«Рождественский поцелуй»

Рождественский поцелуй (fb2) - Рождественский поцелуй [13,5; ЛП] (пер. Оборотни. Романтический клуб by Gezellig 21+ Группа) (Породы - 13) 392K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лора Ли

Лора Ли РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ПОЦЕЛУЙ

Глава 1

Волчья гора, Волчья стая Колорадо, Убежище.

Там было что-то про зиму и снег, которые так любила Джессика Рейнс. Оставшееся с детства ощущение чуда, которое она никогда не теряла. Теперь, когда она пробиралась сквозь мягкий, тяжелый белый снег, который кружил вокруг нее, она чувствовала себя как ребенок.

В свои двадцать четыре года, она чувствовала себя старой, потрепанной и усталой.

Приближалось рождество. Вокруг огражденной территории волчий стаи были развешаны фонари, а в окна освещали разноцветные праздничные гирлянды, украшавшие деревья и блестевшие в зимнюю ночь.

Приближалось рождество, и у Джессики было приподнятое настроение.

В прошлом году она пропустила его, потому что была заключена в подземной камере, в которой ее заперла волчья стая. Потому что она была предательницей. Несмотря на то, что она делала это не по своей воле, в глубине души, Джессика чувствовала, что виновата перед этими людьми. Даже сейчас, когда она сделала это, беспомощная сопротивлению, которое росло внутри нее, Джессика бушевала, дралась, молча кричала. Но всё же у нее была секретная информация, она передала оборонные маневры и показала резиденции главаря Волчьей Стаи и его помощника, своему отцу.

Чистокровное общество, с которым он работал, чуть не убило их. Если бы она не нашла в себе силы до нападения вытащить коллег из дома они бы погибли.

Она запустила пальцы в волосы, пытаясь разобраться в предательстве своего отца. Он отправлял ее на верную смерть. Он должен был знать это. Когда она навещала его, он добавлял ей препараты в ее еду и питье, прежде чем отдать ей приказ, он не сомневался, что ее поймают и скорее всего, убьют. И не смотря на это, он это сделал.

Она даже не смогла спросить у него, зачем же он это сделал. Потому что, он уже умер. Для общества он был уже расформированной частью. Маленький городок, находился за границей волчих земель, но под контролем стаи и, не смотря на это, Джессика все равно пострадала.

Она потеряла все, из-за ненависти к виду, который не должен бы быть создан. Одно было ясно, но был создан для того, чтобы выжить сейчас. Он пожертвовал своей дочерью и своей жизнью, но это ни к чему не привело.

Она подняла лицо навстречу падающему снегу и представила что влага на лице, это тающий снег. Но это было не так. Это были слезы, и она знала это. Ее отец был не единственным, кто проиграл, пытаясь разрушить стаю; Джессика потеряла даже больше, чем кто-нибудь мог себе представить.

Остановившись, она прислонилась к стволу огромного дуба и посмотрела на хмурое, затянутое тяжелыми облаками небо. Внезапно, она почувствовала зловещую тяжесть, как будто сама природа решила отомстить за невыразимое притупление.

Или, возможно, против нее.

Поморщившись, от полета своей фантазии, она развернулась и быстрым шагом направилась обратно в свою хижину. От этого резкого движения, раздался треск и ей в лицо отлетел кусок коры.

После секундного промедления, она осознала, что в нее кто-то стреляет, Джессика прыгнула за дерево, ее сердце бешено колотилось от страха.

Кто-то стрелял в нее.

Она была в посреди лесной чащи, без пальто, без оружия и без охраны. Она была без охраны в месте, где она ей была нужна.

И что теперь делать?

Она пыталась восстановить свое дыхание и сердцебиение быстро придумывая какой-нибудь план. Она ничего не видела и ни чувствовала. Прямо сейчас, она бы не отказалась тех супер чувств, которыми обладала стая. Пригодилась бы обостренное зрение, слух и обоняние.

Я не могу здесь долго стоять, сказала она себе. Ей нужно было двигаться очень быстро или стрелок обойдет вокруг, и она не сможет убежать.

Путь к отступлению был только один. Она с силой вцепилась в ствол дерева, прежде чем броситься мимо него, и добежать до огромных камней и валунов, находящихся поблизости.

Позади нее раздались выстрелы. От ее бега, грязь разлеталась в разные стороны. Она проскользнула между двух больших валунов, которые сотрясались когда еще одна пуля взорвалась с другой стороны.

— Трусы! — яростно выплюнула она, подступая к камню так близко, насколько это было возможно. — Ублюдки!

Слава Богу, что эти выстрелы услышала стая. Убежище, Волчью Стаю патрулировала одна из лучших стай войск безопасности в мире. Так, где же они сейчас? Может быть, было не такой уж и хорошей идеей улизнуть от телохранителей.

На четвереньках она поползла между валунов, которые были хаотично разбросаны, словно детские игрушки.

Снова раздался выстрел, на этот раз осколки от камней пролетели над ее головой, пока она, затаившись между двух больших валунов, стараясь вести себя как можно тише.

Стая должна была убить ее еще год назад, когда они обсуждали план действий, потому что она собирается умереть сейчас.

Черт возьми, где же волчий патруль? Или это был тот, кто стрелял в нее? Все ее тело сковал страх, посылая импульсы адреналина, в то время как еще одна пуля врезалась в камень над ее головой. Они были все ближе. Она не выживет. Она умрет здесь, на морозе и в снегу, и потребуется некоторое время, чтобы найти ее тело. Наверное, после ее освобождения, ни кто за нее больше не волновался, несмотря на то, что она была из приюта. По всей вероятности, это была попытка стаи убить ее.

— Джесс. Кто-то зажал ей рот рукой, а сильные руки прижали к камню, когда еще одна пуля пролетела рядом с ее плечом.

Горячая мужская рука, мускулистое тело, внезапно она почувствовала себя в безопасности, когда услышала знакомый голос у себя над ухом.

Это был Хоук Эстебан.

По ее телу прокатилась волна облегчения. Он обнял ее за талию и повел к безопасному выходу из каменных руин, в которых она пряталась.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? — прошипел он ей на ухо, его голос звенел от гнева. Она попыталась покачать головой. Как, черт возьми, она должна ответить ему, если его ладонь зажала ей рот?

— Стой смирно, приказал он, когда она попыталась вырваться. — Мордеха́й и Рауль уже выслеживают стрелка.

Мордеха́й, холодный, жесткий койот, живущий на скалах, а Рауль персональный охранник вожака стаи Джонса Вайта.

Они оба были убийцами, их обучали специально для того, чтобы проливать кровь.

— Давай выбираться отсюда. Он убрал свою руку от ее рта. — Держись позади меня. Мы пойдем обратно в приют, а они закончат все дела здесь.

Хоук чувствовал, как по его телу ползет страх, он схватил Джессику за руку и повел по более безопасной дороге обратно в приют. Хотя по его словам, он не знал что такое страх. Пока не осознал того, что кто-то стрелял в его женщину. Что он мог потерять ее. Что все, за что он боролся последний год, может закончиться с ее смертью.

Он не мог признаться в этом самому себе, хотя понимал, что он, Мордехай и Рауль пришли ей на помощь. Он не мог допустить, чтобы Джесс умерла. В прошлом году она уже перенесла больше чем любая другая женщина, потерять ее, таким образом, было выше его сил.

Подняв голову, он вдохнул аромат леса, удаляясь от запаха зла и стрельбы. Он буквально чувствовал запах намерения человека, преследовавшего Джесс. Убийственный гнев, решимость убить ее.

— Он отдаляется, Хоук. Голос Мордехая прошел по связи. — У нас пока нет идентификации, только запах. Рауль движется к месту захвата.

— Схватить, не убивать, предупредил Хоук Койота твердым голосом. — Я хочу задать вопросы.

— Если придётся, протянул Мордехай.

— Ты меня тащишь, Хоук, запротестовала Джесс позади него.

Он тащил ее. Он тянул ее через лес в быстром темпе, заставляя идти нога в ногу с ним, пока они не будут в безопасности.

Не было рапорта о том, что она покинула свою хижину, хотя были строгие приказы о том, что он должен знать, когда она просто выходила на крыльцо.

— Мы должны вернуться в укрытие. Он немного замедлил шаг, зная, что у нее нет такой выносливости, которая была у него.

— Ты кому-то говорила, что покидаешь укрытие?

— Нет, негодующе ответила она. — Я не хотела брать кого-то с собой.

— Ну, теперь у тебя есть компания, проворчал он. — Нехорошая.

— История моей жизни, пробормотала она.

Он посмотрел на нее, прежде чем кивнуть головой и снова сосредоточиться на том, чтобы доставить ее в безопасное место.

Он хотел большего, чем просто присматривать за ней. Каждый раз, когда он смотрел на нее, он был поражен приливом возбуждения, которое граничило с болью, прямо как в первый раз, когда он увидел ее два года назад.

Она была похожа на невинного ангела с ее ярко-рыжими волосами, которые тяжелыми волнами падали ей на плечи, с огромными голубыми глазами, и фарфоровой кожей без единого изъяна. Совершенные губы, бровки домиком и высокие скулы. Ее стройное тело было гладким и стройным, ростом она была не больше пяти футов и шести дюймов, немного по сравнению с Племенем, но с большой грудью и соблазнительными бедрами.

Она заставляла человека думать обо всех грязных штучках, которые он мог бы сделать с этим прекрасным телом, вплоть до того, что он чувствовал себя монстром-извращенцем каждый раз, когда смотрел в ее невинное лицо.

Невинность была настоящей. Джессика Рейнс все еще была девственницей, так было написано в медицинских отчетах. И она была его самкой.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь одна? Зарычал он на нее, злясь на себя за то, что всепоглощающая страсть мучит его, злясь на нее за то, каким невинным, нежным существом она была.

— Я всегда одна, огрызнулась она в ответ. — Почему прогулки по лесу должны отличаться друг от друга?

Он поморщился от этого заявления, ведь это была правда. Она провела в тюрьме год, видя только доктора, нескольких самок из Племени выше ее по рангу и следователей, до тех пор, пока им не удалось выяснить, почему Джессика предала их. Когда ее выпустили, она была всего лишь в Убежище. Ей запрещалось пользоваться связью. Ей отвели ее собственную хижину, и почти все из Племени держались от нее подальше, потому что она была его самкой.

— У тебя есть телохранители, напомнил он ей. — Шерон и Эмму приставили к тебе, когда тебя выпустили. Они достаточно дружелюбные, почему их с тобой не было?

Шерон и Эмма, две редких женщины-койота, любящие всякие неприятности. Он каждый день ожидал ситуации, в которой они сфабриковали всё против Джесс.

— У них два дня отпуска. Она пожала плечами. — Думаю, сегодня один из таких дней.

— А Эшли? — он выкрикнул имя другой женщины-койота. Она в запасе.

Она снова пожала плечами. Он почувствовал, как она повела плечами, когда они покинули лес и направились к хижине. По связи прошел красный сигнал тревоги. Племя мчалось через лес, главные ворота были закрыты, а связь блокирована.

Хоук поджал губы. Необходимо защитить Джесс любой ценой. Она должна была быть под присмотром двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, и будь он проклят, если он не узнает, причем быстро и точно, почему при ней не было охранников.

Да поможет Эшли Бог, если он узнает, что она бросила его самку. Женщины-койоты были редкостью, и их станет на одну меньше, если он выяснит, что ветреный, несерьезный маленький койотишка бросил его самку в лапы врагу.

Глава 2

У Джессики было чувство, что она вот-вот увидит, как Хоук взорвется, когда они вошли в просторную хижину и услышали приглушенный стук в дверь, которая вела в подвал. Ее губы были протестующе поджаты, когда Хоук повернулся к ней, посмотрел на нее сердитым взглядом, потом подошел к двери.

Он дернул ее, и выражение его лица застыло, потому что он увидел как Эшли Тру растянулась на деревянном полу в комнате. Ее блондинистые, со светлыми прожилками, волосы на секунду упали ей на лицо, потом она изо всех сил ударила его и грациозно прыгнула к ногам Джессики, что бы посмотреть ей в лицо.

Хоук тоже смотрел прямо на нее, с выражением лица, которое она так ненавидела. Она бы поцеловалась с сукиным сыном, лишь бы увидеть хоть какие-то эмоции на его лице.

— Она заперла меня, проскрипела Эшли, тыча пальцем в Джессику. — Я сломала ноготь. Она повернулась к Хоуку, ее голос звенел. — Ты вообще имеешь понятие о том, как сложно заставить моих альфа организовать поездку в салон? Не говоря уже об оплате. Мне вообще-то больно. Если меня должны подстрелить еще раз, чтобы сделать ноготь, давай подеремся, Хоук.

Джессика скрестила руки на груди.

— Сделай как все мы, смертные. Обрежь их и оставь на память, сказала она голосом, полным сарказма.

Прошло уже больше года с того времени, как Джессика в последний раз была в салоне. Она не выражала сочувствия девушке.

— Еще я порвала джинсы. Эшли посмотрела на свои джинсы пока Джессика не заговорила.

— В следующем году рваные джинсы опять будут в моде. Джессика пожала плечами, не желая показывать даже скрытое волнение под тихим, темным взглядом Хоука, который она чувствовала на себе через всю комнату.

— Она для нас угроза. Эшли снова указала пальцем на Джессику. — Она отказывается оставаться на месте. Она пытается сбежать. Она не выполняет приказов, и ни при каких условиях не хочет делиться со мной минералкой.

Джессика ухмыльнулась. Она любила минералку, а достать ее было нелегко. Большинство соплеменников отказывались делать для нее покупки в городе, и когда ей самой удавалось что-то купить, она старалась оставить продукты про запас. Особенно учитывая то, что однажды она поделилась минералкой с Эшли, но в следующий раз та не принесла ее с собой.

Она была очень не внимательной, и Джессику это бесило. Поэтому она отказывалась делиться.

— На сегодня ты освобождена, Эш, прорычал Хоук, продолжая смотреть на Джессику таким сердитым взглядом, что ей показалось, будто он готов посеять гибель и мрак.

Ноздри Эшли расширились от негодования, когда ее взгляд метнулся к Хоуку, потом снова к Джессике.

— Кому-то просто нужно застрелить ее и наши страдания на этом закончатся, она послала Джессике еще один взгляд.

— У кого-то это почти получилось, сказал ей Хоук.

Это заявление заставило Эшли остановиться, взгляд ее суженных глаз был прикован к Джессике, он выражал довольно холодные намерения.

— Еще будут приказы? — спросила она Хоука. — Приказы кроме просто уйти?

— Будь готова, приказал он, не спуская глаз с Джессики. — Я уверен, что скоро тебе придётся проводить здесь больше времени.

С ее стороны не было возражений. Эшли быстро поклонилась и зашагала к парадной двери, открыла ее и покинула хижину так же быстро, как Хоук втащил в нее Джессику.

— Эшли непросто обмануть, заявил он с ленивым интересом, его взгляд пробежал по ней. — Как ты заперла ее в подвале?

Джессека насмешливо посмотрела на него.

— Минералка. Я сказала ей, что у меня есть лишняя в подвале, и я не собираюсь за ней идти.

— Минералка. Он быстро кивнул головой. — Она кончит тем, что у нее желудок сгниет от этого дерьма. Или она пристрелит тебя за бутылку. — Как ты их добыла в этот раз?

Она не разжимала губ. На этот раз она не раскроет свой источник. В последний раз она опрометчиво сказала, кто поставлял ей минералку, и этого члена племени куда-то перевели.

— Ты не имеешь права ограничивать меня. Убрав руки от груди, она прошла на кухню, двинулась к кофейнику с без кофеиновым кофе на прилавке.

Еще одно «без». Кофе с кофеином.

— Ты не можешь рисковать своим здоровьем. Он пошел за ней. — Доктор Армани предупредил, что напитки могут оказать плохие последствия, а ты до сих пор их пьешь.

— И до сих пор никаких последствий. Она повернулась к нему с натянутой улыбкой и оперлась о прилавок. — Ты ограничиваешь меня в минералке, кофе и шоколаде. Я не могу покинуть Убежище, не могу общаться с друзьями. Я думала, меня освободили, Хоук?

Это было решено Волчьим Трибуналом три месяца назад. Ей давали наркотики, заставляли следовать приказам, и до сих пор она пыталась остаться той женщиной, которых преследовало чистокровное общество. Они освободили ее, но эта свобода была настолько ограничена, что иногда ей казалось, будто нет никакой разницы между такой свободой и заключением, от которого она страдала раньше.

— Ты свободна. Но в его голосе она не слышала правду, слышала, что она совсем не была свободной.

Качая головой, она насмешливо ему улыбнулась, перед тем как оттолкнуться от прилавка, и двинуться в комнату.

— Можешь уходить, сказала она ему. — Я в целости и сохранности, как видишь. И больше в тебе не нуждаюсь.

— Ты хоть когда-то нуждалась во мне?

Он сказал это грубым, опасным голосом, что заставило ее остановиться у двери. Она посмотрела на камин, заставляя себя не возвращаться к нему. Джесс напомнила себе, что боль, которая затаилась у нее в груди это ни что иное, как побочный эффект страха, а не какая-нибудь другая эмоция.

— Да, однажды, наконец, ответила она. — Что хорошего мне это принесло?

Она не оставила ему шанса ответить. Пройдя через дверной проход, она миновала комнату, зашла в спальню и тихо прикрыла дверь.

Однажды она плакала из-за него. Она лежала на металлической кровати, рыдая в подушку и молясь, чтобы он помог ей, чтобы он навестил ее, чтобы дал ей шанс все объяснить. Чтобы он просто поговорил с ней.

Но этого не произошло. Все двенадцать месяцев она провела почти, что в изоляции. Месяц за месяцем она цеплялась за эту надежду, пока от нее ничего не осталось.

Пока она шла через комнату, дверь позади нее открылась, она повернулась, и удивленно посмотрела на Хоука.

Густые черные волосы падали ему на лоб, несмотря на его попытки убрать их назад. Золотисто-карие глаза — то ли янтарного цвета, то ли цвета желтого золота — смотрели на нее с задумчивым интересом, в то время как дикие фантазии отражались на его лице, щетина немного отросла и потемнела.

Узкие джинсы облегали мощные ноги и бедра, обтягивали лодыжки и твердые нижние мышцы. Джинсовая рубашка была застегнута, но не делала ничего, чтобы скрыть ширину его плеч.

Он был так красив, что она даже затаила дыхание. Но это было обычным явлением для члена Племени, говорила она себе. Все они были невероятно красивы, немного грубы и заманчивы. Они были созданы, чтобы быть сильными, выносливыми и способными убивать. Но еще они были созданы, чтобы угождать тем, кто их создал.

Хоук был воплощением грубого и жестокого мужчины. Его взгляд был задумчивым, тело было мускулистым и хорошо формированным. Он был мечтой каждой женщины.

Он был мужчиной, о котором она мечтала, которым болела, и, в конце концов, сдалась.

— У меня была причина оставаться в стороне.

Ее заключили в подземную камеру почти на три месяца, и это был первый раз, когда он поднял эту тему. Она не осмеливалась упоминать об этом. Она не хотела говорить на эту тему, не хотела чувствовать те эмоции, которые, она точно знала, завладеют ею.

— Ты сделал правильный выбор. Джессика посмотрела на него, отказываясь отступать, отказываясь показывать ему, насколько сильно ранило ее его бегство.

Из всех соплеменников, которых она знала, он единственный мог понять ее, понять то, что она никогда бы не предала их по собственной воле.

— Это было правильное решение. Его поклон был коротким, небрежным. Он согласился с тем, что так терзало ее душу.

— Почему ты затронул эту тему? И почему она просто не отмолчалась? Почему они это обговаривают, если это уже совсем не важно.

— Мы играем в эту игру с тех пор, как тебя выпустили, напомнил он тихим голосом, в котором скрывались эмоции, которые она не была уверена.

— И что это за игра? Та, в которой я не хочу здесь оставаться? Или та, в которой ты заставляешь меня не уходить? Иди, делай, что должен делать, Хоук, и оставь меня в покое. О, пока ты не ушел, держи своих нянек при себе, если не возражаешь.

— Если бы при тебе была нянька сегодня, у кого-то было бы меньше шансов тебя убить. Его голос был на грани, оз злился на нее так же, как и она на него.

— Я пережила это. Она пожала плечами, хотя страх все еще не покидал ее при мысли о том, что чуть было, не случилось.

— Ты пережила это? — в его лице читалось возмущение. Его глаза сверкали возмущением. — Мать твою, Джесс, тебя же почти убили.

— Почти не считается. Теперь ты уйдешь? Я хочу в душ.

Она отвернулась от него, пытаясь казаться беспечной, безразличной. Она очень хотела жить, но поняла, что за прошедший год правила ее жизни изменились. Сейчас же, если бы кто-то ей сказал, что правила поменялись, тогда у нее был бы шанс на выживание.

Возмущение медленно сходило с его лица, но то, что сменило его, заставляло женщин быть слабыми. Всего лишь из-за одного его взгляда ее колени начинали слабеть, а горячая волна расходилась по всему телу. Это не должно быть настолько сильным, настолько мощным, чтобы она могла почувствовать возбуждение, желание, которое росло у нее внутри.

И у мужчины не должно быть возможности распознать его. Она заметила, как раздулись его ноздри, как потемнел взгляд, когда он распознал запах ее возбуждения. Было не справедливо, что она не может чувствовать его эмоций, его желания.

Ее неудержимый взгляд опустился к молнии на его джинсах, она глубоко вдохнула, когда увидела там выпуклость, которой раньше не было.

Перед его джинсов вздулся, доказательство возбуждения выпирало через материю, наполняя ее голову всякими эротическими картинками.

Она заставила себя перевести взгляд обратно на его лицо, только для того, чтобы увидеть тяжелый взгляд его глаз и удостоверится в том, что он знал, куда она смотрела.

— Бесполезно ссорится, сказал он ей, его голос стал глубже. — Все к этому идет, Джесс, и когда это случится, пути назад уже не будет. Ты же знаешь.

Она знала. Она хорошо знала, что это был зов самки и что он может с ней сделать, как и с ним. Она знала, что если это однажды произойдет, то она будет связана с ним навсегда.

А не связана ли ты с ним уже сейчас? — спросил ее тоненький внутренний голосок. Ведь она не могла выбросить его из головы, из своих фантазий. Он был там еще до того как ее заключили, он снился ей все время, что она там провела.

В те дни и ночи, когда она мечтала увидеть его, боль сжимала ей грудь, ведь она так хотела положить голову ему на плечо, и чувствовать, как он обнимает ее. Они не целовались, не прикасались друг к другу, но время, которое они провели вместе, поселило его в ее сердце навечно.

Она не понимала почему. Она не спрашивала его об этом. Она знала, что он был там. Это чертова любовь с первого взгляда, подумала она в ярости. Мгновенное притяжение, потребность, которая выходит за рамки химического и биологического зова, присущего их виду.

— Я хочу, чтобы ты ушел, прошептала она, в глубине души зная, что это совсем не то, чего она хочет. Она хотела, чтобы он обнял ее, прикасался к ней, чтобы облегчил жгучую боль, заполнившую ее душу.

Он смотрел на нее минуту, прежде чем резко кивнуть.

— В этот раз, ответил он со скрытым гневом. — В этот раз я уйду, Джесс. Но не жди этого в следующий раз.

Он повернулся и ушел. Через секунду она услышала, как закрылась входная дверь.

Она рухнула на кровать и устало вздохнула. Он не дал обещания, что уйдет в следующий раз. Она жила в сложное время, когда присутствовал зов самки, она это знала. Проблема была в том, что после сегодняшнего нападения ее жизнь не будет спокойной.

Глава 3

Хоук вошел в офис альфы Гуннара, собираясь помериться силами не только со своим альфой, Вулфом, но и с его заместителем, Джекобом Арлингтоном, и главой охраны Убежища Эйденом Ченсом.

С этими тремя могучими Волками стоило считаться. Они были, самыми могущественными из Волков или людей, кого знал Хоук. Они собрали Волчью Стаю, боролись за дом, защищали его, обеспечили его, еще до того как выяснилось кем они были, или чего они стоят без своего общества.

Они приносили мир и спокойствие людям, которые следовали за ними.

— Мы знали, что, в конце концов, так будет. Вулф откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул. — Я удивлен, что это заняло у них так много времени.

— Она заперла своего охранника в подвале, перед тем как выйти сегодня, доложил Хоук.

— Мы не можем зависеть от нее, присматривая за ней.

— Если скажем ей правду, это может сработать. Заговорил Джекоб Арлингтон, один из не многих Волков рыжего окраса вместо черного или серого. — Она будет больше беспокоится о своей жизни, если узнает, что ей грозит опасность.

Хоук послал ему тяжелый взгляд.

— Я думал, что некоторое время мне нужно хранить эту информацию в секрете. Он повернулся к Вулфу. — Время вышло, Вулф. Пришло время быть с ней честными. Иначе я ее потеряю.

Вулф смотрел на него несколько секунд, перед тем как потрясти головой.

— Не заставляй меня нарушать прямой приказ, Вулф, продолжал Хоук, чувствуя как зверь внутри него начинает вырываться наружу. — Мы пожалеем об этом.

Он следовал указаниям медицинского совета и совета безопасности уже год. Он держался подальше от своей самки в то время, когда она пребывала в заключение, не делал ничего, чтобы не рисковать зовом природы, который бы поторопил ее освобождение. Он дал стае шанс защищать себя, чтобы осознать ущерб, нанесенный ее предательством. Когда обнаружилось, что она была под воздействием наркотиков, он, придерживаясь совета врача, не приближался к ней, чтобы быть уверенным, в том, что когда начнется зов самки, наркотики уже выйдут из ее организма.

Он принял все меры, чтобы защитить свою самку. Он сам стоял у ее двери бесчисленные дни и ночи, чтобы убедится, что с ее охраной все в порядке. Чтобы убедиться, что она в безопасности. Он слышал, как она плакала, слышал, как шептала его имя, он слышал, как она молила Бога, чтобы он ответил ей, почему она предала людей, которых поклялась защищать.

Он страдал вместе с ней. Слезы выступали у него на глазах, ярость съедала его заживо все эти месяцы. И теперь, думая о том, что его альфа собирается держать его на дистанции еще дольше, когда угроза ее жизни была явной, волк в нем рвался наружу.

— Я бы никогда не заставил тебя скрывать от нее правду, которая защитит ее, Хоук. Вулф удивил его своим заявлением. — Я всего лишь хочу сказать, что возможно мы сделали ошибку, скрывая от нее правду так долго. Она в опасности, как мы и ожидали. Скажи ей правду и возможно мы сможем вернуть ее лояльность, которую потеряли после того как заперли ее.

Хоук поджал губы, ожидая продолжения. Запереть Джессику было решением Трибунала, так они могли отдалить ее от Стаи и от людей. Хоук не верил этому. Ни разу Джессика не пыталась бежать за все те месяцы, что была на свободе. Она искала уединения. Она искала моменты, когда глаза не были прикованы к ней. Но она никогда не проявляла желания бежать и не вызывала гнев Стаи. Ее гнев чаще был направлен на Хоука.

— Я посмотрю, что можно сделать с базой Койотов, сказал Эйден. — Сделаем все тихо, и поместим их на скрытые защитные позиции вокруг нее. Мы знаем, что за Убежищем наблюдают. Таким образом, кто бы ни были эти наблюдатели, они поверят, что мы печемся о ее безопасности.

Эйден наклонился вперед, пристально смотря.

— Мы должны схватить ее потенциального убийцу, Хоук. Были люди из сообщества чистокровных, которое мы расформировали, мы их не поймали. Нам нужна информация, которая у них есть, так как и ресурсы, которыми они пользуются. Она наша единственная связь с ними.

— Ее безопасность не должна пострадать во время вашего поиска, Эйден, прорычал Хоук, животный гул его голоса прожигал слова. — Я сдерживал зов природы, но ничто не изменит тот факт, что она моя самка.

Эйден кивнул и повернулся к Вулфу.

— Я претендую на свою самку.

Хоук смотрел на своего альфа.

— Я дал тебе время, в котором ты нуждался, Вулф. Джессика Рейнс моя самка. Я больше не собираюсь оставаться вдали от нее.

Вулф обменялся взглядом со своим заместителем, потом повернулся к Хоуку и коротко кивнул.

— Я ценю твое доверие ко мне, Хоук. Ты отказывал себе, в то время как другие нет, ты дал нам время, которое нам было нужно, чтобы найти ответы, вместо того чтобы дать ей ее свободу, положенную по закону. Твои действия говорят больше чем могут сказать слова верности, которые ты произнес перед Племенем.

— Моя верность принадлежала ей, взорвался Хоук. — Моя самка не была предательницей. Был только один способ это доказать. И это доказано. Теперь я возьму то, что принадлежит мне.

Глава 4

Она знала, что скоро вернется Хоук. Охранник, которого он оставил снаружи был мужчиной. Она заметила, еще до заключения, да и после, что вокруг нее редко увивались мужчины.

У нее были охранники-женщины. Ее доктором была женщина. Ее посетителями альфа-самки, Хоуп, или жена первого помощника — Фэйт. Иногда ее навещала Черити Ченс, но с тех пор, как родился ее сын Эйден, она больше не заходила.

Она увидела, как Рендж Ровер въехал на маленькую гравиевую дорожку напротив хижины, которую ей выделили, и из него вышел Хоук. Такой высокомерный, каким только может быть человек, красивый, как смертный грех, он стоял под падающим снегом. Не позволяя никому идти за ним или против него.

Он был неотъемлемой частью команды безопасности Убежища. Он был советником и главой безопасности на станции связи, где она работала полтора года назад. Он был надежным и честным, но с ним было не просто работать. Он не переносил дураков, и не думал дважды, перед тем как вышвырнуть кого-то, кто не отвечал стандартам.

Интересно, он по-прежнему отвечает за безопасность? — подумала она. Она поняла, что даже не имеет представления о том, чем он сейчас занимается.

Она видела, как он ездил по лагерю, останавливался, говорил с охраной, направлял их на разные территории или шутил с ними. И вдруг она осознала, что не видела улыбки на его лице с тех пор, как ее выпустили.

Он часто улыбался ей, когда она работала на охрану Стаи. Это были осторожные маленькие полуулыбки, как будто он не знал как выразить свои чувства в ответ на ее миленькие шуточки или на попытки флиртовать с ним.

Господи, она так сильно влюбилась в него, поняла она. За те месяцы, которые они провели, работая вместе, вместе обедая в маленьком саду позади охранного центра она безвозвратно влюбилась в него.

Он не целовал ее. Не прикасался к ней. Он был вежливый, галантный. Такого она еще ни к кому не чувствовала. Он был дорог ей больше жизни, и раны, которые она нанесла в их отношениях, были глубокими. И приносили боль им обоим.

Она, уже тогда, знала о зове самки. Было нетрудно узнать об этом, если работаешь рядом со Стаей. И она знала признаки этого. Это начиналось между ними. Нужен был всего лишь небольшой поцелуй, или легкое прикосновение, и между ними бы разгорелось пламя, словно пожар, вышедший из-под контроля, как говорила Фейт.

Фейт, Хоуп и Черити были с ней предельно честны в отношении зова самки. Несмотря на то, что ее называли предательницей, они никогда не отмалчивались, если она спрашивала их об этом.

Когда Хоук подошел к входной двери, она сложила руки на груди. Почему они были так честны с ней, если подозревали в предательстве?

Конечно, если ее осудили за преступление, это не значило, что мир сможет увидеть ситуацию с ее стороны. Здесь не было ни адвокатов, ни какой-либо защиты. Закон Стаи был предельно ясен. Соглашения, которые она подписала, были сложены из лаконичных кратких терминов. Она согласилась на наказание, если когда-нибудь предаст Стаю. И она подписала их, зная, что добровольно никогда не предаст их.

Она знала, что там есть этот маленький факт. Добровольно. Наркотики, которыми ее отец опоил ее давали ей небольшой выбор.

Дверь открылась, и поток высокомерия и целенаправленности ворвался внутрь, как и человек, которому они были присущи.

У него на плече была сумка. Отодвинув ее в сторону своей ручищей, он повернулся чтобы закрыть дверь на замок. Джессика склонила голову набок. Снова дары? С тех пор, как она вышла из тюрьмы, он посылал ей одежду, туфли, сапоги, пальто. Во время заключения он посылал ей еду из ее любимого фаст-фуда, а так же мягкую одежду, которая помогала ей согреться в камере, в которую ее посадили. Он постоянно присылал ей подарки. А это был первый раз, когда он принес что-то сам.

— Надо поговорить.

От такого резкого заявления, ее брови поползли вверх, а он развернулся и направился к кухне. Она пошла за ним, хотя от его высокомерного тона волосы у нее встали дыбом.

Зайдя в кухню, она увидела, что он положил сумку на кухонный стол и начал выкладывать содержимое. Банка обычного кофе, упаковка минералки из шести бутылок, ее любимое шоколадное печенье и пузырек с какими-то таблетками.

— О чем именно нам нужно поговорить? От вида кофе у нее почти потекли слюнки. Это была ее любимая фирма.

— Об этом.

Он поставил пузырек с таблетками на самое видное место — перед заманчивым кофе и печеньем, покрытым шоколадом. Она снова подняла брови.

— И что это такое?

— Гормоны для зова самки, заявил он. Выражение его лица было напряженным, почти запрещающим, когда он смотрел на нее своими желто-коричневыми глазами. — Они для более неприятных симптомов. Тебе также нужно решить, хочешь ли ты что-то предпринять для предотвращения беременности. Он достал еще один пузырек с кармана рубашки и поставил рядом с первым.

Джессика почувствовала, что ее сердце забилось чаще. Внезапно она почувствовала толчок в груди, кровь циркулировала по ее телу и она почувствовала трепет в тех местах, на которые раньше старалась не обращать внимание.

Клитор набух, и ее соки начали подтверждать ее возбуждение. Она чувствовала, как похоть заполняет все ее тело, и эмоции, с которыми она не хотела иметь дело закрадываются в ее сознание.

— Все уже решено, да? — прошептала она, глядя на него. — Не зависимо от того, хочу я этого или нет, это произойдет?

Он дышал медленно, глубоко.

— Ты моя самка, Джессика. Мы оба знаем, что это значит. Я пытался держаться от тебя на расстоянии. Я старался дождаться правильного времени, чтобы начать ухаживать за тобой, чтобы дать тебе шанс принять то, что происходит.

— Правильного времени? — она через силу улыбнулась. — Я была в тюрьме, Хоук. А ты даже не навестил меня. Я едва видела тебя с тех пор, как меня выпустили. Возможно, тебе стоит сначала подумать, что значит ухаживать за женщиной, прежде чем ты решишь сделать это.

Его челюсть сжалась, мышцы напряглись, она видела как он сжал зубы.

— Я хотел, чтобы у нас было больше времени.

Казалось, он выталкивает слова изо рта. — Перед тем, как начать ухаживать за тобой, я хотел удостовериться в твоей безопасности, охране. И твоей свободе. Он сказал последнее слово почти сердито. — Я хотел, чтобы ты сама меня выбрала. Я не хотел подогревать твой зов.

— Но все изменилось. Почему? Она почти смягчилась из-за его слов, из-за нужды, которую она видела в его глазах, и из-за того факта, что не смотря на случаи с другими самками, он пытался дать ей возможность выбора, возможность отступить, если это было не то, что она хотела.

— Потому что я не могу найти человека, который преследует тебя с того момента, как тебя выпустили, сказал он.

Джессика замерла от этого заявления.

— Что ты имеешь ввиду? Преследует меня. Как может кто-нибудь, кроме Стаи, преследовать меня, Хоук? Особенно здесь, в Убежище?

Он отвернулся от нее. Его губы были плотно сжаты, когда он снова посмотрел на нее.

— Некоторые клиники из общества чистокровных нашли препарат, который помогает замаскировать индивидуальный запах на некоторое время. Со времени твоего освобождения мы видели знаки охотника. Мы чуем запах его оружия, то, что он мужчина, и его намерение убивать. Он пытается проскользнуть в Убежище и пройти сквозь нашу охрану с помощью этих наркотиков. И он охотиться за тобой.

Страх зашевелился у нее в желудке. Отворачиваясь от него, она запустила пальцы в свои распущенные волосы, перед тем как подойти к окну, за которым, снег казалось, падал теперь быстрее, сильнее.

— Он хочет убить меня, мягко сказала она. — Потому что я была в состоянии спасти самок, которых они бы убили во время того нападения.

Нападение, для которого она достала ту важную информацию.

— Это то, что мы узнали, мягко сказал он. — Твой отец отдал приказ перед смертью — как только тебя выпустят, тебя должны убить.

— Я предала его. Она горько улыбнулась, поворачиваясь к нему спиной. — Отец никогда не был вежлив с теми, кто противился его решениям.

— Есть еще несколько основных членов банды, о которых мы ничего не узнали до твоего освобождения. Большинство членов этой группы были на вечеринке, во время которой напали на Стаю, но этих людей там не было. Мы пытались установить их личности, но до сих пор нам ничего не удалось выяснить.

Джессика медленно кивнула. Перед выходом из тюрьмы люди из Стаи приносили ей фотографии, просили опознать людей, с которыми, она знала, работал ее отец. Ее просили назвать всех, кого не было на этих фотографиях. Стая допрашивала досконально. Она узнала всех друзей своего отца на этих фотографиях, так же как и тех, кого она не знала.

— И что все это сделает с зовом самки? — она снова посмотрела на пузырьки с таблетками.

— Ты моя самка. Его голос вдруг стал гортанным, рычащим, что послало мучительную волну чувствительности во все ее нервные окончания, и мужчина, стоявший рядом, знал об этом. — Я ждал пятнадцать месяцев, Джессика. Я хотел ухаживать за тобой. Я хотел, чтобы это был твой выбор, чтобы тебе это тоже было нужно, а не мне одному. Но сейчас опасность возрастает, и я отказываюсь рисковать твоей жизнью. Его кулаки сжались, в то время как глаза светились голодом. — Я не позволю тебе умереть. Я не позволю причинить тебе вред. Он двинулся к ней, медленно и уверенно, целенаправленным движением, во рту у нее пересохло, а губы приоткрылись в ожидании.

Своими сильными руками он обнял ее за плечи, она смотрела на него снизу вверх, загипнотизированная этим человеком, и его взглядом.

— Я защищаю то, что принадлежит мне. Его глаза пробежали по ее лицу, остановились на губах, перед тем как их взгляды встретились. — Ты моя, Джессика. Ты была моей с того дня, как я впервые увидел тебя. Я не могу сдерживать зверя внутри меня, который тебя требует. Я не могу отбросить потребность защищать тебя. И я должен быть уверен, что у тебя достаточно времени и свободы, чтобы сделать выбор, даже если это будет стоить мне жизни. Но теперь я буду рядом, день в день. Я защищу тебя. И сдерживать голод, который будет сближать нас, невозможно.

Вот почему он принес ей гормоны и таблетки. Новые гормональные препараты давали самкам свободу, они могли наслаждаться жизнью без последствий, которые обычно сопровождали их действия. Кофеин и шоколад усугубляли симптомы зова самок. Возбуждение, потребность спаривания, прикосновения, поцелуи и поглаживания, невозможно было ничего отрицать. Это могло вызывать даже боль. Джессика знала, что для самца воздержание от секса могло стать агонией, если его разлучить с его самкой, не позволять чувствовать ее прикосновения, не заниматься с ней сексом или не знать ее тела.

Она вдохнула, немного вздрогнув, когда подумала об этом.

— А если я не хочу спариваться с тобой? — спросила она.

Его руки упали с ее плеч, затем он снова обнял ее.

— Мы оба знаем, что это не так, мягко сказал он. — В тебе говорит злость, но я тебя не виню за это. Но есть потребности, и есть эмоции. И если бы ты не провела год в заключении, ты бы уже была в моих объятиях. Мы оба это знаем.

— Но я ведь была в тюрьме, Хоук. Она отодвинулась от него, сжимая руками плечи, потом посмотрела на него, и наконец, повернулась к нему лицом. — Ты держался в стороне от меня. Никогда не приходил ко мне.

— Я бы выбрал тебя. Он выдавил эти слова. — Я бы взял тебя, Джесс. Нам нужно было время, чтобы доказать твою невиновность. Я знал, что добровольно ты никогда нас не предашь. Я должен был доказать это.

Удивление промелькнуло на ее лице, удивление, которое она не могла скрыть.

— Ты пытался доказать мою невиновность? — она нахмурилась. — Но, Хоук, я не была невиновной. Мы оба это знаем.

Она предала Стаю. Хоуп, Фейт и Черити чуть не убили из-за нее. Она была ответственна за нападение на Убежище, что могло убить множество из них.

— Ты не была виновной, заявил он голосом, полным решимости. — Джессика, что бы там ни произошло, ты не была тем, кто добровольно выполнял свою часть работы. Сейчас у нас есть доказательство этого факта. Я даже тогда это знал.

— Но ты не потрудился сообщить мне об этом, сказала она с тенью насмешки. — Ого, Хоук. Чего бы тебе это стоило? Записки? Телефонного звонка? Ты мог бы сказать, что до сих пор даешь мне право выбора. Возбуждение подогревал гнев. Потребность против боли, знание того, что она была одна, что он не пришел к ней, заполнило ее до краев. — Ты мог бы сделать хоть что-то, черт побери! Ее голос повысился до крика, когда боль перекрыла все другие эмоции.

— Делая это, я поставил бы под угрозу все расследование, которое я организовал, чтобы доказать твою невиновность, выпалил он в ответ. И хотя его голос оставался низким, спокойным, в нем была власть, что поумерило ее пыл. — Если бы я сделал хоть что-то, я бы рисковал твоей жизнью и уверенностью наших врагов, что ты умрешь и заберешь их секреты с собой в могилу.

— И еще ты думал, что у тебя есть хорошая причина для твоих действий, что я просто легла бы и приняла зов самки как таковой, и у меня не было бы выбора? — парировала она сердито. — Прости, Хоук, но не звучит ли это слишком высокомерно, даже для тебя?

Одна тяжелая черная бровь выгнулась над золотыми глазами в насмешливом недоверии, когда он посмотрел на нее.

— О, да, как глупо с моей стороны забыть о высокомерии Стаи, фыркнула она. — Вы, ребята, просто не знаете пределов, да?

Выражение его лица застыло.

— Животное иногда очень поверхностно, Джесс. Он вздохнул. — Необходимость защищать тебя, быть рядом с тобой сейчас для меня на первом месте. Он скривился, клыки блеснули в уголках его рта, напоминая ей, что он был близок к своим братьям-животным. — Ты моя самка. Все внутри меня требует, чтобы я удостоверился в нашей связи. Я пытаюсь быть разумным. Я пытаюсь быть человеком в этом деле, но мне это сложно дается.

Он пытался быть человеком?

Джессика откинула голову и посмотрела на него снизу вверх, ей вдруг стало любопытно, принадлежит ли она только ему?

Это и пугало ее, и возбуждало.

Этот мужчина, такой большой и смелый, такой исключительный, хотел ее. Только ее. Как только он примет зов самки, у него больше никогда не может быть другой женщины. Инстинкт спаривания будет удерживать его в стороне даже от самой желаемой женщины. Он будет принадлежать только ей одной. Разве у нее когда-либо было что-то, что принадлежало только ей?

— Джессика, его голос был мягким, завораживающим, он приблизился к ней, его большое тело защищало ее тело, он поднял руку и провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Этот жест был такой нежный, подавляюще ласковый, у нее чуть не перехватило дыхание. — Я не могу сейчас переложить твою защиту на кого-то другого, предупредил он, его задумчивый тон полоснул ее по сердцу. — Ты слишком важна для меня. Ты слишком много для меня значишь. И часть моей души, которая тебя уже заклеймила, дрожит от страха, что я могу потерять тебя.

— Хоук. Она хотела потрясти головой, чтобы остановить его.

Она не знала, была ли она к этому готова. Она не знала, сможет ли справится с зовом самки и новой угрозой ее жизни.

— Я буду с тобой изо дня в день, сказал он ей, когда она посмотрела на него тихая, сконфуженная. — Я защищу тебя ценой моей жизни, Джессика, но ты и я знаем, что возбуждение, которое существует между нами, не ослабнет. Это не просто последствие зова самки, это последствие того, чего мы оба хотели. Мы принадлежим друг другу.

Ее губы приоткрылись, когда она попыталась найти опровержение этому факту, но не нашла. До того, как предать Стаю, до того, как ее заключили, она мечтала о зове самки. Она мечтала принадлежать ему.

До предательства. До того, как она потерялась в неусыпных попытках своего отца уничтожить Убежище, и всех, кто там жил.

— Это не сработает, прошептала она, хотя не могла оторваться от его прикосновения ни на секунду. — Это не сработает, Хоук.

Ей пришлось заставить себя отодвинуться от него. Это была самая сложная вещь, которую она когда-либо делала в своей жизни. Когда между ними было несколько футов, она посмотрела на него, несчастная от того, что именно она снова отдаляется от него.

— Если со мной что-то случится, ты останешься один. Она тяжело сглотнула при этой мысли. — Ты не найдешь другую самку. Ты не будешь себя нормально чувствовать рядом с другой женщиной.

— Не надо, Джессика…

— Ты останешься один, прокричала она в гневе. — Я знаю, что такое одиночество, Хоук. Я знаю, каким пустым и мрачным оно может быть, и я не хочу для тебя такого будущего.

Спать бесконечными ночами, свернувшись на койке. Месяцы агонии, проведенные в мечтах, слезах, желании увидеть того, кого она видеть не могла.

— Этого не случится, сказал он, словах была уверенность.

— Ты не можешь быть в этом уверен. Она отступила на шаг, когда он придвинулся ближе. — Я не хочу рисковать. Не сейчас. Когда у нас есть шанс выяснить наши отношения. Пока мы еще не знаем, есть ли у нас будущее.

— О, конечно у нас есть будущее.

Прежде чем она успела увернуться от него, он прижал ее к стенке холодильника, его тело было таким теплым, манящим, прикасаясь к ее телу. Тепло, казалось, окружало ее, просачивалось в нее. Он прижал ее руки к своей груди, воздух застрял у нее в горле, когда она посмотрела в его лицо, в котором было превосходство, голод.

— У нас есть будущее, Джесс. Одна его рука скользнула в ее распущенные волосы, другой рукой он сжал ее бедро. — И оно начинается прямо сейчас.

Глава 5

Джессика ждала поцелуя. Ей казалось, что она ждала этого поцелуя целую вечность. Когда он склонил над ней свою голову, ее губы приоткрылись, дыхание замерло в ожидании наслаждения.

Она точно знала что произойдёт, когда его губы прикоснутся к ней, и его язык проникнет в ее рот. Гормон, содержащийся железах под его языком проникнет в ее организм. Этот гормон разожжет ее возбуждение, и его уже невозможно будет утолить. Это будет их сексуальное приключение… Она знала, чего ожидать. Она много раз мечтала об этом. Но этого не случилось.

В последнюю секунду вместо того чтобы поцеловать, его губы прикасаются к уголку ее рта. Он тяжело дышал, сердце сильно билось, она чувствовала его под своими пальцами, все еще прижатыми к его груди. Он стоял напротив нее, пытаясь себя контролировать.

Она должна была тоже бороться, но она делала это неохотно.

Она подняла руки от его груди к плечам. Он стоял, обнимая ее, она запустила пальцы в его волосы, наслаждаясь толстыми, тяжелыми прядями.

Как часто она мечтала просто прикасаться к нему? Просто чувствовать его рядом с собой?

— Я не хочу лишать тебя девственности, прорычал он, поворачивая голову, прижимаясь щекой к ее щеке. — Я не хочу торопить тебя с этим, Джесс.

— Тогда не надо, прошептала она.

Здесь спешка была ни к чему. Она не убрала руки от его волос, поглаживая их кончиками пальцев, как вдруг низом своего живота, почувствовала веское доказательство его возбуждения.

Она хотела. О, Господи, она так хотела его. Но она не должна торопиться. Больше года его не было рядом. Он отвернулся от нее. Но теперь он здесь, запротестовал внутренний голос. Голос голодный, жаждущий, который говорил в ней с первого дня их знакомства.

Она насмехалась над мыслью о любви с первого взгляда, пока не встретила Хоука.

— Джесс.

Его голос был грубым, полным желания. Он вызвал дрожь в ее теле, которая сбежала мурашками вниз по спине, лаская ее чувства. В тот момент, когда она подняла на него взгляд, она знала, что никогда в жизни больше не будет так хотеть мужчину, как хочет его.

— Прикоснись ко мне, Хоук.

Боже, кто осмелился высказать эту просьбу? Точно не она. Не ей ли лучше знать? Разве она не пообещала себе, что никогда не попросит об этом, после того, как попросила его во сне?

Когда он повернул голову, она смотрела на него снизу вверх. Золотистые глаза сузились, пока она пыталась справиться со своим дыханием.

— Тебе не нужно целовать меня, прошептала она. — Просто прикоснись ко мне.

Позволь ей прикоснуться к нему. Были способы сделать это, не начиная кое-чего, от чего они потом не смогли бы отказаться. Не похоже, что простое прикосновение превратиться в полыхающий пожар, ведь правда?

— Ты меня убьешь, прорычал он, но убрал руку от ее волос, погладил ее пальцами по щеке, а она убрала свои руки от его волос и провела ими вниз по его груди.

Ей ведь тоже можно прикасаться к нему?

— Джесс? — он простонал ее имя, когда она вытащила край рубашки из его джинсов.

— Может быть, нам даже не понравится прикасаться друг к другу, предположила она, чувствуя себя игривой в его руках. — Возможно, мы будем друг другу противны. Я думаю, нам стоит удостовериться, прежде чем ты поцелуешь меня.

И, возможно, это даст ей время, совсем немного времени, чтобы решить, чего же она хочет, или как она собирается справиться с этим огромным, закаленным мужчиной.

— Джесс, я сомневаюсь, что твои прикосновения будут мне противны.

Он застонал, но теперь она почувствовала в нем легкость. Почти игривость.

Он знает, как играть? — удивилась она. Или его игривость, как и полуулыбка, была сигналом тревоги?

— Никогда не знаешь, чего ожидать, прошептала она.

Запустив руки под его рубашку, она услышала его резкий вздох. Секунду спустя он нашел кромку ее рубашки, пальцами, одними только пальцами он прикоснулся к чувствительному месту на ее животе.

— Я тоже могу прикасаться к тебе, прошептала она. — Я так хотела прикасаться к тебе, Хоук.

Она чувствовала, как ее соки затопили ее промежность. Она была влажная и теплая, клитор хаотично пульсировал, она пыталась дышать ровно.

Она так долго ждала этого прикосновения. Может быть, слишком долго, туманно подумала она. Слишком много ожидания. От этого у нее закружилась голова.

— Нам нужно лечь, сказал он, поймал ее руку. — Тогда мы сможем прикасаться друг к другу везде, где захотим, Джесс. Я бы был прямо там, лежал бы рядом с тобой.

— И делал бы все, что я захочу? — при этой мысли ее сердце пропустило удар.

— Все, что захочешь, пообещал он, его голос был низким и грубым, когда он повел ее в спальню. — Как захочешь.

Как захочет? У нее было много фантазий, в которых она прикасалась к нему. Она могла сделать много всяких вещей, не целуя его. Вещей, которые прожигали ее душу и могли бы привязать его к ней крепче, подумала она. Но потом она проигнорировала эту мысль.

Могла ли она привязать его к себе еще сильнее? — подумала она. Она думала, что это невозможно. Она не думала о других мужчинах, не мечтала о них, не хотела их, она хотела только этого, с первого дня, как только увидела его.

И она могла получить его, уверила она себя. Она хотела его.

Она позволила ему вести себя в спальню, смотря на него, когда он вел ее через гостиную, и когда они миновали открытую дверь спальни.

Она остановилась возле края кровати, неуверенная, смотря как он снимает свои ботинки и медленно расстегивает рубашку. Длинные мужские пальцы с уверенностью расстегивали пуговицы, пока он смотрел на нее. Он сорвал рубашку со своего тела, и она была вознаграждена видом широких, сильных, загорелых плеч. Мышцы рельефно выделялись под упругой плотью. На его сильной груди не было волос, но из-за этого она не выглядела по ребячески.

Ее взгляд задержался на твердых сосках, прежде чем опуститься к мышцам пресса. Джинсы опоясывали его бедра, член тяжелым клином продавливал сквозь змейку.

Она почувствовала слабость, когда он сбросил рубашку на пол, потом подошел к кровати и лег на нее, раскинув руки по бокам.

На его губах была озорная усмешка. Игривая улыбка на лице, а во взгляде голод.

— Ну, вот я, пригласил он ее. — Возьми меня, как хочешь, Джесс.

Взять его, как она хочет? Господи, помилуй, она может не пережить этого.

Она отбросила в сторону кроссовки, которые носила, и увидела, как расширились его глаза, когда она взялась за подол свитера. Она вернула ему усмешку, потянула свитер вверх и показала ему майку, которую носила под ним.

Она не носила лифчики. Она их ненавидела. Облегающая майка была плотной и мягкой, и точно обрисовала ее соски, когда она легла на матрас рядом с ним. Черт, он был примером совершенного мужчины. Какой ученый ни занимался его генетикой, он точно знал, что делал, подумала Джессика с удовлетворением и села на колени рядом с ним. Она чувствовала себя заполненной, потому что смотреть на него было все равно, что касаться.

Она могла смотреть, как играли его мышцы, как будто она трогала их. На его лице появилась гримаса, челюсти с силой сжались. Он был слишком возбужден. И готов был взять ее.

Это был сигнал действовать, поняла она. Каждое его движение, каждое слово из его уст было сигналом к действию.

— Ты собираешься смотреть на меня весь день? — спросил он. Не со злостью. В его голосе слышалось ожидание и нетерпение, но не злость.

— Возможно, протянула она, ее рука поднялась практически сама по себе, пальцами она провела от его груди до сильного пресса.

Если она проведет ею чуть ниже, рука окажется в его штанах. У нее займет не больше секунды, чтобы прикоснуться к головке его члена. Она могла снять с него джинсы…

Джессика отбросила эту мысль. Это было бы жестоко. Она не хотела быть жестокой.

— Ляг рядом со мной, малышка. Он повернулся, подвинулся на свою сторону кровати и привлек ее к себе. — Дай-ка я потрогаю тебя.

Без поцелуев.

Она бы умерла за этот поцелуй, подумала она секундой позже, когда он опустил голову, провел своей тяжелой, жесткой щетиной по ее коже и накрыл ее своим телом, когда она легла на спину.

Ее руки действовали сами по себе, поглаживая его спину, плечи, скользя по твердой плоти и чувствуя в ней силу.

Она испытывала тупую боль из-за поцелуя, которого не было, который она отрицала, ей казалось, что зов самки начнется и без него.

Но это было невозможно.

Ее глаза закрылись, когда он провел щетиной по ее шее, его теплое дыхание согревало ее обнаженную кожу, она выгнулась под ним, ее тело желало большего.

Это не очень хорошая идея, подумала она. Может ей стоило больше внимания уделить ему. Она чувствовала, что теряется, прикасаясь к нему, она провела руками по его спине, прикоснувшись к краю его джинсов, соблазн сунуть руки под ремень был намного сильнее того, что она могла вынести.

— Мне нельзя целовать тебя. Лизать тоже нельзя, прошептал он над ее плечом, губы едва касались чувствительной кожи. — Если я прикоснусь к тебе языком, гормон попадет на твою кожу. Я мог бы пососать твои соски, и желание разгорелось бы внутри тебя еще сильнее. Я мог бы полизать низ твоего живота, и твоя плоть бы разгорячилась, возбуждение бы возросло.

Шепот это все, что она смогла выдавить из себя, когда он прикоснулся к нежной коже над ее грудью.

— Мне можно тебя целовать? — ее ногти царапали его ремень, потом она положила руку на его бедро, пресекая возможность опустить ее ниже.

Хоук остановился. Мысль о ее губах на его теле была одновременно как Рай и Ад. Мысль о том, как она ублажает его, лижет его, заставила его член болеть как открытая рана.

Милосердные Небеса, дайте ему силы, подумал он.

— Да.

Он прошипел это слово, потому что ее губы были уже над его плечом, она провела зубами по его плоти, он застонал. Может это было ошибкой — позволить ей ублажать его губами, потому что удовольствие пробегало по его телу, разрываясь в его чувствах и делая его слабым.

Она укусила его. Округлое загорелое плечо пульсировала, когда она куснула его. Потом она облизала его. Его бедро дернулось, член прижался к ней еще плотнее, он пытался дышать.

Каким безумным он был, когда согласился на это?

Она тяжело дышала возле его плеча.

— Нужен гормон, чтобы начался зов, да?

— Да. Его чертов язык был заполнен этим гормоном, железы опухли и болели, заполняя его рот эротическим теплом, делая его сумасшедшим из-за голода, который могла утолить только она.

— Гормон в твоем поцелуе и сперме. Она царапала ногтями его спину.

Хоук утопал в горящих ласках. Боже, он не знал, сколько еще сможет выдержать.

— Я могу целовать тебя. Она поцеловала его плечо, потом ее губы двинулись ниже.

— О Боже, да. Он обхватил ее затылок руками, притягивая ее ближе, ее губы опустились по его груди, ее маленький горячий язычок прошелся по его твердому соску, и он почувствовал, как пламя затопило все его чувства.

— Мы могли бы поиграть немного. Ее голос прозвучал отчаянно, так же отчаянно, как она себя чувствовала. — Помоги мне, Хоук, задыхалась она. — Пожалуйста.

Она выгнулась ему навстречу, прижалась, и потерлась одним своим бедром о его. Тепло ее киски сквозь джинсы было разрушительным. Он мог чувствовать это тепло, влагу. Она была готова принять его, запах ее соков наполнил его ноздри и опьянил его.

— Ты убьешь меня, простонал он, но не мог себя остановить.

Приподняв ее майку повыше он нашел маленькие розовые бусинки ее сосков. Он хотел лизать, сосать их. Он хотел взять их в рот и почувствовать ее вкус.

Вместо этого он использовал пальцы. Захватив маленькие пуговки пальцами, он покрутил их, погладил.

Он увидел, как она покраснела от груди до лица, что удивило его. Рыжие волосы обрамляли ее нежные черты, ресницы прикрывали глаза и губы приоткрылись, ища больше воздуха.

Она терялась в том удовольствии, которое он дарил ей. Это было именно то, чего он хотел. Он хотел, чтобы ее ощущения сливались с ее ощущениями, чтобы прикосновения были наполнены чувственностью.

И вдруг Хоук понял, что ему нравится наблюдать за ее реакцией. Если бы он поддался искушению и поцеловал бы ее, тогда он не отрицал бы видимость ее удовольствия при его прикосновениях.

Гормоном был наполнен весь его организм, он выделялся у него под языком в то время, как он пытался сдержать свое вожделение. Она хотела слишком многого. Она хотела любить, подумал он. Но Джессика ждала не только прикосновений. Она хотела чувствовать его, ощущать его в себе. Она хотела быть уверенной в том, что с ним она сможет строить свое будущее.

Мать-природа до сих пор создавала только идеальные пары. За все те годы, которые существовала Стая, никогда не существовало пары, в которой партнеры не любили бы друг друга.

Это убивало его, вот так просто касаться ее, но он знал, что он делает это ради их будущего. Он не мог забрать у нее ее время. Он не мог заставить ее спариваться. Каждая частичка его души отрицала эту мысль. Но он все еще мог дразнить ее. Он мог соблазнить ее.

Он гладил ее соски своими пальцами, сжимал их. Потом накрыл их ладонями, наблюдая как ее лицо исказила гримаса удовольствия.

Это было невинное движение. Черт, она была невинна. Она была девственницей. Ни один мужчина не ласкал ее до него, и он это знал. Он знал ее прошлое. Она не заигрывала с парнями. Его серьезная, рассудительная Джесс тяжело работала для продвижения по карьерной лестнице, работала, чтобы избавится от наследия своего отца.

— Ты прекрасна. Он вздохнул, когда его пальцы опустились ниже — к ее маленькому округлому животику. — Ты сводишь меня с ума, Джесс.

Она вжалась головой в подушку, когда он начал играть с застежкой ее джинсов, с ее губ сорвался тихий стон.

— Я могу подарить тебе удовольствие, не целуя тебя, пообещал он, расстегнув металлическую пуговицу на ее джинсах. — Всего лишь с помощью пальцев я сделаю так, что ты кончишь, Джесс. Позволь мне подарить тебе наслаждение.

Хоук увидел, как она открыла глаза, ее взгляд упал на его пальцы, когда он расстегивал молнию.

— Давай избавимся от них, детка.

Он потянул джинсы вниз, стягивая их с ее бедер. Он едва не кончил, когда увидел на ней маленькие, нежно-фиолетовые шелковые трусики. Они едва прикрывали рыжий треугольничек, и были абсолютно мокрые, доказывая ее возбуждение.

Ее запах наполнил его ноздри. Сладкий, женственный, свежий. Как горный ручей, подумал он. Это то, что ему напомнил ее запах. Чистый, нетронутый.

— Джесс. Он снял с нее джинсы и бросил их на пол, пытаясь себя контролировать.

Она должна видеть, должна знать. Он понял, что она нуждалась в этом моменте.

Подвинувшись, он лег рядом с ней, его рука легла на маленький холмик между ее бедер, а он приподнялся на локте, чтобы наблюдать.

Его пальцы забрались в ее трусики, и тогда она придвинула бедра ближе к нему. Тяжелый вздох вырвался из ее приоткрытых губ, когда она почувствовала, как один его палец проник в нее, ее плоть сжалась вокруг него.

Его член был в агонии. Его яички были плотно прижаты к основанию члена, а головка пульсировала. Острая теплота наполнила его рот, когда мощный гормон влился в его организм из маленьких желез под языком.

Он никогда не представлял себе такой агонии, такой необходимости в разрядке. Облегчение было сладким, огненным, его пальцы ласкали его; нежные, мягкие складки; тугая, пульсирующая жемчужинка ее клитора.

Он хотел, чтобы на месте его пальцев оказались губы, язык. Он хотел пробовать ее, погрузить в нее свой язык и чувствовать, как она достигнет вершины.

Он понял, что ему нужно с этим заканчивать. Его контроль был довольно шатким, его руки тряслись из-за ощущения голода, волнами пробегавшего по его телу.

Джессика рядом с ним дышала тяжело и быстро, тихие стоны слетали с ее губ, когда он погружал в нее пальцы, а потом ласкал клитор. Ее бедра приподнялись, всхлип сдавил горло, и он почувствовал, как она сжалась вокруг его пальца. Она была близка. Так близка.

Джессике показалось, что мир вокруг нее пылает, наслаждение затопило ее. Его пальцы ласкали ее, он погружал их в нее ровно настолько, чтобы затронуть нервные окончания, о которых она не знала, большим пальцем он ласкал ее клитор, ища точку, которая отправила бы ее в небеса.

Он нашел ее, поласкал. Его пальцы снова погрузились в нее, большой палец замер на клиторе, и она почувствовала, что ее сознание взорвалось. Все ее ощущения перемешались. Ее оргазм был взрывом, сенсацией, светом, которые вырвались из нее, связав ее мышцы, он был всеобъемлющим, и заставил ее вздыхать, плакать и хватать воздух ртом.

Она задыхалась, с ее губ сорвался испуганный всхлип, когда он притянул ее ближе к себе, прижал плотнее, дрожь пробежала по ее телу.

Это было удовольствие. Это был полет в объятиях. Это был полет к солнцу и взрыв в его центре, хотя она знала, что все может быть гораздо лучше, ярче, жарче.

С его поцелуем это могло быть чистое, свободное ощущение.

С поцелуем, без которого она не сможет больше жить.

Глава 6

Хоук был в агонии.

На следующее утро он медленно выскользнул из кровати, морщась из-за чувствительности своего члена, когда отодвинулся от теплого, голого тела Джессики.

Она спала глубоким сном, закинув одну руку за голову, шелковистые, спутанные красно-рыжие волосы разметались вокруг ее лица и плечей.

Ресницы огненным веером прикрывали ее щеки. Лицо было слегка румяным, мягкие розовые губы немного приоткрыты.

Идеальная нежная грудь подымалась и опускалась при каждом вздохе и лишь Богу известно, как она манила его всю прошлую ночь. Он мог начать зов самки прямо сейчас, нагнув голову, взяв в рот один из ее мягких сосков и пососать его, медленно и сладко, даже не разбудив ее.

Гормон попадет на ее чувствительную кожу, проникнет в нее и медленно попадет в ее организм. Пройдет от двенадцати часов до суток и она будет нуждаться в его прикосновениях как в воздухе.

Но насколько бы сильно он хотел ее, насколько бы сильно не нуждался, он все равно не мог этого сделать.

Тряхнув головой, он повернулся и пошел в ванную. Он знал, что холодный душь не поможет его напряженному члену. Струи воды только еще больше измучают его чувствительную плоть, но ему нужно было подготовиться к следующему дню.

Встав под душ, он чуть не застонал, когда почувствовал, как струи воды побежали по его телу. Черт, это, наверное, будет самый быстрый душ за всю его жизнь.

Взяв бутылку с жидким мылом, он быстро намылил волосы и смыл пену, а потом перешел к своему телу.

Быстрые, жесткие движения причиняли боль его возбужденному телу. Мягкая пена сползла вниз к возбужденному члену и поползла по бедрам, для него это было пыткой.

Он быстро смыл ее, и, выключив душ, вздохнул с облегчением, взял сухое полотенце и нахмурился, подумав о вытирании. Это ужасно, ни один мужчина не должен проходить через это, подумал он. Но и женщины тоже не должны. Он знал, что Джессика будет страдать, когда начнется зов. Ее кожа станет очень чувствительной, она не сможет переносить легчайших прикосновений, кроме ласк его рук, его тела, его обладания.

Женщинам приходилось сложно, и Стая знала об этом. Они были внимательны в выборе любовников, заверяя, что когда находятся на виду у всех, замечают малейшую деталь, которая может запустить зов. Некоторые вынуждены были идти на это; они не хотели пробуждать в женщинах болезненное возбуждение, были они из Стаи, или нет.

Обернув полотенце вокруг бедер, он открыл двери душа и столкнулся лицом к лицу с Джессикой, она сидела на столике в ванной, наблюдая за ним.

Она вопросительно посмотрела на него своими темными голубыми глазами, потом ее взгляд опустился ниже, заметив его возбуждение.

— Тебе было трудно этой ночью, сказала она мягко.

Отведя от нее взгляд, Хоук пошел к шкавчику за чистой одеждой.

— Молчишь? — спросила она.

— Какое это имеет значение, Джесс? Он позволил себе посмотреть на ее отражение в зеркале, увидев подозрение в ее лице, он почти простонал в ответ на ее следующий вопрос.

— Зов самки как-то влияет на тебя, да? — с сожалением в голосе, спросила она, уже зная ответ.

— Не слишком сильно, не так, как придется тебе. Он пожал плечами, как будто это ничего не значило, хотя он очень хорошо знал, что нужда съедает его заживо. Как кислота в желудке, она рвала каждую ниточку его самоконтроля.

— Потому что тебя учили терпеть боль. Это был не вопрос. Это было наблюдение, и более или менее правдивое.

— Довольно многому. Он послал ей издевательский взгляд. Черт, ему стоит попытаться посмеяться над этим, когда все выйдет из под контроля, станет только хуже. — Нас обучали терпеть многие вещи. Возможно, теперь это вошло у меня в привычку.

Она опустила голову на мгновенье, потом посмотрела на душ, делая попытку сменить тему разговора.

— Это причинит мне боль? — когда она подняла голову, в ее взгляде был скрытый страх. — Хоуп, Фэйт и Черити ничего не говорили о боли.

Он скорее бы себе член отрезал, чем причинил ей боль.

— При недостатке секса будет больно, сказал он. — Если зов самки начнется, я позабочусь, чтобы это не причиняло тебе боли. Он подмигнул ей, пытаясь смягчить информацию.

Это не сработало.

Он опустил голову, она смотрела на керамический пол ванной.

— Эй. Он подтолкнул ее руку своей. — Сейчас ведь канун Рождества.

Она подняла голову, покусывая нижнюю губу и глядя на него.

— Вулф и Хоуп устраивают рождественскую вечеринку в Убежище, в центре сегодня вечером. Много вкусной еды, танцы, выпивка. Он пошевелил бровями. — Хочешь пойти со мной?

— С удовольствием. На ее лице расцвела улыбка. — Я очень этого хочу, Хоук.

Он наклонился, поцеловал ее в макушку и быстро отошел назад.

— Хорошо. Тогда выезжаем в шесть. Оденься потеплее. У меня есть несколько дел на сегодня, и мне кажется, тебе может понравиться, если ты поедешь со мной.

— Что за дела? — она наклонила голову, глядя на него с любопытством, из-за которого его тянуло к ней.

— О. Обычные дела. Он пожал плечами и обвил руками ее талию, поднимая ее со столика. — А теперь выходи и дай мне одеться. Когда я выйду, можешь зайти и принять душ, пока я приготовлю нам завтрак.

Он подвел ее к двери, подтолкнул к выходу и закрыл дверь. Он почти запер ее. Сукин сын. Если он не будет осторожен, не будет никакой возможности дать ей время, которое ей нужно, чтобы решить, был ли он тем, кого она хотела.

Это все, что он мог сделать, чтобы удержаться и не поцеловать ее сейчас. Чтобы не наброситься на нее. Железы под его языком были настолько переполнены гормоном, что это причиняло боль. Его член был твердым, как камень, его плоть горела, как только он к ней прикасался.

Время от времени быть членом стаи просто отстойно.

Пока Хоук готовил завтрак, Джессика приняла душ. Стоя под струями теплой воды, она позволила своим рукам путешествовать по ее телу, вспоминая ласки Хоук прошлой ночью.

Он был нежным. Она чувствовала запах его голода в воздухе, но он не сделал ничего, чтобы начать зов самки, хотя она знала, что это то, чего он хочет.

Ни разу его губы не прикоснулись к ее губам, не прошлись по обнаженной коже. Он не поцеловал ее, не лизал ее кожу. А она бы все отдала за это.

Надев джинсы, майку и свитер, Джессика вернулась в спальню, села на кровать и одела толстые теплые носки.

В последние несколько лет, зимы в Колорадо стали особенно холодными. Фут снега уже лежал на земле с прошлой ночи, к следующей ночи обещали еще фут. И это в канун Рождества. Она не праздновала рождество с тех пор, в восемнадцать лет как ушла из дома. Даже до этого, Рождеству чего-то не хватало. Искренности, чистой любви, когда вся семья собирается вместе. Во время своей службы в армии, она проводила праздники в казармах, предпочитая уединение поддельному смеху и бесконечным гуляниям.

Ей было интересно, будет ли Рождество со Стаей лучше? Она была наслышана о радостном праздновании прошедшего рождества. О подарках, которыми обменивались альфа, его самка Хоуп с другими членами стаи.

У Стаи никогда не было рождества, и Хоуп однажды сказала, что отмечать его сейчас значит подтвердить, что они умеют праздновать, смеяться, любить и жить.

Засунув ноги в походные ботинки, она туго их завязала, прежде чем встать и подойти к закрытой двери.

Завтрак с Хоуком был обычным делом, а она не чувствовала больше того гнева, который чувствовала в прошлом году.

Они ели простую еду. Яйца, куча бекона для Хоука, тост и ее кофе. После того, как помыли посуду, он помог ей надеть пальто и они вышли из дома.

Во дворе члены стаи убирали снег. Другие подвешивали дополнительные фонари. В В убежище постоянно что-то происходило, и всегда находились добровольцы.

На территории никогда не было мусора, беспорядка. Стая была намного более порядочной, чем их родственники — люди, и всегда чистоплотнее.

Холодное зимнее утро она провела в своем пальто на теплой подкладке, и если оно ее не согревало, на ее талии была рука Хоука, пока он провожал ее к Ренж Роверу, который завел с помощью дистанционного управления еще из дома.

Помогая ей сесть в вездеход, Хоук закрыл дверь с пассажирской стороны и растянулся возле руля. Она отметила, что на нем не было пальто. Он носил только тонкие кожаные перчатки, джинсы, сапоги и тонкую фланелевую рубашку, под которой была майка.

Стая не мерзнет так сильно, как их родственники — люди, с завистью подумала она.

— Куда мы едем? — спросила она, когда он сдал назад, чтобы выехать с подъездной дорожки на главную дорогу, которая вела к Волчьей Стае.

— Я тебе покажу. Он усмехнулся и взял ее за руку.

Джессика смотрела на его пальцы, затянутые в кожу перчатки, смотрела, как он держит ее руку, и удивилась теплу, которое чувствовала через них.

Так не должно быть, подумала она. Спустя год без него, год, проведенный в холодной, скучной маленькой клетке, в которой она не могла видеть его, так не должно было быть. Она не должна была чувствовать все эти эмоции, которые пробегали по ее коже, которые разжигали огонь в тех местах, в которых его не должно было быть.

— Можешь просто сказать мне. Сердце сильно билось в груди, и она не сомневалась, что он чувствует запах ее возбуждения.

— Если я скажу тебе, то это не будет сюрпризом. Он снова улыбнулся своей улыбкой. Изгиб его губ, его глаза наполнились обещанием.

Это напомнило ей о тех днях в Убежище, до нападения, больше года назад, когда он удивлял ее ланчами в маленьком парке за бараком связи, или сладостями, которые дразнили ее вкусовые рецепторы.

Тогда она не понимала, что он ухаживает за ней, а сейчас удивлялась, как она могла этого не видеть.

— Закрой глаза.

На его просьбу она ответила удивленным взглядом.

— Закрыть глаза? — ей стало весело. — Зачем?

— Так я смогу продолжить наше путешествие. Он приподнял брови в намеке, перед тем как засмеяться. Этот смех послал темные, эротические импульсы по всему ее телу. — Просто закрой глаза, Джесс. Обещаю, тебе понравится.

Она закрыла глаза. Она подавила желание подглядывать, потому что любила сюрпризы. Всегда.

— Что ты задумал, Хоук? — спросила она, почувствовав как они повернули несколько раз. Несколько минут назад она была уверена, где они находятся, но теперь не знала.

— Еще несколько минут — заверил он ее.

Ей показалось, что с закрытыми глазами она слышит больше мелких деталей в его голосе. Он немного нервничал. Наверное, ей показалось — подумала она. Хоук никогда не нервничал. Он всегда был властным и уверенным в себе.

— Я работал над одной вещью в прошлом году. Он прочистил горло и Ренж Ровер начал сбавлять скорость — Пока ты была в заключении, когда у меня было свободное время, у меня была одна вещь, которую я хотел, должен был сделать.

Машина остановилась.

— Хоук? — она прошептала его имя, затаив дыхание.

— Еще нет. Он прикоснулся пальцами к ее глазам с величайшей нежностью. — Я знал, что ты моя самка, Джесс. Я знаю, что тебе трудно простить меня за то, что я был в стороне. Я знаю, что ты злилась, и я не виню тебя.

Она уже открыла было рот, чтобы заговорить, но он приложил палец к ее губам.

— Еще минутку, малышка — сказал он. — Это был единственный способ доказать, что ты нас не предавала. Я знал, что ты этого не делала. Я верил в тебя, Джесс, но я знал, что стая никогда тебя не примет, если твоя невиновность не будет доказана.

В этом был смысл. Часть ее даже знала это, и боролась с этой мыслью все те месяцы, которые она была заперта в клетке.

— Я удостоверился, чтобы тебе было удобно.

Ей было удобно. У нее были теплые одеяла, домашняя еда и одежда.

— Чтобы было не слишком скучно.

Журналы, книги, телевизор… Даже больше — альбомы, карандаши и акварель. Джесс любила рисовать, и ей принесли все, что для этого было нужно.

— Я дал всем понять, что я не позволю вынести тебе смертный приговор.

Она не знала этого.

— Несмотря ни на что, я хотел дать тебе больше. Его голос стал еще более мягким. — Можешь открыть глаза, Джесс.

Она открыла. Ее губы приоткрылись в удивлении. Там, на берегу горного озера, на котором она так любила рисовать, стоял домик, который она рисовала так много раз.

Он не был большим. И показным, какой раньше был у ее родителей. Дом в стиле лачуги хорошо сочетался с другими лачугами в лагере, но в нем было несколько заметных отличий.

У него была красная жестяная металлочерепица вместо обычной алюминиевой. Он был немного больше, там было три спальни вместо одной. Для детей, которых она мечтала завести с Хоуком. Она хотела двоих. Мальчика и девочку. Дом был именно таким, как она ему его описывала, таким, как она рисовала его так много раз.

На крыльце была веранда, место для цветов вдоль крыльца, дом был построен между прекрасными дубами и соснами, на берегу озера.

Он захватывал дух. Он был как раз таким, каким она его себе представляла.

— Хоук. Она повернулась к нему, ее губы дрожали от переполнявших ее эмоций.

— Я знал не только то, что ты моя самка, Джессика. Он взял ее лицо в руки, затянутые в перчатках. — Я также знал, что люблю тебя. Я все еще люблю тебя.

Он действительно любил ее. Все, что он делал, каждая жертва, на которую он пошел, доказывала, что он любит ее.

— Я никогда не переставала любить тебя — прошептала она и слезы покатились по ее щекам.

Она наклонилась вперед, приняв решение, о котором никогда не будет сожалеть. Это ведь Хоук. Она принадлежала ему. А он принадлежал ей.

Ее губы прикоснулись к его губам, он обнял ее за плечи, испытывая удивление. Она прикоснулась языком к его губам, но ее пронзил страх. Что, если это не то, чего он хочет? Не то, что он имел ввиду?

Но ведь так должно быть. Она не могла потерять его сейчас. Не могла пропустить этот шанс.

Она провела языком по его губам. Когда они приоткрылись, она повернула голову, контролируя поцелуй, их языки сплелись, и она почувствовала пряно-сладкий вкус страсти и дикого голода.

Внутри него как будто что-то взорвалось, когда он почувствовал ее вкус, его язык снова проник к ней в рот, он застонал, она почувствовала, как он притянул ее ближе к себе, и между ними вспыхнуло желание.

Через несколько секунд он опустил свое сиденье, втащил ее к себе на колени и взял поцелуй под свой контроль. Его язык вжался в ее губы, она взяла его в рот и начала сосать. Она провела своим языком по его, наркотический вкус гормона проник в ее организм, вызывая дрожь.

Вкус поцелуя был эротичным, как чертов ад. Она чувствовала поцелуй, чувствовала его руки под своей одеждой, его возбуждение и поглаживания его языка по ее губам. Чувственные, сексуальные. Она чувствовала тепло их тел, биение его сердца в груди, его тяжелое дыхание и гортанный стон, означающий мужскую нужду.

Все это одурманило ее еще до того, как гормон попал в ее организм. Она была очарована, прижималась к нему, нуждалась в нем, хотя зов самки еще не завладел ею.

И тогда вещи начали принимать действительно интересный оборот.

Глава 7

Джессика не была уверена в том, каким образом они попали в дом. Она помнила, как он нес ее на руках, его губы прижимались к ее губам в глубоком, отчаянном поцелуе, наполненном пряным вкусом гормона и более горячим чувством голода, который пылал между ними с того дня, как они впервые встретились. Это была любовь с первого взгляда. Часть ее как будто знала, что им суждено было быть вместе, что они предназначены друг для друга.

Она не рассмотрела дом. Там была лестница. Большинство комнат были предназначены для одного человека, но эта была для двоих. На верхнем этаже был чердак, подумала она. В центре комнаты стояла большая кровать, накрытая темным стеганым покрывалом. Когда он опустил ее на кровать, она почувствовала теплое, пуховое одеяло.

Джессика пообещала себе, что рассмотрит дом позже, гораздо позже. Лежа на спине, она смотрела, как он понимается с кровати, когда он встал на ноги, на его лице было написано вожделение.

Первыми были его ботинки. Он наклонился, сбросил их один за другим, не отрывая от нее глаз.

Золотистые глаза смотрели в ее глаза, во взгляде была страсть. Следующей была рубашка. Он быстро расстегнул пуговицы, под тканью показалась впечатляющая грудь и Джессика почувствовала, что ее сердце начало биться быстрее.

Все ее тело горело. Это был гормон спаривания, который горел под ее кожей, и только его прикосновения, поцелуи могут облегчить ее страсть. И она скоро получит эти прикосновения и поцелуи. Они будут принадлежать только ей.

При этой мысли ее сердце забилось чаще. Когда гормон попал в ее тело, кровь застучала, струясь по венам, распространяя силы по организму.

Когда его пальцы добрались до тяжелого кожаного ремня, ослабили его, а потом расстегнули металлические пуговицы на джинсах, она могла бы поклясться, что не в силах была дышать несколько долгих секунд. Он сбросил джинсы с бедер, ее взору открылось его возбуждение. Его толстый, тяжелый член влажно блестел, на головке была видна капелька влаги. Головка пульсировала, Джесс поднялась с кровати.

Необходимость прикоснуться к нему было подавляющим. Сначала она подумала, что это из-за гормона, но ведь эта фантазия вертелась у нее в голове уже больше года.

Это была одна из многих фантазий.

Не стоило стесняться. Не нужно отступать или сдерживаться. Теперь он принадлежал ей, так же как она принадлежала ему. Она могла к нему прикасаться, могла пробовать его на вкус, как она хотела.

Это было как раз то, что ей нужно.

— Иисусе, Джесс.

Его руки скользнули в ее волосы, когда она дотронулась языком головки.

Она почувствовала аромат его члена, и то же самое приятное тепло, которое было в его поцелуе. Тихий стон сорвался с ее губ, заставив его бедра извиваться, из-за испытываемых ощущений.

Он крепче сжал ее волосы, его бедра напряглись, а она все лизала головку его орудия.

Она чувствовала себя пьяной, и это чувство никак нельзя было отнести к гормону спаривания. Может позже, но не сейчас. Пока еще рано.

Прямо сейчас, это была она. Ее потребность, ее голод, ее фантазии, и она хотела, чтобы каждая секунда длилась вечно.

Приоткрыв рот, она взяла в рот его головку, язык двигался по разгоряченной плоти, она чувствовала, что он вот-вот готов взорваться.

Семя Стаи имело свою цель, в нем был не только гормон.

Мужчины Стаи были довольно большими, особенно их принадлежности. И их смазка содержала специальный гормон, который помогал расслабить и облегчить мышцы нежной женской плоти, чтобы во время секса не било боли.

— Господи, Джесс. Хватит.

Он отодвинул ее как раз в тот момент, когда она начала наслаждаться его вкусом.

Прищурив глаза, она встала на колени, сорвала с себя майку и свитер и бросила их на пол.

Она могла бы дразнить его и дальше, но он толкнул ее на кровать, взял одну ее ногу и расшнуровал ботинок, потом сбросил его. То же самое он сделал и со вторым.

Она даже не дышала, когда его руки были возле ее застежки на джинсах. Джинсы были сняты за считанные секунды, и она уже лежала голой перед ним.

Она чувствовала тепло в своем теле, когда его взгляд блуждал по нему. От лица до кончиков пальцев он рассматривал ее, как будто пытался поглотить.

Хоук никогда не видел никого более красивого, чем Джессика. Стройная, маленькая, ее грудь была полная и налитая, темные соски напряжены.

Как конфеты, подумал он. Ее соски были похожи на самые сладкие конфеты.

Позволив взгляду упасть ниже, он наблюдал за бледным совершенством ее округлого живота, гладких белых бедер, кое-где покрытых веснушками, а потом перевел взгляд на холмик между ними.

Он мог видеть ее клитор между влажных, набухших складок. Он был влажным и пульсировал, как будто требовал его губ, его языка. Он мечтал попробовать ее на вкус, хотел положить свою голову между ее ног и взять ее языком.

Мысль о том, что она наконец-то принадлежала ему, наконец-то была здесь, с ним, для наслаждения, заставила его член дико пульсировать, и он лег рядом с ней. Господи, он хотел прикоснуться к ней везде и сразу. Попробовать ее всю. Языком он провел по ее соскам, потом взял один в рот и начал жадно посасывать. Тугой бутончик сжался еще крепче, стал горячее в его рту и он перешел к другому. Реакция была такой же.

Ему это понравилось. Он ласкал ее соски нежными прикосновениями губ. В это время она извивалась под ним, обхватив руками его голову, сжимая пряди его волос в руках, и притягивала его еще ближе.

Когда он отстранился, чтобы посмотреть на ее соски, сладкий, экзотический аромат ее киски привлек его внимание, и он опустил взгляд вниз по ее телу. Немного влаги уже поблескивало на ее холмике словно роса, и ему захотелось попробовать ее на вкус.

С его губ сорвался тяжелый стон, когда он опустил голову.

Его губы прошлись вниз по ее коже, он провел языком по ее животу, потом он приподнял ее выше на кровати и его голова оказалась между ее бедер. Она потерялась, она доверяла ему со всей своей страстью, что заставило его притормозить и дрожать от страсти.

Раздвинув ее ноги еще шире, он смотрел ей в лицо, когда коснулся языком ее влажной расщелины и лизнул ее. Ее вкус. Он был таким сладким и диким, что заставил его рычать и стонать от опьянения.

Ее вкус был чем-то особенным, чем-то, чего он еще никогда не пробовал. Наркотик, в котором он не мог себе отказать. Сладкий, сильнодействующий наркотик. Водя языком по ее влажным губкам, он иногда проводил им вокруг ее напряженного клитора. Он лизал его, дразнил своим языком, а она дергалась и стонала от удовольствия по ним.

Искаженный стон вырвался из ее губ, когда она посмотрела на него. Ее взгляд из-под отяжелевших век, ее почти неонового цвета глаза, ее вздохи, под движениями его языка.

Как долго он ждал ее, подумал он. Но это стоило каждого ужасного месяца. Быть с ней сейчас, с такой теплой и дикой под ним, стоило каждой бесконечной ночи.

Взяв тугой как комочек, ее клитор, в рот, он сосал его нежно, мягко. Она дернулась под его ласками, ее бедра закачались, когда она запустила руки в его волосы.

Взяв ее руками под коленки, он поднял ее бедра немного выше, застонав от удовольствия, когда ее маленькие ножки легли ему на плечи. Теперь она была открыта, беззащитна перед ним. Его язык опустился ниже, немного покружил перед входом в ее киску, а потом он жестко погрузился в нее.

Ее соки остались у него на языке, а мышцы ее киски сжались вокруг него, словно тугой капкан. Высокий, отчаянный крик сорвался с ее губ, но он заставил себя оставаться спокойным, хотя бы на секунду, до тех пор, пока оргазм не взорвется в ее теле.

И он лизнул ее. Работая над ней своим языком, медленно и легонько, он слизывал ее сладость, слушал крики, срывающиеся с ее губ и чувствовал вкус рая.

И чем больше он от нее получал, тем больше ему хотелось. Когда она начала сжиматься в подходящих судорогах, чувствуя приближение оргазма, он надавил сильнее. Его язык был внутри нее, пальцами он раздвинул складки ее маленьких губок и нашел крошечную, узкую дырочку. Он не входил в нее. Он погладил, потер ее. Он трахал ее киску своим языком, в то же время, поглаживая ее тело.

Через несколько секунд он почувствовал, как в ней начинает нарастать оргазм. Ее тело натянулось как струна. Высокие, сдавленные крики вырывались из ее горла, она вздрогнула, дернулась, и он почувствовал, как она взорвалась.

Джессика могла поклясться, что она умирает. По всему ее телу расплылось удовольствие, волна света и тепла прокатилась по ней, задев каждое нервное окончание. Она прошлась по ее телу мелкими разрядами тока, швыряя ее в центр солнца, откуда она не могла сбежать, она чувствовала взрывы, потом ей показалось, что все ее тело представляло собой только отдельные части, которые уносит дикий ветер.

Но Хоук все еще не был удовлетворен. Пока она пыталась отдышаться, его губы, наконец, оторвались от ее женственности и он лег рядом с ней, ее ноги упали ему на бедра.

Головка его члена была промо возле ее киски, с ее губ сорвалось хныканье, когда она подумала о предстоящем экстазе.

— Моя сладкая Джесс — прошептал он, склонившись над ней, головка его члена уперлась в ее киску. — Любовь моя. Сладкая самка.

Казалось, последние слова он выдавил из себя, потому что головка его напряженного члена уже погрузилась в нее, сорвав громкий, удивленный крик с ее губ.

В нем были боль и удовольствие. Ощущения были настолько сильными, что она впилась ногтями в его плечи прежде, чем успела подумать об этом.

— Хоук.

В ее голосе был скрытый страх. Она услышала его, узнала краешком своего сознания. Она еще никогда ничего подобного не переживала. Она не знала, что наслаждение может быть таким сильным, таким неистовым.

— Держись за меня, детка. Его губы прикоснулись к ее губам, он подарил ей нежный, сладкий поцелуй. — Просто потерпи. Все будет хорошо.

Должно быть.

Она почувствовала его губы на своей шее. Он целовал, лизал ее чувствительную кожу, проводил по ней зубами, сводя ее с ума.

Пока он ублажал ее, он начал двигаться внутри нее. Вперед и назад, легонько, медленно, он продвигался глубже, пока не наткнулся на преграду ее девственности, от которой она все еще не избавилась.

Она услышала его стон возле своей шеи, потом он подался назад, головка его члена застыла на входе в ее киску, потом он рванулся вперед.

Джессика закричала. Удовольствие и боль прошли по ее телу, и он сорвал завесу ее невинности. И все же, он до сих пор не полностью вошел в нее. Он качнулся назад, потом вперед. Широкая головка его члена ласкала ее нервные окончания так чувственно, она пока не могла ему ничем помочь, но качала бедрами, впуская его глубже в себя, даже когда пламя полоснуло ее по спине.

Это было так хорошо. Боже, ничего прекраснее она еще не испытывала. Так горячо. Так приятно. Она выкрикивала его имя, пыталась кричать, слова получались не полные, сдавленные, она пыталась перевести дыхание, принять тяжелую, жесткую плоть, которая проникала в нее.

Извиваясь под ним, она вскрикнула, сжала его бедра своими, откинула назад голову и он наконец-то вошел в нее полностью.

— Сладкая Джесс. Его стон был похож на громкое рычание. — Моя сладкая Джесс. Моя самка.

Он начал двигаться. Он двигался в ней, жесткий, тяжелый, почти разрывая ее, пока она не начала гореть, у нее все болело, но, тем не менее, она хотела большего. Ей всё было мало. Она хотела, чтобы он двигался сильнее, быстрее. Она хотела, чтобы его зубы чаще проходились по ее шее, ей нужно было больше воздуха, чтобы дышать, и она хотела умереть у него на руках вот так, испытывая удовольствие.

Его глубокие толчки сводили ее с ума. Ее оргазм был так близко, что она могла почувствовать его, она уже хотела погрузиться в него. Ее ноги сильнее сжались вокруг его бедер, когда она начал двигаться внутри нее еще интенсивнее.

Каждый его толчок возносил ее выше и выше, и Джесс могла поклясться, что она достигла Солнца. Волна экстаза взорвалась в ней, накрыла ее полностью, его зубы сжались у нее на плече и она почувствовала, как он сделал последний, сильный и глубокий толчок, она закричала.

Потом она почувствовала, как сильно сжимается ее киска, почувствовала, как он извергает в нее свое семя, и ощутила сокращения его члена, тогда она забыла обо всем на свете. Она получила не просто оргазм, а массу наслаждения.

Ощущения, которые прокатились по ее нервным окончаниям были сравни экстазу. Они были раскаленными, электрическими, заряженными чувствами, такими приятными, каких Джесс еще не чувствовала, ей показалось что она летала в облаках, тонула в океане чувственности у которого не было ни краев ни берегов.

Она знала, что это было. Извиваясь на его члене, задержав его в себе, направив головку его члена прямо к своей матке, она убедилась, чтобы его семя попало на плодородную почву.

Знать, что случилось, и чувствовать это — две разные вещи. Она испытала страх, экстаз и восторженное удовольствие. Связь. Смешение эмоций, ощущений и знаний.

Она принадлежала ему, как и он ей.

Она знала это и прежде. Но сейчас… Сейчас Джессика почувствовала это душой. И теперь она понимала, почему Хоук предупреждал ее, что назад дороги не будет. Это был не просто зов самки. Она знала, что это. Удовольствие, на которое она подсядет. Нужда, от которой она никуда не убежит. Мужчина, которого она будет любить до последнего вздоха.

Глава 8

Спустя часы и одну гормональную капсулу, Джессика сделала глубокий вдох, прежде чем провести руками по своим бёдрам, наслаждаясь прикосновением к лёгкому тёмно-синему бархату платья, которое она выбрала для Рождественской вечеринки. Оно плавно струилось по телу до самых туфель, соответствующих наряду, а цвет платья подчеркивал синеву её глаз.

Она уложила волосы на голове, закрепив их с помощью заколок, которые сверкали кристаллами драгоценных камней, нанесла на лицо немного косметики, которую Хоук достал в соседней хижине вместе с её одеждой. Джесс не представляла себя участвующей в вечеринке, несмотря на то, что подготовилась к ней. Рядом лежал небольшой мешок с подарками, которые она заказала через Интернет и аккуратно упаковала в праздничные коробки. На столе в кухне лежали булочки, тонкий хлеб и сладости, которые были приобретены Хоуком раньше.

Она чувствовала себя возбужденной и наполненной ожиданием. Она всегда слышала от матери, что Рождество только для малышей, и когда Джессика стала старше, она спросила себя, а что, если это неправда?

До сегодняшнего вечера. Она больше не беспокоилась. Чувства волнения и ожидания, которые она ощущала в Убежище, были заразительны.

Выйдя из ванной, она вошла в спальню с широкими окнами, которые открывали вид на лужайку перед домом и на домики через небольшую асфальтированную дорогу. Возле дороги стояли два солдата и смеялись с двумя другими, вышедшими из хижины напротив.

В небольшом обществе Убежища было не так много коттеджей. Возможно, десятка два, некоторые с одной спальней, некоторые — с двумя. Все же многие из домов были заселены двумя или больше Породами. Менталитет стаи выжил за пределами лабораторий.

Мужчины и женщины часто занимали одну хижину, не в сексуальном плане, а для близости, предоставленной им.

— Сила в количестве, — сказал ей однажды доктор Армани.

Породы так верят в силу количества, что решили, что должны находиться в стаях или парах все время. Так же, как если бы они были в дикой природе.

Прикоснувшись рукой к стеклу, она наблюдала, как солдаты подняли руки в прощальном жесте, отходя, чтобы была возможность позвать их обратно. Двое направились вдоль улицы, очевидно, на патруль, в то время как другие два вернулись в хижину.

Снег по-прежнему был навален на улицах, раскинувшись нетронутым покровом, и казалось, Породы колебались перед тем, как сделать шаг, за исключением случаев, когда это необходимо. Во дворах не было снеговиков, снег был в основном не растоптан, и она до сих пор не видела игру в снежки. Несмотря на то, что ей этого не хватало, это не уменьшило духа Рождества, которого Джессика совсем не ожидала. Она могла поклясться, что даже не слышала Рождественские колядки раньше.

Качая головой при мысли о некоторых из Пород с суровым лицом, поющих колядки, она взяла небольшой бархатный кошелек с постели, вытащила крошечный дерринджер 22 калибра из вещевого мешка, который Хоук принес из её лачуги с другими предметами, и положила его в кошелек.

Породы знали, что у неё был дерринджер. По крайней мере, некоторые из них.

Крошечный пистолет был забран у неё вместе с другими вещами, когда она была взята под стражу. Пистолет был немного более мощный, чем игрушечное ружье, но с близкого расстояния он мог нанести серьезные повреждения. Ей больше не позволялось носить штатное оружие, по крайней мере, пока разрешение на ношение оружия не будет возвращено ей, поэтому она предположила, что, на данный момент, это не было разрешено.

На данный момент. У неё были все намерения убедиться, чтобы её оружие было возвращено, так же как и её работа. Как только доктор Армани будет уверен, что нет никакого шанса на нахождение препарата в организме, который ей дали, она попросит свою должность назад.

До тех пор у нее был дом, в котором необходимо заняться украшениями и отделкой. У Хоука было только основное. Большой пружинистый матрас, а не настоящая кровать. Шкаф, чтобы повесить их одежду, барные стулья как в баре. Дом был в значительной степени пустым, и она уже начала придумывать идеи о том, как заполнить его.

— Чёрт, ты похожа на ангела.

Она обернулась, чувствуя, как подол платья всколыхнулся вокруг её ног, и посмотрела на Хоука в удивлении.

Его голос был низким, мрачным от тоски с элементами потребности, что, казалось, прошел каскадом через неё.

Одетый в темные джинсы, черную рубашку и ботинки, с волосами, еще влажными после душа и зачесанными назад, он выглядел, как темный ангел. Чувственный, сексуальный и порочный. Выглядящий столь эротично, что заставлял всех женщин таять в бесстыдном голоде.

Она видела то плавление не раз. Породы и люди похожи, женщины бросали один взгляд на грубое, красивое лицо Хоука, подтянутое мускулистое тело и глубокие золотистые глаза, и они уже плакали от нужды.

— Ты и сам выглядишь чертовски хорошо, — она улыбнулась, внезапно занервничав, чувствуя, что её ладони вспотели, поскольку всплеск желания, казалось, разразился между её бедер.

Вау. Гормональное лечение, которое доктор Армани разработал для неё, очевидно, не делало свою работу, как надо. Один взгляд на Хоука, и каждый женский гормон в её теле сходил с ума. Это была хаотическая смесь возбуждения, трепета и чистого волнения.

Она не могла винить во всем зов самки. Она чувствовала себя так и раньше, до того как он прикоснулся к ней и поцеловал.

Она долго разговаривала с доктором Армани о зове самки в прошлом году и начала задаваться вопросом, не был ли жар продвинутым возбуждением. Расширенной связью. Если природа не просто обеспечивала, чтобы те, кто влюбился, соединились друг с другом, удерживались вместе более прочно, то гарантировала выживание вида.

— Готова? — он протянул ей руку. Большую, могучую, сильную руку. Мозолистую и темную, как и его загоревшее тело.

Джессика медленно подошла к нему, позволив ему взять её руку и подвести к двери спальни.

— Ты сложил подарки в Рендж Ровер? — спросила она, пытаясь уменьшить нервозность. Она не была на вечеринках много лет. С тех пор как её отец, наконец, прекратил вынуждать её посещать скучные небольшие приемы, которые он и его друзья устраивали несколько раз в год.

— Подарки в Ровере, — заверил он её. — Хлеб и сладости положил за заднее сиденье рядом с ними.

— Хорошо, — она тяжело сглотнула, когда они спустились по лестнице из натурального дерева в холл. — Ты уверен, что я должна идти?

Потому что она не была в этом уверена. Она была известна как предатель, независимо от причины. Как мог любой из Пород доверять ей сейчас?

— Я абсолютно уверен, что ты должна пойти, — он остановился у основания лестницы, подхватил длинный темно-синий с черным плащ, который соскользнул с ее платья, и накинул ей на плечи. — Ты слишком волнуешься, Джесс. Все будет в порядке.

— Тебе легко говорить, — она облизнула губы, прежде чем прикусить нижнюю зубами, и посмотрела на него снизу вверх, чувствуя, как беспокойство охватывает её грудь. — Я не могу никого винить в том, что они не желают меня там видеть. Ты ведь не принуждал их к обратному, так?

Слабая улыбка на его губах была порицающей и немного удивленной.

— Я не могу заставить других сделать что-то, вроде этого, дорогая, — пообещал он ей. — Если бы Вульф не доверял тебе, тебя бы там не было.

Это было правдой. Она тяжело вздохнула, перед тем как расправить плечи, призывая мужество на предстоящий вечер.

Она знала Хоуп, жену Вульфа. Так же, как знала и Фейт с Черити, жен его лучших друзей. Она также была знакома с Амандой Бэйр, дочерью бывшего президента и самкой в Породе Койотов. Несколько раз она встречалась с Аней Дельгадо, парой альфы в Породе Койотов. Она знала половинок тех, кто был влиятельным в этом мире. И думала, что они могут быть даже подругами.

— Ты слишком переживаешь, — повторил он, когда они покинули дом и вышли на холодный ночной воздух.

Хоук держал её за руку, в то время как они шли к Роверу, помог ей сесть в машину, затем обошел машину вокруг к водительскому месту. Джессика переплела свои пальцы друг с другом и держала их на коленях.

Она знала, что Хоук чувствует её нервозность, это было не тем, чем она могла помочь. Ей всегда отказывали в принятии, пока она не приехала сюда два года назад. В течение года она работала с Породами, думала, что начала получать то признание. До тех пор пока невольно, сама того не подозревая, дала отцу информацию, которая ему была нужна, чтобы напасть на Убежище. Она сказала расположение дома альфы, так же как и домов его помощника и начальника охраны. Места, которые были скрыты по причине того, что их жизни были в опасности.

Поездка до общественного центра была быстрой. Хоук направил Ровер к месту у больших двойных дверей, откуда вышел молодой парень из Породы и двинулся в сторону водителя, как только Хоук вышел из автомобиля и быстро подошел к двери Джессики.

Она приняла его руку, позволив ему помочь ей пройти к входу и войти внутрь.

Верхняя, надземная часть общественного центра была заполнена большими комнатами, кухней и различными рабочими центрами. Подземная, укрепленная и почти непроницаемая, являлась огромной открытой площадью для сбора.

Объединяющие церемонии, так браки были названы в обществе Пород, часто проводились там. Именно туда при нападении отправляли самок, и это было то место, куда различных высокопоставленных чиновников привозили для проведения совещаний.

Хоук завел её в большой лифт и ввел код безопасности. Мгновенно двери закрылись, и они спустились на несколько этажей вниз, после чего вышли в широкий коридор, где слонялись и люди и Породы. Присутствовало несколько журналистов, хотя и не были допущены фотографы. Породы высоко ценили свою личную жизнь, независимо от принадлежности к Кошачьим или Собачьим.

— Ты дрожишь, — мягко сказал Хоук.

— Я не преуспеваю на вечеринках, — она подняла голову и расправила плечи, когда они проходили мимо нескольких солдат Породы, которые сопровождали её к камере, когда она была арестована.

— Ты сделаешь все замечательно, — пообещал он, когда они шагнули через широкие двойные двери в главный зал, помог ей снять плащ, перед тем как передать его услужливому служащему. Человеческому служащему.

Койоты и Волки не выделялись на фоне рождественской музыки и ярких, разноцветных огней. В одном конце комнаты стояла огромная ель, которая была привезена и богато украшена, со сложенными подарками под ней.

Вульф Гуннар стоял неподалеку от ярко украшенного традиционного дерева вместе с Хоуп, своей парой. Хоуп, с её немного азиатской внешностью и маленьким ростом, была одета в блестящее и ярко-зеленое как Рождественская елка. Её средней длины волосы спадали на плечи шелковистой волной, и придавали ей почти королевский вид.

Вульф, намного выше и шире, стоял, обняв её за плечи, и смеялся над чем-то, что сказал другой член Породы. Жесткие черные волосы были откинуты назад от его лица к затылку и закреплены там. Он был одет в черное, также как и большинство мужчин, с темно-серебристой шелковой лентой, протянутой от его плеча через грудь к талии, которая провозглашала его звание, Альфа Волчьей Породы.

Были и другие ленты на мужчинах. Разных цветов, все — темно-синие или серые. Его помощник носил облачно серую, начальник службы безопасности — темно-синюю. Связанные носили серебристо-голубые.

Женщины, и гости, и Породы, были одеты экстравагантно в длинные платья. Для женщин Породы это был шанс быть женщинами, а не солдатами.

— Я вижу, ты, наконец, заставил её присоединиться к остальной части смертных, — Эшли Тру подошла к ним, её дразнящая улыбка застала Джессику врасплох.

— Это было испытание, — признал Хоук, когда подтянул Джессику ближе.

— Он и был испытанием, — поддразнила Джессика в ответ. Она была на самом деле рада видеть Эшли теперь, когда та не была её телохранителем.

— Как и большинство мужчин Породы, — Эшлин вздохнула с преувеличенным терпением. — Мы терпим их. Это лучшее, что мы можем.

— Будь хорошей девочкой, или я поговорю с твоим альфой, насчет предоставления тебе спа-процедур, — предупредил её Хоук. — Я слышал, ты получила полный комплекс услуг сегодня.

Улыбка Эшли прояснилась, когда она взбила рукой свои волосы с многоцветными светлыми завитками, идеальными ногтями.

— Дель-Рею так нравится портить меня, Хоук. Он не будет слушать тебя.

— Непослушный ребенок, — Хоук вновь засмеялся.

— Всегда, — согласилась Эшли. — Сейчас идите искать Вульфа. Некоторое время назад он спрашивал, где вы были. Я ухожу, чтобы найти больше пунша.

Она умчалась на каблуках, на которых, казалось, невозможно было даже стоять.

— Эта женщина представляет собой угрозу, — пробормотал Хоук, в то время как они продолжали идти сквозь толпу гостей.

— Все же она славная, — Эшли, её сестры Шэрон и Эмма, и койотская самка, и Койя, женщина-альфа койотов, Аня, всегда были добры к ней. Она ценила это, даже когда раздражалась от их защиты.

— Она — дьявол. Чертова маленькая дива днем, а когда наступает ночь, я клянусь, одна из самых резких, смертоносных Пород Койотов, созданных когда-либо.

Но разве не для этого все Породы были созданы? Они были обучены приспосабливаться, когда было необходимо, убивать отлично, эффективно, когда им было приказано.

Двигаясь к дереву, Хоук поставил их мешок с подарками среди других, прежде чем выпрямиться и направить Джессику туда, где стояли Вульф и Хоуп Гуннар и Джейкоб с Фэйт Арлингтон.

— Вульф, Хоуп, Джейкоб, Фэйт, — он кивнул всем четверым, когда привлек Джессику ближе. — Позвольте представить мою пару и будущую жену, Джессику Рэйнс.

Джессика застыла в шоке, а все вокруг затихли. Страх начал заполнять её, поскольку черный пристальный взгляд Вульфа скользнул по ней. Он был внушительным, показывающим мало эмоций, без принятия или отвержения. Его ноздри раздулись, и он втянул её запах.

Она знала, что он мог чувствовать сочетание её аромата и Хоука, поскольку они объединились в жаре спаривания. Он также чувствовал запах её страха. Но узнает ли он её сожаление, её боль и желание знать, что её родители делали, как они хотели уничтожить Пород? Отражается ли это все в запахе? Она сильно сомневалась в этом.

— Ты сделал хороший выбор, — рука Вульфа переместилась с плеча его пары так, чтобы он смог пожать руку Хоуку. — Прекрасная и верная пара, и я с удовольствием принимаю вас в нашу стаю.

Джессика моргнула. Он не может говорить сейчас о ней, ведь так?

— Джессика, если бы мы не сомневались в том, что ты могла нас предать, ты бы умерла еще до того, как Хоук объявил тебя своей парой, — сказал Вульф ей мягко, когда она вновь посмотрела на него. — Вопросы требовали ответов, и твою верность нужно было доказать, а не просто верить, несмотря на доказательства. Мы благодарим тебя за терпение и, прежде всего, за милосердие, которое ты проявила во время заключения, чтобы дать нам время доказать твою невиновность и связь с твоим партнером.

Она медленно покачала головой.

— Что за милосердие, Альфа Гуннар? — прошептала она в недоумении.

Улыбка дрогнула на его губах.

— Ты ничего не сказала нам, несмотря на месяцы допросов. Ты никогда не угрожала вызвать членов палаты представителей, хотя могла бы. И никогда не требовала своих прав. Права суда, вместо лишения свободы во время твоего допроса. Это и было милосердие.

Она снова покачала головой.

— Это было чувство вины, — прошептала она в ответ. — Как я могла отрицать то, что сделала, когда даже не могла объяснить, почему я это сделала или прекратить действия, когда они уже произошли?

— Ты спасла мою вторую половинку, так же как и Джейкоба, несмотря на наркотик, который подавил твою волю, — произнес он нежно. — Это было мужеством и силой. Мы нуждаемся в такой силе, чтобы выжить в будущем. Ты — часть будущего Хоука, а значит, и нашего. Добро пожаловать в стаю.

Он кивнул, медленно наклоняя голову, с почтительным признанием. Он не собирался обнимать её, пожимать ей руку. Ни одна живая Порода не посмеет даже прикоснуться к ней во время брачного спаривания, тем более во время первой фазы, в которой она сейчас была.

Все же она была принята. Своими словами и действиями Вульф дал ей благословение на спаривание с Хоуком, а значит, благословение стаи.

— Потанцуй со мной сейчас, — Хоук привлек её в свои объятия, хотя она до сих пор не оправилась от провозглашения Вульфа.

Она была частью стаи, частью семьи. Стая была как одна большая семья, соединяя Породы Волков и Койотов, оказывая покровительство каждому члену, признание, которое они не могли больше встретить нигде.

Звук медленной баллады заполнил огромный зал, когда Хоук ввел её на танцевальную площадку. Мгновенно жара, испепеляющая энергия и ощущение тепла начали вторгаться в неё. Она положила голову ему на грудь, он же положил руки на ее талию, прижимая к себе, Джессика позволила принятию, которое ей дали, погрузиться глубоко в нее.

Она нашла дом, она нашла семью. У нее были люди, которые верили в неё, даже когда казалось, что она предала их.

— Я люблю тебя, Джессика Рэйнс.

Она замерла в его объятиях, когда Хоук прошептал ей эти слова на ухо. Джессика подняла голову и посмотрела на него, её губы раскрылись, слезы наполнили глаза.

— Я всегда любила тебя, Хоук Эстебан, — ответила она, её голос был мягким, дрожащим. — С того момента, как я встретила тебя, я полюбила.

Он был её будущим, её сердцем.

Опустив голову, он коснулся губами её губ, обжигая лаской, которая чуть не заставила стон вырваться из её горла. Она чувствовала пряный вкус его поцелуя. Вкус вожделения, потребности, желания и голода. Вкус, который будет подпитывать её собственный.

— Скоро, — пообещал он, поворачивая голову, пока не коснулся губами её уха. — Скоро, дорогая.

Скоро. Этой ночью. Когда они вернутся домой, когда вернутся в тепло, ожидая вспышки между ними.

Скоро. До тех пор у неё было это. Его прикосновения, этот танец и невероятное осознание того, что у неё действительно есть будущее.

Глава 9

Это была ночь для влюбленных. Даже на вечеринке с рождественской радостью, обменом подарками и смехом, ощущались тепло и близость, связывающие её с Хоуком.

Тихие улыбки, прикосновения его рук, осознание того, что сексуальная нужда создает в них. Когда её кожу стало покалывать от нетерпения и чувствительности, он взял её за руку и потянул к Вульфу и Хоуп, чтобы попрощаться.

Любой наблюдающий за ними знал, почему они уходят, что будет происходить этим вечером. Помимо того, что они были Породами и могли чувствовать запах возбуждения, Джессика знала, что каждое прикосновение, каждый взгляд, которыми она обменивалась с Хоуком, выдавали их.

Обратно к дому они ехали молча. Хотя короткая дистанция между ними была наполнена волшебством. Когда они заехали на подъездную дорожку, Хоук обошел машину, открыл дверь Джесс и взял её на руки.

Она не могла говорить. Дыхание перехватило от эмоций, когда он толкнул входную дверь и вместо того чтобы пойти наверх, в спальню, прошел в гостиную.

Если раньше комната была пуста, то теперь в ней была елка и кровать с шелковым покрывалом.

На дереве вспыхнули огни, когда они вошли в комнату. Синие и золотые. Все дерево светилось синевой и золотом. На нем были только огни, никаких украшений, но у основания дерева лежала небольшая, нарядно завернутая коробка.

— Что это? — прошептала она, когда он отнес ее к кровати и нежно положил на толстое шелковое одеяло.

— Это наше первое Рождество.

Хоук смотрел в сияющие глаза Джессики. В них он увидел слезы. Она смотрела на елку, как будто никогда раньше не видела, подобно тому, как он сам смотрел на свою первую елку, которую наряжали Вульф и Хоуп для Убежища на Рождество.

Для елки он выбрал два цвета — синий как её глаза и золотой как его — наблюдая, как она прикасается дрожащими пальцами к крошечному огоньку. Золотому. Цвету его глаз.

— Хоук, — прошептала она снова его имя дрожащим голосом, повернувшись к нему и смотря на него так, словно он дал ей самый драгоценный подарок в мире.

Он с трудом проглотил комок, вставший от волнения в горле. Черт, подумал он, к этому невозможно привыкнуть. Столько эмоций он испытывал, только когда был маленьким. В лабораториях Пород отучили испытывать эмоции. Ученые и солдаты выбили это из них, похоронили глубоко внутри, а в некоторых случаях убивали тех, кто не мог скрыть чувства.

Хоук выжил. Он прятал все эмоции, часто даже от себя самого. Он не заботился ни о чем, кроме выживания Пород в целом. И однажды он бежал, он был уверен, что выживание их расы — это все, что имело для него значение.

Пока не появилась Джессика.

Теперь глядя в бархатистую глубину ее глаз, он знал, что умрет, отречется от своей расы, убьет ради этой женщины.

— Это первый мой подарок тебе. — Он поднял маленькую коробочку из-под дерева и протянул ей.

Прикосновение к ее пальцам было подобно огню. Он чувствовал ее дрожь, запах возбуждения, которые наполняли ее. Он также мог чувствовать любовь, исходящую от неё. Он никогда не чувствовал чью-то любовь прежде, не в отношении себя.

Он мог бы стать зависимым от этого.

Хоук смотрел, как она взяла подарок и медленно стянула бант, которым он украсил маленькую коробочку.

Открыв коробку, она достала ангелочка, который был внутри. С волосами, сделанными из красного золота, и голубыми глазами, фарфоровая статуэтка была сделана со вкусом. Одетая в джинсы и свитер, с босыми ногами. На её спине были прикреплены изящные хрустальные крылья, и блестящий нимб окружал её голову.

У её ног сидел большой серый волк, его золотые глаза смотрели на неё с обожанием. Поиск мастера, создавшего это, наверняка был нелегким. Только на создание изящного елочного украшения ушли недели.

— Боже мой, — прошептала она, её взгляд встретился с его, в то время как она качала статуэтку в ладони, как в колыбели. — Она прекрасна.

— Но не так прекрасна, как ты, — он прочистил горло, прежде чем продолжить говорить. — Это наше первое Рождество, Джесс. Первое Рождество вместе.

Обхватив её руку, Хоук взял статуэтку за золотое колечко в спине и помог Джессике подняться на ноги, прежде чем подвести к елке.

Там, в центре, он повесил ангела на ветку и смотрел на то, как золотые и голубые огоньки мерцали вокруг него.

Повернув Джесс к себе, положив руки на её плечи, он коснулся своими губами её губ и прошептал молитву за их будущее.

Мгновение спустя все погрузилось во тьму.

Джессика услышала приглушенный стон Хоука. Он был не от удовольствия или возбуждения. Звук был настолько странным, животным, что она распахнула глаза, когда он толкнул её к матрасу.

Это было свободное падение. Это было не тем, когда мужчина бросает женщину на кровать, чтобы продлить охватившее их наслаждение. Это было полное бесконтрольное падение. Руки Хоука были все еще обвиты вокруг неё, так или иначе ему удалось закрыть её своим телом, когда она поняла, что бессознательное состояние настигло его.

— Хоук! — выкрикнула она его имя, пытаясь сместить с себя его большое тело, чтобы выяснить, что происходит.

После небольшой борьбы она выбралась из-под него, встала на колени, руками сжимая его плечи, как вдруг вспыхнувшая огненная боль в голове заставила её упасть на пол.

Смягчая падение руками, она подняла голову, отбросила волосы с лица и застыла, уставившись на темную тень мужской фигуры над ней.

Жесткая усмешка появилась на его губах, когда он посмотрел прямо на неё глазами, которые были ей знакомы, когда-то наполненные теплотой и дружбой. Его крепкое тело было напряжено в гневе, и она могла поклясться, что чувствовала потребность убивать, исходящую от него.

— Тодд, — прошептала она его имя голосом, наполненным предательством и болью.

Тодд покачал головой, его коротко постриженные темно-русые волосы поблескивали от Рождественских огней.

— Я был о тебе лучшего мнения, Джесс, — отрезал он. — Я никогда не думал, что ты могла стать собачьей сукой.

Она вздрогнула от презрения в его голосе, а затем закричала в отчаянии, когда он пнул Хоука. Быстрый, жесткий удар по ребрам не принес никакого ответа со стороны её пары, кроме резкого вдоха.

Взгляд Джессики переместился от его лица к пистолету, который держал Тодд. Беззвучный Тригг Автоматик Глейсер, сконструированный на старых моделях P-90. Полностью автоматический он стреляет прижигающими плоть, разрывающими доспехи пулями. Одна пуля может избавить тебя от руки или ноги. Выстрел в голову, грудь или спину — смертелен. Это оружие было незаконным, Соединенные Штаты поставили на него запрет больше десяти лет назад. Все места продаж были найдены, а владельцам возместили конфискацию оружия.

— Что ты делаешь, Тодд? — боковым зрением она искала свою сумочку. Маленький дерринджер в ней не шел ни в какое сравнение с оружием Тодда, но если бы она смогла сделать хотя бы один выстрел в голову или грудь, то у неё может появиться шанс. У Хоука может появиться шанс.

— Ты — тупая сука, — усмехнулся он, его карие глаза сверкали гневом, когда он снова пнул Хоука, перед тем как начать преследовать её, обходя матрас. — А на что это похоже? Я удостоверяюсь, что ты платишь за измену Богу и своей стране. Ты тупая шлюха.

На этот раз он пнул ее.

Прежде чем Джессика смогла уклониться от его ботинка со стальной подкладкой, она получила удар в живот, отбросивший её к дереву, почувствовав, как воздух со свистом покинул её тело.

Хватая ртом воздух, она попыталась отползти, вскрикивая, когда удар пришелся по её бедру.

— Ты с ума сошел? — закричала она, едва избежав следующего удара. — Породы убьют тебя за это, Тодд.

Он был её другом. Они работали вместе в центре связи, вместе прошли базовую подготовку. На его лице всегда присутствовала улыбка, он всегда казался лояльным к Породам, всегда отстаивал свои права и их право жить с другими.

— Сначала им придется выяснить, кто это сделал, — рассмеялся он в ответ. — А каким образом ты думаешь, сучка, я подкрался к нему? Как ты думаешь, мне удалось прятаться в доме, в то время как он проводил каждую свободную минуту, устраивая это для тебя?

Она отодвинула волосы с лица, чтобы найти выход из этого положения. Как же он сумел подкрасться к Хоуку? Отключить его так легко?

Тодд снова засмеялся уродливым жестоким смехом. Он отозвался эхом с угрозой и голодом, чтобы причинить боль.

— Я не могу себе это представить, а ты, Джессика? — ухмыльнулся он, — Предполагаю, Породы не рассказали тебе о непосредственной близости и объединении, ведь так?

На самом деле, она знала об этом. При объединении человек становился неотъемлемой частью стаи или семьи, что его запах начинал сливаться с близкими семьи или членами стаи. И человек начинал пахнуть не только собой, но и Породами, с которыми находился поблизости.

— Я старался находиться поближе к этому дому, — он осмотрел гостиную, — я носил пиломатериалы, ходил вокруг, разговаривал и смеялся, пока дом строился. А потом…

Его улыбка стала хитрой.

— Потом я заходил в дом, когда это было возможно, всегда носил одну и ту же одежду, чтобы убедиться, что её стирают с униформой Пород, когда убирают. — Он покачал головой, — Как легко я иногда ошибался. Они усилили охрану людей, после того как стали подозревать, что ты предала их, но даже этого было недостаточно. Потому что я знал, как обмануть их.

Он не смог их долго обманывать. Тесная связь только сделала его запах привычным для пород. Хоук, возможно, упустил индивидуальный запах Тодда, смешанный с его собственным и других Пород, которые устанавливали в доме елку и свет, но это не означает, что Тодд в безопасности.

Его запах теперь смешан с запахом оружия, так же как индивидуальный аромат, который он издавал, станет сильнее из-за продолжительного нахождения в комнате.

Её знание нюансов этого было ограничено, но, в отличие от неё, у Пород — нет. Они знали, как отслеживать своих врагов, даже если те не были в непосредственной близости.

— Тебе не сойдет это с рук, Тодд, — она покачала головой, зная, что ей не хватает времени. Она видела на его лице, по его желвакам и напряженному лбу, что он готовится сделать следующий ход.

Она не могла добраться до дерринджера.

— Как тебе удалось вырубить Хоука? — она не ощутила удара по его голове, хотя, конечно же, должна была.

Тодд снова усмехнулся. Это была улыбка самодовольства и триумфа.

— Шампанское, которое я вручил ему на вечеринке. Оно было отравлено, специальная смесь, не имеющая ни запаха, ни вкуса. И требуется всего несколько часов, чтобы воздействовать на чувства Породы. Я рискнул, — он пожал плечами, — посмотри, как хорошо это окупилось.

И это хорошо окупилось для него.

— Ты не хочешь делать этого, Тодд, — прохрипела она, поднимаясь на ноги и покачиваясь, как будто у нее закружилась голова, будто ударов и шока для её нервной системы было уже слишком много. — Ты не сможешь уничтожить Пород таким образом. Это не сработает.

— Я выйду сухим из воды, — заверил он её, — они никогда не узнают, что это был я.

— Ты не услышишь больше, чем мой отец, — огрызнулась она, будто рассердилась, — Способ которым можно уничтожить их — не с помощью этого обмана. Он заключается в жаре спаривания.

Он замялся.

— Жар — это слух, — подозрение все же проскользнуло в его голосе.

У Джессики вырвался легкий смешок, она приложила руку к ребрам.

— Я собираюсь простить ушибы на мгновение, — сказала она, — я даже собираюсь забыть, что ты, дебил, действуешь вне закона.

Он нахмурился на оскорбление.

— Вообрази, Тодд, что жар спаривания действительно существует. Как ты тогда уничтожишь Породы?

Он прищурил глаза, смотря на неё. Да, позволь этому подозрению расти в твоем крошечном мозгу, подумала она. Она была дочерью человека, возглавившего чистокровное общество, частью которого был Тодд. Дочерью, заключенной в тюрьму и предавшей свой народ. Но он не был уверен, не до конца. Никто не слышал этого от неё весь год до её освобождения.

— Докажи, — решился он тихо.

— Отец не хотел слушать. — Она яростно качнула головой. — Убийство пар только приведет Пород в ярость, но у них сейчас есть сильная поддержка в лице многих влиятельных политических деятелей. Это не тот путь избавления от них.

Тодд медленно кивнул.

— Ты должна заставить людей бояться их.

Она улыбнулась с одобрением.

— Я не предавала ни свою страну, ни свой народ, Тодд. Знаешь, я не смогла сделать это. Я любила своего отца. Я любила свою страну.

— Ты убрала жен Гуннара и Арлингтона с пути атаки, — обвинил он её яростно, но пистолет выровнялся, а взгляд больше не был сосредоточен на Джесские.

— Я сделала то, что должна была, — она зарычала на него, — жар спаривания, Тодд. Как это доказать?

Он облизнул губы, глядя на неё, будто начал понимать её точку зрения.

— Заставить жар разгореться, конечно, — предложила она. — Затем заставить отступить. Как только я сделаю это, жар сконцентрируется во мне, и мы получим то, чем можно их уничтожить. Доказательство.

В аду не было шанса.

— Ты полностью связана?

— Близко, — она засунула руку в волосы, словно в разочаровании. — Близко, до тех пор, пока ты не решил сыграть в придурка. Боже, не мог бы ты дать мне всего несколько дней? Это все, что мне нужно.

Работало ли это? Тодд выглядел подозрительным. Он все еще смотрел на нее так, словно знал, что она лжет, играет с ним.

— Как я могу тебе верить? — Все же он хотел, потому что мысль об уничтожении Пород в ближайшее время была неотразимой.

— Ты когда-нибудь обращал внимание хоть на что-нибудь, кроме своих маленьких фантазий? — усмехнулась она. — Скажи мне, Тодд. Ты когда-нибудь пожимал руку одной из жен членов стаи? Неужели ты никогда не обращал внимания на то, что тебе никогда не позволялось прикасаться хотя бы к одной из них? Что только некоторым членам в разных отделениях позволялось находиться рядом с ними? Они рассказали мне о жаре спаривания в мой первый год здесь, поскольку жены альфы и его помощника стали моими подругами. Я должна была подписать бумаги и поклясться на всем под солнцем, что никогда не раскрою это. Чтобы доказать это, я должна была удостовериться, что один из них связан со мной. — Она посмотрела на Хоука с притворным отвращением и заметила трепетание его ресниц.

О, Господи, пусть он проснется. Пусть с ним все будет в порядке. Она понятия не имела, как выбраться отсюда, кроме как разговаривая с Тоддом. Он был слишком далеко, чтобы она смогла прыгнуть на него, и было бы слишком подозрительно увести его из комнаты.

— Хоук все еще должен умереть, — сказал ей Тодд, когда она перевела свой взгляд на него.

— Да, конечно, убить курицу, несущую золотые яйца. — Она закатила глаза. — От чего, как ты думаешь, происходит жар спаривания? Разве ты не читаешь газет? Это гормон, Тодд. Он должен делать все эти «живые» вещи, например, целовать меня, трахать меня, стараясь сделать мне маленьких Пород. Теперь понимаешь?

Её сейчас стошнит. Она не могла поверить, что сказала это, что Хоук слушал её, что он мог слышать её. Она боролась так долго, чтобы покрыть неохотно причиненный ущерб. Теперь это будет выглядеть так, будто она добровольно предала их.

Она видела свое будущее, проплывающее перед глазами. Видела, как её счастье умирает, её жизнь становится расплатой. Но, если бы Хоук выжил, если бы ему удалось спастись, то это стоило бы того.

Жизнь Хоука — хорошая цена, чтобы умереть.

Глава 10

Хоук мог чуять ложь, волнами исходившую от Джессики. Отчаянное желание заставить Тодда Беннета поверить сказанному, завладело ею. Ее слова звучали убедительно, и, когда он украдкой бросал взгляд на нее, она излучала уверенность. Его Джесс играла роль всей своей жизни и боролась за то, чтобы дать ему возможность прийти в себя.

Зверь внутри него медленно пробуждался. Он ощущал, как обострялись его чувства, как возвращалась сила. Его уникальная породистая генетика медленно пробивалась сквозь пелену, туманящую рассудок.

Что же, черт возьми, произошло? Он чувствовал себя так, как будто его огрели дубиной, но он знал, что никто так просто не мог к нему подобраться.

— Я не могу поверить, что кто-то отдал приказ сделать это безумие, — продолжала Джессика с отвращением. — Действительно, Тодд. Разве это не твой маленький убийца сообщил вашей группе, сколько раз я бывала в том лесу, пытаясь сбежать из этого места?

Наступила минута молчания.

— Группа не знает об этом, — наконец признал Тодд, — это я был тем, кто стрелял в тебя.

— Отец бы убил тебя, будь он еще жив, — она плюнула в него, — даже он не пытался убить меня. Он знал, что я пыталась сделать, но просто не соглашался с этим. Как ты думаешь, он рискнул бы вколоть мне наркотики, если бы я была категорически против этого? Препарат был нужен только для того, чтобы организовать мне правдоподобный побег, а не потому, что эта чертова штука действительно работает. Поработай мозгами для разнообразия.

Хоук ощутил, что она отодвигается от елки, он открыл глаза ровно настолько, чтобы сфокусировать и полностью восстановить зрение.

Первым, что он увидел, был один крошечный кристалл от крыла фарфоровой статуэтки, который лежал в осколках на полу.

Он стиснул зубы, чтобы не зарычать от ярости. Это был его первый подарок для нее — ангел — отражение того, что он увидел в ней. Красоту, которая могла приручить зверя внутри него.

Тодд Беннет был мертвецом.

— Я хотел бы верить тебе, Джессика, — голос Тодда был полон сожаления и надежды, — история хороша, скажу я тебе. Этого достаточно, чтобы заставить меня захотеть поверить.

— Тогда убей меня, — засмеялась она, — давай, Тодд. Соверши худшую ошибку в своей жизни. Потому что, когда ты сделаешь это, дядя Крэйг выйдет из тюрьмы и сломает твою тощую шею.

Крэйг Рэинс. Его арест был произведен так тихо, что он даже не попал в газеты. Только несколько человек знали о его аресте. Джесс знала, потому что она дала Породам информацию, что её отец и дядя были связаны с чистокровными.

Хоук чувствовал, как Тодд медлит.

— Крэйг не был пойман, — сказал он, но Хоук слышал в его голосе страх.

— Не будь дураком, — отрезала Джессика, и хотя её голос был уверенным, Хоук ощущал, как нарастает её страх. — Крэйг был идейным вдохновителем заговора с целью убить Породы на рождественской вечеринке в Адверте, как раз перед моим освобождением. Он также контактировал со мной.

Хоук почти готов был двигаться. Он чувствовал, как его мышцы освободились от яда, адреналин пронзил его тело, он напрягся, чтобы напасть. Если бы только Джесс могла продержаться подольше, просто отвлечь Тодда немного больше…

— Я не могу рисковать, — тихо сказал Тодд, его голос был наполнен сожалением, — мне очень жаль, Джесс. Я просто не могу рисковать из-за тебя.

Он собирался убить её.

Джесс следила за тем, как Тодд поднял пистолет, целясь ей в живот. Черт, это будет больно. Он собирался убедиться, что достойно наказал её, неважно верит он ей или нет.

— Дядя Крэйг заживо сдерёт с тебя шкуру за это, — отрезала она.

— Как и Породам, Крэйгу придется для начала выяснить, ктоэто сделал, — сообщил он ей, жестоко улыбаясь, — в отличие от некоторых, Джесс, я считаю, что мы должны использовать любую возможность, чтобы уничтожить Породы. Ты — его пара. Живой, ты все еще служишь ключом к Породам. Мертвой, ты его уничтожишь.

Его рука напряглась.

Джесс бросилась через всю комнату, скользя по полу, благодаря Бога за то, что он стрелял в нее, а не в Хоука. В этот же момент разъяренный вой заполнил дом.

Звук выстрела раздался за секунду до криков Тодда. За секунду до того, как звук хаоса прогремел в комнате.

Спотыкаясь, она бросилась к сумочке, подняв голову и взглянув на матрас, Джесс замерла от увиденного.

Нечто животное, первобытное. Хоук крепко сжимал шею Тодда своими мощными, как тиски, руками. Когда он потряс его, оружие упало на пол, и Тодд в ужасе уставился на Породу, находящуюся в ярости.

Губы Хоука были приподняты, обнажая зубы, в свете елочных огней стала видна его волчья сущность. Вой сорвался с его губ снова, когда силовики Породы ворвались в комнату. Тем, кто их возглавлял, был ни кто иной, как Вульф, чье лицо превратилось в яростную маску. Хоук снова встряхнул Тодда, прежде чем отбросить его к стене и как следует ударить в живот.

Воздух вылетел из легких Тодда со свистом. Он рухнул на пол, как только Хоук отошел от него. Тодд задыхался, короткие крики вырывались из его горла, когда он пытался отползти.

— Хоук, — она двинулась к нему, поднимая дрожащие руки, слезы уже катились из её глаз.

Он повернулся к ней. Золотые глаза его пылали яростью, в то время как он осмотрел все её тело. Он слышал все. Он слышал, как она говорила о предательстве, о том, как она в дальнейшем предаст его. Он слышал ложь в её голосе, она говорила все это, только чтобы отвлечь Тодда, ложь, что стала бы её смертным приговором.

— Моя пара, — прорычал он, вдруг резко подтаскивая её к себе, потрясая её силой захвата и требования в голосе.

— Хоук, — она прошептала его имя сквозь слезы, и одна его рука обхватила её шею, а другая сжала её бедра, подтягивая ближе.

— Моя пара, — снова прорычал он, — всегда моя.

Прежде чем Джесс успела подтвердить или опровергнуть это, голова Хоука опустилась, и губы накрыли её рот, он с силой протолкнул язык между её губ.

Сразу же вкус гормона прорвался сквозь её чувства. Это было ярче, острее, чем когда-либо прежде. Она почти сразу же почувствовала жар, взрыв ощущения, голода и нужды, что захлестнула ее, заставив вонзить ногти в грудь Хоука, чтобы быть ближе.

Как будто угроза смерти что-то сотворила с ним, и он поцеловал её с отчаянием, которого она раньше не ведала, и Джесс ответила ему с таким же отчаянием. Их языки переплетались, воевали и сливались в танце, старом, как мир.

Когда ему удалось резко отодвинуться, она могла только покачиваться напротив него, ошеломленно и неуверенно. Она услышала мужчину позади себя, пугающие крики Тодда, его обвинения в её адрес. Детали плана, который она дала ему. Плана, которого никогда не существовало.

— Убери эту сволочь из нашего с Джесс дома, — обратился Хоукк Вульфу, в то время как Джесс пыталась вывернуться из его рук, — Я хочу, чтобы он умер.

— Тихо, — заявил Вульф, его темные глаза перемещались с Хоука на Джесс и обратно, — он предъявил серьезные обвинения против Джессики, Хоук, — предупредил он.

— Ложь, — его рука сжала Джесс, — этот придурок думал, что я буду без сознания от наркотиков, что он подсыпал мне на вечеринке. Он дал не слишком много. Я был слаб, но не в бессознательном состоянии. Он лжет. Он хвастался своим участием в предательстве Пород и своими связями в обществе чистокровных, которые напали на Адверт до освобождения Джесс. Я хочу, чтобы о нем позаботились. Окончательно. Он знает, что Джесс — моя пара. Он достаточно обманывал, собирая информацию о спаривании. Он — риск, который мы не можем себе позволить.

Вульф пристально смотрел на него несколько долгих секунд. Джесс старалась отдышаться. Ей казалось, что она упадает, будто сила покинула её в тот момент, когда она поняла, что Тодд нажал на курок.

— С ним разберутся, — кивнул Вульф, перед тем как повернулся к Породам, что сдерживали Тодда, — позаботься о нем, Джейкоб, — приказал он своей правой руке. — По-тихому.

О Тодде больше никто никогда не услышит.

Джесс следила за тем, как его тащат из комнаты. Брыкающегося, кричащего, умоляющего о пощаде. Она знала: никакой пощады не будет. Если бы он не пытался убить Хоука, если бы не признался в том, что принимал участие в её отравлении и нападении на Убежище, то у него, возможно, был бы шанс избежать расправы.

— Мне понадобится твой отчет утром, — Вульф повернулся к ним.

— Как вы узнали? — Джесс, наконец, обрела дар речи, — Как вы узнали, что надо быть здесь?

Вульф перевел взгляд на нее, смотря на нее своимипроникновенными глазами, как будто он мог заглянуть в ее душу.

— Это традиция, — сказал он, — мы пришли, чтобы повесить венок на вашу дверь в знак одобрения и поддержки вашего союза. И как раз услышали твои крики и вой Хоука.

Традиция принятия. Губы Джесс приоткрылись, эмоции затопили её, и события дня начали конфликтовать внутри.

— Хоук, я ожидаю твой устный доклад завтра, после письменного отчета. — Сообщил Вульф ему, — до тех пор, я покину ваш дом и оставлю тебя с твоей парой.

Джесс все еще слышала крики Тодда, доносящиеся снаружи. Звук был приглушенным, отдаленным, но ударял её в сердце и заставлял содрогаться изнутри.

Он был другом. Сегодня вечером он одобрял её союз с Хоуком, он улыбался и желал ей всяческого счастья. А часы спустя, пытался убить её.

Дверь закрылась за Вульфом и его силовиками, оставляя их одних. Джесс вывернулась из объятий Хоука и подошла к ёлке.

Стоя на коленях на полу, она взяла в руки упавшую статуэтку и осторожно коснулась сломанного крыла.

— Ее нельзя починить. — Прошептала Джесс, слеза скользнула по её щеке.

Забирая у неё фигурку, Хоук обнял Джессику за талию и поставил перед собой. Она молча наблюдала, как он снова повесил ангела, сломанное крыло отражало огоньки, мерцающие вокруг фигурки.

— Она не нуждается в починке, — голос Хоука был мягким, его дыхание обжигало висок, — она всегда будет напоминать нам о том, что мы выжили.

Джесс закусила губу и постаралась не заплакать.

— Я лгала, — наконец, бросила она отчаянно. Всхлип вырвался из её груди, — все, что я сказала Тодду…

Хоук развернул её, и прижал палец к её губам, а она увидела неожиданную усмешку на губах.

— Породы могут чувствовать ложь, моя дорогая. Разве ты забыла?

Её губы приоткрылись. Да, она совсем забыла об этом. В страхе и рассеянности она забыла, что Породы чувствуют запах лжи.

— Ты знал? — У нее перехватило дыхание, а счастье, казалось, затопит её. — Ты знал, что я вру?

— Я знал, что ты старалась продержаться до того момента, как я верну свои силы. — Он вытер слезу на её щеке, — я знал, что ты спасала наши жизни, что это был единственный выход, малыш. Мне не было больно. Я никогда не думал иначе.

Мог ли он любить кого-нибудь больше, чем её в этот момент, спрашивал себя Хоук. Чистая радость освещала её взгляд, сладкая теплота и безусловная любовь наполнили воздух вокруг них. Она была поистине той парой, какой он мог гордиться. Он знал: она всегда будет на его стороне.

Обернувшись, он поднял её на руки и понес к кровати.

— Мы ведь были где-то на середине нашего занятия, когда этот ублюдок потревожил нас, — заявил он, руки Джесс обхватили его шею, а губы изогнулись в заманчивой и любящей улыбке.

— Мы не были на середине, — дерзко парировала она, — я считаю, мы только начали.

Он не мог не засмеяться. Она всегда могла вызвать у него улыбку и заставить смеяться. Она всегда освещала его сердце, даже когда его член твердел.

— Я люблю тебя, Джесс, — прорычал он, мужчина и животное говорили в нем, первобытная нужда и эмоции, из-за которых он не мог сдерживаться.

— Я люблю тебя, Хоук Эстебан. Всем своим существом, я люблю тебя.

Его губы незамедлительно накрыли её. Глубокие поцелуи были для них, как наркотик. Они боролись со своей одеждой, стягивая друг с друга, отбрасывая в сторону, обнажая плоть, поглаживая и лаская друг друга.

Её руки блуждали по его спине, ногти оставляли следы на коже, она выгнула спину, призывая его небольшими стонами и выкриками, и он уже не мог остановиться.

Он чуть было не потерял её. Так легко она могла быть отнятау него сегодня вечером. Как, черт возьми, он мог бы жить, если б когда-нибудь потерял свою Джесс? Не только свою пару, но и свою женщину, свою возлюбленную. Она была неотъемлемой частью его души, так что он никогда не хотел бы быть свободным от этого.

Скользнув рукой по её изгибам, он достиг её спелой груди. Он обхватил холмик ладонью и приподнял его, проведя по соску большим пальцем, прежде чем опустить голову и попробовать его на вкус.

Взяв маленький тугой сосок в рот, он посасывал его так, будто умрет без её вкуса. Он на самом деле умирал до того, как вкусил её. Ледяной внутри, застрявший в одиночестве… Он не мог этого вынести. Весь год он воевал, пытаясь доказать её невиновность, боролся за её освобождение. И теперь она здесь, в его руках, прикасается к нему, выгибаясь, когда он касался её.

Он двинулся вниз по её телу, наслаждаясь каждым криком удовольствия, наконец, добравшись до жарких складок её киски. Изголодавшись по её вкусу, жару, он лизнул узкую расщелину, простонал прямо в её гладкую сущность и уничтожил её. С помощью губ, языка и маленьких сосущих поцелуев, он дразнил и мучил её шелковистую плоть. Пробовал её до тех пор, пока не осталось никаких сомнений в том, что он не может жить без неё. Затем обратил внимание на её клитор и посасывал его, ударяя языком по нему, пока она не взорвалась в удовольствии.

И этого было недостаточно. Он никак не мог ею насытиться.

Он развел её колени как можно шире, поднял колени, открывая своему взгляду всю её.

Мягкая розовая плоть раскрылась, показывая плотный маленький вход, что он искал. Приставив головку члена к трепещущей киске, он двигал бедрами вперед, пока кончик не оказался крепко зажат внутри неё.

Крошечные извержения пред семенной жидкости били струей от кончика его достоинства, наполняя её, ослабляя нежные, тонкие мышцы, позволяя ему взять её без боли. Жидкость увеличила её удовольствие, смешиваясь с её естественной смазкой, позволяя ему утонуть в ней.

Хоук смотрел, как взял её, слушал её возбужденные крики и знал, что долго не продержится. Его яйца были плотно прижаты к основанию члена, что было верным признаком того, что его освобождение наступит всего через несколько толчков.

Медленно толкаясь внутри неё, прокладывая себе путь маленькими толчками, он скривился в восторге, растущем в его теле.

Сладкая и такая горячая. Её киска обхватила его член, как самая плотная шелковая перчатка. Каждое касание её плоти к его эрекции было мучительным экстазом.

Горячие пальцы схватили его яйца, погладили член, и он стиснул зубы, чтобы сдержаться.

Подняв голову, Хоук посмотрел в её прекрасное лицо. Она покраснела, пот выступил на лбу, а слезы катились по щекам, оставляя мокрые следы.

— Моя драгоценная Джесс, — прошептал он, наклоняясь к ней, еще глубже проникая в неё, чтобы сорвать поцелуй. — Моя возлюбленная Джесс.

— Мое сердце, — прорыдала она напротив его губ, и он потерял себя в ней.

Её срывающийся в нехватке воздуха голос разорвал его изнутри. Преданность, любовь в её шепоте уничтожили его.

Простонав её имя, он стал толкаться в неё. Сильные толчки в ней возвращали прошлое удовольствие, прошлый экстаз. Его пронзали чувства, ощущения, каких он раньше не ведал.

Его пара. Его женщина.

Она выкрикнула его имя, и толчки усилились, он держал её бедро одной рукой и навис над ней, опираясь на локоть. Его губы ласкали её челюсть и шею.

Он чувствовал, как удовольствие растет внутри нее. Её оргазм приближался, его сладкий запах витал вокруг него, призывая его брать её сильнее, быстрее.

Ничто не имело значения, только их соитие, его метка на ней, их смешивающиеся ароматы, пока они не стали едины, не стали связаны так сильно и безвозвратно, что никогда не могли быть разделены.

Срывающийся стон сорвался с её губ от того, что его поцелуи покрывали её плечи, шею. Так близко. Она сжалась вокруг него. Её ноги поднялись, обернутые вокруг его бедер, её киска сжалась еще больше. Мышцы сократились в конвульсиях вокруг его члена.

Один толчок. Второй. И она взорвалась. Он чувствовал это. Она сжалась вокруг его члена, вцепилась в него и закричала его имя.

Хоук почувствовал, что его собственное освобождение подходит вслед за её. Его зубы вонзились в её плечо, отмечая их спаривание, он вонзился в неё снова, и блаженство разорвало его.

Рычание вырвалось у него из горла в то время, как его семя заполняло её. Твердая припухлость в центре его члена заперла его в ней, создавая еще больше удовольствия, другой невыносимый край ощущений потрясший их обоих.

Хоук старался удержать эти чувства как можно дольше, чтобы насладиться, запомнить, чтобы узнать каждое ощущение, каждую эмоцию, которые разразились внутри него. Их обоих. Её удовольствие возросло так сильно и стремительно, что она потеряла свои собственные чувства. Её крики экстаза, его рычание. Лижущий огонь на плоти, ощущение её зубов в его плече.

Шок сорвал последнюю грань контроля. Она кусала его, как он кусал её. Два маленьких клыка пронзили его плоть, она держалась за дорогую ей жизнь так же, как он держался за нее.

Держалась, пока последний импульс чистого удовольствия не прошел через их тела, а затем оставил их плыть обратно на землю, на тихое, комфортное ложе.

Они боролись за дыхание, держались друг за друга, как выжившие после шторма. Пот стекал с их тел, сердца мчались галопом. И Хоук мог чувствовать её, сердце и душу, обволакивающую его.

Подняв голову, он открыл глаза и уставился на неё. Она быларасслаблена под ним, её грудь поднималась и опускалась с тяжелым дыханием, ресницы распахнулись.

— Ты — моя душа, Джесс, — заявил он просто. Он не знал другого способа сказать это. — Если потеряю тебя, то потеряю все, что у меня есть.

Её рука поднялась, коснулась его щеки, а палец порхал над его губами.

— Ты — каждый мой вдох, Хоук, — сказала она, её голос был сонным, но таким любящим, что он почувствовал смирение, — ты — часть каждого моего вдоха.

Они были частью друг друга.

Слезая с неё, он укрыл их пледом, чтобы согреться, притянул её к своей груди и позволил себе поверить.

Это было рождественское утро, и он держал свой подарок в руках.

Глядя на ангела со сломанным крылом, он знал, что в следующем году подарок будет другой. Прекрасный, чтобы отражать их совершенную любовь. Но этот был еще более драгоценным со сломанным крылом. Этот выжил. Также как и его собственный ангел. Выжил и сохранил свою красоту и суть того, чем это должно быть. Отражением любви. Не всегда идеальной, не без испытаний. Но всегда существующей, выдерживающей все на своем пути.

Так же, как выжила, вытерпела и любила Джесс.

Его собственный рождественский ангел, и он держал его в своих руках, знал его вкус, чувствовал его сердцебиение, прикосновение тела к своему.

Истинный подарок небес. Его Джесс.

Его пара.

Навсегда.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg