«Эрбат. Пленники судьбы»

Эрбат. Пленники судьбы (fb2) - Эрбат. Пленники судьбы (Эрбат. Цикл о Лие - 2) 4697K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Людмила и Наталья Корниловы (Корнилова Веда)

Наталья и Людмила Корниловы Эрбат. Пленники судьбы

Нам путь обратно перекрыт,

В твоей руке — моя рука,

И поступь дробная копыт

Подымет пыли облака.

Там, где скрещение дорог,

Где от росы мокра трава,

А солнце золотит восток -

Мы доживаем до утра.

Что день грядущий принесет?

Мольбу ли примут Небеса?

Нас вновь ведет тропа вперед,

Сквозь чуждых судеб голоса.

Ночам и снам потерян счёт,

Но цель еще так далека…

Судьба не ждет, Судьба зовёт!

В моей руке — твоя рука.

Глава 1

Лошади неторопливо тянули телеги, и у меня от их спокойного равномерного шага стали слипаться глаза. Тряхнула головой, отгоняя дремоту. Да, мне сейчас только уснуть не хватает и при том выпустить вожжи из рук. Тогда некоторые из моих спутников в душе позлорадствует: вот, дескать, растяпа, ничего ей доверить нельзя! Увы, должна сказать: большинство из тех, с кем я направляюсь в Нерг, отнюдь не пылают ко мне страстной любовью. Как раз наоборот: кое-кто из них, будь на то их воля, сами бы меня прибили, не колеблясь. Что ж, признаю: у некоторых из этих людей для подобных чувств имеются все основания. Нравится мне это, или нет, но здесь собрали кое-кого из тех, кто тем или иным образом причастен к моему прошлому делу…

Снова покосилась на своих так называемых товарищей. Команда, блин!.. Не совсем понимаю, чем руководствовался Вояр, собирая всех нас в одну кучу?! Хотя, по большому счету, вообще-то понятно… Удружил начальник тайной стражи, ничего не скажешь! Но, говоря по чести, претензии надо предъявлять не Вояру, а Кеиру, его помощнику. Это он по приказу все того же Вояра и разработал операцию, и по каким-то ему одному ведомым основаниям сгреб вместе и меня с Киссом, и этих людей. Правда, не стоит вспоминать о том, что именно хорошие хозяева обычно сметают в общий совок…

Когда я увидела, с кем направляюсь в Нерг, то вначале растерялась — знакомые все лица. Да я же их всех знаю! Ну, почти всех… Во всяком случае, ранее я уже видела каждого из этих людей, но эти встречи не всегда оставляли у нас хорошие воспоминания. Про Кисса я не говорю: мы с ним уже давно не враждовали, были друзьями, и знали, что в Нерг идем вместе.

Но остальные… Да мне с кое с — кем из этих людей не то что направляться в дальний путь, а даже видеть эти лица не было ни малейшего желания. Не ошибусь, если предположу, что и их при взгляде на меня в полной мере обуревало те же самое чувство. Как выяснилось чуть позже, почти все из моих предполагаемых спутников здесь собраны именно для того, чтоб загладить свои собственные служебные огрехи, но, должна признать, совершенные частично и по моей вине… А может, все они и собраны из того, что в тот момент нашлось под рукой — все одно пропадать?

Прежде всего, это относилось Табину, бывшему управляющему князя Айберте и доверенному лицу тетушки Тай. За то сравнительно небольшое время, что я его не видела, управляющий заметно изменился: похудел, потерял свой заносчивый вид, и выглядит, скажем так, несколько пришибленным. Вот уж кого меньше всего ожидала увидеть здесь, так этого мерзкого типа! На мой неискушенный взгляд, этот человек совершенно не заслуживает доверия! Более того: управляющий относится к числу людей, которые раздражают всех остальных одним лишь своим присутствием!

Я отчего-то думала, что он вместе со всем семейством князя направился в сторону Радужных гор, где, как мне сказали, находилось одно из фамильных имений князей Айберте. Помнится, именно туда Правитель отправил князя, своего старого друга (впрочем, как все считают, друга уже бывшего) для, так сказать, поправки князем своего драгоценного здоровья, подорванного на беззаветной службе во благо интересов государства. Правда, точный срок, требующийся для излечения высокородного аристократа в его дальнем имении у Радужных гор, Правителем был не установлен, но, по слухам, на скорое восстановление сил и здоровья рассчитывать не стоит — времени на это у князя Айберте должно уйти немало. Годом-двумя здесь не обойдешься…

Ну, как говорится, счастливого пути и скатертью дорога всему благородному семейству, только вот что княжеский управляющий делает здесь?! Ему же вроде положено при хозяевах находиться! Пояснили…

Насколько я поняла, Табин, управляющий князя Айберте очень давно, если можно так выразиться, стучал в тайную стражу, за что стражники, в свою очередь, закрывали глаза на немалые грехи этого во всех смыслах мерзкого мужика. Уже не единожды хмырю — домоправителю грозили более чем серьезные неприятности за лихо проворачиваемые им темные делишки, но при покровительстве тайной стражи домоправитель каждый раз умудрялся вывернуться из грозящих ему бед… Но во всем нужно знать меру, а этот наглый мужик ее, как видно, потерял. Выяснилось, что хмырь — управляющий в последнее время стал вести двойную игру. Он не только начал утаивать от тайной стражи многое из того, что происходило в доме князя Айберте (за что, собственно, он и получал определенную неприкосновенность за творимые им грязные дела), и даже более того: иногда стал сообщать откровенную ложь. В результате управляющего не только арестовали за помощь заговорщикам, но и вдобавок припомнили кое — что весьма неприятное из тех его прошлых проделок, коим не давали ход ранее. А набралось там, как выяснилось, немало… Всего этого с лихвой хватило на невеселый приговор: пожизненное прозябание в рудниках, причем в кандалах.

На мой взгляд, для бывшего тетушкиного домоправителя каторга подходит как нельзя лучше. Она просто для него создана! Правда, у самого бывшего управляющего на этот счет было совершенно иное мнение… Так что за внезапно свалившуюся на его голову невероятно счастливую возможность избежать каторги мужик вцепился обеими руками. Не удивлюсь, если вдруг выяснится, что кандалы с бывшего управляющего сняли незадолго до нашей с ним новой встречи. Во всяком случае, на запястьях у него первое время еще были видны следы от еще недавно сковывающих их железных обручей…

И все же я не понимаю, зачем нам этот человек? Как другие относятся к бывшему управляющему — точно не знаю, но не раз ловила неприязненные взгляды, которые некоторые из моих спутников бросали на Табина. Кажется, его не выносили даже больше, чем меня — как видно, он был им хорошо знаком…

Что касается меня, то я тетушкиному управляющему, пожалуй, единственному из всех, не верю ни на медяшку. Напрасно его привлекли к нашему делу. Без сомнений: предаст или обманет, но скорей всего постарается провернуть оба эти дела вместе. Неужели Кеир этого не понимает? А если понимает, то зачем посылает с нами этого человека? Что думают о Табине другие — не знаю, но про себя подумала: дорогуша управляющий, собака такая, хмырь болотный, за тобой глаз да глаз нужен…

Следующего из тех, с кем мне предстоял путь в Нерг, я тоже узнала. Невысокий светловолосый парнишка с цепким взглядом и пружинящей походкой, тот, от которого я удрала на постоялом дворе «Серый кот». Трей, личный охранник Правителя. Вернее, стоит уточнить: теперь уже бывший охранник. На первый взгляд ему можно было дать никак не более восемнадцати-двадцати лет, хотя в действительности он был на год старше меня. Я, когда впервые об этом узнала, даже не поверила. Хорошо некоторые выглядят, прямо зависть берет! Повезло парню…

Вот этот меня не выносил, как говорится, всеми фибрами своей души. Что ж, парня в какой-то мере можно понять. Сразу же после того, как мы с Правителем необычайно мило побеседовали наедине на том самом постоялом дворе в Стольграде, и я по окончании того разговора сумела безнаказанно удрать, Вояр убрал своего проштрафившегося подчиненного из личной охраны Правителя. Чуть позже начальник тайной стражи устроил провинившемуся парню публичный разнос, и заодно усомнился в его профессиональных качествах. Более того: едва не посадил под арест. От безрадостной участи вечного сторожа по охране дровяных складов парня спасло лишь то, что Вояр решил дать ему, как говорится, последний шанс…

Еще одно знакомое лицо — здоровяк Оран, помощник лекарки Элсет. Этому, как я узнала, тоже полной мерой всыпали за то, что он спустя рукава выполнял порученное ему задание. Естественно, речь идет не об умении лечить. В отношении этого претензий не было. Но дознаватели по делу живо выяснили, что парень ночами то и дело отлучался из дома лекарки по своим личным делам, оставляя без надзора, как было сказано, «вверенный ему объект». Двухметрового детинушку за разболтанность, легкомысленное отношение к своим обязанностям и отсутствие дисциплины едва не загнали безвозвратно в походный лазарет лечить раненых и увечных, раз это получается у него куда лучше, чем служба в тайной страже… В общем, этому парню тоже не за что было испытывать ко мне нежные чувства.

Куда более спокойно относился ко мне Лесан, молодой лейтенант двадцати трех лет, тот самый офицер, что отвечал за отправку этапа заключенных, откуда по подложному приказу забрали как заговорщиков, так и нас с Киссом. Насколько мне известно, лейтенант отделался легче других моих спутников: все же приказ на требовании об изъятии с этапа нескольких заключенных был скреплен подлинной печатью, и к тому же лейтенант, действуя строго по полученным им инструкциям, сумел оставить у себя документы на всех забранных у него заключенных. Вдобавок сразу же после отправки этапа, заподозрив нечто неладное, он обратился к начальству с докладом о неких несообразностях, возникших у него при отправке осужденных… В результате лейтенанту все же дали серьезный втык, и еще он получил нагоняй от Вояра, но пока этим все и ограничилось. Все же начальник тайной стражи понимал, что в суматохе тех дней не только по вине его службы был допущен подобный косяк, и молодого лейтенанта в той ситуации сложно упрекнуть в неисполнении своих обязанностей. Парень действовал строго по уставу, и полученный приказ им был выполнен досконально… Однако при всем том от дальнейшей службы лейтенант был временно отстранен.

Еще одно знакомое лицо. Стерен, тот самый пожилой командир отряда конных стражников, что в свое время помог доставить в Стольград захваченных и убитых бандитов, когда мы с Даном и Веном только еще пытались добраться до столицы. Как я поняла, он был не из тайной стражи, а из простой, отвечающей за порядок в стране. Служил Стерен давно, и пусть на своей службе не добился уж очень больших чинов, тем не менее, дело свое знал хорошо. Недаром он, как выяснилось, не принял полностью на веру наши тогдашние повествования о схватке с бандитами. Кое-что в той истории не состыковалось между собой, но на поданный им рапорт начальство в то время особого внимания не обратило…

По большому счету упрекать этого человека было не за что, но, тем не менее, начальство не удержалось от ехидных замечаний вроде того, что, дескать, стареет наш служивый, не замечает того, что творится у него под носом, а подобные насмешки и показное сочувствие были, на мой взгляд, для старого служаки хуже любого наказания. В наш небольшой отряд Стерена включили для придания достоверности: этого человека знают многие, и, вполне могли решить, что он перешел на вольные хлеба — немного заработать на старость…

Но вот что меня удивило больше всего, так это известие о том, что нашим командиром, или старшим в группе стала женщина. Та самая, что помогла мне придти в себя после удара Клеща. Тогда я не очень хорошо ее рассмотрела — не до того было, да и в нашу последующую встречу я отметила про себя лишь то, что она не боится в одиночестве находиться рядом со мной, хотя прекрасно знает, кто я такая и чего от меня можно ожидать. Чтоб женщина руководила парнями — для меня пока что это было более чем непривычно. Впрочем, следует отметить, что мужчины слушались ее беспрекословно.

Похоже, она была единственным человеком из всех нас, кто находился здесь не как проштрафившийся, а согласно полученного приказа. На первый взгляд она кажется уроженкой нашей страны, годы жизни которой уже перевалили за пятьдесят. Странно: обычно женщины в таком возрасте не очень стремятся к дальним путешествиям. Как правило, в это время многим людям уже хочется покоя и определенной стабильности. И внешне вроде ничего особенного, обычная женщина: среднего роста, худощавая, простое лицо, голубые глаза, светлые с проседью волосы… Подобная внешность встречается как у нас, так и в Валниене, северном соседнем государстве. Немногословна, неулыбчива. Ко всем относилась ровно, спокойно, но без особой сердечности, как бы держа каждого из нас на определенном расстоянии, не позволяя приблизиться к себе.

Если коротко, то ее отношение к нам можно было выразить так: соблюдайте субординацию. Ну, это ее дело, у меня тоже нет особого желания набиваться ей в подруги. Звали ее Вари, или Варин, если кому захочется обратиться к женщине полным именем. Как я поняла, Варин была кем-то вроде помощника Вояра, одним из тех людей, кому он полностью доверял. Оттого, видимо, и поставил во главе нашего маленького отряда.

Тогда, в Стольграде, когда нас знакомили друг с другом, там же присутствовал и Кеир. Правда, стоит отметить, в этот раз он уже не был столь обаятелен и улыбчив, каким запомнился мне по нашим прежним встречам. Сейчас вместо милого и располагающего к себе парня перед нами появился суровый и холодный человек, по ухваткам и жесткости ведения дел не уступающий Вояру. Видимо еще и оттого все сказанное им воспринималось настолько серьезно.

Если вспомнить коротко тот разговор, то нам было сказано примерно следующее: здесь собраны те, кто, скажем так, в некоем важном деле проявили себя далеко не с лучшей стороны. Что ж, у вас появилась возможность реабилитироваться, исправить допущенные ошибки. Задача одна: успешно выполнить порученное вам задание, и иных вариантов здесь быть не может. Вам следует направиться в Нерг, и там, связавшись с нашим агентом, добраться до найденного им одного из тайных хранилищ, о которых не известно колдунам Нерга. Дело обстоит так: немногие знают, что более трехсот лет назад в конклаве колдунов Нерга произошел раскол. Точная причина мало кому известна, но это было нечто связанное как с теологическими вопросами, так и со спорами насчет дальнейшего развития Нерга, которые перетекли в ожесточенные схватки меж собой разных группировок внутри все того же конклава. Это было связано с тем, что в то время, после нескольких кровопролитных войн и захвата новой территории мощь Нерга несколько ослабла. Да и сам конклав колдунов заметно обновился — ничего не пропишешь, колдуны смертны, как и все люди, тем более что непосредственное участие колдунов темных магов в ведении боевых действий, хотя и помогает выигрывать бои, не всегда кончается благополучно для самих чародеев…

Ну, а рвавшиеся к власти молодые честолюбивые колдуны (которых ранее еще не подпускали к управлению страной — дескать, слишком горячи, недостаточно знающи в колдовской науке, да и жизненного опыта у них еще маловато) стремились к кардинальным переменам, часто весьма рискованным. Что ж, это свойственно молодости… Естественно, среди большей части старых и осторожных колдунов, заседающих в конклаве, многие из этих начинаний не только не находили поддержки, но и встречались в штыки. До открытой схватки дело не дошло (во всяком случае, так принято думать), но, тем не менее, острых проблем с дележом власти и разделом должностей среди вершины конклава было в избытке. Неизвестно, что именно там произошло, да только с десяток старых и наиболее несговорчивых колдунов покинули конклав отнюдь не по своей воле, вынужденно удалившись от излишне шустрых и хватких конкурентов в невесть какую глушь.

Уже после их отъезда выяснилось, что обозленные старички уехали не просто так, и отнюдь не с пустыми руками, а прихватили с собой из главного хранилища (куда имели доступ далеко не все) некие свитки и книги, цены которым просто не было…

Что ж, каждый подкидывает подлянку неприятелю исходя из своих возможностей, характера и положения. Уж не знаю, какими именно путями, но часть из увезенного добра удалось вернуть назад. Пусть и большую часть, но далеко не все. Несколько рассерженных на весь мир изгнанников сумели запрятать взятое ими добро так, что эти тайники не найдены и по сей день, несмотря на многократно предпринимаемые поиски.

Итак, по словам Кеира, нам предстоит дойти до одного из этих забытых хранилищ (которое было недавно совершенно случайно обнаружено сторонним людьми), забрать находящиеся там книги, и доставить их в нашу страну в целости и сохранности. Вроде все просто, сложностей возникнуть не должно, но не стоит забывать, что эта страна — Нерг, а там может произойти все, что угодно, да и старинные книги — это такая вещь, за которую колдуны, не раздумывая ни секунды, оторвут голову кому угодно…

Полученное нами задание звучит весьма серьезно, но я-то знаю, что рассказанная история — это так, отмазка для половины из тех людей, кто находится в нашей группе. А что, звучит вполне достоверно. Даже мне стало интересно.

О том, что в действительности у нас стоит другая задача — освободить из плена колдунов Мейлиандер, бывшую королеву Харнлонгра (которую я раньше знала под именем Марида), знают немногие. Думаю, в число посвященных входит Варин, я, возможно, догадывается Кисс, и кто-то из остальных мужчин. Лично я в этой лотерее поставила бы еще на лейтенанта Лесана. Думаю, этот парень в курсе. Мне он запомнился еще при отправке этапа, причем запомнился как раз тем, что старался ни в чем не отступать от полученного приказа. Серьезный парень, на него можно положиться. Почему так считаю? Просто я это чувствую, а в последнее время я стала больше доверять своим предчувствиям…

Ну, а о том, что у меня, кроме основной цели, была и личная — посетить Храм Двух Змей, об этом, естественно, не было сказано ни слова. Это понятно, в Нерг мы направляемся не для того. Храм Двух Змей — это, если можно так выразиться, моя личная инициатива, которую Вояр, скрепя сердце, хотя и вынужден был одобрить, но никак не приветствовал. Но с этим — с посещением храма, мне предстоит разобраться самой, без надежды на своих спутников…

В Нерг мы добираемся под видом торговцев, причем не простых торговцев, а доставляющих в столицу страны колдунов особый заказ жрецов. Что ни говори, а в Нерге живут такие же люди, как и мы, и тем из состоятельных людей Юга, у кого водятся деньги, хочется иметь в своем доме что-либо из удивительных и дорогих вещей, которых нет ни у кого другого. А что может быть необычнее для жителей жаркого Юга, чем шкуры диковинных северных зверей? Но хотя в Нерге такая пушнина ценится чуть ли не на вес золота, и за подобными товарами едва ли не выстраивается очередь из богатых людей, а все одно: желающих отравиться торговать в страну колдунов находится немного. Слишком велика вероятность не вернуться назад, навсегда затеряться в той жаркой стране. К сожалению, подобных случаев не счесть…

Другое дело, если ты направляешься в Нерг не по своей инициативе, а выполняя заказ жрецов. Подобная бумага служит пропуском и охранной грамотой внутри страны колдунов. Конечно, от всех возможных неприятностей она не спасает, но в какой-то мере дает защиту, хотя, в некоторых случая, и эфемерную. Но все одно, даже при таких условиях желающих направиться с товаром в Нерг было не очень много, и то в основном это была бесшабашная молодежь, готовая пойти на риск ради неплохой выгоды. Впрочем, в предвкушении барыша от выгодных сделок в Нерг иногда направлялись и более опытные и осторожные купцы, хотя торговцы Нерга большей частью предпочитали иметь дело с теми людьми, которых знали по общим делам и многолетнему общению. Впрочем даже это не всегда спасало от неприятностей торговцев, приезжающих в Нерг из других стран.

Именно такой случай и произошел не так давно в нашем торговом союзе. Один из, казалось бы, давних и постоянных поставщиков меха в Нерг, наотрез отказался брать заказ жрецов на поставку в ту страну большой партии мехов. Официальное объяснение — тяжелая болезнь, из-за которой он даже вынужден на какое-то время, до своего полного выздоровления, приостановить свою торговлю. Настоящую же причину знали все, и она была совершенно иной, причем весьма неприглядной.

Дело было вот в чем: давние торговые партнеры купца в Нерге, которых он, считалось, хорошо знал и с которыми прекрасно ладил, не только нагло отказались платить ему за товар, привезенный им в Нерг, но и попытались было сдать самого беднягу-купца храмовой страже для принесения в жертву на каком-то из местных празднеств… А если сказать проще, то так называемые партнеры решили не тратить золото там, где можно просто-напросто взять силой и наглостью. Стоит признать, что подобные случаи в Нерге были отнюдь не редки. А жаловаться кому-либо в той стране на чинимый произвол было бесполезно: в Нерге золото решало все. Ну, а на недоумков, начинающих шуметь и требовать справедливого расследования, в один далеко не прекрасный момент могла ни с того ни с сего напасть смертельная хворь, или же просто на голову этим недотепам, опять-таки (разумеется, совершенно случайно), падал кирпич с крыши… Так что купцу, вдобавок ко всем неприятностям, пришлось отдать последние имеющиеся у него деньги, лишь бы избежать подобной участи. В результате вместо ожидаемой прибыли купец понес такие огромные убытки, что сейчас находился на грани разорения, и навек зарекся появляться не то что в Нерге, но даже подле него.

Наш торговый союз, конечно, подал жалобу в Нерг, но, как это нередко бывает в подобных случаях, дело этим и ограничилось, оттого что на вежливо-издевательский ответ из торгового союза Нерга с просьбой пострадавшему для разбирательства его дела вновь лично приехать в Нерг и предоставить им свидетелей нарушения торговой сделки как с той, так и с другой стороны с подробным перечислением их имен, адресов и званий ответ мог быть только один — да пошли вы все!.. Совершать подобную глупость не станет ни один здравомыслящий человек, тем более что отыскать свидетеля обманной сделки среди жителей Нерга, который решится подать свой голос в защиту чужестранца так же нереально, как найти стоящий посреди улицы сундук с золотом. Хотя нет: вообще-то шансов набрести на сундук с деньгами куда больше…

В любом случае, на пользу торговле между нашими странами подобный случай, конечно, не пошел. И вполне естественно, что отныне почти все из тех немногочисленных купцов, что на свой страх и риск еще вели дела в Нерге, стали уклоняться от сделок внутри той страны. Купцы из нашей страны соглашались довозить свой товар только границы Нерга, и требовали рассчитываться за него возле границы, что опять-таки не всегда устраивало торговцев, живущих в Нерге: ведь товар после приобретения на границе надо еще довезти до места, а дороги в стране колдунов частенько далеко не безопасны…

В общем, на поступивший из Нерга заказ на поставку мехов желающих среди постоянных членов торгового союза не отыскалось. Положение не спасала даже охранная грамота, прилагающаяся к заказу. Подвергать себя ненужному риску, особенно после произошедшего с их товарищем, никому не хотелось, хотя заказ был из числа тех, за которые при других условиях между купцами шли бы чуть ли не рукопашные схватки. Дело кончилось тем, что поступивший заказ торговый союз с вздохом облегчения и со словами соболезнования отдал первым же олухам, пожелавшим рискнуть как собственными шкурами, так и своими кошельками. Правда, их, этих олухов, честно предупредили о возможных последствиях, а дальше… Дальше пусть думают сами, как им следует поступать. Желают рискнуть и направиться в Нерг — их дело, а если нет, то за подобное решение их никто не осудит.

Думаю, понятно, что этими самыми олухами были мы. Заказ подгадал для нас как нельзя кстати. Тайная стража подсуетилась, и обеспечила наш небольшой отряд более-менее надежным прикрытием хотя бы на первое время. А что касается всего остального…

Об этом тоже позаботились. Три воза драгоценной пушнины, которую везет семья торговцев, и нанятые ими для охраны дорогого груза несколько стражников — обычное дело, во всяком случае, здесь, на сравнительно спокойном Севере. Единственное, что может удивить окружающих — так это слишком большое количество охранников для столь небольшого обоза. А вот в южных странах усиленная охрана любого груза как раз считается вполне нормальным делом. Там один — два охранника при обозе вызывают у некоторых любителей легкой наживы стремление как можно ближе ознакомиться с содержанием поклажи на телегах, и при том следует учесть, что нападают те излишне любопытные люди на проезжающих в основном мелкими шайками, как придорожные крысы… В общем, четыре охранника с командиром на три воза с товаром — это в тех местах считается как раз минимальным количеством, необходимым для охраны как небольшого груза, так и людей в обозе.

Сначала я не могла понять: зачем нам добираться отдельно, своей небольшой группой? Не лучше ли будет пристать к какому нибудь из обозов, также направляющемуся за Перевал? Это и надежней, и спокойней. Пояснили: обычно идущие по ту сторону горной гряды так не поступают. В другой обоз нас примут лишь в том случае, если ты хорошо известен кому-либо из хозяев того обоза, или за тебя кто-то поручиться. Проще говоря — люди должны знать, что именно представляют из себя их попутчики, где они торговали до этого, чем занимались. В общем, надо выложить чуть ли не всю подноготную. В противном случае, увы… На то она и дорога, на ней может случиться всякое, так что лучше лишний раз не рисковать, принимая к себе незнакомых людей. Нас же никто не знает.

Вернее, это не совсем так. Многие из купцов, как оказалось, знают Табина, а мнение о нем у этих людей, скажем так, не очень… Конечно, при желании люди из тайной стражи еще в Стольграде могли пристроить нас в один из обозов, только вот не стоило лишний раз привлекать к себе внимание. Торговцы — народ наблюдательный, сообразительный, так что легко могли сложить один и один. К тому же небольшой обоз — это, конечно, больше беспокойства, но зато нет ни лишних глаз, ни ушей, да и самостоятельности у нас будет куда больше.

Я снова посмотрела на своих спутников. Да, следует признать, что со стороны мы выглядим очень правдоподобно. Наглый купец, прохвост и жмот, которого на дух не выносит собственная жена, и по всем возникающим вопросам обращающийся за советом к старшей сестре, которая тоже едет вместе с нами… Что же касается этой самой старшей сестры, то она, судя по всему, и верховодит как в доме, так и в торговле — недаром не побоялась в Нерг отправиться, на брата у нее, как видно, надежды нет… Охранники, которые, возможно, недолюбливают друг друга — все же их взяли в охрану не одной группой, как это обычно водится, а насобирали поодиночке из тех, кто не нашел работы в другом месте и соглашался с ценой, установленной жадным купцом… А то, что они промеж собой не особо разговаривают — так им и платят не за разговоры, а за то, чтоб внимательно смотрели по сторонам да хозяйское добро берегли.

Стоит сказать, что роль наглого купца досталась, естественно, Табину, бывшему управляющему. Вписывался он в нее просто идеально. Ну, а мне пришлось изображать его жену. Делайте со мной, что хотите, но мне было поперек горла даже находиться рядом с этим типом, не то, что разговаривать с ним милым голосом. Впрочем, этот так называемый муж тоже ко мне особой любви не питал. Можно сказать, единственное, что нас объединяло — так это взаимная неприязнь друг к другу. Так что жена из меня выходила вовсе не любящая, а из числа тех, которые терпят муженька терпят по необходимости, лишь до той поры, пока не найдут предлог и возможность раз и навсегда избавиться от надоевшего супруга. Меня это вполне устраивало, да и Варин, изображающая из себя старшую сестру купца, ничего не имела против. Как она сказала, чуть усмехнувшись, такое поведение выходит весьма достоверно, тем более что Табина, бывшего управляющего, и верно, любить было не за что.

Как видно, немного придя в себя после снятия кандалов, мужик решил, что все самое страшное для него осталось в прошлом, удача вновь повернулась к нему лицом, и он снова может примерить на себя роль хозяина, пусть даже среди нас, всего лишь нескольких человек. Очень надеюсь, что он не вообразил, будто обоз и в самом деле принадлежит лично ему! Ума не приложу, как этого мужика терпели слуги в доме князя Айберте?! А впрочем, им, бедным, все одно от него деться было некуда. Бесконечные придирки, мелкие указания, которые мы должны были беспрекословно выполнять, повелительный голос…

Лично мне на все это наплевать, я старалась не обращать внимания на бывшего управляющего, но вот парней такое поведение Табина все больше и больше выводило из себя. В присутствии посторонних подобное отношение к себе они вынуждены были терпеть — хозяин, дескать, ничего не поделаешь! но, находясь наедине вначале огрызались, а после замечания Варин и вовсе пытались по мере сил не обращать внимания на его слова, ни на него самого, как будто этого мерзкого мужика и близко не было. Может, в чем другом у меня со спутниками и были разногласия, но вот в том мнении, что бывший управляющий все больше и больше раздражает нас всех — тут мы были единодушны.

Что касается парней, изображающих из себя охранников… Вообще-то парни (кроме Кисса, разумеется), со мной особо не разговаривали. То есть они, конечно, были вежливы, но любые их разговоры между собой замолкали при одном моем приближении, и возобновлялись лишь после того, когда я удалялась от них на какое-то расстояние. Ну, дорогие мои, подобное я уже проходила! И потом вам не стоит особо злиться на меня: признайтесь, в том, что вы оказались здесь, есть и доля вашей вины… Особенно неприязненно ко мне относились светловолосый Трей и здоровяк-лекарь Оран. Тоже мне, обиженные… Хотя, при крайней необходимости, они и разговаривали со мной сквозь зубы, но лишний раз старались даже не смотреть в мою сторону. Это меня особо не огорчало. Жила я без вас раньше неплохо, и сейчас проживу не хуже.

А вот с лейтенантом Лесаном мы наладили отношения почти сразу. Молодой парень не только не испытывал ко мне вражды, и даже более того — чувствовал себя несколько виноватым в том, что не сумел в тот день отправки этапа заключенных помешать заговорщикам забрать меня и Кисса… К тому же, на мой взгляд, парень по молодости лет еще не до конца понимал что из себя представляет Нерг, и его юношеский интерес ко всему новому мне казался даже немного трогательным.

Совсем другое дело — Стерен. Этот пожилой стражник, с высоты своего возраста и немалого жизненного опыта, может, и сердился на меня в глубине души, но вида не показывал, а ко мне относился, как к стихийному бедствию, от которого никуда не деться, и появление которого следует каким-то образом пережить, или же просто перетерпеть. Потом, с течением времени, все вновь вернется на свои прежние места…

Кисс… Не знаю, по какой именно причине, но отношение к нему остальных мужчин в нашей маленькой группе было, скажем так, несколько неприязненным. Нет, внешне это особо никак не проявлялось, но иногда слов и не требуется. Достаточно просто чуть внимательнее всмотреться и вслушаться. Мужчины как будто знали о Киссе нечто такое, что будто позволяло им относится к этому светловолосому парню с некоей долей презрения. Впрочем, судя по насмешливо — равнодушному виду, Киссу тоже не особо нравятся некоторые из наших общих спутников, и набиваться им в друзья он вовсе не собирался, а добавок ко всему чихать он хотел на их мнение о себе.

В общем, получилось так, что хотя мы все и направлялись в Нерг одной командой, но, тем не менее, мы с Киссом оказались как бы вне остальных, пусть даже этих остальных и было-то всего несколько человек. Нет, мы вовсе не считались посторонними, и в то же время мужчины принимать нас к себе не желали. Почти все они смотря на нас с Киссом как на пустое место. Все бы ничего, но… Просто в таких случаях на душе у тебя несколько… ну, неприятно, что ли. У вас когда-нибудь были ощущения, словно ты чужой среди людей и чем-то провинился перед каждым из них? Да еще вдобавок все тебя сторонятся… В глубине души чувствуешь себя будто бы виноватым перед всеми, и не знаешь, как исправить это неприятное положение. Впрочем, нам с Киссом не привыкать к косым взглядам…

Стоит признать: мы двое в этом обозе существуем как бы сами по себе. Ну, насчет себя — это я еще могу понять, но вот каким боком им всем Кисс дорогу перешел? Ладно, потом разберемся, что к чему…

Стоит признать, что подобное отношение окружающих меня не очень беспокоило. Я, можно сказать, с девяти лет была одна, и привыкла лишний раз не обращать внимания ни на посторонних, ни на их неприязненные взгляды, ни на их отношение касательно меня. Да и Кисса, судя по всему, не очень волновало чужое мнение насчет его скромной персоны — такое впечатление, будто он и вовсе не замечал ничего неприятного, но, тем не менее, лишний раз старался ни с кем, кроме меня, не общаться.

Наверное, еще и от столь холодного приема к нам со стороны остальных мы с Киссом старались держаться друг за друга. Впрочем, по-иному и быть не могло. Не могу сказать, как это у нас получается, но каждый из нас двоих может не только предугадывать поступки другого, но и частенько мы умудрялись понимать друг друга без слов. Вы не поверите, но в чем-то мне даже досадно, что мы не можем поругаться с ним так, как грызлись еще совсем недавно. Во-первых, пока для этого нет особых причин, а во-вторых, если даже она, эта причина, и появится, то мы все одно ни за что не будем устраивать ссоры на виду у остальных. Извините, друзья-товарищи по обозу, но вы обойдетесь без подобного развлечения…

И еще у меня нет-нет, да и мелькнет в голове одна простая мысль: лучше бы я одна в Нерг направилась! Или вдвоем с Киссом… Отчего-то мне в последнее время стало сложно обходиться без этого насмешливо-язвительного парня. А что касается наших с ним отношений… Ну, как сказать… Мы понимали друг друга с полуслова, и этого для нас было более чем достаточно. Ведь если жить мне осталось всего ничего, то не стоит усложнять будущее другим людям. Одно дело, если ты теряешь друга, и совсем иное, если навек расстаешься с близким человеком. Второе — куда больней. Так что не стоит оставлять у другого человека очередной рубец на душе и на сердце. Лучше остаться друзьями, если это, конечно, возможно…

Покрепче взяла в руки вожжи. Вообще-то я не большой любитель править лошадьми. То ли дело ехать на той же телеге, смотря в небо или по сторонам, а еще лучше — просто идти пешком, глядя на бесконечно разворачивающуюся ленту дороги, и сливаясь с окружающим тебя миром, чувствовать себя его неотъемлемой частью… Это совершенно необычное, неповторимое чувство единения с природой… Ну, эрбат — он и есть эрбат, пленник дорог, и этим все сказано.

Что же касается души предка, подсаженной ко мне… Пусть Койен частенько по нескольку дней не давал знать о себе, но, тем не менее, я все время ощущала его присутствие. Предок уже давно смирился с тем, что никуда ему от меня не деться, да и я за последнее время привыкла к тому, что мы с ним — одно целое. Тем не менее, на мои вопросы Койен отвечал далеко не всегда, а если быть точнее, то лишь на те, на которые считал нужным ответить. Например, на все мои вопросы о сестрице он отмалчивался, не говорил ничего. Не знаю, по какой причине, но Койен отчего-то недолюбливал Даю, как я не пыталась переубедить его в этом ошибочном мнении. Увы, безуспешно. Впрочем, я сама лишний раз не мучила предка своими вопросами — если требовалось, то он сам давал мне знать о себе.

Вновь посмотрела кругом… Лошади у всех в обозе сильные, хорошие, но до Медка им далеко. Вот он, мой медовый конь, под седлом у Кисса. Вздохнула, немного жалея: перед дорогой мне снова пришлось отдать Медка Киссу, пусть даже не навсегда, а всего лишь на какое-то время. Ох, не везет мне, а вместе с тем и Медку: он никак не может приобрести постоянного хозяина. Бедный Медок! Еще в своем родном поселке я купила тебя для бывшего жениха… Потом обстоятельства сложились так, что мне пришлось одолжить коня Вену, а теперь вот Киссу…

Но делать нечего. Оставлять Медка Райсе мне никак не хотелось — у нее и без того сейчас хлопот будет немеряно с Даян и ребятишками. И потом, грешно такому коню стоять без дела. Чтоб мне самой отправиться в дорогу верхом на коне — об этом и речи не шло: во-первых, как мне сказали, я должна буду править одной из телег, а во-вторых, в Нерге не принято видеть женщину верхом на лошади. Подобная несуразность сразу притянет внимание к нашему обозу, а подобного следовало избегать… Но все равно мне отныне больше никогда не хотелось расставаться с моим медовым конем. Вот и пришлось одолжить Медка Киссу, тем более, что Медку, кажется, понравился Кисс, а уж парня от моего медового коня было просто не оторвать. Да и ухаживал Кисс за Медком так, что было любо-дорого поглядеть.

Я, правда, немного опасалась того, что в Нерге Медок мог привлечь к себе, а, значит, и к нам излишнее внимание, но, как мне пояснили, в той стране охранник или же воин на дорогом коне не считается чем-то необычным. В той стране колдунов имеется большая наемная армия, и умелые люди, желающие продать Нергу свой воинский труд, стекаются туда из многих стран, со всех краев земли. У кое-кого из таких людей имеется при себе как хорошее оружие, так и крепкие кони. В общем, как воины, так и охранники находятся в Нерге на несколько особом, привилегированном положении. С ними стараются не ссориться, и вид вооруженного человека на прекрасном коне, кроме вполне понятной зависти, вызывает там лишь уважение…

А еще перед тем, как нам отправиться в путь, Киссу было велено или подстричься, или же убрать свои роскошные волосы в пучок — со своими дивной красоты кудрями парень привлекал к себе слишком большое внимание. Понятно, что срезать свои волосы Кисс не пожелал. Сказал, как отрезал: даже разговоров об этом быть не может. Да и кто бы из нас пошел на такой шаг, имея на голове такую сказочную красоту?! Так что Киссу снова пришлось потуже перетянуть свои кудри кожаным шнурком, собрать их в хвост на затылке, и, хотя лицо у парня сразу стало много проще, утратило большую часть свей загадочности и привлекательности, но зато и постоянного внимания к своей персоне Кисс уже не притягивал. Обычный человек, симпатичный мужчина, каких много. С одной стороны мне было немного жаль, что я не вижу этого волшебного ореола вокруг его головы, а с другой стороны мне даже нравилось, что парень перестал притягивать привлекать к себе взоры всех и каждого. Если честно, то в последнее время подобное стало меня несколько злить.

Да, остались позади суета, беседы у Кеира, расставание с Райсой и детьми. Я даже не ожидала, что мне будет так тяжело это сделать. Если бы я могла, то взяла б мальчишек с собой, но, увы… Мы знали: что Толмач, что Лис — оба парня охотно отправились бы с нами, но нельзя. Соваться с мальчишками в Нерг — нет, ни за что! С них хватит за глаза и того, что было! Одна страшная история с Зябликом чего стоит… Думаю, что парнишки до конца своих дней будут помнить встречи с этой скотиной, с Адж-Гру Д'Жоором. Впрочем, я тоже этого не забуду.

Так и оставили мы наших мальчишек на попечении Райсы. Ох, из своего поселка уезжала с тяжелым сердцем из-за ссоры с сестрицей, а сейчас невмоготу расставаться с теми, кто за эти дни мне стал как родной. Но делать нечего…

Не знаю, как моим спутникам, а лично мне пока что наша дорога нравилась. Впрочем, если быть точнее, то дорога мне не просто нравилась. Двигаться куда-то, видеть новое — это и была именно та жизнь, о которой я мечтала все последнее время. Стольград я покинула с облегчением. Там мне на душу давили даже высокие стены, угнетали толчея и шум на улицах. А здесь, на свободе, меня не покидало хорошее настроение, я любила весь мир и старалась не обращать внимания на недовольство моих спутников. Вот если бы не постоянно всплывающие в душе думы о сестрице…

Ладно, что-то я уж очень отвлеклась… Н-да, нечего дремать, хотя и разморило меня на солнышке от спокойно дороги! Впрочем, стоило проснуться, как опять дурные мысли в голову полезли… Вернее, не полезли, а сидят там безвылазно, травят душу… В дороге время течет медленно, и в голову от безделья начинает лезть всякая чушь… Опять вспомнилась сестрица. Ах, Дая, Дая, как ты там без меня живешь, сестренка младшая? Боюсь, ничего хорошего в твоей нынешней жизни нет…

— Опять у тебя все мысли только о сестре? — ну, конечно же, это Кисс. Едет на Медке рядом с моей телегой, и, как всегда, умудряется понимать, что за думы бродят в моей голове.

— Пытаюсь не думать. Но не получается…

— Оно и заметно…

Дело в том, что незадолго до нашего отъезда я справлялась у Кеира, не знает ли тот, как живет Дая. Ну, этот молодой парень, по-моему, брал пример с Вояра и знал многое из того, что происходит, только вот лишний раз не говорил о том, что ему известно…

Меня вообще удивил наш с ним разговор. Вот уж никак не ожидала, что совсем недавно Кеир посылал в Большой Двор человека, чтоб узнать последние новости о том, что там происходит. Вот с ним, сказал Кеир, мне и стоит поговорить, а заодно узнать все новости, что произошли в поселке после моего отъезда.

Вначале меня это удивило — что в нашем Большом Дворе делать людям Вояра? а потом поняла, в чем дело: сейчас тайная стража постоянно держит в поселке своих людей, чтоб следили за домиком ведуньи — мало ли кто там может объявится… Понятно, что тайные стражи иногда меняются, и вот с одним из таких я и поговорила. Ох, лучше бы я этого не делала — одни расстройства…

Увы, сообщенные им новости о сестрице были совсем невеселые. Зятек окончательно обнаглел, и более того — начал распускать руки, и это происходило все чаще и чаще… Впрочем, подобное меня не удивляло, об этом я догадывалась и сама. Про то, что он поколачивает Даю, было известно всем, да вот только моя неразумная сестрица вовсю отрицала очевидное. Оправдывалась тем, что, мол, споткнулась случайно, или же по рассеянности о дверной косяк ударилась — оттого, дескать, очередной синяк и появился. Что ж, судя по неуменьшающемуся количеству синяков на теле сестрицы, внутри наш дом состоял не иначе как из одних косяков…

С некоторых пор в нашем доме стал командовать зятек. С Даей он ссорился уже не ежедневно, а ежечасно, работать по-прежнему не хотел, и даже слышать о том ничего не желал. Дескать, никто из его семьи никогда не работал — и, между прочим, все они хорошо живут!.. Тебе, дескать, надо — вот и работай, а от меня отстань! Вместо того он усиленно проматывал с дружками-прихлебателями те деньги, что еще оставались в семье. Когда же ему в очередной раз не удавалось выудить у Даи несколько монет на выпивку и гулянку, то он утаскивал что-либо из дома, а затем по дешевке сбывал украденное на постоялых дворах. Наше немалое хозяйство просто таяло на глазах…

Но самое удивительное и неприятное состоит в том, что Дая во всех своих бедах винила именно меня! Да-да! Она убедила себя в том, и без остановки твердила окружающим: во всем, что сейчас происходит, виновата Лия. Это она, дескать, и раньше, еще живя дома, ненаглядного супруга Даи со свету сживала, вздохнуть не давала, да тиранила его так, как могла! И вот именно Лия и довела ее разлюбезного супруга до такого состояния, что он до сей поры все еще в себя придти не может! Дескать, оттого-то ее милый муженек и пьет, что нервы у него разболтаны… А все это проихошло произошло из-за склочного характера Лии. Вот если бы вдобавок ко всему не рассердила и не оскорбила бы Лия ее мужа при своем отъезде из поселка, не сломала бы ему несколько ребер — и тогда ее муж сейчас вел бы себя совсем по-другому! Да еще, мол, и тайный ухажер Лии объявился в их доме после того, как она уехала. Этот невесть откуда взявшийся пришлый парень тоже на ее милого супруга взъелся, всыпал бедному непонятно за что, обидел смертельно, да еще и красоту его несказанную попортил!.. В общем, моя глупенькая сестрица решила, что во всех ее нынешних несчастьях виновата именно я, и никто другой.

Во уже который день у меня на сердце будто камень лежит — так и тянет не в Нерг направиться, а помчаться в свой поселок, с Даей поговорить, объяснить ей все, да а заодно вновь зятька поучить уму-разуму! В этот раз он бы у меня так легко не отделался! Все бы ребра ему пересчитала, выгнала б этого бездельника из дома взашей, с хозяйством бы разобралась, сестрицу б успокоила, вразумила… Ох, навела бы я там порядок и в доме, и в семье!

Да только, если вдуматься, то все напрасно: зятька учить бесполезно — если у человека в такие-то годы ума нет, то от моего битья его ну никак не прибавиться, а вот сестрица… Выгони я ее лодыря — так она за своим красавцем-муженьком пойдет куда угодно, да при том еще больше меня возненавидит.

Хотя уж куда больше! И без того она недавно такое сотворила, что весь поселок просто ахнул. Наверное, затмение какое на сестрицу нашло, не иначе! А может, просто муженьку любимому хотела угодить… Даже поселковый священник сотворил молебен о просветлении неразумной Даян! Не знаю, чем Дая думала, да вот только у нее хватило толку публично, в храме, при всех от меня отречься — дескать, не нужна ей такая сестра, что ее ненаглядного мужа настолько люто ненавидит, что даже убить его готова, и, дескать, не просто готова, а уже не раз пыталась это сделать!..

Ладно бы только на словах отреклась, но ведь она меня и прокляла… Больше того: Дая поставила в храме свечи за упокой моей души — дескать, отныне я для нее умерла… Ужас! Наверное, помутнение разума какое у нее случилось… Зятек, говорят, при этом выглядел таким довольным, что едва ли не лоснился от счастья. Совсем как кот, сожравший, наконец, давно приглянувшийся ему шмат мяса. После Ну, а после зятек твердил всем и каждому: вот, дескать, как меня любят, вперед всей родни ставят, да я, мол, и того дороже стою, а вы не цените!..

Ах, Дая, Дая, дурочка ты моя глупенькая, что же ты натворила, малышка?! Отныне же я не смогу в поселок вернуться, даже хотя бы просто для того, чтоб проведать тебя, девочка моя! Даже если я туда направлюсь, то не знаю, что случится в дороге — конь падет, разбойники нападут, в трясине сгину, но в наш родной поселок мне отныне хода нет. Закрыт отныне от меня Большой Двор. Проклятие родных — страшная вещь, не приведи Пресветлые Небеса получить такое на свою душу…

— Придется тебе все это перетерпеть — продолжал Кисс, как бы отвечая на мои невеселые мысли. Он, в отличие от остальных, знал о том, что натворила сестрица. — Все одно сейчас ты ничего не можешь сделать, чтоб хоть как-то изменить то, что случилось. В таких случаях обычно требуется, чтоб прошло какое-то время. Потом твоя сестра одумается, и сообразит своей безмозглой головой, что можно делать, что делать нельзя ни в коем случае, а о чем не следует даже думать. Если, конечно, в ее пустой голове есть то, чем люди думают…

— Дая не безмозглая!

— Ладно, пусть не безмозглая. Тогда безголовая. Принципиальной разницы не вижу. И все, хватит ее жалеть! Извини, но сейчас не до того. Нам и без того найдется, о чем надо беспокоиться в первую очередь. Нравится тебе это, или нет, но сейчас стоит выбросить из головы все мысли о сестре. Она уже давно не ребенок, двадцать лет девице, так что пусть начинает хотя бы иногда думать своей головой, и не перекладывать свои беды на тебя! Ну, а копаться в никому не нужных переживаниях и вытирать горькие слезы своей великовозрастной сестрице будешь, когда все закончится. Может, к тому времени и она перестанет дурить, и поймет, что виноватого ищет не там. Пусть лучше посмотрит на себя и на своего муженька. Вдруг произойдет чудо, и мозги у нее на место встанут.

— Но…

— Ты лучше внимательней смотри за тем, что творится вокруг. Здесь хотя и дружеская страна, но, тем не менее, это не твой дальний северный край, где тишь да гладь. Мы все же находимся по другую сторону горной гряды, в Харнлонгре, а здесь нравы несколько отличаются от тех, к которым ты привыкла, сидя в густых зарослях камыша на своем глухом и застойном болоте. Хотя в мутной водице того тихого болота тоже кое-какая пакость водится. Сам лично видал такую именно на том темном берегу. Вылезла прямо на меня из воды такая, скажу тебе, жуткая особь, что и вспоминать не хочется! Только представь себе: мало того, что эта тварь хвостатая, так еще и на редкость неприятная! До сих пор вспоминать о той встрече не хочется…

— Кисс, зараза, чтоб тебя!..

— Ну-ну, растение мое болотное, будем считать, что ты в ту незабываемую ночь заявилась ко мне на свидание, причем в своем настоящем облике, а я, разиня такой, не оценил всей глубины твоих чувств. Насчет этого, Лиа, не волнуйся: твой волшебный облик в ту незабываемую ночь навечно врезался в мою трепетную душу… Все, хватит об этом!. Заговорился с тобой и забыл, что хотел сказать… А, вспомнил! Мы вскоре на отдых встанем. Через несколько верст на дороге поселок будет, и, кажется, довольно большой. Надеемся, что там кузня имеется. У нашего здоровяка-лекаря конь подкову потерял. Так что заодно и перекусим на постоялом дворе. Ну, а ты и там можешь скорби предаваться. Не знаю, правда, для какой надобности…

Довольно хмыкнув, Кисс отъехал от моей телеги. Правильно сделал, а то я уже начинала думать, чем бы таким в него запустить, причем потяжелей… Впрочем, своей цели он добился, успел меня разозлить, и я невольно отвлеклась от тяжких мыслей о Дае. Следует признать, что Кисс прав: пустыми переживаниями, как, впрочем, и жалостью, сестрице не поможешь. Все эти чувства следует отложить на потом, а сейчас надо думать о другом, как можно меньше отвлекаясь на ненужные мысли.

А они все равно в голову лезут, причем те мысли становятся все более и более дурные… Видно, растревожили меня вести о Дае, и сама не заметила, как вспомнился Вольгастр. Давно о нем не вспоминала: ушел из моей жизни — и думать о нем не хочу, а вот после того разговора с человеком, возвратившимся из Большого Двора, в душе будто ворохнулось нечто, глубоко запрятанное. Что ж, в чем-то я могу себя понять — несколько лет жизни из памяти так просто не выбросишь. К тому же из все того же разговора с приезжим из поселка я узнала кое-что и про Вольгастра, правда, это «кое-что» было такое, что и не поймешь сразу, как следует поступить — сочувствовать парню, или злорадствовать на его счет. Никак, его Пресветлая Иштр наказывает? А что, похоже на то…

Дело в том, что не прошло и трех седмиц после свадьбы Вольгастра, как у родителей молодой жены в их родном поселке сгорел дом. Что там произошло — молния ударила, или сами сплоховали — об этом никто не знает, да только осталась большая семья без приюта.

Конечно, и нас стороной не обходили эти страшные беды — пожары, но с их горькими последствиями помогали справиться всем миром. В таких случаях, пусть даже подобное несчастье случилось в самый разгар страды — даже тогда все жители поселка собирались вместе, определялись со временем, и одним днем ставили погорельцам новый дом, а до того по очереди пускали к себе домой на постой потерявших кров людей, кормили-поили их, да и помогали беднягам кто чем может… Это было незыблемое правило в поселках нашей страны — в жизни бывают такие случаи, что сами Небеса не велят оставлять людей без крова.

Уж не знаю отчего, да только после пожара семья молодой жены Вольгастра не стала оставаться в своем родном поселке, а собрались, и все вместе приехали к дочери и зятю в Большой Двор: так, мол, и так, решили в ваши места на жительство перебраться.

Нашему старосте пояснили: в тяжелые времена надо быть поближе друг к другу, так вот мы к дочке и приехали. Дескать, пока она на какое-то время пустит нас к себе пожить — вон им какой новый дом ставят, даже не дом, а домище, настоящие хоромы, в них места всем хватит… Ну, а на следующий год мы, приезжие, здесь, в Большом Дворе, и себе домишко поставим. Нам, мол, только деньжонок подкопить, а уж по весне можно будет начать строиться…

Вот уж в чем ином — не знаю, а в том, что у их дочери в нашем Большом Дворе был не дом, а домище — в этом приезжие были правы. Молодая жена Вольгастра, не умевшая считать деньги и уверенная, что все ее желания отныне будет исполнять любящий муж, потребовала, чтоб их новый дом был самым большим не только в поселке, но и во всей округе. Как видно, в пику свекрови… Повздыхав, Вольгастр согласился, и по его указке приглашенные мастера завернули такое!..

Сейчас его новый дом возвышается над всем поселком. Даже не возвышается, а торчит. Понимающие люди, глядя на строение, только что пальцем не крутили у виска: мало того, что дом отгрохан в три этажа, так еще в этом «домище» было поставлено несколько печей, и в наши холодные северные зимы с сильными ветрами и трескучими морозами только лишь на то, чтоб обогреть весь этот огромный дом, протопить все печи — дров для этого понадобится невесть сколько! Их чуть ли не через седмицу воз за возом подвозить придется, а ведь зимой в лес в сильных холода не всегда сунешься… Неужто Вольгастру самому не понятно — при таких-то хоромах на одних лишь дровах за зиму можно вконец разориться!

И вот еще приехала родня жены… Куда Вольгастру деться? Да и грешно погорельцам отказывать… Уж не знаю, нравилось это ему, или нет, но пришлось пустить на постой в свой новый дом родню жены, а там чуть ли не пятнадцать человек, в том числе и старший брат со своей семьей… Понятно, что они заняли весь дом зятя — такую большую семью надо где-то разместить… Самое неприятное в том, что в этом доме, построенном в короткий срок и за большие деньги, Вольгастру с женой места почти не нашлось. Они занимали комнатку на втором этаже, а все остальное заселили родственники молодой жены.

Что могла на это сказать мать моего бывшего жениха — о том я даже думать не хочу: можно только весьма приблизительно представить, какой крик она подняла!.. И тут выяснилось, что не только молодая жена, но и вся ее остальная родня может шуметь ничуть не тише новоявленной свекрови, так что сейчас в нашем поселке между семьей молодой жены и родственниками Вольгастра кипят нешуточные страсти. Грызня идет на потеху всем живущим окрест…

И это было еще не все. На Вольгастра всерьез обиделась одна из двух его сестер, та самая, которая должна была стать подружкой невесты на моей несостоявшейся свадьбе, и с которой мы едва не стали подругами. Ну, это дело прошлое… Зато с молодой женой брата та самая сестра Вольгастра стала едва ли не враждовать, и причиной этого явилось, как это ни печально, то самое платье изумрудного цвета с золотыми ромашками, которое я в свое время сшила для нее. И зачем только я тогда, в поселке, надела его на себя, это платье?!

Дело в том, что молодая жена, едва увидев это платье на мне, сразу же пожелала заполучить его — так оно ей приглянулось с первого взгляда, но неожиданно встретила со стороны дорогого мужа решительный отказ. Дело едва не дошло до ссоры между молодоженами, причем юная супруга продолжала дуться на милого мужа даже после моего отъезда из поселка — отчего, мол, у нее то платье мне не купил? Ну и что из того, что его сшила твоя бывшая невеста?! Говорил, что любишь, а сам… — и дальше продолжались горькие рыдания.

В конце концов молодой муж не выдержал, и, увидев на одном из постоялых двором моего дорогого зятька, спросил, забрала ли Лия с собой то самое зеленое платье с вышитыми ромашками. А я его, как назло, оставила дома… Купить у зятька задешево это платье Вольгастру не составило никакого труда, и он с гордостью принес его домой, в подарок любимой супруге.

Увы, но сестра Вольгастра, увидев платье, решила, что брат принес его именно ей — ведь всем было известно, что в свое время это платье шилось именно как подарок для нее. Ну, вполне естественно, что женщина хотела было забрать его себе, да не тут-то было! В платье с другой стороны вцепилась юная супруга, не желающая отдавать хоть кому-то столь понравившуюся ей вещь. Дело едва не дошло до бабской свары меж собой с тасканием за волосы, но, тем не менее, крика и воплей хватало! На все слова сестры Вольгастра о том, что это платье было сшито для нее и предназначалось ей в подарок, юная супруга отвечала нечто вроде того: ну и что? И не ври, дескать: было б это платье твоим — давно бы у тебя в сундуке лежало, а сейчас мне муж его подарил, так что от моего добра лапы свои убери подальше…

Ну, бабская грызня меж собой — жуткое дело, особенно если на защиту одной из враждующих сторон становится мужчина. В том споре Вольгастр сестру одернул — не лезь, мол, я за это платье свои деньги заплатил, и моей жене оно, это платье, очень нравится. Кроме того, ей и одеть-то особо нечего, а у тебя и так всего навалом, вон, шкафы от добра ломятся, а уж платьев из числа тех, что тебе сшила Лия — так их по тем шкафам с полдюжины отыщется, а то и больше…

Дело кончилось тем, что отныне сестра Вольгастра и близко к брату не подходит, его новую родню не знает и знать не желает, да еще и себя при том громогласно упрекает. Отчего, мол, я в свое время не вмешалась, не отговорила брата от невесть с чего напавшей на него дури — от женитьбы на этой…?!. Знала бы, какая язва ее брату достанется — костьми б легла, а этой нелепой свадьбы ни за что бы не допустила! Ведь, мол, как Лию вспомню — слезы сами собой на глаза наворачиваются, когда понимаешь, на кого он свою бывшую невесту сменял!..

Понятно, что подобные речи никак не способствуют братской любви и единению семьи.

И твоя мать, мой бывший жених, с твоей молодой женой никак промеж собой не ладят, постоянно ругаются. Больше того: когда мать Вольгастра в воскресный день заявилась в наш сельский храм, и начала было при полном скоплении народа жаловаться на священнику на новоявленную невестку, тот очень резко оборвал ее стенания, и сказал так: одумайся, что говоришь!.. Ты просила Небеса, чтоб твой сын нашел себе молоденькую хорошенькую девушку, ничем не похожую на Лию — так ты ее и получила! Двух более разных людей найти сложно. Хотела, чтоб сын порадовал тебя внуками? Так и это скоро произойдет. Еще ты просила, чтоб Лия из поселка навсегда уехала — похоже, так оно и случилось… Непонятно — чем ты недовольна? Как раз наоборот, тебе положено радоваться — твою заветную просьбу Небеса исполнили, так что тебе, неразумной, вместо того, чтоб выражать недовольство, следует свечи благодарственные жечь во имя Пресветлых Богов! А если тебе что-то из сбывшегося не по нраву пришлось, то на будущее советую хорошо запомнить, что именно я постоянно говорю вам на проповедях: будьте осторожны в своих желаниях, они могут исполнится…

Ох, Вольгастр, Вольгастр, дорогой ты мой бывший жених, чувствую, что в твоей жизни наступила черная полоса. Ты разрываешься между матерью и женой, надо заботиться о новой родне, а, кроме того, на тебя, без сомнения, давит постоянная нехватка денег. Как видно, в свое время ты избаловал свою молодую жену, и теперь она никак не может, да и не желает понять того, что ты вовсе не так богат, как она ранее считала. К тому же вся немалая родня жены сейчас тоже надеется лишь на тебя — а на кого еще погорельцы могут опереться? Все же не в своем родном поселке находятся…

Бедный, что же ты делать будешь? Сейчас на тебе висит и немалый долг за постройку дома — ведь где-то ты умудрился раздобыть деньги на строительство… В долги залез, не иначе, а просто так, без собственного интереса, деньги никто не даст, так что тебе их придется отрабатывать и отрабатывать… Боюсь, повесил ты себе на шею тяжелый хомут, и не имеешь представления, когда сможешь от него избавиться! К тому же тебе, мой дорогой, нынче надо кормить большую семью, вряд ли отец твоей жены много зарабатывает. Да и прихварывает он, говорят, сильно: все же такое потрясение, как потеря родного дома, без последствий не проходит.

Это раньше Вольгастр все свои денежные проблемы решал просто — пошел бы к невесте, то есть ко мне… Хватило же у него совести взять у меня деньги, чтоб справить собственную свадьбу! За те несколько лет, пока я считалась его невестой, он привык к тому, что по первому требованию я снабжала его золотом… А сейчас, говорят, со всеми этими бесконечными хлопотами и проблемами парень похудел и осунулся, крутится, как белка в колесе, минуты свободной у него нет… Сегодня мы с ним уже совершенно чужие друг другу люди, но мне, тем не менее, все равно жаль его, хотя, впрочем, он вряд ли был бы счастлив со мной…

Конечно, ко всему произошедшему можно относиться по-разному, но по поселку идут упорные разговоры о том, что все, свалившееся за последнее время на голову Вольгастра — это наказание от Пресветлой Иштр за обманную клятву, скрепленную ее именем. Всем известно, как в таком случае поступает Пресветлая Богиня — сама наказывает лжеца, причем наказывает так, чтоб остальным неповадно было, и чтоб сам обманщик долго жалел о содеянном. Проще говоря: Богиня берет правосудие в свои руки — недаром клятва под ее именем даже в суде является тем, что склоняет чашу весов в твою сторону. Ах, Вольгастр, Вольгастр, не стоит обижать Пресветлую Иштр, которая ведет нас по жизни, и уж тем более тебе не стоило давать ложную клятву ее именем!..

Впрочем, тогда не только Вольгастр произнес ложную клятву. Зятек тоже постарался, высунул язык… Так что теперь все ждут, что будет с мужем Даи — ведь это именно он в свое время подтвердил все слова Вольгастра о том, что мы с ним расстались так, как и было положено по закону, и никто из нас никому и ничего не должен…

Все, хватит воспоминаний! Можно подумать, мне больше заняться нечем! Что прошло — то прошло, уже не вернуть, так что незачем забивать свою голову никому не нужными страданиями!

Итак, что там говорил Кисс? Скоро будет поселок при дороге… Что ж, неплохо уже хотя бы то, что мне лишний раз не придется возиться с приготовлением еды для всей нашей братии.

Нравится мне это, или нет, но в мои обязанности входила и возня с котлом и припасами. Хотя многие из нашего маленького отряда меня не выносили даже на дух, но ту еду, что я готовила, уписывали в два счета. Не хочу хвастаться, но парням нравилась моя стряпня, хотя, глядя на кислые лица некоторых из них во время обеда можно было подумать, что в тарелках у парней лежит не приготовленные мной каша или мясо, а стрихнин пополам с крысиной отравой, которую они, бедняги, вынуждены глотать чуть ли не насильно, под угрозой жестокой смерти. Ну, никак им не хотелось показывать, что я хоть что-то могу делать неплохо. Смех и грех смотреть со стороны, прямо детские обиды в песочнице! Ну-ну, изображайте из себя обиженных и подневольных, только вот котелок далеко немалых размеров с такой вот «отравой» все те же парни обычно чуть ли не вылизывали подчистую. Да и все остальное из того, что я готовила, уходило, можно сказать, влет…

Обычно мы старались не останавливаться в людных местах ни на отдых, ни на ночевку. Подобное было обычным делом в здешних местах. Ночевка на постоялых дворах в Харнлонгре была недешева, и, по возможности, проезжающие старались вставать на отдых в специально отведенных для этого местах при дороге, благо их, таких мест — площадок для отдыха, в этой стране было предостаточно. Именно так поступали многие: рачительные купцы — ночевали на свежем воздухе, берегли деньги, тем более, что именно для охраны обозов ими и нанимались стражники, а ночи в Харнлонгре стояли теплые, не в пример нашим северным, когда не более десяти седмиц в году весна и лето радуют нас своим теплом и светом. Все остальное время года в наших краях желательно ночевать только под крышей, а иначе холодные северные ветра живо напомнят о себе. В моей стране быстро заканчивается благодатное летнее время.

Оглядываясь по сторонам, и вспоминая рассказы Вена и Дана, должна согласиться с ними: все же очень красива эта страна — Харнлонгр. Прошло не менее двух седмиц с того дня, как мы миновали знаменитый Переход в горах, разделяющий Север и Юг, коридор в крутой горной гряде. В том месте горная гряда мало того, что сжалась, так она еще как бы разрывалась пополам, образуя между собой довольно ровный коридор. Именно он и назывался Переходом, словом с большой буквы. В любом разговоре было понятно, о чем идет речь. Если б не было Перехода, то, боюсь, связь между странами Юга и Севера осуществлялась лишь редкими сорвиголовами, причем это происходило бы лишь в летнее время и по узким горным тропкам, часть из которых свободна от снега всего-то лишь несколько месяцев в году.

Оттого-то Переход и был единственным местом, где можно было спокойно и без затруднений перейти с Севера на Юг, и наоборот. Именно здесь сходилась, если можно было так выразиться, главная артерия всех дорог. Шириной тот коридор был не менее пары верст, а в длину составлял не менее пятидесяти верст, если не больше. Во всяком случае, по этому коридору наш обоз продвигался без остановки чуть ли не целый день. Самое удивительное: как нам сказали, Переход — чуть ли не самое узкое место в бесконечной гряде скал. Лично мне сложно представить, какова обычная ширина горной гряды. Похоже, что это будет две, а то и три сотни верст крутых скал, обрывов, гор, уходящих вершинами далеко в облака…

С Лично с меня хватило и Перехода. Довольно мрачное место, почти всегда лежащее в тени скал, над которыми где-то далеко виднеется чистая полоска неба. Что же касается самого нашего перехода по этому мрачному коридору, то могу сказать лишь то, что там была пыль до небес, и бесконечный шум и гвалт от постоянного движения людей, телег, животных, многократно усиленный эхом от высоких стен… Лично Не знаю, как другим, но мне хотелось покинуть этот широкий коридор среди скал как можно быстрее. Таким, как я, там очень тяжело. Давят высокие стены, хочется на простор… А так как Переход — это было единственное место, где можно было безбоязненно перейти горы, то и движение тут было ничуть не меньше, чем на улицах Стольграда. Бесконечные караваны, обозы, табуны скота, люди…

Следует отметить, что войти в тот Переход оказалось не таким простым делом. Охранники и таможенники на входе и выходе, и таможенный сбор и на входе в Переход, и на выходе из него… Да уж, тут невольно приходило на ум, что в государственную казну наших стран, что моей, что Харнлонгра, постоянно течет весьма недурственный денежный ручеек от тех, кто идет через Переход. Пусть деньги с проезжающих взимаются небольшие, но, тем не менее, в общей куче эти монеты ежедневно вырастают в довольно неплохую гору, да и они, эти самые денежки, в казну поступают без остановки. Как говорят, доход от Перехода сопоставим чуть ли не с доходом от сбора урожая. Недаром колдуны Нерга так жадно рвутся прибрать к своим загребущим рукам это весьма денежное место.

Когда мы вошли в Переход, я оглянулась. Очень хотелось еще раз посмотреть а свою страну. Но, к сожалению, увидела лишь пыль, поднятую сотнями ног, колес, копыт, которую поднимал сильный ветер. Здесь, в Переходе, как мне сказали, ветер дует постоянно…

Помнится, я была удивлена: не такое больше расстояние между нашими странами — всего один дневной переход через горы — а за грядой скал нас встретил совсем иной мир, мир тепла и иной природы, мало похожей на суровую растительность Севера. Харнлонгр, страна Дана, которую он так любит… Хотелось бы мне встретиться с ним, или с Веном, но нельзя: мы обычные торговцы, идем по обычному пути, и с высокородными пересечься можем только случайно. Ну, нет, так нет.

Мы двигаемся здесь уж который день, а мне все еще сложно привыкнуть к тому, что вижу вокруг себя. Вроде и земля такая же, и растения на ней похожи на те, что растут и на моем родном Севере, но все же здесь все несколько иное. У нас в поселке вот-вот первые заморозки лягут на землю, или уже легли, а в Харнлонгре лето еще в самом разгаре.

Тут нет дремучих лесов и непроходимых болот, а те рощицы, что встречаются на нашем пути, лесом назвать язык не поворачивается. Купы деревьев пополам с кустарником. Так, перелески, и не более того. В основном здесь были ровные поля, уходящие за горизонт, и большей частью распаханные. Да уж, земля тут не пустовала! Я во все глаза смотрела на другое: зеленую листву незнакомых деревьев, на фруктовые рощи, безбрежные поля со зреющими овощами, на горки неизвестных мне ягод и плодов, которыми торговали у дороги, любовалась множеством цветов…

Вот что для меня было самым непривычным, так это цветники возле домов. Красиво, и даже очень! Совсем как у лесного домика Мариды… Но то была ведунья, ей и положено иметь необычное жилище, а у нас в поселке было не принято садить цветы около дома. Считалось, что это никому ненужная блажь. Плодородной земли вокруг моего поселка было совсем немного, и ту, что имелась, старались использовать в полной мере. Все место на огородах засаживали овощами, а возле домов обычно высаживали ягодные кусты. А на любом мало-мальски свободном от посадок месте высаживали чеснок — незаменимое лекарство против хворей. Зимы в моей стране долгие, суровые, и без запасов чеснока да без полных закромов затяжные холода пережить сложно. Тут уж не до цветов. Иногда случается и такое, что ближе к весне некоторые из людей думают лишь о том, как прожить хотя бы до первой травы…

И одежда жителей Харнлонгра тоже несколько отличается от той, что носят в моей стране. Здесь одежды куда более легкие, более яркие, да и пошив чуть иной. Даже свои дома местные жители строят отличающиеся от тех, что ставят на севере. У нас они сложены из толстых бревен, а здесь дома большей частью глинобитные. И окошки в наших избах небольшие, в отличие от тех, какие мы постоянно видим тут. Это как раз понятно: здесь, в Харнлонгре, не бывает ни таких пронзительных холодов, ни таких лютых зим, как за горной грядой. Да и лесов, подобных тем, что есть на моем родном Севере, здесь не имеется. Н-да, многое для меня здесь непривычно…

В придорожном поселке остановились на первом же постоялом дворе, который попался нам на глаза. Да еще название нам понравилось — «Счастливый путник». Хотя этот постоялый двор снаружи и отличался от тех, что были в моем родном поселке, но внутри различий было немного. Такие же длинные столы с лавками, закопченные потолки, запахи еды… Только вот слуги не бегают, а ходят не особо торопясь, будто тебе одолжение делают, что вообще к столу подходят. Хотя им бы не помешало двигаться пошустрей, а не то последние посетители разбегутся. Народу в зале, кроме нас, считай, нет, что не удивительно. Грязновато здесь, да и за чистотой на столах не помешало бы следить побольше.

Дожидаясь, пока Оран вернется от кузнеца, заказали обед. А по мне — так лучше бы мы этого не делали. Еда, подаваемая недовольными служанками, соответствовала обстановке: и без того старое жесткое мясо было пережарено, овощи переварены, а каша мало того, что подгорелая, так еще и несоленая… На мой взгляд, лучше какое-то время посидеть голодными, чем есть такую, с позволения сказать, еду, подаваемую на грязных тарелках. Впрочем, почти все, что нам принесли, так и осталось почти не тронутым. Да уж, на мой взгляд, местным поварам не помешало бы надавать по рукам за такое мастерство. И куда только хозяева смотрят? Это же просто напрасный перевод продуктов!.. В моем поселке подобных кашеваров — неумех давно бы прогнали взашей!

Удивительно, что на этот неухоженный постоялый двор вообще хоть кто-то заглядывал. Наверное, лишь такие, как мы, только по незнанию, и из числа тех, кто впервые находится в этих местах. В середине дня почти пустой обеденный зал на такой оживленной дороге — уже только по этому можно понять, что слава об этом постоялом дворе у проезжающих сложилась далеко не самая лучшая. В моем поселке хозяин такого постоялого двора разорился бы в два счета. Еще бы: мы тоже, зная, как здесь готовят, тоже проехали б мимо него, не оглядываясь. Про себя я усмехнулась: теперь мне стало понятно, отчего этот постоялый двор носит название «Счастливый путник». Любой, по ошибке заглянувший сюда, будет невероятно счастлив покинуть подобное заведение как можно быстрее.

Кроме нас в неухоженном помещении за пустым столом сидело лишь несколько местных забулдыг в надежде на то, что кто-либо из проезжающих от доброты душевной закажет им стаканчик местного вина. К нам один из таких подкатил — дескать, не желаете ли налить нам по глоточку, выпьем за ваше здоровье и легкий путь, расстараемся ради таких хороших господ!.. Ну, как подошел к нам, так и ушел ни с чем… Вновь в памяти возникла сестрица: ее муженек раньше точно так же на постоялых дворах клянчил у проезжающих выпивку-закуску… Ах, Дая, Дая, отхватила ты себе сокровище…

Еще чуть погодя в дверь со двора вошло шесть-семь смуглокожих людей в непонятных головных уборах. Ну, мы их обоз, остановившийся возле этого же двора, уже заметили в раскрытое окно — с десяток тяжело груженых телег прибыли в этот же поселок немногим позже нашего. Обоз как обоз — телеги, накрытые плотной холстиной, немногословные охранники… Я б не обратила на вошедших особого внимания, если бы один из вновь прибывших, прижимая руку к сердцу, и изобразив на своем лице нечто, похожее на улыбку, не подошел к нам. Ну да, хозяевам обозов всегда найдется о чем поговорить между собой. Хоть о той же дороге… А по мне — лучше б они обсудили, каким образом доходчиво втолковать хозяину этого постоялого двора ту простую истину, как именно нужно принимать у себя гостей. Иначе, боюсь, владельцу придется вчистую разориться в самое ближайшее время.

Прислушиваясь к разговору мужчин, стало понятно, что и эти люди остановились в поселке по той же причине, что и мы — им тоже надо было подковать коня. Потом зашел разговор о тяготах пути, о нелегкой доле торговца…

О чем они говорили дальше, я не слушала — поторопилась выйти на воздух. Этот чужой торговец стал неприятен мне с первого мгновения, как только я его увидела. Что именно мне в том человеке не глянулось — сразу и не скажешь, но вот то, что от него надо держаться на расстоянии — это я чувствую. Да и взгляд, который он то и дело бросал в мою сторону, мне совсем не понравился. Так покупатель смотрит на приглянувшуюся ему вещь, и прикидывает, стоит ее брать, или нет… Лучше мне на улице постоять, и за грузом лишний раз присмотреть, чем сидеть в том душном и грязном зале, и слушать разговоры ни о чем. Кстати, вот уже и Оран возвращается от кузнеца, так что вскоре можно уходить отсюда. Надеюсь, лошадей в здешних местах подковывают куда лучше, чем готовят местные повара.

Поселок я покидала с чувством облегчения. Не понравились мне здесь ни постоялый двор, ни люди, что подошли к нашему столу. Особенно был неприятен этот торговец. Первый раз увидела этого человека, а уже готова утверждать — с гнильцой человек. Хорошо, что я его больше не увижу. Мало ли кто в дороге встречается и пропадает из памяти. Но, как позже выяснилось, я напрасно надеялась на подобное…

На ночевку мы встали на одном из тех многочисленных мест, что на дорогах Харнлонгра специально отведены для отдыха путников. Там на большой площадке, вытоптанной сотнями ног и колес, уже находилась пара обозов, остановившихся на том месте раньше нас. По счастью, свободного места на той площадке было еще предостаточно, и нам разрешили остановиться. Все по правилам дороги: тебя примут к себе, пусть даже для кратковременного отдыха, лишь по общему согласию тех, кто занял это место раньше — ведь обычно не знаешь того, кто просится встать рядом с тобой. У человека на лбу не написано, кто это такой — честный путник, или из тех, у кого на уме только одно — как поживиться чужим добром. Закон дороги, где все негласные правила написаны многолетним опытом, и оттого-то они, эти правила, действуют на всех дорогах, в каждой из стран…

Я почти не удивилась, когда, уже в темноте, к месту нашей стоянки подъехал обоз того самого купца, которого мы встретили на постоялом дворе. Он, как и следовало ожидать, также попросился на ночевку. Что, ему до глубокой ночи надо было ехать без остановки, чтоб остановиться именно здесь? Обычно место для стоянки присматривают еще засветло — мало ли что… К моему величайшему сожалению, на площадке еще оставалось свободное место, да и ранее остановившиеся торговцы были не против принять на отдых еще один обоз, так что купец со своими телегами расположился неподалеку от нас, а при виде Табина тот смуглокожий торговец и вовсе расплылся в счастливой улыбке. Надо же, прямо как потерянный кошелек с деньгами отыскал, или друга задушевного встретил.

Парни в этот раз кривиться не стали и тот ужин, что я приготовила, смели в два счета. Оголодали… Я про себя хмыкнула: почаще бы вас потчевать так, так на том постоялом дворе — может, в будущем стали бы больше ценить тех, кто умеет готовить и кто о вас заботиться.

Ну вот, как того и ожидала — к нашему костру подошел давешний купец. Дескать, поговорить, время скоротать с хорошими людьми, все одно, дескать, мы уже познакомились еще на том самом постоялом дворе. Возвращаемся, мол, после торговли в северных странах к себе домой, в Узабил, впереди путь еще долгий…

Я невольно вздрогнула. Узабил… Та далекая страна, из которой был родом Бахор, тот самый парень — эрбат, которого убили на моих глазах в застенке… Не знаю, виновата я была в его гибели, или нет, но до сих пор меня гложет чувство вины за смерть этого парня. Спросить бы этого торговца, не знает ли он семью Бахора… А, впрочем, зачем? Если даже и знает — что с того? Не стоит лишний раз ворошить то, о чем больно вспоминать, и что ноющей занозой сидит в душе…

А у этих двоих все идут неспешные разговоры о погоде, о ценах на товар… Ну и пусть себе говорят, а я лучше пойду спать. Не сомневаюсь, что кто-то из нашей компании присмотрит за это парочкой.

Мы с Варин спали вместе на одной из телег. Туда и направлюсь, а остальные, в том числе и Варин, если им интересно, пусть сидят и слушают, сколько в разных странах стоит пуд фуража для лошадей.

Здесь такое удивительное ночное небо, завораживающее, усыпанное звездами… Хорошо лежать на телеге и, закинув руки за голову, любоваться этим волшебным небосводом. Вокруг тишина, разбавляемая лишь негромкими разговорами сидящих у костра людей, фырканьем лошадей да редким побрехиваньем собак. Не хочется закрывать глаза, лишь бы всматриваться в эту удивительную, манящую темноту. Такое впечатление, будто оказываешься в ином, неизвестном тебе мире, и плывешь туда, а все твои беды и горести кажутся мелкими и не стоящими внимания…

Посреди ночи кто-то осторожно потряс меня за плечо. Варин…

— Просыпайся — негромко сказала она мне. — Пошли.

— Куда?

— Недалеко. Только иди потише.

Я тряхнула головой, отгоняя остатки сна. Глубокая ночь, лагерь спит, лишь горит несколько костров, да еще не спят дозорные. Сидящий у огня Кисс попытался было встать, но Варин махнула ему рукой — сиди, мол, скоро будем, и, не таясь, пошла в сторону от площадки. Я последовала за ней. Не сомневаюсь, что дозорные видели, как мы уходим, но на это никто не обратил особого внимания — понадобилось людям отойти по своей надобности, так что с того…

Все еще не могу привыкнуть к тому, какие здесь ночи. Пусть теплые, но уж очень темные. Просто непроницаемо-черные. Такие в моей стране бывают лишь поздней осенью, когда ночное небо сплошь затянуто тяжелыми тучами, а снега еще не выпало… Только вот у нас в такие ночи хочется забраться под крышу, в теплый дом, ближе к печке, а здесь, под усыпанным звездным небом, темнота иная, притягивающая к себе, и вместе с тем опасно — завораживающая…

Варин шепотом пояснила мне: кое-что в разговоре Табина и того смуглокожего торговца ей очень не понравилось. На первый взгляд ничего особенного в их беседе не было, но, тем не менее, все не так просто. Был в том разговоре некий подтекст… К сожалению, разговор шел на языке Узабила, который Варин знает плохо, а если быть точнее, то очень плохо. А сейчас, когда весь лагерь спит, Табин и вовсе отошел куда-то в сторону, за пределы площадки, а вслед за ним направился тот самый торговец… Так вот, надо узнать, о чем они собираются говорить. Кроме Кисса одна только Варин знала, что я могу понять любой из языков, на котором только говорят люди…

Ага, вот и они, голубчики. Далеко от лагеря мужики отходить не стали. Уже хорошо, но все одно — чтоб подобраться поближе к беседующей парочке, нам какое-то расстояние пришлось даже ползти по земле. Невольно я позавидовала Варин — женщина двигалась совершенно бесшумно, в отличие от меня. За десяток саженей, которые мы с ней проползли, я успела не раз задеть ногой камни, да еще и умудрилась попасть рукой в какую-то ямку в земле, куда сразу же с неприятным шорохом посыпалась сухая земля…

На мое счастье, мужчины так увлечены разговором, что не обратили внимания на доносившиеся из темноты звуки. В темноте беседующих почти не видно, да и говорят они негромко, но в тишине слышимость неплохая, да и свое восприятие я подняла до предела. Так, интересно…

Вначале, как обычно, мне было ничего не понятно в трескотне чужих слов, но очень скоро все стало вставать на свои места, и потом и вовсе стало ясно, о чем идет речь. Надо же, а Табин на языке Узабила говорит очень даже неплохо… Как сказал бы Лис — чешет, как по писаному. Только вот, однако, о чем они договариваются!.. Интересно, очень интересно… Ну, мерзавец — он и есть мерзавец! Хотя такого даже я не ожидала от Табина! Вот это да!

Если честно, то в первый момент я просто не поверила услышанному. Табин что, шутить вздумал? Так для этого не место и не время… Да нет, шутить таким образом может только полный идиот, о Табин, что бы я о нем не думала, дураком не был. У него что, совсем головы на плечах нет? А если есть, то за такие штуки, что он собирается провернуть, ее, эту голову, можно потерять на счет раз… Или, может, я чего-то не знаю? Вдруг у Вояра были какие-то иные планы, о которых он нам ничего не сказал, и поручил их выполнение Табину?..

Повернувшись к замершей рядом Варин, я зашептала ей на ухо:

— Я, может, чего не понимаю…

— Давай без предисловий — отрезала женщина.

— Пожалуйста. Наш дорой Табин договаривается о продаже всей нашей пушнины, с которой мы идем в Нерг, этому торговцу. Предлагает ему купить весь груз вместе с повозками и лошадьми. Не скажу, что продает задешево, но и высокой эту цену тоже никак не назовешь.

— Даже так?

— А то! Табин говорит, что купец предлагает ему меньше четверти от стоимости груза, а тот торговец в ответ твердит, что, в свою очередь, тоже должен хоть немного заработать. К тому же тяготы пути, дорожные расходы… Вдобавок ко всему он все еще своими глазами не видел товара, и вынужден верить Табину на слово, а безоглядное доверие тоже чего-то стоит. Бумаги-бумагами, но сам груз пока что лежит в телегах… Кстати, Табин продает этому торговцу и телеги вместе с лошадьми… Как тебе это нравится? Причем сделка, кажется, движется к завершению…

Не могу утверждать наверняка, но Варин, кажется, не была удивлена. Как видно, ожидала от Табина подобной пакости.

— Погоди, погоди… — продолжала я вслушиваться в чужой разговор. — Тут еще… Вот это наглость! Ну, хмырь болотный!..

— Говори конкретнее.

— Не, ну такого я себе даже представить не могла!.. И как подобное этому хмырю на ум могло придти, а?! Вот козел! Вернее, оба эти мужика настоящие козлы!

— Эмоции можешь оставить при себе, а мне скажи, в чем дело.

— Этот южанин… В общем, кроме груза пушнины, он просит нашего ненаглядного Табина заодно продать ему и свою жену, то есть меня. Дескать, он заметил, что я все одно муженька не люблю, и вовсю на сторону поглядываю. Так что, по его мнению, для нашего дорогого Табина будет лучше от меня избавиться, и взять себе другую жену, более добрую и преданную, а уж меня-то этот покупатель сумеет наставить на правильный путь, научит, какой должна быть настоящая жена!.. И знаешь, этот хмырь — бывший домоправитель, вовсе не прочь избавиться от меня! Представь, они еще и торгуются!.. У меня нет слов! Слушай, Варин, неужели я не стою больше десяти золотых монет?! Это ж прямое оскорбление! Хоть бы еще немного накинул, жмот… Да, вот только таким образом и узнаешь свою настоящую цену! Этот торговец больше не дает, хотя наш просит…

— Это все?

— Ну, как сказать… Наш хмырь говорит: деньги, мол, отдавай сейчас, а утром забирай товар вместе с лошадьми и телегами. При солнечном свете, говорит, и товар посмотришь, и бабу заберешь месте с ее барахлом, а не то она сейчас орать начнет, всех перебудит… Да он сам барахло еще то!..

— Понятно — перебила меня Варин. — Эту торговлю надо прекращать.

— Какую именно торговлю? — хмыкнула я. — Насчет меня, или насчет нашего груза?

— Всю — отрезала Варин. — Тебе задача понятна?

— Тоже мне, задача…

Мужчины изменились в лице, когда я появилась подле них. Как видно, увидеть меня здесь, да еще и во время приближающегося к окончанию торга, они ожидали меньше всего. Но если от южанина веяло только раздражением, то Табин не просто перепугался. Впервые в жизни увидела, что можно подавиться словами.

— Дорогой, — недовольным тоном заговорила я, глядя на Табина с улыбкой голодного волка, узревшего вожделенный кусок мяса, — дорогой, ну, сколько можно тебя ждать? Все спят, кроме тебя! Отошел на минутку, а пропал на час. Я начинаю беспокоиться за тебя, радость моя: все же здесь места чужие, и люди вокруг сплошь незнакомые…

— Э-э-э… — заблеял бывший управляющий, не зная, что сказать.

— Женщина, ты мешаешь нашему разговору! — резко сказал мне купец из Узабила. — Кто тебе позволил вмешиваться в разговор мужчин? Иди к себе и молча ожидай мужа у костра.

— Разумеется, пойду! Причем сейчас же. Только вот счастье свое несказанное с собой прихвачу, супруга дорогого! Не могу его одного оставить неизвестно с кем — вдруг беднягу обидят, а то и того хуже — обведут вокруг пальца!.. Дорогой мой, ты же знаешь: я не могу заснуть, если тебя радом нет. Все думаю: где же тебя в очередной раз нелегкая носит, на какие неприятности снова нарываешься? Ты же, проказник такой, вечно стремишься покинуть меня, несчастную! Неужто до сей поры так и не понял, что не стоит искать очередных бед на свою многострадальную задницу? Совсем с годами не меняешься, наказание ты мое! Ох, вижу, что за тобой по-прежнему глаз да глаз нужен…

— Э-э… — с трудом выдавил из себя бывший управляющий. Все одно больше он ничего сказать не мог — я ему голосовые связки перекрыла.

— Все, завтра договорите — недовольно пробурчала я, подталкивая бывшего управляющего в сторон костров. — Знаете, дорогой господин с Юга, у нас в стране говорят, что сделки, заключенные после захода солнца, ведут к одним убыткам. Разве вы о таком не слышали? Ну, что ж вы так… В общем, завтра договоритесь, при свете солнышка.

Насчет сделок после захода солнца я, конечно, наврала. Но вряд ли житель Узабила знает подобные тонкости.

— Э-э… — снова начал Табин.

— Завтра, завтра, все завтра — затрещала я, по-прежнему отталкивая Табина от собеседника. — Завтра обо всем поговорите…

Раздосадованный срывающейся сделкой торговец грубо схватил меня за руку и зло рявкнул:

— Послушай, женщина…

Больше он ничего сказать не успел — я резко крутанула свою руку, мгновенно заведя ее за спину мужчины. Южанин чуть ли не взвыл в голос; не сомневаюсь, что его рука в этот момент оказалась едва ли не вывернутой из сустава. Ну-ну, не стоит так громко шипеть сквозь зубы: в целом ничего страшного не произошло, вывиха нет, поболит немного, и перестанет, а тебе впредь наука — не каждую бабу можно без разрешения хватать за руки…

— Ох, извините, я не хотела, у меня случайно получилось — как можно более покаянным голосом сказала я. — Вы уж извините неразумную женщину, мало ли что испуганной бабе в темноте может померещиться… Пойдем назад, дорогуша, — вновь обратилась я к замершему Табину, который безуспешно пытался издать хоть один звук, — пойдем, радость моя, а то тебя уже заждались! Все глаза, можно сказать, проглядели, тебя ожидаючи…

— Ладно, дам еще два десятка золотых — раздраженно бросил нам вслед торговец на своем языке. — Это последняя цена. И настоящая. И за бабу твою, стерву такую, пару монет подкину… Где ты хоть нашел такую оторву?..

Как, и этот меня так же называет? Хм, неужели настолько похожа? И почему это, интересно, он за меня так мало дает? Ну, нет слов… Да ладно, чего там, я уже начиню привыкать к тому, кем меня считают люди. Что же касается бывшего управляющего с его тайной торговлей… Боюсь, Табин, настоящую цену ты получишь не от этого торговца. И о том, чтоб ты ее огреб полной мерой, позаботятся другие, и я в том числе…

Когда я уже шла к нашему обозу вслед за едва переставляющим ноги Табином, то нам вслед донеслась приглушенная ругань торговца. Да уж, в выражениях на мой адрес он не стеснялся. Эх, гость из чужих краев, уважению к женщинам тебя явно не учили! Что ж, в какой-то мере его даже можно понять — такое выгодное дело сорвалось! Но если бы мне не пришлось делать вид, будто не понимаю твоего языка — ох, и плохо бы тебе, южанин, пришлось…

Через несколько шагов к нам неслышно подошла Варин. Прямо как из воздуха появилась, но говорить ничего не стала. Мы молча дошли до стоянки.

— Все в порядке — бросила она встретившему нас Киссу. — Как видишь, ничего плохого с твоей подружкой не случилось… Табин, иди к себе, и имей в виду, что тебе придется более чем невесело, если я увижу хоть краем глаза, что ты без моего разрешения свесил с телеги хотя бы ногу. Со всем остальным утром разберемся.

Варин неотступно следила за тем, как Табин, словно побитая собака, доплелся до своей телеги и неловко взгромоздился на нее. Затем женщина повернулась ко мне.

— Что скажешь?

— Как я поняла, он собирался удрать от нас с полученными от этого купца деньгами этой же ночью, во время своего дежурства. Варин, он чего-то боится. Или кого-то. Я могу посмотреть…

— Не стоит. Лия, иди к себе. И ты, Кисс, тоже. Всем спать. А я посижу у костра. Есть кого стеречь… И от кого.

— Да Табин и без того никуда не уйдет — хмыкнула я. — Говорить он по-прежнему не может, и ноги я ему спеленала…

— Этого делать не стоит. Если среди тех, кто приехал с этим самым торговцем, есть самый плохонький маг, то он поймет что к чему. Отказ от торговой сделки под влиянием магии — довольно серьезный проступок. Пусть даже та сделка была еще не заключена. Если этот купец…

— Да поняла я… А если я верну ему голос и ноги…

— Лия, тебе уже было сказано еще там, в Стольграде: лишний раз, без крайней на то нужны, ни в коем случае не стоит показывать кому бы то ни было, что тебе ведомо кое-что из магии. Здесь, в Харнлонгре, к таким людям относятся с куда большим подозрением, чем в нашей стране. Все же рядом Нерг, страна колдунов, и оттого наблюдательных людей в этих местах немало. Так что если не хочешь, чтоб нас задержали для допроса, лишний раз не стоит показывать своего умения. В общем, будь любезна, сними с Табина все, что ты на него напустила. Он никуда не удерет, в этом можешь не сомневаться.

А я и не сомневаюсь. Не знаю отчего, но я уверена, что Варин просто так слов на ветер не бросает. Не зря же Вояр поставил ее старшей среди нас.

— Лия, иди спать. И ты, Кисс, тоже иди отдыхать. Разбуди Лесана — он, кажется, должен дежурить после тебя?

— Нет уж — покачал головой Кисс. — Судя по всему, Варин, мне лучше составить вам компанию. Люблю, знаете ли, проводить ночи под звездным небом вместе с дамой. Костер, тишина, беседы ни о чем… Для полного счастья не хватает только музыки и стихов. Давненько я этого романтического чувства не испытывал. Надо бы тряхнуть стариной.

— Дудки, втроем ночь пролетит еще быстрей — я тоже присела у костра рядом с Киссом. — Да и веселей, тем более, что у меня с романтическими чувствами, к несчастью, полный недобор… Кстати, Кисс, помнится, ты обещал мне рассказать какую-то невероятно захватывающую историю из своего прошлого. Давай, сейчас самое время!

— Увы, к твоей досаде, в том повествовании имеется прекрасная дама…

— Хм, интересно, сколько же их было в твоем прошлом? Я уже со счета сбилась… Ничего, как-нибудь переживу очередную душевную травму…

Варин ничего не сказала, лишь чуть пожала плечами: не хотите спать — ваше дело, сидите со мной хоть всю ночь, я не возражаю… Серьезная женщина. До утра она больше не произнесла ни слова, и молча слушала нас, хотя мы с Киссом болтали о разной ерунде всю ночь напролет.

Не знаю, сомкнул ли глаза Табин в эту ночь, но он, лежа на своей телеге, он, кажется, боялся даже пошевелиться лишний раз. Вернулся к своему костру и обозленный до предела торговец из Узабила. Ни к нам, ни к Табину он не подошел, хотя издали кидал в нашу сторону весьма красноречивые взгляды. По-моему, он тоже всю ночь не спал. Наверное, прикидывает, что со мной сделает, когда купит… Ну-ну, помечтай, ты еще не знаешь, насколько хреново тебе самому в этом случае придется…

Утром наш дорогой Табин, вновь обретший голос и возможность говорить, лишь виновато разводил руками перед подошедшим к нему торговцем из Узабила. Общий смысл его высказываний был таков: извини, дескать, я передумал, и та цена, что ты предлагаешь, меня никак не устраивает…

— То есть как это вы отказываетесь?! — возмущался торговец. — Мы же договорились!

— Мы почти договорились — бурчал Табин, отводя глаза в сторону.

— Что значит — почти?

— Я передумал Еще раз все посчитал… Невыгодно. Да и заказ у нас имеется на эти самые меха… Если вовремя к месту не доставим — нам плохо придется… Ущерб репутации… А мы с вами еще по рукам не ударили…

Купец попытался, было, еще поторговаться, но в итоге так и ушел ни с чем, заполненный до предела раздражением и недовольством. До нас то и дело доносился его голос, частенько переходящий на визг. Гоняет торговец своих людей почем зря, цепляется ко всему подряд. Чувствуется — ищет мужик, на ком он может сорвать свое дурное настроение. Не по вкусу ему пришлась то, что сорвалась почти готовая сделка. Во всяком случае, я еще долго чувствовала спиной его тяжелый взгляд, которым он провожал наш обоз. Судя по всему, мужик обозлился по-настоящему.

Мы не стали задерживаться на привале. Впрочем, и остальные торговцы также собирались в путь-дорогу, долго засиживаться на месте никто не намеревался. Так что, перекусив на скорую руку, мы выехали почти сразу же после восхода солнца. Так сказать, поторопились отправиться в путь по утренней прохладце. К тому времени в нашей маленькой группе о ночном происшествии знали все, и Табин невольно ежился под выразительными взглядами парней. Не помешает поговорить с тобой по душам, господин бывший управляющий, тем более что на тебя у многих зуб горит. Я буду не я, если на первом же привале с тобой не постараются разобраться так, как это и положено в таких случаях. Не завидую я тебе, хмырь болотный!

Табин сидел на своей телеге, сжавшись чуть ли не в комок. Оно и понятно: за то, что он хотел провернуть нынешней ночью, его никто по головке гладить не станет, и за невинную шутку его поступок сойти никак не может. С ним никто из нас не разговаривал, и это пугало Табина больше угроз. Неопределенность — она здорово выматывает. Бывший управляющий всем своим видом изображал раскаяние — мол, не знаю, что на меня нашло, бывает, забудем, всякое в дороге случается… Как видно, он все же надеялся, что никто не упомянет про ночное происшествие. Напрасно надеялся.

Однако быстро выяснить отношение не получилось. Дорога была достаточно оживленная, да и по обеим сторонам от нее тянулись поля, сплошь засаженные овощами или невысокими ягодными кустиками. Да еще и работающие люди виднелись на полях то тут, то там. Некоторые из них отрывались от своих дел, чтоб посмотреть на нас, но большинство не обращали никакого внимания на обоз — мало ли телег и всадников проезжает по это дороге в течение дня! На всех не насмотришься…

Лишь после полудня наш обоз оказался в довольно густой роще незнакомых мне деревьев, и вот там-то, в той роще, мы и свернули с дороги. Кажется, никого на дороге не было, и никто не видел того, что наш маленький обоз въехал в чащу. А если и увидел, то, что с того? Отдых требуется как людям, так и лошадям…

Как только мы уверились, что деревья и кусты скрывают нас от дороги, Варин велела остановиться.

— Здесь. Слезаем…

Женщина первой сошла на землю, подошла к Табину, без слов сдернула его с телеги и, как нашкодившего кота, поставила перед всеми нами. Тот, в свою очередь, затравленным взглядом смотрел на нас, стоящих полукругом вокруг него. Понятно, что в наших глазах ни понимания, ни сочувствия он не увидел.

— Ну, — без долгих вступлений начала Варин, — давайте не будем понапрасну терять время. Вы все уже все в курсе того, что едва не произошло этой ночью. Меня интересует лишь то, что ты, Табин, можешь сказать в свое оправдание. Надеюсь, что оно, это оправдание, достаточно серьезно и вполне весомо для того, чтоб мы сочли возможным оставить тебя в живых. Пока что я не вижу оснований продолжать путь, имея в своей группе столь опасного и ненадежного человека.

— Вы все неправильно поняли — просипел вконец перепуганный мужик. — Совсем неправильно…

А ведь он всерьез боится. Вон, даже руки заметно трясутся. Можно сказать, ходуном ходят. Как видно, знает, что эта немногословная женщина просто так не болтает.

— Вот как? — приподняла бровь Варин. — Тогда скажи, как мы должны были правильно понять твои разговоры с тем торговцем?

— Я так, шутил…

— Смешно — без тени улыбки на лице согласилась женщина. — Очень смешно. А может и не очень. Это зависит от того, кому ты собираешься рассказывать эту историю, которую отчего-то считаешь забавной.

— Не знаю, о чем вы подумали…

— А о чем тут можно подумать? Ваш разговор с тем торговцем говорит сам за себя. Ты хотел удрать от нас, но, во-первых, пытался смотаться не с пустыми руками, а, во-вторых, тебе было необходимо сделать так, чтоб мы, обнаружив побег, за тобой вслед не сразу кинулись. И что ты придумал для этого? Насколько я поняла, ты собирался продать наш груз и всех наших лошадей этому купчишке из Узабила под предлогом того, что, дескать, ты сейчас прикинул и посчитал, что дорога как до Нерга, так и из него долгая и опасная, охранники ненадежны, а выручка, в конечном счете, может оказаться не так уж и велика…Что ты ему предложил? Забрать все оптом по сходной цене? Скажешь, и это неправда? Вы же чуть по рукам не ударили! А что дальше? Молчишь? Так я тебе скажу. Ты бы сразу забрал у него золото, и тут же, ночью, увел своего коня — и во всю прыть помчался б назад, к Переходу. А потом…

— Что за чушь?! — неестественным голосом взвыл Табин. — Это ложь!

— Да? А вот мне отчего-то кажется, что это истинная правда. Нас утром ждал бы сюрприз, и не могу сказать, чтоб он нас порадовал. Ты все рассчитал верно: пока утром мы будем разбираться с претензиями того купца на груз и на Лию, пока то да се, времени уйдет ой как немало! И еще неизвестно, чем бы эти разборки закончились. Не исключаю, что дело могло дойти до вооруженной схватки. Может, и кидаться вслед за тобой было бы некому… В общем, пока мы здесь начали разбираться что к чему, ты тем временем гнал бы коня день и ночь, и, считаю, успел бы уйти отсюда на достаточно большое расстояние, во всяком случае, сумел бы намного оторвался от нас. В любом случае, до Перехода сумел бы дойти раньше нас сумел бы дойти до Перехода… А дальше, уже в нашей стране, тебе надо было добраться до запрятанной ухоронки, выкопать ее… У тебя должны быть где-то закопаны денежки на черный день, о которых никто, кроме тебя, не знает. Ты мужик хитрый, предусмотрительный, свои деньги должен был хранить не в одном месте. Думаю, что не все у тебя забрали по решению суда, и не на все твое имущество арест наложили. Ну, может, ты у кого из знакомых деньги припрятал — о том я не знаю. Хотя вряд ли у знакомых, не тот ты человек… Впрочем, это уже детали. В конце концов, после всего этого главным для тебя было бы смотаться как можно дальше, рискну предположить — в одну из соседних стран. Там ты мог затаиться в одном из глухих мест под чужим именем, и постарался б сделать все, чтоб до тебя не добралась тайная стража. Купил бы домик, хозяйством обзавелся… Должна сказать, что я редко сталкивалась с подобной наглостью. Шустрый ты у нас парень, как я заметила. Даже излишне шустрый.

— Ерунда!

— Я так не считаю. Дело в том, что добрую половину своей жизни имею дело с такими, как ты, а вы народ довольно предсказуемый… Впрочем, устраивать тебе допрос по всем правилам у меня нет ни малейшего желания. Меня интересует другое — причина, по которой ты решился пойти на подобную глупость. Объясни, в чем тут дело.

— Какое дело?

— Повторяю еще раз: для подобного поступка должна быть серьезная причина. В некоторых случаях люди стараются не рисковать понапрасну. Шутить с тайной стражей любителей обычно не находится. В конечном счете может выйти себе дороже. Ты же не дурак, и должен понимать, что подобный фортель просто так с рук не сойдет. Да и расплата в этом случае может быть только одна…

Судя по помертвевшему лицу бывшего управляющего, Варин, как говорится, попала в точку. Но, тем не менее, Табин, как загнанная в угол крыса, пытался огрызнуться:

— Да с чего это вы решили, что я вздумал…

— Так, значит, откровенного разговора у нас не получится — не дала ему договорить женщина.

— Вам ночью чего-то почудилось. Спросонья…

— Ну, нет так нет — чуть развела руками Варин. — Что ж, если ты не желаешь говорить с нами, то и нам не стоит понапрасну терять время, а заодно и воздух попусту сотрясать. Вынуждена повториться: я не могу продолжать путь, постоянно ожидая удара в спину от одного из своих спутников. Будем считать, что в нашей группе на одного человека стало меньше.

— Вы… — вопреки ожиданию, голос у бывшего управляющего стал довольно уверенный. — Вы не посмеете! Я считаюсь хозяином обоза, подорожная выписана на мое имя, и без меня…

— Перестань! — отмахнулась от его слов, как от зудящего комара, Варин. — Тоже мне, незаменимый…

— Да, незаменимый! Вам без меня никак не обойтись, так что нечего пугать понапрасну! Что бы вы мне сейчас не говорили, но никто из вас меня даже пальцем не тронет! Убитый человек — это всегда вопросы, которых вам надо избежать…

— Неужели ты думаешь, что кого-то из стражников можно удивить сообщением о том, что некто из чужестранцев внезапно скончался в пути, причем бедняга умер своей смертью? Все мы смертны, все под волей Небес ходим. Мало ли что с человеком вдали от дома может приключиться: сердце прихватило, или удар случился… А может, ты с телеги упал, и головой о камень ударился! Такие несчастья в дороге бывают совсем не редкость, и стражники на подобные беды уже насмотрелись! Я уж молчу про то, что разбойники или грабители то и дело на проезжающих норовят напасть!.. Будто сам не знаешь, что на погостах у каждого придорожного поселка таких бедолаг, не выдержавших тягот пути, считай, по десятку-другому закопано, не меньше…

— Подорожная…

— Что касается подорожной… Видишь ли, для несчастных случаев, произошедших в дороге с людьми, в законах много чего предусмотрено. Для примера возьмем самое простое: привези мы твое холодное тело в первый же поселок, что окажется на нашем пути, и предъяви его местному лекарю или знахарке, то те сразу подтвердят, что ты скончался сам, без чужого вмешательства. Не сомневайся, Оран и Лия позаботятся о том, чтоб причина твой смерти ни у кого не вызвала подозрений. Думаю, больное сердце подойдет в этом случае как нельзя лучше… Ну, а если тамошние стражники сочтут, что ты помер по естественным причинам, то они в нашу подорожную сразу же изменения внесут, вычеркнут твое имя, другое впишут, вместе с необходимыми пояснениями. Возможно, задержат нас всякие формальности в том поселке на пару часов, так это не страшно. А если сунем стражникам пару золотых — меньше чем за час управимся. Что касается этой самой твоей смерти по естественным причинам, то мы ее сейчас обеспечим. Причем враз. Так что с этой стороны никаких проблем не будет. Ладно, хватит слов, время дорого! Будешь говорить? Ну, нет, так нет. Оран, Лия — повернулась к нам Варин. — Вы сделаете вот что…

— Погодите! — взвыл Табин. Кажется, он понял, что женщина не шутит. Я, если честно, тоже в это поверила. — Постойте!.. Я… я не хочу идти в Нерг! Боюсь…

— Тоже мне, удивил! Это само собой разумеется — страх перед Нергом. Мало у кого из нормальных людей появляется желание добровольно оказаться в той стране колдунов. Но, тем не менее, я не могу считать это причиной твоего поступка. Ты, конечно, сволочь, но не такой трус.

— А оскорблять — это обязательно?

— Тебе что-то не нравится? Ладно, перефразирую. Ты, конечно, мерзавец еще тот, но, вместе с тем, признаю, человек неглупый, и должен понимать, когда надо признать допущенный тобой ляп… Так Итак в чем дело? Почему ты решил нас кинуть?

— А я говорил, и буду говорить дальше, что боюсь идти в Нерг!

— Допускаю — согласилась Варин. — Но в таком случае, это должна быть только одна из нескольких составляющих основной причины. Если ты настолько сильно не желал идти в Нерг, то с самого начала, еще в Стольграде, имел полное право отказаться от этого предложения. Такой прохиндей, как ты, и на рудниках бы устроился неплохо. Без серьезных на то оснований ты никогда не решился б на тот номер, что пытался было провернуть нынешней ночью. С тайной стражей шутки плохи, и уж тем более такие! Однако если ты по-прежнему будешь молчать, или уводить разговор в сторону, то продолжать нашу беседу я не вижу смысла.

— Да постойте же! — э, да Табин, как говорится, уже дошел до нужного состояния. — Тут дело еще и в другом!..

Насколько мы поняли из его сбивчивой речи, он действительно решил сегодняшней ночью удрать от греха подальше. Этот торговец из Узабила, как выяснилось, на том постоялом дворе не просто так подошел к Табину. По словам бывшего управляющего когда-то, очень давно, их пути разок пересеклись. Не знаю, какие у них были общие дела, но с уверенностью могу утверждать лишь одно: они, эти их совместные делишки, к праведности не имеют никакого отношения… Но с той поры прошло добрый десяток лет, и Табин не сразу вспомнил того торговца, а вот южанин его узнал с первого взгляда. Обменялись новостями…

Так, промеж разговора, и узнал Табин о том, что некто разыскивает человека, убившего Клеща. Большие деньги предложены тому, кто на верный след наведет. Говорят, что это ученик хочет отомстить за смерть учителя… Вот Табин прикинул и понял: если узнает этот человек что я нахожусь здесь, то и все те, кто сейчас находятся рядом со мной — они тоже под смертью ходят. Понятно, что не пощадит ученик Клеща никого из тех, кто мог принести ему мою голову, но не сделал этого. А еще Табин до дрожи в коленках опасается, как бы не узнал Адж-Гру Д'Жоор, что он, бывший управляющий князя Айберте, в Нерге появился. Все же колдун не раз видел Табина при дворе князя, и знает, кто он такой. А память у того колдуна — будь здоров, ничего не забывает! Наверное, и про арест и осуждение Табина он хоть краем уха, но слышал. Колдун умный человек, и враз поймет, что приговоренный к каторге человек ни с того, ни с сего в его стране объявиться не может. Естественно, захочет с ним и пообщаться на эту тему… Достанет колдун пришлого, в том и сомнений нет, а из лап того страшного человека уже не вырвешься! Адж-Гру Д'Жоора даже князь опасался…

Вот хорошенько подумал обо всем об этом Табин, и всерьез струхнул. Куда не кинь, везде клин получается. Оттого, мол, и решил бывший управляющий, что если он сбежит, то и мы в Нерг не пойдем. Понятно, что просто так, без прикрытия и груза в ту страну соваться не стоит. Так что он, как благородный человек, решил таким образом и сам спастись, и нас спасти, хотя и знал, что мы рассердимся, узнав о том, что он лишил нас и груза, и подорожной…

— Ради нас, значит, старался — понимающе протянула Варин.

— А то еще ради кого! — обрадовано закивал головой Табин, решивший, что его история прозвучала весьма убедительно. — Вас жалко, вот и решил…

— Ты решил еще подзаработать, верно? За сведения о том, что Лия находится среди нас, от ученика Клеща сам хотел деньги получить, или через посредника? Предавать, так уж до конца. Я все же склоняюсь к версии с посредником. Ты мужик трусоватый, норовишь укусить из-за угла. Куда тебе с учеником Клеща встречаться! Жидковат…

— Да вы что!.. — и тут бывший управляющий согнулся, хватая ртом воздух. Удар Варин кулаком в его живот был настолько быстрым, что я не успела уследить за этим ее движением. Ничего себе! Я никак не ожидала от внешне спокойной и невозмутимой женщины такой стремительности и такого умения. Надо же, в самую болевую точку попала! Судя по тому, что я увидела, Табин отдышится еще не скоро.

— Второго предупреждения не будет — голос Варин не изменился ни на йоту. — И без того мы с тобой непозволительно долго возимся. Значит так: или ты сейчас без утайки ответишь на все мои вопросы, или же, сам понимаешь, мы увезем отсюда только лишь одно твое бренное тело. Душа к тому времени будет уже на Темных Небесах. Надеюсь, у тебя хватит ума не рассчитывать оказаться в ином месте…

Как видно, хмырь-управляющий относился к числу людей, не выносящих даже малейшую боль. А может, просто поверил Варин… Во всяком случае, больше он не запирался.

Покаялся: покинуть наш маленький отряд он хотел давно, но все не решался, да и случая подходящего не подворачивалось. А в остальном Варин все правильно просчитала: Табин хотел сорвать деньги с того торговца-южанина и сразу же удрать. Добраться до нашей страны, выкопать из тайника запрятанный горшок с золотом, и спрятаться под чужим именем в одной из соседних стран. Он прекрасно понимал, что подобное кидалово ему с рук так просто не сойдет. А то, что наутро могло произойти у нас с тем торговцем — подобные вопросы Табина беспокоили меньше всего. Единственное, что его по-настоящему заботило — как получить приличную фору во времени, достаточную для того, чтоб мы его не смогли догнать. Понимал, что его ждет в этом случае… Однако сейчас он раскаялся, понял, что был не прав, признает, что хотел поступить неверно, осознал, что мог подвести нас всех, и обещает, что больше никогда так не сделает, потому как…

Тут он вновь заткнулся, а потом и вовсе, как подкошенный, рухнул на землю, когда Варин коротким ударом врезала ему под дых, а затем, вдобавок, рубанула ребром ладони по шее. Как видно, для ума. Душа предка аж зашлась от восторга — какая, дескать, женщина!.. Ювелирная работа, по-другому не назовешь! Еще бы чуть-чуть в сторону — и каюк мужику! А так лишь причинила сильнейшую боль, но никаких внутренних органов не повредила…

Предок, я и сама вижу, что после таких плюх бывший управляющий ой как нескоро оклемается! У него по всему телу должна разлиться жуткая боль, и в то же время мужик сознание не теряет… Лихо. Залуженный Табином удар был несколько схож с тем самым «ударом беркута», что я в свое время получила от Клеща (упокой Небеса его многогрешную душу), и после которого я не один день в себя приходила, так что те незабываемые ощущения запомнила надолго… Хм, дорогой предок, зато теперь я хотя бы имею представление о том, какие именно женщины тебе нравятся.

— Я все больше и больше убеждаюсь в своем первоначальном мнении, что тебя не стоило вытаскивать с каторги — меж тем оценила женщина речь бывшего управляющего. — Надо было брать кого другого, благо выбор был… Ладно, будем считать, что произошло недоразумение, и ты умудрился немыслимо легко отделаться. Твое счастье, что мне просто не хочется возиться с исправлением подорожной. Но сразу предупреждаю: при повторной попытке провернуть нечто подобное разговоров с тобой больше не будет. Будет безымянная могилка. Догадываешься, чья? Ты все понял?

Валяющийся на земле в позе зародыша мужик едва слышно просипел нечто невразумительное сквозь зубы.

— Понял, как вижу. Уже неплохо. Теперь что касается остальных…

Варин холодно оглядела всех нас. Не знаю отчего, но под ее взглядом я почувствовала себя маленькой девочкой, которой сейчас дадут заслуженную трепку за какую-то оплошность. Вряд ли ошибусь, если предположу, что и у всех остальных по спине пробежал холодок.

— Значит, так — женщина говорила все так же спокойно, не повышая голоса, но и без того было понятно, что нам всем сейчас лучше выслушать ее, не произнося ни звука. — Теперь, господа хорошие, внимательно послушайте и хорошо запомните все то, что я вам сейчас скажу. А скажу я лишь одно — хватит! Хватит вести себя подобно последним раздолбаям, каковыми вы все, вообще-то, и являетесь. Это предупреждение относится ко всем вам, всем, без исключения. Понятно? Вы давно уже не дети, но ведете себя куда хуже их, хотя давно уже вышли из того возраста, когда дуются друг на друга за отобранный совочек для песка. Впрочем, дети хотя бы понимают, когда им указывают на ошибки, а ваше поведение куда больше смахивает на то, как себя ведут упертые бараны. Я долгое время наблюдала за нашей разношерстной компанией, думала, что рано или поздно, но вы одумаетесь, и поймете, что команда должна быть единой, тем более что у нас впереди Нерг, а там одиночкам делать нечего. Все же каждый из вас в недавнем прошлом был отнюдь не тестомесом в пекарне, и должен соображать, что к чему. Да только все мои надежды, как оказались, были напрасны. Вы все разбились на группы и не желаете общаться меж собой. В другом месте и в другое время я бы, возможно, не стала вмешиваться в ваши разборки, надеясь, что все утрясется само собой. К сожалению, сейчас у нас нет ни времени, ни возможности ожидать столь благостной развязки. Так что нравится вам это, или нет, но с сегодняшнего дня я больше не желаю видеть разделения в нашем отряде. Если же до кого-то из вас все еще не доходят мои слова, то я тому человеку заранее не завидую. Надеюсь, меня все слышали? На проблемы со слухом никто не жалуется?

Варин внимательно оглядела нас. Все мы благоразумно помалкивали. Возражать, или же отвечать что-либо ни у кого не было ни малейшего желания. А женщина продолжала:

— Прекрасно. Молчание — знак согласия. Мне нет дела до того, как вы относились друг к другу до того, как оказались в этом отряде, но сейчас каждому из вас свои обиды следует засунуть, сами догадываетесь, куда. В противном случае, не сомневайтесь, уже я затолкаю их вам именно в то самое место. И еще: мне надоело видеть ваши кислые физиономии и слышать недовольно бурчащие голоса. С сегодняшнего дня, будьте добры, изменить выражения ваших лиц на куда более приветливые. Это не просьба, а приказ. И не стоит каждому из вас демонстрировать перед другими свой независимый характер — подобное для нас слишком большая роскошь. Свои чувства, симпатию и неприязнь, уж если вам того хочется, можете оставить при себе, только вот советую их убрать подальше и забыть об их существовании до возвращения домой. Если кому-то что-то не нравится в ком-то из ваших спутников — это ваше дело, между собой разберетесь позже. Да вы и сами должны прекрасно понимать, что нам надо работать вместе. В крепкой команде истории, подобной той, что едва не произошла, просто-напросто не может случиться. Это урок для всех нас. Если помните, то вы все и находитесь здесь, в этой команде, еще и для того, чтоб исправить допущенные вами же ошибки в прошлом. Всем ясно? Или кому-то из вас требуется дополнительное пояснение? Повторяю: всем понятно?

Чего там не понять…

Глава 2

После того разговора прошло несколько дней. Не скажу, что после выволочки, которую нам устроила Варин, мы все стали закадычными друзьями-приятелями, но отныне хотя бы старались разговаривать меж собой, пусть и с неприязнью в душе.

Зато бывший тетушкин управляющий… Судя по нескольким оброненным фразам моих спутников, можно понять: каждый из них искренне жалеет, что сейчас рядом с нами нет горной гряды с каменными колодцами, или разработок с глубокими шахтами, куда можно было бы загнать Табина, и оставить там на какое-то время. Вот с этим я была полностью согласна. Сама бы пнула его в ту шахту, и вход завалила, чтоб этот тип обратно не выбрался…

Какое-то время Табин вел себя, как говорится, тише воды, ниже травы, но постепенно вновь начал примерять на себя роль хозяина. В его голосе снова стали появляться командные нотки, да и по его поведению никто бы не сказал, что еще совсем недавно этот человек трясся перед нами, словно осиновый лист на ветру. Сам он, по-моему, вовсе не считает свой поступок чем-то непорядочным. Скорее всего, бывший управляющий пришел к выводу, что в той истории ему просто не повезло. Н — да, похоже, некоторых не переделаешь, как ни старайся…

Мы вновь в пути, и снова наш обоз движется по дорогам Харнлонгра. За прошедшие с того времени дни особых происшествий вроде не было, и по ровной дороге у нас был не путь, а одно удовольствие, только вот для меня, выросшей на Севере, здесь был излишне жарко. Чем дальше мы продвигались по земле Харнлонгра, тем теплее и теплее становился воздух вокруг нас. В моих родных местах в середине лета не всегда бывает такая жара, какая стоит здесь на подступах к осени. Тут прохладу приносит лишь заход солнца. Про полуденный зной я уже не говорю — по мне в такую погоду лучше вообще находиться где-то в тенечке, как можно дальше от жгучего солнца. Не знаю, как остальным, а по мне так куда лучше привычный для меня холод, чем такая жара.

Тем не менее, я с огромным удовольствием смотрела на новый, ранее не известный мне мир южной страны. Чуть иные города, несколько иная природа, люди немного иной внешности… Но отношения между людьми, на мой взгляд, в целом были одни и те же. Матери также заботились о детях и о семье, парни встречали девушек, мужчины работали, старики вечерам сидели на солнышке, обсуждая нынешнюю жизнь и вспоминая о прошлом…

И из разговоров на привалах с людьми из других стран понимаешь: по большому счету у нас всех одни и те же проблемы, беды, радости… Иногда ко мне в голову закрадывалась та простая мысль, что все в этом мире могло быть куда легче, если бы люди просто научились любить друг друга, и были бы добрее к своим близким, а их Правители стали бы жить без оглядки на своих соседей…

Правда, подобные рассуждения я держала при себе. Скажи что-то подобное кому из парней — засмеют. Хотя они в последнее время, исполняя приказ Варин, и старались держаться со мной и с Киссом подобрее, даже иногда снисходили до короткого разговора, но, тем не менее, все еще в наших отношениях присутствовал заметный холодок. Да ладно, чего там — как говорится, худой мир лучше доброй ссоры.

Если наше дальнейшее продвижение будет проходить без особых происшествий, то к следующей седмице мы окажемся у границы страны колдунов. Как сказала Варин, мы, считай, на полпути от Нерга. Все вроде хорошо, и дорога — на загляденье, погода замечательная, да только вот меня уже второй день точит непонятное беспокойство. Иногда будто кольнет в спину чей-то недобрый взгляд, и пропадет. И появилось у меня это чувство вчера вечером, перед привалом. Вначале думала — кажется, мало ли что может показаться в незнакомом месте да с устатку после жаркого дня! только вот и наутро это чувство не прошло. Вот и сейчас, во время езды, оглядываюсь, но никого не вижу. Попадаются, конечно, в немалом количестве люди на дороге, и мы не раз встречали караваны, идущие нам навстречу, пару раз нас обгоняли чужие обозы… Только это все не то — опасности от них, от встреченных нами людей, я не чувствую. Но вот то, что нас кто-то преследует, и не с добрыми намерениями — в этом не может быть никаких сомнений. И этот кто-то то и дело смотрит на нас, я это чувствую, поклясться готова! Только вот кто это такой и почему я его не вижу? И вот что интересно: когда мы встречаем людей на дороге, взгляд будто пропадает, а как только вновь окажемся одни — снова появляется. И где же он, этот преследователь?

Первым на мое беспокойство обратил внимание Кисс.

— Подруга, ты чего постоянно дергаешься, словно на ежике сидишь? В чем дело? И что головой вертишь по сторонам? Все время оглядываешься, будто ищешь кого-то. Так пока не беспокойся: вот он я, здесь! Или неужто ты себе какого неотразимого красавца себе приглядела? И как это я подобное проморгал?..

Зная, что Кисс все одно не отстанет, пока не узнает правды, постаралась коротко сказать ему о своем беспокойстве. К моему удивлению Кисс серьезно отнесся к моим словам.

— Надо Варин сказать…

— Думаешь?

— Даже не сомневаюсь…

Кисс направился к Варин, а я все оглядывалась. Ну, точно, колет спину непонятный взгляд, причем весьма ощутимо! Но почему тогда его никто, кроме меня, не ощущает?

— Я думала, что мне просто что-то кажется — спустя несколько минут разводила я руками перед женщиной.

— Все одно надо было сказать мне.

— Кто же знал…

— Давно у тебя это чувство? Ощущение чужого взгляда?

— Со вчерашнего дня.

— Конкретнее.

— Вечером появилось, когда мы встали на ночевку. Тогда мне впервые стало немного не по себе. Потом вроде это чувство исчезло. А сегодня, когда мы двинулись в путь, у меня временами создается стойкое впечатление, будто на нас кто-то смотрит, и этот взгляд то пропадает, то появляется. Такой скользящий, непонятный… Он почти постоянно с нами. Но я ничего не заметила, как ни старалась…

— Почему мне сразу не сказала? Еще вчера?

— Я думала…

— Не надо думать, надо сразу говорить мне о том, что тебе кажется неправильным или подозрительным. А что по этому поводу говорит тот… Ну, душа твоего предка…

В нашей группе только Кисс и Варин знали про Койена. Подсаженная душа — это не то, о чем можно сообщать каждому, пусть даже этот каждый идет вместе с тобой.

— То-то и оно, что молчит предок! Наверное, ждет, хочет знать, как я поведу себя…

— Что ж, ему видней… Лия, мне известно о твоих способностях, хотя, допускаю, что далеко не обо всех. Так вот, если тебе и в дальнейшем будет что-то казаться, то будь добра, сразу же говори мне о том.

— Но, Варин, посмотри по сторонам: здесь же по обе стороны от дороги, куда ни кинь взгляд — одни поля с огурцами, морковкой да кабачками! Разве тут можно спрятаться? Да и дорога не пустынная, по ней всегда в пределах видимости хоть кто-то, да имеется. Мы же почти всегда на виду у людей! Кто на нас в чистом поле нападать станет? Да и стражники частенько проезжают взад — вперед…

— Посмотрим.

Варин отдала приказ: не расслабляться и быть настороже, не исключена опасность. Первое время все были настороже, но через какое-то время все вновь расслабились. Возможно, в этом была виновата как жаркая погода, так и окружающая нас безмятежность. И чего опасаться? В чистом синем небе поют птицы, со всех сторон доносится неумолкающий треск кузнечиков и цикад, бесконечные поля с овощами или сметанными стогами сена уходят в чуть дымную даль, легкий ветерок почти не разгоняет жаркий воздух… Странно даже подумать, что у кого-то может появиться желание нарушить дрему и покой этих мест. Да и на этих ровных полях каждый человек виден, как на ладони!..

От жаркого солнца у меня голова пошла кругом. Прилечь бы, сейчас самое время… Вон, и лошади еле плетутся, да и глаза закрываются не только у людей, а даже и у животных. Чуть ли не спим все на ходу. Хочешь — не хочешь, а надо вставать на отдых, и подремать в тени часок-другой. Все одно не путь по такой жаре… Кстати, и рощица видна неподалеку от дороги, самое место для дневной стоянки. Там, кажется, и небольшая речка протекает… Сейчас бы туда, в тенечек, к текущей воде… А в той прохладе прилечь, отдохнуть… Поспать…

Без слов свернули с каменной дороги, направляясь по протоптанной в траве тропинке к тенистой рощице. Кто ж в такую погоду нападать станет? Шевелиться — и то не хочется. Вон, даже мухи придорожные не вьются над лошадьми… Придорожные мухи… А куда они, интересно, подевались? Все время крутились над животными, а сейчас пропали невесть куда… Странно — на них жара обычно не действует…

В этот момент у меня в душе словно тренькнула туго натянутая струна. Опасность! Оглядела своих спутников. Что такое: люди сидят на лошадях с закрытыми глазами, качаясь в такт движению, словно тряпичные куклы. Но у меня складывается такое впечатление, что они бы и с открытыми глазами спали… И лошадями никто не правит — сами идут в сторону рощицы… Даже не идут — плетутся. Это непонятное состояние полусна — с чего оно внезапно накатило на всех нас? Ночью мы все должны были хорошо отдохнуть, и вид у моих спутников еще недавно был вполне бодрый, но сейчас мы все дружно клюем носами… Может, это все от жары? Да нет, вряд ли. Точно такая же погода стояла и вчера, но никто не спал на ходу. А сейчас, на кого из моих спутников не погляди — все они, чуть ли не в открытую, дремлют. Думай, не думай, а творится что-то странное, но все воспринимают это как должное… Понадобилось несколько мгновений, чтоб я поняла: не просто так на всех нас напал этот непонятный сон. Сосредоточилась…

Та — а — ак, интересно… Интересно и очень необычно. Такое впечатление, будто мы находимся в прозрачной волне, отгородившей нас от остального мира и захлестнувшей наш обоз, и сейчас все послушно идем туда, куда она, эта волна, нас ведет. А ведет она нас именно в ту рощу на берегу речушки, куда мы все и направляемся… Но вокруг и следа магии нет, иначе я бы ее уже давно уловила! На гипноз тоже не похоже. Значит, это нечто иное, куда более простое и естественное. В чем же тут дело?

Чтоб полностью стряхнуть с себя липкую сонную одурь, мне потребовалось еще несколько мгновений. Мысленным взором оглядела все вокруг, определяя, откуда же идет на нас этот дурман… Впереди нас, в пределах видимости, никого не видно. На дороге, с которой мы свернули сюда, я тоже никого не видела ни впереди, ни позади нас. Ну, в такую жару люди стараются хоть час-другой отсидеться в тенечке. Правда, позади, где-то в отдалении, на дороге маячит некто на телеге, но он слишком далеко, едва виден. Хотя нет, тут я неправа… Идет какая-то связь между непонятным состоянием, что овладело нами, и тем ездоком, что виден вдалеке, но основная опасность находится где-то совсем рядом с нами. Точно, источник этой дурманящей сонной волны находится совсем близко, чуть позади нашего обоза. И движется, преследуя нас, примерно с такой же скоростью, с какой катят наши телеги…

Значит, определяемся — впереди рощица, а вокруг все те же поля. Правда, это поле, в отличие от остальных, не распаханное и засеянное, а сплошь заросшее густой жесткой травой и мелким колючим кустарником. Это, кажется, терновник… Чуть обернувшись, увидела, как справа, неподалеку от нашего обоза, метелки высокой сухой травы чуть шевелятся, будто кто-то скользит по земле, стараясь не попадаться нам на глаза. А вот сейчас трава вроде перестала шевелиться… Показалось или нет? Снова дрогнули верхушки высохшей на солнце травы… Еще раз всмотрелась внутренним взором, уже внимательней.

Нашла! Сомнений нет, волна сна идет именно оттуда, из того места, где трава чуть расходится по сторонам, а потом снова смыкается. Будто некто ползет по земле, неотрывно преследуя наш обоз, и стараясь при том оставаться как можно более незаметным. И этот кто-то, тот, кто преследует наш обоз, вне всякого сомнения, опасен. Именно он, этот тайный попутчик, и насылает на нас дурманящее состояние, вгоняющее в сон. Удивляюсь, как это наши лошади еще умудряются плестись, а не спать на ходу. Предок, в чем дело? Ответь же, наконец! А, вот теперь понятно! Только вот откуда оно, это существо, здесь объявилось?.. И почему ты, Койен, молчал раньше? Да понимаю я, что, прежде всего, должна полагаться на свои силы и на свое умение, а ты мне лишь помогаешь… Что ж, согласна.

Надо бы предупредить Варин. Правда, не знаю, стоит ли делать это. Для того, чтоб поговорить с Варин, мне нужно будет снять с женщины напущенный дурман, а то существо в траве следит за нами. Оно сразу поймет, что некто вышел из-под его власти, и неизвестно, что в этом случае он него можно ожидать. Так же неясно, что произойдет в том случае, если я сниму это сонное состояние со всех своих спутников. Если следящий за нами поймет, что дело неладно, то может и ускользнуть, а оставлять в живых столь опасного противника нам ни в коем случае не стоит. То, что оно, это создание, попытается вновь одурманить нас, а то и просто напасть — в этом у меня нет ни малейших сомнений. Да и в дальнейшем иметь за своей спиной такого опасного зверя — проигрышное дело, тем более что убить это создание очень сложно. А он, этот зверь, если наметил себе добычу, то уже не отстанет… Делать нечего, надо самой принимать какое-то решение, а с Варин мы позже разберемся, что к чему.

Хорошо, что с некоторых пор я без оружия не хожу. Стараясь не делать резких движений, вытащила из сапога нож, и расстегнула ножны у второго, что висел на поясе… А тот, что крадется за нами, совсем, похоже, осторожность потерял — чуть ли не вплотную к крайней телеге приблизился… Видно, не сомневается в том, что все идет как надо. Такой удачный момент упускать не стоит. Ну, Койен, помогай! Пора…

Брошенный мной нож еще летел по воздуху, когда я одним прыжком соскочила с телеги. В этот же момент раздался непонятный звук — то ли визг, то ли шипение. Без сомнения, это был голос живого существа, которому только что нанесли болезненную рану. Вместе с тем из сознания людей мгновенно исчезла и сонная дурь, причем так быстро, будто ее там и не бывало. Я же вторым прыжком оказалась возле того места, куда улетел мой нож, и откуда доносились эти самые режущие слух звуки. Бешеный взгляд страшных глаз, жутко распахнутая пасть с острыми зубами… Так вот кто нас преследовал! Ой, а брошенный мной нож в цель попал не очень удачно — всего лишь пригвоздил переднюю лапу существа к земле. Уйдет ведь! Отбросит лапу, и удерет!.. Это существо, как ящерица, в минуту опасности может отбросить хвост или лапу. Потом они у него снова отрастают… Сама не понимаю, как мне удалось, чудом избежав страшных челюстей, одним махом всадить второй нож в одно из самых уязвимых мест чудовища — слева, под одно из двух небольших углублений на голове, которые заменяли этому существу уши. А уже в следующий момент от сильного удара чешуйчатого хвоста я и сама отлетела в сторону…

— Лиа! — сквозь гул в голове услышала я растерянный голос Кисса. Интересно, давно я валяюсь на земле? Вон, Кисс меня еще и трясти вздумал… — Лиа, ты как? Жива? С тобой все в порядке? Как себя чувствуешь? Ранена? Нет?.. Отвечай же!..

— Точно не уверена, но такое впечатление, что жива — я осторожно пошевелила руками — спасибо Пресветлым Небесам, они на месте.

— Что значит — кажется?

— То и означает… — охнула я, с трудом приподнимаясь с земли — Означает, что мне зевать не надо. Должна была сообразить, что сразу же после того, как я нож всадила — в тот же миг следовало отскочить в сторону как можно быстрее. Или хотя бы попытаться это сделать…

Постаралась встать, но сделать это оказалось не так просто. Левая сторона тела, куда пришелся удар хвоста, просто онемела. Такое впечатление, что меня со всего размаха хлестанули толстым канатом. Или врезали широкой доской… Нет, скорее — бревном…

— Какого… — у парня от злости не хватало слов. Вместо этого он снова крепко встряхнул меня. — Какого… ты к нему полезла?!. Почему ты опять вперед всех выскакиваешь? А если бы он, этот зверь, тебе что отхватил? Руку там, или голову…

— Но ведь не отхватил же…

— Ага, даже он сразу понял, что в твоей голове, кроме кости, ничего нет! Мозги отсутствуют напрочь! Такой большой и твердой костью даже он бы подавился!

— Кисс, не ругайся, а? И без того весь бок болит, руку не поднять… Сила у этой зверюги, скажу я тебе…

— Твое счастье, что болит! А не то бы я еще и добавил! Только по шее!..

— Сердца у тебя нет…

— Зато у меня есть огромное желание настучать по твоей пустой голове!

— Ты сам только что сказал, что у меня в голове ничего нет… Кроме кости.

— Конечно, там ничего нет, кроме большого количества глупости и дури! Вот их выбить точно не помешает!

— Кисс, ну не надо… У меня и так перед глазами разноцветные круги плывут…

— Почему ты опять никому ничего не сказала?

— Потому и не сказала, что возможности не было… А где этот… Ну, тот… Как его…

— Не беспокойся. Не ушел.

А и верно, всего лишь в нескольких шагах от меня шумновато. Стерен и Табин успокаивали лошадей — те испугано бились, в страхе кося глазами на лежащего зверя. Ну да, конечно — наведенный дурман прошел, и сейчас бедные животные испытывают немалый ужас. Да уж, страхом от этого существа просто веет. Даже от мертвого…

Опираясь на руку Кисса, доплелась до своих спутников, столпившихся возле убитого зверя. Теперь и мне можно рассмотреть его получше. Впрочем, это существо зверем назвать сложно. На земле, среди взрыхленной земли, помятой и выдранной с корнями травы и кустарника, лежало непонятное создание — помесь ящерицы, собаки и змеи. Длинное гибкое тело серого цвета, напоминающее змеиное, толщиной со среднее бревно, было покрыто чешуйками, сквозь которую пробивались клочки шерсти непонятного цвета. Короткие сильные лапы с крепкими когтями, длинный и мощный хвост ящерицы… Но больше всего меня удивило другое: начиная от глаз чудища и до кончика хоста, вдоль всей спины тянулся ряд неровных острых шипов… И на лапах имеются узкие полоски торчащих игл… Такого я в жизни не видела! Неприятно даже смотреть на них, а уж если представить, что можешь нарваться на эти длинные острые колючки… Жуть! Надо признать: мне невероятно повезло, что при ударе хвоста шипы не задели меня…

И особь не маленькая: если встанет на задние лапы, то ростом будет повыше взрослого человека. Высокое Небо, не допусти встретиться с такой тварью наедине, или же лицом к лицу — у человека почти наверняка нет ни одного шанса выжить! Это существо можно было бы принять за уродливую ящерицу-переростка, если бы не страшная голова, занимающая чуть ли не четверть тела. Жутко смотреть: ни носа, ни ушей, круглые глаза с вертикальными зрачками, узкая и длинная пасть с раздвоенным языком… Не знаю, как другим, но мне от одного только вида этих сплошь покрытых острыми зубами мощных челюстей стало не по себе: не убери я вовремя руку, не было бы ее у меня сейчас… И хотя парни нанесли этому существу невесть сколько ран, и голова у него была наполовину отрублена, тем не менее, зверь все еще подавал признаки жизни. По лежащему на земле телу то и дело пробегала дрожь, а лапы с длинными когтями все еще царапали землю… И кровь у зверя непонятного цвета: нечто темно-зеленое пополам с ярко — розовым…

— Лия — повернулась ко мне Варин. Кажется, она была рассержена. — Лия, я, кажется, просила тебя самостоятельно не принимать никаких решений! Почем ты нам ничего не сказала? Опять действуешь на свой страх и риск? А если бы этот…

— Варин, хоть верь, хоть нет, но у меня не было возможности предупредить хоть кого-то из вас. Этот зверь, несмотря на довольно внушительные размеры, очень шустрый и весьма прыткий. А еще сообразительный, и очень хорошо чувствует тех, кто попал под его влияние. Я просто побоялась его спугнуть. Это может показаться невероятным, но он держал нас под контролем. Почувствовав неладное, зверь сразу отбежал бы в сторону, скрылся среди этого поля — ищи его потом!.. В таком случае неизвестно, кто бы на кого позже стал охотиться… Или же зверь вполне мог поступить по-другому: напасть на одного из нас. Вы его челюсти видели?

— Кто это такой? Что за существо? — растерянно спросил лейтенант Лесан. Как видно, он даже не представлял себе, что может существовать столь непонятное создание. Я его понимаю: сама раньше о таком звере и слыхом не слыхивала. Если б не чужие знания, заложенные в меня Канн — Хисс Д'Реурром, то тоже не имела бы ни малейшего представления, что это за существо и как с ним бороться.

— Это кансай — уронила Варин. Хорошо рассмотрев животное, она, казалось, была немало удивлена. — Да, без сомнений, кансай…

— Кто? — не понял лейтенант.

— Кансай. Его еще называют — вгоняющий в сон… Полуящерица — полузверь. Жуткое создание. Может подолгу жить как в лесу, так и в песке или воде…

— Так это же один из самых страшных хищников южного Кхитая — растерянно сказал Оран. — Я о них читал. Что-то из чудищ далеких стран…

— Вот именно — кивнула головой Варин. — Поправка: это один из самых страшных хищников в царстве зверей, и пользуется весьма дурной славой. Кстати, вполне заслуженной. В Кхитае этим словом — кансай пугают детей. Ввоз кансая в любую страну строго-настрого запрещен, но их никто и не везет — не находится желающих заниматься доставкой этих зверей даже за очень большие деньги. Впрочем, приобретать их тоже не стремятся. Даже богатеи не желают обзаводиться подобным зверем для своего домашнего зверинца. Слишком опасно… Я бы даже сказала — смертельно опасно. Проверено многократно. Были уже случаи, причем случаи очень страшные, которые произвели должное впечатление даже на заядлых любителей домашних зверинцев. И дело тут не только в острых зубах и когтях. Такой зверь без труда может вырваться на свободу, уничтожив при этом всех, кто только попадется ему на глаза, в том числе и своих хозяев. А охотится кансай необычно: вначале он преследует свою жертву, присматривается к ней, затем ее будто зачаровывает. Он непонятным образом воздействует на сознание живых существ, усыпляет их, и лишь потом нападает. Вернее, это не сон, а сонная одурь, но тем, кто попал на обед к кансаю, эта разница несущественна. Что это за одурманивание такое — думаю, никому из нас объяснять не нужно. Уже испытали… Вырваться из пасти этого животного невозможно — слишком глубоко зубы кансая входят в плоть жертв, да и раны нанесенные длинными когтями, рассекают, как ножи… Если же жертва еще продолжает сопротивляться, то в дело пускается сильный хвост, удар которого может запросто оглушить, а то и убить жертву… Лия, как ты умудрилась его увидеть — не понимаю! Нет, ну надо же!.. Я об этих животных лишь слышала, читала об их повадках, а само изображение кансая видела лишь на рисунках. Очень впечатляющих, надо сказать. Только вот откуда здесь мог объявиться кансай? Это просто невероятно! В этих местах их и близко не должно быть! Такие звери живут лишь в тропических лесах Кхитая! Там для них как раз подходят и воздух, и климат, и природа…

— Откуда, откуда… — пробурчала я. — Пустили его по нашему следу.

— Кто? И зачем он, этот кансай, преследовал нас?

— Разве не ясно? К засаде он нас вел — я потерла ноющий бок. Больно… — Как раз вон к той рощице, куда мы с вами уже послушно направлялись. Там нас уже дожидаются. Сейчас, думаю, на нас оттуда глядят во все глаза и чего-то ждут…

— Кто?

— Понятно кто — желающие поживиться чужим добром. Очевидно, кто-то из них совершенно непонятным образом сумел приручить кансая.

— Но эти животные не поддаются приручению! Об этом написано во всех книгах!

— Очевидно, этот кто-то про то не знал, и сумел, если можно так сказать, найти с этим зверем общий язык. И умудрился выдрессировать кансая, и научить его кое-чему в своих интересах. В том числе и тому, чтоб этот обученный должным образом зверь, выражаясь языков охотников, научился загонять добычу к тому месту, где их уже поджидают эти самые любители легкой наживы. Как вы догадываетесь, засада в той рощице сидит отнюдь не для того, чтоб интересоваться у проезжающих, как им нравятся красоты здешних мест. Понятно, что к святым покровителям дорог эти ожидающие нашего появления люди не имеют никакого отношения. Обычные бандиты с большой дороги…

— Все это несколько сложновато для обычных бандитов — покачал головой Стерен. — Для помощи в своих неправых делишках знающие люди обычно дрессируют других зверей, более привычных для человека, и не привлекающих особого внимания. Ну там собак, птиц… Даже крыс — и тех некоторые умельцы к своему делу умудряются пристраивать. Но этого зверя, что лежит в траве… Нет, в это сложно поверить. Я всю свою жизнь прослужил стражником, много чего видел, и повозиться со всяким сбродом мне пришлось немало, но никогда не слышал о том, что можно хоть чему-то научить кансая. И уж тем более использовать его в таких целях. Видишь ли, я слышал, что для кансая человечина — самая лакомая еда… А если эта животинка на голодный желудок вздумает закусить кем-либо из той же гоп-компании? Если вам интересно мое мнение, то я скажу так: частенько придорожные банды весьма изобретательны, но все они, как правило, действуют куда проще, без таких сложностей.

— Может, и сложно, зато надежно — я пошевелила рукой. Кажется, боль отступает — Как я понимаю, этим делом — захватом проезжающих и их добра, промышляет одна из местных придорожных банд. Только вот где они умудрились раздобыть кансая, и как сумели его приручить — это, знаете ли, вопрос… Хотя при большом желании провернуть нечто подобное они, возможно, и могли. Кансай, как я знаю, считается одним из самых разумных животных, хотя, как вы говорили, почти не поддается приручению, и уж тем более дрессировке. Но, похоже, существуют исключения из правил. И вот результат: с некоторых пор хозяева кансая промышляют довольно прибыльным делом. Грабежом проезжающих.

— Здоровый какой зверюга… — протянул Лесан.

— Как раз наоборот — окинула взглядом лежащего зверя Варин. — Я бы сказала, что это совсем молодой, неопытный кансай. И не очень большой. Подросток, так сказать. Нетерпеливый, неопытный, горячий и еще не очень осторожный… Даже не зверь — зверушка. Только оттого Лие и удалось с ним справиться. А взрослый кансай в длину достигает роста двух-трех человек, и их так легко не убить. Тот зверюга сам завалит кого угодно. У них такая толстая шкура, что от нее стрелы отскакивают! Жуткое существо… На одного кансая идут отрядом численностью не менее сотни человек. Но и это не всегда приносит победу… Будь их, этих страшных созданий, в лесах числом побольше — они бы сами людей отовсюду в Кхитае вытеснили, и охотились бы за нами так же, как мы за добычей в лесу…

— А как же жители Кхитая…

— Знаете, что хоть немного спасает людей от этих страшных тварей? — продолжала Варин — То, что кансаи — скверные родители. Точнее — вообще никакие. До собственного потомства им нет никакого дела. Вы не в курсе, как они размножаются? Взрослые кансаи откладывают десятка два-три яиц в какую-нибудь ямку в лесу — и спокойно уходят, даже не забрасывая кладку ветками. Что будет с их детенышами — это кансая совершенно не беспокоит, а ведь в джунглях желающих пообедать всегда хватает… Естественно, что практически все подобные кладки почти сразу же разоряются животными, да и люди, найдя подобное гнездо, жалеть будущее потомство не станут. В совершенно исключительных случаях одному из детенышей кансая по случайному стечению обстоятельств удается вылежать нужный срок в гнезде, да еще и выжить после появления на свет в тех жарких т опасных лесах… В общем, живой детеныш кансая — это крайне редкое событие, хотя в кладке обычно бывает несколько десятков яиц…

— А почему этот зверь на нас раньше не напал? Лия, ты же еще вчера почувствовала неладное!

— Да, почувствовала… Но там, скорей всего, был кто-то из тех, кто нас, так сказать, пас. Приглядывал, куда мы направимся дальше. А нападать… Где? На ночной стоянке? Да там же людей полно, всех не подчинишь воле одного зверя. Да и лошадей в том месте хватало, а они, почуяв этого зверя, спокойно стоять бы не стали — они его нутром чуют и очень боятся. Если я правильно я поняла, люди из той придорожной банды заранее присматривают себе среди проезжающих подходящую добычу, приглядывают за ней, а позже, в нужный момент, выпускают своего зверя. Он одурманивает что людей, что лошадей, и ведет их до заранее приготовленного места.

— Что же получается? — протянул Стерен, — Он, этот зверь, не нас первых вел туда, к месту засады…

— В этом и не сомневайся. Что касается кансая… Знаете, кто его по нашему следу отправил? Тот, кто вот там, позади нас едет. Да-да, на той телеге. Видите, как быстро приближается? Похоже, что коня без жалости нахлестывает. Прямо как на пожар мчится! Думаю, именно он и есть хозяин кансая, и он же приручил этого зверя. Как видно, сейчас мужик понял, что с его подопечным беда приключилась. Между ними постоянно шла какая-то мысленная связь, я это тоже почувствовала… Он эту свою зверюшку держал в длинной клетке на своей телеге, под ворохом сена. Иначе нельзя, ведь не суслика с собой возит… Именно этот человек, и дожидался удобного места, чтоб выпустить кансая на волю. Как только закончились поля с посадками, и начались заросли кустарника и травы, так он, хозяин этот, дверцу у клетки и распахнул. Там, в высокой траве, этот зверь имеет все шансы остаться незамеченным. Все же кансай — не мышка-норушка, его можно легко увидеть на сравнительно ровном месте. Да и не стоит выпускать этого зверя в тех местах, где его могут заметить люди… Ведь если его кому на лаза попадется, хоть тем же крестьянам, что работают на полях, то потом разговоры пойдут — не остановишь…

— Как ты его умудрилась заметить?

— Да кансай, как видно, решил, что все в порядке, осторожность потерял. Чуть ли не рядом с нами оказался. Вот я его и… И все же едва не промахнулась! Видите, ножом только в лапу попала. А этот зверь — он, как ящерица, может в минуту опасности лапу отбросить, и сбежать на оставшихся. Причем бежать будет все так же быстро — вместо утерянной лапы будет опираться на свой хвост. Попробуй его поймай…

— Но…

— Не стоит беспокоиться: у этой милой зверушки отброшенная лапа или хвост со временем отрастают снова. Как у наших ящериц…

— А те, кто ждут нас в засаде…

— Ты имеешь в виду остальных членов этой милой компании дорожных бандитов? Можешь полюбоваться — вон они из-за деревьев показались, охотники до чужого добра.

И верно: от рощицы по направлению к нам бежали десятка полтора человек, причем у каждого из них в руках хоть какое-то оружие, да имелось. Так вот кто нас там поджидал! Интересно… Они все же решились напасть на нас, хотя непонятно, чего они выжидали, зачем тянули время? Мы тут добрых минут пять стоим, на кансая смотрим… Я могу понять, если б они сразу после смерти кансая на нас накинулись, но ведь все это время из рощицы никто не показывался! Сидели там, как в норе, наблюдали за нами… Хотя, по большому счету, это понятно: им теперь, без поддержки кансая, нас легко взять не получиться. Да и не только нас — отныне и с другими проезжающими тоже будет так просто не справиться…

Но вот что мне не понятно: эти люди должны были и сами, из рощи, воочию видеть то, что обозники сумели справиться с напущенным на них зверем, хотя до этого он и считался непобедимым. Я бы на их месте крепко подумала, стоит ли рисковать понапрасну, нападая на столь опасных противников. Понятно, что те, кто едет в этом обозе — они умеют воевать. К тому же сейчас нас внезапностью уже не возьмешь, да и рискованно нападать днем, неподалеку от дороги, да еще и на открытом месте. Хотя стоит полуденная жара, но, тем не менее, люди по дорогам все же ездят, да и стражники то и дело проезжают дозором. Пусть даже увидевший схватку случайный похожий в нее вмешиваться не будет, и постарается унести отсюда ноги как можно быстрее, но то, что об увиденном он поспешит сообщить первым же встреченным им стражникам — в том нет ни малейших сомнений. Здесь, в Харнлонгре, за подобные сообщения, если они правдивы, положена награда…

Так что этим, что все это время в роще сидели, по уму следовало бы сейчас не показываться нам на глаза, а удирать отсюда как можно быстрее, и спрятаться куда подальше от чужих глаз, чтоб никто из посторонних их не увидел и личины не запомнил… К тому же бежать на такой жаре, да еще перед схваткой — понапрасну терять силы, которые могут пригодиться в будущей схватке. Зачем же они на нас сейчас накинулись? Не думаю, что убитый зверь был им так дорог, что они решили отомстить за его смерть.

Я невольно прикинула про себя: наш обоз остановился где-то на полпути между дорогой и той рощицей, где нас так ждали… Лошади все еще неспокойны, сразу с ними не совладать, да и в любом случае мы не успеем развернуть телеги и выехать на дорогу. Эти, из рощи, добегут до нас раньше… А мы слишком заболтались при виде кансая, отвлеклись и потеряли много времени. К тому же со стороны все той же дороги по направлению к нам уже свернул сидевший на большой телеге человек, тот самый, что и выпустил кансая из клетки в поле… Ага, вон длинный ящик на его телеге виден, наполовину присыпанный сеном… Надо же, как этот человек свою лошадь нахлестывает, так и пожалеешь бедное животное! Тебя бы самого так приложить кнутом — мало не покажется!

Люди впереди, один сзади… Раз он с кансаем управлялся, значит, его не стоит считать слабым или неумелым человеком. В любом случае мы попали в клещи…

Как видно, об этом подумала и Варин, только вот соображала она куда быстрее меня.

— Всем приготовиться! — прозвучал сильный голос женщины. — Табин, своей головой отвечаешь за лошадей и за груз! Лия, на тебя тот тип, что во всю прыть гонит к нам на телеге… Стерен, ты лучше всех стреляешь, так что постарайся снять тех двоих, что бегут с луками. Вон, уже за стрелы хватаются… Остальные — к оружию!

— Лиа — повернулся ко мне Кисс, но я лишь махнула рукой — иди, все нормально, не беспокойся за меня, знаю, что делать. Чуть поколебавшись, Кисс отошел, а я, закрыв глаза и сосредоточившись, уже привычно вызвала темную волну холодной злобы… Не давая ей захлестнуть себя с головой, влила в себя столько черной воды, сколько сочла необходимым, так, чтоб хватило на короткую схватку. Тут главное — не взять лишнего, иначе можно утратить контроль над собой, но и осторожничать — брать совсем немного, всего лишь чуток темной воды, тоже не стоит. Сил может и не хватить… Вообще-то, отстраненно подумалось мне, сейчас от той темной волны можно было бы взять и побольше сил, но не стоит лишний раз рисковать. Да и время дорого. Оставшуюся волну отправила в сторону, как можно дальше от себя и от людей. Тряхнула головой, прислушиваясь к своим ощущениям и к подступающему легкому опьянению дурманящей силой. Что ж, предок, я готова. Помогай мне, Койен, как ты обычно это делаешь…

Я пошла назад, навстречу мчащейся и безбожно подскакивающей на всех ухабах телеге. Взмыленный конь мужчины уже совсем близко и, похоже, что бешено нахлестывающий коня ездок вовсе не собирается останавливаться. Он что, намерен врезаться в нас на полном скаку? А ведь точно, именно это он и собирается сделать! А телега у него не из легких… Ну, разметать всех нас по сторонам у него, может, и не получится, но неприятностей наделает много… Нет уж, милок, побережем и нас, и твоего бедного коня, а не то он, бедняга, во время того столкновения себе все ноги переломает! Так, посмотрим, что здесь можно сделать…

Получилось! Бег лошади замедлился, а потом она и вовсе стала переходить на шаг… Но вот чего я никак не ожидала, так это заклинания ловчей сети, которую мужчина, подъезжая, попытался набросить на нас. А заклинание довольно сильное, и пущено умело — накрыло бы наших парней, без сомнения, и мне б досталось. Это что еще за новости? Надо же, какие здесь бандиты встречаются — магией владеют! Неужели на телеге колдун? Тогда понятно, отчего на нас из рощицы выбежали до того тихо сидящие там люди — на этого человека надеялись, на его поддержку и умение. Как видно, считали, что с его помощью они могут победить кого угодно.

Хорошо, что за миг до того, как мужчина бросил заклинание, я успела остановить в нескольких шагах от себя бедного коня. Еще через мгновение каким-то совершенно непонятным для самой себя образом смогла попридержать и чужое колдовство, а еще через миг отправила его назад. Туда оно, это чужое заклинание, и ушло, не причинив, впрочем, никакого вреда чужаку на телеге. Понявший, в чем дело, и чуть ли не скатившийся с остановившейся телеги невысокий мужчина был просто в ярости, и швырнул в меня еще одно заклинание, от которого меня должно было чуть ли не размазать по земле. Сильно…

С трудом блокировав нанесенный мне удар, послала ему ответный, от которого человек кувырком покатился по земле, и сумел остановиться лишь тогда, когда врезался в тушу лежащего на земле кансая. Вот тут-то мужик, подняв глаза, чуть ли не закричал от отчаяния, увидев, как по телу неподвижно лежащего зверя пробежала короткая дрожь. Удивительно, но я почувствовала, что этого человека охватило нечто похожее на истинное горе. С его губ сорвался стон, больше смахивающий на тоскливый вой…Оказывается, можно испытывать привязанность даже к такому страшному существу. Но если этот зверь был тебе настолько дорог, то для чего ты использовал его как загонщика двуногой дичи? Человек — опасный противник, не стоит его недооценивать. Или рассчитывал на неуязвимость кансая, этого жуткого создания?

Только вот мне сейчас было не до того, чтоб разбираться в чужих потерях и душевных муках. Надо воспользоваться тем коротким мгновением передышки, пока этот владеющий магией человек отвлекся на лежащего на земле зверя. Успеть подскочить к колдуну, сложенными пальцами ударить под ухо… К сожалению, мой удар оказался смазанным — человек успел отпрянуть в сторону, и уже сам, без всякой магии, постарался достать меня длинным ножом. И реакция у него, несмотря на полученный от меня удар, неплохая — я едва успела отклониться. И магией мужика не достать — магический щит выставил. Я, впрочем, сделала то же самое… Ладно, можно обойтись и без колдовства.

А тот мужчина, в свою очередь, вскочил на ноги и с удивительной быстротой кинулся ко мне, с остервенением размахивая все тем же длинным ножом. Прыткий ты парень, что заметно, но пока что я успеваю уворачиваться от твоих выпадов. Отклониться направо, потом налево, снова налево, кувырок по земле…

Надо поторапливаться… Пока у этого человека чувства берут верх над разумом, мне надо успеть исполнить задуманное. Еще один кувырок по земле, во время которого я успела ухватить немного земли и, перекатившись вбок, швырнула эту сухую землю в лицо чуть ли не кричащего от ярости мужика. Он на несколько мгновении поднял руку с ножом, защищаясь от летящей земли, и закрыл глаза, но этого времени мне вполне хватило: подскочила к мужчине и вновь ткнула его по особому собранными пальцами все в ту же точку под ухом… Затем с силой ударила его по руке, выбивая нож, и добавила по шее сцепленными в замок руками. Рассчитывала, что потерявший сознание человек рухнет на землю, а уж там я его скручу…

Наверное, именно так и произошло бы с любым другим человеком, да беда в том, что у этого невысокого мужчины был заметно снижен болевой порог, но вместе с тем сил и ловкости хватало в избытке. Вылетевший из одной руки нож он успел еще в воздухе перехватить другой рукой, а мой удар по шее всего лишь немного оглушил его. Разгибаясь и шипя нечто непонятное сквозь зубы, он повернулся, шагнул ко мне, и в этот момент его нога зацепилась за камень…

Этот камень с неровными краями кансай, в предсмертной агонии скребя длинными когтями, совсем недавно вывернул из земли вместе с целым пластом дерновины. В другое время мужчина был бы куда более внимателен и осторожен — мало ли что может оказаться под ногами, все же мы находимся не на ровном деревянном полу и не на мощеной дороге…В другое время — возможно, но только не сейчас, когда слепая ярость застилает глаза, и тебе хочется во что бы то ни стало покончить с ненавистным человеком, когда от желания убить его в горле спирает дыхание… Тут уж не до того, чтоб смотреть под ноги. Это и сгубило мужчину…

Споткнувшись о пористый край камня, человек с ножом неловко упал на землю лицом вниз, и, странно дернувшись несколько раз, затих. Притворяется? Подождав несколько мгновений, я поняла — нет, на притворство никак не похоже, тут дело будет куда серьезнее. Да и предок лишь хмыкнул: все, одной заботой меньше, отбегался мужик…

Перевернула мужчину на спину. Ох, как неудачно он упал — прямо на свой длинный нож, который вошел ему точно в сердце. Как видно, человек споткнулся именно в тот момент, когда перехватывая в воздухе левой рукой вылетевший из правой руки нож… Ну да, верно — лезвие ножа тогда было повернуто к нему… Ну и падение, конечно, во время которого он и напоролся на тот самый нож… Да уж, захочешь так ударить — и то не всегда получится попасть настолько точно, как это вышло случайно, по нелепому стечению обстоятельств! Досадно… И помочь тебе, мужик, я уже ничем не могу — рана смертельная, из числа тех, что убивают сразу после их нанесения… Так что душа твоя, дорогой незнакомец, уже направляется по дороге, прямиком ведущей на Небеса. Склонна считать — на Темные. Если честно, парень, то мне даже жаль: очень бы хотелось поговорить с тобой о том, каким образом ты сумел приручить кансая. Хотя тот разговор у нас вряд ли бы получился — как я понимаю, за смерть этой милой твоему сердцу зверушки ты готов был порвать меня в мелкие клочья…

Бой с бандитами закончился довольно быстро. Следует отдать должное моим спутникам — все они были хорошими воинами. К тому же Стерен еще до начала схватки сумел подстрелить тех из нападающих, у кого в руках были луки, а за спиной висел колчан со стрелами. Хороший глаз у старого вояки, и рука твердая. Лишнее подтверждение того, что к старой гвардии надо относиться с уважением. Настоящую схватку нам пытались навязать лишь трое-четверо из нападающих — они, как я поняла, действительно умели неплохо обращаться с оружием. Что касается остальных бандитов, то к их рукам были куда больше привычны вилы и дубинки, чем мечи. Впрочем, большинство из напавших на нас были именно с вилами… Неужто местные крестьяне подрабатывают таким образом на жизнь?

Получив должный отпор, нападающие вновь побежали, только уже назад, в ту же самую рощицу, откуда они так шустро выбегали еще совсем недавно. И убегало их куда меньше, чем было вначале, причем многие из тех людей были ранены. Преследовать бандитов, уносящих свои продырявленные шкуры, не стали — разобраться бы с теми, что остались на поле боя. Радовало и то, что никто из нашей маленькой группы не был серьезно ранен. Так, получили парни несколько царапин, которые и без помощи лекаря затянутся в самое ближайшее время.

Что касается нападавших… Шестерых убитых стащили в одно место, и уложили неподалеку от мертвого кансая. Пока парни обыскивали погибших и собирали брошенное оружие, Оран осматривал раненых. Пусть именно они напали на нас, и в своей жизни эти люди занимаются далеко не праведным делом, но в данный момент это просто раненые, которые нуждаются в лекаре. Для помощи нашему здоровяку подошла и я — все же здесь лежат пятеро истекающих кровью людей и понятно, что со всеми увечными одному человеку справиться сложно. Оран недовольно покосился в мою сторону, но ничего не сказал. Он уже знал, что я тоже могу лечить, правда, не знал, как именно я это делаю.

Осмотрев первого из тех раненых, что лежали на земле, мужчину средних лет, одетого чуть ли не в тряпье, я лишь беспомощно развела руками — чей-то меч хорошо прошелся по голове этого мужчины, расколов череп и частично разрушив мозг. Лужа крови около его головы говорила сама за себя. Невероятно, но человек все еще жил, хотя жизнью эту агонию назвать сложно… К сожалению, тут помочь уже нечем нельзя. Единственное, что я могу сделать для него — так это прекратить муки… Резкий удар сложенными пальцами в определенную точку на давно не мытом теле — и мужчина затих. Прошептав над ним короткую отходную молитву, перешла ко второму раненому, лежавшему чуть в стороне от остальных.

Высокое Небо, это же совсем молоденький парнишка! Ему, наверное, еще и шестнадцати не исполнилось! И одежда на нем далеко не из дешевых, не идет ни в какое сравнение с тем старьем, в которое был одет предыдущий человек. Быстро осмотрела раненого. Чистая гладкая кожа, хорошие волосы, ладони рук без мозолей… Больше того — аккуратные холеные ногти, над полировкой которых трудился мастер своего дела. Значит парень из весьма обеспеченной семьи, или же из той, где о нем хорошо заботились, пылинки сдували, наглядеться не могли на милое дитятко. И чего тебя, дурака, сюда понесло? Как оказался здесь, на дороге, среди тех, кого считают преступниками? Или просто больше нечем было заняться? Вот и допрыгался, обормот. Ранение в брюшину у него серьезное — разрыв печени, и крови парень уже потерял немало — вон, вся одежда на животе кровью пропитана. Не выживет, в том и сомнений нет. Безусое лицо искажено мукой, от боли тонко скулит, сжался чуть ли не в клубок… Может, и этому уход облегчить? Пожалуй, стоит оказать ему такое благодеяние… В этот момент парнишка посмотрел на меня сквозь слипшиеся от слез ресницы. В глазах, кроме боли, была еще и надежда — помоги, спаси… Разбойник недоделанный! Смертельная у тебя рана — понятно? После такого не выживают. И все равно не знаю, как с тобой поступить…

— Оран, что скажешь? — к нам подошла Варин.

— Не успел всех осмотреть. Вожусь невесть сколько времени с этим вот… — Оран поднял голову от человека, которому бинтовал ногу. Должна заметить — ну и раненый нашему лекарю достался из тех, хуже которых придумать невозможно! Этому типу пытаются помощь оказать, а он вместо благодарности лекаря чистит на все корки, причем такими словами, от которых мои уши скоро в трубочку свернутся. В некоторых случаях жалеешь, что понимаешь язык чужой страны… А Оран меж тем, не обращая внимания на весьма цветистую речь раненого грубияна, продолжал — У него ранение в ногу, сухожилие серьезно повреждено. А если говорить точнее, то сухожилие полностью рассечено. Оттого-то сей златоуст и удрать отсюда не мог. Вернее, не сумел уползти вслед за своими более прыткими приятелями… Но в целом у этого шустрика ничего страшного. Опасности для жизни не существует, и момент казни этот краснобай встретит здоровым. Только хромым. Но не думаю, что подобный пустяк к тому времени будет его уж очень беспокоить…

Шутник. Впрочем, человека, о котором шла речь, этот оптимистичный диагноз не позабавил. Мужик, до того оравший непристойности и обещавший нам неисчислимые беды, услышав слова Орана, побледнел на глазах, и упал в обморок, причем всерьез, без притворства. Надо же, он, оказывается, понимает язык нашей страны… И еще я считала, что у таких скандальных людей нервы покрепче будут. Впрочем, так даже лучше — полежи, мужик, спокойно на травке, все вокруг потише будет…

— Лия, — обернулась ко мне Варин, — Лия, что у тебя? Как раненые?

— Один все, уже отправился на высший суд.

— Сам?

— Нет. Признаю — с моей помощью. Но там, можно сказать, все было уже окончено. А с этим… Не знаю, что и делать. Молодой совсем, жалко его. Оран, посмотри парня.

— А тут хоть смотри, хоть нет — лекарь, закончив перевязывать валяющегося на земле скандалиста, быстро осмотрел раненого парнишку, отведя в сторону его руки, прижатые к животу. — Простой перевязкой, как ты понимаешь, здесь не помочь. Парня, конечно, немного жаль — совсем молодой, но… Отбегался, пацан. Так что не теряй понапрасну время — у нас с тобой есть еще раненые…

— Согласна — Варин тоже окинула взглядом раненого мальчишку. — У него серьезное повреждение печени, или нечто очень похожее на то. На мой взгляд — безнадежно. В общем, смотри сама, но учти, что на аркане этого парня сюда никто не тащил…

— Вот именно. Сам пришел, своей волей… — и Оран отошел к следующему раненому, а я все еще стояла возле парнишки. Оран, конечно, прав: никто мальчишку сюда не гнал, сам бежал к нам вместе с остальными, и тоже не с пустыми руками. Вон и клинок его изукрашенный невдалеке валяется. И стоит такой клинок немало… А с дорожными бандитами у Правителей всех стран разговор один: пусть даже выживет раненый, а все одно такому прямая дорога на виселицу…

Подошла к третьему раненому, изо всех сил пытающемуся отползти в сторону. А у этого взгляд до чего злой, про оторопь берет! У мужчины лет тридцати с измазанным грязью и кровью лицом ран было немало, и, по меньшей мере, две из них были довольно серьезные. Крови тоже здесь потеряно немало… Судя по всему, он был одним из тех немногих нападавших, кто дрался всерьез и умело.

Однако стоило мне присесть подле него, как мужик попытался вцепиться зубами в мою протянутую руку. Ага, размечтался, можно подумать, что я за ним не следила… Во всяком случае, получив от меня в ответ хороший удар по ушам, мужик несколько утихомирился. Ты, дорогуша, и без того серьезно подранен, так что мой тебе добрый совет — не стоит нарываться на новые неприятности. Мужик все так же зло глядел на меня, но зубы больше не показывал: как видно, понял, что никто не собирается успокаивать его расшалившиеся нервы иным образом. Но все равно, стоило мне немного отвлечься, как раненый, в свою очередь, попытался исподтишка ударить меня ножом с коротким лезвием. Да куда тебе после такой кровопотери еще пытаться воевать? Ни сил, ни умения, на одной злости держишься… Да еще и хрипит нечто вроде того, что, дескать, никакой помощи ему от нас не надо, желает, чтоб мы все проваливали как можно дальше, а меня он, если доберется, то загрызет… И когда только ты утихомиришься?

— Проблемы? — это подошедший к нам Кисс откинул в сторону выбитый мной из чужой руки нож.

— Особых нет, только вот этот брыкается…

— Лия, ты его оставь — посоветовал мне Оран. Он как раз прибинтовывал обломок палки к сломанной руке очередного раненого, худощавого мужчины средних лет. — Я знаю таких, как этот, успел насмотреться по лазаретам… Они, пока пар не выпустят, не успокоятся. Пусть полежит, посмотрит, как другим помощь оказывают, а его стороной обходят. Подобное очень способствует просветлению ума.

Что ж, прислушаемся к словам лекаря. Оставив по-прежнему зло глядящего на меня мужчину, снова подошла к сжавшемуся в клубок парнишке. Молодое лицо, покрытое юношеским пушком, уже стало приобретать мертвенно — серый оттенок. Я однажды видела, как умирает собака. У этого парнишки, вновь с надеждой посмотревшего на меня, были точно такие же глаза. В них стояла безысходность, отчаяние и боль… Еще раз осмотрела раненого… Поневоле отметила про себя: хорошие у нас воины, парню нанесет всего лишь один удар, то зато точный… После таких ранений не выживают. Этот парень с самое ближайшее время истечет кровью, в том не может быть никаких сомнений. А жив он до сей поры по той простой причине, что в печени не задета артерия, и кровь оттуда не течет, а лишь сочится… Надо помочь парню безболезненно уйти — в любом случае его смерть будет мучительной…

В этот момент мальчишка, будто что-то почувствовав, из последних сил схватил меня своей окровавленной рукой, как видно безотчетно ища у женщины защиты от боли и смерти… Высокое Небо, ну не могу я оборвать жизнь этого парнишки! Понимаю, что среди нападавших на нас нет невинных голубков, но, тем не менее, не могу спокойно смотреть на смерть этого совсем молодого парня. Может, все же опробовать рискнуть, хотя мне бы не хотелось засвечивать перед всеми свои способности… О, Пресветлые Небеса, какие слова мне на ум приходят!..

— Лиа, когда ты научишься первым делом обыскивать тех, кого захватили в плен, прежде чем соваться к ним с предложением бескорыстной помощи? — ко мне снова подошел Кисс. — У того подраненного, что испытывает к тебе невероятно страстные чувства, и даже пытался загрызть, был при себе еще один нож и удавка…

— Я опять забыла…

— Вспоминай время от времени о самых необходимых вещах. Все же наши раненые — это не странствующие монахи, проповедующие всеобщий мир, любовь и всепрощение…

— Кисс, помоги мне — эти слова вырвались у меня внезапно даже для себя самой. — Надо отнести этого парня чуть подальше. Хотя бы вон за ту телегу. Все чужих глаз меньше будет…

— Зачем?

— Хотя бы попытаться спасти мальчишку…

— Что, жалеешь его?

— Он же совсем пацаненок! Наверное, и шестнадцати еще не исполнилось…

— Наверное — согласился Кисс. — Я бы сказал, что у него еще молоко на губах не обсохло. И я его запомнил, этого сопляка: он в той ватаге, что выскочила на нас из рощи, чуть ли не впереди всех к нам бежал, клинком размахивая. Наверное, воображал себя великим воином, ведущим остальных в атаку на врага…

— Кисс, ты мне поможешь, или нет?

— Да пожалуйста! — Кисс легко подхватил парнишку на руки, а тот, почувствовав чужое прикосновение, лишь протяжно застонал. — Куда прикажешь нести болезного?

— Туда, за крайнюю телегу… Да обращайся ты поосторожнее с этим парнем, его сейчас даже шевелить нежелательно!

— Зато ему желательно было оказаться здесь, причем исключительно по своей воле. В этом мне можешь поверить, я не ошибаюсь. Видел уже таких, и знаю…

— Почему ты к нему относишься с такой враждебностью?

— А почему ты вздумала жалеть именно его? Только из-за его юности? Там и другие есть, тоже раненые, и кому тоже нужна помощь.

— Кисс!

— Ладно, помолчу. Проявляй и дальше свойственную тебе любовь ко всему человечеству…

С парнем, надо признать, мне пришлось немало повозиться — все же времени после ранения прошло немало. Хорошо еще, что мальчишке было почти не больно — иногда такое случается при тяжелых полостных ранах. Правда, подобное длится не сказать что долго. Так организм защищает человека от болевого шока хотя бы на первое время… Но я все одно погрузила парня в глубокий сон — иначе никак не получится. Стянула края ран, удалила натекшую кровь, запустила процесс восстановления. Посмотрим, что получится…

Когда, закончив, я оглянулась, то увидела, что все убитые разбойники уже сложены на телегу, а подле меня стоят Варин и Оран. Как я понимаю, они оба с немалым интересом наблюдали за моими действиями. Так и знала, что у меня не получится укрыться от чужих глаз!

— Интересно — протянула Варин. — Я бы даже сказала, очень интересно. Вливание своей жизненной энергии и пробуждение внутренних сил организма…Так лечат считанные единицы. Я в своей жизни нечто подобное встречала пару раз, не больше… Но рискованно, и прежде всего для самого лечащего: ослабляет организм, и в нашем случае на какое-то время выводит из полноценного боевого состояния. Теперь об этом поздно говорить, но если бы я знала, что ты пойдешь на подобное, то запретила бы категорически.

— Скоро со мной все будет в порядке.

— Не сомневаюсь. Но что мне совсем не нравится, так это то, что ты снова берешь на себя самостоятельные решения, не советуясь со мной, а так делать ни в коем случае не стоит. Лия, мы работаем в одной группе, и наши поступки надо согласовывать.

— Извини…

— Очень надеюсь, что подобного больше не произойдет, и мне не придется вновь повторяться… Что с этим парнем?

— А, да… Что касается парня… Может, и выкарабкается. Теперь все зависит от него. Беда в том, что он потерял много крови. Но сам по себе организм крепкий, здоровый, так что… Варин, этого парня нельзя оставлять вместе с другими ранеными!

— Догадываюсь. Но куда, в таком случае, прикажешь его укладывать? Пусть пока здесь полежит, а там посмотрим. Сама понимаешь, что это место не похоже на лазарет, а этот парень не очень смахивает на непорочного ягненочка, вся вина которого в том, что он потоптал первую весеннюю травку на лужку… Оран, хватит впустую глаза таращить, у тебя и без того есть, чем заняться. Если тебе что интересно — спросишь у Лии позже… Кисс, тебе задание — иди на дорогу. Останавливай первых же проезжающих, и проси прислать сюда стражников. Скажи, что на нас напали…

— Останавливать кого? Стражников?

— Всех проезжающих. В такой ситуации, как у нас, вполне естественно позвать на помощь — именно так поступил бы каждый купец. К сожалению, то, что только что здесь произошло, утаить невозможно. Надежда, что нам удастся незаметно пересечь Харнлонгр, не привлекая лишнего внимания, увы, не осуществилась. Спокойный путь закончился. Люди не слепые, каждый из проезжающих по дороге увидит, что здесь что-то не так… Остается лишь надеяться на то, что произошедшее обойдется для нас без особых последствий. Н — да… Короче, Кисс, иди на дорогу — ты больше, чем любой из нас, обладаешь даром убеждения…

Нам повезло: не прошло и четверти часа, как на дороге показались проезжающие, а еще через час-другой к нам примчались и конные стражники. Однако к тому времени подле нас успело собраться как и десятка три любопытствующих из числа проезжающих, так и крестьяне из окрестных деревень. Все же по этой дороге ездили немало, даже в дневную жару…

К тому времени мы с Варин стояли в сторонке, изображая из себя смертельно перепуганных баб. Я понимала, что в этой ситуации обойтись без стражников никак не получится. Стерен, как старший из охранников, рассказывал всем и каждому, как они, охранники при обозе, едва отбились от нападения и сумели защитить хозяйское добро… Но не это притягивало к себе взоры людей.

Рассказ о схватке — это, разумеется, интересно, но сейчас самым захватывающим зрелищем для собравшихся подле нас людей были не убитые и раненые разбойники, а лежащий на земле невиданный зверь. Кансай притягивал и пугал одновременно. Возле него собралась целая толпа зевак, хотя стражники и пытались отогнать любопытствующих как можно дальше. Впрочем, кансая боялись даже мертвого. Он, и верно, производил более чем жуткое впечатление. На нас косились с заметным уважением — да, ничего не скажешь, молодцы, такого зверя завалили!..

Кстати, Варин еще заранее решила, что славу победителя кансая должен взять на себя Трей, бывший личный охранник Правителя. На искреннее возмущение разгневанного парня — не нужна, мол, ему чужая слава, и уж тем более он не нуждается в том, чтоб примазываться к тому, чего не делал!.. Варин пояснила ему — у нас нет иного выхода. Никто не поверит тому, что кансая могла убить обычная женщина, но дело приобретет совсем иной оборот, если окажется, что это сделал мужчина-охранник. Кансай не домашний хомячок, его в карман не спрятать — вон какое длинное тело лежит на земле! а все те же раненые разбойники видели (пусть и издалека), что кто-то из нас убил этого страшного зверя. А мы с Треем почти одного роста, и на обоих надеты рубашки сходного цвета… Так что остается лишь надеяться на то, то нападавшие не смогли хорошо нас рассмотреть издалека — все же та роща, где прятались дорожные бандиты, была вовсе не под боком…

Сейчас на Трея подъехавшие смотрели с огромным уважением, а он все больше и больше злился от этих взглядов и ненужных вопросов, то и дело бросая на меня раздраженные взгляды. Оно и понятно: опять у него из-за меня проблемы…

Но вот кто-то из вновь прибывших обозников, пытаясь похвастаться перед остальными собственным бесстрашием, решился схватить кансая за лапу. И тут я снова поразилась жизненной силе этого непонятного существа: по уже, казалось бы, давно мертвому телу прошла судорога… Людей, стоявших подле лежащего на земле зверя, просто как ветром сдуло, а впереди всех по направлению к дороге бежал давешний храбрец с побелевшим лицом…

В ближайший поселок мы попали только к вечеру. Пока стражники привезли на поле телеги, чтоб погрузить в них раненых людей и убитого кансая, пока добирались до места… Кстати, в поселке довольно-таки немалых размеров нас встретила целая толпа — слава бежала впереди героев-победителей! Было понятно, что и заночевать нам тоже придется тут же, в этом поселке.

Освободились мы только к позднему вечеру. Убитых и раненых бандитов куда-то увезли, а тушу кансая выставили на всеобщее обозрение чуть ли не на середине поселка. Хотя зверь давно был мертв, а все одно к нему боялись подходить, держались на расстоянии. Многие из местных, глядя на него, творили руками охранные знаки — не приведи Всеблагой, еще ночью присниться такой страх — потом долго заикаться будешь!

Понятно, что все разговоры крутились только вокруг нас и этого убитого зверя. Стражники, в свою очередь, сразу же приступили к допросам. Я их понимаю: необходимо выяснить всю подноготную этой истории, и чем раньше это будет сделано, тем лучше…

Еще хорошо, что нас с Варин почти не расспрашивали и отпустили первыми. А вот парни у стражников задержались: те им устроили допрос по полной программе, да еще и нашу подорожную чуть ли не по буквам изучили… Но, кажется, неприятных для нас вопросов ни у кого из стражников не возникло. Тот факт, что охранники сумели справиться с нападавшими и со зверем, и не понесли при том потерь, особо никого не удивил — всем известно, что в охрану обозов берут лишь хватких парней. Ну, а то, что один из охранников умело оказал помощь раненым — так и в этом нет ничего удивительного. Многие из воинов понимают в лекарской науке. Без этого в их опасном труде иногда никак не обойтись…

Само собой, сегодня нам придется заночевать в этом поселке. Радовало хотя бы то, что постоялый двор здесь ничем не напоминал тот достопамятный «Счастливый путник» — порядка куда больше, да и еда приготовлена много лучше. Однако лечь спать пораньше у нас не получилось, как и не вышло отсидеться в отведенной нам комнате, одной на всех (здесь не было небольших комнат для путешественников, останавливающихся на ночлег). Впрочем, таким героям, как мы, и не следовало находиться в одиночестве: странно будет выглядеть, если проезжие храбрецы не поделятся с жителями поселка подробностями дорожной схватки!

В тот вечер хозяин постоялого двора объявил, что в нашу честь он ставит каждому посетителю бесплатный стаканчик местного вина, и оттого общий зал на постоялом дворе был забит людьми примерно так же, как дубовая бочка заполнена огурцами, приготовленными к засолке на зиму. К нашему столу постоянно подходили жители поселка с одной и той же целью — посмотреть на отважных воинов из чужой страны, поговорить с ними… И все, как один, жаждали подробностей.

Особым вниманием пользовался Трей, от которого чуть ли не требовали рассказа в деталях о его схватке с кансаеммкансаем. Но парень к тому времени уже был до невозможности зол, и на все просьбы селян только огрызался, раздраженно бурча что-то вроде «…Какая вам разница, отстаньте от меня, дайте спокойно посидеть, я вас развлекать не нанимался…». Судя по тому, что я видела, этому парню были не нужны ни чужая слава, ни чужие заслуги. Однако если учесть что почти все время Трей молчал, мрачно глядя в свою кружку с пивом и отпугивая своим хмурым и недовольным видом каждого из желающих пообщаться, то все сочли это просто-напросто весьма нелюдимым характером, который встречается не так уж и редко… Тем не менее общее мнение присутствующих было однозначным: столь отважный человек имеет право вести себя так, как ему хочется!

Как выяснилось, двое из убитых разбойников проживали именно в этом поселке. Правда, и слава этих людей среди односельчан была такая, что никто особо не удивился, когда выяснилось, что эта парочка входила в число тех, кто грабил и убивал при дороге. Думается, в самое ближайшее время опознают и остальных.

Одним стаканчиком вина у посетителей дело, понятно, не ограничилось, и вино лилось рекой, только уже за счет гуляющих. Нашим парням, разумеется, тоже пришлось выпить — как же без того! но, тем не менее, выглядели они куда более захмелевшими, чем были на самом деле. На нас с Варин никто не обращал особого внимания: бабы — они и есть бабы, что с них взять, не вмешиваются в мужские разговоры — уже хорошо!.. Эти трещотки всегда промеж собой найдут, что обсудить и кому кости перемыть… Но если Варин знала язык Харнлонгра и с заметным интересом обсуждала житейские темы с любопытными бабоньками, то мне в очередной раз приходилось делать вид, что я не понимаю ни слова из того, о чем идет речь. Иначе как пояснить людям, что я прекрасно понимаю их речь, только вот говорить на языке их страны не могу…

Гулянка все больше набирала ход, но я стала замечать, что Варин то и дело как бы невзначай посматривает на входную дверь. И то верно, что-то очень долго нет ушедших к стражникам Стерена и Табина. Им уже давно пора вернуться, тем более что никаких недовольств по отношению к нам со стороны стражников нет и быть не может. Скорей пострадавшие, то есть мы, можем выражать недовольство тем, что местная стража умудрилась прозевать присутствие в округе банды разбойников и такого опасного зверя. Все же одна из их главных обязанностей — следить за порядком на дороге. Единственный, в ком я сомневалась — это Табин. Хотя после трепки, устроенной ему Варин, он вел себя безупречно, тем не менее, я ему не доверяла. Вот и сейчас думаю — как бы он на допросе у стражников не сболтнул лишнего… Хотя что он может сказать? Ничего такого, за что нас можно было бы задержать.

Мужчины пришли, когда было уже далеко за полночь, и мы стали всерьез подозревать, что произошло нечто неладное. Не могут пострадавших людей задерживать так надолго, тем более что мы ответили на все вопросы стражников, и то, что произошло на дороге, для дознавателей должно быть ясно во всех подробностях. Еще было заметно, что Стерен, скажем так, несколько не в духе. Никак, тоже на кого из дотошных дознавателей попали?

Однако дело было совсем в другом. Все разъяснилось несколько позже, когда гулянка пошла на убыль, и мы с сознанием выполненного долга поднялись наверх, в отведенную нам комнату. Оказывается, в связи с дорожным происшествием стражники попросили нас задержаться в поселке на день-два, как было сказано, «в интересах следствия». В таких случаях просьба равняется приказу…

Больше того: стражники, поняв, что Стерен сам еще недавно служил в страже, поделились с ним кое-какими сведениями. Цеховая солидарность, так сказать. А может, все было куда проще, и в том, что стражники поведали Стерену, таилась невысказанная просьба помочь им в той непростой ситуации, в которой оказались как они, так и мы. Да уж, как говорится, во уж не ждали, не гадали…

Причина, по которой мы должны были задержаться здесь, оказалась в том самом мальчишке, которого я вытащила с дороги, ведущей на Небеса. Как выяснилось, его узнал кто-то из стражников, да и парень, придя в себя, сумел назвать свое имя — Релар… Что делал единственный сын высокородного маркиза Д'Дарпиана, богатейшего человека в округе, среди компании придорожных головорезов — это вопрос из числа тех, на который сразу не найдешь, что ответить. Больше ничего стражникам парень говорить не стал, и лишь потребовал сразу же сообщить о нем отцу, тем более что их огромное имение находилось не так далеко отсюда.

Сейчас стражникам не позавидуешь. Из допросов задержанных стало понятно, что парень вовсе не был невинной овечкой, в поисках дневной прохлады по ошибке забредшей в рощицу с притаившимися в ней злодеями. Наоборот: юноша очень любил участвовать в подобных щекочущих нервы нападениях на проезжих, да и вел себя при том довольно жестоко. А если говорить прямо — юный сын маркиза любил убивать. К тому же это было далеко не первое участие юного мерзавца в нападениях на проезжающих. Более того — парень считался чуть ли не другом главаря банды, того самого мужчины, что пытался было вцепиться зубами в мою руку. Вообще-то главарей было двое, и одним из них был хозяин кансая, тот самый человек, который напоролся на собственный нож. Тот, говорят, юного сына маркиза даже начинал обучать, как следует обращаться с кансаем… Ну, а следов за собой те бандиты не оставляли. Именно в той самой рощице закапывали тех, кому довелось столкнуться с придорожной бандой…

Местные стражники свое дело знали, и за короткий срок смогли вытряхнуть из пленных немало, в том числе кучу весьма неприятных подробностей как о жутковатой деятельности банды, так и о том самом мальчишке… И вот сейчас стражники находятся в более чем неприятном положении, и чуть ли не просят помощи у Стерена: с одной стороны парень был в числе нападающих — с этим не поспоришь, а с другой стороны понятно, что отец сделает все, чтоб отмазать сына от столь дурно пахнущего дела. О крутом нраве Релинара, отца парня, наслышаны не только в округе, но и в столице. Влияния, денег и власти у маркиза тоже хватает. Вот и сидит местная стража, схватившись за голову, что делать — не знает. Долг свой надо выполнять, службу нести, следствие вести, как положено, не взирая на звания и лица — с этим не поспоришь, а с другой стороны на них может нажать всесильный маркиз, требуя прекратить расследование. Впрочем, может нажать — неверное выражение. Маркиз просто прикажет прекратить следствие по этому делу. А служаки в этом селении из числа тех, которые хоть и берут в свой карман по мелочи — как же без того! но в целом стараются честно выслужить пенсию и к старости не иметь на душе тяжких грехов… Сейчас мальчишка заснул, или же делает вид, что спит. Его не допросишь, так что стражники ожидают приезда посланцев грозного Релинара. Если подытожить, то выходит: вполне может оказаться так, что нам придется задержаться здесь несколько большедольше, чем бы нам того хотелось…

— А мы здесь при чем? — перебила я Стерена. — Все, что знали, мы уже сказали, и вряд ли можем добавить свои показания чем-то новым. И вообще: мы — люди проезжие, да еще и пострадавшие…

Судя по сочувственно-насмешливым взглядам окружающих, я ляпнула что-то не то.

— Видишь ли, — скрыл в густых усах ухмылку Стерен, — видишь ли, скажу тебе по своему опыту: нет ничего хуже, чем связываться с детками богатых и знатных людей. Или же с теми, у кого есть хорошие связи среди сильных мира сего. Как правило, подобное грозит большими неприятностями, причем эти самые неприятности обычно сваливаются не на гладкую шейку самих виновных, а на шеи тех, кто имеет хоть какое-то отношение к тем неприятным историям.

— Было бы куда лучше, если б тот сопливый грабитель помер там же, где его ранили. На дороге… — пробурчал Трей. Он все еще пребывал в скверном расположении духа. — Так ведь среди нас находятся такие, кто готов проливать слезы над каждой раненой сволочью…

— Не скажи — подняла руку Варин, не давая сказать мне ни слова. — Лия поступила совершенно правильно. Если бы этот парень умер, то для нас все могло сложиться намного хуже. Рано или поздно, но стражники разобрались бы в том, кто есть кто — и вот тогда жди настоящих неприятностей! Нас вполне могли остановить позже, только уже не как пострадавших, а по розыскным листам, и еще неизвестно, какие бы нам тогда предъявили обвинения. Например, вполне могли заявить, что мы убили захваченного бандитами заложника или что-то вроде того… Так что подождем, все одно нам больше ничего другого не остается… Кстати, а чего ты такой хмурый?

— Так просто.

— Как же, так просто… Все еще переживаешь, что этого недоделанного грабителя лишь ранил, а не убил? И не говори, что это не так. Одиночный колющий удар — это как раз твой стиль…

— Да, это я его достал — светловолосый парень вскочил с места и прошелся по комнате. — Плохо достал, как вижу. Опять я облажался… — и Трей коротко прошелся по родне юного маркиза, причем сделал это в весьма образной и живописной форме. — А этого молокососа я хорошо запомнил: герой, твою мать, впереди всех скачет, что твой козлик с задранным хвостом!.. Клинком машет, а толку никакого нет. Полностью раскрыт для удара, болван! Помнится, он очень удивился, когда я его сразу же снял, первым выпадом: как видно, сопляк считал себя непревзойденным бойцом, хотя таким, как он, мастер не давал в руки даже деревянный меч…

— Все, утихли — снова вмешалась Варин. — Стерен, сейчас ты мне еще раз расскажешь, только поподробнее, о вашем разговоре со стражниками, и о том, что ты им посоветовал. Что касается остального… В принципе, нам не должно быть никакого дела до того, что здесь происходит. У нас свое задание, не касающееся местных проблем. С этим делом пусть разбираются здешние служаки. Посмотрим, как будут дальше развиваться события. Пока что придерживаемся наших первоначальных показаний, тех, что мы уже дали. Мы же почти ничего не утаили от стражников и почти ни в чем их не обманули…

— Ага, за исключением меня — снова пробурчал Трей, правда, уже не так зло. Выплеснув свое раздражение, он немного успокоился. — Слушать тошно, что обо мне говорят — победитель кансая! Всю жизнь ненавидел незаслуженную похвалу! Надеюсь, уже завтра к вечеру я ничего такого слышать не буду…

Увы, но на утро все встало с ног на голову. Прежде всего, в поселок примчался Релинар, отец раненого мальчишки, причем охраны и сопровождающих у него с собой было прихвачено столько, будто он собрался на небольшую войну. Уж не знаю, о чем прибывший говорил с местной стражей, но было заметно, что тот разговор им явно пришелся не по вкусу. Приехавшие с маркизом вояки вели себя бесцеремонно, чуть ли не как хозяева, которым никто не указ, и уж тем более какие-то там поселковые блюстители порядка, которых не стоит принимать всерьез.

Униженные стражники ничего не могли поделать с толпой нагрянувших охранников маркиза. Один из рассерженных стражников пожаловался Стерену (как видно, не вытерпел мужик!), что даже раненых разбойников таскали на допрос именно к Релинару, минуя стражей, которым было велено сидеть и не высовываться, а не то… Маркиз сам допрашивал захваченных, а начальник местной стражи хотя и присутствовал на тех допросах, но ничего не мог сделать, чтоб прекратить это безобразие. Все допросные листы первоначальных допросов захваченных разбойников были самовольно перечитаны все тем же маркизом и едва ли не истоптаны его ногами…

К раненому мальчишке никого не пускали, охраняли, как какое сокровище. Да, так и вспомнишь слова Стерена насчет балованных деток… Но все одно сложно предположить, что грабежи и убийства могут просто так сойти с рук кому бы то ни было, пусть даже этот кто-то и является сыном знатного человека! На эти мои слова Варин лишь чуть усмехнулась: нам бы дали спокойно уйти, без проблем, не стали бы задерживать в этой деревушке — больше ничего и не надо. Погоди, сказала она мне, еще и не то увидишь, помяни мое слово… И она оказалась права.

Мы завтракали внизу, в общем зале, когда туда вошли несколько вооруженных человек, судя по внешнему виду, состоящих на службе у богатого человека. Одинаковая добротная одежда, хорошее оружие, уверенность в собственной неуязвимости… Спросив что-то у хозяина, они вразвалочку направились к нашему столу. Я невольно отметила про себя: судя по их поведению, эти люди считают себя чуть ли не хозяевами здешних мест. Один из них бесцеремонно оттолкнул со своего пути зазевавшегося крестьянина, другой с грохотом направил в угол мешающий пройти табурет… Шагавший впереди всех молодой рыжеволосый мужчина не стал тратить время, чтоб поздороваться с нами.

— Эй, это вы, что ли, вчера невесть с кем на дороге подрались?

— Простите, вы о чем говорите? — обернулся к мужчине Стерен. — Я не понял…

— Уши прочисти, старый пень! — нагло заявил рыжеволосый, а его товарищи довольно заржали. — Не в твоем возрасте по дорогам мотаться и ввязываться в чужие дела. Песок, поди, отовсюду давно сыплется, ходить мешает, а ты все таскаешься по свету, последний ум теряя. Сидел бы дома на печке, внукам носы подтирал, да валенки подшивал — самое дело для тебя! Спрашиваю еще раз: это вы вчера невесть с кем сцепились?

— Почему это невесть с кем? — пожал плечами в ответ на откровенное хамство Стерен. — Мы, в отличие от вас, видим, кто на нас нападает, и от кого защищаться надо. И как следует это делать — тоже знаем. И оружие в руках держать умеем. И уж коли такие крепкие лбы, как вы, не можете обеспечить порядок на дороге, то таким старым пням, как я, приходится на какое-то время отложить в сторону подшивание валенок, и заняться тем, на что не хватает толку и умения у вас, голуби мои взъерепененные…

— Что ты сказал? — шагнул к нам мужчина. Как видно, он не ожидал такого ответа. — А ну, повтори еще раз!

— Я вот никак понять не могу, почему ты меня не слышишь… — все так же простодушно сказал Стерен — И в толк не возьму, кто именно из нас двоих глухой? Я вроде внятно говорю, и тихим мой голос никто не назовет, а ты все одно моих слов никак разобрать не можешь! Так поневоле и задумаешься, кому из нас двоих уши прочистить надо…

В большом зале постоялого двора раздались осторожные смешки. Похоже, что эти хамоватые люди не пользовались особой любовью местных жителей.

— Ты, дед, как видно от старости последние мозги растерял — мужчина шагнул к нам и положил руку на рукоять своего короткого меча. — Не видишь разве, с кем разговариваешь?

— Почему это не вижу? — Стерен, не торопясь, встал из-за стола, а вместе с ним со своих мест повыскакивали и наши парни. Грохнула упавшая на пол лавка… Варин чуть тронула меня за руку — сиди, не высовывайся, мужчины промеж собой сами разберутся… А Стерен все так же спокойно продолжал — Прекрасно вижу, что стоит передо мной надутый индюк, и непонятно с чего задирается. Наверное, от скуки решил на неприятности нарваться — все одно больше заняться нечем. Или же просто в лоб давно не получал, оттого и смелый такой. А чтоб его не побили за дело, приятелей для защиты за собой таскает. В куче драться не так опасно. Если что, дружками и прикрыться можно…

— Ты, старый хрыч, передо мной за такие слова ответишь — зашелестел выхватываемый из ножен меч. Рыжеволосый заметно разозлился — как видно, не ожидал отпора со стороны проезжих. Его приятели тоже схватились за оружие. Естественно, что и наши парни от них не отстали… А мужчина тем временем продолжал — Еще как ответишь! Я не посмотрю, что ты от древности чуть живой ползаешь, и вот-вот сам от старости загнешься…

— Ну, — все так же простодушно усмехнулся Стен, — ну, некоторым и по молодости загнуться не грех. Все одно своего ума нет, а без него на этой земле жить не стоит. И так дурней хватает, незачем новых плодить…

— Ах, ты… — и мужчина шагнул к нам, а его приятели — за ним… Не знаю, что произошло бы дальше, но в этот момент раздался голос Варин.

— Простите, господа хорошие, что баба вмешивается в мужской разговор, да только хоть скажите, кто вы такие? Все ж мы не знакомы, и как вас звать-величать тоже не знаем. Понимаю: парни молодые, кровь горячая, силушки много, но ведь вы ж, наверное, не просто так к нам подошли, а по делу? Может, скажете для начала, что вам от нас надо? А промеж собой позже разберетесь…

Мужчина Рыжеволосый мужчина оглянулся по сторонам. В обеденном зале стояла тишина, глаза всех, кто только был здесь, устремлены на нас. Начинать драку в присутствии многочисленных свидетелей не стоило, особенно если принять во внимание симпатию к нам со стороны деревенских, и то, что первыми стали задираться именно подошедшие. К тому же, и верно, они пришли сюда не просто так, а слова женщины давали возможность погасить начинающуюся свару без ущерба для себя.

— Что ж, послушаемся бабу — и мужчина неохотно убрал меч в ножны. — Иногда они дело говорят. Но у нас с тобой, старик, разговор еще не закончен… Кто хозяин вашего обоза?

— Я… — насторожено ответил Табин. — Вернее, я и моя сестра…

— Которая? Эта? Ну, баба может остаться здесь, а тебя, иноземец, наш господин зовет к себе.

— Кто? Какой господин?

— То есть как это — кто? Сам маркиз Д'Дарпиан!

— А кто это такой? — растерянно произнесла Варин. Я про себя усмехнулась: нет, только гляньте на нее со стороны!.. Перепуганная бестолковая баба…

— То есть как это — кто такой? — рыжеволосый неприязненно посмотрел на нас. Как видно, мужчина всерьез уверен, что о его хозяине-маркизе должны знать все без исключения. — Высокородный маркиз Релинар Д'Дарпиан — самый богатый и уважаемый человек в здешних местах.

— А зачем он нас зовет? — видно, что Табину посещать этого уважаемого господина никак не хочется. — Все же кто мы, и кто он…

— Высокородный маркиз Д'Дарпиан желает поговорить с вами.

— Но… Нам надо отправляться в путь… У нас товар, и мы должны его доставить… Мы думали, что сегодня уедем отсюда…

— Отправитесь, когда мы вам это позволим.

— Я хотел…

— Чего ты хотел — неважно! — снова перебил рыжеволосый Табина. — Запомни: когда господин маркиз зовет, то к нему не идут, а бегут. Причем со всех ног. Понял? А если сам бежать не можешь, то мы тебя подтолкнем. Причем толкать будем все вместе.

— Зачем подталкивать? — Варин встала из-за стола. — Мы с братом хозяева обоза в равных долях, так что и я пойду вместе с ним.

— Как хотите… Да, еще господин Релинар велел доставить ему ту бабу, что помогала раненых перевязывать.

— Зачем? — это уже Кисс спросил.

— Потому что господин маркиз так сказал. Это она, что ли? — и рыжеволосый нагло уставился на меня.

— Она, она… — Варин взяла меня за руку. — Родственница моя, между прочим. Ну что ж, братец, пошли. И ты, невестушка, тоже…

— Давайте, пошевеливайте копытами! Господин маркиз ждать не любит…

Грубовато ведут себя эти люди. Хотя они, похоже, и из охраны этого самого высокородного маркиза, и находятся под его негласной защитой, но надо быть полностью уверенным в собственной неуязвимости, чтоб так обращаться с другими. Неизвестно, на кого можно нарваться… Похоже, что всесильный господин Релинар дал им право и возможность вести себя подобным образом. Перед уходом рыжеволосый мужчина и Стерен вновь обменялись между собой взглядами, весьма далекими от восхищения. Похоже, что разговор между ними еще не закончен…

Далеко идти не пришлось. Высокородный господин маркиз расположился в небольшом доме местной стражи. Вчера наши парни провели в том доме немало времени, рассказывая о том, что с нами приключилось в дороге. Но сегодня ни это место, ни атмосфера вокруг него совсем не напоминали вчерашний строго-деловой уклад серьезного учреждения. Вокруг дома находилось несколько десятков оседланных коней, подле крыльца стояла большая карета, и везде множество крепких людей в такой же одежде, что и наши сопровождающие… Понятно: папаша в сопровождении охраны приехал за раненым дитятком.

И вот что еще интересно: куда подевалась туша кансая? Еще вчера ее здесь положили, подле дома стражи, на виду у всего поселка! Ну да, именно здесь, посередине небольшой площади, она и находилась, медленно раздуваясь под горячим солнцем…

Высокородный маркиз Релинар Д'Дарпиан оказался представительным мужчиной, который мог бы показаться весьма привлекательным, если б не раздраженное выражение, не сходящее с его лица. Он принял нас, сидя за столом в комнатке, где еще вчера находился старшина стражников этого поселка. Сейчас стражника здесь не было — как видно, господин маркиз не счел нужным его присутствие при разговоре с нами.

Уделив нам толику своего холодного взгляда, маркиз заговорил с нами весьма неприязненным тоном на языке нашей страны. Это понятно — он знал, откуда мы прибыли. Впрочем, слушать начавшего было ему что-то объяснять Табина он не стал. Высокородный господин говорил сам, и наши ответы его свершено не интересовали. Судя по всему, маркиз был уверен, что мы не станем ни в чем возражать такому человеку, как он.

— Кто такие? Идете в Нерг? Сколько хотите выручить за свой груз? Сколько? Это, конечно, чересчур…Что ж, ладно, я покупаю у вас весь товар, и отныне вам можно не тратиться на дальнейший путь. Думаю, понятно: я не занимаюсь благотворительностью, и подобную милость вы получите не просто так. Условие одно: вы все раз и навсегда забудете о том, что произошло вчера. Я имею в виду ту дурацкую схватку на дороге и все такое прочее… И особенно тщательно в вашей памяти должны быть стерты воспоминания об одном из тех, кого ранили на той дороге. Более того: при необходимости вы всегда должны будете подтвердить, что моего сына там и близко не было. Вам все ясно? В противном случае каждому из вас придется горько пожалеть как о своей слишком хорошей памяти, так и о своем излишне длинном языке. И на будущее: хочу, чтоб каждый из вас навсегда забыл дорогу не только в эти места, но и в Харнлонгр. И вообще, отныне всей вашей торговой семейке по эту сторону гор делать нечего. Торгуйте чем хотите, но только в своей стране. Вы хорошо запомнили то, что я вам сказал? А иначе… Думайте сами: путь до вашей страны довольно долог, а денег у вас при себе будет немало… Всегда найдутся желающие поживиться, а найти грабителей будет весьма непросто… Все, разговор закончен. Чтоб через час никого из вас не было в поселке. Деньги за свое никчемное барахло получите у моего слуги…

— Нет — голос Варин прозвучал спокойно, но твердо. — Господин Д'Дарпиан, мы ничего не собираемся продавать вам.

— Что? — маркиз был настолько удивлен, что даже не счел нужным это скрывать. Похоже, ему давненько никто не возражал. Как видно, высокородный не привык к отказам, и рассчитывал на то, что, услышав его слова, мы, по меньшей мере, должны припасть к его рукам со словами благодарности.

— Мы намерены доставить заказ по назначению — вступил в разговор и Табин. Хм, а ведь бывший управляющий всерьез намерен поддержать Варин. Судя по всему, Табин не доверяет словам высокородного. Ну, в таких случаях нюх на опасность у бывшего управляющего неплохой. Насмотрелся, думаю, в доме князя Айберте всякого… — Знаете, доброе и честное имя для торговца значит не меньше золота. Всего лишь один сорванный заказ — и в будущем никто из деловых и уважаемых людей не будет иметь с нами никаких дел.

— А отказ мне — и отныне ни один торговец уже не сможет вести с вами никаких дел. Покойники, как вы знаете, не считаются хорошими торговыми партнерами.

— Но, господин маркиз, почему…

— Я не намерен опускаться до объяснений ни с одним из вас. Более того: требую, чтоб через четверть часа в этих местах не было даже вашего запаха, как, впрочем, и остальных оборванцев из вашего жалкого обоза.

— А…

— А иначе ваш путь закончится именно здесь, в этом поселке. Я понятно изложил? Это должно дойти даже до таких дубоголовых остолопов, какими являетесь вы.

— Если я правильно поняла — в голосе Варин появились насмешливо-ехидные нотки, — так понимаю, что в случае нашего отказа мы можем оказаться на том самом кладбище, что находится в небольшой рощице у дороги, где ваш сынок вместе со своими приятелями закапывал убитых им людей?

— Заткнись, женщина! — рявкнул маркиз, и с такой силой ударил кулаком по столу, что едва не проломил тонкие доски. — Да как ты осмеливаешься говорить подобное?! С чего ты, дурища, вздумала нести такую чушь?! И кто тебе мог такое сказать? Стражники?

— Сказали все те же раненые разбойники, пока их везли до поселка. Тогда они об этом много говорили. И громко. Сваливая вину друг на друга, эти люди много чего наговорили, в том числе не щадили и вашего сыночка, рассказывая о его шалостях… Эти слова слышали многие, и не только мы, но и все те, кто рядом был. А народу там хватало. И проезжие были, и крестьяне из окрестных поселков… Такое утаить просто невозможно…

— Не боишься без языка остаться? Сейчас же его можно будет выдрать…

— Господин маркиз, вы напрасно считаете, что все беды и неприятности вашего сына закончатся в том случае, если мы уедем отсюда. Дело не в нас, а…

— Да, следует признать, что по ту сторону гор живут весьма наглые бабы… — Релинар чуть вольготнее уселся на стуле. — Что ж, именно ты и не доедешь до своего дома.

— Перестаньте угрожать — вздохнула Варин. — Поверьте: нам бы очень хотелось остаться в стороне от всей этой истории. Лучше хорошенько подумайте о том, что произошло, и что именно вы можете сделать, чтоб исправить грехи вашего сына. По утверждениям все тех же раненых, ваш сын вовсе не был сторонним наблюдателем при нападении той банды на людей. Пусть я простая женщина, но уже давненько занимаюсь торговлей, и привыкла понимать людей — без этого в нашем деле никак не обойтись…

— Ты меня еще горшками поучи торговать… Дура.

— Господин маркиз, я пытаюсь сказать вам совсем иное. Возможно, вы просто не понимаете меня. Даже такой человек, как вы, с вашим богатством и влиянием, не всегда сумеет заставить молчать всех свидетелей. Думаю, о том, что произошло вчера, сегодня знают уже во всей округе. Передают из уха в ухо. Разговоры уже идут, и будут идти дальше. Это, как волна на безбрежной реке, пойдет и дальше, причем неизвестно, какие еще небылицы могут приплести к тому, что произошло в действительности…

— Надо же, меня пытается запугать какая-то неумытая баба!

— При чем тут «пытается запугать»? Лучше подумайте о том, что новости о захваченной банде придорожных грабителей, рано или поздно дойдут до родственников тех, кто в последнее время пропал на этой дороге. Пусть не у всех, но у многих появится вполне естественное желание — узнать о судьбе своих близких. И среди тех людей, ничего не знающих о своих пропавших родственниках, вполне могут оказаться состоятельные и довольно знатные люди. Для них ничего не стоит привезти сюда и священников с землекопами… А та рощица по размерам не такая уж и большая, так что приезжим не составит особого труда за седмицу-другую перекопать ее всю… Вы что, будете уже закопанные тела перепрятывать? Считаете, что сможете сделать это так, чтоб о том никто не узнал? Сами-то в это верите? Лучше бы вы не пытались упрятать концы в воду, а…

— Хватит! — рявкнул маркиз. Как видно, он и сам подумывал о том же, и слова Варин лишь подтверждали все его невеселые мысли. — Ни слова более! Если я правильно понял, — недовольно обратился Релинар к Табину, — ты, так называемый хозяин, не собираешься затыкать рот своей излишне говорливой сестре?

— Нет — затряс головой Табин. — Должен сказать, что я считаю ее решение верным и…

— Жадные вы люди — маркиз с откровенным презрением оглядел нас. — Думаешь, я не понимаю, к чему ты клонишь? Что, еще хотите содрать с меня золотишка? Думаете, широко развяжу кошелек? Наверное, всю ночь не спали, думали, под каким благовидным предлогом провернуть это дело, свое проникновенное выступление готовили… И даже набрались наглости дерзить мне в лицо! Напрасно стараетесь, сверх оговоренной суммы я не дам вам даже разломанной медной монеты. Больше того, я начинаю задумываться о том, не переплачиваю ли я за ваши побитые молью шкуры…

— Господин маркиз — чуть устало заговорила Варин, — дело вовсе не в деньгах. Я пытаюсь вам сказать, что на сегодняшний день единственное, что нам хочется — так это уйти отсюда своим торговым путем, и забыть обо всей этой истории. Меньше всего мы желаем ввязываться в чужие дела. Сейчас у нас одно намерение — покинуть этот поселок. Вы же со своими неприятностями разбирайтесь сами. Мы же — иноземцы, живем за горной грядой, и нам не должно быть никакого дела до того, что происходит здесь, в одной из провинций благословенного Харнлонгра…

— На сегодня я уже достаточно наслушался глупостей, и с меня хватит. Итак, если все еще не поняли, то вынужден повториться: я не привык менять свои решения. Спрашиваю еще раз: вы берете деньги и убираетесь к себе за горы? Да или нет?

— Нет. Мы не можем это сделать.

— Тогда вон отсюда. Все остальное, что вы пытаетесь сказать, меня не интересует.

Однако стоило нам шагнуть к дверям, как Релинар произнес властным голосом:

— Эй, ты, та, что лечила моего сына… Ты пока останься.

— Идите — сказала я Варин, остановившейся было на пороге комнаты. — Я быстро вернусь.

На миг задержавшись, Варин и Табин вышли. Оставшись в одиночестве, маркиз какое-то время глядел на меня тяжелым взглядом, ничего не говоря. Как видно, ожидал, когда я начну говорить ему о том, не согласна с мнением своих товарищей по обозу. Ну-ну, жди… К вашему сведению, высокородный господин, я полностью разделяю решение Варин, и сейчас просто ожидаю, что же такое мне намерен сказать уважаемый маркиз.

Время шло, он молчал, все больше и больше раздражаясь, и вскоре даже воздух вокруг нас стал казаться напряженным. Я тоже помалкивала — не было особого желания разговаривать. Рано или поздно, но глубокоуважаемый маркиз сам выскажет, что же ему от меня надо.

— Что именно ты сделала с моим сыном? — наконец произнес он. Как видно, высокородному надоело играть в молчанку. — Вернее, меня интересует, что такое ты сотворила с его раной. Если мне верно сказали, его рану пользовала именно ты.

— Вам что, нужно подробно разъяснять, как лечат?

— Если желаешь благополучного исхода для себя, то укороти свой язык. Отвечай лишь на те вопросы, что я задаю.

— Думаю, господин Релинар, вас вряд ли интересует, как пользуют раны и порезы. Что вам от меня надо?

— Мой лекарь осмотрел Релара, моего сына. Лекарь, этот ученый человек, хорошо знает свое дело, и, по его мнению, ты неплохо справилась с излечением тяжелой раны, которую нанесли моему наследнику. Пожалуй, я могу позволить тебе остаться при моем доме. Будешь помогать лекарю в нашей семье, лечить заболевших и… Не понимаю, чем вызван твой смех?

Чем, чем… Судя по тому, как маркиз произнес свое снисходительное разрешение приблизить меня к своей персоне, он был уверен, что услышав подобное предложение, я первым делом должна упасть на колени и со слезами на глазах возблагодарить высокородного господина за великую милость, проявленную им к недостойной простолюдинке.

— Извините, это вышло случайно… Спасибо, но я не нуждаюсь в столь щедром предложении.

— Это уже дерзость.

— Считайте, как хотите. Все? Тогда я пошла.

— Кто из вас убил зверя? — задал мне в спину вопрос Релинар, когда я уже взялась за ручку входной двери.

— Как это — кто? — повернулась я к маркизу. — Кансая убил один из наших охранников, и вы это прекрасно знаете. Не сомневаюсь, что стражники доложили вам об этом по всей форме.

— А мой сын утверждает, что этим человеком была ты.

— Ну, после того ранения, которое получил тот молодой человек, вполне может показаться еще и не то…

— То есть ты имеешь наглость утверждать, что мой сын ошибается? Или лжет?

Так, надо быстро прекратить эти расспросы, а не то еще приведут неизвестно куда. Ну, это я враз. А тот парень, сын маркиза, много чего запомнил…

— Кстати, хорошо, что напомнили. Я все хотела поинтересоваться, куда подевалась туша убитого кансая? Еще вечером она лежала неподалеку отсюда, людей пугала, а с утра куда-то исчезла. Интересно, правда? Неужто вы это хладное тело в свое имение отправили? Никак чучело из бедняги собираетесь сделать? Ну конечно! Позже будете рассказывать потрясенным гостям, как на иноземной охоте сумели самолично подстрелить это жуткое создание… Или же вы тогда лихо зарезали чудище, хладнокровно и без труда завалив его одной рукой…Так? Нет? А, тогда вы намерены лично изобразить из себя бесстрашного бойца, храброго победителя зверя, благородного освободителя местных крестьян от засилья жестокой банды? Ну да, кто в таком случае вспомнит о грехах вашего сына?..

— Пшла вон! — господин Релинар начал выходить из себя. — Ей кость кидаешь, а она морду воротит!

— Насчет костей — это не к нам. У нас другой товар.

— Ты понимаешь, кому дерзишь? Ко мне на брюхе приползают, вымаливая прощение!

— Это все, что вы мне хотели сказать?

— А ты рассчитывала на что-то иное?

— Я рассчитывала на то, что нам дадут спокойно уехать отсюда, а не попытаются за наш счет замазать свои огрехи…

— Да как ты смеешь?..

— Смею, как видите. Должна сказать, что общение с вами не доставило мне ни малейшей радости. Оттого и не считаю, что нам стоит продолжать знакомство.

— Вон!! — маркиз уже не сдерживался.

— С удовольствием покину вас, высокородный господин Д'Дарпиан.

Уже закрывая за собой дверь, услышала, как маркиз брезгливо бросил мне в спину:

— Стерва!

Тоже мне, удивил…

Глава 3

— Ну, что вы узнали? — спросила Варин подошедших Орана и Лесана.

Мы все сидели в нашей комнатке на постоялом дворе. Надо было обсудить создавшееся положение, и решение следовало принимать вместе.

— Ничего хорошего — старый вояка закрыл за собой дверь. — Наш груз вместе с телегами и лошадьми находится под охраной личной гвардии маркиза. Как нам сказали, для большей сохранности он будет находиться под присмотром до окончания следствия. Зря, что ли, сюда столько здоровенных парней пригнали из имения этого высокородного господина? Но судя по ухмыляющимся рожам этих гвардейцев…

— Деньги они тоже не берут — досадливо вздохнул Лесан. — Я уж не одному предлагал. Только все бесполезно.

— Понятно — с досадой вздохнула Варин. — Как понятно и то, что папаша любым способом постарается отмазать сыночка от немалых неприятностей. Надо как можно быстрее покинуть этот поселок, и продолжить путь в Нерг, но вот как это сделать? Пока маркиз не будет уверен в том, что мы будем держать язык за зубами, нас отсюда не выпустят. Стерен, что тебе сказали стражники?

— Ну, — развел руками старый служака, — то и сказали, что на то время, пока ведется следствие, наше присутствие в поселке необходимо… Да я бы и сам так ответил, окажись на их месте. А в действительности у местной стражи связаны руки, и им тоже очень не правится происходящее. На словах маркиз вместе со своими людьми заявился сюда для того, чтоб проследить за осуществлением законности, а на деле… Фактически люди маркиза отстранили стражу от следствия, хотя формально стражники по-прежнему расследуют нападение на дороге. К сожалению, маркиз в этих местах имеет очень большую власть…

— А как тот титулованный сопляк оказался среди той милой компании — про то тебе стражники не сказали? Не сомневаюсь, что вы с ними поговорили и об этом. Ты сегодня со стражниками долго беседовал.

— Конечно, мы с ними о многом переговорили. У парней из стражи накипело…

Оказывается, уже давно среди живущих в этих местах идут глухие разговоры о том, что в округе стало неспокойно. Не раз к стражникам приезжали отчаявшиеся люди, разыскивающие пропавшие обозы и потерявшихся родных и знакомых, причем каждый раз история была одна и та же: люди выезжали из поселков при дороге и без следа пропадали невесть куда… И не единожды перепуганные насмерть селяне говорили о том, что издали видели пробегающее по полям неведомое чудище, скрывающееся в высокой траве… Вчера эти поселковые жители опознали в кансае то самое чудище.

Допросы, проведенные стражниками среди захваченных бандитов сразу же после того, как их доставили в поселок, высветили весьма неприглядную историю: банда уже второй год занималась тем, что грабила и убивала проезжих. Именно для того несколько человек из той банды постоянно сидели по постоялым дворам, слушали разговоры проезжающих, смотрели, у кого и какой груз, сколько охраны в том или ином обозе… После того, как находили, по их мнению, достойную добычу, те люди садились на коней и гнали в одну из небольших деревушек, где и обитала большая часть головорезов из той теплой компании. А уж там, если главари считали, что добыча стоит их внимания, то, в этом случае, они быстро созывали всех тех, кто был в банде. Ну, а дальше все шло по давно отработанному плану: в нужном месте выпускали кансая, он одурманивал людей и вел их к нужному месту… Потом, в роще, в дело вступали остальные… Людей в обозах, как правило, не оставляли в живых — зачем нужны свидетели? Но омерзение вызывало другое: одного — двух из убитых людей всегда отдавали на съедение кансаю. Как поощрение за послушание и хорошо выполненную работу. Все же человеческое мясо — самая любимая еда этих жутких созданий. Недаром в южных провинциях Кхитая, там, где и встречаются эти звери, слова кансай и людоед означают одно и то же…

Что касается мальчишки… Единственный сын богача-маркиза, до предела забалованный и привыкший к тому, что исполняются все его капризы. И в то же время раньше ничего особо плохого об этом парне стражники сказать не могли. Правда, до них то и дело доносились слухи, что мальчишку частенько видят в весьма неподходящей компании, а если говорить точнее, то с такими отбросами человеческого общества, которым самое место за крепкими тюремными стенами… Ну да мало ли что может придти на ум выросшему в тепле и неге сыну знатного человека! Как сказал один из стражников: после большого количества сладкой еды всегда тянет съесть кусочек соленой рыбы…

Но в любом случае присутствие сына маркиза среди бандитов немало удивило всех. Вначале стражники даже решили, что мальчишка был похищен у отца все теми же бандитами… Однако по рассказам захваченных бандитов, мальчишка появлялся у них перед каждым нападением, причем во всех схватках был чуть ли не самым отчаянным рубакой… А самое невероятное и страшное состоит в том, что сын маркиза собственноручно добивал всех раненых и пленных, причем делал это с явным удовольствием…

А главарем в той банде, как выяснилось, был тот мужик, которого я убила — хозяин кансая, причем, что удивительно, этот человек оказался местным уроженцем. Был в здешних местах такой — с молодости бобылем жил, то и дело уходил бродить по свету, все лучшей доли искал. Правда, в то время так ее и не нашел. С десяток лет назад тот нелюдимый бобыль в очередной раз ушел куда-то, да и не вернулся. Решили — все, пропал мужик. Никто о нем особо не горевал — тяжелый характер был у человека, друзей не имел. Впрочем, родни тоже у него не было. Ну, поговорили о том, что мужик так и не вернулся домой, посудачили, да и забыли. А он, оказывается, все это время в какой-то далекой стране жил, и вот именно из тех мест и привез этого своего страшного зверя. Как-то раз тот человек проговорился, что кансая подобрал совсем маленьким, когда тот еще только-только на свет народился. Как сказали пленные, кансай лишь того мужика и слушался, а все иные к той клетке, где находился кансай, даже подходить боялись. Были уже случаи, охватывал зверь голову неосторожным…

К тому же тот мужик в дальних странах кое-какой магии обучился, и банду, которую сумел сколотить по прибытии в Харнлонгр, держал в повиновении и в страхе. Бывали случаи — ослушников живыми скармливал своему зверю… Но главное, мечта у того главаря была — денег скопить побольше и в дворянство войти, титул себе купить. Оттого деньги и копил, выбирая лишь богатые обозы — дворянство дорого стоит, быстро такую кучу золота не соберешь. Очень он в этом деле на кансая полагался. Людей главарь ненавидел, а вот зверя своего любил, как родного… Теперь я понимаю, отчего тот мужик по убитому кансаю так убивался…

День приближался к вечеру, а мы все еще находились в этом поселке. Все наши попытки забрать свой груз и выехать из поселка разбивались о равнодушное «нельзя». Это слово с немалым удовольствием произносили слуги маркиза. Поселковые стражники, в свою очередь, лишь беспомощно разводили руками да отводили глаза в сторону. Мы их понимали: очень неприятно признаваться перед всеми, да и перед собой тоже, что кроме них, призванных служить закону, в здешних местах имеется человек, пусть и облеченный властью и знатностью, но не во что ни ставящий эту самую стражу, и даже не пытающийся скрыть это.

И верно — чувствовалось, что в поселке объявился хозяин здешних мест, которому никто не указ. Больше того: люди маркиза всячески старались задеть нас, всеми возможными путями нарываясь на конфликт. Понятно, что они это делали не просто так, а по указанию маркиза, который пытался избавиться от непокорных ему людей, то есть от нас. Самый простой способ для этого — вызвать скандал, переходящий в драку, а там дальше будет видно… Пока что, следуя указанию Варин, мужчины сдерживались, почти безвылазно сидели в нашей душной комнате на постоялом дворе, но бесконечно наше молчаливое противостояние продолжаться не могло, тем более что люди маркиза в своей дерзости начали переходить все мыслимые и немыслимые границы.

Варин с самого начала заметила, что высокородный господин ни в коем случае не пожелает иметь постоянную головную боль из-за чужестранцев, узнавших весьма неприятную правду о его сыне. Как может рассуждать маркиз: сейчас они обещают молчать, но мало ли что, и еще неизвестно кому эти проезжие люди могут рассказать о проделках юного Релара… И хотя мы ничего не собирались продавать маркизу, тем не менее Варин с самого начала весьма скептически отнеслась к предложению Релинара купить весь наш груз. Не верила она в честность маркиза — и все тут!

В этом мнении, к моему удивлению, ее поддерживал Табин. Как он сказал: высокородные — это не те люди, которые могут допустить, чтоб некто мог пачкать их благородное имя, пусть даже этот некто — чужестранец, какой-то там проезжий торговец… Да и большие деньги понапрасну не стоит выкидывать на ветер — пусть даже господин Д'Дарпиан и богат, но это вовсе не причина для того, чтоб разбрасываться золотом. Сейчас для маркиза главное — погасить возможный скандал, а то, каким образом он будет это делать, это другой вопрос… Во всяком случае, людей в округе он, рано или поздно, но сумеет утихомирить, а вот иноземцам лучше заранее заткнуть рот, и тут уже неважно, каким именно способом. Во избежание возможных неприятностей в будущем.

И сам маркиз, и его раненый сын все еще находились в поселке. Это понятно: человеку, получившему такую рану, как тот молоденький парнишка, некоторое время надо находиться в полной неподвижности, а уж никак не отправляться в путь, пусть даже и к себе домой, по далеко не ровным дорогам. Ясно и то, что наше присутствие в поселке беспредельно раздражало высокородного маркиза, и отсюда следовал один вывод: долго терпеть наше присутствие в поселке он не станет.

Вечерело, когда в дверь нашей комнаты постучали. На пороге стоял незнакомый мужчина, который, судя по все то же одежде, был из охраны маркиза. Бесцеремонно поглядев на нас, мужчина заявил:

— Господин маркиз велел передать, чтоб к его сыну пришла та баба, что вчера перевязывала его рану.

— Надолго? — поинтересовалась я.

— А я знаю?

— Тогда хотя бы скажите — зачем я понадобилась тому молодому человеку?

— Мне не докладывают. Было велено передать — я и передал. Пошли, что ли?

— А что я там забыла? Думаю, возле того парня и без меня людей хватает. Так и скажи своему хозяину.

— Господин маркиз велел сказать, что если та баба не пойдет, то ее можно и притащить…

— Погоди-погоди, зачем уж так сразу — тащить? — Варин взмахом руки остановила начавших было вставать Стерена и Лесана. — Лия, милая, сходи, узнай, зачем тебя зовут. А ты, Кисс, проводи ее…

— Насчет мужика никаких указаний не было — ухмыльнулся посыльный. — Сказано было — доставить одну бабу. Так что…

— Видите ли, молодой человек, — Варин остановилась напротив посыльного, — видите ли, дело в том, что по законам нашей страны замужней женщине по вечерам, одной, без сопровождающих, выходить не стоит. — Подобное Варин, конечно, сочинила. Нет у нас в стране таких законов, но этот мужик про то, как видно, не знал. А Варин продолжала — На то у нас с собой и охранники имеются, чтоб родные законы чтить даже на чужбине. Вас же вон сколько сейчас в этот поселок понаехало добрых молодцев, что и не сосчитать, а при моей невестушке будет и всего-то один охранник. Так отчего же ей с ним не направиться туда, куда ты укажешь? А к больному она и одна может войти…

— Да ладно, пусть идет… Все одно от мужик, что с ней пойдет, у порога будет дожидаться…

Как оказалось, раненый парень находился все в том же домике стражи, где нам еще совсем недавно выпало великое счастье встретиться с маркизом Д'Дарпиан, и откуда мы ушли, оставив того высокородного господина весьма недовольным. Надеюсь, господина Релинара я сегодня больше не увижу. Хорошо еще, что в этот раз мне надо было заходить в дом через черный ход, хотя и у тамошних дверей охранников хватало. Так, и эту дверь охраняют все те же люди из личной гвардии маркиза. Ну, если снова придется увидеться и поговорить с нежным папашей, то пусть рядом со мной будет хотя бы Кисс, а не то я не знаю, что может придти в голову отцу, пытающемуся оградить от больших неприятностей непутевое дитятко…

К сожалению, как и предполагалось, стража отказалась пропускать Кисса внутрь дома — насчет него, мол, им было ничего не сказано, так что нечего и заставлять бравых служак нарушать приказ. Уговаривать их, дескать, тоже не стоит — не прокатит у нас это дело, так как они верные и преданные солдаты, честно исполняющие свой долг…

— Как угодно… — я повернулась к Киссу. — Тогда пошли отсюда.

— Куда? — один из охранников грубо схватил меня за руку. — А ну, стоять! Стоять, я сказал, ты, клуша деревенская! Раз пришла, то нечего ломаться! От настоящих мужиков так быстро не уходят…

Н — да, твое счастье, балда самоуверенная, что у меня пока что нет намерения вступать с вами в ссору. Если я сейчас сделаю шаг в сторону и при этом резко крутану той рукой, которую ты так крепко держишь, то твоя рука будет сломана… Но у Кисса по этому поводу было другое мнение. Я ничего не успела ни сказать, ни сделать, как мой спутник коротко размахнулся — и не ожидающий неприятностей охранник отлетел в сторону от хорошего удара в зубы. Замешательство в пару секунд — и остальные охранники, загалдев, выхватили свое оружие. А я поневоле отметила про себя: зажирели и обленились вы, охраннички, на обильных харчах маркиза, и привыкли к тому, что не каждый решится дать вам отпор. Пока вы тут соображали, что к чему, толковый противник за это короткое время успел бы всем вам головы снести, и внутрь проскочить без труда… Впрочем, сейчас, после заминки, охранники поняли свою ошибку и, как видно, были настроены дать Киссу хороший отпор. Да и тот охранник, что оказался на земле, поднимался явным с намерение поквитаться. Ну, сейчас начнется…

Не знаю, что бы произошло дальше, но в этот момент из дверей выглянул пожилой человек с совершенно седыми волосами.

— Что опять за шум? Хотите, чтоб маркизу пожаловался?

— Да не мы виноваты, а эти, что подошли — кивнул в нашу сторону один из охранников. — Точнее, этот вот, светлый… Он со Скребком сцепился…

— Со Скребком? Поддерживаю и одобряю. Давно пора его вежливости поучить… А что это за люди? Простите, вы не та женщина, за которой мы посылали? Она самая? Прекрасно! Вас хотел видеть юный Релар…

— Я не знаю, какую именно женщину и кто хотел видеть — я говорила довольно резко. — Только что одним из ваших грозных охранников мне было велено придти сюда. Простите, но я одна внутрь заходить не стану, а вдвоем нас не пускают. Оттого и возник шум. Небольшое недоразумение, так сказать…

— Пропустите их. Обоих — сказал пожилой.

— Чего — о? — зло пробурчал побитый гвардеец, вытирая кровь из разбитого носа. — С чего это вдруг?

— Пропустите обоих! Неужели не понятно? Теперь приказываю я!

— Как скажете… — и под недовольные взгляды охранников мы с Киссом шагнули внутрь дома. Еще несколько шагов — и мы остановились возле очередной двери, возле которой опять-таки стоял охранник. Надо же — прямо как сокровище какое берегут! Не обращая внимания на замершего у дверей сторожа, седоволосый мужчина обратился ко мне:

— Извините, я все еще не представился. Меня звать Лил-Ан, и я лекарь семейства маркиза. Мне бы очень хотелось поговорить с вами о том, как именно вы лечили юного Релара…

— Я его не лечила — пришлось говорить резко, чуть ли не грубо. — Я его только перевязывала.

— Как же так…

— А так. Я никого не лечила. Так что мне нечего вам сказать.

— Но…

— Если это все, то мы можем уйти?

— Понятно — вздохнул лекарь. — Секреты мастерства и все такое прочее… Ну, нет, так нет. Тогда попрошу вас о другом: поговорите с Реларом. Мальчик, несмотря на свою слабость, уже в третий раз говорит о том, что хотел бы встретиться с вами. А ему обычно не отказывают…

— Я это уже заметила.

— Не стоит делать таких злых замечаний. Вы же ничего не знаете об этом молодом человеке!

— Зато наслышана.

— Ну, слухи — они и есть слухи…

— Хорошо. Если вы так просите, то поговорю я с вашим больным. Но предупреждаю сразу: одна я к нему не пойду. Только со своим другом.

— Зачем такие сложности? Да и моему больному вряд ли может понравиться подобное вторжение…

— Зато это нравится мне. Знаете, судя по тому, что донеслось до моих ушей, к вашему больному просто так, в одиночку, лучше не заглядывать.

— Люди несправедливы и жестоки…

— Насчет этого утверждения я с вами не спорю. Итак, что вы решили? Я имею в виду то, что я пойду к вашему больному лишь в том случае, если буду не одна, а в сопровождении человека, которого хорошо знаю. Кстати, а маркиз Д'Дарпиан знает, что его сын хотел меня видеть? Мы с этим высокородным господином расстались совсем недавно, и без особо приятных воспоминаний друг о друге.

— Разумеется, маркиз знает о том, что его сын хотел бы вас увидеть, и господин Релинар не стал препятствовать этому желанию. Да и я совсем не против вашего посещения. С одной стороны, конечно, Релар еще очень и очень слаб, и ему нужен полный покой, а с другой стороны… Я уже давно отметил, что если выполняются все просьбы больных, то выздоровление идет куда быстрее. Что касается вашего сопровождающего… Ну, если вы настаиваете, то я не против присутствия этого молодого человека.

— Настаиваю. Что-то не нравится мне ни этот поселок, ни те, кто в нем сейчас командует.

— В чем-то я вас понимаю.

— Тогда договорились. Если я не ошибаюсь, то ваш больной находится за этой дверью, возле которой мы и стоим?

— Да, Релар здесь. Лучше бы его, конечно, доставить домой, там лечение мальчика пойдет успешнее. В вашей стране, кажется, говорят, что дома и стены помогают… Только вот как юношу доставить до их особняка, не ухудшив при этом его состояния — ума не приложу!.. Вы поговорите с Реларом, только недолго, и, пожалуйста, не тревожьте его. И, пожалуйста, не спорьте с ним, и не возражайте ни в чем…

— Это уж как получится…

— И по возможности сократите ваш визит настолько, насколько сможете.

— Уважаемый Лил-Ан, можно подумать, будто я пришла сюда по собственному желанию. Запомните: мне от вашего больного ничего не нужно. Будь моя воля, я бы к нему и близко не подошла!

Лекарь лишь вздохнул, и открыл дверь, приглашая нас войти, а потом и сам зашел вслед за нами, плотно прикрыв дверь. Как видно, не хочет, чтоб даже обрывки нашего разговора донеслись до охранника.

Небольшая служебная комнатка, где на невесть откуда взявшейся кровати застеленной дорогим шелковым бельем (ну надо же!) лежал тот самый парнишка, которого я видела вчера корчащимся от боли на залитой кровью земле. Сейчас сын маркиза выглядит куда лучше, хотя после вчерашнего осунулся и побледнел. Должна сказать, привлекательный парнишка, похож на своего отца. Сейчас неподвижно лежит с закрытыми глазами, ровно дыша. Может, спит? Я всмотрелась в него чуть внимательней, потрогала безвольно лежащую руку… Надо же, сил и здоровья у парня хватит на двоих. И процесс восстановления идет просто замечательно: как видно, я вчера немного перестаралась и влила в парня слишком много своих сил. Да, пожалуй, тут я немного не рассчитала, что, вообще-то, понятно — торопилась, боялась не успеть… Но если излечение и дальше пойдет такими темпами, то больного вскоре можно будет перевозить отсюда в другое место. Правда, неясно, куда именно его везти: в родной дом или в тюремный лазарет… В этот момент парень открыл глаза и посмотрел на меня. Взгляд чистый, без намека на раскаяние…

— Пришла? Я твои глаза запомнил… Они красивые… Но почему ты так долго шла? Я очень не люблю ждать…

Надо же, какой здоровый организм! Только вчера этот парень получил тяжелейшую рану, а сегодня уже может разговаривать!

— А с какой это радости я должна была бежать сюда со всех ног? Только лишь оттого, что ты ранен? Но если помнишь, это именно ваша теплая компания напала на нас!

— Помню… Вчера, та схватка на мечах… Нечестно…

— Рада, что ты это осознаешь и понимаешь то, что с тобой произошло. И раскаиваешься в том, как вы хотели поступить с нами.

— Конечно, понимаю… И все помню… Все… Так бить нельзя… Это нечестно… Он не дал мне возможности нанести удар…

— Погоди, я не понимаю, о чем идет речь… Что ты имеешь в виду?

— Тот светлый парень с мечом… Он неправильно вел бой… Он за это поплатится…

Я недоуменно оглянулась на Кисса и Лил-Ана. Кажется, они, в отличие от меня, сразу сообразили, о чем идет речь, и слова мальчишки им очень не понравились. А раненый продолжал:

— Я его хорошо запомнил, этого простолюдина… Он посмел напасть на меня… И он будет долго мучиться, прежде я ему позволю умереть… Очень долго… А ты… Отныне ты всегда будешь залечивать те раны, что мне могут нанести, если кто-то вновь осмелиться поднять на меня руку…

Ничего себе! Тут и речи нет о собственной вине. По-моему, подобная мысль даже не пришла в голову раненого сопляка. А тот, о ком мальчишка говорит с такой неприязнью — это, похоже, Трей… Ну конечно, ведь это именно Трей нанес ту тяжелую рану, от которой юный разбойник-аристократ чуть не направился на Небеса. Как видно, в память Релара крепко врезался образ тяжело ранившего его человека, и теперь наш болящий страстно желает поквитаться со своим обидчиком. Похоже, что парень только эту мысль и лелеет с той поры, как в себя пришел. Хорош, ничего не скажешь! Э, да ты, дорогой, судя по всему, думаешь лишь о том, как бы расплатиться со всеми нами, а уж никак не о том, как бы покаяться в совершенных тобой немалых грехах…

— Погодите… — от неожиданности я не сумела сразу подобрать нужных слов. — Возможно, я несколько неверно истолковала то, что вы хотели мне сказать… При чем тут «осмелился поднять руку»?! Мы всего лишь защищались! Что же, наш охранник при одном только виде бегущих людей должен был бросить на землю свое оружие, а заодно и покорно склонить шею под ваш клинок? Если помните, ведь это вы напали на нас, а уж никак не мы на вас!

— Ну и что?.. Вы неправильно защищались… — мальчишка стал злиться. — Этот ваш парень сразу же ударил меня!.. Так поступать нельзя, и это не по правилам…

— Да какие могут быть правила при таких нападениях?! Подумайте, о чем вы говорите?! Вы на той дороге с помощью кансая, нас, что, в гости к себе приглашали? Или столь необычным образом хотели позвать на чай с пирогами? Если так, то, надо сказать, вы делали это очень своеобразно. И при чем тут наш охранник? Он честно выполнял свой долг, и уж никак не собирался устаивать фехтовальные поединки невесть с кем!

— Этот человек осмелился ранить меня… А на меня нельзя поднимать руку… Я потребовал, чтоб отец жестоко наказал его…

— Вам, мой юный друг, сейчас надо думать не о том, каким образом и кому именно отомстить, а позвать священника, покаяться, снять груз со своей души! Как нам рассказали пленные, это было далеко не первое ваше, более чем оригинальное, развлечение на той дороге! В таких схватках, что была вчера, правило одно: побеждает сильнейший, или же тот, кому больше повезет. Дорогой мой, вы так возмущаетесь, что можно подумать, будто этот ваш зверь одурманил нас и вел в ту рощу на честный рыцарский поединок! Сами знаете, что там нас ваши друзья-приятели просто убили бы без всяких правил! Вы, думаю, тоже бы постарались, приложили к этому свою руку… И вам не жаль тех людей, кого бы убивали?

— При чем тут смерть?.. Я никого не убивал…

— В таком случае, что же вы, юный аристократ, делали в столь неподходящей компании, да еще и с мечом наперевес?

— Убивать нельзя, это плохо… И я не убивал… Я просто выпускал их души на свободу… — и на лице у мальчишки появилось мечтательное выражение. — Это так приятно видеть, как чужие души покидают тело, в котором они обитали, и улетают на небо… А я, если захочу, то могу командовать всеми этими душами… А еще мне нравится смотреть, как люди ползают у моих ног, умоляя оставить их в живых… Но зачем?.. Пусть они все уходят… Туда, на Небеса… А когда мне понадобится, я призову их назад… И они придут… Мне нужно собрать еще много душ, очень много… И я буду во главе их, буду командовать целой армией душ… Ни у кого не будет такой армии, только у меня… Я буду самым великим воином… — и мальчишка улыбнулся чистой улыбкой ребенка, который только что поведал взрослым свою самую заветную тайну.

Пресветлые Небеса, он что, бредит?! Заглянула в глаза Релара, безжалостно прошлась его сознанию… Предок, я права в своем предположении? Бли-и-н…

Оглянулась на лекаря. Удивительно, но мы с ним сразу же поняли друг друга. Лил-Ан вначале от неожиданности отвел глаза, затем лишь вздохнул и чуть заметно развел руками. Еще секунду поколебался, а затем утвердительно кивнул головой. Да, невесело…

— Значит, когда вы бежали к нам с явным желанием перерезать всем глотки…

— Как грубо, как примитивно… Почему надо говорить это слово — перерезать?.. Я бы просто освободил ваши души… Я умею это делать и я люблю это делать… Оказывать людям подобное благодеяние — лучше этого ничего не может быть!.. Я всегда смотрю в глаза тех людей, кому помогаю обрести бессмертие… Главное — уловить это мгновение, когда душа покидает тело… Испытываешь потрясающее чувство единения, власти и прикосновения к вечности…

— Что такое вы несете?!

— И когда я вижу, как жизнь покидает этих людей… — продолжал мальчишка, по-прежнему мечтательно глядя в потолок, и чуть стеснительно улыбаясь. — И когда я чувствую, как часть их сущности переходит ко мне… В этот момент я счастлив… И еще испытываешь наслаждение, не сравнимое ни с чем… И это незабываемое ощущение я готов переживать вновь и вновь… А этот ваш охранник… Он мне помешал… Да еще осмелился поднять на меня свой меч… Он заслуживает смерти… — и мальчишка снова улыбнулся: дескать, вот какой я молодец, а вы этого не понимаете!

Мне стало жутко от этой чистой улыбки. Еще одно подтверждение того, что у парня нелады с мозгами. Да, бесспорно, в том не может быть никаких сомнений…

— Вот даже как? А вам не кажется, юный маркиз, что вчера и из вас едва не вынули ту самую душу? Если б я вам тогда не помогла, то сегодняшний разговор у нас с вами вряд ли бы состоялся. Между прочим, вы едва не умерли…

— А ты и должна была помочь мне — у парня в том не было ни малейших сомнений — Попробовала бы ты этого не сделать… Меня нельзя убивать… Я — выше вас всех… Должен сказать — я тобой недоволен… Для того и позвал тебя к себе, чтоб ты это знала… Ты слишком долго возилась с другими, в ущерб мне… Заниматься чернью, когда ранен аристократ… Я очень сердит… Что, не понимаешь разницу между мной и прочими?.. Чтоб больше этого не повторялось… А иначе…

Я едва сдержалась, чтоб хорошенько не заехать парню в лоб. Кисс чуть сжал мое запястье — терпи, не заводись…

— Послушайте, дорогой мой больной — я постаралась взять себя в руки, хотя это было совсем непросто, — Может, вы все же скажете, зачем меня позвали сюда?

— Хотел сказать тебе, что в благодарность за спасение своей жизни, я, по истечении времени, возможно, смогу простить тебя…

— Что?! Это вы собираетесь прощать меня?

— Возможно… Я — добрый человек, хотя ты этого не пока еще не оценила, как положено… Простолюдинка… Только для того, чтоб получить прощение — тебе для этого надо хорошо постараться, и ты должна будешь во всем меня слушаться… Отныне ты должна верно служить мне… А может, я тебя и не прощу… Это же ты убила Кин-Цу-Мая… Ты, не отпирайся…

— Не поняла… Кого я убила?

— Кансая… Его звали Кин-Цу-Май… И его хозяина ты тоже убила… Я видел это своими глазами, как бы меня в том не переубеждали… Кансай… — глаза мальчишки вновь приобрели мечтательное выражение — Я понимал его душу, и рано или поздно, но мы бы с Кин-Цу-Маем подружились… И ходили бы всюду вместе… И меня бы все боялись… А сейчас кансай убит, и мой отец сердит на меня… Все это произошло из-за тебя… Ты лишила меня многого и должна будешь отработать это долг… Если на то хватит всей твоей жизни… Это мой приказ…

— Ну, вот что, юная скотина — мне до тошноты надоело слушать бред этого больного на голову гаденыша, — вот что хочу тебе сказать: я уже жалею, что стала тратить силы на твое выздоровление. Пусть бы твоя душа летела туда же, куда ты отправлял души убитых тобой людей. А тебе самое место в тюрьме. Или на плахе… Или же в больнице для тех, у кого серьезные беды с головой…

— Не смей называть меня сумасшедшим! — повысил голос мальчишка. Надо же, любой другой на его месте давно бы без сил лежал, а этому сопляку разговор только сил прибавляет! Кстати, а упоминание о том, что у него нелады с головой, сразу же вывело из себя юного сопляка. — Я разумней любого из вас… И умней!.. А на виселице окажешься ты, если отныне не будешь во всем меня слушаться. Ты чем-то отличаешься от других, и поэтому я готов подарить тебе жизнь на какое-то время…

— А остальным моим спутникам, стало быть, жить не стоит?

— Это честь для вас, простолюдинов, что ваши души будут служить аристократу… Вы должны годиться тем, что падете от моей руки…

— Перестаньте, Релар, вам не стоит так волноваться — вмешался в речь мальчишки лекарь. Кажется, даже он стал понимать, что сопляк стал заговариваться. — Вы слишком слабы, устали, плохо себя чувствуете, и не понимаете, что говорите. Я думаю, что сейчас даме лучше уйти. Она придет позже…

— Я все понимаю, в отличие от тебя… Эта женщина уйдет отсюда лишь когда я ей позволю это сделать…

— Хватит! — мое терпение кончилось. — Господин Лил-Ан, будьте добры, дайте вашему больному успокоительное, только постарайтесь, чтоб доза того лекарства была побольше, и чтоб оно действовало посильней. А еще лучше — грохните его чем-либо тяжелым по башке. Для этого парня подобная процедура будет куда действенной, чем все ваши микстуры и порошки! А за сим хочу вам сказать: до свидания, юный мерзавец, и я очень надеюсь на то, что больше мы с вами никогда не увидимся!

— А ну, стоять! — и мальчишка сделал попытку приподняться на локтях. В тот же миг к нему подлетел Лил-Ан, пытаясь уложить парня назад, в постель… — Я не разрешал тебе двигаться с места!.. Стоять!.. А не то я и тебя на плаху отправлю, вместе с остальными… Стерва…

— Релар, дерьмо такое, тебе очень повезло, что не можешь вставать — как можно более спокойно сказала я. — Если бы ты не был болен, то я в сей же миг, не обращая внимания на присутствие лекаря, выдрала бы из тебя ту печень, что еще вчера залатала. Жаль, что тогда я еще не знала, что ты представляешь из себя, иначе бы сама разрубила тот поврежденный орган на десяток кусков. Или даже больше… Кисс, пошли отсюда, а не то меня вот-вот стошнит!

Не обращая внимания на требовательный голос мальчишки, приказывающий нам остаться, мы вышли из комнаты. В дверях нас тоже не стали задерживать. Лишь проводили недобрыми взглядами.

— Надо поскорей идти к нашим — заговорил Кисс, как только мы оказались на улице. — Сопляк кое о чем проговорился…

— Ты тоже понял?

— Чего там не понять… От нас, как от ненужных свидетелей, в самое ближайшее время постараются избавиться тем или иным способом. Как, впрочем, и от захваченных в плен разбойников… Могу поспорить, что или сам маркиз, или его подручные уже позаботились об этом.

— Да, согласна. Судя по всему, нас никто не собирается отпускать подобру-поздорову…

— Кстати, можешь радоваться. А может, плакать… Тебя, по всей видимости, собираются пока оставить в живых. Как видно, оценили твои лекарские способности, и решили, что в будущем можешь пригодиться, ежели этот юный садист опять что выкинет…

— Погодите! — раздался голос позади нас. — Я уже не молод, и мне вас не догнать! Ну что же вы так быстро ходите!..

Ну да, конечно… Нас догонял Лил-Ан, лекарь благородного семейства Д'Дарпиан. Что ему еще надо от нас?

— Надеюсь, вы не собираетесь снова звать меня к вашему несчастному больному? — поинтересовалась я у подошедшего к нам Лил-Ана? — Сразу предупреждаю — не пойду! И не уговаривайте — все одно бесполезно!

— Не надо так говорить о бедном мальчике!

— О бедном? Бедные — это те, кто вынужден с ним общаться, и те, кому довелось встретиться с ним на узкой дорожке! Должна сказать: ваш пациент опасен для окружающих. Вы что, разве не видите, что у парня очень большие проблемы с головой, причем уже в столь юном возрасте! Это болезнь, причем тяжелая! Его уже без остановки тянет убивать, а дальше, с взрослением, будет еще хуже! Тут нужна немедленная изоляция и серьезное лечение…

— Вы так считаете?

— Господин Лил-Ан, право же, не знаю, что и думать… — устало вздохнула я — И что вам сказать — тоже не знаю. Парню едва-едва исполнилось шестнадцать лет, но у него уже более чем серьезное психическое заболевание. Да вы и сами это знаете. Разве не так?

— Я вам этого, во всяком случае, не говорил.

— Знаете, что необычно во всей этой истории? Подобные заболевания обычно начинаются у людей куда более старшего возраста. А здесь… Рано. Слишком рано. И, если честно, это меня пугает. Страшно представить, что с парнем будет дальше. Болезнь будет прогрессировать…

— Согласен.

— У них в семье раньше было нечто подобное?

— В семье маркиза — нет. А вот в семействе его жены… Там, действительно, было несколько случаев душевных заболеваний. Весьма серьезные случаи, надо сказать…

— Насколько серьезные?

— К сожалению, там проявлялись очень острые формы агрессии, вплоть до… Хотя об этом и старались помалкивать, но есть вещи, которые утаить невозможно, особенно если они в свое время привели к более чем неприятным последствиям и наделали немало шума… Мне страшно даже подумать о том, что у Релара может быть нечто подобное! Семейство Д'Дарпиан — такая родовитая семья, влиятельная родня, древняя кровь… Это катастрофа!

— Неужели маркиз не замечает, что у его сына уже в таком возрасте не все в порядке с головой? В это сложно поверить…

— Уже по одному этому вопросу я могу сказать, что у вас нет детей — печально вздохнул лекарь. — Родителям очень сложно осознать, что их ребенок нездоров психически… И тем более столь тяжело… Особенно если принять во внимание, что речь идет о наследнике рода. Маркиз убедил себя, что поступки сына — это просто юношеская дурь, которая проходит с возрастом.

— Ничего себе дурь! За куда меньшие прегрешения простолюдинов вздергивают без раздумий!

— К сожалению, мне никак не удается переубедить маркиза. Он не хочет и слышать о том, что подобные поступки Релара связаны с теми наследственными заболеваниями, что нередки в семье его жены. Господин Релинар просто не может принять подобное. Даже меня чуть не убил, когда я впервые заговорил с ним о возможности душевной болезни у его сына. Вместо этого маркиз обвиняет жену и учителей в неумелом воспитании Релара. Считает, что его сын здоров, просто несколько взбалмошен. По его мнению, это вполне исправимо и происходит от…

— Пусть сейчас поговорит со своим сыном. Только непредвзято. Думаю, ему все станет понятным.

— Увы. Иногда человек не хочет признавать объективного, пусть оно и того более явно… Но мальчик не всегда такой! Только во время обострения… Тогда с ним, и верно, общаться довольно сложно, и даже несколько опасно находиться поблизости… А уж потакать некоторым из его желаний — это вообще бесчеловечно! Как видно, эти ужасные люди жестоко воспользовались болезнью несчастного ребенка…

— А жена маркиза? Она что, тоже ничего не замечает?

— Маркиза Д'Дарпиан… — лекарь тяжело вздохнул. — Видите ли, с ней в последнее время тоже не все в порядке… Что-то с нервами. Она уже несколько лет не покидает своих комнат. Супруги с тех пор совсем не общаются между собой.

— Скажите прямо: маркиза тоже больна? Все те же душевные заболевания?

— Хм…

— Если я правильно вас поняла, то в семье жены маркиза подобные заболевания — не редкость?

Лекарь прокашлялся, потом тяжело вздохнул.

— Скорее — правило… Однако я вам и так сказал слишком много…

— Не знаю, — протянула я, — не знаю, как вы, а я со страхом думаю о том, что произойдет, если Релар, этот больной человек, примет на себя титул маркиза. Представляете себе подобные последствия: такая власть и влияние — в руках безумца…

— Вот именно насчет этого я и хотел бы поговорить с вами — заторопился Лил-Ан. — Я не знаю, отчего вы скрываете свое умение лечить, но вам следует помочь юному Релару. Я специально не стал вмешиваться в ваш с ним разговор, чтоб вы поняли…

— Простите — покачала я головой. — Простите, но я действительно не умею лечить такие заболевания. С такими вопросами — не ко мне.

Я сказала правду. Мне не дано лечить не только подобные болезни, но и любые другие, связанные с психическими расстройствами. Я этого просто-напросто не умею. Тот же Канн-Хисс Д'Рейурр (чтоб ему вечно не покинуть Темных Небес!), хотя и заложил в меня умение лечить, но, опять-таки умение лечить далеко не все заболевания. И уж тем более эта способность лечить не относилась к душевным болезням. Да и как эрбат, тот, кто сам подвержен приступам безумия, может лечить другого безумца?

— Жаль… — а ведь лекарь расстроился не на шутку. Похоже, он всерьез рассчитывал на мою помощь. — Действительно, жаль. Но, думаю, вам в любом случае стоит принять предложение маркиза, и мы с вами сумеем хотя бы попытаться…

— Я уже сказала — нет!

— Поверьте мне на слово — будет лучше, если вы согласитесь сами, без понукания — мягко заметил лекарь. — На этом настаивает Релар, и его отец не будет противиться желаниям раненого сына. Мальчику отчего-то пришло в голову, что отныне вы должны постоянно быть при нем и лечить все возможные раны, которые он может получить в будущем…

— Да знаю я, что удумал ваш пациент. Вернее, что взбрело в его безумную голову. Он, как вы помните, мне это уже сказал. Да вот только у меня нет ни малейшего желания оказаться в заточении, и полностью зависеть от воли сумасшедшего мальчишки и во всем ему потакающего папаши. Так что я могу лишь искренне посочувствовать вам и посоветовать искать хорошего врача. Или умелого целителя. А такие есть… Пока не стало совсем поздно, парня надо полечить. Кто знает, может, ему сумеют помочь… Но, повторяю вам еще раз — это не ко мне.

— Кстати — вмешался в наш разговор Кисс — Во всей этой истории мне не понятно одно: каким это образом сын столь важного господина умудрился оказаться в столь неподходящей компании? Высокородный и состоятельный молодой человек — и приятели из придорожной банды… Подобное ну никак не состыкуется между собой! Куда смотрел все тот же маркиз? Неужели не знал, с кем общается его наследник?

— Простите, молодой человек, но я вас слишком плохо знаю, чтоб отвечать на подобный вопрос.

— А если бы этот вопрос задала я? — пришлось мне встрять в их разговор.

— В таком случае… Да не знаю я, где он мог с ними познакомиться! — вырвалось у лекаря. Как видно, он и сам в последнее время частенько задумывался об этом. — Видите ли, Релар — человек достаточно замкнутый, некие странности проявлял еще в детстве… Как-то так получилось, что у него не сложилось дружбы ни с кем из его сверстников. Мальчик с детства предпочитал находиться в одиночестве, любил долгие конные прогулки…А когда стал постарше, то и вовсе частенько рано утром уезжал из дома на оседланном коне, а возвращался лишь поздним вечером, и поделать с этим ничего не могли. Релар говорил, что любит верховые поездки, и предпочитает проводить время на охоте… В подобных стремлениях нет ничего дурного или предосудительного. Когда маркиз все же настоял на том, чтоб у его сына в этих поездках всегда были сопровождающие, то Релар наотрез отказался от гвардейцев отца, и сам привел двоих охранников, сущих бандитов с виду! Вот с ними постоянно и ездил где-то все дни напролет… И казалось, что все в полном порядке!..

— Казалось — согласился Кисс. — А их, этих так называемых охранников, не было среди грабителей, захваченных на дороге?

— Нашли одного… Только убитого. А второй пропал. Как выяснилось, оба этих человека были среди числа тех бандитов… В общем, неприятная история.

— Согласен, хотя я бы не назвал ее неприятной. Тут годится другое слово — грязная… Кстати, а что там происходит? И крики какие-то…

Откуда-то со стороны до нас донесся гул людских голосов. Похоже, неподалеку от дома стражи что-то происходило при большом стечении народа. Что именно вызвало шум и крики — этого было не видно из-за высоких домов и деревьев, но и без того было понятно — происходит нечто, выходящее за рамки обычной жизни поселка, пусть даже и придорожного.

Я оглянулась по сторонам. Надо же, а ведь вокруг нас никого нет… Только сейчас я обратила внимание на совершенно пустые улицы. Выскочив из комнаты, где лежал раненый мальчишка, я была настолько рассержена, что даже не посмотрела по сторонам. А, между тем, посмотреть бы не помешало. В пределах видимости отсутствуют даже бравые гвардейцы маркиза. Вернее, по-прежнему стояли двое охранников возле дверей в дом стражи, но, кроме них, людей больше не было. Странно. Все же сейчас вечер, и народ после трудового дня обычно всегда появляется на улицах. Старики, после того, как наступает вечерняя прохлада, садятся на лавочки у ворот, а молодежь собирается на посиделки, или как там это у них называется… А тут — никого…

— Могу только предположить, что именно там происходит — лекарь также покосился в ту сторону, откуда по-прежнему доносился многоголосый шум. — Маркиз приказал казнить всех захваченных в плен разбойников. Думаю, их только что повесили, причем при большом стечении народа. Наверное, при той казни присутствовали все жители этого поселка…

— А что — повернулся к лекарю Кисс, — что, казнили всех, кого захватили в плен? Разве следствие уже закончено?

— Очевидно.

— Весьма шустро — неприятно усмехнулся Кисс. — Что, уже все досконально расследовали? От и до? Хм, быстро у вас работают стражники. Не стали тянуть…

— Видите ли, господин маркиз решил, что придорожным бандитам не стоит более обременять своим присутствием этот мир. К тому же подобное полностью отвечает пожеланиям тех честных людей, что обитают в этих местах. Так что сейчас все жители этого благословенного поселка находятся на площади, где и происходит…

— Простите, вы не скажете, сколько именно человек сейчас казнили? — Кисс все никак не мог успокоиться.

— Троих, разумеется. Всех тех, кого вчера живыми привезли в этот поселок.

— А, по-моему, живыми привезли четверых… Повесили же, как вы только что сказали, троих. Я не ошибся в подсчете? Вам не кажется, что цифры не сходятся меж собой?

— К чему вы ведете?

— Четверо захваченных в плен и лишь трое из них казнены… А разговор я веду к тому, что разницу между этими двумя цифрами вам скажет любой, даже самый неграмотный крестьянин. Четвертый — юный Релар, не так ли? Чем же тот, кого вы лечите, заслужил лучшую участь, чем те, кого только что вздернули? Грабили и убивали все одинаково, только трое сейчас болтаются в петле, а четвертый отдыхает на шелковых простынях…

— Я решительно отказываюсь понимать вас.

— Да чего там не понять? Если мне не изменяет память, то девиз на гербе семьи Д'Дарпиан звучит так — «Справедливость прежде всего». Что-то я не вижу, чтоб господин маркиз досконально следовал этому похвальному принципу…

— А откуда вы, простой наемник, можете знать о том, что именно написано на гербе столь знатного семейства?

— Господин Лил-Ан, это невежливо — вопросом на вопрос.

— Молодой человек, вы безжалостны, жестоки, не способны к состраданию, и у вас сухое, черствое сердце!

— Приятно знать, что вы видите меня насквозь. Вот что значит ученый человек! Только я хотя бы не лицемерю.

— Как вы не понимаете: мальчик болен и… Простите, но это не ваше дело! Простому наемнику не подобает вмешиваться в дела аристократов.

— Разумеется. И мне все понятно — куда нам, тупорылым, до столь важных особ… Что ж, господин лекарь, спасибо за приятное общение. А сейчас, простите, но нам пора! — и, не слушая больше слов лекаря, Кисс чуть ли не за руку потащил меня к постоялому двору.

— Лиа, — бросил он мне на ходу, — Лиа, сейчас, думаю, нам лучше быть всем вместе.

— Согласна целиком и полностью… Кстати, а с чего ты так завелся с этими казненными?

— Да так…

— Должен сказать, что от вас так просто не отстанут! — донесся до нас голос лекаря, что-то еще говоривший в наши спины. Наверное, он еще хотел поговорить с нами, вот только мы в этом необходимости не видели. И так все ясно…

— … Ну, нечто подобное я и предполагала — выслушав нас, Варин потерла пальцами свои виски. — Все просто. Нравится маркизу, или нет, но в любом случае здешние стражники должны будут сообщить о том, что произошло на дороге, своему начальству. Как бы маркиз того не желал, но утаивать сведения о произошедшем местные стражники не имеют права: начальство все одно узнает, а если же узнает не от них, то местной страже я не завидую. А любые свидетели непристойных деяний наследника древнего рода — в глазах маркиза лишние люди, ненужные и опасные свидетели, от которых следует избавиться как можно раньше. По всему видно, что господин Д'Дарпиан начинает рубить концы…

— А может…

— Ничего иного тут быть не может. Для начала, так сказать, выполняя волю и пожелания местных жителей, казнили тех, кто мог сказать хоть что-то о шалостях юного Релара. Ну, а стражники в этом поселке ничего не скажут: все сведения насчет проказ высокородного отпрыска знатной семьи они все будут держать под замком. Даже по пьяни рот не откроют. Ведь вокруг — вотчина маркиза, его владения. Поэтому что бы там стражники не думали обо всей этой истории, но неприятности на свою пятую точку никому из них не нужны, как, впрочем, не нужны они, эти самые неприятности, и местным жителям. То есть если на них не нажать, как следует, то все они будут помалкивать о том, что знают. Разговоры, правда, не прекратятся, но с этим уж ничего не поделаешь, будь ты хоть трижды высокородный и четырежды маркиз! Кто еще знает о схватке на дороге? Проезжие и обозники. Что ж, тем, кто вчера к нам подъехал после схватки, и вчера же поехал отсюда дальше — ну, этим рот все одно не заткнуть, однако почти все из тех уехавших ничего не знают об участии сына маркиза в нападении. Ну, с ними можно будет разобраться и позже… Кто в остатке? Мы.

— А гвардейцы маркиза? — вмешалась я. — Они прекрасно догадываются…

— Догадываться — не значит знать. И потом, при той схватке на дороге гвардейцев и близко не было, а предполагать можно все, что угодно. А обрывки услышанных ими разговоров тоже к делу не пришьешь. И потом, личная гвардия всегда получает в свой карман куда больше золота за службу, чем все те же стражники, или солдаты в королевской армии. Им как бы негласно платят за молчание,

— Но, позвольте! — это лейтенант Лесан. — Какие к нам могут быть претензии? Я вчера поговорил с местными жителями. Они нас готовы были на руках носить!

— Правильно. Как раз с нами все далеко не так просто. Все же именно мы схватились с той бандой, и мы привезли в присутствии многочисленных свидетелей бандитов в поселок… Так что нас просто так не спишешь со счетов. Увы, но мы знаем об участии во всей этой весьма некрасивой истории сына маркиза. К тому же сейчас этого нездорового на голову парня гложет одна мысль — расправиться с тем, кто ранил его. То есть с Треем. Уверена: любящий папаша-маркиз в глубине души согласен с мнением сына.

— Но на той дороге была честная схватка!

— Честная-то она, конечно, честная — женщина присела на колченогий табурет у стола. — Только вот с какой стороны на нее посмотреть, и кто именно будет смотреть… Господин Релинар постарается, пусть и не в открытую, но отомстить за рану, нанесенную его сыну. И потом, как мне кажется, здесь присутствует и личный повод. Насколько я знаю обычаи Харнлонгра, человек, необоснованно поднявший руку на дворянина, должен быть наказан. Правда, в нашем случае о необоснованности не может быть и речи.

— Вот и я о том же!

— Все правильно: на той дороге была честная схватка. Но маркиз не станет учитывать такие тонкости. Он все одно не простит Трея… Называя вещи своими именами — ему нужна голова нашего парня. И дело тут не только в дворянской спеси. Маркиз должен показать своим гвардейцам, что никто не может безнаказанно поднять руку ни на кого из членов его семьи. А иначе нельзя — перед своим сюзереном положено трепетать… И хорошо еще, что тот юный бандит вчера не умер, а, то, не иначе, обвинили бы нас в том, что мы убили безвинного младенца с непорочной душой… Хотя в сложившейся ситуации маркизу неплохо было бы посмотреть как на болезненное состояние души своего ребенка, так и на собственные огрехи в его воспитании…

— Но он же попытался отправить нас домой, заплатив за груз мехов… — молодой лейтенант опять перебил Варин.

— Не — покачала головой Варин, — нет, я в это не верю. В это же не поверил и Табин. Это лишь благоприятный предлог для того, чтоб заставить нас повернуть в сторону дома. Причина? Поставим себя на место маркиза. Человек его положения будет рассуждать примерно так: нет никакой надежды, что позже, находясь вне зоны влияния маркиза, кому-либо из нас не придет в голову шантажировать господина Д'Дарпиана той давней историей. Такая скандальная история может стоить маркизу весьма недешево — пятно на честном имени благородной семьи иметь никому не хочется, а люди до денег весьма и весьма охочи… Репутация — это то, что легко потерять, но трудно восстановить. К тому же мы — самые опасные свидетели против его сына… Так что думайте сами и делайте выводы. Однако лично я считаю, что окажись на нашем месте обычные торговцы, и возьми они деньги — до Перехода им все одно дойти бы не дали… Дело не в жестокости маркиза — он просто старается сохранить незапятнанным свое имя…

— Но…

— Не спорю: бывают и такие ситуации, где лучше заплатить, чем лишний раз проливать кровь, но это не наш случай. Мое мнение: от нас постараются избавиться, причем одним разом от всех. Здесь, в поселке, этого делать не станут — неразумно и хлопотно, так что нас постараются как можно быстрей выставить из поселка. И потом: среди местных мы считаемся героями, и вряд ли людям понравиться, если на избавителей от бандитов невесть за что взъелся маркиз, а это дополнительные слухи. На сегодня же маркизу с лихвой хватит и тех разговоров, что уже хотят среди крестьян… Значит, остается одно — дорога. Там может много чего произойти. Тем более, тот лекарь, Лил-Ан, проговорился Лие, что ее пока что намерены оставить в живых. Чтоб на будущее был некто, постоянно заботящийся о драгоценной персоне юного Релара, и штопающий всевозможные дырки на его теле, если кто вновь вздумает отправить наследника знатного рода на Небеса…

— Послушайте — снова вмешалась я. — Как это ни печально, но у многих, даже у здоровых людей, могут родиться больные дети. Увы, но никому из нас нельзя быть уверенным, что его всегда минует подобное горе. Если маркиз признает это и…

— Нет — вздохнула Варин. — Нет. Тут действует иная логика — логика аристократа. Признай господин маркиз, что его сын болен, ему бы посочувствовали. Возможно, некоторые сумели бы понять горе отца. В этом ты права: на все воля Небес — никто из нас от подобной беды не защищен. Хотя, думаю, кое-кто бы и позлорадствовал — все же люди бывают разные, есть и такие, кому чужая беда в радость… Но тут есть одна тонкость: признать такое человеку древнего рода… Нет и еще раз нет! Именно в этом и состоит беда: когда ты всеми правдами и неправдами пытаешься скрыть очевидное, выдать черное за белое — тогда ничего, кроме увеличения этих самых бед, не выйдет…

— Нас что, попробуют отравить? — деловито поинтересовался Стерен.

— Не исключено. Но я бы поставила на то, что если нам и подсыплют в еду нечто, то, так сказать, это нечто будет с замедленным сроком действия. Скажем так: желательно, чтоб действие отравы началось не сразу, а хотя бы через пару часов, чтоб мы здоровыми и невредимыми успели покинуть этот поселок, и оставаться таковыми хотя бы в пределах видимости с его окраин… Правда, не уверена, что у здешних обитателей найдется нечто подобное из нужных снадобий. Вряд ли рядом отыщется кабинет умелого алхимика, сведущего в ядах.

— Пожалуй, верно — кивнул головой Стерен.

— А другой дороги рядом нет? — не к месту ляпнула я. — Ну, какой-нибудь объездной, по которой можно проехать на груженых телегах…

— Дороги, конечно, есть — чуть усмехнулся Стерен. — Как не быть… Только, думаю, куда именно мы направились, и по какой дороге — о том люди маркиза узнают незамедлительно, а на объездных дорогах нас взять куда легче, чем на главной… Будь мы налегке, без телег — можно было бы попробовать проехать, но с грузом…

— Кстати, а откуда эти бандиты знали о нашем грузе? Они же ведь не просто так на нас напали? Мы вроде помалкивали о том, что везем, языками не трепали. Или…

— Вот именно. Или. О нем они узнали торговца из Узабила. От того самого…

Мы все невольно поглядели в сторону Табина, и тот непроизвольно втянул голову в плечи. Я так и знала, что та история с торговцем из Узабила, которому бывший управляющий хотел продать наш груз, так просто не закончится!

— Так это он навел их на нас?

— Нет, что ты! — Стерен замахал руками. — Ни в коем случае! Если он сделает нечто подобное, и о том узнают, то отныне торговцу будет запрещено ходить по дорогам этой страны. Да в других странах ему придется невесело. Сами знаете — дурная слава летит впереди человека. Пособников бандитов нигде не любят…

— Тогда как же…

— Просто на одном из постоялых дворов люди из той банды услышали, как некий торговец из Узабила жаловался другим на сорвавшуюся у него выгодную сделку. Вообще-то о таких вещах тоже особо не распространяются, тем более в малознакомой компании и на постоялых дворах, где полно любопытных ушей, но тот торговец говорил об этом, будучи уже заметно под хмельком… Что можно требовать с подвыпившего человека? Даже если его позже упрекнут за излишне болтливый язык, то подобные разглагольствования всегда можно списать на лишнюю кружку крепкого пива, а уж никак не на злой умысел Правда, если хотите знать мое мнение — это не случайная обмолвка. Головой я, конечно, ручаться не могу, но уверен: о том, какой именно товар мы везем в Нерг, торговец говорил не на одном постоялом дворе в надежде на то, что эти его слова попадут в нужные уши. Туда они и попали. Так сказать, торговец нам пытался отомстить тем или иным образом. Вас это удивляет? Зря. Просто до крайности раздосадованный человек способен еще и не на такое…

— Тем не менее — в наш разговор вмешалась Варин, — тем не менее, я почти уверена: завтра мы сможем тронуться в путь. Так сказать, мы получим на то высочайшее соизволение. Они не смогут нас здесь долго удерживать. Все же в этой стране весьма уважительное отношение к проезжающим — от них идет постоянный приток денег в казну, и разговоры насчет притеснений чужестранных купцов никому не нужны. Вот увидите, что завтра к нам с самого утра заглянут с пожеланиями счастливой дороги и сообщением о том, что нас более не удерживают. Конечно, при нашем отъезде могут быть мелкие шероховатости, но в целом наше убытие из поселка должно пройти более-менее спокойно, без проблем и конфликтов. А потом… Как рассуждает большинство людей: ну, уехали — и хорошо, скатертью дорога, а куда мы делись дальше — про то никому не ведомо. Дорог на земле много, и куда они ведут — про то известно лишь Небесам… Главное, что мы покинули сей мирный уголок на виду у всех, здоровыми и при своем грузе… Значит, так: хорошо, что мы заранее запаслись продовольствием. И воды из колодца у нас еще пара кувшинов имеется. Знаю, всем осточертели эти стены, но до завтрашнего утра всем надо сидеть здесь, в этой комнате, и без крайней нужды за дверь не выходить. Особенно это относится к тебе, Трей — чтоб даже носа своего за дверь не высовывал. Понятно?

Ночь, вопреки опасениям Варин, прошла довольно спокойно, хотя внизу, в общем зале, первое время было несколько шумновато. Там, судя по доносившимся до нас голосам, гуляли гвардейцы маркиза. Впрочем, нас они не задирали, и вскоре после полуночи звуки веселья умолкли.

Утром все произошло именно так, как и предсказывала Варин. Нам было сказано: все, следствие окончено, вы свободны. Забирайте ваш груз и можете ехать дальше, согласно вашей подорожной, и пусть Всеблагой осветит ваш путь… Вот спасибо, наконец-то мы сподобились получить от вас столь любезное разрешение!

Мы отказались от завтрака, предложенного хозяином — не до еды нам, дескать, да и день впереди жаркий, так что не стоит себе животы набивать, лучше отправляться в путь налегке — в дороге будет легче. Мне показалось, что у хозяина постоялого двора, когда он услышал эти слова, отлегло от сердца, да и улыбаться нам он стал куда искренней. Похоже, предположение Варин оказалось правильным: ему было велено что-то добавить в нашу еду, а подобные задания по вкусу далеко не каждому…

Проверили груз. Все оказалось в порядке, ничто не тронуто, даже колеса у телег смазаны… А вот в поселке произошли некие изменения. Большой кареты, что еще вчера стояла возле дома стражи, сегодня уже не было. Как нам сказали, рано утром в ней увезли раненого сына маркиза. Да и самого господина Релинара уже не было. Все понятно: папаша повез домой непутевого сыночка. Да и гвардейцев в поселке сегодня почти не наблюдалось — почти все уехали со своими хозяевами.

Правда, в общем зале постоялого двора все еще находилась парочка вояк маркиза: сидя за почти полным кувшином пива, они усиленно делали вид, что до сей поры не могут протрезветь рослее вчерашнего. Можно подумать, будто кому-то неясно, что вы остались здесь для того, чтоб проследить за нашими действиями. Ну-ну, конспираторы хреновые, артисты из вас вышли настолько никудышные, что нам, зрителям, остается только посочувствовать от зрелища столь бездарной игры — уж очень вы, господа неудавшиеся актеры, сосредоточены, и взгляд у вас трезвый. Подвыпившие гуляки ведут себя несколько иначе, да и к пиву приходящие в себя после долгих возлияний люди прикладываются куда как чаще…

Когда же мы выезжали из поселка, сзади тоже мелькнул некто в одежде гвардейцев… Так, за нашим отъездом проследили, горячую встречу следует ожидать несколько позже.

Из поселка мы выехали в одиночестве. Еще до нашего отъезда Стерен заходил на второй из тех двух постоялых дворов, что были в этом поселке, и заодно поговорил с теми из проезжих, что оказались на нашем дворе. Хотя вчерашним вечером в поселке и остановились три обоза, но на предложение Стерена продолжить дальнейший путь вместе с нами хозяева обозов вежливо отказались. Дескать, простите, хоть мы о вас и наслышаны, и о храбрости вашей нам известно, но, тем не менее, о вас знаем только с чужих слов, лично не знакомы, а на дорогах сейчас можно встретить кого угодно… Но эти вежливые слова никого не обманули: было понятно, что сейчас рядом с нами осторожным людям находиться нежелательно. Быстро новости в воздухе разносятся, чуть ли не с молниеносной скоростью.

Кстати, хозяин соседнего постоялого двора, когда Стерен сунул ему пару золотых монет, полушепотом рассказал, что охранники маркиза уехали отсюда не одним отрядом, как приехали сюда, а двумя. Один из этих отрядов направился в имение маркиза вместе с высокочтимым господином Релинаром и его заболевшим сыном, а второй отряд численностью то ли десять, то ли двенадцать человек направился в иную сторону…

Десять-двенадцать человек… Немного. Но воины, без сомнения, умелые и опытные, знают, как обращаться с оружием — недаром маркиз именно их направил для того, чтоб остановить нас. И в то же время высокородный прекрасно понимает, что если мы сумеем уйти после нападения на нас его гвардейцев, то, в последующем, уже самого маркиза могут ждать очень большие неприятности. Нападение на проезжающих, пусть даже с целью защитить свою честь, в Харнлонгре будут приравнены к самому обычному бандитскому нападению со всеми вытекающими отсюда сложностями. Что отсюда следует? А следует тот простой вывод, что никого из нас, во имя избежания возможных сложностей в будущем, оставлять в живых было не велено.

Нападать на нас в открытую посланцам маркиза будет слишком рискованно — они знают, что мы можем ответить ударом на удар, да и своих людей им терять не хочется. Значит, остается засада, где нас вначале должны утыкать стрелами, а уж потом в дело вступят мечи — так сказать, заключительным аккордом. Где именно это должно произойти? Понятно, что если на нас все же собираются нападать, то сделают это еще до того, как мы окажемся в другом поселке. Значит, где-то на середине пути меж двух селений.

Варин вместе с мужчинами определила на карте те места, где нам стоит быть настороже. Понятно, что далеко охранники маркиза уезжать не станут, но и вблизи поселка нападать не будут. В то же время до соседнего поселка расстояние довольно большое, а местность вокруг ровная, бескрайние поля засажены овощами. Радует хотя бы то, что посередине посадок с засыхающим луком и одному человеку спрятаться сложно, не говоря о десятке. Впрочем, среди полей встречаются и небольшие перелески, вполне годящиеся для засады. По мнению Варин, таких мест, где нас могут ожидать, оказалось немного: всего два или три.

Что ж, делать нечего, маркиз все одно не успокоится до той поры, пока не будет уверен, что мы навек замолчали… Выехав из поселка, мужчины поддели под одежду короткие кольчуги, такие, чтоб их было не видно под одеждой. Правильно, в нашей ситуации не помешает на всякий случай принять меры предосторожности, а не то мало ли что может произойти…

Я чуть не поругалась с Киссом, который пытался отдать мне свою кольчугу, и заставлял надеть ее. Запасных кольчуг у нас с собой, естественно, нет, вот парень и старается меня обезопасить так, как считает нужным. Хорошо еще, что Варин вмешалась, и заставила самого Кисса облачиться в это тяжелое железо. Лию, сказала Варин, постараются не тронуть, а в случае чего она сумеет постоять за себя, а опасность грозит прежде всего мужчинам… Пришлось Киссу подчиниться, хотя он был этим весьма недоволен, и с той поры все время едет рядом со мной. Охраняет…

Кисс, не беспокойся ты за меня, лучше о себе подумай! И не нужна мне эта кольчуга! Невольно я посочувствовала своим спутникам: бедняги, на такой жаре еще и железо на себе таскать!.. Но тут уж ничего не поделаешь. Не надо быть провидцем, чтоб понять: где-то впереди на дороге нас ждут люди маркиза. Очень не хочется ввязываться в очередную схватку, но, похоже, у нас не будет иного выхода…

А теплое солнце меж тем все так же заливало землю своими добрыми лучами, и наш небольшой обоз неторопливо следовал по ровной дороге среди бескрайних полей под все тот же неумолчный треск кузнечиков и цикад. Иногда, когда я прикрывала глаза, мне грезилось, что все в этом мире дышит тишиной и покоем, а все проблемы и беды кажутся мелкими, легко разрешимыми, и на душе становится спокойно и умиротворяющее… Эх, если бы все в этом мире было действительно так!..

— Подруга, да ты, никак, снова спишь? — конечно же, это Кисс. — Надо же, другого кансая поблизости не наблюдается, а ты все равно дремлешь походя… Могу только позавидовать как твоему спокойствию, так и крепости твоих нервов. Надеюсь, я в твоих снах присутствую в виде прекрасного принца?

— Я бы в том сне предпочла увидеть тебя в образе доброго волшебника, открывающего передо мной двери в Храм Двух Змей.

— Э, Лиа, да ты, точно, переспала! Храм Двух Змей и доброта… Это, знаешь ли, понятия несовместимые. Примерно то же самое, как если бы сейчас на нашем пути из ниоткуда возник благородный маркиз Д'Дарпиан, и со слезами раскаянья на глазах благословил нас на удачную и счастливую дорогу!

— Кисс, но ведь маркиз не может не понимать, что если с нами (не приведи того Высокое Небо!) что случится, то подозрения лягут прежде всего на него!

— Лия, да пойми ты, наконец, что вокруг — вотчина маркиза. Ну, нападет некто на чужестранцев, ну, пострадают они… Жаль, конечно, но что ж поделаешь, если на дорогах то и дело грабители появляются?! К тому же, могу поспорить, люди маркиза нам подкинут какую-то пакость. Окажись я на их месте, то изобразил бы нечто похожее на то, будто нам попытались отомстить уцелевшие члены банды за смерть своих товарищей…

— И все, как мне кажется, вы слишком плохо думаете о людях… А вдруг все, что мы считаем о маркизе — это наши пустые страхи, и он просто хочет убедиться в том, что мы направляемся дальше своей дорогой…

— Эх, Лиа, Лиа… В отличие от тебя я могу судить о многом непредвзято… Кстати, подруга, осчастливь мое сердце…

— Ну, — усмехнулась я, — если это в моих силах…

— Очень надеюсь, что это тебе по силам. Будь добра, выполни приказ Варин — не лезь в драку. На это есть мы. Тебе было сказано сидеть тихонько, и изображать из себя робкое и пугливое существо. Вот и исполняй…

— Какая забота! Тронута… Кисс, еще немного, и дрогнет уже мое сердце!

— При чем тут забота? — ухмыльнулся Кисс. — Прежде всего, мне бы очень хотелось в очередной раз поглядеть, как ты будешь с наивным видом хлопать глазами. И потом, у меня нет никакого желания вновь суетиться, выдергивать тебя из очередных неприятностей, куда ты обязательно вляпаешься, если ослушаешься Варин.

— Кисс, ты — редкая зараза!

— Рад слышать, что с тобой все в порядке…

Наш маленький обоз неторопливо катил по дороге и мои спутники (во всяком случае, по внешнему виду) не проявляли не малейшего беспокойства. Если кто со стороны поглядит на нас, то непременно подумает, что у нас царит полная безмятежность. Такое впечатление, что часть охранников дремлет, хорошо еще, что с лошадей не падают… Оно и понятно — жаркий день… Очень надеюсь на то, что нам не придется вступать в еще более жаркую схватку.

На дороге нас не обгонял ни один человек, и даже вдали за нами никто не маячил — ни на телеге, ни пеший, ни конный. Вообще создавалось такое впечатление, что позади нас никого нет. А вот идущие навстречу люди попадались часто. Встретились и два обоза, и из коротких разговоров с обозниками было понятно: отряд гвардейцев маркиза в соседнее селение не въезжал, но и на дороге этих бравых вояк никто не видел. Наши расспросы никого не удивляли по той простой причине, что и нас, в свою очередь, встречные также расспрашивали о дороге. Слухи об убитом в здешних местах неведомом звере успели разойтись далеко по округе, и вдобавок ко всему обросли совершенно немыслимыми подробностями. Слушая их, мне оставалось только мысленно качать головой — быстро новости разносятся, причем в таком виде, что их не сразу и узнаешь…

Без происшествий проехали первое из тех отмеченных на карте мест, которые считались наиболее подходящими для засады. Два одиноко стоящих дома с амбарами и конюшней, где вполне можно спрятать небольшой отряд… Но опасности оттуда я не чувствовала, никто там даже не думал нападать на нас, так что мы продолжали свой путь дальше. Ну, и где же они, эти бравые гвардейцы маркиза, могут прятаться? Впереди, по мнению Варин, еще два опасных места: рощица неподалеку отсюда, а через версту-другую мост через неширокую речушку…

Ладно, ждем… Пока что, после того, как мы миновали те два дома на отшибе, навстречу нам попались лишь несколько крестьян, идущих на свои поля. Вновь потянулось томительное ожидание, причем меня это бездействие даже стало немного раздражать. Казалось, что лошади плетутся еле-еле, и очень хотелось их подхлестнуть, чтоб как можно быстрее добраться до той рощицы, что показалась вдали. Вот уж верно говорят, то нет ничего хуже, чем ждать да догонять…

— Подруга, хватит нервничать! — это, конечно же, Кисс. Вечно парень умудряется уловить мое настроение даже если я молчу.

— Да с чего ты взял, будто я волнуюсь?

— Можно подумать, то я тебя не знаю. За то время, что мы знакомы, успел насмотреться… Ты сейчас готова вперед помчаться, чтоб выяснить, нет ли засады в той рощице. Вон, чуть ли не копытом бьешь, сидя в телеге… Вот-вот вожжи бросишь и побежишь на своих двоих! Слушай, а давай поспорим, кто из нас двоих там окажется быстрей, если мы одновременно рванем в ту сторону! Нет, правда, интересно, кто из нас двоих к той рощице прибежит первым: я на Медке доскачу, или ты в своем нетерпении бегом… а, нет, крупной рысью обойдешь нас на корпус-другой?

— Кисс, я тебя, без сомнений, когда-нибудь придушу!

— Да, невеселая у меня жизнь: опасность грозит со всех сторон, и никак не знаешь, где можно отыскать тот тихий и спокойный уголок, где меня все будут любить, и никто не станет покушаться на мою драгоценную жизнь…

Вот и рощица. Между прочим, деревья в ней растут довольно часто, и под их сенью хотя бы нет жгучих лучей солнца. И высокого кустарника тоже хватает. Тем не менее, здесь хорошо, и если бы мы не стремились как можно быстрее проехать эту рощицу, то каждый из нашего маленького отряда не отказался бы побыть здесь хоть немного, отдохнуть от палящего солнца.

Засмотревшись на невесть каким чудом оказавшуюся в этой рощице пару наших северных елей, я вначале не обратила внимания на медленно едущую нам навстречу телегу с тремя мужчинами, судя по внешнему виду — крестьянами из ближайших деревень. Один правит телегой, двое идут рядом, разговаривая меж собой… Ну да, здесь, в тени, можно и пройтись, ноги размять, тем более, что свободного места на телеге почти нет. Обычные крестьяне, и лошадь у них далеко не рысак, да и телега довольно старая с наваленной в нее кучей пустых корзин… Судя по всему, люди едут на поле собирать растущий урожай — огурцы, перец, или что иное, недаром столько корзин для овощей на телеге навалено. Представляю, сколько тяжелого груза придется везти назад с поля бедной лошадке…

Стоп, а почему пустые корзины в телеге навалены горой, а не уложены аккуратно одна в другую? Тогда бы они на той же телеге занимали куда меньше места, да и перевозить их было бы куда удобнее… Столь небрежное отношение к утвари никак не вяжется с обычной крестьянской бережливостью. Эти глубокие корзины с ручками по бокам, которые плетут в здешних местах, совсем не похожи на наши северные лукошки, или же на те широкие корзины с одной ручкой посередине, к которым я привыкла в своем родном поселке. Тех корзин, и верно, много не уложишь одна в другую, а здесь я сама не раз видела, как люди перетаскивают по паре десятков корзин, сложенных одна в одну… Да и лошадь идет тяжеловато, такое впечатление, что в телегу уложен тяжелый груз. Что-то я сомневаюсь, что пустые корзины весят много. А это может значить только одно…

— Осторожно! В телеге… — это все, что я успела крикнуть, когда мой голос перекрыл пронзительный детский визг. Из густых зарослей придорожного кустарника выскочил мальчишка лет восьми-десяти в разорванной одежде, и чуть ли не бросился под ноги лошади Табина, первой в нашем обозе из трех телег… От неожиданности бывший управляющий, пытаясь спасти мальчишку из-под копыт лошади, настолько сильно и резко потянул вожжи, что бедное животное чуть не взвилось на дыбы… От этого телега Табина чуть развернулась в сторону, частично перегородив дорогу. Да и сам Табин не удержался, свалился на землю…

Мальчишка же, колобком выкатившись из-под чудом не задевших его лошадиных копыт, продолжая истошно кричать, кинулся к нашим охранникам, размахивая рукам и указывая рукой в сторону деревьев… Что там такое? И почему мальчишка так громко орет, и отчего он с таким отчаянием указывает на деревья справа от нас?.. Я там никого не вижу, как ни всматриваюсь… Что же такое произошло, отчего ребенок, судя по его голосу, стал будто не в себе? На него напали? Или ребенка напугали до такого состояния, что он уже ничего не соображает, раз при виде нас в надежде на спасение чуть ли не кинулся лошадям под ноги? И откуда он, этот парнишка, появился здесь?:

А мальчишка тем временем продолжал вносить хаос. Бестолково мечущийся из стороны в сторону, да притом еще и страшно кричащий парнишка враз нарушил все те планы по обороне, что мы строили заранее. Своими криками и непонятным шараханьем из стороны в сторону он умудрился, пусть и ненадолго, но, тем не менее, всех сбить с толку всех нас. Да что с ним такое? Не может ребенок так вести себя без серьезной на то причины!

Меж тем беспрестанно визжащий мальчишка метнулся к Стерену, схватился за его поводья… Тут же конь со стражником взвился на дыбы, а мальчишка, не переставая издавать пронзительные звуки, кинулся к коню стоящего рядом Лесана. Однако тот, посмотрев на Стерена, с трудом управляющегося со своим непонятно отчего взбесившемся конем, до того спокойным и послушным, сообразил: с мальчишкой творится что-то не то! Молодой лейтенант успел чуть подать назад своего коня, и вместе с тем хлестнул плеткой по протянутой руке подбежавшего к нему парнишки… Тот взвизгнул еще пронзительней, и на землю из его руки выпал нож с коротким лезвием… Так вот отчего лошади Табина и Стерена прямо-таки взвились! От боли… Мальчишка, изображая из себя смертельно испуганного человека, незаметно наносил лошадям болезненные раны, от которых они, естественно, выходили из повиновения, внося беспорядок и хаос в наши ряды. Вот дрянь малолетняя!

Впрочем, этот невесть откуда взявшийся шкет, как видно в отместку за нанесенный ему удар плеткой, тут же ловко бросил в Лесана второй нож, куда более узкий и длинный. Не ожидала… И где мальчишка этот нож держал раньше? В своих лохмотьях прятал, не иначе… Разрезав крепкую ткань рубашки лейтенанта, и ударившись о кольчугу, нож отлетел в сторону… Да, нас стоит похвалить за предусмотрительность: без кольчуги у Лесана было бы очень серьезное ранение, а если говорить точнее, смертельное — нож должен был войти слева, как раз напротив сердца…

Мальчишка же, словно крысенок, метнулся к Трею, и тут удача мальца подошла к концу. Трей, бывший охранник Правителя, к тому времени уже сообразил, что к чему. Он взмахнул рукой, и мальчишка, не переставая истошно орать, упал на землю. Из его правого предплечья и из колена левой ноги торчали звездочки сюрикенов… Ловко, ничего не скажешь! И Трей настолько лихо успел метнуть звездочки, что я почти не успела заметить движения его руки! Молодец!..

Обо всем, что сейчас произошло здесь — про это рассказывать долго, а на самом деле все произошло буквально в считанные мгновения. Такого нападения мы, честно говоря, не ожидали… Что это за мальчишка, откуда он взялся, и где гвардейцы маркиза?.. Ой, а я совсем забыла про ту телегу с корзинами!..

Но задавать себе такие вопросы некогда, потому что в этот миг корзины, до того кучей наваленные на подъехавшей к нам телеге, полетели в разные стороны, и из все той же телеги выскочили трое вооруженных мужчин. Ну, а та троица, что до сего времени изображала из себя мирных селян, тоже выхватили со дна телеги лежащее там оружие… Впрочем, и без того все понятно — засада, причем довольно своеобразная. Вначале мальчишка должен был внести бардак в наши ряды, а уж потом в дело вступали другие люди… Что ж, мы и ожидали чего-то подобного, правда, без присутствия ребенка, пусть даже и такого… А тем временем двое мужчин из тех, что ранее изображали из себя поселян, запрыгнули на наши телеги, и приставили и приставили острые ножи к горлу Варин и к моему…

— Эй вы, охранники! — рявкнул один из них — А ну, живо побросали свое оружие на землю! А не то мы вашим хозяевам сейчас горло перехватим от уха до уха!..

— Погодите! — это Стерен соскочил со своего коня, который все еще никак не мог успокоиться после раны, нанесенной ему пацаном. — Вы кто такие и что вам от нас надо?

— А ну, — человек, державший нож у шеи Варин, грубо толкнул ее в плечо. — А ну, сейчас же скажи своим охранникам, чтоб свое оружие побросали на землю!

— А зачем? — в голосе Варин был неподдельный испуг. — Зачем его бросать?

— Потому что я так сказал! — зло рявкнул мужик. — Понятно? Совсем от страха ничего не соображаешь? Да, и ты тоже заткнись! — бросил он все еще визжащему мальчишке. — Хватит, наслушались твоего оглашенного вопля!

— Больно! — визг мальчишки достиг немыслимых высот. В страхе глядя на металлическую звездочку, застрявшую в его колене, он продолжал орать — Больно же!.. Этот железками меня утыкал…

— Если не сейчас же не замолчишь, я тоже тебя ткну, но уже своей железкой! И по горлу! Вот уж тогда тебе точно отныне никогда не будет больно… Понял?

Подействовало. Мальчишка притих — как видно, знал, что можно ожидать от этого человека. И все же он так и не мог полностью справиться как со своими чувствами, так и с болью, нанесенной сюрикенами, и оттого слегка поскуливал, словно раненая собака… А мужчина меж тем продолжал, обращаясь уже к Трею:

— А ты, придурок, сейчас же достал все свои метательные звезды и побросал их на землю! Медленно доставай, и так же медленно разожми пальцы! Причем делай это так, чтоб я видел, а не то я не завидую твоим хозяевам…

Я тем временем быстро просмотрела ближайшие к нам места в этой рощице. Хм, а в кустах по обе стороны дороги спрятались лучники. По одному в четырех местах справа и слева от дороги. Будто квадрат: мы в середине, а лучники в каждом из углов… И по обоим сторонам как раз возвышенность… Положение у стрелков удобное, мы перед ними как на ладони. Снимут нас на счет раз, в том можно и не сомневаться. И луки у них наготове, осталось только спустить тетиву… Без сомнений, они видели, что от Лесана отскочил брошенный нож, и сообразили, что на парнях надеты кольчуги. Значит, будут бить в голову или в ноги, чтоб наверняка попасть… И стрелы они пустят в нас в любом случае, а их требование насчет оружия — это так, они просто хотят быть уверенными в том, что в случае чего ни один из нас не успел схватиться за него…

Так, прикинем: на дороге шесть человек, да в кустах четверо… А Стерену сказали, что в отряде было человек десять-двенадцать. Возможно, один остался с лошадями… Получается, что десять-одиннадцать гвардейцев против нас, девяти человек… Даже восьми — Табина я в счет не беру. Нормально, управимся… Ладно, попробуем действовать, как договаривались заранее, тем более что это был именно тот случай, когда даже Варин не возражала против применения магии. Хотя и особо не одобряла. Конечно, жаль, что я сейчас не могу взять себе немного сил из той, уже ставшей привычной для меня черной волны. Не до того, время дорого…

Никто из людей вокруг не понял, что я поставила над всеми нами, кто находился на этой дороге, один прозрачный купол, отводящий в сторону стрелы. Точно такой же купол в свое время ставил над собой для безопасности Адж-Гру Д'Жоор (чтоб он сдох!). Этот купол — дело хорошее, надежное, только вот сил забирает уж очень много… Ничего, не страшно, силы потом восстановим. Ну, а теперь, когда мы можем не опасаться выстрела со стороны, можно начинать действовать и самим…

— Ой, мне страшно! — заголосила я немногим слабее того мальчишки. Эти мои слова были условным знаком для остальных. В тот же самый миг рядом с нами вновь сверкнул ряд звездочек, и из враз ослабевших пальцев мужчины выпал нож, который он до этого держал у моего горла. А в следующее мгновение уже сам мужик после моего сильного удара локтем мешком свалился с телеги на землю. Молодец, Трей, не промахнулся: из плеча мужика торчала глубоко вошедшая туда метательная звезда. Мне хватило одного взгляда, чтоб понять, что остро заточенные края сюрикена нанесли тому человеку весьма серьезную рану, да и мой удар локтем слабым никто не назовет, так что в ближайшее время напавший на меня непобедимым бойцом быть никак не может. Но все одно, соскочив с телеги, я от души добавила мужчине по шее: полежи немного на земле, набирайся ума, а мне сейчас не до тебя — есть и другие заботы…

А меж тем да дороге шла настоящая схватка между напавшими на нас и моими спутниками. Да, парни явно стараются рассчитаться с нежданными врагами. А, да, мне же надо им сказать о лучниках…

— Ребята! — крикнула я изо всех сил, перекрывая шум и ругань, — ребята, учтите, в кустах по обе стороны дороги сидит четверка лучников…

Мне, конечно, никто не ответил, да это и не требовалось. Главное, что парни услышали мое предупреждение, и поняли, что я прикрыла их от летящих стрел. А что с этими стрелками случится потом — с этим уже нашим парням предстоит разобраться чуть позже.

Так, а что же творится на нашем небольшом поле боя? Ага, Трей еще двоих подранил своими звездами…Вот это да! Как же ловко он их мечет со своей ладони! Залюбуешься, если, конечно, здесь уместно такое слово.

Краем глаз заметила, что стрелы, полетевшие к нам с четырех сторон, отклоняются в сторону и падают в траву. Со стороны кажется, будто лучники совсем разучились стрелять, или же отчего-то набрали себе кривых и косых стрел… Давайте-давайте, переводите стрелы понапрасну, все одно не попадете в нас до той поры, пока я не сниму защитный купол, а делать этого я пока что не собираюсь.

А остальные мои спутники тем временем рубились с напавшими на нас людьми. Да, никого из тех и других не назовешь неумелыми воинами. Чувствуется, что в этом деле каждый прошел неплохую школу… Звон оружия, злые крики мужчин, пыль, поднятая на дороге, ржание лошадей…Ну, меж собой мужчины разберутся сами, а мне не помешало бы заткнуть рот мальчишке, который, увидев, что дело еще далеко не окончено, вновь стал пронзительно визжать.

Если откровенно, то этот сопляк со своими дурными воплями всерьез стал действовать мне на нервы. Хотя, наверное, не только мне. У любого человека от подобного визга голова пойдет кругом. Сейчас, когда на дороге идет отчаянная схватка, только столь истошных звуков нам еще не хватало для полного счастья! Но стоило мне только присесть подле парнишки и протянуть к нему свою руку, как он, кинув на меня исподлобья взгляд, полный ненависти, попытался, было, вцепиться зубами в мою руку. Хорошо еще, что я поняла намерение мальчишки и руку успела отдернуть, так что у парня в зубах оказалась лишь ткань рукава, которую он с остервенением рванул…

Да что же это такое, второй раз за короткое время меня стараются искусать, причем этот сопляк, кажется, так и не намерен успокаиваться! Снова свои зубы показывает… Что ж, парень, извини, но по-иному с тобой сейчас не обойтись… Небольшой тычок в шею — и кричащий мальчишка обмяк, затих… Фу, хотя бы замолк, и его пронзительный голос перестал ввинчиваться в наши уши. Кто ж тебя, пацан, так орать научил?

А в лице парнишки что-то показалось мне знакомым. Может, я его в поселке видела? Нет, где-то в другом месте…Точно! Он очень схож с тем человеком, который тоже пытался показать мне свои зубы после схватки с бандитами, и также пытался укусить меня за руку! Может, этот мальчишка — сын того человека? А что, по возрасту вполне подходит… Или же они просто находятся друг с другом в родстве? Интересно, это у них что, семейная черта такая — всем подряд демонстрировать свои зубы? Впрочем, с этим потом разберемся, а пока тебе, парень, придется какое-то время потерпеть: звездочки Трея я из тебя чуть позже вытащу, и раны полечу тоже позже — сейчас ну никак некогда знахарством заниматься.

Тем временем стрелки, до того сидящие в кустах, поняли, что стрелы понапрасну кидать не стоит: все одно в цель не попадают. В таком случае им остается одно — броситься на помощь своим товарищам, тем более, что из шести нападавших на нас достойный отпор сейчас оказывали всего двое… Впрочем, нет, уже один… Похоже, что напавшим на нас людям даже не пришло в голову, что едущие в купеческом обозе, могут быть столь опасными противниками. Эти олухи даже не сочли нужным надеть на себя кольчуги: мол, и так проезжих ротозеев возьмем без труда!.. Ну, дескать, побили они бандитов при дороге, так среди той шантрапы хороших бойцов наверняка не было!.. Да и кансая они, сами признавали, завалили случайно…

Ох уж это мне излишнее самомнение! Как видно, гвардейцы маркиза отвыкли от того, что им в этих краях хоть кто-то может оказать серьезное сопротивление. Оно и понятно: с маркизом шутки плохи, и связываться лишний раз с его гвардейцами люди вовсе не стремились. Наоборот, всеми силами старались избежать любых конфликтов…

Сейчас к месту схватки бегут еще четверо гвардейцев, те самые, что пытались стрелять. Луки свои, а заодно и стрелы, летящие не туда, они побросали на землю, выхватили мечи и с ними наперевес к нам рванули. Что ж, эти стрелки хотя бы не стали переодеваться в крестьянскую одежду. Но было б куда лучше, ели бы вы, парни, не сюда бежали, а отсюда! Разве не видите, как последний из ваших бойцов осел на землю с подраненной ногой? Неужели думаете, что при виде вашей формы мы все перепугаемся, заскочим на лошадей и дадим деру? Ну-ну, надейтесь, а Трей тем временем новые сюрикены достал…

Все закончилось довольно быстро. По счастью, убитых не было ни с той, ни с другой стороны, зато раненых хватало. Вернее, ранены были в основном люди маркиза, а если точнее, то ранены были они все, все, без исключения, причем некоторые из этих ран были довольно серьезные. Наши парни строго выполняли приказ Варин: по возможности никого из людей маркиза не убивать. Ранить — да, без этого схватки с оружием все одно не обходятся, но всеми силами следовало избегать нанесения противникам смертельных ранений.

Как я поняла, мнение каждого из моих товарищей по обозу насчет противника полностью совпадало. Хотя многие из людей маркиза, и верно, были умелыми воинами, но долгая спокойная жизнь под защитой всесильного маркиза, а также устоявшееся среди них мнение о том, что они куда лучшие воины, чем любой их соперник — все это привело к тому, что уровень мастерства у них снизился. Может, и не очень сильно, но, тем не менее… И потом отвыкли они в последнее время от схваток с сильными противниками. И вот — результат…

У наших парней тоже были раны, но в целом ничего опасного. Ерунда, глубокие порезы — так отозвался Оран, осмотрев ранения моих спутников.

Взглянула на поле боя. Встревоженные кони, брошенные телеги… Наши все на ногах, вон, даже Табин вылез из-под своей телеги. Благополучно отсиделся там, пока другие сражались. Что тут скажешь? Бережет себя мужик, лишний раз в драку никогда не полезет. Как видно, считает, что не его это дело — за меч хвататься, на это другие имеются. Я бы могла это понять, если бы он слабый был, или увечный, или не сведущий в воинской науке. А ведь сражаться он умеет: я сама несколько раз видела, как ловко он меч перехватывал, да и ножи в цель довольно неплохо умет метать… И вряд ли по жизни он такой отчаянный трус: скорей всего это многолетняя привычка загребать жар чужими руками. Ну да оставим поведение Табина на его совести, все одно ни я, ни другие об этом типе лучше думать уже не будем.

Ладно, для начала неплохо бы разобраться с ранеными, коих у нас оказалось в избытке. Еще недавно нападавшие на нас люди сейчас лежат на земле чуть ли не вповалку, и там кто стонет, кто ругается, а кто молчит, зло поглядывая на нас. Хм, беспокоятся, тати недоделанные, причем их страх вполне обоснован: по законам дороги мы имеем полное право тут же, в этой самой рощице, вздернуть на ветвях всех, напавших на нас…

Пока парни обыскивали раненых и откладывали в сторону отобранное у них оружие, я вновь присела возле раненого парнишки. Он к тому времени стал приходить в себя, и вновь попытался было вцепиться зубами в мою руку. Да что с ним такое, неужели не умеет по-иному с людьми общаться? Пришлось снова ткнуть его пальцем в шею, чтоб хоть немного утихомирить…

— Лиа, у тебя опять проблемы? — это Кисс. Спасибо Пресветлым Небесам, он был не ранен. Кисс присел на корточки рядом со мной, и чуть насмешливо глядел на нас с мальчишкой. — Опять кидаешься на помощь сирым и обездоленным?

— Да вот парнишку хочу осмотреть. Трей его неплохо зацепил. Смотри, сколько крови натекло!..

— Помощь — это правильно и по делу. Но вот что перед этим надо сделать?

— Не понимаю…

— Лиа, в следующий раз, не сомневайся, я дам тебе хороший подзатыльник! А то и парочку. Для ума. Ну, сколько можно твердить вам, моя дорогая, что во многих ситуациях, прежде чем проявлять человеколюбие к очередному страдальцу, того человека неплохо бы обыскать! Все же не со святыми угодниками дело имеем! И при том обыске искать следует не золото, о чем ты могла бы подумать, а все то же оружие, которым тебя могут неплохо задеть…

— Ой, и верно! Я опять забыла…

— На твое счастье, я помню — Кисс ловко обшарил тело мальчишки и вытащил еще один хорошо заточенный нож. — Хоть предку скажи, пусть тебе почаще напоминает о том, что надо делать прежде всего, раз у самой памяти нет…

В этот момент мальчишка открыл глаза и с ненавистью посмотрел на нас. Потом он что-то зло прошипел сквозь зубы, а Кисс не менее неприязненно ему ответил… Ох уж эти мне их разговоры на совершенно неведомом мне языке, где вроде и слова понятны, если каждое слово произносится само по себе, но вот в целом смысл разговора я уловить никак не могу, как ни стараюсь!

— Кисс, — попросила я парня, — подержи этого мальчишку, или хотя бы скажи ему, чтоб не очень кричал, когда я из него сюрикены попытаюсь вытащить.

— Сам вытащу — Кисс достал свой нож.

— Погоди! Надо сначала обезболить! И потом, нож у тебя уж очень…

— А он потерпит — неприятно ухмыльнулся Кисс. — Так ведь, пацан? И не криви рожу, я по твоим глазам вижу, что ты понимаешь наш язык. Кстати, Лиа, у меня хороший нож, чистый…

— Кисс!

— Что, Кисс? — мой спутник распорол пропитанную кровью ветхую ткань штанов на ноге у парня. — Этому пацану прекрасно известно, что за тот номер, что он пытался выкинуть с нами еще совсем недавно, его должны были вздернуть первым. Причем повесили бы его на самом высоком дереве, и в назидание другим. И никто, в отличие от тебя, не стал бы думать о том, что этот сопляк мал, неразумен и что со временем он еще может исправиться. Да за одну только пораненную лошадь его должны были просто размазать по дороге!

— Эй, ты там поосторожнее! — не выдержала я, глядя на то, как лихо Кисс орудует своим ножом, извлекая застрявшие звездочки из тела мальчишки. — Все же в живом теле копаешься, не в дорожной сумке!

— Зато он бы с удовольствием покопался в наших бездыханных телах… Так, пацан?.. Лиа, забирай трофеи — и Кисс попытался сунуть мне в руки сюрикены.

— Сам отдай эти звездочки Трею! А я парня посмотрю… Бинты принеси!

— Ага, подай, принеси, унеси…Кстати, парень, сразу предупреждаю тебя: еще раз попытаешься укусить эту девушку — и я в тот же миг эти звезды, что только что выковырял из твоего тела, воткну назад, причем затолкаю их поглубже. Усек? Советую даже не пытаться проверить это мое обещание. Сдержу.

Пока я осматривала раны мальчишки и перевязывала из принесенными бинтами, все так же зло глядящий на нас мальчишка стал что-то говорить Киссу, причем в его детском голосе, кроме неприязни, стали появляться нотки отчаяния. Когда я попыталась было вмешаться в их разговор, Кисс махнул рукой — иди, дескать, отсюда, дай нам поговорить, здесь бабам слушать нечего… Что ж, надо, так надо, беседуйте, коты бродячие…

Пошла к остальным. Пусть Оран и сказал, что наши парни из схватки вышли всего лишь с царапинами, но, тем не менее, у них кое-где на одежде были пятна крови. В особенности не помешает поглядеть на рану Стерена — судя по тому, как у него идет кровь, «царапина» в том месте должна быть довольно глубокой. С этим следовало сейчас же разобраться, на такой жаре раны запускать никак нельзя…

Несмотря на возражения пожилого стражника, заставила его снять и рубаху, и кольчугу. Что ж, я была права в своем предположении: хотя удар мечом был им получен вскользь, но, тем не менее, по касательной задело шею, так что тут требовалась срочная помощь. Остановила кровь, соединила рассеченную мышцу, наложила повязку…

— Ну, чего там? — а наш стражник, несмотря ни на что, все же понимает, что к таким ранам, как у него, не стоит относиться наплевательски.

— Сейчас около дела… Нормально, в общем. Все, одевайся — я кивнула Стерену на брошенную одежду. — Только не в это… Достань чистую рубаху, а не то прежняя кровью залита. И кольчугу свою на какое-то время убери подальше. Ничего, ты у нас мальчонка крепкий, заживет на тебе все, как на собаке.

Стерен только ухмыльнулся и пошел к своим дорожным сумкам за чистой одеждой. Ладно, а мне бы не помешало также осмотреть остальных раненых, а то Орану в одиночку сложно это делать: все же в помощи нуждаются как мои товарищи по обозу, так и напавшие на нас — они все такие же люди, как и мы. Кстати, наши лошади тоже получили болезненные раны, во всяком случае те лошади, которых мальчишка успел достать ножом — наверняка. Тоже поглядеть бы не помешало…

— Эй, вояки, к вам вопрос — это Кисс, несет на руках того самого мальчишку. Спрашивает он, между прочим, на языке Харнлонгра. А парень на его руках плачет, причем слезы, чувствую, самые настоящие, не притворные, вызванные подлинным горем. Как видно, Кисс нашел общий язык с этим парнишкой. Ну, то, что Кисс всегда находил точки соприкосновения с такими вот мальчишками — это я уже давно заметила. Любой, даже самый недоверчивый ребенок оттаивал в его присутствии, а чуть позже и вовсе был готов пойти за Киссом хоть на край света. Вспомнить хоть Толмача с Лисом — оба парня чуть ли не в голос плакали при расставании с ним… Я уже давно поняла, что дело здесь было не только в необыкновенном обаянии светловолосого парня. Здесь присутствовало еще что-то, куда более личное. Возможно, в обращении Кисса с детьми сказывалось нечто из того одинокого детства, о котором он как-то обмолвился мне. Впрочем, говорить о том периоде своей жизни парень отказывался наотрез…

Опустив парнишку на землю подле наших телег, Кисс спросил:

— Вояки — неудачники, не ответите мне на самый простой вопрос: отец этого пацана жив или нет?

— Тебе что за дело? — огрызнулся кто-то из лежащих на земле.

— Значит, есть дело, если спрашиваю. Ну, чего молчите?

Никто из раненых ничего не ответил, лишь некоторые отводили глаза в сторону.

— Тогда, может, ответите мне: кого вчера вечером повесили на площади в поселке? Только не говорите, что не знаете. При том присутствовали, считай, все, кто только оказался в тех местах. Молчите? Можете не отвечать, мы тоже знаем, что повесили тех троих, кого захватили живыми в схватке у дороги. В числе тех повешенных был и отец этого парнишки. Правильно?

Опять никто ничего не ответил, но общее молчание было красноречивее многих и многих слов. Значит, я не ошиблась: тот мужчина, и верно, был отцом этого взлохмаченного парня…

— Понятно… — протянул Кисс. — Парень, который из них пообещал тебе, что если ты остановишь обоз и поранишь лошадей, то твоего отца отпустят?

— Его здесь нет… — парень вытер мокрое лицо замызганной ладонью. — Нет его здесь… Они меня привезли сюда и сказали, что надо делать… Сказали, что если я все сделаю, как они велели, то батьку освободят… — и мальчишка снова заплакал, но уже без крика и визга, а тихо, как плачут обманутые дети.

— Молодцы — презрительно скривился Кисс, глядя на лежащих на земле людей. — Давно таких орлов не встречал. Ребенком прикрылись… Герои, одним словом. Прямо хоть награждай вас за сметливость и отвагу! Я мог бы понять, если б это еще правдой было — то, что его отец жив, и что его отпустят, если пацан вам поможет… А ведь вы все хорошо знали, что отец этого парня еще вчера был казнен! Он уже второй день на Небесах, и сейчас уже не имеет смысла уточнять, на какие из Небес он угодил, и за какие именно грехи там оказался. Я просто спрашиваю: вам, здоровым лбам, не стыдно было так ребенка обманывать? Или и ему собирались потом по горлу ножиком махнуть?

— Тоже мне, праведник выискался… — пробурчал один из лежащих на земле, высокий мужчина с перебитым носом. — Проповеди читать вздумал… Можно подумать, ты святее самого Всеблагого…

— Ну, людям с праведной жизнью среди нас делать нечего. Не тот мы народ, а проповеди читают в храмах, да для вразумления согрешивших. Я же могу прочесть только отходную. И именно этим сейчас начну заниматься, если вы мне не скажете, где среди вас тот, который заставил этого пацана жизнью рисковать.

Над дорогой повисло тяжелое молчание. Мы тоже помалкивали, с интересом прислушиваясь к разговору. Кисс ожидал ответа, а у раненых явно не было желания разговаривать с нами.

— Ну, мужики, и где же этот человек? Чего молчите?

— Тебе надо, сам и ищи! — снова огрызнулся все тот же мужик с перебитым носом..

— Значит, мне надо приниматься за отходную…

— Можно подумать, ты родственника встретил — буркнул один из раненых. Послушай тебя, так это не простой мальчишка, а сокровище какое заморское… Да таких пацанов по деревням да весям бродит видимо-невидимо. Вырастет — такая же шваль будет, как и его папаша многогрешный.

— Я спрашиваю у вас, где еще один из ваших…

— Он там, — вновь хлюпнул носом мальчишка — вон там, за теми кустами стоит…Я его только что видел… У него голова приметная… Рыжая…

Мы невольно повернули головы в ту сторону, куда кивнул мальчишка. Ну, там, и верно, росло несколько высоких кустов, за которыми вполне может стоять человек. Кисс, глядя в сторону кустарника, сделал приглашающий жест рукой — давай, мол, выходи, ждем… Первое мгновение из-за кустарника никто не показывался, а потом из-за них вышел мужчина, и, не торопясь, пошел к нам.

Я его узнала — это был тот самый рыжеволосый гвардеец, что чуть не поссорился со Стереном на постоялом дворе. Он тогда еще в разговоре с нами повел себя довольно грубо… Да, точно, это он, один из приближенных маркиза. Во что интересно: рыжеволосый сам в бой ввязываться не стал, наблюдал за схваткой со стороны. Похоже, он из тех, кто, хоть единожды примерив на себя роль командира, уже считает ниже своего достоинства драться наравне с подчиненными. Хотя, судя по его походке и мягким движениям, он опасный противник. А может, просто решил, что не стоит тратить свои силы на захват какого-то мелкого обоза — с заезжими людишками гвардейцы справятся и без него.

Рыжеволосый идет к нам не торопясь, и ничего не опасаясь. А чего ему бояться? Горячка боя схлынула и нападать на него никто не собирается — все же сейчас не война, когда врагов убивают при одном лишь появлении. Понятно, что никто не будет кидаться на него с ножом. К тому же одно дело — схватка между воинами (пусть и не очень честная), и совсем иное — нападение на человека, который добровольно идет к нам, не обнажая свой меч. Вот в этом случае уже нас вполне могут вздернуть за то, что мы попытались убить верного слугу маркиза Д'Дарпиан, подошедшего к нам с вложенным в ножны оружием. И свидетелей будет полно — все те же гвардейцы маркиза, пусть и раненые. Понятно, что мы не будем пускать их всех под нож только для того, чтоб они кому и ничего не рассказали.

— Н-да, — произнес рыжеволосый, подойдя к нам — должен признать: не ожидал я подобного от своих… Никак не ожидал. Разделали вас примерно так же, как бабка потрошит селедку на кухне — обратился мужчина уже к лежащим на земле гвардейцам. — Не скажу, что вы все дармоеды, но то, что за последнее время напрочь забыли, как берутся за меч — в том и сомнений нет. Вряд ли подобное может понравиться маркизу Д'Дарпиан, когда он узнает про вашу доблесть. Отныне вы все у меня забудете, что такое лень, бутылка и теплая постель с бабой. Конечно, куда лучше и приятней лапать селянок, заливать глотку и целыми днями дрыхнуть без задних ног, вместо того, чтоб тренироваться! И вот результат — не можете справиться даже с какими-то дешевыми наемниками, нанятыми мелким купчишкой за гроши и жратву.

Судя по сопению раненых, ничего хорошего им такое обещание не сулит. А, на мой взгляд, люди маркиза сражались вовсе не так плохо…

— Теперь поговорим о вас — рыжеволосый перевел взгляд на нас. — Как я успел заметить, среди вас имеется пара-тройка сравнительно неплохих рубак. Считайте, что вам несказанно повезло: кое-кто из вашей братии имеет возможность поступить на службу к маркизу, а он в деньгах своих людей не обижает. Во всяком случае, в ваших карманах появится куда больше золота, чем может заплатить вам этот сквалыга-купец. Если я замолвлю за вас словечко господину маркизу, то он мне не откажет. Что касается остальных, то с каждым из них не помешало бы разобраться отдельно…

— Слышь, ты, недоделанный… — Стерен стал застегивать на себе чистую рубаху. — С этими своими предложениями вербуй крестьян на рыночной площади. Может, они и согласятся. А я с такими, как ты, не то что служить вместе, а даже находиться рядом не хочу.

— Что ж, старик, ты уже не впервой нарываешься — усмехнулся рыжеволосый. — Как видно, с перепугу совсем думать разучился, несешь невесть что. Старость, конечно, уважать надо, только вот я не могу относиться с почтением к выжившему из ума старику. Ну да делать нечего, мы с тобой сегодня же все наши недоразумения разрешим. Не выношу, когда мне кто-то нахамит, и без расплаты уйдет — зашелестел вытаскиваемый им меч. — Так что давай-ка, дед, выходи, следует поучить тебя уму-разуму. Его у тебя от старости явно не хватает, надо бы прибавить. Да и остальным из вас, всем, кто пришел в нашу страну из-за Перевала, не помешает увидеть, как владеют мечом настоящие мастера. В вашей стране, как я слышал, все больше дубиной машут…

— Погоди! — остановил Трей Стерена, шагнувшего было к рыжеволосому. — Разве ты не понимаешь: он нас провоцирует. Ему моя голова нужна, а все эти его слова насчет тебя — это так, шумовая завеса. Тут и думать нечего: хозяин велел ему мою голову привезти, за рану сынка пытается свести счеты, оттого и послал этого… Хорош мастер меча — вызывать на бой раненого соперника! Еще бы: так легче и куда безопасней, и всегда можно победителем себя считать! Ты, рыжий, хорошо устроился за пазухой у своего хозяина: пока твои люди сражались, ты в кустах стоял, наблюдал, а теперь, когда все закончилось, можно и самому за меч схватиться, показывая свою беспредельную доблесть. А как насчет меня? Не побоишься получить трепку на виду у своих подчиненных? Да не бойся: я тебя убивать не буду. Как ты сам только что сказал, всего лишь поучу уму-разуму…

— Кто? Ты? — рыжеволосый презрительно хохотнул. — Э, да тебя, никак, кансай здорово по башке хвостом приложил, оттого ты сейчас и храбрый такой. Ты, сопляк, после того, как вам повезло и ты случайно зверя завалил, о себе слишком много воображать стал…

— Да ты, никак, мне завидуешь? — Трей чуть усмехнулся. — Ну да, между словами о своей беспредельной храбрости и умением сражаться, вообще-то, есть разница.

— Ты, как видно, считаешь, что теперь лучше тебя мечника нет? Дурак. Ничего, сейчас я твои заблуждения подправлю, объясню всем, сколько ты стоишь на этой земле… Тем более, если свою белобрысую голову сам мне предлагаешь, то таким предложением грех не воспользоваться. Хотя наглых щенков я обычно хлыстом вразумляю, — рыжеволосый поманил к себе пальцем Трея, — но для тебя, так и быть, сделаю исключение. Иди сюда, сопляк. Покажу тебе, где у меча рукоять находится…

Я чуть не фыркнула. Впрочем, у кое-кого из наших на лице также промелькнула улыбка. Обманчиво-юный вид Трея сбивал с толку многих, и рыжеволосый не был исключением. И то верно: глянь на Трея со стороны — неопытный парнишка юных лет! Скажи кому, что этому юноше уже под тридцать — ни за что не поверят! Оттого вначале и не относятся к нему всерьез.

Впрочем, у рыжеволосого это заблуждение развеялось быстро. После первых же ударов. И сразу же с его довольного лица сползла насмешливая улыбка. Он понял — перед ним серьезный противник, из числа тех, кого ни в коем случае нельзя недооценивать. Более того: с ним не стоило и связываться…

Я же, наблюдая за их поединком, поняла, отчего Трей раньше был личным охранником Правителя. Кошачья грация, удивительное владение мечом, совершенство движений, умение отражать самые сложные удары… Интересно, где он так научился владеть оружием? Ведь как бьется, что со стороны смотреть — одно удовольствие! Два по-настоящему сильных бойца друг против друга… Вон, даже раненые, ненадолго позабыв о своих увечьях, во все глаза наблюдают за боем, за схваткой двух умелых воинов, и постепенно досада и неприязнь на их лицах сменяются на удивление и уважение. Да уж, такое зрелище грех пропустить! Но Трей!.. Если честно, то не ожидала… Хорош, слов нет до чего хорош! Настоящий воин, мастер меча, и это несмотря на кажущуюся молодость и слабость!

Я уж не говорю про восхищение Треем Койена — какое, дескать, мастерство!.. А какая, мол, пластика!.. Такое предок в своей прежней жизни встречал не часто… А нечего понапрасну завидовать! Оно и понятно — абы кого Вояр к Правителю личным охранником никогда б не поставил! И хотя у нас с Треем были весьма прохладные отношения, но, тем не менее, должна признать: он настоящий боец, умелый, ловкий и храбрый. Что ж, такому за его высокое мастерство, и верно, можно простить многое, в том числе и некоторую замкнутость и неуживчивость.

Но следует признать, что и рыжеволосый также был опытным и умелым бойцом, и как бы я к нему не относилась, но мечом он, и верно, владеет отменно. Двигался легко, и под тканью его тонкой рубашкой было видно, как на тренированном теле бойца перекатываются тугие мышцы. По сравнению с ним невысокий Трей казался подростком. Но это только казалось.

Рыжеволосый сразу понял, что нарвался на противника, не только равного по мастерству, но и кое в чем превосходящего его, всеми признанного мастера меча. Понятно, что такому, как он, трудно принять подобное, и теперь рыжий будет биться до конца, надеясь на то, что все же сможет взять верх над этим никому не ведомым пришельцем из-за Перехода. К тому же таким молодым, что проигрыш этому мальчишке будет считаться чуть ли не позором…

Вон, уже у обоих на одежде стали появляться красные пятна, хотя у рыжеволосого их куда больше, чем у Трея. Все-таки задели друг друга, охламоны! Впрочем, странно бы ожидать иного… Это настоящий бой на мечах, а не шуточная схватка на детских палочках. Еще раз посмотрев на раненых гвардейцев маркиза, поняла, что почти все они, сами не отдавая в том отчета, стали болеть не за рыжеволосого, а за Трея. Как видно, прежде гвардейцы были настолько уверены в бесспорном и подавляющем превосходстве своего командира над любым противником, что теперь из чувства разочарования встали на сторону нашего парня. А может, это было самое обычное уважение к тому, кто это заслуживает, негласное признание его мастерства в схватке с тем, кого они считали непобедимым…

Не скажу, что все закончилось быстро. Каждый из мужчин сражался до конца. Оба тяжело дышали, с обоих лил градом пот… Ох, парни, парни…Что один, что второй — оба устали, оба хотят победить, опустить меч и, наконец, перевести дух и успокоить бешено колотящееся сердце. Ну же, Трей, давай! И парень будто понял меня. Он умело ушел от глубокого выпада, а когда рыжеволосый попытался было ударить на возврате, Трей сам резко вывел свой меч вперед, с силой ударив по хищной полосе чужой стали… В следующий момент, сверкнув в воздухе, меч рыжеволосого отлетел в сторону. Лихо! И в тот же миг меч Трея оказался приставленным к горлу рыжеволосого:

— Сдаешься? — в голосе парня не было торжества победителя. Скорее так говорят, пытаясь поставить точку в надоевшем разговоре.

Рыжий, ну скажи ты «да», подумалось мне. Ведь по правилам в этой ситуации Трей имеет полное право или продолжить бой, или же добить поверженного противника. Все зависит от его решения, которое в любом случае никто не будет осуждать.

— Нет… — рыжеволосый, зажимая рукой окровавленный бок, медленно покачал головой. — Нет… И я не признаю твоей победы…

— Ну, нет, так нет. Вольному воля… — и Трей сделал короткий выпад мечом, дважды чикнув наискосок острым лезвием по груди рыжеволосого, а затем, мгновенно оказавшись подле него, ударил рукояткой меча по мокрой рыжей голове… Когда тот без сознания рухнул на землю, Трей повернулся к раненым гвардейцам:

— Все. Мужики, вы все хорошо знаете законы дороги. Догадываетесь, как называется то, что вы хотели сделать с нами. Мы, в свою очередь, понимаем и то, что вы не просто так напали на нас. Знаю, что это такое — выполнять приказ, пусть даже он вам и не по душе. Так что, думаю, это будет справедливо — мы с вами расходимся без обид друг на друга и, тем более, без претензий. У нас с вами была честная схватка, и в ней мы просто оказались сильнее…

— Не вы сильнее, а нам не повезло… — снова пробурчал все тот же раненый.

— Хорошо — вступил в разговор Стерен. — Пусть вам не повезло. Бывает. Так и передайте своему хозяину. А за сим, как говорится, разбегаемся подобру-поздорову.

— Погоди… Вы что же, нас отпускаете?!

— А на кой вы нам нужны? — искренне удивился старый охранник — Что с вами делать прикажете? Развесить за шею вдоль дороги? Должен заметить, что украшение из вас получится никудышное. К тому же веревку жаль, да и в пути она еще не раз может пригодиться. Доставить вас всех скопом в ближайший город и сдать местной страже? Так мы там не одну седмицу проведем, пока ваши следствие будут проводить. Не везти же вас в Нерг на невольничий рынок!

— Погоди… Ты нас не обманываешь?

— Зачем? Конечно, не мешало бы вас для острастки и для просветления ума отвезти в Нерг, на тот самый рынок, где людьми торгуют, да показать, что бывает с теми, кто на дорогах шалит… А что, имеем на это полное право. Только вот пока мы до страны колдунов доберемся, да на рынке возиться будем, так на ваше лечение и прокорм потратим куда больше, чем сумеем выручить за всех вас, если даже скопом продадим… Так что, считайте, что легко отделались. Хотя всем вам не помешало бы еще разок надавать по шее. Для ума.

— Как… И оружие оставите?

— Я забираю себе этот меч — это Трей. Он уже поднял с земли меч рыжеволосого и сейчас снимал с пояса неподвижно лежащего человека ножны. Нет, ну насколько же этот рыжий в себе был уверен — даже ножны перед боем отстегивать не стал! Давно, видно, на хорошего противника не нарывался… — По законам схватки я имею на это полное право, особенно если учесть, что за учебу — тут Трей усмехнулся, — за учебу положено платить. А меч у вашего парня хороший, от такого грех отказываться. Я обычно не забираю себе чужое оружие, особенно если противник ведет себя достойно, но ваш парень сам напросился, так что пусть пеняет сам на себя. Так и передайте вашему командиру, когда он в себя придет.

— А как насчет всего остального?

— Свалим в одну кучу ваше добро, — пожал плечами Стерен, — потом его разберете, когда мы уедем. И лошадей ваших не тронем. Мы ж не тати какие, а честные люди. Что касается вас, голуби мои придорожные… Хотя вы, парни, сейчас пораненные, но все ж среди вас имеются и такие, что в состоянии доковылять до ваших лошадей — вы должны были оставить их неподалеку. Приведете их сюда. А своих тяжелораненых погрузите на телегу, и худо-бедно, но все вместе доберетесь до своего хозяина. В общем, как вам поступать дальше — разберетесь сами.

— Ну, будет нам от маркиза… — с тоской вздохнул мужик.

— Извини, — хмыкнул Стерен, — с этим разбирайтесь сами. Ну да отбрешетесь как-нибудь, наверное, не впервой…

— Тогда хоть раненых в телегу помогите уложить! Нам сложно…

— Мужики, не борзейте! — отрезал Стерен. — Того и гляди, еще попросите вас до места довезти, с рук на руки маркизу сдать, да вдобавок к этому еще и попросить, чтоб он вас здорово не журил за то, что головы с плеч проезжим людям не поснимали! Нападать на нас чуть ли не из-за угла — это вы можете и без чужой помощи, а уложить своих раненых друзей-приятелей в телегу — на это у вас что, пупок развяжется? Управляйтесь сами, а нам пора…

Тем не менее, сразу отправиться в путь у нас не получилось — все же надо было осмотреть раненых, и самых тяжелых хотя бы перевязать. Как видно, люди маркиза оценили то, что мы никого из них не убили, да и в дальнейшем обошлись с ними не как с врагами. Вон, уже и разговоры пошли едва ли не дружеские…

Меня вообще удивляют взаимоотношения между мужчинами! Вот, например, сейчас, так и витает в воздухе что-то вроде: ну, мол, сцепились мы промеж собой, ну, поранили друг друга, но, тем не менее, врагами расставаться не стоит! Дескать, бывает, дело житейское, сегодня вы нам всыпали, а завтра мы вам постараемся дать достойный ответ, а пока распрощаемся до следующей встречи, и направимся каждый своей дорогой, уважая друг друга. Н-да, окажись на их месте бабы — разбежались бы смертельными врагами на всю жизнь, а у мужчин все куда проще.

Помогла перевязать рыжеволосого, который все еще находился без сознания. Следует признать очевидную вещь: Трей ему очень неплохо приложил по голове, не скоро еще этот рыжий парень в себя придет, особенно если учесть, что он и кровушки своей потерял немало. Вон, вся одежда на его груди кровью пропиталась. Ох, Трей, Трей, ну зачем тебе нужно так рисковать? Та неровная полоса, которую ты в конце вашего боя нанес этому парню своим мечом — эта рана пусть и не смертельная, но достаточно глубокая. Во всяком случае, шрам на груди рыжеволосого останется навсегда, если, конечно, этот рыжий парень не отыщет хорошего знахаря, чтоб тот свел с его груди эту изломанную белую полосу. А рыжий в любом случае будет пытаться то сделать…

Дело в том, что это не просто полоса — Трей мечом начертил на груди поверженного противника букву V — победа. По всем законам схваток подобную метку ставят лишь настоящие мастера меча проигравшему бой сопернику, и только в том случае, если хотят показать, что в мастерстве владения мечом стоят выше противника. По правилам поединков, Трей имел полное право даже напрочь вышибить дух из рыжего парня, но не сделал этого, и, как мне кажется, гвардейцы маркиза этот жест оценили правильно.

Оставить жизнь побежденному и забрать его меч… По-своему это справедливо, хотя, не думаю, что рыжеволосый, когда придет в себя, будет рад подобному. Не скажу, что потерять свой меч в схватке — это позор, но и хорошего в том ничего нет. Впрочем, рыжий, ты сам виноват: признал бы, что сдаешься, и Трей тебе ничего б не сделал, и оружие твое не тронул. Я за эти дни успела присмотреться к этому невысокому светловолосому парню, и поняла, что он без особой на то нужды не будет влезать в чужие проблемы, и сам без дела задираться не станет, но, в случае чего, обидчикам спуску не даст…

Что касается тебя, рыжий, то вряд ли отныне ты вновь будешь тренироваться с обнаженным торсом, демонстрируя всем свою силу и умении, а заодно и крепкое, отточенное тело. Про то, какие восхищенные взгляды кидали на тебя женщины, и как завистливо глядели мужчины — про то я уже не говорю… Эта буква V означает, что тебя не просто победили, а еще и нанесли на тело отметину, которую ставят лишь проигравшему бой противнику. Ничуть не сомневаюсь, рыжий, что для тебя это самое страшное оскорбление. К тому же твой авторитет непобедимого бойца, до того незыблемый, заметно покачнулся в глазах подчиненных, а подобное не прощается…

Трей, ну неужели тебе самому не ясно, что этот рыжеволосый теперь не успокоится до тех пор, пока вновь не вызовет тебя на новый поединок? Как мы поняли из разговоров раненых, рыжеволосый считается одним из лучших мечников Харнлонгра. Теперь, после полученной им раны, он, кровь из носа! но должен доказать всем, и в первую очередь себе, что может победить этого с виду совсем молодого парня, и что сегодняшнее поражение — это просто нелепая случайность, которая может подстерегать любого! Да и свой меч вернуть захочет — для него это уже дело принципа… Ох, парни, парни, и отчего вам вечно нужно что-то всем доказывать? Впрочем, тут уже Койен, вздохнув, сказал мне нечто вроде того, что, дескать, вам, бабам, этого не понять…

Единственное, что нас беспокоило, так это вопрос — куда деть раненого мальчишку. С одной стороны, нам до него нет и не должно быть никакого дела — он и лошадей наших поранил, и ножом в Лесана кинул. И все же…

Мальчишка вцепился в Кисса, как в надежную опору, и ни за что не желал его отпускать. Впрочем, нам и самим было понятно, то оставлять здесь парнишку не стоит — негоже людей бросать просто так, без помощи. Гвардейцам он не нужен, да и не возьмут они его с собой, а отца мальчишки вчера казнили, и неизвестно, что с этим пацаном будет дальше. Как мы поняли из его сбивчивого рассказа, мать мальца умерла еще год назад, и с того времени он жил вдвоем с отцом. Ни своего дома, ни хозяйства у них не было — так, останавливались то здесь, то там. Все вырученные от дорожных грабежей деньги отец спускал на постоялых дворах, и о будущем особо не беспокоился: дескать, мы — вольные птицы, проживем и так! Пока на свободе — надо гулять от души, чтоб было о чем вспомнить потом!..

А сейчас, после того, как отца не стало, парню податься, считай, некуда. У него оставалась единственная надежда на то, что в одном из небольших городов на нашем пути живет бабушка, мать казненного отца парнишки. И хотя эта женщина, по словам парня, недолюбливала его, но все же сейчас это был единственный родной человек, оставшийся у него на этом свете.

В общем, дело кончилось тем, что мы решили взять парнишку с собой, довести до его бабушки, которая живет не так далеко отсюда. Всего один день пути. Нравится нам это, или нет, но надо бы парня доставить до того городка, а не то куда ему самому добраться до нужного ему места, хромому! Все же сюрикен Трея серьезно повредил колено парня… Лечи его еще… Хм, а похоже, что парень не врет, и верно хочет отыскать свою родню…

Как мне кажется, Варин не очень понравилось, что у нас появился новый попутчик, но особо возражать она не стала. Я ее понимаю: мальчишка — это новые проблемы, которых следовало бы избегать. А с другой стороны, бросать парнишку на произвол судьбы тоже не следует — все же мы люди, и не стоит лишний раз увеличивать зло в этом мире. Единственное, что Варин сказала Киссу: с парнем разбирайся сам, но чтоб у границы с Нергом этого пацана с нами не было. Ну, это нам понятно и без слов — незачем тащить ребенка, пусть даже такого вредного, в страну колдунов.

Табин, правда, недовольно фыркал и морщился, глядя на парнишку, но мнением бывшего управляющего никто особо не интересовался. И без него решим, как нам следует поступать.

Дело закончилось тем, что Кисс посадил парнишку ко мне в телегу — давай, мол, вези парня и береги его. Все бы ничего, да только этот парень глядел на меня, как на своего личного врага. Ну, тут уж ничего не поделаешь — все мы, за исключением, пожалуй, Кисса, в его глазах выглядели чуть ли не извергами, из-за которых он потерял отца. Хорошо еще, что пацан пока не огрызался, и зубы больше не показывал. Ладно, лезть к нему в душу я не собираюсь, а что до всего остального, то уж пару дней его присутствия я как-нибудь переживу.

А нам пора уходить, и побыстрее. Все же здесь еще находятся владения маркиза, так что чем быстрее мы покинем эти благословенные места, тем лучше. Как-то не глянулись нам ни горячее гостеприимство маркиза, ни его посланцы, ни он сам.

Уже отъезжая, я уловила обрывок разговор двух гвардейцев:

— … С самого начала было понятно, что нечего и связываться с ними, а уж тем более с этим молодым парнем. Раз он изловчился и завалил кансая, то и нас разделать под орех ему ничего не стоит. Надо будет об этом нашим сказать, чтоб знали, от кого им надо держаться подальше…

Хорошо, что Трей этого не слышал, а не то разозлился бы всерьез. Парень не терпит воспоминаний о его будто бы победе над кансаем… И еще мне стало понятно, что, судя по всему, маркиз от нас так просто не отстанет…

Глава 4

Ох, и почему нам так не везет? Вроде все наладилось — и на тебе! Очередная задержка в пути… И дело было в том самом парнишке, которого Кисс взял с собой. Мы были уверены, что по прибытии в нужный городок в два счета сплавим его со своих рук в любящие (или не очень) руки его родственников. Какая-никакая, а все же родня, должны заботиться о своих… Ничего не поделаешь, в очередной раз убеждаюсь в той простой истине, что не стоит заранее строить планы на будущее. Это не мои слова — так сказал Стерен. И он был прав…

Во второй половине следующего дня после той схватки с гвардейцами маркиза, мы дошли до небольшого городка Дошь, того самого, где, по словам мальчишки, жила его бабушка. Мы к тому времени купили парнишке новую одежду — не стоит ему появляться перед родней в тех обносках, в каких он бегал по лесу. Заодно, несмотря на его недовольство, заставили парнишку помыться. В результате перед нами оказался не замызганный и ободранный пацаненок, а паренек очень милой внешности, с чуть раскосыми глазами и волнистыми волосами. Насколько мне помнится, отец этого парнишки внешне был ничем не примечателен. Значит, малец в мать уродился, и, судя по всему, эта женщина была родом откуда-то из южных стран… Только вот взгляд у него оставался все такой же диковатый, будто он постоянно опасался подвоха.

К сожалению, когда мы подошли к указанному мальчишкой дому, то выяснилось, что оставлять парня не с кем, да и негде. В том доме уже несколько месяцев жили чужие люди. Оказывается, бабушка парня продала свой дом, и куда-то уехала. Облом…

Как сказали соседи, без особой симпатии глядя на пацана, бабуля уехала жить к старшим сыновьям. Дескать, возраст у нее уже достаточно немолодой, и пожилая женщина более не желала оставаться одна — мало ли что с ней может приключиться! всегда хочется иметь рядом близких людей, на которых можно опереться… А вот где именно живут ее сыновья — про то не сказала. Не хотела, чтоб младший сын ее разыскивал, да и слышать о нем более ничего не желала. Мол, и без того у бедной женщины одни только беды и неприятности были как от того сыночка, так и от его семейки. Как мы поняли, речь шла как раз об отце нашего парнишки. Что тут скажешь? Только одно: напрасно бабуля беспокоилась — младший сын уже никогда не будет искать ее…

Ну, и что теперь прикажете делать с этим мальчишкой? Куда пристраивать? Не оставлять же его одного здесь, у ворот чужого дома., в пустой надежде на то, что над парнем сжалится хоть кто-то из проходящих мимо! Грех бросать человека на произвол судьбы, особенно после того, как мы пообещали ему помочь… Впрочем, он и сам понимает, что остался совсем один, и, кроме как на нас, ему надеяться больше ни на кого. Вон, даже перестал коситься на каждого из нас с недовольным видом. Хотя и молчит, но в глазах надежда и просьба одновременно — не бросайте меня! Как я понимаю, сейчас мы в его глазах оказались уже не врагами, а чуть ли не последней надеждой на то, что ему в этой жизни не придется оставаться одному. Оно и понятно — пропадет…

Впрочем, на наше счастье выяснилось, что мальчишка знал, где живет один из сыновей его бабушки. Единственное, что радовало, так это известие, что тот человек обитает в поселке, находящемся на нашем пути. Что ж, никуда не денешься, придется и дальше тащить этого парня с собой. А если и там этого мальчишку родственники себе не возьмут… Ладно, не стоит до поры, до времени забивать свои головы вопросами, на которые у нас пока нет ответа. Вот если дальше что пойдет не так — тогда и будем принимать решения.

А из того городка мы ушли в тот же день. На всякий случай. Уж лучше переночевать где при дороге, рядом с другими обозами, чем в этом городе. Все же на дороге чуть иные законы, чем на тех же постоялых дворах. Ведь что ни говори, а наше дело с маркизом у нас еще далеко не окончено. Не может высокородный от нас просто так отстать, не может — и все тут! Впрочем, это мнение разделяли все в нашем обозе, и даже мальчишка.

Мы торопились, вовсю подгоняли лошадей, и, наверное, оттого успели до наступления темноты отойти от городка на довольно большое расстояние. И лишь когда почти совсем стемнело, мы встали на ночевку на первой же встреченной нами площадке для проезжающих, где еще до нашего появления расположились для отдыха два обоза. Впрочем, те люди не стали возражать против нашего соседства — все же дополнительная охрана никогда не помешает.

Взбалмошный день, от которого мы устали… Но вечер был теплым, тихим, и идти спать ни у кого из нас не было особого желания. Хотелось просто передохнуть, спокойно посидеть у небольшого костра, и о чем-либо поговорить… Даже мальчишка, обрадованный тем, что его не бросили в городе, не был таким угрюмым. А может, и на него просто подействовали светлые язычки костра и потрескивание веток в огне…

Как-то так получилось, что разговор незаметно перешел на парнишку — мол, для начала хотя бы назовись, как к тебе обращаться, а то вместе едем, и не знаем, как тебя звать-величать, чудо малолетнее. Расскажи хоть немного о себе… Не знаю, что именно подействовало на парнишку — то ли костер с его дружескими шутками, то ли присутствие Кисса, с которого он уже второй день не сводил обожающих глаз, или же то, что мы не сердимся на него за те ранения, что он нанес лошадям… А может, парню просто захотелось выговориться…

Оказалось, что его кличут Визгун, причем эту кличку он получил именно за свое умение долго и пронзительно визжать. Ну, про то можно бы и не говорить — в этом его выдающемся таланте мы уже убедились. Все еще в ушах закладывает…

Мать мальчишки, и верно, была родом из южных стран. Отец парнишки, один из тех людей, кого называют семейным наказанием и бедой для окружающих, однажды приглядел себе в некоем невольничьем караване молодую красивую рабыню, и, долго не думая, просто-напросто украл ее оттуда. Все одно денег на покупку понравившейся ему девушки у него не было. Увы, но расплачиваться за этот опрометчивый поступок сына пришлось его родителям — им пришлось отдать хозяину рабыни и местно страже почти все свои сбережения, скопленные ими на старость. А так как за похитившим рабыню молодым человеком и без того тянулся целый шлейф неприятностей с законом, то парню вместе с украденной им девушкой пришлось бежать куда подальше, и забиваться в щель поглубже…

А еще через какое-то время отец парнишки и вовсе умудрился примкнуть к дорожной банде. Свободная жизнь очень нравилась мужчине, чего нельзя было сказать о его молодой жене. Год назад она умерла, оставив малолетнего сына на отца. Что касается бабушки, то внук от непутевого сына был ей без надобности — дескать, от худого племени не жди хорошего семени… Хотя тот ребенок папаше тоже был в тягость, и он воспитывал сына в основном тычками и подзатыльниками, но, тем не менее, ближе родителя, пусть и такого, у мальчишки никого не было. Вот оттого-тоименно по этой причине, когда в деревеньку, где они жили с отцом, нагрянули люди маркиза, парнишка был готов на что угодно, лишь бы те освободили его беспутного папашу…

— Понятно — сказал Стерен. — Не обижайся, парень, но у тебя довольно обычная история… А вот скажи, кого еще в том поселке взяли? Я имею в виду, кого из вашей банды захватили люди маркиза?

— Почти всех взяли. Они уйти не успели. Все произошло так быстро… И обложили нас так, что не вырвешься!

— И где они сейчас? Ну, те люди, кого схватили слуги маркиза?

— Где-где… — шмыгнул носом мальчишка — Будто вам самим непонятно! Всех сразу же вздернули.

— Всех?

— Кого взяли — всех. Повесили даже малолеток. Кроме меня… Сказали, что и меня, и батьку отпустят, если… Ну, вы знаете…

Понятно. Тут и думать нечего — парнишку тоже без суда и следствия повесили бы вместе со всеми, не будь в нем нужды. Ведь не пожалели же никого из остальных. Даже детей… Ох, маркиз, маркиз, как же ты такой грех со своей души снимать будешь? Ведь некоторое и отмолить нельзя, как ни старайся…

Верно сказал Стерен: высокородный господин рубит концы, притом не особо заботясь о соблюдении законности. Сейчас для маркиза главное — чтоб никто не узнал о кровавых проказах его сына. И дело здесь даже не в отцовской любви. Просто такое пятно на родовом имени стереть совсем не просто. Д'Дарпиан и без того пошел на многое, чтоб обелить и сына, и родовой герб, который может быть серьезно заляпан грязью. Вернее, кровью, и та кровь пролита вовсе не в сражениях за родину. Так что не думаю, что маркиз вновь не сделает попытки поймать нас. А тебе, Визгун, в некотором роде повезло. И еще одно понятно: оставь мы тебя тогда, в лесу, и, боюсь, не избежал бы ты невеселой участи своего папаши.

— Так никто из ваших и не ушел?

— Да взяли, считай, всех. Наши, как узнали про то, что очередное нападение на обоз не удалось, и только услыхали о том, что многих взяли — так сразу стали манатки собирать. А у некоторых к тому времени добра много было накоплено. Быстро не соберешься… И потом, все думали, что на следующий день уйдут, а люди маркиза под утро напали… Вот и не хватило времени… Только Зубарь сумел уйти. Да только все одно поймают. Его ж в лицо знают…

— А кто он такой — этот Зубарь?

— То есть как это — кто? — удивился мальчишка. — Его же сын маркиза с собой вечно возил. Как своего охранника. Вообще-то у высокородного при себе постоянно двое охранников было — Зубарь и Сурок. Оба из наших, а тот сынок аристократа своему отцу наплел, что будто бы самолично нанял этих двух парней для своей охраны. Ну, для того и сказал, к нему папаша-маркиз своих охранников не приставил. Так вот, Сурка вы еще тогда, на дороге положили, а Зубарь, хоть и подраненный был, а ушел. Он вообще парень ловкий.

— Очень надеюсь на то, что этот ловкий сумел смотаться куда подальше — Стерен пошевелил угли в костре. — Думаю, сейчас его ловят с не меньшим усердием, чем нас. Он же свидетель многих делишек юного маркиза…

— Это точно — совсем по-взрослому вздохнул Визгун.

— Слушай, — вмешался в разговор молчавший до того Оран, — этот парень-аристократ, тот, кого ранили…

— Сын маркиза, что ли? — деловито спросил мальчишка.

— Ну да… Ты о нем что скажешь?

— А чего о нем говорить? С виду самый обычный парень, а на самом деле куда хуже того же кансая. Всем людям, кого в обозах захватывали, именно этот высокородный и резал глотки. Причем горло перехватывал одним махом, от уха до уха, и морда у него при том была такая счастливая, будто любимым делом занимался… Батька у меня уж на что шальной был, а и то запретил мне к тому парню даже близко подходить — дескать, пообщаешься с ним, и сам таким же дураком станешь. Сказал, чтоб я держался от этого свихнутого как можно дальше, а не то он, батька, мне всю задницу ремнем исполосует. Для ума.

— А как же к нему остальные относились?

— Как, как… Мужики тому сыну маркиза кликуху дали меж собой — Душегуб. Он всем твердил: чужие души, мол, себе собираю. Тела, дескать, никому не нужны — все одно истлеют, а души всегда при мне останутся. Говорил: когда мой отец, маркиз, умрет, я себе всех рабов на рынках скуплю, и их души служить себе поставлю. Мы так поняли, что он на все деньги, что в их семье имеются, собрался рабов покупать, и под нож их всех пускать, причем последнее он будет делать самолично. Изверг, в общем. Целое войско, говорит, себе наберу — и воевать пойду. Они на меня — с людьми, а я на них — с душами…

— И с кем это он воевать собирался?

— Да со всеми подряд. Весь мир, говорит, к моим ногам ляжет… Короче, все у нас знали, что этот сын маркиза — совсем больной на голову. Одно слово, что высокородный, а на самом деле… Вспоминать о нем не хочется!

— Ты не знаешь, как он оказался в банде?

— Батька говорил, что этот высокородный однажды увидел, как мужики из банды обоз купеческий захватили. Как видно, просто случайно неподалеку оказался — он в одиночку любил ездить по округе, а наши его и не заметили. Ушами прохлопали… Потом сказали, что увидели маркизова сынка только тогда, когда он из леса вышел и к ним направился. Мужики, как только узрели этого Релара, так и решили: его или убивать надо, или сейчас же всей нашей теплой компании следует уносить свои ноги из этих мест как можно быстрее… Пока они стояли и соображали, что делать и как поступить, этот аристократ подошел и спокойно, не говоря ни слова, всем раненым и пленным горло перерезал — только кровь по сторонам брызнула! У мужиков прям челюсти отвисли от увиденного, аж обалдели все… Ну, а потом без этого высокородного уже ни одно нападение не обходилось. Сынок маркиза прямо жить не мог без чужой крови… Ему обязательно нужно было свои руки в крови убитых подержать — в этом, говорит, есть что-то высокое…

— Кошмар!

— Так и я про то! А еще он все время к кансаю лез, хотел его чуть ли не с рук кормить. Даже в клетку к этой зверюге попытался забраться. Дурак, одним словом. Влез бы к кансаю, и остались бы тогда от Душегуба рожки да ножки. А может, и их бы не осталось — кансай людей жрал так, что у них только кости трещали! Сожрал бы этого чокнутого — ищи потом виноватых… Хорошо, что тогда хозяин кансая успел высокородного от клетки оттащить, а потом и по шее ему накостылял от души — дескать, куда прешь, придурок!? Даже, мол, такому законченному кретину, как ты, иногда надо башкой думать… А кансай любил человечину… Ой, даже вспоминать о том страшно! И противно…

— Визгун, по-настоящему тебя как звать? — спросил Кисс.

— Мама называла меня Мюриш. Говорила, что ее отца так звали.

— А откуда она была родом?

— Она не говорила. Знаю только, что откуда-то с Юга. Сказала, что ее родители за долги продали…

— Сами продали? — переспросил Лесан.

— Ну да, — кивнул головой Визгун. — Мама говорила, что в тот год был неурожай. Очень она по этому поводу убивалась. Тогда многие своих детей продавали, чтоб только с долгами расплатиться…

Нет, мне, выросшей в другой стране, этого не понять! Как можно продать своего ребенка?! В голове не укладывается… А в некоторых из южных странах подобное, судя по всему, считается в порядке вещей…

Наутро мне вновь показалось, что нас кто-то нагоняет. В этот раз я не стала скрывать свои подозрения, а сразу же сообщила о них Варин, а та предупредила остальных. Оттого-то ни для кого из нас не стало неожиданностью, что спустя недолгое время всадник на уставшем коне нагнал нас.

— Визгун, привет! И вам, люди добрые, тоже счастливой дороги!

Молодой здоровый парень с перебитым носом на изрытом оспинами лице. Кривая ухмылка обнажала крупные зубы, не очень ровно располагающиеся во рту. Отчего-то эти белые неровные зубы прежде всего бросались в глаза — наверное, оттого, что парень чуть ли не все время ухмылялся. Никак, это и есть тот самый Зубарь, о котором еще вчера шла речь? Если так, то кличка у него очень точная. Что ж, как говорится, легок на помине…

— Зубарь! — Визгун, как мне показалось, не очень удивился. — Ты куда собрался?

— К вам, люди добрые. Если не откажетесь принять. Это ведь ты хозяин? — обратился Зубарь к Табину. — Возьмите с собой.

— А на кой ты нам сдался? — неприязненно поинтересовался Табин. Вот с этими его словами я полностью согласна. Да и остальные из моих спутников смотрели на Зубаря без особой симпатии. Вон, Лесан руку на меч положил, а Трей, спорить готова, успел сюрикены достать…

— Вам, может, я и незачем, а вот вы мне нужны — Зубарь сделал вид, что не замечает того, как относятся к нему люди в обозе. — В Нерг идете? Я с вами.

— Нам попутчики не нужны — вступил в разговор Стерен. — Тем более такие.

— А чем я плох?

— А чем хорош?

— Убраться мне нужно из Харнлонгра — посерьезнел Зубарь. — И чем скорее, тем лучше. Люди маркиза за мной по пятам идут. И за вами тоже.

— С чего ты это взял?

— Все с того, что я от них еле ушел! Маркиз на меня чуть ли не охоту с загонщиками устроил. Я был охранником его сына и такое могу рассказать об этом ненормальном парне, что у вас волосы на голове дыбом встанут!

— Можно подумать, ты сам белее снега…

— Э, нет! В банде был — не скрываю, проезжих людишек щипал — не отрицаю. Но вот крови на моих руках нет. Наоборот: именно я мужиков сдерживал, как только мог, лишь бы без крови дела наши обделывать. Меня на то к Душегубу и приставили, чтоб я мог его вовремя тормознуть, когда он звереть начинает, да с катушек слетает. Вот уж он, Душегуб этот, скажу я вам, совсем без башки! Я психов в своей жизни видел предостаточно, но такого безбашенного раньше не встречал. У него иногда в глазах появляется даже не безумие, а кое-что похуже. Единственное, что он любит, и на что он горазд — так это убивать. Вы не поверите, но я за последние дни, хотя и вынужден прятаться под каждым кустом, а чуть ли не с облегчением вздохнул. Хотите-верьте, хотите — нет, но у меня, в последнее время, не раз желание возникало из самого Душегуба дух выпустить. Или удрать без оглядки куда подальше, хоть на край света! И ведь он, стервец, это чувствовал, и не раз ко мне с ножом подходил, будто бы просто так… Смотрит мне в глаза, мечтательно улыбается и ножичком поигрывает… Бр-р! Бояться я его стал, причем всерьез! Он же горло людям даже не режет — одним взмахом рассекает! Натренировался… Это ж не человек, а невесть что такое! Его под замком держать надо, причем связанного, да еще и чтоб врачи постоянно рядом находились! Только напрасно я начал радоваться, что от Душегуба избавился — везде меня люди маркиза ждут. Я ж с этим Реларом два года вместе был, и он знает, где я укрываться могу. Вот и приходится рвать когти.

— А с чего это ты к нам кинулся? Шел бы за Переход — там тебя вряд ли кто искать станет. На Севере такие просторы…

— Да ну! Идти за Переход не хочется — очень далеко, и не добраться туда одному, а зимой в тех лесных странах, говорят, очень холодно. Да и все те страны, что за находятся Переходом, не в обиду вам будет сказано, горят, диковаты… Хотя наш принц, говорят, оттуда себе жену привез. Вообще-то он теперь уже не принц, а король…

Дан, как я рада за тебя! Очень рада! Как бы мне хотелось хоть одним глазком увидеть и тебя, и Вена! Только вот как это сделать?..

— Мы-то здесь при чем? — меж тем продолжал Стерен. — Знаешь, парень, езжай-ка ты своей дорогой. Мы — сами по себе, и ты — тоже. Нам неприятности из-за тебя не нужны. Что ни говори, а ты все же в той придорожной банде был. Оттого-то следом за тобой и идут стражники.

— Так вы ж в Нерг идете! А в Нерге армия имеется, и туда берут хороших воинов. Хотя в той стране тоже ничего хорошего нет, да и в армии Нерга порядочки еще те, а все лучше в каком бою сдохнуть, чем здесь ждать, когда у тебя за грехи Релара кишки выпустят.

— А нас ты как нашел?

— Как, как… В этих местах дорога в Нерг всего одна. Вот я и поспешил за вами. И потом, предупреждаю сразу: не только за мной, но и за вами тоже маркиз погоню пустил. Голубей почтовых отправлено немало к стражникам в этих местах с одним и тем же сообщением: мол, вы — враги государства, и если не получится вас задержать, то надобно без жалости всех положить, причем положить — даже предпочтительнее, с живыми возиться не стоит… Дескать, приказывают это сделать от имени государства…

— Откуда знаешь?

— Знаю.

— И все же? Пока я слышу только пустой треп.

— Ладно — вздохнул Зубарь. — Один из стражников мне о том шепнул. Должок у него передо мной оставался. Вот он и обсказал мне все, и велел убираться куда угодно, лишь бы как можно дальше от этих мест. Да я и сам парень не промах: обогнал тех, кого пустили по вашему следу, и ночью забрался на крышу постоялого двора, где остановились те люди, ну, которых за вами послали. Темно уж было, и жарко, так что окна у них открыты были. Послушал я их беседы, а они не больно-то стеснялись в разговорах меж собой. Не пришло в головы гвардейцам высокородного, что кто-то на крышу возле их окна может забраться… Так вот: маркиз еще головорезов нанял, чтоб всех вас изловить. Не поверите: за пару дней к нему на службу сумели отыскать десятка два отморозков! Настоящие охотники за людьми! Они любого достанут! Даже из-под земли. А за то, чтоб вас перехватить, заплачены большие деньги.

— Так зачем ты к нам пришел? Тебе надо в другую сторону мчаться! Пусть и не к Переходу. Харнлонгр и с другими странами граничит…

— Это все так, да вот только до них, этих стран, еще добраться нужно, а попробуйте сделать это, когда тебя везде ловят! И потом, что бы ни произошло — все одно с вами безопасней, чем одному. Не обманете. Вон, вы же Визгуна не бросили, с собой взяли. Я слышал, стражники о том говорили. Маркиз, кстати, был очень недоволен тем, что мальчишка ушел с вами. Велел сделать так, чтоб ни я, ни Визгун больше воздух не отравляли. Дескать, головы наши ему привезти надо. Совсем озверел высокородный. До смерти страшится, что правда о развлечениях его сынка, Душегуба, может выйти наружу, а это, кроме позора, ничего принести не может. Ведь папаша своему дитятку уж и невесту подыскивает, да не из последних, а тут такое!.. Так что господину Релинару, хоть помри, но надо доказать, что все возможные разговоры о развлечениях его сына — это поклеп и наветы врагов! А я и Визгун — свидетели проказ высокородного, так от нас надо избавляться… Оно и понятно: судя по всему, только мы с ним вдвоем из всей нашей придорожной компании пока еще живы. А вы за себя постоять можете. У меня руки тоже оружие держать умеют. Вот я и думаю, что мы сможем друг другу помочь, вы — мне, а я — вам. Если пообещаете взять меня к себе, то я вам пригожусь. Хотя в Нерг мне идти и не особо хочется, да выбора у меня, похоже, нет…

— Так ведь охотники за людьми тебя и в Нерге достанут.

— Может, и достанут, а может, и нет. Но вот если останусь здесь — то они, без сомнений, доберутся до моей шкуры. Вот, думаю, что вы мне поможете в случае чего…

— Да с чего вдруг мы тебе должны помогать? С какой это радости? Ты нам ни сват, не брат, и мы тебя в ту банду не толкали…

— Так я к вам прошусь не просто так! Буду при вас еще одним охранником. А денег с вас за службу я, конечно, брать не буду. Поможете до Нерга добраться — и будем квиты. Там есть шанс выжить, а если останусь здесь, то точно достанут!

— Хочешь отсидеться в стране колдунов? Так там еще опасней!

— Э, не скажите! Если я там в армию завербуюсь, то меня никто не тронет!

— Ты, парень, слишком хорошо о той стране думаешь. В Нерге, если заплатят, то тебя те же сослуживцы с рук на руки людям маркиза передадут. Причем связанного и с кляпом во рту. А может, одной твоей головы за глаза хватит…

Мужчины продолжали еще о чем-то разглагольствовать, а Варин тем временем подошла ко мне.

— Что скажешь?

Я, конечно, до того времени уже успела просмотреть Зубаря. Что ж, хватает всякого, но доверять ему, похоже, можно. Во всяком случае, сейчас…

— Похоже, не врет — негромко сказала я женщине. — Конечно, этот парень нам не всю правду говорит — в том и сомнений нет. И в то же время боится он людей маркиза, оттого и ищет у нас защиту.

— Понятно — отошла от меня Варин.

— … Тогда я дальше пойду — продолжал тем временем свою речь Зубарь. — Может, получится добраться до тех стран, что за Нергом лежат. Мне главное сейчас — отсюда убраться. Возьмите меня с собой — не пожалеете!

— Возьмите его, — подал голос Визгун. — Он нормальный парень, без закидонов…

— Возьмите, я все равно от вас не отстану. Так и буду ехать позади… А помощь вам скоро понадобится. Если хотите знать мое мнение, то на вас скоро нападут — наемники все одно догонят…

Дело кончилось тем, что все же было решено взять с собой Зубаря. Не скажу, что мы охотно приняли к себе этого парня, да делать нечего. Во всяком случае, если заметим что подозрительное в его поведении, то я Зубарю не завидую

Хотя вокруг ничего не поменялось, но, тем не менее, каждый из нас то и дело оглядывался назад, на дорогу. Пока ничего опасного мы не видим, встречаются лишь самые обычные люди, пешие и на телегах. То и дело попадаются встречные обозы — здесь довольно оживленно…

А вдруг Зубарь нас обманул? Придумал сказку, чтоб вместе с нами в Нерг направиться — ведь одному оказаться там небезопасно… Да ладно, не стоит себя обманывать: сама понимаю, что этот зубастый парень сказал нам правду. Маркиз решил идти до конца и стереть с лица земли всех свидетелей, в том числе и нас. Эх, господин Релинар Д'Дарпиан, неужто вы всерьез думаете, что, убрав нас, вы избавитесь от нешуточных проблем с вашим сыном? Если бы все было так просто! Боюсь, даже все наши головы, привезенные в одной корзине, не разрешат ваших семейных бед.

Я почти не удивилась, когда, обернувшись в очередной раз назад, заметила вдали на дороге отряд всадников, быстро гнавших своих коней. Да и Койен подтвердил: эти — по наши души… Да уж, невольно подумалось мне, что-то не заладился у нас путь в Нерг. Все какие-то препятствия, то одно, то другое… Вон, опять кто-то пылит по дороге…

Нас догнали подле небольшой деревушки. Отряд числом чуть более трех десятков хорошо вооруженных всадников в неприметной одежде живым кольцом окружили наши повозки. Плохо дело. Это уже серьезно, здесь так просто не управиться. Боюсь, дело будет с точностью до наоборот. Может, мне надо вызвать сейчас черную волну. Или все же немного подождать?

Один из окруживших нас людей, очевидно, самый главный из них, поднял руку:

— Требую остановиться!

— В чем дело? — Вперед выступил Стерен. — Мы мирные торговцы, не везем ничего противозаконного, и с документами у нас полный порядок. По какому праву вы пытаетесь нас остановить? И нам непонятно, кто вы такие? Пока что вы не представились.

— Мы занимаемся поисками нарушителей закона. Вы же везете двоих преступников — и мужчина кивнул на Зубаря и Визгуна. А те испуганы, хотя и стараются этого не показать.

— И кто-то может подтвердить, что эти двое — именно те, кого вы ищете?

— К сожалению, таких людей с нами нет.

— Тогда, без сомнения, у вас имеются на них розыскные листы?

— Слышь ты, мужик, хватит молоть чушь! — рявкнул мужчина. Как видно, особым терпением он не отличался. — Вы и сами знаете, кого везете! Так что живо выводите их сюда!..

— Значит, если мы вам отдадим этих двоих людей, то можем беспрепятственно продолжать свой путь?

— Нет. Потом вы должны будете последовать за нами. Для проведения расследования.

— Какого расследования?

— Там узнаете.

— Куда именно вы собираетесь нас отвезти?

— Я не обязан отвечать на ваши вопросы. А вот вам следует беспрепятственно выполнять наши требования. Среди ваших людей находятся грабители и убийцы, а в обозе — запрещенные к ввозу товары.

— Все мои люди — законопослушные граждане. С чего это вдруг у нас взялись контрабандные товары?

— С того, что я так сказал! Так что подчиняйтесь и…

— Вы обязаны представиться и назвать свое имя.

— Хватит болтать! Исполняйте то, что я вам сказал!

— Мы не обязаны подчиняться неизвестно кому. Если вы считаете, что мы укрываем преступников, то вызывайте местную стражу и…

— Все! Ни слова более! И без разговоров следуйте туда, куда мы вам укажем! Повторяю: вы под подозрением в провозе запрещенных грузов.

— Э, нет! Я тоже знаю законы. Если вы утверждаете, что у нас имеются запрещенный груз, то здесь должен присутствовать хоть кто-то из торгового союза Харнлонгра…

— Молчать! Будет мне еще всякое жулье рот открывать!

— По правилам…

— Хоть по правилам, хоть без них, но вы сейчас снимете с себя все оружие, какое только есть у вас, и отдадите его моим людям. Вот и все, Потом вы все поедете с нами. А уж там, на месте, будут вам и члены торгового союза, и дознаватели с инквизиторами, и все, кого пожелаете. Все понятно, или еще вопросы имеются? И помалкивайте, пока вам зубы не пересчитали. Будете сопротивляться — стрелами утыкаем, а потом порубим мелко.

— А теперь послушайте меня — Стерен говорил коротко и жестко. — Оружие мы вам, естественно, отдавать не будем. Не стоит считать других глупей себя, тем более что законы Харнлонгра нам хорошо известны. Мы вас не знаем, а представляться нам по всей форме вы не желаете. Так что ехать с вами мы никуда не собираемся. Что, стрелять в нас будете? Оружие в ход пускать? На виду у всех? Не советую. Вот, местные с интересом на нас смотрят, да и проезжие люди остановились, во все глаза глядят… Не все у вас так просто, ребята, как вы стараетесь нам показать. А нападение на честных торговцев вам так просто с рук не сойдет. Вы и сами понимаете, что за подобное с вас три шкуры снимут, тут никакой маркиз не прикроет. Что ни говори, а именно с проезжающих в казну Харнлонгра немалый доход идет, и интересы проезжающих у вас блюдут строго. Интересно, в чем разница между нападением придорожной банды, и вашей попыткой похитить обоз честных торговцев? Сразу предупреждаю: сдаваться просто так мы не намерены, не для того нас нанимали. Так что думайте сами…

Но, судя по неприятной ухмылке командира, его меньше всего беспокоило то, что в дальнейшем кому бы то ни было скажут окружающие как о нем, так и о возможной схватке между его людьми и обозниками на виду у всех. Значит, твердо надеется на защиту в дальнейшем. Маркиз, чтоб его…

Так, судя по всему, мне следует как можно скорей вызвать уже ставшую мне привычной черную волну. И сил оттуда следует прихватить побольше. Малой кровью, думается, здесь дело не обойдется. Как бы в той драке местных жителей не задеть… Верно сказал Зубарь: господину Релинару нужны наши головы, и не имеет смысла оттягивать от момент, когда догнавшие нас посланцы маркиза соберутся снести их с наших плеч…

И в этот момент со стороны деревни показался еще один конный отряд, только вот всадники там были одеты в форму солдат армии Харнлонгра. Ну да, вон и штандарт виден: раскинувшая в полете крылья белая птица на синем поле — герб правящей в Харнлонгре династии Диртере. И направлялся тот отряд прямо к нам. Заметили солдат и те люди, что окружили нас. Не знаю, что они подумали, но свое оружие пока что убрали.

Немного не дойдя до нас, отряд остановился. А, между прочим, солдат в нем вдвое больше, чем в том, который послал по наши души высокородный маркиз…

И еще я почти не удивилась, когда во главе подошедшего к нам отряда увидела высокого светловолосого человека. Не знаю отчего, но сердце у меня забилось в предчувствии доброй встречи. Правда, в первую минуту из-за бьющего в глаза солнца я не смогла хорошо рассмотреть того высокого светловолосого человека, но он показался мне знакомым. Этот всадник похож на… Или я ошибаюсь? Высокое Небо, это же Вен! Точно, он и есть, его светлость Венциан Конре, граф Эрмидоре! Ой, как хорошо!.. Но… Как Вен здесь оказался?

— Что здесь происходит? — ох, а голос-то у Вена какой? Власть и твердость, так и хочется вытянуться в струнку и докладывать по всей форме. — Отвечайте! Именем короля!..

— Нас отчего-то остановили в пути… — Стерен, а ты ведь тоже узнал Вена. Когда-то (сейчас мне кажется, что это было очень давно) мы вместе ехали до Стольграда, правда, тогда Вен представлялся простым охранником, нанятым мной для охраны. Что ж, теперь роли поменялись…

— По нашим сведениям — неохотно заговорил командир остановившего нас отряда. Было заметно, что появление новых людей пришлось ему явно не по вкусу — по нашим сведениям, едущие здесь люди укрывают у себя бандитов. Точнее, беглых преступников.

— О ком именно идет речь?

— Я имею в виду двоих: тот высокий мужчина и этот мальчишка. Оба из шайки придорожных бандитов.

— Откуда сведения?

— Не могу ответить.

— Вы — наемники? Охотники за головами?

— Да.

— Кто вас нанял?

— По условиям контракта я не могу называть имя нанимателя.

— Даже мне, представителю короля?

— Вы же знаете правила…

— Знаю. Но об этом мы с вами поговорим чуть позже. А сейчас отзовите своих людей.

— Но…

— А иначе вам придется иметь дело уже со мной. Правда, не думаю, что после этого в Харнлонгре не начнут преследовать уже вас вместе с остатками вашего отряда.

— Тем не менее, я вынужден настаивать на своем мнении. В этом обозе имеется несколько человек, которых необходимо задержать и предать суду.

— Я сейчас разберусь. А вы пока отведите ваших орлов в сторонку…

О чем они говорили дальше, я не слушала. Вен, наконец-то я тебя увидела! Ну, если ты изменился, то только в лучшую сторону. Сильный, красивый, властный… Настоящий аристократ, из тех, на кого смотрят с почтением и завистью, зная, что до такого человека никому из простолюдинов не дотянуться, как ни старайся. Интересно: Вен знает, что я здесь? Без сомнений, знает — он уже заметил меня, только пока делает вид, что мы незнакомы. Понятно и то, что и он в этих местах оказался вовсе не случайно.

Я не знаю, о чем шла речь меж Веном и командиром того отряда, который послал за нами маркиз, но в конце разговора тот человек с явной неохотой и весьма заметным недовольством отозвал своих людей, а чуть позже они и вовсе умчались назад. Как я понимаю, их дело с маркизом еще далеко не окончено…

Стерен тем временем подозвал к себе Зубаря и Визгуна. А мальчишка всерьез испуган, чуть ли не до дрожи. Ну, это как раз понятно — он не знает, кто такой этот важный господин, которого вынужден был послушаться даже командир посланного за нами отряда.

Как могла, незаметно попыталась успокоить парнишку, снять с него страх, и, надеюсь, это у меня получилось. Во всяком случае, когда он заговорил с Веном, то был почти спокоен. Ну, а за Зубаря я не волновалась. Как говорил Визгун, Зубарь — ловкий парень, всегда выкрутится. Ну да, вон этот самый ловкий парень, слушая Вена, уже улыбаться стал, и согласно головой кивает. Визгун, правда, чем-то недоволен, но тоже особо не возражает. Такое впечатление, что все они о чем-то договорились между собой.

Хотя я стояла далековато, но при желании, конечно, могла услышать, о чем они беседуют. Только вот зачем? И так все скоро узнаю.

Так и случилось. Закончив разговор, Вен быстрыми шагами подошел ко мне, и без предисловий сгреб в охапку.

— Хвала Всеблагому, ты жива! Видно, не настолько мы с Даном нагрешили в этой жизни, раз наши молитвы были услышаны на Небесах! Лия, змея такая, где тебя носило все это время?! Кое о чем из того, что произошло, мы уже знаем — Вояр расстарался, сообщил, что счел нужным, но знаем далеко не все. Тогда, перед свадьбой Дана, мы тебя ждали. Наш дорогой жених рассказал о тебе своей невесте, она хотела с тобой познакомиться — и вдруг нам заявляют, что ты невесть куда пропала из застенка!.. Испарилась без следа в неведомо каком направлении! Знаешь, когда это произошло, мы с Даном чуть с ума не сошли! Не знали, на что и подумать, на Вояра чуть ли не орали в полный голос… Все надеялись, что произошло некое недоразумение, которое быстро прояснится. Увы, все оказалось не так… Лия, паразитка, как же я рад тебя видеть!

— А я, думаешь, не рада? Правда, если ты по-прежнему будешь трясти меня, то радости значительно поубавится… Вен, да отпусти же меня, а не то переломаешь все кости бедной девушке! Все же я слабое и беззащитное существо…

— Кто? Ты? — хохотнул Вен. — А то как же, помню… С таким беззащитным созданием лучше не связываться — потом не знаешь, как неприятности с ушей стряхнуть!

— Вен, об этом потом… Слушай, этот мальчишка, Визгун… Что ты с ним намерен делать? И со вторым мужчиной тоже…

— Честно? Я даже не знаю, какое бы надо вам всем сказать огромной спасибо за этих двоих! Ты даже представляешь себе не можешь, как удачно, что при вас оказалась эта парочка! О них не беспокойся. Я забираю их с собой, и прикажу охранять, как сокровища короны. Знала бы ты, как вовремя они подвернулись!

— Не понимаю…

— Видишь ли, у Дана с маркизом Д'Дарпиан имеются, скажем так, некие шероховатости, причем довольно серьезные. Этот человек, я имею в виду маркиза, пользуется немалым влиянием как из-за древности своего рода, так и из-за имеющегося у его семьи немалого состояния. Кроме того, господина Д'Дарпиан нельзя отнести к ярым поклонникам правящей династии и верным слугам престола. Релинар — мужик себе на уме, пытается усидеть на двух стульях сразу. Пусть в том заговоре колдунов он не принимал участия, но и к сторонникам Дана его тоже не причислишь. А теперь господин маркиз у нас и не пикнет!

— Погоди! Маркиз Д'Дарпиан — самый настоящий преступник! Чтоб скрыть то, что натворил его больной сын, он идет на очень и очень многое! А ты говоришь о каких-то ваших играх при дворе!

— Это не просто игры! Тут иное… Лия, я понимаю твое возмущение и мне тоже не очень нравится вся эта история, но, тем не менее, и ты должна понять: сейчас для Дана главное — укрепиться на престоле. Тут годится многое, как бы ты ко всему этому не относилась… Так что сейчас эти двое, которых вы подобрали в дороге — по большому счету, они для нас все равно, что бесценный подарок.

— Вен, постой! Все, что ты мне сейчас сказал — это ваши разборки. А что в этом случае будет с мальчишкой, или с тем же Зубарем? Они же нам доверились! Если они выступят против маркиза, то он их достанет, можно не сомневаться. Не знаю, правда, каким именно способом, но он это постарается сделать. Пусть я с маркизом пообщалась всего ничего, и мне сразу стало понятно: господин Релинар не из тех, кто прощает тех, кто идет против него. Сам видишь — он и за нами своих людей послал…

— Конечно, сомнений нет — маркиз постарается их достать. Но не бойся. Та парочка, что прибилась к вашему обозу — это наши козырные карты, которые держат в рукаве и раньше времени не открывают. С голов этих двоих и волос не упадет. Таких свидетелей будем беречь как зеницу ока, и, как ты понимаешь, тюремные стены для этого никак не подойдут. Чуть позже я этого парнишку отправлю в один из военных полков, к своему другу. А там своего в обиду не дадут. Да и второго, этого самого Зубаря, найду, куда пристроить, причем так, чтоб маркиз до него не дотянулся. Не волнуйся ты за них…

— Ну, если так… А у тебя как дела? Надеюсь, все хорошо? И каким это непонятным образом ты здесь оказался?

— Нормально у меня обстоят дела, просто замечательно. Чтоб ты знала: перед тобой стоит женатый человек, можно сказать, серьезный и остепенившийся… Чего ты фыркаешь? Должен отметить, дорогая, что своим беспочвенным недоверием вы больно раните мою честную и трепетную душу. А что касается моего появления в этих местах, то здесь особая история. Ваши в одном из поселков через стражников сигнал подали, что начались проблемы…

Понятно. Значит, Варин с самого начала поняла, что нам потребуется помощь со стороны. Не иначе, как еще в том самом поселке, где нам пришлось задержаться, Стерен и попросил стражников передать куда надо нужную весть. Может, бляху тайной стражи показал, или еще какой знак, раз поселковые стражники не рискнули ему отказать, несмотря на грозящие им большие неприятности, которые могут появиться, если маркиз узнает об этом их поступке… Во всяком случае, помощь нам подошла вовремя…

— Оттого я и послан сюда Его Величеством, чтоб оказать вам необходимую поддержку… — и тут Вен умолк на полуслове, а потом и вовсе непонятно улыбнулся, глядя мне за спину. Что такое интересное он там увидел? Затем Вен чуть отстранил меня в сторону, и шагнул кому-то навстречу.

Я оглянулась, и мое сердце упало в пятки. Оказывается, к нам подошел Кисс, и со своей насмешливо-презрительной улыбкой смотрел на Вена. Я едва не застонала от растерянности и досады. Кисс, ну зачем ты сюда подошел?! Опять на рожон лезешь? И отчего ты вечно стараешься притянуть на свою шею беды, которых можешь избежать?! Что, так сложно никому не показываться на глаза и постараться незаметно отсидеться в стороне? Неужели самому не понятно, что Вен никогда не забудет тот караван рабов, а вместе с ним и тебя? Ну, все, теперь жди неприятностей…

— Какая неожиданность! — протянул Вен, глядя на Кисса. — Всеблагой, благодарю тебя — я давненько мечтаю об этой встрече…

— Вен, — торопливо начала я, — Вен, я должна сказать тебе…

Но тот, не слушая меня, подошел к Киссу, который, не двигаясь с места, все с той же усмешкой продолжал смотреть на Вена. О, Высокое Небо, Кисс, ну для чего ты постоянно нарываешься на неприятности? А тем временем Вен, положив руку на меч, поинтересовался:

— Надеюсь, у тебя найдется, что сказать в свое оправдание?

— Могу сказать только одно — Кисс чуть пожал плечами. — Жаль, что боги сплели наши дороги. Что касается лично вас… Позже мне было досадно узнать, кто вы оба такие на самом деле. Знай я об этом раньше — ни за что бы не ввязался в это дело. Но сделанного не воротишь, так что я даже не пытаюсь извиняться — это будет выглядеть не только глупо, но и лицемерно. А насчет всего остального… Думаю, с той поры вы и сами поняли, что иногда надо и самому иметь голову на плечах, а вместе с тем быть более осторожным и знать, что делаешь.

— В камере с палачом я узнаю от тебя еще много интересного. Эй, стража…

— А самому со мной что, не совладать? Думаете, достопочтенный граф, что взять меня можно лишь в том случае, если ваши парни кучей навалятся? Неужели с таким злодеем, как я, вашей светлости лично не хочется посчитаться? Или сил маловато? Ну же, граф, давай, чего тянешь…

— Пожалуй, в этом ты прав — и Вен движением руки остановил своих людей, которые уже спешились с коней. — Только вот свой меч о тебя я пакостить не стану — не стоишь ты того. Для начала я тебе сам морду набью. По-простонародному…

— Ребята, перестаньте… — начала было я, но парни не обратили на меня никакого внимания. Вон, Кисс с себя уже куртку сбросил, и Вен тоже… Оружие также полетело на землю… И глядят друг на друга так, что мне становится тошно… А вокруг все притихли, во все глаза смотрят, понимают, что не просто так высокородный с чужестранцем схлестнулись… И я знаю, на что сейчас подумают почти все:, кто это видит — парни схватились меж собой из-за девки…

— Ребята, не надо…

— Лия, отойди! — не глядя, рявкнули на меня оба парня.

Точно, сцепятся… Высокое Небо, ну что же мне делать? Как их остановить? Койен, хоть ты помоги, подскажи!.. Что значит — не лезь, парни сами разберутся между собой?! А если они головы поотрывают друг другу — об этом ты не подумал? То есть как это — стой и помалкивай?! Да знаешь, кто ты после этого? Хорошо, что сам знаешь…

А парни уже сцепились меж собой, причем рукопашная у них пошла без всякой жалости. И заметно, что драться оба умеют, и останавливаться не намерены. По всему видно, что опыт в схватках у обоих накоплен немалый. Хвощутся не на жизнь, а на смерть… Ой, ведь покалечат же друг друга, охламоны, в том и сомнений нет. Закусили удила, ни один не отступится… Хоть бы вмешался кто! Меж тем охрана Вена стоит, не трогаясь с места, да и наши из обоза не торопятся разнимать дерущихся парней, и что одни, что другие — смотрят на интересное зрелище. Нашли себе развлечение! Только вот Визгун рвется в бой, на помощь Киссу, но и его Зубарь придерживает рукой — дескать, не лезь, куда тебя не просят. Это их дела, в которые чужим вмешиваться не стоит… Может, все именно так и есть, но вот мне-то что делать в этой ситуации? А, была — не была…

— Перестаньте! Остановитесь! — и я попыталась было втиснуться между ними… Какое там остановиться! Парни — что один, что другой, оба разошлись не на шутку. Тут можно и самой схлопотать так, что мало не покажется… Ну до чего же разозлены оба! Без сомнения, пришибут друг друга, как пить дать — пришибут! А если Кисс поранит Вена, то вполне может случиться и такое, что вмешаются его охранники, и тогда неизвестно, чем дело кончится… Но попробуйте остановить двоих парней, когда они выясняют отношения меж собой, тем более им есть что припомнить друг другу… Только и у меня не очень получается разнять их…

Лишь когда парни оказались на земле, я умудрилась каким-то совершенно непонятным даже для самой себя образом оказаться между ними, и растолкать драчунов по сторонам.

— Вен, прекрати! Если бы не Кисс, меня бы уже не раз могли убить!.. И ты, Кисс, не начинай — сам понимаешь, что у Вена есть все основания иметь о тебе далеко не самые лучшие воспоминания!.. Парни, да остановитесь же вы!..

Оба раскрасневшиеся, злые, встрепанные… Ко всему прочему в драке у Кисса порвался кожаный ремешок, которым он обычно стягивал свои волосы, и сейчас необыкновенные кудри рассыпались по его плечам, удивительно меняя лицо парня…

— Ребята, ну, пожалуйста, ну, перестаньте… — как заведенная, твердила я. — Не стоит устраивать выяснения отношений при всех! На вас же все смотрят! Тоже мне, устроили свалку на всеобщее обозрение! Ну, неужели вам обоим так сложно отложить этот мордобой на какое-то время!?.. Уж если так хочется почесать кулаки, то делайте это в другом месте, и на холодную голову… Может, тогда и драться не придется…

Я едва отдавала себе отчет в том, какую чушь несу. Главное — заговорить обоих, отвлечь, чтоб вновь не накинулись друг на друга. Кажется, у меня это получалось…

Парни, с неприязнью глянув друг на друга, ругнулись, причем каждый в отношении своего противника выразился весьма живописно и более чем художественно, но радует уже то, что они вновь не стали налетать один на другого. Кажется, выпустив пар, каждый из них немного успокоился. Все так же зло глядя на противника, оба встали с земли, а затем, повернувшись друг к другу спиной. не оглядываясь, разошлись по сторонам, прихватив брошенную одежду. А я осталась в одиночестве сидеть на земле. Ну, это не страшно. Спасибо вам, Высокие Небеса — похоже, что вновь устраивать промеж себя схватки бойцовых петухов парни не собираются. Так, сейчас мне надо отойти в сторону, и постоять там, чтоб не мозолить глаза ни одному из парней.

Впрочем, это не совсем так: Кисс — тот, и верно, не успокоился. Я его знаю: если ему сейчас сказать еще что — вновь взорвется, а вот Вен… Подошел к Варин, о чем-то с ней разговаривает, но то и дело поглядывает на Кисса. Не знаю отчего, но, кажется, с той поры, как он увидел Кисса с его растрепанными волосами, в глазах Вена появилась некая растерянность. А Кисс тем временем подошел к Медку и копается в своих седельных сумках. Понятно, новый ремешок для волос ищет — ведь старый ремешок только что порвался. Не знаю, найдет ли его в своих сумках, потому как Кисс сейчас в таком состоянии, что вот-вот вновь вспылит, а в таких случаях нужную вещь найти сложно, пусть она даже валяется у тебя под ногами. Ну, я так и думала: как обычно водится в таких ситуациях, ремешок куда-то запропастился, и Кисс, махнув рукой на поиски, стал поправлять сбрую на Медке. На меня не смотрит, рассердился, причем всерьез… Да и Вен какой-то странный…

— Лия… — это Вен. Поговорив с Варин, он через какое-то время снова подошел ко мне. — Лия, ты не знаешь, откуда он родом, это парень?

— Кисс?

— А то кто же еще? — сморщился, как от зубной боли, Вен.

— Тебе то зачем это надо знать?

— Скажу чуть позже.

— Ага, как же, ты скажешь… Если честно, то о Киссе я почти ничего не знаю. Он не из тех, кто любит говорить о себе.

— Ну, хоть что-то он о себе рассказывал?

— Очень немногое. Знаю, что он родился не в моей стране. Где именно — не сказал. Стоит с ним заговорить о семье, как он замолкает.

— Кстати, почему ты ему Медка отдала?

— Потому что отдала… Но ведь тебя сейчас не это интересует?

— Верно, не это… А кто его родители? У этого парня есть братья, сестры?

— Ни разу не слышала от него ни о братьях, ни о сестрах. Об отце, кстати, тоже. Хотя нет, вру: отец и младший брат у него, кажется, имеются. Мать умерла. Вернее, ее убили. Но кто и где — не знаю… А, еще Кисс как-то проговорился, что у него с семи лет нет крыши над головой.

— А еще что он говорил?

— Только то, что за его плечами долгая жизнь бродяги.

— Как звали родителей? Отца, мать? Ну, может, слышала хоть что-то!

— Говорю же — не знаю!

— А его самого как звать? Я имею в виду не эту его непонятную кличку, а полное имя.

— Полного не знаю. Только одно имя. Дариан…

— Дариан, значит… Понятно.

Вен вновь ругнулся, пусть и коротко, но опять весьма затейливо. Такое впечатление, будто он ожидал услышать нечто подобное. Затем, поколебавшись мгновение, он направился к Киссу.

— Куда ты? — схватила я Вена за руку. — Не стоит…

— Мне надо с ним поговорить. Да ты не бойся, вновь устраивать схватку двух бойцовых собак я не собираюсь…

Знаю я ваши разговоры! Ты-то, может, и не собираешься, а вот насчет Кисса я не уверена. Он вполне может нахамить, с него станется, даже почти наверняка это сделает, а ты, милый граф, вряд ли будешь терпеть подобное. Как бы мне снова не пришлось вмешиваться в ваши излишне шумные беседы. Пресветлые Небеса, не дозвольте случиться чему-то плохому! Надо проследить за парнями хотя бы издали, а не то опять сцепятся меж собой. Надеюсь, успею добежать до них раньше, чем они друг другу шеи посворачивают…

Но, кажется, Пресветлые Небеса простерли сегодня над нами свою светлую длань. Вен подошел к Киссу, и что-то стал ему говорить. Ох, чую, вновь подерутся! Кисс, который вначале не хотел даже поворачиваться в сторону Вена, через некоторое время развернулся к нему лицом, и стал односложно отвечать, но, судя по всему, грубости в его словах не было. Неприязнь, конечно, присутствовала, но через какое-то время стала пропадать и она. Потом оба отошли в сторону, подальше от чужих ушей… Дело, кажется, обойдется без рукопашной. Говорит, правда, в основном Вен, но и Кисс не огрызается, и не ехидничает. Даже отсюда видно, что разговор у них серьезный. Более того: Кисс, как мне кажется, даже немного растерян — такое впечатление, что он никак не ожидал услышать то, что ему сказал Вен… Интересно, о чем у них идет речь?

— Слышь ты, кукла — рядом со мной стоял Визгун, причем мальчишка глядел на меня настолько зло, что если бы можно было убить взглядом, то я уже была б мертва, по меньшей мере, раз пять. Тут же был и Зубарь, но тот смотрел скорей насмешливо — Кукла, если твой очередной ухажер что худое сделает Киссу, то я тебе не завидую. Обещаю — плохо тебе будет!

— Да уж, как я погляжу, ты девка себе на уме! — ухмыльнулся и Зубарь. — Развела себе кавалеров без счета. Все успеваешь. И тем и другим головы дуришь. Вон, недаром парни морды друг другу бить готовы. Еще скажи, что ты тут не при чем! Верно тебя Визгун назвал куклой — стоишь, глазами хлопаешь, вроде как и не при делах… А если мужики друг другу головы поотрывают из-за тебя? И не делай вид, будто не понимаешь меня. Язык Харнлонгра ты знаешь, только вот отчего-то говорить на нем не желаешь. Хитришь чего-то… Я — парень наблюдательный, меня просто так вокруг пальца не обведешь!

Что ж, этого и следовало ожидать. Глядя на нашу троицу, на что иное люди могут подумать кроме как на то, что парни из-за девки сцепились? Переживу, не впервой. Только бы эти двое нашли меж собой общий язык… И еще мне следует быть повнимательней: плохо скрываю то, что могу понимать чужой язык, а это не годится. Вон, даже посторонние это замечают…

Через какое-то время Вен уехал, и увез с собой и Визгуна, и Зубаря. В том, что теперь люди Вена будут их охранять от людей маркиза — в том я нисколько не сомневалась. Еще бы — такие свидетели против высокородного господина Д'Дарпиана! Да, и тут все те же придворные игры с их запутанными ходами и сложными комбинациями. Плохо то, что я уже знаю, что именно представляют из себя интриги возле трона, и то, какой опасности могут подвергаться Визгун и Зубарь. Во время шахматной игры пешки слетают с доски в первую очередь…

Кстати, кто бы мне еще сказал и показал, как надо играть в шахматы. Койен, ты что, играл в них раньше? Надо же, а я и не знала… Ладно, не хвастайся, верю тебе на слово, что ты многих обыгрывал. Меня сейчас куда больше беспокоит другое… И хотя мне не очень нравилась вся эта дурно пахнущая история, все же я положилась на слова Вена, который пообещал мне сделать все для их защиты.

Вен и нам оставил с десяток солдат для охраны — они должны были сопровождать нас чуть ли не до границы с Нергом, и лишь неподалеку от нее нас оставить. Все же лишний раз в дороге поберечься не помешает. Зубарь, как мне кажется, был рад тому, что ему не придется ехать в Нерг, а вот мальчишка никак не хотел уезжать от Кисса, так что пришлось пообещать ему, что они постараются увидеться при первой же возможности, как только вернемся. Визгун, правда, при том недовольно косился в мою сторону — дескать, это из-за тебя, вертихвостки, у Кисса могут быть неприятности в дальнейшем…

Но меня сейчас мало беспокоили эти взгляды, куда больше занимало то, что мне сказал перед отъездом Вен. В глубине души я ожидала чего-то подобного, но уж никак не того, что услышала! Вену, как обычно, было некогда рассказать обо всем подробно, но мне хватило и нескольких произнесенных им фраз. Да — а… Вернее, я прекрасно осознаю, что у Кисса, как и у каждого из нас, есть свое прошлое, но такого… Пусть Вен и пояснил коротко, в чем именно дело, но, естественно, мне хотелось знать больше. Правда, на эту мою просьбу Вен лишь развел руками — он обещал Киссу лишний раз не распространяться об их разговоре, да и некогда сейчас обсуждать эту тему, или просто говорить о ней. Ну, с привычкой Вена откладывать на «потом» все важные разговоры я уже смирилась, так что не стала настаивать. Сама разберусь.

И вот когда отряд Вена скрылся с наших глаз, а мы вновь тронулись в дорогу, я сказала Койену:

— Хватит молчать. Я знаю, что Кисса о прошлом расспрашивать бесполезно. Рассказывай. Мне это действительно надо знать…

Что ж, в этот раз Койен не стал скрывать от меня то, что я хотела узнать… Пусть даже предок опять рассказал мне далеко не все…

Глава 5

…Кристелин еще раз придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале. Она не раз слышала, как поэты восхваляют ее красоту, но прекрасно осознавала, что это — простая лесть, и не более того. Что бы ни говорила ее мать, но из зеркала смотрела самая обычная, внешне ничем не примечательная девушка пятнадцати лет. Таких обычно называют серыми мышками. Среднего роста, худенькая, со светлыми волосами и голубыми, почти прозрачными глазами… Да, до классической красоты, которой славятся женщины Севера, ей было далеко. Ах, как бы хотелось Кристелин быть похожей на очаровательную баронессу Гиде, которая внешне куда больше напоминала изящную фарфоровую куколку, чем живую женщину. Баронесса нравилась всем без исключения мужчинам, несмотря на свою редкую глупость. А может, именно из-за своей невероятно пустой головы баронесса выглядела такой милой и наивной. С ней было легко и просто, хотя иногда в разговоре баронесса несла столь немыслимую чушь, что Кристелин едва сдерживала возмущение, глядя на то, с какими благостными лицами мужчины выслушивают произносимые баронессой нелепости.

А она, Кристелин… Ее отец, герцог Белунг, услышав как-то очередной стих бродячего рифмоплета о необычной красоте его дочери, посоветовал гнать льстивого поэта в три шеи, а Кристелин велел не брать в голову разную глупость, сочиненную болтунами-бездельниками ради лишней золотой монеты. Мол, на то они и поэты, чтоб придумывать сказки. Дескать, люди могут болтать что угодно — на то всем дан язык без костей, но она, Кристелин, должна понимать, что ее красота не в смазливом личике, а в серебре, изумрудах, грудах золота, обширных землях и во многом, многом другом. До верху набитые сундуки, которые она получит в качестве приданого, дадут ей значительную фору перед первой красавицей мира.

Лучше бы он этого не говорил! Какой девушке приятно услышать такое от собственного отца? Для любого подростка главное — его внешность, и хочется нравиться другим не только от того, насколько ты богат, а еще и потому, что красив. Увы, но красотой Кристелин не блистала. Правда, и некрасивой ее назвать тоже было нельзя. Внешне она походила на своего отца, светловолосого человека с совершенно непримечательной внешностью, обладающего, однако, редким умом и холодной рассудительностью. Но кого интересовал ее ум? Кристелин давно уже заметила, что многочисленным гостям, прибывающим в их замок, нет дела до того, что она может поддержать любой разговор, знает более десяти языков и обладает прекрасной памятью. Гостей куда больше интересовало ее огромное приданое, которое отец давал за ней… Возможно, самое большое приданое на всем Севере…

А увлечение Кристелин точными науками — любовь к сложным вычислениям и математическим трактатам — это вообще рассматривали как непонятную блажь богатой девицы, которая не знает, как скоротать свой досуг, и оттого тратит огромные деньги как на учителей, так и на непонятные заумные книги, которые положено изредка читать лишь ученым в университете, да еще тем, у кого мозги набекрень — все одно простому человеку эта дурь никак не нужна. Впрочем, это как раз неудивительно: чем еще заняться самой богатой невесте Валниена, да еще и принадлежащей к одному из самых древнейших и знатнейших родов этой северной страны?! Таким немыслимо богатым людям и положено иметь какое-то особое увлечение, непонятное остальным…

Отец снисходительно относился к чудачествам дочери, не видя в них ничего предосудительного. Пусть занимается своими расчетами, в конце концов, это ничуть не хуже, чем вышивание крестиком. К тому же герцогу, что бы он ни говорил, но в глубине души льстило, что профессора, приезжающие во дворец, с искренним восхищением отзываются о незаурядных способностях его дочери. Не глупа — уже хорошо. Кому-то повезет, будет иметь умную жену.

Семья герцогов Белунг издревле была верным вассалом королей Валниена. Ни разу в ней не нашлось человека, который нарушил бы свое слово верности, данное им короне. Наверное, это было одной из множества причин, по которой герцогам Белунг из века в век прощали очень и очень многое, в том числе смотрели сквозь пальцы на их колоссальное состояние, которое заметно превышало богатства королевской семьи. Семье герцога, кроме бескрайних земельных угодий (которые герцог постоянно расширял, прикупая себе все новые и новые земли), принадлежали богатейшие серебряные рудники и изумрудные шахты. И это не считая бесчисленных стад оленей, целой флотилии судов, рыболовных промыслов, ферм по разведению пушных зверей, плантаций по выращиванию северного жемчуга, ювелирных мастерских и многого, многого другого… Получаемыми богатствами герцог щедро делился с короной. В казну шли огромные деньги, герцог имел влияние, лишь немногим уступающее королю (а частенько и превосходящее его), и все без исключения понимали: семью герцога Белунг куда лучше иметь другом, чем врагом.

Сейчас старший сын герцога, будущий наследник титула и состояния, жил здесь же, в их фамильном замке, трое остальных сыновей служили в армии, а за своей единственной дочерью герцог давал просто-таки сказочное приданое, о котором даже мечтать не могли очень и очень многие принцессы.

Сказать, что желающих получить руку и приданое юной Кристелин было в избытке — ровным счетом не сказать ничего. Наверное, из всех знатных людей Севера не нашлось ни единого отца, имеющего взрослого сына, который бы втайне не мечтал о том, как породниться с семьей великого герцога. Вместе с тем все понимали: такое немыслимое состояние абы кому не получить. Герцог был умен, и отдавать в невесть чьи руки столь огромное приданое за дочерью он, естественно, не собирался. Причина была и в стремлении герцога еще больше укрепить свои влияние и власть, так что выбранный им в итоге жених для дочери отвечал всем чаяниям семьи Белунг. Все было очень просто: одно из недавно приобретенных герцогом земельных угодий граничило с землями брата короля… Так что вскоре Кристелин узнала, что у нее уже появился жених — тот самый сосед, высокородный герцог с королевской кровью.

Кристелин впервые увидела жениха на собственной помолвке. Что можно сказать… Достойный и уважаемый человек, у которого, однако, до сей поры пока еще так и не было наследника мужского рода, того, кому можно передать свой титул. Сорокалетний мужчина был вежлив, тактичен и вовсе не глуп. Во всяком случае, беседа с ним произвела на Кристелин самое приятное впечатление. Вдовец с двумя взрослыми дочерьми, которые по возрасту были старше невесты. Конечно, до сказочного принца из девичьих грез ему было далеко, но Кристелин и не ожидала ничего иного. Ее ждал обычный брак, принятый в высшем обществе, построенный исходя из интересов двух влиятельнейших семей, где от жениха и невесты требуется прежде всего соглашаться с определенными правилами, установленными их званием и положением, и беспрекословно подчиняться им.

Что ж, Кристелин послушная дочь, и знает свой дочерний долг. Замуж — так замуж, тем более что о человеке, предназначенном ей в мужья, никто не мог сказать ничего плохого. Во всяком случае, при ней останутся ее любимые расчеты и трактаты по математике. А что касается лирики и всего остального… Когда на кону такое состояние, то любые речи о так называемой любви должны уходить на второй план, а высокий статус дочери герцога исключал даже мысль о возможности самостоятельного выбора будущего супруга. Кроме того, размер ее огромного приданого делал недопустимым одно только предположение о вступления в брак без одобрения короля. Что касается свадьбы, то она состоится через несколько месяцев, после того, как будут обговорены разные формальности и условия, необходимые для подписания брачного контракта.

А сейчас она должна выйти к гостям, которые сейчас просто-таки заполонили весь огромный замок ее отца. Семья герцога славилась своими знаменитыми осенними охотами, которые уже не один век были неотделимы от имени герцогов Белунг. Многие богатые и знатные люди готовы были пойти на очень и очень многое, лишь бы получить заветный лист пергамента, украшенный золотым вензелем герцога — приглашение на охоту. Выше было только личное приглашение короля на бал в королевский дворец, да и то не всегда…

Не счесть, сколько состоятельных людей были готовы выложить за приглашение на охоту огромные деньги, и тем самым как бы войти в элиту избранных, но, увы… Герцог лично отбирал приглашенных, утверждал списки гостей и самолично, своей рукой писал приглашения. Так что этот плотный лист пергамента как бы подчеркивал твою принадлежность к высшей знати, к особому сословию, в которой не было места чужакам. И тут уже было не важно — богат ты, или беден. Приглашение герцога Белунг на охоту — это и уважение, и честь, и подтверждение твоего высокого происхождения, и высокий статус в обществе. Некоторые из приезжающих не имели за душой ничего, кроме по-настоящему древнего происхождения, и целый год, отказывая себе во всем, откладывали деньги только лишь для того, чтоб приобрести новую одежду для охоты во дворце герцога Белунг. А приглашения, написанные рукой герцога, хранились на почетном месте в библиотеке, или среди самых почетных мест в доме — это как бы одна из реликвий, подчеркивающих избранность твоей семьи.

А что касается тех, кто пытался заявиться к герцогу без приглашения… Как это не удивительно звучит, но даже очень богатых и состоятельных людей, которые все же пытались самостоятельно приехать на охоту… Как бы невежливо это не выглядело со стороны, но таких незваных гостей прямо с порога отправляли назад: тут уж ничего не поделаешь, раз твое имя отсутствует в списке гостей, а на твоих руках нет приглашения… Тут не помогали ни деньги, ни уговоры. Таковы правила, установленные семьей Белунг много веков назад, а за соблюдением правил и традиций в семье Белунг следили строго. Более того: сам король чуть ли не считал своим долгом посещать знаменитую охоту. Это была традиция, восходящая еще к прапрадедам.

Так что каждой осенью на пару седмиц громадный дворец герцога Белунг превращался как в подобие разворошенного муравейника, так и в центр жизни Валниена. Сотни съезжающихся гостей, их слуги, лошади, экипажи… Они обеспечивали работой жителей всех окрестных деревень, а, кроме того, во дворец приглашалось множество поваров, музыкантов, конюхов, охранников…

Все эти охоты ежегодно влетали герцогу в более чем значительную сумму, но при его громадном состоянии и постоянно растущих доходах все это не так уж сильно било по карману аристократа. Куда важнее для него было доскональное следование традициям, что, в свою очередь, лишний раз подчеркивало высокое положение его самого, чуть ли равное с положением короля, и тут уже не имело особого значения, сколько стоит подобное…

— Кристелин, вы готовы? — в комнату зашла мать. — Нас ждут.

— Да, конечно… Но лучше бы я осталась здесь. У меня уравнение не решается…

— Дочь моя, должна вновь заметить, что иногда вы забываете о своих обязанностях, что совершенно недопустимо. И хорошо, что этого, кроме меня, никто не слышит. На первом месте у вас должен быть дом и то, чем вы обязаны заниматься, исходя из своего статуса и высокого положения. А уж потом — все остальное. В том числе и ваши непонятные увлечения. К тому же вот-вот должен подъехать король, а вместе с ним и ваш жених…

Мать — она просто купалась в обязанностях хозяйки дома, немыслимо гордилась своим высоким положением, титулом и богатством. А вот ее дочери ничего этого было не нужно, все казалось пустой суетой, занимающей время, которое она могла провести с куда большей пользой. Для Кристелин во много раз больше радости приносили стол, чернила, перо, бумага, стопка книг… Она бы лучше посидела в тишине и одиночестве, со своими расчетами, но… Но сейчас ей надо идти к гостям. Это входит в обязанности дочери хлебосольного хозяина. Несколько долгих часов следует быть любезной, внимательной, поддерживать пустые, ничего не значащие для нее разговоры, выслушивать скучные новости… А ведь куда интересней подумать над уравнением, которое она никак не может решить уже второй день! В чем же там загвоздка? Пожалуй, стоит попробовать иной способ разложения на функции…

Прием был в самом разгаре. Охота начиналась завтра, так что почти все приглашенные уже съехались. В главном зале так же, как и год назад, собралась вся знать Валниена. Кристелин с матерью обходили всех сидящих за столами гостей, вручая каждому из приглашенных по памятному подарку, одному из знаменитых творений ювелиров герцога Белунг. По все той же традиции это было изделие из серебра с изумрудом. Этим подарком как бы вновь подчеркивалось то, что основу богатства герцога составляют серебряные шахты и изумрудные копи. Многие из гостей полученное украшение, не снимая, носили целый год, до следующей охоты. Это был как бы особый знак избранности, элиты, ибо людей, не отвечающих определенным требованиям, на знаменитую охоту не приглашали.

Подобное подношение также было одной из традиций охоты герцога Белунг. Каждый год в ювелирных мастерских герцога первоклассные мастера изготавливали для многочисленных гостей одинаковые сувениры, по которым опытные царедворцы могли определить, в какой именно год на знаменитой охоте владельцем украшения был получен этот подарок. Так, в прошлом году подарком была серебряная подвеска в форме кленового листа с вкрапленной в него изумрудной капелькой, а сейчас гостям дарили брошь в виде полураскрытой ракушки, где вместо жемчужинки также был изумруд.

Шумный приезд короля, опоздавшие гости, бесконечные хлопоты… И в этот момент к герцогине подошел старый барон Обре, который знал еще отца нынешнего герцога. Барон, на правах старого друга, без особых церемоний обращался в любое время к хозяевам замка.

— Милый барон, вы что-то запоздали! — приветствовала его герцогиня, хорошо относившаяся к старику. — Я уже стала опасаться, что не услышу сегодня ваших чудных разговоров о прошлом!

— Дорогая герцогиня, прошу простить мое опоздание! Дело в том, что ко мне, перед самым отъездом к вам, внезапно приехал сын моего старого друга, так что, надеюсь, это послужит мне оправданием. Молодой человек был столь любезен, что вызвался проводить меня до вашего дома. Вы даже не представляете, какой это интересный собеседник! Он с Юга, и всего лишь третий раз посещает Север, а о знаменитых охотах герцога Белунг наслышаны и в его родной стране. Я, право, тронут его искренним желанием увидеть охоту наяву, или хотя бы просто быть представленным вам. Мне, разумеется, известно, что сюда приглашены лишь избранные, но, возможно, вы сделаете исключение? Хотел бы представить вам графа Эдварда Д'Диаманте, которого я знал еще ребенком!

Герцогиня едва сдержала недовольную гримасу. Об этом человеке она была наслышана. Граф, бесспорно, принадлежал к одному из самых древнейших и знатнейших семейств Юга — в этом отношении претензий нет. Но вот репутация этого человека была, скажем так, изрядно подпорчена бесконечными скандалами и более чем непристойными слухами, сопровождающими его имя. Тут были и беспорядочные связи с женщинами, разбитые судьбы доверившихся графу людей, разгульная жизнь, более чем грязные истории, азартные игры с огромными долгами и определенная нечистоплотность в отношении морали и нравственности… Недаром во многих знатных домах граф являлся персоной нон грата, и где под запретом являлось одно лишь упоминание этого имени. Естественно, герцогиня не собиралась ни принимать, ни оставлять здесь этого ужасного человека. Можно задурить голову старому барону, но не ей! Графу нечего делать под крышей ее дома.

Между тем мужчина с роскошными темными волосами шагнул к герцогине и поцеловал ее руку. Когда же он поднял на женщину свои глаза, то все слова вежливого отказа, которые была намерена произнести герцогиня, замерли на ее языке.

Стоящий перед ней мужчина был красив, даже очень красив, но дело было не в этом. За свою жизнь герцогиня повидала предостаточно неотразимых мужчин, и они ее никогда особо не интересовали. Женщина прекрасно понимала, что при своей довольно обыденной внешности она вряд ли привлечет искренний интерес смазливого красавца, до предела избалованного женским вниманием. Впрочем, мужчины также всегда обращались к герцогине с подлинным уважением, лишенным, однако, личного интереса. Но здесь… Скульптурной лепки безупречно-красивое лицо, достойное Богов, детски-непосредственная улыбка, бархатно-затягивающие карие глаза, изумительная по красоте волна дивных волос и, главное — удивительной силы обаяние, исходившее от графа, делало его совершенно неотразимым и располагающим к себе. А улыбка этого человека была столь обезоруживающей, что строгая женщина, помимо своей воли, улыбнулась в ответ.

— Должен сказать, — произнес граф завораживающе-мягким голосом, — вернее, должен признать: наконец-то осуществилась моя давняя мечта — быть представленным семейству герцога Белунг. Сегодня один из счастливейших дней в моей жизни!

Сама не понимая, почему она так поступает, герцогиня произнесла:

— Я всегда рада видеть в своем доме друга барона Обре. Надеюсь, вам понравится наше гостеприимство.

Позже она так никогда и не простит себе этих слов…

Уже к концу вечера нежданный гость оказался в центре внимания, притянув к себе взгляды большинства гостей. Во всяком случае, все дамы были им полностью очарованы, и дело было не только в исключительной красоте графа. Казалось, этот человек воплощал собой само изящество и южную утонченность, его манеры и поведение были безупречны, одежда более чем элегантной… И это не считая того, каким он оказался потрясающим собеседником! Граф был весел, остроумен, обаятелен, совершенно непонятным образом располагая к себе почти каждого человека. Он словно околдовывал людей, и под исходившее от графа обаяние невольно попадали все. Оттого-то многие из присутствующих, сами не понимая того, невольно искали взглядами графа — такова была сила притягательности неотразимого чужестранца.

Несмотря на то, что дурная слава гостя была всем известна (а может, именно благодаря ей), очарование, исходящее от графа, было настолько сильно, что о плохом думать не хотелось. Обаяние и жизнелюбие, излучаемое нежданным гостем, были столь велики, что даже многие мужчины искали его общества, желали поговорить, пообщаться… Все же у каждого из нас есть свои проблемы, а рядом с этим веселым и общительным человеком все беды казались проще и не столь неразрешимыми…

Правда, на фоне крепких и широкоплечих северян изящное телосложение графа казалось слишком хрупким. Да и ростом он доставал едва ли до плеча большей части приглашенных мужчин — все же жители Севера всегда славились высоким ростом. Но в данном случае это не имело никакого значения, и даже более того: рядом с двухметровыми великанами-северянами граф выглядел еще более очаровательно.

Милый граф произвел приятное впечатление даже на присутствующего здесь короля Валниена. Удивительно, но суровый и немногословный король с удовольствием выслушал рассказ гостя об охоте на антилоп в Таристане — в стране, откуда был родом граф Д'Диаманте. Более того, король пожелал и далее общаться с этим на удивление располагающим к себе человеком. Если можно так выразиться, акции этого человека росли, как на дрожжах…

Улыбался и сам герцог Белунг. Недоумение, первоначально появившееся у него от непонятного решения жены, вскоре рассеялось, и он также постепенно поддался обаянию и красноречию гостя. Что ж, герцогине видней, кого приглашать…

Единственное, что оставило неприятный осадок в душе герцога, так это разговор с маркизом Д'Отнне. Старый маркиз довольно громко посоветовал герцогу гнать незвано заявившегося графа со своего двора взашей, причем делать это следует незамедлительно, пока этот мерзавец не успел напакостить. И при том маркиз настоятельно рекомендовал герцогу проследить, чтоб этот человек убрался за границы владений семейства Белунг. По словам маркиза, герцогиня только что впустила в свой дом помесь шакала со змеей, для благообразия прикрытого овечьей шкурой. Дескать, слухи на пустом месте не рождаются, и ему, маркизу, уже не только «повезло» пообщаться с теми, кто близко знал графа, но и самому убедиться в крайней непорядочности этого человека. Раз граф заявился в дом герцога, то вскоре следует ожидать беды. И не надо, мол, надеяться, что этот подлый человек просто так приехал в холодные северные края, да еще и со столь благородной целью — повидать друга своего покойного отца и выразить ему свое уважение. Без причины граф не делает ничего. Что-то он задумал, причем весьма мерзкое. Граф никогда не появляется один: вместе с ним, рука об руку, идут большие неприятности. Даже очень большие…

Увы, маркиз был человеком, которого герцог хотя и уважал за честность и прямоту, но, тем не менее, считал солдафоном, не приемлющим никого из тех, кто жил не по уставу. Так что к словам маркиза герцог не стал особо прислушиваться. Конечно, он поблагодарил старого вояку за заботу, но всерьез и на свой счет его опасения принимать не стал. Если даже граф и заслужил свою дурную славу, то за несколько дней пребывания в замке он вряд ли постарается ударить в грязь лицом перед всем высшим обществом Валниена, и уж тем более перед королем. К тому же герцог не хотел признаться даже самому себе, что граф, как человек, был ему симпатичен. Определенная бесшабашность, умение привлечь к себе внимание, легкость в общении… Суровому и строгому герцогу граф напоминал его самого в молодости — ну, кто из нас не грешил, находясь в юных летах?! Ладно, пусть не в юных, а в молодых…

Ну, уж если мужчины были очарованы графом, то что тогда говорить о дамах! Уже к концу вечера в замке не осталось ни одной женщины, не зачарованной им, и не готовой без раздумий швырнуть свое сердце к ногам неотразимого красавца! Это была какая-то магия, не иначе… Причем каждая из высокородных дам была уверена, что именно она пленила сердце гостя. Даже старая желчная баронесса Фовиле, которая бранила всех подряд, и от которой было невозможно услышать доброе слово — и та милостиво улыбалась гостю, пытаясь поймать его взгляд.

Кристелин… Никто не знал, что прекрасный гость с первого взгляда околдовал сердце девушки. Она привыкла к мужскому вниманию, которое было вызвано только размерами ее приданого, и оттого лишний раз не обращала внимания на пустые слова и комплименты, но сейчас дело обстояло совершенно иначе. Хотя ничего было не сказано, но Кристелин чувствовала, что нравится графу, причем настолько, что это ее даже пугало. И, тем не менее, совершенно неожиданно для себя, девушка почувствовала себя необыкновенно счастливой. Новое, непонятное чувство… И еще всепоглощающая радость от того, что она может видеть этого прекрасного человека…

Когда поздним вечером Кристелин поднялась в свою комнату, ей хотелось петь от счастья. Граф так посмотрел на нее, когда она уходила!.. В этом взгляде было искреннее восхищение. Это не просто так, мужчина из вежливости никогда не посмотрит на женщину подобным взглядом!

Чтоб хоть как-то выплеснуть из себя переполнявшую ее радость, Кристелин в руки лист с так и не решенным уравнением. И она не может разобраться с этим пустяком?! Великие Небеса, да о чем тут можно думать?! В одну секунду, на подъеме чувств, она решила казавшуюся еще недавно сложной задачу и отложила лист в сторону. Строгие математические расчеты и граф Д'Диаманте никак не совмещались между собой.

Через три дня Кристелин, если можно так выразиться, совершенно потеряла голову. Этот необычный мужчина, южный красавец, полностью завоевал сердце девушки. Хотя нет, завоевал — не то слово. Он просто околдовал Кристелин. Она, выросшая в заботе, тиши библиотек, в мире строгих нравов, веками заведенных порядков и жесткого этикета, тем не менее, как и все девушки, в глубине души все же мечтала о сказочном принце. Сейчас она была готова идти за прекрасным графом Д'Диаманте хоть на край света. Кристелин чувствовала необходимость постоянно видеть графа, ощущать его присутствие, слушать его волшебные речи… Юная дочь герцога, прежде спокойная и выдержанная, просто не могла контролировать себя в присутствии этого человека. Это была даже не любовь, а нечто, похожее на сумасшествие. Кристелин не вспоминала даже прежде столь любимую ею математику: уж очень они были разные — железная логика и иноземный красавец. Нахлынувшие на нее чувства куда больше смахивали на любовные романы, которые девушка раньше терпеть не могла.

Всюду, где бы Кристелин не появлялась, она ощущала на себе любящий и тоскующий взгляд прекрасного гостя. Пусть он даже ничего ней и не говорил, но иногда слова и не нужны… А еще через пару дней Кристелин возненавидела своего жениха. Если раньше она спокойно отнеслась к выбору родителей, и с уважением разговаривала со своим суженым, то в последнее время ей не хотелось даже смотреть в сторону будущего мужа. Да и как их можно сравнивать — заурядную обыденную внешность брата короля и волшебный облик неотразимого графа!.. Конечно, ее жених — весьма достойный человек, только вот юные девушки, как правило, влюбляются во внешность и обаяние, а моральные достоинства человека начинают ценить куда позже, когда взрослеют, и начинают понимать простую истину — не все то золото, что блестит.

Впервые в жизни Кристелин захотелось воспрепятствовать решению своих родителей. Ведь если бы не этот совершенно не нужный ей жених, то граф Д'Диаманте вполне мог бы жениться на ней! Он любит ее — она это чувствует, она это знает!..

Правда, граф уже был женат, но, по слухам, на весьма недостойной женщине, которая к тому же была старше его более чем на добрый десяток лет, да и их бездетный брак счастливым назвать было сложно. У графа до сегодняшнего дня так и не появилось сына, наследника, которому можно было бы передать по наследству титул. Вернее, у этого чудного человека вообще не было детей. Было понятно, что граф всеми возможными путями старается избежать вопросов о своей жене, да и лицо его при упоминании об этой женщине становилось таким грустным, таким отчужденным… Тут и думать нечего — граф глубоко несчастен в семейной жизни!

Не только у Кристелин, но и общее мнение присутствующих во дворце дам было однозначным: люди несправедливы и верят всякой чуши, разносимой клеветниками! Как можно распускать порочащие слухи об этом прекрасном, потрясающем, восхитительном человеке?! Нет, у некоторых завистников, точно, по венам вместо крови течет яд! Как можно так обижать столь чудного человека!? Впрочем, завистников хватает везде. Граф так воспитан, и за все эти дни не позволил себе ни одной дерзости, ни одного грубого слова или же недостойного поступка!.. Более того — его благородство следует поставить в пример многим из присутствующих!

Как вскоре выяснилось, граф не был большим любителем охоты. Скачкам по полям и прогулкам по лесам он предпочитал беседы в замке с очаровательными дамами. Ну, а те просто млели в его обществе. Даже престарелая маркиза Варле, оплот нравственности и моральных устоев, которой не нравилось ничего, и от которой невозможно было услышать доброе слово — и та с любезной улыбкой на морщинистом лице чуть ли не по пятам ходила за графом. Вот старая дура!

Кристелин, не отдавая себе в том отчета, считала дни, оставшиеся до окончания охоты. Четыре, три, два… еще день — и гости начнут разъезжаться… Да пусть пребудут Светлые Боги со всеми гостями, но сейчас ей не до них! Может, если Кристелин попросит, то отец предложит графу остаться погостить в их дворце еще хотя бы на несколько дней… Уже одна только мысль о разлуке с ним заставляла сжиматься ее сердце. Кристелин и сама понимала, что это за чувство, и чем оно опасно, но ничего не могла с собой подделась. Граф, словно змей-искуситель, вполз в ее сердце и заполонил его…

Девушка не ожидала, что способна на такие сильные чувства. Все считали ее спокойной, холодной и очень выдержанной. Да и она сама раньше считала себя такой. А сейчас Кристелин будто попала в сильное течение, из которого выбраться нет сил. Впрочем, выбираться не было и желания…

В тот день мужчины, как обычно, уехали на охоту, а все дамы собрались в зале. Граф, естественно, находился с милыми дамами, и, как всегда, был потрясающе неотразим. Легкая, ни к чему не обязывающая болтовня, смех, шутки… А Кристелин, глядя на графа, думала о том, что следующий день будет последним днем охоты, и послезавтра гости начнут разъезжаться. Опять станет пусто, тихо, только ненавистный жених будет слать свои письма, в которых кроме деловых указаний не будет ни одной строчки не то что о любви, но даже о каких-либо чувствах…

Жених… В последние дни неприязнь к нему в душе Кристелин достигла предела. Вчера, за роскошной вечерней трапезой по поводу окончания очередного дня охоты ее едва не передернуло от отвращения, когда герцог — ее жених, предложил Кристелин свою руку, чтоб помочь выйти из-за стола. Тогда она с трудом сумела совладать со своим чувством, постаралась быть милой и спокойной, но кто бы знал, каких трудов ей стоило отвечать на ничего не значащие вопросы жениха! Все шло как обычно, но, тем не менее, Кристелин несколько раз ловила на себе недоуменный взгляд герцога… Как видно, ее жених нашел нечто странное в поведении своей невесты. Да чего там не понять! Красавец граф с гривой роскошных волос был куда сильнее ее. Кристелин и сама понимала, что готова броситься в бездонные черные глаза графа, как в пропасть…

От тяжких дум ее оторвал взрыв смеха. Ну да, конечно, граф опять в центре внимания, как всегда остроумен, и все присутствующие здесь дамы по-прежнему ловят его взгляд. Оказывается, пока Кристелин мыслями была далеко, разговор перешел на самого графа, на его семью… Вернее, на то, откуда у семьи возникло столь необычное имя — Д'Диаманте, или, говоря проще — бриллиант…

— Кстати, граф — заговорила старая маркиза Варле, — расскажите о ваших фамильных камнях! Говорят, они хранятся в вашем замке чуть ли не за семью замками! О них, об этих камнях, идет только разговоров, что сложно отличить правду от вымысла. Насколько мне известно, в вашей семье, единственной из всех известных мне, наследственный титул передается наследникам не по старшинству рождения, как у всех древних фамилий, а по иному, весьма интересному правилу!

— Да, милая маркиза, вы совершенно правы — мягко улыбнулся граф. — Все так и есть. Происхождение имени нашего рода — это довольно необычная история, описанная, тем не менее, во всех хрониках. По семейным преданиям это все началось, если можно так выразиться, еще во тьме веков. Однажды, немыслимо давно, один из моих предков оказал помощь одному из Светлых Богов, когда тот, раненый и беспомощный, оказался на нашей грешной земле. Когда же перед тем, как убыть на Небо, Светлый Бог спросил моего предка, что бы тот хотел получить в награду, мой дорогой пращур пожаловался, что никак не может выбрать одного наследника из всех своих сыновей. Дело в том, что у моего дорогого предка, весьма любвеобильного человека, от нескольких жен было десятка полтора сыновей, каждый из которых считал себя единственным претендентом на титул и состояние. Дело обострялось еще и тем, что в своем отцовстве касаемо некоторых детей граф был далеко не уверен… В общем, иногда мужчинам не позавидуешь! Вот тогда-то Светлый Бог и вручил моему предку два больших драгоценных камня, бриллианта необычной величины, да еще и ограненных весьма невероятным образом. С ними, как сказал Светлый, все проблемы с передачей титула будут разрешаться сами по себе.

— И как же?

— Дело в том, что это не простые камни. Светлым Богом было сказано так: если мужчина из вашего рода возьмет в руки эти камни, и они в их руках засияют золотым светом — тогда всем станет понятно, что это — настоящий сын своего отца. Ну, а наследником станет тот из детей, у которого камни в руках будут сиять наиболее ярко. Сколько бы людей из нашего рода одновременно не брали в свои руки эти камни, самый сильный и чистый свет будет лишь у одного человека, у того, кого камни считают наиболее достойным титула. Так что с той поры у нас после смерти главы семьи титул и состояние переходят к тому, кого выбрали камни Светлого Бога.

— Подобное относится лишь к сыновьям?

— Да.

— А у дочерей?

— Увы, но в руках у девочек камни не светятся.

— Но, позвольте, а может случиться такое, что камни в руках у молодого человека из вашего рода не будут светиться? Такое бывало?

— К сожалению, все мы не без греха. Если камни в руках мужчин не светятся, то, как это ни прискорбно, но следует признать, что к нашей семье этот человек не имеет отношения, что бы он сам по этому поводу не думал. Было уже несколько довольно пикантных случаев. Думаю, о некоторых из них вы или слышали, или читали.

— Милый граф, расскажите хоть об одном из них!

— Ну, если об одном… Мне лично больше всего запомнился довольно курьезный случай, описанный еще в хрониках времен короля Кейрана Высокого. Так вот, тогда, незадолго до смерти тогдашнего графа Д'Диаманте, который вернулся в свой родовой замок с войны тяжело раненым, ему захотелось (что вполне естественно) узнать о том, кто же из его сыновей станет наследником рода, и к кому перейдет титул после того, как он сам навечно закроет свои глаза. До того времени выяснить это графу вечно было недосуг. Он почти всю свою жизнь провел в армии, лишь изредка заглядывая домой, чтоб засвидетельствовать почтение своей супруге. Так вот, для всех оказалось полной неожиданностью, что ни у одного из четырех сыновей графа камни в руках не стали светиться. Зато у двух присутствующих там же бастардов графа — у сыновей кухарки и служанки — у обоих камни в руках сияли ярким чистым светом. Никто не мог понять, в чем там дело. Скандал был страшный, графиня рыдала и утверждала, что произошло какое-то страшное недоразумение, камни ошибаются, и ни одному из бастардов ни в коем случае нельзя отдавать титул… А уж не говорю о возмущении этой непонятной ситуацией всех четверых законных сыновей графа!.. Тактично опускаю описание разговоров при королевском дворе, где сыновья графа требовали признать испытание незаконным и не имеющим силы… Неизвестно, чем бы закончилась эта скандальная история, если б вскоре после того графиня серьезно не заболела. Перед смертью бедняжка прилюдно покаялась, что все ее сыновья рождены от других людей. Правда, по словам графини, оправданием ей служит то, что каждый раз это происходило от большой, светлой и чистой любви…

Слова графа прервал громкий смех. Об этой истории слышали очень многие, но из уст графа она выглядела такой смешной и забавной!

— Ну, и кто же в итоге получил титул?

— Сын кухарки — граф с детским озорством развел руками. — В его руках камни светились чуть ярче. Как видно, кухарка готовила куда лучше, чем служанка смахивала пыль…

Снова раздался общий смех. Да, чего только в жизни не бывает!

— После того случая и для того, чтоб отныне не повторилось подобного… недоразумения, — продолжал граф, поправляя свои роскошные волосы, — с той самой поры всем сыновьям в нашей семье камни дают в руки еще в детстве, когда ребенку исполняется лет в пять-шесть. Надо признать — в нашей семье, в семье Д'Диаманте, больше не происходило таких… случайностей.

— Граф, сколько сыновей было у вашего отца?

— К сожалению, я был его единственным ребенком.

— А у вас…

— К несчастью, у меня нет детей. Моя жена не может их иметь. Знали бы вы, как меня это гнетет! Но, увы, тут уж ничего не поделаешь…

— Граф, простите за бестактный вопрос… Но неужели у вас, такого красавца, нет детей на стороне? В вашем положении подобное было бы вполне оправдано и извинительно! Плохо, когда древний род уходит в небытие, гаснет, не оставляя после себя никого из наследников…

Такой вопрос могла задать только старая грымза баронесса Фовиле. Любую другую даму за подобный вопрос позже могли осудить, но что взять со старой, чуть ли не выжившей из ума бабуси, к тому же, по слухам, прожившей весьма бурную жизнь? С высоты ее лет позволительно высказать еще и не такое…

— Нет — тяжело вздохнул граф. — Детей у меня нет. Обо мне говорят многое, в том числе и плохое… К своему великому стыду должен признать: кое-что из этих разговоров — правда. Но вот что касается детей… Это вне моих правил и убеждений — иметь ребенка на стороне. Участь бастарда часто бывает очень и очень жестокой. Я твердо убежден: детей надо заводить только в семье, и растить их в любви и заботе. Но вот если бы я в действительности узнал, что у меня будет ребенок, сын, мой наследник… Тогда бы я без раздумий развелся со своей женой, и в тот же день женился б на матери своего ребенка. Это даже не обсуждается. Я так мечтаю увидеть, как в руках моего сына засветится огонь от камней!.. Страшно подумать, что этого никогда не произойдет! До сих пор помню свое изумление, когда с моих ладоней впервые заструился золотой свет, и я понял, что отношусь к числу избранных… Кстати, милые дамы, должен вам сказать, что они, эти камни, имеют имена. Первый из них, черный бриллиант, похожий на колючего ежика — Диа, а второй, бриллиант чистой воды, который состоит, кажется, из одних граней — Анте. По имени этих камней и образовалось имя моего рода — Диаманте…

— Как интересно!

— Согласен. По преданиям, Светлым Богом было сказано, что наш род будет жить до тех пор, пока на свете существуют эти камни. А общем, мы неразрывны. Люди из нашего рода могут разоряться, богатеть, погибать на поле брани иди ходить по миру с протянутой рукой, но эти камни — Диа и Анте — они в любом случае должны оставаться в семье, пусть даже кто-то из нас умирает с голоду. Камни все одно не дадут погибнуть всему роду, всегда выберут достойного продолжателя. Что касается Диа и Анте, то они хранятся в моем замке, в особом тайнике. Можно даже сказать, что под семью замками. Мне бы очень хотелось показать их вам, но мы крайне редко вывозим камни за пределы стен…

— Они и сейчас в вашем замке?

— Разумеется.

— Но, граф, как вы можете оставлять свои бесценные камни в замке, пусть даже и под хорошей охраной? Слуги не всегда могут сберечь хозяйское добро, а уж тем более, если речь идет о такой ценности!..

— Милые дамы, позвольте ответить на ваш вопрос коротко: кроме членов семьи Д'Диаманте никто и никогда не сможет забрать эти камни. Хотя, должен признать, кое в чем вы правы: уже были многочисленные попытки завладеть нашими камнями. В итоге воры так и остались глубоко разочарованными, а Диа и Анте все так же принадлежат нашему роду.

— Тогда, граф, позвольте задать вам еще один вопрос — все не могла успокоиться старая баронесса. — Простите, но со времени вашего появления мы все задаемся одним вопросом: ваша потрясающая прическа — это результат ухищрений опытного цирюльника? Или…

— Или — улыбнулся граф. — Я не вожу с собой цирюльника, у меня просто нет нужды в его услугах. Многие из мужчин нашего рода рождаются именно с такими волосами. По преданиям, это такой же дар Светлого Бога, как и камни.

— Да уж, — завистливо вздохнула неугомонная баронесса, у которой под старость на голове оставались лишь жалкие остатки и прежде небогатой шевелюры, — да уж, вот это, надо отметить, действительно королевский дар!.. И что, у всех членов вашей семьи имеются такая немыслимо роскошная шевелюра?

— Большей частью, но, увы, далеко не у всех… У моего отца были такие же волосы, и у деда, а вот прадед, судя по воспоминаниям, — граф шутливо улыбнулся, — прадед был едва ли не лысым… Кроме того, у некоторых их моих предков были самые обычные волосы… Так что, можно считать, мне повезло…

В это время у стен замка вновь раздался людской гомон и послышался лай собак — возвращались охотники. Как не вовремя! Здесь шел такой интересный разговор! А сейчас надо идти к себе, переодеваться на вечерний прием…

Кристелин поднималась по лестнице в свою комнату, когда внезапно увидела перед собой графа. Похоже, что он ожидал именно ее…

— Кристелин, я заметил, что вы с интересом выслушали историю камней. Скажите, а вы хотели бы увидеть эти камни наяву?

— Конечно. Но вы сами сказали, что они почти никогда не покидают стен вашего замка…

— Вы можете увидеть их наяву, своими глазами.

— Каким образом?

И тут граф заговори. Кристелин, как завороженная, слушала его слова о том, что он влюбился в нее сразу же, как только увидел… Граф говорил о своем одиночестве, о тоске и о том, что не было бы ни на земле, ни на небе счастливей человека, чем он, если бы Кристелин согласилась выйти за него замуж…

Девушка, не веря своим ушам, слушала страстную речь графа. Для нее это были не слова, а музыка, причем музыка волшебная, которую хотелось слушать без остановки… К сожалению, надо спускаться с небес на землю.

— Граф, — тихо сказала она, — граф, должна признать: мне приятно это слышать, но вы женаты…

— Жена! — горько воскликнул тот. — Если бы вы ее только знали!.. Это моя ошибка, причем страшная ошибка, за которую я дорого плачу! К тому же мы уже давно не живем вместе, и у каждого из нас своя жизнь, которая не касается другого. Мой развод — дело давно решенное! Просто до недавних пор я не встречал девушки, ради которой мог резко изменить свою жизнь. Но вы… Кристелин, если б я был холост, вы бы приняли мое предложение?

— О да! Да! Да! Да!..

В тот вечер герцог Белунг позвал в свой кабинет свою дочь. Кристелин, увидев отца, сразу же поняла, что он не просто раздражен, а еще и всерьез рассержен.

— Кристелин, должен вам сказать, что граф Д'Диаманте только что позволил себе немыслимую дерзость — попросил у меня вашу руку и сердце.

— И что вы ему сказали? — выдохнула девушка.

— Лишь то, что и положено отвечать на столь недопустимую просьбу — попросил его сегодня же покинуть мой дом. Меньше всего я ожидал, что гость, со всеми возможными почестями принятый в моем доме, позволит себе подобную выходку.

— Почему выходку?

— Дочь моя, я вас не узнаю! Мало того, что вы уже просватаны, и что у вас вскоре должна состояться свадьба, так граф еще и женат! Вы что, не понимаете самых простых вещей? Даже не знаю, как правильно и какими словами можно охарактеризовать подобное…

— Но почему вы ему отказали? Граф вам нравился…

Герцог внимательно посмотрел на дочь. Побледневшая, сжавшая кулаки девчонка… Она что, влюбилась в этого щеголя? Этого еще не хватало! А ведь, пожалуй, с нее станется. Граф Д'Диаманте достаточно красив для того, чтоб задурить головы большинству и куда более опытных женщин…

— Кристелин, меньше всего я ожидал услышать от вас подобное высказывание. Да, не спорю: граф весьма интересен, как собеседник, с ним приятно общаться… Однако вы, кажется, забыли, что он женат, и, насколько мне известно, браки просто так не расторгаются. Я достаточно наслышан о его супруге, и эта женщина не из тех, с которыми можно легко расстаться. Но граф!.. Находясь в браке и имея законную жену делать предложение руки и сердца другой девушке, да еще и чужой невесте… Не знаю, чего больше в этом поступке — глупости, дерзости или наглости! Я уже не говорю об отсутствии элементарной порядочности по отношению как к нашему семейству, так и к морали, принятой в нашем обществе. Мне пришлось доходчиво разъяснить графу, что он несколько напутал с географией: здесь у нас Север, а не нравы далеких южных стран, где мужчине дозволительно иметь хоть гарем из десятков жен. Этого вам достаточно? И чтоб внести полную ясность, скажу вам следующее: если бы даже господин Д'Диаманте трижды холост, а у вас не будь жениха — и в этом случае я бы ни за что не отдал ему вашу руку. У достопочтенного графа, несмотря на его подлинно древний и знатный род, более чем дурная слава, и отныне я с этим полностью согласен. Простите, но я плохо верю в его так называемую любовь.

— Почему?

— Что с вами, дочь моя? Я всегда гордился вашим умом и вашей рассудительностью, но сейчас вы ведете себя так, будто в вашей голове совсем нет разума! Неужели вам не понятно, что графу нужны вовсе не вы, а всего лишь ваше приданое?

— Нет! Это не так!

— Конечно, граф достаточно убедителен и красноречив. Но не для меня.

— А я ему верю!

— Как я вижу, он успел основательно задурить вам голову. Для меня это еще одно весьма неприятное открытие. Кристелин, разве вам самой не кажется, что верх непорядочности — женатому мужчине подходить со словами любви к чужой невесте (по сути, еще неопытному ребенку), особенно если ты не чувствуешь к этой девушке ничего, кроме страсти к ее приданому. Я и раньше краем уха слышал, что у графа одна великая любовь — деньги, и сейчас начиню жалеть, что не прислушался словам тех, то советовал мне гнать графа в три шеи еще по его приезду в наш дом… Знаете, Кристелин, я редко встречал подобное неуважение как к себе, так и к членам королевской семьи, в которую вы должны войти в ближайшее время.

— Я не люблю герцога, того человека, которого вы выбрали мне в мужья!

— Это что еще за новости? То-то мне ваш жених сказал, что с вами происходит нечто непонятное! Ему кажется, что вы стали избегать его… Он прав?

— Этот человек, мой жених… Он же стар!..

— Кристелин, прекратите молоть вздор! Если уж вы стали говорить о возрасте, то позвольте заметить, что ваш жених и граф Д'Диаманте — одногодки, и обоим по сорок лет. Если их поставить рядом, то все скажут, что основная разница между ними — во внешности и в обхождении, в чем граф — великий дока! Вновь должен заметить, что люди правы: общение с графом не приводит ни к чему хорошему! Да и кто говорит о какой-то там любви? В нашем обществе брак — это взаимовыгодный договор, где учитываются не только интересы семей, но и страны. Мы с вашей матерью тоже были почти незнакомы, когда поженились, но никто не назовет наш брак неудачным. В союзе двух людей уважение к своему супругу часто оказывается куда более важным, чем другие чувства… Повторяю то, что вам должно быть известно не хуже меня: ваше состояние и ваше положение исключают саму возможность заключения брака с кем-либо со стороны, и уж тем более с представителем южных стран. Отдавать такие обширные земли и такое огромное состояние в чужие руки, под чужой протекторат… Кристелин, вы хоть что-то соображаете, или нет? Подобное способна понять даже тупая и необразованная коровница! Что касается графа… Если убрать приятную внешность и изысканные манеры, то милый граф ничем не отличается от тех бессовестных и наглых искателей богатых женщин, для которых не имеет значения, сколько лет выбранной им жертве — пятнадцать или девяносто пять.

— Это неправда!

— Кристелин, позвольте вам заметить, что вы совершенно неразумны, и в данный момент, как я вижу, рассуждать трезво вы тоже не в состоянии. Я начинаю жалеть, что начал с вами этот разговор. Так что сию же минуту идите в свою комнату, и знайте, что я не желаю вас видеть на сегодняшний вечер. Вам надо побыть одной и хорошо обдумать все то, что я вам сказал. Надеюсь, отъезд графа остудит вашу голову и внесет ясность в ваши мысли.

К великому несчастью, герцог недооценил графа. Сдаваться просто так, без боя, по приказу отца девушки он не собирался. И уж тем более господин Д'Диаманте был не намерен упускать столь богатую добычу…

Граф без стука вошел в комнату девушки.

— Кристелин, мне бы хотелось поговорить с вами перед своим отъездом…

Прекрасный граф стоял перед девушкой и смотрел в ее заплаканные глаза таким нежным взглядом, что сердце Кристелин обливалось кровью. Девушка так любила этого человека, а он был настолько одинок…

Меж тем, сохраняя на лице маску страданий, мужчина прикидывал: что ж, сейчас самый подходящий момент, лучшего просто не бывает. Все идет по заранее просчитанному плану. Девица обижена, расстроена, и без памяти влюблена в него… Самое то! Значит, он не зря разливался соловьем все эти дни, и излучал обаяние направо и налево. Нужен еще небольшой нажим, но, главное, нельзя пугать эту бесцветную девицу. Пусть думает, что она сама приняла подобное решение, своей волей…

— Я просил у герцога вашей руки, но получил решительный отказ. Поверьте: это самый горестный день в моей жизни!

— Не только в вашей. И в моей тоже… — по щеке Кристелин сползла слеза.

И тут граф заговорил… Это были не просто слова, а страстное признание в любви. Он говорил девушке о внезапно нахлынувших на него чувствах, о своей несчастной и печальной судьбе, об одиночестве и о многом, многом другом… Тут были и слова о разбитых надеждах, и о том, что он с первого взгляда полюбил ее, и любит ее, только ее одну, но что сейчас их разлучают и отныне сердца двух любящих людей будут разъединены навек, но все это можно изменить, если они сумеют воспротивятся жестокой судьбе…Граф говорил долго, и Кристелин словно купалась этих волшебных, дивных словах…

Но в ее голове все же были остатки здравого смысла. Что он ей предлагает? Бежать с ним, в его родную страну? Будь он холост — Кристелин не раздумывала бы ни мгновения, ставила б все, и кинулась, как в темный омут, за этим чудным человеком. Но граф женат… Это, как спасательный круг, удерживало ее на поверхности…

— Граф, все, что вы говорите — это чудесно, но у вас есть жена…

— Жена! — горячо воскликнул граф, картинно прижав руку к сердцу. — Бессердечная, безжалостная простолюдинка, которую с ухмылкой вынуждены принимать как мои друзья, так и недруги!.. О чем я думал много лет назад, когда делал предложение этой женщине?! Сейчас я, как и прежде, одинок, у меня до сей поры так и нет наследника… Какая жестокая судьба! Вот если бы вы согласились выйти за меня замуж…

— Но…

— Кристелин, вы только ответьте мне: согласны или нет?

— Если бы были свободны — то, конечно, я была бы согласна!

— Тогда пойдемте! Это можно устроить!..

…В маленькой церквушке неподалеку от дворца герцога, которую Кристелин посещала с младенчества, граф битый час пытался уговорить служителя совершить обряд бракосочетания. Старый седой священник, выслушав просьбу графа, пришел в ужас. Вначале он пытался втолковать графу, что не станет сочетать браком человека, уже имеющего законную жену, и юную девушку, не имеющую согласия родителей на этот невозможный брак. Почему невозможный? А разве нуждается в пояснении то, что очевидно любому?

— Ваша просьба о заключении брака между вами немыслима уже потому, что вы, достопочтенный граф, женаты, и оттого все разговоры о союзе между вами и дочерью герцога просто непорядочны! Ни церковь, ни люди — никто не признает законным ваш так называемый брак, и они будут совершенно правы! Что касается вас, граф Д'Диаманте… Вы же взрослый мужчина, а эта девушка еще почти ребенок, которому вы задурили голову баснями о большой любви! Если она, эта юная девушка, вам действительно так дорога, как вы утверждаете, то тем более вы не должны подвергать ее столь страшному испытанию!

— Отец мой…

Кристелин, одумайтесь! — продолжал священник. — Я всегда считал вас трезвомыслящей и рассудительной девушкой, и меньше всего ожидал, что вы способны на нечто подобное!.. Если вы сейчас вернетесь домой, то, поверьте, все еще можно уладить! Граф, поезжайте к себе домой, разведитесь с женой, и возвращайтесь сюда холостым человеком. Говорите, герцог отказал вам в руке своей дочери? Если хотите знать мое мнение, то он поступил верно. И точно так же скажут все остальные. Одна жена, один муж… Если не ошибаюсь, то в Таристане, откуда вы родом, тоже положено одновременно иметь лишь одну жену, а не двух. Любой другой брак в вашем случае будет признан незаконным! Подумайте о собственной репутации, граф, и о репутации этой бедной девушки!.. А вы, сударыня… Вы должны немедленно, сию же секунду, вернуться домой, пока вас не стали искать! Со своей стороны я обещаю молчать о том, что вы хотели сделать. Только вообразите, какой, в случае вашего побега, может грянуть скандал, или же о том, какой страшный удар вы можете нанести своим близким! Не хотите думать о себе — подумайте о них. Кроме того, у вас уже имеется жених! Ваш род…

— Причем тут мой род! — закричала Кристелин. — Вы можете понимаете, что я не могу жить без этого человека, что стоит сейчас перед вами! А мой жених… Я его не люблю, и не думаю, что он любит меня! Брак, о котором договорились мои родные — это просто коммерческая сделка, и не более того. Только вот при заключении этой сделки никто не подумал обо мне, о моих чувствах!..

— А мне кажется, подумали. Ваш жених достойный и порядочный человек. А любовь… Увы, но мы часто обязаны смирять наши желания ради иного, того, что другие считают более важным. В вашем случае, сударыня, вы должны смириться ради вашей семьи… И, простите, граф, что я вынужден вам это говорить, но слухи о вашей дурной репутации достигли даже наших отдаленных земель…

— Перестаньте, святой отец! — вскочил на ноги граф. — Не повторяйте злых наветов, не имеющих под собой никаких оснований!

— То, что вы сбиваете с пути истинного юную девушку, уже говорит о многом… Еще раз прошу меня простить, но мне, глядя непредвзятым взглядом со стороны на всю эту историю, кажется, что вы думаете прежде всего о приданом этого ребенка, а не о…

— Как вы смеете?! — одновременно закричали и Кристелин и граф.

— Смею. Так вот, граф, хочу сказать вам прямо и без околичностей: я знаю герцога много лет, и могу утверждать со всей ответственностью — он не поддается не давлению, ни уговорам. И уж тем более шантажу…

— Хватит! — граф встал, и потянул за собой Кристелин. — Что ж, жаль, святой отец, что наша искренняя просьба о помощи не нашла здесь понимания…

— Кристелин, вернитесь домой! — умоляюще сказал священник. — Не губите свою жизнь и жизнь своих близких…

Но его слова увещевания не слушал ни торопящийся граф, ни Кристелин, которая была словно околдована этим красавцем. Неудивительно: граф то и дело смотрел на нее взглядом, в котором смешивались любовь и боль от возможной потери любимой… Так что голос разума, к которому призывал прислушаться священник, проходил у Кристелин мимо сознания. Долг, честь, ответственность перед своей семьей, боль, которую она может принести своим родным… Кристелин ничего не хотела слушать, да, говоря по чести, слушать и не желала. Ее обуревало другое чувство — страх остаться без любимого человека. Словно ослепленная, она не замечала того, что граф постоянно поглядывает на тонкую струйку песка, стекающую в больших песчаных часах у стены. Кучка песка в нижней части часов становится все больше, и ему следует поторапливаться — вечером в церквушке должна состояться вечерняя служба, на которой будет присутствовать как семейство герцога, так и многие из гостей. Граф понимал — время уходит и ему надо как можно скорей заканчивать с этой пустой комедией…

— Хватит! — наконец не выдержала Кристелин. — Если вы не хотите исполнить нашу просьбу, то я уеду со своим избранником просто так, без вашего благословения!.. — и, схватив графа за руку, девушка повернулась к выходу.

— Постойте! — священник с горечью посмотрел на девушку. — Хорошо. Пусть будет по-вашему. Дочь моя, раз ты настолько обезумела, что не понимаешь моих доводов, которые, без сомнения, остановили бы любого здравомыслящего человека, то я вынужден пойти вам навстречу… Граф, вы согласны положиться на волю Пресветлой Иштр и совершить брак по ее законам?

— Да!

— А ты, Кристелин?

— Конечно, святой отец!

— Безумцы… Ладно, возьму этот грех на свою душу. И сам постараюсь объяснить свой поступок герцогу, хотя далеко не уверен, что он правильно поймет меня… Раз вы оба не боитесь отдать свои судьбы в руки Пресветлой Иштр, и согласны вступить в брак по ее законам… Что ж, в вашем случае подобное бракосочетание допустимо. Хочу, чтоб вы оба знали одно: это брак будет не признан никем, кроме Пресветлой Иштр.

— Хорошо! Только начинайте поскорей!..

— Но, граф, если вы обманете эту наивную девочку, или не выполните свои обещания… За подобными браками Иштр следит очень строго. Запомните: Пресветлая Богиня может жестоко наказать вас обоих за нарушение данных вами обязательств! Она, чтоб вы знали, сурова к тем, кто, поклявшись ее именем, нарушает свои обещания. Тогда ждите бед. В этом вы оба должны отдавать себе отчет!..

— Я все понял! И она тоже…

Церемония была простой и короткой. Отныне судьбы графа и Кристелин были отданы в руки Пресветлой Богини. Конечно, настоящее свадебное заключение брака заняло бы куда больше времени, но девушка об этом не думала. Главное — они теперь навсегда будут вместе! Граф — самый красивый, честный и благородный человек на свете! И что бы там ни говорил священник, но ее муж не может ни обмануть, ни солгать!

Когда все закончилось, и граф, таща за руку Кристелин, направился к выходу, их остановил голос священника.

— И последнее. Кристелин, возьмите — на подрагивающей ладони священника лежал огарок свечи. — Этой свечой я благословил ваше рождение, и ею же заключил ваш брак. Отдаю его тебе. Храни его, как зеницу ока, и ни за что не теряй. С сегодняшнего дня это — твой оберег, и, в самом Можно не сомневаться — их попытаются задержать у Перехода… Вряд ли кто решит, что беглецы рискнут направиться к горам: сейчас осень, и в тех высокогорных местах вовсю начинают дуть ледяные ветры, пронизывающие до костей, и уже идут сильные снегопады, а от резких перемен погоды редкие горные тропки обледеневают до такой степени, что многие из них становятся и вовсе непроходимы… Впрочем, с наступлением осени непроходимой считается вся горная гряда.

Спустя годы, вспоминая то путешествие и сопоставляя факты, Кристелин придет к печальному выводу — у графа все было продумано и подготовлено заранее: и перекладные лошади, и места отдыха, и запасы продовольствия и фуража в самых безлюдных местах, и проводники в горах, и немалая охрана, сопровождающая их… Как это ни горько, но Кристелин должна будет признаться самой себе: брак с ней не был внезапным решением влюбленного человека, а исполнением давно задуманного плана с тщательно проработанными деталями… Наверное, если бы в то время побега девушка даже захотела уехать от графа и вернуться домой, то этого ей никто бы не позволил…

Но осознание этого придет много позже, когда ей не останется ничего, кроме воспоминаний. А пока все было замечательно, волшебно, ново. Кристелин находилась рядом с любимым человеком, искренне считая себя самой счастливой женщиной на свете. Граф был ласков и заботлив, дни и очи пролетали как мгновения, все вокруг казалось радостным, больше напоминающим сказочный сон. Кристелин поняла, то означает выражение — пить счастье полной кружкой… Он переполнявших ее чувств Кристелин хотелось петь, весь окружающий мир виделся в особых красках, и она запомнила дорогу, как путешествие в сказку. В ее память накрепко врезались и причудливые нагромождения камней на развилках дорог, и лесные тропы средь высоких деревьев, и голубоватые горные ледники, восхищающие своей неземной красотой, и смертельно-опасные для тех, кто рискнет пройти по ним в зимнее время…

Это был очень тяжелый путь. Несмотря на все меры предосторожности, при переходе горной гряды погибли двое из тех, кто их охранял: один сорвался с почти отвесной стены, а другой соскользнул с ледника… В ушах Кристелин навсегда остался их крик, полный боли и отчаянья… Правда, в то время ей не пришло в голову, что любящий мужчина ни за что не станет подвергать любимую женщину такой страшной опасности, как зимний переход через горы в холоде, недостатке воздуха, в возможности попасть под очередную лавину…

Но все когда-то заканчивается. Завершился и тяжелый, изматывающий силы переход через горы, а еще через какое-то время они прибыли в Таристан — в страну, где жил граф Д'Диаманте. Когда же они, наконец, оказались в родовом замке графа, Кристелин показалось, что все беды остались позади. Пусть сам по себе замок оказался совсем невелик, и, по сравнению с огромным дворцом ее отца, казался маленьким и бедным, но какое это имеет значение, если она будет жить здесь со своим любимым человеком!

Но ее ждало разочарование. Уже на следующий день граф уехал, оставив Кристелин в одиночестве. Как он пояснил девушке, ему надо срочно заняться разводом со своей женой, и чем скорей это будет сделано, тем лучше для всех. Ну, а Кристелин временно следует остаться здесь, в его замке: не стоит нарушать правил приличия, он представит свою невесту высшему свету Таристана сразу же после получения им развода.

Подобное неприятно кольнуло Кристелин — в ее семье было принято, что все вопросы, касающиеся семьи, отец с матерью решали вместе, и Кристелин была уверена, что и у них с графом будет такая же гармония в отношениях. И потом — она оказалась здесь, в этой чужой стране, и ей очень не хочется оставаться одной, в полной неизвестности…

Однако стоило Кристелин только заикнуться об этом, как граф, снисходительно улыбаясь, пояснил ей, что советы женщины ему не нужны — у него самого есть голова на плечах. К тому же Кристелин уже ждет ребенка, и еще не окрепла после тяжелого пути. Так что пусть она, как и положено верной и преданной жене, ожидает его дома, а он тем временем разрешит все проблемы. Единственное, о чем он просит девушку — чтоб она написала отцу хотя бы небольшое письмо, а уж он, граф, сделает все, чтоб оно дошло до герцога Белунг…

Потянулись тоскливые недели, складывающиеся в месяцы. Постепенно Кристелин стала понимать, что это такое — находиться одной в чужой стране, среди незнакомых людей… Не с кем было перемолвиться даже словом. Немногочисленные слуги в замке были почтительны, но не более того. Более того: в их отношении к девушке чувствовалась некая снисходительность, которую можно было охарактеризовать так — мол, по приказу хозяина ты, привезенная невесть откуда особа, здесь какое-то время командуешь, и мы вынуждены слушаться, но, тем не менее, ты здесь не хозяйка. Другая имеется, своя, законная супруга графа. Вот так-то. А ей, настоящей жене хозяина, когда она приедет сюда, многое из твоих указаний может и не понравиться…

Что еще неприятно царапнуло душу Кристелин в замке графа — так это рабы. Нет, в Валниене тоже были невольники, у ее отца их тоже было немало. Только вот по законам ее страны у всех когда-то купленных рабов внуки уже рождались свободными людьми. К рабам в Валниене относились как к работникам, о благополучии которых надо заботиться по мере сил и возможностей не меньше, чем о благополучии свободных людей. Многие из рабов постепенно обзаводились собственным хозяйством, да и внешне они не особо отличались от свободных людей. А тут… Один большой общий барак, куда с наступление ночи загоняли всех рабов. Там они жили, спали, рожали детей… Вечно недовольные, озлобленные люди с наголо обритыми головами.

Кристелин была искренне удивлена, когда узнала, что в Таристане с бритыми головами ходят лишь рабы. Те же из свободных людей, кого Небеса не наградили волосами, носят парики. Бритые головы в здешних местах были как бы отличительной чертой того, что этот человек — невольник, чья-то собственность. Хорошая примета, если раб вздумает бежать. С наголо бритой головой скрыться сложно, а парики стоили дорого. Вот и подле замка постоянно были видны безволосые головы рабов-мужчин и их детей. Женщинам-рабыням, правда, дозволялось при стрижке оставлять на своих головах волосы не длинней ногтя.

Необычная природа, чужая страна, незнакомые люди… И вечная жара. Ей, выросшей в прохладном климате Валниена, было тяжело в непривычно теплом и душном воздухе Юга. Безжалостные лучи горячего южного солнца до пузырей обжигали слишком светлую кожу северянки, и девушка вынуждена была целыми днями седеть в комнате, выходя на воздух лишь по вечерам. В своем родном доме Кристелин скоротала бы время в библиотеке, но здесь… Несколько полок со старыми книгами, гордо называемые библиотекой, не шли ни в какое сравнение с той огромной комнатой, до потолка заставленной стеллажами с книгами и свитками, какой была библиотека в доме герцога Белунг. Да и книги, находящиеся на этих нескольких полках, были в основном учебниками для детей и сборниками старых карт. Судя по всему, за последние тридцать лет здесь не появилось ни одной новой книги. По всей видимости, никто из графов Д'Диаманте не относился к числу любителей чтения.

Однажды, чтоб хоть как-то заполнить медленно тянувшееся время, Кристелин решила описать на бумаге весь долгий путь, который они с графом прошли от замка ее отца до дома графа. Это были такие светлые воспоминания, которые ей хотелось оставить надолго, особенно пока они еще свежи в памяти. Будет что потом рассказать детям… Но во всем замке отыскался лишь один чистый лист пергамента, а на нем при всем желании много не напишешь.

Что ж, можно пойти по другому пути. Найдя в так называемой библиотеке среди вороха старых истрепанных карт несколько тех, которые ей были нужны, она при помощи остро отточенного пера тщательно перенесла с них на единственный имеющийся у нее чистый лист пергамента нужный ей отрезок территории, и уже там, на этой схеме, как на карте, изобразила всю пройденную ими дорогу, причем сделала это очень подробно, и со всеми необходимыми отметками. На счастье, в доме графа пользовались особыми чернилами, сделанными из морских каракатиц. Что текст, что рисунки, сделанные этими чернилами, быстро высыхали, навечно сохраняясь на пергаменте, точнее, до тех самых пор, пока сама кожа не рассыпался от времени. Еще эти чернила были удобны тем, что совсем не выцветали со временем, и даже почти не расплывались в воде. И Кристелин принялась за работу.

С одной стороны желтоватого листа у нее получилась самая настоящая подробная карта со всеми необходимыми отметками. А на обратной стороне листа она мелким убористым почерком сделала множество примечаний: места, где они останавливались на отдых, расстояние между самыми заметными вехами той дороги, наиболее опасные участки, или же те, где можно было передвигаться сравнительно безопасно. Особенно тщательно Кристелин изобразила на схеме переход через горы — несмотря на всю опасность перехода через них, они произвели на девушку должное впечатление. Как-то давненько ей довелось услышать выражение: один раз побываешь на горной гряде — на всю оставшуюся жизнь заболеешь горами. И верно — Кристелин снова хотелось побывать там, среди гор, вновь увидеть их холодную и суровую красоту…

Работа увлекла ее, свободного времени у девушки было в избытке, так что в итоге у нее получились не обычные заметки, и не просто карта, а самая настоящая, бесценная подсказка для любого, кто захотел бы пройти через горную гряду. У Кристелин была прекрасная память, отменный глазомер, так что и изображение их пути, и заметки получились просто замечательные. Любой картограф, посмотрев на ее работу, пришел бы в восторг. Только вот у нее все никак не находилось повода показать эту карту графу. Впрочем, тот и не интересовался, чем занимается девушка в его отсутствие.

Граф приезжал изредка, и не оставался с ней больше, чем на день-другой. В один из своих приездов он выполнил давнюю просьбу Кристелин — показал ей те самые камни, Диа и Анте. Действительно, восхитительные бриллианты необыкновенной величины и огранки. Хранились они в комнате графа, в особом тайнике. Вернее, это был не просто тайник в толстом каменном полу: чтобы добраться до камней, надо было открыть несколько кодовых замков, и при этом еще надо было суметь отключить систему охраны, иначе можно было погибнуть от яда, наполнявшего несколько ловушек, предназначенных для возможных грабителей. Именно тогда потрясенная до глубины души Кристелин впервые увидела, как у графа, взявшего в свои руки эти удивительные камни, с ладоней заструился самый настоящий золотой свет. Казалось, его, этот дивный луч из золота, можно было потрогать руками, зачерпнуть горсть золотого света в свои ладони… Это было одно из самых необычных зрелищ, которые когда-либо видела девушка!

За эти краткие мгновения счастья Кристелин готова была простить графу свое одиночество, свои страхи, тревоги, сомнения. А они, эти сомнения, одолевали ее все больше и больше. Насчет развода со своей женой граф говорил одно и тоже: много неожиданных препятствий, потерпи, я делаю все, что могу, в конце концов все будет хорошо… При разводе, мол, возникли сложности: в брачном контракте графа со своей женой были пункты, согласно которым основанием для развода может быть отсутствие у графа законного наследника. Так что как только родится ребенок, развод может состояться без особых проблем. Ты, главное, сейчас напиши еще одно письмо отцу… Они писала снова и снова, граф уезжал с очередным посланием, а Кристелин оставалось терпеть, верно и преданно ждать очередного возвращения любимого, и еще надеяться, что привезенные им в следующий раз новости будут лучше предыдущих…

В один из дней, граф, как обычно, не предупредив и не сообщив заранее о своем приезде, вернулся в замок. Господин граф, как в прежние времена, был мил и очарователен, относился к Кристелин с бесконечной любовью и нежностью, и говорил, что вот-вот получит развод. Девушка была на седьмом небе от счастья. Она, как хозяйка, принимала приехавших с графом людей, среди которых с удивлением и радостью узнала нескольких дворян из своей родной страны, в том числе и старого барона Обре, того самого, что впервые представил графа ее семье… Чуть позже приехавшие засыпали ее вопросами насчет ее побега и свадьбы, причем на время этого разговора графа попросили выйти.

Все прошло замечательно. Кристелин без устали рассказывала гостям, какой замечательный человек — ее будущий муж, что они очень любят друг друга, что сбежала с ним по своей воле, и что сразу же после рождения ребенка они поженятся уже по-настоящему… Гости выслушали ее, переглянулись, повздыхали, и почти сразу же покинули замок, оставив Кристелин в душевном смятении. Дело в том, что на просьбу девушки рассказать о том, что происходит в ее родном доме — она, дескать, ничего не знает о своих родных, Кристелин получила убийственные известия. Дело было даже не в том страшном скандале, что разыгрался в доме герцога Белунг после того, как стало известно о побеге Кристелин, и не в том, что в последнее время ее имя на все лады перемывают во всех знатных домах Севера и Юга. Гораздо хуже другое: при известии о поступке дочери и о позоре, свалившемся на их семью, с матерью Кристелин случился удар, и с того дня она так и лежит, разбитая параличом. Что касается самого герцога Белунг… Приезжие сказали Кристелин: она должна хорошо знать твердый и несгибаемый характер своего отца… Что именно они имеют в виду?

Кристелин кинулась за ответами к графу, но тот ничего не пояснил ей, и не ответил ни на один из ее вопросов. Более того: он и сам уехал из замка чуть ли не через несколько часов после отъезда гостей. «По делам о разводе» — привычно сказал он ей. Как видно, объяснять что-либо или же придумывать другой предлог граф не считал нужным. А может, просто не хотел понапрасну тратить время…

И опять потянулись длинные и скучные дни, складывающиеся в седмицы и месяцы. На свои письма родным ответа она так и не получила, граф не показывался и не присылал о себе никаких известий. От одиночества Кристелин начала прислушиваться к разговорам слуг, которые со временем перестали лишний раз скрывать от нее свои разговоры, и, как это не печально, в итоге она сделала вывод: ни о каком ожидаемом разводе хозяев здешняя челядь и слыхом не слыхивала. Больше того: девушке не хотелось верить тем новостям, которыми обменивались слуги — о постоянных скандальных историях, в которые то и дело влипал граф, о его огромных долгах, и о том, что он не знает, как вытребовать с герцога Белунг когда-то обещанное тем приданое… Наверное, это просто сплетни — твердила себе девушка. Не может быть правдой то, что говорят… А вот свою настоящую хозяйку — жену графа, вот ее слуги побаиваются. Более того: всех занимает ответ на вопрос — чем закончится пребывание пришлой северянки в этом доме? Хозяин… Ну, этот любой девке может наобещать что угодно, и та поверит, но вот хозяйка спуску не даст никому…

Ближе к концу лета Кристелин родила сына, крепкого светловолосого крикуна. Возле нее в то время находилась лишь одна старая ленивая служанка, которая не считала для себя нужным лишний раз подходить к роженице. Но к тому времени дочь герцога уже поняла, что в этом доме ей следует рассчитывать только на себя, так что со всем справилась сама… А ребенка она назвала Дариан, что на языке ее родного Валниена означает — дар неба.

Через несколько дней Кристелин, вернувшись в свою комнату после минутной отлучки, увидела незнакомую служанку, склонившуюся над колыбелью ребенка. При виде внезапно появившейся матери женщина опрометью бросилась вон из комнаты, а Кристелин с ужасом увидела на лице ребенка тяжелую подушку… Однако Пресветлая Иштр была милостива к ним обоим: ребенок был еще жив, и спасти сына молодая мать успела. Однако с той поры ту служанку никто не видел в доме, а на вопросы о ней слуги, сохраняя на лицах непроницаемое выражение, лишь разводили руками: не знаем такой, ее никогда не было, вам почудилось, не понимаем, что вам от нас надо…

После того дня Кристелин никогда, даже на миг, не оставляла Дариана одного. Сама его кормила, пеленала, спала рядом с ним… Это страшное происшествие лишний раз убедило дочь герцога в том, что она живет среди враждебных ей людей, и будь ее воля, она в тот же день покинула бы этот ненавидящий ее дом. Увы, сделать этого она не могла. Единственное, что было в ее силах — постоянно держать запертой на засов дверь в свою комнату.

Когда же Кристелин рассказала графу, приехавшему в замок лишь через месяц после рождения сына, о том, что кто-то пытался убить их ребенка, то граф, как ей показалось, был не очень удивлен, и довольно неубедительно пытался ей доказать, что это была просто трагическая случайность, которой не стоит придавать особого значения. Вот тут-то Кристелин впервые накричала на графа, и ее возмущение было столь велико, а угрозы сообщить всем знакомым о едва не произошедшей гибели ее сына выглядели настолько серьезными, что граф струхнул не на шутку. Кое-как успокоив Кристелин, он пообещал во всем разобраться, и вновь надолго уехал из замка. Однако с той поры больше никто не пытался покушаться на жизни матери и ребенка…

Время шло, а граф так и не показывался в замке, словно у него и не было недавно родившегося сына. Находясь тоске и одиночестве, всю свою нерастраченную любовь юная мать отдавала сыну. Ей было до слез обидно вспоминать про то, как граф, впервые увидев сына, недовольным голосом отметил, что ребенок нисколько не похож на него. Дескать, мальчишка родился один в один похожим на отца Кристелин, герцога Белунг, и в ребенке будто бы нет ни одной черты рода Д'Диаманте. И верно: Дариан родился светловолосым, с прозрачно-голубыми глазами жителя Севера, и внешне куда больше смахивал на деда, чем на отца. Больше того: этот до странности светлый цвет глаз был семейной чертой семейства Белунг. Такие же глаза были и у старого герцога, и у самой Кристелин, и у одного из ее братьев.

От графа ребенку достались смугловатая кожа и чудесные волнистые волосы, которые уже с рождения складывались в прекрасные светлые кудряшки. Да и телосложением мальчуган пошел не в высокого и широкоплечего деда, и не в родню своей матери — там все мужчины были высокого роста и крепкого телосложения. Северные богатыри. Дариан же уродился в отца, человека среднего роста и не особо выдающейся комплекции. Но какое это имеет значение? Главное — мальчик рос здоровым, умным и сообразительным.

В глубине души Кристелин мечтала о том мгновении, когда ее отец увидит внука, заметит в нем свои черты. Герцог Белунг всегда любил детей, и, будучи даже очень занятым, всегда находил время для своих внуков — детей старших сыновей. Дед обязательно полюбит и Дариана, в этом Кристелин нисколько не сомневалась.

Прошло чуть ли не полгода после рождения Дариана, когда в один далеко не прекрасный день граф вновь объявился в замке. Только в этот раз он приехал не один, а со своей женой, невысокой коренастой женщиной весьма заурядной наружности. Уже за несколько дней до того события Кристелин никак не могла понять, о чем шушукаются слуги, да еще и чуть заметно ухмыляются, глядя на нее. За все время своего пребывания в замке графа Кристелин постоянно сталкивалась с подобной дерзостью прислуги, но в последнее время те стали вести себя подчеркнуто вызывающе. Молодая женщина чувствовала: что-то должно произойти.

Ну, а что именно представляет из себя жена графа, Кристелин поняла при первой встрече. Когда она, увидев из окна своей комнаты, что во двор замка верхом на коне въезжает ее прекрасный граф, а за ним следует множество тяжело груженых телег, то, держа на руках ребенка, стремглав выбежала ему навстречу. Молодой женщиной враз были забыты долгое одиночество, обиды, слезы… Главное — приехал он, ее любимый человек!

Первое, что увидела Кристелин, выбежав на двор, то, как граф помогает выйти из кареты с гербом богато одетой немолодой женщине с невыразительным лицом..

— Наконец-то ты приехал! Почему тебя так долго не было? Хотя бы сообщил, что собираешься приехать! Мы с сыном так соскучились!.. И ты не один? У нас гости? Или это твоя родственница? Я рада видеть твою гостью!

Но прежде, чем граф сказал хоть слово, заговорила женщина.

— Что, дорогой, так это и есть та высокородная шлюха, что живет здесь из моей милости? — благожелательно спросила она, обращаясь к графу. — Должна сказать, что я представляла ее себе более привлекательной. А сейчас вижу, что эта девка бесцветная, как платяная моль. Теперь я понимаю, отчего ее папаша предлагал любому, кто польстится на эту безликую шваль, такие большие деньги. С меньшим приданым ее бы никто за себя не взял. Должна сказать, что этот змееныш на ее руках нисколько на тебя не похож. Как видно, уродился в высокородную родню своей потаскухи — мамаши. Или еще в кого из тех мужиков-северян, о котором ты не знаешь…

Слова застряли у Кристелин в горле, и она растерянно посмотрела на графа. Да как смеет эта женщина говорить ей такое?! И почему граф ее не одернет?! Но тот, чуть растерянно глядя на Кристелин, произнес:

— Это моя жена Гарла.

— Да — милостиво кивнула женщина. — Она самая. Теперь я буду жить здесь.

— Да как вы смеете так со мной…

— Я все смею, потому что это — мой замок. И этот человек, что наплел тебе невесть что, и поклялся жениться — мой муж. Ну, мужики есть мужики, что с них взять! Им бы лишь своего добиться… А что касается тебя… Дурой не надо быть, и не слушать того, что тебе эти козлы обещают. Каждая из вас, вертихвосток, отчего-то считает, что лучше ее никого на свете нет, вот в результате и получает то, что заслужила. Прежде, чем слушать брехню о любви и верить в нее, не помешает посмотреть на свое отражение в зеркале… Впрочем, с тобой разговор еще впереди… — и женщина последовала в дом, где ее встретили почтительно склонившиеся слуги. Граф послушно шел за ней. Все верно — прибыла настоящая хозяйка здешних мест. Кристелин же осталась стоять с горящими от стыда щеками и трясущимися руками. Только что ей прямо указали на то место, которое она отныне будет здесь занимать.

С того дня и без того нелегкая жизнь матери и ребенка стала почти невыносимой. Граф постоянно ходил с непроницаемо-отсутствующим лицом, избегая Кристелин, как только мог, или же шепотом, когда его никто не видел, просил девушку еще немного подождать, и что он, мол, сделает все, чтоб уйти от своей вконец опостылевшей жены… Только вот чего ждать — этого он и сам не мог сказать. Одно было понятно — развода нет, и вряд ли он когда-то будет.

То, что в доме появилась твердая рука и суровая хозяйка — это почувствовали все. Слуги отбросили свою привычную ленивую расслабленность, каждый из них отныне постоянно был занят делом, в доме появился порядок, закипели работы в небольшом саду при замке… Гарла правила твердой рукой, и столб в конюшне, где пороли нерадивых слуг, не пустовал. Первое время, как слугам, так и рабам при замке, привыкшим за долгие годы к вольготной жизни, кнутом попадало за многое: за нерасторопность, лень, неаккуратность, непочтительность, а то и просто за то, что не вовремя подвернулись под горячую руку хозяйки. Однако следует признать — она была настоящей главой дома, экономной и рачительной, и в то же время властной и жестокой, не терпящей возражений ни в чем, и не забывающей ни одной из нанесенных ей обид. И не только обид.

Например, проверив счета за несколько лет, она обнаружила, то управляющий запустил руку в ее карман. Нельзя сказать, что он украл много — так, приворовывал потихоньку, но для Гарлы это было не так важно. Дело было в другом: ее бесил сам факт, что некто осмелился ее обмануть, а таких вещей она не прощала. Расплата была суровой, и в этом случае одной поркой у столба дело не ограничилось. Как позже выразилась Гарла, «для покрытия понесенных убытков от нанесенного воровства» она продала в рабство пятерых из шести детей управляющего. Вернее, уже бывшего управляющего. И тот ничего не мог поделать, чтоб не допустить подобного, хотя валялся в ногах у хозяйки и умолял ее принять в счет погашения долга его дом и все хозяйство, тем более что они по стоимости с лихвой перекрывали его долг. Но легче было растопить камень, чем сердце Гарлы. Правда, чуть позже она и так отобрала у своего бывшего управляющего и дом, и хозяйство, а всех оставшихся членов его семьи выставила на улицу без гроша в кармане, и лишь в том, в чем они были одеты, и не позволив взять с собой ничего из имущества, после чего чуть ли не босыми выгнала их со своих земель. Конечно, дело тут было вовсе не в потерянных деньгах, тем более что для того, чтобы проделать подобное беззаконие со свободными людьми, подкупить кого надо и оформить поддельные документы, Гарле пришлось заплатить во много раз больше того, что она получила от продажи детей управляющего. Просто на этом примере она показала людям: все будет так, как я решу, а тот, кто осмелится пойти против меня — тот пусть пеняет на себя. Запомните это хорошенько.

Пример был достаточно показательный. Не менее жестокой она была и в других делах, так что лишний раз с ней старались не связываться и не конфликтовать.

Естественно, что в число тех, кого она считала своими врагами, попала и молодая мать с сыном. Гарла, злорадно улыбаясь, и постоянно вставляя в свою речь колкости и оскорбления, в несколько приемов (как видно, растягивая себе удовольствие от унижения северной принцессы) рассказала Кристелин обо всем, что до той ранее доносилось лишь из разговоров слуг. По словам жены графа, ей, как наиболее умному человеку из всех присутствующих в этом замке, надо втолковать некоторые очевидные вещи, которые до сего времени так и не дошли до пустой головы северной нахалки. Увы, подтвердились все самые плохие предчувствия Кристелин…

Все дело в том, что граф постоянно нуждался в деньгах. Вообще-то в этом нет ничего удивительного — деньги нужны всем. Но вот что касается прекрасного графа… Тут случай особый. Деньги у него не только не задерживаются в руках, а, едва попав в них, улетают оттуда со скоростью урагана, причем бесследно. Привычка не отказывать себе ни в чем отнюдь не способствует прибавлению золота в сундуке. Как раз наоборот — опустошает его до дна. К тому же жена-простолюдинка давно стала ему в тягость… Оттого-то граф, в связи с полным отсутствием ума, вздумал решить все проблемы одним махом — отхватить себе самый жирный кусок из всех, что были, а если называть вещи своими именами, то красавец позарился на дочь герцога Белунг, вернее, на ее огромное приданое, при одной мысли о котором текли слюнки даже у многих принцев крови.

Задурить голову неопытной девчонке графу ничего не стоило, так же как и увезти ее из дома. Понятно, что герцог ни за что бы не отдал свою дочь за человека со столь дурной репутацией, как у графа Д'Диаманте. А вот побег дочери с женатым мужчиной… По расчетам графа, герцог Белунг, чтоб смыть столь заметное пятно со своего имени и замять громкий скандал, должен был не только утвердить этот брак, и сделать все для скорейшего развода графа с его нынешней женой, но и, кроме того, согласиться со всеми условиями, которые ему выдвинет новоявленный зять. Те условия, кстати, были весьма жесткие… Вообще-то расчет был верный: почти каждый из отцов выполнил бы эти требования, как бы подобное не было тяжело.

Это могло сработать со многими другими, но только не с герцогом Белунг, который славился своим жестким нравом и сильным характером. Тут, как говорится, нашла коса на камень, хотя скандал, и верно, вышел оглушающее — громким. Естественно, что граф, потирая руки, пожелал выбить из герцога обещанное приданое — дескать, у нас с вашей дочерью любовь и все такое прочее. Единственное, чего надо, чтоб узаконить наши с ней отношения, а заодно и будущего ребенка — так это приданого, которое уже было обещано за невестой ее отцом, то есть вами. И будьте любезны выдать все, о чем было объявлено заранее, но учтите, что на уменьшение приданого я не согласен. Конечно, если вы вдруг пожелаете приложить дополнительно что еще из имущества — подобное будет только приветствовать. Так что жду, а вы поторапливайтесь, не тяните, а не то мало ли что — вдруг ребенок родится еще до того времени, как предыдущий брак графа будет расторгнут, и тогда окажется, что у принцессы Кристелин родится внебрачный ребенок… В вашем благородном семействе, великий герцог, вряд ли нужен бастард.

Однако герцог Белунг вновь удивил всех. Он жестко заявил, что вовсе не намерен исполнять требования безнравственного чужестранца, который совершил немыслимое — похитил дочь человека, оказавшего ему гостеприимство, да вдобавок ко всему тайно увезенная им девушка к тому времени уже была чужой невестой. Что же касается его дочери, то она этим своим поступком лишила себя расположения отца, и отныне ни о каком приданом, разумеется, не может быть и речи. С графа за глаза хватит титула невесты и благословения герцогом их союза.

Еще герцог не может взять в толк, при чем тут какие-то разговоры о приданом? К тому же, как сказал герцог, в ранее состоявшемся разговоре в замке герцога, граф, прося руку Кристелин у ее отца, клялся, что безумно любит его дочь. Так что если у господина Д'Диаманте, и верно, присутствует настоящая любовь, то в этом случае деньги ему вряд ли нужны. Граф получил в жены девушку, в которой течет королевская кровь, а это именно то, что требуется достопочтенному аристократу для создания счастливой семьи, и рождения наследника истинно древнего рода. Говоря коротко: что хотел, то и получил. И потом, граф, как честный человек и дворянин, и так обязан жениться на увезенной им девушке — это прописная истина для каждого благородного человека.

Так что герцог просит графа Д'Диаманте отныне более не беспокоить его насчет денежных или имущественных вопросов, особенно если учесть, что своим безнравственным поступком его дочь потеряла все свои права на это самое приданое. Чтоб исправить вред, нанесенный побегом дочери, герцог передал своему младшему сыну все то, что ранее составляло приданое дочери. Это было сделано герцогом Белунг для того, чтоб молодой человек мог жениться на одной из дочерей бывшего жениха Кристелин. На этом все переговоры закончились, и посланцам графа без дальнейших разговоров указали на порог. Практически вытолкали взашей.

Как это ни удивительно, но подобный поступок не только не опозорил имя герцогов Белунг, но наоборот, придал еще большее уважение этому семейству. Единственное, что герцог просил передать графу и Кристелин, так это свое искреннее пожелание, что отныне эту пару больше не желают видеть в Валниене. Дескать, и в будущем им не стоит тратиться на долгий путь из жаркого Юга до холодного замка герцога, тем более что никого их них здесь совсем не ждут.

Кстати, мать Кристелин умерла, так и не сумев оправиться от нанесенного дочерью удара, и после того герцог изменил свое завещание, в котором лишил дочь хоть какого-либо наследства после своей смерти. Так что теперь Кристелин беднее церковной мыши. Проще говоря — она нищая, бездомная, никому не нужная девка, живущая в замке графа только оттого, что графиня Гарла не привыкла выгонять приблудных и убогих со своего двора.

Кроме того, Кристелин узнала, что отныне Гарла с мужем также станут жить в этом замке. Как это ни прискорбно, но граф умудрился понаделать столько долгов, что был вынужден продать дом в столице и один из своих замков, и теперь ему с женой придется жить здесь, в последнем из фамильных дворцов, которые граф еще не успел промотать. Что касается развода графа со своей женой, то есть с Гарлой, то Кристелин на подобное может даже не рассчитывать. Граф живет на ее деньги, на деньги своей законной жены, и полностью зависит от нее, потому что сам он — нищий, давно пустивший по ветру все семейное благосостояние. Ну, а то, что имеется здесь, в этом замке — все давно принадлежит ей, Гарле, которая выкупила все имущество за долги, и давно является здесь законной хозяйкой.

Впрочем, граф со всеми своими потрохами тоже принадлежит ей, Гарле, и отдавать своего мужа хоть кому-то, пусть даже какой-то шлюхе с трижды голубой кровью, она не намерена. Дело в том, что Гарла — одна из тех, кого называют простолюдинами, и кто сумел сколотить себе состояние умом и оборотистостью, и от которых аристократы брезгливо воротят свои напудренные носы. В свое время Гарла пожелала заполучить графа — и сумела этого добиться, хотя и неважно каким путем и что ей это стоило. Выгодным это приобретение никак не назовешь, но и отказываться от своего, с великим трудом добытого супруга, она ни за что не станет. В отличие от глупой дочери герцога Гарла не обманывается насчет ветреной сущности своего муженька, и понимает, что он все равно время от времени все равно будет пастись на чужих лужках. Увы, с этим надо смириться, тем более что он все равно, рано или поздно, но возвращается к законной жене, раскаиваясь и признавая свое очередное заблуждение…

Что касается Кристелин… Дело в том, что у очаровательного графа время от времени появляется желание завести себе другую жену, но весь вопрос упирается в приданое, которое он желает получить за предполагаемой невестой. Свою красоту и свой древний титул граф ценит чрезвычайно высоко, и планку требований к будущей избраннице снижать не намерен. Причем на вершине этой планки лежат деньги… Несколько тайных попыток графа уйти от жены и захомутать другую дуру не увенчались успехом еще и из-за скверной репутации графа, кстати, вполне заслуженной — ведь не просто так ему был заказан путь во многие знатные дома Юга! Вот оттого-то его выбор и пал на Кристелин, сказочно богатую невесту из далекой северной страны. По счастью, отец у выбранной им невесты оказался куда умнее своей безголовой дочери, которая отчего-то вообразила, что со своей бесцветной рожей и блеклыми волосами может понравиться хоть одному мужчине на этом свете…

С одной стороны Гарла не сердится на Кристелин — знает, что если граф вздумает задурить кому-то голову, то своего он всегда добьется. Для него это уже дело принципа. Так что невзрачная северянка — это не первая идиотка, которой задурил голову ее муж, и, к сожалению, далеко не последняя… Но вот того, что Кристелин, эта паршивая девчонка, вздумала занять ее место — этого Гарла прощать не намерена, пусть даже та девчонка и является дочкой какого-то там герцога, живущего неизвестно где.

А насчет ее ребенка… Гарла заявила, что должна сообщить Кристелин радостную весть: у приблудного сыночка северной шлюхи скоро будет братик, только в отличие от белобрысого гаденыша это будет законный наследник рода Д'Диаманте. Откуда? Как, разве до пустой головы северной дикарки до сего дня не дошло, откуда берутся младенцы? Да, конечно, раньше у Гарлы никогда не было детей, и её возраст уже перевалил за пятьдесят…

И что с того? Чудеса случаются, даже если за исполнение этого чуда надо хорошо заплатить… Кому заплатить? Так вот: это — не ее дело! Считаешь, что это могло произойти лишь при помощи магии или колдовства? А хоть бы и так, никому до этого не должно быть никакого дела! Сейчас для графини главное — подарить мужу законного наследника, а не какого-то там бастарда, которого приличные люди не пустят даже на порог своего дома… Ну, а пока они все будут жить одной большой счастливой семьей. Подобное даже забавно…

Вполне естественно, что, узнав обо всем, Кристелин решила — все, с нее хватит! Она захотела незамедлительно покинуть дом графа — кроме отца, в Валниене у нее имеется дальняя родня, которая не откажется принять у себя на какое-то время мать с ребенком. И вот тут-то Кристелин получила настоящий удар: ей было сказано, что сама она хоть сию секунду может убираться куда ей заблагорассудится, но вот ее маленький сын останется здесь. Это, дескать, даже не обсуждается. Кем бы Дариан не являлся — законным сыном графа, или нет, но стены этого замка он не покинет. Ни слезы, ни мольбы Кристелин не помогли. Ей было сказано так: в Таристане при разводе родителей дети всегда остаются с отцом, и менять или же нарушать это правило граф не намерен. Если даже Кристелин обратится к Правителю Таристана с просьбой забрать сына с собой, то ей в этом будет отказано — никто не станет нарушать закон, и уж тем более не пойдут навстречу развратной девице, от которой отказался даже собственный отец… Но Кристелин прекрасно понимала и то, что было не сказано: Гарле не нужен возможный соперник ее будущего сына на титул графа. Можно было не сомневаться: оставшись один, без матери, Дариан долго не проживет…

И она осталась с ребенком. Все одно без своего маленького сына дальнейшей жизни юная мать уже не представляла, хотя догадывалась о том, что дальнейшая жизнь ее и ребенка в этом доме будет куда больше походить на добровольное заточение. Так оно и оказалось…

Через какое-то время родила сына и Гарла. Шумные празднества и бесконечные приезды гостей с поздравлениями продолжались не одну седмицу. Кристелин с сыном все это время безвылазно просидели в своей комнате, а на бестактные вопросы гостей насчет причины отсутствия на праздниках дочери герцога Белунг хозяева отвечали, что той нездоровится. Климат, мол, для нее не тот. Понимающие ухмылки гостей немало повеселили Гарлу…

Шло время. Медленно текли дни за днями, сплетаясь в месяцы и года. Подрастал Дариан, рос и Кастан, красивый черноволосый мальчик, сын Гарлы и графа. Внешне Кастан очень походил на своего красавца-отца, только вот волосы у ребенка были самые обычные, ничуть не похожие на ту роскошную волну кудрей, которой по праву гордился граф, и которую унаследовал Дариан. Ребенка графини вечно окружали няньки, учителя, воспитатели, и не было такой просьбы сына, которую Гарла не исполняла. Самая лучшая еда, одежда, игрушки… А Дариан… Они с матерью жили как бы сами по себе, будто отгороженные от прочих обитателей замка прозрачной стеной, и даже ели отдельно, в своей комнате, из которой лишний раз им выходить не разрешалось.

Всю свою душу юная мать вкладывала в своего маленького мальчика. Она учила его считать, писать, говорить на нескольких языках, правилам этикета, умению разбираться в геральдике… Вот тут-то и пригодились учебники, стоящие на пыльных библиотечных полках. Эти старые книги помогали в учебе маленького Дариана и скрашивали одинокое тоскливое существование матери и сына. У ребенка была прекрасная память матери, и он легко запоминал тексты, цифры, языки… Правда, усидчивостью и дотошностью матери мальчик пока что не обладал, но стоит ли требовать слишком много от ребенка? Все приходит с возрастом…

Граф, по возможности избегавший встреч с Кристелин и Дарианом, относился к светловолосому мальчугану весьма прохладно и неприязненно — считал его слишком похожим на деда, герцога Белунг, к которому граф испытывал стойкую ненависть, доходящую до бешенства. Еще бы: по мнению графа Д'Диаманте, герцог осмелился обмануть его и оставить в дураках! Проклятый скупердяй! И за что?! Сказано же было этому сквалыге: женюсь на твоей дочери как только выплатишь обещанное приданое! Любому должно быть понятно: за то, чтоб получить в родню такого красавца, как граф Д'Диаманте, надо хорошо заплатить. Зачем? Разве непонятно — за улучшение породы всегда надо выкладывать золото, и чем больше этого самого золота будет выложено, тем лучше.

И разве он, граф, как честный и благородный человек, не выполнил бы свое обещание? Ведь как только герцог согласился бы на все условия прекрасного графа — тогда можно было назначать день свадьбы на этой невзрачной девице, и узаконить ее будущего ребенка! Но жениться просто так, без достойного приданого за невестой, остаться на мели… Увольте! Это просто унизительно! Мало того, что подобное оскорбительно само по себе, так еще и получается, что великий герцог оставил его в дураках?!

Э, нет! Вначале выплати то, что первоначально обещал дать за своей дочкой, а уж потом будет вам и законный брак, и имя с титулом народившемуся ребенку, и чистка вашего родового герба, которое сейчас слегка испачкано той историей с побегом… Если же приданого не будет, тогда, извините, но у милого графа нет ни малейшего желания связываться с нищенкой!

И при чем здесь то, что дочь герцога ради него убежала из родного дома? Честно говоря, эта невзрачная северянка никогда не нравилась графу. И потом: если уж на то пошло, то у Эдварда Д'Диаманте имеется законная жена, которую он пока что не намерен оставлять, а если у всех прочих девиц ума нет, то граф за подобное ответственности нести не может, да и не желает. Как, вам что-то не нравится? Тогда это ваши проблемы…

И во всем виноват этот старый волк, герцог Белунг! Денег ему, видишь ли, жалко, не для того, мол, его предки из поколения в поколение состояние собирали, чтоб какой-то щелкопер его враз по ветру пустил!.. Спрашивается: а для чего еще деньги нужны?! Разве не для того, чтоб жить в свое удовольствие, не отказывая себе ни в чем? Неужто граф со своей красотой и изысканностью не заслуживает подобного? Ведь согласись герцог на условия своего несостоявшегося зятя, все могло бы сложиться иначе… А теперь из-за этого старого сквалыги, жадно вцепившегося скрюченными пальцами в свои сундуки с сокровищами, в имущество и земли — из-за этого грубого северянина граф, бедняга, оказался в весьма неприятной ситуации, и еще неизвестно, что будет дальше!

Между прочим, ведь это именно он, граф, чувствует себя жестоко обманутым! Где, где оно, то самое сказочное приданое, что было обещано северным жмотом за свою бесцветную дочь?! Вот и верь после этого в человеческую порядочность!

А ведь как поначалу все хорошо складывалось! Когда он, наконец, добрался до Таристана с этой дочкой герцога — к тому времени уже всем было известно о том, что произошло во дворце герцога Белунг. Даже в королевском дворце Таристана, когда граф появился там после возвращения из Валниена, к нему отнеслись, как к победителю! Еще бы — так обойти северян!.. При дворе вошла в моду шутка, что вскоре с холодного Севера в жаркий Таристан придут тяжелые тучи и прольются золотым дождем над головой ловкача-графа! Даже король, ранее на дух не выносящий прекрасного графа — и тот кивал ему с любезной улыбкой.

И сколько же подле милого графа враз отыскалось желающих предложить этому восхитительному человеку свои услуги в качестве управляющих над его новыми землями, шахтами, рудниками!.. Даже его кредиторы намеревались простить счастливчику все его долги за одну только возможность приблизиться к бесчисленным северным богатствам! И все эти люди просто-таки всовывали графу в руки золото, умоляя не забыть об их искреннем желании послужить на нелегкой стезе управления внезапно свалившимся имуществом…

Граф даже стал прикидывать, что из полученного добра следует продать в первую очередь, чтоб расплатиться со всеми долгами, и, естественно, обеспечить себя постоянным запасом золотых монет: ведь желательно всегда иметь в собственном кошельке столько денег, чтоб они там не переводились, а точнее: сколько надо — чтоб столько оттуда и взял! Кстати, в брачном контракте отдельной строчкой следует обговорить, что развод графа с его нынешней женой должен полностью оплатить папаша Кристелин, если хочет, чтоб все это произошло как можно скорей — мошна старого герцога от этого не обеднеет, а графу и без того найдется, чем заняться, и в первую очередь ему следует подумать о том, как лучше распорядиться тем сказочным богатством, которое вот-вот должно свалиться на него.

Нет, разом пускать с молотка все приданое Кристелин он не собирался — на первых порах хватит и небольшой части этого добра. Не стоит брать уж слишком резвый старт… Ну, для начала следует продать плантации северного жемчуга, или хотя бы сдать их в арену — прекрасный граф не любил жемчуг. Дальше нужно будет подороже сбыть с рук часть земель вместе со стадами оленей — на кой они ему сдались, эти огромные пустоши?! Да и оленина пришлась ему не по вкусу — мясо жестковатое, в него надо добавлять много пряностей, что несколько портит вкус блюд… Потом он выставит на торги кое-какие из этих жутких и диких северных лесов, где живет одно зверье и в которых нет места цивилизованным людям — пусть эти страшные места с их непроходимыми дебрями пойдут под вырубку, а вместе с тем не помешает пустить с молотка и пару шахт… Пока что этого должно хватить. И в огромной коллекции фамильных изумрудов и изделий из серебра, что герцог намеревался дать за дочкой — там тоже следовало хорошенько покопаться. Конечно, часть тех украшений он оставит себе, а что касается остальных — о, уже нашлось немало желающих приобрести кое-что из тех уникальных сокровищ герцогов Белунг, при одном упоминании о которых многих богатеев начинало трясти, словно в жестокой лихорадке! К графу уже поступали такие заманчивые предложения!..

К тому же графу, как человеку древней и благородной семьи, крайне необходим новый замок! Их фамильный замок так мал!.. С приданым Кристелин он построил бы себе новый дворец, ничуть не уступающий королевскому, а уж какой он бы там завел шик!..

И что же? Эти прекрасные мечты разбились в один момент, словно хрустальный шар о грубые булыжники! Все пошло прахом после гнусного и беспринципного решения герцога Белунг отдать своему младшему сыну все, что ранее было обещано Кристелин. Какая подлость! Он настоящего аристократа голубой крови подобной низости и отвратительной мелочности он никак не ожидал! Ведь этим своим решением герцог, по сути, обокрал прекрасного графа! Вот двухметровая северная дубина! Одно название, что дворянин, а на самом деле настоящий дикарь, до тупой башки которого доходит только самые грубые инстинкты!

Между прочим граф куда больше, чем кто-либо другой, заслужил это самое приданое! Чего стоит один только жуткий переход через горы, на который он пошел, чтоб увезти из дома ту блеклую девицу и сбить со следа погоню! Прекрасный граф лишь оттого решился на этот страшный путь, что был уверен: в конце пути его ждет заслуженная награда! А ведь он мог не раз погибнуть в тех жутких скалах, или же (о, ужас!) обморозить лицо! Графа все еще била нервная дрожь, когда он вспоминал о пронзительном холоде, неисчислимых опасностях, усталости, отсутствии нормального питания…

Теперь выходит, что все это было напрасно, и за все свои неисчислимые страдания он не получит никакой компенсации?! Получается, что все, что он заимел в результате своих тяжких трудов — так это бесцветная девица, невзрачный мальчишка, разрушенные надежды и насмешки при королевском дворе?! Как это ни горько, но теперь граф понял одну весьма неприятную истину: у жадных и наглых северян нет ни стыда, ни совести!

А ведь он, граф, сделал все, чтоб пойти навстречу герцогу в этом совершенно понятном вопросе. Не хочет платить приданое из принципа — что ж, можно поступить по-другому. Граф соглашался жениться на этой неприглядной дочке герцога, если ее папаша обязуется каждый год выплачивать графу определенную сумму. Конечно, граф требовал немало — кто ж спорит! но ведь ту тяжкую душевную травму, что ему нанес папаша Кристелин, тоже надо было как-то компенсировать! И потом, выплачивать эти денежки каждый год герцогу Белунг было вполне по силам! Чего тут ломаться-то? Ну, ужал бы кое-что из своих расходов, роскоши б поубавил — и без того, скотина такая, живет богаче всех! зато его дочка могла считаться замужней дамой!

Так ведь и тут ничего не вышло, и даже более того: герцог вернул графу его письмо с перечислением требованиями не просто так, а через короля Таристана, причем вернул без ответа. Вместо того папаша Кристелин приложил к тому письму издевательски-вежливую просьбу лично к Правителю Таристана с просьбой нанять для графа учителя математики: дескать, у вашего подданного проблемы со счетом, путается в количестве нулей после первой цифры…

К тому же у него прибавилось врагов по ту сторону Перехода! Будто тех, что уже имеется, мало… Да еще и постоянная головная боль: что делать с Кристелин и ее сыном? Не будь ее папаша таким знатным, богатым и влиятельным — враз выставил бы за порог эту невзрачную девицу вместе с ее белобрысым отродьем! Не она первая…

Но поступи так — потом неприятностей не оберешься! Похоже, что при дворе Таристана на нее уже имеются некоторые виды, и тут главное — самому не продешевить! И ведь надо что-то решать, и вряд ли все утрясется само собой… А, между тем, ему ни в коем случае нельзя нервничать — от этого образуются морщины, волосы тускнеют и кожа может приобрести нездоровый оттенок! Ужас! И во всем виноват лишь этот проклятый северный герцог со своей неуступчивостью!..

Таковы были невеселые мысли графа, и он не очень-то старался их скрывать. Увы, но проигрывать всегда неприятно…

Ну, а Кристелин… Она даже не пыталась уйти из замка: пускаться без подготовки в дальний путь по незнакомой стране одной, без денег, с маленьким сыном на руках было безумием, так что об этом пока нечего было и думать. Как это ни тяжело, но она вынуждена переждать несколько лет, пока Дариан подрастет, и сможет вынести тяготы пути. Но, тем не менее, она уже начала прикидывать, каким образом им покинуть этот дом-тюрьму, куда она попала по своей воле, тем более что существование здесь со временем становилось все более и более невыносимым. Постоянные унижения, оскорбления, колкости, причем все это относилось равно как к матери, так и к сыну. Доходило до того, что Кристелин и Дариану разрешалось выходить из своей комнаты всего один раз в день, и то на прогулку в сад. Впрочем, эти прогулки были их почти что единственной отрадой среди каменных стен…

В каком-то смысле Кристелин понимала чувства Гарлы. Постоянно иметь перед своими глазами девицу, на которой хотел было жениться ее муж!.. Любой женщине, окажись она на месте Гарлы, больно знать, что рядом с тобой живет другая особа, имевшая виды на ее супруга!.. Подобного нельзя пожелать ни одной женщине. И даже более того: у этой девицы, живущей в замке, есть ребенок, сводный брат ее сына, да еще, возможно, претендующий на титул!

Кристелин несколько раз пыталась поговорить с Гарлой, что-то ей пояснить, но все эти попытки были бесполезны. Да и что можно объяснить женщине, оскорбленной до глубины души? Единственное, что вынесла Кристелин из тех бесед, так это грубая площадная брань, которой осыпала ее Гарла. Вот уж в ругани с Гарлой было сложно тягаться даже базарным торговкам — жена графа могла заткнуть за пояс любую из них. И еще при встречах с Гарлой молодая женщина постоянно слышала нешуточные угрозы, произнесенные вслед. Кристелин уходила в свою комнату, и там, глотая слезы и перебирая в памяти слова жены графа, понимала, что во многом Гарла права: это она, северянка, жительница иной страны, влезла в чужую семью, в незнакомый ей жизненный уклад, и теперь за это расплачивается. Из-за этого постоянно терзавшего ее чувства вины она и терпела хамство и грубость графини — считала, что заслужила подобное обращение с собой.

Несколько раз за эти годы в замок графа приезжал старый барон Обре, сосед герцога Белунг. Это были самые счастливые дни для матери и ее маленького сына. Человек с родины… Хотя барон не говорил Кристелин ничего неприятного, но та понимала, что старик чувствует свою вину за то, что именно по его просьбе граф Д'Диаманте был принят в доме герцога Белунг. Как видно, по этой причине старый барон и пускается в долгие путешествия из Валниена в Таристан — ему хочется лишний раз убедиться, что у Кристелин все в порядке. Похоже, что увиденное в замке графа никак не успокаивало старика, а его разговоры с графом приводили лишь к тому, что старик лишний раз хватался за сердце.

Зато барон от души радовался, глядя на маленького Дариана, к которому одинокий старик всем сердцем привязался сразу же, как только его увидел. Только вот, по мнению барона, внешне ребенок куда больше походил на отца.

— Ну, Кристелин, до чего же у тебя парень хорош! — не переставал восхищаться старик. — И такой милый на лицо уродился — не передать! Не знаю даже, на кого парень похож — на отца, или на деда. От обоих поровну взял… — твердил он молодой матери. — Дай срок: вырастет — девки ему проходу давать не будут, не сомневайся!

— Ой, не надо! — махала руками Кристелин.

— Надо, не надо… Что есть — то есть, парень у нас — загляденье! Не внучок, а чудо! Вон, как улыбнется — у любого сердце растает!

Кристелин и сама видела, что ее сын унаследовал от своего отца, кроме необычных по красоте волос, еще и его удивительное обаяние, пусть даже оно проявлялось далеко не в полной мере. В нем уже время от времени появлялось нечто, способное размягчить самое черствое сердце.

А вот законный сын графа, Кастан, не обладал этим даром ни в малейшей степени. Внешне — копия отца, то же изумительное лицо, бархатные глаза… И в то же время с таких юных лет в нем пробивалось чванство, призрение к другим, нарождающаяся жестокость… Красивый ребенок, который, как это ни странно, скорее отталкивал от себя, чем вызывал расположение, такое, казалось бы, естественное, для столь привлекательного малыша. И еще: уже с самых ранних лет Кастан ненавидел Дариана. Впрочем, к этому свою руку приложила и Гарла…

Что касается Дариана, то он, совсем не избалованный вниманием отца, в дни приезда барона Обре постоянно находился возле гостя, называл того дедушкой Обре, отчего растроганный старик едва не плакал. И он был рад выполнить любую просьбу Кристелин, какой бы странной она ему не казалась…

Через барона Кристелин каждый раз передавала письма отцу — как это ни горько было признать, но графу она больше не могла доверять. Но ответа на свои послания она так ни разу и не получила. Да и барон на вопрос Кристелин о ее письмах, или об ответах на них, лишь разводил руками и беспомощно отводил взгляд — Кристелин было понятно, что герцог не хотел ничего слышать о своей дочери. К тому же из нескольких случайно оброненных им фраз ей стало понятно, что бедняга барон лишний раз старается не показываться в доме ее отца. Нельзя утверждать, что ему отныне заказан вход во дворец сиятельного герцога, но и видеть старика с некоторых пор там тоже особо не желают.

Кристелин часто вспоминала слова священника, которые тот сказал ей в своей церквушке, пытаясь образумить ее и отговорить от побега. Еще она постоянно носила при себе тот огарок свечи, который священник дал ей с собой как защиту и оберег. Граф, как житель Юга, не знает, что это такое — свеча при проведении подобного обряда… Впрочем, он, кажется, не знает и о том, что же это такое — венчание по законам Пресветлой Иштр. И лучше бы ему о том никогда не узнать! Но Кристелин знала: если обстоятельства сложатся так, что ей придется защищать своего сына, то колебаться она не будет…

К тому времени Кристелин уже полностью осознала, какую чудовищную ошибку она совершила, поддавшись на уговоры графа и сбежав из дома. Как ни больно это признать, но молодая женщина понимала — граф ее никогда не любил. Ему были нужны только ее деньги… Но, раз граф их не получил, то отныне и сама Кристелин и ее ребенок одним своим видом вызывали у прекрасного графа лишь досаду и нешуточное раздражение.

Молодой женщине было знакомо такое чувство — ранее, еще находясь в замке своего отца, она ощущала нечто похожее после неправильного решения очередного уравнения, где, кажется, и расчеты были верны, и исходные данные проверены, а итог вышел вовсе не тот, что должен был получиться по всем ожиданиям…

Кроме того, Кристелин было прекрасно известно, что Гарла твердит налево и направо о Дариане: мол, эта северная нахалка оттого и убежала из дома, что ей надо было скрыть своего невесть от кого нагулянного ребенка!.. Не верите? Да посмотрите на мальчишку: он же внешне на графа совсем не тянет! По виду — обычный северянин. А то, что у парня волосы кудрявые и с отцовскими схожи — так это мамаша сыночку сама по ночам волосы завивает, чтоб хоть чем-то на графа был похож… А теперь гляньте на Кастана — вылитый отец. Вот так-то, все просто и понятно!

И эти долгие разглагольствования дали свои плоды: поговаривали о том, что раз граф все еще не дал своему старшему сыну камни в руки, то, значит, тут не все чисто, и дыма без огня не бывает…

Так что хочется того, или нет, но надо было дождаться того времени, когда граф будет вынужден дать Дариану в руки камни Светлого Бога, и доказать всем, что мерзкие выдумки Гарлы не имеют под собой никакого основания. Но терпеть и покориться — это разные понятия. Кристелин не собиралась вечно оставаться в этом замке, так и не ставшим ей родным, и уж тем более не намеревалась оставлять здесь своего ребенка. Да-да, раз не получается покинуть замок графа по-хорошему, то отсюда надо бежать, пусть даже и тайно…

Для себя она уже наметила примерную дату, когда они с сыном покинут этот дом, так и не ставшим им родным. Пусть ребенку исполнится хотя бы лет семь, чтоб он сумел вынести нелегкий путь в Валниен. Понятно, что если они направятся по обычной дороге, то их схватят, самое позднее, через несколько дней, и, скорей всего, после этого Кристелин уже никогда не увидит сына. Значит, надо попытаться вернуться в Валниен тем же путем, каким она несколько лет назад добиралась в эту жаркую страну, по-прежнему чужую. Вряд ли кто подумает, что мать с маленьким ребенком может решиться на столь трудный и опасный путь!

Самое главное в той долгой и тяжелой дороге, по которой хотела уйти мать с сыном — высокая и широкая горная гряда. Надо постараться пересечь ее летом, когда горы сравнительно безопасны, и Кристелин не сомневалась, что они с сыном сумеют благополучно пройти этот нелегкий путь. Дариан — крепкий, здоровый, жизнерадостный ребенок, такой, о котором мечтает каждая мать. Но сейчас он вынужден расти среди каменных стен, будто в заточении, и мальчика уже начинает угнетать то непонятное положение, в котором он вынужден находиться. Вроде, он считается сыном хозяина замка, и в то же самое время парнишке постоянно дают понять, что он здесь никому не нужен. Не господин, не слуга, а нечто непонятное, и во всем доме, кроме матери, его никто больше не любит.

Ребенка надо доставить в Валниен, под защиту деда, герцога Белунг. Сама она бесконечно виновата перед своей семьей, и оттого ничего не просит для себя, но вот ее сын — это совсем другое. Умный, добрый, здоровый, красивый мальчик — он, без сомнения, станет гордостью деда. И оттого ей, Кристелин, надо сделать все, чтоб каким-то образом доставить Дариана к герцогу Белунг. Там, на Севере, в огромном дворце ее семьи, да еще и под защитой одного из влиятельнейших людей мира, ребенку не будут грозить никакие беды. На ее далекой родине сын будет в полной безопасности.

В тот год Дариану исполнилось семь лет, и им с матерью уже можно было попытаться уйти из замка. У Кристелин к тому времени все было подготовлено к побегу, но она тянула время, ждала. Чего? Всеобщего признания того, что Дариан — настоящий сын графа Д'Диаманте (чего тому, судя по всему, графу делать никак не хотелось), а лучшего времени для этого признания, чем шестилетие Кастана, было просто не придумать. Ведь вскоре после семилетия Дариана и Кастану, сыну Гарлы и графа, исполнилось шесть лет, и, по традиции рода Д'Диаманте, именно в это время должен состояться праздник, на котором сын графа впервые должен взять в руки камни Светлого Бога. Кристелин не сомневалась, что граф уже вкладывал камни в руки своего младшего сына, чтоб удостовериться, что это его ребенок. Правда, с подобной проверкой к Дариану граф не подходил — как видно, в этом случае у него сомнений не было. А может, все куда проще — граф не хотел знать ничего о своем старшем сыне… Но, что бы по этому поводу не считал граф, в этот раз ему не удастся отвертеться от испытания — все же надо соблюдать традицию, иначе его просто не поймут…

Именно по этому поводу в замке графа и был организован большой праздник, на который съехалось множество гостей. В главном зале было не протолкнуться от нарядно одетых людей, и недостатка в гостях не было.

Кристелин, держа за руку сына, стояла чуть в стороне от приехавших, чуть ли не у стены, но, тем не менее, прекрасно понимала, что сейчас на нее со всех сторон таращатся гости. Все хорошо помнят тот громкий скандал, вызванный ее побегом из родного дома, и каждому хочется поглядеть на дочь сурового северного герцога, замкнуто живущую в замке графа.

Молодая женщина догадывалась и о том, что почти каждый из гостей презрительно кривит губы, рассматривая их с сыном простую, если не сказать бедную, холщовую одежду без единого украшения. По сравнению с золотой парчой, из которой были сшиты наряды Гарлы и ее сына, платье опальной дочери герцога выглядела просто убого. Да и прическа Кристелин — волосы, убранные в узел на затылке, больше подходила для простолюдинки, чем для когда-то одной из самых богатых невест мира. Насмешливые улыбки гостей — дочь герцога, а одежда… Фу! Служанки — и те богаче одеваются! Но в открытую зубоскалить не решались: Кристелин держалась так, что это отбивало у шутников всяческую охоту повеселиться за ее счет.

Губы Кристелин чуть тронула горькая улыбка — и этой одежды у них с сыном не было бы, если б не барон Обре, который в каждый из своих появлений в замке привозил одежду матери и ребенку. Правда, в моде старик совсем не разбирался, и покупал то, что казалось ему простым и практичным. Но и за это Кристелин была глубоко признательна старому барону, ведь если бы не он, то им с сыном пришлось бы ходить чуть ли не в лохмотьях. А граф… Граф за все эти годы ни разу не поинтересовался, надо ли хоть что-то приобрести для Кристелин и сына, хотя на одежду для себя, любимого, он тратил прямо-таки немыслимые деньги. Вот и сейчас он был одет в восхитительную одежду из удивительной серебристой ткани, богато украшенной драгоценными камнями, и выглядел куда лучше любого из тех, кто находился в этом зале. Взгляды присутствующих поневоле притягивались к этому необыкновенно красивому мужчине, и если во взглядах женщин в основном было восхищение, то во взглядах мужчин читалось: не отнять у мужика — красив, зараза, хотя и сволочь порядочная…

Дариан во все глаза смотрел на окружающих его людей — он не только впервые в жизни присутствовал на таком приеме, но и никогда не видел столько нарядных людей разом. Ведь ранее ни он, ни его мать на подобные празднества не приглашали, и сейчас мальчик с интересом наблюдал за происходящим. Какое торжество, какие нарядные люди! Для ребенка, живущего чуть ли не в заточении, этот прием казался чуть ли не главным праздником мира.

Ни Кристелин, ни Дариана и сегодня бы не пригласили на этот прием, но… Графу прямо сказали при королевском дворе, что ему уже давно пора бы провести традиционное испытание меж двух его сыновей, определиться с наследником — граф и без того непозволительно долго откладывает этот момент. Об этом в завуалированной форме просили из королевской семьи Валниена, да и в Таристане понимали: не стоит до бесконечности злить один из правящих домов Севера — они и без того терпели слишком долго. Все же в доме графа уже много лет живет не простая служанка, а дочь одного из самых влиятельных людей по ту сторону Перехода.

В свое время из-за этой истории у правящего дома Таристана было немало неприятностей, которые могли вылиться в весьма неприглядные последствия. Конечно, это личное дело графа, но посол Валниена уже не раз весьма прозрачно намекал на то, что, мол, пора бы графу Д'Диаманте покончить с весьма щекотливым положением, в котором уже давно находится принцесса Белунг. По слухам, житье у нее с сыном далеко не завидное. Жена графа и принцесса Кристелин вынуждены терпеть друг друга, будучи не в силах разрубить этот тугой узел сложных взаимоотношений.

Так что посол Валниена, так же как и правящий дом этой северной страны имел полное право интересоваться судьбой принцессы Кристелин. Дескать, хотя сам герцог Белунг по-прежнему не желает ничего знать о своей дочери, но долг королей — заботиться о своих подданных и близких, а Кристелин все еще является таковой. Вдобавок ко всему королевский дом Таристана имел немалые торговые интересы на Севере. Делайте вывод…

Так что граф Д'Диаманте скрепя сердце был вынужден подчиниться приказу. Отказаться от присутствия на празднике Кристелин с ее ребенком ни граф, ни Гарла не могли, как бы им того не хотелось. Ведь не просто так в этом зале находилось и несколько приближенных короля Таристана — в случае чего сразу сообщат венценосному о том, что граф ослушался приказа. А если учесть, что коротышка-король и без того с раздражением относился к прекрасному графу…

Шумный прием подошел к своему главному моменту: граф торжественно внес в зал большую резную шкатулку, в которой хранились камни Светлого Бога. Все затаили дыхание — никому не хотелось упустить удивительное зрелище, пусть даже многие из присутствующих уже не раз его видели. Граф открыл шкатулку, достал камни…

И вновь Кристелин увидела, как из ладоней графа заструился удивительный золотой свет. По залу пронесся восхищенный вздох: некоторые из гостей ранее не видели ничего подобного, а те, что раньше были свидетелями подобного чуда, вновь с завистью и восхищением любовались им. Где еще такое диво увидишь? Конечно, кто ж спорит: граф Д'Диаманте паскудник еще тот, и, если уж говорить честно, то порядочному человеку с ним лучше не знаться, но вот что не отнять у этого подлого человека — так это по настоящему знатного и древнего происхождения, и камни Светлого Бога — лишнее тому подтверждение.

Затем настала очередь Кастана, сына Гарлы. Когда красивый темноволосый мальчик твердой рукой взял камни, все вновь затаили дыхание. Через мгновение-другое на ладонях ребенка появилось свечение, только вот оно заметно отличалось от того ровного золотого света, который только что сиял на руках у его отца. Свечение было, если можно так выразиться, несколько грязноватым, нечистым, каким бывает свет костра, когда на него смотришь через закопченное стекло. Складывалось впечатление, что хотя камни и признают в Кастане кровь семейства Д'Диаманте, но отчего-то сам Кастан (если можно так выразиться по отношению к камням), им не по душе. Ну, нравится, не нравится — это вопрос к будущему… Сейчас же главное состояло в другом: все видели вполне ясное подтверждение того, что Кастан пошел испытание.

Поздравления, аплодисменты, и донельзя довольный всеобщим вниманием Кастан подбежал к счастливой матери. Гарла была горда: ее сын — настоящий Д'Диаманте, и такой красавчик!.. Просто загляденье, а не ребенок! Внешне он, в отличие от сына северной нахалки, очень похож на своего отца, только вот волосы у Кастана хотя и темные, но самые обычные прямые и жесткие волосы уроженца Таристана, и нисколько не напоминают роскошную гриву отца.

Теперь взоры всех присутствующих устремились на светловолосого кудрявого мальчугана. Что-то покажут камни в его руках?

Граф поколебался несколько мгновений, и затем с милой улыбкой позвал к себе Дариана. Ох, будь на то воля графа, то этого до тошноты надоевшего ему белоголового мальчишку он бы и на порог этого зала не пустил! Не существуй этого парня, Кристелин можно было бы легко отправить назад к отцу, или еще куда пристроить… Оставалось надеяться лишь на то, что камни в руках Дариана не будут светиться уж очень ярко. Вон, Гарла и без того, хотя и улыбается, но заметно, что зла до невозможности. А в таком состоянии она опасна, может понаделать немало глупостей. До невменяемости злая баба — страшное дело…

Дариан несмело подошел к отцу. Сын и побаивался отца, и восхищался им. Конечно, его мама — самая лучшая на свете, но отец в воображении ребенка был возведен на немыслимую высоту, и занимал там особое место, нечто среднее между богом и недосягаемым совершенством. Да и мать постоянно твердила сыну: папа хороший, он нас любит, только показать это не может. Просто так складываются жизненные обстоятельства, что он не может быть с нами… И хотя граф за все годы не сказал сыну и двух десятков слов, но даже это краткое общение с отцом было радостью для Дариана. А сейчас, когда граф с доброй улыбкой положил камни на детские ладони, сердце ребенка переполнилось любовью к отцу и страхом — вдруг он не оправдает надежды отца, и камни в его руках не будут светиться?..

Секунда, другая, третья, четвертая, пятая, шестая, седьмая… Ничего не происходило, лишь в тишине зала разнесся смешок донельзя довольной Гарлы. И тут на ладони малыша сверкнула искра, затем другая, третья, которая через мгновение сменилась сверкающим фонтаном удивительного сияния. Это зрелище было совсем не похоже ни на уже виденный всеми яркий свет с ладоней графа, ни на тусклый огонек Кастана. Тут было нечто иное: казалось, что лежащие на детских ладонях камни испускали не свет, а дивное сияние драгоценных камней, пронизанных яркими солнечными лучами и переливающиеся всеми оттенками белого и желтого… Буйство светлых лучей, бросающее во все стороны блики яркого, радостного света, на которые хотелось смотреть, не отрываясь… И в то же время это был добрый, теплый свет, греющий душу и вызывающий добрую улыбку. Со стороны казалось, будто в руках у мальчика сияет самая большая драгоценность этого мира, завораживающая своей красотой, притягивающая взгляды, пленяющая всех, кто ее видел… Было понятно, кого из всех троих камни считают наиболее достойным титула графа — этого светловолосого мальчика, который и сам с расширенными от восторга глазами наблюдал за переливами волшебного огня на своих руках.

Казалось, этим удивительным зрелищем можно любоваться бесконечно… Однако у графа, судя по всему, было иное мнение. Стряхнув с себя недолгую растерянность, вызванную увиденным, он почти что выхватил камни из рук сына. Красавец не выносил превосходства над собой ни в чем, и уж тем более со стороны нелюбимого сына, а такое явное лидерство прекрасный граф и вовсе не желал терпеть! Да, подобного от этого бесцветного мальчишки он никак не ожидал…

Но окончательно графа доконали прозвучавшие вслед за этим слова одного из придворных, барона Дегниш, одного из тех, кого король Таристана знал с детства и считал своим верным другом.

— Дорогой граф, примите мои поздравления! Должен признать — у вас удивительный сын, подлинный наследник вашего древнего рода! Вот что значит чистая кровь северных герцогов и, разумеется, ваша… Рискну предположить, что в будущем этот молодой человек станет, наконец-то, уважаемым преемником знатного рода Д'Диаманте! И теперь я понимаю, отчего ваш старший сын одет столь скромно. На простом, даже бедном фоне столь удивительно яркое свечение выглядит наиболее выигрышно… Граф, вам не стоит беспокоиться: я лично возьму на себя труд сообщить Его Величеству о том, как прошло испытание. Думаю, должным образом будет впечатлен и правящий дом Валниена. Вам можно только позавидовать — камни показали такой необычный свет у юного Дариана!.. Впрочем, я и не сомневался в итоге испытаний, и мне было приятно видеть по-настоящему достойного наследника вашего рода. Сразу же по приезде в столицу попрошу архивариуса при дворе посмотреть в хрониках — было ли отмечено в них хоть раз подобное свечение…

Вот лощеный скот! Он, без сомнения, расскажет, причем распишет все произошедшее так, что король, этот коротконогий увалень, посмеется над графом от души, причем веселиться будет не один, а с приближенными. Барон Дегниш давно имеет зуб на милого графа из-за своей племянницы. Эта простушка, когда граф ее бросил, полезла в петлю, да еще и письмо покаянное оставила…

Ну и дура, во всем сама виновата — слюнявых книжек надо меньше читать, а он, граф, ей ничего особенного не обещал! Ну, намекал девице на что-то, так, прежде всего, самой надо иметь голову на плечах, и не принимать всерьез все того, что тебе мужики могут наплести! Все же девице не двенадцать лет было, а уже шестнадцать исполнилось, должна соображать, что к чему! И потом, разве граф виноват в том, что эта малолетняя дура, чтоб только удержать его, отдала ему все фамильные драгоценности? Нет, он, конечно, их взял — все же это подарок, и потом — кто же от такой кучи золота откажется?! Но неужели этой тупоголовой самке с самого начала было не ясно: чтоб удержать при себе прекрасного графа, нужно значительно больше денег, во много раз больше… Эта идиотка навоображала себе невесть чего, а он, граф, не обязан отвечать за наивные фантазии глупой девицы. Если на каждой жениться, то можно из церкви не вылезать!..

Неужели эти прописные истины надо кому-то объяснять? Что же касается безутешной мамаши этой безмозглой девицы, то ей в свое время надо было не над дочкой трястись, а учить дитятко с малых лет уму-разуму, вместо того, что внушать ей разную чушь о вечной любви и принце на белом коне… Так что сами во всем виноваты, а отчего-то обвиняют графа! Какая низость!..

И вообще: с того времени прошло уже лет девять, а барон Дегниш о той глупой истории все еще помнит — у его сестры, видите ли, дочь была единственным и долгожданным ребенком, и теперь оставшаяся в тоске и одиночестве мамаша все никак в себя придти не может, и вот-вот сама сойдет в могилу!.. Неужели господин Дегниш не понимает, что подобная злопамятность совершенно не красит благородного человека?! Впрочем, что можно ожидать от того, чьи предки получили свой титул всего лишь какие-то двадцать поколений назад?! Куда ему до графа Д'Диаманте, чья родословная своими корнями уходит чуть ли во тьму веков, но и там уже имеются упоминания об их благородном семействе!.. Неудивительно, что у столь знатных людей всегда отыщутся подлые завистники!

И Кристелин тоже хороша! Что, ей сложно было попросить Гарлу, чтоб та отыскала одежонку поприличней для ее тощего мальчишки? У Кастана полно старых вещей, нашли б что-нибудь из старья для ее белоголового заморыша… Да и сама она одета совершенно дико, в какую-то тряпку! Какой позор — показаться в таком виде перед знатью Таристана!.. А ведь ее это, кажется, совершенно не волнует! Вот северная дикарка! ЧА что же касается самого графа, то он вовсе не обязан заботиться о всяких мелочах, вроде той, во что одеваются эта девица со своим сыном! У него и без этого забот полно, пусть каждый свои проблемы решает сам…

Впрочем, тем, кто собрался в замке, до смятенных чувств графа Д'Диаманте не было особого дела. Когда граф выхватил камни из рук сына, по залу будто прошел вздох. А затем — взрыв эмоций, восхищение, неподдельный восторг… Люди будто приходили в себя после завораживающе-невиданного зрелища. Больше никто из гостей не смотрел на бедную одежду мальчика, куда интересней было поближе познакомиться с тем, кто сумел удивить общество избалованных аристократов. В мгновение ока в центре внимания гостей оказался герой дня, светловолосый кудрявый ребенок и его юная мать. Дариан же смотрел счастливыми глазами на отца, и ждал от него хотя бы небольшой похвалы. Увы, ее он так и не дождался…

Поздним вечером в комнату Кристелин требовательно постучали.

— Это я, Гарла. Открой. Нам надо поговорить.

Ни мать, ни сын в то время еще не спали, все еще вспоминали события прошедшего дня. Слишком много впечатлений, особенно если учесть, какую унылую и безрадостную жизнь они вели до сегодняшнего дня. Достаточно вспомнить, как после испытания и увиденного всеми необычного света в руках Дариана, вокруг них собрались дворяне, еще недавно презрительно отворачивающие от них свои лица. Комплименты, знакомства, сыпавшиеся со всех сторон приглашения в гости…

Камни Светлого Бога ясно дали понять, кто должен стать следующим, принявшим титул, и вряд ли нынешний граф Д'Диаманте рискнет пойти против традиций. А если при том учесть, что мать будущего графа — принцесса Белунг, и происходит из влиятельной семьи… Рано или поздно, но отец молодой женщины перестанет сердиться на дочь, и все может резко измениться, а покровительство столь знатной и состоятельной дамы дорогого стоит. К тому же при дворе Таристана с некоторых пор стали живо интересоваться судьбой принцессы…

Услышав голос Гарлы, мать поколебалась несколько мгновений, а затем накрыла сына одеялом.

— Сынок — прошептала она ему, — сынок, закрой глаза, и сделай вид, будто спишь. Хорошо?

— А что ей надо? — Дариан заметно побаивался Гарлы.

— Сейчас узнаем…

Убедившись, что Дариан послушно засопел носом, Кристелин отодвинула засов, и Гарла без церемоний вошла в комнату, закрыв за собой дверь.

— Надо же! — в ее голосе не было даже оттенка доброжелательности. И еще от нее крепко пахло спиртным. — Не боишься пускать меня к себе… С чего бы это такое доверие?

— В другой день я бы тебе не открыла. Но сегодня… В замке полно гостей, а их слуги все еще шныряют туда-сюда…Не сомневаюсь, что кто-то из них наверняка видел, как ты шла сюда. Да и после сегодняшнего ты вряд ли попытаешься так быстро избавиться от нас. Если что случится, то на тебя первую подозрения лягут…

— Пусть так… Не боюсь!

— Говори потише, ребенок спит. Да и время позднее. Так что говори, что тебе надо, или же отложи свой разговор на завтра. Будет более удобно…

— Не указывай мне, что и где я должна делать! Лучше тебя знаю, какое время мне подходит, а какое — нет! И говорить я буду так, как считаю нужным! Сынок ее дрыхнет… Что, довольна сегодняшним представлением? Отличился твой выкормыш…

— Попрошу выбирать выражения, особенно когда речь идет о детях!

— Как хочу, так и говорю!

— Это я уже давно заметила. Что же касается сегодняшнего приема… Моим мнением по этому вопросу можно было бы поинтересоваться и завтра.

— Все показываешь, что я по рождению куда ниже тебя? — зло усмехнулась Гарла. — Ладно, не будем терять время понапрасну, сразу перейдем к делу. Хочешь уехать отсюда?

— Когда?

— В любое время. Хоть сегодня, хоть завтра.

— Куда?

— Куда пожелаешь. Можешь в столицу Таристана направиться, или же в любую другую страну. Тащись хоть на свой холодный Север. Выбор за тобой. Денег тебе на дорогу я дам.

— То есть… Мы с сыном можем завтра уехать отсюда?

— Нет. Уедешь одна. Твой сопляк останется здесь. Со мной.

— Но… зачем?

— Считай, что с сегодняшнего дня я его страстно полюбила — ухмыльнулась Гарла. — Буду ему нежной и любящей мамочкой. Вместо тебя. Без заботы не останется, не сомневайся…

— Не мели вздор. Мы с сыном — одно целое, и без Дариана я никуда не поеду — покачала головой Кристелин. — Это исключено. Или мы с ним уезжаем отсюда вместе…

— Условия ставлю я — отрезала Гарла. — Или ты уматываешь отсюда одна, или…

— Или?

— Или увидишь, что будет. Но лучше тебе этого не видеть. И не знать. Сейчас я пришла поговорить с тобой по-доброму. Для начала тебе не помешает знать: твой парень никогда не будет наследовать титул Д'Диаманте.

— Камни показали иное.

— Ха! И ты еще считаешь себя умной бабой! Мало ли что могли показать камни!.. Между тем надо еще суметь дожить до того времени, когда мой муж покинет этот мир. Только твой сопляк вряд ли этого дождется. Он окажется на Небесах куда раньше отца. Это не угроза, просто ты должна знать об этом.

— Мне омерзительно слышать подобные речи.

— Твое дело. Так вот, советую лично тебе убраться отсюда во имя своего блага.

— Нет — покачала головой Кристелин.

— Что значит — нет?

— Это значит, что я никогда не оставлю здесь своего сына, и уж тем более не оставлю одного, да еще и среди тех, кто его ненавидит. Да ты и сама это хорошо знаешь. Вот только не могу взять в толк, зачем ты предлагаешь мне подобное, хотя мой ответ и без того очевиден.

— Зачем? Пока что я пытаюсь решить дело миром меж нами. Все же ты дочь очень богатого и влиятельного человека, который может доставить нам немало неприятностей, так что не будем лишний раз усложнять наши с тобой и без того непростые отношения. Уезжай отсюда добром и в другом месте начни новую жизнь. Кстати, чтоб ты знала: увезти тебя из дома — это была целиком инициатива Эдварда, и я о ней ничего не знала. Мой дорогой супруг тогда вздумал одним махом и от меня избавиться, и знатной женой с влиятельной родней обзавестись, и хорошие денежки заиметь. Все втайне от меня было сделано: ведь узнай я раньше о его намерениях, то будь уверена — ничего бы из его планов не вышло. Но что произошло — то произошло, и сейчас надо каким-то образом разрешить эту проблему, которая давно навязла у меня в зубах. И сегодня я ее, наконец, решу!

— Может, все же оговорим завтра? На трезвую голову. И потом сейчас глубокая ночь, пора спать, и мой сын…

— Твой сын!.. Думаешь, я столько времени терпела в своем доме тебя и твое отродье лишь для того, чтоб этот белобрысый оборвыш вздумал занять место моего сына? Камни Светлого Бога… Нет, ну надо же было до такого додуматься в свое время — отдавать титул тому, у кого что-то там будет светиться ярче! Чужак может отобрать все у законного наследника — и все согласно мотают головой: так и должно быть, все по закону и традициям! И гости эти титулованные… Скажите на милость, им, видите ли, не понравился свет, который издавали камни в руках у Кастана!.. Слабоват и грязноват!.. Можно подумать, они сами хоть на что-то способны!.. Эти прозрачные стекляшки считают твоего белоглазого парня лучше моего сына, и оттого Кастану не видать ни титула, ни положения в обществе!.. Все уверились, что твой сопляк примет на себя титул графа. Так вот, чтоб ты знала — этого никогда не будет! Никогда! Поняла?

— Это мне стало понятно с того самого мгновения, как я узнала о рождении твоего сына. Так же как понятно и то, что ты сейчас чуть ли не прямо сказала мне о том, что ожидает Дариана в этом доме, если он останется один, без меня. Повторяю — без сына я никуда не уеду.

— Думаешь, раз ты дочь герцога, то можешь всем диктовать свои условия? — Гарла уже не считала нужным сдерживаться. А может, всему виной было излишне выпитое спиртное, которое Гарла к концу вечера начала без остановки вливать в себя. — Ничего, все равно эти камни будут принадлежать моему сыну, а вместе с ними и титул, и все остальное! Это так же верно, как и то, что Эдвард — мой муж, а не твой!..

— С этим я не собираюсь спорить.

— Кстати, знаешь, отчего вы оба — ты и этот щенок, отчего вы оба все еще живы, а не гниете на пару под могильной плитой? Просто когда твой ублюдок только-только родился, моему мужу при дворе короля было прямо сказано: если с вами обоими что произойдет, то, в первую очередь, отвечать за это придется лично самому графу Д'Диаманте. Король от этих проблем отстранился, сделал вид, что во всем готов пойти навстречу Валниену. В случае смерти одного из вас Эдварда отдали бы на растерзание твоему папаше — в этом можно не сомневаться, тем более, что герцог выражал желание лично поквитаться со своим обидчиком! Прикрывать его от гнева северян никто не собирался, а при королевском дворе Таристана у него врагов — целая армия, и она все время увеличивается! Умеет мой муженек неприятности на свою шею находить… А недруги разом отыграются с ним и за прошлые обиды, и за новые, а их накопилось столько, что и не сосчитать!.. Таристану, дескать, не нужны новые проблемы с Валниеном, и без того ваш побег принес немало неприятностей нашему королю…

— Это ты подослала ту служанку, что пыталась задушить подушкой Дариана?

— К несчастью, эта криворукая дура не могла толком довести до конца ни одно дело. Потому и сдохла раньше времени. Ну, чего ты глаза вылупила? Думаешь, твой паршивец был первым и единственным, кого мой муженек прижил на стороне? Как бы не так! Таких идиоток, как ты, у графа, было, знаешь сколько? Впрочем, где тебе… Граф как развлекался до нашей свадьбы, так и после нее не оставил свои забавы, тем более что бабами он всегда вертел, как хотел. Я этих сволочных шлюх после третьего десятка считать бросила. Надоело. Правда, все эти сучки были куда красивей тебя. И каждая отчего-то считала, что при первом же взгляде на ее пригулянного ребенка граф в тот же миг придет в телячий восторг, быстро разведется со мной, и сразу женится на ней, красоте неописанной, и начнет сюсюкать над колыбелькой, показывая козу народившемуся младенцу… Как же, нужны они ему, эти пищащие сосунки! Эдвард любит только одного человека — себя!

— Тогда почему ты все еще остаешься с ним, раз уверена, что он тебя не любит?

— Потому что я его люблю, а ты еще слишком молода и много не понимаешь. Как, впрочем, и большинство из тех высокородных сучек, что мечтают отобрать у меня мужа. Ну, а я… Чтоб ты знала: таких побочных деток графа я уже столько отправила прямиком на Небеса, что тебе лучше и не представить!..

— Всеблагой…

— А что, — продолжала Гарла, — а что, там им самое место. Графу они, эти сопляки, и даром не нужны — лишние проблемы создают, и известие о смерти очередного ублюдка мой дорогой муженек встречает с вздохом искреннего облегчения! Я же таким жестким образом расплачиваюсь с их мамашами, чтоб знали: со мной шутки плохи, и чтоб еще запомнили — свое я никому не отдам. И твой змееныш должен был оказался среди тех, кто помер во младенчестве, да граф запретил его трогать — слишком опасное дело. Еще Эдвард все время надеялся, что герцог при известии о рождении внука растает, и денег отвалит… Ну, баб мой муж хорошо понимает, знает, что от них можно ожидать и как с ними следует обращаться, а вот насчет мужиков — тут он вечно не те выводы делает, что надо. Я же терпела тебя и твоего гаденыша сколько могла…

— Всеблагой, ты хоть понимаешь то, что говоришь?!

— Понимаю, и не боюсь говорить тебе обо всем. Даже если ты об этом кому расскажешь, то твоим словам никто не поверит, а все обвинения надо еще доказать. Твое слово против моего… А я всегда отыщу пару десятков свидетелей, которые скажут под присягой, что ты все выдумала из ненависти ко мне!

— Как Эдвард мог жениться на тебе — не понимаю!

— Как? Да, должна признать: это была нелегкая задача. Для меня. Это ты с какой-то там благородной кровью, а я…Как говорят высокородные, брезгливо отворачивая при этом свои напудренные носы, я — о, ужас! простолюдинка, и хуже того — из семьи ростовщиков, и состояние свое мы скопили нелегким трудом. Думаешь, это так легко и просто — работа с деньгами? Как бы не так! Тут нужно иметь железные нервы и холодную голову. Между прочим, денежные обороты в нашей семье были такие, что очень многим из аристократов подобные груды золота и в сладком сне присниться не могли! Я в то время замужем была, вот только детей не было. И папаша у меня имелся, и братья… А денежные дела я вела куда лучше и толковей, чем мужчины в нашей семье — это все признавали! Хотя по бумагам главой дома числился мой отец, но на самом деле хозяйкой была я, и всю свою семью в кулаке держала… Но должна признаться: с графом я тоже лопухнулась не хуже тебя, хотя всегда считала, что меня никому вокруг пальца не обвести. Думала, что я холодная и рассудительная женщина, а любовь существует только в глупых книжках для бездельников, которые выдумывают для себя невесть что, лишь бы время занять… А как оказалось, я тоже могу быть пустоголовой… И не заметила, как втюрилась в Эдварда, будто глупая девчонка, причем до такой степени потеряла голову, что ради него готова была пойти на что угодно! Никак не ожидала, что способна на подобное — развесила уши, поверила сладким речам, своими руками порвала несколько его крупных векселей… После чего граф, как это за ним водится, добившись своего, благополучно исчез. А ведь я, в отличие от тебя, хорошо понимала, что он из себя представляет, да вот только поделать с собой уже ничего не могла. И стоило мне только представить, что он ухаживает за другой — готова была чуть ли не кричать в голос! И в обманутых идиотках после всего произошедшего оставаться тоже не хотела. Ну и начала скупать все его долговые обязательства, а их набрались целые кипы… От своей семьи, кстати, я тоже освободилась — все умерли в одночасье. К сожалению, у меня не было иного выхода… И осталась я вдовой с большим капиталом…

— Что?!

— … Так вот, — продолжала Гарла, не обращая внимания на Кристелин. Как видно, ей, под воздействием выпитого, необходимо было высказаться. Тут уж ничего не поделаешь: каждому из нас иногда хочется выплеснуть все то, что за долгие годы скопилось в его сердце — Так вот, все эти кипы долговых обязательств я и предъявила графу с условием — или плати, или женись. Хоть красавчик и брыкался спервоначалу, а все одно деться ему было некуда. Так и женился на мне, голубок. И не думаю, что позже он пожалел об этом. Мы с ним подходим друг другу куда больше, чем это может показаться на первый взгляд. Правда, выгодным приобретением графа назвать нельзя, но и отказаться от него я тоже не могу. Да, он вечно мне изменяет, да, мечтает меня бросить, но, тем не менее, он — мой. Мой, а не чей-то другой, и я его никому не отдам!

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Затем, чтоб ты поняла одно: все, что могла, вложила в свой брак, и отступать не намерена. Я на многое пошла, чтоб заполучить Эдварда, и никому его не отдам! Никому! Оттого и на его загулы смотрю сквозь пальцы — графа уже не переделать, а так все его шалости проходят под моим контролем. Правда, время от времени красавчик пытается избавиться от меня, и найти себе кого поприличней — это слово Гарла произнесла с издевкой. — Он то и дело поглядывает на кого-то вроде тебя. Правда, ни одна из его попыток уйти от меня ни к чему толковому пока что не привела. Что касается твоего парня… Он никогда не станет носит титул графа Д'Диаманте.

— Что тебе надо?

— Твой мальчишка мне мешает. И ты тоже. Пока что я даю возможность хотя бы тебе уйти благополучно. Иначе пеняй на себя. А бросаться понапрасну словами я не привыкла.

— Мне страшно слушать тебя…

— Правильно. Меня надо бояться, только вот до тебя это медленно доходит. В этом доме твой парень — лишний. Моему сыну соперники не нужны. Не для того я столько сил вбухала в свой брак, чтоб какой-то гаденыш с голубой кровью отобрал у меня то, чего я добивалась долгие годы. Он перешел дорогу моему сыну, и то, что этот ублюдок сдохнет в самое ближайшее время — это я тебе обещаю… — и тут Гарла остановилась, схватившись за щеку. Это молодая мать, не помня себя, отпустила ей пощечину.

— Вон! — Кристелин не помнила себя от гнева. — Вон отсюда!

Гарла в растерянности смотрела на Кристелин. Она никак не ожидала от этой спокойной и выдержанной северянки, которая была чуть ли не втрое моложе ее, подобного взрыва чувств. Но в следующий миг на смену растерянности пришла дикая злоба. Значит, так? Ну, она ей покажет! Эта девка сама выбрала свою судьбу!

— Вон! — повторила Кристелин. — И как Небеса могли одарить тебя сыном — не понимаю!

— Узнаешь! — прошипела Гарла, отнимая руку от лица. — Обещаю — об этом ты узнаешь, потаскуха. Только перед своей смертью. И запомни: ты и твой поганец — вы оба сдохнете в ближайшие дни!..

Захлопнув дверь за выскочившей в коридор Гарлой, Кристелин без сил опустилась на пол. Могли исполниться все ее худшие опасения. Гарла прямо сказала ей, что может ожидать их обоих в этом замке-тюрьме…

— Мама…

Сын стоял перед ней и испуганно смотрел на мать. Да, конечно, Дариан все слышал…

— Сынок, не бойся. У нас с тобой все будет хорошо… Дариан, мне надо ненадолго уйти, поговорить с твоим отцом, но этот разговор не для детских ушей. Закрой за мной дверь на засов и никому, кроме меня, не открывай. Договорились?

— Да…

Разговор с графом проходил сложно. Несмотря на глубокую ночь, граф не спал. Более того — появление Кристелин его никак не обрадовало — судя во всему, прекрасный граф как раз собирался куда-то уйти, а попытка отложить разговор ему не удалась. Именно оттого, что граф досадовал на задержку, а Кристелин уже была выведена из себя разговором с Гарлой, и разговор у них вышел тяжелым. На этот раз граф не излучал обаяние, а был резок, если не сказать — груб.

— …Да, я считаю, что моя жена права — в любом случае моим наследником станет Кастан. Хочешь знать правду? Я полностью разорен, и все, что здесь есть — это все принадлежит моей жене. Так что я вынужден подчиняться Гарле, и считаю ее решение верным. А твой сын…

— Он и твой сын!

— К сожалению.

— Как ты можешь говорить подобное о своем ребенке?!

— Если б его дед был умнее, и отдал бы за тобой все то, что было первоначально обещано в качестве приданого, то, конечно, сейчас моей женой была бы ты, а наследником, разумеется, Дариан. Но ты и сама во многом виновата: надо было не сидеть в замке без дела, слоняясь из угла в угол, а каждый день писать письма отцу, уговаривать его сдержать слово. Или же, в конце концов, требовать своего. Настаивать, умолять, взывать к отцовским чувствам… Так что я подчиняюсь обстоятельствам, а ты вини во всем своего отца.

— Так ты, и верно, увез меня из дома только из-за моего приданого?

— Ну, Кристелин, не стоит так драматизировать! Скажем так: мы оба ошиблись. Я рассчитывал на определенные материальные блага, и не получил их, а ты мечтала о вечной любви, но… Дорогая моя, признай хоть сейчас: вечной любви нужна основательная золотая подпитка. К сожалению, денежного ручейка с твоего холодного Севера я так и не дождался… Так что еще неизвестно, кто больше всего пострадал от всей этой истории! Мое разочарование тоже было очень глубоко. А Дариан… Если наш временный союз можно признать ошибкой, то, как следствие, и Дариан такая же ошибка. А ошибки надо исправлять, и чем раньше это сделать, тем будет лучше для всех нас. Раз на герцога не подействовали родственные узы, то и тебе не стоит устраивать трагедию на ровном месте невесть из-за чего! Какой-то мальчишка… Да, он твой сын. Но у каждого из нас еще может быть множество детей…

— Эдвард, я отказываюсь понимать и принимать то, что сейчас слышу от тебя!

— Дорогая, пойми, наконец: этот мальчишка кроме тебя, да еще моих врагов, которые когда-то постараются использовать его против меня — он же никому не нужен! Так что будет Дариан жить, или нет — на этом свете ровным счетом ничего не изменится.

— Похоже, вы с Гарлой уже давно все решили. Убить ребенка ради своей спокойной жизни…

— К чему такие громкие слова — убить, избавиться… — скривился граф. — Фу! Твои слова — северная дикость и варварство, никакой тактичности! И как же вам всем, обитателям холодного Севера, немыслимо далеко до изысканности Юга… Просто Дариан — небольшое препятствие для Гарлы и Кастана. Он мешает обоим — одному после моей смерти он не позволит принять титул, а второй стать матерью графа. Вот и все. А препятствия обычно убирают с дороги. Дорогая, о подобных историях ты должна знать и из хроник, и из твоих любимых книг.

— Но камни…

— Не спорю: камни Светлого Бога показали, что наследником должен стать Дариан. Но лично я что буду иметь со всего этого? Возможные блага в будущем? Когда и сколько? И потом, до этого еще надо дожить, а на что я буду существовать сегодня, если признаю, что наследник — не Кастан, а Дариан? Хозяйка всего моего состояния — Гарла, так что выводы делай сама. И оттого я сам буду решать, кто станет моим наследником. Главное — обычай соблюден, а в остальном…

— Эдвард, я не могу найти слов! Ты, отец, спокойно говоришь мне, матери твоего ребенка, что для тебя вполне достаточно одного сына, а от второго следует избавиться!.. И камни…

— Да дались всем вам эти камни! Ну, сияли они — и что с того? Они светились и у Кастана.

— А знаешь, — Кристелин уже не сдерживалась, — знаешь, дело еще и в другом: ты завидуешь Дариану. У тебя никогда не было такого яркого свечения камней Светлого Бога, какое появилось в его руках. Камни признают его лучше тебя! А ты… Ты просто не можешь представить себе, чтоб хоть кто-то и в чем-то превосходил тебя, пусть даже этот кто-то — твой родной сын! Все, кто видел свечение камней, скажут, что камни указали на Дариана, как на подлинного наследника!.. Но оставим это. Хочу, чтоб ты знал: ни мне, ни моему сыну от тебя ничего не надо. Позволь нам уехать, и больше мы никогда тебя не побеспокоим. Я могу дать тебе в том письменное обязательство…

— Да пусть с ладони Дариана хоть фейерверк запускается! — граф повысил голос. Как видно, его все еще злили воспоминания о том, что свет от камней в ладонях Дариана был куда ярче, чем у него самого. — Или же пусть на его руках хоть солнце сияет! Что с того? Я принял решение, и менять его не намерен. Твой сын никогда не станет носить мой титул. Никогда! Смирись с этим. И Гарла права: тебе надо уехать отсюда. Думаю, при дворе короля Таристана ты найдешь себе немало поклонников. Без сына ты сразу же отыщешь себе мужа — всегда найдется немало желающих обзавестись влиятельной родней на Севере. Может, и папаша тебя простит, если сумеешь нужного человека найти… Видишь, при любом раскладе Дариан оказывается лишним. Ты же за него цеплялась лишь для того, чтоб удержать меня…

— А теперь послушай меня. — Кристелин встала напротив графа и заговорила спокойным голосом. — Если ты, или твоя жена хоть пальцем тронете Дариана…

— И что в этом случае произойдет? Напугай меня!

— Я могу стать таким же врагом для вас обоих, каким стал мой отец для тебя.

— А вот что я тебе на это отвечу: хватит сотрясать воздух пустыми угрозами! Что ты мне можешь сделать? Ничего! Ни-че-го! Дариану никогда не видать ни титула, ни камней Светлого Бога. Все, разговор окончен. Мне надо идти.

— Я отсюда никуда не уйду!

— Не хочешь уходить отсюда — и не надо. Оставайся здесь в одиночестве.

— И как я могла полюбить такого человека, как ты?!

— Вот и подумай об этом на досуге. Когда надоест торчать здесь, то выйдешь через дверь — я не буду ее запирать. Сиди и смотри на каменную стену напротив тебя, и думай о том, что за ней, в тайнике, лежат камни Светлого Бога. Только вот тебе их не достать так же, как Дариану никогда не стать графом Д'Диаманте. А сейчас, извини, но я так запаздываю сверх всяческих правил приличия. Меня уже заждались.

— Идешь к очередной даме?

— Возможно. Но, Кристелин, ревность тебе совершенно не идет. У северян слишком холодная и рассудительная кровь. Южанки — совсем иное дело.

— То есть заставлять чужую даму ждать вас, мой дорогой — это невежливо, а списать в расход своего сына — это вполне укладывается в рамки приличий?

— Кристелин, как ты проницательна! — в голосе графа была слышна легкая издевка. — Честно говоря, эта черта в женщинах мне никогда не нравилась.

Граф взял подсвечник, и вышел за дверь, а Кристелин осталась в темноте одна, и без сил опустилась в ближайшее кресло. В ее душе чего только не было — хватало и злости, и отчаяния, и обиды… К графу она бросилась за помощью, а вместо этого получила лишь подтверждение словам Гарлы. Ни сама Кристелин, ни Дариан — они оба не нужны графу. Ложью было многое, если не все… Граф и Гарла уже приговорили Дариана к смерти, и неважно, когда это случится — завтра, или через год, но ее сын погибнет, чтоб не помешать Кастану принять на себя титул… Отсюда ей не достучаться ни до кого, и никто им не поможет, даже камни Светлого Бога. Остается ждать неизбежного…

Что ж, — дочь герцога решительно встала с кресла, на котором сидела, — что ж, призываю Небеса в свидетели: она этого не хотела, и ранее никогда бы так не поступила, но сейчас у нее просто-напросто нет иного выхода… К тому же то, что она собирается делать, воровством никак нельзя назвать — сегодня знать Таристана была свидетелем того, кого из мужчин рода Д'Диаманте камни отныне считают достойным титула… А она, Кристелин… Мать должна защитить своего сына, или обязана хотя бы попытаться это сделать.

Кристелин подошла к стене, за которой в особом тайнике хранились Диа и Анте, камни Светлого Бога. Граф считает, что тайник открыть невозможно. Это верно почти для всех, но не для Кристелин. Когда она, оказавшись здесь в одиночестве и ожидая ребенка, безвылазно сидела в этом замке, то, чтоб хоть чем-то занять медленно текущее время, стала разгадывать секрет замка в тайнике, где хранились камни Светлого Бога. Все равно в отсутствие хозяина слуги крайне редко заглядывали в кабинет графа, а в комнату с тайником им вообще было запрещено соваться. Почему Кристелин все же хотела разгадать секрет замка в тайнике? Просто она очень любила разгадывать сложные математические головоломки, а тут был именно тот случай.

Когда граф впервые открывал перед ней тайник, чтоб показать камни, она невольно запомнила кое-какие детали из кода замка, последовательность нажатий, снятие защиты, диапазоны времени между действиями… Как видно, прекрасному графу даже не могло придти в голову, что в его присутствии женщина может смотреть куда-то, кроме как на него, и уж тем более милый Эдвард не мог подумать, что от нее можно ожидать столь хорошей зрительной памяти. Впрочем, даже если бы он понял, что Кристелин запомнила некоторые цифры из кода, то его это нисколько бы не насторожило: граф был твердо убежден, что подавляющая часть женщин — безголовые идиотки, годные лишь для того, чтоб восхищаться его красотой.

Кристелин же обладала прекрасной памятью, и удивительными математическими способностями. И еще она очень любила решать сложнейшие задачи, где требовались не только сложные расчеты, но и применение логики…

Вынужденная сидеть в одиночестве долгие месяцы, и днями находясь в кабинете графа, она сумела разгадать секрет замка, хотя, надо признать, у нее на это ушло почти полгода. Код к замку был очень сложный, к тому же там было несколько уровней защиты, и не только… На расшифровку всего этого нужно было немало времени, которого у нее было в избытке, а терпения у девушки хватало всегда. С подобными трудностями Кристелин раньше сталкивалась лишь при решении сложнейших задач, которые частенько были не под силу даже маститым профессорам из университета.

Граф не знал, а узнав — все равно ни за что бы не поверил, что Кристелин уже не раз в его отсутствие открывала тайник с камнями Светлого Бога, доставала их, и часами любовалась как удивительной огранкой волшебных драгоценностей, так и необычной переливами солнечных лучей на их гранях… Однако самое интересное заключалось в том, что незадолго до рождения Дариана камни в руках Кристелин начали чуть светиться мягким светом. Уже тогда она поняла, что у нее родится мальчик…

Пальцы Кристелин привычно побежали по, казалось бы, обычной и хорошо отполированной каменной стене. Ей надо спешить…

— … Дариан, сынок, открой! Это я!

— Мама, почему тебя так долго не было? — бросился ей на шею сын.

— Понимаю, мальчик мой, ты не привык оставаться один. Мы же с тобой все время вместе…

— Где ты была? Почему тебя так долго не было?

— Послушай меня, солнышко — Кристелин присела на кровать сына, и прижала ребенка к себе. — Ты уже большой, и должен меня внимательно выслушать, и сделать то, что я тебе скажу. Нам надо уходить отсюда, и чем раньше мы это сделаем, тем будет лучше.

— Ты тоже боишься этой Гарлы? Она нам такое сказала перед уходом…

— Если честно, то боюсь. Но нам надо потерпеть еще совсем немного. Завтрашней ночью мы с тобой уйдем отсюда, как и собирались ранее.

— Без папы?

— Он потом нас отыщет, это я тебе обещаю. Скажи: ты хорошо помнишь дорогу в Валниен?

— Мам, да мы с тобой эту дорогу уже сто раз обсуждали! Все я помню! И как идти, и куда, и где можно останавливаться… А почему ты об этом спрашиваешь?

— Просто надеюсь, что за завтрашний день с нами ничего плохого не произойдет. Все же в замке присутствуют посторонние — еще не все гости разъехались по своим домам… Будь моя воля, мы с тобой ушли бы отсюда еще сегодня, но, к сожалению, уже поздно. Скоро наступит утро, а мне надо еще кое-что сделать. Ты мне поможешь, а завтра днем мы с тобой отнесем часть необходимых в дороге вещей в наш тайник в саду. Остальное отнесем вечером…

— А что ты собираешься делать сейчас?

— Сейчас увидишь. Я тебе все расскажу и покажу… Видишь ли, мой хороший, только что я поступила не просто плохо, а очень плохо, но у меня не было другого выхода. Мне и стыдно, и в то же самое время я понимаю, что должна иметь хоть какую-то гарантию нашей безопасности, и, прежде всего, твоей…

— Мам, я тебя не понимаю.

— Сейчас все поймешь. Смотри внимательно, слушай и запоминай…

На следующий день почти все гости покинули замок. Праздник закончился, и те, кто был приглашен, разъезжались по своим домам. Кристелин и Дариан старались постоянно находиться среди тех, кто еще не уехал из замка. Не стоило оставаться в одиночестве — Гарла из тех, кто не бросает слов на ветер… Впрочем, несмотря на заметное недовольство хозяйки замка, Кристелин уговорила нескольких гостей остаться погостить еще на денек, пообещав им вечером партию в карты, и поспорила, что вчистую обыграет всех без исключения… А еще она с сыном успела сходить в сад, и спрятала там кое-что из того, что собиралась взять с собой в дорогу. Остальное они должны были принести вечером, когда все лягут спать. Оставалось только дождаться ночи.

Вечером неприметная служанка, испуганно оглядывающаяся по сторонам, и умоляющая не выдать ее хозяйке, сунула в руку Кристелин сложенный в несколько раз небольшой лист бумаги, после чего чуть ли не стремглав умчалась прочь.

Молодая женщина развернула записку. Почерк графа… Кристелин прочитала короткий текст и облегченно вздохнула:

— Дариан, сынок, я так и знала, что твой папа нас любит! Все его старые слова — это просто попытка защитить нас от гнева его жены! Ему надо немедленно поговорить с нами, но так, чтоб Гарла ни о чем не узнала. Он ждет нас наверху. Быстрей пошли туда, пока нас никто не видит!..

Много позже, повзрослев, Дариан часто задавал себе вопрос: отчего его мать, умная женщина, без всяких сомнений поверила этому мятому листу бумаги, на котором было всего лишь несколько строчек, написанных рукой его отца? Ответ на этот вопрос мог быть только один: несмотря ни на что, мать все равно без памяти любила неверного графа, и, вопреки здравому смыслу, готова была поверить во все, во что ей хотелось верить. Именно оттого по первому зову прекрасного графа она без раздумий пошла туда, куда он ей указал…

Смотровая площадка находилась, как это и положено в Таристане, на самой вершине замка, и к ней вела неширокая крытая галерея. Вечерело, на землю упали первые сумерки, и в галерее уже было довольно темно — маленькие узкие окошки-бойницы почти не пропускали свет заходящего солнца.

Дариан никогда не был здесь в темное время, и ему стало страшно. Да и из открытой арки, что вела на смотровую площадку, на него вдруг веяло жутью… И еще он почувствовал, что им ни в коем случае не стоит идти туда, не надо переступать границу между аркой и галереей. Он крепче сжал руку матери.

— Мама, давай не пойдем туда!

— Дариан, неужели ты боишься высоты? А я и не знала…

— Мама, там что-то страшное! Уйдем отсюда, а не то я боюсь!

— Дариан, там нас ждет папа!

— Я не хочу идти туда! И ты не ходи!

— Дариан!..

— Я не пойду туда! И ты, пожалуйста, не ходи туда! Давай вернемся в свою комнату…

— Хорошо, мальчик мой, если ты не хочешь идти на площадку, то давай сделаем так: ты останешься здесь. Видишь, часть стены перекладывают, и здесь есть все еще не заделанные ниши. Встань сюда, в одно из этих углублений…

— Но тут темно!

— Правильно. Если кто пойдет мимо, то ты будешь видеть всех, а тебя никто не увидит. К тому же отсюда тебе будет слышен весь наш разговор с твоим отцом.

— Мама, возвращайся поскорее. Я… я не хочу быть один.

— Ты и не останешься один. Я всегда буду с тобой, малыш мой. Сейчас мы поговорим с папой, и я вернусь за тобой. А может, мы подойдем вместе с твоим отцом!

— Возвращайся поскорее…

— Я постараюсь. А ты ни в коем случае не выходи отсюда, пока я тебе этого не разрешу.

— Хорошо.

Дариан отступил в темноту стены, и проводил взглядом фигуру матери. Сейчас она поговорит с отцом, и отныне все у них будет в порядке. Хорошо бы, если б им не пришлось никуда уходить отсюда, и чтоб они отныне жили все вместе, с папой…

Вот мать шагнула на площадку и скрылась с глаз сына. Но почти сразу же до Дариана донесся ее голос:

— Кто вы? И что вы здесь делаете?

— Это, дорогуша, я — раздался донельзя довольный голос Гарлы. — А со мной те, кому я полностью доверяю. Что, не ожидала меня здесь увидеть? Ну конечно, в записке было нечто иное… Понимаю твое разочарование… Эй, куда же ты побежала?

Небольшой шум на площадке… Дариан, прижавшись к стене, со страхом вслушивался в звуки, долетавшие до него наружи.

— Да заткните же ей рот! Как бы орать не начала, лишний шум сейчас не нужен… Кстати, где ее ублюдок? Они же никуда друг без друга не ходят… Его здесь нет? Наверное, дорогуша, ты его у себя в комнате оставила, когда, задрав хвост, побежала к моему мужу на свидание… Я права? Досадно. Это все немного усложняет…

Снова возня…

— Держите ее крепче! Надо же, как рвется! Не волнуйся, скоро отпустим. А пока послушай меня. Сейчас ты покончишь с собой. Спрыгнешь отсюда вниз, прямо на камни двора. Это будет признано самоубийством. Какая печальная история, у меня от горя прямо слезы на глаза наворачиваются! Такая молодая — и пойти на подобный грех! Как ты могла!.. Правда, я рассчитывала, что ты полетишь вниз не одна, а вместе со своим сопляком, но, увы… Ничего, он кинется вслед за тобой завтра, будучи не в силах преодолеть горе от разлуки со своей дорогой мамашей! У меня уже и свидетели наготове, на чьих глазах ты сиганула отсюда… Да утихомирьте же ее! Северянка, ты сама во всем виновата: я хотела решить с тобой вопрос по-хорошему, а ты не поняла моего доброго отношения. Так что теперь пеняй только на себя. Запомни: к врагам у меня жалости нет, а ты, и твой белоглазый ублюдок — вы оба мои враги, которых я ненавижу всей душой. Это мой дорогой муженек способен лишь написать записку, и сделать вид, что он тут ни при чем, а все остальное за него обычно доделываю я, причем с огромным удовольствием… Тащите ее к краю.

Снова возня, а затем оцепеневший от страха ребенок услышал:

— Погодите. У меня еще остался должок перед ней. Помнишь, я обещала рассказать тебе перед смертью о том, откуда у меня появился Кастан? Отчего-то всех удивляет, что я впервые в жизни родила ребенка когда мне уже перевалило за пятьдесят пять… Так вот, поясняю: чтоб такие, как ты, меньше лезли к моему мужу, мне был необходим сын, наследник рода Д'Диаманте. Но увы, я уже с молодости знала, что детей у меня нет, и быть не может. Так что за решением этой проблемы мне пришлось обращаться за помощью в Нерг, к тамошним колдунам. Знаешь, почему свет от камней в руках Кастана был не очень ярким? Просто мне, чтоб забеременеть, пришлось отвалить кучу денег темным колдунам, и вдобавок ко всему этому я еще должна была трижды совершать обряды с жертвоприношениями, каждый раз отправляя на жертвенный камень по шесть человек, причем каждый раз это были дети. Считать умеешь? За жизнь Кастана заплатили собой восемнадцать юных паршивцев. Не знаю, как другие, а я не считаю это большой ценой. Но вот камушки Светлого Бога вздумали показывать свое недовольство… Теперь тебе все понятно? Ну, прощай. Я тебя терпела дольше всех любовниц моего мужа, так что имею полное право на то, что делаю. Ты мне хочешь что-то сказать? Послушала бы я тебя, да боюсь, ты орать начнешь, так что обойдемся без лишних слов. С меня достаточно страха в твоих глазах… Все, бросайте ее!

Раздался страшный крик, уходящий вниз, а затем послышался глухой удар о землю.

— Все, уходим — снова голос Гарлы. — Быстро!

Мимо застывшего в ужасе ребенка пробежали трое мужчин. Дариан их знал — слуги Гарлы… А вот и она сама с довольным лицом прошествовала мимо…

Как только стих звук их шагов, Дариан выбрался из своего укрытия, и побежал на смотровую площадку, туда, куда ушла его мать. Там было пусто, не было даже ветра… Преодолевая страх, мальчик подошел к краю площадки и посмотрел вниз. На мощеном камнем дворе неподвижно лежала его мать, и к ней со всех сторон подбегали люди. Ее сбросили вниз…

Со всех ног Дариан бросился прочь. Быстрей к отцу, рассказать ему обо всем… Отец поможет, он поймет, он накажет тех, кто виновен… Может, маму еще можно спасти? Не видя вокруг себя никого, ребенок мчался вниз, к отцу, за помощью, и встречавшиеся на его пути слуги недоуменно оглядывались вслед…

Дариан с разбега распахнул дверь в кабинет отца. Граф был не один — кроме него, там было еще двое людей. Да, ведь еще не все гости разъехались, а у этих в руках были игральные карты… Они ждали кого-то еще. Наверное, ожидали его мать, Кристелин — она же обещала сегодня обыграть их всех… Глаза всех присутствующих уставились на ребенка.

— Папа, маму убили! Ее убила Гарла!..

Пока растерянные гости приходили в себя от этих слов, за спиной Дариана раздался до омерзения знакомый голос:

— Что за чушь?

Гарла… Не помня себя, малыш кинулся на женщину, пытаясь ударить ее. Крик, шум… Последнее, что помнил Дариан, проваливаясь в темноту, что его оттаскивают от женщины, а он старается то ли укусить, то ли ударить ее, и рвется из рук, которые пытаются удержать его… «Парень сошел с ума…» — растерянно твердит граф…

Глава 6

…Дариан уже четвертый день безвылазно сидел в своей комнате. Впрочем, если бы даже он захотел выйти из нее, то не смог бы это сделать. Комната была заперта снаружи. Но мальчику и не хотелось никуда идти. Все вокруг до боли напоминало о матери, о ее руках, голосе, и от этих воспоминаний было вдвойне тяжело. Но много хуже были терзавшие душу воспоминания о том страшном вечере. Мальчик никак не мог простить себе, что в тот момент ничем не сумел помочь матери. Молча стоял в темном углу и трясся от ужаса… Дариан пока еще не понимал того, что появись он на площадке, то разделил бы незавидную участь Кристелин…

После падения тело матери унесли со двора, а через несколько часов, ночью, за стенами замка, сложили огромный костер — самоубийц в Таристане сжигали. Несколько человек клятвенно подтвердили, что Кристелин будто бы сама решила свести счеты с жизнью, и оттого священник не только отказался хоронить молодую женщину в земле, но даже и не стал читать над ней молитву. Сказал одно: не буду гневить богов, поступайте с ней так, как и положено поступать с грешницей, посягнувшей на свою жизнь, данную ей Богами…

То, что увидел Дариан, когда его подвели к этому костру, навсегда врезалось в его память. Гарла, желая унизить соперницу даже после ее смерти, приказала сложить погребальный костер на свином выгоне, куда согнала почти всех обитателей замка, и куда притащили безжизненное тело Кристелин, и, раскачав за руки-ноги, под крики и улюлюканье толпы швырнули тело молодой женщины в самый центр огромного костра. Сноп искр — и в без того ярко пылающий костер полетели новые вязанки хвороста и поленья…

Люди орали, и на лицах многих был искренний интерес. Когда еще такое зрелище увидишь — прямо на их глазах сжигают северную принцессу! И сгорит она так же, как горят простые люди, ничем не отличаясь от них, простолюдинов… Так и почувствуешь себя сопричастным к великим мира сего, и в глубине души порадуешься, что ты еще жив, а этих высокородных жгут, словно павший под ножом мясника заболевший скот… А если учесть, что по поводу смерти этой северной девицы выкатили бочку вина, то почему бы не повеселиться по поводу смерти какой-то там высокородной девки, да еще и чужестранки? Померла — туда ей и дорога!..

Сыну не дали возможности даже проститься с матерью. Вместо этого, когда ребенок в оцепенении глядел на все происходящее, напротив него встала Гарла и с довольной улыбкой смотрела на потрясенного ребенка — дескать, не страдай, ваше расставание будет недолгим, скоро будете вместе… Навсегда. Тогда-то ребенок, не помня себя, вновь бросился к ней, но тут кто-то сильно ударил его сзади по голове, и потерявшего сознание мальчишку отнесли в замок, и, во избежание дальнейшего шума, заперли в его комнате.

Когда Дариан пришел в сознание, то у него носом шла кровь, сильно болела голова, а перед глазами все расплывалось. Любой врач без малейших сомнений признал бы у парнишки сотрясение мозга — слуги Гарлы хорошо знали свое дело. Несмотря ни на что, Дариан встал, и, держась за стену, постарался выйти из комнаты… Подергал дверь — заперта… С трудом добрался до небольшого окна, единственного в их комнате. Оттуда ему были видны отблески больного костра, в который все еще то и дело подкидывали дрова, не давая огню утихнуть, и тяжелыми кольями шевелили пылающие угли… Как видно, кто-то очень хотел, чтоб на месте костра остались только пепел и зола… Дариан смотрел туда, в темноту со страшными огненными отблесками до тех пор, пока вновь не потерял сознание… Позже он узнал, что дрова в костер перестали подкладывать только на следующий день, когда в замке закончилось все топливо, приготовленное на пару месяцев вперед, а еще чуть позже то место на выгоне, где предали огню тело Кристелин, перепахали плугом, чтоб на будущее ничто не напоминало хозяевам замка о сожженной женщине.

Дариан все эти дни лежал на кровати, не в силах пошевелиться, и состояние его можно описать как полусон-полуявь. Несколько раз ему приносили еду, но мальчик даже не смотрел на нее — горло сводило судорогой одна только мысль о глотке. Единственное, что он мог делать — так это пить воду, и потом снова без сил падал на кровать. Все семь лет его жизни мать постоянно была с ним, и оттого ее исчезновение вызывало просто-таки физическую боль и опустошенность, а страшные воспоминания о ее гибели были даже не кошмаром, а непреходящим бездонным ужасом.

И вот на четвертый день заточения Дариана дверь распахнулась, и в комнату даже не вошел — вбежал граф. Судя по его виду, он был не только расстроен, а вдобавок и всерьез испуган.

— Сынок! Как ты здесь, бедный мой мальчик? Совсем один, бедняжка…

— Папа! — мальчик, преодолевая слабость, бросился на шею отцу. — Папа, она убила маму!..

— Знаю, сынок, знаю… Хочешь, я ее прогоню? Могу сделать это даже сегодня!

— Да, да… — Дариан прижался к отцу, и ему стало много легче. Папа… Пусть уже нет мамы, но зато рядом отец. Самый красивый, самый добрый, самый любящий… С ним отец, и отныне никто не даст Дариана в обиду! — Прогони ее, пожалуйста!.. И накажи! Так нельзя — убивать…

— Сынок, я тоже горюю о маме… Скажи, это она взяла из тайника камни Светлого Бога?

— Да… — всхлипнул Дариан. Вообще-то мама запретила ему об этом говорить хоть кому-то, но ведь папа, без сомнений, не входит в число обычных людей.

— Но…но… как она сумела открыть тайник?! Каким образом?! Это же невозможно! Она рассказывала тебе об этом?

— Мама все могла…

— Похоже на то… Но я этого не ожидал, никак не ожидал! Даже предположить не мог, что… А где они, эти камни, сейчас?

Дариан не отвечал. Было так хорошо обнимать отца и чувствовать его защиту! Они потом обо всем поговорят… Но отец был нетерпелив:

— Дариан, где камни?

— Там…

— Где? Да отвечай же!.. — судя по всему, терпения у графа было немного, а то, что имелось, уже подходило к концу, и, не выдержав, он сильно тряхнул сына. От этого у Дариана потемнело в глазах, боль отдалась звоном в ушах, и он непроизвольно схватился за голову.

— Больно!

— Извини, я не хотел. Где камни?

— Мама, когда достала камни из тайника, то спрятала их в свою прическу — начал было мальчик, но отца от этих слов чуть ли не перекосило

— Что — о?! — взревел граф, вскакивая на ноги. — Как это — в прическу?!

— Мама сказала — боялась, что ее могут увидеть с камнями в руках… Оттого и спрятала их в своих волосах — они же у нее были собраны в узел… — и тут Дариан вновь замолк, потому что отец, не помня себя, просто отшвырнул его к стене, причем сделал это настолько грубо, что сын вновь ударился головой о стену, и это вызвало в голове ребенка новую вспышку сильнейшей боли.

— Гарла! — заорал отец, не помня себя от бешенства. — Гарла, сука старая, ты где?!

— Не кричи. Я все слышала — в комнату вошла Гарла. Как видно, все это время она стояла за дверями. — Не глухая…

— То есть как это — не кричи?! Это же бриллианты! Понимаешь — бриллианты! Эти камни…они же могут гореть! Ты что, не соображаешь: если мальчишка сказал нам правду, то камни Светлого Бога уже безвозвратно пропали! Они сгорели в том костре! Как простой уголь!.. Это же конец имени, чести, положению…

— Надо же, какие ты знаешь слова… Наверное, с перепуга вспомнил?

— Заткнись, старая сука! Ты что наделала, а?! Неужели было трудно все проверить лишний раз? Если это правда, то… — граф в отчаянии схватился за голову. — Что мне делать?! Я не переживу подобного позора!.. Ты не помнишь, когда ее сжигали, волосы у нее были распушены, или по-прежнему собраны в узел на затылке?

— Собраны в узел. Я это хорошо помню.

— Ты меня погубила!

— Можно подумать, ты тут ни причем, ягненочек невинный… Все, хватит орать! Надо действовать, а не трястись от страха. Другой вопрос — где камни сейчас?

— Он же сказал — у матери! А от нее и пепла не осталось! Я уж не говорю о камнях…

— Папа, ты обещал ее прогнать! — вмешался в разговор Дариан, с ненавистью глядя на Гарлу. — Она же убила маму!

— Отвечай: где камни?! — граф так затряс сына, что у того застучали зубы. — Говори правду, а не то даже не знаю, что с тобой сделаю! Или же…

— Или же отправишься вслед за своей мамочкой — закончила Гарла слова отца.

Дариан в растерянности переводил взгляд с отца на мачеху. Так они вместе… Пришло понимание: отца куда больше беспокоят пропавшие камни Светлого Бога, чем смерть матери… Вернее, смерть матери отца совсем не трогает. И эта страшная женщина… В душе ребенка поднялось страстное желание сделать этой парочке нечто такое, что может до смерти напугать их… Сейчас отца и Гарлу больше всего интересует, где находятся волшебные камни, которые мать несколько дней назад принесла в эту комнату… Надо было послушаться слов матери, и промолчать о камнях Светлого Бога, не говорить о них даже отцу… Ладно, вы у меня сейчас пожалеете о том, что сделали с мамой!..

— Мама… Она показала мне камни, а потом снова спрятала их в свою прическу. Сказала, что если пропажу камней обнаружат, то никому не придет в голову искать камни в ее косах…

— Где сейчас камни? — граф вновь подскочил к Дариану, и рывком поднял его на ноги. — Куда она потом спрятала эти камни, спрашиваю?! Отвечай, дрянь!

— Они были у мамы в прическе, когда она упала с башни…

На самом деле в тот страшный вечер, когда Кристелин разбилась о камни двора, камней при ней уже не было. Но ребенок, когда понял, что отец и не думает прогонять Гарлу, то сам не зная отчего, продолжал твердить свое. А может, увидев, как его слова испугали отца и мачеху, он хотел заставить их обоих хотя бы таким образом пожалеть о смерти матери. Однако пока что Дариан заработал лишь очередной сильный удар в лицо, от которого вновь отлетел к стене.

— Ты… ты, дерьмо!.. — граф с ненавистью посмотрел на сына. — Это все из-за тебя!.. А ты, старая тварь!.. — рявкнул граф уже на Гарлу — Ты что натворила, быдло!.. Если это правда, то я пропал!.. Что мне теперь делать, а?!

— А я сказала — не ори! — Гарла, в отличие от отца, выглядела куда спокойней. — Заткнись сам! Что, поджилки трясутся? А ведь именно тебе с самого начала не стоило связываться с этой северной девкой! Что, захотел разом и от меня избавиться и огромные деньги захапать? Вот ты их и получил… Милый, запомни же, наконец: чтоб удачно провернуть такие грандиозные планы обогащения, какие зародились у тебя, кроме смазливой морды надо иметь еще и умную голову на плечах, а ее — башки с мозгами, у тебя отродясь не бывало. Так что ты сам во всем виноват, и не стоит перекладывать вину на меня. И вообще — не будь ты таким блудливым козлом, до подобного никогда бы не дошло!

— Да ты хоть понимаешь…

— В отличие от тебя я все понимаю — Гарла подошла к лежащему у стены ребенку и схватила его за волосы. — Говори правду, паскудник: куда твоя шлюха-мамаша спрятала камни Светлого Бога? И не ври — хуже будет. Чего молчишь?

— Где камни?! — заорал граф. Дариан невольно отметил, что в этот момент отец вовсе не был столь неописуемо красив, каким выглядел обычно. Сейчас он трясся то ли от страха, то ли от злости, и лицо у него стало неприятным, даже отталкивающим. — Где они, отвечай, мерзавец!

— Они все время были у мамы с собой… Она спрятала камни в прическе… — прошептал Дариан. Раз это злит Гарлу и выводит ее из себя, то он ни за что не отступится от своих слов.

— Мальчишка врет — заключила Гарла, отпуская волосы Дариана.

— Уверена? — в голосе графа была надежда.

— Ты же знаешь — просто так я не говорю. Еще в прошлом, когда я ссужала деньги в долг, то чувствовала, когда должники мне врут, а когда нет. И ошибок, как правило, у меня не бывало. Так вот: гаденыш врет. Он знает, где камни.

— Говори правду! — вновь затряс сына граф, но его остановила Гарла.

— Просто так он не скажет. Я таких упертых знаю. Тут нужен другой подход… Слушай меня внимательно, змееныш: или ты сейчас же скажешь нам правду, или же тебя до смерти запорют на конюшне. Молчишь? Зря. Тебе, над которым день и ночь тряслась мамочка, сдувая каждую пылинку — тебе даже уколотый палец покажется страшной болью, а ты еще не знаешь, что это такое — хорошие плети, особенно когда в их наконечники вплетены острые шипы. От удара мясо со спины разлетается по всем углам… Жуткое зрелище. Во всяком случае, рабам в бараке для прояснения ума хватает пары ударов, после чего они на всю жизнь становятся просто шелковыми… Молчишь? Что ж, пеняй на себя… Эй, сюда!

В комнату вошли двое. Дариан с ненавистью посмотрел на них. Слуги Гарлы, те самые, что сбросили мать с башни…

— Тащите этого гаденыша на конюшню… Дорогой, ты со мной? — повернулась Гарла к графу.

— Уволь. Ты же знаешь — я не любитель подобных зрелищ… Но, тем не менее, я надеюсь на тебя. Потом расскажешь, как все прошло. Только без неприятных подробностей.

— Чистоплюй. И что бы ты без меня делал, кобель?

— Не начинай снова, а? И без тебя на душе отвратительно — ведь если камни не найдутся, то мне конец… Делай с мальчишкой что хочешь, но узнай, где она их спрятала…

Раньше Дариан слышал, что на конюшне наказывают провинившихся рабов, но не знал, что это такое. А когда в полутемном помещении, пахнущем конским потом и навозом, с него сорвали одежду и привязали к врытому в землю столбу, то Дариану стало по-настоящему страшно. Стоящий в стороне слуга Гарлы держал в руках длинную плеть, в кончик хлыста которой, и верно, были вплетены острые шипы, на которые даже страшно смотреть, не говоря о чем-то ином…

— Слушай меня внимательно, паскудник — Гарла была рядом. — Ты должен был полететь вниз вместе со своей мамочкой, или же помереть с горя после ее смерти. В любом случае это было бы куда легче и безболезненней того, что сделаю с тобой сейчас. Скажи мне правду — где спрятаны камни, и ты умрешь легко, без боли… Что, будешь говорить? Нет? Ну, ты еще не знаешь, холеный сучонок, что это такое — настоящая боль… Тогда начнем восполнять пробел в твоем образовании.

Спину ребенка обожгло, точно кипятком. Он невольно закричал…

— Ну, так что? Скажи правду, и тебя отвяжут…

Дариан посмотрел на женщину, стоящую напротив него. К боли душевной прибавилась боль физическая, но хуже этого была довольная ухмылка Гарлы. Она не сомневалась, что сейчас же узнает от мальчишки все, что ей нужно… Он еще у нее и в ногах ползать будет! А меж тем ненависть Дариана к этой женщине была настолько сильна, что превышала даже дикую боль от удара. Если он скажет ей, где камни, то окажется, что его мать погибла напрасно, ни за что…

— Ты убила мою маму…

— Продолжайте — махнула рукой женщина, и в тот же миг на ребенка вновь обрушились страшные удары, в клочья раздирающие нежную детскую кожу, рвущие на части тело, дикой болью царапающие кости…

Дариан потерял сознание после десятого удара. Его облили холодной водой, и он с трудом открыл глаза.

— Ну, и где же они спрятаны?

— Ты убила маму…

— Давайте дальше…

Сколько продолжалось истязание, Дариан не помнил. Для него время слилось в одно сплошное море немыслимой боли, которое изредка прерывалось короткими провалами в небытие, и ведрами холодной воды, которая приводила его в себя…

А потом наступило непонятное состояние: Дариан как бы плавал в океане боли, и это жгучее течение уносило его все дальше и дальше, и в то же время он будто сроднился с этой болью, и даже не ощущал ее… И еще он мечтал лишь о том, чтоб побыстрей закончилось жизнь, и чтоб потом он мог увидеть мать… Скорей бы это случилось… У мальчика не осталось сил даже застонать после очередного ведра воды. Снова голос Гарлы, о чем-то беспрестанно спрашивающий его… Звуки доносились, как сквозь вату.

— Хозяйка, да он сейчас ничего не скажет. Закостенел… — это голос того самого слуги, что бил Дариана. — Я такое видел не раз. Пока сам не отойдет, его хоть о чем спрашивай — бесполезно, все одно не ответит. Да он уж, наверное, и не отойдет. Спина рассечена до того, что вон, уже и ребра из-под мяса торчат! Да некоторые из них еще и сломаны…

— Пожалуй, верно… — в голосе Гарлы была досада. — Позовите врача. Моего.

Врач… А, да, у Гарлы имеется врач, вечно пьяный господин…

— Ну, чего надо? — а, вот и врач пожаловал.

— Опять нажрался? — это снова Гарла. — Впрочем, сейчас не до того… Посмотри парня.

— А чего его смотреть? Вон, даже кости видны… Лучше сразу прибить, чтоб не мучался.

— Заткнись, остряк! Что-нибудь сделай! Мальчишку надо в себя привести.

— Это не ко мне. Я людей с того света вытаскивать не умею. Некроманта зовите. Его стихия…

— Вот что — Гарла была зла. — Или ты его вылечишь, или сам окажешься у этого столба!.. А уж отделают тебя так, что даже некромант не захочет смотреть на то, что останется от бывшего врача! Вернее, от бывшего коновала…

Снова прошло какое-то время, когда до сознания ребенка донеслись голоса. На этот раз меж собой говорили отец и Гарла…

— …Постоянно идут эти неприятные разговоры — голос отца. — И все ты виновата! Мне даже в голову не могло придти, что у тебя хватит ума расправиться с ней в то время, когда в замке есть посторонние! Вот когда разъехались бы гости, я б уехал…

— А ты, невинное создание, и не догадывался ни о чем, когда записку ей писал! — это уже голос проклятой Гарлы. — Хотя бы передо мной не юли! Я же тебя насквозь вижу!

— День подождать не могла?

— Нет, не могла! И не хотела! И если б не этот паршивец, то все бы сладилось!

— Раньше ты таких проколов не допускала. Стареешь…

— Заткнись! Я уже много лет только тем и занимаюсь, что подчищаю твои огрехи! Без меня ты — никто и ничто, и пора бы тебе это уже запомнить! Ведь это именно мне придется искать пропавшие камни!

— Надо было с самого начала позвать колдуна, чтоб он выяснил, где камни — в голосе отца слышалось едва сдерживаемое раздражение. — Или хотя бы притащить сюда ведуна какого, и при его помощи заставить мальчишку сказать правду! От наших деревенских колдунишек в случае чего всегда можно позже втихую избавиться. Все было бы шито-крыто… Но ты не сдержалась, вздумала проявить свой норов и отыграться на этом сопляке за прошлое!.. Вот теперь мы и имеем то, что имеем! Никакой ясности… Вот ответь мне: где камни? Он тебе так и не сказал? То-то и оно! Сейчас парня вначале надо вылечить, в себя привести, и уж только потом колдуна звать…

— А я думаю, может все же имеет смысл пригласить колдуна сейчас? Только колдун нужен настоящий, а не деревенский самозванец. Поисковая магия — это именно то, что нам надо! В крайнем случае, можно будет обойтись и без мальчишки…

— Не вздумай! — чуть не взвизгнул граф. — У тебя что, мозги напрочь отсохли, раз такую чушь несешь? Что, уже совсем ничего не соображаешь? Да разве от настоящего колдуна из Нерга можно избавится?! Он сам нас в порошок сотрет! Поисковая магия — дело, конечно, хорошее, хотя и дорогое, но к колдунам Нерга с этим вопросом обращаться не стоит ни в коем случае! Даже если они обнаружат камни, то я почти уверен, что они нам их вернут, или хотя бы скажут правду о том, где эти камни спрятаны. Да они нас на эти пропавшие камни могут поймать, как рыбу на удочку, и мы всю оставшуюся жизнь под дудку колдунов прыгать будем! Но, скорей всего, если камни обнаружат, то заберут их себе. У них на такие артефакты всегда зуб горит, и лапы сами собой тянутся, чтоб только заграбастать! А тут такой лакомый кусок! Кто в здравом уме так просто, задаром, от него откажется? Если же случится такое, что камни не найдутся, то в Нерге все одно будут знать, что камни Светлого Бога пропали…

В себя Дариан пришел в какой-то каморке, на жалком тюфяке, набитом соломой. Спину жгло, будто огнем, а тело болело так, будто это была одна большая рана. Стоило только чуть пошевелиться, как мальчика пронзала страшная боль, хотя, кажется, большей той боли, что сейчас терзала его тело, просто не существует. Безумно хотелось пить, но не было сил даже протянуть руку к кувшину с водой, стоящему подле него. И снова голоса, разговор двоих:

— А я тут при чем? — это голос врача. — Парень помирает — у него заражение крови. Да вы лучше поглядите сами, что ваши люди сделали с ребенком! У мальчишки на спине живого места нет! Хотя самые глубокие и длинные раны я зашил, но… Некоторые из них воспалились и я далеко не уверен…

— Хватит болтать! — голос Гарлы. — Тебе уже сказано: если парень сдохнет, то шкуру точно таким же образом снимут с тебя. Давно заслужил. Только вот лечить тебя уже будет некому.

— Говорю же — заражение! А я не волшебник, чтоб творить чудеса!

— Он говорить может?

— Сумеете разговорить — сможет. Хотя я в подобном далеко не уверен…

— А я все же попытаюсь…

Жесткая рука рванула Дариана за волосы.

— Открывай глаза, гаденыш! Знаю, что слышишь меня…

Дариан, с трудом приоткрыв глаза, посмотрел невидящим на стоящую перед ним Гарлу.

— Говори, где они? Отвечай, а не то хуже будет!

Но тот лишь вновь закрыл глаза. Видеть эту женщину было куда хуже, чем чувствовать боль.

— Опять не желаешь говорить? Хорошо, просто замечательно! Ничего, сейчас все скажешь… Значит — обратилась Гарла к врачу, — значит, говоришь, у этого гаденыша заражение крови? Так мы сейчас все вылечим! Эй, тащите сюда жаровню! Заразу надо выжигать каленым железом.

— Да вы что?! Парнишке всего семь лет! Он же может не выдержать! Болевой шок…

— Мне что, надо повторять приказание?

Топот ног, запах раскаленного металла… Снова рывок за волосы…

— Говори, иначе буду выжигать твои раны этими вот железными штырями! Взвоешь… А жечь я буду тщательно, ни одной ранки не пропущу, каждое воспаление прочищу, выжгу до самого донышка… Я ж в свое время обещала твоей шлюхе-мамаше, что могу стать для тебя заботливой мамочкой!

Да пусть делают, что хотят, ему все равно… Но когда в воспаленные раны на детской спине впилось раскаленное докрасна железо, Дариан страшно закричал…

… С того дня прошло более месяца. Все это время Дариан лежал в темной каморке в полном одиночестве. Как это ни удивительно, но раны на его спине постепенно стали затягиваться, хотя до полного восстановления было, конечно, еще очень и очень далеко. И все же, как это ни удивительно звучит, но страшное лечение Гарлы — выжигание воспаленных ран железом, помогло спасти жизнь Дариану. Можно сказать, сама, не желая того, женщина спасла ему жизнь.

Дариан поправлялся. Самое удивительное в том, что, несмотря на нанесенные ему страшные раны, выздоровление шло без осложнений. Следует отдать должное врачу Гарлы — знающему, но вечно пьяному человеку. Хотя он за все то время, что лечил парнишку, относился к нему, как к чему-то неодушевленному, но однажды, когда Дариан уже мог вставать и самостоятельно передвигаться, врач сказал ему, отхлебывая, по своему обыкновению, из фляжки:

— Ну, что, ходить можешь? Руки-ноги шевелятся, гнутся, как им положено? Кости целые и каждая из них находится на своем месте? Можешь сгибаться, ходить? Все функции организма в норме? Видишь, все в порядке. А ведь у тебя там все было изодрано в мелкие куски, и кости переломаны в многих местах! Сейчас же у вас, мой юный пациент, нет никаких повреждений внутренних органов. Далеко не каждый врач сумел бы восстановить то, что у тебя осталось от тела. А вот я сделал это, и имею полное право гордиться собой! Знаешь, почему? Дело в том, что у нас с тобой есть нечто общее. Просто больше всех живых существ на этом свете, я, так же, как и ты, ненавижу твою мачеху, эту старую сволочь Гарлу, называть которую госпожой у меня язык не поворачивается! Она мне всю жизнь поломала, хотя я в свое время был лучшим из врачей… В один далеко не самый прекрасный день я попал к этой суке в долговую кабалу, и мне из нее уже никогда не вырваться… Сейчас эта мерзкая баба хотела бы видеть тебя кривым, хромым, с трясущейся головой и наполовину парализованным… А вот хрен ей! Сейчас пусть злится, глядя на тебя, почти здорового и нормального!.. Но сразу предупреждаю тебя, парень: второй раз собрать тебя точно так же у меня не получится. И никто не сумеет сделать это снова. Так что думай сам, как тебе поступать дальше. Но если останешься в этом доме, то долго на этом свете не заживешься — поверь мне, человеку, который уже успел понять, сколько стоит человеческая жизнь в этом поганом мире…

Дариан хорошо запомнил эти слова, только вот после всего перенесенного он больше не мог разговаривать. Мальчик пытался сказать хоть слово, но ничего не получалось. Из горла вылетали лишь отдельные невнятные звуки. Все тот же врач, осмотрев ребенка, пришел к неутешительному выводу: парень не притворяется, и эта немота — последствия сильнейшего нервного потрясения и болевого шока. Парня надо отвезти к хорошему знахарю, или же просто ждать, когда мальчишка сам отойдет от пережитого. Или же кликните колдуна — они умеют лечить такие болезни. А пока что парень даже писать буквы на бумаге не может: сколько перо в его руки не вкладывай — все одно выпадает…

Возможно, именно это временное онемение и спасло его от новых истязаний. Во всяком случае, тут уж даже Гарла была вынуждена отступить от Дариана на кое-то время, но было понятно, что ее терпения надолго не хватит.

Правда, она все же предприняла несколько новых попыток выведать у мальчишки, куда Кристелин спрятала камни, да только эти ее усилия ни к чему не привели. Говорить Дариан не мог, а писать на бумаге отказывался — перо выскальзывало из его негнущихся пальцев. Впрочем, по уверениям врача, не исключено и такое, что после перенесенного парнишка забыл грамоту… Снова отправить парня на конюшню Гарла пока что не решалась — по словам врача, именно из-за болевого шока и сотрясения мозга Дариан потерял возможность говорить. Если его сейчас вновь привязать к столбу, то он или окончательно сойдет с ума, или же просто-напросто не выдержит, умрет. У каждого из нас есть предел возможностей, через который лучше не переступать, а парень сейчас находится на том самом пределе…

Скрепя сердце Гарла вынуждена была прислушаться к словам своего врача. Во всяком случае, пока что ребенка оставили в покое. Только вот надолго ли?

Однако как только Дариан смог встать на ноги, как его ждало новое испытание. По приказу Гарлы парнишку обрили наголо — именно таким образом во многих странах Юга поступали с рабами, после чего, одев в старые и грязные лохмотья, отправили в барак к невольникам. Отныне его место должно быть среди них. Дариан же лишь молча посмотрел на свои рассыпанные по грязному полу светлые кудри, которые когда-то так любила гладить и перебирать мама… Неужели все это осталось в прошлом и теперь его место средь бесправных рабов? В подобное не хотелось верить…

Как видно, Гарла хотела полностью унизить не только мать, но и ее сына, иначе ее месть не будет полной. Видеть сына северной принцессы, гнущего спину на самых грязных работах — это было настоящим бальзамом для души Гарлы. А если учесть, что дед этого мальчишки был одним из самых богатых и влиятельных людей Севера… Какое счастье — наслаждаться своей властью над аристократишками с из голубой кровью! Гарла торжествовала, но для того, чтоб чувствовать себя победительницей, ей не хватало одного — вернуть камни Светлого Бога. Ничего, она добьется того, что мальчишка укажет место, где северная нахалка сумела их спрятать! Камни где-то здесь, в замке, и она их отыщет! А уж потом и с мальчишкой можно посчитаться…

Барак, где живут рабы… Казалось бы, эти люди так же несчастны, как и он. К сожалению, в этом мире все далеко не так просто. Часто случается так, что озлобленные на весь мир, бесправные люди, у многих из которых в их горькой жизни почти не бывает светлых минут, оказываются очень жестоки. Увы, но черствость души, отсутствие морального стержня и самого обычного воспитания приводит к тому, что человек становится не только бесчувственным к чужой боли, но и жестоким по отношению к себе подобным. Такие люди стараются отыграться за собственные несчастья на ком-то одном, особенно если над ним можно безнаказанно измываться. Обычно среди них находится кто-то, самый несчастный из всех, и этому неугодному устраивают самую настоящую травлю. Таким непонятным образом невольники как бы мстят другим за себя, за свою неудачную жизнь…

Нечто подобное и произошло с Дарианом. Только представьте: среди рабов внезапно оказался мальчишка, еще недавно считавшийся господином, тот, кому они еще совсем недавно подобострастно кланялись… А теперь этот парень стал таким же, как и они, упал с шелковых перин до рабской лежанки. Подарок судьбы… Сейчас бывший сын хозяина ничем не отличался от обитателей грязного барака, а внешне выглядел даже хуже многих из них: грязный, одетый в рванье, с бритой головой, и к тому же ходивший постоянно в синяках.

Почему в синяках? Да просто обитатели барака досконально и с немалым удовольствием выполняли приказ госпожи Гарлы: устроить мальчишке самую настоящую собачью жизнь, но при том ни в коем случае не убивать парня, и вместе с тем следить за тем, чтоб он от отчаяния не наложил на себя руки. За несколько дней пребывания в бараке на парнишке не осталось ни одного живого места. Непонятно почему, но рабы словно стремились отыграться на Дариане за все свои обиды и унижения, полученные в этом доме. А так как новый товарищ по несчастью не мог говорить, то его можно было дубасить сколько душе угодно! К тому же у них было на это высочайшее соизволение хозяйки… Так почему бы лишний раз не ударить этого шкета, который еще совсем недавно считался сыном хозяина? Это же такая радость для души — унижать того, перед кем еще недавно лебезил!..

А уж послать новенького на самую грязную работу, или же взвалить на него свою, награждая за неумение очередной порцией тумаков — это же сплошное удовольствие! И понятно, что место в бараке мальчишке выделили самое плохое и неудобное, там, где держали самых ненужных и неугодных рабов — на вшивой лежанке рядом с отхожим местом…

Все это время Дариан жил, будто в дурмане. Казалось, что все происходит во сне, и с кем-то другим, а он вскоре проснется, и все закончится. Мальчик, выросший в бесконечной любви и беспрестанной заботе матери, от которой он не видел ничего, кроме ласки — и вдруг внезапно оказался один, не нужный никому и ненавидимый всеми в совсем ином, жестоком и незнакомом ему мире… Постоянно болели раны на пока еще окончательно не зажившей спине, подсыхающие рубцы разъедал соленый пот и грязь… Это было невыносимо. Соседи по бараку, те, кто еще совсем старались угодить, сейчас вовсю унижали, пинали, причем каждый пытался сделать так, чтоб это увидели другие…Надо же, а ведь мать всегда жалела рабов, никогда не позволяла себе неуважительного отношения хоть к кому-то из этих людей. Более того: если она видела больного среди них, то всегда посылала к таким несчастным врача, несмотря на недовольство Гарлы. Но, как видно, люди быстро забывают хорошее… Впрочем, и слуги вели себя немногим лучше…

За короткое время на парнишку свалилось слишком много. Раны на его спине все еще гноились, и плохо заживали, к тому же от постоянных ударов подсыхающие коросты то и дело отрывались от все еще воспаленных шрамов, в них попадали грязь и пот, разъедали спину… Но куда хуже боли телесной было осознание того, что матери больше нет на свете. Перед его глазами то и дело вставал огромный костер, и тело матери, исчезавшее в огне… Дариан не раз смотрел на то место, где еще недавно был разложен этот страшный костер. Сейчас по приказу Гарлы то место было перепахано не один раз, и туда уже привезли древесину для строительства свинарника. Это было омерзительно.

Дариан понимал — он получил совсем небольшую передышку. Вот-вот Гарла снова возьмется за него, и тогда — все… Но сопротивляться не было ни сил, ни желания. В последнее время у мальчика была только одна надежда — увидеть отца. Может, тогда все изменится? Ведь папа его любит — об этом ему постоянно твердила мать.

Дариан Мальчик встретил отца чуть ли не через три седмицы после того, как попал в барак к рабам. В тот день прекрасный граф в своих легких светлых одеждах возвращался с конной прогулки, причем был не один, а с каким-то богато одетым немолодым человеком. Время приближалось к вечеру, усталые лошади неторопливо шли, цокая копытами, по мощеному камнем двору замка, а мужчины весело разговаривали меж собой о чем-то забавном…

Дариан же шел из конюшни, где вместе с другими рабами чистил стойла. В его руках была тяжелая корзина с конским навозом — надо отнести ее в сад, вытряхнуть в том месте, где укажет садовник, и снова вернуться в конюшню… Это была уже восьмая корзина, которую он относит в сад, а работы по уборке конюшни было еще невпроворот…

При виде графа, в его белых, шитых серебром одеждах больше похожего на прекрасное виденье, Дариан сразу забыл обо всем плохом, обо всех обидах и горечах, которые принес ему отец. Бросив на землю корзину с конскими яблоками, мальчик стремглав кинулся отцу. Впервые за все это время он закричал:

— Папа!..

Граф недоуменно оглянулся. К нему со всех ног бежал грязный, замызганный, невероятно худой мальчишка с наголо обритой головой. Это же Дариан… Граф чуть не выругался вслух. Да что же это такое, а?! Как его люди допустили до того, что этот никчемный мальчишка может свободно ходить по двору?! Где слуги, куда смотрит Гарла? Ведь сказано же было старой дуре — приглядывай во все глаза за этим блеклым выродком!.. Какой позор — услышать подобное обращение от грязного раба, пусть даже этот мальчишка по недоразумению и был сыном Кристелин!..

Вдобавок ко всему паршивец уронил, чуть ли не посередине двора, корзину с конским навозом, и при том сам так ужасно воняет!.. Эта вонь — она даже перебивает запах дорогой туалетной воды, которой прекрасный граф пользуется постоянно! Какой ужас! Что о графе Д'Диаманте может подумать приехавший гость, с которым у очаровательного хозяина этого замка были связаны далеко идущие планы? Раздражение графа достигло предела, и его безупречно-красивое лицо перекосила злая гримаса. Не в силах сдержаться, он со всего размаха огрел хлыстом подбежавшего к нему сына.

— Пшел вон, дурак! Вон, я сказал! — и граф, брезгливо оттолкнув ногой ребенка, тронул поводья у своего коня.

Дариан, словно оглушенный, остался стоять на месте, и до него донесся голос графа.

— Кто это? Не обращайте внимания, дорогой друг! Это — один из моих рабов, нездоровый на голову мальчишка. Такие никчемные людишки имеются у многих хозяев, и я — не исключение. Скверный раб, способный только ковыряться в грязи, и которого давно следовало бы продать в Нерг, на каменоломни. Все одно ни на что иное этот мальчишка не годен. Местный дурачок, над которым все смеются… Только из-за бесконечной доброты моей жены, которая питает к мальчишке непонятную привязанность, этот бездельник еще живет здесь, а не ковыряется в отвалах на рудниках Нерга…

Дариан прижал руки к лицу. Удар графа был сильным, еще хорошо, что хлыст глаз не задел, иначе парнишка вполне мог остаться без глаза… Однако именно этот удар стряхнул с ребенка сонное оцепенение. Но во много раз больнее другое — услышать такие слова отца, которые эхом повторялись в его ушах — «это никто, местный дурачок…»… Будучи не в силах сдержаться, и прижав руку к лицу, парнишка стремглав бросился со двора. Быстрее спрятаться, скрыться от всех, и, прежде всего от отца и Гарлы! Ему что-то кричали вслед, требовали вернуться, подобрать корзину, убрать рассыпанное и вернуться на конюшню… Дариан даже не стал оборачиваться. Он знал, где сумеет отсидеться до темноты…

Прибежал в сад, и спрятался в густых кустах от чужих глаз, а затем незаметно добрался до нужного места, благо идти было недалеко — все же сад при замке был не очень велик. Вот и она, самая крайняя из трех каменных беседок, небольшой полукруглый грот, почти полностью обвитый какими-то вьющимися растениями. Дариан знал, что внутри этой беседки, под тяжелой мраморной скамьей, есть небольшое углубление, прикрытое тщательно подогнанными досками.

Когда-то в этом гроте был небольшой фонтан, вода из которого стекала внутрь, в особый каменный резервуар, который находился как раз под каменной скамьей, а уж позже оттуда, из этого самого резервуара, вода по трубам вновь подавалась в фонтан… Однако уже много лет назад что-то испортилось в системе, подающей воду, а пригласить в замок хорошего механика, чтоб все отремонтировал и привел в порядок, постоянно было как-то не с руки. С тех пор фонтан не работал, и внутри резервуара было сухо. Но сверху он так же, как и раньше, был прикрыт досками, которые при желании можно приподнять, а затем вновь аккуратно уложить на место.

Дариан и Кристелин уже давненько обнаружили это небольшое укрытие. Тогда, по своей обычной привычке исследовать все до конца, молодая женщина захотела узнать, куда раньше уходила вода из когда-то работающего фонтана. Мать вспомнила о том совсем недавно, за день до своей гибели, когда она думала, куда им спрятать самое необходимое, что они собирались спрятать. Взрослому человеку то углубление под скамьей было где-то по пояс, а вот ребенок вполне мог там не только сидеть, но даже лежать. Именно сюда, в этот самый резервуар, Кристелин вместе с сыном успела принести часть из тех вещей, которые собиралась взять с собой в дорогу.

Мальчику не составило труда незаметно проскользнуть в беседку и приподнять пару досок под скамьей. С замирающим сердцем поглядел внутрь… Туго набитый дорожный мешок, положенный в тот день матерью, был на месте, его никто не трогал — просто не нашли припрятанное. Очень хорошо!

Забраться внутрь, тщательно опустить за собой доски на прежнее место — это заняло совсем немного времени. И пусть в том каменном резервуаре взрослому человеку можно было сидеть лишь немного согнувшись, но вот ребенку прятаться здесь — в самый раз. В том резервуаре было прохладно, и Дариан был надежно спрятан от вездесущих глаз. Сейчас он был один, и его никто не видел. И еще рядом был дорожный мешок…

Уже давно Кристелин с сыном понемногу переносили сюда те вещи, которые собирались взять с собой в дорогу — делать это надо было осторожно, чтоб никто из слуг не догадался о том, что мать и сын что-то прячут в саду. Оттого сейчас в дорожном мешке было сложено далеко не все из того, что они собирались взять с собой в дальний и долгий путь до Валниена. Остальные вещи мать собиралась принести той ночью, когда они собирались бежать отсюда, и когда ее убили…

Сжавшись в комок и находясь в темноте, отгородившись от внешнего мира, мальчик почувствовал себя в относительной безопасности, хотя жестокие слова отца по-прежнему сверлили мозг… Дариан уткнулся лицом в плотный холст мешка. Удивительно, но от него шел чуть ощутимый запах матери… А, да, там же лежит ее платье, то самое, в котором она много лет назад бежала из родного дома! Мама зачем-то положила это свое старое платье к его вещам… Наверное, просто не хотела оставлять ничего здесь, в этом доме, где она никому не нужна…

И тут впервые за все то время, что прошло после смерти матери — тут впервые Дариан заплакал, пусть и беззвучно. До того он не мог выдавить из себя и слезинки, но сейчас слезы полились сами, будто кто-то одним ударом разрушил ту холодную стену, за которой он оказался после смерти матери. Вновь на него нахлынули воспоминания, и снова к горлу подступила острая горечь утраты. Слезы лились безостановочно, сами собой, но вместе со слезами выходила та безысходная боль и острая горечь утраты, что все это время сидела в нем, а легкий знакомый запах, исходивший от лежащего в мешке старого платья матери, успокаивал и давал почти забытое чувство защищенности. Стоило закрыть глаза, и чувствовать этот едва ощутимый запах, как начинало казаться, что теплая ладонь вот-вот коснется его волос, и через мгновение он окажется в объятиях матери… Легкий запах одежды сделал больше, чем иной врач, и на душу ребенка стал нисходить покой. Пусть мамы уже нет на этом свете, но она все равно с ним. Он это чувствует, знает, понимает… Даже саднящая боль на лице от удара хлыста стала отступать, и Дариан сам не заметил, как заснул, и его сон впервые за последнее время был спокойным и без рвущих душу кошмаров…

Проснулся он как от боли в затекшем теле, так и от мужских голосов неподалеку. Мальчик вслушался — это двое из тех, с кем он делил рабский барак.

— Убей — не знаю, где искать этого парня! И здесь его нет! А ведь, кажись, все обыскали! Где он может прятаться?

— Где, где… Понятно где — в доме. Там хорошенько поискать надо по кладовкам да темным углам! Забился, поди, куда подальше, и трясется от страха.

— Есть от чего трястись! Граф, говорят, на хозяйку чуть ли не орал в полный голос, что она, полоротая, за мальчишкой не углядела, и тот на глаза иноземному гостю объявился… Хозяин, конечно, перед иноземцем выкрутился, но госпоже Гарле от мужа все одно попало. А пацан еще и заговорил!..

— Слушай, а может, он только притворялся немым?

— Не, не похоже. Да и врач госпожи Гарлы врать не будет. Мальчишка просто папашу впервые за долгое время узрел, вот и кинулся к нему, как оглашенный… Такое бывает. А теперь мы с тобой этого шкета искать должны! Так бы и врезал ему! Тоже мне, господин бывший…

— Был господин, да весь вышел. Теперь он от нас в морду получает…

— Как отыщется, с парня шкуру снова спустят, в этом можно не сомневаться…

— Я и не сомневаюсь…

— Найдется. Жрать захочет — сам приползет, вылезет из своей щели, если не сейчас, то к утру обязательно. Ох, и будет ему от хозяйки!..

— От меня ему тоже достанется. Нам с тобой, между прочим, тоже пожрать бы самое время, а вместо этого мы все еще голодными ходим! Как бы нам самим к ужину не опоздать!.. И где этот паршивый мальчишка может быть?

— А может… Вдруг он на площадку поперся? Ну, откуда его мамашу вниз сбросили…

— Да ну!.. Хотя… Хозяин ему хорошо хлыстом по морде приложил, мальчишка с горя мог и на площадку рвануть… Надо бы хозяйке о том сказать…

Голоса постепенно стихали, удалялись так же, как и звук их шагов. Ушли… Значит, сейчас за стенами грота уже совсем стемнело — ужин в барак приносят незадолго до того, как рабам положено отправляться спать. Что ж, в это время и в саду, и во дворе пусто, никто не ходит — все садятся к столу, а иначе можно остаться с пустым желудком. Едоков в доме хватает, кто первый за стол сел, тот больше и съел… Это же в равной степени относится и к стражникам, и к прислуге. Но все равно не стоит пока вылезать из своего укрытия, надо немного подождать. На всякий случай.

Пока есть время, надо вспомнить, что мать успела принести. В этом дорожном мешке лежат его теплая куртка, штаны, шапка, и, что самое главное — теплые ботинки. Там были даже рукавички, теплые, так же, как куртка и штаны, сшитые из бараньего меха. Почти все вещи, что лежат здесь — все привез барон Обре, хотя и не понимал, для чего нужны зимние вещи матери и ребенку в южной стране. Но отказывать Кристелин в ее странной просьбе старик не стал, тем более, что всегда был рад порадовать своих невольных подопечных. А эти рукавички… Дариана, который до того никогда не видел зимней одежды северян, очень позабавили эти, как ему показалось, необычные меховые мешочки для кистей рук, и первое время он относился к ним, как к новым игрушкам. Мальчик даже не представлял, что может быть настолько холодная погода, при которой нужно постоянно держать свои руки в тепле, чтоб не замерзнуть…

Потом Дариан помнит, что мать положила в мешок донн-ди, карту, на которой отмечен путь до Валниена и письмо к своему отцу, герцогу Белунг, которое она писала в ту ночь чуть ли не до рассвета. Еще там должна находиться большая фляга, сделанная из высушенной тыквы, веревка из шерсти песчаной козы и плитки пемкана… А, да, и платье матери… Остальную ее одежду они должны были принести сегодняшней ночью. Может, там еще что имеется, в этом мешке?.. Надо вспомнить… Жаль, что огнива нет..

Дариан вылез из своего убежища, когда уже была глубокая ночь. Тихо, только треск цикад в тишине южной ночи. После непроницаемой темноты, что была в тайнике, снаружи показалось почти светло. Аккуратно уложил доски на место, чтоб никто не знал, где он прятался все это время. До того мальчик вытащил из дорожного мешка донн-ди, и надел его себе на шею. Мама хотела, и даже настаивала, чтоб этот оберег был вечно с ним, и потому он отныне никогда не будет снимать со своей шеи мешочек с двумя фигурками…

Хорошо бы набрать чистой воды в большую флягу из высушенной тыквы, а то ближайший источник находится далековато отсюда, и потом — никогда не стоит отправляться в путь, да еще и по жаре, без запаса воды… Но чистая вода в бочках находится возле кухни, а ему туда сейчас лучше и близко не подходить — около еды всегда отирается кто-то из дворни. Ничего, и из этой ситуации можно найти выход: здесь неподалеку, чуть в стороне от грота находится небольшой пруд с цветущими лотосами и золотыми рыбками — именно там, в стоящей возле пруда небольшой беседке, увитой плетущимися розами, очень любит сидеть Гарла. Вода в том пруду, правда, не очень чистая, но сейчас выбирать не приходится. Зато там можно вволю напиться и набрать с собой воды с собой в дорогу…

Чуть позже, уже набрав воды во флягу, и немного отойдя от пруда, Дариан достал из мешка и склянку с мазью, отбивающей обоняние у собак. Ее, эту мазь, по просьбе Кристелин как-то привез барон Обре. Впрочем, именно старый барон купил и привез в замок почти все, что лежало в этом мешке, включая сюда же и сам дорожный мешок.

Натирая сбитые ступни ног резковато пахнущей мазью, Дариан вспоминал многократно повторяемые слова матери о том, что ему следует делать дальше. Прежде всего надо выбраться за стены этого замка через не очень широкую щель в стене сада — этой дорогой частенько пользуются слуги, если им надо незаметно удрать по своим делам на часок-другой… Правда, перед этим надо проверить, нет ли там засады…

Кстати, пока он не забыл — ему надо будет прихватить с собой палку, одну из тех, которые садовник использует для подпорки растений — без хорошей палки в дороге не обойтись, а для здешнего сада их специально изготовляют из крепкого самшита… Еще нужно захватить с собой пару-другую плетеных из травы сандалий, которые один из садовников частенько плетет для рабов и складывает эти сандалии в большой короб — босиком уходить не стоит…Затем, оказавшись за стенами замка, ему следует идти вдоль дороги, идущей на восток, но, однако, не приближаясь к той дороге ближе, чем на десяток-другой шагов — нельзя, чтоб его заметили люди, оказавшиеся ночной порой на дороге… Ночи же в Таристане темные, за несколько шагов не увидишь товарища, идущего неподалеку от тебя…

Ждать у стены пришлось недолго. Выскользнув через заросшую диким вьюнком щель в стене вслед за убежавшей наружу парочкой, Дариан закинул мешок за плечи, и направился своим путем. Хорошо, что южные ночи такие теплые — сейчас на нем из всей одежды всего лишь обрывок какой-то темной тряпки, но ему не холодно…

Уже идя вдоль дороги, мальчик вновь и вновь вспоминал слова матери: до сегодняшнего рассвета надо успеть добраться до высохшей речки. Вода в ней бывает только весной, а с наступлением лета речка пересыхает, однако на ее крутых берегах есть множество неглубоких и узких пещер… Нужно выбрать одну из них, и проверить палкой, нет ли в этой пещере змей или скорпионов… Если нет, то следует забраться внутрь, расстелить вдоль всего входа в пещеру веревку, сделанную из шерсти песчаной козы. По непонятной причине ни змеи, ни насекомые не только не переползают через эту серую колючую веревку, но даже более того — отползают от нее подальше. В здешних местах такая веревка имеется в любом доме, даже самом бедном…

Ну, а потом он, наконец-то, сможет отдохнуть в этой выбранной им пещере, поспать, надеть на себя кое-что из одежды, и еще раз осмотреть те вещи, что они с матерью успели принести в грот… К сожалению, доставили туда лишь часть из того, что им могло бы понадобиться в дороге. Увы, Кристелин не могла принести больше, иначе подобное могло привлечь излишнее внимание прислуги — с чего это, мол, мать с сыном тащатся в сад с целой кучей самого разного барахла?! Ничего не поделаешь, надо обходиться тем, что есть. Главное — у него имеется донн-ди (Дариан все время дотрагивался до висевшего на шее мешочка с деревянными фигурками), карта и письмо к деду, герцогу Белуг…

Еще хорошо, что в мешке есть плитки пемкана. В свой последний приезд барон Обре по просьбе Кристелин привез три десятка плиток этой дорожной еды, которая могла храниться, не портясь, годами. Но Дариан, распробовав плитки коричневого цвета, стал потихоньку таскать кусочки привезенного угощения, и грызть их в свое удовольствие, а мать не могла отказать сыну, не избалованному вкусной едой… Вот оттого сейчас их, этих плиток, и осталось всего штук пятнадцать, не больше, но это много лучше, чем ничего. Однако пемкан следует приберечь на крайний случай — вряд ли он сумеет отыскать еду на холодных склонах северных гор. А пока что ему при каждой возможности следует искать коренья и дикие плоды… Впрочем, за последнее время Дариан перестал быть разборчивым в еде.

Итак, он доберется до одной из этих крохотных пещерок, еще раз просмотрит вещи, проверит, что еще имеется в дорожном мешке, и восстановит в памяти весь маршрут, места отдыха, расстояние, которое ему надо проходить каждую ночь… В той пещерке ему надо будет отдохнуть, а с наступлением ночи, выспавшийся и набравшийся сил, он выйдет из своего укрытия и пойдет дальше… Идти следует только ночью, чтоб его никто не увидел. Ночи в Таристане, как и во многих южных странах, непроницаемо-темные, и, если повезет, то Дариану удастся покинуть эту страну, а потом и дойти до горной гряды. И еще: следует обходить стороной селения и города. Главное — идти только по ночам, и по тому маршруту, что уже был заранее разработан его матерью, каждую ночь проходить определенное расстояние до следующей точки на карте, а на отдых, опять-таки, останавливаться лишь в тех местах, которые мама считал наиболее подходящими и более-менее безопасными.

И еще одно: пока что ему нужно как можно чаще смазывать ступни ног мазью, отбивающей любые запахи. В том, что его будут искать, в том числе и при помощи собак, Дариан не сомневался. Но он должен уйти отсюда и добраться до Валниена хотя бы только для того, чтоб рассказать деду о том, как погибла его дочь, и про то, что произошло в замке графа… И он сумеет это сделать, хотя бы в память о матери…

… Герцог Белунг неприязненно смотрел на стоявшего перед ним невероятно худого светловолосого мальчишку. Одна кожа да кости, в чем только душа держится… Сразу видно, что полукровка: несмотря на светлые глаза и волосы, у сопляка слишком смуглая для северянина кожа, да и телосложением местные покрепче будут… И этот заморыш смеет утверждать, будто он — сын его покойной дочери Кристелин!? Того не легче!..

— Я согласился выслушать тебя лишь оттого, что ты утверждаешь, будто у тебя есть письмо принцессы Кристелин ко мне…

— Да, вот оно… — и мальчишка притянул герцогу донельзя замызганную трубочку пергамента. Герцог брезгливо, двумя пальцами, взял письмо, развернул его… Вне всякого сомнения — почерк Кристелин. Непонятно…

Пока герцог с непроницаемым видом читал письмо, Дариан с неподдельным интересом косился по сторонам. По сравнению с этим огромным дворцом замок его отца выглядел совсем маленьким и бедным. Дариан помнил, какое изумление он испытал, когда узнал, что это громадное строение — вовсе не город, а всего лишь один дворец! Богатство внутренней отделки потрясло его еще больше. Наверное, короли — и те живут бедней!

Когда несколько дней назад Дариан дошел до замка герцога, то стало понятно, что ему просто так ни за что не попасть к хозяину этого дворца. Подумав, он пошел искать дом, где жила старая няня Кристелин. Как говорила, улыбаясь, мать, это был запасной вариант. По счастью, старая женщина оказалась дома. Вначале старушка недоверчиво встретила ободранного мальчишку, но все же решила поговорить ним. Ну, а в конце этого разговора она уже плакала навзрыд… В общем, если б не эта старушка, уговорившая герцога поговорить с парнишкой, то Дариану было бы много сложнее пробиться к деду…

— Так ты утверждаешь, что это письмо — герцог небрежно бросил на стол пергамент, — ты утверждаешь, что это письмо дала тебе моя дочь?

— Это письмо дала мне моя мама. На тот случай, если сама не сможет добраться до вас.

— То есть ты имеешь наглость утверждать, что я — твой дед?

— Если вы — герцог Белунг, то да…

— Погодите! — вмешалась в их разговор старая няня, находившаяся тут же. — Да вы, господин герцог, только поглядите внимательней на парнишку! Ведь вылитый вы!..

— Помолчи! — одернул ее герцог. — Утверждать можно все, что угодно. Моя дочь умерла, и не может ни подтвердить, ни опровергнуть эти слова…

— Она не умерла! — чуть ли не закричал Дариан. — Она не умерла! Ее убили!

— Вот как? — чуть дернул щекой герцог. — И ты можешь это подтвердить?

— Да!

— Рассказывай — после паузы приказал герцог.

Во время всего долгого рассказа Дариана старый герцог не произнес ни слова, и выражение его лица оставалось все таким же непроницаемым. Лишь когда мальчик закончил свое горькое повествование, дед бросил:

— Ложь. Даже если допустить, что какая-то часть твоей истории правдива, то остается главное: ты не мог пройти через горы. Зимой, в одиночку, не зная дороги… Бред. Да и в наших местах в эту зиму морозы стояли на редкость трескучие. А снега навалило столько, что подобного обилия не помнили даже старики. Даже горцы без особой нужды не покидали своих селений. Слишком опасно. При таких погодных условиях с дорогой в горах не всегда справится даже самый опытный и умелый проводник…

— Я и шел не просто так. Вот — Дариан протянул еще один лист пергамента. — Здесь мама указала дорогу, по которой она много лет назад добиралась из Валниена до Таристана.

— Даже так… — и герцог снова замолчал, рассматривая карту.

— Вот еще… — в руках у няни было старое платье Кристелин. — Это оно, то самое платье моей девочки, в котором она из дома уехала…

— А что оно здесь делает? — поморщился герцог, глядя на старое обтрепанное платье. — Эта тряпка что, все время в грязи лежала?

— Нет — выдохнул Дариан. — Оно не грязное. Просто я в него закутывался там, в снегах, когда спать ложился. Оно теплое…

— Что ж, тогда расскажи о дороге, и о том, как ты оказался здесь…

Как Дариан в одиночку прошел путь от Таристана до Валниена? Нелегко… Прежде всего он задержался в пути по Таристану дольше, чем рассчитывал: не раз случалось такое, что неподалеку от тех мест, где он прятался, останавливались люди, и Дариан предпочитал незаметно отсидеться в своем укрытии, чем показаться хоть кому-то на глаза. Еще мать говорила, что им не стоит лишний раз привлекать себе внимание. К тому же сейчас, глядя на его бритую голову, каждый решит, что перед ним беглый раб, которого следует поймать и за вознаграждение вернуть хозяину… Так что Дариан старался лишний раз не рисковать.

К тому же мальчик отныне не собирался ни в коем случае не нарушать слов матери — один раз он уже это сделал, сказал отцу, кто взял камни Светлого Бога… Но об отце Дариан старался не думать. Пусть с ним будет только мама… Дариан вновь и вновь вспоминал мать, как она любила гладить его по голове, перебирать светлые волосы сына… А сейчас… Проводя рукой по своей бритой голове, Дариан решил: в будущем он никогда не станет коротко стричь свои волосы. Пусть лучше они будут много длиннее, чем обычно носят мужчины, но коротко обрезать их он никогда не станет. Маме бы это понравилось…

Дариану не повезло — все же он вышел из дома куда позже того срока, когда, по расчетам Кристелин, им стоило бежать. К тому же он очень задержался в пути, и оттого подошел к горной гряде в самое неподходящее и опасное время для перехода — уже начиналась зима. Но останавливаться мальчик не стал — лучше горы с морозами и снегами, чем Гарла и рабский барак… Так что Дариан лишь надвинул поглубже шапку на уши и пошел искать метку, означавшую начало тропы через горы, ту метку и ту тропу, о которой знали лишь считанные единицы…

Снега, льды, постоянный холод, пронизывающий чуть ли не до костей, вымораживающий тепло из детского тела, сводящий немотой руки и ноги… Тогда же мальчик впервые узнал, что это такое — снег. Мать много рассказывала о нем, но одно дело — рассказы, и совсем другое — почувствовать его руками, и понять, что же на самом деле представляет из себя снег. Он, конечно, красивый, но какой же холодный!

Для ребенка, выросшего в жарком климате Таристана, было немыслимо холодно в этих суровых ледяных горах. Раньше он даже не мог представить, что можно так мерзнуть… Иногда Дариану казалось, что во всем мире не осталось тепла, а прежняя жизнь с жаркими и душными днями представлялась чем-то сказочным, нереальным, что больше не повторится… Да и было ли оно, тепло?.. Бывало и такое, что на парнишку, будто снежная лавина, накатывало ледяное отчаяние, и по щекам ребенка, помимо его воли, текли слезы, льдинками застывающие на одежде. Как же ему в эти горькие минуты не хватало матери, ее светлой улыбки и добрых слов! При нем было только ее старое шерстяное платье, в которое он кутался каждую ночь, чтоб не замерзнуть во сне. Иногда казалось, будто мама была рядом с ним… И ребенок твердил себе одно: он должен выполнить желание матери, пройти через эти горы, и найти своего деда. Тот ему поможет, и в доме деда у Дариана наступит совсем иная жизнь… Так что надо сжать зубы, идти вперед, перетерпеть и холод, и голод, и все остальные тяготы нелегкого пути…

Дни шли за днями. Позади остались ледники, откуда он множество раз чудом не сорвался, снежные бури, которые он пережидал в жалком укрытии, дрожа от холода, голодные спазмы в желудке, нехватка воздуха на вершинах, недолгая снежная слепота, онемевшие от холода руки и ноги, сходящие лавины, от которых он уберегся совершенно непонятным образом, снежный барс, не тронувший мальчика…

Когда Дариан добрался до Валниена, там уже начиналась весна, и идти по рыхлому, проваливающемуся под ногами снегу было почти невозможно. Причем именно здесь, на Севере, мальчик впервые столкнулся с такими глухими и темными лесами, которые он ранее и представить себе не мог. Если б не карта матери, то он бы, несомненно, заблудился и сгинул в лесу. А так — ничего, через несколько дней блуждания по лесу он вышел к заброшенной избушке, которая была обозначена на карте матери. В том, пусть и заброшенном, но еще крепком домике он и просидел несколько седмиц, ожидая, когда в лесу сойдет снег. Главное — там можно было передохнуть. В лесной избушке нашлось огниво и немного муки, так что мальчик сумел развести в небольшом очаге огонь, и в полуразбитом глиняном горшке согрел воду, в которой развел мучную болтушку…

Лишь много позже Дариан понял, как ему повезло, что он избежал встречи со зверьем, оголодавшем после долгой и холодной зимы. В той лесной избушке Дариан также задержался дольше, чем хотел. Целыми днями он лежал на старой дощатой лавке, смотрел на огонь в очаге и постепенно приходил в себя после неимоверно трудного перехода через горы, вымотавшего у него все силы. И пусть живот у него резало от голода, но душу грело то, что рядом не было Гарлы! И еще он смог перейти через горы… Мама бы гордилась им! Правда, сил почти не осталось даже на то, чтоб лишний раз пройти по прогалинам весеннего леса, посмотреть на пробуждающуюся после долгого зимнего сна природу. Наружу Дариан выходил только для того, чтоб набрать хвороста и дров для очага.

Еще он выкапывал на проталинах небольшие луковицы желтых подснежников — мама, помнится, говорила, что эти цветы называют гусиный лук… Испеченные в золе, они казались голодному мальчишке едва ли не лакомством. Потом появилась другая трава, тоже очень вкусная — кажется, ее мама называла заячьей капустой… Когда же в лесу сошла большая часть снега, и повсюду показалась весенняя трава, которую можно было есть, он вновь отправился в путь… Дариан знал, что должен выполнить просьбу матери, и добраться до деда, хотя бы для того, чтоб передать тому письмо… Ну, а остальное герцогу известно…

Снова воцарилось молчание. Затем властный старик поднял глаза на мальчика.

— Няня, сделай вот что: отведи этого молодого человека в одну из комнат для гостей, из тех, что поменьше, и что находятся подальше. Помой нашего незваного гостя, переодень… В общем, займись им — знаешь, что надо делать. А я должен подумать. Что касается вас, молодой человек, то у меня к вам имеется личная просьба: постарайтесь как можно реже покидать выделенную вам комнату. Мне бы не хотелось, чтоб вы лишний раз бродили по дому. Вам все понятно?

Несколько последующих дней Дариан отсыпался и ел столько, сколько в него влезало. Все эти долгие месяцы своего нелегкого пути он питался чуть ли не одной травой, и если бы не плитки пемкана, которые он растягивал, как только мог, то, без сомнения, давно бы умер от голода. А что касается холода на той горной гряде… Дариан, выросший в жарком Таристане, непередаваемо мерз в высоких холодных горах с их пронзительно-ледяными зимними ветрами. К тому же только там, в горах, ребенок впервые знал, что такое снег. До того он знал об этой замерзшей воде только из рассказов матери. Хорошо еще, что в том дорожном мешке отыскались теплые ботинки, куртка и штаны. А на ночевках он кутался в старое платье матери, которое она для чего-то сунула в мешок. Оно было сшито из особой шерстяной ткани, на удивление теплой и прочной, и не давало замерзнуть ребенку даже в самый жестокий холод. Так что если бы не это старое платье матери, то еще неизвестно, прошел бы Дариан горы, или бы навсегда остался лежать среди чистых снегов.

Потом Дариана вновь позвали к деду. На этот раз в большом кабинете герцога, кроме самого хозяина, было еще несколько человек, среди которых Дариан с радостным удивлением увидел старого барона Обре. При виде старика сердце Дариана радостно забилось. Ведь барон был единственным из всех присутствующих, кого парнишка знал еще по Таристану. Однако старик скользнул по нему равнодушным взглядом, и отвернулся. У мальчика перехватило горло.

— Дедушка… — почти прошептал он. — Дедушка Обре… Ты не узнаешь меня?

Барон вновь обернулся к нему, близоруко прищурился, и, всмотревшись в лицо ребенка, растерянно ахнул…

— Дариан, мальчик мой!.. — после чего он мягко осел на пол, схватившись за сердце. Дариан бросился к нему, остальные тоже вскочили со своих мест, в кабинет вбежал лекарь…

Едва придя в себя, старый барон протянул свою руку к Дариану.

— Всеблагой, это ты! Как же я счастлив видеть тебя, внучек!.. Но… Как ты здесь оказался, мальчик?! Я тебя даже сразу не узнал… О Небо, как же ты изменился!.. Что с тобой приключилось?! Твой отец написал мне, что ты тяжело болен, и не встаешь с постели…

— А меня ты не помнишь? — спросил один из мужчин.

Дариан внимательно вгляделся в лицо спрашивающего.

— Вас — нет… А вот того господина, что сидит рядом с вами — его я видел. Он был в Таристане, на том празднике, когда проводилось испытание с камнями Светлого Бога. Тогда этот господин о чем-то говорил с моей мамой… Она еще засмеялась, когда он ей что-то сказал…

— Верно — чуть усмехнулся мужчина, которого узнал Дариан. — Моего друга, кстати, на том приеме не было. Это так, небольшая проверка… А вот я тебя сразу не узнал — ты здорово изменился. И что случилось с Кристелин? До нас доходят страшные слухи!..

— Да, Дариан, будьте добры, расскажите всем присутствующим, а заодно и барону Обре обо всем, что произошло в замке графа Д'Диаманте — голос герцога был сухим и деловитым. — Мне бы тоже хотелось послушать еще разок всю эту историю… Заодно поведайте нам и о том, каким образом вы в одиночку сумели добраться до Валниена. Только будьте добры, со всеми подробностями…

В голосе герцога проскальзывали оттенки скрываемого недовольства. Отчего-то Дариану показалось, что деду не понравилась нескрываемая радость мальчишки при виде старого барона. Как видно, герцог не привык к тому, что кто-то из его внуков (пусть даже этот внук — нежеланный), оказывает предпочтение не ему, а кому-то другому.

Что ж, почему бы ни рассказать, тем более, что скрывать ему, по сути, нечего. Единственное, о чем умолчал Дариан в своем повествовании, о чем не рассказывал ни герцогу Белунг, ни его гостям, так это о причине, по которой его едва не забили насмерть. Умолчал и про то, что граф и Гарла искали пропавшие камни Светлого Бога. Вместо этого сказал, что в замке графа случилась пропажа, но что именно пропало, и что искали отец и мачеха — он так и не понял, как не мог взять в толк и то, что им было нужно от него…

Когда же Дариан окончил свой горькой и долгий рассказ, герцог все так же холодно приказал ему:

— Дариан, повернитесь к нам спиной, снимите рубашку и покажите присутствующим здесь господам свою спину… Да, правильно, именно так. Барон, у вас слабое сердце и я советовал бы вам не смотреть на то, во что превратили спину этого молодого человека… Кроме того, мой врач осмотрел… сына графа, и пришел к выводу, что кроме ран на теле, у него имеются еще и множественные обморожения, не приведшие, к счастью, к куда более пагубным последствиям

Чуть позже присутствующие в кабинете герцога люди просто засыпали Дариана вопросами, часто самыми необычными. На некоторые из них он ответил, на другие не знал ответа или же не понимал, о чем его спрашивают… Тот разговор был долгий, и продлился чуть ли не до темноты. В конце разговора герцог вновь отправил Дариана в отведенную ему комнату, несмотря на просьбы старого барона позволить ему еще немного побыть с мальчиком. Парнишке и самому очень хотелось поговорить с дедушкой Обре, или хотя бы просто посидеть с ним, поговорить о маме… Дариан был уверен, что барон заглянет к нему чуть позже, но так и не дождался старика. Тогда он еще не знал, что больше никогда не увидит своего доброго дедушку Обре…

Вновь потянулись спокойные дни, хотя отношение к Дариану во дворце герцога было, скорей, неприязненное, чем дружелюбное. Герцог Белунг, его дед… Мать много рассказывала о своем отце, про то, какой он добрый, внимательный и справедливый. Но сейчас парнишка побаивался старика: тот был с ним холоден, если не сказать — сердит, а то и вовсе старался не замечать попадавшего ему на глаза новоявленного внука. К тому же незаконного…

Кроме того, во дворце герцога, кроме Дариана, были еще дети — законные внуки герцога, но они тоже встретили парня без восторга, и отнюдь не горели желанием признавать в пришлом мальчишке свою родню. Понятно, что именно по этой причине родственники и относились к нему отстраненно и свысока. Дескать, заявился какой-то чужак, называющий себя внуком герцога, и нагло лезет к ним в семью… На свете немало таких наглецов, желающих примазаться как к знатному имени герцогов Белунг, так и к золоту семьи! Можно подумать, этот парень кому-то нужен здесь!..

А двое мужчин, старших сыновей герцога, братья его матери, увидев невесть откуда объявившегося племянника, лишь провожали его весьма неприязненными взглядами. Да и здешние слуги, хорошо чувствуя отношение хозяев к парнишке, держались с ним хотя и вежливо, но так, что подобное чем-то напоминало Дариану слуг в замке его отца. С одной стороны — родственник хозяев, а с другой — надо еще поглядеть, что это за родня такая, откуда взялась и надолго ли задержится здесь…

Впрочем, Дариана это не очень задевало. Он не привык общаться с другими детьми. Раньше, еще живя в замке своего отца, Дариан все свое время проводил с матерью, а Кастан с ним не только не разговаривал, но и, подзуживаемый матерью, всячески подчеркивал свое превосходство, да еще и унижал по мелочам… С детьми-рабами в бараке он тоже не сошелся — они, в подражание взрослым, тоже устраивали ему самую настоящую травлю…

Так что Дариан уже давненько привык быть один, и именно потому старался не обращать внимание на то, что при его появлении смолкали разговоры и на лицах родственников появлялись усмешки. Неприятно, конечно, однако все перевешивало чувство облегчения и защищенности. Он пришел туда, где раньше жила его мать, и куда она так страстно хотелась вернуться… Отныне все в его жизни будет хорошо. Вот старая няня Кристелин — та, и верно, хлопотала вокруг мальчика, но Дариану казалось, что она делает это не ради него, а, скорее, в память о погибшей матери…

День тянулся за дням, но Дариан не тяготился бездельем. Он отдыхал от своей очень долгой и опасной дороги, и постоянно пропадал в библиотеке. За время своего пребывания во дворце герцога, Дариан больше всего полюбил сидеть в именно там. Она, эта библиотека — подлинная гордость герцогов Белунг, поразила мальчика даже больше, чем сам дворец. Хотя мать немало рассказывала об огромном и необычном собрании книг во дворце ее отца, но все же Дариан раньше даже представить себе не мог, что можно собрать столько книг в одном месте.

Обычно он долго бродил между стеллажами, выбирая себе книгу, а потом уходил с ней в отведенную ему комнату, но чаще оставался в библиотеке, и сидел в ней до темноты. Впрочем, в ней можно было находиться долго, целыми днями. Дариану нравился своеобразный запах книг и свитков, а вид бесконечных полок и вовсе приводил его в трепетный восторг. Особенно мальчику нравился дальний уголок за стеллажами, неподалеку от окна, где было так удобно сидеть на теплом деревянном полу, прислонившись к стене, и читать очередную захватывающую книгу. Тот уголок был скрыт от остального зала высокими книжными шкафами, и Дариану казалось, что это особое место спрятано от всех бед и напастей того мира, того, что находится за стенами огромного дворца герцога Белунг.

…В этот день Дариан сидел, как обычно, в своем любимом уголке библиотеки, и рассматривал красивые гравюры в книге геральдики, когда в библиотеку вошел герцог. Кто был с ним — Дариан не знал, но, судя по голосу, один из тех господ, кого мальчик видел в кабинете деда, когда рассказывал им о смерти матери. Позже этот человек вместе с герцогом пару раз заходил в его комнату, вновь расспрашивал о матери… Дариан еще тогда понял, что этот мужчина не просто друг его деда, но и еще один из очень важных господ при королевском дворе Валниена. Однако сейчас у деда и его гостя шел разговор о вооружениях, о поставках в армию, о ценах…

Герцог достал с одного из стеллажей какие-то карты, и показывал их гостю. Дариан не особо понимал, о чем у них идет речь, но и не решался подать голос — судя по всему, герцог был далеко не в самом лучшем расположении духа, а Дариан уже знал, что в раздражении дед был крут на расправу. Так что скажи мальчик сейчас что-либо, или просто выйди из своего угла — и дед вполне мог решить, что он специально спрятался, чтоб подслушать чужой разговор.

И вдруг прозвучало его имя. Дариан замер…

— Так ты окончательно решил отправить парня назад, к отцу? — спросил гость.

— Да — голос деда. — И это не обсуждается. Граф — его отец, и обязан заботиться о своем сыне.

— Но ведь парень проделал такой тяжелый путь, чтоб попасть сюда!

— Путь назад для него будет куда легче.

— Но Кристелин…

— Я, кажется, просил не упоминать это имя в своем доме! И я отказался от нее много лет тому назад!

— Не надо так, Тъерн. Ты же давал мне читать ее письмо, и я понимаю твои чувства. Увы, хочется тебе того, или нет, и как бы ты не пытался выбросить бедную девочку из памяти, но она была, есть и остается твоей дочерью, а оттого…

— Я все помню! В том числе и то, что она в своем последнем письме умоляла простить ее за прошлое, просила не оставлять ее сына в случае ее смерти, позаботиться о нем… И что с того?

— Тъерн, я не понимаю, отчего ты так враждебен к этому парнишке? Оттого, что он бастард? Но разве он в этом виноват? Весь спрос должен быть с его отца и матери… Если уж на то пошло, то ответь, только честно: кроме законных, сколько у твоих сыновей на сегодняшний день имеется небрачных детишек обоего пола? Десяток? Больше?

— Одиннадцать человек. Да, я всех их признал, всех люблю, и каждому уже выделил долю в своем завещании. А Дариан… Тут дело в другом: я всегда приму бастарда от сына, но мне не нужен ублюдок от дочери. Не желаю портить чистую кровь семьи паршивой особью.

У Дариана сжалось сердце. Значит, и дед считает его недостойным своей семьи… Неужели мама ошиблась? Получается, он никому не нужен и здесь…

— … И потом, — продолжал герцог, — потом, я чувствую: мальчишка что-то недоговаривает.

— Это понятно. Извини, но твое обращение с ним не располагает к полной откровенности.

— Возможно. Но этот мальчишка мне совсем не нравится.

— Тебе не нравится другое — то, что он не смотрит на тебя с собачьей преданностью в глазах, как это делают твои остальные внуки. Еще тебе не по вкусу, что он невольно отдает предпочтение другому: тянется к тому, кто был добр с ним — к барону Обре. Как я понял, парень привык быть сам по себе, а тебе совсем не нравится подобная независимость. Ты, дорогой мой друг, отвык от того, что люди могут отдавать предпочтение не тебе, а кому-то другому. Оставь парнишку при себе — и уже ты получишь настоящую преданность и верность. Парень остался один, и тот, кто ему поможет… Тъерн, такие вещи не забываются. И потом… Иметь при себе потомка одного из самых знатных семейств Юга, который вырастет в твоем доме и будет послушен тебе… В будущем можно неплохо разыграть эту карту, тем более, что камни Светлого Бога именно Дариана признали будущим графом Д'Диаманте. Больше того: эту карту можно сделать козырем…

— Нет. Поверь мне: когда парень вырастет, станет такой же дрянью, как и его козел-папаша. От дурного семени не жди хорошего племени.

— А я считаю, что не все так плохо. Что бы ты не говорил, и что бы не думал по этому поводу, но мальчик, хоть с отцовской стороны, хоть с материнской — он все одно по своему происхождению должен относится к самым древнейшим и знатнейшим семействам Севера и Юга. Родись Дариан в законном браке — уже входил бы в элиту…

— Пока он — никто!

— Это не совсем так. Происхождение, как и предков, отнять невозможно… И потом, парнишка шел к тебе за защитой и помощью. Знаешь, я все никак не могу взять в толк, как это мальчишка зимой, в одиночку, сумел пройти горную гряду, проделать такой сложный путь — и остаться живым?! Вспомни: из той группы разведчиков, что мы послали через гряду примерно в то же самое время, назад вернулись всего трое… Остальные сгинули, а ведь какие парни были! И шли они, между прочим, не просто так, а со всем необходимым снаряжением, и с нужными припасами… Он же — один, без еды и теплой одежды… Поразительно!

— Это как раз понятно: сорную траву так просто не выполоть. Живучая…

— Тъерн, зачем ты так безжалостен? У парнишки уже есть и характер и целеустремленность…

— Ты, очевидно, хотел сказать, что у него уже имеется папашино упрямство и стремление любой ценой достичь того, что он хочет.

— Я хотел сказать то, что сказал. И я вовсе не утверждаю, что ты должен возлюбить сына Кристелин с первого взгляда, но неплохо бы тебе относиться к нему чуть мягче. Может, тогда парень радовался бы тебе не меньше, чем старому барону.

— Еще чего! Я не обязан ублажать этого мальчишку! Как пришел сюда, так и уйдет отсюда. Он мне не нужен!

— Не могу понять, почему ты так жесток к этому несчастному ребенку?

— По отношению к нему я более чем справедлив.

— Но здравый смысл…

— Причем тут здравый смысл, если речь идет и о денежном вопросе? Ты еще начни говорить о любви Кристелин к этому козлу-графу…

— Тъерн, неразумно возвращать парня отцу. Вряд ли он там нужен. Ты только вспомни, что сделали с мальчишкой! У меня в полку солдаты за серьезные проступки после наказания штуцерами выглядят много лучше. Это ж как надо парня ненавидеть, чтоб сотворить с ним такое!..

— Если он сильный — он выживет. Пусть вцепится зубами в то, что ему положено — в титул, в состояние, и пусть когтями сражается за это место. А если нет… Размазни никому не нужны. Кроме того, я хорошо знаю полукровок — дурная кровь отца в нем еще скажется.

— Да с чего ты решил, что Дариан не будет ни в чем отличаться от своего отца? В хрониках Таристана немало мужчин рода Д'Диаманте отмечены как храбрые воины или умелые дипломаты. Что же касается графа… Есть старая поговорка — в семье не без урода, и вот как раз граф Эдвард Д'Диаманте и есть этот самый урод в благородном семействе. Но наследственность со стороны герцогов Белунг…

— Хватит!

— Тъерн, парнишке всего семь лет, и не стоит требовать от него слишком многого, как с взрослого человека — продолжал уговаривать герцога мужчина. — Он же остался без матери…

— Зато у него имеется отец.

— Но он еще и твой внук!

— Он — мой позор, и я не желаю постоянно видеть перед своими глазами этого мальчишку!

— Судя по всему, парнишка графу совсем не нужен. Если не хочешь оставлять парня у себя — отдай его мне, и я завтра же отвезу пацана в полк. Из паренька может получиться хороший солдат. И потом, куда мальчику еще идти, если не в армию? Если не ошибаюсь, то четверо бастардов из твоей семьи — детей твоих старших сыновей, уже находятся в армии? Не спорю: Дариан — бастард, но в нем течет по-настоящему древняя кровь! Нравится это тебе, или нет, но все же он один из членов твоей семьи…

— Я уже думал об этом… Но — нет!

— Тогда почему ты не отдашь мальчишку барону Обре? Судя по всему, они очень привязаны друг к другу. Или тебе и это не нравится? А ведь старик чуть ли не на коленях перед тобой стоял, умоляя отдать ему Дариана…

— О да, привязаны! — в голосе герцога было явное раздражение. — Мальчишка старика даже дедом называет… Только вот отныне барону Обре заказан вход в мой дом. Пусть ищет себе внуков в другом месте, и пускай они вытирают его старческие слезы. Я же ни в чем не пойду навстречу господину Обре — ведь именно барон привез того скотину-графа в мой дом!..

— И все же я бы хотел…

— Прекратим этот разговор. Я потерял дочь, мое честное имя долго пачкали в грязи… Теперь же ко мне является мальчишка, до омерзения похожий на своего сволочного папашу, и называет себя моим внуком! Может, кто-то и посчитает это замечательным обменом, но только не я!

— Тут ты совсем не прав. Внешне Дариан — твоя копия. Он похож на тебя куда больше, чем любой из твоих внуков! Да и характеры у вас очень схожи. Ты этого не замечаешь, а вот со стороны такие нюансы очень заметны. И в то же время в этом ребенке есть что-то от доброты и легкости Кристелин…

— Перестань! Я не успокоюсь, пока не отправлю мальчишку к папаше. И если граф постарается разделаться с ним, то…

— То тогда у тебя появится прекрасный повод превратить жизнь графа Д'Диаманте в сплошной кошмар? Я прав?

— Возможно. Пусть я отверг Кристелин, но граф так и не заплатил за то горе и тот позор, что принес моей семье. Теперь же, если что случится с мальчишкой, то я приму все возможные меры, чтоб от графа отвернулись все немногочисленные друзья (которые у него еще имеются), а его враги полной мерой могли рассчитаться с графом за прошлые обиды. Я не буду убивать этого мерзавца — это было бы слишком легко и просто. Для него, разумеется. Но я сумею сделать так, что жизнь графа превратится в сплошную цепь несчастий и бед, из которых у него не будет выхода. Все его начинания будут заканчиваться ничем, и в результате он окажется нищим, а имя Д'Диаманте останется опозоренным во веки вечные. Он вечно будет проклинать тот миг, когда решил наложить свою жадную лапу на приданое Кристелин. У меня для этого хватит и влияния, и средств…

— Тъерн, мне кажется, что таким образом ты даже сейчас пытаешься наказать свою дочь… Но бедная девочка и так заплатила самую высокую цену за свою ошибку, а ты сейчас пытаешься сделать ее сына орудием своей мести!

— Считай, как хочешь! Но возвращение этого мальчишки назад — вопрос решенный. Хороший удар как правящему дому Таристана, так и по мерзавцу-графу!

— А может, тебе стоит меньше думать о своей уязвленной гордости, которая затмевает голос рассудка, а задуматься о судьбе этого несчастного ребенка…

— Я никогда не меняю своих решений.

— Тъерн, не всегда стоит гордиться своей непреклонностью. Иногда требуется куда больше сил, чтоб признать собственную неправоту…

— Дайлен, ты мой друг, и поэтому я не прерываю тебя, но больше не хочу и не желаю продолжать этот беспредметный разговор. Все будет так, как я сказал, только так, и не иначе — голос герцога давал понять: все, на эту тему разговор окончен. — А сейчас пойдем на конюшню — мне надо показать тебе новую лошадь, что я приобрел для себя пару дней назад.

— Лошадь, значит… Ну-ну… Я слышал, как мой адъютант говорил о ней с нескрываемым восторгом. Что, так хороша?

— Не то слово! Она стоит тех денег, что я за нее отдал…

После того, как стихли голоса, Дариан долго сидел, уставившись в одну точку. Выходит, напрасно он надеялся на то, что наконец-то обрел дом и семью… Как выяснилось, он здесь никому не нужен. Конечно, оставалась еще призрачная надежда на то, что дед изменит свое решение, однако на подобное особо рассчитывать не стоило. Но больше всего сердце жгла обида на то, что герцог Белунг, так же, как и Гарла, считает его ублюдком, недостойным имени своих предков… Что ж, хорошо уже то, что на это раз его не застанут врасплох, и он сумеет подготовиться к возможным неприятностям…

Потянулось долгое время ожидания. Дни сменялись днями, но ничего не происходило. Иногда Дариану даже начинало казаться, что дед решил сменить гнев на милость…

Увы, надежды не оправдались. Однажды у дворца появился небольшой отряд — люди графа Д'Диаманте. Дариан первым заметил этот отрад из окна своей комнаты, еще тогда, когда они только еще подъезжали к дворцу. Испуга не было, но парнишку угнетала неизвестность — что же решил дед в отношении него? Но пока есть время, на всякий случай надо рассовать по карманам и в голенища сапог кое-какие мелочи, предусмотрительно припасенные им для побега…

Вскоре его позвали вниз, в зал для приемов. Огромный зал поражал своим великолепием, и впервые оказавшиеся здесь люди чувствовали себя растерянными и подавленными чужим богатством и роскошью, и оттого многие из вновь прибывших чувствовали себя скованно, а часто и вовсе терялись, не находили нужных слов. Как видно, дед хотел унизить прибывших посланников графа даже таким образом, и вместе с тем сразу же указать им на то место, которое они должны занимать в его доме.

Когда Дариан вошел в зал, то увидел, что герцог сидел в золоченом кресле на возвышении, а за креслом, и вдоль стен зала, стояли его охранники. Прибывшие из Таристана топтались перед ним, глядя на герцога снизу вверх. Им никто не предложил сесть, и оттого переминающиеся с ноги на ногу, покрытые дорожной пылью люди, стоящие среди непривычной, бьющей в глаза роскоши незнакомого зала, поневоле казались сами себе кем-то вроде нищих просителей, из милости допущенных туда, куда в другое время им вход заказан. Их подавлял и огромный зал, и потрясающее богатство отделки, и немалое количество хорошо вооруженных охранников, находящихся в этом зале. Да и голос самого герцога, суровый и властный, никоим образом нельзя было назвать любезным. Так что, судя по внешнему виду прибывших, люди из Таристана сейчас чувствовали себя далеко не лучшим образом.

…— Занимательная сказка — в холодном голосе герцога проскальзывали и хорошо заметные нотки презрения. — Только я давно вышел из того возраста, когда верят в подобную чушь. Да вы и сами в нее не верите… Впрочем, ваше мнение меня не интересует. Куда интересней другое: отчего ваш хозяин, так называемый граф Д'Диаманте, сам не приехал ко мне с этой сказочкой?

— Он несколько нездоров. И у него очень важные дела…

— Да, разумеется. Его дела известны всем. И он настолько занят этими своими крайне неотложными делами, что не мог выкроить время, чтоб приехать за собственным сыном!

— Ваша светлость, все произошедшее — страшное недоразумение!..

— Что именно вы называете недоразумением?.. Впрочем, мне не стоит унижаться до разговора с вами. Такая мелкая сошка ничего не решает и, словно попугай, лишь повторяет те слова, что ей было велено выучить.

— Но…

— Молчать! — властный голос герцога резанул, как ножом. — Я не позволяю перебивать себя даже королям! И уж тем более никто из вас не имеет права открывать здесь свой немытый рот без моего разрешения, особенно если учесть, что разговаривать с прихлебателями титулованного мерзавца у меня нет ни времени, ни желания! К тому же от вас я не услышал ни слова правды. Неужели вы всерьез рассчитываете, будто я не знаю того, что в действительности произошло в замке вашего хозяина?.. Впрочем, хватит словоблудия. Слушайте мое решение: вы сейчас же убираетесь отсюда и забираете с собой сына графа Д'Диаманте (последнее имя герцог произнес как изощренное ругательство). Вы должны доставить этого молодого человека его любящему отцу. Очень надеюсь, что в самое ближайшее время этот так называемый граф отречется от титула и состояния в пользу своего сына Дариана. И я не завидую графу, если он откажется выполнить мое требование. Об этом я уже писал Правителю Таристана, и с его стороны получил полное согласие и поддержку в решении этого вопроса. Если же граф будет возражать против моего требования, то я потребую вновь провести испытание с камнями Светлого Бога, о которых граф так любит рассказывать всем желающим. Надеюсь, что после этого нового испытания все вопросы насчет передачи титула отпадут сами собой… Так что мне остается лишь надеяться на то, что ваш долгий путь домой закончится благополучно, и на том пути с Дарианом, будущим графом Д'Диаманте не произойдет ничего необычного. Мне бы очень не хотелось узнать, что в дороге на вас напали разбойники, или что вас всех сразила непонятная болезнь, или же внезапно стряслись прочие неприятности, от которых умирают, не доехав до дома. Я выразился достаточно ясно?

— Да, конечно…

— Тогда не вижу оснований далее понапрасну тратить мое время на вас.

— Но, господин герцог… Мы провели в седлах без остановки более десяти часов… Думали, что вы позволите нам передохнуть в вашем дворце хотя бы до утра…

— Рад, что вы настолько сильно желали увидеть меня. Только вот в этом доме нет места посланцам графа Д'Диаманте. Советую остановиться в ближайшей харчевне, но только не на той, что находится на моей земле. Так что еще десять часов в седле по обратной дороге — и вы в первой же попавшейся придорожной забегаловке сможете отдохнуть с чувством выполненного долга. Надеюсь, мой управляющий, если у него найдется толика времени, укажет вам нужное направление…

— Дедушка! — Дариан подбежал к герцогу. — Дедушка, не отдавай меня этим людям! Я не хочу возвращаться к отцу! Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой!

— Меня не интересует, что ты хочешь, а что нет. Дедушкой можешь называть меня лишь тогда, когда будешь носить титул графа — герцог встал и направился из зала. — А пока что я для тебя — его светлость герцог Белунг. Только так и никак иначе. Счастливого пути. Даю вам пять минут, чтоб покинуть пределы моего дворца.

Дариан промолчал, да и что он мог сказать? Для себя герцог уже все решил, и бесполезно вновь умолять его. Тем не менее, парнишке показалось, что дед был недоволен тем, что внук больше ничего не сказал ему. Как видно, он ожидал уговоров и слез… Дариан чуть отстраненно подумал про себя: извините, господин герцог, но слезы у меня кончились давно, а молить вас бесполезно — вы все еще мстите дочери, пусть даже таким образом…

… Мальчик всего лишь раз оглянулся назад, на огромный дворец герцога. Восхитительное здание, поражающее своей красотой и величием, но в котором его владелец не нашел места для своего внука. Но слез у ребенка по-прежнему не было. Сейчас перед ним стояла куда более важная задача: как усыпить бдительность охраны и удрать… Куда? Неважно, лишь бы подальше от людей графа.

В отличие от герцога Дариан понимал, что ничего хорошего его в Таристане не ждет и ждать не может — ведь не просто так после того, как они покинули дворец, посланцы графа почти все время держали его связанным. Он и не сопротивлялся — все одно без толку, лучше сделать вид, что полностью им подчиняешься. И никто из посланцев отца за все это время не сказал ему ни одного доброго слова, да этого и не требовалось. Дариан безропотно выполнял все их указания, и постепенно внимание сопровождающих стало ослабевать. Так что надо выждать удобный момент, причем такой, чтоб сбежавшего было трудно отыскать, а еще лучше — чтоб отыскать было невозможно.

Этот самый счастливый случай представился в Норже, столице Валниена. К тому времени Дариан вел себя тише воды, ни в чем не перечил своим охранникам, и был настолько покладистым, что его стражи очень скоро пришли в себя после ледяного приема, устроенного им герцогом Белунг. В их отношении к мальчишке вновь стало скользить немалое раздражение, а позже появились и зуботычины. Из-за этого пацана у них было столько хлопот!.. Чего стоит одна только выволочка, устроенная им герцогом Белунг!.. И сказал-то вроде старик немного, а такое впечатление, будто он их всех в дерьме вывозил… Вот что значит настоящий аристократ!

Теперь же им предстоит как-то доставить этого пацана в Таристан, а до тех мест путь ой какой неблизкий! И что бы там ни говорил старый герцог о том, что скоро парень примет на себя титул отца — это, все же, дело будущего, и вряд ли нынешний граф пойдет на подобную глупость! Вывернется и из этих неприятностей, ему не впервой… Так что пока этого пацана надо покрепче связывать каждую ночь, а не то вдруг опять вздумает удрать!.. Страшно представить, что тогда будет с ними со всеми…

В Норже посланцы графа остановились на одном из недорогих постоялых дворов. Все шло нормально, пацан вел себя как шелковый, а значит, можно позволить себе немного расслабиться и отдохнуть. Разве они не имеют на это право?

Привычно связав мальчишку, и оставив его одного в комнате, охранники спустились вниз. Дариан прикинул: хорошо, значит, у него есть время, да и сами охранники вернутся под хмельком… С трудом согнувшись, он вытащил из голенища своего сапога спрятанный туда короткий нож. Еще в замке, готовясь к возможному побегу, парнишка сумел раздобыть два ножа, один из которых — для разрезания бумаги, он стащил в библиотеке. Ну, а где лучше всего спрятать эти опасные вещи? Конечно же, в сапогах… Когда Дариана увозили из дворца деда, люди графа его не обыскали, и никто из них не попросил его разуться, а все последующие дни он даже спал, не снимая обуви.

Веревки на руках подавались плохо, да и затянуты были довольно туго Хорошо еще, что Дариан, когда его ввязывали, напряг мускулы на своих руках, так что сейчас веревки стягивали не так сильно, но все равно парнишка провозился с ними достаточно долго. Но вот руки свободны, и он только-только принялся за веревки на ногах, как в замке стал поворачиваться ключ. За припрятанным кошельком пришел один из его охранников, который уже был в весьма хорошем подпитии. Дариану только и осталось, что завести руки за спину, и сделать вид, что крепко спит. Охранник же, как видно, относился к числу тех, у кого, под действием выпитого, развязывался язык.

— Чего, спишь? — пнул он мальчишку под бок. — Ну-ну, поспи пока… Чего, страшно? Правильно. В Таристан придем — там тебе мало не покажется! Что бы там этот старый герцог не говорил, а кому ты дома нужен? Ага, так и отдаст тебе папаша титул и все свое состояние, держи карман шире! Как же… Я не знаю, что с тобой сделает Гарла, эта старая сволочь, но то, что тебе никто не позавидует — это точно! Если раньше тебе шкуру спустили только со спины, то теперь сдерут полностью, а то и еще чего похуже сделают… Сам виноват!

Как видно, слов ему показалось мало, и он еще пару раз пнул ногой лежащего парнишку.

— Это тебе за все! Знаешь, как нам попало за твой побег? Ничего, недолго тебе осталось жизни радоваться…

Облегчив душу, и еще несколько раз ударив ногой лежащего ребенка, мужчина вышел, а Дариан сразу же стал резать веревки на своих ногах. Пока его охранников нет, надо успеть удрать…

Дверь была заперта снаружи, но окно распахнулось без особого труда. Второй этаж, довольно высоко… Конечно, можно прыгнуть, но лучше понапрасну не рисковать — вдруг нога подвернется, или, хуже того, сломается… Вот тогда, точно — все.

Привязав к оконной перекладине веревку, Дариан быстро спустился по ней на землю, и пошел прочь от постоялого двора. Вообще-то ему хотелось мчаться отсюда со всех ног, но он понимал, что бегущий ночной порой мальчишка почти наверняка привлечет к себе излишнее внимание, и у некоторых может остаться в памяти, в какую именно сторону он направился. А так — идет себе парень, и идет, мало ли по каким делам его могли затемно отправить родители! Или же парнишка просто у родни загостился, домой возвращается… Сейчас для него главное — уйти как можно дальше от своих охранников, и уже совсем неважно — куда именно.

Единственное, о чем жалел мальчик, так это о том, что ему нельзя отправиться к барону Обре, к тому, к кому он был искренне привязан, и кто любил его, как родного. Но, увы… Можно не сомневаться, что из дома барона дед его заберет сразу же — властный и всемогущий герцог, в отличие от старого барона, имеет все права на внука. Ну, а потом его снова отправят к отцу — ведь слышал же Дариан, как друг его деда говорил о том, что тот, к сожалению, никогда не меняет своих решений…

Было уже темно, но, народу на улицах хватало. Летом на Севере короткие светлые ночи, к тому же теплые, и оттого многие из местных жителей стараются провести как можно больше времени на воздухе, тем более, что скоро подуют холодные северные ветра, и людям останется только вспоминать с тоской о прошлых благодатных днях… Это все, конечно, хорошо, но вот только куда бы спрятаться беглецу? Вдобавок ко всему он загляделся по сторонам, споткнулся, и упал на землю. Кажется, еще и ногу зашиб…

Сидя на земле, и потирая ногу, Дариан почувствовал, что до него донесся чуть заметный запах воды и тины. Значит, где-то неподалеку река… В этот момент к нему в руку ткнулась чья-то мордочка. Маленький серый котенок доверчиво терся о его руку. Худенький, клокастый, грязный… Он тоже один, и смотрит с надеждой на такого же несчастного, как и сам… Не раздумывая, мальчик взял на руки котенка, и пошел в сторону реки. Там наверняка найдется какой-нибудь сарай, или опрокинутая лодка, где они смогут укрыться на какое-то время, а дальше будет видно… Если же его кто сейчас остановит — стражник, или просто внимательный человек, то всегда можно сказать, что он долго искал своего убежавшего котенка, а сейчас нашел, и теперь торопится домой, а не то родители, наверное, уже волнуются…

Утром, по-прежнему прижимая к себе котенка, Дариан стоял в каком-то подвале, окруженный парой дюжин оборванных мальчишек. Беспризорники, дети с улицы… Дариан и не знал, что спрятавшись ночью в полуразрушенном сарае у реки, он, как оказалось, забрался в то место, где у одной из ватаг беспризорников был, можно сказать, родной дом. Ночью мальчишки всей гурьбой ушли на какое-то дело, а, вернувшись утром, застали у себя чужака. Его, заснувшего в углу, грубо разбудили, и вот теперь он должен был держать ответ на вопрос: кто он такой, и что здесь делает?

— … Не, Зырок, ты только подумай! — подскакивал от возмущения тщедушный мальчишка с порванной мочкой уха. — Я подхожу, а эта личность нагло кемарит в моем углу!..

— Ша, Ухо, не пыли! — напротив Дариана стоял русоволосый жилистый парнишка лет четырнадцати, судя по ухваткам — главный среди находящихся здесь ребятишек. — Мне и самому интересно: что это за птица такая залетела к нам? Ну, чего молчишь? Что тут делаешь, и как попал сюда? Это наше место и чужаков здесь мы не любим.

— Я не знал, что тут занято. В этом доме, вот там, слева, дыра у самой земли. Я и залез…

— Дыра… Пацаны — Зырок обвел притихших ребят недовольным взглядом, — пацаны, разберитесь, кто из вас вечером последним уходил. Опять забыли задвинуть доску? Когда выясним, этот кто-то хорошо получит по шее… А сейчас ты отвечай: что тут забыл? Зачем залез? Чего вынюхиваешь? Только не вешай мне на уши, будто ты потерялся! По роже видно, что ты из домашних деток. Скажи еще, что от мамаши удрал, которая тебя за ушко подергала! Или тебя к нам подослали?

— Был домашний, да весь вышел. Я убежал…

— Был… Удрал он…Что, папка подзатыльник отвесил — и ты сразу из дома рванул? Обидели его, цацу такую… Покажи мы тебе сейчас кулак хороший — враз все обиды на папку забудешь, заревешь и домой побежишь… А что за кошак у тебя?

— На улице подобрал.

— Вижу, что в отличие от тебя кошак такой же уличный, как и мы. Ну, чего молчишь? Ты кто и откуда? По голосу вроде не из нашей страны будешь…

Дариан молчал, все так же прижимая котенка. Особой враждебности к себе со стороны окруживших его ребят он не чувствовал — скорее, здесь присутствовала неприязнь к чужаку и настороженное любопытство.

— Когда я спрашиваю, надо отвечать — повысил голос Зырок. — И одежа на тебе уж больно справная… Заявился у соседских пацанов один такой, стражников навел… Что у тебя на шее?

— Донн-ди.

— Ща проверим…

Дариан не успел ничего понять, как в него со всех сторон вцепились десятки рук, и ловко повалили на землю. Котенок, испуганно мяукнув, метнулся куда-то в сторону… А мальчишки… Их слишком много, брыкаться бесполезно. Большинство держит его, а двое обыскивают, причем делают это весьма умело. С шеи сорвали донн-ди…

— Отдай! — рванулся Дариан. — Отдай! Мне его мама дала!..

— Верно, это донн-ди… — заглянув внутрь, Зырок бросил мешочек с фигурками на землю. — Забирай. Так, пацаны, что еще у него натырили?

— Вот, гляди…

Зырок оглядел небогатую добычу: два ножа, несколько иголок с нитками, огниво, какая-то белая мазь в склянке, серый порошок в холщовом мешочке…

— А по этому барахлу, и верно, не скажешь, что ты из домашних… Это что? — Зырок ткнул пальцем в склянку.

— Мазь для заживления ран и при обморожении.

— А у тебя что, раны есть? Никак, киска пальчик поцарапала? Парни, а ну гляньте, нет ли у него под рубахой бляхи стражников? Всяко бывает…

Вот уж что-что, а уж снимать с себя рубаху Дариан не желал ни за что! Однако силы оказались неравны, и после недолгой борьбы с него сдернули рубашку… Обнажилась худая мальчишеская спина, сплошь покрытая страшными шрамами и рубцами.

— Пацаны, вы у него на спину гляньте! — раздался удивленный голос одного из тех, кто его держал.

— Ну-ка, ну-ка… Ничего себе!..

Раскрыв рты, мальчишки чуть растерянно смотрели на светловолосого чужака. Конечно, многим из них тоже хорошо попадало, но не настолько же! У парня сзади одни сплошные рубцы! Смотреть страшно… Дариан и сам знал, что его спина даже сейчас, спустя долгое время, представляет из себя жуткое зрелище, но чтоб ее вид так удивил много повидавший уличных мальчишек — такого даже он не ожидал…

— Кто тебя так?

— Мачеха — неохотно ответил Дариан.

— А за что?

— Не сказал им того, что они хотели услышать.

— Кто это — они?

— Мачеха и отец.

— Так твой папаша в этом тоже участвовал7

— Нет. Он… — и тут Дариан умолк, не зная, что сказать.

— Он, значит, сам не бил, но не возражал, чтоб с тебя шкуру спустили. Так, что ли?

Дариан замолчал. Вообще-то, так оно и есть…

— Наверное…

— А мать у тебя есть?

— Ее убили.

— Так ты что, и верно — из дома удрал?

— Да.

— Тогда рассказывай, как здесь оказался. Только уговор — не врать! Сразу поймем, если заливать начнешь…

Дариан коротко рассказал о своей жизни, правда, немного изменив настоящую историю. Дескать, его мать родом из Валниена, но против воли родителей убежала с его отцом, а у того на его родине, как оказалось, уже была и семья, и законный сын. Так что никакой свадьбы у матери и отца не было. Там же родился и он, их сын, и жил в той стране до тех пор, пока не погибла мать. После ее смерти жизнь в доме отца стала такой невыносимой, что он сбежал, и пришел в Валниен, к деду. Только вот, как оказалось, еще один внук старику был не нужен. Ну и отправил дед парня с сопровождающими назад, к отцу — дескать, пусть папаша о тебе заботится, а у меня, мол, и так внуков хватает, своих, законных… Не подумал о том, что в родном доме парня ничего хорошего не ждет, и ждать не может. Вот оттого-то и удрал он от тех, с которыми его дед к папаше отправил, и куда ему сейчас деться, куда податься — не знает. Уверен только в одном: ни к отцу, ни к деду он не вернется ни за что на свете!

— А, обычная история… — махнул рукой Зырок, когда Дариан закончил свой рассказ. — Такое сплошь да рядом происходит… Не, ну хорошо тебя отходили! Аж жутко!.. Слушай, там стражники какого-то пацана высокородного по всему городу ищут — из дома, говорят, удрал… Это не про тебя, случаем?

— Я что, похож на высокородного?

— Да, пожалуй, что, не тянешь ты на высокородного. Их так не лупцуют… И дохлый ты какой-то, а господа поглаже выглядят… Звать тебя как?

— Дар. Так мама называла. И меня вряд ли будут искать. Пропал — и ладно. С глаз долой, одной заботой меньше… Хотя, может, и поищут для очистки совести.

— А другого места, чтоб спрятаться, ты найти не мог?

— Да я и сюда-то случайно залез! Просто не знал, где можно ночь скоротать. А тут и место удобное, и река рядом…

— Тебе, пацан, сколько лет?

— Семь. Скоро будет восемь.

— Чего делать умеешь?

— Читать, писать, считать…

— Ученый, значит. Это хорошо, но негусто. Драться умеешь?

— Не знаю. Может, да, а может, нет… Ни разу не пробовал…

— Не знает он! Да, заметно, что ты домашний… Чужие языки знаешь?

— Знаю. Шесть иноземных…

— Уже неплохо… Кстати, что это у тебя в мешочке за серый порошок?

— Это? — Дариан чуть улыбнулся. — Это еще когда я узнал, что меня назад отправить хотят, то в кабинете у деда втайне от него отсыпал из большой банки. Порошок от собак. Хорошо запахи отбивает. Совсем немного посыплешь — и ни одна, даже самая лучшая собака твой след не возьмет!

— Хорошая штука — Зырок бережно отложил мешочек с порошком в сторону. — Только дорогая. Богатый, как видно, у тебя дед, раз такое средство банками считает. Я слышал, как об этом порошке другие говорили, но сам его ни разу не видел. Ладно, проверим его в самое ближайшее время…

— Я… — Дариан прокашлялся, — я хочу сказать… Вернее, попросить… Можно, я с вами останусь?

— А домой, значит, не хочешь вернуться?

— Там все одно прибьют…

— Это нам знакомо… Не, ну надо же, как тебя отфигачили!.. — снова поглядел на его спину Зырок. — Не слабо… Пацаны, чего скажете? Оставим его у нас, или нет? Сразу предупреждаю: зимой здесь холодно. Мерзнем, как дворовые собаки. А в эту зиму вообще холода стояли такие, что мы лишний раз отсюда нос на улицу старались не высовывать, целыми днями лишь тем и занимались, что всей кодлой только у костра сидели, грелись. Но все одно семеро из наших умерло. Простудились. Замерзли…

— Не страшно. Смотрите — Дариан протянул вперед руки. — Видите, пятна? И вот на шее такие же… На ногах тоже имеются. Это обморожения… Так что меня холодом не напугать.

— Как погляжу, у тебя всего хватает. Только имей в виду: у нас разносолов нет, едим то, что сумеем надыбать. А бывают и плохие времена. Зимой, случается, и крыс жрать приходится.

— А я уже ел крыс. Когда к деду шел. Тогда тоже больше нечего было есть…

— Врешь.

Это сказал кто-то из мальчишек. Напрасно они не верят. Еще в рабском бараке Дариан не раз видел, как рабы по вечерам разделывают пойманных крыс, и жарят их на огне. Все же не очень сытно кормили людей в бараке, вот некоторые и добавляли жареных крыс себе в меню, так сказать, на закуску… Вначале Дариану было противно даже смотреть на подобное, потом привык… Но увиденное пригодилось ему на тяжелой дороге к деду. Тогда ему тоже от голода приходилось ловить крыс и есть их. Только вот потрошить зверьков приходилось при помощи острого обломка камня…

— Можете проверить. Если поймаете парочку — принесите мне, разделаю их на ваших глазах. Или хотя бы просто покажу, как я это делаю. Заодно научу, как их лучше жарить…

— Так что, тебе, и верно, крыс жрать доводилось? — при полном молчании спросил Зырок.

— Да. Я и гусениц ел.

— Ну и как? — чуть удивленно спросил его один из мальчишек. Конечно, у них тоже несладкое житье, но вот до того, чтоб есть гусениц — до этого, как видно, пока что не доходило.

— Да как с крысами — чуть пожал худыми плечами Дариан. — Вначале смотреть не хочется, потом привыкаешь к этой мысли, а через какое-то время глотаешь их, будто так и должно быть. Даже нормальным кажется. Когда живот от голода подводит, то сойдет и крыса, и гусеница… Правда, тут надо смотреть, что именно проглотить собираешься. Не знаю, как здесь, в Валниене, а там, откуда я шел, водятся и ядовитые гусеницы. Отравиться можно так, что не сразу в себя придешь, а есть после того вообще не сможешь несколько дней — будешь только воду пить без остановки…

Теперь стоявшие вокруг Дариана мальчишки уже по-иному смотрели на него. Этот невесть откуда взявшийся пацаненок, вначале совсем не понравившийся им, оказался вовсе не таким, каким всем им показался вначале.

В этот момент раздалось жалобное мяуканье котенка. Как видно, забившись в кучу хлама, наваленного у стены, он или не смог оттуда выбраться, или просто чего-то испугался. С малышами это случается. Дариан бросился на голос, опустился на колени у кучи мусора.

— Киса, выходи, не бойся! Кис-кис-кис…

У него за спиной раздался дружный смех мальчишек. Уж очень необычной была разница между предыдущим разговором, и тем, как трогательно и забавно этот парень с исхвостанной в клочья спиной звал испуганного зверька. Но детский смех был не злой, а, скорее, дружелюбный. Эти бездомные мальчишки в глубине души уже признали его своим. Тем временем Дариан сумел вытащить запутавшегося в обрывке веревки котенка, и гладил дрожащее тельце.

— Не бойся, маленький…

— Ладно, оставайся, жалельщик кошачий — согнал со своего лица улыбку Зырок. — Может, и сгодишься на что… Только учти: этого кошака, если оставишь при себе, будешь кормить сам, из своей доли. Всех бродячих животин на отдельное довольствие я ставить не собираюсь. Понял?

— Да.

— Вот и хорошо, Кис.

Кис. Значит, он теперь Кис… А почему бы и нет? Дариан остался в прошлом, сгорел в том страшном костре вместе с мамой, и сейчас он никто, один из тех никому не нужных детей, что помогают выжить друг другу в этом равнодушном к ним мире. Кис… Имя не хуже и не лучше остальных. И потом, он всегда любил кошек, и, возможно, оттого кличка сразу же прилипла к нему… Правильно: новую жизнь надо начинать с новым именем…

Вторая буква «с» в его имени стала появляться спустя несколько лет, когда у прежде милого и беспомощного домашнего котенка стали отрастать когти, появилась сила, уверенность в себе и хватка. Кисс — камышовый кот, хищник, которого не стоит гладить даже по шерсти…

…Незадолго до своего отъезда Вен попытался рассказать мне то, о чем он говорил с Киссом, но это выходило у него скомкано и не совсем понятно:

— Понимаешь, моя бабка по отцу была сестрой герцога Белунг. Получается, что этот парень (и тут уже неважно, Кисс его звать, или Дариан), но он — мой кузен, пусть и весьма дальний по родне… Что-то вроде троюродного брата. Я его узнал лишь в тот момент, когда увидел с растрепанными волосами. Вот тогда я стал кое-что понимать… Да мне еще вчера даже в страшном сне не могло присниться, что этот человек — мой родственник! Я все еще перевариваю эту новость… Жаль, моя бабушка не дожила до этого известия — ну, что ее племянник жив… Раньше, еще в том, достопамятном рабском караване, мне его лицо вовсе не показалось знакомым — нитка усов здорово изменяла его внешность. Но сейчас…

— Что сейчас изменилось?

— Знаешь, с убранными назад волосами он — вылитый герцог Белунг, тот, что изображен на фамильном портрете, висящем в галерее нашего замка, а когда волосы распущены — удивительно похож на графа Д'Диаманте… Как все это сочетается в одном человеке — непонятно! Кстати, чтоб ты знала: граф, он же папаша Кисса — это такая редкая сволочь, что нормальному человеку трудно себе представить, и которую совершенно невозможно описать обычными словами, а ведь он, мерзавец, относится к одному из древнейших и знатнейших семейств Юга, и в их роду было немало очень достойных и по-настоящему уважаемых людей! Его благородные предки от такого потомка в гробах должны переворачиваться, не иначе! И печальная история Кристелин, матери Дариана, всем хорошо известна. Лия, тут есть еще одно обстоятельство…: Ведь именно из-за графа Д'Диаманте, этого сукина сына, и пострадала бабушка Дана, вдовствующая королева Мейлиандер. Он был одной из причин того, что ее изгнали… Вернее, основной причиной. Но это отдельная история, и рассказывать о ней надо отдельно и долго. Вот так-то!..

— А что ты ему сказал? Вы с ним долго беседовали…

— Много чего… В нашей семье всегда считали, что Тъерн, дед Дариана, поступил излишне сурово со своим незаконным внуком. Парень оказался лишним в своей семье и чужим у деда. Невеселая участь бастарда… Попытка барона Обре и моей бабушки (вечная ей память), которая очень любила Кристелин, свою племянницу, отыскать сбежавшего ребенка ни к чему не привели. Бабушка, как мне помнится, много плакала, вспоминая о той давней истории, переживала за невесть куда пропавшего парня… Впрочем, остаться ненайденным — в то время для мальчишки это было наилучшим выходом.

— Почему?

— Просто потому, что герцог Белунг никогда не менял своих решений, пусть даже, в конечном счете, это оказывалось в ущерб ему самому. Старый герцог к концу своей жизни стал не просто упрямым, а упертым. Если что вбивал себе в голову, то переубедить его было уже невозможно. И не слушал он никого, кроме себя. Так что отыщись тогда Дариан — вновь был бы отправлен к своему отцу.

— Да, парню не позавидуешь.

— Знаешь, герцог так никогда и не простил свою дочь. Даже в своем завещании, которое было оглашено после смерти герцога, было указано, «передать некоему Дариану, называющему себя сыном его дочери Кристелин, если тот отыщется и подтвердит свое имя, причитающуюся ему долю наследства — одну золотую монету». С него, мол, вполне достаточно, да и остальное этому человеку не положено — по мнению герцога, никто из рода Д'Диаманте не заслуживает большего. Не знаю, кого он больше хотел унизить: своего внука, которого герцог не любил, и злился за него на то, что мальчишка пошел против его воли, или несостоявшегося зятя, которого старик люто ненавидел вплоть до своего смертного часа… Впрочем, надо признать, что у старого герцога для подобного чувства были все основания. Не могу судить, как подобное решение о наследстве выглядело в отношении графа, но вот что касается внука, Дариана… На мой взгляд, это просто оскорбительно. Впрочем, за золотым так никто и не пришел. Все были уверены, что парня давным-давно нет на свете…

— Печально…

— Я все больше и больше поражаюсь тому, как Боги играют с нашими судьбами! Смотри сама: Дариан, мой кузен, вел тот караван рабов, в котором были я и принц Домнион, а ведь именно папаша Дариана в свое время был причастен к тому, что случилось с бабушкой Домниона, вдовствующей королевой Мейлиандер… На свете так много людей, но отчего перехлестнулись именно наши судьбы?! О Боги, как затейливы ваши причуды…

— А поподробнее можешь рассказать?

— Лия, нет времени…

— Дорогой граф, и почему ваш ответ меня не удивляет? Я уже стала привыкать к вашей милой привычке откладывать все важные разговоры на другое время, которое наступит неизвестно когда!

— Понимаешь, я обещал Киссу… а, нелегкая тебя задери, надо сказать — Дариану… В общем, я обещал ему особо не распространяться с тобой на эту тему. Пожалуйста, пойми меня правильно и не обижайся…

Мужская солидарность… Что ж, примем, как говорится, к сведению.

Глава 7

После того, как Койен поведал мне кое-что о прошлом Кисса, я несколько раз пыталась поговорить со светловолосым парнем, но этот котяра постоянно придумывал себе какие-то неотложные дела, и даже старался не находиться рядом со мной. Такое впечатление, будто он на что-то здорово рассердился. Не знаю, кому как, а мне подобное — поперек горла… Потом махнула рукой — а, будь что будет, первый раз, что ли, мы с ним цапаемся?..

На следующий день, улучив момент, когда Кисс чистил Медка, я подошла к нему.

— Кисс, хочу, чтоб ты знал: Вен сказал мне, что вы с ним родственники…

— Трепло — процедил Кисс сквозь зубы, не переставая возиться с Медком. — Я же просил его держать язык за зубами…

— Это единственное, что он мне сказал. Ну, почти единственное…

— Представляю, что он тебе наплел!

— Почему сразу — наплел? Просто он и сам был удивлен, если не сказать — растерян… Ты, он, да еще и Дан… Нет, ну надо же, как прихотливо Боги переплетают человеческие судьбы!.. А вот что касается Вена — здесь ты не прав. Он мне почти ничего не сказал.

— Тогда на кой ляд ты за мной ходишь хвостом и смотришь жалобными глазами?

— Просто предок… Остальное я узнала от него. Правда, далеко не все. Койен рассказал мне о твоей матери и о том, что тебе пришлось пережить после ее гибели…

— Скажи ему, своему дорогому предку, чтоб заткнулся. Это касается только меня одного, а я не выношу, когда начинают перемывать мои кости.

— Не заводись! Ничего такого не было. Просто надо хоть немного знать о человеке, с которым направляешься в Нерг.

— Скажите, как повернула… Ничего для себя, все ради общественных интересов! Тогда поделись: что же интересного Койен тебе открыл?

— Он рассказал мне о твоей жизни до того, как ты оказался в ватаге уличных мальчишек. Дариан, мне искренне жаль твою мать. Судя по всему, это была необыкновенная женщина.

— Да — в голосе парня появилось нечто теплое — Да, она была лучше всех. Второй такой нет. Хочешь — верь, хочешь — нет, но мне даже сейчас ее не хватает…

— Койен просил передать тебе, что дело еще далеко не окончено. Твои отец и брат…

— Лиа, хватит! — Кисс отложил в сторону скребок для коня. — Я не желаю знать ничего. Совсем ничего! Это понятно?

— Кисс! — сама не знаю, как это у меня получилось, но я обняла парня. — Кисс, не надо загонять боль внутрь себя! Она травит душу и разрушает мир и здоровье человека. Иногда надо рассказать хоть кому-то обо всем, что за долгие годы скопилось в этой самой душе. Мог бы мне кое-что поведать о себе. Пусть не все, а хотя бы немного. Я знаю, что в прошлом тебе досталось…

— Не больше, чем многим мальчишкам в той уличной ватаге — сквозь зубы ответил Кисс. Однако, не вырывается — уже хорошо… — Ну, рассказал бы я тебе о себе… И что с того? Обычная судьба мало кому нужного мальчишки, нежеланного ребенка… Таких, как я, на самом деле немало. Ведь те парнишки в ватаге, где я рос… У каждого из них история жизни тоже была далеко не веселой. Однако я выжил, и этого достаточно — мне, можно сказать, еще повезло. Очень многие пацаны из моей ватаги не дожили и до шестнадцати лет… Прости, но сейчас я не хочу говорить о прошлом. Возможно, позже… Как нибудь…

— Хорошо. Пусть будет позже. И еще я хотела тебе сказать…

— Лиа, повторяю: не надо проливать слезы над моей незадавшейся судьбой, и вместе с тем пытаться изображать из себя носовой платок, в который можно лить горькие слезы. За долгие годы я как-то привык обходиться без этого предмета ненужной роскоши. К тому же не понимаю твоего сочувствия — все же я рос среди нормальных пацанов, пусть и бездомных, но по-своему честных и придерживающихся определенных правил порядочности. Конечно, до высокого этикета и изящных манер им было весьма далеко, но в том мире это и не требовалось. Нравы там простые, правила жесткие, несколько отличающиеся от тех, что царят в высшем свете. Хотя, если хорошенько вдуматься, то особой разницы нет… Так что, извини, но сейчас я далек от изысканного общества своей родни, которой, впрочем, никогда и не был нужен.

— Некоторым ты был нужен…

— Да, верно, я жалею лишь об одном человеке — о бароне Обре, да будет вечно свято его имя! но тут уж ничего не поделаешь… Повторяю: я нормально жил, пусть даже та жизнь частенько была далеко не праведной. Иначе никак — улица довольно жестока, и оттого, моя дорогая, ты имеешь перед глазами то, что имеешь.

— Но Вен…

— Возможно, этот человек был искренен со мной, когда сказал, что нам обоим стоит забыть прошлое. Дескать, родне, пусть и дальней, не стоит ссориться — все же его бабушка и мой дед были родными братом и сестрой. Зов крови и все такое прочее… И раз Боги так свели наши пути, значит это произошло не просто так — возможно, они хотят исправить ошибки предков… Самое удивительное в том, что он, как мне кажется, искренне верил в то, что говорил. Даже не знаю, что сказать на это…

— Скажи лучше, что не знаешь — верить ему, или нет… Ты боишься вновь обмануться в своих надеждах, как это у тебя уже произошло однажды с дедом, герцогом Белунг…

— Может быть.

— Насколько я успела узнать Вена, он — хороший и честный парень, пусть даже за многие годы и привык вариться в котле придворных интриг, где свои правила… И как человек он, конечно, не без недостатков, но кто из нас без греха? Тебе просто сложно вновь поверить в то, что некто, относящийся к семье твоей матери, может в действительности быть рад тому, что отыскался давно потерянный родственник.

— Кто знает, может, в чем-то ты и права, но я отвык так быстро доверяться людям. К тому же наши с ним прошлые встречи вряд ли дадут ему повод для приятных воспоминаний, и уж тем более для желания считать меня своим кузеном…

— Просто так сложились обстоятельства. И отношения с семьей матери в свое время у тебя были бы совсем иные, если б дед не вздумал отправить внука назад, в Таристан…

— Да, стоит признать: несмотря на некие неудобства, среди тех бездомных парней мне было куда лучше, чем в замке дорогого папаши, откуда меня, думаю, в два счета спровадили бы на погост. Гарла не из тех, кто отступает на полдороге.

— Ты не знаешь — она еще жива?

— К моему великому сожалению — уже умерла! — в голосе Кисса была ненависть. — Причем померла она уже давненько, и ее бренные останки находятся в фамильной усыпальнице семейства Д'Диаманте… Все, сменим тему! Мне жаль, что ты узнала обо всем этом…

— Говоришь, привык обходиться без носового платка… А вот я за последнее время привыкла действовать тебе на нервы так, чтоб ты постоянно хватался за него, хотя бы для того, чтоб смахнуть со лба выступивший пот…

— Лиа, знаешь, о чем я думаю сейчас? Только о том, до какой же степени ты мне надоела за все это время! — Кисс чуть улыбнулся. Ну, наконец-то! Значит, у него немного отошло от сердца… — И еще: мне надо повнимательней присмотреться к своей голове — не удивлюсь, если там появилась плешь, которую ты мне уже проела, и продолжаешь долбить это самое место…

— Котяра облезлый, я поняла, что ты хотел мне этим сказать! Право, я смущена и тронута: ты только что назвал меня радостью всей твоей жизни!.. Это так трогательно и мило с твоей стороны! Не ожидала…

— Лиа — в голосе Кисса вновь появилось ехидство, — Лиа, ты — внезапно свалившийся на мою бедную голову оживший наяву ночной кошмар, и я никак не могу понять, по какой такой непонятной причине все еще согласен терпеть тебя?

— Лучше считай, что я — твое наказание. Сразу станет легче.

— Объяснил бы мне еще кто — неужели я так сильно в жизни набедокурил, что за прошлые ошибки Всеблагой мне послал такое жуткое искупление, как ты?..

— Кисс, я не могу сказать тебе о прошлом нечто вроде того — плюнь, мол, и забудь… Кое-что не забывается никогда, сколько бы ты не прожил. Но постарайся хотя бы не рвать сердце этими воспоминаниями. Не думаю, что рана на твоем сердце зажила. Как раз наоборот — все еще кровоточит…

— Все, об этом больше не говорим! — Кисс вновь повернулся к Медку, давая понять — разговор окончен…

Пусть так, но у меня в голове все время вертелось: ох, люди, люди… Внук одного из богатейших людей мира, чтоб не умереть с голоду, вынужден был есть крыс, траву и гусениц, а его дед, узнав обо всем этом, думает вовсе не о том, как дать защиту, кров и кусок хлеба сыну своей единственной дочери, к тому же трагически погибшей. У него в голове другое — как лучше отомстить своему обидчику… При том старому герцогу нет никакого дела до судьбы нежеланного внука, и этого могущественного человека совсем не волновала такая мелочь, как то, что вновь оказавшись в доме отца (откуда он сбежал, спасая свою жизнь) парнишка наверняка будет убит. Даже наоборот: великого герцога такой печальный исход устраивал как нельзя лучше. В этом случае можно было бы полной мерой рассчитаться с оскорбившим его человеком, и, наконец-то, воплотить в жизнь свои сладкие мечты о мести…

Кисс… Сколько бы времени не прошло с того момента, когда мы с ним познакомились, но он все одно не подпускал меня близко к себе. Вроде смеялся, улыбался, ехидничал, но, тем не менее, свое сердце открыть боялся. Это не было стеной, скорее, холодным полем, которым он отгораживался от остальных. Подобное можно назвать чем-то вроде защитной реакции: хватит с него той боли, что получил в детстве, и не стоит ни с кем близко сходится, иначе может произойти такое, что снова придется рвать сердце на части. Девицы… Ну, они приходят и уходят, никто никому ничего не должен, сколько их было и сколько еще будет… Таких, как Гури, в жизни у парня хватало, а вот более серьезные отношения… Не надо, лучше быть одному.

Конечно, за долгую жизнь у Кисса появлялись друзья, но в жизни вечных бродяг каждый привык бороться только сам за себя, и ни за кого другого. Все они были словно перекати-поле: сегодня здесь, а завтра где-то еще, так что о долгих привязанностях и о надежде обрести верного товарища не могло быть и речи.

Думаю, что я нравилась Киссу, но он и меня держал от себя как бы на расстоянии — все же я эрбат, и с этим ничего не поделаешь, хотя в обычной ситуации мы с Киссом понимали друг друга с полуслова. Лучше поддерживать отношения полудружбы-полупривязанности, тем более что с этим человеком тебе просто хорошо находиться рядом.

Надо же, какая судьба: наследник древнего рода и простая крестьянка… Можно назвать и по-другому: он — изгнанник, она — изгой… Хорошо хотя бы то, что когда мы находимся вместе, то все кажется проще и легче, хотя иногда один из нас готов прибить другого. И в будущем судьба не обещает нам ничего хорошего, но когда придет наш… вернее, отпущенный мне срок жизни, то пусть Кисс вспоминает обо мне как о друге, а не как о своей потерянной половине…

На следующий день мы подошли к границе Нерга. К тому времени по обе стороны от дороги уже закончились бесконечные поля с посадками, да и местность становилась все более холмистой. Стали встречаться проплешины сухой глинистой или песчаной почвы, на которой почти ничего не росло. Да и внешний вид поселков, находившихся на нашем пути, стал меняться: почти не было уже ставших привычными цветников около домов, а сами дома стали куда более приземистыми, с небольшими окнами-бойницами. То и дело на дороге встречались конные разъезды и небольшие пешие отряды стражников, да и крестьяне, работающие на своих небольших наделах, отнюдь не выглядели приветливыми. Оно и понятно — Нерг близко…

Что касается нашего с Киссом разговора… Вроде не произошло ничего особенного, но с того времени мы старались держаться ближе друг к другу. Просто хотелось ощущать рядом с собой поддержку, пусть даже она не выражается явно…

Общая граница между Харнлонгром и Нергом не была уж очень протяженной — всего около шестидесяти верст, но беспокойства и опасностей на ней хватало с избытком. Это был самый сложный участок на общей протяженности всей границы Харнлонгра. И неудивительно: там постоянно случались то внезапные нападения, то грабежи, то угоны скота, то еще какие неприятности… Во всяком случае, расслабляться на этих шестидесяти верстах не стоило ни в коем случае. Недаром чуть ли не по всей границе с Нергом на каждых трех верстах в Харнлонгре постоянно располагалось по военному отряду. Иначе нельзя. Контрабандисты, лазутчики, проповедники, грабители, похитители людей… Кстати, это было довольно прибыльное занятие — красть людей для невольничьих рынков. В Нерге всегда существовала потребность в рабах, и с годами она становится все более и более острой…

Сама граница меж Харнлонгром и Нергом в том месте, где находился таможенный переход проходила по старому руслу давным-давно высохшей реки, через которую был перекинут широкий мост, на въезде и выезде с которого стояли таможни. Да и солдат хватало что тут, что там…

Когда мы подошли к мосту, перед нами в сторону Нерга как раз начал движение тяжело груженый обоз из нескольких десятков телег. Охраны там хватало — по сравнению с ними наш обоз выглядел маленьким и беззащитным. Казалось бы вполне естественным напроситься к ним в попутчики… Впрочем, я уже знала, что проситься к кому-то в чужой обоз можно лишь в том случае, если за тебя поручится кто-то из надежных и проверенных людей, причем поручится не только на словах, но и собственным имуществом. Увы, желающих рисковать понапрасну, как правило, не находилось.

Навстречу по мосту тоже двигался обоз, но уже идущий из Нерга. Тоже много охраны, но на лица у всех читается облегчение — как видно, довольны, что благополучно покинули эту страну. Остается только надеяться на то, что и у нас в Нерге все закончится удачно.

Последняя проверка груза таможенниками Харнлонгра, и мы вступили на мост…А чуть позже, стоя уже на земле Нерга, перед чужими таможенниками, вновь проверяющими наш груз, я с неожиданной тоской посмотрела на противоположный берег реки, откуда мы только что пришли. Там безопасность, там страна Дана… А с чего это я, спрашивается, вдруг вздумала тосковать? Ведь сама же рвалась сюда…

Пока Табин и Варин разбирались с въездной пошлиной, я рассматривала таможенников Нерга. Такие же люди, как и мы, только вот форма у стражников несколько иная, чем у стражи в том же Харнлонгре. И наглости у стражников в Нерге побольше. Во всяком случае, раньше на меня так откровенно не зыркали, да еще и с весьма сальными усмешками. Уже по одному этому можно сказать, какое высокое положение в Нерге занимает стража — не боятся оскорбить приезжих, знают, что им за это ничего не будет.

И не только это… Вон, старший из таможенников даже схватился за один из мешков с пушниной — надо, мол, унести в здание для проверки, посмотреть, нет ли среди мехов запрещенных к ввозу товаров… Думаю, после того досмотра мы вряд ли бы вновь увидели хоть одну шкурку из того самого мешка, да и сам мешок исчез бы безвозвратно, растворился неизвестно где, причем подобное исчезновение у таможенника получилось бы без всякой магии.

Единственное, что сумело охладить излишний пыл мужика к присвоению чужого добра, так это сопроводительное письмо жрецов. Поворчав для приличия, начальник караула все же оставил уже присмотренный им мешок с мехами на телеге. Да уж, что тут скажешь: если стражники прямо на границе ничуть не стесняются почти в открытую запускать лапы в чужое добро, то я могу только искренне посочувствовать тем отважным людям, что все же решаются отправиться торговать в Нерг. Однако теперь мне понятно, кто в этой стране стоит над стражей — только один вид бумаги жрецов враз заставил дать задний ход наглому любителю поживиться за чужой свет.

Тем не менее, когда мы отъехали от здания таможни и наши телеги вновь покатили по дороге, Табин все никак не мог успокоиться, ругался чуть ли не в полный голос — несмотря ни на что, с нас, по его словам, содрали такую въездную пошлину, что просто уму непостижимо! Но остальных, судя по всему, размер пошлины беспокоил меньше всего.

— Лия — это Варин. — Ну, что скажешь?

— Среди стражников на таможне был один колдун. Вернее, колдунишка. Очень слабенький. Пытается сканировать всех подряд, и искренне уверен, что у него это получается. Но вот при виде списка ввозимых товаров он думал вовсе не о том, как бы проверить нас, а лишь прикидывал, как бы ему с телег уволочь втихую мешок-другой. Или хотя бы пару шкурок…

— Еще что?

— Все таможенники и стражники на этом посту, да и колдунишка тоже — все они повязаны с… Ну, не знаю, как бы это сказать правильно… Скажем так: с теми далеко не праведными личностями, что любят избавлять как проезжих людишек, так и своих богатеев от излишне дорогих товаров. Причем методы изъятия у них весьма криминальные…

— Скажи прямо — таможенники связаны с придорожными грабителями? Сливают им информацию о поступающих товарах?

— Да. Не все из служивых, конечно, этим делом промышляют, но… В общем, многие из этих так называемых таможенников сообщают сообщникам о наиболее интересных и дорогих грузах, которые ввозятся в Нерг через их таможню, а остальное уже зависит от ловкости и умения этих самых друзей-подельников… Позже, в случае удачи, этим таможенникам идет своя доля от того добра, которое те самые приятели сумеют добыть по их наводке у проезжающих тем или иным способом, причем частенько эти самые способы более чем неприглядны…

— Это понятно. Что еще?

— Подозрений у них мы не вызвали. Дескать, обычные торговцы, и с небольшой охраной. В общем, лопухи, из числа тех, кого сам Сет велел учить уму-разуму… Легкая добыча. Так что, боюсь, ночью в здешних местах нам лучше не ездить. Здоровее будем.

— Это верно. До захода солнца нам надо добраться до Труе. Это не очень большое селение, в котором, однако, имеется постоялый двор. Там и заночуем. Да, Лия, вот что еще: просьба именно к тебе — обвяжи голову платком, и сдвинь его пониже, на самые глаза. Уж очень они у тебя приметные. В Нерг редко ездят красивые молодые женщины, так что лишняя предосторожность не помешает…

Нерг… На первый взгляд, страна как страна, ничего страшного, да и внешне ничем особо не отличалась от той местности в Харнлонгре, где мы проезжали не так давно. Все то же жаркое солнце, широкая дорога, поля, холмы… Дорога шла меж холмов и пустошей, и вот что странно: вроде и похоже на Харнлонгр, а не то! Прежде всего, по обоим стонам дороги много невозделанной земли. Пусть здесь суховато, и земля, похоже, бедная, но из того, чем крестьяне обычно засаживают поля, здесь не росло ничего. Даже на неплохих, довольно плодородных и ровных местах не росло ни овощей, на овса… Пропадает земля… Хотя если учесть, что возле границ Нерга то и дело кипят заварушки и постоянно двигаются отряды (причем далеко не всегда по дорогам), и то становится понятно, что в здешних местах не имеет смысла заниматься земледелием. Все одно вытопчут люди или лошади… Правда, то и дело встречаются рощицы фруктовых деревьев, но и за ними, кажется, никто особо не приглядывает.

Обработанная земля встречается лишь возле поселков. Там, кроме обычных посадок овощей, у каждого из домов находятся и небольшие виноградники. Да и народ в этих местах особой общительностью не отличается. Замкнутые, молчаливые, неулыбчивые люди, уклоняющиеся от любых вопросов проезжих. Крестьяне, работающие на своих небольших наделах обработанной земли, всего лишь на несколько коротких мгновений распрямлялись, чтоб поглядеть на проезжающих по дороге людей — и вновь занимались прополкой, рыхлением и поливкой… Как я поняла, здесь не принято беседовать с проезжими. Такое впечатление, что они боялись, будто привлекут к себе ненужное внимание даже этими мимолетными взглядами. Сурово у них…

Даже дети в поселках не проявляли к нам особого интереса, и, совсем как взрослые, уклонялись от общения с нами. Мне, выросшей в таком же придорожном поселке, помнится, в детстве всегда было любопытно поглядеть на проезжающих. Мы бегали небольшими стайками, по десять-двенадцать детишек, предлагали проезжим ягоды или домашнюю снедь, а позже собирались все вместе, и обсуждали меж собой тех иноземцем, кто казался нам наиболее необычными и интересными… Помнится, в то время среди детворы наибольшее внимание привлекали торговцы из Вендии и Кхитая…

По дорогам Нерга мало кто ездит в одиночку — все больше группами. Даже встречные обозы не обмениваются приветливыми кивками или словами пожелания счастливого пути, как это обычно принято на Севере или все в том же Харнлонгре. Такое впечатление, что в здешних местах каждый — сам по себе, и всеми силами старается не замечать того, что творится рядом: его, дескать, ничего из окружающего не касается, а значит, ему ни до чего нет, не должно быть никакого дела. Н — да… И людей в военной форме многовато. Мимо нас то и дело проезжают конные разъезды или же на дороге встречаются военные отряды.

Дома в селениях, встречающихся на нашем пути, были, в основном, небольшие и невысокие, можно сказать — приземистые, с небольшими оконцами-бойницами, которые к тому же были заделанными решетками, а крепкие двери в тех домах были снабжены тяжелыми запорами. Судя по всему, с заходом солнца здешний народец забирался в свои дома, как в норки, запирался изнутри на все замки и до рассвета предпочитал лишний раз не высовывать нос на улицу.

В Тру'е мы оказались уже затемно. Поселок как поселок, ничем особо не примечательный, все те же дома с решетками на окнах и массивными запорами на дверях. Только что размерами этот поселок был чуть больше тех, которые мы уже проехали.

А вот на том постоялом дворе, что располагался в этом поселке, правила для постояльцев были не совсем обычные. Дело в том, что на некоторых из постоялых дворов в Нерге хозяева отвечают за сохранность груза тех людей, что останавливаются у них, а на некоторых — увы… За жизнь постояльцев и за охрану их лошадей — да, за этим следят, а вот за своим добром гости должны были присматривать сами. Почему? Вся разница в стоимости ночлега: на тех постоялых дворах, где путешественники сами охраняют свое имущество, цена за ночевку была значительно ниже. Обычно хозяева не отвечали за охрану имущества постояльцев в тех местах, где, если можно так выразиться, были далеко не уверены ни в своих соседях, ни в работниках, ни в местной страже…

Так случилось и в Тру'е: мы попали на один из тех постоялых дворов, где хозяева не желают брать на себя ответственность за чужой товар. Мол, вас, гости дорогие, несказанно рады видеть, и животину вашу — тоже, а вот за собственным барахлом, будьте добры, приглядывайте сами. Оно, беда такая, внезапно может исчезнуть неизвестно куда, и хорошо еще, если пропадет только часть вашего имущества, а не все целиком. Может, воздух здесь такой, а может, просто люди вороватые… Дескать, не нравится такое условие — идите на ночевку в другое место, мы ничего не имеем против! К великому сожалению, выбора у нас тоже не было: постоялый двор в селении был всего один, да и тот к вечеру был почти полон — никому из путешественников не хочется проводить ночь на улице, тем более что подобные ночевки на открытом воздухе были совсем небезопасны. И не только для имущества…

В длинном одноэтажном здании с крышей из тяжелых деревянных планок нам на всех выделили одну комнату. Не страшно — все равно парни по двое будут всю ночь неотлучно дежурить у телег, а не то, боюсь, пропадет наутро весь наш груз, растворится бесследно в непроницаемой темноте южной ночи. В здешних местах есть полная возможность проснуться поутру чуть ли не голым…

В общем зале за ужином долго засиживаться мы не стали. Поели — и сразу же ушли в отведенную на комнату. Впрочем, так поступили все проезжающие, кто в этот вечер оказался на постоялом дворе. Каждый будто забирается в свою норку, и делает вид, что его никто и ничто не интересует.

Еще я обратила внимание на то, что никто из живущих в селении людей с наступлением темноты не остался на постоялом дворе — тоже все разошлись по своим домам. Надо же, а ведь обычно у сельских жителей такие места, как общий зал на постоялых дворах — одно из самых любимых мест для проведения досуга. День закончен, работы переделаны, можно позволить себе посидеть вечерком за кружкой местного пива или стаканчиком вина, послушать рассказы проезжих людей о дорогах, о незнакомых чужих странах, поговорить о жизни… За последние дни я привыкла к гомону и шуму на постоялых дворах, но здесь было непривычно тихо. Народу в зале было немного, и те молча опустошали свои тарелки, не отвлекаясь на разговоры. Несколько крестьян из местных жителей, что ранее и были в зале, сидели обособленно, меленькой группкой, не приближаясь к иноземцам, будто боялись, что могут заразиться от пришлых людей. И засиживаться местные не стали: мы еще ужин не доели, как крестьяне поднялись и ушли. Хм, а в моем родном поселке жители с проезжими обычно за одними столами сидели, разговаривали, новости последние узнавали… А тут все как-то замкнуто, каждый сам по себе. Да и в самом зале меж собой люди говорили негромко, не было обычного веселья и бесшабашного шума отдыхающих людей. Мрачновато…

Впрочем, не совсем так… Местные стражники поздно вечером большой компанией ввалились на постоялый двор, и вот тут-то гульба пошла по всем правилам, все больше и больше набирая силу. Уж не знаю, что они там отмечали, какой такой праздник, да вот только веселье в зале продолжалось до самого утра. Крики, песни, звон разбиваемой посуды, а позже и драка с руганью и треском ломающейся мебели… Не думаю, что в эту ночь на постоялом дворе спал хоть кто-то из проезжающих. Гуляющих совсем не беспокоило, что они не дают спать людям, остановившимся здесь на отдых. Как видно, такие мелочи здесь не принято брать в расчет. Да и сами проезжающие хорошо знали, что можно ожидать от стражей. Так что понятно: кто бы и что бы не думал про себя о раздражающем шуме и криках, но вслух выражать свое возмущение никто не решился. В конечном счете может выйти боком и себе дороже…

Едва рассвело, как хмурые, не выспавшиеся постояльцы, наскоро перекусив, разъезжались кто куда. Несколько стражников, пока что так и не проснувшихся после ночной гулянки, дрыхли в углу, распространяя вокруг себя далеко не самые приятные запахи…

Я посмотрела на людей в общем зале. Почти одни мужчины, из женщин — только мы с Варин. Подавальщики — и те были мужчины, причем не особо разговорчивые.

Мы как раз собирались было встать из-за стола, когда в зал вошло с десяток местных стражников. Хотя некоторые из них, судя опухшим рожам и осоловелым глазам, все еще не пришли в себя после ночных возлияний, но зато остальные были трезвехоньки. Как видно, эти, в отличие от своих товарищей, ночью были на дежурстве.

Но мое внимание, причем, не только мое, привлек один из них — маленький вертлявый человечек с нашивками таможенника. Я его узнала: этого типа мы видели вчера, еще в то время, когда проходили таможню на границе. Он постоянно вертелся возле наших телег, не раз совал нос в сопроводительные бумаги… Вовсю проверял, вернее, усиленно делал вид, что проверяет. Я его сразу просчитала: один из тех, кто сообщает подельникам о наиболее интересных грузах, проходящих через таможню в его смену. На своих работает, в общем. Этот тип запомнился еще и тем, что у него во рту, слева, не было зубов, ни верхних, ни нижних. Как видно, в свое время кто-то от души приложил ему кулаком…

Но как этот задохлик здесь оказался? Отсюда до таможни путь не близкий, мы от нее до Тру'е добирались, считай, больше, чем полдня. Значит, он или направился вслед за нами, а, может, его специально послали вслед нашего обоза… Впрочем, это уже не так важно. Конечно, можно предположить, что в здешнем поселке живет его семья, или же кто-то из родных и знакомых, но мне отчего-то плохо верится в столь счастливое для нас стечение обстоятельств.

— Варин — тихонько сказала я, — Варин, помнишь, я говорила вам о том, что на таможне были те, кого имеются сообщники…

— Помню.

— Посмотри на того…

— Тощего, с выбитыми зубами? Я его тоже еще на таможне заприметила.

— Он из тех, кто нашим грузом очень интересовался…

— Понятно.

Последние надежны и сомнения отпали, когда стражники направились прямо к нам, минуя остальных посетителей. Не похоже на обычную проверку…

— Это вы, что ли, с мехами едете? — стражники остановились возле нас.

— Да — настороженно ответил Табин.

— Мне надо проверить ваш груз — заявил, нагло ухмыляясь, стоявший впереди всех мужчина.

— А вы кто?

— Ты что, слепой? Или не выспался? Так давно проснуться пора, глаза протри! Не видишь — я в этом селении главный, тот, кто тут за порядок отвечает! И за законом следит. Если все еще не понял, то поясняю: я — начальник местной стражи. Так вот, к нам поступили сведения, что в ваших мешках имеются контрабандные товары. Выяснилось, что на таможне вас не просмотрели, как положено. Не знаю, какую вы там бумагу проверяющим под нос сунули, только со мной такое не прокатит. Так что поднимайте с лавок свои ленивые задницы, и пошли за мной. Сейчас я повторную проверку проводить буду. Имею полное право.

— У нас имеется письмо…

— Имеешь — радуйся. У нас тоже имеется приказ не пропускать дальше тех, в отношении кого имеются сомнения. А в отношении вас, гости иноземные, у меня сомнения о-о-очень большие… Короче: хватит вам пузо набивать, и сами вставайте из-за стола, пока вас не сдернули оттуда, как кур с насеста. Вставайте, я сказал, и пошли ваше добро перепроверять. Чего сидите? Боитесь? Значит, есть чего опасаться!

— Но, послушайте, с чего вы решили…

— А может, у меня сведения имеются, что у вас в каждом мешке порошок серого лотоса припрятан? — наседал на Табина стражник. — Так вот, пока я весь ваш груз не проверю, вы у меня отсюда и шагу не сделаете! Понятно?

— Нельзя мешки открывать! — чуть ли не застонал Табин. — Они же запечатаны, и на каждом имеется пломба и перечень того, что именно находится внутри! Ведь если на тех мешках пломб не будет, и при пересчете выяснится, что там чего не хватает, то нам придется невесело! Знаете, какие у нас могут быть проблемы?

— Ты на что намекаешь? — грозно сдвинул брови стражник. — Уж не на то ли, будто мы у вас из мешков что украсть можем? Это уже прямое оскорбление стражи, да еще и при исполнении обязанностей! Вы у меня сегодня же всей компанией прямо на рудники отправитесь!..

Не знаю, как другим, а мне с самого начала стало понятно, что им от нас надо. Ведь не просто так этот беззубый дохляк здесь оказался! Как видно, его товарищи с таможни прислали сообщить общим друзьям-приятелям, что на подходе имеется ценный груз, и что неплохо бы потрепать приезжих, забрать то, что сумеют отвоевать… Оттого-то сейчас местная стража решила действовать нахрапом, пытаясь, по возможности, отхватить себе кусок побольше. Но, тем не менее, нарываться на большие неприятности стражники не станут — все же они слишком мелкая сошка, вояки поселкового масштаба, и за ними никто не стоит, кроме прикормленных таможенников. Вернее, прикормленных — это не совсем правильное слово. Стражи в селении и таможенники — они просто действуют сообща, в одной связке, работают совместно, рука об руку. Проще говоря — вместе трясут проезжающих торговцев… А что, риск небольшой, а при должном нажиме деньги можно снять неплохие…

Стерен бросил на меня короткий взгляд, и я лишь чуть заметно махнула рукой — а, это так, шавки, настоящие хищники вцепятся глубже и серьезнее… Но и этих злить не стоит.

— На рудники, говоришь? — в ответ на угрозы теперь уже ухмыльнулся и Стерен. Старый вояка удобно расположился на лавке, а в его голосе были заметны презрительные нотки. — А попробуй, отправь! Ведь если груз на место вовремя не придет, то его искать начнут. Мы же в вашу страну мешки не с пыльным воздухом везем, а с тем добром, что ваши жрецы заказали в нашей стране по особому списку. И запечатаны они, эти мешки, в нашем торговом союзе, и вскрыть их должны лишь на месте прибытия. Так что внутри этих мешков, кроме заявленного товара, ничего другого нет, и быть не может. А если что и есть, то нас с вами это не касаемо, ваши жрецы с нашим торговым союзом сами промеж собой разберутся.

— Да как ты смеешь…

— Вам же, господин начальник местной стражи, не следует так старательно изображать из себя примерного служаку — продолжал Стерен. И не стоит так презрительно говорить о той охранной грамоте, что у нас имеется. Это ж тебе не соседский мальчонка от безделья на бумажке каракули начиркал, это — серьезный документ. И товар, что в телегах находится, мы везем не в нищую богадельню, а вашим жрецам, причем по их выбору и заказу. А грамота сопроводительная, кстати, и на таможне отмечена, в книгу занесена, и мы вместе с ним там же, на таможне, записано — когда въехали в вашу страну, с чем именно, и сколько нас… Так что если мы к назначенному сроку груз не доставим, то нас искать начнут, и живо определят, что таможню мы прошли, а в этом поселке испарились. Вместе с грузом. Тогда, господин охранник, с тебя первого и будет спрос…

— Что?! — как видно, этому стражнику редко кто возражал. Недаром он в первую секунду оторопел, и даже слов для ответа не мог подобрать. — Что? Да я вас… А ну, — повернулся он к своим подчиненным, — а ну, хватайте их! Это государственные преступники! Обещаю — всей компанией на рудниках сгниете! Сейчас же вас всех туда отправлю! За оскорбление власти!..

— Да ну? — такое впечатление, что Стерен не обратил особого внимания на слова стражника. — Так прямо на рудники и отправишь? Попробуй. А знаешь, что я буду твердить направо и налево всем и каждому на тех рудниках, когда твои архаровцы нас туда отвезут? Для начала начну на себе волосы рвать и причитать дурным голосом, что вы нас оттого в неволю отправили, что украли у нас тысячу золотых, которые мы в вашу страну ввезли для покупки товаров, и вот потому-то теперь и пытаетесь от нас избавиться, чтоб все шито-крыто было, и о той покраже чтоб никто не узнал… Сразу предупреждаю: мои товарищи эти слова подтвердят. Думаю, те мужики на рудниках, куда ты нас обещаешь направить, с тебя не меньше половины этой суммы потребуют, чтоб только это дело прикрыть. Оно и понятно — хорошо жить всем хочется. А ты сейчас подумай, найдется ли во всей твоей округе хоть с полсотни золотых, я уж не говорю о пятистах… Я же потом еще и покаюсь, что порошок серого лотоса вез, а ты на него свою лапу наложил, да и продал втихую через своих приятелей… И полетишь ты, голубь, в кандалах вслед за мной. А теперь ответь на вопрос: кому из нас двоих хуже на тех самых рудниках придется? Думаю, что тебе. И то лишь в случае, если ты до рудников доедешь, и по дороге тебя твои же подельники пытать не начнут: куда, дескать, дел золото и порошок? Сообразил? Понял, что тебе может грозить, если не утихнешь? Так что быстро закрой свою ненасытную пасть, и за свои старания и потуги возьми золотой. Вам напиться до невменяемого состояния хватит, и мы будем спокойней — заплатили вам мзду, о которой вы так печетесь…

Монета звякнула о столешницу, и Стерен неторопливо поднялся со своего места. Что касается нас, то мы все уже давно стояли на ногах.

— Ну, все, приятно было познакомиться. А может, и не очень. Сейчас нам пора в путь-дорогу, а вы, мужики, оставайтесь, несите и дальше свою нелегкую службу. И не стоит злиться — просто не помешает запомнить, что не в каждый карман можно свою лапу запускать. Некоторые эту лапу и обломать могут. Понятно? Ну, все, очень надеюсь, что больше никогда не увидимся — и Стерен неторопливо проследовал к дверям мимо побагровевших от злости стражников, а мы последовали вслед за ним. В дверях я оглянулась: взбешенный стражник присел за стол и с ненавистью глядел нам вслед. Ох, я буду не я, если он не постарается сделать нам какую-нибудь гадость!

Этого же мнения придерживалась и Варин. Я слышала, как она что-то негромко сказала Стерену, но тот отрезал:

— Нельзя было по-иному. Я знаю таких крыс, они признают лишь силу и страх, а иначе не отвяжутся. Понимаю — надо было говорить с ними как-то помягче, не так резко, но не выношу мздоимцев. Они хуже падальщиков, питаются страхом чужаков, выгребают у людей последнее… Надеюсь, у этого стражника хватит ума остановиться и ограничиться тем, что мы им дали.

— Не уверена… — вздохнула Варин. — Боюсь, что именно ума на это дело у них не хватит, и от нас они так просто не отстанут. И потом, мы им не дали золотой, а бросили. Впрочем, это уже детали. Эти люди рассчитывали на куда больший куш, и отказываться от него не намерены. Хуже другое: ты унизил старшего из стражников в этом селении, и сделал это в присутствии подчиненных. Так что теперь ему, кровь из носа, но надо восстановить свое имя в глазах подчиненных. А то уважать не будут.

— Все так… Но до некоторых сразу не доходит. Их надо ставить на место.

— Как бы нас на то самое место не поставили… Только позже.

И меня тревога оставила лишь тогда, когда мы покинули этот поселок. Ну и народ!.. Не спорю: в моем поселке стражники тоже были совсем не против положить в свой карман по мелочи, но не более того! Как говорится, знали свою норму, и не превышали ее. Но, вместе с тем, они и за порядком в поселке следили строго, да и сами вели себя куда уважительней, нареканий у жителей к ним не было, разве что так, по бытовым мелочам — как же без того! А тут… Не знаю, как у других, а вот лично у меня все это происшествие на постоялом дворе оставило неприятный осадок в душе.

Мы вновь катили по широкой дороге, и снова по обеим сторонам дороги появлялись и уходили назад небольшие поселки. Кстати, надо признать — дороги в Нерге хороши. Во всяком случае, та, по которой мы сейчас едем, заслуживает самых лучших отзывов. Ровная, чистая, хорошо мощеная, без трещин и рытвин. Чувствуется, что за ней присматривают, и вкладывают немало сил, да и средств тоже в поддержание порядка на ней. На этой дороге нам не раз встречались небольшие группы наголо обритых людей с железными полосами на шее, одетых чуть ли не в одни набедренные повязки — это рабы под присмотром надсмотрщиков заделывали на дороге выбоины от колес, собирали мусор, подтаскивали камни для ремонта… Тщательно заделывались даже небольшие выбоины.

Теперь мне понятно, кто следит за тем, чтоб дороги в Нерге были на зависть — на то имеются рабы, причем эти несчастные люди работали, почти не разгибаясь, весь день, даже в полдень, в самую жару, отвлекаясь от работы всего на миг, чтоб смахнуть со лба пот. От закованных невольников просто исходило ощущение равнодушия и безысходности, и на проезжающих мимо них людей они почти не обращали внимания. Так, лишь на шаг-другой отходили в сторону от катящих повозок, да еще старались не попасть под копыта лошадей. Впрочем, у них и не было возможности понапрасну глазеть по сторонам, или наблюдать за проезжающими — стоило кому-то из надсмотрщиков решить, что хоть один из рабов отлынивает от работы, как в дело пускались плети… Как я успела понять, жестокость по отношению к невольникам здесь была в порядке вещей.

Кроме того, не раз на нашем пути встречались караваны рабов. Кого гнали для продажи на рынки, кого уже с этих самых рынков… Люди, понуро бредущие там, были скованы, и среди них не было ни одного, на ком не было бы следов от плетей надсмотрщиков. Что тут скажешь — с невольниками здесь не церемонятся. Мне невольно то и дело приходил на ум тот караван, который в свое время остановился в нашем поселке. Теперь-то я понимаю, что Кисс был жестким, но не жестоким, хотя все равно вспоминать про то мне было неприятно. Не думаю, что, и сам Кисс испытывал иные чувства. Каждый раз, встречая на пути очередной караван, парень внешне выглядел совершенно невозмутимым, но я-то видела, что эти встречи пробуждают в нем далеко не самые лучшие воспоминания. Сам виноват, нечего было связываться с Угрем… Хотя не мне его судить. Догадываюсь, что сейчас Кисс ругает себя куда больше…

Однако, сколько же здесь невольников из самых разных стран, и почти все они — молодые люди, которым бы надо создавать свои семьи, растить детей, работать на себя, или же просто жить… Сколько же невольников сгоняют сюда из самых разных стран! Уму непостижимо… Страшно представить, сколько чужих жизней безвозвратно вбирает в себя Нерг, безжалостно перемалывая в порошок их судьбы! И длится это годами, десятилетиями, веками… Высокие Небеса, куда только их всех гонят, этих рабов? Зачем стране колдунов столько невольников? Впрочем, это не вопрос. Весь Нерг построен на подневольном труде…

Рабов хватало везде, причем эти люди с железным ошейником встречались даже в небольших деревушках. Как видно, в здешних местах иметь раба при своем хозяйстве было так же привычно и обыденно, как и иметь скот в хлеву. Судя по всему, цена человеческой жизни здесь не была высокой, раз рабы имелись даже у многих, сравнительно небогатых, крестьян.

Впрочем, стражников на дороге тоже хватало. Ежедневно нас останавливали для проверки не менее десяти раз, и, не будь при нас охранной грамоты жрецов, то, боюсь, количество мешков на наших телегах могло значительно уменьшиться. По счастью, охранная грамота жрецов пока что неплохо действовала, так что стражникам только и оставалось, как цепляться к чему-то иному. Для этого больше всего подходила наша подорожная, которую требовали почти все стражники, встречавшиеся на нашем пути.

Более того: стражники так дотошно изучали нашу подорожную, что постоянно находили в ней какие-то непорядки — то чернила полустерты, то текст непонятен, то печать размазанная, или же, наоборот, слишком четкая… Каждый раз таких случаях нам предлагали проехать для проверки в ближайший дом стражи, но необходимость в том сразу же отпадала, стоило стражникам получить несколько монет. После этого выяснялось, что все документы в полном порядке и мы можем беспрепятственно продолжать свой путь.

Н-да, надо признать: с такими стражниками, что есть в Нерге, бандиты не нужны. Только дай слабину — и те стражники обдерут тебя не хуже целой шайки придорожных лиходеев.

Я же с неослабевающим интересом смотрела по сторонам. Местность вокруг не только совсем не похожа не только на мою родную Славию, но отличается даже от Харнлонгра. Здесь, в окружающем нас мире, не было ни веселой зелени лета, ни ярких красок осени, ни холодной искристости зимы. Думаю, в этих местах и слыхом не слыхивали ни о бескрайних дремучих лесах с их чистым целебным воздухом, ни о загадочных болотах с россыпями ягод и надоедливой летней мошкарой… Тут сухая песчаная земля с редким островками желтой травы сменялась гористой местностью, кое-где покрытую чахлой растительностью. Однотонность и уныние, хотя рассветы и закаты в здешних местах поражали своей красотой…

Попадались, конечно, ухоженные и зеленые участки земли, радующие глаз, но они, как правило, находились подле водоемов, и были отгорожены от остального мира изгородями и заборами. Это была чья-то личная собственность. Естественно, эти земли с роскошной растительностью на них принадлежали вовсе не простолюдинам. Те на них работали. А эти прекрасные плодородные почвы были имуществом или местных богатеев, или жрецов, и всем прочим людишкам, как из числа местных жителей, так и из проезжающих мимо, без разрешения хозяев было категорически запрещено нарушать границы этих частных владений. Насчет подобных земель нас заранее предупреждали еще дома: в Нерге в отношении них установлены очень суровые законы — за самовольное появление чужаков на землях, принадлежащих богачам или жрецам, нарушителям грозит или огромный денежный штраф, или же хозяин этой самой земли имеет полное право оставить у себя незваного гостя до тех пор, пока бедолага, по ошибке забредший на чужую землю, полностью не отработает свой долг перед хозяином. Что же касается размеров этого самого долга — то тут уже все решал хозяин. Частенько случалось и такое, что штраф оборачивался пожизненной кабалой…

Так что нам оставалось лишь отводить взгляд от манящей прохлады редких оазисов, и смотреть на холмистую песчаную местность, выжженную безжалостным солнцем, на поселения с молчаливыми обитателями и на множество солдат, которыми были полны и поселки Нерга и его дороги.

Была еще одна, очень неприятная подробность, о которой не хотелось думать. Ну, можно не думать, но глаза-то у нас, спасибо за то Высокому Небу, имеются. Так вот: в каждом поселке, которое мы проезжали — неважно, маленькое оно было, или большое, но всюду посреди селения стояли глубоко вкопанные в землю столбы, к которым нередко были привязаны или же прикованы люди. Позорные столбы… К ним ставили за малейшую провинность: не уступил дорогу стражнику, косо посмотрел на хозяина, вовремя не отдал долг, без разрешения зачерпнул ведро воды из чужого колодца, и тут часто не имело значения, свободный ты человек, или раб. Так и стоят провинившиеся целый день на жаре и солнцепеке с самого раннего утра и до захода солнца, и каждый из проходящих или проезжающих имеет полное право бросить в тебя чем угодно, да еще и обложить отборной бранью… Кошмар! А что тут такого? — сказали нам. Все так и должно быть по законам Нерга.

Законы Нерга… Лучше бы здесь больше следили за порядком! За эти несколько дней пути на нас четыре раза нападали дорожные бандиты, причем действовали они нагло, особо не таясь. Только вот в отличие от предыдущих нападений это были небольшие банды, человек по пять — семь, которые пытались напасть на нас исподтишка, словно придорожные крысы. Как видно, рассчитывали лишь на внезапность и на случайность… Получив отпор, они, подобно все тем же крысам, чуть ли не рассеивались среди мелких овражков, ям и неровностей земли, которые нет-нет, да встречались неподалеку от дороги.

Ну, а о том, что нас на каждом привале старались обокрасть — об этом я даже не говорю, и так понятно. Несколько раз пытались увести лошадей… И почти все время приходилось платить: стражникам при дороге, отдавать немалые деньги за воду в колодцах при дороге… Коме того, нас частенько останавливали жрецы местных храмов, и Табину приходилось жертвовать небольшие суммы на содержание храма очередного местного божка. Теперь я понимаю, почему сюда так неохотно едут иноземные торговцы, и отчего торговля с Нергом не считается выгодным делом — тут все, что наторгуешь, придется отдать в жадно тянущиеся со всех сторон лапы… Да, вновь и вновь убеждаюсь в той простой истине, что без денег в Нерге проезжающим делать нечего.

Но лично для меня самое интересное было в том, что к нашим парням уже несколько раз подходили какие-то темные личности, и просили помочь им украсть бабу, то есть меня, причем каждый раз нахалы клятвенно обещали, что за свою помощь парни чуть позже получат половину золота, полученного от продажи пленницы, а то и больше… Н-да. С одной стороны это, конечно, лестно, что я все еще пользуюсь спросом, но с другой стороны эти излишне шустрые личности нашим парням в качестве аванса совали такие гроши, что мне было просто обидно. Как видно, приезжих тут считали настоящими ослами, которых можно обвести вокруг пальца… Тот торговец из Узабила, которому Табин в свое время пытался втихую продать весь наш груз мехов — и тот давал за меня во много раз больше. Сквалыги, чтоб вас!..

А если говорить серьезно, то мне не раз вспоминались как-то раз сказанные Вояром слова — молодой одинокой чужестранке в Нерге делать нечего. Без защиты и охраны она вряд ли сумеет благополучно проехать расстояние даже между двумя соседними поселками. Тут и одинокому чужестранцу надо хорошо подумать, есть ли смысл пускаться в путь, опираясь только на свои силы…

На третий день нашего передвижения по дороге Нерга мы встретили одного из колдунов. Как видно, он занимал немалую должность, раз его сопровождал целый эскорт. Человек в непроницаемо-черной одежде, сидящий верхом на прекрасном горячем жеребце… Из-за опущенного на лицо колдуна широкого капюшона я не смогла рассмотреть этого человека. Впрочем, я к этому и не стремилась. Более того — испугалась, как бы он не понял, кто я такая. По счастью, он и не обращал своего высокого внимания на каких-то жалких торговцев, да вдобавок ко всему иноземцев — мало ли кто из этих инородцев ездит по дорогам великого Нерга! Правда, по молчаливому приказу одного из сопровождающих колдуна несколько солдат из эскорта окружили нас, но вид сопроводительного письма жрецов спас нас от проверки. Солдаты отправились догонять своего хозяина, мы вновь продолжили свой путь, а я с облегчением поняла: этот колдун ничего не заподозрил. Очень хорошо.

К вечеру пятого дня пути по Нергу, уставшие как от дороги, так и от обжигающего солнца, мы остановились на очередном постоялом дворе, и здесь нам опять надо было присматривать за своим грузом. Бедные парни, снова им всю ночь дежурить попарно у телег… К сожалению, выбирать не приходится.

За стеной постоялого двора, туда, где обычно ставят перегоняемый скот, остановился на ночевку караван рабов. Из окна нашей комнаты мне было хорошо видно этих людей, которые сейчас ложились спать прямо на земле. Еще вечером, при свете заходящего солнца я отметила для себя, что в том караване были собраны жители самых разных стран, но в основном преобладали кхитайцы, степняки, темнокожие люди из дальних, неведомых мне стран… Среди тех невольников были и люди с куда более светлой кожей — уроженцы Севера… Как они все оказались здесь, какими путями?..

Охранников при караване тоже хватало. Не имею представления, на каком именно невольничьем рынке купили всех этих рабов, но было понятно, что их гонят на рудники. Сейчас за окном темно, лишь около спящих невольников горят два небольших костра. Охранники не дремлют, следят за живым товаром…

— Что, и этим собираешься вынести поесть? — рядом со мной оказался Кисс. — Не советую. В отличие от твоей страны в Нерге подобное сочтут демонстрацией презрения к властям Нерга. В результате сразу же окажешься между рабами, которых ты так жалеешь. Это не предположение, просто здесь именно так принято поступать с теми, кто суется туда, куда его не просят.

— Кисс, не стоит так… Я понимаю, что у тебя еще с детства осталась неприязнь к тем, с кем ты был вынужден делить тот самый рабский барак… Но ведь эти люди, что находятся на дворе — они же не имеют к той давней истории никакого отношения!

— Я это прекрасно понимаю.

— Не знаешь, куда их гонят?

— В каменоломни.

— Понятно…

— Лиа, перестань коситься на меня! — в голосе Кисса были усталость и раздражение. — Не спорю — был виноват, не стоило соглашаться на предложение Угря! Но уж если так вышло… И долго еще ты намереваешься вспоминать о той истории?

— Кисс, не начинай…

— А ты меня не зли! И вообще: отойди-ка ты от окна, а заодно и платок на глаза натяни — на тебя и без того смотрят куда больше, чем нужно для нашей безопасности…

Что-то парень в последнее время стал срываться. Это стало происходить с ним после того разговора с Веном. Не знаю точно, о чем они там говорили меж собой, но Койен ничего не хочет мне рассказывать о той их беседе. Могу лишь догадываться, и то из небольших обмолвок Кисса. А может, причина раздражительности Кисса куда проще — парень просто лучше многих из нас знает, что представляет из себя Нерг, по-настоящему беспокоится обо всех нас.

— Кисс, ты лучше посмотри на небо — здесь оно такое красивое!

— Это верно — парень чуть усмехнулся. — Небо — это действительно немногое из того, на что стоит обратить внимание в здешних местах. Но не надо заговаривать мне зубы, а лучше просто отойди от окна. Думаю, у нас еще будет возможность посмотреть на ночное небо…

Кисс, конечно, прав, но все же… Жаркая южная ночь, небо, усыпанное удивительно яркими звездами… Загадочно и красиво. Прошло уже немало времени с того момента, как я оказалась на Юге, а все никак не могу налюбоваться ночным небом Юга. На моем родном Севере я никогда не видела ни такого непроницаемо-черного неба, ни таких сверкающих звезд. Попроще у нас, и поскромнее.

В середине ночи я проснулась, будто от толчка. Что-то изменилось в окружающем нас мире. Не было ночной тишины, вместо этого раздавался шум, крики, слышался топот бегущих ног… Сомнений не было: за стеной постоялого двора, там, где остановился караван рабов, что-то произошло. Мы бросились к окну.

На месте отдыха людей сейчас ярко пылали два костра — как видно, в еще недавно едва тлеющие угли кто-то бросил по вязанке хвороста. Даже отсюда слышно, как кричат охранники, долетают звуки от ударов бичей, свист плеток… Правда, я так и не поняла, что же там происходит.

— Что случилось? — это лейтенант. — Может, надо помочь?

— Кому именно ты собираешься помочь? — чуть печально усмехнулась Варин. — И как? Похоже, что сейчас кто-то из рабов в том караване попытался бежать. Судя по всему, неудачно…

— Но мы…

— Мы ничего не можем сделать. И не имеем на это никакого права. В Нерге человек, оказавший помощь беглому рабу, сам навек лишается свободы. Лия, даже не вздумай выходить отсюда.

— Я только хотела… — начала было я.

— Лия, я догадываюсь, что именно ты хотела сделать. И понимаю твои чувства. Но здесь мы бессильны. Наша группа оказалась здесь не просто так: у нас есть задание, которое мы обязаны выполнить. Так что нравится вам, или нет, но слушайте приказ: всем спать. Завтра с утра пораньше нам надо отправляться в путь. Я же подежурю до рассвета. На всякий случай. Вопросы есть? Нет? Тогда желаю всем спокойной ночи.

Утром мы узнали: подтвердилось предположение Варин — несколько рабов из того самого каравана попытались бежать. Увы, неудачно. Оказывается, на ночевках и на отдыхе вокруг рабских караванов обычно ставится охранное заклинание, которое предупреждает стражников о том, что некто решился удрать из неволи. Именно это и произошло этой ночью: заклинание беглецы снять или не сумели, или же просто не могли, так что смелая попытка обрести свободу, к несчастью, провалилась. Как нам сказали, в каждом таком караване среди охранников всегда имеется или колдун, или тот, кто владеет магией. Для чего? Именно для таких случаев, чтоб не было проблем с доставкой невольников. Причем от этого колдуна вовсе не требовалось быть великим знатоком темного искусства — ему достаточно было знать заклинания охраны и поиска. В общем, беглецам не повезло…

У нас тоже произошло неприятное происшествие: выяснилось, что под утро кто-то сломал переднюю ось у одной из телег. Причем этот кто-то действовал очень быстро. Как покаялись лейтенант Лесан и здоровяк Оран (именно эта пара дежурила под утро у телег): они отошли от телег всего на минуту, не более — вышли за двери, на воздух, и то лишь для того, чтоб вдохнуть свежего воздуха, а не то у них под утро глаза просто слипались. В доме была тишина, и ранее утреннее время подошло такое, что глаза закрываются сами собой. Однако выяснилось, в то время крепко спалось далеко не всем. Был некто, кто бодрствовал, поджидал удобного момента… Стоявшие на улице ребята, менее чем через минуту после того, как вышли на воздух, услышали звук ломающегося дерева. Вбежавшим парням представилось невеселое зрелище — сломанная ось у телеги… Похоже, что ее кто-то перебил одним, но очень сильным ударом. Тут должны были применить молот, не иначе — все же ось была изготовлена на совесть. К тому же сил и умения у этого человека должно быть немало, да и сам он должен находится в этом доме. Недаром сразу же после совершенного злоумышленник прошмыгнул в дверь, ведущую внутрь постоялого двора, и его поиски ни к чему не привели.

Не знаю, что подумали другие, а мне в голову пришло одно: это сделано вовсе не просто так. Вряд ли кому из посторонних внезапно могла придти в голову подобная глупость. Вот если бы за время отсутствия парней с телеги стащили несколько мешков — я бы не удивилась, а тут… Такое впечатление, будто нам намеренно не дают продолжить путь…

Хозяин постоялого двора недоуменно разводил руками и чуть ли не божился, что не имеет ни малейшего представления о том, кто бы мог сотворить такое безобразие. Но, судя по хитрой роже этого прохиндея, ему прекрасно обо всем известно, и он в курсе всего произошедшего. И чувствуется, что врет, собака, но придраться не к чему! Ведь не просто же так кто-то упорно выжидал, пока появится возможность повредить нашу телегу, а потом ловко сумел убраться с глаз подальше. Чувствуется немалый опыт в подобных делах…

Единственное, что хозяин нам пообещал, так это прислать с утра пораньше мастера, чтоб тот починил телегу за счет заведения. Экое благородство! Что-то хозяин задумал, знать бы еще — что именно. Только вот не хочется мне лишний раз лезть в чужую голову, да и небезопасно проделывать подобное в этих местах. Вполне может оказаться, что неподалеку находится некто, неплохо разбирающийся в магии — и мало ли что… Так что пока подождем.

Варин не стала ругать парней, да и нам самим было понятно: нас для чего-то пытаются здесь задержать на какое-то время. Так что у нас сейчас одно намерение — убраться отсюда побыстрей и подальше. Ведь видим же, что дело неладно, а сказать нечего. Все утро сидим в общем зале, ждем мастера, чтоб тот заменил ось, да вот только долгожданный мастер куда-то запропастился. По словам хозяина, у этого человека много работы. А время меж тем все идет и идет. Прошел уже час с того времени, как мы должны были выйти в дорогу, но вместо этого все еще сидим здесь, выжидаем невесть что… Эх, будь моя воля — давно бы я всех поторопила, да вот только женщинам в Нерге положено помалкивать, рот лишний раз не открывать. И магией пока лучше не баловаться — мало ли что…

Сидеть в душном зале надоело, и мы вышли на двор. Здесь хоть какой-то ветерок дует, и не видно хитрой физиономии хозяина. Самое время отправиться в дорогу, пока не наступила дневная жара… Долго еще этого мастера ждать?

Как раз в это время собрался в путь и караван рабов. Закованные люди выходили из ворот… Невольно отметила про себя: судя по многочисленным синякам на лицах, многим из этих невольников сегодняшней ночью от охранников хорошо досталось.

Я опять слишком долго таращилась на выходящих из ворот невольников, и вновь потеряла осторожность, перестала обращать внимание на окружающих. А этого делать нельзя, тем более в Нерге. Надо смотреть по сторонам… Если б не Кисс, то я бы так и стояла, глядя только на рабов… Парень первым заметил приближающихся всадников, и сделал нам знак «опасность», увидев, что к постоялому двору подъезжает небольшой конный отряд. Крепкие кони, одинаковая справная одежда, хорошее оружие…Личный отряд охраны важного господина — десятка полтора всадников, сопровождающий своего хозяина.

У ехавшего впереди своего небольшого отряда мужчины поверх одежды был надет черный плащ с откинутым на спину капюшоном. Я невольно отменила про себя — плащ сшит из дорогущего кхитайского шелка, причем такой удивительной ткани мне раньше никогда не попадалось: казалось, что и без того непроницаемо-черный цвет отливает всеми оттенками черного… А великолепный тонконогий жеребец всадника стоил целое состояние — далеко не каждый богатый человек может позволить себе иметь такого изумительного скакуна. И без пояснений понятно, что это — колдун с охраной, причем, догадываюсь, колдун далеко не из последних в своем деле. Возможно, один из тех, кто входит в состав конклава… Очень хочется надеяться, что он оказался здесь случайно, проездом, и направляется по каким-то своим делам. По непонятной причине караван привлек внимание этого человека, и его небольшой отряд остановился неподалеку от нас.

Ох, лучше бы мне заранее почувствовать приближение этого всадника и успеть убраться подальше с его глаз! Но сейчас уходить, кажется, поздно. По законам Нерга при появлении колдуна высокого ранга окружающим не стоит сходить с того места, где они находились перед его появлением, и уж тем более в присутствии колдуна не принято совершать резких движений. Охранники сразу обратят внимание, что при одном взгляде на могущественного человека некто кидается прочь со всех ног. Понятно, о чем могут подумать охранники — решат, что у убегающего есть на то серьезная причина не встречаться с их хозяином…

Стоявший рядом со мной Стерен тронул меня за плечо:

— Лия, быстро уходи в дом! — негромко сказал он мне. — Впрочем, уже поздно… Стой, и не шевелись. И не пялься особо по сторонам…

Да, следует признать — я опять едва не прохлопала ушами очередную неприятность… Ну как можно быть такой невнимательной?! Забыв и об осторожности и собственной безопасности смотрела на выходящих из ворот рабов… Давно пора запомнить — не следует постоянно надеяться на помощь Койена, прежде всего надо думать своей головой. Единственное, что я сейчас могла сделать, так это выпустить наружу весь свой страх, прикрываясь им, как щитом, от чужого внимания. Страх — это именно то, к чему привыкли колдуны Нерга при одном своем появлении среди простых людей, и оттого липкие щупальца страха вокруг меня вряд ли покажутся подозрительными хоть кому-то, владеющему магией. Ну, трясется баба от ужаса и страха, так что в том необычного? Да и вряд ли колдун вздумает проверить всех людей, стоявших на улице. Ему сейчас не до того — вон, кивком подозвал к себе хозяина каравана рабов…

Тем временем Кисс, стоявший совсем близко от меня, сделал небольшой шаг в мою сторону, а я чуть качнулась к нему…Этого вполне хватило для того, чтоб я оказалась за спиной светловолосого парня, и уж оттуда наблюдала за происходящим. Со стороны выглядело так, будто насмерть перепуганная баба прячется за надежной мужской спиной. В этом нет ничего необычного…

Пока командир отряда стражников, подобострастно глядя на колдуна и беспрестанно кланяясь, рассказывал ему о предотвращенной попытке побега невольников, я рассматривала всадника в черном плаще. Средних лет, черноглазый, темные с проседью волосы, чуть крючковатый нос, смуглая кожа… На первый взгляд — типичный южанин средних лет, каких мы уже во множестве встречали на свом пути. Вот только чувствовалось в этом человеке нечто, роднящее его с проклятым Адж-Гру Д'Жоором…

Не дослушав слов хозяина каравана, колдун оборвал его взмахом руки:

— Как были наказаны ослушники?

— Кнутом, и…

— Этого мало. Давайте их сюда. А остальные пусть посмотрят.

По взмаху руки хозяина охранники вытолкнули из толпы невольников пятерых людей, закованных в цепи. Так вот кто пытался вырваться на свободу… Судя по разрезу их глаз и по своеобразным чертам лица, пусть сейчас и покрытого синяками, вся эта пятерка была родом из Узабила. Вновь та же страна, откуда в нашу страну приехал Бахор, тот самый парень, что погиб на моих глазах в застенках Стольграда… Еще несколько человек из той самой страны сейчас стоят перед колдуном, и, судя по всему, ничего хорошего сейчас их не ждет, и ждать не может…

— Так… — голос человека в черном плаще был полон холодного презрения, — так, значит, вы хотели бежать? Грязные ничтожества, которым выпала великая честь трудиться во славу великого Нерга — вы смеете отвергать эту высокую участь, отказываетесь с благодарностью принимать то, что вам было милостиво послано Великим Сетом! Уже за одну только мысль о том все вы заслуживаете смерти! Но я справедлив, и поэтому буду судить непредвзято. Отвечайте: что вы можете сказать в свое оправдание?

Я думала, ему никто не ответит, но тут заговорил один из них, молодой мужчина, у которого почти полностью заплыл левый глаз, да и вся левая половина лица представляла собой один большой синяк. Да уж, досталось тебе, парень, от охранников за попытку бегства! Они от души постарались, вымещая на тебе свое зло…

— Великий господин, да вечно продлятся дни твоей жизни, будь милостив! Просим твоего суда и справедливости! На нас обманом надели эти рабские ошейники! Я, и мои товарищи — мы все свободные люди, крестьяне, все родом из благословенного Узабила, и всю свою жизнь работали на земле, выращивали хлопок и дыни… Не так давно через наше село проезжали торговцы из Нерга. Они наняли нас, чтоб мы помогли им довезти их товары до Нерга, обещали хорошо заплатить… А вместо того, как только мы оказались в Нерге, эти люди надели на нас ошейники и продали на рынке рабов! Милостивый господин, разве это справедливо?! У меня недавно умерла жена, оставив троих маленьких детей, которым, кроме меня, надеяться не на кого… Я должен вернуться домой, чтоб вырастить ребят! И мои товарищи… Их тоже ждут дома! Да если б не то щедрое вознаграждение, что пообещали нам проезжие торговцы, то разве мы бы покинули свой благословенный Узабил!?. Рассудите нас по справедливости, великий господин!..

— Замолчи! — брезгливо бросил колдун. — Я все больше и больше поражаюсь людской неблагодарности. Вам выпало счастье оказаться в Нерге, трудиться для его блага, умножая славу и могущество этой великой страны, осененной благодатью небес! Вы же, вместо того, чтоб возблагодарить за эту доброту Великого Сета, думаете о своих никчемных детенышах, бунтуете и не подчиняетесь. Да мне бы следовало заживо содрать со всех вас шкуру уже только за то, что в ваших диких головах могла зародиться мысль о том, что можно выйти из-под власти великого Нерга! На ваше счастье, я обещал судить милостиво, и оттого наглядный урок по сниманию шкуры отменяется. Но и оставлять без последствий подобное дерзновенное желание каких-то грязных рабов я тоже не намерен. Поэтому радуйтесь, неблагодарные: ваша смерть будет куда более легкой, чем вы того заслуживаете!

Ответом ему было молчание. А что тут скажешь? Да и зачем что-то говорить, если было понятно с самого начала, что колдун просто так не отпустит… Впрочем, тому и не нужны были слова оправдания…

— Хочу, чтоб все знали… — колдун говорил не повышая голоса, но, тем не менее, в тишине его было хорошо слышно. — Каждый, кто осмелится пойти против законов Нерга, и каждый, кто попытается ослушаться приказа своих хозяев или охранников — тот будет наказан. Все должны увидеть, что бывает с непокорными, или же с теми, кто пытается пойти против воли хозяев Нерга…

В первый момент я не поняла, отчего все пятеро внезапно зашатались и повалились на землю, причем трое из них страшно кричали, а у двоих из горла ручьем хлынула кровь… Люди умирали, причем умирали в жутких мучениях…

Глядя на бьющихся в предсмертных конвульсиях людей, мне вновь вспомнился Адж-Гру Д'Жоора — он тоже предпочитал наглядно демонстрировать свою силу и свое превосходство, а вместе с тем как свою власть над людьми, так и презрение к ним. Вот и этот колдун смотрел на гибнущих людей с чувством выполненного долга, а их крики вызывали у него лишь чувство удовлетворения. Вон, на его тонких губах появилось отдаленное подобие презрительной улыбки. Свершил, дескать, справедливый суд для наведения порядка… Очень немногие поняли, что этот человек своим колдовством вызвал у двоих разрыв сердца, а троим залил в кости кипящее масло… Скотина! Он еще и разнообразит вид казни… Да разве эти бедные люди заслужили подобное?! Мало того, что их обманом заманили в Нерг, так еще и убили в этой проклятой стране!.. И все, кто только находился рядом, все стояли и молча наблюдали за гибелью несчастных — понятно, это же самое будет с каждым, кто вступится, или же проявит хоть тень сочувствия умирающим людям…

Когда же стихли крики умирающих, и их скрюченные тела замерли на земле в нелепой позе, колдун обвел тяжелым взглядом всю толпу замерших в испуге людей, и заговорил снова:

— Запомните, это будет с каждым, кто вздумает противиться воле Великого Сета — прозвучал в тишине хорошо поставленный голос колдуна. — Эту сдохшую падаль закопайте у дороги, а лучше бросьте их трупы вдали от селения. На прокорм диким животным. Что касается остальных рабов… В наказание за то, что не сообщили охране о том, что готовится побег приказываю сейчас же выпороть каждого третьего, и всем, без исключения, не давать воды до заката. Пусть запомнят: в следующий раз, если кто вздумает бежать, а они о том промолчат и не предупредят своих хозяев, то им всем вновь придется пройти через плети и жажду. На будущее умнее будут… Все, исполняйте — и, не прощаясь, колдун тронул поводья своего коня.

Уф, спасибо Пресветлым Небесам, этот человек не обратил на нас никакого внимания. Я перевела дух только после того, как он скрылся за поворотом. Кажется, я была права в своем первоначальном предположении — этот человек занимает высокое положение в конклаве колдунов. Сильный, мощный колдун, настоящий мастер своего дела, если можно так выразиться. Меня же он не заметил просто потому, что ему не могло придти в голову, будто на простом постоялом дворе небольшого селения, среди обычных проезжающих, может оказаться некто, обладающий какой-то частью его силы. Да, к моему великому сожалению, только частью… Не хотела бы я встречаться на узкой дорожке с этим человеком — все одно проиграю…

Пока охранники снимали с мертвых тел кандалы и ошейники, я смотрела на дорогу, вслед уехавшему колдуну. Вот теперь чувствуется, что я — в Нерге, где признают лишь одно — силу и власть. А еще — повиновение через жестокость, хотя, на мой взгляд, жестокость может родить только ожесточение, или же ответную жестокость. И все равно: эти пятеро, что только что погибли на наших глазах — они молодцы! Их до конца так и не сломили. Парни улучили момент, попытались бежать… И ведь ушли бы, если б не то самое охранное заклинание, пропади оно пропадом! Что ж вы, ребята, этого не предусмотрели? Или просто понадеялись на «авось»? Ведь и место для побега выбрали правильно — несколько дней пути, и они в Харнлонгре, а оттуда беглецов назад в Нерг не выдают…

Я посмотрела на Кисса, и у нас обоих в голове была одна и та же мысль: убраться бы отсюда поскорей! Только что произошедшая на наших глазах сцена оставила гнетущее впечатление. Назад пойти, что ли, на постоялый двор? Пожалуй, лучше не болтаться лишний раз на улице, а посидеть в помещении, причем спрятаться под крышу надо поскорее… И, в конце концов, где этот самый мастер по починке телег, которого мы все еще ждем? Что-то он сюда совсем не торопиться…

Стерен и здоровяк Оран находятся у телег, а мы уже более двух часов сидим в общем зале, чего-то ждем. Недавно пришедший мастер что-то долго возится с телегой. Вон, уже и лейтенант Лесан пошел выяснять, в чем там дело, а не то время все идет, а толку нет…

Наверное, после гибели на наших глазах нескольких рабов, на душе у меня тяжело. Да еще до нас то и дело доносятся звуки ударов и крики людей — это охранники при караване со всем старанием исполняют приказ колдуна, порют каждого третьего… Когда же все это закончится?!

Естественно, все происходящее никак не способствовало улучшению настроения. Отчего-то мне вновь вспомнилась сестрица. Как она там, бедная, мается со своим бездельником? Несчастная моя, глупенькая девочка, тяжело ей, наверное, приходится… И, главное, пойти ей в поселке не к кому, на жизнь пожаловаться, тяжесть с души снять… Нет у нее подружек задушевных. Не заимела… Ну, у меня-то понятно, отчего их не было: работала от зари до зари, еле выкраивала время на сон, да и за ворота меня почти не выпускали. Да что там за ворота — бывало, по седмице слова вымолвить не дозволялось… А у сестрицы все по другому было. Она знала, что хороша сверх меры, со всеми девчонками свысока держалась да насмешничала. И бабушка ей ни в чем не отказывала, потакала всем капризам, в шелка и бархат одевала даже в будний день… А кому из девушек захочется рядом с собой видеть такую красавицу? Да еще и с острым языком, который она и не думала утихомиривать — всем в глаза говорила, что думала, хотя иногда свое мнение не помешает и попридержать. Не всегда другому надо знать, что ты о нем думаешь, да и не всегда это требуется…Вот оттого-то и вышло так, что, кроме меня, никого у сестрицы нет, не к кому пойти, душу излить.

Бедная, как же ей сейчас плохо! Представляю, как разлюбезный муженек ее до слез доводит, и некому защитить бедную девочку! Я это не просто чувствую, я это знаю, и, что хуже всего, сейчас ничем ей помочь не могу! Эх, бабушка и матушка, ну отчего вы растили ее в таком баловстве, неге и вседозволенности? Неужели не понимали, что Дая совсем не готова к нашей простой суровой жизни, где очень многое складывается совсем не так, как бы нам того хотелось?!

Я настолько глубоко ушла в свои мысли, что вновь непростительно отвлеклась, и к действительности меня привело чувство опасности. Тренькнуло, как туго натянутая струна… Да что со мной такое творится!? Разве можно быть такой непростительно беспечной, причем не где-нибудь, а в Нерге?! Ведь просто кожей ощущаю — рядом творится нечто неладное…

Оглянулась: в зале, кроме нас, других посетителей не было. Лишь хозяин за стойкой переставляет кружки с места на место, да еще косится в нашу сторону… Но чувство опасности все равно дает знать, что надо быть настороже.

— Варин, тревога…

— В чем дело? — повернулась ко мне женщина.

— Точно не скажу, но чувствую, что сейчас нам лучше быть всем вместе. А трое наших на конюшне… Может, стоит их позвать сюда?

Ответить Варин не успела. Распахнулась дверь, и в зал ввалилось с десяток стражников, да еще и с пяток охранников из того самого каравана. Эти-то что здесь делают? Или расправа над невольниками подошла к концу? Не похоже — крики людей все еще слышны, так же, как и звуки ударов… Может, охранники пришли перехватить перед дорогой кружку-другую местного вина? Ну, это вряд ли: им сейчас не до того, да и после неудавшегося побега невольников они не будут позволять себе ничего лишнего, тем более что колдун и на них нагнал страха…

Но не это было самым удивительным. Я вначале даже не поверила своим глазам — с ними был тот самый вертлявый таможенник с нехваткой зубов, которого мы встретили сразу после перехода границы с Нергом. Вот уж кого я меньше всего ожидала увидеть — так этого задохлика. Он что, направился вслед за нами еще от Тру'е? Неужто в одиночку за нами пустился? Не ожидала от него подобного. Если так, то… Сердце зашлось от неприятных предчувствий.

Вперед выступил один из поселковых стражников, молодой мужик с изрытым крупными оспинами лицом. Судя по всему, он был главным среди поселковой стражи.

— Вы все арестованы.

Что за бред?! Может, здесь принято шутить так, по идиотски? Я взглянула на Варин — она была серьезна. Да и по виду наших парней можно было сказать одно — шуткой тут и не пахнет.

— Я не понимаю… — Варин развела руками, как будто не могла найти слов.

— За что? — это в разговор вмешался Табин, который тоже понял, что сейчас нас ждут большие неприятности. Может, удастся откупиться?

— Нам стало известно, что вы возводили хулу на имя Великого Сета.

— На кого?

— Так, — довольно заулыбался стражник, — так, теперь я обвиняю вас еще и в том, что вы не знаете Великого Сета и не признаете его.

— Погодите… Да с чего это вы взяли, будто мы говорили что-то непорядочное о… Великом Сете? Это какое-то недоразумение! И мы не понимаем…

— Все сказанное нами — подтвержденный факт. И чего тут можно не понять? К нам поступили сведения, что кроме хулы, вы выступали перед жителями Нерга еще и с противозаконными речами, а это уже, милые мои, такое тяжкое преступление, что хуже редко бывает!

— Но это же неправда! И вы не смеете обвинять невесть в каких грехах честных торговцев!

— Ха, честных! У меня имеется свидетель, подтверждающий все обвинения…

— Какой еще свидетель?

Вперед вышел тот самый таможенник с нехваткой зубов. Понятно… Победно глядя на нас, он заявил с довольной ухмылкой:

— Они, они самые… Подтверждаю все, что только что было сказано присутствующим здесь почтенным слугой порядка и закона. Причем эти люди не только возводили хулу на Великого Сета, но еще и поносили Нерг самыми грязными словами… Мои слова могут подтвердить те служители таможни, через которую в великий Нерг прошли эти самые недостойные торговцы. Увы, но мы слышали их недостойные речи еще тогда…

— Этого достаточно! — стражник довольно бесцеремонно отодвинул задохлика в сторону. — Надеюсь, вы все поняли? Я, как представитель закона, в таких случаях имею право применять те меры, которые сочту нужными. По законам нашей страны при столь серьезном обвинении вы должны быть без промедления отданы под суд. Ну, а так как на сегодняшний день я являюсь единственным судьей в этих местах, то именно я должен принимать окончательные решения, вершить суд и выносить приговор. Обвинение, выдвинутое против вас, более чем серьезное, и потому не будем понапрасну терять время на никому не нужные формальности. Так вот, опираясь на слова свидетеля, человека, заслуживающего всяческое уважение, я приговариваю всех тех, кто был замечен в действиях, направленных против великого Нерга, к наказанию. Хула и поношение Нерга — одно из самых тяжких преступлений, и должно караться соответствующим способом. За это тяжкое преступление властью, данной мне Нергом, вы все признаны виновными и приговариваетесь к пожизненным каторжным работам во имя Великого Сета и во благо нашей страны.

Я растерянно оглянулась на своих спутников. Все были серьезны — понятно, что мы внезапно столкнулись с большими неприятностями. Даже очень большими. А Табин — тот чуть ли не вжался в стену, как видно, и он не ожидал ничего подобного. Но, тем не менее, бывший управляющий попытался выяснить, что произошло.

— Послушайте, но вы не можете говорить об этом серьезно! Чушь какая-то! И мы не понимаем, о чем идет речь!..

— А я и не ожидал, что до вас быстро дойдет… Ничего, со временем разберетесь, что к чему. А так как я вовсе не намерен дожидаться, пока через наш поселок пройдет караван осужденных каторжников, то для исполнения вынесенного приговора я передаю вас в находящийся здесь же рабский караван.

— Как… Почему?..

— А нечего на вас понапрасну переводить время моих людей, и тратить харчи, тем более что казенный провиант поберечь не помешает. А охранники в том караване, что остановился сейчас в нашем поселке, доставят вас к месту отбытия наказания, именно туда, где вы будете отрабатывать совершенное вами преступление, и где каждый из вас будет трудом снимать грехи со своей души…

— Уж не хочешь ли ты сказать, урод, что продаешь нас в рабство? — подал голос Трей.

— Я приговариваю вас к искуплению трудом за оскорбление Великого Сета… Э, э, пацан, не советую хвататься за оружие! Что, по молодости лет ума не нажил? По всему видно — не понимаешь, что вооруженное сопротивление при задержании выйдет вам только боком… Ведь ты можно и не дойти до тех мест, куда идет караван, или же на всю жизнь остаться хромым или сухоруким! Мы ж вас убивать не будем, а вот всерьез подранить для ума — это можно устроить без проблем. Вот и придется тебе потом всю оставшуюся жизнь на каменоломнях без остановки рудничное колесо крутить, вместо осла. Все одно ни на что больше будешь не годен…

— Послушайте, — все никак не мог успокоиться Табин, — это какое-то недоразумение! Или ошибка… Вы что, с ума сошли?

— Так, оскорбление стражи при исполнении обязанностей… — оскалился стражник. — Еще одно тяжелое преступление…

— Погодите! — замахал руками Табин. — Может, договоримся?

— Попытка дать взятку! — стражник даже руки потер от избытка чувств. — Да вы, судя по всему, закоренелые преступники! И как вас только земля носит?

— Я думаю… — обратилась было Варин к стражнику, но тот ее перебил.

— Хватит впустую молоть языком! Повторяю: отныне вы все отрабатываете свои грехи во славу Нерга! Гордитесь оказанной вам честью — послужить нашей великой стране, пусть даже и таким образом! Кому и что еще не понятно? Если кто из вас сейчас будет недоволен — сразу огребет в зубы. Все ясно?

— Ты, кретин, как видно, забыл, что мы оказались в этой стране не просто так, а затем, чтоб доставить сюда заказ ваших жрецов! — это уже в разговор вмешался Кисс. — У нас на это и сопроводительная бумага имеется… Знаешь, что будет, если мы к сроку не приедем и товар не привезем?

— Это надо еще разобраться, кто из нас тот самый кретин! — стражник выглядел довольным, словно кот, сожравший не только миску сметаны, на которую рассчитывал, но вдобавок ко всему уволокший и здоровенный шмат ветчины. — И потом, мы только что услышали еще одно оскорбление доблестной стражи при должном исполнении ею своих тяжких обязанностей… Э, мужики, да вы преступники со стажем! Кажись, ни один из вас так и не выйдет из рудников!

— Рудники… — Варин в притворном ужасе схватилась за голову. — Но вы же только что говорили что-то о каменоломнях… Так куда же вы нас отправляете?

— А вам не все равно? Если нет, то пусть это будет для вас сюрпризом. Хотя, что рудники, что каменоломни — особой разницы я не вижу.

В этом он прав. Как говорят в моем родном поселке, хрен редьки не слаще.

— Ты, что, рассчитываешь, что такие проделки вам просто так с рук сойдут? — чуть прищурил глаза Кисс. — Или слышишь плохо? Вы не можете нас задерживать! Мы везем ценный груз! И потом у нас есть…

— Письмо, что ли, сопроводительное? Как же, слыхал… Не волнуйся: про письмо я знаю. Только отныне это уже не ваше дело.

— Но наш груз… — это снова Варин.

— А тебе-то, тетя, чего беспокоиться о грузе? Пусть о нем у твоего братца голова болит! И потом, вы, иноземцы, как я погляжу, совсем плохо о нас думаете! Отныне этот груз — наша забота. Ваш хозяин как ехал с грузом, так и будет себе ехать дальше, прямо к тому пункту назначения, куда он и стремился. Правда, с охранниками у него сейчас напряженка будет — вы же все на трудовые работы попали! Но это не беда — мы люди порядочные, заботливые, законы чтим, и купцу всегда поможем добраться до столицы. Доставим в лучшем виде. И к сроку. Не задержим. Только вместо вас, преступников закоренелых, с ним поедут мои люди. Позаботятся о честном купце, как положено. Ведь он о Нерге ничего худого не говорил? — обратился стражник к таможеннику.

— Этот — нет!

— И очень хорошо! Значит, на этого мужика мой приговор не распространяется. Он себя ведет, как надо, и мы с ним поступим честь по чести. В столицу доставим, где он свой товар сдаст, как положено, денежки за него получит, и с чистой душой и тяжелой мошной к себе домой отправится…

Ага, как же, отправится Табин домой с полной сумой денег, как сейчас вижу! Да он с полученными за меха деньгами вряд ли даже за порог сумеет переступить — сопровождающие сразу золотишко отберут, а самому голову свернут. Не стоит считать других глупей себя…

— А… — попыталась что-то сказать Варин.

— А вы, мои закоренелые, отправляйтесь отрабатывать свои грехи во благо великого Нерга… Все, кончай трепаться! — стражнику, как видно, надоело разговаривать с нами. — А сейчас я приказываю всем вам сдать свое оружие!

— С какой это радости?

— Не умничайте. Я сказал: мужики, оружие — на пол! Я понятно выразился?

— Даже так? — неприятно усмехнулся Кисс. — Понятней некуда… Неясно только одно: вы что, всерьез рассчитываете на то, что мы все покорно поднимем руки вверх?

— Поднимете, никуда не денетесь!

— Погодите, погодите… — испуганно-растерянным голосом спросила Варин. — А как же наши охранники? Я имею в виду тех, что к лошадям ушли?

— Охранники… — презрительно скривился стражник. — К сведению: те ваши ослы, та троица, что ошивалась у телег — они тоже арестованы, и уже в ошейниках. Один, правда, брыкаться вздумал…Пускай теперь подумает о том, как надо себя вести со стражниками Нерга. Так что и вы не усугубляйте свое положение. А иначе…

— Что — иначе?..

Вместо ответа несколько стражников вскинули свои арбалеты, и нацелили их на нас. Ну, то, что стражники принесли сюда уже взведенные арбалеты — это я заметила и раньше, да все надеялась, что не дойдет до дела…Нас пятеро, столько же арбалетов… Конечно, можно было бы попытаться уклониться от арбалетных болтов, и, думаю, у меня бы это получилось. Но вот в том, что больше никто из нас не будет задет — в том я не уверена. От всех болтов увернуться не выйдет, хоть одного из нас, да подранят, и хорошо еще, если не до смерти. Вопрос — что делать?

Я покосилась на Варин. Та, чуть поколебавшись, повернулась к Киссу и Трею, которые стояли неподалеку от нее. Спорить готова, Трей уже и сюрикены приготовил… Может, попробовать пробиться к двери? Но Варин чуть покачала головой из стороны в сторону. Значит, пока надо подождать… И подчиниться. Я ее понимаю — вначале надо сообразить, что к чему, куда нам предстоит идти и что следует делать, а уж потом принимать решения. И все ли мы вырвемся отсюда? Кое-кто может здесь навсегда остаться… Ну, если даже случится чудо и никто из нас будет не ранен — куда бежать дальше? Да и что с теми нашими парнями, что сейчас находятся у телег? Судя по словам этого стражника, они уже арестованы. Если это действительно так, то, может, и нам пока не стоит трепыхаться, а следует чуть погодить, определиться с ситуацией? Надо быть всем вместе…

— По-вашему, мы просто так арбалеты взвели? — стражник был доволен аж до невозможности, чуть ли не сиял от удовольствия. — Кстати, взгляните в окно. Вот там ваши приятели по двору идут, скрученные, как бараны…

Я невольно посмотрела в сторону окна. И верно: по двору тащили связанных Лесана и Стерена, а здоровяк Оран шел сам, но сколько же веревок на нем было накручено!..

— Убедились? Так что, давайте-ка, разойдемся по-доброму, без лишней крови и дырок друг в друге.

Я вновь прикинула про себя: если даже случится невероятное, и никто из нас сейчас не будет задет арбалетным болтом — что нам делать дальше? Возможно, наша пятерка сумеет уйти, бросив груз и телеги, но все одно негоже оставлять здесь наших товарищей. К тому же не помешает разобраться, в чем дело, отчего с нами так поступили…

Об этом же, как мне показалось, подумали и наши парни. Но окончательно все наши сомнения разрешил тяжелый арбалетный болт, вонзившийся у ног шарахнувшегося в сторону Табина…

— Следующий выстрел, парни, один из вас получит в живот. Помирать будете долго… И в мучениях. Так что повторяю: быстро кладите свое оружие на пол! И без разговоров!

— Ох, ребятушки! — Варин повернулась к нашим парням, у которых, судя по всему, не было никакого желания подчиняться приказам стражника. Н — да, со стороны на нее поглядеть — баба перепугана чуть ли не до дрожи в коленях. — Ребятушки, вы уж их послушайте, да оружие-то свое побросайте! А то мало ли что!.. Вон, парни тут какие сердитые — чуть что, сразу стрелять начинают! Еще заденут нас ненароком эти оглоеды, поранят ведь, а то и убьют…

— Во-во, баба, в отличие от вас, понимает, что к чему, и умные слова говорит. Послушайтесь-ка ее, парни! Иначе мы вас подстрелим — иначе никак! а раненому идти ой как невесело!

Ребята скрипнули зубами, но вытащили свое оружие, побросали его на пол. Видно было, что приказание Варин им — поперек горла. Понимаю вас, парни, самой от всей этой ситуации тошно, но раз так сложились обстоятельства… Надеюсь, ненадолго.

Однако стражники так и не опустили свои арбалеты, держали нас под прицелом до тех пор, пока нашим парням не надели железные ошейники, перед этим тщательно обыскав. Изъяли все, что хоть немного напоминало оружие. Трея уже обшарили, вытряхнув из него немало колющего и режущего добра, и, как сказал бы Визгун, как раз начинали шмонать Кисса.

Я взглянула на Кисса — парень был, мало того, что зол, но и не знал, как утаить от стражников свои кожаные браслеты. Вернее, это только на первый взгляд выглядит как обычные широкие полоски из кожи, которыми многие мужчины перетягивают свои запястья, чтоб уберечься от растяжения во время тяжелых работ. На самом деле с внутренней стороны этих полосок находятся кармашки с остро заточенными монетами — бисами, которые могут резать не хуже бритвы. Тогда, еще у Серого Дола, Кисс, как снял их с Четырехпалого, так и оставил при себе. Позже он немного переделал их, и с той поры носил эти кожаные полоски, почти не снимая. Очень ж умело были сшиты эти браслеты, с виду и не подумаешь, что они с начинкой… Помнится, и я в свое время тоже не обратила особого внимания на эти полоски, затянутые на запястьях у Четырехпалого…

Но стражники, думается, не такие раззявы, как я в свое время. Сейчас Киса тщательно обыщут, и поймут, что из себя представляют эти ленты. Думается, стражники с подобными ухоронками сталкивались уже не раз. Большое оружие — ладно, его все равно не спрятать, надо отдавать, а эти остро заточенные монеты в умелых руках могут быть не менее опасны, чем нож. Не хотелось бы сейчас остаться совсем безоружными, а биса — серьезное подспорье… Впрочем, там, в этих тайных кармашках, были не только бисы.

Кисс глянул на меня, и я поняла, что он хотел мне сказать. Мы с ним вообще на удивление хорошо понимаем друг друга… Сейчас он просит помощи, каким-то образом отвлечь внимание стражников… Что ж, можно попробовать.

Нас с Варин тоже обшарили, правда, далеко не так внимательно, как парней. Скорее, это был даже не обыск — так, развлекались, лапали баб от души. Дебилы… У Кисса стражник как раз начал обшаривать его руки. Сейчас дойдет до браслетов, и сразу поймет, что этот такое. Сразу срежет… Так, еще мгновение, другое… Теперь пора.

Я завизжала так, что на меня обернулись почти все, кто только был в этом зале. У двоих мужиков арбалеты в руках дрогнули… Эх, сейчас, пока стражники чуть растерялись, самое удобное время для того, чтоб взять инициативу в свои руки! Но пока решено не буянить, а подчиняться. Стражник, обыскивающий Кисса, тоже обернулся, а я все продолжала орать, вспоминая про себя добрым словом Визгуна. Именно таким образом и надо отвлекать внимание от кого-то или от чего-то…

— Оставьте! — верещала я дурным голосом. — Оставьте меня, я сказала! Не трогайте!

Так, подпустим еще немного визга и воплей. Хм, Трей от удивления брови приподнял, а Варин, кажется, стала что-то понимать. Тоже чуть ли не закудахтала, руками стала махать… Понятно, с перепуга истерика у двух дур-баб приключилась, и было бы удивительно, если бы ее, этой истерики, с ними не произошло!

Должна признать: я чуть перехватила с силой звука. Надо было бы кричать потише… В дверь заглянул еще один стражник, довольно пожилой по возрасту:

— Что тут у вас? Орете так, что до другого конца поселка слышно! Неужто так сложно бабе глотку заткнуть?

— Он, он… — я от возмущения чуть ли не тряслась. — Этот меня… руками хватать вздумал!!

— Да? — хохотнул заглянувший стражник под веселое гоготание остальных. — Это он недодумал — только руками… Можно бы и чем иным проверить — может, у тебя что ценное в другом месте припрятано?

— Ага, у нее там здоровенный кулек с серым лотосом засунут! — довольно заржал еще один страж порядка.

— А ну, кончай гомонить! — снова подал голос стражник с изрытым оспинами лицом. — Хватит время тянуть! Всех проверили? Тогда выводи.

Кисс первым шагнул в сторону двери. Повезло: как я и рассчитывала, обыскивающий его стражник отвлекся на мои вопли, и не добрался до кожаных браслетов Кисса — как видно, сейчас он даже не вспомнил о том, что полностью не обыскал стоящего перед ним человека. По всей видимости, эти широкие ленты на запястьях парня не привлекли особого внимания стражи, хотя в тех кожаных полосках с внутренней стороны, кроме карманчиков с бисами, имеются еще остро заточенные штырьки и еще какая-то хрень…

Так что ни у кого из нас, женщин, ничего опасного, естественно, не нашли. Ну-ну… Кстати, у нас с Варин, к вашему сведению, тоже кое-что припрятано, только вы этого не заметили. Что ж, хорошо уже то, что ни нас, ни парней связывать не стали — как видно, не сочли нужным. Все одно: погодите вы у меня, если встретимся — я вам, стражи поселковые, не завидую. Вот уж что-что, а ваши наглые рожи я хорошо запомнила!

Стражник кивнул головой, и нас окружили охранники из каравана. Передает, так сказать, ценный груз с рук на руки… Ничего, надеюсь, Светлые Боги еще сведут наши дороги, и там мы разберемся промеж собой, как, кому и каким образом надо чтить законы. Но сейчас стражник, чувствуя свою власть, а может, все же желая показаться перед всеми добрым и справедливым, решил прочитать нам на прощание прочувственное наставление:

— Что касается вас… Если вы, парни, с головой, то вы живо поймете, что надо делать, чтоб на каменоломнях не пропасть. А бабы пусть сами о себе позаботятся — авось живо сообразят, как правильно поступить, и в тех местах неплохо пристроиться… В общем, будете вести себя хорошо — всем вам на рудниках легче придется, а если нет… Короче: забирайте во дворе своих приятелей — и пошли все вперед! И чтоб без лишних разговоров у меня! Да, и запомните: по дороге с вами никто нянькаться не нанимался! Будете умными — все с вами будет в порядке, а вздумаете фордыбачить… Хотя вы уже в курсе, видели, что бывает с теми, кто брыкается. Если что — сразу получите то, что положено за непослушание… Ну, счастливо, и пусть Великий Сет воздаст вам по заслугам!

Ох, остряк, как бы тебе собственное остроумие поперек своего горла не встало. Думаю, и у тебя найдутся заслуги, за которые не помешает воздать в полной мере. Погоди, сойдутся еще наши дорожки в узком месте…

Остальных наших спутников, тех, что еще недавно поджидали мастера по починке телег и приглядывали за товаром, мы увидели лишь тогда, когда нас вывели на двор. Вернее, нас не вывели, а грубо вытолкали. Увы, но вид у парней был ничуть не лучше нашего. Если здоровяк лекарь крепко стоял на ногах, безвольно опустив руки, то Лесан зажимал рану на плече, да и у Стерена по затылку стекала кровь. Парни были ранены — как видно, у них без схватки дело не обошлось. Оно и понятно — стали сопротивляться, вот и получили. Надо будет посмотреть, что там за раны они успели заработать. Кажется, хуже всех обстоят дела у лейтенанта Лесана — ему, по-моему, досталось больше всех…

Но, тем не менее, не смотря ни на что, убивать никого из парней не стали. Значит, мы им нужны живыми… Но для чего? Неужели все их разговоры о рудниках — правда? Если это действительно так, то перспективы у нас более чем невеселые…

Стражников во дворе хватало, и все с любопытством поглядывали на нас. Интересно, за сколько они нас сдали в рабский караван? Не скажу насчет остальных, а лично я хотела бы это знать… О, и задохлик с выбитыми зубами тут же ошивается. Надо же, какой въедливый тип оказался! Прицепился, как репей к заднице… Как видно, все это время шел вслед за нами, поджидая удобный случай.

И вот что еще интересно: наши телеги уже стояли посреди двора, причем сломанная ось была уже заменена. Еще из каждой телеги исчезло уже по нескольку мешков с мехами — похоже, кто-то уже забрал свою часть добычи… Кажется, я начинаю понимать, во что мы вляпались помимо своей воли. А вляпываются обычно в одно…

Табин стоял в стороне, и, в отличие от нас, его руки были не связаны, но вот испуган мужик был всерьез. Я его понимаю: он прекрасно осознает, что и его ничего хорошего не ждет, и уже наверняка прикидывает, как ему выкрутиться из этой ситуации.

— Табин… — шагнула я, было, к нему, но охранник грубо оттолкнул меня в сторону.

— Иди! Нечего тут людей задерживать.

— Но…

— Что, на мужика своего смотришь? Так он, в отличие от всех вас, в оскорблении власти не замечен.

Когда мы уходили со двора, я оглянулась… Так оно и есть — Табин мрачно, и в то же время растерянно глядел нам вслед, и я не могу даже предположить, как он может поступить дальше… Но в данный момент меня куда больше интересовало — что делать нам?

Глава 8

Вместе с толпой рабов мы идем уже второй день. Наше появление среди этих бедолаг не вызвало у них особого интереса — ну, пригнали к ним еще кого-то, так что с того… То безразличие, и та апатия, в которой находятся люди, вызвана еще и тем, что всем находящимся пришлось испытать в поселке. Вначале казнь нескольких из них на виду у всех, затем наказание плетьми… Как мы поняли, стражники не стали возиться, отсчитывать каждого третьего, а, не мудрствуя лукаво, высекли всех подряд.

В караване нас уже ждали. Вернее, там ждали только нашего появления, чтоб оправиться дальше. Перед тем у каждого из нас на шее защелкнули тяжелый железный ошейник, запирающийся сзади. Да уж, эта крайне неприятная штука, если ее долго таскать на шее, может на всю жизнь оставить отпечатки на теле — хорошая примета, даже если раб убежит и сумеет избавиться от этой грубой железной полосы на шее.

Чуть позже, идя в толпе незнакомых людей, мы постарались держаться ближе друг к другу. Те трое из наших, которых захватили у телег — они все были ранены, причем у лейтенанта, и верно, рана была довольно глубокая. Мне оставалось лишь сказать — потерпи, парень, до привала, там посмотрю…

В этом караване были собраны, кажется, представители чуть ли не всех стран Юга, с разным цветом кожи, разного роста, телосложения, внешности, но все, как один, молодые и крепкие. Здесь же было и десятка полтора женщин, тоже выделявшихся основательным телосложением. Оно и понятно: для работы на рудниках и каменоломнях нужны сильные люди. И здоровые. Оттого, видимо, мне на первом же привале охранники разрешили осмотреть раны наших парней — дорога займет еще день-два, а если у людей раны воспалятся, то, вряд ли они на своих ногах дойдут до места назначения, пусть даже и идти каравану осталось не очень долго. Ясно, что доставка больных или раненых невольников вряд ли понравится хозяевам рудников.

— Лия, — сказала мне Варин на первом же привале, — ты вот что… Можешь сделать так, чтоб раны у парней зажили как можно скорей? Точнее — очень и очень быстро.

— Не знаю… Можно попробовать.

— Попробуй. Сегодняшней ночью мы постараемся уйти.

— Да уж, надо постараться смотаться отсюда…

У старого вояки рана не опасна — удар по голове пришелся вскользь, не пробил кости черепа. Крови, правда, вышло достаточно, но кровопотерю можно пережить. Стерен ругал себя почем зря, да и остальная парочка наших раненых только виновато вздыхала. У здоровяка Орана еще проще — сильное растяжение обоих рук, даже пальцы не согнуть… Когда парней стали разоружать, то на руках у лекаря, как я поняла, чуть ли не половина поселковых стражников повисла, выкручивая ему руки… А вот с Лесаном было сложнее. У него была довольно серьезная рана предплечья, да еще и ключица сломана… Как я поняла, молодой лейтенант при аресте попытался оказать сопротивление, и с ним церемониться не стали… Рана была глубокая, так что мне пришлось с ней повозиться. Конечно, я помогу нашим парням, чем смогу, но я же не колдунья! чтоб полученные ранения зарастали чуть ли не на глазах!. Хорошо еще, что во время лечения наши парни, как могли, прикрывали меня от чужих глаз. Пришлось пристроить сломанную руку лейтенанта на поддержку, которую я соорудила из своего платка — чего уж теперь прятаться, сейчас куда важней, чтоб травмы у парней затянулись как можно быстрей. Пришлось постараться — сил в их раны я накачала столько, сколько смогла, восстановление должно идти очень быстро, но все равно для полного выздоровления надо пару дней…

По словам ребят, взяли их очень просто. Мастер, который менял сломанную ось, попросил Стерена и Орана попридержать телегу. Ну, те и попридержали… Стоило парням взяться за телегу, как внезапно появившиеся стражники накинулись на них со всех сторон. Стерен сразу получил по голове, на Орана навалились всей кучей, а Лесан все же успел вытащить меч… Ну, вот и получил рану — когда на одного нападают четверо, то итог, как правило, предсказуем.

Видя, как я управляюсь с ранеными, ко мне потянулись и кое-кто из невольников, каждый со своими болячками, которых, как оказалось, у людей хватало в избытке. Оно и понятно: подавленное состояние духа отнюдь не способствует крепкому здоровью, а как раз наоборот — будит, казалось бы, давно забытые болезни и дает им властвовать над телом человека. Хм, выясняется, люди в караване не настолько подавлены, как это может показаться на первый взгляд, все же поглядывают по сторонам, ищут родственные души…

Возможно, это мое умение лечить, и то, что я старалась никому не отказать в помощи — все это немного расположило к нам людей в караване, и Варин воспользовалась ситуацией в полной мере. Глядя на нее со стороны, я только мысленно руками разводила. Сейчас передо мной была не холодная и выдержанная женщина, а испуганная и растерянная баба, хотя на самом деле Варин будет последним человеком, который впадет в состояние паники. Из обрывков разговоров, случайных фраз и обмолвок стражников она довольно быстро сумела выяснить очень многое, а до остального дошла своим умом, анализируя ситуацию.

Тут-то мы и поняли, в чем дело. На том постоялом дворе сошлись интересы многих. Кого именно? Поясняю…

Прежде всего, все те же таможенники, которые с самой границы приглядели наш груз, никак не желали его упускать. Товар редкий, дорогой, цены немалой. Прикинули, сколько за него можно получить — и с той поры почти неустанно шли за нами, дожидаясь удобного случая, чтоб наложить на меха свою лапу. Вот тут-то, на этом самом дворе, и подвернулся он, этот самый случай, которого они ждали так долго.

Все оказалось до неприличия просто. По приказу неких хозяев для работ на каменоломне была куплена очередная партия рабов — ровно сто человек. Естественно, что их всех надо было довести до места в целости и сохранности. Но в дороге — вот незадача! один из стражников, напившись, зарезал молодую рабыню — ему показалось, что она насмешливо улыбается, глядя на него. Еще один, казалось бы, здоровый и крепкий мужчина умер от разрыва сердца. Вдобавок караван сегодняшним утром одним разом лишился еще пятерых рабов, казненных по приказу колдуна за попытку бегства… Тот, кто вел караван, едва ли не схватился за голову — семеро выбывших! Понятно, что по прибытии на место за такие потери с него самого сдерут семь шкур! И это в лучшем случае… Смерть одного, ну, максимум, двух, ему еще могут простить, и то со скрипом, но вот за потерю такого количества невольников ему самому перед хозяевами как бы в долгах не остаться! Еще заставят отрабатывать стоимость погибших невольников. Кстати, это вполне возможно…

Хозяевам каменоломни нет никакого дела до объяснений охранников, что кто-то из купленных ими рабов умер по дороге, или же был казнен по чьему-то там приказу. На все оправдания того, кто вел караван, ему скажут лишь одно: ты сам во всем виноват, не следовало допускать до такого, чтоб гибли рабы, за которых, между прочим, на рынке были выложены неплохие денежки. Тебе, кстати, за то и платят, чтоб доставлял товар до места в целости и сохранности. Мы, дескать, сто человек купили, так что, будь любезен, сотню и доставь, а иначе своим кошельком ответишь!..

Так что тому человеку, кто вел караван, надо было каким-то способом восполнить потерю, или же, если можно так выразиться, восстановить естественную убыль. Ну, как это не называй, а суть не изменится: вместо выбывших невольников нужно было срочно отыскать где-то семь человек, которых никто не станет искать, или хотя бы не хватится в ближайшие дни. Причем этих рабов надо было заполучить даром: денег на покупку новых рабов все одно не было, да и покупать их в этих местах негде — рынков по продаже рабов в этих местах нет.

Наилучший выход — заменить умершего раба кем-то из иноземцев. А что: для Нерга такие пакости не в новинку, это здесь даже большим грехом не считается. На подобные замены гости из чужих стран вполне подходят, тем более что в Нерге никому нет никакого дела до последующих возмущений каких-то там рабов. Мало ли кто из них потом всякие душещипательные истории о себе рассказывает, на несправедливость жалуется, хочет удрать из неволи… А если кто пропавших людей все же искать начнет, то всегда можно сказать со скорбным видом: такое, мол, случается — пропал человек на неспокойных дорогах большой страны, и один лишь Сет знает, где его теперь следует искать… Но все же в этом деле следует проявлять определенную осторожность: все же разное в жизни происходит, можно и на крупные неприятности нарваться — как бы не ошибиться, не утащить кого из тех, у кого имеется влиятельная родня, и чьими поисками позже могут заняться серьезные люди…

Когда хозяин каравана лихорадочно искал выход из своего невеселого положения, и не знал, как подступиться к разговору о том с местным стражами — вот в этот момент к нему и подкатил тот самый беззубый таможенник с весьма интересным предложением. Поговорили они промеж собой, и быстро столковались, решив взять за компанию и местных стражей — все одно без них это дело не провернешь. После чего сунулся хозяин каравана к местным стражникам со своей бедой — не сумеете ли помочь мне в беде не только словом, но и делом? Есть тут на примете людишки из числа тех, кому бы неплохо исчезнуть без следа — мне убыль в невольниках покрыть надо, а вам можно неплохо на товаре этих самых людишек заработать. Да вы, дескать, не бойтесь и не опасайтесь — дело надежное, мы насчет всего этого сами будем помалкивать — все же эта история не из тех, о которых можно рассказывать направо и налево, а с каменоломен никто из них все одно не сбежит… Мне — люди, вам — их товар. По рукам?..

Ну, местные стражники прикинули — хм, а почему бы и нет? Дело вроде безопасное, надежное, можно из всего этого и свою выгоду заиметь, причем немалую. Местные стражи к тому времени уже и сами поглядывали на ценный товарец с Севера, на котором можно было бы неплохо заработать. Даже одну из телег попытались сломать, чтоб людей задержать, и в надежде на долгую остановку разжиться парой мешков с мехами, причем сделать это так, чтоб в будущем свалить всю вину за пропажу на нас же — с жрецами лишний раз конфликтовать без нужды не стоит… Так и договорились: одни забирают людей и об остальном забывают, а другие — стражники вместе с таможенниками, накладывают свою лапу на дорогой товар, и сбывают его сами. Прибыль от продажи мехов, к сожалению, придется поделить пополам меж стражниками и таможенниками, но уж тут иначе никак не выйдет. Рука руку моет… Правда, при том товаре охранное письмо от жрецов имеется, но и это не страшно — как раз одного из иноземцев можно при товаре оставить. На время, пока жрецам меха не сдаст, и деньги за них не получит… Все шито-крыто, и все довольны. Кроме нас, разумеется.

Таким вот печальным образом мы и оказались здесь, среди рабов. Еще раз убеждаюсь — правильно Нерг считают беззаконным! В какой другой стране может произойти подобное? Так что теперь перед нами стоит первоочередная задача — как можно скорей покинуть этот излишне гостеприимный караван.

Железный ошейник, застегивающийся сзади… Ощущения, скажем так, не очень. Однако это не страх, а желание как можно быстрее скинуть с себя это гнетущее железо, которое унижает тебя, велит подчиняться чьей-то воле… А, главное, Койен дал о себе знать, а не то молчал с вчерашнего дня. Как я поняла, он в своей прошлой жизни тоже какое-то время таскал на себе такое, с позволения сказать, украшение…

Еще хорошо то, что с того самого момента, как мы оказались в караване, Кисс постоянно был рядом со мной. Возможно, это глупо, но мы часто даже шли, держась за руки. Я думала, что наши спутники будут коситься на это с недовольством, но нет… Более того, в их глазах отчего-то появилось сочувствие…

В тот день по мощеной камнем дороге нас гнали не очень долго. Еще до полудня, на очередном перекрестке, караван свернул с широкой и многолюдной дороги на одну из тех проселочных дорог, что направлялись вдаль, подальше от тех мест, где мы еще утром были намерены продолжать свой путь. Нас ведут вглубь Нерга, совсем не в ту сторону, куда мы стремились попасть. Эта обычная грунтовая дорога, по которой мы шли сейчас, была плотно утоптана тысячами ног и уезжена множеством колес. Хотя места вокруг были довольно глухие, но на дороге запустением и не пахнет. Как видно, по этой дороге постоянно что-то перевозили, причем довольно тяжелое. Понятно, что здесь начинается дорога на один из рудников. Или каменоломен…

Так оно и было: пока мы шли по ней, нам навстречу то и дело попадались тяжело груженые камнем и каменными плитами обозы с небольшим сопровождением. Как видно, камни не очень ценные, раз охраны немного. Вернее, ее там почти не было: один-два охранника на обоз из пяти-семи телег. Но скорей всего их, эти добытые камни, пока еще просто доставляют в мастерские для дальнейшей обработки — вот после того, как над ними поработают мастера, только тогда эти, невзрачные на первый взгляд каменные глыбы, серьезно возрастут в цене. И понятно, что везут этот камень с тех каменоломен, куда гонят караван…

Каменоломни… Предок помалкивал, но Варин непонятным образом сумела разговорить женщин в караване, и узнала о том, куда нас намерены доставить охранники. И как только она умудряется вызнать столько нужных сведений из, казалось бы, самых обычных разговоров?! Впрочем, кое-что она, сопоставив факты, додумала от себя. Как я поняла, Варин неплохо знала жизнь в стране колдунов.

Как оказалось, нас гонят на каменоломни по добыче оникса. Этот поделочный камень в Нерге очень ценится — он считается покровителем домашнего очага, притягивающим к себе богатство и достаток, и оттого в каждом доме, даже в самом бедном, всегда имеется хоть какое-то изделие из оникса. Во многих храмах, и в домах богатых людей мозаичными плитами из оникса отделаны даже стены комнат и залов. Я уж не говорю о том, что не иметь в доме самую разнообразную посуду из оникса — для жителя Нерга подобное считается признаком бедности. Многие из зажиточных людей собирают в своих домах целые коллекции изделий из этого цветного камня, и в этих собраниях имеется не только посуда, а даже мебель, подсвечники, статуэтки и многое, многое другое. Недаром даже самые последние бедняки держат в своих хижинах хоть какую-то вещь, изготовленную из этого камня, надеясь, что рано или поздно, но она приведет в их дом удачу и богатство. Что же касается женщин Нерга, то у них принято постоянно носить при себе хоть какое-то украшение из оникса, а их, этих украшений, в лавчонках и мастерских продается просто-таки бессчетное количество.

И мастеров по камню в Нерге также хватает, как своих, так и тех, кого привезли с завоеванных земель. Оказывается, в каждой из тех стран, что оказывалась под пятой Нерга, прежде всего отбирались и вывозились в Нерг настоящие, признанные мастера своего дела, в том числе ювелиры, резчики и каменных дел мастера. С того момента, как эти люди оказывались в Нерге, у них была лишь одна задача: работать на благо Нерга, и еще обучать своему мастерству учеников. Так что сейчас в Нерге хватает как прекрасных мастеров по камню, так и талантливых ювелиров, изготавливающих из этого поделочного камня настоящие произведения искусства.

Что касается этого камня — оникса, то в Нерге его хватает с избытком. Так распорядились Небеса, что в Нерге оказались самые большие и богатые запасы этого поделочного камня, и оттого множество людей было вовлечены в работы по его добыче и обработке. Мастера-камнерезы создавали удивительные изделия из оникса, которые могли удовлетворить любой, даже самый изысканный вкус. Этих изделий из камня было столько, что торговцы Нерга даже продавал творения мастеров в другие страны.

Мне некстати вспомнилось, как я сама, еще живя в поселке, не раз видела привозимые иноземными купцами для продажи каменные чаши и стаканы, выточенные с удивительным мастерством. Стоили эти изделия немало, но и изготовлены были просто на загляденье. У нас в доме, правда, изделий из оникса не было, но у кое-кого из состоятельных людей в нашем поселке имелись эти необычные вещицы, приобретенные, скорее, как диковинка, чем как нужные в хозяйстве вещи. С нашей холодной северной погодой посуда из глины или дерева куда привычней, надежней и удобней, да и не мерзнет она, как камень, в нескончаемые зимние холода…

Однажды, правда, было такое: я купила пуговицы из яркого желтого оникса для той рубашки, что в то время шила для бывшего жениха. На одежде те пуговки выглядели просто замечательно, и выглядели как дорогое украшение. Помнится, продавец очень красиво назвал этот камень — медовый оникс. Правда, эти самые медовые пуговки отчего-то быстро оторвались от одежды — камень быстро перетирал даже самые крепкие нитки, так что через какое-то время мне пришлось заменить яркие пуговицы из цветного камня на рубашке Вольгастра. Вместо них я пришила обычные деревянные, изготовленные из морской кости, куда более надежные, пусть и не такие красивые… Что ж, меньше всего я когда-то могла подумать о том, что окажусь в тех дальних местах, где добывают этот самый необычный камень…

Нерг… Кстати, местность, по которой мы сейчас движемся, тоже каменистая, только это, конечно, не радуга обработанного оникса, а серый невзрачный камень, который идет почти сплошняком. И еще — здесь почти нет зелени. Так, кое-где растет редкая желтая трава да торчит мелкий пожухлый кустарник. Камень то и дело сменяют поля, состоящие чуть ли не из одного песка, где не растет вообще ничего. Сухо и пыльно, да еще изредка налетающий горячий ветерок катает небольшие шары высохшей травы. За весь день мы встретили всего две речушки, можно даже сказать, ручейки, текущие среди камня. Да, жить в этих местах тяжело, воды почти нет, а той, что имеется в ручейках, едва хватит на жизнь небольшому селению.

Понятно, отчего колдуны так зарятся на чужие страны. Похоже, что плодородной земли в Нерге немного, а та, что имеется, в основном принадлежит местным богатеям и жрецам. Не могу утверждать, что это происходит во всем Нерге, но в тех местах, где мы уже были, дела обстоят именно так… Чтоб хорошо жить в этой стране, ее правителям надо иметь или немало подземных богатств, чтоб закупать все необходимое за границей, или стараться жить по своим возможностям, или же… Судя по всему, колдуны предпочитают брать все необходимое силой.

Еще Варин выяснила, что до конца пути каравану рабов осталось идти совсем недолго. К вечеру завтрашнего дня люди должны были дойти до того места, где им отныне предстояло жить, трудиться и умереть во благо этой ненасытной страны. Теперь становится понятно, отчего хозяин каравана решил рискнуть и надеть ошейники рабов на иноземцев — у него почти не оставалось времени, чтоб выкрутиться из той щекотливой ситуации, в которой он оказался. Отсюда, по дороге до рудников, имеются лишь небольшие поселки, и из тех поселков очень рискованно красть живущих в них людей — все же это жители Нерга. К тому же в этих местах людей живет немного, все, можно сказать, на виду. Кроме того, похищенных людей могут узнать на каменоломнях, да и местным хозяевам вряд ли понравятся подобные безобразия. Ведь одно дело — иноземцы, и сосем иное — подданные Нерга, за похищение которых может хорошо попасть.

Мы, как могли, старались держаться поближе друг к другу. На всякий случай. Удивительно, но с того времени, как на нас надели ошейники, и мы оказались в этом проклятом караване, каждый из нашей небольшой группы стремится не отходить от остальных. Эти несколько часов сблизили нас куда больше, чем вся предыдущая дорога. Что ж, друзья познаются в беде.

Меж тем я, уже привычно, прикинула про себя: караван охраняет полтора десятка охранников, плюс ко всему слабый колдунишка… Охранное заклинание, надо признать, он ставил неплохо, в заклинаниях поиска тоже разбирался, а что касается всего остального — тут любой деревенский ведун мог дать ему сто очков вперед. Впрочем, от тех колдунов, что сопровождали караваны рабов, большего и не требовалось.

Что касается рабов… Если мы попытаемся бежать, то подвоха с их стороны не предвидится — после того, как на их глазах после неудачной попытки побега убили пятерых, остальные люди были если не парализованы страхом, то очень сильно испуганы. Даже если кто из них что заметит, то вряд ли скажет охранникам: прежде всего, невольники, и без того напуганные, сейчас боятся их еще больше, и потом, неизвестно, как тому человеку в будущем откликнется подобный поступок — такие вещи, как донос, в людской памяти хорошо хранятся… В общем, рабов опасаться не стоит, так же как не имеет смысла ждать от них помощи.

В темноте уйти от охраны и снять охранное заклинание — для нас это не должно быть сложной задачей, справимся. Главное — не только уйти, но и отыскать место, где можно будет укрыться после побега, а не то вокруг лишь равнина, покрытая сухой травой. Будем видны, как на ладони… Хотя, вообще-то, местность вокруг постепенно начинает меняться, появляются холмы, небольшие овражки… Что ж, уже неплохо: когда ночью покинем этот проклятый караван, то, надеюсь, без труда отыщется местечко, где можно будет спрятаться.

Ну, а после того, как удерем, снять с себя ошейники сумеем без особых проблем — эту задачу берет на себя Кисс. Недаром у него в кожаных браслетах на руках имеются острые штырьки, а то, что он может открывать любые замки даже на ощупь, в темноте — это я уже видела. Сейчас же, посмотрев замки в наших ошейниках, Кисс махнул рукой — ерунда, тут штырьки можно не доставать, эти так называемые замки можно открыть даже щепкой! Правда, на это надо время…

Варин еще раз повторила нам план побега. Он был очень прост: поздней ночью, когда все уснут, надо рискнуть, напустить сонный дурман на нескольких охранников, и постараться уйти как можно незаметней. Потом, за день-два, следует каким-то образом догнать наш обоз — он вряд ли успел уйти далеко.

Увы, но так получилось, что мы не сумели уйти из каравана этой ночью. И даже не пытались. Не вышло. В наши планы снова вмешался случай из тех, что невозможно предугадать.

Дело в том, что поздним вечером, когда солнце почти скрылось, караван уже остановился на ночевку, и усталые рабы, получив вместо ужина по куску черствой лепешки, укладывались спать прямо на сухую землю, нас догнал военный отряд. Сотни в полторы человек верхом на лошадях. Уже при первом взгляде на них мне стало не по себе: с головы до ног увешенные оружием наемники из самых разных стран, причем, судя по их зверским рожам, о гуманности и любви к ближнему своему они знают только понаслышке. Если вообще имеют представление, что означают эти слова. Больше всего меня потряс вид ожерелий из высушенных фаланг человеческих пальцев, которые у некоторых из темнокожих солдат были приторочены к седлам… Ужас! Понятно теперь, какие люди идут служить под знамена Нерга.

Как видно, этот отряд солдат направлялся в ту же сторону, в которую следовал наш караван, и командир наемников отчего-то решил, что его люди должны переночевать неподалеку от нас. Принесла же их нелегкая! Бравые вояки стреножили коней, раскинули нечто похожее на палатки, а вскоре в том месте, где расположился отряд, запылали костры, и ветер донес до нас запах жареного мяса. Судя по всему, наемники успели где-то в пути прихватить барашка, а то и двух, и сейчас намеревались провести приятный вечерок с сытным ужином и, можно не сомневаться, с вином.

Еще когда караван рабов только остановился здесь, а солдат еще было не видно, я начинала прикидывать, как нам лучше уйти, и где можно будет спрятаться. Выходило неплохо: после того, как мы покинем караван, самое удобное — скрыться за теми холмами, что находятся неподалеку отсюда, тем более что за ними начинается цепь оврагов, пусть и не глубокая, но достаточно протяженная и изрезанная, со множеством трещин и крохотных пещерок. Лучше не придумаешь, и наш побег почти наверняка должен был обернуться удачей.

Но сейчас от этого плана побега пришлось отказаться. К нашей великой досаде вышло так, что именно меж тех холмов, куда мы хотели направиться после побега, и расположился на отдых отряд наемников… Даже если мы сбежим, обходить этих людей придется по большой дуге, и вряд ли подобное у нас получится — уж очень там много солдат, да и расположились эти шумные люди на отдых не все вместе, а вразброс, там, где каждому из них захотелось остановиться. Я, увидев все это, чуть не застонала от досады — с таким количеством вооруженных людей нам ни за что не справиться! Мы же не сказочные богатыри, чтоб одним махом и без труда укладывать наземь по десятку врагов! Даже если мы все же сбежим, и отправимся назад по той же дороге, что нас вели сюда, то это дело заранее проигрышное — на той равнине нас сразу же отловят, тем более, что помогать в розыске беглых рабов входит в одну из обязанностей солдат Нерга.

Кажется, была раздосадована даже Варин. Как нам поступить, что можно сделать для того, чтоб суметь покинуть этот проклятый караван? И ведь срочно что-то надо придумывать, а иначе нам не вырваться на свободу. Как выразился однажды Визгун, мне в лом работать на благо Нерга, тем более что и называть Нерг великим мне совсем не хочется.

Присутствие солдат ослабило внимание охранников. Если еще утром вездесущие охранники, охраняющие караван, не давали сказать невольникам промеж собой ни слова, то сейчас, когда рядом оказались наемники, рабы получили небольшое послабление. Оно и понятно: в присутствии солдат с таким зверскими рожами не подчиняться приказам охранников, спорить с ними или попытаться бежать может только ненормальный. Догонят в два счета, даже сильно напрягаться не будут, а уж что с тобой потом сделают — об этом вообще лучше не думать. Фаланги отрезанных человеческих пальцев говорят сами за себя, и удерживают от неповиновения не хуже железных оков.

Ни у кого из нас не было растерянности, зато у всех полной мерой присутствовала досада. Из себя выводила одна мысль: надо же было так глупо налететь на неприятности! Что-то у нас с самого начала дороги многое не заладилось. То одно мешает, то другое…

Ладно, сказала Варин, хватит ныть. Нам надо просто немного поменять план побега. Сделаем так: под утро, когда сон особенно крепок, постараемся проскользнуть в сторону холмов, а там уж видно будет. Так что пока всем спать, набираться сил. Через несколько часов Варин нас разбудит.

Так и решили, прилегли неподалеку друг от друга. Хотя за трудный день все мы очень устали, но сон не шел. Тревожила неопределенность, и раздражали крики и песни, доносившиеся из лагеря наемников. Это не страшно, подумалось мне: пока нет сна, можно снова немного полюбоваться необыкновенно яркими созвездиями на бархатно-черном небе — когда на них смотришь, то перед их волшебным сиянием кажутся нелепыми и никчемными все наши земные заботы и вечная суета…

Думаю, у нас все получилось бы так, как мы рассчитывали, если б не солдаты из того отряда… Наемники, чтоб вас!.. Глубокая ночь, меха с вином, хороший ужин, полно свободного времени… Что из всего этого следует? Понятное дело: мужиков потянуло на приключения. А если точнее — на развлечения…

В какой-то момент я просто кожей почуяла — сейчас нас ждут очередные неприятности. Чуть приподнялась на локте… Так оно и есть, с десяток солдат подходят к хозяину каравана, о чем-то с ним говорят… Вон, у них уже и до спора с охранниками дело дошло…

Варин коротко ругнулась, да и наши парни явно напряглись.

— Варин, ты что? — повернулась я к женщине.

— Мужиков потянуло на сладкое…

— Ты что имеешь в виду?

— Лия, иногда я не понимаю, отчего до тебя не доходят самые простые вещи? — заметно, что Варин, обычно скуповатая на эмоции, нервничает. — А ты подумай! Я, еще когда увидела солдат, располагавшихся лагерем неподалеку от нас, именно этого и стала опасаться… Неужели ты все еще ничего и не поняла? Тогда поясняю: солдаты желают поразвлечься. Конечно, рабы в караване считаются чужой собственностью, которой имеют право пользоваться только их хозяева, и законы Нерга в отношении этого весьма строги… Но, если сунуть охране каравана несколько монет, то наши доблестные охранники могут закрыть глаза на небольшое нарушение, и, так сказать, позволить солдатам попользоваться чужим добром на пару-тройку часов…

— То есть…

— А ты соображай сама — давно уже большая девочка, и детский возраст остался далеко позади. Но думаю, что все женщины, и те парни, которых отберут солдаты…

— При чем тут мужчины?

— Не, Лия, ты точно не от мира сего! Поясняю: в армии Нерга у солдат принято развлекаются как с женщинами, так и с мужчинами. В походах не всегда под рукой баба может отыскаться, и оттого здесь поощряется многое из того, на что без всякого одобрения взирают в других странах. А если учесть, что женщин в этом караване мало, а наши парни выглядят куда лучше усталых и изможденных рабов… Так что вывод ясен.

Да уж, ясно, как божий день, что к своему обычному вечернему отдыху наемники намерены прибавить еще небольшое, но довольно приятное развлечение. Хотя насчет небольшого — это еще как сказать, а уж насчет приятного… В любом случае, я в подобных забавах участвовать не желаю. Не сомневаюсь и в том, что вряд ли хоть кто-то из нашей группы захочет проводить время подобным образом. И еще в одном я твердо уверена: если даже произойдет невероятное, и Варин прикажет подчиниться (в чем я глубоко сомневаюсь), все одно никто из нас не потерпит над собой никакого насилия. И будет прав.

— Да уж… — в голосе молодого лейтенанта слышалось омерзение. — Хреново дело. Только вот как нам избежать всего этого? Что делать?

— Видишь ли — Варин с досадой покрутила головой, — видишь ли, я могу только посоветовать, но решать придется Лие. Кстати, в том отряде имеется колдун.

— Я его тоже приметила.

Этого невысокого, чуть сгорбленного человека я увидела давно, да он и не таился. Хотя он тоже был в солдатской форме, но поверх одежды у этого человека был накинут черный плащ с капюшоном. Впрочем, о том, что среди отряда имеется колдун — об этом, еще не видя самого колдуна, я узнала от Койена. Предок этих людей не выносил, если можно так выразиться, всеми фибрами своей души.

— Лия, а он… ну, ты понимаешь, кого я имею в виду. Он тебе ничего не говорит? — Варин пока что говорила иносказательно. Пока нашим парням не стоит знать о Койене, и дело тут вовсе не в том, что Варин не доверяет кому-то из них. Просто неизвестно, как остальные отнесутся к тому, что среди них имеется человек с подсаженной душой.

— Он советует быть осторожнее. Колдун далеко не такой лопух, как колдунишка в караване.

— Этого следовало ожидать… Лия, нужно среди солдат устроить свару, причем такую, чтоб им стало не до нас. И сделать это поскорей. Сумеешь?

— Свару, говоришь…

Я посмотрела на тех солдат, что подошли к нашему каравану. Ага, вон один из них все еще о чем-то договаривался с хозяином, а тот пока что отрицательно мотает головой, хотя и не очень уверено. Возможно, цену набивает. Ну, его согласие — это только вопрос предлагаемой суммы. Хм, а использовать чужую собственность без разрешения хозяев в Нерге не решаются даже наемники — чревато, пусть даже речь идет о такой малости, как рабы…

Так, долго торг не затянулся, все же хозяин и солдаты сумели договориться меж собой, и несколько дополнительных монет, которые вытряхнули наемники в жадно протянутую ладонь, решили дело. Надо же, хозяин каравана больше не опасается, что с него спросят за чужое добро, если с невольниками что худое приключиться. Понятно: каменоломни совсем близко, остался один дневной переход, можно и понадеяться на то, что с рабами ничего страшного не произойдет… По крайней мере, даже если кого из них солдаты чуть покалечат, то это можно будет списать на долгую и трудную дорогу, а невольники все одно ничего не скажут… Ничего, дорогой хозяин, придется развеять твои надежды и еще раз пояснить, что жадность до добра не доводит.

Как оказалось, не только мы, но и те из невольников, кто не забылся тяжелым сном после тяжелого перехода, все они наблюдали за солдатами, и за тем, как хозяин каравана совал в свой карман монеты… Хапуга! Понятно, что солдаты сейчас рабынь к себе погонят, а заодно и мужчин не забудут прихватить, причем отберут из тех, что помоложе, да попривлекательней…

Ага, вот солдаты, стоящие у каравана, что-то громко закричали в сторону своего лагеря, и оттуда донесся довольный рев множества глоток. Меня невольно передернуло — столько животного было в том непристойном крике.

Впрочем, тошно стало не только мне. Женщины испугано зашептались, да и у кое-кого из сидящих на земле молодых мужчин по телу пробежала дрожь отвращения. Некоторые чуть ли не сжались в комок, безуспешно пытаясь стать как можно менее заметными. Многие молитвы зашептали… Как видно, в этом караване подобное уже случалось, сдавали людей внаем, на временную потеху и увеселение. Мало невольникам своих бед, так еще и такое унижение вдобавок! Молитвы к богам о заступничестве — дело, не спорю, хорошее, только вот сейчас нужно что-то иное, куда более простое и действенное. Пусть эти люди ничего не могут поделать, и вынуждены подчиняться обстоятельствам, только вот ни у меня, ни у моих спутников нет ни малейшего желания служить игрушкой для толпы пьяных солдат.

Ну, хозяин каравана, я вновь и вновь убеждаюсь в мысли, что стоит обломать ваш побочный заработок. Только вот мне надо быть поосторожнее, все же в том отряде наемников имеется колдун. Конечно, я и раньше слышала о том, что армейские колдуны обычно не считаются сильными или очень умелыми, но и недоучек в армии Нерга тоже не держали. Никогда не стоит недооценивать противника.

Итак, посмотрим на тех, кто заявился отбирать рабов. Чуть больше десятка мужиков самого разбойничьего вида. Все они уже успели хорошо выпить, все уверены в себе, в своем праве — зря, что ли, за этих никчемных людишек были уплачены такие деньги?! Среди этих рабов еще надо покопаться, отобрать из этой толпы тех, кто получше, помоложе и покрасивей, да тех, у кого формы попривлекательней — вряд ли для работ на каменоломнях отбирают писаных красавцев…

Пока подошедшие наемники окидывали лежащих рабов хозяйским взглядом, я продолжала изучать солдат, что подошли к каравану. Среди них мне надо выбрать одного, причем желательно из тех, у кого мозгов в башке поменьше, а кулаки побольше… Ага, вот и подходящий тип! Мужик со скошенным подбородком и набором метательных ножей за широким поясом. Мало того, что по жизни он забияка и хам, так сейчас еще и выпил больше всех, хотя до полной невменяемости ему пока очень и очень далеко. Этот мужик из тех, кто, так сказать, приняв на грудь, вначале становится задиристым, а потом звереет и лезет в драку. Очень хорошо, попробуем так…

Солдат, шедший позади мужика со скошенным подбородком, внезапно споткнулся и, едва не потеряв равновесие, неловко шагнул вперед, случайно толкнув в спину идущего впереди здоровяка и чуть не сбив того с ног. В другое время мужик со скошенным подбородком, думается, не обратил бы особого внимания на подобное — бывает! ну, может, ругнулся бы разок, или же сам оттолкнул случайно налетевшего на него человека. Но сейчас, разгоряченный выпитым и будучи в боевом настроении (да еще, признаю, не без моей помощи), он развернулся и без разговоров так ударил в лицо упавшего на него человека, что тот просто-таки отлетел в сторону. Товарищи упавшего (тоже, каюсь, не без моей подсказки) накинулись на обидчика, и оказалось, что сторонники мужика со скошенным подбородком тоже не прочь почесать свои кулаки (винюсь, и этих к ярости и желанию поквитаться с противниками подтолкнула тоже я). Драка разгоралась на глазах, просто как огонь в сухой траве, и на помощь солдатам, сцепившимся меж собой не на жизнь, а на смерть, со всех ног бежали их товарищи…

Не прошло и минуты, как рядом с местом отдыха каравана рабов разыгралось настоящее сражение. Крики, ругань, в отблесках костров сверкнуло вытащенное оружие, послышался звон металла о металл, а еще через мгновение раздались вопли раненых…Яростная драка озверевших мужиков, в которой давно забыта причина, но вместо этого в душе живет дикое желание бить, крушить, разрывать руками противника, выплескивать охватившее тебя бешенство…

Естественно, что рабы, увидав подобное, вскочили со своих мест, и бросились кто куда. Их легко понять — пыл схватки вполне может перекинуться и на людей в караване, а ни у кого из невольников не было желания оказаться раненым, зарезанным или затоптанным пьяной солдатней. Что в этот момент главное для обычного человека? Оказаться как можно дальше от места столкновения невменяемых от бешенства людей. Сейчас, когда над беснующейся толпой солдат властвуют звериные инстинкты, а в воздухе запахло кровью, никто дерущихся, кому ты попадешь пор горячую руку, не станет разбираться, кто ты такой, чья собственность, кому принадлежишь, и за кого придется, в случае чего, отвечать…

Невольники бежали кто куда, не слушая криков растерянных охранников, для которых все произошедшее оказалось полной неожиданностью. Сработало охранное заклинание, но сейчас на него никто не обращал особого внимания — не до того! Что ж, хорошо, и даже замечательно: у нас появилась возможность сделать отсюда ноги…

Не сговариваясь, мы кинулись было прочь, стремясь уйти как можно дальше от каравана, в спасительную темноту, и тут стих пронзительный визг охранного заклинания. Как видно, сейчас кто-то или хорошенько врезал колдунишке по зубам, или же просто заставил его снять охранное заклинание. А может, снял сам, своей волей. Последнее предположение мне понравилось меньше всего.

— Быстрее! — повернулась я нашим. — А не то, боюсь…

И тут мои опасения оправдались. Охранное заклинание сработало вновь, только на этот раз оно было куда мощнее прежнего. Вместо раздражающего пронзительного визга стоял мощный рев, едва ли не сбивающий с ног. Тут и думать нечего: в дело вступил колдун из военного отряда. Невольно я отметила про себя: хорошее заклинание колдун поставил, сильное. Вырваться за его границы мы, конечно, сумеем, но вот что нам делать дальше? На наших телах останутся отголоски этого заклинания, по которым нас без труда сумеет найти даже колдунишка из каравана. Я, конечно, постараюсь счистить остатки этого заклинания, но на это, опять-таки, надо время, которого у нас нет. Вряд ли мы сумеем незаметно добежать до оврагов, а если все у нас это получится, то можно не сомневаться в том, что заклинание поиска колдун применит весьма умело. Хотя закрыться от заклинания поиска я, пожалуй, сумею…

Но и здесь нам не повезло: в лагере солдат забили тревогу, и теперь соваться в ту сторону нам не было смысла. Понятно, что солдаты сейчас будут настороже вдвойне, если не втройне, и вряд ли не заметят у себя под носом сразу семерых беглецов. К тому же меня удивило и то, что дисциплина в том отряде наемников была, как говорится, на уровне, и, несмотря ни на что, солдаты вымуштрованы, как надо. Вон, уже от того места, где остановился отряд, солдаты бегут, и вовсе не для того, чтоб принять участие во все еще продолжающейся драке. Наоборот: они кольцом окружают место схватки своих сослуживцев, которые пока и не думают утихомириваться. Но вот около дерущихся появился офицер и чуть сгорбленная фигура колдуна… Как это ни досадно, но наш побег из каравана придется отложить.

При помощи офицеров и колдуна выяснение отношений между солдатами прекратилось почти сразу. Всех драчунов погнали в лагерь, а перепуганных рабов быстро успокоили. Нескольких невольников, все же рискнувших сбежать из каравана и пересекших границу охранного заклинания, не без помощи колдуна очень скоро вернули на место, перед тем всыпав беглецам плетками по первое число и сорвав на них свое немалое раздражение. Растерянный, и в то же время разозленный, хозяин каравана отдал назад полученные деньги. Можно сказать, почти швырнул их обратно, прямо в руки офицера. Я понимаю состояние этого человека: он только что вновь едва не потерял часть рабов только из-за того, что решил немного подзаработать на них в дороге. Если бы в той драке невольники, пусть даже далеко не, но получили увечья (а, судя по жару схватки, простыми царапинами здесь дело ограничиться не могло), то перед хозяевами рабов объясняться все одно пришлось бы ему, и еще неизвестно, чем для него могли закончиться подобные разговоры.

Впрочем, солдаты, хотя и были недовольны, но вслух свое недовольство высказывать не решались, и даже не пытались вновь подкупить хозяина каравана или кого из его охранников. Дело в том, что офицер в том отряде тоже решил наказать своих солдат, как за драку, так и за нарушение дисциплины — наемники так буянили, что без помощи колдуна офицер вряд ли сумел бы так быстро навести порядок среди части своих разошедшихся без меры солдат. Так что до нашего слуха чуть ли не до середины ночи доносились крики солдат, и слышались звуки ударов — похоже, что порядок среди наемников поддерживался весьма жесткими методами.

Но и охранники не спали всю ночь. Хозяин вполне справедливо опасался, как бы сюда вновь не заявились незваные гости, и оттого велел своим подчиненным неусыпно бдеть, не смыкая глаз. Что ж, подумалось мне, хотя бы одно доброе дело сделано — людей в караване оставили в покое хотя бы на какое-то время.

Утром не выспавшиеся, недовольные солдаты стали сворачивать свой лагерь. Судя по хмурому виду некоторых из них, а заодно и по тому, что у кое-кого из наемников были недавно наложенные лекарем перевязки, ночная схватка им вышла боком. Тем не менее, когда караван рабов собрался в дорогу, то оказалось, что отряд солдат пойдет вместе с нами. Вернее, он будет сопровождать нас чуть ли не до того места, куда направляется караван рабов.

Если честно, то меня подобное всерьез обеспокоило. И не одну меня. Насколько я помню, Варин еще вчера из обрывочных фраз и из разговоров охранников поняла, что этот самый отряд солдат с самого утра был намерен отправиться к месту своего назначения, и никоим образом не собирался заниматься охраной невольников. Отчего это вдруг у них так изменились планы? Не хочется думать о плохом, но, похоже, причина — в колдуне. Ему, как я того и опасалась, кое-что вчера показалось странным, или же он уловил следы магии, пусть и слабые. Я, конечно, пыталась их маскировать, но не мне тягаться с хорошо обученным магом.

И вообще: если бы не этот сутулый человек, то мы бы вчера сумели уйти… Хорошо еще, что ночью я сообразила прикрыть магической завесой всех нас от излишнего внимания колдуна. Не спорю: с этой завесой он справится без труда, но для начала с нее следует снять маскировку, а вот ее, эту маскировку, я поставила неплохо, хотя сейчас нельзя быть уверенной ни в чем. Хочется надеяться, что колдун не станет внимательно просматривать каждого из нас — все же здесь сотня рабов, да еще охранники…

Колдун из военного отряда… Я была права — этого человека нельзя даже рядом поставить с колдунишкой из каравана. Прошедшей ночью колдун вновь появился возле того места, где расположился на отдых караван невольников, ходил между рядами спящих на земле людей. Прямо как охотничий пес, пытающийся найти запах ускользнувшей добычи, но чувствующий, что она спряталась где-то неподалеку… Сканировал лежащих, но ничего особо подозрительного не заметил, хотя что-то все же привлекло его внимание. Возможно, остались легкие следы магии, но настолько слабые, что он пока не мог определить: либо кто-то из каравана сумел навести на солдат желание подраться, или же это был некто, подошедший откуда-то со стороны, и снова растворившийся в непроглядной темноте южной ночи…

С утра мы снова шли по дороге в неизвестность, но вот что было много хуже, так это внимание, которое мы стали чувствовать со стороны того самого колдуна из военного отряда. Возможно, вначале он посчитал, что к ночной сваре между его солдатами приложил руку недотепистый колдунишка из каравана, но быстро понял, что в этой истории тот не причастен. Ну, а раз колдунишка — недоучка не имеет к этому неприятному делу никакого отношения, то следует искать кого-то другого. Колдун не спал всю ночь, ожидая, не попытается ли кто вновь применить магию, или рискнет бежать. Я просто чувствовала, как он просматривает каждого из нас, пытаясь найти нужного человека. Высокое Небо, как хорошо, что защита поставлена на совесть, а не то он бы давно отыскал в ней брешь…

Для меня оказалось неприятной неожиданностью встретить в обычном военном отряде столь сильного колдуна. Достаточно вспомнить поставленное им удивительно мощное охранное заклинание, сбивающее с ног, и надолго остающееся на теле… Если при бесконечных нападениях Нерга на другие страны во всех военных отрядах находятся такие маги, то стоит лишь поблагодарить Небеса за то, что они до сего времени не позволили Нергу захватывать одну страну за другой…

Плохо и то, что днем у нас нет никакой возможности бежать из каравана. При таком количестве охранников, разозленных солдат, да вдобавок еще и колдун с каравана глаз не сводит… Радует хотя бы то, что рана на голове Стерена затягивается, у лейтенанта заживление вовсю идет на лад, а у нашего здоровяка Орана руки почти в полном порядке, и в них вернулась прежняя сила. Ладно, что делать, как нам поступать дальше — с этим будем определяться на месте.

Сегодня охранники вовсю поторапливали караван. Еще бы — до конца пути остался всего один дневной переход, и охране хотелось как можно быстрее сбыть с рук порядком надоевших им рабов, получить деньги и вернуться домой, к своим семьям. Нас гнали быстро, останавливались лишь для короткого отдыха. Все заметили, что народу на дороге стало попадаться куда больше, встретились и несколько небольших поселков.

Заметно, что Варин что-то беспокоило, и, чувствую, эта ее тревога была связана не только с неудавшемся побегом. На подобное обратила внимание не только я, но и наши мужчины. Непривычно было видеть прежде невозмутимую Варин столь хмурой и озабоченной. На мой вопрос Кисс недоуменно пожал плечами — не знаю, хотя ее понять можно: наше задание почти что провалено, а подобное вряд ли может радовать. Ну, парни пусть помалкивают, а я не выдержала. На первом же небольшом привале, когда мы все, уже по сложившейся привычке, сидели рядом друг с другом, я не выдержала, и негромко спросила женщину:

— Варин, в чем дело? Извини за вопрос, но заметно, что ты очень нервничаешь. Конечно, можешь и не отвечать, но…

— Нервничаю? — чуть усмехнулась Варин. — Это не совсем верное слово. Точнее будет сказать — я озабочена. И даже очень. Сейчас уже нет смысла скрывать очевидное… Видите ли, я рассчитывала, что у нас получится уйти из каравана хотя бы этой ночью.

— Но, может…

— Может, не может… Так рассуждать нельзя. На каменоломни мы попадем сегодня вечером. О чем это говорит?

— Вообще-то подобное говорит о многом…

— Лия, — вздохнула Варин, — ты, как видно, не в полной мере понимаешь произошедшего. Хотя, наверное, не ты одна… Впрочем, мне давно стоило рассказать вам всем про то, что больше всего беспокоит меня во всей этой паршивой истории. Смотрите: от того селения, где нас забрали в этот самый треклятый караван, и до столицы Нерга — пять дней пути, а до каменоломен — всего два. Так вот, это говорит о том, что у нас в запасе почти нет времени. И дело здесь не только в том, что с каменоломен нам будет сложнее уйти. Вне сомнений — уйдем, в этом можно не сомневаться. Правда, как именно уйдем — об этом надо хорошо подумать. Но сейчас меня куда больше тревожит другое. Вернее, другой. Табин.

— А при чем здесь этот хмырь? — это уже спросил лейтенант — Ведь он, единственный из всех нас, остался на свободе…

— При чем здесь Табин? — а у Варин может быть очень неприятная улыбка. — В данный момент он — самое слабое звено во всей цепочке, и именно от него я ожидаю неприятностей. Вы что, считаете его свободным? Тогда пусть каждый из вас сейчас мысленно поставит себя на его место. Все еще не поняли? Любой человек в сложной ситуации поступает так, как считает нужным, и Табин — не исключение. Сейчас он одинок, растерян, испуган, и проклинает нас за то, что мы не дали ему возможности удрать от нас еще в Харнлонгре. Он, конечно, не герой, но, в то же самое время, далеко не дурак, и прекрасно понимает, для какой такой надобности его пока что оставили на свободе, а не отправили ворочать камни неведомо куда вместе с остальными. Стражники намерены неплохо погреть руки на продаже мехов. К тому же эти люди прекрасно понимают, что за этот иноземный товар от заказчиков-жрецов они получат куда больше золотишка, чем от любого перекупщика — ведь на поставку мехов имеется сопроводительное письмо, по которому Табин должен сдать груз и получить за него деньги в полном объеме. В свою очередь Табин также осознает: как только он получит деньги, тут же ему и каюк. Часа не проживет с того момента, как ему отсчитают последний золотой. Думаю, и из вас никто не сомневается в том, что Табина с такими деньжищами хоть кто-то вздумает выпустить из Нерга. Да еще и с подробным рассказом про то, куда именно подевались все его спутники… Даже если Табин все деньги тем людям отдаст — все одно он обречен. Не для того стражники вместе с таможенниками в том треклятом поселке всю эту кашу заваривали! Итак, что ему остается?

— Заложить нас? — это уже Трей подал голос. — И он постарается сделать это еще до того, как окажется в столице Нерга?

— Совершенно верно. Конечно, можно надеяться на то, что Табин будет тянуть время до последнего, и, лишь сдавая меха, скажет жрецам про то, что у него, дескать, имеются кое-какие сведения, касающиеся как безопасности Нерга, так и врагов этой благословенной страны. И тогда — все, жрецы в тот же миг возьмут его под свое крыло, и отныне стражникам до нашего дорогого Табина не добраться так же, как им не суметь дотянуться до луны на небе! Только вот потом Табин, спасая свою жизнь, должен будет рассказать жрецам о нас, о нашем задании, и с того мгновения колесо закрутится… Но это в лучшем случае.

— А что, может быть и худший?

— Конечно. Остается три-четыре дня до того времени, как наш обоз с мехами доберется до столицы Нерга… Но я не надеюсь на такую фору во времени. Думаю, Табин попросит защиты куда раньше.

— Каким образом? И у кого?

— Ну, мало ли кто ездит по дорогам! Жрецы и колдуны — они тоже не сидят безвылазно на одном месте, у каждого есть свои дела, обязанности… За те несколько дней, что мы ехали по дорогам Нерга, встречали как тех, так и других. Вполне закономерно, что Табин, встретив кого-то из них на пути, вполне может кинуться к нему за помощью: так, мол, и так, имею ценные сведения, которые не только помогут выследить врагов Нерга, но и принести этой стране большую пользу… Можно не сомневаться — его выслушают, причем внимательно. В этом деле главное — выбрать защитника рангом повыше. А что ему терять? И так плохо, и этак не лучше, а себя спасать надо… Все, что последует за этим признанием, можно просчитать быстро: за нами сразу же будет послан конный отряд в полном вооружении, который будет мчаться сюда даже без остановок на короткий отдых… В общем, нам надо уходить, и срочно. Лия, что там с нашими ранеными?

— Да все нормально! — здоровяк Оран несколько раз сжал кулаки. — Как будто и не было растяжения!

— И у меня тоже все хорошо — добавил Стерен. — Голова не болит, и рана почти что затянулась. Вон, и наш лейтенант доволен — заживает, говорит, все на нем, как на собаке! Тоже около дела…

— Не беспокойся, Варин — заторопилась я. — В парней столько энергии накачала, что раны зарубцовываются просто на глазах! Ну, это, конечно, иносказательно… В любом случае, Лесану до полного выздоровления надо еще пару дней. Тогда и ключица полностью срастется, и мечом он владеть сможет…

— К сожалению, нет их у нас, этих нескольких дней…

— Варин, а те каменоломни, куда нас ведут… Разве с них не сбежать?

— Это будет куда сложнее. Что самое плохое: как только мы придем на каменоломни, как нас всех сразу же разъединят. Нас с тобой отправят к женщинам, на те работы, что они выполняют, а с мужчинами еще хуже — раскидают кого куда… В общем, куда сочтут нужным, туда и отправят. Кого — на открытый карьер, кого — в забой… И еще одно: после того, как мы придем на каменоломни, нас, как рабов, должны будут наголо обрить. Как тебе это нравится?

— Ой, а я об этом и не подумала…

— А подумать не помешает. В Нерге наголо обритая голова — первый признак раба, так что… Ты сумеешь нам всем волосы быстро отрастить?

— Не знаю. Может, и нет…

Остальное понятно и без слов: даже если мы позже каким-то образом сумеем удрать из каменоломни, то в Нерге нам делать нечего. Наше задание будет провалено. Если даже после того мы сумеем вырваться из каменоломни, то нам придется или где-то отсиживаться, дожидаясь, пока отрастут волосы (что невозможно), или же убираться домой, спасая свою жизнь. Но, опять-таки, вряд ли мы смеем добраться до границы…

— Тогда что нам делать?

— Единственное, что мы должны успеть сделать — унести отсюда свои ноги в самое ближайшее время. Вопрос — как это сделать?

Верно — это вопрос…

Солнце уже клонилось к закату, когда мы прошли большое поселение, при виде которого охранники оживились, да и немало детишек высыпало навстречу каравана. Как видно, нашего появления здесь ждали. Выбежали женщины, из окон и дверей постоялого двора выглядывали посетители, лениво брехали собаки, разомлевшие на жаре, кое-где в крохотных дворах были видны тощие козы…

Понятно: здесь со своими семьями живут те, кто охранят каменоломни — все те же стражники, охранники. Кроме беспорядочно натыканных невзрачных приземистых домишек, в поселке были строения побольше и побогаче, вокруг которых были небольшие островки блеклой зелени — понятноясно, что в домах обитают мастера или управляющие. В общем, обычный поселок, где проживают те, кто тем или иным образом связан с этой самой каменоломней. На идущих в караване рабов никто из встречающих караван людей не обращал особого внимания — ну, идут себе рабочие существа, и идут, эка невидаль, сколько их шло ранее, и сколько их здесь будет проходить вновь и вновь…

Еще с полчаса хода, и мы дошли до тех мест, где начинались места по добыче оникса. Стоя на возвышении, рабы из каравана с тоской, и в то же время с любопытством смотрели вниз, туда, где отныне будет проходить вся их дальнейшая жизнь. Каменоломня располагалась в небольшой низине, средь высоких скал, на которых почти не было растительности. Один белесый камень… Еще там, внизу, было множество копошащихся людей, повозок, лошадей… Все они с вышины казались совсем крошечными, чуть ли не как муравьи в общей куче. Кто-то из них добывал камень, другие подтаскивал корзины с этим самым камнем к местам складирования, грузили в телеги камень из корзин или же загружал каменные блоки… Да, работа кипит.

Чем ближе мы подходили к каменоломням, тем больше обращали внимание на не замеченные вначале детали. Камнем загружаются последние три телеги — как видно, на сегодня работа на каменоломнях заканчивается. И возницы людей поторапливают. Оно и понятно: вечереет, на землю вот-вот лягут сумерки. Хотя так говорить не совсем правильно: сумерки здесь не ложатся, как на моем родном Севере, а просто-таки падают на землю. Кажется, только-только было светло, и вдруг, можно сказать, всего за несколько минут, воздух темнее прямо на глазах. Конечно, никому не хочется выбираться отсюда в темноте, после захода солнца, тем более что спуск в каменоломню долгий, а телеги тяжело нагружены.

Еще спускаясь вниз, по пологой дороге, мы заметили в скалах, окружающих каменоломню, широкое отверстие — вход в шахту. Как видно, оникс добывали и под землей. Недаром из этого темного отверстия то и дело выходили люди с тяжелыми корзинами.

Единственное, что хоть немного радовало, так это то, что военный отряд, сопровождающий караван, убрался восвояси. Неподалеку от каменоломен, на развилке дорог, отряд отделился от каравана, и направился своим путем, куда и должен был следовать ранее согласно полученного приказа. И что еще радовало — отряд ушел вместе с колдуном, который, спорить готова, очень бы хотел остаться с караваном, и окончательно разобраться с весьма интересовавшим его вопросом — кто же прошлой ночью применял магию? Нет сомнений, что он оставил какие-то сведения о произошедшем хозяину каравана, чтоб тот передал их дальше. Больше того — не удивлюсь, если выяснится, что колдун по собственной инициативе поставил в караване сигнальное устройство, которое сработает, если некто из находящихся в караване людей снова применит магию. Вот тогда поиски облегчатся… Хотя колдун и убрался прочь, но, к нашему великому сожалению, возможности бежать у нас уже не было. Что же делать?

Легкое беспокойство предка я почувствовала, когда мы уже спустились вниз, в долину, и подходили к каменоломням. Такое впечатление, что нам грозит опасность, от которой надо бежать со всех ног. Койен, в чем дело? Ах, вот даже как… О Небо! Только этого еще не хватало! От растерянности я едва не споткнулась на ровном месте. Почему раньше не сказал? Да я уже сто раз слышала от тебя, что надо полагаться только на свои силы! Согласна: поздновато почувствовала, что творится неладное… Ладно, спасибо, что сказал!

— Варин… Парни…

— В чем дело? — женщина обернулась ко мне. — Что случилось?

— Табин… Ты была права насчет него…

— То есть? Говори конкретнее.

— Что, он нас уже заложил? — не очень удивился Стерен. — Быстро…

— Табин, и верно, все рассказал. О нас, и о том, для чего мы направились в Нерг…

— Кому рассказал? — это уже Трей.

— Какому-то колдуну… Табин с самого начала понял, что его ожидает сразу же после того, как он деньги за наш товар получит, а умирать никому не хочется. Вот и улучил момент, когда рядом с нашим обозом проезжал один из колдунов со своей свитой… Колдун, кстати, в немалом звании. Вот и кинулся Табин ему навстречу, крича, что у него есть очень важные сведения, о которых он может сообщить далеко не каждому, а лишь колдунам из конклава… Тут уж стражники ничего не могли поделать, только стояли и тряслись. А колдун, едва услышав про то, что мы пришли в Нерг за утерянными книгами, враз отложил все свои дела, и в нашу сторону повернул…

— Сколько у нас времени? — Варин, в отличие от меня, не тратит лишних слов.

— Точно сказать затрудняюсь, но никак не больше часа. Меньше — вполне возможно. Скоро здесь появится конный отряд, посланный за нами. На подходе еще один. Колдун, услышав о книгах, поднял настоящую бучу, многих задействовал. Мы тут сейчас — как в ловушке… Варин, что делать?

— Единственное, что нам надо делать — это уходить.

— Но каким образом?!

— Еще одна идея. Еще вчера из разговоров охранников я поняла, что нас гонят на каменоломни, где добывают перламутровый оникс, а это очень редкий и дорогой вид камня. И ценится он чрезвычайно высоко, особенно если учесть, что здесь находится единственное месторождение перламутрового оникса не только в Нерге, но и на всем Юге. И разрабатывается оно очень давно, более сотни лет. Но, возможно, и много дольше…

— При чем тут какой-то там оникс, пусть даже и перламутровый? Я не понимаю…

— Потом поясню подробней… Хотя, если коротко, и чтоб вы поняли, что я имею в виду… Видите ли, оникс обычно не добывается отдельно. В тех месторождениях, где встречается этот камень, он находится не один, а соседствует вместе с другими минералами. Хоть с тем же мрамором. И добывают их тоже вместе… А вот что касается перламутрового оникса — тут все иначе. Это месторождение, куда нас привели — удивительно, но оно состоит из одного оникса. Ну, почти из одного. Вместе с тем наиболее красивые и ценные виды этого камня с самыми необычными оттенками добывают не на каменоломне, а из шахт. Тот камень, что добывается открытым способом, он, конечно, очень востребован, но не так хорош, как тот, что находится в глубине земли. Именно там, под землей, находятся слои с самыми красивыми переливами этого перламутра…

— Я все равно не…

— Погоди — вмешался Стерен — Я понял. Варин, ты предлагаешь нам укрыться под землей?

— Ну да! Все одно иного выхода нет! Внизу есть штреки (или как там они называются), где можно укрыться на какое-то время. Или хотя бы попытаться это сделать. Сейчас главное — уйти с поверхности… Посмотрите сами — вон он, вход в шахту! Камень в ней добывают давно, не одну сотню лет, и внизу должна быть широко разветвленная сеть подземных выработок, некоторые из которых могут тянуться очень далеко.

— Но это не выход из положения!

— Это выход на какое-то время, пусть даже на короткий срок. Может, там что придумаем, будем решать по ходу дела. Оставаться здесь, наверху — сейчас для нас это равнозначно признанию своего поражения. Не думаю, что кто-то из вас обирается махнуть на все рукой, и покорно подставить свою шею колдунам Нерга.

— Я лучше в петлю полезу! — вырвалось у меня.

— И напрасно. В Нерге хватает сильных некромантов.

— Ну уж нет, в таком случае лучше вообще в лапы колдунов не попадаться!.. Варин, что я должна сделать?

Женщина несколько мгновений молчала, затем повернулась ко мне:

— Кто из этих — кивнула она головой в сторону нескольких мужчин, стоявших неподалеку от каравана. Судя по их виду, это были именно те, кто руководил работами в этом самом месте. — Кто из них горный мастер? Или хотя бы кто из тех людей хорошо знает все подземные выработки в этих местах? Причем нам нужен самый толковый и знающий…

В это время караван уже не только подошел к каменоломне, но и остановился чуть ли не посередине нее, дожидаясь, пока к ним подойдет кто-то их управляющих. На наши негромкие разговоры никто из охранников не обращал особого внимания — пусть люди болтают, что хотят, охране теперь до этого нет особого дела. По большому счету охранники свою задачу выполнили — довели караван до места, а что касается всего остального — с этим пусть другие разбираются.

Так оно и есть: к нам подошло несколько человек, как видно, присматривая себе работников. А вон тот худой мужчина с недовольным лицом, перед которым стоял хозяин каравана и докладывал, что все в порядке — это, как я понимаю, и есть тот, кто командует здесь. Понятно… Что ж, посмотрим остальных…

— Варин, — прошептала я, кивая головой на невысокого мужчину средних лет, явно имевшего в своей крови немалую примесь кхитайской крови, — Варин, вот этот мужчина и есть тот, кто там подходит.

— Тогда сделаем так…

Не прошло и минуты, как кхитаец подошел к каравану. Окинув взглядом уставших, покрытых дорожной пылью людей, он заговорил, обращаясь к нам.

— Ты, ты, ты… — его палец поочередно указывал на каждого из нашей маленькой группы. — Вы все подходите ко мне…

— Э, Ют-Ань, — недовольно заговорил один из мужчин, стоявших неподалеку, — э, с чего это ты вдруг раскомандовался? Этих еще распорядитель не смотрел! У тебя что, из головы вылетело: это он определяет, кого и куда отправить! Возьмешь тех, кого тебе дадут.

— И бабы тебе зачем? — подал голос еще один из мужчин. — Что ты с ними под землей делать намерен? Никак, развлечься в темноте решил? Шутник ты у нас, оказывается!

— Скажите распорядителю, что я уже отобрал себе людей — кхитаец даже не обернулся в сторону говоривших. — Все, они идут за мной…

— Ют-Ань, да ты что, сбрендил? — вновь встрял первый мужчина. — Или правила забыл? Тогда напоминаю, если у тебя память отшибло: им, кроме ошейников, цепь с камнем на ногу положено надевать!

— Не отставайте… — не обращая внимания на реплики мужчин, кхитаец направился к входу в шахту. Мы послушно направились вслед за ним.

— Э, тебя куда понесло? В шахту? — все никак не мог успокоиться тот, что первым заговорил с кхитайцем. — Так погляди на солнце, а заодно и вокруг — может, сообразишь, что работы вот-вот закончатся. Скоро людей в бараки погонят, а ты под землю вздумал соваться, да еще и с новыми рабами! Или тебе за день голову на солнце напекло?

— Слышь, Ют-Ань, ты, как видно, все же относишься к любителям серого лотоса — крикнул ему вслед высокий мужчина, до этого стоящий в стороне. — Что, совсем ничего не соображаешь? Ты что творишь?

— Пусть идет — в разговор вмешался еще один мужчина из группы. — Не иначе, как наш мастер башкой обо что-то шарахнулся в своих штольнях. Когда за такие фокусы на него самого ошейник оденут — вот тогда он враз поумнеет. Только вот как бы поздно не было…

Не скажу, что кхитаец шел быстро, но и медленным его шаг назвать было нельзя. Главное — мы за ним поспевали, никто не отставал, хотя каждый из нас порядком вымотался после целого дня хождения по дорогам. Ни охранники, ни проходящие мимо люди — никто нас не останавливал. Уже неплохо. Хорошо и то, что особого внимания мы не привлекали: все же сейчас конец тяжелого рабочего дня, все устали, мечтают только об отдыхе, и мысли у людей заняты чем угодно, только не тем, чтоб следить за тем, кого и куда ведет мастер!

Вот и вход в шахту. Нам надо идти туда, в эту самую шахту. Не скажу насчет других, а вот мне немного жутковато оказаться там. Темная дыра в белесой скале… Хотя дырой этот огромный полукруг называть не стоит. Неуважительно.

Когда подошли ближе, то стало видно: как вход в шахту, так и стены, потолок внутри широкого коридора, начинающегося за входом — все укреплено тщательно подогнанными друг к другу тяжелыми блоками, изготовленными все из того же светлого камня. И низким этот коридор не назовешь. Во всяком случае, до его верхнего свода кончиками пальцев смог дотянуться только здоровяк Оран. Да и сам коридор достаточно широк, во всяком случае, по нему в ряд вполне могут идти несколько человек. Ну да, верно, людей сюда загоняют не поодиночке, а группами…

Не знаю, как у кого, а в моей душе этот вход вниз, в темноту, вызывает как страх, и в то же время нечто похожее на беспредельное уважение к тяжелому труду тех, кто, добывая оникс, сумел пробить в камне этот загадочный и немного зловещий путь в недра земли. Можно сказать, здесь находится вход в подземный мир… Думаю, человеческих жизней тут столько положено, что и не сосчитать…

Мелькнула запоздалая мысль: мне же нельзя уходить туда, в этот непроницаемо-темный мрак. Таким, как я, нельзя долго жить в замкнутом пространстве, без неба над головой, а иначе последствия могут быть такие, что… Вот о чем сейчас мне не стоит думать, так это о возможных последствиях — и без того тошно. К тому же, выбор у меня в данный момент небогатый: позади погоня, которая в скором времени должна объявиться здесь, впереди — лежащие где-то в глубине подземные выработки…

Ну уж нет, лучше навек остаться под землей, чем вновь встретиться с Адж-Гру Д'Жоором. По сравнению с ним даже оголодавший зимней порой волк — само благородство. А пока нам остается лишь надеяться на то, что мы сумеем уйти подальше в подземные выработки и спрятаться там понадежней. Правда, неизвестно, на какой срок.

Войдя внутрь, мы с неподдельным интересом смотрели по сторонам — надо же было понять, куда мы попали. Я, разумеется, в горных работах ничего не смыслю, но даже мне понятно, что эта шахта не сотворена богами, а сделана людьми. Долго тут должны были камень выбирать, чтоб получился такой здоровый коридор. Даже я скажу: для того, чтоб здесь сотворить такое, понадобились не десятилетия — века. Высокий полукруглый свод, состоящий из все тех же плотно подогнанных друг к другу блоков, которыми выложены и стены… Нужно признать: все сделано основательно, на совесть. Не знаю, что думают другие, а, на мой взгляд, следует с искренним восхищением уважением смотреть на эту тщательную и основательную работу неведомых мастеров. Хотя если вспомнить, сколько лет этим каменоломням, то подобное не должно удивлять. Слишком богатое и востребованное месторождение, чтоб относиться к нему без должных мер предосторожности и безопасности. За века в этих местах оставлено слишком много человеческих сил и жизней.

Пока мы глазели по сторонам, кхитаец наклонился к стоящей неподалеку от входа невысокой бочке, из которой торчали незажженные факелы, и, не глядя, вытащил один из них. Я бы даже сказала, что это привычный жест, отработанный годами. В ту же минуту Стерен, по знаку Варин, забрал и остальные факелы, тем более что в той бочке их оставалось всего лишь десяток, не больше.

Не оглядываясь, кхитаец шел вперед. Я же, сделав несколько шагов по этому каменному коридору, непроизвольно обернулась назад. Впереди была темнота, мрак, а там, позади, в полукруге входа заходящее солнце бросало на землю свои последние яркие лучи перед тем, как скрыться за горизонтом, уйти на ночной покой. Очень захотелось вернуться туда, где есть теплый ветер, воздух, где можно дышать полной грудью… Только вот нет у нас сейчас иного выхода, кроме как затаиться внизу, среди непроглядной подземной тьмы. Кто-то взял меня за руку. Кисс… Спасибо. Вроде пустяк, но мне враз стало много легче. Иди рядом со мной, котяра, а не то я за себя не отвечаю. Ну да не мне тебя учить, ты и сам прекрасно знаешь, что я могу выкинуть, если на меня вновь накатит черная волна, а я не сумею с ней справиться…

С каждым нашим шагом вокруг становилось все темнее, и вскоре кхитаец зажег свой факел. Остальные Стерен по-прежнему нес на плече. Их мы всегда запалить успеем, тем более, что десяток факелов в запасе — это совсем немного, а мы пока что не знаем, на какой срок их хватит. Интересно: и факел вроде небольшой, и не скажу, что он сильно пылает, но света дает более чем достаточно. Нельзя утверждать, что все видно, как днем, но, тем не менее, светит достаточно ярко. Как видно, такие необычные факелы были изготовлены специально для этих темных мест.

Постепенно ровная и широкая дорога, протоптанная немыслимым количеством ног, стала сужаться, да и свод над нами стал пониже. Во всяком случае, Оран уже свободно доставал руками до потолка. Что ж, все верно: мы спускаемся вниз, и уходим все ниже и ниже… То и дело на стенах пламя факела высвечивало непроницаемо-темные пятна больших отверстий в стене — это были ответвления, ведущие от главной галереи к выработкам по добыче оникса. Неужели во всех этих ответвлениях работают люди? Нет, сказал мне Койен, некоторые из них уже заброшены, другие еще вовсю разрабатываются.

Несколько раз мы встречали людей, идущих нам навстречу. Понятно — они, в отличие от нас, поднимались наверх после очередного трудового дня. Вначале в темноте появлялась светлая точка, или же их было две, а то и три. Однако при приближении каждый раз мы видели одно и то же: стражники сопровождали группы закованных в цепи людей, которые устало брели, таща на себе корзины, полные камня. Потухшие взгляды, тяжелое дыхание вымотанных тяжелым трудом людей… Мало того, что у бедных невольников, кроме железного ошейника, имелись еще и кандалы на ногах, к которым на короткой цепи был прикован округлый камень, пусть и небольшой, но достаточно тяжелый. Как видно, это было чем-то вроде дополнительной предосторожности от возможного побега раба. Когда долгое время таскаешь на своей ноге такую тяжесть, то позже, если даже сумеешь освободиться от нее, все одно будешь ходить, подволакивая под себя ногу. Неплохая примета, по которой опытный глаз всегда сумеет выделить беглеца даже из многолюдной толпы…

Сейчас конец очередного изматывающего и безрадостного дня. В это время рабы обычно поднимаются наверх, чтоб пойти в свои бараки, поесть и забыться тяжелым сном до завтрашнего утра, когда их снова поднимут с первыми лучами восходящего солнца, и вновь погонят под землю добывать этот самый оникс, поделочный камень… И все же я понимаю, что в жизни этих людей каждый день имеется крупинка счастья — это мгновение, кода они покидают мрак подземного коридора и вновь видят солнце, пусть даже и ненадолго. Все равно лучик надежды на лучшее живет в душе каждого из них…

Когда на нашем пути впервые появилась группа невольников, я поняла, что для охранников, сопровождавших этих людей, мы выглядим непривычно, или, вернее сказать, выглядим неправильно. На нас были ошейники, но не было цепей, да и охранников рядом не наблюдалось. К тому же рабочий день подошел к концу, и народ должен был идти наверх, на отдых, а уж никак не вниз, на какие-то работы. На недоуменный вопрос одного из охранников кхитаец ничего не ответил, и все так же продолжал идти дальше. Не знаю, что подумали охранники, но останавливать нас никто из них не стал, лишь проводили недоуменными взглядами.

То же самое произошло и с встреченной нами второй группой возвращающихся людей. Единственное, в чем была разница — не услышав от кхитайца ответа на свой вопрос, охранники ругнулись нам вслед, причем довольно зло, но никто из них не стал отставать от своих и догонять нас. Можно не сомневаться в том, что, выйдя на поверхность, они сообщат кому надо о непонятном поведении горного мастера.

Зато, в отличие от них, оно, это поведение кхитайца, было понятно нам. На каменоломне имелись подземные выработки, где добывали этот самый оникс, и некоторые из этих выработок могли тянуться очень далеко. Не исключено, что у некоторых штолен имелся выход на поверхность. В одну из них нас и вел кхитаец. Просто я велела этому человеку отвести нас в одну из тех подземных штолен, где имеется выход на поверхность, причем этот выход должен находиться как можно дальше от каменоломни. Понятно, что нам надо постараться оставаться необнаруженными так долго, насколько это возможно.

Нельзя сказать, что я полностью лишила кхитайца воли, причем без всякой магии, просто постаралась подавить его волю. Почему? Если откровенно, то я опасалась. Чего? Просто была не уверена в том, как сработает магия под землей. И Койен молчал, не ответил мне на этот вопрос. Оттого-то я боялась применять магию, если можно так сказать, в чистом виде — все еще побаивалась того, что с ней было связано. И потом — в этот раз над нами будет толща земли, и неизвестно, к чему в этих местах может привести применение земной магии…

Именно по этой причине я просто-напросто внушила кхитайцу, что больше всего на свете ему хочется вывести нас туда, где мы будем иметь возможность выйти наружу, покинуть подземные переплетения чужих нам переходов… Вот он, бедняга, и шел, не обращая внимания ни на кого, и ни на что. Хотя, как я успела понять, этот кхитаец и без того чем-то походил на Трея — так же, как и тот, предпочитал лишний раз рот не открывать.

Проблемы начались при встрече с третьей группой людей. Вернее, с сопровождающими их охранниками. Группа была довольно многочисленной, и охранников при ней было больше, чем в тех двух группах. Оттого, наверное, они и решили нас остановить. Один из охранников, крепкий мужчина средних лет, перегородил нам дорогу, а второй резко спросил:

— Ют-Ань, куда это ты собрался? Что случилось? И почему рабы без цепей?

— Что тут делают бабы? — сердито поинтересовался и тот, что встал на нашем пути. — Их здесь и близко быть не должно! Я могу понять многое, но это уже не влезает ни в какие правила! Ют-Ань, поясни, в чем дело…

Кхитаец же, по-прежнему ничего не отвечая, шагнул вперед, и в тот момент охранник, перегородивший нам дорогу, и рассерженный тем, что не получил ответа, чуть ли не ткнул факелом в лицо Ют-Аня. Не думаю, что он хотел обжечь кхитайца, или намеренно причинить ему боль. На мой взгляд, причина была куда более простой: охранника по-настоящему удивило поведение горного мастера, и он хотел удостовериться, все ли с тем в порядке, но в темноте немного не рассчитал расстояния, и горящий факел слегка обжег лицо кхитайца. Тот шарахнулся в сторону, прижав руки к обожженной щеке… А вот это плохо. Огонь разрушает очень многое, очищает и приводит в порядок, и оттого вполне может случится такое, что мне сейчас придется применить куда больше сил, чтоб удержать мастера.

— Я не знаю, что ты тут забыл, Ют-Ань — продолжал тот самый охранник средних лет. — Но поворачивай-ка ты назад. Сейчас же. Все же я служу здесь слишком давно, и просто нутром чую, если что не так. Ты, конечно, зануда и чинуша, но всегда знал, как надо себя вести и что следует делать. А то, что сейчас ты нарушил чуть ли половину правил и требований, за неисполнение которых с нас чуть ли не снимаешь шкуру — это мне говорит о многом… Надеюсь, все дело только лишь во временном помутнении рассудка…

Так, как сказал однажды Кисс, приплыли… Перед нами двое охранников, еще четверо стоят при закованных невольниках… По большому счету, они нам сейчас не противники — справимся с этими охранниками без труда, особенно если учесть, что нападения от нас они никак не ждут. Но вот как поведут себя рабы, если мы нападем на охрану? Не исключено, что взбунтуются, почуяв свободу. А может и нет, если все проделать без особого шума… Не хотелось бы привлекать к нашим бедам еще и невольников — их, в случае чего, никто жалеть не будет, первыми положат, без малейших колебаний…

В любом случае, чтоб нейтрализовать охранников, магию применять не хочется, да и Койен, еще до того, как мы спустились сюда, дал понять — здесь ее не стоит применять ни в коем случае. И вообще — нам желательно пройти дорогу до нужного места как можно незаметней, без грохота, шума и излишней возни. Или мы должны хотя бы попытаться это сделать.

Я оглянулась на Варин. Понятно… Сейчас главное для меня — охранять горного мастера, не выпускать его из вида, а с остальным они управятся сами. Хорошо. А пока Варин, дав условный знак Трею, сама постаралась как можно более незаметно подойти к одному из охранников, к тому, который первым обратился к нам.

— Дай нам пройти — хотя голос Ют-Аня звучал спокойно, но я почувствовала, что он постепенно начинает выходить из-под контроля. Пока это процесс идет медленно, но кто знает, что будет дальше? Это все огонь, и ожог, чтоб его… — Я знаю, что делаю. Обо всем поговорим потом, а сейчас…

— А сейчас ты пойдешь с нами — оборвал его все тот же охранник. — Это даже не обсуждается. И эти твои, без кандалов, пусть следуют за нами. Один из моих парней будет следить за ними. Как ты вообще додумался притащить этих людей сюда, без кандалов — не понимаю! Ну да ничего, сейчас наверху разберемся, кто допустил подобное нарушение, и куда тебя понесло на ночь глядя…

Пожалуй, хватит болтовни, все одно ничего нового мы не услышим. К охраннику, стоявшему впереди, шагнул Трей, и я, даже ожидая того, все же едва успела уловить тот короткий удар, что наш светловолосый парень нанес этому излишне внимательному человеку. Второго охранника, почти одновременно с Треем, так же молниеносно ударила Варин.

Лихо… «Ось земли» — надо же! Ну, Варин и Трей, ну — какие же вы все-таки молодцы! У меня просто нет слов, чтоб выразить свое восхищение! «Ось земли» — с виду простенький, а на деле ювелирной точности прием обороны. Дело в том, что техникой этого сложного удара владеют очень и очень немногие — уж очень рискованно применять его на практике. Чуть ошибешься — и человек погибает сразу же, а вот от верно нанесенного удара противник на короткое время просто-таки застывает на месте, и не просто застывает, а чуть ли не окостеневает, причем все это время остается на своих ногах. Правда, кто-то из этих бедолаг на это время теряет сознание, а кто-то осознает, что с ним происходит… Но это уже зависит от самого человека — ведь все люди разные… Однако у всех тех, кто получил «ось земли», есть одно общее — они стоят, как вкопанные, причем со стороны и не подумаешь, что с человеком творится что-то не то.

Вот как сейчас: оба охранника застыли на месте, а один из них все еще держит в руках горящий факел, причем можно не опасаться — факел из его рук не выпадет. А чуть позже, где-то через минуту, онемение начнет отходить, и до того стоявшие столбом люди снова обретут возможность ходить, разговаривать… Правда, в таких случаях вначале обычно долго ругаются, да потирают ушибленное место… Вот оно, место удара, и верно, будет побаливать еще какое-то время, с этим ничего не поделаешь. Перетерпеть можно. Особенно если учесть, что на месте удара даже синяка не останется. Так, лишь небольшое покраснение…

Мы снова двинулись за кхитайцем, обходя стоявшего без движения охранника с факелом. Ничего страшного, мужик даже сознание не потерял, его глаза осмысленно смотрели на нас, хотя пока что он еще не понял, в чем именно дело и что такое с ним приключилось. Не страшно, скоро сообразишь, но не хотела бы я оказаться рядом с тобой, когда ты начнешь говорить и двигаться…

Вслед нам раздались недоуменные голоса охранников, тех, что оставались при закованных рабах, но вслед за нами никто из тех охранников не побежал. Я их понимаю: не стоит рисковать, тем более, что с их товарищами, кажется, ничего страшного не произошло. Более того: я почти уверена, что никто из охранников, оставшихся при рабах, не успел заметить те удары. Ну, стоят их товарищи на месте, смотрят на уходящих в темноту людей — так что с того? Конечно, в этом есть нечто неправильное, но ведь если бы случилось что худое, то оба бы уже на полу лежали! Эти стражники — люди опытные, много лет невольников стерегут, их голыми руками не возьмешь. Потом объяснят, в чем, собственно, дело, и что их до такой степени удивило, что они даже шевелиться не стали. Даже когда выяснится, в чем, собственно, дело, то все одно — за нами никто из их не побежит. Без присмотра рабов за своей спиной оставлять не стоит — неизвестно, что при виде растерявшихся охранников может придти в голову множеству уставший и озлобленных людей, которым уже нечего терять. Разбираться с непонятками сейчас не стоит — дело опасное, да и закованных рабов надо вывести наверх, и рассказать кому надо о том, что случилось. А потом уж можно и к поискам приступать, вниз спускаться, причем уже с хорошей подмогой…

Уже когда мы прошли какое-то расстояние по коридору, я обернулась назад. Отдельных огоньков не было, все снова слились в одну цепочку, которая удалялась от нас… Ну, судя по всему, с теми мужиками, что получили «ось земли», все в порядке. Пришли в себя, и пробираются вместе со всеми наверх, усиленно раздумывая, что же такое с ними сделали… Конечно, не стоило рисковать лишний раз, но все же я не выдержала, постаралась мысленно дотянуться до них. От этого даже приотстала немного… Спасибо Киссу, что он тащил меня за руку, а не то пришлось бы мне догонять своих…

— Ну, что там сейчас происходит? — от Варин ничего не скрыть. Идет рядом со мной. — У тех, кого мы оставили? Только без лишних слов…

— Вообще-то там сейчас в употреблении только лишние слова. Причем в отношении тебя и Трея — довольно образные. Даже, я бы сказала, излишне образные… А если говорить серьезно, то они поняли, что столкнулись вовсе не с рабами, и думают, что кхитайца мы захватили в плен… Вслед за нами никто из тех охранников не пошел — сейчас для них куда важнее выйти на поверхность, тем более что и рабы тоже поняли — только что на их глазах произошло нечто необычное. Сегодня в бараках будет тема для разговоров… А охранники считают, что немного позже сумеют нас выкурить из подземных переходов…

— Это все?

— Вообще-то да. Вот только наш проводник…

— Что с ним?

Если честно, то меня сейчас гораздо больше беспокоило другое: кхитаец после полученного им ожога стал выходить из-под моей воли. Если бы этот человек сейчас получил удар или рану — то он все одно вел бы нас туда, куда ему было сказано, но вот этот ожог от горящего факела может опрокинуть все наши расчеты. Недаром считается, что огонь очищает от всего наносного. Конечно, убежать от нас он пока что не может, но и безоговорочно выполнять приказы тоже не станет. Хотя…

Что-то уж очень быстро он в себя приходит, и это мне совсем не нравится. Так не должно быть, но, тем не менее, происходит именно так. В чем дело? Я не могу утверждать ничего наверняка — не знаю, что он за человек, и как будет относится к таким, как мы, если выйдет из-под моего контроля. Все же этот кхитаец не простой наемник, а горный мастер, привилегированный работник, и явно относится к числу тех, у кого в поселке при каменоломне имеется сравнительно неплохой дом с небольшим садом. И помогать нам ему вроде не с чего…

— Неважно обстоят дела, если все обстоит именно так — выслушала меня Варин. — Но ты присматривай за ним. Без него мы отсюда не выберемся. Конечно, если ты вдруг сумеешь помочь каким-то образом, и отыщешь выход на поверхность…

— Пока не могу. Койен отчего-то замолчал. С той минуты, как мы переступили порог этой самой шахты, он даже не отзывается.

— Тогда у тебя одна задача — следи за мастером, чтоб не удрал. И, если сумеешь, то определи, правильно ли он нас ведет…

Насчет того, куда он нас ведет — о том ничего подозрительного сказать не могу. Вроде все верно, не обманывает… Но и то, что он постепенно выходит из-под моего подчинения — с этим фактом тоже не поспоришь. Хм, а может этот кхитаец сам магией владеет? А что, не исключено, это вполне возможно… Хотя я уловила бы обычную магию… И потом, если наш проводник относится к числу колдунов, то каким образом я смогла так легко подчинить его своей воле там, на поверхности? Вопросы без ответа…

Еще десяток шагов — и кхитаец свернул в одно из тех огромных темных ответвлений в стене коридора, которые то и дело встречались нам на пути. Понятно, что это были входы в те выработки, что вели к местам, где находились пласты этого самого оникса. Надо признать, что идти здесь было совсем не так удобно, как в главном коридоре. Вон, здоровяку Орану приходится кое-где пригибаться, иначе вполне может задеть своей головой неровный потолок. К тому же здесь было довольно узко — в ширину, в лучшем случае, могут одновременно идти не более двух-трех человек. На всякий случай я шла рядом с кхитайцем — мало ли что… И потом, нутром чую — этот человек вовсе не так прост, за ним нужен глаз да глаз. Вроде спокоен, невозмутим, но не могу отделаться от впечатления, что он копит силы для рывка, а я ничего не сумею сделать, чтоб этого не произошло.

Впереди снова показалась яркая точка факела. Еще группу рабов выводят наверх. Может, мне стоит шагнуть назад, туда, где потемнее, чтоб присутствие женщины под землей не так бросалось в глаза? Как я поняла, баб здесь, на глубине, даже близко быть не должно… Или все же не стоит выпускать кхитайца из вида? Чувствую, что связь межу нами понемногу тает, но никак не могу понять, в чем тут дело, и восстановить ее у меня не получается! Вроде все делаю правильно, но что-то не ладится… Ну в чем же тут дело? А, ладно, была — не была, не буду отходить от этого человека ни на шаг. Так спокойнее. Ну, а то, что я поневоле привлеку к себе внимание… Ничего, может, выкрутимся и на этот раз, а если нет… Все равно мы за собой уже здорово наследили.

К нам приближалась еще группа невольников. Поневоле отметила про себя: надо же, их здесь всего-то десять или двенадцать человек, а оковы у этих людей не только на ногах, но и на руках. Опасаются их, как видно… И сопровождает эту десятку аж четверо охранников — многовато для такой немногочисленной группы. Коридор в этом месте узковат, и чтоб пропустить их, нам пришлось выстроиться цепочкой вдоль стены. Встречные делали то же самое — проходили, выстроившись в цепочку…

Ага, и здесь стражники отметили, что в нашей группе явный непорядок… Снова придется выкручиваться совершенно непонятным образом, только вот знать бы заранее, что придется выдумать на этот раз? Может, заставить кхитайца сказать что-то про особое задание, о котором не всем надо знать…

Но все наши предполагаемые планы разбились через мгновение. Едва к нам подошла группа закованных невольников, а неяркий свет факела осветил наши лица — в тот же миг среди шарканья ног и звона цепей раздался растерянный, и полный недоумения голос:

— Эри?!

А еще через мгновение один из закованных людей кинулся ко мне, оттолкнув в сторону стоявшего на пути охранника, и едва не сбив с ног меня. Сильные руки со сбитыми в кровь пальцами так сильно схватили меня за плечи, что я чуть не зашипела от боли.

— Эри?! — растерянно выдохнул мужчина. — Эри, это, правда, ты?! О Всеблагой! Ты… Как ты здесь оказалась?! Что случилось?!

Это еще кто такой? Я его, во всяком случае, вижу в первый раз. И при чем тут моя двоюродная сестрица? Этот человек — он что, перепутал нас? И откуда он знает Эри? А говорит он, между прочим, на моем родном языке, причем выговаривает чисто, и вдобавок ко всему в словах чуть выделяет букву «о». Невероятно, но именно так произносят слова в тех местах, откуда я родом. Похоже, что этот человек родом из Славии…

Все остальное произошло в течение нескольких мгновений. Кхитаец, резко развернувшись, сильно ткнул в спину схватившего меня человека, и тот, все так же крепко удерживая меня за плечи, упал, увлекая на землю и меня. Тем временем наш проводник, бросив факел на землю и наступив на него ногой, чтоб загасить свет, кинулся бежать вперед, в темноту, успев, однако, перед тем что-то крикнуть охранникам. И тут я почувствовала, что мысленная связь между мной и кхитайцем, которая и без того постоянно слабела все это время, порвалась окончательно. Примерно так, как лопаются от резкого рывка туго натянутые нити…

Я пыталась было кинуться вслед за беглецом, но все тот же незнакомый мужчина держал меня мертвой хваткой, без остановки повторяя — Эри, Эри… О Небо, да кто же это такой? Конечно, освободиться от его рук мне удалось, и я, было, кинулась вслед за прытким горным мастером, но, увы… К моему великому сожалению, нашего проводника уже и след простыл, и догонять его не имеет смысла. Заблужусь сразу же, особенно если учесть, что Койен отчего-то до сей поры не дает о себе знать. Итак, кхитаец сбежал, и как это у него получилось — ума не приложу! Что же нам теперь делать? Сидим в чужих лабиринтах подземных переходов, без проводника, в темноте, не зная куда идти… Если коротко назвать ту ситуацию, в которой мы оказались, то для этого годятся всего лишь два слова — полный провал. Всеблагой, только не это! И во всем виновата я… Ну, и как мне после этого парням в глаза смотреть?

А тем временем трое из четырех охранников, вытащив оружие, бросились на нас. Не знаю, на что они рассчитывали — все же внезапность и численный перевес были на нашей стороне. К тому же скованные невольники, после секундного замешательства сами набросились на охранников, один из которых, поняв, что им может грозить, вовсю размахивал горящим факелом, не позволяя приблизиться к себе. Однако надолго его не хватило: через несколько секунд он хорошо получил камнем по голове от одного из закованных в цепи людей, и, как подкошенный, рухнул на землю. Хорошо еще, что кто-то из нападавших сообразил, и в последнюю секунду успел перехватить в воздухе падающий факел, а не то остались бы мы в кромешной тьме — вот и сражайся тогда невесть с кем… Самым сообразительным оказался четвертый охранник — этот враз понял, что отсюда надо как можно быстрее уносить ноги, и оттого без разговоров кинулся в темноту, вслед за убежавшим кхитайцем. Его тоже догонять не стали — пусть удирает, лишь бы не мешал.

Зато двое ставшихся охранников дрались отчаянно, хотя так и не могли понять до конца — что же такое здесь происходит, и отчего внезапно взбунтовались невольники? Зато охранники прекрасно осознавали другое — то, что борются за свою жизнь, и оттого бились до последнего, причем делали это весьма умело. Чувствовался и опыт, и хватка. Оно и понятно: неумехи и разини здесь не задерживались… Однако закованные в цепи люди чуть ли рвались к охранникам в животном стремлении порвать их, едва ли не загрызть. Как видно, было за что мстить, а иначе сложно понять, отчего даже блеск хищной стали в умелых руках охранников не останавливал недавних рабов. Хотя их можно понять — все они сражались за свою свободу, пусть даже пока и призрачную…

Невольно отметила про себя: почти все эти закованные люди раньше были воинами… К сожалению, оружия у нападавших не было, а охранники защищались отчаянно, так что вначале упал один скованный человек, за ним второй, третий… Я хотела было сунуться на подмогу, но вовремя остановилась: на том небольшом пятачке у стены, где шла схватка, людей хватало и без меня, а когда нападающих слишком много, то они друг другу больше мешают, чем помогают. Мужчины сами справятся, а если среди той схватки объявится баба… Эти люди меня не знают, и неизвестно, как они воспримут появление среди них женщины…

Очень скоро все было окончено. Трое убитых охранников, трое погибших заключенных… Этим ничем не поможешь: у одного перерезана гортань, второму меч охранника попал прямо в сердце, у третьего рассечен череп… Среди оставшихся в живых много раненых, правда, следует отметить — ранены были в основном закованные в цепи люди, из наших почти никто не пострадал. Так, пара царапин, о которых можно не беспокоиться. Во всяком случае, пока…

Это все я успела охватить взглядом до того, как к нам подошел Кисс. Спасибо богам, у этого котяры, кроме порванной в схватке одежды, других изъянов нет.

— Лия, с тобой все в порядке? — а взгляд у него на того мужчину, что все еще стоит возле меня, не сказать, что особо враждебный. Скорей, неприязненный. — Парень, ты нашу девушку за плечи особо не хватай. Открою тебе секрет: она это не любит. А если точнее — не выносит, когда ее хватают руками без разрешения. Она эти самые руки и вывернуть напрочь может, так что ты лишний раз думай, кого и где останавливаешь. К тому же расшумелся ты, парень, совсем не вовремя, и не по делу…

— Лия? Почему вы сказали Лия? Ее зовут Эри! — мужчина был растерян. — Это Эри! Эри!

— Слышь, парень, я не знаю, с кем ты ее перепутал, но эту девушку зовут Лия.

— Как Лия? — мужчина был растерян. — Но… Ах, Лия… Ну конечно же, Лия! Но… Лия, как же ты оказалась здесь?! И где Эри?

В этот момент к нам подошла Варин. В руках у нее был горящий факел, и при неярком свете огня женщина внимательно оглядывалась вокруг.

— Лия, где наш проводник?

— Сбежал…

— Замечательно.

— Варин, я, конечно, бесконечно виновата, но никак не могу взять в толк, каким образом этот человек сумел вырваться!

— Лия, — голос Варин был чуть усталым, — Лия, сейчас не время разбираться, кто прав, кто виноват. Что случилось, то случилось. Надо думать о том, что мы будем делать дальше, а не вспоминать без остановки свои и чужие ошибки. Скажи: ты что-нибудь можешь…

— Командир! — в этот момент к нам протиснулся один из закованных людей, только вот глядел он не на нас, а на мужчину подле меня. И этот говорит на языке моей страны, только вот по выговору он, без сомнений, житель столицы. У этих в речи заметно выделяется буква «а». — Командир, у нас потери…

— Кто? — мужчин неохотно отошел от меня и присел возле погибших людей. — Вижу… Стихоплет и Хранитель… Еще и Евнух… Парни, парни… Я могу понять Хранителя — он давно смерти искал, но это-то двое чего полезли вперед всех? Ведь воевать совсем не умеют! Вернее, не умели. Из них вояки — как из меня придворный музыкант… Ох, как нелепо ребята погибли… Нет, ну надо же было такому случится!..

— Это кто такой? — спросил меня Кисс, глядя на то, как мужчина о чем-то говорит со своими людьми, и, вместе с тем, постоянно бросает взгляды в нашу сторону. Меж тем скованные люди окружили мужчину, и о чем-то говорили вразнобой, перебивая друг друга. Судя по всему, в их жилах еще вовсю бурлила горячка боя. Похоже, этот человек у них за командира. Или за старшего. Что касается наших парней, то они пока не вмешивались в происходящее, но понемногу стали подтягиваться поближе к Варин.

— Не знаю…

— Но он назвал тебя Эри — продолжал Кисс. — Если мне не изменяет память, так звать твою кузину, ту надменную фифу, что осчастливила тебя своим появлением застенке Стольграда. И ведь вы действительно внешне очень схожи, как бы твоя кузина не утверждала обратное.

— Возможно, он ее когда-то видел? Запомнил…

— Вряд ли… На мой взгляд, тут дело совсем в другом… К простой знакомой так не кидаются.

— Согласна — Варин, чуть приподняв факел, внимательно смотрела на скованных людей.

Тем временем мужчина сложил руки своих погибших товарищей, и зашептал над ними короткую молитву. Его люди тем временем обыскивали убитых охранников. Я понимаю, что они ищут ключи от кандалов, но, как выяснилось, ни одного из убитых их не оказалось. Наверное, остались у того, что удрал. Досадно… Тут все тот же мужчина, что назвал меня именем Эри, властным жестом остановил возбужденный разговор своих товарищей, и снова подошел к нам. Его люди неотступно следовали за ним. Все верно — надо объясниться, разобраться в том, кто есть кто…

Мужчина заговорил, в этот раз обращаясь к Варин. Как видно, он с первого взгляда определил, кто у нас за старшего, и кто командует.

— Я могу узнать, кто вы такие?

— А вы?

— Если коротко, то в прошлом мы все были свободными людьми, а сейчас только мечтаем о свободе.

— Я заметила, что вы от мечтаний очень быстро переходите к действиям.

— Простите, но туго сжатая пружина может распрямиться в любую секунду. Часто для этого достаточно даже незначительной причины, со стороны выглядящей совершенным пустяком. А если учесть, сколько времени мы провели этой каменоломне, то… Извините, но лично мне хотелось бы узнать о другом. Понимаю, мой вопрос покажется вам совершенно не к месту, и заданным абсолютно не вовремя, но… Эта молодая женщина… Ее звать Эри или Лия?

— Лия.

— Значит, Лия… Надо же! Вот уж кого меньше всего ожидал здесь встретить… Лия… Лия, ты меня не узнаешь?

— Нет — я готова была поклясться, что вижу этого человека впервые.

— Лия, посмотри на меня внимательно! Будьте добры, — повернулся мужчина к Варин — будьте добры, поднесите факел поближе. Все же здесь довольно темно. Посветите… Неужели я так сильно изменился?

Варин приблизила огонь к лицу мужчины. Высокий, крепкий человек, хотя и обритый, но с крохотным ежиком отросших волос, причем совершенно седых, хотя внешне мужчина совсем не старый. Возраст… Где-то от тридцати до сорока, точнее сказать сложно, ведь жизнь в каменоломнях вряд ли молодит. Несколько грубых шрамов на лице, рубцы от застарелого ожога на шее. Похоже, ожоги есть и на его теле… Судя по всему, мужчине в свое время крепко досталось. Яркие голубые глаза и улыбка… Эта улыбка…

Вот именно ее я узнала, и от этого мое сердце бешено застучало. Неужели?! Правда, сейчас он уже не улыбался так открыто, светло и радостно, как было когда-то, и как это навсегда запомнилось мне, но и сейчас в ней, в его улыбке, была уверенность человека, который до конца будет бороться за то, чтоб для всех наступило завтра, и чтоб он, этот наступающий день, оставил позади все беды нынешнего дня… О Небо! Нет, этого не может быть! Или, все-таки, может?..

На меня смотрел Гайлиндер, бывший жених Эри, моя первая любовь, тот человек, которого все давным-давно считали погибшим, сгоревшим вместе со всем своим отрядом в огненной ловушке колдунов Нерга…

Глава 9

Не скажу точно, сколько времени мы шли по темным подземным тоннелям, но мне показалось, что очень долго. В этот раз в роли проводника у нас был Гайлиндер. Оказалось, невольники хорошо знают сеть подземных выработок. Откуда? Как сказал, ухмыльнувшись, один из все еще закованных людей: побудь тут несколько лет, да еще и ползай каждый день под землей — поневоле все запомнишь! Все одно здесь больше голову забивать нечем. В память намертво врежутся как переплетения темных переходов, так и то, куда надо идти, в каком направлении и сколько требуется времени, чтоб дойти до того или иного нужного тебе места.

Надо же, какая тут запутанная подземная сеть коридоров или как там они называются, эти узкие подземные выработки… Да, надо признать — накопали здесь за века! Тоннелей нарыто столько, что я лишь мысленно разводила руками, даже отдаленно не представляя себе, каких трудов стоили все эти работы, и сколько десятков лет здесь вынимали камень из земли. Кое-где тоннели были длинные, без единого ответвления, а в других местах наоборот, чуть ли не через десяток метров были все новее и новые переплетения темных коридоров.

Отчего-то мне для сравнения вспоминался знаменитый красноватый сыр, который иногда привозили в наш поселок купцы с Запада. Снаружи головы сыра были крепкие и ровные, но стоило разрезать любую из них, и оказывалось, что внутри каждой половины этого сыра было полным-полно дырочек самого разного размера. Что интересно, в одном и том же куске того самого сыра кое-где вообще не было дырочек, а в других местах были, можно сказать, одни сплошные дырки, отделенными друг от друга тоненькими стенками…

Как нам сказали бывшие невольники, месторождение очень старое, оникс в этих местах добывают многие десятки лет, и оттого все большие пласты камня давно выбраны. Именно оттого сейчас в погоне за редкостным ониксом вынуждены разрабатывать даже очень тонкие слои этого поделочного камня. Запасы оникса уменьшаются, так что приходится пробивать новые и новые выработки в поисках столь ценимого в Нерге камня. Перламутровый оникс постоянно растет в цене, потребность в нем не уменьшается, а если учесть, что здесь находится единственное месторождение этого самого камня… Становится понятно, отчего в здешних местах под землей находится столь запутанная сеть подземных выработок.

На наше счастье, больше никого из людей на своем пути мы не встречали. Вернее, мы умело избегали встречи с ними, и все благодаря Гайлнндеру и его товарищам. Те невольники, кто только что присоединился к нам — все они ежедневно проводили под землей при неярком свете факелов большую часть суток: их приводили сюда до рассвета и уводили после заката солнца, так что, постоянно находясь в полутьме, слух у них поневоле обострился. Оттого-то сейчас они, дважды или трижды заслышав, в, казалось бы, полной тишине звук чужих шагов, умудрялись уводить нас с пути идущих нам навстречу людей, и мы каждый раз успевали спрятаться где-то в боковых ответвлениях тоннеля.

Я уже оправилась от удивления, вызванного внезапным воскрешением Гайлиндера. Он жив… Впрочем, как выяснилось, жив не только он один. Здесь же было еще три человека из того военного отряда, который считали полностью погибшим несколько лет назад. Как же они здесь оказались, и как выжили той страшной огненной ловушке, где сгорели все остальные?!

А Гайлиндер здорово изменился, причем это касалось не только его внешности. В нем почти ничего не осталось от того ладного и доброго парнишки с открытой душой и ясным взглядом, глядя на которого я оттаивала сердцем. Исчез прежний веселый и жизнерадостный парень, и его место занял жесткий, израненный, и все же не сломленный человек. Без слов было понятно, что он считался лидером среди этих, случайно встреченных нами закованных людей.

После того, как Гайлиндер понял, что перед ним не Эри, он больше ни слова не сказал о моей двоюродной сестре, не расспрашивал о ней, и даже не упоминал ее имени. Единственное, о чем он спросил меня — так это о своей матери. После слов о том, что она жива и по-прежнему ждет его возвращения, на покрытом шрамами и ожогами лице Гайлиндера промелькнула тень счастливой улыбки, на одно короткое мгновение вновь сделав его похожим на того светлого парня, встреча с которым когда-то приносила свет в мою нелегкую жизнь.

Гайлиндер…В первый момент, когда я его увидела, в моей душе перехлестнулись растерянность и радость, но сейчас к этому примешивались горечь и злость на тех, кто превратил этого когда-то доброго и счастливого парня в израненного и обожженного человека, причем это касалось не только его тела, но и души.

Мы с Гайлиндером почти не поговорили меж собой. Сейчас не до разговоров, да и всем нам следовало поторапливаться. И вообще, в данный момент Гайлиндера куда больше интересовало другое: что мы намерены предпринять, чтоб покинуть эти подземные выработки. Наверху — в этом можно не сомневаться, вот-вот перекроют все имеющиеся выходы из штолен, а их, этих выходов на поверхность, как оказалось, всего четыре.

Кажется, что четыре выхода — это совсем немало, но это еще как посмотреть… Дело в том, что один из этих выходов был наглухо замурован много лет назад; в штольне, ведущей ко второму выходу, несколько дней назад произошел небольшой обвал, и пока что соваться туда без крайней нужды не стоило — слишком опасно. Как сказали нашим новым товарищам знающие люди, из тех, кто еще совсем недавно был в обвалившейся штольне: в том месте вот-вот все рухнет окончательно, и без того непонятно, на чем там пока что все еще держится… Оставалось две штольни, и нам надо было успеть дойти хоть к одной из них, выйти на поверхность, и постараться убраться оттуда как можно дальше еще до того, как к этому самому выходу примчатся охранники с каменоломни. Все же и кхитаец, и сбежавший охранник — они оба уже должны были добраться до выхода из шахты. Можно не сомневаться в том, что тамошние хозяева сообразят послать охранников ко всем имеющимся выходам на поверхность. Любой на их месте поступил бы точно так. Не стоит забывать и про тот отряд стражников, который должен был подойти к каменоломне, и, спасаясь от которого, собственно, мы и полезли под землю. Эти люди тоже могут присоединиться к охранникам… Прочем, почему — могут? Наверняка присоединяться, если, конечно, они уже не вместе.

И Койен отчего-то молчал. С того самого времени, как мы вступили в темный провал каменоломни, он не давал знать о себе. Ну, мужики, убеждаюсь лишний раз: когда вы по-настоящему нужны, то вас не докличешься!

К сожалению, мы уже не так быстро передвигались по туннелям, как это было еще совсем недавно. Идти стали медленнее не только из-за усталости: это одному человеку можно идти легко и быстро, нас же сейчас было не семь человек, как прежде, а четырнадцать, причем некоторые ранены — схватка с охранниками не обошлась без серьезной крови. А раненые люди быстро идти не могут. Им еще надо еще сказать спасибо за то, что передвигаются из последних сил.

Плохо и то, что даже осмотреть раненых сейчас не было никакой возможности — нам надо было торопиться, чтоб обогнуть возможную засаду на выходе. С закованных людей цепи мы пока что не снимали. Чтоб освободить всех от железа, времени потребуется немало, а оно сейчас ой как дорого! Вот выйдем на поверхность, там и снимем цепи с ошейниками. Но люди не роптали — шли, стиснув зубы, понимали, что чем быстрей мы дойдем до выхода из штольни, тем больше у нас шансов покинуть эти темные туннели и выбраться наружу, обогнав возможное появление охранников.

Конечно, без раненых мы бы куда быстрей добрались до нужного места, да только вот никому из нас подобное не пришло в голову. Оставить их здесь — это то же самое, что заранее обречь их на смерть. Понятно, что гибели охранников им не простят.

И потом, в этой жизни все тесно связано меж собой. Раз судьба свела нас здесь, то и выбираться надо всем вместе. Именно оттого Варин (хотя, чую, ей было не по нутру появление среди нас такого количества новых людей) не высказала вслух ни слова недовольства, хотя наш отряд возрос вдвое.

— Долго еще идти? — первым не выдержал Оран. Бедняге с его широкими плечами и высоким ростом в узких тоннелях приходилось труднее всего.

— Можно сказать, что мы уже на месте. Почти пришли. Остался всего один поворот и… Стоп! — поднял руку Гайлиндер. — Погодите…

— Что такое?

— А вы не слышали? Сейчас наверху заржала лошадь…

— Я ничего не слышу — чуть растерянно произнес лейтенант Лесан. — Может, послышалось? Или же камень где-то упал, и мы просто услышали звук от его падения…

Я тоже была бы рада узнать, что Гайлиндер ошибся, и наверху никого нет. Может, молодой лейтенант прав? Все же среди нас у Лесана был самый острый слух.

— Нет, не показалось. Степняк, ты слышал?

— Кажется, да… — вступил в разговор еще один из закованных в цепи людей. Невысокий, смугловатый, немного раскосые глаза… Ну, здесь и сомнений нет — человек явно из степей. — Да, кажется, что-то донеслось…

Как-то само собой получилось так, что все мы общались между собой на языке моей страны — Славии. Похоже, что все невольники неплохо владели этим языком. Очень хорошо, а то понимать-то я все понимаю, причем понимаю всю чужую речь, но вот с произношением вслух слов этой речи вслух дело у меня обстоит, говоря мягко, неважно.

— А, вот еще… — вступил в разговор еще один из закованных. — Да, верно… Слышите?

Тут и я не то чтобы услышала, а просто ощутила какой-то звук, идущий непонятно откуда.

— Да разве это лошадь? — не хотел отступать от своего Лесан. — Это больше похоже на…

— Это похоже только на лошадиное ржание, и ни на что иное — оборвал его Степняк. — Причем, судя по звуку, если в первый раз лошадь подала голос совсем близко от входа в штольню, то сейчас эту самую лошадь, уже отводят в сторону, подальше отсюда. Наверное, чтоб ее ржания больше слышно не было. А она все не успокаивается… Думаю, ее просто что-то испугало. О, вот еще одна всхрапнула, причем этот храп издает уже другая лошадь! В тишине звуки хорошо слышны, а у лошадей, как и у людей, все голоса разные. Не знаю, как вы, а я их всегда различаю. Сейчас наверху, по меньшей мере, две лошади… А в здешних местах лошади без людей не появляются.

— Может, рискнем? — это опять Оран. Совсем у здоровяка мозги отшибло в узких тоннелях.

— Нет — покачал седой головой Гайлиндер. — Ни в коем случае. Если же попытаемся выйти… Нас возьмут сразу же, как только будем показываться на поверхности. Выход из этой штольни больше напоминает щель в скале, и вылезать из нее мы будем поодиночке. Так что схватят нас без всяких сложностей…

И тут дал знать о себе Койен. Объявился всего на несколько коротких мгновений — и почти сразу же пропал, но мне и этого было достаточно.

— Здесь для нас дороги нет — сказала я. Перед удивленно повернувшимися ко мне людьми я лишь развела руками. — Не спрашивайте почему. Я это просто знаю. Там, у выхода из штольни, уже сидят десятка два человек, причем не только охранники с каменоломни, но и приехавшие стражники. Все вооружены и ждут нас.

— С чего это ты взяла… — начал было недовольным голосом один из невольников, но Варин перебила его.

— Раз Лия сказала, значит, так оно и есть.

— То есть…

— То есть — в голосе Варин мне почудилась усталость, — то есть, в этом месте дорога наверх для нас закрыта.

— Что же нам делать? Идти к другой штольне?

— Нет смысла — мне было горько говорить это. — У другой штольни тоже засада. Мы опоздали. Сейчас охранники с каменоломни посажены везде, где только есть выход на поверхность. Все нас стерегут, боятся прозевать. Ох уж этот мастер… Хорошо бегает. Да и тот охранник, что удрал от нас, тоже успел добраться до входа…

— Интересно, откуда ты все это знаешь? — никак не мог успокоиться спрашивающий. — И с чего это ты раскомандовалась? Может, еще прикажешь куда-то идти?

— При чем тут раскомандовалась? — я присела у стены. — И так понятно: если наверху подняли тревогу, то должны были перекрыть все выходы на поверхность.

— Что-то здесь бабы много голос подают…

— Ша! — это уже Кисс вмешался, и его сильный голос враз утихомирил чье-то желание выплеснуть накопившееся раздражение и огромную усталость. — Мужики, мы вас плохо знаем, но вот что касается нас, то твердо запомните одно: слова Лии сомнению не подвергаются. Повторяю то, что уже было сказано: раз наша девушка говорит, что наверху нас ждут, значит, так оно и есть.

— Она у вас кто — колдунья? — продолжал допытываться все тот же голос.

— Не колдунья. Просто она чувствует некоторые вещи… Можно подумать, что никто из вас раньше с такими людьми не сталкивался!

— Если я правильно понял — это уже Гайлиндер, — и если все обстоит именно так, как сказала Лия, то нам, и верно, нет ни кого смысла пытаться добраться до другой штольни.

— Не стоит. Лучше не тратить понапрасну ни силы, ни время.

— Интересно… — в голосе Гайлиндера впервые промелькнула горечь. — Тогда что же вы предлагаете нам делать? Сразу предупреждаю: назад, в лапы охраны, я не ходок. Хватит, потаскал на себе железо!

Чувствуется, что товарищи Гайлиндера разделяют его слова, и полностью на стороне своего командира. Только бы сейчас не допустить того, чтоб эти люди впали в отчаяние — вот тогда все мы, без сомнений, пропадем! А ведь оно, это чувство отчаяния, быстро распространяется — вон, все уже на землю садятся. Ноги не держат, и на душе копится нечто неприятное — все надеялись на то, что сумеют выбраться отсюда, из-под земли, а сейчас никто не знает, что с каждым из них будет дальше. Тяжело терять надежду, пусть даже и призрачную…

Наверное, нам следовало бы отойти подальше от этого места, но на всех как-то сразу навалилась усталость. Не хотелось даже шевелиться, не говоря уже о том, чтоб вставать и еще куда-то идти.

Несколько минут прошли в тяжком раздумье. Ладно — сказала я себе, — ладно, хватит, все одно надо что-то предпринимать, а не впадать в тоску! Пожалели себя — и достаточно, пора думать о другом. Мы здесь — как в мышеловке, и коты сидят наготове у выхода из норки…

— Скажите… — я не знала, как подобрать нужные слова — скажите, вы говорили, что где-то имеется замурованная штольня…

— Есть такая, вот только через нее наверх не выйти. Мало того, что она наглухо заложена много лет назад, так к ней еще стараются даже близко не подходить. Место там плохое…

— В каком смысле — плохое?

— В прямом. Люди стараются туда не ходить. Есть такие места, от которых лучше держаться подальше.

— А можно поподробней?

— Видишь ли, Лия, — Гайлиндер чуть развел руками, — видишь ли, к этой штольне вообще стараются не приближаться без особой на то нужды, и уж тем более избегают входить в нее. Кто работает неподалеку от той штольни — с теми все обстоит более или менее сносно. Конечно, нельзя сказать, что со всеми, кто не по своей воле вкалывает здесь, все может быть в полном порядке, но, тем не менее, работы в этой каменоломне ничем не отличаются от точно таких же работ в похожих местах. А вот если сунуться в эту штольню…Человеку там очень тяжело, мерещиться всякая нечисть, душу выматывают непонятные звуки… Да и потом побывавшие в ней люди быстро в себя не приходят, по ночам кричат… Ведь не просто же так ее замуровали! Частенько те, кто там работал какое-то время, заболевают, и серьезно… Горные мастера — и те стараются обходить эту штольню стороной. В общем, скверное место.

— На каменоломне есть еще места, подобные той штольне?

— Нет. Это единственное.

— Отсюда до того, как ты сказал, скверного места, добираться долго?

— Вообще-то штольня, о которой идет речь — это самое отдаленное место на всей каменоломне, но мы и так отошли от главного входа на весьма приличное расстояние… Так что если отсюда до той замурованной штольни добираться по прямой, опасными ходами — то идти придется не так и далеко, а вот если отправиться обычным путем, то…

— Я поняла. Варин — обратилась я к женщине, — Варин, нам надо идти туда.

— Куда? В замурованную штольню?

— Да.

— Зачем? — Гайлиндер был удивлен. — Говорю же: выход из нее был заложен каменными блоками очень давно, не один десяток лет тому назад! Оттуда наружу не выбраться, как ни старайся. Да и в самой штольне, наверное, уже обрушения есть…

— Лия, ты действительно уверена, что нам стоит идти туда? Но зачем?

Надо же, Варин тоже подтачивает червячок сомнения. Я бы ей все пояснила, да на это придется потратить немало времени.

— Варин, поверь мне, пожалуйста — надо идти туда. Только там у нас будет призрачный шанс выбраться.

— Что ж, если так… Молодой человек — обратилась Варин к Гайлиндеру, — вы сумеете довести нас до того самого места, о котором сейчас шла речь? Вы сами там были?

— Простите, но я не понимаю, зачем вам это надо. Это бессмысленно! Сказано же было — там нет выхода. Повторяю: штольня замурована очень и очень давно, десятки, если не сотни лет назад!

— Молодой человек, вы мне не ответили.

— Вы о чем? А… Нет, сам я в той штольне ни разу не был. Рядом — было дело, работал, но и только…

— А кто-нибудь из тех, кто сейчас находится рядом с вами — они бывали там? В этой самой штольне со скверной репутацией?

— Я как-то был в тех местах — неохотно заговорил один из закованных, мужчина с очень смуглой, почти черной кожей. — Вначале рядом с ней работал, у нас тогда шла обычная выемка камня. Потом мастер заявился, взял троих работников, и меня в том числе, ну, и направился вместе с нами и охранником… в общем, туда. Не знаю, что именно ему в тех местах понадобилось. Думаю, он тамошние галереи осматривал — все же в каменоломне оникса становится все меньше, и рано или поздно, но придется добывать камень и там, куда пока стараются не соваться. Вот мы и оказались в том паршивом месте… До конца штольни, правда, так и не дошли. Впрочем, и были-то мы в той галерее недолго. Тяжело… Верно Командир сказал: там будто давит что-то на душу, выматывает… Не знаю, как это чувство точнее описать. Я хоть и ушел оттуда, а все одно на сердце долгонько паршиво было, ныло и не отпускало, всякая чушь в голову лезла… В общем, нечего там делать. К тому же я слышал, как мастер говорил кому-то, что в тех местах оникс почти весь выбран…

— Идем туда — я поднялась на ноги. — Все одно нам здесь ждать нечего, у выхода засада, а наутро к охранникам у входа подойдет подкрепление. За ночь на каменоломнях ждут прибытия еще одного военного отряда — он должен объявиться в течение ближайшего времени. А с утра, если мы сами на поверхности не покажемся, уже охранники вместе со стражниками облавой по всем штрекам пойдут. Даже невольников на работу не погонят до того времени, нока нас не отыщут.

— А мне интересно, откуда ты все знаешь? — вновь заговорил мужчина с недовольным голосом.

— Сказано же было — просто знаю. Как знаю и то, что надо уходить отсюда как можно дальше. Вы и сами прекрасно понимаете, что и вход в каменоломню, и оба выхода из штолен сейчас находятся под постоянным наблюдением, и оттого соваться туда… Ну, что в этом случае будет — это понятно и без лишних слов: можно сразу сдаваться и выходить с поднятыми руками. Не согласны? Тогда давайте решать, куда мы можем пойти, и что у нас имеется.

— Ничего хорошего у нас не имеется. В наличии одни неприятности — забурчал все тот же мужчина с недовольным голосом.

— Итак, — я старалась не обращать внимания на ворчащего мужчину, — итак, кроме входа в каменоломни имеется всего четыре выхода из нее. Откидываем две штольни, находящиеся под наблюдением, и остается у нас еще две штольни, в одной из которых недавно произошел обвал… Но, считаю, хоть там и были обрушения, однако при выходе вооруженный народ все одно поставлен. На всякий случай. Или же, чтоб не тратить понапрасну силы и время, ее, эту полуобваленную штольню, скорей всего, уже сегодня обвалят еще разок. Для надежности, и чтоб людей от того выхода убрать. Что у нас в остатке? Одна штольня, и та замурованная…

— Да — снова вмешался мужчина с недовольным голосом. — Да, она замурована. И, как я слышал, весьма надежно. За многие и многие десятилетия никто не проползал через эти камни ни внутрь, ни наружу. Даже призраки — и те не высовываются из-под земли!

— Не спорю, но, тем не менее, будет лучше, если мы пойдем туда.

— Зачем? Камни у выхода пересчитывать?

— А что, лучше здесь сидеть?

— Тогда хотя бы поясни, зачем надо идти туда, откуда, как мы все прекрасно знаем, нет выхода. Какой смысл?

— Если честно, то я пока сама точно не знаю. А смысл… В том, чтоб оставаться здесь, или начинать метаться по выработкам без надежды выбраться — во всем этом тоже нет никакого смысла. Единственное, в чем я уверена: если мы и сумеем выбраться из-под земли, то лишь из той самой замурованной штольни.

— Нет! — смуглокожий встал. — Вы как хотите, а я бабам особо не доверяю. Тут и жизненный опыт сказывается, и вообще… Плетут невесть что, будто им дано знать свыше о том, что в действительности творится вокруг. Командир, я сам хочу выяснить, что сейчас происходит там, снаружи. Позволь сходить. Слов сказано много, но это только бабские разговоры, а я постараюсь подойти поближе к выходу из штольни, может, что и увижу…

— Иди — кивнул Гайлиндер. — Только будь осторожнее.

Обернувшись к нам, он добавил:

— Извините, но вам не стоит считать подобное проявлением недоверия. К сожалению, мы с вами слишком мало знаем друг о друге, так что лишний раз удостовериться в ваших словах не помешает. Если там, у входа, действительно засада…

— Но Лия… — начала было Варин.

— Лия очень изменилась — показалось мне, или нет, что в голосе Гайлиндера промелькнула печальная нотка. — Ее сложно узнать… Причем я не имею в виду ее внешность: тут, как говорится, у меня нет никаких сомнений. Но вот насчет всего остального… Сейчас передо мной будто находится совсем иной человек. И нет ничего плохого в том, что мы лишний раз проверим ваши слова. Лия, прости, но я стал несколько подозрителен по отношению к людям..

Это верно, ты стал очень недоверчивым, Гайлиндер. Как видно, этому научила тебя жизнь, причем научила весьма жестким образом…

— Хорошо — Варин кинула короткий взгляд на Трея. — Наш человек тоже пойдет с ним. Вдвоем все же легче. Да и доверия будет больше…

— Не возражаю…

Пока ожидали ушедших, мы с Ораном осматривали раненых. У троих из мужчин раны плохие, и как они умудрялись идти, как держались — не понимаю. На перевязки пришлось рвать их ветхую одежду, хотя я бы охотно обошлась без этих тряпок, грязных, пропитанных потом и каменной пылью. Что же касается лечения, то в этом случае у меня не было иного выхода, как вливать раненым свою жизненную энергию. Не хотелось бы, конечно, к этому прибегать, но иначе никак: сломаются мужики, не выдержат дороги — раны у них глубокие. А так ничего, продержаться, да еще и на выздоровление пойдут. Пить, правда, после этого мне захотелось еще больше, но воды, увы, не было. Ну, я — это еще куда ни шло, а вот как сейчас раненым тошно без воды — это даже сложно представить. Пить всем хочется, но придется потерпеть…

… Мужчины вернулись где-то через четверть часа. Как и ожидалось, новости, которые они принесли, были неутешительные. Увы, но охранники находились у выхода из штольни. Впрочем, они особо и не таились. Свои голоса эти люди, конечно, приглушали, говорили негромко, но невдалеке паслись лошади, а еще дальше был разложен костер. Подойти к самому выходу и пересчитать сидящих у выхода и у костра людей наши парни, конечно, не рискнули, однако безоружных там не было — несколько раз до слуха притаившихся парней доносился звук железа о камень… Да и коней насчитали что-то около десятка. Невесело.

Не успели парни рассказать о том, что успели увидеть, как внезапно до нас докатился какой-то приглушенный звук. Не очень шумно, но у многих лица помертвели.

— Что это? — спросила Варин.

— А тут и думать нечего — Гайлиндер прислушался. — Скорей всего, окончательно обвалилась та штольня, где еще недавно был обвал. Лия, так?

— Все так. Только она не сама обвалилась, а ее специально обвалили. Чтоб туда никто из нас не вздумал соваться.

— Интересно, с чего это охране и хозяевам каменоломни поднимать столько шума из-за нескольких удравших! — этому мужику с недовольным голосом все казалось подозрительным. Что ж, признаю, кое в чем сомневающийся незнакомец был прав… — Обвалы, облавы, шум до небес… Просто так, без ведома хозяев каменоломни, подобные вещи не делается. Ведь им же самим потом придется заниматься восстановлением, гонять людей разгребать завалы, убирать, приводить все в порядок, а на это надо и время, и силы, да и камень в этот период вряд ли будут добывать… Между прочим, день простоя — это потерянные деньги, и деньги немалые. И чтоб хозяева на подобное пошли без серьезных оснований? Такого просто не может быть! Не, с вами, дорогие незнакомцы, все далеко не так просто!

— Парни, давайте об этом позже поговорим — в разговор вмешался Стерен. — А сейчас давайте решать насчет той штольни, из которой, как вы говорите, нет выхода. Что касается Лии… Если она говорит, что надо идти в ту дальнюю штольню — значит, нам стоит прислушаться к ее словам.

— Что ж — это уже Гайлиндер. — Раз так обстоят дела, то можно и пойти, хотя лично я пока что не понимаю, зачем… Но не будем терять время понапрасну. Поторопимся, потому что у меня тоже появились смутные подозрения. Видите ли, я еще недавно был уверен, что нас попытаются выкурить отсюда не ранее завтрашнего утра, но это внезапное обрушение… Как видно, кого-то запустили внутрь, и этот кто-то может перекрыть или обрушить некоторые основные пересечения подземных галерей… Конечно, это маловероятно, но не стоит скидывать со счетов и такую возможность. К тому же вполне может случиться так, что те, кто сейчас сидит у входа, через какое-то время спустятся сюда. Во всяком случае, с рассветом, (если, конечно, к тому времени мы не окажемся в их руках), через вход в каменоломню и через обе штольни облавой пойдут охранники вместе со стражниками. В том, что сюда к утру нагонят необходимое для этого количество людей — в этом я нисколько не сомневаюсь. Я, окажись на их месте, стал бы действовать точно таким образом. А раз дела обстоят именно так, то и нам не стоит сидеть на месте и ожидать неизвестно чего. Встаем и идем за мной. Все одно у нас нет иного выхода. И еще одно: как только придем в штольню, надо постараться снять со всех нас железо.

— Это само собой разумеется. Пошли…

Снова вокруг белесые стены, освещаемые лишь неярким светом факела. В этот раз дорога заняла куда больше времени. Не скажу о других, но мне показалось, что это был бесконечно долгий переход. Даже я устала брести по узким подземным тоннелям, а уж про то, как должны чувствовать себя раненые — о том я вообще не говорю. И с чего это Гайлиндер сказал, что путь до замурованной штольни не такой и долгий? Как он умудряется здесь ориентироваться — не понимаю! Впрочем, в отношении меня это неудивительно…

Вокруг все те же серые стены, низкий свод, темнота и ощущение того, что над тобой толща камня, которая может обвалиться в любой момент. Впечатление от всего этого было, скажем так, не очень… Но самое плохое в том, что все больше и больше хотелось пить, но тут уж ничего не поделаешь — воды нет, а среди сухих стен не было ни капли влаги.

Наконец Гайлиндер свернул в одно из очередных ответвлений.

— Кажется, здесь… Я не ошибся? — повернулся он к одному из тех, кто шел вслед за ним.

— Нет — кивнул головой смуглокожий мужчина. — Не ошибся. Все верно. Здесь. Штольня начинается как раз за этим поворотом. Дальше идти не стоит.

— Почему?

— Потому что здесь еще сравнительно покойно, а если ступить за тот поворот… Скажем так: находиться в тех местах далеко не так приятно, как тут…

Здесь, между прочим, тоже нет ничего хорошего. Хотя на первый взгляд, вокруг нет ничего необычного, все то же самое, что мы встречали раньше, на протяжении всего пути по подземным галереям — низкий свод, темнота, камень… Но уставшие люди чуть ли не попадали на землю. Сейчас главное для всех нас — возможность отдохнуть, перевести дух…

Подземная галерея, где мы остановились, не была широкой, но у нее были сравнительно ровные стены, и можно было сидеть, прислонившись спиной к одной из этих стен. Уже неплохо. Хорошо и то, что у нас пока имеются факелы, и мы не сидим в кромешной тьме.

Впрочем, нам было не до отдыха. Оран сразу же начал осматривать раненых, а Кисс, вытащив из своих кожаных браслетов металлические штырьки, принялся снимать с людей ошейники и цепи. Лихо у него это дело получается, даже закованные невольники смотрят с уважением. Следует отдать ему должное — с замками Кисс управлялся легко.

Вообще-то цепи с людей можно было бы снять и раньше, но Варин отчего-то не велела делать этого. Наверное, с определенной долей недоверия относилась к тем людям, что присоединились к нам. А может, просто опасалось чего-то в первое время…

— Ну, и зачем мы пришли сюда? — забурчал все тот же недовольный голос одного из тех, кто был с Гайлиндером. — Объяснит мне, наконец, это кто-нибудь, или нет?

Ответом ворчащему мужчине было легкое дуновение холодного ветерка, который, тем не менее, принес с собой такое чувство страха, что у многих из нас зашевелились волосы на голове. Это еще что за фокусы? Нас начинают пугать?

А и верно, для чего Койен посоветовал нам идти сюда? Для этого у него должна быть серьезная причина, хотя предок и не сказал, какая именно. Может, не успел, или же отчего-то не захотел сказать… И отчего Койен сейчас молчит? Ну, раз так обстоят дела, и раз это именно я по его совету настояла на том, чтоб идти сюда, то мне и надо что-то предпринять для того, чтоб выяснить, что же имел в виду Койен, и чтоб не загубить доверившихся мне людей…

Новый порыв легкого ветерка, и снова по нашей коже пробегает волна холода… Все, хватит этого непонятного страха, тем более что пугает обычно не сама опасность, а неизвестность.

Гайлиндер обернулся к ним.

— Вы тут поосторожнее, особо не шумите. Может, это просто такое эхо. Мало ли что в жизни бывает…

— И все же, постарайтесь вспомнить — когда именно замуровали эту штольню? — я старалась говорить спокойно…

— Точно не скажу, но это произошло, самое меньшее, несколько десятков лет. Но, скорее всего, сотню лет, а то и больше.

— А почему замуровали?

— Сказали же — место считалось плохим.

— Только из-за этого?

— Не совсем. По этому поводу до нас доносились немало самых разных слухов, но если коротко… Замурованная штольня пользовалась дурной славой. Даже очень дурной. Я уже говорил: после работ в этой штольне многие заболевали, причем это в равной степени относится как к невольникам, так охранникам. Естественно, больной раб — это уже убыток, а заболевшему охраннику тоже надо платить, хотя он и не работает. К тому же в здешних местах постоянно были какие-то видения… Если бы это были только лишь одни разговоры, то никто из хозяев каменоломни не стал бы обращать внимания на болтовню рабов, но сюда крайне неохотно ходили охранники. Более того: и охранники, и мастера — все старались уклониться от работы в этих местах под любым предлогом, избегали штольни как только могли. А так как пласты оникса в этом месте довольно тонкие, то хозяева каменоломни приняли решение временно приостановить работы в этом неприятном месте. Так сказать, до лучших времен. Или до худших — это уж кому как нравится. Проще говоря: когда запасы оникса на каменоломне уж совсем сойдут на нет, вот тогда можно будет сунуться и сюда. А до того времени на всякий случай стоит закрыть выход отсюда на поверхность.

— Почему?

— Сам я, естественно, при том решении не присутствовал, так что точной причины не знаю, могу лишь строить предположения. Думаю, на хозяев каменоломни подействовали разговоры о видениях, голосах, шепоте, да и постоянные заболевания людей вряд ли кому понравятся. К тому же местные жители к тому месту, где находился выход из этой самой штольни, старались не подходить даже днем, не говоря о ночном времени. Все то же самое, что и внутри штольни — привидения и голоса… Говорили, что там обитают подземные души, которые очень не любят, когда их тревожат. Еще утверждают, что сюда приходят духи тех, кто умер на этой каменоломне, и те, кто не может найти покоя в земле, и с кем живому человеку лучше не встречаться… В общем, болтают всякое, кто во что горазд… После того, как выход замуровали, жалобы от населения прекратились, но, тем не менее, дурная слава этого места осталась, никуда не делась. Подробностей я, конечно, не знаю. Однажды мне довелось присутствовать при разговор охранников о том, что и вход в штольню не мешает замуровать так же, как и выход из нее… Но вот что мне не нравится куда больше разговоров о привидениях, так то, что в здешних местах уже много лет не обновляли крепи. Как бы обвала не было… Поэтому и прошу везти себя потише, и разговаривать, не повышая голоса.

— Как я понимаю, замурованный выход там? — кивнула Варин головой в сторону поворота.

— Да. Но, как вы уже знаете, я сам там никогда не был. Единственный из нас, кто там побывал — Наследник. Он может…

Тут Гайлиндер замолк, да и мы оцепенели. Невесть откуда рядом с нами появилась призрачная белая фигура непонятного создания. Вроде человек, и в то же время нет… Чуть покачавшись в полной тишине на границе света и тьмы, фигура одним прыжком метнулась в темноту, оставив после себя укол ужаса в сердце каждого из нас.

— Что это было? — хрипло спросил кто-то.

— Похоже на бабуина из наших лесов — осипшим голосом произнес Наследник. — Я на них еще в детстве насмотрелся. Только этот более страшный и… — тут смуглокожий умолк, глядя на стену коридора. Да уж, тут было, на что посмотреть. На ровной стене внезапно появилась уродливая морда неведомого страшилища, которая на наших глазах превратилась в прекрасное женское лицо… А еще через мгновение все исчезло, и снова перед нашими глазами была простая белесая стена. Но сердце, меж тем, все еще трепыхалось от страха… Так, это надо прекращать, и неважно, каким способом.

— Ладно — я встала с пола. Все, хватит болтать, все одно это ничего не изменит. Ох, как ноги ноют… — Варин, мне бы надо сходить самой до того замурованного выхода из штольни, посмотреть что и как… Наследник, сейчас мы с тобой сходим туда, осмотримся. Может, в кладке есть щель, или что-то подобное. А вы никуда не уходите отсюда, сидите и ждите нас. Назад все одно идти не стоит.

— Опять бабы раскомандовалась… — заворчал смуглокожий. Заметно, что мужику не хочется идти в тоннель.

— Наследник — в голосе Гайлиндера не было жесткости, но присутствовала твердость настоящего командира. — Это что еще за отговорки? От тебя подобного я не ожидал. Если боишься, то скажи об этом прямо, в этом нет ничего позорного. Я вполне могу пойти вместо тебя…

— Не надо. И я не возражаю… — пробурчал смуглокожий — Раз ты сказал — пойти, то я пойду… Просто не выношу, когда мне бабы указывают, что я должен делать.

— Наследник прав. Не стоит тебе идти — остановила я Гайлиндера. Не хватало еще, чтоб этот парень из моих родных мест смотрел, как я пытаюсь колдовать. Это, конечно, глупо, но мне отчего-то хотелось, чтоб Гайлиндер по-прежнему воспринимал меня как простую девушку из нашей деревни.

— Правильно — подал голос Кисс. — Я пойду с вами. Железо со всех снято, так что я свободен.

— Я тоже иду — Стерен, вздохнув, поднялся с земли. — Сам посмотрю на замурованный выход. Вы не поверите, по молодости лет я у каменщика учился. Даже стены клал. Взгляд опытного человека, так сказать…

Взяв с собой факел, свернули за поворот. На первый взгляд — ничего необычного, все тот же темный тоннель. Кстати, довольно узкий. И вот что удивительно: крепи тут просто как новые, словно и не простояли здесь многие десятилетия, а кажется, будто их совсем недавно поменяли. И в то же время сразу чувствуется, что здесь редко появляются люди. Дело даже не в нетронутом слое каменной пыли на земле. Тут иное: никто не сможет долго выносить просто-таки разлитое в воздухе неприятное ощущение, словно ты без разрешения вторгся туда, где тебя ненавидят и мечтают лишь о том, как бы выгнать тебя из этих мест. И на душе не проходит непонятное чувство тревоги. То спокойно, то внезапно ощущаешь на себе взгляд холодных глаз, то чувствуешь рядом с собой незнакомое существо, от которого хочется бежать без оглядки как можно дальше. Я уже не говорю о тех непонятных полупрозрачных существах, которые то и дело попадались нам на пути, в испуге шарахались от света нашего факела… Совершенно непонятно еще и то, каким образом здесь могли сделать такую длинную штольню, если тебе становится не по себе даже после короткого пребывания в ней…

Ничуть не полегчало, когда мы дошли, наконец, до выхода из штольни. Точнее, до того места, где раньше был выход. Да уж, впечатляет… Тяжелые каменные блоки, плотно подогнанные один к другому, и установленные не в один ряд… Кладка, и верно, оказалась такой, что не стоило даже думать о том, что с ней можно хоть что-то сделать. Значит, слухи были правы — выход на поверхность в этом месте невозможен.

— Бесполезно — словно подтвердил мои мысли Стерен. — Входное отверстие не только наглухо заделано каменными плитами, но еще и скреплено меж собой чем-то вроде цементного раствора. Кстати, раствор хороший. Хотя он положен очень давно, а держит замечательно и совсем не крошится…

— Не выбраться?

— Здесь — нет.

— Значит, это место отпадает…

— Без сомнений — покачал головой Стерен.

Услышав это, смуглокожий бросил на меня взгляд, в котором чуть ли не читалось — и зачем только мы тебя послушались?! Хорошо еще, что помолчал, вслух ничего не сказал.

Но ведь должен же тут быть какой-то выход! Койен не мог просто так, без причины посоветовать мне идти сюда! Но почему он все время молчит? Думай, Лия, думай…

Вновь легкий ветерок холодного воздуха, и чья-то ледяная рука коснулась моей ладони и тут же отдернулась, словно от ожога. Выхватив из рук Кисса горящий факел, я взмахнула им по сторонам, и в тот же миг от нас в темноту отпрянула какая-то полупрозрачная фигура. Тени она не давала…

— Вот что — сказала я, обернувшись к мужчинам, — вот что, вы ее не бойтесь. Это нечто вроде призраков, и только пугает, а на самом деле совсем не опасно.

Тут я приврала. Тяжеловатая магия шла от этого призрака, и у меня нет ни малейших сомнений в том, что он берет часть нашей энергии, и даже питается ею, но остальным об этом пока что знать не стоит. Побудь здесь подольше — и со здоровьем начнутся проблемы. Не зря же говорили о том, что многие из тех, кто работал здесь, заболевали. Просто мне сейчас надо каким-то образом подбодрить оставшихся. Если у людей будет твердая уверенность в том, что им ничего не грозит, то здесь им будет куда легче продержаться. Но откуда здесь могли взяться эти призраки? Магия тут, мягко говоря, плохая…

Закрыла глаза, сосредоточилась… Ну, Койен, помогай? Тут должно быть какое-то решение! Молчишь… А ведь я чувствую: здесь, в этом тоннеле, что-то не то и не так, но никак не могу понять, в чем именно дело! Не улавливаю того, что надо…

Много лет назад Канн-Хисс Д'Рейурр заложил в меня немало своих знаний (хотя до сего дня я не могу ответить, для чего это ему было нужно), но к некоторым из этих тайных познаний моя память была надежно перекрыта. Это было похоже на то, что ты читаешь книгу и обнаруживаешь, что часть страниц в ней не только плотно склеена меж собой, но и вдобавок ко всему эта заветная стопка листов едва ли не сплошь прошита толстыми нитками. Не подступиться…Может, ответ там? Но как до них добраться, по этих надежно скрытых от меня страниц? А что, если… Хотя неизвестно, к чему эта попытка может привести. Страшно, конечно, но, может, все же стоит рискнуть?

Тут я почувствовала, что Кисс взял меня за руку. Спасибо, а то я как раз хотела попросить тебя об этом, котяра. Неужели он понял, что я собираюсь делать?

— Лия, ты что задумала? — точно, догадался.

— Кисс, если что, втыкай мне в плечо штырек…

— Может, тебе сейчас не стоит рисковать?

— Рада бы, но выхода нет…

— О чем это вы? — не понял нас Стерен, но объяснять ему причину у меня не было ни желания, ни времени.

Привычно вызвала темную волну…Взяла в себя столько черной воды, сколько было нужно, и даже чуть больше, а остальное не слила (как уже привыкла это делать) в сторону, а бросила как раз на то, чтоб разрезать эти самые нитки и расклеить страницы…

В себя я пришла уже на земле. Лежу почти без сил, а Кисс в испуге трясет меня. Вначале мне показалось, что я оглохла и ослепла, но пелена перед глазами стала быстро таять, да и звук вернулся. Ага, вон Стерен и смуглокожий — оба смотрят на меня чуть ли не с испугом. Кое-что поняли… А, плевать, сейчас не до тонкостей. Потрогала плечо — все в порядке, раны нет…

— Обошлось — хмыкнул Кисс в ответ на мой безмолвный вопрос. — Я ничего нового не увидел, а ты быстро утихомирилась. Что, возникла такая острая необходимость заниматься непонятными опытами?

— Кисс, не ругайся, просто иначе было никак нельзя….

— Это единственное, что меня удерживает от того, чтоб самому не отвесить тебе затрещину. А еще лучше — парочку…

— Да у меня все в порядке! Кажется…

И верно, все оказалось в порядке, и даже более того. Когда я вновь смогла встать на ноги и сумела перевести дух, то вновь вспомнила Канн-Хисс Д'Рейурра. Экспериментатор хренов… Но кое за что я все же должна быть благодарна тебе, скотина такая, хотя по сей день не могу понять, для чего тебе было нужно закладывать в меня запретные знания. Недаром в том письме к своему приятелю Адж-Гру Д'Жоору ты писал о каких-то дополнительных функциях, заложенных в батта. Ну, по большому счету это понятно: проводить исследования — так на полную катушку, все одно батта позже были намерены списать в расход. Правда, самые опасные из заложенных знаний ты, на всякий случай, запрятал под замок, но при большом желании открыть можно многое. Ох, боюсь, аукнется вам, колдуны Нерга, этот внеплановый эксперимент. Странички-то в книге у меня все открылись, все, до самой последней…

Я снова закрыла глаза, осматривая пространство округ себя внутренним зрением. Так, сейчас весь мир вокруг меня окрасился в ровный серый цвет. Я хорошо видела галерею, а огонь факела выделялся на ней чужеродным пятном. Такое впечатление, что вокруг меня глубокие сумерки, и я могла свободно ходить по подземным выработкам без всякого освещения — и без него все неплохо видно… Еще немного увеличим резкость восприятия…

Есть! Так вот в чем дело… На ровном сером фоне то тут, то там по воздуху колыхаются почти незаметные черные нити, тонкие, совсем как паутинки, и такие же невесомо-легкие. Только эти нити куда опаснее обычной паутины. Ведь эти видения, шепот, призраки — все появлялось после того, как кто-то живой задевал такую вот «паутинку». Одни из этих нитей издавали звук, другие — изображение бестелесных тел, и все они без исключения питались энергией живых существ. Теперь мне понятно, отчего заболевали люди, работающие здесь: эти нити просто-напросто выкачивали из них жизненную энергию, и питались ею сами. Как пиявки кровью…

Кое-какие из этих нитей лежали на стенах тоннеля, но большей частью колыхались в воздухе. Для проверки я коснулась одной из них, и в тот же миг до нашего слуха донесся звук, больше похожий на легкое шипение, но от которого по всему телу побежали мурашки.

— Лия, ты что делаешь? — это Кисс. Парень здорово рассержен. — Не вздумай отпираться — этот звук вызвала ты!

— Кисс, это сторожевые нити.

— Что-что?

— Да так… Ничего хорошего, в общем. Если коротко, то к светлому колдовству эти нити не имеют ни малейшего отношения. Самая темная магия.

— Не понял…

— Видишь ли, не знаю, кто именно, но некто очень могущественный, много лет назад поставил в этой штольне нечто похожее на охрану — прозрачные нити, невидимые для обычного глаза. Очень плохая магия, паршивая для всего живого. Эти нити — они тянутся на довольно большое расстояние, а если точнее — то по всей штольне. Некоторые из тех нитей посильней, а кое-какие совсем слабые. Задень слабую нить — и у тебя станет просто неприятно на душе, а тронь нити посильнее — получишь и шепот, и видения. Все просто. Эти нити — они должны как отпугивать, так и охранять нечто от посторонних глаз.

— Что охранять?

— Не имею ни малейшего представления. И кто был тот, кто умудрился поставить их в каменоломне, где полно людей — тоже не понимаю. Но они, эти самые нити, они все должны тянуться из одного места. Ну, примерно так же, как… тянется ботва у морковки. Должен быть корень, откуда все они идут…

По-прежнему не открывая глаз, я медленно пошла назад, в ту сторону, где нас ждали остальные. Когда смуглокожий мужчина с факелом в руке хотел было выйти вперед, чтоб осветить мне дорогу, я его остановила.

— Не надо. Лучше идите позади.

— Но ведь темно! И потом, ты идешь с закрытыми глазами…

— Я все вижу…

Хм, интересно: когда огонь факела приближается хоть к одной из этих черных нитей, то они отклоняются в сторону, чуть ли не прилипая к стенам тоннеля. Ну, а если нити все же попадают в огонь, то моментально сгорают. Беда в том, что через какое-то время они вновь отрастут… И сколько бы их не сжигали, черные нити вновь и вновь будут появляться, и это будет продолжаться до того времени, пока не будет разрушен их корень, то место, откуда они растут. Только вот как же его найти, это самое место?

Медленно шла по тоннелю, и мужчины так же медленно шли за мной. Блеклый серый свет и подрагивающие черные нити… Когда кто-либо из нас случайно касался одной из этих нитей, то раздавался или стон, или шепот, а то и выскальзывала очередная призрачная фигура… Весьма неприятно. Да, в свое время кто-то постарался и вложил немало сил, выстраивая здесь такое! Только вот зачем? Колдовство удивительно стойкое, а если учесть, что оно было поставлено здесь много десятков лет назад, то остается только вновь и вновь поражаться силе, мощи и умению того, кто сумел сотворить подобное!

Нити все тянутся… Пожалуй, это больше похоже на охранное заклинание. Впрочем, нет, его, скорей, можно назвать отвлекающим. Да, пожалуй, это будет вернее…

А, вот!.. Нити свернули в одно из небольших ответвлений на стене тоннеля. Идем туда… Но что интересно: кроме этих нитей, дающих чувство опасности и страха, я больше ничего не ощущаю. Да что же здесь такое?

Нити все так же тянутся по воздуху… И вот что удивляет: их становится все больше, шепот усиливается, и чувство паники постепенно нарастает… Бр-р, звуки иногда раздаются такие мерзкие, что просто мороз по коже, и волосы на голове дыбом встают! Будь моя воля, давно бы кинулась отсюда со всех ног, только чтоб не слушать ничего из того, что постоянно раздается вокруг нас! Мужчины молчали, но и без слов было понятно, что они испытывают примерно те же самые чувства. И призраки перед нами то и дело появляются, причем столь жуткого вида, что лучше в их сторону не смотреть, а не то даже спустя годы будешь просыпаться в страхе. Ну, где же то место, где сходятся все эти нити? По этой узкой галерее мы идем уже несколько минут, и пока что ничего…

Пришли! Вот оно… Все черные нити уходили в одну из стен тоннеля, на, казалось бы, совершенно обычном месте. Вернее, они все выходили оттуда. Ровная стена, ничем, казалось бы, не отличающаяся от прочих мест. А если попробовать так… Еще одно заклинание, и перед моим внутренним взором все окружающее окрасилось в багрово-красный свет, где по-прежнему, как живые, шевелились хищные черные нити… А что же это вокруг… Ужас какой! Но и спасение…

Еще раз внимательно изучила самую обычную, казалось бы, стену тоннеля. Потрясающее охранное заклинание, и сколько же мастерства и умения сюда вложено! Все просчитано, все выверено… Нет, ну какой мощью и силой должен был обладать человек, сотворивший такое! Конечно, не спорю: по большому счету сделанное им — мерзость и гадость, но, тем не менее, в некотором роде то, что поставлено здесь — это можно назвать совершенством. О подобном я раньше и не слыхивала!

Вновь оглядела стену… Какая сложная конструкция! А меж тем сделано все это было очень и очень давно… Помнится, Гайлиндер говорил о том, что выход из штольни был замурован не один десяток лет назад именно из-за того, что люди стали бояться появляться здесь. А каменоломне уже не одна сотня лет… Мне кажется, что это заклинание было поставлено, по меньшей мере, пару сотен лет назад, если не больше, но, тем не менее, с годами сила заклинания ничуть не ослабла. Хотелось бы мне увидеть того мастера, что сумел соорудить подобное. Только вот остается вопрос: зачем все это было сделано? И что скрывается за этой стеной?

— Ребята, — сказала я, чувствуя, как мой голос перехватывается от волнения, — ребята, идите за остальными. Стерен, передай Варин, что я кое-что отыскала, и потом ей все объясню. Пусть сейчас же все идут сюда, и скажите, чтоб никто из них не отставал. У нас будет совсем немного времени…

— Для чего?

— Для попытки уйти отсюда. Хотя погодите минутку…

Я взяла у смуглокожего горящий факел, и принялась тщательно выжигать черные нити, тянущиеся из стены. Наверное, со стороны это смотрелось, по меньшей мере, странно, но меня ни о чем не спросили. Скорей всего, просто не хотели знать лишнего. Ведь никто, кроме меня, не замечал этих нитей, и не знал, насколько они опасны. Зато я видела, что нити извиваются, будто черви, или же пиявки, пытаясь отклониться от сжигающего их огня, но, опаленные у своего основания, падают на землю, продолжая там слабо подрагивать, отыскивая человеческую плоть. Все, те нити, что оказались на земле — они больше не опасны, а новые отрасти уже не успеют.

Все. Вот теперь никто из нас не испытывает ни малейшего чувства страха, и вокруг ни шепота, ни прозрачных фигур. Висит, правда, еще нечто неприятное в воздухе, но и оно должно пойти после того, как рассыплются в пыль черные нити, все еще шевелящиеся на земле. Только вот для этого должно пройти какое-то время…

— Забирайте — я вернула смуглокожему факел. — Идите, и ничего не бойтесь. Не будет ни видений, ни шепота… И скажите нашим, чтоб поторапливались.

— А ты как же?

— Идите, я сказала. А я пока тут останусь. Буду ждать вас здесь.

— Идите, идите — посоветовал им Кисс. — Я с ней посижу. Постерегу. А не то убредет наша девушка невесть куда, ищи ее потом…

— Мы постараемся не задерживаться…

— Да уж постарайтесь…

Когда шаги уходящих людей стихли, Кисс повернулся ко мне.

— Лия, что здесь такое?

— Не знаю, как объяснить поточнее…

— Говори, как есть.

— Здесь, за этой стеной, находится пустота. Ну, почти за стеной. Вернее, я говорю не совсем точно… Такое впечатление, что вблизи от нас, за этой самой стеной, находится какой-то ход, надежно скрытый от других… Точнее, это очень похоже на расщелину средь горной породы, и та расщелина заканчивается совсем близко отсюда!

— И что, по-твоему, за все эти годы никто не обнаружил эту самую расщелину? Да здесь же все сплошь изрыто…

— Тут дело несколько иного рода. Похоже, что некто знал о том непонятном ходе, а этим человеком может быть или кто-то из местных уроженцев или же из тех, кто хорошо знает эти места. И этот кто-то по понятной лишь ему одному причине решил сохранить в тайне выход из этой расщелины. Или наоборот — вход в нее. Но это уже детали. Все же раньше оникс добывали и здесь, так что была весьма велика вероятность того, что если тут копнут поглубже, и ход сразу же будет обнаружен. Вот здесь этот кто-то и поставил нечто вроде страшилки, отпугивающей людей, и месте с тем охраняющей это место от возможности дальнейшей разработки. Проще говоря: чтоб и люди не совались, и место осталось нетронутым.

— Для чего?

— Не знаю. Могу сказать только одно: за этой стеной, вот в этом нешироком месте, находится всего несколько дюймов камня, отделяющих нас от того самого подземного хода, или от расщелины, называй это так, как тебе больше нравится. И тот человек, кто и сделал эту отпугивающую завесу, придумал еще кое-что. Войти туда, или же выйти оттуда можно лишь одним путем — обрушить эту самую стену, а сделать это совсем не просто. Но это еще не все. После обрушения стены начинается отсчет времени, и того, кто не успеет убраться отсюда на определенное расстояние — того точно засыплет. Будет обвал, причем обвалится совсем немалая часть галереи. Знаешь, если бы нас кто-то преследовал, то их бы точно накрыло падающими камнями. Оттого нам и надо будет поторапливаться…

— Все равно мне плохо верится в то, что за все эти многие десятки лет никто из колдунов не спускался сюда, в эти каменоломни, чтоб выяснить, в чем тут дело и откуда берутся обитающие здесь призраки. Ведь ты сразу поняла, в чем тут дело…

— Нет — покачала я головой. — Далеко не сразу. И потом: понять, что тут поставлены некие охранные заклинания, может не каждый, а лишь тот, кто прошел некий этап обучения… Знаешь, та скотина Канн-Хисс Д'Рейурр (чтоб его!) был очень знающим человеком, и, надо признать, учился многому, в том числе и тому, как отыскивать подобные штуки… А то колдовство, что наведено здесь — это мог сделать только очень сильный маг. По силе он должен быть равным тем, кто входит в конклав, если не сильней. Естественно, что никто из тех крайне уважаемых людей не полезет в какие-то каменоломни, чтоб разобраться с некими голосами, что тревожат работающих под землей невольников. В конце концов, не их высокого ума это грязное занятие, а с возникающими на каменоломне неприятностям и задачами, пусть разбираются местные колдуны — это дело как раз для них. Здесь же приложил свою руку маг самого высокого ранга, и оттого даже знающим колдунам из тех, кто решился спуститься сюда, не могло придти в голову, что в простой каменоломне может быть установлена такая сложная система маскировки. Просто она сейчас чуть ослабла с годами. Все считали, что людей тревожат подземные призраки, особенно если учесть, что неподалеку отсюда хоронят умерших рабов. Вернее, их не хоронят, а тела просто скидывают в расщелину со скалы. Получается, что это или подземные призраки, или неприкаянные души…

— А ты почему так не считала?

— А я, дорогой, тот урод, в которого непонятно для чего заложили то дерьмо, от которого мне бы очень хотелось избавиться раз и навсегда, да вот только, боюсь, это невозможно… — сама не знаю, отчего в моем голосе появились слезы.

— Лиа, не стоит… — чуть обнял меня за плечи Кисс.

— Знаю, что не стоит… — я, повернувшись к Киссу, тоже неожиданно для себя обняла его — Но иногда на душе становится так тошно, что хочется зареветь во весь голос!

— Понимаю тебя. Иногда самому становится так плохо, что хоть волком вой, но жить все одно надо…

— Кисс, как хорошо, что ты рядом…

— Зато я не могу сказать подобного о тебе. Ты, радость несказанная, мне уже всю плешь проела. Видишь этот сивый клок на моей многострадальной голове? Должен сказать, что до встречи с тобой мои волосы были другого цвета, куда более естественного и привлекательного. Ох, боюсь, это только начало! Как бы мне подле тебя не облысеть начисто…

— Кисс, — вздохнула я, — Кисс, ну какая же ты все-таки зараза!..

И вот так, обнявшись, мы с Киссом стояли до тех пор, пока до нашего слуха не донеслись голоса и звуки шагов. Наши идут… Но, оказывается, это так хорошо и так спокойно — просто стоять вдвоем… Просто стоять, ощущая рядом тепло другого человека, не думать ни о чем, и чувствовать, что мы одни в этом мире. Пусть и ненадолго…

Увы, но чужие голоса вновь вернули нас в этот мир.

— Сюда идут… — прошептал Кисс.

— Да…

— Дорогая моя рептилия, — Кисс все еще обнимал меня, — ты намерена от меня отцепиться, или нет? Или по-прежнему намереваешься держать меня в своих кольцах?

— Кисс, ну сколько мне раз еще надо повторить, что ты — редкая зараза? — зашипела я Киссу в ухо не хуже змеи.

— Значит, — фыркнул Кисс, — значит, отставать от меня ты не собираешься? Зараза, как я слышал, пристает к человеку надолго. А бывает, и навсегда.

— Как же иногда мне хочется прибить тебя! — потерлась я щекой о шею Кисса.

— Ну, радость моя, я и сам себе, бывает, очень нравлюсь!

— Вот наказание на мою шею!

— Тронут, душевно тронут… А, вон и наши идут, так что быстро отцепляйся от меня, о плющ моего сердца, а не то осколки твоей и без того разбитой репутации будут окончательно растерты в пыль…

— Кисс, ты точно — редкая зараза… — я с неохотой шагнула в сторону. — И что я в тебе нашла?

— Вот и подумай об этом на досуге…

Посмотрев на подошедших, я поняла, до какой же степени измотаны эти люди. Всем нужен отдых… Но делать нечего, надо выбираться отсюда, а жалость следует отложить на потом.

— Лия, в чем дело? — это Варин. Она вместе с Гайлиндером подошла к нам. Мне бы не хотелось говорить в присутствии Гайлиндера о том, что я узнала, но выбирать не приходилось. Очень коротко, буквально в нескольких словах, я рассказала ей о том, что выяснила у Койена.

— Хорошо, — кивнула Варин. — Действуй, я не возражаю, тем более, что иного выхода у нас нет.

— Значит, так — как можно бодрее заявила я, обернувшись к остальным. — Сейчас от каждого из вас потребуется немногое: быстро выполнять то, что я скажу — и ничего больше. Времени у нас с вами будет — всего ничего, может, пару минут, а если повезет, то и пяток, но уж никак не более. Задача одна: когда в стене туннеля появится проход, все идем туда, не толкаясь, друг за другом, ни на что постороннее не отвлекаясь, и не останавливаясь. Возможно, там довольно узко, так что надо быть готовым к тому, что пробираться будет даже сложнее, чем в подземных выработках…

— И куда же нам надо идти? — вновь заворчал мужчина с недовольным голосом. — Я что-то ничего не вижу…

— Сейчас увидите. Дело в том, что за этой стеной есть какой-то ход. Или туннель… Ну, что именно там находится — в этом разберемся чуть позже. А пока отойдите немного в сторону, и прислонитесь к противоположной стене. Если стена рухнет, постарайтесь не попасть под камни, и не убежать куда подальше, а остаться на месте.

Ой, не хочется мне при всех творить колдовство, но делать нечего. А магия меж тем здесь применена черная, и когда я начну читать заклинание, это будет понятно каждому…

Повернувшись лицом к стене, откуда еще недавно выходили невидимые обычным людям черные нити, я заговорила, громко и четко произнося слова из тех запретных листов, что совсем недавно сумела открыть в своей памяти:

— Гаргкхах краетк брекхеркг грокхт…

Длинное заклинание, состоящее из дикого сочетания букв и совершенно непонятных слов. Оно звучало, по меньшей мере, непривычно для любого уха, но мне сейчас было не до того, чтоб заботиться о благозвучии. Тут главное — прочитать текст, ни разу не сбившись, а текст, между прочим, совсем не малый…

Когда я закончила, вокруг стояла оглушительная тишина, и в первое мгновение ничего не происходило. Неужели ничего не получилось, или я в чем-то ошиблась? Но уже в следующую секунду раздался страшный грохот. Хотя я и ожидала чего-то подобного, тем не менее, меня тоже немного испугал звук падающих камней. Обвалилась часть той стены, откуда еще недавно шли черные нити, причем и некоторые камни из упали вперед, а другие рухнули назад, в не очень широкую щель. При свете факела было видно, что обвалившиеся камни обнажили темный провал в стене. Волна пыли и мелкой каменной крошки взвилась в воздух, забивая нос и горло, заставляя плотно зажмуривать веки, а от резкого порыва ветра задуло один из двух факелов.

А люди… Все они заметно испуганы, несмотря на то, что я заранее попросила их не волноваться. Это понятно: когда перед твоими глазами сыплются камни, а над головой толща камня, который может обвалиться в любой момент, то поневоле начнешь нервничать, что бы тебе перед этим не говорили. Некоторые из стоящих людей шарахнулся в сторону, едва не сбив с ног товарища, другие, помимо своей воли, закричали…

— Что это? — спросил кто-то, указывая на появившийся провал в клубах каменной пыли..

— Точно не скажу — закашлялась я. — Знаю лишь то, что если мы туда не войдем в самое ближайшее время, то нам будет не просто плохо, а очень и очень плохо. На нас вот-вот рухнет потолок, или как он там называется. Кстати, обвал произойдет на довольно большом расстоянии. Не знаю, как вам, а мне еще хочется пожить…

— А куда ход ведет?

— Не знаю. Но чувствуете — оттуда тянет воздухом, и воздух не затхлый. Видите — пыль чуть отклоняется в сторону… Что и требовалось доказать. Ну, что стоим? — я старалась говорить как можно бодрее. — В запасе у нас всего несколько минут, не больше. Потом сами знаете, что будет…

— Трей — Варин кивнула в сторону провала. — Ты первый, остальные по одному за тобой…

Трей посветил факелов у провала. Неширокий темный ход уходил куда-то вдаль, куда не доставал свет факела.

— Давайте за мной — и бывший охранник Правителя первым шагнул в пыльный воздух темного провала в стене. Факел осветил неширокий туннель, больше похожий на трещину в скале, который вел куда-то в темноту. Стоит признать и то, что трещина была не только узкой, но и довольно низкой. Во всяком случае, невысокому Трею приходилось идти, чуть наклонившись. Бедный Оран! Представляю, с каким трудом наш здоровяк будет здесь протискиваться!

— Давайте, идите быстрее за этим парнем! — это поторапливает остальных Варин, а голос у нее сейчас такой властный, что поневоле подчинишься. — Сказано же было — вскоре здесь может быть обвал! Желаете, чтоб вас засыпало? Ваше дело, но предупреждаю сразу, что откапывать вас будет некому, нечем, да и некогда…

Эти слова женщины подхлестнули людей, и они принялись по очереди протискиваться в неширокий проем, направляясь вслед за Треем. Н-да, — отметила я про себя, глядя на людей Гайлиндера, вот что значит военная косточка: никто не впадает в панику, не лезет вперед, не отталкивает другого от входа. Все ждут своей очереди, идут один за одним, как по команде. Похоже, бывший жених Эри умеет поддерживать дисциплину среди своих людей даже здесь, в неволе.

— Лия… — это Гайлиндер.

— Иди вперед. Я пойду позади.

— Извини, нет. А если позади опасность? Так что последним в отряде пойду я.

Эх, Гайлиндер, ну как бы мне суметь доходчиво растолковать тебе, что в нынешней ситуации скорее я могу защитить тебя, чем ты меня…

В темную щель стены я уходила не последней. Как-то так само собой получилось, что за мной шел Кисс, а замыкал цепочку людей Гайлиндер. Капитан покидает корабль последним…

Мы успели отойти от входа совсем недалеко, когда позади нас сзади опять раздался неприятный звук падающих камней, затем донесся оглушительный грохот, а еще через мгновение нас вновь нагнала волна пыльного воздуха вперемешку с крохотными осколками камней. Что ж, теперь пути назад у нас нет. Хорошо, что вовремя успели убраться. Похоже, мы едва успели это сделать: судя по звуку, обрушился свод в каменоломне, вернее, в той самой штольне, где еще недавно пугали людей черные нити. Я, конечно, могу ошибаться, ни отчего-то мне кажется, что тот свод обрушился на весьма значительном расстоянии. Если бы там в это время находился кто живой… Вот об этом лучше не думать. Однако, похоже, что именно на такое развитие событий в свое время и рассчитывал неизвестный маг.

Такое впечатление, что этой дорогой (которая больше напоминала узкую щель в скале, чем туннель в каменоломне), где мы пробираемся сейчас, не пользовались очень давно. Туннель узкий, кое-где приходилось протискиваться чуть ли не боком. В нескольких местах был настолько низкий свод, что мы пробирались там едва ли не ползком, а кое-где, наоборот, он был очень высок. Похоже, что это — природная пещера. Отчего-то мне в голову пришло понимание: этот ход — часть сети подземных пещер, существующих здесь с незапамятных времен, причем та расщелина, по которой мы пробираемся сейчас — она возникла очень давно, многие тысячи лет назад. Наверное, эти подземные пещеры сотворили Боги еще в то немыслимо далекое время, когда создавали наш мир…

Не знаю, как другие, а я раньше в пещерах никогда не бывала, и уж тем более не имею ни малейшего представления о том, как и для какой надобности люди ползают в узких расщелинах под землей, и зачем они это делают!.. А такие ненормальные, как я слыхала, имеются. Правда, сейчас к их числу присоединились и мы. Одно я знала наверняка: оникс здесь точно не добывали.

Сколько мы шли, вернее, пробирались — не знаю, но, кажется, не очень долго. Через какое-то врем мы оказались в небольшой пещере. Неровная площадка, нависающие стены где — вот счастье и радость для сердца и пересохшего горла! около одной из стен вровень с полом было нечто похожее на довольно большое углубление, куда по влажной стене сползали капли влаги. Что-то вроде маленького природного водоема. Сейчас то углубление было до краев заполнено чистой водой, при одном взгляде на которую тебе хотя и становится легче, но в то же время еще больше начинаешь понимать, как же тебя мучает жажда!

Без приказаний уставшие люди опустились на землю, точнее, почти попадали на нее. Отдых… Все понимали — он необходим хотя бы для того, чтоб перевести дух и понять, что, собственно, произошло со всеми нами, и где мы оказались. Тут не нужны были ни приказы, ни лишние слова — люди просто приходили в себя после потрясений последних часов, да и усталость брала свое. Наконец-то можно хоть немного отдохнуть, и сделать это с легким сердцем, тем более что осыпающиеся каменоломни остались позади, а на самих людях уже нет ненавистного железа, и оттого обманчивое чувство свободы давало чувство облегчения и надежды.

Мы по очереди подходили к углублению с водой. Вначале — раненые, потом все остальные. Небольшая передышка… Кажется, мы выпили почти всю воду, скопившуюся в этом маленьком водоеме. Сразу полегчало…

Не хотелось даже шевелиться, было только одно желание — лежать не шевелясь, и хотя бы на короткое время почувствовать себя в безопасности. Невысокий свод пещеры, свет факела, чувство счастья оттого, что мы сумели уйти с каменоломен…

Вон, Оран встал, снова осматривает раненых. Молодец парень, о других думает, а я только о том, что устала. Если честно, то мне сейчас даже шевелиться не хочется, но раненые люди нуждаются в помощи. Ничего, потом отдохну… Встала, пошла к раненым…

Какое-то время прошло в молчании, потом опять заговорил мужчина с недовольным голосом.

— Кто мне ответит — куда мы идем?

Я так понимаю, спрашивают меня.

— Самой бы хотелось знать.

— Тогда хотя бы скажите: сейчас вы что делать собираетесь?

— Сейчас нам надо выбраться наружу, — это уже Варин. — Окажемся наверху, и уж потом сообразим остальное… Кстати, Оран, что там с ранеными?

— Резаные и колотые раны, кровопотеря… Но вот что радует — ни у кого из раненых никакие жизненно важные органы не задеты.

Оран не стал говорить правду — некоторые раны были плохие. Хотя я их совсем недавно подлечила, но блуждания по узким каменным коридорам вряд ли хоть кому пойдут во благо, а уж тем более ослабленным и раненым людям. По негласному разрешению Варин я вновь накачала в их раны сил, провела повторное обеззараживание, запустила процесс регенерации. Все остальное зависело уже от самих раненых. Надеюсь, все они пойдут на поправку. Правда, сама я сейчас чувствую себя препаршиво, но зато люди без особых сложностей сумеют идти дальше, хотя этого они пока не понимают… Ничего, встанут — оценят, а если и не оценят — переживу. Беда в том, что какое-то время сложно будет передвигаться уже мне, ну да это не страшно: сейчас передохну немного, приду в себя… Присела возле Кисса, тот без слов сжал мою руку своей…

— Слушайте, пока есть время и возможность, давайте хоть представимся друг другу — это все тот же мужчина с недовольным голосом. — Вы кто такие будете?

И с чего это у мужика настолько брюзжащий голос? Вечно всем недоволен… Вроде не такой и старый — на вид ему около сорока лет, но зато ворчит словно древний дед. Хотя этого человека можно понять: с его прострелом, отбитой почкой и глубокой раной на бедре (не считая мелких порезов) трудно находиться в хорошем расположении духа.

— Что ж, вы правы, имеет смысл представиться — согласилась Варин. — Мы с Лией — торговцы, а остальные — наша охрана.

— Ага, — продолжал бурчать мужчина, — ага, как же, торговцы! Это ж надо такое придумать! Да если б все были такими торговцами… Еще скажите, что морковкой торгуете…

— А размазням в торговом деле делать нечего. Там зубы надо иметь.

— С этим я не спорю, но все одно: вы очень странные люди.

— В каком смысле — странные?

— Хорошо, скажем по-другому: вы нам ничего не рассказали о себе. Думаю, каждому из нас интересно знать, кто вы такие, как оказались в каменоломне? Молчите? Ну да это ваши дела, у каждого могут быть свои тайны, о которых другим знать не положено, да мы в них и не лезем. Просто раз судьба свела нас вместе на какое-то время, то хотелось бы иметь представление, с кем именно. Мы же ничего не знаем друг о друге, а это непорядок…

— А вы сами кто такие будете?

— Пожалуй, нам следует представиться — в разговор вступил Гайлиндер. — Извините, я пока не буду вставать — ноги просто ноют… Начнем первыми на правах долгожителей этих мест. Имена именами, вот только мы в последнее время все больше обращаемся друг к другу по прозвищам. На каменоломнях так принято: считается, что те, кто попадает туда, теряет свое имя. Так вот, я — Командир, а эти трое — Лесовик, Рябина и Рыбак — это мои люди. Вернее, те, кто остались в живых после гибели моего отряда. Остальные сгорели заживо, а мы выжили непонятным образом. Хотя лично мне — вполне понятным…Теперь то, что касается других… Это — Наследник — кивнул Гайлиндер в сторону смуглокожего мужчины. — Вон тот, из степи, естественно, Степняк, а тот, что вечно всем недоволен и бурчит без остановки — Казначей. Мы все находились в каменоломне уже не по одному году, и каждому из нас уже тошно до того, что лучше или погибнуть, или вновь попытать уйти…

— Вы уже сбегали?

— Пытались, но далеко не ушли. Местность вокруг такая, что утаиться сложно, и уж беглым — тем и вовсе невозможно самостоятельно добраться до границы Нерга. Перехватят на полдороге, и это в самом лучшем случае. К тому же за пойманного беглеца поймавшему платят чуть ли не половину его стоимости. Вот жители Нерга и стараются не упустить дополнительный заработок.

— И вас не прибили, когда поймали? И на жертвенный камень не отправили? — Стерен скептически хмыкнул. — Ох, парни, сдается мне, что вы нам говорите совсем не то, что с вами было на самом деле. За пойманных беглецов в Нерге обычно платят жрецы, а из их храма для отловленных бедолаг дорога одна — на жертвенный камень. Нет, беглеца, конечно, могут вновь продать его бывшему хозяину, но так поступают лишь с хорошими мастерами, за которых бывший хозяин согласен раскошелиться. Вы же, как я понял, и до побега трудились тут же, на каменоломне. Не обижайтесь, парни, но я не считаю, что вы все настолько незаменимые работники — хотя и ковыряете здесь камень, но без особого старания и вдохновения. Конечно, могло случиться и такое, что вас после поимки вполне могли вернуть на каменоломню, но только для того, чтоб при полном стечении народа казнить безо всякой жалости. А вы, тем не менее, на сегодняшний день живы и здоровы. Что-то этой истории не состыкуется меж собой.

— Можно подумать, вы нам всю правду о себе рассказали — вновь забурчал Казначей. — Так все подчистую и выложили…

— Казначей прав — Гайлиндер смотрел на Варин. — Вы тоже не совсем откровенны с нами. Что касается того, что, как вы сказали, «не состыкуется»… Дело в том, что мы, все семеро, были не совсем обычными невольниками. Нас, всех тех, кто к вам прибился сегодня — нас держали, как залог. Или же чтоб шантажировать нами кое-кого…

— Простите? — ну, все, Варин теперь не упустит ни слова. Впрочем, думаю, она и раньше все прекрасно запоминала. Намертво. — Об этом можно поподробнее?

— Все очень просто. Взять хотя бы меня и моих подчиненных… Отряд, которым я командовал несколько лет назад, на границе попал в огненную ловушку колдунов Нерга и сгорел, считай, подчистую. Мы единственные, кто тогда уцелел. Я много раз прокручивал в уме прошедшее, и убежден в одном: мой отряд погиб не просто так, а в результате предательства. Так думаю не я один, мои товарищи считают так же. Мы много говорили об этом, благо для этого было время… На очной ставке я бы сумел доказать факт предательства, а мои оставшиеся в живых солдаты — они бы меня поддержали.

— И с кем надо было бы устраивать очную ставку? — надо же, Варин уже устраивает допрос.

— С кем же еще, если не со светлейшим князем Айберте, чтоб его!.. Вот сволочь! Попадись он в мои руки — сам бы его придушил, и пусть потом со мной делают, что хотят!

— Зачем ему это было надо — предавать вас?

— Долго объяснять.

— А вы давайте коротко.

— Ладно… Этот ревнивый придурок вбил в свою голову невесть что: он женился на очень красивой молодой девушке, и ревновал ее ко всем и каждому. Будь на то его воля, из дома б бедняжке лишний раз не позволил выходить!.. Меня же князь особо ненавидел — ведь раньше я считался женихом Эри, ну, той самой девушки, что стала его женой… Светлейший уже не раз пытался от меня избавиться, и в конце концов это у него получилось… В общем, напрасно мои люди погибли, пострадали ни за что. Вы только вдумайтесь: в тот день было убито четыреста человек, и почти все они сгорели заживо, а ведь почти у всех были родители, жены, дети, у каждого была своя жизнь… Никогда ему этого не прощу, и вряд ли подобное могут забыть или простить родные и близкие тех, кто погиб…

О, Высокое Небо, неужели Вен все же был прав, подозревая князя Айберте в предательстве? И виной всему — Эри и безумная ревность князя? Да как же он мог спокойно жить после того? А Эри… Она же ни о чем не знала!.. Или знала?..

— То есть…

— А что есть, то и есть. Я твердо убежден, что князь каким-то образом снюхался с колдунами, чтоб только убрать меня.

— Это слишком натянутое предположение — заметила Варин. — Уж если об этом зашла речь, то у благородных людей имеется такой способ выяснения отношений, как дуэль. Или же можно найти немало иных возможностей избавиться от неугодного, не громоздя при этом горы из людских тел.

— Дуэль у нас уже состоялась, еще в то время, когда я был женихом Эри. Тогда князь вполне мог остаться без головы. Я, по глупости, в тот раз вздумал проявлять неуместное благородство, а, как выяснилось позже, подобное для князя равнозначно жестокой обиде. Вот он и хотел не просто раз и навсегда избавиться меня, но притом еще и очернить мое имя. Боюсь, это ему удалось… Что касается тех, кто мог быть убит вместе со мной — так чужие жизни волновали князя Айберте меньше всего.

— Но почему же тогда вы остались в живых?

— Да потому что колдуны оказались куда умней князя. Они сохранили не только меня одного, но вдобавок и нескольких свидетелей — солдат из моего отряда, тех, кто сумел выжить… И с той самой поры, я в этом уверен, светлейший пляшет под их дудку. Мы, то есть те, кто остался в живых, сейчас чем-то напоминаем компромат, спрятанный в тайнике, который в нужный момент всегда могут достать, и которым всегда можно припугнуть, если вдруг князь станет несговорчивым. Не верите? Так вот, когда мы попытались бежать, и нас поймали, то не четвертовали, как это положено за побег, а только кнутом отходили. Конечно, нам вполне хватило и этого, хотя четвертование и наказание кнутом вряд ли сопоставимы между собой…

Да, не завидую я князю Айберте, если Гайлиндер окажется лицом к лицу с ним.

— Ладно, хватит о князе. Потом поговорим о нем, если у нас на то будет возможность…

Правильно, подумалось мне. Сейчас не до того, чтоб понапрасну лишний раз травить свою душу. А Гайлиндер тем временем говорил дальше:

— Теперь позвольте представить вам остальных. — Это — Наследник. Между прочим, представитель одной из самых древних семей Юга.

Смуглокожий чуть церемонно поклонился. Даже сейчас чувствуется, что в свое время этот человек получил достойное воспитание.

— Среди стран Юга имеется такое небольшое государство — Эшир — продолжал Гайлиндер. — Оно, это государство, может, и маленькое, но вот запасы медной руды там большие, так что Эшир — страна не из бедных, и в то же время в ней довольно строгие традиции. Одна из них такая: после того, как его отец, Правитель Эшира, отойдет в мир иной, старший сын должен занять его место. Вот он — старший сын Правителя Эшира, которого мы называем Наследником.

— Вот как?

— Ну да… К сожалению, младшему братцу Наследника очень хотелось в будущем самому присесть на папино кресло. И вот в один далеко не прекрасный момент младший братец предложил Наследнику отправиться на приятную морскую прогулку с веселыми развлечениями, хотя на самом деле путешествие было придумано для того, отправить старшего братца на дно морское — при кораблекрушении могут спастись далеко не все, и к тому же нужные люди должны были поспособствовать тому, чтоб Наследник не выплыл… Такие вещи втайне от всех проделать сложно, кое-что просочилось наружу, дошло до колдунов Нерга, а те не дураки, чтоб таким добром раскидываться. При кораблекрушении их люди спасли парня, только вот убивать его, естественно, не стали. Зачем? Притащили спасенного сюда, в Нерг, и теперь младшего братца Наследника, который все же взгромоздился на трон после смерти папаши, колдуны в кулаке держат. Дело в том, что по законам Эшира именно старший сын (пусть он даже сейчас и считается временно пропавшим), все равно является прямым наследником престола, а младший имеет право сидеть на том троне всего лишь временно. А так как тела утонувшего принца никто так и не видел, то слухи насчет пропавшего хотят самые разные, и если он внезапно объявится… Тогда все — младшему братцу корону с себя придется снимать. И, что наиболее вероятно, вместе с головой. Так что вывод делайте сами…

— А Степняк… Он тоже принц, или кто-то вроде того?

— Нет, он самый обычный человек, без должностей и званий, жил себе в своих степях тихо и мирно. Было у него свое небольшое стадо, лошадей разводил на продажу. Пусть не особо богател, но и не бедствовал. Так вышло, что однажды Степняк оказался не в том месте и не в то время, и невольно подслушал некий разговор. Дело в том, что по приказу одного важного господина его наемники-слуги по всей степи отлавливали молодых красивых девушек, и за хорошие деньги их в гаремы продавали, а то и в Нерг отвозили, на жертвенный камень… Обвиняли же в пропажах девушек тех неугодных, кого тому важному господину надо было убрать со своей дороги. Ну, Степняк, узнав о таком, вздумал было справедливость искать, и пожелал правду рассказать тем, кому об этом надо знать по должности, и тем, кого это горе коснулось — у кого дочери пропали без следа… Идеалист. Дело кончилось тем, что парню пришлось без оглядки уносить ноги из родных степей — у того господина были длинные руки. До границ Нерга парень сумел добраться, а тут его и повязали. Тот важный господин, что просил колдунов сделать это, посчитал, что все его проблемы разрешатся после того, как Степняка схватят и голову ему с плеч снесут. Ага, как же, станут колдуны такого свидетеля жизни лишать!.. Так что теперь тот господин делает то, что велят ему колдуны Нерга, а не то живо Степняка доставят, куда надо, а он молчать не станет. Особенно после того, что ему здесь пришлось пережить.

— А Казначей? Он кто такой?

— Что, этот мужик и вас уже успел замучить своим вечным недовольством? — в голосе Гайлиндера я с удивлением уловила веселые нотки. — Спешу сообщить: первое время нас он тоже довел чуть ли не до белого каления своим вечным бурчанием и кислым видом! Сами его вначале чуть не пришибли после того, как он у нас впервые появился — до того всех из себя выводил! Теперь, правда, мы к нему уже привыкли, и к его постоянному бурчанию — тоже. Но в целом следует признать — Казначей человек неплохой. Только вот желчи у него одного, как минимум, на пятерых хватит.

— Чего-то мало… — пробурчал Казначей.

— И занудства тоже — продолжал Гайлиндер. — В свое время он у одного из больших Владык Юга казначеем был, чуть ли не всеми денежными потоками вертел, а сразу же после того, как старый Владыка умер, Казначей и сам постарался удрать из своей страны как можно дальше — он ведь такого может порассказать о тех, кто сейчас к власти пришел, что… Ну, вы, я считаю, поняли. Это не человек, а ходячий кладезь сведений о денежных махинациях, счетах и секретах сильных мира сего. У многих есть желание заткнуть ему рот, а другие — наоборот, хотели бы с ним встретиться, потолковать по душам, самим кое-что узнать… Кроме того, люди у трона нового Владыки находятся в полной уверенности, будто Казначей успел столько золота наворовать и в тайное место его перетаскать, что, если ту ухоронку найти, то многим из них не на один век хватит. Хотя сам Казначей утверждает обратное…

— Ага, как же, много там украдешь… — вновь забурчал мужчина. — Там все разворовывали еще до того, как хоть что-то успевало поступать в казну. Те, что сейчас возле трона сидят и на нового Владыку преданными глазами глядят — вот это и есть главные ворюги!

— Так ты, значит, был честным служакой? — чуть усмехнулся Стерен. — И ничего к твоим рукам не прилипало…

— Ну, как сказать… Вон, Лесовик говорил, что в вашей Славии есть поговорка: кто мед сливает, тот и пальцы облизывает… Брал, конечно, не без того, но не зарывался. Так, отщипывал понемногу, но мне хватало. Да, по большому счету, в казне брать было нечего. Не знаю, поверите вы мне, или нет, но я, и верно, хоть что-то пытался сделать для того, чтоб деньги на сторону не утекали, и чтоб прихлебатели у трона в тощую казну особо руки не запускали. И этим врагов себе нажил немало, особенно из родственников Владыки. Там слишком много жадных лап, чьи хозяева считают, что могут брать из казны столько, сколько им заблагорассудится, а я должен был все время затыкать эти бесконечно появлявшиеся в казне прорехи! А откуда деньги брать? Я им что, джинн из сказки?! Да с такими хапугами и десятка джиннов не хватит!

— Честный ты человек… — хмыкнул один из тех, кто был с Гайлиндером.

— Лесовик, хватит подкалывать! — едва ли не взвыл Казначей. — Между прочим, у меня в делах порядок был! Ну, сравнительный порядок… А так как после смерти старого Владыки дыру в казне надо было как-то объяснять, то в качестве козла отпущения выбрали меня. Таким образом многие решили избавиться от вашего покорного слуги, списать на меня все убытки и отыграться за прошлое. Я же про них, мерзавцев, про всех столько знаю, и такое об этих людях рассказать могу, что если до нового Владыки хоть часть этих знаний дойдет, то он своих придворных — всех, через одного, на кол посадит. Да там хоть всех подряд на этот самый кол усаживай — не ошибешься, причем это можно делать без всяких раздумий и воспоминаний о прошлых заслугах. И со своими родственничками новый Владыка поступит точно так же, если узнает кое-что об их более чем непристойных делишках! Оттого-то я колдунами и был спрятан под замок, чтоб им самим было кого пугать — вот, дескать, у нас он сидит, и в каждую минуту о ваших прегрешениях заговорить может, причем с доказательствами… И зачем только мы с Евнухом в сторону Нерга побежали? Думали, проскочим мимо, уйдем в другую страну…

— Да, — подтвердил его слова Гайлиндер. — Казначей из своей страны вместе с Евнухом бежал, ну, с тем парнем, которого сегодня убили. Тот тоже старался убраться как можно дальше. Гарем — опасное место, там многие люди невольно развязывают свои языки и говорят многое из того, о чем другим знать не стоит, а Евнух (да будет ему земля пухом!) был там за главного. Жаль, убили парня, хороший был человек, толковый, головастый, хотя и покалеченный с детства… И чего он вместе со Стихоплетом воевать полез?! Да еще и с голыми руками? Из них бойцы — как из меня придворный певец…

— Стихоплет — это, как я понимаю, был один из тех троих парней, кого недавно убили?

— Да, он и есть. Совсем молоденький парнишка, и семнадцати еще не исполнилось… Стихоплет местный, родом из Нерга, а уж до чего талантлив!.. Просто до невозможности! Веселый, ехидный, а стихи из него просто лились, как вода в ручье, и декламировал он их умело. Мы иногда просто заслушивались, а он, если был в настроении, мог читать свои стихи часами, беспрерывно… Кстати, многие из их он сочинял просто на ходу. Не здесь бы этому парню надо было родиться, не в Нерге, а в другой стране, где искусство ценят и понимают. Цены б ему там не было!.. Кстати, со Стихоплетом все было далеко не так просто, как с нами: все же его отец — один из тех, кто состоит в конклаве колдунов, и не на последней должности.

— Как? Отец того погибшего парня — один из членов конклава?!

— Представляете? И такое в жизни случается. Так сказать, в черном стаде внезапно уродилась белая овца, которой не было никакого дела до, так сказать, до благородных занятий отца. Мы по обмолвкам охранников поняли, что парень даже знакомых папаши, тех, кто находится в конклаве — всех достал своими хлесткими стихами. Никого не боялся, звонкую фразу мог бросить кому угодно. Папаша сына сюда определил сам, можно сказать, собственноручно подписал приказ о его заключении: дескать, раз отцовское дело продолжать не желаешь, и ума у тебя на это не хватает, а язык на привязи держать не научился, то на каменоломнях враз поумнеешь. Самое место для тех, у кого нет головы на плечах.

— Надо же… Отец сам отправил сына сюда…

— Да уж… Сказал так: дескать, тяжелая работа под землей и полуголодная жизнь очень способствует прочищению мозгов. Потом, мол, когда все в голове в порядок придет, то позови — приеду, заберу, а до того и слышать о тебе ничего не желаю… А Стихоплет был упрямым парнем, да и по ухваткам и поведению выделялся из прочих. От его язвительных стихов охранников аж перекашивало! Вроде и не скажет ничего плохого, но как только доходит до охранников, что именно парень имел в виду, говоря о них — так те убить его были готовы. Мне стихи этого парня чем-то напоминали отраву для крыс: красивый, лакомый кусочек, вполне можно сожрать, и даже облизнуться от удовольствия, но потом, когда яд дойдет до печенки — вот только тогда понимаешь, что проглотил. Хороший парень был, не в пример папаше. В общем, жаль погибших парней, искренне жаль.

— А последний из погибших? Их же трое было убито там, в каменоломне?

— Верно, трое погибло, и третий из них — Хранитель. По возрасту он был самым пожилым среди нас. Этот человек долгое время охранял нескольких отпрысков какого-то знатного семейства, и заодно выполнял их щекотливые поручения… Все шло хорошо до того времени, пока в далеко не самый прекрасный момент одного из этих самых великовозрастных деток нашли убитым. Хранитель утверждал, что это сделал один из родственников хозяев — что-то они там меж собой не поделили. Конечно, словам Хранителя не поверили, а позже и вовсе объявили убийцей: дескать, погибший — дело рук жестокого охранника, который вдобавок ко всему еще и сошел с ума. Вот и пришлось Хранителю бежать, только вот уйти от преследователей у него не получилось. А сейчас колдуны на того родственничка, что убил, жмут, как только могут — Хранитель все же был профессионал в своем деле, и пока был на свободе, сумел накопать более чем достаточно доказательств, обличающих настоящего убийцу…

— Да, ребятки, — покачал головой Стерен. — Надо признать: вы опасная компания. Только мне все одно непонятно: почему вас, таких ценных, держали на каменоломне, а не в какой-нибудь тюрьме под крепким запором?

— Так это и есть то самое тайное место, лучше которого не придумаешь. В тюрьме всегда есть вероятность того, что кто-то и что-то пронюхает. Списки заключенных, ежедневные проверки, перестукивания… И потом, некоторые все же покидают тюрьму. Через тюремные стены всегда могут просочиться нежелательные сведения, и, к тому же там велика вероятность быстро загнуться от тех многочисленных болезней, которыми пропитан даже тюремный воздух. А здесь… Каменная пыль, опасность обвалов — это все, конечно, присутствует, но в то же время люди здесь постоянно работают, находятся в движении, более-менее поддерживают свой организм, и не так тупеют, как в тюрьме. А выхода отсюда нет, так же как нет и возможности хоть кому-то из невольников дать знать о себе родным или близким. Так что утечка информации из этих мест маловероятна. Все те, что попадают на каменоломню, могут покинуть ее только в одном направлении — в сторону оврагов. Есть там один очень глубокий, куда умерших скидывают. Когда там, на дне, накопится много тел — вот тогда в том овраге устраивают огромный костер. Останки сгорают, остается лишь пепел… Сами понимаете: утечка сведений на сторону через заключенных здесь полностью исключена.

— Интересно вы рассказываете…

— Еще бы не интересно! Мы же там все были!

— Где это — там? В овраге?

— О, простите, я неправильно выразился. В сторону оврага с телами умерших мы, спасибо за то Всеблагому, пока еще не собираемся. Просто нас туда водили, показывали, что за непослушание туда могут скинуть заживо, но с подрезанными сухожилиями. Туда же бросают и тех, кто состарился, или же получил в каменоломне тяжелое увечье, после которого не может работать, или тех, кто хотя бы заговорит о побеге. А о таких разговорах охранники узнают быстро. Здесь сложно что-то утаить, все на виду.

— Но вы же как-то пытались бежать.

— Мы, то есть семеро, присутствующие здесь, и трое наших погибших товарищей (да будет им земля пухом!) — нас всех держали не в общем бараке, а в отдельной комнатушке при том же бараке. Кстати, в том бараке таких комнатушек с пяток наберется, и во всех живут, такие же, как мы, невольные заложники. Их, как и нас, и на работу гоняют, и спуску не дают, и охраняют усиленно, но, тем не менее, берегут.

Я невольно посмотрела на иноземцев. Парни сидят, слушают… Наверное, среди нас они чувствуют себя, если можно так выразится, несколько не в своей тарелке, но раз Командир считает, что о них пришлым людям надо знать, то ему видней… Хотя спокойно сидят не все.

— А вы-то как здесь оказались? — снова раздалось недовольное бурчание Казначея. — Скажите хоть, кто вы такие будете и из каких краев?

— Мы торговцы — неохотно сказал Стерен.

— Ага, торговцы… Только вот чем торгуете? Морковкой или ядрами для пушек? — продолжал Казначей. — Что-то я сомневаюсь, что вы мирные торговцы! Можно подумать, вы с обычным товаром в Нерг заявились. Глядя на вас, никак не скажешь, что вы хворост или дрова продаете. Правды не говорите, хотя от нас ее требуете полной мерой!

— Тут вы ошибаетесь — вздохнула Варин. — Сюда мы приехали с самым обычным грузом. Правда, с очень дорогим. За что и поплатились… Правда, если бы у нас все прошло удачно, то перед возвращением домой мы должны были забрать одну очень ценную вещь…

— Вот с этой вещи и надо было начинать, а не рассказывать нам сказки ни о чем…

— Все очень просто — продолжала Варин, не обращая внимания на слова Казначея. — Ту вещь мы должны были забрать на обратном пути, а до того времени мы, и верно, ехали торговать. Только вот по дороге наш товар кое-кому приглянулся…

— Что, кто-то на ваше добро лапу наложил, а вас самих продали?

— А вы откуда…

— Тоже мне, новость. Не вы первые в подобное дело вляпываетесь, не вы последние. Есть на каменоломнях и такие, вроде вас. Тоже торговать ехали, и так же по дороге пропали без следа… Хоть чего-то о себе расскажите, а не то некрасиво получается: мы перед вами не таимся, а вы лишний раз слова не скажете… — надо признать, что голос у Казначея действительно неприятный.

Варин принялась что-то говорить, но я ее почти не слушала — знала, что она и всей правды не скажет, и особо привирать не станет. Так, по кромке пройдет… Все одно людям надо знать, с кем их свела судьба. Вот Варин и поясняет: везли товар на продажу, вместо этого продали нас самих. Подловили… Ну, а на каменоломне подыхать неохота, вот и попытались уйти, все одно терять нечего. Ведь не просто же так с собой в Нерг женщину взяли, что немного ведовством владеет. А остальное они знают…

Было хорошо так спокойно сидеть, слушая Варин, и ни о чем не думая. Глаза стали закрываться сами собой. Не уснуть бы… Это все от усталости — просто я потратила слишком много сил и для того, чтоб разобраться с тем, что происходит в штольне, и для лечения наших раненых…

Именно оттого я чуть не задремала, и вначале не поняла, о чем спрашивает меня Казначей, и какого ответа все ждут от меня.

— Извините, я задумалась… Вы о чем-то хотели меня спросить?

— Не я один знать хочу — вновь забурчал Казначей — Что это было? Там, в каменоломне…

— Я не понимаю…

— А чего там непонятного? Жутковатые ты, красавица, слова говорила возле той стены. Не те заклинания, что творят ведуньи для ускорения роста цветочков на грядках. Плохая та магия, темная — мы уже на колдунов насмотрелись, можем отличить светлое от темного. И еще скажи: что это было за отверстие в стене, куда мы залезли по твоему совету, и откуда взялся туннель, по которому мы идем?

Вот в чем дело! Людей испугали слова непонятного заклинания. Как видно, Казначей спросил меня о том, что было на уме у многих. Пока что все молчат, ждут моего ответа, да еще и смотрят на меня чуть ли не искоса. Боятся, что ли? Я их понимаю: если даже мне самой было неприятно произносить эти чуждые людям слова, то слушать их было еще более неприятно. Надо хоть что-то ответить на вопрос Казначея, а не то подозрительно будет…

— Если честно, то я и сама не очень поняла смысл этого заклинания. Меня когда-то ему обучили, и вот вспомнилось… Сами видели — оно пришлось как нельзя кстати. А что касается того хода в стене штольни… Это нечто похожее на запасной выход, когда-то замурованный до поры, до времени.

— Это в каменоломнях-то запасной выход? — в скрипучем голосе Казначея появилась язвительность.

— Ну да…

— В том месте была одна сплошная стена, и ничего больше! Кто же поймет, что там есть какой-то выход?

— Я же говорю, что это не вход, а выход. Он должен был открываться не со стороны штольни, а как раз с внутренней стороны, там, где мы сейчас идем.

— И когда же он, этот выход, был сделан?

— Очень давно.

— А почему тогда до сегодняшнего дня никто, кроме тебя, этого не заметил?

Хм, как бы мне это пояснить, чтоб и правду не сказать, и чтоб при том правдиво выглядело…

— Потому и не нашли, что не искали. Подобное даже в голову никому не пришло. А меня в свое время научили такие вещи определять. Вот и все, просто и понятно.

— Лия, неужели этому тебя Марида учила? — удивлено спросил меня Гайлиндер.

Угу, как же, будет Марида такому учить! Если даже она об этих заклинаниях и слышала, то вряд ли ими владела. Верно заметил Казначей — это черная магия, плохая… Но, естественно, об этом я не собираюсь никому говорить.

— Конечно. Марида учила, кто же еще!

— Кто эта Марида? — встрял в наш разговор Казначей. Вот неуемный!

— Наша поселковая ведунья. Надо же, а я и не знал, что она не только лечит! Впрочем, было в ней что-то такое, выделяющее из всех… Помнится, в вашем доме она частенько бывала, заходила чуть ли не чаще, чем к кому-либо другому. Значит, тебя она выбрала для обучения своей науке?

— Вроде того…

— Тогда все правильно, этого и следовало ожидать. А я вначале все никак не мог понять, отчего это Ют-Ань с вами так покорно шел.

— Извини, не поняла, что ты имеешь в виду?

— А что тут непонятного? У Ют-Аня, ну, у горного мастера, что шел с вами, у них вся семья какую-то там магию знает. Та магия позволяет им под землей безбоязненно передвигаться, никогда не теряться даже в самых запутанных переходах, из любой щели выползать. Поговаривают, что он колдун. Ну, с землей чего-то делает, и ни обвалы его не трогают, не другие беды, что с другими случаются под землей. За это его остальные мастера не любят. И побаиваются.

Так вот в чем дело! Оказывается, кхитаец владеет одним из видов магии земли, сильной и мощной, но она, эта самая магия, действует только под землей. Например, как в этой самой каменоломне… А вот на поверхности, под ярким светом солнца, она почти бессильна. Оттого-то мне и удалось так легко взять кхитайца под свой контроль там, наверху. К тому же он никак не ожидал нападения… Ну, а после того ожога огнем, что он получил случайно (все же огонь разрушает очень многое, в том числе и приказы чужой воли), кхитаец стал выходить из-под моего влияния, а вместе с тем потихоньку начал притягивать к себе в помощь силу земли. Потом, когда сумел набрать достаточно сил, сбежал…

Теперь все становится понятным, как и то, отчего молчит Койен. Что ж до меня не дошло это сразу? Ведь ответ очень прост: подземелье — не его стихия. Здесь властвуют иные силы и он тут, если можно так выразиться, не имеет права голоса. А то, что Койен все же разок дал знать о себе, и сказал, куда нам следует идти — так это было уже неподалеку от выхода на поверхность, где сила земли немного ослабевает. Впрочем, Койен и там не мог особо говорить…

— А вот это место, по которому мы идем… — снова подал голос Казначей. — Это ведь боги сотворили, не люди?

— Конечно. Да вы и сами это видите.

— Вдоль нашей реки, где находится мой родной поселок — там тоже есть горы — подал голос один из солдат Гайлиндера. По-моему, его звали Рыбак. — В одной из них пещера была, и из нее шло несколько ходов в глубь земли. Я, когда маленьким был, с друзьями-приятелями там частенько ползал. До конца этих ходов мы, правда, так ни разу и не дошли… Родители запрещали нам ходить в те места, да только что детям какие-то запреты, пусть даже и родительские! Наверное, и здесь то же самое…

— Возможно, — согласился Гайлиндер. — Только вот мы с вами в этих местах провели не один год, но никогда не слышали о том, что где-то рядом есть пещеры…

— Ладно, засиделись мы здесь что-то с вами — поднялась с места Варин. — Надо идти. Давай, Трей, веди дальше.

Поднимались с трудом. Конечно, все устали, измотаны, но надо идти дальше и постараться понять, наконец, куда же мы попали, и куда ведет этот ход. И все же нам тяжело: кажется, все передохнули, напились, и нам должно стать легче, а получается наоборот — каждый шаг дается с трудом. Ну, мне нечего ныть, раненым сейчас приходится куда хуже. Вот им действительно нужен отдых и долгий сон…

Снова эта узкая щель в скальной породе. Однако я шла без боязни — не сомневалась, что рано или поздно, но мы отсюда вберемся. Только бы раненые выдержали!

Надо отметить, что люди у Гайлиндера хорошо организованы. Конечно, это если говорить о его солдатах. Степняк и Наследник тоже прислушиваются к словам Гайлиндера, хотя и не сказать, что полностью ему подчиняются. Ну, лидер — он и есть лидер. Казначей, правда, здесь стоит на особом положении. Может, он в чем-то разбирается куда лучше всех нас, но в армии ему точно не место.

В этот раз я шла вслед за идущим впереди Треем. Как сказала Варин, мало ли что нас может ожидать на этой неизвестной дороге, вдруг Трею понадобиться помощь… Бывший охранник Правителя от такой перспективы лишь чуть скривил губы, но ничего не сказал. Не любит меня парень, ох, не любит!

Шли мы очень долго. Как мне показалось, не один час. Внезапно Трей остановился, а за ним замерла и вся цепочка уставших людей. Это произошло в тот момент, когда я уже стала всерьез подумывать о том, под каким благовидным предлогом мне стоит упасть на землю и замереть на часок-другой…

— В чем дело, Трей? — по голосу Варин не скажешь, что она хоть немного устала.

— Впереди стена… — а вот в голосе Трея чуть заметна растерянность.

— Не может быть! — я довольно бесцеремонно отодвинула с дороги Трея, и вышла вперед. — Здесь не может быть никакой стены!

— Говорят же тебе — тупик! Дальше дороги нет…

Впереди, без сомнения, больше не было дороги. Путь перегородила каменная стена, в которую упиралась та самая расщелина, по которой мы пробирались уже не один час. Более того, эта неровная каменная стена довольно заметно нависала над нами, вызывая неприятные мысли о возможном обрушении. Получается, мы в тупике, причем в опасном тупике, из которого надо немедленно убираться назад… Одна только мысль об этом приводит в отчаяние. Надо же, затратили только сил для того, чтоб оказаться здесь, в непонятном месте, глубоко под землей…

Но, без сомнения, тут должен быть проход! Даже не оборачиваясь, я уловила отчаяние людей, стоявших позади меня — надо же, столько времени пробираться под землей только для того, чтоб оказаться в каменной ловушке! И я их понимаю…

Стоп! Если перед нами тупик, тогда откуда здесь идет приток свежего воздуха? Всмотрелась чуть внимательней в каменную стену. Вроде все нормально, стена как стена. А если… Вновь сосредоточилась, окрасив все внутри себя в красный цвет. Надо же, мы едва не попались на довольно простой фокус, но весьма действенный! Правда, надо признать, это этот внешне простой фокус весьма сложен в исполнении. Вновь подумала: кто же ее, эту иллюзию, так умело поставил? Причем все это было проделано достаточно давно, но, опять-таки, настолько сильно!..

Особая иллюзия… Тут можно не тратить понапрасну силы и время на снятие наведенного, можно поступить куда проще и действенней. Забрав у Трея горящий факел, ткнула огнем в ту невесть откуда взявшуюся стену. Ну, что-то подобное я и ожидала…

Это надо было видеть: на наших глазах часть огромной серой скалы внезапно вспыхнула почти бесцветным и бездымным огнем, сгорая, как тонкий лист бумаги, в неярком свете факела. На глазах потрясенных людей мощная и неприступная часть нависающей над нами стены (во всяком случае, так казалось на первый взгляд), осыпалась вниз почти невесомым пеплом, открывая неширокий вход в какую-то пещеру. Кто-то очень давно поставил здесь иллюзию стены, и поставил хорошо. Правда, с той поры прошло много лет, и сейчас иллюзия ослабла — вон, как легко сгорает.

— А это еще что такое? — раздался удивленный голос позади меня.

— Это так называемая защитная иллюзия. Только вот обычно она ставится куда проще, и снимается чуть ли не одним взмахом руки. В обычную иллюзию можно просто пройти, но со стороны любому увидевшему подобное зрелище покажется, что вы входите, например, прямо в камень, или в стену. Некоторые уличные фокусники умеют проделывать подобные штуки, но, если можно так выразиться, в очень облегченном виде. Настоящая иллюзия, да еще и такая, чтоб ее можно было потрогать рукой — дело совсем непростое. Но здесь… Не знаю, кто ее, эту иллюзию, поставил здесь много лет назад, причем сделано это было в то же самое время, что и выход в каменоломне… Для чего и кому это было надо — не могу ответить, но следует признать: тот человек, что все это сделал, был великим мастером своего дела.

— Кто бы знал, как мне надоели эти колдовские штучки — снова забурчал чей-то голос. Ну, можно не сомневаться — это Казначей изливает душу. Впрочем, в этот раз я с ним была полностью согласна: мне тоже все это стало надоедать. — Только вот зачем сейчас нужно было эту самую иллюзию огнем палить? Что, нельзя было ее снять как-то по-другому? Когда огонь вспыхнул, я думал — все, пришел мой смертный час!

Казначей, если ты не перестанешь ворчать, то твой смертный час, без сомнений, придет, и очень скоро, только вот наступит он уже от моей руки. Или же ты меня доконаешь своим вечным недовольством…

— Почему же, ее можно было снять, но возиться с этим делом мне сейчас не хочется. А огонь — он уничтожает все чужое, наносное, и заодно очищает… Так что я пошла по легкому пути.

— Постой… — это уже Гайлиндер. — Я так понимаю, что эта иллюзия что-то там защищала. Или же нечто прикрывала от чужих глаз…

— Точно. Она закрывала вход в эту самую пещеру.

— А что там?

— Не знаю…

— Тогда поступим так — Варин, как всегда, была немногословна. — Трей, давай вперед, а мы пока постоим здесь. Прежде всего надо выяснить, что же такое спрятано в этой самой пещере — не зря же ее так скрывали от чужих глаз…

Трей молча забрал у меня факел и пошел вперед, в узкий проход, за которым скрывалась темнота пещеры. Прошло совсем немного времени, как от вновь показался в проходе.

— Все в порядке. Заходите.

Протиснувшись через узкую щель входа, мы оказались в небольшой пещере. Надо же, эта пещера представляла собой чуть ли не правильный круг, с довольно низким сводом… Во всяком случае, здоровяку Орану кое-где надо было пригибаться, чтоб не задеть его головой. На первый взгляд, кроме той узкой щели в стене, через которую мы попали сюда, из этой пещеры нет другого выхода. Одна сплошная каменная стена. Но это только кажется.

— Отсюда можно выйти? — это Варин задала вопрос, который, я уверена, вертелся на языке у многих.

— Да. Здесь в двух местах — вон там и там, поставлены такие же иллюзии стены, как и та, что только что без остатка сгорела. Снять?

— Чуть позже. Вначале осмотримся. А в общем… Снимай.

Ладно, осмотримся. Чтоб лучше было видно, зажгли второй факел. Надо же, наконец, понять, куда мы попали, и что тут такое скрывается. Подобную иллюзию просто так не ставят. На ее создание уходит слишком иного сил. А, между прочим, эта пещера когда-то была обитаема. Мы рассмотрели нечто, похожее на грубо сколоченную скамью и стол, на котором, вот чудо! стоял небольшой изящный подсвечник с полностью сгоревшей свечой. Стекший со свечи воск от старости не просто ссохся, но, можно сказать, превратился в камень и растрескался. Рядом лежала пачка столь же окаменевших от старости восковых свечей. Кроме подсвечника, на столе находится несколько листов тонкого чистого пергамента, стоит удивительно красивая хрустальная(!) чернильница с высохшими чернилами, на стол кинуто несколько остро заточенных перьев… Такое впечатление, кто-то собирался писать письмо, но так и не успел набросать на пергаменте даже строчку. Неподалеку, на стене, прикреплен полностью сгоревший факел. Еще несколько наспех сделанных факелов сложены в стороне. На скамье небрежно брошена мужская холщовая одежда, старая и поношенная чуть ли не до дыр. В таком тряпье только бедняки ходят… Впрочем, до этой одежды даже дотрагиваться страшно — того и гляди, рассыплется на волокна и труху от старости и ветхости. Еще какие-то вещи, правда, их совсем немного. Да, без сомнений: очень много лет назад здесь кто-то обитал.

А, вот и хозяин! На дощатой лежанке находится скелет в полуистлевших черных одеждах. Судя по этим одеждам, лежащий человек при жизни был колдуном. Похоже, он умер в полном одиночестве, причем еще до смерти умудрился сделать себе здесь столь хитрую нору, что за все эти годы его так никто и не нашел. А учесть то, насколько основательно этот человек пытался обезопасить свое жилище, то следует предположить, что у него для этого должны быть весьма серьезные основания. Что ж, теперь хотя бы становится понятным, кто наставил здесь иллюзии, да и все остальное в каменоломне…

Кстати, в пещере неплохо. Посередине ее обложенное камнями старое кострище, даже немного сухих дров имеется, пол покрыт мелким песком. О, и здесь около одной из стен находится нечто похожее на небольшую, но глубокую чашу с водой! Что ж, здесь есть все для того, чтоб отдохнуть какое-то время. Или спрятаться, пусть и ненадолго.

— Этот человек… Он что, жил здесь? — спросил лейтенант Лесан, глядя на скелет в черных одеждах. — Он кто, затворник?

— Этот человек здесь не жил, а скрывался. Видите, тут все входы и выходы надежно прикрыты иллюзиями, с первого раза и не поймешь, в чем дело… Надежное укрытие для того, кто не желает, чтоб его нашли. Знаете, что меня удивляет? По логике, тут должны быть и охранные заклинания, но отчего-то их нет…

— Черные одежды… Это был колдун?

— Да.

— А что он тут делал?

— Пока не знаю.

Подошла к лежанке, посмотрела на скелет… Черная одежда колдунов… Похоже, при жизни это был человек совсем невысокого роста, можно даже сказать, маленького. Интересно, что же такое с ним приключилось, отчего и от кого он прятался здесь? Неужто этот маленький человек в одиночку сумел поставить и то жутковатое охранное заклинание в каменоломне, и обезопасить эту пещеру? Если это действительно так, то возникает вопрос: кто он такой? И по какой причине тут оказался? Такие меры предосторожности просто так не предпринимают. Может, он спасался? Но от кого? Похоже, что ответ на этот вопрос совсем не прост…

— Интересно, тут не найдется хоть чего-то поесть? — спросил кто-то за моей спиной.

— Откуда…

— А огонь хотя бы зажечь можно?

— Можно.

— А в этих сумках что?

— В каких сумках?

— Да вон в тех, что стоят неподалеку от лежанки… Ну, у стены… Видишь?

И как это я не заметила седельных сумок? Большие, потрепанные, сделанные из грубой кожи, но все еще очень прочные. Похоже, в свое время они долго служили своим хозяевам. На подобные сумки я уже успела насмотреться в здешних местах. Такие, или похожие на них, седельные сумки тут есть у каждого крестьянина в хозяйстве. Пусть они внешне совсем неказисты, но зато крепкие, и могут вмещать в себя немало. Очень удобная вещь и в хозяйстве, и в дороге. Местные крестьяне такие сумки обычно перекидывают через спины осликов, которые в крестьянских домах Нерга обычно заменяют лошадей. Сейчас эти сумки, стоящие у стены, были наполовину опустошены. Как видно, оказавшись в пещере, хозяин вынул из них часть лежащих там вещей.

Я только сейчас обратила внимание на положение скелета. Такое впечатление, что человек, умирая, из последних сил протягивал к сумкам свою руку, но так и не дотянулся до них. Что ж там такое спрятано, какое сокровище? А может, там просто лекарство, до которого умирающий не смог добраться?

Протянула руку к сумкам, и тут же отдернула назад. Ничего себе!

— Лия, что там такое? — Варин, как всегда, очень наблюдательна.

— Варин, ты не поверишь! На эти сумки, и на их содержание наложено заклятие нетленности! Причем заклятие настолько мощное, что я могу только удивляться! Все еще действует в полную силу! Потрясающе!

— То есть…

— Погоди, сейчас сниму это заклятие, и посмотрим, что там внутри.

— Что это у вас такое? Чем занимаетесь? — к нам подошел Кисс.

— Сейчас… Вот, все снято.

Распахнула одну из сумок. Ничего себе! Дорожная сумка до половины была наполнена плитками пемкана, сушеным мясом, сухарями… Быстро просмотрела продукты. Невероятно, но вся эта еда вполне годится в пищу! У меня нет слов! Если это не подарок судьбы, то не знаю, как еще можно назвать подобное стечение обстоятельств! Но, тем не менее, у меня не укладывается в голове: как могло получиться, что еда сколько лет пролежала в сумке, но при том оставалась годной в пищу?! Ее даже время не тронуло… Потрясающе! Не знаю насчет завтра, но сегодня голодными мы точно не останемся.

Распахнула вторую сумку, заглянула внутрь. А это еще что такое? Какие-то мешочки, лично мне очень знакомые по внешнему виду. Можно даже не заглядывать внутрь: и так понятно, что в одних — деньги, в других — драгоценные камни. Развязала один, другой… Ого, какие крупные камни! Можно сказать, целая пригоршня отборных бриллиантов, на редкость больших, чистых и хорошо ограненных! В другом — такая же пригоршня прекрасных рубинов. Развязала еще несколько мешочков. Два из них под завязку набиты золотыми монетами, причем в одном были монеты немалого достоинства, по внешнему виду напоминающие наши империалы, а в другом — обычные золотые. Еще в одном мешочке — разменная серебряная мелочь, в последнем — потертые от старости мелкие медные деньги. Странное сочетание. Кажется, кто-то хотел иметь при себе деньги на все случаи жизни: с кем-то расплачиваться жалкой медяшкой, а кому-то предлагать полновесное золото. Что ж, следует признать: некто был очень предусмотрительным человеком.

Что там еще? Завернутые в тонкую кожу десятка два пергаментов, чуть ли не сплошь покрытыми печатями, сургучом, подписями… Очень напоминает долговые бумаги. Надо же, на каждой из них стоит даже некая магическая метка! Нужно будет показать их Казначею, может, он в них что поймет.

Шкатулка, доверху заполненная небольшими пакетиками, мешочками, узелками с завязанными в них порошками… Это что, лекарства? Возможно… Наверное, умирающий тянулся именно за этой шкатулкой… Интересно, что тут лежит? Э, да тут не только лекарства! Н-да, с этой шкатулкой и с ее содержимым следует разбираться отдельно.

Несколько листов пергамента. Я посмотрела — хорошие, чистые листы, на которых еще никто и никогда не писал. Видимо, их, эти самые чистые листы, взяли для каких-то важных писем.

Что там еще, в этой старой сумке? Заглянув внутрь, в первый момент я даже не поняла, что это такое. Потом вытащила оттуда деревянный цилиндр, покрытый затейливым орнаментом, открыла его. Старинный свиток тонкого пергамента с начертанными на нем непонятными письменами замечательно сохранился. В растерянности вновь заглянула в сумку, и достала оттуда толстую книгу в тяжелом деревянном футляре, который был сплошь разукрашен тяжелыми золотыми завитушками. Мне даже не понадобилось ее раскрывать — я и без того поняла, в чем дело. Вот уж чего-чего, а подобного я ожидала меньше всего! Рядом тихо ругнулся Кисс — он тоже все понял…

Распахнула сумку пошире. Там лежит еще одна книга, еще более толстая, и в таком же деревянном футляре, только вот на том футляре, кроме золота, еще и драгоценных камней хватает — фуляр из красного дерева чуть ли не целиком обложен хорошо гранеными изумрудами. Рядом с лежащей в сумке книгой находится еще пять деревянных цилиндров, все из добротного черного дерева, и украшенные затейливой резьбой…

Это были они, часть из тех манускриптов, которые много лет назад были похищены из главного хранилища колдунов Нерга. Те рукописи, за которыми мы будто бы и пришли сюда…

Я растерянно посмотрела на Варин. Ну, а та, в свою очередь, глянув на книгу в моих руках, не менее растерянно уставилась на меня.

— Нет… Не может быть…

— Да, Варин, да, это они и есть… Две толстенные книги и пять свитков…

Длинная фраза, которую затем Варин произнесла в пространство, удивила меня ничуть не меньше, чем та невероятная находка, что сейчас лежала перед нами в потрепанных дорожных сумках. Надо же, а мне еще недавно и в голову не могло придти, что Варин знает такие слова, да к тому же умеет так разнообразно и затейливо их применять…

Глава 10

Да, вдобавок ко всем нашим радостям и для наступления полного счастья единственное, что нам не хватало — так только этой находки. И без того дела идут далеко не блестяще, а сейчас вообще — полная… Не буду уточнять, что именно.

Если коротко: мы совершенно случайно набрели именно на то, или, вернее, на те самые колдовские книги, за которыми нас, по придуманной Вояром легенде, и послали в Нерг. Древние книги и свитки из главного хранилища тайных знаний Нерга, точнее, некоторые из тех самых похищенных оттуда манускриптов, которые уже не одну сотню лет разыскивают колдуны.

Сразу стало все понятным, в правильный рисунок сложились все кусочки головоломки. Кое- что из того, о чем мы не знали, порассказал и Койен, который дал знать о себе через какое-то время. Правда, объявился он ненадолго, но и краткого общения с ним мне хватило, чтоб понять многое…

Так вот, тот человек, чей скелет находится на лежанке в пещере, при жизни являлся одним из главных членов конклава колдунов. Сколько колдунов входило в конклав — точно неизвестно, их число постоянно менялось, но, тем не менее, численность тех избранных никогда не превышала сотни: слишком высокие требования предъявлялись тем, кто хотел войти в число особых, возвышающихся над всеми и достигших подлинных высот в своем деле. Но всегда, еще с древних времен, было одно незыблемое правило: во главе конклава стоял не один человек, а трое, примерно равных по знаниям, силе, уровню мастерства. Считалось, что подобный триумвират в правлении страной куда более эффектен, чем безраздельная власть одного человека. Этих троих избирали общим голосованием все те, кто состоял в конклаве. Так вот, тот, чьи останки сейчас лежат перед нами на грубо сколоченной лежанке — он как раз и был одним из той троицы, что в свое время вершила судьбы не только Нерга, но и многих подвластных ему стран.

Рин-Дор Д'Хорр был одним из тех, кого боялись, и до высокого колдовского мастерства которых только мечтали дорасти. Человек маленького роста и большого ума, которому молодежь меж собой дала немного язвительную кличку — Москит. Пусть он не задался ростом, но зато власть приобрел большую, обидчиков «кусал» больно, и надо признать, этот человек был одним из тех, кого много позже назовут «великим, но недальновидным». Умный, жесткий, волевой, и притом весьма злопамятный. Довольно опасное сочетание…

Вместе со своими давними товарищами Москит крепко держал конклав твердой рукой, с неприязнью относился к непонятным фантазиям и ненужным, на его взгляд, экспериментам честолюбивой молодежи — незачем, мол, портить невесть какими выдумками то, что уже и без того проверено веками. Нерг, мол, стоял на крепких древних традициях, и на них же будет стоять дальше, так что не стоит расшатывать крепкие устои новомодными веяниями для ублажения горячей молодежи — мало ли что им в голову может придти!.. На то она и безголовая юность, чтоб жить невесть какими фантазиями… Дескать, вырастут, с годами наберутся ума, и только тогда поймут, что можно делать, а о чем и думать не стоит. В колдовском искусстве Москит придерживался старинных патриархальных устоев, и, разумеется, требовал того же от других. Постепенно его приверженность старине стала притчей во языцех, а позже многие чуть ли не в открытую стали упрекать Рин-Дор Д'Хорра в том, что он стал выживать из ума. Что ж, справедливости ради следует признать, что к тому времени Москит, и верно, был уже очень стар.

Конечно, жизнь идет своим чередом, в нее всегда приходит что-то новое, которое, нравится это некоторым или нет, но надо принимать. Спорить с этим очевидным понятием просто глупо. Наиболее прозорливые старики в конклаве это понимали, и не возражали против введения некоторых изменений как в науке и исследованиях, так и в политике и жизни Нерга, тем более, что в то время это действительно было необходимо. Думается, что со временем, скрепя сердце, и Москит должен был бы признать, что определенные изменения, и верно, нужны, только вот ему для этого не хватило времени. А, может, причиной всего было упрямство старого колдуна и его нежелание перемен, к тому времени достигшее своего предела…

Дело в том, что подрастающие молодые колдуны, словно волчата, хлебнувшие крови, рвались к главной добыче, то есть к самым вершинам власти в конклаве. Однако Рин-Дор Д'Хорр посчитал (и это была его основная ошибка), что галдящая и требующая для себя немыслимых привилегий (по его понятиям) молодежь еще недостаточно опытна, и, при том, обладает далеко не всеми необходимыми знаниями, чтоб претендовать на высокие места в конклаве, решать судьбу страны, или же диктовать кому-то свою волю. Молоды, мол, да вдобавок ко всему наглы и невоспитанны. Вот годков через десять, если они к тому времени хорошо подучатся…

К сожалению, старый колдун совсем забыл о том, что волчата быстро превращаются в хищных волков, которые не боятся ничего, кроме грубой силы. И еще молодые волки жаждут крови, которую каждый из них уже успел не раз вкусить, добираясь до заветного членства в конклаве… Вдобавок волчата сумели сбиться в большую стаю, а с этой опасностью следует считаться даже заматеревшим в сражениях старым бойцам. Так что если от вожделенной цели жаждущих боя молодых волков отделяет недовольство каких-то замшелых пеньков, у которых от старости мозги давно покрылись плесенью, то пусть те пни во всем последующем винят только себя — в конце концов на этом свете трухой становится все, и первым в прах превращается именно то, что мешает идти вперед и беспрестанно путается под ногами… У стаи могут быть лишь сильные вожаки, из числа тех, что могут не только завоевать, но и удержать свое место под солнцем. Ну, а те из старых волков, что вздумают воспротивиться силе молодых, быстро ощутят на своей шее тот самый мощный захват железных клыков, после которого обычно не выживают…

Однако оскорбленные и преданные учениками старики вовсе не собирались сдаваться без боя. Оно и верно: среди тех, кто в свое время пробил себе дорогу в конклав, слабаки не встречались. Были, пусть и старые, но бойцы, не привыкшие просить милости у победителя. Матерые, пусть и постаревшие волки, даже лишенные многого — с такими всегда надо считаться…

Теперь уже доподлинно неизвестно, кто именно из тех стариков, которых с треском выставили из конклава, подал идею насчет похищения наиболее ценных рукописей из главного хранилища, но все остальные полностью поддержали это безумное предложение. Старики были глубоко оскорблены, а от обиженных людей трудно ожидать полностью логичных поступков. Возможно, изгнанные из конклава этими своими действиями на что-то рассчитывали…

Сейчас на этот вопрос уже не ответить, однако каждому ясно, что внезапная потеря власти больно бьет по человеку. А если учесть, какая власть у них была еще совсем недавно, и что они потеряли!.. Падать вниз всегда больно и нестерпимо обидно, и вдвойне, а то и втройне тяжко рухнуть с той вершины, на которую они в свое время сумели взобраться с таким трудом. Подобные обиды просто так не забываются, а чувство мести часто затмевает голос рассудка, так что последствия могут быть весьма непредсказуемы.

Так случилось и здесь. Старики прекрасно понимали, что те, кто в открытую восстанут против молодых захватчиков, долго не протянут — не те сейчас времена, и не те обстоятельства, чтоб новая власть в конклаве проявляла милость к поверженным, тем более что эти поверженные были все еще очень опасны. Как было сказано: большинству из тех старых членов конклава, которые все еще противятся переменам, нечего делать в столице. Однако в память об их прошлых заслугах старикам дозволили удалиться живыми в ссылку. Но каждому было поставлено одно условие — изгнанным следовало навсегда забыть о возвращении назад!

Что ж, старики, как им и было приказано, покинули столицу Нерга, только вот направились вовсе не туда, где им было велено скоротать оставшиеся дни своей жизни. Вернее, старые колдуны не уехали к месту своего изгнания, а сбежали туда, куда сочли нужным, взяв с собой лишь самое необходимое. Каждый их беглецов забился в свое тайное место, о котором не знали другие, и, естественно, прихватил перед убытием некоторые из самых ценных манускриптов, находящихся в главном хранилище Нерга, а уж кто и что именно оттуда похищал — это старые вояки решали самостоятельно, отбирали манускрипты на свой вкус и исходя из собственных пристрастий, тем более, что в том хранилище было, что взять…

Естественно, что после обнаружения пропажи на ноги были подняты все силы, и кое-что сумели вернуть. Кое-что, но далеко не все… Во всяком случае, со свой частью похищенного Рин-Дор Д'Хорр не собирался расставаться ни в коем случае. И он все рассчитал верно…

…По пыльной проселочной дороге устало брел невысокий худой старик в бедной одежде. За собой он вел старого ослика с навьюченными на него тяжелыми переметными сумками. Скорей всего, старик возвращается домой из ближайшего города, продав там свой нищенский товар и заработав при том пару медяков. Любому — хоть стражнику, хоть разбойнику — каждому понятно, что в этих старых сумках не может быть ничего иного, кроме нищенского скарба, или же такой ерунды, ради которой в полуденный зной не стоит даже сдвинуться с места, чтоб останавливать старика и проверить его дорожные сумки. Вряд ли у него под заплатанной одеждой найдется монета богаче медяка, да и ту, если будет отдавать, всю обольет слезами.

Судя по тому, что у этого низкорослого старика есть чуть живой ослик, то он, может, и не считается последним бедняком в своей захудалой деревне, но и от придорожного нищего отошел недалеко. Таких стариков, в глубокой бедности доживающих свой безрадостный век, не хотели останавливать даже жадные дорожные стражники. Взять с них все одно нечего, да и время на таких никчемных людей понапрасну терять не стоит… Никому из увидевших старика не могло придти в голову, кем на самом деле является этот маленький, покрытый дорожной пылью человек, устало бредущий по дороге. Сейчас он торопился укрыться в своем тайном месте, о котором, кроме него, не знала ни одна живая душа.

Старый колдун Рин-Дор Д'Хорр был родом из этих мест, хорошо их знал, помнил еще со времен своего несчастливого детства. Будущий колдун родился в нищем поселке, в бедной семье. Когда-то, еще будучи ребенком, он просто-таки облазил всю округу, и знал здесь все потаенные уголки. Конечно, он с куда большим удовольствием играл бы с мальчишками, но, увы… Ребята не только дразнили мальчишку из-за его маленького роста и не брали в свои игры, но, случалось, даже поколачивали, так что Рин-Дор с детских лет привык быть один. Отца и мать злили его тщедушное сложение, а также нежелание и неумение работать. Что за сын такой у них уродился, даже баттом его не сделать — не годится!

Местный колдун только глянул маленького тощего мальчишку, и скривился: этот наверняка обряд не переживет, помрет, а если даже и выживет, то все одно: от этого дохляка проку в хозяйстве будет немного. Впрочем, ваше дело: если хотите понапрасну деньги платить за мальчишку, который вот-вот без того к Великому Сету уйдет, то пожалуйста, не возражаю, давайте денежки — и сделаем из парнишки батта, но я бы на вашем месте деньги поберег, не стал бы серебром понапрасну раскидываться. Лучше я за те деньги, что вы собираетесь за мальчишку заплатить, в батта любого из других ваших детей превращу, только давайте мне такого, который поздоровее будет, и который сможет отработать вам те деньги, что вы сейчас на него потратите… А этот ваш полудохлый мальчишка Рин-Дор на этом свете и так не задержится, уж поверьте мне на слово…

С той поры в семье на парнишку, и без того не избалованного заботой, вообще перестали обращать внимание — дескать, проку от него никакого, даже на батта не годен, так что не стоит тратить на этого заморыша еду и родительское время.

В результате Рин-Дору в родном доме доставались, в лучшем случае, объедки, но чаще он не получал там вообще ничего, кроме пинков и зуботычин. Но любому человеку надо чем-то питаться, и мальчишка целыми днями ходил по округе, добывая корешки и мелких грызунов. Поселок располагался среди невысоких гор, так что можно было целыми днями не попадаться никому на глаза.

Однажды он в своих постоянных поисках еды как-то набрел на небольшой вход в пещеру. Ну, набрел — это не совсем верно. Местные, конечно, знали об этой пещере, только вот ходить туда им было некогда и незачем. Конечно, детям из поселка было строго-настрого запрещено к ней даже близко подходить, но разве запреты удерживают детей? Мальчишки, правда, изредка заглядывали в ту пещеру, но далеко внутрь не заходили — все же там было немало длинных и узких извилистых ходов, в которых можно очень легко заблудиться. К тому же все местные хорошо знают, что из себя представляют обвалы под землей… В отличие от прочих, Рин-Дору в пещере понравилось, и постепенно он излазил там все входы и выходы, а частенько даже оставался в там по нескольку дней, тем более, что домашним до него не было никакого дела.

Это продолжалось до того времени, пока местный колдун не обратил внимание на необыкновенные способности никому не нужного мальчишки, точнее, на его память, ум, сообразительность, способность к обучению. Тогда он отправил парнишку в столицу Нерга, на обучение жрецам — толковые служки в храмах всегда нужны. Только вот мальчишка оказался на редкость настырным и въедливым, и судьба уборщика при храме его никак не устраивала. Обладая незаурядным умом и редкой изворотливостью, он, неожиданно для всех, сумел подняться очень и очень высоко. О родном доме и своей семье Рин-Дор Д'Хорр не вспоминал — ничего хорошего там не было, а вот мысли о своей пещере посещали его частенько.

Еще в самом начале своей карьеры, когда никому не известный молодой человек начал стремительно завоевывать авторитет среди колдунов, то он уже тогда понял: каждому, кто имеет отношение к сильным мира сего, не помешает иметь для себя то самое тайное местечко, где, в случае крайней необходимости, можно какое-то время отсидеться в безопасности. Нравы среди элиты колдунов царили такие, что без запасной норы было никак не обойтись.

Однажды обстоятельства сложились так, что Рин-Дор Д'Хорру на какое-то время пришлось исчезнуть с глаз своих недругов. Тогда лучшей ухоронки, чем та пещера в его родных горах, не нашлось, а прятаться надо в тех местах, которые хорошо знаешь. Именно оттого он и направился туда, где когда-то, будучи ребенком, исползал все щели. Конечно, с тех пор прошло немало лет, им кое-что изменилось. Кое-что, но не все… Он также понимал, что в родных местах его будут искать прежде всего, а значит, надо сделать все, чтоб его никто не заметил, и чтоб его появление не отложилось в памяти людей…

Никто из стражников на дорогах не обратил особого внимания на бедного плотника, везущего на своем ослике обрезки плохо обструганных досок. Оно и понятно — откуда бедняку взять деньги на хорошее дерево?!

За те несколько недель, что Рин-Дор Д'Хорр пробыл в пещере, он вновь исследовал как ее, и все подземные ходы-выходы из той пещеры. Выяснилось, что один из ходов, ведущих из пещеры, проходил совсем близко от штолен каменоломни, где добывали оникс. Ну, чем не запасной выход для беглеца в случае крайней необходимости? У каждой лисы в норе есть тайная дыра, через которую она всегда может улизнуть…

Дело в том, что по годами выработанной у него привычке все предугадывать и предусматривать, колдун решил заранее подготовить себе возможные пути отхода. Он играет в слишком серьезные игры, так что надо всегда идти на шаг вперед своих врагов, и вместе с тем принимать нестандартные решения. Вдруг его убежище сумеют обнаружить, или же произойдет что-то иное, весьма малоприятное? Если его расчеты на благополучное разрешение проблем не оправдаются, то он будет вынужден срочно уходить отсюда. Так что надо все заранее подготовить на этот самый особый случай, и вместе с тем не помешает отпугнуть от намеченного места работающих на каменоломне людей — велика вероятность, что при дальнейшей работе в штольне люди могут найти тот самый выход…

Тогда колдун много чего сделал для того, чтоб полностью обезопасить себя: укрепил стену штольни, чуть изменил природную пещеру, ведущую к каменоломне, наставил иллюзий и нужных заклинаний… Ну, а уж насчет того, чтоб штольню обходили всеми возможными путями работающие на каменоломне люди — для этого он применил несколько необычное решение. Черные нити Амм-Вона отпугнут любого, а наиболее настырных могут и погубить… Для сотворения этого отпугивающего, и в то же время охранного заклинания у него были и умение, и возможность, а для обеспечения собственной безопасности никогда не надо жалеть не сил, ни времени. Зато теперь к той штольне никто и близко не подойдет, запасной выход сделан, и находится, если можно так выразиться, в боевой готовности, да и иллюзий он там поставил достаточно. Со сторон и не подумаешь, что за этими камнями может быть укромный уголок, надежно спрятанный от чужих глаз.

Но все же, если обстоятельства сложатся так, что ему придется удирать, то беглец в любом случае сумеет уйти через каменоломню, а вот тем, кто будет преследовать его — им не повезет: они будут засыпаны землей, и быстро отправятся на тот свет. Правда, если им повезет, и удача окажется на стороне преследователей — они не окажутся под завалом, то все одно — путь за беглецом будет надежно перекрыт… А такую мелочь, как то, что при обрушении породы может погибнуть немало сторонних людей, волей судьбы оказавшихся поблизости в тот момент — это колдуна совсем не беспокоило. Он, как и большинство колдунов Нерга, не привык брать в расчеты подобную ерунду. Заиметь надежную нору с запасным выходом было куда важнее, тем более, что в конклаве некоторые из так называемых друзей на деле оказываются хуже крокодилов — сожрут тебя сразу же, стоит только зазеваться!

Тогда, много лет назад, для Рин-Дор Д'Хорра все сложилось удачно. Отсидевшись в своем тайном местечке нужное время, он вернулся в столицу с лаврами победителя. Правда, перед тем, как покинуть свою пещеру, колдун, теперь еще и перед входом в нее, поставил отпугивающее заклинание, пусть и куда более простое, чем то, что стояло в штольне, но не менее действенное. Зато сейчас в эту столь любимую им пещеру никто из местных мальчишек не сунется, а если все же кто из них наберется храбрости и полезет в темный лаз, то через минуту этого проныру одолеет жуткий страх. Так и надо, не хватало еще, чтоб кто-то из местной детворы нашел его тайное укрытие!

В свой родной поселок перед отъездом колдун, естественно, заезжать не стал — нечего ему там делать, в этой захудалой дыре, а что касается родни, так она ему и даром не нужна. К тому же он не собирался засвечивать место, где он скрывался все это время. И в последующем, несмотря ни на какие хитрые расспросы, колдун так и не открыл никому, где он прятался в то время, когда и друзья, и недруги — все сбивались с ног, разыскивая его. И вот теперь заветное место пригодилось вновь…

Добравшись до пещеры, так же, как и много лет назад, Москит снял с ослика тяжелые дорожные сумки и мысленно приказал животному идти в сторону холмов. Нет сомнений в том, что этого старого осла живущие в округе хищники загрызут в самое ближайшее время — на прощание Рин-Дор Д'Хорр поставил на бедное животное метку, которая для каждого жаждущего крови зверя звучит как приглашение на обед. Ничего не поделаешь, надо избавляться от животины — все одно этот длинноухий ему теперь без надобности.

Старый колдун верно рассчитал время, и оказался у пещеры уже затемно, когда по дорогам прекратилось движение, а люди попрятались в свои домишки, спрятались за крепкими запорами. Прекрасно, никто не видел, что некто скрылся в пещере.

Однако, какие тяжелые сумки! Просто неподъемные… Кажется, в прошлый раз доски весили много меньше. Или просто он тогда был куда моложе? Вроде перед отъездом взял с собой только самое необходимое, а обе сумки набиты до того, что еле застегнулись!

То и дело, останавливаясь на отдых, и с трудом таща на себе тяжеленные сумки, старый колдун добрался до своего места. Как он и ожидал, в пещере за все эти годы никто не побывал. Ни одно живое существо не нарушило целостность иллюзии при входе, да и внутри самой пещеры все было без изменений, все осталось так, как он оставил много лет назад, когда покидал это место. Ностальгическую улыбку вызвал вид грубой мебели, в свое время довольно неумело сколоченной им из досок…И посыпанный мелким песком пол в пещере был не тронут ничьими посторонними следами… Что ж, и заклинание, и иллюзии — все работало в полной мере.

С непередаваемым удовольствием колдун скинул с себя нищенские лохмотья. Как же его раздражали эти грязные тряпки! И как только в них крестьяне ходят? Впрочем, что взять с тупой черни… Лишь надев привычную черную одежду, Москит вновь почувствовал себя уверенно. Все же одежда много значит… Поставил на стол свой любимый подсвечник, достал связку свечей, вынул одну из них, поставил в подсвечник и зажег… Свет от укрепленного на стене факела и от небольшой свечи создавал в пещере уют. Хорошо… Достал лист пергамента, чернила, перо, и даже чернильницу, которая, как считал Москит, приносит ему удачу… Не стоит впустую терять время, надо заниматься срочными делами. У него есть план, и его, этот план, надо срочно претворять в жизнь. Старый колдун чуть усмехнулся: эти наглые мальчишки в конклаве у него еще попляшут! Нашли, с кем связываться! Много лет назад, находясь в сходных условиях, он сумел выиграть в, казалось бы, безнадежной ситуации, и сейчас он вновь возьмет свое!

Только вот каким же усталым он себя чувствует! Когда несколько дней назад Москит тайно покидал столицу, то был бодр и полон сил, не то, что сейчас. Вон, даже перо в руке не держится, дрожит, и перед глазами все расплывается… Это все последствия от долгой и трудной дороги, после которой он всерьез вымотался. Да и чувствует себя он совсем плохо, тяжесть во всем теле… Наверное, жара в дороге доконала, не иначе! Конечно, у него полно неотложных дел, но, пожалуй, дела могут подождать какое-то время, надо отдохнуть хоть немного. Да, бесспорно, отдых необходим — потом он быстро наверстает упущенное…

С трудом дойдя до дощатой лежанки, опустился на нее. Все же хорошо он тогда сколотил ее, эту лежанку. Пусть она получилась простой, грубой, и без особого изящества, зато крепкая, надежная… Не стоит сидеть, лучше прилечь… Сейчас его отчего-то совсем не держат ноги, и самочувствие скверное… Наверное, от усталости. Неудивительно: в его возрасте пройти пешком такое расстояние по жаре, без отдыха и на голодный желудок! Может, стоит хоть немного поесть? Но на еду даже смотреть не хочется… А в одной из сумок у него продукты, как бы не испортились! Он взял с собой достаточно пропитания для того, чтоб его какое-то время не беспокоил собственный желудок, и чтоб ему не надо было лишний раз выходить на поверхность. Преодолевая слабость, наложил заклятие нетления на обе сумки — так, на всякий случай… Надо бы еще поставить охранные заклинания, только вот сил совсем нет… Ничего, их он поставит чуть позже, когда придет в себя после тяжелого пути, а сейчас старый Москит не может даже пошевелиться…

Надо поспать, тем более что глаза закрываются, да вот только сна нет, а есть непонятная тяжесть в груди. Давит так, будто на сердце положили камень. Давно стоило заняться собственным здоровьем, только вот до себя самого, если можно так выразиться, руки не доходили. Вечно ему было некогда, постоянно находились какие-то крайне неотложные дела, сыпались одно на другое, словно песок в тех больших часах, что стояли в его кабинете… Сейчас вот причина его временного нездоровья и не ко времени заболевшего сердца — в этой взбунтовавшейся молодежи! Довели, сопляки!..

Ничего, ничего, он с ними разберется, мальчишки по молодости оставили много хвостов, за которые их можно неплохо попридержать, да при том еще и мордой о камень ткнуть, причем так, чтоб впредь неповадно было! Скажите, свою силу они почувствовали, жалкие подмастерья! Скинуть некоторых немощных стариков из конклава у мальчишек, возможно, и получится, а вот с ним, с Рин-Дор Д'Хорром — э, нет, такие штуки с настоящим колдуном у много возомнивших о себе детишек не пройдут! Его уже пытались разок свергнуть, да только из этих попыток ничего не вышло! Даже наоборот: он стал более сильным, и приобрел еще большую власть! А вот где сейчас те, что в свое время поднимали на него свои облезлые хвосты? То-то и оно… Почти никого из них не осталось, а те, кто еще живы, сделать с ним ничего не смогут. То же самое будет и с теми, кто сейчас вздумал было скинуть его с той вершины, куда от сумел подняться…

Так что ни у кого не получится свалить Москита и на этот раз, тем более что у него есть хорошо разработанный план, и недалек тот день, когда зарвавшиеся сопляки вынуждены будут сквозь зубы признать, кто же в этой стае настоящий вожак, а кто может только слабо тявкать из-за угла, покрепче поджав к ногам свой жалкий хвост…

А его так называемые единомышленники по конклаву… Дерьмо! Кое-кто из них на поверку оказался настоящей тряпкой, ценящий покой и комфорт выше истины и власти. Конечно, с молодежью первое время вполне можно было договориться, только вот разве хочется хоть кому-то идти на компромисс? Тем более, если сейчас меж собой схлестнулись немалые амбиции…

Что ж, что произошло, то произошло, и теперь надо исправлять то, что они, старики, умудрились проглядеть. Следует строго действовать по заранее обговоренному плану. Конечно, не всем из изгнанных можно доверять, но он и сам прекрасно знает, что ему следует делать, и на кого из друзей — недругов стоит надеяться.

Ничего, этим мерзким мальчишкам, что с пеной у рта и выпученными от счастья глазами рвутся к власти, надо преподать хороший урок на будущее. И он это сделает! Недоучки, нахватавшиеся верхушек знаний, но не дошедшие до корней истины и не проникшие в структуру вещей!.. И они, эти зарвавшиеся юнцы, посмели обвинить подлинных носителей древних и запретных знаний в узости мышления и в том, что для многих из стариков нагретое кресло в конклаве куда дороже развития науки и служения Нергу!.. А ведь кое-кого из этих горлопанов Рин-Дор Д'Хорр учил сам… Какая черная неблагодарность! Конечно, в конклаве каждый сам за себя, но эти недоучки сумели каким-то образом объединиться против, как они сказали, «замшелых и выживших из ума стариков»! Ну, он им еще покажет, кто выжил из ума, а кому ума еще не хватает…

Внезапно грудь колдуна пронзила страшная боль, лишая возможности старика сделать даже слабый вдох. Рин-Дор Д'Хорр был достаточно опытным человеком, чтоб понять — это не простой сердечный приступ, здесь все гораздо серьезней и страшней. Сердце… И почему он раньше не занялся лечением?! Все решал другие проблемы, которые казались ему куда более важными, чем собственное здоровье…

В сумке должно быть лекарство. Еще там книги… Из последних сил старый колдун потянулся к стоящим неподалеку от его изголовья седельным сумкам, не отдавая себе отчета, до чего же он хочет дотянуться: до заветной шкатулки с самыми разными снадобьями, или же до колдовских книг, которые он любил чуть ли не больше жизни…

Только вот душа старика покинула его тело до того, как он смог коснуться хотя бы кончиками пальцев до своих заветных сумок. На какие Небеса попала душа старого колдуна — точно не скажу, но склонна думать, что на Светлые Небеса путь для него был закрыт напрочь, и то, что ей было положено, душа колдуна полной мерой получила на Темных Небесах. А вот бренное тело старика так и осталось лежать здесь, рядом с унесенными им книгами…

Не знаю точно, что именно хотел предпринять Рин-Дор Д'Хорр в отношении своих обидчиков, на что рассчитывал, но не сомневаюсь в одном: какой-то план у него был, и план серьезный, тщательно проработанный. Возможно, его расчеты были верны, и у старого колдуна все получилось бы именно так, как он и рассчитывал. Единственное, что Москит не сумел предугадать, так того, что его усталое сердце не всегда может выдержать тяжелых обид и потрясений, свалившихся на него за последнее время. Подвело сердце, простое человеческое сердце, которому нет дела до чужих интересов, хитросплетений или вечных интриг.

По сути, колдуны — такие же люди, как и мы с вами, так же болеют, страдают и мучаются, и как бы каждый из них не продлевал свой век, но, как говорится, выше головы не прыгнешь. Будь ты хоть десять раз колдун, но сердце у каждого только одно, и его, это сердце не заменишь другим, а все наши беды, поражения, горести, тяготы жизни — все это навечно откладывается на нем свинцовой усталостью и грубыми рубцами. И вот, когда Рин-Дор Д'Хорр счел, что он оказался в полной безопасности старый боец, казалось бы, вновь готов к схватке с молодыми волками — тогда, как оказалось, сердце не выдержало, оно просто устало…

Позже Рин-Дор Д'Хорра долго искали, разыскивали тщательно и дотошно, причем не столько его самого, сколько увезенные им манускрипты. В этих бесконечных поисках заглядывали и в родной поселок колдуна, правда, без особой надежды на успех — кто станет прятаться в довольно людных местах, да еще и по соседству с каменоломнями?!

Как и следовало ожидать, те из родственников Москита, которые к тому времени еще были живы, лишь разводили руками: мы о таком родиче и не помним, да и сам он после того, как еще ребенком покинул родное село, домой ни разу не приезжал, о себе никому знать не давал. И вообще — в поселке были уверены, что он давно умер. Вы, мол, не подумайте, что мы его прячем: у нас каждый человек на виду, сразу заметно, ежели кто новый в округе появится. Да и нет смысла прятаться в здешних местах: поселок захудалый, отдаленный, каждый проезжий на виду. К тому же каменоломни близко, и тех, кто там работает, надо опасаться особо. Там разбойник на разбойнике, вот их и надо бояться, а не какого-то там человека, невесть когда покинувшего эти места… Так что можете не сомневаться: нет у нас этого сбрендившего старика, он и близко тут не показывался. Да и кто сюда пойдет — здесь же каменоломни близко, охранников полно, и солдат тоже, так что надо быть совсем без головы, чтоб попытаться укрыться тут. И с этим нельзя было не согласиться…

Несмотря на то, что с той поры прошли сотни лет, многие книги, украденные обиженными стариками из хранилища, не найдены до сего дня, хотя их по-прежнему ищут, не переставая. Что ж, впредь многим не помешает запомнить — оскорбленный человек способен на многое. Так что некоторым наука: перед тем, как что-то сделать, лишний раз не помешает хорошенько подумать, что именно вы собираетесь делать, и чем это может грозить вам в будущем…

… Итак, старый колдун умер много лет тому назад, оставив нам, если можно так сказать, свою головную боль — эти проклятые манускрипты, за которые колдуны Нерга, не задумываясь, будут убивать без счета и жалости… Теперь главный вопрос: что нам делать дальше? И вопрос не простой, у нас от верного ответа на него зависит жизнь…

Теперь становится понятным и тот набор вещей, что отыскался в седельных сумках колдуна. Еда, которую Рин-Дор Д'Хорр взял с собой на то время, которое намеревался провести здесь. Шкатулка, в которой лежало множество снадобий, годных для очень многого, как хорошего, так и отвратительного… (Невольно подумала: многие из алхимиков за эту шкатулку без раздумий отдали бы не только свою душу, но и сгребли бы в кучу души ближайших коллег по нелегкому цеху алхимии)… Деньги и драгоценные камни… Ну, без них, естественно не обойтись. Книги… О них я пока помолчу. А вот для чего нужны свернутые в рулон пергаменты с печатями, да еще и с магическими метками на каждой из них? Вид у этих пергаментов какой-то уж очень… серьезный, что ли. Такие бумаги обычно лежат в крепко запертых столах, или в надежных сейфах, но уж никак не в старых дорожных сумках. Да вряд ли Москит стал бы брать с собой в тяжелый путь никому не нужные записи.

Варин показала пергаменты Казначею — все же он должен лучше всех разбираться в подобных документах. Может, поймет, что это такое, и для чего Рин-Дор Д'Хорр таскал их с собой.

Как и следовало ожидать, эти плотные листы с печатями, подписями, пломбами, магическими метками и еще невесть с чем, оказались долговыми расписками, но не простыми, а, если так можно выразиться, золотыми. Во всяком случае, у Казначея при виде этих бумаг загорелись глаза. Но вот когда я по его просьбе стала вслух зачитывать листы (притом не понимая в них и половины написанного), то, думала, все — Казначей помрет на месте. Глаза вытаращил, чуть в обморок не упал… Надо же, этот человек всю дорогу хотя постоянно ныл и действовал нам на нервы, но, надо признать, держался молодцом, а при виде этих листов у мужика чуть ноги не подкосились. Я, грешным делом, испугалась: как бы и Казначея удар не хватил! Вначале покраснел, потом побелел, глаза чуть ли не вылезли из орбит… Кажется, сердечный приступ у него был на подходе, а то ему грозило и что похуже… Спасибо Высокому Небу, до смерти или обморока не дошло, но от растерянности мужик сел на землю — ноги дрожали…

Как оказалось, у старого колдуна с собой была прихвачена целая пачка расписок, долговых обязательств, закладных и чего-то такого, о чем я не имела ни малейшего представления. Едва придя в себя, Казначей вцепился в пергаменты мертвой хваткой, а чуть позже растерянно объявил, что в этих старых листах находится куда больше золота, чем в казне многих государств, причем взятых вместе… Как видно, в свое время старый колдун сумел раздобыть расписки очень влиятельных людей, где фигурировали огромные деньги, втайне ссуженные под высокий процент (или же наоборот, одолженные), невозвращенные долги, заложенное имущество и еще много-много чего такого, о чем вслух стараются не распространяться.

Я не все поняла из слов Казначея, но, по его словам, это были расписки на предъявителя с неопределенным сроком возврата, причем все бумаги были составлены таким хитрым образом, что деньги по ним можно было получить любому предъявителю этих бумаг, причем по первому же требованию. Даже сейчас, спустя сотни лет после их выдачи, они, эти самые бумаги, были действительны — это должен был признать любой суд. И еще: по ним можно было стребовать целую гору золота. Вернее, далеко не одну гору золота, а во много раз больше.

Конечно, часть из этих старых бумаг, уже, можно сказать, сгорела за давностью лет — оно и понятно, с момента их выдачи прошли уже многие и многие годы. За это время с карты мира исчезли некоторые страны, пара-тройка из тех торговых домов, которым в свое время были ссужены деньги, давно разорились и безвозвратно пропали в круговерти веков (недаром Казначей со вздохом сожаления откладывал часть пергаментов в сторону). Тем не менее едва ли не половину находящихся здесь бумаг все еще можно было предъявить к получению. По словам Казначея, и того, что осталось, вполне хватит, чтоб устроить переполох в финансовом мире и пустить под откос кое-какие из старинных торговых домов, имеющих серьезные связи во всем мире. Стребовать с них деньги с набежавшими за сотни лет процентами… Это даже не огромные деньги, а колоссальные деньжищи, которые невозможно себе представить обычным людям!.. Да и кое-кому из правящих домов придется плохо…

Хм, — подумалось мне, — хм, а ты, Москит, как видно, ко всему прочему еще и хотел заняться довольно жестким шантажом. А может, придуманный тобой план возвращения в конклав был куда более изощрен, чем казалось вначале… Факт остается фактом: ты держал в своем небольшом, но крепком кулаке (или думал, что держишь) немало богатых и влиятельных людей, и, судя по всему, был абсолютно уверен, что деться им от тебя некуда…

Услышав про расписки, один из людей Гайлиндера, Лесовик — единственный человек, с которым Казначей никогда не ссорился, в шутку сказал нечто вроде того, будто все сказанное — ерунда и детские сказки, и единственное, что можно получить по этим старым листам — так это головную боль и пустые надежды. Вот тут-то я и увидела, как может вспыхивать от злости ехидный Казначей. Вытащив первый попавшийся лист пергамента, он стал совать его нам под нос и кричать, что, если, например, это долговое обязательство сегодня предъявить какому-то там торговому дому, ворочающему большими капиталами, то назавтра все хозяева того самого дома будут сидеть у храмов с кружкой для подаяний. Причем половина собранных ими на паперти денег все одно будет уходить на погашение накопившейся задолженности…

Потом, махнув на нас рукой и бурча что-то похожее на «дураки вы все», Казначей наполнил водой стоявшую на столе хрустальную чернильницу с давно высохшими в ней чернилами, и, немного подождав, стал макать в нее брошенное перо, и начал что-то писать бледными буквами на лежащем на столе чистом листе пергамента.

— Эй, Казначей, ты что делаешь? — не отставал от приятеля Лесовик.

— Опись. Или вы считаете, что подобные документы можно бросать просто так?! С такими бумагами надо поступать, как положено: составлять соответствующую опись со всеми имеющимися данными и… Да что я вам попусту объясняю?! Никому из вас до всего этого нет никакого дела!

— Слышь, Казначей, а тебе-то до всего этого какое дело?

— Прежде всего, во всем должен быть порядок, и уж тем более в таких документах…

— А еще для чего? — посмеивался Лесовик.

— А еще я люблю считать чужие деньги! — отрезал Казначей, и, повернувшись к нам спиной, вновь заскрипел пером.

Удивительно, подумалось мне, но этот занудный человек, и верно, очень любит свое, казалось бы, скучное дело. И деньги тут не главное — Казначей счастлив оттого, что вновь окунулся в привычный для него мир, по которому он, похоже, искренне тоскует. Мир его любимых цифр, расчетов, операций с деньгами… Пусть он мало что понимает в непонятных текстах, но цифры, указанные в тех старых бумагах, как мне кажется, были понятны ему без перевода. И еще я поняла, что Казначей жизнь свою отдаст за лежащие перед ним бумаги, причем не за деньги, которые можно получить по этим старым пергаментам, а за одну только возможность самому проворачивать какие-то сделки, вновь окунуться в привычную ему стихию, почувствовать себя человеком… Одно слово — Казначей.

Что касается остальных… После того, как мы оказались в этой пещере, было решено: всем необходим отдых, силы нам еще понадобятся. Тем не менее, Гайлиндер отправлял нескольких людей на разведку. Выяснилось, что из пещеры до выхода на поверхность идти тоже немало, причем и здесь следовало пробираться по узким коридорам, но, разумеется, тот выход был куда ближе, чем то расстояние, что мы уже прошли. Парни даже выглядывали наружу, правда, со всеми предосторожностями, осматривались. Выход из пещеры находится среди небольших скал, и снаружи почти полностью закрыт выросшим у входа колючим кустарником и спускающейся вниз сухой травой. Как сказали разведчики, снаружи вход в пещеру отыскать почти невозможно. Еще вдалеке, в пределах видимости, находится какой-то поселок. Родина колдуна Рин-Дор Д'Хорра… Кроме того, оказалось, что мы ушли от каменоломни на довольно большое расстояние, и сейчас находимся не с той стороны, откуда нас привели на каменоломню, а с противоположной.

Так что пока у нас появилось время для отдыха. Было решено, что сегодня из пещеры мы никуда не пойдем. Что бы там ни было, но все полностью вымотались, и остро нуждались хотя бы в коротком сне. Тем более, что когда спало напряжение последних часов, пришло чувство всепоглощающей усталости. И спасибо тебе, старый колдун Рин-Дор Д'Хорр, за невероятным образом сохраненные продукты — на голодный желудок нам было бы совсем тошно. Хотя для одного человека еды хватало на довольно длительный срок, для четырнадцати человек запасов было немного. Тем не менее, имеющуюся еду поделили пополам, и одну часть оставили на вечер, а вторую честно поделили меж всеми. Люди поели, успокоились и улеглись спать на сухой песчаный пол. Даже решили не ставить дежурных — все безумно устали. Только один Казначей сидит, в своих ненаглядных пергаментах копается, пером скрипит, и про сон даже думать не хочет. Не до того ему, видите ли, занят… Работа увлекла его настолько, что он даже не обратил особого внимания на ту еду, что ему дали. Жевал, не обращая внимания на то, что же он, собственно, ест… Ничего, через пару часов и его сон сморит.

Я тоже было прилегла, но вскоре проснулась. Не спится отчего-то… Причина одна, понятная и без подсказки — найденные здесь книги. Вопрос: что с ними делать? Оставить на месте, пусть ими колдуны подавятся? Не выход из того нелегкого положения, в котором мы оказались, и от преследования нас это все одно не спасет. Кинуть книги в огонь? А смысл? Рука не поднимется совершить подобное, и книги жаль, да и нас после этого, если поймают, будут поджаривать на медленном огне. И это в самом лучшем случае. Взять манускрипты с собой? Зачем они нам нужны, да и весят немало… Хотя, если вдуматься… Книги представляют огромную ценность, а уж о знаниях, что заключена в них — о том я даже не говорю. Узнав, что мы имели дело с книгами, нас все одно будут преследовать… Что же делать?

— Лиа, ты спишь?

Ну конечно, это Кисс. И когда он успел проснуться? Только что рядом лежал, посапывал…

— Сплю, конечно… А ты с чего вздумал бодрствовать?

— Да все думаю, в какую задницу мы попали. Одно дело, когда мы шли сюда будто бы за книгами, не зная, где они находятся на самом деле, и ожидая того, кто нам покажет, где они будто бы находятся, и совсем другое дело, когда мы эти самые книги нашли, сами не желая того. Рано или поздно, но завалы в каменоломне разгребут, найдут вход, дойдут сюда… Остальное понятно.

— Я думаю, что опытный маг еще в каменоломне поймет, в чем дело. Старая магия… После того, как в штольне все рухнуло, остатки той магии уже не спрятать…

— Смотри, Варин возле огня сидит…

— А я думала, она спит…

— Не спит. Пытается делать вид, что дежурит… Кстати, Казначей не спит тоже. После того, как он увидел эти старые пергаменты, у него пропал и сон, и покой. Осталось одно счастье, от которого он никак не может оторваться!

— Тогда не будем отвлекать хоть кого-то от счастья…

Не сговариваясь, мы встали, и направились к женщине, в одиночестве сидящей у небольшого костра. Та с чуть заметной усмешкой оторвала взгляд от язычков огня и посмотрела на нас.

— Только не надо врать, будто вам больше спать не хочется.

— Да мы и не собирались…

— Тогда что желаете узнать? Да не стойте над душой, присядьте… Тут места всем хватит.

— Варин, — я не знала, как подобрать слова, — Варин, я все хочу спросить тебя… Ну, отчего нам перед поездкой в Нерг…

— Придумали такую легенду, будто мы собираемся отыскивать здесь книги? Твой вопрос был вполне предсказуем. Что ж, можно и сказать, все одно сейчас уже таить нечего. Просто за основу легенды Вояр взял историю с пропавшей книгой, ну, ту самую, о которой вас когда-то расспрашивал Угорь… Удивительно, как выдуманные истории иногда совпадают с жизнью… Хотите послушать?

— Конечно!

Как оказалось, несколько лет тому назад какой-то ремесленник в Нерге, строя себе дом на месте древних развалин, обнаружил тайник, в котором лежало несколько старинных книг. Мужик оказался ушлый, понял, что эти книги представляют из себя огромную ценность, и, естественно, решил неплохо погреть руки на их продаже. Правда, о том, что в действительности представляет собой его находка — о том он и не догадывался.

Найденные книги мужик не понес ни в храм, ни к колдунам — понимал, чем для простого человека может закончиться сообщение о подобной находке. Тут заранее не предугадаешь: могут вознаградить по-королевски, а могут и голову с плеч снести. Пусть найденные книги написаны на непонятном языке, и пусть нашедший их не умеет читать, но колдуны бояться уже только одной возможности того, что хоть небольшая часть их тайных знаний может уйти на сторону. Оттого-то мужик не торопился соваться с книгами к первому попавшемуся торговцу, долго колебался и прикидывал, кому можно предложить крайне рискованный и дорогой товар… В конце концов через одного своего родственника, сведущего в контрабанде, он и вышел на Угря, и продал ему одну из книг за более чем кругленькую сумму.

Беда в том, что в Нерге подобные вещи утаить практически невозможно. Посланец Угря успел забрать книгу и покинуть дом продавца, а вскоре к незадачливому продавцу нагрянули стражники. Все остальные манускрипты, естественно, были тут же изъяты и забраны колдунами, а за проданной книгой устроили настоящую охоту, так что весь дальнейший путь покупателя до границы Нерга был подобен настоящей травле. Посланник Угря сумел проявить недюжинное умение, чтоб не только суметь уйти живым, но и умудриться унести с собой книгу. Напугаться чуть ли не до смерти и насмотреться всякой жути парню пришлось столько, что, даже оказавшись в Харнлонгре, он не решился обратиться за помощью хоть к одному человеку из тех, кого знал раньше. Просто побоялся довериться, и решил по-прежнему надеялся только на себя, на свои силы. Именно потому он едва не погиб, переходя через горную гряду…

Самое интересное в том, что именно благодаря этой книге Угорь вновь умудрился вывернуться из грозящих ему больших неприятностей. После того, как я поведала ему о том, где сейчас находится та самая книга, люди Угря добрались до монастыря, и забрали манускрипт. Ну, а потом старый ловкач Угорь предложил тайной страже Славии взаимовыгодный компромисс: он отдает книгу, и с него снимаются все грехи и тяжкие уголовные статьи не только в нашей стране, но и в его родной (а их, этих самых грехов, у Угря за его долгую неправедную жизнь накопилось ой как немало, пусть даже большая их часть и была почти не доказуема)… Проще говоря, при помощи этой книги Угорь купил себе полное прощение… Ну, а сейчас, когда старый плут отдал книгу, и с него сняты все обвинения — он преспокойно вернулся в свой дом, в свою страну и к своим занятиям. Увы, старого пройдоху уже не переделать…

Вояр же, опираясь на эту историю, и справедливо рассудив, что снаряд не упадет два раза в одну и ту же воронку, сочинил нам легенду, что будто бы и мы отправляемся на поиски книг, пропавших много веков назад. А что, после недавнего обретения нескольких, казалось бы, навсегда потерянных манускриптов, эта история вполне могла б пройти без сучка-задоринки. Больше того: в нее наверняка могли поверить. И не только поверить: в придуманной Вояром многоходовой операции сами же колдуны наверняка негласно помогли бы нам освободить Мариду. Если б только они были уверены, что на обратном пути в Славию мы завернем к очередному тайнику с книгами, то сами постарались бы тем или иным способом освободить старую королеву! Ну, а остальное зависело уже только от нас… Кто же мог подумать, в том числе и сам Вояр, что выдуманная им история совершенно невероятным образом приобретет, так сказать, плоть и кровь?! И вот теперь перед нами стоит один-единственный вопрос: что делать?

— Варин, знаешь, что мне непонятно в рассказанной тобой истории, ну, в той, что придумал Вояр? Откуда колдуны могли бы узнать о том, что мы ищем книги… Постой, постой… Не для этого ли в нашу группу и был взят Табин? И именно оттого ты ему голову не свернула еще тогда, когда он хотел удрать от нас еще в Харнлонгре? Ну конечно! А я-то все никак не могла взять в толк, на кой ляд этот хмырь нам всем нужен! Понятно, что этот человек не может не предать! Именно для того его и с каторги выдернули… Правильно?

— Лия, — Варин по-прежнему смотрела на огонь, — Лия, свои домыслы можешь оставить при себе.

— Так я права?

— Считай так, как тебе больше нравится.

А ведь я права! Даже Койен чуть отозвался, подтверждая мои слова.

— Варин, а что стало с тем парнем, что сумел унести книгу из Нерга? Если мне не изменяет память, его звали Тийристан. Кажется, он оказался в монастыре?

— Да. И не только оказался, но и сейчас остается в нем. Не хочет покидать это место. Считает, что в монастырь святого Формия его привела судьба. Говорит: здесь, среди гор, светло, и душа спокойна. И я, мол, помогаю людям, снимаю грехи как свои, так и чужие, а там, внизу, все дергаются, шумят, вечно всем что-то надо! Ищите непонятно что, погрязли в земной суете, и совсем забыли о своих бессмертных душах и о любви к ближнему… Короче: парень неожиданно обрел свое призвание.

— Кстати, Лия — повернулся ко мне Кисс. — Помнится, ты посоветовала Угрю спрятать книгу подальше… Что там было написано?

— Да ничего хорошего.

— А все же? Наверняка что-то запретное, раз ее в свое время украли из хранилища…

— Как я поняла, колдуны немало работали над тем, чтоб заставить служить себе животных. Понятно, что эта служба заключалась не в том, чтоб собака носила за тобой домашние тапочки. В той книге описывается, как при помощи нужных заклинаний и колдовских обрядов изменять живых существ. Ну, например, собака с человеческим мозгом и змеиным жалом, птицы, летающие по приказу и наполненные ядом, который они выплевывают на врагов, коровы, мясо которых сразу же после забоя становится смертельным — им можно отравить немало вражеских солдат… В общем, то, что описано в той книге — редкая гадость. Надеюсь, что она, эта книга, навсегда будет захоронена подальше от людских глаз.

— Да уж, занимательное чтиво.

— Ну, это кому как… Варин, что мы теперь будем делать?

Я выпалила вопрос в глупой надежде, что у женщины найдется на него ответ. Но она лишь покачала головой:

— Еще не знаю…Кстати, Лия, колдуны, что сейчас находятся в каменоломне, поняли, что в штольне произошел не простой обвал, а магическое обрушение?

— Можешь не сомневаться — поняли. Допускаю, что поняли далеко не все — что ни говори, а земля скрывает очень многое. Но там, наверху, сейчас наверняка находится не один колдун. Набежали со всех сторон… Хотя бы один из них должен был уловить отзвуки сильной магии. Поймут, в чем дело. В этом я уверена.

— Да, — в голосе женщины проступала досада, — да, и тут мы засветились… И вот еще: ты найденные манускрипты просмотрела? Что в них?

— Посмотрела, но не все, и не особо внимательно. Ну, что могу сказать… Одна книга — по выращиванию драконов…

— Кого?!

— Драконов. А что тут такого? Пусть их уже давно нет на свете, но в некоторых странах Юга все еще находят кости драконов, их старые кладки с окаменевшими яйцами… Кроме того, есть отдаленные племена, где у местных колдунов и старейшин в тайниках имеются припрятанные черепа драконов, причем вместе с зубами. Им, этим старым черепами, даже молятся… Так вот, в одной из тех книг, что находится здесь, описывается, как с помощью магии можно из куска окаменевшей плоти дракона вырастить его вновь… Кстати, для этого годится любая из тех самых отыскавшихся костей, но самые лучшие результаты дают участки некоторых частей черепа.

— Того не легче! А что написано во второй книге?

— А вот вторая — это удивительная, замечательная… В общем, у меня нет слов! Я за нее сама готова любому глаза выцарапать! В ней описаны способы лечения многих заболеваний, причем даже таких, за какие сейчас никто не берется!

— А свитках?

— В первом — что-то из техники, я там ничего не поняла… В другом — нечто из алхимии, какие-то сплавы, соединения и все такое прочее… В общем, мечта многих ученых. В третьем говорится об эценбате, но тот свиток я не собираюсь смотреть! Просто не хочу. А вот что касается двух оставшихся свитков, то в них заключена такая гадость, о которой мне даже не хочется говорить!

— Ох — хо — хо… — вздохнула Варин, глядя на огонь.

А тем временем люди, лежащие на песке, начинали просыпаться. Возможно, их разбудили наши голоса. Гайлиндер подошел к Варин, о чем-то ее спросил, но она отвечала неохотно. Тогда Гайлиндер повернулся ко мне:

— Извините, но я слышал часть вашего разговора. Понял, конечно, далеко не все, хотя общую мысль уловил. Говорю вам это затем, чтоб позже не изображать перед вами недоумение… Если я правильно понял, эти книги представляют из себя какую-то ценность?

— Не какую-то, а очень большую… Нас за ними и послали, а если быть совсем откровенными, то их, эти книги, мы и должны были забрать на обратном пути. Только вот никто из нас не мог предположить, что можно найти их здесь…

Женщина коротко рассказала Гайлиндеру о книгах, об истории их пропажи. А я слушала ее, и думала: хм, Варин, ты и тут не говоришь всей правды… Ладно, тебе видней, что можно сказать, а о чем лучше промолчать.

А тем временем, закончив говорить, Варин вновь повернулась ко мне:

— Лия, ты как думаешь, начали уже завалы в каменоломне разгребать?

— Должны… Хотя, наверное, вначале запустят внутрь каменоломни вооруженных людей — хоть тех же наемников! Это самая необходимая мера предосторожности. Они же не знают, где именно мы находимся, и на что можем пойти. Все же в каменоломне уже есть погибшие… И еще — я невольно усмехнулась, — загнанные в угол звери всегда опасны.

— Да — согласно кивнул головой Гайлиндер, — да, будь я на их месте — тоже бы для начала провел зачистку… А вот когда нас не найдут ни в одном из углов каменоломни — вот тогда начнут разбирать завал в той самой штольне.

— Даже два завала…

— Почему два? А, верно, один они устроили сами, еще до того, как мы ушли в ту самую штольню.

— Интересно, сколько времени уйдет на разбор обрушений? — Кисс пошевелил палочкой угли в гаснущем костре. — Очень надеюсь, что у нас имеется несколько дней в запасе…

— Я в этом не столь уверен — Гайлиндер присел рядом с нами. — К разбору завалов должны привлечь всех рабов на каменоломне, даже поваров, уборщиков и тех, кто занят обработкой добытого камня на поверхности. Не удивлюсь, если дополнительно пригонят и жителей из соседних поселков, причем работы по расчистке завалов будут идти и днем, и ночью. Проще говоря, бросят все силы, лишь бы побыстрей все разгрести. В каменоломни на работы могут погнать даже стражников. Я тут прикинул размер разрушений, и то, как их будут разбирать… У нас в запасе дня два, от силы три, и то, если считать с сегодняшним…

— Шли бы вы все отдыхать — сказала Варин, по-прежнему глядя на слабые язычки огня. — Поспите, силы еще понадобятся…

— Не спится отчего-то.

— Ну-ну…

— Варин, — я постаралась, чтоб мой голос звучал спокойно, — Варин, мне с тобой надо поговорить.

— Говори.

— Хотелось бы наедине. По нашим женским делам…

— Что ж, давай отойдем…

Мы с Варин вышли из пещеры и отошли от нее подальше. Темно, почти ничего не видно. Отсюда извилистый ход ведет на поверхность…

— Лия, в чем дело? — Варин остановилась напротив меня.

— Что ты собираешься делать дальше?

— И ради этого вопроса ты просила меня выйти с тобой?

— Нет. Просто я догадываюсь, о чем ты думаешь. Собираешься уйти? И как ты намерена это провернуть? Уйдете втроем — вчетвером будто бы на разведку, бросив всех здесь? А остальных — что, направишь к границе с Харнлонгром? Пусть добираются, как могут?

— С чего ты это решила?

— Догадаться не трудно. Не знаю, что ты будешь делать дальше, кого намерена взять с собой и как объяснять оставшимся, что именно тебе надо уйти… Это твое дело, и разбирайся со своей совестью, как хочешь. Я хочу сказать другое: от этих людей я никуда не уйду.

— Прикажу — пойдешь.

— Приказывай остальным. В отличие от меня, они люди служивые, послушаются. А я — как та кошка, что гуляет сама по себе…

Смогла умело уклонится в сторону, перехватив одной рукой руку Варин, а свою вторую руку приставив к шее женщины.

— Дернешься — нажму, и станет нас меньше на одного человека…

— Это уж чересчур — голос Варин был все так же спокоен.

— В самый раз, если ты по-иному говорить не желаешь.

— Это в нарушение всех правил…

— Чего-чего? Какие правила? Ты и сама прекрасно знаешь: для таких, как я, нет правил. И прав у нас тоже нет. Мы — изгои среди людей, и слушаемся приказов лишь до тех пор, пока считаем это необходимым.

— Лия, — чувствовалось, что Варин уже с трудом сдерживается, лишь бы остаться по-прежнему невозмутимой — Лия, у нас приказ, и мы обязаны его выполнить. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что означают эти слова — приказ и задание. Пока что я просто пытаюсь отыскать наиболее…

— Да мне плевать, что ты там хочешь найти! Эти люди с каменоломни прошли через цепи и рабство, и остались людьми, а ты намерена бросить их здесь, как никому не нужный хлам!

— А я повторяю тебе еще раз: мы оказались в Нерге не для прогулки, а с определенным заданием. Эти треклятые книги, и эти несчастные люди — как бы грубо не звучали мои слова, но в данный момент — это всего лишь балласт, от которого надо избавляться.

— Прежде всего, то, что ты называешь балластом — это люди, и мне нет никакого дела до твоих приказов и расчетов. Знаешь, в чем разница между нами? Ты — на службе, и обязана подчиняться ее правилам и положениям, а мне до этих правил — как до Кхитая пешком! Если захочешь уйти — пожалуйста, держать не буду, но запомни одно: лично я от этих людей никуда не уйду. Буду добираться вместе с ними до границы с Харнлонгром. Возможно, мы до нее и не дойдем…

— Тогда на что ты рассчитываешь?

— Я не рассчитываю. Просто знаю, что нельзя бросать своих. Будем так поступать — станем точно такими же, как Адж-Гру Д'Жоор, что он сдох!..

— Отпусти мою руку…

— Да пожалуйста…

Варин потерла освободившуюся руку. Да, надо признать, сжимала я ее крепко…

— Лия, давай поговорим спокойно. Есть такое понятие…

— Варин, извини, но я не хочу тебя слушать, если ты опять начнешь вспоминать высокие слова и заговоришь о том, что собираешься уйти…

— Вообще-то я тебе об этом пока что не сказала ни слова.

— Верно. Говорила я. Ты вольна поступать как считаешь нужным, и я, естественно, не скажу ни слова осуждения ни тебе, ни тем, кто пойдет вместе с тобой. Но в этом случае на мою компанию не рассчитывай. Я знаю: ты, в отличие от меня, трезвомыслящий и спокойный человек, иначе бы Вояр не поставил тебя старшим над нами. И я готова тебя слушаться, и согласна подчиняться твоим приказам, но лишь до тех пор, пока мне не покажется, что ты собираешься совершить чудовищную ошибку.

— Лия, не мели вздор!

— Варин, наверное, ты честный и порядочный человек, но, как мне кажется, иногда надо отступать от приказов и действовать так, как подсказывает сердце. И еще — надо спасать книги. Пусть не все, пусть спасем хотя бы одну, ту самую, о лечении многих серьезных заболеваний. Отдать такую книгу в руки колдунов Нерга — значит дать им в руки дополнительную власть, огромное влияние и немалые деньги. Варин, сейчас рядом с нами нет посторонних. Признайся: ты колеблешься. Тебе хочется и книги спасти, и вывести отсюда этих людей, и приказ выполнить. Увы, совместить все это никак не получится.

— Да, ты права: одновременно сделать и то и другое никак не получится. А ты, значит, выбрала Гайлиндера и его товарищей… Кажется, этот парень — твоя первая любовь?

— Не сомневаюсь, что тебе известна подноготная каждого из нас. И уж если речь зашла об Гайлиндере… Однажды моя сестра Эри уже предала этого человека, их взаимной любви предпочла богатство и положение в обществе. Что ж, каждый сам делает свой жизненный выбор, и не мне судить Эри, но я не хочу и не буду поступать так, как поступила она в свое время. Я не брошу этих людей, у которых появилась надежда на свободу. Ведь те солдаты, что находятся с Гайлиндером — это все, кто уцелел после гибели того отряда, что предал муж Эри.

— Ну, насчет предательства — это еще надо доказать. И потом, она сейчас не Эри, а сиятельная Эйринн.

— Да мне, блин, без разницы как ее называть!.. Погоди, ты ведь хорошо знаешь эту историю о гибели отряда? Ее ведь уже расследовали… Этим расследователем была не ты?

— Нет, не я. Но я была в курсе той истории и знаю, что кроме необоснованных подозрений, нет никаких иных доказательств предательства князя Айберте. Ох, Лия, Лия… Ладно, пошли назад. Что-то мы с тобой заговорились…

— Что ты решила?

— Что решила, то решила. Узнаешь.

— Варин, ты иди первой. А я чуть позже подойду.

Женщина помолчала несколько мгновений, затем вздохнула.

— Ну, постой, подумай. Занятие полезное. Кстати, и дружка своего забери.

— Кого?

— Чтоб ты знала: Кисс большую часть нашего разговора слышал. Вам, молодой человек, надо лучше прятаться. Тут, хоть и темно, но едва заметные тени на стенах все же можно различить. И камни под вашими сапогами шуршат — на будущее стоит быть внимательней. А вместе с тем и осторожней… — и Варин ушла.

— Ну и женщина! — подошел ко мне Кисс — Все видит и все знает… И чего ты с ней сцепилась?

— Ты давно здесь прячешься? Много слышал?

— Меньше, чем мне того бы хотелось. Тем не менее, услышал предостаточно… Лиа, ты не сердись на Варин. Ей и без того тошно, и она не знает, как именно ей следует поступить в этой сложной ситуации. Суди сама: и приказ выполнять надо, и найденные манускрипты не мешало бы из Нерга вывезти, и людей жаль… У меня создалось такое впечатление, что сейчас, при вашем разговоре, она пыталась убедить себя, что на первом месте у нее должно быть строгое исполнение полученного приказа. Ведь неизвестно, что ей потом скажет брат.

— Какой еще брат?

— То есть как это — какой? Вояр, разумеется.

— Вояр — брат Варин?!

— Ну, не родной. Их матери, кажется, были двоюродными сестрами. А ты про то не знала?

— Впервые слышу.

— Вообще-то это неудивительно. Я сам, хотя и служил в тайной страже, о Варин знаю немного… Как мне рассказывали, у Вояра по молодости лет был закадычный друг-товарищ, из числа тех, на кого всегда можно положиться и в горе, и в радости. Оба они служили в тайной страже. Так вот, Варин за этого самого друга Вояра по молодости лет и вышла замуж. Судя по воспоминаниям тех, кто помнил эту семью, Варин с мужем жили счастливо, душа в душу, в любви и согласии, двоих детишек заимели. Только вот работа тайного стража очень опасна, и кому-то супруг Варин всерьез перешел дорогу. Вот и забрались однажды ночью лихие люди к ним в дом, и расправились со всеми, кто там был. Одна Варин и спаслась — нож до сердца не дошел… А перед уходом незваные гости дом подпалили. Непонятно каким образом, с ножом в теле, Варин сумела выбраться, и детей из горящего дом вынесла, да только они к тому времени уже мертвые были… Вот с той поры она, как только на ноги поднялась, в тайной страже и служит, при брате. Он, кстати, ей полностью доверяет, хотя, как и остальным, спуску и не дает.

— А кто же с ее семьей расправился?

— Чего не знаю, того не знаю. Но, думаю, Вояр до них в свое время добрался — не тот он человек, чтоб подобное спускать, или прощать… Варин потом замуж так больше и не пошла, хотя, говорят, ее не раз звали… Я об этой истории знаю лишь понаслышке — люди в тайной страже не болтливы.

— Кисс — я вновь решилась задать парню давно мучавший меня вопрос — Кисс, а отчего ты ушел из тайной стражи?

— Я не ушел, а сбежал.

— Хорошо, отчего ты сбежал?

— Меня должны были арестовать.

— За что?

— За дело… Все, пошли отсюда. Не стоит долго отсутствовать. Не хочется окончательно портить твою и без того подмоченную репутацию, баловница ты этакая! Люди ведь ни на что хорошее не подумают… Вообще-то я не прав: мужики подумают именно на хорошее, мне позавидуют, так что я уже заранее радуюсь!

— Кисс, ты, ты… В общем, у меня нет слов, зараза ты такая!

— Не волнуйся, я к тебе тоже испытываю возвышенные чувства…

В пещере никто уже не спал. Как я поняла, все проснулись еще во время нашего разговора с Варин. Казначей все так же сидел за столом, уткнувшись в свои бесценные пергаменты: похоже, что он так и не ложился — отдых ему заменял еще недавно чистый пергамент, в котором сейчас он с упоением сточил нечто мелким убористым почерком. Все остальные собрались вокруг Гайлиндера, который что-то чертил длинной палочкой на песке.

— … Ну, вот здесь это и произошло, — говорил он, продолжая начатый разговор. — Вот сюда мы и направились…

— Погоди! — перебил его Стерен. — Но ведь если вам нужно было сюда — (тут Стерен отобрал у Гайлиндера палочку, и ткнул ее на нарисованной на песке схеме чуть в сторону) — если вам нужно было придти вот сюда, то какого ляда вы туда поперли?!

— То-то и оно! — Гайлиндер вновь отобрал палочку у Стерена. — Нам было куда проще и ближе идти к месту дислокации вот здесь, и вот так! Кстати, по этому маршруту мы и вышли. Но вскоре нас догнал посланник князя Айберте, и передал его письменный приказ: идти вот сюда, в это самое место, и вот этим путем…

— Не понимаю! — снова встрял Стерен, и в его голосе была искренняя досада. — Ты, парень, разве сам не видел, что именно сюда вам не стоит лезть? Любому понятно, что следовать вам нужно было уж никак не там! Так какого… ты туда поперся? По крайней мере, пошли бы кружным путем, вот здесь — и старый солдат снова стал тыкать палочкой в песок. — Это ж любому понятно, у кого глаза есть, и ума толика имеется! Так как же князь вас мог сюда направить? Разве не видно — это ж яма посреди скал! Лучшего места для засады не придумать при всем желании!

— Что поперся, спрашиваешь? — а в голосе Гайлиндера настоящая горечь и усталость. — А я, по-вашему, этого не понимал? Тоже не без глаз… Только вы бы как поступили на моем месте? Полученный приказ надо выполнять, нравится это тебе, или нет. И, Всеблагой тому свидетель, как же я не хотел туда идти! Но приказ есть приказ, тем более за подписью и печатью, и тут уж ничего не поделаешь. Это армия, то есть, прежде всего — подчинение и строгое выполнение полученных указаний. Так что куда нам было указано, туда мы и пошли… И вот результат… Знаешь, что больше всего не дает мне покоя? Не только воспоминания о том, что мои люди погибли страшной смертью, но и осознание того, сколько же детей одним разом было лишено отцов, сколько родителей потеряли своих сыновей… В моем отряде было немало пусть и достаточно опытных, но молодых солдат…

— Это все правильно, только… Да, жаль парней!

— Не то слово! Знаете, какие у меня были люди в отряде? Лучше и придумать нельзя, до сих пор по ночам снятся, что-то говорят… Я все время вспоминаю тот последний день, когда еще мы были все вместе. Все шло нормально до того времени, пока нас не догнал посланник от князя Айберте, и мы не сменили маршрут. А стоило нам оказаться вот здесь — и началось!.. Море огня, крики людей, ржание горящих заживо лошадей… Как мы умудрились выжить — не знаю! Сейчас мне кажется, что меня, и тех, кто находился рядом со мной — нас как бы отсекали от основного огня… И выжили только те, кто был рядом со мной… Все остальные были убиты. Я видел, как колдуны добивали случайно выживших, а вот нас они не тронули… Почему?

Понятно, Гайлиндер рассказывает о том, как его отряд нарвался на засаду. Непохоже, что он не пытается оправдаться, скорее старается вновь и вновь восстановить цепочку событий. Наверное, он это уже проделывал сотни раз.

— … Я с той поры попытался кое-что разузнать, — продолжал Гайлиндер, — сопоставлял факты, восстанавливал произошедшее по памяти, кое-что мои парни запомнили… Такую огненную западню, куда мы попали — ее, просто так, без подготовки, не устроишь. Отряд наш был немалый, солдаты опытные, закаленные в боях — новобранцев у меня почти не было, и чтоб погибли практически все, никто не смог вырваться… Это сложно представить.

— Почему же, разное бывает…

— Нет. Меня еще тогда, в том проклятом ущелье, где нам устроили огненную ловушку, удивило то, что впереди отряда, там, где я ехал, огонь был слабее. А ведь должно быть наоборот: классическая западня — огнем отсекается вход и выход из ущелья, то есть перекрывается голова и хвост колонны, чтоб ни у кого не было возможности покинуть это место, и народ оказался как бы в котле, затем искусственно создается паника, а потом идет добивание частично деморализованных сил… В нашем же случае было несколько не так: все, кто следовал за нами, сгорели, а мы лишь обгорели. Правда, стоит признать, что обгорели мы здорово. Я был уверен, что мы не выживем, тем более, что колдуны раненых в плен обычно не берут — убивают на месте. Но, что самое удивительное, нас подобрали, стали лечить… Не вписывается в обычные действия колдунов Нерга. Кстати, нас тогда не четверо было, как сейчас, а пять человек. Один умер, так и не оправившись от ранений — ожоги были слишком глубокие…

— Возможно, вас взяли как «языков». Для последующего допроса с пристрастием. Сами знаете: сведения о военных силах противника никогда не бывают лишними. А ты сам сказал: вы пострадали меньше других, так что вполне годились для… приватной беседы.

— Нет. Нас, после того, как раны чуть зажили, отправили сюда, так сказать, на сохранение и сбережение, но что самое интересное — за все это время ни разу не допрашивали. А так быть не должно — пленных обычно берут для допроса, а тут… Надо же: проявили несвойственную им гуманность, подобрали, выходили — и никакого интереса к тем сведениям, которые нам были известны. Значит, все данные о нашем полке колдунам были известны уже заранее, и те крохи знаний, которые они могли получить от нас, были им уже неинтересны. У меня первые серьезные подозрения по этому поводу стали возникать еще в то время, когда я стал приходить в себя после ранения. Ведь для чего-то князь Айберте отправил нас к месту дислокации кружным путем, когда можно было быстрей и проще дойти вот так, не мудрствуя лукаво, и не забираясь невесть куда… Ну, князь, попади ты мне в руки! Конечно, в любом суде мое слово против его… Только вот я, пожалуй, смогу доказать его предательство, а парни из моего отряда, те, что остались в живых, могут подтвердить мои слова…

Я не стала слушать дальше. Если слова Гайлиндера верны (а, судя по подтверждению его солдат, все именно так и было), то вывод из всей этой неприятной истории может быть только один. И так было понятно: их накрыли огнем, словно крышкой, из-под которой было не вырваться. Слишком тонкий расчет, недаром почти никто из четырехсот человек не сумел спастись. Ну, почти никто…То море огня должно быть подготовлено заранее, и не просто подготовлено, а вся операция тщательно продумана, иначе бы из того ущелья спаслось куда больше людей. Опытных солдат так просто не взять, даже на летящий с неба огонь…

Мне бы хотелось о многом расспросить Гайлиндера, или хотя бы просто поговорить с ним наедине… Уверена, и ему хочется узнать о судьбе своих близких, получить ответ на многие вопросы, только вот только сейчас нам не до разговоров. Да и не хочется говорить при всех…

Гайлиндер… В этом израненном, обожженном человеке почти ничего не осталось (во всяком случае, внешне) от того светлого, счастливого юноши, который радостно встречал каждый день жизни. Мне было больно видеть этого рано поседевшего человека и осознавать, что вольно или невольно, но я имею отношение к тому, что с ним произошло.

Почему я? По той простой причине, что Эри — моя двоюродная сестра. Кузина, как сказал бы Вен… Именно ее стремление к богатству, титулу, положению в обществе и привело к этим ужасным последствиям. В принципе, наше стремление к лучшему — вполне естественное чувство, и в этом нет ничего плохого. Каждый из нас в жизни хочет достичь чего-то большего, и это правильно, за подобное не стоит осуждать. Наоборот: надо радоваться, что некто стремится подняться над обыденностью. Плохо, что иногда при этом рушатся чужие судьбы…

Дорогая кузина, ты знала о том, что произошло с Гайлиндером? Судя по некоторым твоим оговоркам тогда, в застенке Стольграда, знала… Ну, если не знала точно, то догадывалась. Догадывалась и молчала. Ты и Гайлиндер… То, что вы оба любили друг друга — это признавали все. Знает это и князь, который тоже любит тебя больше жизни. А вот любишь ли князя ты? То, что ты предпочла князя Айберте своему жениху… Ну, об этом судить не мне. Перед тобой стоял выбор: любовь совсем небогатого парня с одной стороны, и титул, богатство, более чем обеспеченная жизнь — с другой… Ну, каждый сам решает, как он будет строить свою судьбу, и посторонним не стоит влезать со своим мнением в чужие отношения.

Эри, даже мне ясно, что тебе не хватает Гайлиндера, причем это я поняла еще тогда, при нашем разговоре с тобой. Признайся сама себе — ты все еще любишь этого парня, причем никак не можешь вырвать это чувство из своего сердца… А может, и не хочешь. Так? Так, ведь у вас была настоящая любовь. И князь Айберте все это понимает и ревнует, иначе он вряд ли пошел бы на такую немыслимо страшную глупость… Хотя почему глупость? Это самое настоящее преступление, а ты, Эри, не могла о нем не знать, или хотя бы не догадываться. Когда долгое время живешь с человеком, то поневоле начинаешь понимать все его недомолвки, недоговоренность, молчание, можешь предугадывать поступки… Возможно, в этом случае догадываться — не значить знать наверняка, но, чувствую: ты знала обо всем. Князь сам рассказал тебе…

Я всего лишь несколько раз видела мужа Эри, но и этого мне хватило, чтоб понять: этот властный человек должен был сказать свей жене о том, что у него больше нет соперника. Подобное как раз в его характере: показать, что последнее слово всегда остается за ним. Не знаю точно, о чем ты тогда подумала, Эри, но позже на смену горечи у тебя пришло чувство непонятного удовлетворения: пусть Гайлиндер погиб, но зато никакой другой девушки у него никогда не будет… Так? Странные формы принимает твоя любовь, Эри… А о тех, кто был убит вместе с ним — о них ты не подумала?

Впрочем, о чем я говорю? Разве тебе есть дело до кого-то иного, кроме себя? Как ты тогда мне сказала? «О моей красоте поэты сочиняют стихи…». Ну, сочиняют, и что дальше? Конечно, дело хорошее, и каждой женщине было бы приятно услышать что-либо подобное о себе, только вот ты для себя подобное самоутверждение сделала целью в жизни. И еще я догадываюсь, чего ты боишься больше всего на свете: вдруг найдется некто, о чьей красоте будут говорить больше, чем о твоей, и кто сумеет занять место первой красавицы, на котором пока что царствуешь ты… Понимаю: годы идут, тебе уже двадцать семь, и пусть сейчас ты находишься в самом расцвете своей сказочной красоты, но вместе с тем тебя постоянно грызет страх, что рано или поздно, но отыщется та, кто окажется умнее, красивее, удачливее или талантливее…

Эри, тогда, при нашей встрече в тюрьме, ты назвала меня стервой. Пусть так, не спорю, но если мои предположения в отношении тебя верны, то, в этом случае, как мне называть вас, сиятельная княгиня? Думаю, тут годится другое слово, не менее бранное…

Что-то я опять думаю не о том… Или, Койен, это ты мне подсказываешь и рассказываешь о прошлом?.. Спасибо, буду знать, что произошло тогда… Все, хватит думать о всякой ерунде, сейчас это уже не имеет особого значения. В конце концов, жизнь сама все расставляет по местам…

Интересно, какое решение все же примет Варин? Мое мнение по этому поводу ей известно, а остальные пусть поступают так, как считают возможным. А где же она?

Ага, вот Варин подходит к столу, и довольно бесцеремонно сдвигает в сторону сидящего там Казначея вместе с кучей его бесценных бумаг. Ох, ну мужик и возмущается, того и гляди пар из ушей пойдет! Пергаменты свои хватает так, будто от этого зависит вся его дальнейшая жизнь. Вот, снова их пересчитывает! Можно подумать, оттого, что Варин сдвинула на край стола его бумаги, их количество враз уменьшилось! А сейчас женщина его и вовсе прогнала со стола, так что разобиженный Казначей демонстративно утащил в сторону скамью, на которой до того сидел. Разложил свои бумаги на ней, и недовольно пыхтит — Варин у него отобрала и чернильницу с пером. Ничего, пошумит Казначей немного, и перестанет… Интересно, а для чего Варин стол понадобился? Будто отвечая на мои слова, женщина позвала:

— Кисс, иди сюда — а голос у Варин спокойный, будто и не цапались мы с ней еще совсем недавно. Интересно, для чего ей Кисс понадобился? А осадок у меня от недавнего разговора с ней все же остался… Может, подойти к ним? Не стоит, если в моем присутствии появится нужда, то позовут сами.

Посмотрела на Казначея — ну, с этим мужиком не соскучишься! Разложил свои ненаглядные пергаменты на скамье, на один из них смотрит, и что-то чертит палочкой на песке… Потом смахивает написанное и чертит по-новой, заглядывая в разложенные перед ним бумаги. Чем это он занимается? Впрочем, это интересовало не только меня.

— Эй, Казначей, чем это ты там занимаешься? — опять стал подкалывать приятеля Лесовик. Не знаю отчего, но у этого обожженного солдата с нашим занудой были почти что дружеские отношения, хотя, слушая их разговоры, об этом вначале сложно было даже предположить. — Никак, детство решил вспомнить? Интересно, что ты тогда на песочке рисовал?

— Лесовик, не мешай. Проверяю свои расчеты.

— Чего ты делаешь?

— Проценты считаю, пени… А, вот тут я, кажется, ошибся!.. Не понял…

— Я тоже не понял — Лесовик подошел ближе к Казначею. — Объясни мне, темному охотнику из диких лесов, что означают этакие заумные слова — вдруг и до меня дойдет!

— До меня тоже только что дошло: я настолько отупел на этих каменоломнях, что, можно сказать, совсем ничего не помню! Если так дальше пойдет, то я скоро дебет с кредитом путать начну, и аренду от износа не отличу… Представь: я проценты неправильно посчитал!

— Чего-чего?!

— Долго объяснять… Вот это да! Слышь, Лесовик, суди сам: я-то считал, что по этой вот бумаге уже ничего не получить, а только сейчас меня осенило — представитель именно этого торгового дома в моей родной стране объявился сразу же после смерти старого Владыки! Между прочим, эти так называемые торговцы — жулье еще то! Один из тех, кто там деньги в рост выдает — тот против меня свидетельствовал! И денег туда кое-кто отнес немало, а деньги те были, между прочим, из казны… Ну, если только доберемся до безопасных мест, я им такое устрою!.. Все эти… у меня прыгать будут, как лягушата на раскаленной сковородке!

— Злой ты, Казначей! — хохотнул Лесовик.

— Э, нет! Я не злой, просто денежные интересы лежат в основе всего! В том числе и в том, чтоб получать прибыль, а не для того, чтоб ее терять или кому-то дарить!

— Ты чего-то разошелся не по делу…

— Суть в другом. Просто назад, в мою страну, мне пока что хода нет, и, честно говоря, вряд ли этот ход появится. Чья тут вина — долго разбираться, но к этому обвинению против меня приложили свою руку и людишки из того самого торгового дома, чьи расписки лежат передо мной! Пусть и не они их писали, но все же… На родине мое имя оболгано, я внесен в список государственных преступников, а такие вещи в памяти людей остаются надолго, если не навсегда. И я просто хочу хоть немного расплатиться с теми, по чьей вине оказался здесь. И не только. Если можно так выразиться, надо вернуть эти расписки к жизни…

— Тебе-то до всего этого какое дело? Это ж не твои деньги…

— Не мои. Но у меня за плечами есть несколько лет кошмарной жизни в этих каменоломнях, в которых я должен был остаться навек, и здесь же помереть… Так что если мы вырвемся отсюда, то с помощью этих бумаг можно нанести такой удар по Нергу!.. У меня от подобных перспектив сердце замирает! От радости и счастья… И в данный момент мне совсем не важно, кто именно будет наносить тот самый удар — Харнлонгр, Славия, или это сделают вместе обе страны… Знаю лишь то, что если выживу, то сумею помочь этим странам в столь нелегком деле — как бы ты, дикарь лесной, не язвил и не ехидничал, но я-то знаю себе цену. Причем цену высокую. Таких знатоков, как я, досконально разбирающихся в денежных вопросах, во всем мире отыщется не так много… — и Казначей вновь уткнулся в бумаги.

А ведь он прав. Конечно, я почти ничего не понимаю в этих пергаментах, над которыми трясется Казначей, но догадываюсь, что сила в них заключена немалая. И мне вновь пришло на ум, что для Казначея важны были не сами деньги: для него куда большую ценность представляла одна только возможность снова почувствовать себя тем человеком, каким он был несколько лет назад, вновь знать, что где-то есть бумаги, расчеты, документы… Важно ощутить, что жизнь идет своим чередом, и что он сам в этой жизни далеко не последний человек…

Я настолько глубоко задумалась, что вздрогнула, услышав рядом свое имя.

— Лия…

Это Гайлиндер подошел ко мне. Как видно, мужчины закончили с разговорами. Вон, и Стерен подходит к столу, о чем-то говорит с Варин, и Кисс стоит там же, что-то чертит на бумаге…

Ой, что-то я отвлеклась! А Гайлиндер меня о чем-то спрашивает…

— Лия, — продолжал Гайлиндер, — я все никак не могу взять в толк, каким таким непонятным образом ты могла здесь оказаться?

— Ну, на то она и жизнь, чтоб удивлять… Так получилось.

— Это правильно, только… Видишь ли, если бы на твоем месте оказался кто-то другой, я бы отнесся к этому куда более спокойно. Ты же всегда казалась мне молчаливой замкнутой домоседкой, необщительной и тихой, не интересующейся ничем, кроме своих вечных домашних забот… Я был уверен, что ты будешь последним из жителей Большого Двора, который сможет покинуть наш поселок. И еще меня всегда удивляло, с какой самоотдачей ты заботишься о родных. Иногда мне хотелось тебя хоть немного порадовать, чтоб ты улыбнулась, и перестала ходить, не отрывая глаз от земли…

Ах, Гайлиндер, Гайлиндер, ты и не догадывался, что в то время твоя улыбка была для меня самой большой радостью… Только вот что сейчас об этом говорить!

— Да, ты прав… Но с того времени многое изменилось.

— Ты, наверное, хотела сказать — очень многое.

— И очень многое тоже.

— Лия, я хотел спросить тебя об Эри… Думаю, я имею на это право. Ты давно ее видела?

Все-таки спросил. Впрочем, этого и следовало ожидать…

— Не очень давно.

— Когда?

— Незадолго до того, как отправилась сюда.

— Как она?

Хм, так просто на этот вопрос не ответишь.

— Насколько я поняла, у нее все хорошо.

— Я имел в виду несколько иное. Хотел узнать о ее жизни, как она живет… Ну, она должна была рассказывать хоть что-то, когда приезжала в Большой Двор!

— Гайлиндер, с того времени, как она покинула поселок… В общем, после своего замужества она никогда не приезжала в поселок. Ни разу. А, по словам ее матери, у Эри в семье все в порядке. Да и сама она утверждает, что получила именно то, к чему стремилась с детства.

— Ты сейчас так об этом сказала… Между вами что-то произошло? Состоялся неприятный разговор? О чем ты умалчиваешь? Мне кажется, ты отчего-то не хочешь говорить об Эри.

— Ну почему же… Видишь ли, дело в том, что о жизни Эри мне почти ничего не известно. Каждая из нас живет своей жизнью, и они, эти жизни, между собой не пересекаются — уж слишком они разные. Сам подумай: что может быть общего меж простой крестьянкой и сиятельной княгиней?

— Ну, хоть что-то о ней ты знаешь? Неужели так сложно сказать это немногое?

— Все, что я знаю об Эйринн, так это лишь то, что у них с мужем трое детей, большой богатый дом в столице… Она считается первой красавицей Стольграда, поэты слагают стихи об ее красоте, они с мужем вхожи во дворец… Она посещает все балы, все развлечения… Сейчас, правда, все семейство Айберте уехало в одно из своих имений — по указанию Правителя князя отправили в провинцию подлечить нервы.

— Значит, у Эри уже трое детей… Вернее, как ты ее назвала, у Эйринн… Лия, ты как считаешь: она счастлива?

— Разговор у нас с ней был недолгий. При нашей единственной встрече в Стольграде она выглядела вполне довольной жизнью.

— Даже так…

Гайлиндер помолчал несколько мгновений. Не знаю, о чем он подумал, но я ему больше ничего не хотела говорить об Эри. И, не знаю отчего, но у меня создалось твердое убеждение, что бедный парень только что потерял значительную часть своих иллюзий. Уж не считал ли он, что Эри, с ее красотой и амбициями, будет верно и преданно ждать его возвращения, да еще при том и оставит своего мужа? Неужто между ними был какой-то разговор на эту тему? Ох, парни, парни, сколько бы вам лет не исполнилось, а вы все те же неисправимые романтики в душе!

— Лия, — голос Гайлиндера чуть дрогнул, — Лия, расскажи мне о маме… Она и правда не верит, что я погиб?

Вот рассказать ему о матери — это с удовольствием. Мне всегда нравилась эта спокойная, выдержанная женщина, которая всегда вела себя с достоинством настоящей аристократки, пусть даже их семья была очень бедна. Мать Гайлиндера нечасто показывалась в нашем поселке, но, тем не менее, все без исключения жители относились к ней с должным почтением. Хотя она и недолюбливала меня (а как иначе прикажете относиться к родственнице девицы, которая разбила сердце ее сына, и ради которой он, не помня себя, помчался в столицу?), но внешне этого не показывала.

Я рассказала Гайлнндеру о том, что его мать не желает ничего слышать о том, что ее сына больше нет на свете. Она уверена: сын жив, и вернется домой. Недаром она постоянно ставит свечи Пресветлой Иштр и каждый день молится о здравии своего сына, и его скором возвращении домой… И еще она каждое лето собирает вишню с тех деревьев, что растут в саду у их дома, варит из той вишни варенье, которое и сама не ест, и не дает его никому пробовать. Дело в том, что в наших холодных северных местах вишни вызревает совсем немного, а варенье из той ягоды — любимое лакомство Гайлиндера. Оттого мать и думает, что сын будет обрадован, когда вернется домой и увидит, сколько любимого им варенья приготовлено к его приезду…

— Гайлиндер — раздался голос Варин, перебивающий мой рассказ. — Будь любезен, подойди к нам…

Когда Гайлиндер отошел от меня, я поняла: даже сейчас этот парень был так же далек от меня, как и много лет тому назад. Снова вспомнилась Эри. Если Гайлиндер прав в своих предположениях… Да, дорогая кузина, для очень многих людей большой бедой обернулись ревность князя и твое безоглядное стремление к богатой жизни, ради которой ты не побоялась сломать жизнь беззаветно любящему тебя парню, и которого любила сама. А ведь Гайлиндер все еще ее любит, да и она его тоже — я в этом уверена! Только вот изменить уже ничего нельзя.

И еще одно: отчего-то мне стало понятным: что бы ни произошло в дальнейшей жизни Гайлиндера, им с Эри уже никогда не быть вместе. Между ними навсегда пролегла немыслимо глубокая пропасть из четырехсот заживо сожженных солдат, и отныне, как ни старайся, но меж тех берегов не перекинуть никакой мост…

Тем временем мужчины у стола, о чем-то споря промеж собой, водят пером по листу пергамента. Похоже, что-то чертят, или рисуют. Хотя… Они, как мне кажется, пытаются изобразить на листе что-то вроде карты. Ну да, точно, то один, то другой из присутствующих здесь людей подходят к столу, смотрят на рисунок, что-то говорят… Карту Нерга по памяти восстанавливают, или карту местности рисуют? Точно, так оно и есть. Каждый вспоминал то, что отложилось в его памяти по виденным когда-то картам. Именно это они и пытаются отобразить на листе пергамента. Как назло, мои спутники, хотя совсем недавно и изучали карты Нерга, но запоминали там несколько иные области этой страны. Кто ж мог знать, что нас занесет в эти места?! Вон, мужчины уже и спорят между собой, каждый свое доказывает, по памяти и со слов товарищей составляют карту местности, обозначают на ней дороги, овраги, поселения, тропинки и все остальное.

Кстати, бывшие труженики каменоломни немало знали о местности, где находилась каменоломня. Откуда? Да из разговоров охранников — даже эти крохи невольно услышанных знаний вносили какой-то интерес в их безрадостную жизнь, и неплохо запоминались. Так что сейчас эти обрывочные сведения складывались в единую картинку, пусть и не полную. Хоть бы Койен помог, но, увы: здесь, в этой пещере, у него нет силы. Недаром он мне и про Рин-Дор Д'Хорра сказал лишь тогда, когда я ненадолго выходила наружу… Что ж, как видно, Варин определилась с тем, как нам следует поступить в дальнейшим.

А там, за стенами пещеры, уже, без сомнения, наступает утро. Интересно, что сейчас на каменоломне творится? Ну, то, что сейчас она больше напоминает разворошенный муравейник — это понятно всем. Наверное, нас еще ищут по всем закоулкам, а может, уже поняли, что нас там нет. Тогда должны были начать разбирать завалы, отыскивая наши тела в полной уверенности, что где-то там нас и засыпало… И все-таки хочется знать, что мы дальше будем делать? Неопределенность раздражает…

Похоже, что ответ на этот вопрос хотела получить не только я одна. Правда, все остальные пока помалкивали. Но все наши сомнения разрешил ворчливый голос Казначея.

— А вот я хотел бы узнать — что дальше собираетесь делать? Может, кто мне про то скажет? И вообще, чем вы там занимаетесь? Меня из-за стола прогнали, а ведь я, в отличие от вас, делом занимался! чистых листов и так немного, а вы один из них каракулями исчиркали…

Ну, этот всегда говорит то, о чем думают другие, думают, но не решаются спросить. Так что сейчас взгляды присутствующих устремились на Варин — понятно, что окончательное решение зависит от нее.

— Казначей, ну что ты за человек такай! — повернулся к нему Гайлиндер. — Лист пожалел… Неужели самому не понятно, что просто так, наобум, уходить не стоит. Для начала надо определиться, где мы находимся…

— Так что, получается — мы все уйдем? Все вместе? — а ведь в нудном голосе Казначея, кроме его обычного ворчания, есть и тщательно скрываемая надежда.

— А в чем дело? — Варин, не отрываясь, смотрела на ту карту, что они только что нарисовали. — Казначей, ну что тебе опять не нравится?

— Я считал… Нас же много… Думал, вы уйдете сами по себе, не захотите с нами связываться.

— Когда тебе что-то кажется, вспоминай почаще о Светлых Небесах — холодно обронила Варин. — Тогда лишнего казаться не будет. А думать надо о другом… Так, у кого есть еще какие сведения, годные для той карты, что мы только что набросали? Какие в ней надо исправить ошибки, или же не помешает что-то добавить? Все подойдите, посмотрите…

— А я все одно не понял… — интересно, когда Казначей заткнется? А ведь он был безумно рад услышать эти слова Варин, хотя по его внешнему виду этого не скажешь. Но его выдает голос: такое впечатление, что за постоянным бурчанием у мужика скрывается искреннее желание закричать от счастья. — Вы что делать собираетесь, чтоб нам всем суметь до границы живыми добраться?

— Что делать, спрашиваешь? А вот это давайте решать вместе. То, что нам следует как можно быстрей убраться отсюда — это даже не обсуждается. С наступлением темноты необходимо покинуть это место — надеюсь, мы не опоздаем, до ночи из каменоломни сюда вряд ли кто сумеет добраться. Да и тамошние завалы вряд ли разберут до завтрашнего дня. Дальше. Нам надо каким-то образом попытаться добраться до ближайшей границы, а тут выбор небольшой — это либо Харнлонгр, либо Крайсс. От этого места, где мы сейчас находимся, и до границ каждой из этих двух стран расстояние примерно одинаковое. Но в Крайсс идти нет никакого смысла: там очень сильно влияние Нерга. Остается только Харнлонгр. Есть другие предложения?

Все дружно замотали головой по сторонам. Какие тут могут быть предложения…

— Дальше. Нас много. Как вы и сами понимаете, всем вместе добраться до границы будет сложно, почти невозможно. С другой стороны, если мы пойдем небольшими группами, то тоже вряд ли дойдем — отловят поодиночке, чужестранцы здесь слишком заметны, к тому же многие из вас обриты, а на беглых рабов в Нерге охотится умеют… Поэтому уносим ноги все вместе, но условие для всех может быть только одно: полное подчинение приказам. Если коротко: мы сказали — вы сделали. Споры и возражения не допускаются, толковые предложения приветствуются. Понятно? А нам пока надо хорошо подумать, каким невероятным образом мы можем добраться до границ Нерга, и при том еще постараемся остаться в живых…

Ох, Варин, Варин, ты все же решила рискнуть — увезти из Нерга найденные книги, а вместе с ними прихватить и пленников из каменоломни. Отчаянная ты женщина, Варин! Но я рада, хотя прекрасно понимаю, что дорогу до границы просто так нам не преодолеть.

Глава 11

Когда мы, наконец, вышли из пещеры на поверхность, стояла ночь. А может, был поздний вечер — здесь, на Юге, я никак не могла определиться со временем. Темно… На Севере ночи много светлей. Как сказали бы в моем родном поселке: темнота такая, что хоть глаз коли… Только все те же прекрасные и немыслимо-далекие звезды усыпали непроницаемо-черное небо. Красиво… И еще было невыразимо приятно вновь оказаться наверху, на свежем воздухе, там, где нет давящих стен, а есть легкий ветерок, почти не сбивающий жару, и ты счастлив уже только оттого, что вновь оказался под этим сказочной красоты небом.

Тишина, прерываемая лишь треском каких-то букашек… Колючий кустарник у входа, цепляющий за одежду… Издали до нас донесся то ли лай, то ли завывание…

— Что это?

— Шакалы. Их в здешних местах хватает — недаром мертвых на каменоломне скидывают в глубокие ямы… Для таких вот хищников — готовый обед.

Святые Небеса!.. Но не будем думать об этих неприятных животных, не до них.

А днем Варин и Гайлиндер развили бурную деятельность. Изучили составленную карту, еще несколько раз послали разведчиков наверх… Всем нам вновь было сказано, что мы уйдем отсюда с наступлением ночи, но мы и сами понимали, что до того времени нам из пещеры высовываться не стоит.

Ну, а когда же, наконец, наступила долгожданная ночь, мы собрались уходить. Впрочем, что там было собирать… Прежде всего доели остатки еды, которой осталось совсем немного. Затем сложили манускрипты, шкатулку, пергаменты с долговыми записями, мешочки с деньгами и камнями в те же старые седельные сумки, где они лежали раньше. Все, можно идти. Хотя, нет: у нас не закончено еще одно дело…

Перед уходом встала перед лежанкой с останками старого колдуна. Его давно высохшее тело за все то время, что мы находились здесь, никто не потревожил. Пусть в пещере было не так много места, но ни один из нас не решался даже дотрагиваться до древней лежанки. Рин-Дор Д'Хорр, не знаю, каким человеком ты был при жизни, скорей всего грехов на твоей душе было без счета, но, тем не менее, оставлять твои бренные останки непогребенными мне не хочется. Ведь если б не твое старое колдовство, то мы вряд ли сумели бы уйти из каменоломни. И потом, что бы не думали о таких, как ты, но к памяти мертвых надо относиться с уважением…

Можно не сомневаться: если это высохшее тело попадет в руки колдунов, то им, этим останкам, придется плохо — колдуны используют их для своих, понятным им одним целей. Не знаю, что именно колдуны с ними сделают, но чувствую, что душа старого колдуна покоя не будет знать во веки вечные. Как же поступить? Кажется, нам не должно быт никакого дела до высохшего тела того, кого при жизни звали Москитом, но, сам не желая того, ты, Рин-Дор Д'Хорр, здорово помог нам. Не знаю, как другие, но я чувствую себя обязанной, и должна хоть чем-то отблагодарить тебя. Закопать останки в пещере? Не получится: здесь один сплошной камень, и единственное, что мы сможем — только засыпать тело песком. Но как только люди из каменоломен доберутся до этого места, то они обязательно найдут могилу и, можно не сомневаться, сразу же раскопают ее. Значит, остается только одно…

По моей просьбе мужчины разломали стол и скамью. Я обложила обломками дерева тело колдуна и прочла над ним короткую молитву. О чем я могла просить Небеса в той молитве? Только о том, чтоб они нас, грешных, погрязших в суете и заботах, судили по своему великому милосердию…

— Идите, я вас догоню — обратилась я к нашим мужчинам. — Посмотрю в последний раз, чтоб здесь ничего не осталось…

Поднесла горящий факел к куче обломков. Давным-давно пересохшее дерево вспыхнуло мгновенно. Можно не сомневаться: вскоре не останется ничего от того невысокого ростом, но сильного колдуна, который много лет входил в число правителей Нерга…

Варин, в отличие от меня, была куда более собрана, и думала вовсе не о душе, а о более приземленных вещах. В костер полетела старая крестьянская одежда, та самая, в которой колдун много лет назад добирался до этих мест. Туда же, в огонь, отправилась и пересохшая связка свечей, и перья, которыми наши парни чертили карту, еще какая-то мелочь… Это Варин пытается уничтожить все следы нашего пребывания, а вместе с тем и все то, что может навести преследователей на мысль о том, над кем же был устроен погребальный костер. Правильно, ничего не стоит здесь оставлять — кто знает, что мог в свое время сделать со своими вещами старый колдун… Вполне мог наложить на их такое заклятие, которое могло копить информацию о происходящем вокруг них — позже ее, эту информацию, можно считать с носителей… Великие Небеса, какие слова я, оказывается, знаю!

Так, кажется, больше не осталось ничего из того, что может гореть…

— Уходим — бросила мне Варин, направляясь к выходу.

Я оглянулась. Кроме нас с ней, в пещере никого не было. Мы уходим последними. А костер, между прочим, был очень даже немаленьким, разгорелся на славу… Мир праху твоему, старый колдун.

Уже идя по узкому проходу, я, поддавшись внезапному порыву, обняла шедшую впереди женщину.

— Спасибо, Варин!

— За что? — женщина даже не стала оглядываться.

— Варин, ты поступила верно, когда решила, что мы будем выбираться из Нерга все вместе!

— Позволь мне самой оценить свой поступок — отрезала Варин.

— Варин, не обижайся, но, в конце концов, ты сама поступила бы именно так…

— Это еще неизвестно.

— Тогда спасибо то, что ты все понимаешь!

— Я понимаю лишь одно — то, что сейчас иду на прямое нарушение полученного приказа.

— Ты что, никогда правил не нарушала?

— О, Великие Небеса, ну за что наказание такое на мою шею?! — наконец-то обернулась ко мне Варин. — Лия, ты понимаешь, или нет, что мы, по сути, провалили задание?

— Ну, насчет провалили — это еще неизвестно. Допустим, что на одну из тех книг, которые мы тут отыскали, вполне можно обменять Мариду…

— Это ж надо такое брякнуть! — Варин даже головой помотала от досады. — И как тебе подобная чушь могла в голову придти? Да если колдуны узнают, что книги (между прочим, это законное имущество Нерга!) оказались в другой стране и ими пытаются торговать… Я даже боюсь представить себе последствия этого поступка! Вполне может дойти до войны! Наоборот, если нам каким-то невероятным образом удастся вывезти из Нерга хоть один из этих манускриптов, то нашим дипломатам придется твердить с пеной у рта и с честными глазами, что тут, в этой самой пещере, кроме тела старого человека, никто и ничего не нашел! Эти проклятые книги… Будь у меня выбор, что везти — мешки с ядовитыми змеями, или эти манускрипты, не колеблясь, выбрала бы первое!

— Ну, это ты хватанула через край…

— Если б не эти проклятые книги!.. Вполне можно было бы попытаться догнать наш обоз. А теперь, когда сюда вот-вот придут наши преследователи… Думаешь, они не поймут, кто тут умер? Среди тех, кто вскоре здесь появится, без сомнения, будут и колдуны, и они-то враз определят, что тут совсем недавно находились колдовские книги. Впрочем, они, наверное, и без того знают, кто и что именно утащил из их библиотеки несколько веков назад. И тут уже не имеет смысла, оставим мы эти книги здесь, спалим их или возьмем с собой — от преследования нас это никак не спасет.

— А может, все произошло не так просто? Ну, эти каменоломни, пещера, книги…

— Лия, общение с тобой приносит только головную боль, и больше ничего!

— Хм, надо же, Вояр говорил мне примерно эти самые слова.

— Надо признать что он, как правило, не ошибается в оценке людей. Но вот чтоб придуманная им легенда оказалась правдой… Этого, думаю, даже Вояр не ожидал. Хотя, — внезапно Варин чуть улыбнулась, — хотя, кто знает: может, не зря Высокое Небо послало нам в руки эти бумаги…

Наверху царил почти непроглядный мрак, но мы, привыкшие за последнее время к темноте, кое-что умудрялись различать в этой, казалось бы, сплошной темноте. Конечно, если б днем наши парни со всеми предосторожностями не ходили на разведку, то, выбравшись наверх, мы бы не знали, в какую сторону нам следует идти. Зато сейчас мы имеем представление о том, где оказались.

Минутах в десяти ходьбы от выхода (или входа — это уж кому как нравится), находилась проезжая дорога, та самая, по которой пару дней назад ехал по направлению к своему лагерю отряд наемников. Кстати, в той стороне находится и то самое селение, где когда-то родился Рин-Дор Д'Хорр, мир праху его… В общем, то место нам следует обойти как можно дальше — конечно, это маловероятно, но, тем не менее, не стоит скидывать со счетов и такую возможность, что кому-то из местных может понадобится выйти ночной порой из деревни…

Ну, а если идти по этой же дороге в противоположную сторону, то она проходит как раз мимо тех самых каменоломен, откуда мы удрали. Правда, наши разведчики, посланные Варин для выяснения окружающей обстановки, в ту сторону идти не рискнули. Кроме того, наши парни видели, что по дороге несколько раз проезжали вооруженные всадники, разгоняя испуганно шарахавшихся крестьян. Впрочем, крестьяне шли только в сторону каменоломен — наверное, их тоже погнали туда, на разборку завалов. Да мало ли для чего могут пригодиться лишние рабочие руки! Наверное, крестьян оставили для работ в каменоломне еще на несколько дней, потому что до ночи никто из них так и не пришел назад. Да и всадники из военного отряда постоянно мотались на своих лошадях туда-сюда. Как сказал Кисс — похоже, что шороха на каменоломнях мы успели навести предостаточно.

План, придуманный Варин, был весьма дерзким, и вначале показался мне совершенно невыполнимым. Дело в том, что мы направились в сторону лагеря наемников, а до того места идти, по меньшей мере, несколько верст. Зачем? Все очень просто: нам были нужны лошади. Отправляться пешком к границе с Харнлонгром было равносильно самоубийству — нет ни единого шанса добраться. Понятно, что в самом лучшем случае нас схватили бы уже на второй день. Единственный выход — обзавестись лошадьми, причем, чем раньше мы это сделаем, тем будет лучше. Для нас, разумеется. А где в здешних местах возможно одним разом отыскать такое количество лошадей? Только в двух местах: или на каменоломне, или в военном лагере наемников. Каменоломни отпадают сразу — там сейчас полно охранников, стражников, да и колдунов должно хватать. Последние при одном упоминании о древних книгах должны были слететься в те места, как мухи на… Ну, все знают, на что обычно летят мухи. Так что остается только военный отряд, но я все одно не могла взять в толк, каким непонятным образом мы сумеем увести оттуда лошадей, да еще при том и остаться живыми.

Идти в полной темноте — тяжелое дело. Да еще и очень медленное — тут везде такие бугры, ямки, торчащие из земли камни… Нужно все время следить за тем, куда ставишь ногу, а иначе можно оступиться, получить вывих, или, не приведи того Всеблагой! не сломать ее. Вот тогда — все, с раненым человеком на руках мы уже никуда не можем уйти. Мне в голову невольно пришла мысль: сколько же времени у нас уйдет, пока мы сумеем добраться до нужного места?

И тут Варин снова удивила всех — она повела нас на дорогу, на ту самую, которая шла от каменоломен до отряда наемников, и именно по той дороге мы стали продолжать свой путь. Хотя, если вдуматься, Варин была права. От нас такой наглости никто не ожидал, а в Нерге по ночам дороги безлюдны, если, конечно, не брать в расчет ночных бандитов. Но сейчас, когда на каменоломни нагнали столько стражи, каждый грабитель в здешних местах предпочитал пересидеть дома, в тишине и покое, это нелегкое для него время — не стоит лишний раз напоминать стражникам о своем существовании. Что касается жителей деревни… На всякий случай обошли ее как можно дальше, но это так, очередная мера предосторожности. Мы уже поняли, что в стране колдунов жители ночной порой старались не высовываться за двери своих домов, и накрепко запирались на тяжелые запоры. В полной мере это утверждение относилось к жителям небольших поселков, особенно сейчас, когда мужчин угнали для работ на каменоломне. Вряд ли кто из оставшихся в поселке женщин или стариков с наступлением темноты добровольно выйдет за дверь своего дома.

Мне вновь невольно вспомнился свой родной поселок, где у молодежи с наступлением вечера начиналась самая гулянка… Но в здешних местах, по большому счету, не стоило опасаться того, что жители поселка, (того самого, где когда-то родился Москит), пойдут на вечернюю прогулку. Тут все, кто выходит по ночам за двери своего дома, считаются чуть ли не разбойниками с большой дороги — ночью добропорядочным людям положено спать. Разумеется, это не относится к стражникам и охранникам…

Седельные сумки старого колдуна с книгами и прочим добром мы несли по очереди. Тяжелые, заразы… Надо сказать, что веса в тех манускриптах было немало. Одни деревянные футляры тянули о-го-го сколько, и это уже не говоря о том количестве драгоценных камней, которыми эти футляры были обложены! Нам оставалось только посочувствовать Москиту, когда он в одиночестве тащил на себе эти тяжеленные сумки. Правда, Казначей попытался было забрать свои ненаглядные расписки, и тащить их собственноручно, но получил резкий отказ. Ему коротко пояснили: надо нести все вместе, не стоит распылять содержимое. Правило такое — один несет сумки, у остальных руки свободны. Мало ли что (или кто) может поджидать нас в темноте, надо быть готовым к возможным неприятностям…

Мы постарались избавиться от всего, что могло навести наших преследователей на верный путь, или указать им на того, кто когда-то умер в той пещере. Именно оттого все, что могло гореть, мы бросили в огонь еще в пещере. А вот хрустальную чернильницу и подсвечник, столь любимый колдуном, забрали с собой, и, отойдя подальше от пещеры, выбросили. Конечно, эти вещи рано или поздно, но найдут, и хорошо, если они попадут в руки местных крестьян. Тогда, может, выброшенное еще и людям послужит: все же это очень красивая чернильница и на диво изящный подсвечник — недаром старому колдуну так нравились эти вещи! Ни у кого из нас рука не поднялась уничтожить эту красоту. Да и зачем это делать? Ведь кто-то много лет назад их изготавливал не просто так, а по-настоящему творил, вкладывал в них свою душу — иначе бы эти вещи не получились такими притягивающе-красивыми…

Как не удивительно, но сейчас идти по дороге для нас было куда более безопасно, чем пробираться по холмам, рискуя сломать себе в темноте шею. И это не говоря о том, что по дороге мы доберемся до нужного места куда быстрей. Я несколько раз, буквально на мгновения, сканировала пространство как впереди нас, так и вокруг. Кроме мелких животных (а иногда и не таких мелких), змей и крупных ящериц вокруг — никого. Тишина, покой, ровная дорога под ногами… Хорошо! Идти бы так дальше, и идти, без задержек и остановок…

Правда, дважды нам пришлось уходить с дороги и ложиться на землю — впереди раздавался конский топот, и по дороге, навстречу нам, проезжали небольшие вооруженные отряды. Всадников я особо не рассматривала, но, кажется, это были наемники из того самого отряда, к которому мы и шли. Отчего-то я была уверена, что они направляются к каменоломням. Похоже, сейчас туда стягиваются большие силы. Хм, а ведь Варин права: сейчас на местах остается совсем немного людей…

Было далеко за полночь, когда мы подошли к тому месту, где стоял военный отряд. Несколько десятков больших палаток, четыре костра, около которых сидят дежурные, часовые находятся на своих местах… Что тут можно сделать?!

Дождались, пока вернулись посланные на разведку люди, Степняк и Лесовик. Сведения были такие: сейчас у коновязи находятся около тридцати оседланных лошадей, четверо часовых, еще двое дежурных постоянно обходят лагерь, поддерживают огонь в кострах… Значит, надо исходить из того, что в лагере в данный момент находится не менее тридцати человек, но, скорей всего, их больше. В одной из палаток, судя по всему, идет игра в кости — там шумновато, да и судя по то и дело раздающимся возгласам, понятно, чем там занимаются. Конечно, днем азартные игры запрещены, однако вечером и ночью (пусть они и не одобряются) но и особых протестов среди офицеров не вызывают. Надо же мужикам как-то скоротать время!

Что касается остального… Если судить по лошадям, по их сбруе и прочим деталям, то можно предположить — среди тех, кто сейчас находится в лагере, всего один офицер. Лошади колдуна военного отряда тоже нет: ее еще с прошлого раза все хорошо запомнили, уж очень она была приметная — черная, с белыми кругами вокруг глаз. Значит, и колдун отсутствует. Как видно, он сейчас тоже находится в каменоломнях. Что ж, хотя бы одна хорошая новость. Наша задача становится легче, хотя, вообще-то, насчет легче — это еще бабушка надвое сказала.

Как видно, большая часть наемников сейчас находится в другом месте, скорей всего, в тех же каменоломнях. Недаром нам встречались на дороге отряды, идущие в ту сторону. Конечно, если сравнивать количество тех солдат, что сейчас находятся в лагере, с численностью того отряда, который мы встретили, еще когда нас гнали на каменоломню — то окажется, что сейчас здесь совсем немного людей. Можно сказать, нам невероятно повезло, обычно в лагере обитает куда больше солдат. Но, тем не менее, и с теми, что сейчас находятся здесь, нам все одно никак не справиться. У нас же нет оружия, а без него тут делать нечего… Все, что мы имеем, это книги, камни, золото и шкатулка со снадобьями колдуна. Шкатулка… Что-то промелькнуло у меня в голове, только этого я не успела уловить…

Не знаю, что именно хотела сделать Варин — я об этом так и не узнала, хотя какой-то план у нее, бесспорно, был, но тут вмешался случай, и все пошло по-иному пути, совсем не так, как рассчитывали Варин и Гайлиндер.

Распахнулся полог одной из палаток, той самой, где сейчас шла игра, и оттуда вышли двое людей. Уже по их внешнему виду можно было понять — оба простые наемники, без званий и особых заслуг. Один из них нес металлический котелок весьма внушительных размеров, а другой тащил тяжелый бочонок. Они направились к одному из костров у края лагеря, где и вылили темную жидкость из бочонка в котелок, который затем подвесили над костром. Один из солдат начал шевелить в котелке большой ложкой, а второй стал вытаскивать из карманов пучки травы и пару лимонов.

— Что они делают? — спросила я Кисса.

— Глинтвейн варят.

— Что-что делают?

— Ну, — усмехнулся Кисс, — то, что вскоре будет булькать в этом котелке, в прямом смысле глинтвейном назвать никак нельзя. Это, так сказать, весьма облегченный и сильно измененный вариант благородного напитка под названием глинтвейн. Вернее, то, что у них получится в конечном счете — это будет уже совсем не благородный напиток. Глинтвейном его называют оттого, что название звучит довольно красиво. Но зато суть… Здесь такая особенность приготовления: вначале сильно подогревается вино, чуть ли не до кипения, затем в него бросают некие травы, и добавляется сок лимона. А, еще туда нужно положить чуть-чуть сахара… То варево, что получается в результате, пьют, так сказать, для куража. Все суть в тех травах, которые добавляются при варке в вино. Они обладают небольшим дурманящим свойством, усиливают вкусовые ощущения и на какое-то время повышают крепость и запах этого так называемого напитка.

— То есть эти травы — легкий наркотик?

— Можно сказать и так. Но с этим надо быть поосторожнее — если трав переложить, то бьет по мозгам, а вот за подобное офицер шкуру сдерет… Видишь ли, этот… глинтвейн днем готовить запрещено, но в ночное время, если нет объявленной тревоги — позволяется. Но в небольших дозах. Как я тебе уже сказал — для легкого куража…

— Для куража, говоришь… — то, что недавно промелькнуло у меня в голове, после этих слов приобрело четкие формы. — Варин, а если…

Женщина выслушала мою сбивчивую речь, и тут же позвала Гайлиндера:

— Есть дело… Степняк, Лесовик — вы тоже идите сюда! Быстро!

Пока Варин объясняла Гайлиндеру, что нужно сделать, я лихорадочно копалась в шкатулке колдуна, не вытаскивая ее из седельной сумки. Пакетики и узелки разлетались в той сумке по сторонам, но я на это не обращала внимания — никуда они из сумки не денутся, все одно потом соберу все назад, в шкатулку… Которые же из этих снадобий мне нужны?! В темноте почти ничего не видно, я просто ощущала пальцами — не тот, не тот, и это совсем не то… А, вот! Пальцы нащупали небольшой мешочек, туго набитый порошком, а рядом еще один, шероховатый по ощупь… Шероховатый пока отложим в сторону, сейчас куда важней другой, с порошком…

— Вот!

— Это что за порошок? — покосился на мешочек в моих руках Гайлиндер. — Точно не яд?

— Пресветлые Небеса, упаси меня от такого греха, как подсыпание яда! Травить людей — это не по мне!

— Тогда что это?

— Этот порошок… Если его хотя бы чуть-чуть добавить в вино, то человек, попробовавший это вино, очень скоро пьянеет до почти невменяемого состояния. Даже простое вдыхание запаха вина с этим порошком будет действовать на организм как хорошая доза спиртного — вначале пьянеешь, потом засыпаешь…

— Насколько крепко?

— Как говорят в моих родных местах, будут дрыхнуть без задних ног… Причем, после пробуждения, в себя эти люди будут приходить очень долго — многократно усиленное похмелье… В общем, так: из этого мешочка достаточно бросить в котел всего одну щепотку порошка… Но и меньше ложить не стоит — вдруг не подействует! Повторяю: не бойтесь, это не отрава. И вот еще: после того, как порошок окажется в котелке, зажимайте нос, и постарайтесь какое-то время глубоко не дышать.

— Степняк, Лесовик — все поняли? — Гайлиндер протянул им мешочек. — Возьмите…

— Да, только вот как нам подойти к костру? Там люди, и все видно, как на ладони…

— Ждите рядом с тем местом. Сейчас там будет небольшой шум. Как только все отвернутся, вам надо успеть бросить порошок. И учтите: у вас будет всего лишь несколько мгновений. И давайте побыстрей…

Когда парни, бесшумно двигаясь, исчезли в темноте, Варин повернулась ко мне.

— Ну?..

— Погоди, Варин, я сейчас…

Быстро просканировала ближайшую округу. Ну, попадись мне хоть что-нибудь! А, вот заяц, пара шакалов, лиса… Да чего там, надо гнать их всех сюда, потом разберемся…

Один из солдат тем временем добавил в начавший закипать котелок с вином пучок какой-то травы, стал выжимать лимоны… Пора, а не то они котелок вот-вот снимут с огня…

Солдат, пошевеливающий большой деревянной ложкой в котелке, растерялся и даже чуть шарахнулся в сторону, когда на него из темноты, оглушающее вереща, выскочил рыжеватый степной заяц, и скачками понесся по лагерю. Оба солдата у костра непроизвольно повернулись вслед удирающему длинноухому, на этот же звук заячьего верещания оглянулись и часовые… Именно в этот момент из темноты к огню метнулся на четвереньках Лесовик, махнул рукой над котелком, и вновь откатился в темноту… Удалось?

Увы, но на голос перепуганного зайца обернулись и часовые с противоположной стороны лагеря, и один из них заметил тень человека… Раздались крики, а затем и пронзительный свист. Надо же, часовые здесь со свистками, а звук у тех свистков такой, что, наверное, даже в поселке слышно… Через мгновение из палаток выскочили солдаты, причем все, как один, с оружием. Лагерь сразу пришел в движение. Из своей палатки выбежал офицер, раздались команды… Надо признать — быстро у них общий сбор происходит, времени лишнего не тратят. Интересно: солдаты здесь что, спят, не снимая сапог? Иначе лично мне не понять, как они могут так быстро собраться… Высокое Небо, что за чушь мне в голову лезет?!

А тем временем один из часовых, что-то крича, указывал в сторону костра с котелком…

— Нелегкая тебя задери! — ругнулся сквозь зубы Кисс. — Этот парень что-то заметил…

— Что именно?

— Тень, говорит, у костра была… Очень похожа на тень человека… Даже наверняка человек…

— Тень, значит… Ладно! Варин, скажи всем, пусть не шевелятся.

Прикинула: а солдат в лагере сейчас находится десятка четыре, может, чуть больше… На нас — хватит с лихвой. Несколько человек подбежали к стоявшим у костра солдатам и, обнажив клинки, бросились в темноту, за костер, куда и указывал часовой. За ними двигались еще с десяток вооруженных наемников… Ой, только бы котелок не разлили! Теперь наступает очередь шакала…

Со своего места мне было плохо видно, что именно происходит возле костра, но я заметила, как один из солдат ловко метнул в темноту короткий дротик. Раздался то ли вой, то ли визг, а еще через несколько мгновений солдат вытащил из темноты и подтащил к огню бьющегося в предсмертных судорогах большого шакала. Наемники загомонили, обступили раненого зверя, но все звуки перекрывал сильный голос офицера.

— Что он говорит? — чуть слышно спросила я Кисса.

— Ругается, что, дескать, во время еды много костей бросают не в яму для отходов, а прямо на землю возле лагеря — дескать, лень солдатам несколько лишних шагов сделать. Вот, мол, и лезет сюда зверье… Если я правильно понял, такие вот… посещения у них частенько случаются. Особенно по ночам. Еще офицер велит солдатам взять факел и на всякий случай осмотреть место подле костра… Думаю, наши парни все поняли правильно и сейчас уберутся оттуда.

Солдаты, и верно, взяли факел, и пошли в темноту. Наше счастье, что в том месте один камень, без песка и травы, так что следов на земле не осталось, и осматривать то место можно сколько угодно — все одно ничего не обнаружите. Повезло…

Только вот часовой, тот, что заметил Лесовика, все не мог успокоиться — как видно, был твердо уверен, что видел у костра какого-то человека. Он что-то горячо твердил офицеру, и тот, подозвав четверых солдат, что-то им сказал, кивнув в нашу сторону. Понятно — офицер на всякий случай увеличил число дозорных. Уже по тому, с какой неохотой солдаты вначале сунулись в палатку за оружием, а затем пошли к стоящим часовым — у них, в отличие от офицера, не закралось никаких сомнений в том, что это была ложная тревога.

А тем временем вино в висящем на костре котелке стало кипеть, и над лагерем стал разноситься на удивление сильный дурманящий запах незнакомых мне ягод, вернее, ягодного вина с необычными травами. Действует! Как я и ожидала, тот порошок, что Лесовик сумел бросить в котелок, многократно увеличивал запах вина и (на что я очень надеюсь), улучшал его вкус… Какой запах! Просто-таки растекается по лагерю, так и тянет попробовать этот дивный напиток необычного вкуса… Прямо голова идет кругом, и слюна невольно собирается во рту…

Один из солдат снял котелок с огня, зачерпнул кипящее вино своей деревянной ложкой, поднес ко рту… На туповатом рябом лице расплылась довольная улыбка. Похоже, что глинтвейн (или как там правильно назвать это варево) получило у него самую высокую оценку. К котелку потянулись и другие солдаты, деревянная ложка пошла по кругу… Вон, даже офицер перед входом в свою палатку задержался, смотрит на солдат у костра. Можно не сомневаться: даже ему очень хочется попробовать этого напитка, только вот как можно офицеру просить солдат налить ему сваренного подчиненными глинтвейна!.. Подобное можно сделать лишь в том случае, если хочешь уронить перед солдатами свой авторитет. А ведь запах действительно одуряющий, так что и мне не стоит понапрасну терять время.

Достала второй мешочек, тот, немного шероховатый на ощупь. В нем лежали небольшие белые гранулы, по внешнему виду напоминающие зернышки риса.

— Варин, всем надо немедленно принять по одной такой крупинке. Лучше не глотать, а рассасывать во рту…

— Зачем?

— Затем, чтоб на нас не подействовал этот запах. А иначе уснем…

— А вот мне не ясно — почему я должен глотать всякую подозрительную дрянь? — если судить по лицу Казначея и по его голосу, то можно предположить, что я предлагаю каждому из нас добровольно покончить с собой, приняв ударную дозу длительно действующего яда. Ох, дорогой Казначей, иногда у меня, и верно, появляется немалое желание дать тебе такое снадобье, от которого хоть на время перестают ворчать. Но пришлось сдержаться в очередной раз.

— Если не хотите уснуть вместе с солдатами, а потом долго мучаться головными болями, то быстро суньте в рот по такому вот зернышку. Повторяю: не глотать, растворяйте его во рту…

Первой сунула в рот одно такое зернышко. Ой, ну и гадость! То ли кислое, то ли соленое, причем такое острое на вкус, что на глазах едва не выступили слезы. Зато сознание прочистило враз, а не то зелье в котелке стало действовать уже и на нас: какой-то сладкий дурман начал застилать голову, глаза помимо воли стали закатываться, появилось желание прилечь на землю и поспать…

— О, Ниоморг, какая мерзость!.. — в голосе Казначея, кажется, была собрана всемирная скорбь. Впрочем, если судить по лицам остальных парней, то надо признать: в этом случае они были полностью согласны с мнением Казначея. — Иногда мне кажется, что тебя подослали мои враги, чтоб всех нас разом уморить…

— Рискну предположить, что тебя так быстро не угробишь! — огрызнулась я. — Тут требуется что посильней…

— А ну, хватит галдеть! — обернулась к нам Варин. — Помолчите…

Тем временем в лагере офицер, что-то недовольно бросив солдатам, все же скрылся в своей палатке, но это уже не так и важно — ты, друг, уже успел надышаться одуряющим воздухом, и этого с тебя хватит. Солдаты, оставшиеся без офицера, едва ли не всей гурьбой повалили за тем, кто бережно нес котелок с горячим вином, распространяющим все более и более сильный запах ягод. Интересно, как они все влезут в одну палатку? Ну да уж как-нибудь… А нам остается только ждать.

Когда подползший к нам Лесовик протянул мне мешочек с остатками порошка, я едва не ругнулась вслух: как оказалось, парень умудрился высыпать в котелок едва ли не треть содержимого!

— Сказано же тебе было — всего одну щепотку! — зашипела я на Лесовика сквозь зубы.

— Ага, было бы у меня еще время — щепотками отмерять! — окрысился тот. — Сколько сумел, столько и закинул!.. Ты же сама сказала — это не яд!

Ладно, нечего ругаться: парень молодец, и без того сделал, что сумел. Но, на всякий случай, заставила всех принять еще по две крупинки — уж очень большая доза порошка оказалась в котелке… А может, это и к лучшему? Все же больше надежды, что средство подействует так, как нужно.

Правда, даже я с трудом разжевала последнюю крупинку. Какая же это все-таки мерзость! Судя по трагическому выражению на лице Казначея, после того, как ему пришлось проглотить очередное зернышко, он намеревался умереть на месте, причем в долгих муках, да и кое-кто из остальных моих спутников был готов в этом случае составить ему компанию. Понимаю вас, парни, но иначе никак нельзя — уснем.

— Эй ты, отравительница! — толкнул меня в бок Кисс. — Этот порошок что, действует только в вине?

— Нет. Просто в вине этот порошок во много раз увеличивает свое действие. И это воздействие усиливается еще больше, если то вино нагреть. Как в нашем случае. А вообще-то этот порошок, подмешанный в еду или в пищу, во много раз усиливает вкусовые ощущения, и делает бесконечно желанной и притягательной любую пищу. Правда, те последствия, которые человек будет ощущать после принятия этого средства, скажем так, далеко не самые приятные. Та еда, или тот напиток, к которому было примешано это зелье, организм человека уже никогда не сможет принять, будет отторгать весьма жестким образом. Но именно для этого порошок и был придуман… Вообще-то, как мне кажется, это лечебный препарат, и очень действенный, только вот применять его следует с осторожностью…

— Лечебный… — в голосе Кисса была чуть заметная насмешка. — Позволю себе в этом усомниться. Был бы только лечебный, не стали бы одновременно с этим, как ты изволила выразиться, «лечебным порошком» изготавливать противоядие от него. Каждому из нас понятно, что у этого «лекарства» был весьма широкий круг использования, и далеко не всегда это использование проходило лишь в лечебных целях!

— Я же не спорю…

— Приятно слышать.

Прошло совсем немного времени, и гомон в палатке стал стихать. Подождали еще чуть-чуть… Один из часовых присел на землю, другой… Потом они, словно большие куклы, мягко падали на землю, и лежали там, не шевелясь… Стих шум, из лагеря больше не доносилось ни одного звука, кроме фырканья лошадей. Самое главное и самое хорошее для нас заключается в том, что на лошадей дурманящий сонный запах этого порошка совсем не действует. Обождали еще немного… Все, можно идти.

Мы вошли в лагерь, и на всякий случай заглянули в каждую палатку. Несмотря ни на что, я все же опасалась в глубине души — вдруг кто из солдат не уснул? Тогда без драки не обойдется… Но снадобье старого колдуна действовало безотказно. Все люди спали мертвым сном — и те, кто пил вино, и те, кто только дышал воздухом, наполненным дурманящим запахом горячего напитка…

— Они хоть оживут? — Гайлиндер подошел ко мне.

— Оживут, никуда не денутся. Только вот головы у них будут очень долго болеть, как с жестокого похмелья. Видишь ли, как я уже говорила, тот порошок, что Лесовик бросил в вино, многократно увеличивает его воздействие на человека. Можно опьянеть до беспамятства всего лишь от нескольких капель вина. Да мы и сами видим: люди засыпают только от одного запаха… И знаешь, что самое интересное? Когда все эти люди окончательно протрезвеют, то поймут, что отныне никогда не смогут пить спиртное. От одного вида вина каждого из них начнет тошнить. Я уж не говорю про винный запах… Их организм просто не будет его воспринимать, начнет отторгать сразу же… Глоток вина — и мужик бежит в кусты… Этот порошок годится для многого, в том числе и для лечения завзятых пьяниц. Так что все эти несчастные отныне вступают в клуб убежденных трезвенников. Правда, помимо своего желания.

— Какая жестокость! — ухмыльнулся стоящий рядом Кисс. — Наемник, ведущий трезвый образ жизни! Этак и до праведности недолго… Лиа, да ты настоящая садистка! Никто из этих доблестных солдат по гроб жизни не простит тебе подобного издевательства над собой!

— Хватит болтать! — Варин, как всегда, не тратит время попусту. — Сейчас же все переодеваемся, берем оружие — и по коням. Быстро!

А никто из нас и не собирался затягивать здесь свое пребывание на невесть какой срок. Особо не выбирая, подыскали себе одежду, причем некоторых из спящих солдат пришлось даже раздеть — некогда было копаться по лежащим в палатках седельным сумкам и заплечным мешкам. Пусть многим из нас не хотелось надевать на себя чужую одежду, но и оставаться в той, что сейчас была на нас, тоже нельзя ни в коем случае. Ну, а после того, как все переоделись, бывшие рабы побросали свою старую одежду в костер — не стоило оставлять ничего из того, что могло навести на верный след.

Люди Гайлиндера обмотали свои бритые головы короткими платками, найденными в палатках. Кисс, кажется, называл эти небольшие куски ткани банданами. Как мне сказали, такие платки или косынки входили в форму солдат — в Нерге жаркий климат, особенно днем, и такие вот куски ткани на голове хорошо впитывают стекающий по лбу пот… Сейчас эти платки как нельзя лучше скрывали бритые головы невольников, тем более, что многие из наемников тоже очень коротко стриглись. Так что если кто из посторонних и обратит внимание на почти полное отсутствие волос на головах многих солдат, то банданы сразу разрешат все сомнения…

Нам с Варин, преодолевая отвращение, тоже пришлось натянуть поверх своей одежды мундиры наемников. Ничего не пропишешь, надо… Я и раньше слышала, что среди наемников имеются и немногочисленные отряды женщин-наемниц, причем те бабы спуску не дают никому, и частенько оказываются даже более жестокими, чем наемники-мужчины. Однако бывает и такое, что женщины-одиночки служат среди солдат. Хм, не хотела бы я встретиться с этими оторвами… Почти наверняка на этих бабах, как говорится, пробы негде поставить. Что ни говори, но для того, чтоб мужчины на службе в армии признали женщину равной себе, надо быть такой отчаянной сорвиголовой, а вместе с тем настолько откидывать некоторые моральные препоны, что лично мне это представить просто невозможно.

Я заглянула в ту палатку, куда солдаты утащили котелок с глинтвейном. Надо же, даже не все успели выпить — в котелке оставалась еще добрая четверть этого самого варева. На всякий случай выплеснула содержимое в песок, а котелок вместе с оставшимися в нем травами бросила в костер, куда добавила побольше дров: пусть котелок прокалится и подчистую сгорят все следы от порошка… Хотя, думаю, колдун без труда поймет, что здесь не простое опьянение. Но сейчас для нас главное — постараться хоть как-то запутать следы, получить фору во времени…

Со сборами затягивать не стали. Собрали по палаткам то оружие, что сумели найти, а его там хватало с лихвой. Раз мы собираемся изображать из себя наемников, то, естественно, и оружия на нас должно быть немало, что не должно удивлять сторонних людей, если они нас увидят. На то и наемники, чтоб быть вооруженными до зубов… Ножи, мечи, кинжалы, луки… А судя по довольному виду Трея, он сумел отыскать свои любимые сюрикены…

Но для нас куда важнее было другое: Гайлиндер нашел в офицерской палатке карту! Вот это действительно бесценная находка! Это была не просто удача, а удача огромная. Прекрасная подробная карта на большом куске кожи… Спасибо вам, Пресветлые Небеса, за этот подарок!

Загрузили в седельные сумки ту еду, что смогли отыскать, и которую не нужно было готовить — сухари, солонину, вяленое мясо… Наполнили водой фляги… Кажется, все. Можно ехать — теперь у нас есть оружие, прихвачено продовольствие.

Когда через четверть часа мы вновь тронулись в путь, мне оставалось только молиться Пресветлым Небесам и просить их, чтоб у нас все получилось…

Перед тем, как покинуть лагерь, еще раз осмотрелась. Костры все еще горели, но вскоре должны будут потухнуть — в них никто не подкидывал дров. Заснувших часовых на всякий случай перетащили в палатки. Понимаю, дорогие наемники, что ваше пробуждение ни в коем случае не назовешь радостным, и вскоре вам всыплют по первое число, но, извините, лично мне собственная жизнь как-то дороже…

Еще мы забрали всех лошадей, что были в лагере. Каждый вел за собой запасную лошадь, а некоторые и по две. Так будет лучше — кто знает, что может произойдет с нами на довольно долгом пути…

По приказу Варин сумки с книгами и прочим добром из пещеры колдуна Трей навьючил на свою лошадь. На пытавшегося было вопить и возмущаться Казначея Гайлиндер рявкнул так, что тот враз замолк, но с того мгновения старался ни на шаг не отходить от нашего парнишки-охранника, и время от времени косился на Трея таким недовольным видом, будто тот собирается использовать его бесценные пергаменты в самых непотребных целях. Вот уж казначейская душа!.. Хотя, положа руку на сердце, надо сказать: не стоит так говорить о нашем ворчливом любителе цифр. Человек, и верно, внезапно нашел чуть ли не то, что может стать главным делом всей его жизни, и сейчас эти старые листы пергамента вновь дают ему возможность почувствовать себя человеком, что особенно дорого после нескольких лет рабства и унижения…

Куда мы направились? Я не спрашивала, но и без слов было ясно — направляемся к границе с Харнлонгром. Понятно, что назад, в сторону каменоломни, ехать было нельзя ни в коем случае. Мало того, что там сейчас полно стражи и солдат, так и наших лошадей могут легко опознать, так же, как и нас. Значит, до границы с Харнлонгром следовало добираться какими-то иными путями. На наше счастье, Гайлиндер в офицерской палатке обнаружил подробную карту Нерга. Теперь нам предстояло гнать по проселочным дорогам, по возможности избегая многолюдных мест.

Как и следовало ожидать, Варин и Гайлиндер направили наш небольшой отряд по дороге в противоположную сторону от каменоломни. Немного отъехав от лагеря, свернули на почти не видимую в темноте тропку. К сожалению, в темноте быстро ехать не стоит — лошади могут переломать ноги. Зажигать факел тоже нельзя — кто знает, чье внимание мы привлечем к себе? Так что по той тропке мы и ехали до того, как стало рассветать, а затем пустили лошадей быстрее. А уж после того, как взошло солнце, погнали вовсю…

Со стороны мы смотримся как самый настоящий небольшой военный отряд. Впереди командир (на эту роль как нельзя лучше подходил Гайлиндер), за ним следуют подчиненные. Как мне сказали, подобные отряды в Нерге частенько перебирались из одного военного гарнизона в другой. Вряд ли могли вызвать подозрения и большое количество запасных лошадей — мало ли и по каким надобностям могут направляться наемники…

Холмы сменялись сухой равниной, изредка попадались небольшие деревушки, где люди в испуге разбегались при виде чужаков. Те немногочисленные поселяне, что попадались на нашем пути, боязливо шарахались в стороны при одном виде мчащегося во весь опор отряда наемников. Да и встречающиеся стражники не пытались остановить наш небольшой отряд. Как видно, уже знали, что солдаты не будут останавливаться, собьют любого, кто встретится на их дороге. Да и чего можно ожидать от наемников в том случае, если их остановить без серьезных оснований — об этом они тоже имели представление… Как говорится: не тронь — не завоняет. Сейчас такое мнение о жестоких солдатах как нельзя лучше играло нам на руку. На лицах людей, когда мы просто-таки пролетали мимо них, был написан испуг: понятно, что вооруженные до зубов солдаты просто так мчаться не будут. Значит, вскоре кому-то и где-то будет очень плохо…

На отдых мы остановились всего лишь один раз, в самую жару, на берегу почти высохшего ручья, и то лишь для того, чтоб хоть немного отдохнуть самим и дать передохнуть уставшим лошадям. Впрочем, отдыхом в прямом смысле этого слова нашу остановку назвать было нельзя: полежать полчаса в тенечке — это для нас сейчас слишком большая роскошь. Всего лишь несколько минут на то, чтоб размяться, напиться воды, поправить упряжь у запасных лошадей, на которых мы пересели после той остановки. Мы же не просто так забрали с собой всех лошадей, которые в ту ночь были в отряде наемников — всегда может возникнуть необходимость сменить лошадь, пересесть на ту, которая меньше устала, или же, не приведи того Всеблагой! охромела. Иначе, без сменной лошади и от бешеной скачки по жаре одни и те же лошади долго бы не протянули. Ведя на поводу уставших от скачки коней, помчались дальше…

Кроме того, во время того короткого отдыха Гайлиндер вытащил из своей сумки небольшой треугольный флаг, и стал прикреплять его к короткому копью. А ведь я его видела раньше, этот самый флаг: когда тот самый отряд наемников догнал нас в караване рабов, то треугольник неприятного фиолетово-черного цвета на коротком древке впереди отряда нес один из солдат… Наверное, Гайлиндер забрал этот стяг в офицерской палатке — как я понимаю, прихватил вместе с картой и формой командира, а сейчас начал прикреплять флаг к короткому копью. Молодец! А я-то все не могла взять в толк, для чего он в лагере взял с собой это довольно неудобное в дороге оружие! Точно, в Нерге перед отрядами наемников частенько развевались флаги, причем обычно они находились на древках коротких копий. Они, эти небольшие треугольные флаги неприятного черно-фиолетового цвета были что-то вроде верительной грамоты людей, состоящих на службе Нерга. Замечательно! Теперь, с этим самым стягом, который парни по очереди должны были нести впереди нашего маленького отряда, у нас, и верно, был вид подлинных наемников. Правда, тащить этот флаг было несколько неудобно, но тут уж ничего не поделаешь — пусть и неудобно, зато маскировка с этим флагом (хотя бы на первый взгляд) была безупречна.

Снова погнали лошадей, не обращая внимания на жару и усталость — жалеть ни себя, ни лошадей не стоило. Сейчас время играло против нас. Главное — уйти как можно дальше…

Мы остановились на отдых глубокой ночью, когда не стало видно ничего вокруг, а мы сами едва держались в седлах. Лошади были измотаны, что не удивительно. Не было никакой возможности передвигаться в темноте с уверенностью, что наши бедные животные не переломают себе ноги. Даже запасные лошади — и те были чуть живы после той сумасшедшей гонки, которую мы им устроили. Ничего, милые, сейчас отдохнете…

Ночью, сидя у небольшого костра, который парни разложили в небольшой ямке возле нагромождения валунов, я поняла, что устала до того, что не могу даже сдвинуться с места. Ох, до чего же мне плохо! После целого дня пути верхом болит все тело… Кажется, в моем бедном организме устало все, до самой последней косточки! Вот сейчас рухну на землю, и больше никогда шевелиться не буду… Хорошо еще, что еду готовить не надо. Перекусили тем, что сумели забрать в лагере наемников — пожевали сухих лепешек с вяленым мясом, запили водой… Зато сейчас можно, наконец, спокойно посидеть…

Если все остальные мужчины держались молодцом, то Казначей чувствовал себя ничуть не лучше меня. Как я поняла, если он раньше и ездил верхом на лошади, то эти поездки были много короче, его лошадь никто и никогда не гнал, да и седло было куда более удобным. Так что сейчас единственное, что сейчас в состоянии был делать Казначей — так это стенать без остановки, да еще прижимать к себе старые сумки колдуна с лежащими там манускриптами и своими драгоценными расписками. Правда, на его ворчание и оханье даже я перестала обращать внимание. Тут уж ничего не поделаешь — просто он такой человек…

— Если карта не врет, и если я правильно сориентировался, то мы должны быть вот здесь… — Гайлиндер показал Варин точку на карте. Та кивнула.

— Да, согласна. Надо признать: я даже не рассчитывала, что нам удастся уйти так далеко.

— Я тоже. Ведь если судить по карте, то мы, если будем продвигаться в таком же темпе… Тогда у нас останется всего один дневной переход… Даже не верится…

— Пройти бы его еще, тот переход… — но тут Варин перебил брюзжащий голос.

— Кто мне, наконец, скажет — куда мы едем?

Конечно, это опять Казначей! Кто, кроме него будет вмешиваться в чужой разговор и спрашивать то, что понятно и без ответа? Надо же, только что собирался развалиться от изнеможения на куски, или помереть в одночасье — и на тебе? И голос вроде не такой усталый… Иногда мне кажется, что этот человек сильнее и крепче многих из нас, только вот никак не может прожить без постоянного бурчания…

— Мы направляемся к границе с Харнлонгром — терпеливо, как капризному ребенку, ответил Гайлиндер. Держит в руках карту, смотрит в нее… — Беда в том, что общая граница Нерга и Харнлонгра не очень протяженная. Верст шестьдесят, если мне не изменяет память…

— Пятьдесят восемь — поправила его Варин.

— Верно. Нам надо пересечь ту границу, но каждый из нас знает, что на протяжении всех сорока семи верст чуть ли не сплошь стоят военные отряды. Можно не сомневаться, что тем или иным образом, но колдуны дадут знать этим военным о том, что им следует быть наготове. Окажись я на их месте, то первым делом подтянул бы дополнительные силы к границе. Можно привлечь даже стражников, лишь бы не допустить прорыв. Если уж если на то пошло, то пятьдесят восемь верст — это не так и много, так что задействовать все свободные отряды не так и сложно Единственное, на что я надеюсь в этой ситуации, так только на то, что наши преследователи пока еще не нашли пещеру старого Москита и не поняли, что там было…

— Но ведь в той пещере, кажется, все сожгли… — растерянно сказал Лесан.

— Может, мы и сожгли все, но не стоит забывать, что среди наших преследователей есть колдуны, причем колдуны не из последних. Думаю, у них не займет много времени, чтоб понять многое, если не все… Вот тогда поднимут все силы, какие только можно, и кинут к границам. А сейчас… Как я уже сказал, до границы с Харнлонгром у нас остался всего один дневной переход, если, конечно, завтра мы будем гнать так же, как и сегодня. Но это в том случае, если мы пойдем сюда — палец Гайлиндера ткнул в извилистую линию на карте. — Здесь и удобнее, и ближе всего. Но, боюсь, наши преследователи рассуждают точно таким же образом. Значит, они обязательно перекроют эти места…

— То есть…

— То есть туда нам соваться не стоит, как бы того не хотелось. Это, как говорится, к бабке не ходи — и так все понятно. Я предлагаю идти вот сюда — и Гайлиндер сдвинул палец на карте немного правее.

— Но там же…

— Да, там граница идет по горной гряде, и скалы там, скажу я вам, еще те… И в том месте имеется всего лишь одна дорога через горы, и один мост через быстроходную речку. Охраны в том месте, конечно, тоже хватает, но ее не так много, как на той же равнине. Если туда пошлют подкрепление, то это будет небольшой отряд.

— А там много и не надо — развел руками Стерен. — Дорога в тех местах одна, а местность такая, что даже небольшой отряд солдат сумеет задержать превосходящие силы противника.

— Правильно — кивнул Гайлиндер. — Именно так и рассуждает большинство людей. Там довольно удобное место для обороны, один-единственный проход среди скал, сильный гарнизон и считается, что просто так там не пройдешь. И ты прав: если в том месте умело расположить людей, то даже небольшая горстка солдат вполне может оказаться непреодолимой преградой для очень и очень многих. Ну, все в этом мире относительно… Вот мы и попробуем воспользоваться этим заблуждением.

— Лия, что скажешь на это? — обратилась ко мне Варин. Никого из моих спутников уже не удивляло, что Варин иногда спрашивает у меня совета. Ведь если некто владеет ведовством, то считается вполне естественным, что этот человек может что-то предвидеть.

— Не знаю — покачала я головой. — Не могу ответить…

Койен никогда прямо не отвечал мне на такие вопросы. Можно и не спрашивать… Вот и сейчас молчит: понятно, что решение я должна принимать самостоятельно, без его помощи, а он может мне помочь советом в той или иной ситуации…

— Ладно — вздохнула Варин. — Может, потом сможешь ответить. И нам надо хорошо подумать, как перейти ее, эту границу. Охраняют ее неплохо, и как будем ее переходить — пока не знаем… Может, потом кому из вас в голову придет хорошая мысль… А пока отдыхайте, успеем еще обсудить завтрашний день.

— Мне вот что непонятно — подал голос Лесан. — Вот вы говорите: узнают, предупредят, перехватят… Как они это делают? Мысленно? Все же от той каменоломни до границы расстояние неблизкое, а вы сами говорите, что там о нас уже могут знать…

— Ну, это только колдуны внушают всем, что могут мысли передавать на расстояние, и все такое прочее… — Варин устроилась поудобнее. — На деле все много проще. Никто из вас, жители тихой Славии, не обратил внимание на количество голубятен в Нерге? А на самих птиц? Напрасно. Надо быть более внимательными, тогда и вопросов лишних задавать не будете.

— Я заметил, что тут очень необычные голуби — подал голос Лесан. — И еще их здесь много… Даже очень много. Кстати, голубятни находятся, считай, в каждом более или менее богатом доме. Я вначале думал, что их для еды разводят, но потом вижу — ошибся. И вид у некоторых из этих птиц уж очень странный. Вроде и голубь, а вроде и нет…

— Правильно — кивнула головой Варин. — Чтоб вы знали — в Нерге выведено немало пород почтовых голубей, причем некоторые из них могут летать с удивительной быстротой. Оттого и почта тут в основном голубиная, и, кстати, стоит отметить — очень быстрая. Так что нам не стоит понапрасну обольщаться… И еще: если хотите жить, то некоторых из этих милых пташек ни в коем случае не стоит брать в руки. Клювы у многих из голубков столь крепкие, и сила у птичек такая, что одним ударом они легко пробивают черепную коробку даже крупных животных. Кстати, когти этих нежных созданий легко распарывают руку человека до кости…

— Но… зачем?

— Это, как раз, понятно — чтоб отправленные письма не попали в чужие руки, ну, и, естественно, для охраны тех же посланий. Так сказать, совмещение почтальона и охранника. Птицы до конца будут защищать привязанное к ним послание, и отдадут его далеко не каждому… Кроме того, такой способ доставки весьма надежен, да и письмо у птичек так просто не заберешь. Эти голуби… Они не похожи на своих родичей в других странах. Такие птички, нежные на первый взгляд, легко могут сцепиться в воздухе с тем же ястребом, и исход той схватки будет далеко не ясен… И знаете, что самое интересное? Этих голубей вывозили в другие страны, пытались разводить… Но вскоре от этой затеи отказались раз и навсегда. Каждый из голубей, к лапе у которого было привязано послание, все одно летел в Нерг.

— Да уж, — протянул Лесан, — милые создания…

— Лия, — это уже Кисс. — Мне все еще интересно: что будет с теми парнями, которых мы оставили спать сладким сном в лагере? Они точно живы?

— Конечно. Те из них, кто всего лишь надышался запахами вина — эти в себя должны были придти еще до полудня. А вот что касается тех, что откушали того самого варева под названием глинтвейн — вот они проспят день, а то и два. Уж очень большой была доза порошка в вине. Не исключаю и такой возможности, что до того времени их сумеет разбудить колдун — этот довольно быстро поймет, в чем тут дело. Поднимет мальчиков ото сна, не знаю, правда, каким образом он сумеет это сделать. А уж какое похмелье у них будет!.. Даже мне жаль тех парней.

— Ничего — хмыкнул кто-то из солдат Гайлиндера. — Есть средство придти в себя…

— Кстати, если кто из тех бедолаг по пробуждении вздумает по-старинке «полечиться» стаканчиком, то снова свалится с ног. И вообще: как я уже говорила, никто из них отныне не сможет пить ничего спиртного. Бедных парней будет выворачивать даже от слабенького пива: один глоток — и их счастье, если успеют добежать до ближайших кустиков, и то в том случае, конечно, если эти кустики отыщутся вблизи… Впрочем, первое время они оттуда и без того вылезать не будут! Ничего не поделаешь — побочный эффект от лекарства…

Раздался общий смех. Улыбалась даже Варин. Но тут опять вмешался наш брюзга.

— Уважаемая! — взвыл Казначей. Он, единственный из всех, сейчас не смеялся. Вместо того Казначей раскрыл сумки, которые не выпускал из рук, заглянул внутрь их, и сейчас был возмущен до крайности, едва ли не посинел от злости. И, как я поняла, он обращался ко мне… — Уважаемая, это что еще за безобразие? Рассыпала тут свои порошки с корешками… А если эти твои ядовитые зелья долговым распискам повредят?! Ты можешь себе представить последствия всего этого… головотяпства?!

Казначей прав, надо собрать рассыпанное, сложить назад в шкатулку, пусть даже это и не мои зелья, а старого колдуна. Но вслух говорить об этом я не стала, иначе Казначей будет бурчать еще больше. Верно: тогда, у лагеря наемников, когда я искала нужный порошок, то вытряхнула в сумку из шкатулки почти все, что в ней лежало, а укладывать назад рассыпанное было некогда. Если честно, то я совсем забыла, что в сумке надо навести порядок. Да и не до того в дороге…

Без особого почтения вытряхнула на землю из сумки все, что там лежало. При виде этого безобразия Казначей, издав стон, чуть ли не с рычанием схватил свои драгоценные пергаменты, и стал их только что не обнюхивать, и едва ли не рассматривать на просвет. Затем, прижав к сердцу свои дорогие расписки, мужик зло покосился на меня:

— Как можно так обращаться с документами — не понимаю!!

— Ну, Казначей — поддел его Кисс, — стоит ли так переживать из-за каких-то старых кусков кожи? Что с ними будет?

— Что?! — бедный мужик аж затрясся от негодования. — Да эти бумаги Нергу могут нанести куда больший урон, чем пара вражеских армий! В них, конечно, надо еще разбираться, следует их внимательно и построчно просмотреть, но я вам скажу так: в этих пергаментах силы не меньше, и действие от них ничуть не слабее, чем от хорошего оружия!.. Нет, вам, неучам, что-то говорить бесполезно! Не знаете вы, какую силу имеет простая расписка, а уж такая!..

Конечно, в чем-то он прав, и я не стала возражать. К тому же, сама не отдавая в том отчета, я в глубине души стала уважать этого вечно бурчащего человека. Пусть он и бумажный червь, и редкая зануда, но дело свое знает хорошо, и по-настоящему его любит. Лучше я рассмотрю, что же такое находилось в шкатулке Москита…

Все с любопытством смотрели на то, как я перебирала содержимое шкатулки, и аккуратно складывала назад все, что сама же рассыпала еще ночью. Да уж, чего тут только нет! Старый колдун взял с собой многое из того, что может понадобиться человеку, попавшему в переплет. Аккуратно уложила в шкатулку все узелки с пакетиками, отложив в сторону несколько плотных кожаных мешочков с порошком. Заодно положила назад в сумку и манускрипты, однако отложив в строну два цилиндра со свитками

— Лия, что в этих мешочках? — Кисс, как обычно, рядом. — И для чего ты отложила эти футляры? Неужто решила почитать перед сном? Никогда бы не подумал, что в тех черных трубках находится увлекательное чтиво!

— Тут дело несколько иного рода. Мы уходим все вместе, значит, и решения должны принимать сообща…

— Что такое? — повернулась ко мне Варин.

— Я не знаю, как мне поступить… Дело в этих двух свитках — я обвела взглядом сидящих у костра людей. — В тех, что я отложила… В общем, я считаю, что от них надо избавиться.

— А в чем дело? — похоже, что мои слова удивили многих. — Разве не для того, чтоб спасти эти свитки, мы…

— Нет — покачала я головой. — Надо жить ради жизни, а не ради смерти. То, что написано здесь, в этих двух свитках, и то, что есть в этих отложенных мешочках — это страшная вещь…

— Поясни, а не то лично мне пока ничего не ясно.

— Вот что… — продолжала я. — Вот в этих двух мешочках находится яд, не уступающий по силе знаменитой «слезе гайвай», а вот в этих двух мешочках — тут вообще кошмар. По-иному это… зелье я назвать не могу. Если хоть немного порошка из вот этого мешочка подсыпать человеку в еду, то он не просто заболеет — для отравителя это было бы слишком просто. Умрет не только тот, кому насыпали этот яд, но погибнут и все его родственники по крови, вплоть до весьма отдаленных. Короче: при помощи этого невзрачного на вид порошка можно извести на корню весь род человека, целиком и полностью… Да и другое средство, вот это, в красном мешочке — оно, по сути, ничуть не лучше предыдущего.

— Да, — неприятно усмехнулся Кисс, — да, молодец, дедуля, запасливо прихватил с собой все самое необходимое. Не сомневаюсь: понадобилось — применил бы старичок все это на практике без малейших раздумий и колебаний.

— Знаете, отчего я отложила эти два свитка? В одном — описание того, как готовить тот самый яд, убивающий не только человека, но и всю его родню. Знаете, как оно названо в том свитке? «Снадобье, убивающее мир». Верно, этот порошок может легко погубить половину мира… Затем там, во второй части этого свитка описываются некие страшные ритуалы из некромантии, о которых лучше никому не знать.

— Мило, ничего не скажешь… Неужели и такая дрянь есть на свете?

— К нашему великому сожалению — есть.

— В преданиях моего народа имеется одно жутковатое сказание — внезапно заговорил Степняк. До того парень все время молчал. — Рядом с нашей страной есть такая долина — Мешере. Прекрасное место с тучными пастбищами и урожаями два раза в год… А какие там абрикосы!.. Говорят, раньше в Мешере жило немало богатых и многодетных семейств, на праздник сбора урожая в долину съезжалось множество родственников. Много лет назад туда пришли некие чужестранцы. Они пробыли в той долине недолго, всего несколько дней, но после их ухода в долине начались болезни и смерти, а ни одна женщина больше не рожала детей. И в семьях их родственников, которые жили в других местах — там тоже никто не имел детей. Через несколько десятков лет та долина полностью обезлюдела — никто не хотел в ней селиться и жить… После ее, эту долину, за бесценок купил кто-то из колдунов Нерга…

— Что ж, все сводится к одному — к захвату чужих земель…

— Один из наших людей — продолжал Степняк — один из тех, кто знал язык Нерга, как-то подслушал разговор тех, кто позже проник в долину. Те люди досадовали, что закончилось какое-то снадобье, дескать, последнее истратили на то, чтоб приобрести эту долину. А точно такое же, мол, никак не удается изготовить — секрет, мол, утерян, и восстановить его никак не могут. Получается обычная отрава, и ничего более…

— Да, это очень похоже на действие этого самого «снадобья, убивающего мир»… А другом свитке — продолжала я, — в другом свитке описано, как изготавливать иные яды, не менее разрушительные. Например, как можно сделать зелье, убивающий какого-то конкретного человека. Подмешай такой яд к еде или вину — и можешь спокойно есть из одного котла с ненавистным тебе человеком, или пить с ним из одного кувшина. Только вот после того он умрет, а тебе не будет ровным счетом ничего. Совершенно ничего не случится… Что там еще, в этом свитке? Способы изготовления иных страшных ядов, в том числе и тех, которые я только что отложила в сторону. Например, от некоторых из них будут рождаться не дети, а жуткие уроды. Монстры…

— Ценная вещь — чуть скривил свои тонкие губы Кисс. — Это в котором из них написано про истребление рода?

— Вот… — я протянула Киссу футляр из дорогого черного дерева, покрытый изящной резьбой. — Он и есть. То, что здесь написано — это страшная сила, и я совсем не уверена, что когда-то неким…властным людям не захочется расправится со своими врагами при помощи этих ядов. Иногда не спасают ни стены, ни запоры, а возможность извести своих врагов под корень для некоторых может оказаться весьма привлекательной. Им пока нет никакого дела до того, что не каждый грех можно замолить…

— Надо же, какая тонкая кожа… — чуть прищурившись, Кисс открыл футляр и достал пергаментный свиток, сплошь покрытый крючковатыми черными письменами. Внешне этот пергамент выглядит совсем не устрашающе, даже красиво, но, тем не менее, в нем было нечто отвратительное. Даже омерзительное… А Кисс тем временем рассматривал свиток — Какой необычный пергамент, выглядит, будто вощеная бумага… Где-то я уже видел такую, только вот не могу вспомнить, где именно…

— Это человеческая кожа — подал голос Наследник. — Я и отсюда вижу: записи сделаны на ней, на коже человека…

Рука Кисса не дрогнула. Он лишь чуть прищурил глаза.

— Я тоже однажды видел снятую с человека кожу. Она выглядела иначе…

— Это зависит от того, как снимать кожу с человека и как именно ее обрабатывать — вздохнул пожал плечами Наследник. — Для этого есть самые разные способы…

— А ты об этом откуда знаешь?

— Это отдельная история — вздохнул Наследник. — К нам во дворец иногда привозили диковинки из Афакии — есть такая страна на Юге. Чтоб вы знали: Афакия — это одни сплошные джунгли, и те, кто там живут, считаются жестокими дикарями даже по местным, далеко не человеколюбивым, меркам. Так вот, у жителей Афакии есть что-то вроде обычая, или правила, или традиции (не знаю, как можно это назвать) — сдирать кожу с людей и изготавливать из нее… В общем, разное. В том числе и такие вот… листы, заменяющие пергамент. Кстати, я слышал, что пергамент из человеческой кожи пользуется очень большим спросом у колдунов Нерга — жители Афакии продают им почти весь подобный… товар. И у нас в Эшире некоторые… любители (назовем их так) частенько приобретают для себя изделия из человеческой кожи. Ну там абажуры, картины, поделки всякие… А то и одежду. Да-да, в тех местах даже шьют одежду из кожи человека. Конечно, во всем этом есть нечто глубоко непорядочное, но пока что с этой жуткой торговлей поделать ничего нельзя. Веками продолжается… Братец мой дражайший, кстати, относится к таким вот любителям… экзотики…

— Но… как же…

— А жителям Афакии все это кажется вполне нормальным. Я уже говорил: они за многие века освоили как самые разные способы снятия кожи с человека, так и весьма необычные методы ее обработки. Это дело у них хорошо поставлено, да и доход приносит какой-никакой… Кстати, для сведения: после того, как с человека сняли кожу, его самого отправляют на костер. Или в котел — тут все зависит от гастрономических пристрастий… Проще говоря — съедают.

— Высокое Небо!.. — только и могла сказать я.

— А в тех джунглях и не видно неба — чуть скривился Наследник. — Над головой сплошной полог из переплетенных деревьев, веток и широких листьев… Там, на земле под ними почти всегда полумрак…

— Откуда же они столько… Ну, ведь надо же откуда-то набрать столько людей, чтоб… — на Орана слова Наследника произвели должное впечатление.

— Чтоб столько человеческой кожи набирать? — Наследник был мрачен. — Прежде всего, жители Афакии постоянно нападают на соседей, хотя и те им спуску не дают — если каннибалы появляются в чужих местах, то местные сражаются с врагами до конца, потому что знают, какая участь ждет тех, кто попадет в плен. Кстати, они, эти самые воины из Афакии, когда уходят домой, то даже трупы убитых (неважно, кто это — чужаки или свои) с собой тащат — кожу с них сдирают на первом же привале, нечего добру пропадать…

— Кошмар…

— Кто бы спорил… А в джунгли Афакии вообще никто из чужаков старается не соваться, даже близко к тем местам не подходят — любого, кто по недоразумению окажется даже сравнительно недалеко от границ той страны, ждет одна и та же участь: украдут, утащат к себе, снимут кожу, и то, что осталось от человека, отправят в котел… Более того: что можно сказать о тех дикарях (извините, но другого слова не подобрать), если даже со своих умерших или убитых соплеменников — с них тоже снимают кожу, и это считается правильным и вполне естественным. Как вам это нравится? Понятно, что с жителями Афакии никто из соседей старается не иметь дела. Да и отношение к иноземцам в той далекой стране весьма неприглядное…

— Но ведь даже там существует какая-то торговля! Жителям этой самой Афакии надо каким-то образом продавать свои… изделия?

— Конечно, надо, тем более, что кроме этих… изделий из кожи ничего иного для продажи там не предлагают. Жители той дикой страны продают свои… творения лишь в определенном месте на границе, причем вся эта торговля идет в заранее обусловленный промежуток времени. Кто заявляется туда раньше или позже оговоренного срока — тот рискует остаться без собственной шкуры. Торговые дела жители Афакии ведут лишь с несколькими торговцами, которых ну никак не назовешь невинными овечками! Сами понимаете, чтоб скупать изделия из человеческой кожи, а потом продавать их — для этого надо что-то выжечь в своей душе. Но даже и эти торговцы приезжают на торговлю в те места лишь вооруженные до зубов, да еще и с многочисленной охраной, и все одно — не решаются даже близко подходить к границам той страны. Только все эти меры предосторожности некоторых не спасают: приезжие люди во время той торговле частенько пропадают без следа — за долгие века жители Афакии научились красть людей… Все понимают, куда именно делись пропавшие люди, да только сделать ничего не могут…

Я мысленно застонала: Пресветлые Небеса, что же такое творится под вашим светом?! Так и вспомнишь лишний раз добрым словом Славию, где о таких страстях и слыхом не слыхивали!

Тем временем Кисс открыл второй футляр — внутри свиток из такой же светлой, полупрозрачной кожи, и точно так же также покрытый черной вязью строк.

— Ну, Афакия с ее проблемами далеко, и их так просто не решить, а нам сейчас надо подумать о другом — о том, что находится рядом. Парни, вы все слышали слова Лии про то, что здесь написано? — Кисс внимательно оглядел нас своими светлыми глазами. — Догадываетесь, что будет, если эти свитки попадут в недобрые руки? Понимаете, какую власть это может дать некоторым из людей, и к каким бедам привести? И неважно, чьи это будут руки — колдунов, или просто жадного и мстительного человека. Пусть даже эти свитки окажутся вне Нерга, пусть будут спрятаны в надежнейшем хранилище, но… Человеческая природа слаба, и мало ли у кого может возникнуть желание выкрасть эти свитки из тайника, пусть даже и очень хорошо охраняемого! Золото обладает способностью открывать многое, в том числе и распахивать, казалось бы, самые надежные запоры… Тот, кто придумал все эти зелья (один человек создал эти страшной силы яды, или их было много — сейчас знания об этом уже не имеют никакого значения), возможно, все они и были в своем роде гениями, но есть такие открытия, которые, кроме зла и немыслимых бед, не несут ничего. Так что, господа хорошие, вы уж меня извините, но, считаю, никто из вас не будет возражать против моего поступка — и Кисс бросил в огонь оба свитка вместе с футлярами, а вслед за ними в костер полетели и те самые мешочки с ядами, что я отложила в сторону.

Удивительно, но порошки сразу же вспыхнули в огне, и сгорели почти мгновенно, не оставив после себя даже следа. А вот свитки извивались в огне, словно живые, особенно когда их охватило огнем — в тот момент черные письмена на полупрозрачной коже выглядели особо зловеще. Вначале они ярко проступили на полупрозрачной коже, а потом покраснели, будто налитые кровью. Кожа сжалась, затрещала, а затем полыхнула ярким пламенем…

Даже Казначей не сказал ни слова, а только печально смотрел на горящие футляры, покрытые изумительно тонкой резьбой. Мне кажется, что единственное, о чем он жалел сейчас, так только о том, что нельзя продать эти прекрасные цилиндры, которые, будучи даже пустыми, стоят немало сами по себе. Спорить готова: Казначей уже занес все манускрипты на свой лист пергамента под графой «приход», и теперь думает о том, что ему придется или вносить туда изменения, или списывать эти манускрипты вместе с футлярами как безвозвратно потерянное имущество… О, Высокое Небо, что это еще за чушь появилась в моей голове?!

Я смотрела на то, как злое творение чьего-то гения превращается в пепел, и понимала, что иначе поступить никак нельзя. Кисс сделал то, чего в глубине души хотела и я сама, хотя я осознавала — сейчас на наших глазах превращаются в ничто великие открытия, но некоторым из этих знаний не стоит доходить до людей. Нет, уж лучше я буду до конца жизни ругать себя за то, что не остановила Кисса и не вытащила свитки из огня, чем брать на свою душу такой грех — спасать эти жуткие знания, которые могут погубить человечество…

Огонь… Он многое безвозвратно уничтожает, но, в то же самое время, он и очищает все пакостное, жестокое, злое, то, чему нет и не должно быть места в этом мире. Магия, колдовство, такие вот способы уничтожения людей при помощи жутких ядов — это все относится к тому, от чего можно избавиться при помощи огня…

Не я одна — никто из нас не сказал ни слова, глядя на то, как превращаются в пепел свитки и горят футляры. Все понимали — это лучшее, что мы можем сделать… Правда, если колдуны узнают о том, что некоторые из манускриптов брошены в огонь, то… Об этом лучше не думать.

Глава 12

Несколько коротких часов сна… Едва забрезжил рассвет, как мы снова были в седлах. Поднялись сразу же, как только ночная темнота стала сменяться сероватым рассветом. Задерживаться, конечно, не стали ни на миг, и уже через несколько минут после подъема вновь погнали лошадей изо всех сил, не щадя ни себя, ни наших бедных лошадей. Быстрей в дорогу… Конечно, нам было искренне жаль несчастных животных, только вот сейчас о жалости и сочувствии следовало забыть. Слишком большая роскошь в нашем нынешнем невеселом положении.

К тому же местность вокруг стала меняться. Сухая степь сменилась неровными холмистыми полями, да еще и перегороженными друг от друга небольшими рощицами. То и дело на нашем пути встречались песчаные прогалины, а то и длинные каменистые россыпи, валуны без числа, небольшие ямы и рытвины под тонким слоем высохшей земли… В таких местах поневоле приходилось сдерживать стремительный бег коней, но и это не всегда помогало.

Дважды нам приходилось останавливаться оттого, что кони, увы, ломали ноги. В первый раз, когда лошадь Рыбака споткнулась на бегу и упала, а парень вылетел из седла и, перекувырнувшись пару раз через голову, застыл на земле — вот тогда при виде этого жуткого зрелища у каждого из нас сердце упало в пятки, а в голове была лишь одна мысль: только бы парень не свернул себе шею! Но, спасибо за то Светлым Небесам, с Рыбаком ничего не случилось, а, по его словам, первые секунды после падения он не шевелился оттого, что и сам боялся — не сломал ли что себе после того, как сделал на земле двойной кульбит.

Второй раз последствия были хуже: лошадь Лесана оступилась, и, неловко упав, крепко придавила лейтенанта к земле, вернее, к россыпи довольно крупных камней. У бедного парня было множество ушибов, растяжения, я уж не говорю про синяки и ссадины, чуть ли не сплошь покрывавшие его тело. На счастье, не оказалось переломов, а вывихнутую ногу я ему враз поставила на место… Однако было понятно, что в ближайшее время ходок по земле из него, считай, никакой, а заниматься лечением молодого лейтенанта сейчас было ну совсем некогда. Ничего, Лесан, ты у нас парень терпеливый, выдержишь еще день скачки, а болевой синдром я тебе сняла. Пусть и на время…

И в том, и в другом случае парни пересели на запасных лошадей, вновь добрым словом вспомянув Пресветлые Небеса за идею забрать с собой всех лошадей из лагеря наемников…

Вновь и вновь на нашем пути попадались работающие на своих скудных клочках земли крестьяне, которые со страхом смотрели на нас. Хватало и стражников, встречавшихся нам как поодиночке, так и небольшими отрядами. Особенно много стражи находилось возле селений, и каждый раз мы без задержки проезжали мимо них. Впрочем, они и не пытались нас останавливать — еще раз воочию убеждаюсь в том, что репутация у наемников была соответствующая… К тому же стоит признать, что и со стороны вид нашего небольшого отряда был достаточно устрашающим — увешанные оружием злые люди, изо всех сил спешащие по своим, известным им одним делам… Самим на себя смотреть не хочется.

Еще я обратила внимание на то, что если на нашем пути попадались селения, то они были совсем небольшими. Как видно, Гайлиндер и Варин так умудрились проложить наш маршрут, что мы объезжали даже небольшие города, и старались показываться на глаза как можно меньшему количеству людей. Оно и верно — не стоит рисковать лишний раз. Так что пока нам везло…

Правда, однажды нам встретился отряд наемников, и в отличие от нас, их было куда больше — не менее полусотни вооруженных до зубов солдат. Не знаю насчет остальных, но у меня при виде этих людей едва ли не потемнело в глазах… Но Гайлиндер, едущий впереди нашего небольшого отряда, не стал останавливаться, а, приблизившись к ним, всего лишь немного попридержал своего коня, и приложив одну свою руку к сердцу, чуть наклонил голову; ну, а другую руку он положил на свой меч, висящий на боку. Командир встречного отряда сделал то же самое, и мы, разминувшись с наемниками, помчались дальше…

Койен, в чем дело? А, понятно! На условном языке наемников подобные жесты означают нечто вроде «примите заверение в моем искреннем к вам уважении, но в данный момент остановиться не могу — крайне срочное дело», а встретившийся нам командир принял эти извинения, и тоже дал понять, что торопится… Надо же, и тут повезло! Не знаю, как остальным, а мне стало не по себе: до бесконечности удача не может быть на нашей стороне.

Остановились на небольшой отдых лишь тогда, когда солнце перевалило далеко за половину дня, а впереди, в жарком мареве, показались острые зубцы гор. К тому времени наши кони, те, что находились под седлами, были почти загнаны…

Вернее, это был не отдых. Мы просто переседлали лошадей, сели на тех, которых до того вели за собой, причем отобрали тех, что выглядели покрепче. Остальных оставили… Ничего, тут есть трава, пусть и сухая. Не страшно, пусть уставшие кони пока отдохнут, а потом направятся табуном в сторону деревеньки, которая находится в паре верст отсюда. Можно не сомневаться: тамошние крестьяне такое сказочное богатство, как случайно забредшие к ним лошади, мгновенно разберут по дворам. Для бедной деревни, где признаком состоятельности является ослик, появление бесхозной лошади — воплощенная наяву мечта о богатстве. Нерг — не та страна, где будут задавать вопросы насчет невесть откуда объявившегося добра, и где вряд ли будут искать разинь-хозяев, сумевших одним разом потерять столько прекрасных животных… Каждому понятно, что их, этих хозяев, уже нет на свете, а раз так, то и имущество ничье. Увы, халявное счастье не бывает долгим: боюсь, что тем крестьянам вскоре придется вернуть лошадей их законным владельцам…

Вновь скачка, только вот на этот раз Гайлиндер вывел всех нас на широкую дорогу, которую при всем желании не назовешь проселочной. Ну, раз мы перестали таиться, значит до нужного места нам осталось добираться не так долго…

Хорошо укатанная грунтовая дорога, по которой постоянно ходят и ездят люди… На нашем пути то и дело встречались пешие крестьяне, телеги, и даже несколько обозов… Были и всадники, и небольшие отряды стражи, но, как и прежде, нас никто не пытался остановить. Мы без остановки промчались мимо нескольких деревень… Как видно, здешний народ привык к подобным скачкам, и оттого, едва услышав отдаленный лошадиный топот, каждый сразу же убирался с дороги. Даже стражники, встречающиеся на нашем пути, при виде бешено мчащегося отряда наемников предпочитали сразу же прижаться к обочинам. Похоже, здесь хорошо знали, что при любом конфликте с военными или с наемниками правда всегда будет на стороне армии, так что лучше лишний раз не нарываться на неприятности. В конечном счете выйдет себе дороже, да и куда еще этому отряду направляться, кроме как к заставе в горах? Дорога-то в здешних местах всего одна! Вот там-то их, этих самых наемников, и проверят, если на той же заставе у кого из военных появятся какие подозрения…

Да, нагло мы действуем, нахрапом, но оттого пока у нас все и получается. Что-то нас ждет у той заставы?..

А у меня в голове все время вертелся разговор с Варин. Еще утром, собираясь в дорогу, я подошла к ней.

— Варин, извини меня. Там, в пещере… Кажется, я тебе нахамила.

— Да уж, сокровище ты наше… Ладно, забыли. Но раз ты сама подошла… Кисс, иди сюда! — позвала женщина. — И давай побыстрее, не копайся!

— В чем дело? — Кисс подошел к нам.

— Значит так: долго говорить времени нет, поэтому вы, сладкая парочка, внимательно слушайте меня и запоминайте одно: если нам невероятно повезет, и мы окажемся в Харнлонгре, то ни одному из вас не стоит радоваться раньше времени. Нам с вами в любом случае все равно придется вернуться в Нерг. Причем сразу же. Так что не рассчитывайте на отдых и покой. Как именно будем возвращаться — это решим позже.

— Кто будет возвращаться в Нерг? Только мы трое?

— Хотелось бы взять еще двоих-троих, но сейчас об этом говорить еще рано. Вам все ясно?

— Если честно, то почти ничего не ясно, но об остальном, как я понимаю, тебя спрашивать пока что не стоит?

— Правильно понимаете…

— Можешь не сомневаться — кивнула я головой, — можешь не сомневаться: мы все сделаем, что ты скажешь!

— Если бы ты, и верно, делала все, что тебе говорят…

Сейчас, глядя на бесконечную ленту дороги, я вновь вспоминала тот разговор. Значит, даже если нам удастся уйти в Харнлонгр, А какие в тех Варин собирается сразу же вернуться назад. Ну конечно же, мы не выполнили главное задание — освободить Мариду, и его, это самое задание нам никто не отменял…

А горы все ближе… Вернее, не горы, а стоящие отвесной стеной скалы. Наверное, вскоре мы окажемся в нужном месте, у той заставы, на границе Нерга и Харнлонгра…

Тем временем Гайлиндер придержал своего коня. Остановились и мы.

— Слушайте — раздался его голос. — Все помнят, что надо делать? Я, конечно, надеюсь на лучшее, но… И запомните: что бы с нами не произошло, но книги в любом случае надо доставить в Харнлонгр. Ну, вперед, и пусть нам помогут Пресветлые Небеса!

— А в моей деревушке говорят: наглость — второе счастье — подал голос Рыбак.

— Что ж, можно сказать и так — чуть улыбнулся Гайлиндер. — И учтите, что у нас с вами, кроме собственной наглости, нет ничего — ни сопроводительных бумаг, ни паролей… Понятно, что заставу с налету нам не взять, и оттого, кроме нашего плана, придется действовать еще и по обстановке…

Вновь бешенная гонка… Пройден почти весь путь до границе, но впереди осталось самое сложное. Мы подъезжали к тому месту в горах, где находилась застава в горах, через которую лежал путь в Харнлонгр.

Вечерело, и дорога, ведущая к заставе, была пустынна. Понятно, что в здешних местах к закату солнца все жители округи стараются оказаться как можно ближе к своему дому.

А вот и сама застава… Пара невысоких, но достаточно длинных домов, стоящих у шлагбаума, перегораживающего довольно широкую дорогу меж скал. Отчего-то мне вспомнился Переход — такие же отвесные скалы по обоим сторонам дороги, только вот эти скалы были куда ниже тех, что находились у Перехода. Да и сама дорога от шлагбаума до границы не была прямой, а уходила в сторону. Наверное, там есть несколько поворотов — не очень подходит для проезда широких телег… А ведь и верно сказал Гайлиндер: здесь можно долго держать оборону, место уж очень удобное…

Наше появление заметили, и из домиков показались люди. Стражники и таможенники… Не знаем, сколько еще человек находится за стенами домов, но у шлагбаума стоит десятка полтора человек. Почти столько же, сколько и нас.

Так, пятнадцать человек, усиленный наряд. Можно не сомневаться в том, что в случае опасности из домиков покажется вдвое больше людей. Глядя на наше приближение никто из них, понятно, не держит оружие наготове, но и особой любви на лицах тоже не заметно. Оно и понятно: наемники не пользуются особой симпатией — им и платят больше, и позволяется этой братии многое из того, что запрещено другим.

Интересно, нам дадут проехать? Вдруг случится невероятное, и удача по-прежнему будет с нами?

К сожалению, не получилось. Удача, и верно, не может длиться бесконечно…

Остановились возле опущенного шлагбаума. Увы, но через этот толстый брус, да еще и расположенный довольно высоко, наши усталые лошади вряд ли сумеют перескочить… Ну, может трое-четверо лошадей и попытаются взять с ходу это препятствие, а вот остальные точно откажутся прыгать…

— Стоять! Кто такие? — навстречу нам, подняв руку, шагнул стражник.

— Сами не видите? — в голосе Гайлиндера была смесь высокомерия и откровенной хамства. Не имею представления, как тут разговаривают с наемниками, и как они, в свою очередь, ведут себя с местными, но, думаю, Гайлиндер знает, как следует себя вести в этой ситуации. У него было время и возможность насмотреться на подобное… И еще: то, что командир отряда наемников говорил на языке Нерга с заметным акцентом — это нормальное явление, которое никого не могло удивить, или же вызвать подозрения. Все естественно: многие вояки из чужих стран не очень чисто говорят на местном языке.

— Куда направляетесь? — не стал обострять стражник.

— Я что, должен делать тебе полный доклад? Зови командира.

— Слушаю вас — из дома вышел пожилой мужчина. Судя по форме — офицер таможенной стражи. Все правильно — такие здесь и командуют.

— Нас прислали к вам для усиления…

— Не понял. Для чего?

— Вы что, не получали распоряжения?

— За последние несколько часов я получил их более чем достаточно. Которое из них вы имеете в виду?

— Нас прислали для укрепления перехода через границу. Наша задача — расположиться по обоим сторонам моста, и держать там возможную оборону до тех пор, пока нас не отзовут, или же мы не получим приказ на отход. Вы что, все еще насчет нас указания не получили? Непонятно! Нам сказали, что к моменту нашего прибытия на место голубь должен будет прилететь…

— Этого распоряжения мы пока что не получали. Позвольте ваши бумаги.

— Если бы они у нас были! — в голосе Гайлиндера появились недовольные нотки и нешуточная досада. — Наш отряд сдернули с марша и велели направляться в это самое место. Перед носом каждого из офицеров штабные крысы ткнули холеным пальчиком в точку на карте, и приказали мчаться на эту самую указанную точку изо всех сил. Времени, дескать, совсем нет на разговоры, сейчас особая ситуация… Потом, мол, разберетесь, и что к чему — про то вам на месте объяснят! А пока вы езжайте, ни о чем не беспокойтесь, мы же тем временем насчет вас почту голубиную отправим!.. И вот мы, как последние сволочи, едва не загнав по дороге коней, приперлись невесть куда, в эту жуткую дыру, и это вместо того, чтоб нормально провести вечер в кабаке… А что в итоге? Оказывается, нас тут никто не ждет, и, более того! никто и ничего не знает… Ну, и что нам теперь делать прикажете?

Офицер беззвучно ругнулся. Как видно, он поминал нужным словом тех, кто, по его мнению, направил сюда людей, не предупредив об этом никого из здешних офицеров.

— Пароль!

— Можно подумать, я его знаю! Повторяю: нам сказали — езжайте, и побыстрей, а мы предупредим людей на месте о вас, а заодно сообщим и о том, что какие-то бандиты вот-вот должны объявиться в здешних местах. Дескать, надо держать границу, а остальное — наша забота… Вот мы ее, эту заботу, и чувствуем! Можно подумать, никто из вас раньше уже не сталкивался с тем, что людей куда-то посылают, причем срочно, а их в тех местах никто не ждет, да и нужды особой в них не испытывает! Так сказать, ни сном, ни духом не ведают об их появлении! А потом выясняется, что какая-то штабная сволочь по рассеянности опять забыла отправить очередную бумажку…

— Я позову командира стражи. Возможно, ему кое-что известно…

Понятно. Здесь находится отряд таможенников и отряд стражи. Не думаю, что сейчас здесь очень много солдат, но и на то, что они все уехали в ближайший поселок хорошо провести вечерок — на это я бы тоже не рассчитывала.

— Зови — сухо сказал Гайлиндер. — Только поскорей, а то мы устали, как гончие собаки. Не, ну у меня нет слов! Нас заставили гнать сюда чуть ли не во весь опор, кого-то там ждать и ловить, хватать и не отпускать, а оказывается, мы тут и нафиг никому не нужны, и никто нас не ждет… — и тут Гайлиндер процедил сквозь зубы нечто настолько непристойное, что от услышанного стражники только покрутили головами.

Впрочем, начальника стражи тоже долго ждать не пришлось. Он уже шел к нам. Выслушав, холодно сказал:

— Простите, но насчет вас мне ничего не известно. Так что я не могу пропустить вас сюда…

— И не надо, и не пускай — оборвал его Гайлиндер. — Но позволь хотя бы с лошадей сойти. У меня на заднице за сегодняшний день появился с пяток новых мозолей от седла. Знать бы заранее, что мы тут окажемся нежданными и незваными — вот тогда б добирались до этой дыры не торопясь, да еще бы и пикник по дороге устроили…

Офицер с неприкрытой неприязнью посмотрел на нас. «Вот сволочи, причем сволочи наглые! Чтоб вас!..» — ясно читалось на его лице. А Гайлиндер тем временем продолжал:

— Может, хоть вы нам объясните, что такое творится? Наше начальство бегает так, будто у них в штанах термиты завелись!

— Но ведь вам хоть что-то должны были сказать перед тем, как отправить сюда?

— Хрен его знает, велено ловить каких-то идиотов, которые откуда-то смотались! А мы из-за того, что кто-то и где-то сполоротил, вынуждены тут стоять, и ваши разглагольствования слушать!.. Если вам на нас положить с пробором, то хоть лошадей пожалейте! Посмотрите на бедных животин — они ж чуть живы!

— Последний голубь прилетел час назад. У нас было сообщение о том, что сюда вскоре должен прибыть военный отряд, но о вас в том сообщении не было сказано ни слова — отчеканил офицер. — Так что простите, но до той поры, пока я не получу насчет вас точных указаний…

— Все верно. Нам тоже было сказано, что, кроме нас, сюда намерены отправить еще каких-то тяжелых на подъем вояк.

— Очевидно, вы хотели сказать, что сюда собирались направить солдат регулярной армии Нерга — в голосе офицера была заметна неприязнь.

А Гайлиндер молодец! Выстрелил, можно так выразиться, наугад, и попал в точку.

— …Так что, — продолжал офицер, — так что до той поры, пока насчет вас по голубиной почте не придут сведения, до того времени, будьте любезны, покиньте это место. Предлагаю вашему отряду временно остановиться вон там…

— Что?!

— Я понимаю ваши чувства, но и вы нас поймите: мы действуем четко по инструкции. При отсутствии у вас нужных бумаг и пароля…

— Все, слезайте! — рявкнул Гайлиндер, поворачиваясь к нам. — Хватит мозоли на причинном месте набивать, будем ждать на земле до той поры, пока этим… птички на лапках весточки не принесут!.. Спешиться всем, я сказал!

Как хорошо стоять на земле! Вот если бы еще эти ноги он усталости не подкашивались и не ныли… Но не стоит понапрасну отвлекаться на всякую чушь — надо как можно быстрее уходить отсюда. Оказывается, времени в запасе у нас совсем немного — офицер проговорился насчет того, что скоро сюда должно подойти подкрепление. Пока, судя по всему, о нас здесь не знают, а если им даже что-то известно, то далеко не точно. И в то же самое время нужно радоваться тому, что пока что здесь находится только обычный отряд при таможне. Ну, допускаю, что усиленный… Но вот если сюда подойдет отряд, или прилетит очередной голубь с донесением… Тогда наше везенье закончится раз и навсегда. В любом случае нам надо действовать так, как мы договаривались заранее.

— Вы отказываетесь подчиниться моему приказу? — теперь уже и офицер не счел нужным скрывать свои чувства.

— Не отказываюсь. Просто вы можете говорить, что вам заблагорассудится, а я слезаю с коня. Мои люди тоже: надо размять ноги… — и Гайлиндер спрыгнул с лошади, а за ним последовали и те, кто еще сидел верхом.

— Я считаю нужным, чтоб вы дожидались сообщения не здесь, а в отдалении. Скажем, у тех…

— Ага, мы, значит, на солнце должны жариться, пока вы тут в тенечке прохлаждаетесь? — Гайлиндер нагло ухмыльнулся. — Ничего глупее придумать не могли?

— Я приказываю вам немедленно отъехать отсюда!

— Езжай сам, куда нам велишь отбыть, или своих посылай туда же… Мы не виноваты, что вам насчет нас из штаба все еще ничего не сообщили! Развели у себя в штабе столько ленивой сволочи, что не знаете, как от нее избавиться…

Гайлиндер откровенно нарывался на неприятности. Вон, оба офицера стали темнеть лицом. Оно и понятно: какой-то хам едва ли не унижает как их, так и других офицеров в присутствии подчиненных… Понятно, что они о нас думают: наемники, чтоб вас!.. Самих бы послать, как надо и куда положено, но не устраивать же свару на виду у солдат!

Ну, теперь наша очередь. Я просмотрела стоящих у шлагбаума людей. Радует уже то, что рядом нет колдуна, который всегда бывает при таможне, хотя он должен быть где-то поблизости…

Посмотрим на солдат… Вон тот стражник очень хорошо стреляет, и еще один весьма опасен. Хороший боец — не мастер меча, конечно, но в воинском искусстве далеко не последний. Вот еще парочка умелых воинов…Так, значит первыми выведем из игры именно этих четверых солдат…

Чуть заметно кивнула Варин, и та в ответ чуть поправила свои волосы. Начинаем, как и было предусмотрено. Однако пока что многих охранников не стоит задействовать, а не то все будет выглядеть довольно подозрительно…

Ко мне вразвалку подошли двое стражей, тех самых умелых солдат, которых я рассчитывала нейтрализовать первыми, и еще двое направились к Варин.

— Эй, красотка, а что ты делаешь здесь? — осклабился один, а второй без разговоров хотел шлепнуть меня по заднице. Покосилась в сторону Варин: порядок, там мужики тоже лапы распустили…

— Тебя, тетя, я бы тоже еще мог пригласить осмотреть запасы сена в амбаре! — под смешок товарища заявил Варин один из стражников. — Дело весьма интересное…

Пожалуй, этого хватит. Зря, что-ли, я их к себе и Варин подзывала? Короткий удар ребром ладони по переносице одного, пинок в коленную чашечку другому… Ничего страшного, нос мужику я не сломала, а что кровь носом хлынула, и боль такая, что ничего не видно, и в голове звон — так это дело ты перетерпишь. И второму ногу я не сломала, так, просто усилила боль от полученного удара во много раз. Погодите, скоро все пройдет, но вот в ближайшее время вояки из вас обоих будут никакие. Что и требовалось доказать. Тем временем Варин так же лихо расправилась с теми, кто пытался приставать к ней… Хорошо, четыре человека на время выведены из игры. Врагов стало хоть на немного, но меньше…

Тут, увидев подобное непотребство, возмущенно загалдели наши парни, и кто-то из них возмущенно двинул по шее еще одному из стражников, потом один из таможенников сам схватился за оружие…

Образовалась небольшая свалка, которая выглядела со стороны как драка наглых наемников со стражей. Что ж, подобные свары отнюдь не были в Нерге чем-то необычным, скорее, полностью вписывались в существующие здесь правила. Отношения наемников и стражников нельзя назвать откровенно враждебными, но и дружескими их тоже никак не назовешь. Что же касается частых драк между ними… Ну, здесь главное, чтоб дело не дошло до смерти или до серьезного увечья.

— Вы все что, с ума посходили? — закричал командир стражников, перекрывая шум браки. — Или под арест захотели?

— Ладно, парни, останавливайтесь — раздался голос Гайлиндера. — Но и вы, стражники, своих отзовите…

Разошлись по сторонам, недовольные, злые, а трое таможенников еле уползли. Вон, с земли встать не могут! Я а по себя отметила: так, еще трое отпали. Если честно, то их раны совсем не опасны — это я вновь постаралась усилить у них болевые ощущения. Одному по почкам попало, второй рук поднять не может, а у третьего перед глазами одни лишь разноцветные круги расползаются — и кроме них парень ничего не видит… Ну, это все ерунда, любой колдун только глянет — сразу же поймет, в чем дело, в момент снимет наведенное. Ну, а если колдуна рядом не окажется — тоже не беда: и получаса не пройдет, как у них все наладится…

Но, главное, пока шла схватка и слышалась ругань офицеров, Рыбак поднял шлагбаум, открывающий путь к переходу через границу. Таможенников, попытавшихся было возмутиться подобным самоуправством, здоровяк Оран одним ударом отправил на землю — полежите, мол, отдохните и ума наберитесь…

— Вы чего, всю дорогу серый порошок нюхали? — офицер стражи уже еле сдерживался. — Надо же, достали где-то эту дрянь! Бешеные…

— Это вы правила забыли: наемников трогать нельзя!

— Наемники… Скажите, беда какая — баб за задницу тронули!

— Тут нет баб!

— Оно и заметно…

— Значит, так! — Гайлиндер говорил зло и отрывочно — Значит, так: плевать я хотел на все ваши запреты или разрешения. Я и мои люди — мы провели полдня в седле, устали, и ошиваться на солнцепеке ради того, чтоб дождаться прилета очередной полуобщипанной птички с приказом никто из нас не собирается. Может, ее по дороге ястреб сожрал, или орел зацапал — всякое бывает… Не хотите нас впускать — ваше дело. Я и мои люди — мы все направляемся туда, куда нам и было приказано идти. Если же кому из вас подобное не нравится, то лично мне до этого вашего недовольства нет никакого дела! Можете хоть сейчас на нас докладную писать, души чернильные…

— За последнее время вы, наемники, обнаглели до бесконечности!

— Ну, вам со стороны видней.

— Вы позорите имя армии Нерга! Люди, подобные вам…

— Это вы на нашем горбу живете, да еще и недовольство проявляете! Это мы за вас свою кровь проливаем, а вы только пальцы гнете! Вечно рожи кривите, глядя на нас…

— Я могу пообещать лишь одно: никому из вас подобное так просто с рук не сойдет!

— Ха! Напугал!

— Я приказываю вам снова сесть на коней и убраться отсюда!

— Все, пошли… — обернулся к нам Гайлиндер. — Все по коням! Если тут не желают, чтоб мы стояли на земле, то мы посидим в седле. Для нас это даже привычней… Едем туда, где командование нам велело занять позицию! Ну, чего стоите, рты раззявили и глаза вытаращили? Можно подумать, бордель узрели под носом! Все по коням, я сказал!

— А под трибунал не боитесь пойти?

Скривившись, Гайлиндер обстоятельно объяснил стражнику, что он думает о трибунале, о тупых стражниках, и о том, что он позже сделает с теми гладкими штабными сволочами, что послали нас сюда, в эту забытую всеми Богами дыру… Затем он тронул своего коня, и мы последовали за ним.

— Я сказал — стоять! — офицер стражников вновь встал на нашем пути. Упорный парень…

— Слышь, мужик, давай не будем обострять при подчиненных… — негромко и без грубости сказал Гайлиндер.

— Нет — покачал головой офицер. — Вы все — немедленно назад…

Я не успела даже мигнуть, как возле офицера стражников оказался Трей. Еще мгновение — и к горлу командира был приставлен клинок. Чуть скосила в сторону глаза — Рыбак точно так же держал стилет у шеи командира отряда таможенников.

— Ну, — Гайлиндер вновь заговорил хамским голосом, не обращая внимания на схватившихся за оружие стражников и таможенников — ну, можем мы, наконец, проследовать туда, куда нам и было приказано идти? Лично мне эта болтовня уже надоела до озверения! И в глотке у меня давно пересохло, как в пустынном колодце… Парни, да отпустите же господ офицеров! Они все поняли правильно…

Пауза… Стражники стояли напротив нас с вытащенным оружием, и не знали, как поступить. О грубости и жестокости наемников все были не только наслышаны, но и своими глазами не раз наяву видели печальные последствия деяний неуемных в гневе иноземцев. Конечно, сейчас эти люди подняли оружие на их командиров, что совершенно недопустимо, но пока что дальше этого дело не пошло. Наемники — эти грубые солдафоны, пока что могут сдерживать себя, а скажи им хоть слово поперек, начни возражать — и еще неизвестно, чем закончится дело… Конечно, у каждого из солдат просто-таки чешутся руки набить наглые морды этим наемникам, но неизвестно, кто в конечном итоге окажется виноватым и на кого потом посыплются все шишки…

Тем временем Гайлиндер направил своего коня через поднятый шлагбаум, мы послушно последовали за ним под недовольными взглядами окружающих.

— Кто вам дал право… — все никак не мог придти в себя офицер стражи после публичного унижения на глазах у подчиненных.

— Спроси у тех, кто нас нанял… — буркнул Гайлиндер. — Ты лучше скажи, где нам у реки спешиться?

Ни один из офицеров ему не ответил, а их подчиненные смотрели на нас таким взглядом, что было понятно: каждому из них на ум приходит веревка с петлей на конце, которая медленно, но верно затягивается на наших шеях… Н-да, уважаемые стражи, я понимаю ваши чувства, но иначе нам никак нельзя… Хорошо хотя бы то, что эти люди пока что не кидались на нас, но, тем не менее, и отпускать нас не хотели. Во всяком случае, вслед за нами двинулись почти все…

Еще я думала о том, что Варин все рассчитала правильно: пройти к переходу через границу, не зная пароля и не имея приказа на руках, можно было лишь с наскоку, и при помощи хамского и наглого поведения, которое может ошарашить настоящих солдат. Она вспомнила Визгуна, и то, как он на какое-то время сумел внести разброд в наш отряд, хотя мы, кажется, и без того ожидали нападения. Почему бы не повторить поступок мальчишки? Правда, это будет сделано в сильно измененном виде… Ну, а наемники давно навязли в зубах у всех, и такие вот хамы-командиры, необразованные и невоспитанные, но с великим самомнением, и при том сумевшие пролезть из грязи в князи — такие среди тех солдат удачи встречались нередко… К тому же (и это было ни для кого не секретом), что очень многих из тех, кто становился под знамена Нерга, на родине разыскивали по весьма тяжелым уголовным статьям…

Сколько нам еще идти до самой границы? Вроде совсем немного, но вот как до нее добраться?! Это небольшое расстояние надо еще суметь пройти… И молчать нельзя, надо постоянно отвлекать офицеров… Понимая это, Гайлиндер снова повернулся к командиру стражников:

— Эй, где тут можно будет наших коней оставить? И вообще — отдохнуть…

В ответ командир лишь мотнул головой назад, в сторону домов.

— На гауптвахте — там для вас самое место. И отдохнете, и развлечетесь… Или же идите назад, туда, откуда пришли…

— Разбежались… — пробурчал Гайлиндер. — А, хрен с вами: не хотите, чтоб мы тут находились — и не надо! Слышь, мужик, мне твои вопли надоели. Нам было приказано занять позицию у реки, по обе стороны моста — вот мы ее, эту задачу, и выполняем. Скажите, где находится этот долбанный мост, возле которого нам надо держать оборону в случае чего — и валите по своим делам! Мы тут сами…

— Или вы сейчас же уберетесь отсюда, или…

— Или что? — голос Гайлиндера снова стал на редкость наглым.

Все это время мы не переставая, ехали на своих лошадях, пусть даже не быстро, а всего лишь шагом… Вот мы свернули через один поворот, впереди виден еще один… Скорей бы добраться до реки, по которой и проходит заветная граница! Пусть эта река и не очень широка и совсем не глубока, но зато там очень быстрое течение, да и дно — сплошь камни и валуны. Так что просто через ту реку не перебраться — снесет, да и лошадь ноги себе переломает… А там, на той стороне, Харнлонгр, в который нам надо обязательно попасть… Вот именно через ту самую быструю речку и перекинут мост, соединяющий эти две страны — Нерг и Харнлонгр. Нам бы еще немного пройти в относительной безопасности…

А тем временем офицер свирепел все больше и больше, и, честно говоря, я его понимала, и даже сочувствовала в глубине души.

— Требую остановиться именем Нерга! — парень, по-моему, уже дошел до крайности.

— А иначе?

— А иначе я вас остановлю тем или иным способом, пусть даже под трибунал придется идти уже мне! Но и ты, и все твое драное войско больше никуда не двинется!

— Ну, если тебе так приспичило изображать из себя примерного служаку… Что, на повышение метишь? Понимаю, надоело сидеть в этой дыре, да подвывать с тоски…

У бедного офицера на скулах вздулись желваки. Да, надо признать, Гайлиндер неплохо изображал из себя настоящего хама. А мы, меж тем, прошли уже второй поворот… За ним идет прямая дорога до следующего поворота меж отвесных скал, а уж после него должна показаться река… Скорей бы!

Хм, а ведь здесь все не так просто! Вон, сверху, по кромке тех невысоких скал, что тянутся вдоль этой самой дороги, тоже находятся стражники. Конечно, они там не стоят цепочкой, а располагаются на довольно большом расстоянии друг от друга, в так называемых «орлиных гнездах», где есть запасы воды, пищи и стрел… Если им будет дан приказ, то сверху на нас обрушится настоящий дождь из стрел: вон, у каждого из тех, кто находится в этих «орлиных гнездах», имеется большой изогнутый лук, а то, что каждый из них мастер стрелять — в этом можно не сомневаться. Пусть у тех, кто идет вслед за нами, луков при себе нет, но зато у них имеются мечи и у каждого в душе уже успело накопиться немалое зло на наглых наемников, да и сверху нам грозит нешуточная опасность. К тому же, если будет объявлена тревога, то из этих самых «орлиных гнезд» будут сброшены веревки, по которым на помощь своим спустятся солдаты, хорошо владеющие оружием… Надо признать: оборона здесь продумана на совесть.

Только бы ничего не случилось, а иначе придется пробиваться с боем… Ладно, насчет этой возможности мы тоже заранее договорились — каждый из нас ждет только условного сигнала. Еще бы пройти немного, хотя бы до того углубления в скале! А там…

И в этот момент я поняла: что-то произошло… Вернее, вскоре должно произойти: к заставе подходит тот самый военный отряд, о котором говорил стражник, причем отряд мчится во весь опор, совсем как мы, когда еще совсем недавно едва ли не летели сюда… И тот отряд совсем немалый. Во всяком случае, с сотней хорошо вооруженных воинов нам точно не справиться.

Впрочем, если бы тот отряд был один!.. С другой стороны, по нашим следам, тоже шел отряд преследователей. Между прочим, хорошо идут, точно… Выследили, все же! И меньше, чем через полчаса, тоже будут здесь… Что ж, этого следовало ожидать. Чувствую — в том отряде не только наемники, но имеется и несколько колдунов… Все, больше тянуть нет смысла.

Тут я истошно раскашлялась — это и был тот самый сигнал, что у нас почти не осталось времени, и надо идти на крайние меры. Гайлиндер поднял руку:

— Все, все… Ладно, уговорил, возвращаемся… Скажи своим — пусть дадут нам дорогу, а не то твои вояки столпились, как стадо баранов, не проехать…

Офицер махнул рукой, и народ позади нас начал расходится, ожидая, что мы сейчас развернем коней и направимся назад. Вместо этого наши кони рванулись вперед… Простите, наши милые лошади, но сейчас мы безо всякой жалости даем вам шпоры в бока, и безжалостно нахлестываем. Успеть, успеть…

Секундное замешательство сзади, и еще через пару мгновений на нас сверху ударили стрелы. Пусть их было не очень много, но, тем не менее, если бы я до того времени не успела поставить над нами защитный полог, то всем пришлось бы невесело. Стрелки были меткие, и стреляли умело, причем целили не в лошадей, а во всадников. Домчаться бы до того поворота, а там уже рукой подать до реки…

И тут грохнул взрыв. Это что еще такое? В ту же секунду перед моими глазами события понеслись, как в калейдоскопе. Испугано заржали кони, встав на дыбы… Одна из лошадей метнулась в сторону реки, за ней последовали другие… Некоторые из едущих стали клониться в седлах, кто-то стал сползать на землю… На счастье, ни убитых, ни раненых на земле не было, хотя там бились лишь две раненые лошади. Как видно, тех, кто падал, подхватывали товарищи, и лошадь несла уже двоих. Пресветлые Небеса, помогите нам уйти отсюда живыми!

Однако мне непонятно: что произошло, в чем дело? Я же защитный полог поставила, а он просто-таки разлетелся на осколки! Ладно, поставим новый! О, как раз успела, вот и стрелы в стороны отходят… Надо признать, что наверху, в тех самых «орлиных гнездах», сидят умелые стрелки. Но почему от взрыва разлетелся полог?..

— Гоните! — голос Гайлиндера обрел силу. — Раненых подбирать, никого не оставлять!.. И не задерживаться!..

Мы с Киссом мчались одними из последних. Я видела, как некоторые из наших парней придерживают сползающих с лошадей товарищей, не давая им упасть на землю. А раненых у нас хватает… Что ж там такое взорвалось? Вот и поворот, свернули за него… Показалась река, а вон и мост, но до него еще надо добраться, а это саженей пятьдесят, не меньше…

В нашем маленькой группе беглецов Кисс шел предпоследним, как раз за мной, а замыкал наш отряд Рябина. Полог пока держится… Кисс наклонился ко мне, что-то прокричал, и в этот момент прогремел еще один взрыв, неподалеку от нас, а точнее — за нашими спинами. Чуть ли не весь удар приняла на себя вставшая на дыбы лошадь Рябины, но и ему досталось полной мерой… Окровавленная лошадь должна была понести, и вскоре рухнуть, но Кисс удержал ее железной хваткой, невероятным усилием перекинул сползающего на землю Рябину к себе на седло, и мы вновь кинулись вслед за нашими. Идем последними…

Вновь поставила защитный полог… Да что такое, почему он постоянно разлетается? И что это за взрывы такие? Вслед нам сыпались стрелы, но это ерунда… Впрочем, это еще как сказать — вон, кого-то из наших все же зацепило, но они терпят, хотя у нескольких людей оперение торчит из тела…

Вот и берег реки, мост, соединяющий две наши страны. Там, у въезда на мост, стоит шлагбаум, только вот в отличие от того крепкого бруса, стоящего у заставы, этот был сделан из обычной доски, пусть и очень длиной. Сейчас этот шлагбаум опущен, и перекрывает вход на мост. Лошадь Степняка, шедшая впереди всех, налетев на эту преграду, проломила ее своей крепкой грудью. Пробежав еще несколько шагов, лошадь сбилась на шаг — похоже, у бедного животного что-то сломано… Но Степняк не растерялся: на ходу выскочив из седла, он прыгнул на лошадь проезжавшего мимо Лесовика… Ловко! Или это Гайлиндер так умело раньше тренировал своих солдат, или же Степняк сам обучился такому трюку в родных степях…

И еще по обоим сторонам у входа на мост стоят стражники, и постоянно посылают стрелы в сторону пролетающих мимо них всадников. Правда, вначале эти люди стояли и у входа на мост, перегораживая нам дорогу, но, увидев, что никто из мчащихся на них всадников не собирается останавливаться, успели отскочить в сторону едва ли не в самый последний момент, чуть ли не из-под лошадиных копыт. Вон, несколько из тех стражников и копья кидают в нашу сторону… Да, если бы не полог, то все бы мы остались тут, никуда б не ушли…

А на той стороне моста, там, где начинается Харнлонгр, стоит военный лагерь, и сейчас находящиеся там солдаты высыпали из палаток, смотрят на противоположный берег. Понятно: даже в беспокойном Нерге далеко не каждый день на заставе гремят взрывы и оттуда с боем прорываются люди…

Вон, некоторые из наших парней гонят уже чуть ли не на середине моста! Еще бы совсем немного, еще чуть-чуть… И мы с Киссом были уже неподалеку от въезда на мост…

Внезапно стражники, стоявшие там, кинулись врассыпную, а некоторые просто упали на землю, прикрыв руками голову. Осталось стоять лишь двое солдат, у каждого из которых в руках были большие шары, чуть мерцающие в свете заходящего солнца. Так вот в чем дело! Понятно, откуда эти взрывы, сметающие защитный полог… Это сумеречные шары из Кхитая…

Солдаты эти шары называют проще — кхитайские военные шары, но суть от этого не меняется. Оружие большой разрушительной силы, от которого лучше держаться подальше. Беда в том, что еще при изготовлении этих шаров в них закладывается магия, точнее — магия взрыва, увеличивающая убойную силу, и оттого-то эти шары вдвойне опасны. Дело не только в том, что при взрыве такого шара гибнут люди, но и еще и в том, что сразу же разрывается любой защитный полог, будь он даже поставлен лучшим колдуном конклава. Ясно, отчего постоянно рушится поставленная мной защита! Ну никак не думала, что здесь, на отдаленной горной заставе, можно встретить эти дорогостоящие творения кхитайских умельцев! Мало того, что эти шары очень дороги, и оттого имеются далеко не везде, но с ними и обращаться следует крайне осторожно… Во всяком случае, зеленых новобранцев и близко не подпускали к подобным вещам! А тут…

Внешность солдат, держащих эти самые шары… Невысокие люди с раскосыми глазами… Ну, теперь все стало понятно! Конечно же, в основном с этими шарами управляются специально обученные солдаты из Кхитая, а остальные солдаты не сказать, что опасаются, но сторонятся этих непонятных и опасных игрушек. Уметь пользоваться сумеречными шарами — дело далеко непростое, и весьма опасное. Ведь чуть что не так — и на воздух может взлететь очень многое, в том числе и те, кому «посчастливилось» оказаться рядом в момент взрыва. Эти самые сумеречные шары не часто применяют даже в бою. Чаще с ними пробираются в тыл противника, чтоб внести там хаос и разрушение, или же шарами пользуются в таких случаях, как наш…

Хотя если учесть, насколько важна эта застава, и что она единственная в округе… Нам еще повезло, что ранее в нас бросали куда более слабые по силе шары, чем те, что сейчас находятся в руках этих солдат — как видно, все же рассчитывали взять живыми, да и за своих солдат опасались… К тому же, если там, меж скал, бросить такой шар, какой сейчас находится в руках кхитайцев, то не исключен и обвал… Однако, раз я (да и никто из наших) не видели этих шаров ни у кого из солдат на заставе, значит, они, в основном, находятся в этих самых «орлиных гнездах», и их не бросали, а скидывали оттуда. Не зря, видно, офицер стражников пообещал, что сумеет остановить нас…

Все это пронеслось у меня в голове почти мгновенно. Между прочим, от тех шаров, что сейчас находятся в руках солдат, нас может разнести в мелкие клочки! Беда в том, что после того, как из шара выдергивается запал, в течение (самое большее) минуты, это шар надо бросить, причем как можно дальше, и быстро прятаться самому, иначе и сам взорвешься вместе с шаром. Конечно, сумеречные шары бывают самые разные — как по мощности, так и по всевозможным грозным начинкам, заложенным в них (а уж закладывают в них при изготовлении все, что только мастеру заблагорассудится — шрапнель, ртуть или чего иное, не менее неприятное при взрыве)…

А вот те шары, что сейчас держали в своих руках стражники — эти самые опасные: с усиленной магией взрыва. Тут есть еще одно: кто взял в руки такой шар и вытащил запал — все, назад этот самый запал уже не вставишь, так что остается лишь один выход: бросать шар как можно дальше и прятаться как можно быстрей…

В этих шарах есть еще одна тонкость: сразу после того, как вытащен запал, шар бросать не следует. Взрыв, конечно, произойдет, только вот будет он, так сказать, не в полную силу. Чтоб взрыв был по-настоящему мощный, шар с вытащенным запалом надо подержать в ладонях секунд тридцать-сорок, и лишь потом бросать — вот тогда сила взрыва многократно увеличивается. Как видно, те, первые шары, что сбросили на нас, кидали сразу же после того, как из них выдернули запал. Оно и понятно — не было времени ждать, когда шар придет в полную силу… А вот те мужчины, что стоят сейчас у моста — эти успели подготовиться, и в руках у них находятся сумеречные шары такой мощности, что даже смотреть страшно! Если оба этих шара сейчас бросят, то нас всех сейчас должно разорвать даже не на куски — на клочки…

Как могла, попридержала мужчин с шарами, вернее — наслала на них столбняк, пусть задержаться с броском хотя бы на десяток-другой мгновений… К сожалению, у меня не получилось то, на что я изначально рассчитывала — слишком торопилась, да и мужики были не из простых, сами знали кое-что из магии, пусть даже ими были изучены лишь самые верхушки… Ну, других для работы с шарами и не держат. Уже пролетая мимо них на коне, я поняла — солдаты сейчас бросят эти шары нам вслед…

И в этот момент в воздухе пронесся рой серебряных звездочек — это Трей, обернувшись, послал в кхитайцев свои сюрикены. Краем глаза успела заметить, что оба кхитайца, выронив шары, медленно оседают на землю, причем у каждого во лбу торчало по паре звездочек, а остальные блестели в их предплечьях и руках… Ну, Трей, ну, мастер, ну, слов нет — так точно послать звездочки с мчащегося коня, да еще и полуобернувшись!.. Молодец!

Мы не успели домчаться и до середины моста, как сзади что-то страшно грохнуло — это сработали выпавшие из рук кхитайцев мерцающие шары. Такое впечатление, что рухнула скала, и вдавила в землю все, что находилось вокруг. Крепкий мост под копытами лошадей зашатался, во все стороны полетели бревна… Неподалеку от нас упало в воду нечто тяжелое…Кажется, это с берега прилетел огромный валун… По деревянным доскам моста дробно застучали деревянные обломки и куски камня…

Оглянулась назад… Кисс одной рукой держался за повод коня, а другой придерживал сползающего с его коня Рябину. Бедный мужик, кажется, без сознания… Я и отсюда вижу, что Рябине здорово попало, и, если бы не Кисс, солдат давно бы лежал на земле. Или под копытами чьей-то перепуганной лошади…

Но вот что творится на мосту, вернее, в том месте, где мы были всего лишь несколько мгновений назад!.. Страшно смотреть! Хотя я сказала неправильно: моста в том месте не было. Взрывом начисто смело чуть ли не его половину. До середины реки из воды торчали обломки опор, и в воде крутилось сплошное месиво из мелкой щепы и разбитых досок… Дальше зрелище было немногим лучше: расщепленные доски, едва держащиеся на подрагивающих опорах — вот и все, что осталось от недавно крепкого и основательно сделанного моста. По всему видно: те мерцающие шары, что были в руках у солдат, относились к разряду наиболее мощных… Во всяком случае, на том берегу все было не просто разбито, а разворочено взрывом. Не знаю, что будет завтра, но сегодня с одного берега реки до другого точно не добраться. Да и возни с восстановлением моста хватит, пожалуй, не на одну седмицу! Не скажу за других, но мне страшно даже предположить, что было бы со всеми нами, если б Трей не вывел из игры тех двоих солдат…

Мост в заходящих лучах солнца выглядел просто ужасно, но сейчас нам было не до того, чтоб рассматривать то, что мы оставили позади себя. Надо как можно быстрей домчаться до другого берега.

Когда же мы ступили на вожделенный берег, то вновь услышали позади шум и грохот. Все, кто мог, глянулись назад. Оказывается, рухнул еще один проем моста… Если честно, то я такого не хотела — все же многовато шума получилось при нашем прорыве… Но, если вдуматься, то так даже лучше: сейчас за нами никто не броситься в погоню. Вырвались! Но все ли?..

Соскочила с коня, кинулась к нашим… Кто мог — те уже слезли с коней, остальные лежали на земле… Раз, два, три, восемь, одиннадцать…со мной четырнадцать… Все здесь! Спасибо вам, Пресветлые Небеса, я ваша вечная должница! Но все ли живы? Вон, некоторые лежат без движения…

— Оран, что с ними?

— Смотрю… — крякнул здоровяк, у которого, кажется, была повреждена нога. Точно, прихрамывает наш лекарь, да и на его одежде расплывается красное пятно…

— Вы кто такие? И что здесь происходит? — раздался над нами резкий голос. — Может, поясните, что произошло на том берегу реки, и по какой причине только что был разрушен мост?

Оказывается, мы стояли в кольце солдат, одетых в форму армии Харнлонгра, многие из которых держали оружие наизготовку. Тут же было несколько офицеров, смотревших на нас без особой любви, хотя вопросов у них, судя по выражению их лиц, было немало. Ну, а тот офицер, что заговорил с нами, судя по всему, среди присутствующих был старшим по званию.

В первый момент я даже растерялась: они что, не понимают, что мы едва спаслись? но тут же поняла — все так и должно быть, нечего удивляться. Понятно, о чем могут подумать люди, услышавшие на той стороне границы, в соседней стране звуки боя, затем увидев несущихся по мосту людей… Вдобавок ко всему, прямо на глазах потрясенных солдат, был взорван мост…

Те, кто несет здесь нелегкую службу, думается, сумели насмотреться всякого и на всяких, в том числе и самых разных провокаций. А мы, те, кто сейчас находятся перед солдатами, еще и одеты в форму наемников! Тут каждому из солдат поневоле придет в голову одно-единственное предположение: уж не банда ли это головорезов, набедокурившая в Нерге, и сейчас со всех ног удирающая от заслуженного наказания за совершенные ими жуткие преступления… Наверное, за время своей службы в этих местах солдаты уже сталкивались с подобными проблемами.

— Да, разумеется… — Гайлиндер с трудом встал с земли, и сдернул с головы платок наемника, обнажив обритую голову с чуть заметным крохотным ежиком седых волос. Правая рука висит плетью, да и одежда залита кровью. — Разрешите представиться: Гайлиндер, князь Дебирте, командир седьмого конного отряда гвардии Славии, отряд которого был почти полностью уничтожен в приграничном конфликте более шести лет тому назад. С остатками своего отряда пытались… — и тут Гайлиндер осел на землю. Потерял сознание…

— Позвольте продолжить мне, раз князь не может говорить — это уже Наследник. Тоже едва держится на ногах, блестит бритой головой, и его одежда тоже мокрая от крови. Э, да у парня в спине наберется целая горсть осколков, но, что самое удивительное — ни один из них не задел жизненно важных органов! Замечательно! И все эти осколки вполне можно достать даже в условиях полевого госпиталя! Правда, половина левого уха напрочь отсечена, и кровь оттуда льет без остановки… Но голос парня, и его манера держаться приобрели нечто такое, что заставило меня вспомнить Дана с его манерами настоящего аристократа. — Я — Миртстран Аселрен Тран, наследный принц Эшира. Тоже бегу из плена, куда попал несколько лет назад. Простите, но, к сожалению, тихо перейти границу у нас не поучилось. Увы, вышло… несколько шумновато. Признаю, в этом есть значительная часть нашей вины, но…

— Ну, шумновато — это мягко сказано — голосе офицера послышалось ехидство. — И потом, что-то многовато титулованных особ внезапно свалилось на землю Харнлонгра, вы не находите? Да еще и с таким шумом… Остальные из вашей милой компании — что, тоже принцы крови? Все, как один? Это сколько же благородных людей разом осчастливило нашу страну своим прибытием!.. А может, скажете правду, кто вы такие и за какие проделки вашу разношерстную компанию в Нерге отлавливали с боем?

— Погодите… — это Варин, с трудом приподнявшись на локте, протянула офицеру небольшой лоскуток плотной серой материи с вытесненным на ней гербом. И откуда она его только достала? А, впрочем, вижу: мундир наемников разорван, и из потайного кармашка своей одежды она и вытащила этот кусочек ткани. — Вот, взгляните… Операция тайной стражи…

Лоскуток ткани произвел на офицеров удивительное впечатление. С их лиц разом исчезли язвительные ухмылки. Еще раз посмотрев на лоскуток, офицеры уже вопросительно глянули на женщину. А когда старший по званию наклонился к Варин, и она что-то негромко сказала ему, то отношение к нам изменилось, как по-волшебству.

Раненых сразу же понесли в палатку, где находился лазарет и где был врач. Туда же, опираясь на плечи солдат, заковыляли и те, кто мог передвигаться самостоятельно. Да, надо признать — мерцающие шары сделали свое дело… Почти все из наших людей были иссечены осколками камня и нашпигованы кусочками металла. Неизвестно каким чудом почти без ранений оказались всего трое — Трей, Кисс и я. Остальные были исхлестаны осколками, у многих торчали стрелы, да и ожогов на людях хватало…

Хуже всех обстояли дела у двух солдат Гайлиндера — у Рыбака и Рябины. Первым меня удивил Рыбак. Когда я стала осматривать его раны, он схватил меня за руку и проговорил что-то вроде того: «… передайте командиру, что я выполнил задание…». Тут-то я и поняла, что Гайлиндер дал этим двоим задание: в случае опасности прикрывать женщин, то есть меня и Варин. Теперь я поняла, отчего Рябина постоянно держался позади меня — выполняя приказ командира, постоянно прикрывал меня сзади, оттого и получил в спину целый сноп осколков. То же самое было и с Рыбаком, только Варин, в отличие от меня, все же была всерьез задета…

Заветные сумки с манускриптами… По счастью, с ними ничего не случилось. Трей благополучно довез их, и сейчас Казначей, словно барбос на страже, едва ли не лежал на этих старых сумках. Не сдвинешь… Наш брюзга тоже был ранен, не мог передвигаться, но, кажется, ему до этого не было никакого дела. Оказавшись в палатке, он первым делом полез в сумки убедиться, что с его бесценными расписками ничего не случилось. После того, как его въедливая душенька успокоилась, Казначей со счастливой улыбкой закрыл сумки и прижал их к себе. Отчего-то мне кажется, что сейчас легче выдрать из пасти голодной собаки кусок мяса, чем у Казначея эти самые потрепанные сумки.

Пока мы с лекарем осматривали раненых, в палатку заглянул тот самый офицер, старший по званию.

— Собирайтесь. Скоро будут готовы телеги для раненых.

— Что? — повернулся к офицеру Трей.

— Сейчас мы отправим вас в столицу под усиленной охраной. Должен сказать: насчет вас у нас имеются самые строгие указания.

— То есть?

— Мы должны доставить вас в столицу со всеми возможными мерами предосторожности и под усиленной охраной. Надо поторапливаться, не терять ни минуты, иначе с противоположного берега реки… Ну, вы понимаете, какие действия могут быть приняты той стороной. Как бы к нам сюда погоня за вами не нагрянула… Кстати, это возможно?

— Вполне.

— Тогда я сейчас же приму все возможные меры для вашей скорейшей отправки и для того, чтоб у вас была соответствующая охрана.

— Разумеется. Можно узнать, от кого именно был приказ?

— Официально — от главы тайной стражи Харнлонгра, а на самом деле — от короля. Ведь не просто так нам было сказано, что о вашем появлении, кроме главы тайной стражи, следует уведомить и графа Эрмидоре, а он, как известно, доверенное лицо короля. Для сведения: я послал голубиную почту с сообщением о вашем прибытии обоим.

— Вот даже как…

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете полное право не отвечать на мой вопрос, но, тем не менее, как старший по званию среди находящихся здесь офицеров, мне хотелось бы знать, что приключилось на том берегу реки, и, кроме того, я должен иметь представление о том, как мне следует вести себя дальше. Кроме того, мне кажется, надо усилить охрану нашего лагеря.

— Не помешает.

— Да уж… — помотал головой офицер. — Надо же, сколько разрушений… Теперь все это восстанавливать надо… А главное, надо каким-то образом объясняться с той стороной. Они, без сомнения, потребуют вашей выдачи. Так что чем быстрей вы уедете, тем будет лучше. С того берега мне уже передают световыми сигналами: от них, мол, на наш берег пробилась банда головорезов, грабителей и убийц. Просят вас всех немедленно арестовать и передать в Нерг, где вы будете преданы суду за совершенные вами жуткие преступления… Наверное, с утра пораньше к нам заявятся с заявлением о том, что мы укрываем у себя каких-то бандитов… Ну, с этими разговорами я разберусь сам. Главное — чтоб вас в это время здесь и близко не было!

— Не будет…

— Очень надеюсь на это. А не то, боюсь, нагрянут сегодняшней ночью гости с того берега по ваши души… Кстати, это вполне возможно.

— Подойдите поближе… — едва ли не прошептала Варин.

Офицер наклонился к Варин, она ему что-то негромко говорит… Офицеру, кстати, можно доверять. Честолюбив, правда, сверх меры, но сейчас для нас подобное только на пользу: сделает все, чтоб его только отметили при дворе.

Варин… Сильная женщина. А ведь у нее несколько переломов, сотрясение мозга, да и ран тоже хватает… Ничего, вон, офицер уже уходит, я сейчас ее осмотрю… Но она меня опередила.

— Лия… — позвала меня Варин. Женщине было очень плохо…

— Что такое? — я подошла к раненой. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, хуже некуда… Надеюсь, я пока еще в состоянии что-то соображать… Лия, наше задние не выполнено… Помнишь наш разговор?

— Да…

— Лия, ты должна знать: незадолго до того, как мы направились в Нерг, Мариду перевели в другую тюрьму, в столицу Нерга… Она в Сет'тане… Как видно, им откуда-то стало известно о том, что ее собираются освобождать… Ну, это и так понятно. Так что храм Двух Змей сейчас находится далеко от того места, где сидит Марида…

— Я поняла. Ну, с этим разберемся позже…

— Позови Кисса…

— Я тут — парень наклонился к Варин. — Когда меня зовет женщина, я всегда мчусь со всех ног! А вы, признаюсь, всегда вызывали мой искренний интерес!

— Болтун… Кисс, задание не выполнено… Послала бы я с вами Лесана, но он ранен… Мало того, что при падении с лошади пострадал, так недавно еще и две стрелы поймал… И остальные далеко не в лучшем виде, а Трей нужен нам. На всякий случай, и для охраны книг… К сожалению, некого мне вам дать в помощь.

— Да понял я, понял…

— Тогда слушай меня и запоминай… — и Варин что-то зашептала Киссу.

Что она там ему говорила — не знаю, не до того было, чтоб подслушивать, но спорить готова: Варин объясняет, что ему следует делать дальше. Ему и мне. Все одно, на своих ногах, считай, только мы с ним. Трея я в счет не беру: хоть одному из наших надо сопровождать раненых до места, да и груз в старых сумках у нас такой, за которым нужен глаз да глаз, да и за ранеными людьми не помешает приглядеть…

И ведь я, похоже, была права в своем первоначальном предположении насчет молодого лейтенанта, которое мне пришло в голову еще в самом начале нашего пути — Лесан посвящен во все подробности операции… К сожалению, сейчас парень из-за полученных ранений помочь на м не сможет. Жаль…

Что ж, значит это — судьба. Я и сама знаю, что кому-то надо возвращаться в Нерг. За Маридой…

Пока Варин говорила с Киссом я, тем временем, немного подлечила Рыбака. Так, рану в почке я ему залатала, легкое поправила, перебитую кость на ноге поставила на заживление… Высокое Небо, сколько здесь работы, с нашими израненными парням!.. Но боюсь, не справлюсь, да и не успею — некогда, время поджимает… Хотя бы подлечить самые серьезные ранения!

В палатку заглянул еще один офицер из тех, кого м уже видели.

— Должен вам сообщить, что я буду возглавлять этот обоз с ранеными, который скоре будет отправлен в столицу…

— Господин офицер — раздался голос Кисса, — господин офицер, вы не могли бы подойти к нашему командиру?

— Как я понимаю, вашим командиром является эта дама — офицер подошел к Варин, и церемонно поклонился. — Барон Трабане, к вашим услугам! Слушаю вас.

— Этот молодой человек вам сейчас все скажет от моего имени… — прошептала Варин, кивнув на Кисса.

— Я бы хотел узнать, кто будет сопровождать тот отряд, что доставит наших людей в столицу?

— Лейтенанты Дараен и Лаберен.

— Их можно увидеть?

— Да, разумеется.

Не прошло и минуты, как перед нами стояли двое молодых людей. Я посмотрела на них, и чуть заметно кивнула Киссу — нормально, сойдут.

— Господин барон, и вы, господа — заговорил Кисс, и голос у него был такой, что поневоле подумаешь: этот человек имеет право говорить так властно и твердо. — Мне бы очень хотелось, чтоб вы всерьез отнеслись к моим словам. Так вот, если вы благополучно и быстро доставите этих людей в столицу Харнлонгра, а затем, если потребуется, и в Славию, то обещаю: ваша карьера стремительно пойдет в гору. У этих людей, которых вы будете сопровождать, имеются чрезвычайно важные сведения, касающиеся безопасности и процветания наших стран. Вам ведь было приказано оказывать подателю этого верительного знака всестороннюю помощь?

— Да.

— Кстати, просто для сведения, и чтоб в дальнейшем не возникло недоразумений: люди, представившиеся вам как князь Дебирте и наследный принц Эшира, в действительности являются теми, за кого себя выдают.

— Так это была спасательная операция? — выпалил один из лейтенантов, тот, что помоложе. Как видно, у него в голове еще хватало детской восторженности. Вон, с каким интересом покосился в сторону Гайлиндера и Наследника.

— Лейтенант! — одернул его барон.

— Ну, — чуть развел руками Кисс, — ну, скажем так: в том числе и спасательная. Помимо того, что эти люди долгое время находились в плену, у них имеются очень важные сведения… Извините, больше я вам ничего сказать не могу. Всех наших раненых надо как можно быстрее увезти отсюда и доставить в столицу Харнлонгра. Как сказал ваш командир: когда на том берегу очухаются, то для всех нас возможны большие неприятности…

Пока Кисс разговаривал с офицерами, я осматривала Рябину, того самого, что прикрыл нас с Киссом от взрыва. Рябина… Он был самым молчаливым и немногословным из всех солдат Гайлиндера. Не упомню, чтоб за все эти дни он произнес хоть два десятка слов. Молчун, одним словом. У него были самые тяжелые ранения. Да уж: осколок у сердца, разворочено бедро, ранение в брюшину, множество мелких осколков в спине… Если этим человеком сию же секунду не заняться, то он, без сомнения, умрет. Конечно: сил на его излечение у меня уйдет много, но оставлять умирать человека, спасшего тебе жизнь — увольте, это не для меня… Но одной, пожалуй, не справиться. На счастье, офицеры покинули палатку.

— Кисс, поговори с Рябиной. Это нужно как-то тормошить, говорить с ним! Он пока что в сознании, и это хорошо, а то как бы болевой шок не наступил… Я сейчас ему помогу, только немного с силами соберусь — много потратила на остальных…

— Это я в два счета…

Кисс присел возле лежащего мужчины. Всмотрелся в его лицо, и чуть нахмурился — у Рябины по лицу стала разливаться смертельная бледность… Плохо дело.

— Слышь, Рябина, — заговорил Кисс, — я все хочу сказать тебе спасибо за то, что ты Лию и меня прикрыл собой.

— Да ладно, чего там… — слова Рябине давались с трудом. — Жаль только, что помру… Но все же на свободе, а не в овраге для голодного зверья…

— Ага, как же, помрешь! Не надейся так быстро расстаться с этим светом. Сейчас Лия твои раны подлечит, и будешь как новый!

— С такими ранами, как у меня, не выживают…

Ой, мне надо торопиться, а не то опоздаю! Главное — брюшина, потом примемся за осколок и бедро… Махнула головой Киссу — давай, продолжай!

— Охота помирать — помирай, неволить не станем! — тем временем продолжал Кисс. — Только вот я давно хочу спросить: отчего тебя так кличут — Рябина? Ну, Лесовик, Рыбак — это понятно: до того, как в армии оказаться, один с леса хозяйство вел, другой на реке рыбу ловил — тем и жил. А тут — Рябина… Ты что, этой ягодой торговал? Надо же, впервые о таком чуде слышу!

— Да нет… — на бледных губах мужчины появилось слабое подобие улыбки. — Просто я раньше жил в Рябиновке… В Стольграде есть такое место, самое лучшее на свете — по весне рябина цветет повсюду, а по осени все красно от ягод… Птицы в Рябиновке чуть ли не всю зиму кормятся… Там я и родился, и женился… И семья моя там живет, жена и дети… Наверное, все еще живет…

Мы с Киссом переглянулись. Рябиновка… Обоим голову пришла одна и та же мысль… Уж не муж ли это Кирен, той самой женщины, что заботилась о Зяблике? Она, помнится, даже имя погибшего мужа называла. Как же?… А, вспомнила — Свиар…

— Когда мы в Стольграде были, то в Рябиновку заглядывали — в голосе Кисса была заинтересованность. — И верно, хорошее место — тихое, душевное… Познакомились там кое с кем… Слышь, Рябина, твою жену, случайно, не Кирен звать?

— Да. Кирен, Кир… Она уж, наверное, сейчас замуж вышла за кого другого — ведь раньше в Рябиновке она чуть ли не первой невестой считалась… Ее, конечно, уже посватали, пока я был тут… Красивая, хозяйственная, с чистой душой… Постой, а откуда ты знаешь, что мою жену Кирен звать?.. — попытался было приподняться на локтях Рябина. А, между прочим, на имя жены наш раненый среагировал, как положено. Значит, мы не ошиблись.

— Лежи, не шевелись! — рявкнула я. — Мешаешь…

— А детишек у тебя сколько было, когда уходил? — продолжал допытываться Кисс.

— Четверо. Два сына и две дочки… Жена еще одного ждала, когда я уходил… Но…

— Тогда, дорогой папаша, должен тебя порадовать: тебя дома ждут не четверо детей, а пятеро! Все живы и здоровы, с чем тебя и поздравляю!

— Врешь… Откуда ты…

— Просто мы твою жену видели не так давно.

— Где?

— То есть как это — где? В твоей любимой Рябиновке, конечно. Я ж тебе про что толкую: мы с Лией в те края не так давно по делу заглядывали, и там с Кирен случайно познакомились… Кстати, очень даже симпатичная женщина. Даже красивая. Мне, во всяком случае, она понравилась. Я бы сказал, очень понравилась… Такая, знаешь, обаятельная женщина, что любому приятно на нее посмотреть…

— Блин! — Рябину, по-моему, последние слова Кисса задели за живое. — И без тебя знаю, что она красивая! А с чего это ты…

— Это ты с чего вдруг разошелся, Свиар? — откровенно оскалил зубы Кисс. — Если мне не изменяет память, ты ж вроде только что помирать собирался? И что это за странные вопросы вздумал задавать перед смертью? Не понимаю — тебе надо о душе подумать, грехи снять, а ты…

— Ты чего в Рябиновке делал? — Рябина даже не обратил внимания на то, что Кисс назвал его настоящее имя. Надо же, и бледность с лица пропадать стала — вместо этого краснеть стал. Никак от злости? А может, от ревности? Ну, мужики…

— Допустим, я там гулял… — ухмыльнулся Кисс, причем улыбка у него вышла такая пакостная, что даже мне захотелось треснуть его по затылку.

— Ну, Кисс, ты и зараза! — выдохнул Рябина.

— Это верно — подала голос и я. По счастью, дело с лечением пошло на лад. Спасибо вам, Пресветлые Небеса, а я уж и не надеялась на хороший исход… — Знаешь, Свиар, с твоим мнением насчет Кисса я полностью согласна. Он еще та зараза… Хотя и ты немногим лучше. Кто детям перед уходом обещал, что вернется?

— Было… — у раненого на губах вновь появилась слабая улыбка. — Было такое…

— Они, между прочим, твоего возвращения все еще ждут, а ты сейчас помирать вздумал! И что вы, мужики, за люди такие: даже помереть согласны, лишь бы увильнуть от того, что другим наобещали!.. Конечно, если ты умирать вздумал — то это твое дело, возражать не буду, только в этом случае тебе не стоит и узнавать, кто же у тебя родился — сын или дочь…

— Кто? — Рябина, кажется, раздумал помирать, или же решил отложить это дело на какое-то время. — Кто родился?

— Не скажу — чуть ли не потер руки от удовольствия Кисс. — И уж тем более не открою, как назвали ребенка. А знаешь, почему? Вернешься домой — сам все узнаешь.

— Полностью поддерживаю мнение Кисса. — хмыкнула и я. — Поддерживаю и одобряю.

— Ну вы оба и…

— Можешь не продолжать — Кисс был донельзя доволен. — Это ж надо, как ты у нас разошелся, житель рябиновый, того и гляди, скоро дым из ушей пойдет! Теперь, Свиар, у тебя в дороге есть занятие — гадать, сын у тебя родился, или дочкой жена порадовала… Да, вот еще что: когда в Рябиновке окажешься, то передай Кирен привет и наилучшие пожелания от Лианы и Дариана. Она поймет…

Рябина еще что-то хотел спросить, но я погрузила его в сон. Сейчас для него это самое лучшее лекарство. Свиар, я сделала для тебя все, что могла, а остальное зависит уже от тебя самого. Ничего, выкарабкаешься уже только на одной злости и на страстном желании вновь увидеть свою семью. Правда, боюсь, ты будешь прихрамывать всю оставшуюся жизнь, но с этим уж ничего не поделаешь — уж очень у тебя скверная рана на бедре, вряд ли обойдется без последствий…

Еще раз оглядела лазарет… Что ж, главное — мы вырвались из Нерга, и я вовсе не считаю, что наше задание окончилось полным крахом. Мы возвращаемся домой вовсе не с пустыми руками… Хотя не мы, а они. Я снова иду в Нерг. Вернее, не я, а мы. Мы с Киссом…

Глава 13

Мы с Киссом вновь переправились через реку, только в этот раз пришлось пробираться в Нерг куда ниже по течению, подальше от того места, где находился взорванный мост. Реку пришлось переходить вброд. Стремительная горная речка, как ни удивительно, в одном месте смиряла свой стремительный бег, и образовывала нечто вроде довольно широкой отмели, которую контрабандисты использовали для своих целей — переходить с одного берега на другой там было очень удобно. Тут уж ничего не поделаешь: как ни береги границу, как ни следи за опасным участком, но любители легкой (а иногда и не очень легкой) наживы всегда будут перебираться из одной страны в другую с запретным грузом. В том числе и с похищенными людьми. Пусть за кражу свободных людей и продажу их в рабство в Харнлонгре была положена смертная казнь, но для многих жадность и хороший куш на сегодня казались куда важней возможного наказания, которое может наступить завтра. А может и не наступить…

Этим мы и решили воспользоваться, тем более что нам, в некотором роде, повезло… Как оказалось, вчерашней ночью был, наконец-то, подстрелен один из таких вот перевозчиков живого товара, не гнушавшихся зарабатывать на продаже людей — некий Пузырь. Этого излишне шустрого типа ловили давно, но никак не могли, как сказал барон Трабане, «прихватить на горячем». Уж очень ловкий парень был, все засады умело обходил десятой дорогой, и от погони лихо улепетывал. Несмотря на то, что всем было хорошо известно о том, что именно представляет из себя этот наглый тип, ему каждый раз удавалось ускользнуть из поставленных на него сетей.

Но все его везенье закончилось вчерашней ночью, когда Пузырь вышел прямо на патруль стражников, ведя на поводу лошадь, на которой находились две связанные девушки с заткнутыми ртами. Поняв, что дело плохо, и что на этот раз ни дать взятку, ни отбрехаться не выйдет, Пузырь хотел было дать стрекача, но пущенная вслед стрела вошла ему точнехонько в затылок… Все, отлетался Пузырь на радость таможенникам…

С перепуганными и плачущими девчонками сейчас как раз разбирается стража: как оказалось, эти девушки были родными сестрами и оказались совсем не простого звания. Не иначе, их украли для выкупа. Ну, как именно их украли, когда, и кто помогал похитителям в этом паршивом деле — с этим стража сейчас разбирается, а вот нас куда больше заинтересовал сам Пузырь. Вернее, не столько он, сколько эта история с похищением… Ею мы и решили воспользоваться, и нам, как нельзя более кстати, пригодились лошади Пузыря.

Из военного лагеря мы вышли все вместе — раненых везли на телегах, на одной из которых ехали и мы. Единственный из наших, что был верхом на коне — это Трей. Уверена: бывший охранник Правителя сумеет в целости и сохранности доставить всех до нужного места. Он же, в случае чего, сумеет и защитить их. Ну, а Оран… Этот здоровяк, хотя и ранен, но будет ухаживать за ранеными на совесть.

Хотя вряд ли Трею в пути придется вновь хвататься за меч: охраны с нами было отправлено столько, что они, без сомнения, сумеют отразить нападение даже сотни вооруженных до зубов ворогов. Что ж, старший офицер поступил умно: понимает, какое благоприятное впечатление на короля произведет подобный шаг с его стороны.

Тронулись в путь, несмотря на полную темноту. Все верно, командир торопился отправить нас, что было очень правильным решением. Еще, не приведи того Пресветлые Небеса, перебрался бы сюда кто со стороны Нерга, а этого вполне можно ожидать!

Наша телега шла последней, и вскоре после того, как мы все покинули лагерь, она остановилась. Мы с Киссом перебрались из телеги на коней Пузыря, и барон Трабане, махнул рукой своим людям — дескать, езжайте, я вас догоню… А еще чуть позже в сопровождении барона и двух его солдат мы оказались у нужного нам места, около той самой отмели…

Барон еще раз внимательно осмотрел нас, и в целом мы не получили от него нареканий. По внешнему виду сейчас мы ничем не отличались от местных жителей: на мне была простая холщовая одежда, а Кисс больше напоминал мелкого купчишку.

— Так, — барон шагнул было в сторону, — так, сейчас я буду отвлекать тех солдат, что дежурят у отмели, а вы в это время перейдете реку. Иначе нельзя: враз пойдут слухи, что кто-то перешел границу не просто так, а под присмотром офицера. В тех солдатах, что сейчас находятся со мной, я уверен, а вот в тех, кто дежурит у реки… С одной стороны — проверенные люди, а с другой… Ведь контрабандисты каким-то образом переходят здесь границу! Так что береженого и боги оберегают. Если же я буду с вами, то понятно, на что подумают люди, те, кто увидит, как вы перебираетесь через реку: решат, что тайная стража перебрасывает своих людей за кордон. Вам подобные слухи вряд ли пойдут на пользу…

— Погодите — остановил офицера Кисс. — Еще кое-что надо сделать… Лиа, давай руки!

— И ноги… — пробурчала я.

— И их тоже — хмыкнул парень. — Помнишь, нам показывали, как обычно Пузырь пленников связывал?

Кисс ловко стянул мои руки и ноги веревкой. Посмотришь со стороны — женщина крепко связана, а на самом деле я, в случае необходимости, могла чуть ли не мгновенно скинуть с себя эти путы.

— Вот, теперь самое то… — и Кисс, приподняв меня с земли, ловко перекинул через седло лошадки Пузыря.

— Поосторожней можно! — зашипела я на него. — Мне неудобно…

— Потерпишь… О, самое главное забыл! — и парень, довольно улыбаясь, ловким жестом вытащил откуда-то широкий платок, которым туго стянул всю нижнюю часть моего лица. — Вот теперь около дела! — довольно ухмыльнулся Кисс. — Наконец-то счастье и мне привалило: ты, моя дорогая, огрызаться какое-то время не сможешь… Не нарадуюсь подобной перспективе! О-хо-хо, чувствую, хлебну я горя с этой надоедливой особой!.. Все, господин барон, мы готовы…

Барон Трабане с неудовольствием наблюдал за нами. Когда же я оказалась связанной и перекинутой через седло, он лишь пожал плечами.

— Никогда не понимал, зачем такие красивые женщины идут служить в тайную стражу? — недоуменно спросил он. — На мой взгляд, этой очаровательной даме самое место дома, рядом с мужем и детьми…

— Вот и мне непонятно: чего это бабам спокойно не живется? — с искренним удивлением развел руками Кисс. — Нет, чтоб дома сидела, носки мужу и детям вязала, так ведь нет: тянет их на приключения с неприятностями! И, что самое интересное, бабы усиленно ищут их на одно место — и Кисс хлопнул меня по заднице. — Естественно, на это самое место они и огребают полной мерой именно то, что и хотели получить, только вот потом начинают недоуменно кудахтать и ушами растерянно хлопать — как, почему да отчего, ведь мы же не этого хотели… Ну-ну, красотка, не стоит дергаться и недовольно пыхтеть! Я тебя прекрасно понимаю — что, правда глаза колет?

— Я могу идти? — барон, кажется, едва сдерживал улыбку.

— Да, разумеется — Кисс был серьезен. И вдруг, как мне показалось, неожиданно даже для себя самого, он сказал:

— Вот еще что… У меня к вам есть личная просьба. Когда вы увидите графа Эрмидоре (а он к вам обязательно подойдет), то не сочтите за труд, передайте ему привет от кузена.

— Простите, от кого?

— От Дариана, то есть от меня.

— Вы — родственник графа? — казалось, офицер был искренне удивлен

— Да — отрезал Кисс, давая понять, что разговор окончен. Кажется, он уже стал жалеть о случайно вырвавшихся у него словах.

— Разумеется, я ему все передам… Ждите. Я дам знак…

И вот сейчас я болтаюсь вниз головой со связанными руками и ногами посреди седла на невысокой, но выносливой лошаденке, которую ведет Кисс. Стражники привели нам обе лошади Пузыря: как мы поняли, на одной он ездил сам, на другой — перевозил свой живой товар. Киссу достался такой же невзрачный конек, но, надо признать, он также был на редкость выносливый. Умным человеком был Пузырь — гнался не за внешней красотой, а за надежностью.

Вскоре Кисс, сидя на лошади Пузыря, и держа вторую лошадь на поводу, направился в реку. Ну, не знаю, может это место кто-то и называет бродом, но я так считать не могла. Мало того, что вымокла до костей, так еще и воды нахлебалась даже сквозь платок… Так что когда мы выбрались на противоположный берег, я уже была зла до невозможности…

Однако уйти от берега просто так у нас не получилось. Почти сразу же раздался резкий голос:

— Эй, это кто?

— Я! — огрызнулся Кисс. — Дайте пройти, или хотя бы укрыться, а не то увидят еще с той стороны…

— Да никто тебя не увидит! Здесь темно, как в заднице…

— Задница и есть… — пробурчал Кисс. — Ну и влипли мы…

— Точно, вы влипли… Идите сюда!

Еще несколько шагов, и мы оказались за какими-то здоровенными камнями, которые были много выше человеческого роста, и стояли вдоль реки чуть ли не сплошной стеной. Там, за этими валунами, в небольшом углублении на земле, тлели угли от костра. Света они почти не давали, но кое-что вполне можно было рассмотреть. Около нас, как из-под земли, появились несколько человек…

— Слышь, мужик, а ведь это не твои лошади! — сказал один из них.

— Хрен тебе, теперь мои! — зло сказал Кисс. — Мы с Пузырем вместе работали, а сейчас — все, сдулся Пузырь… Так что лошади мои.

— Что, поймали Пузыря?

— Хуже! Грохнули…

— Что стряслось?

— Что, что… Жадность фраера сгубила — вот что! Мы ж в этот раз под заказ работали — эту бабу заказчику доставить, а Пузырь, видишь ли, захотел еще бабла срубить! Сам виноват, дурак: я ж ему сказал, чтоб в этот раз много не брал, раз под заказ дело взяли… Да и не пройти сейчас с несколькими бабами! Там стражи нагнали до фига великого, проверки везде, а Пузырь все одно талдычит — ерунда, пройдем, не в первый раз… Ну и довыделывался, придурок: одна из двух девок, как видно, кляп сумела выплюнуть, орать стала… Так что отбегался парень — валяется теперь со стрелой в затылке.

— А ты-то как выжил?

— А я, в отличие от Пузыря, откусываю не больше того, что можно проглотить…

— И все же?

— Да он меня в условном месте ждал, и я как раз к нему с товаром шел — кивнул Кисс в мою сторону. — Едва сам не вляпался, когда там шум поднялся… Остальное из обрывков разговоров стражников понял, когда прятался…

Я же все это время думала о другом: здешние таможенники хорошо знают Пузыря, значит, барон был прав в своем предположении — некто из таможенников в Харнлонгре тоже получает мзду за то, что отводит глаза в то время, когда похищенных людей перевозят через реку… Да уж, рука руку моет…

— Парень, а ведь я тебя не знаю… — вступил в разговор еще кто-то, кого я не могла рассмотреть в темноте.

— Я вас тоже не знаю! Работал только с ПузеремПузырем: я ему время от времени товар доставлял, а остальное — это уже была его забота. Ну, а раз Пузырь лопнул…

— Кстати, а тебя самого как кличут?

— Хорек.

Ну, с этим было все в порядке. Как нам сказал барон Трабане, подельника Пузыря по кличке Хорек тоже успели повязать, и из тюрьмы, где он сейчас находится, этот хищный зверек вряд ли сможет выбраться. Вернее, выйти-то он, может быть, и выйдет, только вот путь его от порога тюрьмы будет лежать прямехонько к топору палача. За похищение людей он вряд ли может рассчитывать на что-то другое…

А Кисс тем временем продолжал:

— Не верю, что вам Пузырь обо мне не говорил! Мы с ним…

— Тихо, не ори на весь берег! — зашипел чей-то голос. — Здесь сейчас наемников полно! Хочешь, чтоб к нам подгребли?

— Погодь, парни, а при чем тут наемники? — в голосе Кисса проскользнули заметные нотки страха. — Мне о них Пузырь никогда ничего не говорил!

— Да их, этих наемников, сейчас вдоль всей границы столько стоит, что не счесть! Набежало, прямо как саранчи в жаркий год… — пробурчал кто-то. — Вчерашним днем нагнали… А, чтоб вас!.. Услышали наш разговор…

Скрип камней под чьими-то сапогами… К костру подошли трое, судя по одежде и количеству навешанного на них оружия — наемники. Плохо…

— Что тут у вас за шум? Приказ забыли? — а голос с едва слышным иноземными нотками.

— Да вот мужик товар перевозит — кивнул один из стражников в мою сторону. — Разбираемся…

— Что, живой товар? Запрещено — заявил один из подошедших.

— Слышь, парень, всем жить на что-то надо… — заныл Кисс, а голос у него сейчас такой противный, что даже меня с души заворотило. — В этой жизни много чего запрещено, но иногда запреты можно немного нарушить… Скажем так: всего лишь чуть-чуть… От этого плохо никому не будет! Мне что, с голоду дохнуть? А такой товар, как бабы, всегда спросом пользуется!

Впрочем, у подошедших наемников тоже не было особого желания строго бдеть за исполнением законов чужой страны. Их куда больше интересовала возможность получить пару монет за то, что закроют глаза на некоторое нарушение этой самой законности. Но с налету руку за деньгами протягивать не будешь, для начала требуется хотя бы сделать вид, что стоишь на страже интересов страны — может, тогда и в руку попадет уже не две, а три монеты…

— Вы его знаете? — спросил один из подошедших у стражников.

— Нет. Впервые видим. Вот его подельника — того знали…

— Ну, и где подельник?

— Где-где… — чуть ли не сорвался на крик Кисс. — Убит подельник мой на той стороне! Там сейчас стражников нагнали невесть сколько, все рыскают, чего-то ищут… До сих пор всех богов благодарю, что сумел пробраться через реку!

— Так, говоришь, на той стороне сейчас усиленные наряды? — поинтересовался один из наемников. — Не знаешь, отчего?

— Они мне что, докладывают? Но вот то, что армейских на том берегу сейчас куда больше, чем бывает обычно — это факт. Оттого-то Пузыря, дубину такую, и подстрелили… А вот мне теперь чего делать прикажете? Вот и приходится самому товар заказчику доставлять!

— А заказчик-то кто? — будто невзначай поинтересовался один из стражников.

— Ага, так я тебе и сказал! — огрызнулся Кисс. — Может, тебе еще и адресок подсказатьподкинуть?

— Слушай, но может, ты все же хоть краем уха слышал: что именно на том берегу творится? — не отставал один из наемников. — Отчего там стражи много? Ведь что-то ты должен был видеть!

— Говорю же: не знаю! Бегают там все, будто тараканы всполошенные! Стражи навалом… Вон, вечером даже грохнуло чего-то…

— Где?

— В той стороне, выше по реке… Если б армейских и стражи не было так много, то и Пузырь бы не нарвался…

— А ты нам так и не сказал, как через реку сумел перебраться — не отставал стражник.

— Да у них там сейчас к броду кто-то из начальства нагрянул, всех своих подчиненных во фрунт выстроил, выволочку им дает, а те и рады перед начальством тянуться… Похоже, того офицера недавно кто-то пропесочил, вот он душу на солдатах и отводит. Смотрю — все стражники перед офицером стоят, глазами его едят, а вдоль реки никого из них нет! Ну, я время понапрасну терять не стал…

— Понятно. И долго еще ты тут стоять собираешься?

— Я могу хоть сейчас уйти…

— Надо же, шустрик какой нам попался — уйдет он!..

— А, парни, извините — совсем из головы вылетело! Вот… — и на ладони Кисса появилось несколько монет.

— Это что? — в голосе спрашивающего была насмешка. — Это что, все?

— Я же знаю, сколько стоит… Мне Пузырь говорил…

Так, — подумалось мне, — так, если пошел такой разговор, то, значит, стражники уже смирились с мыслью, что им придется делиться мздой с наемниками. Понятно, что они сейчас постараются вытряхнуть из новичка побольше столь приятных на ощупь монет…

— Мало ли что тебе Пузырь говорил! — перебил Кисса стражник. — И потом, Пузыря мы знали, а тебя в первый раз видим. Кроме того, у тебя товар, как ты сам сказал, под заказ, а это стоит дороже.

— Парни, так дела не делаются.

— Дела по-разному делаются. Если тебе что не по нутру, то можешь хоть сейчас возвращаться назад. Мы препятствовать не станем.

— Но…

— Еще раз говорю: мы тебя не знаем, а Пузырь погиб. Так что за прописку тоже надо платить.

— Ладно — горько вздохнул Кисс. — Раз дело обстоит так… Вот еще два золотых…

— Ты что, нас за нищих считаешь? Этого мало! Еще три раза столько же!

— Мужики, вы что, оборзели?! У меня больше нет! Я что, похож на человека, который всюду таскает за собой сундук с деньгами?

— А вот мы сейчас проверим, насколько ты правдив… Э, э, парень, не дергайся — все одно проверка нужна! Это ты сейчас перед нами овечкой прикидываешься, а на самом деле, может, ты шпион, или лазутчик вражеский, или кто-то вроде того…

Кисса умело обыскали, и при этом он цедил сквозь зубы что-то очень непристойное…

— Ну, вот видишь, нашлись денежки, а ты говорил, что больше ничего нет! — загудел довольный голос. — Богатенький ты у нас парень, как я вижу. Четыре золотых с собой возишь, да серебра с горсть, а ты все строишь из себя бедного и обиженного! Разве тебя Пузырь не научил, что других обманывать нехорошо?

— Мужики — взвыл Кисс, — мужики, вы ж у меня все под чистую выгребли! Верните хоть пару монет: мне ж до заказчика еще чуть ли не сутки добираться надо, и то, наверное, не уложусь, а на какие шиши я в путь-дорогу пускаться буду?! Тут на дорогах за все платить надо! Оттого и припрятал немного, что в Нерге без денег делать нечего!

— Без денег, гость с того берега, везде делать нечего. Не скули! Сам виноват: не стоило нас обманывать с самого начала. Зато теперь мы тебя в лицо знаем, так что товар можешь возить без проблем. И не прикидывайся обиженным и оскорбленным: если тебе заказчик сполна заплатит, то все твои убытки враз покроет…

— Чтоб вас… Теперь я могу ехать?

— Надеюсь, дорогу отсюда хорошо знаешь?

— Пузырь рассказал… В общих чертах.

— Ну, раз он тебе все рассказал, то счастливого пути. Ждем назад… Хотя, погоди немного…

Один из наемников, стоящих подле нас, что-то крикнул в темноту, и в ответ оттуда донесся грубый мужской голос.

— Все, езжайте, вас пропустят… А впрочем… — в этот момент кто-то рванул меня за волосы и сорвал платок, по-прежнему стягивающий нижнюю часть лица. Я увидела перед собой чью-то ухмыляющуюся рожу, по которой мне с первого же взгляда захотелось врезать кулаком, причем желание звездануть от души этой сальной морде у меня появилось моментально… Зато у наемника, лицо и руки которого были покрыты плохо зажившими язвами, в отношении меня, похоже, появились несколько иные намерения — вон, какая довольная щербатая улыбка…

— Э, мужик, в чем еще дело? — раздался злой голос Кисса.

— Извини, небольшая проверка… — оскалил кривые зубы наемник, по-прежнему глядя на меня. — Мы же должны проверить, что ты везешь, а заодно выяснить, что спросом пользуется, и за что мужики деньги платят… А вдруг у тебя тут под видом бабы мужик переодетый?

— Слышь, парень, хорош стебаться! — сейчас в голосе Кисса были и злость и обида. — Это уж совсем не по понятиям! Мало того, что из кармана все подчистую выгребли, так еще и издеваетесь!

— Ладно, езжай… — мужик выпустил из своего кулака мои волосы. — Только вот что: сейчас темно, ничего не видно, так я вам дорогу расскажу. Сейчас езжайте прямо, вскоре будет грунтовая дорога. Вам вправо… Как доедете до перекрестка, езжайте и дальше по правой дороге, а там выйдете на мощеную…

— Да знаю я!

Вскочив в седло, Кисс зло ударил пятками своего коня, и погнал его прочь от границы. Посмотри на него со стороны — мужик в бешенстве оттого, что его ободрали, как липку. Можно понять, отчего он так коня нахлестывает… Хорошо еще, что вскоре выехали на грунтовую дорогу, а не то и конь в темноте может оступиться…

Отъехав довольно далеко, на безопасное расстояние, Кисс остановил лошадей, и сдернул меня с лошади.

— Скидывай все лишнее…

— Весь вопрос в том, что ты называешь лишним — без труда стряхнула я веревки с рук и ног, а потом с удовольствием опустилась на землю. Ой, хоть посидеть нормально, а не то в голове звон и шум…

— Что я называю лишним? — Кисс ехидно ухмыльнулся. — Радость моя, я тебе уже сто раз говорил: хватит бросать мне свои грязные намеки, я парень глубоко порядочный, с нежной и непорочной душой, так что и не пытайся задурить мою чистую голову всякими бестактными намеками и жуткими непристойностями…

— Кисс, перестань! Я думала, что уже не доживу до того момента, когда ты меня развяжешь! Или хотя бы позволишь это сделать самой.

— Лиа, — съехидничал парень, — ты и сама могла бы сдернуть с себя веревки, но не сделала этого. Все ждала, когда это сделаю я? Дорогая моя, зачем же так откровенно?..

— Кисс, ты…

— Знаю, помню, не будем повторяться, все одно ничего нового не услышу… Меня, между прочим, только что обобрали на твоих глазах!

— Не там они искали…

— С горечью должен отметить, что ваша нравственность, о плющ моего сердца, с каждым днем опускается все ниже и ниже… Как это печально!

— У меня и без твоих подковырок голова кругом идет… Дай хоть дух перевести!

Блаженное состояние отдыха… Правда, я наслаждалась им всего несколько мгновений. Мои мечты спокойно посидеть на земле хотя бы несколько минут вновь оборвал Кисс. Бесцеремонно ткнув меня локтем в бок, он нагло заявил:

— Ну, ты, жмот! Гони деньги!

— А я, может, хочу хоть ненадолго почувствовать себя богатой!

— Ты-то? — хохотнул Кисс. — Подруга, ты и без того за последнее время привыкла деньгами расшвыриваться направо и налево. Не по чину деньгами сорите, счастье мое! Да через твои руки за последнее время прошло столько денег, что в твоей болотной деревушке таких груд золота даже представить себе не могут! Если даже всем селом одновременно о том мечтать будут! Только вот в твоих руках, о вьюн мой души, ничего не остается — все куда-то бесследно пропадает! Шикарную жизнь ведете, уважаемая! Одному только Угрю при взгляде на его прекрасные глаза целую пригоршню бриллиантов отвалила! И даже жалеть не стала… Вынужден отметить: ну и вкус у тебя!.. Впрочем, я никогда не понимал женщин.

— Да ну тебя… — проворчала я, снимая с себя надетый под широкой одеждой один из двух широких поясов со множеством кармашков. — Забирай, хапуга!

— Вот, дожил, меня еще и в жадности обвиняют! Между прочим, если один бросается деньгами, то второй в это самое время вынужден балансировать на грани скупости…

Пока Кисс, вытряхнув из одного кармашка несколько монет, застегивал пояс на себе, я вспомнила, как незадолго до того, как мы покинули лагерь, один из лейтенантов по просьбе Кисса принес нам два таких вот пояса, отобранные у контрабандистов. При их помощи эти рисковые люди переносят на себе особо ценные и дорогие грузы. Есть мастера, которые очень умело шьют эти пояса, совсем как те кожаные браслеты, что постоянно носил при себе Кисс. Эти пояса так удобно располагались на теле, что были почти незаметны. Если, конечно, все потайные кармашки в нем туго не набивать. Нам эти пояса были необходимы, чтоб положить в них деньги и кое-что еще…

А между тем, несмотря на шутливый разговор, парень заметно нервничает. Если бы я так хорошо не знала Кисса, то, глядя на него, никогда бы не подумала, что у парня на душе не все в порядке.

— Кисс, что такое? Тебя что-то беспокоит?

— Да как сказать… Пока, во всяком случае, все тихо.

— Почему пока? И что ты имеешь в виду?

— Почему пока, спрашиваешь? По трем причинам. Во-первых, мне не понравилось, как мужчины смотрели на тебя. Во-вторых, у них слишком большие аппетиты. Если стражники хотят сохранить постоянный заработок от переправки живого товара, то они так себя вести не станут.

— Как именно?

— Ну, они с самого начала запросили с меня больше того, что платил Пузырь. Можно подумать, они сами не понимают того, сколько содрали! Это уже почти что открытый грабеж…

— А ты откуда расценки знаешь?

— Вот чего не знаю — того не знаю, но имею представление о том, сколько платят.

— Откуда?

— Радость моя, ты забываешь о моем темном прошлом.

— Ну, и что подсказывает тебе прошлое?

— Третью причину, а именно: наемник указал нам неверную дорогу.

— Что это значит?

— А тебе что предок говорит по этому поводу?

— Велит тебя слушать.

— Умный парень… Так вот, тот наемник, что рассматривал тебя, от развилки велел брать вправо. Только вот дело в том, что ту карту Нерга, что Гайлиндер добыл, я хорошо изучил перед тем, как пойти сюда, а на плохую память, в отличие от тебя, никогда не жаловался. И еще, на всякий случай, я и у барона тоже карту посмотрел — там у него тщательно отмечена вся линия границы Харнлонгра и Нерга, и несколько верст от нее, вглубь страны колдунов… Так вот, если от той развилки, что нам сказали, ехать прямо (что мы и сделали), то уже к утру выйдем на одну из главных дорог. А вот если бы мы от той развилки повернули направо, то очень быстро снова вновь оказались бы у реки, причем рядом с очередной заставой. Но, скорее всего, мы с тобой до той заставы бы не доехали — нас вполне могли догнать.

— Я не совсем поняла…

— Зато я кое-что понял. Они хотят новичка, то есть меня, прокатать по-полной.

— Что сделать?

— Скажем проще: обобрать до нитки. Но это в лучшем случае. Я бы не стал рассчитывать на столь благостный итог.

— В лучшем? Что же тогда нас ждет в худшем?

— А сама не догадываешься? Тогда поясняю: нас может ожидать рынок рабов или рудники. Может, каменоломня. Впрочем, нам с тобой это уже без разницы. Посмотри на ситуацию со стороны: я — лошадка темная, и здесь меня не знают. В жизни бывает всякое, и в любое другое время стражники, скорей всего, приняли бы меня на место выбывшего Пузыря, но… На границе оказались наемники. Этим, по большому счету, плевать на многое, но от возможности получить деньги от продажи двух молодых людей наемники не откажутся. Суди сама: мы пришли из-за рубежа незаконно, так что искать нас в этих местах вряд ли кто будет. Что из этого следует? Только одно: сам Великий Сет велел получить за этих двух дураков хорошие деньги. Дело за малым: взять этих двух олухов, незаконно проникших в Нерг, и доставить их на невольничий рынок. Знаешь, почему нас не стали задерживать у реки? Дело рискованное, не исключен шум на границе, и до того времени, пока они не смогут покинуть границу, нас где-то надо держать… А кому это сейчас надо? Кроме того, если будет буча, то об этом вполне может узнать офицер, а лишние уши тут никак не нужны. Да и деньгами делиться придется… Так что чем меньше людей знает о возможном дельце, тем лучше.

— Может, тебе это все только кажется?

— Все может быть… Так, я готов, поехали — не стоит терять драгоценное время. По-прежнему: я впереди, ты — за мной… И не забудь следить за дорогой.

Мы направились по дороге. Вот-вот должен был начаться рассвет, и нам нужно постараться добраться как можно быстрее до той мощеной дороги, на которой можно постараться затеряться от наших возможных преследователей. Однако не стоило и гнать, сломя голову…

Время от времени я просматривала дорогу, по которой мы сейчас ехали. Зверье по обоим сторонам обочин встречается, а вот людей, спасибо за то Высокому Небу, пока что не наблюдается, что неудивительно. Когда сюда разом нагнали столько военных, то даже любителям ночных поборов на дорогах для сохранения собственного здоровья куда полезней несколько дней посидеть дома, не пускаясь в свои опасные прогулки, тем более, что сейчас эти ночные моционы могут завершиться более чем плачевно…

Проехали небольшое селение, где нам не встретился ни один человек. Похоже, что вчера даже поселковых стражников погнали к границе.

Прошло около часа, и я стала успокаиваться, тем более, что вот-вот должно было встать солнце, и вскоре залить своими жаркими лучами все вокруг. Пока что вокруг была одно только серая хмарь, которая вскоре должна бесследно пропасть…

В этот момент у меня в душе что-то екнуло, да и Кисс внезапно остановился.

— Лиа, слышишь? Тебе не кажется…

— Не кажется. Сюда кто-то едет.

В предрассветной тишине звук лошадиных копыт по дороге разносился довольно далеко, причем, если мы правильно поняли, всадник был не один, а, по меньшей мере, трое-четверо. И эти люди гнали своих лошадей куда быстрее, чем ехали мы…

Неужели за нами? Погоня? Может, нам стоить пришпорить коней? Что ж, возможно, нам подобное и придется сделать, но попозже, не сейчас. Если эти люди направляются по наши души, то для начала не помешает выяснить, кому мы понадобились, и что им от нас надо. Но и пешими опасность встречать не стоит…

— Койен тебе что-то говорит? — обернулся ко мне Кисс.

— Советует не хлопать ушами…

— Ценный совет, хотя и бесполезный…

Вскоре нас догнали четверо всадников, причем не просто догнали, а еще и окружили со всех сторон. Одним словом — взяли в кольцо. Молодые, нахальные и полностью уверенные в своем праве делать то, что им заблагорассудится…

Так, чего и следовало ожидать: наши преследователи — двое стражников (те, кому Кисс платил у реки), и с ними двое наемников. Тоже знакомые лица… Один из них, тот наглый тип, что недавно рассматривал меня, сейчас по-хозяйски взял под уздцы моего коня. Многозначительный жест… Похоже, эти люди насчет нас для себя уже все решили. Хорошо, что еще до их появления Кисс на всякий случай связал мои руки за спиной, вернее, обвил меж моих запястий веревку. Впрочем, избавиться от нее ничего не стоило — один взмах руки… Ну, а пока мне стоит посидеть со страдальческим видом.

Меж тем вокруг, куда падает взгляд — никого, пустая дорога, и мы на ней. Ну, в здешних местах, и без того немноголюдных, до восхода солнца не стоит ожидать такого чуда, будто кто-то из проезжающих может показаться на дороге. Впрочем, если этот кто-то и покажется, то нам не стоит рассчитывать на помощь от него…

— А вы далеко уехали… — это были первые слова от преследователей.

— Парни, в чем дело? — Кисс выглядел удивленным. — Мы же с вами вроде все перетерли…

— Так-то оно, конечно, так… — ухмыльнувшись, заговорил один из стражников, судя по голосу, тот, с кем Кисс разговаривал сразу же после перехода реки. — Да вот только внезапно объявилась у нас, парень, одна проблема. Вспомнили мы, что пришел вчера розыскной лист на целую банду сбежавших с рудников негодяев, и ты под описание одного из них очень даже подходишь!

— Да вы, мужики, что, головой о камни стукнулись? — возмущению Кисса не было предела. — Я ж в Нерг пришел, а не из него ноги уношу!

— А мы вот за вас волновались, все боялись, как бы вы не заблудились! — в голосе стражника звучала нескрываемая насмешка. — Прям сердце от страха заходилось! Все же страна вам не знакомая, вдруг забредете не туда, куда не надо! А вдруг беда какая с вами приключиться? И ведь так оно и произошло — куда ж вас понесло, чужестранцы, на какую такую дорогу? Сказано же вам было — вправо от развилки забирать…

— Парни, я ж не полный осел, да и Пузырь мне не раз говорил, куда он едет от границы, в какую сторону и по какой такой дороге… Туда я и направился, и, как вижу, не ошибся. А вот вам-то что здесь понадобилось? Сами же говорили: на границе тревога, армию подогнали, кого-то ищут… Вы ж не хотите сказать, что покинули свои позиции без разрешения?

— Ты не пыли раньше времени на пустом месте! — оборвал Кисса все тот же стражник. — У нас с тобой разговор еще не окончен. Значит, так: парни с тобой промашку дали, надо бы ее исправить.

— Не понял…

— Зато мы поняли, что ты отныне собираешься занять место Пузыря. Допустим… Ты нам даже кое-что заплатил, правда, те деньги из тебя едва ли не выбивать пришлось. Однако после твоего отъезда мы с парнями это дело еще раз обмозговали и пришли к выводу: те условия, что у нас были с Пузырем, на тебя не распространяются. Так что давай их сейчас пересмотрим, или…

— Или?

— А вот это уже зависит от тебя. Значит, так: за переход ты заплатил — не спорю, и отныне каждый раз будешь платить столько же, не меньше. Конечно, с Пузырем у нас были другие соглашения, но и ты — не Пузырь. Дальше: тебе надо сделать вклад в копилку нашей будущей дружбы…

— Чего-чего?

— Сам понимаешь — невозмутимо продолжал стражник, — мелочиться тут не стоит, наше расположение бесплатно не дается. Поэтому сейчас ты отдашь нам эту бабу, скажешь имя заказчика и то, куда именно ее нужно доставить… Да, и не забудь сообщить, сколько за нее можно получить. Ну, а сам возвращайся назад, и в будущем будешь платить лишь за переход.

— Мужики, да вы что! — едва не взвыл Кисс. — Да при таких ваших ценах мне вообще нет смысла людей через границу таскать! Все деньги, все, до последней медяшки, будут вам идти! А мне с этого какой навар?

— А ты таскай тех, с кого навар побольше будет! Так и у тебя деньга живая появится!

— Парни, я вам хорошо заплатил, а вы снова пытаетесь развести меня на деньги.

— Не хочешь таскать баб через границу — не таскай, твое дело, неволить не будем! Торгуй луком на деревенском рынке — довольно хохотнул один из наемников. — Может, там больше заработаешь!

— Мужики, а если я сейчас пошлю вас туда, куда и положено посылать за такие вот предложения?

— Тогда мы получим небольшое огорченьице, а ты… — и тут стражник достал метательный нож, который как бы невзначай ловко подкинул в руке. — Тут для тебя возможны два пути: или нам придется привезти на заставу тело пойманного контрабандиста, который не дался нам в руки живым, или же… На невольничьем рынке спрос на рабов имеется всегда.

— Напрасно вы так, мужики…

— Кончай молоть языком всякую хрень! Ну, решай сам: дальше продолжаем нашу дружбу, или же ни о каком согласии меж нами не может быть и речи…

Я оглядела всех четверых типов, догнавших нас: довольные наглые рожи, уверенные, что нам от них никуда не деться. Вот крысы придорожные! Меж тем любому понятно: как только Кисс назовет то место, куда он будто бы должен доставить пленницу, то скрутят уже и его самого… А уж какими взглядами меня поливают эти мужики — аж с души воротит!

Кисс еще раз внимательно оглядел всех. Двое руки на мечи положили, третий все так же ножичком поигрывает, а четвертые моего коня по-прежнему за узду держит… И у всех на мордах улыбки победителей. Они уже все решили за нас и уверены, что добыче деться некуда… Наверное, уже и прибыль в уме подсчитывают! Хотя догнавшие нас люди и были умелыми воинами, но сейчас они несколько расслабились, считают, что мы у них в руках и деться нам некуда. Что тут скажешь: излишнее самомнение погубило многих…

— Что ж, — вздохнул Кисс, — что ж, на нет, как говорится, и суда нет…

Все, прозвучала условная фраза. В следующее мгновение я скинула веревку, взмах руки — и метательный нож, до того спрятанный в рукаве, вонзился прямо в грудь мужичку, который вздумал было пугать нас своим ножичком… Так, этот готов — лезвие вошло ему точно в сердце…

Второй, тот, что придерживал моего коня, от неожиданности оторопел на долю секунды, но потом кинулся на меня, пытаясь схватить за руки. Так, отклониться чуть в сторону, отбить его руки, рывок вперед — и уже самой привычно охватить мужчину руками за его голову, резко ее повернуть… Все, безжизненное тело стало сползать с лошади…

Кисс тоже не терял даром времени — пущенный им нож вонзился в горло второго наемника. Но вот тот стражник, что до этого в разговоре с нами был весьма красноречив — он оказался самым сообразительным: все правильно, его ж не просто так выставили для переговоров… Мгновенно сообразив, что дело вот-вот кончится для него более чем печально, он сразу же попытался удрать. Даже успел дать своему коню шпоры… Но тут длинный конец хлыста в руках Кисса обвился вокруг шеи стражника… Сильный рывок — и тело со сломанной шеей рухнуло на землю, еще и ударившись при падении виском о край неровного камня…

Все это произошло очень быстро, всего лишь за несколько ударов сердца. Интересное дело: мы вновь заявились в Нерг всего несколько часов назад — и уже оставляем за собой покойников… Или кто-то из этих людей еще жив?

Кисс, соскочив со своего коня, и осмотрев лежащих на земле, только головой покачал — все, никто из этих мужиков среди живых больше не числится… И я тоже вижу, да и Койен подтверждает: все, ребятки направились прямиком на Темные Небеса — вблизи Светлых им даже показываться не стоит…

— Невеселое начало… — Кисс еще раз оглядел неподвижные тела. — Лиа, рядом с нами лишних глаз нет?

— Человеческих — нет, но неподалеку бродит шакал, две лисы и прочее… Кисс, что делать будем? Так оставим, или попытаемся их спрятать?

— Так оставлять не стоит, а прятать… На это у нас нет времени, и мы совсем не знаем местности… Лиа, я обыскиваю этих двоих, а ты — вон тех.

— Что ищем?

— Может, хоть у кого-то из них при себе найдутся игральные кости, или хотя бы карты… Да, если у кого из них отыщешь деньги, то тоже откладывай их в сторону… Но главное — кости! Очень нужны… Очень!

Повезло: эти самые кости Кисс нашел у одного из наемников, но еще больше парень был доволен, когда отыскал у того же самого человека второй набор игральных костей. Как сказал Кисс — это именно то, что и надо было, причем найденные им вторые кости были совсем не простые…

Когда, спустя какое-то время, мы направились дальше, своим путем, то рядом с дорогой, на земле остались лежать четыре тела, неподалеку от которых мирно паслись лошади. Каждый, кто подъедет к этому месту, увидит неприятное зрелище: раскиданные игральные кости, рассыпанные деньги, вытащенное из ножен оружие… Мы с Киссом постарались придать умершим наиболее достоверный вид, и, на первый взгляд, можно было не сомневаться: мужики решили передохнуть, кинули кости, потом у них возник конфликт, перешедший в драку — и вот результат…

Недаром Кисс был так доволен, найдя второй набор игральных костей, с залитым внутрь свинцом: за подобные штуки, когда вовсю идет игра и все бросают кости, хозяину таких вот «хитрых» костей вполне могли под горячую руку начистить морду, а то и сделать что похуже — шулеров нигде не любят. Похоже, в этом случае все произошло именно так: разоблачили жулика во время игры, слово за слово, потом схватились за ножи… На всякий случай мы сунули пару таких костяшек в руки одного из убитых — если начнут разбираться, то они должны будут сыграть свою роль, или, хотя бы на какое-то время уведут расследование от нас… Не знаю, поверят в эту историю, или нет, но, как сказал Кисс, все же может сработать. Пусть и ненадолго.

Часть найденных при убитых денег Кисс оставил в их карманах, часть рассыпал по земле, а оставшиеся убрал к себе.

— А это зачем?

— Видишь ли, с того момента, когда этих хапуг найдут и до того времени, пока сюда не прибудут стражники — можно не сомневаться, что к тому времени на земле не останется ни одной монеты — все расхватают. Точное количество денег, что были у этих четверых, уже не уточнить… А у нас с тобой денег немного, так что делай вывод сама.

Как оказалось, от того места, где мы оставили лежать тела убитых преследователей, и до мощеной дороги оказалось не более нескольких верст. Поехали по той дороге еще немного и там, на пересечении двух дорог, как это частенько бывает, находился небольшой поселок с постоялым двором.

Кисс кивнул головой — туда надо зайти. Что ж: надо — значит надо. Конечно, лишний раз соваться на чужие глаза не стоит, да и убираться из этих мест следует как можно быстрей, но надо хоть каким-то образом разведать обстановку! Дело, конечно, рискованное, но и пускаться в путь, не зная того, что творится вокруг, тоже не следует.

Поселок уже проснулся, но, что самое удивительное, и здесь стражи почти не было. Странно: по моим недавним наблюдениям, стражников в таких вот придорожных поселках обычно хватает… Неужто и этих вчера погнали к границе? Зато на дорогах дежурили наемники, к которым местные жители старались даже не приближаться, что неудивительно: дурная слава наемников хорошо известна.

Оставив лошадей на попечение не выспавшегося конюха, зашли на постоялый двор. Не скажу, что народу в общем зале мало — заполнено меньше половины, что для здешних мест считается очень даже неплохо.

То место за столом, где мы сели, меня вначале удивило — на другом краю этого самого стола сидели несколько местных забулдыг, страстно желающих перехватить хоть глоток вина и корку хлеба, оставленные после себя проезжающими. Надо же, оказывается, такого добра, как пьяницы при постоялых дворах, хватает и в Нерге — вот уж воистину неистребимое племя! Зятек до того, как жениться на Дае, тоже вел себя именно так…

Стоп, а при чем тут зятек? Срочно выкинуть его из головы и не вспоминать! Но если только я останусь жива, и смогу снять с себя проклятие сестры — вот тогда благополучно вернусь в свой родной поселок, и уж тогда-то зятьку никто не позавидует! Сразу же по приезде в Большой Двор я этого типа в мелкие щепки раскатаю, и Дая не остановит…

Меж тем, не прошло и нескольких минут, как пьяницы стали потихоньку придвигаться к нам, а чуть позже — едва ли не набиваться в друзья. Конечно, их интересовали вовсе не мы, а тот кувшин с дешевым вином, который Кисс заказал будто бы для себя. Еще через несколько минут вино из кувшина полилось в чужие кружки под печальные рассказы забулдыг о своей несчастной и трагической судьбе…

Понятно, что вскоре вино в кувшине закончилось, и захмелевший посетитель заказал у хозяина еще кувшинчик, а потом еще один, и еще… Разговоры «за жизнь» становились все длиннее и задушевней, этак скоро дойдет до объятий и заверений в вечной дружбе…

Но всю идиллию разрушила жена посетителя: без долгих разговоров, что-то недовольно бурча себе под нос, она без лишних разговоров вытащила изрядно окосевшего муженька из-за стола. Впрочем, тот, пьяно икнув, и сам подосадовал, что ему надо ехать, хотя он был бы вовсе не прочь посидеть еще немного в хорошей компании. Царским жестом мужик бросил на стол серебряную монету, при виде чего его жена чуть не лопнула от злости и едва ли не пинками стала выталкивать муженька к выходу.

С трудом забравшись на своего коня, и заработав при этом не один тычок от жены, мужчина направился по своим делам, мотаясь в седле из стороны в сторону, и то и дело получая нагоняй от едущей сзади недовольной и злой женушки. Ее можно понять: мужик с самого утра успел не только глаза залить, но еще и умудрился напоить на свои деньги нескольких бездельников!..

Однако стоило нам покинуть поселок, как Кисс мгновенно преобразился. Подвыпившего мужичка больше не было, он уступил свое место тому человеку, которого я знала раньше. Никто бы не сказал, что еще недавно этот парень едва держался в седле. Ну, я-то видела, что это вино, мерзкое даже по запаху, Кисс почти не пил. Когда сидишь за одним столом с пьяницами, то не помешает знать, что твои собутыльники в первую очередь следят лишь за тем, чтоб вино не кончалось именно в их кружках.

Кисс сумел кое-что выудить из разговоров забулдыг. Дело в том, что эти пьяницы, проводя все свое время в постоянном ожидании того, кто смилостивится над ними и нальет очередную кружечку, видят и слышат очень многое из того, что происходит вокруг. Так что главное в общении с такими типами — суметь их разговорить, а Кисс, как я поняла, подобное умел делать неплохо.

Дело обстоит так: вчера во второй половине дня в поселке поднялась кутерьма, приехал какой-то важный чин, а потом чуть ли не всех поселковых стражников погнали к границе — как им сказали, за кордон собирается прорваться какая-то большая банда, и ту банду необходимо перехватить еще в пути, ни в коем случае не позволяя даже приблизиться к границе… Вместо стражников в поселке хозяйничали наемники, но еще больше их сейчас было на дорогах. Все кого-то ищут. Проверяют едва ли не всех, кто направляется к границе с Харнлонгром.

Так оно и оказалось в действительности. В это раз на дорогах Нерга оказалось куда больше проверяющих, чем всего лишь несколько дней назад. И верно: тех, кто ехал к границе с Харнлонгром, постоянно останавливали и весьма бесцеремонно обыскивали. До нашего слуха не раз доносились недовольные голоса людей, утверждающий, что их уже останавливали и обыскивали не менее десяти раз, а то и больше…

Однако обыскивали и тех, кто шел от границы, и при том особое внимание уделяли иноземцам. Счастье, что для нас еще в Харнлонгре раздобыли головные уборы, чем-то напоминающие тюрбаны — они и волосы скрывают, и сдвигать их можно чуть ли не на глаза. Такие тюрбаны носят здесь очень многие — солнце в этих местах (и особенно днем) печет неимоверно, и находясь на открытом месте с непокрытой головой можно легко получить солнечный удар.

Ничего не скажу насчет себя, но вот Кисс, когда спрятал под этот самый тюрбан свои светлые волосы, стал почти неотличим от местного жителя. Единственное, что выделялось на его лице — так это непривычно светлые глаза. Впрочем, в этих местах у границы хватало людей, рожденных от представителей самых разных рас, так что подобная особенность внешности Кисса хотя и была заметна, но пока что не привлекала к себе особо пристального внимания.

Эти самые тюрбаны были удобны еще и тем, что одним концом шарфа, свисающего с тюрбана, можно было прикрыть нижнюю часть лица. Кстати, очень многие из местных поступали именно так. Естественно, что и мы постарались не отступать от здешних правил, что нас просто-таки спасало от излишнего внимания.

Тем не менее за день нас останавливали не менее пяти раз, и если бы не Кисс, которого по выговору было невозможно отличить от здешнего уроженца, то нам пришлось бы тяжело. Что касается меня — то я лишний раз старалась помалкивать: увы, но при том, что хотя я прекрасно понимаю все, что говорят окружающие нас люди, но вот сама на чужом языке говорить не могу. Ну не дано мне этого! Правда, как-то я все же попыталась это сделать — изречь несколько фраз на языке Валниена, но все тот же Кисс затыкал свои уши и требовал, чтобы я прекратила терзать его слух немыслимо жуткими звуками — он, дескать, еще хочет пожить с нормальными, а не свихнутыми набок мозгами.

Сейчас, когда нас останавливали для проверки, Кисс говорил всем одно и то же: что-то с женой приключилось, онемела после болезни, хотя все слышит и понимает. Оттого-то мол, к толковому колдуну ее и везу… Очередная пара монет благополучно решала дело, и нам дозволялось ехать дальше.

Меня настораживало еще одно: на дороге мы неоднократно встречали колдунов, как в сопровождении охраны, так и тех, кто находился с военными отрядами. Пусть я прикрыла и Кисса и себя маскировочным пологом, но если умелый колдун будет всматриваться в нас, то сумеет понять, что за мрачными мыслями о малом урожае и нехватке денег на ремонт дома скрывается нечто совершенно иное… Одна надежда на то, что сейчас колдунам не до того, чтоб внимательно изучать каждого из встреченных ими на дороге людей — все же для этого надо тратить немало сил.

И все же меня беспокоили воспоминания о тех убитых пограничниках и наемниках. Выждав время, когда мы оказались одни на дороге, я спросила парня:

— Кисс, а те, наши преследователи… Ну, те, убитые… Их ведь искать будут! Даже я понимаю: солдат нет на месте в такое время, когда объявлено что-то вроде тревоги!.. Когда найдут тела, тот прежде всего подумают на нас!

— Особо не беспокойся. Пока не найдут их тела, и не разберутся, откуда они взялись и кто такие — до того времени этих людей искать не будут. Раз они покинули свои отряды, то, значит, сумели каким-то образом договориться со своим начальством о временной отлучке. Им же надо было время, чтоб найти этих двух лопухов, то есть нас, и продать их… Не сомневаюсь, что их начальство в доле…

— Но эти люди убиты!

— И что? Это такой народ: решили ненадолго остановиться, испытать судьбу… А дальше все просто: одного из этой милой компании прихватили на шулерстве, и пошло-поехало… Думаю, начальство постарается замазать эту историю, не даст ей ходу. Иначе это может быть чревато уже для них самих — выяснится, что их подчиненные направились вслед за похитителем людей, которого сами же до того пропустили в глубь страны. Значит, подобное произошло по сговору, а за такое может хорошо попасть. Сама понимаешь: о любых нарушениях границы надо сразу же докладывать начальству, и тут уже не важно, кто этот нарушитель — торговец живым товаром, или случайно забредший крестьянин.

— Так как же будут объяснять смерть четырех человек?

— Скажут, что те самовольно покинули свой пост — дезертиры, одним словом… Дескать, проехали искать развлечений, и игральные кости в этом случае объясняют многое, если не все…

В небольшой городок Бата'е мы приехали во вторую половину дня. Здесь нам следовало кое-что сделать для того, чтоб в последующем пути как можно меньше привлекать к себе внимание.

Прежде всего Кисс прошелся по местному рынку и купил нам простую одежду из хлопка, которую в Нерге обычно носят небогатые люди — широкие штаны и длинная, чуть ли не до колен, рубаха с капюшоном. Затем он договорился с одним из торговцев о том, что тот завтра с утра пригонит сюда небольшую повозку — дескать, заболевшую жену надо везти дальше, а в ее нынешнем состоянии ездок на лошади никакой, так что надо обзаводиться каким-то средством передвижения. После ожесточенного спора мужчины ударили по рукам. Что ж, хорошо — значит, дальше будем продолжать путь в повозке.

Следующее место, где мы остановились — это храм Великого Сета, довольно высокое мрачное здание, стоящее на главной площади городка. Вначале меня удивило, что перед тем храмом находится на удивление много народу. Потом поняла (и как я могла забыть!): ведь скоро ожидается главный праздник Нерга — сошествие этого самого Сета. Понятно, что главные празднования пройдут в столице страны колдунов, куда, по традиции, со всех городов и поселений идут те, кто желает воочию увидеть то, как проходят праздники.

Не знаю, как для других, а для нас с Киссом подобное столпотворение подходит как нельзя более кстати — ведь в большой толпе, в случае чего, легче затеряться, а именно это может стать особенно важным, особенно если учесть то, что место заключения Мариды находится как раз в столице. На сегодня для нас главное — освободить старую ведунью из заключения, а вот что касается Храма Двух Змей… Ну, с ним будем решать чуть позже.

Сейчас перед нами стоит другая задача — добраться до столицы Нерга, а это сделать совсем непросто при том количестве стражников и наемников, что сейчас находятся на дорогах. Значит, нам следует на весь дальнейший путь до столицы обзавестись попутчиками, причем такими, один вид которых внушает доверие стражникам при дороге. Продолжать путь только вдвоем не стоит — слишком опасно, пусть даже мы будем находиться среди паломников.

Так что нам надо обзавестись спутниками, причем спутники должны быть из числа таких, которые не вызовут у стражников подозрений. Иначе никак нельзя — отправляться в столицу Нерга, мало что зная об окружающем, и не имея при себе ничего из тех необходимых бумаг, которые с нас могут потребовать… Хочется нам того, или нет, но нам необходимо иметь какое-то прикрытие со стороны.

Именно оттого Кисс, подобострастно изогнувшись перед храмовым колдуном, излагал ему свою нижайшую просьбу: дескать, он, небогатый торговец, со свой больной женой следует в столицу, чтоб на празднике воздать хвалу Великому Сету, и просить Великого Змея об избавлении бедной женщины от застарелой хвори. А для того, чтоб их нижайшая просьба была более благосклонно принята Великим Змеем, они с женой хотели бы совершить благое дело — отвезти в столицу на своей повозке одного, или же нескольких из тех почтенных и уважаемых людей, кто хотел бы присутствовать на празднованиях в столице, но не имеет средств на дорогу. Этих благородных людей они с женой довезут до места, и, естественно, помогут им вернуться назад.

Жрец, до того слушавший без особого внимания то, что ему говорит незнакомый человек, после этих слов Кисса встрепенулся, и выразил полное одобрение благого начинания. Как сказал жрец, завтра здесь же, с утра, нас будут ждать те достопочтенные господа, которым надо обязательно посетить столицу, но, однако, эти уважаемые люди за свою долгую и праведную жизнь не сумели отложить для своих нужд хоть немного денег. Так что Великий Сет, без сомнения, должным образом отметит наше стремление оказать достойным людям посильную помощь ради прославления его имени. На том мы с жрецом и расстались.

До небольшого постоялого двора, находящегося чуть ли не у окраины Бата'е, мы добрались почти перед самым закатом солнца. На наше счастье, этот постоялый двор относился к числу тех, где следят за сохранностью оставленных лошадей, так что хотя бы за животных можно было не беспокоиться.

Обычный полутемный зал с длинными столами, низкие потолки, запах еды, крохотные полутемные окна, приглушенные разговоры… Я уже давно поняла: здесь, в Нерге, в местах, подобных этому обеденному залу, не принято громко говорить друг с другом, так же как считается недопустимым подходить со своими разговорами к кому-то без приглашения. Да и задерживаться без дела в обеденном зале тоже не стоит. Тут правила простые: поел — и иди отсюда по своим делам а если заняться нечем, и ночь на дворе — так сиди в своей комнате, отдыхай, спи, занимайся своими делами и понапрасну не беспокой людей… Н-да, общительный тут народ, ничего не скажешь.

Мы с Киссом тоже не стали затягивать ужин, тем более, что обстановка в зале никак не располагала к долгому общению. Лучше уж побыстрее убраться в выделенную нам комнатку, и постараться там отдохнуть до завтрашнего дня.

В маленькой комнатке с низким потоком, которую мы сняли на одну ночь, едва хватало места для дощатой лежанки, стола, и чего-то похожего на небольшую скамью. Да, тут не разгуляешься. К тому же в этой комнатушке совсем темно, и дело здесь не только в том, что на улице солнце уже закатилось — при крохотном окошке в этом закутке и днем света немного. Тонкая дверь, которую без труда можно выбить одним ударом ноги, и столь же тонкие стены, отделяющие нашу комнату от соседних… Пожалуй, нам следует говорить друг с другом едва ли не шепотом, а не то соседи будут в курсе всех наших бесед.

И вот еще что интересно: для кого тут сделаны такие низкие потолки? Можно подумать, в здешних местах нет высоких людей! Мы с Киссом и то едва не задеваем головой доски потолка! Окажись здесь, на нашем месте, кто-то из высоких жителей Севера, то как бы им пришлось передвигаться в этой комнатушке — наполовину согнувшись, или ползать чуть ли не на четвереньках? Да уж, на княжеские хоромы здешняя обстановка никак не тянет.

Задвинув хлипкую задвижку на двери, внимательно осмотрелась вокруг. На первый взгляд вроде все нормально… Хотя… Нет, здесь не все в порядке, да и Койен подтверждает — я не ошиблась в своем предположении.

— Кисс — негромко сказала я. — Там, в потолке, небольшая дыра… Вон, справа. Видишь? С первого взгляда ее и не заметишь — так умело скрыта в неровностях досок. Оттуда хозяева частенько следят за постояльцами: ну, куда те деньги прячут, есть ли у них с собой какая небольшая контрабанда, порошок серого лотоса, запрещенные товары, и все такое прочее…

— Извращенцы — усмехнулся Кисс. — Впрочем, чтоб ты знала на будущее: такие вот глазки — довольно обычное дело в гостиницах провинциальных южных городов. И потом, здесь считается вполне нормальным лишний раз присмотреть за постояльцами. Так сказать, мера предосторожности, хотя и не совсем обычная..

— Но зачем?

— На всякий случай. Ну, и за порядком лишний раз присматривают. К тому же втихую подсматривать за своими постояльцами — дело пикантное и довольно безопасное, если, конечно, тебя за таким интересным наблюдением не застукают все те же гости. Вот тогда у хозяев могут быть неприятности, и им очень повезет, если дело обойдется всего лишь парой сломанных ребер или синяком под глазом. Впрочем, такие вот глазки обычно делают лишь на небогатых постоялых дворах. Что касается гостиниц для состоятельных людей, то там хозяевам о таких вот дырках в потолке не стоит даже мечтать — за подобное высокие гости вполне могут и голову с тебя снести.

— Интересно, что они могут рассмотреть в темноте? Особенно если свеча не горит…

— Ну, за постояльцами все же чаще подсматривают днем… Что же касается ночи… Многие из тех, что останавливаются на таких вот постоялых дворах, на ночь оставляют зажженную свечу или горящий светильник. И потом, что значит — темно? Можно подумать, на свете нет никаких колдовских штучек, позволяющих видеть в темноте!

Тут Кисс прав: есть такие магические стеклышки, позволяющие видеть окружающее даже в кромешной тьме, причем через такое вот стекло даже глубокой ночью можно рассмотреть все то, что тебя интересует, едва ли не так же отчетливо, как днем. Правда, такими колдовскими штучками старались не увлекаться — от их постоянного применения здорово снижалось зрение.

— Так что, — не поняла я, — мы так и оставим эту дыру в потолке?

— Еще чего! — ухмыльнулся Кисс. — Не стоит поощрять порок и излишнее любопытство — все же и то и другое является грехом. И потом, я, в отличие от тебя, ожидал найти здесь что-то подобное. Видишь ли, если постояльцы обнаруживают такие вот глазки в потолках, то они их обычно просто-напросто затыкают. Или замазывают. Но мы с тобой поступим по-другому — и Кисс, забравшись на стол, что-то засунул в небольшое отверстие в потолке.

— Что это?

— Каменный жук. Я его на рынке купил, у торговца травами и лекарствами. На всякий случай.

— И когда же ты успел это сделать?

— Ну, я, как ты, наверное, заметила, вообще парень шустрый.

— А может, не стоит так рисковать? Ну, я имею в виду этого самого жука…

— Наоборот, очень даже стоит. Хочу продемонстрировать тебе, радость моя, наглядный пример той прописной истины, что излишнее любопытство не доводит до добра. Особенно тех, кто без приглашения сует свой нос в чужие дела. Ничего, им впредь наука…

Каменный жук… Почти всю свою жизнь эти довольно крупные жуки проводят в своих коконах, твердых, будто камень — отсюда пошло и название этих насекомых. Но когда эти жуки покидают свои коконы и вылетают из них, отыскивая себе пару — то вот тогда трогать их крайне нежелательно. Почему? Можно нарваться на довольно серьезные неприятности.

Дело в том, что обычно каменные жуки, вылетев из своего кокона, с наступлением ночи забиваются в какую-нибудь щель, или в неглубокое отверстие, и того, кто приблизится к ним на очень близкое расстояние, или же попытается вытащить из укрытия спрятавшееся насекомое — на того жук выплевывает липкую жидкость, к тому же довольно пахучую. Пусть ее, этой жидкости, совсем немного, и в целом она не очень ядовита, но, тем не менее, попадании той жидкости на кожу вызывает сильное раздражение, чуть ли не ожог. А уж если на той коже окажется хоть небольшая царапинка или ранка, то дело вполне может дойти до серьезного воспаления, а то и до чего похуже… Недаром этими жуками торгуют продавцы лекарств: всем известно, что если с пяток таких вот жуков бросить в небольшой сосуд с вином, дать настояться пару седмиц — то на радость многим хворающим будет готова отличная растирка для больных суставов.

Сейчас Кисс, раздавив своими сильными пальцами твердый кокон, ловко вытащил оттуда жука и быстро сунул его в отверстие на потолке. Да, парень прав: жук будет сидеть там, в этом отверстии, не двигаясь с места, а вот если кто сунется посмотреть в глазок… Ну, в этом случае неким излишне любопытным типам я никак не завидую.

Ладно, бывало и хуже, так что одну ночь можно провести и здесь. Кисс зажег свечу и, на всякий случай, завесил крохотное оконце тряпкой, лежащей на столе. Так, чужих глаз, кажется, больше нет, так что нам не помешает кое-что сделать. Прежде всего, надо еще раз посмотреть, сколько денег, если можно так выразиться, имеется в нашем загашнике — ведь неизвестно, что нас ждет впереди, да и Мариду просто так не освободишь. Для этого дела, можно не сомневаться, понадобятся деньги, причем деньги немалые… Ну, а мне тоже не помешает получше рассмотреть то, что же такое я успела забрать с собой из шкатулки старого колдуна.

Так что сейчас мы с Киссом сняли с себя надетые прямо на тело пояса контрабандистов, и потрошили кармашки тех поясов прямо на столе, вытряхивая из них все то, что успели набрать с собой. Вернее, не столько набрать, сколько забрать. Тогда, перед уходом, мы очень торопились, и нам было не до того, чтоб пересчитывать то, что нам удалось набить по карманчикам пояса. Сейчас было самое удобное время, чтоб определиться с имеющейся у нас наличностью и понять, насколько мы богаты — ведь мы забрали из сумки у Казначея оба мешочка с обработанными драгоценными камнями.

Разглядывая при слабом свете коптящей свечи то, как Кисс раскладывает по кармашкам своего пояса монеты и драгоценные камни, мне внезапно стало смешно. Не в силах сдержаться, я фыркнула, а потом и вовсе стала давиться смехом.

— Ты чего? — покосился в мою сторону Кисс.

— Вспомнила, как ты у Казначея камни забирал…

Теперь усмехнулся и Кисс:

— Да уж…

…Когда вчерашним вечером, еще на пограничной заставе Харнлонгра, мы, собираясь в Нерг, то встал вопрос: где нам взять деньги? А ведь для освобождения Мариды их могло потребоваться очень и очень много!

Конечно, в сумках старого Москита было немало золота, но… Этим деньгам было более трех сотен лет, а за такой долгий срок в мире поменялось очень многое, в том числе изменились и сами деньги. Почти все из этих монет уже не имеют хождения, и сейчас куда больше интересуют нумизматов и любителей старины, а вот как средство расчета — тут они вряд ли годятся! Расплачиваться такими деньгами — это почти наверняка оставлять за собой заметный след, по которому можно легко проследить наше передвижение по Нергу. Надо же: вроде, и деньги есть, и в то же время воспользоваться ими мы никак не можем!

На наше счастье, командир той самой заставы решил рискнуть, и выдал нам из полковой казны немного денег. На первое время хватит, хотя и впритык… Так что нам пришлось идти к Казначею, забирать у него драгоценные камни, но тот, поняв, что у него собираются изъять, враз забыл о своей сломанной ноге и переломанных ребрах, а заодно и о трещине на правой руке. Вместо этого мужик сделал вид, что плохо слышит и не понимает, о чем идет речь.

Несмотря на то, что Варин велела Казначею отдать Киссу все, что тот запросит, я воочию узрела, как сложно вытряхнуть их нашего любителя цифр и расчетов хоть что-то из того, что он охранял.

— Денег не дам! — едва не взвыл наш хранитель долговых расписок, нутром почуяв, за чем именно подошел к нему Кисс. — Они у меня сочтены, оприходованы, внесены в реестр!.. Мне теперь что, прикажешь делать там изменения?! Этого еще не хватало! И зачем тебе те самые деньги?! Это ж старинные монеты, им цены нет! Ты хоть представляешь, сколько за них могут дать знающие люди?! Да где тебе! Каждую из этих монет надо вначале показать знающим людям, оценить, затем…

— Да не нужны мне деньги! Камни давай. Причем оба мешочка.

— Что?! — Казначей едва ли не посинел от негодования.

— Камни, говорю, давай, раз от тебя денег не допросишься! Только не говори мне, что ты их тоже успел поставил на этот свой учет. Камни вначале оценить надо, а для этого нужен ювелир…

— А я, по-твоему, что — в камнях совсем не разбираюсь? Ничего не дам!

— Слышь, Казначей, хватит изображать из себя последнего скрягу! И потом, я их прошу не для того, чтоб удариться в гулянку по ближайшим постоялым дворам! Камни нужны для дела…

— Еще чего! Ничего не дам! Говорю тебе: у меня все учтено…

— Нашел, у кого просить! — подал голос Лесовик. — Да у него зимой снега из-под окон не выпросишь, а ты говоришь — денег!

— В моей стране снега почти никогда не бывает — пробурчал Казначей. — Так что и просить нечего…

— Тогда песка из-под окон не выклянчишь — ухмыльнулся Лесовик.

— Песок тоже разный бывает… — да, судя по этому разговору, из Казначея можно что-то вытряхнуть только под угрозой жестокой смерти. Пожалуй, стоит попросить здешнего командира, чтоб сюда подошло с десяток арбалетчиков, и чтоб у всех арбалеты были взведены, да еще и нацелены на Казначея… Нет, этого мало — тут еще и мечники понадобятся…

— Казначей, я тебе кажется уже сказала: отдай им камни! — раздался голос Варин. Женщина говорила с трудом — видно, ей было совсем плохо, но в ее голосе пробивались незнакомые мне веселые нотки. Похоже, даже ее позабавило стремление Казначея стоять на страже интересов будущих хозяев того добра, которое сейчас он охранял с таким пылом. — Считай, это приказ! Неужели тебе самому не понятно: это не прихоть, а насущная необходимость!

— Но…

— Если и дальше будешь валять дурака, то отдашь Киссу и кое-что из того, что он решит потребовать дополнительно. Хоть несколько из тех самых расписок…

— Да зачем они ему?! — похоже, при одной лишь мысли о том, что придется расстаться хоть с одной из его бесценных расписок, Казначея мог хватить самый настоящий удар. — Это ж самый настоящий грабеж!

— Казначей, поторапливайся, время дорого! — снова заговорил Кисс, хотя, кажется, ему очень хотелось заехать Казначею в лоб. — Да, заодно и шкатулку достань. Лие там кое-что с собой прихватить надо. Да не трясись так, вернем мы тебе назад эту самую шкатулку! Она у тебя что, тоже в реестр внесена?

— А ты как думал? Старинная работа, черненое серебро…

— Казначей, ты зануда, чернильная душа и буквоед!

— Лучше быть таким, чем уподобиться вам, безголовым транжирам!

— Кому-кому?

— Таким, которые деньги не ценят, и счета им не знают!

— Казначей! — повысила голос Варин. — Я кому сказала? Или мне самой в сумки лезть?

Тяжело вздохнув, Казначей едва ли не со стоном сполз со старых сумок колдуна, на которых лежал все это время. Видно, предпочел отдать требуемое сам, а не то Варин (не приснись такого и в страшном сне!) и верно, что из бесценных расписок нам отдаст…

Если шкатулку он протянул мне довольно спокойно, то с камнями дело обстояло совсем не так. Отбирая из шкатулки кое-какие мешочки с порошками, я посматривала на Казначея, и старалась не улыбаться уж очень заметно.

— А может, вам одних рубинов хватит? — с надеждой в голосе спросил Казначей. Хотя он и достал из сумок оба мешочка с камнями, но было заметно, что расставаться с ними ему совсем не хочется.

— Ну ты и скупердяй! — Кисс забрал из подрагивающих пальцем Казначея оба мешочка с драгоценными камнями. Вернее, не забрал, а просто-таки выдрал, потому как пальцы у Казначея никак не желали выпускать драгоценности. Да, с нашими парнями не соскучишься!

— Причем тут скупердяй?! — Казначей печальным взором проводил мешочки с драгоценными камнями, исчезнувшими в кармане Кисса. — Это вы счета деньгам не знаете, а у меня, между прочим, в реестре уже все было поставлено на приход! Пусть даже только в количестобъемве, без точных сумм и подсчета в каратах… Если я сейчас вам что-то отдам, то вынужден буду проводить снятие со… — и внезапно Казначей улыбнулся, сразу став моложе. — Ну надо же, совсем как в моей родной стране! Там у меня тоже деньги вытаскивали чуть ли не из рук, и при этом говорили — а, сделай что-нибудь, чернильная душа!..

— Правильно говорили — буркнул Кисс, похлопывая себя по карманам, где лежали мешочки. — Прямо как в воду глядели. Ты и их довел, похоже…

— Ладно, — тяжело вздохнул Казначей, провожая тоскливым взглядом исчезнувшие добро, — ладно, забрали — так забрали, но если по возвращении у вас при себе останется хоть что-то из этих камней, то, будьте любезны, возвратите их назад! Я у себя в реестре насчет этого сделаю соответствующую приписку…

— Ага, уже тащу! — съехидничал Кисс. — Только вот для начала мне надо будет свою собственную голову назад из Нерга принести, причем, крайне желательно, чтоб она находилась не в дорожной сумке, а на моих плечах! А потом уж, если, конечно, останется, то верну тебе и что-то из этого самого, поставленного на учет вместе с твоей припиской…

… Сейчас, сидя в крохотной комнатке постоялого двора, мы улыбались, вспоминая о том разговоре.

— Теперь, конечно, можно посмеяться — фыркнул Кисс. — А не сомневаюсь, что Казначей, будь у него время, поштучно пересчитал бы все камни, что мы забрали, да еще и потребовал бы от нас поставить подпись чуть ли не под каждым из них… Но если говорить откровенно, то к его столь дотошному отношению к своему делу я испытываю искренне уважение. Кажется, кто-то в его стране совершил большую ошибку, пытаясь избавиться от этого толкового человека. Не знаю, что там было у Казначея на его родине, но вот то, что человек всю свою душу вкладывает в любимое дело — это несомненно. Если уж на то пошло, следует признать, что за порученное ему дело Казначей берется со всей ответственностью. Умный и знающий человек — он без дела не останется. Спорить готов — за всю дорогу до столицы Харнлонгра он вряд ли хоть раз слезет с этих сумок с книгами и расписками — будет лежать на них, как собака, которой поручили охранять хозяйское добро… Кстати, что именно ты из шкатулки с собой взяла?

— Чуть позже расскажу… Кисс, я вот все вспоминаю: там, в Харнлонгре, наших отправили так быстро, что я не успела со всеми попрощаться. Как-то уж очень быстро подогнали телеги, погрузили в них наших раненых… Ты как думаешь, Трей довезет их до столицы?

— Не только довезет, но и сумеет защитить. Не беспокойся. В этом смысле всем повезло: Трей не получил ни одной раны, а том, какой он воин — о том и говорить не стоит. Все же он Правителя охранял, а это говорит о многом…

— Охранять-то охранял, только вот из-за меня пострадал.

— В какой-то мере это действительно так, но все равно: не стоило ему тогда, на постоялом дворе, Правителя оставлять одного, без охраны, пусть даже и на короткое время. А если б на твоем месте кто другой оказался, тот же Клещ, например? Тогда позже хоть за голову хватайся, хоть за сердце — все одно не поможет!

— Но он же не мог ослушаться приказа Правителя, когда тот велел отвести его даму в карету!

— Лиа, в службе охраны высоких особ существуют некие правила, причем весьма жесткие, которые Трей нарушил: что бы тебе не приказывал Правитель, но охранник обязан прежде всего строго подчиняться приказам своего непосредственного начальника, которым является Вояр. Трею было приказано охранять Правителя — он и должен был это делать, а не провожать всяких там… дам до карет. Пусть даже подобное тебе приказывает Правитель. Конечно, мы все люди, и обстоятельства тоже бывают разные, но уж если ты идешь на некое нарушение приказа, то хотя бы будь полностью уверен, что в твое отсутствие с тем, кого охраняешь, ничего не произойдет. Если бы охранников было двое — вот тогда другой разговор, веди до кареты кого угодно, а так… Ладно, замяли. Так, что там у тебя с твоими порошками?..

Мы честно поделили меж собой драгоценные камни и порошки, а вот деньги Кисс забрал себе. Это понятно — неизвестно, сколько мы потратим на дорогу до столицы Нерга. Впрочем, тех денег было не так и много. Как только окажемся в столице, то первым делом надо будет продать несколько камней из тех, что у нас имеются…

Но об этом подумаем потом, а пока Кисс погнал меня спать. Ты, дескать, ложись отдыхать первой, а я пока подежурю. Потом сменимся.

Спорить я не стала — если честно, то глаза у меня просто слипались. Только прилегла на плохо обструганные доски — сразу же заснула.

Проснулась от шума, который доносился откуда-то сверху. Спросонья посмотрела на Кисса — тот сидел довольный, чуть насмешливо улыбаясь. Молча ткнул пальцем в потолок, откуда доносились чьи-то голоса, причем один из тех двух голосов был заметно испуган… Вон, этот некто даже свой громкий голос не стал приглушать, несмотря на то, что сейчас глубокая ночь.

Все понятно, кто-то из хозяев полез подсматривать за постояльцами, и никак не ожидал, что в одном из тех отверстий-глазков окажется затаившийся каменный жук. Судя по возбужденным голосам, одному из любителей следить за гостями сейчас не позавидуешь. Если жидкость от каменного жука попала в глаза, то ее надо срочно смыть, причем чем скорей это будет сделано, тем лучше, а не то жечь будет долго, не одну седмицу, да и зрение на какое-то время станет много хуже.

Точно — сверху раздался звук быстрых шагов, и все стихло. Все в порядке, мужчина убежал вниз, умываться и как можно скорей смывать попавшую на глаза жидкость каменного жука, и, похоже, что второй мужчина последовал за ним. Это понятно: не стоит рисковать, ведь вполне может оказаться и так, что здесь находится еще не одно забившееся в щель насекомое… Вряд ли до рассвета хоть кто-то из убежавших мужчин вновь вздумает полюбопытствовать у потайного глазка.

Несмотря на возражения Кисса, отправила его спать, а сама уселась за стол. За несколько часов я успела неплохо выспаться, и теперь наступила моя очередь дежурить, тем более что бедный парень за вчерашний день тоже вымотался ничуть не меньше меня. Так что пусть хоть немного отдохнет, пока есть такая возможность…

Слушая, как ровно дышит во сне Кисс, мне вспомнились парни, которых мы оставили в Харнлонгре, и мой с ними последний разговор.

Дело в том, что мне давно хотелось поговорить с Треем и Ораном, только вот повода не было, да я и не решалась на подобное — бывший охранник Правителя не относился к числу тех, кто держался с людьми запанибрата. А тут, перед самым расставанием, решилась: будь, что будет!

Совсем незадолго до того, как они уехали, я подошла к телегам, на которые укладывали наших раненых. Мне повезло: Трей и здоровяк-лекарь находились рядом.

— Ребята, вы уезжаете, и я хотела сказать вам перед расставанием: не сердитесь на меня! Я имею в виду наши первые встречи еще тогда, в Стольграде… Понимаю — ведь это именно я была причиной того, что вам в свое время здорово попало от начальства, и оттого вы оба оказались здесь! Честное слово, я не думала, что так получится!..

С удивлением увидела, что оба парня ухмыляются. Надо же, а я считала, что они огрызнутся, услышав мои слова…

— Я ж тебе сказал — обратился Трей к Орану. — Я ж говорил, что она к нам подойдет перед отъездом, а ты — некогда ей, не до того… Лия, ты не думай ни о чем плохом — теперь Трей смотрел на меня без своей обычной неприязни. — Если честно, то было дело, злились мы на тебя, но, если вдуматься, то во многом виноваты сами. В том числе и в том, что лопухнулись на твой счет еще там, в столице. Я, например, срисовал тебя сразу же, как только увидел в «Сером коте». Прежде всего, ты выделялась из всех присутствующих в зале, чего-то ждала… Причем ждала не кого-то, а чего-то, это я сразу понял. Потом, внешне ты очень похожа на княгиню Айберте, а ее наш Правитель не переносит. Терпит присутствие этой дамы на приемах, но не более того… Так что родственнице княгини в том месте было совершенно нечего делать. К тому же, как только я прошел мимо тебя, ты направилась наверх… И ведь чувствовал я, что надо идти вслед за тобой, но эта особа, которую я сопровождал… Очень к ней наш Правитель расположен, и бросать ее одну я не решился, о чем позже пожалел не раз. Ох, будь в тот момент рядом с Правителем не я один, а двое охранников, как того и требовал Вояр, то будь уверена — ты бы от меня уйти не сумела. И к Правителю бы приблизиться не смогла. Но, к несчастью, в тот день Правитель решил поехать на тот постоялый двор с одним охранником, то есть со мной. Вообще-то это понятно: чужих глаз поменьше, да еще и карету взяли не свою, а главного егеря… Наверное, именно на нее, на эту самую карету, вы и купились?

— Было дело… — вздохнула я.

— А что касается меня — вступил в разговор здоровяк Оран, — то я вообще облажался по самое не балуй. Думал, ты обычная посетительница, которая пришла на прием к лекарке. Ничего подозрительного насчет тебя мне и в голову не пришло!

— Обычная? А кто ржал, как лошадь, когда я уходила?

— Сознаюсь — виноват, но удержаться не мог: на первый взгляд ты выглядела такой дурой!.. Правда, позже мне пришлось пожалеть уже о собственной глупости…

Пожалуй, это был мой последний разговор с ребятами… Хотя, нет, я еще успела перед расставанием кое о чем попросить Варин, причем в качестве личного одолжения: сейчас Гайлиндер все еще без сознания, но вот когда он придет в себя, то пусть Варин передаст ему мою просьбу — когда парень окажется дома, в Большом Дворе, то ему не стоит говорить никому, в том числе и сестрице о том, что он видел меня здесь. Почему? Ну, уехала я из поселка, и мало ли куда могла направиться — мир велик, и места в нем всем хватит… А вот если до сестрицы донесется весть о том, что меня видели в Нерге, то, думаю, она расстроиться чуть ли не до слез, себя ругать начнет — все же Нерг не то место, где приезжие находятся в безопасности…

Варин пообещала — не сомневайся, мол, передам Гайлиндеру твою просьбу, но при этом так сочувственно посмотрела на меня, что мне стало не по себе — похоже, она, как и многие, считает, что Дае нет до меня ровным счетом никакого дела…

Впрочем, тут, пожалуй, Кисс прав: не стоит сейчас думать о том, что мы пока что не можем изменить. Вот вернусь домой, в Большой Двор… Так, не будем думать ни о чем, что не относится к тому делу, из-за которого мы оказались здесь.

Когда утром мы спустились вниз, то сразу заметили, что у стоявшего за стойкой хозяина один глаз заплыл до того, что там было не видно даже узкой щелочки, да и указательный палец правой руки у мужика раздулся настолько, что не сгибался, а внешне куда больше смахивал на толстую сардельку.

Понятно: когда сегодняшней ночью хозяин занимался своим обычным делом (хотя вполне может оказаться, что делом любимым) — подглядывал за постояльцами, и в тот момент, когда вздумал было приложить свой глаз к отверстию в потолке над нашей комнатой, то выяснил, что то отверстие чем-то забито. Ну, и, как видно, решил мужик засор пальцем проковырять. Что тут скажешь: каменного жука так просто с места не сдвинешь — он за стенки своими шершавыми лапками цепляется очень крепко… Так что в ответ на такое бесцеремонное давление бедное насекомое выпустило во врага чуть ли не всю скопившуюся у него отпугивающую жидкость…

Можно не сомневаться — хозяину досталось полной мерой. Что ж, кое-кому впредь наука, а ни Кисс, ни я — мы оба не чувствуем за собой никакой вины. Вообще-то, дорогой хозяин, попало тебе за дело. К тому же отныне лишний раз будешь думать, стоит ли тебе совать свой нос (или глаз) как во все щели, так и в дела постояльцев.

Ну, желаю тебе быстрейшего выздоровления, наш излишне любопытный хозяин, а нам надо отправляться по своим делам. Извини, но лечить тебя я не собираюсь: на тебе через пару седмиц и так все заживет, но зато любопытство свое, может, поубавишь…

А нас вновь ждет дорога. Только на этот раз у нас будут новые попутчики до самой столицы Нерга, те самые достойные люди, о которых мы просили жреца храма Сета. Только вот отчего меня грызет смутное подозрение, что у нас с жрецом разные мнения насчет того, кого можно считать достойными людьми…

Глава 14

К концу пятого дня пути по дорогам Нерга, когда, наконец, впереди показались высокие стены столицы страны колдунов — Сет'тана, я настолько была рада их видеть, что едва сдержала счастливый вопль. Спасибо тебе, Великий Сет, или же столь искреннее спасибо кому другому из тех Темных Богов, каким поклоняются в этой стране, за окончание дороги, и вдвойне, а то и втройне спасибо за ожидаемое избавление от наших спутников! Еще бы денек совместного пути — и я за себя уже не отвечаю!.. И всему виной — попутчики, эти самые весьма достойные люди, за время короткого путешествия надоевшие нам до невозможности…

Когда пять дней назад, у храма Сета, в нашу только что приобретенную повозку с навесом в виде небольшого шатра, собрались залезть сразу четыре человека, я просто растерялась. Дело в том, что мы рассчитывали на двоих «достойных людей», но никак не на четверых. Их тут целая семья — пожилой мужчина с женой, сыном лет тридцати и невесткой… Ну, и каким образом мы все здесь разместимся? Ведь повозку большой никак не назовешь…

Однако Кисса подобное ничуть не удивило. Более того: почтительно изогнувшись, он поинтересовался у уважаемого господина, на чем тот желает добраться до столицы — на повозке или верхом на лошади? Дело закончилось тем, что на лошадь Пузыря с довольным видом взгромоздился пожилой мужчина, Кисс стал править повозкой, а на сиденьях кое-как разместилась остальная семья того достойного человека. Мне же досталось то узенькое местечко позади сидений, куда обычно складывают узлы и корзины. Впрочем, там сейчас немалой кучей оказались навалены пожитки семьи уважаемых людей, и мне оставалось лишь молча сидеть сзади, не высовываясь и рассматривая дорогу лишь через небольшую дырочку в навесе.

Впрочем, наши новые спутники, как я поняла, посчитали это совершенно нормальным, тем более, что им было сказано: эта женщина все слышит, но вот говорить не может. Немая, одним словом. Так что, бросив на меня брезгливо-презрительный взгляд, мне кивнули головой — там, мол, тебе самое место, убогая…

Вначале от перспективы ехать всю дорогу согнувшись, да еще и позади всех, я пыталась было возмутиться, но потом поняла — подобное нас устраивает как нельзя лучше. Со стороны мое присутствие выглядит так, будто хозяева везут с собой служанку, а прислуга мало кого интересует. Кисс же оказался в роли возницы. Ладно, это дело мы как-нибудь переживем, хотя в голове нет-нет, да и промелькнет: н-да, вот и оказывай после этого людям доброе дело…

Дело в том, что наше появление эти весьма достойные люди расценили как очередное благодеяние Небес, которого они заслуживают больше, чем кто-либо другой. Что бы там ни было, но сейчас они едут в столицу как настоящие господа, и не в телеге, как многие из их поселка, а в дорогой повозке, которая имеется далеко не у каждого. В таких повозках ездят лишь настоящие господа, к которым, наверное, можно отнести и их самих, крайне достойных людей. Ну, а раз достойные люди осчастливили нас своим лучезарным присутствием, то, значит, они могут вести себя как пожелают, а мы, в свою очередь, должны сделать все, чтоб эти уважаемые люди не остались недовольными…

Увы, это было только начало. Достойные люди оказались из числа тех, кому палец в рот не клади — откусят не только палец, но вместе с тем отхватят и руку, причем отгрызут ее по самое плечо. Как выяснилось, за все, что приобреталось в дороге — за воду, еду, ночлег, за все это должны были платить мы. Дескать — все это делается лишь для достижения того, чтоб Великий Сет благосклонно принял вашу смиренную просьбу насчет выздоровления вашей больной… Н-да, похоже, что именно ради этой благой цели наши достойные спутники решили в дороге ни в чем себе не отказывать — ни в еде, ни в напитках, ни в удобном ночлеге… Надо бы узнать у Кисса: а на подобное у нас денег хватит? Боюсь, что в столицу Нерга мы приедем, не имея ни единой монеты за душой…

Дальше пошло еще хуже. Хозяин поинтересовался, отчего это у Кисса такие светлые глаза. Услышав в ответ, что его дальние предки были родом из-за Перехода, мужик твердо уверился в том, что Кисс из числа потомков тех рабов, которым их хозяева когда-то дали вольную. То же самое мужик счел и в отношении меня, и с той поры нас обоих — Кисса и меня, стали гонять как собственных слуг — подай, убери, принеси, поторопись: тебе же было сказано сделать то-то и то-то… Как я поняла, при всем том эти люди считали, что оказывают этим недостойным (то есть мне и Киссу) великое благодеяние уже тем, что общаются с ними, как с равными. Судя по всему, в глазах наших новых спутников мы упали чуть ли не на самое дно, если не ниже.

Сынок хозяев направлялся в столицу полный самых радужных надежд: этому неприметному типу родственнички выхлопотали какую-то незначительную должность в столице, и теперь тот выскочка был уверен, что после того, как он получит то самое заветное теплое местечко — с того самого чудного момента в кармане у него будет находиться, самое малое, весь мир, и никак не меньше. И он без всякой радости поглядывал на свою худую и невзрачную жену — как видно, считал, что для жизни в столице она ему не очень-то подходит. Требуется что-то получше… Что тут скажешь: этот дохлый хлыщ еще не успел стать столичным жителем, а потребности, судя по всему, уже возросли чуть ли не выше крыши.

К тому же оба мужика и папа, и сын — оба оказались вовсе не дураки выпить, так что вечерами все их общение меж собой заканчивалось шумными возлияниями, причем, выпив, отец и сын становились на редкость болтливыми, и готовы были влезать в любую драку. Вначале я не могла понять, отчего это Кисс во время тех ночных пьянок постоянно сидит возле них, да еще и покупает этим выпивохам дорогое вино, но затем поняла: парень умело выуживал у хозяина все известные ему сведения — как оказалось, тот всю свою жизнь прослужил в храмовой страже, и знал немало…

Ну, а мне хватало забот с обоими женщинами. Наказание, а не бабы! Эти, похоже, на какое-то время вообразили себя богатыми и важными дамами, а уж счет их капризам я вообще потеряла! За эти дни у меня не раз появлялось желание внезапно обрести голос, и задать этим обнаглевшим теткам хорошую трепку, но каждый раз я умудрялась взять себя в руки, хотя делать это с каждым днем становилось все труднее.

Но мое терпение стало подходить к концу, когда стало понятно, что оба мужика, как говорится, положили на меня глаз. Трезвые — еще сдерживались, но вечерами, когда хмель затуманивал голову, пытались распускать лапы. Ну, тут уж и я не выдержала — пару раз едва не вывернула им руки, да и присутствие Кисса, несмотря ни на что, их все же останавливало. Все же от мужа можно и схлопотать по шее, причем вполне обосновано, и в этом случае Великий Сет вряд ли будет возражать. Правда, от недовольства их женушек подобное меня не спасало, и все накопившееся раздражение они, опять-таки, выливали на меня — вертихвостка, дескать, всем подряд глазки строит, и при том выдает себя за тихоню и скромницу…

Ох, послали бы мы их с Киссом куда подальше, но… Несмотря на то, что сейчас в столицу Нерга на праздники отовсюду стекались люди, все равно стражники за порядком на дорогах следили строго, и для проверки останавливали как конных, так и пеших. Не миновала эта участь и нас — повозку останавливали несколько раз. Пусть нас почти сразу же отпускали, однако все же не стоило рисковать понапрасну, тем более, что со стороны наша повозка и все те, кто в ней ехали не привлекали к себе внимания стражи, и не вызывали никаких подозрений.

Верно: со стороны все выглядело так, будто далеко не бедный человек везет семью на праздники в столицу, причем даже прихватил с собой слуг, чтоб было кому в дороге обслуживать состоятельных господ. Недаром некоторые из бедных путешественников, увидев нашу повозку, снимали шапки и кланялись, да и стражники обращались с этими уважаемыми людьми с куда большим почтением, чем к пешеходам. Следует отметить, что эти самые господа за время пути настолько вошли в образ, что всерьез стали считать себя едва ли не нашими хозяевами.

Любого, кто оказался бы на нашем месте, подобное злило бы до невозможности, и мы вовсе не были исключением. И в то же время лучшей маскировки для нас было просто не придумать.

Единственное, что скрашивало подобное путешествие — так это вечера. Когда хозяин и его сын затихали, а женщины все еще не спали, мы с Киссом садились где-то неподалеку. Все же по нашим словам мы — муж и жена, так что должны хоть какое время проводить вместе. Так что в короткие вечерние минуты отдыха Кисс обнимал меня, или же мы просто сидели, прижавшись друг к другу. Не знаю, как назвать это чувство, когда тебе спокойно и хорошо рядом с каким-то человеком… Частенько мы так и засыпали, прижавшись друг к другу, и, честно говоря, у меня по утрам не было никакого желания открывать глаза. Чувство покоя и защищенности, исходящее от мужчины, который находится рядом с тобой… Вот уж верно: как за каменной стеной! Я раньше и не подозревала, какое это светлое чувство!..

Однажды мне вспомнился Вольгастр. Была ли я с ним так счастлива, испытывала ли такое же чувство счастья? Нет, там было другое — постоянное чувство вины за то, что я не нравлюсь его матери, делаю что-то не то и не так, а еще за то, что я хуже той женщины, какую заслуживает мой жених. А еще был вечно грызущий страх, что каким-то своим поступком я могу вызвать недовольство Вольгастра…

Теперь все это вспоминается в дымке прошлого, а в голове вертится одна мысль — какие же мы, бабы, дуры! Зачем я все терпела, ради чего? Ради любви? Ну да, так все и было, только вот в наших с ним отношениях Вольгастр сразу поставил меня на ступень ниже себя, и всего лишь позволял себя любить. А вот любил ли он меня? Наверное, я ему нравилась, но в то же время мое обожание заставило парня относиться ко мне с изрядной долей снисходительности — никуда не денется, влюблена, как кошка… Еще бы: девка с первого раза угадывала все его капризы, исполняла все желания… Увы, но только сейчас я его понимаю: подобная безропотность если не выводит из себя, то обесценивает в первую очередь тебя самого, того, кто глядит на любимого с собачьей преданностью в глазах… Безвольных тряпок никто не любит. Их просто терпят, или же чуть брезгливо позволяют любить себя…

За время пути пару раз случалось такое, что на постоялых дворах нам доставались такие маленькие комнатки, в которых хватало места лишь нашим достойным попутчикам, а нам приходилось спать в общем зале для слуг, где, бывало, спали и те из путников, у которых не хватало денег, чтобы заплатить за отдельную комнату. Конечно, ничего хорошего в тех комнатах не было — духота, грязь, общее недовольство, храп, вонь немытых тел, но зато можно было хоть какое-то время не видеть недовольных физиономий наших спутников. На всякий случай я продолжала делать вид, что не могу говорить, ну да этого от меня никто и не требовал. Главное, я слышала и понимала все, что говорят вокруг…

Конечно, можно было бы легко утихомирить наших попутчиков с помощью магии, только вот делать этого не стоило ни в коем случае. Все же мы находились в стране колдунов, а им при желании не составит ни малейшего труда определить присутствие чужого воздействия… Нет уж, лучше перетерпеть несколько дней, стиснув зубы, чем нарваться на внимательного человека…

Понятно, отчего увидев еще издали высокие стены из черного камня, окружающие столицу Нерга, я по-настоящему обрадовалась. Скоро мы распрощаемся с нашими спутниками, этими весьма достойными людьми, век бы не видеть их чванливых рож!..

Итак, вот он — Сет'тан, грозная столица страны колдунов. Никогда не думала, что сумею его увидеть своими глазами. Наверное, из-за темного цвета стен города Сет'тан даже солнечным днем производил немного жутковатое впечатление, и это несмотря на то, что к городу вели все такие же прекрасные дороги, к тому же весьма оживленные. По ним сейчас шло множество людей, и двигалось немалое количество повозок. А по обе стороны каждой из дорог едва ли не сплошной стеной росли высокие деревья, многие из которых были обвиты цветущими растениями — нечто похожее на наши северные вьюнки, только вот стебли у этих «вьюнков» были много толще, а цветы на этих растениях были куда крупнее и ярче наших скромных полевых цветочков. И еще меж тех деревьев, среди ровной густой травы растут удивительные цветы, самых необычных форм и расцветок. Красиво… Даже очень красиво! Да и в жаркий день растущие вдоль дорог деревья дают путникам такую желанную и благодатную тень…

Только вот я заметила, что на эту красоту по сторонам никто из проезжающих особо не смотрит. Да и краям дороги не подходят, будто боятся помять или потоптать аккуратно подстриженную траву — как видно, за подобное им может здорово попасть. Строго здесь с этим, как я погляжу. Понятно, как именно достигается такая красота на многолюдных дорогах…

Мне вспомнилось, как я впервые подъезжала к Стольграду. Тогда по направлению к нашей столице, на свадьбу дочери Правителя, тоже шло немало желающих поглядеть на свадебные торжества. Только вот на тех дорогах было куда шумней, да и люди вели себя много проще и куда более расковано, а здесь лишний раз голос никто не подает.

И стражников на дороге тоже хватает с избытком. Чуть ли не через двадцать саженей друг от друга по обоим сторонам дороги стоят, за порядком следят, и за проезжающими бдят. Изредка, около тех стражников, показываются и черные плащи колдунов…

Да, вроде, и красиво здесь, и порядка на дорогах куда больше, и сами дороги такие, что многим странам остается только завидовать, но только вот витает в воздухе нечто, куда больше похожее на страх и отчужденность. Вон, люди лишний раз стараются не смотреть по сторонам, все больше в землю глядят, а под пронзительными взглядами стражников вообще теряются.

Даже наши достойные люди — и те притихли, хотя, конечно, таращатся во все глаза по сторонам. Давайте, смотрите, сейчас я добрая — все равно мы с вами вот-вот расстанемся раз и навсегда! Жду не дождусь этого счастливого момента!

Увы, все оказалось не так просто. После того как мы, уплатив въездную пошлину, оказались в Сет'тане, семейка достойных людей потребовала отвезти их к дому родственников. Конечно, можно было бы вытряхнуть из повозки всю эту четверку до тошноты надоевших нам людей, но те могли поднять крики, а шум — это лишнее внимание стражи. Пришлось, стиснув зубы, подчиниться. Но и у дома родственников семейка не успокоилась: нам снисходительным тоном было приказано оставить во дворе того дома повозку вместе с лошадью — дескать, тут за ней лучше приглядят. Вам, мол, ни лошадь, но повозка пока особо не нужны: вы все одно приехали, куда хотели, так что в ближайшее время и одной лошадью обойдетесь, а нам пока эта повозка пригодится — сыну надо в столице обустраиваться, а на первых порах без экипажа ему придется туго… Так что сами должны понять — все во славу Великого Сета, а насчет вашего добра… Когда поедете назад — заберете, а пока, мол, пусть тут постоит — мы же за ней еще и присмотрим, сделаем для вас доброе дело…

Как сказал бы Толмач: ясен пень, достойные люди решили на чужое барахло свою лапу наложить. Понравилась им наша повозка, вот и вздумали ее себе оставить — а то как же, раз кое-кто из благородных людей будет жить в столице, то ему и положено иметь многое из того, что в провинции считается ненужной роскошью…

Вообще-то подобное меня не очень удивило: дело в том, что я и сама не раз до того замечала, как то один, то другой человек из той семьи уважаемых людей осматривали повозку хозяйским глазом, да и у лошади зубы смотрели — определяли, старая или нет…

— Не знаю, как ты, — сказала я Киссу, когда мы с ним отошли на какое-то расстояние от того дома, где осталась благородная семейка, — а вот что касается меня… В общем, если бы наше общение с этими уважаемыми людьми продлилось еще немного, то… Без сомнений, если б не убила, то душу из них вынула бы наполовину!

— Испытываю те же чувства.

— Лошадь жалко. Еще утром было две, осталась всего одна…

— Да, пожалуй, заставить этих людей вернуть что-то назад весьма сложно… Будь их воля, они бы и второго коня у себя оставили, но даже эти наглецы понимают, что подобное — это уже перехлест. Похоже, доброе дело не останется безнаказанным. Ничего, купить новую лошадь — не проблема, а что касается повозки… Слишком заметная, так что от нее в любом случае пришлось бы избавляться. Меня куда больше беспокоит другое: после пятидневного путешествия с этими крайне милыми людьми у нас в кармане, считай, пусто. Еще бы полдня дороги — и мне б не хватило заплатить даже за въезд в столицу, тем более что наши достойные попутчики и не думали платить ни за что… Так что для начала нам с тобой не помешает разжиться деньгами.

— Ты хочешь продать камни? Кому?

— Ну, не все же камни продавать разом! И потом, это не так просто, как тебе может показаться. В любом случае ты, главное, помалкивай. Остальное — моя забота.

Пока мы шли по году, я с любопытством смотрела по сторонам. Вроде, есть какое-то сходство со Стольградом, то только сходство… Узенькие пыльные улочки бедноты, и широкие ровные дороги в центре города. Множество храмов с изображениями змей, толпы людей на улицах, роскошные кареты, стражники чуть ли не на каждом углу… И еще рабы в ошейниках, которые исполняли здесь все грязные работы… Шум, гам, но, тем не менее, во всем чувствовался жесткий порядок. Любая заварушка, драка или же непорядок — все сразу же пресекалось стражниками, которые действовали без всякого снисхождения к виновным…

На первый взгляд, здесь куда больше порядка, чем в том же Стольграде. Но это только на первый взгляд. В воздухе Сет'тана будто разлито нечто, заставляющее людей невольно пригибать голову…

Иногда среди толпы мелькали черные плащи колдунов. Впрочем, народ перед этими людьми испуганно расступался, давая беспрепятственно пройти. Как видно знали, чем может закончится собственная неосторожность.

И еще: я впервые увидела, как некоторые богатые люди передвигаются не в каретах, а их носят на богато украшенных носилках. Вначале, заметив, как рабы сгибаются под тяжестью непонятного сооружения из красного дерева с позолотой, я решила, что переносят кого-то из больных людей, из числа тех, кого никак не перевезти в карете. Хорошо еще, что Кисс, усмехнувшись, пояснил мне, что носилки являются предметом высокого благосостояния. Карета — ее, само собой, положено иметь каждому богатому человеку, а вот носилки — они как бы подчеркивают твой высокий статус… В Сет'тане, как и в любой стране, имеются свои правила и законы, так вот, благородным людям кое-куда положено приезжать не в карете, а требуется, чтоб тебя туда принесли на носилках…

Еще множество храмов Великого Сета. Можно сказать, стоят чуть ли не на каждой улице, но всех их объединяло одно: высокое здание с длинными узкими окнами и остроконечными крышами. Не знаю отчего, но при взгляде на эти строения складывалось впечатление, будто храмы Великого Сета устремляются в небеса… Необычно. Сами здания храмов, во всяком случае, мне нравилась, правда, все остальное в них вызывало острую неприязнь: тут и постоянные жертвы перед треножниками с огнем, вечный запах сгораемых в огне шерсти и костей, пустота внутри храмов, холод от каменных стен даже в самое жаркое время дня… И еще: все без исключения храмы как снаружи, так и внутри были украшены изображениями змей, самых различный видов, форм, размеров… Может, конечно, это и красиво, тем более, что в многие из этих изображений вложено немалое мастерство камнерезов и строителей, но по мне подобным украшениям никак не место в святых местах. Хотя, если ты поклоняешься именно Змею…

Более того: обычно при храмах всегда находятся змеи. Точнее, они там и живут. Ну, на это дело мы насмотрелись еще в дороге — в какой из придорожных храмов не загляни, везде хватало этого ползающего и шипящего добра. Как правило, это были не ядовитые змеи, хотя иногда попадались такие храмы, в которых к лежащим на камнях змеям лучше и близко не подходить.

Здесь, в столице, единственное, что радовало — змеи не ползали ни по ступеням, ни внутри храмов. Ну, это вполне понятно: здесь слишком много людей, чтоб змея, выползшая из храма на улицу, не пострадала от множества ходящих ног. Да этих змей просто растопчут! И пусть ползающих внутри храмов змей почти не было, зато почти в каждом из таких сооружений имелись глубокие ямы, в которых жили огромные питоны — еще бы, ведь сам Великий Сет был подобен это змее! Гадость какая… Впрочем, мое отношение к этим рептилиям известно — я их не выношу, как, впрочем и очень многие люди…

Интересный город — смесь удивительного богатства и роскоши с подлинной нищетой: роскошные дворцы, утопающие в цветах и зелени соседствуют с жалким глинобитными домишками без окон, частенько полуразрушенными, и укрывшимися за высокими глиняными стенами, кое-где частично осыпавшимися…

Я по-прежнему ничего не могу понять, как можно ориентироваться в переплетениях узких улочек, к тому же чуть ли не запруженных толпой. Единственное, что я поняла из этого блуждания, так это приятное осознание того, что мы с Киссом не привлекаем к себе чужого внимания. Вокруг нас было полно людей в таких же серых одеждах, как у нас, да и тех, кто вел с собой лошадей на поводу — таких тоже встречалось немало. К тому же на праздники в столицу Нерга съехались люди самых разных рас и цвета кожи, так что наши светлые глаза вовсе не были чем-то необычным.

Та лавка ничем не выделялась из остальных, виденных нами ранее, но Кисс остановился именно около нее. Кинув повод коня стоявшему возле лавки мальчишке, Кисс вошел внутрь. Я, естественно, последовала за ним. Что-то внутри нее темновато… Да нет, все нормально, это просто наши глаза не сразу привыкли к небольшому полумраку после яркого солнца снаружи.

— Что господам угодно? — перед нами стоял невысокий человек с чуть раскосыми глазами.

— Я бы хотел поговорить с хозяином.

— Господин занят…

— А вы скажите ему… — Кисс переплел между собой три пальца левой руки, и будто случайно коснулся ими мочки левого уха, — скажите ему, что у меня к нему деловой вопрос.

Через минуту мы стояли в задней комнате этой лавки. Пожилой кхитаец, сидящий за низким столиком, без всякого интереса смотрел на нас. Хм, а за этой занавесью, между прочим, притаился какой-то человек, за невысокой ширмой в углу — тоже, да и сразу же за дверями позади нас кто-то стоит…

— Я хотел бы предложить вам некий товар… — начал Кисс. — Возможно, он вас заинтересует…

Кхитаец чуть покосился в мою сторону. Кисс покачал головой:

— Нет, уважаемый. У меня несколько иное предложение… — и он положил на столик с пяток крупных рубинов.

Кхитаец мельком глянул на камни, а затем вновь устремил на нас свой равнодушный взгляд.

— Молодой человек, я вас не знаю.

— Я вас тоже — чуть развел руками Кисс. — И не думаю, что нам стоит знакомиться ближе. Дело в том, что мы вряд ли надолго задержимся в благословенном Сет'тане. Просто приехали сюда на праздники, и, вот несчастье! поиздержались в дороге…

— И насколько поиздержались?

— Достаточно для того, чтоб перед отъездом отсюда принести вам еще несколько блескунов.

— У каждого из нас есть свои дела и свои расходы, непонятные остальным… Но почему, чтоб разрешить свою нужду в деньгах, вы обратились именно ко мне?

— Одно время вы имели дело с моим знакомым. Дудан Камыш, может, припомните такого? Он обращался к вам за… неким вспомоществованием. Если верны его слова, то у вас с ним на какое-то время совпали взаимные интересы, и было полное и обоюдное согласие при сотрудничестве друг с другом.

— Увы, никак не могу вспомнить этого человека. Он жив?

— К сожалению, второй год, как на Небесах. Небольшие трения с законом, приведшие беднягу с серьезным неприятностям в виде плахи. Увы, но жизнь несовершенна… Да, кстати, он просил в разговоре с вами упомянуть о цветах. Ему нравился синий ирис…

— Да, чудный цветок моей родины, отрада сердца… Но с чего вы взяли, что эти ваши стекляшки могут меня заинтересовать?

— Они могут заинтересовать любого, кто хоть немного разбирается в камнях. Старинная огранка, чистота… И мелкими их никто не назовет.

— То-то и оно, что старинная. Не соответствует нынешним запросам. Сейчас у людей несколько иные вкусы. Вряд ли кому в наше время будут интересны эти довольно примитивные камни.

— Ну, если нет, то… — и Кисс протянул было руку к лежащим камням, но кхитаец накрыл их своей сухой ладонью.

— Молодой человек, я не сказал вам «нет». Но для начала я должен посмотреть ваш товар и убедиться в его подлинности…

Когда через четверть часа мы покинули лавку, то кое-какая наличность у нас появилась. Правда, как пояснил мне Кисс, за камни нам дали едва ли седьмую часть их стоимости, а то и меньше, но это, по нынешним меркам, считается очень даже неплохой ценой.

— Кисс, этот скупщик…

— Чтоб ты знала — у этого скупщика кличка Тритон.

— Так вот, этот самый Тритон…

— Можешь не продолжать — отмахнулся Кисс. — Я и сам знаю, что мы с тобой его очень заинтересовали. Оттого и заплатил нам куда больше, чем хотел вначале…

— Больше?!

— Ну да. А не то бы мы и десятой части от стоимости камней не получили. Торговля краденым в Нерге — дело хотя и прибыльное, но очень рискованное. Ну, и за крышу в здешних местах приходится отстегивать немало…

— За какую крышу?

— Спроси у предка — он тебе лучше пояснит, чем я.

— А откуда ты знал, что в той лавке…

— Сказали в свое время. И потом, тут, считай, чуть ли не каждый балуется таким вот незаконным делом. Вон, смотри: сейчас мы проходим мимо двух лавок. На вывеске одной из них, вон там, в нижнем левом углу, изображено нечто, похожее на цветок.

— Не очень похоже на цветок. Так, мазня какая-то…

— Так вот, чтоб ты знала: в этих местах цветок на вывеске, или же, как ты сказала, такая вот мазня — это как бы негласное объявление того, что здесь скупают краденое. Но, естественно, тщательно выводить изображение цветка над собственной лавкой никто не будет, а знающие люди по этим нескольким мазкам сразу понимают, в чем дело.

— Но почему же тогда стражники… Они же должны знать о том, что…

— Я ж тебе говорю — здесь у каждого имеется так называемая крыша. Хозяева лавок каждую седмицу отстегивают стражникам определенную сумму.

— А почему ты пошел именно к тому кхитайцу? К Тритону?

— А к кому мне еще было идти? Прежде всего, драгоценности принимают далеко не все — предпочитают не рисковать. Тут, между прочим, есть такие мастера — настолько умело изготавливают фальшивки, что иногда попадают впросак даже весьма опытные люди. Именно оттого в здешних местах камни и драгоценности — тема довольно опасная. На хорошо сделанной фальшивке можно неплохо пролететь… И потом, тот же Дудан Камыш сказал мне в свое время, куда и к кому можно обратиться в Сет'тане, если окажешься в этих хреновых местах и тебе надо будет избавиться кое от чего в своих карманах. Кстати, у каждого из таких вот скупщиков имеется своя группа надежных агентов, которые и посылают к своим хозяевам для продажи товара только проверенных людей. И каждый их таких вот агентов проверенному человеку, если собирается рекомендовать его своему хозяину, должен в качестве пароля сказать название одного из цветов. У того же Дудана это и был синий ирис… Скажи я название другого растения, или ошибись с цветом этого самого ириса — вполне мог остаться без головы.

— Сложно…

— Да, тут все не так просто. Однако тот же Дудан меня предупреждал быть очень осторожным с его хозяином, этим самым Тритоном — он опасный человек. И беспринципный. Дудан, помнится, сказал про этого человека: сдать ему что-то из товара — это можно, но иметь с ним какие-то общие дела — ни в коем случае! Наверняка постарается кинуть, и это в самом лучшем случае. Считай — тебе очень и очень повезет, если он ставит тебя в живых. Обычно Тритон избавляется от подельников. Если ему что понадобится — вцепится не хуже того кансая.

— Так он, значит, не простой скупщик?

— Этот — нет, хотя он всеми силами пытается занять более высокое место в некой… иерархии.

— Не понимаю…

— Скажем так: он старается стать кем-то вроде Угря, но сделать подобное очень и очень непросто. Особенно ему.

— Почему?

— Прежде всего потому, что у него в том мире достаточно скверная репутация, и это несмотря на то, что праведников среди тех людей и близко нет. Тритон, хотя и умный человек, но жадный. Даже очень жадный, вплоть до мелочности. Тут уж ничего не поделаешь, характер и привычки изменить сложно. Вот и Тритон в любом деле старается урвать себе все, не оставляя другим практически ничего, а такие вещи никак не прибавляют авторитета…

— Сет с ним, с этим кхитайцем… Куда мы сейчас идем? К тому человеку, о котором тебе сказала Варин?

Тогда, перед тем, как мы с Киссом вновь собрались идти в Нерг, Варин дала Киссу адреса двух своих людей в столице, к которым мы могли обратиться, и которые должны были помочь нам. Люди, дескать, проверенные, надежные, должны были ждать нашего появления — о том тайная стража постаралась, заранее приготовила места, где можно отсидеться в случае чего… Если мы придем к ним и назовем пароль, то получим у них помощь, кров и всестороннюю поддержку. Кроме того, эти люди помогут нам собрать все необходимые сведения.

— Нет, к нему не пойдем — отрицательно покачал головой Кисс. — Ни в коем случае. Пока я не буду уверен, что там безопасно — до того времени мы в те места не сунемся.

— Почему?

— Жизнь меня научила осторожности — отрезал Кисс.

— Тогда куда мы сейчас?

— Для начала попробуем снять комнатку на каком-нибудь из постоялых дворов, причем из числа тех, что победнее.

Нам повезло: после недолгих поисков на одном из переполненных постоялых дворов нам сдали крохотную комнатку, правда, за нее заломили такие большие деньги, что даже Кисс ругнулся, услышав цену. Прямо как за княжеские покои платим, не иначе… А по сути, в той узенькой комнатенке не было ничего, кроме дощатой лежанки, узенького стола и чего-то, отдаленно напоминающее скамью…

— Н-да, карцер — и то больше — с досадой пробурчал Кисс, и я с ним была полностью согласна.

Но, увы, нам выбирать не приходилось. Счастье, что удалось заполучить хоть этот угол, и то лишь оттого, что ни у кого не поднималась рука отдать такие огромные деньги за подобное убожество. Но в праздники, когда в столицу со всех концов страны съезжался народ, цены на жилье взлетают просто до небес. Да и за нашей единственной лошадью тут должны были присмотреть. К тому же был поздний вечер, наступала темнота, и бродить по улицам дальше не имело смысла.

Быстро перекусив в общем зале, поднялись к себе. Впрочем, в общем зале не стоило задерживаться: как сказал Кисс, здесь, в столице, в таких вот залах при постоялых дворах обязательно находится кто-то из переодетых стражников, слушают разговоры приезжих. Если им что-то или де кто-то покажется подозрительным, то того человека вполне могут утащить отсюда на допрос, а подобное обычно добром не заканчивается…

Вечером, когда наступила темнота, я прилегла, а Кисс дежурил — до середины ночи бодрствовал он, а потом его должна была сменить я. Но мне отчего-то не спалось, и вместе с тем хотелось получить ответ на давно интересовавший меня вопрос.

— Кисс, почему ты пошел со мной в Нерг?

— Дорогая, уж не напрашиваешься ли ты на комплимент, или, того хуже — на признание в страстной любви? Не дождешься.

— Нет, я спрашиваю серьезно, без шуток. Ты вполне мог остаться со всеми, и никто бы тебя за подобное не осудил. По большому счету тебе не должно быть дела до меня, или же до Мариды. Но, тем не менее, ты…

— Лиа, у меня для этого есть свои причины. И не спрашивай о них — все равно не скажу. Но если тебе от этого станет легче, то можешь считать, что я лишь оттого пошел только за тобой, звезда моего сердца, что не могу расстаться с тобой даже на миг. Ну, или придумай себе что-то похожее, столь же приятное — у девок на это дело фантазия богатая…

— Кисс, ну какая же ты зараза!

— Рад слышать…

На следующий день мы с Киссом сидели в небольшой харчевне на одной из узких улочек Сет'тана. Обычное, ничем не примечательное место в небогатой части города, где разносчики торговали водой, лепешками и фруктами. Были тут и мелкие торговцы, разложивших свой нехитрый товар чуть ли не прямо на земле. Ну, и слоняющих по улицам людей тоже хватало, причем, можно не сомневаться, большая часть толкавшихся здесь — приезжие. Все ждут начала праздников… Можно не сомневаться, что через седмицу-другую на здешних улицах можно будет передвигаться куда более свободно. Да и шума такого не будет…

А сидим мы в харчевне по той причине, что неподалеку от нее находился дом одного из тех двоих агентов, к которым Варин советовала нам обращаться за помощью. Те люди, как сказала Варин, помогут нам и деньгами, и советом, да и надежных людей могут подобрать…

Я, если честно, рассчитывала сразу же по приезду в Сет'тан пойти хоть по одному из этих адресов, но Кисс придерживался иного мнения. Пока я сам на человека не посмотрю — к нему и близко не подойду! — все, что он сказал мне, ну, а я с этим его убеждением не стала спорить. Парню видней… И Койен, когда я спросила его мнение, сказал мне одно: будьте осторожней… Что ж, вновь и вновь понимаю: окончательный выбор того или иного решения я должна принимать самостоятельно.

Вот оттого-то мы с Киссом уже который час сидим за столом в харчевне, находящейся на некотором отдалении от дома нужного нам человека, и сквозь снующих по улице людей наблюдаем за входом в тот дом. Пусть тот дом виден нам лишь частично, к тому же его постоянно закрывали от нас мелькавшие спины проходящих по улице людей, но, тем не менее, нам было видно главное — вход в дом. И вот за ним-то мы и приглядываем уж который час… Смотри, не смотри — а в дом никто не заходит, и из него не выходят…

Ну, со стороны таких, как мы, мающихся от безделья праздношатающихся — полно. За последнее время в столице объявилось немало бездельников, и часть из них проводила время именно за столами в таких вот харчевнях. Так что если мы не будем без дела ввязываться ни в какие уличные дрязги, то вряд ли привлечем к себе хоть чье-то подозрительное внимание. Вон, скоро солнце пойдет к закату, а мы все еще сидим здесь, пытаемся хоть что-то протолкнуть в свои битком набитые желудки. Еще немного — то мы оба или лопнем от переедания, или нам надо уходить отсюда, возвращаться на свой постоялый двор. Ведь еще час-другой, и закончится светлое время, а ночной порой, во избежание неприятностей, по улицам Сет'тана могут ходить далеко не все…

— Все… — отодвинулась я от стола. — Ты как знаешь, а я уже не то, что есть, а даже глядеть на еду не в состоянии. И пить тоже. За то время, что мы здесь провели, я умудрилась съесть столько, что вот-вот взорвусь!

— С меня пример бери: я, в отличие от вас, моя дорогая, еще могу кое-что проглотить.

— Сейчас при мне о еде не стоит даже упоминать… Так что ты скажешь насчет того мужчины?

— Которого?

— К которому нам советовала обратиться Варин.

— А ты?

— Не знаю. Что-то мне здесь не нравится, но вот что конкретно — не могу понять.

— Я скажу то же самое: мне тут не очень нравится. Точнее — совсем не нравится. Как ты понимаешь, это утверждение относится вовсе не к той еде, что мы с тобой умудрились съесть за сегодняшний день — к тому, как готовят в этой харчевне, у меня замечаний нет… Вон, смотри, неподалеку от нужного нам дома стоит патруль стражников. Кажется, обычное дело, да и стражи тут хватает, в том числе и патрулей. Я бы не обратил на них внимания, если бы они и в самом деле следили за порядком…

— А разве нет?

— Прежде всего, они почти не двигаются с места, а это неправильно. Дальше: пару часов назад неподалеку отсюда мужик карманника чуть ли не за руку схватил, стражу подзывал, а эти и не пошевелились. Настоящие стражники должны были подойти, нет — подбежать, причем сделать это обязаны в любом случае, но тут… В результате карманник вырвался и убежал, а стражникам до этого как будто и дела нет. И подобное допускается при такой строгой страже, какая имеется в Нерге!?.. Бред. Подобного просто не может быть. Значит, этому патрулю поставлена совсем другая задача, и я склоняюсь к мысли, что они так же, как и мы, следят за тем самым домом, который нам нужен. Дальше. Вот, в соседнем дворе стоит высокая голубятня, и в ней тоже находится человек… Конечно, вполне может оказаться, что это, и верно, настоящий хозяин голубятни. Порядок там наводит, или за птенцами следит… Только вот он за целый день и саму голубятню успел бы вычистить не раз, и птицам бы корма задал, и воды им налил… Да и сидеть весь день на такой жаре в голубятне вряд ли кто станет. Даже завзятый чистюля. И еще обрати внимание: здесь немало молодых крепких торговцев, вон они, сидят вдоль улицы, торгуют какой-то ерундой. Не исключаю, что кое-кто из них не только торгует, но и за домом присматривает.

— Ты считаешь, что тот человек, к которому нам советовала обратиться Варин — он арестован?

— Или находится под наблюдением… Ладно, подождем еще немного, а там видно будет. Варин упоминала, что нужный нам человек каждый вечер ходит в небольшую чайную — там специально для него привозят особый чай из Кхитая… Посмотрю на того человека — и вот тогда решу, что мы будем делать…

— Кисс, но ведь и мы с тобой тут давно сидим. Вдруг это тоже кому-то покажется подозрительным?

— С чего этот вдруг? Ты оглянись, посмотри вокруг, сколько сюда наехало людей на праздники, и все они не знают, как скоротать время до начала торжеств. Многие точно так же, как и мы, сидят по харчевням и таким вот уличным забегаловкам, что-то жуют и никому это не кажется странным. Главное — платите деньги, и можно сидеть за столом хоть целый день. Немало людей хотело бы оказаться на нашем месте: ешь, сколько влезет, пей и ничего не делай, только глазей по сторонам… Чем мы с тобой, собственно, и занимаемся…

Прошло еще немного времени, и дверь нужного нам дома раскрылась. Вышедший на улицу худощавый мужчина неторопливо направился в противоположную от нас сторону, и вскоре скрылся с наших глаз за мелькающей толпой.

— Все, уходим! — Кисс бросил несколько монет подбежавшему слуге. — Идем к себе…

— На постоялый двор?

— А то куда же еще… Ну, так что скажешь? — бросил он мне уже на ходу.

— Не знаю… Вроде, следом за ним никто не шел…

— Ошибаешься. За ним двинулись двое — мужик, просивший милостыню, и какой-то парень, изображавший из себя уличного ротозея. И, не знаю, обратила ли ты внимание на то, что выйдя из дома, человек не запер за собой дверь. Допустить подобное в Сет'тане, когда вокруг столько приехавших?! А ведь Варин упоминала, что тот человек живет совсем один… Значит, от не опасается того, что хоть кто-то может забраться в дом, когда там не будет хозяина. А дом, между прочим, стоит на довольно оживленной улице…

— Может, у него появилась жена. Или же внезапно объявился какой-то родственник! Ведь мог же к нему в гости кто-то из провинции приехать. На праздники…

— Допустим. Но главное в другом — у него спина человека, который все время ожидает удара. И походка… Такое впечатление, будто он тащит на себе мешок с тяжелым грузом. Так ходят сломленные люди — я подобные вещи нутром чую.

— То есть…

— То есть в том доме, считай, поставлена мышеловка. Сунемся — она сработает. В общем, нам здесь делать нечего… Кстати, тебе предок что говорит?

— Молчит… Он тут, в Сет'тане, отчего-то почти не подает голоса… Не понимаю причины…

На следующий день, едва только взошло солнце, мы вышли на улицу. В это время верующие как раз направились в храмы Сета на утренние молитвы, а раз тех верующих было много, то и мы могли затеряться среди них. К тому же второй человек из числа тех, к которым советовала обратиться Варин, жил неподалеку от одного из храмов Сета. Так что можно было без особого труда следить за домом мужчины, заняв удобное место у храма — мало ли какие паломники отбивают там поклоны весь день, умоляя Великого Змея снять накопившиеся у них грехи! Находись там хоть весь день, и никого не должно удивить подобное религиозное рвение…

Когда, ежась от утренней прохлады, в толпе людей мы едва успели дойти до огромного храма, стоящего на большой площади, как я услышала шепот Кисса:

— Падай на колени! Быстро! И голову опусти пониже!

Когда я, не раздумывая, выполнила приказ Кисса, едва не разбив при том колени, как Кисс снова зашептал:

— Посмотри напротив, на тот дом, около которого остановилась карета… Только осторожно!

Исподлобья посмотрела в нужном направлении… Там, возле небольшого дома, только что остановилась небольшая карета, и оттуда вышли три человека. Стук в дверь дома — и они скрылись за чуть приоткрывшейся дверью, а пустая карета двинулась с места… Высокое Небо!

— Узнала? — одними губами спросил Кисс.

— Кажется, да… Или я ошибаюсь?

— Хотелось бы, только вот вряд ли мы оба можем так ошибаться. Один из той троицы — Табин, бывший управляющий твоей тетки…

Табин… Что он здесь делает? И кто эти люди? Прочем, это понятно даже мне: Табина привозят сюда в надежде на то, что он увидит кого-то из нас… А может, просто знакомых, тех, кого он когда-то знал по Славии. Наверное, бывший управляющий весь день сидит неподалеку от окна, рассматривая снующих по площади людей и выискивая знакомые лица…

С площади перед храмом мы ушли лишь тогда, когда она заполнилась народом, и можно было безбоязненно смешаться с толпой. Что тут скажешь? Только одно: здесь нам тоже делать нечего…

Когда же мы отошли от площади, Кисс сказал с неприятной ухмылкой:

— Табин, значит, жив… Его, судя по всему, оставили лишь для того, чтоб он высматривал кого-то из нас. Шанс на удачу у них, конечно, небольшой, но он есть…

— А Табин знал об этих двоих, ну, о тех, к кому нам велела обратиться Варин?

— Вряд ли. Очень и очень сомневаюсь в том, что этому человеку были известны подобные секреты. Наверное, тайная стража Нерга каким-то образом вычислила тех людей раньше. А Табин… Почему бы его не использовать, пусть и таким образом? Кстати, может тебе предок хоть что-то сказал сейчас? А то он в последнее время все молчит…

— Сказал, что мы поступили правильно. И больше ничего…

— Скажи парню спасибо… Лиа, как это не печально, но надо признать: нам с тобой, кроме как на себя, больше не на кого надеяться. Жаль…

— Что будем делать?

— Прежде всего — думать…

… И снова мы сидим в харчевне, правда, на этот раз харчевня совершенно иная, да и находится она в несколько особом месте Сет'тана, и от которого, по уму, нам следует держаться как можно дальше. Даже близко показываться не стоит, причем подобное утверждение относилось не только к нам, но и ко всем жителям столицы. Впрочем, в эти места люди и сами старались не соваться без крайней на то нужды. И нас бы не оказались подле этих мест, но сейчас у нас просто-напросто нет иного выхода. Увы…

Дело в том, что неподалеку отсюда находится главная тюрьма Сет'тана, та самая, в которой находится Марида. Надо вытаскивать ее оттуда, только вот кто бы нам еще подсказал, как можно провернуть подобное?!

Тюрьма… Огромная махина из серого камня, охраняемое многочисленными стражниками. Становится страшно при одном только взгляде на нее, и сам по себе отпадает вопрос — можно ли оттуда выйти. Ну, войти-то внутрь можно без проблем, а вот насчет пути назад… Боюсь, дорога назад невозможна…

Но это были, так сказать, еще цветочки. Немногим дальше от здания тюрьмы начиналась огромная цитадель из черного камня, вдобавок ко всему окруженная высокой стеной. Это и был центр колдунов Нерга… Конечно, у них было еще одно такое же здание, только вот оно, по счастью, находится довольно далеко отсюда, в горах, там, где и были расположены страшные лаборатории колдунов…

К этой черной цитадели, что была в Сет'тане, старались не подходить даже паломники, прибывшие в столицу на праздник Великого Сета — ведь если колдунам что не понравится, а то и просто окажется нужда в объектах для исследований, то всем известно: за этой черной стеной многое исчезает бесследно. Причем как многое, так и многие… Не знаю, как другим, но лично мне на эту цитадель было даже издали смотреть жутковато.

Итак, Марида… Кое-что мы, конечно, придумали, но для начала нам надо бы разведать обстановку — не будешь же действовать вслепую! И вот оттого-то мы и сидим здесь, пытаемся найти подходящего человека. Однако в этих местах хозяева харчевен, без сомнения, были связаны с охранниками в тюрьме, так что надолго ни в одной из этих харчевен нам не стоило задерживаться надолго. Запомнят.

То место, где мы сидим сейчас — это уже четвертая по счету забегаловка, и, если ничего не измениться, то вскоре нам придется уходить и отсюда. А если учесть, сколько довольно-таки дрянного вина пришлось выпить Киссу в каждой из харчевен, то бедному парню можно только посочувствовать. Если б не особый порошок против опьянения, который я прихватила с собой из шкатулки старого колдуна, то Кисса давно бы свалило с ног. Конечно, это было не то зелье, которое Лесовик добавил в глинтвейн наемников, но и от больших доз того зеленоватого порошка, который парень то и дело подсыпает в свою кружку, голова впоследствии может болеть довольно сильно.

— Так, Лиа, похоже, нам не везет и тут. Еще четверть часа — и мы уходим отсюда. Время до заката еще есть, так что попытаем удачи в еще одной харчевне. Правда, она расположена чуть дальше, но охранники из тюрьмы вполне могут заглядывать и туда… — тут Кисс умолк. — Стоп, кажется, это кто-то из тех, кто нам нужен…

Я чуть обернулась в сторону входа. Верно: в харчевню входило несколько человек в форме стражников, которые, судя по черным поясам, были охранниками в той самой тюрьме. Все правильно — где еще людям отдохнуть после службы, как не рядом с рабочим местом?

Так, посмотрим на вошедших… Что мы имеем: трое простых охранников, следят за заключенными, а вот четвертый — тот не из рядовых, и доступ во все углы тюрьмы имеет куда более высокий, чем остальные. До офицера пока что еще не дотягивает — нет дворянского звания, но по должности стоит выше своих приятелей. Похоже, нам нужен именно он.

Меж тем охранники привычно сели за один из столов — очевидно, эти люди были завсегдатаями в здешних местах. Правда, перед тем охранники просто-таки выкинули из-за приглянувшегося им стола сидящих там людей, и те, ни говоря ни слова, покорно удалились. Как видно, здесь хорошо известно, чем может закончиться малейшее выражение неудовольствия.

А у охранников, меж тем, по кругу пошел кувшин с вином, застучали игральные кости… Понятно, люди отдыхают после трудового дня. Вон, и разговоры пошли соответствующие, причем такие, что слушать тошно — кто кому из заключенных зубы выбил, кого из арестантов дубинками отходили так, что они легкие выплевывают, а кого заставили стоять, не присаживаясь, сутки напролет… Да, надо признать: хорошие парни в той тюрьме служат, душевные — из любого душу вынуть готовы. И, как я поняла, особенно в этом деле отличается старший по званию из всей этой четверки — он, судя по разговорам охранников, среди заключенных считается чуть ли не тем, чьим именем пугают вновь прибывших… Что ж, милок, убеждаюсь еще раз: значит ты и будешь тем самым человеком, который даст нам все сведения о тюрьме.

Еще чуть более внимательно всмотрелась в того человека… Э, да он знаком с основами магии! Не очень приятное открытие, хотя понятно, что иные люди в той тюрьме карьеру сделать не смогут. И еще одно: он, этот самый охранник, и вправду очень жесток. Есть такие, кому в радость чужие страдания… Что ж, учтем.

— Кисс, можно начинать?

— Давай…

Очень осторожно, почти на ощупь, стала воздействовать на охранников. Вскоре двое, допив вино, заторопились домой — дел там, дескать, невпроворот, да и семья давно ожидает кормильца с работы… Третий тоже встал — подружка, мол, ждет, не любит, когда я опаздываю…

Оставшись в одиночестве, мужчина не знал, чем ему заняться, да и настроение у него заметно пошло на убыль — все же охранник рассчитывал куда более приятно провести вечер, и в иной компании. Как бы он не ушел отсюда в другое место, туда, где повеселей! Вон, встал, пошел на выход, бросив при этом на стол мелкую монету… Пора!

Когда мужчина проходил мимо нашего стола, ему под ноги упал кувшин. Хорошо, что вина в нем почти не осталось, и лишь немногие капли попали на сапоги охранника. Думается, Киссу должно было хорошо попало от мужчины (тем более что тот не знал, на ком можно сорвать свое раздражение), но парень умело сделал вид, что трясется от страха.

— Прошу простить меня, господин офицер! — Кисс, пошатываясь, встал из-за стола и согнулся в низком поклоне. — Если позволите, то в качестве извинения я хотел бы предложить вам самое лучшее вино, что здесь имеется… Эй, хозяин, какое у вас тут самое дорогое вино?

— «Красный бархат» — с насмешкой в голосе отозвался хозяин. Похоже, он ожидал, что разгневанный охранник сейчас даст хорошую трепку подвыпившему провинциалу. — это только господам подают, да и то не всем!

— Вот его и давай сюда! — пьяно махнул рукой Кисс. — Я должен извиниться перед господином офицером! Почтенный господин — не откажите нам в чести выпить с вами!

— Два золотых — хозяин лично поставил перед охранником небольшой кувшин с вином.

— Забирай!.. — и на ладонь хозяина легли две золотые монеты. Я невольно проводила их взглядом — считай, это последние… Сейчас у нас остается всего лишь с десяток серебряных монет. Н-да, денег от проданных камней нам хватило всего на два дня. А если учесть, что мы сегодня сняли неподалеку отсюда еще одну комнатенку…

Охранник тем временем присел за наш стол — почему бы и нет, особенно если учесть, что провинциал здорово напуган. Можно покуражиться, попугать, поглядеть, как у того от страха глаза чуть не вылезают из орбит!.. Дорогое вино тут, конечно, сыграло свою роль, но, похоже, мужика куда больше заинтересовала я. Хм, а мужик относится к любителям женщин, и не привык, чтоб ему отказывали, тем более, что на его службе недостатка в насмерть перепуганных женщинах-заключенных не было… К тому же было заметно, что мужчина не знает, как ему с большей пользой для себя провести свободное время, так что лопухи-провинциалы подошли как нельзя более кстати. Их можно и тряхнуть хорошенько — враз золото посыплется! Отдал же приезжий за вино такие деньги!.. Так почему бы ему не посидеть за одним столом с болванами-провинциалами, тем более что было заметно: скупиться они не собираются!

Ну, а тем временем Кисс вовсю наливал охраннику дорогое вино, а себе того вина чуть плескал на донышко кружки — дескать, мне не по чину такое пить… Мужик не возражал: по его мнению, именно так и должно быть! И еще я поняла, что этот охранник нас слегка просматривает — кто мы такие, откуда пришли в столицу и зачем… Надо же, а у этого человека есть слабые способности к магии! Не ожидала подобного от простого охранника! Сейчас он определяет, что от нас можно ожидать и не опасны ли мы… Дело тут вовсе не в том, что он нас в чем-то подозревает — просто охранник этому делу обучен, и применяет его, если можно так выразиться, по въевшейся в кровь привычке. Не страшно, я заранее побеспокоилась о маскировке — не со слабыми силами охранника отыскать в ней брешь, или уловить фальшь.

Теперь для нас главное — чтоб Кисс сумел подсыпать мужику тот сероватый порошок, который до того умело прятал в своем рукаве. А уж потом, когда охранник потеряет волю и будет нам полностью послушен — вот тогда можно будет идти в ту небольшую комнатенку, которую мы сняли неподалеку отсюда всего лишь несколько часов назад…

Уход нашей подвыпившей компании вряд ли вызвал подозрение. Ну, пошли себе люди развлекаться дальше — и счастливо! Но для нас сейчас главное — чтоб этого охранника, когда мы его будем уводить, не увидел никто из сослуживцев. Очень надеемся на это, тем более что на улице вот-вот стемнеет.

…Стоя в той самой маленькой комнатке полуразвалившегося дома, которую мы сняли сегодня днем, Кисс допрашивал безвольно сидящего охранника. Порошок старого колдуна действовал безотказно, а знал мужик очень и очень много… Глядя в одну точку, мужчина перечислял имена и клички охранников, пароли, говорил о тех заключенных, за кем был особый присмотр, рассказывал о системе охраны, о смене часовых и о многом, многом другом… Затем Кисс положил на колченогий стол перед охранником лист пергамента и грифель, и мужчина стал покорно чертить на нем внутреннюю схему тюрьмы…

Разговор, вернее, допрос, затянулся далеко за полночь. Нам, кстати, очень повезло: этот самый охранник был весьма знающим человеком, и в той тюрьме служил уже многие годы, знал в ней все входы и выходы. Он даже сказал нам, в какой именно из камер находится старая королева. Как оказалось, одно время он даже носил ей еду… Так что этот человек имел полное представление о том, как охраняют Мариду.

И вдруг мужчина, до того совершенно равнодушно отвечавший на вопросы, умолк на полуслове, а затем недоуменно огляделся по сторонам. Как видно, срок действия снадобья старого колдуна подошел к концу, но все равно мужчина как-то уж очень быстро пришел в себя. Еще мгновение — и он стремглав бросился на Кисса.

И тут я с удивлением поняла, что сейчас этого человека так просто не взять под свой контроль: как это ни странно, но сразу же после окончания действия этого порошка, у того человека появляется вспышка неконтролируемой агрессии и почти полная невосприимчивость к чужому магическому воздействию. Хорошо еще, что мы заранее обыскали этого человека, и отложили в сторону его оружие, а не то с ним было бы так просто не справиться. Я кинулась на помощь Киссу, и через несколько мгновений мужчина со свернутой набок головой рухнул на пол… Высокое Небо, еще один человек ложится грузом на мою совесть…

Плохо, очень плохо. Мы рассчитывали, что мужика можно будет отпустить, перед тем стерев у него кое-что из памяти. Увы, не судьба… Тут уж ничего не исправишь.

— Странно… — Кисс, потирая шею, поднялся на ноги. — Надо же, какой он оказался прыткий! Не ожидал. Интересно, с чего это он так быстро в себя пришел?

— Да уж… Наверное, Москит что-то недосмотрел в своих снадобьях, а может, подобное им было сделано специально… Впрочем, кто сейчас ответит на этот вопрос?

— Так, опять наследили! — Кисс с досадой покрутил головой. — Что-то мы с тобой в Нерге не одно дело без пролитой крови сделать не можем!

— Ну, я бы так не стала так утверждать. Все же семейку достойных и уважаемых людей мы довезли до столицы живыми и здоровыми!

— Но один Всеблагой знает, как мне хотелось вытряхнуть из них душу!

— Не тебе одному… Но вот что касается этого охранника… Честно — никак не ожидала, что так получится! Очевидно, действие этого порошка заканчивается одним разом. Если бы я знала о таком…

— Ладно, Лиа, тут уж ничего не поделаешь — Кисс присел на корточки возле убитого. — Сейчас сделаю еще одно дело — и нам надо уходить отсюда.

— Ночью?

— Ну да. Будет гораздо хуже, если сюда кто заглянет до утра, и обнаружит, что в комнате покойник, который, к тому же, является охранником…

— Да, ты прав. Лучше убраться отсюда подобру-поздорову.

— И чем раньше, тем лучше…

Вскоре мы покинули это полуразвалившийся домишко, но перед уходом Кисс вонзил в висок человеку стилет. Почему? Да только для того, чтоб убитого некроманты не могли использовать для возможного допроса. Я уже знала, что черные колдуны могут разговорить покойников, но не всех, а только тех, у кого не поврежден головной мозг. А цитадель колдунов, между прочим, находится совсем близко отсюда… Вот только чего нам еще не хватало для полного счастья — так это повествования убитого охранника о том, кто его лишил жизни, и что он успел рассказать своим убийцам… Так что хочется нам того, или нет, но на всякий случай следует принять меры безопасности, как бы неприятно они не смотрелись со стороны…

Надо же, прошло совсем немного времени с того момента, как я покинула родной поселок, но сейчас я спокойно рассуждаю о таких вещах, о которых, живя дома, не могла даже подумать без ужаса. Недавно одно только упоминание о том, что я могу быть причастна к чьей-то гибели — это вызвало бы у меня настоящее потрясение. А сейчас… Эрбат, он же убийца… Печально.

Мы шли по улицам в полной темноте. Несмотря на то, что небо было усыпано звездами, южная ночь была непроницаемо-темна. Но все равно мы передвигались по дорогам у самых стен домов — на всякий случай, мало ли кто мог оказаться совсем рядом, или же выйти на нас из темноты. И потом, дороги, ведущие к тюрьме и цитадели колдунов узкими никто не назовет. Несколько раз мы едва успевали нырять в темные проулки, когда мимо нас шествовали отряды стражников. Ничего, все обходилось…

Когда до нашего слуха донеслось цоканье лошадиных копыт по брусчатке, то я на подобное вначале тоже не обратила особого внимания. Кто-то ехал нам навстречу, и я уже привычно стала прикидывать, куда нам нужно будет свернуть, чтоб не попасть на глаза едущим. Конечно, стражники, которых мы встречали до этого момента, были пешими, но вполне могло оказаться и так, что сейчас те же стражники окажутся верхом на лошадях. И пусть нас сейчас вряд ли кто смог бы увидеть в темноте, но, тем не менее, мы шагнули в очередной узкий переулок.

Через несколько мгновений мы увидели приближающийся свет факелов, а вскоре на дорогу, из-за угла, выехала небольшая процессия. Четверо вооруженных до зубов факельщиков освещали дорогу, а едущий между ними человек был закутан в темный плащ, причем нижняя часть его лица также была прикрыта плащом. Ну, а низко надвинутая шляпа скрывала верхнюю часть лица мужчины. Великолепный жеребец под дорогим седлом, горделивая осанка мужчины — все говорило о том, что перед нами не простой обыватель.

И тут я почувствовала, что Кисс, до того спокойно стоявший рядом со мной, внезапно сжал мою руку, причем это был непроизвольный жест, только вот сам Кисс подобного не заметил. Кажется, парень узнал всадника, только вот это не принесло Киссу никакой радости.

Я посмотрела на своего спутника. Глаза Кисса неотрывно следили за проезжавшим мимо нас человеком, и тот взгляд был какой-то… непонятный. В чем дело? На пленника проезжавший мимо нас мужчина никак не походил, скорее, выглядел, как высокородный господин, в сопровождении слуг выехавший ночной порой по неотложным делам. Э, да у него, кроме факельщиков, имеются и двое охранников — вон, следуют на лошадях за своим господином.

Тем временем человек проехал мимо нас, и вот нам уже видны только спины, а цоканье лошадиных копыт раздается все дальше… Я снова посмотрела на Кисса — он стоял, почти не дыша. А ведь Кисс даже не удивлен — он, скорее, потрясен… И в глазах, устремленных на отъехавшую от нас небольшую кавалькаду, появилось нечто, похожее на недоумение пополам с острой неприязнью, почти ненавистью. Не понимаю…

— Кисс — тронула я парня за рукав, — Кисс, в чем дело?

— Ни в чем… — а сам смотрит вслед уезжающим людям.

В этот момент мужчина, отъехавший к тому времени на довольно большое расстояние, обернулся в нашу сторону. Увидеть нас при всем своем желании он никак не мог — все же мы стояли в совершенно темном переулке, можно сказать, в кромешной тьме, и к тому же на довольно приличном расстоянии от всадника, но, тем не менее, этот человек что-то почувствовал. Несколько слов, брошенных им своим людям — и один из факельщиков, прихватив с собой охранника, направился в нашу сторону.

Кисс, все так же крепко держа меня за руку, отступил на десяток-другой шагов назад. Там оказалось нечто похожее на глубокую нишу в стене — судя по всему, в том месте днем находятся или торговцы, продающие свой нехитрый товар, или же нищие, просящие милостыню. Мы шагнули туда, в эту нишу, едва не вжавшись в стену, и почти сразу же рядом с нами упали неровные тени — факельщик приблизился к входу в переулок. Несколько бесконечно долгих секунд люди всматривались в узкую улочку, и даже въехали в нее. Еще пара шагов вперед — и они нас обнаружат… Но свет, как и звук лошадиных копыт, стал удаляться — как видно, люди не увидели в переулке ничего подозрительного.

— Господин, здесь никого нет — донесся до нас чей-то голос, и через мгновение вновь раздался звук подков по брусчатке — как видно, небольшая кавалькада двинулась дальше. А Кисс все так же сжимал мою руку, видимо, сам не замечая того.

— Кисс, что с тобой?

— А? — парень повернулся ко мне. — Что ты сказала?

— Кто этот человек?

— Не знаю.

— И все же? Ведь не просто так мы прятались от этих людей?

— Лиа, ничего особенного не произошло. И потом, не исключено, что я обознался…

— Так кто это такой?

— Говорю же — я не уверен! Но…

— Ты хочешь пойти следом за ними? — перебила я его.

— Откуда ты… Впрочем, понятно. Если честно, то да… Хотелось бы пойти, выяснить, куда он направляется, хотя для нас с тобой это вовсе не обязательно… И потом, ты сама видела — это опасно.

— Находиться в Нерге тоже опасно.

— Мне бы не хотелось подвергать тебя…

— Ага, а сейчас мы находимся в тишине и покое, так? И потом, пока ты тут занимаешься душевными терзаниями, этот человек удаляется от нас все дальше и дальше.

— Ладно, пошли — решился Кисс. — Только идем вдоль стены — мало ли что может произойти…

Мы догнали того человека только лишь через минут через десять. До того нам пришлось обходить патруль стражников, и вдобавок на нас из темноты вышел какой-то здоровяк ободранного вида с ножом наперевес. И без слов понятно, что ему надо — кошелек или жизнь. Вместо того Кисс скрестил перед собой два мизинца, а затем протянул здоровяку серебряную монету, после чего тот, недовольно буркнув непонятное слово, исчез в темноте.

Впрочем, долго пробираться по темным улицам нам не пришлось. Дорога, по которой ехали всадники, вывела на ту самую площадь, где стояла цитадель колдунов. Ничего себе…

Небольшая кавалькада пересекла площадь и остановилась возле высоких ворот цитадели. Минута ожидания — и ворота разъехались по сторонам, люди проследовали внутрь — и ворота вновь закрылись.

Я вновь посмотрела на Кисса. Мы с ним стояли в темноте, у какой-то небольшой арки, не приближаясь к краю площади, но оттуда, как с наблюдательного пункта, нам было все прекрасно видно. Парень по-прежнему смотрел в сторону ворот, но ничего не говорил. Я тоже пока решила помолчать — кто знает, может здесь у колдунов поставлено нечто, способное уловить даже шепот…

Несмотря на позднее время, цитадель не спала. То и дело открывались ворота, туда проходили люди, проезжали всадники. И пусть входа в цитадель не было стражников, но их хватало сверху, в небольших башенках, расположенных на равном расстоянии друг от друга по верхнему краю стены, расположенных по всей окружности цитадели.

Медленно текли минуты, мимо нас проследовал небольшой отряд стражи, дважды в сторону цитадели проезжали вооруженные всадники… Еще к воротам погнали десятка два людей в цепях и с ошейниками, но вот зачем и для чего… Честно говоря, мне совсем не хочется знать, что происходит за стенами этой черной цитадели…

Ну, а мы все так же стояли на месте, стараясь не шевелиться, и еще Кисс держал, не выпуская, мою руку — как видно, при малейшей опасности парень готов был бежать отсюда со всех ног, да еще и тащить меня за собой.

Наверное, было уже далеко за полночь, когда из открывшихся ворот цитадели вновь показались все те же всадники. Эти люди вновь пересекли площадь, и последовали назад по той дороге, по которой пару часов назад ехали сюда. Все у них по-прежнему, только вот, как мне показалось, мужчина в плаще находится не в духе. Как видно, он был чем-то очень сильно раздражен. Недаром он зло хлестнул плеткой одного из факельщиков, лошадь которого чуть заступила дорогу его великолепному жеребцу. А удар, меж тем, болезненный, с оттяжкой, причем настолько сильный, что факельщик едва удержался на своей лошади, а у ударившего сполз с лица плащ, в котором он по-прежнему прятал лицо. И шляпа свалилась на землю…

Я увидела молодого и очень красивого мужчину. Во всяком случае внешне он — мечта множества женщин. Можно сказать, сказочный принц… Только вот у этого красавчика на его безукоризненно-красивом лице в первую очередь отчего-то раздражали губы: несмотря на совершенную форму, они отчего-то напомнили мне извивающихся пиявок. Непонятно, по какой причине возникало такое ощущение, но оно было на редкость точным.

Мужчина что-то брезгливо бросил факельщикам, вновь натянул на лицо край плаща и надел почтительно поданную слугами шляпу, но на какое-то мгновение, когда его лицо было освещено светом факелов, мне вдруг показалось, что в лице мужчины мелькнуло нечто, делавшее его похожим на Кисса.

Небольшая кавалькада вновь двинулась дальше, но на этот раз Кисс не пошел за ними. Он стоял и молча глядел им вслед, а по выражению его лица ничего нельзя было рассмотреть.

— Кисс, кто этот человек?

— Никто… — и парень почти что потащил меня за руку в темный переулок. — Пошли отсюда! Быстрей!

Не знаю, каким чудом нам удалось избежать встречи с многочисленными отрядами стражников, и это при том, что на нас из темноты дважды выходили некие темные личности с оружием в руках и явным желанием вытряхнуть из нас все имеющиеся в наличии деньги. Впрочем, эти личности Кисса не пугали. Все тот же непонятный знак из скрещенных мизинцев — и каждый раз из рук Кисса в руки людей переходила большая серебряная монета, после чего вышедшие на нас бандиты вновь растворялись в темноте.

Когда же мы, наконец, оказались в своей убогой комнатушке на постоялом дворе, то Кисс, не говоря ни слова, улегся на лежанку и прикрыл глаза. А ведь он здорово выведен из себя…

— Кисс…

— Чего тебе? — надо же, почти грубит.

— Я все хотела спросить… Что означает знак, который ты показывал тем мужчинам? Ну, которые хотели нас ограбить…

— Что? А, это… Это знак означает, что я такой же, как и они, но не из этих мест, и им не конкурент. Оказался здесь по своим делам, которое никого из них никоим боком не касается. Ну, и в качестве извинения за то, что хожу по улицам когда не положено, за то, что оказался не в том месте и не в то время, и тем, что мешаю занятым людям — за это я согласен заплатить. Обычно в таких случаях хватает одной монеты, серебряной или золотой…

— А ты об этом откуда знаешь?

— Глупый вопрос.

— Согласна…

— Тогда все, пора спать. Кто первым дежурит?

— Кисс, кто был тот человек? Ну, за которым мы шли, и который побывал в цитадели…

— Тебе же было сказано — никто!

Да, отметила я про себя, Кисс здорово выведен из себя. Обычно он куда лучше держит себя в руках…

— Это был твой брат? Кастан?

— С чего ты взяла?

— Когда с его лица сполз край плаща, то… В общем, вы оба разные, и внешне совсем не похожи друг на друга. Но знаешь, когда он повернулся… Что-то общее в вашей внешности, бесспорно, имеется.

— Слушай, чего тебе от меня надо?

— Просто сейчас ты не похож на себя самого…

— И прекрасно. Это все?

— Кисс, ты всегда и все пережигаешь лишь сам, в себе, в своей душе… Скажи, в чем дело?

— Лиа, Сет тебя возьми, могу я побыть один, наедине со своими мыслями?! Отвяжись от меня!

— Кисс, в чем дело? Что произошло?

Кисс молчал, и даже больше того — повернулся ко мне спиной, лицом к стене. Я его уже слишком хорошо знаю, чтоб понять: он вот-вот вспылит… Внезапная встреча с Кастаном выбила его из привычной колеи. Вон, даже себя сдержать не может, грубит в открытую… Что бы мне такое сказать, чтоб он хоть немного успокоился?

— Кисс, я бы хотела дежурить первой…

— Почему ты, а не я? — а лицом ко мне он так и не поворачивается.

— Просто мне пока спать не хочется. Кисс… — я положила свою руку ему на плечо, но он ее почти стряхнул. Да, парень психует, причем даже не пытается это скрыть… Точно, он сейчас вполне может совершить какую-нибудь глупость: начнет на меня кричать, а то и просто выскочит из комнаты, хлопнув дверью. С него станется… Ладно, попробуем заговорить с ним — может, успокоится…

— Кисс, милый, не расстраивайся… Я понимаю — ты никак не ожидал встретить тут Кастана…

Дальше я говорила без остановки, совсем как тогда, в Харнлонгре, когда они сцепились с Веном. Сейчас главное — вывести Кисса из этого непонятного состояния, когда он не отвечает за себя, а там уж будет легче. Догадываюсь, что пустая бабская болтовня многих выводит из себя, раздражает, но в то же самое время, хоть ненадолго, но отвлекает от тяжких дум. Конечно, случается и такое, что мужики от той чуши, что несут бабы над их ухом, кричат, срываются… Во всяком случае, это хоть какая-то разрядка. Снова чуть обняла Кисса — пусть дергается, пусть ругается и выпускает пар, но ему надо каким-то образом придти в себя…

Зато через какое-то время, когда Кисс, наконец, провалился в глубокий сон, я сказала предку:

— Рассказывай, в чем там дело. Что именно произошло у Кисса с его братом, и отчего бедный парень сейчас находится вне закона? Начало этой истории ты мне уже рассказал. Теперь выкладывай то, что было дальше…

Дариан долго стоял перед дверью комнаты во дворце Правителя Славии, за которой остановился граф Д'Диаманте, и никак не мог решиться постучать в эту дверь. Парня будто что-то сдерживало, хотя он пришел сюда после долгих и мучительных раздумий. Надо поговорить с графом: все же какой-никакой, а отец, родная кровь…

Сейчас на свадьбу сына Правителя Славии съехалось множество гостей из самых разных стран, и среди тех гостей был и граф Д'Диаманте, который даже в возрасте семидесяти лет (как это ни удивительно!) по-прежнему считался одним из самых красивых людей по ту сторону Перехода. Об этом человеке говорили много, и ничего хорошего в тех разговорах не было, но это только еще больше разжигало интерес к необычному иноземцу…

Дариан к этому времени уже знал, что граф прибыл сюда без приглашения, в свите принца Таристана, причем приехал не один: с ним был и его сын Кастан, будущий наследник древнего рода Д'Диаманте… Отблеск дурной славы отца падал и на его сына. Пусть об этом молодом человеке никто не мог казать ничего особо плохого, но и хорошего о нем тоже не говорили. Общее мнение было довольно безжалостно: дескать, яблочко от яблоньки далеко не упадет, особенно если учесть, как они оба любили роскошную жизнь…

Хотя молодой человек удивительно походил лицом на графа, тем не менее он не унаследовал ни в малейшей степени удивительного дара отца — его потрясающего обаяния. Более того: молодой красавец не пользовался особым расположением окружающих. Трудно было сказать, что именно не нравилось в нем людям, да только этот молодой аристократ чем-то отталкивал от себя людей. Даже те дамы, что вначале с восхищением поглядывали на прекрасного юношу — и те вскоре отдалялись от него. Непонятно, в чем тут было дело — в его холодности, неприязни, высокомерии или же в чем-то таком, чего никто не мог пояснить, но, тем не менее, это что-то заставляло людей избегать его общества.

Кстати, с тех пор, как Кастан стал появляться в высшем свете — с той поры меж ним и его отцом шло нечто вроде необъявленного соревнования: кто из них окажется первым в числе разбиваемых женских сердец. Как это ни удивительно, но в той схватке сын был разбит наголову — молодость и красота Кастана не шла ни в какое сравнение с невероятной силой обаяния старого графа. Дамы вежливо улыбались сыну и переключали все свое внимание на его отца… Можно сказать: Кастан проиграл вчистую. Все признавали: подобное никак не способствовало улучшению и без того сложных отношений между отцом и сыном…

Появление сына графа среди гостей никого не удивило, что и понятно: парень молодой, холостой, которому надо бы приглядеть себе невесту голубой крови, а именно таких девушек сейчас собралось немало на свадьбе принца Славии… А вот что касается самого графа Д'Диаманте…

Как и следовало ожидать, сразу же по приезде граф оказался окружным обожающими взглядами дам, которых нисколько не пугала дурная слава, всюду сопровождающая имя этого человека. Впрочем, одними взглядами дело не ограничилось: многие знатные и состоятельные особы готовы были швырнуть свое сердце и деньги к ногам прекрасного иноземца — и это несмотря на довольно преклонный возраст графа!.. Самое интересное состояло в то, что несмотря на более чем грязную репутацию графа, женщины все равно слетались на него, как бабочки на огонь. Удивительно, но долгие годы жизни, хотя и наложили на лицо графа Д'Диаманте свою безжалостную печать, но, тем не менее, не испортили, а всего лишь уменьшили его красоту. Хотя, правильней будет сказать, что прожитые годы несколько изменили внешность графа, и, не сказать, что в худшую сторону. Даже сейчас этот человек был очень и очень красив, и поневоле притягивал к себе всеобщее внимание.

К тому же граф до сей поры оставался вдовцом, хотя его жена умерла много лет назад. Видимо, еще и по этой причине постоянно отыскивалась очередная богатая дурочка, которая твердила всем подряд, будто дурное мнение об этом восхитительном, изумительном, потрясающем человеке — это просто жуткие наветы! После чего неразумная баба бросала свои деньги и свою жизнь к ногам графа, человека, столь прекрасного внешне и более чем непорядочного в душе… Что ж, одной разбитой судьбой становилось больше…

Но слухи, в любом случае, увеличивают интерес… Именно потому во дворце Правителя разговоров о прекрасном графе было едва ли не больше, чем о половине гостей. Даже служанки — и те старались лишний раз оказаться перед глазами этого необыкновенно красивого мужчины.

Однако надо признать: внезапный приезд графа Д'Диаманте принес немало проблем как правящему дому Славии, так и Таристана. Причина в том, что графа (если называть вещи своими именами) давно не желали видеть во многих аристократических домах, только вот самому графу Д'Диаманте на подобное мнение о себе было плевать. Ну говорят — и пусть себе говорят, а то, что в тех разговорах имя графа мешают с грязью — так это все зависть невзрачных уродов, завидующих красоте и удачливости графа…

Все последние годы граф Д'Диаманте без приглашения заявлялся туда, куда ему было угодно, и там силой своего немыслимого обаяния заставлял хозяев принимать его у себя в качестве гостя. Ему не было дела до того, что многие аристократы демонстративно покидали те места, где он появлялся, тем более что для грязной репутации графа подобные демарши уже не имели никакого значения. Доходило до того, что после появления где-либо графа Д'Диаманте большая часть людей сразу же покидала то самое место. Подобные проявления брезгливого неуважения совсем не беспокоили графа — как он утверждал, это все людская зависть, среди которой он вынужден жить…

Посещение прекрасным графом хоть кого-то из тех, кто рисковал принимать у себя столь красивого внешне человека, как правило, не проходило бесследно. Увы, но после того, как сам граф покидал очередной дом, где его скрепя сердце принимали в качестве гостя — так вот, каждый раз после его отъезда всплывала очередная весьма неприятная история, в которой граф Д'Диаманте выступал в роли главного действующего лица. Ну, репутация графа к тому времени уже была настолько замарана, а его имя настолько прочно ассоциировалось с понятием «крайняя непорядочность», что очередное ведро дурно пахнущей грязи на общем фоне было совсем незаметно. Скорее это воспринималось как должное. Общее мнение было таким: если принимаешь в своем доме человека, который живет в смоляном котле, то не удивляйся, что позже придется долго счищать отовсюду липкие следы той самой смолы…

Тем не менее, совершенно непонятным образом, действуя лишь силой своего потрясающего обаяния и, надо признать, не без помощи невероятной наглости, граф умудрялся не покидать аристократическое общество, хотя видеть его там вовсе не желали.

Вот и сейчас никто не приглашал графа на празднование. По словам принца Таристана, граф просто-напросто присоединился к его свите на земле Славии, и подошел со словами почтения к принцу в присутствии многочисленных свидетелей… Граф опять все рассчитал верно: принц не намеревался устраивать демонстративное пренебрежение к одному из своих подданных на чужой земле, к тому подданному из числа наиболее родовитых… Хочешь — не хочешь, а пришлось делать вид, будто ты рад видеть этого мерзавца! А меж тем графу хоть бы что: знает, что взгляды всех присутствующих будут устремлены прежде всего на него, а что о нем будут думать некоторые из тех людей, которым он набился в попутчики — так до подобных мелочей прекрасному графу по-прежнему нет никакого дела…

Очень многие из приглашенных на свадьбу сына Правителя и близко бы не подошли к человеку со столь дурно пахнущей репутаций, какая имелась у старого графа, но, во-первых, он заявился на свадьбу не один, а в свите принца Таристана… Во-вторых, уехать со свадьбы, пусть даже и в знак протеста против присутствия здесь этого подлого человека — значит высказать неуважение Правителю Славии. Так что кое-кто из приехавших на праздник гостей вынуждены были остаться, скрепя сердце, но вместе с тем старались сделать все возможное, лишь бы держаться от этого мерзкого человека как можно дальше.

Присутствие графа во дворце Правителя создавало сложности еще и тем, что на свадьбу в качестве почетного гостя был приглашен герцог Белунг. Нет, старый Тьерн Белунг давно умер, и теперь его место занял старший сын, Сьеорн Белунг, брат покойной принцессы Кристелин. Та давняя скандальная история ни им, и никем другим была не забыта. Понятно, что герцог не только не хотел видеть графа, но и не желал ничего слышать об этом человеке. Более того: если б ему позволили, то он пинками бы гнал графа Д'Диаманте до самой границы с Таристаном.

Ох, будь на то воля Правителя Славии, то он давно выставил бы графа не только из дворца, но и за пределы своей страны, причем сделал бы это как можно скорей, однако… Нельзя. Как бы к мерзавцу-графу не относились в правящем доме Таристана, но, тем не менее, столь откровенное неуважение к одному из своих подданных, да еще и относящемуся к элите страны (пусть даже графа в той элите и близко не желали видеть) — тем не менее предложить аристократу древнего рода покинуть дворец — это уже прямое оскорбление Таристана. Так что единственное, что мог предпринять в этой сложной ситуации Правитель — так это дать указание тайной страже проследить за обоими дворянами, и, по возможности, сделать все, чтоб пути графа и герцога ни в коем случае не пересекались…

К тому времени Дариан уже пять лет как служил в тайной страже Славии, и был там на хорошем счету. А в тайную стражу он попал, можно сказать, совершенно случайно. Просто однажды вечерней порой на проселочной дороге он увидел, как десяток бандитов напали на двоих всадников. Один из тех двоих был уже мертв, но второй отчаянно защищался. Вот кого Дариан не выносил всеми фибрами своей души — так это дорожных бандитов. В свое время он от них немало пострадал… Особо не раздумывая, парень бросился на выручку путнику. Пусть высоким искусством фехтования во время своих бесконечных блужданий по миру Кисс так и не овладел, зато в его запасе было нечто другое: все же драться парню пришлось много, и далеко не все из тех выученных им приемов ведения боя были честными. Хватало и подлых, и жестоких, но дающих преимущество в драке… Однако и нападение на путешественников честным поступком тоже было никак не назвать…

Когда все закончилось, Дариан помог добраться до ближайшего города раненому, и там выяснилось, что он пришел на помощь офицерам тайной стражи. Чуть позже его вызвал к себе Вояр… Вначале Дариан не мог понять, для чего он понадобился начальнику тайной стражи Славии. Естественно, что перед тем, как показаться на глаза всемогущему Вояру, парень перебрал в памяти все свои прегрешения, о которых помнил, но ничего особо страшного там не было… Вояр же, дотошно расспросив Дариана о прошлом, внезапно предложил ему работать в тайной страже. Вначале парень растерялся, не знал, что ответить — меньше всего он ожидал услышать подобное предложение, а потом сразу же согласился. Ну и с тех пор пошло-поехало…

Эти пять лет в жизни Дариана, несмотря на опасную службу в тайной страже, все же были для него самыми спокойными, и даже счастливыми. У него был дом, работа, надежда на будущее… Даже воспоминания прошлого не так терзали. И вдруг — приезд графа…

Когда Дариан узнал о том, что во дворец пожаловал граф Д'Диаманте — с того времени он потерял покой и сон. Все то, что, казалось бы, надежно загнано в самые дальние уголки памяти, и заперто там на крепкие замки — все внезапно вспомнилось так ясно, будто произошло совсем недавно… Позже, разбираясь в своих чувствах, Дариан должен был признаться сам себе: ему просто хотелось увидеть отца, сказать ему, что он — его сын, жив, выслушать то, что отец может высказать в свое оправдание… Может, это и глупо, но в глубине души парень считал графа единственным родным человеком. Больше у Дариана родни, считай, не было — ведь не считать же родней семейство герцогов Белунг, которым он был и даром не нужен! А тут — все же отец… Пусть ты давно вырос, и тебе уже двадцать девять лет, но так хочется верить, что ты не один в этом большом мире!

Сейчас Дариан уже давненько стоит перед дверями, не решаясь войти… Все, хватит, надо решаться на что-то одно: или уходить отсюда, или идти к отцу…

Дариан все же постучал в дверь, и услышав «Да, да, войдите!», открыл дверь.

Граф стоял перед зеркалом, рассматривая свое отражение в зеркале. Ах, да, — некстати вспомнил Дариан, — ему же совсем недавно принесли из лавки только что купленную одежду, и сейчас граф был занят тем, что примерял ее.

— Что вам угодно? — граф не отрывал взгляда от своего изображения в зеркале. Он вновь и вновь придирчиво рассматривал свое изображение. Да, надо признать: он все еще очень красив на зависть недругам… Из трех новых костюмов, что ему только что принесли, сегодня он наденет именно этот, жемчужно-серый. Новая одежда сидит неплохо, и, что самое главное, этот цвет так удачно оттеняет его смугловатую кожу!

Что касается двух остальных костюмов… В серебристой паре он будет на бракосочетании, а в черном бархатном — на приеме следующего дня. Беда в том, что у графа к этой новой одежде нет подходящих украшений. Сейчас же надо будет поездить по ювелирным лавкам, поискать подходящее… Во всяком случае, к тому костюму, что сейчас на нем — обязательно! Не покажешься же на вечерний прием со старыми драгоценностями! Те, что у него взяты с собой, имеют несколько иной оттенок камней, совсем не тот, какой следует надевать к этому жемчужно-серому цвету дорогой одежды…Ох, с этими драгоценностями вечно такая морока! И к двум оставшимся костюмам тоже надо подобрать нечто новенькое, эффектное, дорогое… Значит, сейчас же надо поехать по ювелирам, поискать нужное… Еще бы неплохо присмотреть себе что-то из самых ценных и дорогих мехов — их на этом диком Севере так много!.. Заодно не помешает посмотреть и лошадей на местных рынках: одна лошадь — это так несолидно!..

Какое счастье, что мужское обаяние его, графа Д'Диаманте, просто безгранично. К тому же он умеет гениально смотреть на женщин, будь они даже страшны, как смертный грех. Этот знаменитый взгляд графа, легкая улыбка и его загадочное молчание сводили прекрасный пол с ума, причем бабы сходили с ума поголовно. Недаром прекрасного графа на протяжении всей жизни окружали женщины, готовые идти за ним хоть на край света. Или хотя бы кинуться к своим сундукам и отсыпать этому восхитительному человеку столько золота, сколько сумеют в них отыскать…

Что ж, для него и сейчас не должно составить труда задурить голову кое-кому из присутствующих здесь вдовушек, благо баб с деньгами на его век хватит. Тут имеется три-четыре дамы, представляющие для прекрасного графа немалый интерес. Осталось только определиться, у которой из них денег побольше. Все же у графа к сегодняшнему дню накопилось столько долгов, что это становится несколько опасным — того и гляди, на землю и имущество будет наложен арест. Пожалуй, надо будет очаровывать не одну, а двоих… Состояния двух богатых баб вполне хватит, чтоб не только оплатить все долги, но даже кое-что оставить для себя… Правда, потом надо будет стравить меж собой этих старых дур: пусть разбираются, которая из двоих виновата в том, что каждая них осталась с едва ли не дочиста вывернутым кошельком…

Ничего страшного, за учебу тоже надо платить, впредь умнее будут, а внимание прекрасного графа тоже чего-то стоит! Сами должны понимать, что не будь у них столько денег, разве он, красавец из красавцев, позарился бы на этих двух старых грымз?! Оказал внимание — и за то пусть спасибо скажут, и отныне вспоминают о нем день и ночь… Это занятие куда интересней, чем пересчитывать деньги, которых, честно говоря, у тому времени у них совсем не останется… Да и зачем им деньги? Прекрасный граф сумеет употребить их с куда большей пользой…

— Здравствуй, отец… — негромко произнес Дариан.

Граф недоуменно покосился в его сторону. Еще несколько мгновений — и по-прежнему прекрасного графа перестало занимать собственное отражение в зеркале. Он повернулся к вошедшему человеку и просто-таки впился взглядом в его молодое лицо, рассматривая прозрачные глаза в длинных темных ресницах и роскошную волну удивительно красивых светлых волос, один в один повторяющие восхитительные волосы графа, предмет его гордости и нескрываемой зависти окружающих…

В комнате повисла напряженная тишина. Из головы Дариана отчего-то вылетели все заранее приготовленные слова, а у побледневшего графа и вовсе не было слов. Наконец прекрасный граф спросил (вернее — взвизгнул, так как у него от волнения или испуга перехватило голос):

— Вы кто?

— Дариан. Меня так сложно узнать?

— Нет…

— Это именно я. В доказательство могу показать спину…

И тут Дариан вновь увидел, как прекрасное лицо графа в одно мгновение может стать отталкивающе-безобразным, совсем как много лет тому назад, когда он требовал, чтоб сын сказал, куда спрятаны камни Светлого Бога… И что еще никак не ожидал увидеть Дариан — так это настоящую ненависть в глазах графа, причем ненависть настолько лютую, что парень мгновенно понял — напрасно он пришел сюда, пытаясь наладить родственные отношения… Тут ни о каком прощении или взаимопонимании не может быть и речи. Раньше парень часто думал о том, что они с отцом скажут друг другу при встрече, но такой откровенной неприязни, граничащей с ненавистью, он никак не ожидал.

Несколько шагов в сторону — и граф, схватив стоявший на столике медный колокольчик, начал изо всех сил трясти его. В комнату заглянул слуга.

— Что угодно вашей…

— Позовите сюда моего сына Кастана! Немедленно! Немедленно! — закричал граф срывающимся голосом,

Слуга ушел, а граф продолжал смотреть на стоявшего перед ним светловолосого парня с ужасом, злобой и ненавистью, причем ненависти становилось все больше и больше…

— Ты, ты… Ты откуда здесь взялся? — в голосе графа по-прежнему проскальзывали визгливые нотки. — Что тебе от меня надо? Зачем пришел?

Тем временем вновь отрылась дверь, и в комнату вошел молодой темноволосый мужчина. Кастан… Удивительно красивый человек, внешне очень похож на отца, только вот волосы у него такие, как у большинства жителей Таристана — прямые и жесткие. Более того: несмотря на молодость, Кастан начал заметно лысеть с макушки, и ему приходилось тщательно зачесывать волосы назад, чтоб прикрыть свой неровный шишковатый череп.

— В чем дело? Дорогой папаша, что опять случилось? Ухажер вашей очередной пассии заявился, чтоб начистить вам морду? Должен заметить — давно пора…

Граф выставил вперед палец, указывая им на Дариана:

— Он пришел!.. Нашелся…

— Кто — он?

— Дариан…

— Тот самый? Твой сынок, чтоб его…

— Он самый!

— Ты уверен? Это именно тот человек?

— Да…

— Значит, объявился… — Кастан, в отличие от отца, вел себя куда более спокойно. Он не стал терять время попусту, и утверждать, будто перед ними стоит невесть откуда взявшийся самозванец, а принялся трезво оценивать происходящее. Похоже, он не относился к числу паникеров, а, скорее, принадлежал к тем деловым и практичным людям, кто пытается обратить в свою пользу все, что происходит на их глазах.

Вот и сейчас: оглядев стоящего перед собой молодого человека, он с легким презрением в голосе бросил графу:

— Что ж, очень может быть… К этого человека почти что твои волосы, дорогой папаша, которыми ты так безумно гордишься, да и на лицо вы чем-то схожи меж собой, хотя и весьма отдаленно. Я мог бы усомниться в том, что этот человек и есть тот самый давно сбежавший недобитый сопляк, но вот его глаза… Один в один такие же бесцветные и пустые, как у герцогов Белунг, которые в свое время натянули вам козью морду, блистательный граф. Лицо, волосы, глаза, и еще что-то, дающее уверенность в том, что парень не врет… Слишком много совпадений. Могу предположить с почти полной уверенностью, что, судя по всему, так оно и есть: этот лупоглазый — твой старший сынок. Поздравляю вас, дорогой граф, с вновь обретенным чадом! Только вот что ты делать будешь, козел старый, со всей этой ситуацией?

— Камни… — в ужасе прошептал граф. — Кастан, камни…

— Помню. Они самые… И потом, если мне не изменяет память, вы сразу же должны выполнить приказ нашего короля. Правда, этот старый хрыч давно умер, но его давний указ никто так и не отменил…

— Нет, только не это! — граф в ужасе схватился за голову.

— Да, папаша, чувствую, что грехи отцов должны исправлять их дети… — губы Кастана неприятно изогнулись на его красивом лице. — Если я правильно понял, дорогой граф, сейчас перед нами во всей красе стоит последствие вашего давнего блуда и первопричина многих наших несчастий, так? Интересно посмотреть на это порочное создание…

Дариану захотелось повернуться и уйти. Отец и брат говорили о нем так грубо, и настолько бесцеремонно, словно его рядом и близко не было, да и в выражениях особо не стеснялись…

— Кстати, а чего ты молчишь? — соизволил обратиться Кастан к Дариану. — Скажи что-нибудь.

— Что ты хочешь услышать?

— Ну, хотя бы про то, каким непонятным образом ты умудрился выжить, и в какой норе прятался все эти долгие годы…

— Разве вам это интересно?

— Честно? Нет. Ни в коей мере. Досада, конечно, присутствует… И знаешь, на что? Не понимаю, как это моя мамаша тебя угрохать не смогла?! А ведь, говорят, пыталась, да все без толку. Надо признать: это упущение с ее стороны, а она редко допускала подобные проколы… И ведь чувствовала моя дорогая мамаша, что ты жив, да вот найти тебя никак не могла, как ни старалась. Ты прямо как тот беспородный кот, которого как ни дави, а он все равно выживет… Да, характером он, похоже, не в вас, дорогой отец, а в родню своей мамаши уродился: те тоже много не говорят, но свое дело доводят до конца…

Вот, значит, как… Разговор с самого начала пошел вовсе не так, как рассчитывал Дариан, а сейчас окончательно свернул не в ту сторону. Стало противно… И что он тут делает, зачем выслушивает все оскорбления? Давно надо было уйти…

Но стоило повернуться к дверям, как снова раздался голос Кастана.

— Куда это ты собрался так быстро, а? Пришел поговорить, а сам к дверям кидаешься! Это уже совсем не по-родственному. Для начала давай общую тему для разговора найдем, хотя бы о наших матерях побеседуем… Я, например, все еще твою мамашу помню. Не веришь? Зря…

Дариан повернулся к Кастану, а тот, глядя на него, продолжал говорить, по-прежнему кривя свои красивые губы.

— А знаешь, отчего я все еще ее помню? Просто я тебе уже тогда завидовал. Сомневаешься? Напрасно. Да-да, я завидовал, и все из-за твоей матери. Она все время была рядом с тобой, сюсюкала над своим сыночком, тряслась над ним, то есть над тобой, будто ты для нее был невесть каким сокровищем… А вот моя мамаша, кол осиновый ей в усыпальницу! моя сволочь-мамаша — увы, она любила не меня, а нашего дорогого папашу! Причем любила только его одного, и больше никого во всем мире! А я… Хотя моя сволочь-мамаша и была редкой сукой, все же я любил ее куда больше, чем она меня. Если ты не в курсе, то не помешает знать, что я у нее был лишь средством для того, чтоб удержать этого кобеля, нашего папочку, вечно шляющегося неизвестно где и невесть с кем… Так ведь? — обернулся Кастан к испуганно замершему отцу, а потом снова устремил свой взгляд на Дариана. — О, молчит наш милый папуля, но при этих словах рожа у него донельзя довольная: еще бы, ведь все именно так и было, а наш папашка не выносит, чтоб его опережали хоть в чем-то, а то, что от папули все без исключения бабы теряли голову — это общеизвестно. Дорогой граф, так?

Однако прекрасный граф молчал, лишь с непреходящей ненавистью то и дело косился на Дариана. Но парень к тому времени уже и сам понял: ему не стоило приходить сюда… А Кастан тем временем продолжал:

— Наш папаша… Что бы он ни говорил, и как бы не изображал на своей холеной морде скорбь и страдание, но я-то знаю: он приложил свою руку не только к смерти твоей матери, но и к моей тоже… Так, папаша? Молчишь? Конечно, у тебя всегда виноват кто угодно, только не ты! Кстати, папаша, обратите внимание: ваш бастард слушает и радуется — хорошо, что я удрал из этой семейки, где все друг друга не выносят… Мой внезапно объявившийся братец, должен сказать тебе, что твоя мамаша тоже была полной дурой — смотрела на нашего папашу во все глаза и верила всему, что он ей говорил. Или писал… За что, собственно, и поплатилась. Дура.

— Не смей так говорить о моей матери! — сжав кулаки, Дариан шагнул к Кастану.

— Ох, какие мы, оказывается, впечатлительные! — в голосе Кастана появилось нечто омерзительное. — Кстати, тебе не помешает знать одну подробность: а ведь твоя мамашка не сразу умерла после того, как ее скинули с башни. Она оказалась такой же живучей кошкой, как и ты… Ее и в огонь живой кинули…

— Что?! — Дариан почувствовал, что его затрясло от ужаса.

— Как, ты об этом не знал? Досадно… — но, судя по мерзкой улыбке Кастана, он был просто-таки счастлив сообщить об этом Дариану. — Папаша, а отчего это ты своего старшего сынка в эти трогательные детали не посвятил? Стесняешься? Ну, подобное на тебя иногда находит, жаль только, что весьма и весьма редко. Наверное, вспоминать о том не хочешь? Понимаю, тут гордиться нечем… Дорогой братец, должен с прискорбием тебе сообщить, что моя мамаша над своей поверженной соперницей покуражилась вдоволь. Ты все одно об этом знать не можешь — говорят, в истерике бился и на мою мамашу с кулаками наскакивал… Было такое? А ведь твоя мать, эта невзрачная девка-принцесса, в то время была еще жива, и полностью во власти госпожи Гарлы, моей дорогой матери… Да, любила моя старушка это дело — поглумиться над тем, кого сумела сломать… Хочешь знать, как было дело? Сейчас расскажу, причем со всеми подробностями — ведь моя мамаша ее своим слугам для развлечения отдала… — и из красивых уст Кастана полилась такая грязь, что у Дариана волосы на голове встали дыбом.

— Заткнись! — прохрипел он. Увы, но говорить нормальным голосом Дариан был уже не в состоянии.

— Зачем? В отличие от дорогого папаши, на которого иногда невесть с чего нападает странная забывчивость, мне бы очень хотелось поделиться с тобой еще некими… рассказами очевидцев, причем весьма пикантными… — и Кастан, как ни в чем не бывало, продолжил свое мерзкое повествование.

— А я сказал — заткнись! — Дариан едва сдерживался.

— Ну-ну, не горячись. Ты еще не услышал самого интересного — оскал донельзя довольного лица Кастана стал напоминать крысиную морду. — Сейчас я сообщу тебе такое…

— Еще одно слово — и я тебя…

— Слушай, у меня появилась идея! Хочешь, я этими милыми подробностями поделюсь с родственниками твоей мамаши? Нет, это мелко… Правду стоит знать всем. Сегодня же расскажу о той печальной истории всем гостям — а их тут хватает…

У Дариана, и без того доведенного до бешенства словами Кастана, потемнело в глазах. Не помня себя, он ударил брата. Вернее, ему показалось, что ударил…

Дело в том, что Кастан, старательно поливая грязь на имя принцессы Кристелин и умело изображая на лице дурашливую улыбку, на самом деле пристально следил за Дарианом. Кастан, обладая холодным и расчетливым умом матери, понял: сейчас у него появилась прекрасная возможность одним махом избавиться и от ненавистного папаши, и от невесть откуда свалившегося на его шею старшего братца, который, кстати, имеет куда больше прав получить титул графа…Хотя с последним утверждением можно и нужно поспорить…

Кастан четко уловил тот момент, когда Дариан только-только стал замахиваться кулаком на него. Что ж, именно этого он и ждал… Прекрасно, тем более что он, младший брат, все хорошо рассчитал — моментальный рывок в сторону, а на то самое место, где он только что стоял, Кастан с силой толкнул отца…

Сильный удар Дариана свалил графа на пол… Сквозь пелену бешенства, все еще застилающую глаза, парень увидел, что отец неподвижно лежит на полу. Понятно: и без того сокрушительный удар Дариана был усилен тем, что Кастан сильным толчком отправил отца навстречу кулаку его старшего сына…

Когда Дариан смог, наконец, перевести дыхание, то увидел, как Кастан наклонился над неподвижно лежащим на полу графом, а затем с досадой поднял глаза на Дариана.

— Увы, но наш папаша жив… Похоже что его, как и тебя, быстро не угробишь. Оба живучие, как крысы. Или же ты слабовато бьешь. Врезал бы посильней — сразу бы избавил меня от множества хлопот, а так… Не хочешь папашке добавить, чтоб за свою мамашку отомстить? Нет? Ну и слюнтяй. Тебе все одно терять нечего — влип по самые уши, и все можно было бы решить одним разом… Впрочем, для начала и этого вполне достаточно… — и Кастан, схватив со стола колокольчик, стал яростно трясти его…

…Когда Дариан закончил свой долгий рассказ, Вояр чуть слышно ругнулся сквозь зубы. Главе тайной стражи парень рассказал все… Ну, почти все, умолчав лишь о пропаже камней Светлого Бога — даже Вояру не следует знать всего…

— Ты почему мне раньше ничего не сказал?

— Я не думал…

— Оно и заметно. Значит, решил с родней познакомиться… Чтоб ты знал: я и раньше замечал твое внешнее сходство с графом Д'Диаманте, но посчитал, что ты можешь быть последствием, так сказать, одного из многочисленных увлечений этого аристократа. От таких детей частенько пытаются избавиться, и оттого улица становится их вторым домом… Ты знаешь: я очень не люблю, когда меня обманывают. При поступлении на службу в тайную стражу ты сказал, что не помнишь своих родителей… Так?

— Извините…

— Одними извинениями здесь не обойдешься. И не стоило тебе обманывать меня с самого начала — как правило, это не ведет ни к чему хорошему.

— Я не обманывал — просто промолчал кое о чем…

— Ну и к чему это привело? Вот и сейчас ты говоришь мне одно, а сын графа Д'Диаманте утверждает совсем иное. По его словам ты, пользуясь кое-каким внешним сходством между вами, попытался набиться им в родню, а когда из этого ничего не вышло, то стал угрожать, и даже попытался привести свои угрозы в действие. Даже деньги похитил, и кое-что из драгоценностей… Если б люди не успели прибежать, то убил бы обоих, без сомнения…

— Ложь!

— Граф, который уже пришел в себя, полностью подтверждает слова своего сына. Так что их показания против твоих… Угадай с первого раза, кому из вас поверят? Двум высокородным или невесть кому, человеку без рода и семьи? Хотя какие тут могут быть угадывания, и без того все ясно, как божий день… И на кой ляд ты туда поперся, а?!

— Не знаю… Отец, все-таки! Какая-никакая, а родня…

— Некоторой родни лучше вообще не иметь — здоровей будешь… Ладно, посиди пока в соседнем кабинете. Попытаюсь хоть что-то сделать, но далеко не уверен, что у меня это получиться…

Вояр пришел лишь через несколько часов. Судя по его виду, ничего хорошего Дариана не ждало и ждать не могло.

— Плохо дело. У графа серьезные травмы — доктора говорят, что он вряд ли встанет на ноги. Кастан поднял шум до небес — требует, чтоб тебя строго наказали. Дескать, простолюдин поднял руку на высокородного, да еще и пожелал набиться им в родню… Ну, ты знаешь, чем обычно заканчиваются подобные обвинения. Пусть граф — последнее дерьмо, но, тем не менее, он — поданный Таристана, а нападение на одного из самых родовитых дворян той страны должно караться соответствующим образом. И Правитель вне себя от гнева — такой скандал перед свадьбой сына! Что касается герцога Белунг… Нам было сказано так: если этот молодой человек, о котором идет речь, действительно является сыном его покойной сестры Кристелин, то пусть он докажет это — камни Светлого Бога разрешат все сомнения. А до того… Если коротко, то никто из семьи Белунг о тебе и знать ничего не желает.

— Понятно…

— Да ничего тебе не понятно, болван! — Вояр чуть повысил голос. — Плохо твое дело, очень плохо, и, боюсь, я тут бессилен — обстоятельства и обвинения куда сильнее меня. Знал бы я раньше о том, кто ты на самом деле — все могло быть иначе. А сейчас…

— Что — сейчас?

— Сейчас сиди здесь, и не высовывайся. Может, сумею сделать для тебя хоть что-то. А если нет, то, как говорится, не обессудь — сам виноват…

После ухода Вояра Дариан понял: ему надо уходить, причем неважно, куда именно. Главное — как можно быстрее покинуть Славию. Вояр прав: при взгляде со стороны все произошедшее выглядит как попытка убийства простолюдином высокородного господина, да еще и сопровождаемая таким скандалом… Кастан в любом случае будет добиваться казни наглеца, и в этом вопросе Правитель, без сомнения, пойдет ему навстречу. Остается одно — бежать, и чем скорее он это сделает, тем лучше. Для него…

Дариан так и не понял, каким образом ему удалось покинуть здание тайной стражи — может, Вояр не успел дать приказ о его аресте, или же ему просто повезло… Но уже ночью, на своей лошади от мчался в сторону южной границы Славии — все одно за Переходом ему нечего было делать… В голове, кроме сумятицы и горечи, билась одна мысль: раз ты бастард, то и место твое не может быть среди тех, кто считает себя выше остальных. Им ты не нужен… Это — судьба, и не стоит с ней спорить. Что написано на роду — то с тобой и произойдет, и пытаться что-то изменить просто глупо. Надо принимать жизнь такой, как она есть, и тогда все станет намного проще. Если тебе суждено жить среди тех, кого отвергают — значит, пусть так и будет. Не стоит покидать ту среду, в которой ты вырос — все одно ни к чему хорошему это не приведет… Никто не виноват: это просто судьба, а мы все — ее пленники…

…Кисс по-прежнему спал, то и дело постанывая во сне — как видно, после неожиданной встречи с Кастаном у него на душе было совсем плохо. И предок молчит, ничего не говорит…

Сейчас, глядя на беспокойно спящего парня, я поняла, отчего в начале нашего пути из Стольграда мои спутники глядели на Кисса с таким презрением. Дескать, в отношении него может быть одно из двух: либо шантажист, либо поднял руку на собственного отца. И то, и другое мерзко, и ничего, кроме отвращения, вызвать не может. Да, Кисс, тебе будет сложно отмыться от этих обвинений, которых, кстати, с тебя никто не снял…

Не знаю, что бы сказал Кисс, но я чувствую — нынешней ночью ничего с нами не случится! И вряд ли кто потревожит сон обитателей этого заштатного постоялого двора. Ну, раз такое дело, то и мне можно прилечь.

Тихонько забралась к спящему на лежанке Киссу, прижалась к нему… Сейчас, пока он спит, я незаметно постараюсь снять с его души всю ту боль, что скопилось в ней за долгие годы. Со спящим это делать легче, а если бы Кисс бодрствовал… Боюсь, шуганул бы он меня от себя куда подальше…

Постепенно сон парня стал куда более спокойным, и он, сам не отдавая себе в том отчета, обнял меня и прижал к себе. Я же еще со времени наших совместных блужданий по лесам помнила, как мне было хорошо и спокойно спать подле него. Это в Нерге мы все время спали по-очереди: когда один из нас спит, другой обязательно дежурит, а иначе никак… Эх, была — не была, нарушим правила разок…

Утром Кисс довольно бесцеремонно растолкал меня.

— Подруга, ты что — окончательно обнаглела? Мало того, что лезешь ко мне без приглашения, так еще и дисциплину нарушаешь? Почему не дежурила? Если тебе ночью спать захотелось, то отчего меня не разбудила?

— Да все в порядке… — потянулась я. — Не шуми…

— Ну, знаешь ли!..

— Кисс, мог бы разбудить меня чуть позже — мне снился такой хороший сон! А сейчас просыпаюсь — и рядом ты, весьма недовольный, да еще и бурчишь вдобавок…

— А с чего это ты ко мне опять кошкой подползла? Причем чуть ли не на брюхе… Уже успела где-то набедокурить, или вновь вздумала меня жалеть? С чего бы это вдруг? Если не знаешь, как скоротать время, то найди себе занятие поинтересней.

— Н-да? А кто меня ночью к себе прижимал? Прямо к сердцу…

— Так это мне, наверное, Гури снилась… Тоже, знаешь ли, просыпаюсь в прекрасном расположении духа — а под боком не эта волшебная женщина, мурлыкающая, как нежная кошечка, а ты, нахалка и грубиянка, которая только о том и думает, как бы обидеть лишний раз меня, беднягу…

— Еще ты во сне стонал…

— Да это я тебя, наверное, придушить хотел. Увы, не вышло… От тебя, моя дорогая, так просто не избавиться. Кстати, долго ты еще тут валяться намерена?

— А что тебя не устаивает?

— Хм, как бы сказать повежливей… А не пошла бы ты, подруга…

— Спасибо, но мне и тут пока не плохо.

— Дорогая моя, должен с горечью отметить, что ваши когда-то высокие моральные устои просто-таки рухнули до самого нижнего предела. А то провалились и того ниже… Помнится, в своем Большом Дворе вы были куда более суровы и неприступны.

— Кисс, мне Койен рассказал, что тогда произошло между тобой и твоим отцом. И братом…

— Лучше бы он тебе рассказал, как ту старую ведьму из тюрьмы вытащить, вместо того, чтоб нести всякую чушь.

— Это не чушь. И в той истории со своим отцом ты совсем не виноват. Просто тогда Кастан спровоцировал тебя, причем сделал это намеренно. У него был свой расчет: хотел одним махом избавиться и от тебя, и от порядком надоевшего папаши.

— Лиа, я, кажется, сказал — хватит! — рявкнул Кисс и попытался было встать с лежанки, но я его удержала.

— Еще Койен просил тебе кое-что передать… — продолжала я, не обращая внимания на слова Кисса. — А именно: все, что тебе тогда сказал Кастан насчет твоей матери — это подлая ложь. В тот страшный вечер, когда ее сбросили вниз по приказу Гарлы… Она умерла сразу же после падения с башни, мгновенно. Не мучалась…

— Это… это действительно так? — в голосе парня была такая надежда, что у меня сжалось сердце. — Мама… Она, правда, погибла сразу же?

— Да.

Кисс ничего мне не сказал, но готова спорить, что с сердца у него свалился тяжелый камень, который лежал там много лет. Сейчас он закрыл глаза, и вновь откинулся на лежанку. Похоже, что тот давний разговор с Кастаном и его грубые слова все эти годы не выходил из головы Кисса, а после сегодняшней ночной встречи с братом жестокие слова снова стали звучать набатом в ушах парня. Тем временем я продолжала:

— А все эти долгие разглагольствования Кастана насчет того, что она была жива еще какое-то время, и что с ней делали потом… Твой сводный братец сразу догадался, как и чем именно тебя можно вывести из себя, причем ему надо было довести тебя до такого состояния, чтоб ты потерял самообладание. Вот он и проделал это, причем настолько умело, что ты сорвался, к великому удовольствию младшего братца… Правда, одним разом избавиться от вас обоих у него не получилось, но Кастан все равно умудрился повернуть все произошедшее в свою пользу… Кстати, чем кончилась та история? Я имею в виду графа и его любящего сына?

— Чем? — Кисс открыл глаза, и я вновь увидела перед собой прежнего нагловатого парня с насмешливым голосом. Только вот в усмешке Кисса на этот раз промелькнуло нечто неприятное, заставившее меня вспомнить Кастана. — Граф Эдвард Д'Диаманте и на этот раз вывернулся. Правитель Славии в качестве извинения за нанесенный ущерб оплатил все долги графа, а их к тому времени набралось столько, что являлось бы серьезной проблемой даже для очень и очень богатых людей. Вдобавок графу была выдана еще и некая… компенсация, более чем солидная. И это еще не все: Правитель проявил подлинную щедрость — бедному страдальцу было назначено ежемесячное пособие, более чем солидное, которое будет ему выплачиваться до той поры, пока несчастный вновь не пойдет своими ногами… Так сказать, содержание до полного восстановления. Ну и заодно пострадавшей стороне было обещано: если только я попаду в руки стражников Славии, то буду отправлен в Таристан, на суд тамошней аристократии — ведь тот, кто поднял руку на высокородного, должен быть наказан по всей строгости закона. Против подобного решения Правителя не возражал никто из правящего дома Таристана. Хотя при королевском дворе той южной страны с куда большей радостью было бы встречено известие о том, что отыскался, наконец, некто, свернувший голову графу Д'Диаманте, позорящего своим недостойным поведением высокое звание аристократа. Впрочем, этому бы обрадовались не только там…

— А не знаешь, как сейчас они живут, и какие меж ними складываются отношения? Я имею в виду семью Д'Диаманте? Все же это Кастан хотел избавиться от своего отца…

— Почему же, наслышан об их житье-бытье. Внешне там все довольно пристойно, хотя отец и сын стараются держаться друг от друга как можно дальше. Тем не менее, на них снова накатывают денежные проблемы. Граф и его сын — они оба привыкли жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая, а для этого нужно иметь бездонный кошелек. Увы, в семье Д'Диаманте деньги не задерживаются. На сегодня у них вновь набралась прямо-таки немыслимая сумма долгов, и если граф, или же его сын не сумеют непонятно каким образом раздобыть необходимые деньги, то отцу и сыну грозит полное разорение. На их земли вот-вот будет наложен арест…

— А вчера… Как ты думаешь, зачем Кастан ездил в цитадель?

— Не знаю, хотя кое-какие мысли по этому поводу у меня имеются… Если коротко: ни за чем хорошим туда не ездят. Не те там дела творятся, о которых можно сообщать всем и каждому… Кстати, дорогая, я так и не понял, с чего это ты вдруг вздумала отираться возле меня? Учти: объяснения от тебя этому весьма недостойному поведению я так и не услышал. И, что самое интересное, ты даже не думаешь отползать! Хотя бы сделай вид, что тебе страшно неудобно оказаться в столь пикантной ситуации!

— Не вижу необходимости…

— Какая вопиющая бестактность вкупе с немыслимой дерзостью! Попирается моя высокая нравственность! Про остатки вашей порядочности я уже и не упоминаю: она, кажется, давно разбита вдрызг! Да еще совести хватило — под бок к спящему мужчине полезла! Помнишь, я тебе говорил — ты не в моем вкусе…

— Ну, это было так давно… Вдруг у тебя вкусы поменялись? Всякое случается. Говорят, в жизни нет ничего постоянного…

— Я решительно отказываюсь понимать вас, моя дорогая! — оскалился Кисс. После того, что я сказала парню о его матери, его настроение поменялось, и он снова стал прежним наглым котом. Спасибо вам, Пресветлые Небеса, парень, кажется, успокоился и я вновь вижу перед собой того Кисса, которого знала раньше. Вот и сейчас он продолжал со своей непонятной ухмылкой — Повторяю: душа у меня хрупкая и нежная, почти как цветок…

— Ага, только еще бы понять, какой именно цветок напоминает твоя душа — крапиву или колючий осот? Не подскажешь?

— О Небо, где ее душевная тонкость?! Моя дорогая, ваши постоянно бросаемые в мою сторону грязные намеки совершенно непонятного содержания вызывают в ней, в трепетной и чистой душе нежного цветка… Цветок… — тут Кисс на мгновение замер, а потом заговорил уже совсем иным голосом. — Лиа, погоди… А где схема тюрьмы, ну, та самая, которую нам нарисовал стражник?

— Вон там, на столе лежит… А что, тебе пришла в голову дельная мысль?

— С тобой растеряешь все мысли… Так, давай еще раз посмотрим на эти каракули…

Парень долго смотрел на грубо начерченную схему, потом вновь прилег на лежанку, прикрыв глаза. Я тихонько отошла, присела за стол. Уже знаю, что в такие моменты Кисса лучше не беспокоить — мне еще и попадет, чтоб не отвлекала, так что лишний раз лучше промолчать. Чуть позже сам скажет, что надумал.

— Так, говоришь, дельная мысль… — через продолжительное время вновь подал голос парень. — Лиа, насчет дельной мысли — это вряд ли, но зато мне в голову пришла некая дурная мысль насчет того, как ту старую ведьму вытащить…

— Она не ведьма!

— Ладно, пусть не ведьма, а кто-то вроде того… Только обещай выслушать спокойно.

— Ну, ты же меня знаешь.

— Знаю, оттого и говорю — вначале выслушай…

…Когда Кисс закончил говорить, я вздохнула:

— Как я понимаю, спрашивать, все ли в порядке с твоей головой — бесполезно?

— Так что скажешь?

— И как тебе подобное в голову могло придти?

— Дорогая, будь добра, ответь на мой вопрос поточнее.

— Пожалуйста. Это может придумать лишь тот, у кого с мозгами не все в порядке. Самому совать голову в петлю… У меня, как видно, тоже в голове чего-то не хватает, раз я не возражаю. Так что я единственное, что я могу сказать насчет твоей мысли, так это всего лишь то, что мы с тобой — два дурака. И оттого планы у нас дурацкие. И еще: таких придурков, как мы, надо еще поискать…

— Если я правильно понял, то вы, моя дорогая, ничего не имеете против? И даже согласны?

— Интересно, как ты догадался?

Глава 15

— Итак, спрашиваю еще раз: откуда у вас взялись эти камни? — и Кисс получил очередной удар под ребра. — Имейте в виду: терпение у меня не беспредельно!

Мы с Киссом были привязаны к врытым в землю столбам, и находились в одной из задних комнат лавки Тритона, того самого скупщика краденого, которому всего лишь пару дней назад продали с десяток крупных рубинов. Похоже, эта низкая полуподвальная комнатенка у кхитайца служила для самых разнообразных целей, в том числе и для допросов…

— Слышь, ты… — Кисс с трудом выдохнул из себя воздух. — Зря я Дудана не послушался, когда он советовал не носить тебе большие партии товара. Жадным становишься…

— Что ж, всегда надо слушать тех, кто старше тебя. И умнее… Ну, так я жду ответа на вопрос: откуда у вас эти камни? Молчите? Напрасно. Тогда, как говориться, не обессудьте. Не хотел я ваши тела портить, но раз вы не понимаете хорошего отношения к себе… — и кхитаец кому-то махнул рукой.

Один из тех молчаливых людей, что стояли за спиной Тритона, шагнул к стоящему у стены низкому столику и взял с него лежащие там железные щипцы самого жуткого вида. Это даже не щипцы, а крючки, покрытые чем-то ржавым и бурым, похожим на высохшую кровь. Впрочем, только один вид тех непонятных, но страшных орудий пыток, что были разложены на столе, способствовал словоохотливости допрашиваемых. Но я и не сомневалась: появись в том хоть малейшая нужда, Тритон применит на практике все находящиеся здесь инструменты весьма устрашающего вида, причем и для меня он не станет делать исключения… Так, все, хватит, сейчас самое время испугаться…

Слезы у меня брызнули вполне натурально, и я начала горько рыдать. Правда, надо признать — слезы я лила в три ручья, но рыдала при этом не очень громко — пока что Кисса перебивать не следует.

— Постойте! — парень взвыл ничуть не тише Визгуна. — Постойте!! Может, договоримся?

— Может — кивнул головой кхитаец. — Смотря о чем…

— Предлагаю вам пятую часть!

— От чего именно вы предлагаете мне эту самую часть?

— А я знаю?! Могу лишь догадаться, что там немало!

— Где — там?

— Говорю же — не знаю! Мы ее бабку ищем… — кивок в мою сторону. — Ее бабка знает нужное место! Ну, то самое, где сокровища спрятаны…

— Надо же, очередные сказки для взрослых… — у голосе Тритона проскальзывали нотки безразличия. — Что ж, чего-то подобное я и ожидал услышать — у людей никакой фантазии! Ладно, рассказывайте. Надеюсь, это будет довольно забавно и я хотя бы в этот раз услышу что-то новенькое, а не то все эти истории про закопанные клады так похожи одна на другую…

Пока Кисс, спотыкаясь и путая слова, рассказывал Тритону придуманную нами историю, я вспоминала о том, как мы оказались здесь, в этой комнатушке…

…Когда Кисс выложил перед Тритоном пару горстей бриллиантов и рубинов, мне показалось, что был удивлен даже невозмутимых кхитаец. Если честно, то Кисс отдал ему почти все камни старого Москита. Однако Тритон, естественно, с оплатой не торопился. Больше того: сам он не стал смотреть принесенные камни. Мы просидели в лавчонке Тритона больше часа, ожидая, по словам этого невозмутимого кхитайца, какого-то знающего человека, который сумеет оценить камни и предложит за них нужную цену. Наконец в комнате появился старик, судя по внешности — тоже уроженец Кхитая. При одном взгляде на старика можно было сказать — свой сотый день рождения от справил давненько, не менее двух десятков лет назад, а то и больше. Сейчас этот человек передвигался с великим трудом, натужно дыша, и тяжело опираясь на палку… Интересно, кто это такой? Вон, даже Тритон встал, наклонил в знак уважения голову и довольно почтительно пододвинул старику нечто, похожее на скамью.

Но вот то, какими ловкими движениями этот старый человек брал лежащие на столе драгоценные камни, принесенные нами, каким цепким взглядом рассматривал их через какую-то выпуклую стекляшку — все это указывало на то, что несмотря на телесную немощь кхитайца, в голове у него полный порядок, и в драгоценностях он разбирается в сотню раз лучше нас всех, вместе взятых, сидящих здесь. Он, без сомнения, легко сумеет отличить настоящий камень от самой умелой подделки. Не знаю, кто он такой, этот старик, но по тому, как он рассматривает каждый из лежащих перед ним камушков, можно понять, что авторитет этого человека непререкаем.

И еще я поняла, что перед нами находится один из тез почти что легендарных патриархов-ювелиров, о которых говорили: «Да, были в прошлом настоящие мастера, до которых нынешним расти и расти…». Мне вспомнился великий мастер Тайсс-Лен. Думается, он рассматривал бы камни точно так же…

Времени на то, что просмотреть все принесенные нами камни, у кхитайца ушло немало. Ох, видал бы нас сейчас Казначей, и то, что мы продаем камни, которые с таким трудом выцарапали у него! Представляю, как бы он себя повел!.. Без сомнения: от его возмущенных воплей уши заложило бы у всех присутствующих! Кажется, дорогой Казначей, от нас ты ничего не получишь назад согласно своей приписке в реестре. Так что теперь хоть кричи на нас, хоть нет, но придется тебе подчистую списывать все выданные нам драгоценности. Хотела бы я в этот момент посмотреть на физиономию нашего любителя цифр и вычислений…

Невольно мне стало смешно, и я едва не удержалась оттого, чтоб не фыркнуть. Кисс положил свою руку на мою — не отвлекайся, работай. Я в ответ чуть сжала его руку семь раз — именно столько человек, исключая Тритона и нас, находилось сейчас в этой лавке, закрытой на время дневного зноя. Надо признать: многовато людишек в ничем не примечательной лавчонке… Правда, никого из присутствующих магией я не проверяла — опасно, вдруг кто из них разбирается в этом щекотливом деле…

Наконец старик закончил рассматривать камни, и о чем-то негромко заговорил с почтительно склонившимся над ним Тритоном. Конечно, и я бы могла услышать их разговор, подняв свое восприятие до предела, только вот зачем? И так сейчас обо всем узнаем. Разговор мастера с Тритоном был недолгим, после чего старик удалился, все с таким же трудом передвигая ноги и тяжело опираясь на палку.

— Итак, — заговорил Тритон, когда старик вышел, — итак, сколько вы хотите получить за камни?

— Ну, — начал Кисс, — ну, прежде всего, вы сами видите: товар первосортный…

— Кстати, — как бы между прочим спросил кхитаец, — кстати, откуда товар?

По тому, как Кисс поднял брови, мне стало понятно, что задавать подобный вопрос считается верхом неприличия.

— Великий Сет послал. Так как насчет цены?

— А как насчет ответа на мой вопрос?

— А я интересуюсь: где наши деньги? Не хотите брать товар или сбиваете цену? Тогда мы уходим…

— Почему же не хочу? Очень даже хочу. И еще бы мне очень хотелось знать, где это вы умудрились взять столько товара разом?

— Хм, интересный вопрос…

— Ответ на него, надеюсь, тоже будет интересен.

— Допустим, это дедушкино наследство.

— Или бабушкино…

— Совершенно верно — или бабушкино.

— Я спрашиваю не просто так — кхитаец говорил, не повышая голоса. — Мне нужен правдивый ответ.

— Если вас что-то не устраивает в нашем товаре, мы с ним можем пойти в другое место… — и Кисс попытался было приподняться с табурета, на котором сидел, но тут ему на плечи легли тяжелые ладони.

— Сидеть!

За нами, как из-под земли, оказались два крепыша. Хотя почему это как из-под земли? До того времени они молча стояли за темной ширмой позади нас.

— Не понял… — Кисс посмотрел тяжелым взглядом на кхитайца. — Это не дело. Обычно деловые люди так себя не ведут…

— Обычно и такой товар горстями не приносят.

— Это мое дело, откуда я взял товар. Если вам что-то не нравится…

— Мне не нравится, что ты не отвечаешь намой вопрос. Повторяю: откуда у вас эти камни?

— Вы что, работаете еще и на стражу? И как там обстоят дела с расценками?.. — съехидничал Кисс, и тут же замолк, получив хороший удар ребром ладони по шее от стоящего позади крепыша. Я рванулась было к Киссу, но и меня с силой удержали на месте — по шее я, правда, не получила, но хороший тычок под ребра все же заработала. Эх, парни, не будь у нас в том крайней нужды, вам бы эти тычки еще долго вспоминались…

— Не выношу грубости… — чуть поморщился кхитаец. — Нарушает гармонию в окружающем мире и сбивает равновесие в душе… Ну, раз вы не желаете отвечать на мои вопросы по-хорошему, то придется вас отвести в иное место, более закрытое, откуда звуки не доносятся до поверхности. То место очень способствует смягчению характеров и повышает желание упрямцев ступать в переговоры…

— Да вы что… — начал было Кисс, но тут кхитаец чуть заметно кому-то кивнул головой, и нас, заломив перед тем руки за спину, грубо сдернули с табуретов, на которых мы сидели, и куда-то потащили. Конечно, мы попытались, было, дернуться, но ничего, кроме удара по почкам, не заработали…

Перед тем нас грубо обыскали, с Кисса сорвали его пояс контрабандиста… Ну, там ничего подозрительного нет, а тот пояс, что был на мне, мы спрятали еще сегодня утром, и не где-нибудь, а на конюшне того постоялого двора, где мы остановились. Там, как сказал Кисс, полно мест, куда вряд ли кто сунется, а если даже тот пояс и найдут, то вряд ли свяжут с нами…

Что касается порошков старого колдуна, то я вытряхнула их в разных местах улицы — с собой нам их никак не взять, а сами мешочки из-под лекарств я спалила в костре, который разложил на дворе постоялого двора кто-то из приезжих… Жалко, конечно, порошки, но ничего не поделаешь — от них надо избавляться. Другого выхода у нас просто нет: эти самые порошки могут навести на верный след. Конечно, можно спрятать эти самые снадобья старого Москита где-то на нашем постоялом дворе, только вот если у нас получится задуманное — вытащить из тюрьмы старую королеву, то нам к этим местам даже близко подходить не стоит — ведь именно там нас и будут искать в первую очередь. И еще нет никакой уверенности в том, что порошки, если мы их спрячем, не попадут в чужие руки. А еще в кармашки того пояса Кисс сунул и свои кожаные браслеты, правда, вытащив перед тем несколько непонятных железок, которые неподалеку от лавки Тритона сунул за подкладку своих сапог. Так что хвостов за собой мы постарались не оставить…

Сейчас у Кисса с шеи сорвали мешочек с донн-ди… Впрочем, заглянув в мешочек, его сразу же вернули Киссу, точнее — повешали назад, парню на шею. Это оберег был, наверное, единственным, который люди старались не брать в руки, и уж тем более такой старый — ясно, что он хранил своего владельца долгие годы, и не выносит чужих рук… Но от жесткого обращения с нами донн-ди, конечно, не спасал…

Еще немного — и мы оказались привязаны к крепким столбам в этой комнатенке, где не было окон, а свет давали два факела, прикрепленные к стене. Пахло землей и затхлым воздухом. Чем-то смахивает на погреб… У нас дома, в Большом Дворе, похоже пахнет в погребах, когда их летом, в жаркие дни, открывают для просушки…

Как я поняла, здесь, в этом помещении, частенько выбывали из людей истину. Что ж, кхитаец сказал верно: замкнутое подземное пространство очень способствует развязыванию языков, если, конечно, языки у допрашиваемых еще останутся к концу беседы…

— Послушайте, в чем дело… — начал было возмущаться Кисс, но тут же замолк, получив очередную зуботычину.

— Молодой человек — встал перед нами кхитаец, — молодой человек, давайте побережем мое время и ваши тела. И потом, мне не очень нравится разговаривать с… потрепанными людьми. Это нарушает духовное равновесие и несколько неэстетично…

Во, блин, какой эстет нашелся! Значит, вытряхивать из людей все, что тебе надо знать — это нормально, но при этом желательно, чтоб все было, так сказать, красиво и на добровольных началах… Не сомневаюсь, что и головы врагам твои люди сворачивают весьма умело, но при том вряд ли придерживаются неких канонов красоты… Н-да… А те инструменты для пыток, что лежат на том столике — тут как насчет эстетики? Слов нет…

— Итак, — продолжал кхитаец, — итак, я жду ответа на свой вопрос: откуда у вас эти камни?

— Да в чем дело? — взвыл Кисс. — Разве я один вам такой товар приношу?! Можно подумать, что кроме меня вам блескунов никто не таскает…

— Дело не в товаре… Дело в самих камнях.

— Да кто мне, наконец, объяснит, в чем дело?! Камни настоящие… Разве не так?!

— Хорошо, поясню, но делаю это лишь для того, чтоб у вас не осталось никаких иллюзий насчет того, будто меня можно обмануть. Так вот: та горсть камней, которую вы мне принесли — все эти камни, все, без исключения, были обработаны не одну сотню лет назад…

— Ну и что?

— Не стоит меня перебивать — это сбивает с мысли и мешает логике… Так вот, бриллианты, все, до одного, огранены, как сейчас говорят ювелиры, «старой розой», в которой наличествует самый минимум граней. Так алмазы не гранят уже лет двести пятьдесят, и то и больше… К тому же никто не назовет принесенные вами камни мелкими, а обрабатывать хороший камень «старой розой» сейчас никто не станет. Вы же разом приносите мне такую гору камней, ограненных именно таким образом… Вам это не кажется странным?

— А чего тут странного? Мало ли кто…

— Теперь что касается рубинов… — продолжал кхитаец, не слушая Кисса. — Тут тоже весьма интересная история. Часть из тех камней, что вы мне принесли еще в прошлый раз, имеет очень редкий сине-фиолетовый оттенок. Увы, но сейчас подобные камни практически не встречаются. Было всего лишь одно месторождение, где добывались такие камни, но оно было полностью выбрано еще лет двести назад: то месторождение, хотя и было очень богатым, но само по себе совсем небольшое. Так что с той поры подобные камни на рынок почти не поступают. Иногда бывают единичные экземпляры, и то весьма небольшого размера. А вы мне одним разом притащили столько… Удивительно, не так ли?

— Ну, в жизни всякое бывает…

— Могу сказать больше — продолжал Тритон, по-прежнему не обращая внимания на слова Кисса. — Причем тоже очень интересная подробность: среди тех камней, что вы принесли мне сегодня… Там находится десятка полтора рубинов насыщенного темно-красного цвета, но, опять-таки, с необычным ярко-розовым оттенком. С ними история еще интересней: подобные рубины добывали только в пещерах на Южных горах, неподалеку от моря. Около трехсот лет назад там произошло сильнейшее землетрясение, обвалившее все пещеры и, более того — сейчас на месте тех пещер находится морской залив… Естественно, ни о каком поступлении рубинов из Южных гор с той поры и речи не было. Вопрос: откуда вы взяли эти камни? Молчите? А ведь сейчас вам самое время разговориться… Могу сообщить вам еще одну деталь: все принесенные вами рубины имеют одну и ту же квадратную форму, а только так и обрабатывали эти благородные камни в старину. Опять не поняли? Поясняю: все те камни, что вы мне принесли, все, без исключения — старой огранки. Очень старой и довольно простой. Сейчас так камни не гранят — эта форма не очень интересна…

— Я вас не понимаю…

— Разве? Поясняю: тот очень уважаемый человек, что только что осмотрел все принесенные вами камни, сказал одно: все камни были обработаны не менее трехсот лет назад, а то и гораздо раньше. Более того, он назвал примерные сроки того, когда именно была проведена огранка: от трехсот двадцати до трехсот семидесяти лет.

Да, подумалось мне, а у этого старика хороший глаз. Довольно точно определил сроки… Все верно. Надо признать — своими познаниями настоящие мастера вызывают подлинное уважение.

А мы немного ошиблись. Если честно, то весь наш расчет был выстроен прежде всего на том, что Тритон должен клюнуть на большое количество камней, которое мы ему принесли для продажи в этот раз, а это немало — вывалили на стол перед кхитайцем почти все, что у нас было. Но, как видно, Тритон обратил внимание на другое… Что ж, это даже лучше, и больше играет на ту историю, что мы придумали…

— Так вот, — продолжал кхитаец, — тот ювелир не только назвал предполагаемые сроки огранки, но даже предположил, в чьих именно мастерских гранились те самые камни…

— Он что, при этом присутствовал? — съехидничал Кисс.

— Не надо острить, это у вас плохо получается. Но тот старый человек, которого вы имели честь видеть — это лучший из всех мастеров-ювелиров, на сегодня живущих под солнцем. Пусть его руки потеряли прежнюю ловкость и мастерство, но глаз этого достойного господина по-прежнему зорок. Еще он сказал, что эти камни после огранки не вставлялись в оправы… Более того: все это время они где-то лежали без движения. Проще говоря — в тайнике.

— И что?

— Тогда я продолжу, раз вы усиленно делаете вид, что до вас не доходит то, что дошло бы до любого кретина, будь у того в голове хоть толика мозгов. Такое немалое количество камней старой огранки, да еще и лежащих долгий срок без движения, можно взять лишь в одном месте… Вы нашли старинный клад? Где именно и когда это было? Находилось ли там что-либо еще? Отвечайте! Молчите? Напрасно… Что ж, мне искренне жаль, но…

Нам, конечно, попало… Правда, я рыдала в три ручья, и при том испугано таращилась по сторонам, а вот Киссу пришлось куда хуже — он уже получил несколько увесистых ударов, да и мне досталось… Как мы с Киссом и уговаривались заранее, побои терпели до тех пор, пока дело не дошло до более сильных мер воздействия… Так, с этим пора заканчивать, к тому же устрашающего вида щипцы для допросов — это именно то, на чем можно сломаться, и подобное никого не удивит — жизнь и здоровье куда дороже всего прочего… Вот Кисс и сделал вид, что согласен рассказать всю правду. Правда, вначале подала голос я:

— Милый!.. — взвыла я на языке Славии, — Милый, расскажи им все! Ведь нам все равно нужно было к кому-то обратиться за помощью!..

— Ладно! Только, парни, я уж буду говорить с вами на языке моей страны — все одно подружка, кроме него, других языков не знает…

— Говори на каком хочешь — чуть устало бросил Тритон. — Только правду.

Сбиваясь, и перебивая друг друга, мы стали было говорить, но меня живо одернули — не мешай, твой парень нам все расскажет куда лучше тебя. От вас, баб, все одно толку немного. Вот если он где соврет — там ты его поправишь. Все понятно? Я лишь согласно покивала головой, а Кисс начал свой рассказ.

В его изложении вся эта история выглядела так:

Мы оба из Двуречья, богатого города, что находится в глубине Славии, среди густых лесов, вдали от больших дорог и городов. Кисс — он долго ходил по свету, счастья искал, но потом вернулся домой. За время своих блужданий по миру больших денег не нажил, но после возвращения в родные места решил обзавестись хозяйством, стал присматривать себе невесту. Вот тогда-то он и обратил внимание на своих соседей, которые внезапно разбогатели. Ну, стал ухаживать за дочерью соседа, посватался и вскоре стал считаться ее женихом, а там и тайну семейную узнал…

Раньше соседи Кисса не были богатыми людьми, но на жизнь им хватало. Даже новый дом себе поставили. Но вот когда они стали разбирать на дрова старый дом — вот тогда и обнаружили закопанный у самой земли большой глиняный сосуд, плотно закупоренный. Разбили его, а там оказались несколько мешочков с драгоценными камнями, да старый пергамент, чуть ли не расползающийся от старости. На счастье, сосед толмачом был, несколько языков знал, и сумел понять, что записи сделаны на старом языке Нерга, который сразу и не разберешь. Но даже толмач не сразу перевел на язык Славии все из того, что было написано на пергаменте — чтоб разобраться в нем досконально, понадобилось время…

Там было сказано, что некий Мард'дуух, убегая из Нерга, прихватил с собой все скопленные им за жизнь сокровища. Да в пути стряслась беда — пала его лошадь, а драгоценностей у Мард'дуух с собой было прихвачено столько, что без лошади их никак не унести. Пришлось мужику закопать большую часть своих сокровищ в уединенном месте, и продолжать путь пешком, а это дело тяжелое… Так что с собой он сумел взять не очень совсем немного — лишь то, что мог унести, не привлекая к себе особого внимания, но, тем не менее, за припрятанными сокровищами он хотел вернуться. Беда в том, что за беглецом была устроена настоящая охота, и ему пришлось прятаться в таких местах, где его никто и не подумал бы искать — в дремучих лесах Славии. Именно там, в одном из тех редких и богатых лесных городов, что иногда встречаются вдали от торговых путей, он купил себе дом, неплохо зажил, и намеревался через какое-то время вернуться в Нерг за припрятанным добром…

Больше в том пергаменте не было ничего написано, лишь было изображение какой-то карты, точнее, того самого места, где Мард'дуух и спрятал свои сокровища. Верить этой карте, или же нет — о том вначале и думать не хотели. Главное — теперь они богаты, и бедствовать не будут! И еще на одно ума хватило — о своей находке никому не сказали. А вот когда в Стольграде стали понемногу камни продавать, и получать за них столько, что и не ожидали — вот тогда и появилось у них желание в Нерг пойти, оставшиеся сокровища из тайника забрать.

Вот и ушел однажды за ними отец девушки, как его от этого не отговаривали. Ушел — да и сгинул. Его старая мать уж очень убивалась из-за того, и, не поверите! но через год сама пошла в Нерг — сына искать, а заодно и сокровища отыскать, если получится… И тоже пропала.

Но недавно в Двуречье приехал какой-то купец из числа тех, кто не боится ездить торговать в Нерг. Этот человек отыскал их в Двуречье, и просил передать: видел, мол, вашу бабку в Нерге среди тех, кого в главную тюрьму Сет'тана гнали. Дело в том, что бабка когда-то знала того купца, запомнила на лицо… И ведь как они встретились: в тот день разразилась жуткая буря, и оттого караван с заключенными и торговый обоз — оба в укромном месте стояли, и совсем неподалеку друг от друга. Бабка жителя Славии узнала, и успела шепнуть ему: так, мол, и так, поезжай в Двуречье, найди там-то и там-то мою внучку и передай ей: она, бабка, нашла то, за чем ездил ее сын, а что именно она отыскала — внучка и сама о том должна догадаться, и за эту новость пусть купцу заплатят, не скупясь…

И еще она просила передать, чтоб внучка поторопилась. Дескать, у тех, кто бабку схватил, есть подозрения насчет верной цели ее нахождения в Нерге, но пока что нет доказательств. Оттого, мол, и время терять нельзя — как бы бабка душу на Небеса не отдала еще до того, как до нее внучка сумеет добраться…

Вот именно по этой причине уже и внучка и решилась идти в Нерг, прихватив с собой все оставшиеся дома драгоценные камни. Хотела бабку из тюрьмы вытащить. Ну, а он, как ее жених, направился вместе с ней. К тому же девица даже языка Нерга не знает, ей одной, без провожатого, тут делать нечего… Только вот в Нерге все оказалось совсем не таким, как казалось издали. Оно и понятно…

И еще одно: они не рассчитывали, что у них на дорогу и все такое прочее уйдет так много денег. То золото, что они взяли из дома, закончилось куда быстрей, чем они рассчитывали. Вот и пришлось продавать камни… Ну, а остальное известно…

— Ну, и где же та старая карта на пергаменте? — с насмешкой в голосе спросил нас кхитаец. Он не поверил нам ни на йоту. — А, понимаю: конечно же, ее увез с собой отец… Так?

— Нет — вздохнул Кисс. — Как мне сказали, она, оказавшись на воздухе, вскоре от старости чуть ли не рассыпалась на куски. Ее сожгли в печке. Но до того карту перерисовали на другой пергамент.

— И где же тот пергамент?

— Его отец взял с собой, когда в Нерг пошел…

— Тогда что старая женщина могла отыскать в Нерге без карты и знания точного места?

— Эта старая женщина? — Кисс ухмыльнулся. — К вашему сведению, эта старбень найдет что угодно и где угодно, а память, несмотря на возраст, у нее такая, что позавидуют многие из молодых. В общем, если эта бабуся хоть один раз хоть что-то прочитает, или же узнает, то этого она уже не забудет никогда, хоть через десять лет ее об этом спрашивай, хоть через пятнадцать… Проверено многократно. Память у нее — будь здоров. Ей и не надо таскать с собой никакую карту — она и так все помнит, до последних букв… Оттого и надо бабку из тюрьмы вытаскивать — сейчас только она одна знает, где находится то самое заветное место…

— То есть, по вашим словам, сейчас дорогу к спрятанным ценностям знает только один человек — ваша старая бабушка. Я вас правильно понял?

— Совершенно верно. Только это не моя бабка, а ее… — кивок в мою сторону.

— Ну, это мне без разницы… Знаете, я вам не верю… — вздохнул кхитаец, и кивнул головой в сторону второго столика, на котором лежал пояс Кисса с вытряхнутым содержимым. — Да, и вот еще: это ваш пояс? Вернее, пояс контрабандиста? Возникает вполне понятный вопрос: зачем честному человеку таскать на себе подобное?

— А где мне следовало камни прятать? В карманах? Ага, для драгоценностей там самое место! Особенно в Нерге…

— Интересно, что вы там еще держали?

— Да было б там чего таскать… — пробурчал Кисс. — Все, что в нем было, вам отдал…

— Все? А это что? — в одном из кармашков, и верно, находилось еще с десяток бриллиантов.

— А это у меня припасено на всякий случай… Всякое в жизни бывает, без единой монеты тоже никому оставаться не хочется, а за камни всегда можно что-то выручить…

— Те порошки, что были в кармашках — они тоже припасены на всякий случай? И что это — яд?

— Да вы что! Один из них — сонный порошок. Довольно нужная штука — мало ли кого надо вогнать в сон!.. Обстоятельства, знаете ли, разные бывают…

— А второй порошок?

— Для заживления ран. Незаменимая вещь в дороге…

В этот момент в дверь постучали, и вошел невысокий человек, но виду такой же кхитаец, как и Тритон. Почтительно склонив голову перед Тритоном, он перед хозяином, от что-то негромко заговорил ему, а потом, чуть поклонившись, вновь скрылся за дверью.

— Кстати — повернулся к нам Тритон, — кстати, отчего у вас на двоих всего одна лошадь?

Ага, все идет именно так, как и предполагал Кисс: люди Тритона заявились на наш постоялый двор и хорошенько обшарили все углы в выделенной нам комнате. Давайте, ищите, все одно ничего не найдете — все наши камни, какие только были, мы принесли с собой. Дорогой Тритон, похоже, ты рассчитывал на то, что мы и в своей комнатке на постоялом дворе устроили еще одну ухоронку с драгоценными камнями? Ну и аппетиты у некоторых…

— У нас не только одна лошадь на двоих, но и ничего из барахла с собой нет! — зло буркнул Кисс. — Что тут за люди такие: только отвернись — при первой же возможности готовы спереть все… Это еще по дороге случилось. Мы тогда вроде и остановились ненадолго, а у нас кто-то увел одну из лошадей! Между прочим, на ней было навьючено почти все наше добро. Хорошая лошадь была, выносливая… Так нам и пришлось на одной до Сет'тана добираться — где же денег на вторую взять?!

— Н-да… — Тритон прошелся по комнатке взад и вперед, и снова остановился перед нами. — Я все смотрю на вас, и никак не могу понять: вы пытаетесь обмануть меня с какой-то определенной целью, или же просто искренне обманываетесь сами? Второе случается даже чаще, чем первое.

— Да с чего вы решили…

— Молодой человек — на лице кхитайца появилась насмешливая улыбка. — Молодой человек, я что, похож на идиота? Подобных сказок на своем веку я слышал столько, что если б я записывал каждую из них хотя бы на одном листе, то на сегодня у меня уже скопилась бы библиотека в несколько десятков весьма увесистых томов.

— А по-вашему, откуда у нас взялись эти камни? С неба к нам в руки упали? Или, может, вы считаете, что их нам стража вручила, чтоб вас в тюрягу закатать? Так они бы для этого способ подешевле нашли! И уж тем более не стали бы такие камни отдавать всего лишь за возможность дать вам увидеть небо в клеточку. Дороговато получится… Вы ж сами только что сказали: старинная огранка, да и в природе некоторые из этих камней уже не встречаются…

— Речь у вас, молодой человек, развита неплохо.

— Да просто я говорю вам правду! Если б не это, не уверенность в том, что сумеем стать очень богатыми — то разве мы бы пошли в Нерг?! С теми камнями, на которые вы сейчас свою лапу хотите наложить — мы бы с ними и в Славии неплохо устроились! Жили б припеваючи и горя не знали!

Кхитаец ничего не ответил Киссу. Молча постояв напротив нас еще несколько мгновений, он повернулся и вышел из комнатки, сделав знак своим людям. Те ушли вслед за ним, забрав факелы со стены. Мы остались одни в темноте… Надо ждать.

Я и ждала, и в то же время вновь перебирала в памяти историю. Которую мы рассказали кхитайцу. Поверил он в нее, или нет? Склонна считать, что не поверил, но, тем не менее, Тритон обязательно проверит в ней кое-какие детали. Не может не проверить. Сокровища, тайны, загадки прошлого и зарытые клады… Вся эта романтика лежит в душе у каждого из нас (пусть и запрятанная в той душе очень и очень глубоко), каким бы сухим, холодным и трезвомыслящим этот человек не казался. Оттого-то всем нам и хочется верить в то, что эти волшебные мечты из детства могут воплотиться наяву, несмотря ни на что…

Кстати, в основе нашей выдумки лежит подлинная история, которую Кисс помнил с раннего детства. Тогда в небогатой библиотеке замка Д'Диаманте отыскался ветхий манускрипт, в котором отсутствовала большая часть страниц. Книга представляла собой нечто вроде учебника по истории нескольких государств, правда, без начала и без конца… Но на одной из страниц рукописи, на той, которые были посвящены истории Нерга, вскользь упоминалось о некоем Мард'дуухе, который сбежал из страны, прихватив с собой немалые сокровища… Так что сейчас мы решили воспользоваться именно тем, что когда-то маленький Дариан прочел в этой древней историей.

Почему Кисс запомнил строчки, прочитанные много лет назад? Ну, прежде всего оттого, что в то время им с матерью все одно читать было почти нечего, а время надо было чем-то занять — вот они и перечитывали по нескольку раз одно и то же. А еще у Кисса была прекрасная память, такая же, как у его матери, и он ничего и никогда не забывал…

Еще какое-то время я продолжала горько рыдать, а Кисс меня успокаивал, причем довольно раздраженно. Ничего не поделаешь: роль надо играть до конца, тем более, что с той стороны дверей встал какой-то человек и приложил свое ухо к двери. Понятно, Тритон велел ему слушать наши разговоры…

Правда, долго стоять в темноте нам не пришлось. Не прошло и часа, как нас развязали, и отвели в другую комнатку, еще меньше той, в которой нас держали до того. Здесь тоже было темно, однако хорошо уже то, что эта комнатка находилась не в подвале. И потом: сказать, что тут царила полная темнота, было никак нельзя — в стене под потолком было пробито несколько узеньких отверстий, и сквозь них проходили лучи яркого солнца. А ведь и верно — сейчас самый разгар дня… И еще хорошо то, что нас пока не подслушивают… Дверь, правда, тут была на крепком запоре, хотя при желании выбить ее нам не составило бы ни малейшего труда. Только вот зачем? Не для того мы в лавку Тритона пришли…

— Нам что, поверили? — тихонько спросил меня Кисс. Он успел достать из своих сапог припрятанные там штырьки и спрятал их в рукавах своей одежды. — Сюда перевели… Не ожидал, что так быстро…

— Если бы проверили… — так же негромко сказала я. — Тут дело иного рода. Просто им срочно понадобился тот подвал со столбами и инструментами. Так сказать, место освободили. Для кого-то другого… У Тритона хватает дел и помимо нас. Например, долги выбивать, или же припугивать кое-кого, или просто ослушников учить уму-разуму… А вот насчет того, поверили нам, или нет… Не знаю. Тритон в очень больших сомнениях.

— Понятно…

Постепенно солнечный свет под потолком стал меркнуть, а потом и вовсе пропал. Значит, уже наступила ночь. Получается, что в этой комнатке мы провели весь остаток дня. Нас по-прежнему никто не беспокоил, к нам не заглядывали, лишь с противоположной стороны двери по-прежнему стоял тот, кого Тритон оставил подслушивать наши разговоры.

Итак, хозяин лавки, желаешь знать то, о чем мы будем говорить, когда останемся вдвоем? Да пожалуйста, только вряд ли то, что тебе передадут, представляет хоть какой-то интерес для любого мужчины. Дело в том, что время от времени я устраивала Киссу настоящую истерику с громкими воплями и топаньем ногами, а он каждый раз довольно грубо одергивал меня, но в перерывах между моими стенаниями ворчал уже сам, причем не особо выбирая выражения. Послушай со стороны — парочка скандалит без остановки, выясняя меж собой нелегкие отношения, однако парень каждый раз умудрялся успокаивать девицу… Наверное, тот человек, что подслушивал у дверей — он искренне сочувствовал парню, который вынужден иметь рядом с собой такую истеричку.

Мне что — я могу и пошуметь, а вот Кисс, как и любой мужчина, не выносит криков. Ничего не поделаешь, потерпи, друг, ты сам все это придумал…

Надо признать: вначале подобное выяснение отношений Кисса даже забавляло, но потом постепенно стало злить — понимаю тебя, парень, кому хочется беспрестанно выслушивать бабские вопли?! Так что мне поневоле пришлось сбавить собственные крики, а не то и в самом деле разругаемся… Хотя надо признать: от такого визга, что сейчас я устраивала Киссу, терпение лопнет даже у святого. Я б сама от этих криков рано или поздно, но убила бы кого угодно!

Пить хочется… Только вот воды нам никто не принес. Ладно, потерпим, не в первый раз.

Поздно, за стеной уже ночь… Сжала своей ладонью ладонь Кисса. Лишний раз не стоит говорить — вот, кто-то опять торчит у дверей, прикладывает свое ухо к косяку… Ладно, я пока смолкла, так что слушайте тишину — нервы успокаивает.

Вот теперь мы сидим на полу, да еще и временно примолкли, прислонились спинами к стенке (все одно тут никакой мебели нет), и чувствуем, что засыпаем… Надо поспать, а то неизвестно, когда еще придется отдохнуть…

Нас разбудил звук поворачиваемого в замке ключа, и мы поднялись на ноги одновременно с входящими в комнату людьми. Их трое. Один с горящим факелом в руках это, как я понимаю, охранник. Вторым шел Тритон, а вот третьего мужчину я раньше не видела. Он, хотя и был одет небогато, но при первом же взгляде на него я сразу поняла — военный. И в немалых чинах. Выправку не спрячешь… Э, да он еще и магией владеет, причем на среднем уровне, а это немало… С этим человеком надо быть очень осторожными.

— Расскажите еще раз вашу историю — без предисловий завил Тритон, едва переступив порог.

— А… зачем?

— Потому что я так сказал.

— Но… Может, не стоит, чтоб об этом стало известно всем? Зачем еще кому-то…

— Я жду. Не тяните время.

Тяжело вздохнув, Кисс со страдальческим видом вновь поведал нашу историю. Дескать, желаем найти клад, а без бабки его никак не отыскать…

Интересно, поверят они нам, или нет? Кисс сказал — должны схавать нашу сказку, пусть и не сразу… Подождем.

Мужчина выслушал очень внимательно, не говоря ни слова, но зато по окончании рассказа буквально засыпал нас вопросами: где находится Двуречье, как выглядел тот глиняный горшок, в котором была карта, сколько там было камней, в чем они там лежали, и так далее. Его интересовало очень многое. Мысленно я вновь похвалила Кисса — молодец, не зря мы с ним все детали обмозговывали…

Теперь этот мужчина Кисса допрашивает, и допрашивает умело:

— Я так и не понял, зачем вы в Нерг пошли? К тому же не зная, куда вам надо идти…

— Да просто когда к нам тот торговец заглянул, о встрече с бабкой рассказал, вот тогда она… — снова кивок в мою сторону. — Вот тогда пришло в голову этой дурище бабку свою отыскать. Как видно, ей Нерг представлялся в виде большой деревни! Думала, что сумеет легко отыскать бабку, сокровища… И я, как дурак, повелся!..

— Ближе к делу.

— Что? А… Мы потратили немало денег, а все же нашли следы бабки — ее по дороге схватили, причем не одну, а вместе с какой-то бабой, которая тоже была, скажем так, в том возрасте, когда тебя на кладбище заждались. Та баба у кого-то из стражников подозрения вызвала, а с ней и прихватили и нашу старбень. Точно не знаю, в чем там была загвоздка, но общее мнение было такое, что, мол, не просто так старухи в Нерг прикатили, а по какому-то тайному делу… Я так думаю, что бабка сама, по старости лет, что-то брякнула, не подумавши… В общем, сейчас сидит старуха здесь, в тюрьме Сет'тана. Мы попытались было договориться кое с кем насчет того, чтоб ее оттуда вытащили, да куда там…

— Откуда вытащить?

— Как это — откуда? Из тюрьмы, конечно…

Эти слова Кисса произвели удивительное впечатление. Мужчина расхохотался, а у прежде невозмутимого кхитайца на губах появилось подобие презрительной улыбки.

— Из главной тюрьмы Сет'тана?!

— Ну да… И что тут смешного — не понимаю!

— Да где такое понять… Погодите… — мужчина на секунду задумался. — Это вы убили Н'Налла?

— Кого?

— Охранника из тюрьмы. Его тело было найдено утром, а предыдущим вечером его видели уходящим с влюбленной парочкой. Есть свидетели…

— Он сам виноват! — Кисс был настроен весьма решительно. — Мы с ним хотели договориться по-хорошему, а он в драку кинулся! Вот и пришлось…

— Что вам от него было нужно? О чем именно вы хотели с ним договориться?

— То есть как это — о чем? Все о том же… Ну, чтоб он бабку из тюрьмы вывел, а мы б ему за это заплатили… Он же там в тюрьме служит! Вернее, служил… Вполне мог это сделать — кого-то за ворота вывести, чтоб никто не заметил… И ведь не за просто так! Мы б ему заплатили! Подумаешь: одним заключенным больше, одним меньше… А что такого, это обычное дело! Наверное… У нас в Славии, например, об этом всегда можно договориться! Ну, почти всегда…

Взгляд, которым обменялись мужчины после этих слов, говорил сам за себя. Таких идиотов, мол, в Нерге давно не попадалось…

— Мы пытались договориться с ним полюбовно… — продолжал Кисс. — Этот ваш Н'Налл слушал нас, головой кивал… Все вроде нормально было, только он с какого-то момента аж озверел… Кстати, это он первый на нас кинулся! Мы ж не думали, что до этого дойдет!.. Я тут подумал на досуге: может, ему бабка чего на наобещала за свое освобождение? Хоть верьте, хоть нет, но у меня создалось такое впечатление, что она и сама пыталась из тюрьмы выбраться, а ничего другого, кроме все того же клада, пообещать тому же охраннику она не могла! Наверное, он раньше ее разглагольствования всерьез не воспринимал, а после того, как услышал кое-что от нас, догадался, видно, в чем дело, и уже сам попытался избавиться от нас. Чтоб не болтали… В общем, пришлось мужика валить.

— Значит, говоришь, просили вашу бабушку из тюрьмы вытащить? — мужчина только головой покрутил. Похоже, его мнение об умственных способностях этих двух пришельцев из-за Перехода было просто убийственным. — Понятно теперь, отчего на вас Н'Налл кинулся. Так вот, хочу вам сообщить: из той тюрьмы уже давно никто не сбегал. Очень давно. И вряд ли кто сумеет это сделать. Даже если кто-то сумеет из камеры вырваться, его на выходе из тюрьмы магией спеленает. Да и с охранников за подобное головы поснимают. Так что забудьте об этом.

— Так нам, значит, домой надо возвращаться? Ни с чем? — в голосе Кисса звучала такая досада, что даже я почти поверила в ее искренность.

— А чем тебе дома плохо? — чуть сощурил глаза мужчина.

— Дома нормально, только вот все, что у нас было, мы на дорогу сюда потратили, да еще на то, чтоб кое-какие сведения о той бабке отыскать…Тут, между прочим, за все платить надо! Бесплатно никто и ничего делать не станет… Последние камни сюда попытались пристроить… Вот теперь сидим здесь и радуемся жизни!

— Что ж, неплохое занятие — презрительно скривил губы мужчина.

— Ну, что скажешь? — в конце концов не выдержал Тритон. Как видно, ему не терпелось узнать мнение мужчины обо всей этой истории. — Лгут они, или нет?

Хм, а он обратился к вошедшему на таком непонятном языке, что вначале даже я не смогла его понять. Очень редкий диалект, откуда-то из Кхитая, но его и там знают далеко не все… Понятно, почему Тритон говорит в нашем присутствии — ему и в голову не может придти, что хоть кто-то тоже сумеет понять их разговоры… Правильно думаете: никто в этой комнате, кроме вас и меня, этого языка не понимает.

— Кажется, они именно те, за кого себя выдают. Да, олухов за Переходом хватает — убеждаюсь в этом вновь и вновь. И дуракам везет… Жили бы себе спокойно на те деньги, что им своей милостью послал Великий Сет, так нет — все им мало!..

— Я не о том! Я про то, что они сказали насчет припрятанных сокровищ…

— А ты знаешь, — задумчиво проговорил мужчина, — знаешь, это все очень похоже на правду… Если честно, то я об этом Мард'дуухе до нынешнего дня никогда не слышал. Сегодня, после получения твоей записки, мой человек поднял кое-какие архивы.

— И что? — а в голосе кхитайца я с радостью уловила нетерпеливые нотки.

— Был такой, только уж очень давно. Оттого и сведений о нем почти не сохранилось — время, оно, знаешь ли, безжалостно, и в реку забвения смывает многое…

— Мы не на творческом диспуте! Говори по делу.

— Я тебе о том и говорю: слишком давно это было, и в архивах о той истории сохранились лишь глухие воспоминания. Верно, был такой, но сведений о нем почти нет. Еле нашли, и то очень немногое. Можно сказать, крохи… Этот человек, Мард'дуух, занимался всеми поставками в армию, и на этом деле свои руки, как видно, нагрел так, что это перевалило все допустимые приличия. На этом и погорел. А произошло это триста восемьдесят один год назад. Короче, очень давно… Что еще? Бежал со всеми уворованными деньгами, не поймали, куда делся — никто не знает, хотя его хорошо искали, но не нашли… Как сквозь землю провалился вместе со своей мошной, которая, по сведениям, от золота и драгоценностей чуть ли не по швам трещала… В общем, история столь древняя, что давно забылась и память о ней поросла травой, а вот сейчас вдруг вновь вылезла на свет. Надо же…

— Насколько много у того человека с собой было золота?

— Не знаю, сведений об этом нет, но раз искали так усердно, то наворовано у мужика должно быть более чем достаточно. Уж очень велика предполагаемая сумма ущерба…

— Знаешь, в чем я сомневаюсь? В том, что этот человек мог пойти отсюда в Славию. Дикая страна, никакой цивилизации, а уж тамошние холода…

— То, что он мог уйти в Славию — это как раз вполне достоверно. И умно. Человек забрался так далеко, как только смог. Понимал, что в холодной Славии после жаркого Нерга его вряд ли будут искать. Сохранившихся данных, правда, почти нет, но и по тому, что осталось, можно понять — этого типа разыскивали долго. Вернее, не его — кому он нужен! а искали его деньги. Увы, не нашли ни того, ни другого. Кстати, никому не пришло в голову заняться поисками беглеца на Севере, зато прошерстили весь Юг. Без толку. Значит, он забился в такую щель, на которую никто и подумать не мог. Между прочим, Север для этого прекрасно подходит, а с теми деньгами, что у него были, можно жить припеваючи даже в медвежьей берлоге.

— Эх, — с досадой вздохнул кхитаец, — эх, найти бы хоть одного человека из тех мест, где, по словам этих двоих, они и живут, и откуда пришли в Нерг! Расспросить бы тех свидетелей их — вот тогда многое бы прояснилось! К сожалению, никого из живших там не отыскали, хотя мои люди прилагали к этому все усилия… Конечно, можно поискать еще, но для этого требуется время, а его у нас почти нет…

Ищи, ищи, дорогой Тритон, все одно никого не отыщешь! По словам Кисса Мард'дуух обитал в Двуречье, а это жуткая глушь даже по нашим лесным меркам. Люди, живущие в тех местах, вообще стараются не покидать свои края, отдаленные почти что непроходимыми топями и буреломами от остального мира, и чужаков у себя не очень-то приветствуют. Бирюки, одним словом, привыкшие жить сами по себе…

— А, ерунда… — чуть поморщился мужчина. — Я эту парочку уже просмотрел. Ну, парень — типичный хмырь, поперся в Нерг за своей девкой, и то лишь для того, чтоб не упустить деньги. Что касается этой самой бабы… Она, хоть и орет беспрестанно на парня, но на самом деле испугана куда больше него, прямо до страсти, тем более, что она ничего не понимает из того, что творится вокруг, и чужого языка не знает… Вот и психует. А вот что тебя еще смущает?

— Меня много чего смущает, и прежде всего, это их рассказ о найденных сокровищах.

— А как мне кажется, тут дело в другом — ты просто опасаешься очередного разочарования.

— Возможно.

— Кое в чем я с тобой согласен: если бы не те камни, что принесла эта парочка, то я бы тоже в эту историю ни за что не поверил.

— Ты как считаешь: это может быть подставой?

— Вряд ли. Мой человек, ну, тот, что архивы смотрел… Он сказал, что бумаги, относящиеся к тому периоду, никто не поднимал лет десять, а то и больше. Многолетние наслоения пыли тоже могут кое-что сказать. Потом, повторяю: эта история столь древняя, что о ней и не помнят!

— Возможно.

— Тебя что-то беспокоит, мой вечно сомневающийся друг?

— У меня есть привычка не доверять безоглядно. Кстати, именно благодаря этой привычке я все еще жив. Привлекательных наживок немало, только вот где уверенность, что в середине этого весьма вкусного кусочка не торчит острый крючок? Найдется немало желающих увидеть цвет моих внутренностей. Например, в этих камнях меня как раз кое-что и смущает…

— Поясни.

— Понимаешь, мастер утверждает, что эти камни обрабатывались где-то в районе от трехсот двадцати до трехсот семидесяти лет назад, а ты сказал, что Мард'дуух бежал из Нерга триста восемьдесят один год назад… Как-то не вписывается в сроки, ты не находишь?

Ой, неужели из-за такой ерунды все пойдет прахом?! Хотя, вообще-то, это не ерунда, а серьезный прокол с нашей стороны. Но кто же знал, что здесь отыщется такой вот знающий мастер-ювелир?

Однако золотая лихорадка, как видно, уже захватила собеседника Тритона, да и сам он в глубине души уже хотел поверить в услышанную историю.

— Мастер вполне мог ошибиться на десяток-другой лет.

— Пожалуй, да…

Так, начинают прилаживать факты под придуманную нами историю. Замечательно!

— Что предлагаешь? — тем временем продолжал Тритон.

— Пока еще не знаю, но смотри сам. Если решимся, то… Учти: в этом случае мы с тобой оба здорово рискуем, а если откажемся… Тогда, боюсь, мы себя до смерти не простим, все будем думать — а вдруг, и верно, у нас была возможность клад раскопать, разбогатеть одним разом… Веришь: не знаю, что мне делать в этой ситуации!

— А этот твой, который в архивах ползал — он не проболтается?

— О нем можешь забыть. Этому любителю серого лотоса уже подсунули хорошую дозу с кое-какими добавками. Отбегался…

— Надо будет все еще разок обсудить.

— И хорошо обсудить. Со всех сторон…

Я незаметно сжала Киссу руку — все в порядке, рыбка, кажется, заглотала наживку… А мужчина меж тем продолжал:

— Похоже, не врут. Но если вся эта история окажется неправдой, то не исключено, что эта парочка обманывается сама. Конечно, можно предположить обман, и я бы тоже мог склоняться к этой мысли… Только вот камни — подлинные! И ты уже знаешь, столько они стоят… Вот именно оттого, из-за тех прекрасных камней, которые они принесли тебе для продажи, я не склонен считать, что их история лжива.

— Не знаю, не знаю…

— Э, постойте! — Кисс попытался изобразить возмущение, и бесцеремонно вмешался в разговор. Что ж, человека вполне можно понять: ничего не понимает, находится в полной неопределенности, да еще ему явно не по себе… — Не знаю, о чем вы говорите, но не забывайте: все же это сокровища наши! Мы их нашли, за ними сюда пришли… Если вы нам поможете, то давайте сразу договоримся, сколько вы просите за свои услуги. Я тут предлагал пятую часть… Вам на двоих. Вы согласны, или нет?

Мужики только что не ухмыльнулись в открытую. При чем тут какая-то часть, тем более пятая, если можно взять все…

— Слышь, — с трудом спрятал язвительную улыбку пришедший, вновь переходя на диалект. — Слышь, Тритон, пообещай этому дураку все, что он попросит.

— Вот что, — Тритон даже не озаботился придать своим словам особую достоверность, — давайте договоримся на одну четвертую: нас все-таки двое…

— Ладно…

— Чуть не забыл! Как зовут вашу бабушку?

— Марида… но она тетка шустрая, вполне могла назваться чужим именем.

— Кстати — повернулся к нам мужчина, — кстати, Н'Налл не сказал вам, где именно сидит та старая женщина?

— Тот охранник — Кисс прокашлялся, — тот охранник сказал что-то про пятый виток, но что это такое — я не понял…

Понятно, почему мы упомянули про пятый виток: по словам убитого охранника, именно там и сидит Марида.

— Это уже серьезно — мужчина вновь перешел на диалект. — Это мне совсем не нравится. И даже очень. До того места так легко не добраться. И раз там старуха сидит… Конечно, туда, бывает, суют всех подряд, и особенно перед праздниками — все одно к тому времени все камеры переполнены, забиты чуть ли не под завязку… Но все одно: обычно на пятый виток посылают лишь очень значимых фигур, или же тех, кто постоянно должен быть под приглядом… Не исключено, что кто-то уже пронюхал о кладе. Ладно, я постараюсь все разузнать.

— Ты сумеешь узнать имена тех, кто сидит в пятом?

— Могу, но на это понадобится время, а с ним у нас полный недостаток… К тому же часть заключенных находится там без имен, под номерами, так что сам понимаешь — с этим так быстро не разобраться… Великий Сет, впереди три праздничных дня, а у нас с тобой может быть всего одна попытка! И чем раньше мы это сделаем, тем лучше — сам знаешь, под нож в те праздничные дни пойдут многие, в том числе и часть заключенных… Значит, только завтра… Вернее, уже сегодня, тем более, что часть охранников будет снята, чтоб следить за порядком на улицах.

— Если я правильно понял, у нас с тобой всего полдня, чтоб подготовиться?

— Да. Учти, я в доле, и эта доля должна быть равна твоей!

— Доля долей, но я опасаюсь ввязываться в это дело — уж очень оно рискованное…

— С этим не спорю. Риск безмерен, и, прежде всего, рисковать буду именно я!

— Можно подумать, я при этом останусь в стороне!..

— Это само собой — в случае чего пойдем в одной упряжке… Надо еще раз все обдумать.

Мужчины вышли, не обращая на нас никакого внимания, будто нас здесь и не было. Плевать, не очень-то и надо — вы нас все равно уже считаете почти что покойниками… За ними вышел и охранник, заскрежетал ключ в замке… Что ж, дело не стоит на месте.

Тут уже я подскочила к двери, приложила ухо к гладко выструганным доскам, подняла восприятие до предела… Точно, разговаривают в соседней комнате, и на все том же редком диалекте. Вначале было плохо слышно, потом стало много лучше…

— … А если идти туда… Одна пойдет, или их вдвоем лучше отправить?

— Я бы предпочел отправить ее одну, но эта девка не знает языка Нерга, а охранников в тюрьме дураками не назовешь… Конечно, это не проблема: у меня полно людей, знающих множество языков, но…

— Что такое?

— Хуже нет иметь дело с такими тупыми бабами — никогда не знаешь, что они могут выкинуть в любой момент. Так что если она пойдет со своим мужиком, то и вести себя будет куда спокойнее. Я подобных истеричек уже насмотрелся — если что пойдет не так, то эти дуры такое могут устроить, что весь наш план полетит сам знаешь куда! Последствия представляешь… А, как мне сказали, этот ее хахаль умеет с ней управляться, и в случае чего ей живо мозги прочистит и на место вправит. И потом, вдвоем они быстрее уговорят бабку сказать правду.

— Согласен. Пусть идут вместе, а там на месте уже определимся, как и с кем поступить. Под жертвенный нож могут пойти очень многие, путь даже и с вырезанным языком — для Великого Сета подобное без разницы.

— Это понятно. Но все же как мы с тобой рискуем!.. Даже не знаю, стоит ли продолжать, или бросить все это… И все же я пытаюсь поверить в услышанное. Конечно, все еще можно бросить, но… Понимаешь, когда-то давно один очень умный человек сказал: если ты что-то решил сделать, то делай! И сделай это так, как считаешь нужным, по полной и до конца. А вот когда дело бросают на полдороге, или тебя жаба начинает душить в тот момент, когда уже вложена большая часть денег… Вот тогда ничего, кроме раздражения от недоделанного до конца дела, не получишь.

— Слушай, а ты, случаем, не боишься?

— Я много чего опасаюсь в этой жизни. А что именно ты имеешь в виду?

— Ты же знаешь: о подобных случаях прежде всего надо докладывать вашим, ну, в ту теплую компанию, куда ты так стремишься попасть на одно из первых мест…

— Ну хоть ты помолчи, и без того на душе тошно! Конечно, если там узнают, то оправдаться мне будет сложно. Ну, если сказать коротко и в очень смягченном виде — мне придется весьма и весьма хреново. Ты прав: в ту, как ты ее называешь, теплую компанию я и обязан сообщить в первую очередь о том, что подвалила возможность найти клад, а они уж сами решат, что и как… Все верно, но если клад действительно существует, то что я с этого буду иметь? Совсем немного. Мне выделят всего лишь определенную долю, притом не очень большую, а все остальное уйдет в общак. А так мы можем получить все…

— Рисковый ты мужик — любишь сидеть на двух стульях сразу. Не боишься об пол брякнуться?

— Если кто-то посторонний сейчас послушает твои разглагольствования, то вполне может решить, будто ты у нас святей и праведней самого Великого Сета! Еще бы, ведь ты у нас честный служака, стоящий на страже справедливости и закона, в поте лица своего зарабатывающий свой нелегкий кусок хлеба! Не в пример нам, грешным, бьющимся во грехе и погрязшем в нем по самые уши… Хотя на самом деле мы с тобой уже давно идем вместе, ноздря в ноздрю, и часть дел вместе обстряпываем!.. Ладно, все, замяли! Да, а тебе хватит времени, чтоб как следует все подготовить?

— Ты прав, мне надо поторапливаться…

— А насчет тюрьмы… Ты уверен, что там все пройдет как надо?

— То-то и оно, что в этом я далеко не уверен. Правда, там у меня есть один надежный человек — он просто-таки печенкой ложь почует. Он же и с ними пойдет, и если ему что не понравится, или что пойдет не так…

— Ты в нем уверен?

— Не узнаю тебя — начинаешь задавать глупые вопросы. Все, я пошел… Да, и вот еще к тебе будет еще одна просьба (так, на всякий случай — все же дело у нас очень серьезное): ты присматривай за этой парочкой. Если тебе наутро хоть что-то покажется подозрительным в поведении этой парочки, то нашу операцию лучше отложить. Или вовсе отменить. В некотором роде я склонен разделять твои опасения.

— Я все понял. Если что — сообщу…

А я про себя подумала: молодец, Кисс, и тут все правильно рассчитал — если б мы не разыгрывали перед всеми склочный характер бабы (то бишь меня), с которой трудно управляться, то Кисса в расчет никто бы брать не стал — для выполнения задуманного им бы вполне хватило и меня одной…

Когда голоса стихли, я тихонько передала Киссу их разговор, причем попыталась сделать это чуть ли не дословно.

— Не бойся, нас пока не подслушивают. Кажется, все идет именно так, как мы и предполагали. Только вот не поняла, о чем говорили эти двое…

— Это как раз понятно — чуть скривил губы Кисс. — И все очень просто. Если помнишь, я как-то говорил тебе о том, что Тритон старается занять высокое место в… некой иерархии, с точки зрения закона не очень праведной.

— Это ты о чем? Я правильно поняла — ты имеешь в виду…

— … Некую преступную организацию, если называть вещи своими именами — поудобнее устроился на полу Кисс. — Только вот главная мечта Тритона — залезть на вершину в той организации, или хотя бы стать одним из тех, кто командует этой самой организацией… Она вряд ли осуществится, и знаешь, почему? Причина очень простая: у Тритона есть просто-таки въевшаяся в кровь неистребимая привычка загребать все под себя одного, даже в ущерб своим коллегам-приятелям из той самой… иерархии, а подобное вряд ли кому понравится. Видишь ли, в том мире существуют некие неписаные правила, которых следует придерживаться. Так вот, если следовать одному из них, то Тритон должен был первым делом сообщить друзьям-товарищам в той самой… иерархии о том, что появилась реальная возможность заполучить большие деньги. Короче, сообщить… наверх о нашем рассказе насчет возможного клада. Клады — это особый случай, и о них обязательно надо ставить в известность… определенных людей, и тут уже не имеет значения, существуют эти сокровища в действительности, или же до тебя донеслись только слухи о них. Клад изначально должен принадлежать… всей организации. Здесь считается, что их посылает Великий Сет, и с подобными находками принято поступать по-особому. Ну, а Тритон уже заранее лишает своих подельников законной добычи, того, что должно пойти в общак. То есть он, можно сказать, заранее запускает свою лапу в общее добро. А это, мягко говоря, очень и очень некрасиво.

— Я…

— Вначале дослушай. Видишь ли, тут имеется один нюанс: если клад существует в действительности, и если его найдут при помощи того же Тритона, то ему будет положена только часть от тех сокровищ, а какая именно часть… Обычно не очень большая, и составляет она где-то десятую часть от стоимости найденного, а то и меньше. Остальное идет в общак…

— Куда?

— Как сказал бы Казначей — считай, что в общий банк. Таковы правила, и нарушать их не стоит. Чревато. К кому другому в здешних местах с этой самой сказкой о закопанном кладе я бы и близко не сунулся — они не станут нарушать правил, сразу обратятся к своим, а те уже начнут копать во всех направлениях, выискивая истину. Но только вот Тритон куда жаднее, чем положено. Недаром Дудан советовал держаться от него подальше: по мелочи к нему можно обращаться, но если тот кхитаец почувствует хорошую выгоду, то кинет всех, как друзей, так и врагов. О нем давно ходят, скажем так, нехорошие слухи. На это я и рассчитывал. Оказывается, не напрасно.

— Если я правильно поняла, то Тритон, едва узнав о кладе от нас, сразу же должен был сообщить о нем своим друзьям-приятелям?

— Причем в первую очередь, а со всем остальным разбираться стали бы все вместе, на общем собрании. По сути, то, чем сейчас занимается Тритон, можно назвать крысятничеством, а это уже верх непорядочности. Выражаясь фигурально, он уже пытается запустить свою лапу в общак, хочет украсть что-то у своих, пусть даже этого самого клада он еще и в глаза не видел. Мужик делает все, чтоб деньги попали не в общак, а в его собственный карман. Оттого и трясется. Кстати, вполне обосновано. Если об этом станет известно, то… Естественно, ни о каком уважении, и уж тем более о продвижении к вершинам той организации не может быть и речи. И это в самом лучшем случае.

— Откуда ты все это знаешь?

— Голубушка, ты забываешь, где я рос. И среди кого. В той среде подобные правила и понятия просто впитываются…

— Похоже, котяра, ты не ошибся в своем предположении.

— Уточните, моя дорогая, что именно вы хотели мне сказать.

— Ну, точно тебе сейчас никто и ничего не скажет, но такое впечатление, что клюет… Конечно, речь идет не о рыбалке.

— Как считаешь, они нам поверили?

— Тот мужчина — он поверил, а Тритон — этот все еще сомневается… Кстати, Тритон, кажется, доверяет этому своему приятелю.

— Может, и доверяет, хотя я далеко не уверен, что речь может идти о полном доверии. Только вот если приятель Тритона действительно хорошо знает этого скользкого типа, то тоже полностью доверять ему не станет. Может сыграть только за себя…

— Да что же это такое? — я искренне недоумевала. — Тут люди меж собой хоть кому-то доверяют?

— Как сказать… Эту парочку крысами в банке я бы не назвал, и в то же время в здешних местах есть только одно правило: каждый сам за себя. Так что нам с тобой следует быть вдвойне, а то и втройне осторожней… Ты чего фыркаешь?

— Казначея вспомнила…Ох, боюсь, он тебе век не простит того, что ты не привезешь камни назад… Будет теперь над своей припиской в реестре переживать, а заодно и страдать, что камни нам без счета выдал…

— Этот скупердяй… Иногда мне кажется, что этого сквалыгу на его родине должны были беречь, как какое сокровище — он деньгам счет знает, и понапрасну золотом раскидываться не будет. Вспомни, как Казначей сразу же стал приводить в порядок и переписывать все то, что отыскалось в дорожных сумках Москита… Кстати, Лиа, а Койен тебе ничего не говорил о наших? Ну, о тех, кто остался в Харнлонгре? Если честно, то я боюсь о них даже спрашивать: а вдруг…

— С ними все в порядке. Койен сказал: все выжили, и добрались нормально. А в остальном… Предок помалкивает, ничего не говорит…

— А больше и не надо. Живы — и ладно! Не стоит вспоминать о тех, кого мы оставили в Харнлонгре. Меня это несколько… расхолаживает. Лучше поговорим о насущных проблемах… Кстати, что тебе Койен говорит?

— Молчит…

— Ну, раз молчит… Значит, и дальше будем действовать по плану…

Завтра… Вернее, уже сегодня в Нерге начинаются праздники. Когда-то именно в праздники Адж-Гру Д'Жоор сумел забрать из тюрьмы Стольграда группу заговорщиков, да и нас с Киссом прихватил… Так почему бы теперь уже нам не повторить то же самое, тем более, что подобного никто не ждет, да и вряд ли кому-то без серьезной на то причины может придти в голову нечто подобное! Вполне может быть такое, что часть охранников будет снята со своего обычного дежурства, и отправлена в город — все же сейчас в Сет'тан съехалось не просто много, а очень много людей, и оттого лишние глаза и уши в толпе иметь не помешает.

Итак, нам оставалось только ждать…

Наверное, оттого, что мы все это время говорили про Славию, мне вдруг вспомнилась сестрица. Даже немного стыдно стало — слишком давно ее не вспоминала… Как она там, бедная? Еще раз убеждаюсь: какие же мы, бабы, дуры! Тут о деле надо думать, не отвлекаться ни на что, но, тем не менее, мне вздумалось забивать себе голову воспоминаниями… Я давно стараюсь не думать о сестрице — в нашем положении это слишком большая роскошь, и вот надо же такому случится: не выходит она у меня из головы, как бы я не старалась это скрыть.

Время тянулось медленно, и через какое-то время Кисс толкнул меня в бок.

— Подруга, ты что такая хмурая? Что-то не так?

— Все в порядке. Сейчас даже подслушивающий у дверей куда-то отошел…

— Тогда в чем дело?

— Да так…

— Все обо мне страдаешь? — ну, Кисс опять принялся за свои подначки. А что: все пока идет по плану, можно немного перевести дух, а лучшего способа, чем поддразнивать меня, Кисс придумать не может. — Ох, как же я устал от вечных проявлений твоих страстных чувств! Неужели сидишь такая недовольная оттого, что опять получила от меня очередной отказ?

— Отвяжись со своими глупостями! Похоже, ты ни о чем другом думать не можешь?

— Чем же тогда заняты твои мысли, о звезда моего сердца?

— Прежде всего хватит ехидничать!

— Счастье ты несказанное, это просто мой бедный организм в себя приходит! Ты же меня так бранила все это время, что мне необходимо хоть как-то перевести дух… Пусть даже и таким образом!.. Итак в чем дело?

— Кисс, я понимаю, сейчас не время об этом говорить, но… Сколько бы я не спрашивала Койена о сестрице, но он мне ничего не отвечает! Все без толку. Молчит предок… Боюсь, не случилось ли с ней что-то плохое…

— Ну, бабы… — протянул Кисс. — Так иногда и вспомнишь добрым словом Угря, то есть его слова о том, что с бабами сложно проворачивать серьезные дела: у них вечно головы не тем заняты!

— Это ты о чем?

— Все о том же! Тебе сейчас только и думать, что о своей безголовой сестре… Ты выбрала для этого самое подходящее время, лучше и придумаешь невозможно! Больше голову себе забить нечем? Скажите, что-то с ней случилось, с твоей милой Даей!.. Да с твоей дорогой сестрицей это случилось много лет тому назад, с той самой поры, как твои мать с бабкой стали на нее едва ли не молиться, и сама она выросла с мнением, что может и должна получать все, что пожелает! А если что-то не получается так, как она того хочет, то надо срочно найти виноватого, и лучше тебя кандидата на эту роль она не нашла! Это ты сейчас в находишься Нерге, и неизвестно, что будет дальше, а твоя милая сестрица сидит в своем родном поселке, где тишина и благолепие! А, забыл: там же имеется еще и ее муженек, сокровище хамоватое, на которое она не надышится!

— Перестань!

— Я-то, конечно, перестану, только вот твоя дура-сестрица до той поры, пока себе лоб как следует не разобьет, не поумнеет. Понимаешь, даже при большой любви есть грань, которую не стоит переступать, а твоя безголовая сестра это сделала. Публично проклянуть и отречься… Это ж какой идиоткой надо быть, чтоб пойти на подобное?! Можно подумать, мужика этим можно удержать…

— Не понимаю…

— Да чего тут не понимать? Это кретин без мозгов, он же муженек твоей сестрицы, решил, что ухватил удачу за хвост, и отныне может жить так, как ему хочется, а твоя сестра ему ни в чем не перечит… При отсутствии ума такие обычно заканчивают общей ямой и нищетой.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что нечего тебе замусоривать свою голову ненужными мыслями. Особенно сейчас. Уж раз даже Койен не хочет говорить тебе ничего, то и ты постарайся не отвлекаться на всякую чушь. Лиа, мы с тобой влезли в такое опасное дело, и сейчас отвлекаться на посторонние мысли — это значит заранее загубить все! Так что быстро выкидывай всякую чушь из головы. И поскорей. Если останемся живы — и так все узнаешь о своей пустоголовой сестре, а если нет… Давай решим так — больше о Дае не говорим, хотя бы до того времени, пока не выберемся из Нерга. Договорились?

— Да.

Кисс закрыл глаза, и вскоре засопел. Спит? Возможно. Мне тоже надо отдохнуть перед завтрашним, а Дая… О Дае я постараюсь больше не думать, и не говорить, тем более, что под двери вновь встал подслушивающий наши разговоры человек. Значит, снова надо будить Кисса, недовольно бурчать, ругаться, что оказались здесь… Из образа выходить нельзя.

Ворчала я долго, и Кисс огрызался, как только мог. И все это продолжалось до той поры, пока стоявший за дверью вновь не ушел куда-то: как видно, даже ему надоело слушать бабское брюзжание…

Что ж, замечательно! Значит, у нас пока есть время немного поспать… Вновь сели на пол. Все, хватит мне орать — мы своего добились, так что мне можно и помолчать, а не то к утру оба будем злые и не отдохнувшие, а силы нам понадобятся…

Так, пока все идет именно так, как мы и рассчитывали. В нужном направлении. Сейчас мы знаем, где именно сидит Марида, имеем представление о внутреннем расположении тюрьмы, но, тем не менее, все эти знания не помогут нам добраться до бывшей королевы, если мы сами не окажемся в той тюрьме. Увы, но за пределы тюремных стен старую ведунью не выводят. И оттого, нравится нам это, или нет, но надо пробраться именно в само здание тюрьмы, и уже там отыскать Мариду и вытащить ее оттуда. Но вот что касается того, каким образом это можно провернуть…

В тюрьму к Мариде нам не попасть ни за что, а если и попадем, то только в качестве заключенных, что нас, естественно, никак не устраивает. Значит, надо сделать что-то иное, такое, что помогло бы нам добраться до старой королевы, и по этому поводу у Кисса появилась некая идея.

В каждой стране есть свои правила и законы, но есть и другой мир, скрытый от чужих глаз. Мир преступности и тех, кто его поддерживает. Понятно, что многие стоящие у власти имеют к нему то или иное отношение — в беззаконном Нерге очень многое тесно связано меж собой. Как говорится, рука руку моет… Вот в этом направлении Кисс и решил действовать.

Наверняка старую королеву держат в тюрьме под другим именем — так, на всякий случай… Значит, надо вызвать такой интерес у… нужных людей к этой заключенной, чтоб они рискнули, и отвели нас к ней. А что может вызвать больший интерес, чем рассказ о старинном кладе? Правда, тут уж нам самим надо было не сплоховать, сделать все, чтоб в нашу историю поверили… Ну, а остальное предсказуемо…

Кисс решил сыграть на людской жадности и скупости, и лучшего претендента на эту роль, чем Тритон, трудно было сыскать. Тут главное — заинтересовать человека, причем заинтересовать так, чтоб он многое решил поставить на кон. С влиянием Тритона и его обширными связями он вполне мог устроить так, чтоб нас пропустили в тюрьму для того, чтоб мы могли выяснить что-то крайне важное у сидящей там бабушки. Правда, нас самих оттуда вряд ли выпустят, но это уже другой вопрос, который мы будем решать по ходу дела…

И еще мой светловолосый спутник вспомнил Визгуна — надо действовать так, как никто не ждет, сделать неожиданный ход… Что ж, можно рискнуть, нам все одно терять нечего.

Кисс, кажется, задремал, а я все думала: кто он такой, этот самый Мард'дуух? Каким человеком он был, и куда пропал? Отчего-то мне кажется, что он, этот беглец, невесть куда исчезнувший много лет назад, чем-то походил на Казначея. Не удивлюсь, если на самом деле окажется, что на этого самого человека в свое время списали все потери, недостачи и убытки, накопившиеся к тому времени в казне. А что, удобно и, что самое главное, на этого бедолагу можно свалить все. Не исключено, если в действительности этому самому Мард'дууху в некоем укромном месте хорошенько врезали по голове, и уже его самого закопали на первом же пустыре, а потом сделали из будто бы удравшего невесть куда армейского поставщика самого что ни на есть настоящего козла отпущения… Ведь недаром же его столько времени искали, но так и не нашли, а ведь человек с такими деньгами рано или поздно, но засветится…

Утром, когда сквозь отверстия под крышей вновь пробились солнечные лучи, распахнулась дверь, и к нам вошел охранник, тащивший на руках ворох одежды.

— Одевайтесь — бросил он ее на пол перед нами. — И быстро. Хозяин велел…

Я глянула — перед нам лежала форма стражников из тюрьмы, один в один похожая на ту, какую носил тот стражник, которому пару дней назад я свернула шею…

— Это что такое?

— Что надо. Хозяин велел вам поторапливаться.

— Не буду я это надевать! — заявила я, не трогаясь с места. — Еще чего…

— И я с ней полностью согласен! — подал голос Кисс. — С чего это мы вдруг обязаны надевать на себя эту… одежду?

— Хозяин приказал…

— Не буду ее надевать! — заблажила я дурным голосом. — Не буду! Не хочу!..

— И я не стану… — пробурчал Кисс. — С чего это вдруг я должен такое надевать на себя…

Охранник удивленно посмотрел на нас — как видно, привык к тому что приказы его хозяина выполняются беспрекословно, а тут что-то начинает упрямиться и капризничать.

— Как хотите… — и он вышел из комнаты. Так, значит надо ожидать появления Тритона.

Хозяин не заставил себя долго ждать. Не прошло и пары минут, как он появился на пороге комнаты, причем вид у него был весьма недовольный и усталый. Вон, круги под глазами залегли — наверное, от бессонной ночи. Исчезла даже привычная восточная невозмутимость. Ну, это понятно: с вчерашнего дня в голове у мужика вертится только одно — как провернуть опасное дело? Притом мужика все еще терзают смутные подозрения — не обман ли та история, в которую он ввязался? А тут еще эти… стали капризничать!..

— В чем дело? Отчего вы отказываетесь выполнять то, что вам приказано?

— Извините, но это — форма тюремных охранников! — возмущению Кисса не было пределов.

— И что вам в ней не нравится?

— Это же форма! Почему мы должны ее надевать?!

— Потому что я вам так велел.

— Не одену! — сварливым голосом забурчала я. — Зачем?

Не сомневаюсь, что кхитайцу хотелось прибить нас без малейших объяснений, и в первую очередь всыпать мне по первое число. Чувствую, что мы его настолько злили и выводили из себя, как давно уже никто не сердил этого выдержанного человека.

— Вы хотите увидеть вашу бабушку?

— Конечно! За этим мы и пришли в Нерг!

— Тогда одевайтесь.

— А без этого никак?

— Никак.

— Почему?

На скулах кхитайца появились желваки. Начинает выходить из себя, но пока что еще может держать себя в руках.

— Обстоятельства сложились так, что вам придется пройти в здание тюрьмы. Там с ней и побеседуете. Для того вам и нужна именно эта одежда. Увы, но по-иному вам с бабушкой встретиться невозможно.

— А…а… — я стояла, усиленно делая вид, что не в силах издать ни звука, да и Кисс вовсю таращился на кхитайца, будто в первый раз его увидел.

— Как… В тюрьму?! Нам?! Мы… мы думали, что вы ее из тюрьмы выведите… — наконец растерянно выдохнул он после долгой паузы. — Ну, за ворота… И мы с ней там поговорим, и вместе поедем, куда она скажет…

— Вы неправильно думали — кхитаец все еще сдерживался. — Если вы все еще не поняли, то поясняю: здесь — Нерг, а не ваша дальняя страна, где, как вы утверждаете, запросто можно кому угодно забирать из тюрьмы заключенных.

— Но…

— Единственное, что можно сделать в нашем случае, и то с великим трудом — так это дать вам возможность встретиться с вашей бабушкой за тюремными стенами. Там и расспросите ее обо всем, что вас интересует.

— Не понял… Так она что, разве с нами не пойдет? В тюрьме, что-ли, останется?

— К сожалению, с вами пойти она никак не сможет. Так же как и не сумеет покинуть тюремные стены. У вас будет всего лишь возможность поговорить с ней. Выясните у нее все подробности… Ну, вы меня поняли.

— А ее никак не вытащить оттуда?

— Нет.

— Точно никак?

— Абсолютно точно. Из главной тюрьмы Нерга выхода нет.

— Так почему мы должны идти туда? — вновь взвыла я. — Не хочу идти в эту самую тюрьму! Не хочу и не пойду!

— Вы должны пойти туда просто оттого, что для вас это первая и последняя возможность переговорить с вашей бабушкой — хотя Тритон все еще говорил спокойно, но у меня сложилось такое впечатление, что его терпение вот-вот подойдет к концу. — К сожалению, в вашей ситуации другого выхода просто нет.

— Милый — повернулась я к Киссу. — Милый, а может, ну его, этот клад, а? Пропади он пропадом! Жили же мы раньше и без него неплохо, и дальше проживем…

— Пожалуй, ты права… Уважаемый! — обратился Кисс к кхитайцу — Уважаемый, моя подружка права: ну его подальше, этот клад! Не надо нам всего этого! Вы это… Заплатите нам за те камни, что мы вам принесли вчера — и мы уйдем к себе, за Переход…

Что ж, наше поведение очень достоверно, да и ведем мы себя как люди, которые стараются избежать очень больших неприятностей. Вполне очевидно, что любой человек, узнав, что ему придется пойти в одно из самых жутких мест Нерга, постарается избежать этого всеми возможными отговорками.

— Хватит! — рявкнул кхитаец. Его, похоже, уже тошнило от невероятной глупости этих северян. И без того у человека сейчас нервы натянуты чуть ли не до предела, так еще и эти двое, из-за которых заварилась вся каша, вздумали капризничать и решили дать задний ход!.. — Хватит, я сказал! Не хочу больше ничего слушать! Я ради вас задействовал множество сил, вложил деньги, привлек немало нужных людей — и все это было сделано лишь для того, чтоб девка сумела пообщаться со своей бабкой! Вы думаете, подобное так просто сделать? Как бы не так! Вы же вместо благодарности вздумали еще выламываться передо мной!.. Так вот, примите к сведению: сейчас мне совсем неинтересно, что вы хотите, а что нет! Быстро переодевайтесь — и идите к вашей старухе!

— Но…

— Может, мне еще раз привязать вас к столбам в соседней комнате? Или же инструменты для развязывания языков надо принести сюда? Это вполне можно устроить. Эй! — повернулся кхитаец к стоявшему за его спиной охраннику. — Позови сюда…

— Нет! — замахал руками Кисс и, схватив с пола лежащую там одежду, стал поспешно натягивать ее на себя. — Не надо никого звать! Я все понял!..

— А ты чего стоишь? — повернулся кхитаец ко мне. Похоже, он решил больше не сдерживать себя в нашем присутствии. — Тебе что, особое приглашение требуется? И чтоб не орала больше — и без того из-за твоих воплей голова раскалывается!

Всхлипывая, и что-то беспрестанно бурча себе под нос, я стала надевать на себя форму охранника. Хм, а Тритон ничего не говорит насчет того, что мы надеваем форму прямо на свою одежду… Все верно: если не хочешь оставлять следов, то позже сдерни с людей форму — и смело отправляй их под жертвенный нож, будто заранее схваченных преступников… Все одно никто ничего не докажет, особенно если перед этим у жертвы вырезать язык, а тебе не надо ломать голову, куда деть тело убитого — ведь свидетели в таком деле не нужны…

— А это… — Кисс застегивал на себе одежду. — А если бабка ничего нам не скажет? Ну, о кладе… Она упрямая.

— Тогда вам будет плохо. И не просто плохо, а очень и очень плохо.

— Да что мы сможем сделать, если она говорить не захочет?! Нет, говорить-то она, конечно, будет, но вдруг заявит что-то вроде того — вытащите меня, дескать, отсюда, тогда и скажу, где сокровища лежат, а иначе…

— Это только от вас зависит — сделать так, чтоб эта старая женщина сказала вам именно то, что требуется, а именно, где находится то самое место, как до него добраться… Ну, вы меня поняли. Думаю, вы и сами знаете, что надо спрашивать.

— А если…

— Этого слова — «если» быть не может. В нашем деле оно совершенно исключено. Вы должны разговорить вашу родственницу тем или иным способом. В противном случае вы и сами можете навеки остаться за стенами той тюрьмы — мне незачем вытаскивать оттуда тех разинь, кто не в состоянии принести пользу и кто не может справиться с порученным ему делом.

— И зачем ты меня уговаривал в Нерг пойти?! — заорала я на Кисса.

— Ничего не поделаешь! — не менее зло огрызнулся тот в ответ. — Будто сама не знаешь, что самые умные мысли посещают нас лишь после того, как жареный петух в попу клюнет…

Надеюсь, наша грызня со стороны выглядит очень достоверно. Особенно для Тритона…

Глава 16

Спустя что-то около часа мы оказались возле мрачного здания тюрьмы, куда нас доставила закрытая наглухо небольшая карета. Перед отъездом из лавки Тритона нам еще раз доходчиво разъяснили: или вы узнаете у вашей бабуси где она отыскала спрятанное Мард'дуухом золото, или же… Ну, смысл такой — в этом случае из тюрьмы вам выходить не стоит, да и незачем…

И еще Киссу было сказано: делай, что хочешь, но только чтоб твоя психованная баба там лишний раз не визжала, к себе лишнее внимание ни привлекала. Может, в другом случае твое присутствие там бы и не понадобилось, но… Ты сам виноват — распустил свою девку до того, что она без твоих окриков никого не слушает! Вот теперь и следи за ней во все глаза, и учти, что там, в тюрьме, вовсе не раззявы служат — если им что покажется подозрительным, то враз скрутят. Так что вся ответственность за эту истеричную бабу — на тебе. И отвечать, в случае чего, за ее ляпы тоже придется тебе. Причем отвечать будешь своей головой. Так что гляди за ней во все глаза, пока они еще при тебе…

Пока мы ехали по городу, к нам даже сквозь плотно закрытые двери и наглухо завешенные окна доносился крики и шум с улиц, запруженных толпой. Ну да, конечно: сегодня же первый день празднеств в честь Великого Сета. Как мне сказали, вскоре на улицах Сет'тана начнется праздничное шествие, а вечером на площади перед главным храмом начнется обряд принесения человеческих жертв во славу Великого Сета… Это мерзкое зрелище будет проходить по вечерам, при свете факелов — подобное больше впечатляет, да и зрелищность ночью на порядок выше. А жертвы будут приноситься все три дня праздников, и десятком-другим человеческих жертв дело не ограничивается. Счет пойдет на сотни, а то и тысячи человек… Кроме того, как сказал Кисс, там будет много такого, о чем мне лучше не знать…

Человека, сопровождавшего нас в карете, я раньше не видела, но этого и не требовалось: всю дорогу он бдительно присматривал за нами, а потом высадил из кареты в нужном месте, и быстро исчез вместе со своим экипажем.

Оказывается, мы стояли неподалеку от входа в тюрьму. Несмотря на яркий солнечный свет, вблизи темная громада тюрьмы смотрелась не менее жутко, чем издали. Огромное черное здание, поражающее своей мощью и силой. Такое впечатление, что жаркий солнечный день был сам по себе, а тюрьма жила особой жизнью, которой не касались веселье и яркий дневной свет.

Обычно на этой площади было довольно малолюдно. Оно и понятно: это место никак не располагало к прогулкам — тут, на тщательно охраняемой и просматриваемой со всех сторон площади, находятся и тюрьма, и цитадель колдунов. Жутковатое соседство, от которого любому здравомыслящему человеку следует держаться как можно дальше.

Однако сегодня здесь народу хватало — все же главные праздники года… Кроме зевак и немалого числа стражников, здесь полно и торговцев, которых в обычный день на эту площадь ничем не заманишь. Сейчас они торговцы предлагали людям свой нехитрый товар — пирожки, сладости, напитки, в том числе и весьма крепкие. Хватало и прочих, тех, кто в обычные дни не жаловал Нерг своим присутствием — артистов, циркачей фокусников, короче, всех, кто развлекал народ. Что ж, в праздничный день простому люду не грех выложить из своего кармана монету-другую, и особенно здесь, на этой площади, имеющей столь жуткую славу, и поневоле притягивающую к себе людей в те дни, когда на ней, на этой самой площади, можно безбоязненно находиться. Все же подобное соседство цитадели колдунов и страшной тюрьмы щекочет нервы простому человеку, и ты будто возвышаешься в собственных глазах. Еще бы: купить у уличного разносчика пирожок, и с удовольствием жевать его, поглядывая на парочку страшных зданий, зная при этом, что в одном из тех зданий томятся люди, а в другом творят свои жутковатые дела те, при встрече с которыми обыватели стараются скашивать свои глаза в сторону…

Долго смотреть на площадь нам не дали. Почти сразу же после того, как отъехала карета, к нам подошел какой-то человек в военной форме, и, сунув нам в руки какие-то бляхи и бумагами, почти что проводил до дверей тюрьмы. Сам, правда, при этом отошел немного в сторону, и сделал вид, что не имеет к нам никакого отношения. Что ж, с самого начала было понятно, что внутри этого мрачного здания нам придется полагаться лишь на себя и на свои силы. Если сейчас что пойдет не так, или же мы сию секунду вздумаем удрать отсюда как можно дальше, то этот человек сразу же применит против нас оружие, но, скорей всего, убьет нас сразу. Если что, у него будет оправдание: эти двое показались ему подозрительными, вот он и достал свое оружие… А что, на подобное он имеет полное право.

Если честно, то, стоя перед высокими дверями из крепкого дерева, мне внезапно стало немного жутковато. Ладно, бояться начнем потом, если дела у нас пойдут не так, как нам бы того хотелось.

Взялись за большое железное кольцо, вделанное в двери, несколько раз ударили им…

— Чего надо? — в распахнувшемся небольшом окошке показалось недовольное лицо.

— Мы к вам. Вот… — протянул Кисс в окошечко лист бумаги.

— Погодите. Офицера позову… — и окошко с треском захлопнулось.

Я же тем временем осматривалась. Крепкие стены, сложенные из плотно подогнанных монолитных глыб, крохотные щели-бойницы, начинающиеся на уровне трех человеческих ростов, дверь из мореного дуба, да еще и окованная железными полосами… Да, такая дверь выдержит очень многое, ее и тараном не проломить и не выбить. Нет, выбить ее, конечно, можно, только вот сколько на подобное уйдет времени и сил!.. Что ж, тут все сделано основательно. Эта тюрьма выдержит осаду целого войска…

Ждать пришлось недолго. Несколько минут ожидания, и тяжелая дверь чуть приоткрылась.

— Заходите.

Не очень приятное чувство, когда за твоей спиной с лязгом захлопывается дверь, отделяя от светлого дня и солнечного света. Впрочем, мне не впервой — уже испытывала разок подобное ощущение, правда, в прошлый раз это было в моей родной стране… Там было как-то полегче, а здесь непонятная тяжесть на душу давит с того самого мгновения, как переступаешь порог этой тюрьмы.

Солнце осталось там, за тяжелыми дверями, а мы оказались в мрачном квадратном помещении, сразу же за которым начинался каменный коридор с постепенно снижающимся сводом, причем ни здесь, ни в том коридоре не было без единого окна. Надо же, какая разница: яркий свет за стенами, и полумрак тут… Весь свет исходил только от горящих факелов, укрепленных на стенах. И еще здесь довольно прохладно, несмотря на то, что за стенами был жаркий летний день.

Тут же, у входа, находятся несколько вооруженных стражников, которых, судя по взглядам, куда больше интересовала я, чем кто-либо другой из присутствующих. Перед нами стоял немолодой офицер, держа в руках ту самую бумагу, которую мы только что передали стражнику.

— Ничего не понимаю! — офицер оторвал взгляд от листа бумаги. — То чуть ли не подчистую всех снимают с пятого витка, то туда новых людей направляют! В толк не возьму — с чего это вдруг такая щедрость?.. Вы оба откуда? Я вас раньше никогда не видел.

Я тем временем оглядела помещение. На одной из стен развешено оружие, здесь же находится нечто вроде полок, на которых лежат цепи, кандалы, еще какое-то железо… Неподалеку от стены, в больших ведрах стоят незажженные факелы.

— Мы из Западной крепости — Кисс говорил то, что ему было велено сказать. — Прибыли вчера. Нам сказали, что теперь мы будем служить здесь.

— На каком основании?

— Не могу знать. Приказ сверху. Сказали — отныне на одном месте никому нельзя будет задерживаться. Чтоб ненужными связями не обрастали. Людей часто будут переводить с места на место. Вот с Западной крепости и начали… У нас начало службы здесь — с сегодняшнего дня.

— Ох уж эти мне новомодные веяния… — в голосе офицера было слышно плохо скрытое раздражение. — А почему вы не подошли к началу смены?

— Ждали, когда нам направление на руки дадут. И бляхи нам не выдавали — все велели погодить. Дела, мол, какие-то все, то одно, то другое… Да, просили передать, что приказ о нашем переводе прибудет позже, ближе к концу дня. Сейчас нет кого-то из тех, у кого печать находится.

— В праздники вечный бардак!.. — с плохо скрытой досадой в голосе ругнулся офицер. — Вначале чуть ли не оголяют три витка из шести, а потом на один из них присылают совершенно новых людей!.. Ладно, давайте ваши бляхи.

Два металлических кругляша по очереди приложили к бумаге в руках офицера. Видеть я, конечно, не могла, но догадывалась, что при прикладывании кругляша к бумаге подпись внизу того самого направления каждый раз наливалась красным цветом. Так, бляхи подлинные, да и приказ пришел сверху. Интересно…

— Что ж, все верно — офицер убрал бумагу и бляхи в какой-то ящик в стене. — Значит, так: вы оба будете находиться в этом здании до тех пор, пока не придет подтверждающий приказ. Если даже этот самый приказ придет после окончания праздников — до того времени вы все равно не сможете покинуть тюрьму. Вам все ясно? Замечательно. Должен заметить: судя по направлению, у вас просто-таки блестящие характеристики! А уж рекомендации!.. Можно сказать — сегодня в наши двери постучалось само совершенство.

Офицер чем-то недоволен, или же просто хорошо играет свою роль. Вон, какое ехидство в голосе!.. Почти не сомневаюсь: это именно он и есть тот человек, что должен проследить за нами. Хотя…

Тем временем офицер продолжал под насмешливые ухмылки остальных:

— Ладно, поглядим позже, каковы вы на деле. Сейчас направляйтесь на свой пятый виток, и там у вас появится прекрасная возможность применить на практике ваши знания. Чуть позже и я к вам загляну. Хриплый! — офицер махнул кому-то рукой. — Хорошо, что ты здесь. Проводи этих двоих до места, и поясни им, что к чему. Да и сам посмотри…

Может, мне показалось, что у этой фразы двойной смысл? Ничего, разберемся. Только вот почему молчит Койен? Не понимаю, отчего он не дает о себе знать, хотя для этого у него должно быть серьезное основание…

Невысокий пожилой охранник, косо глянув на нас, молча пошел по коридору, а мы послушно направились вслед. Вроде пока все идет без сучка-задоринки, но у меня осталось непонятное чувство. Уж очень легко пропустили новых охранников в тюрьму, особо не проверили, да еще и до нужного места с провожатым сразу отправили… Что-то не вяжется меж собой… Похоже, Кисс думает так же. А может, у них так принято? Да нет, вряд ли…

И все же… Если этот человек, Хрипун, должен всего лишь довести нас до места, то где же тот, что должен быть рядом с нами во время разговора с Маридой? Ведь не просто так нас сразу отправили на тот самый пятый виток! И нашу возможную беседе с бабушкой тоже не должны оставить без пристального внимания… Так и подумаешь: тут что-то не то…

Я никак не могла избавиться от ощущения, что во всем этом есть какая-то неправильность. Конечно, многое можно отнести на то, что сейчас праздничные дни, часть охранников снята с дежурства и отправлена в город, а наши бумаги подлинные, да только мне отчего-то плохо верилось в столь благостное для нас решение. Ну да все одно дать задний ход у нас не получится при всем желании, так что пока остается лишь одно — смотреть, что будет дальше…

Пока мы шли до того самого пятого витка, я не раз пожалела тех, кто заключен здесь, за этими глухими стенами. Длинный коридор с множеством запертых дверей, низкий свод, мрачные стены, сложенные из тяжелых каменных блоков, никаких окон, редкие факелы, дающие неяркий свет… Как тут можно находиться долго — я просто не понимаю! Никак не скажешь, что за этими стенами сейчас жаркое солнце — здесь даже не прохладно, а промозгло! Не знаю отчего, но я постепенно стала мерзнуть. Надо же, я даже предположить не могла, что здесь может быть нечто подобное!

И еще этот тяжелый воздух… Им трудно дышать, и он так пахнет… Не знаю, как сказать точнее, но, по-моему, так пахнет несвобода. Тошно…

Иногда мне казалось, что до нас доносятся чьи-то крики… Что ж, подобное вполне возможно. Не знаю отчего, но у меня было такое впечатление, что здесь даже камни насквозь пропитаны болью и безысходностью. Интересно, сколько же людей сейчас сидит за этими наглухо закрытыми дверями? Склонна думать — очень много. И, как мне сказали, часть этих заключенных будет принесена в жертву на праздниках…

И этот коридор, кажущийся бесконечным…Я уже знала, что он идет вдоль всего здания тюрьмы, витками опоясывая его с первого этажа по шестой, незаметно переходя с этажа на этаж. Недаром здесь этажи назывались витками, и считалось, что внутри тюрьмы не было лестниц. Правда, кое-где в стене бесконечного коридора были небольшие темные ответвления, но я старалась даже не думать о том, куда они могут нас привести. И еще кое-где в сводах потолка были видны острые клинья железных решеток… Помню, тот охранник говорил, что они, эти решетки, опускаются в том случае, если будет объявлена тревога.

Да, отсюда так просто не выбраться… И не сбежать. Это самый настоящий каменный мешок, пусть и очень большой. Да еще и запоров внутри хватает… Одна надежда — на Кисса. Он, перед тем как сжечь схему тюрьмы, начерченную охранником, хорошо ее запомнил. Можно не сомневаться в том, что парень ничего из увиденного не забудет. Что бы я не говорила, но надо признать: память у Кисса — замечательная, куда лучше, чем у большинства людей.

Не знаю, где именно находится тот пятый виток, но судя по лицу Кисса, пока что мы шли в нужном направлении. Да и сигнала о том, что мы идем не туда, он не подает.

Несколько раз на нашем пути попадались охранники, которым мы представлялись их новыми товарищами. У этих мы подозрений не вызвали, правда, они отпускали довольно скабрезные шутки в мой адрес, и обещали сегодня же заглянуть на пятый виток с проверкой. А может, и в гости. Для знакомства, и чтоб ознакомить нас с местными порядками. Ну-ну…

Не скажу точно, сколько мы шли до того самого пятого витка, но мне показалось, что очень и очень долго. Ой, — внезапно подумалось мне, — куда же мы зашли?! И как мы будем возвращаться назад — ума не приложу! Боюсь, что наш первоначальный план тут не годится. Как бы не пришлось воспользоваться запасным вариантом… Интересно, чем мы оба думали, когда принимали решение пойти сюда?! Впрочем, сейчас не до того, чтоб гадать о том, есть у каждого из нас голова на плечах, или нет: ведь если сейчас что пойдет не так — ее там точно не будет! И что-то очень долго мы идем до этого самого пятого витка… Или это мне только кажется?

Наш проводник как раз сворачивал в какой-то небольшой темный коридор, когда Кисс внезапно споткнулся на, казалось бы, совсем ровном месте.

— Что тут у вас за дрянь пролита на полу? — недовольно спросил он. — Поскользнулся и едва ногу не подвернул…

— Вроде все сухо должно быть — проворчал наш сопровождающий. А голос у него, и верно, хриплый, будто он никак не может прокашляться. — Под ноги смотреть надо, а не по сторонам… Ну, долго еще стоять будем?

— Так тут темно… Слушай, а куда мы идем? Коридор вроде прямо, а ты…

— Куда велено, туда и идем.

— И все же… Ты уж извини, но я тут в первый раз…

— За мной идите — нашего провожатого никак не назовешь словоохотливым человеком.

— А разве нам не прямо надо? — Кисс стоит, ногу растирает, и в его голосе нет ничего, кроме вполне объяснимого любопытства.

— Я сказал — не болтайте попусту, за мной идите — повернулся к нам спиной человек. — И не отставайте…

В то же мгновение Кисс одним прыжком оказался возле охранника, и своей сильной рукой прижал его к стене.

— Ты чего?.. — дернулся охранник.

— Так куда ты нас ведешь, Хрипун?

— Куда надо, туда и веду.

— Да мы уже стоим у пятого витка, а ты свернул в боковой коридор. Куда он ведет?

— Ты, как я погляжу, знаешь много…

— Это ты нас пытаешься отвести куда-то не туда!

— Да ладно ломаться-то передо мной! А то я не вижу! Никакое вы не охранники. И не служивые. И не те, за кого себя выдаете. И вообще — не нравитесь вы мне. Оба.

— Чем же мы тебе не глянулись?

— Я всю жизнь здесь пробыл, и уже шкурой чую, кто есть кто. Это до офицера не дошло, а я…

Мне внезапно вспомнились слова мужчины в лавке Тритона, что, дескать, у него в тюрьме есть человек, который печенкой ложь чует… Так речь шла об этом человеке, Хрипуне? Но почему тогда Хрипун хотел отвести нас в этот боковой коридор?

— А ты нас хотел запереть, так? — тем временем продолжал Кисс. — Пройти мы еще немного вперед по этому боковому коридору, и уперлись бы в тупик? Мне отчего-то кажется, что там, впереди, нас ждет неприятная неожиданность: ты б нас туда привел, и сразу же после того, как только мы границу того тупика перешагнули, ты решетку опускаешь, чтоб мы не вышли… А сам бы в это время с другой стороны решетки оказался… Этот боковой коридор — ловушка. Верно?

— Хоть бы и так!

— Но… зачем?

— Вот и я пытаюсь понять — зачем вы сюда заявились? — прокашлял Хрипун.

— Да я…

— Погоди! — остановила я Кисса. Прошлась по сознанию мужика, хотя отчетливо понимала, что сейчас лучше не рисковать — в этой тюрьме полно ловушек, отслеживающих даже малейшее применение магии или хоть чего-то подобного… — Погоди… У него было задание: нас в том тупичке запереть, во избежание возможных неприятностей. Так? И допрашивать нас так удобнее. А потом бы туда нашу… бабушку привели — дескать, говори всю правду, а не то мы с ними такое сотворим… Верно?

— Ну… Сидели бы вы у меня за железной решеткой, и не пикнули… И бабка бы ваша все сказала… Только вы все одно не те, за кого себя выдаете. Все врете. Не скажу точно, в чем у вас неправда, но все одно — врете. Думаю, вы ничего и никому не скажете ни о каком кладе — просто нечего вам говорить. Я так и офицеру скажупередам. Пусть он потом с вами сам разбирается.

— А чего же раньше офицеру не сказал, что мы у тебя подозрение вызвали? Еще там, внизу, когда нас увидел?

— Я тогда еще не понял, кто вы такие — все же это не сразу доходит… Да и приказ насчет вас двоих у меня уже заранее был — посмотри, сказали, на них, и определись… У меня глаз — алмаз! Вот и отвел вас туда, куда было велено… За решеткой вам — самое место.

— Говорливый ты…

— А вам все равно отсюда никуда не деться.

— Ключи давай!

— Ага, как же, ключи им подавай… К вашему сведению, я человек осторожный, и оттого их внизу оставил, у офицера. Вот он их и принесет, и бабку вашу выведет, если сочтет нужным. Только он мужик осторожный, сам вас в свободную камеру затолкает и допросит, как положено…

Так, офицер в курсе — подумалось мне. Эти двое — офицер и Хрипун, они и есть те самые доверенные люди, о которых говорил тот самый мужчина в лавке Тритона, те, при которых нам и следовало разговорить бабулю насчет того, где находится клад… Все верно, большее количество людей не стоит посвящать в свои игры, а этих двоих вполне хватит, чтоб потом расправиться с нами…

Хрипун тем временем продолжал:

— Время от времени бывает, что такие, как вы, пытаются сюда проползти. Кстати, уже давненько ничего похожего не случалось. Ну, проходить в тюрьму — проходили, было такое, только вот назад еще не выполз никто.

— Ключи давай!

— Говорят же тебе — их у меня нет! Не для того я их внизу оставлял…

— А ты давай тот, что открывает хранилище с оружием!

— Знаешь ты, как я погляжу, много. Откуда вот только, интересно… Ну да ничего, на допросе из тебя все вытряхнут.

— Ключ давай!

— Нет его у меня, хоть обыщи! Говорю же — внизу оставил, причем как только вас увидел. Не глянулись вы мне. Причем не глянулись оба. Я ж говорю — у меня опыт!..

— Что ж, раз ты у нас такой честный служака… — и Кисс мгновенно ударил по шее охранника сложенными пальцами, а когда тот стал оседать на землю, быстро обшарил… Не страшно, отметила я про себя, удар, конечно, сильный, но не смертельный.

— Ну?

— Увы, не обманул. Ключей, и верно, у него с собой нет… Ладно, не страшно. Я предполагал подобное. Ты, давай, оттащи Хрипуна в темноту, и дай ему еще разок по шее, чтоб пришел в себя как можно позже, а я пока другим займусь… Так, где тут это самое хранилище?

Как сказал нам тот охранник, которому я несколько дней назад свернула голову — здесь на каждом витке находилось что-то вроде небольшого склада с оружием. На случай возникновения чрезвычайной ситуации. Оружие положено иметь — все же это тюрьма, в которой заперто множество людей, а человек всегда стремится на волю… Да и охранникам тяжело ходить, если ты с ног до головы увешан железом. Именно по этой причине на каждом витке тюрьмы находились небольшие хранилища, где, надежно запертое, хранилось кое-какое оружие для усмирения на случай возможного бунта заключенных, или же прочих неприятностей. Но главное — в том хранилище вместе с оружием были и запасные ключи от камер.

Кстати, случайному или стороннему человеку это самое хранилище было обнаружить сложно, почти невозможно. Хорошо, что мы знали, где искать — не просто же так Кисс так долго выспрашивал того охранника… Так, где же оно, то хранилище? Ведь должно быть совсем рядом! Кажется, от этого самого бокового коридора чуть правее…Ага, вот! То самое, что мы и искали — небольшое круглое отверстие в камне.

В руках Кисса, как по мановению волшебной палочки, появились железные штырьки и крючочки. Пока он орудовал ими в нешироком отверстии, я оглядывала коридор. Пока тихо, Хрипуна не видно — я оттащила его подальше в темноту… Но не стоит рассчитывать на то, что все это будет длиться долго — без сомнения, вскоре сюда кто-то заявится…

Ну, Кисс, ну, поторапливайся! Без оружия нам тут делать нечего: хоть что-то, да надо заиметь. В здешних местах появиться с голыми руками — значит заранее обречь себя на поражение. Все же тюрьма — это не то место, откуда можно уйти спокойно и без проблем. В лавке Тритона нам, понятно, никакого оружия не дали, к тому же тюремные охранники по улицам ходили без оружия. Так что единственное, что у нас было — только собственные руки. Конечно, это немало, только вот нам все равно — хоть каким-то оружием, но следует обзавестись обязательно.

А вот Койен… Единственный момент, когда он внезапно отозвался, был тогда, когда я прошлась по сознанию Хрипуна. Тогда предок мне сказал одно — не стоило тебе, мол, это делать… И снова пропал. Не понимаю…

— Готово.

Я обернулась. Кисс открывал дверцу. Надо же, обычная дверца на петлях, но как же умело здесь все сделано: в дверцу с наружной стороны вделан камень, неотличимый от стены… Не зная точно, где находится это самое хранилище, его и не отыщешь, и не подумаешь, что в этой стене может быть спрятано хоть что-то! Прекрасно: пока все идет именно так, как и рассчитывал Кисс.

Так, быстро забрали ножи, кинжалы, боевые цепи, еще кое-какую мелочь… Кисс прихватил меч. А вот и кхитайские шары! Надо же, как повезло! Очень хорошо, что они здесь есть, а то, как говорил все тот же охранник, которого я отправила на Небеса, эти самые шары хранятся не на каждом витке… Если честно, то я на такую удачу и не рассчитывала! Только надеялась, что они, эти самые шары, тут окажутся… Прекрасно!

Я забрала все четыре кхитайских шара, что находились в хранилище — два мерцающих и два ослепляющих. Тоже, скажу я вам, далеко не самая безопасная вещь на свете. Кандалы и цепи нас не особо интересовали, да и не стоило таскать с собой такую тяжесть.

Что было куда важнее — так это связка ключей, находившаяся в хранилище. Запасные ключи от камер… Все верно, как и говорил тот охранник — на каждом витке, в хранилищах, находится запасной комплект ключей от всех камер, находящихся на этом самом витке. На тот самый всякий случай…

Замечательно, ключи есть! То, что надо!

Пошли по коридору, осматривая каждую из дверей по обе стороны. По словам все того же охранника, упокой Небеса его темную душу, над дверью в камеру Мариды один из каменных блоков по цвету куда более светлый, чем все остальные. Просто как пятно на стене. Надо сказать, неплохая примета. Так, кажется, вот эта самая дверь…

Кисс быстро перебирал ключи. Вставил первый, второй, третий… Все не то! А у меня все больше появлялось ощущение нереальности происходящего. Непонятное чувство… Другое дело, что нам уже некуда отступать…

Четвертый по счету ключ подошел, и дверь распахнулась почти беззвучно. Что ж, — невольно подумалось мне, — что ж, надо похвалить тех охранников, что работают на этом витке: за порядком следят, все петли и замки смазывают вовремя.

Крохотная камера, во всю длину которой была протянута узкая лежанка из плохо обструганных досок. Впрочем, лежанка была единственной мебелью в этой камере. В углу — отверстие для стоков, под потолком — узкая щель, через которую в камеру приникал воздух и солнечный свет.

Старая женщина, сидевшая на лежанке, повернулась в сторону открываемой двери, подслеповато щурясь и чуть прикрыв глаза рукой от света факела, слишком яркого после полутемной камеры…

В первый момент я не узнала в этой изможденной, чуть живой старухе прежнюю Мариду, ту, которую помнила, и у которой хватало сил и бодрости на многое. А сейчас передо мной сидела невероятно исхудавшая, совершенно седая женщина, можно сказать, древняя, бабка. Но вот то, как она прикрыла свои глаза от света факела…Это жест был мне хорошо знаком: Марида всегда держала ладонь чуть наискосок, и к тому же на тыльной стороне ее ладони была белая полоса от старого шрама…

Однако и старая ведунья в первый момент не узнала меня.

— Марида!..

— Кто это? — а голос у нее, хоть и надтреснутый, но все еще твердый.

— Марида, это же я, Лия! Неужели ты меня не узнаешь?

Я присела перед ней, и женщина внимательно всмотрелась в мое лицо. Я увидела, как ее зрачки расширяются от удивления.

— Лия?! Всеблагой… Нет… Не может быть…

— Еще как может!

— Погоди…

— Да я это, я!

— Но… Как же это… — кажется, бывшая королева никак не могла поверить тому, что видит меня перед собой. — Как ты тут оказалась?!

— Марида, ты идти можешь? Пошли!

— Куда?

— Как можно дальше отсюда! Так ты идти можешь?

— Да, пожалуй… Лия, это действительно ты? — судя по голосу, старая королева была потрясена до глубины души. И еще в ее голосе были отчетливо слышны нотки недоверия.

— А кто же еще? Вставай, пошли! — я пыталась было взять женщину за руку, но та отвела мою ладонь в сторону.

— Погоди немного…

— Что такое? Марида, нам надо торопиться! Время дорого!

— Лия, помнишь ту рубашку, что сшила мне этой зимой?

— Марида, какая рубашка, о чем ты говоришь?! Нам надо быстрей уходить отсюда!

— Та самая, которую ты сшила мне на праздник перелома зимы. В этом году… Вспомни, какого она была цвета? Мы с тобой еще из-за названия поспорили…

— Высокое Небо, при чем тут это?!.

— Ответь!

— Ну, ты, помнится, назвала этот цвет коралловым, а я… Бред какой-то!

— Еще одно… Мы с тобой этой весной говорили о цветах…

— Марида!..

— Погоди… Что я тебе тогда сказала? Ну, когда мы заговорили о цветах?

— Да разве все упомнишь?! Мы с тобой много о чем говорили! Да что такое с тобой?!

— Вспомни: тогда мы с тобой говорили о весенних цветах, о том, как они пахнут…

— А, ты про это… Да, было такое… Ну, кажется, я тогда сказала, что больше всего мне нравится запах купавок, то есть купальницы. А ты говорила о том, что с запахом лесного ландыша не сравнится ничто… Разве только этот… как его… а, вспомнила — нарцисс! Потом я тебя еще спросила, как он выглядит, этот самый нарцисс, а ты…

— Лия! — Марида обхватила меня руками, и я почувствовала, как они дрожат. — Высокое Небо, это действительно ты!

— Конечно я, кто же иной!

— Девочка моя, откуда ты здесь взялась?! Что ты тут делаешь, в этом страшном месте?! Как…

— Марида, потом, все потом! Пошли!

— Куда?

— Подальше отсюда! Быстрей!

— Ты что, сумела пробраться сюда одна?!

— Нет, разумеется. Одной мне здесь делать нечего.

— Тогда ты с кем? Кто с тобой?

— Потом все расскажу! Пошли! Время дорого. А с кем я сюда пришла… Сама увидишь!

Марида с трудом встала с лежанки, неуверенно сделала шаг вперед и тут же качнулась в сторону. Высокое Небо, да она же едва держится на ногах! И, чувствую, голова у нее кружится… Как бы сознание не потеряла! Вон, стоит у стены, боится лишний шаг сделать… Да, в твоем нынешнем состоянии, Марида, сейчас далеко не уйдешь! И уж тем более отсюда…

Ничего не поделаешь — придется вливать в нее часть своей силы. Иначе никак… Ладно, Койен, не ругайся — я все одно уже разок правило нарушила, по сознанию Хрипуна магически прошлась. До того ты мне уже один раз дал понять, что здесь, в тюрьме, будет лучше, если ты, мой дорогой предок, не подашь голоса, а я ни разу не воспользуюсь магией. Тут кое-где поставлены магические ловушки, которые вполне могут уловить, что некто применяет магию, а заниматься этим делом в тюрьме могут лишь колдуны. Кстати, подобное, и верно, постоянно отслеживается — у них с этим делом строго. А я собираюсь заняться запрещенным делом уже во второй раз… Ну, одним нарушением больше, одним меньше…

Влила в Мариду столько сил, чтоб ей, без сомнения, хватило их на ближайшее время. Мало будет — еще добавлю. Но на старую ведунью мои действия произвели настоящее потрясение.

— Лия, ты…

— Да, я умею это делать.

— Но… как же…

— Марида, потом все расскажу… Пошли! Быстрей! — и, схватив женщину за руку, потащила ее за собой.

Мы едва успели перешагнуть через порог камеры, как я остановилась. Опасность…

— Кисс, что происходит?

— На первый взгляд, все тихо… — парень стоял рядом, всматриваясь в темноту. — Только вот поверь мне: сюда кто-то идет. Причем не один человек… А вы копаетесь долго. Можно было бы и побыстрей шевелиться!

— Кто это? — повернулась ко мне Марида.

— Друг…

— Это что — все?! — растерянно повернулась ко мне Марида.

— Что — все? — не поняла я.

— Вас что, всего двое?

— Ну да, двое. Сколько есть. Извини, но полк для твоего освобождения сюда пригнать не смогли!

— Но как же мы отсюда выберемся?

— Как сумеем…

— Лиа, — перебил нас Кисс — Лиа, сюда кто-то идет!

— Слышу…

Причем не только слышу, но и знаю — сюда идет тот самый офицер, который говорил с нами внизу, причем идет не один, а с несколькими охранниками. Ну, лично мне все понятно: Хрипун вовремя не подал нужный знак офицеру, и теперь тот сам поднимается наверх, да еще с собой на всякий случай прихватил пятерых охранников. Теперь с ним будет шестеро против нас двоих — Мариду я в счет не беру. Самое неприятное в том, что, проходя виток, они за собой опускают решетку… Плохо дело! Получается, что тем путем, каким мы пришли сюда, назад нам никак не выбраться, хотя расчет был именно на это. Что ж, у нас есть и запасной вариант отхода, правда, такой, о котором еще совсем недавно и думать бы не хотелось. Но увы, похоже, придется воспользоваться именно этим самым запасным вариантом…

Офицер… Не знаю, что думает по этому поводу Кисс, но мне было понятно другое, и я, в отличие от Кисса, уже знала, что первоначально хотел предпринять этот немолодой офицер. А он был намерен ненадолго оставить своих людей в отдалении, а сам, вместе с Хрипуном, намеревался вытряхнуть из нас, запертых в тупике, координаты точного места, где зарыт тот самый призрачный клад… Потом от нас всех разом бы избавились (или, как сказал бы Визгун, сразу же грохнули), как вражеских лазутчиков, за какой-то нуждой тайно пробравшихся в тщательно охраняемую тюрьму, и вовремя опознанных охраной…

Э, да в погоню за богатством пристраиваются все новые бегуны! Вот этого обстоятельства Тритон со своим приятелем в расчет не брали. Не им одним хочется хорошо и богато жить. Вряд ли тот мужчина в лавке Тритона мог предположить, что прикормленный им тюремный офицер пожелает участвовать в забеге за золотом, причем на равных основаниях с теми, кто включился в этоу гонкут забег много раньше! Судя по всему, офицер на пару с Хрипуном тоже возжелали нагреть свои руки на слухах о немыслимых богатствах, зарытых в тайном месте. Как видно, офицер тоже решил, что для него выпал тот единственный шанс, о котором мечтают многие. Аппетиты разгорелись не только у больших людей, но и у маленькой сошки, также пожелавшей урвать свой кусок пирога. Золото манит многих, и оттого офицер намеревался любым путем вытряхнуть из Мариды и нас точное расположение того места, где находится клад…Ну да, конечно: узнать, где находится клад, сразу же убрать всех нас, а спустя какое-то время отправиться в указанное место и забрать то, что там припрятано… Ну, начинается драка из-за призрачного золота.

А вот что возможного недовольства касается тех самых больших людей, если они не узнают, где именно закопан клад… Если бы с нами что случилось, все тот же офицер потом придумал бы для своего начальства какую-нибудь отмазку — дескать, оба внезапно померли еще до того, как мы смогли у старухи правду узнать… Впрочем, никто бы и шуметь не стал: все же в руках офицера осталось наше письменное направление сюда и бляхи — недаром офицер из так тщательно спрятал! Есть чем шантажировать больших людей…

Ну и народ здесь подобрался! Интересно, это амбиции у офицера сыграли, или же он просто решил рискнуть, и одним разом сорвать большой куш? Так сказать, отхватить себе вспомоществование на старость… Что ж, не стоит недооценивать мелкую сошку — хорошо жить всем хочется! да и крупная рыба тоже вырастает из мелочи…

Н-да, это их интересы, а лично мне (если смотреть со стороны) все это напоминает схватку пауков в банке: кто кого первым загрызет, или же кто первым добежит до вожделенной цели… Ну, господин офицер, с вами за подобные мечты и поползновения хозяева позже разберутся, а вот нам-то сейчас что делать?!

— Эй, Хрипун, ты где? — раздался голос офицера.

Что касается Хрипуна, то он не сможет подать свой голос еще с полчаса, а то и дольше. Ну, а до того времени старый охранник будет лежать в отключке. И офицер, как видно, понял, что дела складываются совсем не так, как он ожидал — все же этот человек слишком давно служил в тюрьме, и умел неплохо держать но по ветру…

— Эй, вы, двое, отзовитесь! — послышался сильный голос офицера. — А ну, приказываю обоим стоять на месте, что одному, что другому! И не двигайтесь! Я сказал: все стоят, не шевелясь, до нашего прихода! Вам все понятно? — и сразу же после этих слов по коридору разнеслась громкая трель свистка. А звук, между прочим, сильный, и разносится очень далеко. Плохо дело: офицер сзывает своих подчиненных. По сути, это — сигнал тревоги, после которого на каждом из витков опускаются все без исключения решетки, и к месту, откуда раздался звук свистка, идет помощь.

Офицер играет наверняка: не вышло с кладом — можно изобразить пресеченную попытку бегства или похищения кого-то из заключенных. Сейчас к нему охранники подбегут, причем это будет не только та пятерка, которую офицер оставил в отдалении, и которая уже мчится к нему со всех ног. Прибегут и те, которые находятся внизу, причем будут двигаться, поднимая решетки и опуская их за собой… Спустятся на наш виток и те, что дежурят на шестом витке… Единственное, что может нам дать хоть какую-то фору во времени, так только то, что каждую решетку надо поднимать отдельно… Правда, времени на это уйдет немного.

Но даже не это было самым неприятным. Внезапно кольнувшее чувство опасности заставило меня оглянуться. С той стороны, где начинался шестой виток, послышался чей-то властный голос:

— Что тут у вас происходит?

Я обернулась. С противоположной стороны из темноты коридора показалась темная фигура, закутанная в черный плащ. Нет, только не это!.. Высокое Небо… Однако по тому, как Марида сжала мою руку, я поняла, что не ошиблась — это один из колдунов. Заявился… Но что он здесь делает? Ведь сегодня первый день празднеств, и все колдуны должны быть в цитадели, участвовать в торжественной процессии, которая вскоре прошествует по улицам столицы. Очевидно, был в тюрьме, задержался тут по каким-то своим делам, и сейчас уловил в одной из ловушек следы магии. Вот отправился выяснять, в чем дело, и кто балуется магией… А тут еще свисток офицера…

— Господин, кажется, на виток пробрались посторонние — проблеял этот служака. Вот сейчас, при виде темной фигуры, здорово господин офицер струхнул… — Мы их обнаружили, и пытаемся арестовать…

Приближающаяся опасность и с одной, и с другой стороны, охранники и колдун… По уму, любому другому, оказавшемуся на нашем месте, следует незамедлительно падать на колени и поднимать вверх руки, надеясь на милость победителей. Только вот милости ни от кого из них все одно не дождешься…

Колдун, величественно шествующий к нам… Надо же, он даже не подумал магически спеленать никого из нашей троицы — как видно, подобное ему даже в голову не пришло. Не счел нужным, да и зачем? Когда ты обладаешь тайными знаниями, находишься в городе колдунов, а под боком еще и колдовская цитадель, то никому из властвующих никак не может придти в голову, будто некто может хотя бы попытаться противодействовать тебе… Хотя этот человек все же немного удивился, когда понял, что я прикрыла нас троих защитным пологом. Ну, слегка удивился, и не более того. Все же вокруг их территория, на которой они были полновластными хозяевами, и то, что какая-то козявка вздумала было показывать им свои когти — подобное могло только вызвать презрительную улыбку. И напрасно.

Я уже не в первый раз замечаю, что в своем презрении и высокомерии к людям колдуны нередко совершают ошибки. Это понятно — чего им бояться? Вон, и сейчас, смешно сказать: стоят трое, причем перепуганная старуха чуть ли не в стенку вжалась, парень вот-вот от растерянности за оружие схватится, а баба головой вертит из стороны в сторону… Людишки, вояки…

Незаметно вытащила запал у одного из ослепляющих шаров. Нужно подождать немного, хотя бы несколько ударов сердца. Мерцающие и ослепляющие шары — это страшное оружие из далекого Кхитая. Действие мерцающих шаров я уже видела, когда мы удирали из Нерга — очень впечатляюще, надо признать… Разрушения там были такие, что жутковато вспоминать. Так что на меня эти шары произвели нужное впечатление, и для себя я сделала такой вывод: использовать их, без сомнений, можно, но только с осторожностью.

Оружие, кстати, очень опасное, и без крайней нужды с ним лучше не связываться: если что пойдет не так, то и тому, кто эти шары использовал, придется невесело. В армии, конечно, признавали разрушительную силу этих игрушек, но лишний раз старались держаться от них подальше: шары иноземные, непонятные, а о том, как с ними обращаться, знают далеко не все. Оно, это самое оружие, изготовлялось в Кхитае, и принцип действия всех шаров был абсолютно одинаков: выдергивай запал, подержи шар в ладонях, чтоб он набрал силу, а уж затем — бросай, и моли Небеса, чтоб после взрыва не задело тебя самого… Говорят, тех противников, кто во время боя попал под действие таких вот ослепляющих шаров, берут в плен без боя, как слепых котят. Ничего не скажешь, хорошо работает голова у кхитайцев, умелую штуку придумали…

— Слушайте — негромко сказала я, так, чтоб меня слышали только Кисс и Марида. — Я выдернула запал из ослепляющего шара. Сразу же после того, как брошу шар, вы оба сразу же зажмуриваете глаза, да еще и закрываете их ладонями.

— Понятно…

А Марида ничего, держится, помалкивает, только на нас посматривает удивленно. Видимо, пытается понять, что мы будем делать дальше.

До нас осталось несколько шагов офицеру с солдатами, да и колдун на подходе. Идут не торопясь, растягивая удовольствие. Как же: кошки поймали прошмыгнувших внутрь мышей, и сейчас могут вытряхнуть из них душу, причем проделывать такое позволительно долго и с удовольствием… Все, пора, больше медлить нельзя, все одно им осталось дойти до нас всего лишь несколько шагов…

Взрыв был не очень громким, по сути даже взрыв, а хлопок, но зато когда полыхнуло, то ярко-белый свет пробился даже сквозь ладони, прижатые к закрытым глазам. Еще через мгновение раздались крики и проклятия… Еще бы: всех ослепил немыслимо-яркая вспышка белого цвета. Несколько последующих мгновений даже я почти ничего не видела, да еще и перед глазами стояли какие-то белые пятна, которые, к счастью, быстро растаяли.

А вот тем, кто не успел прикрыть глаза ладонями — вот этим людям и вовсе не позавидуешь! Осколков и разлетающихся камней при взрыве ослепляющего шара нет, но зато есть невыносимо яркий свет, который на некоторое время выводит людей из их нормального состояния, слепит до того, что какое-то время человек становится практически незрячим, и совершенно ничего не видит. Конечно, через полчаса-час зрение у людей восстановится, но за это время можно понаделать столько дел… Мало того: в нашем случае свет от взорвавшегося шара еще и усилен тем, что взрыв произошел в замкнутом пространстве.

Вот и получилось, что кто-то из людей, попавших под вспышку, сидит на полу, слепо шаря руками вокруг себя, другие лихорадочно терли свои глаза, надеясь вернуть зрение, а двое растерянно побрели по коридору, вытянув вперед свои руки… Понимаю: никто из них сейчас ничего не видит. Ничего, переживете. На то они и ослепляющие шары, боевое оружие, которое пусть и не убивает, но на какое-то время выводит людей из боя. Вон, даже колдун спрятал лицо в ладонях — он тоже ненадолго ослеп… Этот человек никак не ожидал от нас такой пакости — вон, как головой трясет!

Да что говорить про этих людей, если даже мы, зная, что должен рвануть ослепляющий шар, зажмурились, но все равно зрение стало хуже! Об охранниках и колдуне уже не говорю — из них сейчас вояки вообще никакие. Вот когда в себя придут, и зрение восстановится… Ну, в этом случае никому из нас возле этих людей и близко показываться не стоит.

— Не зеваем! Пошли! — и Кисс, схватив меня и Мариду за руки, потащил за собой по коридору. И верно — не стоит терять понапрасну драгоценное время!

Когда мы пробегали мимо колдуна, то этот мерзавец попытался было колдовать. Не особо церемонясь, с размаха ударила его ребром ладони по шее, и тот безвольно осел на пол. Тут дело не в том, что я хотела кому-то причинить боль — просто не стоит оставлять за своей спиной опасного и сильного врага. Ничего, отлежится, а через часок-другой в себя придет. А может, и раньше… Зато будет потом с большей опаской и уважением относиться к людям.

Несмотря на мелькавшие перед глазами мушки и расплывающиеся белые пятна, мы бежали с места нашей схватки, причем не вниз, как намеревались сделать вначале, а дальше, туда, где начинался шестой виток. Удивительно, но там, в одном из небольших ответвление, находилась лестница, ведущая вниз, туда, где начинался подземный ход, соединяющий тюрьму и цитадель колдунов.

Когда нам рассказал о том ходе охранник, мы вначале даже не поверили. Казалось бы, какой тут может быть подземный ход, и при чем тут эти два здания — тюрьма и цитадель? Оказывается, все очень просто: в этой тюрьме некоторые из камер были превращены колдунами в нечто вроде небольших лабораторий, в которых заключенные подвергались, так сказать, определенным экспериментам, и те особые камеры располагались именно на пятом и шестом витках. Наверное, тот колдун, что сейчас на какое-то время ослеп, просто задержался дольше, чем намеревался, в одной из камер, отведенных для экспериментов, и торопился вернуться в цитадель до начала торжественного шествия…

А бывает, заключенных просто отводили по этому подземному ходу прямо в цитадель, и обратно они уже, естественно, не возвращались. В общем, тюрьма — это было нечто вроде источника постоянного материала для колдунов цитадели. А почему все же был сделан подземный ход? Ну, мало ли кого надо доставить из тюрьмы в цитадель, причем так, чтоб их никто не видел! Все же в тюрьме находились разные люди, в том числе и довольно значимые фигуры, причем те, которых лучше не засвечивать перед посторонними даже на короткое время… Например, та же Мейлиандер, бывшая королева Харнлонгра…

Хорошо, что нам не пришлось долго идти. Ответвление, ведущее к лестнице, было совсем недалеко отсюда. Десяток шагов — и мы свернули в небольшой коридорчик. Конечно, в другое время мы бы к этому месту и близко не сунулись, но сейчас у нас просто-напросто не было другого выхода. Призрачная возможность вырваться на свободу была только одна — спуститься по лестнице вниз, дойти подземным ходом до цитадели колдунов, и уже оттуда попытаться выйти наружу…

В конце короткого ответвления была закрытая дверь. Ручка повернулась легко…

— Погодите! — ахнула Марида и с неожиданной силой удержала мою руку. — Туда нельзя! Ни в коем случае! Там же…

— Мы знаем, что там! Тайный ход в цитадель колдунов.

— Тогда зачем…

— А куда еще идти? Другого выхода все одно нет. Надо попытаться пройти туда, и уже оттуда, из…

— Вы что, с ума сошли?! И как вам подобное в голову пришло?!

— Надеемся, что такой наглости от нас никто не ожидает.

— Я ничего не понимаю… Послушайте меня, олухи! Куда вы идете?! Меня туда на допросы водили, и я…

— Марида, сейчас для нас тот подземный ход — единственный выход из тюрьмы. Только лишь оттого туда и направляемся.

— Но…

— Пошли скорей! А не то могут объявить общую тревогу — вот тогда будет совсем худо! И вообще — что нам терять?

— Два идиота… — Марида шагнула вперед, и сама распахнула дверь. — Причем полных идиота. И я не умней…

— Постой, ты куда? — попыталась было я удержать женщину.

— Я вам уже сказала: этим ходом меня уже водили в цитадель, так что я знаю, куда иду… — ого, а голос у старой королевы вновь обрел прежнюю силу. — Раз такое дело, то до конца лестницы я пойду первой, а вы — за мной… Не отставайте!

— Как можно…

За этой дверцей начиналась винтовая лестница, ведущая вниз, прямо к началу подземного хода. Что ж, недаром точка между пятым и шестым витком в тюрьме считалась особой. В случае необходимости нужного пленника всегда можно было доставить отсюда по лестнице, и дальше по подземному ходу в цитадель — все же далеко не каждого человека можно выводить за пределы тюрьмы на глазах у посторонних, некоторых могут случайно опознать… В случае нужды в человеческом материале по этому туннелю из тюрьмы доставлялись и заключенные для исследований в страшных лабораториях колдунов.

Вначале, когда мы только ступили на винтовую лестницу, я опасалась за Мариду — как бы у старой женщины голова не закружилась. Спускаться по таким крутым виткам… Но все обошлось. Не знаю, кто в свое время делал эту самую лестницу, но надо признать — это был мастер своего дела. Хотя мы и спешили, спускаясь вниз, едва ли не сбегая по пологим ступенькам, но, тем не менее, никто из нас не только не споткнулся, но даже не испытал легкого головокружения.

Повезло еще и в том, что, спускались по лестнице, мы никого не встретили. А, впрочем, кто сейчас тут будет ходить? Все же сегодня праздник…

Лестница заканчивалась на мощеной камнем площадке, в одной из стен которой и открывался высокий полукруг подземного хода. Туннель, который вел почти что в темноту… Значит, здесь начинается тот самый подземный ход, соединяющий тюрьму и цитадель колдунов. Ой, ну до чего же мне надоели эти самые отверстия в камне!..

Да, маленьким этот туннель не назовешь. По нему можно идти, не пригибаясь, по меньшей мере, рука об руку двоим… Надо сказать, что здесь все сделано так же основательно, как и в тюрьме: стены подземного хода также аккуратно выложены камнем, и кое-где в стенах вделаны держатели для факелов. Правда, самих факелов в том туннеле совсем немного, и расположены они на большом расстоянии один от другого, но для неяркого освещения их огня вполне хватает.

— Здесь он и начинается, этот самый ход… — Марида чуть поежилась. — Неужели пойдем туда?

— Увы.

— Ну, если у вас появилось желание поиграть с собственной жизнью… Тогда следует хотя бы придать нашей маленькой группе достоверный вид. Поступим так: молодой человек пусть идет впереди, я — за ним, а Лия замыкает. Если даже нам кто-то встретится на пути, то в полутьме и впопыхах могут посчитать, что кого-то ведут в цитадель. Это совершенно обычное дело… А вообще-то у вас обоих с головой все в порядке?

— В последнее время я сама в этом далеко не уверена… — мне стало смешно.

— Оно и заметно… — а в голосе Мариды я с радостью уловила нотку когда-то привычного мне легкого ехидства.

— Сколько времени занимает дорога отсюда до цитадели? — в отличие от нас, Кисс куда более собран.

— Точно не скажу, но минут семь-десять наверняка…

Уже когда мы шли по туннелю, Марида продолжала:

— Вы, двое нахалов, хотя бы поясните мне, на что рассчитываете? Зачем по этому ходу пробираемся? Думаете, там, в цитадели, с самого начала не поймут, кто мы есть?

— Марида, сегодня же первый день праздников в честь Великого Сета!

— Вот как? Возможно… Надо же, как я в камере отупела — нить времени стала терять… Только нам-то с вами какой прок с того праздника великой змеюки?

— Прок в том, в этот праздник ворота в цитадели почти не запираются! Много гостей, шествия, приемы и все такое прочее. Много чего, в общем. Может, и нам под шумок удастся просочиться за ворота…

— Но это все ваши фантазии…

— У тебя есть другие предложения? Если так, то говори.

— Нет у меня никаких предложений. Зато я все еще в себя придти не могу… Ну вы и наглецы!

— Что есть, то есть…

— Погодите! А если нам кто встретится по дороге?

— Придумаем что-нибудь…

— Ненормальные… — Марида, кажется, все еще никак не могла придти в себя от всего происходящего. — Точно: вы оба ненормальные…

— Какие есть. Другим тут делать нечего.

— Это точно! — не удержавшись, вновь съязвила женщина.

— На выходе охрана есть? — перебил Кисс наш разговор.

— Нет. Да и зачем она там нужна?

А и верно — зачем? По этому туннелю колдуны свободно ходят в тюрьму, здесь же к ним водят людей, так что вряд ли хоть одному нормальному человеку придет в голову такая дурная мысль — самому заявиться в гнездо колдунов…

Несколько минут мы шли по туннелю в полном одиночестве, но затем до нас донесся звук шагов: кто-то быстро шел нам навстречу. Так, надо создать хотя бы видимость того, что ведем арестованную… Вроде не должны вызвать подозрений: с опущенной головой и сложенными назад руками плетется арестованная, а спереди и сзади — двое охранников… Но, на всякий случай, второй ослепляющий шар положила так, чтоб его в случае чего можно было достать одним движением руки…

Навстречу нам шло пять человек в полном вооружении. Серьезные ребята… Так и знала, что мимо не пройдут, обязательно нас остановят.

— Вы из тюрьмы? Что там происходит? К нам пришел сигнал тревоги…

— Не знаем — недоуменно пожал плечами Кисс. — Когда спускались, все вроде было тихо.

— А куда это вы направляетесь? Сейчас же все будут участвовать в процессии…

— Сами удивляемся! Внезапно нам было приказано доставить в цитадель эту женщину. Вот и ведем…

— Понятно… Вы что, недавно служите? Я вас не знаю.

— Нас совсем недавно из Западной крепости сюда перевели.

— Значит, вам повезло. Вырвались из провинции… Ладно, потом встретимся. Надо будет познакомиться поближе — не мешает знать, с кем служим.

— Без проблем. Самим тут еще непривычно — все же мы провинциалы, а тут столица… Нам, и верно, обзавестись друзьями не помешает…

Пошли дальше. Когда смолк звук их шагов, я спросила:

— Марида, а куда выходит туннель?

— Выход находится совсем близко от комплекса зданий, где находятся лаборатории колдунов. Но я внутри тех зданий не была, так что ни о них, ни о том, что там находится — ничего сказать не могу. Меня водили в совсем другое место.

— А куда мы можем пойти дальше?

— В голову ничего не приходит… Лия, я все еще никак не могу поверить в произошедшее!

— Ущипни меня… Или себя…

— А меня щипать не надо! — хмыкнул Кисс. — Не люблю я это дело. Но если вам, уважаемая госпожа, это необходимо, тот я целиком к вашим услугам!

— Ребята, — покачала головой Марида, — ребята, что мы с вами делаем, а?! Куда идем?! Из цитадели нас может вывести только чудо!

— Марида, сегодня же в Нерге праздник этого самого Сета, что он сдох! Будем считать, что в такой день происходят чудеса!

— Одно из этих чудес я уже вижу перед глазами… Лия, хоть верь, хоть нет, но я тебя совсем не узнаю!

— Об этом поговорим потом…

Хм, отчего-то мне вспомнился Вен с его вечным «потом»…

Перед выходом на поверхность нам встретилось еще с десяток стражников, торопливо направляющихся в глубь тоннеля. По счастью они почти не обратили на нас особого внимания, лишь несколько человек бросили на меня свой заинтересованный взгляд. Но, понятно, что им сейчас не до нас — торопятся выяснить, что такое происходит в тюрьме. Очевидно, оттуда все еще идет сигнал тревоги… Интересно, долго нам еще будет так везти?

Свет солнечного дня впереди манил к себе, и когда мы, наконец, вышли из туннеля, то едва не закричала от счастья. Как хорошо вновь очутиться под голубым небом, по солнцем, оставив позади каменный мрак подземелья…

И пусть сейчас перед нашими глазами виднелась только часть внутреннего двора цитадели, но нам хватило и этого. Здесь везде, куда ни кинь взгляд — сплошной камень, даже на мощеной земле нет ни единой травинки. Хотя, нет: чуть в стороне виден край коновязи, и вот там лежит несколько охапок свежего сена. Правда, лошадей у той коновязи сейчас не было. Куда не кинь взгляд — он всюду натыкается на высоченные стены, отделяющее внешний мир от внутреннего пространства цитадели… Нескольких огромных зданий с множеством дверей… Отчего-то я не сомневалась, что в тех зданиях было немало подземных этажей — цитадель росла вниз…

Широкая площадь перед воротами была прямо-таки запружена людьми, большая часть из которых была одета в черные плащи. Даже при ярком свете дня эти плащи выглядели как пятна на солнце. Кроме того, здесь хватало роскошных повозок, лошадей, богато отделанных носилок; тут же было и множество стражников, которые, однако, старались держаться подальше от темной толпы. А, да, — вспомнилось мне, — ведь вот-вот должна начаться торжественная процессия…

Хорошо бы попасть в нее, в эту самую процессию, и попытаться затеряться среди тех людей, только вот как это сделать? Ведь там не было ни одного человека в форме охранников из тюрьмы, так что в своем нынешнем виде нам туда и близко соваться не стоит. К тому же стражники, хоть и пытались держаться на почтительном расстоянии от темной толпы, но, тем не менее, за порядком и здесь следили профессиональным взглядом. Пока что мы, вышедшие из тоннеля, не привлекали к себе внимания — ну, привели еще кого-то из тюрьмы, для допроса, или очередной объект для исследования — эка невидаль… Это дело столь же привычное для обитателей цитадели, как доставка дров. Но только пока. Нас должны вычислить — это просто вопрос времени. А сейчас мы выглядели как люди, которые доставили заключенную из тюрьмы в цитадель, и стоят, привыкая к свету дня после темноты подземелья…

Нам следовало как можно скорей убраться от входа в тоннель, а заодно и с чужих глаз — вдруг Мариду кто узнает! Все же это бывшая королева, и некоторые из присутствующих вполне могли видеть ее раньше.

— Тут что, вход в лаборатории? — кивнул Кисс головой в сторону ближайших дверей одного из высоких зданий.

— Да. Но, повторяю — я там ни разу не была…

— Пошли туда Все одно больше идти некуда…

Несколько шагов — и мы вошли внутрь. Длинный узкий коридор с множеством дверей. Совсем как в тюрьме… Но здесь, конечно, куда светлей. Хорошо, что коридоре пуст, в нем пока никого нет. Но вполне может кто-то открыть одну из этих дверей, или же просто спуститься с верхних этажей… Надо бы спрятаться… Дернули одну дверь — заперто, вторую — то же самое… Открылась лишь третья по счету, куда мы и заскочили, прикрыв за собой дверь.

Стеллажи, стоявшие вдоль стен, были сплошь уставлены стеклянными сосудами самых разных размеров, и в каждом из этих самых сосудов были заспиртованы непонятные существа. Вернее, настоящие уроды. У меня сжалось сердце, когда в одной из банок я увидела крохотного человечка с тремя головами, рядом — застывшая в прозрачной жидкости змея с головой собаки, а рядом нечто, состоящее, кажется, из одной пасти с острыми зубами… Ужас какой! Да что же тут такое, а?!

— Да иду я, иду! — раздраженно сказал какой-то невысокий человек, стоящий к нам спиной, и застегивающий на себе черный плащ. Он даже не обернулся на звук открываемой двери — как видно, ждал кого-то. — Знаю, что опаздываем! Что за дурная привычка — входить без стука! Отвратительно! Ты бы еще… — и тут он замолк, получив от Кисса тычок под ухо сложенными пальцами, а в следующее мгновение мужчина безвольно опустился на пол.

Через минуту мужчина был крепко связан, и с кляпом во рту засунут в один из самых дальних уголков своей лаборатории. Добавили ему еще разок под ухо, для надежности: извини, милок, но такого, как ты, не стоит оставлять просто так за нашей спиной, а от подобного удара ты в себя придешь не скоро. Все же чем дольше человек пробудет в отключке, тем будет лучше для нас. Хорошо, что мы его вовремя спеленали, хотя этот колдун не из числа сильных, но, без сомнения, он кое-что умеет. Возможно, и с нами бы справился, хотя, как сказала Марида — перед нами, скорей всего, исследователь. То бишь ученый.

Ничего себе исследователь! Он тут что, монстров плодит? Или в банках результаты его, с позволения сказать, научных исследований? Ну, не знаю, что думает о себе этот ученых мужик, а я скажу проще: все, что находится здесь, в этой комнате, можно назвать только одним словом — жуть!

Такое впечатление, что мы видим перед собой собрание всевозможных уродцев. Из стеклянных сосудов на нас глядели мертвым взглядом непонятные, страшные существа, многие из которых могут присниться лишь в ночных кошмарах. Я не верила своим глазам, и было отчего! Боги просто не могут создавать таких существ, один вид которых вызывает внутренний протест у любого, кому они могут попасть на глаза.

А это что? На столе, распотрошенное весьма безжалостным образом, лежало непонятное существо, нечто вроде птицы с головой жабы. Потрясающие по красоте серебристо-золотые перья особенно подчеркивали уродство безобразной головы с острыми клыками… Это еще что такое за непонятное глумление над природой? Как видно, человек занимался вскрытием существа, но вынужден был оторваться от дела, чтоб принять участие в праздничной процессии. Оттого и наложил на разрезанное существо заклятие нетления — судя по всему, после возвращения колдун вновь собрался продолжить свое дело, которое он на время вынужден был оставить.

— Что это? — кивнула я головой на сосуды с заключенными в них уродцами.

— А это, милые, перед вами настоящая лаборатория черных колдунов — устало присела на табурет Марида. Кажется, ее уже не держали ноги. — И тот, кто все это сделал, сейчас вашими стараниями вон в том углу валяется, с кляпом во рту. Ну, может, все это делал не он один, а с учениками. Похоже, экспериментирует по скрещиванию… Изготовление новых животных.

— Но зачем?

— Для каких-то своих целей.

— Но они же делают жутких уродов! Как можно!.. Эти люди… Даже я понимаю: они берут обычных животных, и…

— Эволюция наоборот…

— Чего? — не поняла я.

— Да ничего хорошего… Спалить бы тут все, да только так просто эту проблему не решить… Молодой человек, что вы делаете?

— Одежду нам ищу. Точнее — плащи.

— Простите?

— У нас есть всего один черный плащ, тот, что мы сдернули с этого человека. Плащ праздничный, из дорогого шелка. Я отыскал еще один, довольно потрепанный, судя по его виду — рабочий, повседневный, в котором ходят постоянно… Но все равно, их уже два. Нужен еще один… Лиа, что ты расселась, как курица на насесте? Отдыхать вздумала? Рановато расслабилась, дорогая! Поищи вон там: может, где еще один плащ отыщется! Всякое может быть… Я пока здесь покопаюсь…

— А воды тут нет? — спросила Марида. — Пить хочется…

Пить, и верно, очень хочется. Есть тут питьевая вода? А, вот она. Большой кувшин с чистой водой и кружка стояли на угловом столике, в отдалении от стеллажей с банками. Вода, кажется, нормальная, без примесей, так что мы потратили еще немного драгоценного времени, но выпили всю воду, до капли. Фу, чуть полегчало…

А я все равно не могла не смотреть на стеклянные сосуды. Надо же, а ведь банки с заспиртованными в них существами стоят не просто так, а в определенной последовательности, и уродцы в них подобраны по происходящим в них изменениям. Вон, в той банке, с края, находится просто кошка, правда, с очень большой головой. В следующей банке — очень похожая кошка, но только с перепонками между лап, и почти без ушей — на их месте дыры, прикрытые тонкой пленкой… Еще банка — там у кошки, вдобавок ко всем изменениям, уже появилось нечто, смахивающее на рыбий хвост, а шерсть куда больше напоминает шкуру нутрии… Дальнейшие изменения еще хуже…

— Лиа! — Кисс говорил очень резко — Лиа, тебе же было сказано — хватит пялиться по сторонам! Теряешь время, а у нас его и так, считай, нет! Быстрей делай то, что было велено! Впрочем, некогда… Дамы, одевайте! — и парень протянул нам два плаща.

— А как же ты?

— Постараюсь пройти так. Все же на мне форма… Дамы, время, время!..

— Но форма — она же обычная, повседневная… Тебя враз высчитают! На тех стражниках, что находятся в цитадели, сегодня надета праздничная…

— Быстрей, я сказал!

Застегнула плащ на себе, помогла справиться с этим делом Мариде, долго возившейся с застежками. Старая королева держится неплохо, но подобное долго продолжаться не может — слишком большое потрясение за короткий срок для немолодой женщины. Она держится только на душевном подъеме и, кажется, в глубине души все еще боится поверить в происходящее.

В этот момент кто-то, находящийся со стороны коридора, подергал ручку двери. Это еще кто заявился? Надеюсь, не по наши души…

Обнаружив, что заперто, в дверь постучали, а затем раздался мужской голос:

— Учитель, я пришел за вами, как вы и просили…

Мы переглянулись. Этого еще не хватало! А голос продолжал:

— Учитель, вы здесь? Вновь увлеклись работой и забыли о времени? — и ручка у двери вновь задергалась. Еще несколько мгновений — и с той стороны кто-то попытался вставить ключ в замочную скважину. Очевидно, подобное было принято между колдуном и его учеником — если тот не открывает дверь, то ученик заходит сам. А у нас ключ в замке торчит…Как видно, поняв, что дверь закрыта с внутренней стороны, ученик снова принялся стучать.

— Учитель, откройте! Мы опаздываем! Процессия уже выходит! Вас ждут…

Делать нечего, надо открывать, а не то ученик заподозрит неладное, и поднимет шум до небес! А ведь подобное вполне возможно… Сделав нам с Маридой знак — отойдите, мол, в сторону, Кисс повернул ключ в замке, и сам отпрянул в сторону.

Молодой мужчина в черном плаще с откинутым капюшоном вошел в комнату без опаски, и тут же хорошенько получил по голове. Как обычно, Кисс ударил умело, и мужчина мягко осел на пол, а я успела захлопнуть дверь. Кажется, в это время по коридору никто не проходил… Ничего не поделаешь: нам сейчас не до долгих увещеваний, а от такого удара люди в себя приходят довольно быстро. Да и сотрясения у тебя, парень, нет, поэтому давай без претензий… Но главное, во всем случившемся есть и хорошая сторона: у нас появился недостающий плащ! Если это не милость Богов, то не знаю, как назвать подобное!

Кисс расстегивал застежки плаща мужчины, когда тот внезапно открыл глаза, да еще и попытался вцепиться Киссу в горло… Надо же! Не ожидали… Понадобилось еще несколько сильных ударов по шее и под ухо, прежде чем мужчина вновь на какое-то время потерял сознание. Да, у этого парня заметно снижен болевой порог, да и сил у него куда больше, чем у обычного человека. Что, учитель и своего ученика чему-то там подвергает, каким-то улучшениям? Не удивлюсь, если так оно и окажется на самом деле. Связать бы его, этого парня, покрепче, да рот заткнуть, только вот веревку искать некогда, да и рот затыкать нечем… Дали молодому человеку еще разок по шее, только вот, боюсь, надолго этого не хватит, ученик колдуна быстро в себя придет, и время понапрасну терять не станет…

Теперь уже из лаборатории вышли три человека в низко опущенных на лицо капюшонах, и, заперев дверь, пошли во двор. В коридоре по-прежнему никого нет, наверное, все уже там, на дворе, где сейчас собрались колдуны…

Выйдя на залитый солнцем двор, мы направлялись к воротам цитадели, к тем, которые вели на площадь. Праздник уже начался, так что из ворот уже вышла большая часть людей, до того находящихся во внутреннем дворе цитадели. Если я правильно поняла, то во главе этой самой праздничной процессии находились те, кто стоял во главе конклава, затем шли колдуны пониже рангом… Их всех — идущих и едущих, со всех сторон окружали солдаты, они же должны были сопровождать собравшихся на площадь перед главным храмом Великого Сета, туда, где должны будут прочитать торжественную молитву…

Мы шли к выходящей из ворот процессии быстрым шагом, с трудом сдерживая себя, чтоб не перейти на бег. Впрочем, с Маридой мы вряд ли сумеем бежать — она достаточно измотана заключением, даже вливание сил поможет ненадолго. Просто кожей ощущаю: наше бесконечное везенье вот-вот закончится… Не знаю отчего, но я держала в обеих руках по кхитайскому шару, благо рук у меня было не видно под широким плащом. В случае чего всегда успею выдернуть запал…

Успели подойти к процессии до того, как она вышла за ворота, и оттого пристроились едва ли не самыми последними в той колонне. Следом за нами шли только стражники. Единственное, что радовало, так это то, что никто из людей в черных плащах, к которым мы подошли, не сказал нам ни единого слова. Как видно, не было особого желания разговаривать. А может, у них вовсе не принято особо общаться друг с другом. И наши низко опущенные капюшоны тоже были обычным делом — некоторые из колдунов так же прячут свои лица от солнечного света, идут с низко опущенными капюшонами…

Побыстрее бы покинуть это проклятое место! Ну отчего так медленно движется процессия?! Нам и всего-то надо выйти за ворота проклятой цитадели, а уж там…

Отчего-то мне только сейчас пришло в голову, что в этой процессии должен быть и Адж-Гру Д'Жоор, чтоб его… Не нарваться бы на эту сволочь! Впрочем, он вряд ли пойдет в хвосте процессии — все же по возрасту он куда старше многих, несмотря на внешнюю молодость, да и опыт у него накоплен немалый. Хотя насчет внешности… Сейчас я далеко не уверена, что проклятый колдун выглядит так же молодо и свежо, как при нашей первой встрече — тот нож сделал свое дело…

Ну надо же, здесь еще, оказывается, не одни ворота! Впрочем, чего-то подобного следовало ожидать… Прошли первые ворота, сделанные из какого-то крепкого темного дерева… Дальше шагов пятнадцать внутри высокой каменной арки до вторых ворот, которые и выводили из ворот цитадели на ту самую площадь, обычно довольно пустынную, но сейчас полностью запруженную народом. Беда в том, что толпа начиналась не у самой цитадели, а шагов через двадцать от нее. Там стояла редкая цепочка стражников, но ее вполне хватало, чтоб сдерживать шумную толпу.

Еще шаг, другой… Я почти ощущала, как течет время. Мы перешагнули линию вторых ворот, шагнули на площадь… Быстрее бы, а не то у меня внутри чувство опасности не просто бьет в гонг, а гремит. Отойти бы от ворот еще немного, дойти до линии стражников, пройти еще совсем немного… А там уж мы сумеем каким-то образом выйти из колонны, смешаться с толпой…

Но по-настоящему это предчувствие опасности забилось у меня в голове, когда позади, в воротах раздался непонятный тонкий свист, просто-таки хлестнувший по нервам. И в этот момент я поняла: в цитадели что-то произошло. Вернее, там подняли тревогу. И шум в цитадели я не услышала, а почувствовала. Все, наше время вышло, и сказочное везение подходит к концу. Надо срочно уходить, но вот как? От ворот цитадели мы отошли всего на несколько шагов, до линии стражников, сдерживающих толпу зевак, еще шагов десять, а то и больше…

Не колеблясь, выдернула запал из второго ослепляющего шара. Пусть пока в ладонях силу набирает, все одно в запасе у нас нет даже минуты. А вот насчет мерцающего шара… С ним подождем, бросить его всегда успеем.

Негромко сказала пространство, не сомневаясь, что Кисс и Марида меня слышат:

— Когда я скажу «все», опять закрывайте глаза руками. Опять брошу шар…

— Поняли…

Итак, впереди площадь, запруженная людьми, мы, идущие в колонне, позади — целый отряд стражников… А солдаты в цитадели, надо признать, вымуштрованы с помощью магии — не люди, а идеальные воины, полностью послушные приказам, и без раздумий выполняющие все, что им было приказано. Эх, нам бы успеть сделать еще хоть десяток шагов — вон, линия стражников, сдерживающих толпу, совсем близко… А сзади раздается шум, и стражники взяли оружие наизготовку…

Сделали еще несколько шагов… Все, нас вычислили.

— Попрошу вас остановиться — внезапно перед нами появился офицер, молодой человек с суровым взглядом. М-да, этот не станет колебаться.

— В чем дело? — подал голос Кисс.

— Попрошу вас вернуться в цитадель.

— Прямо сейчас?

— Да. Прошу вас подчиниться приказу.

— В чем дело?

— Там вам все объяснят.

— Хорошо…

Так, все, больше тянуть не стоит, да и пытаться сопротивляться — тоже. При желании нас в секунду спеленают так, что мало никому не покажется — все же нас сейчас окружают сильнейшие колдуны Нерга. На наше счастье, они пока в беседу не вмешиваются — может, пока не поняли, в чем дело, но, скорей всего, считают ниже своего достоинства вмешиваться в чужие разговоры… К тому же краем глаза я отметила, что и от входа в тюрьму к нам бегут люди. Отсюда не видно, кто именно, но и так понятно, что это не святые угодники… Ясно, подмога из тюрьмы поспешает, еще чуть-чуть, и нас возьмут в клещи — не вырвешься. Времени не осталось…

— Все…

Глубоко вздохнув, выронила на землю шар с выдернутым запалом, пинком направила его в сторону, мгновенно отвернулась и закрыла глаза рукой, заметив боковым зрением, что Кисс и Марида делают то же самое…

Вновь полыхнуло ослепительно-белым, только в этот раз свет сопровождался испуганным криком множества людей. Даже ничего не видя, можно не сомневаться: свет от взорвавшегося шара высоко взвился над площадью. Наверное, его видели даже в отдаленных от площади местах. Недаром вокруг раздался крик, едва ли не одновременно вырвавшийся из множества глоток. Ну да, взрыв такого шара ослепляет даже при свете солнца, так что нам остается только надеяться, что наши преследователи тоже попали под это нестерпимо-яркое сияние…

Почти сразу же раздался вопль множества глоток. Через несколько бесконечно долгих мгновений открыла глаза. Как и ожидалось, рядом с нами царил полный кавардак. Люди кинулись кто куда. Вокруг стоял страшный шум, кричали почти все, кто был на площади. Одни кричали от страха, другие от неожиданности… Часть людей была ослеплена вспышкой, часть испугана, и почти все кинулись бежать отсюда как можно дальше. Офицер и солдаты, стоявшие подле нас, тоже трясли головой, пытаясь придти в себя. Ладони к лицу прижали даже колдуны — это понятно, все же подобный свет лишает зрения даже таких людей, пусть и на недолгое время.

Тем не менее, из ворот цитадели выбегали люди… Ах, да, там же длинный переход, и оттого свет от шара мог задеть далеко не всех. И в процессии кое-кто из колдунов задет не очень сильно… Нужно немедленно уносить отсюда ноги, пока колдуны не очухались!

Не сговаривая, мы с Киссом схватили Мариду за руки, и побежали с ней в огромную шумящую толпу, благо наши преследователи доже держались за глаза. Вернее сказать, мы успели ввинтились в эту перепуганную толпу еще до того, как колдуны сумели хоть что-то предпринять против нас. Еще недавно спокойная площадь в мгновение ока превратилась в бурлящий котел, а в галдящей и беснующейся толпе можно чувствовать себя в относительной безопасности. Здесь слишком много шума и растерянных людей, и слишком мало порядка. Ничего не понимающий, испуганный народ с криками, воплями и ругательствами, безбожно расталкивая друг друга локтями, бежал куда угодно, лишь бы оказаться подальше от этих мест, тем более, что многие после действия ослепляющего шара ничего не видели. Толпа их, можно сказать, несла…Так что мы без проблем смешались с людским потоком. На бегу расстегнули застежки черных плащей, и скинули их на землю, где по ним сразу же прошлись десятки ног… Этого святотатства, кажется, никто не заметил — люди бегут, толкаясь, не оглядываясь, не смотря по сторонам, а некоторые и вообще ничего не видят. Что ж, одной приметой стало меньше, и пока что мы и сами бились в этой страшной давке, кричали, не слыша друг друга…

Да, можно не сомневаться: такого в Сет'тане давненько не было, и уж тем более никогда и ничего подобного не происходило во время праздников. Мне не хочется даже думать о том, какой длинный перечень наших прегрешений накопился у колдунов за то короткое время, что мы провели в Нерге… А уж если (не приведи того Высокое Небо!) нас в здешних местах поймают, то платить по этим счетам мы будем так, что по сравнению с этим медленное поджаривание на костере может показаться детской забавой и царской милостью…

Мы с Маридой, наверное, долго барахтались бы в бешеном людском море, если б не Кисс. Он, крепко держа нас за руки, умудрился проталкиваться в этой монолитной вопящей толпе по направлению к одной из улиц, выходящих с площади, и, что самое удивительное, это у него получалось. Через какое-то время людской поток вынес нас на ту самую боковую улицу, к которой мы и пробивались. Впрочем, не только эта, но и все остальные улицы, выходящие с площади, были забиты бегущими и вопящими людьми. Да и мы тоже как только почувствовали, что можно более-менее свободно передвигаться самим, так сразу же кинулись как можно дальше от площади.

Несколько раз оглядывались, но погони за нами, кажется, не было. Впрочем, в такой толпе тебя может потерять и опытный сыщик. Слишком много вопящих, шумящих, мечущихся людей, которые все еще не могут придти в себя от страха. Сейчас людское воображение дорисует невесть какие ужасы, творящиеся перед цитаделью, ну, а дальше слухи пойдут гулять по городу, обрастая все новыми и новыми подробностями… Но это будет потом, а сейчас люди, убежавшие с площади, пусть уже и не неслись сломя голову невесть куда, но шли очень быстро, стараясь отойти как можно дальше от тех мест — мало ли что, вдруг снова невесть откуда рванет непонятным ослепляющим светом…

Так, от площади мы сумели отойти, пусть и не очень далеко, но, главное, покинули то опасное место. Можно немного сбавить быстрый шаг, пойти чуть медленнее. Но расслабляться не стоит — понятно, что это только временная передышка. За нами не могут не пустить погоню… Наверное, охранники со стражниками уже проталкиваются сквозь толпу в том направлении, куда мы ушли. Теперь все зависит от нас, и в первую очередь надо подумать о том, что мы будем делать дальше.

Марида, спасибо за то Высокому Небу, пока что держится, и даже довольно бодро, но долго на подобное рассчитывать не стоит. Все же ведунья — женщина довольно преклонных лет, и к тому же та жизнь, что была у нее несколько последних месяцев, легкой никак не назовешь.

— Кисс, куда мы идем? — запыхавшись, спросила я.

— Пока еще есть силы, надо успеть спрятаться. Через некоторое время у нас уже не будет этой возможности — забиться в какой-то норке. Все щели заткнут…

— Может, пойдем к воротам Сет'тана? Вдруг нам удастся выйти за них, и тогда…

— Не мели чуши! — раздраженно бросил мне Кисс. — Не сомневаюсь, что сейчас вовсю строчатся приказы о том, чтоб закрыть все ворота в город! Погоди, вот-вот почтовые голуби начнут летать над городом во все стороны, как твои стрекозы у реки…

— Но ведь сейчас они голубей еще не послали! Когда им было…

— Пошлют через несколько минут… В любом случае, птицы долетят до ворот куда быстрее, чем мы сможем туда добежать. И учти: наши приметы в тех письмах будут указаны довольно точно. К тому же в наших карманах пусто, так что в любом случае стражникам дать на лапу мы тоже не сумеем. И потом, не думаю, что наша новая спутница может долгое время идти наравне с нами, а то и бежать… Прошу госпожу не обижаться за резкие слова.

— Да какие там обиды! — Марида с трудом перевела дух. — Мне, и верно, нужен отдых, а не то свалюсь. Пока что держусь, правда, не знаю, и на чем…

— Тогда что будем делать? — бесцеремонно перебила я женщину.

— Прежде всего — поторапливаться — Кисс и сам шел быстро. — Тут совсем немного мест, где можно спрятаться, но, боюсь, при хорошей облаве нас отыщут в любом углу. Впрочем, искать нас начнут уже сейчас. Вернее, уже начали.

Да, это еще тот вопрос — куда нам пойти, чтоб можно было отсидеться в относительной безопасности несколько дней? Когда Кисс придумал, как можно попытаться вытащить Мариду из тюрьмы, мы не задумывались над вопросом, что будем делать дальше. Почему не подумали об этом? Просто мы были вовсе не уверены в том, что сумеем живыми выбраться из того мрачного заточения. Конечно, имелось одно место, где, как нам казалось, можно будет попытаться отсидеться незаметно Вот его мы себе и наметили, а больше о том думать не стали. Решили: если все сложится удачно, то вот тогда и будем решать этот вопрос по ходу дела, а пока не стоит загадывать так далеко… И потом, неизвестно, где именно мы могли выйти из тюрьмы колдунов, и, главное, когда…

Итак, удрать из тюрьмы — это полдела. Теперь вторая половина, не менее сложная — уйти из города, и суметь добраться до Харнлонгра. Задача, между прочим, ничуть не легче всего того, что мы уже сделали. Для начала надо хотя бы покинуть Сет'тан, что, судя по всему, сделать будет весьма и весьма непросто.

— Кисс, и все же — куда нам теперь пойти?

В этих вопросах парень соображает куда лучше меня. Там, где мы хотели отсидеться первоначально — туда идти не стоило. Если пойдут облавой — возьмут сразу же, а те, кто окажутся поблизости, стражникам еще и помогут.

Кисс подумал о том же.

— На ту площадь на окраине, где расположилась большая часть паломников, нам идти смысла нет. С самого начала не стоило рассчитывать на это место — попытаться спрятаться там можно было в любое другое время, но не сейчас. Перетряхнут все, и осмотрят всех… Мы наделали слишком много шума, и просто так подобное спускать никто не намерен. Это, считай, прямое оскорбление конклава. Думаешь, это забудут? Как бы не так! В самое ближайшее время город должны оцепить, закрыть все ворота, а людей выпускать из столицы только после тщательной проверки. А у нас внешность запоминающаяся: твои синие глаза, и очень светлые мои — одна из тех примет, на которые сразу обращают внимание в этой стране, где подавляющая часть людей — темноглазые… Народу в столице из-за праздников сейчас, конечно, много, но и стражников хватает. Раздадут им всем наши приметы, и, без сомнений, нас отыщут к вечеру. Самое позднее — к утру.

— Что-то сроки нашей поимки у тебя уж очень короткие.

— Боюсь, что даже излишне длинные. Но сейчас надо учитывать и то, что нашей даме нужен отдых.

Я взглянула на Мариду, благо при свете дня ее можно рассмотреть куда лучше. Старая ведунья, и верно, пытается изображать из себя бодрячка, только вот у женщины, которой перевалило за семьдесят, это плохо выходит. Не знаю, на сколько еще хватит сил у бывшей королевы. Еще там, в тюрьме, она показалась мне ослабевшей и измученной, но сейчас, при свете беспощадного солнца, выглядела и вовсе ужасно.

За то недолгое время, что мы не виделись, Марида здорово сдала. Бледная, с растрепанными седыми волосами и ввалившимися щеками, измученная, все в морщинах… За то недолгое время, что мы с ней не виделись, она постарела на десяток-другой лет. На лицо — настоящая старуха, пока в ней почти ничего не осталось от той сильной и властной женщины, которую я знала на протяжении более чем восемнадцати лет. Да, плен и заключение не красит людей, а уж оказаться в тюрьме у колдунов!.. Сейчас передо мной была не прежняя ведунья, пусть и немолодая, но полная сил и жизни, а измученная старуха.

К тому же одежда на ней была такая… Не скажу, что одни лохмотья, но что-то вроде того — просто убийственная для любой женщины, а уж тем более — для бывшей королевы. По виду — настоящая старая нищенка, хоть руку за подаянием протягивай… Понятно, что ей намерено не давали другой одежды: для женщины с тонким вкусом и аристократическим воспитанием, к услугам которой раньше были лучшие портные Харнлонгра, та одежда, что сейчас на ней — один из способов унижения…

Но вот осанка бывшей королевы никуда не исчезла, да еще голос… Сейчас он звучит чуть надтреснуто и устало, но в нем по-прежнему пробивались те властные нотки, слушая которые Мариде не осмеливались перечить даже самые горластые мужики и бабы Большого Двора. И еще ее глаза… Пусть они чуть выцвели, но тем не менее все еще походили на темно-коричневую торфяную воду…

Без сомнений, нам надо где-то отсидеться некоторое время, обождать, подождать, пока нас не перестанут искать, или пока поиски не перенесутся в иное место. Да и старой королеве нужен отдых. Что бы Марида не говорила, но, похоже, она едва держится на ногах.

— Так что ты предлагаешь? — я продолжала наседать на Кисса.

— Спрятаться там, где нас будут искать в последнюю очередь.

— И где же это место?

— В одном из храмов Сета. И, желательно, чтоб тот храм был из числа тех, что побольше размерами.

— Где?!

— Дорогая, нам с тобой наглеть не впервые, и подобное предложение вряд ли может тебя удивить. А вот что касается того, где именно прятаться… Тут у нас с тобой выбор небольшой. К тому же чем быстрей мы дойдем до нужного места, тем быстрей сумеем предоставить отдых нашей даме. То есть тот храм должен находиться как можно ближе от этого места…

В этот момент торговец фруктами, шедший впереди нас с тяжелой корзиной на голове, споткнулся (или же его просто кто-то толкнул), упал и уронил на землю свою корзину… По грязной мостовой рассыпались яблоки и груши, которые народ тут же стал расхватывать под горестные причитания незадачливого торговца.

— Хватайте, сколько сможете! — крикнул нам Кисс. — Все одно что-то надо есть, а у нас в кармане ни медяшки! К тому же они, эти фрукты, нам еще пригодятся!

На троих успели ухватить с десяток яблок. К тому же Кисс подобрал с земли большой осколок от разбитого глиняного горшка и сунул его в руки Мариды.

— Несите…

— Но зачем? — искренне удивилась женщина.

Вместо ответа Кисс положил в тот осколок несколько яблок. Молодец! Теперь, если кто посмотрит на Мариду со стороны, то решит, что перед ним полубезумная старуха, несущая свой бедный дар в храм Великого Сета. Сегодня многие небогатые люди поступали именно так — несли хоть что-то божеству в призрачной надежде на то, что тот не оставит нуждающихся своей милостью… Что ж, надо признать: для Мариды это прекрасная маскировка. Ни у кого не отложится в памяти старуха с яблоками… Замечательно! Ну, а оставшиеся яблоки мы сунули себе в карманы — пригодятся.

Храм Великого Сета оказался совсем недалеко. Когда мы вышли на площадь, запруженную толпой, над которой высилось серое здание храма, я в первый момент растерялась. Это же… В растерянности повернулась к Киссу:

— Но…

— Знаю. С противоположной стороны этой площади находится тот самый дом, где нас в засаде поджидал Табин. Ну, допускаю, что может он ждал и не нас, а любого, кто придет… Но, повторяю, этот дом находится на противоположном конце площади, и уж он, если даже сегодня еще высиживает там, вряд ли хоть что-то сумеет разглядеть в такой толпе.

А народу-то здесь, народу!.. Все верно, вскоре здесь ждут появления процессии, правда, боюсь, она несколько задержится. Мы не привлекали к себе ничьего внимания, и Марида — тоже. На праздниках охранники следят за порядком вместе стражниками, так что в это время меж ними не делали никакой разницы. К тому же большинству из тех, кто приехал в столицу из провинции, нет никакой разницы в том, кто стоит перед тобой и следит за порядком. Главное — форма и оружие, а то и другое у нас было. А Марида… На ней сторонний взгляд даже не задерживался — обычная нищенка, чуть ли не из последней бедноты, с благодарностью идущая на праздник, который ей, недостойной, посчастливится увидеть…

Серая громада храма высилась над площадью. А вот этого помоста здесь не было — это я хорошо помню. Надо же, такой большой деревянный помост сумели сделать за пару дней! Однако этот же помост не давал никому возможности незаметно пройти в храм — был расположен как раз напротив входа, а место рядом охранялось стражниками. Да и чужих глаз хватает — все же большинство находящихся на площади людей смотрит в сторону входа… Через главные ворота в храм незаметно не войти — это даже не обсуждается…

Однако Кисс повел нас не к входу, как я думала, а стал обходить храм, направляясь к задней стороне этого большого здания.

— Мы куда?

— Там, с задней стороны храма, должен быть вход.

— Откуда знаешь?

— В прошлый раз, когда мы с тобой оказались на этой площади, и вынуждены были тянуть время… Я тогда не просто так ожидал, когда народ сбежится к храму, но еще и внимательно поглядывал по сторонам. В том числе присматривался и к самому храму, и к тому, что находится подле него. Не думал ни о чем плохом, скорее, просто отмечал для памяти. Подобный осмотр — это, скорей, выработанная годами привычка: мало ли куда удирать придется, так что желательно заранее представление о том, где находишься, просчитать пути возможного отхода…

— И что же ты там высмотрел?

— В тот памятный день, когда мы посетили это место и торчали неподалеку от входа, я заметил, что пару раз к храму подъезжали груженые телеги, только вот они направлялись не к главному входу, а уезжали за стены. Вполне естественно, что в храме есть еще один вход, задний. Вот мы сейчас и пойдем туда.

— Опасно…

— А оставаться здесь — безопасно?

— Ладно, уговорил…

— Не дождусь того счастливого момента, когда ты будешь соглашаться со мной во всем…

Позади храма, и верно, оказалась дверь, и не только она одна. Судя по коновязи, и большой площадке для лошадей, расположенной неподалеку, этим входом часто пользуются. Народу позади храма тоже хватало — а где их сейчас нет в Сет'тане? а та самая дверь, к которой мы так стремились, была заперта. Впрочем, чтоб это понять, не нужно было в нее стучать. То, что дверь на запоре — это мы поняли, как только увидели стоящих перед дверью нескольких человек, судя по их виду и одежде — мастеровых, держащих в руках какие-то большие сумки: похоже, они принесли в храм что-то, необходимое для праздника — то ли свечи, то ли цветные огни, то ли что-то еще… Один из тех мастеровых громко барабанил в дверь, ожидая, когда ее откроют.

Особо не торопясь, мы подошли к крыльцу и остановились неподалеку. На нас пока что никто не смотрел: подумаешь, охранники обходят двор, следят за порядком, да еще возле них нищенка какая-то отирается… Обычная картина.

Ждать нам пришлось недолго, в отличие от мастеровых, которых стало раздражать вынужденное ожидание. Вскоре в замке заскрежетал ключ, дверь распахнулась, и из нее выглядывал обычный храмовый служка. Ой, замечательно, просто как по заказу! Этот служка — парень совсем молодой, магией совершенно не владеет, да к тому же очень внушаем, легко поддается воздействию извне… И тех мастеровых, что громко стучали в двери храма, я на всякий случай тоже проверила — ничего опасного, и ни малейших следов магического воздействия. Так что мне хватило самого легкого воздействия, даже без нажима, а в нашем случае сильнее и не надо — мало ли кто в храме заметит лишнее…

Мастеровые, подхватив свои сумки, пошли за служкой, недовольно ворча… А он, между прочим, дверь за собой запирать не стал — дескать, все одно вошедшие вскоре уйдут назад, так что стоит ли дверь лишний раз открывать-закрывать… Хорошо, парень, все идет так, как я тебе и велела — не оглядываться и не запирать за собой входную дверь… Теперь надо, чтобы служка отвел посетителей подальше от входа и задержал их там хотя бы на несколько минут.

Выждав несколько мгновений, мы тоже двинулись туда же, в дверь, вслед за вошедшими…

Те мастеровые, что вошли в дверь перед нами — сейчас они дружно направились вслед за служкой прямо по коридору, а мы, ступая как можно более бесшумно, стали подниматься по неширокой боковой лестнице, ведущей наверх, да еще и засланной дорогим ковром. Ну надо же, ковер-то из очень дорогих! Вон, нога просто-таки утопает в ворсе… Интересно, для кого устроена подобная роскошь? Похоже, что сверху находятся комнаты для важных особ… Впрочем, сейчас для нас это не имеет особого значения — главное, чтоб никто из мастеровых (и из тех, кто был на дворе) не оглянулся нам вслед…

Так, площадка между первым и вторым этажами, и там двое дверей… Подергали обе за ручки — заперто. Может, стоит подняться повыше? Нет, не надо: с площадки второго этажа до нас доносятся чьи-то голоса. Чуть прислушалась…Там, на повышенных тонах, беседуют двое, и тот разговор, надо признать, довольно резкий, даже грубый, собеседники в выражениях не стесняются, и не слышат никого, кроме себя. Оттого они, наверное, и не обратили особого внимания на то, что кто-то поднимается по лестнице… Скорей всего, они даже не слышали наших шагов.

Значит, у нас только одна возможность — спрятаться за одной из этих двух дверей. Но которую из них открыть? А, некогда выбирать, попробуем открыть первую.

Кисс наклонился к замку, и в его руках вновь появились уже привычные мне штырьки. Несколько движений — и замок открылся. Быстро парень управился…

С опаской заглянули в приоткрытую дверь… Похоже, это что-то вроде храмового чулана или склада, только вот это подобие чулана состоит из двух комнат, да еще и с небольшими окнами, что лично для меня весьма непривычно — окна в кладовой. Правда, надо признать, что порядка здесь куда больше, чем в обычных кладовках и чуланах. А, была — не была, можно спрятаться и здесь — все одно это место не лучше и не хуже других!

Едва успели зайти в этот склад старых вещей (или что это такое), а Кисс только-только вновь запер дверь, как откуда-то сверху раздался чей-то раздраженный голос:

— Кто там? — и я не услышала, а почувствовала шаги спускающегося вниз человека.

Дверь тонкая, к тому же не очень плотно примыкает к косяку, и оттого сквозь нее хорошо слышно все, что происходит на лестнице. Вон, и Кисс поднял руку — стойте, не двигаясь, и не говорите ничего!

Естественно, на вопрос мужчины никто не отозвался, и тот, оказавшись на нашей площадке, дернул ручку соседней двери, а затем потянул и ту, за которой сидели мы. Убедившись, что здесь все в порядке, человек стал спускаться вниз, и почти сразу же заругался: дескать, что это за безобразие, почему входная дверь нараспашку?! Ну, нараспашку она, положим, не была — мы прикрыли ее за собой, когда вошли внутрь храма, но гневающемуся человеку возражать, конечно, не стали. На наше счастье почти сразу же объявился тот самый служка, что открывал двери мастеровым. Как мы поняли из путаных объяснений мальчишки, он только что впустил в эту дверь людей, которые принесли недостающие огни для фейерверка, а затем просто ненадолго отвлекся и забыл закрыть дверь. Но нечего ругаться — вот ведь они все здесь, эти люди, и уже уходят, просят не забыть осенить их своей милостью…

Общее благословление уходящим именем Великого Сета, звук поворачиваемого в замке ключа… Э, да служке, кажется, отвесили хороший подзатыльник! За невнимательность и ротозейство. Извини, парень, я-то знаю, что входную дверь ты не запер не по собственной забывчивости, а оттого, что я приказала тебе это сделать, но у нас просто не было иного выхода.

Вновь раздались шаги, только в этот раз человек не спускался по лестнице, а поднимался по ней. Добравшись до площадки мужчина вновь (видимо, по многолетней устоявшейся привычке) подергал за ручки дверей. Удостоверившись, что все в порядке, и что все двери по-прежнему на запоре, человек вновь стал подниматься вверх.

Фу-у, кажется, у нас появилась возможность перевести дух. Кажется, наступило время долгожданной передышки.

Еще раз осмотрелись. Две комнаты, причем первая из них была забита самой разной мебелью, а во второй были аккуратно сложены занавеси, ковры, подушки… Что-то вроде чулана, или кладовой, куда складывают ненужные вещи, или же в которых пока нет нужды. Свободного места тут немного, но нам хватит. Ну, без сомнений, в той, второй комнатке, нам куда удобней и лучше отсиживаться, чем в первой. Туда и пошли, стараясь ступать как можно тише.

Забрались в тот угол, который не просматривался от входа. Там, за кипами ткани и мешками с чем-то мягким, да еще и большой горой из подушек, вполне можно было прятаться, и остаться незамеченными какое-то время. И более того — можно довольно удобно устроиться: если сядем на пол, прижавшись спиной к стене, то нас никто не заметит, если даже войдут в кладовку за какими-то вещами.

Ой, как хорошо, что можно спокойно сесть на пол! И как же мы устали!.. Но все одно не помешает лишний раз повнимательней осмотреться по сторонам.

— Кисс, — негромко сказала я, — обрати внимание: мебель тут хорошая, не ломаная… Да и ковры с подушками молью не побиты… Тоже место для тех, кто прячется, не очень — мало ли что и кому тут может понадобиться! Сюда вполне могут придти за кое-какими вещами — все же сейчас праздники, много добра достают из кладовых… Но, увы, другого места, чтоб укрыться, все одно нет. Одна надежда на то, что во время праздников не очень много переломают или раздерут, а не то все тот же служка заявится, чтоб кое-что забрать отсюда… Марида, ты что?

Старая королева плакала, уткнувшись в мое плечо. Я никак не ожидала того, что эта женщина может лить слезы — она всегда казалась мне крепкой и очень выдержанной. Видимо, в ее душе давно копилось многое из того, чему она раньше не могла дать выход, и вот наконец все прорвалось наружу… Понятно, это у нее что-то вроде разрядки после перенесенного. Помнится, Вен в схожей ситуации хохотал, пока не успокоился.

— Ну, Марида, перестань! Все хорошо, мы ушли из тюрьмы… Хотя если тебе от этого станет лучше… Тогда поплачь немного — негромко заговорила я, обняв женщину и поглаживая ее спутанные волосы. Но та, чуть ли не вцепившись в меня, продолжала плакать. Ну, это пройдет… — Главное — ты на свободе, а с остальным мы как-нибудь справимся.

— Лия, — сквозь всхлипывания прошептала старая ведунья, — Лия, я думала, что никогда не выйду из-за тюремных стен! Это же Нерг, а вы ради меня пришли сюда… И что теперь будет?

— Что будет, спрашиваешь? Теперь мы втроем будем думать о том, как нам смыться отсюда. Я имею в виду не только Негр, но и Сет'тан, а вместе с тем и этот самый храм, который ты вот-вот зальешь слезами.

— А у нас это получится? Уйти из Нерга…

— Как постараемся…

Глава 17

Марида успокоилась не скоро, и все это время она крепко держала меня за руку, как будто опасалась — отпусти она меня, и я исчезну, как сон. Похоже, бывшая королева все еще не могла поверить в то, что случилось за последние пару часов. Я ее понимаю: бедная женщина все еще с трудом верила в происходящее. Если честно, то и я тоже. Ведь если вдуматься: самое сердце Нерга, мы, которые только что помогли бежать из тюрьмы бывшей королеве Харнлонгра и сейчас отсиживаемся в храме местного божества… Бред!

И все же рядом с нами сейчас была королева, пусть и бывшая. Наплакавшись, и немного придя в себя, она куда более внимательно посмотрела на нас обоих.

— У меня к вам столько вопросов, что не знаю, с которого начать — негромко начала она. — Как же вы меня нашли? Как оказались в Нерге?

— Люди добрые подсказали, где тебя искать. Вот и мы рыли носом землю, чтоб тебя отыскать!

— Я все боюсь поверить в произошедшее… Все думаю — вдруг я сплю, проснусь, и окажется, что это все мне только пригрезилось… Знаете что… Лия, расскажи мне все, что случилось, и о том, как вы сумели пробраться в тюрьму. Пожалуйста…

Конечно, ей надо знать, обо всем, и я поведала Мариде все, что произошло со мной, начиная с того самого момента, когда мы с ней расстались на дворе моего дома. Опустила лишь то, что считала ненужным. Кисс все время помалкивал, не говорил ни слова.

— Вот так все и было, Марида, или как там тебя, то бишь вас… — я тоже говорила чуть слышно, — дорогая королева Мейлиандер…

— Во-первых, бывшая королева — меня изгнали, а во-вторых слышать свое настоящее имя из твоих уст — для меня это несколько непривычно. Я бы даже сказала — удивительно…

— Тогда я по-прежнему буду называть тебя Маридой, а не то, говоря по правде, мне сложновато выговаривать твое настоящее имя.

— Ах, Лия, Лия… Неужели это действительно ты? Я тебя просто не узнаю…

— Сама себя не узнаю в последнее время — я чуть развела руками. — Ты вот спрашивала, как я тебя из тюрьмы вытащила, и для чего… Поясняю: очень мне хотелось узнать у тебя — во что ты меня втравила, ведьма старая, а?!

— Это ты про что? — Марида, кажется, даже немного оторопела от моих слов.

— Да все про то же самое! Ты же о чем меня просила? Так, пустяк, небольшое одолжение: кружево сплети, по болоту вечерком прогуляемся, двух мальчиков до столицы проводи, а не то они, бедняжки, заблудятся в незнакомой стране… И чем это все закончилось, а?!

— Но, девочка моя, как же так…

— Как? А какого… ты меня привлекла к своим делам, а? Ведь с самого начала знала, что, начиная с того самого кружева, которое я изготовила по твоей же просьбе — с того самого времени наши судьбы сплетены вместе!..

— Согласна, виновата. Но в то время я не думала о возможных последствиях, а потом… Потом вышло так, что события было уже не остановить…

— Насчет «не остановить» — это я ощутила на своей шкуре. Знаешь, нередко у меня возникало желание пришибить тебя! Затем и вытащила из тюрьмы ваше королевское величество…

— Лия, девочка моя! — Марида, чуть всхлипнув, снова обняла меня. — Как же я рада тебя видеть, ты даже не представляешь!

— Если честно, то я тебя тоже… — ругаться дальше мне уже не хотелось.

— Извините, дамы, что вмешиваюсь в ваш крайне интересный разговор, но нельзя беседовать ли чуть потище? — перебил нас Кисс. — Что-то ты, радость моя синеглазая, расшумелась не по делу…

— Кисс, — зашипела я на ухмыляющегося парня, — Кисс, я не кричу! Просто у меня нет слов…

— Если у тебя, наконец-то, нет слов, то хоть немного помолчи, порадуй мой слух… Кстати, милая дама… — Кисс церемонно склонил голову перед Маридой, — милая дама, не подскажете ли, как я должен к вам обращаться? Лексикон нашей общей знакомой по отношению к столь знатной даме, каковой являетесь вы, я, разумеется, принять не могу.

— Ну, — чуть улыбнулась Марида, — тут вы правы. Пожалуй, вам обоим стоит называть меня… — женщина на секунду задумалась. — Называйте меня… уважаемая атта. В переводе на язык Славии слово атта это означает «милая бабушка». Так в Нерге обращаются ко всем старшим женщинам в своей семье. Для посторонних подобное звучит естественно…

— Ни фига себе, бабушка с голубой кровью… — не удержавшись, съехидничала я. — Бедный Дан — отхватил себе такую сестрицу, как я…

— Милая бабушка… Что ж… — в отличие от меня, Кисс был куда более серьезен. — Пожалуй, это логично. Для сторонних слушателей, разумеется…

— Значит, так и решим.

— Скажите, уважаемая атта, — в улыбке Кисса появилось нечто, говорящее о том, что меня сейчас опять помянут в разговоре, причем далеко не в хорошем смысле. — Мне уже давно хотелось бы знать: эта нахальная девица и раньше была невоздержанна на язык?

— Кто, Лия? Не замечала…

— Тогда вас ждет немалое разочарование. Ваша подопечная постоянно демонстрирует столь скверный характер вкупе с совершенно невыносимым поведением, что…

— Кисс, зараза, чтоб тебя!..

— Вот, уважаемая атта, вы только что воочию видели и своими ушами слышали нечто такое, от которого я уже давно не знаю куда спрятаться!

— Могу подсказать!.. — делайте со мной, что хотите, но когда Кисс начинает меня подкалывать, сдержаться я не могу.

— Да хватит вам! — непонятно отчего Марида улыбалась, глядя на нас. — Лия, это что — твой молодой человек?

— Еще чего!.. — возмутилась я.

— Это с какой стороны посмотреть… — с лица Кисса не сходила та насмешливая улыбка, которую я не выношу. — Видите ли, уважаемая атта, эта настырная особа никак не желает отставать от меня. Куда иду я — туда направляется и она, причем каждый раз с пеной у рта наша общая знакомая доказывает всем и каждому, что ее присутствие подле меня — это вынужденная и тяжкая необходимость. Для нее, разумеется. Должен с горечью заметить: нравы нынешних девиц совершенно не соответствуют идеалу мужчин и моим мечтам.

— Кстати, молодой человек, — кажется, Мариде хотелось засмеяться. — Молодой человек, мне бы хотелось узнать ваше имя.

— Кисс, к вашим услугам.

— Простите, но это, очевидно, кличка. Я спрашиваю про имя.

— Мне нравится подобное обращение — Кисс… — в голосе парня было нечто, что отбивало всякое желание обсуждать эту тему дальше.

— Что ж, пусть будет Кисс… — согласилась Марида. — Только вот кого-то вы мне очень и очень напоминаете…

— Каждый человек на кого-то похож, и оттого на свете сотни схожих людей.

— Разумеется… Скажите, а вы родом не из Валниена?

— Нет — отрезал Кисс.

— И все же, глядя на вас, я не могу отделаться от впечатления, что вы похожи на кого-то из моих знакомых…

— Госпожа, может, поговорим о более насущных вопросах — в голосе Кисса проскальзывали нотки неприкрытого раздражения. — Сейчас надо думать не о мифическом сходстве, а о том, как нам выйти отсюда.

— Да, разумеется… Я, и верно, сейчас думаю совсем не о том.

Так, мне пора вмешиваться.

— Вот что, мои хорошие… — я без разрешения влезла в их разговор. — Не знаю, как долго мы здесь задержимся, но хотя бы какое-то время сумеем передохнуть и перевести дух, а заодно подумаем и о том, что нам делать дальше.

— И вот еще что, молодой человек — вновь повернулась Марида к Киссу. — Должна сказать, что вы очень лихо справились с замком на этой двери. Я уж было стала опасаться, что нас заметят…

— Спасибо, только должен заметить, что подобное не составило для меня ни малейшего труда. Замок на этой двери даже не простой, а примитивный. Если честно, то меня подобное даже немного удивило. Раньше я всегда читал, что в таких местах, как это, используют другие запоры, куда более прочные.

— Вряд ли… — показала головой Марида. — В Нерге надо быть сумасшедшим, чтоб попытаться забраться в храм Сета для того, чтоб чем-то поживиться или же украсть какое добро… Хотя здесь же, в том месте, где хранятся деньги и ценности замки стоят, думается, далеко не простые.

— А что будем делать дальше?

— Ну, для начала продолжим осмотр того места, где мы оказались. Мышам надо знать, куда их загнали кошки…

— Что-что? — не поняла Марида.

— Не знаю, как вы, а я ощущаю себя кем-то вроде мышки, которая забилась в щель от преследующих ее котов. Кот где-то ходит, ищет беглянку, а она нагло спряталась чуть ли не за кормушку, из которой лакает молоко тот самый котяра…

Прошлись по нашему временному убежищу. Так, две угловые комнаты, причем узкое окно одной из комнат выходило на тот самый задний двор, откуда мы и пробрались в храм, а из второго окна была видна небольшая часть площади перед храмом, сейчас запруженную толпой. Что ж, хотя бы обзор неплохой… И не могу отделаться от впечатления, что то место, где мы сейчас находимся — нечто похожее на кратковременное безопасное место перед долгой и дальней дорогой…

Не ошибусь, если предположу, что и Марида, и Кисс испытывали сходные чувства. Ощущение временной безопасности было таким долгожданным, что каждый из нас чувствовал себя полностью опустошенным. Не знаю насчет Кисса, но когда мы с Маридой присели возле стены, то обе не заметили, как заснули…

Проснулись оттого, что Кисс, который, в отличие от нас, не спал, чуть дотронулся до наших рук. Открыв глаза, мы увидели, что он прижимает палец к своим губам — молчите, не шевелитесь, сидите тихо… И было, из-за чего: в замке проворачивался ключ… Пожалуй, нам сейчас лучше даже не дышать…

Судя по голосам, вошли двое. Один — молодой, тот самый храмовый служка, а у второго скрипучий ворчливый голос. Я его узнала — этот человек еще не так давно отчитывал служку за незапертую дверь в храм.

— Возьми вон те два стула — пробурчал ворчливый голос. — Тебе, лоботрясу, еще вчера было велено проверить, на всех ли приглашенных хватит стульев… Только вот нынешней молодежи лишь бы от работы отлынить… Это ты на своих ногах постоять можешь, и ничего с тобой не случится, а господам положено сидеть!

— Так ведь туда четыре стула надо отнести, а не два… — мальчишке не было никакого дела до чужого недовольства. Понятно теперь, отчего ворчит тот, что постарше — служка постоянно ему возражает, да и, судя по довольно настырному голосу, послушным человеком этого служку никак не назовешь.

— Так возьми еще два… — продолжал ворчливый голос. — Вон тот и тот.

— Они же тяжелые!

— Ничего, потрудишься во имя Великого Сета!

— Да не утащу я один эти все стулья! Они ж неподъемные…

— А ну, быстро вытащил их отсюда! Пусть стоят за дверями! Перетаскаешь стулья по одному до места…

— Куда, в зал?! Это ж сколько мне надо мотаться взад-вперед!..

— А кому еще вчера вечером было велено все подготовить, что господа остались всем довольны? Тебе лишь бы на кухне пропадать, да в кладовой со съестным прятаться, и, кроме этого, ничего не делать… Так что давай, исправляй свои огрехи! Вовремя надо исполнять то, что тебе старшие говорят. А ты не одно дело до конца не доделываешь!

— Ага… — послышался громкий звук, будто по дереву тащили что-то тяжелое. — Говорят мнеКто бы и что не творил, а потом я же всегда остаюсь виноватым… Да вы постоянно ворчите без остановки, и вечно требуете сделать то одно, то другое! Если все выполнять… — похоже, для мальчишки воркотня старика была чем-то привычным, и он на нее особо не обращал внимания.

— Поговори у меня еще…

— А хоть говори, хоть нет, от вас все одно слова хорошего не дождешься!

— Да ты чего стул по полу волоком тащишь, бесстыдник?! И стул сломаешь, и пол поцарапаешь!.. Что за молодежь пошла, все кое-как делает, ничего поручить нельзя!

— Как же, сломаешь эту тяжесть! Да этот стул пару слонов выдержит…

— А я сказал — взял стул в руки, и вынес его за дверь. Не надорвешься! Лень раньше тебя родилась… И чем тут пахнет?

— Да ничем не пахнет! Но если хотите, могу окна открыть…

Этого еще не хватало! Ведь если мальчишка подойдет к окну во второй комнате, то, без сомнения, нас увидит…

— Я те открою! — снова заворчал голос. — Еще чего: окна он распахнет… Ты, как видно, забыл, что во время праздников окна в храмах положено держать закрытыми… Никакой памяти у нынешней молодежи, не то, что в наше время… К тому же нам всем только что велели, чтоб во всем храме ни щелочки не осталось незакрытой! В городе объявились какие-то бандиты, вон что на площади учинили!..

— Да кто сюда полезет?!

— Это верно, но раз было сказано, то нам надо исполнять… Да неси ты, наконец, стулья, хватит болтать попусту!

— А я так и не понял, что произошло там, на площади?

— Не твоего ума дело, что там произошло… Просто нечестивцы захотели праздник сорвать, вот и устроили невесть что… Ничего, их отыщут, и вот тогда-то они поймут, что это такое — гнев Великого Сета!

Прошло еще немного времени, сопровождаемого ворчанием одного, и постоянными ответами другого — и дверь снова заперли. Фу-у, и тут нас не заметили. Вновь повезло…

— Кисс, — повернулась я к парню, — Кисс, какой же ты молодец, что не спал все это время! В отличие от нас…

— Кому-то всегда надо дежурить — пожал плечами парень. — Все же до спокойных мест мы еще не скоро доберемся…

— Кстати, молодые люди — вмешалась в наш разговор Марида, — кстати, должна признать, что я поражена. Не знаю, кто еще, кроме вас двоих, мог полезть в тюрьму Сет'тана… Расскажите подробней, как вы умудрились туда пройти. А рассказ Лии был таким коротким…

— Дамы, вы вдвоем поговорите, а я, с вашего разрешения, подремлю… — Кисс устроился поудобней у стены и прикрыл глаза. — Что-то я подразмяк, и не откажусь поспать часок…

За пару последующих часов я ответила Мариде на множество вопросов, а интересовало ее очень многое, да и слушать ведунья умела. Правда, ответить на некоторые вопросы я не могла — просто не знала, о чем идет речь…

— Итак, мой внук женился… — Марида довольно улыбнулась. — Замечательно! Значит, династия не прервалась и все было не напрасно…

— Марида, там, в тюрьме… — меня тоже кое-что давно интересовало. — Марида, что за странные вопросы ты мне задавала? Причем тут цвет когда-то сшитой мной рубашки или тот полузабытый разговор о запахе цветов?

— Девочка, меня уже не раз пытались обмануть — старая королева горько улыбнулась. — Ну, у колдунов на это были свои мотивы. И вдруг появляешься ты… О чем я могу подумать? Только о том, что это, возможно, очередная провокация. Оттого-то я и решила задать тебе такие вопросы, на которые, кроме тебя одной, никто не ответит. Видишь ли, как бы хорошо не готовили нужного человека, но всегда существуют мелкие детали, которые специально подготовленный человек все равно не сумеет дать верный ответ. Например, тот же разговор о запахе цветов — на него вряд ли правильно ответит тот, с кем этого разговора никогда не было. Вот я и решила сразу же проверить, ты это, или нет… Лия, я все еще боюсь проверить в произошедшее!

— Марида, я же все понимаю… Наверное, окажись я на твоем месте, тоже бы с подозрением отнеслась к кому-то из знакомых, окажись он внезапно на пороге моей камеры.

— Только вот как нам теперь из Нерга вырваться? — вздохнула Марида.

— Да, это вопрос… Ничего, Кисс проснется — может, все вместе что и сообразим.

— А кто он такой, этот парень?

До этого я ничего не сказала Мариде о прошлом Кисса — мне кажется, ему бы это не понравилось. Если сочтет нужным, сам ей скажет…

— Кисс… Это обычный парень, очень хороший человек.

— Хм… У меня такое впечатление, что мы с ним уже встречались раньше.

— Правильно, встречались. Тогда, ночью, на болоте, неподалеку от Большого Двора…

— Нет, не то. В тот вечер на болоте я его совсем не рассмотрела, а если честно, то даже не обратила внимания на этого человека. В моей памяти его облик совсем не отложился. Но сейчас смотрю, и не могу отделаться от впечатления, будто мы с ним встречались раньше…

— Вряд ли.

— У меня хорошая зрительная память.

— У него тоже. Но это вовсе не значит, что вы с ним родственники.

— Не спорю… А это что еще такое?

До нашего слуха донесся взвыв криков, рев людских голосов. Похоже, на площади перед храмом что-то происходило. Высокое Небо, что там такое?

Я едва тронула Кисса за плечо, как тот открыл глаза.

— Что случилось?

— На площади какой-то шум…

Мягким движением Кисс поднялся на ноги, и, неслышно ступая, подошел к окну. Вернее, не к самому окну, а встал немного сбоку, на небольшом отдалении, чтоб снаружи невозможно было рассмотреть, что внутри этой комнаты кто-то есть. И пусть в том окне отражалась не вся площадь, а только ее часть, но кое-что можно было увидеть. Ничего, нам достаточно и этого.

— Ну, что там происходит?

— На площадь пришла та самая процессия, которую мы с вами едва не сорвали. Надо сказать, она заявилась сюда с достаточно большим опозданием. Как видно, все участники того действа более или менее пришли в себя, и решили не нарушать традицию из-за инцидента перед цитаделью. Сейчас будет принесение жертв, а затем процессия направится к следующему храму.

— То есть…

— То есть жертвоприношение происходит лишь перед самыми большими храмами, и тот, в который мы забрались, как раз относится к их числу.

Я подошла к Киссу, да и Марида приблизилась к нам. Ничего, отсюда неплохо видно всем троим. Да, впечатляет…

Первое, что бросалось в глаза — это огромное число стражников, идущих вдоль всей процессии едва ли не сплошной цепью. Так, и без того немалое количество стражи, что было при процессии не так давно, сейчас увеличено, по меньшей мере, вдвое. Как видно, нас опасаются. Хм, пустяк, а приятно…

Впереди процессии шли музыканты, дети, раскидывающие во все стороны цветы, еще какие-то люди в праздничных одеждах — как я понимаю, местная аристократия… Затем, на роскошных повозках, больше напоминающих колесницы, появились люди в черных плащах. Очевидно, члены конклава… Затем от череды тянущихся за колесницами темных плащей у меня зарябило в глазах… Сколько же их здесь, этих колдунов?! Много, и даже очень… Если честно, то подобное производит жутковатое впечатление…

Потом вели животных, и, надо признать, очень красивых животных: белоснежные быки с золочеными копытами и рогами, лошади с гривами, увитыми лентами, быки и овцы с необычной серебристой шерстью, еще какие-то звери, названия которых я не знала… Потом вновь музыканты, дети с цветами, крики…

Мне все это порядком надоело, и я отошла от окна, и села на пол. Не знаю, как к таким зрелищам относятся Кисс и Марида, а мне не по душе смотреть на празднества колдунов. Лучше спокойно посижу в сторонке, а если этой парочке интересно — пусть смотрят.

Но долго отвлекаться не получилось. Крики внизу раздавались все сильней и громче. Такое впечатление, что толпа внизу уже не кричала, а бесновалась. Время шло, но ничего не менялось, крики становились только сильнее и громче… Да что там такое?

Снова встала, подошла к окну. Так, торжественная процессия, похоже, уже уходит с площади перед храмом. Я успела увидеть, если можно так выразиться, всего лишь хвост того самого шествия. Последние стражники, охраняющие колдунов, скрываются с наших глаз за домами и строениями, а толпа все кричит, чуть ли не ревет, и не думает утихать. Более того — беснуется все сильней и сильней. Да что там происходит с людьми, раз они чуть ли не с ума сходят?

Такое впечатление, будто люди, стоящие на площади, куда-то рвутся, и в эту бурлящую людскую толпу невесть откуда летят непонятные красные куски, и вот именно из-за этих падающих кусков постоянно вспыхивают драки… Каждый их находящихся на площади пытался схватить себе хоть один из этих постоянно падающих откуда-то бесформенных предметов, одновременно с тем грубо отталкивая от заветных красных пятен стоящих рядом людей… Почти всегда в один и тот же кусок одновременно вцеплялось по нескольку рук, а там уж кто у кого сумеет отвоевать свое… То и дело в ход шли кулаки, вспыхивали драки, притом люди совсем не церемонились друг с другом…

— Что там такое?

— Не скажу, что очень аппетитное зрелище… — скривил губы Кисс.

— И все же?

— Сейчас перед храмом зарезали… вернее, принесли в жертву, нескольких животных. Не скажу, сколько именно — нам отсюда не видно, но, кажется, по паре лошадок, быков, баранов и еще кого-то…

— А отчего толпа внизу с ума сходит? Такое впечатление, будто у всех, кто находится на площади, временное помешательство… И что такое кидают в толпу? Или бросают…

— Дорогая, что значит — бросают? Ее осеняют благодатью… Вернее, благодать делят…

— Ты можешь не ехидничать, а хоть один раз ответить нормально?

— Все для вас, моя дорогая… То самое и падает — куски тел жертвенных животных. Эта процессия… Она обходит несколько храмов Великого Сета, и перед каждым из этих храмов при большом скоплении народа приносятся жертвы. Видела, наверное, тех животных, что ведут в процессии? Вот именно их и забивают на виду у толпы, собравшейся перед храмом. Ну, потом процессия отправляется дальше, перед другими храмами хвалу Сету воздавать, и скот резать. А туши здесь остаются.

— Ну и…

— Ну и сейчас внизу, перед входом в этот храм, на том самом деревянном сооружении, что воздвигли недавно, перед самым праздником — там стоит десятка полтора рубщиков… а, извини, опять ошибся! Я хотел сказать, что внизу находятся жрецы из этого храма, причем из числа тех, кто умеет шустро махать топором. В данный момент туши убитых животных прилюдно рубятся на куски, и их, эти самые куски, бросают в толпу. Все очень просто. Считается, что тот, кому достанется кусок жертвенного мяса, получает и благодать Великого Сета. Ну, еще там грех какой-то с его души снимается, или что-то вроде того. Короче, идет отпущение грехов. Вон, видишь, как люди стараются снять все накопившееся дерьмо со своей души? Так стараются, аж жуть берет! Видно, много чего набралось за один только год… Некоторые, наиболее шустрые (или, скорей, наиболее грешные), пытаются успеть на две-три такие вот церемонии, чтоб мяса урвать побольше. Видишь, как дерутся, пытаясь выдрать у соседа эти обрубки, которые кидают в толпу? Убить друг друга готовы из-за кусков окровавленной плоти. Кстати, некоторых и убивают… А об искалеченных я уже не говорю. Погоди, когда все разойдутся, на площади останется немало увечных и бездыханных — благодать Великого Сета дешево не достается.

— А зачем им мясо?

— Лиа, не задавай глупых вопросов! Есть, конечно. Эту шмякнувшуюся с помоста благодать варят, жарят… Можно даже коптить впрок. Правда, некоторые фанатики глотают мясо сырым — считают, так лучше, ближе к тому, как поступает со своими жертвами Великий Змей. Ну, это уже кому как, дело вкуса…

— Но там же происходят самые настоящие драки из-за этих жалких кусков мяса!

— Бывает, случаются и побоища… — подала голос Марида, которая до того лишь молча смотрела на вопящую толпу. — И тут уж не думают, жалкий тот кусок, или нет. До меня как-то донесся обрывок разговора охранников, которые обсуждали приближающийся праздник. Так вот, по их словам, в прошлом году в таких вот драках на площади погибло несколько сотен человек, а счет увечным и покалеченным шел на тысячи. Только их никто не считал…

Да, то, что сейчас творится под окнами, по-иному, как схватка, и не назовешь. Те, что стояли далеко от помоста, и до кого не долетали капающие теплой кровью куски мяса, пытались по мере своих сил и возможностей протолкаться как можно ближе к центру, и суметь схватить себе хоть немного из разбрасываемых жрецами кровавых ошметков. Те же, кто успел ухватить себе по нескольку кусков еще чуть трепещущего мяса, пытались выбраться из толпы, только вот подобное ту них выходило не всегда. К тому же тех, кто выбирался из толпы, прижимая к себе окровавленные и истрепанные куски мяса, частенько встречали те, кто не мог, или же не хотел влезать в толпу. Тут уже начинался самый обычный грабеж, сопровождаемый жестокими драками.

— Высокое Небо, когда же это прекратиться?! — от того зрелища, что разворачивалось перед нашими глазами, становилось тошно. — Ведь там же люди, но они просто звереют! Выдирают друг от друга эти самые куски так, что смотреть противно! Будто от голодной смерти спасаются!..

— А ты не смотри — здоровей будешь… — Кисс, как обычно, был презрительно-невозмутим.

— Пожалуй, ты прав… — я отошла от окна, а перед глазами все стояли жуткие картины, которые только что разворачивались перед моими глазами: мужчина, сумевший ухвативший несколько кусков мяса, и сунувший его в мешок, попытался выбраться из толпы, но этот мешок у него выдрали из рук, перед тем хорошенько ударив мужчину по голове, а потом схватка пошла уже за выпавший мешок… Старик, выдирающий из рук мальчишки совсем небольшой кусок мяса, но перед тем ударив парнишку тяжелым костылем по спине — нечего сопротивляться… Пяток озверевших мужчин, которые уже и забыли, из-за чего у них завязалась драка, но бьющиеся друг с другом не на жизнь, а на смерть, и уже их кровь разлетается чуть ли не по сторонам…

Все, хватит, не хочу больше смотреть на этот кошмар! И не приведи, Светлые Небеса, самой оказаться среди той озверевшей толпы! Пусть даже случайно…

— Кисс, а почему бы нам было не спрятаться где-то в другом месте? — сама не знаю, отчего у меня вырвался этот вопрос. Наверное, допекло то зрелище, что сейчас разворачивается под окнами, и я хотела поговорить о другом.

— Где именно? — Кисс не отрывал взгляда от окна.

— Допустим, мы могли забраться в какой-нибудь заброшенный или полуразрушенный дом — я видела немало таких. Или можно было бы залезть на крышу одного из высоких домов, каких тут хватает — крыши тут удобные, покатые… Пролежали бы на ней день, а ночью постарались бы выбраться из города…

— МКстати, мысль о том, чтоб пролежать день на крыше не толькоак и глупа, но абсолютно неосуществима — повернулся ко мне Кисс. — Я не говорю о том, что на той крыше нас бы здорово изжарило солнцем… Дело в ином: над городом постоянно летают птицы, и я вовсе не уверен в том, что хоть одна из этих пташек не обладает способностями передавать то, что видит, кому-то из людей — ну, там, колдунам, или же тем, кто за этими птицами ухаживает. А насчет того, где еще можно спрятаться в этом городе… Нигде. Да я больше чем уверен, что сегодня же, кроме стражников, для наших поисков будет привлечен… назовем своими словами — будет привлечен весь преступный мир как Сет'тана, так и его окрестностей. Для этого у колдунов, можно не сомневаться, есть и кнут и пряник… В общем, если те присоединятся, то перероют весь город, заглянут в каждый угол и выметут все щели, вплоть до последней. Именно оттого, как это ни странно звучит, мы здесь находимся в куда большей безопасности, чем в каком-нибудь полуразрушенном доме с парой запасных выходов…

— И что мы будем делать дальше? Ведь отсюда надо каким-то образом выбираться… Может, покинем храм ночью, в темноте доберемся до городской стены…

— Ну, до стены надо еще суметь дойти, да и перелезть через нее весьма непросто.

— А что ты предлагаешь?

— Пока не знаю. Есть у меня одна мыслишка, но она мне не очень нравится. Так что будем думать — все одно другого занятия у нас пока что нет.

Ну, думать — так думать, хотя мне, честно говоря, пока ничего в голову не лезет…

И еще мы не удержались: съели все яблоки, которые подобрали на улице, причем проглотили их вместе с семечками — нечего добром раскидываться. Марида — та уже давно не ела ничего подобного: в тюрьме Нерга бывшую королеву отнюдь не баловали не то что разносолами, но вообще держали впроголодь — чтоб впредь умней была. Что касается нас, то, увы — мы тоже ничего не ели с того самого времени, как пошли к Тритону продавать камни. Как видно, тот решил не расходовать провиант на тех, кому и так осталось жить недолго. Да и за весь сегодняшний день кроме воздуха, да питьевой воды в лаборатории колдунов, у нас во рту ничего не было.

За весь оставшийся день Кисс и Марида еще несколько раз подходили к окну, правда, делали это со всеми предосторожностями. Через какое-то время толпа перед храмом поредела, но это произошло лишь ближе к вечеру. А до того на площади долго стучали топоры — жрецы разбирали и разрубали помост, на котором днем происходило жертвоприношение. Оказывается, верующие разбирали даже деревянные куски со следами крови жертвенных животных.

Правда, радовало уже то, что разрубленное дерево не бросали в толпу, а сваливали в одну кучу — кто хочет, пусть подходит, и забирает сам, кому и сколько нужно… Однако драк и шума хватало и здесь. Как сказала Марида, обычно куски дерева со следами крови жертвенных животных хранятся в домах людей до следующего праздника — считалось, что Великий Сет будет весь этот год благосклонен к таким семьям…

Позже, когда на Сет'тан опустились сумерки, мы вновь сидели у стены. В эту кладовку никто не заходил, хотя мы несколько раз слышали, как открывают соседнюю дверь. Интересно, что такое там хранится? Надо бы узнать, только вот не хочется понапрасну рисковать, выглядывая за дверь… Пока что надо признать — нам очень повезло, что мы забрались именно сюда.

— Лия, я все хочу спросить тебя, но не решаюсь… — Марида сидела рядом со мной. — Вот ты пошла за мной в тюрьму… Но твои приступы…

— С ними я справляюсь.

— Лия, это невозможно. Ни один эрбат не в состоянии контролировать свои приступы. Иначе многое в их жизни было бы иным…

— Дорогая моя ведунья, это все оказалось не так и сложно. Вернее, не так сложно для меня…

Пришлось рассказать Мариде о том, что я научилась брать под контроль свои приступы, хотя это не совсем верное слово. Просто когда я чувствую, что на меня накатывает очередная черная волна, то я как бы сливаю всю эту воду куда-то в сторону, причем в последнее время я даже не замечаю, как проделываю подобное. Можно избавляться от всей черной воды разом, а можно оставлять себе немного. Так на всякий случай…

Избавляться от накатывающей на меня черной волны оказалось так же просто и естественно, как ходить, дышать… Конечно, возможно, причиной всего этого являются те знания, что много лет назад заложил в меня тот колдун, Канн-Хисс Д'Рейурр, или же дело в самом ритуале эценбата, который превращает человека в батта — ведь не просто же так колдун внес в тот ритуал какие-то изменения… Не знаю, и, если честно, то и знать не хочу. Только вот как снять с себя последствия этого ритуала — не знаю…

— Интересно — протянула Марида, — очень интересно… Я о таком никогда раньше не слыхивала. Давай угадаю… Ты по-прежнему хочешь посетить Храм Двух Змей? Еще и за этим в Нерг пошла?

— Верно. Но, боюсь, это невозможно…

— Можешь не сомневаться — для тебя посещение Храма Двух Змей полностью исключено. Там сразу определят, что твои возможности в корне отличны от остальных: к несчастью, в том месте дураков нет, да и насмотрелись тамошние колдуны на самых разных баттов, знают, кто и на что способен… Так что если ты в тот храм войдешь, то вывезут тебя оттуда одурманенной, в железной клетке и, кроме цепей, на тебя будет наложено десятка два заклинаний — чтоб не вздумала бежать, и была не в состоянии это сделать…

— Да, невесело…

— Кто бы спорил…

— Тогда зачем же ты говорила, что мне могут помочь только в Храме Двух Змей?

— Так кто же знал, что у тебя…

— Милые дамы! — вновь в мешался в наш разговор Кисс. — Вновь вынужден просить вас сбавлять тон — все же мы тут прячемся, а не вступаем в громогласный спор.

— Лия, милая — чуть ли не зашептала Марида. — Если только выберемся из Нерга, то обещаю, что сделаю все…

— Ладно, потом разберемся…

Когда стемнело, на площади перед храмом зажгли что-то вроде больших факелов. Еще темноту кое-где разгоняли слабые огоньки в окнах домов, расположенных по краю площади, но они, эти огни, едва светились, и их было совсем немного. Площадь к тому времени уже почти полностью опустела, по ней лишь кое-где прохаживались вооруженные стражники. Тихо… В храме тоже тишина, тем более, что после вечерней молитвы почти все куда-то ушли.

— Интересно, почему на площади никого нет? — повернулась я к Мариде и Киссу.

— Все на площади перед главным храмом- там, где сейчас приносят жертвы. Человеческие.

— А главная площадь — это…

— Там мы с тобой еще не были. Сейчас в том месте набилось столько людей, желающих поглядеть на чужую смерть — яблоку негде упасть. А вот что касается того, кого приносят в жертву… Для этого на рынках по продаже рабов весь год посланцы жрецов специально отбирают самых красивых женщин и мужчин, из пленных — самых смелых воинов или попавших в неволю знатных аристократов… В общем, всех тех, глядя на кого, все остальные люди могут лишь завидовать красоте и совершенству, а заодно испытывать чувство непонятного удовлетворения оттого, что все эти прекрасные люди будут убиты, а вот они, те, кто смотрит на эту бойню — они останутся живы… Для этого дела денег не жалеют — скупают людей сотнями, а то и тысячами. Считается, чем красивей, знатней или сильней будет тот, кого бросают на жертвенный камень, тем благосклонней Великий Сет будет относиться к своим последователям. За год всегда накопят нужное количество тех, кого прилюдно намерены зарезать ни за что, ни про что. В конце праздников не брезгуют даже казнить заключенных на жертвенном камне — считается, чем больше людей в праздничные дни будет принесено в жертву, тем благодарнее Великий Сет начнет относится к Нергу и к тем, кто наблюдает за смертью людей…

— Погодите! — мне стало страшно. — Надеюсь, вы не хотите мне сказать, что…

— Нет, нет! — замахала руками Марида. — Нет, что ты! Убитых людей в Нерге никто не ест, все же тут обитают не дикари! Ну, не совсем дикари… Вряд ли кто из зрителей начнет грызть тела принесенных в жертву людей. Впрочем, если кто-то впадает в религиозный экстаз, то вполне может сделать нечто подобное — такое уже случалось…

— Ужас…

— На площади сегодня происходит нечто другое, тоже, знаешь ли, весьма неприглядное… У убитых вырезают сердца, и по окончании праздников их, эти сердца погибших людей, развозят по храмам Нерга, а там их отдают змеям, что обитают в тех самых храмах. Вот и посчитайте, сколько человек каждый год убивают на площади Нерга, и только для того, чтоб осчастливить Великого Сета. Причем пускают под жертвенный нож большей частью молодых и красивых людей…

— Высокое Небо…

— Да, оно уже давно взирает на творящиеся здесь безобразия… Только вот ничего не меняется.

Да уж, подумалось мне… Какая гадость, какой ужас!.. И колдуны, как и многие жители Юга, называют себя просвещенными и развитыми людьми, свысока поглядывая на те страны, что лежат за Переходом, и называют их отсталыми и дикими! Дикость — это то, что мы сейчас видим перед своими глазами. А колдуны вовсю желают принести подобное не только за Переход, но и распространить свою жестокую веру по всему свету, жаждут захватить мир… Нет, только не это!

После полуночи на площади вновь появился народ — это с чувством выполненного долга верующие возвращались домой после церемонии принесения жертв — как видно, на сегодня эта часть жуткого представления закончилась ко всеобщему удовлетворению. Да уж, было бы на что смотреть… Многие были возбуждены, другие же наоборот, спокойны — что ж, каждый из нас по-разному реагирует на смерть себе подобных… Правда, народ быстро разошелся по своим домам — все же в Нерге не принято ночами ходить по улицам, пусть даже эти гулянья проходят в праздничные дни. И снова на площади воцарилась тишина. До следующего дня.

Мы с Киссом по очереди дежурили всю ночь, но, к счастью, никто больше не открывал дверь в наше убежище — как видно, никому не понадобилось ничего из хранящегося здесь добра. Но вот в самом храме после полуночи вновь стали появляться люди. Как видно, после того, как на главной площади закончились жертвоприношения, в храм вернулись жрецы, и сейчас в здании спали не все. Более того: в храм наведывались гости. Я не раз видела, как по направлению к задним дверям храма подъезжали всадники, да и сама дверь, через которую мы пробрались, отпиралась не раз. Конечно, эта самая дверь использовалась в основном храмовыми слугами да распределителем по хозяйству, но, тем не менее, несколько раз на той лестнице, ведущей наверх, мы слышали властные голоса, которые никак нет могли принадлежать церковным служкам.

Очевидно, предположила Марида, те, кто приезжают в храм, не хотят, чтоб их видели посторонние, или же просто не хотят привлекать к себе внимания — и мало ли какие могут быть причины для подобного… Все же храмы в Нерге, кроме мест поклонения, являются еще и местом пересечения интересов самых разных группировок сильных мира сего, так что мало ли какие проблемы надо обсудить ночной порой, вдали от чужих ушей…

Рассвело, и площадь вновь стала заполняться народом. Что ж, мы тут пересидели ночь, чему очень рады, но отсюда надо уходить. Только вот куда и как? В голову ничего толкового не шло, все лезла какая-то ерунда, и, что самое интересное — все мысли были связаны только с едой. Кажется, что бы сейчас не отдала за хороший кусок жареной рыбы или курицы… Можно еще горячего супчика… Ой, хватит, а то еще облизываться начну!

— Подруга, а с чего это у тебя на лице появилось такое мечтательное выражение? — как обычно, Кисс тут как тут. — Неужели так хочется вцепиться зубами в куриную ножку?

Хм, в очередной раз убеждаюсь в том, что пытаться спрятать хоть что-то от Кисса — пустое дело. Он меня насквозь видит…

— Я бы сейчас много от чего не отказалась. Даже от жареной кошки. Вернее, кота…

— Это ты меня имеешь в виду? Дорогая, с ужасом слышу, что вдобавок ко всем своим недостаткам вы еще страдаете каннибализмом… Всеблагой, с кем я делю кров и рядом с кем закрываю глаза?! Похоже, разговоры у костра о далекой Афакии подействовали на вас куда сильнее, чем можно было предположить!

— Да ну тебя! Кисс, ты вечно все сводишь к шутке!

— Дорогая, поверь — так легче жить!

— Кисс, мне бы хотелось задать тебе немного странный вопрос, касающийся твоего прошлого… Не сердись и не удивляйся — мне просто хочется знать…

— Ну?.. — а сам подобрался, ждет какой-то подвох.

— Я о том сером котенке, которого ты подобрал в детстве… Что с ним было дальше?

— А… — тут я увидела, как Кисс ненадолго растерялся. — Надо же, как много тебе Койен рассказал!

— Нет, он рассказал немного. И далеко не все. Просто мне сейчас отчего-то вспомнилась своя кошка, домашняя… Она, кстати, тоже серого цвета. Мышей ловила хорошо, только вот ласковой ее никак не назовешь. Чуть диковатая…

— Ну, он, мой серый котенок… Тогда к нам обоим как-то сразу прилипли те клички, что дали обоим. Я — Кис, он — Киса, хотя на самом деле это была не кошка, а кот. Настоящий друг. Мышей, кстати, тоже ловил неплохо, и крыс давил — только пока. И тоже ни с кем, кроме меня, не был особо ласковым. Ты знаешь, он за мной всюду ходил, как верный товарищ, да и мне было не по себе, когда его не было рядом. Почти родное существо. Можешь не верить, но иногда он защищал меня не хуже собаки — кошачьи зубы и когти могут быть не менее опасны, чем собачьи клыки. Мы с ним были неразлучны пять лет…

— А потом?

— А потом он чем-то траванулся, и я ничего не мог сделать, чтоб спасти его. Наверное, бедняга случайно проглотил отраву для крыс… Я похоронил его неподалеку от дороги — там рос удивительно красивый куст белой акации, весь покрытый цветами. Вот там-то, под этим кустом, я и вырыл ему могилку… С той поры, как только вижу цветущую белую акацию, все время вспоминаю своего кота. Помню, ревел я по нему так, как только плакал по… Все, воспоминания окончены!

— Ладно — покорно согласилась я и посмотрела в окно, выходящее на двор. Там стояла роскошная карета, запряженная четверкой лошадей. Кажется, сюда недавно приехал кто-то из тех, кто занимает высокое положение в здешней иерархии. Интересно, сколько времени там уже стоит эта карета? Что-то мы расслабились, и перестали обращать внимание на то, что творится за окнами, а ведь эту карету должно сопровождать, по меньшей мере, несколько охранников. А ну как и им понадобятся стулья, чтоб посидеть?

На всякий случай разбудили Мариду, точнее, стоило только дотронуться до ее плеча, как она открыла глаза.

— Что такое?

— Все в порядке, но, на всякий случай, нам всем стоит быть на ногах Мало ли что…

Но долго объяснять что-то старой ведунье нам не пришлось. Даже через дверь мы услышали властный мужской голос, резко выговаривающий кому-то. Голос доносился сверху, а там, как мы поняли, находился кабинет настоятеля, или кого-то из обличенных властью.

— … И слушать ничего не хочу — туда ему и дорога, согрешившему! Мой племянник поступил правильно, и я не желаю слышать твоих стенаний! Что же касается лично тебя… Сама должна понимать: каждый мужчина желает сменить старую кобылу на молодую, полную сил и здоровья. Разве ты, неблагодарная, плохо жила все эти годы? Тебе завидовали все, без исключения, в том числе и твоя чванливая родня, а ты оказалась недостойна чести быть женой такого человека! И не надо изображать передо мной умирающую, а вместе с тем разыгрывать и великие страдания, которые ты будто бы испытываешь! За свою долгую жизнь я достаточно насмотрелся на самых разных притворщиков.

Невнятный голос женщины, и вновь гневная отповедь мужчины:

— Я уже сказал: не надо жаловаться мне на свои недомогания! А если же ты действительно нездорова, то запомни: мужчине нужна молодая, полная сил женщина, а не старая развалина… На счастье, здоровых и сильных женщин хватает. А что касается этого мерзкого мальчишки, из-за которого ты ревешь уже который день подряд… Что ж, скули и вой, если больше заняться нечем. Ты, хотя и являешься аристократкой древнего рода, но не сумела достойно воспитать своего глупого сына! Да, он был глуп и не похож на достойного продолжателя рода, жил в своем мире и не обращал внимания на общепринятые правила! Какой стыд — иметь такого никчемного родственника!.. Что ты сказала? Домой? Разумеется, поедешь, но только после того, как карета отвезет меня туда, куда я намеревался ехать. Мне вообще непонятно, как ты набралась наглости и осмелилась заявиться сюда в карете, которую прислал за мной племянник. Какая дерзость! Теперь придется гонять карету туда-сюда, и все из-за тебя… Эй, отведите ее… Да не в храм — этой женщине нечего там делать: не хватало еще, чтоб она перед всем храмом слезы лила в три ручья, и позорила своим поведением достойную семью! Где у нас сейчас есть свободное место, чтоб жена моего племянника смогла посидеть и подумать о своих прегрешениях?

— Кладовая с мебелью или с одеждой… — а это уже знакомый ворчливый голос того мужчины, что время от времени дает трепку храмовому служке.

— Вот пусть она посидит в кладовой с мебелью — самое место для уединения. Ну, а я… Уж так и быть: когда меня довезут до нужного места, я отправлю карету назад, за этой женщиной — пусть отвезут и ее, бесстыжую, домой. Но я все равно сообщу моему племяннику о поступке его жены, выходящем за все рамки пристойного поведения.

Так: кладовая с мебелью… Как я понимаю, речь идет о том месте, где сейчас прячемся мы. Невесело… Хорошо еще, что ключ не стразу вставили в замок, и мы успели спрятаться все в том же месте, за горой подушек.

Чуть заскрипев, дверь открылась. Шаги по смежной комнате…

— Госпожа, в этой комнатке… — а скрипучий голос полон искреннего уважения.

— Я все вижу. Оставь меня одну… — ответил ему голос женщины. Надо же, так говорят смертельно уставшие люди.

— Госпожа, тут запах… Но нам запрещено открывать окна…

— Я знаю…Прости, но я хочу остаться одна.

— Слушаюсь… — шаркающие шаги в сторону двери. Однако, перед тем, как выйти, мужчина задержался на пороге. — Я… Я искренне сочувствую вам, госпожа…

— Спасибо. Похоже, что в этом гадючнике только один может называться человеком — это ты.

Мужчина вышел, прикрыв за собой дверь, а женщина вошла в ту комнату, где были мы. Сквозь небольшой просвет в груде подушек, за которыми мы прятались, я наблюдала за ней. Женщина, будто ничего не видя перед собой, и держась рукой за стену, дошла до кипы аккуратно сложенных кусков ткани (кажется, это были занавеси), и тяжело опустилась на них. Можно сказать, рухнула…

Дышит тяжело — похоже, даже эти шаги дались ей совсем нелегко, хотя по возрасту женщина совсем не старая. По виду ей лет тридцать пять, может, тридцать шесть, не больше. Но как же она измучена! Если б не такое отчаяние и горечь на ее лице, то я сочла бы женщину очень привлекательной. Красивые холеные руки с ухоженными ногтями, гладкая кожа на лице, дорогая одежда, множество красивых украшений немалой цены… Да и та карета, в которой приехала женщина, говорит то том, что, без сомнений, эта молодая женщина относится к самым высшим слоям общества Нерга.

Сейчас женщина сидела как раз напротив нас, закрыв глаза и упираясь спиной в стену. Если бы тот мужчина с ворчливым голосом вошел сюда, то он, конечно же, заметил бы нас, но сейчас нас легко может увидеть и женщина, как только она откроет глаза.

Что делать? Койен, отзовись! Может, подскажешь, что нам делать, хватит молчать! Ну наконец-то отозвался!.. Что-что? Не поняла…А, ясно! Ну надо же…

Тронула за руки Кисса и Мариду — все в порядке, я знаю, что делаю… Встала, прошла несколько шагов, и встала напротив женщины. М-да, плохо дело… У нее аневризма аорты, но, вообще-то, с этим заболеванием она могла бы жить еще долго. Только вот недавно кто-то сторонний уже вмешался в течение болезни. Тот человек не стал лечить, а наоборот — подтолкнул развитие болезни, причем сделал все, чтоб жить этой женщине осталось всего ничего. Даже не дни — часы. Скоро стенки аорты истончатся окончательно, и тогда — все… А сейчас у бедной женщины от невыносимой боли просто-таки раскалывается голова… Попробовать полечить? Не знаю, вряд ли получится. Надо хотя бы снять головную боль…

Женщина с трудом открыла глаза, глядя на меня. А ее лицо спокойно, хотя не сомневаюсь, что она искренне удивлена, а перед ее глазами все расплывается, в том числе даже я, стоящая перед ней — такая головная боль не позволяет сосредоточиться.

— Погодите немного… — тихо сказала я. — Скоро вам станет легче…

Я сняла только боль. С остальным… Даже не знаю, имеет ли смысл лечить. Пожалуй, это бесполезно…

Женщина вновь закрыла глаза, и посидела так какое-то время. Когда же она вновь посмотрела на меня, было заметно, что ней полегчало.

— Кто вы? А, впрочем, можете не отвечать… Мне говорили о вас… Глаза у вас действительно красивые. Синие, я таких еще не видела… А где же второй?

— И я здесь — рядом со мной появился Кисс. — Искренне рад вас видеть. Только говорите, пожалуйста, потише…

— Да, конечно… Надо же, у вас, и верно, почти прозрачные глаза… А…

— Если вы имеете в виду меня, то и я здесь — Марида тяжело встала с пола.

— Ваше Величество, прошу прощения за то, что не приветствую вас, как положено, стоя. Извинением мне может послужить лишь то, что сейчас я в таком состоянии, что боюсь упасть сразу же, как только поднимусь на ноги.

— Ваши извинения излишни. Сейчас нам всем не до пунктуального исполнения этикета.

— Благодарю… В свое время вы знали моего отца, барона Сенье.

— Барон Сенье… Да-да, припоминаю. Барон однажды был представлен к двору Харнлонгра. Значит, вы — Авита, его дочь?

— Совершенно верно, Авита. Вернее, то, что от нее осталось… Как видите, брак, заключенный по политическим интересам, не привел ни к чему хорошему…

— Как себя чувствует ваш достойный отец? — надо же: если кто со стороны послушает, то решит, что Марида ведет светскую беседу.

— Увы, он очень болен. Годы, знаете ли, берут свое…

— Мне искренне жаль слышать подобное…

— Благодарю… Сегодняшней ночью в нашем доме было настоящее собрание сторонников моего мужа. Ну, место у нас надежное, охраняемое, так что они особо не стесняются, и мне удалось услышать многое из их разговора. Я вообще часто слышу то, о чем они говорят, и знаю многое из того, что женщине знать не положено… Должна сказать вам всем, что вы — молодцы! — губы женщины тронула чуть заметная улыбка. — Надо же до такого додуматься — спрятаться в этом месте!.. Представляю, как завизжит кто-то, когда узнает, что вы отсиживались здесь, у них под носом!.. А они все равно узнают, рано или поздно… И я никак не ожидала увидеть вас тут… Хотя, нет, вру: кого-то я хотела здесь увидеть… Больше того: знала, что встречу в этом месте одного из тех, кто был с моим сыном в тот час, когда его убили…

— Знаешь, кто эта дама? — повернулась я к Киссу. — Это мать Стихоплета, того мальчишки-поэта, которого убили на рудниках. Помнишь, тогда погибли трое: Хранитель, Евнух и Стихоплет. Так вот, Стихоплет — сын этой женщины…

— Вот как? — Кисс был искренне удивлен. — Да, кажется, Гайлиндер говорил, что отец того юного поэта — один из членов конклава.

— Мой муж… — прошептала женщина. — Будь он проклят! Каждый день с того времени, как он своей властью услал сына на рудники, я молила его вернуть мальчика домой, но он… Сказал — нет! Такой сын ему не нужен. Или полное подчинение, или пусть там, на рудниках, и остается… Говорит, что всегда сможет обзавестись новыми сыновьями, если с этим что-то случится… Мой мальчик… Он был не похож на остальных, и это злило многих. Мальчик любил стихи и умел их сочинять. Еще мой сын не понимал занятий отца, и было чуждо все, чем тот занимался. А этот человек, тот, кого называют моим мужем… Всю жизнь диктовал свою волю мне и нашему сыну, и продолжает заниматься этим даже после смерти мальчика… Он даже не позволил мне похоронить сына, или хотя бы проститься с ним! Сказал, что нашему мальчику и так оказали большую честь: не сбросили в овраг, а закопали вместе с остальными погибшими на заброшенном деревенском кладбище. Муж прямо заявил: жалеет, что рядом со скверным мальчишкой нельзя закопать и меня… Он уже приглядел себе новую жену, и ему надо срочно избавиться от меня как от старой, поношенной одежды… Это заболевание, которым я мучаюсь — им страдают многие люди в моей семье, и с этой болезнью можно прожить долгие годы, но после того, как я узнала о смерти сына, то поняла, что жизни у меня почти не осталось. Болезнь обострилась… Это ведь мой муж постарался, верно?

— Да, — кивнула я. — Тут есть стороннее вмешательство…

— Я в этом не сомневалась… Так вот, сегодня ночью ко мне приходил мой сын, сказал, что мы с ним вот-вот встретимся… Такое частенько происходит перед тем, как кто-то должен умереть: к тому человеку по ночам приходят те, кого он любил, и кто любил его… Кроме того, мой мальчик сказал, что сегодня я должна посетить этот храм. Знаю, что он направил меня сюда не просто так… Как погиб мой сын?

— Он пытался вырваться на свободу. Вернее, не он один…

— Расскажите, как это произошло… Вы же там были!

— Да, были… Но все произошло так быстро…

— Но ведь хоть что-то вы должны были видеть!

Я оглянулась на Кисса. Что там произошло? Все случилось так быстро… Не знаю, что и сказать, ведь я того парнишку-поэта совсем не рассмотрела. Прошлась по своей памяти, разматывая ее, словно свернутый в рулон кусок ткани. А если…

— Дайте вашу руку — сказала я женщине. — И закройте глаза. И запомните: что бы вы не увидели — молчите. Одно ваше слово — и все пропадет…

Не ожидала, но… Надо же, у меня получилось!

… И вновь перед моими глазами появились низкие своды подземных выработок, освещаемые лишь светом факелов, проходящие мимо нас скованные люди, схватка с охранниками, Гайлиндер, рассказывающий о погибших, и он же, читающий отходную молитву над павшими… Такое впечатление, будто я со стороны наблюдаю за происходящим…

Открыв глаза, я увидела, что женщина беззвучно плачет. Понимаю, я видела слишком мало, а погибшего парнишку совсем не рассмотрела… Ладно, попробуем по-другому…

— Кисс, присядь рядом, и дай мне свою руку. Постарайся хорошенько вспомнить ту схватку в рудниках, когда убили Стихоплета… Матери надо увидеть своего сына…

… Снова перед моими глазами замелькали картинки из прошлого, только вот в этот раз я увидела схватку глазами Кисса. Вот бежит один из охранников, Кисс вступает в бой… Закованные люди наседают на охранника — как видно, он был жестоким и безжалостным человеком, раз нападавшие настолько сильно хотят с ним посчитаться… А охранник, судя по всему, человек опытный, и оружием владеет умело. В одной руке у него — меч, в другой — короткий кинжал. Мелькает оружие — не подойдешь… Но такое впечатление, что закованным людям до его оружия нет никакого дела…

А вот и Стихоплет… Ясно увидела задорное юное лицо — совсем мальчишка! И еще внешне он очень похож на лицо той женщины, что сейчас сидит перед нами… Вот он схватил тяжелый камень с земли, поднял его над головой… Ну кто же так воюет, парень, ты весь открыт для удара! Охранник, отбивающийся от наседающих на него невольников… Парнишка с тяжелым камнем в руках кинулся на охранника… Молниеносный укол — и мальчишка сразу же мягко осел, выронив камень из рук — охранник ударил его кинжалом прямо в сердце… На мгновение передо мной вновь промелькнуло мальчишеское лицо, задорное выражение с которого не смогла стереть даже смерть… Лежащий на земле мальчишка чуть улыбался — он умер мгновенно, не мучаясь…

Чуть позже вокруг парнишки со склоненными головами стояли закованные люди… И вновь Гайлиндер читает отходную молитву над телами погибших, неподвижно лежащим на земле…

Как видно, уже перед тем, как мы ушли с места схватки, Кисс вновь обернулся: парнишка лежал со сложенными руками и задорно-мечтательной улыбкой на лице — очевидно, даже в момент своей гибели в его голове рождалось новое стихотворение… Что тут скажешь: поэты живут в своем мире, который многим из нас, не наделенным этим талантом, кажется странным, непривычным и непонятным. Это их кара, дар и наказание…

Открыв глаза, я увидела, что слезы по лицу женщины уже не катятся, а льются без остановки.

— Вот так это и произошло… Еще хочу сказать: вы с сыном были очень похожи внешне…

— Спасибо… А те люди, что все это время были с ним — они что-нибудь рассказывали о моем мальчике?

— Да… — это уже Кисс. Он опустился перед женщиной на колени, и стал повторять ей слова Гайлиндера, которые тот говорил о погибшем мальчике-поэте. Непонятным образом Кисс изменился: в его голосе появились теплые бархатные нотки, умиротворение, тепло, и в то же время нечто успокаивающее, в движениях — кошачья мягкость, да и сам он будто изменился внешне, стал загадочно-обольстительным… Он снова будто включил свое потрясающее обаяние. Вон, бедная женщина его слушает, и даже чуть улыбается — кажется, после слов Кисса у нее чуть отлегло от сердца…

Глянула на Мариду — та смотрела на Кисса с непонятным выражением на лице, так, будто она пыталась что-то вспомнить, и, без сомнений, сейчас это у нее получилось. Такое впечатление, что она растеряна… А, ладно, с этим разберемся потом.

Когда Кисс закончил свой рассказ, Авита вздохнула:

— Спасибо, мне стало много легче… Сейчас я понимаю, зачем ко мне сегодняшней ночью приходил мой сын — теперь я хотя бы знаю, как это произошло и как погиб он, мой мальчик, а не то все, что мне сказал мой муж… — тут женщину передернуло — сказал «Твой сын сдох, как собака»… А на самом деле мальчик погиб в бою, пытаясь вырваться на свободу… В моем роду все мужчины служат в армии, и смерть в бою — почетна, и говорит о том, что он не опозорил свое имя! Он был из тех, кто сражался за свою свободу, и просто не мог поступить иначе!.. Мальчик мой, как же я хочу к тебе!..

— Надо жить…

— Зачем? Я вышла замуж в шестнадцать лет… Вернее, меня выдали — моя семья считается одной из самых родовитых в Нерге, и состояние у меня было немалое. Муж меня никогда не любил — так, считал чем-то вроде приложения к моему приданому, а затем и к нашему сыну. Впрочем, сына он тоже не особо любил, считал чуть ли не дураком: дескать, кроме стихов и глупостей, он ни что не годен… Родня мужа, кстати, полностью разделяла это мнение. Ну, а я… Я тоже не испытывала к мужу особо нежных чувств, и весь смысл моей жизни был заключен только в сыне… Более того: я терпела мужа и подчинялась ему только ради нашего ребенка. Это был брак двух не любящих друг друга людей.

— Но сейчас…

— А сейчас, когда мой удивительный мальчик погиб, нас с мужем уже ничего не связывает. Да и влияние моих родственников при дворе в последнее время ослабло, так что мой муженек уже приглядел себе новую жену, опять-таки, исходя из своих политических интересов. Не тянул долго… Ему нужна новая родня, более влиятельная. Вот и все. А я… Я ему мешаю, так что… Ну, вы сами все видите и понимаете: он сделал все, чтоб моя болезнь обострилась, и чтоб я умерла до окончания праздников. По законам Нерга, если один из супругов умирает в течение этих праздничных дней, то второму супругу можно играть свадьбу хоть на следующий день после похорон, без всякого траура и поминаний по умершему. Этим законом, кстати, пользуются многие… Недаром люди мрут, как мухи, в дни празднования схождения в мир Великого Сета…

— А родня вашего мужа? Что говорят там?

— Родня… — чуть скривила губы женщина. — Настоятель этого храма — дядя моего мужа, и этот человек вечно подтверждает свое согласие с любым действием моего дорогого супруга. Они полностью и во всем поддерживают друг друга. По его мнению, моему мужу давно надо было избавиться от меня, и завести себе другую жену, тем более что они уже кого-то присмотрели… Ну, это все их политические игры, где я выступаю на стороне проигравшей.

— До того, как зайти сюда, вы говорили с настоятелем? Дядей своего мужа?

— Да. Сегодня я хотела попросить этого человека позволить поставить свечи в память о моем погибшем сыне, но мне этого не позволили — недостоин, говорят, твой сын того, чтоб о нем помнить и молить о милости к нему Великого Сета. От настоятеля я услышала не слова сочувствия или жалости к погибшему родственнику, а одно поучение и брань. Мол, дерзкому мальчишке, что позорил имя своего отца, послана такая же позорная смерть, а мне, раз я родила столь никчемного сына, положено не горевать о его смерти, а набраться смелости, и избавить мужа, этого достойного человека, от своего присутсвия. Все одно, дескать, твой никудышный сын лежит не в фамильной усыпальнице, а зарыт, как собака, с каторжниками невесть где… Настоятель всячески подчеркивает, что я уже никому не нужна. Как вы понимаете, моя судьба уже предрешена.

— Можно попробовать вылечить ваше…

— Не надо. Вы забываете, кто мой муж. Он снова сделает то, что хотел, да еще и поймет, кто мне помог: все же в конклаве сидят умелые колдуны, и для моего мужа считать с меня нужную информацию — пара пустяков. Это человек все равно избавится от меня тем или иным способом, причем в самое ближайшее время — для себя он уже все решил. Так что спасибо за ваше предложение мне помочь, но… Нет. Я жила только ради сына, но теперь потеряла даже его. Нет ни смысла жизни, ни желания жить, ни здоровья… И потом, я очень хочу уйти к сыну, быть вместе со своим мальчиком… Вы же это видите и сами.

Да, тут уже ничего не поделаешь — эта несчастная женщина приняла для себя окончательное решение.

— Сколько мне еще осталось? — она повернулась ко мне. — Только честно! До вечера дотяну?

— До вечера — да. А до утра…

— Значит, мне надо поторапливаться, и успеть кое-что сделать для того, чтоб мой дорогой муженек не чувствовал себя победителем… Разлюбезный супруг подзабыл, из какой я семьи, а в моем роду считается позором, если мы не отплатим обидчику, пусть даже перед смертью. Я могу и готова помочь вам в пику мужу и его родне, и вместе с тем сделаю это, чтоб отомстить им хоть в какой-то мере за смерть моего сына. И потом, ваша услуга неоценима: сейчас я не только узнала, как именно погиб мой мальчик, но даже это увидела своими глазами, хотя страшно и больно видеть, как гибнет твой ребенок… Все эти долгие годы супружества я, стиснув зубы, и взяв свою волю в кулак, очень многое терпела ради своего сына, а оказалось, что все это было напрасно. Так что теперь мой ход, хотя в любое другое время я против мужа не пошла бы ни за что на свете — все же я хорошо знала как свой долг, так и свое положение в обществе, и никогда не нарушала принятых на себя обязательств!

— Но…

— Выслушайте меня. Я не привыкла оставлять неоплаченные долги, тем более не намерена делать это перед смертью, а то, что вы сегодня сделали для меня… Теперь моя очередь расплатиться с вами. Прежде всего хочу сказать: спасибо вам за все.

— Но…

— Далее… — женщина подняла руку. — Прежде всего, у нас мало времени, так что пока говорю я. Так вот: сегодняшней ночью в нашем доме я слышала разговор в кабинете мужа… Моя комната находится неподалеку, и часто слышала многое из того, что мне знать не положено… Так вот, надо признать — натворили вы дел! Часть конклава в бешенстве, другая часть чуть ли не в открытую насмехается над своими противниками, теми, кто сейчас у власти… Крови вы им попортили предостаточно! В общем, произошло очередное обострение схваток меж разными группировками в конклаве. Вас ищут. Можно сказать — кинули на это все, что только можно. Не дать вам улизнуть — дело чести. Весь вопрос в том, в чьи руки вы попадете, какая из заинтересованных групп сумеет схватить вас первой… Впрочем, для вас, по большому счету, это без разницы — ни те, ни другие жалость проявлять не намерены. Колдуны из конклава даже пообещали выпустить из тюрем кое-кого из недавно арестованных главарей бандитов, если их дружки помогут поймать вас…

— Даже так?

— Да. Патрули на улицах, усиленные наряды, обыски и проверки на всех воротах, ведущих из города… Дорога в Харнлонгр под надежным прикрытием — в ту сторону лучше не соваться. Если все же рискнете пойти… Вас возьмут в любом случае, причем это даже не обсуждается. Сейчас к Сет'тану стянуты большие силы, и должны подойти еще войска — их специально вызвали, махнув рукой на все остальное. Перекрывают все дороги, ведущие к Харнлонгру и соседним с ним странам… К вечеру сюда нагонят столько войска, что кое-какие места в провинции останутся практически без армии и охраны.

— Они так рискуют?

— Да. Вы красивая — Авита посмотрела на меня. — За вами особо охотятся — дескать, надо кое-что исследовать… Как я поняла, вас велено брать живой. Королеву — тоже. А вот что касается вас, молодой человек… Сказано так: в случае чего — не жалеть, пустить в расход… Главное, чтоб никто из вас не ушел…

— Так куда же…

— Не перебивайте меня! Хотите знать, что я думаю по этому поводу? Вы можете попытаться уйти по старой объездной дороге, на которую можно попасть, если выедешь из Западных ворот.

— А куда она ведет, эта дорога?

— Петляет чуть ли по четверти страны, но в конечном итоге выводит к границе Крайса. Карту бы вам, но чего нет, того нет.

— Это верно…

— Кстати, стражников у Западных ворот все же поменьше: считается, что вы, скорей всего, будете уходить в сторону Харнлонгра, так что именно в том направлении и сосредоточено основное внимание и основные силы. А дороги с Западных ворот ведут в более пустынные местности, и оттуда до границ Харнлонгра так просто не доберешься…

— Ну, это другой вопрос. Для начала нам хотя бы вырваться за пределы Сет'тана, а там уж как боги распорядятся. Пошлют нам удачу — спасемся, а если нет… Итак, допустим: мы за воротами. Куда нам двигаться дальше и как найти ту объездную дорогу?

— Тридцать пятая верста от Западных ворот, отворотка налево, большой треугольный камень из темного вулканического стекла на пересечении дорог… Место довольно приметное, мимо никак не проедете. Там и сворачивайте, а все дальнейшее зависит только от вас. Вы ведь видели, какие хорошие дороги в Нерге? Особенно те, которые ведут в столицу… Так вот, та объездная дорога, что начинается на тридцать пятой версте — она на них совсем не похожа. Не мощеная камнем, а обычная грунтовая. Места на той дороге довольно заброшенные, людских поселений немного, местность холмистая, довольно засушливая, да еще и с многочисленными оврагами… Там, в случае чего, можно попытаться спрятаться. Кроме того, та объездная дорога в последнее заслуженно пользуется дурной славой. Сейчас туда не суются, во всяком случае, стараются не соваться без крайней нужды, так что для вас — это единственный и наилучший выход. Если, конечно, вы там сумеете проехать — очень опасно…

— А что такое на той дороге…

— Если честно — не знаю. Просто слышала, что в тех местах седмиц шесть-семь назад один из колдунов испытывал свое новое создание. Вернее, этот не совсем новое, разработки по этой теме идут уже многие и многие десятилетия, и только сейчас в цитадели добились того результата, на который они и рассчитывали. Что именно представляло из себя это самое создание, выращенное в лабораториях — о том имею лишь самое общее представление. Вы, думаю, тоже наслышаны о том, чем занимаются некоторые, с позволения сказать, исследователи…

— Да уж…

— Так вот, все, что мне известно о произошедшем, так только то, что и самого колдуна, и двух его учеников, слуг, охрану… В общем, всех нашли изодранными в клочья. Муж очень досадовал из-за гибели колдуна, которого убило то…создание. Дескать, наука понесла невосполнимую утрату. По мнению очень многих членов конклава это был какой-то невероятный гений, на которого все остальные чуть ли не молились. Мол, светлейшая голова и потрясающий ум, который умудрялся делать невероятные вещи… А это… создание — оно исчезло. Его искали, но так и не нашли. Но с той поры в тех местах начали пропадать не только домашние животные — что можно было бы списать на диких зверей, но исчезают и люди, живущие там.

— Даже так?

— Увы. Да и на дороге стало очень и очень неспокойно: не скажу, что на ней гибнут все подряд — нет, многие из тех, кто едет, добираются до нужного места без осложнений, живыми и здоровыми. Что ж, некоторым везет, ведь той сбежавшей твари тоже нужен сон и отдых… Но примерно столько же путников на этой дороге пропадает бесследно. Хотя, нет: находят части их останков, опознать которые невозможно, да и смысла в том нет… В общем, хочется надеяться, что если вы туда направитесь, то попадете в число тех, кому везет, и кто умудряется благополучно проехать то опасное место. А если нет… Поверьте, вам лучше умереть там, чем в цитадели…

— Понимаем.

— Боюсь, понимаете не до конца. Поверьте, вам лучше сделать все, только чтоб не попасть живыми в руки колдунов. О пощаде и прощении, разумеется, и речи быть не может. Дело в ваших душах. Окажетесь в лапах коллег моего мужа — лишитесь и их…

— Не знаете, что представляет из себя это… творение колдунов? Ну, сбежавшее… создание?

— Не имею ни малейшего представления. Мой муж в разговоре со своими коллегами называл его то созданием, то тварью, то уродом… Ну, муженек для характеристики тех, кого выращивают в лабораториях цитадели, частенько применяет и многие другие выражения, не менее бранные. Еще муж в разговоре с кем-то жаловался, что на то существо денег вбухано невесть сколько, и что разрабатывали тот проект не просто долго, а очень и очень долго. Что-то весьма перспективное, хотя и окончательно пока что не доведенное до конца, но, тем не менее, его уже можно было готовить к заданной миссии, к той, ради чего оно и было создано…

— А стражники? Их там много, на объездной дороге?

— Да кто сейчас туда пойдет?! Даже при наличии приказа в те места на дежурство отправятся очень немногие. Каждому хочется жить, а не совать свою голову под чьи-то зубы. Или когти… Так что на той дороге очень мало охраны, да и та сейчас большей частью не торчит на открытых местах, следя за порядком, а отсиживается в домах. Ночью там вообще никто старается носа на улицу не высовывать. И кто их за это осудит? Все одно никто из начальства не сунется с проверкой…

— А как же на подобное смотрят власти?

— Зачистку собираются проводить сразу же после праздников, причем к этому делу намерены привлечь армию.

— А зачем армия?

— Иначе, говорят, справиться сложно… Так что порядок в тех местах, без сомнений, наведут. И сбежавшую тварь отловят. Поймают, нейтрализуют, или просто убьют… Не в первый раз. Полевые испытания частенько заканчиваются такими вот… неприятностями. Другой вопрос: сколько для этого понадобится сил, и сколько при том прольется крови… Хотя, если честно, я все же не понимаю, отчего то существо до сей поры так и не отловили? Мне что-то плохо верится, что колдунам для этого нужна армия. Раз они создали это существо, значит, имеют представление и о том, как с ним можно справиться. А ведь та тварь все еще на свободе и убивает людей… В общем, решайте сами — идти вам туда, или нет. Но на мой взгляд, для вас сейчас главное — покинуть Сет'тан… Учтите: на Западных воротах охраны тоже хватает.

— Но как нам выйти из храма? Вы же сами только что сказали — нас вовсю ищут! До Западных ворот нам просто-напросто не дойти!

— Выйти… Это, кстати, совсем несложно. Не знаю, как вы сюда забрались, но раз сумели открыть один замок, то не думаю, что для вас составит такой большой труд открыть и другой. В той, в соседней кладовой, что расположена рядом с вами, находится склад самой разной одежды для служителей. Подберете себе что-либо из того, что там имеется, тем более, что храмовников обычно не останавливают для проверок…

Теперь понятно, — подумалось мне, — теперь понятно, отчего за то время, что мы сидим здесь, в соседнюю дверь заходили несколько раз. За одеждой. Все же одежда — это не мебель, и уж тем более в праздники, при большом скоплении народа ее можно без труда порвать или испачкать. Заменить одну одежду на другую несложно, особенно если имеется возможность взять запасную.

— К сожалению, — продолжала женщина, — к сожалению, мне совсем нечего дать вам с собой. Наличных денег на руках у меня нет, впрочем, их никогда не было — всем распоряжается мой муж, так что… Да, и вот еще, вам надо знать одну очень важную вещь: эти, из конклава… В общем, они намерены пустить по вашему следу кое-кого из своих созданий, из тех, что выращивают в цитадели, так что вам надо быть очень осторожными… И уходите отсюда поскорей. Вот еще: чтоб выйти из города, вам нужно будет сказать пароль. На сегодня это слово — «заклание». А…

В этот момент в дверь постучали. Все тот же ворчливый голос почтительно произнес:

— Госпожа, карета вернулась.

— Иду! — громко сказала женщина. Она с трудом поднялась на ноги. — Вы сняли тяжесть с моей души. Извините, что я вами так разоткровенничалась… Просто хочется хотя бы раз в жизни высказать все, что накопилось за многие годы!.. Сегодняшней ночью я уйду к сыну… Это так? — повернулась она ко мне.

— Да…

— Прекрасно. И вот что еще: моя мать верила в Светлые Небеса… Если вам каким-то чудом удастся уйти из Нерга, то поставьте свечи за помин души моего сына и меня…

— Обещаем.

— Спасибо… И прощайте.

Женщина пошла к выходу, но я-то видела, каких невероятных усилий ей стоит держаться на ногах. Тем не менее сейчас отсюда уходила не сломленная и раздавленная женщина, а сильная и уверенная в себе аристократка. Отчего-то мне подумалось: на пути у этой женщины лучше не стоять, и в другое время она нам вряд ли бы стала помогать.

Авита и ее муж… Можно не сомневаться: муж этой женщины тоже очень жесткий и сильный человек, иначе он бы не мог дойти до высот в конклаве — там мягким и уступчивым людям делать нечего. Два человека с сильной волей в одной семье уживаются плохо, и подобный брак держится лишь на том, что один из двоих сознательно смиряет свои порывы. Должно быть Авита долгие годы многое удерживала в свой душе, смирялась ради сына, но сейчас об этом и речи быть не может…

А немного позже, стоя неподалеку от окна, мы увидели, как карета двинулась с места…

— Что скажете? — повернулась к нам Марида.

— Она нас не обманула — в этом я уверена. Так что нам надо действовать, и прежде всего — как можно быстрее покинуть это место. Остальное будем решать потом, по ходу дела.

— А ведь я помню ее отца… — задумчиво сказала Марида. — Достойный был человек, только уж очень поддавался чужому влиянию. Ну, Нерг ломает многих… Так, надо раздобыть какую-нибудь одежду. Предлагаю пойти в ту кладовую всем вместе — все одно нам здесь больше делать нечего.

— Погодите… А как мы найдем те самые Западные ворота?

— Дорогу к ним я знаю — вздохнула Марида. — Покажу. Что именно и где находится в Сет'тане — это мне хорошо известно. Вот за его пределами…

— Простите, уважаемая атта, что перебиваю вас, — заговорил Кисс. — Но перед тем, как направиться сюда, я неплохо изучал карту окрестностей столицы колдунов, так что имею общее представление о том, куда ведут дороги из Западных ворот.

— Замечательно! — улыбнулась Марида. — Мне остается только радоваться тому, что Всеблагой послал мне вас…

— Тогда пошли в соседнюю кладовую — вмешалась я. — Поищем там что-либо из одежды, тем более что на лестнице сейчас, кажется, никого нет…

— Да-а… — и тут не Кисс не мог удержаться от ехидства. — Вот что значит женщины! При одном упоминании о кладовой с одеждой они готовы кинуться туда со всех ног! Дорогая, спешу вас разочаровать: одежда там, похоже, только мужская, причем исключительно для храмовников. Впрочем, радость моя, когда подобные мелочи вас останавливали?..

Как же иногда мне хочется треснуть Кисса по затылку! Причем врезать ему со всего замаха…

Глава 18

Через четверть часа мы покинули храм. Внутри него, ставшему для нас временным убежищем, спасибо за то Высокому Небу! нас никто так и не заметил. Лишь когда мы, отодвинув засов на двери, вышли на крыльцо, то стоявшие неподалеку люди постарались отодвинуться от нас как можно дальше. Еще бы: перед их глазами оказались три фигуры в бесформенных серых плащах с низко надвинутыми на лицо капюшонами…

Одежда служителей храма Серых Змей… Это те, от кого любому, даже самому законопослушному человеку, следует держаться как можно дальше. Проще говоря, служители храма Серых Змей — это нечто вроде тайной стражи, послушное орудие в руках тех, кто ими управляет. Этих людей частенько привлекают для таких дел, как наведения порядка (в том смысле, как они это понимают), или же для наказание виновных. Служители этого почти что полностью закрытого для посторонних храма считаются хорошими воинами, но частенько действуют весьма жесткими методами. Обычно для них не бывает авторитетов, потому что при вступлении в тот храм люди дают обет безбрачия, и для тех, кто надевает на себя серых балахон, высшей честью является смерть во имя служения Великому Сету. Храмовники из храма Серых Змей считаются хорошими дознавателями, и жестокими инквизиторами, не подчиняющимися никому, кроме тех, кто стоит во главе храма Серых Змей. Понятно, что слава у этого ордена была соответствующая — с ними старались не связываться ни в коем случае…

В общем, лучшей маскировки придумать было просто невозможно. Нам невероятно повезло, что в этой кладовой отыскалось три балахона, правда, все они были старые и весьма истрепанные, а один, вдобавок ко всему, чуть ли не с дырами… Но выбирать не приходилось, тем более, что из пяти имеющихся в кладовой балахонов два были сшиты на людей совсем маленького роста. В таких только Москиту ходить, упокой Небеса его многогрешную душу…

Хм, а эти серые балахоны, и верно, очень действенны. То-то мне Койен сказал, что эту одежду смертельно опасно надевать тем, кто к храму Серых Змей не имеет никакого отношения. Наказание за подобную дерзость может быть только одно — смерть. Ну, это мелочи: по нашим делам в Нерге и без того меньшее не положено.

Мы шли по улице так, как обычно ходят служители этого храма: один — чуть впереди, двое остальных следуют за ним, по бокам, отставая всего на шаг. Три человека в сером, в низко надвинутых на лицо капюшонах, скрывающих внешность служителей… Не скажу, что прохожие от нас шарахались, но с дороги уходили сразу же, едва мы попадались им на глаза. Не бывает худа без добра: у нас появилась прекрасная возможность идти беспрепятственно, не боясь, что нас остановит стража или патруль. Так что нам осталось только благодарить дурную славу, окружающую Серых Змей…

Я отмечала про себя, что сейчас на улицах, кроме уже привычной мне толпы, было немало патрулей. Они располагались на каждой улице, внимательно следя за прохожими. Понятно, что если бы мы показались на улице в своей привычной одежде, то нас бы давно опознали. Как предположил Кисс, розыскные листы с нашими приметами, без сомнений, имеются у всех стражников. Поневоле хочется сказать спасибо Авите. Бедная женщина! Увы, но сегодняшней ночи она не переживет…

Как пояснила Марида: от того храма, где мы прятались, и до Западных ворот идти довольно далеко. Риск, конечно, большой, и нам в очередной раз оставалось надеяться только на удачу. Хорошо бы обзавестись лошадьми, да вот только где их взять?..

Упаси нас Небеса от такой напасти, как если на нашем пути внезапно объявится кто из колдунов, да еще и вздумает поинтересоваться у нас о чем-либо… Поэтому душу грела одна лишь надежда на то, что до Западных ворот мы не встретим никого из той черной братии… Нет, об этом лучше не думать! Лучше будем рассчитывать на то, что еще не все колдуны проснулись после ночных жертвоприношений…

И Койен молчит… Я до сей поры так и не могу понять, в каком случае он может нам что-то подсказать, а когда, наоборот, молчит, и голоса не подает. Для всего этого должно быть какое-то основание, только вот я его пока что никак уловить не могу.

Свернули на неширокую улицу, и всего-то успели сделать по ней несколько шагов, как мой взгляд упал на коновязь, находящуюся у небольшой харчевни. Не может быть! Или может? Нет, я не могу ошибиться! Едва не протерла глаза, чтоб убедиться, что это мне не кажется. Не кажется…

— Кисс, смотри!..

— Вижу… Он! — Кисс, кажется, был готов кинуться к коню — Он! Точно — это он!

Без сомнений, перед нами был Медок, мой милый, мой хороший, мой медовый конь! А я все гадала, что же с ним произошло после того, как нас отправили в караван рабов…

Кисс замер на месте, и я уже знала, что без Медка мы отсюда не уйдем. После внезапной разлуки вновь встретится в этом большом городе, причем именно тогда, когда мы пытаемся уйти из него… Это — судьба, и отказываться от ее дара не стоит.

— Кисс, нам нужны лошади… Обязательно нужны. С ними мы куда быстрее доберемся до Западных ворот, да и ехать для нас куда безопасней, чем идти пешком…

— Это понятно. Нам необходимо, по меньшей мере, три лошади. Только вот каким образом…

— Как, как… Надо забрать Медка и пару лошадей вдобавок.

— Одно дело — надо, и совсем другое — как это сделать…

Сейчас вместе с другими лошадями Медок стоял у коновязи, и сбруя на нем была не в пример богаче той, что имелась раньше. Даже отсюда я вижу, что в новой сбруе вместо железа поставлено серебро, да и седло на Медке из тех, которые может позволить себе приобрести только лишь очень состоятельный человек — все это стоит не просто больших, а очень больших денег. Впрочем, надо отметить, что и у тех лошадей, что стояли рядом с Медком, сбруя и седла были ничуть не дешевле. Кому же ты попал в руки, мой медовый конь?

А, вот, похоже, и хозяева. Пятеро молодых людей в одежде, сшитой лучшими портными (это я поняла сразу, как только посмотрела на ткань, на покрой и на то, как одежда сидит на людях), у каждого из них при себе прекрасное оружие, да и ярко сияющих камней на парнях хватает, я бы сказала, даже с избытком. От такого количества дорогих украшений пришла бы в восторг самая взыскательная девица! Одни висящие на шее и переливающиеся всеми цветами радуги удивительно красивые медальоны в виде змеи чего стоят! И какие там камни!.. Понятно, что так сияет отнюдь не граненое стекло…

Ни одному из этой пятерки молодых людей нет еще и двадцати лет, самое большее — восемнадцать, но, судя по их ухваткам и поведению, каждый из них считает себя кем-то вроде центра мироздания. И без объяснений понятно, что сейчас перед нами находятся балованные детки — отрада родительского сердца, ни в чем не знавшие отказа и оттого пресыщенные жизнью с самого детства. Судя по перстням с огромными бриллиантами, сверкавшими на пальцах мальчишек, у родителей этих сопляков денег куры не клюют…

При первом же взгляде на молодых людей становится ясно, что гулять они начали еще с вечера, и пока что даже не думают прекращать это веселое занятие. Парни, налитые вином, и (судя по их блестящим глазам и несколько несвязной речи) успевшие накуриться серого лотоса, уже не знали, чем им еще развлечься, и оттого нашли себе новую забаву.

Развлечение у деток соответствующее… При первом же взгляде на окружающее становится понятно, что золотая молодежь веселилась от души. Перевернутые столы, разбитые кувшины с вином, растоптанная еда, изрубленные мечами скамьи… У стены стоял хозяин и с тоской взирал на то, во что молодые люди превратили его харчевню, а заодно на валяющуюся на полу золотую монету, которую ему на покрытие убытков снисходительно бросили веселящиеся щеголи. Бедному мужику есть от чего впасть в уныние: здесь разбито и разгромлено на куда большую сумму. Одним золотым тут никак не обойдешься…К тому же у хозяина харчевни под глазом наливался огромный синяк… Тем не менее мужик помалкивал: как видно, у отдыхающих здесь деток были столь влиятельные родители, что не стоило даже думать о том, будто можно выразить им свое недовольство… Куда безопасней утереться и промолчать, а то не будешь знать, как избавиться от многих и многих неприятностей.

Кстати, народу на этой улице хватало, только вот кто-то из них отводил взгляд в сторону, кто-то делал вид, что он занят чем-то крайне важным… Однако, уходить никто не торопился, но в одном собравшиеся были едины — в неприязни к распоясавшимся хамам. Как видно, ожидали, чем же закончатся развлечения молодых людей — все же устрой кто из простых людей такой разгром, то за подобное его могла ожидать дорога либо на рудники, либо им пришлось бы платить огромный штраф, да еще и убытки хозяину покрыть. Понятно, что ничего из этого длинного списка наказаний никому из этих молодых людей не грозит…

Неподалеку скучало пятеро вооруженных чуть ли не до зубов охранников. Они спокойно, и даже несколько лениво взирали на все происходящее — как видно, успели насмотреться всякого и уже привыкли к подобным зрелищам. Думаю, они видали и не такое… Ну, конечно, кто же из заботливых родителей отпустит гулять своих чадушек одних, без пригляда и сопровождения? Мало ли кто в праздничный день может встретиться на пути милых и кротких деток — вон сколько в столицу наехало невесть каких разбойников и грубиянов! К тому же привычка дитяток к несколько… причудливому проведению свободного времени может привести к большим неприятностям — вдруг у кого сердце не стерпит, наблюдая за нравами золотой молодежи?

Сейчас пятерка молодых людей, не зная, чем еще заняться, устроила себе очередное развлечение. Они стояли кругом, и толкали друг к другу совсем молоденькую девушку, при этом беззастенчиво ее лапая. Насмерть перепуганная девчонка безуспешно пыталась вырваться из круга веселящейся молодежи, но, увы, безрезультатно. А то, что она пыталась улыбаться, хотя при этом по ее лицу текли слезы — это раззадоривало весельчаков еще больше. Очевидно, веселящейся молодежи подобное развлечение казалось очень приятным, в отличие от той, над которой они издевались. Девчонку можно понять: мало того, что ее толкали меж собой, так при том каждый, прежде чем оттолкнуть от себя плачущую девчонку, старался сильно дернуть ее за одежду, причем так, чтоб ткань разорвалась. Ну, если учесть, что одежда на девчонке старенькая, то скоро от нее ничего не останется. Платье девушки уже стало превращаться в лохмотья, скоро их с нее сдерут окончательно, и что ищущим развлечений соплякам дальше придет в голову — об этом лучше не думать… Но зато как весело гогочут парни!

Неподалеку от веселящейся молодежи валялась корзина с овощами — как видно, девушка возвращалась с рынка домой, когда ее приметили молодчики, жаждущие как-то поразнообразней провести время…

Смотреть на все это было весьма неприятно, но надо было каким-то образом сдержать свое недовольство, тем более, что нас сейчас интересовало совсем иное.

— Лиа, — негромко сказал Кисс, — Лиа, давай действовать по обстоятельствам. Лошади, как я понимаю, принадлежат этой веселящейся молодежи и их охране… Уважаемая атта, вам пока лучше голос не подавать.

— Я поняла — чуть наклонила свой капюшон Марида.

— Спасибо. Нам бы еще и оружием неплохо обзавестись…

— Конечно! Итак, что будем делать?

Ответить я не успела. В этот момент один из резвящихся молодых людей увидел нас, тем более, что мы подошли к ним совсем близко, и решил продолжить развлечение несколько по-иному. Он дернул к себе плачущую девчонку, а затем с силой толкнул ее в нашу сторону. Бедняжка прямо-таки вылетела из круга хохочущей молодежи, споткнулась и покатилась по земле, прямо нам под ноги.

А вот это уже слишком — насколько я знала законы Нерга, подобное пренебрежение к служителям храма Серых Змей является довольно дерзким поступком, которое вряд ли можно оправдать лишним кувшинчиком выпитого вина. Правда, молодым лоботрясам до этого, похоже, не было никакого дела. Так же, как и их охранникам…

Краем глаза я заметила, что все люди, находящиеся неподалеку от этого места и усиленно делающие вид, что ничего не видят и не слышат — все стали коситься в нашу сторону. И прохожие останавливаются, как будто по делам… Ясно, что людей интересовало только одно — как себя в этой ситуации поведут серые балахоны, с которыми, как говорят, шутить не стоит…

— Эй, храмовники… — заговорил с довольной ухмылкой тот самый оболтус, что толкнул к нам девчонку. — Эй, ну-ка, быстро подтолкните девку к нам назад!

— Или можете присоединиться к нам. В круг встать не желаете? — добавил другой, и вся компания весело заржала. — Дозволяем. Так будет даже интереснее…

— Ну, долго мы еще будем девку ждать? — снова напористо заговорил первый. — А то ведь мы и вас толкнуть можем. Вместо нее.

— Ага… — подал голос еще один из той теплой компании. — Интересно будет поглядеть, что у них находится по этими самыми балахонами…

— А то как же, поглядим… Что-то вид у вас, господа храмовники, истрепанный — продолжал куражиться парень. — Все нищих и справедливых из себя разыгрываете? Можно подумать, в вашей храмовой казне золота мало! Загребаете его чуть ли не мешками, да еще и в грехах погрязли, но перед всеми изображаете из себя чуть ли не нищих праведников! Хотя это можно проверить… Эй, хозяин, вина! — скомандовал первый мальчишка, насмешливо глядя на нас.

Хозяин харчевни, поколебавшись мгновение, схватил кувшинчик с вином, и едва ли не подбежал к мальчишке, старательно отворачивая лицо. Понятно, одного синяка с него хватит… Но мальчишка, забрав у хозяина кувшин, не стал даже пробовать налитое в него вино.

— Я такую кислятину не пью… — и кувшин полетел на землю. Глиняные осколки и темные капли вина полетели во все стороны, забрызгав наши серые балахоны и лежащую девчонку, а мальчишка, гадко глядя на нас, оскалил зубы в довольной ухмылке:

— Что ж ты, паршивец-хозяин, так неосторожен? Вон, почтенных господ облил… Может, руки тебе обломать? А что, это идея… Эй, храмовники, так вы к нам девку будете толкать, или нет?

— Они к нам сами встанут! — весело заржал еще один их молодых олухов.

Когда насмерть перепуганный хозяин шарахнулся в сторону, Кисс, не повышая голоса, спросил у молодого шалопая:

— Это что, вызов?

— Да как можно! — ухмылка парня была просто отвратительной. — Как я могу обращаться с вызовом к таким… уважаемым господам! — и в этот раз весело заржала уже вся компания молодых лоботрясов.

Нет, это ж до какой степени надо нанюхаться или же накуриться порошка серого лотоса, да еще и залить все это вином, чтоб осмелиться так разговаривать с людьми в серых балахонах, да еще и столь вызывающим тоном!?. Все же к служителям храма Серых Змей положено относиться если не со страхом, то хотя бы с опаской, а эта веселящаяся молодежь, похоже, ни во что их не ставит. Или у этих обормотов такая надежда на родителей? Интересно, кто они такие, эти парни? Судя по дерзости, хамству и количеству имеющихся на них драгоценностей — детки из числа неприкасаемых, хотя даже таким при общении с людьми, одетыми в серые балахоны, надо думать головой, а не другим местом… Вон, даже охранники забеспокоились — чувствуют, что их подопечные стали заговариваться…

Разумеется, нам нет, и не может быть никакого дела до столь презрительного отношения этих парней к служителям храма Серых Змей (не исключено, что серые балахоны это вполне заслуживают), но должно же быть у этих наглых парней хоть какое-то уважение к храмовникам! А заодно и к власти. Конечно, можно сделать скидку на их состояние и затуманенную вином и серым порошком голову, но все одно: такое явное неуважение спускать нельзя. Может, эти мальчишки и считают себя чем-то вроде пупа земли, только вот, как говорил кузнец в моем Большом Дворе — на каждый гвоздь найдется свой молоток…

Мы с Киссом чуть переглянулись. Хочется нам этого, или нет, но нельзя уходить, оставляя эту историю просто так. Все хорошо запомнят, что Серые Змеи не дали отпор распоясавшейся молодежи — настоящие храмовники вряд ли потерпят столь грубое и вызывающее отношение к себе, и просто так не спустят подобного. И еще нам до страсти захотелось сбить спесь с того наглого мальчишки, раз он слов не понимает, и считает, что ему все дозволено. К тому же нам были нужны лошади. И не просто нужны, а крайне необходимы… Можно сказать — нужны позарез, а значит, надо сделать все, чтоб их раздобыть.

Мгновение поколебавшись, Кисс чуть наклонился и протянул девчонке, лежащей у его ног, свою руку. Та, испуганно глядя на нас, робко подала ему свою испачканную пылью ладонь.

Одним движением руки Кисс поднял с земли перепуганную и зареванную девочку, и, не говоря ни слова, сделал ей жест ладонью — уходи, мол, отсюда. Девушка, счастливо всхлипнув, кинулась прочь, придерживая одной рукой обрывки одежды, а другой непонятным образом успев прихватить с земли брошенную корзину с продуктами…

— А кто это вам разрешил, господа храмовники, нашу игрушку отпускать? — нагло заявил все тот же парень, что толкнул к нам девчонку. Похоже, что в этой компании золотой молодежи он был кем-то вроде заводилы.

— Мне не нравится ваше поведение — голос Кисса был спокоен.

— Зато мне оно очень даже нравится! А мнение всяких там лицемерных святош пусть интересует других, всю эту чернь вокруг!.. И вообще, вы знаете, кто я?

— Знаю. Полное ничтожество.

— Что?! — похоже, что этому парню никто и никогда не говорил ничего подобного. — Мой отец — брат короля!

— Увы, но надо с горечью признать — сын у герцога явно не удался. Мне остается только посочувствовать королю: иметь такого племянника…

— Ах ты, грязь храмовая! — мальчишка схватился за украшенную драгоценными камнями рукоять своего меча. — А ну, на колени перед высокородным! — и полоса стали блеснула на солнце.

Тут между мальчишкой и нами втиснулись охранники — и до них дошло, что пора прекратить выяснение отношений. Всему есть свой предел, который мальчишки давно уже переступили, и сейчас один из охранников попытался даже что-то объяснить нас: дескать, не обращайте внимании, молодой человек просто не в себе, с каждым может случиться подобное — все же сейчас праздники, парни не рассчитали сил, выпили лишнее… И вообще, господа храмовники, эти юноши не простые люди, а…

— Я прекрасно вижу, кто это — оборвал охранника Кисс. — Передо мной стоит обычное дерьмо, которое считает, что ему дозволено многое из того, за что других давно бы прилюдно отходили кнутом.

— Ха! — оттолкнул мальчишка в сторону охранника. — Я понял, в чем дело. Похоже, вам девка понравилась, ну, та, с которой мы только что хотели развлечься. А, да, вы ж обет безбрачия дали… — насмешливо фыркнул он. — Что, в голову ударило? Вкус у вас, господа храмовники, как выясняется, такой, что хуже некуда. Ну да, вы же всю жизнь по темным углам шастаете, в грязи ковыряетесь… И не вам меня поучать как следует себя вести, крысы серые, а не то у каждого из вас будут такие неприятности, от которых не спасут даже ваши безвкусные балахоны! Хотя, говорят, под этими серыми хламидами, как под бабскими юбками, очень удобно прятать грешки…

Все. Парень в своих разговорах явно хватил через край. С Серыми Змеями так непозволительно разговаривать даже тем, кто считает себя неприкасаемым. Вон, даже охранники весьма обеспокоено переглядываются меж собой.

К тому же недавно мальчишка осмелился поднять свой меч на храмовников, а по законам Нерга те могут и имеют полное право защищаться. Так что в следующее мгновение лоботряс взвыл дурным голосом — я свела сильнейшей судорогой его руку, так что сейчас от боли парень не мог лишний раз даже пошевелиться. Еще через мгновение его прекрасный меч упал на мостовую из враз ослабевшей руки мальчишки, а сам он только подвывал, скрипя зубами, не зная, что предпринять. Зато его дружки, также находящиеся под действием серого лотоса, тоже выхватили свои мечи. Ничего, у меня и на них сил хватит…

— Бросьте на землю оружие — Кисс по-прежнему говорил, не повышая голоса.

Вперед шагнул еще один из наглых мальчишек:

— Еще чего! Да вы… — и тут парень согнулся от резкой боли в паху, что-то шипя сквозь зубы. Еще бы, я хорошо защемила ему нерв.

— Кто следующий? — Кисс был по-прежнему спокоен.

— Да как вы смеете поднимать руку на нас? — третий из парней вышел вперед. Как видно, у них никак не укладывалось в голове, что кто-то может им возражать. — Знаете, что вас ждет за…

— А мне кажется, руки поднимаете вы. Надеюсь, и вы знаете, что ждет любого из безмозглых недорослей за подобное обращение с Серыми Змеями? Бросайте оружие на землю…

Но серый лотос вперемешку с вином был куда сильнее доводов рассудка и удерживающих их охранников, так что трое оставшихся мальчишек бросились на нас, желая доказать свое превосходство, а заодно горя желанием поставить на место каких-то там храмовников. Ага, как же, будем мы тут еще устраивать схватки на виду у всех! Да и время на подобные развлечения у нас нет, так что я без раздумий напустила всем драчливым нахалам онемение на ноги. Как и следовало ожидать, парни грохнулись на землю, причем со стороны все это выглядело весьма некрасиво, и было довольно ощутимо и унизительно для самих забияк.

Конечно, охранники золотой молодежи были бы рады защитить своих хозяев, но мы никак не собирались предоставить мне такую возможность.

Ну, а на лицах тех посторонних, что издали наблюдали за происходящим… Там появилось нечто вроде одобрения — оно и понятно, чванливых хамов нигде не любят, будь ты хоть дважды высокородный.

— Да вы что… — теперь уже и охранники пошли на нас. Я их понимаю: надо каким-то образом оправдаться перед собой и перед своими хозяевами за произошедшее. К тому же вон, сколько их — свидетелей на всей улице глазеет за происходящим!.. — Господа храмовники, вы на кого руки подняли?! Да никакие балахоны не спасут вас от наказания!..

— Подняли — и не руку, а меч, вовсе не мы, а ваши подопечные.

— Все одно: плохо вам будет!..

— А вот угрожать нам не стоит… — и теперь уже охранники рухнули на землю, совершенно не владея своим телом.

Ладно, не будем впадать в разнообразие, хватит со всех охранников все того же онемения, правда, не только на ноги, а по всему телу: все же это опытные вояки, в случае чего могут и нож бросить, защищая своих подопечных… Ничего, зато они все видят и слышат, а через несколько минут онемение начнет проходить.

— Слушайте меня — обратился Кисс к охранникам. — Когда придете в себя, то тащите эту погань домой, к их достойным родителям. Льщу себя надеждой, что произошедшее научит вежливости ваших подопечных, или хотя бы они вспомнят, что означает это слово. Надеюсь, все произошедшее послужит этим соплякам наукой, и мерзавцы на будущее хорошо запомнят, что значит угрожать Серым Змеям. Не с каждым можно спорить и задираться. И еще: мы очень торопимся, а эти… недоумки нас задержали. Вернее, очень задержали. К сожалению, мне некогда продолжать нашу познавательную беседу. Так что для того, чтоб не опоздать в нужное место к назначенному сроку, мы возьмем у них коней. А заодно оружие, которое они осмелились поднять на нас. Вечером коней и оружие заберете… Знаете, где оно будет находиться — в Храмен Серых Змей. Надеюсь, те… нетрезвые молодые люди, что сейчас валяются на земле у грязи и пыли, к тому времени придут в себя и прочистят мозги (или то, что их заменяет). Заодно там же, вечером, ваши… юные любители острых ощущений дадут разъяснения своего весьма дерзкого и более чем недостойного поведения.

Кисс быстро забрал три меча вместе с ножнами, причем один из тех мечей он взял у охранника. Сунув мне и Мариде в руки по мечу с ножнами, Кисс направился к коновязи. Мы послушно следовали за ним.

— Вас сегодня же по стенке размажут… — прошипел один из мальчишек, тот, у которого Кисс забрал перевязь с мечом.

— Еще одно слово — и будешь размазан ты. Только по земле…

— Крыса серая… — и тут парень взвыл дурным голосом. Не страшно, просто я с размаха врезала ему в солнечное сплетение. Для ума, но для парня подобное явилось полной неожиданностью. Как видно, он никоим образом не привык к подобному обращению.

— Обещаю — вам будет плохо! — никак не мог успокоится главный забияка. — Эти серые тряпки никого из вас не защитят! Оскорбление меня… Вечером каждого, слышите, каждого из вас ждет страшное наказание!..

Милый, подумалось мне, да мы тут столько натворили, что о такой досадной мелочи, как ты и твое недовольство, в длинном списке наших прегрешений никто и не вспомнит!

Повернувшись к лежащим, Кисс вытащил из ножен меч, после чего парень благоразумно заткнулся, и не произнес больше ни слова, как и остальные его товарищи. Как видно, кое-что до них все же дошло. Правда, те взгляды, которые на нас бросали валяющиеся на земле, вполне можно назвать убийственными.

Сев на Медка, Кисс сказал, обращаясь к лежащим на земле:

— А вы пока побудьте здесь. И до той поры, пока каждый из вас не прочтет по десять раз молитву о прощении, обращенную к Великому Сету, вставать не стоит. Иначе снова идти не сможете. Кстати, господа охранники, я очень рассчитываю на то, что вы во всех подробностях и достаточно правдиво передадите родителям этих пьяных идиотов обо всем, что произошло здесь. Вечером мы поговорим более подробно… И вот еще: передайте почтенному отцу этого ничтожества, — Кисс кивнул на того парня, что толкнул к нам девчонку, — передайте, что он не сумел должным образом воспитать своего сына.

На эту речь возражений не последовало. Как я поняла, все, кто это слышал, были впечатлены должным образом.

Кисс тронул поводья Медка, и направился по улице, а мы последовали за ним. Надо же, какими почтительными и едва ли не восхищенными взглядами провожают нас люди, видевшие наше общение с этими высокородными молокососами. Вон, даже кланяются, причем с искренним почтением и уважением. Хм, думается, сами того не желая, в этих местах мы подняли авторитет Серых Змей на недосягаемую высоту…

Прекрасно! Наш дальнейший путь по Сет'тану не был пешим. Мы смогли обзавестись лошадьми и оружием. Плохо лишь то, что мы уж очень задержались с этими молокососами, но зато ни у кого из посторонних не возникло вопросов по поводу наших действий.

Кстати, пока мы были на этой улице, сюда трижды заглядывали отряды стражников. Правда, завидев наши серые балахоны и поняв, с кем мы «мило» общаемся, стражники едва ли не мгновенно улетучивались из пределов видимости — кому же хочется вмешиваться в разборки меж теми, кто имеет власть и влияние? Влезть в конфликт меж аристократией и храмовниками… Да ни за что! В этом случае всегда есть шанс остаться крайним, или же стать врагом одной из конфликтующих сторон, а кому из простых людей не хочется жить спокойно?

Наверное, со стороны мы смотрелись несколько необычно: прекрасные кони, дорогое оружие — и старые балахоны на всадниках! Впрочем, похоже, что подобное для служителей храма Серых Змей не считается чем-то необычным.

Из-под капюшона я поглядывала на Кисса. Кажется, будь на то его воля, он бы сейчас же расцеловал Медка в морду. Надо же: конь снова вернулся к нам! Но пока что парень только поглаживал коня, пусть почти незаметно для посторонних. Его можно понять: снова нашел потерянного было друга, а не то, чувствую, он не раз вспоминал об оставленном на постоялом дворе нашем медовом коне. Все же какая неожиданная встреча! Ну уж теперь-то Кисс с ним ни за что не расстанется!

Я не очень верю в предзнаменования, но хочется надеяться что встреча с Медком окажется счастливой для нас. Койен, ты мне хоть расскажи, где и с кем Медок был все это время? Что? Ладно, потом — так потом…

И Медок Кисса узнал, вон как под седлом танцует! Тоже, как видно, рад… Ладно, они потом еще успеют друг с другом поговорить. Но стоит отметить, что и у нас с Маридой лошади были ничуть не хуже. Не просто хорошие, а очень хорошие. Думается, не напрасно родители этих великовозрастных оболтусов выложили за этих лошадей такие большие деньги. Да, знали папы и мамы, чем они сумеют побаловать своих капризных детишек…

Пусть на внезапно обретенных лошадях мы передвигались по городу быстрей, чем пешком, и с гораздо большим удобством, но мне все равно казалось, что надо поторапливаться. Все та же толчея, множество всадников, карет, носилок… Тем не менее нам обычно уступали дорогу. Чувствуется, что Серых змей здесь если не побаивались, то относились к ним с опаской.

Высокое Небо, ну когда же кончатся эти бесконечные улицы?! Побыстрей бы оказаться у Западных ворот! Чем скорей мы сумеем покинем Сет'тан, тем больше сумеем сделать отрыв от преследователей, а то, что они дышат нам в затылок — ну, об этом можно даже не говорить. И так понятно.

Несколько раз на нашем пути встречались черные капюшоны колдунов, но, на наше счастье, те колдуны либо находились вдали, или же направлялись куда-то по своим делам, не обращая на нас особого внимания.

Фу-у, вот, наконец, и они, эти самые Западные ворота, перед которыми стояла очередь из желающих покинуть Сет'тан. Интересно: сейчас день, но ворота были закрыты, и стражники обыскивали и проверяли каждого, кто хотел покинуть столицу. Как мы поняли, ворота открывали их только для того, чтоб выпустить из города десяток-другой из тех, кому нужно было уехать из города, столько же впускали внутрь — и ворота снова закрывались. А стражи-то вокруг, стражи!.. Можно подумать, собираются от неприятеля отбиваться…

Кроме того, у Западных ворот находилось двое колдунов. Не скажу, что очень сильных, но и неумехами их было назвать никак нельзя. Сейчас эта парочка проверяла тех, кто стоял в очереди на выход из города. Их внимание сосредоточилось и на нас, служителях храма Серых Змей, только вот я заранее прикрыла надежным щитом сознание каждого из нас. Не думаю, что колдуны будут уж очень внимательно просматривать сознание Серых Змей. Все же, можно сказать, свои, хотя меж ними трений, без сомнения, тоже хватает…

Кстати, как мы успели заметить, с той стороны ворот стражи тоже полно. Обложили… Да, надо признать, основательно на нас колдуны охоту устроили. Вновь подумала о том, что вздумай мы выходить через эти ворота в своей обычной одежде — ни за что бы не прошли!

Оружие… У нас, кроме мечей, имеется всего два мерцающих шара, те самые, что мы вынесли из тюрьмы. Хотя почему — всего… У нас имеется целых два мерцающих шара. Сами по себе они, эти шары, совсем небольшие, и оттого их мощность тоже не должна быть уж очень значительной — все же это оружие намеревались применять (и то на крайний случай) в закрытом помещении. Если взять шар посильней, то в тюремном коридоре рванет так, что во все стороны полетят каменные осколки, а по стенам пойдут трещины… Так что шар наверняка довольно слабый (конечно, относительно слабый), но, тем не менее, это не игрушки, а серьезное оружие.

Естественно, что в хвост очереди пристраиваться мы не стали. Вместо этого спокойно проехали мимо пустых телег, на которых селяне с утра привезли в столицу свой нехитрый товар, а также мимо в испуге отодвигавшихся с нашей дороги мастеровых и купчишек… Да, это не те наглые и уверенные в собственной безопасности мальчишки. Чувствуется, что среди простого люда слава у Серых Змей такая, что на их пути лучше не становиться.

А один из колдунов все же коснулся нас своим вниманием. Ничего, пока мы прикрыты от его просмотра, и вряд ли колдун станет копаться более дотошно — на первый взгляд у приближающихся к воротам Серых Змей все в порядке.

Офицер, стоявший у ворот, при нашем приближении поднял руку. Что ж, нам, то есть, прошу прощения, Серым Змеям, нечего скрывать от стражи.

— Извините, достопочтенные храмовники — офицер подошел к нам. — У нас приказ: обыскивать всех выезжающих из столицы.

— Все это несколько неожиданно… — с спокойном голосе Кисса появились нотки досады и удивления.

— Еще раз прошу прощения, но… Исключение может быть сделано только для тех, кто предъявит разрешение на выезд, или скажет пароль.

— Что ж, все верно… Пароль — «заклание». Надеюсь, это все и мы можем продолжать наш путь?

— Простите…

— Вам угодно еще что-то? В чем дело?

— Вы не могли бы на время снять свои капюшоны?

— Нет! — Кисс был достаточно резок. — Нет! И делать этого мы не должны — вы и сами об этом прекрасно знаете. Служители Серых Змей могут снять капюшоны только по собственному желанию, или же по приказу кого-либо из членов нашего храма… Имеется еще ряд лиц, которые могут нам приказать это делать, но вы, офицер, к ним не относитесь. Так что прошу вас побыстрее открыть ворота — у нас крайне важное дело.

— Я и не приказываю. Я просто прошу…

— Ответ отрицательный. Кроме того, мы уже опаздываем. Повторяю: у нас крайне сточное дело.

Офицер еще раз внимательно посмотрел на нас, раздумывая, как поступить. Лиц не видел — это, конечно, непорядок, но пароль назван правильный, по виду — ничего подозрительного, а связываться с Серыми Змеями — в итоге выйдет себе дороже.

— Проезжайте… — чуть поколебавшись, офицер махнул кому-то рукой.

Стражники не торопясь распахнули ворота. У меня внутри все дрожало — побыстрей бы! Ведь как бы офицер еще о чем-либо нас не спросил! А что, имеет на это полное право…

Как видно, об этом же подумал и Кисс, и оттого, как бы между делом, сам спросил офицера, опережая возможный вопрос:

— Братья из нашего храма уже проезжали?

— Еще нет. Во всяком случае, с того времени, что я принял этот пост от предыдущей смены…

— Благодарю вас… — и Кисс сделал изобразил своей рукой некий знак, что-то вроде благословения. Ворота медленно открылись, и мы неторопливым шагом выехали из столицы, хотя, говоря по чести, хотелось гнать лошадей во всю прыть. Я же все время подспудно опасалась, что вот-вот за нашими спинами раздастся голос офицера или кого-то из колдунов, приказывающие нам остановиться, но, спасибо за то Высокому Небу, все обошлось…

Наконец-то! Сдерживая коней, проехали мимо довольно длинной очереди пеших и конных, ожидающих въезда в столицу… Но как только последний человек из той очереди оказался за нашими спинами, как мы пустили лошадей вскачь.

Сейчас нас чуть ли не в первую очередь интересовало сколько людей встретится нам на пути, и где стоят стражники. Да, Авита сказала правду об усиленных патрулях на дорогах: стражников тут хватало, наряды стояли чуть ли не на каждой версте, да еще и вооруженные всадники ездили небольшими группами туда-сюда… Их было куда больше, чем несколько дней назад, когда мы еще только направлялись к Сет'тану. Что ж, надо признать, что приказ об усиленной охране дорог был выполнен даже здесь, хотя в этих местах нашего появления никак не ждали. И если сейчас перед нашими глазами находится столько стражников, то на дорогах, ведущих к Харнлонгру, они должны стоять чуть ли не цепочкой, и останавливать любого из проезжих без оглядки на звания и чины…

Вновь отмечаю про себя, что дороги в Нерге замечательные. Вот и эта хорошо мощеная дорога, по которой мы едем сейчас, ничуть не хуже той, по которой мы въезжали в Сет'тан. Такие же красивые деревья по обоим сторонам дороги, дающие прохладу в жаркий день, удивительные цветы, зелень… Правда, сейчас вся эта красота меня особо не интересовала — не до нее.

А вот проезжающих на этой дороге, конечно, хватало и сейчас, только их было много меньше, чем всего лишь несколько дней назад, когда мы только добирались до Сет'тана. Оно и понятно: все, кто желал попасть на праздники в столицу, давно уже находятся там, и сейчас по дорогам ездят в основном те, кто возит припасы в столицу, или же туда направляются селяне, доставляющие на продажу свой товар, а также те, у кого в столице есть или дела, или родственники. Встречались и люди, возвращающиеся из столицы домой после того, как отвезли туда свой товар. Перед нашими глазами были телеги селян, хватало пеших и конных, несколько раз на нашем пути встречались военные отряды. Через несколько дней дорога вновь станет более чем оживленной — когда народ после праздников вновь отправится по своим домам.

Поскорее бы стены Сет'тана, столицы колдунов, перестали виднеться за нашими спинами! Очень хотелось помчаться еще быстрее, но мы понимали, что делать этого не стоит ни в коем случае. Быстро едущий по дороге всадник — обычное дело, но вот на мчащихся во весь опор служителей Серых Змей наверняка обратят внимание. Так что нравится нам это, или нет, но мы вынуждены были хоть и с трудом, но сдерживать себя, чтоб не припустить лошадей так, как бы мы того желали. Все же для нас сейчас главное — успеть уйти как можно дальше до той поры, как нас хватятся.

И еще для нас крайне важно не пропустить то место, где начинается объездная дорога, о которой нам говорила Авита. Ну когда же, наконец, появится та развилка, возле которой будет лежать треугольный камень!..

Первым камень увидел Кисс.

— Кажется, нам сюда…

Оглянулась назад, посмотрела вперед… Ну надо же такому случится: вокруг не видно никого из стражников, хотя всего лишь версту назад мы встречали их чуть ли не постоянно! Впрочем, чему удивляться? Жить всем хочется, а дурная слава этих мест, как видно, уже успела облететь многих, так что рядом с той дорогой, что вела в те края, где обитало невесть какое чудище, стоять на посту ни у кого не было ни малейшего желания. Равно как и находиться здесь.

Что касается путников и проезжающих, то на них можно не обращать внимания. Все одно от проезжих никуда не деться, да и вряд ли кто из этих людей будет стараться запомнить встречу с Серыми Змеями, или сообщать всем и каждому, куда они направились. Я их понимаю: у братства Серых Змей свои дела, не касающиеся забот обычных людей в этом мире, и об этих самых делах храмовников другим лучше не знать. Так спать спокойней…

Кисс прав: это оно, то самое место, где, по словам Авиты, начинается объездная дорога, о которой она нам говорила. Здесь деревья словно расступаются, открывая просвет на неширокую, хорошо укатанную дорогу. Она, и верно, была не мощеная, а грунтовая, что для Нерга несколько непривычно. И треугольный камень находился тут же, у пересечения главной дороги и грунтовой. Хорошая примета, не спутаешь. Похоже, для камня была использована глыба немалых размеров, чуть ли неболее чем в человеческий рост. Он, этот камень, хотя и был обтесан довольно грубо, но, тем не менее, как нельзя лучше вписывался в общую картину. Возможно, именно так и задумывалось с самого начала.

На эту дорогу мы свернули без раздумий — все одно иного выбора у нас не было. И без того все то время, что мы ехали от Западных ворот, постоянно оборачивались назад, смотрели, нет ли за нами погони… А в том, что она должна появиться — тут ни у кого из нас не было ни малейших сомнений. Так что немного отъехав от основной дороги мы пустили коней во весь опор. Ничего, тут и грунтовая дорога неплохая…

Чтоб было удобнее, мы откинули назад наши капюшоны, закрывающие обзор. Без них, конечно, куда лучше. Впрочем, во время быстрой езды они все равно спадали с наших голов. Однако когда нам на дороге встречался кто-то из проезжих, или же мы сами подъезжали к очередному селению, то капюшоны накидывались снова. На всякий случай.

Надо же, Койен голос подал — не беспокойтесь, мол, все в порядке! А почему раньше постоянно молчал? Понятно: опасался, не мог много говорить… Ну, а хотя бы причину ты мог пояснить? Долго? А ты попробуй коротко… Вот оно что: это был неразумный риск, и прежде всего для самого Койена. В Сет'тане имеются такие колдуны, которые очень хорошо могут улавливать подобные голоса… Что ж, тогда все понятно.

Не сомневаюсь, что и у Кисса с Маридой, так же, как и у меня, стало намного легче на сердце, когда с наших глаз скрылись кроны высоких деревьев, посаженных вдоль дороги, ведущей в Сет'тан. Все-таки хоть какое-то ощущение свободы.

Первые два селения, встретившиеся на нашем пути, ничем не отличались от тех, которые мы ранее встречали на дороге. Все то же самое: люди, работающие на полях, пасущиеся козы и бараны, скудная растительность, каменистая земля, песок… В этих селениях мы видели и стражников, но ни один из них нас не останавливал. Надо же, какой силой обладают эти невзрачные серые балахоны! Поселки мы просто-таки пролетали без остановки, не обращая внимания на стражу. Впрочем, те и не собирались нас останавливать. Сейчас для нас главное — успеть уйти как можно дальше от возможной погони…

Я немного опасалась за Мариду — все же она была женщина в возрасте, и эта дорога была для нее тяжеловата, однако та держалась на удивление хорошо. Оказавшись верхом на коне, да еще и ощутив долгожданную свободу, старая ведунья будто помолодела, и, кажется, обрела второе дыхание. Да, вот что значит вырваться из неволи! А на мое предложение дать ей немного своих сил Марида лишь махнула рукой — не требуется, мол. Спасибо, конечно, за предложение, но пока не надо…

Когда солнце стало клониться к закату, мы подъехали к очередному селению, третьему по счету из тех, что встретились на нашем пути. Авита была права: здесь, и верно, селений было совсем немного. В моей родной Славии на том расстоянии, что мы преодолели от развилки дорог до этого самого места, нам бы встретилось не менее двух-трех десятков поселений и деревушек. Ну, причина такой отдаленности одного селения от другого понятна: плодородной почвы тут почти нет, да и сама поверхность земли очень неровная, везде камень, песок, вечная пыль в воздухе, забивающая глаза, горло и нос, не позволяющая ни дышать полной грудью, ни нормально смотреть… И никаких водоемов, не было даже ручьев. Зато холмов, ям, обрывов хватало в избытке. Понятно, что люди селятся лишь там, где имеется вода, или хотя бы есть возможность ее раздобыть.

Полдня под солнцем, на пыльной дороге… Пить хотелось ужасно, да и лошадям нужен отдых, хотя бы небольшой. И еще я не отказалась бы поесть. Впрочем, не я одна — в всех бурчало в желудках. Так что мы решили ненадолго остановиться в этом селении. К тому же неплохо бы выяснить окружающую обстановку.

Еще когда мы только подъезжали к поселку, третьему по счету — еще тогда меня удивило то, что на небольших клочках обработанной земли нет работающих людей. Я выросла в поселке и знаю, в какое время люди уходят с полей, тем более, что в этих местах для многих обитателей огород — едва ли не единственное, что помогает выжить. И еще одно: в Нерге люди на поля выходят ранним утром, когда еще не очень жарко, и уходят оттуда в полуденный зной. Вновь возвращаются на поля ближе к вечеру, когда солнце уже не так обжигает своими горячими лучами, и работают до того времени, пока на землю не падут сумерки. А тут… Самое время для вечерней работы, а на полях никого нет…

Но в селении народ был и наше приближение заметили. Это меня ничуть не удивило: в таких поселках, находящихся в отдалении от основных дорог, жизнь течет довольно уныло, однообразно, без особых новостей, все происходящее — на виду, от глаз селян ничего не скроешь, заметят каждую мелочь. Так что любое, даже самое незначительное происшествие — это все же какая-никакая, а новость! Неудивительно, что в крайних домишках сразу приметили пыль, поднимающуюся на дороге под копытами наших лошадей. Впрочем, это было легко заметить, если учесть, что местность вокруг этого поселка была, на удивление, ровная…

В общем, когда мы подъехали к селению, то нас встретила едва ли не половина из живущих здесь людей. Ну, как быстро в таких местах разносятся новости — это я хорошо знаю: пусть и не с быстротой молнии, но что-то около того… Сейчас во взглядах жителей страх мешался с неподдельным интересом — дескать, за какой такой надобностью к ним в поселок пожаловали Серые Змеи? Все же это очень редкие гости, тем более в этих местах. Думаю, большинство из обитающих здесь людей о служителях этого храма только слышали, но вот их самих воочию видеть не приходилось.

Мы неторопливо ехали по улицам селения, и почти сразу же к нам подбежали стражники. Наверное, это опытные и умелые люди, но уже в возрасте…

Прежде чем они успели что-то нам сказать, Кисс властно спросил:

— Кто здесь старший?

— Старший стражник — это я! — выступил нам навстречу пожилой мужчина. — А староста сейчас подойдет…

— Понятно… Расскажите нам о том, что здесь произошло за последние дни… Да, еще дайте нам воды! На этой дороге мы, можно сказать, полностью пропылились…

Когда мы, спустя час, покинули поселок, то знали немало. Больше всего радовало то, что никаких новых посланий из столицы почтовые голуби пока что не принесли. Прекрасно: значит, в этом направлении нас пока не ищут. Но не стоит обольщаться — птицы могут прилететь в любой момент. Так что несмотря на то, что нас настойчиво уговаривали остаться в поселке на ночь, мы все одно направились дальше. Пусть мы почти не передохнули в том поселке, но зато перед тем, как мы собрались выехать из него, местные, узнав, что направляемся в соседнее селение, притащили нам немало еды в дорогу. Как видно, эти люди посчитали, что мы присланы сюда для того, чтоб убить то непонятное существо, что не так давно объявилось в этих местах и нагнало страху на всех живущих окрест. Что ж, отказываться от еды мы, естественно, не стали.

Можно не сомневаться, что речь шла о том самом существе, про которое нам говорила Авита. Как мы поняли из слов селян, в их поселке к сегодняшнему дню пропало пять человек, от которых нашли только кровавые куски тел. Такое впечатление, будто кто-то рубил и полосовал тела несчастных, высасывал их кровь и раздирал на куски то, что еще оставалось от убитых… Непонятное существо не гнушалось и скотом — пропадали бараны, от которых позже также находили только кровавые ошметки… Нет, шакалы тут вовсе ни при чем: каждый из здешних жителей прекрасно знает, как выглядят останки животных после нападения шакала! Или какого-то другого хищника. Тут нечто другое…

Больше всего селян потрясло то, что одним из убитых людей был настоятель находящегося в селении храма Великого Сета: по мнению людей, это уже попахивало богохульством, и оттого наш приезд показался им чем-то вроде наказующей длани Сета…

Перебивая друг друга, селяне рассказали нам, что существо нападало как днем, так и ночью, и оттого-то местные старались не отходить далеко от поселка. Дошло до того, что люди боятся выходить даже на свои обработанные клочки земли — двоих существо убило и там… Ну, а с наступлением сумерек селяне вообще запираются в своих домах на все замки. Во всяком случае, из домов то существо еще никого не утащило…

Что касается внешнего вида этого самого непонятного существа, то тут никто не мог сказать ничего определенного. На все наши расспросы люди только беспомощно разводили руками — ничем не можем помочь… Видели что-то, но точно никто ничего не знает. Единственное, что сказали нам несколько свидетелей, так только то, что они слышали некие звуки, леденящие кровь, да краем глаза видели нечто вроде взлетавших в воздух канатов… Естественно, бросаться к тому месту и выяснять, что же такое там происходит, никто не стал… Вот и все.

Ну, если уж на то пошло, то стоит сказать: у них в селении еще сравнительно тихо, а вот в том поселке, что находится дальше — там вообще люди запуганы так, что хоть уходи с этих мест. Оно бы, может, даже и на самом деле ушли, да вот только не уверены, что то существо на них в дороге не нападет. Ведь никого в живых не оставляет…

— Вот такие у нас дела, — в довершение сказал стражник. — Так что вы уж, господа, будьте поосторожней, а не то мало ли что с вами может приключиться…

Так-то оно вроде сказано все правильно, только вот между слов у стражника таилась невысказанная надежда: может быть вы, господа хорошие, сумеете справиться с этим существом?.. Век бы за вас Великого Сета молили!

Когда мы направились дальше, то нас, без преувеличения, провожали жители всего поселка. Да, бедные люди… Ох, колдуны, вы хоть соображаете, что творите, выращивая в своих лабораториях невесть кого?!

На наше счастье, в селении у стражников оказалась карта — Кисс попросил показать ему место, где чаще всего бывают нападения на людей. Конечно, та карта была старая, можно сказать — чуть живая, расползающаяся на куски, но, тем не менее, на ней можно было кое-что различить. Ну, зрительная память у Киса, в отличие от меня, замечательная, и он хорошо запомнил дорогу. Вот и сейчас Кисс сказал, что нам надо добраться до очередного селения, затем еще десяток верст — и дорога как бы делает большую петлю, которую можно срезать, если ехать по прямой…

На отдых мы остановились затемно, когда уже почти не было видно дороги под ногами. Расположились на небольшой площадке среди покатых холмов. Здесь росло немного полусухой травы, так что, по счастью, для лошадей был корм. Хотя в поселке нам староста дал огниво, но, тем не менее, из предосторожности мы не стали разжигать огонь. Дежурить решили по очереди, вначале Кисс, а потом я. Марида попыталась было доказать, что она тоже ничем не хуже нас и вполне может быть еще одним дежурным, но мы без разговоров отправили ее спать.

Однако нам не спалось — слишком много впечатлений… И к тому же всем нам хотелось хоть немного поговорить меж собой…

— Лиа, а ты не спросишь у Койена, как Медок оказался в столице?

— Да я его об этом уже спрашивала, только вам сказать не успела — все как-то было не до того… Все было очень просто. Как Варин и предполагала, Табин — бывший управляющий, прекрасно понимал, что после того, как он получит деньги за меха — после того ему не жить, и вот оттого-то он стал высматривать среди путешествующих на дороге колдуна рангом повыше, вроде того, кто на наших глазах приказал убить пытавшихся бежать из рабского каравана… Такой ему попался, и наш дорогой Табин выложил ему все о цели нашего появления в Нерге. Правда, колдун вначале слушал бывшего управляющего неохотно и вполуха, но быстро понял, в чем тут дело — и вот тогда все завертелось! За нами кинулись в погоню, но мы успели уйти в подземные выработки…

— Представляю, как некоторым попало!

— Было такое… Естественно, тут сразу же стали выяснять, что и как, и вот тогда-то вылезла наружу вся эта история о том, как мы оказались в караване рабов…

— Можно подумать, колдуны ничего не знают о подобных прецедентах — презрительно скривился Кисс.

— Почему же, знают, до них не раз доносилось подобное — что, мол, бывает такое, что бесследно пропадают чужеземцы, только вот им, этим сообщениям и слухам, обычно не дают хода. Видишь ли, в Нерге исчезновение людей — не редкость, и даже при целенаправленных поисках концов обычно не находят, иначе истории с пропажами приобретут огласку и со стороны это будет выглядеть более чем некрасиво. Все знают, что служивые, если можно так выразиться, иногда прихватывают свободных людей, но дело в том, что это почти невозможно доказать. До конклава уже не раз доносились сведения о том, что кое-кто забирает для продажи иноземцев вместе с их товаром, но за руку пойман никто не был. Ведь если кто-то из таких вот… прихваченных попал на тот же рудник, то слушать его возмущения никто не станет, а если этот человек будет продолжать шуметь, то ему просто вырежут язык.

— В мире не все можно спрятать, и кое-что может просочиться даже с рудников.

— Все верно. Если все же до кого-то донесется слух, что пропавшего без вести человека видели на одном из рудников или каменоломен… И тут несложно: устрой тому внезапно объявившемуся человеку нечастный случай — камень на голову свалился, случайно упал и голову себе разбил, или же просто-напросто внезапно умер своей смертью… Все просто. Нет человека — и нечего расследовать. Если нет фактов, а есть одни лишь слухи… Ну, слухи они и есть слухи, сказать можно все, что угодно, а доказательств как не было, так и нет. Это дело в Нерге хорошо отработано. Так что все пропажи иноземцев обычно списывают на разбойников и бандитов — мол, хоть и борются с ними, как только могут, а все одно — житья от них нет!.. В принципе, нападения придорожных бандитов случаются во всех странах, так что тут уж ничего не поделаешь… А свидетели… Ну, свидетелей в Нерге днем с огнем не сыщешь, так что если даже начнется следствие, то пропавших людей все одно отыскать не сумеют… Думаешь, отчего иноземные торговцы без крайней на то нужды в Нерг стараются не ездить?

— Но в нашем случае…

— Да, в нашем случае все было не так, и концы в воду спрятать было невозможно — вмешался конклав, и то лишь оттого, что мы им были нужны до зарезу… Так что в этом случае все виновные получили по заслугам, как это и должно быть за подобные… непотребства. Прописали полной мерой всем, кто имел к этой истории хоть какое-то отношение, и, чтоб другим неповадно было повторять подобное, неофициально сообщили об этом всем своим служивым. Так сказать, была проведена акция устрашения. Опускаю то, что в результате этого расследования огребли те, кто затеял всю эту историю…

— Ты кого из них имеешь в виду — таможенников, стражников в поселке или охрану в караване?

— Там хватило всем, жалеть никого не стали. Скажем так: все получили полной мерой… А Медка командир поселковых стражников вначале оставил было себе, но после проведения следствия мужика лишили всего добра… Жизни, кстати, тоже, но за это ему, кроме себя, винить некого… Ну, а Медок поступил в распоряжение того колдуна, к которому обратился Табин. Меха, как и было решено ранее, отдали в распоряжение заказчиков-жрецов, Медка колдун подарил своему племяннику, а все остальное оружие вручил своим охранникам и охранникам все того же горячо любимого племянника. Все же племянник — единственное чадо в очень состоятельной семье, будущая надежда и опора дядюшки…

— Да уж, чувствуется, что племянничку ни в чем отказа не было.

— Кисс, у меня еще вопрос — продолжила я. — Понимаю: оружие нам, конечно, надо… Но почему ты два меча забрал у этих наглых мальчишек, а один забрал у охранника?

— Я отбирал то оружие, что мне больше глянулось. Кстати, ты не узнала этот меч? Впрочем, у кого я об этом спрашиваю… Это же тот самый меч, который Трей выиграл в поединке с рыжим парнем, прислужником барона Д'Дарпиан! Это оружие отдали одному из охранников дорогого племянника… Прекрасный меч, и к тому же без этих сверкающих камней, которые, на мой взгляд, не очень-то нужны хорошему оружию… В общем, если вернемся, то меч надо будет вернуть Трею. Просто потому, что этот меч парень заслужил по праву, и не стоит оставлять такое доброе оружие в невесть чьих руках…

Вскоре и я прилегла рядышком со старой королевой, зная, что если Кисс дежурит, то ничего плохого с нами не произойдет. Марида быстро уснула, да и я почти сразу же вслед за ней закрыла глаза — все же мы здорово вымотались за сегодняшний день.

Ночью меня разбудил Кисс — пришла моя очередь дежурить. Все тихо, сказал он мне, ничего подозрительного. Единственное, что его удивило, так это то, что он почти не слышал голоса ночных обитателей этих мест. Лишь потрескивают песчаные сверчки, да изредка крикнет ночная птица. Даже вой шакалов раздавался где-то в отдалении. Такое впечатление, что вокруг нас нет никого из животных, а так быть не должно. Что-то не нравится мне все это…

Кисс заснул, а я сидела и слушала тишину. А ведь парень прав: здесь отчего-то действительно очень тихо. Мы уже не раз ночевали в отдаленных местах и под открытым небом, так что я имею представление о тех звуках, что раздаются по ночам. Все правильно: мир живет своей жизнью, но тут… Не будем вдаваться в причину, просто надо хорошо помнить: в нашем нынешнем положении рассеянность или невнимательность совершенно недопустимы, особенно если учесть, что, возможно, где-то неподалеку отсюда находится некто, кому не составит никакого труда превратить нас всех в кусочки для рагу… Так что сон в голову никак не лез.

Ночь прошла быстро, и, спасибо за то Высокому Небу, с нами ничего плохого не произошло. Вот уже и солнце выходит, так что еще немного — и я разбужу Кисса и Мариду…

И тут я почувствовала — опасность… Верно, там, сзади, подкрадывается некто… Чтоб не спугнуть его, то существо, лучше не оглядываться. Как бы между прочим положила руку на меч, затем вновь сосредоточилась… Ну, где же?.. А, вот! Надо же, совсем близко… Пора! Резко развернулась, и рубанула выхваченным мечом нечто…

В то же мгновение раздался то ли писк, то ли визг, причем такой пронзительный, что у меня на несколько секунд заложило уши.

— Что случилось? — Кисс мгновенно оказался на ногах, да и Марида открыла глаза.

— Смотрите…

Меч едва ли не пополам перерубил небольшого зверька, чем-то напоминающего нечто среднее между лаской и крысой. Длинное узкое тело серого цвета, крысиный хвост и большая голова с широко раскрытой пастью, сплошь усаженной острыми зубами-иголками… Хотя сейчас тельце зверька и было разрублено, тем не менее это создание все еще пыталось ползти к нам, шипя и мерзко повизгивая. Пожалуй, хватит! Еще один удар мечом — и небольшой зверек оказался разрубленным полностью, однако даже сейчас он продолжал шевелиться.

— Это что за зверь такой? — Кисс довольно спокойно смотрел за шевелящееся тельце.

— Плохой зверь… Осторожно, руку не протягивай! И не вздумай до него дотрагиваться!

— Ты, подруга, что-то уж очень расшумелась из-за какой-то крысы, или кто она там…

— Это не крыса.

— Ну, тогда что-то из их крысиной родни… Бедная зверюшка! И что ты на нее так накинулась? Я надеюсь, что это не то самое неведомое чудовище, которого боятся все окрестные селяне?

— Кисс, хватит издеваться! Эта, как ты ее назвал, крыса, тоже далеко не подарок! Помните, Авита говорила, что колдуны намерены пустить на наши поиски кое-кого из своих созданий?

— Ну, было такое… — кивнула головой Марида.

— Так вот, этот зверек — из числа этих самых… Кисс, я же сказала — не смей его трогать!

— А что такого? — но на всякий случай парень отдернул руку, которую протягивал было к разрубленному зверьку. — Знаешь, сколько я крыс в свое время распотрошил? Эта, правда, выглядит несколько не так, как обычная крыса…

— Это животное лучше вообще не трогать. И советую держаться от него подальше. Поясняю: перед нами не крыса, как ты мог подумать, а одно из последних изобретений колдунов. Койен рассказал мне кое-что об этом… существе. У этой, как ты ее назвал, крысы, нюх в десятки раз лучше, чем у собаки. И еще они, эти зверьки, очень умные. Этих… созданий пускают по следу тех, кого нужно отыскать, и подобные… крысы, как правило, не ошибаются, находят тех, чей запах им дали понюхать. Куда там до них самой лучшей собаке! Эта… крыса сумела найти нас, хотя от Сет'тана до этого места достаточно большое расстояние.

— Но как она сумела догнать нас? Все же у нас была такая фора во времени…

— Эти существа бегают очень и очень быстро. К тому же они почти не чувствуют усталости.

— Ладно, нашла она нас, и что с того? Мы-то здесь, а колдуны в Сет'тане… Эта крыса — она что, назад побежит, с докладом в столицу? Ты еще скажи, что она говорить может…

— Это не требуется. Посмотри на ее зубы. Впрочем, их так просто не рассмотреть. У этих… крыс в каждом зубе есть нечто вроде крохотного канальца — очень напоминает ядовитые зубы у змей… Только вот у этих… созданий в зубах не яд, а нечто парализующее. Причем сильное парализующее.

— Ты хочешь сказать… — начала Марида.

— Да ничего я не хочу сказать! Это Койен говорит. Дело должно обстоять так: подобное существо находит нужного человека, того, кого требуется отыскать, кусает его, а затем возвращается к своим хозяевам, и вновь ведет их на то место, где она оставила парализованного человека.

— Но если человек парализован, то от него уже вряд ли чего добьешься…

— Почему же… Имеется и средство, которое снимает этот самый паралич. Вольют тебе в рот пару ложек этой гадости, и через несколько часов ты не только полностью придешь в себя, по и от паралича ничего не останется… В общем, у колдунов все предусмотрено, и они не зря едят свой хлеб. А живучесть у этих существ просто невероятная! Смотрите…

Оглянувшись, я подобрала валявшуюся неподалеку старую обломанную ветку, невесть каким образом попавшую в эти места. Стоило поднести эту ветку к, казалось бы, умершей крысе, как та мгновенно успела нанести несколько укусов по дереву. Ох, а зубы у нее! Сил тоже хватает… Во всяком случае, крепкую ветку умершая, казалось бы, крыса, сразу же прокусывает насквозь…

— Однако… — на Кисса и Мариду увиденное произвело должное впечатление. — И сколько же таких созданий за нами послали?

— Койен говорит — с десяток…

— Значит, эти крысы и дальше могут появиться здесь?

— Не исключено. Если нас нашла одна из них, то вполне могут отыскать и другие…

— Невесело… Ну что, дамы, поехали? — Кисс сделал приглашающий жест в сторону лошадей. — На ходу перекусим… Что-то у меня нет особого желания смотреть на это несчастное животное.

На дороге до очередного селения нам не встретился ни один человек. А около самого селения, когда мы к нему стали подъезжать, то увидели, что обработанные клочки земли стали зарастать травой. Судя по всему, здешние жители в последнее время стараются не появляться на своих делянках. О-хо-хо, да на эти поля, похоже, махнули рукой, а подобное может быть лишь в двух случаях: или в селении никого нет, или же люди настолько боятся покидать свои жилища, что предпочитают в будущем умереть с голоду, чем сейчас подвергать себя опасности.

Наше появление в селении произвело должное впечатление. Люди, до того не выходящие за пределы своих дворов, стали выходить на улицу, и следить за нами не только из-за своих низких изгородей, но даже пошли вслед за нами. Так что к тому времени, как мы доехали до середины селения, нас сопровождала уже целая толпа. Откуда-то появились стражники, причем, как и в том селении, это тоже были люди весьма преклонного возраста.

— Господа храмовники! — у старшего из стражников просто дух перехватывало от счастья. — Господа храмовники! Ну, наконец-то! А не то мы тут уж совсем было отчаялись!

— Он нынешней ночью опять приходил! — крикнул кто-то из толпы. — у Дорха поросенка растерзал! Да только что ему поросенок! Ему человеческая кровь нужна!..

Толпа загомонила на разные голоса, и каждый из собравшихся пытался нам что-то сказать. Понятно: люди выплескивают накопившийся страх и с надеждой глядят на нас… Как видно, и здесь посчитали, что мы прибыли им в помощь.

— Объясните подробнее, что случилось? — обратился Кисс к одному из стражников.

— Да это все то самое чудище,… мать! — от души выразился стражник. — С той поры, как оно объявилось в здешних местах, у нас в селении уж чуть ли не десять человек убиты, а уж сколько скотины разодрано — не передать!

— Поподробнее, пожалуйста…

Из рассказов стражников мы поняли, что теперь жители этого селения боятся покидать пределы родного поселка даже днем. Если раньше невесть откуда объявившееся чудовище таскало людей и скотину только ночью, то сейчас занимается этим даже днем. Дошло до того, что люди на свои поля боятся выходить… Ведь как дело-то обстоит: если чудище на кого нападет, то хоть кричи, хоть нет — все одно растерзает, а кто на помощь побежит — того такая же участь постигает, убивает его чудовище. Одни клочки кровавые по полям раскиданы… Да какие там поля — сейчас люди за собственную изгородь не высовываются!

Сколько уж было послано голубей в столицу с просьбой о помощи — и не упомнишь точного количества! А в ответ все родно и то же: ждите, вот-вот прибудем, изловим… Сколько еще ждать-то можно?! Пока чудовище всех людей под корень не изведет?!

Ох, если действовать по уму, то нам следовало объехать этот поселок, да только вот как это сделать? Надо было давать слишком большой крюк, к тому же неизвестно, где прячется оно, то самое чудовище. Еще, не приведи того Высокое Небо, приехали бы к нему прямо в пасть… А теперь нас хорошо запомнили в обоих поселках. Впрочем, этого и следовало ожидать: в таких местах каждый человек на виду, и уж тем более приезжий… Тут новостью становится любое, даже самое незначительное происшествие, не говоря уж о том, что приезд людей в серых балахонах никак не может остаться незамеченным.

Мне было немного стыдно перед этими людьми, смотревшими на нас с такой надеждой. Что бы селяне о нас не думали, какую бы веру на нас не возлагали, но у нас не было ни малейшего желания встречаться с этим чудищем. Извините нас, люди добрые, но мы рассчитываем как раз на противоположное…

Когда через четверть часа мы выезжали из селения, оставив позади людей, окрыленных надеждой, то увидели, что посреди дороги стоит человек. Суда по черной одежде, это настоятель местного храма. Ну да, все правильно: вот рядом находится и небольшое здание храма Сета с аккуратным сквериком подле него… Надо же, обычно храм стоит в середине селения, а не с края, как здесь. Впрочем, подобное в Нерге я уже видела не раз: считается, что это Великий Сет благословляет путешественников…

Все правильно, но что здесь делает настоятель? Желает лично дать нам благословение перед дорогой? Не похоже. Покосилась на Кисса, но тот отрицательно качнул головой: этого человека на площади он не видел, среди собравшихся его точно не было. Когда мы подъехали ближе к мужчине, он раскинул руки по сторонам, показывая — стойте!

Ну, объехать его мы всегда успеем. Остановились возле стоявшего мужчины… Совершенно седой человек, хотя ему еще нет сорока лет… И с сердцем у него большие проблемы, даже очень большие — у него стенокардия, причем уже в сильно запущенной форме. Похоже, что все, происходящее вокруг, этот человек, как говорится, пропускает через свое сердце…

— Простите, не могли бы вы снять капюшоны? — а голос у мужчины усталый, и совсем не властный.

— По какому праву? — Кисс не очень сдерживается, едва ли не грубит.

— Я вам не враг, если вы действительно именно те, за кого я вас принимаю. Дело в том, что ко мне совсем недавно прилетел голубь с посланием… Впрочем, на нас смотрит едва ли не половина жителей поселка, и оттого капюшоны вам лучше не снимать. Просто скажите правду: вы — те, кого сейчас ищут?

А ведь настоятель искренен с нами, да еще и раздавлен горем… Ладно, рискнем.

— Да — сказала я. — Нас ищут, и мы не имеем никакого отношения к храму Серых Змей.

— Ну, раз так… — чуть удивленно покосился на меня Кисс, — раз так, то я подтверждаю эти слова.

— Тогда вам стоит быть очень осторожными. Прежде всего, эта тварь, которой все боятся — она где-то здесь, поблизости. Вам очень повезет, если вы сумеете уйти. Во всяком случае, я на это надеюсь…

— Очевидно, я что-то не понял… — нахмурился Кисс.

— Просто мне бы хотелось, чтоб судьба была куда более благосклонна к вам, чем к многим из местных бедолаг… Далее: раз голубь прилетел ко мне, значит, птицы посланы и в другие места, расположенные далее по этой дороге. Наши поселковые стражники тоже вот-вот должны получить послания. Так что я вас не задерживаю, но советую: если вам повезет, и вы благополучно доберетесь до соседнего поселка, то ни в коем случае не заезжайте в него. Там вас уже будут ждать…

— Вы настоятель, но…

— Справа от дороги через пару верст начнутся обрывы — продолжал мужчина, не обращая внимания на слова Кисса. — Очень неприятное место… Там дорога делает огромную петлю, и только лишь для того, чтоб обойти самые глубокие овраги. Если хотите найти тропу, срезающую приличную часть дороги, а вместе с ней часть дороги и эту самую петлю, то смотрите внимательней. Где-то в десятке верст отсюда около дороги вы увидите растущие рядом два куста с несколько необычными листьями. Узкие зеленые листья отливают синевой… Сворачивайте с дороги туда, и езжайте вниз. Тамошняя дорога идет по дну оврагов. Ею пользуются в основном местные, хотя тот путь довольно опасен — высокие склоны по обе стороны дороги, иногда бывают обвалы, а то и камни сыплются сверху… В тех местах обычно стараются не ездить, и уж тем более сейчас. Но таким образом вы сумеете объехать три селения, а дальше начнутся довольно заброшенные места… Все, счастливого пути.

— Но почему вы нам это говорите?

— Это мое дело.

— И все же?..

— Моя семья… В общем, это существо на них напало. Все, что осталось от мой жены и моего сына, я захоронил в одной могиле… И я знаю: в том, что случилось, прежде всего виновны колдуны из цитадели, вырастившее это страшное существо. Сейчас они ищут вас, и я не желаю быть на их стороне… Ваше дело — воспользоваться моим советом, или отказаться от него. И вот еще что, примите для сведения: на всякий случай не гоните быстро своих лошадей. Оно, это чудовище, прежде всего нападает на тех, кто скачет по дороге во весь опор. Не знаю, с чем это связано, но примите к сведению эти мои слова… Да благословит вашу дорогу Великий Сет!

Настоятель отступил в сторону, и мы тронули поводья. Но когда наши кони оказались далеко от поселка, Кисс обратился ко мне:

— Лиа, что скажешь?

— Насчет настоятеля?

— Да. Тебе не кажутся странным то, что он нам сказал?

— Тут много чего странного.

— Я не о том. Этот человек… У него погибла семья, но в этом он обвиняет не то существо, что убило родных, а тех, кто его, это существо, сотворил в своей цитадели. Я всего лишь несколько раз в своей жизни встречал людей, которые способны так рассуждать. Тут надо иметь в душе нечто настолько высокое, что подобным можно только восхищаться… И все же: предупредить нас о письме колдунов и никому не сказать о голубе с посланием…

Понятно — его интересует, что по поводу слов этого человека думает Койен.

— Я бы так не сказала. Настоятель, конечно, был искренен, говоря с нами, но, тем не менее, в глубине души он все же надеется на то, что мы убьем то существо. Оттого и не стал ничего говорить стражникам о полученном письме. Впрочем, те с минуты на минуту тоже получат точно такое же послание — почтовый голубь летит и к ним с сообщением насчет нас… Но, тем не менее, дело не только в этом. Знаешь, существуют на свете такие люди, которых называют правдоискателями. Они и сами пытаются жить честно, и стараются делать все, чтоб по-справедливости в этом мире жили все, и чтоб никто не нарушал закон… Подобным правдолюбцам в этой жизни приходится несладко. С одним из таких мы только что столкнулись — очень он за правду ратовал там, где не надо… Вот оттого и получилось так, что этот человек, ранее занимавший немалый пост в столице, оказался здесь, в отдаленном селении… Это, можно сказать, ссылка. Сам понимаешь, что прилипшее звание бунтовщика и вольнодумца отнюдь не способствует удачной карьере, а наоборот — губит ее на корню…

— Да, тем, кто постоянно ищет справедливости — им в этой жизни приходится туго.

— Ты еще не знаешь всего. Койен сказал: через несколько лет этот человек станет одним из тех, кто поднимет восстание против засилья черной магии в Нерге — все же он сам один из тех, кто в свое время учился колдовскому искусству. Только вот, как оказалось, черное искусство — это не для него, а уж лаборатории с их жуткими опытами вообще вызывали у этого человека нечто вроде отвращения. Вот в результате его и отправили сюда. За излишнюю щепетильность и вольнодумство…

— Похоже, что в Нерге не все так гладко, благостно и спокойно, как хотелось бы того хотелось колдунам, и как они стараются это показать. Значит, возглавит восстание, или просто бунт… Что ж, недовольство все одно есть, и оно прорывается то там, то здесь, несмотря на жестокость и строгий контроль за жителями Нерга…

— Конечно…

— А потом? Что будет с этим человеком потом? Как я понимаю, бунт будет подавлен…

— Койен молчит. Думаю, тут и так все понятно…

Обработанные клочки земли закончились очень быстро, и сейчас дорога лежала меж высоких холмов. Довольно неудобное место для проезда, но зато более чем удобное для засады. Интересно, удастся нам проехать, или нет?..

— Ты как думаешь, что представляет из себя это чудище? — спросила я Киса. — Ты же вроде разговаривал об этом со стражниками…

— Не знаю. Те, кто видел его вблизи — они уже ничего не расскажут, а кто видел издали — говорят, похоже на комок канатов…

— Чушь какая-то…

— Н-да… Сам ничего не понял. Я внимательно выслушал все то, что мне рассказывали. Отчего-то оно, это чудище, не уходит вглубь страны, а постоянно ходит вдоль дорог, туда-сюда, отдавливая людей и животных… Авита говорила, что это какой-то зверь из числа тех, что колдуны ваяют в цитадели. Помнишь, что мы видели в той лаборатории?

— Такое забудешь… Интересно, сколько в цитадели таких, с позволения сказать, лабораторий?

— Насколько мне известно, молодые люди, этого добра там хватает — вмешалась в наш разговор Марида. — Но то, что мы успели рассмотреть — это так, начальная стадия… Так сказать, видимая часть. Но самые жуткие лаборатории и самые опасные создания находятся в подземной части цитадели, и лучше не думать о том, что там творится. Говорят, под зданием цитадели наделано столько ходов и камер, что это больше напоминает подземную часть муравейника, где все изрыто и ископано… И ведь не просто же так из тюрьмы в цитадель сделан подземный ход: в случае необходимости всегда можно выдернуть несколько заключенных из числа тех, кого искать не станут, или же просто не осмелятся… Не каждый раз под руками может оказаться нужное количество рабов для экспериментов, или… — и тут Марида замолкла.

— Или? — поторопила ее я.

— К сожалению, частенько колдунам бывает нужна именно кровь человека, или же его плоть. Не спрашивайте, для чего! В Нерге давно шепотом передают друг другу на ушко, что именно человеческим мясом кормят тех созданий, которых растят в цитадели…

Что тут скажешь — веселенькие у нас разговоры…

— И все же я думаю — продолжала Марида, — думаю, что это существо — оно не очень разумное. Если бы оно хоть немного соображало, то давно ушло бы с этого места куда подальше, но вместо этого оно ходит вдоль дорог, пугая людей в придорожных селениях. Как видно, считает, что здесь у него нечто вроде кормушки…

— Наверное, ты права…

Когда мы выехали из-за очередного крутого холма, то увидели, что на большом камне у дороги, опустив голову на грудь, сидит человек. Такое впечатление, будто он спит или дремлет. Крепкий мужчина, даже, я бы сказала, толстый, из одежды на котором только нечто вроде невероятно грязной и драной накидки, в которую он кутался так, будто ему было холодно. Это еще кто такой? Надо же, ушел от поселка, не боится нападения… Однако даже местные нищие ходят в куда более пристойном виде, чем этот человек, а тут… Может, у него с головой не все в порядке? А что такое вполне может быть, хотя… Насколько я знаю, в Нерге всех людей с определенными отклонениями в психике еще в детстве забирают колдуны. Для чего? Не поясняют, но и без того понятно, что не для благого дела.

Что-то в этом человеке показалось мне неестественным, неправильным… А, понятно: это человек был горбат, причем горб у него был не просто большой, а огромный.

Сердце кольнуло непонятное предчувствие, но лошади были спокойны. Значит, чудища поблизости нет. Уже легче.

При нашем появлении мужчина встал с камня и вышел на дорогу. Что ему надо от нас? Тоже хочет предупредить проезжих об опасности? Нет, тут что-то другое…

— Стойте! — неожиданно для себя я едва ли не закричала.

Когда мы остановили коней, до того человека было шагов двадцать, и он спокойно пошел нам навстречу. Идущий был бос, и я обратила внимание на то, что у него очень большие ступни. Невольно отметила про себя и то, насколько этот человек легко и быстро двигается, едва ли не скользит над землей, хотя обычно люди со столь сгорбленной спиной передвигаются куда тяжелей.

Меч я выхватила скорей от непонятного чувства возникшей опасности, чем он опасности действительной. Не было ничего, что говорило бы о том, что нам что-то грозит, но в глубине души набатом забилась тревога.

Все остальное произошло в течение нескольких мгновений. Полетели на землю лохмотья, в которые до того кутался человек, и перед нами оказался почти что обнаженный мужчина, если, конечно, не считать за одежду жалких обрывков драных штанов. Мужчина был на голову выше любого из нас, да еще и светловолос — как видно, в нем была немая примесь крови северян, да и черты лица куда больше напоминали жителя Славии или Валниена. И кожа у него иная, те такая, как у местных жителей. И хотя этот человек сейчас заметно обгорел на солнце, но все равно чувствуется, что она куда более светлая, чем у коренных местных жителей Нерга. Светло-серые глаза тоже нередко встречаются у северянжителей Севера. Сильное тело с какими-то… неправильными мускулами, а в чем именно они неправильные — это я поняла в следующий миг. Внезапно за спиной мужчины будто раскрылся цветок… Нет, я сказала неправильно — к цветку это не имеет никакого отношения…

Вначале я даже не поняла, что происходит. Дело в том, что позади мужчины, прямо из его спины появилось нечто вроде веера или нескольких канатов… Да нет, какие это канаты! Когда-то очень давно на картинке я видела осьминога, и вот именно те самые щупальца, что я в свое время рассматривала в книге, сейчас воочию узрела за спиной мужчины. Кажется, до этого времени каждое щупальце было свернуто наподобие ленты и укладывались на спине мужчины, плотно один к одному — потому и казалось, что на спине человека находится большой горб. Сейчас они развернулись и торчали за спиной мужчины, готовые в любую секунду обрушиться на нас. Больше мужчина не казался толстым, наоборот — его тело было сильное, прекрасно тренированное, с рельефными мышцами. Но эти щупальца за его спиной… Длинные отростки, каждое из которых длиной не менее трех человеческих ростов, были покрыты по краям узкими костяными пластинками, которые в развернутом виде складывались в настоящие бритвы… Еще там были какие-то крючочки, присоски, короткие шипы, и еще невесть что… Воплощенный наяву ночной кошмар.

Эти жуткие щупальца шевелились, и я поняла, что если они ударят по нам, то ни малейшего шанса вырваться ни у одного из нас не будет. Мы едва успеем дернуться до того, как все будет закончено. Эти костяные полоски, острые, как мечи, просто разрубят каждого на мелкие куски, причем вместе с лошадями… Теперь понятно, отчего от людей оставались лишь клочья плоти — если хоть одно из этих щупалец хлестанет по живому, то во все стороны полетят окровавленные куски уже мертвых тел, а шипы, крючки и присоски довершат дело…

И еще одно понятно: нам от него не убежать — у этого существа прямо-таки молниеносная реакция, в несколько раз превышающая скорость обычного человека, а то, как легко и стремительно он двигался — это просто поражало. Его движения были просто-таки размыты в воздухе, человеческий глаз не успевал их улавливать. И уж тем более от него не сможет уйти ни одно живое существо… Щупальца сейчас ударят по нам со скоростью атакующей змеи — и мы не сможем уловить даже того движения, которым он нас рассечет. Нас трое, а у него восемь более чем длинных отростков, с первого же замаха достанет нас всех, изрубит в клочья… Вот оттого оно, это создание, и подпустило нас к себе так близко — чтоб бить наверняка, и чтоб никто из нас не ушел. Умно…

Интересно, с чего я решила, будто то чудище, которого все боятся, будет похоже на зверя? Наверное, в моей голове прочно засело, что существо, которого все боятся, сходно, например, с тем же кансаем. Не знаю, как у других, но у меня не возникло даже мысли о том, что речь может идти не о звере, а о человеке… Но если вдуматься, то окажется, что это… создание, что мы видим перед своими глазами, не менее страшно, чем тот же кансай. Ведь тот, кого боялись все вокруг, на самом деле человек, измененный до неузнаваемости в лабораториях колдунов… Говорила же Авита…

К тому же этот… человек явно вышел на охоту. Он голоден, зол и… И еще… Еще я поняла кое-что, и от этого понимания мне стало так страшно, что от ужаса бешено заколотилось сердце. Нет, не может быть!.. Или может… О, Светлые Небеса, спасите меня от подобной участи!

— Стойте! — закричала я, не отдавая себе отчет, к кому обращаюсь. — Стойте!

По-прежнему глядя на человека, в следующее мгновение я соскочила со своей лошади, отбросив в сторону свой меч, который до того держала в руке. Стараясь не совершать резких движений, подошла к тому, кто стоял перед нами. Впрочем, чего там идти — всего-то нужно сделать несколько шагов… Только бы Кисс и Марида не шевелились и не говорили ничего…

Я шла, глядя в затягивающиеся черной пленкой глаза человека (или кто он там)… Страшные щупальца чуть подрагивали в воздухе, готовые в одно мгновение разрубить меня даже не на куски, а в самое настоящее рагу, но, тем не менее, все еще не трогавшие никого из нас…

И вот мы с этим существом стояли напротив друг друга, и несколько бесконечно долгих секунд я смотрела в его глаза… Так, надо немного разрядить обстановку, отправить в сторону ту черную волну, что уже стала захлестывать человека… Оставляем ему немного сил, снимаем зло и ненависть, жажду крови и стремление убивать… Еще надо чуть прочистить затуманенное сознание…

Прошло совсем немного времени — и страшные щупальца опали, а спустя еще несколько ударов сердца я увидела, что они вновь стали скручиваться кольцами и укладываться на спине мужчины… Жутковатое зрелище, не дай Небеса такое во сне увидеть! но сейчас оно снимает страх с нашей души — значит, человек нападать на нас не будет. И глаза у него стали светлеть, из них исчезло плещущее безумие…

А потом я протянула к мужчине свою руку, и этого оказалось достаточно, чтоб тот чуть ли не в испуге шарахнулся в сторону, а затем со всех ног бросился прочь, прихватив с земли свою невероятно драную накидку. И чем я его так напугала?

Еще миг — и бегущий человек скрылся за холмами, а я обессилено опустилась на землю — все же подобное чересчур даже для меня… Слезы сами собой хлынули из глаз, и, когда Кисс с Маридой подбежали ко мне, я уже рыдала, будучи не в силах остановиться, и спрятав лицо в ладонях.

— Лиа! — рявкнул Кисс. — Как ты могла?! Почему ты пошла к нему? Опять полезла вперед всех? Жить надоело?

— Девочка моя, зачем так рисковать? — вторила ему Марида. — Что случилось? В чем дело?

Но на эти наперебой задаваемые вопросы мне никак не хотелось отвечать, хотя сделать это все же придется. Однако сейчас мое горло сдавили самые настоящие спазмы, а на душе было настолько мерзко, что не хотелось видеть никого, и уж тем более не было ни малейшего желания разговаривать хоть с кем-то. Меня трясло, как в лихорадке, и пришлось приложить немало сил/, чтоб дело не дошло до приступа. Приступа эрбата… С великим трудом мне удалось с ним справиться, иначе… Иначе я не знаю, что может произойти с моими спутниками.

— Лиа, хватит! — присев передо мной, Кисс тряс меня за плечи. — Приди в себя! Да что с тобой такое?!

— Девочка моя, ты узнала что-то страшное? — да, тут старая ведунья не ошиблась.

— Страшное? Да, страшнее не бывает… — кажется, мне удалось взять себя в руки. — Знаете, кто это? Эрбат, только измененный. Конечно, не такой, как я, а немного другой… Но все равно: он — эрбат, и мы с ним, если можно так выразиться, одной крови…

— Так вот почему он тебя не тронул… Оттого ты его и не боялась?

— Ну да. Эрбаты, когда их охватывает приступ безумия, всегда чувствуют, когда рядом с ними находится другой эрбат, и никогда не тронут его, и уж тем более никогда не причинят ему зло, как бы им самим не было плохо. А он, этот…

— Что с ним такое сделали?

— Он такой же, как и я, только вот со мной не проделали такого, как с ним… Ведь это… Это настоящее уродство, вернее, это издевательство над самой сущностью человека! Парень прошел лаборатории колдунов, причем самые жуткие, подземные… Тех, что с этим человеком такое сотворили — их за это убить мало!

— Догадываюсь…

— Я тут немного просмотрела его… Знаете, отчего он нападает на все живое? Просто кроме обычной еды, этому… измененному надо еще питаться кровью и сырым мясом, и тут уже нет разницы, кто перед ним — человек или животное… А это самое питание кровью в организм… существа идет через его отвратительные щупальца, вернее, через присоски на них… Это необходимо, если можно так сказать, для поддержания в норме его весьма сложного организма — увы, но этому… существу нужно куда больше питания, чем кому-либо из нас: на поддержание этих щупалец тратится очень много сил! Тем не менее этот человек может проделывать подобное — нападать на людей, лишь в том случае, когда впадает в безумие. Безумие эрбата… Тогда он тоже ничего не помнит и не соображает, но когда приходит в себя после приступа, то у него всегда тяжело на душе. Он помнит, что делал нечто скверное, но вот что именно проделывал — этого он не помнит, но догадывается, что… А, хватит!

С трудом поднялась на ноги… Надо же, сколько сил я отдала на то, чтоб вывести парня из того состояния безумия…

— А куда он делся? — Кисс оглядывался по сторонам.

— Не знаю, куда он убежал. Но, не исключаю, что он может пойти вслед за нами.

— Снова попытается напасть?

— Вряд ли… — я сделала шаг, но споткнулась, и едва не упала на землю. Хорошо, что Кисс успел подхватить меня.

— Лиа, что с тобой?

— Отчего-то сил совсем нет…

— Ну, это как раз понятно… — и Кисс подхватил меня на руки, донес до лошади и едва ли не посадил на нее.

— Ехать можешь?

— Да… — а слезы по-прежнему катились у меня по щекам.

— Лиа, перестань реветь! Уважаемая атта, хоть вы успокойте ее, а не то с нашей девушкой что-то стряслось! Наверное, нервы сдают.

— Бедный парень! — я все никак не могла успокоиться. — Бедняга…

— Лия, Кисс абсолютно прав. С чего это ты вдруг вздумала лить слезы, да еще и без остановки? На моей памяти ты так в последний раз рыдала, когда тебя оставил В… — тут Марида споткнулась, чуть покосившись на Кисса. — В общем, это было так давно, что я даже не упомню, отчего ты тогда настолько сильно убивалась!

— Вот именно — пошел Кисс к своей лошади. — Нам радоваться надо, что о живы остались, а ты все равно успокоиться не можешь.

— Вы знаете, — я все еще вытирала слезы, — знаете, у него на душе такая боль и отчаяние!..

— Скажи это родственникам тех, кого он убил — Кисс легко забрался на Медка.

— Он не виноват!

— А кто виноват? Колдуны? Согласен. Но только вот убивали не лично колдуны из цитадели, а руки… вернее, щупальца, этого создания.

— Он человек!

— Был. Теперь, увы, уже нет. Уважаемая атта, прошу вас, поторопитесь… И впредь, пожалуйста, вам лишний раз не стоит сходит с коня — мало ли что может случиться…

— Да поймите же, — я все никак не могла успокоиться, — поймите, что и я в некотором роде такая же, как он! Он тоже вначале был обычным человеком, потом из него сделали батта, а затем… Затем долгие годы в лаборатории, и сейчас мы имеем перед собой… Не знаю даже, как сказать…

— Если не знаешь — не говори! — отрезал Кисс. — А я скажу другое: если бы не ты, то от нас во все стороны полетели ошметки плоти и костей, и сейчас возле дороги находилась бы куча тел, изрубленных чуть ли не в мелкую щепу. Это… существо уже натворило немало бед, принесло много горя в семьи. Вспомни хоть того же настоятеля… Лиа, я понимаю тебя, но в случае с этим парнем, увы, уже ничего не исправишь. То, что творят в своих лабораториях колдуны — такого просто не должно существовать в природе! Вот и все. Хватит говорить об этом — все одно мы ничего не в силах изменить. И перестань рыдать. Остальное договорим потом. На привале. Вечером. Если, конечно, вечер для нас будет. Все же это существо, или этот человек — не знаю, как его назвать, но пока что он на свободе, и что в любой момент может придти ему в голову — о том знают только Небеса…

Итак, мы направились дальше, причем в седле я еле держалась. Хоть бы на землю не свалиться! А как же иначе — я с только что с великим трудом преодолела собственный приступ. Давно со мной такого не было. Еще бы немного — и я тоже могла биться на земле, а то и накинулась бы на Кисса с Маридой, и вряд ли что могло бы их спасти… Безумие эрбата — страшная вещь, и не допустите того Пресветлые Небеса, чтоб с ним хоть кто-то столкнулся!

До того места, о котором нам говорил настоятель, мы добрались менее чем за час. Тут уже начинались довольно высокие холмы, а окружающая местность была сплошь изрезана глубокими оврагами. Два куста неизвестного мне растения с необычными, чуть синеватыми листьями, ничем не привлекали внимание, кроме, разве что, того, что оба они росли по краям почти незаметной тропы, уходящей чуть в сторону от основной дороги. Именно на эту тропу мы и свернули.

Почти незаметная дорога вскоре перешла в пологий склон, а затем опустилась на дно одного из оврагов, кстати, довольно глубокого. Интересно, куда она может нас вывести? Настоятель говорил — мы так можем миновать три селения… Хорошо бы, если так: все же чем меньше нас видят чужие, тем лучше. И еще здесь есть небольшой ветер, пусть и не сильный, но достаточно неприятный. Можно подумать, что нам и без того мало песка…

Не знаю, как сейчас (наверное, из-за того… человека общение меж селениями временно приостановилось), но вот то, что раньше люди тут частенько ездили — в этом можно не сомневаться. Вон, следы подкованных копыт на засохшей глине, небольшой обрывок ткани на сухих ветках, разбившая на куски глиняная кружка — выпала, видно, у кого-то из проезжих… Дорогу по дну оврага, конечно, не назовешь широкой, хотя телега тут вполне проедет. И как-то непривычно передвигаться вдоль отвесных стен оврага. На всякий случай мы ехали цепочкой: впереди Кисс, за ним Марида, а я замыкала.

Тот человек, или то существо… Я его не вижу, но чувствую — он идет следом за нами. Что ж, этого и следовало ожидать. Человек не может быть одинок, его тянет к другим людям. А мы… Наша встреча с ним закончилась не так, как обычно заканчивались его столкновения с другими людьми, так что… Посмотрим, что будет дальше. Я прекрасно понимаю, что этот страшно измененный человек опасен для окружающих, но… Мы с ним оба эрбаты, каждый из нас стал таким, каким стал, по желанию колдунов Нерга, и я чувствую, что, возможно, сумею хоть немного помочь этому человеку. Хотя, по большому счету, чем тут поможешь…

Один овраг перешел в другой, затем в третий, потом мы пошли по дну высохшего ручья. Но в одном месте мы обнаружили нечто вроде небольшого ручейка, тонкой струйкой бежавшего куда-то в сторону. В этом месте было решено немного передохнуть, напиться и набрать с собой воды в дорогу. К тому же здесь, как видно, ранее не раз останавливались люди: на земле были следы от старого костра, уже занесенного тонким слоем песка.

Ну, раз такое дело, то и нам явно не помешает поесть, тем более что у нас имеется, чем перекусить — селяне надавали нам с собой в дорогу еды более чем достаточно… Что ж, люди в селениях искренне надеялись, что мы раз и навсегда избавим их от появившегося чудовища, хотя чудовищем надо считать не этого несчастного искалеченного человека, из которого сделали невесть что, а колдунов, которые ломают природу человека и его суть, и все это, не сомневаюсь, для достижения своей заветной цели — завоевать весь мир.

Сошли с коней, присели у воды… Сейчас главное — напиться этой холодной чистой воды… Но внезапно в сердце кольнуло острое чувство опасности, совсем как тогда, на дороге…

— Марида, Кисс… — негромко заговорила я.

— Что такое?

— Доставайте свое оружие, только медленно…

— Этот вернулся? — Кисс как можно аккуратней вытащил свой меч из ножен.

— Хуже. Это те крысы…

Мы, все трое, медленно повернулись назад, и не знаю насчет других, а вот у меня сердце упало в пятки… О, Высокое Небо! Перед нами была стайка из шести тех опасных созданий, очень похожих на крыс, одну из которых я разрубила еще сегодня утром. Невольно подумалось: да, все верно, крысы часто охотятся стаями… Нюх у этих созданий отменный, и кто из них унюхал наш запах раньше, кто позже — это уже не важно, главное — все они сбились в стаю. Сейчас бросятся… Шесть невероятно шустрых созданий, по две на каждого из нас. Не отбиться, хоть одна из них да дотянется, укусит, а это — паралич… Ой, беда!

И в этот самый момент сверху по крысам ударило нечто непонятное, брызнула по сторонам бледно-розовая кровь… Я вначале не поняла, что это такое, а потом до меня дошло: это щупальце того существа разрывало крыс в клочья. Десяток молниеносно-быстрых ударов, за которыми мы не смогли уследить — так, в воздухе мелькало нечто размытое, и вот перед нами на том месте, где только что готовились к прыжку крысы — сейчас там валяется что-то едва ли не размолотое в кровавую кашу…

Неужели это тот самый человек?.. Да-а… Надо же: ни одна из крыс, существ, которые славятся своей молниеносной быстротой — ни одна из них не успела пустить в ход ни свои зубы, ни когти. Реакция у того парня куда быстрей… Невероятно!

Не сговариваясь, мы задрали вверх головы. Тот человек поднимался наверх по совершенно отвесному склону оврага, причем не на руках и ногах, как бы это попытался сделать любой из нас, а в своем движении куда больше напоминал паука — перебирал щупальцами по камню и малейшим шероховатостям почвы с удивительной ловкостью и быстротой, и именно с их помощью так легко забирался по стене. Да, со стороны посмотреть — настоящий паук, прямо мороз по коже… Страшно, неприятно, жутковато и поразительно… Еще немного — и он оказался на верхнем крае оврага. Человек смотрел на нас сверху, не желая подходить ближе. Кажется, он старается держаться от нас нашей троицы как можно дальше, и в то же время было понятно — не хочет уходить. Прошло несколько мгновений — и он скрылся с наших глаз…

— Лихо ползает! — кажется, был впечатлен даже Кисс. — Меньше всего мог ожидать помощи от него! Надо признать: если б не он… Интересно, он человек, или нет? Пожалуй, человек, ведь лошади в его присутствии не проявляют беспокойства.

— Что, однако, они сделали с человеком! — в голосе Мариды была явственно слышна горечь. — Скоты! А этот парень… Похоже, он знает, что представляют из себя эти крысы, или как их там правильно называть…

— Все, поехали дальше! — Кисс направился к Медку. — Не будем терять время понапрасну. Думаю, он от нас не отстанет. Раз такое дело, то можно не сомневаться — догонит…

Глава 19

Из этих оврагов мы выбрались только к вечеру, когда солнце вовсю клонилось к закату. По словам Кисса, нам удалось заметно срезать дорогу. Если вспомнить слова Авиты от том, что эта дорога хорошо петляет по большой территории Нерга, то выходит, что мы по-прямой миновали большую часть этих петель. Теперь, если проедем дальше, то через пару десятков верст сумеем выйти на совсем иную дорогу, но и эта новая дорога также может вывести нас к границе. Самое удивительное в том, что за все это время на своем пути мы не встретили ни одного человека. Как видно, вполне обоснованный страх перед блуждающим по округе чудовищем заставлял людей сидеть по домам, не выходя за пределы своих селений. Что ж, как бы ужасно это ни звучало, но для нас подобное — только во благо.

Как мы ни оглядывались всю дорогу, но того человека создания так больше и не видели. Отстал? Нет, вряд ли, да и Койен говорит то же самое. Скорей всего, он сейчас охотится, и остается лишь надеяться, что та охота идет не на человека…

На ночь остановились в месте, напоминающем крохотную котловину. Похоже, раньше и здесь частенько останавливались люди. Несколько кострищ, удобные места для сна… И все же какое-то время в этом месте никого не было: трава, росшая неподалеку, была довольно высокой — значит, лошади ее давно не трогали. Что ж, нам это только на руку.

Итак, вопрос: куда нам идти дальше? Ничего, с утра сориентируемся по местности, сообразим…

В этот раз мы развели костер, благо у Кисса оказалось огниво — он попросил его у стражников в селении — мол, надо бы его иметь на всякий случай, вдруг огнем то чудище отгонять придется, а огнива с собой мы не прихватили. Дескать, когда собрались сюда, то об этом просто не подумали… Ну, а стражники были рады помочь Серым Змеям в таком пустяке…

Надеемся, что свет огня не очень заметен издали. Конечно, за нами идет охота, и опасность, если можно так выразиться, грозит со всех сторон, но нам надо хоть немного отдохнуть и поесть горячей еды. И потом, мы все очень устали, вымотались, и хочется просто посидеть у костра, смотря на огонь, которой давал призрачное ощущение защищенности и покоя. Можно не думать ни о чем плохом и просто поговорить друг с другом. Пусть даже и о какой-нибудь ерунде… А уж если на вертеле сейчас греются лепешки и куски копченого мяса… И не только.

Дело в том, что пока мы шли по дну оврага, то сумели раздобыть двух больших степных зайцев — оказывается, этих шустрых зверьков здесь было полным-полно. Один из этих зайцев прямо-таки свалился нам на голову — как видно, неудачно прыгнул, и, вместо того, чтоб приземлиться на другой край оврага, свалился нам прямо на голову, и переломал себе лапы… А другой выскочил нам навстречу… Так что ужином мы были обеспечены, и даже более того — одного из зажаренных зайцев было решено оставить на завтрак. Увы, соли и у нас не было, но в нашем нелегком положении выбирать не приходилось. К тому же жарящейся на костре тушки пахло так вкусно, что в наших пустых желудках раздавалось громкое бурчанье.

Постепенно спало напряжение долгого дня, но, тем не менее, сна не было — каждый из нас в глубине души ждал, что тот непонятный человек должен вновь подойти к нам. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. Думаю, сейчас он где-то неподалеку, может, совсем рядом с нами, возможно, слушает наши разговоры. А может, в данную минуту он находится вдали от этого места, и появится позже, но вот в том, что он придет рано или поздно — в этом никто из нас не сомневается. Главное — при его появлении не совершать резких движений…

— Лия, — спросила меня Марида. — Лия, а ты не спросишь у Койена: как там Авита?

— Авита… — я чуть помолчала. — Увы, ее больше нет. Она умерла еще вчерашней ночью. Ее дорогой муж не стал тянуть с погребением: уже к утру тело бедной женщины было сожжено в присутствии членов ее семьи — в Нерге существует и такой способ упокоения. Дело в том, что ее разлюбезный супруг категорически возражал против того, чтоб его умершая жена лежала в их семейной усыпальнице — мол, раз не сумела дать ему достойного сына, то и ее останкам нечего делать среди праха почтенных людей… Приказал ее сжечь, а прах развеять по ветру… Правда, чуть позже он очень пожалел об этом.

— Отчего? Совесть замучила?

— При чем тут совесть! Просто к тому времени выяснили, где мы отсиживались чуть ли не сутки — в храме, у них под носом…

— А как выяснили?

— Эти самые крысы вынюхали — их через какое-то время пустили по нашему следу… Так вот, после того сразу вспомнили и о том, что именно в той кладовой Авита находилась довольно долгое время… Так вот, когда это стало известно, то к тому времени тело бедняжки было уже сожжено, и именно эта новость взбесила мужа Авиты до предела. Будь Авита к тому времени еще жива — из нее вытряхнули бы все, что она знает о нас… Даже к мертвому телу бедной женщины вызвали бы некроманта, заставили б ответить на многие вопросы… Но Авиту к тому времени сожгли, от нее остался только пепел, так что даже дух бедной женщины не вызвать, во всяком случае в ближайшее время подобное точно не получится — такова особенность, если тело не хоронят, как положено, а сжигают. К тому же вызванные духи умерших могут не сказать всей правды — ведь чувства все равно остаются при них… Сейчас муж Авиты в бешенстве, тем более что она оставила ему обстоятельное послание, где высказала дорогому супругу все, что о нем думает, а заодно выложила все, что накопилось в ее душе за многие годы. Вместе с тем женщина написала письма родным, где рассказала, как погиб ее сын. Все же тогда в каменоломне убили не простого землекопа, а человека, относящегося к одной из самых родовитых семей Нерга, и теперь родственники Авиты молчать не намерены, тем более что особой любви к ее мужу никто из них не испытывает… В общем, там сейчас такие страсти кипят…

— Да что они могут сделать против колдунов?

— Против колдунов — совершенно ничего, но Авита сделала необычный ход. Она в последний день своей жизни успела написать новое завещание и даже заверила его нужным образом, в котором просила применить к ее состоянию закон Основ.

— Чего-чего? — не понял Кисс.

— Закон Основ? — Марида, чуть усмехнувшись, покачала головой. — Сильно…

— Да, особенно если учесть, что именно ее приданое и титул принесли ее мужу и состояние, и его нынешнее положение… Видишь ли, Кисс, в древнем Нерге считалось, что настоящий ученый должен заниматься лишь наукой, а семья, деньги, имущество и все такое прочее ему только мешает, не дает раскрыться присущим человеку талантам в полной мере. Дескать, настоящий колдун должен быть беден, одинок, едва ли не голоден, и не иметь никаких обязанностей, кроме как перед наукой… Вот для этого и был принят закон Основ — когда все имущество таких людей передавалось в распоряжение конклава. Сейчас, конечно, этот закон применяется редко, но, опять-таки, его, этот закон Основ, никто не отменял, и он все еще продолжает действовать. Кстати, в Нерге то и дело случаются упоминания о его, так сказать, применении на практике…

— И что из этого следует?

— Видишь ли Кисс, этот закон — он довольно сложный, и трактуется по-разному, и существует немалое количество вариантов Основ. Но в применении к завещанию Авиты звучит примерно так: все то состояние, что принадлежало Авите до замужества (а ей принадлежало, считай, все, включая дом и все земли; кроме того, согласно брачного контракта, у них с мужем было общее имущество, которым Авита могла полностью распоряжаться)) — так вот, все это должно быть поделено меж ее семьей и конклавом в равных частях, мужу же не достается ничего. Супруг остается, можно сказать, нищим, и не имеет права взять из дома ничего, кроме личных вещей, и лишь тех, что сумеет унести в своих руках… Пусть, мол, и дальше занимается наукой во славу Великого Нерга. Получается, что муж Авиты остается ни с чем, кроме любви к науке — и все по правилам Основ! В общем, такой плюхи от жены он никак не ожидал.

— Ну и что? Такое случается…

— Ты не дослушал. Такие завещания, где упоминается закон Основ, не оспариваются ни в одном суде. Это, если можно так выразиться, одно из тех столпов, на которых стоит Нерг. Дескать, если у кого-то появилось желание передать часть своего имущества конклаву — то это должно только приветствоваться, и никаких препятствий для этого нет и быть не может. Нужно только поблагодарить того человека, что настолько чтит древние законы… Так вот, как сказал бы Толмач, самый прикол состоит в том, что муж Авиты должен публично либо согласиться с этим завещанием, либо отказаться от него. Выбор за ним. Если он откажется исполнять волю умершей жены, то есть откажется выполнять закон Основ, то с него сразу же снимутся все звания, он должен в тот же день покинуть конклав, его имя будет вычеркнуто из всех документов… Проще говоря, он слетает со всех должностей, его слово обесценивается, и отныне не имеет права не только заниматься наукой, но даже общаться с бывшими друзьями. Впрочем, они тоже будут обходить его стороной. Дескать, этот человек ставит свое добро выше общественных интересов. И хотя при этом он сохранит при себе все свои деньги и имущество (семье Авиты и конклаву не достанется ничего), но по статусу он приравняется, считай, к простолюдину…

— А если согласится исполнить это завещание?

— Тогда, как говорится, он останется в авторитете, но нищим. Все состояние будут поделено меж семьей Авиты и конклавом. Подаяние бывший муж Авиты, конечно, просить не будет, однако остаться бедняком в его годы… Он ведь уже далеко не молод и привык к определенному уровню жизни, к комфорту и положению в обществе. И, без сомнений, в этом случае он никоим образом уже не может рассчитывать на выгодный брак — без денег и титула жены он вряд ли кому нужен. Родовитых, но небогатых колдунов в его возрасте полно — увы, но сколотить состояние дано не каждому…

— Жуткий вы народ, бабы… — чуть усмехнулся Кисс.

— Что есть, то есть… — и в этот момент я увидела, что рядом с нами, на границе света и тьмы, появилась высокая сгорбленная фигура. Внутренне невольно сжалась: как бы он снова не выпустил свои жуткие щупальца…

Как видно, об этом же подумали и Кисс с Маридой — они тоже заметили подошедшего, но вскакивать с места или бежать никто из нас не стал. Просто незачем: этот человек во много раз быстрее любого из нас — если надо, догонит без особого труда, даже если мы помчимся от него со всех ног…

— Ну, чего стоишь? — повернулся к подошедшему Кисс. — Раз пришел, проходи к огню. Надеюсь, ты его не боишься…

Тот какое-то время колебался, затем нерешительно сделал к нам шаг, другой… Его драной накидки на теле не было, и мускулистый торс человека чистым нельзя было назвать при всем желании.

— Присаживайся — кивком Кисс указал ему на место подле себя. — Мы за день устали, и ты, думаю, тоже… Места у костра всем хватит. Однако до чего же ты тихо ходишь! Песок под ногами — и тот не скрипнет!

Немного потоптавшись на месте, человек уселся на землю, но не возле Кисса, а ближе к нам, на небольшом отдалении от огня. Кажется, подошедший немного побаивался Кисса, и оттого старался держаться на нашего товарища подальше. Если сейчас что пойдет не так, то, похоже, этот человек в любой момент готов сорваться с места и вновь убежать в темноту.

— Тебя как звать? — спросил Кисс на языке Нерга. — А то подошел, а как к тебе обращаться — не знаем. Меня звать Кисс, а у тебя какое имя?

Человек молчал, лишь исподлобья смотрел на нас. Может, он и человеческой речи не понимает? Хотя должен…

— А меня ты понимаешь? — спросила я его на языке Славии. — Я — Лия. Может, и ты назовешься?

Но тот по-прежнему молчал, лишь смотрел на нас.

— Может, ты знаешь мой язык? — спросила Марида на языке Харнлонгра, но и ей ответом было молчание. Мужчина продолжал смотреть на нас, чуть сощурив глаза от огня.

— Понимаешь, о чем мы тебя спрашиваем? — обратился к нему Кисс на языке Валниена. — Нет? Интересно, как тогда к тебе обращаться…

— Одиннадцатый… — внезапно произнес мужчина на языке Нерга, причем было такое впечатление, что говорить ему сложно или же непривычно. Он будто выталкивал из себя слова.

— Кто — одиннадцатый? — не понял Кисс. — Нас здесь всего трое, с тобой — четверо…

— Меня звать Одиннадцатый…

— А почему именно Одиннадцатый? — чуть удивленно спросил Кисс.

— Не знаю… Мне сказали, что это и есть мое имя…

И в этот момент до меня донесся запах подгорающего мяса.

— Кисс, — ахнула я. — Кисс, мясо!..

— А!.. — Кисс вскочил с места, сдернул с огня ветрел, и, обжигаясь, снял с него поджарившиеся лепешки и чуть подгоревшее мясо. — Я с вами, болтушками, мясо чуть не проворонил!.. Сам уши развесил, хорошо еще, что не стал трещать, как некоторые… Ты есть будешь? — обыденно обратился Кисс к сидящему человеку.

— Что?

— Спрашиваю: ты с нами поешь? Все горячее, даже держать трудно…

— Что?

— Да ничего! Забирай свою порцию — и Кисс протянул сидящему горячую лепешку и чуть ли не половину чуть подгоревшего зайца. — В чем дело?

— Так это… На землю бросить надо…

— Не понял.

— Бросают на землю, а я подбираю… Из чужих рук брать нельзя…

— Это кто тебе такое сказал?

— Ну, там…

— Там, может, и нельзя, а здесь можно. И еду на землю бросать нельзя. Грех. Так что бери и не ломайся.

Человек нерешительно протянул руку, и через мгновение с удовольствием впился зубами в горячий хлеб. Мы от него не отставали, и уплетали свои порции без просьб и лишних разговоров — есть хотелось со страшной силой! Тем не менее, краем глаза я рассматривала подошедшего — ну, хоть зубы и руки у него нормальные, ничем от наших не отличаются. Вон, мелкие заячьи косточки на его ровных белых зубах едва ли не перемалываются. И еще этот изуродованный парень совсем молод: ему всего лишь немногим больше семнадцати-восемнадцати. Совсем мальчишка… Кстати, внешне он довольно привлекательный: высокий, с правильными чертами лица и красивыми серыми глазами, да еще и окруженными длинными пушистыми ресницами. Таким глазам и ресницам позавидует любая девушка…

— Кстати, спасибо тебе, что избавил нас от крыс — сказала Марида. — Мы уж думали — все…

— Это не крысы — проглотил парень кусок. — Это а'хаки. Мерзкие твари.

— Э, парень! — Марида удивилась, да и Кисс вопросительно поднял брови — парень ответил ведунье на языке Харнлонгра. — Ты понимаешь этот язык?

— Я говорю на многих языках — теперь парень перешел на язык Славии. — На очень многих. Меня этому учили… Там…

Понятно, где его обучали, как понятно и то, что парень не желает говорить об этом. Ладно…

— Значит, этот не крысы. Ну, мы это поняли… Слушай, а зачем ты за нами шел?

— Не знаю…

— А одежда твоя где?

— Потерял…

— Как же ты теперь ходить будешь?

— Не знаю…

Что ж, интересным собеседником его не назовешь. А парень не поворачивается к нам спиной — значит, или боится чего-то, или опасается того, что мы его оттолкнем, когда увидим на спине пришельца это «украшение», которым его наградили колдуны…

— Вы кто такие? — внезапно спросил он нас.

— Как тебе сказать… — пошевелил палочкой в костре Кисс. — Ну, если коротко: мы стараемся сбежать из этой страны.

— Куда?

— Туда, где нет колдунов, и где жизнь несколько иная. Может, не лучше, но спокойней. И дышать там легче…

— А разве такое бывает?

— Если б не было, то мы бы отсюда не бежали. Но сейчас за нами погоня.

— Это я понял, когда увидел а'хаков.

— Это так ты называешь тех крыс, что нас догнали?

— Это не крысы.

— Ну, суть та же… Кстати, еще раз спасибо тебе огромное, что ты нас от них избавил.

— Так вам с ними все равно было бы не справиться.

Хм, подумалось мне, это не предположение. Он в этом совершенно уверен.

— Ты раньше уже видел как кусают эти… а'хаки? — не выдержала я.

— Да. Потому и говорю — вам с ними не справиться. Очень быстрые. Они и меня самого не раз кусали. И каждый раз меня за это наказывали.

— За что?

— За то, что они оказывались более быстрыми, чем я. А я должен быть быстрей всех.

— Для чего?

— Не знаю. Но я должен делать все, что мне прикажут, и делать это хорошо, иначе меня вновь накажут.

— Ну, парень, тебя, по-моему, сейчас вряд ли кто накажет! — усмехнулся Кисс. Он, кажется, несколько неприязненно относился к этому изуродованному человеку. — Ты, друг, сейчас и сам кого угодно накажешь, причем так, чтоб другим неповадно было.

— А разве это возможно?

— А разве нет?

— Не знаю… Я об этом не думал…

— Расскажи что-нибудь о себе — попросил Кисс.

— Зачем?

— Затем, что ты к нам подошел не просто так. Если хочешь идти с нами дальше, то мы должны хоть что-то знать о тебе…

— Для чего?

— Вот что… — вмешалась Марида. — Нам просто хочется иметь представление, кто ты такой… Родители у тебя есть?

— Не знаю… Не помню…

— Но хоть что-то о себе ты должен помнить?

А я тем временем прошлась по памяти парня… Увы, но он прав: там поставлена самая настоящая блокировка, которую я просто побоялась трогать — неизвестно, к чему может привести одна лишь попытка ее снять или нарушить…

— Я, наверное, всю жизнь провел один…

— И все же постарайся хоть что-то вспомнить о своем прошлом…

— Зачем?

— Вот заладил!.. Неужели так трудно ответить на наш вопрос?

Помолчав, парень заговорил. Да, кажется, были у него раньше какая-то родня, может даже отец и мать, только он их совсем не помнит. И были ли они у него вообще, родители? Много лет, почти всю свою жизнь, он одиноко жил в какой-то маленькой темной комнатке без окон, память о которой все время с ним… Кажется, эта комнатка находилась где-то глубоко под землей… Еще он помнит, что с ним всю жизнь что-то проделывали, постоянно куда-то водили, чему-то учили, а если он пытался сопротивляться, тот его наказывали. И это продолжалось бесконечно, всю жизнь… Потом его повезли куда-то в закрытой клетке, и он увидел солнце, горы и траву… Затем в его памяти — настоящий провал, а когда пришел в себя, то обнаружил, что остался один. Именно с тех пор он и ходит вдоль дороги… Вот и все, больше ему нечего сказать нам…

Лично мне стало все понятно. По какой-то причине во время тех самых «полевых испытаний» что-то произошло, причем такое, что парень сорвался, причем сорвался здорово… Ну и как логический вывод — вышел из повиновения. Надо же, когда я сорвалась, то мой первый приступ прошел куда легче, а у этого парня… Похоже, что именно во время этого приступа он и разодрал на куски колдуна вместе с его охраной, того самого экспериментатора, который и вывез его на эти самые испытания. А дальше было еще хуже: как только на парня накатывал очередной приступ, он начинал убивать, безотчетно ища себе пропитания…

— Но почему ты убивал людей? Я могу понять твои поступки в отношении животных, но люди…

— А… а людей тоже я убивал?

— А ты что, разве не помнишь?

— Не то, что не помню… Просто мне всегда казалось, что я могу избежать этого…Ну, смерти людей. Как видно, не смог… Мне всегда говорили, что убивать животных и людей — одно и то же…

— Погоди… То есть тебе говорили, что можно убивать тех и других?

— Не только можно, но и нужно… Для этого, мол, меня и растят…

— Расскажи о своей жизни там, в одиночестве…

— Зачем?

— И все же…

Рассказ парня о жизни в подземных лабораториях был не очень долгим, но нам хватило и этого… Возможно, он сказал бы нам много больше, но в какой-то момент, прямо посередине повествования, парня будто тряхнуло, и его глаза вновь стала заволакивать черная пленка, а за спиной стали разворачиваться щупальца. Опять…

Мгновенно я оказалась подле него. Так, приступим… С силой направила накатывающую на человека черную волну в сторону, принялась чистить сознание от боли и ненависти…

Хорошо, дело идет на лад, тем более что парень и сам неосознанно пытается оттолкнуться от всего чужого, наносного. Глаза просветлели, поднявшиеся было щупальца вновь улеглись на спину парня… Удалось, приступ не случился. На этот раз…

После этого, придя в себя, парень какое-то время смотрел на меня непонятным взглядом, а затем вскочил на ноги и кинулся в темноту. Мы его не удерживали: надо будет — вернется… Кажется, его сводила с ума одна только мысль о том, что он может идти куда угодно, и что мир огромен… Мир — он, оказывается, куда больше той крохотной камеры, в которой его держали долгие годы, пока перестраивали его организм и прививали необходимые навыки…

— Ну, и что мы дальше будем делать? — повернулся к нам Кисс. — Вот еще маета на нашу голову!..

— Спать ляжем — вздохнула я. — Приступ у парня я сняла, надеюсь, что за ночь он больше не повторится. Если этот человек снова придет… Вот тогда и будем думать, что делать.

— А он придет… — это не было вопросом, Кисс просто рассуждал вслух.

— Думаю, придет обязательно…

— Слушай, а с чего это его к нам тянет?

— Все просто. Кажется, мы единственные, кто за многие и многие годы отнесся к нему по-человечески, не как к чудовищу, а как к другу… К тому же человек не может быть один — ему всегда хочется видеть кого-то подле себя… И еще он страшно боится, что мы будем смеяться над его уродством. Значит, парень прекрасно понимает что к чему…

— Все равно не понимаю: как можно… такого делать из батта?

— А у колдунов просто нет иного выхода. Представь себе простого человека, такого же, как и все, пусть даже и находящегося в лабораториях колдунов. Теперь вообрази, что из его спины начинает расти нечто… такое вот… Как может себя при этом чувствовать обычный человек? Какое у него может быть душевное состояние? Да человек сделает все, лишь бы прекратить подобную жизнь! Думаю, что некоторые из этих… подопытных просто-напросто сходили с ума… А тот, над которым провели обряд эценбата… Он же послушен, исполнителен, да и его психика в состоянии вынести многое.

— Как видно, и она не выдержала в какой-то момент…

— Верно. Не знаю, специально это сделали, или подобное случилось само по себе… Все же я склонна считать, что произошло нечто выходящее за рамки на этих самых, как сказала Авита, «полевых испытаниях». А может, все куда проще: человек впервые за многие годы попал из темных и затхлых подвалов на солнце и воздух, и срыв произошел сам собой… Да это и не важно. Главное, сейчас он — эрбат, человек, который в безумии не отвечает за свои поступки…

Дежурить я вызвалась первой — просто не смогла уснуть. После бесхитростных рассказов изуродованного парня перед моими глазами стояли жуткие картины. Тут были лаборатории со страшными опытами, ужасные монстры, выращиваемые под землей, вдали от чужих глаз, люди, отдаваемые им на съедение, и многое, многое другое… Я уж не говорю о том, чем заставляли питаться подопытных. Все это так грязно и мерзко…

Ранним утром, едва-едва взошло солнце, как мы отправились дальше. Хорошо утром ехать: жары еще нет, зато имеется что-то вроде утренней прохлады…

— Лиа, — повернулся ко мне Кисс. — Лиа, слушай, а Койен что тебе об этом парне говорит?

— Ничего не говорит.

— Н-да, ясно, что ничего не ясно…

Прошло совсем немного времени и легкая прохлада сменилась все той же жарой. Вокруг уже привычная пыль и сухость… Единственное, что радовало, так это только то, что мы вновь выехали на какую-то дорогу.

Хм, а эта дорога мощеная… Интересно, куда она ведет? Чувствуется: по ней ездят, но сейчас вокруг пустынно — ну, это как раз понятно, в эти места пока стараются лишний раз не ездить… Ну, для нас подобное только во благо…

Как сказал Кисс, чуть дальше эта дорога как бы раздваивается, и одна из этих двух дорог ведет к тем путям, что выводят из Нерга, а вторая ведет к Крайссу, стране, соседствующей с Нергом. Что ж, можно и туда, в Крайсс, а там мы уж как-нибудь… Ну, и, естественно, в глубине души тлела надежда: а вдруг мы сумели оторваться от погони?

Эта невысказанная мысль сидела в голове у каждого из нас, но мы боялись сказать ее вслух. Как бы не сглазить…

Впрочем, это не помогло. Все это время меня не отходила непонятная тревога… Койен, в чем дело? Еще вчера ничего такого не было, хотя впереди у нас тоже была полная неясность… Понимаю, что опасность, но какая? Догадываюсь, что Одиннадцатый тут ни при чем…

— Койен велит быть настороже — сказала я.

— А что такое? — одновременно повернулись ко мне Кисс и Марида.

— Не говорит, но я и сама чувствую — Койен предупреждает нас не просто так. Смотрите — пока что нам удается ускользнуть из лап колдунов. Вопрос: сколько это еще будет продолжаться? Можно не сомневаться, что у колдунов накопилось огромное желание пообщаться с нами, причем поговорить по душам…

— Да уж, пообщаются они с нами из души в душу… — неприятно усмехнулся Кисс.

— Может, нас охраняют Небеса? — высказала я свою потаенную мысль.

— Хорошо бы, если так. Только если мы сами не приложим силы и сноровку, то, боюсь, нас и Небеса не спасут.

— Небеса… — я невольно посмотрела на небо. — Странно… Смотрите, чистое небо, а на нем черная туча. Такого я еще не выдела…

— Где? А, чтоб их!.. Это не туча… — в голосе Кисса я уловила растерянность. — Это стая птиц.

— Не может быть! Ведь если это птицы, то их там должно быть просто немеряно!

— Говорю же вам — это стая птиц! Однажды я уже видел такую…

— Где?

— Долго рассказывать… Только знаю, что обычно эти самые птицы нападают на кого-то всей стаей, и от тех невезучих бедолаг не остается ничего, кроме мокрого места…

Сердце у меня упало в пятки. Все, порадовалась жизни… Нас ожидает очередная пакость, но на этот раз уже летающая. Хотя, если честно, то где-то в глубине души таилась робкая надежда, что это не те птицы, которые когда-то видел Кисс, или же что это просто случайное совпадение и птицы заявились не по наши души… Может, они, эти темные птицы, пролетят мимо?

Но Кисс рассуждал более трезво.

— Гоним! — закричал он и пустил Медка во весь опор. Мы без разговоров помчались вслед за ним. Какое-то время мы гнали лошадей в полной тишине, а затем я набралась храбрости и оглянулась назад…

Ну, что сказать? Моя и без того призрачная надежда на то, что стая летит в другое место, и что до нас им нет никакого места — увы, эта надежда развеялась, как дым. Темное облако явно направлялось в нашу сторону, причем за это небольшое время оно значительно приблизилось, и уже не выглядело одной сплошной тучей, а смотрелось настоящей огромной стаей, состоящей из черных птиц. Конечно, может вблизи у них оперенье выглядит не таким черным, только вот у меня не было никакого желания более внимательно рассматривать этих птиц, и уж тем более разглядывать их подле себя.

Вновь бешеная гонка, и снова я бросила взгляд назад… Стая уже близко, и чувствую, что их интересуем именно мы. Боюсь, что в основном их интерес заключается в гастрономическом смысле… Может, попытаться их отогнать? Надо же, не получается!.. Значит, Кисс прав: это не простые птицы… И летят они куда быстрее, чем мы пытаемся уйти от них. А встречать эту огромную стаю птиц верхом на лошадях не стоит.

— Кисс!.. — закричала я, но тот даже не обернулся.

— Сам знаю! — его голос едва ли не относило в сторону. — Как только увижу подходящее место — так сразу же там и встанем!..

По счастью, подходящее место отыскалось довольно быстро: небольшая выемка в скале неподалеку от дороги, куда больше похожая на небольшой грот. Места там немного, но лошадей завести внутрь можно, тем более, что они стали проявлять беспокойство — как видно, эта черная стая пугала и их.

Едва успели сделать это, как я поставила над нами защитный полог. А еще через несколько мгновений нас атаковало множество птиц. Они довольно бестолково бились о защитный полог пытаясь добраться до нас, но он держал крепко. Хм, интересно себя птицы ведут: некоторые пытались долбить полог клювом, другие отлетали и вновь пытались атаковать, а третьи беспрестанно кружили над нами… Весьма неприятное ощущение, надо сказать.

Впрочем, очень скоро птицы перестали кружить в воздухе и пытаться добраться до нас. Вся стая опустилась на землю вокруг грота, покрыв ее чуть ли не сплошным черным ковром. И, что самое необычное, все это происходило в полной тишине. Вернее, полной тишиной назвать это было нельзя: хлопанье крыльев, неприятные удары твердым клювом, режущее слух царапанье когтей о камни — все это было, но вот голоса этих самых птиц мы так и не услышали. Не скажу, что я об этом сожалела, но вот само по себе подобное очень необычно, удивит любого, кто хоть немного знает повадки птиц — ну не могут они все время молчать, не подавать голоса…

Понятно и то, что если мы снимем полог и попытаемся уйти, то вся стая разом набросится на нас. Вон, сидят, ждут, и все смотрят на нас. И сколько же их тут! Сплошная чернота… По меньшей мере, вокруг сотни четыре птиц, а то и больше. Да и птицы ли это? Короткое черное оперение, но вот их крылья чем-то напоминают крыло летучих мышей… Странное сочетание. Клюв немного напоминаетчем-то смахивает на вороний, только он темного тоньше и длинней, а когти такие, что на них лишний раз лучше не глядеть — длинные и тонкие, больше напоминают иглы…И глаза у этих созданий, пусть и круглые, но глубоко вдавлены вглубь головы, смотрят на мир, как из ям…

Ясно, это очередное творение колдунов Нерга. Ох, ну зачем же так издеваться над природой?! Для чего пытаться изменить то, что уже создали Боги? Ведь они сотворили этот мир по своему разумению, и вряд ли в нем что-то надо переделывать…

— Что делать будем? — немного растерянно спросила Марида.

— Не знаю… — мне в голову не лезло ничего умного. Да и глупого тоже… — Но, думаю, не стоит надеяться на то, что птицы улетят сами по себе.

— Пожалуй, да…

Каждому из нас понятно: сними я защитный полог — и птицы нас просто-напросто заклюют, а будем оставаться здесь… Мы тут, как в ловушке, остается только сидеть и ожидать появления колдунов, которые отгонят птиц в сторону и возьмут нас, как говорится, тепленькими… А время, меж тем, все идет…

— Представляю, как мы выглядим со стороны… — вздохнула Марида. — Огромное количество птиц сидит возле нас, будто стережет…

— Да они нас и верно, стерегут…

Только и оставалось, что рассматривать сидящих птиц. Оперение у них, и верно, черное, только с каким-то непонятным сероватым отливом. Вновь тмечаюотмечаю: клювы-то у них какие, и когти тоже!.. Да, тут никак не уйти…

— Лиа, а ты не могла бы их отогнать? — поинтересовался Кисс, мрачно глядя на сплошной ковер из птиц вокруг нас.

— Я уже пыталась, еще до того, как поставила полог, но увы… Можно бы, конечно, еще разок попробовать это сделать, только вот для этого придется снять защитный полог. Сам понимаешь, чем это может грозить. Я далеко не уверена, что даже за эти краткие мгновения птички до нас не доберутся…

— Лиа, у нас есть два мерцающих шара. Может, попробовать…

— Я уже думала об этом, но… Нет, не пойдет. Прежде всего, чтоб бросить шар, мне надо снять защитный полог, а об этом мы уже говорили… И потом, когда шар взорвется, он все равно смахнет любой полог. Дело еще и в том, что птиц вокруг нас очень много, и шары, хотя и могут нанести этой летающей братии немалый урон, но всех убрать все равно не смогут. К тому же оставшиеся в живых пташки могут обозлиться… Так что это не выход из положения. Прибережем шары на крайний случай.

— Помните, — заговорила Марида, — помните, Авита говорила о том, что по нашим следам колдуны могут пустить кое-кого из своих созданий? Я, грешным делом, решила, что те крысы (или а'хаки, как их назвал Одиннадцатый) — это все, что колдуны пустили вслед за нами. Но, как выясняется, у колдунов еще много чего припасено…

— Похоже на то… — Кисс с досадой покачал головой. — А эти птицы, как я понимаю, будут сидеть здесь до того времени, пока тут не объявится кто-то из черной братии и не отгонит этих милых пташек…

— А отгонять их никто и не собирается — вздохнула я. — Если даже нас схватят, то эта стая постоянно будет кружить рядом. Как дополнительная охрана, что-ли… Если что — сразу заклюют…

— Да, многому научились колдуны… — Марида всматривалась в сидящих на земле пернатых. — В том числе и тому, как поставить себе на службу зверей и птиц…

— Эти птицы… Они тоже выведены в лабораториях Нерга, как и те крысы. Весьма послушное оружие. Дичь, кстати, загоняют прекрасно. И беглецов ловят замечательно. Мы тому наглядный пример. Пустят таких вот созданий по следу сбежавших — не удерешь!

— А почему их за нами раньше не послали? — поинтересовался Кисс. — Ну, например, когда мы удрали с каменоломни? Кстати, а как тогда нас отыскали? Мы ведь совсем не намного опередили их у границы! Задержались бы на полчаса в пути — и все, нас бы перехватили!

— Койен говорит, что вначале то происшествие в лагере наемников с нами не связали. Решили, что это кто-то из своих напакостил. Дело в том, что меж разными отрядами наемников имеются свои споры, причем довольно серьезные, и свои выяснения отношений. Кто бы и что об армии Нерга не думал, но в наемники чаще всего идут люди, не отягощенные высокой нравственностью и щепетильностью, в том числе и по отношению к своим товарищам по службе… Пока разбирались что к чему, время шло… А завалы в каменоломне сумели разобрать только к середине следующего дня, хотя народу туда нагнали невесть сколько — все же обвалилось там на довольно большой площади, и почти все были уверены, что наши тела отыщутся под обрушившимися камнями. Ну, как часто бывает в подобных случаях, слишком большое количество людей скорее мешает, чем помогает… Первоначально нас даже не очень стремились откапывать — дескать, вначале надо разобрать завалы в других местах, там, где чаще ходят… Правда, позже вниз спустился кто-то из толковых колдунов, тот самый, к кому Табин кинулся за помощью. Вот этот колдун и понял, что за охранное заклинание было поставлено в штольне кем-то из древних магов. После этого работа просто закипела… В общем, в пещере Москита люди с каменоломни оказались только во второй половине дня, и там быстро сообразили, в чем тут дело, и кто много лет назад умер в той пещере… А уж когда узнали о происшествии в лагере наемников, то все стало на свое место…

— Если я правильно понял, у них просто не хватило времени, чтоб нас догнать?

— Можно сказать и так. Ведь уже было принято решение — перекрыть границу, подтянуть к ней войска… Правда, нас они ждали совсем в другом месте… Но вот такой подобной наглости с нашей стороны — так дерзко перейти границу, они никак не ожидали!.. А вот насчет многого другого, хоть тех же птиц… Видишь ли, колдуны поняли, кто раньше лежал в этой пещере, а то, что имя этого человека вплотную связано с той давней историей начет похищенных книг — об этом известно всем колдунам Нерга. Понятно одно: если в этой пещере были древние книги, и если сбежавшие с каменоломен люди унесли их с собой, то пущенному вслед беглецам зверью не объяснить, кого можно трогать, а до чего ни в коем случае нельзя дотрагиваться. Направь колдуны на нас тех же птиц — так они своими острыми клювами едва ли не в пыль исклюют не только людей и лошадей, но и все, что при них будет находиться. Раздолбают даже книги… Так что только опасение колдунов за судьбу книг и позволило нам более или менее беспрепятственно дойти до границы…

— Это верно: в дороге нам везло… И в то же время Варин и Гайлиндер так составили путь до границы, что мы почти везде сумели пройти по малолюдным местам.

— И все же колдуны вовсю занимались нашими происками, и уже на второй день нашего пути к границе они уже знали, где нас стоит искать. Можно сказать, что мы опередили их меньше, чем на час. Если бы мы тогда гнали своих лошадей чуть помедленнее, или хотя бы лишний раз остановились на отдых — то уйти бы уже не сумели. А так…

— А так мы выскользнули из лап колдунов чуть ли не в последнюю минуту…

— Правильно.

— Это все, конечно, хорошо, только вот что нам сейчас делать? Надеяться на чудо?

— Пожалуй. Погоди… Что это?

Внезапно часть птиц все также молча слетела со своих мест. А до того они неподвижно сидели, будто стерегли нас. Неужто приближается кто-то из колдунов? Или же… Койен, я права? Не ожидала…

— Марида, Кисс… Вы знаете, кажется, Одиннадцатый здесь…

— Где?!

— Смотрите…

Тут еще часть птиц слетела со своих мест и едва ли не кучей метнулась куда-то в сторону… Проследив за ней взглядом, мы немного оторопели… Койен не ошибся. Откуда-то на дороге появился Одиннадцатый, и именно к нему неслись с полсотни черных птиц.

— Заклюют ведь! — ахнула Марида.

— Наверное… — растерянно сказала я. — Что делать? Может, попытаться пойти ему на помощь?

— Погодите — в отличие от нас Кисс смотрел на происходящее более спокойно. — Надеюсь, парень не дурак, и если идет, не скрываясь, значит, имеет представление, как можно справиться с этими милыми пташками…

А ведь и верно: у парня за спиной разворачиваются эти его жуткие щупальца… Не знаю, как другим, а вот мне отчего-то все еще неприятно смотреть на них…

Но еще через мгновение я забыла об этом. Мы увидели удивительное зрелище: почти полностью обнаженный мужчина лихо разделывался с налетающими на него птицами. Вернее, даже не разделывался: своими страшными щупальцами он их просто-напросто молотил, причем проделывал это с такой невероятной скоростью, что у нас зарябило в глазах. Человеческий глаз был просто не в состоянии уследить за этими молниеносными движениями: они были настоль стремительными, что казались размытыми в воздухе. Мне оставалось только мысленно разводить руками. Невольно подумалось: да, вряд ли кто из людей сумеет справиться с этим человеком… Разодранные куски тушек, перья, капли крови, отодранные когти, крылья, клювы — все это просто-таки разлеталось по сторонам, словно от работающей молотилки, причем Одиннадцатый даже и не думал останавливаться. Птицы, кстати, тоже не думали убраться подальше отсюда. Вместо этого все больше и больше птиц слетало со своих мест и стремительно мчалось к парню.

Нам же оставалось только в полной растерянности наблюдать, как огромная стая черных птиц превращается в ничто. Вновь и вновь в воздухе мелькали длинные узкие щупальца… Теперь мне хотя бы понятно, о каких таких канатах говорили местные жители…

— Как он птиц гоняет… — удивлению Мариды не было предела.

— Да не гоняет, а дух из них выбивает…

Вскоре все было закончено. Одиннадцатому не понадобилось много времени, чтоб разобраться с большей частью этих птиц. Я еще раз оглядела следы побоища. Да уж, зрелище… Кучи разодранных птичьих тел черным ковром устилали землю, причем некоторые из этих тел все еще шевелятся, хотя уже и находятся без голов… Летающие по воздуху перья, валяющиеся на земле оторванные головы с клювами, которыми они все еще пытались ударить… Что тут скажешь — лихо парень с ними разделался!

Оставшиеся птицы бестолково кружатся в воздухе, будто не знают, куда им лететь дальше, но, что самое интересное — летающие птицы даже не думают приземляться… Вместо этого они стали издавать какие-то непонятные звуки, куда более похожие на скип несмазанных дверных петель. Что ж, долгожданный голос этих птичек я, наконец-то, услышала, но никак не могу сказать, что он доставляет усладу для слуха.

Я сняла защитный полог и мы, не сговариваясь, бросились к Одиннадцатому, который стоял посреди этой кучи разодранных птичьих тушек. Без помощи этого парня наш путь, боюсь, был бы закончен на этом самом месте. Однако, надо признать, что и Одиннадцатому тоже досталось, победа далась ему нелегко. У него хватало царапин, ран, порезов, причем многие из них были довольно глубокие. Н-да, серьезные птицы, но и парень тоже сложный противник. Настоящий боец, предназначенный (что там скрывать!) прежде всего для убийства.

Не скажу насчет своих спутников, но у меня в голове билась одна мысль: только бы у парня приступа не случилось! Тогда все будет много труднее…

Но, спасибо за то Пресветлым Небесам, все обошлось без проблем. При нашем приближении Одиннадцатый чуть пошатнулся, но мы успели подхватить его с двух сторон. Парню заметно досталось от птиц — это было видно с первого взгляда.

— Что с тобой?

— Все хорошо… — но судя по количеству полученных им ран, ни о чем хорошем тут не может быть и речи. И потом, парень явно стеснялся поворачиваться к нам спиной. Я его понимаю — кому хочется показывать другим свое уродство?

Тем не менее мы отвели Одиннадцатого в сторону, усадили его на камень и принялись осматривать полученные им раны. Однако, надо признать: ничего себе клювики у птичек! Пробивают тело чуть ли не насквозь, до кости, а то и выдирают из плоти целые куски… Кстати, хотя раны у парня быстро затягиваются сами по себе, но при таком количестве самых разных повреждений Одиннадцатому все одно будет плохо. Надо помочь…

Не сговариваясь, мы с Маридой принялись за лечение ран, причем Марида не столько лечила, сколько беспрестанно жалела раненого, да еще и мягко корила, что, мол, у молодых парней совсем ума нет — так и стараются влезть во все неприятности и встрять во все опасности, которые встречаются на их пути… Совсем, дескать, некоторые головой не думают!.. Удивительно, но воркотню старой ведуньи Одиннадцатый слушал чуть ли не как музыку… Вон, на его лице даже появилось нечто, напоминающее смущенную улыбку…

— Парень, ты откуда взялся? — Кисс встал напротив Одиннадцатого, но голос у него не столь сухой, как был еще вчера.

— За вами шел.

— Надо же, а мы тебя и не заметили. Думали, что ты совсем от нас ушел…

Парень промолчал и отвел взгляд в сторону. А что он может сказать? Ушел… Да ведь идти ему, по сути, некуда… Только что разве снова к колдунам, но эрбату нечего делать в подземных комнатушках, да к тому же запертым на замок. Он там окончательно сойдет с ума… Не ошибусь, если предположу, что мы — единственные люди, встретившиеся ему здесь, кто не бросился бежать со всех ног при виде этого человека.

— Отчего ты нам на помощь кинулся? — продолжал свои вопросы Кисс.

— Не знаю… Они бы вас убили.

— Должен сказать тебе спасибо — ты нас второй раз из беды выручаешь и от смерти спасаешь. Если б не ты, то не знаю, что было бы с нами…

Одиннадцатый молчал, лишь поглядывал на Кисса. Как видно, он не привык слышать слова благодарности. У меня складывалось такое впечатление, что этот изуродованный парень отчего-то чуть побаивался нашего котяру, и в то же самое время готов был беспрекословно слушаться его. А Кисс продолжал:

— Ты с такими птицами раньше встречался?

— С похожими… Это эн'пахи.

— Кто? — не понял Кисс.

— Да как бы эту нечисть не звали — вновь вмешалась Марида, — а они, эти колдовские твари, тебя чуть не заклевали!

— Их еще вон сколько кружится в воздухе! — я задрала вверх голову, смотря на черных птиц, которые носились в воздухе так, будто не знали, куда им лететь дальше и что делать. — Может, снова поставить полог, а не то, боюсь, они вновь накинутся на нас…

— Да они пока не опасны… — вздохнул Одиннадцатый.

— Ага, ты у нас наглядный пример того, что эти милые птички никого не обидят! И характер у них кроткий, и клевать они не умеют!

— Я не то хотел сказать… У эн'пахов в голове ничего нет. То есть я не то хотел сказать… Я однажды услышал, что у них почти нет мозга.

— Глядя на тебя, этого не скажешь.

— Тут такое дело… Эн'пахи только выполняют приказы, а стаю ведут вожаки. Такие же птицы, как они, только сообразительные. Вот с теми, и верно, лучше не связываться. Их специально растят, чтоб они верховодили стаей. Вожаки — они умные, и команды колдунов хорошо понимают. Им подчиняется вся стая, и всех птиц в этой стае они ведут за собой. А простые эн'пахи — они даже есть и пить без приказа не могут, на все должны получить сигнал или разрешение. Ведь это именно вожак и указывает всем, что делать, куда лететь… А сейчас вожаков больше нет — я постарался их первыми убрать, так что эти, оставшиеся птицы, уже не опасны. Так и будут кружиться в воздухе до тех пор, пока без сил на землю не свалятся, или пока им не прикажут спуститься вниз… Я ж говорю — у них мозга почти нет… Ой!

— Не дергайся! — предупредила я его. — Ты меня отвлекаешь… Было немного больно, но сейчас все пройдет…

— Да не надо ничего делать… — Одиннадцатый, кажется, покраснел. Ох, чувствую, не хочется ему показывать нам свою спину — стесняется… — У меня раны быстро проходят. И так все заживет!

— А сейчас будет заживать куда быстрей.

— Погоди, я не понял — встрял Кисс в наш разговор. — Как же этих птиц отправляют так далеко одних? Пусть вожаки и умные, по большая часть этих птиц, как ты говоришь, совсем бестолковая! Тут, знаешь ли, все возможно…

— Нет, их одних и не отправляют… Здесь вскоре должен появиться кто-то из хозяев. Эти птицы — они вроде загонщиков, или сторожей: ищут тех, кого приказано найти, не дают уйти тем, кого велено остановить, могут даже убить, если кто-то из задержанных захочет сбежать. А отлететь в сторону или еще куда эн'пахи могут только тогда, когда им это прикажут сделать хозяева.

— Кто прикажет?

— Ну, хозяева этих птиц. И мои тоже…

— Ты что, под словом «хозяин» имеешь в виду колдунов?

— Наверное… Они требуют, чтобы мы называли каждого из них — хозяин. Или же — господин.

— Кто это — мы?

— Ну, все те, кого я несколько раз видел там, в темных комнатках…

— И много в тех подземных комнатах ты видел людей?

— Бывало… Один из них похож на меня…

— Были еще и другие, похожие на тебя?

Парень ничего не ответил, но, судя по всему, вопрос Кисса задел в нем больную струнку. Впрочем, это поняли мы все.

— Ну, — Кисс огляделся вокруг, — ну, как бы колдунов не называли, а нам надо срочно уматывать отсюда! Лиа, как обстоят дела у нашего раненого?

— В целом все в порядке. Парню, конечно, досталось, но он прав: на нем все быстро заживет, так что можно считать, что ничего особо страшного нет. В общем, можно двигаться дальше…

— Ладно, собираемся… А ты куда пошел?

Эти слова Кисса относились к Одиннадцатому, который встал с камня, на котором сидел, и, не говоря ни слова, направился в сторону.

— Да постой же ты!

Но тот лишь на мгновение замедлил свой шаг, а потом снова перешел чуть ли не на бег, и скрылся за ближайшим холмом. Что ж, общительным человеком его назвать сложно.

— Он что, обиделся? — повернулся ко мне Кисс.

— Нет, тут другое… Понимаешь, ему внушено, что с людьми ему ни в коем случае не стоит общаться: мы — сами по себе, он — тоже сам по себе, и оттого общих интересов у нас нет, и быть не может. Причем это понятие столько лет вдалбливалось в его голову, что сразу перестроиться довольно сложно. Вот он и уходит. Общение с людьми — для него это пока что весьма трудное занятие… К тому же парень все еще… ну, стесняется, что ли. И еще он начинает понимать, что натворил в поселках…

— Ну, натворил — это не совсем верное слово. Там было во много раз хуже…

— Так ведь его именно этому и учили большую часть жизни…

— Лиа, мы вряд ли что докажем друг другу.

— Кисс, не знаю, как тебе это объяснить… Ты прекрасно знаешь: я раньше жила в поселке, и у некоторых из тамошних жителей были довольно большие семьи, по восемь-десять детей. Ну, для деревни этот обычно — там всегда нужны рабочие руки. Так вот, в моей родной Славии есть такая поговорка: в семье — не без урода. И ты знаешь, она верна: частенько случалось такое, что в трудолюбивой семье рождался некто из числа тех, кого совершенно невозможно заставить работать. Как родители не пытались приучить такого к труду — все без толку. Или же наоборот: в семье пьяниц и лодырей появлялся человек, совершенно не похожий на остальную родню, тот, кто всеми силами пытался вырваться из той жизни, которую ведут его родные и близкие, готовый трудиться днями и ночами, лишь бы обрести долее достойную жизнь… Недаром считается: в кого что Богами заложено при рождении, то уже не изменишь, как не пытайся…

— Эк тебя на философию пробило! Ты к чему все это говоришь?

— К тому, что в этом парне, как мне кажется, изначально заложено много хорошего, что не смогли вытравить даже колдуны с жуткими подземными лабораториями.

— Ну, это вопрос спорный.

— Что бы там ни было, — продолжала я, — но сейчас парень больше всего боится нашего презрения. Вот он и уходит: прежде всего, для него непривычно так долго общаться с людьми, а еще… Эти щупальца за его спиной делают парня куда большим изгоем, чем любой эрбат…

— Это понятно… Ладно, идем дальше.

— А куда мы сейчас? — спросила Марида, до того времени не вмешивающаяся в наш разговор.

— Думаю, надо добраться до ближайшего селения. Оно, если мне не изменяет память (и если не врала та старая карта, которую я смотрел в селении) довольно большое, находится на развилке нескольких дорог. По местным меркам это селение — чуть ли не город. Так вот, одна из дорог на той развилке ведет в Крайсс, а две другие… Ну, это мы решим чуть позже. В общем, не будем терять время.

— Конечно! — Марида направилась к своему коню, но потом остановилась.

— Да, Лия, вот еще что… Я об этом изуродованном парне. Что ты скажешь насчет… Ну, ты меня поняла.

— Боюсь, что ничего хорошего — вздохнула я. — Можно, конечно, попробовать удалить, но что в этом случае будет с парнем — не знаю. Эти мерзкие щупальца — они не пересажены, а выращены из его тела, причем на них завязано очень многое… Не знаю, что и сказать!

— Понятно…

— Дамы, не отвлекайтесь! — Кисс уже сидел в седле. — Потом поговорите, когда время будет. И, надеюсь, на более приятную тему.

Что ж, лишний раз убеждаюсь, что Кисс неприязненно относится к Одиннадцатому. Хотя тут дело не только в неприязни: Кисс прав — нам надо не болтать, а постараться как можно дальше уехать от этого места. Одиннадцатый ясно сказал: скорей всего, хозяева этих птиц находятся недалеко от них, и в любой момент могут заявиться сюда, на то место, где должны находиться их милые пташки. Так сказать, хозяева стаи придут за добычей, которую для них должны стеречь загонщики…

Вновь стремительный бег лошадей по дороге, но в голове у меня вертится совсем другое. Все вспоминается кое-что…. Дело в том, что когда я лечила изуродованного парня, то хорошо просмотрела не только спину, но и весь организм этого человека.

Ну, что тут сказатьскажешь… В свое время над беднягой была проделана такая сложная работа, какую не назовешь даже большой. Это был просто-таки колоссальный труд, в который вложено огромное количество сил и знаний. Ведь эти самые щупальца — они не только составляют единое целое со всеми мышцами парня, но и входят полной мерой в кровеносную и нервную систему этого человека. Тут все сочетается меж собой самым тесным образом. На этом же выстроены все рефлексы, восприятия, количество крови, прогоняемой через сердце, и многое, многое другое. Сколько же никому не нужного труда в свое время было вбухано на то, чтоб из обычного человека сделать… такое вот!

Более того: в организме парня все устроено таким образом, что время от времени он должен подпитываться сырым мясом или кровью, и именно через эти страшные щупальца в организм парня поступает кровь и размолотое мясо… Без постоянного поступления сырой крови парень долго не протянет. Просто удивительно, что бедняга за все это время не дошел до состояния животного! Наверное, я все же права: в парне с рождения было заложено нечто, позволившее ему остаться человеком, пусть и в глубине души.

Марида спрашивала меня о том, можно ли удалить эти отростки… Попытаться, конечно, можно, но, боюсь, что за эти годы парень настолько плотно прирос к этим щупальцам и настолько привык ими пользоваться, что оказавшись без них, будет чувствовать себя примерно так же, как человек, внезапно оказавшийся без рук. К тому же колдуны сумели так перестроить кровеносную систему парня, что удаление этих мерзких отростков отрицательно скажется на работе сердца. И не только… Там все так взаимосвязано, что отсечение щупалец может привести к скорой смерти парня… Эх, колдуны, деятели темной науки, направили бы вы свои силы на создание чего-то хорошего, доброго — в этом случае вам всем цены бы не было!

Одиннадцатый… Думаю, не очень ошибусь, если предположу, что и до него было десять человек, подвергнутых такому же… изменению. Наверняка были и те, кто шел за ним, следующими номерами. О чем-то подобном парень нам говорил. Так что, возможно, сейчас еще жив и кое-кто из других измененных людей, и сейчас они находятся все в тех же подземных лабораториях колдунов. А, может, тех… измененных уже нет: далеко не каждый способен перенести то, что с ним сделали… Ох, страшно подумать, сколько человеческих судеб загублено в жутких подземельях колдунов!..

Как там говорила Авита? Кажется то, что Одиннадцатый на «полевых испытаниях» убил того колдуна, который сотворил над ним такое. Более того, все члены конклава единодушно считали убитого великим гением и скорбят о своей великой потере… Надо признать: чтоб сделать из обычного человека то, во что превратил этого парня колдун — тут, и верно, надо быть гением. Только вот (да простят меня Пресветлые Небеса за такие слова!) некоторых таких, с позволения сказать, ученых, надо душить еще в колыбели!.. Создатель погиб от своего творения… Не знаю, что скажут другие, а мне кажется, что в этом есть некая справедливость.

Наверное, я слишком глубоко об этом задумалась, и оттого не заметила опасности на дороге. Не знаю, сколько мне можно ругать себя за невнимательность! А впрочем, допускаю, что в этот раз я была не очень виновата — все же впереди маскировку поставил настоящий мастер своего дела, да и окружающее никак не говорило об опасности. Ровная пустынная дорога, блеклое небо над головой, песок пополам с камнем, низкие холмы с сухой травой, ни одного встречного на пути… И почему это меня не насторожило? Ведь хоть кто-то, но должен был оказаться на дороге! Проще говоря, я и не заметила, что мы едем в засаду, а заклинание невидимости там было поставлено настолько умело, что тревога в сердце кольнула меня довольно поздно.

— Стойте! — закричала я. — Погодите!

Даже не видя опасности, и не зная отчего, выставила над нами защитный полог. Чувствую — надо, но вот в чем причина — понять никак не могу… Быстро просканировала дорогу впереди… Без толку, сознание вязнет, как в болоте, не идет вперед, и вокруг ничего не видно. Непорядок…

Над нами все то же бледно-голубое небо, вокруг все та же тишина… Тишина… Не слышно даже тех немногих насекомых, чей негромкий треск постоянно сопровождал нас, а так быть не должно…

— В чем дело? — повернулся ко мне Кисс.

— Тут что-то неладно…

— Может, нам стоит повернуть назад?

Ответить я не успела по той причине, что кто-то невидимый понял: мы почувствовали неладное и не собираемся двигаться дальше. Во всяком случае, пока… И в тот же момент в нас откуда-то с двух сторон полетели стрелы и короткие копья. Вернее, целили не в нас, а в наших лошадей — как видно, охотятся именно за нами, ну, и для начала хотели лишить нас возможности убежать, сделать нас пешими и безлошадными. Понятно, что это никак не может быть работой местных стражников — те в первую очередь поберегли бы наших лошадей

Что ж, как и следовало ожидать, стрелы и копья отклонились в сторону, не причинив никому ни малейшего вреда. Все это хорошо, но что нам делать дальше? А маскировка, надо сказать, замечательная, мне ее не снять, а самой такую не суметь поставить — боюсь, тут приложил руку один из тех сильных колдунов, от которых нужно держаться как можно дальше…

А это что еще за новости? Какие-то удары, причем целенаправленные… Точно: наш защитный полог кто-то пытается пробить. Заржали перепуганные лошади, встав на дыбы, и едва не скинули нас…

Еще мне показалось, что мир вокруг нас изменился… Такое впечатление, будто мы внезапно оказались в полной пустоте, и все вокруг окрашено в непонятные серо-голубые тона. Куда ни кинь взгляд — нет ни земли под ногами, ни холмов вокруг нас, ни неба над головой: мы будто повисли в воздухе, потеряв дорогу и не имеем ни малейшего представления о том, куда нам идти… И — полная тишина, которая едва ли не вонзается в уши. Фырканье лошадей, наше прерывистое дыхание, звон металла на уздечках, шорохи, скрип кожи — все это звучит едва ли не набатом. Тишина просто гробовая — другого слова просто не подобрать. И еще на нас навалилось чувство тоски и одиночества, но все перевешивало острое желание отдать все, что угодно, лишь бы вырваться отсюда, уйти под чье-то надежное крыло, под защиту могущественного человека…

С трудом сняла с нас наведенное волшебство, а в том, что это колдовские штучки — тут нет никаких сомнений. На душе стало полегче, но мы по-прежнему находились в этом непонятном мире без земли и неба… Еле успокоили перепуганных лошадей. Те только что не бились, что-то их здорово вывело из равновесия.

А меж тем наш защитный полог едва не прогнулся — его кто-то вновь и вновь старается разбить, причем проделывает это настолько умело, что и мне приходится тратить очень много сил на поддержание целостности полога. Если так дело пойдет и дальше, то вскоре я полностью вымотаюсь, и просто-напросто не смогу долго продержаться! Нас что, собираются брать измором? Что ж, со стороны колдунов это далеко не самое плохое решение…

Что делать? Мчаться вперед? Или назад? Так все одно: мы не видим перед собой дороги, и куда именно нам стоит направляться — о том не имеем ни малейшего представления. К тому же мы ничего не знаем о противнике… И лошади крутятся на месте — очевидно, тоже потеряли ориентацию в пространстве…

— Лиа… — это Кисс. — Это что такое?

— Не имею ни малейшего представления! И Койен молчит…

— Что мы можем сделать?

— Даже не знаю! — вырвалось у меня. — Это ж надо такому случиться — не вижу ничего вокруг!

— Мы тоже… Это что, дела кого-то из колдунов?

— А кто же еще будет этим заниматься? Они самые…

— Хорошо засаду устроили… Может, со всех ног помчимся вперед?

— Знать бы, где это самое — вперед… И потом, не стоит этого делать — очень рискованно. Там, впереди, что-то на дороге, причем плохое… Это я поняла еще тогда, когда велела всем остановиться. Не знаю, кто именно пытается нас достать, но неумехой его никак не назовешь!

— А если попытаться уйти назад?

— Ты знаешь, в какую сторону нам надо идти?

— Ну, примерно…

— Нет смысла. Если даже мы пойдем в правильном направлении, нас будут преследовать. Вернее, гнать, словно стая собак добычу… И потом, в воздухе по-прежнему вертится немало черных птиц. Если тот, кто нас сейчас атакует, может командовать этими пташками, то наше, и без того невеселое положение, станет совсем безрадостным.

— Лия! — это уже Марида. — Снова пытаются разбить полог…

— Ничего, выдержим! — процедила я сквозь зубы. — Не знаю, надолго ли, но…

О Высокое Небо! Я едва сумела отразить сильнейший удар на полное подавление воли. Очевидно, кто-то решил, что хватит впустую молотить по защитному пологу и понапрасну терять время, и потому решил сосредоточить все свои усилия именно на нас, сделать все для того, чтоб мы сами сняли защиту.

Что ж, хорошо хотя бы то, что нас пока что пытаются взять без лишней крови. Но скверно то, что я по-прежнему никак не могу снять наведенную колдуном маскировку — очень сильно и умело поставлено, ничего не могу поделать, чтоб избавиться от нее. Наверное, из-за этой неопределенности я и нахожусь в некоторой растерянности, и не нападаю, а только обороняюсь.

Отбила еще две атаки. Может, действительно повернуть назад? Кажется, это вон там, в той стороне… Нет, уже нельзя: в том направлении за короткое время этот некто уже успел выстроить нечто вроде магической стены, причем крепкой — врежемся в нее с размаха, мало не покажется… Вновь убеждаюсь: силен колдун, явно из тех, кто состоит в конклаве… Я никак не могу даже снять поставленную им маскировку, и до сих пор не имею ни малейшего впечатления, где он находится и сколько с ним солдат или охранников: я уже знаю, что в одиночку колдуны в Нерге не ходят.

Вертимся на лошадях из стороны в сторону, никак не можем сосредоточится. Да что же это такое — в голове туман, растерянность, на душе кавардак… И снять чужую маскировку — это у меня тоже никак не получается! Если так будет продолжаться и дальше, то того и гляди, дело у нас дойдет до полного хаоса… Эх, видела бы я противника, или хотя бы знала, сколько их — было бы куда легче. Да и наши лошади все еще встревожены, хотя испуг у них я уже сняла.

И тут я едва сумела отразить сильнейший удар — заклятие краткой смерти. Вот уж чего не ожидала — того не ожидала… Это же самая черная магия, с которой лишний раз лучше не связываться! Да разве так можно рисковать? Того, кто его послал, вряд ли можно назвать идиотом, но от что, разве не понимает: далеко не каждого можно оживить после применения этого заклятия?! Увы, но после краткой смерти к жизни можно вернуть далеко не всех — не каждый из живущих может без ущерба для организма перенести подобное. Примерно треть людей после того, как на них обрушится это заклятие, умирают по-настоящему. Лишний раз убеждаюсь в том, что колдунам наплевать на человека… Кстати, ни одно животное после этого заклятия к жизни уже не вернуть…

Вот тут я не просто испугалась, но и по-настоящему разозлилась. Тот, кто наслал на нас это заклятие — он бьет наверняка, старается лишить нас лошадей: этот человек прекрасно знает, что эти прекрасные животные после этого заклятия никогда не выживают! Медок…

Ладно, раз ты так бьешь нас, то и я имею право поступить ничуть не лучше. А чего ждать? Все одно на поддержание защитного полога у меня уходит столько сил, что, если ничего не изменится, то через какое-то время я окажусь полностью вымотанной, и полог рухнет в любом случае. Так что как бы подобное не было мне поперек горла, но, похоже, иного выбора нет: снова придется заглянуть на те запретные страницы, которые я открыла не так давно в темноте каменоломни… Что из находящегося там мне сейчас больше всего подойдет? Пожалуй, вот это…

Я зашептала странные слова, режущие слух и вызывающие оторопь у любого, кто только их услышит. Краем глаза заметила, что Марида чуть ли не с испугом смотрит на меня, да и Кисс с досадой качает головой. Они понимают: то, что я сейчас говорю — это относится к той самой черной магии, которой не место среди людей. Да я и сама никогда не стала бы держать эти слова в своей памяти — не стоит нести в мир людей жуткую злобу, только вот если эту самую черную магию сейчас применяют против нас, и я вынуждена давать отпор тем же оружием. Иначе никак не получится… К сожалению, я до сей поры так и не знаю, с кем имею дело, и сколько у меня противников. Остается надеяться только на то, что дело обойдется без особой крови… К тому же это заклинание, которое я сейчас читаю, вытянет из меня почти все силы…

Последнее слово — и раздался хлопок. Такое впечатление, что кто-то ударил кулаком по огромному рыбьему пузырю, выбивая из него воздух. И в то же самое мгновение мир вокруг нас снова стал прежним, и мы опять оказались среди все той же холмистой местности, под блеклым голубым небом… Ой, как хорошо снова вернуться в наш простой, реальный мир, пусть даже поставленный мной полог разлетелся на куски. Увы, но какое-то время я не смогу его восстановить…

Оказывается, пока мы успокаивали лошадей, то немного сошли с дороги и сейчас находились на обочине, совсем близко от того места, где и остановились первоначально. Вокруг почти та же тишина, только откуда-то справа доносятся стоны. Все верно, там находится что-то вроде небольшой каменной насыпи — очень удобное расположение, и, скорей всего, колдун прятался именно там. Все, опасности больше нет.

— Кисс, Марида… Надо быстро осмотреть все вокруг! Ну, вы сообразите, что к чему…

— Но… Это не опасно? Здесь наверняка был не один человек…

— Нет, не опасно. Во всяком случае, пока. И, разумеется, здесь спрятан чуть ли не добрый десяток людей, только вот все, кто попал под то заклинание, что я читала — все они пока валяются без сознания. Ну, вы сообразите, что к чему…

— Что тут было?

— Я тебе скажу одно: хорошо, что мы остановились на дороге, не поехали дальше. Там колдуном для нас была приготовлена хорошая ловушка. Если б мы перешли черту, то оказались бы словно в надежно запертой коробке — вряд ли пробьешься наружу. На наше счастье колдун, увидев, что мы не собираемся двигаться дальше, решил поторопиться, и стал перемещать к нам свою ловушку, несколько нарушив при этом ее надежность и целостность, а времени на полное восстановление ловушки у него не было.

— Значит, нам опять повезло… А ты куда?

— Надо поговорить с колдуном, или с тем, кто нас только что пытался с нами расправиться… Он сейчас примерно такой же, как и его слуги — без воли и сил. У меня, кстати, силы тоже почти на исходе, но я, в отличие от колдуна, еще в состоянии кое-что сделать. И чуток воли и мастерства у меня тоже осталось… Так что надо посмотреть на того ловкача, что устроил ловушку на дороге. Думаю, что всем интересно — кто это такой шустрый пытался нас поймать…

Соскочив с коня, быстро направилась к каменной насыпи, благо она была совсем недалеко от нас. Одним взмахом перескочила через нее, все же немного опасаясь возможной опасности. Нет, я все сделала, как надо, и заклятие не подвело…

Ну, этого и следовало ожидать: на земле неподвижно лежит фигура в черном плаще. Колдун… Неужели умер? Тряхнула его за плечо и вновь услышала стон. Вновь и вновь убеждаюсь — этих так быстро не угробишь…

На земле передо мной лежал темноволосый мужчина совершенно неприметной наружности и неопределенного возраста. Бывает же такая внешность: ему можно дать и тридцать лет, и семьдесят… Да и в ростом он если и выше меня, то ненамного. Однако по своеобразным чертам лица в нем легко можно угадать уроженца Нерга.

Но стоило мне наклониться к нему, как колдун раскрыл глаза. И взгляд вполне осмысленный… А он быстро в себя приходит, не ожидала, вон, как зло сверкает своими черными глазами… Врезать ему, что-ли, разок по голове? Что ни говори — заслужил! Хотя, пожалуй, не стоит. Этот колдун еще какое-то время будет совсем неопасен: то, что я сделала, полностью лишило его на какое-то время (увы, очень недолгое) не только магических, но и обычных физических сил и возможностей. Меня, впрочем, тоже лишило возможности час-другой пользоваться запретными знаниями… Тут уж ничего не поделаешь: черную магию можно побить такой же черной…

Правда, в отличие от этого колдуна я могу самостоятельно передвигаться, и чуток магии у меня тоже еще остался. Так что мы с ним сейчас, можно сказать, на равных. Но уже через пару часов этот человек полностью восстановится. Я — тоже. А вот его люди придут в себя очень не скоро — скорей всего, завтра, и то в лучшем случае. Впрочем, тут многое зависит от особенностей организма…

— Вы кто? — спросила я колдуна.

Ответа, как и ожидалось, я не получила. Ну конечно, кто из знающих себе цену колдунов снизойдет до общения со взбесившейся букашкой, пусть даже и нахватавшейся магических знаний? Ладно, нет — так нет. Собрав последние силы, прошлась по его сознанию, тем более, что оно сейчас полностью открыто, и этот тип ничего не может сделать, чтоб хоть кое-что скрыть от меня. Что ж, колдун, не хочешь — не говори, я и так многое узнала…

Однако когда я встала, чтоб отойти в сторону, лежащий прошептал:

— Не ожидал…

— Чего вы не ожидали? — не поняла я.

— Того, что ты только что сделала. Надо же: я услышал Заклятие Пустоты, и ее применила какая-то дикарка… К'Рат-Дела, того, кто вложил в тебя эти знания — да ему голову надо было оторвать за то, что проводил опыты в чужой стране, да к тому же еще и столь рискованные! Вот теперь и имеем большие неприятности от такой мелкой дряни, как ты!

— А мне остается только надеяться на то, что дурной пример К'Рат-Дела (чтоб его душа навсегда осталась на Темных небесах!) заставит кое-кого из вашей черной братии отказаться от ваших паршивых экспериментов не только в чужих землях, но даже и в Нерге. Что бы вы не думали, но подобное издевательство над природой может быть чревато неприятностями… — и я повернулась к нему спиной.

— Постой! — надо же, хотя сил у него по-прежнему нет, но голос колдуна стал тверже. Быстро в себя приходит, куда быстрее, чем я ожидала. Силен, ничего не скажешь… Если восстановление будет продолжаться такими же темпами, то нам придется уносить отсюда свои ноги как можно скорей. Похоже, этот колдун сумеет восстановиться не через пару часов, а значительно раньше. — Стой, я сказал!

— Что такое? — оглянулась я.

— Приказываю всем вам сдаться на милость Великого Нерга и…

— Засунь себе этот приказ знаешь куда? — я не считала нужным сдерживаться. — И пусть он там остается как можно дольше…

— Грязное хамье! — колдун почти выплюнул эти слова. — Тупые дикари! Людишки убогие!

— Это все? Тогда я пошла.

А в голове у меня вопрос: что делать с этим колдуном? Оставить здесь — опасно, как только полностью придет в себя — нас легко догонит, тем более что к тому времени он уже будет знать, куда ему идти. Может, свернуть этому типу голову? На беспомощно лежащего на земле человека у меня рука не поднимается… И ведь он это чувствует: вон, даже голос у колдуна поменялся, стал более властным. А может, он просто стал приобретать свои привычные нотки.

— Хорошо, не будем обострять… — в голосе колдуна было слышно плохо скрытое раздражение. — Я могу закрыть глаза на этот мерзкий поступок — все же вы осмелились нанести мне достаточно серьезный удар! Но я сделаю это только в том случае, если вы тотчас примете мои условия. Идиотизм: я — маг из конклава, предлагаю каким-то людишкам свое сотрудничество! Итак, я…

— Лиа, тут по обоим сторонам дороги прятались восемь человек — подошел ко мне Кисс. — Нас ожидали, причем во всеоружии. Я их обшарил, но деньгами они, к моей великой досаде, не богаты. Мелочь, не более того. Так что я собрал, сколько есть — у нас сейчас ни медяшки за душой, а без денег в дороге делать нечего. Однако должен заметить: что-то маловато им платят на службе у конклава, или же просто они всех денег с собой не таскают. Если так, то правильно поступают. А вот вооружены едва ли не до зубов, хотя на них не форма, а самая обычная одежда. И лошади оседланные неподалеку стоят. Сейчас вся эта восьмерка без сознания, хоть узлом каждого из них завязывай…

— Ничего, отойдут. Они просто откат словили.

— Что? Не понял…

— Ну, у этого милашки в черном плаще с собой были слуги, правда, не обладающие магией. То, что ты сейчас видишь — это последствия снятия того самого заклятья, той ловушки, что поставил на нас этот лежащий хмырь… В общем, это как волна: летит, и сшибает на своем пути всех, кто попался ей на пути. Не страшно: мужики через какое-то время они в себя придут, но вот помнить ничего не будут, а через седмицу-другую память ко всем вернется. Но не раньше… Кстати, а нам тут сотрудничество предлагают! — сообщила я парню. — Ты как думаешь: если у нас ума хватит согласиться, то он нас до цитадели дотащит, или же тут начнет потрошить, прямо на этом самом месте?

— Ну, тут все зависит от того, какая у него задача. Вернее, какой ему был отдан приказ насчет нас… — Кисс говорил так, будто лежащий на земле колдун был неодушевленным предметом. — Однако я, по своему скудоумию, считаю, что этому типу желательно нас с триумфом доставить в цитадель — вот, дескать, я какой, умудрился поймать тех, кого ловят все… Э, голубь, глаза не закатывай! Лучше ответь: я прав?

— Мерзавцы! — с ненавистью посмотрел на нас колдун. — Никак, считаете себя непревзойденными ловкачами? Можно подумать, никто не знает, кто вы такие на самом деле! Это же ведь вас двоих выпустил из своих рук Адж-Гру Д'Жоор…

— Приятно слышать имя давнего недруга. Что касается вашего вопроса… Ну, предположим, не он нас выпустил, а мы сами ушли, отказавшись от его навязчивого гостеприимства.

— Этот самовлюбленный идиот… — в голосе колдуна появилось что-то личное. — Когда слишком много времени и средств тратишь на сохранение своей внешности, то это, в конечном итоге, идет в ущерб общему делу.

— Погодите… Адж-Гру Д'Жоор… Он здесь?

— Как сказать… Но в одном он прав: вас надо было придавить, как мерзких блох!

— А вы, уважаемый господин Как-Вас-Там, не боитесь, что за такие слова я вам голову в два счета сверну?

— Нет, не боюсь. За мою смерть с вами такое сделают, что вы будете орать от боли даже на Темных Небесах! Впрочем, на них вы не окажетесь. У вас вообще не останется души — ее сожрут так же, как термиты съедают кусок мяса…

Тем временем Кисс, наклонившись к колдуну, ловко обшарил его, легким движением сдернув с его пояса кошелек с деньгами.

— Н-да… — заглянув внутрь кошелька, позвенел деньгами Кисс. — Не скажу, что внутри находится целое состояние…

— Мародер! — презрительно процедил сквозь зубы колдун.

— Ошибаетесь — это военная добыча — поправил его Кисс. — Выражаю за деньги искреннюю благодарность, но с горечью должен вам попенять: что-то у вас при себе золота не густо. Я бы даже сказал — бедновато. Таким, как вы, кошель при себе можно носить и более набитый.

— Шакал! — в голосе колдуна появилась еще и ненависть.

— Вновь должен вам заметить: ошибаетесь! — Кисс выгреб из своего кармана все ранее собранные деньги, и ссыпал их в кошель колдуна. — Это, к вашему сведению, всего лишь жалкая компенсация за то, что вы пытались убить нас. Что ж, теперь у нас, по крайней мере, есть деньги. Не скажу, что много, но на первое время хватит. Хотя господин из конклава мог бы иметь при себе больше золота.

— Червь, как ты со мной разговариваешь?

— Ох уж мне этот надменный гонор колдунов! — сочувственно посмотрел на колдуна Кисс. — Пальцы гнем, а в кармане пусто…

— Пока советую вам подумать, вернее, пошевелить своими куцыми мозгами над моим предложением о сотрудничестве, тем более, что дважды подобное предлагать не собираюсь — гнул свою линию колдун. Как видно, он решил больше не отвлекаться на ехидные подковырки Кисса. — К тому же я могу дать вам свое покровительство, и защитить от бед. А вот если вы попадете в руки к Адж-Гру Д'Жоору, который вас настолько давно и настойчиво любит, что это производит впечатление даже на меня… Или же вы окажетесь в лапах тех, кому напакостили, а таких наберется немало… Так что для вас куда более разумно встать под защиту надежного крыла…

— Ты знаешь, кто это? — спросила я Кисса, кивнув головой в сторону лежащего мужчины. — Этот голубь с надежным крылом — один из тех, кто исполняет приказы конклава, причем не раздумывая и без особой жалости. Нечто вроде палача и сыщика в одном лице. Ему было велено взять нас живыми, но в случае сопротивления дозволяется и убить. Разница — в цене. За живых ему заплатят больше. Так что, как ты понимаешь, сейчас этот мужик может пообещать нам все, что угодно, хоть звезду с неба, только вот с исполнением этих обещаний дело будет обстоять туго.

— Вам все одно не уйти! — скривил губы колдун. — Такую дерзость Нерг не оставит просто так, без последствий. Дорога в Крайсс надежно перекрыта, не пройти. Назад вы не сунетесь, а идти вперед, по этой дороге — в этом тоже нет ничего хорошего. В первом же селении вас возьмут, а когда это произойдет, то с вами сделают такое, что даже мне будет жаль вас. Ни один из вас, недоумков, не имеет представления о том, какие у нас имеются мастера по ведению допросов.

— Если откровенно, то этого я и знать не хочу. И у нас нет ни малейшего желания знакомиться с вашими заплечных дел мастерами.

— Еще раз предлагаю сотрудничество — процедил колдун. — Пока предлагаю. В случае отказа пеняйте на себя. Но пока что у вас еще остается шанс спасти свои шкуры…

— Никак, нам обещают золотые горы? — подошла к нам Марида. — Ну, ничего нового… Кстати, а что взамен? Мы должны добровольно положить свои головы на плаху?

— Что-то вроде того — согласилась я. — Но этот господин сулит, конечно, несколько иное. Жизнь, говорит, свою спасете. И все такое прочее… Ну, еще и запугивает.

— Ничего интересного или же нового я не услышала — чуть пожала плечами Марида. — С фантазией у членов конклава дело плохо обстоит, всем обещают одно и то же. Хоть бы разнообразили, все было бы как-то поинтересней. Мне, пока я сидела в тюрьме, тоже было наобещано столько!.. Только вот я знаю, что стоят посулы колдунов. Им всем красная цена — бульон из-под вареных яиц.

— Госпожа бывшая королева, тут вы не правы! — надо же, в голосе колдуна явно слышится насмешка и оттенок презрения. — Кое с кем за оказанные услуги мы расплатились полностью, и тот человек всецело и с радостью готов предоставлять нам свою помощь и в будущем. Надеюсь, вы поняли, о ком идет речь?

— Это я поняла много лет назад — и Марида отошла в сторону, все такая же спокойная и невозмутимая, хотя на ее щеках вспыхнули красные пятна.

— «Во благо Нерга допустима любая ложь» — это правило хорошо знают все колдуны. Так? — продолжал Кисс, и в его голосе не было насмешки, а проскальзывала легкая горечь.

— Ваша дурость и наглость заслуживают самого сурового наказания — колдун пропустил мимо ушей слова Кисса. — И спасти ваши потрепанные шкуры может лишь правдивый ответ на вопрос: где книги?

— О чем он? — я недоуменно посмотрела на Кисса. — Какие еще книги?

— Не имею ни малейшего представления! — развел тот руками. — Вы, уважаемый, очевидно перепутали нас с торговцами этим заумным товаром.

— Не хотите говорить правду? Ну, раз так… — а меж тем голос колдуна приобретает все большую силу. Вон, уже делает попытки приподняться на локтях, и на его лице внезапно появилась победная улыбка. — Раз так… Приказываю: убей их! Вначале — этого мужчину, потом — ту старуху!

Мы одновременно оглянулись. Неподалеку от нас стоял Одиннадцатый, и непонятным взглядом смотрел на колдуна. Надо же, как тихо этот парень ходит — я его совсем не услышала…

— Урод! Ты что, оглох? Я кому приказал? — вновь рявкнул колдун. — Чего ждешь? Наказания?

И в тот же миг за спиной парня взвились щупальца и одно из них внезапно обрушилось на лежащего колдуна.

— Стой! Остановись! — закричала я. — Что ты делаешь?!

Второе щупальце зависло над мужчиной, но пока что не опускалось. Однако хватило и одного удара страшным щупальцем, чтоб рука колдуна оказалась полностью отсеченной от тела. Тем не менее Одиннадцатый, похоже, с трудом сдерживал себя, чтоб не ударить лежащего еще раз.

Но, что самое удивительное — колдун не потерял самообладания. Конечно, он с трудом скрывал боль и растерянность, но внешне этого никак не показывал. Да, выдержке этого человека можно только позавидовать! Держась за обрубленное плечо, он сумел остановить хлещущую кровь, и, с куда большим интересом, чем прежде, посмотрел на нас.

— Ну надо же! Вы его, похоже, приручили… Или просто снюхались. Ну, это вполне соответствует общему правилу: дрянь всегда прилипает к дряни. О, Великий Сет, с какими человеческими отбросами нам все время приходится иметь дело!

— Какой у вас богатый слог, господин из конклава! Заслушаешься…

— Вы — и этот тип… Вот это новость! — не слушая нас, продолжал колдун. — Да вы полны сюрпризов, господа из-за Перехода! Пожалуй, я был не прав в своем первоначальном предположении: каждого из вашей теплой компании нужно не убивать, а хорошенько изучать…

— Вам что, так сложно помолчать? — спросила я колдуна, видя, что Одиннадцатый вот-вот выйдет из-под контроля. А ведь мне с ним сейчас не совладать. И с собой тоже, если вдруг случится приступ — увы, но в данный момент сил на подобное у меня, считай, почти что нет.

— А вы знаете, что ваш новый дружок — людоед? — с ухмылкой продолжал колдун. — Тоже мне, нашли с кем спеться! Его в цитадели много чем кормили, в том числе и человечиной… Приучали к этому делу… Что, не знали? Так вот, для сведения: игрушка эта — весьма опасная, и от нее любому умному человеку стоит держаться как можно дальше. Хотя как я мог забыть — вы же люди рисковые, не так ли? Да еще и из числа тех, кто любит играть со смертью… Головы при этом потерять не боитесь?

— Людоед, говоришь? — в голосе Кисса прозвучал лязг металла. — А кто его кормил этим в цитадели? Кто его заставлял есть… это? Вы ж ему не говорили, к чему приучаете! Разве он этого хотел?

— Да кого интересуют его желания или хотения? Людишки должны исполнять то, что им приказывают те, кто имеет на это право и силу! Так что…

— Не стоит доказывать друг другу то, что каждый из нас не желает принимать! — оборвал его Кисс. — Вас не сдвинуть со своих убеждений, а мы не собираемся менять свои.

— И уж тем более я ничего не собираюсь доказывать каким-то тупым дикарям. Ничего, окажетесь в цитадели — будете соглашаться со всем…

— Может, ответите на мой вопрос: вы зачем из этого парня сотворили… такое? — в голосе Мариды слышалось неприкрытое зло.

— Значит, надо было! — оскалился колдун. Еще раз отмечаю про себя: он очень быстро восстанавливает свои силы, куда быстрей, чем можно было ожидать. Пожалуй, надо заканчивать наш с ним разговор, а не то его магические способности вернутся настолько быстро, что мы даже можем не успеть унести отсюда свои ноги. — Никак, малыш вздумал из повиновения выйти? Ну так его быстро на место загонят, и прощения просить заставят. Мальчик, надеюсь, ты еще не забыл кое-какие уроки повиновения? Ничего, память у людей восстанавливается, особенно после соответствующих мер воздействия… А вы, олухи, неужели надеетесь, что сумеете прикрыться этим недоделанным уродом? Да он любого из вашей троицы пустит на фарш в то же мгновение, как только ему прикажут это сделать! Потом еще и сожрет этот фарш на глазах оставшихся. Слышишь, Одиннадцатый, падай на колени передо мной, и… Нет!!!

Вот теперь мы вблизи увидели то, что селяне замечали лишь краем глаза — то, как щупальца моментально взвивались в воздух и сразу же обрушивались на лежащего на земле мужчину, причем все это происходило настолько быстро, что мы просто не могли уследить за ними. Со стороны это, и верно, выглядело на мелькавшие в воздухе то ли веревки, то ли тонкие канаты… Несколько ударов сердца — и от колдуна не осталось ничего, кроме груды кровавых ошметков. Надо же, отстраненно подумалось мне, даже кости почти что перемолоты… Однако стоит признать: колдун сам подтолкнул парня на подобный поступок, хотя, без сомнения, ждал от него совсем иной реакции…

А Одиннадцатый тем временем повернулся к нам. Все восемь страшных щупалец за его спиной уже торчат по сторонам, в серых глазах плещется растущее безумие… Довел-таки парня, паразит! Подобное чувство перед приступом мне хорошо знакомо…

Вот Одиннадцатый уже шагнул к нам… Все, можно не сомневаться — он уже не владеет собой. Сейчас страшные щупальца ударят по Киссу и Мариде… Не только у парня, но и у меня самой в груди стал разгораться огонек растущего безумия — увы, но пока я не могу с ним справиться… Значит, надо поступить по другому — эрбат никогда не причинит вреда другому эрбату, как бы плохо не было ему самому…

Несколько шагов вперед, благо до Одиннадцатого было всего ничего — он стоял рядом с нами. Схватила парня за руки, так, чтоб наши пальцы плотно переплелись, заглянула в серые глаза…

Когда я пришла в себя, то оказалось, что Одиннадцатый сидит на земле, схватившись руками за голову, а возле него хлопочет Марида, а я нахожусь неподалеку, тоже сижу, уткнулась лицом в грудь Кисса. Оказывается, мы с Одиннадцатым, взявшись за руки, долго стояли друг против друга, смотря в глаза другого, и не произнося при этом ни слова. И это продолжалось до той поры, пока за спиной у Одиннадцатого не стали сворачиваться все его жуткие щупальца, и вновь кольцами укладываться на спину. Чуть позже он едва ли не рухнул на землю, а я какое-то время все еще стояла, пока меня не подхватил Кисс…

Ничего себе, отстраненно подумалось мне, ничего себе, мы с этим парнем непонятно каким образом только что сумели погасить два приступа безумия — его и мой…

Когда мое бешено колотящееся сердце немного успокоилось, Кисс спросил:

— Господа и дамы, кто мне, наконец, ответит на вопрос: мы тут еще долго сидеть будем? Чего ждем? Не забывайте, что мы все в розыске. В том числе и вы, молодой человек — обратился Кисс к Одиннадцатому. — Нам пора ехать, и вы, неизвестный спаситель, едете с нами. Так что все дружно поднимаемся и…

— Да, я понял… — тот попытался было встать.

— Понял? Прекрасно. Сейчас поищем тебе одежду…

— Нет… — покачал головой парень.

— Вот как? И долго ты еще будешь бегать туда-сюда? Хватит, нагулялся! Дальше идешь вместе с нами.

— Куда?

— Туда, где можно спасти свою шкуру, а заодно и жизнь.

— Нет…

— Не нет, а да! — отрезал Кисс. Если требуется, его голос может быть не менее властным, чем у иного короля. — Хватит валять дурака! Не стоит оставаться одному, особенно тебе и здесь. Что ты будешь делать, если не пойдешь с нами? Начнешь охотиться за такими, как тот колдун? Вынужден вас разочаровать, молодой человек: долго заниматься этим делом никак не получиться. Поймают в два счета, не поможет даже ваша удивительная ловкость и сила. Не помешает знать (хотя бы просто для того, чтоб вы не обманывались): в ближайшее время колдуны намерены посылать войска в эти места. Очевидно, кто-то в цитадели настолько сильно желает вас лицезреть, что не остановится ни перед чем, лишь бы ваша милая встреча не сорвалась, и состоялась как можно скорей! А если без шуток… Говорю тебе, парень, чтоб знал: с нами тоже опасно, но все-таки ты будешь не один.

— Но вы же слышали, кто я такой…

— Парень, повторяю: у нас сейчас совершенно нет времени на долгие страдания, стенания и душевные переживания. Этим займемся на досуге, и то в том случае, если на это у нас появится возможность. И потом, еще неизвестно, где тебе раньше голову свернут: если пойдешь с нами, или же здесь, когда в чужие руки пропадешь… Так что решено: ты — с нами, и больше никаких уговоров. А сейчас ответь: ты верхом на лошади ездить умеешь?

— Наверное, нет — я ни разу не ездил верхом… Но меня этому учили…

— Вот как? Интересно… Ладно, с этим разберемся. А пока обожди немного…

Кисс отошел куда-то в сторону, но вскоре вернулся, держа в руках охапку одежды. Вытащив из этой мятой кучи широкую штаны, рубаху и что-то вроде тюрбана, он протянул их парню, все еще сидящему на земле:

— Одевайся. Я снял эту одежду с одного из тех, что был с колдуном. Тебе должно подойти — специально выбирал из тех, кто размерами покрупней. Поторапливайся, и давай без долгих разговоров: повторяю — у нас на них нет времени. Правда, обуви на твою ногу я не нашел, ну да это дело поправимое. В дороге купим… Уважаемая атта, — повернулся Кисс к Мариде с оставшейся в его руках одеждой, — уважаемая атта, — а это — вам. К сожалению, одежда тоже не новая, и (должен признать с горечью), снятая с тех, кто пришел с колдуном. Понимаю, что это не соответствует вашим представлениям о королевской одежде, но, за неимением лучшего, могу предложить вам только ее, одежду простонародья. Увы, но в том платье, что сейчас на вас… В общем, вы уж меня извините, но оно вам совершенно не идет…

Хмыкнув, Марида забрала одежду из рук Кисса и отошла в сторону — переодеваться…

— Куда мы сейчас? — спросила я Кисса.

— Кстати, ты ничего не прочитала в сознании того колдуна?

— Кое-что, правда, не успела тебе сказать… Дорога в Крайсс перекрыта в нескольких местах. Дело в том, что в Крайсс ведет всего одна дорога, и частично она проложена меж скал и обрывов, так что в обход там никак не пойдешь. В общем, там не пройти, и даже соваться на ту дорогу не стоит.

— А остальные дороги?

— Не знаю… Но они охраняются не так хорошо. Кто знает, может, там будет возможность проскользнуть…

— Решаем так: доезжаем до того селения, где начинаются эти три дороги, а там уж определяемся. Правда, я запамятовал название того самого поселка… О, уважаемая атта, вы уже переоделись? Разрешите выразить вам свое восхищение. Вы совсем не похожи на большинство женщин, которые на переодевание тратят не менее часа… Кроме того разрешите вам сказать, что сейчас вы выглядите куда лучше, чем всего лишь несколько дней назад!

— Лиа, что скажешь? — повернулась ко мне Марида. Она быстро переоделась в рубашку и штаны, и, чувствую, что женщине подспудно хочется и от меня получить подтверждение того, что она еще… ничего. Ну, это можно…

— На тебе, старушка, еще вполне пахать можно — как можно ехидней сказала я. — А уж прикидывалась-то бедной и несчастной, хотя на самом деле ты совсем не изменилась! Какой была при нашем расставании в Большом Дворе, такой и осталась. Ничуть не изменилась, только еще шустрей стала!

И верно: за те дни, которые женщина провела на свободе, она несколько преобразилась. А сейчас, сменив свое старое и грязное платье (которого она заметно стеснялась) на другую одежду, пусть и простую, ведунья стала выглядеть еще лучше. Она даже чуть помолодела… Сейчас перед нами стояла не усталая и сморщенная старуха, а все еще бодрая и полная сил старая женщина, очень напоминавшая мне прежнюю Мариду. Да уж, тюрьма колдунов ничуть не красит человека…

— Уважаемая атта, — как всегда ехидно влез в наш разговор Кисс, — уважаемая атта, должен с горечью признать: общение со столь возвышенной особой, как вы, ничуть не улучшило характер этой совершенно невыносимой в общении девицы. Увы, но теперь мы все пожинаем плоды ее скверного характера… Ладно, а если серьезно: едем до поселка, а там… Скорей всего, двигаемся дальше.

— Хорошо — одновременно кивнули головой мы с Маридой.

— И вот еще… — Кисс повернулся к Одиннадцатому, который застегивал на себе рубаху. — Ты так и не вспомнил, как тебя раньше звали?

— Нет. Я пытался, но…

— Парень, ты меня, конечно, извини, но Одиннадцатым я тебя называть не могу. У человека должно быть имя, а не номер. Это кличку можно иметь любую, а имя… Давай определимся так: у меня когда-то был друг-приятель, хороший парень, и звали его Оди. Он, кстати, как и ты, был родом откуда-то с Севера. Давай, мы тебя так же будем звать? А что, нормальное имя… Ты не против?

— Нет. Оди… — парень немного растерянно смотрел на Кисса. — Оди… Мне даже нравится.

— Нравится — и ладно.

— А почему… — Оди подбирал слова — А почему ты сказал, что я — родом с Севера?

— Внешность у тебя, Оди, такая, что сразу можно определить — ты не южанин. Люди из-за Перехода больше смахивают на тебя. Особенно те, что живут севернее…

— Понятно…

Мы потратили еще немного времени на то, чтоб привести коня для Оди, и приладить к своим лошадям седельные сумки, снятые с лошадей прислужников колдуна — без этих сумок в дороге обходиться сложно, мало ли что понадобиться там держать. Заодно у неподвижно лежащих слуг колуна мы забрали и кое-какое оружие, тем более что его тут хватало. Но мы взяли лишь то, что в случае проверки не вызвало бы особых подозрений — ножи, кинжалы, кастеты… Надо же, у одного отыскались даже сюрикены, но мы оставили их на месте: не каждому дано владеть искусством метать эти серебристые звезды…

Когда мы немного отъехали от этого места, где мы говорили с колдуном, я оглянулась назад… Что ж, с дороги ничего не видно — ни останков колдуна, ни его людей, лежащих без сознания… Так что, надеюсь, небольшой запас времени у нас есть — похоже, на этого убитого колдуна у конклава, очевидно, была немалая надежда — иначе бы с ним направили куда больше народа. Однако надо сделать еще одну зарубку для памяти: счет к нам со стороны колдунов еще более вырос…

Мы ехали по дороге довольно быстро, и я то и дело поглядывала на Оди. Под ним была сильная и выносливая лошадь. Судя по дорогим седлу и уздечке — это была лошадь убитого колдуна. Как это ни странно, но парень очень неплохо держится в седле! Удивительно! Ах, да, как я могла забыть: его же этому учили…

Проезжая около одного из глубоких оврагов, мы на минуту остановились, и сбросили вниз наши серые балахоны и снятые с себя мундиры охранников. Серые Змеи в этих местах слишком заметны, и уж тем более тут нечего делать тюремным охранникам.

Я посмотрела на нас как бы со стороны. Ну, что сказать… Внешне (во всяком случае, по одежде) мы ничем не отличались от местных жителей. Все те же длинные рубахи, широкие штаны… Ну, а тюрбаны на головах здорово скрывают лица. Единственное, что бросалось в глаза — так это наши прекрасные кони. Да, это проблема, и, что самое плохое — для стражников это примета при поисках: ведь наверняка в розыскных листах будет описание не только наших личин, но и наших лошадей…

Когда мы покинули место засады, то дорога была совершенно пуста, и мы гнали по ней настолько быстро, насколько могли. Однако еще с полчаса пути — и мы выехали на другую дорогу, куда более оживленную, чем та, по которой мы только что передвигались, и вот на этой дороге коней пришлось попридержать. На ней то и дело попадались пешие и конные люди, повозки, а то и просто селяне гнали по несколько голов скота… Попадались и конные разъезды стражников, но к нам они не цеплялись. Уже неплохо… И почти все встреченные нами люди направлялись в ту сторону, куда ехали и мы. Точно, Кисс же говорил, что там находится большое селение…

Когда мы добрались до того селения, выяснилось, что там самый разгар праздничной ярмарки, или как там подобное называется в Нерге… Теперь понятно, отчего сюда направлялись все встреченные нами люди.

На краю селения расположилось множество торговцев, которые предлагали свой товар с лотков, телег, небольших прилавков, а то и просто разложили его прямо на земле. В стороне продавали скот, а чуть дальше торговали лошадьми… В целом увиденное немногим отличалось от тех ярмарок, какие я несколько раз встречала в своей родной стране, когда мы с Киссом возвращались в Стольград из Серого Дола… Ясно, что в поселок нам заезжать не стоит, но вот купить кое-что на этой ярмарке — это не только можно, но и нужно.

Пока Кисс рыскал по ярмарке, мы стояли в стороне — обычная группа людей, приехавшая кое-что купить, и немного растерявшаяся царящих здесь от шума и суеты. Оно и понятно: наверное, там, где живут эти люди, куда тише и спокойнее — вон с каким удивлением горбатый парень смотрит на окружающих!..

Оди не отходил от нас с Маридой ни на шаг, и, кажется, все никак не мог привыкнуть к тому, что мы разговариваем с ним, как с равным, и он может так же обращаться к нам. Но больше всего парня удивляло то, что мы до сей поры не бросились бежать от него в ужасе. Этот изуродованный человек все еще никак не мог поверить в происходящее, в то, что он может находиться среди людей. Ну, а на Кисса он смотрел едва ли не с обожанием — что ж, это вполне естественно, каждому мальчишке хочется иметь старшего брата… Еще Оди было строго-настрого приказано: при наших разговорах с посторонними помалкивать, лишний раз и без крайней на то нужды в разговоры не вступать…

Еще Кисс купил Оди новую одежду, правда, совсем простую, но парень был ей очень рад — та одежда, что была на нем, все же ему немного узковата, но зато в этой парню было очень удобно. Кисс даже умудрился раздобыть для Оди сапоги большущего размера, и теперь наш изуродованный мальчишка был счастлив — внешне он особо не отличался от прочих людей вокруг.

А вот что касается его приступов… Тут оставалось лишь одно: мы с Оди договорились меж собой: как только он почувствует приближение приступа, так сразу же говорит мне об этом. Ну, а все остальное, то есть отвести его приступы в сторону — это уж мое дело. Главное, чтоб он не злился и постарался держать себя в руках, иначе любому покажется странным, что у парня шевелится горб… Конечно, к этому времени я уже и сама настроилась на то, чтоб улавливать начало его приступов, но в жизни случаются разные обстоятельства, и потом — все время за человеком не проследишь…

Здешняя ярмарка… Если уж на то пошло, то по большому счету она немногим отличается от тех, которые я видела в моей родной Славии. Пусть была разница в товаре, в одежде, в поведении людей, но в целом все эти шумные и чуть бестолковые скопления людей походят одна на другую. Иногда мне кажется, что все люди, по сути, одинаковы, но почему же тогда мы не можем найти общего языка меж собой?

Кисс не очень долго ходил по ярмарке, быстро обернулся. Закупив кое-что из еды, и туго набив наши седельные сумки, он кивнул нам — все, можно ехать, и первым заскочил в седло. Однако от селения мы отъехали недалеко. Более того: он свернул с дороги, и стал петлять меж холмов до тех пор, пока мы не очутились в небольшом овражке.

— В чем дело?

— Дело в том, что у нас лошади приметные — Кисс соскочил на землю. — Во всяком случае Медок — без сомнения, на него то и дело поглядывают… Так что вот… — Кисс вытащил из своей седельной сумки пузатый кувшин с заткнутым горлышком. — Здесь особая краска. Будем наших коняшек перекрашивать…

— Но зачем?

— Лиа, да любому, у кого есть глаза, покажется странным, что у бедняков (а, судя по нашему внешнему виду, так оно и есть) — откуда у них такие кони? В здешних местах подобных прекрасных лошадей многие и в глаза не видывали! А что касаемо наших поисков, то лошади — это такая примета, что лучше и не придумаешь! В розыскных листах ее обязательно должны указать. Сейчас, думаю, уже разобрались, кто скрывался под балахонами Серых Змей.

— А где ты взял эту краску?

— Странный вопрос. Искал — вот и купил.

— Но кто тебе ее продал?

— Радость моя, просто надо знать, к кому обращаться. Краска, кстати, скверная, но это лучше, чем ничего… Тут главное — под дождь не попасть.

— А зачем красить лошадей? — не мог взять в толк Оди.

— Если честно, то мы всех своих лошадей увели у их хозяев. Кроме этого — кивнул Кисс в строну Медка. — Раньше это был наш конь, и у нас его не так давно забрали, так что мы, можно сказать, восстанавливаем справедливость. Правда, бывший хозяин Медка так не считает… В общем, хотя нашего коня мы себе вернули, но кое-кому это может не понравиться. Вот и приходится прибегать к… неким мерам безопасности.

— Понятно…

— Но… — вмешалась я. — Но… Как мы будем перекрашивать лошадей? Я не умею…

— Сейчас покажу…

Через какое-то время наши красавцы-кони превратились невесть во что. Конечно, поступь и грация остались при них, но все же вместо холеных коней с гладкой шкурой перед нами оказались животины непонятно какой масти. Эта краска, попадая на шкуру лошади, моментально высыхала, да еще и слипалась при этом. Вот оттого-то перед нами вскоре оказались четыре лошади довольно ободранного вида с весьма неприятным цветом шкуры. Что ж, барышники на рынке от подобных коней, может, и не шарахаются, но зато заплатят сущую мелочь, да и за нее попросят сказать спасибо. Зато теперь нас по тем приметным лошадям, что были раньше, найти сложно, а то, что мы имеем перед своими глазами после перекраски… Подобные лошади в самый раз для крестьян — в городе с такими рабочими лошадьми показываться несколько несолидно…

— Кошмар! — подвел результаты нашего труда Кисс. — Точнее — то, что надо! Ни одна собака не определит, как выглядели эти лошади раньше, до того, как мы приложили к ним свою руку.

— Кисс, куда мы сейчас?

— Я в селении кое-что узнал… Так вот, как ты и говорили, из того селения выходят три дороги. Одна из них ведет в Крайсс — ну, туда нам путь закрыт. Вторая ведет к центру Нерга, то есть к Сет'тану, но, как вы сами понимаете, нам там делать совершенно нечего. Третья дорога ведет по направлению границы с Харнлонгром, но эта дорога довольно путаная. Петляет по всем городам и селениям, какие только есть, причем выписывает такие петли, что диву даешься. По той дороге можно скакать весь день, причем без отдыха, а к вечеру выяснится, что ты вернулся чуть ли не туда, откуда выехал утром.

— Значит, идем по этой дороге?

— У нас просто нет другого выхода. Будь я на месте наших преследователей, то стал бы ловить беглецов именно на этой дороге. Единственное, что меня успокаивает — дорога слишком запутанная, чтоб перекрыть ее всю. Нам, скорей всего, будут устроены засады в нескольких местах наиболее вероятного появления… Эх, карту бы нам! Я, конечно, кое-что помню, но не все… Ладно, выбора у нас все одно нет, направляемся по этой извилистой дороге, но при этом, по возможности, будем срезать все петли и отворотки — все же на память я никогда не жаловался. А карту… Карту, если будет на то милость Всеблагого, я попытаюсь раздобыть.

— Кисс, тебе что-то не нравится? Я же вижу…

— Мне не нравится многое. Но хуже всего… Первый город на нашем пути — Траб'бан, а именно там находится тот самый храм Двух Змей, в который ты так хотела попасть.

— Вот как? — я растерялась. — Кисс, не надо об этом. Я же все понимаю: денег у нас с собой слишком мало, и к тому же служители того храма наверняка уже предупреждены о возможном появлении некой особы. Понятно, что меня в том храме поджидают. И не с цветами… Так что сейчас даже около того вожделенного храма мне не стоит показываться…

— Хорошо, если так…

Кисс, кажется, мне не поверил. Если честно, то мне бы очень надо посетить тот храм, но, боюсь, дорога в него мне закрыта навсегда. Даже если я сейчас совершенно непонятным образом сумею раздобыть очень большие деньги, чтоб заплатить за обряд, то, можно не сомневаться, что из того храма меня просто-напросто не выпустят. Так что с мечтой вновь стать обычным человеком мне придется распрощаться. Надеюсь, не навсегда, а всего лишь на время…

— Суть не в том — тем временем продолжал Кисс. — Траб'бан расположен в небольшой ложбине, среди невысоких скал, так что нам этот город так просто не объехать. Вернее, объехать его, конечно, можно, но это займет слишком много времени. Но и колдуны не дураки: они явно попытаются перехватить нас там, устроить засаду… И другого выхода, кроме как идти по этой дороге, у нас тоже нет.

Ну, нет — так нет…

Глава 20

Я вновь пыталась смотреть на нас как бы со стороны. На первый взгляд наша четверка выглядит как большая семья, направляющаяся по своим делам в храмовый город Траб'бан. По словам Мариды, храм Двух Змей был далеко не единственным в Траб'бане, и оттого праздничные дни проходят в том городе очень торжественно. Сейчас, конечно, праздники уже заканчиваются, и оттуда начинают выезжать те, кто прибыл туда на торжества, а в Траб'бан вновь едут те, кто желает исцелиться.

Вот и у нас то же самое: едет в Траб'бан бабуля и везет с собой племянника и двух внуков. Один плохо видит (самое подходящее для Кисса — в случае чего можно будет прикрыть его слишком светлые глаза), у внука — горб, а у внучки до сей поры нет детей. Вот и приходится старой бабке отдуваться за всех, везти всю свою родню в храмовый Траб'бан — может, сжалится Великий Сет над грешниками, поможет в их беде…

Патрули стражников нам стали попадаться еще перед селеньем, где была ярмарка, но вот после того, как мы покинули поселок, патрулей на дороге стало намного больше, они то и дело проезжали по дороге, да и пеших стражников хватало. Так сразу и вспомнишь, в какой стране мы находимся…

Кисс, которые еще до поездки сюда хорошо изучил карту Нерга, сейчас вел нас по памяти. Не останавливаясь, мы проехали еще несколько селений, правда, куда меньших по размеру, чем то, в котором была ярмарка. Когда была возможность, Кисс сворачивал с дороги, спрямляя путь. Таких грунтовых отвороток хватало, и тут главное — не ошибиться, ехать по той, которая, и верно, заметно срезает дорогу.

Справедливости ради надо сказать, что так поступали не мы одни — у многих не было ни малейшего желания тратить время и силы на долгий путь по петляющим дорогам. Более того: на тех объездных путях пару раз нам также встречались стражники, но это были лишь обычные проверки. Ни у кого из них мы не вызвали подозрения, а пара монет, ловко всунутая в руку тем блюстителям порядка, сама собой разрешала все вопросы, которые могли возникнуть у стражи.

Таким образом мы двигались до темноты. Завтра мы доберемся до Траб'бана, а там… Об остальном пока не будем загадывать. Все же мы, пусть и не так быстро, как бы нам того хотелось, но приближаемся к границе…

На ночь вполне можно было бы остановиться в небольшом поселке, тем более, что там имелось нечто вроде постоялого двора. Однако мы предпочли не рисковать: не исключено, что стражники могут заявиться туда, чтоб проверить личности остановившихся там людей…

Дело было не только с возможной проверке — не могу отделаться от впечатления, что за нами кто-то следит. Это началось с того времени, как мы покинули ярмарку. Да и Койен подтвердил: это мне не кажется, но вот кто может заниматься этим делом — не сказал. Соображай, мол, сама…

— Что делать будем? — спросила Марида, когда рассказала всем о своем подозрении.

— Пока ничего — Кисс был спокоен. — Как ехали, так и будем ехать.

— Я мог бы… — робко начал Оди, но Кисс его перебил.

— Ты, парень, пока не лезь. Как только надо будет — вот тогда сразу вступишь в дело. Считай, что ты у нас — тайное оружие, а его не стоит лишний раз засвечивать перед всеми. Договорились?

Оди кивнул головой, и при этом чуть покраснел. От злости? Этого еще не хватало! Койен… А, так вот в чем дело! Не ожидала… Оказывается, этот изуродованный парень все еще не разучился краснеть от смущения, и слова Кисса о том, что он считает Оди нашим тайным оружием — это едва ли не лучшая похвала, которую получил парень за долгие годы. Похоже, что его слишком долго унижали и презирали, и оттого-то он сейчас всей душой потянулся к тем, кто проявил к нему доброту. Ох Оди, Оди…

— Кисс — спросила тем временем Марида, — Кисс, ты как считаешь: кто это может быть?

— Есть у меня одно предположение… Тоже ничего хорошего, но к страже, надеюсь, оно не имеет ни малейшего отношения.

Мы не раз оглядывались, но в пределах видимости на дороге всегда кто-то был, иногда в одиночку, а то и по несколько человек. Так что определить этого не в меру любопытного нам никак не удавалось. Иногда казалось, что взгляд пропадает, но потом он появлялся вновь. С этим надо разобраться…

Решено было остановиться под открытым небом, в первом же удобном месте, но находящемся подальше от дороги. Конечно, это довольно рискованное решение, но делать нечего. И потом, надо было выяснить, кто же идет вслед за нами, а где преследователям лучше попытаться напасть на нас, как не в пустом месте? Да и нам лучше разбираться с излишне любопытными людьми не в поселке, а здесь, где никого нет — и они смелей, и у нас руки развязаны.

— Как считаете, они к нам подойдут? — спросила Марида.

— Без сомнений — кивнул головой Кисс. — Ведь не просто же так они идут вслед за нами, по словам Лиа, от самой ярмарки.

Пока на землю не спустилась полная темнота, мы сумели отыскать место, где росла жидкая трава, и где земля была ровной, без каменных россыпей. Нам, конечно, тут не укрыться, но зато и нашим преследователям тоже ничуть не легче.

Кисс углубил небольшую яму в земле возле места нашего привала, и вскоре в ней запылал веселый огонь. Все одно прятаться нет смысла — нас, как сказал Кисс, пасут… Так что следящих за нами огонь не отпугнет, а мы хотя бы поедим нормально. Радует уже то, что хотя бы с топливом для костра у нас не было проблем, благо неподалеку отсюда стояло несколько высохших кустов. Не обделили и наших лошадей — им насыпали овса, который Кисс купил на ярмарке.

Заодно осмотрела раны у Оди, хотя тот никак не хотел снимать рубашку. Меня парень заметно стеснялся, но делать нечего — пришлось подчиниться. И не напрасно: несколько глубоких ран воспалилось, и мне пришлось заняться лечением. Да, хорошо ему досталось от птиц…

— Болит? — спросила я его.

— Нет — парень чуть удивленно посмотрел на меня. — Не болит.

— Судя по внешнему виду ран, должно болеть…

— Да разве это боль? Так, ерунда…

Я промолчала. Как видно, парню уже пришлось пройти через телесные муки…

— Так, Оди, все в порядке — я отошла в сторону. К утру ты у нас будешь как новенький.

Тем временем Марида нанялась едой, так что ужином мы были обеспечены.

— Кисс, — спросила я, обжигаясь о горячий хлеб, — Кисс, мне тут вспомнилось… Те наглые мальчишки в Сет'тане, у которых мы забрали лошадей… Как ты считаешь — что с ними сейчас?

— Спроси у предка.

— Спрашивала, но он только насмешливо фыркает…

— Понимаю его. Так спрашиваешь, что с мальчишками? — неприятно ухмыльнулся Кисс. Ох, не люблю я эту его ухмылку… — Так на этот вопрос и я тебе могу ответить не хуже Койена. Грубо говоря, за произошедшее мальцам должны были надавать по сусалам как их родня, так и колдуны, причем провести это воспитательные меры требуетовалось в довольно жесткой форме. Для забалованных деток подобное весьма неприятно и унизительно. Наверное, именно так с милыми крошками и поступили, когда вылезла наружу вся эта история. Не будем останавливаться на недостойном поведении высокородных перед чернью, хотя это никак не придает им уважения… Суть в другом: видишь ли, эти парни своим поведением прямо-таки подтолкнули нас к тому, чтоб мы забрали у них лошадей и оружие. В конклаве хорошие дознаватели, там в два счета разберутся, кто говорит правду и кто врет, кто прав и кто виноват, и как произошло то, что произошло… Можно не сомневаться, что у родителей этих бездельников появятся очень большие неприятности из-за поведения их милых крошек. Не удивлюсь, если позже выяснится, что этих великовозрастных лоботрясов их родственники впервые в жизни собственноручно выпороли. Для ума… Боюсь, правда, что подобные воспитательные меры несколько запоздали.

Небольшой спор возник по поводу того, кому первому дежурить, но тут Кисс был непреклонен.

— Уважаемая атта и ты, Оди… Вы оба ложитесь спать, а мы с Лиа пока подежурим.

— А… — нерешительно начал парень, но Кисс его перебил.

— Если что случится, то мы вас сразу же разбудим. Я ж говорю — без тебя, Оди, нам, возможно, нам не обойтись. А пока что давайте оба на боковую…

…Глубокая ночь, тишина, лишь стрекот уже привычных мне цикад, да иногда фыркают наши кони. Темно, лишь где-то высоко в бездонной темноте светятся бесчисленные звезды. Сколько не любуюсь дивным южным небом, но насмотреться все еще никак не могу. Черный бархат с рассыпанными на нем бриллиантами… Красиво до того, что дух захватывает!

Скосила глаза на наших. Кисс тоже смотрит на небо, а Марина и Оди спят, причем оба даже чуть улыбаются во сне. Наверное, им снятся хорошие сны, или что-то доброе… Значит, нам можно еще смотреть на это сказочной красоты небо… Пока вокруг тихо…

Хотя вру… По дороге идут четверо — как видно, неподалеку отсюда они слезли с коней — в тишине звуки лошадиных копыт хорошо слышны. Впрочем, они заранее обмотали копыта своих лошадей плотной мешковиной, чтоб двигаться как можно бесшумней.

— Кисс…

— Сколько их? — не стал тянуть время парень.

— Четверо. Идут… Вернее, уже подходят, но пока ничего не предпринимают. Стоят, чего-то ждут…

— Понятно, чего: выжидают, пока все окончательно заснут. Но не думаю, что они будут ждать долго.

Точно, не прошло и четверти часа, как терпение у пришлых лопнуло, и четверка незнакомцев разделилась на две группы, разошлись по сторонам, и они чуть ли не ползком стали подбираться к нам. Хотят взять с двух сторон…

— Ну, — кивнул мне Кисс, — ну, давай, как договаривались…

Я чуть тронула за руки Мариду и Оди — те моментально проснулись, сразу же открыли глаза.

— Не шевелитесь! — шепнула я им. — Сюда идут. Если понадобится — вам скажут, что надо делать… Пока следите, и по-прежнему делайте вид, что спите… Оди, повторяю: не вздумай лезть вперед!

— Да понял я, понял…

Точно, с двух сторон к нам подбираются, супостаты! Скоро около нас будут… А в руках у них, между прочим, длинные узкие ножи — понятно, что тащат их не для того, чтоб выковыривать грязь у себя из-под ногтей. Надо же: один из них магией владеет, вернее, не магией, а так… Можно сказать: очевидно, кто-то кое-чему его когда-то учил, причем делал это на самом примитивном уровне. Но все равно: нам попусту рисковать не стоит, а этот дурачок, маг недоделанный… Вон, пытается наслать на нас нечто вроде беспробудного сна. Что ж, на местных селян это, может, и подействует, но только не на нас. Милок, да ты же там в двух местах слова заклинания перепутал! Вот лопух! Тебя бы самого за такую ворожбу следует отходить крапивой по заднице — это самое необходимое для того, чтоб память стала крепче, а заодно чтоб башкой стал думать, а не другим местом, и еще чтоб хорошо запомнил: магия — это серьезная вещь, а не игрушки!

Как видно, успокоившись насчет нас (ну-ну, с таким магом, как у вас, ворье ночное, только мышей в поле гонять), двое из этой четверки, уже не скрываясь, пошли к нашим лошадям, а двое направились к спящим на земле людям, то есть к нам. Остальное произошло очень быстро: один из подошедших получил подсечку под ноги и рухнул на землю с завернутыми за спину руками, а второй упал от хорошего удара по шее… В тот же миг Оди кинулся в темноту, и через несколько мгновений они с Киссом уже возвращались, таща за собой по земле двух мужиков: один отхватил умелый тычок под ухо, а второй, схлопотавший удар от ОзиОди, вообще предпочитал не шевелиться — не так больно… Нам оставалось только скрутить всех неудачливых бандитов веревками, оказавшимися при них же. Очевидно, эти веревки были заранее приготовлены для нас…

И тут один из, казалось бы, неподвижно лежащих на земле людей ловко извернулся, и бросил в нашу сторону нож, причем умудрился послать нож довольно точно — я едва успела увернуться, и то лишь благодаря Койену. По сути, предок чуть ли не толкнул меня в сторону, иначе острое лезвие торчало бы у меня в сердце. Больше того: этот человек попытался было вскочить на ноги и побежать…

Ну, тут уж я не промахнулась: отклониться в сторону, кувырок под ноги — и мужик, успевший к тому времени сделать несколько шагов, грохнулся на землю, приложившись головой о мелкие камни. Ничего, жив, просто сознание потерял, но это ненадолго, вот-вот в себя придет. Скручивая его, я усмехнулась про себя: да, эти люди ни как не ожидали от нас отпора…

Кисс снова запалил потухший было костер, и вспыхнувший огонь осветил как нас, так и четверых мужиков, лежащих на земле…

— Э… — вгляделся Кисс в лицо одного из них. — А ведь я его знаю. Именно у этой рожи я и покупал краску для лошадей. Все так, как я и предполагал… Ты зачем следил за нами? Лошадей хотел увести, а вместе с тем нам, грешным, глотки перерезать?

— Нужны вы кому-то… — бородатый мужик средних лет неприязненно смотрел на Кисса. — Не стали бы мы лишний раз ножом махать, если б и вы вякать не стали…

— Насмешил! — чуть ли не в открытую расхохотался Кисс. — Я, конечно, мог бы принять на веру эти твои слова, но только в том случае, если б вы все четверо к лошадям пошли! Вот тогда было бы понятно — за лошадями заявились, и более не за чем. Только вот двое из вас, обормотов, к нам, к спящим, направились… Для чего? Колыбельную спеть? А может, все куда проще? Ты, еще когда мне краску продавал, то просек, что у меня деньги имеются. Может, их не так и много, но все же ты захотел затариться по-полной. Ножом по горлу — и вся недолга…

— Конечно, связанных людей можно обвинить в чем угодно… — с искренней обидой забурчал мужик. — Сила на вашей стороне, а мы вам ничего худого не сделали…

— Ага, как забрали бы наших лошадей, так вы бы сразу убрались!.. Будь я полным лохом, может, и поверил бы в эту байку, только вот для чего в ваших карманах лежат удавки и кастеты? Ты уж, друг, рискни, скажи правду, здесь все свои: лошадей наших ты приглядел еще там, на ярмарке, оттого и шли твои люди за нами всю дорогу, пасли нас, грешных… А ты, без сомнений, хорошо знаешь, что в этой стране положено за кражу лошадей? — почти ласково спросил бородатого Кисс.

— Умный больно — искоса поглядел на нас мужик. — Скажите, какой честный!

— Какой есть… Милок, тонкость в том, что сейчас обсуждаем не меня, а решаем, как поступить с вами, греховодниками.

— Тебя послушай, так еще решишь, что это ваши кони…

— Почему нет?

— Потому что вы лошадей стали перекрашивать. Можно подумать, что вам цвет их шкуры перестал нравиться! Сам знаешь, кто этим занимается…

— Отчего мы лошадей перекрашивали — это наше дело, и чьи это кони — отдельный вопрос. Знаешь, в чем сейчас между нами разница? — почти ласково спросил Кисс. — Поясняю: мы в своем праве, а вы нет. А вот ты мне так и не ответил — с вами что делать? Если мне не изменяет память, то в Нерге за кражу лошади положено самое разное наказание, вплоть до смерти. Но, в лучшем случае, вору отрубают руку… Так что мы имеем полное право оставить каждого из вас, самое малое, без руки. Вы же еще в одного из нас нож бросили… А вот это уже напрасно. Зря. Гляжу я на вас: люди вы не старые, а жизни каждому осталось всего ничего. Заранее сочувствую…

— Хоть одного из нас пальцем тронь — мои дружки…

— Какие дружки? — Кисс поудобнее уселся. — Вас только четверо, и больше в вашей милой и сплоченной компании никого нет. А при доказанной краже лошадей любой из ваших закадычных дружков-приятелей враз открестится от таких разбойников, как вы: знать, мол, о них ничего не знаем, мимолетно познакомились когда-то за кружкой вина, и не более того… Так ведь? Ладно, это все лирика. Я парень добрый, так что, пожалуй, оставлю вам жизнь, но вот делишки ваши мы прекратим раз и навсегда: отрублю каждому из вас его левую руку — так всегда поступают здесь с пойманными похитителями лошадей. Мы люди справедливые, правую руку трогать не будем, а левая… Естественно, что после этого с вами не один человек дела иметь не будет, во всяком случае о торговле лошадьми вам точно придется позабыть… Итак, с которого из вас, гости ночные, начнем руки рубить? О, чуть не забыл: уважаемая атта, разведите огонь посильней — потом надо будет их обрубки прижечь, а не то еще до утра кровью изойдут. Помрут по своей вине, а мне потом грех отмаливай…

Я заметила, как Оди при этих словах Кисса удивленно посмотрел на него. Парень вообще растерянно взирал на происходящее — как видно, он пока не мог понять, что собирается делать Кисс, но, кажется, был солидарен с нами в том, что этих людей следует наказать. Вон Марида — та сразу сообразила, что к чему. Она чуть тронула парня за рукав, покачала головой: не беспокойся, все идет, как надо…

— Оди, — чуть слышно шепнула и я, — Оди, не принимай всерьез слова Кисса. Просто ему надо кое-что узнать у этих людей, вот он их и пугает.

Тут, кажется, Оди что-то сообразил, и даже попытался мне робко улыбнуться, хотя на самом деле парню было еще многое не ясно…

Зато связанным было явно не до смеха.

— Э, э, постой! — взвыл бородатый, да и остальные из той четверки от слов Кисса начали беспокойно ерзать по земле. — Стой! Умные люди всегда могут договориться между собой!

— Умные — да, могут.

— Я ж не дурак, сразу просек, что вы тоже прячетесь от стражи. Похоже, мы с вами птицы одного полета.

— Что дальше?

— Ваших дел я не знаю, и знать не хочу, но то, что вы тоже увели коней у законных хозяев — это понятно.

— Это наши дела, а вы в них влезли. Ты что, правил не знаешь? У своих не воруй…

— Я уже вижу, что люди вы, судя по всему, серьезные, так что давайте разойдемся по мирному, без членовредительства. Решим так: вы отпускаете нас, а мы поможем вам.

— Конкретнее.

— Слышь, парень, ты с сам все понимаешь. По нашему закону…

Кисс немного помолчал, затем произнес:

— По закону, говоришь… Скажи правильно.

— Обязуюсь помочь тебе и твоим людям по нашему закону! — отчеканил бородатый мужик.

— Обязуюсь расплатиться с тобой за услуги по нашему закону — эхом ответил Кисс.

В следующее мгновение он наклонился, и одним взмахом ножа разрезал путы на руках мужика, а затем так же лихо освободил от веревок и всех остальных.

Койен, в чем дело?! А, понятно… Оказывается, только что на наших глазах и в присутствии свидетелей с обоих сторон был заключен договор, если можно так сказать, о взаимопомощи. Нарушить его, конечно, можно, только вот после этого тебя уже никто уважать не будет. По этому договору мужик обязан помочь Киссу в выполнении его просьбы (если подобное, конечно, будет в его силах), а Кисс должен ему заплатить за услуги. Однако и тут есть одна тонкость, а именно: во сколько Кисс оценит его услугу, столько и заплатит. Тут можно пригоршней золота расплатиться, а можно и медяшку сунуть — и все будет по закону. Обманывать друг друга не стоит: все равно такие вещи разносятся по свету, как тополиный пух по ветру…

— Ладно, — тяжело вздохнул бородатый, вставая с земли и отряхивая свою одежду. — Ладно, чего вам надо?

— Адрес ловкого человека в Траб'бане.

— Насколько ловкого?

— Самого ловкого и надежного из тех, кого ты знаешь.

— В Траб'бане много ловких парней… И надежных тоже.

— Ты дурака не валяй. Дело говори.

— Ладно, раз такое дело… Значит, так: найдите там улицу Медников, на той улице отыщите лавку «Золотой Змей», спросите К'Рена. Скажите ему, что Копыто передает привет и напоминает о долге в три золотых…

— Копыто, как я понял, это ты? — хмыкнул Кисс.

— А кто же еще? — огрызнулся тот.

— Что это за человек, к которому ты нас посылаешь?

— Ты понял. Серьезный человек, из числа тех, с кем можно дело иметь, именно тот, кто вам и нужен. Считай, у него в руках многое, если не все… Этот человек всеми делами в Траб'бане заправляет. Кстати, с ним много болтать не надо — мужик треп не любит. Болтунов не выносит, и сам вокруг да около ходить не будет. Ты ему сразу скажи, что тебе надо. И еще он не любит, когда с ним торгуются: если К'Рен цену назвал, то она, как правило, уже не меняется. Очень умный человек — враз просекает, если кто начинает врать. Людей видит, как на просвет… У него ума на пятерых отвешено, если не больше.

— И с чего это таком человеку, как К'Рен, иметь дело с тобой? Непонятно как-то…

— У всех бывают черные полосы в жизни… — в голосе бородатого была чуть слышна нотка горечи. — Так что не сомневайся, я тебе дал верный адресок.

— Еще что скажешь?

— Это все.

— А не маловато?

— Сколько есть.

— Итак, будем считать, что мы в расчете — и Кисс бросил Копыту монету, которую тот ловко поймал. Хм, я даже со своего места вижу, что бородатый доволен — еще бы, ведь Кисс бросил ему крупную золотую монету из числа тех, что он забрал у колдуна. Это, конечно, не империал, но что-то похожее. Бородатому надо двух, а то и трех коней продать, чтоб получить такую вот монету.

Когда незваные гости скрылись в темноте, мы какое-то время сидели молча. Время шло, смолк приглушенный стук копыт по мощеной дороге…

— Ну? — наконец спросил меня Кисс.

— Трое уехали, один остался неподалеку. Отъехал на своем коне за холмы, примерно, за версту, слез с со своего коня. Смотрит в нашу сторону…

— Чего-то подобного я и ожидал.

— Он что, будет следить за нами?

— Без сомнений. Причем пойдет за нашей компанией аж до Траб'бана.

— Но договор…

— Заключенный договор мы с ним честно выполнили. Он оказал услугу мне, я ему за это честно заплатил. Мы разошлись без претензий друг к другу. Все по правилам. А вот насчет всего остального мы с ним не договаривались. Тут уж, как говорится, каждый сам по себе. Если на то пошло, то он не принимал на себя обязательств дальше не следить за нами. Но если на дороге будет много стражи, то он от нас отстанет.

— А тот мужчина, к которому нас послал Копыто? Он кто?

— Тут тоже все не так просто.

— Что именно?

— Долго объяснять. Разберешься по ходу дела… Кстати, уважаемая атта, да и ты, Оди… Ложитесь-ка вы спать, а мы вас потом поднимем…

— Да уж какой тут сон! — Марида поудобнее устроилась у затухающего огня. — Сон сбился, когда еще снова придет… Давайте хоть поговорим. В конце концов это так романтично! Я стариной тряхну — в голосе Мариды послышалась насмешка. — Что ни говори, а я давненько в компании молодых людей не любовалась непроглядной южной ночью… Вон небо какое — прямо за душу берет! Кстати, малыш — обратилась Марида к помалкивающему Оди. — Малыш, раньше, до того, как ты попал в цитадель — ты звезды на небе видел?

— Не помню… — покачал тот головой. — Кажется, я их впервые увидел, когда меня из цитадели сюда привезли… То есть не сюда, а… Ну, вам, наверное, понятно…

Еще бы не понять — когда тебя вывезли, как сказала Авита, «на полевые испытания».

— Парень, а зачем ты этого колдуна убил? — спросила Марида. — Ну, сегодняшним утром…

— Он бы от нас все равно не отстал. И потом, я его уже видел. Раньше. Там… Он никого не жалел.

Ну, судя по беседе с этим парнем, интересным собеседником его не назовешь. Это понятно: ему долгие годы не с кем было общаться.

— Оди, — теперь уже заговорила я. — Оди, а как они у тебя начались… Ну, я имею в виду эти приступы?

— Недавно…

— Мальчик, расскажи нам о себе — попросила Марида.

— Зачем?

— Просто поделись воспоминаниями, тем, как ты жил все эти годы… Всегда хочется знать о том, кто находится рядом с тобой.

Немного помолчав, перескакивая с одного на другое, Оди заговорил. Да, кажется, раньше у него были родители, или кто-то очень добрый, но он их совсем не помнит. Уже давно, кажется, всю жизнь, он жил к крохотной темной каморке, где почти всегда было темно и холодно. Еда один раз в день, а частенько его и вовсе морили голодом или заставляли едва ли не умирать от жажды. Он тогда лизал влажные камни стен — на них образовывалась капли воды, и это помогало ему дожить до того времени, когда о нем вспоминали вновь. Правда, язык от таких занятий у него распухал и постоянно был стерт… Потом его часто стали куда-то водить, в непонятные комнаты, где было полно странных и непонятных вещей… Еще там всегда были люди в черных плащах, а позже у парня начались провалы в памяти… Вместо этого пришла постоянная боль и непреходящая жестокость тех, кто заглядывал в его каморку.

И еще он очень боялся, когда его забирали из его крохотной комнатенки — уж лучше жить там, чем получать очередную порцию боли, оскорблений и много чего другого… Очень часто после того, как его уводили к колдунам, он приходил в себя уже на лежанке в своей темной каморке, перевязанный бинтами с головы до ног… А когда на его спине стало расти… это… Тогда парнишка страшно испугался, но после неких… вразумлений (об этом Оди вообще предпочел умолчать) он покорился судьбе. Потом началась учеба, вернее, над ним постоянно проводились какие-то эксперименты. Позже Оди понял, что в него (как когда-то в меня) закладываются разные знания, но в основном они касались изучения языков, а заодно умения сражаться и убивать. Кстати, обучение магии в те занятия не входили вообще…

Несколько раз он встречался с людьми, похожими на него, только вот при тех воспоминаниях Оди только что не мутило, и говорить о том, что было, он не хотел. Как я поняла из его оговорок, там были люди не только со щупальцами на спине, но и много хуже и страшнее… Все они, жертвы экспериментов колдунов, сторонились как людей, так и друг друга.

Правда, случалось и такое, что их заставляли сражаться друг с другом, причем на виду едва ли не всего конклава. Оди повезло — он остался жить, а вот почти всем остальным, многие из которых были его противниками… Беда в том, что их заставляли драться между собой едва ли не насмерть, и раны, которые противники наносили друг другу, можно назвать, самое меньшее, очень серьезными. Оди сумел победить и выжить, а вот насчет остальных — неизвестно…

Кстати, и самого Оди, и других измененных за малейшую оплошность или неповиновение колдуны постоянно наказывали, причем очень жестко. Приучали к послушанию… Измененные должны знать: их жизнь и смерть зависит только от колдунов, а любое неповиновение будет сурово караться…

Так шли годи, и вот однажды в закрытой и плотно завешенной со всех сторон клетке Оди вывезли сюда, на свежий воздух… Он был настолько потрясен картиной открывающегося перед ним мира, что в его душе будто что-то сдвинулось. А потом… Потом он сорвался.

Мне кажется: для того, чтоб батт стал эрбатом, чтоб бывший раб освободился от оков — для этого нужен толчок, пусть даже совсем пустяковый, которого никто не заметит, кроме него самого… Проще говоря: чтоб обрушить гору песка, в нашем случае достаточно одной песчинки. У меня, во всяком случае, для этого достаточно было увидеть муху, барахтающуюся в кружке молока, а у Оди… Я не знаю, что именно произошло на этих самых «полевых испытаниях», но Оди сказал, что увидел несколько нежных полевых цветов, на голубых лепестках которых были капли крови… А потом колдун, он же хозяин, грубо наступил на них…

Когда позже Оди пришел в себя, то понял, что натворил — были убиты все, кто выехал с ним… Однако он не знал, куда ему теперь идти и что делать. Эрбат, пленник дорог… Вот он и принялся, сам не отдавая в том себе отчета, ходить вдоль них… Парень старался делать это по ночам, понимая, какое впечатление на людей произведет его уродство. Однако, когда голод подступал к горлу, то он, как его и учили, уже не выбирал, кого можно есть, а кого нет… А потом он встретил нас, тех, кто отнесся к нему не так, как прочие — без ужаса, страха и ненависти, почти как к человеку. А во мне он сразу почувствовал родственную душу, которую ни в коем случае нельзя обижать или трогать. То есть меня. Вот он и пошел за нами, даже не зная, зачем он это делает и для чего.

И еще одно: что бы не произошло, но он не хочет больше возвращаться назад, в свою маленькую и темную каморку. Лучше умереть здесь, под этим небом, бездонно-голубым или завораживающе-черным…

Жутковатая история, но довольно обычная — сказал мне Койен. Таких, как этот парень, через лаборатории колдунов, прошло без числа и счета… И все они были молодыми, сильными и здоровыми людьми, которым только жить и жить. А короткий рассказ Оди и он сам… Как грубовато сказал мне Койен, чужая попа на льду не передаст того, как ей колюче и холодно на том самом месте…

— Интересно, для чего тебе вырастили отростки на спине? — задумчиво сказал Кисс. — На простой эксперимент тут никак не тянет.

— Не знаю. Но говорили, что мне без них нельзя…

— Лиа — глянул на меня Кисс. — Ты говорила с тем колдуном, которого Оди отправил та тот свет. У него в памяти не было никаких сведений о пашем парне? Ну, там, кто он такой, и для чего это с ним сотворили?

— Я и сама кое-что посмотрела в памяти того убиенного. Выяснила, правда, далеко не все, а потом мне немного Койен помог. Даже не знаю, стоит ли рассказывать обо всем… А, впрочем, теперь это все одно скрывать незачем. Как я поняла, с Оди у колдунов были связаны большие надежды. И даже очень большие… Помнишь, мы как-то говорили об Афакии?

— А, это там, где людоеды живут? Любители снимать кожу с пленных… Конечно, помню.

— Они самые. Афакия — страна дикая, и что за богатства скрываются в ней — о том никому не известно. В эту страну даже колдуны Нерга стараются не соваться — слишком опасно. Но Афакия расположена настолько удобно, что тот, кто сумеет подчинить себе тамошних дикарей — тот, считай, сумел запустить в той стране настолько глубокие корни, что и не выковыряешь. Оттуда, из этой страны, можно безбоязненно ползти в к соседям Афакии… Дело в том, что вожди соседних стран к колдунам не очень расположены: даже там наслышаны об их делах, да и сталкивались меж собой они уже не раз… Так что колдуны Нерга решили пойти по другому пути: вначале подчинить себе Афакию, а через нее — и соседей… Да и своими воинами Афакия тоже славится: бесконечно отчаянные, безумно жестокие и без лишних рассуждений… Знаете, кто у тамошних жителей считается одним из самых почитаемых божеств? Человек с восемью щупальцами на спине и со светлой кожей.

— А… — протянул Кисс. — Вот оно что…

— Тогда и мне многое становится понятным — вздохнула Марида.

— Ну да. Вот они и намеревались подготовить Оди именно для этого. Представь: у дикарей внезапно появляется живой бог, который сошел с небес на землю! Да они для него сделают все, что тот только им прикажет! А уж послушный бог в руках черных колдунов может сделать очень и очень многое, однако и сам бог должен полностью соответствовать сложившемуся образу. Вот для того-то Оди и приучали к… человечине: тот белый бог был не дурак поесть людей и запить это дело кровью. И еще тот бог считается не только весьма кровавым субъектом, но и, надо отметить, очень жестоким. Кстати: он очень любит воевать…

— Но почему выбрали именно Оди?

— Как я поняла, для воплощения этого плана было отобрано немало детей, да и работа с ними была проведена просто-таки огромная. Это очень давняя разработка колдунов, но вплотную к ней они подошли только сейчас… Но почти все отобранные умерли: многие не перенесли того, что с ним сотворили, к тому же с такими измененными обращались слишком сурово и безжалостно. Да и из оставшихся… жертв экспериментов колдунам требовалось отобрать всего лишь одного, самого ловкого и умелого — именно для того меж ними и устраивались схватки… Нашему парню просто повезло остаться в живых, хотя о везении здесь можно говорить условно… Оди, тебе не страшно все это слышать?

— Нет — покачал тот головой.

— Кстати, — продолжала я, — кстати, именно оттого Оди и понимает любую речь, да еще и может свободно на ней разговаривать — будет странно, если сошедший с небес на землю бог не поймет кого-то из живущих на земле. Чтоб вы знали: в парня заложены знания почти всех языков, на которых говорят люди.

— Недаром Авита повторила нам слова мужа: перспективный проект и денег в него вбухано немеряно… — вздохнула Марида. — Все ясно: отбирали у невольников подходящих по внешнему виду детей, сделали их батами — а дальше уж как повезет… Ну и после всего, что колдуны сотворили с этими детьми, им оставалось только ждать — кто из всех детей выживет, и кто окажется самым жизнеспособным.

— Но батт может стать эрбатом и выйти из повиновения. Как Оди…

— На это и рассчитано. Вырастить послушного раба, в нужный момент дать ему возможность сорваться, а уж из эрбата сделать обычного человека — так у них для этого имеется Храм Двух Змей. Все просто. Беда в том, что Оди сорвался раньше, чем они рассчитывали.

— Если Оди такой… ценный, отчего его тогда раньше не искали? Колдуны должны были на ушах стоять, но вернуть убежавшего в цитадель, а они отложили это дело на неопределенный срок — сразу после окончания празднеств

— Да просто в конклаве решили: ничего страшного, пусть парень несколько лишних дней погуляет на свободе, поймет, что это такое, а заодно и привыкнет к чел… Ну, вы меня поняли. А что касается местных жителей, так разве когда-то колдуны обращали внимание на недовольство каких-то там людишек!

— Вы упускаете еще одну вещь — пошевелил палочкой в затухающем огне Кисс. — Если колдуны узнают, что Оди с нами… Парень, тебя постараются ни в коем случае не выпустить за пределы Нерга уже хотя бы по той причине, что ты — наглядный пример того, что колдуны делают с людьми. Ведь одно дело — разговоры о том, что творится в Нерге, и совсем иное, когда ты воочию видишь перед своими глазами то, чего в жизни быть не должно!

Не знаю, как остальным, а мне стало тошно от услышанного. Остальным, по-моему, тоже… Чтоб хоть как-то отвлечься, я решила заговорить о другом.

— Кисс, помнишь, когда ты увидел стаю этих птиц… Оди, ты из как называл? Эн'пахи?

— Да.

— Так вот, Кисс, ты сказал, что однажды видел такую… А когда это было?

— Давно.

— Расскажи, что тогда случилось? И где?

— Зачем? Лиа, любопытство, как я слышал, является пороком.

— И все же? Сна пока нет, а просто так сидеть тоже не хочется… Так что, считай, сейчас самое подходящее время для воспоминаний. И потом, думаю, интересно не только мне одной… Ты же выжил после встречи с ними.

— Ну, у меня с ними схватки не было. По счастью. Была только встреча, но хватило и ее… Это случилось давно, мне в то время исполнилось лет восемнадцать-девятнадцать, точно не помню. Я тогда был матросом на «Веселом дельфине» — к несчастью, но сейчас этого корабля уже нет: то ли затонул, то ли пропал без вести… Так вот, мы тогда только пришли из очередного рейса и как раз собирались пойти… э-э-э отдыхать, когда к капитану заявился какой-то господин. Не аристократ, но один их тех, кого высокородные посылают для обстряпывания своих делишек — я на таких насмотрелся. О чем он говорил с капитаном — никто не знал, но, как только тот тип ушел, всем было объявлено, что никакого увольнения на берег у нас не будет. Недовольные получили по зубам — у капитана была тяжелая рука и крутой нрав, но всем было обещано по двойному жалованью за рейс, а в случае удачи — еще и премия. Так что вместо отдыха мы загрузились провиантом и водой, и в тот же вечер отошли от причала…

Сейчас я вспоминаю, как торопился капитан, гоняя нас в три шеи, а уж наслушались мы от него!.. — Кисс усмехнулся. — Это было что-то! От его слов даже у бывалых моряков уши чуть ли не в трубочку сворачивались! У нашего капитана был весьма богатый словарный запас… Кстати, тот, что нанял «Веселого дельфина», тоже шел с нами. Правда, почти все время он провел в одиночестве, лишний раз не высовываясь из своей каюты. Морской болезнью мужик страдал в полной мере… А мы шли под всеми парусами, ловили ветер, как только могли… Судя по нескольким обмолвкам капитана, туда торопились не мы одни, и весь вопрос был в том, кто сумеет первым придти на нужное место. До нас со временем дошло, что то, куда мы направляемся — это была некая запретная территория, из тех, на которые лучше не соваться. Ну да морякам много до чего нет никакого дела…

Так вот, когда мы дошли до нужного места, то встали на якорь недалеко от берега. Дивное место, умиротворяющая картина, о которой можно только мечтать: крики чаек, теплое море, белый песок, усыпанный обломками кораллов и ракушками, и сплошная зеленая полоса то ли леса, то ли джунглей… Казалось, это место никогда было не тронуто человеком.

На берег сошло девять человек, в том числе и я. Нанявший нас господин шел с нами. В своем первоначальном предположении мы были правы: в здешних местах очень давно не ступала нога человека… Идти, по счастью, пришлось недалеко, и к тому же у того господина было нечто вроде карты… В нужном месте, среди нетронутых джунглей, в каких-то древних развалинах, отыскался тайник, причем весьма старый. Между прочим, нам там пришлось повозиться: все заросло так, что почти было не видно камня — сплошь затянуто мхом, кустарником, да и деревья в том месте давно вымахали вровень с окружающими развалины деревьями…

В тайнике находились четыре ящика, не сказать, что очень больших, но достаточно увесистых. Ну, мы их выволокли, и потащили, по два брата на один ящик. Понятно, что быстрым наше передвижение было никак не назвать: москиты, неровная почва, всякая гадость под ногами, да еще и ящики оттягивали руки…

Однако стоило нам выйти из джунглей на песчаный берег, как появилась стая птиц, один в один как та, что мы видели утром. Стая летела прямо на нас, и это было понятно любому… Складывалось такое впечатление, будто птиц на нас натравили, и то небольшое расстояние, что оставалось до шлюпки, с грузом в руках мы бы никак не успели преодолеть. К тому же господин, увидев этих птиц, заорал дурным голосом, и первым кинулся бежать со всех ног к воде. Так что четверо из нас, посмотрев на поведение этого человека, бросили ящики, которые тащили, и крикнули остальным, чтоб те сделали то же самое. После чего мы рванули, что было сил, к шлюпке, успели столкнуть ее на воду, перевернуть и забраться под нее… Так и сидели в воде, ожидая, что оставшиеся поднырнут к нам. Но, увы, парней мы так и не дождались…

Потом все под той же шлюпкой мы сумели добраться до «Веселого дельфина», и нас подняли наверх. А вот те, кто не захотел расстаться с грузом, и пытались добежать с ящиками до шлюпки… В общем, от них ничего не осталось. Я все еще помню тот сплошной ковер из черных птиц, который покрыл и белый песок, и брошенные нами ящики, и то, как часть птиц доклевывала то, что еще недавно было людьми…

— Что было потом?

— Справедливости ради следует сказать, что наш капитан, потеряв сразу четырех моряков из своей команды, велел поднять якоря в ту же минуту, как только мы оказались на палубе. А на предложение того господина обождать какое-то время и позже вновь сойти на берег, когда птицы, возможно, улетят, капитан, не выбирая выражений, ответил, что подобным образом может поступить только ненормальный. По его словам, эти птицы не улетят отсюда до того времени, пока здесь не объявится их хозяин. Если же кто-то из нас сейчас попытается вновь отправиться на берег, то вполне может случиться такое, что птицы накинутся и на тех, кто сейчас находится на корабле, и тогда уже ни от одного из нас не останется даже мокрого места… Ну, а птицы сидели, не взлетая, даже когда мы отплывали, как будто давали нам возможность убраться подобру-поздорову. Понятно, что если бы мы вновь вздумали отправиться на берег, то птицы накинулись бы и на оставшихся. Возможно, и на корабль… Так что я хорошо представляю, на что способны эти милые пташки.

— А что было в тех ящиках? Что-то колдовское?

— На первый взгляд — непохоже. Парни, когда только мы нашли ящики, приоткрыли пару крышек — надо же было выяснить, что там такое, и за чем мы так спешили. Все думали, что там спрятаны невесть какие сокровища…

— И?..

— Там были скульптуры.

— Что?!

— Да, ты не ослышалась. Мы тогда тоже удивились. Видимо, когда-то давно, в тех местах спрятали ящики с мраморными скульптурами. Не очень большие, где-то в половину роста среднего человека. Очень красивые, из белого мрамора, прекрасно исполненные. Правда, немного странные.

— И в чем же была странность?

— Так сразу и не скажешь… Я видел только две из них. Одна — улыбающийся ребенок, а во рту у него — змеиный язык, вторая — милая овечка, только вот зубы у нее, как у волка… Впрочем, подобные художества — это уже дело вкуса. Кому-то, может, и нравится такое искусство… До сих пор не знаю, что это были за скульптуры, кому принадлежали, и отчего оказались спрятаны там, в этом всеми забытом месте. Мне известно только одно: за их доставку было обещано столько, что наш капитан решил рискнуть. Много позже, хорошо выпив и будучи в благодушном настроении, капитан сказал: нам невероятно повезло оттого, что стая не стала преследовать корабль…

У меня к Киссу было еще немало вопросов насчет его рассказа, но тут я почувствовала — к нам опять идут какие-то люди.

— Кисс, на дороге кто-то есть. И они, кажется, собираются сюда, отыскать, что плохо лежит…

— Люди?

— Да. И в весьма боевом настроении.

— Неужели снова Копыто с друзьями?

— Нет, другие. И в этот раз их шесть человек, и все они направляются к нам. С оружием…

— Ну, все, сейчас нам точно будет не до сна — вздохнул Кисс. — Начинается…

— Что начинается?

— Все то же. Тут на дорогах хватает любителей легкой наживы, а в этой ситуации все зависит от того, как себя поведешь: сумеешь дать должный отпор — нападающие сразу разбегутся, а иначе… Оттого-то под открытым небом в Нерге и стараются не останавливаться на ночь. До этого времени на нас не нападали по одной простой причине — мы ночевали в тех местах, где люди сидели по домам, и с наступлением сумерек старались вообще не высовываться за дверь, а тут уже этих опасностей нет. Вот оттого-то и бродят тут по ночам желающие погреть руки на ротозеях…

— Так что будем делать?

— Пожалуй, этих достаточно будет просто отогнать…

Утром, едва только рассвело, мы вновь тронулись в путь. За эту ночь на нас трижды пытались напасть (Копыто с приятелями я в этот счет не беру). Похоже, нападавшими были местные жители, которые таким способом пытались поправить свои дела. С этими людьми разбирались просто: стоило поймать одного из них (с этим не было особых сложностей), дать ему пару раз по шее, припугнуть, помахать ножом перед его носом, и отвесить хороший пинок, как тот сразу же исчезал в темноте, благословляя Великого Сета за избавление от жестокой смерти, и рассказывая жуткие страсти подельникам о тех невероятно кровожадных людях, от которых он чудом вырвался, спасая свою душу и бренное тело… После этого нападавшие убирались восвояси, справедливо рассудив, что раз эти непонятные люди не боятся без охраны останавливаться на ночлег под открытым небом, то, значит, им ничего не страшно, а от таких следует держаться как можно дальше. Дескать, всем известно: встречаются среди проезжих и такие, что могут выпустить дух из людей ни за что, ни про что…

Не выспавшиеся и недовольные, мы ехали дальше. Если ранним утром народу на дорогах нам попадалось немного, то постепенно их становилось все больше и больше. Кто-то ехал по своим делам, но были и те, кто направился в Траб'бан на поклонение. Ведь в этом городе множество самых разных храмов, и почти все они считаются чудотворными. Конечно, праздники в честь Великого Сета только что закончились, но далеко не все любят посещать храмы в праздничные дни — все же для многих слишком большое столпотворение мешает молитвам и уединению.

На дороге хватало и стражи — куда ж без нее! но мы ничем не отличались от тех, кто направляется в Траб'бан. К тому же стражники по приметам искали троих всадников, а не четверых, да и лошади под нами не очень похожи на тех красавцев-скакунов, что были описаны в присланных им приметах. По всей видимости, мы не очень смахивали на тех, кого велено было хватать, крепко держать и не выпускать.

Конечно, можно было бы попытаться обойти Траб'бан стороной, но это неразумно: мы не знаем местности, и такой окружной путь займет немало времени. К тому же в Траб'бане много храмов, да и каждый день туда приезжает немало людей, и оттого вполне может быть такое, что где-то подле города лагерем стоит полк солдат — ведь кто его знает, мало ли что может произойти там, где постоянно находится большое скопление людей?

Однако чем дальше мы ехали, тем меньше мне нравилось происходящее на дороге. Не знаю даже, почему, просто чувствовала — не все идет так, как нам бы того хотелось. Да и Койен подсказал: могут быть неприятности.

Прежде всего на дороге прибавилось стражи, причем прибавилось очень заметно — конные и пешие стражники находились в пределах видимости друг друга. Пусть они особо ни кому не придирались, но и за порядком следили строго. Более того: никому не позволяли свернуть с дороги куда-то на сторону. Я это заметила, когда ехавшие впереди нас трое селян на телеге хотели было убраться с дороги на какую-то тропку, уходящую в направлении небольшого селения, виднеющегося вдали. Они успели отъехать совсем недалеко, когда их догнали конные стражи. Недолгий разговор — и телега вновь вернулась на дорогу. А чуть позже мы вновь увидели, что какой-то господин довольно важного вида разговаривает со стражниками на повышенных тонах: он тоже собирался съехать с дороги по каким-то своим делам, но и его вернули на дорогу, несмотря на недовольство господина и его громогласные возражения.

А ведь все это не просто так. Случай с селянами — это еще куда ни шло, но вот то, не дают свободно свернуть с дороги даже человеку с определенным положением в обществе… Мы переглянулись. Та-ак…

— Похоже, нас гонят прямо в Траб'бан… — с досадой вырвалось у Кисса. Надо же, прямо как мои мысли читает!

— Нас?

— Нет, не конкретно нас. Вы и сами это видите: всех, кто находится на этой дороге — их, по сути, гонят в тот город, не давая возможности свернуть с этого пути. Оттого и проверок на дорогах почти нет — не хотят спугнуть ожидаемую дичь. Мол, не беспокойтесь, добрые люди, тут все спокойно, тихо, можете и дальше ехать, не заботясь ни о чем…

— Если я правильно поняла, то дичь — это мы? — поинтересовалась Марида.

— Увы… Лиа, а что тебе говорит Койен?

— Только то, что ты правильно соображаешь…

Вот теперь все понятно. А мы-то все никак не могли взять в толк, отчего это нас сегодня совсем не проверяют на дорогах, и, более того — стражники почти не цепляются к проезжим. Расчет не такой уж и плохой: усыпить бдительность по дороге и привести в Траб'бан тех, на кого давно идет охота, а уж там, в самом городе, похоже, для нас будет хорошая ловушка. Весело… Вопрос: что делать? Разворачиваться и идти назад? А смысл? Все одно у нас на хвосте погоня…

Можно, конечно, отвести стражникам глаза и попытаться уйти с дороги куда-то в сторону, только вот всем на дороге глаза не отведешь, и хоть кто-то, да заметит уходящую с дороги группу всадников, а это почти наверняка закончится погоней. Если даже случится невероятное, и мы сумеет от нее уйти, то по нашим следам сразу же пойдут преследователи — раз люди так стремятся скрыться, то или преступника, или же те, кого и ищут… Ведь что ни говори, а простые жители Нерга куда более законопослушны, чем чужаки, и приказов стражников они не ослушаются — хорошо знают, чем это может им грозить…Так что хочешь — не хочешь, а нам надо и дальше двигаться по этой дороге.

Уже далеко после полудня вдали показались высокие стены города. Траб'бан, город, куда я так хотела попасть раньше, но сейчас, будь на то моя воля, то обошла бы это место самой дальней дорогой… Ладно, делать нечего, если повезет, то сумеем выпутаться и здесь.

Перед воротами в Траб'бан, конечно же, была очередь, но на удивление небольшая. Небольшой осмотр, совсем небольшая въездная пошлина — и нас пропустили в город. Стражники, стоящие в воротах, за праздничные дни настолько насмотрелись на всех больных и увечных, стекавшихся на поклонение в Траб'бан, что по нашей четверке лишь скользнули взглядом. Но зато очередь выезжающих была такой длинной, что я даже растерялась — да тут полдня стоять надо, чтоб выехать из города, не меньше! К тому же каждого выезжающего досконально проверяли трое колдунов. Совсем как в Сет'тане…

Мне все равно показалось необычным, что в город запускали людей почти без проверки. Такое впечатление, что они боятся спугнуть дичь — пусть спокойно идет в силок, а уж как ей оттуда выбраться — это будут решать другие… А ведь нам и всего-то надо проехать город и выехать из других ворот, чтоб продолжать свой путь дальше. Однако судя по тому, какая огромная сейчас очередь из желающих покинуть город, нам так просто из Траб'бана не выехать — наверняка и у других ворот творится то же самое, если не хуже… Вон, и Койен подтверждает: там очередь на выезд из города даже больше, чем здесь, и досмотр ничуть не слабее…

Когда я рассказала об этом своим спутникам, те не особо удивились. Тоже, как видно, ожидали чего-то подобного. Мы, если можно так выразиться, сами влезли в мышеловку… А куда деться? Теперь надо голову ломать над тем, как смотаться отсюда — все же Траб'бане такой большой город, как Сет'тан, и укрыться в нем гораздо сложней.

Наверное, не стоило идти сюда, в этот город, однако Кисс прав: просто так нам в Харнлонгр из Нерга не перебраться, а переть напролом стоит лишь в самом крайнем случае. Через Траб'бан все же самый удобный и короткий путь. И потом, несмотря ни на что, все же сейчас мы стали куда ближе к границе с Харнлонгром, чем осмеливались мечтать всего лишь пару дней назад. Что ни говори, но часть долгого расстояния до границы мы смогли преодолеть, пусть даже все было не так просто…

— Кисс, что будем делать?

— Ваши предложения?

— Я не знаю…

— Зато я могу кое-что предложить — вздохнула Марида. — Тут живет один человек, который, думаю, может нам помочь. В свое время я его спасла от смерти, и он клятвенно обещал, что в случае нужды я всецело могу на него положиться. Дескать, долг платежом красен…

— Кто такой?

— Сын моей давней подруги. Надеюсь, он не откажется помочь мне.

— Даже так? — в голосе Кисса я уловила оттенок недоверия. — Думаете, мы можем обратиться к нему за помощью?

— Да! — твердо ответила Марида.

— Хорошо, если это действительно так… Однако оставим это на крайний случай. А пока что попробуем рискнуть, обратиться к другому человеку, к тому, о котором говорил Копыто, неудавшийся похититель наших лошадей…

Пока шли по Траб'бану, я с любопытством вертела головой по сторонам — где же храмы? А, понятно: их большая часть (в том числе и Храм Двух Змей) находятся в середине города, Невольно отмечала про себя: а стражников в городе многовато… Вообще-то для этого есть объяснение: в этом городе много храмов, а в них полно ценностей, которые нельзя оставлять без усиленной охраны — все же золото всегда невольно притягивает к себе взгляды людей, и порождает в кое-каких грешных душах далеко не честные помыслы. Да и народу на улицах немало, ведь кроме жителей города сюда каждый день ездят селяне со своими товарами, и паломников тоже хватает, так что наличие такого количества стражников выглядит вполне обосновано.

Итак — подумалось мне, — вот он, этот город, где находится заветный Храм Двух Змей. Знаю, что ни мне, ни Оди там делать нечего, и к этому храму нам с ним даже подходить не стоит, но все одно где-то в глубине души теплилась надежда: а вдруг?..

Без особого труда отыскали улицу Медников. Расположена не в центре города, но и не на окраине. Хорошие, крепкие дома, чистота, во всем есть какая-то основательность. Чувствуется, что народ тут обитает солидный, из числа тех, при виде кого беднякам можно и голову наклонить. А вон и нужный дом, вернее, лавка «Золотой Змей».

Однако… Это строение лавкой называть просто-таки несолидно: «Золотой Змей» занимает три дома, соединенных вместе, и удивительным образом перестроенных. Судя по тому, что мы увидели, торговля здесь просто-таки процветает. Достаточно посмотреть на количество дорогих экипажей перед входом, да и покупателей попроще тоже хватает с избытком.

Однако соваться в «Золотого змея» без разведки Кисс не стал. У человека есть хорошая привычка не соваться наобум, в чем я уже убедилась. Вот и сейчас, несмотря на то, что нам ни в коем случае не стоило терять понапрасну время, парень повел нас в находящуюся неподалеку харчевню — по его словам, предварительно надо разведать обстановку. Да и поесть нормально тоже не помешает. Так что Кисс велел нам сидеть тихо в той харчевне, жевать от души и поглядывать по сторонам. Остальное — его забота…

Как мы и договаривались заранее, Кисс сел отдельно от нас, а мы устроились в другом месте, подальше от него — следовало делать вид, что мы незнакомы. Ага, вот Кисс сдернул ремешок со своих волос, тряхнул головой — и на диво красивые кудри рассыпались по его плечам. И в этом парне вновь, как обычно бывает в таких случаях, появилось нечто, от чего просто невозможно оторвать взгляд. Вот, одна подавальщица почти сразу же появилась возле него, другая… А вскоре хозяину чуть ли не силой пришлось разгонять девиц, которые едва ли не столпились вокруг Кисса, напрочь позабыв об остальных посетителях. Впрочем, даже рассерженный было хозяин, когда Кисс бросил ему всего лишь несколько слов — даже хозяин харчевни не стал особо выражать свое недовольство. Вон, даже улыбается…

Вновь и вновь убеждаюсь, что сила обаяния этого светловолосого парня просто поразительна. Ведь позови Кисс любую из этих девиц с собой — в тот же момент все бросят, и, не оглядываясь, пойдут за ним хоть на край света. А если у прекрасного графа Д'Диаманте сила обаяния еще сильней (хотя больше, кажется, и придумать нельзя!), то я могу понять бедную Кристелин, которая под ноги этого человека, словно в пропасть, кинула свою жизнь…

Хотите верьте, хотите нет, но я к подобным картинам отношусь совершенно спокойно — парню сейчас не до интрижек, нам бы шкуру свою спасти. Да и вряд ли Кисса заинтересует хоть одна из этих, на мой взгляд, довольно потрепанных жизнью девиц. Надеюсь, он быстро вытряхнет из них все, что нас интересует. Ну, или хотя бы многое…

А вот Марида… Та несколько растерянно смотрела в сторону Кисса тем же взглядом, каким глядела на него в то время, когда он разговаривал с Авитой. Такое впечатление, будто она разрешила давно мучавший ее вопрос, однако меня она пока что ни о чем не спрашивала. Так смотрят, если встретили кого-то из очень старых знакомых, и не знают, как вести себя в этом случае — радостно кинуться ему на шею, или сделать вид, будто вы незнакомы: все же с последней встречи прошли многие годы, а тебе хочется остаться в памяти того человека молодой и красивой… Казалось, женщина уже с чем-то окончательно определилась для себя. Только вот с чем именно? Конечно, была у меня одна мысль по этому поводу… Помнится, Вен, когда рассказывал мне о Киссе, то бросил фразу, что много лет назад Марида пострадала именно из-за графа Д'Диаманте, отца Кисса… Неужели она поняла, кто такой на самом деле этот светловолосый парень? Трудно сказать…

Ладно, с этим потом разберемся, а пока нам надо приглядывать за Оди — все же парень уж с очень большим интересом таращится по сторонам, хотя это объяснимо — мол, деревенщина в город приехала, вот и вертится по сторонам, глядит на все подряд… Но для нас сейчас главное, чтоб с ним приступа не произошло. Однако сегодня, спасибо за то Светлым Небесам, с парнишкой все в порядке.

И все же, когда мы только пришли в эту харчевню и выбрали стол, за которым намеревались перекусить, то специально посадили Оди спиной к стене — мало ли что, вдруг одно из щупалец на его спине начнет шевелиться… Тут вряд ли кто поверит сказке, будто под рубахой у парня бегает ручной хомячок. А пока что Оди с любопытством крутил головой по сторонам: понятно, что он впервые попал в харчевню и многое ему внове. К тому же подаваемую еду уплетал с огромной охотой — что ж, парень вновь открывает для себя мир. Его интересовало все: дома, растения, еда, люди… И отсутствием аппетита парень тоже не страдал.

Мне опять пришло в голову: все же получится у меня убрать со спины Оди эти жуткие щупальца, или нет? Что ни говори, но парень за долгие годы настолько привык к этим отросткам, что обходиться без них ему будет сложно. И еще непонятно, перенесет ли организм Оди операцию по удалению этих жутких щупалец? Вполне возможно, что мне не стоит этим заниматься по той простой причине, что в организме парня все настолько тесно связано меж собой… Ох, опять я не о том думаю? Хотя почему это не о том?..

А вот и Кисс поднялся… Уходит. Девки чуть ли не шею парню кидаются, отталкивая друг дружку, говорят, что вечером будут ждать его здесь… Э, да они из-за него вот-вот передерутся! Да пожалуйста, не возражаю, хоть поубивайте одна другую, только сделайте это после нашего ухода, липучки обтрепанные…

Мы к тому времени уже успели поесть, расплатились и ожидали лишь ухода нашего неотразимого красавца. Кстати, за то время, что мы провели здесь, в обеденный зал заглядывали стражники, но мы не привлекли к себе их внимания. Вот на Кисса они, правда, косились, но не подозрительно, а с любопытством — что это за птица такая, раз девки вокруг него роем вьются?

— Ну, что сказать? — говорил нам Кисс спустя несколько минут. К тому времени он уже успел убрать в тугой хвост свои немыслимо роскошные волосы, и вновь выглядел куда проще. — Эти красотки знают не только все, что происходит на соседних улицах, но и узнают в лицо многих жителей города. Так вот, этот К'Рен, по их словам, очень богатый человек. Торгует, причем продаст тебе все, что пожелаешь — главное, плати… К тому же девицы относятся к нему с опаской — суровый человек, и за порядком следит строго. Его побаиваются, и в то же время уважают… Теперь насчет всего остального. Насколько я понял, если не считать закончившихся праздников, то ничего обычного в округе за последние дни не произошло — во всяком случае девицам об этом ничего не известно…

— Можно подумать, им кто-то докладывает… — не выдержала я.

— Ты не права: именно в таких вот местах у людей чаще всего развязывается язык, а девицы невольно слышат эти разговоры, и в память откладывается немало… Теперь насчет сложностей с выходом из города: подобное столпотворение началось у них со вчерашнего дня, точнее, с вечера. Всех впускают, и лишь после дотошных проверок выпускают. Кого-то ищут, чуть ли не государственных преступников. Даже все члены городского управления — и те бегают, как наскипидаренные… В общем, времени на еще одну проверку у нас нет, так что сунемся к тому торговцу на свой страх и риск. Итак, мы с Лиа идем к купцу, а уважаемая атта и Оди — вы с лошадями ждете нас неподалеку. Например, возле этого храма. Тут и коновязь для лошадей имеется. Делайте вид, что вы ждете тех, кто молится в храме… Погодите, только надо на всякий случай зайти проверить этот храм.

Вошли в храм. Народу там, конечно, хватает. Кто-то из молящих лежит на полу, другие стоят на коленях, а кто предпочитает молиться, стоя на ногах. И еще внутри все покрыто изображениями змей самого разного вида. Скульптур, изображающих змей, тоже хватало, причем они были изготовлены из самого разного материала — тут и глина, и дерево, и дорогой камень…

— А если я пойду с вами? — выпалил Оди, с надеждой смотря на Кисса. — Мне не хочется здесь оставаться…

Хм, у меня складывается такое впечатление, что за Кисса этот парень готов пойти и в огонь, и в воду. Я понимаю Оди: этот несчастный человек столько лет был одинок, и у него было лишь одно право — покорно выполнять приказы своих хозяев, которые относились к нему, как к грязному животному. И вдруг у этого всеми презираемого человека появляются те, кого можно назвать друзьями… Вернее, это не совсем так. Марида — это, скорее, заботливая бабушка, я больше подхожу на роль старшей сестры, но вот Кисс… Сильный, уверенный в себе человек с сильной волей и удивительным обаянием, немного насмешливый и умный — для многих мальчишек такой мужчина является примером для подражания, и Оди вовсе не был исключением из их числа. Будь его воля, то от Кисса наш парнишка не отходил бы ни на шаг, невольно перенимая черты его поведения и отношения к жизни. Возможно, Кастан, брат Кисса, был прав, когда предположил, что тот характером пошел не в отца, а в вою северную родню, в род сильных духом герцогов Белунг.

— Нет парень, это пока лишнее — покачал головой Кисс. — Если понадобится, то я вас позову. А до того времени, Оди, приглядывай за лошадьми и за уважаемой аттой — сам понимаешь, я на тебя надеюсь… Ну, все, ждите нас, а мы с Лиа — в лавку…

Вот это лавка, такой я еще не встречала! Да ее и лавкой назвать язык не поворачивается. Внутри — настоящие нарядные комнаты, стены заставлены товарами и завешаны самой разной одеждой, а если тебе надо что-то иное, то расторопные продавцы или принесут требуемое, или же проводят тебя в одну из задних комнат лавки, чтоб ты сам выбрал необходимое… И чего тут только нет на прилавках! Да и покупателей хватает, несмотря на высокие цены. Понимаю: в этих местах даже находиться приятно, а уж уйти отсюда без покупки просто грешно! Ну и торговля, как я успела заметить, шла очень бойко.

Я едва не сунулась разглядывать товары, когда Кисс довольно сильно дернул меня за руку — не отвлекайся, не за тем мы сюда пришли! Вместо этого он подошел к крепкому охраннику, стоявшему неподалеку от входа. Тот окинул нас цепким взглядом.

— Что интересует господ?

— Господам хотелось бы поговорить с хозяином.

— Хозяин очень занят — не сдвинулся с места охранник.

— Передайте ему, что мы пришли, чтоб передать ему привет от знакомого.

— У хозяина много знакомых, он может всех и не упомнить.

— Это ты, парень, хватанул! Человеку с плохой памятью в торговле делать нечего — и Кисс потер большой палец левой руки большим пальцем правой. Я заметила, что охранник после этого жеста чуть более внимательно посмотрел на нас. — Позови-ка ты хозяина, или нас к нему отведи. Плохо, когда приветы от друзей не доходят до того, кому они предназначены.

Через несколько минут мы сидели в небольшой комнатке позади лавки. Здесь тоже хватало ящиков, мешков и коробок, стоящих чуть ли не штабелями, однако у меня создалось впечатление, что все это добро специально выстроено таким образом, чтоб в случае нужды можно было бы легко обрушить штабель на неугодного гостя. Или на гостей…

Охранник, который привел нас сюда, уже убрался на свое рабочее место, а я сжала руку Кисса два раза — за дверями стояло двое крепышей-охранников. Сидевший за столом невысокий пухлый человечек, пальцы которого были испачканы чернилами, с неохотой оторвался от кипы лежащих перед ним бумаг и чуть устало посмотрел на нас.

— Итак? Мне сказали, что у вас ко мне есть какое-то дело? Если можно, то изложите его покороче, а то время, знаете ли, дорогой продукт…

— Ваш знакомый, по кличке Копыто, просил передать вам привет, и напоминает о долге в три золотых — почти что отрапортовал Кисс.

— Спасибо за привет от старого знакомого, но, простите, никак не могу взять в толк, чем я могу быть полезен вам и вашей очаровательной спутнице… И потом, у меня столько дел!

— Нам нужна помощь.

— Представьте: я это уже понял. Выкладывайте вашу просьбу, но как можно короче — я, в отличие от многих, ценю свое время.

— Нам надо срочно покинуть Траб'бан — Кисс не стал тянуть с разговорами, тем более что этот К'Рен, судя по всему, не из тех людей, кого можно смутить. К тому же, по словам все того же мужика по кличке Копыто, хозяин этой лавки не выносит лишней болтовни.

— Сейчас многим надо покинуть город.

— Разумеется, эта же нужда возникла и у нас, а иначе бы мы к вам не обратились.

— И когда вы желаете уйти из Траб'бана?

— Сегодня, и чем раньше это произойдет, тем лучше.

— Это стоит денег. И немалых.

— Сколько?

— Это зависит от количества людей, которые хотят оказаться за городской стеной.

— Четверо-пятеро верховых.

Почему пятеро? А, понятно, это так, предварительная договоренность, точное количество людей Кисс пока не собирается называть.

— Еще и верховые?! Однако… Тогда по сто золотых с человека.

Ничего себе! От такой суммы у меня брови невольно поползли наверх. Хорошо еще, что нужных слов от растерянности сразу не смогла подобрать.

— Хм! — даже Кисс был озадачен. — Простите, но это не чересчур?

— Нет. Это всего лишь разумная плата за неразумный риск, и не более того. Сейчас в Траб'бане едва ли не осадное положение, так что ваша просьба выходит за обычные рамки, и должна оплачиваться соответствующим образом. Особый случай, за него и платить следует особо. Советую долго не думать — плата может возрасти.

— Но почему? — не выдержала я.

— Потому, милая дама, что время стоит дорого, и чем дольше оно идет, тем более некоторое из происходящего вокруг нас растет в цене, а другое, наоборот, обесценивается…

Хм, а у этого пухленького человечка хватка почти что железная, хотя, если судить по его по его доброй внешности, он должен быть милым и щедрым… Увы, здесь, по-моему, не тот случай. И слов на ветер он этот торговец не бросает. Все коротко, четко, ясно.

— Хорошо — кивнул головой Кисс. — Договорились.

— Тогда жду вас после закрытия лавки, до полуночи. Если придете после этого срока, тот наше соглашение отменяется. Половину оговоренной суммы уплатите вперед, перед делом, вторую — после того, как покинете город.

— Понятно.

— И?.. — вопросительно посмотрел К'Рен на Кисса.

— А, да… — и парень, покопавшись в кошельке колдуна, вытащил оттуда две полновесные золотые монеты и положил их на стол перед сидящим мужчиной. Тот, глянув на золото, как бы невзначай потер двумя пальцами левой руки свой подбородок. Кисс наклонил голову, а затем мы встали.

— Жду вас с десяти ударов до полуночи… — бросил мужчина.

— Мы будем вовремя…

Когда мы с Киссом уже шли по улице, я не выдержала.

— Кисс, я ничего не поняла!

— Что именно?

— Ну это, в конце…

— Лиа, — чуть устало бросил Кисс, — Лиа, тут все очень просто. В жизни может быть всякое, и эти две монеты от взял как соглашение о заключенной сделке и как плату за возможный риск. Это что-то вроде обычая и традиции. К тому же случаются разные обстоятельства. Для примера представь себе такую ситуацию: к нам на улице подходят несколько человек, и говорят, что пришли от К'Рена, и утверждают, что сейчас отведут нас к нему. Так вот, для того, чтоб убедиться, что это не обман — для этого есть целая система опознания, по которой ты можешь определить, верный человек к тебе пришел, или нет.

— То есть…

— То есть имеется условный сигнал, что к тебе, и верно, пришли от того человека, с кем ты и договаривался. Это может быть какой угодно жест, вздох, слово… В общем, выбор богатейший.

— Для нас — провести двумя пальцами по подбородку?

— Двумя пальцами левой руки. Если правой — это уже непорядок, и они пришли не от К'Рена.

Н-да, тут с первого раза и не разберешься, что к чему! Я бы, точно, все напутала… Койен, хватит хихикать! Сама знаю, что бываю настоящей растяпой… А Кисс продолжал:

— При заключении сделки нас было только трое, и об условном жесте больше никто не знает. Так что если даже К'Рена заставят кого-то подослать к нам (а такое вполне может произойти), то ему достаточно дать тем людям неверный сигнал — допустим, провести пальцем по щеке, и мы будем знать — опасность, эти люди пришли не от него.

— Тогда те слова, которые Копыто просил передать насчет долга в три золотых…

— Примерно то же самое, что говорил мне Дудан Камыш, когда сказал, что я могу обращаться к Тритону с… кое-какими мелочами на продажу. Только вот у кхитайца для опознания были слова о синем ирисе, а здесь идет речь о долге в три золотых… Хотя, не исключено, что цифра три обозначает другое, ну, например, какого именно человека посылает Копыто к торговцу… Ладно, не будем забивать себе голову ненужными вопросами. Сейчас для нас куда важнее другое: где за несколько часов можно раздобыть такую прорву золота?!

Марида и Оди ждали нас у храма, причем, глядя на них обоих со стороны, можно решить, что это бабушка со внуком, даже выйдя из храма, все еще молятся о здоровье и благополучии. Вот, руки у обоих сложены на груди, и губы шевелятся, будто повторяют слова храмовника… На самом деле они просто беседуют между собой — вон, Оди даже улыбается…

На вопросительный взгляд Мариды Кисс лишь вздохнул:

— Нужны деньги.

— Сколько?

— По сто золотых с человека. То есть четыреста.

— Сколько?!

— Увы, уважаемая атта, вы не ослышались. Четыреста золотых. Этот человек сразу же понял, кто мы есть. Во всяком случае, он верно предположил, что мы можем быть именно теми, кого ищет стража. Оттого и цену такую загнул, совершенно немыслимую. Мужик бьет наверняка: хотите — платите, не хотите — скатертью дорога, и мы друг друга не знаем.

— Он к страже не пойдет?

— Нет. Я таких знаю: хоть и себе на уме, но, тем не менее, ревностный сторонник следования определенным законам и традициям. Это в его характере. К тому же от возможности разом хорошо заработать он ни за что не откажется.

— Но откуда… Где мы возьмем такие деньги?

— Уважаемая атта, вы что-то говорили о своем знакомом. Мы можем обратиться к нему?

— Хотелось бы на это надеяться…

— Он состоятельный человек? Сумеет дать вам такую огромную сумму, или нет?

— Думаю, это ему вполне по силам и средствам.

— Кто это такой?

— Сын моей лучшей подруги. Сейчас я, естественно, о нем ничего не знаю, но два или три года назад он был главой этого города.

— Ого! Тогда нам вряд ли стоит обращаться к нему за помощью. На такую должность здесь никогда не поставят человека, в лояльности которого полностью не уверены. Более того: колдуны также не должны сомневаться в преданности этого господина Нергу.

— Не стоит так плохо думать обо всех людях. Этот человек обязан мне очень многим.

— Похоже, вы так и не утратили иллюзий в человеческое благородство… — Кисс вздохнул. — Уважаемая атта, боюсь, что я более трезво смотрю на окружающих, и оттого осмелюсь советовать вам более твердо стоять на земле и более реально смотреть на окружающий мир. Многие из нас быстро забывают благодеяния, и не ценят того, что ради них было сделано…

— И все же я настаиваю. Человек, о котором идет речь, достаточно состоятелен для того, чтоб дать нам нужную сумму.

— Да он нас, извините, заложит сразу же, как только увидит! А услышав, какие деньги вы хотите у него взять, помчится к стражникам еще быстрей!

— Если уж о том зашла речь, то должна повторить: этот человек обязан мне и жизнью, и состоянием! О том, что он отныне является моим должником, сын моей подруги дал торжественную клятву в храме. Такими вещами не шутят!

— По моим печальным жизненным наблюдениям многие из людей, увы, оказываются самой настоящей неблагодарной скотиной. И потом, с той поры прошло немало лет… На подобные вещи я уже успел наглядеться, и именно оттого я очень и очень сомневаюсь, что на этого господина можно положиться. Бывший глава города… Но раз вы, уважаемая атта, настаиваете…

— Настаиваю!

— Тогда… Не знаете, где находится его дом?.. Да, и расскажите, что он за человек такой…

Как мы поняли из слов Мариды, этот человек был сыном ее лучшей подруги, причем дружили обе еще с самого детства. К несчастью, эта девица была из числа тех особ, которые лишены даже малейшей привлекательности, да и состояния, как такового, у нее не было. Понятно, отчего она засиделась в невестах. Но случилось так, что и для нее нашелся жених. Эта самая подруга, долго не выходившая замуж, влюбилась в родовитого дворянина из Нерга, вышла за него замуж, и уехала на родину мужа. Правда, бывшая королева все же предполагала, что брак (во всяком случае со стороны жениха) был основан не только на любви: просто к тому времени одинокая девица получила по завещанию от одного из своих родственников очень большие деньги — старый дядюшка всегда жалел некрасивую племянницу, и справедливо рассудил, что ларцы с драгоценностями помогут той обрести мужа. Что, собственно, и произошло…

С той поры бывшая королева видела свою подругу всего несколько раз, но особо по этому поводу Марида не распространялась — похоже, в их отношениях с той поры все стало далеко не так гладко… Но вот сын подруги, повзрослев, приехал ко двору Харнлонгра, и довольно долго жил в этой стране, находясь при этом находясь под покровительством королевы. Правда, через какое-то время он вляпался в столь скверную историю, что едва не взошел на плаху… Что там произошло — о том Марида говорить не стала, но, вняв отчаянным письмам подруги и пожалев молодого парня, она спасла его от вполне заслуженной смерти, после чего сынок подруги убрался в Нерг, благословляя королеву и повалявшись в нее ногах перед отъездом, а заодно дав торжественную клятву, что поможет королеве в случае необходимости, при первой же просьбе с ее стороны. И вот теперь пришла его очередь выполнить обещание, или просто помочь опальной королеве в память о своей покойной матери — подруга Мариды умерла давно, еще до того, как королеву Харнлонгра лишили трона, точнее, через два-три месяца после того, как ее непутевый сын вернулся домой из Харнлонгра.

Судя по выражению на лице Кисса, то он, выслушав слова Мариды, предпочел бы и близко не подходить к тому человеку. Но раз за него ручается сама королева…

— И как же найти этого… Кстати, сколько ему лет?

— Ну, когда он уезжал в Нерг из Харнлонгра, ему было лет двадцать пять. С той поры прошло лет двадцать, или чуть меньше…

— Значит, ему уже сорок пять. Все больше и больше склоняюсь к тому, что рисковать, даже ради вас, уважаемая атта, он не станет. В этом возрасте ценят комфорт и надежный уклад жизни.

— Это утверждение относится далеко не о всем — покачала головой Марида. — А вот насчет того, где его найти… У них тут свой дом, и я даже знаю, где именно он находится. Подруга в своих посланиях не раз рассказывала, как можно его отыскать. Как она писала, у нее большой белый дом за высокой стеной рядом с Храмом Змеиного Следа. Это близко…

Марида была так уверена в этом человеке (хотя Кисс по-прежнему выражал сомнения насчет искренности давних заверений бывшего главы города), что мы все же решили рискнуть. К тому же, по словам бывшей королевы, подруга позже не раз клялась в своих письмах, что в благодарность за спасение молодого человека от смерти готова выполнить любую просьбу королевы, какой бы сложной та просьба не оказалась — дескать, иначе, она не может спать спокойно… Да и сам спасенный едва ли не рассыпался словами благодарности в своих многочисленных покаянных посланиях к королеве…

Через полчаса мы сидели в небольшой харчевне неподалеку от нужного нам дома и ждали появления бывшего городского главы. Стена, окружающая дом, в котором когда-то жила подруга Мариды, и верно, высокая, так просто в тот дом не попадешь. И ворота в той стене сделаны из крепкого дерева — не свернешь, и всего лишь несколько минут назад Марида постучала в эту крепкую дверь.

Выглянувший из дверей здоровый мужик на вопрос Мариды «дома ли его хозяин», пробурчал что-то похожее на то, что хозяин отдыхает и велел его не беспокоить. Тогда Марида величественным жестом сунула в его руку записку и золотую монету, после чего мужик сразу же подобрел, и даже изобразил на своем лице что-то вроде подобострастной улыбки. Записку Марида велела немедленно отнести хозяину — дескать, это очень важно, и если хозяин немедленно ее не получит, то у него могут быть большие неприятности. Так что неси ему скорей записку послание — время дорого. Подтвердив свои слова еще одной монетой, Марида повернулась спиной к беспрестанно кланявшемуся мужику и пошла прочь, с облегчением услышав, как за ее спиной захлопнулась дверь. Можно не сомневаться в том, что мужик, в надежде на вознаграждение еще и от хозяина, сразу же отнесет ему записку, причем побежит к своему господину со всех ног. Не знаю, что думает по этому поводу Марида, а я вот почти не сомневаюсь, что вместо ожидаемого вознаграждения от хозяина мужик огребет себе по шее… Ну, пока Марида направилась в харчевню, а я и Оди последовали за ней, держась от ведуньи на небольшом расстоянии. Что ж, все хорошо, за Маридой никто не следил.

В чистой харчевне, заполненной более чем наполовину, мы сели за стол, вернее, Марида села отдельно, а мы с Оди устроились неподалеку, и, естественно, продолжали делать вид, что не знакомы с Маридой. Снова заказали еду, и Оди с удовольствием впился зубами в жареную баранину, а я налегала на булочки с сыром. Очень вкусно, узнать бы еще, как их готовят… К сожалению, вряд ли кто из поваров выдаст свой рецепт незнакомому человеку… Ой, опять я не о том думаю!

Так, кажется, пока все спокойно, только на Оди посетители харчевни нет-нет, да и поглядывают с брезгливым интересом: надо же, совсем молодой парнишка — и такой горб!.. Впрочем, в здешних местах уже насмотрелись на больных и увечных, приезжавших в местные храмы молить Великого Сета об излечении их от самых разных хворей, так что свой любопытный взгляд на Оди никто особо не задерживал.

Прошло совсем немного времени, и в харчевню быстрым шагом вошел, вернее, чуть ли не вбежал, грузный человек, одетый во что-то очень простое, даже небогатое. Койен только хмыкнул при виде него. А, вот, значит, заявился тот самый, кого мы ждали. Этот грузный коротконогий человек, скорей всего, действительно отдыхал, когда ему передали записку Мариды. Как бы она его не удивила, тем не менее, мужчина сразу сообразил, что лучше не привлекать к себе внимания излишне дорогой одеждой, и оттого надел на себя простую рубаху и такие же штаны. Хотя это не спасает — мужчину здесь прекрасно знают: вон, хозяин почтительно согнулся, да и подавальщицы чуть ли не в пояс кланяются…

Вошедший оглядел зал, но, кажется, никого не узнал. Вновь повертел головой… В этот момент Марида махнула ему рукой — тут, мол, я. Как я понимаю, это и есть бывший глава города. Не знаю, каков сынок подруги Мариды был в молодости, скорей всего, вряд ли и тогда блистал красотой, но вот сейчас этот мужчина был просто-напросто некрасив. Если внешностью он удался в мать, то становится понятным, отчего лучшая подруга королевы Харнлонгра так долго не могла выйти замуж. Скошенный подбородок, тонкие губы, низкий лоб над близко сидящими маленькими глазками у бесформенного носа, будто вдавленного вглубь черепа… Конечно, мужская красота — понятие относительное, однако этому человеку ну никак нечего делать рядом с хотя бы мало-мальски привлекательными мужчинами! Любой мужчина с ничем не примечательным лицом смотрится рядом с бывшим главой города писаным красавцем. Надо признать: сын бывшей подруги Мариды — нНа редкость некрасивый человек с, можно сказать, отталкивающей внешностью, и к тому же с первого взгляда совершенно не располагающий к себе. Возможно, такое впечатление складывается от его манеры держаться, неприязненно-высокомерной…

Мужчина сделал несколько неуверенных шагов вперед, к женщине. Я подняла свой слух до предела.

— Вы? — неуверенно произнес он, чуть растерянно глядя на Мариду? — Госпожа Мейлиандер, это ведь вы? Или… Как же вы постарели!

Не знаю, как воспитывала подруга Мариды своего сынка, но вот хороших манер она ему явно не привила в должной мере.

— И все же это именно я, дорогой Гал'ян — Марида сделала вид, что не заметила бестактных слов мужика. — Неужели я настолько сильно изменилась, что ты не в состоянии меня узнать? Впрочем, можешь не отвечать, мне и так все понятно. Увы, но прожитые годы никого не красят, равно так же, как изгнание и заключение.

— Это точно…

Делайте со мной все, что хотите, но в голосе мужчины я услышала оттенок радости. Хм, мало того, что это неприятно само по себе, так подобное еще и вызывает желание встать и уйти. И Марида не могла не заметить эту нотку удовлетворения в неприятном голосе мужчины. Тем не менее она продолжала:

— А вот ты мало изменился, внешне по-прежнему напоминаешь свою мать, мою подругу, да будет ей земля сушеными листьями… Может, присядешь? Там, где я очень долго жила, есть поговорка: в ногах правды нет…

— Что? А, да, мне надо присесть.

Мужик едва ли не рухнул на скамью, не сводя растерянного, и в то же время любопытного взгляда с женщины. Ох, что-то ты, друг, не понравился мне с первого взгляда. А Марида меж тем продолжала:

— Вижу, ты удивлен. Понимаю тебя… Спасибо, что сразу же откликнулся на мой зов. Как понимаю и то, что сейчас не до соблюдения этикета. Конечно, меньше всего ты ожидал получить мое послание и увидеть меня здесь.

— Еще бы! Я никак не думал… — и тут мужчина споткнулся.

— Мне нужно как можно скорей убраться из Нерга — Марида не стала тратить время на пустые слова, сразу приступила к делу. — . Не сомневаюсь: тебе уже сообщили о том, откуда я сбежала.

— Да, голуби с письмами и приказами летают исправно… Но я совершенно не ожидал, что вы окажетесь здесь, госпожа! Мне это в голову не могло придти!

— Верно, меня всюду ловят, а я пытаюсь уйти… Иначе с чего бы это столько стражи на дорогах и в городе? Это ведь меня ищут, верно?

— Ну… Понимаете, приказ об усилении проверок пришел сверху, из конклава, и подробности мне неизвестны. Дело в том, что уже два года я не являюсь главой города, так что многое узнаю последним.

— Тебя сняли с должности? Извини, не знала. Что произошло?

— Происки врагов… — скривил рот мужик. — Так что сейчас я простой обыватель, и до того, что происходит где-то там, наверху… В общем, мне нет до этого никакого дела.

Врешь, подумалось мне. Не знаю, отчего, но точно врешь. Ты уже начинаешь прикидывать, как удобнее повернуть в свою сторону все происходящее. Кажется, Кисс был прав, когда предположил, что с таким, как ты, не стоит иметь дело. А мужчина тем временем продолжал:

— Да, конечно, помочь вам — это мой долг, госпожа… Но почему вы позвали меня сюда? Не лучше ли было бы встретиться в моем доме? Там куда удобней и безопасней…

Насчет удобней — это верно, но вот насчет безопасности… Э, нет, как говорит Койен — всегда надо иметь пространство для маневра. И потом, в своем доме ты будешь играть уже по своим правилам, и еще неизвестно, что может придти в расчетливую голову бывшего хозяина Траб'бана…

— Я и думаю прежде всего о тебе — Марида тем временем продолжала отвечать на вопросы этого малоприятного типа. — Мы с тобой только что встретились на нейтральной территории, и через пару минут расстанемся, так что никто ничего не заметит… Тебя интересует, отчего я хотела тебя видеть?

— Конечно! Что вам надо?

Между прочим, вопрос звучит почти что грубо.

— Мне нужны деньги.

— Сколько?

— Пятьсот-шестьсот золотых.

— Ск-колько?! — чуть не подавился мужчина.

— Повторить?

— Не надо… Но, госпожа, это же огромные деньги! Целая гора золота!

— Знаю. Я беру эти деньги в долг, и могу сразу же выдать тебе расписку на всю эту сумму, и даже сверх того. Ну, а деньги по ней получишь сразу же, как только окажешься в Харнлонгре. Или же предъявишь ее к получению нашему послу в Сет'тане.

— А зачем вам деньги?

— По меньшей мере странный вопрос. Особенно тому, кого ищут, и кто пытается спастись.

— Нет, ну…У меня нет таких денег.

— Мне бы не хотелось напоминать тебе, но я вынуждена это сделать… Так вот, много лет назад ты сказал в храме, что чувствуешь себя моим должником, и в случае нужды я в любое время могу обратиться к тебе за помощью. Повторяю: мне неудобно говорить об этом, но сейчас я прошу тебя выполнить свое обещание. Думаю, ты понял, что я имела в виду.

— Я помню. Госпожа, но то, что вы просите… Это очень и очень много! У меня вряд ли найдутся такие деньги.

— Тогда, в Харнлонгре, я заплатила родителям убитых тобой девушек много больше той суммы, что сейчас прошу у тебя. Об остальном из прошлого я даже не упоминаю…

— Это было давно — в голосе мужика прозвучало нечто вроде вызова.

Ох, как Мариде хочется его одернуть! Я это просто ощущаю. И женщину можно понять: одно дело, если к тебе подобным тоном обращается незнакомый человек, не имеющий представления о том, кто эта женщина, и совсем иное, если он прекрасно знает, с кем говорит. Но, тем не менее, глядя на Мариду, и не подумаешь, что она замечает подобное.

— Верно, это было давно… — согласилась Марида. — Значит, нет?

— Извините, я не это хотел сказать… — мужик попытался выдавить из себя извиняющуюся улыбку. — Госпожа, вам нужны эти деньги, чтоб покинуть Траб'бан, или на что-то другое?

— Не понимаю, в чем разница?

— Дело в том, госпожа, что если вам надо покинуть город, я могу устроить это совершенно бесплатно. Мои люди уже сегодняшней ночью выведут вас за пределы городской черты.

— У тебя есть возможность это сделать? — в голосе Мариды было нетерпение и надежда. Что ж, именно так и должна спрашивать женщина, которой надо получить желанный ответ.

— Да.

— Замечательно. Так и решим.

— Госпожа, я, без сомнения, окажу вам всяческую помощь. А… а вы одна, или с вами есть кто-то еще?

— Нас двое.

— Но, госпожа, мне сказали друзья… В общем, по тому сообщению, что пришло из Сет'тана… Там сказано, что ищут троих! — и мужик стал оглядываться по сторонам. Как видно, вспомнил то, что ему говорили о беглецах, и сейчас пытался отыскать этих людей по имеющимся у него приметам. Интересно, для чего это тебе надо? Сомневаюсь, что ты хочешь выразить нам свое искреннее уважение. Но Кисса тут не было, я сидела к мужику спиной, а на Оди он вообще не обратил никакого внимания.

— Увы! — в голосе Мариды явно была слышна горечь. — Увы, дороги в Нерге опасны и на них тебя подстерегает множество бед, а жизнь непредсказуема…

— Понял… А как это произошло?

Хм, какой ты любопытный! Вряд ли это простой интерес. У меня складывается впечатление, что ты с какой-то определенной целью пытаешься выяснить все подробности у старой королевы.

— Дорогой Гал'ян, не забивай себе голову моими проблемами и бедами. Сам понимаешь: о некотором из чужих дел лучше вообще ничего не знать.

— Так вас только двое?

— К несчастью.

— И кто с вами: мужчина или женщина?

— А что, для тебя это важно?

— Ну, как сказать… Просто хочется ясности в этом вопросе. На всякий случай. Должен же я знать, кого собираюсь выводить из города.

— Понятно. Это женщина.

— И где же она сейчас?

— По-моему, и так все понятно: находится в укромном месте, охраняет наших лошадей…

— То есть с вашими лошадями все в порядке?

— Да, по счастью у каждой из нас есть лошадь. Ты и сам понимаешь, что пешком до границы Нерга нам не добраться.

— А что случилось с мужчиной?

Вообще-то, сын давней подруги, тебе никто не говорил о том, что с нами может быть какой-то мужчина. Хотя, конечно, что-то ты мог услышать от своих друзей…

— Зачем тебе знать обо всех наших бедах в пути? Чем меньше знаешь, тем спокойней на душе.

— Разумеется, разумеется… — но чувствовалось, что мужчину очень интересует ответ на заданный им вопрос.

— Что ж, я принимаю твое предложение насчет того, что твои люди помогут нам покинуть Траб'бан. Но деньги мне все равно нужны.

— Для чего?

— Хм… Совершенно бестактный вопрос. Если я прошу деньги, значит, у меня для этого есть все основания!

Меж тем мужик то и дело бросает взгляды на входную дверь, как будто кого-то ждет… Неприятное наблюдение, и выводы заставляет делать тоже весьма неприятные… А Гал'ян продолжал:

— Простите, госпожа, если я вас обидел, просто я имел в виду несколько иное. Если вам нужны деньги на дорогу — это одно, а если для того, чтоб оплатить какой-либо обряд в здешних храмах, то и насчет этого я тоже могу договориться. Любой обряд будет проведен совершенно бесплатно! Все же кое-какое влияние в этом городе у меня еще осталось.

Гал'ян, а ты много знаешь. Даже слишком много. В голубиной почте вряд ли были указаны все подробности, а если даже это и было сделано, то вряд ли кто будет посвящать в них простого обывателя.

— Ты можешь договориться о проведении бесплатного обряда даже в Храме Двух Змей? — в голосе женщины были заметны нотки недоверия.

— Вы имеете в виду снятие эценбата?

— Ну ведь не молиться же я там собираюсь!

— А для кого? Для той женщины, которая с вами?

Козел, сколько можно прокалываться на самых простых вопросах? Или ты считаешь, что старая королева настолько выжила из ума, что ничего не соображает? Мне начинает казаться, что много не понимаешь именно ты…

— Да. Но на обряд у нас нет денег…

— Это не проблема! Я все устрою. Подобное для меня — не вопрос!

А вот это — полная ложь. Неужели, дорогой Гал'ян, ты считаешь нас столь глупыми и легковерными, раз не сомневаешься, будто мы можем поверить в эту сказку? Да за снятие эценбата в Храме Двух Змей дерут такие деньги, что ни о каких договорах не может быть и речи! И уж тем более никто не будет исполнять просьбы простого обывателя. Увы, но обычно происходит иное: с потерей власти невесть куда исчезает и твое прошлое влияние и твои, казалось бы, верные и преданные друзья…

— Рада слышать — Марида и бровью не повела, хотя должна была заметить эту несуразность. — Что ж, договорились. Я рада принять дружескую помощь. И поверь: я никогда не забуду этой услуги. Только вот деньги мне все равно нужны: все же нас двое, а дорога впереди еще долгая. Думаю, двух-трех десятков золотых нам будет вполне достаточно.

— Как прикажете, госпожа.

— Когда встретимся? Завтра?

— Можно и сегодня. Думаю, что я обо всем успею договориться к сегодняшней ночи. А до того времени вы можете безбоязненно укрыться в моем доме, и там дожидаться нужного времени.

— Нет. Не хочу подвергать тебя опасности. Сам знаешь, что бывает за укрытие беглецов — в случае чего у тебя будут очень большие неприятности, чего бы мне очень не хотелось… А ты уверен в том, что твои люди сумеют вывести нас за пределы городской стены?

— Госпожа, не сомневайтесь! Все же в недалеком прошлом я был главой этого города, и у меня еще остались нужные связи…

— Тогда не будем откладывать задуманное на долгий срок. Встретимся сегодняшней ночью, часа в три, возле Храма Двух Змей.

— А почему в три часа ночи? Можно и пораньше…

— Простая логика — в это время стража уже чуть устала и не столь внимательна, а нам надо быть осторожными. Все же нас повсюду ищут. А Храм Двух Змей… Он, кажется, открыт и днем и ночью? Я не ошиблась? Правда, не знаю, где он находится… Ничего, отыщем! Ночью мы будем там, на месте, только подойдем не к входу, с противоположной стороны храма… Сам понимаешь: все это делается во избежание возможных проблемнеприятностей — ведь опасностей здесь хватает. Надеюсь, ты меня не подведешь. В моем возрасте тяжело разочаровываться в людях.

— Госпожа, вы меня обижаете!

— Если так, то прошу меня извинить — с возрастом мы становимся все более недоверчивыми… — Марида встала. — Тогда все.

— Но, госпожа… — было заметно, что мужик не хочет вставать, и то и дело косится на входную дверь.

— Что такое?

— По ночам в Траб'бане довольно опасно… Где вы будете укрываться до нужного времени? Я вновь предлагаю вам свой дом и кров…

— Гал'ян, у тебя доброе сердце, и я надеюсь, Всеблагой вознаградит тебя полной мерой за такую отзывчивость, но будет лучше, если я сейчас уйду. Что ж, я не прощаюсь. До встречи сегодняшней ночью у Храма Двух Змей. Выходи, дорогой Гал'ян, я пойду отсюда чуть позже. Не стоит, чтоб нас видели вместе.

Сын бывшей подруги еще о чем-то говорил, но я его не слушала: мне и так все было ясно. Мариде, думается, тоже. Да и Койен подал голос: по его мнению Гал'ян — последний человек, к которому нам стоило обращаться за помощью.

Лишь когда Марида и Гал'ян скрылись за дверями, как со своих мест поднялись и мы с Оди. К тому времени большая деревянная тарелка с жареной бараниной, стоящая перед парнем, опустела, и он доедал последние булочки с сыром, которые я придвинула к нему — в меня больше не влезало ни крошки. Зато у Оди, кажется, был просто-таки волчий аппетит и бездонный желудок. А может, все куда проще: думаю, не ошибусь, если предположу, что такой вкусной еды Оди не пробовал многие годы, да и частенько его просто-напросто держали впроголодь. Как я поняла из его слов, у парня в цитадели было очень странное питание: сырые и вареные овощи, кое-что из фруктов и часто полусырое, а то и просто сырое мясо.

…— Ну? — спросила Марида Кисса, когда мы снова собрались вместе. — Что скажешь?

— Когда сын вашей подруги направился в харчевню, то за ним никто не шел. Своей дом он покинул в одиночестве. Однако уже через минуту-другую после его ухода из дома вышел какой-то человек и быстро пошел в ту сторону… Так что все остальное пошло именно так, как мы и договаривались…

Мне осталось лишь развести руками: Кисс и тут все продумал. Он заранее нанял троих пьяниц, без дела шатающихся по улице, и, как только из дома, вслед за Гал'яном, вышел другой человек и чуть ли не бегом направился в центр города, Кисс сунул пьяницам еще пару монет, и отправил их вслед за мужчиной. Еще перед тем Кисс поведал нанятым мужичкам душещипательную историю: дескать, этому одному мужику, живущему неподалеку отсюда, надо хорошенько намять бока, чтоб не ухлестывал за моей женой — проходу ей не дает, везде подстерегает, о своей любви говорит да с пути сбивает, еще и семью рушит… Ну, ради такого дела мужики всегда рады расстараться, причем могут сделать подобное даже совершенно бесплатно, искренне и от души, а уж если надо вразумить кого за деньги, то уж тут они ни своих кулаков, ни времени жалеть не будут…

Уж не знаю, куда именно шел тот посланник из дома Гал'яна, то в назначенное время он явно не уложился. Так что если бывший глава города на что-то рассчитывал, то промахнулся: с бывшей королевой Харнлонгра он расстался раньше, чем к нему на помощь пришла подмога — мужики свои деньги честно отработали, хорошо отлупили посланника, так что в пути он здорово задержался, пусть и не по своей вине…

— Должна с горечью признать, молодой человек, что вы правы, а я, увы… — Марида устало посмотрела на Кисса. Мы снова были в храме, и негромко переговаривались меж собой — для нас здесь пока что самое безопасное место, да и многие из присутствующих здесь сами молитвы бормочут вполголоса. — Мне следует просить у всех вас прощения — кажется, я накликала на наши головы большие неприятности, хотя рассчитывала на совершенно иное. Я еще в начале нашего с ним разговора поняла, что он нас, как говорится, сдаст сразу же. Просто первое время не хотела в это верить…

— Я такую возможность допускал еще до вашего с ним разговора. Самые простые рассуждения: человек был у власти — и сейчас он скинут с должности, а падать вниз с той высоты, на которую он сумел забраться, больно и тяжело… Ему до страсти хочется вернуться на утраченное место — в этом нет ни малейших сомнений, и часто для достижения своей цели человек пойдет на все… Лиа, что говорит Койен?

— Только то, что на этом мужике пробы ставить негде. Скотина еще та…То, что он нас заложит — это даже не обсуждается. Надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

— Но каким образом это сделать? — вздохнула старая ведунья, — Лия, ты еще не знаешь всего. Я ведь очень рассчитывала на Гал'яна, когда хотела помочь тебе снять последствия того обряда, что был проведен над тобой. Я имею в виду посещение Храма Двух Змей… Просто я выжидала удобного момента и мне не хотелось никому давать знать о себе раньше времени… И вот что в результате я получила…

— Он уже много знал о нас… — подосадовала я.

— Да — согласилась Марида. — Он очень много знал о нас, гораздо больше, чем ему могли сказать друзья. Как видно, его уже заранее предупредили о нашем возможном появлении, пусть и без особой надежды на удачу… Гал'ян все время чего-то выжидал, поглядывал на входную дверь… Естественно, врагов лучше задерживать со стражниками, чем со своими людьми, тем более, что далеко не каждый из них умеет воевать, так что сынок моей подруги предпочел понапрасну не рисковать. И здоровье свое драгоценное опасности не подвергать…

— Кстати, уважаемая атта, сейчас, наверное, уже нет смысла скрывать прошлое. Скажите, что произошло тогда, много лет назад, раз это едва не привело этого красавца на плаху? Все одно денег мы от него не дождемся, скорее все произойдет наоборот: вместо обещанного золота по наши души заявится целый отряд крепышей с оружием…

— Тогда, в Харнлонгре… Там много чего было… — вздохнула старая королева — Главное, он был замечен в целом ворохе преступлений. Все началось с убийства двух молодых женщин, каждая из которых собиралась сообщить о насилии над собой. А когда пошло следствие, то на свет вылезло очень многое: торговля порошком серого лотоса, контрабанда, и, самое главное — шпионаж… Конечно, любому, кто это совершил, в совокупности за все эти художества самое место — на плахе, но слезы и мольбы подруги… В общем, я была неправа, что пошла навстречу ее уговорам, хотя очень многие противились моему решению… Сейчас я это хорошо понимаю, как понимаю и то, что клятвы этого человека не стоят ровным счетом ничего.

— Уважаемая атта, как вы могли его помиловать?!

— Все же мать этого человека была моей лучшей и, как я считала, верной подругой, и именно оттого я пошла против своих принципов и убеждений. Это еще одно доказательство того, что стоящим у власти нельзя поддаваться на бабские эмоции и воспоминания о прошлом. Увы, но это была не моя единственная глупость… Но сейчас для нас куда важнее другое: где мы можем раздобыть такую гору денег? Я так надеялась на… этого человека!

— Уважаемая атта, а этот хмырь — он богатый человек?

— Раньше — да, он был очень состоятелен, но вот каковы его денежные дела сейчас — не знаю.

— То есть как это: вы не знаете, где взять деньги? — а Кисс что-то задумал. — Так я скажу вам, где их можно раздобыть. У Гал'яна. Деньги у него должны быть, лично я в этом не сомневаюсь. Содержать такой дом, как у него, стоит весьма недешево. Да и будучи главой города наш милый друг, без сомнения, что-то заимел, возможно, захапал куда больше, чем дозволительно. Конечно, вполне может быть и такое, что его сняли с должности за что-то иное, но, думаю, что бедным и обнищавшим он никак не ушел. Наш красавец никак не тянет он на бессребреника широкой души.

— Я не понимаю…

— Видите ли, уважаемая атта, я считаю, что порок надо наказывать. Так что сегодня мы займемся именно этим благим делом. Пока я толкался на улице, то заодно и осмотрел наружи дом нашего красавца. Укреплен он, конечно неплохо, но почти всегда можно что-то придумать…

— Кисс, — вздохнула я, — если ты хочешь сказать нам…

— Говорю прямо: я хочу немного пощипать этого типа.

— Что мы можем сделать? Дом наверняка хорошо охраняется…

— Мы тоже не лыком шиты. Главное — пробраться внутрь, а уж там как будет угодно Всеблагому. Повезет — хорошо, а если не получится, то будем думать, что делать дальше.

— А почему бы и нет? — внезапно улыбнулась Марида. — Это даже интересно…

— Вот и я про то же… И потом… Лично меня больше всего удивляет другое: этот красавец пытаться сдать страже человека, который когда-то спас его жизнь!.. Это даже не назвать верхом непорядочности, подобное — самая настоящая подлость. В конце концов неблагодарность — тяжкий грех, а за грехи надо платить. Итак, скоро стемнеет, самое время для черного дела… Оди, тут без тебя нам никак не обойтись.

Глава 21

Еще до наступления темноты Марида отвела наших лошадей на один из постоялых дворов — дескать, наша семья только что приехала из глубинки, желая повидать родственников. Но тех пока нет дома — ушли куда-то, так что до их возвращения все приехавшие пошли в храм, помолиться. Пусть пока лошади у вас на конюшне постоят, мы их чуть позже заберем, когда родня придет домой… Просьба обычная, лошадей тут часто оставляют на постоялых дворах, так что это не вызвало никаких подозрений, все вполне обычно и в духе Траб'бана: понятно, что пока молодые молятся в храме, старуха, уставшая с дороги, здесь посидит, дух переведет…

Так что Марида находится неподалеку отсюда, там, где она и будет ожидать нашего появления.

Будь моя воля, оставила бы с ней и Оди, но… Прежде всего, нам сейчас нам без него обойтись очень сложно. К тому же за сегодняшний день я сумела отвести у него два приступа, и если очередной (не приведи того Пресветлые Небеса!) произойдет с ним в харчевне, то о последствиях я даже думать не хочу… Уж лучше пусть парень постоянно будет с нами.

К тому времени Кисс сумел разговорить уличного продавца ячменных лепешек, который продавал свой порядком засохший товар рядом с той улицей, где находился дом Гал'яна. Болтливый парнишка-разносчик, обрадованный теми, что сумел продать этому приезжему недотепе всеесь оставшиесяйся со вчерашнего дня непроданнепроданныеный лепешкитовар, был весьма красноречив. Так Кисс узнал, что в Траб'бане уже второй год, как назначен новый глава города. Того, кто был во главе города раньше — того человека сняли. Правда за что именно он лишился своего поста — про то никто из простых людей не знает, но особой любви к прежнему главе города все одно никто не питал. Почему? Да по всему!.. Больше продавец ничего не стал говорить, да Кисс и не настаивал — и так все понятно… Тем не менее Кисс сумел вытряхнуть из разговорчивого торговца еще кое-какие сведения…

Когда мы подошли к дому бывшего главы города, на улицах уже царила полная темнота. Я все еще никак не могу привыкнуть к тому, как в этих местах на землю спускается непроглядная ночь. Вернее, даже не спускается, а падает. Кажется, только сейчас еще совсем светло, но не прошло и нескольких минут, как всюду легли ночные тени; пройдет еще совсем немного времени — и всюду уже такая темнота, что не видно вытянутой вперед руки.

Сейчас на улицах кое-где горят факелы, но их немного, и осветить все переулки и темные углы они не могут. Немногочисленные прохожие торопятся покинуть темные улицы и стремятся поскорей оказаться в своих домах под крепкими засовами — по ночам здесь ходят в основном стражники, да еще те из страждущих, кто блуждает из храма в храм, творя молитвы: считается, что Великий Сет быстрей снисходит к тем, кто взывает к нему в темноте ночи… Хотя большей частью паломники, прибывшие на поклонение, к этому времени уже сидят на постоялых дворах или же всю ночь проводят в храмах — даже в Траб'бане ночью по улицам ходить небезопасно. Все же и здесь хватает любителей легкой наживы.

Перед стеной дома бывшего главы города мы оказались в удачное время — вокруг не было ни души. Конечно, за этой стеной, в саду, кто-то был, но те люди находились довольно далеко от того места, где сейчас стояли мы. Однако вскоре на этой улице должен был появиться патруль стражников — слышались их голоса и звуки шагов по мостовой, мощеной камнем. Так, надо поторапливаться.

Кисс и Оди ловко забрались на высокую стену, и затащили меня туда же. Еще несколько мгновений — и мы оказались в саду. Удивительная красота, которую не могла скрыть даже темнота: персиковые деревья с созревающими плодами, небольшие фонтанчики, восхитительные цветники, и, главное, розы. Как видно, хозяин питал к этим дивным цветам настоящую слабость, и оттого розы буквально царили в этом саду. Они были высажены всюду, где только для них находилось подходящее место. Более того: даже стены большого двухэтажного дома были сплошь увиты вьющимися розами. В дневное время здесь, наверное, глаз не оторвать от этой чудной красоты — волшебный уголок в сухом и жарком месте…

Здесь тоже темновато, хотя и чуть светлее, чем за стеной, причем свет шел от многочисленных факелов, установленных у входа в дом, да и из окон тоже лился свет — не жалеет, видно, господин Гал'ян денег на факелы и свечи.

Неподалеку от входа в дом стояла карета, запряженная парой коней, да и вооруженных людей там тоже хватало. Похоже, к бывшему главе города сейчас пожаловали гости. Не вовремя они пришли, во всяком случае для нас — точно. Не удивлюсь, если выяснится, что заявились те гости еще и затем, чтоб выяснить кое-что про нас, грешных… Конечно, вполне может быть и такое, что приехавшие имеют какие-то иные дела с хозяином этого дома, но, в любом случае, нам стоит быть поосторожнее.

Мы двинулись по направлению дома, причем шли вдоль стены, избегая освещенных мест. Увы, но около задней двери в дом тоже были люди. Значит, нам остается только одно: попытаться забраться в одно из окон дома, причем забираться нам следует там, где наиболее темно, и постараться сделать это так, чтоб нас при этом не заметили.

И тут со стороны ворот раздался шум — еще кто-то приехал. Мы услышали, как заскрипели створки открываемых ворот, цокот лошадиных копыт по мощеной камнем дорожке, а а чуть позже кто-то заговорил на крыльце. Надо же, как зачастили гости ночной порой к бывшему главе города! И зачем это, интересно, он всем так сразу понадобился?

А, ладно, не до них: пока на крыльце встречали очередного гостя, мы, цепляясь за вьющиеся вдоль стены растения, добрались до балкона на втором этаже, благо в окнах рядом с ним не было света, а там, через приоткрытую дверь, вошли в роскошно отделанную комнату.

Тут пока что никого нет. Судя по всему, именно здесь хозяин отдыхает от трудов праведных хотя, на мой взгляд, подобная комната куда больше подходит избалованной женщине, чем мужчине. Да и сам Гал'ян, как нам известно, человек холостой, и женщин в его доме почти что нет. По общему мнению, сын бывшей подруги Мариды — самый настоящий женоненавистник. Ну, кем бы он там ни был, но вот обстановка в этой комнате в самый раз для отдыха: пуфики, ковры, подушки, низкие столики, задрапированные дорогими тканями стены, кальян, цветы в вазах… Вдобавок здесь еще и одуряющее пахло розами. Это не комната, а почти что сказочное местечко для уединения, мечта многих… Недаром Оди едва рот не открыл, осматривая подобное — такой красоты многие аристократы не видели, уж не говоря о нас, грешных…

Однако Кисс не стал понапрасну терять время на осмотр всей этой роскоши. Вместо этого он направился дальше, в соседнюю комнату. Между этими двумя комнатами не было двери — только занавесь из золотой парчи. И вот в этой-то, второй комнате, без сомнения, и обитает Гал'ян, или же это его рабочий кабинет. Тяжелые портьеры, массивный стол, мягкие кресла… Кисс махнул нам рукой — начинаем искать здесь… Но долго обшаривать стол и стены у нас не получилось — мы услышали в коридоре звуки шагов и голоса приближающихся людей. Неужели хозяин сюда ведет гостей? А что, такое вполне возможно. Блин, и тут не повезло!

Метнулись в соседнюю комнату, но там, внизу, под балконом уже кто-то стоял с зажженным факелом в руках. Помянув про себя Темные Небеса, мы сунулись за роскошные драпировки на стенах, благо они были изготовлены из тяжелого шелка с золотыми нитям, и под ними вполне можно было укрыться. Прижавшись к стене, мы ничего не видели сквозь плотный шелк, но зато нам хорошо слышны чужие разговоры.

Распахнулись двери в соседнюю комнату, и мы услышали голос Гал'яна едва ли не рядом с нами:

— Прошу вас сюда. Здесь очень удобно и вы сможете отдохнуть.

Шелк драпировки стал заметно светлее. Значит, сюда принесли подсвечники с немалым количеством свечей — как видно, хозяину для этих гостей ничего не жаль. Похоже, мы влипли…

Но пока я лихорадочно соображала, как нам поступать дальше, раздался резкий голос:

— Нет. Мне здесь не нравится. Сейчас не такое время, чтоб нежится на мягких подушках. И потом, тут очень сильно пахнет цветами, а я этого не выношу. Лучше поговорим в соседней комнате. Там более деловая обстановка.

Голоса зазвучали в соседней комнате, но я стояла словно оглушенная. Этот голос я не спутаю ни с чьим иным… Значит, сюда собственной персоной пожаловал Адж-Гру Д'Жоор. Меньше всего ожидала встретить его в этом доме. Непроизвольно сжала руку стоявшего рядом Кисса, и он ответил мне таким же рукопожатием — парень тоже узнал его. Эх, посмотреть бы на него сейчас!.. Нет, нельзя, сейчас опасно лишний раз даже шевелиться.

А меж тем в соседней комнате продолжался прерванный было разговор.

— Вы уверены, что старуха ничего не заподозрила?

— Куда ей! — затарахтел довольный голос Гал'яна. — Эта баба была со мной вполне откровенна.

— Не стоит недооценивать эту старую сволочь. Она достаточно умна для своих лет.

— Все так, но бывшая королева надеется на меня, можно сказать, всей душой! Что ни говори, а я — сын ее лучшей и единственной подруги! — в голосе Гал'яна появились насмешливо-презрительные нотки. — Старуха начинает жить воспоминаниями о былом, совсем не разбираясь в том, что моя мать когда-то удачно надавила на ее слабую струнку. Вот и сейчас старуха пришла ко мне в надежде на ответную благодарность за свои прошлые благодеяния. Да и на кого ей здесь еще надеяться, если не на меня?!

— Хорошо, если все обстоит действительно таким образом. Тем не менее, меня смущает тот факт, что они совершенно непонятным образом сумели преодолеть такое большое расстояние от Сет'тана до этого места. Им удалось далеко уйти… — в голосе Адж-Гру Д'Жоора было раздражение и недовольство. — В этом есть некая странность… Очень надеюсь, что их путь закончится здесь! Так значит, старуха утверждает, что их всего двое? И что им нужны деньги на проведение обряда?

— Да. В Храме Двух Змей.

— Храм Двух Змей… Это может быть только снятие эценбата — других обрядов там не проводят. Интересно… А второго, то есть вторую, ты не видел?

— Нет.

— Выходит, старуха тебе до конца не доверяет.

— В ее возрасте частенько не доверяют уже себе самой.

— Я бы не стал утверждать подобного. Она достаточно умна для того, чтоб не дать вам серьезных зацепок. И где она прячется — о том нам пока что неизвестно.

— Может, все же попытаемся устроить облаву? — раздался еще один мужской голос. Этот говорил с легким, почти неуловимым акцентом.

— Пока не стоит. Выходы из города надежно перекрыты, а загнанная в угол крыса опасна, может совершить непредсказуемый поступок. Раз у нас есть возможность взять ее без особых сложностей, то… Значит, она появится в три часа ночи возле Храма Двух Змей?

— Да.

— И все же постарайся вспомнить: в той харчевне возле вас не было молодой женщины с синими глазами?

— Нет. Но я, если честно, особо не всматривался в окружающих.

— Значит, двое… Тогда куда же делся третий из их теплой компании?.. Ладно, господин Гал'ян, поможете нам их взять, и тогда мы закроем глаза на кое-какие из ваших нарушений в прошлом. Кресло главы города вновь может стать вашим несмотря на то, что вы в свое время слишком свободно вели себя с городской казной и поставщиками.

— О, благодарю! — едва не захлебнулся он восторга Гал'ян.

— Естественно, вам придется как следует постараться для того, чтоб подобные мечты смогли воплотиться в действительность… — перебил Адж-Гру Д'Жоор рассыпающегося в благодарностях Гал'яна. — Ваши прегрешения будут забыты только в том случае, если беглецы будут схвачены… Однако, как тут пахнет цветами! Не выношу запах роз… Жаль, что вы не смогли заманить этих баб в свой дом.

— Я пытался, но эта старая лиса очень осторожна.

— Тем не менее считаю, что вы не проявили настойчивости… Господин Барган, вы приняли все должные меры? Повторяю еще раз: эти люди ни в коем случае не должны уйти!

— Все перекрыто — вновь зазвучал голос с акцентом. — Я уже отдал соответствующий приказ. Стража будет как снаружи, так и внутри Храма Двух Змей. Мои люди уже постепенно начинают занимать там свои места. Если эти женщины хотя бы только приблизятся к храму, то уже не смогут оттуда уйти. Мы задействовали очень большие силы…

— Вы сделали еще что-то?

— Заодно мои люди предупредили всех… деловых людей: в том случае, если кто-либо из них попытается в ближайшее время помочь тайно покинуть город неким пришлым… В этом случае их ждут весьма тяжкие последствия. Ну, а тому, кто поможет нам поймать этих пришлых… Тем очень повезет.

— Эти бабы ни в коем случае не должны ускользнуть! Вы меня поняли?

— Да, господин! — одновременно отозвались два мужских голоса.

— А ведь у вас была возможность взять старуху! — в голосе Адж-Гру Д'Жоора было заметно раздражение.

— Увы, но… Я все время ждал, когда подойдет подмога. В одиночку я не решился ее задерживать. Мало ли что…

— Кто знает, кто знает… В этой истории лично мне кое-что кажется странным — не слушая оправданий, продолжал колдун. — Если бы не это нападение на того человека с запиской, которого послал к стражникам господин Гал'ян, то старуху взяли бы еще в харчевне. Странная задержка, вы не находите? Я бы хотел поговорить с этим человеком, которого вы тогда послали к страже.

— Да, конечно — вновь голос Гал'яна. — Он тут, за дверями. Я предполагал, что вы пожелаете его допросить.

— Зовите.

Скрип двери, и снова холодный голос колдуна, перебивающий робкие слова вошедшего.

— Быстро расскажи, как могло случиться, что ты задержался на улицах города? Тебя послали к стражникам с важной запиской, и хозяин велел мчаться со всех ног!

Из последовавших вслед за этим путаных объяснений мужчины, которого мы не видели, следовало, что его по дороге нагнало несколько мужчинчеловек, сущих бандитов с виду, и стали жестоко избивать. Как бы он не пытался вырваться и убежать, у него это не получилось, а бандиты отделали его, несчастного, до потери сознания. Лишь придя в себя, он с трудом добрался до стражи… Он не виноват…

— Что тебе сказали эти люди? — вновь раздался резкий голос колдуна. — Ведь не просто же так они на тебя напали! Что молчишь?

— Ну, это… Они сказали, чтоб я больше не приставал к чужим женам…

— А это действительно так?

— Это… Я не знаю…

— То есть как это — не знаю? — в голосе колдуна появилась угроза. — Отвечай коротко: ты встречался с замужними женщинами или нет?

— Да…

— Кто такая? Ее имя?

— Понимаете, их двое… То есть, я встречаюсь не с одной, а с двумя сразу… И пару дней назад я расстался с еще одной — надоела до того, что видеть ее уже не мог!.. А что такого? С замужними проще — встречайся, расставайся, и никто никому ничего не должен, а с девками… Если что случится, то не знаешь, как потом от нее отвязаться…

— Пшел вон! — брезгливо бросил колдун, и через мгновение мы услышали звук закрываемой двери. Быстро мужик смотался с глаз колдуна, чуть ли не бегом… — Ну, и как это можно назвать? Из-за такой вот мелочи сыплются важнейшие дела! О, Великий Сет, я просто из себя выхожу, слушая тупые оправдания таких вот кретинов!.. Так, уточним наши планы… Кстати, прикажите, чтоб мне принесли воды!

— А может, вина? — голос Гал'яна.

— Можно и вина — в глотке пересохло. Я проделал такую долгую дорогу, и в ней было не до удобств и комфорта! Одно по-настоящему радует: никак не ожидал, что в этом городе меня ждет столь приятная весть — те беглецы, которых разыскивают вся стража Нерга, оказывается, сумели добраться до этих мест! Мы их искали в несколько ином направлении…

— Вино сейчас принесут…

— А может, заодно уберете из соседней комнаты цветы? Их запах всюду проникает, и у меня от него голова раскалывается… Не выношу цветы, а особенно розы — никому не нужная, пустая красота, способная лишь отвлекать от дел…

— Господин, под этими окнами розарий, и запах роз доносится еще и оттуда. Но если вам не нравится этот запах, то я готов предложить вам иное место. С противоположной стороны дома цветов меньше, и, кроме того, там есть прекрасные прохладные комнаты…

— Хорошо, идем туда. Кстати, начальник стражи подошел?

— Да. Ждет, когда вы его позовете.

— Пусть идет туда же. И вот еще что… — снова раздался звук открываемой двери, и больше мы ничего не услышали, но с нас хватило и того, что мы уже узнали.

Ушли… Уф, прямо от сердца отлегло! Пусть я сейчас самого Адж-Гру Д'Жоора и не видела, но, если честно, то особо не горю желанием встретиться с ним лицом к лицу. Вернее, нам бы с ним не помешало столкнуться на узкой дорожке, и чтоб при этом у меня в руках была веревка с петлей, которую я очень бы хотела набросить на шею колдуна, но… Сейчас не время для подобного, хотя ненависть в отношении этого человека у меня просто-таки рвется наружу…

— Что, уходим? — прошептала я, обернувшись к Киссу.

— Еще чего! — отодвинул тот в сторону плотный шелк. — Не затем мы сюда пришли. Выходи и ищи дальше. Оди, где ты?

— Здесь я… — вылез из-за ткани парень. — Это был…

— Это был один из колдунов. Ты его узнал?

— Я ж его в лицо не видел, а его голос мне незнаком…

— Ладно, об этом потом поговорим… — и Кисс вновь пошел в соседнюю комнату.

— Ты куда? — зашипела я на него.

— Все туда же. Такое благородство души, как у Гал'яна, нельзя оставлять без достойной награды.

— Но…

— Смотри… — Кисс уже был в соседней комнате. — Тут все стены тоже завешены шелком, а вот за тем креслом, что стоит за письменным столом — за ним стена из резного белого дерева и слоновой кости. Тебе не кажется, что подобное несколько выпадает из общей картины?

— Нет, не кажется. Ну и что из того, что стена отделана деревом? Должна сказать — красивая резьба.

— Да, красивая… И даже очень интересная…

— А что ты там ищешь?

— Тайник, разумеется. Очень подходящее для этого место. Самое то… — Кисс кивнул головой в сторону деревянной стены, покрытой затейливой резьбой. — Я бы даже сказал, что нам повезло наткнуться именно на то, за чем мы, собственно, сюда и явились. Однако тут надо разобраться, что к чему… — в руках у парня появились уже знакомые мне штырьки. — Так, здесь, кажется, может быть входное отверстие для ключа… Лиа, следи за тем, чтоб сюда никто не подошел незаметно…

— А что ты делаешь? — теперь уже и Оди с любопытством следил за Киссом.

— Пытаюсь кое-что отыскать… Парень, не отвлекай меня, стой неподалеку, и тогда сам все увидишь… Только свет не загораживай!

Но долго рассматривать сложный рисунок деревянных завитушек у Кисса не вышло — я услышала быстрые шаги по коридору.

— Парни, сюда кто-то идет!

Мы вновь убрались в соседнюю комнату, за тяжелые драпировки. Правда, в этот раз мы сунулись в другое место, причем встали так, чтоб оттуда можно было рассмотреть то, что происходит в кабинете хозяина дома. Едва мы успели сделать это, как в кабинет едва ли не влетел хозяин в сопровождении двух вооруженных слуг. Хм, такое впечатление, что он ожидал застать здесь кого-то, и сейчас даже чуть растерялся, увидев, что в комнате, кроме них, никого нет. Однако вместо того, чтоб вздохнуть с облегчением, мужик повел себя несколько странно: он бросился к своему столу, и чуть ли не с размаха бухнулся в свое кресло, вплотную придвинув его к той самой стене, около которой только что сидел Кисс. Ну, а слуги Гал'яна, по знаку хозяина бросились в нашу комнату, заглянули на балкон…

— Господин, тут пусто…

— Точно никого нет?

— Нет.

— Тогда — выйти отсюда! Обоим! Один пусть дежурит внизу, под балконом, а второй останется у дверей, с той стороны. Никого, кроме меня, сюда не впускай. И чтоб у меня даже муха отсюда не вылетела!

— Хорошо, господин.

Оставшись в одиночестве, Гал'ян встал с кресла, отодвинул его в сторону и присел возле деревянной стены. Что он там делал — этого я не видела, но зато у Кисса была куда более удобная позиция, и он видел многое из того, что сейчас делает хозяин этого дома. Не сомневаюсь, что наш парень из увиденного ничего не упустит. Пара мгновений — и небольшая часть казалось бы, ровной деревянной стены отошла наверх, обнажив темное отверстие в стене. Заглянув туда, Гал'ян пожал плечами, и еще через несколько мгновений деревянная обшивка вновь вернулась на свое прежнее место.

Мне невольно вспомнился тайник в доме князя Айберте. Там не было таких сложностей, да и уйти из того дома было проще, а тут надо еще подумать, каким образом можно все это провернуть…

Уже дойдя до входной двери, Гал'ян обернулся и еще раз внимательно осмотрел комнату. Ничего не заметив, он вышел, и мы услышали, как в замке поворачивается ключ.

— Ну? — негромко спросил меня Кисс, вновь отбрасывая в сторону драпировку.

— Один из слуг ушел вниз, под балкон, а второй стоит у дверей — шепотом ответила я.

— А в чем дело? — опять влез в наш разговор Оди. Просто как дите любопытное! Хотя это понятно, паренек наш по возрасту совсем молодой, ему еще все интересно…

— Дело в том, что я — лопух! — прошептал Кисс. — Это ж надо такое учудить — не заметить сигналки! Совсем разучился работать… Лиа, здесь нет магии?

— Не сказать, что ее здесь нет. Просто тут…

— Просто тут установлено сигнальное устройство, или, проще говоря, сигналка. Эту штуку многие ставят на своих замках или тайниках.

— Я знаю, что такое сигналка! — снова подал голос Оди. — А как вы будете ее снимать?

Сигналка… Это то, что относится к самой простой, но весьма надежной магии. Соединяются одним заклинанием замок и ключ, и если кто из посторонних попытается открыть замок своим ключом (или отмычкой, как Кисс), то сразу же на ключ к владельцу замка идет сигнал тревоги. В нашем случае произошло именно это. Кстати, умелые взломщики, зная заклинания по снятию подобных сигналов тревоги (в которых нет ничего особо сложного), сами справляются с такими вот… препятствиями.

— Кисс, Оди, я этот соединяющий сигнал сейчас сняла. Так что второй раз сработать не должно.

— Да и я тоже теперь буду куда внимательней… — с досадой помотал головой Кисс. — Лиа, по-прежнему следи за коридором! Оди… Если в полутьме хорошо видишь, то наблюдай за тем, что я делаю, только под руку мне не лезь. И с вопросами пока не приставай…

Кисс снова присел у деревянной стены, я рядом пыхтел Оди. Парню все интересно, и я его могу понять — он, по сути, годы провел в заточении, и сейчас у парнишки любопытство стоит на первом месте. Зная Кисса, догадываюсь, что ему хочется как можно дальше шугануть мешающего ему работать парня, но пока еще Кисс сдерживается. Похоже, он тоже жалеет это изувеченного мальчишку. Ох, Оди, Оди, дитятко ты изуродованное…

Я же вслушивалась в тишину коридора. Тому слуге, что стоял за дверями, надоело топтаться на месте, и он раз-другой прошелся по коридору, потом снова вернулся на свое место. Мужику давно хочется спать, глаза уже слипаются, и если б не внезапно нагрянувшие ночной порой поздние гости, то он бы уж давно принял стаканчик вина, и сейчас отдыхал со спокойной душой и чистой совестью. А вместо этого изображай из себя нечто среднее между пугалом и охраной, и все оттого, что хозяину невесть какая чушь в голову пришла!..

— Готово! — прошелестел сзади голос Кисса.

Оглянулась. Кисс уже достал из темного отверстия в стене большую деревянную шкатулку, судя по виду, довольно увесистую. Откинул крышку, и на его лице в первое мгновение появилось непонимание, которое почти сразу же сменилось удивлением, а потом и той чуть заметной неприятной ухмылкой, которую я терпеть не могла.

— Кисс, что там?

— Считай, что деньги! — и парень опустил крышку коробки. — Оди, держи, только осторожнее — она тяжелая… Так, сейчас все вернем в прежний вид, и уходим отсюда.

— А каким образом?

— Сейчас поясню — Кисс поставил деревянную панель на прежнее место. Что ж, остается надеяться на то, что в ближайшее время Гал'ян не полезет в свой тайник. — Оди, снимай с себя рубаху.

— Зачем?

— Мы в нее эту шкатулку завернем, чтоб оттуда ничего не высыпалось по дороге — все же весит она немало, как бы из рук не выронить… И, кроме того, сейчас будешь нужен. Помнишь, ты мне как-то сказал, что можешь поднимать и переносить тяжести на большое расстояние? Нас с Лия Лиа сможешь поднять на крышу? Но проделать это надо как можно тише. Лиа, только помалкивай, не шуми…

— Но нас же… А, ладно!

Выглянули на балкон. Там пусто, но внизу, на земле, прямо под балконом стоит человек с факелом, но, на наше счастье, наверх он не смотрит…

— Давайте оба держитесь за меня — это уже Оди командует.

А затем я почувствовала, как меня обхватила чья-то сильная рука, и мои ноги оторвались от земли… Второй рукой Оди держал Кисса, сжимающего в своих руках завернутую шкатулку. Да нашему парню, кажется, не составляет особых усилий держать в своих руках нас обоих! Ну и сил у этого мальчишки!

Я не успела даже испугаться, или хотя бы растеряться, когда Оди, раскинув свои щупальца, словно огромный паук, при их помощи в несколько взмахов, перебрался по стене дома с балкона на крышу, причем все это заняло у него всего несколько мгновений. И хорошо еще, снова подумалось мне, что тут крыша не черепичная, ровная, больше напоминает стол… Впрочем, тут, в Траб'бане большинство крыш именно такие.

Ну, Оди! Хотя я и раньше видела, как он передвигается по почти отвесной стене, но, тем не менее, такой силы и ловкости от него я никак не ожидала. Лихо он перекинул нас на крышу, а уж по ней-то, по этой плоской крыше, добраться до противоположной стены дома не представляет никакого труда, удобно и просто. Не выпуская нас из рук, он перебежал на другой край крыши, и там по ровной стене спустился на землю, тем более, что там, по счастью, сейчас не было людей.

Лишь только оказавшись на земле, Оди отпустил нас из своих крепких рук.

— Ну, Оди! — ахнула я. — Ну, у меня нет слов!..

— Молодец, парень! — согласился и Кисс. — Не ожидал… Но это сколько же сил тебе пришлось потратить!..

— Сил? Совсем немного… — несмотря на темноту, я видела, что Оди прямо-таки расцвел от похвалы Кисса. Прямо как котенок, которого погладили. — Что вы! Разве это тяжесть? Меня еще и не то заставляли таскать!

И верно: протащив нас с Киссом в своих руках весьма немалое расстояние, да еще и спустившись с нами по стене, парень даже не запыхался!

— Молодец! — похлопал Кисс Оди по плечу. — А ты можешь… Ладно, об этом мы с тобой потом поговорим. Сейчас надо отсюда сматываться. Какое счастье, что всех собак заперли в клетках, а не то все было бы много сложнее.

Нам осталось добежать до стены, отделяющей владения Гал'яна от улицы, и перебраться через нее, что было совсем несложно.

А в пристройке позади дома заходились злобным лаем собаки, но на них никто из слуг не обращал внимания — сейчас в доме полно чужаков, и оттого всех собак загнали в одну большую клетку. Вот, дескать, собаки чуют, что в доме находятся незнакомые люди, оттого и заходятся бешеным лаем… Кстати, судя по лаю, собак у бывшего главы города не менее десяти, и если их всех одновременно выпустить…

Нам и тут повезло: в любое другое время этих собак, охраняющих дом, по ночам спускают с цепи, и окажись мы в саду в это время, пришлось бы возиться с собаками, успокаивать их, попытаться сделать все, чтоб злые псы хоть немного утихомирились. Повезло еще и в том, что хотя охранников, приехавших с гостями, тут сейчас присутствовало немало, но почти все они находились или у входа в дом, или же в самом доме — никому из присутствующих не могло придти в голову, что хоть у кого-то из пришлых людей хватит наглости заявиться в столь оживленное место, да еще и залезть в этом доме чуть ли не под нос к хозяевам.

Едва мы оказались за стеной, на улице, Оди сразу же оделся, и все мы, подхватив шкатулку, сразу же направились на тот постоялый двор, где нас заждалась Марида. Правда, по дороге туда нам пару раз пришлось прятаться от патрулей в темные переулки, но это мы делали, скорей, из предосторожности, на всякий случай…

Старая королева ждала нас в том же месте, где мы ее и оставили, в конюшне, подле наших лошадей. Внешне она была спокойна, но судя по тому, как крепко были переплетены меж собой пальцы ее рук, женщина сдерживалась из последних сил. Понимаю: ожидание и неизвестность полностью выматывает человека…

При нашем появлении на ее лице появилось заметное облегчение.

— Наконец-то, а не то я уже начала волноваться! Как же долго вас не было… Ну, и?.. Боюсь даже спрашивать… — женщина испытующе смотрела на нас.

— Даже не знаю, что и сказать… Деньги я искать уже не стал, хотя пошарить в том кабинете было и можно, и нужно. Но опасно — в доме были посторонние. Вот я и решил, что найденного нам будет вполне достаточно. Вот, смотрите… — и, оглянувшись по сторонам, Кисс открыл шкатулку и поставил ее перед Маридой. Я увидела, как у женщины приподнялись брови — кажется, она была искренне удивлена. Что там такое? Тоже заглянула в шкатулку. Ничего не понимаю… Какие-то кругляшки, треугольники, овальные пластинки, и почти все они усыпаны сверкающими камнями… Вон, Марида взяла одну из этих пластинок, внимательно рассматривает ее… Достала еще несколько…

— Надо же… — глядя на них, бывшая королева жестко усмехнулась. — Да он у нас еще и коллекционер вдобавок! Просто удивительно, сколько достоинств у человека!

— Что это? — не выдержала я.

— Это? — Марида достала еще одну пластинку, на этот раз овальную. — Ты нашего поселкового священника помнишь?

— Конечно!

— Тогда ты должна помнить и то, что у него во время богослужений на запястьях обоих рук висели серебряные пластинки, или, если называть правильно, ручные медальоны.

— Да, помню. Только они у него были не круглые, а квадратные. Кажется, на этих пластинках были вырезаны какие-то тексты… Хотя, если честно, то я эти медальоны плохо помню. Висят себе и висят! Да я об этом и не задумывалась никогда!

— Напрасно — Марида все еще перебирала вещи в шкатулке. — Это реазы, ручные медальоны, с вырезанными на них священными текстами — обязательный атрибут праздничного облачения священника, и не только праздничного. Ручные медальоны — это что-то вроде оберега, так что они всегда находятся в храмах. Эти медальоны передаются от одного из служителей храма другому, и куда-то на сторону они не должны уходить ни в коем случае. Реазы — вещь намоленная, или же, наоборот, обладающая большой силой зла. Тут еще важны древность и подлинность… К тому же подобные медальоны — это, считай, произведение искусства, а уж те, что принадлежали древним семействам!.. Как я вижу, некоторым из находящихся здесь реазам уже не одна сотня лет, что само по себе считается огромной ценностью. По сути, это те же артефакты, уникальнейшие вещи! Естественно, что ни один священник добровольно не расстанется со своими медальонами: я уже говорила, что они передаются от одного служителя к другому. Даже под страхом смерти люди вряд ли согласятся продать эти раритеты. А вот коллекционеры и собиратели древностей… О, по таким артефактам они чуть ли не с ума сходят.

— Но как же все реазы оказались здесь? Подобные медальоны так просто не купишь!

— Понятно, как — большей частью наворовано. Впрочем, тут я ошибаюсь: все, что имеется здесь — краденные вещи. Наш красавец, похоже, их собирает — Кисс тоже смотрел в шкатулку. — Вернее, коллекционирует ручные медальоны. Скупает краденое, или же дает наводку ловким людям на понравившуюся ему вещь. Только вот украсть настоящий ручной медальон непросто, да и чревато — если такого воришку поймают, то милости ему ждать не стоит… Ну надо же, какая у него коллекция! На зависть многим. Наверное, всю жизнь собирал. Здесь такие ценности!..

— А вдруг этот К'Рен не возьмет шкатулку в качестве оплаты? — все не могла успокоиться я.

— Если торговец умный человек (а дурак вряд ли сумеет взять в этом городе неофициальную власть), то он сразу же поймет, что мы ему принесли.

— Ой, а это что? — теперь уже я вытащила один из предметов, лежащих в шкатулке. — Он же каменный! Из оникса? Нет, это какой-то другой камень…

— Да, это настоящая древность! — Марида забрала из моих рук полупрозрачную каменную пластинку с вырезанной на ней затейливой вязью серебристых букв. Эти необычные буквы, казалось, чуть мерцали, притягивали к себе взгляд, завораживали необычными переливами серебра. — И сохранность удивительная! Стоп, стоп… Это, случайно, не один из медальонов Великих?! О Небо!

— А кто они такие, эти Великие? — влез в разговор Оди. Он с любопытством смотрел на полупрозрачную пластинку в руках Мариды. В его глазах пластинки — это были просто красивые побрякушки, и не более того.

— Великие… По преданиям, это были Боги, когда-то сошедшие с Небес на землю, и какое-то время жившие среди людей. Потом Боги вновь вернулись на Небо, но свои реазы-медальоны оставили среди людей. По описаниям, сохранившимся в древних книгах, это были круглые каменные пластинки из полупрозрачного небесного камня, на которых серебряными буквами были вырезаны слова пророчеств… Я о них только слышала, но вот так, вживую, никогда не видела. Если этот медальон из числа именно тех, то… Всеблагой! Это же настоящее чудо! Знающие люди за этот реал отвалят столько ограненных бриллиантов, что это будет в десять раз превышать вес такого медальона, и то весьма велика вероятность, что продавец здорово продешевит…

— Или же продавцу за эту побрякушку голову снимут — подал голос Кисс.

— Не исключено! — согласилась Марида. — Вполне вероятное и такое развитие событий… О, Высокое Небо, какие богатства тут собраны!.. А…а это что еще такое?! — женщина достала из шкатулки удлиненную овальную пластинку из белого золота, с обоих сторон которой очень мелкими бриллиантами было выложено по трехлучевой звезде. — О Всеблагой! Это же… это же из нашего придворного храма!

— Вот даже как! — удивленно приподнял брови Кисс.

— Этому реазу лет пятьсот, не меньше, и он был изготовлен еще во время правления… Ну, сейчас то неважно. Этот медальон пропал очень давно, я в то время была еще у власти, так что хорошо помню ту неприятную историю. Кстати, вора тогда так и не нашли. Когда пропажа была обнаружена, то подозрения пали на одного старого служку, хотя тот клялся и божился, что невиновен. Расследование так и окончилось ничем — служка умер в тюрьме. Передавали, что он, как честный человек, не вынес позорных обвинений…

— Но как этот медальон здесь оказался? — не поняла я.

— Тут и думать нечего — Гал'ян стащил в свое время! Может, сам, или же кому-то заплатил, чтоб украли… — Кисс повертел в руках пластинку с холодно переливающейся звездой. — Значит, сын вашей подруги, уважаемая атта, и к этому приложил свою руку. Он, как оказалось, вдобавок ко всем своим бесчисленным достоинствам, еще и вор! Коллекционер выискался… Теперь я понимаю, отчего этот писаный красавец после срабатывания сигналки рискнул бросить высокопоставленных гостей, и со всех ног рванул в свой кабинет, проведывать тайник… Но, опять-таки, не хотел привлекать излишнее внимание колдуна, оттого и с собой прихватил всего лишь двоих слуг.

— Судя по всему, Гал'ян собирал свою коллекцию всю жизнь — бывшая королева перебирала лежащие в шкатулке медальоны. — Как бы не умер с горя, обнаружив пропажу! Придется нам тогда брать грех на душу… Коллекционеры — народ особый, у них вся жизнь заключена в тех предметах, что они собирают.

— Не помрет! — ухмыльнулся Кисс. — Такого удовольствия от него нам, увы, не дождаться! По наглой роже сына вашей бывшей подруги видно, что его так быстро не угробишь! Он еще нас всех переживет.

— Сейчас бы я сама Гал'яна назвала скотиной! — ох, а голос-то у Мариды какой! Холодный и жесткий… — Вновь убеждаюсь в том, что излишняя мягкотелость власть держащих не приводит ни к чему хорошему. Я ж не просто помиловала Гал'яна, но еще и постаралась спасти его репутацию, а он, как выясняется, вместо благодарности запустил свои руки в наш семейный храм. Как я сейчас вспоминаю, этот медальон пропал перед самым его отъездом из Нерга…

— Уважаемая атта, не стоит себя бранить — все одно уже ничего не изменишь.

— Жаль… А это еще откуда взялось?! — в руках Мариды был золотой кружок, усыпанный по краям небольшими изумрудами. — Мне хорошо знаком и этот реаз! В свое время был ограблен храм герцога… Всеблагой, а вот еще один знакомый медальон! У меня нет слов…

— Да, уважаемая атта, сын вашей подруги, чтоб его! коллекционер — Кисс тоже рассматривал пластинки. — А эти люди, чтоб заполучить необходимую вещь, пойдут на многое. И страсть у него не из дешевых. Все эти вещи дороги уже сами по себе, а если учесть, сколько он должен был платить за них перекупщикам, или же давать заказ на похищение того или иного реаза… Не знаю, как вам, а мне теперь стало понятно, за что его скинули с кресла главы города: слишком глубоко запускал свою лапу в городскую казну. Такое собирательство требует очень и очень больших денег!

— Оно и видно… Я заберу это с собой — сунула Марида медальон с трехлучевой звездой себе в карман. — Что ни говори, а это достояние правящего дома Харнлонгра.

— Не возражаю — кивнул голой Кисс. — Посмотрите внимательней, может, там еще что отыщется из знакомых вам предметов…

В результате беглого осмотра шкатулки Марида отложила в сторону еще четыре реаза. Оказывается, ранее она видела эти медальоны, и знала настоящих хозяев этих пластинок. Как она сказала: если выберемся из Нерга, то верну эти реазы в те храмы, откуда они были украдены… Остальные пластинки женщина со вздохом сожаления оставила в шкатулке: увы, но кому ранее принадлежали эти медальоны — этого Марида не знала. Правда, каменный реаз из полупрозрачного камня она, поколебавшись, тоже вынула из шкатулки — если это подлинный медальон одного из Великих, то не стоит ему пылиться по шкатулкам и попадать в жадные руки перекупщиков…

…Когда мы постучались в дверь недавно закрывшейся лавки «Золотой змей», условленное время еще не наступило. К'Рен говорил, что будет ждать нас с десяти ударов до полуночи, но, хотя до десяти ударов осталось дожидаться совсем недолго, мы не могли, да и не хотели терять драгоценное время. Чревато…

Стучали мы тихо, но нас услышали. Открыли дверь двое крепких парней, в одном из которых я узнала того охранника, что несколько часов назад отводил нас к К'Рену.

— Мы к хозяину.

— Он спит.

— А вы скажите ему, что нам очень надо. Вот так — и Кисс провел двумя пальцами левой руки по подбородку.

— Ну, если так… Заходите.

Хозяин не спал. Похоже, К'Рен после нашего ухода вообще не вставал из-за своего стола. Когда мы вошли, кучи бумаг перед ним уже не было. Вместо этого он что-то писал в толстой книге, и лишь закончив строчку, отложил книгу в сторону. А вот выражение его лица мне не понравилось: хотя хозяин лавки внешне и выглядел совершенно спокойным, но чувствовалось — его что-то всерьез раздосадовало. И здоровяков за дверями сейчас стояло не двое, а четверо. Как видно, К'Рен чего-то или боится, или опасается.

— Итак? — от потер пальцами покрасневшие глаза. — Вы пришли слишком рано. Мне не нравится, когда нарушаются заранее обусловленные сроки.

— Наш договор в силе?

— Раз вы об этом спросили, значит, уже кое-что знаете. К сожалению, сейчас произошел тот редкий случай, когда я, к своему великому стыду, вынужден отказать вам, несмотря на нашу предварительную договоренность. хотя Хотя подобное — за гранью понятий и против всех моих правил, да и от таких денег мне отказываться тяжело, но… Повторяю: мне жаль, но я вынужден снять свое предложение.

— В таком случае я имею право знать причину.

— Я не обязан…

— Обязан. Пятый пункт.

— Однако… — К'Рен откинулся на стуле и внимательно посмотрел на Кисса. — Раньше мы с вами встречались?

— Нет. Но я помню закон.

— Приятно встретить знающего и неболтливого человека… Что ж, не буду скрывать причину: ко мне не так давно было передано послание, скажем так, от серьезных людей, занимающих достаточно высокие посты. Сказано: если в ближайшее время кто-то из живущих в Траб'бане вздумает помогать некими особо опасным преступникам (кстати, по описанию очень похожим на вас) покинуть пределы города, то подобное вызовет крайнее недовольство конклава. И даже более того… Ну, скажем так: мне припомнят пару-тройку из прошлых грешков, отложенных на время. Как эти ни неприятно, но… Я давно живу на этом свете и прекрасно знаю, когда можно не обращать особого внимания на окрики, а когда следует прислушиваться даже к шепоту… Увы, но это именно ваш случай. Если говорить в переносном смысле, то мне выкрутили руки, и оттого я вынужден подчиниться.

— То есть вы даете задний ход?

— Молодой человек, боюсь, что ваши жертвы по добыванию денег были бесполезны. Существуют обстоятельства, когда золото отходит на второй план, и я, к своему стыду, вынужден отказать вам. Мне искренне жаль.

— Вынуждены подчиниться обстоятельствам оттого, что где-то у вас завелась крыса?

— Они были всегда — пожал плечами торговец. — Но вот в последнее время меня очень беспокоит одна из них, только вот поймать ее я никак не могу. Каждое мое движение становится известным страже. Если я сейчас хоть кому-то дам распоряжение помочь вам, то это, без сомнения, очень быстро узнают стражники. Возьмутся за вас и прихватят меня…Так что пока я не отловлю ее, эту порядком досаждающую мне крысу… Увы, но до того времени я вынужден быть очень осторожным.

— А если…

— Если вы имеете в виду, что я могу порекомендовать вас кому-то из своих друзей, то оставьте эту мысль. Можете верить, или же нет, но у меня, и верно, на сегодняшний день нет никакой возможности помочь вам. Дело в том, что мои обычные каналы… Скажем так: сейчас они оказались полностью заблокированными. Кстати, не только у меня…То есть, если вы обратитесь к кому-то другому (пусть даже и по моей рекомендации), то ответ, в любом случае, будет отрицательным.

— У меня к вам есть другое предложение — получив отказ, Кисс вовсе не выглядел расстроенным. — Оно не противоречит вашим словам, но взаимовыгодно для обоих. Если уж на то пошло, то умные люди всегда могут придти к разумному компромиссу.

— Интересно.

— Вот — и Кисс поставил перед торговцем шкатулку, и открыл ее. — Я предлагаю вам эти вещи за некие услуги.

— Что это? — торговец даже не двинулся с места.

— Наша плата — чуть пожал плечами Кисс. — Увы, но наличных денег отыскать мы не смогли, и оттого принесли нечто иное. Думаю, вам знакомы кое-какие из этих предметов.

— Это утверждение или предположение?

— Это чистой воды рассуждение. Все же эти побрякушки стоят достаточно дорого, чтоб их приобретение обошлось без привлечения влиятельных людей. Думаю, вы имеете представление о том, кому еще недавно принадлежали эти безделушки.

— Возможно.

— Все это стоит куда больше той суммы, о которой мы с вами первоначально договаривались.

— Даже не знаю, что вам сказать… — К'Рен задумчиво смотрел на содержимое стоящей перед ним шкатулки. — Вы меня удивили. Но…

— Я прекрасно понял, что вы сказали, но позволю себе повторить — у меня появилось несколько иное предложение, небезынтересное для нас обоих..

— Это смотря какое предложение и о чем идет речь.

— Вы знаете, сколько это стоит — кивнул Кисс в сторону шкатулки. — Думаю, не ошибусь, если предположу, что часть предметов, находящихся в этой коробке, добывали ваши люди. Но эти тонкости меня никоим образом не касаются. Так вот, я предлагаю вам всю эту шкатулку вместе со всем содержимым на обмен.

— Простите, не понял.

— Вы не откажете мне в выполнении трех просьб. Кстати, мое предыдущее желание покинуть город в этот счет не входит.

— Хм… Возможно, мы можем быть полезны друг другу. Излагайте.

— Прежде всего мне требуется подробная карта Нерга, но такая, чтоб на ней был как можно более тщательно и подробно указан отрезок границы Нерга и Харнлонгра.

— Дальше.

— Нужна форма стражников на четырех человек.

— Дальше. Третий пункт, как я понимаю, самых главный.

— Ваши люди, без сомнения, ходят через границу Нерга и Харнлонгра, там должны быть тропки контрабандистов. Понимаю и то, что эти дороги никто и никогда не выдаст чужаку. Но мне нужна одна из тех дорог.

— Что-что?

— Дайте мне какую-либо из тех тропок, которыми вы не пользуетесь по серьезной причине, но по которой можно попытаться пройти на лошади, пусть даже с риском для жизни. Причину, по которой вы отказались пользоваться той тропой, мне тоже надо знать.

— Однако! Молодой человек, а вам не кажется, что ваша просьба чрезмерна?

— Не спорю, просьба немалая, и я выдвигаю большое требование, но зато и плата приличная. И потом, я прошу вас раскрыть мне всего лишь одну из тех дорог, которыми вы уже не можете пользоваться по тем или иным причинам. После этого мы постараемся навсегда забыть друг о друге, а вы, в любом случае, можете утверждать, не кривя при том душой, что отказали чужакам в просьбе вывести их за пределы города.

— Н-да, все верно: обычно в третьем условии и заключаются основные сложности.

— Я предлагаю равноценный обмен.

— Ваш товар паленый.

— Это как сказать… А если даже и так, то от этого он хуже не стал. К тому же… предметы в шкатулке не относятся к числу тех, которые выставляют для всеобщего обозрения. Это штучный товар для знатоков, ценителей и любителей древностей, причем те и другие должны быть с туго набитым кошельком. Вы отлично знаете, что за возврат кое-каких из этих побрякушек их прошлые хозяева заплатят вам достойную цену. Или же коллекционеры весь этот товар чуть ли не с руками оторвут. Он у вас влет уйдет. Так что есть смысл рискнуть.

— Молодой человек — задумчиво произнес торговец. — Должен сказать, я нечасто поддаюсь на уговоры, но сегодня особый случай…

…Мы с Маридой стояли в укромном месте у городской стены, ожидая возвращения Кисса и Оди. Рядом стояли наши кони. Тишина… Сейчас что-то около часа ночи, и не слышно ни крика, ни шума — город спит, и по ночам в Траб'бане ходят в основном стражники и паломники. Минуты текли медленно, и ожидание становилось просто невыносимым. Весь вопрос в том, как далеко наши парни сумеют бросить мерцающие шары, и как при этом им удастся уцелеть…

К'Рен был с нами честен. Во всяком случае, пока. Недаром, когда мы постучали в неприметный дом на окраине, и показали выглянувшему на наш стук неприметному старичку круглую железную монету с непонятным оттиском посередине (которую нам дал К'Рен), старик без единого вопроса впустил всю нашу четверку к себе в дом, а узнав, что нам надо, скрылся в соседней комнате, и через несколько минут вынес нам форму стражников, причем сразу на всех четверых. Но больше всего меня удивило то, что наши размеры он угадал очень точно. Даже на Оди выданная ему форма сидела, против ожиданий, неплохо. Переодевшись, мы могли вполне свободно передвигаться по улицам, так что беспрепятственно добрались до городской черты. И все же мы торопились. Время, время…

Вот оно, то место, о котором нам говорил К'Рен. Высокая ровная стена без единой шероховатости, а городские ворота находятся невдалеке отсюда. Вот через них нам и надо покинуть город… Толстые стены, по верху которых то и дело прохаживаются дозорные, количество которых сегодняшней ночью тоже увеличилось, хотя и не намного. В основном сейчас стража стягивалась к центру города, а если говорить точнее, то к Храму двух Змей… Об этом нам тоже поведал всезнающий К'Рен.

Там же, по верху городской стены кое-где горят факелы, бросая неровный свет во все стороны. Так получилось, что небольшое место у этой стены даже днем постоянно находится в тени, а уж ночью там и вовсе ничего не разглядеть. Именно там мы сейчас и находились, скрытые непроницаемой тенью от чужих глаз… Очень надеюсь, что наши парни будут осторожны.

Конечно, если уж на то пошло, то Оди сумеет перетащить всех нас за эту городскую стену, только вот что мы будем делать там без лошадей? Пешими добираться до границы? Об этом даже думать не стоит: без лошадей нам никак не обойтись — враз поймают, а перетаскивать каждую из наших четырех лошадей вначале на стену, а потом еще и спускаться с ней по стене вниз — это слишком даже для Оди. Да и лошади вряд ли покорно позволят таскать себя вверх-вниз, да еще и голос при этом не подадут! Понятно, что они вряд ли будут молчать, еще и биться начнут…

Так что, как сказал Кисс, нам надо идти по другому пути — оказаться за стеной не пешими, а конными. Естественно, у парня возник очередной сумасшедший план, точнее, довольно рискованный трюк. Именно для того Кисс и Оди и оказались за этой высокой стеной. Перед парнями стояла сложная задача: подняться наверх, перебраться на ту сторону городской стены, и, стараясь остаться незамеченными, подобраться как можно ближе к воротам. Потом было самое сложное: бросить к воротам оба мерцающих шара, которые к тому времени должны быть без запала, и готовыми к взрыву. Но тут главное — за те несколько мгновений, которые у них были в запасе, успеть убраться подальше, чтоб ни одного из парней не зацепило ни взрывной волной, ни обломками разлетающегося дерева и камня… Ну что так долго их нет?! Пресветлые Небеса, пусть с нашими парнями ничего не случится!

— Лия, — негромко заговорила Марида. Видно, у нее тоже было тревожно на душе, и она пыталась разговором сократить ожидание. — Лия, я все хочу спросить тебя об этом парне, о Киссе, правда, в его присутствии не хотела заниматься расспросами… Скажи, он имеет отношение к семье Белунг?

Да, Мариду не назовешь невнимательной. К тому же она уже, без сомнений, что-то поняла…

— И не только к ней… — пожала я плечами.

— Я, кажется, понимаю… Но как… У меня в голове не укладывается, что он…

В этот момент за спиной что-то грохнуло. Хотя мы с Маридой и ожидали услышать звук взрыва, но, тем не менее, все же он прозвучал неожиданно, и мы обе невольно вздрогнули. Вернее, рвануло не из-за стены, а, как и ожидалось, с наружной стороны ворот, которые находились неподалеку отсюда. Высокое Небо, прошу вас, сделайте все, чтоб парни уцелели!

Мгновенная тишина, а затем у ворот раздался крик, поднялся шум, послышался звон оружия, да и стражники наверху стены забегали, как всполошенные тараканы. Ну, где же, где наши парни? Только бы не случилось с ними ничего худого! Только бы вернулись поскорей!..

Что-то их очень долго нет… Время, время… И я едва не закричала от радости, когда увидела спускающегося по стене Оди, тащившего Кисса. Вновь и вновь поражаюсь тому, как лихо Оди ползает по стенам, причем не просто так, а еще при этом и держа в своих руках Кисса.

— Кисс, Оди! Наконец-то! — выдохнула я. — Мы тут с ума сходим от волнения!.. Ну, как? С вами все в порядке?

— Да, мы уже начали всерьез расстраиваться! — было заметно, что и у нее отлегло от сердца. — Вас нет и нет… Что-то случилось?

— Не сказать, что случилось… — Кисс соскочил на землю. — Просто слишком много стражников столпилось на стене, и все смотрели, что же произошло там, на воротах. Вот Оди и пришлось показывать чудеса ловкости… А в остальном вроде все получилось, как и задумывалось. Нормально…

— Парни, ну, парни!.. — у Мариды просто не было слов. — Здорово! Какие же вы молодцы!..

— Кто бы сомневался… — Кисс направился к Медку. — Только вот вы, дамы, таких орлов, как мы с Оди, совсем не цените! Тут уж ничего не поделаешь — награду не всегда получают те, кто достоин ее больше других… Оди, быстро одевайся, и — по коням! Сейчас для нас главное — нужное время не проворонить!

— Ой, мальчики! — все никак не могла успокоиться я. — Как же я рада, что с вами не случилось ничего плохого! Так и расцеловала бы вас!..

— Не возражаю! — хмыкнул Кисс.

— Отложим на потом — немного растерялась я. — Сейчас не до того… Одевайтесь поскорей!

— Вот, Оди, запоминай на будущее — Кисс застегивал на себе мундир. — У девок благодушное настроение бывает очень недолго: если пообещала поцеловать — надо не откладывать это дело на потом, а не то по прошествии небольшого времени ты, кроме полного облома, уже ничего не получишь. Перед тобой наглядный пример: вначале Лиа от избытка чувств хотела нас с тобой облобызать, а в следующий миг уже заявляет — одевайтесь, и побыстрей! Оди, ответь: где в жизни справедливость?! А ведь мы, между прочим, жизнью своей…

— Вы оба готовы, или нет? — зашипела я на них.

— Вопрос — к чему именно? — Кисс одернул на себе мундир, и помог Оди управиться с его одеждой. — Вот теперь, дорогая, мы готовы и к службе, и к…

— Все, ребята, хватит, а не то вы что-то уж очень разрезвились! — остановила нас Марида. — Не стоит задерживаться, а не то здесь вот-вот могут оказаться люди. Сейчас все — по коням, и к воротам…

Уже на подходе к воротам нас догнал еще один конный отряд, человек десять. Они тоже торопились на звук взрыва.

— Что там произошло? — спросили нас.

— Не знаем. Но, кажется, что-то взорвалось…

Когда наша четверка показалась на площади перед воротами, там уже хватало людей, как конных, так и пеших. Мечущийся свет факелов, толкотня, ругань, недоуменные возгласы… Так, на какое-то время мы навели неразбериху, что, вообще-то, и требовалось… Однако первый момент растерянности и непонимания уже прошел, так что сейчас у ворот уже звучали команды, отдаваемые сильным и твердым голосом командиров.

— Слышь, парень, — обратился Кисс к одному из стражников. — Скажи, что тут произошло?

— Говорят, кто-то с той стороны ворота взорвал. Правда, не до конца. Чего-то у тех бандитов не вышло… И представь, наглости у людей сколько: вначале в двери постучали, а уж потом подрывать вздумали! Издеваются… Ох, попадутся те людишки в наши руки — плохо им будет!

— А, понятно…

Одна из створок ворот, и в самом деле, заметно пострадала. Взрывчатка явно лежала на земле, и оттого низ створки ворот был просто-таки расхвостан в щепки. Н-да, хоть эти мерцательные шары, что Кисс бросил к воротам, и не относились к числу особо мощных, но разрушения от них были весьма заметны. И насчет того, что в дверь будто бы постучали — это тоже понятно: когда Кисс сбросил сверху шары, они вначале ударились о ворота, да и когда на землю упали, то, как видно, еще раз ворота задели, а ночью, в тишине звуки хорошо слышны… Оттого стражники и решили, что кто-то в дверь перед взрывом стучать вздумал, а значит, эти люди должны быть где-то поблизости…

Как Кисс и рассчитывал, эта мысль посетила и находящихся здесь же офицеров: надо сейчас же выйти наружу и попытаться отыскать дерзких преступников.

— Верховые, за ворота! — раздался чей-то властны голос. — Первая и вторая рота, разбиться на пятерки и обшарить все вокруг! Найти этих разбойников и приволочь их сюда! И два десятка пеших с факелами — тоже за ворота! Осмотреть место вблизи ворот и городскую стену — разбойники могут прятаться подле нее! Сейчас темно, и преступники не могли уйти далеко! Прочесать все, и чтоб ничего не пропустили! В общем, ищите, эти люди должны быть где-то поблизости!

Да, несмотря на толкотню, порядок тут быстро навели. Какой-то офицер чином пониже стал разбивать конных на пятерки, причем дело шло у него на редкость быстро.

— Вы откуда? — повернулся и к нам тот офицер.

— Четверо из второй роты! — отчеканил Кисс. — Сегодня прибыли в город для усиления…

— Понятно! — не стал дослушивать офицер. — Вас четверо? С вами пойдет еще один. Вон тот… Тогда будет как раз пятеро…

Этого еще не хватало! К нам подъехал немолодой солдат, но лошадь у него неплохая, и, чувствуется, что солдат за ней хорошо ухаживает. Значит, старый вояка, понимает, что лошадь — это много больше, чем просто средство для передвижения. И еще со старым воином надо быть поосторожнее — легко можно проколоться на ерунде. Мы своей ошибки и не заметим, а он сразу может понять, что к чему. На такое… дополнение мы никак не рассчитывали, но спорить, конечно, не стали. Что ж, придется каким-то образом отвязаться от солдата, которого приставили к нам… Впрочем, об этом подумаем чуть позже, а сейчас для нас самое главное — оказаться за воротами Траб'бана. Ну, а там мы уж что-нибудь придумаем…

А офицер тем временем продолжал:

— Так, ваша пятерка — направо, вы — налево, вы — осматриваете дорогу, вы…

Когда мы выезжали из ворот, я не удержалась, и еще раз поглядела на разрушения… Да, стоит признать: тут нужен довольно серьезный ремонт, ну да ничего, справятся как-нибудь…

Фу-у, наконец-то мы за воротами! Правда, плохо то, что с нами едет тот самый солдат, который по приказу офицера примкнул к нам. Раз сказано было: разбиться на пятерки — вот его к нам и присоединили. Вполне может быть и такое, что ты, солдат, неплохой человек, но в нашей компании, извини, ты — лишний, так что надолго здесь не задержишься…

Вообще-то нам надо было бы желательно двигаться прямо по дороге, но сейчас для проверки туда была отправлена другая пятерка конных стражников. Мы же, согласно приказа, должны были рассыпаться веером, и идти левее вдоль дороги. К тому же и справа от нас, и слева — везде находятся конники, постоянно перекликаются меж собой. В каждой пятерке был факел для освещения, чтоб было удобней заниматься поисками, да и в темноте без света передвигаться сложно. Факел был и в руках Кисса. Ну, а с городской стены следили за теми, кто проводил поиск, Вернее, следили за горящим огнями, и загаси мы факел — на это сразу же обратят внимание, да еще и подмогу вздумают посылать! А сколько огоньков движется вдоль стен! Наверное, не один десяток солдат на поиски отправили… Да, тут так просто не уйдешь, к тому же еще и этот солдат с нами… Ну, отделаться от него проще всего… Однако для того, чтоб незаметно уйти, нам надо вновь остаться вчетвером…

Бедный солдат так и не понял, отчего его прежде спокойная и послушная лошадь внезапно встала на дыбы, причем это произошло настолько неожиданно, и лошадь взвилась с такой силой, что солдат от неожиданности вылетел из седла. Надеюсь, с ним ничего плохого не случилось…

Когда Кисс подбежал к нему, солдат с проклятиями поднимался с земли, но это у него получалось плохо. Не переживай, служивый, тебе повезло — при падении ударился несильно, а вот что касается жуткой боли во всем теле, и особенно в ногах и спине — это, прошу прощения, моя работа. Боль через час-другой уйдет без остатка, но сейчас тебе, парень, придется потерпеть. Извини, но у нас нет другого выхода…

— Все в порядке? — спросил Кисс.

— Не знаю… — процедил солдат сквозь зубы. — Эй, не трогай! — внезапно заорал он на Кисса, который хотел было дотронуться до него, чтоб помочь упавшему встать. — Болит, зараза, сил нет!

— Что случилось?

— Хрен его знает! Моя Ряска всегда была послушной, а сейчас… Видно, испугало ее что-то…

— Встать сумеешь?

— Наверное… — солдат попытался встать, но тут же с проклятиями рухнул на землю. — Да что такое?!

Ничего особенного. У тебя, солдат, по счастью, одни ушибы, причем небольшие, так что не расстраивайся — все быстро заживет, а так сильно болит просто оттого, что я добавила тебе болевых ощущений, а заодно и головокружение устроила. Еще раз извини меня, парень, но иначе нельзя — по своей воле ты от нас не отстанешь, так не убивать же тебя! Старые солдаты свой долг хорошо знают, и без достаточных на то оснований приказы не нарушают. Так что, солдат, ты лучше потерпи немного — это куда лучше, чем валяться со свернутой шеей, а нам жить с еще одним грехом на душе.

— Ты, парень, здорово расшибся — Кисс ухватил за повод лошадь упавшего солдата, которая сейчас вновь стала послушной, и даже с сочувствием косила своим лиловым глазом в сторону хозяина — извини, мол, но я не виновата, это они, злодеи, так подстроили… — На лошадь взобраться сумеешь?

— Сумею…

Кисс помог солдату забраться на лошадь, но того в седле просто-таки покачивало из стороны в сторону.

— Что там у вас случилось? — раздался чей-то голос со стороны. — Почему остановились?

Понятно: наш горящий факел не движется, стоит на месте, оттого и возникают вопросы со стороны.

— Лошадь оступилась! — рявкнул Кисс в ту сторону, откуда донесся голос. — Все в порядке!

— Понятно…

— Вот что, парень — обратился Кисс к солдату. — Езжай-ка ты назад, в город. Приказ приказом, но сейчас ты ранен, и в случае чего будешь нам только обузой. Давай, направляйся к лекарю, а мы дальше пойдем сами, без тебя.

— Но…

— Ты не возражай, а попробуй самостоятельно добраться до ворот — извини, но сопровождающего я тебе дать не могу… А, вот еще что! — и Кисс буквально всунул солдату в руки факел. — Возьми, с ним все же надежней — дорогу видеть будешь, а не то лошадь вдруг снова испугается, оступится, а то и скинет тебя на землю! Жди тогда, пока кто-то придет на помощь! Или того хуже: еще решат, что ты имеешь отношение к произошедшему у ворот…

— А как же вы?

— За нас не беспокойся — присоединимся к кому-нибудь! — и Кисс звонко шлепнул коня по крупу. — Давай!..

Как только солдат скрылся из виду, мы соскочили на землю, и принялись обвязывать копыта наших лошадей заранее припасенными войлочными кусками ткани — все же в ночной тишине звук подкованных лошадиных копыт о камень разносится довольно далеко, а так будет много тише… Все, вот теперь можно попытаться уйти. Главное — не натолкнуться на тех, кто послан на поиски дерзких нападавших, то бишь на наши поиски. Ну, тут уже многое зависит от меня, от того, как я сумею указать верное направление, где нет ищущих нас солдат, и где мы сумеем незаметно прошмыгнуть…

К утру мы были уже далеко от Траб'бана. Нам удалось ускользнуть от отрядов поиска, а после того, как та пятерка верховых, что была пущена для проверки по дороге, возвратилась назад — тут уже мы выехали на дорогу, и дальше ехали уже по ней — все же по хорошей дороге передвигаться куда легче и быстрей, а заодно надежней и безопасней. Все же в этот раз запасных лошадей у нас с собой нет…

Мы сумели уйти из того города, к которому я еще недавно так стремилась, а попав в него, так и не смогла не то что посетить, а даже издали увидеть Храм Двух Змей. Впрочем, сейчас соваться туда не стал бы и безумец, окажись он на моем месте. Как ни тяжело это звучит, но мне надо оставить свои прошлые мечты о том, что войдя в тот храм эрбатом, я смогу выйти оттуда обычным человеком… Увы, но путь туда мне пока что заказан. Нет, войти в него я, конечно, смогу, только вот выйти назад у меня вряд ли получиться. Что ж, не повезло, но это еще не конец — у меня еще есть время. Сейчас нам надо унести ноги из Нерга, а уж потом будем думать обо всем остальном.

Плохо, что у нас с собой мало оружия. Эх, иметь бы еще парочку мерцающих шаров… Я, помнится, еще в Траб'бане е спросила Кисса, отчего он не попросил у К'Рена несколько кхитайских шаров — все же это очень сильное оружие, и иметь его нам бы никак не помешало. Увы, развел руками парень, об этом не стило и заикаться. Почему? А самой не ясно? Прежде всего помогать нам оружием — для К'Рена это означает едва ли не прямое нарушение приказа не связываться с чужаками. Одно дело мундиры — подобное еще куда ни шло, но оружие… Это совсем иное, куда более серьезное нарушение негласного приказа. Нет, мерцающие шары у этого человека в загашнике имеются, можно не сомневаться, но хранятся они где-то в ином месте, явно не в городе — здесь их держать слишком опасно. Ведь если даже К'Рен и согласится продать нам эти шары, то чтоб доставить их из-за пределов города — на это понадобится немало времени, а его у нас нет.

И потом, торговец нам прямо сказал, что у него завелась крыса, то есть почти сразу же о его поступках становится известно страже, так что рисковать, вооружая нас, он не будет. Ведь даже карту Нерга он нам вручил наедине, с глазу на глаз, а о том, что мы поехали за формой — об этом тоже мало кто знает, а сам поставщик ни за что не проболтается — надежный и проверенный человек. Так что с этой стороны К'Рен чист. Похоже, он очень осторожный человек, старается играть наверняка, без неразумного риска.

За эту ночь на нас дважды пытались напасть дорожные бандиты. В первый раз это было всего несколько человек, которые сдуру выскочили на дорогу, услышав глухой звук приближающихся лошадиных копыт. По счастью, они почти сразу же кинулись прочь, стоило первому же из них получить от Кисса плеткой по спине — как видно, эта компания рассчитывала встретить безоружного раззяву, который невесть отчего рискнет ехать по ночным дорогам Нерга.

Однако на второй раз все было куда серьезней… Нападавших было человек пятнадцать, и, судя по всему, они были не настроены уходить с дороги с пустыми руками. Их не остановило даже то, что наша четверка была одета в форму стражников. Впрочем, надо признать, что в темноте подобное рассмотреть сложно… К сожалению, я поздновато просканировала округу, и, хотя уловила, что впереди нас по обоим сторонам дороги находятся затаившиеся люди, только вот объехать их стороной мы уже не успеем — они уже слишком близко. На мое предупреждение Кисс лишь махнул рукой — вперед, будем надеяться на то, что минуем это место без задержки.

Не вышло. Когда мы приблизились к тому участку дороги, где находились те люди, то нас уже поджидали — услышали, что приближаются несколько всадников. Правда, я почувствовала неладное, и в самый последний момент успела чуть попридержать свою лошадь, и крикнуть что-то вроде «Стойте!», но было уже поздно. Вылетевшая из темноты сеть накрыла ехавших впереди Кисса и Мариду, а нас с Оди спасло лишь то, что мы ехали на небольшом отдалении от них, да и сеть в темноте сложно бросить достаточно точно. Блин, вот еще проблемы на нашу голову! Тут же рядом с обочиной вспыхнул факел: видно, кто-то из нападавших держал его наготове — все же при свете легче разобраться, что за долгожданная добыча попала в силок…

Я сразу поняла: напавшие — это не армия, а те, кто по ночам нападает на проезжих в надежде разжиться хоть небольшим добром да парой монет. Вон, из темноты выскочило десятка полтора небогато одетых мужиков, вооруженных дубинами и мечами, и все, как один, с азартными лицами: еще бы, наконец-то попалась добыча! Правда, стражников они никак не ожидали увидеть, и уж тем более поймать, ну да теперь делать нечего — не отпускать же их! Ведь если эти стражники сумеют каким-то образом уйти, то нападавших, без сомнения, вскоре ожидают очень большие неприятности… Так что, без сомнений, мечи и дубины сейчас обрушатся на всех нас, а этого допустить ни в коем случае нельзя. Соскочила на землю. Ну, сами напросились…

Вообще-то желание подраться больше присутствовало у Койена, чем у меня, хотя, без сомнения, мы с ним давно — одно целое… От души заехала локтем в лицо подскочившему коротконогому мужичку, жестко ломая переносицу — ничего, с твоей корявой рожей прямой нос все одно красоты не прибавит… Резко шагнув в сторону, завернула за спину руку с мечом второго нападавшего, да еще и от души пнула его между ног — если найдешь хорошего лекаря, то руку тебе, может, и спасут, а вот я тебя жалеть не собираюсь… Уклонилась от выпада меча третьего, и, оказавшись за его спиной, ткнула пальцем в хребет, да еще и защемила нерв в паховой области… Что, милок, взвыл? Ничего, ты теперь ой как долго спину лечить будешь, и ходить все это время, считай, будешь только на одной ноге и опираясь на палочку, а вторую ногу за собой лишь подволакивать сможешь… Надеюсь, после этого тебе вряд ли захочется выйти на ночную дорогу. Да и не сможешь ты это сделать… Не страшно, зато впредь другим наука…

Главное — не дать нападающим добраться до Кисса и Мариды, которые беспомощно барахтаются в сети, безуспешно пытаясь выбраться из нее. Понятно, что их сейчас постараются или оглушить, или просто-напросто убить: следов за собой никто из нападавших оставлять не намерен.

И еще я допустила ошибку — слишком увлеклась боем с нападавшими и на несколько коротких мгновений выпустила из внимания Оди, а этого не стоило делать ни в коем случае. Его нельзя оставлять одного, без присмотра, и особенно в такой ситуации. Увы, но это я поняла слишком поздно, когда услышала крик нашего парнишки: оказывается, кто-то из бандитов кинул в него что-то похожее на короткий дротик, и хотя тот всего лишь оцарапал кожу Оди, тем не менее этого вполне хватило для того, чтоб на парня накатил очередной приступ безумия. Однако на крик парнишки никто из нападавших не обратил внимания. И напрасно.

Я увидела, как Оди спрыгивает со своего коня на землю, и, что самое страшное, мундир на его спине приподнимается… Еще мгновение — и ткань лопнула с треском: это острые края щупалец, сложившись в лезвия, разрезали плотную ткань, и сейчас страшные отростки торчали за спиной парня…

Что меньше всего ожидали увидеть напавшие на нас люди — так это страшное создание с раскинутыми за спиной жуткими щупальцами. Чтоб рассмотреть это, света факела было вполне достаточно, и перед всеми нами сейчас предстал уже не человек, а жуткое чудовище. Можно не сомневаться — у парня вот-вот начнется приступ. Надо бы его как-то снять, только вот на это время нужно, а его у нас нет.

Впрочем, при виде Оди растерялась не я одна. Едва ли не до смерти испугались и нападавшие, причем этих людей страх пробрал, как говорится, до печенок. Почти все, находящиеся на дороге, застыли столбами — от сильного страха у большинства людей и без всякой магии отнимаются руки и ноги. Но вот у одного из этих людей (тоже, видно, от страха ничего не соображал), у того самого, что бросил дротик в Оди, хватило ума метнуть в него и второй дротик… Понятно, что в критические минуты люди ведут себя по-разному, но вот дурить ни в коем случае не стоит. Увы, но мужик поступил именно так. Уж не знаю, на что он рассчитывал, но все получилось с точностью до наоборот.

Легко отклонившись от летящего в него дротика (кстати, на этот раз пущенного довольно точно), Оди едва ли не одним прыжком оказался возле метателя. Я не успела издать ни звука, когда страшные щупальца обрушились на человека. Конечно, я и раньше видела, как ловко Оди управляется с выращенными на его спине жуткими отростками, но вот то, что мы наблюдали сейчас… На расстоянии может показаться, что вверх взлетает нечто вроде канатов или толстых веревок, но движения парня настолько быстры, что кажутся размытыми в воздухе. Оди с такой силой и так быстро молотил щупальцами по упавшем мужчине, что через несколько мгновений от того осталось лишь месиво из плоти и перемолотых обломков костей.

А вот затем… Затем мы увидели отвратительную картину, одну из самых мерзких, какие только можно себе представить: присоски на щупальцах Оди плотно впились в то, что еще недавно было человеком, и теперь уже начали чуть подрагивать сами щупальца. Оди высасывал человека примерно так же, как мальчишки в моем родном поселке выпивают стакан молока через соломинку. Ужасное, омерзительное зрелище, от которого, тем не менее, невозможно оторвать взгляд. Недаром нападавшие стоят, вытаращив глаза, и не в состоянии пошевелиться. Не удивлюсь, если кое у кого из них вот-вот подломятся колени.

Однако это продолжалось недолго, мгновение-другое, а потом люди кинулись со всех ног в ночную тьму, причем все огни бежали, не издавая ни звука. Как видно, от страха не было сил на крик, или же люди просто боялись, что на звуки их голоса кинется то самое… существо. Правда, удрали не все. Двое опустились на землю: у одного, и верно, отказали ноги — такое случается, а второй просто-напросто упал в обморок. Высокое Небо, не с такой храбростью, как у этих недотеп, ночами трясти проезжающих по дорогам! Впрочем, вполне может быть, что тут я неправа: при виде такого жуткого зрелища струхнет и более храбрый человек.

Что ж, в этой ситуации перепуганные люди могут себе позволить быть слабыми, но для меня подобное — слишком большая роскошь. Некогда смотреть по сторонам, надо срочно помочь освободиться моим спутникам от сети а Оди подождет чуть-чуть… Подбежала к Киссу и Мариде, все еще путающимся в наброшенной на них сетке, несколькими взмахами ножа рассекла крепкую сеть, и тут же вновь кинулась к Оди. Ничего страшного, Кисс и Марида самостоятельно сумеют выбраться, а с Оди надо что-то делать, причем немедленно.

За то короткое время, пока я разрезала сеть, от лежащего перед Оди человека не осталось ничего, кроме кровавых ошметков. Как это не омерзительно, но я вновь отметила про себя: понятно теперь, почему от тех, на кого нападал этот изуродованный парень, остаются лишь клочки — просто щупальца с выступающими на них острыми крючками вновь и вновь разрывают лежащую плоть, чтоб добраться до болеет мягких и наполненных кровью частей тела…

Я вновь подбежала к Оди в тот момент, когда его щупальца уже оторвались от жалких клочков того, что еще недавно было человеком. А ведь парень сейчас шагнет к еще к кому-то из нас, скорее всего к одному из тех неудачливых бандитов, что сейчас валяются на земле, и, если я его не остановлю, то одним погибшим дело точно не обойдется.

Встала перед Оди, и его страшные щупальца, как это уже было однажды, сомкнулись позади меня. Невидящие глаза Оди, в которых были, кажется, одни зрачки без радужки, уставились на меня. Ой, а в душе-то у нашего парня сейчас одна сплошная чернота, злость, бешенство… И голод. Жуткий, изматывающий тело, требующий теплой крови и нежного мяса… Что ж такое колдуны сотворили с тобой, мальчик?!

Конечно, не будь я сама эрбатом, как и Оди, то, без сомнения, в этот же миг стала бы его следующей жертвой. Но вместо этого я принялась безжалостно выкачивать из сознания Оди и сливать в сторону ту черную воду, которая заполняла его сознание, и превращала парня из человека в зверя. Вернее, не в зверя, а кого похуже… Это дело — прекращение или остановка приступов стали для меня настолько привычным делом, что я без особого труда смогла пробить ту холодную стену из черного стекла, в которой, словно в наглухо закрытом котле, бушевало безумие. Положив свои ладони парню на плечи, я не давала ему сделать ни шага в сторону, и без всякой жалости чистила сознание парня от того грязного, наносного, что есть в таких, как я, как он, и еще в десятках и сотнях тысяч таких же отверженных, как мы с ним…

Не знаю, сколько прошло времени — склонна считать, что не очень много, когда страшные щупальца вокруг меня задрожали и стали опадать, а потом и вовсе начали сворачиваться и укладываться уже привычными мне кругами на спину парня. И почти сразу же в глазах Оди стал появляться разум, а затем пришла еще и растерянность. Кажется, парень стал приходить в себя, но еще не осознал, что же произошло за то время, когда произошел приступ и разум покинул его голову.

Пока Оди еще ничего не успел сообразить, я оттащила его в сторону, да еще и поставила спиной к кровавой куче. Пусть пока не видит того, что натворил, находясь в приступе безумия. Почти сразу же к нам подбежала Марида.

— Как он?

— Приходит в себя…

— А… а что случилось? — Оди, кажется, обрел способность разговаривать, да и взгляд его вновь стал обычным. Серые глаза растерянно перебегали с меня на Мариду. — Я… я что-то сделал?

Конечно случилось, только вот эрбат никогда не помнит того, что было с ним во время приступа.

— Сделал, не сделал… Что-то вроде того. Но об этом мы с тобой поговорим чуть позже…

— А там что такое? — парень все же узрел кровавое месиво. — Это…

— Оди, побыстрей приходи в себя. Нам надо поторапливаться…

Вновь в путь мы пустились минут через пять. До того времени Кисс своей сильной рукой поднял на ноги до смерти перепуганных бандитов, и велел им держать язык за зубами: дескать, к тому, кто расскажет об увиденном, ночью вновь придет этот страшный человек, только в этот раз для того, чтоб выпить жизнь из тех, кто любит болтать о том, о чем положено помалкивать. Затем Кисс отвесил по хорошему пинку каждому из бандитов, но те и без подобного ускорения помчались со всех ног от этого места. Не знаю, будут ли они вновь выходить на дорогу по ночам, но не сомневаюсь в том, что сегодняшнюю встречу они вряд ли забудут, и даже более того — запомнят увиденное на всю оставшуюся жизнь.

На земле остался валяться оброненный кем-то нож и скомканный темный плащ, в который кутался один из нападающих. Нож мы забрали, а плащ протянули Оди — накинь, у тебя мундир на спине разодран. Но вот останки бандита… Я сделала то же самое, что много лет тому назад старый колдун Рин-Дор Д'Хорр сотворил со своим ослом, который вез его вещи к пещере, и от которого впоследствии ему надо было срочно избавиться. Тогда колдун поставил на бедное животное метку, которая звучала для всех окрестных хищников, как приглашение на обед. Сейчас я сделала то же самое, только метку поставила на кровавую кучу. Думаю, шакалы здесь появятся сразу же после того, как мы покинем это место. Зачем? Как это ни грубо звучит, но нам надо каким-то образом спрятать следы нашего пребывания, пусть даже на короткое время, всего на день-два, а больше нам и не надо. Крепкие зубы шакалов перемелют даже кости, оставшиеся от убитого бандита… Жестоко, грязно, непорядочно? Все так, только вот убитому не надо было закон нарушать, на дорогу по ночам выходить — все же он с друзьями сидел в засаде отнюдь не для того, чтоб от доброты душевной провожать запоздавших путников до мирного жилища…

Оди с трудом забрался на лошадь — парня все еще трясло, да и сил после приступа у него почти не было. Как я ни старалась скрыть от парня кровавые останки бандита, Оди все же увидел их, и теперь постоянно смотрел на ту кучу ошметков, что остались от убитого им человека. Однако нам парень ничего не говорил — как видно и сам понял, в чем дело… Так, отметила я про себя, сейчас за парнем надо присматривать, а не то, не приведи того Всеблагой! Оди может и удрать от нас…

Ну, а пока — снова в путь!

Мы ехали до рассвета, и миновали еще два селения, в которых стражники даже не пытались остановить нас. Ну, логика понятна: если люди в форме рискуют ехать ночью, то, значит, дело у них действительно, важное, и у таких людей лучше не стоять на пути с проверками — в конечном итоге себе же дороже выйдет.

Оди, Оди… Думая об этом парне, у меня становилось тошно на душе. Как это не тяжело признать, но, по сути, я и он — мы мало чем отличаемся друг от друга. Оба эрбаты, оба в детстве подверглись магической переделке, и от обоих можно ожидать невесть чего… Оди, конечно, пришлось много хуже, но и мне, не убери тайная стража Славии проклятого колдуна — мне бы тогда тоже пришлось тяжко. Может, и со мной в будущем поступили бы ничуть не лучше, чем с этим бедным парнишкой. Еще меня спасло то, что Канн-Хисс Д'Рейурр (чтоб его вечно держали в самых страшных углах Темных Небес!) не успел сообщить кодовое слово, с помощью которого я могла стать жестокой игрушкой в чужих руках, возможно, ничуть не лучше Оди…

Рассветало, и, на казалось бы ничем не примечательном месте, Кисс свернул с дороги и направил Медка в сторону видневшихся неподалеку холмов. Все верно, именно о ней, об этой примете и говорил нам К'Рен: два высоких остроконечных холма, больше напоминающих две стоящие рядом скалы, причем обе одинаковой высоты. Что ж, хорошо, мы дошли до одной из указанных на карте примет, и особенно приятно, что за этими холмами есть источник, где можно напиться и чуть передохнуть. А еще поговорить…

— Нам туда…

Я уже привычно отмечала про себя: хорошо, что земля тут — один камень, даже без песка. На этой каменистой почве не отпечатаются следы наших лошадей. Хотя, конечно, если по нашим следам снова пустят крыс, тех же а'хаков, то они нас враз отыщут, и тут уже не будет иметь никакого значения, отпечатались на земле наши следы, или нет…

С того времени, как мы покинули место схватки, никто из нас не произнес ни слова, а на сердце было по-настоящему паршиво. Более того — казалось, меж нами повисло тяжелое облако и почти ощутимо присутствует тишина, причем тишина нехорошая, тяжелая, которая давит своей недоговоренностью и недосказанностью. Не знаю, как у других, а у меня перед глазами то и дело возникала одна и та же картина: Оди, глубоко погрузивший свои жуткие щупальца в человеческую плоть… Видеть такое тяжело и страшно. Да и Койен подтверждает — на душе у каждого из нас паршиво, в том числе и у Оди… В этой ситуации не знаешь, что можно произнести вслух, а все те слова, что приходят на ум, кажутся глупыми, неуместными, и оттого становится понятным, что сейчас тебе лучше промолчать.

Кажется, наше настроение передалось даже лошадям — они мчались без понуканий, как будто стремились уйти подальше от того места, где только что погиб человек, пусть даже убитый вел далеко не праведную жизнь.

Рассвело, и вокруг никого не было. Холмы уже скрыли нас от дороги, вокруг один камень, и, если бы не точные указания К'Рена, то источник найти было бы сложновато. Точнее, почти невозможно — настолько он был мал, и так умело прятался в небольшой расщелине… Все, у этого места, можно передохнуть, причем не только можно, но и нужно…

Тоненькая чистая струйка воды била из-под земли, и стекала в небольшую каменную чашу, а затем почти сразу же вновь уходила куда-то под землю. Если не знать, что здесь есть вода, то ее так сразу и не отыщешь. Понимаю теперь, отчего люди К'Рена останавливались здесь на отдых, и в то же время никому из посторонних не рассказывали об этом необычном источнике — вода в здешних засушливых местах ценилась превыше всего, а знание о таком вот источнике стоило дорого. Наверное, об этом ручейке живительной влаги знали далеко не все местные жители.

С удовольствием сделала несколько глотков… Вода тут холодная, чистая, хотя ей далеко до вкуса воды из родников моей Славии. Та была просто накачана запахом снега и трав… Некстати вспомнилось: в двух из четырех колодцев Большого Двора вода чуть отдавала торфом, и хотя по цвету она была немного более темной, чем вода в нашей речке, но все равно была холодной и вкусной…

Однако Кисс не стал останавливаться у этой прозрачной струйки, хотя, не сомневаюсь, и его мучила жажда. Сойдя с Медка на землю, он повернулся к Оди, все еще потерянно сидевшему на своем коне:

— Оди, слезай. Отойдем в сторону. Есть разговор…

Парень покорно слез с коня, и, не говоря ни слова, направился вслед за Киссом. Вернее, не пошел, а поплелся. Я тоже сделала было вслед за ними несколько шагов, но тут Кисс обернулся.

— А ты куда направилась? — резковато спросил меня он. — Я, кажется, ясно сказал: мы с Оди поговорим вдвоем, как двое мужчин, и бабы или свидетели при том разговоре нам никак не нужны. Будут мешать. Так что оставайся здесь.

— Но… Я с вами…

— Я что, неясно сказал? Или мне повторить?

Судя по голосу Кисса, мне лучше сделать так, как он велел. Я достаточно долгое время общаюсь с этим светловолосым парнем, и уже знаю, когда к его словам стоит прислушаться, а когда можно не обращать внимания даже на его резкий или раздраженный тон. Так вот, сейчас — это именно тот случай, когда его лучше послушаться. Ладно, подождем.

Как бы мне не хотелось пойти за ними, но, пожалуй, лучше остаться на месте, хотя парни отошли недалеко, а Оди шел за Киссом просто как побитая собака. Но вот о чем они говорят меж собой — этого мне не слышно. Присев у ручейка, мы с Маридой пили холодную воду, и не сводили глаз с беседующих меж собой парней.

Вот что-то говорит Кисс, а Оди растерянно переступает с ноги на ногу… Вот Оди присел на корточки и закрыл лицо ладонями… Не удрал бы сейчас куда подальше, ищи его потом… Но Кисс сильным движением руки поднял парня на ноги. Надо же, Кисс ростом будет ниже Оди, но такое впечатление, словно высокий парнишка смотрит на Кисса снизу вверх… Кисс вновь что-то говорит Оди, и хорошо уже то, что тот изуродованный парень не двигается с места…

— Лия, как ты думаешь, о чем они говорят? — это Марида, и тоже не сводит глаз с беседующих.

— Не знаю…

Между прочим, это мне тоже интересно! А, ладно, чуть-чуть подслушаю, только чтоб появилась какая-то ясность. Подняла восприятие до предела…

— … Так что, как это ни странно звучит, но ты не виноват — услышала я голос Кисса, а говорит он так твердо и спокойно, что в его слова сложно не поверить. — Выражаясь иносказательно, убийства совершаются твоими руками, но не тобой. Ты и сам такая же жертва колдунов, как и те погибшие люди, как Лия, как бессчетное количество других несчастных. Так что немедленно выбрасывай из своей головы все лишнее и запомни — нам прежде всего надо выйти из Нерга. А дальше… Дальше будем думать, что нам делать и как поступать…

Больше я их слушать не стала, мне и так все было понятно. К тому же разговор между мужчинами, и верно, подслушивать неудобно. Да и Марида, когда я ей рассказала о том, что услышала, согласилась: Кисс верно говорит, и Оди такая же жертва, как и те, кого он убивал…

Когда спустя какое-то время парни вернулись назад, Оди уже не был похож на раздавленного от стыда и ужаса человека, но и свой взгляд от земли не отрывал. Понимаю: ему страшно и больно увидеть в наших глазах презрение и осуждение — мы же были свидетелями того, что произошло. Надо каким-то образом дать понять парню, что мы все понимаем, и не можем осуждать его…

Я шагнула навстречу парням, и тут Оди поднял на меня свои глаза, полные слез. Ну конечно, он же по возрасту совсем мальчишка, несмотря на крепкое телосложение и жуткие щупальца, которые ему нарастили в цитадели. И еще он, проведя долгие годы в заточении, там, где его унижали и презирали, впервые повстречал тех, кто не отшатнулся от него в страхе и ужасе, а наоборот, отнесся, как к другу… Теперь парень боится, что мы его прогоним, или же отныне не захотим иметь с ним никаких дел — все же мнение женщины имеет для мужчин немалое значение.

Все заготовленные было слова разом вылетели у меня из головы, и я, не отдавая себе в том отчета, обхватила Оди руками, и чуть ли не в голос заревела, уткнувшись в его разодранный мундир. Через мгновение рядом оказалась и Марида. Она тоже обняла Оди и заплакала, только тихо, совсем по-старушечьи… Не знаю, что было со всеми нами — усталость от дороги, или что-то вроде разрядки после долгого душевного напряжения, но все это нам было необходимо.

— Оди, Оди… — без остановки всхлипывала я.

— Мальчик, бедный мальчик… — негромко причитала Марида.

Вот этого Оди никак не ожидал. Неловко обняв нас обеих, он растерянно топтался на месте. Кажется, по его лицу тоже текли слезы, только вот это были слезы облегчения…

Есть такие моменты в жизни, когда ты чувствуешь себя родным и близким кому-то из тех, кто к тебе, кажется, не имеет ни малейшего отношения. И вот именно такое ощущение было сейчас у всех нас, чувство единения, жалости и всепрощения. А слезы… Они смывали тяжесть и боль, что была на сердце каждого из нас. И если кто-то хоть раз в жизни испытывал такое чувство, то он меня поймет… Еще мы знали, что нам надо поторапливаться — дорога не ждет, но так хотелось продлить эти мгновения короткого умиротворения…

Не знаю, сколько мы так простояли, пока не услышали голос Кисса.

— Так, девочки и мальчики, всем быстро напиться до упора, умыться — и по коням! Понимаю ваши чувства, но у нас нет времени на их долгое проявление. Отложим все это на потом… И хватить вам, милые дамы, поливать парня слезами. А ты, Оди, привыкай к тому, что у наших дорогих спутниц слезы стоят на первом месте. Так, пара минут на сборы — и в путь! Кстати, вода тут неплохая, фляжки наполните до верха, и сами напейтесь до упора… И учтите, что нам до нужного места добираться еще долго!

Поскорей бы дойти…

Глава 22

К'Рен, надо отдать ему должное, коротко, но четко пояснил нам подробности того пути, по которому надо было идти, чтоб добраться до указанного им места. К сожалению, дорога до границы заняла у нас куда больше времени, чем мы рассчитывали. Если судить по той карте, что нам дал К'Рен, то, направляясь к границе по-прямой, без всяких отклонений от маршрута, мы бы к ночи добрались до нужного нам места.

Однако в жизни все далеко не так просто. Естественно, сейчас ни о какой езде по дорогам не могло быть и речи — вполне может оказаться так, что нас уже ищут и здесь. Прежде всего, нам надо было таким образом умудриться пробраться к указанному на карте месту, не попадаясь при том на чужие глаза. Этого можно достичь только одним образом: ехать не по дорогам, а по самым безлюдным местам: именно оттого все попадающиеся на нашем пути селения мы заранее старались объезжать как можно дальше.

Местность вокруг была такой, что далеко не везде можно проехать по сухим каменистым полям, или же по холмам, чуть ли не сплошь поросшим густым кустарником с длинными и острыми шипами… На нашем пути попадались и редкие рощицы, иногда мы проезжали мимо селян, работающих на своих клочках земли. Каждый раз люди разгибались и смотрели на нас — очевидно, проезжающие в этих местах были нечастыми гостями. Но если принять во внимание, что на всех нас была форма стражников (пусть даже у Оди за спиной и висел плащ, прикрывающий лохмотья от разодранного мундира), то вряд ли мы хоть у кого-то вызывали подозрения — мало ли куда и по какой надобности могут ехать стражники…

К сожалению, дело осложнялось еще и тем, что по дороге к границе нам надо было пересечь две довольно оживленные дороги. С первой дорогой нам повезло — мы подъехали к ней в то время, когда на землю обрушился полуденный зной, и в пределах видимости никого не было. Так что через эту дорогу мы перебрались довольно удачно.

А вот с другой дорогой вышла заминка. Дорога, хотя и считалась проселочной, но, тем не менее, движение по ней было очень оживленным. Мы, затаившись за находящейся вдали огромной грудой камней, наблюдали за теми, кто движется по этой дороге. Каждую четверть часа там проезжали по двое верховых стражников, и в пределах видимости постоянно кто-то находился: пешие, конные, или же куда-то ехали селяне на телегах. Конечно, эти люди обратили бы внимание на то, что четверка стражников движется не по дороге, как это положено, а пересекает дорогу несколько иным образом — поперек… Что ни говори, а это примета, которую ни в коем случае не стоит оставлять за собой. Кроме того, почти за те три часа, что мы здесь прятались, по дороге дважды проезжали небольшие военные отряды. Ну да, все верно: здесь, ближе к границе, находятся поенные гарнизоны. Понятно, что в этом случае нам следует быть вдвойне, а то и втройне осторожными. К тому же местность по обоим сторонам дороги была открытой, хорошо просматривалась, так что нам пришлось долго ждать подходящего момента. Лишь только когда мы поняли, что вблизи никого нет — вот тогда решились пересечь дорогу. Это довольно большое расстояние мы буквально пролетели, не останавливаясь, и подгоняя лошадей так, как только могли. Кажется, проскочили удачно, в тот короткий промежуток времени, когда дорога была пустынна…

К ночи мы успели дойти до большого поля, сплошь покрытого хаотично нагроможденными камнями — это тоже было одним из мест, указанных на карте К'Рена. Продвигаться дальше не было никакой возможности — лошади просто-напросто переломали в темноте свои ноги. Именно здесь, среди этого нагромождения камней, мы и решили остановиться на ночь. Пока на землю окончательно не упала ночь, мы сумели пробраться пот узкой дорожке среди валунов к одному из каменных завалов. То, что издали казалось едва ли не сплошной стеной камней, вблизи выглядело как место, укрытое от чужих взоров, и там вполне можно переночевать, причем сравнительно безопасно.

Что ж, не мы одни такие сообразительные. Похоже, в этом месте частенько останавливались на ночевку те, кто не стремился попадать на чужие глаза. Кто? Да хоть те же контрабандисты. Вон, под несколькими огромными валунами, соприкасающимися верхушками, имеется даже старое кострище. Удивительно, но уже за несколько шагов от этого места огонь костра совсем не виден — камни расположены так плотно, что закрывают свет со всех сторон. Повезло — мы могли безбоязненно разжечь костер, не опасаясь того, что его кто-то увидит со стороны.

У костра управлялся Оди. Парню доставляло огромное удовольствие не только смотреть на веселые язычки огня, но и готовить на том огне еду, причем этим делом он просто-таки наслаждался, и не хотел, чтоб мы ему помогали — сам, дескать, справлюсь, без вас. Самая простая работа доставляла парнишке истинную радость. Вот и сейчас Оди деловито поджаривал на огне хлеб и колбасу, которые мы купили еще в Траб'бане е. К этому времени нам всем уже было хорошо известно, что горячий хлеб, поджаренный на огне, Оди считал самой вкусной едой на свете. Ну, если учесть, чем его кормили раньше…

Тем временем Кисс, достав карту, вновь внимательно изучал ее.

— Ну, что скажешь? — присела я возле него.

— Пока что мы вот здесь — ткнул парень пальцем в точку на карте. — К сожалению, за день смогли пройти меньше, чем я рассчитывал. А это плохо, очень плохо! Время работает на них, а не на нас… Сейчас вроде и до границы осталось не так далеко, но до нее еще дойти надо…

Недосказанное повисло в воздухе. И так было понятно: завтра мы или сумеем перейти границу и окажемся в Харнлонгре, или… Ну, о втором «или» лучше не думать.

Не знаю, как другим, а мне совершенно не хотелось есть. Кажется, и всем остальным, кроме Оди, тоже кусок не лез в горло. Возможно, за эти дни мы просто устали. Поэтому Оди пришлось доедать за нами большую часть ужина (что, кстати, парнишка делал с большим удовольствием), а мы… У всех было желание хоть немного забыться и беспрестанно смотреть на танцующие язычки огня, один только вид которых успокаивал и давал обманчивое ощущение безопасности.

Сна тоже не было. Зато был свет костра среди стоящими сплошняком огромных камней, за которыми стояла непроглядная темнота, и здесь, среди укрывающих нас камней было так хорошо, что хотелось продлить это ощущение покоя.

Наверное, от этого чувства временной безопасности Марида внезапно спросила Кисса о том, о чем не решалась заговорить раньше:

— Молодой человек, я все хочу вас спросить: к семье герцогов Белунг вы имеете какое-то отношение?

Я, если честно, от такого вопроса даже растерялась, но пока решила промолчать — все же вопрос был задан не мне.

— Какое отношение к семье сиятельного аристократа может иметь обычный голодранец? — голос Кисса нисколько не изменился. — Ровным счетом никакого.

— Я понимаю… — закивала головой Марида, — я понимаю… Только, знаете, когда я смотрю на вас, то будто вижу перед собой другого человека, ныне покойного, благослови Небеса его несгибаемую душу! Он был моим добрым другом, к которому я испытывала искреннее уважение, хотя (надо признать со стыдом!), я перед ним в некотором роде очень и очень виновата. Вы, молодой человек, похожи на него. Я бы даже сказала, удивительно похожи…

— Польщен — меж тем в голосе Кисса ясно были слышны нотки раздражения.

— Может, мне это просто кажется… — вздохнула Марида. — С течением времени воспоминания сглаживаются из нашей памяти…

— Не все — жестко сказал Кисс.

— Верно — в голосе Мариды была усталость., — Некоторые остаются с нами на всю жизнь, как бы мы не пытались выбросить их из памяти… А герцог Белунг… Если бы не он, не его вмешательство, то я не знаю, что тогда, много лет назад, было бы со мной. Возможно, я взошла бы на костер…

— Дело зашло так далеко? — непонятно о чем спросил Кисс.

— И даже более того… — эхом ответила Марида.

— Как же вы до всего этого допустили, уважаемая атта? — в голосе парня были сочувствие и досада. — Хотя зная его, я могу предположить все, что угодно.

— Вот с тех пор я и плачу за свою ошибку… И ведь знала же я, что ему нельзя доверять, но, тем не менее… Прямо как нашло на меня непонятно что, и противиться этому я не могла, да, честно говоря, и не хотела…

Так, этот разговор пора прекращать, а не то он их обоих явно тяготит. О чем они говорят — об этом я, конечно, не знаю, но могу догадаться…

— Кисс, — вмешалась я, — Кисс, мне вот что непонятно: ведь К'Рену было по силам просто отобрать у нас шкатулку, а нам самим перерезать горло… Во всяком случае, он мог попытаться это сделать. А что: свидетелей нет, и шкатулку он может спокойно забрать себе! Но вместо этого он решил помочь нам убраться из города… Отчего?

— Надо же, как тебя любопытство гложет! Разве не понятно, в чем дело? Нет? Поясняю: прежде всего у него завелась крыса, и он нам об этом сказал без утайки… Не открывай недоуменно рот, крыса — это тот, кого стража подослала к нему, или же просто так хорошо повязала, что он вынужден сообщать им обо всех действиях своего хозяина. В нашем случае этот кто-то во всех подробностях стучит на К'Рена, и докладывает страже о всех его действиях, так что уважаемому торговцу надо быть вдвойне осторожным. Убить нас, конечно, можно, только вот потом придется возиться с телами, а это, скажу я вам, большая проблема: — незаметно спрятать и вывезти трупы сделать так, чтоб в городе, где объявлено особое положение, совершенно невозможно, незаметно спрятать и вывезти трупы, а закапывать их в городе весьма рискованно. Кроме того, мы просили его раздобыть нам форму стражников на четверых человек, а это значит, что кое-кто из нас остался на свободе, а это уже серьезно…

— Вряд ли это могло остановить К'Рена.

— Далее, — продолжал Кисс. — Дело еще и в той шкатулке, что мы ему принесли, вернее, в содержимом этой шкатулки. То, что хозяин этого добра поднимет шум до небес, желая вернуть похищенное — это даже не обсуждается, все так и будет, причем будет обязательно. Гал'ян не дурак, сразу поймет, чьих рук это дело. Если мы исчезнем незаметно, то вскоре начнут трясти всех скупщиков краденого, и в первую очередь самого К'Рена, а вот если мы сумеем сделать ноги из Траб'бана, то, скорей всего, решат, что беглецы шкатулку унесли с собой. Ну, а так как нам живым сдаваться нет смысла, то К'Рен вполне обоснованно рассчитывает на то, что с нашей гибелью все концы уйдут в воду. Знала бы ты, сколько стоит содержимое шкатулки Гал'яна, то поняла бы расчет К'Рена. Столь ценный товар, да еще в таком количестве, не часто попадает в руки…

— Опять непонятные сложности!

— Ошибаешься, в этом вопросе как раз все очень просто. Для К'Рена было куда удобней и выгодней спровадить нас за пределы города. Плодить трупы — далеко не всегда самое лучшее решение проблем. Частенько куда выгоднее и удобнее оставить кого-то в живых… К тому же он не так дорого и заплатил за эту шкатулку — отдал нам маршрут, которым его люди уже не могут пользоваться. А, да, там была еще форма стражников и карта Нерга… По сравнению со стоимостью содержимого шкатулки это такая мелочь, что ее можно не брать в расчет.

— Кисс, — задала я давно интересовавший меня вопрос, — Кисс, а где ты так хорошо научился открывать замки?

— Все там же…

— Расскажи, если тебе не трудно!

— Зачем?

— А если и я вас об этом же попрошу? — вновь подала голос Марида.

— И для чего вам это надо знать?

— Знаете, молодой человек, вы так ловко управляетесь с замками!.. Удивительно!

— Жизнь на улице многому учит… — Кисс пошевелил палочкой в костре. — В том мире пропитание добывается как праведными путями, так и теми, что весьма далеки от праведности. Когда бездомные дети еще малы — тогда они еще представляют из себя однородную массу, а когда становятся старше — вот тогда и начинается расслоение. Кто оказывается ни на что не годен, в том числе и к борьбе за выживание, тот обычно пропадает, а более толковые приноравливаются, как могут, в силу тех способностей, которыми их одарил при рождении Всеблагой. Я учился воровать, но подобное у меня выходило не очень хорошо. Это — не мое, тем более что для этого надо иметь особую ловкость, которой у меня не было. Потом попрошайничал у храмов, но и с этим пришлось быстро завязывать, хотя денег оттуда я приносил немало. Пожалуй, куда больше всех остальных пацанов, просивших милостыню рядом со мной. Но это дело опасное…

— Почему?

— Отчего я не хотел стоять с протянутой рукой возле храма? Прежде всего опасался, что меня кто-то может узнать, хотя шанс встретить кого-то из тех, кто знал меня раньше, был крайне невелик. Но главное в другом… Боги одарили меня красивыми волосами — тут Кисс непроизвольно провел рукой по своей голове, хотя сейчас его удивительные волосы были собраны в уже привычный мне хвост. — Я с раннего детства понимал, как меняется мое лицо, если волосы распущены… Сразу получается очаровательный малыш, которого многих из числа жалостливых людей так и тянет погладить по кудрявой головке и сунуть конфетку. Ну, с поправкой на драную одежду и несчастный вид конфетку обычно заменяли на монетку, причем не на одну…

— Так это же хорошо!

— Беда в том, — не обратил внимания на мои слова Кисс, — беда в том, что милый ребенок на ступенях храма привлекал внимание не только жалеющих людей и сочувствующих дам, но и кое-кого из числа тех извращенцев, от которых надо держаться как можно дальше, и с кем лучше никогда не иметь никаких дел. В общем, пацаны меня с самого начала просветили, что к чему… Я, конечно, от таких мудаков шарахался, да только тот народ весьма наглый и бесцеремонный, и на них не действует никакая грубость. К тому же они привыкли добиваться своего. Особенно это относится к тем пресыщенным козлам, у которых полно денег, и кто уже перепробовал многое… Такие извращенцы частенько крутятся возле храмов, выискивая себе среди обездоленных детишек из числа тех, кто посмазливей… Короче, после того, как меня однажды попытались украсть, я понял: чтоб подобное не повторилось, я должен или стричься наголо, или убирать свои волосы в тугой хвост. Первое для себя я полностью исключил, так что с той поры и стягиваю свои волосы крепким ремешком. Кстати, это довольно удобно… Хм, что-то я отвлекся от основной темы. Мы ведь говорили о замках?

— Не совсем. Мы спрашивали тебя, где ты научился их так ловко открывать?

— Верно… Так вот, меня всегда интересовало, как сделана та или иная вещь, и особенно это относится к самым разным механизмам… Однажды туда, где мы с пацанами обитали, ввалился сбежавший из тюрьмы мужик, у которого руки были скованы за спиной. Помнится, я тогда долго ковырялся, но все же сумел щепкой открыть замок у наручников — сообразил, что к чему… Позже выяснилось, что замок был не простой, а особо сложный, с секретом. Ну, та тот мужчина… Позже он рассказал обо мне своему приятелю, который как раз и занимался тем, что… Ну, скажем так — приятель ковырялся в самых разных замках, и в этом деле был великий дока. Так вот, тот приятель забрал меня к себе из ватаги, и несколько лет я у него был кем-то вроде подмастерья. За это время я понял многое, но главное заключалось в одном: при должной сноровке и сообразительности открыть можно практически любой замок.

— А потом?

— Увы, но мой наставник однажды совершил роковую ошибку, нарушил свой собственный закон, которому, кстати, раньше следовал неукоснительно: нельзя идти на дело под хмельком. Есть правило: голова должна быть ясной, пальцы — ловкими, а ноги — быстрыми. К сожалению, он сам же это правило и нарушил, за что, собственно, и поплатился… Искали и меня, как его сообщника, так что я вынужден был унести ноги как можно быстрей, а заодно и как можно дальше. С тех пор я стал вольной птицей, куда хотел — туда и летел… Все, обо мне мы больше не говорим. И вообще, господа хорошие, нам всем надо ложиться спать — завтра опять тяжелый день. Я буду дежурить первым, потом меня сменит Оди, а наутро — Лиа…

Как только рассвело, мы покинули место ночлега. С вечера мы не заметили, и лишь с восходом солнца увидели вдали размытые очертания гор. Невольно вспомнилось, как совсем недавно мы уже пересекали границу между Нергом и Харнлонгром. Тогда едва ли не вдоль всей линии границы были стянуты серьезные силы, а вот что творится на границе сейчас? Скорей всего, нас ожидают на всех переходах, причем везде выставлены усиленные отряды. И хотя тот переход, к которому направляемся мы, давно считается заброшенным и забытым, все же… Не исключаю, что мы идем в очередную ловушку… Что ж, будем надеяться на лучшее, все одно нам ничего иного не остается…

И еще я поняла, отчего здесь раньше частенько ходили контрабандисты. Неровная холмистая местность, множество оврагов, беспорядочные нагромождения камней — все это, конечно, сдерживало продвижение людей, и в то же самое время давало возможность в случае опасности или надежно припрятать груз, или же спрятаться самим. Да и стражников в этих местах мы не заметили, что и понятно: передвигаться здесь — это почти наверняка ломать ноги себе или лошадям. Недаром К'Рен советовал нам передвигаться по этим местам с особой осторожностью, и в этом он был совершенно прав. Но все равно контрабандисты находили лазейки даже в горах, хотя я далеко не уверена, что об этих лазейках не было известно таможенникам или страже.

То место, к которому мы направлялись, и было одной из таких лазеек, и тоже располагалось на горной гряде, пусть та гряда была не такая большая и длинная, как у Перехода. Скорее, это была неширокая линия скал, надежно разделявшая две страны. Вернее, то, что часть границы между Харнлонгром и Нергом проходила по горной гряде — о том нам было хорошо известно: разок мы ее уже переходили… Тем не менее сейчас со стороны эта гряда выглядела как острые, обрывистые скалы, состоящие, казалось, из одних прямых стен, неприступных и непроходимых.

Итак, нас ждал очень опасный переход среди скал и обрывов, но беда и в том, что этим переходом не пользовались уже несколько лет. Почему? На это имелась достаточно серьезная причина, и, если честно, то я сомневалась, что нам удастся осуществить задуманное. Ну, это мои мысли, и вслух я их не распространяла — не стоит сеять панику и уныние раньше времени.

По словам все того же К'Рена все дело было в том, что землетрясение, произошедшее несколько лет назад в здешних местах, разрушило часть тропы, по которой передвигались его люди. Беда в том, что тропа проходила по самому краю скалы, над глубоким обрывом. Пусть землетрясение не было сильным, но вот та дорога в горах пострадала достаточно серьезно. Ее пытались было наладить, но вскоре на это дело махнули рукой — бесполезно, надо положить слишком много труда и сил, да и уцелевшие при землетрясении части тропы стали не такими надежными… Куда проще придумать что-то иное, или же проложить дорогу в другом месте. Именно с той поры в здешних местах и нет той лазейки, которая давала возможность заработка (пусть и не очень праведного) очень многим из местных жителей.

Где-то после полудня мы подъехали к небольшому селению, стоявшему неподалеку от начинающейся линии скал. Даже не знаю, можно ли это назвать селением: всего лишь несколько жалких глинобитных домишек, стоявших на солнцепеке, да еще и с потрескавшимися от времени стенами. Похоже, что хозяевам во этого нет никакого дела, и им даже лень лишний раз пошевелиться, чтоб привести свои дома в порядок. Тощие куры лениво барахтались в сухой пыли, а несколько худосочных коз, привязанных к длинным веревкам, уныло жевали давным-давно высохшую на солнце траву. Тишина, не видно никого из людей… Казалось, что время здесь остановилось еще в незапамятные времена, и с той поры так и не сдвинулось с места — нет такой силы, которая могла бы нарушить сонное спокойствие здешних мест, забытых Богом и людьми.

На первый взгляд кажется, что тут, на отшибе, могут лишь только доживать свой век забытые всеми старики, причем эта жизнь проходит печально и тоскливо… Вон, один из таких стариков показался на пороге своего дома, но почти сразу же скрылся, закрыв за собой дверь. Хм, а он не желает встречаться со стражниками… Между прочим, подобное не очень-то вяжется с образом жителя заброшенных мест, где появление каждого нового человека — это событие, и живущие на отшибе люди стараются хоть немного пообщаться с приезжими, хотя бы для того, чтоб выведать последние новости. Ведь надо же хоть о чем-то говорить между собой бесконечно долгими днями и вечерами…

Наверное, именно оттого, что здесь больше не было лазейки, с помощью которой раньше осуществляли рискованный переход через горы — именно по этой причине в этом крохотном селении не было никакой охраны — ни стражников, ни военных. Незачем распылять понапрасну силы, раз всем известно — в этом месте нет никакой возможности перейти через скалы.

Мы остановились у крайнего дома, как нам и говорил К'Рен. Все правильно: красными кирпичами на земле у входных дверей в дом выложена небольшая площадка, а это хорошая примета — с другой не спутаешь. Значит, нам нужен хозяин этого дома. Надеюсь, для стороннего взгляда наша остановка выглядит очень правдоподобно — приезжие желают что-то узнать у хозяина… Правда, тот не показывался. Тогда Кисс, не сходя с Медка, громко сказал:

— Хозяин, где ты? — а сам чуть заметно покосился в мою сторону. Я кивнула — все в порядке, в доме всего один человек, да и тот вот-вот выйдет.

И верно: неслышно распахнулась дверь (надо же, а петли тут смазаны на совесть!) и на порог вышел старый человек. Впрочем, если судить по тому, как легко он двигался, в старики его записывать не стоит. Пожалуй, он нарочно старается выглядеть гораздо старше своего возраста, а в действительности этот «дед» — человек средних лет.

— Что угодно господам стражникам? — а голосс у него хотя усталый и дребезжащий, но в нем то и дело проскальзывают сильные молодые нотки.

— Подойдите поближе… — Кисс не приказывал, а просил, и старик, кажется, это понял. Он без промедлений подошел к нам.

— Ваш друг передает вам привет, и сообщает, что пять золотых вы можете найти через две седмицы в известном вам месте.

— В Траб'бане?

— Нет. Под камнем…

— Спасибо — с лица человека будто на миг спала маска и он стал казаться моложе. — Но это не все…

— Ловите! — и Кисс бросил мужчине ту железную монету с оттиском посередине, которую нам дал К'Рен. Вообще-то он дал нам две такие монеты, но одну из них мы отдали еще в Траб'бане, когда забирали в условном месте форму стражников, а вторую отдаем сейчас — без этой железной монеты, как без условного знака, мужчина нам вряд ли станет помогать. Ничего не поделаешь, таковы правила в том мире, с которым мы невольно соприкоснулись…

Мужчина ловко поймал летящую монету и цепко глянул на нее… А ведь я не ошиблась: этому человеку еще нет и сорока лет, просто он выглядит старовато, да еще и усиленно старается делать вид, что его годы уже давно приблизились к закату… Невольно вспомнила Трея — тот светловолосый парень выглядел куда моложе своего возраста, смотрелся едва ли не подростком, но тут уж многое зависит от воли Богов, от того, как и чем они тебя одарят при рождении… А интересно, наши парни, те, которых мы оставили на попечение Трея — как у них сейчас дела?.. Стоп, об этом пока думать не стоит…

Мужчина тем временем спрятал монету, причем сделал это настолько ловко, что я даже не заметила, куда она у него исчезла. Подобострастно склонив голову, мужчина заговорил, причем на этот раз в его голосе не было никаких дребезжащих ноток. Это был голос уверенного в себе человека, причем совсем не старого и хорошо знающего то, что он собирается сказать — как я понимаю, так говорят рассудительные люди с холодной головой.

— Вам нужно немедленно уходить отсюда. С вчерашнего дня тут четыре раза были стражники, и сегодня они уже дважды наведывались сюда. Судя по приметам, ищут именно вас. Еще вчера стражниками в соседнем доме был оставлен их человек, наблюдатель. Можете не сомневаться — он вас видел. Думается, этот дятел уже отправил голубя с сообщением насчет вас. Скоро здесь появятся стражники, а то и солдаты…

— Мне нужна схема прохода через горы.

— Я могу принести вам схему, но…Там же нет пути! Разве вам не сказали, что проход в здешних местах закрыт вот уже несколько лет? Произошел обвал, и именно оттого теперь тут никто не ходит. Все захирело…

— Я знаю. Давайте схему, и быстренько сообщите на словах, как добираться…

— Ну, раз вы настаиваете… Подождите. Я сейчас…

Мужчина скрылся в доме, а мы остались жариться под горячим солнцем. Я на всякий случай проверила этого человека. Ну, он нам не лгал, да и Койен подтвердил — тут идет честная игра. Во всяком случае, пока…

Тишина, только со двора одного из соседних домов взлетела птица. Голубь, кажется… Старик был прав: послали птицу с донесением. Хм, наводит на размышление, хотя и без того понятно, куда голубь полетел. Что ж, чего-то подобного и следовало ожидать. Сейчас уже нет никакого смысла сбивать птицу — голубь уже в полете, отлетел далеко и вряд ли мы его достанем, а идти на соседский двор и разбираться с человеком, отправившим птицу, тоже нет смысла — голубя этим назад не вернешь, а нам время понапрасну терять не стоит.

— Вот что, парень — сказал Кисс вернувшемуся мужчине, стараясь как можно незаметней прятать в карман схему, которую мужчина протянул ему с кружкой воды, за которой тот будто бы ходил в дом. — Как бы у тебя из-за нас неприятностей не было. Давай договоримся так: если тебя спросят, ты им скажи, что мы тебя о проходе в горах выспрашивали…

— Найду, что ответить — не первый год тут живу, многое знаю… Ну, давайте, отправляйтесь в путь, и пусть всех вас хранит судьба! Не знаю, на что вы рассчитываете, но все равно — удачи вам!

— И тебя пусть осеняют Пресветлые Небеса своей благодатью…

Мы вновь были в пути. Не знаю, кто был этот человек, к которому мы обращались, но надо признать: люди у К'Рена вымуштрованы неплохо. Даже мне понятно, что этот «дед» еще несколько лет назад водил через границу контрабандистов, причем делал это весьма умело, но сейчас дорога через горы закрыта. Можно не сомневаться в том, что у мужика нашлось, чем заняться, он и сейчас при деле, но понятно и другое: то землетрясение, что произошло несколько лет назад, лишило его основного заработка.

К нужному нам месту мы направились, уже не скрываясь — незачем. Если кто-то послал голубя, то можно не сомневаться — он проследит и за тем, куда именно мы едем; да и стражники тут вскоре должны объявиться, а те сразу поймут что к чему. Так что следы заметать нам некогда. Да и тому «деду» мы велели не таиться: дескать, спрашивали дорогу, я указал, а что по ней уже не пройти — о том говорить не стал, пусть сами разбираются, я этих дел не касаюсь и знать ничего не желаю… Очень надеюсь, что этот человек не пострадает.

Горы начинались не постепенно, а как-то сразу, будто они вырастали из-под земли чуть ли не сплошной стеной, словно не давали никому из людей возможности уйти отсюда. Так, где же тут начинается проход через эту небольшую гряду? Вспомним слова К'Рена, и посмотрим на ту схему, которую нам дал все тот же мужчина, усиленно изображающий из себя старика… Кстати, прощаясь, Кисс незаметно всунул ему несколько монет, которые вновь мгновенно исчезли в руках мужчины…

Итак, за этой грядой — Харнлонгр, только вот как их пройти, эти скалы? Там, где еще не так давно мы с боем прорывались через границу, линия скал была совсем небольшая. Да и здесь, говоря откровенно, ширина по-прямой не превышала полутора верст, но кто же в горах ходит прямо? И дороги, как таковой, здесь не было… К тому же официально это место считалось непроходимым — одни обрывистые скалы и пропасти. Но контрабандисты несколько лет назад тут все одно пробирались, пусть даже с немалой опаской и с одовольно тяжелым грузомпределенным трудом.

Хотя нужные приметы у нас были необходимые сведения, но, тем не менее, нам пришлось потратить немного драгоценного времени, разыскивая нужное место, то, откуда начинался путь через горы. Но когда мы уже скрывались за первым же поворотом среди скал, я оглянулась назад. Впрочем, не я одна… И каждый из оглянувшихся не столько увидел, сколько почувствовал — где-то вдали стала подниматься пыль… А может, это нам только показалось? Судя по тому, как отвела глаза Марида — не показалось…

— Кисс…

— Не оглядывайся! Иди вперед.

— Но… — это уже попыталась что-то сказать Марида.

— Уважаемая атта, идите, пожалуйста, вслед за мной. Следом за вами — Оди, а Лиа замыкает… И, Лиа, будь добра, поменьше оглядывайся назад — погоню это все одно не остановит…

— Понятно… — откликнулась я. — А если… эти начнут стрелять?

— Не начнут. Мы им нужны живыеживыми. И потом, они прекрасно знают, что дороги на ту сторону здесь больше нет — разрушена землетрясением. Деться нам некуда, а загонять дичь в угол многим даже нравится, ну, а что касается остальное остального — это задача должна решаться по обстоятельствам. других Можно будет взять нас измором, можно уговорами, а можно и при помощи магии. Так что без серьезной на то причины на нас понапрасну стрелы переводить не будут. Смысла нет… А если все же начнут кидать стрелы для острастки — ставь полог.

Все правильно: рано или поздно, но нас должны были нагнать. И все же лучше позже… И еще нам надо благодарить Пресветлые Небеса за то, что вокруг такие крутые и неприступные скалы — преследователям никак не обойти нас…

Тропой это назвать было никак нельзя — поросшая сухой травой и редким кустарником земля сменилась сплошным камнем. Еще немного — и мы стали продвигаться среди отвесных скал. Верхом на лошадях мы смогли пройти совсем немного, а потом соскочили на землю, и пошли по земле, ведя лошадей на поводу. Так лучше и надежней, понапрасну рисковать не стоит, особенно когда передвигаешься по такому нагромождению камней. Понятно, что и наши преследователи вряд ли сумеют скакать здесь верхом на лошадях — им тоже придется спешиться и направиться вслед за нами на своих двоих. Если кое-где можно было пройти без опаски, то в других местах нам попадались одни сплошные завалы из камня, и тут надо было хорошо подумать, куда в очередной раз можно поставить свою ногу…

Дороги, как таковой, здесь, конечно, не было. Кисс, глядя на ту схему, которую нам дал мужчина, уверенно вел нас по нужному направлению, будто знал, куда нам следует идти дальше. Кстати, заглянув через плечо Кисса я одним глазом посмотрела на схему. Ну, что тут скажешь — замечательно! Мало того, что она подробная сама по себе, так на ней еще и множество примечаний насчет расстояний и опасных мест! Спасибо тебе, «дед»!

Не знаю, сколько времени мы тут уже идем, петляя… Наверное, со всеми поворотами прошли версты две, а по-прямой, по словам Кисса, нет и полверсты. Ох уж мне эти горы! Такое впечатление, будто мы оказались в царстве камней. Окружающее чем-то напомнило мне Переход, только вот там широкое расстояние между скалами было превращено в ровную дорогу сотнями и сотнями тысяч ног прошедших по ней людей, а здесь были щели между скалами, в многие из которых надо было не входить, а едва ли не протискиваться. Не сказать, что на земле был полумрак, но и яркие солнечные лучи не всегда доходили до земли, застревали в высоких скалах.

Не раз сверху срывались камешки, и падали вниз, но, по счастью, в нас они не попадали. Н-да, если такой, сравнительно небольшой камешек, упав с большой высоты, заденет кого-то из нас, то тому «везунчику» придется невесело… Если же вот если такой падающий камень ударит лошадь, то она от боли вполне может выйти из повиновения (пусть даже и на короткое время), но все одно — это нас может задержать. Что ни говори, а в голове у каждого из нас только одно: успеть бы, успеть…

Еще один поворот вокруг каменной стены — и мы неожиданно оказались на площадке перед пропастью. Вернее, не совсем так. Справа от той площадки, на которой стоим мы, по краю каменной стены тянется что-то вроде неширокого каменного карниза, по которому, собственно, нам и надо идти. Страшно даже представить, что нам придется передвигаться по этому неширокому каменному выступу, чтоб только перебраться в Харнлонгр… Сейчас у нас начнется самый опасный участок дороги. Удивительное зрелище: пропасть едва ли не под ногами, каменные стены по бокам, устремленные ввысь, и мы, стоящие на краю… Глянешь вниз — дух захватывает! Если упадешь вниз, то нечего и надеяться на то, что сумеешь остаться в живых. Стоит только взглянуть на камни и валуны, устилающие далекое дно пропасти, как на душе становится очень неприятно…

Отчего-то мне внезапно вспомнился Серый Дол, хотя стоять здесь, бесспорно, куда опасней, да и лететь до каменного дна в этом месте придется подольше… Пропасть глубокая, вниз лучше не смотреть — страшно. Впрочем, будь даже эта пропасть среди гор чуть поменьше, для нас подобное ничего бы не изменило: все одно при падении туда любого ждет смерть. Но все равно от величия гор, от их суровой и страшной красоты захватывает дух.

Не знаю, как насчет остальных, а мне становится жутковато от одной только мысли о том, что придется идти по самому краю пропасти, да еще при том и вести за собой лошадей! Конечно, ширина этого карниза не так и мала — шага два-три будет, правда, не везде та дорога одинакова — где будет поуже, где пошире… Но главное: там может пройти не только человек, но и лошадь, если, конечно, она решится ступить на эту неровную каменную ленту над пропастью. Вон, наши кони уже начинают беспокоиться, и просто так, по собственной воле, на этот карниз они, похоже, ни за что не ступят. Только бы они не стали биться: — вот тогда, точно — все!

Интересно: в той стене, примерно на уровне полутора метров от того карниза, кое-где в стене вбиты деревянные штыри с прикрепленными в них железными кольцами. Тоже верно: вдруг у кого из тех, кто идет по узкой тропе над пропастью, голова закружится? Есть возможность удержаться, схватившись за такое вот кольцо…

Все правильно, все именно так, как нам и говорил К'Рен. Не обманул. Не знаю, что ты за человек такой, но думается, что с такими, как ты, можно иметь дело. И еще я почти уверена: та история с кладом, на которую мы поймали Тритона, с этим немногословным торговцем у нас бы не прошла…

— Так, нам сюда — кивнул Кисс в сторону карниза. — И не стоит понапрасну бояться, этот мост крепкий. Во всяком случае, до середины моста — без сомнений!

— А дальше?

— Дальше будет хуже…

Интересно, а как же здесь раньше проходили контрабандисты? Как мы поняли из слов К'Рена, здесь, по этому каменному карнизу, ходили не только люди, но и лошади с грузом. Наверное, те рисковые люди долго приучали своих лошадей не бояться высоты… К сожалению, у нас на подобное совсем нет времени, так что за то, чтоб лошади были спокойны — за это придется взяться мне… Что ж, наших бедных животных я успокоила, но никак не ожидала, что у меня на это уйдет столько сил, куда больше, чем мне бы того хотелось.

— Так, все направляются за мной! — шагнул вперед Кисс, ведя за собой Медка. — Я иду первым, и подобное даже не обсуждается. Этот каменный карниз, как вы понимаете, самое опасное место на всей дороге… Если сумею добраться до нужного места — вот тогда вслед за мной идете вы…

— Нам некогда ждать! — перебила его Марида. — Думаю, вы и сами понимаете, что на это у нас совершенно нет времени. Идем все вместе.

— Уважаемая атта, я представления не имею, выдержит ли этот карниз даже меня одного, не говоря о нас всех! Не стоит рисковать, тем более что мы не знаем…

— Простите, молодой человек, но я все еще надеюсь на то, что если раньше здесь проходили десятки хорошо навьюченных лошадей, то наш вес эти камни тем более выдержат. И потом, если нас схватят на этой площадке, то… На мой взгляд, в этом случае лучше прыгнуть вниз.

Вообще-то, по большому счету, сейчас правы оба. Но я склонна принять сторону Мариды: сейчас у нас совсем нет времени ожидать, пока Кисс дойдет до нужного места и даст нам знать, что все в порядке.

Это же понимал и Кисс. Поколебавшись мгновение, от пожал плечами.

— Пусть будет так… Дамы, если у кого-то из вас появилось желание падать в обморок, или устраивать сцены со страданиями — советую отложить эти излишества на более поздний срок. Сейчас подобные проявления слабости ну никак не к месту! Вниз не смотреть, к краю карниза постараться близко не подходить, в панику не впадать — это смертельно для всех! Да, и вот еще что: громко не разговаривать, к горам надо относиться с должным почтением. Лиа, отвечаешь за наших лошадей… Итак, дамы и господа, вперед. Учтите, что до первой остановки, нам надо пройти всего шагов пятьдесят… — и Кисс первым шагнул на каменный мостик над пропастью.

Правильно, подумалось мне, сейчас нам надо сделать всего шагов пятьдесят, а вот дальше пойдет еще опасней…

Кисс, Марида, Оди и замыкала наш маленький караван я. Как бы со стороны наблюдала за своими спутниками, и за собой, за тем, как все мы идем по смертельно опасной дороге. Кисс невозмутим — а иного я от него и не ожидала. Марида внешне была спокойна, хотя в душе, уверена, ей было безумно страшно смотреть на этот каменный карниз под ее ногами, но она этого никак не показывала. Мне тоже не по себе, но уж если Марида спокойна, то мне и подавно не стоит высказывать страха. Кстати, осуждать за эту боязнь никого не стоит — страх высоты сидит почти в каждом из нас.

И еще наши кони… Несмотря на все мои старания, они все же вели себя довольно беспокойно, и приходилось вновь и вновь их успокаивать. Если так дело пойдет и дальше, то моих сил надолго не хватит… Тем не менее пока они, хотя и похрапывают тревожно, но идут покорно. Однако я-то знаю, что если хоть одна из них выйдет из-под контроля, то в пропасть полетим мы все…

Заметно, что этой дорогой по каменному карнизу уже давно не пользовались — вот как кольца заржавели от дождей! Чувствуется, что давненько не касалась их человеческая рука — вон сколько же на них этих кольцах ржавчины!.. Да и нападавших упавших откуда-то сверху камней тоже хватало, и даже с избытком — как видно, они постепенно собирались здесь все то время, пока по карнизу никто не ходил. Так что наиболее крупные из лежащих здесь обломков идущему впереди Киссу приходилось откидывать ногой в сторону — не хватало еще, чтоб кто-то из нас споткнулся, случайно наступив на какой-то из этих во множестве валявшихся камней!

А вот Оди… Он с подлинным восхищением и восторгом смотрел на удивительное зрелище, открывавшееся перед его глазами. Кажется, он был единственный среди нас, кто не испытывал никакого чувства страха, ступая на неширокий каменный карнизвыступ. Вообще-то это понятно: я уже видела, с какой ловкостью этот изуродованный парень ползает по отвесным стенам. Не удивлюсь, если узнаю, что Оди, единственному среди нас, рисковый поход над пропастью представляет собой едва ли не удовольствие…

Эти самые полсотни шагов показались мне самыми долгими в жизни. Главное — смотреть прямо, и постараться не коситься в сторону обрыва. Вновь и вновь повторяла про себя: раз мои спутники спокойны, то и мне не стоит трястись от страха. И хорошо еще, что сейчас не было сильного ветра. Конечно, ветерок здесь был — не без того, но его можно было назвать средним, во всяком случае, нашему продвижению он не мешал. В который раз подумала: и как тут годами пробирались контрабандисты?! Да, рисковые люди… И когда же, наконец, закончатся эти самые пятьдесят шагов?! У меня складывается такое впечатление, что я уже прошагала в несколько раз больше…

Кое-где у нас складывалось такое впечатлениеНе могу отделаться от неприятного ощущения, будто карниз чуть заметно подрагивает под нашими ногами, а иногда снизу срывались срываются вниз небольшие камни. В таких случаях сердце невольно заходится от страха, особенно когда я довольно ясно ощущалачувствовала, что каменный карниз под нашими ногами не очень надежен. Пожалуй, в течение ближайших лет здесь все обвалится окончательно. Но это будет потом, а нам сейчас хотя бы дойти благополучно…

Фу-у, вот мы и дошли до чего-то, отдаленно напоминающего небольшую площадку. Сразу же за ней карниз обрывался, и вновь начинался шагов через пять-шесть. Так сказать, дорога прерывалась на эти самые несколько шагов. Не страшно, подобное произошло здесь очень давно — похоже, эти горы потряхивает время от времени. Но люди давно нашли выход из положения: у той площадки, где мы сейчас остановились, в небольшой расщелине лежали тяжелые деревянные мостки. Не знаю, кто их делал, и когда именно, но судя по их внешнему виду, изготовлены мостки были давненько, однако не потеряли ни крепости, ни надежности.

Кисс с трудом вытащил мостки из расщелины, причем они оказались удивительно тяжелыми — да, кто-то их делал на совесть, вон, даже к внутренней стороне мостков прикреплены железные полосы для дополнительной надежности. Недаром Кисс только вместе с Оди сумел положить эти деревянные щиты между двумя краями карниза. Получилось нечто вроде импровизированного моста, пусть и временного, однако по которому вполне можно перейти. У Кисса, во всяком случае, это получилось, хотя доски под ним и под Медком скрипели и даже чуть потрескивали, что неудивительно: хотя ими и не пользовались уже несколько лет, но все же эти мостки были изготовлены достаточно давно, и дожди, ветра, солнце и постоянные перепады температур сделали свое дело. Увы, эти когда-то очень крепкие доски уже не были столь надежными, как раньше. Надеюсь, Пресветлые Небеса помогут нам и здесь…

ВПонятно, что в этом месте надо переходить по одному — двоих доски могут не выдержать. Перешла Марида, затем Оди, собралась шагнуть на мостки и я, и именно в этот самый момент откуда-то сзади раздался требовательный голос:

— Эй, вы, стойте!

В подтверждение этим словам рядом с нами о камни ударилась стрела. Били не прицельно, больше хотели дать знать о себе. Невольно оглянулась назад…

Так, дождались: на площадке перед карнизом стояло несколько человек, судя по форме — солдаты армии Нерга, и, естественно, все, как один, вооруженные с головы до ног. Как мы заранее договаривались, мне пора ставить защитный полог. Пока еще нас только пугают, но в ближайшее время солдаты вполне могут перейти и к более активным действиям. Почти наверняка в нас стрелы бросать начнут… Блин, мужики, ну как вы не вовремя появились!

Ступила на подрагивающие и поскрипывающие доски… Сзади вновь повторили приказ остановиться, но голос особо не напрягают: понимают — в горах шуметь нельзя, опасно, может камнями накрыть и того, кого преследуют, и тех, кто преследует.

Шаг, другой по скрипучим мосткам… Едва ли не под ногами в дерево впилась стрела, мимо пролетела другая… Сейчас главное — не оборачиваться, все одно это ничего не изменит. А стрелки у них хорошие, и если б не защитный полог, то я бы давно слетела вниз. Надо же, тут всего несколько шагов, а идти по ним будет пострашнее, чем то расстояние, что мы уже сумели преодолели преодолеть за полусотню шагов по тому каменному карнизу…

Я только шагнула с мостков на каменный карниз и собиралась облегченно перевести дух, как под задней ногой моей лошади с треском проломилась доска, и нога бедного животного провалилась в образовавшуюся дыру. Насмерть перепуганная лошадь взвилась, резко замотала головой, и ее испуганное ржание просто-таки хлестнуло по нашим нервам. Меня едва не швырнуло в пропасть — все это время я крепко сжимала уздцы в руке, и если бы в последний момент не догадалась ослабить в своих руках кожаные ремешки, то, боюсь, от резких движений лошади мне было бы никак не удержаться на узком карнизе — враз слетела бы вниз…

Самое ужасное было в том, что моя прекрасная лошадь, на которой проехала чуть ли не половину Нерга, и к которой успела привыкнуть и привязаться — она меня уже не только не слушалась, но даже не хотела понимать. Первобытный страх перед высотой и боль от острых обломков доски, застрявших в ноге — все это полностью лишило ее рассудка. Возможно, в другое время я бы сумела с ней справиться, но сейчас это было невозможно. Мало того, что оставшиеся лошади от крика перепуганного животного вот-вот сами выйдут из повиновения, так вдобавок ко всему в нас еще и сыплются стрелы…

— Отпусти уздцы! — Кисс вырвал из моих рук яростно мотающийся поводок. — Отпусти, я сказал!

— Но там…

— Знаю, что там! Не слепой!..

В этот момент под окончательно обезумевшей от ужаса лошадью сломалась еще одна доска, и почти сразу же раздался новый треск… Все, отстраненно поняла я, все, ее уже не спасти… К тому же от лихорадочных, резких движений лошади мостки отодвинулись от стены, и постепенно сдвигались все дальше и дальше к краю карниза… Вон, в нас даже стрелять перестали, тоже смотрят на это жуткое зрелище — когда еще увидишь такой режущий душу кошмар! Еще несколько безумно-отчаянных рывков — и мостки вместе со страшно кричащей лошадью рухнули вниз…

Хорошо еще, что я чуть раньше сообразила: пока не поздно, надо постараться спасти остальных перепуганных животных. Вновь стала успокаивать их, хотя делать подобное с каждым разом становилось все труднее и труднее. Фу, кажется, удалось…

— Лия, с тобой все в порядке? — повернулась ко мне побледневшая Марида.

— Со мной — да, но вот моя лошадь…

— Лия, нам надо возблагодарить Богов за то, что подобное не произошло раньше!..

— Не смотрите вниз! — скомандовал Кисс. — Оди, я кому сказал — отойди от края! Упадешь еще…

— Она убилась — Оди отошел от края карниза, где до того стоял безо всякого страха перед высотой. — Совсем…

— Оди, не стоит… — чуть поморщился Кисс. — Все, идем дальше, времени на эмоции у нас нет. Лиа, ты у нас по-прежнему замыкаешь… И следи за лошадями! Впереди будет хуже…

Я покосилась в сторону площадки со стрелками. А народу там, надо признать, собралось уже немало, и все они явились по наши души… Пожалуй, Кисс прав: лишний раз назад лучше не оглядываться, надо просто идти вперед…

Кстати, здесь тоже находились мостки, и они тоже были спрятаны в небольшой расщелине у площадки. Все правильно: раньше люди ходили по этому карнизу в обе стороны, как в Нерг, так и из него… Может, вытащить эти мостки из расщелины и сбросить их вниз? Пожалуй, на подобное не стоит терять время, да и место тут довольно узкое — как бы кому-то из нас не свалиться вниз, пока будем возиться с тяжелыми досками…

Все тот же неровный карниз с выбоинами и неровностями, да еще и кое-где чуть ли не засыпанный камнями, а на то и дело летящие сзади стрелы я вообще старалась не обращать внимания. Нам бы дойти еще несколько десятков шагов до того места, как эта скала, вокруг которой мы движемся, как бы делает поворот, закругляется, и мы исчезнем с глаз наших преследователей. Не знаю, правда, надолго ли… Каждый из нас понимал: если уж на то пошло, то хорошо обученные солдаты сумеют преодолеть эти несколько шагов над пропастью и без мостков, а там они сумеют создать временную переправу, или что-то вроде того…

Хорошо уже то, что мы и скрылись от глаз преследователей. Конечно, так быстро от них не избавиться, но хотя бы ушли от чужих глаз, пусть даже всего лишь на какое-то недолгое время.

Еще немного — и мы вышли к тому самому месту, из-за которого этот путь перестали использовать контрабандисты. Ведь еще несколько лет назадне так давно и здесь был такой же каменный карниз, как и тот, по которому мы только что шли. Вернее, все еще идем… Но несколько лет назад в этом месте произошел то ли обвал, то ли землетрясение — кто знает! и часть каменной тропыкарниза рухнула вниз, так что сегодня дорога в этом месте обрывается. Конечно, шагов через сорок мы вновь видим все тот же карниз, по которому вполне можно продолжать путь, только вот как их сделать, эти самые сорок шагов? Беда в том, что обрушение слишком велико, и через эти сорок шагов не перекинуть ни мост, ни доски, да и рисковать понапрасну не стоит — в этом месте за последнее время участились обвалы и землетрясения.

Эх, пересечь бы этот провал, а после него нам останется пройти по краю карниза не более щестидесятишестидесяти шагов, и тогда обрыв закончится, а мы вновь окажемся среди скал, там, где можно идти не опасаясь того, что неверно сделанный шаг отправит тебя в пропасть…

И еще я поняла, отчего К'Рен, как выразился Кисс, сдал нам этот маршрут — все равно им больше воспользоваться невозможно. Дело в том что землетрясение повредило этот путь гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Вообще-то именно такой путь мы и просили — там, где нет дороги и оттого вряд ли в здешних местах будет пограничная охрана. И верно: никому из обычных людей тут никак и никому не пройти. К'Рен говорил о том, что разрушенный участок дороги составляет шагов тридцать, но, думаю, он вряд ли стал бы обманывать нас насчет действительного расстояния между двумя сторонами карниза. Возможно, кто-то из его людей неправильно замерил расстояние, а может дело в том, что еще какая-то часть дороги рухнула вниз чуть позже…

Так, теперь нам предстоит самое рискованное. Оди скинул с себя разодранный на спине мундир, и я вновь увидела, как на спине у парня развернулись жуткие щупальца. Парень вопросительно глянул на Кисса.

— Ну?

— Нормально, Оди. Давай… Госпожа, тут вы первая. И не спорьте — на это у нас просто нет времени.

— Сейчас…

Марида скинула с себя мундир, и осталась в обычной одежде жителей Нерга — об этом мы тоже договаривались заранее. Сейчас Оди предстояло перетащить всех нас через эти самые сорок шагов по отвесной скале, и тут уже имело значение многое, в том числе и вес человека. Вот мы и избавлялись от лишнего, чтоб Оди было легче тащить нас — все же мундиры из сукна весят не так и мало…

Оди обхватил женщину своими крепкими руками, а Марида сцепила пальцы в замок и закинула их за шею парня. Еще миг — и мы вновь увидели, как ловко Оди перебирает своими жуткими щупальцами по, казалось бы, совершенно ровной стене, перебираясь через провал. Крючочки, присоски, щетинки на жутких щупальцах — все это находило самые небольшие углубления в камне, крохотные выбоинки, небольшие выступы… Со стороны было жутковато смотреть на то, как Оди, будто огромный паук, тащит над пропастью старую женщину. А Марида, кажется, глаза закрыла… Это правильно, а не то все это уж очень страшно и непривычно, и я бы, наверное, в этот момент тоже не стала смотреть вниз…

Оди быстро преодолел нужное расстояние. Меньше, чем за минуту, Оди перетащил женщину на другой край карниза. Чувствуется, что Марида с трудом разомкнула сцепленные пальцы рук — все же страх у нее, конечно, присутствовал, и немалый, но вот мы уже увидели, как Марида стоит там, и даже пытается махнуть нам рукой, а потом чуть отходит от края карниза. А вот это правильно — мало ли что…

— Ловко… — оценил Кисс, бросая вниз наши мундиры. — Отдохнул бы, чадушко…

Но Они уже полз назад, и, судя по его виду, он даже не запыхался. Ну и сил у парня! Когда же Оди вновь оказался около нас, Кисс кивнул ему головой в мою сторону — мол, ее очередь, а я буду следующим… На мои попытки возразить парень лишь махнул рукой, и Оди без разговоров сграбастал меня в свои крепкие руки, и теперь уже вместе со мной полз по стене через провал к Мариде. Я не хотела смотреть вниз, но все же не выдержала и покосилась под ноги… Ой, жутковато: внизу, где-то далеко на дне, сплошные нагромождения камней! Невольно еще крепче сжала свои сцепленные и замок пальцы — хотя Оди крепко держит меня, но так все же спокойнее…

Вот и я шагнула на каменный карниз. Что ж, здесь хотя бы камни не шатаются под нашими ногами, и, будем надеяться, наш вес выдержат…

— Девочка моя! — обняла меня Марида.

— Оди… — повернулась я парню, но тот лишь пробурчал:

— Да помню я, помню, не забыл… — и он вновь отправился через провал. Мне стало стыдно — мы не дали парню даже перевести дух, сразу погнали назад…

Но Оди шустро добрался до Кисса, и через несколько мгновений они вдвоем отправились назад, по, можно сказать, уже привычному пути. Однако надо признать: в этот раз Оди передвигался куда медленней, чем в первые, когда переносил Мариду — все же парень начал уставать. Сколько бы не было у человека сил, но каждому из нас нужен отдых, хотя бы небольшой, и уж тем более требуется передышка после столь опасных и тяжелых передвижений.

Однако когда Оди и Кисс были уже совсем близко от нас, то внезапно подал свой голос Медок. Конь растерянно смотрел на нас и перебирал ногами на месте, будто спрашивал: отчего вы меня не взяли с собой, почему оставили здесь, зачем бросили? Медок, Медок, говоря по чести, мы все же надеялись, что сумеем перебраться в Харнлонгр вместе с нашими лошадьми, но, видно, не судьба, и взять тебя с собой нет никакой возможности…

Кисс и Оди ступили на карниз. Все в порядке, можно идти дальше, только нас вновь настиг отчаянный голос Медка. Кисс не выдержал, обернулся назад. Не сомневаюсь: будь на то его воля, он кинулся бы назад, к оставленному на карнизе коню, чей призывный голос просто переворачивал ему душу! Только вот Кисс понимал, что это бесполезно… В растерянности он провел рукой по голове, и случайно сдернул кожаный шнурок, стягивающий его удивительные волосы. Но парень не обращал никакого внимания на свои рассыпавшиеся по плечам волосы, и с такой тоской посмотрел на Медка, что мне стало тошно от этого взгляда. Будто с кем-то родным прощается навек…

Заметил это и Оди. Секундное замешательство — и парень вновь пополз по каменной стене назад, к оставленным лошадям. Понятно, что он собирается делать…

— Оди! — ахнула я. — Оди, вернись!

— Зачем тебя туда понесло? — рванулся Кисс к уползающему парню. — Давай назад!

— Мальчик! — растерянно вторила Марида. — Мальчик, не стоит…

Но Оди к тому времени уже переполз больше половины пути, еще немного — и он оказался на площадке, где оставленные лошади жались к скале, в ужасе кося глазами на пропасть в паре шагов от себя. Бедные лошади, завели мы вас, куда не надо…

Тем временем парень подошел к Медку, который доверчиво потянулся к нему. Ой, а ведь с Медком Оди не справиться — любое, даже самое умное животное испугается того, что вскоре увидит перед своими глазами. Ладно, силы у меня еще есть, и я махнула Оди рукой — мол, все в порядке, не беспокойся, Медок в твоих руках будет спокойным…

Немного магии — и Медок едва ли не застыл на месте. Затем мы увидели, что Оди будто поднырнул под коня, а когда, пошатываясь, с трудом приподнялся, то мы увидели, что Медок неподвижно лежал у него на плечах, а наш парень изо всех сил вцепился своими руками в ноги бедного животного. Более того — одним из щупалец он поддерживал безвольного Медка, чтоб тот не свалился на землю. Ой, не удержишь ты Медка, Оди, точно — не удержишь!

Но щупальца парня уже были на стене, и Оди медленно, тяжело, но стал передвигаться по направлению к нам. Однако на этот раз парень двигался не прямо, как это было, когда он перетаскивал нас. Сейчас Оди передвигался едва ли не рывками, причем мне показалось, что он направлялся не прямо к нам, а немного вверх, как будто стремился забраться как можно выше. Вернее, складывается впечатление, что Оди пытался подняться по этой стене не просто высоко, а очень высоко. Медок, милый, я понимаю, что тебе сейчас страшно, ты перепуган и ничего не понимаешь, и к тому же я напустила на тебя временное онемение… Прошу — потерпи еще немного, ведь если ты хоть разок дернешься, то все: не удержит тебя Оди, да и себя тоже…

Задрав вверх головы, мы смотрели на то, как Оди движется по стене, тем более, что со стороны это выглядит чудно и необычно: лошадь на плечах человека, да еще и окруженная жуткими щупальцами. Но я замечаю, как напрягаются эти отростки от той огромной тяжести, что лежит на плечах парня. Вот он с Медком на плечах преодолел часть пути, и вдруг одно из щупалец не нашло должной опоры, а из-под другого щупальца сорвался камень, на который опирался этот отросток, и Оди немного съехал вниз по стене. Медок, хотя и находился под магическим воздействием, но все же что-то почувствовал, чуть всхрапнул… Парень все же сумел найти опору и остановил падение. Неподвижно постояв на месте несколько мгновений, парень двинулся дальше. Вот он преодолел небольшое расстояние, и вновь съехал вниз… Все понятно: Оди здорово устал, а Медок весит немало. Тем не менее Оди вновь умудрился остановить падение. Снова замер на месте, а затем короткий отдых и опять началось медленное передвижение к нам…

Когда же Оди был почти рядом с нами, то получилось так, что он сам уже был немного ниже того карниза, на котором стояли мы. Ему бы подняться немного, хотя бы на сажень!.. Но вместо этого парень еще больше съехал вниз по стене, и вот он уже много заметно ниже нас…

— Оди! — голос Кисса звучал твердо. — Оди, спасай себя…

Мы прекрасно понимали, что Оди держится на пределе сил, все еще непонятным образом умудрившись не свалиться вниз. Подняв голову, парень посмотрел на нас, на то, как мы едва ли не склонились над краем карниза, высматривая его.

— Оди…

Не знаю каким чудом, собрав последние силы, Оди все же одним рывком сумел подтянуться наверх, и вместе с Медком оказался на карнизе, где парень просто-таки растянулся на камне, тяжело дыша. Все…

— Отведите Медка подальше… — надо же, он еще и говорить может! Сейчас Оди чуть приоткрыл глаза, и с трудом подполз к стене, прислонившись к ней. — А то… упадет еще вниз…

Бедный парень весь был покрыт потом, тяжело дышал и хватал ртом воздух. Видно было, что Оди отдал все свои силы и на наше спасение, и на спасение Медка. Сейчас Оди закрыл глаза и предавался тому блаженному покою, который бывает только после удачно законченного дела.

Ах да, Медок… Я сняла онемение с бедного коня, и отвела его чуть подальше. Мой медовый конь нервничает, не понимает, в чем дело, ну да самое страшное для него, по частью, уже позади.

Кисс забрал у меня повод, отвел Медка чуть подальше, и привязал его к одному из тех железных колец, что были вбиты в скалу. Кажется, Кисс все еще не мог поверить в произошедшее, в то, что Медок вновь с ним. Он гладил коня, и от полноты чувств едва ли не обнимал его, как друга, которого только что едва вновь не потерял.

Успокоив Медка, я вернулась к Оди. Бедный парень все еще сидел, прислонившись спиной к скале, но, кажется, ему стало чуть легче. Он, блаженно улыбаясь, слушал аханье Мариды, которая едва ли не плакала, сидя рядом с ним.

— Мальчик, милый мальчик, разве так можно?! Ты же ведь только что едва не погиб! Да как тебе такое только в голову пришло, а?!

— Я думаю, что если немного отдохну, то потом можно будет и за остальными лошадями вернуться…

— Еще чего! — ахнула Марида. — Сдурело, дитятко! Да ты и так чуть не убился, пока Медка на себе тащил!

— Все нормально… — парень с трудом встал на ноги. — Все хорошо…

— Оди, какой же ты у нас молодец! — я расцеловала парня. — Умница! Только вот как у тебя ума хватило на подобное, а?! Ведь едва не разбился, охламон!..

— Ну, парень!.. — к нам подошел Кисс. — От полноты чувств он похлопал Оди по плечу. — Не знаю даже, какое огромное спасибо я должен сказать тебе! Только разве можно так рисковать?! Я, грешным делом, думал — все, тебе уже никак не суметь подняться…

— Я это… и в самом деле, что-то ослаб… — чуть сконфуженно заговорил Оди. — Потом поднял голову — а вы все уставились на меня, и вдобавок ко всему ты еще кричишь, чтоб я себя спасал, а не Медка… Ну я и рванул наверх из последних сил!

— Ой, Оди! — я снова чмокнула парня в щеку. — Какой же ты у нас замечательный!

— Вот! — парень чуть хитровато посмотрел на Кисса. — Уже и до поцелуев дело дошло! Ты же говорил, что с этим делом тянуть нельзя!

— Быстро учишься! — хохотнул Кисс. — Прямо на лету ловишь!

— А я вообще парень сообразительный… — Оди, услышав похвалу Кисса, покраснел от удовольствия.

— Оди, мальчишка ты наш бестолковый… — Кисс сжал плечи Оди своими крепкими руками. — Не знаю, как мне благодарить Всеблагого за встречу с тобой!

— Великий Сет, какая душевная сцена! — раздался совсем рядом с нами до омерзения знакомый голос. — Прямо слезу жмет!

Все мы одновременно оглянулись. С той стороны каменного карниза, откуда нас только что утащил Оди, стояло несколько человек — трое солдат и двое людей в черных плащах. Так, они уже здесь… Ну да, без сомнения, кто-то из умелых солдат сумел перебраться через первый провал на карнизе (скорей всего, просто перепрыгнул, при этом здорово рискуя), а потом перекинул через провал мостки, которые лежали в расщелине… Эх, пожалуй, надо было бы рискнуть, и скинуть их вниз, пусть даже и потеряв при этом драгоценное время…

Но наш взгляд был прикован не к вооруженным солдатам, держащим наизготовку луки о стрелами, а к одной из двух черных фигур. Не знаю, кем был второй колдун, но первого я узнала сразу. Адж-Гру Д'Жоор… Сейчас он шагнул ближе к краю карниза, и откинул назад свой капюшон, давая мне возможность хорошенько рассмотреть его лицо, как бы говоря — смотрите, что вы сделали. Запоминайте и бойтесь…

Почему-то я нисколько не удивилась, узнав Адж-Гру Д'Жоора. Наоборот — с жадным любопытством стала вглядываться в лицо этого человека. Верно — внешне он сильно изменился (чему я бесконечно орада), и сейчас перед нами стоял вовсе не тот моложавый мужчина, каким я его впервые увидела в Сером Доле. Лицо колдуна покрыто жутковатыми шрамами от ожогов, избавиться от которых даже ему было довольно сложно, на месте одного глаза — неглубокая яма, на голове клочками росли поседевшие волосы, да и смотрелся он достаточно старо. Единственный глаз колдуна тоже выглядел весьма неприятно — налитое кровью пятно на лице… Можно сказать, его нынешний вид не шел ни в какое сравнение с тем, как он выглядел совсем недавно. Не знаю, проводил ли этот мерзавец свои любимые… процедуры омоложения (хотя и без того понятно, что он теперь без них жить не может, и вряд ли хоть когда-то от них отстанет), но прежнего эффекта они уже не давали. Даже не знаю, стоит ли себя поздравлять с этим…

Как давно я мечтала об этой встрече, и вот она состоялась, правда, совсем не так, как мне бы того хотелось. Волна холодной злости стала подниматься во мне… Ох, надо срочно брать себя в руки! А пока что мы стояли напротив, разделенные непреодолимой преградой — спасительными сорока шагами пустоты, и сверлили друг друга ненавидящими взглядами.

В этот раз колдун был не один. Стоявший рядом с ним человек в черном плаще был немолод, на вид ему было лет шестьдесят. Что ж, этот, хотя бы омоложением за чужой счет не увлекается. Средний рост, обычная внешность жителя Нерга, и по характеру он куда более выдержан, чем Адж-Гру Д'Жоор. Вон, стоит, молчит, лишни раз рот не открывает.

Пресветлые Небеса, какое счастье, что все это время я неосознанно поддерживала вокруг нас защитный полог! Сама не знаю, зачем я это делала, скорей, уже по привычке, но это нас спасло. Думаю, если б полога не было, то нас всех лучники могли снять без малейших затруднений. Место открытое, прятаться негде и мы, как на ладони…

— Вы замечательно смотритесь! — продолжал чуть издевательским тоном Адж-Гру Д'Жоор. — Какая чудесная компания, где один дополняет другого: изгнанница, эрбат, людоед и бродяга без роду и племени! Вся ваша отвратительная сущность видна, как на ладони. Лишний раз убеждаюсь в печальной истине: какой только мерзости не шляется по дорогам Нерга!..

— Вы тоже выглядите неплохо! — не выдержала я, несмотря на довольно ощутимый тычок в бок, полученный от Кисса. — Правда, несколько постарели, приблизились, так сказать, к своему настоящему возрасту. Должна признать, что новый образ вам очень к лицу. Все нутро черного колдуна просто-таки выпирает наружу!

— Лиа, хватит! — одернул меня Кисс. — Все одно этим ты ничего не докажешь… Нам надо идти.

— А ну, стоять! — снова раздался голос Адж-Гру Д'Жоора. — Что ж вы своих лошадок тут бросили? Неужто вам их не жаль? Ай-яй-яй, они же скучать будут… Одиннадцатый, а ну, быстро перетащи сюда всех тех, кто рядом с тобой! Лошадь можешь оставить там…

Я невольно посмотрела на Оди. О Небо, парень опять стал наливаться злобой… Только приступа нам сейчас еще не хватало! Не обращая внимания на людей в черных плащах, стала сливать на сторону черную воду из сознания парня — если успеть это сделать до начала приступа, то с этим долго возиться не придется. Как и следовало ожидать, колдуны уловили происходящее…

— Интересно… — повернулся Адж-Гру Д'Жоор к своему спутнику, который до того не произнес ни слова. — Очень интересно… Одиннадцатый, эту бабу перетащи сюда в первую очередь, и поторапливайся. Будет вопить или брыкаться — врежь ей разок по башке, но не убивай… Чего тянешь?

— Кажется, мы тут задержались — обратился Кисс к нам. — Пора идти дальшеНадо поторапливаться…

— Стойте! — злой голос колдуна стал набирать силу. — Стойте! Иначе мы обрушим…

— Да ничего вы не сделаете — в отличие от колдуна, голос парня был спокоен. — Ничего. В этих местах шуметь нельзя — смертельно опасно как для нас, так и для всех, кто находится здесь — любой громкий звук может привести к самым непредсказуемым последствиям. У вас же есть головы на плечах, и вы способны мыслить логично — вон, даже сейчас пытаетесь разговаривать с нами, особо не повышая голос. Тут горы со своими законами, и колдовства в здешних местах не любят — именно по этой причине вы здесь магию не применяете. К тому же камни под ногами и вас, и у нас еле держатся. Вон, даже от наших голосов осыпаются… Обрушите карниз под нами — почти наверняка и сами полетите вниз. Все окажемся на дне — и мы, и вы. Здесь очень опасное место…

Кисс прав: колдовать в этих местах нельзя. Не знаю отчего, но чувствую — это приведет к весьма печальным последствиям. Защитный полог — это еще куда ни шло, но любое заклинание, как и громкий шум, для нас сейчас смертельно опасны. Это понимали и колдуны, стоящие напротив нас, и лишь это понятие сдерживало их от, если можно так выразиться, начала боевых действий. Горы не любят колдовства, тут свои законы.

— Одиннадцатый, тварь! А ну, сюда!.. — зашипел колдун, едва не исходя слюной. — Сюда, я сказал! Забыл, что бывает за неповиновение?

Глянув на Оди, я увидела, что парень, до того испугано жавшийся к скале, отрицательно покачал головой из стороны в сторону.

— Нет… Не пойду.

— Надо же, людоед нашел себе компанию единомышленников! — в голосе Адж-Гру Д'Жоора было нескрываемое презрение. — Какая мерзость…

— Достопочтенный, это вы о себе? — не выдержав, вновь съехидничала я. Увы, как ни пыталась сдержаться, но у меня это не получилось… — Если вы помните, то я была свидетелем того, как вы жрете людей, пусть это происходило не в прямом, а в переносном смысле. Причем в отличие от этого бедного парня вы проделываете подобное осознанно и с удовольствием. Правда, надо признать, что все это вам впрок не пошло. Скорее, наоборот… Я тебе, скотина такая, смерть Зяблика никогда не прощу!

— Лия, я сказал — прекрати! — одернул меня Кисс. — Хватит попусту языком молоть. Пошли…Оди, не смотри на эту парочку. Иди к Медку и заодно пригляди за госпожой Маридой. И не слушай их: этим людям надо или заполучить тебя в свои руки, или убить. Будь умницей, не поддавайся на провокации… — и Кисс ободряюще похлопал Оди по плечу.

Оди чуть улыбнулся, и в этой его улыбке, кроме уже привычной мне растерянности и робости, пробивалось уже и нечто иное — сила уверенного в себе человека. Он повернулся, и пошел к стоявшим чуть дальше Медку и Мариде.

— Послушайте меня — раздался голос второго колдуна. Этот держится куда спокойнее и уверенней исходящего злобой одноглазого колдуна. — Давайте поговорим как разумные люди. Я предлагаю вам сдаться на милость Нерга и…

— У вашего друга есть милая поговорка: «Верх глупости — держать слово, данное аборигенам»… — чувствуется, что у Кисса не было особого желания разговаривать с этими людьми. — Я все правильно сказал, достопочтенный Адж-Гру Д'Жоор? Ну, извините, если не совсем точно процитировал это выражение. Так что все ваши обещания — пустой звук.

— Лично я вам такого не говорил… — чуть развел руками второй мужчина.

— Тогда вспомним другое: «Во имя Нерга допустима любая ложь…». Мы не для того уходим из вашей треклятой страны, чтоб в последний миг поверить словам колдуна.

— Для вас будет куда лучше, если вы прислушаетесь к моим словам.

— Спасибо, но ваше гостеприимство не понравилось ни одному из нас. Так что будем рады покинуть вашу страну как можно быстрей! По счастью, в той стороне, — Кисс кивнул головой в сторону Харнлонгра, — там, за горами, воздух куда здоровее.

— Кстати, Ваше Величество, неужели стоит уходить, не попрощавшись? Мы, право же, раздосадованы, что не сумели произвести на вас должное впечатление… — голос второго колдуна был безукоризненно-вежлив, и заставлял вспомнить хорошо поставленную речь аристократа, только вот неуловимо-насмешливые нотки в спокойном голосе спрашивающего несколько портили впечатление от безупречно заданного вопроса.

Но Марида никоим образом не обратила внимания на слова колдуна. Вместо этого она повернулась к Медку, и царским жестом потрепала его по шкуре. Не знаю отчего, но у меня создалось впечатление, будто женщина дала понять: общению с вами я куда охотнее предпочту общество животных. Да-а, вот что значит должное воспитание: без слов дала понять, что думает о Нерге, о колдунах, и о своих ответах на задаваемые ими вопросы…

— Стоять, я приказываю! — снова начал Адж-Гру Д'Жоор. — Вам все одно не уйти… А до тебя, стерва с синими глазами, я еще доберусь! Попадись ты мне в руки!.. Сам, лично, эти твои глаза выдеру и заставлю их сожрать в моем присутствии! Тысячу раз проклянешь тот миг, когда выползла на этот светвздумала пойти против Нерга!..

Этого человека ненависть душила ничуть не меньше, чем меня, и то, что мы нанесли ему такой удар по репутации и по внешности — вот этого он нам никогда не простит. А тот факт, что мы можем уйти из, казалось бы, надежной ловушки — вот это доводило колдуна чуть ли не до бешенства.

Вместо ответа Кисс показал ему неприличный жест, повернулся и направился к Медку. Мы, естественно, последовали за ним, причем шли, не оглядываясь. Колдун, правда, еще пытался что-то сказать, но мы старались не обращать внимания на его слова.

— Не думайте, что вам удалось уйти! И в первую очередь это относится к той твари, что вы приручили…

Мы направились вслед за Маридой и Оди. Правда, на ходу Кисс наклонился, чтоб подобрать свой оброненный шнурок для волос. Не знаю, что заставило меня обернуться назад, да и Кисс невольно скосил глаза в сторону неподвижно стоящих колдунов. Адж-Гру Д'Жоор был в бешенстве: судя по его виду, если бы он мог, то, не раздумывая, перескочил бы через сорок шагов пустоты, и вцепился бы в нас когтями, зубами, и яростно рвал всех на куски… А вот второй колдун был спокоен, и, как мне показалось, его пристальный взгляд был устремлен именно на нашего парня с роскошными волосами. Это заметил даже Кисс, который, подняв шнурок, тоже бросил свой взгляд на него.

Все, хватит оборачиваться. Вряд ли сейчас колдуны решаться что-то предпринять против нас — подобное слишком опасно для них самих. Так что мы двигались дальше по каменному мосту, удаляясь все дальше от стоящих колдунов и от их ненавидящих взглядов.

— Кисс, — тихонько сказала я, — Кисс, мне показалось, что приятель нашего давнего знакомого обратил на тебя слишком пристальное внимание. Вы встречались раньше?

— Я тоже это заметил… Только вот насчет нашей с ним встречи — такого не упомню. Память у меня неплохая, но этого человека я не знаю.

И хотя мы шли до другого конца карниза не оборачиваясь, тем не менее каждый из нас в глубине души опасался самого страшного — как бы под нашими ногами не обрушился каменный мост. Я прекрасно понимаю, что сделать подобное вполне по силам людям в черных плащах. По счастью, их подвела любовь к театральным эффектам: колдунам очень хотелось взять нас лично, видеть страх, ужас и покорность в наших глазах, почувствовать себя охотниками, сумевшими загнать давно ускользающую дичь — именно потому они и направились вслед за нами, рискнули идти по каменному карнизу. Как видно, эта парочка была уверена в том, что загнала нас в ловушку, из которой нет выхода. Очень хочется вернуться в Сет'тан со славой героев-победителей, самолично схватившими дерзких иноземцев.

Н-да, если бы колдуны всерьез не опасались за свою бесценную жизнь, то нам ни за что бы не сойти с этого каменного карниза — обрушили бы, без сомнений, причем не колеблясь ни мгновения. А сейчас, вздумай они устрой обвал подле нас… Кисс правильно сказал — при том почти наверняка погибли бы и сами колдуны. Вот если б людей в черных плащах здесь не было, а вместо них напротив нас сейчас стояли одни солдаты или же стражники, то можно не сомневаться — нам было бы устроено настоящее землетрясение, и колдунам плевать, что вместе с нами могли погибнуть их люди. Ведь главное — не дать уйти чужакам, то есть нам.

Все, карниз закончился, и мы ступили на каменную площадку возле скал. Так, спасибо вам, Пресветлые Небеса, эта страшная пропасть и каменный мост осталась, наконец, позади. Пройдена самая опасная часть пути. Я была невероятно рада вновь оказаться среди скал, пусть даже они выглядели довольно мрачно — все те же высокие каменные стены, и что-то вроде узкого туннеля в скале, куда больше напоминающий подземные выработки на каменоломнях по добыче перламутрового оникса… Но все это не страшно, главное — под ногами у нас твердь, а не подрагивающие камни над провалом с острыми камнями на дне. И пусть нам сейчас приходилось идти едва ли не по сплошным кучам булыжникамбулыжников, это все же было куда лучше, чем передвигаться по тому карнизу.

Мы торопились, хотели как можно скорей покинуть эти скалы, тем более что именно там, где заканчивалась эта каменная гряда, начинался Харнлонгр, страна, в которую мы так стремились попасть. Кажется скалы становятся ниже, а солнечного света падает на землю все больше. Я почти не сомневалась, что вскоре мы выйдем отсюда…

Не знаю точно, сколько времени прошло до того момента, когда, наконец-то, скалы расступились, и мы вышли на более-менее ровную землю. Каменная гряда с жуткими провалами осталась позади, и сейчас перед нами лежала все та же холмистая равнина, которую мы совсем недавно видели и в Нерге. Правда, здешние холмы были чуть более зеленые чем те, что остались за нашей спиной — понятно, здесь воздух чуть более влажный, чем в Нерге. Высокая Позади осталась гряда гор, пусть и не очень широкая, но достаточно высокая, все же задерживала здесь дождевые облака. А может, все это нам просто-напросто кажется… Все, Харнлонгр…

— Мы — дома? — не веря себе, прошептала Марида.

— Кажется… — откликнулась я.

— Я тоже надеюсь на то, что мы, наконец-то, оказались на вашей родине, уважаемая атта…

Ту радость, которое мы сейчас испытывали, было невозможно описать словами. Мы вышли из Нерга, сумели покинуть страну колдунов, все живы и здоровы, и теперь все будет хорошо!.. Нас отпустило то напряжение, что постоянно было с нами все последние дни, и оттого настроение у всех, как по волшебству, изменилось в лучшую сторону. Хотелось петь, скакать, что-то кричать от переполнявших тебя чувств… Выбрались!

У бедной Мариды чувство облегчения было таким острым, что женщина без сил опустилась на землю — больше идти она не могла. Пока было трудно и опасно — она держалась, но как только поняла, что Нерг остался позади — все, сил не осталось. По счастью, у нас был Медок, на которого Оди легко посадил Мариду. Ничего, она скоро в себя придет… И еще я уверена, что вот-вот должны показаться военный отряд — не зря же вдоль всей границы стоят военные лагеря.

В этот момент до нас откуда-то из-за скал донесся отголосок оглушительного грохота. Непроизвольно все мы оглянулись назад.

— Что это? — чуть растерянно спросил Оди.

— Это колдуны окончательно обрушили весь каменный карниз — вздохнула я. — . Теперь в том месте точно не проберешься — там никакого каменного моста уже нет и в помине.

— Я и не сомневался, что они это сделают — хмыкнул Кисс. — Но не бывает худа без добра: зато можно не опасаться погони.

— Лия, а как ты думаешь, что с нашими лошадями? Ну, с теми, что остались стоять на карнизе? — об этом меня спросил Оди. Как видно, этот вопрос давно мучил его, но парнишка не решался спросить меня о судьбе оставленных животных. Это кажется невероятным, но парень искренне считал себя виноватым в том, что сумел перетащить всего одного Медка.

— Не беспокойся, с ними ничего плохого не случилось — ободрила я Оди. — Колдуны ценят лошадей куда выше людей. Бедных животных успели вывести назад еще до того, как устроили землетрясение. Наши бедные кони, конечно, испугались, но ничего более страшного с ними не произошло.

— Куда мы сейчас?

— Вон, смотрите, здесь неподалеку что-то вроде селения… Давайте туда.

Точно, там небольшой поселок, так что мы направились к видневшимся строениям. Но где же армия? Где пограничники? Что-то в этих местах с дисциплиной слабовато…

Мы с Киссом неторопливо шли рядом с Медком, на котором сидела Марида, а Оди постоянно отбегал в сторону. Здесь, пожалуй, и в самом деле чуть более влажная почва, чем в Нерге — и вон, кое-где зеленеет трава, и в ней даже мелькают цветочки. Удивительно, но Оди один только вид цветов отчего-то невероятно удивлял и радовал. Мне невольно вспомнилось, как он рассказывал о том, что послужило толчком для его первого приступа — вид капель крови на нежных лепестках цветов…

Сейчас парня приводили в восторг едва ли не все встречавшиеся на нашем пути редкие цветочки — кажется, он готов был любоваться ими бесконечно. Каждый новый цветок вызывал у него столько эмоций, что мы невольно улыбались, глядя на него. Оди совал всего лишь несколько цветочков и пару сухих травинок, но, что самое удивительное, из них у парня получился такой восхитительный букет, что все мы искренне удивились. Вроде и букетик совсем простенький, но, тем не менее, притягивает к себе непонятным совершенством. Надо же, каким врожденным вкусом и стремлением к красоте одарили Небеса этого парня, искалеченного с детства! Мальчишке всего семнадцать лет, но в душе он еще совсем ребенок, и сейчас этот изуродованный человек по-новой открывает мир для себя, совсем как это делала я еще совсем недавно. Глядя на него, на то, как Оди идет со счастливой улыбкой на лице, верилось, что у этого паренька в жизни еще все наладится. Нет ничего плохого в том, что Оди парнишка любуется на цветочки, раз они ему так нравятся…

Тишина, облегчение на душе, и радость оттого, что все закончилось… Мы снисходительно наблюдали за Оди, который, кажется, был вне себя от счастья, встречая все новые и новые растения. Пусть парнишка дитятко порезвится…

Скоро мы доберемся до поселка. Вон, нас там уже заметили, кое-где видны люди, смотрящие в нашу сторону…

— Смотрите!

Оди указывал нам куда-то в сторону. Там, и верно, среди камней были было несколько небольшиех холмикахолмиков, сплошь покрытые покрытых цветами, и эти цветы по внешнему виду были чем-то похожи на наши северные васильки и ромашки, только вот лепестков у этих цветов было погуще, и цвет чуть поярче наших скромных полевых цветочков. В любом случае, среди неровных камней эти холмики казались удивительным творением природы, на которое можно смотреть, не отрываясь. Вон как Оди припустил к этим холмикам, чуть ли не со всех ног! Надо же, там около цветущих холмиков еще и какие-то кусты имеются…

Скоро солнце будет клониться к закату… Жаркое, но не горячее солнце, легкий ветерок, ощущение безопасности… Губы сами собой растягивались в счастливую улыбку, и не хотелось даже говорить. Было желание долго идти просто так, держа под уздцы Медка. С другой стороны нашего коня шел Кисс, и на его лице тоже было что-то вроде улыбки. Идти бы так, и идти… Скоро мы до селения дойдем — там можно будет передохнуть и обратиться за помощью…

Чувство покоя и блаженная мысль о том, что все плохое осталось позади — все это притупило нашу обычную осторожность, и сыграло со всеми злую шутку. Внезапно меня будто кольнуло чувство опасности, а затем я краем глаза уловила стремительно падавшие на нас с неба черные точки, причем скорость их приближения была просто невероятной, куда быстрее летящей стрелы. Я даже не поняла, а почувствовала, что одна из этих черных точек вот-вот рухнет на Мариду, а вторая — на Оди.

— Оди! — закричала я. — Оди, опасность! Сверху…

А моя рука тем временем выхватила нож и, будто сама по себе, с силой бросила этот нож в ту стремительно приближающуюся точку, что падала на Мариду. В следующее мгновение до нашего слуха донесся то ли визг, то ли карканье, и на землю подле нас, прямо под ноги Медка упала птица с торчащим в ней ножом. Я едва ли не одним прыжком оказалась возле дергающейся птицы непонятного вида, и, схватив лежащий рядом тяжелый камень, с силой опустила его на пытающуюся было подскочить летучую тварь. Хрустнули косточки, но я не стала сдвигать камень, чтоб посмотреть на то, что осталось от насланного на нас создания. Вместо этого я кинулась к Оди…

Все случившееся заняло, от силы, несколько мгновений, но, к сожалению, хватило и этого: я увидела, как Оди медленно оседает на землю, а из его рук выпадает еще один букет… Неужели я напрасно надеялась на то, что он, как обычно, окажется быстрее нападавших, сумеет отразить любую опасность? Похоже, все так и произошло — парень здорово расслабился и почувствовал себя в полной безопасности… Впрочем, как и мы.

На ходу подхватила с земли еще один камень, и швырнула его в черную птицу, отлетающую от Оди. Хорошо хотя бы то, что я вновь не промахнулась — булыжник с неприятным стуком попал точно в птицу, и она едва ли не кубарем покатилась по земле. Камень ее не убил, а только оглушил, и она все еще была смертельно опасна. Не уйдешь! Удар мечом — и теперь эта птица вряд ли кого убьет…

Кинулась к Оди. Парень неподвижно лежал на земле, и остановившимися глазами невидяще смотрел в безоблачное голубое небо, а на его губах была все та же счастливая и чуть недоуменная улыбка. Яд, попавший в его организм, был такой сильный, и его было так много, что смерть парня была мгновенной, и он ничего не успел понять. Парнишка так и умер, радостный и полный надежд, и сейчас лежал на столь понравившемуся ему холмике с цветами.

— Оди… — прошептала я, — Оди, Оди…

Можно было звать парня сколько угодно, но его красивые серые глаза в пушистых ресницах были неподвижны.

— Лия, — подбежавшая Марида опустилась на колени возле парнишки. — Лия, может, хоть что-то…

— Ничего нельзя сделать — я взялась за руку Оди. Она хоть и была теплой, но в то же время каменно-тяжелой. Такое бывает лишь в том случае, когда душа уже покинула тело. — Совсем ничего. Он умер.

— Но как… Отчего… Лия, я ничего не понимаю! Что случилось?! — Марида растерянно смотрела на меня.

— Это из-за той птицы? — Кисс уже стоял подле нас. — Лиа, все произошло так быстро! Я не ожидал ничего подобного!

— Никто из нас не ожидал. Недаром колдуны сказали, что никому из нас не уйти… Они имели в виду многое, в том числе и этих птиц. Еще одно изобретение Нерга. Можете не верить, но у этих птиц есть нюх, причем куда лучше, чем у собаки. Таким птичкам дают запомнить нужный запах, и они отправляются на поиск. Дело в том, что внутри каждой такой птицы находится что-то вроде большого мешочка с сильнейшим ядом, и этот яд по особому желобку выходит в острый клюв… Посмотрите на их клювы — это настоящие иглы! Птица падает на жертву сверху, глубоко вонзает в нее свой клюв, и выбрасывает туда огромную порцию смертельной отравы, все, что у них накопилось во внутреннем мешочке… А яд у птичек такой, что убивает почти мгновенно.

— Но как эти птицы нас нашли?

— Нас с тобой им найти, и верно, сложно, а вот Оди и Мариду… Я же говорю, что эти птички обладают удивительным нюхом. Вот им и дают какую-то вещь того человека, от которого нужно избавиться, и в дальнейшем эти птицы ищут нужного по запаху… У колдунов была старая одежда Оди и Мариды, или же что-то из вещей беглецов, вот черные плащи и направили убийц по нашим следам. Если бы птицы остались живы, то они накинулись уже на нас: все же мы долго общались меж собой, так что кое-что из ваших запахов могло перейти и к нам…

Могилу Оди мы копали на том самом месте, которое ему так понравилось. К тому же рядом рос небольшой кустик акации, сейчас сплошь покрытый зелеными стручками с созревающими семенами. Мы аккуратно срезали дерн, отложили его в сторону, а потом руками и мечами выгребали землю, оказавшуюся неожиданно мягкой. Увы, но везти Оди на кладбище при селении мы не могли — можно без труда догадаться, как поведут себя селяне при одном только взгляде на жуткие отростки, растущие из спины парня. А так парнишка лежит на плаще, и его щупальца незаметны, так что лишний раз Оди лучше вообще не трогать…

А у меня перед глазами по-прежнему стоят эти черные птицы-убийцы, которые в полете чем-то отдаленно смахивают на ласточек. Но это только на первый взгляд, а глянешь чуть повнимательней и сразу поймешь, что между ними нет никакого сходства. Длинный узкий клюв, заканчивающийся на конце острымидлинными иглами, короткое иссиня-черное оперение, настолько жесткое, что едва ли не шелестит, когда него дотрагиваешься… Вокруг каждой из убитых птиц расползалось черное пятно весьма неприятного вида, причем это была не только кровь, но и яд, который до того находился внутри птицы. Небольшой кустик зеленой травы, на которую попали капли яда, почти мгновенно почернел… И я не могу осуждать Кисса, когда он, подойдя к убитой птице, взял тяжелый камень, и несколько раз ударил по лежащей перед ним подрагивающей черной тушке, все еще наполненной смертельным ядом…

Интересно, который из двух колдунов отправил сюда этих птиц? Очевидно, вначале люди в черных плащах покинули скальную гряду, а уж потом послали за нами летающих убийц. Надо же, клетку с этими птицами возили с собой, не боялись рисковать… Но, скорей всего, колдуны с самого начала планировали что-то подобное: ведь не просто так кроме птиц у них с собой наверняка были взяты прихвачены куски старой одежды Мариды и Оди, или же что-то из вещей, на которой все еще оставался их запах… А на свою жертву эти птицы камнем падают с неба, и при падении глубоко вонзают свой острый клюв в тело обреченного, причем в то же мгновение впрыскивают яд в теплую плоть… Тут ничего не скажешь, кроме очевидного: эти птицы — самые настоящие летающие убийцы.

Я знала еще одно: через час-другой этот страшный яд начнет разъедать тело Оди, и всего лишь через несколько дней от бедного парня почти ничего не останется. Истлеет даже одежда, которая была на нем. Что тут скажешь — колдуны умело подчищают следы своих деяний.

Какое счастье, отстраненно подумалось мне, что подобных птиц у колдунов очень мало. Как и многое из того, что искусственно выращено, организм черных птиц-убийц был очень слабым, и подвержен всяческим хворям и заболеваниям. Более того: птицы обладали на редкость скверным характером, клевали всех и все подряд, так что ухаживать за ними было смертельно опасно даже для очень опытного человека. Случалось и такое, что они нападали на тех людей, к которым должны были привыкнуть, если можно так выразиться, с того момента, когда птенцы только-только проклюнулись из скорлупы, кто их кормил и чистил клетки. Так что ухаживать за ними рискуют немногие. Оттого этих птиц-убийц почти не разводили, так, на всякий случай поддерживали численность этих созданий, причем держали не более полутора десятка особей — с ними слишком много возни. К тому же преодолевать большие расстояния птицы не могли — быстро уставали и падали на землю, после чего они, подобно стрижам, уже не могли самостоятельно взлететь. И еще эти черные птицы совершенно не переносили холода: от него они впадали в самую настоящую спячку, и их можно было собирать едва ли не голыми руками…

Вскоре возле нас появились люди — староста селения с несколькими мужчинами мрачного вида и конные стражники. Надо же, заявились… Я, разумеется, понимаю, что это участок границы из числа тех, который так просто по горам не пройдешь, но все же местным пограничникам не мешает быть немного пошустрей. Похоже, Судя по всему, в здешних местах от сравнительно спокойной жизни люди несколько расслабились. Хотя селяне нас уже давно высмотрели, но, тем не менее, пока что близко к пришельцам из-за гор не подходили — опасались, ждали солдат. Это понятно — люди опасаются, не знают, кто мы такие, и что от нас можно ожидать.

Итак, десяток стражников во главе с командиром. Подъезжают к нам, и держат оружие наизготовку! А, да, ведь Оди все в мундире стражника… Конечно, к тем, кто является из Нерга, отношение настороженное.

— Кто такие? — подъехавший командир стражников шутить не собирался. — Что тут делаете? И что еще за погребение вздумали здесь устраивать?

— Мне бы вам надо сказать пару слов… — отбросил Кисс в сторону очередную горсть земли, и выбрался из ямы. — Только наедине…

После того, как Кисс о что-то негромко переговорил с командиром, тот сразу сменил тон. Понятно, что Кисс сказал ему пароль, или то-то из того, что на словах передала ему перед расставанием Варин. Более того: командир даже послал своих людей помочь нам копать могилу для Оди.

— А кого вы хороните? — вмешался один из тех, кто пришел из поселка. Судя по всему, среди селян он был самым главным. Очевидно, староста… — И почему здесь?

— Это мой брат — сказала я. — А почему здесь… Не думаю, что вы бы разрешили хоронить его на вашем сельском кладбище — у парня была другая вера.

— Это так, это верно… — подал голос еще один из подошедших селян.

— Извините, но я должен посмотреть, нет ли на парне следов какой-либо болезни — и командир откинул с лица Оди край плаща, в который парнишка был завернут. Глянув на молодое лицо парнишки, которое, по счастью, пока еще не тронул яд, он с искренним сочувствием посмотрел на меня.

— Что с ним случилось?

— Сердце… — обронила я.

Почему у меня вырвалось это слово — сердце? Да просто ничего иного не пришло в голову.

— Примите мои соболезнования — искренне сказал командир. — . Сейчас мои люди помогут вам опустить тело а могилу.

— Нет, мы сами! — не хватало еще, чтоб солдаты обратили внимание на то, что парнишка весит куда больше того, чем положено при его комплекции.

— Моя невеста права… — Кисс подошел ко мне. — Мы должны сделать это сами. Таков обычай в нашей семье…

— Ваше дело…

…Когда невысокий холмик был обложен дерном и камнем, мы еще минуту постояли возле него на коленях. Прости меня, Оди, ведь не только ты, но и я допустила ошибку, решила, что все опасности остались позади… Не было слез, но в душе царила сплошная горечь. Отчего многие из тех, к кому я привязываюсь, гибнут? Зяблик, Оди… Кто дальше?

Перед тем, как уйти, Кисс подошел к старосте, смотревшему на нас со смесью настороженности и любопытства, и протянул ему горсть монет, все, что до этого времени оставались у нас в кошельке.

— Прошу вас, присмотрите за могилой.

— Не беспокойтесь! — староста без промедления опустил ссыпал монеты в свой карман. — Все будет, как надо. Мы ж тоже люди, все понимаем…

— Спасибо.

Уже когда мы отошли от могилки на какое-то расстояние, я обернулась. Скоро помятые и увядшие цветы снова распрямятся, дерн даст корни, и это место опять будет радовать глаза людей своей красотой. Оди бы понравилось. Он был так счастлив, когда впервые увидел этот холмик с цветами!.. Бедный Оди…

Из Нерга мы вышли, но радоваться я не могу. На сердце будто лег тяжелый камень. Отчего-то мне кажется, что еще ничего не окончено…

Глава 23

Вот уже вторую седмицу мы живем в столице Харнлонгра, причем обитаем не где-нибудь, а в прекрасном дворце Вена. Нам выделены две небольшие комнаты: в одной мы поселись мы с Маридой, а в другой — Кисс, однако почти все время наша троица проводит вместе. Пусть даже мы находимся сейчас среди друзей, но, тем не менее, разбегаться по сторонам не сстоитледует. За несколько дней блужданий по Нергу наша троица привыкла быть вместе, так что не стоит расставаться и сейчас: как-то надежнее жить, когда ощущаешь рядом с собой плечо друга.

Дорога от границы до Нарджаля, столицы Харнлонгра, заняла несколько дней, причем нас доставили туда с большой охраной. В то селение, где мы остановились, прислали вооруженный отряд и карету в занавешенными окнами, в которой мы и добрались до нужного места. И если для Мариды езда в дорогом экипаже была чем-то привычным, то я несколько растерялась, увидев внутри кареты обивку из дорого шелка, мягкие подушки, корзины с едой и бутылками дорого вина… Будь я в своей старой одежде, в той, что вышла из Нерга, я бы и на порог этой прекрасной кареты даже не ступила, но вместе с экипажем нам была прислана и новая одежда, так что я не опасалась испачкать эту удивительную роскошь внутри каретыэкипажа. Единственное, что меня порадовало, так это то, что одежда, присланная нам, была мужской — я в последнее время совсем отвыкла от платьев.

Правда, Кисс после первого же дня езды в карете наотрез отказался и дальше продолжать в ней путь. Не слушая возражений, он оседлал Медка, и почти всю оставшуюся дорогу ехал подле нашего экипажа..

Я первое время старалась спать, а вот Марида — она постоянно отодвигала шторку и смотрела в окно кареты. Ее можно понять: старая королева вновь увидела свою страну, где она не была уже много лет. Вначале женщина молча смотрела на разворачивающиеся за окном пейзажи, но потом воспоминания стали брать верх, и тут уж мне стало не до сна. Бывшей королеве хотелось поделиться с кем-то теми чувствами, что вызывали в ее душе мелькающие за окном города и селения, так что и мне пришлось присоединиться к ней. Я слушала рассказы Мариды, и постепенно передо мной стала разворачиваться картина жизни Харнлонгра, страны Дана и Вена…

Однако когда мы стали подъезжать к Нарджалю, Кисс вынужден был вновь занять место внутри кареты. Как сказал ему командир сопровождающего нас отряда, он и без того пошел на нарушение приказа, позволив Киссу проехать большую часть дороги верхом, так что теперь пусть Кисс не подведет уже его самого.

В городе карета долго грохотала по мощеным камнем мостовым. Марида и тут не выдержала; несмотря на просьбу командира не смотреть в окно, она все же пыталась что-то высмотреть в щель сквозь задернутые шторки кареты — все же женщина чуть ли не двадцать лет не была в столице своей страны, и ей очень хочется увидеть, как сейчас выглядят знакомые места.

Потом карета остановилась. Скрип открываемых ворот… Кажется, наше путешествие закончилось. Приехали.

— Господа — распахнул дверь кареты командир отряда. — Господа, прошу вас…

— Да, конечно…

Теперь можно безбоязненно выйти из кареты. Огромный двор, окруженный высокой кованой оградой, над которой работали настоящие мастера своего дела. Надо же, какой тут красивый дом! Настоящий дворец! А сколько тут цветов!..

— Хм… — в голосе Мариды промелькнул оттенок горечи. — А здесь многое поменялось…

— Это королевский дворец? — повернулась я к женщине.

— Нет. Если мне не изменяет память, то это столичный дом семьи графов Эрмидоре. Их фамильный замок находится в другом месте…

Когда в мы оказались в роскошно обставленной комнате, туда едва ли не вбежал Вен. Красивый, статный мужчина, одетый с удивительным изяществом, мечта многих женщин… Быстрым шагом он пересек комнату и согнулся перед Маридой в изящном поклоне:

— Ваше Величество, я несказанно рад приветствовать вас в моем скромном жилище. Вы оказали мне великую честь…

— Граф, достаточно! — остановила Марида поток слов. — Я тоже искренне рада видеть вас. И давайте поменьше официоза — я от него отвыкла за последние годы.

— Слушаюсь, Ваше Величество — Вен вновь согнулся в изящном поклоне. — Как вам будет угодно.

Он повернулся к нам с Киссом, и я увидела на его губах знакомую мне улыбку.

— Лия, змея такая, я страшно рад тебя видеть! — и Вен без долгих разговоров сгреб меня в охапку.

— Вен, ты мне сейчас кости переломаешь! — рассмеялась я. — Между прочим, они вот-вот затрещат! Ой, вот уже, кажется, начинают потрескивать…

— Рад видеть тебя, паразитку!.. Кстати, хорошо выглядишь… О, Ваше Величество, и вы, разумеется, тоже совершенно неотразимы!

— Это вы, молодой человек, привираете! — чуть усмехнулась Марида. — Но слышать все одно приятно…

— Что-то у вас, дорогой граф, с комплиментами задержка выходит — подколола я Вена. — Раньше вы были куда более шустры!

— Что вполне объяснимо: раньше я был холост, а сейчас женат… — Вен шагнул навстречу Киссу и протянул ему руку. — Кузен, я рад тебя видеть. Действительно рад.

Глядя, как парни обмениваются рукопожатиями, я невольно сравнивала их внешне. Высокий широкоплечий красавец Вен и Кисс, человек среднего роста и, казалось бы, совершенно неприметной наружности. Но я-то знала, что стоит Киссу снять ремешок со своих волос, то он окажется ничуть не хуже всеми признанного сердцееда Вена, а при желании, говоря проще, может легко заткнуть его за пояс…

Тогда мы долго говорили о разном, но единственное, о чем нас просил Вен — пока не покидать его дом. На всякий случай. И потом, так надо. На время…

Жена Вена, с которой он нас чуть позже познакомил, мне очень понравилась: молоденькая милая девушка, остроумная и с легким характером. К нам она отнеслась хорошо, и ее особо не беспокоило то, что в их доме появились гости. Кроме того, почти все свое время она проводила во дворце Дана: молодая супруга короля все еще чувствовала себя несколько непривычно в чужой стране, среди незнакомых людей, и, вполне естественно, первое время старалась общаться в основном с теми, кто вместе с ней прибыл в Харнлонгр из Славии. Как мы поняли, юная королева и молодая жена графа Эрмидоре за это короткое время стали лучшими подругами, что еще больше укрепило положение Вена при дворе, хотя больше укреплять, казалось бы, некуда…

Из дворца Века мы никуда не выходили, и единственное, что позволяли себе — так это спускаться в конюшню, навещать Медка. К этому времени нашего бедного коня уже отмыли от той краски, которой мы вынуждены были покрыть его в Нерге, и сейчас перед нами вновь был прекрасный конь того изумительно цвета, на которого с восхищением и завистью косились окружающие. Мне отчего-то кажется, что после того, как Оди перетащил Медка на себе по отвесной скале — с того времени Кисс с еще большей привязанностью стал относиться к нашему медовому коню.

Кисс и Марида хорошо ладили друг с другом. Более того: иногда они вдвоем начинали слегка поддразнивать меня. Вначале я немного злилась от подобного, но потом приняла правила игры — почему бы немного не подтрунить друг над другом, если от этого нет ничего плохого…

Мне бы очень хотелось пройтись по Нарджалю, посмотреть на столицу, но Вен пока просил этого не делать — не стоит раньше времени показываться на чужие глаза. Судя по всему, красавец опасается за нас — как видно, у него для этого есть основания. Ну что ж, иногда надо прислушиваться к пожеланиям хозяев.

Об Оди мы старались не говорить: странно, знакомы с этим парнем мы были всего несколько дней, и, тем не менее, несмотря ни на что, успели привязаться к этому изуродованному парнишке. Еще одна зарубка на сердце, отдающаяся болью не только под лопаткой, но и на душе… Ах Оди, Оди, ну как же вышло так, что ты погиб в тот момент, когда, казалось, мы находимся в полной безопасности? Похоже, что колдунам едва ли не в первую очередь была необходима смерть именно этого парня, причем даже больше, чем гибель любого из нас: ведь если бы кто из живущих в других странах увидел, во что в Нерге превратили человека… Страх может напугать, но вполне может произойти другое — заставит вступить в противостояние, сделать все, чтоб подобное никогда не произошло ни с тобой, ни с кем-либо другим…

За это время мы уже не единожды рассказали обо всем, что с нами произошло в Нерге как Вену, так и тем немногим мужчинам, которых Вен приводил к нам. Каждый раз рассказы были долгими, тем более, что нам постоянно задавали вопросы, если им что-то казалось неясным. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб понять: эти люди имеют прямое отношение к тайной страже Харнлонгра.

Вен уже рассказал нам, что по просьбе Дана Правитель Славии велел Вояру прислать сюда своих людей, которые дотошно расследовали, кто прохлопал заговор против правящей в Харнлонгре династии. Уж не знаю, что люди Вояра там накопали, но в результате проверки некоторые в тайной страже Харнлонгра лишились должности, другие — свободы, а кое-кто и головы. Дан действовал довольно жестко, но у него не было иного выхода: заговор надо давить на корню, и в этом мнении Правителя Славии полностью поддерживал юный государь. Правителя можно понять: все же его дочь вышла замуж за принца (вернее, уже короля) Харнлонгра, так что интересы двух государств сейчас крепко переплетены меж собой. Впрочем, подводных камней там тоже хватает…

Марида и Кисс — вот те много говорили об этом с теми, кого сюда приводил Вен, а вот я, честно говоря, особо не вслушивалась и старалась не вникала в весьма запутанные и сложные отношения меж людьми и странами, понимала лишь одно: Нерг ни в коем нельзя пускать за Переход. Более того: надо безжалостно пресекать любые попытки колдунов пролезть со своим влиянием в другие страны, причем даже малейшие поползновения следует пресекать на корню, иначе это будет как раковая опухоль — погубит мир на корню… Конечно, Дан с Правителем делали для этого все, что только было в их силах, но мне в глубине души все одно было не по себе — не знаю, что думают по этому поводу Марида и Кисс, а я считаю, что тут нужны более жесткие меры.

Зато порадовали другие новости. Все те наши раненые, которые пострадали после нашего первого перехода через границу — они все были живы, спасибо за то Пресветлым Небесам… Больше того: их всех сразу же отправили в Славию — там все же куда безопасней, чем в Харнлонгре. Туда же, в Славию, от греха подальше переправили и книги, а вот что касается старых долговых расписок, найденных в пещере старого колдуна… Тут я спрашивать не стала — не моего ума дело, сами разберутся. Однако, судя по ухмылкам Вена, обе страны готовят кое-кому немало сюрпризов… И, как я поняла, свою руку к этому прикладывает Казначей.

Вообще-то сейчас этот вечно недовольный человек усиленно наверстывал постоянной работой долгие годы жизни, потерянные им на рудниках. Прежде всего, надо сказать, что Правитель Славии неожиданно для всех назначил этого иноземца надзирающим за государственной казной, чем вызвал недовольство очень и очень многих. Более того: говорят, Вояр с Казначеем едва ли не публично сцепились в первый день службы нашего зануды, но сейчас они не только мирно сосуществуют, но даже нашли меж собой общий язык, тем более, что по слухам Казначей за короткий срок перетряхнул едва ли не все приходно-расходные книги в департаментах, и навел страху на многих чинуш. Утверждают, что Вояр даже выделил своих сотрудников для охраны Казначея со строгим указанием следить за этим человеком, как за собственным карманом и едва ли не сдувать со своего подопечного пылинки. Мол, не приведи того Небеса, случится с мужиком что — и я вам не завидую…

Что же касается книг… По словам Вена, все книги были переправлены в Славию — там безопасней, да и запоры в храмовых хранилищах покрепче. Именно в одно из этих тайных подземных хранилищ и были отправлены подальше от людских глаз два манускрипта, а остальные сейчас вовсю переводятся и переписываются в нескольких экземплярах каждый. Говорят, в тех рукописях отыскалось множество полезных знаний.

И еще меня ждало радостное известие: по словам Вена, в одном из свитков было то заклятие по снятию последствий ритуала эценбат. Вот это да! Проще говоря, мы случайно нашли то заклинание, при помощи которого эрбатов можно вновь превращать в обычных людей. Если это действительно так, то, боюсь, Храм Двух Змей в ближайшее время начнет хиреть. Замечательно! Выходит, я поступила правильно, что не стала соваться в тот храм — когда в Харнлонгр доставят переписанную с манускрипта копию проведения ритуала, то с меня последствия эценбата снимут и здесь. Что ж я тот свиток заранее не просмотрела еще там, в Нерге? Все очень просто: увидев, что в нем говорится об эценбате, я сразу же отложила манускрипт в сторону — не хотела даже смотреть, и, как оказалось, напрасно… Хотя почему напрасно? Все одно тогда рядом не было никого из тех, кто бы мог заниматься подобными вопросами, как снятие эценбата.

Если честно, то я все еще боюсь поверить в это возможное избавление. Мне надо бы от счастья прыгать до потолка, а я чего-то боюсь… Говорят, такое случается… Поскорей бы сюда доставили тот свиток, а то что-то на душе тяжело…

Трей, Оран и Варин вернулись на свою службу, а вот насчет остальных я почти ничего не знаю. Единственное, что мне сказали, так это то, что сейчас вновь расследуется та старая история с гибелью военного отряда, которым командовал Гайлиндер. Знаю, Эри, что сейчас ты возненавидишь меня еще больше, но на свете должна быть справедливость, пусть даже и запоздалая.

Дважды к нам приезжал и Дан, и, хотя времени с нашей последней встречи прошло совсем немного, надо признать: парень здорово изменился. Теперь перед нами был не прежний милый парнишка, а молодой человек с сильным и властным характером, немного резковатый, взваливший на себя нелегкое бремя власти, но, тем не менее, в глубине души все еще нуждавшийся в ободрении и поддержке. Парня можно понять: в восемнадцать лет он принял на себя правление большой страной с весьма неприятными соседями и кучей самых разных проблем. и, и понимающийДан прекрасно понимал, что, помимо всего прочего, очень многие сейчас все пристально следят за каждым шагом молодого государя, выискивая малейшие ошибки в его поступках и поведении.

Я, если честно, немного опасалась, как Дан воспримет Кисса, но, спасибо за то Пресветлым Небесам, все обошлось. Мужчины как бы негласно решили не упоминать всего того, что относилось к каравану рабов — это прошлое… Оно было не то что забыто, а как бы осталось за гранью воспоминаний. Зато Марида — та едва ли не помолодела, вновь оказавшись в столице, да еще и рядом с внуком. Правда, дворец Вена она, как и мы, пока что не покидала — опять-таки на всякий случай…

Однако Дан решил — хватит нам таиться по углам, и с ближайшее время он намерен представить нас всему высшему обществу Харнлонгра как своих спасителей, и как тех, кто оказал трону и государству неоценимые услуги. Мое робкое замечание: «Может, не стоит?», было не принято в расчет. Дан сказал, как отрезал: я знаю, что делаю. Дескать, и его бабушке тоже стоит вновь появиться при дворе. Но тут даже я понимаю: в этом случае все не так просто, ведь обвинение в страшных занятиях черной магией и кровавыми ритуалами с нее никто не снял.

Сегодня, когда Вен пришел к нам, я заметила, что он чем-то здорово раздосадован. Да и пришел он много позже, чем приходил к нам обычно — конечно, на это могут быть самые разные причины, но Марида чуть хмурится, да и я чувствую — что-то идет не так…

— Венциан, вы достаточно пунктуальны, но сегодня… — старая женщина внимательно смотрела на Вена. — Как я понимаю, ваша задержка связана с чем-то очень серьезным?

— Как сказать…

— Так что же все-таки произошло?

— Госпожа, вы прекрасно все чувствуете… Нерг не дремлет, и намерен взять реванш за свое поражение.

— Этого и следовало ожидать — чуть пожала плечами Марида.

— И тем не менее… Сегодня посол Таристана заявился к Дану с сообщением о том, что им стал известен весьма неприятный и недружественный факт: в нашу страну из Нерга пришел человек, которого разыскивают за нанесение побоев графу Д'Диаманте, и, дескать, самое прискорбное прискорбное в том, что мы укрываем того пришельца у себя неизвестно в каких целях. Кузен, речь — о тебе.

Вен уже давно обращался к Киссу на «ты». Конечно, обращение на «вы» звучало бы более правильно, но я поняла правильно: таким образом Вен как бы ломает барьеры между ними, признает право Кисса быть равным себе, и, как мне кажется, Кисс это оценил верно.

— Что?! — ахнули мы в один голос.

— Да, вы не ослышались. Откуда они узнали об этом — ума не приложу! И, главное, так быстро!.. Сейчас посол Таристана требует твоего ареста, кузен, заключения под стражу и выдачи властям Таристана для должного наказания. Считай — казни. Не сомневаюсь, что и посол Нерга в Славии обратится к тамошнему Правителю с просьбой обратиться к Дану, то есть к своему зятю с просьбой посодействовать в передаче вас, кузен, в руки правосудия Таристана. Оскорбление простолюдином аристократа древней крови — очень серьезное преступление.

Мне отчего-то вспомнился колдун, стоявший рядом с Адж-Гру Д'Жоором на краю каменного карниза. Его взгляд, устремленный на Кисса, не понравился мне уже тогда — тот колдун явно узнал светловолосого парня, в этом нет никаких сомнений. Хотя Кисс и утверждает, что не знает этого человека, но они, возможно, встречались раньше. Иначе с чего это Кисса сумели так быстро отыскать?

— Кисс, я все вспоминаю о том человеке в черном плаще…

— Лиа, я тоже подумал именно о нем… — чуть устало отозвался парень. — Знаешь, как в памяти не копаюсь — никак не могу его вспомнить. Или он меня когда-то видел, а я его не заметил, или же наша встреча состоялась так давно, что я его не запомнил. Или просто забыл. А вот он меня, без сомнений, узнал.

— Но это, к сожалению, не все… — вздохнул Вен.

— Что еще?

— Из Нерга пришло очень неприятное известие, столь же нерадостное. Вернее, официальной бумаги пока еще нет, но посол Нерга с любезной улыбкой на своей хитрой морде уже сообщил нам, что она вот-вот будет. Даже не со дня на день, а с минуты на минуту. Точнее, некий житель Нерга обвиняет вас в том, что вы его ограбили, унесли какие-то ценности, причем сделали это при свидетелях. Дескать, преступление совершили двое: самозванка, выдающая себя за бывшую королеву Харнлонгра, и некая наглая девица… В общем, по приметам это…

— По всем приметам это должны быть мы — согласно кивнула головой Марида. — Тут и сомнений быть не может. А вот что касается личности пострадавшего, то это, конечно же, Гал'ян. Уверена, сейчас в Нерге вовсю натаскивают нужных свидетелей, которые подтвердят любую ложь, и никого из колдунов особо не интересует то, что меня в том доме даже близко не было, а Лия не умеет открывать замки…

— Верно. По словам посла Нерга, тот человек, которого вы ограбили, страстно желает вернуть собственное добро, и успокаиваться он не собирается. Вот Нерг и требует вернуть как похищенное добро, так и тех, кто приложил к этому свою руку. То есть вас.

— Не понимаю, на что они рассчитывают? — Марида прошлась по комнате. — Если уж на то пошло, то это уж не такие серьезные преступления, касающиеся отношений между странами.

— А вот колдуны Нерга намерены устроить из этого невесть какой скандал… — в голосе Вена было заметно раздражение. — Нас уже начинают обвинять не только в утаивании преступников по всему миру, но и в покровительстве им. Однако в подтексте идет намек: всю эту историю можно замять, если будут возвращены вывезенные из Нерга книги, и выплачена некая компенсация, о размерах которой пока что скромно умалчивается… Но это, как вы сами понимаете, невозможно, и дело тут даже не в рукописях, а в том, какую историю с далеко идущими последствиями из-за этих книг в дальнейшем может раздуть Нерг — я буду не я, если колдуны после возвращения книг не обвинят Харнлонгр во всех мыслимых и немыслимых грехах, да еще и пытаемся откупиться за совершенные в Нерге преступления. Так что насчет манускриптов им было прямо сказано только одно: простите, не понимаем, о чем идет речь, ни о каких книгах ничего не знаем и ведать не ведаем… На Дана жмут со всех сторон, но он знает: один раз уступи, то потом уже никогда не избавиться от этого давления. Позволь хоть небольшую слабину в отношениях с Нергом — и все, колдуны враз этим воспользуются, и позже сам будешь не рад, что в каком-то вопросе пошел у них на поводу. Дан молод, совсем недавно сел на трон, и оттого ему надо проявлять несгибаемую волю и демонстрировать справедливость. О королях во многом судят по началу их правления…

— И что из этого следует? Нам что делать?

— Будем думать. Есть у нас пара мыслей… Прежде всего это относится к тебе, кузен — Вен повернулся к Киссу. — Дан просит передать, что он верит в твою невиновность, и желает положить конец всем пересудам на эту тему. Он собирается пригласить сюда на праздник графа Д'Диаманте, но с тем условием, чтоб он сделал исключение и привез с собой камни Светлого Бога.

— Зачем?

— Видишь ли, от имени Его Величества утром послу Таристана будет передано сообщение как для графа Д'Диаманте, так и для королевского двора Таристана: тот человек, которого они требуют для выдачи, по мнению правящего дома Харнлонгра является старшим сыном графа Д'Диаманте и принцессы Кристелин Белунг. Так что в данный момент не может быть и речи ни о какой выдаче аристократа столь древнего рода. Подтвердить слова этого человека о его происхождении, или же опровергнуть их можно только одним способом: для этого достаточно просто провести испытание с камнями Светлого Бога, после которого все станет на свои места. В общем, к завтрашнему дню письма уйдут в Таристан, где, кроме всего перечисленного будет и личное приглашение Дана графу Д'Диаманте с просьбой прибыть в Харнлонгр вместе с камнями Светлого Бога для того, чтоб получить окончательную ясность в этом вопросе. Ваше Величество, — обратился Вен к Мариде, — Ваше Величество, я хотел сказать…

— Все хорошо — подняла та руку. — Все правильно…

— Постойте! — вмешалась я. — Ну, покажут камни, что Дариан — старший сын графа Д'Диаманте. Только этот не спасет его от обвинений в жестоком избиении своего отца!

— Ошибаешься — удобней устроился в кресле Вен. — Причем ошибаешься в корне. Нападение простолюдина на аристократа — это преступление, а вот если сын врезал отцу… Извини, но это уже семейные проблемы, каких хватает везде, и которые никто не будет разбирать, чтоб не ронять авторитет древних семейств перед остальным миром. Любой судья скажет: разбирайтесь выясняйте отношения меж собой самостоятельно, без привлечения посторонних. В конце концов это внутренние конфликты семьи, а неприятностей с родней хватает у каждого из нас…

— То есть если я правильно поняла…

— Ты правильно поняла: в каждой семье есть свои разборки и свои проблемы, и если камни Светлого Бога подтвердят слова Кисса, то дело об избиении сразу будет считаться внутренним делом семейства Д'Диаманте, и, естественно, обвинение с Дариана сразу же снимется.

Надо же, — подумалось мне, — надо же, как, оказывается, легко может разрешиться такой, казалось бы, серьезный вопрос!

— Так вот, — продолжал Вен, — в послании к королю Таристана будет написано что-то вроде того — дескать, если слова человека, называющего себя сыном принцессы Кристелин не подтвердятся, то он, без сомнения, будет выдан Таристану; но если испытание подтвердит, что этот человек и в самом деле является аристократом голубой крови и представителем древнего рода, то попытка отдать его властям Таристана в данный момент под клеймом преступника впоследствии может быть расценена высокородными семействами Таристана как проявление крайнего неуважения к аристократии этой великой страны… Как вам эта отмазка?

— Не лучше и не хуже других — чуть пожала плечами Марида. — Вполне удобоваримое объяснение…

— И я про то же… Итак, что скажешь, кузен? Сейчас для нас главное — выиграть время. Лично я считаю, что тебе хватит таиться!

— Если честно, то я в растерянности…

— Тут говорить нечего. В ближайшее время лучшей возможности нам просто не представится! Самое время и самое место, чтоб признать тебя не только законным сыном графа Д'Диаманте, но и его наследником, хотя, говоря по чести, наследовать, кроме долгов, там нечего.

— О какой возможности ты говоришь?

— Дело в том, что вскоре состоятся празднования в честь пятисотлетия воцарения на престоле династии Диртере, так что в ближайшее время в Харнлонгр начнут стекаться гости из многих стран, так чтои на том приеме будет множество гостей, цвет аристократии. К тому же в нашей стране сейчас новый король, новая королева… Короче, на праздники будет угрохано немало денег. Если провести испытание с камнями Светлого Бога на виду у всех, то, думается, вопрос с твоей передачей Таристану отпадет сам собой. Кстати, герцог Белунг, он же твой дядя, тоже будет на том приеме.

— Не знаю, хочется ли мне носить это имя! Д'Диаманте… Слишком много всего накопилось… — у Кисса был усталый голос.

— Кузен, не мели чушь! — Вен едва не подпрыгнул на месте от возмущения. — Ты и без того болтался всю свою жизнь невесть где, и все только оттого, что твой папаша не желает ни признавать, не видеть тебя своим наследником. И потом, насколько мне известно, едва ли не главным желанием твоей матери, принцессы Кристелин, было одно — чтоб ты, наконец, стал законным наследником имени Д'Диаманте, откинув от себя слово «бастард».

Кисс ничего не ответил, да и что тут скажешь? Вен прав…

— Знаю, кузен, что тебя волнует… Да не беспокойся ты, Его Величество на твоей стороне, а прошлое… Ну, оно есть у каждого из нас, а Дан все понял правильно. К тому же ты был одним из тех, кто не только вытащил его бабушку из тюрьмы, но и спас ее.

— А вы уверены, что граф Д'Диаманте привезет с собой камни Светлого Бога? — в голосе Мариды слышалось сомнение. — Насколько мне известно, они не должны покидать стен фамильного замка графа.

— Без камней ему тут делать нечего — хмыкнул Вен. — Иначе зачем нам нужен этот человек? Хотя Хотя камни Светлого Бога крайне редко покидают фамильный замок Д'Диаманте, но на этот раз графа попросили сделать исключение. Видите ли, графу не только послано отдельное приглашение, но еще и специально указано, чтоб он имел при себе камни Светлого Бога. Дело, мол, в том, что только при их наличии можно разобраться в некоем щекотливом вопросе, который давно беспокоит графа и волнует умы многих аристократов, так что необходимо положить конец той неприятной истории и ненужным разговорам. Более того: Дан выразил столь сильное желание лицезреть прекрасного графа, что даже согласился оплатить его дорожные расходы. От подобного предложения граф Д'Диаманте вряд ли откажется, а мне уже заранее страшно увидеть итоговую цифру дорожных трат милого гостя!

— И все же я плохо верю, что он осмелится явиться сюда, к королевскому двору Харнлонгра… — Марида услало потерла ладонью лоб. — С чего вы решили, что он приедет? Ну, вы понимаете…

— Конечно, приедет, в этом не может быть никаких сомнений! Никуда не денется… А уж если и его дорожные расходы будут оплачены!.. Причем граф заявится сюда не один, а вместе со своим сыном — парню надо срочно найти себе очень богатую невесту — «просто» богатая ему никак не подойдет. У семейки Д'Диаманте столько долгов, что об этом лучше не думать — страшно, аж жуть! да и наяву просто невозможно представить себе эту гору золота, которую надо в течение самого ближайшего времени отдать давно ждущим этих денег должникам! Граф не просто разорен, он, по сути, на грани финансового краха. Да еще и его сынок прикладывает к этому свою руку — парень молодой, деньги, как и его папаша, считать не привык, и отказывать себе тоже ни в чем не желает. К тому же он игрок и не дурак выпить… Папашу с сыном не сегодня-завтра выставят из дома, то бишь из замка — надо же долги гасить, хоть камни Светлого Бога продавай! За душой у отца и сына нет ничего, кроме древнего титула, долгов и дурной славы. Вот оба члена семьи Д'Диаманте и надеются, что отыщется какая-нибудь очень богатая невеста, которая ради титула согласится оплатить огромные долги семейства жениха. Ни в Таристане, ни в соседних странах парень так и не сумел найти себе подходящую невесту, хотя прикладывал к этому немало усилий. На титул согласны клюнуть многие богатеи из числа тех, кто вышел из низов, но вместе с титулом брать такие долги… Увольте! По слухам, Кастан готов жениться даже на столетней бабуле, лишь бы у нее сундуки от денег ломились!

— Все равно… — покачала головой Марида. — Все равно я сомневаюсь в том, что Эдвард Д'Диаманте рискнет появиться здесь.

— Ваше Величество, от предложений королей таки просто не отмахиваются. Кроме того, та давняя история с гибелью принцессы Кристелин и пропажей ее сына все еще слишком хорошо помнится — некоторые скандалы запоминаются навечно. Графу надо попытаться каким-то образом обелить свое имя в той более чем неприятной истории, тем более что ее отзвуки все еще сказываются при одном только упоминании имени Д'Диаманте… Еще графу надо доказать, что его старший сын или умер, или сгинул невесть где, а иначе… Пусть твое имя давно даже не запачкано, а загажено, но такие люди, как граф Д'Диаманте все одно будут пытаться ухватиться хоть за что-то из своего прошлого, где есть хоть малейшая возможность обелить оправдать себя, пытаясь доказать при том, что все мерзкие разговоры о тебе — это сплошная ложь и не более того…

— Это как сказать… — хмуро пробурчал Кисс.

— Кузен, ты не знаешь главного… — продолжал Вен. — Когда твой дед узнал о том, что в действительности произошло в замке графа, то он поднял страшный шум. На мой взгляд, он поступил совершенно верно. Герцог сумел отыскать свидетелей (что при его возможностях совсем неудивительно!), и предоставил такие доказательства королю Таристана, что тот решил пойти навстречу требованиям герцога. Не знаю, что думали по этому поводу другие, а я не сомневаюсь: король Таристана в глубине души был даже доволен подобным исходом дела — своим недостойным поведением граф давно раздражал его и доставлял немало неприятностей правящему дому бесконечной чередой все более и более скандальных историй. Жалобы шли одна за другой, причем даже от таких людей, претензии которых никак нельзя проигнорировать. Говорят, в последнее время при одном упоминании имени прекрасного графа у короля начинало сводить зубы. Так вот, королем Таристана был издан указ, согласно которого должно быть проведено еще одно публичное испытание с камнями Светлого Бога, и тот из членов семейства Д'Диаманте, у кого свет от камней окажется ярче всех — тот и примет на себя титул. Причиной этого беспрецентного решения указывалось недостойное поведение графа Эдварда, которое явилось причиной смерти принцессы Кристелин…

— То есть… — подхватила Марида.

— То есть, если бы это испытание было проведено, то Дариан давно носил бы графский титул, а его папаша… В общем, его положению в обществе сложно было бы позавидовать. Но испытание не было проведено, так как Дариан пропал по дороге домой. Тогда многие считали, что к этому приложил свою руку граф…

— Нет — покачал головой Кисс. — Эдвард Д'Диаманте тут был ни причем. Я просто спасал свою жизнь…

— Разумное решение, и вместе с тем я уверен в том, что до повторного испытания с камнями Светлого Бога ты, кузен, дожить бы не сумел — отправился б на Небеса тем или иным способом.

— В этом и у меня нет никаких сомнений — обронил Кисс.

Теперь я понимаю, отчего граф Д'Диаманте так перепугался, когда во дворце Правителя к нему пришел Дариан. Тот давний приказ короля Таристана никто, и верно, не отменял, так что потребуй Дариан — и от испытаний с камнями Светлого Бога графу никак не отвертеться, а чем подобное может закончится для прекрасного аристократа — это понятно и без слов. Оттого в глазах графа Д'Диаманте (при его встрече с Киссом в Стольграде) перед ним стоял не вновь обретенный сын, а тот, кто в любой момент может забрать себе его титул и состояние, тот человек, из-за которого, по мнению графа, и произошли все его беды. Правда, в том, что в этих бедах он виновен сам — такое прекрасному графу даже не могло придти в голову. Виноваты все другие, но только не он!..

Кисс встал, прошелся по комнате. Казалось, он не знал, как задать интересовавший его вопрос. Потом решился, сел за стол напротив Вена и спросил:

— Кузен, ты сказал, что граф приедет сюда с камнями Светлого Бога? А камни у него действительно имеются?

Хм, по меньшей мере странный вопрос.

— Конечно! Без этих камней семья Д'Диаманте теряет большую часть своей значимости и непохожести на других. Такие вещи, как камни Светлого Бога, берегут как зеницу ока. Именно они составляют основу семейной истории Д'Диаманте, и без них титул будет неполным. А в чем дело?

— Эти камни, ну, те, которые сейчас имеются у графа… Они что, действительно светятся?

— Ну да…

— А ты сам это видел?

— Лично я — нет, но мои знакомые видели, и не раз говорили об этом… А что такое?

— Не знаю, как сказать… С этими камнями не было никаких недоразумений?

— С чего бы это? Хотя… — Вен чуть прищурился. — Кузен, думаю, ты не просто так задал этот вопрос? Не знаю, друг мой, что ты хотел этим сказать, только вторых камней Светлого Бога нет. Их просто не существует, а если б они и были в этом мире, то у графа не хватило бы денег, чтоб их купить — думаю, каждый из нас представляет, сколько может стоить такое чудо. Даже король большого государства, предложи ему приобрести подобное, не раз подумает, может ли позволить себе такое расточительство! Правда, не спорю: лет двадцать назад, или чуть больше — тогда, и верно, шли разговоры, что с камнями не все ладно, но граф продемонстрировал камни обществу, и разговоры стихли сами собой. И в последствии сияние камней видели многие, в том числе и те, кто их, так сказать, лицезрел раньше, так что камни Светлого Бога на месте, в замке графа, и в этом не может быть ни малейших сомнений. Тут вряд ли возможны подделки… В чем дело, кузен?

— Дело в том, что у графа Д'Диаманте нет этих камней, и быть не может.

Ничего себе заявление!

— Почему?

— Потому что эти камни… Они у меня. Вернее — со мной. Вот… — и Кисс снял с шеи тот кожаный мешочек, в котором лежали фигурки донн-ди, развязал тугой узел, и на его ладонь выпали уже виденные мной две деревянные фигурки, одна длинная и узкая, вторая низкая и широкая. Обе старенькие, с полностью обсыпавшейся краской, порядком оббитые, но, тем не менее, целые и невредимые. — Они здесь, внутри этих фигурок. В каждой — по одному бриллианту. Эти камни — дар Светлого Бога, они все время были при мне. Точнее, примерно с того самого времени, как погибла моя мать.

Последовала немая сцена. Потом Вен, кашлянув, растерянно произнес:

— Дариан, я не совсем понял, что ты сейчас сказал. Уж не имеешь ли ты в виду…

— Я имел в виду только то, что камни Светлого Бога уже много лет как находятся со мной, но, естественно, я ношу их не в кармане. Камни спрятаны в этом самом обереге.

— Тогда покажи их! — глаза Вена в растерянности перебегали со старых деревянных фигурок на Кисса.

— Сейчас я этого делать не буду — покачал головой Кисс. — Для этого надо раскрыть оберег, но пока этого делать не стоит. Надо дождаться более благоприятных обстоятельств.

— А как там оказались камни Светлого Бога? — брякнула я, хотя уже и сама догадывалась, каков будет ответ на этот простой вопрос.

— Их спрятала туда моя мать, принцесса Кристелин

— Погоди, погоди! — замахал руками Вен. — Этого просто не может быть! А как тогда быть с теми камнями, что находятся в фамильном замке Д'Диаманте?

— Думаю, это копия — спокойно сказал Кисс.

— Да никому и никогда не раздобыть такие же вторые камни! — Вен чуть не подскочил на месте. — Никогда! И подделку тоже не изготовить! Ты только представь, какой величины должны быть алмазы, чтоб изготовить из них точные копии камней Светлого Бога! А какой огромный труд предстоял бы гранильщикам и ювелирам! Да если бы кто из них получил подобный заказ, то об этом все одно стало бы известно! Такие вещи почти невозможно удержать в тайне! Ювелиры — народ особый, у них свой цех, свои правила и свои законы…

— Если это были ювелиры из Нерга, то сохранить тайну не составит труда. Мало что выходит за пределы границ этой проклятой страны.

— Все равно! — кипятился Вен. — А откуда же тогда взялось свечение тех камней, которое граф не раз демонстрировал, и которое за последние годы видели многие? Между прочим, у придворных глаз на драгоценности наметан, и они бы враз заметили, что камни не похожи на те, что они видели раньше!

— Думаю, что знаю ответ на этот вопрос. Колдуны Нерга способны на многое… Боюсь, что ради возможности раздобыть эти камни граф пошел на весьма непристойную сделку.

— Да какое значение для графа Д'Диаманте играет очередная грязная история! — кипятился Вен. — Десятком больше, десятком меньше — ему это уже без разницы! Даже если предположить, что ты говоришь правду… Кузен, не обижайся, но за долгие годы жизнь тебя всерьез помотала, и сохранить при себе камни, пусть даже они находятся в фигурках оберега… Это просто невозможно!

— Возможно многое, и об этом позаботилась моя мать. Кроме того вы забываете, что это фигурки донн-ди, того оберега, который чужаки лишний раз стараются не брать в руки.

— Все равно в этом есть что-то необычное! Ты их держал в каком-то тайнике, или же камни Светлого Бога постоянно были с тобой?

— Ну да, все это время они были со мной. Вернее, с того времени, как я удрал из замка графа.

— Хорошо, допустим такую невероятную возможность, что ты не потерял их за долгие годы бесконечных скитаний. Но… Наверное, ты сотню раз оказывался в таких ситуациях, когда можно без труда потерять жизнь, и тут уж не до какого-то мешочка с оберегом!

— Камни охраняла Пресветлая Иштр.

— Я о другом. Тебе сейчас сколько лет? Тридцать два? Правильно?

— Ну да.

— А ты впервые надел этот оберег, когда…

— Когда мне было семь лет. И с тех пор, вот четверть века, то есть двадцать пять лет, я ношу этот оберег на себе, не снимая. В моей жизни было всякое, но мешочек с оберегом, с фигурками донн-ди, если даже и снимали с моей шеи, то снова вешали назад — видно, что фигурки старые, а к подобным оберегам всегда относятся настороженно…

— Ты хочешь сказать, что всю жизнь таскал это сокровище на себе?! — в который раз переспросил Вен, все еще не в силах поверить в услышанное.

— Почему это «хочу сказать»? Так и было на самом деле.

— Предположим… Тогда как они у тебя оказались?

— Мне их дала мать, и на следующий день ее убили. Но она успела сделать так, чтоб эти камни у меня никто не тронул.

Глаза Вена и Мариды устремились на меня. Я понимаю, что они хотели узнать, но и я желала знать об этом не меньше их. Койен, как это произошло? Кисс все одно мало что скажет — он не из тех, кто охотно говорит о своем прошлом.

И я снова, как наяву, увидела то, что произошло много лет тому назад…

… Кристелин присела возле небольшого столика в их с сыном комнате. Сейчас на нем лежали Диа и Анте, камни Светлого Бога. Молодая женщина только что вынула их из тяжелого узла волос на своей голове, в котором она до того прятала камни, которые забрала, вернее, похитила из тайника в комнате графа. Не стоило нести камни в руках — если бы ей по дороге встретился кто из слуг или из гостей, то они вполне могли бы обратить внимание на сжатую в кулак ладонь принцессы. Очень хочется надеяться, что в ближайшие день-два Эдвард не заглянет в свой тайник…

Кристелин было стыдно и горько, но иного выхода для спасения сына она не видела: камни все одно показали на того, кто достоин принять на себя титул графа, и оставлять их в замке молодая женщина не хотела. Она вернет эти камни графу сразу же после того, как он признает Дариана своим старшим сыном и наследником. К сожалению, чтобы сохранить жизнь сыну и избавить его от звания «бастард», ей придется прибегнуть к шантажу. Мерзко, гадко, и ей бы никогда не пришло в голову поступить так с любимым человеком, но, к сожалению, у нее нет иного выхода!

А Дариан с восхищением смотрел на камни, которые сверкали даже в тусклом свете коптящей свечи. Стоило ребенку протянуть к дару Светлого Бога свои ладони, как камни начали чуть светиться, сверкнуло несколько золотых искр…

— Дариан, не надо! Не стоит баловаться с наследием Древних!

— Мама, но у меня ведь было самое яркое свечение с ладоней! Ярче, чем у папы и у Кастана! И выглядело оно много красивей! Смотри, как здорово у меня получается — и искры снова стали появляться из лежащих на столе камней.

— Да, дорогой, ты у меня самый лучший и замечательный малыш на всем белом свете! Настоящий наследник древнего рода, и это признали все. Но пока не трогай камни — я не хочу, чтобы кто-то видел необычное свечение в нашей комнате. А сейчас помолчи и смотри, что я буду делать…

Мать поставила на стол, рядом с камнями Светлого бога, огарок старой свечи, зажгла ее, и что-то стала шептать, сложив руки на груди. Первое время ничего не происходило, потом пламя свечи внезапно отклонилось, описало круг, и затем наклонилось в сторону Кристелин. Надо же, такое впечатление, будто пламя показывало, что слушает молодую женщину.

— Пресветлая Иштр, благодарю тебя, что в своей милости ты снизошла до просьбы великой грешницы — негромко заговорила Кристелин. — Пресветлая, ты знаешь: мы женаты по твоему закону, но все идет не так, как мне когда-то думалось. Те, кто заключают брак по твоим законам, поступают под твое покровительство, и ты сама судишь их так, как считаешь нужным. И еще из пары, заключившей брак по твоим законам, ты выполняешь просьбу того, в отношении кого не сдержали данное слово. Вот я и обращаюсь к тебе… Я не прошу наказать Эдварда — во многом из произошедшего виновна я сама, и оттого для себя я тоже ничего не требую. У меня другая просьба: пусть эти камни Светлого Бога будут с Дарианом. Храни их при моем сыне, и, что бы с ним не произошло, камни должны принадлежать ему. Надо выполнить древнюю волю: камни по закону принадлежат тому, у кого они ярче всего светятся, то есть следующим графом Д'Диаманте должен стать мой сын Дариан. Он — подлинный наследник рода Д'Диаманте, и оттого я прошу тебя охранять и камни, и его самого…

Удивленный Дариан увидел, как пламя свечи качнулось вверх, а затем вниз, будто соглашаясь со словами молодой женщины, затем пламя вновь описало круг вокруг своей оси…

— Благодарю тебя за милость, Пресветлая Иштр! — прошептала молодая женщина. — Отдаю своего сына под твою защиту и покровительство…

Пламя мигнуло, и снова стало обычным.

— Мама, что это было?

— Видишь ли, сынок, — Кристелин прижала к себе сына, а по ее щеке текла слеза… — Видишь ли мальчик мой, мы с твоим отцом женаты по законам Пресветлой Иштр, то есть перед ее лицом мы с ним — законные муж и жена, что бы ни говорили другие. Дело еще и в том, что подобный брак расторгнуть нельзя, в противном случае жди кары от Богини. Если же один из двоих не держит слова, данного перед алтарем, то другой может обратиться с жалобой или просьбой прямо к Пресветлой, и та выполнит просьбу обиженной стороны в наказание другому… Правда, тут тоже все не так просто: для разговора с Пресветлой Иштр нужна только та свеча, которой священник благословлял тот самый брак, иначе Богиня не отзовется. Я этот огарок хранила, как зеницу ока… Все, Дариан, не отвлекай меня — сейчас будет самое важное…

Кристелин достала донн-ди, который ей в свой последний приезд привез барон Обре. Эти фигурки состояли из двух разъемных половинок, которые закручивались меж собой внутренней винтовой нарезкой. Кристелин вспомнила, как удивился добрый старик Обре, когда она попросила его в свой следующее посещение замка Д'Диаманте привезти с собой фигурки донн-ди, но не обычные, а из дуба, и чтоб верхняя часть фигурок как можно более плотно и крепко навинчивалась на верхнюю. Увы, но уже тогда Кристелин предполагала, что ей придется пойти на крайние меры…

Старый барон расстарался, купил ей именно то, что она просила, и вот теперь Кристелин занялась тем делом, ради которого ей и были нужны фигурки донн-ди. Она растопила остаток свечи, и залила часть воска внутрь нижней половинки пустых фигурок, а потом туда, в еще не застывший воск погрузила по камню Пресветлого Бога, залила их сверху остатками воска, быстро закрыла верхней крышкой и поплотнее закрутила.

Все, теперь камни Светлого Бога надежно спрятаны внутри простого северного оберега. Даже если начнутся поиски пропавшего сокровища, то вряд ли кто решит, будто в неприглядных фигурках спрятана столь немыслимая ценность.

— Мама, а зачем ты внутрь человечков налила воск? — светловолосый малыш с любопытством смотрел на то, что делает его мать.

— Дорогой мой, ты же понимаешь: эти камни будут искать. Я уже сказала тебе, что совершила крайне непорядочный поступок: забрала их из тайника твоего отца, хотя эти камни теперь и так должны принадлежать тебе. Сынок, помнишь, я тебе рассказывала, что священник обвенчал нас по законам Пресветлой Иштр, то есть мы вручили ей свою судьбу, и за свои поступки тоже будем отвечать перед Пресветлой Богиней, а если кто-то из двоих захочет обмануть другого, того, с кем заключен брак, то на милость Пресветлой ему рассчитывать не стоит. За обман она накажет… Так вот, свеча, которой священник благословил наш брак — через нее можно поговорить с Пресветлой Иштр, но только один раз в жизни, и попросить ее исполнить твою просьбу, но только одну… И еще эта свеча считается благословением Пресветлой Иштр.

— Так ты залила камни воском от этой свечи для того, чтоб их не нашли?

— Да, дорогой мой. Даже магия не отыщет камни Светлого Бога — свеча Пресветлой Иштр надежно укрывает камни от чужого внимания. Камни отныне находятся под защитой Пресветлой Богини, так же как и тот, кто их носит, то есть ты, душа моя… Даже если применят поисковую магию — все одно ничего не отыщут!

— А что это такое — поисковая магия?

— При помощи ее ищут пропавшую вещь или потерявшегося человека, причем можно отыскать утерянное, если даже оно находится чуть ли не на другом конце света. И тебя, мой дорогой, если будешь носить при себе этот оберег, тоже никто не отыщет. Так что завтрашней ночью, когда мы будем уходить отсюда, ты наденешь на себя этот оберег.

— А зачем? И кто меня будет искать? Папа?

— Когда ты будешь носить на себе оберег, у меня на душе будет спокойнее. А вот насчет поисков… Я почти уверена: папа будет тебя искать, все же ты его старший сын и наследник. Но тебя будет разыскивать и Гарла, а вот ее стоит опасаться. Именно оттого хорошо запомни: никогда и ни при каких обстоятельствах не снимай с себя мешочек с фигурками донн-ди. К тому же этот оберег, пожалуй, единственный из всех, люди стараются не трогать — считается, что он силой родительской любви может покарать обидчика, или того, кто прикоснется к чужому подарку отца и матери. Пусть донн-ди не отнести к числу сильных оберегов, и он не может влиять на других людей, но, тем не менее, к нему относятся с опаской. Частенько даже грабители, увидев донн-ди на человеке, и уж тем более на ребенке, оставляют беднягу в покое. Этот оберег на Севере есть почти у всех ребятишек, а вот у взрослых встречается редко — со временем терялся или просто ломался…

— Мама, я его сейчас надену? — Дариан тянул руку к кожаному мешочку, в который Кристелин положила камни Светлого Бога.

— Нет, солнышко, сегодня это может привлечь ненужное внимание. Мы спрячем его в наш тайник, куда относим те вещи, которые нам понадобятся в дороге, и там этот оберег будет лежать, дожидаясь нас. Но завтра, вернее, уже сегодня, как только мы отправимся в путь — вот тогда ты его наденешь на себя, и никогда не будешь снимать со своей шеи этот мешочек с оберегом. С того момента, мой хороший, ты попадешь под покровительство Пресветлой Богини, и она будет охранять тебя и камни.

— А ты?

— А я и так всегда буду с тобой, радость моя, ведь ты и я — мы с тобой одно целое! Запомни: ты — смысл моей жизни, и без тебя я не представляю, как жить…

— Мамочка, я тебя тоже очень люблю! — ребенок прижался к матери.

— И вот еще что: если папа не захочет признать тебя своим наследником… — Кристелин тоже не хотела выпускать сына из своих объятий. — Запомни, мальчик мой: пока не вырастешь, и сам не сочтешь нужным — до того времени никогда и никому не говори о том, где спрятаны камни Светлого Бога. Запомни: никому и никогда! Даже папе! Обещай мне это!

— Хорошо! Обещаю, что никому не скажу.

— Умница моя! А когда вырастешь… Ну, там решишь сам, хотя, думаю, к тому времени все уже встанет на свои места. Я ведь украла эти камни из тайника твоего отца, потому что и камни, и титул — все это, по сути, уже принадлежит тебе. Этим своим поступком, безнравственным и спорным, я просто пытаюсь сохранить эти камни для тебя и заставить твоего отца подумать о многом…

— А нам обязательно надо уходить?

— К сожалению, да. В этом замке я начинаю опасаться за твою жизнь, дорогой мой. Ты же слышал мой разговор с Гарлой… Не сомневаюсь: мы тобой все преодолеем, в том числе и тяжелую дорогу.

— Мама, ты говорила, что очень виновата перед своей семьей. А вдруг они нас выгонят?

— Выгонят — не совсем подходящее слово. Скорее, меня там могут не принять… Это больно, но не смертельно, тем более что я заслужила подобное отношение к себе. Ничего, мой малыш, если это случится, тогда мы с тобой пойдем в Норже, столицу Валниена. Там я могу, например, давать уроки… Много, конечно, не заработаю, но на жизнь нам с тобой хватит.

— Мама, а эти фигурки не сломаются?

— Нет. Я специально попросила дедушку Обре привести мне фигурки донн-ди, изготовленные из самого крепкого дуба, да еще и посмотреть при покупке, чтоб эти фигурки надежно закрывались. Дедушка Обре все сделал, как я его просила… Сейчас иди спать, солнышко, мне надо написать письмо твоему дедушке… И запомни еще одно: если со мной что-то случится, то иди к нему, к герцогу Белунг. Твой дед замечательный человек, он искренне привяжется к тебе и никогда не оставит своего внука без покровительства и помощи…

…Когда я закончила говорить, Вен повернулся к Киссу, который за это время не произнес ни слова.

— Надо же… Кузен, твоя мать была необыкновенной женщиной. И она очень любила тебя…

— Да — кивнул головой Кисс. — Она была настоящей дочерью герцога и самой чудесной матерью, такой, о которой можно лишь мечтать.

Что тут скажешь? — подумалось мне. Кристелин была беспредельно любящей матерью, и ради сына она хорошо продумала многое, только вот не учла величину беспредельной ненависти Гарлы, человеческую жадность, гордыню, и желание во что бы ни было оставить последнее слово за собой. Принцесса прекрасно разбиралась в математике, но слишком хорошо думала о людях. Точнее, о некоторых их них…

— Я помню твою мать, мальчик — тяжело вздохнула Марида. — Это была милая девочка, очень тихая и спокойная. Когда она умерла, я искренне сожалела. Но, тем не менее, спустя несколько лет у меня хватило ума клюнуть на слова любви графа Д'Диаманте, хотя я отдавала себе отчет, что представляет из себя этот человек… Впрочем, вру: тогда я не хотела об этом думать. Влюбленные бабы (и уж тем более бабы в моем тогдашнем возрасте), глядя на объект своей страсти, рисуют в своем воображении невесть каких рыцарей без страха и упрека, да еще и наделяют их всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами, а потом недоуменно разводят руками… И ведь каким непонятным образом он сумел обойти меня, влезть в душу — до сих пор не понимаю!

— Не стоит об этом говорить — вздохнул Кисс, да и Вен согласно кивнул головой. — Все равно из прошлого уже ничего нельзя исправить. Лучше уточним другое. Лиа, я никогда не просил тебя об этом, то раз сейчас зашла речь о моем прошлом, и о прошлом королевы… Я бы хотел знать, откуда у графа Д'Диаманте появились светящиеся камни, которые он выдает за дар Светлого Бога? Койен может рассказать тебе об этом?

— Предок говорит, что поведать нам об этом он, конечно, может, но на это понадобиться немало времени.

— Скажи этому парню, что мы сегодня никуда не торопимся.

— Ладно. Раз у нас сейчас вечер воспоминаний, то отчего бы и не вспомнить то, что произошло много лет тому назад. Койен говорит, что сейчас для этого подходящее время…

Глава 24

Граф Д'Диаманте без особого интереса смотрел на сидящего перед ним неприметного мужчину. От скуки и тоски можно принять и его — надо же чем-то занять медленно текущее время. Главное — этот человек не очередной кредитор, явившийся в замок с протянутой рукой и нагло требующий свои деньги. Ну до чего же жадны эти алчные люди! Неужели вся эта недовольно скрипящая чернь не понимает, какая это для них честь — аристократ столь древнего рода одалживает у них, у презренных плебеев, какие-то жалкие кучки золота, причем не безвозмездно, а в долг!? Впрочем, где им это понять… И до них все еще не доходит, что деньги граф вернет лишь тогда, когда у него появится такая возможность! Пусть подождут, ничего с ними инее случится! Так нет же, все скулят и грозят судом! Мерзкие скопидомы!

А этот так называемый гость, сидя в гостиной вместе с Гарлой и графом, долго пересказывал им последние сплетни при королевском дворе Таристана. Прямо как глоток чистого воздуха в опостылевшем затхлом болоте! Как же графу хочется вновь оказаться там, среди равных ему по рождению и происхождению! Тут так тошно!.. Наверное именно оттого прекрасный граф и согласился поговорить с приезжим в своем кабинете, когда тот сказал, что у него к графу есть некое предложение, которое он хотел бы обсудить с хозяином этого дома с глазу на глаз.

— Слушаю вас, — холодно уронил граф, устремляя на приезжего десятую часть своего внимания. — Сразу предупреждаю: у меня нет ни малейшего желания что-либо приобретать у вас.

— Ну что вы! — губы сидящего мужчины тронула чуть заметная улыбка. — Что вы! У меня к вам имеется чисто деловое предложение.

— Вы меня, очевидно, с кем-то перепутали — в голосе графа появились оттенки брезгливости. — Я не занимаюсь делами. Это так низко и грубо…

— Принимаю ваше замечание — чуть склонил голову мужнина. — Понимаю, вы очень заняты, и находитесь выше людской суеты. Тогда я перефразирую: у меня к вам есть некое предложение, которое может быть взаимовыгодно нам обоим. Очень надеюсь, что вы сумеете выкроить для меня несколько минут своего драгоценного времени.

Граф с трудом удержался, чтоб не выкинуть нахала за двери. Это что за отвратительные намеки насчет занятости? В последнее время чернь стала слишком много себе позволять. Вот и этот туда же! Обнаглел, ничтожество! Ему что, мало той чести, что он, граф Д'Диаманте, снизошел до разговора с этим плебеем?! Людская неблагодарность просто поражает! Самое неприятное, что ты должен делать вид, будто тебя все это не касается, и ты не понимаешь этих дурно пахнущих намеков на свое прошлое.

Дело в том, что, как это ни печально, но до сего времени прекрасный граф вынужден разбираться с последствиями той давней истории, связанной со смертью принцессы Кристелин. Все сделали вид, что поверили, будто она покончила с собой, разговоры стихли, неприятности утряслись — и в это время к старому герцогу Белунг невесть откуда заявился мальчишка, ее сын. Он умудрился совершенно непонятным образом не только уйти из замка, но и пройти через горную гряду, причем сделал это зимой, когда все перевалы закрыты из-за снега! Ну чем прекрасный граф так прогневил Богов, что они позволили этому тощему заморышу пройти там, где зимой не рискует ходить никто, да еще при этом умудриться остаться в живых?! Паршивец сумел добраться до деда, этого жадного герцога Белунг, и выложить ему всю неприятную историю, о которой любому воспитанному человеку давно пора забыть! Вот змееныш!

Все это имело весьма неприятные последствия для графа. Мало того, что откровения сопляка вызвали страшный скандал, так на прекрасном аристократе еще и отыгрался герцог Белунг, который давно искал подходящий случай, чтоб отплатить южанину за побег своей дочери, а на это влияния у северного дикаря хватало. Было сказано так: узнав о смерти дочери, герцог не стал поднимать шум — в свое время она сама сделала свой выбор, но вот за права внука герцог был намерен бороться до конца… К тому же, как выяснилось, принцесса Белунг не покончила с собой, а была убита, и это уже совсем другая история. Графу было передано: герцог Белунг надеется, что граф Д'Диаманте добровольно откажется от своего титула и состояния в пользу своего старшего сына Дариана, тем более что непорядочность графа Эдварда давно стала притчей во языцех, позорящей знатное имя своих предков, а камни Светлого Бога ясно дали понять, кого именно они желают считать своим хозяином. Однако если у графа Д'Диаманте имеются возражения, то герцог настаивает на проведении еще одного испытания с камнями Светлого Бога.

Самое неприятное в том, что король Таристана полностью поддержал эту безумную идею северного варвара. Ужас! Ведь если бы дело дошло до испытания, то произошла бы катастрофа! Ведь камней-то у графа нет! Сгорели в том огне, на котором сожгли эту северную дикарку…

Гарла уже втихую начала готовить группу разбойников, чтоб напасть на людей, которые должны были привезти домой возвращающегося мальчишку, но, по счастью, этого не понадобилось. Мальчишка удрал, и его так и не смогли отыскать. Беда… Вопрос в том, где сейчас шляется этот паршивец? Очень хочется надеяться, что он сдох в какой-нибудь канаве, и его кости растащили бродячие собаки… Сказал Этот паршивец и виноват во всем: сказал бы раньше, где эта северная девка спрятала камни Светлого Бога — и прекрасному графу не пришлось бы терзаться неизвестностью, да и с самим сопляком давно б уже разобрались по-тихому, и все выглядело бы достойно, прилично, и над головой милого графа не висела бы королевская немилость. И, главное, все было бы спокойно, никаких тебе проблем и разговоров! А теперь из-за этого паршивого ублюдка у графа множество неприятностей!

Лишний раз подумаешь о том, насколько была права Гарла, когда избавляла его от таких вот мерзких щенков чуть ли не сразу после их рождения, еще во младенчестве. Увы, с этим белобрысым отродьем сотворить подобное не получилось — им в свое время просто не позволили это сделать! Жаль, очень жаль…

И вот теперь прекрасного графа обвиняют в невесть каких грехах! Дескать, и принцессу Белунг убили в его доме и чуть ли не с его ведома, да еще и едва не расправились с мальчишкой… Герцог Белунг — вот северный дикарь! из-за этой ерунды поднял шум чуть ли не на весь мир, обвинив графа невесть в чем, да вдобавок ко всему подняли голову многочисленные враги милого аристократа. Эти тоже прекрасно поняли, что над головой Эдварда Д'Диаманте сгущаются темные тучи и под шумок решили рассчитаться с очаровательным графом за все свои прошлые обиды…

Дело кончилось тем, что по особому приказу короля Таристана прекрасному графу было велено не покидать своего родового замка, и, кроме того, ему было прямо сказано, что отныне никого из семейства Д'Диаманте не желают видеть при королевском дворе. Ну за что на голову прекрасного аристократа свалились такие страшные неприятности?! Между прочим, такие сильные переживания крайне отрицательно сказываются на внешности! Только вот что им всем, уродам, до чужой красоты!

Именно оттого граф уже несколько лет безвылазно сидел в своем замке, и за это время все здесь надоело ему до колик в печенке! Никто из знакомых или соседей даже близко не подходит к замку Д'Диаманте — они, видите ли, законопослушные граждане, которые всегда исполняют повеления короля, а в случае ослушания их ждет гнев все того же короля, этого нелепого увальня, который, кажется, искренне рад избавиться от прекрасного графа из-за пары пустячных историй…

В выигрыше от всей этой истории оказалась лишь Гарла, которая, наконец-то, добилась того, чего хотела: ее муж теперь постоянно был при ней. Естественно, она делала все, только чтоб ее прекрасный супруг не смотрел на молодых красоток, каждую из которых Гарла считала чуть ли не своей соперницей. Она даже служанок в замке поменяла, вместо молодых смазливых селянок набрала только старых и уродливых баб, в сторону которых очаровательному графу не хотелось даже смотреть. Это не жизнь, а сплошной ужас! Между прочим, вина за все произошедшее лежит только на Гарле — ведь это она не сумела втихую избавиться от нищей северной девки и ее ублюдочного сына! А в результате он, милый граф, теперь вынужден понапрасну страдать из-за этой глупой истории, о которой, про большому счету, любому здравомыслящему человеку следует позабыть как можно скорей.

И вот теперь он, утонченный граф Д'Диаманте, вынужден принимать едва ли не всех, кто стучится в ворота его замка. Ничего не поделаешь — хоть какое-то развлечение среди унылых будней. Вот и этого так называемого гостя, чужака из другой страны, он впустил в дом именно по этой причине — до обеда еще далеко, в саду бродить надоело, да и на улице слишком жарко…

Сидящий напротив графа мужчина был из разряда обычных, ничем не примечательных внешне людей, да и его одежда явно не шедевр портновского искусства. Что-то серенькое и невзрачное, на которое человеку с тонким вкусом смотреть тошно. На первый взгляд этот незваный гость — неприметная серая мышь, мелкая сошка, никому не нужная мелочевка. Правда, граф, как опытный царедворец и хороший психолог, сразу понял, что в этот раз к нему заявился далеко не обычный человек, а кто-то из тех, у кого может быть огромное влияние и стальная хватка. Недаром у этого человека, скрывающегося под личиной торговца, хорошо поставлен голос, и речь достаточно гладкая. Чувствуется, что у пришлого в свое время были хорошие учителя, а такие вряд ли будут обучать уличных разносчиков.

То, что незваный гость родом из Нерга — это милый граф понял сразу, а значит, сидящий напротив него человек может иметь отношение к колдунам, а подобное крайне нежелательно. Что этой темной братии от него надо? Граф всегда старался держаться как можно дальше от колдунов Нерга, понимая, что от них так просто не отстать — с этими интриганами слишком опасно связываться, враз опутают по рукам и ногам, причем так, что и не пикнешь. Примеров тому — не счесть! До сегодняшнего дня Эдварду Д'Диаманте удавалось обходиться без этих неприятных людей, и в дальнейшем он не собирался иметь в ними ничего общего.

А гость тем временем продолжал:

— Для начала я все же хотел бы показать вам те необычные предметы, которые могут вас заинтересовать, и о которых у нас, надеюсь, у нас дальше пойдет речь…

Мужчина вынул из кармана небольшой кожаный футляр. Ну-ну, интересно, что может предложить этот заурядный человечишка изысканному вкусу графа? Ведь не просто же так он добрую четверть часа в гостиной рассуждал о невзгодах жизни и несовершенстве этого мира (с чем, вообще-то, прекрасный граф был полностью согласен).

Граф Эдвард без особого интереса бросил взгляд на футляр — избалованного аристократа сложно удивить. К тому же Гарла в последнее время стала не просто скупой, а до неприличия скаредной, вплоть до мелочности, отказывала мужу чуть ли не во всех его просьбах — мол, хватит с тебя, погулял, почти все состояние на ветер пустил, и без того не знаю, как с долгами рассчитаться! Тебя, мол, вообще на одном хлебе и воде держать надо, а ты еще постоянно новую одежду и дорогие притирания просишь! Совсем, что-ли, башкой тронулся?! Например, ей было непонятно, для чего графу нужны все новые и новые украшения, если у него полным-полно старых! До тупой дуры никак не доходило, что украшения приобретаются не просто так, а под ту или иную одежду… Впрочем, что иного можно ожидать от необразованной плебейки?!

— Я же сказал, что не собираюсь ничего покупать! — раздраженно процедил граф.

— Возможно, посмотрев на предлагаемые вам подлинные произведения искусства, на дивные творения ювелиров, вы все же сделаете исключение…

С тонкой улыбкой на лице гость раскрыл футляр и поставил его на стол перед графом, а тому хватило одного взгляда на содержимое футляра, чтоб застыть, словно в столбняке. Неужто?!.. Ну, а гость с неподдельным интересом наблюдал, как граф стал хватать ртом воздух, пытаясь сказать хоть слово. Смотри, смотри, сейчас будешь заметно разочарован…

Перед прекрасным графом на роскошном черном бархате холодно переливались бриллианты Светлого Бога, Диа и Анте. Секундное замешательство — и граф едва ли не с рычанием схватил камни, сжал их в руках… Но чуда не произошло, и никакого золотого свечения со своих ладоней очаровательный граф так и не увидел… От чуть внимательней всмотрелся в лежащие на его ладонях огромные бриллианты, а затем поднял растерянный взгляд на сидящего напротив него человека.

— Но это же не они… Это не Диа и Анте!

— Разумеется. Настоящих камней у нас нет так же, как их нет и у вас. Так?

Граф растерянно кивнул, и тут только понял, что совершил большую ошибку. Приезжий долгими и немного пустыми разговорами в гостиной усыпил его бдительность, и, после того, как граф расслабился и потерял осторожность, перестал опасаться этого человека — и тогда гость нанес ему удар, а граф, будто неопытный мальчишка, пропустил его… Вот что значит отчуждение от двора! Раньше граф таких проколов никогда не допускал…

— Я просто имел в виду…

— Вы имеете в виду лишь то, что у вас уже несколько лет как пропали камни Светлого Бога, и с тех пор вы их так и не можете отыскать. Понимаю вашу растерянность. Я прав?

— Послушайте, что это за тон, и что за разговоры о…

— Я позволил себе бестактность? Прошу прощения. Просто ваша радость при виде этих будто бы отыскавшихся камней была настолько велика, что я не сдержался… Все же не только при дворе, но и среди черни постоянно идут разговоры о том, что у вас пропали камни Светлого Бога, причем эти невесть откуда взявшиеся слухи все ширятся и ширятся, и все более и более подтачивают вашу э-э-э… репутацию. Этим вопросом уже стали интересоваться в других странах… Я бы посоветовал почаще наказывать слуг — у них такие длинные языки! Вы только представьте: говорят, что в долгих поисках этих будто бы пропавших камней вы едва ли не перекопали весь сад, и даже выпустили воду из пруда, рассчитывая найти бриллианты на дне… В наше время так сложно найти верных и преданных слуг! Увы, это не старые добрые времена…

Вот мерзкая скотина! Чуть ли не прямо сказал, откуда ему стало известно о пропавших камнях. Но, к сожалению, этот невесть откуда взявшийся мужик прав: разговоры о том, что будто бы из замка Д'Диаманте пропали камни Светлого Бога — они, и верно, идут, причем все больше и больше, и волна этих слухов становится все шире и сильней. А уж в последнее время разговоры принимают просто-таки непристойные размеры! Графу уже пришло несколько писем от так называемых «друзей», где с «соболезнованием» сказано, что даже король стал поговаривать о том, что не помешало бы прекратить эти слухи, или же подтвердить их. Пусть граф пригласит в свой замок нескольких придворных и продемонстрирует им свечение камней Светлого Бога…

Интересно, с чего это в последнее время начались подобные разговоры, и начали так стремительно распространяться? Еще недавно по этому поводу граф терялся в догадках, но сейчас, глядя на камни в своих руках, понял — тут без колдунов дело не обошлось. Кто-то из них постарался, запустил эти слухи, но с какой целью? Что им надо от прекрасного графа?

— Я не понимаю…

— Полноте, граф, вы все понимаете! — в голосе гостя проскользнули стальные нотки. — Так что давайте играть без выкрутасов.

— Что вам надо?

— А разве не ясно? Я хочу предложить вам купить у меня эти камни.

— Хорошие копии… — растерянно сказал граф, чуть ли не пожирая глазами сверкающие камни. — Но не очень точные…

— Вы совершенно правы: это почти точные копии ваших камней, Диа и Анте. Почти. У нас, к сожалению, нет подлинников. Точное описание камней Светлого Бога есть во многих книгах, а некоторые из ювелиров видели их воочию на ваших приемах. И хотя у нас работают едва ли не лучшие ювелиры в мире, и к огранке этих камне они подошли со всей ответственностью, но, увы, полной точности и достижения всех нужных параметров достичь не удалось — в одном из камней меньше на полтора карата в другом — уже на два с половиной. К великому сожалению, алмазов нужного размера и требуемого цвета отыскать практически невозможно. На ваше счастье, у нас нашлось необходимое… Но, тем не менее, обработанные должным образом бриллианты достаточно велики, а их форма несколько необычна, так что эта разница практически незаметна. Повторяю: и без того удивительно, что сумели отыскать подходящие по цвету и размеру камни. А уж о сложности огранки я уже и не говорю… Уникальная работа, вы не находите?

Это верно, не мог не согласиться граф. Надо признать: неизвестный мастер (или мастера) проделали огромный труд, и бриллианты (во всяком случае, внешне), практически не отличались от камней Светлого Бога.

Мужчина же тем временем продолжал:

— Тем не менее, получилось очень похоже — даже вы, видевший свои камни сотни раз, даже вы с первого взгляда приняли их за камни Светлого Бога. Я, кстати, однажды тоже был свидетелем того, как с ваших ладоней лился дивный свет.

— Мы встречались раньше? Я, право, что-то не упомню…

— Это не удивительно. Я присутствовал на том приеме, который вы устроили, когда проводили испытание с камнями Светлого Бога для своих сыновей.

— В тот день было много гостей.

— Да. Тогда, помнится, ваш старший сын всех поразил. Какое изумительное сияние лилось с его ладоней!.. О чем это я говорил? А, да… Так вот, на том приеме было столько народу, что вы не могли запомнить всех. Хотя нас с вами и представляли друг другу…

— Мне тогда многих представляли…

Да, — подумал мужчина, — кого ж ты тогда замечал, кроме себя, да еще восхищенных взглядов, бросаемых на тебя со всех сторон? Вот их ты улавливал и замечал сразу.

Гость еще раз внимательно посмотрел на хозяина: хорош, слов нет, до чего хорош! Надо же — мужику перевалило за пятьдесят, а от него глаз не оторвать! Красавец с невероятным обаянием, хотя и сволочь первостатейная! Ну да сейчас именно это и требуется…

— Сколько вы за них хотите? — отчеканил граф. — Я имею в виду эти подделки…

— Граф! — теперь в голосе мужчины, кроме стали, появились легкие, едва уловимые насмешливые нотки. — Нам не нужны деньги. От вас требуется услуга. Камни стоят очень дорого, так что и услуга от вас требуется немалая.

Вот уж чего-чего, а иметь дело с колдунами Нерга прекрасный граф не желал ни за что на свете! Знает, чем такое сотрудничество может кончиться, уже насмотрелся…

— Но это же копии! — продолжал гнуть свое граф. — И не очень точные!

— А вы можете найти лучше? Тогда, разумеется, мне стоит откланяться — вежливо склонил голову гость.

Вот сволочьдерьмо! — подумал граф. Он еще и издевается! Неверное, смеется про себя… Ведь понимает, дерьмо тварь такоетакая, что графу сейчас деваться некуда. К тому же дураку понятно: если гость уйдет ни с чем, по прекрасному графу можно начинать отсчитывать дни до своего краха. Вернее сказать, не дни, а часы — приезжий узнал о нем слишком много, так что если им двоим не удастся полюбовно договориться между собой, то его, Эдварда Д'Диаманте, просто-напросто раздавят.

— И все же я хотел бы их купить — вновь попытался взять инициативу в свои руки граф. — Сколько вы за них просите? Поговорим о деньгах…

— Если вы желаете говорить о презренном золоте… Граф, не смешите меня. Смею предположить, что эти камни стоят дороже, чем весь ваш замок. Увы, но в данный момент у вас нет денег. Как это мне не тяжело вам говорить, но вы — почти банкрот. С такими-то долгами!.. О них даже говорить неприлично. Так что о покупке вами подобных бриллиантов в данный момент не может быть и речи. А в долг мы не отпускаем. Нет такой привычки.

— Я не могу понять, что вам от меня надо? Что вы просите за эти камни? Разве вам не нужны деньги?

— Деньги всем нужны — философски изрек гость. — Но иногда даже золото не может заменить… некоторых услуг. Так вот, повторяю: нам от вас нужна именно… некая услуга.

— А вы не боитесь, что камни я вам не отдам? — граф наклонился к гостю и смотрел на того с презрительной улыбкой. — В этой комнате нас только двое, бриллианты у меня в руках, слуги за стеной, а молчать они умеют, поверьте мне. Почему я должен платить за то, что могу взять бесплатно? Если мне не изменяет память, вы приехали в замок без сопровождающих, в гордом одиночестве. Очень опрометчиво с вашей стороны, и вдвойне неосторожно для того, кто путешествует с такими ценностями в кармане. В дороге может случиться всякое, в том числе и самое печальное…

Гость едва не расхохотался хозяину в лицо. Ну надо же, козявка пытается заставить себя бояться! Это ж надо быть таким остолопом!

— Вы пытаетесь мне угрожать? Хм, а я считал вас куда более умным человеком — гость удобнее расположился в кресле и уже с нескрываемой насмешкой смотрел на графа, крепко сжимающего в своих руках бриллианты. — По вашему, со мной можно так легко расправиться? Вы меня, право, разочаровываете… А хотите, я вам эти камни оставлю? Просто так, и без всяких условий? Только вот вопрос в другом: что вы с ними будете делать дальше? Скажете всем знакомым, что Светлый Бог потушил камни, разгневавшись на вас за все те неисчислимые проказы, которых у графа Д'Диаманте больше, чем блох на бродячей шавке? Господин граф, для вас подобное заявление равносильно самоубийству. К тому же любой опытный ювелир, ранее видевши камни, с первого взгляда различит подделку. Боюсь, что в тот же самый день все ваши кредиторы накинутся на вас, как стая крыс, в попытке урвать свой кусок. Пока их сдерживает ваше имя и положение в обществе (пусть даже временно пошатнувшееся), но если камней Светлого Бога у вас не будет… Увы, но учитывая общую сумму ваших долгов… Я заранее сочувствую: вас посадят в самую глубокую яму из числа тех, куда бросают несостоятельных должников. А уж общество там, сообщу я вам, такое… Скажем так: весьма далекое от изысканности. Единственные люди, которых вы можете очаровать в этом весьма неуютном месте — тамошние надзиратели, и самое большее, на что вы можете рассчитывать от них — так это на лишнюю миску баланды. А зная условия содержания должников в том невеселом гадючнике, могу предсказать не хуже любой гадалки, что через месяц после того, как вы переступите порог долговой тюрьмы, от сказочной красоты графа Эдварда Д'Диаманте останется куда меньше половины…

— Прекратите! — одна только мысль о подобном пугала графа до дрожи. — Прекратите немедленно!

— Я жду извинений — в голосе неприметного человека вновь появились стальные нотки.

— Извините… Я неудачно пошутил… — промямлил граф.

— Надеюсь, что при нашем дальнейшем разговоре мы обойдемся без подобных шуток весьма дурного тона. Да, следует признать, что вы давно оторвались от двора — там подобные высказывания не в чести.

— О, Великие Боги! — застонал граф, картинно ухватившись за голову и радуясь, что неприятный оборот в разговоре остался позади. — Как мне надоело жить в изгнании, в этой глуши, всеми презираемый и оторванный от жизни! И за что на мою голову свалились все эти неисчислимые беды?!

— Соболезную… Но как вы умудрились потерять эти артефакты, камни Светлого Бога?

— Что?

— Мой вопрос непонятен? Хорошо, скажем так: для начала меня интересуют обстоятельства, при которых вы утратили камни Светлого Бога.

— Вы что, намерены устраивать мне дознание? — попытался было вновь возмутиться граф.

— Я намерен помочь вам выбраться из того дерьма, в которое вы попали по собственному недогляду. Естественно, подобное я делаю не по доброте душевной — у меня в этом деле есть и свой интерес. Так что не будем усложнять очевидные вещи и понапрасну тратить время.

— Похоже, вы и так все знаете.

— Не все. Меня интересуют детали, подробности… Я жду ответа на свой вопрос, причем без экивоков и лжи. Кроме того, не стоит затягивать наше общение из-за недоговоренностей или умолчания. Кстати, положите камни на стол. Надеюсь, вы ими достаточно наигрались.

Граф почувствовал себя загнанным в угол. Этот невзрачный с виду мужичонка сумел ловко прижать графа к стенке, и тот невольно проговорился о многом… Что ж, хочется того, или нет, но, похоже, придется рассказать все — у него просто нет иного выбора…

Когда граф закончил свой долгий рассказ, незнакомец какое-то время молчал.

— Так вы уверены, что камни Светлого Бога сгорели? — спросил он наконец.

— Моя жена в этом сомневается, уверена, что камни спрятаны где-то в доме… А я считаю, что их больше нет. Мы перевернули весь дом, просмотрели все, что только можно… И потом, эта северная девка перед своей смертью не покидала замок, у мальчишки камней мы тоже не нашли. Моя жена, допрашивая сопляка, была достаточно сурова и… убедительна, но так ничего и не выяснила. Если б мальчишка хоть что-то знал о пропавших камнях, то, без сомнения, выложил бы это при допросе. Кроме того, этот сбежавший гаденыш ничего не сказал о камнях своему деду, а это говорит о многом!

Пожалуй, — подумал гость, — пожалуй, графа при всем желании не назовешь нежным и любящим папашей. Но вместо этого он с сочувствием произнес:

— Да, принцесса Кристелин сумела доставить вам немало тяжелых минут…

— Это так ужасно! — воскликнул граф, картинно хватаясь за сердце. — Подумайте сами, какая вопиющая несправедливость! Я привез эту бесцветную девицу с ее дикого Севера, показал ей другой мир, куда более утонченный и цивилизованный! Она жила здесь со своим мальчишкой, целыми днями бездельничала, ничего не делала, а у меня из-за них от забот шла кругом голова! И что я получил в благодарность?! Жестокое предательство! Как она могла нанести мне такой удар!?

— Да, — согласно кивнул головой мужчина. — Пропажа камней Светлого Бога — это серьезная потеря.

— Серьезная?! Да это катастрофа! Конец света! А ведь я, чтоб привезти сюда эту невзрачную девицу, бесконечно рисковал! И что же?! Разве я отказывался жениться на ней?! Наоборот: как только ее отец выплатил бы обещанное приданое — тогда и свадьбу можно было бы сыграть в самое ближайшее время! А этому северному дикарю было жаль для дочери несколько мелких монет! И чего оного иного можно ожидать от тупого сквалыги?!

Гость постарался не улыбаться слишком заметно. Несколько монет, да еще и мелких… Это ж надо такое придумать! Кажется, граф и сам в это верит. Надо сказать, что речь шла о куда более значительных деньгах.

Помнится, герцог Белунг даже переслал королю Таристана письмо графа с перечислением требований, лишь при исполнении которых он поведет Кристелин к алтарю. Да-а… Надо признать: у графа были волчьи аппетиты и в своих требованиях он явно хватил лишку. Герцога Белунг особо не любили, и причиной этого было именно колоссальное состояние герцога и его огромная власть и влияние, но, как это ни странно, в скандальной истории с графом Д'Диаманте общие симпатии невольно оказались на стороне герцога: если бы он исполнил все требования прекрасного графа, то ежегодно более половины всех доходов герцога должно было оседать в карманах Эдварда Д'Диаманте, и это не считая прочих условий, выдвинутых им отцу девушки…

Непонятно, на что рассчитывал граф, бесконечно увеличивая свои требования к отцу предполагаемой невесты. Как видно, был уверен в том, что не проиграет, только вот герцог Белунг — не очередная влюбленная женщина, которая готова сделать для прекрасного графа все, что тот только пожелает. Северянин — это жесткий, суровый человек, да еще вдобавок и жестоко оскорбленный… Но для очаровательного аристократа имели значение только он сам и его желания.

— Кстати, я на том приеме был представлен принцессе Кристелин — произнес гость. — Очень, очень милая женщина.

— У вас проблема со вкусом — граф с сочувствием посмотрел на мужчину. — Более невзрачной девицы я никогда не встречал.

Несмотря на свою выдержку, мужчина с трудом сдержался, чтоб не ответить этому наглому человеку так, как он того заслуживает. Да что он понимает в женщинах, этот самовлюбленный осел?! Кристелин…

На том приеме он был представлен хозяевам как очень состоятельный человек из некой южной страны, который считает для себя великой честью быть представленным графу Д'Диаманте. Вообще-то гость и раньше видел графа, и считал его до предела самовлюбленным и эгоистичным сукиным сыном, а его жену Гарлу относил к числу на редкость сволочных плебеек из тех, кто намертво вцепился своими когтями в ненаглядного муженька, а вот Кристелин…

И почему все считают ее некрасивой?! У них что, глаз нет?! Да она самая очаровательная женщина из всех, кто был на том приеме! Настоящая красавица, причем ее делает еще более привлекательной внутренняя красота, не видная легкомысленному взгляду. Удивительно белая кожа, совершенство движений, потрясающая выдержка, точеная фигурка, чистые черты лица, светлые волосы, а уж глаза!.. Просто как хрустальная вода из горных ручьев… И какая же она умница! Беседовать с ней было истинным удовольствием! Таких умных, тонких, образованных женщин он давно не встречал. Подлинная аристократка, и этим все сказано.

Эта милая женщина сразу приковала его взгляд к себе в ту самую секунду, как только он вошел в зал. Не отдавая себе в том отчета, мужчина невольно любовался молодой женщиной. Да за такую девушку-мечту и умереть не страшно, а иметь ее подле себя — это подлинное счастье! Простое платье нисколько не умаляло ее красоты, а собранные в узел прекрасные волосы только подчеркивали восхитительно изящную шею… Какая женщина! Сказка…

А вот ее сын, который постоянно крутился возле матери, гостю совсем не понравился. Слишком похож на папашу, только глаза как у матери… Без сомнения — когда парнишка вырастет, станет один в один такой же дрянью, как и его папаша! Этот надоедливый ребенок вечно отирался рядом, не отходя от матери ни на шаг, притягивая к себе внимание Кристелин, так что гость поневоле хорошо его запомнил. Из-за этого сопляка он общался с прекрасной принцессой куда меньше, чем бы ему того хотелось. Эх, если б можно было, то он отогнал бы этого мальчишку куда подальше, но нельзя…

Гость даже не понял, как случилось так, что почти все время, что продолжался прием, он простоял невдалеке от дочери северного герцога, постоянно устремляя взгляд на ее стройную фигурку. Невольно он любовался принцессой, и никак не мог понять, отчего многие находят ее непривлекательной. Да она же настоящая красавица, настоящая принцесса, о которой можно только мечтать! Любой мужчина, достанься ему такая чудная женщина, должен носить ее на руках и беспрестанно благодарить Богов за то, что послали ему столь необыкновенную спутницу жизни! И что такая умная и красивая женщина нашла в этом лопающемся от сознания собственной красоты фанфароне, как граф Д'Диаманте? Кроме того он уверен: Кристелин тоже запомнила, что все то время, пока длился прием, гость находился рядом с ней. Недаром, когда он перед своим отъездом из замка подошел к ней попрощаться, то улыбка Кристелин (как ему показалось) была чуть иной, более располагающей…

Ночью, вернувшись с приема и составляя отчет об увиденном, он не удержался, и сделал подробный доклад о Кристелин и ее сыне, а заодно и о семействе графа. Возможно, получилось излишне эмоционально, но мужчина искренне считал, что в Кристелин, как с разумной женщиной, впоследствии можно договориться о многом, в том числе как о сотрудничестве, так и о ее возможном переезде в Нерг. Если же она будет отказываться, то можно надавить на ее сына, или же обоих следует просто силой доставить в Нерг. Об этом же он написал в своем докладе…

Через день, узнав о ее смерти, мужчина был искренне опечален: принцесса за один вечер вошла в его душу куда больше, чем бы ему того хотелось…

Увы, но ему тогда пришлось писать новую докладную записку. Он быстро выяснил, что в действительности произошло в замке графа в ту ночь, но, к сожалению, сделать ничего было уже нельзя…

Конечно, оба доклада содержали слишком много ненужных чувств и рассуждений, но именно на эти докладные записки и обратили внимание сидящие во главе конклава — там сочли, что он умеет делать глубокий анализ обстановки. В тех пор его карьера пошла вверх, только вот непонятная печаль о погибшей молодой женщине нет-нет, да и посетит его сердце. Глупо, прошло столько лет, а все еще иногда вспоминает эту удивительную женщину.

Вот и сейчас он мог бы не ехать сюда — с этим делом по силам справиться любому из тех, кто рангом куда ниже него. Однако в Таристане у мужчины были кое-какие дела, и еще ему просто захотелось еще раз глянуть на холеную морду графа и хоть немного сбить с нее спесь. Хм, сделать так, что представитель одной из древнейших семейств Таристана стал служить Нергу… Приятно сознавать свою силу и власть над этими аристократишками.

Мужчина еще раз перебрал свои впечатления от разговора с графом. Похоже, что с выбором они не промахнулись: самовлюбленный наглец, уверенный, что весь мир должен вертеться вокруг него. Эгоистичен, ни во что не ставит чужие интересы, чванлив, чрезвычайно гордится своей внешностью и происхождением. Не очень умен, но, тем не менее, обладает невероятным по силе обаянием и твердо убежден, что все без исключения мужчины завидуют его красоте, а женщины не в состоянии оторвать от него свой взгляд. Беспринципен, но с безупречными манерами…

С такой беспринципной скотиной очень удобно вести дела. Просто знаешь, что от него можно ожидать и оттого следует держать ухо востро. Единственная сложность состоит в том, каким именно образом можно накинуть на эту скотину крепкий поводок, и время от времени давать знать, кто ее настоящий хозяин. Это необходимо, так как у стреноженной скотины то и дело появляется желание скинуть поводок и дать деру на сторону.

Вновь глядя на графа, мужчина отмечал: кроме смазливой морды и хорошо подвешенного языка у графа за душой ничего нет. Вернее там имеется такое дерьмо!.. Впрочем, от этого аристократа и требуется что-то подобное…

— Ну, думаю, не стоит сейчас обсуждать принцессу Кристелин — поднял руку гость. — У нас к вам есть сугубо деловое предложение.

— У кого это — у нас? — попытался было вновь хорохорится граф. Хм, а он быстро отошел от испуга…

— Господин граф, вы и сами прекрасно понимаете, от чьего имени я с вами разговариваю. Если же до вас не доходят самые элементарные вещи, то наш дальнейший разговор теряет смысл — гость встал со своего места, но граф испуганно замахал руками.

— Что вы, что вы!.. Я снимаю свой вопрос. Итак, о чем вы хотели поговорить со мной?

— Хорошо — гость вновь уселся на свое место. — Надеюсь, таких вопросов от вас я больше не услышу. Итак, несколько лет вы уже безвылазно живете в своем замке…

— Не живу, а существую! — застонал граф. — Жизнью это назвать невозможно!

— Пусть будет так — покладисто кивнул головой гость. — Вы существуете здесь по приказу короля, и не имеете права покидать этот дом. Ужасное положение…

— И, главное, за что?! — у графа прямо-таки вырвался крик души. — За что такая жестокость?!

— Простите, но смерть принцессы Кристелин и ваш сбежавший сын…

— А я тут при чем?! Во всем виновата моя жена, но отчего-то обвиняют лишь меня одного! Какая жестокость и душевная слепота!

— К тому же — продолжал гость, не слушая графа. — к тому же в последнее время ходят упорные слухи о том, что у вас нет камней Светлого Бога. Пропали. Сгорели в огне, на котором сожгли принцессу Кристелин…

А вот это, к сожалению, верно — невольно подумал граф. Об этом говорят, и в последнее время все громче и громче. Только вот интересно, с чего вдруг вспыхнули эти разговоры? Может, источник слухов находится в устах друзей-приятелей этого краснобая? Сразу понятно, что сидящий напротив человек — посланец из Нерга. Да еще и лежащие на столике бриллианты, почти в точности повторяющие камни Светлого Бога… Без сомнений — это дело колдунов, и, как это не печально, надо признать — они все-таки добрались до прекрасного графа… Что ж такое этим злодеям от него надо, раз они не побоялись пойти на такие огромные траты? От возможных предположений графу стало не по себе…

— В общем, вашему нынешнему положению не позавидуешь — продолжал мужчина, не обращая никакого внимания на хозяина замка, пытающегося ему что-то сказать. — Если в самое ближайшее время не принять должных мер, то вас ждет крах. Вы уже и так находитесь в изоляции, а ваше древнее родовое имя все больше и больше мешают с грязью. К тому же герцог Белунг не из тех людей, кто останавливается на полдороге, и он намерен стереть вас в порошок — для этого у него достаточно и средств, и влияния…

— Я все это знаю… Но что тут можно сделать?!

— Вам одному — совершенно ничего. Но если мы поможем вам…

— Каким образом? Камней Светлого Бога все одно нет…

— Возьмите со стола камни. Можно один, можно — оба! — приказал гость, и когда бриллианты вновь оказались на ладонях графа, мужчина провел рукой над камнями. Миг — и внезапно с рук прекрасного графа вновь заструился чистый золотой свет.

Эдвард Д'Диаманте в растерянности и в то же время с надеждой в сердце смотрел на почти забытое зрелище, на чистый свет, сияющий на его ладонях, но это длилось недолго. Новый взмах руки гостя над камнями — и свет мгновенно потух.

— Если не ошибаюсь — издевательски-вежливо спросил он, — если мне не изменяет память, именно такой свет давали камни Светлого Бога, когда вы брали их в руки?

— Да… — растерянно произнес граф, который все еще никак не мог придти в себя после увиденного. — Да. Такой свет и был… Именно такой…

— У каждого их двоих ваших сыновей свет также был несколько иным…

— Верно… Но как вы смогли…

— Мы много чего можем. Так вот, мы зарядим те камни, что сейчас вы держите в своих руках, нужным светом, чтоб они сияли, когда вы, или ваш младший сын Кастан будете брать эти бриллианты в свои руки. Понятно, что если случится невозможное и невесть откуда объявится ваш старший сын Дариан, то никакого света от камней в его руках никто не увидит. Так сказать, небольшая мера предосторожности, чтоб обезопасить вас от возможных неприятных сюрпризов — все же не стоит забывать того, что жизнь полна неожиданностей. Камни будут светиться лишь в руках того человека, на кого в дальнейшем падет ваш выбор в качестве наследника…

— Меня это вполне устраивает

— И еще вам не помешает знать: камни необходимо подзаряжать раз в два года, если, конечно, вы желаете, чтоб свет от них шел постоянно. Иначе заряд постепенно сойдет на нет…

Начинается, подумал граф. Они уже опутывают меня по рукам и ногам, вот-вот удавку на шею накинут… И самое паршивое в том, что теперь от них никуда не денешься, и приходится соглашаться с этим непонятным типом едва ли не во всем!

— И что вы расстраиваетесь? — изобразил удивление гость. — Когда ваш сын вырастет, женится и у него появятся дети, то из них для продолжения рода можно выбрать лишь одного — двух, тех, кто вас наиболее устраивает. Именно в их руках и будет сиять свет от камней. Очень удобно. А остальные… Ну, их всегда можно объявить незаконными и не тратить ни гроша ни на их воспитание, ни на еду, ни на одежду. Вытолкаете взашей или же поступите с лишними детками так, как пожелаете. Вам, граф, это будет хорошей подмогой в решении кое-каких проблем личного характера…

— С этим трудно не согласиться. Но… Погодите… Раз в два года… Ваше предложение означает, что не только я, но и мои отдаленные потомки должны будут постоянно ездить в Нерг, чтоб подзаряжать там эти камни?

— Да что вам о них заботиться, о тех, кто придет после вас? — продолжал гость. — Это их будущие сложности, пусть как хотят, так и поступают! Главное, что во всей этой истории вы останетесь чистым и непорочным.

А ведь и верно! — подумал граф. — Пусть с этим потомки разбираются, как хотят… Но все равно он пытался вести торговлю.

— Но любой опытный ювелир, разок взглянув на эти бриллианты, сразу поймет, что это не камни Светлого Бога! Да вы и сами говорили о том, что точное описание этих драгоценностей есть во многих книгах!

— А для чего вам показывать бриллианты знающим людям, или тем, у кого набит глаз на подобные артефакты? Вполне достаточно обычной демонстрации того, как свет льется с ваших ладоней. Поверьте, это достаточно захватывающее зрелище! Издали, да еще и за короткое время камни никто особо не рассмотрит, а потом вы их все равно уберете в ларец. Вот и все. Повторяю: это не просто копии, это, по сути, аналог ваших камней. Так что с этой стороны можно не опасаться неприятностей.

— Ну… Можно и так…

— Более того… — звучал умиротворяющий голос гостя. — Более того: мы можем сделать так, что вы в самое ближайшее сможете покинуть это опостылевшее вам место и вновь вернуться в свой круг, к достойным и высокородным…

— То есть я снова могу оказаться при дворе?

— Конечно.

— Что я должен для этого сделать?

— А вот это уже деловой разговор. Повторяю: нам нужна от вас услуга.

— Какая?

— Немалая, но вам она вполне по силам. С нашей помощью, разумеется… Но прежде ответьте мне еще раз, только честно: вы уверены, что камни Светлого Бога сгорели в том погребальном костре, на котором сожгли принцессу Кристелин?

— В этом у меня нет ни малейших сомнений. А у вас что, есть другие сведения?

— Кто знает, кто знает… — задумчиво проговорил гость. — Нет, ничего такого нам неизвестно, но надо все предусмотреть…

— Если уж у нас пошел разговор на эту тему… Вы не пробовали применить поисковую магию? Я столько слышал о ней…

— Применяли — кивнул гость. — Причем за прошедшие с того времени годы мы проделали это несколько раз. И все безрезультатно — мы не отыскали следов ни ребенка, ни бриллиантов. Так что или ваш сын погиб, а камни действительно сгорели, или же они находятся в одном из тех святых мест, где магия бессильна.

— Очень сомневаюсь, что сопляк годами будет безвылазно сидеть в святых местах. Что ему там делать?

— Граф, насколько мне известно, вы в свое время заключили брак с принцессой Кристелин по законам Пресветлой Иштр… На мой взгляд, это был довольно опрометчивый поступок. Скажите, куда делась свеча с того обряда?

— Что? Какая свеча? И при чем здесь этот огрызок?

— Ответьте на вопрос. Этот, как вы его назвали, огрызок, обладает немалой силой. Я могу предположить, что Кристелин могла его использовать именно в этом направлении. Например, сделать из него оберег для сына…

— Ну, помнится, священник тогда протягивал нам какой-то сальный огарок, но вот взяла его Кристелин, или нет — этого я не помню. Она о том закопченном огрызке с того времени и не упоминала ни разу, а если даже тогда его и взяла из рук священника, то, скорей всего, потеряла в дороге. Вы знаете, через что мне пришлось пройти, пока я вез эту блеклую девицу сюда?! Я сто раз мог обморозиться, простудиться, свалиться в бездонную пропасть, умереть!.. Больше того: в горах я потерял часть своих вещей! А вы говорите о каком-то оплывшем куске свечи… Да он давно потерян, или же затерялся в том страшном пути через горы. Ведь будь у Кристелин хоть что-то, обладающее волшебной силой, тогда эта северная девка, без сомнения, попробовала бы сделать все, лишь бы привязать меня к себе, постоянно быть со мной! Вернее, чтоб я был при ней… Так что не думаю, будто у нее имелся этот вожделенный обломок свечи.

— Возможно, вы правы. Просто я пытаюсь просмотреть самые разные возможности, хочу исключить нежеланные варианты… Итак, вы по-прежнему желаете знать, какую именно услугу мы желаем получить от вас за эти камни? Подумайте хорошенько еще раз, ведь после того, как вы все узнаете, обратного хода у вас уже не будет!

— У меня его и сейчас нет…

— Что вы сказали?

— Я сказал, что мне до зарезу нужны камни.

— Тогда слушайте меня внимательно и запоминайте, тем более что отныне нам с вами придется помогать друг другу. Кстати, позже вам надо будет посоветоваться с женой…

— … Вот такие дела! — говорил граф жене после отъезда гостя. — И, что самое неприятное, мне уже не отказаться…

— И не надо — Гарла ухмыльнулась. — Ты правильно сделал, что согласился. Впрочем, отказаться ты уже не мог при всем желании. Да, наверное, уже и не хотел. Что ж, хотя бы камни вернем, пусть даже это будут всего лишь копии. Не отворачивай от меня свою холеную морду в сторону, я и без того вижу на ней довольную улыбку… Эх, знать бы, где эта бесцветная сука спрятала те бриллианты, и где сейчас находится гаденыш… Очень надеюсь, что он сдох где-нибудь на обочине!..

Граф неприязненно посмотрел на жену. За последнее время она здорово постарела, обрюзгла, стала еще более злой, жестокой, подозрительной, и постоянно вымещала свое недовольство не только на слугах, но и на сыне, и даже, о ужас! на своем прекрасном супруге. Ее ревность и подозрительность с годами росли все больше и больше, и в последнее время эта старая дрянь устраивала за мужем едва ли не открытую слежку. Слуги доносили ей о каждом шаге ее прекрасного супруга, так что графу стало казаться, что тяжелый взгляд жены преследует его повсюду. Так бы, кажется, сам и придушил эту сволочь! Надоела до омерзения, тварь!

И еще графа все больше и больше раздражал подрастающий сын. Мальчишка внешностью удался в отца, можно сказать, лицом походил на папашу один в один, и оттого графа стало уже едва ли не бесить присутствие Кастана рядом с собой. Прекрасного графа заранее пугала страшная мысль о том, что вскоре у него может появиться соперник, не уступающий ему по красоте. Мог бы и в мамашу внешностью уродиться, скотина такая…

— …Значит, — продолжала тем временем Гарла, — значит, ты должен втереться в доверие к королеве Харнлонгра, задурить ей голову, стать сердечным другом этой коронованной суки, а потом публично обвинить ее в кровопролитных занятиях черной магией и в прочих гадостях, и сделать все, чтоб ее отправили на костер… Дескать, несмотря на нашу взаимную любовь и все такое прочее, больше не могу таить в себе те кошмары, что узнал о вдовствующей королеве…

— Не только это. Там будет еще много чего придумано.

— Ну да! — кивнула головой Гарла. — Династия Все верно: династия будет опорочена, так что велика вероятность, что и правящую семью отстранят от власти, и посадят на престол нужных Нергу людей. Просто, но эффективно. А ты, мой дорогой, должен будешь провернуть во всей это истории чуть ли не главную задачу… Только роль свою получше заучи, козел блудливый, и не отступай от нее ни на шаг. Говорить убедительно ты умеешь, а вот насчет мозгов в твоей пустой башке… У меня задница лучше соображает, чем тот пустой горшок, который ты выдаешь на голову на своей холеной шее.

Прекрасного Очаровательного аристократа едва не передернуло. С годами Гарла становилась все более грубой и циничной, выражений в разговоре не выбирала. Быдло и хамка!

— Я тебе уже все объяснил…

— Да все я понятно с первого разала! Я ж не дура, в отличие от тебя, кретина… Значит, никого другого они отыскать не смогли и оттого прихватили за жабры тебя, мозгляк?

— А можно не так вульгарно? — поморщился граф.

— Как есть, так и говорю! Я в своем доме, и могу вести себя так, как только пожелаю! И никто мне в этом не указ! А тебя, по сути, я купила много лет назад, так что молчи, и не вякай, когда я говорю!.. И вообще мне непонятно: они что, больше никого не нашли? Помоложе и посообразительней?

— Королева Харнлонгра — женщина серьезная и умная., Легкомысленна особа или дурочка на том троне не усидит — граф прилагал немалые усилия, чтоб не накричать на жену. — Она хоть и вдовствующая королева, но, по сути, вертит всеми делами в стране. Ей уже пытались подсунуть нужных ухажеров, и не раз, только вот из этих затей ничего не вышло. А ведь мысль хорошая… Только представь: тот, кого считают любовью королевы, поднимает против нее и суд, и общественность, и церковь… Причина? Королева-то, оказывается, привержена самой черной магии! Ну, там для достоверности потребуются убитые младенцы, кувшины с человеческой кровью и внутренностями, колдовские книги и многое другое… Нужный антураж колдуны обеспечат. И если королеву за подобное отправят на костер (в случае, ежелиесли обвинения подтвердятся, то на костре она обязательно должна будет оказаться!), то и всю ее семейку от власти отстранить будет не так сложно — тем или иным образом замараны будут все, от мала до велика! Кто ж поверят, что оба ее сына не знали, чем занимается их мамаша в свободное время?!

— А что, с этой бабой колдуны никак договориться не могут?

— Исключено. Королева и все ее семейка терпеть не могут Нерг — в свое время от рук колдунов погибли чуть ли не все представители того древнего семейства, так что сейчас не помогут ни какие посулы или уговоры.

— Ты уверен, что хоть кто-то поверит в эту чушь, которую ты намерен сообщить при всех?

— И почему сразу «чушь»? Дело в том, что королева и в самом деле немного увлекается магией, но ее интересы не выхолят за пределы целительства и снятия порчи. Но при желании всегда можно выдать черное за белое.

— То есть ты выступишь главным свидетелем обвинения на судилище, когда будут судить королеву?

— Да.

— Рискуешь.

— А у меня что, есть иной выход?

— Что тут можно сказать… — Гарла недовольно пожевала губами. — Мужик ты, конечно, недалекий, и мозгами тебя Боги заметно обделили, но, если требуется, ты можешь быть очень убедителен. В этом на своей шкуре уже успели убедиться многие десятки баб. И мужиков…

— Ты опять за свое!?

— Сколько лет королеве Харнлонгра? — Гарла не обратила никакого внимания на недовольство мужа.

— Ей за пятьдесят. То ли пятьдесят три, то ли пятьдесят четыре, а может, она еще старше. Не уточнял. Кажется, королева старше меня года на два… Старуха.

— Намекаешь, что я старее тебя чуть ли не на пятнадцать лет?

— Ты спрашиваешь, а я отвечаю. И только.

— Что-то я сомневаюсь, что все ни с того, ни с сего поверятпримут на веру такую глупость, будто королева занимается черной магией. Ей что, делать больше нечего в свободное время?

— Я тебе уже сказал: всем известно, что эта тетка увлекается лечением травами, да и магией балуется помаленьку, как, впрочем, многие в той стране, только вот ее увлечения совершенно безобидны. А надо сделать так, чтоб все поверили — это только маскировка, а на самом деле старая королева творит черные мессы и во множестве проливает невинную кровь младенцев.

— Надеюсь, эта баба будет долго мучаться в огне… — скрипнула зубами Гарла. — Итак, тебе надо охмурить старую королеву, втереться к ней доверие, чуть ли не занять место ее помершего супруга, а потом обвинить во всех тяжких, вывалять в грязи и отправить на костер… Интересно. Хм, а у колдунов это может прокатить, если, конечно, они тебя должным образом натаскают — самому тебе это дело не потянуть: своего ума мало, да и не было его никогда.

Граф уже с трудом сдерживался, слушая свою жену. Это она специально говорит, чтоб еще больше унизить его, дрянь такая! Хамка, да еще скупая и жадная! И он, красавец из красавцев, терпит ее уже долгие годы! Это просто ужасно! Граф, и без того не особо любивший жену, в последнее время стал ненавидеть ее все больше и больше.

Гарла прекрасно понимала чувства графа, но, тем не менее, продолжала все с той же насмешкой в голосе:

— Выхода нет, надо соглашаться. Надо же, даже колдуны в Нерге знают, какой ты кобель! Недаром приезжий мужик тебе об этом прямо сказал…

— Нет! Он сказал, что в Нерге перебрали множество кандидатур, и остановили свой выбор на мне. Именно я считаюсь самым подходящим…

— Это верно: где еще они сумеют отыскать такую беспринципную сволочь, как ты?! Надо признать — они хорошо подготовились. Одни только копии камней Светлого Бога стоят невесть сколько… Плохо то, что отныне семья Д'Диаманте будет крепко привязана к колдунам Нерга. Ладно, об этом я подумаю позже, когда все закончится и ты вернешься домой…

Глядя на жену, граф едва не кривился: а ведь тебе, дуре старой, льстит одна только мысль о том, что я брошу королеву и вернусь к тебе, плебейке, которую отвергло все высшее общество Таристана. Как же, поверженная королева и торжествующая Гарла — ведь муж вернулся не к кому-то, а именно к ней, простолюдинке… От этого ты чувствуешь себя более значимой, растешь в собственных глазах…

Идиотка, неужели ты отупела до такой степени, что не понимаешь очевидной вещи: в этом раскладе ты лишняя. Вернее, твоя карта сыграет, но только в ящик. Совсем баба перестала соображать. Как видно, от старости… Любому здравомыслящему человеку ясно одно: прекрасный граф может вернуться в высшее общество лишь на волне сочувствия к бедному и безутешному вдовцу. Если называть вещи своими именами, то по плану колдунов Гарла, эта выжившая из ума старуха, в самое ближайшее время должна будет умереть. Ну и хорошо, просто прекрасно, тем более что к этому времени жена надоела графу настолько, что тот и сам стал задумываться о том, где бы ему найти хороший яд, не оставляющий следов…

Замечательно, что все может так просто разрешится: ведь гость ему сказал — если Гарла не будет возражать против плана, значит так тому и быть, она сама выбрала свою судьбу, а лишние карты в игре скидываются без жалости. Побыстрее бы избавиться от тебя, старая развалина! Да разве такой женщины достоин он, прекрасный граф?! Видимо, это судьба — освободиться именно таким образом от вконец опостылевшей супруги. И потом, стать вдовцом в его годы — это даже выгодно: одиноких богатых дам хватает, и впоследствии главное — не ошибиться с выбором. Граф почувствовал азарт — он еще может жениться, и, возможно, не раз… Или же завести себе десяток-другой подружек с тяжелым кошельком и щедрой рукой…

Однако вновь встретившись с мужчиной на следующий день, граф был более категоричен. Он соглашается на предложение, но требует выполнения ряд своих условий: прежде всего, он должен получить в свое полное и вечное распоряжение копии камней Светлого Бога; далее идет оплата всех накопившихся долгов в семействе Д'Диаманте; еще прекрасному графу необходимо постоянно носить в кармане кругленькую сумму на непредвиденные расходы; кроме того нужен новый гардероб, притирания, духи, массажисты… А как же иначе? Он несколько лет не был в свете, отстал от моды… В общем, если гость желает, чтоб все прошло, как и задумывалось, то внешний вид графа должен быть безупречным.

Гость, скрывая досаду, был вынужден согласиться: как это ни печально, но без этой жадной и циничной сволочи никак не обойтись, и хотя услуги по обслуживанию этой самой сволочи влетят в куда более кругленькую сумму, чем ожидалось, но зато и результат должен оправдать все затраты и ожидания. А после окончания игры король и пешки падают в одну коробку… Жаль, что короли это поздно понимают.

Конечно, устранение старой королевы обойдется дорого, но с самого начала было ясно, что граф за свое участие в этом деле постарается содрать как можно больше — куда там до этого аристократа барышникам на рынке! С теми хоть поторговаться можно, а этот упрется, как баран, и его уже с места не сдвинуть: или все будет так, как я хочу, или никак! Наглядный тому пример — история с принцессой Кристелин, мизинца которой не стоил этот напыщенный павлин вместе со всеми своими камнями и древней кровью…

Через пару седмиц стало известно о том, что скоропостижно скончалось графиня Д'Диаманте, и свидетелей тому хватало. Она упала без чувств, когда прогуливалась по саду: день был на редкость жаркий, а графиня скверно чувствовала себя с самого утра, и жаловалась всем и каждому на свое плохое самочувствие. Да и врач графини подтвердил невеселый диагноз: удар… А что вы хотите — возраст!

После похорон графини отношение к графу при дворе постепенно стало меняться в лучшую сторону. По общему мнению, именно Гарла — жестокая простолюдинка, и была причиной многих бед в семье Д'Диаманте. Сейчас же перед всеми предстал безутешный вдовец, убивающийся пусть по нелюбимой, но верной жене. Ну, у кого сердце не дрогнет, глядя на раскаяние и слезы несчастного красавца? А уж когда граф вновь публично продемонстрировал камни Светлого Бога, и придворные вновь увидели льющийся с его ладоней свет — тут все еще продолжающаяся неприязнь к графу стала постепенно сменяться сочувствием: оказывается, все давно ходящие разговоры о пропаже камней Светлого Бога — это обычный наговор!

Никто не знал, сколько денег вбухали колдуны Нерга на то, чтоб вначале дать ход этим разговорам — о том, что камни Светлого Бога пропали, а потом прекратить их. Более того: теперь колдунам приходилось платить за то, чтоб хотя бы кое-кто из аристократов принял в своем доме графа Д'Диаманте. Увы, но по другому никак не получалось: многие высокородные и близко не желали видеть очаровательного Эдварда и по-прежнему утверждали, что горбатого исправит только могила.

Однако граф вел себя безупречно: после своего возвращения в столицу он был не замечен ни в одной интрижке. Более того: прекрасный затворник не садился за карты, словно потерял интерес к азартным играм, темным историям и недостойным развлечениям… Такое впечатление, что после смерти жены граф полностью изменился, причем в лучшую сторону. Конечно, были и те, кто утверждал: граф что-то задумал, не иначе как очередную подлость, так что всем, кто общается с этим недостойным человеком, следует держать свое ухо востро…

Все так, но вид искренне кающегося в своих прежних грехах человека, к тому же ведущего чуть ли не праведную жизнь, заставлял многих считать, что граф остепенился, оставил в прошлом свои дурные наклонности и недостойное поведение — годы, мол, берут свое, и с возрастом люди умнеют. Ну, а раскаявшихся грешников любят везде…

Никто не знал, как тосковал граф по своей прежней вольной жизни, но поделать ничего не мог: за каждую невольно допущенную ошибку ему в тот же день довольно жестко указывали невесть откуда появлявшиеся неприметные люди, и граф вынужден был подчиняться.

Об оставшемся в замке сыне граф и не вспоминал. У того в последнее время появился учитель — вот пусть этот тип свои деньги отрабатывает, учит парня уму-разуму, а у графа и так есть чем заняться. Правда, этого учителя в замок прислал все тот же мужик, который завербовал прекрасного аристократа на службу колдунов, но до этого милашке Эдварду не было никакого дела: граф на дух не выносил детей, и Кастан вовсе не был исключением из этого правила. К тому же характером сынок уродился в свою мамашу, и, судя по всему, с возрастом превратится в такую же законченную сволочь, как Гарла, эта умершая плебейка, которую приличному человеку даже вспоминать не хочется!

Надо бы другого сына завести, причем для этого следует выбрать себе аристократку древнего рода, и очень состоятельную… Тут главное — не продешевить! Хватит, и так уже ошибся с выбором, в следующий раз надо будет подходить внимательней к выбору невесты, тем более что в них недостатка нет. К сожалению, это дело надо отложить на неопределенный срок — для начала надо выполнить заказ жрецов, убрать с их дороги эту старую лошадь, королеву Харнлонгра…

Попасть ко дворцу правителей Харнлонгра было не так просто: у этой старухи, как выясняется, были хорошие отношения с герцогом Белунг, так что и в этот раз колдунам пришлось приложить множество усилий и отсыпать немало золота нужным людям для того, чтоб граф получил вожделенное приглашение на прием в королевский дворец.

Королева Харнлонгра оказалась далеко не старой женщиной со следами былой красоты на лице. Граф привычно отметил про себя, что в молодости эта баба, должно быть, была очень хороша собой, однако годы берут свое… Дама встретила прекрасного гостя из далекого Таристана более чем прохладно, если не сказать — неприязненно. Более того: графу передали, что королева не раз выражала желание ускорить отъезд графа Д'Диаманте на родину под любым благовидным предлогом. Очаровательному аристократу пришлось приложить поистине титанические усилия для достижения задуманного, и через какое-то время королева перестала отворачиваться при виде графа.

Что ж, милый граф знает, что делает, и к тому же колдуны оказались правы: у королевы с ее мужем (когда он еще был жив, а сейчас пусть земля ему будет пухом) были хорошие отношения, которые, однако, скорей можно было назвать не любовью, а дружеской привязанностью и искренним уважением друг к другу. Бывший король был солдатом до мозга костей, и его куда больше интересовали оружие и лошади, чем какие-то там розовые сопли. Королеву такое положение дел вполне устраивало, тем более, что она всегда считала себя холодной, трезвомыслящей и рассудительной женщиной. Пусть после смерти мужа на трон сел ее старший сын, но пока что во многих вопросах он полностью полагался на свою мать. Королева с головой погрузилась в бесконечные дела по управлению страной, и на всякую стороннюю чушь у нее совсем не было времени. Наверное оттого она в короткие минуты отдыха с легкой насмешкой относилась к бесконечным разговорам своих фрейлин о сказочной любви и единении сердец. Заняться им больше нечем, вот и придумывают разную глупость, чтоб убить время… Мейлиандер искренне не понимала, что это такое — сходить с ума от любви к мужчине, тем более что в свое время ее супругу-королю не могла придти в голову мысль о том, будто комплимент или восхищенный взгляд для женщины частенько значат куда больше, чем дорогой подарок. Именно в этом направлении и стал действовать прекрасный граф, а в этом деле он был великий дока…

Так что королева, до определенного времени на дух не выносящая прекрасного гостяиноземца, постепенно стала замечать за собой, что ее просто-таки тянет к этому удивительно красивому и тактичному человеку. Он так изящен, обаятелен, а его манеры так изысканны… Ну, а разговоров о благородстве этого человека было просто не счесть, и граф очень быстро стал чуть ли не совершенством в глазах всех придворных дам Харнлонгра. Женщины прежде всего любят ушами, а остальное дорисовывает их воображение, ну, а в умении графа Д'Диаманте завладевать чужими умами и душами — об этом можно и не говорить. Второго такого пройдоху надо хорошо поискать, и то вряд ли найдешь подобного ловкача!

Все шло, как и было задумано, причем довольно скоро королева потеряла голову, словно влюбленная девчонка. На нее не действовали ни беспокойные разговоры среди придворных, осуждающих ее за связь с опасным иноземцем, ни недовольство сыновей, ни весьма суровые и резкие письма от герцога Белунг, своего давнего друга, с которым у королевы всегда были дружеские отношения… Что ж, надо признать — колдуны сделали правильный выбор.

Через какое-то время королева стала строить планы на совместное будущее, а граф уже начал всерьез подумывать над неплохой перспективой — может, ему стоит послать куда подальше колдунов вместе с их расчетами, и жениться на этой старой дуре, тем более что она, похоже, только и ждала от него предложения руки и сердца. Король Эдвард… От таких перспектив дыхание перехватывает! А что, разве он этого недостоин? Да и из королевского двора Таристана насчет подобного развития событий не было ни малейших возражений…

Все так, только вот такое развитие событие никак не входило в планы колдунов: Граф Д'Диаманте на троне — это, конечно, заманчиво, но, по большому счету, невыгодно. Если королева выйдет замуж за вдовца — иноземца, то она должна будет сразу же отречься от престола в пользу своего старшего сына, а в данный момент этого вовсе не требовалось. Нужно было другое: настолько очернить династию, чтоб скинуть ее с престола. Так что воздушные замки графа посланцы Нерга быстро разрушили и возвратили мечтателя на грешную землю.

А еще через какое-то время в Харнлонгре разыгрался страшный скандал: на приеме зарубежных послов во дворце граф Д'Диаманте публично объявил свою любовь к вдовствующей королеве злыми чарами, напущенными на него с какой-то определенной целью. Но все это мелочи. Главное состояло в другом: прекрасный граф обвинил королеву в занятиях черной магией, в колдовстве, убийствах, и о многом другом… Дескать, его трепетная и чистая душа больше не может держать в себе весь увиденный ужас, ведь королева, чтоб еще больше привязать к себе любовника, открыла ему свою самую страшную тайну и заставила смотреть на такое, что не в состоянии вынести не один здравомыслящий человек…

Да, момент был выбран удобно, в едва ли не главный праздник Харнлонгра — наступление Нового года. Тогда в королевском дворце собралась, пожалуй, вся знать страны, да еще присутствовали все без исключения иноземные послы, так что внезапное выступлении графа произвело эффект удара молнии. Это был даже не скандал, а страшная катастрофа и для королевы и для правящего дома Харнлонгра, так что размеры этой беды можно было представить уже тогда.

Граф умело изображал из себя попранную добродетель и праведный гнев. Все знали о его отношениях с королевой, так что обвинения выглядели весьма достоверно: вряд ли этот человек будет лгать, да еще и о столь страшных вещах. А граф все не останавливался. Он поведал о том, что недавно королева отвела его в свою колдовскую нору (другим словом увиденное он назвать не может), туда, где она творила все свои страшные дела, и пыталась заставить его делать тот же самое.

В тот же вечер он отвел в указанное место стражу и храмовников. Это было что-то вроде небольшого подвала в одиноко стоявшем доме. Перед взором потрясенных людей открылась страшная картина: стены, сплошь покрытые непонятными черными символами, расчлененные тела, распотрошенные младенцы, связки сушеных змей и пауков, книги на непонятном языке, стопка аккуратно сложенной человеческой кожи и многое, многое другое…

Колдуны, создавая нужный антураж, постарались на славу. В подвале этого дома, уже давненько купленном на подставное имя, они устроили такое, что привело бы в ужас даже отпетых головорезов. Что тогда можно говорить о реакции простых людей, если даже у бывалых солдат при взгляде на этот подвал шел мороз по коже, ну, а остальные, те, кто обладал более слабой нервной системой — те или падали в обморок, или их безостановочно рвало от увиденного. Это было не просто страшно, а жутко до омерзения.

И было из-за чего… Недаром еще накануне граф, увидев то, что устроили в подвале колдуны, только что не подавился собственной блевотиной. Какая ограниченность и тупость — показывать подобную грязь такому тонкому ценителю красоты и изящества, как граф Д'Диаманте! Мало того, что это зрелище неприятно для глаз, так он еще едва не испачкал в разлитой крови свои очень дорогие сапоги, а эта обувь так подчеркивала красоту ног прекрасного графа!.. Однако надо признать: в своеобразном художественном вкусе устроителям этой кошмарной подвальной страшилки не откажешь. Получилось достаточно убедительно, во всяком случае, для тех, кто пришел сюда за доказательствами.

И еще одно: в том подвале находилось кое-что из личных вещей королевы Харнлонгра. В свое время графу пришлось немало постараться, забирая (или же похищая их) из покоев королевы, а то и просто выпрашивая у нее кое-какие мелочи в подарок. Влюбленная дура отдавала все, что только не просил у нее прекрасный граф. Все было недаром: личные вещи королевы, оказавшиеся в этом страшном месте, придали словам графа подлинную достоверность.

Разумеется, королева начисто отвергала все обвинения, но никто и не ожидал, что она сразу же признается в столь страшных преступлениях, а обвинения были не просто серьезными, а страшными до жути…

Понятно, что вдовствующая королева сразу же была арестована, а еще через какое-то время состоялся суд. Граф выступал там главным свидетелем, был крайне убедителен и бесконечно правдив, когда с горечью и отчаянием (но во всех подробностях) рассказывал суду о своих отношениях с королевой Харнлонгра. Говорил о том, как они полюбили друга, и как ему вскоре стало казаться, будто королева что-то скрывает от него. Он не стесняясь, рассказывал о многом, в том числе и о том, что королева ему, как своему любимому человеку, поведала о своей страшной тайне — на самом деле она уже много лет занимается черной магией для достижения своих целей. Дескать, вначале это была попытка мести за родных, которых погубили колдуны Нерга, и она, в свою очередь, решила бить колдунов их же оружием. Увы, прикоснувшись единожды к черной магии и ее кровавым ритуалам, бросить ее уже невозможно… Когда же граф, потрясенный увиденным, сказал ей, что расскажет обо всех этих ужасах другим, то королева за молчание пообещала выйти за него замуж, и править вместе с ним… Когда же это не помогло, она стала угрожать, но граф остался непреклонен, да и кто бы поступил иначе, увидев такое?!

Со стороны повествование графа выглядело совершенно правдивым, и даже более того — казалось, что бедняга вынужден едва ли не совершать над собой насилие для того, чтоб рассказать всем страшную правду о королеве, своей любимой женщине. Он поведал и о том, что королева, пытаясь удержать его при себе, предлагала ему корону… Говорил о том, что эта страшная женщина, околдовав его, заставила смотреть на творимую ею черную мессу, на то, как она резала младенцев, купалась в крови юных девушек и о многом, многом другом… Дескать, ему горько и страшно об этом говорить, но и молчать он не может — это слишком страшно, невыносимо и отвратительно, чтоб позволить себе такую немыслимую роскошь — таить увиденное в себе!..

Граф говорил много и долго, и был настолько достоверен, что никто не сомневался в том, какой именно приговор вынесут Мейлиандер, королеве Харнлонгра. Трон ощутимо зашатался и под старшим сыном королевы, но зато враги правящей династии подняли голову, и уже начались схватки меж возможными претендентами на престол — ведь если старую королеву отправят на костер, то и ее детям нечего делать на троне. Династия будет опорочена донельзя, да и народ вряд ли стал бы терпеть во главе страны сыновей убийцы и колдуньи.

Казалось бы, дело ясное и суд близится к концу. Но за день до того, как старой королеве должны были вынести приговор, в Харнлонгр внезапно приехал герцог Белунг. Несмотря на то, что в последнее время постоянно шли разговоры о том, что старый герцог болеет и здорово сдал за этотпоследний год, сейчас, глядя на этого здоровяка-герцога, поверить в подобную болтовню было почти невозможно. Перед судьями появился все тот же суровый сильный мужчина с холодным взглядом и жестким характером.

Его появления никто не ожидал, и когда высокая фигура герцога Белунг появилась в дверях зала суда, то растерялись очень многие, а когда же герцог заявил, что специально приехал на этот суд (который от назвал фарсом) для того, чтоб дать показания, то все поняли — сейчас процесс пойдет по другому пути.

Так и произошло: в своей речи, длившейся более двух часов, герцог не оставил от обвинений камня на камне, а уж графу Д'Диаманте дал такую характеристику, что на костер впору было бы отправлять не старую королеву, а главного обвинителя, все того же прекрасного графа. Вместо страдающего правдолюбца перед людьми оказался циничный, жестокий и мерзкий тип, готовый ради денег на любую подлость, не имеющий за душой ничего святого, да, по большому счету, давно продавший Темным Небесам эту свою погрязшую в скверне душу. Северный герцог рассказал о многих грехах графа, в том числе и о таких, каким лучше было бы никогда не выползать на свет, и многие из которых к тому времени очаровательный аристократ постарался стереть из своей памяти. Тут был длинный список прегрешений графа, имена обманутых им людей, случаи доведения до самоубийства, участие в самых грязных и подлых делах, шантаж, вымогательство, и многое, многое другое. Судя по всему, кто-то провел для герцога Белунг очень большую работу, перетряхивая все грязное белье графа, а подобной мерзости набрались целые горы. Накопали там, надо признать, немало. Нравится кому-то подобное, или нет, но грехов в прошлом прекрасного графа было столько, что их впору вывозить телегами… Герцог был не просто убедителен: он четко излагал факты, перечислял имена и звания людей, пострадавших от графа, называл причину и то, что именно прекрасный аристократ получил в результате той или иной аферы…

Герцог Тьерн Белунг был резок и с судьями, и все его высказывания сводились к одному: если хотите казнить эту женщину, вся вина которой состоит лишь в том, что она потеряла голову от смазливого хлыща с хорошо подвешенным языком, который, без сомнения, действовал по чьему-то наущению (ведь просто так граф Д'Диаманте не делает ничего), то часть вины за возможные последствия ляжет и на вас…

Судьи оказались в затруднительном положении: с одной стороны граф искренне и чуть ли не со слезами на глазах рассказывал о зверских забавах старой королевы и страшных комнатах, залитых кровью убитых детей, а с другой стороны выступал герцог Белунг, и приведенные им доказательства также были более чем весомыми. Еще судей немало удивило то, что сразу же после появления герцога Белунг прекрасного графа Д'Диаманте из зала суда будто ветром сдуло.

Итак, среди судей возникли споры — что делать с обвиняемой? Кто-то предлагал ее оправдать (тем более, что сама королева упорно отрицала все обвинения), но были и такие, что не желали ничего слушать — на костер старую ведьму, и никаких разговоров! Были и те, кто колебался, и пока еще так и не пришел ни к какому выводу…

В общем, после долгих споров было принято компромиссное решение: изгнание и запрет на возвращение в Харнлонгр. Но хорошо уже то, что подобный приговор никто не счел позором для правящей династии — изгнания королей не так уж и редки, тем более что в случае с королевой еще оставались немалые сомнения в ее виновности. Этот приговор устроил всех — наказание оказалось где-то посередине между казнью и помилованием. Приговор произнесен, зло наказано, а если старую королеву и верно, оговорили (на чем настаивал герцог Белунг), то она имеет возможность в будущем попытаться доказать свою невиновность. Ну, а если не сумеет, то, значит, правосудие свершилось.

А вотНу, а для Мейлиандер, бывшей королевы Харнлонгра, все произошедшее явилось страшным ударом. Умная, властная и сильная женщина впервые в своей жизни влюбилось, хотя это произошло уже во второй половине ее жизни. В свое время она долго пыталась бороться со своими так некстати нагрянувшими на нее чувствами, но поделать с собой ничего не могла: всеми признанное очарование графа и исходившее от него удивительное обаяние постепенно сломили волю строгой женщины. Королева впервые поняла, что такое сумасшедшая любовь, когда каждый день встречаешь как праздник, а мир вокруг кажется окрашенным в цвета счастья. И вот любимый человек предал ее самым безжалостным и циничным образом, нанес такой удар, от которого сразу не оправишься, и именно это чувство ранило больнее всего, казалось самым горьким и жестоким…

Через несколько дней было объявлено, что королева покинула страну, и никто не знал, куда она направилась. Конечно, судьбой королевы интересовались очень многие, но ответ для всех был один: госпожа не желает, чтоб знали, куда она отправилась, и не хочет, чтоб ее разыскивали.

Исход судебного решения не повлиял на династию Диртере — они как были правящей семьей Харнлонгра, так ею и остались. К тому же в народе пошли разговоры о том, что, дескать, в жизни случается всякое, и произошедшее с королевой вполне может быть оговором, тем более что после появления в Харнлонгре герцога Белунг прекрасный граф Д'Диаманте старался не показываться на глаза посторонних, безвылазно сидел чуть ли не за семью замками, а потом и вовсе умчался из страны к себе в Таристан, в спешке бросив здесь едва ли не половину своих вещей. Поговаривали, что он удирал в страхе, опасаясь за свою жизнь. Вообще-то, частично это соответствовало действительности — ведь возможная встреча с герцогом Белунг вполне могла закончиться для прекрасного графа если не смертельной опасностью для его жизни и здоровья, то, бесспорно, невосполнимым ущербом во внешности неотразимого графа…

Знающие люди понимали, что изгнанная королева не бросала связь со своей семьей, обменивалась новостями и сама получала известия из дома, только вот это дело было обставлено такими сложностями и секретами, что никому из любопытствующих так ничего и не удалось узнать, хотя кое-кто прилагал к этому немалые усилия…

Конечно, свергнутую королеву искали во многих странах мира, но она словно сквозь землю провалилась. Даже колдунам Нерга не удалось отыскать эту женщину, хотя они прилагали для этого много старания — понимали, что к тому времени всем стало ясно, откуда дул ветер, снесший старую королеву с вершин власти. Увы, но старая изгнанница будто растворилась невесть где, что было крайне досадно — не стоит оставлять в живых тех, кто стал твоим смертельным врагом. В этом случае последствия могут быть непредсказуемые… Так что оставалось надеяться лишь на то, что эта баба где-то на чужбине загнется сама по себе…

А вот что касается самой королевы… Только после предательства любимого человека, да еще находясь под тюремным замком, старая королева стала понимать все то, что произошло — иногда надо остаться в одиночестве, чтоб на холодную голову понять, что жен произошлос какой стороны пришла катастрофа, разрушившая все, где причина, и что является следствием…

Так произошло и с королевой Мейлиандер: находясь в заключении и не видя перед собой прекрасного графа, она несколько пришла в себя после произошедшего, и легко вычислила тех, кто все это устроил. Королева понимала и то, для чего все это было сделано — колдунам нужны свои люди на престоле Харнлонгра, вернее, не люди, а послушные марионетки, которыми можно легко управлять. Кроме того, колдунам до зарезу требовалось установить свою власть над Переходом, перемычкой, которая соединяет не только две страны, но и два мира, Север и Юг. Пока что на их пути стоял Харнлонгр, да и Славия отнюдь не горела желанием насаждать в своей стране порядки Нерга или с распростертыми объятиями принимать у себя колдунов той темной страны, жадно облизывающихся на неисчислимые северные богатства и на крепких, сильных северян, которые, без сомнения, будут долго, беспрестанно и плодотворно трудиться на благо ненасытного Нерга.

Изгнание… Что ж, это, конечно, не оправдание, но и не костер, обжигающее пламя которого она уже успела ощутить на своем теле. Хотя и раньше королева не выносила колдунов всеми фибрами своей души, но теперь колдуны получили в лице изгнанницы еще одного смертельного врага.

Оставался вопрос: где можно укрыться той, которую, без сомнений, будут искать и друзья и враги? Надо отыскать такое место, чтоб оттуда можно было следить за Харнлонгром, так что лучшего места, чем Славия, не нашли. Это и за Переходом, и места там довольно спокойные, но, тем не менее, изгнаннице все же требуется быть очень и очень осторожной — лучше лишний раз проявить опаску, чем потом расплачиваться за излишнее доверие…

Именно оттого свергнутая королева, решив спрятаться в Славии, не стала предупреждать о своем решении Правителей той северной страны: к сожалению, чем больше людей знает о том месте, где намерена затаитьсяязатаиться бывшая королеваизгнанница, тем вероятней, что однажды женщину найдут без признаков жизни. Так что о том, где скрывается бывшая королева Харнлонгра знали всего несколько человек, хотя связь между женщиной и ее семьей существовала постоянно.

Об остальных деталях позаботился герцог Белунг, который не меньше, чем свергнутая королева, хотел помочь ей выйти из той ужасной ситуации, в которой она оказалась по чьему-то злому умыслу. Именно его люди помогли бывшей королеве незаметно уйти из Харнлонгра и спрятаться в Славии.

Почему местом, где должна была укрываться беглянка, был выбран именно Большой Двор? Для этого было несколько причин: поселок большой, многолюдный, расположен очень удобно, на пересечении дорог, в нем почти постоянно находится множество проезжающих, и вряд ли кому-то может придти в головуто решит, что королева спряталась чуть ли не на виду у всех. И, главное, стало известно, что в этом поселке недавно умерла ведунья. Вот тогда-то королева, горько усмехнувшись, сказала: раз все считают меня невесть какой колдуньей, то почему бы мне не поселиться в том месте под личиной ведуньи? Чтоб королева добровольно опустилась до лечения крестьян — этого не мог представить себе в самых смелых предположениях ни один из колдунов, и оттого у беглянки есть полная возможность остаться неузнанной: ведь то, что ее будут долго и упорно искать — подобное очевидно и без долгих пояснений. По счастью, королева умела лечить многие заболевания, да и кое-какую магию она тоже знала.

Но главное — это лишние глаза и уши в Славии: люди в таких вот оживленных местах при дороге знают немало, проезжие рассказывают многое из того, о чем в другое время они бы благоразумно промолчали. А то, что этот, как его? а, Большой Двор, находится на пересечении дорог — это также очень удобно, и пришлые люди, обратившиеся к ведунье за помощью, вряд ли вызовут подозрение у местных жителей: мало ли кто может прихворнуть в пути, мы все ходим под волей Небес… Ну, а находящиеся вокруг поселка жутковатые леса и болота — так это еще один плюс: в случае чего всегда будет возможность скрыться, ведь далеко не каждый из преследователей сунется искать человека по следам в незнакомой местности, да еще и в глухих болотистых лесах — чревато…

СНу, а с необходимыми бумагами для изгнанницы все решилось очень быстро — ведь все же герцог Белунг обладал огромной властью и влиянием, а также бездонным кошельком, так что выправить бывшей королеве необходимые подлинные бумаги для него не составило ни малейшего труда. А остальное нам известно…

…После того, как я перестала говорить, все долго молчали, не произнося ни слова.

— Да, девочка, все так и было — нарушила молчание Марида. — Именно так… И насчет меня, и… всего остального. Я теперь хотя бы знаю, как все это произошло. Спасибо, что невольно ответила на кое-какие мои вопросы… Только вот я не открыла для себя ничего нового: обо всем догадывалась и раньше — за все эти долгие годы у меня была возможность много раз проанализировать произошедшее, и сделать верные выводы насчет того, как именно произошло мое крушение.

— И я предполагал нечто подобное — откликнулся Кисс. До того он не произнес ни слова, лишь слушал меня. — Когда подрос, то я стал интересоваться жизнью графа. Отец все-таки… Однажды мне довелось совершенно случайно услышать обрывок разговора двух проезжих аристократов, когда один рассказывал другому, что присутствовал на празднике в замке графа Д'Диаманте, и своими глазами видел свечение камней Светлого Бога. По словам аристократа, это было поистине удивительное зрелище. Помнится, услышав об этом, я едва сдержался, чтоб не влезть в их разговор со своими расспросами — ведь камни Светлого Бога находятся у меня! Вначале я был растерян, но постепенно до меня дошло, в чем тут может быть дело, а если точнее, то понятно: без колдунов Нерга здесь не обошлось.

— Кисс — повернулась я к парню… — Кисс, тогда в Сет'тане… Помнишь, ночью мы шли за Кастаном почти до цитадели… Позже ты мне сказал, что догадываешься, зачем он туда ездил.

— Помню, как не помнить. Если тебе интересно мое мнение… Почти наверняка возил в цитадель те самые бриллианты, которые они выдают за камни Светлого Бога. Они же должны светиться, а без, как было сказано, подзарядки, они станут обычными бриллиантами. Возможно, и у самого Кастана есть какие-то свои дела с колдунами, о которых посторонним лучше не знать. Помнишь, каким раздраженным он покинул цитадель? Да будь ты хоть трижды принц крови, надежный агент, но колдуны не будут оказывать тебе никакого почтения, а вместо того используют любого аристократа в своих целях. Для колдунов люди — это просто предметы, которыми можно пользоваться по мере надобности, только вот ценность у этих людей разная.

— Кисс, — продолжала я, — тот мужчина в черном плаще, что стоял на карнизе рядом с Адж-Гру Д'Жоором… Это именно он завербовал твоего отца на службу Нерга. И еще это именно он узнал тебя…

— Теперь я понимаю, отчего колдунам так быстро стало известно о моем появлении в Харнлонгре. Сведения пришли от него…

— Да. От поклонника твоей матери. Он тебя не забыл…

— Зато теперь я понимаю, отчего его совсем не помню. Мы виделись всего один раз, и я тогда был слишком мал, а он, как видно, хорошо меня запомнил, если узнал даже спустя столько лет.

— Ну, господа хорошие, вы мне сейчас столько наговорили! — Вен в возбуждении забегал по комнате. — Завтра же с самого утра пойду к Дану! Ваше Величество, у нас появилась прекрасная возможность реабилитировать вас!

— Каким образом? Слова Лии к делу не пришьешь…

— По этому поводу у меня появились кое-какие мыслишки… — сел на место Вен. — Так, теперь поговорим насчет той кражи, в которой вас обвиняют. Я имею в виду то, что вы потрясли господина Гал'яна… Но лучше это мы обсудим позже. Вас, Ваше Величество, больше беспокоит что-то другое. Так?

— Беда в том, что отголоски той давней истории все еще висят над честным именем правящей семьи — вздохнула Марида.

— Госпожа, а ведь избавиться от этого нам вполне по силам. Так же, как и вернуть настоящее имя и титул кузену.

— Каким образом?

— Говорю же — есть кое-какие мысли… Плохо то, что у нас остается совсем немного времени до праздников… Ладно, постараемся успеть и даже решимся дать бой всем нашим врагам на том приеме. Лучшего времени в ближайшее время просто не предвидится, а если проиграем, то и худшего… Но тебе, кузен, в любом случае придется предъявить всем камни Светлого Бога… Ты к этому готов?

— А почему бы и нет?

Глава 25

Бал в королевском дворце Харнлонгра был в самом разгаре. Утонченные женщины, элегантные мужчины, восхитительные драгоценности, прекрасные одежды, бесконечные вереницы богато накрытых столов, сияние множества свечей… Фонтанчики с вином, горы фруктов, сладостей, бессчетное количество удивительных цветов… Сотни гостей, музыканты, слуги, стражники, беспрестанный гул голосов… Запах цветов, духов, притираний…В небо то и дело взлетали яркие огни фейерверков, сопровождаемые музыкой, восхищенными голосами зрителей и веселыми криками…

Ну как тут люди могут общаться меж собой — не понимаю! Хотя, конечно, на все это любопытно посмотреть со стороны. Да и чужие разговоры послушать тоже небезынтересно, тем более что некоторые из присутствующих здесь иноземцев твердо уверены в том, что среди тех, кто присутствует в этом зале, их родной язык вряд ли кто понимает.

Торжества по случаю памятной даты — пятисотлетия воцарения династии Диртере на престоле, проходили с размахом. Ничего не скажешь — красивый праздник! Вечер уже опустился на землю Харнлонгра, но в роскошно убранном королевском дворце было светло, как днем, да и веселье там царило немалое. Как видно, власти решили показать, что после неудавшегося заговора в стране воцарились мир, покой и благополучие. Так сказать, демонстрация полной незыблемости основ.

Все так, но, на мой взгляд, для того, чтоб в этой стране, и верно, был покой и порядок — для того прежде всего требуется, чтоб Харнлонгр находился где-то очень далеко, едва ли не за морями, а уж никак не имел бы такое несчастье — общую границу с Нергом. Ведь именно для того, чтоб защититься от этого слишком наглого и жестокого соседа здесь вынуждены были держать очень большую армию. Увы, но это не каприз и не пустое бряцанье оружием, а насущная необходимость: Нерг — страна, ненасытным аппетитам которой нужен не только Харнлонгр, но и Переход, а за ним и весь Север… Так что с малочисленной и плохо вооруженной армией Харнлонгру долго не прожить — колдуны враз сожрут, да при этом еще и скажут, что именно так все и должно быть…

Но сейчас, глядя на веселье и праздник вокруг нас, о плохом думать не хотелось. Будь моя воля, я бы сейчас сказала Дану только одно: династия Диртере находилась у власти в Харнлонгре пятьсот лет, и пусть еще столько же просидит на троне, не меньше…

Мы с Киссом находились в большом зале дворца, где, в основном, и собирались приглашенные. Марида пока не показывалась — было решено, что она ее появлениеится в зале состоится немного позже. Кстати, вскоре тут должен появиться и Дан со своей молодой женой, а пока, в отсутствие короля, здесь, в этом огромном зале вовсю шло веселье, музыка, танцы, раздавался смех…

А еще здесь была духота, которая выводила меня из себя. Сейчас бы куда-нибудь на простор, под высокое небо, туда, где можно дышать полной грудью… А еще лучше — оказаться на какой-то из дорог, и идти куда глаза глядят… Ну, на крайний случай я даже согласна вновь оказаться в той комнатке, где мы с Маридой обитали все эти последние дни — лишь бы убраться подальше от этого людского муравейника. Но все же лучше уйти на бесконечный простор дорог…

К сожалению, я и сама чувствовала, что постепенно начинаю задыхаться в четырех стенах, и мне все чаще снится по ночам бесконечная лента дорог, влекущая и зачаровывающая… Ну что тут скажешь? Только одно — эрбат, пленник дорог…

Сейчас ни у меня, ни у Кисса — у нас обоих не было особого желания общаться с незнакомыми людьми, так что мы с ним на пару стояли у дальней стены зала, надеясь, что нас в том месте особо не заметят. К сожалению, эти надежды не оправдались. Кисс потрясающе выглядел со своими распущенными волосами и в новом темном костюме с золотой отделкой — недаром проходящие мимо дамы то и дело бросали на парня весьма заинтересованный и призывный взгляд, а несколько нахалок даже уронили возле нас на пол свои веера, справедливо считая, что так понравившийся им молодой человек проявит галантность и поднимет оброненную вещь.

Как мне говорила Марида, в Харнлонгре подобный жест в завуалированной форме выражает желание познакомиться. Что ж, Кисс с удивительно грацией и неотразимой улыбкой поднимал с пола оброненные веера, и с изящным поклоном протягивал их хозяйкам, в то же время чуть искоса поглядывая на меня, и как бы говоря при этом — дескать, милые дамы, я счастлив оказать вам эту пустяковую услугу, и в другое время считал бы за честь знакомство со столь прекрасными особами, но сейчас я не один, а со спутницей, так что… Каждая из красоток, забрав назад свой веер, расплывалась в ответной улыбке, и неохотно отходила прочь, бросив на меня крайне недовольный взгляд, в котором ясно читалось — понаехали тут, дескать, всякие, невесть кто и неизвестно откуда, и теперь у крайне достойных дам кавалеров уводят, нахалки!..

Поток девиц, в руках у которых не держится веер, никак не уменьшался, и некоторые из наиболее настырных особ роняли перед Киссом свой веер уже по второму разу. И с чего это, интересно, у здешних баб руки такие дырявые, что в них ничего удержаться не может? Легкий веер — и тот валится на пол… Руки бы хоть одной из вас обломать, и вот тогда все остальные за свои дурацкие веера стали б держаться мертвой хваткой!

Хочется надеяться, что и я сейчас выгляжу неплохо, пусть и не под стать Киссу. Дело в том, что за пару седмиц до этого праздника несколько портных сняли с нашей троицы мерки, так что сейчас, смею надеяться, я тоже выгляжу немногим хуже роскошных дам, одетых по самой последней моде — на плечах почти ничего нет, но вот внизу столько ткани, красиво лежащей крупными складками, что я поневоле прикинула: того количества дорогущего шелка, что пошло на одно мое платье, в Большом Дворе с лихвой хватило бы на наряды пятерым невестам. Честно признаюсь: я не привыкла к столь непривычной роскошной и дорогой одежде, а уж этот тончайший кхитайский шелк мне было и вовсе страшно надевать на себя. Слишком непривычно, хотя и красиво, да и сшито неплохо — портные во дворце Дана хорошо знали свое дело. Я же раньше и сама занималась шитьем (Высокое Небо, ведь это было совсем недавно!), так что имею представление, сколько труда уходит на то, чтоб сшить такое вот изящное платье, хотя на первый взгляд и довольно простое. Не одна швея, наверное, сидела за шитьем дни и ночи, не разгибаясь над этой кропотливой работой.

Придворные портные — они, конечно, молодцы, только вот я куда лучше чувствую себя в простых одеждах, куда более подходящих для дороги… Однако сейчас, как сказал Вен, нам всем надо «соответствовать». Вот сейчас и стою у стенки, изо всех сил пытаюсь, как и было велено, соответствовать, и не выделяться из толпы.

Дотронулась рукой до своей тщательно причесанной головы. Красивая прическа, хотя тоже без особых сложностей. Когда утром к нам пришел цирюльник, я ему сразу сказала: никаких громоздких сооружений на голове иметь не желаю, мне бы что попроще… Цирюльник (как позже выяснилось, это был знаменитый мастер) вначале был недоволен — как видно, не привык, чтоб ему указывали, но потом согласился. Позже, посмотрев на результат своих усилий, он признал — пожалуй, и без особых изысков получилось очень неплохо.

Мариде понравились обе прически — и моя, и ее собственная, а вот Кисс, глянув на меня, отчего-то нахмурился: тебе, мол, и так было хорошо, незачем усложнять очевидное… Но Марида лишь усмехнулась, и шутливо потрепала Кисса по его чудным волосам: не ревнуй, Лия у нас девка красивая, но ты и сам красавчик писаный, не налюбуешься… Я же, смотря на себя в зеркало, осмелилась надеяться в глубине души, что я выгляжу ничуть не хуже Эри, своей двоюродной сестры, а та считалась чуть ли не первой красавицей Стольграда. Хотя вполне может оказаться, что внешнее сходство насчет себя и Эри — все это мне только кажется…

Вдобавок ко всему, когда еще с нас только-только снимали мерки, Мариде пришла в голову, как ей показалось, прекрасная мысль — научить меня двигаться и разговаривать так, как принято вести себя настоящим аристократкам, и как их учат с детства, притом никаких возражений с моей стороны она слушать не желала. Оттого и получилось, что последние две седмицы Марида безо всякой жалости гоняла меня со своей (лично мне никоим образом не нужной) учебой, вдалбливая в несчастную крестьянку основы хороших манер, обучая этикету и мечтая лишь о том, чтоб я не опозорилась на этом приеме перед высокородными.

А уж когда дело дошло до танцев… Кисс, который двигался с природной грацией, в танце был бесподобен, а вот я со стороны сама себе казалась топчущейся на месте коровой. Ну не умею я танцевать, что хотите со мной делайте, а никаких способностей к этому у меня нет и не было! С молодости не научилась, и сейчас все эти движения кажутся мне невероятно сложными. И Койен в этом вопросе мне был не помощник. Единственное, что я от него услышала — так это смешки, а еще сочувственно-ехидные замечания о том, что в своей прошлой жизни он вращался в несколько иных кругах, а там танцы были куда проще, веселей и без особых церемоний и расшаркиваний… И этот паразит туда же!

И хотя к концу обучения у меня что-то стало получаться, я все равно чувствовала себя не в своей тарелке. Ну не мое это! Учиться танцам надо с детства, а не тогда, когда годы твоей жизни начинают приближаться к третьему десятку. Еще вчера вечером Вен, посмотрев на мои мучения, только что не рассмеялся, и сказал с подтруниванием в голосе — я, мол, делаю несомненные успехи: два раза повернулась в танце — и ни разу не упала!.. По-моему, затрещину по затылку от меня он получил вполне обосновано, после чего Вен, потерев шею и шутливо разведя руки в стороны, каялся: приношу свои извинения, был неправ, обещаю стать хорошим мальчиком в самой ближайшее время, и вообще в танце ты порхаешь как бабочка над клумбой с цветами! Уж лучше бы честно сказал — как бегемот над той же клумбой…

Вот теперь стою у стенки и не подпираю ее только оттого, что этого делать нельзя — дурной тон… А на каблуках ходить — это вообще смерть! Ну не привыкла я такой обуви, хоть тресни! Что ни говори, но в простых сапогах куда удобней, но в таком платье, какое сейчас надето на мне, без изящных туфелек на каблуке никак нельзя обойтись! Так и подумаешь: ну как все эти женщины в зале так легко ходят на этих шпильках, да при том еще и умудряются танцевать?! Позавидуешь… Я, например, училась ходить в такой крайне неудобной обуви чуть ли не седмицу, и все еще считаю для себя успехом уже то, что не спотыкаюсь уж очень заметно.

Правда, в таком платье спотыкаться стыдно — почти невесомый кхитайский шелк изумительного голубого цвета. И само платье сшито неплохо, правда, фасон несколько необычный, но, положа руку на сердце, надо признать — платье очень красивое, и ткань удивительно приятная на ощупь. Еще мне принесли украшения — небольшое серебряное ожерелье, можно сказать, просто цепочку с сапфирами, и в тон ему серьги, но все вместе смотрелось на удивление изысканно…

Все хорошо, можно сказать — замечательно, беда только в том, что я за последнее время так привыкла иметь под рукой хоть какое-то оружие, что сейчас без него чувствую себя несколько неуютно. Согласна даже на небольшой нож под руками — очень, кстати, удобная и надежная вещь… Возможно, это просто мнение Койена, которое я постепенно уже начинаю считать своим.

А уж если говорить совсем честно, то перед началом этого праздника я прикидывала, как бы мне взять с собой хотя бы совсем небольшой ножкинжал, но в конце концов вынуждена была оставить эту мысль — парни меня едва ли не подняли на смех! Какая, мол, может быть опасность на празднике во дворце короля, среди самого изысканного общества?!

Правда, чуть позже Вен со вздохом признал: вот именно в королевском дворце, в том крайне престижном и уважаемом месте, голову с плеч можно потерять безо всякого труда! Террариум там еще тот, каких только тварей под блестящими личинами не водится среди придворной роскоши, и почти каждый из обитателей стремиться оказаться поближе к королю! В борьбе за место под солнцем и за влиятельный пост могут укусить так, что мало не покажется… Ладно, Вен, обобщать не стоит, я уже и так поняла, что в случае опасности мне следует полагаться прежде всего на себя.

Сейчас мы с Киссом постоянно ловим на себе любопытные взгляды. В большинстве они не выражают настороженности, скорее, нас рассматривают как диковинки — пока еще не определилось общее мнение, как к нам следует относиться. Вон как присутствующие то и дело косятся в нашу сторону, глядят, будто на непонятных зверей из дальних стран, при виде которых то ли следует удивляться и восхищаться, то ли морщиться…

Н-да, хотя мы и находились безвылазно во дворце Вена, какие-то известия о нас, о неизвестных затворниках, сидящих в доме ближайшего друга короля, все же просочилось наружу, и вызвали немалый интерес. Хотя новостей в столице всегда хватает, но от еще одной сплетни никто не откажется. Лично меня это не удивляло — слухи и новости разносятся по воздуху едва ли не со скоростью урагана, а чем еще интересоваться придворным, как не тем интригующим, что носится по ветру? Так что сейчас нам с Киссом волей-неволей надо изображать из себя равнодушие и невозмутимость.

И все же, знает большинство из присутствующих здесь кто мы такие, или нет? Ну, если не знают, то догадываются, а кто не знает — тот скоро сообразит. Или мне эти любопытные взгляды со всех сторон только кажутся? Койен, я права?

— Ну, и что тебе сказал Койен? — поинтересовался Кисс.

— А откуда ты…

— Радость моя, должен тебе сказать: мы с тобой слишком давно общаемся, вернее, так много времени проводим наедине друг с другом, так что я уже давненько могу только по одному выражению твоего лица понять, о чем ты думаешь в данный момент. Например, сейчас общаешься с предком… Так?

— Ну…

— Не «ну», а так оно и есть. И что же тебе предок сказал? Случайно не о том, что мы с тобой внешне очень даже ничего? Можешь признать, что я имею особый успех. Надеюсь, тебе приятно находится с таким кавалером?

— С самомнением у тебя, кот драный… — отчего-то меня немного вывели из себя эти чуть насмешливые слова парня.

— Ну, дорогая, что ж вы так меня не цените? Я вот насчет моего самомнения… Пожалуй, оно у меня даже несколько занижено. Счастье мое, положи руку на сердце и признай очевидное — я нравлюсь очень многим, в том числе и тебе..

— Кисс, ну какая же ты все-таки…

— Ах, моя дорогая, вам стоит принять во внимание, что в отличие от вас, особы с совершенно испорченным вкусом, многие дамы находят меня весьма…

— Кисс, по-моему, до окончания этого праздника ты не доживешь! Просто не знаю, что я с тобой сделаю!

— Звучит весьма интригующе… Так вот, у некоторых из присутствующих крайне изящных и утонченных дам я пользуюсь немалым успехом. Кстати, сейчас сюда направляется наглядный пример…

В голосе парня я уловила легкие нотки раздражения, и было из-за чего: не прошло и нескольких секунд, как к нашим ногам снова упал веер. Подошедшая к нам особа лет тридцати пяти роняла перед Киссом свой дорогущий веер уже в третий раз.

Вот наглая баба! Не столь красива, насколько самоуверенна, и, похоже, она живет весьма бурной жизнью: такие мешки под глазами бывают или от проблем с почками, или от неуемного употребления горячительных напитков и крайне невоздержанного образа жизни. Однако женщина держит себя так, что понятно: выше себя в этом зале она не видит ни одной особы женского пола. Как видно, эта настырная дама привыкла добиваться всего, чего пожелает, и это в равной степени относилось как к новому украшению, так и к новому кавалеру.

Сейчас на ней было невероятно дорогое атласное платье, сплошь расшитое золотом и жемчугом, на фоне которого мой наряд смотрелся едва ли не линялой тряпкой. А уж драгоценностей на этой особе было столько, что я бы посоветовала ей ходить только с охранниками, причем этих крепких парней при ней постоянно должно быть не менее полудюжины. Она что, решила вызвать зависть всех присутствующих дам? Если так, то ей это вполне удалось — я то и дело ловила устремленные на нее весьма неприязненные взгляды, а то и просто завистливые. Хм, честно говоря, было из-за чего…

Даже при беглом взгляде на эту женщину бросалось в глаза тяжелое бриллиантовое ожерелье, переливающееся всеми цветами радуги, в центре которого особо выделялся огромный бриллиант величиной с лесной орех. Да и в ушах у дамы сверкали бриллианты немногим меньшего размера… Впрочем, и остальные драгоценности им не уступали ни в цене, ни в количестве, ни в размерегромоздкости. Я бы на ее месте сняла с себя несколько браслетов, и из десятка перстней на пальцах оставила бы один-два… И золотой пояс, усыпанный драгоценностями, явно был лишним… С этим дама явно перехватила — она ж не сорока, чтоб бросаться на все блестящее! Не стоит так наглядно показывать свое богатство: мало того, что подобное злит окружающих, так это еще просто-напросто безвкусно, и говорит как о плохом вкусе хозяйки украшений, так и об отсутствии у нее должного воспитания. Естественно, что у большинства из присутствующих здесь аристократок такое демонстративное выпячивание собственного богатства не могло вызвать ничего, кроме зависти и глухого раздражения — даже в хвастовстве своим богатством надо знать меру.

Судя по внешнему виду, в деньгах у этой особы недостатка не было. Как, впрочем и в излишней дерзости… Глядя на ее бесстыжее и уверенное выражение лица, можно было не сомневаться: женщина полностью уверена в собственной неотразимости. А может она просто считает, что все сможет купить…

Сейчас эта наглая баба явно нацелилась на то, чтоб наложить на Кисса свою лапу — вон, сейчас женщина смотрит на парня с такой призывно-порочной улыбкой на своей холеной морде, что даже окружающим стало неудобно. Стоящие рядом мужчины — и те отводят в сторону свои глаза. Демонстративно не замечая меня, дама чуть ли не бросила свой веер нам под ноги…

От этого показного жеста я в первый момент даже растерялась, но в следующий миг на смену растерянности пришла злость. Все, хватит, это дело надо прекращать! Надоело! Сейчас же сделаю так, чтоб и эта особа больше не подходила к нам, и остальные дамы остерегались соваться к парню лишний раз… И еще эта нахальная баба чем-то напомнила мне Гури, только вот в бывшей подружке Кисса через край просто-таки била ощутимая чувственность, а из этой девки лезли обычная наглость и беспардонность…

— Милый, я хочу танцевать — повернулась я к Киссу, и шагнула вперед. Что ж, все было рассчитано верно — под моей ногой что-то хрустнуло… Очень надеюсь, что вееру хорошо досталось. Так, еще разок ступим на него, причем именно острым каблуком…

— О, простите! — я с обезоруживающим видом захлопала глазами. — Я такая неловкая…

Когда же Кисс поднял с пола то, что осталось от дорогого веера, то я поняла: это изделие, конечно, можно починить, но куда легче купить новый. Тоненькие костяные пластинки кое-где хрустнули, превратились едва ли не в крошево, да и вышитый шелк был порван в двух местах — зря я, что-ли, на него острым каблуком изо всех своих сил наступала? Сейчас, глядя на растерянное лицо женщины (как видно, она давно должного отпора не получала), мне оставалось только недоуменно разводить руками:

— Ах, как жаль — это такая дорогая вещь! Ну да неудивительно: когда такой изящный веер то и дело падает на пол, то он почти наверняка сломается. Так и вышло…

Впрочем, эту бабу так легко было не смутить — как видно, в этом деле у нее был немалый опыт. Оторопь почти мгновенно сошла с ее лица, и женщина усмехнулась:

— Теперь вы мои должники… — голос у нее был с той легкой хрипотцой, какая частенько встречается у любителей горячительных напитков. — Как расплачиваться будем?

— Увы, никак. Извините, но, похоже, у нас разные вкусы, и тот веер, что я могу предложить взамен утраченного, вас вряд ли устроит.

— Я бы не сказала, что наши вкусы очень разняться. Кое-что нравится нам обоим одинаково… — и баба без стеснения уставилась на Кисса. — Думаю, что за нанесенный мне ущерб ваш спутник не откажется стать моим кавалером на пару-тройку танцев? И очень надеюсь, что после окончания праздника он согласится проводить меня до дома. Я женщина одинокая, и вы понимаете, что без сопровождающего ночью на улицах находиться небезопасно.

Ага, размечталась! Найми себе охранников, благо деньги позволяют тебе ходить чуть ли не в сопровождении взвода молодых кобелей…

— Очень жаль, но молодой человек уже пообещал все без исключения танцы именно мне, а не кому-то другому — с любезной улыбкой сообщила я нахальной особе. — И обычно он провожает до дома меня, а не каких-то незнакомых дам. Я, знаете ли, тоже одинока… Хотя нет — у меня, по счастью, есть тот, кто провожает после праздника до дома по темным улицам.

— Это довольно дерзко — такого кавалера оставлять для одной себя! — бесстыжая баба сделала вид, что пропустила мои слова мимо ушей. — Присутствующим здесь женщинам подобное может не понравиться…

— Я тут почти никого не знаю, так что сомневаюсь, будто чье-то недовольство может хоть немного меня задеть. Хотите, скажу правду? Мне, знаете ли, нет никакого дела до чужого мнения, и уж тем более, если этот кто-то собирается брать в сопровождающие моего жениха… Милый, я жду приглашения на танцы!

Кисс, сохраняя на лице невозмутимость, отвесил даме изысканный поклон, и мы пошли в толпу танцующих. Краем глаза я успела заметить выражение крайнего неудовольствия и раздражения на лице женщины. Еще увидела и то, как стоявшие неподалеку от нас люди потихоньку начитают улыбаться — похоже, они слышали наш разговор, и, как то ни странно, он им понравился. Думаю, не особо погрешу против истины, если предположу, что эту чересчур богато одетую женщину здесь особо не любят.

На наше счастье, танец был медленным, так что я особо не волновалась, что могу сбиться. Достаточно было просто положить руки на плечи Кисса, он обнял меня, и мы медленно закружились. Наверное, оттого, что я все еще злилась на эту наглую особу, мне даже не пришло в голову задуматься над тем, правильно я танцую, или нет…

— Должен сказать вам, моя дорогая, что вы весьма ревнивы — зашептал мне в ухо Кисс. Кажется, все происходящее его немало веселило. — Причем я замечаю подобное далеко не впервые… У меня сложилось впечатление, что ты, счастье мое ненаглядное, этой несчастной была готова глаза выцарапать! Или же своим каблуком на ее туфли наступить с такой силой, чтоб она охромела надолго… Я тут недавно видел, как две кошки друг на друга шипели, аж шерсть дыбом встала — один в один как ты с этой крайне милой дамой!..

— А нечего тебе посылать свои улыбки направо и налево! — зашипела я в ответ не хуже той кошки, о которой только что говорил Кисс. — И мурлыкать без остановки тоже не следует! Лучше бы о деле думал!..

— Свет сердца моего, стоит ли так демонстрировать свое раздражение увидев, что я пользуюсь немалым успехом у женского пола? Ну, смотрят на меня очаровательные дамы — и что с того? Вон, ты даже о деле вспомнила… Похоже, что ничего более умного тебе в голову не пришло. Да выкинь ты все глупости из головы! Давай просто потанцуем… При этом можешь гордиться, что такой востребованный кавалер, как я, находится только с тобой, а не с кем-то иным…

— Кисс, ну какая же ты зараза!

— А уж как я-то тебя люблю!..

Ну что тут скажешь?! Мне одновременно хотелось и злиться и смеяться. А может, Кисс прав, и нам стоит просто потанцевать, не обращая ни на кого внимания? Почему бы и нет…

Меня будто подхватила невесомая волна, только вот состоящая не из темной воды, а из светлого воздуха, и при этом я чувствовала себя так, будто и создана именно для того, чтоб так легко и непринужденно скользить по залу, и подобное не составляло мне никакого труда. Я и сама не ожидала того, что в моей душе на несколько минут воцарится чувство полного и всепоглощающего счастья, удивительной отрешенности от мира… Вот так бы вечно кружиться в танце по залу, и забыть обо всем плохом… Все же хорошо, что в жизни есть короткие минуты счастья, пусть и короткие, но такие, когда ты чувствуешь себя безраздельно счастливым, и эти мгновения светлого счастья остаются с тобой навек…

Музыка закончилась, как мне показалось, слишком рано и внезапно, но мы с Киссом еще какое-то время еще стояли напротив друг друга посреди зала, держась за руки, как дети, и просто молча смотрели друг на друга. Волшебство танца закончилось, и надо было возвращаться в привычный нам мир, но как же не хотелось этого делать! Смотреть бы в глаза парня, чистые, как ключевая вода, и больше ни о чем не думать… Но время идет, и нам пора возвращаться с небес на землю.

Стряхивая с себя наваждение, оглянулась по сторонам. Оказывается, мы в одиночестве стояли чуть ли не в середине огромного зала, и подле нас никого не было — народ отодвинулся, давая нам место, а может, просто не желая беспокоить парочку, которым сейчас ни до кого не было никакого дела, то есть нам… Люди вокруг нас о чем-то беседовали меж собой, или же делали вид, что заняты разговорами, но на самом деле почти все, присутствующие здесь, то и дело поглядывали в нашу сторону. Похоже, что в эти недолгие минуты мы, сами того не желая, оказались в центре всеобщего внимания, но, что удивительно, люди не сердились, а отчего-то улыбались, глядя на нас, причем улыбались не насмешливо, а с доброй и понимающей улыбкой, хотя у некоторых и проглядывала легкая зависть… Судя по всему, наши объятия посреди зала произвели должное впечатление на здешнее общество.

Все так, но что нам сейчас делать? Стоять здесь и дальше не стоит, а назад к стенке, где мы находились ранее, тоже идти не хочется — там все еще находится та нахальная особа, с головы до ног усыпанная драгоценностями, и чуть ли не волком смотрит на нас…

На счастье, в этот момент возле нас появился Вен. Красавец сразу понял, в чем дело, и пришел к нам на выручку, весело заговорив:

— О, рад, что вы хорошо проводите время! Ну да не вам скучать в тоске и одиночестве, друзья мои!

Эти слова Вена разу разрядили обстановку, и окружающие, поняв, что парочка пока что не собирается продолжать обниматься друг с другом на виду у всего зала, стали расходиться.

— Венциан, дорогой мой, кто эти очаровательные молодые люди? — раздался рядом чуть надтреснутый женский голос.

Я оглянулась. Подле нас стояла старая женщина, годы жизни которой явно перевалили на девятый десяток. Ее лицо куда больше напоминало сморщенное печеное яблоко, но зато осанке старушки могли позавидовать многие молодые девушки. Простое темное платье, сшитое прекрасным портным, лишь подчеркивало красоту и уникальность старинных украшений, находящихся на женщине. Даже я поняла, что этим простым с виду драгоценностям не одна сотня лет. Все выглядело чуть старомодно, изящно, и очень, очень дорого…

— О, милая герцогиня, я бесконечно рад видеть вас! — согнулся в изысканном поклоне Вен. — Разрешите вам представить моих хороших друзей, Лиану и Дариана. Впрочем, это не просто друзья, а нечто большее… Но об этом, если позволите, я расскажу чуть позже…

— Знаете, молодые люди — старушка едва ли не смахнула платочком слезу, — знаете, я давно так не умилялась, глядя на современную молодежь. Как мило вы танцевали, и с каким трепетом смотрите друг на друга!.. Это так очаровательно… Мне поневоле вспомнился мой покойный муж, этот крайне достойный человек!.. Мы с ним тоже так любили друг друга!..

— Я, разумеется, наслышан о вашем с герцогом удивительном единении душ! — почтительно произнес Вен. — Насколько мне известно, ваш союз до сих пор для очень многих является как примером для подражания, так и недостижимым совершенством в гармонии семейных отношений. Мои родители частенько говорили об этом…

— Это очень мило со стороны ваших достойных родителей… Ах, Венциан, вы можете одновременно и порадовать, и огорчить!.. И все же прошу простить мой любопытство, но я бы хотела знать, кто эти крайне приятные молодые люди? Они молодожены?

— Нет — Вен обезоруживающе развел руками. — Это пока что жених и невеста…

— Мило, очень мило… Ах, молодые люди, только что вы как собой, так и своим поведением заставили меня вспомнить прошлое время, когда и люди были несколько иными, и отношения между ними складывались другими, несколько непохожими на те, что царят сейчас…

— Я, право, рад, что мы доставили вам несколько минут трогательных воспоминаний — склонил голову в изысканном поклоне Кисс.

— Ах, молодой человек, вы чем-то так напоминаете мне покойного супруга, что на глаза невольно наворачиваются слезы!

— Нет, милая герцогиня — чуть улыбнулся Вен. — Я бы сказал, что по невероятному стечению обстоятельств, скорее, эта молодая женщина несколько похожа на нас, какой вы были в ту пору, когда выходили замуж за своего супруга.

— Льстец! — старушка шутливо погрозила пальцем Вену. — Вы всегда умудрялись сказать даме что-то приятное! Но все же, кто они такие, эти очаровательные молодые люди?

— Герцогиня, прошу меня простить, но, тем не менее, с вашего позволения я все же промолчу. Чуть позже вы все узнаете.

— Нас ожидает сюрприз? Очаровательно. Я люблю сюрпризы. Многие из ваших… приятных новостей остаются на слуху долгое время. Надеюсь, Венциан, вы не разочаруете меня и на этот раз.

— Буду счастлив доставить вам несколько приятных минут, милая герцогиня.

— Ах, Венциан, какой вы проказник! Что ж, не буду и далее обременять вас своим обществом, но хочу сказать вам, молодые люди — женщина посмотрела на нас с Киссом. — Вы такая красивая пара! Совсем как мы с мужем в свое время! Верите, или нет, но отчего-то, глядя на вас, я вспоминаю свои молодые годы и своего супруга, да будет вечно свято его имя…

Женщина отошла, и я повернулась к Вену:

— Кто это?

— Ну, ребята, вы даете! — красавец покачал головой. Мы отошли в сторону, где было поменьше людей и чужих ушей, а Вен негромко продолжал:

— Такого даже я не ожидал! Это — герцогиня Ниоле, оплот нравственности и моральных устоев в нашем обществе. Ее похвалу или расположение заслужить крайне сложно, некоторым этого не удается никогда, а тут она сама подошла к вам!.. Удивительно! Но даже не это главное. Она — мать лорд-канцлера, одного из самых могущественных и богатых людей в нашей стране, и эта дама имеет немалое влияние на сына. Так что не советую легкомысленно относиться к ее милому облику и кроткому виду. У этой старушки, несмотря на возраст и милое обращение с людьми, на самом деле твердый характер, острый ум и прекрасная память, и ее слово имеет авторитет не только для сына, но и для многих значимых людей. Не удивлюсь, если старушка поняла, кто на самом деле Дариан, тем более что она хорошо знала твоего деда, Тьерна Белунг, а ты на него очень похож внешне… Понравится ей — дело сложное, но вам это, кажется, удалось. Дорогуши, ваши акции растут, как на дрожжах!

— Да что мы такого сделали? — не поняла я.

— То-то и оно, что почти ничего! Когда я вошел в зал, вы так самозабвенно кружились в танце, что я даже растерялся. Впервые понял, что это такое — только двое людей в огромном шумном зале, которые забыли о посторонних… Потом музыка смолкла, а вы стояли и смотрели друг на друга так, что… Знаете, есть очень тонкая грань между вызовом обществу, непосредственностью и чем-то личным, что не желательно показывать никому другому. Так вот, сами того не ведая, вы так хорошо проскользнули по этой почти незаметной линии, что я вам обоим мысленно аплодирую. Специально так не получится — влюбленная пара, которой нет дела ни до чего другого на свете. И ни до кого… Такие вещи общество любит, если, конечно, этим вы не переходите дорогу никому другому. Не знаю, что будет дальше, но сейчас вы заинтересовали большинство людей в этом зале, причем заинтересовали в хорошем смысле этого слова.

— Думаю, не всех — чуть усмехнулась я, глядя перед собой. Надо же, эта наглая особа, обвешанная драгоценностями, опять находится неподалеку от нас. — Вен, что это за женщина?

— Кто? А… Хм, не знаю, что и сказать! Ну, если коротко… Кузен, не исключено, что это твоя новая родственница.

— Извини, не понял…

— Чего тут непонятного? Эту женщину зовут Алиберта, и именно с ней твой брат Кастан вчера обручился.

— Теперь понятно.

Нам было известно, что граф Д'Диаманте и его сын Кастан уже третий день находятся в Нарджале. Семейство появилось в столице с большой пышностью. Теперь я понимаю, отчего Вен говорил о том, что ему заранее страшно увидеть итоговую сумму дорожных расходов семейства Д'Диаманте, которую им пообещали оплатить из казны. Если учесть, что отец и сын для путешествия в Харнлонгр приобрели себе новую карету сумасшедшей стоимости, купили шестерку прекрасных лошадей и заимели целую гору новой одежды от лучших портных, то можно представить, во что обошлосьась стоимость приглашения приглашение в гости сиятельного графа в гости. Но это еще далеко не все: по дороге отец и сын останавливались в лучших гостиницах, занимали самые дорогие номера, требовали изысканную еду и тонкое вино…

Говорят, когда казначей Харнлонгра увидел, в какую сумму казне обошлось путешествие семейства Д'Диаманте в столицу, то бедного мужика едва не хватил удар. Потом этот человек долго пил валерьяновую настойку и твердил всем и каждому: с такими гостями врагов не надо — десяток подобных посещений — и любая, даже самая большая казна будет пущена по ветру…

Нужно признать правоту казначея: цифра дорожных расходов графа Д'Диаманте, и в самом деле, зашкаливала за все допустимые пределы, особенно если учесть, что Кастан в пути пару раз крупно проигрался, и, естественно, включил проигрыш в свои дорожные расходы — мол, это пошло на развлечения и отдых в тоскливой дороге… Остается только удивляться, как он не включил в счет посещение борделей, до которых, по слухам, сын графа Д'Диаманте был весьма охоч… Очевидно, даже Кастан понимал, что всему есть свой предел, который не стоит переступать.

Буквально на следующий день после приезда семейства графа стало известно, что Кастан, будущий граф Д'Диаманте, обручился с Алибертой, дочерью фантастически богатого торговца с Юга. Ранее женщина уже трижды была замужем, однако все три ее мужа, увы, умерли, и сейчас дама находилась в поисках нового избранника, которого она могла осчастливить своей благосклонностью. Однако сейчас и сам торговец, и его дочь — оба хотели присоединить к своему имени знатный титул, и чтоб это был не какой-то безвестный аристократ, а настоящий носитель древнего имени, тот, кого относят к самой элите аристократии. Конечно, титул можно купить, но это несколько не отвечало высоким требованиям безродных торговцев, желающих стать вровень с подлинными аристократами — куда значимее и солиднее заполучить имя, отмеченное во всех древних историях и рукописях…

Следует признать: охотников за деньгами и состоянием невесты было в избытке, но дама была весьма разборчива, и за свои денежки хотела приобрести себе качественный товар, самое лучшее из того, что ей можно было предложить. Так что все кандидаты в мужья ею отвергались по тем или иным причинам, как-то: один уже немолод, другой недостаточно красив, или же не так высок ростом, как бы того желала невеста, третий не столь знатен, как бы того хотела избранница, четвертый слишком толстый, пятый слишком худой, и так далее…

Дело кончилось тем, что ее окончательный выбор пал на Кастана — красавец, молод, и его происхождение вполне устраивало даму. Проще говоря, женщина надеялась, что за свои деньги сделала выгодное приобретение. Переговоры между представителями семейств невесты и предполагаемого жениха длились долго, и, наконец, обе стороны пришли к взаимному соглашению: невеста оплачивает все долги жениха, а тот женится на ней.

Именно оттого вчера, уже на следующий день после приезда семейства Д'Диаманте в Нарджаль, состоялось торжественное обручение. Как известно, жених и невеста на той церемонии впервые воочию увидели друг друга (до того каждый из них видел лишь портрет своего избранника), но это не имело никакого значения: одной из сторон нужды были деньги, а другой — древний титул. Взаимные интересы, желание создать семью и личные симпатии тут не имели никакого значения — это был взаимовыгодный договор, к которому, однако, следовало относиться с должной серьезностью: семейство невесты за свои денежки наняло целую армию стряпчих, которые должны были оградить интересы будущей графини в семейной жизни…

Конечно, подобный брак — это личное дело каждого человека, но, на мой взгляд, о семейном счастье, взаимопонимании, или общности интересов в данном случае не может быть и речи: перед нами обычная торговая сделка, не включающая в себя какие-то там чувства…

Интересно, подумалось мне, а с чего это новоявленная невеста явилась сюда, на праздник, в гордом одиночестве? Где же ее жених? Вообще-то подобное выглядит весьма странно: только что обручились — и каждый сам по себе… Непорядок. Следует соблюдать хотя бы внешние приличия: первое время жениху и невесте всюду следует показываться вместе… Впрочем, этого пункта в соглашении о браке, кажется, не было…

И вообще, с чего это невеста уже на следующий день после помолвки начинает смотреть на других мужиков, словно кошка на сметану? Я, разумеется, и раньше слышала о том, что счастье в браке по расчету бывает лишь у тех, кто сделал верный расчет, но в данном случае, как мне кажется, этот самый расчет был невереенн с самого начала…

— Я тоже заметил: эта свежеиспеченная невеста все время крутится неподалеку от нас — хмыкнул Вен. — Я не завидую Кастану: женщина трижды была замужем, и, похоже, не вынесла оттуда ничего хорошего. Впервые она выскочила замуж в пятнадцать лент за шулера и пройдоху, но его вскоре прибили в пьяной драке дружки-приятели, когда поймали того за руку при мухлеже с картами. Второй раз ее выдал замуж отец за своего торгового партнера, однако тот умер через несколько лет — говорят, нежная супруга так врезала по голове любимому муженьку при выяснении семейных отношений, что тот сразу слег, и больше не встал… А вот третьего мужа она, можно сказать, купила — парнишка был совсем молоденький, и по словам тех, кто его видел, красоты тот мальчик был просто неописуемой. Дело кончилось тем, что меньше чем через год после начала семейной жизни парень просто-таки удрал из дома на войну, и вскоре погиб там в одной из схваток — все же солдат из него был никакой… Его сослуживцы долго передавали всем и каждому те слова бедняги, что он произнес перед смертью: чтобы избавиться от такой жены, как у него, имеет смысл даже умереть…

— Похоже, что Кастану крупно повезло — развела я руками.

— Еще как повезло! — согласился со мной Вен. — Аж оторопь берет, и мороз по коже идет от какого везенья…

— Кстати, Вен, а почему ты здесь один? Где твоя жена?

— С королевой… — вздохнул парень. — Сейчас появятся их величества, и моя дорогая, конечно, будет с ними. Пока что молодая королева никак не хочет без нее обходиться, вот и приходиться мне тосковать в тоске и одиночестве!..

Не знаю, как насчет одиночества, но что-то мне плохо верится, что наш шустрый красавец так быстро стал примерным семьянином. Вон как глазами по сторонами стреляет, и, не удивлюсь, если его пламенные взгляды уже попали в чье-то сердце, да и кое-кто из присутствующих здесь дам явно не против закрутить с другом короля легкий, ни к чему не обязывающий романчик…

Я ничего не успела сказать Вену по этому поводу — у входа раздался небольшой шум, да и по залу будто прокатилась волна воздуха, а большинство голов повернулось в сторону входа… Все ясно — на празднество прибыло семейство Д'Диаманте.

Кисс, увидев отца, снова отступил к стене, но его глаза неотступно следили за прибывшими. Я тоже смотрела на человека, который походя ломал чужие жизни, был источником бед и неприятностей для множества людей.

Сейчас прекрасный граф сидел в кресле на колесиках, которое вез его слуга, здоровый крепкий парень с тяжелыми кулаками. Глядя на графа, я вынуждена была признать: несмотря на свой возраст, граф Д'Диаманте все еще был красив. Даже очень красив. Не знаю, каким он был в молодости (без сомнений, ослепительно хорош!), но сейчас его внешность приобрела оттенок того изысканного благородства, которое можно встретить лишь в мечтах или в самых прекрасных скульптурах. Чистое лицо, бездонные темные глаза, роскошные волосы, тронутые сединой… Благородный герой наяву. А кресло с колесиками, на котором он сидел, придавало прекрасному облику графа чуть трагическую нотку невинного страдальца. Воплощенная красота и благородство… Глядя на этого красавца казалась странной и нелепой одна только мысль о том, что этот удивительный мужчина может быть жестоким или корыстным. Недаром почти во всех взглядах женщин, устремленных на него, помимо всего прочего читались восхищение и заинтересованность…

Рядом с графом находился еще один слуга, высокий крепкий парень, держащий в руках шкатулку — как я понимаю, именно в ней находятся поддельные камни Светлого бога, которые граф выдает за подлинные. Ну да, конечно, надо поддерживать свой образ…

А вот в молодом человеке, шедшим рядом с креслом графа, я сразу узнала того молодого человека, которого однажды ночью увидела на улицах Сет'тана. На первый взгляд — прекрасный принц из девичьих снов, воплощенная наяву мечта множества женщин… Изумительные по красоте черты лица, очень похожие на отца, стройная фигура, бездонные темные глаза… Казалось бы, даже мужчины должны с завистью поглядывать в сторону этого красавца, ан нет! Не могу понять, в чем тут дело, только вот этот совершенно неотразимый молодой человек отчего-то про изводил неприятное впечатление, словно от него заметно веяло чем-то злым, недобрым. Будто удивительное по красоте наливное яблоко, в котором уже видна червоточина…

Снова посмотрела на Кисса, который только что едва не вжался в стену. Будь его воля, он, кажется, был готов даже провалиться сквозь землю, и я его понимаю: все же именно из-за нанесенного Киссом удара его отец потерял способность самостоятельно ходить. Это не просто горько и стыдно — тут еще и непередаваемо тяжело на душе. Все же тех, кто поднимает руку а своих родителей, справедливо обвиняют в жестокости и бессердечии.

Вновь и вновь я смотрела на графа, оказавшегося едва ли не в центре внимания всех присутствующих в зале. Благородный красавец, стоически переносящий свалившееся на него страдание — именно такое впечатление производил граф Д'Диаманте на окружающих. При взгляде на него не хотелось думать о грязных слухах, всюду сопровождающих имя этого человека. Скорее, в сердце появлялась печаль и жалость к этому немыслимому красавцу, мужественно выносящему тяготы жизни…

Кто знает, а вдруг ему можно помочь? Что ж, надо попробовать сделать все, что в моих силах. Ведь если граф вновь сумеет самостоятельно ходить, то и Киссу станет полегче на душе.

Быстро просмотрела организм графа… Ничего не понимаю! Попробуем снова! Так, камень в почке, начинающийся радикулит, несколько сломанных с молодости костей, одна из них плохо срослась, сейчас должна побаливать при изменении погоды… Больше ничего не нахожу… Здоровый, крепкий организм, особенно если учесть возраст папаши Кисса. Я что, утратила способность видеть заболевания? Плохо, если действительно так… Попробуем еще раз! Все то же самое… Неужели разучилась лечить? Этого еще не хватало! А если… если предположить, что все куда проще?..

Просмотрела графа еще раз. Не надо себя обманывать — ответ на этот вопрос напрашивался сразу же, сам собой, а мне все не верилось. Койен, я права? Все так и есть? Что ж, чего-то подобного и следовало ожидать. Ну, граф, ты и жук! Теперь и я полностью согласна с общим мнением насчет писаного красавца из Таристана — это еще то дерьмо!

— Кисс… — повернулась я к бледному парню, неотрывно смотревшему на отца, который неподвижно сидел в кресле на колесиках.

— Что такое? — чуть устало спросил меня Кисс, не оборачиваясь. Судя по всему, вид человека, сидящего в инвалидном кресле, едва ли не подкосил его. Кажется, если бы Кисс мог, то сейчас же побежал бы к графу, изображающему из себя терпимость и всепрощение, и упал бы перед ним на колени, вымаливая прощение.

— Кисс, — повторила я, не зная, как сказать. — Кисс, это все неправда!..

— Ты о чем? Что именно ты называешь неправдой? — повернулся ко мне парень, думая о своем. — Не понимаю…

— Это… — кивнула я в сторону прекрасного страдальца. — Это все ложь, причем ложь от начала и до конца.

Кисс перевел взгляд на отца, потом снова на меня, вновь уставился на прекрасного графа, и тут до него стало доходить, что я хотела сказать. Мы с ним чуть ли не минуту смотрели друг на друга, пока парень растерянно не произнес:

— Нет… Не может быть…

— Еще как может! Твой папаша способен на многое.

— Но…но… — Кисс выглядел не просто удивленным, а потрясенным. — Но как же так…

— Ребята, в чем дело? — Вен, как обычно, был наблюдателен.

— Вен, дело в том, что граф и тут всех обвел вокруг пальца — сказала я. — С ногами у него полный порядок, не сомневайся. Бегать может… И со здоровьем у этого красавца проблем нет. Ни малейших. Все в норме. При желании он в состоянии даже скакать, словно молодой козлик. Вернее, этот старый козел может передвигаться на своих двоих не хуже любого из нас, совсем как вы или я…

— Уж не хочешь ли ты сказать… — Вен был искренне удивлен. — Это что — все ложь? Ну там кресло с колесиками, ноги, которые не ходят…

— Говорю, как есть: у графа Д'Диаманте с ногами полный порядок. Он может не только холить, но и бегать. Только вот мне непонятно, для чего он изображает из себя почти полного инвалида?

— Кузен — вздохнул Вен, обращаясь к Киссу. — Кузен, ты меня, конечно, извини, но я тебе скажу честно: лишний раз убеждаюсь — на твоем папаше пробы поставить негде…

— Погоди, погоди… — Кисс все еще не мог придти в себя от услышанного. — Тогда для чего это многолетнее представление?

— Тут много чего… — вздохнула я. — Прежде всего это связано с деньгами. Вен, Правитель Славии платит графу за будто бы полученное увечье?

— Еще как платит! — помотал головой Вен. — Говорят, Правитель считает чуть ли не делом чести поддерживать аристократа, пострадавшего от руки человека, служившего у него. Именно оттого каждый месяц посланники из-за Перехода доставляют в замок графа немалые суммы, и это не считая постоянных подарков и извинений Правителя Славии… И все же я не понял: граф… Он что — поправился?

— Да граф Д'Диаманте особо и не болел — хмыкнула я. — Кисс, конечно, врезал ему от души (хотя этот удар предназначался Кастану), но все обошлось. Голова у господина Д'Диаманте крепкая, и в тот раз, получив удар по касательной, он куда больше испугался, чем в действительности пострадал. Первый день от перепуга он боялся встать на ноги, но очень быстро сообразил, что из своего, будто бы весьма серьезного увечья, можно извлечь неплохую выгоду, а позже решил просто сделать ее источником своего дохода — а что, лишнее золотишко придется весьма кстати! Вот граф и разыграл невесть какую трагедию со страданием и бесконечным горем, на что этот красавец великий мастак. Все вышло так, как он и рассчитывал: Правитель не только оплатил все долги сиятельного графа, скопившиеся у него к тому моменту, но еще и отныне, в качестве извинения, постоянно снабжает безвинно пострадавшего аристократа полновесным золотом, и деньги в карман графа идут весьма немалые. Так что у твоего папаши, Кисс, все идет по заранее просчитанному плану.

— А если…

— Если граф встанет на ноги, то золотой поток иссякнет. Граф прекрасно это понимает, и оттого тщательно скрывает, что может самостоятельно ходить. Кроме того, он не теряет надежды, что за будто бы нанесенное ему увечье Кисса все же поймают — все же приказ о его поимке ни кто не отменял. А если Дариан попадет в руки стражи, то граф сумеет раз и навсегда избавиться от своего старшего сына — все же высокородный получил тяжелую травму от какого-то безродного самозванца!.. В Таристане за подобное положена смертная казнь… Кисс, тебе все это не страшно слышать?

— Не знаю. Мне горько, и в то же время я почти счастлив — такое впечатление, будто с души свалился не просто камень, а целая могильная плита… — Кисс повернулся к нам. — Знаешь, если бы я смог, то закричал бы сейчас во весь голос, только не от горя, а от радости — я ведь все эти годы был уверен, что отец обезножел из-за меня!.. А он, оказывается, разыгрывал перед всеми очередное представление в каких-то своих целях…

— Ну, его цели всем известны. К тому же в этом кресле на колесиках он выглядит столь трагически-благородным страдальцем, что мало у кого из увидевших его дам не дрогнет сердце от жалости и сострадания. Что ни говори, но твой папаша, Кисс, потрясающе красив даже в свои годы, и он весьма умело этим пользуется…

И верно. Сейчас граф сидел в своем кресле, чуть ли не в кольце женщин, окруживших его кресло. Нет сомнений, что каждая из них уже достаточно наслышана о графе, но, тем не менее, не поддаться волшебным чарам этого человека было совершенно невозможно.

В мире есть гении, одаренные свыше каким-то особым даром Богов: кто-то беспредельно талантлив в науке, искусстве, воинской славе или же в чем-либо ином. Что ни говори, а милость Богов удивительно многогранна, и часто именно такие люди, осененные благодатью великого таланта, творят историю… А вот граф Д'Диаманте был гением в ином смысле — сила его обаяния также была не похожа ни на что иное, громе гениальности в своем роде, а уж если прибавить к этому потрясающей красоты внешность и умение находить общий язык едва ли не с каждым… Тогда становится понятным, каким образом граф Д'Диаманте умудрялся пленять людей, даже наслышавшихся ранее о его грязной славе.

В этот момент Кастан обернулся в нашу сторону. Уж не знаю, почувствовал он наш взгляд, или ему кто-то сказал, но холодные черные глаза молодого человека безошибочно отыскали нас среди толпы. Красавец писаный, внешне — почти точная копия своего отца, все те же прекрасные черты… Но и только. Кастан не унаследовал от графа ни волшебных по красоте волос, ни его сказочного обаяния. Более того: молодой человек уже заметно облысел. Вновь невольно отмечаю про себя: несмотря на подтянутую фигуру, изумительную красоту, дорогую одежду и безупречный внешний вид, на Кастана отчего-то неприятно смотреть, будто в этом удивительно красивом человеке уже роилось нечто недоброе, такое, с чем обычному человеку ни в коем случае не стоит иметь никакихого дела.

Сейчас Кастан смотрел на нас с таким видом, словно увидел перед собой пару мерзких тварей, по чьему-то недогляду заползших в этот большой зал. В ледяном взгляде молодого мужчины удивительным образом сочетались брезгливость, ненависть, желание раздавить нас, и в то же время там была настоящая злая радость… Видимо, красавцу уже заранее было известно о нашем появлении здесь, и он готовился дать нам что-то вроде боя, жаждал избавиться от брата… Ну, да это и так понятно: ведь не просто же так семейство Д'Диаманте привезло сюда камни Светлого бога. Или Вернее, то, что их заменяет…

О, а вот и Алиберта подходит к своему жениху, чуть ли не по-хозяйски беря его под руку. Со стороны это выглядело как жест собственника: я тебя купила, и теперь показываю всем свое приобретение. Кажется, мнение по этому поводу самого товара (то есть Кастана) на этот счет ее совершенно не интересовало. А напрасно: вон, надменного сына графа едва не передернуло от прикосновения к нему этой разряженной женщины. Ох, Алиберта, ну неужели сама не понимаешь: и в этом браке, уже четвертом по счету, счастья в семейной жизни тебе опять не видать! Если бы за деньги можно было купить крепкую и дружную семью, любящего и верного супруга, а вместе с тем благополучие и душевный покой, то богачи были бы самыми счастливыми людьми на свете. Деньгами измеряется очень многое, но далеко не все… Твой жених, Алиберта, с трудом переносит тебя уже сейчас, а что будет дальше? Жить-то ведь надо не с титулом, а с человеком! Неужели такие простые истины до самой не доходят?.. Впрочем, ты уже давным-давно большая девочка, и должна понимать своей головой, что делаешь…

Кстати, и аристократы, стоящие рядом с сияющей Алибертой, довольно неприязненно поглядывают на нее. Н-да, заметно, что невеста Кастана не пользуется симпатией окружающих: мало того, что она простолюдинка (подобное, на крайний случай, можно и перетерпеть — браки бывают разные, в том числе и вот такие, вынужденные), так еще так демонстративно выпячивает свое богатство, и довольно беспардонно ведет себя… Вот это, и верно, выводит из себя почти каждого. К тому же невеста от радости предстоящего замужества и для поддержания сил, уже влила в себя, самое меньшее, пару стаканов крепкого вина, разносимого по залу многочисленными слугами, и сейчас ее поведение было несколько более вольным, чем позволялось даже самыми либеральными правилами приличия. Понятно, что излишняя развязность ее никак не красила. Чувствую, Кастан уже стыдится своей невесты и начинает тихо ее ненавидеть… Плохо дело. Говорят, дети в браке часто повторяют судьбу своих родителей, и если это так… Надеюсь, Алиберта не будет похожа на Гарлу.

А вот и торжественное появление короля. Дан и его молодая жена — оба смотрелись просто замечательно — два красивых юных государя, с ранних лет облеченных властью… Не знаю, какой король получается из Дана (хотя, судя по услышанным мной отзывам — парень делает все, чтоб укрепиться на престоле, и проявить несгибаемые характер и волю), но, во всяком случае, внешне, все выглядит, как положено: на престоле, в сиянии золота и драгоценностей, сидит холодный сильный человек, понимающий, что от его решений зависят судьбы целого государства.

Мне же невольно вспомнился тот мальчишка, которого мы с Маридой вытащили из каравана рабов… Стоп, сейчас не стоит вспоминать о прошлом!

С приходом короля праздник немного изменился, стал чуть более официальным. Вен, извинившись, также ушел от нас — теперь он постоянно находился возле своей жены, стоявшей прямо за креслом юной королевы.

Мы с Киссом тоже старались не отходить друг от друга, но нас постоянно преследовал тяжелый взгляд Кастана. Если бы это было в его власти, то младший брат Кисса давно бы прибил нас, но сейчас ему надо соблюдать правила приличия и демонстрировать презрение к какой-то приблудной парочке невесть каких людишек. Сам граф Д'Диаманте нас тоже заметил, и, спорить готова, сейчас чувствовал себя несколько неуютно, хотя внешне этого не показывал. Он даже не поворачивал голову в нашу сторону. Все понятно: надеется на то, что и в этот раз кто-то другой сделает за него всю грязную работу, а милый граф в очередной раз подтвердит, что не имеет к происходящему никакого отношения…

Впрочем, в нашу сторону поглядывали многие — все же внешнее сходство между тремя этими мужчинами не заметить было просто невозможно. Пусть у Кисса не было удивительной красоты Эдварда Д'Диаманте или Кастана, но нечто общее все же объединяло всю эту троицу, и трудно сказать, где было больше сходства — в чертах лица, в фигуре, в разрезе глаз, или же в чем-то неуловимом, что обычно пробивается лишь в облике самых близких родственников. А уж про удивительные волосы отца и сына вовсе можно было не упоминать — почти точная копия, и единственная разница была только в цвете этих самых волос — светлые у одного, и черные с сединой у другого… Вон, даже Алиберта, находясь под хмельком, с интересом всматривается в лица Кисса и своего жениха, и о чем-то спрашивает Кастана. Ой, как парень злится — это я замечаю, даже находясь вдалеке от них!

Сходство заметила не только Алиберта. Не прошло и четверти часа, как на подобное обратили внимание большинство гостей, а те, кто сам не заметил этого — тем подсказали другие. Вновь подумаешь о том, что в здешних местах новости разносятся куда быстрее ветра!

Не скажу, что прошло много времени, и вскоре Кисс и граф Д'Диаманте со своим сыном вновь оказались в центре внимания. Я заметила, что от постоянных взглядов со всех сторон Кастан все больше и больше выходил из себя, да и Кисс постепенно стал нервничать… Даже прекрасный граф Д'Диаманте — и тот, похоже, забывал иногда о том, что на своем красивом лице следует сохранять невозмутимость и беспрестанное обаяние — он то и дело отвлекался, и бросал взгляды в нашу сторону.

Я знала, что эту неопределенность надо протянуть как можно дольше, чтоб еще больше вывести из себя семейство Д'Диаманте — так было решено действовать с самого начала; только вот мы отчего-то не взяли в расчет то простое обстоятельство, что и сами можем здорово нервничать, тем более что подобному очень способствовала обстановка вокруг.

Торжественные поздравления, многословные речи… Не понимаю, как бедный Дан все это выдерживает! Мне от этих многословных долгих и высокопарных речей уже становится тошно, но кое-кто из присутствующих, судя по их довольным лицам, от всего происходящего получают немалое удовольствие.

В этот момент я прочувствовала, что рядом с нами появилась… ну, не сказать, что смертельная опасность, но нечто знакомое, содержащее много неприятных эмоций… Резко обернувшись, посмотрела на подошедшего к нам невысокого человека. Да это же тот, кто совсем недавно, во время нашего перехода через границу, стоял на каменном карнизе рядом с Адж-Гру Д'Жоором! Что этому колдуну здесь надо?! Может, стоит кликнуть охрану?

Однако, увидев, что я в растерянности смотрю на него, мужчина чуть поклонился и его губы тронула улыбка. Это еще что такое? Что он задумал?

— Очень рад видеть вас, молодые люди — мужчина без всякого стеснения подошел к нам. — Должен сказать, что сейчас вы выглядите куда лучше чем тогда, при нашей недавней встрече. Признаю: просто не ожидал встретить столь приятную для глаза пару. Да, сон, хорошая еда и полноценный отдых вкупе с красивой одеждой значат много, если не все…

— Что вы здесь делаете? — резче, чем хотела бы, спросила я. Меня можно понять — никак не ожидала вновь увидеть этого типа.

— Здесь все делают одно и то же: находятся на празднике в честь некой круглой даты — мужчина был безукоризненно вежлив. — Вы тоже считаете, что пятьсот — это впечатляющая цифра? Всегда есть возможность поспорить, особенно в разрезе математических величин… На мой взгляд, сегодня в этом зале чуть скучноватый прием. Вы так не считаете?

— Как вы здесь оказались? — это уже спросил Кисс, более чем неприязненно глядя на мужчину.

— Довольно невежливый вопрос, хотя ответ на него понятен любому. Я получил приглашение. Чтоб вы знали: человек я довольно высокопоставленный, и приехал по делам из Нерга к нашему послу в этой стране. Даипломатическая работа — весьма серьезное дело, так что нравится это кому, или нет, но даже короли, стоящие над толпой, должны соблюдать некие условности. Вас что-то смущает?

— Ваше присутствие! — скрипнул зубами Кисс. — Жаль, что я не могу вытряхнуть из вас душу!

— Ну, стоит ли расстраиваться из-за таких пустяков? Я — обычный служащий, что бы вы обо мне не думали.

— Это наглость — колдун на приеме в королевском дворце… Не боитесь, что я сейчас позову стражу?

— И что вы мне можете предъявить, милые мои, кроме пустых слов? Ровным счетом ничего. Ваше слово против моего… Ну, уйду я с этого помпезного праздника — все одно меня, как дипломата, не тронут… Одним гостем больше, одним меньше — для здешнего приема подобное ровным счетом ничего не значит.

— Кстати, а где ваш черный плащ? — влезла я в разговор. — Вы изволили заявить, что мы выглядим несколько по-иному, но, надо сказать, что ваш внешний вид тоже не очень напоминает нашу прошлую встречу…

— К моему великому сожалению, в глазах общественного мнения этой страны черный плащ — это, скажем так, несколько не та одежда, которая радует душу, глаз и сердце обывателя. Именно оттого, как бы я не был привязан к своему любимому плащу, но… Следует придерживаться общепринятых правил в одежде, принятых в этом грешном и несколько ханжеском мире.

— Интересно: вы изволили сюда заявиться в гордом одиночестве, или со своим одноглазым приятелем?

— Кого конкретно вы имеете в виду? Если Адж-Гру Д'Жоора, то своим другом я его назвать не могу: у нас с ним слишком разные интересы, но вот как э-э-э… коллега… В этом смысле я с вами согласен: считаю Адж-Гру Д'Жоора весьма толковым человеком, хотя и несколько, скажем так, поверхностным… К сожалению, он никак не может появиться здесь: говорят, юный король Домнион имеет на моего коллегу здоровенный зуб за какие-то неприятности в прошлом. Так, сущие мелочи, что-то вроде прогулки нынешнего короля по Славии в караване рабов… Именно оттого вы не сможете воочию увидеть здесь своего давнего приятеля. Или неприятеля… Надо признать, что это именно вы, прелестная парочка, нанесли такой урон его внешности, какой вряд ли сумеет простить хоть один из живущих на этой земле… С вашей стороны, молодые люди, это несколько жестоко. Вы так не считаете? Напрасно… Но, тем не менее, коллега просил меня передать вам при встрече, что обо все помнит, ничего не забыл…

— И что произошедшее в Сером Доле никогда не сотрется из его памяти? — горько усмехнулась я. — Предсказуемо… Надо же такому случиться — мы о нем тоже помним. И крепко…

— Ну вот, вы все понимаете. У каждого их нас за душой есть что-то из того, что никогда не забывается. Например, с вашей стороны было довольно бездушно лишить заядлого коллекционера того, что он собирал всю свою жизнь.

— Не понимаю, о чем идет речь — развела я руками.

— А я и не ожидал, что вы сразу поймете, в чем дело — тонко усмехнулся мужчина. — Но несчастный собиратель раритетов находится в глубочайшем отчаянии!

— И все же зачем вы здесь? — вмешался в разговор Кисс.

— У короля Харнлонгра замечательные придворные повара. Прекрасно готовят…

— Так вы подошли к нам лишь для того, чтоб сообщить об этом? Интересно… И что же вы хотите попробовать на этот раз?

— Еще не решил. Посмотрим…

— Кто из вас двоих выпустил птиц вслед за нами?

— Вы о чем?

— Выражаясь вашим языком, о прогулке через горы.

— Должен сказать — не могу назвать ее приятной. Вы очень рисковые и смелые люди, и оттого нравитесь мне, несмотря на то, что успели натворить в Нерге за довольно короткий срок. Что же касается птиц, которые, судя по вашему вопросу, произвели на вас определенное впечатление… Не понимаю вашего возмущения. Ничего особенного, обычная мера предосторожности, и не более того. И потом, чем вы недовольны? Все живы и здоровы, прекрасно выглядите, чего нельзя сказать о моем э-э-э… коллеге. Что касается того урода… Дорогие мои, это просто смешно! Это не вы нам, а мы вам должны предъявлять претензии за то, что погубили такой ценный экземпляр, из-за чего весь более чем перспективный проект пошел прахом! А ведь в него было вбухано столько денег, сил и стараний… По счастью, от того существа уже наверняка ничего не осталось — яд должен сделать свое дело… Так что, мои дорогие, вы и здесь ничего не докажете.

— И все же, что вам от нас надо?

— В отличие от вашего приятеля Адж-Гру Д'Жоора я предпочитаю не плодить врагов, а договариваться с возможными союзниками. Каждому есть своя цена. Не желаете узнать свою? Извольте, отвечу, хотя вы оба не отвечаете на мой вопрос и предпочитаете хранить гордое молчание. Так вот, ваша цена — снятие эценбата с одной, и дать наследное имя другому. Жизнь бастарда и эрбата тяжела и непредсказуема, и вряд ли будет долгой в этом жестоком мире… Однако, пока мы живы, достижимо очень многое, и это многое может решиться быстро и легко. Пока не поздно, мы с вами можем придти к определенному соглашению. Однако не советую долго раздумывать над моим предложением.

— А вы не боитесь, что я с вами за подобное предложение…

— Нет, не боюсь. Вы ничего не сможете сделать мне сейчас, в этом зале, когда на нас смотрят очень многие. Более того, молодой человек, вы должны быть мне благодарны за столь щедрое предложение: я даю вам ощутимый шанс не отправиться в Таристан с цепями на руках и ногах, да еще и в позорной клетке, на чем настаивает граф Д'Диаманте. Чтоб вы знали: он уже запросил дополнительную охрану для вашей доставки в тюрьму Таристана… Как, вы этого не знали? Жаль… Да и эта очаровательная девушка, оставшись в одиночестве, вряд ли сможет дожить даже пару оставшихся ей недолгих лет жизни… Так что со своим будущем вам надо срочно определиться.

— У меня складывается такое впечатление, будто вы что-то слишком долго задерживаетесь подле нас.

— А мне кажется, дорогие мои хулиганы, что это именно вам надо надеяться лишь на себя и на нас, а не на возможную милость короля Харнлонгра…

— И уж тем более не на вашу! — отрезал Кисс. — Слово «милость» в Нерге имеет жутковатое содержание.

— Сейчас нет времени на дискуссии. Меня интересуют только два слова — да или нет.

— А не пошел бы ты, друг, на тот самый карниз? — вежливо поинтересовался Кисс.

— Увы, но его больше нет. Обрушился… Что ж, мне искренне жаль… — и чуть склонив голову в безукоризненном поклоне, мужчина отошел в сторону.

— Это что было? — спросила я Кисса. — Объявление войны?

— Вместе с сообщением о начале открытия боевых действий…

Меж тем прием шел своим ходом, веселье, смех, вскоре снова должны были объявить танцы, временно прекращенные из-за появления короля и многочисленных поздравлений правящей чете. Однако я чувствовала: что-то должно произойти.

Пока что к королю с поздравлениями подходили послы разных стран, и Дан с улыбкой выслушивал этих людей. Хм, только сейчас заметила: при разговоре с каждым их этих людей улыбка у Дана чуть иная… Раньше я бы никогда не обратила внимания на подобное, но сейчас помимо своей воли замечаю и такие подробности — да, нахождение при королевском дворце и общение с придворными накладывает свой отпечаток…

Сейчас от короля только что отошел невысокий толстяк, одетый во что-то, напоминающее яркий расписной халат — посол одной из южных стран, а его место занял невысокий смуглый человек, и я почувствовала, как Кисс сжал мою ладонь. Понятно, это посол Таристана…

Новое приветствие, ответная любезность — и мужчина уже собрался было отойти в сторону, и тут к послу шагнул Кастан…

Судя по всему, излишним терпением Кастан не обладал, а то, которое у него имелось, уже подходило к концу. А может, ему просто хотелось как можно скорей покончить с той неопределенностью, которая овладела им с того момента, как только он, войдя в зал, увидел Кисса, присутствие которого сразу стало раздражать и отца и сына… И потом (хотя не могу утверждать это точно) мне показалось, что, отойдя от нас, колдун чуть кивнул Кастану, а тот в ответ немного склонил голову, и на его губах мелькнула довольная улыбка, будто он получил давно ожидаемое известие… Ох, не нравятся мне эти мимолетные взгляды, совсем не нравятся! Чего уж там скрывать очевидное — похоже, у Кастана есть какие-то общие дела с колдунами, что, по большому счету, меня ничуть не удивляет.

— Ваше Величество! — громкий голос Кастана разнесся по всему большому залу. Не скажу, что до того в огромном зале было тихо, но после слов сводного брата Кисса сразу же воцарилось тишина. Все правильно: люди при королевском дворе хорошо умеют держать нос по ветру. — Ваше Величество, я хочу выразить свое возмущение, и спросить у ваших подчиненных: что здесь делает этот человек? — и Кастан кивнул в сторону Кисса. — Почему тот простолюдин, что покушался на жизнь моего отца, почему он находится здесь, среди блестящего общества, а не сидит в позорной клетке?

Перебивать посла, обращающегося к королю (пусть это даже посланник твоей страны) — это даже не назвать дурнымой тоном. Подобное является нарушением всех правил дворцового этикета, и вряд ли придется по вкусу королю. Вон, недаром даже посол Таристана с едва скрываемым раздражением покосился на Кастана, но, будучи опытным дипломатом, сразу решил сгладить произошедшее и повернуть неприятную ситуацию в свою сторону.

— Ваше Величество, прошу простить молодого человека, — поднял он руку, останавливая Кастана, который рвался сказать еще что-то. — Но можно понять его чувства — здесь присутствует человек, едва не убивший его отца, графа Д'Диаманте. Мне кажется, что этот неприятный инцидент будет исчерпан сразу же после задержания преступника…

Хм, все началось несколько раньше того момента, на который мы рассчитывали. Ну да не страшно… Вен, кажется, придерживался того же мнения.

— Ваше Величество, позвольте ответить мне — он чуть шагнул вперед. — Я предлагаю отложить этот разговор на более поздний срок, скажем…

— Нет! — Кастан был настроен весьма решительно. — Мне бы хотелось раз и навсегда поставить точку в этой крайне неприятной истории.

— Это ваше право, и я не могу вам в нем отказать — Вен чуть клонил голову. — Тем более, если я правильно понят, и сам граф Д'Диаманте поддерживает ваши требования.

— Разумеется, я полностью согласен со своим сыном — слуга подвез кресло графа к Кастану. Ох, а голос-то у графа какой! Такое впечатление, словно шелк перемешан с бархатом, звуки ласкают слух, причем сам голос звучит так проникновенно, что просто за душу берет! И вот ведь что получается: ты прекрасно знаешь и хорошо понимаешь, что граф — полное дерьмо, а устоять перед этим человеком совершенно невозможно! Боги щедро одарили графа Д'Диаманте: при столь дивной внешности и умелом обхождении иметь еще и такой волшебный голос!.. Понимаю теперь и Кристелин, и Мариду, и даже Гарлу, а вместе с ними и еще великое множество женщин, помимо своей воли попавшие в сети к этому человеку…

— Итак, — продолжал Вен, — итак, вы желаете решить этот вопрос сейчас, на виду у…

— Да! Я хочу, чтоб это увидели все! Мне скрывать нечего! — чуть раздраженно перебил его Кастан. А у братца Кисса плохо с выдержкой — судя по всему, он не умеет и не желает сдерживать свои эмоции. И потом, это просто грубо — перебивать лучшего друга короля, хотя Кастану до этого нет никакого дела. А может, ему просто не терпится как можно скорей избавиться от своего сводного брата, от Дариана — ведь в свое время настоящие камни Светлого бога ясно дали понять, кто в этой семье должен принять на себя титул графа, а кто им совсем не нравится…

— Более того — я на этом настаиваю — тем временем вызывающе продолжал Кастан. — И чем быстрее мы покончим с этим грязным авантюристом, которого непонятно почему в Харнлонгре взяли под свое покровительство, тем быстрее и с большим спокойствием будем продолжать праздник — всем станет легче дышать, когда здесь не будет лгуна и убийцы! Надеюсь, вы не будете пристрастны из-за той очень неприятной истории, что произошла в этой стране много лет назад. Тогда мой отец проявил должную принципиальность и твердость убеждений, которая достойна всяческого уважения!

Дорогой мой, а вот это уже просто хамство! Ты в открытую намекаешь на то, что когда-то твой папаша выдвинул обвинение против бывшей королевы этой страны, и теперь из-за этого вам пытаются мстить… Это уже вызов и откровенный намек на возможность пристрастного судейства.

— Не могу с вами не согласиться — кивнул головой Вен, белая вид, что не замечает дерзкого тона Кастана и скрытого в его словах подтекста. — Можете не сомневаться — обманщика (или же обманщиков) мы изобличим и накажем…

— Я требую подтверждения этим словам! — Кастан вновь перебил Вена. — Для этого вам достаточно сейчас же арестовать этого человека и отправить его в Таристан! Не понимаю, чего вы ждете?

— Что ж, если вы настаиваете… — Вен повернулся к нам. — Будьте любезны, подойдите сюда.

Отпустив мою руку, Кисс направился по направлению к трону под пристальными взглядами сотен глаз. Мне очень хотелось пойти вместе с ним, но я знала — не стоит вмешиваться в разговоры мужчин, сами разберутся между собой, а присутствие женщины рядом с ними может все только усложнить…

Трое мужчин, находящиеся в центре внимания всего зала… Что бы там ни говорил Кастан, как бы не кривил свои губы, с презрением поглядывая на Кисса, но внешнее сходство между отцом и обоими его сыновьями нем вызывает ни малейших сомнений.

— Назовите ваше имя — продолжал Вен.

— Дариан Эдвард Тьерн Д'Диаманте…

— Бред! — процедил Кастан. — И я не понимаю вашего попустительства этому самозванцу! Не могу говорить за своего отца, но лично я расцениваю подобное отношение к своей семье как недружественное и неприязненное. Объясните, отчего этот человек до сих пор не арестован и не отправлен в Таристан, хотя об этом не раз настойчиво просили из правящего дома моей страны?! И не просто просили, а требовали…

— Дело в том, — Вен старался не обращать внимания на постоянные выпады Кастана, — дело в том, что этот молодой человек в подтверждение своих слов предоставил нам достаточно убедительные доказательства того, что именно он является старшим сыном…

— Что он вам мог предоставить? Выложил перед всеми на стол камни Светлого бога? Ну и как они вам показались? — съязвил Кастан. Нет, если судить но тому, как он себя ведет, то любому понятно — этот парень получил отвратительное воспитание, если его воспитанием, конечно, хоть кто-то занимался. — Доказательства… Это одни только голословные утверждения, которые вы, непонятно по какой причине, вздумали поддержать!

— Возможно, ваш отец…

— Должен заявить — я не знаю этого молодого человека — в голосе графа была истинная печаль. — Вернее, я его однажды видел, но это была ужасная встреча, сломавшая всю мою жизнь. Тогда, при нашей первой и единственной встрече в Славии он, зайдя в нашу с сыном комнату, вместо приветствия заявил о своем желании войти в мою семью. Я не спорю, в нем есть какое-то отдаленное внешнее сходство со мной. Но похожих людей на свете немало, однако этот дерзкий человек решил, что и имеющегося вполне достаточно для осуществления каких-то своих, лично мне непонятных целей… Сейчас, по прошествии времени, я склонен считать, что у молодого человека серьезные нелады с головой! Ах, все остальное было так страшно, что даже сейчас мне больно думать о прошлом! За свой отказ признать в дерзком безумце своего несчастного сына, который еще в детстве пропал неизвестно куда… Достаточно сказать, что этот неразумный молодой человек совершил страшный по своей жестокости поступок… Если можно, то я бы не хотел вспоминать об этих крайне горестных минутах своей жизни! И вот сейчас я вновь вижу этого несчастного безумца перед своими глазами… Все это вновь и вновь рвет на части мое сердце, и я опять вспоминаю своего несчастного мальчика, пропавшего много лет назад неизвестно куда по дороге домой…

Граф говорил настолько убедительно и проникновенно, что даже мне стало его жаль. Ну и талантливый же актер! Недаром по залу кое-где раздалось всхлипывание растроганных дам…

— Какие вам еще нужны доказательства? — вновь влез в разговор Кастан. — Всем известно, что безумцы могут быть очень убедительны в разговоре… И что-то северные родственники тоже не желают признавать в нем своего невесть куда пропавшего племянника! Мне интересно: а к ним вы обращались за подтверждением слов этого самозванца?

— Ну, раз вы упорно не желаете меня слушать… Тогда предлагаю поступить просто: давайте сейчас проведем испытан с камнями Светлого бога. По-моему, другого доказательства принадлежности этого молодого человека к вашей семье…

— Наконец-то я слышу разумные речи… — довольно ухмыльнулся Кастан. — Давайте побыстрей покончим с этим никому не нужным фарсом.

— Попрошу вас строго придерживаться всей установленной процедуры — теперь и в голосе Вена появились ледяные колючки. — И вместе с тем мне бы хотелось в дальнейшем избежать ваших постоянных комментариев. Я не желаю, чтоб позже кто-то обвинил нас в нарушении или несоблюдении тех или иных правил.

Вместо ответа Кастан чуть поднял вверх свои руки — мол, подчиняюсь и не возражаю. На его лице вновь появилась довольная, и в то же время презрительная улыбка, которую он даже не пытался скрыть — все идет как надо! Ну, а граф Д'Диаманте продолжал сидеть в своем кресле с видом невинного страдальца. Я невольно отметила про себя: все понимаю, и знаю, что этот мужик — сволочь первостатейная, но до чего же красив, скотина! И бесконечно обаятелен…

А вот Кисс… Стоит, молчит, не говорит ни слова, но зато держится с достоинством настоящего аристократа. Это у него врожденное, передалось по крови от многих поколений предков, и на его фоне наглый Кастан, сам не понимая того, здорово проигрывает. По-моему, Кисс ведет себя правильно, и поступает верно, не пытаясь сейчас ничего доказать: Кастана ему не перекричать, и что бы Кисс сейчас ни сказал — все могут повернуть против него, или же не поверят ничему из сказанного. Как бы мне сейчас хотелось оказаться возле него, но нельзя…

И все же он бросил короткий взгляд в мою сторону — и я постаралась улыбнуться ему в ответ как можно веселей: не расстраивайся, я с тобой… Пусть Кисс сразу же отвел взгляд, но я-то чувствую: эта поддержка, пусть и мгновенная, была ему необходима…

— Итак, — продолжал Вен, — итак, камни Светлого бога с вами?

— Да — вздохнул граф.

— Будьте любезны, покажите их мне.

По знаку графа слуга подошел к Вену и открыл крышку шкатулки, которую он все это время крепко держал в руках. Заглянув в шкатулку, Вен кивнул головой:

— Все в порядке. Теперь покажите эти камни графу Д'Диаманте и его сыну Кастану.

— Зачем? — вновь раздался недовольный голос Кастана.

— Затем что я не желаю, чтоб позже вы сказали, что это не ваши камни!

— Бред! — скривился Кастан. — Но если вы того желаете…

— Того желаете вы, если хотите, чтоб все процедура прошла без возможных претензий в будущем! — отчеканил Вен. — Оттого прошу вас посмотреть в шкатулку, и сказать: те бриллианты, что там находятся — это камни Светлого бога, или нет?

— Они самые — чуть скосил глаза внутрь шкатулки Кастан. — Подтверждаю.

— А вы, граф?

— Я эти камни знаю с детства — граф Д'Диаманте проникновенным взором смотрел в шкатулку, которую слуга поставил ему на колени. — Помню в них каждую грань… Можно сказать, они навек отпечатались в моем сердце… Подтверждаю: это действительно камни Светлого бога, передающиеся в нашей семье по наследству к тому, кого они считают наиболее достойным принять этот титул.

— Прекрасно, с одним покончено. Вы подтверждаете подлинность камней Светлого бога. Теперь мне бы хотелось представить вам нескольких достойных людей из числа тех, кто присутствовал на том празднике в вашем замке, который состоялся много лет тому назад, а именно когда вы впервые давали своим сыновьям в руки камни Светлого бога. Граф, вы их должны знать… Господа — обратился Вен к нескольким людям весьма представительного вида, стоявшими чуть в стороне, — господа, прошу вас подойти сюда.

— О, мои старые добрые друзья! — по лицу графа разлилась улыбка. — Как же я рад вновь видеть вас!

Судя по лицам подошедших, далеко не каждый из них был так же счастлив увидеть графа, как он их, но вслух никто ничего не сказал. Хватило сухих кивков.

— Так вот, — продолжал Вен. — Эти люди своими глазами видели сияние камней в детских руках, запомнили это необычное зрелище, и могут подтвердить, тот ли свет шел от этих камней, какой мы увидим сейчас. Граф, вы не возражаете против подобного?

— Что вы! Как можно!

— А вы? — обернулся Вен к Кастану.

— Не возражаю. Пусть этот авантюрист посмотрит, и поймет разницу между им и нами! А заодно пускай на сияние камней Светлого бога полюбуются все. Зрелище незабываемое.

— Что ж… Граф, окажите нам честь, пусть камни в ваших руках покажут подлинную древность вашего рода.

Граф Д'Диаманте улыбнулся чистой улыбкой человека, которому совершенно нечего скрывать от посторонних, и достал из шкатулки камни. И тут я впервые увидела, какое это незабываемое зрелище — струящийся золотой свет с рук человека… Восхитительно! И хотя я прекрасно знала, что это не настоящие камни Светлого бога, и этот удивительный золотой свет — дело колдунов Нерга, но, тем не менее, надо признать — зрелище впечатляющее. А вот сияние из рук Кастана выходило несколько иным, не таким чистым и светлым, какое лилось из рук его отца. Впрочем, подобная разница, похоже, не очень волновала сына графа.

— Теперь вы… — обратился Вен к Киссу, но тот лишь отрицательно покачал головой.

— Брать эти камни в руки мне не имеет смысла. Они не будут светиться. К сожалению, это подделка, хотя и довольно точная.

— Ну, все ясно! — расхохотался Кастан. — Чего-то подобного я и ожидал! Значит, ненастоящие… Ну-ну! Думаю, уже можно звать стражу и подгонять к крыльцу позорную клетку! Надеюсь, ваши покровители не будут возражать против подобного?

Судя по реакции окружающий, все были согласны со словами Кастана. Но Кисс продолжал, не обращая внимания на шум.

— Дело в том, что моя мать, принцесса Кристелин, за день до своей гибели спрятала настоящие камни Светлого бога. Я не буду раскрывать причину ее поступка, скажу лишь, что у нее для этого были все основания.

— Хватит молоть вздор! — скривился Кастан, да и граф смотрел на Кисса с видом оскорбленной добродетели. — Умнее ничего придумать не мог?

— Это не вздор, а чистая правда. Могу лишь догадываться, чего вам стоило приобретение почти точной копии утерянного…

— Ну и где же они, эти камни? — уже откровенно насмехался Кастан. — Ну, те, которые, по твоим словам, настоящие? Для достоверности всего сказанного надо только выложить перед нами будто бы подлинные камни Светлого бога! Итак, и за чем дело встало? Где они? Я жду, причем с нетерпением!

— Они со мной…

Кисс снял с шеи мешочек с оберегом, и вытряхнул на ладонь две старенькие деревянные фигурки. С усилием раскрутил одну из них — и на его ладони оказалось что-то серое, которое тут же осыпалось, и оказалось, что на ладони парня лежит большой сверкающий камень. Точно так же Кисс раскрыл и вторую деревянную фигурку, и все увидели второй камень, сиявший ничуть не слабее первого. И тут сверкнула яркая искра, за иней вторая, а в следующее мгновение с ладоней Кисса полилось не просто сияние, а нечто сказочное, то, что можно увидеть лишь в мечтах — буйство золотого света, волшебного сияния груды драгоценностей, пронзенной солнечным лучом и вобравшей в себя все великолепие мира… Невозможно было оторвать взгляд от этой потрясающей игры восхитительного света, притягивающего глаз и заставляющего замереть дыхание от этой немыслимой красоты…

Не только я, но и все находящиеся в огромном зале затаили дыхание, зачарованные удивительным зрелищем, одним из самых необычных, какие только можно себе представить. Казалось, этими волшебными переливами золота и сиянием сказочных драгоценностей можно любоваться бесконечно…

И тут произошло то, на что я не смела и надеяться: граф Д'Диаманте, вскочив со своего кресла, кинулся к Киссу. Грохот упавшего на пол кресла быстро отрезвил всех присутствующих в зале, которые до того не могли (да и не хотели) шевелиться, и стояли, словно околдованные увиденным…

— Отдай! — граф даже не кричал, а визжал, пытаясь вырвать из рук сына камни Светлого бога. — Отдай, я сказал! Это мое! Пока я ношу титул — это все мое! Мое! Отдай!..

Как видно, увидев свое, казалось бы, навек утраченное сокровище, граф позабыл обо все на свете, в том числе и о том, что должен изображать из себя беспомощного инвалида. У него сейчас одна цель — заполучить камни, и для графа это стало самым важным. Его прыжкам и скачкам вокруг Кисса могли позавидовать и здоровые люди — любому понятно, что в этом случае о мгновенном исцелении не может быть речи. То, что граф куда здоровее многих из присутствующих здесь — это всем стало ясно сразу и без слов. И еще в тот же мгновение куда-то пропало необычное обаяние и очарование графа, а его лицо стало не просто неприятным, а даже отвратительным. Такое впечатление, будто кто-то сдернул со стены на редкость красивый ковер, и выяснилось, что он прикрывал отвратительную грязь, размазанную по той стене…

Что же касается Кастана, то он молчал и лишь ненавидящим взглядом смотрел на отца и на Кисса. Судя по бледному лицу, где стали появляться лихорадочные красные пятна, младший сын графа Д'Диаманте хорошо понял, что оказался свидетелем крушения всех своих надежд. Камни ясно дали понять, кого из них считают наиболее достойным древнего титула, и проигравшим оказывается именно он… Парень не просто в ярости, он — в бешенстве, которое ему вряд ли удастся долго скрывать…

— Граф! — в это раз заговорил Дан, и в его безукоризненно-вежливом голосе отчетливо были слышны нотки насмешливого презрения. — Граф, я потрясен вашим мгновенным исцелением. Надо же — вы провели столько лет в инвалидном кресле, но, похоже, на вашем здоровье эта долгая неподвижность ничуть не отразилась. Не научите моих врачей, каким необычным образом вы сумели достичь подобных успехов?

— Я требую вернуть мне мои камни! — граф все еще не мог придти в себя, и, казалось, пропустил мимо ушей слова короля.

— Позвольте, — в разговор вновь вступил Вен, — позвольте, но разве вы только что не признали публично, что вам принадлежат другие камни? И именно их вы и называли настоящими камнями Светлого бога?

— Судя по всему, мои камни кто-то недавно подменил…

Слова графа не имели успеха. Есть вещи, которые спутать невозможно, в том числе и такие вот удивительные драгоценности.

— Вот как? Кстати, тут присутствует мой ювелир…

Больше Дану ничего говорить не пришлось. Оказывается, волшебный мастер Тайсс-Лен уже несколько минут как находился в зале, и сейчас безо всяких просьб со стороны короля оказался возле трона. Буквально выхватив из рук Кисса камни, он впился в них взглядом, и я увидела, как привычное недовольство и раздражение на его лице сменяется почти что блаженством. Великий мастер несколько долгих мгновений вглядывался в камни Светлого бога, а потом поднял чуть затуманенный взгляд на короля:

— Да, это они… Я всегда мечтал их увидеть, и вот сбылось… Какое чудо! Удивительное совершенство! Без сомнений — это те самые волшебные камни, о которых я читал и которые ранее видел лишь на рисунках!

— Вы не можете ошибиться? — спросил Вен. Ох, лучше бы он этого не говорил…

— Кто?! Я?! — в этот раз мастер взвизгнул от возмущения ничуть не слабее папаши Кисса. — Ошибся?! Это вы, ослы безголовые, можете девку с девкой перепутать, а каждый камень неповторим! Чтоб вы знали — у него есть душа, и он говорит с нами! Прекрасный камень индивидуален! Это всем ясно, или мне каждому надутому придурку надо пояснить, что означает это слово?! Идиоты! Кретины! Олухи! Да как такие камни можно спутать с какими-то иными?! К вашему сведению, описание и рисунки этих камней имеется во многих книгах! И как после этого их можно не узнать?! Глаза протрите, если дружно ослепли! Да эти камни на расстоянии узнает даже слепой крот!.. И легко отличит их от всех остальных!

Я чуть не фыркнула. Мастер ничуть не изменился за то время, что я его не видела. И его лексикон тоже нисколько не поменялся… Самое интересное в том, что этого человека все, даже короли, принимают таким, как он есть, со всем его невыносимым характером, и вынуждены мириться с особенностями этого на редкость талантливого человека. Гению дозволено многое, да к тому же столь необычные люди и не умеют себя ломать, или же прилаживать свой характер под кого-то другого, будь тот другой хоть трижды король… И еще мне стало понятно другое — этот волшебный мастер вряд ли сумел бы выжить в Нерге…

— А что вы скажете насчет этой пары камней? — Вен кивнул на шкатулку, в которой находились подделки под камни Светлого бога.

— Этих? — мастер шагнул к слуге, который все еще растерянно топтался неподалеку, держа в руках раскрытую шкатулку. Тайсс-Лен выхватил оттуда бриллианты, и поднес их к своим чуть подслеповатым глазам. — Что тут можно сказать? Неплохие копии, но не более того. Хорошая работа, довольно скрупулезное следование оригиналам… Но, без сомнений, у исполнителей перед глазами были только рисунки, а не подлинники — оттого я нахожу мелкие огрехи… Еще копии чуть меньше подлинников, хотя слово «чуть» в этом случае недопустимо: один меньше оригинала на полтора карата, а второй аж на два с половиной! Это уже безобразие! Не понимаю, как можно перепутать настоящие камни Светлого бога с этими копиями?! Какой ишак утверждает, что он обознался?! Да любой недоучка в состоянии различить настоящие и поддельные камни! Это все равно что спутать рубин и серую речную гальку!..

— Так вы уверены, что те камни, что лежат в шкатулке — подделка? — вновь спросил Вен.

Вместо ответа Тайсс-Лен побагровел, не находя слов для достойного ответа, а затем бросил поддельные камни в открытую шкатулку и резко захлопнул резную крышку. Жест мастера был более чем красноречив, но Тайсс-Лен все одно не мог так быстро успокоиться:

— И у вас хватает наглости вновь и вновь задавать мне подобный вопрос?! Или вы все враз не только ослепли, но и оглохли?! Так вот, отвечаю: уверен! Надеюсь, вы все уже прочистили уши! То, что лежит в шкатулке — это только копии, и не более того! Повторяю: копии! Это мог подтвердить любой недоучка, хоть раз внимательно глянувший на камни! Даже самый никудышный подмастерье начинающего ювелира, если у него глаза находятся не в заднице, скажет вам, какие из этих камней подлинные, а какие — копия с них! Кстати, все же стоит признать, что копии довольно точные. Я бы оценил их как хорошие изделия, но ни в коем случае не более того — все же сделать практически неотличимую копию настоящих камней Светлого бога крайне сложно именно из-за необычной формы этих самых камней…

— Я благодарю вас, мастер…

— Я требую назад свои камни! — граф Д'Диаманте стал приходить в себя и понял, что ему надо каким-то образом выкручиваться из того крайне неприятного положения, в котором он оказался. К этому времени папаша Кисса уже немного успокоился, лицо приобрело нормальное выражение, и визгливые нотки исчезли из его голоса. Сейчас перед всеми вновь появился сказочный красавец с чудным голосом. — Прошу вернуть их! Немедленно!

— Господа — обратился Вен к тем стоящим неподалеку мужчинам, которые много лет назад находились в замке графа в то время, когда там происходили первые испытания с камнями светлого бога, стороне, наблюдая за произошедшим. — Что вы скажете?

— Только то, что ни у кого из нас нет ни малейших сомнений в том, что то сияние от камней, которое мы только что наблюдали в руках у этого молодого человека, один в один сходно с тем, какое было у Дариана, сына принцессы Кристелин Белунг. Знаете, есть воспоминания, которые не забываются…

— То есть, если я вас правильно понял, вы утверждаете, что именно такое сияние камней Светлого бога было у Дариана, сына принцессы Кристелин, во время того испытания в замке графа Д'Диаманте?

— Утверждаю.

— Благодарю вас… Итак, граф Д'Диаманте, что вы на это скажете?

— Только одно: мои камни были украдены, и сейчас я требую их возвращения! — продолжал твердить на повышенных тонах граф Д'Диаманте. Будь его воля, он выдрал бы камни из рук Кисса, но пока что так поступать ни в коем случае не стоило.

— И когда же произошло похищение?

— Какое это имеет значение? Я требую…

— Это я требую, чтоб вы нам сию же секунду сказали правду! — в этот раз голос Дана был холоден. — Иначе вы покинете мой дворец вместе со своими поддельными камнями, которые вы столько лет перед всеми выдавали за подлинники.

— Какая жестокость! — вновь стал изображать святую невинность граф. — Этот ужасный удар судьбы…

— Прекратите, граф! — чуть поморщился Дан. — Но раз вы ничего не желаете объяснять, то и я вас больше не смею задерживать. Мне достаточно знать, что этот молодой человек — действительно ваш старший сын Дариан, пропавший много лет тому назад. Ваш семейный конфликт вы немного позже разрешите сами, наедине, так сказать, по-семейному, так что в данный момент выдавать будущего графа Д'Диаманте властям Таристана по ложному обвинению я не желаю — аристократия подобного поступка просто не поймет. К тому же, многоуважаемый граф, вы, как выясняется, уже вылечились от будто бы нанесенных вам побоев. А камни Светлого бога… Раз они все эти годы были с вашим сыном Дарианом, то пусть с ним и остаются. Вы же долгое время выдавали подделку за настоящие камни, так что будет справедливо, если и вы останетесь при своем… вернее, при этих копиях.

— И все же я осмеливаюсь…

— Я даю вам пять минут на раздумье, после чего вы или говорите мне правду, или же покидаете мой дворец… А теперь, дамы и господа — голос Дана приобрел удивительную силу, и был слышен во всех углах огромного зала, — а сейчас я хочу вам сказать, что на этом празднике присутствует моя бабушка, королевам Мейлиандер.

Казалось, по залу вновь пронесся порыв ветра. Распахнулись двери, находящиеся неподалеку от трона, и вошла Марида. Конечно, сейчас это была уже не та изнеможенная старуха, которую нам с Киссом удалось вытащить из тюрьмы в Нерге. В тронный зал вступала пусть и очень немолодая, но все еще сильная и властная женщина, одетая в роскошное платье, настоящая королева, при виде которой у простого обывателя сама собой гнется спина, да и потомственному аристократу не стыдно склонить голову.

Как того и следовало ожидать, появление Мариды, то бишь бывшей королевы Мейлиандер, произвело должное впечатление. Понятно, что изгнанная королева не просто так осчастливила своим появлением этот прием — следовало ожидать очередных новостей…

Искоса наблюдая за графом Д'Диаманте, я поняла — он, и без того чувствующий себя весьма неуютно, при появлении Мариды едва ли не окончательно упал духом. Будь на то воля графа — его бы сейчас тут и близко не было, но покинуть дворец с пустыми руками, без камней… Не сомневаюсь, что у графа в голове сейчас лихорадочно прокручиваются самые разные варианты возможных действий. Ничего, папаша Кисса — мужик тертый, что-нибудь придумает, в этом можно не сомневаться!

Вновь приветствия, торжественные слова… Кто из придворных почтительно разговаривает с бывшей королевой, а кто и настороженно коситься. Но я-то вижу, что все замерли, ждут развития событий — что ни говори, а обвинение в страшных занятиях черной магией с королевы пока что никто не снял. Что ни говори, но подобное — позор династии, от которого не помешало бы избавиться раз и навсегда…

Как видно, именно это и пришло в голову хитроумного графа. Почему бы не заключить взаимовыгодную сделку?.. Одной больше, одной меньше… Сколько их было в его жизни, и сколько их еще будет!.. Сейчас главное — вновь получить в свои руки камни, казалось бы, давно и безвозвратно утраченные! Эх, была — не была…

— Ваше Величество — я вновь услышала пленительный голос прекрасного графа. Судя по всему, он уже пришел в себя, и вновь готов взять инициативу в свои руки — вон как мило замурлыкал, аж слушать приятно… — Ваше Величество, я бы хотел обратиться к своему старшему сыну… Прости, сынок, что не узнал тебя сразу — ты так изменился за все эти годы! Но меня можно понять — помню тебя совсем маленьким ребенком, а с тех пор…

— Если можно, то прошу сделать вашу проникновенную речь как можно короче — оборвал словоизлияния графа Вен. — Все же сейчас проходит прием, и Его Величество приветствует свою бабушку, которую он не видел долгие годы, а выяснение ваших семейных проблем несколько затянулось, причем инициатором всего этого разбирательства явились не мы, а ваш младший сын…

— Разумеется, разумеется… — закивал головой красавец. — Я бы хотел попросить своего сына Дариана вернуть мне камни Светлого бога — все же они должны находиться в нашем замке… Мы все же одна семья

Граф, конечно, наглец первостепенный, и до Кисса ему нет никакого дела — вон, даже объясняться с вновь найденным сыном не захотел, сразу решил давить на жалость и пробуждение родственных чувств, а о прошлом лучше вообще не упоминать — там по отношению к старшему сыну у красавца-папаши не отыщется ничего достойного. Как раз наоборот… Да и стоит ли вспоминать о прошлом?! Что ни говори, а для графа главное — заполучить назад свои камни, и ради этого он пойдет на многое… Но окончательное решение все же должен принять Кисс. Все идет несколько не так, как мы предполагали, более смешанно и сумбурно, хотя и близко к тому, как первоначально рассчитывал Вен, опытный царедворец…

Кисс несколько мгновений молчал, а потом чуть устало сказал:

— Хорошо. Я верну тебе камни, но только лишь в том случае, если ты сейчас расскажешь правду о смерти моей матери и о том, как у тебя появились копии пропавших камней Светлого бога…

Не могу судить, о чем в тот момент подумал прекрасный граф, но он не колебался ни секунды. Красавец, как обычно, думал только о себе и о том, как получить желаемое… Из его завораживающей речи стало известно, что его кошмарная и злая плебейка-жена сделала все, чтоб погубить милую северную принцессу и ее сына, и о том, что Кристелин, догадываясь о том, спрятала камни Светлого бога — как видно, этим своим поступком молодая женщина старалась выторговать жизнь себе и своему сыну, но ее надежды не оправдались… Говорил о том, как его заставили сделать все для того, чтоб оболгать королеву Харнлонгра, и он был вынужден подчиниться… А поддельные камни… Его просто вынудили их взять, и не мог не подчиниться из опасений как за собственную жизнь, так и за жизнь своего младшего сына, оставшегося без матери…

Из слов прекрасного лгуна вырисовывалась такая трагическая история мятущейся и страдающей души, вынужденной подчиняться воле жестоких обстоятельств и губить прекрасных женщин, что у многих из слышавших на глаза невольно наворачивались слезы, и они были готовы простить бедному страдальцу все обманы, все, до единого…

А ведь милый граф и тут может вывернуться! — невольно подумалось мне. Даже наверняка вывернется. Он постарается не только выйти сухим из воды, но еще и обелить себя перед всеми… Шустер, ничего не скажешь! Но с его многолетним опытом в обмане и жизни за чужой счет подобное не должно удивлять. Чуть позже этот ловкач еще и гордиться собой начнет, а может, и сам поверит во все то, что только что сказал… Вот-вот граф протянет руку к Киссу, вновь ожидая ощутить в своей ладони столь привычную ему тяжесть древних камней… Что ж, будем радоваться хотя бы тому, что с Кисса снято звание бастарда, а с королевы Мейлиандер — обвинение в черном колдовстве: граф настолько убедителен и точен в мелочах насчет тех посланцев Нерга, которые вынудили его пойти на преступный оговор, что я могу только развести руками…

Наверное, все произошло бы так, как и рассчитывал граф Д'Диаманте, если бы не Алиберта. Едва прекрасный граф закончил свое долгое и печальное повествование, как она оказалась возле неподвижно стоящего Кастана. Очевидно, в другое время эта женщина и близко бы не подошла к трону короля, но сейчас, после всего услышанного, да еще и подогретая вином (похоже, Алиберта, выслушивая речь графа, приняла еще стаканчик, а то и два), она, на правах невесты, решила, что ей все позволено. А может, от излишне выпитого она потеряла чувство меры… Подойдя к Кастану, Алиберта громко спросила:

— Если я правильно поняла, то титула графа у тебя уже не будет?

— Увы, деточка! — в печальном голосе папаши Кисса была, кажется, собрана вся вселенская скорбь. — Я понимаю ваши чувства, но, согласно правилам и традициям, титул по наследству должен будет перейти к тому, у кого в руках наиболее ярко светятся камни Светлого бога, то есть к моему старшему сыну Дариану…

— Так на кой ляд ты мне в этом случае нужен? — обращаясь к Кастану, пьяно икнула Алиберта. Да, она явно хватила лишку. Ой, бестолковая, ты что, совсем не соображаешь, где находишься!?. Хоть бы остановил ее кто! Или оттащил подальше от этого места… — По-твоему, я должна платить такие огромные деньги за сомнительное удовольствие видеть своим мужем голоштанного дворянина без титула?! Еще чего! Нищих аристократов на мой век хватит, тем более что твоя вечно недовольная морда мне успела надоесть до тошноты уже за эти два дня! Те долги, что накопились, оплачивай сам, голодранец! Все, наша помолвка расторгнута, ищи себе какую другую дуру, у которой в кошельке водятся деньги, и я тоже отыщу себе кого получше! Тем более что для меня это не составит никакого труда…

Слова Алиберты явились той последней каплей, что переполняет чашу. Кастан, и без того доведенный до белого каления всем происходящим, едва ли не взорвался от ярости. Люди, находящиеся в таком состоянии, опасны, и Кастан это доказал в полной мере.

— Вы все еще не раз пожалеете о случившемся — даже не сказал, а прошипел он, почти не владея собой. — Все без исключения… А для начала знайте: ты, потасканная старая дура, никогда и никому из мужчин не была нужна — всех привлекали только твои деньги! Ни одному уважающему себя человеку не нужна хамка-простолюдинка, ведущая себя, словно грязная свинья! Появиться на людях с такой шлюхой, как ты — это публичное унижение!.. А тебя, белобрысый ублюдок, я ненавидел с детства и жалею о лишь о том, что хотя моя мамаша и успела прибить твою мать, но не смогла вовремя стереть в порошок такую дрянь, как ты!.. Что касается тебя, папаша, козел ты блудливый…

Кастан не договорил, потому что Алиберта, до предела возмущенная словами бывшего жениха, отвесила ему хлесткую пощечину. Рука у несостоявшейся невесты была тяжелая, да и обида придала ей немало дополнительных сил — вон, Кастан от полученной оплеухи едва сумел удержаться на ногах…

Да, голова под изрядным хмельком вместе с вкупе с отсутствием элементарного воспитания и умением себя вести должным образом заставили неумную бабу совершить роковой поступок, жуткие последствия которого она себе не могла представить.

Я в первое мгновение даже не поняла, что случилось, когда Кастан дважды взмахнул рукой, после чего прекрасный граф и Алиберта, каждый схватившись за свою шею, стали падать на пол, а Кастан, в два прыжка оказавшийся у высокого окна, вышиб цветные витражи и выпрыгнул наружу…

Под шум и испуганные крики людей в зале я подбежала к упавшим, то поняла, что им уже ничем не поможешь: очевидно, в рукаве Кастана заранее был спрятан длинный узкий кинжал, наточенный до немыслимой остроты… Как же я не заметила ножен, прикрепленных к руке брата Кисса?! Хотя его не заметили и те, кто был обязан следить за порядком на этом приеме… И вот результат — одним взмахом Кастан едва ли не подчистую снес голову с плеч Алиберте, а другим — отцу… Помочь тут невозможно, как ни старайся — смерть у обоих была почти мгновенная…

Я смотрела на Кисса, стоявшего на коленях возле графа, неподвижно лежащего на мозаичном полу, и видела, что по лицу парня катятся слезы, причем не притворные, а искренние — какой бы скотиной в жизни граф не был, что бы не произошло в прошлом и сколько бы этот человек не принес горя окружающим, но, тем не менее, в глубине души Кисс по-прежнему и искренне любил своего отца.

Что это блестит на полу? Наклонившись, подняла упавшие камни Светлого бога. Очевидно, увидев, что сотворил Кастан, Кисс выронил камни, и даже не вспомнил о них…

Не знаю, что тут можно сказать… Единственное, что сейчас приходит на ум — подобного продолжения праздника в королевском дворце Харнлонгра никто не ожидал…

Глава 26

— Лия, нам пора… — в комнату заглянула Марида.

— Да, конечно… — я отошла от окна, в которое смотрела, будто старалась увидеть там нечто новое, не замеченное за эти дни. — Конечно, я готова…

— Тогда давай поторапливайся — нас ждут!

— Ничего, без меня не начнут…

— Волнуешься?

— Есть немного…

— Не беспокойся: в этот раз все будет хорошо!

— Очень бы хотелось на это надеяться…

— Лия, выкинь из головы все сомнения! Не понимаю причины твоих страхов! То есть, конечно, по большому счету я могу тебя понять… Но не стоит опускать руки! Сказано же было: в прошлый раз произошла ошибка из-за неверного состава отвара! Досадно, конечно, но больше такого не повториться!

— Разумеется…

— Ну-ну, не надо так уныло… — Марида говорила преувеличенно бодрым голосом. — Вот увидишь: пройдет совсем немного времени — и твое настроение станет совсем иным!

— Кто бы сомневался…

В коридоре меня ждал Кисс. За эти дни, прошедшие после смерти графа Эдварда Д'Диаманте, Кисс заметно осунулся, побледнел и утратил часть своего обычного нагловатого жизнелюбия. Смерть отца он переживал очень тяжело — я, честно говоря, даже не ожидала от него столь неподдельного горя, всегда считала, что Кисс куда более закален жизненными передрягами и тяготами, и куда более неприязненно относится к отцу. Как выяснилось, я здорово ошибалась: несмотря ни на что, Кисс в глубине души по-прежнему едва ли не боготворил отца, и жестокая смерть обожаемого графа потрясла его настолько, что он все еще никак не может придти в себя… Бедный парень! Хотя и у меня на душе сейчас немногим лучше, чем у него. Проше говоря — паршиво у обоих, причем каждому из нас так тяжело, что хуже, кажется, уже некуда.

Подошла к нему, и, не говоря ни слова, обняла, уткнувшись лицом в его плечо, и он в ответ сжал меня в своих объятиях… Зареветь бы сейчас в полный голос, но нельзя — Киссу и без того тяжело, не хватало еще орошать парня своими горючими слезами! Да этого и не надо: достаточно просто стоять вот так, и понимать, что часть твоей боли и тяжести, камнем давящей на сердце, кто-то из находящихся рядом может взять на себя, отвести в сторону… Пусть и у другого на душе одна тоска и уныние, но вдвоем все же легче переносить удары судьбы, и уж тем более такие… Когда подле тебя находится родной по духу человек, и ты вот так чувствуешь тепло его тела, дышишь запахом его волос, то тебе становиться все же как-то немного посветлей на душе, и хочется верить — рано или поздно, но все плохое в твоей жизни останется позади…

Не знаю, сколько времени мы так простояли, но голос Мариды вернул нас к действительности:

— Ребятки мои хорошие, нам надо идти… Я вас понимаю, но не стоит заставлять людей ждать.

— Да, конечно… — Кисс первым отпрянул в сторону, и взял меня за руку. — Пойдем. Пора…

Пока карета ехала по улицам Нарджаля, мы молчали — говорить особо не хотелось. В этот раз даже Кисс изменил своей привычке всюду ездить верхом на коне — сейчас он сидел в карете рядом со мной, и все так же держал меня за руку. Марида, сидя напротив, не говорила ничего, да слова сейчас и не нужны, все кажутся глупыми и произнесенными не к месту…

Дело в том, что через несколько дней после того скандала, что произошел на празднике в королевском дворце, в Харнлонгр из Славии был доставлен, наконец, свиток с текстом снятия с человека заклятия эценбата. В прилагаемом к свитку письме было сказано, что в Славии этот обряд, так сказать, был уже опробован на практике, и дал прекрасные результаты: четверо людей, много лет назад подвергнутые эценбату, полностью освободились как от него, так и от его последствий. По общему мнению, в одном из тех свитков, которые мы нашли в пещере давно погибшего колдуна — в нем было описание того самого обряда, с помощью которого колдуны по сей день снимают эценбат в Храме Двух Змей. Если это действительно так, тогда мне стоит благодарить всех Светлых богов за то, что в Нерге я все же не рискнула сунуться в тот храм…

Получив послание, священники в Харнлонгре тоже решили проверить обряд в действии, тем более что в здешних местах эрбаты появлялись куда чаще, стремясь уйти из своих стран за Переход, наивно полагая, что в далеких северных странах им легко удастся спрятаться. Оттого-то в здешних тюрьмах этих бедолаг оказывалось куда больше, чем в той же Славии. Да и баттов в Харнлонгре тоже хватало — все же здесь, в отличие от северных стран, приезжим было не запрещено появляться со слугами — баттами.

В общем, за несколько дней обряду снятия эценбата были подвергнуты чуть ли не три десятка человек, и положительный результат был достигнут со всеми, кого привозили для испытания, а кто-то приходил и сам. Каждый из них после проведения того обряда становился обычным человеком, стряхивая с себя, словно шелуху, последствия того, что с ними было сотворено много лет назад. Говорят, эти везунчики долго не могли поверить в произошедшее, и до сих пор без остановки благословляют за этот великий и неожиданный дар Небеса и короля Харнлонгра.

Слух о том, что в столице с людей снимают последствия эценбата, за короткий срок успел широко разнестись по городам и странам, и сейчас в этот маленький храм со всех сторон начинали стекаться люди из числа тех, кого еще в детстве превратили в рабов, и оставили жизнь без будущего. И вот у них появилась надежда… Плату за снятие брали совсем небольшую, но народ уже стал подтягиваться в столицу, к волшебному храму. Если так дело пойдет и дальше, то вскоре здешним священникам придется переходить в иной храм, побольше, да и умению снимать последствия эценбата обучать дополнительных храмовников — двое имеющихся никак не справятся с растущей волной людей, желающих снять с себя последствия когда-то наеденного колдовства.

Правда, пришло несколько раздраженных писем из Нерга, где в весьма жесткой форме был задан вопрос: по какому праву Харнлонгр использует научные разработки ученых Нерга по снятию эценбата? Дескать, на подобное вы не имеете никакого права! Немедленно прекращайте свои публичные опыты, затрагивающие финансовые интересы Нерга, а не то мы вынуждены будем предпринять иные меры по защите наших прав!..

Ну, с этим разобрались быстро: в ответных письмах со всей возможной любезностью было сказано, что исследования эценбата уже давненько ведутся в самых разных странах, и то, что ученые в разных странах подходят к таким же результатам, что ранее были достигнуты в Нерге — в этом нет ничего удивительного! Подобные случаи в науке не так уж и редки. Если желаете, можно обменяться полученными результатами исследований… Ответа не последовало, да и что тут можно сказать?!

Раз все складывалось так хорошо, то вскоре пришла и моя очередь. В небольшой храм, что был отдан священникам для проведения этих обрядов, я даже не шла, а летела, и в голове крутилось только одно: наконец-то, наконец-то, наконец… Кажется, то же чувство радостной приподнятости испытывали и Марида, и Вен, и даже Кисс, который пытался выглядеть бодрым и веселым. Все друзья в тот день были со мной, и все, как один, были твердо уверены — вскоре с меня будет будут сняты последствия ритуала эценбата. Не сомневалась в этом и я. Ну, почти не сомневалась — все же в глубине души таились опасения, да и Койен помалкивал…

Храм, стоящий чуть в отдалении от главной площади Нарджаля, тогда показался мне самым лучшим зданием на свете. Легкий полумрак внутри, приятная прохлада, запах каких-то незнакомых трав…

В полукруглом зале, где свет лился из полукруглых окон, расположенных в крыше, я села, вернее, почти легла в низкое кресло. Рядом стояла Марида — ну прямо как заботливая бабушка, следящая за тем, как бы кто не обидел ее бедную внученьку… Мужчины остались ждать за дверями, тем более что все они были уверены в благополучном исходе дела. В этом же не сомневалась и Марида. Только вот на душе отчего-то было тревожно, но я относила это на обычное чувство страха перед изменениями в жизни: восемнадцать лет своей жизни прожить под последствиями ритуала эценбат — и вдруг снова стать обычным человеком…

Ко мне подошли два священника, и у каждого в руках была чаша с каким-то отваром.

— Пей…

Отвар в первой чашке был горьковатым, причем на мой вкус даже слишком горьким и вяжущим, и от него у меня настолько сильно перехватило дыхание, что стало тяжело дышать, зато отвар во второй чашке можно было пить много легче, хотя и там не было ничего хорошего — от темноватой жидкости тянуло чем-то вроде запаха перепревшего сена, да и вкус второй отвар очень напоминал это самое прошлогоднее сено, сунутое в воду и долго там пролежавшее. Зато сразу пропали спазмы в горле, чуть кругом пошла голова, и, как мне показалось, больше не тянуло застарелым духом старого сена — наоборот, запахло чем-то свежим, похожим на то, что носится в воздухе после летнего дождя… А потом меня и вовсе охватила непонятная истома, и я уже была не в состоянии не то что пошевелиться, а даже открыть глаза. Казалось, легкий воздушный поток уносит меня куда-то вдаль, и невнятные голоса людей доносились до меня примерно так же, как если бы у меня на ушах лежал толстый слой ваты…

Я понимала: священники читают какие-то заговоры, куда больше похожие на резковатые песни, но не могла разобрать ни слова, и, говоря откровенно, я не хотела и вслушиваться в доносящиеся до меня слова. Постепенно я перестала различать даже голоса священников, которые слились для меня в один непонятный звук.

Воздушный Меня будто подхватил воздушный поток, который создавали именно эти непонятные звуки голосов, и сила у этого потока была более чем ощутимая, и так что сопротивляться ему не было никакой возможности… Все это слилось во что-то похожее на ту легкую волну, которая несет, но не топит, и ты все время ждешь, на какой же прекрасный берег она вынесет тебя…

Не могу сказать, сколько времени я находилась в этой светлой волне, только вот в какой-то момент поняла, что больше не парю в воздухе, а стою в начале длинного темного коридора, по обоим сторонам которого находится много закрытых дверей. И еще мне было понятно: надо идти вперед, но не просто идти, а еще и открывать все двери на том пути. Шаг вперед, потом другой, третий… Толкнула рукой первую же дверь, встреченную на своем пути. Она открылась на удивление легко, и в нее сразу же хлынул солнечный свет, разгоняя тьму и страх. Еще вперед несколько шагов — и я вновь толкаю очередную запертую дверь, и снова льющийся из нее солнечный свет разгоняет темноту…

Так я и шла все дальше и дальше по этому темному коридору, распахивая каждую дверь, встречающуюся на своем пути, и оставляя за собой радующий душу солнечный свет. И с каждым шагом мне становилось все легче и легче, будто я стряхивала со своих плеч неимоверную тяжесть, долгие годы лежащую на них тяжелым грузом. И еще я понимала: мне надо дойти до конца коридора, и выйти из него — вот тогда все будет хорошо…

Не знаю, сколько времени я шла по тому коридору, и не скажу точно сколько дверей открыла — думаю, немало… Но вот и конец коридора — там тоже находится дверь, которую надо распахнуть, и вот тогда закончится этот бесконечный путь по темному коридору…

Последняя дверь, закрывающая выход из коридора… Интересно, что за ней такое? Сейчас узнаем… Уже привычно толкнула закрытую дверь, но та отчего-то не поддалась. Толкнула еще разок, посильней — бесполезно. Такое впечатление, будто эта дверь заперта на крепкий запор, ключа от которого у меня нет. Налегла на дверь всем телом, не понимая, отчего она не открывается — все бесполезно, дверь даже не дрогнула. В чем дело? Остальные двери ведь все открылись! Вновь повторила попытку, но и она оказалась напрасной. Оглянулась назад, на ярко освещенный коридор, и в растерянности увидела, как одна за другой захлопываются все только что открытые двери, и в освещенный было коридор вновь вступает тьма… А в следующее мгновение меня будто выкинуло из того места, где я находилась, перед глазами все завертелось, и казалось, будто я провалилась в глубокую темную яму, откуда уже не выбраться…

В себя я пришла на том самом кресле. Первое, что мне бросилось в глаза — удивленные лица священников, и растерянность в глазах Мариды. Те недоуменные взгляды, которыми меж собой обменялись Марида и священники безо всяких слов сказали то, о чем мне бы не хотелось знать никогда…

Тем не менее я не удержалась, и спросила, хотя ответ был ясен и без слов:

— Ничего не получилось, так ведь?

— Именно так… Во всяком случае, похоже на это… — в голосе одного из священников звучат нотки искреннего непонимания. — В толк не возьму, в чем здесь может быть загвоздка! Все шло хорошо, можно сказать — замечательно, но только до определенного периода… И вот когда обряд был проведен почти полностью — вдруг, почти в самом конце, все срывается! С подобным я пока что не встречался…

— Может быть кто-то из вас мне скажет мне более подробно, что случилось? — в голосе Мариды появились злость и раздражение.

— Извините, госпожа, но пока мы и сами этого не понимаем! — вздохнул второй священник. — Выражаясь в переносном смысле — обряд был грубо прерван в самом конце, когда, если можно так выразиться, было сделано почти все, и оставались последние, завершающие штрихи… Знаете, складывается такое впечатление, будто мы на своем пути встретили нечто из того, что нам не по зубам…

— А может — чуть прищурила глаза Марида, — может, дело просто в том, что вы нарушили проведение обряда, где-то допустили серьезную ошибку — и вот результат!

— Не думаю… Мы уже не раз проводили этот обряд, но никогда не сталкивались ни с чем, похожим на то, что увидели сейчас… Разумеется, можно предположить, что с нашей стороны была допущена некая ошибка, которая свела на нет всю проведенную…

— Так проведите обряд по-новой! — Марида начала терять терпение, и это мне совсем не понравилось: обычно она куда более выдержана, и так срывается лишь в том случае, если видит, что все идет совсем не так, как она того ожидала.

— Сегодня это невозможно — покачал головой священник. — И дело тут не только в нашем желании или нежелании повторять обряд. Дело в отварах, при помощи которых человек погружается в нужное состояние. Вернее, в составах тех сборов, из которых делаются те отвары. Если бы вы знали, из чего…

— Через какое время можно повторить обряд? — не дослушав, Марида довольно бесцеремонно прервала священника.

— Не ранее, чем через сутки. И это самый минимальный срок.

— Хорошо. Мы будем здесь завтра в это же самое время…

Самое неприятное предстояло чуть позже — сказать о неудаче всем тем, кто ждал меня за дверью. Ох, чувствую, плохо дело — вон, как недоуменно мужчины переглянулись меж собой. Их можно понять: всем известно, что до этого дня из всех проведенных обрядов не было ни одного неудачного… Выслушала преувеличенно-веселые слова вроде того «ну, бывает, мало ли что может произойти — обряд только-только начали применять! не все получается с первого раза..», и тому подобные ободряющие слова… Все верно, я и сама говорила бы в случае неудачи то же самое, но, чувствую — здесь все не так просто…

К сожалению, я не ошиблась — на второй день повторилась та же самая история, причем с точностью до последних мелочей — полет, коридор, двери и невозможность открыть последнюю из них, самую главную, выпускающую человека на свободу из плена эценбата…

Все было и при третьем посещении храма, хотя в третий раз туда можно было бы и не ходить — к тому времени и для меня все стало предельно ясным…

С той поры прошло чуть ли не три седмицы. Как мне сказали, в Славию было послано срочное сообщение о том, что требуется новый свиток с описанием снятия ритуала эценбат, причем просили вновь сверить оригинал с переводом — дескать, не исключено, что в том свитке, который отослали в Харнлонгр, при переписке вкралась ошибка… И вот, мне стало известно — вчера сюда доставили новый свиток. Уж не знаю, что там высмотрели священники, какие ошибки могли заметить, но, как сказала мне Марида, во вновь присланном описании снятия обряда эценбат чуть иной состав трав для отвара. Судя по преувеличенно-бодрому голосу бывшей королевы, отклонения в составе трав для отваров столь незначительные, что их можно не принимать во внимание — это столь малые величины, что о них не стоит и упоминать. Правда, говорить об этом старой ведунье я не стала — она и сама это прекрасно понимает, просто хочет меня поддержать. И потом, я хорошо понимаю одну простую вещь: отвары в снятии ритуала эценбат играют не главную, а второстепенную роль… Только вот все равно хочется надеяться на лучшее!

Сейчас, сидя в карете, мы молчали — о чем говорить? У меня не было особого желания молоть вздор, да и моим спутникам не хотелось поддерживать пустой, ничего не значащий разговор. К чему? Уж лучше просто помолчать, тем более, что каждому из нас есть о чем подумать…

Я посмотрела на Мариду… За то недолгое время, что прошло после того праздника, где граф Д'Диаманте рассказал, что вынужден был оболгать бывшую королеву — с того времени Марида, то есть Мейлиандер, вновь заняла достойное место в королевском дворце Харнлонгра. Властная, сильная, пусть уже и не очень молодая женщина даже сейчас сумела заставить считаться с собой. Не прекращался поток аристократов, желающих посетить бывшую королеву, и наперебой твердящих о том, что они никогда не верили в гнусные измышления графа Д'Диаманте. А уж уверений в верности и преданности было столько, что оставалось только удивляться, отчего в свое время совсем немногие решились подать свой голос в защиту той, которую, по их словам, они считали чуть ли не образцом честности, искренности и порядочности…

Кажется, что у бывшей королевы все хорошо, но это не совсем так. Прежнего влияния у нее уже, увы, нет, да и за то время, когда она отсутствовала, в самом дворце поменялось очень и очень многое, и, прежде всего, почти не осталось ее знакомых, тех, кого она хорошо знала по своей прошлой жизни. Увы, но многих из них уже нет на свете… И сама Марида за долгие годы тоже успела привыкнуть к несколько иной иному образу жизни, много лет принимала совсем другие решения… Красивая дворцовая жизнь круговерть со своими правилами, установками, и традициями и глубокими подводными течениями хотя и радовала ее, но, тем не менее, за годы изгнания стала для бывшей королевы несколько чужой.

Конечно, Марида, вернее, бывшая королева Мейлиандер, вначале вновь было вернулась в свои покои в королевском дворце, которые вынуждена была покинуть много лет назад. Но вот что удивительно: прожив там всего пару дней, она вновь приехала в дом Вена, вернее, ко мне и Киссу. Как она нам пояснила: во дворце слишком много воспоминаний и слишком много изменений… А мне кажется, что ей сейчас нужна не когда-то привычная обстановка, а люди, с которыми ей спокойно, и чьими бедами и проблемами она успела проникнуться. К тому же меня она знала уже многие годы, а к Киссу она относилась как к сыну человека, которого она полюбила много лет назад, и, как мне кажется, все еще от той любви отойти не может… Что ж, все верно — граф Эдвард Д'Диаманте обладал удивительной особенностью брать в плен людские сердца…

Наверное, именно оттого, не отдавая себе в том отчета, она тянулась к нам обоим, а я… Я за свою жизнь тоже настолько привыкла к ней, что считала ее кем-то вроде родной бабушки. Пусть между нами лежит огромнейшая разница в происхождении, воспитании и положении в обществе, но, несмотря ни на что, общаться со мной ей было привычней и легче, чем со многими из бывших знакомых или же тех, кто сейчас пытался доказать ей свою преданность и верность… Вот и сейчас она вновь отправилась в храм, где с меня в очередной раз попытаются снять последствия того проклятого обряда…

А вот что касается той истории с коллекцией, которую мы увели из дома Гал'яна… Марида сделала правильный шаг: из тех пяти реазов, что она забрала из шкатулки, три пластинки она разослала тем, кому раньше принадлежали эти артефакты, а последние два (в том числе и медальон Великих) отдала в свой придворный храм. Каждую из своих отсылок она сопровождала письмом, где было сказано: при их встрече в Нерге сын ее бывшей подруги, страстный коллекционер, не так давно купил несколько ценных вещиц для своей коллекции, и внезапно узнал, что его новые приобретения в свое время были похищены из домов весьма уважаемых людей, тех, кто в свое время был знаком с его матерью. Так что бывшей королеве Гал'ян вручил эти реалы и сказал следующее: он считает своим долгом вернуть похищенное их законным хозяевам и вместе с тем просит выразить этим достойным людям свое истинное уважение. Естественно, госпожа Мейлиандер, возвратившись в Харнлонгр, исполнила просьбу сына своей бывшей подруги.

Гал'яну было крыть нечем. Если бы он стал возражать, то сразу бы возник вопрос — он что, скупает краденое? За реазами охотилось множество людей, кражи этих артефактов были не так и редки, а вот похищенное, как правило, никогда не находилось… Так что при первом же подозрении на скупку таких вот похищенных редкостей у коллекционера могло возникнуть столько неприятностей, что об этом лучше и не думать! Что ни говори, а обвинение в воровстве человека благородного происхождения накладывает на его имя грязное пятно, которое не так легко смыть. Во всяком случае, никто из людей его сословия не стал бы открыто поддерживать отношения с человеком, по приказу которого из их же дома могут похитить приглянувшуюся тому вещь.

В общем, все обвинения рассыпались, как карточный домик. Сынок бывшей подруги, скрипя зубами, вынужден был сказать что-то вроде того, будто обнаружив пропажу своей коллекции, он от горя не понимал, что говорит, и сейчас вынужден принести госпоже Мейлиандер свои искренние извинения, и надеется, что она милостиво его простит… Как бы это ни печально звучало для уха коллекционера, но в данном случае для Гал'яна будет куда лучше согласиться со словами бывшей королевы, чем признать публично, что по его заказам совершались кражи фамильных артефактов.

Что же касается пропажи остальной коллекции… Стража Харнлонгра выразила искренне восхищение благородным поступком коллекционера вернуть законным владельцам когда-то украденные у них ценности, и предложила свою бескорыстную помощь великодушному страдальцу в поисках пропавшего. Естественно, стражники попросили прислать им список похищенного — мол, все перевернем, но постараемся вам помочь!.. Как и следовало ожидать, Гал'ян ничего не ответил… А что он мог сказать? Только то, что, судя по всему, вся его большая коллекция состояла из таких вот краденых вещей…

С тех пор о сыне лучшей подруги бывшей королевы Харнлонгра мы ничего не слышали…

Карету тряхнуло, и Кисс чуть сильней сжал мою ладонь. Вновь невольно подумала: бедный парень… В тот раз на празднике в королевском дворце ему невероятно повезло — он стоял немного в стороне от Кастана, примерно в пяти шагах от него, что, в конечном счете, и спасло Киссу жизнь, а не то, без сомнений, сводный братец прикончил бы и его. Не сомневаюсь, что подобное доставило бы сыну Гарлы огромное удовольствие, но, по счастью, ему Кастану для этого просто не хватило времени — после совершенного у всех на глазах убийства отца и невесты, Кастану ему надо было спасаться самому, причем не медля ни доли секунды, а эти несколько шагов по направлению к старшему брату почти наверняка закончились бы смертью и для самого убийцы: все же охрана возле трона короля не дремала, и рассеянных недотеп туда, как правило, не брали. Ведь не только по показаниям охранников, но и многие из присутствующих в зале своими глазами смогли рассмотреть, что еще в тот момент, когда Кастан выбивал ногой цветной витраж в окне, в него успело попасть не менее трех арбалетных болтов, и еще два метательных ножа впились в его ногу… Пусть Кастан действовал очень быстро, но и парни, находящиеся в охране короля, медлить не стали!. Но вот что удивительно: задержать младшего сына графа Д'Диаманте охранники так и не сумели, хотя перевернули все, что могли, заглянув при том едва ли не в каждую мышиную норку на дворе, там, куда беглец выскочил из разбитого окна. Однако все было бесполезно — совершенно непонятным образом, но Кастан сумел уйти от преследования, и это с такими-то ранениями, которые он получил!.. Просто невероятно!

По показаниям очевидцев, Кастанбеглец, упав вместе с градом осколков на тщательно взрыхленную клумбу с восхитительными лилиями, почти не пострадал. Более того: он вскочил на ноги, и, несмотря на торчащие в его теле арбалетные болты и метательные ножи, кинулся в толпу слуг, конюхов и лакеев, стоявших рядом, и, в ожидании своих господ, находящихся на празднике, обменивающихся последними новостями и перемывая кости хозяевамвсем подряд… При виде окровавленного человека одни шарахнулись в сторону, другие закричали, третьи попытались спрятаться… Дальше показания свидетелей расходятся, но, что весьма удивительно, ни у кого из них в памяти не отложился ни сам Кастан, ни то, куда он делся… Странно, не правда ли?

Позже, когда придворные маги (а их, как оказалось, при королевском дворце было едва ли не в излишке) осматривали осмотрели это место, то поняли: здесь какой-то очень сильный колдун применил заклятие хаоса вместе с напущенной на окружающих рассеянностью, причем оба эти заклятия были достаточно мощные, и быстро стереть следы от их применения никак не получилось.

Надо признать, что подобное весьма дерзко — применять запрещенную магию в королевском дворце! Почему? Просто по законам Харнлонгра это приравнивается к государственной измене. Однако придворные маги тоже не были разинями или недоумками, и еще в зале, сразу же после приземления Кастана на клумбу и произнесения запретных заклятий, уловили происходящий на дворе непорядок, да только вот наглеца, осмелившегося колдовать, отыскать так и не смогли — уж очень коротким (хотя и достаточно мощным) было то заклятие… Ну, маги лопухнулись в очередной раз, а раненый Кастан сумел уйти. Непонятно, как это мог сделать в битком набитом охранниками дворе человек с тремя арбалетными болтами в теле и двумя метательными ножами в ноге!.. Вернее, я догадываюсь в чем тут дело, только вот предположение звучит очень уж невесело…

Надо признать, что у многих вызвало немалое удивление то, с какой невероятной быстротой действовал Кастан. Вначале я тоже была в недоумении — реакция младшего брата Кисса была прямо-таки молниеносной, да и сил вкупе с ловкостью у него оказалось немало, что обычно достигается лишь долгими годами упорных тренировок, а о том, что младший сын графа Д'Диаманте будто бы проводит много времени в фехтовальных или тренировочных залах — о таком никто и никогда не слыхивал. По утверждениям его закадычных приятелей из Таристана, у молодого человека были совершенно иные увлечения, куда более подходящие для подлинного потомка древнего рода — вечеринки, скачки, охоты, собачьи и петушиные бои, карты, кости, кабаки… Во всяком случае, в Таристане считается, что для молодого аристократа это самые подходящие места для правильного проведения досуга… Ну, а до борделей он и вовсе был великий охотник, хотя, по слухам, тамошние обитательницы его заметно побаивались — парень был жесток, и еще очень любил унижать…

Значит, невероятная ловкость и быстрота Кастана имеет другую причину, куда более простую и неприятную… Я вновь и вновь вспоминаю, как еще в Сет'тане мы видели младшего сына графа Д'Диаманте, въезжающим в цитадель колдунов. Позже я решила, что он ездил туда для того, чтоб в очередной раз зарядить камни Светлого бога, но теперь по этому поводу у меня несколько иное мнение… Ох, боюсь, Кастан связан с колдунами Нерга куда более тесными узами, чем могло показаться на первый взгляд, и его способность молниеносно реагировать на возникшую ситуацию, а также возможность весьма шустро передвигаться, получив тяжелые раны… Увы, но это может говорить только об одном: без вмешательства колдунов тут никак не обошлось.

Где сейчас находится Кастан было никому неизвестно, и хотя стражники Харнлонгра все еще не прекращали поиски беглеца, уже было понятно, что Кастан, скорей всего, сумел скрыться не только из столицы, но и из страны. И Койен мне ничего не говорил о Кастане. Более того — в последнее время предок вообще не давал о себе знать, все время молчал, не отвечал ни на один из моих вопросов…

В любом случае, отныне титул графа Д'Диаманте перешел к Киссу, так же, как и все состояние графа, состоящее, по сути, из одних долгов. Однако парень как-то совсем равнодушно воспринял все эти изменения в своей жизни, и на многочисленные требования кредиторов лишь махнул рукой: распродавайте все, что есть, и отстаньте от меня!.. В результате с молотка пошло все, что только было в наличии у семейства Д'Диаманте, в том числе и поддельные камни Светлого бога. Вырученных денег едва-едва хватило на то, чтоб покрыть долги прекрасного графа и его убийцы… Единственное, что осталось у Кисса кроме титула — так это подлинные камни Светлого бога. На какое-то время они отданы на хранение в сокровищницу Правителей Харнлонгра: пока что для Диа и Анте это самое надежное и безопасное место, тем более что сейчас Кисс даже не вспоминал об этих камнях.

Дело в том, что после смерти графа он никак не мог избавиться от чувства вины перед отцом, и, что бы не делал, состояние подавленности парня так и не покидало. Недаром Кисс каждый день ходил на могилу папаши, которого похоронили здесь же, на столичном кладбище. Впрочем, там Кисс, как правило, был не одинок: каждый день на место упокоения прекрасного графа приходили и приезжали женщины самого разного возраста, в свое время потерявшие голову (а частенько, и состояние) из-за Эдварда Д'Диаманте, и каждая из этих особ была твердо уверена в том, что милейший граф любил только ее одну, и никого другого, а вместе они не могли быть только из-за безжалостной и жестокой судьбы, а также трагических и непреодолимых обстоятельств, разлучившей их пламенные, трепетные и любящие сердца…

Все это Кисс рассказывал мне, и его всерьез злили эти бесчисленные женщины, каждая из которых проливала на могиле его отца свои горькие слезы, и высказывала находящемуся там сыну графа свои трепетные и горячие чувства к его папаше, так и не остывшие за те годы, когда их прекрасный принц (вернее, прекрасный граф) исчез из их жизни, оставив на сердце (а заодно и в кармане очередной красотки) зияющую рану, которая так и не затянулась до сей поры (это утверждение одинаково верно относится как к тому самому раненому сердцу, так и у продырявленному карману)… Вообще-то все эти истории, по сути своей, были совершенно одинаковы, разница была только в деталях, но выслушивать одну и ту же песню, пусть даже исполняемую на разные голоса, Киссу было крайне неприятно, да, честно говоря, и порядком надоело.

Ну что тут можно сказать? Только одно: прекрасный графпапаша Кисса умел манипулировать людьми и внушать любовь к своей персоне. Этого у него было не отнять… Да что там говорить о других, если даже Марида, как мне кажется — и та готова плакать на его могиле… Она мне ничего не говорит по этому поводу, но я, глядя на нее, кое-что понимаю и без лишних слов. Это ж какой силой любви надо обладать, чтоб простить этому человеку все, что ей пришлось вынести из-за него!? И пусть бывшая королева все правильно понимает, но, как видно, не может, да и не хочет выбросить этого человека из своего сердца. Иногда, глядя на отношения людей, можно только в недоумении развести руками…

А вот что касается родни Кисса… Тут дела у парня тоже были далеко не блестящи. Как я поняла, близких родственников со стороны отца у парня не было — так, имелась весьма отдаленная родня, которой до нового графа Д'Диаманте не было никакого дела. Их куда больше интересовали камни Светлого бога: ведь если Кисса не станет, то будущего графа Д'Диаманте камни Светлого бога должны будут избрать из имеющейся родни, будь она хоть и того более дальней, но, тем не менее, имеющей подлинную кровь семейства Д'Диаманте. Впрочем, если (не приведи того Пресветлые Небеса!) случится так, что придется выбирать нового графа Д'Диаманте, то можно не сомневаться — в этом вновь пожелает участвовать и Кастан, хотя не считаю, что он осмелиться появиться при том возможном выборе: убийство отца должно раз и навсегда убрать Кастана из числа возможных претендентов на титул графа.

Что же касается семейства Белунг, родственников со стороны матери… Сами они так и не показались на глаза Кисса, но прислали письмо, где несколько суховато поздравили парня с подтверждением его принадлежности к древнему роду, получением наследственного титула, и заодно пожелали всего самого наилучшего. Ни приглашений посетить их дом, ни желания увидеться лично для более близкого знакомства в том письме не было. Обычное вежливое послание, и не более того. Старая история с побегом Кристелин так и не была забыта ни семейством Белунг, ни аристократией той страны, и вряд ли забудется в ближайшие десятилетия, особенно если учесть, что семья северного герцога славилась жестким и достаточно суровым нравом. Так что устраивать шумные веселья по поводу появления в их семействе нового родственника никто не собирался — мол, это еще надо посмотреть, как в этом, пусть и знатном, но бедном и не очень-то нужном родственнике, скажется кровь его развратного и блудного отца.

Так что мнение северной родни звучало примерно так: мы тебя признаем, и согласны, что ты имеешь отношение к нашему семейству, но и только. Проще говоря — этого с тебя вполне достаточно.

…Так, что-то я в дороге слишком задумалась, не заметила, что мы уже приехали к храму. Глядя на стражников, стоящих подле храма, а также на полтора десятка человек, находящихся чуть в отдалении, мне вновь подумалось: это с какой ж скоростью разносятся между людьми слухи и новости!? Остается только диву даваться — ведь совсем недавно стало известно, что здесь, в Нарджале, столице Харнлонгра, есть храм, где почти бесплатно снимают последствия ритуала эценбат, а сюда за помощью уже каждый день приходят десятки людей, причем их становится все больше и больше…

Сегодня в зале меня ждали уже не только те два священника, с которыми я встречалась ранее, а еще несколько человек, судя по их виду, маги. Интересно…

— Простите, а что здесь делают все эти люди? — помимо моей воли, вопрос прозвучал несколько суховато.

— Я поясню… — не дала никому раскрыть рот Марида. — Видишь ли, детка, хотя мы и уверены, что в этот раз все получится, как надо, не помешает принять некоторые меры…

— Понятно — вздохнула я, вновь усаживаясь в кресло. А чего тут не понять? Все ясно и без долгих пояснений: если снять с меня последствия когда-то проведенного ритуала не получится и сейчас (а, судя по количеству приглашенных сюда магов так, скорей всего, и будет), то остается надеяться хотя бы на то, что они смогут разобраться, в чем же заключается причина постоянных неудач…

— Нет, ты, очевидно…

— Давайте лучше не будем терять понапрасну время.

— Разумно…

Вновь отвары из трав, полет, темный коридор, открывающиеся двери, и накрепко закрытая последняя из них…

Я открыла глаза. Ничего нового или необычного я не ощутила, просто еще одна неудачная попытка. На душе вновь было все так же горько, а маги, стоявшие в стороне, обменивались негромкими словами. О чем именно говорили — не было ни малейшего желания вслушиваться, и так все скоро узнаю…

— Детка, ты не могла бы выйти на время? — извиняющимся голосом спросила меня Марида.

— Без проблем…

Стоящий за дверями Кисс, только взглянув на меня, сразу понял, в чем дело. Не говоря ни слова, он подошел ко мне, и мы с ним опять долго стояли, обнявшись, ничего не говоря друг другу. Да и что тут можно сказать? А за дверями то и дело раздавались голоса, причем даже на повышенных тонах — судя по всему, господа ученые маги доказывали друг другу свою правоту при решении моего вопроса. Н-да, галдят ничуть не тише большой стаи ворон, того и гляди пух и перья полетят даже сквозь закрытую дверь…

— Чего они так расшумелись? — негромко спросил меня Кисс.

— Научный спор…

— Хорошо, что я к наукам не имею ни малейшего отношения — чуть усмехнулся Кисс. Надо же, парень впервые ехидничает после смерти отца! Это уже неплохо, может, в ближайшее время Кисс выйдет из своего угнетенного состояния, в котором находится весьма долгое время. — Боюсь, моего терпения в таких вот дискуссиях хватило бы ненадолго. Психанул бы, обругал всех и каждого, плюнул на все, а потом ушел, оставшись при своем мнении.

— И больше ничего?

— Ну, под горячую руку подглазник бы поставил кое-кому из несогласных… А что, тоже аргумент в споре, и довольно действенный!

— Вот оттого-то таких, как ты, к наукам и близко подпускать не стоит. Все решения будут приниматься силовыми методами.

— А у меня такое впечатление, что там, за стенкой, эти самые силовые действия вот-вот начнутся, причем с применением мер физического воздействия по отношению к своим оппонентам…

Прошло еще немного времени, и меня вновь позвали назад. Что ж, можно и пойти, выслушать приговор, тем более, что, чувствую — ничего особо приятного меня там не ждет. Хорошо уже то, что Кисс в этот раз пошел со мной — все же на душе стало чуть полегче, хотя бы будет возможность поплакать на дружеском плече, узнав о своем невеселом будущем…

Судя по всему, присутствующие здесь господа пришли к общему мнению, хотя при том они едва ли не переругались между собой. Ну, научный спор они решили, только вот мне от этого вряд ли полегчает — вон, судя по выражению лица Мариды, разрешение этого спорного вопроса меня вряд ли сильно порадует.

Вперед выступил невысокий пожилой кхитаец выступил вперед.

— Мои коллеги поручили мне сообщить вам наш вердикт…

Я ведь я его, этого кхитайца, и раньше где-то видела. Но где, где… А, вспомнила! Этот самый человек… как же его зовут? а, верно, Файнн-Тьенн… Так вон, он присутствовал в кабинете Правителя Славии в тот день, когда Вояр читал письмо убитого колдуна, и именно этот кхитаец проводил опыт, чтоб определить, кто из моих родных дал кровь для проведения обряда эценбат… Тогда же он сказал, что давно занимается проблемой эценбата… Похоже, что к решению моей проблемы привлечены большие силы — вон, даже из Славии человека прислали… Возможно, это именно он и привез новый свиток с описанием снятия ритуала эценбат. Даже не возможно, а, скорей всего, этим посланцем и был Файнн-Тьенн. Хм, могли бы и не заморачиваться, понапрасну гоняя мужика из страны в страну — и первый присланный сюда свиток с описанием снятия эценбата был верен, недаром люди приходят сюда за помощью, и я пока что не слыхивала, чтоб у кого-то из них произошла такая же неудача, как у меня.

Сама не знаю отчего, глядя на кхитайца, я довольно глупо брякнула:

— А я вас помню…

— Должен сказать, что и я вас хорошо запомнил! — губы мужчины растянулись в почти незаметной улыбке, но узкие глаза оставались серьезными. — Вы очень милая женщина, и произвели крайне приятное впечатление на очень многих из тех, кто в тот день присутствовал в кабинете Правителя… Но сейчас речь о другом, должен с горечью признать, не об очень приятном для вас…

Как я поняла из дальнейшей речи кхитайца, все дело было в особенностях обряда, проведенного надо мной, точнее, в том кодовом слове или фразе, при помощи которой из меня можно было сделать покорное оружие. Именно она, эта кодовая фраза, и могла превращать меня в человека, полностью покорного воле колдунов Нерга, способного без раздумий и жалости выполнить любой полученный приказ, чего бы этот приказ не касался. После произнесения кодовой фразы вместо меня оказывался человек, готовый на все, лишь бы выполнить то, что ему велели, к тому же почти не чувствующий боли, равнодушный к чужим страданиям и с полностью выжженной душой… Не ведающие страха идеальные солдаты, без раздумий идущие в атаку, бесстрашно вступающие в бой с во много раз превосходящими силами противника, или же до последней капли крови преследуя того, с кем было велено рассчитаться… Совершенные в своем послушании исполнители, не ставящие под сомнение ничто из слов своих хозяев… Напрочь лишенные чувств солдаты, не боящиеся ни смерти, ни боли, никогда не нарушающие приказ, и сражающиеся до последнего вздоха… Полк таких солдат представляет из себя страшную силу, способную побеждать очень и очень многих…

Но это было не все. Кодовая фраза, произнесенная второй раз, вновь превращала бездушных солдат в тех, кем они были до произнесения кодовой фразы в первый раз. Новое произнесение — и вновь перед всеми появляется равнодушное создание без эмоций и чувства страха. Этот что-то похожее на ключ и замок: один поворот ключа — и замок заперт, второй поворот — и замок снова открыт. Проще говоря: включил-выключил, включил-выключил, и так до бесконечности, вернее, до того момента, как подопытный отправиться на Небеса, только вот за то, что он успел сотворить, безжалостно выполняя полученные приказы — за то ему будет навсегда закрыта дорога на Светлые небеса…

С точки зрения науки создания, подобные мне — это весьма интересно; для тех, кому такие люди преданно служат — надежно и прибыльно; а вот по отношению к тому, над кем в свое время сотворили подобное… Да, кому-то хорошо, а вот кому-то весьма и весьма хреново…

В основе всего лежала кодовая фраза, которая удерживала собой весь сотворенный обряд. Говоря проще — она цементировала собой весь ритуал, и именно эта кодовая фраза, которую должны знать всего лишь несколько человек, не позволяла провести нужным образом обряд снятия эценбата. Это она, неизвестная мне ключевая фраза, и блокировала возможность удачного исхода при попытке снять с меня когда-то наведенную тьму.

В конце своего долгого пояснения Файнн-Тьенн подвел итог: возможно, каким-либо иным образом мне и удастся снять с себя последствия когда-то проведенного ритуала, но только не тем способом, которым снимают эценбат в Храме Двух Змей, и который сейчас пытались применить в отношении меня. К великому сожалению, в моем случае он совершенно не годится. Как говорится, нам очень жаль, и мы вам искренне сочувствуем, но в данный момент помочь бессильны. Примите наши искренние соболезнования…

Что ж, чего-то подобного я и ожидала, вернее, в глубине души была к этому готова. Не повезло. Вернее, очень не повезло. Остается лишь вновь и вновь радоваться, что будучи в Нерге я так и не сунулась в Храм Двух Змей, хотя мне там очень хотелось побывать — ведь сейчас в Харнлонгре с людей снимали эценбат тем самым способом, который применяли и в стране колдунов.

— Спасибо — я постаралась говорить спокойно, чтоб мой голос не дрожал. — Спасибо. Теперь я хотя бы знаю правду…

— Если бы мы были в состоянии хоть чем-то… — снова завел свою невеселую песню кхитаец, но я его перебила.

— Мы можем идти?

Файнн-Тьенн лишь беспомощно развел руками… Впрочем, что он мог мне еще сказать? Ровным счетом ничего. А мне хотелось как можно скорей оказаться в той комнате, где мы пока что обитали вместе с Маридой, закрыть поплотнее двери, и дать, наконец, волю давно сдерживаемым слезам, которые уже были на подходе…

Мы не успели выйти из храма, когда Кисс внезапно остановился, и повернулся к шедшей за нами Мариде.

— Уважаемая атта, — обратился он к бывшей королеве. — Вы как-то говорили о том, что обряд по снятию эценбата можно провести в храме, во время венчания?

— Ну да, можно…

— Там другое проведение обряда?

— Да. Совершенно иное. И порядок, и…

— Тогда, моя дорогая, — повернулся Кисс ко мне, — тогда пошли.

— Куда?

— То есть как это — куда? Я — жениться, а ты, соответственно, выходить замуж!

— Кисс, хватит издеваться! — я едва сдержалась, чтоб не рявкнуть на парня. И без того на душе тошно, а тут еще он со своими дурацкими шуточками. Кстати, совсем не смешными.

— Лия, погоди! — одернула меня Марида, и повернулась к Киссу. — Ты серьезно?

— Вообще-то такими вещами обычно не шутят — парень, кажется, и в самом деле не смеялся. — И словами не бросаются. И уж тем более это относится к мужчинам, для многих из которых понятия «брак» и «тюремное заключение» звучат совершенно одинаково.

— Что ты сказал? — от возмущения я едва не зашипела.

— Счастье души моей, я открываю тебе глаза на таинство брака с точки зрения обычного мужчины… Итак, уважаемая атта, что вы скажете?

— А что… — задумчиво проговорила Марида, — а что… Дело может и выгореть. Тут совершенно иной подход, и порядок снятия другой…

— Еще чего! — попыталась было возмутится я. — Мне таких жертв не надо!

— Дорогая, зато мне для тебя ничего не жалко! Даже своей так долго лелеемой свободы!

— Переживу…

— Лия, хватит вам обоим дурака валять! — Марида даже не обратила внимания на мои слова. — И ломаться, как сдобный пряник, будешь потом… Молодой человек, а ведь это, возможно, и есть выход из положения!

— Какой еще выход?! — я едва не взорвалась от возмущения. — Вы оба что, с ума сошли?

— Дорогая, я сдвинулся головой еще в тот момент, когда впервые увидел тебя в образе огромной гадюки, или кого-то подобного, выползающей на меня из болотного тумана… Подумай сама: разве можно забыть такую милашку? Одни зубы с клыками в четыре ряда чего стоили… Правда, не припомню точно, ты меня тогда укусила, или я ненароком наступил в лужу того смертельного яда, который ты разбрызгивала направо и налево? Склоняюсь к второй версии… В любом случае, мое сердце с той ночи потеряло покой и сон — говорят, змеиный яд может подействовать таким избирательным образом на некоторые человеческие органы. Для лечения срочно требуется…

— Кисс, ты не только зараза, но и мерзавец!

— Как я понимаю, таким своеобразным образом ты говоришь мне «да»?

— Да погодите вы оба! — вновь вмешалась Марида. — Вас не переговорить… Кисс, против такого предложения трудно хоть что-то возразить! Мысль замечательная!

— Я против!

— Интересно, почему? — повернулись одновременно ко мне и Кисс и Марида.

— Ну… — я подбирала нужные слова. — Ну, ты же сама говорила, что для снятия эценбата во время венчания нужно, чтобы хотя бы один из двоих искренне любил другого…

— Так оно и есть. И что тебя тут смущает?

— А разве непонятно?

— Совершенно непонятно. Отговорки у тебя несерьезные — у вас и без того все складывается, как надо… Лия, все, больше мы эту тему не обсуждаем. Ждите меня здесь, сейчас вернусь! — и Марида поспешила назад, а я тем временем снова повернулась к парню.

— Кисс, что за чушь пришла тебе в голову?

— Почему это чушь? Я, проведя с тобой наедине столь долгий срок, как честный человек, просто обязан жениться. Репутация, милая, после общения со мной и бесконечных скитаний невесть где на пару с холостым мужчиной у тебя сейчас несколько подкачала, зато я парнишка хоть куда! Кстати, дорогая, прошу принять во внимание, что ваша нравственность не подвергается мной ни малейшему сомнению. И что бы вы, моя дорогаясвет души моей, не думали обо мне, все же я, в отличие от вас, склонен считать себя образцом добродетели и порядочности…

Так, — невольно отметила я про себя, — так, наконец-то Кисс стряхнул с себя то состояние подавленности, в котором он пребывал со дня смерти отца, и сейчас передо мной стоял прежний насмешливо-нагловатый парень, к которому я привыкла за то время, что мы были вместе. Были вместе… Хм, надо же, как это звучит…

— Кисс, послушай меня — я старалась говорить спокойно. — Послушай внимательно и хорошо подумай: зачем я тебе нужна? Кто по рождению ты, и кто такая я? Человек, относящийся к самой вершине аристократии и крестьянка из болотного поселка… Даже звучит нелепо! Ты просто жалеешь меня, и пытаешь таким образом приободрить. Это все, конечно, очень благородно, но не стоит вешать на свою шею такое ярмо, как эрбат, от которого каждый нормальный человек стремится оказаться как можно дальше!

— Дорогая, я ж тебе сказал — мы с тобой ненормальные! — хмыкнул Кисс. — Если тебе будет от этого легче, тогда считай, что наша парочка — оба больные на голову, как бы ты не хотела убедить в обратном и меня, и себя. А для двух дураков предпочтительнее держаться вместе

— Кисс, я говорю серьезно!

— И я тоже. Только что ты сказала, будто я по рождению принадлежу к самой вершине аристократии… Все так, только вот у элитного аристократа в кармане пусто. Как говорят в твоей родной Славии — гол, как сокол… Если я правильно понял, радость моя, вы предлагаете мне ждать очередную Алиберту, доверху набитую деньгами, которая пожелает купить себе титул, а в придачу и меня, со всеми моими потрохами… Так сказать, в довесок. Милая перспектива, ничего не скажешь. Только вот, боюсь, ты этой несчастной глаза выцарапаешь еще до того, как она успеет объявить о нашей с ней помолвке. И ей еще крупно повезет, если она отделается только выдранными волосами и тремя-четырьмя десятками синяков…

— Я имела в виду совсем другое! Тебе уже было сказано, и повторяю еще раз: для снятия эценбата во время венчания необходимо, чтобы хоть один из двоих искренне любил другого…

— Дорогая, успокойся: в твоих глубоких чувствах ко мне я никогда не сомневался.

— Я говорю про тебя!

— В этом не сомневайся: как только ты начинаешь шипеть, слиться злиться и топать ногами, как мне сразу же, искренне и от всей души хочется чтоб ты, наконец, успокоилась — твоя ревность говорит сама за себя!!

— Перестань молоть вздор! Я имею в виду совсем иное!

— Ты хочешь сказать, что я должен сделать тебе официальное предложении?

— Ну, — я не знала, как подобрать нужные слова. Он что, не понимает: обычно, когда зовут замуж, то, и верно, делают предложение… Или хотя бы говорят о любви! — Ну…Ты…

— А что я? Ну, уж если ты, звезда моих очей, так настаиваешь на правде… Человек я скромный, с нежной и ранимой душой, и стесняюсь сказать о том, что за то время, что мы провели вместе, я здорово привык к твоему постоянному зудению над своим ухом, и еще к тому, что ты вечно действуешь мне на нервы в самом кошмарном смысле этого слова. А так как мы все рабы своих привычек, то уж лучше иметь перед глазами такой раздражитель, как ты, чем кого-то иного — ведь этот кто-то может оказаться еще хуже, чем ты, радость моя несказанная. Впрочем, хуже найти будет сложновато…

Ничего себе! Это он так делает предложение руки и сердца?! Да кто после этого согласиться пойти с ним к алтарю?!

— Ну, Кисс… — от злости у меня вылетели из головы все нужные слова, необходимые, чтоб поставить на место этого наглеца. — Ну, ты и…

— Знаю! — на лице парня появилась та самая ехидная улыбка, которую я терпеть не могла. — Я — радость и любовь всей твоей жизни, а заодно волшебное видение из твоих детских снов, только ты стесняешься сказать мне об этом. Ну да мне и так все понятно, о свет моего сердца, так что лишних слов понапрасну можешь не тратить, тем более что твой лексикон мне хорошо известен.

От хорошей трепки Кисса спасло появление Мариды, которая вела за собой двоих священников, тех самых, которые совсем недавно неудачно пытались снять с меня последствия эценбата. Вместе с ними шел и Файнн-Тьенн. Судя по удивленным лицам мужчин, они были всерьез заинтригованы словами бывшей королевы.

— Ну, договорились меж собой? — деловито спросила Марида. — Надеюсь, все решилось к обоюдному согласию? Впрочем, сейчас это не важно. Эти господа любезно согласились помочь нам, а господин Файнн-Тьенн будет свидетелем на свадьбе. Он же поможет мне в проведении обряда… Лия, в чем дело? Хоть сейчас не вешай нос — все будет в порядке! Что молчишь? Скажи что-нибудь!

Вообще-то сейчас у меня вовсе не было подавленного состояния — Кисс успел меня разозлить до того, что от недавнего желания лить горькие слезы даже следа не осталось. На душе была непонятная растерянность, а еще откуда-то появилась уверенность, что все, рано или поздно, но должно закончиться хорошо. Конечно, надо было бы сказать, что не стоит торопиться, надо подумать, или что-то подобное, но вместо этого я, сама не знаю как, выдала:

— А… а платье? К свадьбе…

Высокое Небо, подумала я в следующую секунду, ну как можно было такое сморозить?! Думать о том, что на мне сейчас нет красивого платья, когда речь идет совсем об ином, во много раз более важном?! Так иногда и приходишь к мнению, что верно старое утверждение: у баб ума нет, и особенно перед свадьбой! Ну, обо всех женщинах подобное говорить не стоит, но насчет меня это утверждение, похоже, верно полностью. И почему я, неожиданно даже для себя самой, спросила про платье? Уж не потому ли, что, не смотря ни на что, в глубине души я все же мечтала о свадьбе, хотела, чтоб и у меня все было именно так, как и у остальных людей? А ведь похоже на то… Вон, даже внезапно объявившийся Койен хихикнул… Ой, ну о чем я думаю в такой момент?!

По счастью, на мои слова никто не обратил внимания — видно, поняли, что я от растерянности и расстройства несу невесть что. Только Марида рукой махнула — не обращайте внимания, все нормально, после сегодняшней неудачи еще и не такое скажешь…

Но вот Кисс и тут не смог удержаться:

— Дорогая, ты и так хорошо выглядишь! Единственное замечание — я бы сказал, что на тебе надето слишком много…

На лицах остальных появились чуть заметные улыбки, а мне стоило великих трудов промолчать, хотя руки просто зудели от желания отвесить парню хорошую затрещину!

Сама церемония свадебного обряда проходила в этом же храме, у алтаря, и по сути, ничем не отличалась от тех, какие я видела в нашем Большом Дворе. Все те же слова священника о долге супругов, молитвы…

Я не заметила, когда в проведение свадьбы вмешались Марида и Файнн-Тьенн. Просто в какой-то момент у меня отяжелели ноги, и я почувствовала, что не только не могу сдвинуться с места, но, более того: казалось, все тело одеревенело, перед глазами началось стремительное мерцание темных пятен, а затем я словно провалилась в глубокую темную яму… В этот раз не было ни воздушного потока, ни светлой волны. Вместо этого было долгое падение в сплошной темноте, которое закончилось все в том же коридоре с множеством закрытых дверей. И снова шла, вернее, уже не шла, а бежала по тому бесконечному коридору, с силой распахивая двери, пуская свет солнца, и мечтая о том, как бы раскрыть последнюю дверь. Кажется, я ударилась о ту проклятую дверь со всей силой, на какую только была способна, но, тем не менее, дверь по-прежнему осталась непоколебимой… Удар в нее, и еще один удар… Все бесполезно, и вновь за моей спиной закрываются все те двери, что я сумела открыть раньше…

Единственное, чем этот обряд отличался от прошлых — так это более долгим выходом из него. Ранее я сразу же приходила в себя, а здесь онемение прошло нескоро, и самостоятельно передвигаться я смогла не раньше, чем через несколько минут. Странное состояние — будто в тебя постепенно возвращается жизнь…

Можно было бы не смотреть на лица присутствующих — я и без того знала, что нам вновь не повезло. Помнится, Марида в свое время сказала мне, что поторапливала Вольгастра со свадьбой, чтоб во время церемонии у алтаря снять с меня последствия эценбата. Оказывается, это были напрасные надежды — в моем случае ведунья ничего бы не сумела сделать. Недаром сейчас она была донельзя расстроена произошедшим, и я ее понимаю: похоже, такого исхода Марида никак не ожидала. Еще находясь в Большом Дворе она именно таким образом, на свадьбе, и хотела снять с меня последствия эценбата. К великому сожалению, здесь все было далеко не так просто…

Но еще более неприятны были сочувствующие взгляды мужчин, устремленные на нас с Киссом — судя по всему, они уже успели сделать насчет нас двоих очень неприятный вывод… Я же все время думала о другом… Бедный Кисс! Теперь у него есть жена, только вот с ней он никогда не обретет семейного счастья.

…Мы возвращались во дворец Вена примерно в том же состоянии, которое бывает после посещения врача, когда он сообщил вам смертельный диагноз, и при том сочувственно развел руками — мол, извините, но привычное лечение не дает результатов, так что мне очень жаль… Во время всего пути мы молчали — говорить было не о чем. Не знаю, что думали Марида и Кисс, а я не чувствовала ничего, кроме усталости. Когда за один день несколько раз переходишь от надежды к отчаянию, а потом это повторяется снова, то хочется просто забраться с головой под одеяло, постараться уснуть, а уж потом, проснувшись, обдумать все произошедшее, и лишь потом принимать хоть какие-то решения…

Но когда я закрыла за собой дверь в свою комнату, то обернулась к стоявшему рядом Киссу.

— А теперь скажи, зачем ты на мне женился? Из жалости? Ты даже не разу не сказал мне, что… Не то, что любишь — об этом я даже не говорю, а хотя бы дал понять, что я тебе хоть немного нравлюсь!

Вообще-то я хотела спросить совсем иное. Не понимаю, как у меня вырвались эти слова. Но Кисс, по-моему, понял его правильно.

— Из жалости я могу подобрать на улице бездомного котенка. А ты… Знаешь, я за то время, что мы с тобой начали наши бесконечные блуждания, я настолько… Даже не сказать, что привык, а даже сроднился с тобой, что слова о любви… Видишь ли, все наши поступки… они настолько естественны, что слова совсем не нужны. Ну, ты же сама все понимаешь!

— Ничего не понимаю! Не вали все в одну кучу, скажи понятно.

— Ну, не могу я о своих чувствах говорить так просто, и уж тем более по указке! Не умею…

— Да? Ну надо же, не умеет он!.. А Гури, например, ты их говорил! И не только о чувствах, но и о любви!

— Ревнивая ты особа…

— Кисс!

— Ладно, признаю, ей я говорил еще и не то, а все, что она только хотела слышать. Пожалуйста, мне не сложно, при желании можно придумать все, что угодно, тем более, что некоторых хлебом не корми, а только рассказывай сказки о внезапно нахлынувших волшебных чувствах и тюкнувшей по темечку страстной любви! А уж если честно, то долгие и пустые разговоры о пламенных чувствах я вел не только с Гури. Женщин на пути одинокого мужчины всегда хватает, и всем можно повторять одно и то же… Но это совсем не то, что я бы хотел сказать тебе!..

Ох, Кисс, ну кто же рассказывает жене о своих прошлых увлечениях? Вот балда! У многих баб ума нет, но и мужчины иногда ведут себя ничуть не умнее! А ведь парень, действительно, теряется и не знает, что сказать, раз выкладывает мне все это…

А Кисс тем временем продолжал:

— Не хочу я это повторять вновь и вновь! Там, с другими, были только слова, а с тобой… Тут совсем другое! Во всяком случае, замуж я раньше никого не звал!

Наверное, многим женщинам хватило бы и этого, но мне все равно хотелось услышать больше.

— Что имеешь в виду, когда говоришь — у нас все другое? Поясни…

— Лиа…

— Расскажи, отчего ты внезапно решил жениться на мне? Только постарайся объяснить это серьезно, без глупостей!

— Ну, если так… Сложновато, но я постараюсь… Ты помнишь, как мы встретились впервые? Неулыбчивая девушка с удивительными глазами в обычном придорожном поселке… Ты мне очень понравилась, хотя и не настолько, чтоб с первого взгляда я мог потерять голову. Красивых девушек на свете много, но ты была несколько иной, не похожей на остальных. Обычно мне не составляет труда дурить головы женщинам, но то, что я тебе совсем не понравился — это было понятно сразу же. К тому же нравы в таких вот поселках довольно строгие — здешние девушки обычно не знакомятся с проезжими…

А ведь и верно, — подумалось мне. Дело в том, что и в Большом Дворе, и в соседних поселках девушки могли встречаться только с поселковыми ребятами, а вот знакомство, и уж тем более отношения с проезжим человеком считалось чем-то весьма непорядочным, чуть ли не клеймом глупости и легкомысленности…

Кисс тем временем продолжал:

— Наверное, для того, чтоб в будущем иметь хоть какой-то предлог и возможность познакомиться с тобой… Именно оттого я и решился выполнить твою просьбу — накормить рабов, хотя подобное мне было строго-настрого запрещено делать. Сейчас я понимаю, что приказ держать людей впроголодь — это было чем-то вроде дополнительной меры воздействия на двоих пленных… И позже, когда я покинул ваш поселок, то и дело вспоминал строгую девушку в зеленом платье, и думал: надо же какие красавицы встречаются в этих далеких местах!.. А позже мне даже показалось, что ты вот-вот пойдешь вслед за мной…

А ведь я, и верно, пошла. Только не одна, а с Маридой, и не за твоими прекрасными глазами, а чтоб увести из каравана двоих пленных…

— Так вот, — чуть усмехнулся Кисс, — а на болоте… Я здорово струхнул, и только позже, сам не зная отчего, стал сравнивать тебя с тем страшилищем, что вылезло из болотного тумана. Вначале мне эти сравнения казались просто дикими, но позже я сумел привести мысли в порядок, и понял, что меня здорово провели, но отчего-то меня больше всего задело то, что этим человеком была именно ты, показавшаяся мне несколько иной, отличной от других женщин. А может, дело просто в том, что я тогда еще не понимал, что ты с первого раза вошла в мое сердце куда глубже, чем можно было предположить, и оттого меня так задел этот обман… Конечно, зол на тебя я был настолько сильно, что обычными словами это никак не высказать! Оттого и помчался искать девушку с синими глазами сразу же, как только сумел удрать из-под стражи! В поселке тебя не оказалось, но я сумел выяснить, куда ты направилась. И даже понял, с кем…

— Погоди! — остановила я Кисса. — Помнишь, ты мне как-то сказал, что побеседовав с зятьком, выбил ему пару зубов?

— Ну, было такое…

— И еще ты говорил, что Дая за подобное тебе чуть в глаза ногтями не вцепилась, и именно из-за попорченной красоты своего ненаглядного… Что же тебе зятек тогда сказал?

— Что хорошего может сказать проблеять этот козел со смазливой мордой? Совсем ничего…

— И все же?

— Тебе это будет неприятно слышать.

— Переживу. Итак?..

— Этот слизняк заявил: плати мне пару золотых, и потом, когда найдешь эту стерву, то бишь тебя, можешь пользоваться ею, сколько хочешь, только скажи ей, что это я тебя послал… Ну вот я ему и пояснил, где его место, кого и куда он может посылать, и заодно поучил, как нужно говорить о женщинах…

И отчего я нисколько не удивилась, услышав подобное? А Кисс молодец, только вот зятьку наука впрок никак не пошла…

— А дальше?

— Дальше… Дальше я безо всякой жалости гнал всю дорогу до Стольграда, и все больше и больше себя накручивал, и когда впереди показались стены Стольграда — к тому времени я тебя почти ненавидел. Кроме того, я уже устал, издергался, потерял осторожность… В общем, стража взяла меня без всякого труда. На допросе я ничего скрывать не стал, но взамен этого попросил, чтоб меня посадили неподалеку от тебя…

— Так это была не случайность? Ну, то, что ты оказался подле меня?

— Нет. Вояр пошел мне навстречу… Он уже тогда, кажется, понимал меня куда лучше, чем я себя… И вот, радость моя синеглазая, после недолгой разлуки я вновь увидел тебя. Помнится, тогда у меня в душе тогда все смешалось одной кучей: злость, ненависть, желание прибить тебя — и в то же самое время радость от встречи, пусть даже она произошла, когда нас с тобой разделяли железные прутья. Попадись ты мне в тот момент в руки — не знаю, что бы я с тобой сделал: или бы убил, или бы целовать стал… Главное — ты была рядом, пусть даже в тот момент мы ругались без остановки. Потом злость прошла, и появилось желание постоянно говорить с тобой, пусть даже и так, ругаясь без остановки. Видишь ли, мне просто-таки невероятно нравилось дразнить тебя, выводить из себя, тем более, что ты очень легко поддавалась на все мои подначки. Достаточно было тебя чуть-чуть подтолкнуть… И еще когда ты злишься, то становишься такой забавной, чуть ли не подскакиваешь на месте, пытаясь доказать свою правоту, и настолько по-детски сдуваешь со лба постоянно выпадающую прядь волос… А потом я узнал, что ты эрбат. Вояр, конечно, провел весьма жесткую проверку… Если откровенно, то я был просто в шоке от увиденного. Но еще больше был удивлен, когда к тебе заявилась та обкуренная парочка, и ты свернула шею младшему брату Правителя, хотя будь моя воля, я бы сам из него душу вытряхнул. Причем сделал бы это с огромным удовольствием.

— Да, если бы не твое вмешательство после того, как я вышибла дух из принца Паукейна… Я почти уверена: потом стражники убили бы меня…

— Наверное… А затем тебя попытались отравить…

— Между прочим, в один далеко не приятный момент ты меня едва не придушил! Может, хотя бы сейчас объяснишь, почему?

— Почему, почему… Неужели самой не понятно?

— Представь себе — нет!

— Наверное, в тот момент я тебя просто-напросто приревновал, да и разозлился всерьез… Суди сама: на меня ты постоянно шипела, как злая кошка, вернее, как целая стая тех самых злющих кошек, а тут пришел Дан, молодой парень — и ты ему только что на шею не бросаешься с объятьями… Ах, Дан, ах, Вен, ах, как я вас люблю, и как вы там живете без меня, мальчики мои дорогие!..

— Я такого не говорила!

— Но подразумевала!

— А душить-то зачем?

— Оправданий тут, конечно, нет, разве что… Видишь ли, в тех местах, где я жил до того времени, пока меня не подрядили сопровождать невольничий караван… Там именно таким образом принято выражать женщинам свое недовольство. А в той стране я обитал пару лет, вот и нахватался…

— Интересно, где это?

— В Дарибале. Южная страна, иные нравы… Как раз там считается невозможным поднимать руку на женщину, но свое недовольство ею обычно выражают таким вот, несколько… своеобразным способом.

— Можешь не сомневаться — этот, как ты его назвал, своеобразный способ выражения твоего недовольства я оценила должным образом… Рассказывай дальше.

— А чего там говорить? Дальше я понял, что заболеваю, и единственное, на что мне оставалось надеяться, так только на призрачные мечты о том, что к серой лихорадке эта болезнь не имеет никакого отношения. Держался до конца — не хотелось оказаться в бараке для заболевших… До сих пор не понимаю, как я тогда сумел дойти от тюрьмы до корабля и не свалиться по дороге, а уж про то, как мы с тобой там вдвоем путешествовали — об этом и вовсе вспоминать не хочется! Ну, а то, что мы умудрились оттуда выбраться… Произошедшее я и вовсе отношу к разряду чудес. Правда, кое-что помню, и то довольно смутно, только до того момента, как мы с тобой оказались в воде, а потом несколько обрывочных воспоминаний — и все, как отрубило… Когда пришел в себя, то увидел, что лежу на земле, вернее, на лесной подстилке — тут и мох, и хвоя, и ветки, и шишки, а где-то очень высоко надо мной кроны деревьев. А еще чуть покачиваются острые верхушки елей… И рука настолько сильно болит, что хоть кричи — и жгло ее, и дергало… Но, тем не менее, я был здоров! Вначале поверить не мог в собственное выздоровление, а потом от радости было желание запрыгать чуть ли не выше собственной головы!

— Понимаю тебя…

— Вижу — и ты неподалеку лежишь. Думал — уснула, отдыхаешь, ждешь, когда я проснусь, но все вышло совсем не так. Мы с тобой опять поцапались… Потом я ушел к речке за водой, возвращаюсь — тебя нет. Ушла… Ох, сколько же мне тебя искать пришлось! На счастье, ты шла, спотыкаясь и падая, и оттого за тобой оставались довольно заметные следы: примятый и вырванный мох, поломанные кусты, вдавленные шишки… Еще хорошо, что к тому времени было еще не очень темно, а не то и не знал бы, где тебя искать… А потом я уже от тебя не отходил. Даже силки на зайцев ставил неподалеку, причем так, чтоб при том тебя постоянно видеть. Не то удерешь снова — ищи тебя неизвестно где. Или опять приступ случится…

— Какой еще приступ? Ты мне о том ничего не говорил!

И тут я увидела, что парень растерялся, вон, даже взгляд в сторону метнулся. Не понимаю… Неужели я о чем-то не знаю?

— Это я так, просто сказал не подумав. Не обращай внимания.

— А вот мне сейчас кажется, будто ты от меня что-то скрываешь. Я права? У меня в то время, что, случился приступ? Как это произошло?

— Нечего мне от тебя скрывать! Вырвалось случайное слово, а ты меня в чем-то сразу подозревать стала! Женаты всего пару часов, и уже никакого доверия! Интересно, что будет дальше? Выкинь ты из головы…

— Кисс, скажи: что тогда произошло?

— Ровным счетом ничего!

— А если я сейчас о том Койена спрошу?

— Спрашивай, если хочешь…

Но Койен, хотя и не отозвался, но все же издал какой-то звук, больше похожий на ехидный смешок — дескать, соображай сама!.. Он неприятных предчувствий зашлось сердце…

— Кисс, отвечай, что тогда произошло!

— Верно говорят: язык мой — враг мой!

— Если сейчас не скажешь правду, то у тебя будет на одного врага меньше!

— Радость сердца моего, отчего ты так разошлась? Ну, ляпнул я, не подумав, а ты уже невесть что себе в голову вбила!

— Кисс… — мне вдруг пришла в голову страшная мысль. — Я что, хотела тебя убить? Если приступ, то… Ой, прости меня пожалуйста!

— Нет, вовсе не убить… С чего тебе это в голову пришло? Эрбат Сама знаешь — эрбат во время приступа не отстанет от человека, пока с ним не расправится!

— Лиа, забудь!

— Ты мне скажешь правду или нет?

— А, ладно! Так значит, хочешь знать, что произошло тогда, в лесу? Только учти — никто тебя за язык не тянул, сама лезешь с расспросами!

— Ответь мне наконец — что там случилось?

— Что ж… Видишь ли, я едва успел отыскать тебя до того, как наступила темнота. Рад был до невозможности… Я костерок запалил, около него присел, смотрю на огонь, и за тобой приглядываю — все же лежишь без сознания, бредишь… И вдруг ты встала и ко мне пошла. Достаточно было одного взгляда, чтоб я понял — у тебя приступ. Мне в жизни и раньше довелось видеть, что это такое — безумие эрбата, да и на тебя в тюрьме успел наглядеться, так что понимал: мне сейчас бесполезно хоть что-то делать. Ну, думаю, все — разорвешь на куски, и следов от меня не останется… Сидел, не двигался, молчал — все одно убежать бы никак не мог. Но все произошло совсем не так, как я мог предположить: ты подошла, сгребла меня в охапку так, что кости затрещали, и давай говорить о любви…

— Тебе?!

— Увы, не мне. Клялась в вечной любви своему бывшему жениху, называла меня Вольгастром, говорила, чтоб я тебя не бросал и несла тому подобную чушь. А мои попытки вырваться привели к совсем иным последствиям.

— Н… Не поняла… — а у самой от неприятного предчувствия загорелись щеки.

— А я думаю, что ты все поняла. От собственных разговоров о любви ты, счастье мое, разошлась так, что хоть чайник на тебе кипяти, а потом и вовсе перешла к более активным действиям. Думай, что хочешь, но в тот момент остановить тебя не было никакой возможности. Ты, радость моя, так стремилась доказать бывшему жениху свою любовь, что устоять… Ну, это было выше человеческих сил во всех смыслах этого слова. Выбора ты мне тоже не оставила — возражать эрбату во время приступа невозможно — весьма чревато, но тебе в тот момент мое согласие и не требовалось… Вначале я, правда, здорово растерялся, и даже пытался успокоить тебя, только вот толку от этого естественно, не было никакого — ты меня просто-напросто не слышала и не понимала никаких слов. А уж если быть совсем честным, то надо признать: чуть позже мне уже и не хотелось тебя останавливать… Впрочем, к тому, что произошло потом, наши желания или нежелания не имели никакого значения — все случилось само собой, причем с твоей стороны был проявлен такой пыл, что… В общем, меня можно считать пострадавшей стороной — ты мной попользовалась, как хотела. Хотя, справедливости ради, и положа руку на сердце, вынужден покаяться — я тоже не отставал от тебя… Можно сказать, на какое-то время в ту ночь свихнулись мы оба. На пару… И еще я тогда чувствовал себя таким счастливым, каким не был долгие годы. Выражаясь иносказательно, в крышку моего гроба был забит еще один гвоздь.

— Нет…

— Не нет, а да! Ты же хотела узнать, что произошло во время твоего приступа, вот я тебе и выкладываю все. Подчистую.

— Ой! — я прижала ладони к горящим щекам. Теперь понятно, отчего Койен хихикает и ехидничает. — А как же… Потом…

— А дальше все было очень просто. Когда все…ну, после всего ты вдруг посмотрела на меня почти ясным взглядом, и сказала что-то вроде «Ты — не Вольгастр, но это даже хорошо…», после чего сразу же то ли уснула, то ли потеряла сознание… А я остаток ночи сидел у костра, подбрасывал в него ветки, вспоминал произошедшее, и не знал, что мне делать: смеяться, или злиться на тебя. Хоть верь, хоть нет, но в такой ситуации я оказался впервые в жизни. Решил: ладно, поглядим, что будет дальше. Но когда ты через пару дней пришла в себя, то не помнила ничего из того, что тогда произошло. И даже больше того — твоя прежняя неприязнь ко мне не прошла, и ты шипела на меня не хуже той самой змеи, которую когда-то изображала. Что ж, раз такое дело, то и я решил сделать вид, что ничего не случилось, хотя делать это мне было совсем непросто. Думал — пусть все идет само собой… Вот и все.

Койен, это правда? Тогда почему раньше мне ничего не сказал? Что значит — ты не спрашивала?! Я у тебя этим интересовалась пять минут назад, а ты в ответ только хихикал! Как это — в отношениях меж собой разбирайтесь сами… А ты у меня на что? Ах, значит, это я сама во всем виновата, и бедному Киссу надо еще посочувствовать?! Ты еще скажи, будто он, бедняжка, в ту ночь получил тяжкую душевную травму, которая все еще кровоточит!.. И чего ты, собственно, смеешься?! Вечно вы, мужики, горой друг за друга стоите! Козлы! Что-что? Так значит, ты имеешь наглость утверждать, что нечего перекладывать свои шалости на чужую шею?! Ну, знаете ли!.. Что предлагаешь? Во всех подробностях показать мне все то, что тогда произошло в лесу? Ой, не надо!

Тем не менее, вспоминая наше путешествие по лесу, надо признать, что Кисс вел себя очень достойно. О том, что произошло, он не сказал мне ни слова, и даже не намекнул. Больше того — с того времени он по-настоящему заботился обо, и, как я теперь понимаю, в его поступках, кроме благодарности за свое спасение, было и кое-что личное…

Подошла к парню, и уткнулась лицом ему в грудь, а Кисс, в свою очередь, обнял меня… Вот так бы и стоять, только мне надо ему хоть что-то сказать…

Однако Кисс не был бы собой, если бы и тут не съехидничал:

— Как я понимаю, кисонька, за прошлое ты мне глаза пока что выцарапывать не будешь?

— И за какие только прегрешения ты свалился на мою шею?

— Ну, дорогуша, насчет того, кто и у кого висит на этой самой шее… У одного из нас, как я понял, с шеи свисает мало того, что шипящая, так еще и кусачая змея, от которой нельзя ожидать ничего хорошего, зато другаяой, счастливицачик, обзавеласьлся сидящим на шее нежным, мягким, пушистым котиком… Это ж какое счастье ты себе отхватила, в отличие от меня!

— Уж не себя ли ты так называешь? Ну надо же такое придумать — нежный и пушистый котик… Тоже мне, счастье привалило!

— А то! Конечно, привалило, ведь в том счастье больше четырех пудов живого веса…

Ну кто мне подскажет, каким нужным словом его, паразита, еще можно назвать?!

Глава 27

Ближе к вечеру домой вернулся Вен. Он уже знал обо всем, что произошло — как я поняла, Файнн-Тьенн доложил им и королю, и его другу о неудаче в очередной попытке снять с меня последствия когда-то проведенного ритуала, ну и, естественно, рассказал о свадьбе.

Несмотря на то, что все попытки помочь мне избавиться от главной беды так ни е чему и не привели, красавец постарался хоть немного нас порадовать. Едва войдя к нам, он заторопился с поздравлениями, причем заговорил весьма жизнерадостным и веселым голосом:

— Ну что, кузен, и ты, дорогая Лия…

— Спасибо, Вен — вздохнула я, перебивая шумного парня. — Только, знаешь, нам сейчас не до поздравлений. На душе как-то… Ну, скажем так — не очень.

— А что такое? Вы же поженились! Так что примите мои самые искренние поздравления. И от Дана тоже…

— За поздравления, конечно, спасибо. Мы их, и правда, рады услышать… Только вот если тебе только что подтвердили смертный приговор, то не стоит ожидать от заключенного большой радости. А делать вид, что мне нет дела до очередной неудачи по снятию эценбата… Как-то не хочется изображать радость и веселье.

— Почему это вам не до поздравлений? Как раз наоборот: сейчас — самое время! К тому же, дорогуши мои, вам кое-что весьма приятное просил передать наш молодой король: за все оказанные вами услуги государству Харнлонгр, а также лично королевскому дому, на днях будет издан указ, по которому Лие будет дан титул, и вы оба получите земли, и даже больше…

— Уж куда больше! — хмыкнула я.

— Не язви! Итак, я продолжаю, и попрошу меня не перебивать — Вен изобразил строгость, и даже попытался грозно сдвинуть брови. — Я имею честь сообщить, что вы сами можете выбрать себе земельные угодья из предложенного списка. Как говорится, на ваш вкус, причем это не просто земли, а еще и с замками. Будет где жить… Вот здесь перечисления трех названий…

— А почему трех?

— Да хозяева этих земель и всего прочего были вовлечены в тот самый заговор против короны по самое не балуй, вот и лишились всего, а вместе со всем добром потеряли и свои неразумные головы. Естественно, что все имущество бывших заговорщиков поступило в казну, и отныне король имеет право распоряжаться им по своему усмотрению. Вот Дан и решил: вначале вы выберете себе то, что пожелаете, а уж потом он будет думать, что делать с оставшимся добром… Так что решайте, выбирайте, пользуйтесь, и не в чем себе не отказывайте!

— Спасибо, конечно… — Кисс чуть пожал плечами, и я про себя подумала: пожалуй, надо хотя бы сделать вид, что мы рады, хотя в глубине души я осталась равнодушна к этому известию. — Нет, мы, конечно, очень рады, но…

— Никаких «но»! — Вен чуть не подпрыгнул от возмущения. — Надеюсь, вам не придет в голову отказаться от подобного предложения?

— Вообще-то отказываться никто не собирается…

— Знаю, знаю, вам нужно нечто иное… Не хочу вас радовать раньше времени, но, может быть, мы сумеем что-то придумать. Есть кое-какие наметки, о них вам пока не говорили, чтоб не радовать раньше времени…

— А что такое?

— Подождите немного, сами все узнаете… А пока, может, выпьем? Предлагаю отметить вашу свадьбу — все же не каждый день мужчина теряет свободу!

— Что-что? — мне внезапно стало смешно.

— Дорогая Лия, вынужден признать: когда я присутствую на очередной свадьбе, то прежде всего слышу звук сработавшей мышеловки…

— И кого же каждый раз прихлопывает крышкой? — рассмеялась я.

— Очередного беднягу… То есть я хотел сказать — великого счастливца. Каюсь, но это именно так, что, в свою очередь, является хорошим поводом устроить небольшую гулянку по случаю очередной потери в стройных мужских рядах. У меня именно для таких вот э-э-э… приятных поводов в винном погребе имеется вино чуть ли не пятидесятилетней выдержки! А уж мой повар-то сегодня как расстарался!..

— Кузен, — вздохнул Кисс, — кузен, как приятно, что тебя кто-то настолько хорошо понимает!

— Вот мерзавцы… — обратилась я к Мариде, с улыбкой слушающей наш разговор. — Хотя… Почему бы и не отметить?

К несчастью, за праздничным столом мы успели посидеть совсем недолго, когда к Вену заявился гость. Вернее, не столько к Вену, сколько к нам. Этим незваным гостем был тот самый колдун, которого мы впервые увидели на каменном карнизе, и он же подходил к нам на празднике в королевском дворце. Интересно, что ему от нас еще надо?

Мы не стали приглашать его наверх, а сами спустились вниз. Подобный поступок может быть расценен или как проявление крайнего уважения, или же наоборот, показывает, что хозяева не желают пускать прибывшего дальше прихожей.

Впрочем, гость не был наивным человеком и сразу понял, что в данном случае у хозяев нет ни малейшего намерения пускать дальше порогаприглашать в свой дом такого гостя, как он, и сделал вид, будто все идет, как надо. А этот колдун хорошо держится, во всяком случае самообладания у него куда больше, чем у того же Адж-Гру Д'Жоора.

— Это вы хотели нас видеть? — Кисс не счел нужным здороваться.

— Да — мужчина вежливо наклонил голову.

— Слушаю вас.

— Для начала я бы хотел поздравить вас обоих со столь знаменательным событием в вашей жизни. Вступление в брак — весьма ответственный шаг, хотя, случается, что он и не оправдывает наших стремлений и желаний.

Так, и этот обо всем знает. Можно подумать, что в здешней столице стены сделаны из стекла, а все последние новости едва ли не в полный голос выкрикивают на улицах. Просто непонятно, каким образом в свое время о заговоре против принца никто и ничего не узнал. Впрочем, понятно и другое: сказывается близость Нерга. Шпионов из страны колдунов тут хватает, как немало и тех болтунов, кто за небольшое вознаграждение (а то и просто из желания поговорить и изобразить из себя более значимого человека, чем есть на самом деле), готовы рассказать многое, особенно если обсуждаемая новость не кажется им особо значимой.

— Спасибо за поздравление — голос Кисса звучал довольно сухо. — Мы тронуты.

— Кроме того, хочу выразить вам свое соболезнование: мне стало известно, что у вас произошла очередная неудачная попытка в снятии некоего обряда.

— Рад, что у вас столь обширные познания о каждой мелочи, что творится в Нарджале. Подобное вас характеризует как любознательного человека с широким кругозором и обширными интересами. Это все?

— А вы не очень любезны, достопочтенный граф… Хотя я прекрасно понимаю вас — незваные гости в такой знаменательный день могут только раздражать. Приношу извинения за свое несколько бестактное появление, однако я пришел не просто так. Мне бы хотелось сделать вам и вашей очаровательной супруге некое предложение, которое, без сомнений, должно вас заинтересовать. Дело в том, что на днях я уезжаю в Нерг, и предлагаю вам следовать за мной. У нас прекрасные ученые, которые в отличие от местных шарлатанов не пользуются ворованными сведениями, а думают своей головой, и оттого е. У меня есть все основания считать, что они, в отличие от здешних неумех, сумеют вам помочь.

Вот такого я не ожидала. Что еще придумал этот человек?

— Уж не думаете ли вы… — удивленно начала я. — Неужели вы всерьез рассчитываете на то, что с таким трудом вырвавшись из вашей проклятой страны, я вновь отправлюсь туда, да еще и добровольно?

— Если захотите жить, до да, поедете. Я кое-что знаю об эценбате, и сразу вам говорю: кроме нас, вам никто не сумеет помочь. Даже не надейтесь. Если наши ученые сумеют прочитать кодовую фразу, заложенную в вас при проведении обряда…

— То они превратят меня в собственную марионетку.

— Вы слишком плохо думаете об ученых Нерга.

— Я уже знаю, что представляют из себя колдуны Нерга, и называть их учеными у меня язык не поворачивается. И я понимаю, отчего вы делаете мне это предложение — просто вас очень интересуют результаты эксперимента Канн-Хисс Д'Рейурра, того проклятого колдуна, убитого много лет тому назад в Славии…

— А разве в этом есть что-то плохое?

От неожиданности я даже растерялась. Этот человек только что прямо заявил мне, что ему требуется. А он все так же спокойно продолжал:

— Естественно, что и вам придется кое в чем пойти навстречу нашим интересам. Отрицать подобное я не собираюсь, но разве жизнь не стоит того, чтоб смириться кое с чем? Определенные неудобства существуют везде. И кто вам сказал, что надо тупо упираться в свои дремучие принципы? Это глупо и неразумно. Вы еще молоды, а оказаться в могиле так неприятно… Так не лучше ли нам полюбовно договориться меж собой? Тем более, что внакладе не останется ни одна сторона: вы получаете жизнь, а мы, в свою очередь, кое-какие сведения. Если уж на то пошло, то вы во многом виноваты перед Нергом — согласитесь, что ваше несколько шумное и довольно бестактное пребывание в нем нанесло нашей великой стране немалый ущерб.

— А то, что Нерг виноват перед всем миром в гибели тысяч и тысяч людей, и в том, что из вашей темной страны по миру расползается черное колдовство — это, по вашему, нормально?

— Мы находимся на грешной земле, а не на святых Небесах, так что жизнь надо принимать такой, как она есть, и крайне неразумно глупо восставать против тех, кто сильней. Подобное весьма чревато большими неприятностями для тех, кто думает, будто может хоть что-то изменить в этом упорядоченном мире…

И тут подал голос до того молчащий Койен. Спасибо, предок… Оказывается, этот посланник Нерга медленно воздействует на нас всех, наводит что-то вроде гипноза, желая получить наше согласие, но действует настолько тонко, что сразу и не поймешь… То-то у меня на душе стало настолько паршиво, что и не высказать! Лишнее подтверждение той простой истины, что от колдунов Нерга надо держаться как можно дальше. Все, хватит этих пустых и никому не нужных разговоров, тем более, что ни к чему хорошему они не приведут

— Благодарю за предложение — надеюсь, мой голос прозвучал достаточно холодно. — Но вам не стоило тратить свои силы и свое бесценное время на приезд в этот дом. Не сомневаюсь, что у вас и помимо того имеется множество неотложных дел, требующих самого пристального присмотравнимания.

— Не стоит так сразу мне отказывать — в голосе мужчины промелькнули угрожающие нотки. — В ваших интересах договориться как можно раньше. В любом случае вам все равно придется обращаться за помощью в Нерг, только вот время может быть упущено раз и навсегда…

— Я тоже считаю, что нам пора распрощаться — вмешался Кисс. — Приятно было вновь встретиться, особенно если учесть, какой вы интересный собеседник.

— Если позволите, украду еще одну минутку вашего внимания — снова заговорил мужчина. Он уже сообразил, что я смахнула ту липкую паутину, которую он было принялся накидывать на нас. — Граф Д'Диаманте, у меня к вам есть послание.

— От кого?

— От вашего брата Кастана — и мужчина, словно волшебник, вытащил откуда-то небольшой четырехугольник. — Голос крови — он, знаете ли, дает о себе знать… И, если вас не затруднит, я хотел бы получить ответ.

Пока Кисс читал письмо, мы помалкивали. Правда, мужчина еще разок сделал попытку воздействовать на нас, но я это дело сразу же прекратила. Мы с посланником Нерга прекрасно поняли друг друга… Впрочем, Киссу не понадобилось много времени, чтоб прочитать это короткое послание.

— Итак?.. — спросил мужчина, увидев, что Кисс складывает листок.

— Скажите, что вы передали мне письмо, и я его прочел.

— И это все?

— Да. Ответа не будет, и не думаю, что вы на него рассчитывали. Желаю вам счастливого пути, господин посланник.

— А мне искренне жаль, что мы с вами в очередной раз так и не сумели договориться…

…— Ну, зачем этот хмырь сюда пожаловал? — Вен ждал нас в комнате.

— Предлагал отправиться с ним в Нерг — я даже не ожидала, что меня так сумет разозлить этот человек. — Да я лучше с большей охотой в пасть ко льву пойду: — по сравнению с лабораториями колдунов это выглядит куда приятней и душевней! Кстати, Кисс, что написано в том письме Кастана?

— Ничего хорошего или же интересного. Угрозы и все такое прочее… — Кисс поднес письмо к пламени свечи, и оно сразу вспыхнуло, превращаясь в пепел. — Не стоит обращать внимания на эти писульки — вряд ли от Кастана можно было ожидать чего-либо иного…

— Кстати, недавно пришли сведения насчет твоего младшего братца — продолжал Вен. — Лия, ты была права: он, и верно, скрывается в Нерге, и вряд ли в ближайшее время покинет страну колдунов — знает, чем ему это может грозить… И даже более того: по сведениям из достоверных источников, он поступил в обучение к одному из колдунов, но вот чему именно он там обучается — темным наукам, или умению виртуозно владеть самым разным оружием — о том пока ничего не известно.

— Да, конечно…

О том, где прячется Кастан, мне уже сказал Койен. Оказывается, сводный брат Кисса был связан с Нергом куда более крепкими узами, чем могло показаться на первый взгляд. И это началось очень давно, еще до его рождения…

Дело в том, что в свое время еще Гарла, зная о собственном бесплодии, обратилась за помощью к колдунам Нерга, и те ей помогли, но какой ценой! Для того, чтоб у нее, наконец, родился ребенок, они совершили жуткий ритуал, трижды отправив на жертвенный камень по шесть человек. Восемнадцать молодых людей заплатили своими жизнями за появление на свет Кастана… Подобное страшно уже само по себе, но, тем не менее, это было еще далеко не все: если за помощью обращаешься к тем, кто занимается самым страшным колдовством и проливает кровь невинных жертв, то надо готовиться к соответствующим последствиям… Не стоит думать, что в результате все будет только так, как ты того желаешь, и никак иначе… Колдуны ничего не делают без интереса для себя.

Именно это и произошло в случае с Кастаном. Понятно, что тот, ради рождения которого было убито столько людей, вряд ли появится на свет для благих дел. Увы, но когда еще этот ребенок находился в утробе матери — уже тогда, до рождения, в него были заложены семена ненависти, жестокости, стремления к власти, а заодно и страсть к темной стороне жизни.

К тому же после его появления на свет ни мать, ни отец никогда особо не интересовались мальчишкой: есть наследник — и хорошо, пусть растет, тем более, что у него для того имеется все, что он только пожелает, а у родителей и своих дел полно, некогда парнем интересоваться — на это учителя есть, им за это деньги платят… А уж когда после смерти Гарлы прекрасный граф уехал из замка, оставив сына вместе с новым преподавателем, специально привезенным из Нерга для обучения Кастана — тогда душа парня окончательно повернулась в сторону темноты.

Пока прекрасный граф порхал по жизни, купаясь в лучах женского внимания и собственной неотразимости, его сын постигал черное искусство Нерга, а позже и вовсе стал частым посетителем Цитадели, хотя темные науки давались парню нелегко. Он был более зол, чем умен, и куда более вспыльчив, чем требовалось, а неумение держать себя в руках нередко здорово портило жизнь молодого человека. Частенько нож Кастана опережал его мысли, и оружием младший сын графа владел куда лучше, чем постигал знания. Наглядный пример того — убийство отца и Алиберты на празднике в королевском дворце. Однако надо признать, что ловкость Кастана, его умение убивать, быстрота — все это было не результатом долгих и упорных тренировок, а делом колдунов Нерга.

Ну, а сейчас Кастан нашел себе убежище в столь любимом им Нерге, и пока что не собирался покидать страну колдунов. И я догадываюсь, что было написано в том письме, которое только что сжег Кисс — там Кастан выплеснул на бумагу все, что за долгие годы накопилось у него в душе в отношении старшего брата, и в каждой строчке своего послания он едва ли не скрежетал зубами от ненависти… В то же время там было нечто вроде предложения мира, но лишь в том случае, если Кисс доставит меня в Нерг…

Однако сюрпризы в этот день для нас еще не окончились. Прошло совсем немного времени, и к нам заявилась гостья, причем такая, отказать которой в приеме не было никакой возможности. У меня не было ни малейшего желания видеть хоть кого-то, но когда мы узнали, что ее просит принять герцогиня Ниоле, мать вице-канцлера… Этой особе отказывать было нельзя — у такой с виду милой и кроткой старушки, как и говорил Вен, имелось огромное влияние и на сына, и на многих крайне влиятельных людей, так что герцогиня относилась к числу людей, кого ни в коем случае не стоит иметь в числе врагов.

Вначале ее вовсе не привело в восторг появление Мариды: узнав о возвращении изгнанницы, старушка-герцогиня всерьез опасалась, что бывшая королева вновь может приобрести былое влияние при дворе, которое у нее имелось до того, как она покинула страну. Однако очень скоро мать вице-канцлера поняла, что со стороны Мейлиандер ей не стоит опасаться конкуренции, и после этого не только смирилась с появлением бывшей королевы, но даже кое в чем сочувствовала ей, как возможному противнику, который хотя и мог сражаться, но великодушно отказался от борьбы. Более того, по отношению к Мариде герцогиня испытывала даже некое уважение — та без возражений приняла ее лидерство, и не вмешивалась, если можно так выразиться, в сферу интересов герцогини, а подобное отношение бывшей коронованной особы дорогого стоит.

К нашей парочке герцогиня испытывала непонятное расположение. Я склонна думать, что дело тут не только в том, что мы напоминали старушке дни ее молодости. Здесь было еще что-то, нам пока неизвестное.

И вот герцогиня вновь появилась среди нас, и глядя на нее, никто бы не мог подумать, что этой с виду безобидной старушке, одетой со старомодным изяществом, дорогу лучше не переходить — не только раздавит и сомнет, но еще и разотрет по мостовой то, что останется… Однако сейчас, глядя на почтительные поклоны молодых людей, она так мило и добро улыбалась, что о плохом думать не хотелось, и мы все невольно отвечали ей тем же.

Слухи насчет осведомленности старушки оказались полностью верны. Она уже все знала и о неудаче в снятии с меня эценбата, и о нашей свадьбе, и о намерениях Дана подарить нам земли… Более того: бабуля была в курсе того, что один из посланников Нерга не так давно посетил этот дом… Но сейчас герцогиня пришла не за последними новостями: судя по ее словам, старушка бабулька чисто по-женски захотела принести радостную весть так понравившимся ей молодым людям. Об этой новости она только что узнала, и пусть ее милостиво простит добрейший хозяин этого прекрасного дома, но она просто не могла удержать в себе столь приятную новость, которая может принести немалую радость столь милым и очаровательным новобрачным…

Как оказалось, чуть ли не сразу же после своего возвращения в Харнлонгр из Славии, Дан стал живо интересоваться вопросом, каким образом можно снять с человека последствия эценбата. Ничего нового он не услышал, однако узнал о том, что кое-кто из святых отшельников иногда способен это делать. По слухам, иногда у них это получается, пусть и не всегда, но, тем не менее, такие случаи были отмечены, и не раз… Особо не веря в успех, молодой государь все же велел разыскать хотя бы одного из таких чудодеев, только вот очень долгое время все поиски были напрасны. Все что-то слышали, только вот видеть таких отшельников мало кому довелось, вернее, с подобной просьбой к ним мало кто решался обращаться…

И вот недавно стало известно об одном из таких чудотворцев. Правда, жил он в горах, не очень стремился общаться с людьми, предпочитал проводить время в молитвах, чтении книг и лицезрении мира… Так что если мы желаем его посетить, то нам вновь придется возвращаться, пусть и не назад, но снова в горы, да притом еще и забираться довольно высоко — тот человек постарался уйти как можно дальше от суетного и грешного мира… И с отшельником тоже договариваться надо будет самим — он довольно прохладно относится к посетителям, соглашается принимать у себя далеко не каждого, но вряд ли откажет столь милым и очаровательным людям, какими являемся мы…

Так вот о какой ожидаемой новости говорил Вен! А у старушки хорошие связи, о многом она узнает едва ли не раньше, чем король с приближенными. Только вот для чего она к нам сама приехала, да еще и на ночь глядя? Это, конечно, честь — получить из ее уст столь радостную весть, но герцогиня и сама должна понимать, что через час-другой нам и так все будет известно — о том, что отыскался отшельник, сразу же сообщат Вену, а он скажет нам.

— Вам, молодые люди, надо немедленно туда отправляться, — щебетала старушка. — Не стоит медлить, поторапливайтесь! Венциан, голубчик, вы, конечно же, обеспечите этих милейших деток нужной охраной?

— Разумеется, милая герцогиня! Не сомневайтесь, что со своей стороны я сделаю все возможное, чтоб обеспечить их безопасность!

— Замечательно и очень предусмотрительно! Венциан, проказник, как мило с вашей стороны проявлять подобную заботу! Этим вы очень похожи на своего деда, который никогда и ничего не забывал, и помнил каждую мелочь! Вы знаете, мои дорогие, я испытываю к вам искреннюю привязанность, и оттого, со своей стороны, предоставлю вам трех человек из своей личной охраны. На этих людей вполне можно положиться — мало ли что может приключиться с вами в долгом пути до дома отшельника, а в наше время дороги так опасны! К тому же путешествие в горах сопряжено с огромным риском!.. И не спорьте, не спорьте, мне так хочется сделать вам хоть что-то приятное, но в наше время это настолько сложно!.. Разумеется, я буду рада узнавать любые новости о вашем путешествии и новостях с дороги! Ах, как жаль, что обстоятельства складываются так, что вы не можете сделать это путешествие свадебным!.. Я до сих пор помню, как мы с моим дорогим супругом сразу же после свадьбы отправились в удивительное… Но что-то я ударилась в воспоминания, а вам не стоит забивать свои молодые головы старческой болтовней!

— Разумеется, милая герцогиня, я все сделаю так, как вы посоветовали… — почтительно склонил голову Вен, хотя, как мне кажется, его и разозлило и встревожило внезапное появление этой женщины в его доме.

— Да, голубчик, это так трогательно, когда молодежь слушает то, что им говорят старики…

— Но, милейшая герцогиня, я все же осмелюсь поинтересоваться: отчего вы решили, что моим гостям может грозить опасность в дороге? Все же в последнее время в Харнлонгре стало значительно спокойнее, чем было еще год назад!

— Ах, молодежь, молодежь, как хорошо вы судите о людях! Это все происходит только от незнания жизни… Меня даже немного расстраивает подобная недальновидность! Что бы вы делали без таких стариков, как мы? К сожалению, есть немало злопамятных людей, которые никогда и ничего не забывают. Это печально, но мы вынуждены жить в весьма несовершенном и опасном мире, так что не стоит прощать тех, кто причиняет нам зло… Надеюсь, что молодые люди найдут время черкнуть мне с дороги пару строк о своем путешествии в горы, или же позволят это сделать одному из тех моих слуг, кого я отправляю в дорогу вместе с ними для охраны. Вы уж простите старую женщину, но в неторопливом течении моей скучной и медленной жизни письма — это одно из тех небольших развлечений, которые скрашивают монотонное существование, и делают его более интересным…

Герцогиня пробыла в гостях у Вена чуть ли не полчаса, все время что-то говорила, мило улыбаясь, вспоминала старину, а потом уехала, едва ли не расцеловав нас на прощание. После ее отъезда засобирался куда-то и Вен, строго-настрого запретив нам покидать свой дом.

— Знаете, — повернулась я Киссу и Мариде, с которыми старушка до своего отъезда трещала без умолку, — знаете, я, наверное, думаю не о том, но что-то мне подсказывает, что герцогиня приезжала к нам не просто из любезности…

— Какая там любезность! — вздохнула Марида, которая до того живо обсуждала с гостьей дела давно прошедших дней. — Герцогиня приезжала для того, чтоб дать понять: она в курсе всех наших дел, и что мы можем рассчитывать на ее поддержку… Вначале я была несколько удивлена такой прямотой, но сейчас все встало на свои места: герцогиня далеко не дура, и сейчас она всерьез опасается растущего влияния Нерга — понимает, чем это может грозить, и оттого-то целиком поддерживает Дана. Мы же недавно доставили стране колдунов немало неприятностей, и матерью лорд-канцлера это было оценено должным образом. Герцогиня Ниоле очень богата, и, конечно, в первую очередь опасается за сохранность своих капиталов и земель, часть из которых лежит едва ли не на границе с Нергом. Она понимает, что в случае усиления влияния колдунов в нашей стране таким весьма состоятельным людям, как ее семейство, попадут под удар в первую очередь — слишком богаты… И на нас она очень рассчитывает, не знаю, правда, для чего, и с какой целью…

— Если она так хорошо обо всем осведомлена, что же она тогда ничего и никому не сказала о заговоре против Дана?

— Это тот редкий случай, когда герцогиню обвели вокруг пальца, а подобных вещей она никогда и никому не прощает. О том заговоре, кроме колдунов Нерга, знали очень немногие, и те немногие хорошо держали язык за зубами — понимали, чем им может грозить хоть одно невзначай сказанное слово… Ну, а с главным заговорщиком — герцогом Стиньеде, у нашей сегодняшней гостьи всегда были довольно-таки напряженные отношения. Герцогиня никогда не стремилась к престолу — понимает, что ей это ни к чему: у нее и так в руках сосредоточено немало власти, и в тени трона тоже можно править. А вот герцог Стиньеде со своими вечными амбициями доставлял ей множество проблем, а то и вообще, говоря иносказательно, вставлял палки в колеса, что, естественно, никак не способствовало улучшению отношений между ними… Зато сейчас, когда его нет, герцогиня никак не намерена прощать своего врага.

— Марида, ты не знаешь, а где сейчас герцог Стиньеде?

— Знаю… — поморщилась женщина. — Этот проныра отсиживается в Нерге, и усиленно прикидывает, каким образом вынырнуть из той грязной лужи, в которой он оказался по собственной воле… Пишет покаянные письма всем друзьям и знакомым, утверждает, что произошла цепь совершенно нелепых случайностей, благодаря которой он невольно оказался оклеветанным и оболганным, обобранным и оскорбленным…

— Ну, — хмыкнул Кисс, — вообще-то по собственной воле он хотел оказаться в несколько ином месте, которое посуше, потеплей и располагается как можно ближе к трону. А еще лучше — на самом троне!

— И все-таки, о чем нас хотела предупредить герцогиня?

— Да, Лия, ты не умеешь слышать подтекст… — чуть улыбнулась Марида. — Нам только что чуть ли не в открытую посоветовали как можно быстрей отправляться к святому отшельнику, причем в пути следует быть как можно более осторожными. Недаром герцогиня дает нам людей из своей личной охраны, что, вообще-то, очень удивительно — обычно она так никогда не поступает. Однако она и тут дала понять, что ей ежедневно будут отправляться письма о том, что происходит в дороге — герцогиня и тут желает иметь все сведения и, по возможности, держать все под контролем. Если хотите знать мое мнение по этому поводу…

— Хотим!

— Так вот, кроме защиты своих интересов (что вполне естественно и оправдано), герцогиня испытывает к вам обоим какую-то непонятную симпатию. Я могу только предполагать возможные причины, и их несколько, как серьезных, так и не очень… Знаете, мы все к старости становимся несколько сентиментальными, и даже герцогиня не является исключением. К тому же у женщин есть свои слабости, которые они частенько, сами того не желая, ставят во главу угла… В свое время нашей нынешней гостье очень нравился — вы не поверите! герцог Тьерн Белунг. Да-да, дорогой мой, именно твой дед! Герцогиня нисколько не кривит душой, говоря, что у нее с мужем были прекрасные отношения, и что они действительно любили друг друга, но вот суровый северный герцог… Кажется, он соответствовал ее идеалу мужчины — высокий, широкоплечий, сильный, властный, холодный… Да и сам герцог Белунг, по слухам, с большой симпатией относился к герцогине Ниоле — говорят, он считал ее своим другом… Лишнее подтверждение древней истины: даже у сильных людей бывают свои слабости, которые они проносят по всей своей жизни.

— И все-таки, о чем она нас хотела предупредить? — не могла успокоиться я.

— Думаю, о том, что от нас так просто не отстанут… — вздохнул Кисс.

Тут я с ним была совершенно согласна — за то, что мы успели натворить в Нерге, в той стране колдунов нас наверняка должны были приговорить к смерти, причем не один раз…

Утром мы покинули столицу, причем в сопровождении солдат, трое из которых, и верно, были присланы герцогиней. Вен возвратился домой далеко после полуночи, и сказал, что по сведениям, собранными стражей, ничего особо опасного нам не грозит, но, тем не менее, стоит прислушаться к словам герцогини — она так просто слов на ветер не бросает. Скорей всего до нее дошли какие-то слухи, но, опять-таки, ничего конкретного… Тем не менее нам следует поторопиться с поездкой к отшельнику — лишняя предусмотрительность еще никому не помешала…

Марида, несмотря на все возражения, решила поехать с нами, причем не в карете, а верхом — мол, какой бы удобной та карета не была, она все равно будет немного задерживать отряд в пути, да и в горы с собой ее не потащишь, придется где-то оставлять… И потом: направляющийся куда-то отряд солдат — это совершенно обычное зрелище, а тот же отряд, сопровождающий карету, может привлечь к себе излишнее внимание, да и в памяти у людей отложиться.

Спорить со старой королевой никто не стал, тем более, что она была настроена весьма решительно. Как я поняла, Марида была совсем не прочь снова оказаться в седле — ее несколько угнетало безделье последних дней и понимание того, что сейчас она уже не на первых ролях в королевском дворце Харнлонгра. Бывшая королева словно пыталась доказать всем, а заодно и себе самой, что она еще способна на многое, в том числе и быть полезной там, где не справиться кое-кому из изнеженных придворных.

Итак, ранним утром Нарджаль покинули шестнадцать человек, точнее, двенадцать солдат, офицер и наша троица. Мы все были в одинаковой форме солдат армии Харнлонгра, и единственное, что могло броситься в глаза — так это Медок, прекрасный конь Кисса. Ну, в этом нет ничего необычного, частенько случается и такое, что солдаты обзаводятся хорошими трофейными лошадьми. Кому-то ведь должно повезти…

Посмотри на нас сейчас кто со стороны — обычный отряд солдат, направляющийся куда-то по своим служебным делам согласно полученного приказа. Конечно, сейчас не было той бешеной гонки по дорогам, как было в то время, когда мы гнали лошадей, пытаясь уйти из Нерга, однако и медленным наше передвижение назвать никак нельзя — все же чем быстрей мы доберемся до нужного места, тем лучше. Что ни говори, а к словам старой герцогини стоит прислушаться. Ну, а до гор будет дня три пути.

На счастье, день был ясный, но не жаркий, с легким ветерком, так что дорога мне очень нравилась. Я, наконец-то, покинула опостылевшие стены, и сейчас снова оказалась на просторе. Кони шли довольно быстро, и на душе было легко. Высокое небо над головой, можно дышать полной грудью, лента дороги под ногами, рядом два близких человека… Что еще нужно для счастья?

А вокруг все та же ровная местность без лесов, к которой я стала привыкать, поля без конца и края… Увы, но тут нет густых и дремучих лесов моей родной Славии, лишь иногда встречались рощицы фруктовых деревьев. Но зато у нас перед глазами хороший обзор на довольно большом расстоянии, и я пока что не чувствовала никакой опасности, и у меня не было никаких ни малейших предположений насчет тех возможных неприятностей, о которых нам намекала старая герцогиня. Да и в пути не было особых задержек несмотря на то, что дороги были довольно оживленными — на них хватало и пеших, и конных, и телег, и дорогих экипажей. Командир, невысокий молчаливый крепыш, строго держал своих подчиненных, и его слушались даже трое слуг герцогини — как видно, все хорошо знали, что такое порядок и дисциплина.

Конечно, за целый день езды по дороге люди устали, хотя пару раз мы и останавливались, чтоб немного передохнуть самим, и дать роздых нашим лошадям, но потом вновь отправлялись в дорогу. Нужно отметить, что за день, до наступления ночи, отряд сумел преодолеть довольно большое расстояние.

Лишь когда на землю стала спускаться темнота, было решено остановиться на ночь на первом же встретившемся нам постоялом дворе. Однако, как назло, в двух встретившихся нам на дороге небольших селениях не было ни гостиниц, ни даже захудалых харчевен, так что когда мы добрались, наконец, до довольно большой деревушки, где отыскался постоялый двор, то на улице была уже кромешная тьма.

Лишь спустившись с лошади на землю, я поняла, как устала за этот день. Как видно, за дни вынужденного безделья я здорово обленилась… Думаю, и остальные люди чувствовали себя немногим лучше — все же дорога здорово изнуряет… Ну, насчет мужчин наверняка утверждать не могу, но вот Марида — та, и верно, здорово вымоталась, что понятно — все же сказывается возраст… И не только она одна устала — остальным тоже немногим лучше, все нуждаются в сне и хорошем ужине. Если проведешь почти весь день в седле, то единственное, о чем думаешь — так это о сне и покое.

Впрочем, тут я, кажется, ошиблась — солдаты явно были не прочь немного посидеть в общем зале постоялого двора. По счастью, в этой довольно чистой гостинице отыскалось несколько свободных комнат, одна — для нас, а две другие — для солдат, но пока мы сидели и ждали ужина, я привычно отмечала про себя: народу в зале много, причем как проезжих, так и своих, свободных мест в зале почти нет. Да и обслуга едва ли не бегает, чтоб успеть обслужить выполнить заказы всех гостей. Ну, это мне знакомо: в таких вот селениях по вечерам постоялый двор становится едва ли не центром притяжения и местом развлечений. Сюда, кроме проезжающих, идут местные крестьяне, желая после тяжелого дня посидеть за стаканчиком вина и обсудить последние новости, а то и просто поговорить с проезжими людьми, узнать о какой-нибудь диковинке, или о жизни в других странах. Не удивлюсь, если окажется, что сюда по вечерами специально приходят и люди из ближайших селений — все же на то и существует приятный вечер, чтоб вознаградить себя хорошим отдыхом за дневные труды.

К нам, сидевшим отдельно, с вопросами и разговорами особо не лезли: от военных (если это, конечно, не свои поселковые служивые) на всякий случай лучше держаться подальше, с пустыми разговорами не приставать, а не то как бы чего не вышло — армия есть армия, и у солдат шутки свои, непривычные для крестьян…

Быстро расправившись с ужином, мы с Киссом и Маридой пошли в отведенную нам крохотную комнатку — все же усталость давала о себе знать, и глаза просто слипались. Солдаты и их командир остались внизу — ничего, пусть парни посидят, все одно с ними командир, он вряд ли даст подчиненным разгуляться.

Ночью меня разбудил шум за стеной, в одной из тех комнат, где остановились солдаты. Судя по встревоженным и раздраженным голосам, причиной был отнюдь не чей-то громкий храп или бессонница из-за головной боли. Пусть там гомонили не очень громко, но стена, разделяющая две комнаты, была достаточно тонкой, и слышимость была неплохой, а еще я понимала, что мужчины ночной порой по пустякам беспокоиться не будут.

— Кисс, вставай! — тронула я парня за плечо, но он уже и сам к тому времени проснулся.

— Что-то случилось? Слышу… Пойду разберусь, в чем дело.

— Я с тобой.

— Зачем?

— Ну, там же не просто так расшумелись…

— Ох-хо-хо, — вздохнул Кисс, — Лиа, сколько же нового я узнаю о тебе! Радость моя, мы с тобой женаты всего ничего, а ты по ночам уже рада едва ли не в одиночестве бегать по комнатам, битком набитыми почти незнакомыми мужиками, которые к тому же еще наверняка не совсем одеты! Меня от таких открытий прямо оторопь берет!

— Может, я о себе беспокоюсь — отпусти тебя одного, так ты еще завернешь к какой красотке на кухню или еще невесть куда, а мне потом будешь доказывать, что всю ночь ходил дозором вокруг постоялого двора, глаз не смыкая!

— А что, — довольно потер руки парень, — такое предположение мне нравится! Осталось только осуществить его…

— Болтуны, я пойду с вами… — Марида тоже не спала. — Мне тоже что-то не по душе эти голоса за стеной…

Стоило нам зайти в соседнюю комнату, как мы столкнулись с донельзя разгневанным офицером, возле которого стоял насмерть перепуганный хозяин постоялого двора, а вот что касается остальных… Честно говоря, подобное я меньше всего ожидала увидеть: солдаты лежали на полу, едва ли не сжавшись в клубок, бледные, постанывающие, покрытые потом… Кого-то тошнило, кто-то цедил ругательства сквозь зубы, кто-то хватал ртом воздух, и все, без исключения, были не в состоянии даже встать на ноги и безостановочно просили пить… Что тут произошло? Ладно, с этим потом разберемся, а пока что мы с Маридой бросились к лежащим людям — надо же разобраться, в чем тут дело…

Не понадобилось много времени, чтоб понять — у всех отравление, причем довольно сильное. Судя по слабому, но, тем не менее, все же ощутимому сладковатому запаху, все заболевшие траванулись настойкой корня желтой волчанки, причем каждый успел принять достаточно большую дозу. Для здорового организма не смертельна даже довольно большая доза этой отравы, но проблема в другом: после того, как в организм попадет такая вот настойка, в себя приходят довольно долго, во всяком случае, тремя-четырьмя днями здесь дело никак не обойдется.

Повозиться нам с Маридой, конечно, пришлось, только к рассвету мужчинам полегчало, но к тому времени Кисс и офицер уже разобрались, что же, все-таки, произошло.

Оказывается, вчера поздним вечером, когда часть солдат уже пошла спать, на постоялый двор приехал еще один запоздавший путник. Обычный человек, похож на приказчика средней руки. Попросил комнату и ужин, а вскоре завязал разговор с солдатами. По его словам, он тоже раньше служил в армии, но в одной из боевых схваток получил серьезное ранение, и теперь ему остается только вспоминать о своей прошлой воинской службе. Похоже, мужчина не врал — одна рука у него, и верно, висела плетью… Слово за слово — и мужчина заказал для солдат кувшин с вином: дескать, надо выпить за армию и за знакомство. В этом не было ничего необычного — частенько случалось такое, что отставные солдаты подсаживались к служивым, вместе распивали кувшинчик-другой вина, искали общих знакомых, или просто вспоминали прошлую службу… Вот и в этом случае все было так же: распили выставленный мужчиной кувшин, поговорили об армии, и разошлись, тем более, что время уже было позднее… А через несколько часов тем, кто пил вино с тем мужчиной — им всем стало плохо…

Мужчины, о котором шла речь, в отведенной ему комнате, конечно, уже не было. Более того — судя по всему, он даже не ложился, и никто не заметил, когда он покинул постоялый двор. Но если учесть, что он сразу же расплатился и за ночлег, и за ужин, и за вино, то становится понятным, что мужчина все продумал заранее.

Ну, что тут можно сказать? Только одно — невесело… Н-да, вот и не верь после этого предостережениям старой герцогини…

Утром, сидя в общем зале, наша троица и офицер, находящийся в самом мрачном расположении духа, без особого желания ели оладьи и яичницу — завтрак, поданный нам немного успокоившимся хозяином.

— Так, подсчитаем павших бойцов… — Кисс отставил в сторону пустую тарелку. — Шестеро ваших солдат и один человек из охраны герцогини… Любой, кто умеет считать до десяти, скажет нам, что за один вечер мы лишились семерых. Замечательно…

— Я бы все равно хотел посадить эту семерку на лошадей — пробурчал офицер. — Пусть как хотят, так и едут. Впредь умнее будут.

— Не пойдет — покачала я головой. — После такого отравления они не в состоянии передвигаться верхом. Посадить на лошадей вы их, конечно, можете, только вот далеко ли мы с ними уедем? Свалятся на землю еще до того, как мы покинем эту деревушку. Они сейчас дня три должны будут лежать, в себя приходить, и единственное, что в это время их будет интересовать, так это чистая вода в больших количествах и, извините, выгребная яма, куда они вскоре начнут бегать (или же ползать) чуть ли не каждые четверть часа… Какие из них сейчас вояки или всадники на лошадях? Горе одно…

— И все же я бы предпочел взять всех с собой… — хмуро пытался настоять на своем офицер.

— Понимаю вас, господин офицер! — вмешалась в разговор Марида. — Но брать с собой больных… Из этого ничего не выйдет, кроме маеты, недоразумений и раздражения! Вы же понимаете, как они будут сдерживать наше продвижение.

— Как не понять… — и без того недовольный офицер стал еще мрачнее. — Я только не понял — что это за дрянь такая, которой пытались отравить моих людей, для чего и кто это сделал?

— Ну, кто это сделал — об этом и мне бы хотелось узнать! — неприятно усмехнулся Кисс. — И душевно поговорить с тем ловкачом с глазу на глаз тоже бы не помешало…

— А вот что касается того, что именно подлили в вино — тут разговор особый… — вступила в разговор Марида. — В крохотных дозах — скажем, одна капля на ведро кувшин воды, настойка корня желтой волчанки представляет из себя хорошее лекарство — выводит из организма всю скопившуюся там грязь; а вот если этой настойки добавить чуть больше нормы — пойдут, скажем так, некие… э-э-э неприятности… Ну, а что бывает, когда пузырек это такой настойки выливают в кувшин с вином — последствия этого мы с вами только что видели своими глазами. Серьезное отравление, пусть и не смертельное, вполне излечимое, но, тем не менее, достаточно тяжелое. Для выздоровления и выведения яда из организмам требуется довольно много времени, не менее седмицы, а то и больше. К сожалению, а столько времени ждать мы не можем.

— Если я правильно понимаю, убивать нас никто не собирался — высказала я свое мнение. — Но у меня складывается такое впечатление, будто кому-то надо было или остановить нас, или задержать, или… Кажется, У меня складывается впечатление, что убивать нас никто не собирался, и намерение у кого-то было совсем иное — свалить с ног или вывести из игры как можно большее количество людей. Не понятно, правда, для чего… В общем, не знаю! Надо радоваться уже тому, что не все пили то вино — все же к тому времени, когда на постоялый двор заявился тот человек, едва ли не половина солдат уже отправились спать.

— Это верно — согласилась Марида. — Случайностью это не назовешь, глупой шуткой — тоже. Ведь если о том зашла речь, то надо признать — внешние признаки отравления настойкой желтой волчанки очень похожи на обычное пищевое отравление. Не будь тут рядом нас с Лией, и не пойми мы в чем дело… Что ни говори, а рассерженные друзья пострадавших солдат под горячую руку хозяину постоялого двора могли бы и голову оторвать — зачем, мол, людей всякой дрянью кормишь!..

— Ничего! — я ободряюще похлопала Мариду по руке. — Все живы, никто не умер… Будем считать, что нам повезло…

— Повезло? — офицер еле сдержался, чтоб не ругнуться. — Еще вчера у меня в подчинении было двенадцать человек, а сейчас осталось пять… Замечательная арифметика!

— Какая есть… — развел руками Кисс. — Хорошо еще, что вас там не было…

— Верно, нас там не было… — тяжело вздохнул офицер. — К своему великому стыду, должен признать: как раз перед появлением этого… отравителя я тоже ушел спать, но оставил солдат на капрала… Надежный человек, строгий и без глупостей. Кто же знал, что он так легко поведется на предложение распить по стаканчику?! Не ожидал от него такого… И с себя я вины тоже не снимаю — надо было без долгих разговоров объявить отбой, а я решил дать возможность людям отдохнуть, посидеть в спокойной обстановке… Таких позорных ошибок я давно не совершал!

— Оттого, что мы сейчас будем предаваться скорби, ровным счетом ничего не изменится — Кисс был настроен весьма решительно. — Надо ехать дальше. А перед тем мне бы надо поговорить с вашими людьми…

— Мне тоже надо сказать им кое-что, но только после вас — в ровном голосе офицера проскальзывали нотки раздражения. — И, если можно, то без присутствия дам…

— Конечно, — улыбнулась Марида, — нас там и близко не будет. Однако, если уж на то пошло, то во всей этой неприятной истории можно отыскать и кое-что хорошее. Несмотря на сильнейшее отравление, когда эти бедняги полностью придут в себя, то они окажутся здоровей нас всех — их организм очистится от всего наносного, вплоть до того, что рассыплются в порошок имеющиеся у кого-то из них камни в почках или печени…

— Не имею ничего против, но вначале я им мозги прочищу… — отрезал офицер. — Обещаю, что вся дурь выйдет из их голов ничуть не хуже, чем… все остальное.

В комнате, превращенной в подобие лазарета, было душно и жарко, несмотря на открытое окно. И еще там просто-таки ощущалось присутствие болезни, да и солдаты постоянно отводили взгляд в сторону — понимали, что помимо своего желания попали в весьма неприятную ситуацию и здорово подвели своего командира.

— Ну что, голуби мои служивые, — заговорил Кисс, входя в комнату. — Помираем, или пока еще живы?

— А не пошел бы ты… — простонал один из больных, судя по всему, тот самый капрал, на которого еще вчера так надеялся офицер.

— Я, конечно, пойду, вернее, скоро поеду дальше, в отличие от вас… Для начала все же хочу повторить вам избитую истину — не стоит доверять халяве! Частенько это приводит к большим неприятностям. И даже к очень большим. В общем, парни, чужое вино пить вредно, особенно когда его вам так настойчиво подносят…

— Слышь, хорош языком трепать, и без тебя тошно… — борясь с рвотными позывами, простонал еще кто-то.

— Так вот, чтоб и нам тошно не стало, расскажите-ка мне про этого щедрого гостя. Как он выглядел, что говорил… Ну, каждый из вас хоть что-то должен был запомнить во время вашего общения! Все же там был целый кувшин вина…

— А тебе зачем это надо?

— Просто мы, в отличие от вас, дальше едем. Судя по всему, этот хмырь может набраться наглости и еще разок вздумает к нам в гости наведаться под видом закадычного друга-приятеля. Есть на свете такие придурки… Сами понимаете, на будущее не помешает знать его приметы, как он выглядит, что говорит… Должны же мы ему передать от вас огромный привет! Вместе с искренней признательностью за редкое вино и широкую душу…

— Вот это дело хорошее… — судя по одобрительному гулу голосов, о высказывании подобной благодарности вчерашнему собутыльнику каждый из отравленных мечтает едва ли не больше, чем о собственном выздоровлении.

Меньше чем через час мы вновь были в дороге, хотя наши ряды значительно поредели. Вчера в отряде было шестнадцать человек, а сейчас осталось всего девять — наша троица, офицер, двое слуг герцогини и три солдата. Можно сказать, одним ударом у нас сразу выбили семь человек. Всех пострадавших оставили на постоялом дворе — пусть приходят в себя, и очень хочется надеяться, что седмицы на восстановление им хватит, хотя, если учесть полученную дозу яда, то я бы сказала, что выздоровление может наступить дней через десять, не раньше…

Вновь дорога, и наш едва ли не наполовину сократившийся отряд продолжает путь, а у меня в голове теснятся вопросы без ответа… Ладно, не стоит пока что забивать себе голову — и без того понятно, что кто-тотот человек от нас все одно не отстанет, и я почти уверена, что этот кто-то имеет отношение к Нергу. Можно не сомневаться, что герцогиня была права, когда предупреждала нас о возможной опасности, а раз нам ничего не сказала, то, очевидно, и сама точно не знала, в чем именно заключается эта опасность, хотя до ее ушей наверняка донеслись какие-то слухи.

Глянув на офицера, ехавшего впереди нашего небольшого отряда, я едва сдержала улыбку. Достаточно было вспомнить, как именно он на прощание распекал своих подчиненных, которые вынуждены были остаться на постоялом дворе — и меня невольно разбирал смех. Конечно, за последнее время я наслушалась крепких выражений, но то, как безупречно-вежливо и хорошо поставленным голосом офицер характеризовал занемогших солдат, и подробно пояснял каждому, что с ним положено сделать за то, что позволили себя провести какому-то пришлому… Смеяться я перестала только после того, как мы сели на лошадей, но и то нет-нет, да и хочется фыркнуть! Марида же только руками разводила по сторонам — что тут скажешь, офицер здорово рассержен… Даже Кисс, послушав офицера, только помотал головой — вот златоуст!..

Высказав все, что у него накипело на сердце, офицер немного успокоился, но его лицо по-прежнему оставалось хмурым. Ну, если учесть, что он вообще не очень разговорчив… Мне невольно пришло в голову: если б он почаще улыбался, и из его глаз исчез постоянный холод, то этот молчаливый человек выглядел бы куда привлекательней…

Интересно, кто он такой, и почему именно его Вен послал с нами? Единственное, что я знала, так это имя офицера — Рейхард. Если судить по имени, то офицер происходит из высокородной семьи, а если смотреть на то, как он обращается с солдатами, и как они его слушаются, а заодно по множеству мелких деталей, то можно легко понять: этот человек в армии служит очень давно, и, похоже, начинал службу с самых низов. Наверное, он хороший солдат, и подчиненные его уважают, только вот уж очень молчаливый… Или это я слишком болтлива.

В этот раз по дороге мы двигались куда осторожнее, да и я внимательно осматривалась по сторонам, старалась не упустить ни одной подозрительной детали. Однако Койен по-прежнему молчал, да и я ничего особо опасного не замечала. Все та же ровная местность, спокойствие, и люди все так же идут куда-то по своим делам. Тишь, покой и благолепие…

На одном из привалов мы все вместе обсудили наше непонятное положение, причем к обсуждению привлекли даже солдат. Те, правда, вначале растерялись — как же, у них просят совета господа! но быстро разговорились, и оказались весьма толковыми ребятами. В результате едва ли не получасового разговора мы все пришли к единому мнению: если на нас вновь попытаются напасть, то вряд ли это будут делать на дороге. Что ни говори, а открытая местность хорошо просматривается со всех сторон, так что прилюдно нападать на вооруженных людей, к тому же одетых в армейскую форму… Может выйти себе дороже. Пусть один раз нас сумели обмануть, но сейчас мы будем настороже, а нападать на солдат, в глубине души ожидающих возможных неприятностей, да к тому же хорошо владеющих оружием, выйдет боком самим нападающим.

Также понятно и другое — больше не стоит надеяться на то, что неприятности обойдут нас стороной. За нами кто-то следит, пытается вывести из строя, только вот знать бы еще — зачем, и кому это надо…

Как сказал РенхардРейхард, сейчас надо брать инициативу в свои руки — опасно и неприятно, когда неизвестный враг дышит тебе в затылок. Нужно срочно принимать необходимые меры, и обезопасить себя, иначе до места мы не доедем — у врага перед нами есть неоспоримое преимущество: он нас знает, а мы его нет. Ну, а раз такое дело, то надо сделать все, чтоб он сам на нас вышел…

За день мы снова прошли немалое расстояние, хотя и не такое большое, как вчера, ну, а ночлегом озаботились еще до темноты. Конечно, самым лучшим выходом для нас было бы остановиться на ночлег в одной из городских гостиниц — там безопасней, спокойней да и ночная стража имеется. Однако городов в здешних местах было всего несколько, и один из таких вот сравнительно больших городов мы проехали еще в самый разгар дня, когда останавливаться на ночлег было еще слишком рано. Правда, в пару городских лавок мы заглянули, и кое-чем в них разжились…

К сожалению, до следующего города добраться засветло мы никак не успевали, но зато сумели доехать до большого поселка, стоявшего на пересечении нескольких дорог. Конечно, до захода солнца еще часа полтора времени, но ехать дальше не стоит. К тому же место здесь вполне подходящее, тем более, что в поселке имелось два постоялых двора. Мы направились к тому, что был повнушительней размерами. Он и повыше будет, да и возле него телег побольше стоит. «Отдых странников» — что ж, и название неплохое. Мне, во всяком случае, нравится.

— Все помнят, что надо делать? — повернулся к нам офицер. — И смотрите у меня — без глупостей! Предупреждаю сразу: кто проколется — не взыщите, жалеть не буду, поступлю с вами так, как вы того заслужите, не взирая на пол и положение в обществе… Все ясно?

— Да…

— Тогда вперед…

По счастью, на постоялом дворе оказались свободные комнаты, но мы сняли одну на всех, самую большую из техвсех, какие там имелись. Конечно, для девяти человек она была маловата, всего четыре кровати, а остальным пришлось бы располагаться на полу, причем свободного места там было совсем немного, и тем, кому не хватило кровати, только и надо было быоставалось что лежать на полу, едва ли не прижавшись друг к другу, но в эту ночь сон в наши планы пока что не входил.

Перед тем, как пуститься в обеденный зал, проверили в комнате окно и дверь. На первый взгляд и то, и другое надежное, держит хорошо. Тем не менее, без необходимых мер предосторожности никак не обойтись — вдруг сюда, в наше отсутствие, решит заявиться в гости незваный гость? Надо бы поставить кое-какие знаки — ведь не зря же мы по дороге прикупили разные мелочи…

Вот и сейчас, перед тем, как уйти в обеденный зал, поставили сверху на узкий выступ рамы, стакан, доверху наполненный темным вином — если кто с наружи попытается открыть окто, то стакан сразу же упадет, и вино прольется. Что-то похожее сделали и с дверями: к почти закрытой двери с внутренней стороны поставили еще два стакана, также налитые до краев вином — тот, кто отроет дверь в наше отсутствие, наверняка заденет стаканы, и они разольются. Между прочим, то вино — из особого черного винограда, и если оно прольется, то его так просто с пола не ототрешь, и от одежды не отстираешь. Мы же не просто так это вино в городе приобретали, а с определенной целью, да и поискать его пришлось немало — редкое вино, с особыми свойствамивами, и от этого очень дорогое…

В обеденном зале, на первый взгляд, нет ничего подозрительного — все те же проезжие и местные крестьяне, и найти здесь того, кто за нами охотится, почти невозможно. И потом, его, скорей всего, здесь нет — все же двое из солдат видели, хотя и мельком, того мужчину, который угощал вином их сослуживцев, так что весьма сомнительно, что у него хватит дерзости вновь появиться на глазах у солдат.

Уплетая за обе щеки жареных цыплят, я невольно подумала — а вдруг уже и в них что-то намешано? Если предположить, что этот некто уже и здесь успел оказаться раньше нас, то он вполне мог уже что-то предпринять против нас… Пока что единственная опасность — это еда, которую нам принесли, но не думаю, что этот кто-то за короткое время сумел незаметно пробраться на кухню, чтоб подсыпать нам очередную дрянь. На кухне чужаков не любят, и их туда просто не пустят, но если кто-то даже и суметь туда войти, то на кухне с него глаз не спустят. И потом, вряд ли тот человек мог объявиться здесь раньше нас — мы ведь вполне могли поехать и дальше, и у нашего преследователя (или преследователей) не было никакой уверенности в том, что мы могли остановиться именно здесь, в «Отдыхе странников». И вряд ли нам в этот раз что-то будут подсыпать в еду, или подливать в вино. Почему? Тот человек почти наверняка придумает что-то новенькое. Отчего я так считаю? Да просто потому, что чувствую — у мужика с фантазией дело обстоит неплохо, и он постарается удивить нас чем-то необычным, но и мы постараемся ему в этом помочь…

Поели быстро, и, попросив у хозяина пару кувшинов вина, мы поднялись к себе в комнату. По счастью, в наше отсутствие там никто не побывал. Поставив в угол нетронутые кувшины, мы принялись ждать. Где-то примерно через час один из наших солдат, глотнув вина и немного покачиваясь, спустился вниз. Ну, а там, подойдя к стойке, солдат чуть заплетающимся языком попросил у хозяина еще кувшин вина — дескать, то вино, что они уже брали, отчего-то кончилось, а жизнь такая паршивая, что это дело надо хоть немного подправить… Ну, а потом солдат отправился назад, все так же покачиваясь, и прижимая к себе тяжелый глиняный кувшин.

Войдя в комнату, солдат враз преобразился, и, отдавая нам вино, только развел руками — извините, но я не заметил в зале никого из тех, кого встречал на том постоялом дворе… Ну, я на подобное везение и не рассчитывала. Кувшин с вином занял свое место у стены, а мы стали ждать дальше.

Часа через полтора вниз спустился еще один из солдат. Этому молодому парню для достоверности дали выпить пару стаканов вина, причем того, которое мы привезли с собой — иначе никак, он же должен изображать едва ли не вусмерть пьяного, а от этого вина запах такой сильный, что не унюхать его просто невозможно.

Парень оказался хорошим актером (что, впрочем, с самого начала и говорил нам Ренхард Рейхард — мол, этому шустрячку место не в казарме, а на арене цирка или на театральных подмостках!), и его так правдоподобно мотало из стороны в сторону, что даже я забеспокоилась — может, стоит послать вместо него кого другого? Вон, кажется, парня и в самом деле ноги не держат… Солдат, услышав мои слова, довольно хмыкнул, и спустился вниз. Зачем? Естественно, за еще одним кувшином вина.

Этот солдат повел себя иначе, чем тот, что приходил до него. Прежде всего, подойдя к стойке, он широким жестом бросил хозяину пару серебряных монет, и потребовал еще кувшин вина, и, естественно, еще отдельно стаканчик для себя, после чего стал беспрестанно жаловаться хозяину на жизнь: дескать, направляются куда-то по приказу — и без того невесело, так вдобавок в дороге одни неприятности!.. Вот, для примера, вчера: вроде и посидели вечером хорошо, а один из солдат по пьяни взял, да и вытащил припрятанный для себя косячок с серым лотосом… Ну, все затянулись по разу, а потом оказалось, что это был не серый лотос, а какая-то дрянь, которой и названья нет! Вернее, названье-то есть, только вот его вслух произносить не стоит! Все, кто затянулся этим г… — все отравились, причем конкретно… Офицер, как прознал про это дело, так с тех пор и орет, успокоиться не может, грозит военно-полевым судом… Ну, суд — это дело будущего, а пока что офицер на оставшихся отыгрывается, зло срывает, а этого самого зла у господина офицера накопилось столько, что и не передать!

Вот и сейчас требует, чтоб все солдаты постоянно были у него перед глазами, и из комнаты чтоб никуда не выходили!.. Как вам это нравится, а? На счастье, этот высокородный сейчас и сам напился, да и завалился спать. Дрыхнет, как бревно… И хорошо, что уснул, а не то все боялись, как бы он не начал гонять на упал-отжался: есть у господина офицера такая привычка… Не мужик, а зверь! Одно только название, что аристократ, а уж ведет себя хуже простолюдина! Даже пьет не закусывая… Вы такое представляете, а?! И вообще, те господа, что едут с ними — эти тоже свои глаза заливают не хуже простолюдинов! Вот и сейчас нажрались, как свиньи! И за что солдатам такая мука?!

Выложив хозяину постоялого двора все, что накопилось у него в душе, солдат сгреб кувшин со стойки, и, заметно пошатываясь, стал подниматься по лестнице наверх, причем дважды едва не свалился вниз…

Ну, а хозяин лишь немного подосадовал в душе: сколько же подобных жалостливых историй от нетрезвых посетителей он уже слышал, и сколько еще услышит!.. Ничего нового, разве что такие вот пьяницы его от работы отвлекают… Утром надо будет внимательно осмотреть комнату, в которой находятся эти люди — почти наверняка что-то будет или сломано, или разодрано, или разбито. Не впервой…

Ну, а мы пока сидели в комнате, и чего-то ждали. Вернее, кого-то. Время тянулось медленно, а громко разговаривать не стоило. К тому же Ренхард Рейхард для пущей убедительности велел двоим из своих солдат лечь на кровать, и постараться уснуть. Тем и стараться не понадобилось — сразу уснули, и при этом храпели так, что их было слышно, кажется, даже на другом конце селения. Я начале было не поняла, для чего своим солдатам офицер велел спать, но потом поняла — надо же придать правдоподобность обстановке, и солдаты это делали прекрасно. По словам офицера, его люди могут проснуться почти мгновенно, и к тому же под такой храп и мы уснуть не сможем. Как нам шепотом сказал РенхардРейхард, в их полку эта парочка солдат и славилась именно своим храпом — новобранцы первое время от этих звуков по ночам в казармах спать не могли. Потом, правда, привыкали — все одно деться некуда…

Время шло, ночь уже перевалила за свою половину, но пока ничего не происходило. Еще немного — и люди в комнате начнут клевать носами, несмотря на громких храп двух спящих солдат. Внизу стих шум голосов последних гуляк, за окном тоже была тишина. Сколько я не прислушивалась у дверей, но не смогла уловить никаких шагов, даже самых легких. Время идет, а никто не спешит нанести нам визит… Неужели мы ошиблись в свои предположениях? Не должны…

Даже не скип, а легкий шелест на крыше я не услышала, а, скорее, почувствовала. В первый момент я не придала ему особого значения — мало ли кто может оказаться на крыше — хоть птица, хоть кошка… Однако чуть позже я поняла: здесь что-то не то… Койен, я права? Кто-то есть на крыше, и это именно тот, кого мы ждем? Да не сплю я, не сплю!

Тронула за рукав Кисса, послала условный сигнал РенхардуРейхарду, а тот, в свою очередь, быстро поднял своих людей. На их вопросительные взгляды я лишь показала пальцем на потолок, и этого хватило. В мгновение ока с людей слетела сонная дремота и ленивая расслабленность, к тому времени начавшая всерьез подступать к уставшим за день людям. Итак, кто-то пробирается по крыше. Неожиданно… Ясно одно: тот, кто сейчас в полной темноте крадется по крыше, никак не может быть заплутавшим селянином.

У нас было приоткрыто окно, а иначе в комнате было бы слишком жарко, да и дышать тяжело — все же на небольшом пространстве разместились девять человек. Вопрос: неужели этот кто-то решил забраться в окно? Ну-ну, поглядим… А мы пока что решили не отходить от первоначального плана действий.

Прошло еще какое-то время, и в окне показалось что-то похожее на тень. Понятно: некто свесился с крыши, и сквозь стекло рассматривает нашу комнату. Что тут скажешь: этот человек ничего не боится, раз так рискует — ведь он свисает с крыши вниз головой, хотя очень велика вероятность того, что старая черепица или полетит вниз, или рассыплется под тяжестью его тела… Больше того: окно от крыши расположено на довольно большом расстоянии, и наш незваный гость, похоже, должен держаться за край крыши всего лишь ступнями ног. Однако… Минута идет за минутой, человек все так же неподвижен, и, судя по всему, подобное его нисколько не тревожит. Какая, однако, выдержка!.. Ну, давай же, иди сюда, мы тебя заждались!

Нет, все одно висящий за окном человек продолжает все так же смотреть на нас, хотя ничего подозрительного увидеть не должен. Четверо храпят на кроватях, остальные едва ли не вповалку спят на полу. Один из солдат, тот, который, очевидно, был оставлен на ночное дежурство — тот и вовсе сидел за столом на единственном колченогом стуле, уронив свою голову на грязный стол, и, при том едва ли не пуская пузыри в разлитой на столе луже вина. И бьющий в нос винный запах, который должен был чувствоваться даже за окном: не зря же мы покупали то дорогое вино в городе: даже от небольшого количества этого пролитого вина запах стоит такой, что не спутаешь ни с чем — просто-таки бьет в нос, а тут мы разлили едва ли не полкувшина… Не удивлюсь, если винный запах из нашей комнаты ощущается даже возле конюшни, находящейся на другой стороне постоялого двора.

Опрокинутые станы, запах разлитого вина, пьяный храп, кто-то бурчит во сне… Обычный вид печальных последствий пьяной попойки, когда напиваются до последнего, махнув рукой на последствия. По всему чувствуется — вечером люди явно хватили лишнего.

Неподвижно висящая фигура за окном, наконец-то, пошевелилась: человек чуть поскреб рукой по стеклу — никто не пошевелился, как никто и не проснулся на скрип открываемого окна… Прошло еще несколько мгновений — и в комнату совершенно неслышно, словно тень, проскользнул человек. Ни шороха, ни звука при передвижении, будто это не человек, а и в самом деле бесплотная тень. Невольно подумала: вот и мне бы научиться так ходить! Однако чего Небесами кому-то не дано, о том и мечтать не стоит…

Человек сделал шаг, другой, третий… Не знаю, что почувствовал наш незваный гость, но внезапно он отпрянул в сторону, и именно в тот момент на него сзади из темноты вылетела сеть, успевшая краем зацепить его руку. Однако человек моментально сориентировался: один взмах остро отточенного ножа — и сеть упала на пол, но в то же мгновение метнувшегося к окну человека накрыла еще одна сеть, брошенная куда более точно, а еще через миг на него упала и третья сеть, брошенная тем солдатом, что только что изображал спящего за столом.

Тем не менее, опутанный по рукам и ногам мужчина попытался броситься к окну, но его повалили на пол вскочившие со своих мест люди. Через минуту он был связан так крепко, что был не в состоянии даже пошевелиться. Однако надо признать, что ночной гость так просто в наши руки не дался, и боролся до конца, причем силы и ловкости у него было за троих. Его гибкости, силе ударов, и умению сражаться до конца можно только позавидовать. Даже опутанный сетями и поваленный на пол, он все еще пытался вырваться из держащих его рук, и не просто пытался, но даже умудрился нанести довольно глубокие раны двоим солдатам, что, вообще-то, неудивительно: оказывается, в подошвах его сапог находились выдвижные лезвия, а движения незнакомца были удивительно точны и выверены… Невероятно гибкий, ловкий, умелый — да, с ним так просто не справиться! С ним можно сравнить только разве что Трея, охранника Правителя Славии! И вообще, у меня создалось такое впечатление, что если бы не сети, опутывающие ночного гостя, то он бы легко сумел уйти. Человек перестал сопротивляться лишь после того, как ему хорошо приложили по голове кувшином из-под вина, и он на какое-то время потерял сознание.

Запалив несколько свечей, мы оглядели перевернутую комнату. Такое впечатление, что здесь задерживали не одного человека, а, по меньшей мере, пяток ворогов. Бардак, перевернутая и разбитая мебель, да еще и кровь на полу — просто удивительно, отчего к нам не заявился хозяин постоялого двора для выяснения того, что тут произошло.

Похоже, у нас очередные проблемы… Так что пока солдаты связывали и обыскивали незнакомца, мы с Маридой перевязывали раненых солдат. У одного из них раны были сравнительно неглубокие, а вот с вторым пришлось повозиться — парню крепко досталось. Множество ран, и не столько глубоких, сколько длинных. Одна, правда, довольно серьезная… Похоже, что этот солдат оказался ближе всех к ногам незнакомца, а тот всерьез пытался вырваться, и не жалел никого…

Соединила разрубленную мышцу, запустила процесс восстановления в остальных ранах… Беда в том, что лезвия в сапогах были достаточно грязные, и у меня есть немалые опасения, что раны, нанесенные этими лезвиями, могут воспалиться.

— Ну, что там? — обратился ко мне РенхардРейхард.

— У одного из раненых, можно сказать, царапины — заживут довольно быстро, и, надеюсь, без последствий, но вот у второго… Раны глубокие, а сами лезвия, которыми были нанесены ранения, весьма далеки от чистоты. Хотя я и провела обеззараживание, но почти наверняка второго раненого нельзя трогать. Во всяком случае, в дороге пока что этому вояке делать нечего. Ему нужен постельный режим и неподвижность хотя бы несколько дней, а не то парень навсегда может остаться хромым. Кроме того, у него имеется заметая кровопотеря — смотрите, вся одежда кровью залита…

— Вижу… Если я правильно понял, у нас выбыл еще один солдат?

— Увы, но похоже на то… Пусть вас хоть немного успокоит хотя бы то, что раненый — это один из людей герцогини, а не солдат из вашего полка.

— Для меня не существует разницы кто есть кто, и откуда прибыл. Они все поступили под мое командование…

А тем временем солдаты обыскивали неподвижно лежащего человека, складывая на стол найденные при нем вещи. Кучка предметов на столе все росла и росла, а сапоги с лезвиями солдаты сдернули с незнакомца, и бросили в угол: пусть там лежат, а незваный гость пока полежит разутым — для нашего здоровья это будет куда полезней.

Ну, аМеж тем на столе множество страшноватых вещей: тут и ножи самого разного вида, и метательные звезды, нечто похожее на иглы, несколько тонких веревок, и еще целая куча самых непонятных предметов, весьма подозрительных на вид. Кстати, тут же находились и туже знакомые мне кожаные браслеты с остро заточенными монетами — бисами…

— Кисс, что скажешь?

— А то и скажу… — вид у парня был донельзя серьезным. — Этот арсенал на столе, плюс его сапоги, умение бесшумно передвигаться, ловкость… Без сомнения, мы только что повязали наемного убийцу.

— Наемный убийца? — если честно, то подобного я ожидала меньше всего. — Он что, охотился за кем-то из нас?

— А ты как думаешь? Конечно, этот субъект пришел сюда по чью-то конкретную душу!

— Но… Зачем такие сложности? У него и раньше наверняка была возможность расправиться с кем-то из нас, так для чего он так долго тянул? И потом наши парни, которых мы оставили на том постоялом дворе — они не убиты, а отравлены, пусть достаточно серьезно, но не смертельно!

— Лиа, наемный убийца — это трезвомыслящий человек, с холодной и разумной головой, откидывающий в сторону лишние эмоции, а вовсе не безбашеный головорез, убивающий всех и каждого. Настоящий мастер своего дела убирает лишь тех, за кого ему заплатили, и избегает ненужных сложностей. Совершить чистое убийство и не оставить после себя следов — это не так просто… В нашем случае он для начала просто сократил число охраняющих нас людей — именно для этого ему и нужно было вывести из здорового состояния как можно больше людей. Правда, не все солдаты пили то вино…

— Все одно — этот человек уже после того мог расправиться с кем-то из нас! Отчего же он тянул? Да еще и в окно ночью полез…

— Видишь ли, у заказчика могут быть какие-то свои требования или пожелания, которые гайменник должен учитывать при выполнении работы. Все очень просто.

— Гай… Кто?

— Гайменник, он же убийца.

— Надо же — при выполнении работы… Скажи проще — при убийстве кого-то!

— Для гайменника убийство — это и есть его работа. Надо бы его потщательней обыскать — в одежде у него должны быть зашиты мешочки с ядом. Офицер, вы позволите мне это сделать?

— Разумеется.

Мы, затаив дыхание, смотрели, как Кисс ловко обшаривал лежащего мужчину. Вот он что-то нашел, вытащил свой нож, и в нескольких местах вспорол одежду незнакомца. На стол дополнительно легло несколько крохотных мешочков с чем-то сыпучим внутри, пара стеклянных шариков с жидкостью внутри, несколько непонятных серых катышков, покрытых чем-то вроде плотной желатиновой пленки…

— Что это? — спросил кто-то из солдат.

— Думаю, нам об этом лучше не знать.

— И все-таки?

— Что, — усмехнулся Кисс, — что, очень интересно?

— Ну, вроде того…

— Скажем так: это никак нельзя назвать средствами для укрепления здоровья. Тут другой случай: глотнешь что-либо из этих снадобий — и здоровья у тебя уже никогда не будет. Как, впрочем, и жизни… Надо бы этого парня еще разок обыскать, только потщательней: я уверен, что сумел найти далеко не все, что у него припрятано. Правда, для этого необходимо снять часть веревок, но, поверьте мне на слово — этого парня ни в коем случае не стоит развязывать. Я бы даже посоветовал накрутить на его еще веревку-другую, причем стянуть их потуже. Вон, он уже пробует, нельзя ли каким-то образом узлы распутать!

— Так он уже в себя пришел? — нахмурился РенхардРейхард.

— А то!.. Лежит, нас внимательно слушает… Хотя внешне, конечно, этот незаметно.

По знаку офицера солдаты подняли незнакомца с пола, и усадили его на колченогий стул.

— Открывай глаза, у тебя левое веко дергается… — спокойно произнес РенхардРейхард. — И не стоит изображать перед нами кисейную барышню — у тебя это не очень хорошо получается.

Человек открыл глаза. На лице — непроницаемое спокойствие, ни малейшего проявления хоть каких-либо эмоций. Да, это серьезный противник, его так легко не испугаешь, и с толку не собьешь. Спорить готова — он уже прикидывает, каким образом от нас можно удрать…

— Кто ты такой? Как тебя звать? Зачем сюда пришел?..

Ренхард Рейхард задавал свои бесконечные вопросы, и не получал на них никакого ответа — глядя на ничего не выражающее лицо человека складывалось такое впечатление, что он или не понимает этого языка, или не слышит, или просто не желает отвечать на вопросы…

А я тем временем рассматривала неподвижно сидящего человека. Серые глаза, русые волосы, ничем не примечательное лицо, худощавое телосложение… По виду — типичный северянин, вполне может оказаться, что он и родом из Славии. И рост у нашего гостя вовсе не богатырский, особенно для мужчины — он никак не выше меня. И еще этот человек очень молод — парню никак не дашь более двадцати пяти лет. На первый взгляд — совершенно обычный мужчина, каких тысячи. То, что мы с ним никогда не встречались раньше — в этом нет никаких сомнений, и, тем не менее, при виде этого человека у меня в душе будто что-то царапнуло…

И одежда на нем самая простая, очень схожая с той, какую носят местные крестьяне — простая, и без изысков. Только вот если смотреть внимательно, то можно заметить, что эта одежда не мешковатая, а хорошо подогнанная по фигуре. Я сама раньше занималась шитьем, и оттого, посмотрев на то, во что был одет связанный человек, только головой покачала: с виду нет никакого отличия от незатейливой одежды селян, но невзрачная с виду ткать ткань на самом деле очень хорошая, крепкая, стоит немалых денег, да и шил ее один из лучших мастеров — вон как ладно на фигуре сидит, да и обработка швов замечательная…

Кто же он такой? Может, вспомню… Встала радом с РенхардомРейхардом, который беспрестанно задавал свои вопросы пленному, но пока что не получил ответа ни на один из своих вопросов. Тот упорно молчал. Всмотрелась в молодое лицо… Где я могла его видеть?

И вдруг неуловимо быстрым и легким движением (которого никто не мог ожидать от связанного и еще совсем недавно оглушенного человека), незнакомец вскочил на ноги и ударил меня головой. Вернее, попытался ударить, и это бы у него наверняка получилось, если б я вовремя не сумела отпрянуть в сторону. Спасибо Койену: он успел вовремя увести меня из-под удара. Однако! Незнакомец бил так точно и с такой силой, что можно не сомневаться: вместо лица у меня должно было оказаться сплошное месиво, а то и что похуже — такой прямой удар лбом очень опасен! В следующее мгновение человек рухнул на пол: во-первых, у него были связаны ноги, в во-вторых Кисс с такой силой врезал ему ребром ладони по шее, что я даже испугалась, как бы мужчина не получил перелом, или еще что похуже…

— Кисс, со мной все в порядке!

— Да я его!.. — Кисс сгреб лежащего на полу незнакомца, от резкого рывка у того разорвалась рубашка у ворота, и в неярком свете свечей я увидела, что у нашего незваного гостя справа у основания шеи тянется тонкий шрам, длиной не более пальца.

В голове будто что-то щелкнуло… Койен, я права? Ладно, согласна, я долго соображаю, но ты-то мог мне подсказать чуть пораньше? Что этот человек тут делает? А, понятно… Хотя не помешает знать, кто его за нами послал! Надо же, еще и это!.. Не ожидала…

— Кисс, постой! — я уже в воздухе перехватила руку парня, которую он уже было поднял, чтоб от души врезать пленнику в лицо. — Знаешь, кто это?

— Для меня это должно иметь какое-то значение?

— Это — ученик Клеща! Ну, того, котором я во дворце Правителя Славии голову свернула!

— Вот даже как? — Кисс присел возле человека, которого он вновь бросил на пол. — Стоп, стоп… Помнится, ты описывала приметы посредника, который получил аванс за то, что принял заказ на устранение Угря — серые глаза, русые волосы, шрам у правой ключицы… Но ты же говорила, что это не ученик, а всего лишь посредник, всего лишь звено…

— Тогда я, и верно, сочла его посредником, а на самом деле этот человек был и тем, и другим. Клещ его специально посылал на встречи с заказчиками под видом посредника, чтоб тот опыта набирался. Клещ не любил ни лишних свидетелей, ни тех, кто мог впоследствии его опознать. Это было одной из причин, что того наемного убийцу не могли найти так долго…

— Понятно… Парни, давайте-ка посадим на стул нашего незваного гостя. Некрасиво держать на полу человека, который так рвался нанести нам визит!

Солдаты, подхватив с пола лежащего мужчину, вновь посадили его на стул, вдобавок на совесть прикрутив его веревкой к этому самому стулу — иначе никак, с незнакомца станется опять вскочить на ноги…

— Значит, это ученик Клеща… — Кисс присел возле мужчины. — Если я правильно понял, Лиа, его ученик заявился сюда по твою душу?

— Не только по мою — вздохнула я. — Тут все будет посложнее и посерьезней. Кроме меня, он должен был убить и тебя, мой дорогой, и госпожу Мейлиандер, а заодно и вас, господин офицер.

— Меня? — офицер удивленно поднял брови. — Очевидно, я что-то не понял… Со своими врагами я обычно встречаюсь на поле боя, а уж никак не в подворотне или в темной комнате!

— Суть в другом — я смотрела, как связанный человек приходит в себя. — Тут причина не только в нас…

— Вы сказали — Клещ… — нахмурил лоб офицер. — Клещ… Это не тот наемный убийца, за голову которого была объявлена большая награда? Его, кажется, очень долго ловили, и все никак не могли поймать…

— Он самый.

— Кажется, этого человека не так давно убили…

— Да — кивнул Кисс. — И, чтоб вы знали, это сделала Лиа…

— Что?! — на лице офицера, помимо его воли, явно читалось недоверие, да и на лице солдат появились насмешливые ухмылки.

— Я сказал вам правду: Клещ был убит, и к его смерти приложила руку Лиа…

— Но…

— Мне сейчас некогда вам все объяснять подробно — перебила я офицера. — Это все произошло совершенно случайно, и мне просто повезло, что я сумела выжить.

— Простите, но я позволю себе усомниться… — чуть улыбнулся офицер. — Если правда все то, что я слышал о Клеще, то слово «случайно» тут… несколько не к месту. Насколько мне известно, его ловили много лет, и не могли поймать даже хорошо обученные солдаты при специальных операциях, а вы же…

— Не стоит говорить об этом… — махнула я рукой. — Мне эти воспоминания тоже не доставляют удовольствия… А наш пленник вновь слушает весьма внимательно все, о чем мы говорим.

Связанный человек, и верно, переводил взгляд от одного к другому, и по-прежнему не произносил ни слова, но когда смотрел на меня, то в его серых глазах плескалась самая настоящая ненависть.

— Так вот, — продолжала я. — Так вот, что касается нашего дорогого гостя… Он шел за нами почти от самой столицы…

— Откуда вы это знаете? — перебил меня офицер.

— Просто знаю, и прошу верить мне на слово… Ну, считайте, что я иногда могу читать чужие мысли. Кстати, в какой-то мере это соответствует действительности…

— С какой целью он шел за нами? — вмешалась в наш разговор Марида, которая до того ничего не говорила и просто стояла в сторонке. — Это что — был заказ Нерга?

— Вы не поверите, но Нерг тут совершенно ни при чем — вздохнула я. — История куда более простая… Прежде всего этот человек, который сейчас сидит связанным — он хотел отомстить мне за смерть Клеща — своего учителя. Так положено по каким-то там законам в их мире, и именно эта задача стояла у него на первом месте. Ученик Клеща всюду искал меня — и вдруг к нему приходит заказ на наше устранение! Вполне естественно, что узнав об этом, бывший ученик Клеща кинулся в Харнлонгр. Еще раз повторяю: говоря о заказе на устранение нескольких человек, я имею в виду себя, Кисса, госпожу и… — я взглянула на РенхардаРейхарда, — и вас, господин офицер. А знаете, кто нас заказал? Маркиз Релинар Д'Дарпиан. Вам это имя о чем-то говорит?

— Более чем… — на скулах офицера вздулись желваки. — Наемный убийца… Не может быть! Хотя… Вновь прошу прощения, но мне сложно поверить в ваши слова.

— Я просто не успела договорить. Так вот: наш ночной посетитель должен был не только убить нас, но и обставить это дело так, будто нас зарезали именно вы, господин РенхардРейхард. Все верно? — повернулась я к связанному мужчине, который вместо ответа вновь обжег меня еще одним ненавидящим взглядом.

— Но почему?! — все еще не мог поверить в услышанное офицер.

— А сами не догадываетесь?

— Нет!

— Разве? А мне вот почему-то кажется, что вы все уже все поняли, только вот принять это никак не можете. Так? И не надо стесняться присутствия солдат — пусть они ваши подчиненные, а дело касается высокородных, но преступление всегда остается преступлением, кто бы его не совершил, или не приказал совершить. Сейчас мы все находимся в равных условиях, и не думаю, что ваши солдаты не согласны с этим утверждением.

— Но вы говорите…

— …Что нашему ночному гостю было приказано убить кое-кого из нас, но при том изобразить это дело так, будто это сделали вы, господин РенхардРейхард, а мы, в свою очередь, защищаясь, сумели убить вас… Что у вас за проблемы с маркизом Д'Дарпиан? Не стоит скрывать — в нынешних обстоятельствах каждый из присутствующих здесь имеет право знать об этом.

— И все же… С чего вы взяли, будто…

— Раз я говорю, то имею для этого все основания.

— Я бы хотел получить более точный ответ.

— Должна сказать — вмешалась в наш разговор Марида, — что тут уже не может быть сомнений. Раз Лия говорит — значит так оно и есть. К сожалению, я пока не могу вам все объяснить более подробно.

Ренхард Рейхард помолчал, затем сел на кровать. Прошло еще несколько долгих мгновений, и офицер неохотно произнес:

— Маркиз Релинар Д'Дарпиан — мой кузен. Наши матери — моя и его, были родными сестрами…

— Что? — удивилась я. Ну надо же — обычно у родственников есть хоть какая-то общая внешняя черта, а тут никакого внешнего сходства!

— Погодите! — снова вмешалась Марида. — Так по материнской линии вы происходите из рода Люрилье?

— Да.

— Благородный род, всегда верно служивший короне и трону.

— Совершенно верно, и я искренне благодарен вам за столь лестный отзыв… Семья моего отца далеко не так богата, как семейство Д'Дарпиан, но и там огромное состояние появилось лишь после женитьбы моего кузена Релинара на… В общем, на очень богатой девушке. Правда, я видел ее всего один раз, на их свадьбе… Ну, особо близких родственных отношений между мной и Релинаром никогда не было, но отношение между нашими семьями мы всегда поддерживали, и ранее у нас не было никаких недоразумений. Все началось года два назад. Тогда моя жена, взяв с собой троих наших детей, отправилась с ними в особняк Д'Дарпиана — у моего кузена Релинара тогда был день рождения, ему исполнилось сорок лет. Меня, к сожалению, на том празднике не было — служба… Празднество же, по слухам, было замечательное — маркиз не пожалел денег, и должным образом отметил свой юбилей. А незадолго до отъезда моей семьи домой… В общем, моего старшего сына, которому в то время было четырнадцать лет, нашли в саду с перерезанным горлом…

— Что? — ахнула я.

— К несчастью, произошла страшная трагедия. Моя жена тогда от горя чуть не сошла с ума. В тот же день по обвинению в убийстве вздернули троих крестьян… Но вот мой младший сын, которому в то время не было еще и четырех лет, твердил, что Крастера — моего старшего сына, убил Релар, единственный сын маркиза Д'Дарпиан: дескать, просто подошел, и, ни говоря ни слова, одним взмахом перерезал горло Крастера от уха до уха… Ребенок трясся от ужаса при одном только появлении юного сына маркиза. Ну, в то время слова моего маленького сына сочли результатом испуга, или же нервного потрясения, а заодно и тем, что один из крестьян, повешенных за это преступление, и по возрасту, и внешне несколько походил на юного Релара Д'Дарпиан.

— А что подумали вы?

— То же самое, что мог подумать любой из вас — то, что ребенок что-то путает! Маленький, едва ли не до смерти перепуганный мальчик, который случайно увидел страшную гибель своего старшего брата… Казалось вполне естественным, что от испуга в его голове что-то перемешалось. Однако немного успокоившись и придя в себя, я все же начал задумываться над произошедшим, и… Короче, я занялся расследованием. Вернее, для этого кое-кого нанял, причем из числа тех людей, которые и занимаются выяснением таких вот… непоняток. То, что я через какое-то время узнал, повергло меня в шок. Оказывается, мой сын был далеко не единственным, кого находили в тех местах с перехваченным горлом — несколько раз неподалеку от особняка маркиза появлялись тела убитых людей, причиной смерти которых была все та же рана на горле… Эти страшные смерти продолжались и после того, как повешали крестьян, обвиненных в гибели моего сына. Еще я узнал, что юного Релара, по сути, еще мальчишку, слуги боятся куда больше хозяина — по общему мнению, этому молодому человеку лучше лишний раз не показываться на глаза, а нож он вообще старается не выпускать из своих рук… Было еще кое-что, достаточно неприятное, о чем мне бы сейчас не хотелось говорить. И те, кто занимался расследованием, да и я сам пришли к ужасным выводам: гибель моего сына — дело рук юного Релара Д'Дарпиан, как бы страшно этот не звучало…

— И когда вы это узнали?

— Несколько месяцев назад. Однако я не хотел приезжать в имение Релинара Д'Дарпиан для разговора начистоту — прекрасно понимал, чем для меня может закончится та беседа на, так сказать, чужой территории. Обвинять маркиза публично, без предварительно разговора наедине я посчитал невозможным — все же была существовала пусть и небольшая, но все женебольшая вероятность ошибки в расследовании. И потом, мы с ним все же родственники, и не очень хочется вытряхивать перед всеми грязное белье… Пару Три седмицы назад маркиз приехал в столицу. Вот тогда-то я с ним и встретился, выложил все, что узнал о проделках его сына, потребовал объяснений, или суда…

— И?..

— О том разговоре мне не хочется вспоминать. Маркиз даже не дослушал меня, почти сразу же принялся кричать, и заявил, что будто бы я пытаюсь тянуть из него деньги, выдумывая невесть какие байки, над которыми будет смеяться любой здравомыслящий человек! Там было много еще чего сказано, причем даже с обвинениями и угрозами в мой адрес… И это вместо того, чтоб признать очевидное и серьезно задуматься над тем, что его сын очень и очень болен, и нуждается в постоянном и очень жестком присмотре. Как видно, Релару в полной мере достались некоторые… наследственные заболевания, которыми страдают в семье его матери.

— Как видно, маркиз очень любит сына… — вздохнула я.

— Верно, любит — кивнул головой Ренхард. — Хотя не стоит все сводить к слепой отцовской любви — тут все не так просто: маркиз пытается защитить сына еще и потому, что это связано с завещанием деда Релара по материнской линии. Проще говоря — все упирается в деньги. Видите ли, в семье матери юного Релара почти все… нездоровы психически, и оттого все немалое состояние, которое останется после смерти деда — единственного здравомыслящего человека в той семье… В общем, все семейные богатства, кроме юного Релара, передать некому, и дед очень надеется на то, что его внук не унаследовал тяжелые семейные заболевания. Если же выяснится, что болен и внук, то семье Д'Дарпиан денег ему не видать. Именно это и является еще одной из причин, по которой маркиз скрывает тяжелую болезнь сына, и не желает смотреть правде в глаза.

— Маркиз рассчитывает на деньги тестя?

— Да. Но тот еще очень крепкий старик, протянет долго, и что за это время успеет натворить юный Релар — я об этом боюсь думать, да и маркизу не всегда удается спрятать грехи своего сына… Знаете, я поражаюсь: в таком молодом возрасте — и такие страшные отклонения!.. Мне жутко думать о том, что с этим молодым человеком будет дальше!

— Вы что-то предприняли?

— Да. Я обратился к графу Эрмидоре, и рассказал ему обо всем — он друг короля и может хоть что-то сделать в этой непростой ситуации.

— Вы хорошо знаете графа Эрмидоре?

— Нет. Мы с ним никогда не были друзьями: он царедворец, а я солдат, так что у каждого из нас свой круг общения, да и интересы разнятся. Однако мы с ним были знакомы и ранее, и наши отношения можно назвать нормальными, или же уважительными.

— И что вам сказал граф?

— Его ничуть не удивили мои слова, и он пообещал мне, что постарается хоть что-то сделать. Насколько мне известно, граф, и верно, сумел взять маркиза за горло, конечно же, в переносном смысле этого слова… Например, до того шли разговоры о предполагаемом браке юного Релара с некоей девушкой знатного рода, но сейчас, как я узнал, девушка уже просватана за другого, а Релар отправлен в одно из отдаленных имений маркиза в связи с ухудшением здоровья. Да и сам маркиз в последнее время несколько потерял свое влияние при дворе. При нашей последней встрече маркиз демонстративно прошел мимо меня, как мимо пустого места, но я почувствовал, насколько сильно он взбешен.

— Да уж…

— Перед тем, как отправить меня с вами, граф рассказал мне о том, что и вам в с вое время пришлось схлестнуться и с Реларом, и с самим маркизом… — офицер прямо смотрел на меня. — Оказывается, вы тоже сообщили графу о том, что юный Релар продолжает свои кровавые забавы.

— Да, у нас была встреча и с отцом, и с сыном, и она, честно говоря, не доставила нам никакого удовольствия… Погодите: так Вен назначил вас командиром…

— Чтоб я как можно лучше охранял вас. Это был даже не приказ, а личная просьба. Перед нашим отъездом граф предупредил меня — есть обрывочные сведения о том, что на нас могут напасть, но нет ничего конкретного… Сейчас я склонен думать, что граф мог предположить, будто маркиз все же может рискнуть, и постарается убрать тех, кто может хоть что-то поведать о грязных делах его сына. Граф Эрмидоре просто не хотел вас беспокоить или пугать лишний раз, особенно перед отъездом. К сожалению, я не сумел в должной мере оправдать его ожидания, и оставленные мной на постоялом дворе солдаты — лишнее тому подтверждение…

Понятно, — подумалось мне. Он все еще винит себя за то, что не уследил за своими солдатами, и вынужден был оставить на постоялом дворе сразу семерых своих подчиненныхь человек, и, скорей всего, утром должен будет оставить здесь еще одного…

— Ладно, ваш кузен решил одновременно избавится от нескольких свидетелей… Но причем здесь госпожа Мейлиандер? Она к юному Релару не имеет ни малейшего отношения. В глаза его не видела!

— Зато всегда можно будет сказать, что порочащие слухи о его сыне распространял подлинный безумец, сам одержимый страхом смерти. Оттого ему и пригрезилось невесть что…

— Но это же не выход из положения! Имеются еще свидетели…

— Трудно сказать, что в нашем случае задумал маркиз Д'Дарпиан, но какой-то план у него, бесспорно, имеется…

Ох, маркиз, маркиз — подумалось мне. Пытаясь скрыть болезнь своего сына, ты все больше и больше усугубляешь ситуацию. Да любой мало-мальски толковый врач сразу скажет, что у юного Релара тяжелейшее психическое заболевание, причем наследственное, и оно с возрастом становится все страшней. Рано или поздно, но наступит тот момент, когда скрывать очевидное будет уже невозможно. Или все дело просто-напросто упирается в деньги, и маркиз выжидает то время, когда состояние деда перейдет в руки Релара? Боюсь, до того времени сын маркиза успеет пустить столько крови, что скрыть эти страшные потоки будет уже невозможно! Да еще и этот наемный убийца свалился на нашу шею!..

— Господин Ренхард, не переживайте понапрасну — вздохнула я. — Просто вы столкнулись с очень серьезным противником. Нам еще, можно сказать, в каком-то смысле повезло: если бы маркиз велел убрать нас без каких-либо инсценировок, тот все мы давно были бы уже мертвы — наш ночной гость хорошо знает свое дело. А раз ему заказчиком было велено изобразить нужную картину… С нами было слишком много охраны — двенадцать человек, вот но он для начала и начали стал отсекать лишних. Ну, а потом ему осталось лишь найти подходящий момент…

— Кстати, парни — Кисс оглянулся на солдат. — Кто из вас видел вчера того щедрого гостя с кувшином вина? Это был наш сегодняшний гость, или кто-то другой?

Те двое солдат, что сегодня спускались за вином, подошли к незнакомцу, и внимательно всмотрелись в его лицо.

— Вроде он… — неуверенно сказал первый. — Да Но я того мужика видел мельком, можно сказать, всего ничего!..

— Точно, он самый! — заявил второй. — Правда, вчера у тнегоого рука не шевелилась, плетью висела. Говорил — на войне пострадал…

— Как видно, наш незваный гость сумел отыскать умелого врача — усмехнулся Кисс. — Надо же — день прошел, и у мужика рука снова действует так, будто с ней никогда и ничего не случалось! Эх, парни, парни… Неужели не ясно: будто бы не действующая рука — это обычная маскировка, очень простая, но действенная. Вы обратили внимание на его руку и оттого легко поверили в рассказы о ранении на войне, ну, а на внешность человека обратили внимание куда меньше… Правильно?

— Вообще-то да…

— Господин офицер, давайте отойдем в сторону — повернулся к РенхардуРейхарду Кисс.

— Хорошо…

Пара шагов — и мы оказались возле двери. Увы, но дальше отойти у нас никак не получиться, а переговорить надо. Дело не в том, что нас услышат солдаты — не хотелось, чтоб наш разговор дошел до ушей незнакомца. Хотя до его слуха наверняка что-то донесется…

— Господин РенхардРейхард, если вы позволите мне высказать свое мнение… — едва ли не шепотом заговорил Кисс. — Этот человек… Вы напрасно задаете ему вопросы — он на них просто не ответит. Видите ли, настоящие наемные убийцы — это особые люди, можно сказать — железные, без сантиментов и весьма трезвомыслящие, которых очень сложно запугать — они и так по грани ходят. Только лишь одними угрозами вы у него ничего не узнаете.

— Инквизиторов под боком у меня, извините, нет! — едва ли не огрызнулся в ответ РенхардРейхард. — Но я без вас понимаю, что этого человека бить его по почкам бесполезно. Сейчас меня куда больше интересует вопрос: что делать с этим нашим отловленным убийцей? Конечно, самое верное решение — отправить его в столицу, только вот вопрос — с кем я его туда пошлю? От двоих сопровождающих он, без сомнения, удерет, а больше двоих солдат я с ним отправить никак не могу! Да я и не хочу этого делать, тем более что мне и без того, как вы сказали, утром придется оставить здесь еще одного из своих солдат.

— Да, раненому надо отлежаться несколько дней, если вы, конечно, не желаете того, чтоб этот человек остался хромым на всю жизнь — подала и я свой голос. — Вот тогда его, точно, из армии спишут…

— То есть у меня с утра в подчинении останется всего четверо солдат… Замечательно! За последние два дня я потерял солдат куда больше, чем на поле боя!

— Но зато они живы! Я имею в виду временно выбывших…

— Зато у меня появился один прибывший, с которого ни в коем случае не стоит спускать глаз.

— Вы правы. Для того, чтоб вы знали: если бы этот человек был в цепях, и сидел в железной клетке, а его сопровождали пара дюжин солдат — вот тогда была бы вероятность того, что ученика Клеща довезут до столицы целым и невредимым. А отправлять его с двумя сопровождающими, пусть даже и связанного… Это значит, что вы навсегда потеряете еще двоих солдат, а сам арестованный освободится от всех веревок, самое большее, уже через пару часов. И еще он, без сомнения, кинется вслед за нами…

— Да уж… Как я понимаю, нет смысла просить о помощи местную стражу?

— Верно. Здешние стражники привыкли следить за порядком среди проезжающих и отпугивать свою поселковую шантрапу. От них ученик Клеща уйдет куда быстрей, чем от ваших солдат. А оставлять его под замком в здешней тюрьме — это предложение и вовсе выглядит смехотворным. Местная тюрьма (или то, что ее заменяет) без сомнения, куда больше напоминает дощатый сарай, где в стенах щели с палец толщиной, и крыша в прорехах.

— Так что же с ним делать? На мой взгляд, тут есть только два пути: или пустить его в расход, или взять с собой… Если откровенно, то мне не нравятся оба решения. Вы как считаете — у него есть сообщники?

— Вряд ли — покачал головой Кисс. — Такие люди, как наш незваный гость — это, как правило, волки-одиночки…

— Везти такого с собой… Это примерно то же самое, что тигра без клетки, пусть и со связанными лапами.

— С тигром было бы легче.

— Пожалуй, вы правы. Конечно, можно было бы мужика в расход пустить, но… Можете считать это чистоплюйством, но просто так, без суда и следствия, отправлять человека на Небеса я считаю неверным. Если бы я его положил в бою, или в схватке — это одно, а убивать пленного и связанного… К тому же мы сумели его взять в честном поединке. Так что увольте: без каких-либо агрессивных действий с его стороны, или же без прямого приказа убивать этого человека я не буду — все же сейчас не война, когда нарушаются, а то и вовсе отметаются кое-какие правила.

— И потом, вам очень хочется доставить этого человека живым в столицу — Кисс не спрашивал, а просто констатировал факт.

— Не спорю. Этого человека в столице сумеют хорошо допросить — уверен, он знает немало…

— Очень бы хотелось, чтоб все так и было, но вряд ли мы сумеем доставить его в Нарджаль — это очень опасный противник, и он уже прикидывает, как бы ему удрать от нас, а заодно и избавиться от всех нас одним разом.

— Это понятно… Ладно, решение примем с утра, а пока, если удастся, хотя бы некоторым из нас надо немного поспать.

Кому-то из нас, и верно, удалось подремать до рассвета, кому-то это счастье так и не выпало, а я всю ночь просто-таки ощущала на себе ненавидящий взгляд, которые то и дело бросал на меня связанный человек.

А наутро, незадолго до отъезда Ренхард Рейхард обратился к нашему ночному гостю:

— Едешь с нами. Скажи, где привязана твоя лошадь, и не надо делать вид, будто у тебя ее нет — ведь не пешком же ты добирался за нами из столицы… Молчишь? Ну, твое дело. Можешь не говорить — найдем тебе сейчас какую-нибудь доходягу…

— Мой конь находится за деревней — внезапно заговорил пленник. — От перекрестка дорог идти вправо, в сторону расщепленной сосны. За ней еще десять шагов на запад…

Надо же, связанный человек говорит на чистом языке Славии, да еще и с легким ударением на «а» — похоже, он уроженец Стольграда. Хотя речь РенхардаРейхарда человек понимает, но вот говорить на языке Харнлонгра не желает… Ну, это его дело, а вот что касается коня, на котором сюда добирался ученик Клеща… Как видно, он хорошо понимает то, что уйти от нас пешком, без своего коня, будет сложновато.

Ранним утром мы вновь двинулись в путь, оставив раненого солдата на постоялом дворе: к сожалению, иначе поступить нельзя — парень может навсегда остаться увечным. Хозяин, узнав, что у нам забрался вор, и именно по этой причине у нас ночью и был шум…, — узнав о тоВ общем, хм, хозяин здорово перепугался. Он клялся и божился, что на его постоялом дворе подобное происходит впервые, у его постояльцев никогда не пропадала даже старая ржавая булавка, а уж этого связанного человека он не знает и видит впервые в жизни! Ну, насчет того, будто здесь никогда, никто и ничего не крал — в этом у меня были большие сомнения, а вот что касается незнакомца — тут, и верно, хозяин говорит чистую правду — вряд ли этот внешне незаметный человек запомнился здесь хоть кому-то, да и за помощью к посторонним такие люди, как правило, не обращаются.

Если незнакомец рассчитывал, что дальнейший путь он будет продолжать на своем коне, то тут он здорово ошибся. На невысоком гнедом коне, которого привели из того места, которое указал наш ночной гость, в дорогу отправился один из солдат, а ученику Клеща, связанному по рукам и ногам, пришлось сесть на лошадь того солдата, а поводья от той лошади, на которой ехал наш пленник, привязали сразу к двум идущим впереди лошадямконям — так что если даже наш невольный спутник захочет нас покинуть, то вряд ли у него это получится.

Глядя на спокойное лицо ночного гостя, никак не скажешь, что он еще совсем недавно был захвачен нами в плен. Сильный, холодный, уверенный в себе человек, только вот одежда на нем кое-где висела лохмотьями: это Кисс, выполняя свое обещание, еще раз тщательно обыскал пленника, и вырезал из его одежды еще несколько непонятных шариков, пару наборов тонких игл и небольшой пакетик сушеной травы, зашитый в плотную ткань. Доставая все это, Кисс безо всякой жалости резал одежду парня, так что сейчас вид у связанного человека, сидящего на лошади, вид был, скажем так, не очень…

Кстати, в седельных сумках гнедого коня незнакомца тоже отыскалось немало разнообразных вещей, вроде веревочных лестниц, наборов метательных ножей, нескольких мешочков с непонятными порошками, сменной одежды, небольшого арбалета, отмычек и множества тому подобных предметов. Был даже мерцательный шар… Ну, вполне естественный набор самого необходимого для человека, промышляющего столь опасным ремеслом…

Мы снова в пути… Если все будет хорошо, то уже к завтрашнему дню мы сумеем добраться до нужного места. Поскорей бы…

До середины дня мы передвигались нормально, а потом погода начала портиться. На небе появились тучи, подул холодный ветер… После той жары, которая была еще вчера, этот ветер был очень неприятным, хотя чего-то подобного следовало ожидать: как нас и предупреждали, в том месте, куда мы направляемся, погода почти всегда плохая, там прохладно даже в самые жаркие и засушливые дни года, а уж про зиму и говорить не стоит — в тех местах стоят самые настоящие морозы, совершенно непривычные для этой южной и жаркой страны.

Пришлось останавливаться, и вытаскивать кое-что из заранее припасенной теплой одежды — без нее холодно стал довольно ощутим. Все достали теплые куртки, а я — недавно купленный плащ. Конечно, у меня, как и у всех здесь, была с собой куртка, но плащ мне очень хотелось надеть на себя. Это была совсем новая вещь, и как же ее не примерить в очередной раз?!

В том небольшом городе, где мы останавливались и покупали сети, я, естественно, таращила глаза на все подряд, и в одной из лавок увидела этот удивительно красивый плащ из серой замши с капюшоном, отороченным мехом жемчужной норки. Плащ мне сразу же настолько понравился, что я просто не могла оторвать от него свой взгляд. Можно сказать, что это была любовь с первого взгляда. Конечно, такой плащ стоил огромные деньги, но Кисс, не слушая моих растерянных отнекиваний, все же купил мне его, несмотря на высокую цену. Сейчас я с удовольствием закуталась в него, ощущая бархатистую поверхность хорошо выделанной кожи. Не знаю даже, зачем я его сейчас надела на себя — просто случается такое, что какая-то вещь сразу ляжет на сердце и душу, и с ней не хочется расставаться.

На всех остальных были теплые куртки, только вот наш пленник ехал все в той же простой одежде, разрезанной в нескольких местах, да еще и с босыми ногами: как сказал РелинарРейхард, «не замерзнетзамерзнет, а если простудится, то не таким прытким будет… И о сочувствии и гуманизме ему твердить не надо — за людей и безопасность отвечает именно он, командир, а по вине этого человека у нас и так стало куда меньше людей, чем было, когда мы покидали столицу…».

Уже во второй половине дня остановились на короткий отдых. Достали нехитрую снедь, перекусили, предложили поесть и пленнику, но тот молча отвернулся. Ну, не хочет — не надо, силой его кормить никто не собирается. Не маленький мальчик, знает, что делает.

Но вот когда я проходила мимо него, мужчина вдруг сказал, ни к кому не обращаясь:

— Ты убила моего учителя.

Значит, решил все же высказаться. Ладно, отвечу.

— Верно, иначе уже он убил бы очень многих. И потом, в тот момент у меня просто не было другого выхода.

— Он просто выполнял очередной заказ. Это всего лишь была его работа, и больше ничего.

Надо же, такой молодой парень, а в душе у него, без сомнения, что-то уже безвозвратно выжжено, иначе он так легко не рассуждал бы о том, что убийство — это просто работа, и ничего более. Клещ хорошо натаскал своего ученика… Вернеее, у этого парня уже чего-то не было в душе, иначе Клещ знал, кого брать себе в ученики, иначе в свое время не обратил бы на него внимания на этого молодого человека, и не выделил бы среди общей массы людей.

— Если бы учитель, как вы изволили выразиться, выполнил заказ, то еще неизвестно, что бы сейчас происходило не только в Славии, но и во многих других странах. Возможно, уже стали бы литься потоки реки крови…

— Это меня не волнует, зато я знаю другое: ты, деревенская девка, виновна в том, что мой учитель, этот достойнейший человек, погиб!

— Так что тебя больше беспокоит: что он убит, или что он погиб от моей руки?

— Да! — незнакомец посмотрел мне прямо в глаза. Холодный, спокойный взгляд выдержанного человека, который уже давно оправился от своего поражения, и сейчас уже знает, что будет делать дальше. — Да! Мало того, что он убит, так это еще и произошло даже не в бою! Он сумел справиться с самыми лучшими воинами, но смерть пришла к нему в образе тупой деревенщины, не способной отличить паранг от палицы! И именно это самое обидное и больное — глупая, случайная смерть настоящего воина, который должен пасть в бою, а не рухнуть со сломанной шеей на дворцовой лестнице. К тому же ты напала на него подло, из-за спины!..

— Извини, но выбора у меня не было! И я бы не сказала, что твой учитель покорно подставил мне свою шею! Если тебе так хорошо известны все обстоятельства произошедшего, то ты должен знать: тогда Клещ меня едва не убил!

— Тебе просто повезло.

— Не спорю…

Связанный мужчина посмотрел на меня и чуть улыбнулся. Вернее, улыбались только его губы, но не глаза. Он как бы говорил мне: ничего, скоро твое везение кончится, и я об этом позабочусь, не сомневайся…

Остальные с немалым интересом слушали наш разговор, но вмешиваться в него никто не стал — дело касается лишь двоих людей, и больше никому никому вмешиваться не стоит влезать в него со своим мнением. К тому же этот короткий разговор внес кое-какую ясность в личность нашего пленника.

Не знаю, каким человеком был Клещ, но, думаю, ученика себе он подбирал по своему образу и подобию. У таких людей, конечно, есть свои слабости, но в целом они действительно опасны, причем опасны по сути своей. Не скажу за других, но лично мне отчего-то неприятно даже находиться рядом с этим человеком — уверенностью в своих силах, холодным расчетом и нешуточной опасностью от него просто веет. Похоже, этот человек живет по каким-то своим законам, нам не ведомым, но которым он жестко подчиняется. Ох, сомневаюсь, что мы сумеем доставить ученика Клеща до столицы! Во всяком случае, живым…

Пошел дождь, и я была вынуждена снять с себя плащ — тонкая замша намокла от дождя, да и жидкая грязь, чавкающая под нашими ногами, грозила забрызгать мой красивый плащ. Так что как бы мне не нравилась эта новая одежда, но надо признать, что простые, но теплые куртки в дороге куда удобней. С сожалением сняла с себя плащ, и сунула в одну из седельных сумок, а вместо него достала теплую куртку, такую же, как и у остальных — в ней сейчас не только удобнее, но и теплее. Бр-р, до чего же холодно и промозгло! Что-то я за последнее время отвыкла от плохой погоды, вон, даже пальцы от холода сводит!..

— Кисс, — позвала яя подошла к парню. — Кисс, помоги застегнуть куртку. На ней такие пуговицы…

— Что бы ты без меня делала, радость моя?

И тут сзади раздался чей-то крик. Обернувшись, я увидела удивительное зрелище: нашего опутанного веревками и сетями пленника как раз вели к его лошади, чтоб вновь усадить на нее, и, как обычно, крепко связать его ноги. Внезапно спокойно шедший человек высоко подпрыгнул, ударив ногами одного из солдат, и когда тот согнулся от боли, связанный человек удивительно ловким кошачьим движением заскочил на него, оттуда молниеносно перепрыгнул на плечи второго солдата… Кувырок в воздухе — и вот уже связанный человек оказался верхом на ближайшей лошади, которая тут же сорвалась с места…

Кинувшиеся к своим лошадям солдаты были остановлены окриком офицера:

— Стоять! Лучники!..

Спустя несколько мгновений вслед беглецу было выпущено немало стрел, только вот, на мой взгляд, в цель они не попали. Вырвавшийся пленник гнал лошадь не прямо, а как бы зигзагами, да и сам всадник настолько низко лег на коня, что попасть в него было крайне сложно. Еще немного — и лошадь с наемным убийцей скрылись за поворотом…

— Ну?.. — повернулся офицер к своим подчиненным. Один из солдат лишь отрицательно покачал головой.

— Боюсь, что не попали… Ловкий до невозможности! Я о таких кульбитах раньше даже не слышал, и уж тем более в глаза подобного не видел. Эх, сюда бы Дорана, того, которого мы сегодня оставили на постоялом дворе — вот то, и верно, мастер метать стрелы…

— Я, кажется, его задел… — подал голос один из солдат, тот, что вчера вечером изображал пьяного. — Точно не скажу, в ногу или в бедро…

— Кажется!.. — Ренхард Рейхард едва сдерживался, чтоб не выругаться в полный голос. — Кажется — это несколько не то слово, которое я хотел бы услышать! Дать уйти такому зверю!.. Кстати, чью лошадь он угнал?

— Мою… — растерянно сказала я.

Только тут до меня дошло, что вместе с выносливой и ласковой крапчатой кобылицей (подарка Вена, к которой за несколько дней я уже всерьез привыкла), пропали и все мои вещи, в том числе и новый замшевый плащ…

Интересно: то, что этот человек ушел на моей лошади — это случайность, или же таким образом он пытался показать мне, что не бросает своих слов на ветер?

А плащ все равно жалко…

Глава 28

К горам мы подъехали только к вечеру, и до наступления ночи передвигались меж серого камня. Здесь было достаточно холодно, особенно по сравнению с равнинной местностью. Еще больше похолодало, а ночью вообще посыпался мелкий снег с дождем, куда больше напоминающий напоминающим ледяную крупу… Как мне сказали, здешние места считаются самыми холодными в стране, отличаются особой суровостью даже в летом, в самое жаркое время года, а уж про то, что тут творится зимой, я даже не хочу думать.

Горы, серый камень, и почти нет никакой растительности, лишь кое-где встречаются небольшие островки чахлой зелени. Пусть над нами голубое небо, но на него то и дело едва ли не постоянно набегают тяжелые тучи, из которых сыплется то дождь, то снег. И еще постоянная промозглость и ветер, пусть и не пробирающий до костей, но достаточно неприятный… Непривычно передвигаться в таких вот местах, но, тем не менее, идти надо.

Да, жить тут достаточно неудобно — недаром последнее селение мы проехали еще днем. Понятно, отчего люди не желают ставить тут свои жилища — ни огород развести, ни скот пасти, все окружающее невольно навевает уныние и глухое раздражение, хочется все бросить, и уйти отсюда как можно дальше, где есть тепло, солнце и люди… К тому же погода тут достаточно скверная.

Пожалуй, и верно, нужно быть святым и оторванным от мира человеком, чтоб в одиночестве жить здесь, среди холодных скал, один вид которых наводит тоску и стремление уйти отсюда как можно быстрей и как можно дальше.

На ночь мы остановились в чем-то, похожем на небольшую котловину — там для лошадей оказалось немного свежей травы, да и нам ночевать было удобнее. На ночь развели небольшой костер — без него тут никак не обойтись. Конечно, мы опасались появления бывшего ученика Клеща — уже видели, на что тот способен. Оттого-то Ренхард Рейхард и велел дежурить по двое, причем постоянно держать наготове лук и стрелы.

— Если увидите нашего беглеца, то можете сразу спускать тетиву. Все ясно?

— Да. А если…

— А если кто-то из вас в него попадет и ранит, то для нас подобное будет только во благо. Если же выстрел будет смертельным… Тогда мы все хотя бы будем чувствовать себя куда спокойнее.

Ночью дежурные сменялись через два часа, но, по счастью, сбежавший ученик Клеща не появился. Я понимаю: хотя он и сумел сбежать от нас, но, тем не менее, ему надо каким-то образом снять с себя веревки и сети, а со связанными руками совершить подобное ему будет сложновато, да и времени на это уйдет немало. Ну, а в том, что он сумеет это проделать — сам снять с себя путы — в этом ни у меня, ни у остальных не было никаких сомнений. Плохо то, что он умчался вперед по дороге, и теперь мы продвигались среди этих серых скал с особой осторожностью — от нашего беглеца можно ожидать чего угодно, засады в любом месте, а в его мастерстве и ловкости мы уже успели убедиться на собственном опыте.

Только на следующий день, и то лишь после полудня, мы приблизились к тому месту, где жил отшельник. Дорог, как таковых, здесь не было, и мы шли по тем местам, где могли пройти наши лошади, хотя и заметно, что в этих местах все же появляются люди — все же кое-где уде уже привычный нам серый камень создавал вид тропы. Как видно, народ к отшельнику все же похаживал — ну, это понятно, у многих из нас есть проблемы, которые мы считаем не решаемыми.

Мы подъехали к одному из тех мест, которые Ренхард Рейхард счел самыми подходящими для засады. Вообще-то таких мест офицер насчитал с пяток, но почти все мы прошли без каких-либо сложностей, хотя каждый раз, перед тем, как миновать очередное опасное место, Ренхард Рейхард вначале отправлял разведчиков. Все проходило благополучно, опасности беглеца не было не видно, даже Койен молчал, и это меня, если честно, стало немного беспокоить: ну не может нас оставить в покое сбежавший ученик Клеща, что хотите мне говорите — не может! Не тот человек…

Если судить по карте, то нам оставалось дойти до нужного нам места всего около пары верст, когда после очередного петляющего поворота мы наткнулись на лежащего на дороге человека. Одетый в простую крестьянскую одежду, он лежал на земле лицом вниз, и под ним расплылось большое красное пятно.

В первое мгновение каждому из нас в голову пришла одна и та же мысль: это наш давешний беглец что-то придумал, и, без сомнения, очередную умную пакость! но, чуть позже, мы все обратили внимание на то, что на лежащем надета пусть все та же крестьянская, но, тем не менее, все же иная одежда, да и ростом этот человек будет повыше ученика Клеща, и в плечах пошире. Неужели наш беглец убил кого-то из тех, кто возвращался от святого отшельника? Этого еще не хватало!

По знаку РенхардаРейхарда двое солдат осторожно приблизились к лежащему, перевернули его на спину… Затем призывно махнули нам рукой — можно подходить.

Всмотрелись в лицо лежащего… Оно почти не пострадало, только было искажено от предсмертной боли. Нет, его я не знаю, никогда не встречала, да и остальные, судя по всему, тоже не имели никакого представления о личности погибшего.

— Он умер недавно, — осмотрел убитого РенхардРейхард. — Самое большее, несколько часов назад, а то и чуть раньше — тело уже окостенело. Это человек получил глубокую рану в грудь, можно сказать, грудная клетка у него была почти разрублена, и каким образом, прежде чем умереть, он сумел преодолеть расстояние от места, где его ранили, до того места, где его настигла смерть — лично мне это совершенно непонятно. Удивительно, что он не умер сразу…

— Нарвался на нашего сбежавшего приятеля?

— Скорей всего…

Тянущийся по камням кровавый след указывал, откуда пришел этот человек. Взяв оружие наизготовку мы прошли всего десятка два шагов, свернули за очередной поворот…

Перед нами оказалось самое настоящее поле боя — десятка полтора мертвых тел со следами жестокой схватки. А я-то думаю, отчего этот Койен не подал мне никакого сигнала тревоги! Ответ очень простой: тут уже нет опасности. Большинство людей лежало на небольшом расстоянии друг от друга. Такое Невольно создавалось такое впечатление, что во время боя почти все эти люди нападали на одного человека, но были и те, что находились в отдалении. Кажется, раненые отползали в сторону, пытаясь дать место другим, тем, кто был в состоянии сражаться…

А вот и мой плащ валяется на земле, только он уже никак не похож на ту прекрасную одежду, что я надевала на себя еще вчера. Сейчас передо мной лежала изодранная и окровавленная тряпка. Да, не везет мне что-то с модной одеждой…

Судя по первому впечатлению, живых тут нет… В отдалении от мертвых тел стояла моя крапчатая кобыла, и на ее красивой шкуре тоже была видна пара ран.

Я бросилась к своей бедной лошади, и та, увидев меня, обрадовано заржала. Как же ты тут оказалась, милая, где была, и куда подевался тот, что угнал тебя? Ничего, скоро все узнаем, а пока что я полечу тебя, моя хорошая…

Позже, когда я вновь подошла к своим спутникам, те рассказали, что обнаружили. Прежде всего, все без исключения убитые были в одежде крестьян, но судя по своеобразным мозолям на их руках, к вспашке земель и к обрезании виноградных лоз эти люди не имели никакого отношения. Такие мозоли бывают лишь от долгих тренировок с мечом, или с тугим луком…

Среди убитых был и наш беглец. Вот он, лежит на спине, устремив неподвижный взгляд в небо… Утыканный стрелами, израненный, этот человек и после смерти продолжал сжимать в руке меч, на лезвии которого застыли ржавые пятна крови… Один из солдат подошел к нему, попытался вытащить из окостеневшей руки меч, но эти попытки ни к чему не привели. Ученик Клеща и после смерти крепко держался за оружие.

— Ну, что там? — требовательно спросил РенхардРейхард.

— Мертв…

— Точно?

— Мертвее не бывает. Да вы только посмотрите, сколько на нем ран! С полсотни будет, не меньше, да стрел с десяток… А уж крови под парнем сколько!.. Наверное, вся вытекла…

— Понятно. Так, слушайте приказ: осмотрите убитых, может, хоть кого-то из них узнаете. И раненых ищите!

— Вряд ли тут есть раненые… — вздохнула Марида.

— И все же стоит поискать…

— Лиа, иди сюда! — раздался голос Кисса. Он склонился над одним из лежащих на земле людей. — Лиа, ты должна его увидеть! Только посмотри!..

Застывший на земле в неловкой позе молодой человек, и верно, был мне определенно знаком. Надо же, маркиз Варделе, высокородный племянник когда-то всемогущего герцога Стиньеде! Вот уж кого меньше всего ожидала здесь увидеть, так это его…

— Узнала? — спросил Кисс.

— Конечно…Убит?

— Да. Точным ударом в сердце.

Этого высокородного ранее я видела всего дважды: первый раз на корабле, что увозил нас из Стольграда, а второй раз в лесной избушке… Помнится, он произвел на меня впечатление довольно чванливого и высокомерного молодого человека. Впрочем, именно таким он и был. Вен говорил, что маркиз очень капризный человек, кичащийся своим богатством, происхождением и роскошью, которая окружала его с детства… Насколько мне помнится, он вместе со своим дядюшкой сбежал в Нерг… А сейчас, к своему немалому удивлению, я вижу маркиза Варделе перед собой в простой крестьянской одежде, и с раной в левой части груди, а на его лице застыло искреннее удивление — видимо, он считал, что могут убить кого угодно, только не его… Как этот человек здесь оказался?!

— Надо же, кого я имею честь лицезреть! — протянул подошедший РенхардРейхард. — Маркиз Варделе собственной персоной!.. Не ожидал… А нам говорили, что после неудачного заговора он вместе со своим дядюшкой отсиживается в Нерге.

— Как видите, отсиживание в стране колдунов он сменил на отлеживание в скалах Харнлонгра… — хмыкнул Кисс.

— Это придворный щеголь, ставящий себя выше всех… Подобную одежду он мог надеть на себя только под страхом смерти… — задумчиво протянул офицер. — Значит, это была заранее подготовленная засада, и эти люди пришли сюда переодевшись, чтоб даже случайно не привлечь к себе чужого внимания — к святому отшельнику ходят прежде всего крестьяне…

— Вы его хорошо знали? — спросила Марида.

— Я? Нет. Вернее, почти нет. Мы вращались в разных кругах, хотя как-то и были представлены друг другу. Я был ему неинтересен — пусть и аристократ, но, по сути, обычный солдат на службе короны… Надо сказать, что и он не произвел на меня впечатления приятного собеседника. Из маркиза просто-таки лезло высокомерие и чувство собственного превосходства, а я с такими людьми господами общаться не большой любитель. И увидеть этого человека здесь…

— Действительно, странно — согласилась Марида. — Если только…

— Сюда! — раздался голос одного из солдат. — Здесь, кажется, отыскался живой! Только здорово подраненный!

Точно, один из лежащих был еще жив, хотя и без сознания. Раны у него были достаточно серьезные, да и на холодной земле он лежал долго, так что надо было срочно принимать меры. По-моему, уже начиналось переохлаждение организма… У него, кроме повреждения внутренних органов, была еще и большая кровопотеря. Как этот человек все еще жив — непонятно! Что ж, раз человек так цепляется за жизнь, то и нам надо постараться, сделать все, чтоб он поправился, и рассказал о том, что же здесь такое произошло…

Пока мы с Маридой возились с ним, вновь раздался голос:

— Еще один живой!

Оставив раненого на Мариду, побежала на зов, но чуть раньше меня там оказались Кисс с РенхардомРейхардом. Когда же я подошла к ним, Кисс обернулся ко мне со своей ехидной ухмылкой:

— Лиа, хочешь увидеть очередное подтверждение той прописной истины, что дерьмо не тонет, как его не топи?

— Не поняла…

— Сейчас поймешь. Любуйся на красавца во всем его великолепии…

И верно, было чему удивляться: перед нами на земле лежал Табин, бывший теткин управляющий. С того времени, как я его видела последний раз, мужик словно облез, несколько растерял свой прежний гонор, и непонятно отчего напомнил мне воздушный шар, из которого выпустили часть воздуха, да притом тот шарик еще и хорошо потрепали. Бледный, перепуганный, в старой крестьянской одежде, он Табин и тут сумел устроиться куда лучше первого раненого — бывший управляющий лежал не на холодных камнях, а непонятным образом умудрился натаскать одежды с убитых, и устроить для себя что-то похожее на небольшое гнездо, задерживающее холод от земли, так что простуда ему не грозила. Почему непонятным образом? Просто у него были перебиты (а, вернее, перерублены) обе ноги, причем одна довольно серьезно — перелом аж в трех местах!

— Высокое Небо, какая встреча! — расцвела я в довольной улыбке. — Вот уж кого не ждала, не ведала! Прямо как бальзам на душу пролился при одном только виде тебя, жук пронырливый! Скажи хоть, какими судьбами ты здесь оказался, сокровище мое несказанное?

— А? — не понял Табин. Он, как видно, вначале попытался притвориться мертвым, не зная, что за люди появились здесь, но сейчас понял, что этого делать ни в коем случае не стоит — все же ему срочно требуется помощь…

— И чего ты тут делаешь? — продолжала я. — Если мне не изменяет память, ты же в Нерге застрял, но перед этим нас всех заложил…

— Да если б не вы, то меня в той стране колдунов и близко бы не было! — простонал Табин. — Хоть озолоти, но по своей воле я бы в Нерг никогда не поехал!

— Сам, милок, направился туда, и только сам! — развела я руками. — Все было на добровольных началах: тебе предложили, и ты согласился, хотя мог бы и на каторгу отправиться, и устроиться там очень даже неплохо: ты ж любому без мыла в одно место влезешь!

— А на каторгу меня за что отправили? Там была допущена такая несправедливость!.. Я ж столько для тайной стражи сделал!.. Одна И вот всего одна ошибка — и меня чуть на плаху не отправили! Скажи еще, что не имеешь к этому никакого отношения!

— Да если бы ты, друг мой ситный, в Стольграде сообщал тайной страже правду о том, что в доме князя Айберте творится, а не выдумывал невесть что, то ни в Нерге, ни на каторге бы не оказался. Тебя ж для того Вояр в княжеский дом и определил, чтоб ты стучал на своих хозяев, докладывал ему об их поступках от и до… Ну, а ты что стал делать? Правду Вздумал правду таить и выдумывать неизвестно что. Открою тебе страшную тайну: если обманываешь тайную стражу, то ни к чему хорошему это привести не может.

— Ну да, конечно, теперь я еще и виноватым оказался! — едва не зарыдал бывший управляющий. — Выхода На самом деле просто выхода у меня другого не было, кроме как скрывать кое-что от тайной стражи!

— Ага, и вместо этого вздумал сообщать ложные сведения… Что, хотел быть хорошим и для тех, и для других?.. Ладно, дятел ты обдолбанный, давай посмотрю твои раны — надо же тебя живым и здоровым до Нарджаля довезти, а уж там-то с тобой настоящие мужчины поговорят.

Пока я осматривала раны Табина, к нам подошла и Марида, а Кисс стал задавать бывшему управляющему вопросы, на которые ему бы очень хотелось знать ответы.

— Ладно, дом князя меня не волнует, и что ты там творил, кого обижал — это меня не колышет. А вот нас для чего нужно было в Нерге закладывать?

— Так ведь всем жить-то хочется! В стране колдунов меня все равно убили бы сразу, как только я бы успел деньги за меха получить. Пришлось принимать кое-какие меры…

— А в засаде на площади зачем нужно было сидеть? — никак не могла успокоиться я. — Что, нас высматривал?

— Вам сейчас легко издеваться над раненым человеком! — Табин даже не обратил внимание на то, что мы откуда-то знаем о том, что он находился на одной из проваленных явок в Сет'тане. — Да, верно, сидел, вас выглядывал… А куда мне еще было деться? Вот и приходилось делать то, что колдуны велели, а не то и мне пришлось бы отправляться на жертвенный камень… Вас бы на мое место!

— Э, нет, милок, оказаться на твоем месте мне никак не хочется! — усмехнулся Кисс. — Лучше ответь: что ты тут забыл? Как здесь оказался, да еще в столь очаровательном обществе?

— Чего-чего?

— Говорю, ты, никак, с высокородными компанию водить начал? Неужто титул себе пожелал отхватить? Эк тебя занесло!..

— Ничего такого мне не надо!

— Тогда что ты делаешь с маркизом в одной компании?

— Это с кем? С ним-то? — кивнул Табин головой в сторону неподвижно лежащего на земле маркиза Варделе. — Да он со мной не только говорить не желал, но даже в мою сторону смотрел через раз! Всю дорогу относился ко мне, как в вши какой, прости меня Всеблагой за такое сравнение!

— Очень точное определение! Но как ты здесь оказался?

— Привели…

— Силой, и связанного по рукам и ногам?

— Конечно, я пришел сюда со всеми. Силой Говорю же — силой заставили!..

— Ага, били, пугали, арбалетом в харю тыкали…

— Всякое было!

— Да я и не сомневаюсь! А ты, конечно, сопротивлялся из последних сил… Что твоим друзьям-приятелям от нас было нужно?

— Может, поможете мне для начала? — едва не взвыл Табин. — Вон, я ходить не могу…

— Что тут у вас происходит? — к нам подошла Марида.

— Да мы со старым приятелем встретились — хмыкнул Кисс. — Давно не виделись, все никак наговориться не можем… Слышь, Табин, ну подумай сам — зачем тебе ходить? Где не появишься — везде пакости творишь! Надо бы тебя здесь оставить — тут тебе самое место для таких, как ты… Ни на один из наших вопросов ты все одно не отвечаешь, так что на кой ты нам сдался?! Мы тут еще одного раненого нашли, так что он, как только в себя придет, так все ми выложит…

— Он вам может ничего не сказать! Он — из Серых Змей!

— Вот как? — мы с Киссом переглянулись. — Интересно… Серые Змеи — в Харнлонгре? Что они тут забыли?

— Давайте договоримся так… — заторопился бывший управляющий. — Вы поможете мне, а я вам все расскажу…

— Точно все?

— Как на духу! Ничего не утаю, только помогите! Я знаю — у меня ноги перебиты, а Лия может их восстановить! Она это умеет…

— Ладно — согласно кивнула я головой. — Договорились. Только я тебя не просто так лечить буду, а такое заклятие на тебя наложу, что если будешь говорить правду — раны будут затягиваться, а если начнешь врать… Тогда не обессудь, ноги потеряешь. С тобой, друг Табин, иначе нельзя.

Насчет этого заклятия я, конечно, соврала, нет такого, но делать нечего — иначе этот человек правды никогда не скажет.

— Хорошо, хорошо, все скажу! — обрадовано закивал головой Табин. — А с чего начинать?

— С того самого времени, как мы в Нерге расстались — отрезал Кисс.

— Ага, значит с того времени, когда вы все ушли, а я один остался в чужой стране…

— Слышь, не дави на жалость — не поможет. Нам в караване рабов пришлось ничуть не лучше!

— Да это надо мной смертельная угроза висела, а не над вами! Я Ведь как бы только якак деньги за меха получил — так, считай, и все — закончилась бы моя жизнь! Вам Это вам хоть бы что — ушли себе, и в ус не дули, а мне каково пришлось?!

— Лиа, брось ты его, не лечи! — обернулся ко мне Кисс. — Все одно толку от него мы не добьемся…

— Ладно, ладно, рассказываю!..

С Табином в Нерге все произошло именно так, как мы и предполагали. Когда нас угнали с караваном рабов, он стал лихорадочно соображать, что можно предпринять в этой непростой ситуации, и, естественно, чтоб спастись, он не нашел ничего лучшего, чем рассказать о нас одному из высокопоставленных колдунов. На какое-то время главной задачей для него было обратиться к нужному человеку, а такой все не попадался на их пути в столицу. Колдун высокого ранга встретился ему лишь на второй день, и тут уж Табин не сплоховал — кинулся ему в ноги с воплем, что у него имеются ценные сведения насчет шпионов, пробравшихся в Нерг. Колдун, вначале слушал иноземца вполуха, но когда тот упомянул о спрятанных книгах, встрепенулся, будто хорошая гончая, взявшая след, и уже всерьез принялся расспрашивать Табина о его спутниках, а затем начал действовать сам. За короткий срок колдун сумел поднять такие силы, о которых Табин бывший управляющий не мог даже подумать. Быстро выяснив, куда именно ушел караван рабов с захваченными иноземцами, погоня помчалась туда, прихватив с собой Табина, причем во главе этой погони стоял тот самый колдун, к которому и обратился Табинбывший управляющий — как видно, колдуну тому типу из конклава не терпелось отхватить себе лавры героя, собственноручно отыскавшего тех, кто мог привести к утерянным было древним манускриптам…

Однако, прибыв на место, колдуна и погоню ждало неприятное сообщение: нужные им люди только что ускользнули в подземные выработки. Ну, вначале решили, что выкурить оттуда беглецов не составит никакого трудаих сложностей, но все оказалось далеко не так просто… Когда же выяснилось, что мы вновь сумели уйти, а позже погоня нашла место, где когда-то умер старый колдун, то Табину чуть не снесли голову с плеч — отчего это ты так поздно к нам обратился?! А может, у вас все было заранее продумано?! В результате бывшего управляющего едва не сделали главным виновником…

Его спасло лишь то, что у колдунов все же оставалась надежда: а вдруг из Нерга сумели уйти не все, и кто-то из тех дерзких иноземцев остался здесь? Оттого-то его и посадили отправили на одну из раскрытых явок с приказом: сиди неподалеку от окна и смотри на улицу, а как только увидишь знакомое лицо — сразу говори! Вот он нам честно и сидел несколько седмиц…

А потом его самого чуть на каменоломни не отправили спровадили — за ненадобностью… Но в последний момент все опять поменялось: его, вместе с другими, отправили направили сюда. По словам Табина, дело обстояло так: его заставили ехать сюда вместе с остальными — откуда-то пришли сведения, что здесь вскоре могут оказаться люди, которые очень интересуют колдунов Нерга. Было велено кое-кого схватить и переправить в Нерг. Это уж позже Табин понял, что речь идет обо мне, Кисса Киссе и старой королеве Харнлонгра. БВелено был приказ: о, охрану положить, и, если получиться, то схватить всех троих, или хоть кого-то из этой троицы, а если не выйдет взять живыми, то просто убить.

В той группе людей, что пришла сюда из Нерга, кроме него, прочих был и молодой маркиз Варделе, который относился ко всем в группе, как к грязи, и считал великой честью для окружающих, что он осчастливил их своим лучезарными присутствием. Молодой маркиз всем своим видом показывал, что если бы не просьба дядюшки, герцога Стиньеде, то его бы здесь и близко не было: как позже Табин понял из случайно услышанных разговоров, участие племянника в захвате своих обидчиков было для герцога Стиньеде чем-то вроде благородной мести, а заодно повышало его авторитет среди колдунов. Что ни говори, а все же в Нерге герцог с племянником жили на положении нищих прихлебателей, и считались чем-то вроде откинутой в сторону и давно разыгранной карты, что для привыкших к власти, влиянию и богатству герцога с племянником становилось просто-таки невыносимым. И вот появилась возможность вновь заявить о себе…

Кроме них двоих, в группе было и полтора десятка опытных, хорошо подготовленных солдат, да еще и двое служителей храма Серых Змей. С этими вообще особая история. То, что мы ушли из Сет'тана в балахонах Серых Змей, да еще и незаконно разъезжали в этой одежде по стране в этой одежде — по законам храма это считается прямым оскорблением, и оттого храмовники выразили желание лично участвовать в поимке и наказании дерзких преступников, посмевших без дозволения принять на себя высокое звание храмовников этого тайного ордена…, в В этом плане Серые Змеичем, разумеется, получили полное одобрение колдунов. Все На первый взгляд все, вроде, хорошо, всеидет по правилам Нерга, но…

Дело в том, что орден Серых Змей, пожалуй, единственный из всех, приобрел некоторые выгоды из сложившейся ситуации. Разговоры о том, что храмовники из числа Серых Змей поставили на место хамящих мальчишек из числа золотой молодежи, обросла множеством новых и удивительных подробностей, и пошла гулять сама по себе уже не только по Сет'тану, но и по всей стране — как видно, увиденное очень понравилось многочисленным зрителям, и держать такие новости внутри себя никто из них не собирался. По рассказам очевидцев, Серые Змеи проявили просто-таки немыслимое бесстрашие и благородство, выступая на стороне справедливости, достойно наказали дерзких ослушников, невзирая на лица и звания, а также показали всем, что такое настоящий закон. Недаром в последнее время среди простого народа понятия «Серые Змеи» и «порядок» стали сливаться в одно понятие, и я не могу утверждать, что конклаву подобное положение вещей пришлось по вкусу. А уж когда пошли разговоры о том, что Серые Змеи избавили людей от неведомого чудовища, держащего в страхе немало людей…

Сейчас орден Серых Змей среди простого народа вознесен на немалую высоту, и его служителей почитают не меньше членов конклава… Конечно, такое положение вещей недопустимо, как говорится, вот-вот вспыхнет конфликт интересов меж орденом и конклавом. Оттого колдуны и заявили: своих людей с отрядом посылать не будем, это дело Серых Змей, так что двое из того ордена и отправились с отрядом в Харнлонгр: как видно, решили, что за возможную неудачу пусть отдувается орден, а у колдунов появится неплохая возможность поставить на место проштрафившихся…

Чтоб не привлечь к себе чужого внимания, еще в Нерге все переоделись в крестьянскую одежду — к святому отшельнику часто ходили селяне, так что группа работяг в здешних местах выглядела вполне к месту.

Они пересекли границу в горах, и оттуда два дня шли без отдыха добирались до нужного места. ДоК намеченной точке сумели дойтишли до этого места вчера вечером, и вот уже второй день сидят тут в засаде, не смея высунуться из-за холодных камней, замерзая и простужаясь — все ждали, когда же здесь появятся те, за кем их послали… У всех в группе зуб на зуб не попадает, но даже костер зажечь нельзя, чтоб из никто из посторонних не заметил чужаков! Каково?

Все бы ничего, люди в отряде подобрались служивые, дисциплину знали, могли бы лежать в засаде еще не один день, но вот маркиз Варделе тут явно оказался той паршивой овцой, которая портит все стадо. Своим бесконечным нытьем, немыслимыми капризами, высокомерным поведением он за короткий срок сумел довести едва ли не до белого каления даже самых выдержанных солдат. По мнению молодого маркиза, каждый человек в отряде должен был считать великой честью для себя то, что он находится рядом с ними. Как я поняла, герцог Стиньеде так и не расстался со своей заветной мечтой — оказаться на троне Харнлонгра, и постоянно поддерживал эту мысль в племяннике. Именно оттого маркиз Варделе и вел себя так, будто среди простолюдинов оказалась его коронованная особа, а никто из окружающих тугодумов не понимает свалившегося на них счастья!.. За те несколько дней, что маркиз провел в отряде, у многих появлялось желание без промедления отправить этого молодого сноба на Небеса, к его знатным предкам, которыми он так кичился. Всех начинало трясти при одном только взгляде на вечно недовольное лицо молодого человека, а его требовательно-капризный голос вызывал у остальных мужчин лишь глубочайшее раздражение, а то и настоящую злость, переходящую в легкое бешенство, от которого не знали, как избавиться…

Наверное, именно оттого они и допустили ошибку — все находились в несколько раздраженном состоянии из-за вечно недовольного маркиза и его кислой физиономии, на которую уже никому не хотелось смотреть, и все страстно желали одного — поскорей выполнить задание и уйти отсюда…

Когда сегодня люди увидели, что по дороге движется всадник в женском плаще с низко опущенным на лицо капюшоном, и на приметной лошади, то все сразу решили, что это одна из тех женщин, кого было велено захватить. Оказывается, им было известно, что мне подарили кобылу необычной крапчатой масти (как видно, сведения из дворца в Нерг все еще идут), плюс женский плащ… Даже высовывающиеся из-под плаща босые ноги всадника сочли признаком того, что я еду к отшельнику с полным раскаянием: в древнем Харнлонгре существовал такой обычай — быть босым перед святым человеком, и многие из направляющихся за помощью к отшельникам даже в наше время все еще придерживались этого старого обычая…

Как и следовало ожидать, на всадника напали едва ли не всем отрядом. Только вот кто же знал, что под женским плащом скрывается даже не человек, а кто-то из тех, кому и названия нет! Такое впечатление, что у того всадника, которого они сумели сдернуть с коня, было с пяток рук, а уж оружием он владел так, что многие из опытных воинов перед ним казались мальчишками, только начинающими обучаться воинскому искусству! Да для него справиться с любым, даже самым опытным и умелым бойцом — не вопрос! Только вдумайтесь: этот человек был один против всех, и раны получал беспрестанно, только вот от меча, который он подхватил у одного из убитых им людей, солдаты падали, как трава, скошенная серпом. Невероятные прыжки, финты, обводки, потрясающая скорость движений, а его воинское мастерство — это и вообще что-то за гранью понимания, в несколько раз превышающее возможности обычного человека… И он даже в горячке боя не терял холодного самообладания, дрался расчетливо и сил понапрасну не тратил… Словно заговоренный, он уходил от смертельных ударов, но зато от его ударов спасения не было.

А ведь и верно: на некоторых из убитых нет кровавых ран, но есть свернутые шеи, выдранные руками кадыки и точные удары мечом в сердце… Страшным воином оказался ученик Клеща, хорошо выучил ту науку, что ему преподал учитель. Мне вспомнился рассказ о том, как несколько лет тому назад в Славии был чем-то похожий случай: тогда Клеща в каком-то старом доме обложили два десятка стражников, а он ушел он них, оставив после себя пятнадцать трупов… Кажется, ученик превзошел учителя, или хотя бы сравнялся с ним…

Ну, а чем окончился сегодняшний бой — это и так ясно. Вничью… Точнее — погибли, считай, все те, кто участвовал в сражении. Но все равно это кажется невероятным: один человек сумел расправиться со всеми… Немыслимо!

Чуть позже я вновь подошла к убитому ученику Клеща, и, присев возле него, долго всматривалась в мертвое молодое лицо, залитое кровью. Откуда же ты, парень, взялся, из каких мест, кто такой будешь, и как попал на обучение к Клещу? Койен молчал, так что ответа на свои вопросы я, скорей всего, никогда не получу. Да, тот наемный убийца сумел воспитать себе на смену достойного ученика! Просто удивительно, что мы смогли его захватить в такую простую ловушку! Похоже, я права в своем первоначальном предположении: желание отомстить за гибель своего учителя заставило ученика быть не столь внимательным и предусмотрительным, как это требовалось, и его чувства взяли верх над разумом и осторожностью. Уж очень он хотел поквитаться с убийцей своего учителя, и оттого пошел на ненужный риск, хотя до того был намерен тем или иным способом лишить нас всей охраны… Искренне жаль, что такой умелый и наделенный необычными способностями человек стал служить злу. Ну, а мне остается вновь и вновь благодарить Небеса за то, что каким-то невероятным образом я сумела остаться в живых…

— Ты что? — возле меня присел Кисс.

— Знаешь, отчего он умер? — спросила я парня. — Не от полученных ранений — от них он был в состоянии выжить. Просто он потерял слишком много крови — посмотри, под ним целая лужа красного цвета… И потом, вчера наш солдат все же суметь зацепить его своей стрелой…

— Да, это был сильный человек — согласился Кисс. — Но и страшный в своей силе. Поверь мне на слово: если бы он выжил, то не успокоился бы до тех, пока не сумел б добрался до тебя… Кодекс убийц — страшная вещь, и хорошо, что о нем знают не все…

— А ты знаешь?

— Знать не знаю, но немало о нем слышал, и оттого имею представление, что говорю…

Тем временем солдаты по приказу Рейхарда стаскивали тела убитых в одно место, собирали рассыпанное оружие…

— Пойдем назад — захороним…

— Да где тут хоронить! — всплеснула руками Марида. — Вокруг один камень!

— Вот камнями и заложим. Тут еще и двое раненых имеется, и нет смысла тащить их с собой к святому отшельнику — только растрясем в дороге… Хочется мне того, или нет, но, похоже, на какое-то время придется оставить здесь еще одного из своих солдат — все же за ранеными присмотр нужен, да и костер для них надо запалить и постоянно его поддерживать, а не то наша пара пленных, не приведи того Всеблагой! отправиться на Небеса…

— Можете оставить двоих солдат — посоветовала я офицеру. — Никакой опасности впереди я не чувствую.

— Вот как? Ладно, поверим вам на слово… Оставлю двоих, тем более, что работы тут им обоим хватит в избытке. Один пусть следит за ранеными и костер поддерживает, а второй убитых камнями закладывает — негоже, если до них звери доберутся. Пусть они и враги, и пришли по наши души, но все одно, это не по-людски — оставлять убитых солдат на съедение зверью… А на обратном пути, когда вновь спустимся в долину, то из первого же встречного селения отправим сюда людей, чтоб они перенесли убитых вниз, и захоронили, как это положено.

— Это правильно… — кивнула головой Марида.

… До небольшого каменного дома отшельника мы добрались довольно быстро. Да, пожалуй, никто здесь, кроме святого, жить не будет: обдуваемая всеми ветрами ровная площадка среди отвесных скал, на которой стоит сложенная из грубо обтесанных каменных плит небольшой домик с покатой крышей, на которой растет тонкая пленка белесого мха. И еще тут довольно сильный ветер, причем весьма холодный, и мне даже страшно думать о том, какие морозы здесь стоят в разгар зимы. Сама не зная отчего, посмотрела на Кисса — он в детстве, голодный и едва живой, тоже переходил зимой через горную гряду, и едва не замерз при том страшном переходе…

— Ждите меня здесь… — Марида лезла со своего коня, и направилась к домику отшельника. — Я пойду к нему…

— Но… — вмешался Рейхард. — Госпожа, я не могу вас так просто отпустить! Позвольте моим людям хотя бы обследовать это место, и пойти вместе с вами…

— Нет. Я приказываю вам остаться здесь, и не мешать мне!

— Марида! — попыталась было вмешаться я. — Надо послушать офицера…

— Ты чувствуешь опасность?

— Нет.

— И замечательно. Тогда все ваши заботы отпадают сами собой.

— Постой! — я снова попыталась слезть с лошади. — Почему ты? Я с тобой…

— Ты подождешь меня здесь! — подняла руку Марида. — Позову, если надо будет, вот тогда и придешь. И не спорь — я знаю, что делаю. Все же там живет святой отшельник, а не один из тех, кого стоит опасаться…

— Но…

— Жди меня здесь, я сказала!

Марида подошла к домику, постучала в хлипкую дверь, а потом и скрылась за ней. Минуты шли за минутами, а мы все так же сидели на лошадях, ожидая возвращения старой королевы. Солнце на небе скрылось за тучами, через какое-то время заморосил мелкий дождик, который вскоре перестал. Потом темные тучи куда-то ушли, и на ярком голубом небе вновь засияло холодное солнце… А в голове у меня все это время без остановки крутился один и тот же вопрос: может, и сюда мы понапрасну приехали?

Я вновь и вновь рассматривала жилище отшельника, пытаясь понять, как он тут живет. Конечно, никакого огорода возле домика нет, да и откуда ему взяться на этих голых и холодных камнях?! Но рядом с этим бедным жилищем не было видно никакой живности, ни кошки, ни собаки, ни даже небольшой козы, которые были, кажется, во всех домах, даже самых бедных. Глупо, но я все время думала о том, что для того, чтоб жить в таких суровых условиях, надо быть действительно отрешенным от мира…

Не знаю точно, сколько минуло времени с тех пор, когда Марида скрылась в этом домике, но солнце успело довольно заметно передвинуться на небе до того, как старая королева вновь показалась на крыльце, и призывно махнула мне рукой — иди, мол, сюда!..

Сойдя со своей крапчатой кобылки, на которой сидела все это время, я направилась к дому отшельника. Сзади раздались шаги. Оглянулась — Кисс идет следом.

— Кисс, я пойду туда одна!

— Еще чего…

— Говорю же — одна пойду!

— Иди. Только я буду рядом…

А, его все одно не переспорить! Вместо того, чтоб вновь попытаться прогнать парня взашей, я взяла его за руку, а он в ответ крепко сжал мою ладонь… Вот так, держась за руки, мы с ним и вошли в дом отшельника.

Небольшая комнатка, где вся мебель состоит из широкой лежанки с насыпанной на нее соломой, стола и старой скамьи. На стене висит большая полка с книгами и свитками, там же стоят два кувшина с водой и стопка сухих лепешек. Возле незажженного очага лежит небольшая поленица дров. Ой, ну тут и холодина! Даже Марида, кажется, замерзла! Пар изо рта здесь, конечно, не идет, но и особого тепла тоже нет. Да и откуда ему взяться, если вокруг одни холодные камни?!

Но вот что удивительно: стоявший напротив нас отшельник, этот старый, заросший седой бородой человек, был бос! Я вначале даже не поверила — стоять босиком на таком холодном полу! но все именно так и было… И одет старик был всего лишь во что-то, напоминающее тонкую полотняную рубашку, которая покрывала его тело и ноги почти до земли. Ему что, не холодно? А ведь похоже на то…

Мужчина долго смотрел на гас обоих, а потом повернулся к Мариде:

— Ты была права — они даже пришли вдвоем. И… — тут он замолк, а потом вздохнул. — Да, в мире много несправедливости…

— Ну так что скажешь? — Марида выжидающе смотрела на отшельника.

— Не знаю… — мужчина чуть развел руками. — Знаете, я ушел от мира, чтоб молиться за весь людской род, но и сюда приходят со своими бедами, и я даже не скажу, какая из этих людских горестей больше всего сжимает от печали мое сердце… Несколько раз я помогал и таким, как ты, милая девушка…

— Прошу, помогите и нам… — в голосе Кисса слышится неподдельное отчаяние, а я отчего-то не могла произнести ни звука.

— Мы все пленники судьбы, и не надо с ней спорить, но вам, молодежи, трудно принять столь очевидную истину, и уж тем более вы не хотите со всем этим мириться. Не стоит себя обманывать — судьба каждого из нас уже начертана на Небесах…

— А если я хочу вырваться из этого плена? — даже не знаю, как я смогла произнести эти слова.

— Каким образом? — чуть устало вздохнул отшельник.

— Я не знаю… Но с ней можно поспорить!

— В вас говорит молодость, которая не желает мириться с предначертанным. Оттого вы и хотите вступить в спор с Небесами… Молодые люди, вы оба отрабатываете грехи своих родителей — устало говорил старец. — Вы, молодой человек, несете на себе грехи отца, а вы, моя хорошая, отрабатываете желание своих близких жить легко и без трудностей… Ну, они на Небесах будут сами отвечать за свои грехи, а вы тут, на земле, страдаете под грузом чужих ошибок…

— Так вы не можете мне помочь?

— Дело заключается в ином. Просто я боюсь, что в случае неудачи вы получили еще одно разочарование, а это очень больно…

— Пусть так! У меня уже были такие разочарования. Одним больше…

— Ох-хо-хо, вы все же хотите поспорить с судьбой… Впрочем, вновь повторять это не имеет смысла — вы все бунтуете… Увы, но я могу помочь не всем и не во всем, и лишь тогда, когда человеку благоволят Небеса. Существует то, что выше моих сил…

— Я хочу, чтоб эта женщина жила… — негромко сказал Кисс.

— Молодой человек, я повидал в своей жизни многое, и меня просили помогать многим, в том числе и тем, кого подвергли такому же обряду, как и вашу девушку. Почти всем я сумел помочь, излечить от этой напасти, но в вашем случае, на мой взгляд, все куда сложней. Тут несколько особая ситуация, очень непростая… То, что у меня выходило с другими, может не получиться здесь. Мне уже рассказали о вас, и о ваших предыдущих попытках снять с себя последствия того черного обряда… — отшельник вздохнул. — Ладно, попробуем еще раз, но обещать я вам ничего не могу…

По знаку отшельника мы с Киссом сняли свои куртки, и легли рядом на лежанку, покрытую соломой. Удивительно, но нам почему-то совсем не было холодно. Мы опять сцепили свои руки, а отшельник, взяв с полки какую-то толстую книгу, встал рядом с нами, и, раскрыв свою книгу на середине, стал читать ее вслух. Это была незнакомая мне молитва, длинная и трогательная, но вскоре я уже не могла различать отдельные слова — все они слились в одну ноту. Голос отшельника звучал для меня странной, непонятной музыкой, которую хотелось слушать вечно, не теряя ни звука из этих волшебных переливов истины. И еще было ощущение покоя, радости и счастья. Меня словно подхватила светлая, сияющая волна, куда-то понесла, и я с удовольствием поддалась течению света и чистоты.

Не знаю, сколько времени это продолжалось, но внезапно я вновь оказалась в уже привычном мне темном коридоре, и чувства приподнятости и беспредельной радости меня так и не оставляли. Вновь шагнула в него, уде привычно распахнула закрытую дверь, и в который раз увидела, как яркий солнечный день льется через раскрытую дверь. Пошла, вернее, поплыла по коридору, распахивая все встречающиеся мне закрытые двери, впуская в темный коридор солнечный свет и купаясь в той светлой музыке, которая все еще звучала во мне. В глубине души зрела уверенность, что уж в этот раз все получится, как надо, я сумею открыть все двери, и наконец-то узнаю, что скрывается за самой последнее дверью, за той, которая не хочет выпускать меня из сетей древнего обряда… А вот и она, та самая тяжелая дверь! Толкнула ее в полной уверенности, что сейчас-то она откроется передо мной…

Но ничего не случилось, темная дверь так и не распахнулась передо мной. Налегла еще раз — бесполезно… Вновь толкнула дверь, и скорее почувствовала, чем увидела, как вокруг смолкает светлая музыка, а все раскрытые было двери вновь с треском закрываются за мной…

Возвращение назад было долгим, и я никак не могла вновь очутиться в своем привычном мире. И еще я понимала, что у меня ничего не получилось и на этот раз. Все было напрасно — темное колдовство Нерга оказалось сильнее. Медленно паря в воздухе, я опускалась с небес на землю, и постепенно все вокруг затягивалось темнотой. Тошно…

И тут рядом с собой я увидела Кисса. Он смотрел на меня таким взглядом, что мне внезапно стало страшно, на глазах появились слезы, а от дурных предчувствий сжалось сердце, ухнуло вниз, как в пропасть. Такое впечатление, будто он прощается со мной навсегда… Что Кисс тут делает, как здесь оказался? Но спросить я его ни о чем не успела — парень повернулся, и, ни говоря ни слова, молча пошел прочь от меня, прямо в сгущающуюся темноту… Это еще что такое? Кинулась было вслед за ним, пытаясь догнать, остановить, выяснить, что же случилось… Не должен он тут оказаться, никак не должен! Кисс, остановись, постой же!..

Однако в этот момент невесть откуда налетевшая светлая волна вновь подхватила меня, оторвала от Кисса, которого я почти что догнала, понесла дальше, и парень исчез с моих глаз за непрозрачной пеленой, а я снова оказалась все в том же до омерзения надоевшем мне темном коридоре с закрытыми дверями. Как, опять?! Вновь его проходить? Хватит, надоело! Сколько можно повторять одно и то же?! Как же я ненавижу тебя, это проклятое место! Побыстрее бы выйти отсюда!

Чуть ли не бегом кинулась по коридору, уже привычно распахивая все двери, встречающиеся на моем пути, и не обращая внимание на солнечный свет, заполняющий темный коридор. Быстрей бы удариться в ту проклятую дверь, и навсегда убраться отсюда! Все, хватит с меня этих бесконечных попыток изменить то, что произошло много лет назад! Больше я в эти игры не играю! Сколько можно беспрестанно елозить по одному и тому же месту?! Да пропади все пропадом, сюда я больше не пойду! Мне надоело переходить он надежды к отчаянию, а потом снова надеяться невесть на что! Раз мы пленники судьбы, то значит надо принимать жизнь такой, как она есть!.. И потом, куда ушел Кисс?..

С размаху ударилась все о ту же крепкую темную дверь, и она, совершенно неожиданно для меня, легко распахнулась. Я чуть ли не кубарем вылетела на светлую поляну, где все — и трава, и цветы, и воздух, и деревья, и даже небо — все, казалось бы, соткано из золотых нитей… В растерянности встала, оглядываясь по сторонам, всей душой принимая эту сказочную красоту, один только взгляд на которую наполнял душу удивительным восторгом…

Повернулась назад, и увидела, как темный коридор, который я только что пробежала, прямо на моих глазах разваливается, и тает под этими золотыми лучами, словно ком грязного снега… Еще несколько мгновений — и от него не осталось даже следа, будто этого коридора никогда не существовало, а я поймала себя на том, что с удовольствием, до хруста в костях потягиваюсь, распрямляюсь, словно навсегда скидываю в себя тот немыслимо тяжелый груз, что был когда-то навешан на меня… Становится легче дышать, а то счастье на душе, что я сейчас испытываю — оно не сравнится ни с чем! Так, наверное, ощущается свобода, полет на крыльях, когда под тобой разворачивается прекрасный и совершенный в своей красоте мир… Свобода — какое прекрасное слово! И я понимаю — отныне я свободна! Наконец-то!

Возвращение назад было прекрасным. Когда я открыла глаза, и увидела склонившуюся надо мной Мариду, то счастливая улыбка сама собой появилась на моем лице:

— Все… Я свободна!

— Да… — Марида постаралась улыбнуться, но по ее щекам невольно потекли слезы. — Да, девочка моя, да… У тебя все получилось…

— Тогда почему ты плачешь?

Но Марида ничего не ответила мне, а лишь тихо заплакала, уткнувшись мне в плечо. Старец, стоявший напротив меня, с печальной улыбкой смотрел на нас. Он как будто знал что-то такое, чего мне знать не стоило.

— В чем дело, Марида? Что случилось? — затормошила я старую ведунью, но та в ответ лишь продолжала плакать. Что-то это не очень похоже на слезы радости…

В недоумении повернулась к Киссу, все так же неподвижно лежавшему рядом, тронула его за руку… Что такое?

— Кисс…

Он не отвечал, и глянув на его позу, застывшее лицо, в меня ледяной змеей стал вползать страх. Так выглядят люди, из которых только что ушла жизнь…

— Кисс! — закричала я не своим голосом, но он по-прежнему был неподвижен. Не в силах принять очевидное, я безжалостно затрясла его. — Кисс, да что с тобой?!.

— Это бесполезно… — негромко сказал старец.

— Что вы с ним сделали?!

— Ничего. Это была его воля, его желание — отдать свою жизнь взамен твоей. И тут он был прав — только это могло тебе помочь…

И тут у меня в памяти ожил тот давний разговор с Маридой у ее старенькой избушки в лесу. Тогда она рассказывала мне, что есть несколько способов снять с человека темный обряд эценбата, в том числе и такой, когда кто-то отдаст за это свою жизнь, причем сделает это добровольно, без просьб, и от чистого сердца… Ах вы, черные колдуны, как же я вас ненавижу! Ведь даже в моем случае Канн-Хисс Д'Рейурр оставил лишь одну возможность снять с меня последствия своего колдовства — через чью-то смерть…

Одна только мысль о том, что теперь рядом со мной уже никогда не будет Кисса, и я отныне никогда не услышу его насмешливо-ехидных высказываний, была настолько болезненна, что я едва сдержала крик.

— Как вы могли?..

— Я ж вам обоим говорил, милые дети — зачем спорить с Небесами?.. А этот молодой человек сам сделал свой выбор…

— Да зачем мне жизнь, купленная такой ценой?!

— Мне очень жаль… Правда, искренне жаль…

При чем тут твоя жалость? Она мне вряд ли поможет… Койен, что делать? Молчишь? Скажи, ты остался со мной, или исчез? Не отвечаешь… Ладно, сама приму решение… А если… В моей памяти встали те сказки, которые я когда-то читала в детстве… Некоторые из них были страшноватые… А может…

— Старец! — обернулась я к отшельнику. — Он уже умер?

— Он на пути к царству теней…

— Хорошо! Отправляй меня вслед за ним. Я верну его…

— Да ты что такое говоришь, Лия? — ахнула Марида, подняв ко мне заплаканное лицо. — Как тебе такое в голову могло придти?

— Это как ему в голову могло прийти, что я соглашусь принять такую жертву? Старец, отправляй меня за ним!

— Милая девушка, вы вряд ли оттуда вернетесь, и тогда получится, что это благородный человек погиб понапрасну…

— Мы теряем время! — рявкнула я, теряя терпение, которого у меня и без того было немного. — А его и так осталось немного!

— Я не могу…

— Зато я могу! Говори, что надо делать!

— Хоть вы образумьте ее… — повернулся старец к Мариде, но я его перебила.

— Прошу вас, поторопитесь, время уходит!

— И я вас прошу… — всхлипнула старая королева. — Сделайте то, что она просит, иначе эта девушка до конца своей жизни не простит мне, что сегодня я ей не помогла…

— Будет ли у ее это завтра, если я исполню ее желание?.. Неразумные, не знаете вы, о чем просите! Опять спорите с Небесами… Ну что ж, пусть будет по-вашему, тем более, что времени, и верно, осталось совсем мало.

Старец взял чашку, налил в нее воды из кувшина, и, достав из полотняного мешочка, который лежал на полке, целую горсть сушеных цветочных лепестков, бросил их в воду. Размешав все это, он протянул мне чашку:

— Пей!

Я одним глотком осушила чашку, проглотив целый комок травы, и поняла, что не могу дышать: лепестки, мгновенно разбухнув в воде, перекрыли мне горло. Но, тем не менее, я не чувствовала удушья. Вместо этого на меня напала непонятная слабость, и я без сил рухнула на лежанку, и при этом хорошо слышала то, что говорит мне старик:

— Постарайся догнать его до того, как он успеет перейти реку, и сделай все, чтоб он развернулся и пошел назад. И запомни: если только он войдет в воду, то его уже не вернуть. Но даже не это самое страшное: смерть не любит выпускать тех, кто к ней идет… И ты там можешь остаться…

Отшельник стал что-то говорить, читать то ли молитвы, то ли заклинания, но я их уже не слышала, лишь поняла, что проваливаюсь в темную и страшную яму, из которой вряд ли можно вырваться…

Очнулась я в незнакомом месте. Не знаю, как правильно можно описать его. Серое небо, серая равнина, но не гладкая, а словно покрытая кочками, и над всем этим сплошной пеленой лежало что-то, напоминающее то ли на серый снег, то ли на серый пепел. Однако, когда я шла по этому серому пеплу, на нем не оставалось никаких следов. Странно и неприятно… Даже воздух вокруг, казалось, имел серый цвет. Солнца на небе не было, но, тем не менее, казалось, что здесь все отбрасывает тени. Так значит это и есть он, тот самый мир теней, куда мы все уходим? Или это еще не он? И стояла тут тишина, которую можно назвать одним только словом — мертвая…

Вокруг пусто, лишь кое-где маячат тени людей, и все они идут в одну и ту же сторону, и я отчего-то понимаю, что там, куда они все направляются, находится река… Где же Кисс?

А, вот он, тот парень, с которым я успела сродниться. Сейчас он был одним из тех людей, что покорно и молчаливо направляются к реке… Со всех ног кинулась вслед за ним, и, хотя я неслась со всех ног, а он шел спокойно, равномерно переставляя ноги, все одно — расстояние меж нами никак не сокращалось. Я побежала еще быстрей, но все никак не могла его догнать… Да что же это такое?! Припустила еще быстрей, не обращая внимания на то, что творится по сторонам…

Потом провал в памяти, и когда я снова пришла в себя, то поняла, что стою уже совсем рядом с Киссом. Все-таки я его догнала! Но и река рядом… Местность тоже поменялась: теперь вокруг были холмы, пусть и невысокие, но до странности неприятные на вид, и мне казалось, что все они будто указывают в одну сторону, в сторону реки… Я не видела воды, и даже не знаю, текла ли эта река хоть куда-то, или же стояла на месте — просто перед моими глазами появилась широкая серая лента среди берегов. Не имею представления, это была вода, или все тот же серый пепел… Впрочем, это и не имело большого значения. Просто я знала главное — у берега Кисса уже ожидают, но кто эти ожидающие, и для чего его там ждут — это я не хотела знать, да и думать о том тоже не хотела…

Еще рывок — и я встала напротив Кисса. Он все такой же, со своими сказочной красоты волосами, которые сейчас не стянуты шнурком, а свободно рассыпаются по плечам… До странности светлые глаза смотрели мимо меня, и я понимала, что он ничего не видит. И тогда я заговорила с ним, не давая ему пройти к реке, хотя вряд ли он слышал мои слова… Не помню, что я ему говорила, что обещала, но главное — запрещала ему идти дальше, и вместе с разговорами постоянно отталкивала его от реки, но не руками, а словно мысленно… Я стояла на его пути, и все время что-то говорила без остановки, загораживала ему дорогу, и в то же самое время не могла до него дотронуться, потому что понимала — мы с ним находимся будто бы в разных мирах… Сейчас для меня самое главное — сделать все, чтоб только Кисс остановился, не дошел до того места, где начинается река, не ступил в воду, и чтоб его не забрали те, что уже ожидают его появления там…

Не скажу точно, сколько времени все это продолжалось, но постепенно его неторопливый шаг замедлился, а я как будто стала давить на него, но не телом, а мысленно, не давая идти дальше… Ой, река уже совсем близко! Вновь усилила давление, едва ли не закричала от тех усилий, с которыми отталкивала Кисса от все приближающейся серой ленты реки!.. И парень остановился, а затем, постояв несколько мгновений, повернулся и пошел назад, туда, откуда он только что шел, а я последовала за ним…

Мы не успели сделать и десяток шагов, как перед нами появилось нечто… Не знаю, как верно описать то, что увидела — серое, медленно колыхающееся, заставляющее в ледяном страхе замирать трепещущее сердце… Это… Оно встало на нашем пути, и мы тоже остановились. И я поняла: возможно, меня еще могут выпустить, и то вряд ли, но Кисс, без сомнения, должен будет остаться здесь…

Ступила вперед, заслонив собой парня. Смотрела на то, что стояло перед нами, и не ощущала враждебности от него — тут было, скорей, полное и холодное равнодушие, и вместе с тем легкое раздражение оттого, что какая-то букашка пытается вмешаться в давно заведенный порядок вещей…

— Давай договоримся… — я не узнала собственный голос. — Я знаю, что умолять тебя о милости бесполезно: за тысячи лет ты наслушалась и насмотрелась всего, и вряд ли тебя тронет очередное горе… Прошу тебя подумать о другом: и он, и я — мы оба воины, и оба можем сражаться, и мы умеем это делать. Что тебе с очередных двух погибших? Нас всего двое, и не более того, пара песчинок в океане умерших… А если мы будем живы, то, как это ни страшно звучит, постоянно будем целью колдунов Нерга. Они без устали будут стремиться добраться до нас, и просто так, без боя, тут вряд ли обойдется. Спокойной жизни у нас никогда не будет, а жизнь превратится в цепь постоянных схваток, сражений, и во множество погибших врагов… Разве это для тебя не более интересно?

Ответом мне было все то же равнодушное молчание, так что я продолжала:

— Если ты отпустишь нас, то я обещаю: в нашем лице ты найдешь тех, кто верно будет защищать границы Харнлонгра от вечных поползновений колдунов Нерга, а от них милости ждать не стоит, и это утверждение прежде всего относится ко мне. Думаю, ты знаешь: меня Нерг уже давно считает своим врагом, так что не успокоится до тех пор, пока не доберется до меня, а я, естественно, попадать им в лапы не желаю ни в коем случае… По твоему, это все может обойтись без крови и схваток? Разве тебе не хочется все это увидеть? Мы двое, оставшись здесь сейчас, всего лишь пополним твой счет на две единицы, а оставшись в живых, мы принесем куда больше пользы и своим странам, и тебе… Своим предложением я обрекаю и себя, и своего мужа на всю оставшуюся нам жизнь без покоя, и на вечный бой… Как это ни горько звучит, но ты любишь кровь, и разве тебе не хочется посмотреть, чем закончиться наша схватка с колдунами Нерга?

Воцарилось молчание, и я уже вновь хотела было начать говорить, но тут мне ответили:

— Договорились… — холодный мертвый голос ледяным набатом прозвучал в моих ушах, и в тот же миг вокруг нас все закрутилось, и я вновь провалилась все в ту же бездонную яму…

Когда же я пришла в себя, то увидела, что по-прежнему нахожусь на соломе, покрывавшей лежанку, а рядом со мной лежит Кисс. Возле нас хлопотала зареванная Марида, а старец по-прежнему читал вслух молитвы, правда, в его глазах я увидела сочувствие и жалость. Преодолевая непонятную слабость, дотянулась до руки Кисса. Она была теплой, и чуть дрогнула при моем прикосновении… Все в порядке, он жив… — это я поняла, прежде чем вновь провалилась в то ли забытье, то ли в глубокий сон…

В себя я пришла только на следующее утро, и первое, что я увидела — это Марида и старец, которые по-прежнему не отходили от нас. Ну надо же, и Койен подал голос — что-то радостно затрещал, только я его пока что слушать не стала. Потом поговорим…

— Все в порядке, девочка моя… — всхлипнула Марида, которая, кажется, все это время так и не переставала лить слезы.

— А где…

— Кисс? Вот он тут, рядом, тоже скоро должен проснуться. Вы с ним все это время крепко спали, в себя приходили… А Рейхард со своими людьми всю ночь глаз не сомкнули, дом охраняли… Совсем замерзли на холодном ветру, бедные!

— Ты взяла на свои плечи тяжкий груз… — негромко сказал старец, закрывая книгу, которую он до этого все время держал в руках. Судя по его покрасневшим глазам, и по уставшему, чуть надтреснутому голосу, он, похоже, всю ночь читал над нами очистительные молитвы. — Причем этот груз будет лежать как на твоих плечах, так и на его… Ах, молодежь, молодежь, как же вы любите рисковать и совсем не думаете головой! И о последствиях своих поступков тоже не задумываетесь… Мне остается только молиться за вас и за ваши души…

Ответить я не успела — просто Кисс открыл глаза и недоуменно посмотрел на нас. Постепенно его взгляд обрел осмысленность, а еще через мгновение на его лице появилась столь знакомая мне чуть язвительная ухмылка:

— Ну, знаете ли… Я, конечно, и раньше слышал, что некоторые бабы своих мужей даже с того света достанут, но чтобы самому с этим столкнуться!.. Не ожидал от вас такой настырности, радость моя!

Вместо ответа я заплакала, уткнувшись лицом ему в грудь, а с другой стороны все еще продолжала лить слезы Марида… Отчего-то мне вспомнился Оди — тогда мы с Маридой тоже ревели у него на груди…

— Ну, ну… — растерянно твердил Кисс, — что вы тут дождь устроили!.. Все хорошо, все живы…

— По…погоди немного, — всхлипывала я — по… погоди… Сейчас я с тобой… В общем, не знаю, что и сделаю! П… пришибу, не раздумывая! К…куда тебя понесло, охламона?! Убью, нафиг, сама, все легче будет…

— Сейчас же прекрати ругать парня, — хлюпнула носом Марида. — Только и делает, что шумит без остановки! Где еще такого сокола найдешь, а? Это ж не парень, а золото! Лучше на себя погляди, да ворчать перестань!

— Спасибо, дорогая тещенька! — проникновенно сказал Кисс, прижимая к себе нас обоих. — Пусть хоть от тебя мне будет защита от этой… Ну, в общем, от вашей непутевой внучки. И как хоть вы, тонкая, умная, изящная дама — воспитали такую, прошу прощения, змею? Ведь куда угодно проползет!.. Даже ко мне на грудь!

— Что? — у меня уже стали высыхать слезы, но отрываться от Кисса мне никак не хотелось. — Как ты меня назвал?

— Никак не назвал! Я просто так сказать, вернее, изрек в пространство одну старую восточную истину, которая в переводе на наш язык звучит примерно так: что мужик на своей груди пригрел — то и шипит!

— Ну, нет слов!.. Знаешь, дорогой, меня так и тянет взять в руки что-то вроде веника, и отходить тебя, как положено!..

— А это самое, ну которое что-то вроде веника… — это куда вставляют? А то я токма из деревни, еще не обтерся!

— Понадобится — жизнь подскажет!

Глава 29

Я стояла на торговой площади Нарджаля, с удовольствием наблюдая за шумом, гамом и бесконечным мельтешением людей. Мы всего лишь на несколько дней приехали по делам в столицу Харнлонгра, и сегодня должны уезжать. Не знаю по какой такой надобности, но Кисс ненадолго отлучился, оставив на мое попечение Медка. Конечно, можно было бы отдать повод коня одному из наших охранников, которые стояли неподалеку, но свого медового коня Кисс не доверял никому.

Вот уже год, как мы жили едва ли не на границе с Нергом. Дело в том, что Дан, и верно, решил наградить нас за услуги, оказанные королевскому дому Харнлонгра, и предложил нам на выбор три огромных имения с землями — дескать, выбирайте то, которое вам больше подходит и к чему вы чувствуете расположение!.. Кажется, он не очень удивился, когда мы сказали, что берем себе земли и замок, расположенные на стыке границ трех стран — Харнлонгра, Нерга и Крайсса. По сути, это было место постоянного напряжения и опасности. Шпионы, контрабандисты, беглые рабы, лазутчики… Но наибольшую опасность представляли небольшие военные группы, которые то и дело пытались пробраться в Харнлонгр, причем в последнее время их становилось все больше и больше. Ну, а схватки на границе — те и вовсе проходили постоянно. И пусть у нас было несколько гарнизонов, но покоя мы все одно не знали.

Пару раз мы получали письма от Адж-Гру Д'Жоора и герцога Стиньеде. Что тут скажешь? Могли бы и не предупреждать письменно и в завуалированной форме об объявлении войны нам с Киссом — она у нас с теми обитателями Нерга и так давно идет.

А вот что касается Кастана, сводного брата Кисса… Тот, чье рождение было результатом черного колдовства, и кого воспитывали учителя из Нерга — тот вряд ли будет светлым человеком. Как стало известно, Кастан поступил в ученики к одному из колунов, и, по слухам, весьма преуспевает в своей черной науке, а его ненависть к сводному брату только растет. Н-да, тут, похоже, вопрос серьезный, и так просто его не решить… Ладно, посмотрим, что будет дальше…

Сейчас стало вроде бы потише, пусть и ненадолго, и мы на пару дней решили приехать в Нарджаль. Прежде всего, у нас тут были кое-какие дела, да и просто хотели проведать Дана и Вена — все же у каждого из них родились сыновья, и надо было поздравить новоявленных папаш.

Я, если честно, даже не ожидала, каким строгим Правителем станет Дан — твердым, спокойным, и даже в какой-то степени жестким. Многие не ожидали такой выдержки и хладнокровия от молодого короля — как видно, рабский караван отучил его от излишней мягкости и всепрощения, а также приучил к мысли, что попустительство не приводит ни к чему хорошему.

Вен… Ну, его не переделать, каким был, таким и остался. Главное — молодой король полностью мог на него положиться.

Жаль, что мы не встретились с Рейхардом — того после повышения отправили куда-то на юг. Ничего, еще не раз увидимся.

А вот что касается маркиза Д'Дарпиан… У него состоялся весьма неприятный разговор с королем, после которого маркизу было велено отправиться в свое имение и не покидать его без особого разрешения. Никто не знает, что происходит в имении маркиза Д'Дарпиан, но, по слухам, у отца с сыном огромные проблемы, да и имение постоянно окружено солдатами — все это, говорят, сделано по указанию короля…

Ну, пока есть возможность, мы решили посетить столицу, а, как говорится, «на хозяйство» оставили Мариду — у нее не забалуешь, в строгости держит как слуг, так и солдат. В нашем замке она навела такой порядок, что любо-дорого поглядеть. Как-то так само собой получилось, что старая королева осталась жить с нами — за долгие годы изгнания она привыкла ко мне, а я уже давно сроднилась с ней. Что касается Кисса, то он и подавно относился к Мариде, как к родственнице жены, а уж она-то в нем просто души не чаяла! Говорите мне что угодно, но я все равно уверена: старая королева, несмотря ни на что, все еще любила ветреного и коварного Эдварда Д'Диаманте, и оттого перенесла часть той непреходящей любви на сына того красавца, что когда-то пленил ее сердце и принес немало бед в размеренную жизнь бывшей королевы.

Дан, узнав о том, что его бабушка желает жить с нами, возражать не стал: даже лучше, что старая королева постоянно находится под охраной, да и жизнь вдали от дворца нравилась ей куда больше — все же за долгие годы изгнания Мейлиандер отвыкла от придворных интриг и сложностей. Так что теперь бывшая королева, можно сказать, правила в нашем замке, навела там строгие порядки, и считала нас кем-то вроде своих непослушных детей, за которыми надо постоянно приглядывать. Мы не спорили, и даже более того — подобное положение вещей нас вполне устраивало по той простой причине, что, случалось, мы не заглядывали в замок по нескольку дней подряд, и были спокойны — за всем присматривает Марида…

За эти несколько дней в столице я успела понять, как соскучилась по своему новому дому, и сейчас мысленно прикидывала, сколько времени у нас займет дорога домой. Так, мы везем с собой оружие, ведем новых солдат, есть еще несколько телег с необходимым имуществом… Все готово, можно ехать, со всеми попрощались… Куда же запропал Кисс?

С тех пор, как мы с ним… вернулись, с того самого времени старались не разлучаться даже на короткое время. Каждый из нас понял, что это такое — расставание, и мы начали дорожить каждой минутой жизни, и хотели постоянно быть вместе. Потерять человека легко, а вот вернуть его назад часто бывает просто невозможно…

Вновь поправила на лошадях седла, слишком роскошные, на мой вкус. Удивительно легкие, из прекрасной крепкой кожи, отделанные чеканным серебром… Подарок Наследника, того самого невольника, с которым мы когда-то с боем уходили из Нерга. Насколько мне известно, Наследник (он же Миртстран Аселрен Тран, наследный принц Эшира) приехал в свою страну в сопровождении немалой охраны, которую ему выделили Правители Славии и Харнлонгра, и его братцу пришлось срочно освобождать престол для того, чтоб там мог оказаться законный наследник. Говорят, братец, до того крепко сидящий на троне, был очень недоволен подобным оборотом дел, и даже пытался прилюдно разобраться с невесть откуда нагрянувшим старшим братом… Ну, чем заканчиваются такие публичные демонстрации оружия перед лицом законного Правителя — об этом, думаю, можно сразу догадаться… В общем, сейчас Наследник, приняв на себя нелегкое бремя правления, разбирается с тем немалым грузом проблем и сложностей, которые до того успел наворотить его братец.

Что касается Степняка… Тот тоже вернулся домой, причем в ореоле героя, вот только вновь разводить лошадей у него не получилось — его пастбища и лошади давно были проданы… Сейчас Степняк вновь вернулся в Славию, и стал разводить лошадей уже там. Если верить слухам, то дела у него обстоят совсем неплохо.

А вот Казначей… Ну, с ним все понятно: он так лихо подмял под себя казну Славии, и вместе с тем навел такие строгие порядки в отчетности и бумагах, что без его подписи не решаются многие вопросы. Да и охраняют его самого ничуть не меньше, чем золотой запас страны — где еще такого головастого человека сыщешь, пусть даже вечно недовольного и со столь скверным характером?! Впрочем, все это идет только во благо — по слухам, казна Славии все богатеет, да и Харнлонгру кое-что перепадает… Правда, из родной страны Казначея как-то прислали требование насчет его выдачи — дескать, государственный преступник и все такое прочее… Но Правитель заявил весьма жестко: я скорей с вашей страной отношения прекращу, чем хоть кому-то выдам этого человека! На том все и закончилось…

Лесовик, Рыбак и Рябина… Ну, двое первых продолжают служить в армии, и даже пошли на повышение, а вот Рябина… Этот из-за полученных ранений в армии больше не служит, ушел в отставку, и счастливо живет с семьей в своей Рябиновке. Говорят, иногда собираются все вместе, вспоминают прошлое… Что ж, рада за него, да и за его друзей тоже.

Гайлиндер… Как я узнала, Правитель за мужество и отвагу, проявленные Гайлиндером в плену, представил его к повышению, а заодно сосватал ему невесту, девушку из древнего и знатного рода, пусть и не очень богатую, но с достаточно влиятельной родней. От предложений Правителя, как правило, не отказываются, и сейчас Гайлиндер ожидает прибавления в семействе. Высокое Небо, пошли ему счастья и душевного покоя — это человек их заслужил…

Не знаю, как восприняла эту новость Эри, то бишь сиятельная княгиня Эйринн. Склонна считать, что ей в тот момент было очень горько — что не говори, но они с Гайлиндером действительно любили друг друга… К тому же над супругом Эри сгустились черные тучи — обвинение в предательстве вплотную висит над его головой, и никто не знает, что с князем Айберте будет завтра. Боюсь, камера в тюрьме уже настежь распахнула для него свою гостеприимную дверь… Что ж ты в этом случае будешь делать, Эри?

И у Райсы все хорошо, Даян уже ходит, правда, пока еще с палочкой, и вышивке учится. Мальчишки тоже растут, так что у Райсы сейчас забот полон рот…

Ох, с чего это я внезапно вспомнила о тех, кто остался в Славии? Наверное, оттого, что появилось свободное время, которое не знаю, чем заполнить…Повернулась было к лошадям, чтоб еще раз поправить сбрую, и в этот момент услышала позади себя удивленно-недоверчивый голос:

— Лия? Ты?

Оглянувшись, увидела рядом с собой человека, который показался мне смутно знаком… И лишь несколько мгновений спустя я поняла, что вижу перед собой Вольгастра…

— Вольгастр?!

Надо же, не узнать бывшего жениха!.. Подобного от себя я ну никак не ожидала! Отчего-то всегда была уверена, что легко узнаю его в любой толпе, даже самой многолюдной, и вот что оказалось на самом деле… Пожалуй, не окликни меня Вольгастр, и я бы, если можно так сказать, прошла мимо… Незаметно сделала успокаивающий жест — все в порядке! стоящим неподалеку охранникам, которые уже шагнули было вперед, чтоб скрутить незнакомца. Вольгастр же ничего не заметил, и продолжал:

— Какая встреча! Никак не ожидал тебя здесь увидеть! Ты что тут делаешь?

— Я тут так, проездом… Но ты-то как здесь оказался? Это же за Переходом! Назад до Славии тебе еще добираться и добираться!

— Дела торговые, что ж еще! Заботы, дела, торговые интересы… Хорошую цену за товар предложили, вот и пришлось рисковать…

— А что, для этого обязательно надо Славию покидать? Неужто там работы мало, или товар плохо идет?

— Нет, в этом смысле все в порядке… В Стольград часто ездить приходится, да и не только туда… Деньги нужны позарез! Вот предложили выгодное дело, оттого и пришлось за Переход идти! И дороги в здешних местах такие опасные!..

Пока бывший жених рассказывал мне о своих торговых делах, и о том, каких неимоверных трудов и опасностей ему стоило оказаться здесь, я с жадным любопытством рассматривала его самого. А Вольгастр изменился — возле глаз залегли морщинки, чуть постарел, и выглядит усталым… И одежда на нем все та же, что я была раньше… Но главное — нет прежней веселой и беззаботной улыбки, которая так красила его лицо, делала Вольгастра таким неотразимым…

Я и без того хорошо знала о том, как живется моему бывшему жениху — Вояр честно отвечал на мои письма, да и Койен частенько не скрывал правды. К сожалению, жизнь Вольгастра сложно назвать безоблачной, и это утверждение касалось прежде всего к родственникам его жены. Вселившись всего лишь на одну зиму в новый дом Вольгастра, они по весне уже и не вспоминали о том, что собирались ставить свои хоромы — дескать, сейчас с деньгами туго, надо бы подкопить деньжонок, и вот уж тогда… К сожалению, деньги копились плохо, а дом зятя был такой большой, и места в нем всем хватало, только вот сам Вольгастр с женой обитали в маленькой комнатке — остальное было занято семьей жены. Разговоры о новом доме постепенно сошли на нет, а то, что зарабатывал Вольгастр, в их большой семье мгновенно расходилось без остатка, тем более, что над Вольгастром все еще висел немалый долг за постройку дома… Так что не было никакой надежды, что в ближайшее время жизнь в молодой семье наладится.

К тому же молодая жена и ее семья постоянно ссорились с родней Вольгастра, и каждое посещение родных для моего бывшего жениха заканчивалось или скандалом, или слезами, или же криками, причем мать Вольгастра ненавидела новую родню всеми фибрами своей души… Так что для того, что не слышать постоянных ссор и криков, мой бывший жених старался как можно больше времени пропадать по своим торговым делам. Впрочем, тут у него был еще и личный интерес, а именно: он по-прежнему не хотел терять своих бывших подружек, к которым раньше частенько захаживал, и где его так радушно встречали.

Увы, и тут все оказалось далеко не так, как он рассчитывал. Дело в том, что в Славии спокойно, и даже с пониманием относятся у тому, что вдовушек посещают холостяки или же вдовые мужчины. Жизнь есть жизнь, каждому в ней надо как-то устраиваться, так почему бы и не таким образом? Присмотрятся друг к другу, приглядятся, притрутся, а уж потом можно и за свадебку приняться! Но вот если к вдовам на огонек заглядывают женатые — э, нет, шалишь, подобное дружно осуждалось, да и слава нехорошая шла о таких вот доступных особах.

Именно с этим и столкнулся Вольгастр. Каждая из вдовушек, с которыми он раньше крутил любовь, все же в глубине души надеялась на то, что он позовет их замуж, а тут такой облом… Так что Вольгастр с удивлением понял, что отныне он вовсе не такой желанный гость, каким был еще совсем недавно, и привечать по-прежнему его не собираются. Почти везде Вольгастру было сразу же указано на порог, а те из бывших подружек, что соглашались встретиться с милым другом, чуть ли не в открытую намекали на то, что женатым мужикам к одиноким женщинам положено приходить с дорогими подарками, а не с жалобами на свою родню, или на родню жены… В противном случае, голубь, тебе тут искать нечего…

Более того: отныне с Вольгастром повсюду стал ездить старший брат его молодой жены — дескать, ему тоже надо бы научиться торговому делу, а для этого ничего не может быть лучше, чем вести дела с родственниками! Все общее, все в один котел, все под приглядом, все учтено… Как видно, новая родня, имея представление о развлечениях на стороне торгового люда, решила держать молодого мужа под постоянным присмотром, да заодно и проследить за тем, чтоб деньги на сторону не уходили, а вместе с тем и его торговое дело под контроль взять… А результате Вольгастр, если можно так выразиться, был обложен со всех сторон, и самостоятельно не мог даже трепыхнуться.

Похоже, сложности у тебя, мой дорогой, в торговле, или же всерьез денежные проблемы тебя замучили, иначе бы ты за Переход не пошел — сюда другие купцы ходят, более хваткие и жесткие. Да, серьезно, видно, тебя жизнь прижала…

— Ты замуж вышла? — похоже, это вопрос очень интересовал моего бывшего жениха.

— Да.

— Разве?.. — а у самого на губах недоверчивая улыбка. Понятно, намекает на то, что на мне ожерелья нет — в Славии это первый признак того, что женщина не одинока, а замужем. Ага, единственное, что мне сейчас не хватает, так это побрякушки на шее таскать, да чтоб они были еще и размером побольше! Когда целый день находишься в седле, то тут уж ну никак не до сверкающих ожерелий! Правда, есть у меня небольшой амулет, подаренный святым отшельником — небольшой серебряный квадрат с древними письменами. Вот его я, и верно, ношу на шее, вернее, на кожаном шнурке на шее. Но дело в том, что в Славии подобные вещицы носят, как правило, незамужние. Вот Вольгастр и уверен, что я его обманываю, пытаюсь не ударить перед ним в грязь лицом, изображаю, что у меня все в порядке…

— Как дела в семье? — продолжала я, сделав вид, что не заметила насмешки в его голосе.

— Все хорошо — отмахнулся тот, не желая впадать в подробности, но его лицо внезапно просветлело. — Ты знаешь, у меня родилась дочка! Красавица, умница — не нарадуюсь… Такая девка! Просто на загляденье!

О том, что у Вольгастра родилась дочь — об этом я тоже знала. Крепкая, здоровая, сильная девочка, радость для родителей… Правда, Вольгастр, мечтавший о сыне, несколько приуныл, но все равно был счастлив — ничего, следующим будет сын!

Однако тут его ждал неожиданный удар: новая ведунья (та, что появилась в Большом Дворе после Мариды) поглядев на ребенка и молодых родителей, лишь головой покачала: девочка хорошая, умненькая, красивенькая, и все у нее будет хорошо, а вот вы, папаша и мамаша… У матери от другого мужа могут быть дети, а ты вот, папаня, вряд ли еще раз будешь отцом — рассердилась на тебя за что-то Пресветлая Иштр, а за что именно — думай сам. Никак, за ложную клятву, скрепленную ее именем… Все еще может поменяться, если покаешься перед всеми, грех с души снимешь… Так что решение этого вопроса зависит только от тебя, голубь…

Наверное, Вольгастр был бы рад исполнить то, что ему сказала ведунья, но… Каяться перед всеми, признаваться в обмане, да еще и деньги Дае отдавать… Еще чего! Ни за что! Самому едва хватает на жизнь с семьей, какие тут могут быть отдачи?! И потом, старая ведьма, возможно, ошиблась…

Так с тех пор Вольгастр и жил, всю душу вкладывая в любимую дочку, и надеясь на то, что все постепенно утрясется само собой… Ну, тут можно сказать только одно: он уже большой мальчик, и сам должен понимать, что делает…

— А у тебя дети есть? — продолжал выспрашивать Вольгастр.

— Нет…

Мне не хотелось ему говорить, что первый ребенок у меня должен будет появиться только через год — это не я придумала, так сказал святой отшельник… И еще он сказал мне, что одним ребенком дело не ограничиться… Но Вольгастру об этом знать не стоит.

— У сестрицы моей как дела обстоят? — этот вопрос интересовал меня куда больше, чем жизнь Вольгастра. — Здорова ли?

— Дая… — чуть скривился Вольгастр. — Жива… Муж у нее помер, так она недавно снова замуж вышла. В отличие от тебя…

На его последнюю фразу я не стала обращать внимания — пусть мелет, что хочет! Ох Дая, Дая, маета ты моя вечная!

Я хорошо знала, что произошло в мое отсутствие. Дая баловала своего дорогого супруга, как только могла: достаточно сказать, что у нее хватило ума купить своему разлюбезному такого же коня, как Медок, отвалив за это целую гору денег. Правда, очень скоро Дае пришлось сократить все свои расходы — милок работать не желал, но зато у него вошло в привычку гулять на широкую ногу, угощая всех и каждого, а долги за эти развлечения приходилось оплачивать Дае. Но самое страшное началось, когда зятек стал играть в кости, и в один далеко не прекрасный день проиграл огромные деньги, взять которые ему было совершенно негде. Единственное, что ему пришло в голову — так это продать дом, иначе, мол, не расплатиться, но этому решению категорически воспротивилась Дая, что и привело к беде — зятек распустил руки… Конечно, он и раньше поколачивал сестрицу, но в этот раз от досады за проигрыш, да еще и разозленный неуступчивостью прежде покорной Даи, затек явно хватил лишнего…

Когда же нежный супруг Даи увидел, что она неподвижно лежит на полу, а вокруг ее головы расплывается красное пятно, то мужик струхнул не на шутку. Вместо того, чтоб помочь жене, или же позвать на помощь, заботливый муж кинулся обшаривать все углы в доме, где Дая могла держать деньги, которые еще оставались на тот момент… Зятек выгреб все, что нашел, забрал все драгоценности, какие только были в доме (прихватил даже серебряные ложки), набил четыре мешка дорогой одежды, погрузил все это на коня — и дал деру…

Через несколько часов Даю нашел старый солдат Лорн, который приглядывал за нашим скотным двором. Сестрица была жива, но без сознания, а зятька и след простыл…

Сестрица поправлялась долго, но вскоре к ней пришли кредиторы — твой мужик задолжал, плати… Все были уверены, что Дае, и верно, придется продать дом, но, к всеобщему удивлению, Дая сумела расплатиться со всеми долгами. Ну, лично мне было все понятно — сестрица достала из ствола старой яблони то, что я спрятала для себя на черный день… Да, если б не эта ухоронка с деньгами, то сестрице, не приведи того Высокое Небо! пришлось бы, и верно, идти по миру…

Зятек объявился через несколько месяцев, зимой, и в этом страшном одноглазом и одноруком старике почти невозможно было узнать прежнего неотразимого красавца. Оказывается, промотав за короткое время все украденное из дома, он вздумал примкнуть к шайке воров. Толку у зятька было немного, но имелся цепкий глаз, и он быстро узнал, где прячут общак. Как у него хватило ума украсть эти деньги — не могу взять в толк! тем более, что уйти с наворованным ему не удалось. Пойманного воришку убивать не стали — дескать, это слишком просто, но взамен изуродовали так, что смотреть было жутко… Дая, во всяком случае, смотреть не пожелала…

Что тут скажешь? Если любишь человека лишь за внешнюю красоту, то получается именно то, что и случилось с Даей. Она была влюблена всего лишь в сказочную красоту своего мужа, и вот результат: если нет прежней красоты, то куда-то пропадает и любовь — недаром сестрица в ужасе шарахнулась он мужа, и закрыла перед ним все двери, так и не пустив в дом… Если честно, то не знаю, как отнестись к этому ее поступку, тем более что зятек через несколько дней замерз, хлебнув лишнего в лютый мороз…

Что тут скажешь? Зятька я, конечно, не переваривала, а за то, что он сотворил с сестрицей — за это я бы сама его порвала в лохмотья. Но… Все одно так поступать с мужем ей не стоило. Не сомневаюсь: вернись он домой прежним красавцем — и Дая, не задумываясь ни на секунду, простила бы ему все, а так… Увы, когда любишь не самого человека, а его внешнюю оболочку, то если пропадает красота, то куда-то исчезает и сама любовь…

Сейчас Дая снова вышла замуж за хорошего парня и все у нее складывается удачно… Только вот не знаю, вспоминает ли она обо мне? Наверное, вспоминает, только вот говорить обо мне ни с кем она по-прежнему не хочет, а я подсознательно чувствую свою вину, хотя и не знаю, за что именно…

Я продолжала расспрашивать Вольгастра.

— И все-таки, скажи, как у Даи дела? Как живет? Отношения с новым мужем какие? Все ди у нее ладно:

— Муж как муж, толковый парень, а сама она… Пора бы знать: такие бабы, как твоя сестрица, всегда хорошо устраиваются в жизни.

— Ты что имеешь в виду? — не поняла я.

— Сама знаешь: у Даи имеется хороший дом да и хозяйство кое-какое тоже осталось — не все, что у вас имелось, ее муженек успел по ветру пустить. Вот она и нашла себе хозяйственного парня, пусть и не из богатых, но хваткого… Этот добро на сторону не пустит, работает от зари до зари, на жену не надышится… Правда, мужик у нее вовсе не такой красавец, каким был прежний, но твоя сестра, кажись, поумнела, и за красотой больше не гонится… В общем, хорошо они с мужем живут, не жалуются.

Пресветлая Иштр, спасибо тебе огромное! Не устану благодарить тебя за великую милость, проявленную к моей неразумной сестре! Осеняй ее и дальше своим покровительством, и не дай разрушится тому, что у нее сейчас есть!

— Ты изменилась… — бывший жених произнес это с чуть заметной ноткой сожаления. — Причем заметно изменилась.

— Не замечала.

— Нет, внешне ты осталась такой же, как и была раньше, и все же что-то в тебе совсем иное! Просто как чужой человек с знакомом теле.

— Просто ты меня давно не видел… — чуть улыбнулась я. — И потом, мы все со временем меняемся.

— А ты напрасно тогда уехала! — внезапно сказал Вольгастр. — Мы бы с тобой что-нибудь придумали… А теперь болтаешься одна по свету, как ком сухой травы!

— Дорогой, ты же, кажется, женился!

— Ну и что? Ты, говорят, тоже не была святой, хотя и прикидывалась таковой! Вон, парень какой-то тебя искал после отъезда…

— У тебя тоже, как мне сказали, подружек хватало и без меня…

— Но я же мужчина! — заявил Вольгастр таким тоном, как будто это объясняло все.

— Значит, будем считать, что каждый из нас имеет то, что заслужил… — пожала я плечами.

— Если бы так… — буркнул Вольгастр, но тут его глаза загорелись. — Слушай, я все не могу понять… Ты повод коня держишь… Это тот конь?

Тот конь… Понятно — ему уже давно сообщили, какой подарок я готовила ему на свадьбу, в подробностях описали мое приобретение, и вот сейчас он искренне любуется Медком, сообразив, что видит перед собой хотя и купленный для него, но так и не полученный им подарок. Впрочем, на красавца-коня поглядывают многие, и Кисс уже привык к восхищенным взглядам, то и дело бросаемым на Медка. Впрочем, мне кажется, умница Медок их тоже чувствовал…

— Ты прав: именно этого коня я купила незадолго до твоей свадьбы… — как можно спокойнее сказала я. — Кстати, его звать Медок. Нравится?

— Нет слов! Ох, как он мне нравится! — Вольгастр не сводил глаз с коня. — Как нравится! Всем коням конь! Не налюбуюсь! Чудо, а не конь!

Милый, да ты, никак, все еще считаешь, что ничего не изменилось?! Конечно, если бы раньше ты сказал мне подобное — например, то, что тебе нравится какая-то вещь, то я бы сломя голову кинулась покупать это, лишь бы ты был доволен. Неужто думаешь, что я и сейчас с радостью вручу тебе повод от столь приглянувшегося тебе коня? Ну, у меня нет слов… Ох, а может, проверить, так ли это? Не стоит… Или все же стоит?..

— Это верно: Медок — настоящее чудо, и он всем нравится — чуть улыбнулась я, и невольно потрепала мягкую шкуру коня. — Он такой умница и настоящий друг!

— Думаю, мне он глянулся больше всех!

— А у тебя сейчас что за конь? Ты же вроде менять хотел…

— Да все тот же Стожок! — махнул рукой Вольгастр, не сводя глаз с Медка. — Никак поменять не могу! То одно мешает, то другое…

— Это не дело — купцу такого старого коня иметь! Он же чуть жив! — я старалась быть серьезной. — Для хорошей торговли купец на старом коне смотрится как-то не очень…

— Верно! — обрадовано кивнул головой Вольгастр, радуясь, что до меня, наконец-то, стали доходить его намеки. — Совсем несолидно! Вот если бы мне такого, как Медок!..

— Да, это было бы куда основательней — кивнула я головой.

— И я про то же!

Надо же, у парня уже рука готова перехватить повод… Ладно, хватит молоть вздор, тем более, что это совсем не смешно.

— Моему мужу Медок тоже очень нравится.

— Какому мужу? — не понял Вольгастр.

— Моему, если ты не понял. И это его конь.

— Можно подумать, что у тебя есть муж!.. — Вольгастр, кажется, разозлился. — Мужик какой, может, и имеется…

— Вообще-то муж — это я! — раздался рядом чуть насмешливый голос.

Кисс, наконец-то! Я даже не слышала, как он к нам подошел! Стоит, смотрит со своей чуть ехидной улыбкой… Зато Вольгастр зло сощурил глаза:

— Понятно! Похоже, давно у вас шуры-муры начались, а перед всеми скромницу разыгрывала! Я, значит, из поселка по торговым делам отправлялся, а ты с ним любовь крутила? Хороша, ничего не скажешь!

— Знаешь, дорогая, что мне нравится в твоем бывшем женихе? Его проницательность! — мило улыбнулся Кисс. — Друг, должен признать: все именно так и было.

— Не слепой, вижу!.. А я-то, дурак, жалел тебя, думал, что и после свадьбы не брошу! — Вольгастр, кажется, всерьез разозлился. — Ты же меня обманывала! От тебя подобного я никак не ожидал…

— Что ж, бывает и такое… — сочувственно посмотрел Кисс на Вольгастра. — Ну, нам пора.

Я посмотрела на своего бывшего жениха, который все еще кипел от негодования — как же, на коне, предназначавшемся ему в подарок, ездит кто-то другой! Это обидно до глубины души, особенно если учесть, что купить такого коня для себя он никогда не сможет… И потом, как мне кажется, он все еще был уверен в том, что я по-прежнему без памяти люблю его, и вдруг услышать такое… Обидно.

Вольгастр еще не знал, что в этой жизни мы с ним видимся в последний раз — просто сегодня наши дороги случайно пересеклись, но отныне они разойдутся навсегда. Откуда мне об это известно? Просто в тот краткий миг, когда я возвращалась из мира теней, мне открылось очень многое. Вольгастр навсегда останется мелким торговцем, который так и не сумет скопить состояние, а моя жизнь и жизнь Кисса отныне и навечно переплетены с этой страной — Харнлонгром, с войной и бесконечными сражениями. Я не жалуюсь, тем более что ее — именно такую жизнь, я выторговала сама. А Вольгастр… Ну, каждому своя судьба…

Когда мы отошли на какое-то расстояние от все еще рассерженного Вольгастра, я спросила у Кисса:

— Ты где был так долго?

— Угадать не хочешь?

— Нет. Лучше давай так, без предисловий.

— Ну, если без них… — и Кисс протянул мне тонкий золотой ободок. — Ты, говорят, футляров не любишь…

В полной растерянности я взяла в руки изумительную вещицу. Небо, какая сказочная красота! Не может быть! Передо мной был восхитительный браслет, прекрасная работа великого мастера Тайсс-Лена… Мой прежний?.. Нет, тот был чуть иной, но не менее потрясающий… Но откуда Кисс взял это украшение?..

В растерянности подняла глаза на Кисса, и тот, отвечая на мой безмолвный вопрос, лишь развел руками:

— Просто я заказал такой же браслет все тому же великому ювелиру… Сегодня его доставили в ювелирную лавку, где иногда продаются его изделия… Там и задержался.

— Кисс…

— Просто мне запомнилось, как ты с такого же браслета глаз не сводила. Вот и решил тебя порадовать…

— Кисс, у меня нет слов!

— И не надо! Я, наконец-то, побуду в тишине хоть какое-то время… Ну, ты долго еще намерена тут сидеть, как курица на насесте?

— Как кто?! Ну, знаешь ли!.. Не один нормальный человек не назовет так любимую супругу, особенно после того, как он разорился на такой подарок!

— А я и не сомневаюсь в том, моя дорогая, что любому нормальному человеку от нас с вами надо держаться как можно дальше! Каждый, кто общается с тобой, о вьюнок моего сердца, рано или поздно, но дуреет…

— Кисс, как я тебя терплю все это время?!

— Как? С великой радостью в сердце… И вообще, нам пора ехать…

Что ж, пора — так пора. У нас впереди еще долгая жизнь, пусть и нелегкая, но главное — мы вместе, а значит, пусть и не все, но преодолимо очень и очень многое…

Больше книг Вы можете скачать на сайте — Knigochei.net

Лабиринтами, сводами чащ, оголившимся в сумерках заревом Был усеян наш путь: от порога до ранних седин. Все могло быть иначе, но жизнь иной ход не оставила, Чтобы выбрать очаг, а не вереск с туманных равнин. Наше время — апрель, что ж под ноги листва так бросается? И следы скоро скроет сугробов не выпавших пласт. Нужно верить в себя, в Небеса, во что хочешь, красавица! Рядом тот, в ком уверена, кто никогда не предаст. Все дороги давно занялись зеленеющим клевером, А костры пепелищем растут за спиною, как тень. Впереди — неизвестности вьюга, пришедшая с севера. Рядом — друг и удача, а значит, и следующий день.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg