«Частицы магии. Огонь»

Частицы магии. Огонь (fb2) - Частицы магии. Огонь 1779K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марго Генер

Пролог.

Я вжала голову в плечи и старалась не смотреть на мать, которая с красным от гнева лицом ходит по кухне и причитает.

– Чем, чем ты думала, дитя мое? Сколько раз наказывала не говорить ни с кем без моего разрешения? Говорила? И что, послушала меня, дочь моя? Деревенские парни не для тебя!

Выслушивая мамину отповедь, я стояла возле печи и трогала пяткой раскаленный уголек, выпрыгнувший на пол. Уголек отдает приятным жаром, который бывает лишь от березовых дров.

Я спросила тихо:

– А кто для меня?

Мать перестала бегать по дому. Остановившись, грозно посмотрела и откинула прядь со лба.

– Дочь моя, – произнесла она, – я не знаю. Но никто из простых смертных не сможет стать тебе достойным мужем. Только на той неделе ты сожгла два платья. Что будет, если в момент близости, вспыхнешь, как факел и сожжешь благоверного? Деревенские пойдут к верховному магу, будет суд. Нет, дорогая моя, никаких пастуших сынов.

– Но мама… – попыталась возразить я в надежде, что получиться достучатся через ее затвердевшее упрямство.

Но она вскинула ладони и отвернулась.

– Слышать ничего не желаю. Ты подвергаешь опасности себя, меня, дом и всю Звенящую долину. Только жители Нижнего мира владеют огнем. Но ты родилась здесь, и мой святой долг защищать тебя от себя самой.

Я тяжело вздохнула и оглянулась на печь, где потрескивают поленья, а языки пламени весело пляшут, словно зовут с собой поиграть.

С самого детства усвоила – моя жизнь не будет такой, о какой мечтают все девочки Звенящей долины. Наш с матерью дом находится на отшибе. Чтобы добраться до него, нужно пройти через пшеничное поле и подняться на холм. А потом тарабанить в дверь, и надеяться, что откроют.

Когда мама поселилась здесь, дом был настолько ветхим, что во время дождя приходилось расставлять ведра и тазы. С потолка нещадно текло. Понадобилось несколько месяцев, чтобы привести его в приличное состояние.

Своими руками, в одиночку, к тому же беременная, она по крупицам восстанавливала избу, а когда, наконец, удалось, вызвала местную ведьму. Та зачаровала его, чтобы не боялся солнца и дождя.

Спустя пару месяцев, в жаркий летний день родилась я. Мать успела послать голубя за повитухой, но пока та забралась на холм, я уже огласила дом пронзительным писком.

Увидев меня, повитуха нахмурилась и сказала:

– Печать на дитятке твоем. Не простая судьба будет.

На что моя мать гневно зыркнула на нее и выгнала, сказав:

– Иди к верховному магу и там пророчествуй. А нас не трогая, ведьма.

– Ведьма, ведьма… – пробормотала повитуха, уходя. – Дитя твое печатью жертвенного огня мечена. Силы. Да не ясно, какой природы…

С тех пор мать оберегала меня больше, чем следовало. В лес я ходила только с ней, за водой только с ней, даже когда приходили дети из деревни, она садилась у порога и неустанно наблюдала.

А сегодня я рассказала о сыне пастуха, с которым вот уже год скрываемся от посторонних глаз, встречаясь у границы с Нижним поречьем.

Видя, как я осунулась и поникла, мать чуть смягчилась. Помахав к себе и дождавшись, когда подойду, обхватила мое лицо ладонями и проговорила:

– Дитя мое, Агата, пойми, есть вещи, которые могут постичь лишь боги. Мы, простые смертные, должны следовать их заветам и не гневить.

– Но как мы с пастушьим сыном можем прогневить богов? – спросила я, уставившись в глаза матери.

Она покачала головой и проговорила:

– Это мне тоже не известно. Но если они позволили бежать из Нижнего поречья, спастись от страшной участи быть забитой насмерть, нужно быть благодарными и не испытывать судьбу. Мы и так живем не как все. К счастью, верховный маг Звенящей долины, куда разумнее мага поречья. Будь благодарной, Агата.

Я опустила глаза. Когда мать заговаривала о благодарности, становилось стыдно, даже если ничего не сделала. А если сделала – хотелось сгореть на месте. Но, в отличие от обычных людей, мне пламя доставляет лишь удовольствие и покой, а когда возгораюсь, наступает почти блаженство. Именно поэтому деревенские со мной не общаются, а мать стережет денно и нощно, как бы что не вышло.

Отойдя обратно к печке, я сунула пальцы в огонь. Пламя ласково окутало теплом, по коже прокатилась волна удовольствия, добралась до самого сердца и заставила биться чаще. Не то, чтобы я была сильно влюблена в сына пастуха. Но сама возможность сделать что-то самой, сделать выбор, будоражила и влекла.

Мать подошла и стала справа, глядя в печь.

– Мы должны быть осторожны, – произнесла она. – Деревенские уже окрестили тебя огненной ведьмой. Как же они далеки от истины…

– Почему ты не говоришь, кто я? – спросила я, наконец решившись.

– Придет время, сама все узнаешь.

– Ты всегда отвечаешь так, когда не знаешь, что сказать, – сказала я с горькой усмешкой.

Мать промолчала. Краем глаза заметила, как опечалилось лицо, словно на ее плечах непомерный груз, который несет с начала времен. Но вытащить из нее что-то, что рассказывать не хочет, не смог бы даже верховный маг Нижнего поречья. Было известно лишь, что она сбежала оттуда и попросила убежища в Звенящей долине потому, что в поречье беременная девушка без мужа считается позором и достойна самого сурового наказания.

Ее приняли, разрешив поселиться в разваленном доме на холме. Единственным условием верховного мага была беспрекословная верность. Мать согласилась. Чего и требовала от меня.

– До ночи Лунного сияния всего пара месяцев, – сказала я. – Будут гулянья и праздник. Мне снова нельзя пойти?

Мать вздохнула.

– Ты же наешь, – сказала она. – Это опасно.

Я хотела возразить, но в этот момент в дверь постучали. Мы в испуге оглянулись. Едва мать сделала шаг, дверь распахнулась и на пороге появился верховный маг Звенящей долины. Высокий и худой, с длинным острым носом, который больше подходит ведьме. На голове шляпа без полей, но с высокой тульей, а сам в широкой мантии.

Мама попыталась вытолкать меня в другую комнату, но маг сказал:

– Пусть останется. Разговор как раз о ней.

Мать охнула, я сжалась, решив, что меня хотят казнить.

Лицо мага, непроницаемой и холодное, словно вырезано из скалы. Глаза недобро сверкают и сверлят взглядом.

– На Звенящую долину снова напали огнекрылые, – сказал он. – Сгорела деревня в верховье реки, а селенье у рощи чудом уцелело.

Я вздрогнула и зажала рот ладонями. Огнекрылые, страшные твари из Нижнего мира, не беспокоили уже пятьдесят лет, а атака означает новые беды.

Мать спросила тихо:

– А люди?

– Погибли, – коротко ответил маг.

– Ужасно, – проговорила мама. – Это ужасно. Я молю богов, чтобы они перестали нападать…

Лицо мага потемнело, лоб покрылся морщинами.

– Мольбы не помогут, – сказал он.

Я в страхе смотрела то на мага, то на мать. Она пару секунд молчала, потом подняла тревожный взгляд на главу Звенящей долины и спросила:

– Но почему вы пришли к нам? – спросила она.

Маг вздохнул, лицо стало таким, какое бывает у людей, сообщающих дурные вести.

– Я воззвал к оракулу, мне было видение. Мы можем спасти долину.

Мать было улыбнулась, но, видя напряженно лицо мага, спросила с тревогой:

– Что за видение?

Маг посмотрел на меня и снова вздохнул, мать вцепилась в спинку стула, а я попятилась, пока не уперлась в стену. Тревога в груди нарастала, а когда стала нестерпимой, в голове помутилось, и я сползла на пол.

Сердце застучало, как у испуганного кролика, громко отдаваясь в висках, я подняла взгляд на мага. Мама подбежала и обняла, словно могу вспыхнуть и прямо сейчас превратиться в пепел.

– Неужели нет другого выхода? – выдохнула она.

Верховный маг покачал головой.

– К сожалению, нет, – сказал он. – Твоя дочь единственная, кто может спасти всех.

В эту секунду поняла – мои желания лишь пепел в прогоревшем костре, а мечты о сыне пастуха, так и останутся мечтами.

Сердце застучало сильней. Повинуясь какому-то древнему инстинкту, я поднялась, прошмыгнув мимо изумленного мага, и выскочила за дверь.

– Агата! – донесся вскрик матери из-за спины, но я уже стояла на пороге.

В лицо пахнуло свежим вечерним воздухом, наполненным запахом трав и кухонь, которые тянутся из деревни. Местные жены традиционно готовят вечером, чтобы в остальной день заниматься другими делами.

В доме послышался ропот. Чтобы вновь не оказаться лицом к лицу с магом, я спрыгнула с крыльца и побежала вниз по тропе, в сторону холмов.

Земля за день нагрелась, и стопы впитывают благословенное тепло, пока спускаюсь мимо зарослей падуба. Плечи все еще трясутся от осознания, что маг и мать так просто распоряжаются моей судьбой, словно я коза или корова. Мысли прыгают то к народу Нижнего мира, то к верховным магам, то к Нижнему поречью, но постоянно возвращаются к сыну пастуха.

– Он все поймет, – бормотала я под нос. – Он любит… Он обещал защищать… Он скажет, что делать…

Я бежала мимо деревни, которая раскинулась под холмом и пыталась понять, почему должна рисковать ради тех, кто всю жизнь меня сторонится, почему должна слушать приказы мага. Но чем дальше убегала, тем больше понимала, как люблю это место.

Ноги сами принесли на южный холм. Я остановилась на краю обрыва и замерла. Подо мной раскинулась вся чаша Звенящей долины, обширная, утопающая в зелени.

Закатное солнце разлило золото по всему небу и бросает последние лучи тепла на засыпающий лес. Откуда-то снизу доносятся трели сверчков, вечерний соловей распевает на разные лады, легкий ветерок колышет волосы.

Но когда вдалеке заметила черные клубы дыма, сердце сжалось. Темное облако понимается широкими столбами и медленно ползет в нашу сторону, время от времени в небо взмывают огненные крылатые твари, чтобы с новой силой устремиться вниз.

– Боги… – вырвалось у меня.

– Они снова напали, – раздался голос за спиной.

Я оглянулась. Сын пастуха застыл передо мной в одних портках. Весь черный от копоти, волосы на виске подпалились, укоротившись на ладонь, а на животе свежий ожог.

Я охнула и бросилась к нему, но пастуший сын отпрянул.

– Не трогай, – сказал он, – еще болит.

Застыв, я подняла взгляд и к ужасу прочитала в его глазах обвинение. К горлу подступил комок, в груди защемило.

– Они так давно не нападали… – только и смогла произнести я.

– Давно, – согласился сын пастуха, морщась так, словно у него горит не только кожа, но и внутренности, – и теперь решили отыграться. Огненное племя! Сам Ферал пожаловал. Врывается в дома, крушит, сжигает все, что под руку попадается. И…

Пастуший сын странно посмотрел на меня. Показалось, в нем борются два человека, и никак не могут решить, что делать. Я снова подалась вперед, но сын пастуха выставил перед собой ладонь, продолжая сверлить меня взглядом.

– Почему ты так на меня смотришь, – с тревогой спросила я. – Почему не даешь тебе помочь?

Он еще не много помедлил, потом сказал нервно:

– Ферал… Он ищет тебя.

– Меня? – выдохнула я и отшатнулась.

– Жжет дома с требованиями выдать ему огненную ведьму, – произнес пастуший сын. – И… Агата…

Новая волна тревоги прокатилась по телу, как ураган, я прижала ладони к груди и сказала почти шепотом:

– Что, что такое? Говори же.

– Я сказал ему, – наконец, признался он. – Сказал, где твой дом. Прости меня, Агата. Я люблю тебя. Но… лишь ты можешь спасти Долину. Агата, ты меня ненавидишь? Агата?

Но я его не слышала. В голове эхом отдаются слова «я сказал ему», и мир постепенно становится расплывчатым.

Пытаясь за что-нибудь ухватиться, стала шарить рукой, но на холме лишь трава, и я просто медленно осела на землю. С пастушьего сына слетел налет отстраненности, он бросился ко мне и прижал к груди, словно забыл об ожоге.

– Агата, прости меня, – зашептал он на ухо. – Прости меня, я не знал, что делать. Он требует тебя, иначе грозится сжечь Долину. Всю! Агата, прости меня… Я…

– Всю?.. – механически повторила я, чувствуя, запах гари и пепла в его волосах.

Его затрясло, он отстранился и посмотрел на меня обреченно.

– Да, да, ты все понимаешь, – проговорил он нервно, – ты же все понимаешь. О, Агата! Он всех превратит в головешки! Он требует тебя!

– Но почему?

– Я не знаю, Агата. Не знаю. Но ты можешь всех спасти.

Меня опять затрясло, в груди закрутился огненный комок, готовый вырваться на свободу не хуже пламени огнекрылого. Но я боялась ранить пастушьего сына, который, и так сильно обожжен. Я смотрела на него и пыталась понять, как можно одновременно испытывать злость и нежность, пока он глотал воздух пересохшими губами. Но слова верховного мага постепенно стали обретать смысл.

Чувствуя, как кожа постепенно начинает накаляться, я отстранилась и поднялась. Пастуший сын подскочил следом, будто его ошпарили.

– Агата, – произнес он тихо, – ты меня ненавидишь?

– Нет, – бесцветно ответила я, чувствуя, как любовь к сыну пастуха сгорает вместе с домами в деревне. – Я ненавижу огнекрылых.

Потом развернулась и быстрым шагом направилась по тропе в сторону дома.

Глава 1

Огонь в камине тихо потрескивает, бросая отблески на каменный пол. Поленья красные от жара, а перед топкой на железной пластине в полу отражаются языки пламени.

На деревянных колоннах у боковой стены пляшут остроконечные тени. Когда глянула на часы, стрелка сдвинулась, показывая без четверти полночь.

За колоннами сгустилась плотная темнота. Кажется, мир ужался в точку перед очагом и уместился на медвежьей шкуре, где сижу я. Чувство тревоги змеей свернулось в районе груди.

Во дворе загрохотало, куры и поросенок испуганно за кричали, а медные подсвечники на камине с лязгом подпрыгнули.

Я вздрогнула и прошептала, чувствуя, как холодеют пальцы:

– Прибыл.

Потом подогнула ноги и дрожащей рукой потянулась за чашкой с молоком.

В дальнем углу скрипнула дверь. Оборачиваться не стала, но учуяла сильный запах гари, и сердце сжалось. В голове поплыли ужасающие картины мира, где есть лишь огонь, а по склонам хребтов течет расплавленная порода.

Я нервно вздохнула и отхлебнула из чашки.

Когда шаги приблизились и замерли, за спиной послышалось шуршание. Затем на плечи упал плед из овечьей шерсти. Я осталась неподвижной, стараясь смотреть в очаг и выгоняя из головы жуткие мысли.

Над ухом прозвучал глубокий, как бездна шепот:

– Не спишь?

По шее скользнул сухой палец, кожу обжег горячий, как клеймо, поцелуй, оставив зудящую отметину. Я отклонилась от полыхающих глаз и произнесла, стараясь, чтобы голос звучал уверенно:

– Осторожней, я не твои огненные девки. Ошпаришь.

Он опустился рядом на шкуру и пробубнил виновато:

– Прости, Агата. Но ты ведьма огня, если верить верховному магу. Тебя не обжечь. А эта крошечная печать, лишь знак моей привязанности.

– Клеймишь, как корову, – отозвалась я тихо. – Да и кто знает, как на самом деле. Огненной ведьмой меня назвали деревенские. А верховный маг что хочешь скажет, и кого угодно продаст ради своих целей.

Перепончатые крылья Ферала растопырились, как навес, и заняли половину комнаты. Он придвинулся ближе и осторожно, чтобы не обжечь, обнял за плечи.

– Продаст, – согласился он. – Но у тебя был выбор. Ты могла сбежать, покинуть Звенящую Долину и не соглашаться на условия.

– Не было, – еще тише ответила я. – Не было выбора. И сбежать я не могла. Тебе это известно, иначе нашла бы способ избежать этой ужасной участи. Ты грозил сжечь всю Долину, если бы тебе не выдали меня. Разве это выбор?

Огнекрылый хмыкнул. Его пальцы сжались на плече и медленно поползли по рукам.

Я задрожала, под кожей забегали огненные мурашки. Сцепив зубы, стала думать о матери, которая делала все, чтобы защитить меня от огненных исчадий, но они все равно нашли лазейку.

– Прекрати, – попросила я.

Ферал развернулся меня и пристально посмотрел огненными глазами. Черная, как антрацит кожа, блестит в свете огня, тонкие губы приоткрыты, изо рта вырываются прозрачные струйки пара.

Язык моментально пересох, в груди ухнуло. Я сделала глубокий вдох, стараясь прогнать страх, и отстранилась. Ужас перед огнекрылыми тварями в сердцах жителей Звенящей долины воспитывался веками, и избавиться от него тяжело.

Ферал проговорил охрипшим голосом:

– Сегодня ночь Лунного сияния, помнишь?

Я кивнула.

– Как забыть, – произнесла я сдавленно, – что обещала огненному демону станцевать с ним в главную ночь столетия?

– Такое не забывают, – согласился он.

А я продолжила чуть уверенней:

– И не важно, что обещание вытащил угрозами и пытками. Слово есть слово, тем более, данное при трех свидетелях из Верхнего, Среднего и Нижнего мира.

Он хмыкнул, а я встала, скинула плед и осталась лишь в прозрачной шелковой сорочке. Носить много одежды не разрешала мать из-за вспышек.

– Дай мне несколько минут, – произнесла я.

Ферал отклонился назад, положил антрацитовый локоть на колено, раздвинув ноги, так, что лишь короткая повязка осталась прикрывать его достоинство. Затем приглашающе провел ладонью и сказал:

– Сколько угодно, моя госпожа. Я ждал сотню лет, когда ты, наконец, станцуешь со мной танец вечности, и мы отправимся в огненные чертоги.

Я в очередной раз содрогнулась при мысли, о предстоящей участи, потом посмотрела исподлобья и ответила:

– Что меня совсем не радует. Я делаю это ради Долины. Помни, ты обещал оставить ее в покое.

– Мое слово нерушимо, – ответил он, выпуская из ноздрей дым.

Отвернувшись, я глянула в окно. Под холмом у края деревни торчат обугленные остатки пекарского домика.

Когда в прошлый раз огнекрылые напали, сгорело три дома. Людей успели спасти. Но огненное племя, пятьсот лет мучило народ Звенящей долины атаками. Жгли дома, разоряли стада и убивали жителей. Даже всесильный королевский маг ничего не смог сделать, когда три века назад огненная стая налетела на деревню у дворца и спалила дотла.

Ферал наблюдал за мной, как кот, охотящийся за мышью, потом произнес:

– Маг Звенящей долины сделал мне драгоценный подарок. За него я готов даже забыть о налетах. Уверен, мне будет не до них.

Я горько усмехнулась.

– Я должна радоваться? Лучше бы оракул увидел воина.

– Возможно, – предположил огнекрылый, – маг тоже хотел получить героя, который сразит нас, великих огнекрылых из Нижнего мира.

– А появилась я. Девочка с рыжими волосами. Матери пришлось бежать из Нижнего поречья. И только благодаря верховному магу Долины, обе остались живы. Я знаю эту историю, Ферал. Зачем рассказываешь?

Огнекрылый запрокинул голову и раскрыл рот. Из него вырвалась огненная струя и долетела до потолка, оставив черное пятно. Потом снова посмотрел на меня и произнес:

– Я хочу, чтобы ты помнила, ради чего становишься моей.

– Как тут забыть…

– Не перебивай меня, – резко сказал Ферал и я вжала голову в плечи.

Видя мой страх, огнекрылый чуть смягчился и проговорил глубоким, жутковатым голосом:

– Не бойся. Я так не хочу. Когда слухи о тебе разнеслись, я готов был уничтожить огненную ведьму, которая согласно пророчеству, найдет способ победить меня. Я отправился сюда…

Я произнесла тихо:

– Мне исполнилось девятнадцать, а ты заявился прямо в дом с горящими, как угли глазами, вышиб крыльями двери, хотел превратить в пепел меня и всю семью.

– А вот это лучше забыть, – с нажимом сказал огнекрылый.

– Из огненной пасти валил дым, – продолжала я, чувствуя, как в груди начинает зарождаться огненная волна, – антрацитовая кожа блестела от внутреннего пламени потому, что вместо сердца у тебя кусок угля.

Огнекрылый зарычал и выпустил изо рта струю огня мне в лицо. Я отшатнулась, теплые языки скользнули по коже, а когда на секунду представила, как часто будут меня касаться, всю передернуло. По иронии судьбы огонь для меня безвреден, и именно поэтому верховный маг заложил меня огнекрылым, лишив права распоряжаться судьбой.

Ферал сверлил взглядом, а я смотрела на воротник сорочки, который опалило и теперь напоминает сморщенную шкурку змеи в период линьки.

Выждав еще немного огнекрылый проговорил глубоким гипнотическим голосом:

– Но теперь ты моя. И скоро станешь полноценной женой. Ты пошла на сделку, чтобы спасти Долину, и проживешь остаток дней в моем раскаленном мире. И никакого пророчества.

Я вздохнула.

Медленно подойдя к камину, стянула с себя обожженную сорочку. Глаза демона полыхнули таким огнем, что засомневалась, смогу ли вообще выдержать близость с Фералом. Потом достала из коробки другую, из более плотной ткани, но длинной чуть выше колен.

Когда всунула руки в рукава и натянула сорочку, огнекрылый выдул из ноздрей клубок дыма и проговорил завораживающе:

– Ты, как всегда, восхитительна, огненная ведьма.

Я проговорила печально:

– Откуда тебе знать…

Он гортанно засмеялся, из камина повыпрыгивали угольки и покатились к краю железной плиты. Я подвинула босой стопой раскаленные комочки обратно к очагу.

– Я мечтал, – сказал Ферал.

По спине пробежала горячая струйка, но тут же испарилась на разгоряченной коже. Я старалась прогнать мысли о том, как над головой сомкнется расплавленная твердь, а я больше никогда не увижу голубого неба и теплого солнца. Но получалось плохо.

Ферал взмахнул крыльями и плавно оказался на ногах.

– Идем, – сказал он, протягивая ладонь.

Я чуть не разрыдалась, понимая, это последние минуты привычной жизни, безопасной и уютной, и что сын пастуха для меня безвозвратно потерян. Его теплые руки, веселый шепот и запах свежего хлеба в волосах останутся лишь воспоминанием. Но в ушах еще звенят слова о том, что Ферал сожжет всех, если я откажусь идти с ним.

Сцепив зубы, я протянула руку.

В этот момент с потолка посыпалась труха, раздался треск старого дерева, я испугано глянула вверх.

В крыше зияет дыра, размером с корову, будто кто-то провалился, но моментально куда-то испарился.

Ферал с яростным рычанием выпустил клуб черного дыма и бросился ко мне.

В ту же секунду в дыру шмыгнула быстрая фигура, передо мной мелькнуло расплывчатое лицо, потом ощутила резкий толчок, и ноги оторвались от пола.

– Ты моя! – заорал огнедемон страшно. – Ты мной отмечена!

Мимо пронеслись стены, потолочные балки, через несколько мгновений дом стал стремительно уменьшаться, Звенящая долина быстро превратилась в маленькое зеленое пятно на бесконечной глади земли, а я, перекинутая через плечо, несусь в небо.

Осознание происходящего накатило горячей волной и привело в еще больший ужас, чем перспектива стать женой огнекрылого.

Я вывернула шею и задрыгала ногами.

– Кто ты, пламя тебя подери? – закричала я. – У меня сделка сорвалась! Ферал снова начнет налёты! Он сожжет Долину! Сожжет!

Сквозь свист ветра донеслось неразборчивое:

– Лежи спокойно. Думаешь легко протащить сквозь барьер раскаленное бревно?

У меня даже горло перехватило, я выкрикнула:

– Сам ты бревно! Какой еще барьер!?

Тут же попыталась выскользнуть между плечом и локтем зная, что ревнивый Ферал настигнет, подхватит, испепелить обидчика. Но незнакомец только сильнее прижал к прохладному боку и бросил весело:

– Даже не пытайся, леди-пламя. Мы уже далеко за пределами Звенящей долины.

– Он нас догонит! – выпалила я.

Незнакомец сообщил невозмутимо:

– Быстрей меня он точно не полетит.

– Ты не понимаешь, что наделал, – произнесла я, глядя на застилающие землю облака.

– Это ты не понимаешь ничего, леди-пламя, – бросил он.

От переживаний в голове все спуталось, сердце тарабанит, как у загнанного кролика, а под кожей носятся огненные муравьи. Но когда воспламенилась, огонь моментально потух из-за бешеной скорости похитителя.

Я обессилено повисла за спиной, уронив голову.

– Скажи хоть, куда летим.

Похититель свистнул всем телом и рванулся вверх. Меня окутал прозрачный вихрь с холодными, неприятными струями. Он прогудел, словно ветер в трубе:

– Фарбус все объяснит.

После этого голова закружилась, по телу пронеслись колючие молнии, во рту пересохло, точно хлебнула земляного настоя. Сквозь пелену донеслись громовые раскаты, треск, будто разрывают листы бумаги, и невыносимый рев ветра. Затем мир потух, и я отключилась.

Очнулась от того, что кто-то настойчиво трясет за плечи и дует в лицо. Я лежу на холодном, а над ухом кто-то шепчет:

– Честное слово, старался. Даже спиной вперед летел, когда барьер проходили. Откуда мне было знать, что она такая слабенькая.

– Предупреждал же, используй защиту, – сказал второй голос, определенно принадлежащий кому-то постарше. – Но нет, сами все знаем, сами все умеем. Мы первый раз имеем дело с женщиной-огнем, нужно быть максимально осторожным. Сколько уже она в отключке?

Первый снова потряс меня, как тряпичную куклу и ответил:

– Не знаю, часа три, наверное.

Послышался шелест одежд и раздраженный топот.

– Как же с тобой трудно, – ворчал голос постарше. – Неуправляемый, своевольный и бесконтрольный.

– Я же ветер, – произнес первый голос так, будто это все объясняет.

В голове забегали перепуганные муравьи. Пару секунд мысленно проверяла, не ранена ли, а когда подумала, что сейчас делает Ферал, обманутый и взбешенный, внутри все упало.

Простонав, медленно открыла глаза.

Прямо передо мной гладкое мужское лицо с высокими скулами, острым подбородком и огромными голубыми глазами. Черные волосы свесились до локтей – слишком длинные для мужчины. Он щурится и кривит губы, пальцы все еще сжаты у меня на плечах.

Выждав пару секунд, черноволосый разжал их, сказал выпрямляясь:

– Вот видишь, Фарбус, я говорил, все будет нормально, а то сразу – неуправляемый, своевольный. Может, я инициативу проявляю.

Я повертела головой и села. Страх за себя и Звенящую долину смешался с восторгом от увиденного. Всю жизнь прожила в простом деревянном доме, а башню верховного мага видела только издалека, но уверенна – даже там такого убранства нет.

Огромный зал мягко переливается сиреневым светом, фиолетовые кристаллы торчат прямо из стен, сквозь прозрачный пол смотрит черная бездна. В животе защекотало, как бывает, когда прыгаешь с высоты. Я подтянула колени и обхватила руками.

– Где я? Что произошло?

Голос прозвучал жалко и слабо, словно тлеющая лучина в сиротском доме. Ощутила себя безвольней, чем при сделке с Фералом.

От стены отделилась высокая лысая фигура в фиолетовом одеянии и проследовала на середину зала, стуча набойками по полу. Мерцающая подстежка выглядывает из-под рукавов, мантия перетянута поясом из серебристых щитков. На суровом лице печать времени, а во лбу сверкает пятно.

Присмотрелась, разглядела какой-то знак, похожий на витиеватую руну или загогулину.

Лысый остановился, развернулся ко мне и стал разглядывать. По коже пробежали мурашки, хотя вообще-то привыкла к зевакам, приходящих посмотреть на огненную девушку, которая ходит в одной сорочке. Но сейчас ощущение, что заглядывает в самую душу.

Я замерла.

Незнакомец, наконец, наглазелся и проговорил:

– Как ты себя чувствуешь, дитя?

Хотела сказать, что они совершили большую ошибку, которая грозит трагедией, но страх сковал. Получилось лишь раскрыть и зарыть рот.

Похитивший меня черноволосый, отошел в сторону и с интересом наблюдает. Только теперь поняла – он тоже одет весьма скромно. Лишь обтрепанные портки на веревке, ноги босые, а обнаженный торс кажется поддернутым то ли маревом, то ли голубым свечением.

Лысый сцепил пальцы, покашлял. Я нахмурилась. Выждав еще не много, уперлась ладонями в пол и медленно поднялась. Голова закружилась, как после матушкиной браги. Колени подкосились. Так бы и свалилась, но черноволосый подскочил и поймал за плечи. Я подняла на него испуганный и смущенный взгляд.

– Голова кружится, леди-пламя? – спросил он участливо.

Я кивнула, но сказала:

– Не буду отвечать на вопросы, пока не ответят на мои.

Лысый закатил глаза и проговорил резко:

– Нет, как так можно работать? Что за искажение сил привело к конфузу? Женщина-огонь, где это видано?

В голове каша. Я сделала несколько нерешительных шагов. Под ногами бескрайняя чернота, холодно мерцают звезды, настолько далекие, что кажутся нарисованными, и внутри зашевелился животный ужас, какой бывает лишь при встрече с чем-то древним и первородным.

Когда мир, наконец, перестал кружиться, равновесии пришло в норму, я глубоко вдохнула и начала осторожно:

– Уважаемые незнакомцы, объясните, что происходит и почему я здесь? Вы, наверное, не в курсе, меня называют огненной ведьмой Звенящей долины, и если сию минуту все не расскажете, все здесь превращу в пепел.

Раздался сдавленный смешок, черноволосый спрятал губы в кулак и пытается не смотреть на меня.

– Что смешного я сказала? – поинтересовалась я, чувствуя, как на смену страху приходит негодование. – Предупреждаю, я плохо контролирую мощность, могу ударить, мало не покажется.

Черноволосый уже не сдерживается, ржет в голос, как ретивый конь и хватается за бока. Лысый приподнял бровь и с интересом смотрит на меня.

– Ну что ж, сами напросились, – произнесла я.– Берегитесь!

Пламя полыхнуло в груди и вспышкой разлетелось по телу, ладони погорячели, а я выбросила вперед обе руки, выпустив из пальцев огненные потоки. Они метнулись прямо в сторону лысого, но ударившись в грудь, огонь с громким хлопком потух, а я оторопело замерла с вытянутыми руками.

– Что, что случилось? – выдохнула я и даже головой тряхнула, чтоб проверить, не сплю ли.

На пол вокруг незнакомца опустилось прозрачное черное облачко, он негромко покашлял, вытирая нос от сажи.

– Теперь, когда гнев выпущен, – сказал незнакомец спокойно, – мы можем поговорить?

Не верящими глазами я таращилась на лысого старикашку, который потушил огонь, даже не шевельнув пальцем. Еще пару секунд стояла неподвижно, затем опустив руки, нервно сглотнула.

Лысый чуть улыбнулся и проговорил:

– Добро пожаловать в хранилище, дитя. И пожалуйста, не играй здесь с огнем. Вреда, конечно, никакого, но очищать кристаллы от сажи очень нудное занятие.

Пока хлопала ресницами, черноволосый перестал смеяться и вытер пальцами прослезившиеся глаза.

– Это Фарбус, леди-пламя. Смотритель Вормхола, – сказал он.

– Чего? И перестань меня так называть.

Черноволосый открыл рот для объяснения, но лысый перебил.

– Вормхол, – сказал он, – это дверь в другие миры.

Я ждала, что добавят что-то еще, но оба смотрят так, будто при слове «Вормхол» должна пасть ниц и трепетать в священном благоговении.

– Про Верхний и Нижний мир мне известно, – проговорила я хмуро. – К нам из них регулярно наведываются, и без всяких Вормхолов. Как раз, когда пыталась разрешить давний конфликт с огнекрылими, меня похитили. И теперь моему дому грозит беда. Немедленно верните меня обратно и дайте закончить, что начато.

Черноволосый хмыкнул.

– Не похоже, чтобы тебе нравилось начатое.

– Тебя это не касается, – отрезала я, чувствуя, как зудит на шее поцелуй Ферала.

Фарбус прошелся по залу, шелестя сияющими одеждами. Затем остановился у дальней стены и взмахнул рукой. Сверкнув, стена стала прозрачной, за ней открылась бескрайняя темнота, усыпанная звездами. В середине скопления звезд черное пятно, такое большое, что все три мира могут уместиться на одной четвертой части.

Несмотря на негодование и страх за долину, я охнула, раскрыв рот. От окна тянутся длинные щупальца, шевелятся, словно стремятся захватить кого-то, звезды вдали загадочно поблескивают, образуя плотное кольцо вокруг черноты.

Лысый выдержал паузу, наслаждаясь моментом, затем повторил:

– Это Вормхол. В врата в миры. И я говорю не о Трехмирье, дитя. Оно всего лишь одно из миллионов кусочков мозаики на плотнее жизни.

– Что это значит? – не поняла я.

Черноволосый усмехнулся и бросил, выпустив изо рта маленький прозрачный смерч:

– Это значит, что твоя Звенящая Долина не центр Вселенной.

Дар речи пропал, и я круглыми глазами вытаращилась на врата. Фарбус суровый, будто не доволен, что такая несведущая, горестно выдохнул и взмахнул руками.

– Придется объяснять все с начала, – проговорил он.

Черноволосый крутанулся на месте, воздух под ним завертелся. Он плавно приподнялся над полом и улегся на вихревую подушку. Я покосилась и отшагнула, решив, что он могучий маг, если смог выкрасть меня из-под носа огнекрылого.

Он заметил, что разглядываю его и подмигнул левым глазом. К щекам прилил огонь, пришлось перевести взгляд обратно к Вормхолу и делать вид, что очень сердита.

Смотритель, тем временем, наблюдал за нами, как алхимик, который посадил жуков в банку и ждет, что будет дальше. Ладони сложились домиком, взгляд устремился в потолок.

Наконец, он заговорил.

– Представь себе миллионы звезд, вокруг которых существуют миры, очень похожие на наш. Там тоже живут люди, а может и не люди. Признаться, никогда не ступал в черноту Вормхола и не знаю, что за твари могут обитать по ту сторону. Ты привыкла к Трехмирью, где в середине живет люди, внизу демоны, а сверху боги. Но это лишь песчинка в круговороте разнообразия.

Фарбус строго глянул из-под редких бровей, я даже спину выпрямила. В голове в очередной раз всплыли слова пастушьего сына о Звенящей Долине. В груди засаднило, хотя часть меня обрадовалась, отсрочке женитьбы с огнекрылым.

Черноволосый покосился на меня небесно-голубыми глазам, и впервые захотелось, чтобы из одежды на мне была не только короткая сорочка.

Чтобы отвлечься от мыслей о черноволосом, о Ферале, который, наверное, в припадке ярости крушит все, что попадется под руку, я поинтересовалась:

– Ты хочешь сказать, э… Фарбус? Вы украли меня для того, чтобы читать проповеди об устройстве мира? Я даже в деревне никогда не посещала воскресных служб. Да и не к лицу мне. Жители назвали меня огненной ведьмой.

Черноволосый хмыкнул и подпер кулаком щеку, послав мне очередной хитрый взгляд, а Фарбус покачал головой.

– О нет, дитя, – сказал он спокойно. – Ты не ведьма.

Глава 2

Внутри меня полыхнуло, изо рта вырвался столб пламени.

– Что значит, не ведьма?! – выдохнула я, вытаращившись на лысого. – А кто же тогда? Дочь кузнеца? Посмотри на меня! По-твоему, любой умеет вспыхивать факелом и бросать огненные шары?

Со стороны Черноволосого налетел ветерок, внутри все загудело, как если бы кто-то пытался раздуть костер. Я гневно покосилась на него и подняла ладонь с горящим шаром.

– Не дыми, – устало проговорил Фарбус. – Тут тебе не деревня, гореть не чему. А мне безвреден огонь, как и вода, и все остальное. Ты не ведьма. Но об этом чуть позже.

Хотела запустить шар, но передумала потому, что первый растворился в нем, как сахар в кипятке. Гнев постепенно прошел, я сжала пальцы, пламя уменьшилось, впитываясь в кожу. По венам пробежали приятные мурашки и ушли к самому сердцу, наполнив приятным теплом.

Я ждала, пока кто-нибудь начнет объяснять, но черноволосый и лысый будто забыли обо мне. Один завис в воздухе и беззастенчиво разглядывает меня, а другой взирает на звезды.

Тогда я спросила:

– Объясните, что это все значит? Что дальше?

Лысый смотритель будто очнулся ото сна и поднял на меня озадаченный взгляд.

– Ты о чем? – не понял он.

– Про круговорот, – пояснила я. – Вы украли меня из-под носа Ферала, начали рассказывать про Вормхолы, миры. И теперь очень хочется понять, зачем?

Черноволосый ехидно прищурился. А я ощутила, как по шее побежали огненные мурашки, волосы превратились в пламя. Пришлось оттопырить назад, чтобы не прожгли сорочку.

Наградив черноволосого презрительным взглядом, я потушила локоны, вернув им привычный рыжий вид, и отвернулась к лысому.

– Итак, – произнесла я. – Жду подробного объяснения, почему я рискую Звенящей Долиной.

– Наконец-то, – сказал Фарбус с выдохом. – Она изволила общаться. Желаешь дослушать?

– Желаю, – согласилась я.

– Ну так вот.

Он щелкнул пальцами, кристаллы в стенах засияли ярче, на потолке и полу появились световые зайчики и медленно поплыли, словно кристаллы перемещаются по кругу. Но когда подняла к ним взгляд, слитки оказались неподвижны.

Лысый произнес важно:

– Место, где мы сейчас находимся, образно выражаясь, висит над вашими тремя мирами. Потому и называется хранилище.

– И что в нем такого особенного? – не удержалась я.

– Может, прекратишь перебивать? – поинтересовался лысый.

Уязвленно притихнув, покосилась на черноволосого, который расплылся в улыбке, как у довольный кот.

Я послала ему недовольный взгляд, а Фарбус продолжил:

– Хранилище наблюдает за жизненными процессами внизу. Но никогда не вмешивается, кроме тех случаев, когда нужно забрать стихию.

– Чего-чего?

– Да-да, – подтвердил Фарбус, – все верно. Стихию. Я не шутил, когда сказал, что ты не ведьма. Все гораздо сложнее. Я охраняю Вормхол уже многие эоны. Слежу, за балансом. Чтобы, если где-то прибавилось, в другом месте убавилось. Но есть особые места, особые миры. Например, Подмир.

Я потерла лоб, чтобы разогнать кровь, заставить ум работать быстрее. Когда попыталась осмыслить услышанное, волосы снова вспыхнули, и скопления кристаллов заиграли радужными красками.

Незнакомцы почему-то довольно закивали, а я спросила, стараясь выглядеть не совсем дремучей:

– Подмир? Ты имеешь ввиду Нижний мир огнекрылых? Этого ужасного Ферала, женой которого мне предстоит стать?

Фарбус многозначительно хмыкнул. Потом снова щелкнул пальцами, пол под ним пошел волнами, из прозрачной пленки выступил холмик и потянулся вверх. Через несколько секунд превратился в стеклянный стул с высокой спинкой и застыл.

Я даже рот раскрыла, а Фарбус церемонно опустился на сидение и закинул ногу на ногу.

– Нет, дитя, – проговорил он терпеливо, – Подмир находится как бы… вообще в другом месте.

– Как хранилище? – предположила я.

Лысый улыбнулся.

– Не совсем, – сказал он. – Точнее совсем не так. Технически, он прямо тут, но… вроде и совсем не тут. Я все равно не смогу объяснить. Раз в эон на Древе мироздания расцветает цветок. В его власти переносить существ из мира в мир, минуя Вормхол. А это чревато нарушением баланса. В этот раз случилось неприятное, и цветок явился в Подмире.

Я с сомнением смотрела на Фарбуса, который выглядит, будто вещает о великом перед многотысячной толпой. Взгляд устремлен в даль, подбородок приподнят. Точно так же мог бы выглядеть и верховный маг на площади правосудия, и полоумный посреди деревни.

Притихшее ощущение тревоги стало возвращаться, пульсируя в груди, как кувалда кузнеца, а клеймо огнекрылого засаднило сильнее.

– Послушай, Фарбус, – произнесла я терпеливо, – твоя история очень интересна. Но моя цель спасти Звенящую Долину. На нее несколько веков нападают огнекрылые. Даже пророчество есть, в котором огненная ведьма спасет всех. Я под описание подхожу, хотя не то, чтобы рада. Но какое отношение ко мне имеет твоя история?

Черноволосый снова послал в меня порцию ветра. Волосы всколыхнулись и приятно защекотали спину, по коже пробежали мурашки. Я сделала вид, что не заметила, но в груди закипела лава, а пальцы стало покалывать, предвещая появление огненного шара.

Черноволосый перестал дуть, но смотрит все так же хитро. Я сердито покосилась и взглядом указала на ладонь, где рождается горящий мяч.

Лысый заметил наши переглядывания, вздохнул, ладонь легла на прозрачный подлокотник.

– Самое прямое, дитя, – проговорил он мягко. – Самое прямое. Как я говорил ранее, ты не ведьма. Ты стихия. А точнее – Огонь.

Я вытаращилась на него и захлопала ресницами.

– Чего?!

– Что слышала, дитя, – сообщил смотритель.

Я проговорила недовольно:

– Почему вечно решают за меня, как жить, кем быть и что делать? С начала мать, потом верховный маг, Ферал. Теперь вы. Только сын пастуха сделал вид, что дал выбор, но на самом деле знал, что не смогу сбежать и оставить Долину на сожжение огнекрылым.

Фарбус провел ладонью по блестящей лысине и проговорил спокойно:

– Твоя роль значительней, роли простой деревенской ведьмы.

Потом тяжело вздохнул. Взгляд затуманился и устремился в черноту врат. Пока он предавался думам, черноволосый снова принялся донимать.

Не в меру холодный поток налетел со спины. От неожиданности я прыгнула вперед и замерла в нелепой позе, растопырив руки.

Когда бросила гневный взгляд на черноволосого, тот улыбнулся во все зубы и сощурился, как довольный кот. Вихрь под ним стал шире, теперь даже не на кресле лежит, а на целой кровати.

Я крикнула:

– Как же ты надоел мне!

В ладони вырос огненный шар, через секунду понесся в черноволосого.

Тот весело ухнул и подпрыгнул над вихрем. Его тело стало прозрачным и рыхлым, как если бы уже распылилось на сотни искр. Шар пролетел сквозь воздух, который только что был черноволосым и с хлопком ударился в кристалл. Со стены посыпались крошечные сиреневые камешки, а в месте столкновения образовалось круглое пятно копоти. Ловкач моментально принял человеческую форму и мягко опустился на вихрь.

– Значит, ты маг? – проговорила я, прищурившись. – Ничего. Посмотрим, кто кого.

– Посмотрим-посмотрим, – передразнил он.

В ладони снова полыхнул шар, я приготовилась метнуть в наглеца. Улыбка у того стала шире, по залу разлетелся задорный смех, настолько заразительный, что с удивлением обнаружила, как сама нервно похихикиваю.

Гнев чуть утих. Я убрала пламя и отвернулась от незнакомца, которому только шутовского колпака не хватает до полного образа.

– Отвяжись, – бросила я на всякий случай и спросила Фарбуса: – Долго еще терпеть выходки этого шута?

Лицу смотрителя, наконец, вернулась мимика. Уголки губ чуть дрогнули и поползли вверх, морщинки у глаз расползлись веером.

Фарбус проговорил:

– Что-то от шута в нем действительно есть. В конце концов, ветру таким и положено быть.

– Ветру? – не поняла я.

– Именно, – подтвердил смотритель, – Он не маг, как ты подумала. Он твой брат по стихиям. Кстати, Ветер, у тебя имя есть? Человеческое, имею ввиду.

Черноволосый кувыркнулся в воздухе и спрыгнул с вихря на пол. Босые стопы с тихим шлепком стукнулись о стекло, разослав глухое эхо в стороны, которое тут же потухло в скоплениях кристаллов.

Он заложил левую руку за спину на придворный манер, правую приложил к груди и демонстративно поклонился.

– Лодин, к вашим услугам, – сказал он церемонно и лукаво подмигнул мне левым глазом.

– Чудесно, – проговорил смотритель и обратил ко мне вопрошающий взгляд. – А тебя, дитя, как величать? Мне, в общем-то, без разницы. Это для вашего удобства.

Я насупилась и несколько мгновений размышляла на тему похищений, магических превращений и огнекрылых, которые, наверное, уже камня на камне не оставили в Звенящей Долине.

Но лысый и черноволосый так пристально сверлят взглядами, что буркнула:

– Агата.

Черноволосый взлетел в воздух, как на веревочках, и крикнул из-под потолка:

– Приятно познакомиться, Агата! Леди-пламя.

Я покосилась на него хмуро.

– Как мило. Наградили боги братцем.

Фарбус устало выдохнул и провел ладонью по лицу. На секунду показалось, оно испещрено морщинами, а глаза по-стариковски тусклые, но видение тут же исчезло. Лысый снова предстал как Смотритель вне времени, гладкий и безукоризненный.

– Как это выматывает… – произнес он.

– Послушай, Фарбус, – сказала я, чувствуя, что сейчас самое время. – Совсем не хочется тебя расстраивать, но вряд ли могу чем-то помочь. Судьбы миров и Вормхол это серьезно, но в Среднем мире и так достаточно проблем. А моя судьба – спасти Звенящую Долину. Хотя теперь от нее, наверное, остался один пепел…

– Об этом не переживай, – проговорил Фарбус отстраненно. – Если вы вернете цветок в хранилище, тебя можно будет вернуть обратно в тот же момент времени, когда и забрали.

Я попыталась осмыслить сказанное, но только волосы стали сильней гореть.

– Не понимаю, – произнесла я.

– Не страшно, – отозвался Смотритель. – Главное, что когда вернешься, никто не заметит твоего отсутствия.

Лодин хохотнул и метнул в меня воздушный поток, едва успела увернуться. Но строгий взгляд Фарбуса немного успокоил шута. Тот недовольно закатил глаза и уселся прямо на пол, скрестив ноги. Края портков грустно повисли над блестящей поверхностью, а из левой штанины выбилась нитка.

Я послала черноволосому победный взгляд, а Фарбусу сказала:

– Ну хорошо. Значит, если Звенящую долину сожгут, я смогу вернуться и молить Ферала о пощаде. Это прекрасно. Прямо камень с души. Серьезно. Но это не объясняет, зачем я здесь.

– Милая Агата, – проговорил лысый озабоченно. – Все дело в том, что.... Две другие стихии не найдены. И вовсе не потому, что плохо искал. Наоборот – перерыл весь Средний мир вдоль и поперек, даже в Верхний и Нижний заглянул на всякий случай. Мало ли куда может вашего брата занести. Но даже там не нашел. Видимо, они в этот раз просто не родились.

Я уточнила на всякий случай:

– «Наш брат» – это стихии?

Лысый кивнул.

– Совершенно верно, – согласился он. – Стихии. Раз в эон вы собираетесь и с помощью силы природы переносите цветок прямо сюда. Но, как уже говорил, сейчас что-то изменилось, и Земля с Водой не явились. А Огонь вообще женщина. Но цветок не должен попасть в руки жителей Подмира, иначе нарушится баланс.

– И почему именно стихии должны это делать?

Смотритель посмотрел на меня, как на бестолковую доярку.

– Потому, – проговорил он, – что только стихии существуют во всех мирах. В любом мире есть огонь, частицы воздуха, воды и земли. Понятно?

Я спросила мрачно:

– К чему ты клонишь?

– К тому, – произнес Фарбус значительно, – что кому-то придется спуститься за цветком, найти и доставить собственноручно.

Я сложила руки на груди, по позвоночнику прокатилась струйка жидкого огня.

– У меня дурное предчувствие, – глухо проговорила я.

Уголки губ Фарбуса дрогнули и поползли в стороны. Он сцепил пальцы замком и положил на колени, став похожим на короля, друида и строгую няньку одновременно.

– Почти угадала, – сказал смотритель. – Тебе предстоит опасная дорога в Подмир вместе с Лодином.

– Ни за что! – отрезала я, переполненная чувством справедливости, и сложила руки на груди.

Лысый слегка подался вперед.

– Позволь узнать причину такого ответа, – мягко поинтересовался он.

Я ощутила на себе пристальное внимание. Показалось, даже Вормхол выжидательно смотрит единственной частью, которая напоминает око.

Стараясь, чтобы голос звучал твердо, проговорила:

– Для начала объясните, зачем мне это надо? И так пришлось пожертвовать свободой, оставить любимого, родной дом и стать нареченной Ферала. Здесь я знаю, что пытаюсь спасти Долину и ее жителей. Но цветки, Подмир? Разве я что-то должна этому Вормхолу?

Оба посмотрели на меня, словно только что подожгла деревню и радостно хлопаю в ладоши, Лодин спросил:

– А спасение мира недостаточно веская причина?

Я устало выдохнула и проговорила, поправляя огненный локон, который сияет, как сухая солома:

– С самого детства моя жизнь мне не принадлежит. Все постоянно указывают что делать, как одеваться. А теперь требуете, чтобы спасала мир. Учитывая, что вы рассказали, я должна спасать какой-то конкретный? Или все целиком? Или может только часть какого-нибудь мира улиток? Я когда-нибудь смогу сама принимать решения?

Лицо Фарбуса исказилось, брови сошлись на переносице, он вскочил, громко цокая копытами, приблизился. Вблизи лысый оказался большим и устрашающим, а может, увеличился, пока шел. Сиреневые полы мантии разлетелись в стороны, делая его похожим на огромную рассерженную птицу.

Смотритель резко наклонился так близко, что ощутила запах мяты, и вжала голову. Взгляд грозный, глаза светятся сиреневым, знак на лбу переливается радужными волнами.

Голос прогремел раскатисто, кристаллы зазвенели.

– Глупый, вспыльчивый огонь! Неуемный! Я покажу тебе!

С этими словами он вцепился крючковатыми пальцами в плечо, не обращая внимания, что локти и волосы полыхают, как факелы.

Я вскрикнула, пытаясь освободиться, но смотритель только сильнее сжал. Плечо закололо, словно тысячи крошечных иголок вырвались из ладони смотрителя и впились в кожу.

– Да больно же! – прокричала я, стараясь оторвать от плеча руку Фарбуса.

– Больно? – проревел Фарбус. – Смотри!

В эту секунду мир вспыхнул. Перед глазами пронеслись багровые вихри, какие-то тоннели, по которым несутся то ли люди, то ли звери. Висячие прямо в воздухе дома, напоминающие красные леденцы. Потом меня швырнуло верх и увидела каменные горы правильной формы с сотнями дырочек – почти как термитники. И внизу дорожки муравьев.

А потом все исказилось, поплыли черные тени, огромные силуэты. Послышался смех, от которого даже огненная кровь застыла в жилах. Меня дергало и носило, как песчинку, пока тени превращались в копошащиеся клубки.

– Пусти! – крикнула я, но голос утонул в невидимом киселе.

Потом мир загудел, словно миллионы жуков. Все задрожало. Через секунду картинка треснула, в стороны поползли глубокие расселины. Послышались женские крики, какой-то писк, грохот, взрывы. Я видела ослепляющие вспышки, на их месте оставались черные дыры. Крики нарастали. Хотела зажать уши, но руки отказались подниматься.

А потом все затихло. Остался лишь тонкий звон в ушах, какой бывает после бессонной ночи и переутомления. Мысли ползают болезненно и тяжело.

Кто-то дернул за плечо, я вздрогнула.

Перед глазами проступило суровое лицо Фарбуса. Взгляд серьезный, ноздри раздуты, как у боевого быка.

По залу разносится ритмичный звук, только через секунду поняла – это мое шумное дыхание. Грудь ходит ходуном, руки трясутся, на щеках холодок.

Меня качнуло. Я медленно села на пол, даже не пытаясь удержаться на ногах. Внутри все клокочет, будто сутки рыдала и выплакала всю воду.

Скользнув ладонью по лицу, глянула на пальцы, где остались следы лавы.

– Что… что это было?.. – задыхаясь, спросила я.

Смотритель, наконец, отпустил плечо и отошел на пару шагов. Лицо все такое же грозное, но взгляд смягчился.

Он поинтересовался участливо:

– Пробрало?

– Они все погибли, – выдавила я, с трудом приводя дыхание в норму. – Почему? Кто они? Что это за место?

Лодин, все это время наблюдавший молча, поднялся и приблизился, почти не касаясь пола. Потом медленно опустился и аккуратно приподнял пальцами подбородок, не обращая внимания на мой огонь.

– Это случится, если не достать цветок, – проговорил Лодин печально. – Ты видела миры. Не все, но достаточно, чтобы понять, как важно сохранить баланс.

Громко всхлипнув, я вытерла лицо. Впервые с момента встречи к черноволосому появилось чувство благодарности и чего-то еще, будто он может защитить от страшного и злого смотрителя.

Когда Лодин отстранился, продолжая тревожно вглядываться в меня,

Фарбус спросил:

– Отошла?

Голос прозвучал ровно, жуткое громыхание исчезло, он вновь приобрел человеческие ноты.

Я неуверенно кивнула и проговорила:

– Жить буду. Мне жаль этих людей, но…

Знак на лбу Фарбуса сверкнул лиловым и засиял, как утренняя звезда. Он прошелся по залу и остановился у стены, где зияет Вормхол.

– Что еще? – строго спросил он.

Нервно сглотнув, я произнесла, стараясь подбирать слова, чтобы снова не вывести смотрителя из себя:

– Когда я пошла на сделку с Фералом, я знала, ради чего… Ради кого. Звенящая Долина мой дом, там моя мать, верховный маг, в конце концов, который спас нас обеих от расправы в Нижнем поречье. И я не хочу, чтобы огнекрылый со своим полчищем уничтожили все, что мне дорого. Мне жаль людей из тех миров, но… Я должна позаботиться о своих.

Фарбус хмыкнул, лицо потемнело. Он некоторое время испытующе смотрел на меня, пока меня потряхивала нервная дрожь. Потом сказал:

– Не хотел говорить. Думал, в тебе достаточно самоотверженности и сознательности…

– У меня достаточно и того и другого, – мрачно заметила я. – Посмотрите сюда, у меня метка Ферала на шее.

Фарбус сдвинул плечами.

– Метка, это не приятно, – произнес он ровно. – Но тогда что ты решишь, если скажу, что с помощью цветка можно запереть огнекрылых в нижнем мире? Всех. Навсегда.

Я охнула.

– Навсегда?

– В мгновение ока, – подтвердил смотритель.

– Это в корне меняет дело.

Стараясь скрыть радость от осознания, что не придется становиться женой Ферала с его неуемной страстью, я пошатываясь, поднялась и замерла на несколько секунд. Волосы больше не пылают, рыжие пряди спокойно лежат на груди и плечах и даже прикрывают до самого живота. Ноги ватные, но я все же сделала шаг, затем еще один, и еще. Наконец мышцам вернулась сила, остатки тремора затихли, разум прояснился.

Остановившись рядом с Лодином, посмотрела в черноту Вормхола.

– Сколько человек заходили в эту дыру? – спросила я Фарбуса.

Он покачал головой, сверкая налобным знаком.

– Если честно, ни одного, – ответил Смотритель. – Я строго следил, чтобы никто и никогда не нарушал границ миров.

Брови Лодина сдвинулись, лицо потемнело. Я с удивлением обнаружила, как быстро изменилось его настроение, а с ним и облик. Теперь вместо веселого, как летний бриз, паренька, передо мной серьезный, мрачный мужчина с черными глазами.

– Значит, не известно, чем это может обернуться, – произнес он задумчиво. – Ты говоришь, баланс очень важен. Но разве он не нарушится, если мы пройдем сквозь врата?

Смотритель ответил значительно:

– Вернувшись с помощью цветка вы создадите петлю и восстановите гармонию. К тому же, врата для того и нужны, чтобы через них ходить. А вот цветок… Из-за него я и слежу, чтобы где-то убавилось, но в другом месте прибавилось.

Я ощутила легкое прикосновение к тыльной стороне ладони и быстро опустила взгляд. Пальцы Лодина сильно сжали кисть, я резко выдернула и отошла.

– Фарбус? – обратилась я к лысому, потирая метку на шее.

– Слушаю тебя, Агата.

– Если гармония или что ты там говорил, нарушится, Звенящей Долины тоже не будет, я правильно поняла?

– Да.

– И ты обещаешь запереть огнекрылых в нижнем мире, если мы достанем цветок?

Фарбус кивнул.

– Если цветок окажется в хранилище, – произнес он, – это займет не больше пяти минут.

– Тогда я готова спуститься в Подмир вместе с Лодином. Ради спасения моей Долины и баланса. Но ради Долины в первую очередь. Я слишком ненавижу огнекрылых, чтобы отказываться от такого шанса.

Послышался облегченный вздох смотрителя. Шелестя мантией, он сделал несколько шагов в сторону и вскинул руки. Потом стал выкладывать на полу какие-то лишь ему понятные камни, а я с тревогой понимала, что решилась на нечто безумное, что навсегда изменить жизнь.

Смотритель проговорил, подвигая зеленый камень поближе к краю:

– Вы должны знать, Подмир очень плотный.

Мы с Лодином переглянулись, я спросила:

– Это как?

– Так, – ответил Фарбус. – За эоны существования Подмир ужимался, становясь плотнее и… Материальнее. Да, это правильное определение. Подмир очень материален.

В груди тревожно ухнуло.

– Что это значит? – спросила я.

Смотритель покривился, как делают люди, когда не уверенны в том, что говорят. Потом произнес:

– Точно не знаю. Но будьте готовы к тому, что привычное мироощущение изменится. И вообще, будьте готовы к перемене. Но главное, отыщите цветок и верните его в хранилище.

Я потерла лоб, пытаясь собраться с мыслями, и спросила:

– А как мы оттуда выберемся?

– Когда найдете цветок, – сказал Фарбус, – он сам вас перенесет. Он источает особый запах, который способны уловить только стихии.

– Замечательно, – пробормотала я.

Фарбус вскинул руки. Знак на лбу засиял, словно новая звезда. Кристаллы в зале тоже засветились, будто помогая смотрителю.

Потом его губы затряслись, он стал что-то быстро-быстро говорить на непонятном языке. Стены загудели, послышался стеклянный звон, а я в страхе схватилась за руку Лодина.

Тот бросил на меня понимающий взгляд и прижал к себе. Мрачный облик чуть смягчился, теперь он выглядит, как равномерный степной ветер. По лицу скользнула мимолетная улыбка, за которую захотелось опалить его парой огненных шаров.

– Я буду тебя защищать, – шепнул он.

Я отозвалась:

– Это и настораживает.

Все задрожало, Вормхол взревел, как стадо гигантских быков, и пыхнул в нас чернотой. Я хотела зажмуриться, но не смогла, потому что Фарбус крикнул гулким голосом:

– Вперед! Пока я снял заграждение! Прыгайте!

Лодин улыбнулся, потом рванул меня к себе и увлек в черноту Вормхола.

Глава 3

Нас завертело и понесло сквозь грохот и гул. Почти ощутимая темнота заливалась в горло, словно намеревается утопить в бесконечности. Когда окончательно потеряла ощущение верха и низа, в плечо вцепились чьи-то пальцы.

Не сразу поняла, кто это и принялась судорожно отбиваться, пыталась кричать. Но получалось лишь безмолвно открывать рот и дергаться, пока меня несло сквозь бездну.

Перебивая рев, в ухо прокричали:

– Это я! Я!

До меня с запозданием дошло, это Лодин пытается удержаться вместе, чтобы нас не раскидало по разным концам миров. Я перестала отбиваться и схватилась за руку. Нас несло и несло, как оторванные ветром листья.

Неожиданно все прекратилось. Меня швырнуло на твердое и холодное, грохот Вормхола исчез, а я застыла в распластанной позе, прислушиваясь к ощущениям. Перед глазами все еще вертится, сердце стучит, словно пытается пробить грудную клетку, а в голове единственная мысль – я делаю это ради Долины.

Лежала не меньше минуты, прокручивая в уме слова Фарбуса о том, как можно заточить огнекрылых с помощью цветка. Это придало сил. Но лишь, когда поняла, что ничего не сломала, решилась повернуть голову и открыть глаза.

Рядом на таком же твердом и сером лежит Лодин с несчастным видом. Глаза распахнуты, он опасливо ворочает ими и что-то шепчет одними губами.

Проследив его взгляд поняла, почему у него такое лицо.

С двух сторон огромные дома из удивительно ровного камня. Чуть позади решетка в два моих роста, ровная и аккуратная, словно ковалась лучшими кузнецами королевства. Рядом с черноволосым что-то вроде бочки, но квадратное и из ржавого металла.

Попыталась привстать на локте, но тело отозвалось болью.

– Где мы? – простонала я.

Лодин что-то пробормотал неразборчиво, потом осторожно, словно боится сломаться, перевернулся на бок. Идеальное лицо скривилось от боли, но заметив, что смотрю, тут же разгладилось.

– Вероятно, в Подмире, – ответил он, косясь на почву под собой.

Та темно-серая и твердая, словно пласт скалы, вырезанный в горах и целиком перенесенный сюда.

Я уперлась ладонями и осторожно села. Волосы спутались, свисая сзади и спереди, как у ночных наяд, которые вместо одежды используют только свои космы. Поцелуй огнекрылого зудит, в голове все еще кружится, но боль постепенно уходит, сменяясь тревожным ощущением.

– Чувствуешь? – спросила я. – Тут странно пахнет.

– Будто кузница сгорела вместе со всем добром, – отозвался Лодин и тоже сел.

Потом поднялся и протянул руку.

– Вставай, леди-пламя, – сказал он, подмигивая. – Надо осмотреться. Я поднимусь в небо и огляжу все сверху. А ты будь здесь и не высовывайся. Мало ли какие твари тут могут обитать.

– Ты действительно станешь меня защищать? – удивилась я.

– Сомневалась?

– Постоянно.

Лодин покачал головой и как-то печально улыбнулся.

– Очень зря. Я ведь обещал.

Откинув за спину рыжий локон, я хмыкнула и произнесла хмуро:

– Сын пастуха тоже обещал любить вечно и никогда не покинуть. А в итоге выдал меня огнекрылым. И не то, что бы его виню его, я бы не вынесла, если бы по моей вине погибла вся Звенящая Долина. Но глубоко внутри хотелось защиты и участия.

Взгляд Лодина остановился на мне, словно пытается залезть в самую душу. Я поежилась, ругая себя за излишнюю откровенность, а он еще пару секунд изучал, затем произнес:

– Могу понять. Сложно, когда ты единственная стихия в долине, а остальные давят на тебя, требуют, ожидают чего-то. Сам таким был. Но теперь я свободен, как ветер, хе-хе. Поэтому, леди-пламя, не переживай. В обиду тебя не дам.

– Спасибо, – пробормотала я. – Хотя это меня настораживает.

Брови Лодина подскочили, он спросил с невинным лицом:

– Почему это?

– У тебя взгляд лукавый, – хмуро заметила я, потирая коленку, которую, видимо ушибла при падении.

Лицо ветра разгладилось, он облегченно выдохнул.

– Ах, это… Ну лукавый. И что? Я всегда такой. Ветреный. Но тебе не о чем беспокоиться. Мы родственники. Хотя жаль.

Он прищурился и подмигнул, явно рассчитывая, что меня это выведет или хотя бы смутит. Но я собрала все внутреннее пламя в кулак и выдавила улыбку. Потом спросила, все еще улыбаясь:

– Значит, с тобой я в безопасности?

– Насколько это от меня зависит, – согласился он. – Долго я еще с протянутой рукой буду стоять? Или сама встанешь?

Я отдула прядь со лба и, наконец, схватилась за его пальцы. Они оказались прохладными и крепкими. Лодин дернул на себя. И я взлетела на ноги. Он тут же отшагнул, лицо стало задумчивым, лоб напрягся, образовав две глубокие морщины, словно на секунду ему стало шестьдесят лет.

– Побудь здесь, – сказал он. – Я пока слетаю, посмотрю.

– Слушаюсь, о мой старший брат.

Черноволосый хмыкнул, с улыбкой качая головой. Колени подсогнулись, потом резко отпружинили, но вместо того, чтобы взмыть вверх, его тело с глухим шлепком рухнуло на землю.

– Что за… – выдохнул Ветер, у которого ветром быть почему-то не получилось. – Я не могу подняться!

– Как так? – не поверила я.

– Если б я знал, – огрызнулся он, а я отшатнулась, еще не привыкнув к быстрой перемене ветряного настроения.

Выждав пару мгновений, пока лицо Лодина вновь станет мирным, сочувствующе покачала головой и проговорила:

– Может, путь сквозь Вормхол исказил твою суть? Давай я попробую.

Он кивнул, хотя во взгляде мелькнула боль. А я напрягшись, послала в тело привычные сигналы. Внутри забегали огненные муравьи, щеки потеплели, но едва горячие мурашки достигли кожи, как все прекратилось, будто облили водой из проруби.

В груди ухнуло, словно ударили кувалдой, я в ужасе посмотрела на Лодина и прошептала:

– У меня тоже… Не могу вспыхнуть.

Он сказал упавшим голосом:

– Фарбус предупреждал. Похоже, это оно и есть. Под мир слишком плотный, и мы потеряли способности.

– Это не возможно! – в отчаянии крикнула я. – Огонь не может потерять способность гореть! Я чувствую, он во мне. Но почему-то не может выйти наружу.

Лодин посмотрел на квадратную бочку из железа, потом перевел в взгляд на решетку и проговорил:

– Да, воздух тоже во мне, но слабый и зажатый. Даже жутко. Словно я заперт сам в себе.

– У меня такое же чувство, – согласилась я, нервно сглатывая. – Что нам делать? Как без сил найти цветок? Лодин, как?

Внутри начала подниматься истерика. Стоило немалых усилий сдержать ее и не опозориться перед ветром, он же очень быстро взял себя в руки и сказал:

– Нам остается одно.

– Продолжать путь без сил? – неуверенно поинтересовалась я.

Он кивнул.

– Именно. Тем более, силы у нас есть. Просто теперь они внутри, а не снаружи. Придется учиться пользоваться тем, что есть, леди-пламя.

– Мне страшно… – прошептала я.

Лодин выпрямился и произнес почему-то весело:

– Не бойся. Я не дам тебя в обиду.

Я тяжело вздохнула, понимая, что предстоит провести неизвестно сколько времени без сил. В груди стало еще тяжелее, а в глазах защипало. Чтобы хоть как-то прийти в себя и отвлечься, я расправила края сорочки. Волосы тоже перекинула вперед, прикрывая все, что положено прикрывать, выходя на люди. Лодин одобрительно кивнул.

Затем мы осторожно двинулись вдоль каменной стены.

При каждом шаге босые ноги обдает холодом, чувство тревоги трепыхается в груди, как перепуганная птица, а когда оказались возле угла, меня охватила дрожь. Лодин заметил и попытался обнять за плечи, видимо решив, что замерзла. Я нервно скинула руку и обожгла его взглядом.

Он проговорил, косясь на угол, откуда доносятся непривычные громкие звуки:

– Просто хотел помочь.

– Лучше придумай, как вернуть нам силы, – буркнула я.

Черноволосый отозвался, тревожно вглядываясь вперед:

– Вернем, леди-пламя. Обязательно вернем.

Потом жестом приказал мне оставаться здесь, а сам на полупальцах направился к углу. Я наблюдала, как он удаляется, красиво поигрывая мышцами спины и думала, насколько мы близкие родственники. Но вспомнив его переменчивое поведение, решила, пусть лучше будет братом, который защищает, чем ветреным ловеласом, треплющим нервы.

Лодин остановился. Сюда слышно, как из-за угла что-то время от времени рычит и сигналит, кто-то бормочет, доносится ритмичный топот. Я пыталась представить, что за зверь может издавать такие звуки, но воображение тут же нарисовало огромных страшилищ.

Пришлось потрясти головой, выгоняя мысли и сосредоточиться на Лодине, который застыл у края и чего-то ждет.

– Давай, – подбодрила я. – Ты же у нас главный по защитам.

– Приходится, – пробормотал он.

Потом прижался спиной к стене и осторожно, словно опасается лучников, высунул нос.

Я видела, как расширились глаза, как раскрылся рот. Несколько мгновений он стоял неподвижно. Даже когда окликнула, остался стоять, как истукан.

Выждав еще немного, приблизилась сама.

Едва он заметил, что я рядом – резко прижал к стене и проговорил торопливо:

– Все гораздо серьезней, чем мы думали, леди-пламя. Смотри. Чудовища. Одни чудовища.

Осторожно, стараясь держать меня в тени, он позволил приблизиться к краю. Я высунулась и охнула.

По дороге, сделанной из того же монолитного камня, на который мы упали, несутся существа, похожие на гигантских жуков. У одних глаза круглые, у других – узкие, словно у пантер, готовых к прыжку. По краям дороги с обеих сторон бегут люди в странной одежде. Дома вокруг огромные, как замки, но уродливые и какие-то одинаковые, все из идеально ровного камня. На углах столбы с цветными огнями время от времени мигают, и чудовища, на дороге останавливаются.

Я присмотрелась к одному и увидела внутри человека. Он смотрит вперед и сжимает в пальцах что-то вроде кренделя или баранки.

– Это не чудовища, – выдохнула я.

Лодин вопросительно оглянулся, а я пояснила, указывая на дорогу:

– Говорю, это не чудовища. Вот эти рычащие штуки. Это повозки. Смотри, внутри люди.

Он присмотрелся, между бровей появилась морщина, словно это открытие его не обрадовало.

– Что за люди добровольно станут забираться в такое? – пробормотал он.

– Наверное, те же, – отозвалась я задумчиво, – что и запрягают лошадь. Видишь, какие они дикие? Погляди, женщины в исподнем ходят. Может у них лошадей не водится?

Лодин покосился на меня и проговорил с ухмылкой:

– Это ты про исподнее говоришь? Сама давно в зеркало смотрела?

Я ответила, вскинув подбородок:

– Моя исподнее – это жизненная необходимость. С огнем платьев не напасешься. И вообще, я хорошо одета. Видишь, даже волосы сорочку прикрывают. Все прилично.

– Ну да.

– И ты сам в портках. Так что молчи.

Мы замолчали и снова стали разглядывать бегущие по дороге повозки и людей в них. Один раз прокатилась повозка без крыши. Внутри юноша с короткой стрижкой и темных пластинках на глазах ритмично дергал головой, а из повозки доносился жуткий грохот.

Потом проехала большая белая повозка с крестом и цветными огнями сверху. Пронзительно визжа, она умчалась по дороге, заставляя другие повозки в спешке съезжать в стороны.

Прошло не меньше пяти минут прежде, чем Лодин предложил двигаться дальше.

– Нужно идти, леди-пламя, – сказал он, кривясь. – Фарбус говорил о запахе. Но тут такой смрад, что даже королевские розы не перебьют.

– У меня уже в носу свербит, – согласилась я.

– Придется потерпеть, – участливо произнес Лодин. – Понимаю, я ветер, приспосабливаюсь моментально. А ты, капризная. Но соберись. Ты же помнишь, зачем мы тут?

Я вздохнула.

– Забудешь тут…

Собравшись с духом, мы шагнули из-за угла и двинулись вперед.

Люди, бегущие по краям дороги таращились на нас так, словно мы какие-нибудь разбойники и конокрады, тыкали пальцами, а мужчины сально улыбались и присвистывали. В Звенящей Долине зевак тоже было достаточно, но никто не смел открыто выражать внимание потому, что знали – могу швырнуть огнем, и от них останется горстка пепла.

– Дикари, – пробубнила я, прижимаясь к черноволосому.

Тот идет, вскинув подбородок. Шутовские манеры куда-то делись, в глазах тревога, а тело напряжено так, что вот-вот распрямится струной и начнет крушить врага.

– Ты это видишь? – спросил он.

– Что?

– Присмотрись.

Я стала вглядываться в людей. Все хмурые, даже дети, которые либо вопят и дергают родителей за руки, либо дуют губы. Потом стала замечать, как вокруг некоторых прохожих что-то вроде облачек. Одни темные, у других посветлее, третьи вообще цветные. У облачных взгляды особо цепкие и пронзительные.

Я прошептала:

– Ведьмы…

– Каждая третья, – отозвался Лодин так же тихо.

– И чародейки, шептуньи, ворожеи, желчницы. Даже силовые вампиры…

Лодин прижал меня сильнее и проговорил напряженно:

– Какой-то ведьмин город. Не смотри на них. И так глазеют. Кажется, все из-за одежды. Мы слишком бросаемся в глаза. Нужен местный наряд.

– А если он сгорит? – спросила я, посылая злой взгляд мужику, который беззастенчиво на меня таращится.

Но тот только расплылся в глупой улыбке, а Лодин произнес:

– Не сгорит. Наши силы ушли вглубь.

– Как жаль, – отозвалась я угрюмо. – Иначе эти мерзавцы давно стали кучками золы.

– Какая страшная и опасная леди-пламя, – попытался пошутить черноволосый, но сейчас его слова прозвучали почти трагично. – Если тут столько ведьм, лучше не высовываться.

Слева за огромным окном заметила застывшие фигуры людей, наряженных так, будто эта одежда может сделать их живыми. Рядом дверь. Над ней надпись, вроде понятная, но будто написанная ребенком, причем левой рукой.

Я указала туда и проговорила:

– Смотри. Там наряды.

– Молодец, – похвалил он. – Идем и возьмем.

Мы вошли в широкое помещение, завешанное перекладинами, на которых плотно висит одежда, такая пестрая, что у меня даже в глазах зарябило. Людей не много, но те, кто есть, вытаращились на нас круглыми глазами, одна женщина даже рот открыла.

Девушка в короткой юбке и таким глубоким вырезом, что даже мне стало стыдно, подбежала к нам и быстро проговорила:

– Извините, сюда в таком виде нельзя.

Лодин посмотрел на нее сверху вниз, девушка кукольно улыбнулась и заморгала ресницами, такими огромными, каких в природе не бывает. Глаза ветра хитро сверкнули, улыбка стала шире, а взгляд остановился на бесстыжем декольте.

Я фыркнула, а Лодин произнес нарочно вежливо:

– Мы здесь именно за тем, чтобы изменить этот вид.

– Что простите? – не поняла девушка.

Лодин пояснил:

– Нам нужен наряд. Для меня и моей спутницы. Такой, чтобы ни у кого не возникло сомнений что мы здесь живем.

Лицо девицы моментально изменилось, губы растянулись в улыбке, а голос стал такой слащавый, что в воздухе почти запахло медом.

– Так вы хотите совершить покупку? – радостно произнесла она, видимо забыв, о нашем виде. – Вы туристы? Откуда приехали?

– Издалека, – уклончиво сказал черноволосый.

Девушка защебетала:

– Тогда вы зашли по адресу. У нас есть все, что нужно заграничному туристу. Вы, кстати прекрасно говорите, совсем без акцента.

– Эм… Спасибо, – пробормотал ветер.

– Одежду какого стиля предпочитаете вы и ваша жена? – поинтересовалась девица, окидывая меня хищным взглядом. Хотя улыбка стала шире.

Лодин покосился на меня через плечо и хмыкнул, а я сложила руки на груди и отвернулась, не желая наблюдать заигрывания бесстыдной подмирской девицы и ветреного Лодина.

Послышался его смешок, потом ветер проговорил:

– Жена? Нет. Это сестра. Родная по… гм… Наверное, отцу. Или матери. Но определенно сестра.

Девушка просияла, словно попала в мишень с двухсот шагов. Она потащила нас к каким-то перекладинам с вещами, произнося какие-то названия и слова, с таким воодушевлением, что, видимо, должны были сразу проникнуться. Мы с Лодином лишь переглядывались.

Потом стала прикладывать разные наряды то ко мне, то к нему. Наконец, всучила обоим по куче вещей и отправила в крошечные комнатки за шторками.

– Я положила вам платье, – произнесла она вдогонку. – Под ваши огненные волосы будет в самый раз.

Радуясь, что удалось хоть не на долго отделаться от обоих, я закрыла шторку. На одной стене в комнатке обнаружила зеркало во весь рост и простонала. Из-за стекла на меня смотрит невысокая девушка с длинными рыжими волосами, лицо и сорочка перепачкано то ли сажей, то ли пылью, в руках охапка вещей, а взгляд, как у перепуганного котенка.

Пока приглядывалась к отражению, в глубине стекла мелькнуло взбешенное лицо огнекрылого.

Я отшатнулась, внутри все заклокотало потому, что никогда не видела себя такой жалкой и беспомощной.

– Тебя там не может быть, – прошептала я.

Фигура огнекрылого перестала мельтешить и застыла, не сводя с меня пламенного взгляда. Губы зашевелились, а до меня долетели тихие, но разборчивые слова:

– Агата…. Что ты сделала?

– О нет, – прошептала я, представляя, как огромная рука Ферала вылезает из зеркала, хватает меня и утаскивает в пылающий мир.

Но тот, видимо, не может пройти стеклянный барьер и продолжает прожигать меня огненным взглядом.

– Я найду тебя. Агата… Ты моя…

– Не найдешь, – сдавленно проговорила я и зажмурилась. – Не найдешь. Я в другом мире. Их сотни тысяч, ты не сможешь попасть и в половину.

Лишь спустя пару минут смогла взять себя в руки и открыть глаза. Зеркало вновь стало нормальным, а я в отражении все такая же всклоченная и перепачканная.

Бросив вещи на круглый стульчик в углу, я облегченно вздохнула и вытерла лоб.

Большинство нарядов оказались ужасными. Девица надавала мне штанов и исподнего, которое зачем-то подвязано поясом. Были юбки, похожие на ту, в какую одета она сама, а еще сорочки длиной лишь до пояса.

Порывшись в этом непотребстве, все же нашла относительно годный наряд. Красное платье до колен. Когда натянула поверх сорочки и подвязала поясом, оказалось очень недурно. Аккуратная горловинка, рукава по локоть и изящно подчеркнутая талия. Волосы перевязала в пучок на затылке веревочкой, которую вытянула из юбки.

Когда вышла из комнатки, Лодин уже переоделся и сидит на стуле со скучающим видом. На нем почти такие же портки, как были, только из жесткого синего материала, и рубашка без пуговиц с короткими рукавами.

– Наконец-то, – проговорил он, заметив меня. – Я начал засыпать.

– Не то ты говоришь, у видев девушку в новом платье, – пробурчала я.

Он окинул критичный взглядом мой наряд, потом произнес:

– Платье удачное. Теперь совсем, как местные.

– Лодин, – начала я неуверенно, – там…

Лицо ветра моментально посерьезнело, он подался вперед и спросил:

– Что?

– Ферал.

Лодин вытаращил глаза.

– Где? – выдохнул он неверяще.

Я указала на комнатку, из которой вышла и произнесла:

– Там. В зеркале. Он видел меня и пытался говорить. Сказал, что найдет.

Плечи ветра расслабились, он облегченно выдохнул.

– Фух. Напугала. Я уж решил, он, и правда, как-то смог сюда перебраться. Не переживай. Без Фарбуса ни одно существо не сможет пересечь границу миров. Если мы вернем цветок, естественно. А вот если не вернем…

Он демонстративно провел большим пальцем по шее и закатил глаза. Я попыталась засмеяться, но перед глазами все еще лицо огнекрылого, и получилось что-то вроде стона умирающего.

Девица подбежала к нам, вся легкая и воодушевленная, улыбка стала широкой, видно почти все зубы.

Она прощебетала, все так же улыбаясь:

– Платить будете картой или наличными?

Мы с Лодином переглянулись. Едва успела сообразить, что к чему, как черноволосый ответил:

– Милая барышня, ты, видимо хочешь золота. У нас его нет. Но мы можем отработать эти наряды.

На последней фразе он сделал акцент и подмигнул. Но улыбка девушки моментально погасла, в глазах заблестели искры, а лицо стало строгим, как у королевского советника.

Она произнесла с расстановкой:

– У нас так не положено.

– Тогда мы отдадим долг твоей лавке в следующий раз, – сказал Лодин, разворачиваясь и увлекая меня за собой.

Девушка выдохнула.

– Вы куда?!

– По очень срочному делу, – отозвался черноволосый, направляясь к выходу.

Но девица простучала каблуками и перегородила путь, глядя так гневно, что мы должны были испепелиться на месте.

– Нужно заплатить, – сказала она с нажимом. – Либо отдавайте товар.

– Но как мы пойдем без одежды? – удивился черноволосый.

Губы девушки искривились, она произнесла едко:

– До этого же как-то шли.

– Шли, – согласился ветер. – А теперь не можем. Никак не можем. Понимаешь?

Лицо девицы потемнело, она уперла кулака в бока и сказала:

– Я понимаю. Очень хорошо понимаю. Таких наглых воров еще не встречала.

– Мы не воры! – не удержалась я.

Девица ошпарила меня взглядом, с каким тигрица могла бы защищать потомство, потом прокричала в сторону:

– Николай! Иди сюда! У нас тут нарушители. Задержи, а я вызову полицию.

Из-за угла с надписью «охрана» появился мужик, ростом не меньше двух метров. В плечах как два Лодина, а лицо злее, чем у огнекрылого в момент ярости.

Он широкими шагами приблизился к нам и навис горой. Девушка, которая и так не отличается ростом, показалась совсем крошечной, да и я ощутила себя не лучше.

Мужик грозно посмотрел на нас и прогудел:

– Эти?

Девушка быстро закивала.

– Они самые. Придержи их, а я скоро.

Цокая каблуками, как подкованная лошадь, она куда-то убежала, а Николай опустил нам на плечи ладони, напоминающие лопаты и проговорил:

– Ну шо, дебоширы, пошли.

Лодин дернулся в сторону, попытался вывернуться, но Николай сжал пальцы, черноволосый поморщился и с ненавистью посмотрел на него.

– Вы совершаете большую ошибку, – проговорил Лодин тихо, но четко.

Мужик глухо усмехнулся.

– Угу. Ошибку. Давай-давай, топай.

Нас отвели в небольшую комнатку за стеной, увешанной пестрыми платьями и шляпками странной формы. В комнатке оказалось всего два стула, стол с недоеденным супом и кружкой какого-то варева.

Николай указал мне на стул, а Лодина толкнул вперед.

– Сэдэть тута. Тико попробуйте высунуться.

Потом закрыл дверь, послышался звук замка, и мы снова остались вдвоем.

– Ну у него и говорок, – процедил Лодин. – Подмирский…

В комнатке душно, воздухоотводов нет, лишь под самым потолком крошечное окошко, из которого доносятся звуки лавки. Пахнет подгоревшей пищей и чем-то непонятным.

Лодин сидит непривычно хмурый, брови сдвинуты, а взгляд уперся в пол, будто там можно найти ответы. Идеальное лицо, которое несколько минут назад было юношеским, превратилось в угрюмую физиономию разбойника, видавшего жизнь.

Я пару мгновений думала, как подбодрить, потом сказала:

– Ты ничего не мог сделать. Он слишком большой, а мы лишены силы.

– Не мог, – сквозь зубы проговорил ветер. – Будь я собой, мы бы тут не оказались. Мы бы поднялись на самый верх, где эти безумцы нас не достанут. И полетели бы на крыльях ветра.

Внутри шевельнулась обида.

– Можно подумать, – произнесла я. – Если бы у меня были силы, я бы тоже не переживала. А теперь нас посадили в темницу.

– И мы все еще не знаем, где искать цветок.

– Вот именно, – согласилась я, все больше закипая. – А я рискую не только миром, но еще и Звенящей Долиной.

Он хмыкнул мрачно.

– Если не будет Трехмирья, то глупо думать о какой-то Долине.

– Не смей так говорить!

Внутри тайно надеялась, что такой гнев поможет высвободить мою пламенную суть. Но вся злость носится по венам, а когда достигает кожи – словно ударяется и уходит обратно.

Лодин скрипнул зубами и посмотрел на дверь. Я догадалась, о чем он думает и сказала:

– Не получится. Даже если вышибешь дверь, этот Николай наверняка стережет с обратной стороны.

– Дикари, – процедил черноволосый.

Мы замолчали. Каждый погрузился в размышления. Я представляла, как возвращаюсь обратно, как огонь, родной и теплый, окутывает меня и ласкает кожу, больше нет ни Подмира, ни огнекрылых, ни Вормхола… Ни даже сына пастуха, который в головой окунул в суровую реальность и в рассыпал в пыль мечты о бесконечной любви.

Потом сквозь окошко под потолком долетели голоса. Девичий что-то объяснял. А мужские серьезно спрашивали. Через пару мгновений раздались шаги, замок чиркнул, а когда открылась дверь, перед нами возникли трое мужчин, одетых в темные наряды. У каждого на голове шляпа с гербом, на наряде тоже какие-то гербы и нашивки.

Тот, что стоит ближе всех произнес почему-то весело:

– Что тут у нас? Эти?

Он кивнул на нас и посмотрел в сторону, где, видимо стоит девица. Оттуда донесся ее голос:

– Они. Не хотят платить.

Мужчина посмотрел на Лодина, потом перевел взгляд на меня и все так же весело спросил:

– Ну? И почему не хотите платить?

Черноволосый поднялся, на что мужчины в одинаковых одеждах дернулись и потянулись к поясам. Но, видя, что мой спутник больше не двигается, опустили.

Лодин проговорил:

– Это не правда. Мы готовы оплатить, как можем. Но девушке видимо, нужно золото.

Мужчина хохотнул и покосился на девицу:

– Золото?

Та затараторила:

– Какое золото? Что за ерунда? Мы его даже не принимаем. Все стандартно – карты, наличные, бесконтактная оплата. А они какую-то ересь заладили. И вообще, заявились сюда в неприличном виде. Девушка вообще в ночнушке, лицо раскрашено под боди-арт, в черное. Думала, какие-нибудь ролевики. А они красть…

Лодин проговорил возмущенно:

– Мы ничего не крали. А готовы были отработать одеяния, которые взяли.

Брови веселого мужчины поднялись, он хмыкнул и сказал, обращаясь к остальным:

– Видали, готовы? Ну и прекрасно. Забираем этих.

Мужчины, которые, по всей видимости, его помощники, быстро прошли в комнатку. Лодин сжал челюсти, но взглядом приказал мне не противиться и выполнять, что прикажут.

Под пристальным вниманием Николая и девицы нас повели к выходу. Когда оказались у самых дверей, девица процокала каблуками и остановилась возле веселого мужчины с тревожным лицом.

– Куда? – выдохнула она. – А платить?

– Разберемся, – отозвался мужчина чуть менее весело.

Девушка попыталась снова.

– Но они в нашей одежде. Что я скажу начальству?

Веселый мужчина быстро становился не веселым. Улыбка с лица исчезла, а на лбу появились морщины.

– Скажите, полиция разбирается, – произнес он. – Или предлагаете в белье их в участок везти?

– Но они же до этого так ходили.

– А теперь не положено. Не положено говорю.

С этими словами нас вывели из лавки. Перед дверью оказалась большая повозка бело-синего раскраса, на крыше цветные сияния. Один из мужчин прошел вперед, открыв дверку, двое других затолкали нас внутрь, потом сели сами. Веселый мужчина сел вперед и схватился за баранку.

Из-за угла вывернули трое, тоже в одинаковых нарядах, и подошли к телеге. В черных папахах с красными рукавами, на голове шапки, похожие на ведра, но кудрявые, словно сделаны из бараньего меха.

– Добре, други! – отсалютовал один из них. – Разбойныкыв впиймалы?1

Вселый закивал и помахал им.

– Да, работаем.

– Мы тоже робым,2 – отозвались мужчины в шапках и пошли дальше по улице.

Когда телега загудела, завибрировала, а потом покатилась, будто ее тянет четверка лошадей, внутри все замерло. Я нервно сглотнула и уставилась в окно, где дома поплыли сначала плавно, потом все быстрей, и через несколько мгновений поняла – ни одна лошадиная упряжка не может разогнаться до такой скорости, тем более, быстро.

Ехали молча. Лодин косился на наших пленителей, видимо размышляя, как улизнуть, а я мечтала оказаться дома, в избе у очага, но без Ферала и обязательств, которые на меня свалились.

Мы несколько раз поворачивали, два раза останавливались, а когда телега замерла и перестала гудеть, люди вышли и вытащили нас.

– Где мы? – спросила я Лодина.

Веселый мужчина услышал и ответил вместо него:

– Полицейский участок северного округа. Можете один раз позвонить. А то знаю вас, сейчас начнете требовать телефон адвоката и молотый кофе.

Мы переглянулись, Лодин сказал:

– Я вас не понимаю.

– Это ничего, – проговорил веселый. – Сейчас начнем разбираться, и будет все понятно, все ясно.

Он стал подниматься по ступенькам, остальные настойчиво потолкали нас следом. Когда поднялись, впереди оказалась широкая деревянная дверь с двумя створками. Веселый толкнул, и нас провели внутрь.

Там оказалось шумно. Туда-сюда шныряет народ, раздаются сигналы, кто-то кричит, все в одинаковых нарядах.

Веселый указал на стулья, соединенные друг с другом железными досками, будто кто-то мог украсть, и сказал:

– Ждите тут. Когда дойдет до вас, тогда и поговорим. А сейчас не мешайте и даже не пытайтесь улизнуть. Вы в полицейском участке.

Он и его спутники разошлись и сели за столы, а мы с ужасом наблюдали за суетой и хаосом, который творится в комнате.

Пар раз мимо пробегала женщина с туго стянутыми волосами, она громко ругалась в прямоугольную пластинку, прижатую к уху. Вообще такая пластинка была у каждого. Время от времени они прижимают ее к уху, но чаще просто смотрят на нее, потом убирают в карман.

Я прошептала:

– Фарбус предупреждал, Подмир страшное место. Но не думала, что на столько. Почему они кричат в эти пластинки.

– Возможно это какие-то магические артефакты, – предположил Лодин.

– Но Фарбус сказал, в Подмире нет магии. Он слишком плотный для нее.

Лодин поморщился и проговорил:

– Фарбус никогда не покидал хранилища. Откуда ему знать?

– Но он же смотритель.

– И что? – удивился ветер. – Думаешь, если бы я строго следовал его инструкциям, у меня бы получилось выкрасть тебя прямо из рук огнекрылого? Фарбус очень мудр, но о мирах знает только то, что позволяет его пост.

Я задумалась. Если до этого задача была более-менее понятной, то теперь в голове снова каша, а в груди в который раз за сегодня страх.

– Значит, попасть в лапы к этим одинаковым входило в твои планы? – поинтересовалась я.

– Конечно, – невозмутимо ответил ветер. – Нам нужно было выбраться из той лавки, подальше от медведя-Николая. Заметь, это блестяще удалось.

Я буркнула:

– Заметила. Да только мы теперь в другом плену.

– Не торопись, – посоветовал Лодин. – Ветер, знаешь ли, часто меняется. Нужно просто дождаться и поймать поток.

– Это ты ветер, – проговорила я, косясь на его идеально вылепленный подбородок, который вновь стал юношеским, а взгляд цепким и шутовским. – А я огонь. Мне условия нужны. Я так быстро меняться не умею.

– Ничего, я помогу. Раздую жар посильнее, если понадобится.

– Утешил, – сказала я, качая головой.

Чтобы отвлечься от тревоги и дать Лодину спокойно подумать, как вытащить нас из плена, стала разглядывать помещение.

Помимо одинаково одетых людей, были еще другие. Они, как и мы, сидят у стен на стульях. Лица угрюмые, один все время дергает ногой, притопывая пяткой. В самом углу щуплый парень, одетый в серый балахон на несколько размеров больше него. Взгляд такой, словно не замечает происходящего, а люди для него не больше назойливых мух.

Потом привели еще одного человека – большого и белокурого. Такие лучше всего справляются с плугом и сохой потому, что обладают не дюжей силой. Видимо, поэтому на запястьях блестят металлические браслеты, наподобие кандалов, только маленькие.

Когда проводили мимо, он посмотрел на меня, будто готов сожрать на месте, и жутковато улыбнулся.

Я прижалась к Лодину, тот покосился на меня и спросил:

– Ты чего? Не забывай, мы родственники. Так что…

– Тебе бы все шутить, – отозвалась я.

– А почему нет? – удивился он. – Смех жизнь продлевает. Ну, чего жмешься?

– Вон тот, – сказала я, кивая на громилу, – страшно смотрит.

Ветер оглядел его хмуро.

– Мда. Действительно. Дай мне еще пару минут. Скоро ветер переменится…

Пока он изучал ветряные потоки или что-то там, щуплый парень в углу поднял голову и почему-то посмотрел прямо на меня. Я поспешно отвела взгляд, надеясь, что потеряет ко мне интерес, но когда украдкой на него взглянула, парень все еще сверлил меня взглядом.

Тем временем громилу усадили за дальний стол перед веселым мужчиной и принялись о чем-то расспрашивать. Тот отвечал нехотя, хмурил брови и скалился, как голодный волк.

Когда веселый отвернулся, громила вдруг вскочил и выхватил у него из-за пояса черный изогнутый предмет.

– Всем не двигаться! – прогудел он густым басом. – Не двигаться я сказал!

Люди в одинаковой одежде застыли, щуплый с интересом уставился на громилу, а Лодин забегал взглядом.

– Вот ветер и поменялся, – пробормотал он.

Громила снова закричал:

– Всем отойти! Вы пожалеете, что связались со мной!

Пятясь, он стал медленно продвигаться к выходу. В этот момент один из людей, что стоял ближе всех напрыгнул на него со спины, пытаясь выхватить изогнутый предмет. Другие люди тоже кинулись на громилу, завязалась драка.

Лодин схватил меня за руку и вскочил:

– Сейчас! – скомандовал он.

Как перепуганные кролики, мы метнулись к двери. Оказавшись на улице, помчались через три ступеньки вниз. Лодин тащил меня, подбадривая и дергая, чтобы быстрее шевелила ногами.

Здание пленителей осталось позади, а мы все еще бежали, заставляя прохожих расступаться с недовольными криками. Впереди через дорогу показались двое людей в одинаковой одежде.

– Смотри! – вскрикнула я. – Это их сообщники!

Лодин резко затормозил.

– Проклятье! – выругался он.

В этот момент перед нами остановилась серая телега, окно открылось, из нее высунулась голова щуплого парня.

– Садитесь, – приказал он.

Не долго думая, мы метнулись к задней дверце. Лодин моментально разобрался с ее механизмом, и через пару секунд серая телега уносила нас в неизвестном направлении.

1«Добре, други! – отсалютовал один из них. – Разбойныкыв впиймалы?» – Приветствую, друзья! – отсалютовал один из них. – Разбойников поймали?

2«Мы тоже робым» – мы тоже работаем.

Глава 4

Я смотрела на мелькающие в окне дома и думала о том, какая магия заставляет повозку двигаться самостоятельно, да еще с такой скоростью. Потом вспомнила, это Подмир, магии тут быть не может, и решила непременно узнать, как может действовать то, что действовать не может.

Мы с Лодином сидим на заднем сидении, черноволосый напряжен, сосредоточен и совсем не похож на шута, каким был в хранилище. Я хмыкнула. Ветер переменчив. Только что дул веселый легкий бриз, а через пять минут налетит шквал, раскидает телеги с сеном, посрывает крыши с домов.

На переднем кресле щуплый парень, который при ближнем рассмотрении не такой уж и щуплый. Если бы не заостренные черты лица и безразмерный балахон, который делает фигуру непонятной, можно было бы назвать симпатичным.

Сижу чуть по диагонали, поэтому вижу лишь часть лица. На щеках однодневная щетина, нос прямой, губы тонкие и плотно сжатые. Парень смотрит вперед, иногда поворачивая голову, тогда мне видно глаза цвета стали, задумчивые и внимательные.

– Я Фил, – сказал он не оборачиваясь. – Вообще Филлип, но так даже родители не называют.

Снова повисло молчание, которое прервал Лодин. Он спросил:

– Почему ты нам помогаешь?

Фил ткнул на цветную пластинку рядом с правой ногой, по телеге растеклась музыка, какой прежде не слышала. Словно сотни невидимых трубадуров играют на волшебных инструментах.

Я выдохнула восторженно:

– Что это?

Фил бросил небрежно:

– Станция «Инструментальная классика». В машине только это ловит. Хотя другого не слушаю. Классика на мозги хорошо влияет. А я люблю, когда мозги работают.

Мы с Лодином переглянулись, он повторил:

– Почему ты нам помогаешь?

– Да так, – произнес Фил, вертя баранку телеги и заставляя ее поворачивать направо. – По пути было. Видел, как вы улепетывали под шумок из отделения. Я, к стати, был занят тем же. Только у меня машина припаркована была. А у вас, как вижу, нет. Ну?

– Что «ну»? – не понял Лодин.

– За что вас? – пояснил Фил.

– А тебя за что? – вопросом на вопрос ответил ветер.

Губы Фила поползли в стороны, я решила, что улыбка ему идет, но все-таки подмирец не в моем вкусе из-за слишком острых черт и длинного подбородка.

– Подумали, что я украл данные с серверов одной компании.

– Ты разбойник? – спросил ветер.

Фил даже оглянулся, взгляд стал внимательным, а глаза прищурились. Он изучал Лодина, пока проезжающая мимо телега не загудела протяжно и неприятно. Тогда он резко развернулся, выравнивая баранку и сказал:

– Я не разбойник, а исследователь. Если бы у них на меня что-то было, они скорее всего, завербовали бы куда-нибудь. Я ничего не беру и ничего никуда не сливаю. Считайте это любознательным спортом.

Брови Лодина сдвинулись. Как и я, он ничего не понял, но видимо решил держать с этим Филом ухо в остро. Мне же он показался не опасным и, наверное, очень умным, раз может управлять такой телегой.

Откуда-то раздался мелодичный звук, я завертела головой, Лодин одернул меня и посмотрел строго, мол, не выдай нас своим невежеством. Пришлось замереть, ожидая, что источник звука сам проявит себя.

Фил ткнул на блестящую пластинку и поднес к уху.

– Да, – громко сказал он, перекрикивая волшебных трубадуров, которых назвал «станция инструментальная классика». – Еще два сервера? Вы там совсем обалдели? Я сутки поднимал предыдущий.

Я осторожно наклонилась к Лодину и спросила шепотом:

– С кем он говорит?

– Не знаю, – ответил он не оборачиваясь таким же шепотом. – Но если бы хотел нас убить, мы бы об этом уже знали.

Фил тем временем продолжал вещать, одной рукой время от времени поправляя баранку:

– Нет, погодите. Мы договаривались на один сервер в месяц. Остальное оплачивается по двойному тарифу… Нет, ночью не поеду… Что?.. Нет, я ночью тоже сплю.

Он оглянулся и бросил через плечо, виновато сдвигая плечами:

– Извините. Это с работы, так сказать. У них сервер грохнулся.

Потом снова развернулся, выравнивая телегу и продолжил говорить с невидимым собеседником:

– А вы мне не угрожайте, а то на удаленное администрирование уйду… Чего? Ну знаете, у меня своя резервная копия есть. Все-все, приеду, как будет время.

Он скользнул пальцем по пластинке и сунул ее в карман. Очень хотелось спросить, что это, с кем он говорил, и что все это значило, но взгляд Лодина заставил сидеть молча.

Фил снова повернул повозку, и мы выехали на широкую дорогу, где носятся телеги разных размеров и цветов. Иногда проезжают размером с дом, но встречаются и маленькие, еле один человек помещается.

Наша телега выехала к самому левому краю и помчалась, как сотни запряженных лошадей.

Я вжалась в сидение и вцепилась в ручку на двери. Она оказалась странной на ощупь, словно сделана из застывшего масла. Лодин заметил испуг и положил прохладную ладонь мне на пальцы. В этот раз скидывать не стала, в душе радуясь, что могучий ветряной родственник со мной.

Фила, похоже, скорость телеги вообще не волновала. Сидит расслабленный, откинувшись на спинку, правая рука на каком-то рычаге, левая повисла на нижней части баранки.

– Ну так что? – спросил он. – Хоть расскажите, кому помогаю. Кто вы, где вас высадить?

Я неожиданно даже для себя проговорила:

– Меня зовут Агата, я огонь. А это Лодин, он ветер.

Фил покосился на нас и присвистнул.

– Ролевики? – спросил он, потом сам же ответил: – Ролевиков-то за что в полицю? Вы же безобидные. Или нет? Что натворили?

– Мы ничего не творили, – произнесла я, чуть осмелев. – Просто чтобы найти цветок, нам нужна была одежда…

Лодин пнул меня в бок, я ойкнула и сердито посмотрела на него. Взгляд ветра потемнел, в глазах словно буря поднялась, и я поняла – внутри него заперт настоящий ураган.

Поежившись, замолчала и опустила взгляд в пол, где на ковриках из странного материла рассыпаны хлебные крошки.

Фила, похоже, мой рассказ не удивил. Он понимающе кивает и цокает языком. Спустя пару минут проговорил:

– Я раньше тоже занимался всяким таким. Костюмы там, сценарии. Выезжали за город и разыгрывали сцены из фильмов. Но потом как-то поднадоело. Тем более, я люблю качественную работу, а мой ролевой клуб как-то… Ну, в общем, просто наряжались во что попало и думали, они эльфы. Халтура в общем. Вот косплееры и реконструкторы – это да.

– Ролевики… – повторила я, размышляя над значением слова.

Фил снова кивнул.

– Ага. Но я уже не стал заниматься ни тем, ни другим. Когда понял, что можно зарабатывать мозгами, полностью ушел в, гм, свое дело. Ну и по старой дружбе помогаю то там, то тут.

Лодин сверлил затылок Фила, словно надеялся высмотреть его потаенные мысли, подловить на чем-то, но тот непринужденно управляет телегой и поглядывает по сторонам.

– Куда ты нас везешь? – спросил Лодин.

– А куда вам надо?

Черноволосый быстро глянул на меня, я пожала плечами. Тогда он произнес:

– Расскажи нам об… этом поселении.

Фил впечатленно выдохнул.

– Так, – сказал он, – а вот это уже любопытно. Вы не местные. И, судя по вашим круглым глазам, прибыли издалека. Прям очень. Где остановились?

– Пока нигде, – ответил Лодин.

– Зато успели побывать в полицейском отделении, – усмехнулся Фил. – Молодцы, ловко. За вами никакой интерпол не гоняется случайно? А то везу, на свой страх и риск.

Боясь, что единственный помощник в этом безумном мире может нас прогнать, я подалась вперед, схватившись за спинку переднего сидения и проговорила быстро:

– Честное слово, мы не знаем, кто такой интерпол. Мы никогда его не видели и не ссорились с ним.

Фил снова оглянулся на нас, на этот раз озадаченно. В глазах непонимание и настороженность, словно и впрямь размышляет, не высадить ли нас прямо тут, среди множества телег.

– Не знаете интерпол? – проговорил он с сомнением. – Это хорошо, что не знаете. Нечего его знать…

Потом повернул баранку направо, телега прижалась к правой стороне, потом свернула и поехала по кругу вниз. Через некоторое время дорога вновь пошла прямо, по краям стены деревьев, я на секунду почувствовала себя дома, где бескрайние леса, голубое небо и золотистое солнце.

Другие телеги исчезли, и мы мчимся по вечерней дороге куда-то вдаль. Я украдкой поглядываю на Лодина и на Фила. Если первый делает вид, что спокоен, хотя в глазах мелькают маленькие вихри, то второй напряжен и, время от времени, косится в зеркало под потолком.

Несколько минут ехали молча, погруженные в музыку невидимых трубадуров, потом они стали хрипеть, а затем вовсе превратились в шипение. Фил ткнул куда-то и в телеге стало тихо. Только небольшой гул колес и вибрация снаружи.

Он спросил, хмуря брови:

– Все-таки, откуда вы?

На этот раз ответил Лодин, который быстрее приспосабливается к условиям, как и положено воздуху:

– Из очень далекой страны.

– Такой далекой, – уточнил Фил, – что даже не называешь?

Лодин нарочно пожал плечами.

– Она так далека и так неизвестна, что название тебе ни о чем не скажет, – произнес он. – Но могу заверить, твой интерпол туда ни разу не приезжал.

Фил охнул и поплевал через плечо.

– Радуйся, – сказал он. – Уж лучше вообще о них ничего не знать. Хотя тут своих хватает… Так. Ну хорошо. Вы приехали из какой-то дыры. Извините, не обижайтесь. Попали в лапы полиции. За что?

Я вздохнула и произнесла тихо:

– Из-за одежды.

– Одежды? – не понял Фил.

Лодин строго посмотрел на меня, а сам проговорил:

– Девица не захотела брать нашу плату и вызвала стражей закона. А они затолкали нас в ту телегу и привезли в… сам знаешь куда.

Фил кивнул.

– Знаю. И понимаю. Не стали принимать вашу валюту. Надо было с начала в обменник, там поменяли бы на наши деньги.

Я пробурчала:

– Не уверенна, что это вообще возможно.

– Ну не с золотом же вы приехали, – усмехнулся Фил. – Хотя даже если с золотом. Его в любом банке можно продать и получить свое. Только нужны документы. Иначе решат, что краденое.

На пустой дороге машина набирает скорость, деревья мелькают быстро, даже не успеваю понять, дубы или клены. К движению немного привыкла и уже не вжимаюсь в сидение, но пальцы все еще сжаты на ручке.

Солнце серебрится на блестящем носу телеги, и Фил щурится, как кошка на пороге в летний вечер. Когда приоткрыл окно, в щель ворвалась тугая струя воздуха. Волосы Лодина затрепыхались, он блаженно закрыл глаза, словно вот-вот растворится в родной стихии. Но вместо того, чтобы стать прозрачным, как в хранилище, и взлететь на облачке, лишь выпустил из носа голубоватый вихрь. Тот ударился в спинку сидения и растворился.

Фил снова достал прямоугольную пластинку и стал что-то в ней тыкать, а я потерла зудящую шею и шепнула Лодину:

– Не получается? Ветром стать не получается?

Черноволосый покачал головой.

– Нет, – ответил он таким же шепотом. – Я чувствую, как внутри меня бушуют ветра, словно я пустая оболочка. Но они не могут вырваться на свободу.

– Понимаю… – отозвалась я. – Что нам делать? Этому Филу можно доверять?

– Не знаю. Это Подмир. Тут может произойти что угодно. Но нам нужен кто-то, кто сможет провести по нему. Здесь все не так, как у нас. Они даже говорят странно. Слова знакомые, но смысла нет.

– И что? – спросила я снова. – Мы ему расскажем?

Черноволосый поморщился, словно ему наступили на пальцы. По лицу, вижу, Фил ему не очень нравится, но все, кого мы встречали до этого, были еще хуже. А проводник в Подмире действительно нужен.

Лодин сделал глубокий вдох и произнес:

– Ты слышал о Трехмирье?

Фил отозвался, все еще тыкая пальцем в пластинку, из-за чего на дорогу смотрит урывками:

– Это РПГ или стратегия?

Мы переглянулись в очередной раз.

– Думаю, ни то и ни другое, – с сомнением произнес Лодин.

– Тогда не играл, – сообщил Фил. – Я сейчас вообще меньше играю. Раньше мог сутками из дома не выходить. Качал персов, одевал. Сами понимаете. А теперь… тоже могу не выходить, но по другой причине. Так что за игрушка?

– Игрушка? – не понял черноволосый.

Я подсказала шепотом:

– Наверное, он решил, что это какая-то забава. Что Трехмирье, это забава, игра.

– Ах вот оно что, – пробормотал Лодин, и уже громче произнес: – Нет, это не забава и не игра. Трехмирье это… Мир.

– Ну, все игры, это мир, – согласился Фил. – Разработчики стараются так все расписать, проработать, что ух!

Лодин прочистил горло, явно недовольный выводами подмирца, и сказал:

– Никаких разработчиков и игр, Фил. Кода я сказал «мир», я имел ввиду такой же мир, как ваш, только другой.

Фил покосился через плечо, забыв об управлении телегой и прямоугольной пластинке. Даже не знаю, как без лошади повозка умудрилась ехать прямо.

Потом снова обернулся к дороге и проговорил озабоченно:

– Вы, случайно, веществ не употребляете в своей далекой стране?

– Не понимаю тебя, – хмуро отозвался ветер.

– Ну, – попытался пояснить подмирец. – Чего-то, от чего могут привидеться всякие сказки. Трехмирье какое-нибудь или другая ерунда.

Внутри все закипело. В груди словно растеклась лава, и если бы мы были дома, запустила бы в этого Фила огненный шар потому, что начала терять терпение.

Я проговорила громко, чувствуя, как на языке пляшут частицы пламени:

– Трехмирье не сказка и не ерунда! Это наш дом!

– Он случайно не огорожен железным забором с током по периметру? – опасливо поинтересовался Фил. – А внутри не ходят люди в белых халатах?

По венам потекло раскаленное пламя, но ударившись о кожу, обиженно уползло обратно вглубь.

– Слушай, мы плохо понимаем твою речь, – проговорила я. – Но нам нужна помощь в этом безумном мире. Помощь, понимаешь? Мы посланы сюда с задачей. И если не выполним ее, может случиться большая беда.

Фил уже смотрел на нас, как на ненормальных, глаза округлились, и без того тонкие губы сжались, образовав едва заметную полоску.

– Вот так и помогая людям, – пробормотал он.

Я не отступала.

– Ты должен нам помочь! Должен! Нужно найти цветок и забрать его отсюда. Лодин – ветер. Настоящий. А я – огонь. А это безумный Подмир, откуда может грозить страшная опасность.

Фил побледнел. Но почему-то кажется, не от осознания возможной опасности. Он нервно косится на меня, на Лодина поглядывает в маленькое зеркало под потолком, а машина все набирает скорость.

Фил быстро глянул в пластинку, в этот момент дорога забрала в право, а когда поднял голову, машина уже летела с обочины по траве.

Я закричала и растопырила руки, Лодин схватил меня и прижал к себе, умудряясь чудесным образом балансировать между потолком и сидением. Но когда телегу перевернуло и завертело, его руки разжались и меня снова стало швырять по повозке. Потом послышался звук разбиваемого стекла. Фил вылетел в боковое окно. Затем оторвалась дверца со стороны Лодина и его будто высосало из повозки. А меня продолжало крутить, как в молотилке.

Перед глазами проносилась вся жизнь. Мама, походы в лес, разжигание костров на праздник весны, пастуший сын и его выбор не в мою пользу. Даже верховный маг с огнекрылым. В груди страшно ухает и жжет, будто там расплавленная глыба, которая не может найти выход. Сквозь зум в ушах слышу собственные крики, а перед глазами мутная круговерть.

Время от времени, смазанная и размытая, в воздухе появляется физиономия Ферала. Кажется, он меня видит и перепуган так, что глаза превратились в плошки.

Откуда-то донеслось:

– Не смей погибать! Ты моя!

– Т-тебя только не хвата-ало-о! – прокричала я, пытаясь растопырить конечности, чтобы не швыряло на стены.

Когда телега остановилась, я с вытаращенными глазами застыла, пытаясь понять, жива ли, или уже попала в Верхний мир. Видение Ферала исчезло.

Попробовала пошевелиться, но ногу пронзила острая боль, будто ее жевал дракон.

Попыталась отодвинуть прижавшее ее сидение и заметила, как впереди в выемке рядом с рычагом плавится что-то маленькое и прямоугольное. Оно быстро сморщилось, когда поверхность пошла дырами, телега наполнилась резковатым запахом, затем накидка сидения вспыхнула.

Я охнула от неожиданности. Несмотря на то, что огонь моя суть, дышать чем-то едким стало трудно, словно горит не привычное дерево или солома, а нечто демоническое.

Когда оглянулась, в оторванную дверь увидела Фила, быстро хромающего к телеге, и Лодина. Он держится за бок, но тоже торопится к повозке.

– Вылезай! – закричал Фил, размахивая руками. – Машина горит!

– Я заметила, – буркнула я и снова повернулась к креслу.

Накидки и сидения охватило пламя. Оно быстро перекинулось на заднее место, и я оказалась охвачена огнем.

Когда кожа ощутила ласковое прикосновение оранжевых языков, я облегченно вздохнула. Это означает, что моя суть действительно никуда не делась, а лишь скрылась под неожиданно затвердевшей плотью. Но пламя все такое же родное и уютное.

Фил остановился в нескольких шагах от телеги, пытаясь закрыться руками от жара. Время от времени порывается броситься вперед, но видимо чувство самосохранения не пускает.

Потом подошел Лодин и стал спокойно смотреть, пока я тужусь, пытаясь отодвинуть охваченное огнем сидение.

До ушей донеслись испуганные слова Фила.

– Машина рванет! Ее надо вытаскивать! Она сгорит!

– Не сгорит, – произнес Лодин.

– Да ты спятил! – заорал Фил. – Звони в службу спасения! Мой смартфон остался в машине!

Когда я все же смогла приподнять сидение и вытащить ногу, Лодин произнес, указывая на меня:

– Смотри.

Подмирец охнул, Лодин довольно сложил руки на груди. Они наблюдали, как я переворачиваюсь и ползу на четвереньках по полыхающей телеге, как выбираюсь из двери, а потом с недовольным лицом иду к ним.

По мере приближения лицо Фила вытягивалось, глаза круглели, а челюсть рисковала упасть в траву. Зато Лодин стоит с победным видом, словно только что доказал самому верховному магу не правоту.

Подойдя к ним, я произнесла:

– Мое платье испорчено.

Лодин окинул меня критичным взглядом и сказал:

– Честно сказать, в таком виде ты куда привычней, леди-пламя.

Я посмотрела вниз. Подол прогорел до самых бедер и ноги теперь бесстыдно видны, на рукавах дыры, а руки черные, будто пол дня чистила трубы.

Фил все еще таращится, как на привидение, которые вообще-то обычно мирные, если не лезть без просу в их дома. Мне стало не уютно, попыталась запахнуться, но вспомнила, что плаща нет. Пришлось подойти к Лодину и встать у него за спиной.

Фил, наконец, обрел дар речи. Голос прозвучал хрипло и сбивчиво.

– Это как… Это кто… Как это… – забормотал он.

Лодин оглянулся на меня, потом произнес:

– Послушай. Она говорил правду, когда назвала нас ветром и огнем. Пламя ей безвредно. Но нам действительно нужна помощь.

– П-помощь?

– Да, – согласился Лодин. – Помощь. Так случилось, что в этом мире у нас нет никого, кто мог бы объяснить, как тут все устроено. Кроме тебя.

– Кто вы такие? – пробормотал подмирец, шумно сглатывая. – Что вы такое?

Лодин сделал шагу в сторону и положил мне на плечо прохладную ладонь, затем произнес, глядя в глаза подмирцу:

– Мы стихии.

Фил зажмурился и с силой потер ладонями щеки. Несколько мгновений стоял, словно надеялся, что мы исчезнем, как дурной сон вместе с его сгоревшей телегой. Но когда открыл глаза и обнаружил нас на месте, из груди подмирца вырвался стон. Он резко развернулся и пошел в сторону деревьев.

Я крикнула:

– Ты куда?

– Домой, – отозвался Фил, не оглядываясь. – Через защитку.

– А мы?

– Вы… – долетело до нас. – Чем бы вы ни были, вам лучше следовать за мной, пока машина не взорвалась.

Лодин цапнул меня за руку и потащил следом за Филом. Едва отошли на пару десятков метров, сзади грохотнуло, нас подкинуло понесло вперед. На лету Лодин успел обхватить меня и спрятать, как в коконе. Я моментально ощутила себя в безопасности, словно сам воздух окутал, как бывает, когда от ветра разгорается пламя. В эту секунду поняла, мы действительно родственники, а его шутки, всего лишь шутки.

На землю упали в таком же положении. Лодин быстро подскочил, приводя меня в вертикальное положение, и покрутил головой. Я тоже стала смотреть по сторонам. Когда увидела в траве Фила, указала пальцем и крикнула:

– Там! Смотри, он там!

Мы подбежали, я стала быстро проверять его, нет ли ранений. Только коснулась низа спины, Фил резко поднял голову и стал отплевываться от травы.

– Надо было идти быстрее, – пробормотал он.

– Ты не ранен? – спросила я.

Фил не ответил. Молча встал, отряхнулся и, не оглядываясь двинулся в том же направлении. Я посмотрела на Лодина, мол, что дальше. Тот пожал плечами и кивнул в его сторону.

Через пару секунд мы снова шли за нашим спасителем, стараясь держаться на некотором расстоянии.

То, что он назвал защиткой, оказалось вполне приятным леском с птицами и белками. Одна бесстрашно спустилась по стволу и с поднятым хвостом подбежала ко мне. Но когда поняла, что у меня еды нет, упрыгала обратно.

– Думаешь, он нам поверит? – спросила я Лодина.

Тот идет с приподнятой головой. Настроение значительно улучшилось, выражение лица время от времени становится привычно лукавым и шутовским. Лишь, когда замечает мой взгляд, снова делает вид, что суров и серьезен.

Он проговорил:

– Думаю, он у же начинает верить. Как бы ты себя вела, если бы вдруг узнала, что к тебе пожаловали гости из Подмира?

– Уж точно не молчала бы, – проговорила я. – Завалила бы их вопросами. Еще бы. Это же гости из Подмира. Да хоть из любого другого. Утром я вообще только Трехмирье знала… Так что, да. Мне было бы очень любопытно.

Лодин хмыкнул.

– Видимо, наш спутник не такой любознательный.

– Знаешь, – проговорила я, глядя в небо сквозь листву, – теперь я понимаю, откуда во мне такое любопытство. Всегда считала себя человеком, пусть и ведьмой, а оказалось…

– Стихия.

– Да.

– И что? – спросил Лодин. – Это что-то изменило?

Я попыталась объяснить:

– Огню положено стремиться захватить как можно больше. Расширяться и полыхать до самых небес. Потом у и хочется узнавать все новое. С начала робко, как лучина, а потом превращаться в настоящий пожар.

– Ты с пожарами аккуратней, – посоветовал Лодин. – Значит, тебе нравится твоя новая ипостась?

Я кивнула и произнесла:

– Да. И новоприобретенные родственники тоже.

Ветер ухмыльнулся и легонько толкнул меня в плечо. По коже от его прикосновения прокатился холодок, я провела пальцами, смахивая мурашки и улыбнулась. А Лодин сказал:

– Ну, мне тоже нравится новая родственница, леди-пламя.

– Надеюсь, не в смысле…

Он отмахнулся.

– Не переживай, леди-пламя. Я чту родственные узы. Тем более, такие. Вот если б не были родней… Хо-хо. Даже немного жаль… Но поверь, ни с кем ты не можешь быть в большей безопасности, чем со мной. Я ветер. Воздух. Я везде.

Я смущенно насупилась и проговорила:

– Хм, надеюсь. Но одно смущает.

– Например, – поинтересовался ветер.

– Мы ведь и познакомиться не успели, как следует, – сказала я. – Фарбус просто вытолкнул с миссией, не дав опомниться.

Лодин прищурился и хитро посмотрел на меня, лицо на секунду стало таким же беспечным, каким было возле Вормхола.

– Хочешь познакомиться? – спросил он.

– Было бы не плохо, – ответила я. – Ты часто меняешься. Хотелось бы понимать, с кем имею дело.

Он прыснул.

– То есть, моего обещания защищать тебя не достаточно?

– Не достаточно, – сообщила я. – Давай. Рассказывай.

Лодин снова окинул меня таким взглядом, от которого по коже пробежали огненные муравьи, а в груди часто застучало. Я мысленно возблагодарила богов за то, что он мой родственник, а не чужой мужчина, разбивающий сердца.

– Ну хорошо, – сказал Лодин. – Слушай. Мое имя ты знаешь. Родился в семье богатого купца из Верхнего пути, это долина такая, если не в курсе.

Я буркнула:

– В курсе. Думаешь, раз я девушка, значит сразу глупая?

Лодин засмеялся.

– Почему глупая? – спросил он. – Я вообще люблю девушек. Как же их не любить? Дальше рассказывать? Ну так вот. Жил и рос, не зная лишений, всего было в достатке. Отец торговал с верховными магами других долин, а те платят очень щедро.

Я спросила с ухмылкой:

– Поэтому ты ведешь себя, как избалованный шут?

Улыбка Лодина стала шире, и я подумала, что с такой внешностью ему нужно быть королем, только с характером придется что-то сделать. Он заметил, как разглядываю его и проговорил довольно:

– Именно. А еще потому, что в двадцать лет узнал, что вообще не человек.

– Как? – выдохнула я.

– Вообще было забавно, – стал рассказывать он. – Две недели кашлял. Никто не мог помочь. А кашлял так, что слуги на нижних этажах спать не могли.

Я протянула впечатленно:

– У тебя и слуги есть?

– Есть, – сказал он. – Но я не об этом. В общем, кашлял, кашлял. Маг Верхнего пути ничего не нашел, сказал, переживаю много. Или наоборот, бездельничаю. От того и кашель. Дал какое-то снадобье и отправил домой. Снадобье я выпил. Но кашель как был, так и остался. Тогда мать в тайне от отца, отправила меня к одной ведьме в Гнилую пасть.

Я охнула, прижав ладонь к губам, а Лодин продолжил:

– Да-да. Именно туда. О дороге говорить не буду. Скажу лишь что девушкам туда лучше не соваться. В общем, эта ведьма возилась со мной неделю, а на седьмой день вдруг давай орать. Мол, вздумал над ней шутить.

– Почему? – удивленно спросила я.

Лодин переступил поросший мхом пенек и сказал:

– Не знаю. Говорит, я вообще не человек, а ветер, принявший человечий облик. И пришел подшутить над ней, а она старая и уставшая. В общем отругала, сказала, чтоб в таком виде больше к ней не являлся.

– Как-то несправедливо, – заметила я. – Ты ведь сам не знал. Какое право она имела на тебя кричать?

Он сдвинул плечами и усмехнулся.

– Значит, ты на моей стороне? Приятно. Но вообще у нее было интересно. Много нового услышал. Точнее, подслушал. Ты, например, знала, что коты, вороны и яги могут перемещаться между мирами без Вормхола и цветков?

Я даже охнула, прикрыл рот ладонью. Потом спросила, не веря ушам:

– Но как это? Почему Фарбус ничего не сказал?

Лодин отмахнулся и произнес:

– Он и не должен был. Коты, вороны и яги это… как бы… Слово какое-то ведьма говорила… тренценде… трансцендентальное… Не помню. Они, вроде, и во всех мирах, и одновременно не принадлежат ни одному. Она еще кого-то называла. Но я не запомнил. Слишком замороченная ведьма.

– А разве они не могут сами забрать этот цветок? – спросила я.

Ветер показал головой.

– Видимо, не могут, если стихий посылают. Да и не видел я котов, который букеты рвут.

– А яги? – не отступала я, не имея понятия, кто это такие.

– Не чувствуют, – уверенно сообщил Лодин. – Фарбус говорит, только стихия может ощутить запах цветка. Да и кто знает, может, в Подмире их нет. Как в Гнилой пасти или в Верхнем пути. Кто знает, где яги еще остались. А вообще, мне жилось спокойно, пока та ведьма не вправила мозги. Но я не жалуюсь.

Он подмигнул, а я вздохнула. В голове промелькнули образы из детства, когда никто из детей не хотел со мной играть после того, как случайно подожгла волосы пастушьему сыну. Всего лишь макушку, а он вопил так, словно обожгли, как петуха перед варкой.

Когда заметила, как Лодин на меня вопросительно смотрит, проговорила:

– Что ж, тебе повезло больше.

Он пожал плечами, подняв взгляд на спину Фила, который идет далеко впереди и даже не оглядывается.

– Может быть, – сказал ветер. – Твоя очередь вещать.

– Да нечего вещать, – бросила я. – Ты почти все знаешь.

– Но все-таки.

Я покосилась недовольно, но он смотрит выжидательно, такой точно не отстанет.

– Ладно, – сказала я. – Слушай. Но тут ничего интересного. Родилась в той избе, где ты сегодня продырявил крышу. Мать растила меня одна. Друзей нет. Все с детства боялись, что подожгу. А дом и так находится на самом отшибе. Так что общения с собой было предостаточно.

– Сочувствую.

– Да нечему, – фыркнула я. – Уж лучше одной, чем с толпами зевак, которые хотят поглазеть на вспыхивающую девушку. Потому, что платье на ней сгорает до нитки.

Лодин снова расплылся в улыбке. На плечо села жирная муха, он замахал на нее, муха поднялась и с недовольным жужжанием улетела в ветки.

– Я бы тоже поглазел, – произнес он. – Ну так, для эстетики. Мы же, вроде, как родственники.

– Я тебе поглазею, – пригрозила я, отведя руку назад, но с запозданием вспомнила, что в этом мире огонь не вызвать. Пришлось опустить. – Тебе жениться надо, чтоб усмирить ветреность.

Ветер замахал руками.

– Не поможет, – сказал он, усмехаясь. – Ты давай, рассказывай. Не уходи от темы.

Я сделала глубокий вдох и продолжила:

– Потом выяснилось, что с моей помощью можно избавиться от огнекрылых. Когда нагрянул Ферал, меня пообещали отдать ему в ночь Лунного сияния. Я согласилась, иначе моя любимая Звенящая Долина превратилась бы в пепел. Вот и все.

Лодин нахмурился. Лицо быстро потемнело, как готовая прорваться грозовая туча, жвалки заиграли, а в глазах завертелись вихри.

Он отвернулся и проговорил:

– Это жестоко и не честно.

– Они сказали, что у меня был выбор, – горько усмехнулась я.

– Не было, – процедил Лодин.

– Вот и я о том же.

Лесок резко кончился. Перед нами возникла грунтовая дорога, будто кто-то проложил ее ровно до деревьев, но дальше возиться не стал. Впереди небольшой дом с несколькими постройками пониже. Фил быстро шагает в направлении к нему.

Мы поспешили, боясь, что запрется и не впустит. Но едва поднялись на порог, Фил прошел к столу, на котором сверкает бутыль с коричневой жидкостью, выпил прямо из горла и повернулся к нам.

– Так, – сказал он. – Теперь рассказывайте.

Глава 5

Я видела, как Лодин задумчиво уставился в потолок, на котором прилеплены два белесых диска. Фил сделал еще один глоток, потом протянул бутыль мне. Пару секунду я сомневалась, размышляя, принято ли в Подмире травить гостей, особенно непрошенных. Потом все-таки взяла.

Когда поднесла горлышко к лицу и вдохнула, в нос ударил резкий запах, глаза вытаращились.

– Фу! – выдохнула я. – И ты это пьешь?

– Что, – отстраненно спросил Фил и сел на табуретку, – резковато? В первый раз всегда не привычно. Хотя, если честно, не все любят виски. Местные вообще самогон попивают.

Я брезгливо поставила бутыль на стол и отшагнула. Подмирец потер переносицу и зажмурился, когда открыл глаза, произнес:

– Что же мне с вами делать…

Черноволосый, наконец, нагляделся в потолок, взгляд опустился к Филу.

Он сказал:

– Раз взялся помогать, доводи до ума. Ты и так узнал больше остальных, придется что-то с этим делать.

Фил снова потер переносицу.

– Мда… – протянул он. – Мда… Возможно… видимо. Гм… В действительности, знаю я пока маловато.

Лодин выдохнул удивленно:

– Ты же видел, как девушка сквозь огонь ходит.

– Вот это и не укладывается в голове, – пробормотал Фил. – Хотелось бы подробностей.

– Не знаю, с чего начать, – сказал ветер, сдвинув плечами.

– Начни с начала, – предложил наш спаситель.

Лодин набрал воздуха и произнес торжественно:

– В начале не было ничего, был пустой космос и…

– Стоп-стоп, – сказал Фил, махая руками. – Историю сотворения мира мне рассказывать не надо. Тем более, она никому не известна. Объясняй лучше, почему твоя подруга вылезла из горящей машины и только платье продырявила?

Лодин открыл рот, чтобы ответить, но я опередила.

– Это мы и пытались тебе сказать. Мы не люди. Точнее не люди, в привычном понимании.

Лоб Фила сморщился, он снова схватился за бутыль и опрокинул глоток в горло.

– Так… – протянул он. – Так…

Я продолжила:

– Не уверенна, что могу рассказать все. Но уверяю, огонь мне безвреден. А он…

Я кивнула на Лодина, который напрягся, словно натянутая тетива и следит за каждым словом, боясь, что сболтну лишнее.

– Он… Он знает толк в воздухе.

Фил потер лоб и уставился в пол. Просидев так несколько мгновений, поднялся и прошел в дверь, завешенную ветхой тряпкой. Когда прошло минут пять, а он все еще не вернулся, Лодин вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами и на полупальцах двинулась вперед.

Черноволосый пошел следом, тихо, как кот, крадущийся за мышью. Приблизившись к занавеске, я аккуратно отодвинула и заглянула внутрь.

Комната оказалась темной. Лишь прямоугольное свечение пытается рассеять мрак. Рядом с ним, сгорбившись, сидит Фил и быстро стучит пальцами по пластине с рядами сияющих букв. Взгляд направлен в прямоугольник, лишь изредка опускает его, но тут же снова утыкается вперед.

Я неуверенно позвала:

– Фил?

Он не отозвался. Тогда тихонько прошла дальше. Когда заглянула ему через плечо, в груди вспыхнул тихий восторг вперемешку со страхом перед неведомым подмирским артефактом.

На светящемся прямоугольнике бегут картинки, какие-то надписи, Фил тыкает куда-то справа, картинки открываются, а под ними возникают тексты, для которых потребовалось бы куча пергаментов.

Сзади подошел Лодин, послышался удивленный вздох, а я спросила:

– Что это?

– Пытаюсь найти что-нибудь о других мирах, магии и, на всякий случай, психотропных веществах, – ответил Фил.

Я снова осторожно поинтересовалась, стараясь не напугать подмирца еще сильнее:

– Ты ищешь сведения в этом магическом… Прямоугольнике?

Он покосился на меня. В свете прямоугольника его лицо показалось бледнее обычного, словно он мертвец, причем оживший.

Меня передернуло, а Фил, прочистив горло, отвернулся обратно и произнес:

– Кхм… Магическом? Гм… Это называется компьютер и… интернет.

Лодин толкнул меня в бок и прошептал со знающим видом:

– Магия Подмира.

– Тебе-то откуда известно? – ответила я таким же шепотом.

Лодин сказал, сдвинув плечами:

– Это закономерно. Мы же в Подмире. Значит, магия тоже подмирская. Неведомая и опасная. Лучше с ней не связываться.

– И это говоришь ты? – удивилась я. – Ветер, который даже Ферала не боится? Бесстрашный и непобедимый?

– Еще сообразительный и находчивый, – добавил он.

Я пробурчала:

– А главное, скромный.

Черноволосы поморщился и отвернулся. Потом прошелся по комнате и остановился возле шкафа с книгами. Все полки заставлены фолиантами разных размеров, даже в темноте видно, как их много.

А я снова стала заглядывать через плечо Филу. Тот бросил на меня опасливый взгляд, потом вытащил из-под стола еще одну табуретку и жестом указал сесть.

Я повиновалась, а он развернул ко мне прямоугольник, точнее, «компьютер» и сказал победным тоном:

– Вот. Смотри. Написано куча всего. Но, что важно, никаких эмпирических данных. Магия – это выдумка. Фантазия. Интернет-энциклопедия, конечно не истина в последней инстанции. Но будь это все правдой, данные где-то да просочились бы. Так что, господа, советую, рассказать все, как есть. Без небылиц об огне и воздухе.

– Но это правда, – изумилась я.

Фил развернул прямоугольник обратно.

– Ну конечно, – фыркнул он. – А гномы оставляют горшки с золотом на дорогах.

Лодин бросил, не отрывая взгляд от шкафа:

– Гномы бы никогда не оставили свое золото на дороге. Чушь какая. Кто тебе такое сказал? У этих скряг зимой снега не допросишься. Золото? Куда там!

Фил нервно повел плечами и покосился на черноволосого, проверяя, не издевается ли. Но тот внимательно разглядывает корешки фолиантов, время от времени ковыряя из ногтем, лицо серьезное и сосредоточенное.

– Не поспоришь, – согласилась я. – Гномы действительно ужасные скряги. И дел с ними иметь себе дороже. Но…

– Слушай, – произнес Фил, покрываясь красными пятнами, – ты красивая. И мне не хочется тебе вредить. Понятно, что полицию вызывать не стану. Но можешь мне поверить, найдется масса способов добиться от вас правды. Хватит мне лапшу на уши вешать. Говорите, кто такие, за что полиция задержала?

Услышав это, Лодин, резко обернулся. Лицо потемнело, как грозовая туча. В правой руке огромная книга с изображением зелено-голубого шара, а левая сжата в кулак до хруста.

Он произнес тихо, но отчетливо:

– Не смей угрожать нам, подмирец. Мы пришли сюда не для вражды. И ты сам вызвался нам помочь. Не знаю, какие у вас правила, но мне казалось, законы гостеприимства работают везде.

Фил задумчиво посмотрел в потолок и протянул:

– Ну… Возможно.

– Поэтому, – продолжил Лодин, – твой священный долго нам помочь. Мы с Агатой родственники, хотя, если честно… В общем, я буду защищать ее от любых неприятностей. Это ты тоже должен запомнить.

– И я должен поверить в чепуху про огонь, воздух и… Что еще? Гномов?

– О гномах можешь забыть, – сказал Лодин. – Думаю, они не понадобятся. Тем более, в Подмире их, скорее всего нет. Но в остальное, да, придется поверить.

– Очень мило, – произнес Фил, оглядев меня с ног до головы таким взглядом, от которого по коже пробежали огненные муравьи. – Но я до сих пор ничего не понял. А пока не знаю, что вы за фрукты и что тут делаете, предпочитаю обороняться.

Я послала тревожный взгляд Лодину. Тот напрягся еще сильнее, по лицу скользнула грозовая тень, а глаза потемнели, словно внутри зарождается буря. В который раз отметила, что он до безобразия хорош в любом облике, а значит опасен. И порадовалась родству с ним.

Когда первый раз увидела Фила в доме стражников, тот показался щуплым и невзрачным. Видимо, балахон сделал свое дело потому, что сейчас на стуле со спинкой, в голубоватом свете «компьютера» он выглядит как какой-то темный принц. Черты лица угловатые, глаза большие, а скулы заостренные, чем еще больше напоминает мертвяка.

Он откинулся назад и внимательно смотрит на меня, будто старается докопаться до самых сокровенных мыслей.

Я поежилась и отсела вместе со стулом, потом послала еще один взгляд Лодину и сказала мрачно:

– Наверное, придется ему рассказать.

Черноволосый отозвался еще мрачнее:

– Что мне совсем не нравится.

– А есть другой путь? – спросила я со вздохом. – Посмотри, как он злится. Злой подмирец вряд ли будет полезен.

– Расскажите-расскажите, – быстро проговорил Фил. – Я весь во внимании. Прям весь извертелся от нетерпения.

Я снова вздохнула и произнесла:

– Ладно. Слушай.

Я начала говорить. По мере того, как углублялась в подробности, которые сама не очень-то знаю, лицо Фила менялось. Оно становилось то бледным, то покрывалось пятнами, то снова приобретало землистый оттенок.

Когда закончила, он нахмурился и молча уставился в прямоугольник. Но я видела, что смотрит не в него, а куда-то, где нет ни нас, ни этого города, а лишь неведомая голубая даль.

Спустя минут пять, он проговорил, все так же невидяще таращась перед собой:

– Значит, вы называете наш мир Подмиром?

– Верно, – произнесла я осторожно.

Он продолжил:

– А сами живете в месте, называемом Трехмирье, и сюда вас послал некий Фарбус, чтобы добыть какой-то цветок.

Лодин поправил нехотя:

– Цветок вечности.

– Ну да, – согласился Фил. – Вечности. И он способен переносить жителей из одного мира в другой, в обход Воргылы?

– Вормхола, – снова поправил его Лодин.

– И я должен в это поверить?

Ветер кивнул.

– Придется.

Подмирец хмыкнул и снова уставился в прямоугольник. Просидев так еще минуту, стал стучать пальцами, заставляя буквы появляться на «компьютере». Потом что-то читал, менял тексты на прямоугольнике, после чего произнес:

– Ну ладно. Допустим. Только на секунду предположим, что вы все это не выдумали. И где-то там действительно существуют гномы с горшками золота…

– Забудь о гномах, – посоветовал Лодин.

– Забудешь тут, – хмуро произнес подмирец, качая головой. – Хорошо. Пусть без гномов. Но никакой вселенной с названием «Трехмирье» интернет не знает. О трех мирах нашел только в славянском язычестве. Три мира правь, навь и явь. Еще какое-то дерево с эльфиским названием. Но никакого «Трехмирья».

Я пробормотала:

– Видимо, не такой умный твой интернет.

А Лодин проговорил быстро:

– Наш мир раньше называли тонкими планами. Но после того, как к власти пришли верховные маги и объединили Верхний, Средний и Нижний мир, его переименовали в Трехмирье. Жители все равно время от времени перемещаются между ними. Говорят, это предрекает слияние. Но это лишь слухи.

– И Фарбус его опасается,– предположила я.

Лодин поморщился.

– Фарбус опасается всего, что хоть не много меняет привычный ход вещей, – произнес он.

– Да, но слияние все же не каждый день происходит. Жителей станет трудно контролировать. Могут начаться беспорядки.

– А как называется то, что происходит в Звенящей Долине? – усмехнувшись спросил Лодин. – Разве порядок, когда огнекрылые за один налет целый город сжигают?

Я уперла кулаки в бока и ответила с вызовом:

– Именно из-за этого я здесь. Ради Долины.

Пока мы обсуждали Трехмирье, подмирец переводил тревожный взгляд с меня на Лодина и обратно. Потом стал тыкать пальцами в дощечку с буквами, напряженно всматриваясь в прямоугольник. Спустя пару минут отклонился и сунул пальцы под столешницу. Когда вынул, в ладони оказалась прямоугольная пластинка, какие в большом количестве видели на улице.

Он поводил по ней пальцами и прижал к щеке, потом неожиданно заговорил.

– Это я. Да. Привет. Слушай, приезжай… Нет, тот телефон сгорел… Не важно… Тут такое дело… Нет, по телефону не могу. Нет, не пожалеешь. Просто приезжай. Один не разберусь.

Я с удивлением наблюдала, как он снова провел пальцем по пластинке. Потом убрал в карман и поднял на нас с Лодином взгляд.

– В общем так, – проговорил он. – Если хотя бы половина из того, что вы сказали, правда, это настоящее открытие. Когда люди узнают…

– Ни к воем случае! – выдохнул Лодин так сильно, что шторка на двери колыхнулась. – О нас никто не должен знать. Фарбус, хоть и архаичен, но в этом прав.

Фил задумчиво промычал, глядя куда-то в сторону. Потом поднялся и вышел в соседнюю комнату. Когда вернулся, в руках была бутыль и три прозрачных стакана. Он поставил это все на стол, быстро разлил жидкость и кивнул нам, чтоб угощались.

Помня резкий запах, я поморщилась и покачала головой. Зато Лодин цапнул стакан и поднес к носу. Пару секунд шумно нюхал, как охотничья собака, потом сделал осторожный глоток.

Глаза ветра выпучились, он задышал, словно хлебнул огня, и стал махать ладонью у рта. Лишь спустя несколько мгновений смог успокоиться.

Он поставил стакан и проговорил, все еще тараща глаза:

– Что это за снадобье?

Фил тоже отхлебнул. Но, в отличии от Лодина, лишь коротко покривился, но так, будто это доставляет удовольствие.

– Крепкое? – спросил он участливо. – Знаю. Но это лучшее, что есть в ближнем магазине. Ишь ты, Трехмирье…

Я поблагодарила богов за то, что дали мне ума не пробовать этой дряни, потом спросила подмирца:

– С кем ты разговаривал?

Фил непонимающе посмотрел на меня, я указала на карман, куда спрятал пластинку.

– А, по телефону, – выдохнул он. – С одним другом. Скоро приедет.

– Мы же просили никому не говорить, – грозно произнес Лодин, становясь еще мрачнее.

Фил кивнул и сказал:

– Просили. Но это мой очень хороший друг. С правильной логикой и полезными связями. Как раз изучает всякую мистическую чешую и древние легенды. Я больше по технике, а вот он… Думаю, с ним будет, о чем поговорить. Опять же, если в вашем рассказе хоть слово правды…

– Мы сказали правду! – произнесла я резко, чувствуя, как помимо воли внутри начинает закипать лава.

Фил вскинул ладони, как бы закрываясь.

– Ладно-ладно. Приедет, разберется. А пока… не знаю. Чаю попейте. Чай вы пьете?

– Пьем, – согласилась я.

Мы вышли обратно в комнату. Лодин переместился к окну и опустился на старый диван с огромной дырой в середине. Из нее торчит что-то вроде овечьей шерсти, но не разлетается.

Окно завешено занавеской, которую давно не стирали и из белой она приобрела желтовато-серый цвет. Поэтому в комнате полумрак, как в монашеской келье.

Я села на табуретку, а Фил стал хозяйничать на кухне, которую смогла распознать только по кастрюлям. Через пару минут он поднес нам по чашке с ароматным чаем.

Едва поднесла к губам, как раздался грохот, словно само небо раскололось на части. Следом послышался нарастающий шум, забарабанило по подоконнику, а воздух даже в доме наполнился влагой.

Фил проговорил:

– Гроза. Обещали как-раз в второй половине дня.

– Ваши маги тоже делают погоду? – спросила я обрадованно.

Подмирец хмыкнул.

– Не то, чтобы маги, – ответил он, покачивая головой. – И не то, чтобы делают. Но метеостанции более-менее работают.

Когда собралась спросить, что такое метеостанции, в дверь постучали.

Я вздрогнула, а Лодин напрягся, готовый в любую секунду сорваться и защищать меня. Зато Фил, спокойный, как сытый удав, прошагал через комнату и распахнул дверь.

На пороге застыл белокурый юноша с такими голубыми глазами, каких за всю жизнь не встречала. Ростом почти как первый подмирец, но чуть шире в плечах. Видно, что упражняется то ли с мечом, то ли еще с чем-то. Волосы по плечи, будто собирается в ученики к магу, но с таким телом ему самое место в королевском войске. Одет в штаны, потертые на коленях, и одеяние, которое в лавке называлось «футболка».

С него течет, будто на голову вылили ушат воды, футболка на плечах и животе вымокла, прорисовав четыре кубика пресса.

В груди застучало, словно сердце пустилось в пляс и собирается получить главный приз на празднике Весны. Не в силах оторваться от подмирца, я скользила по нему взглядом, словно прежде не видела мужчин. Образ пастушьего сына окончательно стерся из памяти, даже харизматичный Лодин показался не достаточно идеальным.

Видимо, я очень долго пялилась на незнакомца потому, что Лодин стал громко покашливать и пыхтеть. Пришлось отвести взгляд и сделать вид, что смотрела не на юношу, а вон на то дерево в защитке.

Фил быстро пропустил его внутрь, приговаривая:

– Давай быстрее. Там поливает, как из брандспойта. Ты прям метеор. Греться будешь?

– Я же не пью, – ответил юноша глубоким голосом, и мне показалось, это самый красивый мужской голос в мире. – Тут мимо проезжал.

Фил усмехнулся.

– Давно? – спросил он. – А то помню, как в институте…

– Это было давно, – резко сказал юноша и поднял на меня голубые льдинки глаз.

Внутри словно вспыхнуло пересохшее дерево, жар разлился по всему телу, заполняя каждый сантиметр. Я смущенно отвела взгляд, пытаясь сообразить, что вызвало такой трепет – его накаченный пресс или необычные глаза. В этот же момент метка Ферала на шее запекла сильнее обычного.

Я потерла ее, а Лодин хмыкнул, откинувшись на спинку дивана. Взгляд стал хитрым, глаза прищурились, будто готовится сказать что-то едкое, швырнуть помидором и тут же упорхнуть с потоком воздуха.

Я едва заметно покачала головой, ветер почему-то расплылся в улыбке, но промолчал.

Тем временем, юноша прошел на середину комнаты, взъерошив мокрые волосы. Фил откуда-то достал полотенце и швырнул ему, тот поймал и отер лицо. Потом перекинул через плечо и опустился на табуретку.

Его взгляд встретился с моим, по венам снова потек огонь, пришлось опять отвернуться, а Фил проговорил:

– Люто поливает. Давно такой грозы не было.

Юноша шмыгнул носом, но даже это не развеяло ореола очарования, он сказал:

– От машины до двери три секунды. И смотри – до нитки. Вещай, зачем вытащил. Я заказал новую кровать, с ортопедическим матрацем. Новейшее поколение. Не хочу пропустить доставку.

– Ну, не до нитки, – отозвался Фил. – Так подмок. Но оно того стоит. Забудь про матрац. Полюбуйся.

Он кивнул на меня и Лодина, который сидит в развязной позе и скользит по пришедшему изучающим взглядом. На него незнакомец лишь косо взглянул, зато меня принялся разглядывать.

Внутри снова прокатилась волна жара, словно стою перед проповедником на воскресной службе и должна петь, но слов не помню.

Не понимая, как себя вести, я отодвинулась вместе со стулом, украдкой поглядывая на подмирца. Тот все еще изучает меня. Лицо кривится то так, то эдак, будто ему пытаются всучить тощую корову на базаре. Спустя минуту проговорил:

– Эм… Платье на ней дырявое. Хотя сама вроде ничего. И чего?

Меня будто окатили ледяной водой потому, что прежде слышала только восторженные вздохи в след. А деревенские парни толпами приходили, чтобы поглазеть на меня, разгуливающую по двору в одном исподнем.

Пока я растерянно хлопала ресницами, Фил раздраженно зарычал, будто пришедший должен был понять все с порога.

Потом повернулся ко мне и сказал:

– Это Стас, но мы зовем его Клаус. Он немного невыносимый, но голова на месте. И очень уважаемый человек в научных кругах. Расскажите ему то, что и мне.

Я с опаской покосилась на Лодина. У того лицо недовольное, но вроде не против, чтобы говорила, поскольку деваться некуда.

Вопросительный взгляд блондина окончательно выбил из колеи, к щекам устремились сотни огненных частиц с целью раскалить их докрасна и опозорить меня перед тремя мужчинами. Лишь невероятным усилием воли удалось отправить их вглубь.

Отхлебнув из чашки, поставила ее на пол и коротко повторила рассказ о Трехмирье, цветке и Фарбусе.

Стас, который Клаус, слушал внимательно. В отличии от Фила, расхаживающего по комнате из стороны в сторону, этот сидит спокойно, как принц на троне. Спина прямая, подбородок приподнят. Чувствую, как он изучает меня, оценивает, будто прикидывает, для чего я гожусь, а для чего нет. Мне же хотелось, чтобы он просто улыбнулся.

Когда закончила, Клаус произнес:

– Очень любопытно.

Фил выпалил:

– Любопытно?! Да это сенсация! На планету прибыли люди из параллельной реальности! Ты представляешь, сколько мы получим, когда покажем их правительству? Если это правда…

– Важная поправка, – заметил Клаус. – Если это правда.

Фил закивал, но будто не услышал его и продолжил так же страстно:

– Да-да, если правда… Но если правда, вся наука, все исследования, все перевернется! Ты ж понимаешь?! Мы думали, что… А на самом деле…

Он задохнулся от эмоций, грудь заходила ходуном, глаза выпучились. Оперевшись на край стола, Фил стал задерживать дыхание, видимо, чтобы успокоить пульс.

Мое сердце тоже пошло в пляс. Становиться всеобщим достоянием Подмира в наши планы не входило, особенно теперь, когда стал мерещиться Ферал. А из-за взгляда этого напыщенного блондина кажется, что мир сейчас рухнет и его придется собирать по крупицам.

Клаус наблюдал за мной, а Лодин за Клаусом, изучая его, как тигр косулю. Потом проговорил:

– Можете меня не слушать. Но напомню, мы здесь тайно. И огласка не нужна. Если вы хотите чего-то другого, лучше нам уйти прямо сейчас и попытаться разобраться самим. Может, встретим кого-нибудь поприятнее.

Фил охнул.

– Ну нет. Вы никуда не пойдете.

– А кто нам помешает? – парировал Лодин и требовательно посмотрел на меня.

В эту же секунду пальцы закололо, запертый внутри тела огонь ударился в кожу, я загудела. Фил отшатнулся, в ужасе таращась, а я поняла, что мои очи пылают, как раскаленные угли.

– Вот и доказательства, – прошептал он неверяще.

Лодин быстро поднялся, глаза затуманились, словно в нем разошелся ураган. Он приблизился ко мне, загородив собой, и сказал:

– Попробуй остановить нас.

На улице снова загрохотало, но на этот раз не гром, а какие-то ведра и бревна. В трубе завыло и из поддувала старенькой печки вылетело облако сажи.

Мы с Лодином быстро переглянулись. Надежда на возвращение сил вспыхнула в груди, как самое сухое полено в печи. Я напряглась так, что мышцы во всем теле заболели, пришлось сжать зубы. Не знаю, сколько так стояла, но через некоторое время старенькая печка вспыхнула жарким пламенем.

Я выдохнула, чувствуя, как по лубу течет горячая капля. Навалилась дикая усталость, словно я два дня таскала мешки с картошкой. Но в душе шевельнулась радость, силы есть и текут где-то внутри.

– Хоть что-то, – прошептала я и оперлась на спину Лодина.

Тот стоит с шутовской улыбкой и смотрит на подмирцев. Фил оторопело раскрыл рот и переводит взгляд с печки на окно, за которым летают дворовые принадлежности.

– И еще доказательства… – снова прошептал он. – Значит, они и правда, оттуда…

Мы сверлили взглядами подмирцев, пока Клаус не проговорил, все так же оценивающе поглядывая на меня:

– Фил, ну ты чего. Гости же сказали, им нужно сохранять секретность. Не переживаете, никакому правительству мы вас сдавать не станем. Успокойтесь. Фил не всегда соображает, что несет. Он умный, но дурак.

Фил возмущенно набрал воздуха, но Клаус снова заговорил:

– Как я понял, с нашим миром вы не знакомы?

Ветер за окном постепенно стих, остался лишь дождь и капель по подоконнику. Лодин посмотрел на него каким-то шальным взглядом и пожал плечами.

– Не знакомы, – сказал он. – Но мы же стихии. Как-нибудь разберемся.

– Не разберетесь, – отозвался Клаус с довольной ухмылкой. – Если для вас компьютер магический предмет, а машины волшебные телеги, то от остального поедет крыша. Давайте так. Мы поможем вам разыскать цветок…

Лодин сложил руки на груди, бровь поднялась.

– Чувствую подвох, – произнес он.

– Не подвох, – пояснил Клаус. – Мне лишь хочется побольше узнать о Трехмирье. И вообще о мирах.

– И все? – спросил ветер.

Белокурый юноша приложил ладонь к груди и заявил клятвенно:

– Я же ученый. Обещаю, никакого правительства и СМИ.

Мне надоело стоять позади Лодина, но когда попыталась выйти, он аккуратно придержал и посмотрел строго, почти как мать, когда не пускала играть с деревенскими детьми. Стало обидно. Жизнь мне никогда не принадлежала, и даже теперь, когда нахожусь вообще в другом мире, не могу сама принимать решения.

Пару секунд мы молчали. Я осторожно выглядывала из-за черноволосого, пытаясь разгадать, что творится в голове Клауса, и гадала, что он обо мне думает. Но у того лицо непроницаемо, как у мраморной статуи на главной площади Звенящей долины.

Когда за окном загремело ведро, все вздрогнули, я посмотрела на Лодина, мол, это снова ты? Но он покачал головой и сдвинул плечами.

Тогда Фил аккуратно приблизился к окну и глянул за занавеску.

– Тьфу ты! – выругался он.

Клаус поднялся, брови тревожно сдвинулись.

– Что такое? – спросил он.

– Да участковый, – отозвался Фил. – И с ним какие-то люди. Вроде не в форме, но в костюмах. Наверное, уже доложили о разбитой машине.

– Костюмы, это плохо, – хмуро заметил Клаус. – Ты разбил машину?

– Разбил, – пробормотал он. – Валяется на той стороне защитки, сгоревшая. Между прочем она…

Фил кивнул на меня и продолжил:

– Вылезла из полыхающего авто без единого ожога. Своими глазами видел.

Клаус перевел на меня впечатленный взгляд и присвистнул.

– А я думаю, почему платье прожженное. Вроде приличная девушка, а выглядит, как бродяжка. Что с участковым и костюмами? Проблемы?

Меня снова окатило льдом. Надежда на то, что он проявит хоть немного благосклонности рассыпалась в пыль, а в груди вспыхнул жгучий уголек.

Фил покривился, отходя от окна. Жестами показал идти в ту каморку, где сияет прямоугольник, а сам выдохнул и пошел к двери.

Когда мы втроем оказались в комнатке, Клаус отвел нас в самый дальний угол, а когда в дверь постучали, приложил палец к губам.

Притихнув, мы вслушивались в каждый звук, я со страхом поняла, что грохот в ушах, это стук моего сердца. Клаус присел, наклонившись к полу, словно собирается что-то искать, но не может решить, что.

С улицы раздалось приглушенное:

– Здравствуйте. Старший лейтенант Протко. Ваш участковый.

Мне показалось, что Фил прижался ухом к двери.

– И вам вечер добрый, – отозвался он. – Чем обязан?

– Поступили данные, – снова сказал глухой голос. – Ваша машина сгорела в кювете. Заявления не было, но вот эти господа утверждают, что вы были задержаны за сетевое хулиганство, а потом сбежали.

Я слышала, как Фил что-то раздраженно пробормотал, потом ответил, приближаясь к коморке:

– Вы допускаете, что эти господа могут сильно ошибаться?

– Может, вы впустите нас, и сами обсудите детали? – поинтересовался участковый. – Дверь в доме не самая новая, но все равно выбивать жалко. Потом новую ставить, деньги платить. Не разумно.

Фил заглянул за шторку, где мы сидим, как перепуганные цыплята, что-то молча прожестикулировал Клаусу и оглянулся.

– Так не выбивайте, – предложил он громко.

Клаус тем временем стал шарить руками по полу. В свете прямоугольника, его волосы кажутся почти сияющими, я решила, в природе таких не бывает, и их нарочно выкрасили каким-то зельем.

С улицы донеслось глухое:

– Видите ли, в чем дело. Если вы не откроете, дверь выбить все же придется.

– Это почему? – спросил Фил громко, чтобы приглушить возню Калауса. – Вам разве не нужен ордер там, или постановление? Я знаю, для такого нужно разрешение. А врываться в дома честных граждан не хорошо.

– В том-то и дело, что не честных, – сказали снаружи. – Эти господа утверждают, что вы не только хулиган, но еще и вор.

Клаус, наконец, нащупал, что хотел, послышался облегченный вздох. Потом он приподнялся, схватившись за что-то внизу, мышцы на руках красиво вздулись, и тяжелая крышка пошла вверх.

Через секунду перед нами предстал черный ход с крутыми ступеньками. Фил указал внутрь, а Клаус обошел крышку и подтолкнул меня в спину. Я возмущенно охнула, хотя от его прикосновения по коже пробежали огненные муравьи, а ветер, который все это время молча наблюдал, резко выступил вперед и перехватил запястье подмирца.

Клаус посмотрел на него грозно, но без враждебности, потом прошептал:

– Нужно спускаться.

– Почему? – мрачно поинтересовался Лодин, а я сделала шаг к нему, понимая, что так обоим будет спокойней.

Клаус бросил быстрый взгляд на Фила, который косится на дверь, и произнес:

– Когда они сюда войдут, никто не гарантирует, что ваша миссия будет завершена. Фил слишком хороший хакер, чтобы его просто так отпустили. Тем более там «костюмы». А это совсем плохо. Надо бежать.

Лицо Лодина неожиданно расслабилось, на губах появилась лукавая улыбка, а я в который раз удивилась переменчивости его ветряного нрава.

– Ну если так, – произнес он и сделал шаг в подвал. – Бежать так бежать. Это про нас.

– Любишь бегать? – спросил Клаус, и я уловила иронию.

– Я ветер, – отозвался Лодин. – Люблю движение.

Я неуверенно ступила следом. Ожидала, что спуск будет коротким, но ступеньки уходят вниз, воздух становится сырым и тяжелым, а мы все идем. Клаус движется прямо за мной, шаги раздаются за затылком потому, что лестница крутая. Буквально кожей ощущаю его близость и душу разрывают противоречивые чувства. Поведение Клауса выводит из себя и рассыпает уголь в груди, но подмирец красив, как бог, а от одного его взгляда сердце пускается вскачь.

Сверху послышался голос Фила:

– Я ничего не крал!

Мы все еще спускались в темноте. Наверху грохнуло, послышался звук запираемого засова, и я в страхе вцепилась в плечо Лодину. Тот напрягся, но Клаус за моей головой проговорил тихо:

– Не бойтесь. Как спустимся, пойдем со светом.

Я прошептала:

– Мена пугает не темнота, а то, что твой друг мог нас запереть здесь.

– Исключено, – сообщил подмирец довольным тоном. – Он не самоубийца, чтобы остаться в доме, окруженном «костюмами» и полицией. Хотя мне нравится, что ты так думаешь.

– Почему?

– Боишься, значит уважаешь, – отозвался Клаус.

Я произнесла мрачно:

– Большей ерунды в жизни не слышала.

В голове не укладывалось, почему Клаус с первой секунды невзлюбил меня, и еще больше раздражало прекрасное лицо, от которого сложно отвести взгляд. Но напрямую спросить не смогла, пришлось сжать губы и продолжить спуск.

Через минуту нас и правда догнал Фил. В темноте слышно его тяжелое дыхание, видимо, уморился, пока возился с крышкой, затворами, а потом вслепую лез по ступенькам, где можно шею свернуть.

Когда шаги приблизились, Фил проговорил натужно:

– Это их задержит. Когда найдут лаз, открывать будут не меньше часа. У меня особая система замков, и крышка из…. Не скажу, чего.

Я спросила, все еще держась за Лодина, чтобы не свалиться во мрак потому, что перил нет:

– Почему тебя ищут?

Клаус хмыкнул, а Фил проговорил важно:

– Полиция? Они меня всегда ищут, иногда даже приводят в участок, пытаются что-то всучить. Но у меня нет ни одного хвоста. А вот почему здесь костюмы – вопрос хороший. Вряд ли их заинтересовала моя сгоревшая машина.

Пару секунд я думала, где проглядела хвост у этого подмирца. И если у них есть хвосты, то как выглядят и зачем нужны. Потом, все же решила, что это фигура речи, поскольку в таких узких штанах никакой хвост не спрячешь. Разве что самый маленький, но тогда его бы и «костюмы» не увидели.

– Если они не за тобой, то за кем? – поинтересовалась я, спускаясь все ниже.

– А черт его… – бросил Фил. – Может за вами?

Я вздрогнула, а Клаус проговорил:

– Ты был прав, Фил. Эта история мне нравится.

Глава 6

Внизу оказалось сыро. Пол земляной, кое-где настолько рыхлый, что босые ноги утопают по щиколотку. В воздухе запах земли и каких-то червяков, которых на такой глубине много. Вокруг все еще непроглядная тьма, и мы бредем, цепляясь друг за друга, как муравьи, пытающиеся сшить разрезанный лист. Прошла вечность, а обещанного света все нет.

Постепенно тело потяжелело от усталости. С момента похищения у Ферала еще ни разу не удавалось перевести дух. Незащищенные обувью стопы стали ныть, а колени задрожали от постоянного напряжения. Приходится чаще цепляться за Лодина.

Он движется прямо передо мной. Движется уверенно, хотя, наверняка, видит не больше меня, но природная способность ветра помогает перемещаться и ориентироваться в любом месте.

– Долго еще? – простонала я, когда тоннель повернул направо, и почва под ногами стала мягче.

Справа кто-то прошлепал, по натужному дыханию человека, не привыкшего в физическим нагрузкам, поняла – это Фил.

– Скоро, – отозвался он.

Я проговорила:

– Вы обещали, будет светло. А мы уже вечность ползем в темноте.

– Это не я обещал, – отозвался Фил. – Клаус не в курсе, что у меня перегорели лампы в тоннеле. Поднималась вода, я как-то не рискнул лезть, пока напряжение не сняли. А потом не до того было. Так что извиняйте.

Я кивнула, хотя в темноте не видно.

– Извиню, если мы вылезем отсюда на сухое и теплое. Не терплю сырость. Ноги замерзли.

Неожиданно меня подхватили сильные руки, подкинули, как пушинку, а когда перевернуло, ощутила, что сижу на широких плечах. Инстинктивно подалась вперед и вцепилась пальцами в первое, что попалось под руку, колени поджались.

Лодин охнул.

– Ай! Леди-пламя, не выдирай мне волосы. Они еще понадобятся. Как же я без волос к девушкам пойду?

На колени легли прохладные ладони. Я чуть ослабила хватку, но выпрямляться не стала, боясь зацепиться за потолок, и победно оглянулась в сторону, где должен быть Клаус. Но там темно, как в колодце.

– О девушках он думает, – пробурчала я. – Лучше думай, как нам добраться до цветка. И почему пришли эти люди. Какое-то странное совпадение. Мы, цветок, «костюмы». Кстати, почему «костюмы»?

Позади послышался глухой кашель. Я, наконец, поняла, с какой стороны находится Клаус и выпрямилась, несмотря на темноту, в которой мою гордую осанку не разглядеть.

Он сообщил глубоким голосом, из-за которого девушки должны ходить за ним толпами, и Лодин может начинать завидовать:

– Костюмы потому, что все сотрудники «Инквизито» носят такую одежду.

– Ах одежду… – произнесла я задумчиво. – Веселый мужчина и два его спутника тоже были в костюмах.

Фил хихикнул.

– Веселый? – не понял он.

– Да, веселый, – стала пояснять я. – Тот, что привез нас в темницу.

– Это ты про полицейских? – хохотнул Фил. – Ну да, может они и веселые, но как-то по-черному. Чернее только врачи и патологоанатомы.

Пока я пыталась определить, что значит «веселый по-черному» и «патологоанатомы», Лодин спросил:

– Что такое «Инквизито»?

Клаус споткнулся, по тоннелю разнеслись ругательства.

Потом сказал:

– «Инквизито» правительственная организация. Занимается безопасностью, исследованиями, расследованиями, преследованиями и черт еще знает, чем. Но будь уверен, в их появлении хорошего мало. Мы их называет чаще просто инквизиторы или костюмы.

– Они вроде гвардейцев верховного мага? – уточнил ветер.

Клаус хмыкнул.

– Что-то вроде, – сказал он. – Но твоя девица права. Слишком странное совпадение. Явились именно когда прибыли вы. Фил, конечно, хорош. Но чтоб костюмы за ним… Сдается, они по вашу душу.

Когда он в очередной раз небрежно упомянул обо мне, в груди ухнуло, а жгучий уголек разросся до размеров дыни. Стараясь не выдавать волнения перед подмирцем, который только и делает, что кривится, глядя на меня, я спросила:

– Им нужен цветок?

– Может быть, – предположил Клаус. – А может вы сами. В любом случае, нам стоит найти безопасное место, где сможем подумать и понять, в какой стороне искать ваш цветок.

Мы шли еще минут пятнадцать. Я ехала на плечах Лодина и чувствовала, как начинает медленно клонить в сон. Хотелось, чтобы Клаус перестал разговаривать со мной, как с человеком второго сорта, хотелось сказать, как он не прав, но нужные слова не находились, а усталость неумолимо берет верх. Перед глазами поплыли картины, Звенящая долина, взбешенное лицо Ферала, который остался без сладкого в самый последний момент. Потом какие-то люди. Казалось, они реальные, а я сижу в повозке с лошадью и еду в сторону башни верховного мага. А потом снова Ферал.

Лицо искажено жестокостью, и вся красота, какая в нем есть, теряется под хищной маской.

– Как ты смела, – проговорил он глухо, словно из-за стены. – Сбежать от меня, вожака огнекрылых! Ты мечена мной. Ты моя! Ты никогда от меня не скроешься.

В полудреме, забыла, что нахожусь в Подмире. Показалось, я снова где-то в избе, готовлюсь разделить ложе с огнекрылым.

– Как тебе это удается? – спросила я испуганно. – Тебя не может здесь быть.

– Меня здесь и нет, – прогудел он. – Но моя метка позволяет найти тебя в любом месте, пока мои крылья рассекают воздух Трехмирья. Я приказываю тебе, немедленно возвращайся.

Я не верила глазами ушам.

– Даже если бы хотела, – произнесла я, – не смогла бы вернуться.

– Агата, ты предсказана мне и я тебя возьму! Ты…

Кто-то закашлял, и меня выдернуло из дремоты. На секунду накатила жуть от темноты вокруг. Лишь через пару мгновений память выстроила мосты, и я выдохнула, радуясь, что Ферал лишь приснился.

– Где мы? – спросила я, чуть наклонившись.

Фил, который ушел вперед, и голос отдает эхом, ответил:

– Близко. На полу уже плиты. Вот-вот выйдем в канализацию.

– Что это?

Подмирец хмыкнул.

– Не знаешь, что такое канализация? – поинтересовался он. – Ничего, сейчас узнаешь. Во век не забудешь.

Мы прошли еще минут десять, и я стала понимать, что имел ввиду Фил, когда сказал, что не забуду.

В воздухе появился легкий, почти незаметный запах нечистот. Но с каждым шагом становился все тяжелее и насыщенней, а еще через несколько минут всем пришлось зажать носы.

Глаза заслезились, я плотно прижала одну ладонь к лицу, другой рукой все еще цепляюсь за волосы Лодину. Ему это не нравится. Ветер, время от времени, дергает плечами, заставляя меня подпрыгивать, ослабляя хватку.

Но тоннель стал каменным, на стенах появились светящиеся сферы, покрытые зеленоватыми каплями.

Впереди шагает Фил. Спина сгорблена, как у столетнего старца, рукав прикрывает лицо, но подмирец все равно фыркает и то-то бормочет. Чуть справа от него с гордо выпрямленной спиной шагает Клаус. Мышцы под футболкой красиво перекатываются, словно специально демонстрирует. Он тоже зажимает нос, но делает это двумя пальцами и с таким изяществом, что придворные дамы верховного мага обзавидовались бы.

Лодин самоотверженно несет меня на плечах, бесшумно ступая босыми ногами. Он единственный, кто не зажимает нос. Ладони покоятся на моих коленях, а спина прямая, словно я вообще ничего не вешу.

– Фу, – проговорила я с зажатым носом. – Что это за смрад? Если канализацией вы называете нужники, то потрудитесь объяснить, какого факела мы в них залезли.

Фил проговорил не оборачиваясь:

– Когда копал тоннель, наткнулся на выход в канализацию. Подумал, это очень удобно на вот такой случай. Костюмы, даже если полезут, потеряют следы.

Я спросила озадаченно:

– Почему?

– Сейчас увидишь, – ответил Фил.

Через некоторое время земля пошла вниз, потом до ушей донесся шум воды, а еще через несколько минут пол ушел в воду.

Я с ужасом наблюдала, как Фил и Клаус бесстрашно ступили в нее по щиколотку. Первый подмирец передернул плечами, а Клаус оглянулся и помахал Лодину, не удостоив меня даже взгляда.

– Давайте, – сказал он резко. – Это единственный выход. Иначе «костюмы» догонят и никаких цветков.

– Мужлан, – пробормотала я, хотя на мужлана с такой внешностью Клаус похож меньше всего. – Почему он ведет себя, как последний грубиян? И почему мы обязаны его слушать?

– Ну со мной он ведет себя нормально, – сообщил ветер. – А слушаем их потому, что они знают Подмир, а мы нет.

Я сжала в пальцах его волосы и проговорила, впиваясь взглядом в спину Клауса:

– Мужлан.

Лодин тряхнул головой.

– Перестань выдирать мне волосы, – взмолился он.

– Прости, – сказала я, ослабляя хватку. – Просто не представляю, что хуже. Бродить бестолково по Подмиру или выносить этого человека.

– Ну-ну, – многозначительно протянул он.

– Что?

– Видал я такое. В тавернах сотни раз. Хе-хе, леди-пламя…

– Что-о? Не говори глупостей, – возмутилась я.

Лодин подо мной тяжело вздохнул. Ему, видимо, тоже не очень хочется лезть в подземную реку, в которой плавает не приведи боги что. Но меня снимать с плеч не стал, только покинул, усаживая удобней, и шагнул вперед.

Послышались тихие всплески, ветер двинулся по воде, как настоящий корабль. Лишь изредка слышно, как произносит что-то неразборчивое и раздраженное.

Воздух стал на столько не выносимым, что мне немедленно захотелось оказаться на поверхности. Сердце застучало, я стала дергать ногами, чувствуя, как поднимается паника.

– Когда это кончится? – прошептала я.

Лодин похлопал меня по коленке и сказал:

– Держись, леди-пламя. Сколько бы ни осталось, держись. Хотя я чувствую потоки ветра, где-то есть воздухоотводы наверх.

– Скорее бы. Не понимаю, как ты дышишь этим. Разве тебе не воняет?

Лодин пожал плечами, приподняв и опустив меня.

– Как бы тебе объяснить, – проговорил он. – Для меня не существует хороших и плохих ароматов.

Я спросила удивленно:

– Ты не чувствуешь запахов?

– Чувствую, – ответил он. – Просто они для меня… Ну не делятся на плохие и хорошие что ли. Это воздух. Я – воздух. Я не могу быть для себя плохим или хорошим.

Пару секунд я размышляла, потом произнесла:

– Наверное, это как у меня с огнем. Для меня не бывает слишком слабого или слишком горячего пламени.

Лодин молча кивнул.

Мы прошли несколько поворотов. Тоннель превратился в разветвленную сеть ходов и каналов, откуда текут реки и ручьи. Потолок из ровных камней, но старых, кое-где раскрошенных и покрытых мхом. Но воздух почему-то посвежел, а может, нос привык.

Пол снова стал уходить вниз, Лодин теперь идет по колено в воде, хлюпая и бормоча. Через несколько минут шум воды стал сильнее, и черноволосый крепче сжал мои ноги.

Я снова вцепилась ему в волосы. На этот раз он промолчал, согнув колени, стал двигаться осторожнее.

Фил и Клаус впереди тоже замедлились. Блондин остановился и стал вертеть головой с таким видом, будто решает магические задачи. Зато первый подмирец застыл в напряжении.

Даже в тусклом свете подземелья видела, как исказилось тревогой его лицо.

– Что-то не так, – проговорил он. – Тут не было столько воды. Я регулярно проверяю этот путь, на случай бегства. И тут всегда текло едва по щиколотку.

Лодин поправил меня на плечах и спросил глухо:

– И что это значит?

– Пока не понял, – ответил Фил. – Но, думаю, ничего хорошего.

Мы стояли, как истуканы и крутили головами, а шум воды становился все сильнее. Вдруг глаза Клауса расширились, он поднял руку и указал куда-то вглубь тоннеля.

– Вода! – выкрикнул он.

В туже секунду в лицо ударил воздушный поток. Когда вгляделась вперед, внутренности сжались. Стой стороны тоннеля несется огромная волна воды, поток ревет, занимая проход.

Уровень воды стал стремительно подниматься, я вскрикнула, а Лодин быстро спросил Фила:

– Тут есть выходы наверх?

Тот бледный, как ведьма Гнилой пасти.

– Ест-ть, – пробормотал он.

– Отлично. За мной.

Лодин метнулся в боковой тоннель. Он оказался узким, а потолок пошел ниже, меня несколько раз стукнуло макушкой, колено ободралось о стену. Я ойкала и всхлипывала, но черноволосый не обращал внимания и бежал, как молодой олень, поднимая мириады брызг.

Стараясь удержаться на гладких плечах Лодина, я оглянулась. Позади с выпученными глазами бежит Фил, мокрый с головы до ног. Видимо падал. За ним с хмурым лицом Клаус, красивый и возвышенный даже в такой ситуации. Вода в боковом тоннеле тоже поднимается, но поворот избавил нас от лобового удара с потоком.

Лодин прокричал:

– Впереди лестница!

Со мной на плечах он ринулся вперед. Вода дошла ему до бедер, движения стали заторможенными, хотя вижу – выкладывается на полную. Даже на спине мышцы подо мной перекатываются.

Когда Лодин оказался в воде по пояс, мои ноги тоже погрузились. Он быстро подкинул меня и спустил в воду. Я погрузилась по грудь, тело моментально охватил холод, внутри все задрожало, а сердце забилась, как птичка в силках.

– Извини, леди-пламя, – быстро проговорил черноволосый, утягивая меня за руку. – Тут придется ногами. Потолок низкий, а выход там.

Он указал вверх, где чернеет дырявый диск. Сквозь отверстия просвечивается бледное небо и тянет свежим воздухом.

Я бросилась в перед, но Лодин придержал.

– Лучше я, – сказал он. – Крышка может быть тяжелой.

Пока я мешкала, он как белка взбежал по лестнице и уперся плечами в диск. К этому моменту подоспели Клаус и Фил, мокрые, как ошпаренные мыши. Волосы блондина висят сосульками, взгляд злой и холодный, будто я виновата, что попали в эти тоннели.

Вода дошла до шеи, но в эту секунду вверху раздался скрежет, потом голос Лодина.

– Все сюда!

Я не ожидала от себя такой прыти, но спустя пару мгновений взлетела по лестнице. Выскочив на поверхность, упала на колени и стала вдыхать воздух Подмира, который сейчас показался сладким.

Когда вылезли остальные, с меня натекла приличная лужа, мокрое платье прилипло, а плечи затряслись. Вечерний воздух и мокрая одежда обожгли страшнее любого пламени.

Я представила, как выгляжу со стороны. Стало так обидно и стыдно перед Клаусом, который только и ждет момента, чтобы выразить свое презрение, что огонь, запертый в бренном теле, устремился к коже. По спине забегали мурашки, а Фил, который оказался ближе всех, вскрикнул:

– Ой! Это нормально?

Опустив взгляд, увидела в отражении лужи, как кожа засветилась теплым, слегка розоватым светом, будто сделана из раскаленного железа. Глаза тоже полыхают углями, а за спиной раскинулось быстро темнеющее небо, в котором появились первые звезды.

Лодин сделал шаг ко мне и осторожно наклонился.

– Тебе помочь? – спросил он.

От этого обида и жалось стали еще сильнее, горячий комок вспыхнул в груди, я огрызнулась так, что черноволосый отшатнулся:

– Отойди!

В эту же секунду от одежды повалил пар, вода в луже закипела и стала быстро испаряться. Подмирцы завороженно смотрели, как сила огня, которой прежде не могла распоряжаться, рвется наружу. И лишь я вижу в место отражения лицо Ферала. Губы растянуты в ухмылке, глаза горят, как пламя преисподней, даже сквозь завесу миров чувствую, как его жар откликается в моем теле.

– Уйди… – едва слышно прошептала я.

Он покачал головой и ответил одними губами:

– Никогда.

Я отвернулась, чтобы не видеть, как огнекрылый испепеляет меня взглядом. Спустя пару минут одежда стала сухой, а от луж осталось черное пятно, будто землю обуглили.

Клаус посмотрел недовольно и произнес:

– Это плохо. Следы оставлять не стоит.

Его тон взбесил. Чувствуя привычное и такое родное пламя внутри, я поднялась и резко шагнула к нему. Подмирец отклонился, прикрываясь ладонями, как от пышущей жаром печки.

Я произнесла резко:

– Не командуй мной! Вы все! Хватит мной командовать!

Все замолчали и оторопело таращатся на меня, а я сама не могу понять причины такой резкой перемены настроения. Раньше, когда жила в Трехмиреье вспышки происходили регулярно, но никогда не отражались на настроении. Меня всегда считали тихоней, хоть и опасной из-за огненной силы. Но теперь ощущение, что меня ужали, сконцентрировали, и все мои привычки на какой-то грани.

Я гневно смотрела в лицо Клауса, что не мешало думать о том, какой он привлекательный. Вблизи его глаза кажутся похожими на озера в Верхнем пути. Их я не видела, но наслышана об удивительной красоте.

Он, наконец, опустил ладони и прямо взглянул на меня. Гнев почему-то быстро утих, и я ощутила себя вздорной девицей при дворе верховного мага.

– Я не пытался тобой командовать, – произнес Клаус спокойным голосом. – Просто мы в бегах. А это след.

– Этот след еще надо найти, – буркнула я и отошла к Лодину, который наблюдает за всем с не меньшим изумлением, чем подмирцы.

Клаус проговорил, не сводя с меня взгляда:

– Найдут. «Костюмы» найдут.

– Сделай так, чтобы не нашли, – снова бросила я.

Клаус даже рот раскрыл. Мокрый, в какой-то грязи и тине, будто в этих канализациях растут целые сады водорослей, он смотрит на меня так, будто впервые видит.

– Мне казалось, ты хвостик своего черноволосого друга, – произнес Клаус. – С каких пор начала голос подавать?

Лодин хмыкнул, а я снова ощутила гнев. Но в этот раз постаралась сдержать и не привлекать внимание светящейся кожей.

– Думай, как хочешь, – произнесла я отворачиваясь. – Но не доводи меня. Я и в Трехмирье не умела контролировать силу. А здесь вообще не знаю, как она себя ведет.

– Так давай проверим? – предложил блондин.

Я покривилась.

– Не советую. У нас в деревне осталось много таких проверятелей. Кто с обугленными волосами, кто с ожогом на пол спины.

– Я ловчее ваших трехмирских буду.

В это время Фил, который отошел к дереву и выжимает на себе одежду, выпрямился и помахал нам.

– Может оставите любовные игрища на потом? – спросил он, прогибая спину до хруста. – Нам бы убраться побыстрей. А там можете что угодно делать.

Мои щеки потеплели, по взгляду Лодина поняла, они пунцовые, а может даже светятся, как смоляные факелы. Клаус вообще отвернулся и пошел к Филу, всем видом показывая, что не заинтересован, и вообще, плевал на меня, а остальное – ложь и провокация.

– Никакие это не игрища… любовные, – пробурчала я, помня, как Ферал только что ухмылялся из лужи.

Потом расправила дважды испорченное платье, аккуратно откинула затянутые в хвост волосы и вскинула подбородок. Прежде решения мне принимать не давали, да и сейчас не особо доверяют, но показалось, я заслуживаю уважения. Хотя все можно списать на тлетворное влияние Подмира, но ощущение понравилось. Даже спина стала прямее.

Мы двинулись по пустой улице. В вечерних сумерках дома кажутся игрушечными. Если бы жила здесь, непременно ходила бы в гости к соседям, приносила пироги, а потом заходила за корзинкой.

В воздухе запах сирени и еще каких-то цветов, которых, скорее всего в Трехмирье нет.

– Где мы? – спросила я. – Куда направляемся?

К моему удивлению, ответил Клаус, который вышагивает так гордо, будто только что в одиночку победил стаю огнекрылых.

– Мы в южной части города, – сказал он не оборачиваясь. – Это новый район. Видишь, дома новые, дорога свежая. Тут престижно иметь жилье.

– И?

Клаус покосился на меня через плечо.

– Что «и»? – спросил он. – Разве не понятно? У меня здесь дом. Охраняемый.

– Хвастаться не прилично, – проговорила я.

Подмирец тряхнул мокрыми волосами и сказал:

– Я не хвастаюсь, а просвещаю вас, дремучих.

В очередной раз ощутила, как под кожей прокатились волны пламени, трижды пожалела, что мои способности в этом уплотненном мире скованны телесной оболочкой.

Фил и Клаус снова оказались впереди. Если первый передвигается, как лазутчик, вертит головой, ожидая опасности, то второй по-королевски вышагивает, будто все дома и дороги здесь принадлежат ему. Снова вижу тугие мышцы спины под футболкой, не такие большие, как у Лодина, но рельефные и четкие, словно каждый день тщательно тренирует. Когда невольно засмотрелась, Лодин двусмысленно хмыкнул.

Я нахмурилась и постаралась отвлечься, глазея по сторонам. В Трехмирье дома обычно строят внутри забора или частокола. Тут же одна из стен жилища выходит окнами наружу, а ограда прилеплена к ней, как продолжение. Я не поняла, для чего так строить. Для ограждения земли логичнее возводить стены за домом, или не возводить вовсе, как в моем доме на холме. Туда и так почти никто не ходит.

Зато тут, наверное, все только и делают, что ходят в гости. Очень удобно стучать в окошко, когда оно не отгорожено калиткой.

Лодин идет рядом. Лишь, когда покосилась на него, заметила, как лукаво поглядывает и чему-то улыбается. В вечерних сумерках его волосы выглядят черным полотном, а глаза слишком голубые и сверкают, когда проходим мимо столбов с белесыми огнями.

– Чего смотришь? – спросила я, на всякий случай надув губы.

Он усмехнулся и кивнул на идущих впереди.

– Да думаю, он будет обхаживать или сразу в атаку пойдет?

– Что ты несешь? – выдохнула я, но щеки предательски потеплели.

Лодин довольный, что попал в точку, хмыкнул и сказал:

– А то сама не знаешь, леди-пламя. Я такое сотни раз видел. И даже больше скажу. Сам так делаю. И весьма, весьма…

Я засопела и сложила руки на груди.

– Глупости. Он не в моем вкусе. Посмотри на эту высокомерную рожу. И этот подбородок… Как он его задирает. И взгляд, как ледяное море. Идет, красуется, будто весь мир принадлежит ему, а он король с идеальной внешностью.

– Ну-ну, – усмехнулся ветер.

– Хуже Ферала, – продолжала я негодовать. – Тот хотя бы уважал. Я должна была стать его женой, а, значит, правительницей нижнего мира. А этого спалила бы в пепел, будь моя воля. И я ему не верю.

– Да не смущайся, – проговорил черноволосый. – Главное, не подпускай слишком близко. Ты ж у нас горячая леди. Еще сожжешь. Не известно, что в Подмире полагается за сожжение людей.

Сдвинув брови, я отозвалась:

– На верное то же, что и в Трехмирье.

И тут же спохватилась, залившись густым румянцем. Метка на шее загудела, а Лодин расплылся в широкой улыбке и положил мне ладонь на плечо. По коже моментально растеклась прохлада, я немного остыла.

Мы прошли мимо какой-то конструкции, откуда доносится мерное гудение и слабо пахнет грозой. Огня нет, но все мое нутро буквально закричало, что там скопилось огромное количество пламени, хоть и очень странного, неуемного.

Через пару минут увидела двухэтажный дом из красного ровного камня. Он стоит особняком посреди пустыря. В отличии от остальных домов, обнесен высоким забором. Что за ним – не видно, лишь второй ярус жилища выглядывает, как высунувшийся из-под земли крот.

Подмирцы повернули к нему. Клаус быстро прошел вперед, потом несколько секунд повозился в кармане, который все еще мокрый после купания в канализации. Вытащив связку ключей, быстро отпер калитку, и мы оказались во дворе с такой идеальной травой, словно не трава, а ковер, сотканный искусницами Верхнего мира.

Клаус развернулся и приглашающе развел руками.

– Добро пожаловать в мое скромное жилище, – произнес он совсем не скромно и направился к порогу.

По краям ступенек горшки с высокими растениями, сверху навес из чего-то рифленого и прозрачного, а вход в жилище венчает массивная дверь.

Решила, она из дерева, но когда заметила стальной блеск, поняла – в Подмире умеют даже металлу придать облик древесины. И вообще переиначить одно в другое какой-то неведомой магией.

Клаус сказал, вставляя ключ в замочную скважину:

– Входите, чувствуйте себя, как дома, но не забывайте, что в гостях.

– Очень мило, – отозвалась я. – Это и есть подмирское гостеприимство?

Блондин бросил на меня пренебрежительный взгляд.

– Подмир? – произнес он. – Может хватит так называть наш город? Или что вы так называете?

– Все, – победно заявила я. – Весь ваш мир – это Подмир.

Клаус все еще ковыряется с замком, что его очень раздражает. Брови сдвинулись, ноздри раздуваются, словно хотел произвести впечатление, но механика подвела.

Он произнес, дергая ключом в замке:

– О чем и речь. Если кому-нибудь скажете, что вы из Трехмирья а это Подмир, вас быстренько заберут в дурдом и там оставят до конца дней. Или напичкают таким, от чего потеряете остатки разума. Лодин, кажется? Скажи своей дамочке, чтобы быстрей соображала.

Я метнула на Клауса взбешенный взгляд и подалась вперед, чувствуя, как начинает закипать в груди лава. Но Лодин придержал за плечо и произнес непринужденно:

– Тебе бы я тоже рекомендовал соображать. С огнем играешь. В прямом смысле. Ты не видел, что она умеет, а я знаю. Так что полегче.

Подмирец презрительно фыркнул:

– Разберусь как-нибудь.

Лодин добавил все так же невозмутимо:

– К тому же, это ваше упущение. Мы называем вещи так, как знаем. А лично ты не потрудился вообще ничего сделать. Фил нас уже несколько раз спас. Ты мог хотя бы просветить, что да как. Он же не просто так тебя вызвал.

– Защищаешь девицу? – отозвался Клаус, приподняв бровь и все еще ковыряясь в замке. – Похвально. Своих девиц надо защищать.

Я не выдержала и сказала:

– Он мой брат, дурень.

Клаус даже оглянулся, взгляд быстро забегал с меня на Лодина и обратно. Не успела разобрать что в нем мелькнуло, то ли облегчение, то ли хищный блеска, какой бывает у тигров в момент броска.

– Брат? – переспросил подмирец и с усилием провернул ключ. – Брат, это хорошо. Братья они полезны. У них ума побольше чем у всяких рыженьких. Но если кто спросит, город называется Айскленд. О Подмире упоминать не стоит.

Лодин пожал плечами.

– Айскленд, так Айскленд. Да хоть Гнилая пасть.

– Вот Гнилой пастью не надо, – предупредил Клаус и толкнул дверь.

Та бесшумно отворилась. Лицо подмирца потемнело, челюсти сжались, будто готовится двинуть кому-то под дых. Он зажал в кулаке ключи, и принял боевую стойку.

Лодин отодвинул меня за спину, а Фил, который все это время молчал и шевелил бровями, как столетний старик, проговорил, заглядывая через плечо Клаусу:

– Кажется, твой охраняемый дом, совсем не охраняемый.

Глава 7

Внутри все оказалось перевернуто, на полу битая посуда, словно кто-то не нашел, что искал и выместил злость на тарелках. Обеденный стол валяется вверх ногами, как упавший на спинку жук, шторы оборваны, а у зеркального шкафа отломана дверца.

Поняв, что в доме пусто, Клаус опустил кулаки и стал бегать от одного разбитого добра к другому. Мне даже жалко его стало, но когда оглянулся, злой взгляд устремился прямо на меня.

– Почему мне кажется, что они искали вас? – процедил он.

Я вскинула брови.

– Не справедливо. Может, они искали Фила. Про нас никому не известно, а твой друг, как понимаю, очень известен среди ваших стражников.

– Полиция, – огрызнулся блондин, поднимая двумя пальцами осколки вазы. – Они называются полиция. И «Инквизито». Черт… Это была династия Мин…

Фил осторожно обошел нас. Стараясь не наступать на осколки, приблизился к Клаусу и повертел головой.

Он предложил, глядя на осколки вазы:

– Может вызвать наряд?

– Спятил? – огрызнулся Клаус. – Давно в участке не был? Тебя первого загребут. И гостей наших.

Я спросила осторожно:

– Тогда что делать?

– Что-что, – произнес блондин сквозь зубы. – Мусор убирать. Для этого же ты сгодишься?

Меня ошпарило гневом. Отправив ему бешеный взгляд, набрала воздуха, чтобы как следует высказать все, что о нем думаю, но на плечо легла ладонь Лодина. Он покачал головой. Пришлось выдуть дым из ноздрей и промолчать.

Чтобы отвлечься от негодования, стала разглядывать обстановку. Если не считать полного разгрома, дом даже по меркам Трехмирья, богатый. На стенах картины, хоть и покосившиеся. На потолке и стенах сияющие диски, которые дают света больше, чем десяток свечей в канделябрах. Справа широкий диван, на против него у стены огромный черный прямоугольник, над ним часы. Слева кухня, посуда вся на полу, ложки и вилки раскиданы, будто их попросту высыпали из коробок. Из вредности. В углу большой серебристый шкаф, издающий тихое гудение, а впереди пара дверей и широкие деревянные ступеньки наверх.

Клаус сокрушенно качает головой и пытается собрать осколки вазы, но та разбилась так мелко, что только верховный маг может склеить.

– Черт… – пробормотал он. – Что они искали?

Фил перешагнул через обломки стула и направился к дивану, за которым на низеньком столике лежит черная пластинка. Такая же, как те, что подмирцы прислоняют у уху, только в несколько раз больше.

– Странно, – проговорил он. – Если бы я ворвался в дом, первое, что забрал бы, это технику. Компы, ноуты, планшеты. Если не из-за данных, так хоть продать потом можно.

– Да? – резко спросил Клаус.

Фил кивнул.

– Ага. Прям странно. Больше похоже на какую-то акцию запугивания или предупреждения. Только ради чего? Не верю, что из-за меня они такой кавардак устроили. Ладно, домой заявиться, провести разъяснительную беседу. Но костюмы, погоня, вторжение… Что-то не сходится.

– А, по-моему, все как раз предельно понятно. Все эти совпадения указывают на одно.

Он хмуро покосился на меня, потом кивнул на Лодина. Фил потер подбородок и проговорил задумчиво:

– Думаешь, из-за них?

– Другого объяснения нет, – проговорил Клаус, послав мне еще один мрачный взгляд, от которого захотелось спрятаться в раковину. – Я, конечно, человека популярный. Причем очень. Но ни один инквизитор…

– Думаешь, это они? – перебил Фил.

Клаус покривился.

– Ну а кто? – бросил он. – Кто еще смог бы пробраться в дом Клауса, устроить погром, ничего не взять, и так же беспрепятственно убраться? Они пришли к тебе, когда узнали, что ты привел новых друзей домой. Это точно «Инквизито».

Лодин прошелся по комнате и опустился рядом с Клаусом, который уже не осторожничает, сгребает обломки в сторону, чтобы расчистить пол. К моему удивлению, молча стал помогать.

Тот покосился, мол, без вас тошно, но промолчал. Потом достал из шкафа огромный черный мешок, они вдвоем стали загребать в него мусор.

Пока Лодин и Клаус в суровой тишине убирали, Фил взял пластинку со стола и стал водить пальцами. Я прошла на кухню. Когда открыла кастрюльку, чудом уцелевшую после разгрома. В нос ударил одуряющий запах вареной картошки с маслом, в животе заурчало, а я вспомнила, что не ела с момента прибытия Ферала.

– Клаус? – позвала я нехотя.

Из-за спины донесся недовольный голос:

– Слушаю.

– Эта картофельная толченка еще съедобна?

Клаус ответил, гремя какими-то деревяшками:

– Утренняя. Можешь есть, не отравишься. Моя домработница хорошо готовит.

– Я бы тоже не отказался, – отозвался с дивана Фил. – С утра не ел. Слушай, у тебя планшет без пароля. Рисковый парень ты.

– Там только фильмы и голые девки, – бросил Клаус не оглядываясь.

Я пробормотала:

– Какая срамота.

Думала, что говорила достаточно тихо, но Клаус услышал и произнес с таким лицом, будто его вынуждают говорить с отребьем:

– Избавь меня от мнения женщины, которая прибыла в другой мир в одном белье.

– Это была необходимость, – проговорила я недовольно, умолчав о том, что порой приходится ходить вообще без одежды, чтобы уберечь ее от бесполезного сгорания.

Порывшись в шкафчике над кастрюлькой, нашла пару целых тарелок. Выложив в них толченку, подняла с пола ложки и вилки, пару секунд шарила взглядом по замысловатым кухонным стойкам. В одной из них заметила блестящее углубление, над которым сверкает вытянутый носик, а на самом кончике висит капля.

Повинуясь инстинкту, шагнула к выемке и вывалила приборы. Те загремели, а я вжала голову в плечи.

Виновато оглянувшись, увидела, как Клаус хмуро косится на меня.

– Мойку нашла? – спросил он. – Правильно. Женщине положено знать где мойка на кухне. Краном пользоваться умеешь?

– Умею, – буркнула я, уязвленная тоном подмирца. – Только скажи, что это.

– Понятно, – отозвался Клаус.

Он бросил обломки в мешок и поднялся, оставив Лодина наедине с разгромом. Потом приблизился, не сводя с меня почему-то злого взгляда.

Когда оказался слишком близко, стук в груди участился, словно, пришлось отойти в сторону, чтобы не выдать волнения. Клаус все так же глядя на меня, шагнул к мойке. Я, стараясь скрыть смущение, отвернулась и стала делать вид, что внимательно слежу за каждым жестом.

– Учись, женщина, – сказал блондин.

Его пальцы подковырнули блестящий рычажок над носиком, из него тугой струей полилась вода, а Калус покрутил рычажок и произнес:

– Вправо горячая, влево холодная. Надавишь, прекратит течь. В холодильнике, это вон тот серый шкаф, овощи и что хочешь. Сама найдешь. Губка и средство тут.

Проследив за его указующим перстом, обнаружила желтый брусок, рядом бутыль из плотного материала.

– Ты со всеми такой учтивый? – съязвила я.

– Только если надо, – отозвался Клаус.

Я спросила, подняв на него взгляд:

– И что тебе от меня надо?

– А что можно?

Внутри вспыхнуло, лицо запылало, а волна жара ударила изнутри с такой силой, что меня пошатнуло. За спиной хихикнул Лодин, а я оттолкнула подмирца и проговорила хмурясь:

– Ничего нельзя. Я добровольно вызвалась вымыть эти ложки и поварешки. И вести себя, как пьяный Ферал не обязательно.

Клаус отошел, глядя на меня еще презрительней, чем раньше. Я подумала, он, наверное, женоненавистник, о которых слышала от мамы, когда рассказывала о мужчинах, что живут в Нижних поречьях. Говорила, что женщины там вообще не имеют голоса, в основном молча переделывают работу по дому, рожают детей, но даже концу жизни не зарабатывают того уважения, каким пользуются мужчины.

Я демонстративно взяла две ложки одновременно, быстро сполоснула, потом победно взглянула на Клауса, оставив остальные приборы лежать в мойке.

– Бунт? – спросил он приподнимая бровь и косясь на Лодина.

Тот уже закончил сгребать мусор в мешок, оставив его в середине комнаты, и ушел к Филу заглядывать через плечо. Там загадочный «планшет», подмирская магия и куча интересного. Но время от времени, поглядывает в нашу сторону, видимо, беспокоится.

Стараясь показать, что сама чего-то стою, я сказала:

– Ты случайно не из Нижнего поречья?

– Что это за дыра? – поинтересовался он, направляясь к Филу и Лодину.

Я проговорила, раскладывая ложки по тарелкам:

– Наверное, такая же, как и ваш Айскленд. Слышала, там тоже наглые мужики, которые жен ни во что не ставят.

– А ты что, феминистка? – поинтересовался Клаус.

Он приблизился к ведущей наверх лестнице, и вопросительно уставился на меня. Я взяла обе тарелки и направилась к дивану, где мои спутники что-то изучают. Или усиленно делают вид.

Я проговорила, чуть обернувшись на Клауса:

– Не знаю, что это значит. Но если бы ты заявился ко мне в Звенящую долину и так себя вел, превратила бы в обугленную головешку. Честно. Я вообще не понимаю, для чего Фил тебя позвал. Только качаешь права и возмущаешься.

Когда протянула тарелку Лодину, Клаус хмыкнул и проговорил такими тоном, которому позавидуют лучшие ораторы долины:

– Может потому, что я всю жизнь посвятил поиску научных обоснований легенд? Например, ты слышала об Иггдрассиле, исландской версии великого Древа? У славян его именовали дубом, у индусов – Ашваттха, а у тюрков, к примеру, Байтрек. Все они говорят о делении этого Древа на миры, где у корней живет всякая нечисть, в середине людские миры, а в кроне – боги. Традиционная скандинавская мифология предлагает девять миров на всем Древе, но если взять в расчет современную науку, немного логики и воображения, можно предположить, что миров во Вселенной в сотни раз больше. Допускаю, вы прибыли как раз из такого не учтенного мира. В наших источниках о магическом цветке не упоминается, но если верить вашим словам, он могуч. И находиться ему следует подальше от человеческих глаз. А если цветок по какой-то причине расцвел, как говорите, в Подмире, лучше, чтобы вам помогал я, а не «костюмы». Я хоть немного убедил тебя в полезности?

Пока Клаус вещал, Лодин и Фил оторвались от планшета. Фил смотрит на блондина с нескрываемой гордостью, мол, с каким человеком общаюсь, а ветер щурится, как сытый кот, и косится на меня левым глазом.

Я почувствовала себя согрешившей послушницей перед проповедником, которой готов прилюдно покарать. Речь Клауса на секунду выбила из колеи, заставив ощутить беспомощность.

Протянув тарелку Филу, я надула губы и проговорила:

– Немного убедил. Совсем немного.

– Какое облегчение, – сказал Клаус и шагнул на ступеньку. – Вы тут ешьте, пейте, не шалите. Я на верх, проверю, не разгромили ли там.

Блондин исчез на лестнице, громко топая, то ли специально, то ли ступеньки такие, а я, уязвленная и обиженная, стала набивать рот толченкой.

Лишь, когда съела половину, поняла, что не предложила Лодину. Спохватившись, протянула ему остатки, но тот лишь улыбнулся и покачал головой.

– Не голоден, – сказал он.

Зато Фил уплетал за двоих.

– А я очень, – проговорил он с набитым ртом. – Как жрать-то охота. Погром погромом. Но тело надо питать, когда оно требует. А у меня оно все время требует. Метаболизм быстрый. Массу набрать не могу.

Я поморщилась. Так бескультурно у нас даже поросята в Нижнем поречье не едят. Но подмирца, похоже, вопрос красоты беспокоит меньше всего, он забрасывает в рот ложки одну за другой и, кажется, не жует.

С верхнего этажа послышалась отборная ругань, из которой поняла, там тоже все переворотили, разбросали, и кажется разбили предмет, под названием «плазма».

Пока мы ели и таращились в пластинку, где Фил надеялся найти что-нибудь о цветке, как-то помочь поискам, на втором этаже громыхало, словно Клаус решил доломать мебель.

Спустя минут десять, он спустился. Волосы взъерошены, рубашка, которая футболка, вспотела на груди, а в глазах праведный гнев.

– Твари! – выпалил он. – Они унитаз на втором этаже разбили! Зачем? Зачем он им сдался? Двадцать тысяч за него отдал, обещали стойкость к ударам.

Я не знала, что такое унитаз, но, по всей видимости, очень ценный предмет, если он так убивается.

Клаус прошелся по комнате и в бессилии рухнул на диван, будто и впрямь крушил остатки былой роскоши.

– Все, все развалили. Это какой-то заговор. Это «костюмы». Точно, они. Ничего не украли, золотая статуэтка как стояла на комоде, так и стоит. Им точно нужны вы.

Он мрачно посмотрел на Лодина, а на мне взгляд задержался так долго, что ощутила, как в сотый раз в груди загорается уголек.

– Наверное, – предположил Фил, все еще таращась в планшет, – они не стали преследовать по тоннелям, а сразу пробили моих друзей и поехали к тебе. А когда не застали, разломали все, на всякий случай.

Я осторожно поинтересовалась:

– А почему им нас не дождаться?

Клаус посмотрел, будто я говорящая корова, и проговорил раздраженно:

– Разве не понятно? Пришли. Нас нет. Решили, что ушли другим путем, скрываться в другое место.

– Да, но… – попыталась возразить я.

Фил перебил.

– Надо найти ваш цветок прежде, чем до него доберутся «костюмы», – сказал он.

Лодин на секунду оторвался от планшета, такого необычного и волшебного, хотя все хором утверждают, что в этом мире магии нет. В глазах мелькнула тревога, хотя этот проныра успевает коситься в сияющий прямоугольник, где сменяются картинки с фривольными женщинами.

Он спросил озадаченно:

– Думаешь, они о нем знают?

– Кто их разберет, – отозвался Фил. – Но иначе, зачем было устраивать такой показательный погром и ничего не красть? Обычные воры сразу драгоценности и технику выносят, а это… Будь им нужен я, вообще бы не отпускали никогда из отделений. Хотя… Ко мне не подкопаться. Я умею заметать следы. Даже когда залез в базу «Инквизито» в отдел секретных исследований, не смогли доказать.

Взгляд Клауса стал изумленным, брови всползли наверх, а когда Фил вопросительно покосился на него, произнес:

– Ты влез в базу инквизиторов?

Взломщик пожал плечами.

– Было дело.

– Базу исследований?

– Ну да, – согласился Фил как-то неохотно. – Попотел тогда изрядно, но влез. Полазил, посмотрел, ну и вылез.

Клаус охнул, вытаращив глаза, пальцы затряслись, как у старателя, который нашел золотую жилу.

– И что? – спросил он напряженно. – Что ты видел? Сохранил данные? Отвечай.

– Я что, самоубийца? – поинтересовался в ответ Фил. – Они бы меня точно расстреляли где-нибудь в подворотне. Я же культурны хакер. Мне чужого не надо. Мне для азарта, для проверки навыка…

Видно было, что блондин не просто разочарован, а убит простодушием взломщика. Глаза уставились в черный прямоугольник на стене, лицо побледнело, а голова закачалась, будто говорит «нет» невидимому собеседнику.

– Святая невинность… – пробормотал он. – Это же информация. Ты за нее мог получить огромные. Нет. Огроменные деньги! Исследования «Инквизито»… Господи, почему такие мозги достались такому идиоту… Ничего не сохранил, ни чего… Можно было бы вернуть…

Фил доел остатки картофельной толченки и, облизав ложку, проговорил так невозмутимо, что даже Фарбус позавидует:

– Думаю, мы живы именно потому, что у меня ничего не сохранено и не передано никуда. Именно поэтому мы еще не плаваем в заливе. Но кое-что я все-таки запомнил. Один документ прочел.

Клаус перестал таращиться в черный прямоугольник, взгляд стал цепким, как кошачьи когти, он впился им в лицо Фила и произнес с нажимом:

– И ты не сказал?!

Подмирец, который назвался хакером, пожал плечами.

– Ну а что говорить? Во-первых, некогда было, а во-вторых, я ничего не понял. Решил, это бесполезно.

– Да как так можно! – выпалил блондин, взмахнув руками. – Любая информация из архивов «Инквизито» полезна. Выкладывай.

Лицо Фила стало бесстрастным, глаза потеряли выражение, а взгляд устремился в стену.

Я непонимающе переводила взгляд с одного на другого, пытаясь прикинуть, как давно они дружат, если общаются друг с другом в такой резкой манере. Но так и не смогла потому, что в Звенящей Долние с друзьями стараются вести себя учтиво.

Фил заговорил монотонно и спокойно, словно превратился в один из своих волшебных артефактов, которые только и могут, что бледно сиять и перелистывать картинки:

– Взять под особый контроль место скопления психической энергии… Зона между древними курганами, грязевым озером и соленой рекой… Особый статус женщин. Большинство обладают психический энергией в неуточненном количестве… Значительно увеличение колебания магнитных полей за последние двое суток. Увеличение колебаний. Неизвестные выбросы плазмы… Частицы…

Мы с Лодином опасливо смотрели на хакера, который сейчас похож на поднятого магом мертвеца и вещает с того света. Видя наше замешательство, Клаус быстро пояснил:

– У Фила хорошая память. Он, может, и не понимает, что говорит, но воспроизводит все, что успел прочесть.

Это, видимо, должно было нас успокоить. Но когда хакер со все еще бесстрастным лицом повернулся ко мне, стало совсем не по себе. Я отшагнула, моля богов, чтобы огненные силы вернулись ко мне, если вдруг этот сумасшедший вздумает напасть.

Взгляду Фила неожиданно вернулась человечность, он простовато улыбнулся и пожал плечами.

– Ну, – произнес он, – как-то так. Я ж говорил, бестолковая несвязанная информация. Ни применить, ни отменить. Короче, ерунда.

Клаус с силой потер лоб и что-то промычал под нос, потом вскочил и подбежал к полке со сваленными в кучу книгами. Раньше, они, скорее всего, аккуратно стояли друг за дружкой, но после визита «костюмов» мало что осталось на месте.

Он быстро порылся в фолиантах, пару штук беспощадно откинул в сторону, а когда те упали, поняла – это вообще не книги, а какие-то сборища картин с разнузданными женщинами.

Тем временем блондин продолжал рыться в закромах. Потом схватил какой-то фолиант и стал быстро листать.

– Вот! – воскликнул он, тыкая куда-то в пергамент. – Бесполезная? Да куда там. Я все понял! Фил, Фил, ты… Слов нет. Смотрите, эти курганы. Ага, а вот тут, это иксаматы и савроматы, они называли себя асами.

Фил покосился на мою тарелку, где еще остается немного толченки, я жадно сунула в рот ложку, а он хмыкнул и произнес:

– Ты давай не блещи своими историческими познаниями. Все равно ничего не понятно.

– Да погоди ты! – отмахнулся Клаус, с еще большей страстью вчитываясь в тексты. – У этих асов был матриархат. Культ женщин, богиня плодородия, царицы, вожди, ведуньи. Понимаете?

Мы все втроем переглянулись, а Фил ответил:

– Нет.

– Да что ж вы такие… – сокрушенно проговорил Клаус, забыв, что его мебель разнесли в щепки, а где-то рыскают «костюмы».

Гоняя во рту разжиженную толченку, я поинтересовалась осторожно:

– Какие?

– Несообразительные, – отозвался блондин, не глядя. – Если верить истории, здесь могло располагаться древнее царство амазонок. Тех самых, что на конях и с колыхающейся грудью. Культ Кибелы, матери богов.

Внутри шевельнулось чувство гордости, что в таком дремучем и жутком мире, могло существовать королевство, где управляли женщины. А они, как известно, лучшие управители, потому, что не устраивают войн.

– Но к чему это все? – спросила я, догадываясь, что остальные тоже ничего не поняли.

Клаус посмотрел на меня как проповедник, рассерженный, что прихожанка опоздала на службу.

– Я понял, почему вы попали именно сюда, – сказал он, захлопнув книгу.

Лодин, которому очень понравился планшет, водит пальцем по экрану, меняя картинки и тыкая на каких-то женщин. Губы время от времени растягиваются в довольной улыбке, словно забыл, что мы в чужом мире, а следом гонятся полчища неведомых инквизиторов.

Он спросил спокойно:

– Сюда, это в Подмир?

Лицо Клауса скривилось, но он кивнул.

– Да, в Подмир.

– Здесь место силы? – все так же спокойно поинтересовался Лодин.

Клаус даже подпрыгнул. Лицо стало такими, словно черноволосый отнял любимую игрушку. Крылья носа колыхнулись, он проговорил хмуро:

– Как ты догадался?

Лодин, не отрываясь от фривольных картинок, пожал плечами и сказал:

– Я умею быстро думать, когда надо.

– Ладно, – недовольно произнес Клаус. – Не важно. В общем, да. Здесь что-то вроде места силы. Фил сказал, в данных инквизиторов указано сильное колебание психических или каких-то еще волн. Если это действительно бывшие земли амазонок, то Айскленд может быть чем-то вроде ведьминой столицы.

– Снова не удивил, – произнес Лодин. – Как только попали сюда, сразу заметили на улицах ведьм. Правда почему-то пешком.

Лицо Клауса еще больше омрачилось.

– Никогда не видел, чтоб бабы на метлах летали, – согласился он. – Но полагаю, ведьмами стоит называть женщин, которые обрели мудрость и ум. А не с метлами… Хотя говорят есть и такие, которые могут всякую гадость наслать. Но это уже из серии околонаучного.

Я проговорила задумчиво:

– Значит, здесь все пропитано подмирской… Извини, Айсклендской магией?

– Магии не бывает, – нравоучительно произнес Клаус. – В нашем мире не бывает. Правда, после того, что увидел, я не в чем не уверен.

Я отправила очередную ложку толченки в рот, чувствуя, как желудок наливается приятной тяжестью. Подмир, может и материален, и магия тут превращена во что-то непонятное, но картошка остается картошкой, вполне съедобной и сытной. И, несмотря на преследования огнекрылого, от которого в Подмире я кое-как спрятана, голод никуда не делся.

– И еще мне кажется, – добавил Клаус, – ваш цветок тоже должен быть где-то в этих землях.

– Амазонских? – спросила я, тщательно пережевывая. – Амазонских землях?

Клаус неуверенно покачал головой и скривил губы. Потом несколько раз прошелся из стороны в сторону, наступив на осколок, который забыли убрать. Тот жалобно хрустнул, а когда блондин поднял ботинок, на полу остался лишь белый порошок.

– Амазонских, – согласился он нехотя и приблизился к лестнице. – Думаю, должно быть что-то еще. Какие-нибудь знаки, исторические сводки, которые укажут, где искать. Я пороюсь в книгах и интернете. Хотя в нем вряд ли будет.

Фил, успевший расправиться с толченкой, округлил глаза и выдохнул:

– Да ну ладно. В сети есть все. Почему это вряд ли?

– Потому, – стал терпеливо объяснять Клаус, – что такие сведения не будут выкладывать в общий доступ.

– А книги разве не общедоступны? – парировал взломщик.

Клаус кивнул.

– Общедоступны, – согласился он. – Но только не те, что стоят у меня на полках.

Я поставила опустевшую тарелку на столик рядом с такой же, где бесповоротно засохли остатки толченки, и сказала:

– Думаешь, в ваших книгах будут записи о Трехмирье и цветке?

Брови Клауса сдвинулись, он проговорил, ступая на лестницу:

– О Трехмирье, может, и не будет. Но об амазонках наверняка что-то найду.

Когда он снова скрылся на втором этаже, Фил с Лодином зависли над планшетом, и стали делать вид, что тоже ищут информацию. Но по их одурелым лицам поняла, разглядывают они вовсе не письмена. И если Лодина еще могу понять, он никогда не видел такой магии, то Фил должен давно привыкнуть к подобным вещам.

Понаблюдав за ними еще пару минут, сделала вывод, что потребности мужчин, не зависимо от мира, плюс минус одинаковые. Что у Ферала, что у Фила, что у остальных. Хотя Клаус вызывает сомнения.

Подумав о нем, жгучий уголек в груди снова разросся, волна прежде неведомых эмоций прокатилась до самых пяток, а сердце забилось чаще. Сын пастуха вызывал во мне теплоту, рядом с ним хотелось часами бродить по лесу и слушать птиц. Но от Клауса внутри все вздрагивает, вспыхивает, как пересушенное полено.

Вытерев губы, решила подышать воздухом, чтобы немного успокоиться и проветрить мысли. Окна открыть никто не удосужился, а воздухоотводов в этом огромном доме тоже не заметила.

– Я на крыльце буду, – сообщила я.

Лодин поднял голову и посмотрел на меня как старший брат, которому велено следить за взбалмошной сестрицей.

– Лучше бы тебе не выходить одной, – проговорил он.

– Я не далеко, – пообещала я. – Вы все равно уткнулись в этот магический предмет, а Клаус меня не выносит. Даже со второго этажа слышу, как бормочет.

Лодин нахмурился, но произнес:

– Далеко не отходи. Если что – кричи.

– Уж не сомневайся. К тому же, я все-таки огонь. Постоять за себя смогу.

– Это в Трехмирье ты могла одним жестом спалить целый дом, – напомнил черноволосый. – А тут покрываешься испариной, едва печку затопишь. Не отворачивайся. Я видел, как побледнела и взмокла, когда у Фила в доме вспыхнул очаг.

Я вздохнула и проговорила сдаваясь:

– Ты прав. Но мне тут тесно. Обещаю, буду у двери. Ты даже будешь слышать, как дышу.

– И чешешься, – добавил Лодин уже с улыбкой.

– Я не чешусь, – проговорила я обиженно и направилась к выходу.

Когда дверь за мной закрылась, я наконец, вдохнула полной грудью, впервые за последнее время ощутив свободу. Всю неделю за мной следил верховный маг, боясь, что в последний момент передумаю и сбегу куда-нибудь в Гнилую пасть, где у него нет влияния. Потом Ферал, затем смотритель и Лодин. А потом еще эти подмирцы и остальные.

Теперь же, в свежем ночном воздухе, слушая стрекот цикад, я почувствовала себя свободной и легкой, несмотря на плотное тело. Улыбнувшись, шагнула на нижнюю ступеньку. Слева в траве заметила гнома, сделанного из чего-то блестящего. Я потянулась к нему.

С пава зашелестело, но когда оглянулась, в шею что-то укололо, и мир потух.

Глава 8

Сквозь туман доносился голос Фереала, злой и глухой. Слов не разобрала, но по тону ясно, готов убивать, жечь и испепелять. Потом мелькнуло его огненное лицо с пылающими глазницами.

– Агата! – наконец донеслось до меня. – Вернись немедленно!

– Не могу, – прошептала я. – И не хочу…

– Как ты смеешь!

Он ревел еще и еще, но голос становился тише.

Когда пришла в себя, что-то холодное окутало меня, словно покрывалом. Лишь спустя пару секунд поняла – лежу в воде, спину холодит пол, а перед глазами темнота.

Шея побаливает от укола, щека горит, наверное, меня ударили. Едва в голове всплыли воспоминания, с ужасом поняла, что похищена. Приняв сидячее положение, повертела головой в поисках чего-то, чем можно отбиться, а потом броситься со всех ног. Но оказалась заперта в чем-то вроде аквариума.

За стеклами непроглядная чернота, будто вишу в космосе, на дне воды по щиколотку, а пол из темно-серого материала. Такого же, из чего сделаны дороги в Айскленде.

Я потерла место укола, руки тяжелые, будто в них налили свинца, тело промерзло, и кожа покрыта крупными мурашками.

Превозмогая бессилие, уперлась ладонями и поднялась. Голова закружилась, меня повело в сторону.

Хлюпая, как упитанная гусыня, приблизилась к стене и уперлась плечом в холодное стекло.

– Что это за место… – прошептала я и заметила, как изо рта повалил пар.

Едва заговорила, откуда-то из темноты раздались шаги, я с облегчением поняла, что все-таки не вишу в космосе. А значит, есть возможность сбежать. Маленькая, пока не известная. Но есть.

Вытерев лицо от воды, я выжала волосы и попыталась успокоиться. Если до сих пор жива, значит убивать меня не собираются.

Шаги в темноте приближались. Сверху упал белый луч и осветил пятачок за стеклом, в него шагнул мужчина в черном костюме. Волосы черные, коротко остриженные и напоминают ежика, глаза прикрыты двумя черными пластинками. Руки убраны назад, будто он собирается отчитывать меня за непослушание.

– Кто вы? – спросила я, чувствуя, как затарабанило сердце.

Мужчина продолжал молчать, а я в страхе перебирала варианты, почему оказалась здесь, и что собираются со мной сделать. Еще мелькнула мысль о Лодине, который будет в бешенстве, когда обнаружит мою пропажу.

– Меня будут искать, – снова проговорила я. – Они меня найдут.

Мужчина неожиданно произнес холодным, как моя темница, голосом:

– Если мы не ошиблись, так будет даже лучше.

– Ошиблись? С чем ошиблись?

«Костюм» чуть наклонил голову, как змея, гипнотизирующая кролика.

– Думаю, тебе известно, – произнес он.

В голове потревоженными муравьями забегали мысли, я судорожно пыталась вспомнить, где себя выдала, но спустя пару секунд поняла, обо мне и Лодине знают только Фил и Клаус.

Я проговорила, стараясь придать голосу твердость, хотя внутри все трясется от холода и страха:

– Не понимаю, о чем речь. Мы с друзьями были дома. А вы меня похитили. Зачем, зачем вы это сделали?

– Не хочешь говорить? – понимающе произнес мужчина. – Это ничего. Двое других тоже не хотели. Но пришлось. Наши специалисты знают свое дело. Ты тоже заговоришь.

Чувствуя, как в животе похолодело, я спросила:

– Вы инквизитор?

Мужчина кивнул.

– Вижу, ты осведомлена. Нужно было забрать тебя сразу, но были не уверенны, что ты та, кто нужна. Впрочем, следует еще выяснить, что ты, это ты.

– Да о чем речь? – не выдержала я. – Что выяснить?

Уголок рта незнакомца чуть дернулся, мне показалось, так мог бы улыбаться палач перед казнью. Он щелкнул пальцами, что-то грохнуло и все залилось белесым светом.

Глаза на секунду ослепли, я заслонилась, а когда зрение вернулось, обнаружила, что мой аквариум не единственный.

По обе стороны стоят точно такие же камеры, с той лишь разницей, что в левой вместо пола решетка с мелкими дырами, а в правой – песок. По углам сидят девушки. Судя по скрюченным позам, находятся тут уже долго. Когда зажегся свет, они вздрогнули и сжались, как испуганные котята.

Незнакомец с хозяйским видом прошагал к левой, которая в белесом свете похожа на хрустальный гроб, только огромный. Я почувствовала, как во рту пересохло, хотя в моем случае сухость во рту дело привычное. Но видя, с каким лицом незнакомец поглядывает на меня и других девушек, охватила тихая паника.

– Что вам надо? – пролепетала я одними губами.

Незнакомец приблизился к стеклянной стене и постучал пальцем, словно собирается кормить рыбок. Девушка внутри вздрогнула и подняла голову.

Смоляные, с отливом в синеву, волосы рассыпались по плечам, глаза, как черные угольки, а кожа белее весеннего снега. Бедняжка одета в выцветшее зеленое платье до самых пяток, а босые стопы распластались на решетке. Когда присмотрелась, поняла, что под сеткой пустота.

– Как ты себя чувствуешь? – обратился к ней незнакомец.

Девушка устремила на него бесстрастный взгляд, голос прозвучал глубоко и низко, таким могла бы петь цыганка у костра.

– Было бы лучше, – произнесла она, – если бы вы отпустили меня. Или хотя бы убрали решетку.

Незнакомец хмыкнул.

– Мы оба знаем, чем это может грозить.

– Не знаем, – отозвалась девушка все тем же контральто. – Мы ничего не знаем.

– Все противишься? – поинтересовался незнакомец. – Дело твое. Когда мы поймаем последнюю девушку, тогда противиться будет бессмысленно.

Он резко развернулся ко мне, от неожиданности я отшатнулась, а «костюм» приблизился к моей темнице и произнес тоном, от которого по коже побежали мурашки:

– Можете молчать. Но как только мы докажем, как только вытащим из вас правду, цветок, наконец, будет найден.

С этими словами он развернулся и удалился в темноту, глухо стуча набойками, а я осталась в темнице осознавать ужас происходящего.

В голове всплыли слова Фарбуса о балансе, о том, что цветок не должен попасть не в те руки. Потом представила, как «костюмы» пребывают в Трехмирье, и из-за этого рушатся границы, все перемешивается, мир гибнет…

Я тряхнула головой, стараясь забыть о грозящей катастрофе. Глянув в лево, заметила, как черноволосая девушка уставилась на меня тяжелым взглядом, будто намерена продырявить.

– Почему они нас держат здесь? – спросила я, надеясь, что она сможет хоть что-то прояснить.

Девушка поднялась, только теперь заметила ее пышные формы. Настолько, что самые видные красавицы Звенящей Долины утопились бы с зависти.

Тонкая талия перехвачена поясом, еще больше подчеркивая ее женственность, которой мне всегда не хватало. Несмотря на это, платье закрытое, горловина по самую шею, рукава до кистей, а подол почти касается решетки. Только пальцы иногда выглядывают.

Она приблизилась к стеклу и проговорила, не сводя с меня взгляда:

– Им нужен цветок.

Я отозвалась:

– Это я слышала. Но почему они нас поймали? Откуда известно? Зачем?

– Слишком много вопросов, девочка, – произнесла красавица, а я с трудом подавила пламя в груди.

На вид мы ровесницы, просто ее природа наделила больше, а моя фигура всегда была слегка мальчишеской, и когда выросла грудь, счастью не было предела.

Проглотив обиду, я произнесла:

– Мои вопросы очевидны. Ты, как понимаю, сидишь тут давно. Что они хотят?

– Цветок хотят, – ответила девушка со вздохом.

– Но как? Почему? Кто им сказал?

Девушка кивнула мне за спину, где сверкает другая темница. Я оглянулась. Оказалось, вторая пленница тоже поднялась и молча смотрит на нас.

Эта девушка оказалась стройной и высокой, как березка, белоснежные локоны до колен, причем обычно, чем длиннее волосы, тем прилизанней голова. Но у нее они пышные, такие бывают, когда ныряешь, и волосы кажутся огромной медузой. Глаза голубые, платье длинное, как и у первой пленницы, но на тоненьких бретельках и вырезом поглубже.

– Все было не так, – проговорила она таким мягким, почему-то печальным голосом. – Они уже все знали. Знали обо всем. Я лишь сказала название…

– Но зачем? – выдохнула я раньше, чем успела подумать.

Девушка вздохнула и проговорила еще печальнее:

– Они пытали меня. Посадили в страшную камеру и нагревали… Я ничего не выдала. Не смейте меня корить.

Девушка из левой камеры произнесла упрямо:

– Ты не должна была говорить, как он называется.

– А что бы это изменило? – поинтересовалась другая. – Они и так все знают. Им нужен лишь способ найти цветок. Сказав, я лишь прекратила пытку. Тебя ведь не запирали в камере, где кожа начинает буквально закипать.

Брюнетка снова проговорила с еще большим нажимом:

– Нам обеим снился одинаковый сон, наверное, стоило подумать дважды прежде, чем говорить об этом «костюмам». Надо вообще следить за языком, а плескать им во все стороны.

– Я не плескала, – возразила белокурая красавица. – Я вообще ничего не сказала, кроме цветка. Они называют его «точкой сборки».

– Зачем ты вообще начала говорить? – не сдавалась первая.

– Тебя не собирались спалить в огневой камере.

Они пререкались, а я переводила взгляд с одной на другую, пытаясь понять, почему заперли именно их, и кого еще намереваются поймать. Потом думала, сколько времени понадобится, чтобы выбраться отсюда, поскольку оставаться здесь не собиралась.

Когда девушки перешли на повышенные тона, я проговорила:

– Перестаньте.

Обе удивленно посмотрели на меня, брюнетка произнесла недовольно:

– Ты слишком мала, чтобы командовать.

В груди заклокотало, по венам потекли потоки лавы, и я ощутила, как заполыхали глаза. Брюнетка чуть отшагнула, на губах появилась горькая улыбка.

– Как жаль… – произнесла она, качая головой. – Они не ошиблись.

– В чем?

Красавица посмотрела мне через плечо. Потом прошлась в левый угол, взгляд стал пустым и устремился куда-то в темноту. Пару секунд стояла молча, потом произнесла так тяжело, что у меня весь гнев потух:

– Я Гленна. А в той камере Дайна. Они сказали, что все стихии женщины. И я вижу, они правы. Осталось найти всего одну, тогда даже не представляю, как сможем противостоять. Дайну мучили. Жестоко мучили. Мне было легче. Они не поняли, как ко мне подступится. Но они найдут способ. Нужно лишь время…

До меня стало медленно доходить – они стихии. Те пропавшие стихии, которых не нашел Фарбус, и которые каким-то непонятным образом оказались тут.

И без того тарабанящее сердце зашлось в плясе, к лицу потек жар, стоило немалых усилий загнать его обратно, чтобы «костюмы», если наблюдают в подмирские артефакты, не заметили.

– Вы стихии, – сказала я скорее утвердительно. – Но как? Почему вы здесь?

Дайна, которая все еще стоит возле прозрачной стены, провела ладонью по щеке и произнесла:

– По той же причине, что и ты.

– Нет, – проговорила я, качая головой. – Почему вы в Подмире? Как в сюда попали?

Дайна и Гленна обменялись взглядами, блондинка ответила озадаченно:

– Подмире?

– Ну да, – сказала я, удивляясь их тугодумию. – Этот мир. Подмир. Почему вы не в Трехмирье? Как вы выбрались оттуда без Вормхола?

Девушки снова переглянулись, на этот раз ответила брюнетка сочным контральто:

– О чем ты говоришь? Какое Трехмирье? Я родилась в Исландии. Не смотри что говорю по-русски. У меня семья русская. А Дайна из Чехии.

Озадаченная, я переводила взгляд с одной новоявленной знакомой на другую, и постепенно осознавала произошедшее. То, что заставило огонь воплотиться женщиной, то есть мной, отправило воду и землю в Подмир. Вода, очевидно, белокурая красавица с мягкими манерами, а Гленна, определенно земля, пышная и плодородная.

С силой потерев лоб, я проговорила:

– Очень странно. Очень. Если верить Фарбусу, вас тут быть не должно. Вы должны были быть с нами.

Гленна одарила меня тяжелым взглядом.

– О чем ты говоришь, девочка?

– Не называй меня так, – отозвалась я тихо, но твердо. – Мы одного возраста. Мне и так хватает покровителей и управленцев, которые распоряжаются мной, как хотят.

Гленна хмыкнула, а вторая девушка поинтересовалась, прислонившись ладонью к стеклу:

– Почему нас не должно тут быть? Объясни. Гленна, не перебивай. Кажется, она знает больше нас.

Я послала брюнетке победный взгляд, та сложила руки под грудью и кивнула, мол, продолжай. Помня слова Фарбуса, что в этот раз все не так, стала копаться в памяти, но поняла – там не так много, как хотелось бы.

Спустя пару минут размышлений, спросила:

– «Костюмы» вам что-нибудь говорили?

Гленна покачала головой. По лицу вижу, я ей не нравлюсь. А может специально ведет себя так, чтобы никто не пытался посягнуть на ее независимость или что там она отстаивает. Зато Дайна произнесла:

– Когда они вели меня в горячую камеру, слышала, что ищут еще двух девушек. Тебя нашли. Осталась еще одна.

Я ощутила облегчение, напряженные струны расслабились. Несмотря на промерзшие ноги и убийственный холод, а в душе потеплело и даже зародилось какое-то злорадство.

– Четвертую девушку они не найдут, – произнесла я.

– Эти найдут, – отозвалась Дайна печально.

Я хмыкнула.

– Поверь мне.

Гленна и Дайна вопросительно посмотрели на меня. Пока думала, объяснять им или нет, в темноте снова послышались шаги. Мы все замерли, как напуганные кролики.

Потом на свет выступил все тот же незнакомец, а за ним четверо мужчин в костюмах. Он посмотрел на меня черными пластинками и указал куда-то в пол перед камерой.

– Открывайте, – сказал «костюм». – Возьмем новенькую. Будьте осторожны. Она опасна. Скорее всего.

Остальные «костюмы» быстро приблизились к стеклу, я попятилась, чувствуя, что сейчас начнется нечто, что мне совсем не понравится. Один из них нажал куда-то на пол, послышался утробный рокот, и в передней стене отворилась дверь. Несмотря на ситуацию, удивилась, стекло было гладким, и никакая дверь в нем поместиться не могла.

Костюмы обступили с трех сторон, по венам невольно потекла лава, а в груди загорелись раскаленные угли.

– Что вам надо? – в страхе спросила я. – Я никуда не пойду.

На что один из «костюмов» резко шагнул ко мне, сзади на шею накинулось что-то холодное и тугое. Едва успела дернуться, как такое же стянуло кисти за спиной. Когда попыталась разогреться и расплавить путы, они лишь чуть потеплели.

Трое «костюмов», которые держали поводья в натяжке, одновременно встряхнули, и путы превратились в жесткий каркас. Четвертый стоит в паре шагов, целясь в меня из изогнутого черного предмета, какой видела в дворце стражников.

– Двигай ногами, – сказал он, чуть качнув предметом. – И без фокусов.

Под скорбными взглядами Гленны и Дайны меня вывели из стеклянной темницы и повели по темноте. Первый «костюм» движется чуть сбоку, едва вижу его в полумраке, но он и так хозяин положения.

На меня накатил ужас, плечи затряслись, пришлось собрать всю волю, чтобы успокоиться и не выдать инквизиторам страха. Но правая коленка все равно время вот времени подрагивает.

Я попыталась заговорить.

– Куда вы меня ведете?

Конвоиры промолчали, но незнакомец ответил:

– Сейчас сама увидишь.

Казалось, мы идем вечность по темным коридорам и поворотам. Стопы замерзли, обувью меня так и не снабдили, а пол то ли железный, то ли каменный. Я молила богов, чтобы эти люди проявили хоть немного милосердия, меня никогда не наказывали, в то время как деревенские дети часто получали розгами за баловство.

Но когда коридор кончился и повернули за угол, внутри похолодело. Перед нами предстало небольшое помещение, в центре которого резервуар с водой. Поверхность преломляется и подрагивает. Лишь присмотревшись, с ужасом поняла – это лед. Мелкие осколки замерзшей воды, нарочно засыпанные в купель.

Под потолком в углах белесые лампы, в их свете пар изо рта кажется особенно густым.

В Трехмирье холода почти не ощущала, огненная натура не дает, но здесь…

Главный «костюм», видимо, заметил, как изменилось мое лицо. Губы поползли в стороны, он произнес неожиданно мягко:

– Мы можем обойтись без этого.

– Я не знаю, зачем вы меня похитили, – произнесла я, чувствуя, как тает надежда на благополучный исход.

– Давай так, – предложил «костюм», – я буду задавать вопросы, а ты отвечать. Если ответы будут правильными, обещаю, с тобой ничего не случится. Даже наоборот. Если станешь с нами сотрудничать…

Его лицо стало мечтательным, губы вытянулись, словно собирается пить через соломинку. Потом потер подбородок и снова повернулся ко мне.

Сглотнув комок в горле, я сказала дрогнувшим голосом:

– Все зависит от вопросов. Я даже не знаю, кто вы.

– Ну, это легко исправить, – произнес «костюм». – Хотя это ничего не изменит. Можешь обращаться ко мне Посредник. А вопросы… Что ж, попробуем. Как твое имя?

Сглотнув вязкую слюну, остатки которой должны вот-вот испариться от внутреннего жара, я проговорила нерешительно:

– Агата.

Посредник развел руками и улыбнулся так радушно, будто всю жизнь только и хотел это услышать.

– Вот видишь, – сказал он довольно, – все можешь, все умеешь. Начало хорошее. Значит, Агата. Откуда ты, Агата?

Чувствуя, как остатки уверенности тают, как горстка снега под весенним солнцем, я стала хаотично соображать, что ответить и избежать пыток.

– Из далека, – произнесла я уклончиво и покосилась на резервуар с водой.

Радушие с лица Посредника медленно сползло, выражение вновь стало холодным и бесстрастным, как у каменной статуи.

Он покачал головой и сказал:

– А это уже не совсем правильный ответ. Подумай еще раз. Откуда ты?

Я промолчала, не зная, как вывернуться, а Посредник ждать не стал. Щелкнул пальцами, и четверо «костюмов» потолкали меня к бассейну с ледяной водой. Паника накатила с новой силой. Упираясь ногами и пытаясь высвободить руки, я взвизгивала и извивалась, но четверым здоровым мужикам ничего не стоило поднять девичье тело.

Через пару мгновений меня швырнули в воду.

Тысячи ледяных игл впились в кожу, как крошечные зубастые рыбки, обитающие в озере Звенящей Долины. Даже если сейчас развяжут веревки, пошевельнуться не смогу, конечности сковало, мышцы онемели, а дыхание перехватило от холода.

Над водой осталась лишь голова, но воздуха все равно не хватает. Ужас и бессилие окутали меня сильней, чем ледяная вода. Когда подняла взгляд на Посредника, тот бесстрастно наблюдал, как я медленно деревенею.

– Ну что, – поинтересовался он. – Освежилась? Говорить будем?

Я попыталась ответить, сказать, что он ужасный человек, если так ведет себя с беззащитной девушкой, и что его постигнет суровое наказание, но получилось только громко простучать зубами. От ледяной воды меня трясло, но «костюмы» продолжают удерживать.

– Х-хол-лод-дно, – смогла выдавить я, выбивая челюстью такую дробь, что танцоры чечетки обзавидуются.

– Конечно холодно, – согласился Посредник. – На то и рассчитано. Холод стимулирует работу мозга, повышает бодрость и тонус. В определенных дозах. Но если переборщить, организм начинает быстро терять тепло, падает давление, сердце стучит медленнее. И если дать человеку уснуть, он может уже не проснуться. Если только…

Он странно посмотрел на меня, и я поняла, чего он хочет. Несмотря на убийственно холодную воду, в груди завертелся жгучий комок, тепло медленно поползло по телу, возвращая подвижность конечностям.

Я простонала, пытаясь придумать, как загнать огонь обратно, скрыть от «костюмов», но руки и ноги уже налились приятным жаром. Холод быстро отступил, а вода вокруг пошла маревом, какое бывает при нагревании.

Ругая себя за неумения управлять собой, я задергалась, чтобы как-то замаскировать таяние льда, но ощутила жар в глазах. Поняв, что они тоже запылали, опустила взгляд и сомкнула веки.

– Уже не холодно? – участливо поинтересовался Посредник.

Только теперь сообразила, меня перестало колотить.

Спохватившись, попыталась изобразить стук зубов, но «костюмы» уже все поняли. Посредник ухмыльнулся и сделал шаг к краю бассейна.

– Вот мы и выяснили, – сказал он. – Можешь не прятать глаза, я все видел. И растаявший лед тоже. Итак, ты огонь. Хотя, если честно, ожидал большего. Вода и земля тут такой концерт устроили, еле скрутили.

– Не понимаю, о чем речь, – проговорила я, понимая тщетность своих брыканий.

Он хмыкнул.

– Понимаешь. Все понимаешь. Осталось найти одну девушку и можно приступать к поискам.

Один из «костюмов» оглянулся на него и спросил:

– Разве для поиска нужны все?

– Все, – ответил Посредник не глядя. – Лучше, чтобы все стихии находились у нас. Это оружие. Оружие должно быть в одних руках. Иначе возникают стороны. А сторона может быть только одна. Хватает ведьм с их сторонами и ягами. К тому же, мы не знаем, где именно находится точка сборки. Вряд ли огонь сможет найти ее, если она на дне Марианской впадины.

– Но я не понимаю… – начал «костюм».

Главный его оборвал.

– Тебе не положено понимать. Твоя задача выполнять приказы. Именно поэтому я Посредник, а ты нет.

Пока они говорили, я мысленно била себя по щекам за то, что попалась как дурочка. Им нужно было лишь удостовериться кто я. Но теперь все пропало.

Потом костюмы вытащили меня из воды, которая заметно потеплела, даже паровать начала. О полотенце никто не подумал, и в сопровождении конвоя, я пошлепала обратно по темному коридору.

Глава 9

Когда свернули на самый неосвещенный участок, моя кожа засияла теплым светом домашней печки. Хотя это совсем не пламя, которое охватывает меня в Трехмирье по одному лишь взмаху ресниц. Но «костюмы» напряглись.

Я видела, как нахмурились лица, как пальцы крепче сжали ручки креплений. Впервые за всю жизнь, в этом жутком месте и в окружении тех, кто уж точно не желает мне добра, я ощутила силу. Сейчас, когда моя свобода меньше, чем когда-либо.

Проходя мимо темного провала в стене, ощутила легкое дуновение. Воздух оттуда показался свежим и слегка соленым. Кода попыталась задержаться, приглядеться, меня резко потянули вперед, словно испугались, что сейчас загорюсь и сожгу всех.

Внутри порадовалась, что они не знают о моей слабости в Подмире. К тому же, если из тоннеля тянет, значит, мы где-то на поверхности, или не далеко от нее, а не где-нибудь в гномьих подземельях, или еще каких катакомбах.

– Сколько вы собираетесь нас тут держат? – спросила я одного из «костюмов».

Он не ответили, только быстрее зашагал. Трое крепко держат путы, а четвертый все так же целится из кривого предмета.

Я снова попыталась заговорить.

– Скажите хотя бы, где находимся? Я имею право знать.

– Не имеешь, – коротко отозвался один из костюмов.

Больше завязать разговор не пыталась. Самый общительный из «костюмов» – Посредник, но он, видимо, остался в комнате с купелью. А может, пошел докладывать высшим чинам о допросе. Если он Посредник, то должен иметь управителей.

Когда меня вернули в стеклянную камеру, двери снова сомкнулись и превратились в гладкую стену без единого зазора. В двух других темницах Гленна и Дайна прилипли к стеклу и с нетерпением таращатся на меня.

Брюнетка поинтересовалась густым контральто:

– Что они делали? Ты им что-нибудь сказала? Что они спрашивали?

Я потерла плечо, которое уже перестало светиться, и произнесла, проведя носком по воде:

– Ничего. Ничего им не сказала. Но они сами все узнали.

– Что это значит? – охнула Гленна.

– Им просто нужно было убедиться в том, что я огонь, – произнесла я со вздохом. – Им это удалось.

Гленна уперлась ладонями в стеклянную стену камеры и спросила с нажимом:

– Как?

Я покосилась на Дайну, которая молчит, но взгляд еще внимательней как у брюнетки. Она словно догадывается, что могли со мной делать, качает головой и кусает губы.

– Меня окунали в ледяную воду, – сказала я. – Я плохо контролирую силу, а в вашем мире с ней вообще что-то случилось. Не могу воспламеняться, как обычно.

– Ты умеешь воспламеняться? – удивилась Гленна. – Почему же ты не сожгла этих уродов? Они все твердили, что огонь очень опасная стихия, особенно в закрытых условиях. Столько суматохи вокруг тебя. Меня просто заперли. Дайну, правда, пытали. Но на этом все. Так почему ты их не сожгла?

Ее тон, ситуация, в которой оказалась, взбесили. Прежде никогда не удавалось контролировать силу, она просто вспыхивала, когда ей вздумается. Но попав в Подмир, пламя сжалось в теле. И теперь заметила, что начинает тлеть не только произвольно, но и по желанию.

Поэтому, послав недовольный, полный огня взгляд Гленне, я повторила:

– Не могу.

– Но ты сказала, что умеешь воспламеняться, – не отступала она.

– Чем ты меня слушала? – возмутилась я. – Когда мы прошли через врата, наши силы ушли внутрь. Если бы могла, разве сидела бы тут с вами?

– Значит, – заключила Гленна, – ты так же бесполезна для нас.

Мы замолчали. Из камеры с Гленной доносится раздраженное сопение, словно это я виновата в том, что нас пленили. В другой камере тихо. Когда оглянулась, Дайна отошла к противоположной стене и обессиленно оперлась плечом.

Я переводила взгляд с одной девушки на другую, и все больше закипала, понимая, что оставаться тут нельзя. Как и верить Посреднику, который обещает небо в алмазах, если буду содействовать.

Злило все, Гленна с беспочвенными обвинениями, инквизиторы, которые посмели пленить меня, Ферал, из-за которого пришлось отправиться в путь. И даже Клаус с его идеальным лицом и невыносимым характером. В голове метались мысли, я пыталась ухватить их за хвосты, но они в последний момент выскальзывают и снова пускаются в круговерть.

Сделав глубокий вдох, я произнесла тихо, но четко:

– Не стоит винить меня во всех грехах Подмира.

– Не во всех, – согласилась Гленна. – Только в том, что ты не смогла дать им отпор.

Из носа вылетела струйка дыма, я проговорила, стараясь держать себя в руках:

– Я бы не смогла. Перестань меня обвинять. Лучше послушай. Им нужен цветок вечности. Они действительно называют его точкой сборки. Но, по-моему, им не все известно. А это нам на руку.

Дайна повернула ко мне большие водянистые глаза и спросила:

– Что ты имеешь ввиду?

Видя, как смотрит на меня эта красивая, и наверняка богатая в своих кругах девушка, ощутила уверенность, а когда заметила, что и Гленна наблюдает с интересом, под кожей потекло тепло, гнев немного утих.

Я проговорила:

– Они ищут четвертую девушку. Ну и флаг им в руки. Пускай ищут. Но почему?

– Потому, – стала пояснять Гленна, – что не известно, где расцвел цветок. Нужно иметь все стихии, чтобы иметь доступ к разным средам.

Я кивнула и сказала:

– Да. Примерно это же сказал Посредник. Но не сказал, зачем.

– Еще бы. Стал бы он.

– Не знаю, почему вы родились в Подмире, – продолжила я. – Но я специально была послана с миссией. Нужно доставить цветок в хранилище. Если он попадет не в те руки, случиться беда. Вы мне поможете?

Гленна фыркнула и произнесла:

– Помочь поможем. Да только чему помогать? Нам бы самим кто помог.

В голове неожиданно вспыхнул огонек, стал разрастаться и посылать струи пламени в разные стороны. Мысли забегали быстрее, но уже более ясные и четкие.

– Погодите, – проговорила я. – Дайте сообразить.

Дайна с Гленной переглянулись и замолчали, а я вдруг ощутила себя настоящей предводительницей, той, к которой прислушиваются, с чьим мнением внезапно стали считаться. Но сообщать им о четвертой стихии, которая очень даже мужчина, еще какой мужчина, не стала, боясь, что могут проболтаться. Пусть даже не нарочно, а под пытками.

Пока девушки переглядывались, будто мысленно обменивались словами, я стала оглядывать камеру.

Сделана она на славу. Толщина стекла в ладонь, такое не разбить. Углы и стыки аккуратные, даже швов не видно. Идеальное место, из которого не сбежать. И на полу вода по щиколотку.

Дайна проговорила мягко:

– Разве можно что-то сделать? Мы заперты.

– Всегда можно что-то сделать, – ответила я, скользя взглядом по стеклянным стенам. – Во всяком случае, начинаю в это верить. Нельзя не верить. Иначе можно ложиться и складывать лапки. А у меня пол, между прочим, залит холодным.

Я наклонилась и стала вглядываться в воду, в которой время от времени, вместо моего, мелькает черное лицо с углями вместо глаз. Пол темницы такой же стеклянный, как и стены, но сама камера стоит на земле, черной и жирной. Видимо дополнительная защита от огня. Хотя не знаю, как могла бы пробиться сквозь воду.

Неожиданно огонек в голове полыхнул и оформился в четкую мысль.

– Дайна? – обратилась я к блондинке. – Ты ведь в этом мире рождена?

Она озадаченно кивнула, а я уточнила у Гленны:

– И ты тоже?

– Говорила же, – произнесла брюнетка. – Я из Исландии. Никакого Трехмирья, демонов, и что ты там еще молола.

Я прошла на середину камеры и сказала:

– Замечательно. Как у вас со способностями?

Подмирские стихии обменялись взглядами, Гленна ответила за обеих низким голосом:

– Вроде есть. Хотя в кучу земли превратиться не могу. Но она мне подвластна. Потому меня поместили на решетку. Видишь?

Она указала на пол, где словно над пропастью натянута мелкая сетка, и продолжила:

– Это специально. Чтобы не могла коснуться земли. Чтоб ослабить меня. А Дайну окружили песком и пересушенным воздухом. Для того же.

Я покосилась на камеру Дайны, усыпанную желтым песком, таким мелким, что отсюда напоминает муку. Потом кивнула.

– Понятно, – сказала я, чувствуя, как мысль становится ясней и настырней. – И меня в луже держат. Но есть вопрос. Вы можете управлять водой и землей на расстоянии? Даже я, скованная плотностью Подмира могу разжечь печь. Если напрягусь сильно.

Дайна оттолкнулась от стены, словно та ее насильно держит, и подошла к ближней от меня стороне.

– Не знаю, – сказала она, нахмурив идеально выщипанные брови. – Можно попробовать. Обычно я управляла водой в прямом контакте.

– Но попробовать надо, – подбодрила я.

Лицо воды стало задумчивым, а я отдавшись на волю интуиции, опустилась на четвереньки и погрузила ладони в воду. Стекло отозвалось холодом, по коже пробежали мурашки, совсем не такие, какие бывают от огня, а зябкие и неприятные.

– Ну что? – спросила я обеих. – Попробуем?

Гленна фыркнула:

– Ты собираешься копать стекло?

– Не совсем, но что-то вроде, – сказала я, игнорируя сарказм Гленны. – Но мне нужна ваша помощь. Вы со мной?

Лицо Гленны, все такое же не довольное. Она скользнула по мне оценивающим взглядом, руки сложились под грудью, от чего внушительный бюст приподнялся.

– Если получится от сюда выбраться, – произнесла она глухо, – естественно. Естественно мы с тобой.

– Прекрасно, – выдохнула я с облегчением. – Тогда у меня к вам задание. Дайна, ты сможешь убрать вокруг меня воду?

Брови блондинки приподнялись, она как-то неуверенно произнесла:

– Попытаюсь. Но зачем?

– За тем, – отозвалась я, чувствуя, как от нетерпения под кожей забегали огненные муравьи, – что я не собираюсь тут сидеть, как курица на забой. Я хочу выбраться, вытащить вас, найти цветок и вернуться домой. У меня там дела.

Лицо Дайны стало еще озадаченней.

– Но ты же растопила лед в бассейне? – сказала он. – Разве нет? Почему бы просто не испарить воду с пола? Не вскипятить?

– Потому, – проговорила я, чувствуя легкое раздражение, – что вода никуда не денется. Она просто станет летающей. А мне нужна сухая поверхность. Жар здесь вызывать не просто, а если начну кипятить воду, ни на что сил не хватит.

Гленна, которая все это время изучала меня, как престарелая матрона молоденькую девицу, посмевшая явиться на проповедь в неподобающем виде, произнесла:

– Мы сделаем все, что в наших силах. Дайна, давай, шевелись. У девчонки какие-то идеи. Она может вытащить нас.

Проглотив очередное снисходительное обращение, я проговорила:

– Ты же земля? Если мне удастся, что задумала, организуешь мне тоннель?

– Постараюсь, – с сомнением ответила она.

– Ты должна не просто постараться, – сказала я, все больше ощущая прилив небывалой уверенности и трепета. – Ты должна собрать все силы и сделать это. Понимаешь?

Гленна кивнула, а блондинка приложила ладони к стеклу и закрыла глаза. Сначала ничего не происходило, только на лбу Дайны стали появляться капли пота, а это, наверное, не просто, если в ее камере пересушенный воздух.

Я видела, как она старается, и как это ослабляет ее, но сделать ничего не могла потому, что оставаться в плену «костюмов» в планы не входило.

Спустя минуту, волосы Дайны стали мерцать, как утренняя роса, а вода вокруг меня задрожала. Медленно, словно просыпающийся медведь, она поползла в стороны, оставляя за собой длинные струйки.

Когда и они разошлись, я попросила:

– Держи ее. Не давай сомкнуться. Иначе ничего не выйдет.

Дайна кивнула, хотя лицо побледнело, а на лбу уже не капли, а целые струи.

Боясь, что она не выдержит, я стала разжигать внутреннее пламя. Через минуту, вся кожа засветилась, как раскаленное железо, а в отражении пола увидела раскаленные угли вместо глаз. Через мгновение опять появился огнекрылый с хищным оскалом. Он что-то говорил одними губами, и прикладывал ладони, словно хотел сомкнуть с моими.

Я тряхнула головой, пытаясь прогнать наваждение, но Ферал словно уцепился за мою силу и хищно скалится сквозь стекло. Тогда решила использовать это.

Направив весь жар в ладони и колени, стала повышать температуру.

Стекло оставалось целым, хотя чувствую, как нагрелось. Бросив короткий взгляд на Дайну, внутри все сжалось.

Девушка стала белее снега, но продолжает самоотверженно держать воду вдали от меня. Чтобы вызвать злость, ярость, стала думать об огнекрылом, тем более, он не дает о себе забыть таращась из-за стеклянного пола. Ферал скалится и жаждет сделать женой. Ему плевать на мою жизнь и лишь хочет получить новую игрушку. Огненные струи потекли по рукам сильнее.

Потом добавила мысли о верховном маге, пастушьем сыне, всех, кто дал мне судьбу жертвы. Лишил выбора. И тепло в ладонях усилилось.

Но когда вспомнила Клауса, в груди вспыхнуло так, что будь я в Трехмирье, разом сожгла бы всю деревню. Его насмешливое лицо и пренебрежительный взгляд, заставили ладони раскалиться.

Облик Ферала в отражении моментально исчез, как кожа почернела и местами трескается, словно готовый к извержению вулкан, в расщелинах полыхает пламя.

Со стороны левой камеры послышалось тревожное контральто:

– Огонь, ты в порядке? Ты… трещишь.

– Нормально, – проговорила я, изумившись собственному голосу, который стал похож на глас разъяренного Ферала. – Еще немного.

Гленна снова поинтересовалась:

– Тебе не больно? Все-таки трещины.

– Все в порядке, – повторила я глухо. – Еще немного. Я чувствую.

Мне действительно не было больно. Даже наоборот. Казалось, что только так можно освободиться от оболочки бренного тела, вырваться на свободу и заполнить весь мир. Но в голове засела крохотная мысль, я не смогу долго выжить в Подмире без этого тела. А если Дайна не выдержит, без этой плотной кожи меня затопит и потушит. И только боги знают, где и когда смогу снова родиться.

Стекло под ладонями, наконец размягчилось, колени тоже стали постепенно погружаться в массу, которая становится все податливей. Чувствуя гнев, вперемешку с растущей усталостью, я начала водить руками, чтобы расширить поверхность нагревания. Через некоторое время, стекло разжижилось.

Стараясь поддерживать температуру, настолько дикую, что даже представить боюсь, стала быстро зачерпывать в ладони и плескать в расплавленную массу в стороны.

– Еще немного, – бормотала я. – Еще чуть-чуть. Надеюсь, «костюмы» еще на заметили неладное…

Гленна всплеснула руками.

– Они могут явиться в любую минуту, – проговорила она, словно только что осознала всю тяжесть ситуации. – У них везде камеры. Чудо, что инквизиторы еще не здесь.

– Тем более, надо торопиться, – проговорила я, закончив расчистку.

Передо мной получилась яма в стекле, достаточно широкая, чтобы пропустить мое стройное тело.

Земля под камерой оказалась сырой, я хмыкнула, понимая, что это тоже условия безопасности «костюмов». Кожа постепенно стала потухать, трещины стягиваться, а чернота уходить. Прежде не видела, как она выглядит в момент горения, потому, что всегда была охвачена пламенем. А под ним не видно.

Я сделала глубокий вдох и проговорила:

– Дайна держись. Еще не много. Гленна, твоя очередь. Мне нужен тоннель. В глубину… не знаю. Ты ведь можешь ощутить. Где земля не перегорожена ничем? И длинной… Метров пятьдесят. Надеюсь этого хватит. И потом снова вверх, пока не кончится земля.

Гленна даже отшатнулась.

– Но как я буду двигать землю? В слепую?

– А есть другие варианты? – вопросом на вопрос ответила я. – Вы обещали помочь.

Брюнетка в ужасе вытаращила черные, как угольки глаза и сказала:

– Я попытаюсь, но ничего не обещаю.

– Попытайся. От этого слишком многое зависит, – попросила я.

Ладони Гленны опустились и чуть разошлись в стороны, словно она собирается ухватиться и поднять стол. Потом пальцы задрожали и стали перебирать невидимые струны, по белкам и без того черных глаз поползла тень, и вскоре они превратились в сплошной антрацит.

Я вздрогнула, когда она стала издавать монотонный гудящий звук, похожий на приближение пчелиного роя. Несколько мгновений Гленна вибрировала, бледнея и приобретая землистый цвет.

Но когда почва подо мной задрожала и медленно поползла в стороны, я облегченно выдохнула.

– У тебя получается! – подбодрила я брюнетку.

Та не среагировала, лишь стала гудеть сильнее и делать какие-то пасы руками. Почва зашевелилась быстрей, и через несколько мгновений подо мной стала углубляться яма. Пришлось упереться в края, чтобы не провалиться.

Когда она достаточно опустилась и пошла в сторону, я свесила ноги и сказала:

– Когда спущусь, закройте верхушку. Не хочу, чтобы «костюмы» сразу все поняли. Пускай помучаются, поищут. Это даст нам время.

Бледная, как смерть, Дайна слабо кивнула, а Гленна вообще не среагировала. Лицо сосредоточенное. Почерневшие сплошняком глаза не моргают и уставились куда-то перед собой.

Я обратилась к Дайне:

– Проконтролируй ее. Как бы не увлеклась.

Та снова кивнула, а я сползла по земляному краю и полетела вниз.

Ожидала удара, но ноги по щиколотку провалились в рыхлую, пушистую землю, словно ее специально взбивали. Тоннель темный, как душа проклятого, пришлось поднять пламя внутри и заставить глаза светиться.

Помогло не сильно. Глаза-угольки осветили тоннель, как слабая лучина опустевший дом. Но хотя бы смогла ориентироваться.

Едва шагнула вперед, земля над головой сомкнулась, посыпались мелке комочки. Чтобы не оказаться заживо погребенной в подмирской почве, я сорвалась и, спотыкаясь, побежала по тоннелю.

Земля стала еще рыхлее, и ноги заплетаются, бежать тяжело, к тому же никогда не отличалась умением бегать. Тем не менее, до тупика добралась быстро и на секунду оторопела, не представляя, как выбираться из-под земли, если Гленна не пророет путь.

Но через пару мгновений стена задрожала и стала расходиться в стороны, как если бы ее разрезали чем-то широким. В ступоре я уставилась на удлиняющийся тоннель. Когда позади раздался шорох, оглянулась.

Проход позади смыкается ровно с той скоростью, с какой растет путь вперед.

– А говорила, не справишься. Молодец, Гленна, – выдохнула я и ринулась по тоннелю.

Непривыкшие к таким нагрузкам легкие засаднило, тяжелый земляной воздух скорее душит, чем освежает. Пару раз падала потому, что ноги проваливались по колено. Едва успевала выбраться, когда тоннель за спиной слипался, образуя черную стену.

Скорость его схлопывания выросла, через некоторое время поняла, если так продолжится, меня заживо вмурует в почву, и никакое пламя не поможет вылезти.

– Эй! – крикнула я, не надеясь, что кто-то услышит. – Полегче! Я не успеваю!

К удивлению, слипаться тоннель стал чуть медленней, а я облегченно вздохнула и двинулась дальше.

Тяжелое чувство ответственности и тревоги гнало вперед и не давало замедляться. Я помнила, как тяжело дались воде и земле управления на расстоянии. Им не пришло в голову, что можно попытаться выбраться. Хотя вдвоем у них не было шансов – одна сидит в песке, а другую разделили с землей, даже если она вырыла бы под собой яму, попасть в нее не смогла бы при всем желании.

– Давай, – бормотала я, переставляя увязающие в земле ноги, – копай, копай Гленна. Дайна постаралась. Она смогла. И ты сможешь. И я смогу…

Не знаю, сколько так лезла. Но судя по потяжелевшим ногам и холодным кускам грязи на щеках, Гленна прокопала тоннель куда длиннее пятидесяти метров.

Когда перед глазами поплыли цветные круги, поняла, что не хватает воздуха. Через некоторое время уши стало закладывать. Под землей и так тихо, но возникло ощущение, но на них надели деревянные стаканы.

Я упала на колени и судорожно задышала.

– Гленна… – прошептала я. – Ты меня слышишь?

Движение земли прекратилось, почва вокруг застыла, исходя волнами, как беспокойное море. А я ощутила, как медленно задыхаюсь.

– Огню нужен воздух… – снова пробормотала я. – Без него он не горит… Я, кажется, весь сожгла…

Когда попыталась сделать вдох, получились свист и шипение, будто пробили надутые меха. Глаза медленно остыли и больше не светятся, а тоннель погрузился в непроглядную черноту.

В голове мелькнули страшные картины охваченного хаосом мира. Или миров, которые непременно должны смешаться, если безмозглые «костюмы» найдут цветок. Мелькнула мысль о Клаусе, который так и не узнает, какая я на самом деле замечательная. Но почему-то больше всего стало жалко себя. Запертая в могиле, потухшая, как прогоревшая головешка, вечная и безвольная жертва.

В груди часто застучало, гнев возник быстро и завертелся в районе груди, но погас потому, что для горения слишком мало воздуха.

Я приготовилась к гибели. Но земля подо мной неожиданно завибрировала, превратившись в волну, на гребне которой распласталась я.

Когда она помчалась вперед, волосы откинулись за спину, потоки стали дергать их, будто норовят оторвать. Пришлось вцепиться пальцами в почву, чтобы не упасть в земляную мясорубку у основания волны.

Но когда впереди увидела земляную стену, внутри все сжалось.

– Боги! – только и вырвалось у меня.

Меня должно было расплющить, или, на худой конец, впечатать в почву, но та расступилась, едва оказались рядом.

Земля продолжала и продолжала расходиться, словно перед нами несется гигантский невидимый нож и рассекает стену, а волна со мной верхом проскальзывает в щель. Та тут же смыкается за спиной.

Спустя несколько минут, волна резко остановилась, меня чуть не скинуло. Пришлось упереться руками и ногами, чтобы удержаться на гребне.

– Сила земли… – пробормотала я.

Едва пришла в себя после сумасшедшей гонки на земляном валу, над головой задрожало. Через секунду меня уже несло вверх, словно по жерлу вулкана, который пробудился и жаждет выплеснуть в небо все, что копил столетиями.

А потом раздался хлопок.

Меня вышвырнуло из грунта. Но вместо того, чтобы взлететь и сделать долгожданный глоток воздуха, я ощутила себя увязшей в холодном и темном.

Лишь через секунду поняла – это вода. Черная и устрашающая, она окружила меня, не давая возможности понять, где верх, где низ.

И без того саднящие легкие стали гореть. Порция воздуха, которую успела задержать при вылете, катастрофически быстро кончается, а я даже не пойму, куда плыть.

Отгоняя ужас и нарастающую панику, попыталась успокоиться и перестать дергаться. Успела подумать, что с таким ничтожным количеством воздуха в легких меня точно не поднимет. И угадала.

Меня плавно начало погружать.

Когда сообразила, где низ, принялась отчаянно грести руками, моля богов, чтобы поверхность оказалась близко.

Никогда еще не было так страшно. Даже когда «костюмы» посадили в ледяной бассейн, в душе была надежда. А сейчас прямая близость смерти заставила думать о жизни, которую жила не так, как хотела. Все, что делала, было не для меня, а для других, для матери, жителей Звенящей Долины, Ферала, Фарбуса, для всего мира, в конце концов. И твердо пообещала, если выберусь живой – обязательно сделаю что-то для себя.

Я совершила еще один отчаянный гребок и меня выкинуло на поверхность. Раскрыв рот, стала судорожно выдыхать холодный ночной воздух. В легкие ворвались живительные струи, и я почти болезненно ощутила, как от них по венам потекла жизнь.

Перевернувшись на спину, я просто лежала и дышала, таращась в звездное небо. Когда дыхание стало относительно спокойным, подумала, что ветер самая близкая к огню стихия.

– Теперь понятно, – проговорила я себе охрипшим голосом, – почему ветер и огонь должны быть мужчинами. Вдвоем им должно быть весело… Хотя… все стихии связаны. Но я с водой явно не сочетаюсь.

Отдохнув еще пару минут, перевернулась на живот, чтобы осмотреться. Вокруг темень, только звездное небо и его отражение в мелкой ряби воды.

Когда присмотрелась, увидела тонкую полоску огоньков, редких и прерывистых.

– Берег… – проговорила я. – Как же далеко…

Набрав побольше воздуха, я погребла к ним.

Глава 10

По началу плыть было даже приятно. Я быстро погружала пальцы, как однажды научил сын пастуха, назвав это стилем «ползания». Чувство обтекания водных потоков, напоминает пламя охватывающее сухую головешку. Такое же мягкое и ласковое.

Но через некоторое время начала уставать, руки потяжелели, а мышцы задеревенели. Пришлось остановиться и перевернуться на спину, чтобы отдохнуть.

Пока переворачивалась, взгляд скользнул по береговым огоньками, и из груди вырвался стон.

– Это невыносимо, – пробормотала я жалостливо.

Берег если и приблизился, то на самую малость, огоньки все еще маленькие и слабые. А я уже выдохлась, будто проплыла пару-тройку километров.

Дайна и Гленна остались в плену. Но в том, что брюнетка послушала меня и засыпала тоннель по всей протяженности, а белокурая схлопнула воду, я была уверенна. Камера выглядит, как прежде. Только без меня. А «костюмы» будут озадачены, но даже когда найдут дыру в полу, не сразу поймут, как удалось пробраться сквозь землю.

Чтобы себя подбодрить, произнесла:

– У меня есть время. Неплохая фора.

Потом снова перевернулась и погребла к берегу, чувствуя, как с каждым движением, усталость наваливается все сильнее. Берег нехотя, но все же приближается, и в груди постепенно появляется надежда и облегчение.

Учитывая, что Гленна прорыла тоннель длиннее и глубже, чем просила, темница, должна находиться где-то на берегу. Подводная тюрьма не могла бы иметь таких мощных воздухоотводов, из которых чувствовала дуновение ветра, когда вели по коридору.

В груди ухнуло. Осознание, что мои пленители находятся где-то недалеко, заставило сердце плясать, а гребки стали быстрей и мощней.

Не помню, сколько прошло времени, прежде, чем колени стукнулись о твердое. Берег оказался ближе из-за обрыва, который со стороны воды кажется черной стеной. Огни горят над ним, но сам обрыв оканчивается метрах в пятидесяти от кромки воды.

– Наконец-то, – пробормотала я.

Хотела встать и уже шагом преодолеть оставшееся расстояние, но едва уперлась стопами, как поскользнулась и рухнула в воду. Дно оказалось устлано разномастными камнями в тине и грязи.

Пришлось ползти на руках, вытянувшись по воде, как крокодил на охоте. Пару раз ударялась пальцами о камни, которых не видно в черной воде, ойкала, но радовалась, что это пальцы, а не голова.

Лишь минут через пять удалось выбраться на сушу.

Развернувшись лицом к морю, села на небольшой камень и положила локти на колени. С волос и платья течет, ткань прилипла к телу, несмотря на внутреннее тепло, кожа покрылась пупырышками.

– Никогда так плохо не выглядела, – попыталась пошутить я и услышала, как охрип голос.

Таким он был лишь однажды, когда напилась талой воды. Но тогда это быстро прошло, стоило лишь воспламениться. Сейчас это умение не доступно, и остается только гадать, как долго буду обладать хриплым альтом.

Немного придя в себя, внутренним жаром разогрела тело, рискуя быть замеченной. Кожа засветилась оранжево-розовым, а через минуту от платья повалил пар. Я вертела головой, опасаясь «костюмов» и других подмирцев, которые могут выскочить из кустов, схватить и утащить обратно в стеклянную камеру. Но вокруг все еще тихо, только прилив тихо шелестит о камни.

Наконец, волосы и платье высохли. Пока сушилась, заметила каменную лестницу на самый верх, освещенную бледными сферами. Радостная, что никто до сих пор не напал, я подхватилась и быстро двинулась к обрыву.

Сначала шла по камням, не очень удобным, но гладким, потом камни кончились и началась ракушка. Острые углы больно впивались в стопы, я ойкала и похрамывала, как подбитая куропатка.

– Что у них за верховный маг, – бормотала я, кривясь от боли. – Даже у нас берега усыпаны песком. Мягким и пушистым. Безумные подмирцы… Берега нет, песка нет… как тут плавать…

Доковыляв до лестницы, с облегчением шагнула на гладкую поверхность, сделанную из того же, что и все дороги в Айскленде.

Отковыряв с пяток ракушки и мелкие камешки, произнесла:

– А вот это покрытие мне нравится. Если бы везде такое…

Потом поднялась наверх. Обрыв оказался чем-то вроде террасы. По краям на высоких столбах сияние, вроде факелов, но без огня, а свет белесый, похожий на блеск молний. Кое-где лавки, земля выстлана цветной брусчаткой, но очень ровной и одинаковой.

Терраса уходит куда-то далеко в обе стороны, но вокруг пустынно. Лишь мужчина в ярко красной футболке ведет собаку на веревке.

Я быстро оглядела себя, понимая, что девица в прожженном платье вызывает мало доверия, но все равно направилась к нему.

– Извините, – крикнула я. – Вы не подскажете…

Я запнулась. Придумать, что спросить у подмирского мужчины таскающего собаку на привязи, не успела. Но тот уже остановился и смотрит на меня почему-то недобрым взглядом.

– Денег не дам, – бросил он, едва приблизилась.

– Денег? – не поняла я.

Потом вспомнила девицу в лавке, где взяли одежду и с облегчением проговорила:

– Вы про золото? Нет, мне не нужно золото. Хотя у меня его нет, но я не за этим.

Выражение лица мужчины стало еще недовольнее, брови сдвинулись, будто решает сложную задачу.

– Золото? – переспросил он. – Тебе обменник нужен? Так то в центр города. Тут набережная. Какие обменники? Вон туда иди.

Мужчина указал вправо, где между деревьями вьется тропинка, теряясь где-то в темноте. Но за рощей или тем, что очень на нее похоже, снова светло.

Я спросила:

– А далеко до этого центра?

– Да нет, – отозвался мужчина, постепенно смягчаясь. – Минут десять-пятнадцать пешком. Не заблудишься. Тут по прямой. А там спросишь. Хотя в такое время в городе народа мало. Молодежь по клубам, а остальные дома сидят, интренеты смотрят.

Об интернетах я уже слышала, поэтому сделала умное лицо и закивала, мол, да, интернеты они такие, видела.

Я хотела поблагодарить и поспешить в центр, подальше от логова «костюмов», но мужчина продолжил, уже на меня не глядя:

– Да сейчас все в этих интернетах. Уткнутся в свои копьютеры и телефоны. А они уже и не телефоны. Раньше как оно было?

Он вдруг резко развернулся ко мне и уставился мутными глазами. Я растерянно заморгала и произнесла:

– Эээ… Как?

– Вот то-то и оно, – сказал мужчина, соглашаясь с чем-то мне неизвестным. – Раньше мы пешком к друзьям ходили. Чтоб повидаться с родственниками, ехали на другой конец страны три дня. Ценили. А теперь что?

Он снова требовательно посмотрел.

– Что? – спросила я.

– А то, – произнес он недовольно. – Ваше поколение не умеет жизнь ценить. Сидите, тыкаете свои телефоны. Потом спохватитесь, а все прошло уж. Вроде, как и не жили. Надо в реальности быть, в реальности.

Пытаясь понять, о чем о говорит, я косилась в сторону тропинки, которая теперь мне кажется спасительной и вовсе не страшной. Особенно после странных речей мужчины с собакой.

Я стала пятиться, кивая и делая вид, что внимательно его слушаю. Но он, кажется даже не заметил и продолжает вещать, словно уже обо мне забыл. Собака, видимо привыкшая к странностям хозяина, мирно бегает вокруг, накручивая веревку ему на ноги. Тот едва успевает распутываться.

– Спасибо, – проговорила я неуверенно. – Мне пора. Я пойду.

– Иди-иди, – отозвался мужчина, не оборачиваясь. – Все вы спешите. Вечно спешите. А надо останавливаться. Хотя бы иногда.

Я развернулась и быстрым шагом двинулась по тропе, стремительно удаляясь от сумасшедшего. В темноте рощи что-то шуршало, и ноги несли еще быстрей. Лишь, когда перебралась на другую строну, смогла облегченно выдохнуть.

Дома в этой части города немного отличаются от тех, что на юге. Если там все игрушечное, чистое и аккуратное, то здесь некоторые покосились, даже выкованные из железа калитки уехали в сторону. Дорожки у домов узкие и напоминают трехмирские. Только у нас грунтовые, тут вроде тоже, но вперемешку с камешками, впаянными в землю.

Не зная, куда еще податься, я последовала совету сумасшедшего мужчины. Когда зашла за угол, направилась мимо домов по тропе, которая оказалась кривой и посыпанной какой-то колючей гадостью.

Стопы опять кололо, чувствовала каждый камешек и выпуклость.

Потом наступила на колючку. Охнув, схватилась за пятку. Прыгая, как подбитая цапля, принялась вытаскивать.

– Кто додумался раскидать это здесь, – пробормотала я, когда умудрилась схватиться за шершавый кончик. – Босиком не походишь. Лучше бы землю оставили, чем засыпать какой-то гадостью.

Едва вытащила колючку, которая оказалась шипом розы, из-под калитки раздался громкий лай. Я охнула и, похрамывая, поспешила убраться.

Несколько раз пересекала перекрестки. Одни с грунтовой дорогой, другие – с такой же твердой. Твердая, наверняка, удобная, особенно в дождь. Телеги могут свободно разъезжать и не бояться увязнуть в колее. Они весной и осенью становятся невыносимыми, и товары из Верхнего пути везут всего пару раз в месяц. Но если на юге города дороги гладкие и ровные, то тут в рытвинах и страшных ямах. Не ясно, что лучше – грунтовка, или эти колдобины, по которым на самой большой телеге не проехать.

Несколько раз попадались люди. В основном парами. Но я старалась перебегать на другую сторону потому, что подмирцы косятся на меня и провожают хмурыми взглядами.

Лишь один парень помахал, когда завидев его, перешла на другую сторону.

– Эй! – крикнул он. – Пошли с нами! Мы в клуб! Будем клубиться, тусить!

По заплетающейся речи догадалась, парень пьян, и удивительно, как держится на ногах. Потому, что нужно выпить очень много браги или имбирного пива, чтобы так шататься.

– Спасибо, – пробурчала я. – Мне в другую сторону.

– Всем, кто хочет веселиться, в нашу строну! – весело заорал парень. – Тусовка-а!

Я ускорилась, а парень, как только потерял меня из виду переключился на кошку, которая наблюдала за ним с пенька. Кошке он тоже доказывал необходимость идти на «тусэ». Та мирно наблюдала, пока парень, все же не свалился и не захрапел так громко, что слышала, пока не вышла к площади.

Слева высится огромное белое здание со стеклянными дверями. Ступеньки настолько широкие, что лишь троллю удобно было бы ходить. Зато справа – что-то вроде леса, но весь замощен брусчаткой, которая не брусчатка. А среди деревьев виднеются синие купола с крестами на макушках.

Купала, видимо, подсвечены, иначе на темном небе их было бы не видно.

Пару мгновений изучала купола, потом поняла, что башни, которым они принадлежат, обнесены оградой, внутри блеют козы, иногда кудахчут куры.

А когда заметила аскетично одетую женщину с корзиной, которая вышла из курятника, стала рассуждать.

– Купола, одинаковые символы, неброское одеяние. Наверняка где-то есть зал предков. Это похоже на святилище, только подмирское. А святилище, значит помощь.

Преисполненная надежды и уверенности в благоприятном исходе, я зашагала к святилищу. Пришлось пройти через мощеный лес и обойти строение с другой стороны. Когда нашла калитку, на всякий случай приложила ладонь к груди, в знак почтения к богам Айскленда. И лишь потом шагнула внутрь.

Еще на входе уловила приторно-сладкий запах каких-то масел. В носу засвербело, я потерла всей пятерней и направилась к ступенькам. Но когда поднялась и дернула дверь, та оказалась заперта.

Пару минут стучала, но никто не открыл.

– Наверное, – предположила я, – подмирские проповедники ночью спят.

Тяжело вздохнув, спустилась по ступеньками направилась обратно к калитке.

Когда прошла половину двора, женщина, которая что-то делала в курятнике среди ночи, вынырнула из-за угла.

Ее глаза немигающе уставились на меня. Не зная, как ведут себя послушники в святилищах Айскленда, я быстро приложила ладонь к груди, в знак почтения, и замерла.

Женщина пару секунд таращилась на меня, потом рот раскрылся, и она завопила:

– Ты чего тут робыть удумала?1

Я растерянно пожала плечами и проговорила:

– Чего?.. Да я… Помощи попросить.

– Якой-такой допомоги?2 – негодующе произнесла женщина и воинственно шагнула вперед.

Когда на нее упал свет, смогла разглядеть испещренное морщинами лицо и длинный нос. Свободные одеяния скрывают шарообразную фигуру, какая получается только если есть много хлеба и мало ходить.

– Ищу друзей, – неуверенно произнесла я.

– Искай абыде галасвита. Подальше, значить, – отозвалась бабка, упирая кулак в бок. – Ищь, взяли моду у святые места у обдраных платтях ходыть. Ты глядь на нее, цвыркает лытками. А обувку иде оставила?3

Я пробормотала, стараясь понять замысловатую речь:

– Сразу не было.

Женщина покачала головой, но как-то недовольно.

– Ни було, – произнесла она. – И не сромно те у таком виде блукать? А з выду навроде прылычна. Иде тя носило, окаянна?4

Тон и манера женщины заставили пламя в груди разгореться с новой силой, едва смогла удержать его, чтобы не засветились глаза и не напугали подмирскую послушницу. Пару секунду мысленно считала ворон, складывала и вычитала овец. Когда, наконец, жар утих, я сказала:

– Я упала в воду. Обувь унесло течением. Платье, видите, тоже испортилось. Говорю же, помощь нужна. Вы всегда так странно разговариваете?

Женщина еще несколько мгновений изучала меня, словно корову на базаре, потом подхватила подол и проговорила, двинувшись к домику напротив святилища:

– Тю! Балачки николы ни чуяв? Горэ ты луково. Что ж тоби вночи понысло купатыся? Зовсим здурила? Ни лэто ще, зымно. Застудишь усэ. Ты ж дивка. Ще дытей рожати. Ходимо з мной, одежу дам суху.5

Я, как покорная гусыня пошла следом, боясь, что бабка окажется ведьмой, которая только и ждет свежего мяса. Но та только бормочет что-то про молодежь, неуважение к старшим и разгильдяйство. И вроде облачка вокруг ней нет, какие с Лодином видели вокруг подмирских ведьм. Только говор вывернутый.

Домик внутри оказался обставлен очень скромно. Деревянная кровать, у окна кухонный стол, напротив что-то вроде печки, какую видела у Клауса, но маленькие и с четырьмя дисками сверху. На одном небольшая кастрюля.

По стенкам грубо сколоченные полки с домашней утварью. В дальнем левом углу изображения людей в рамках, а перед ними что-то вроде чаши, в ней огонек.

Я сразу прониклась уважением к женщине, поскольку человек, держащий в доме огонь плохим быть не может. Пусть она и подмирец.

– У вас уютно, – попыталась я снова завязать разговор.

Женщина поставила корзину с яйцами на стол и подошла к сундуку. Открыв крышку, стала рыться и перебирать.

– Вуютно, – проговорила она чуть мягче. – А то. Вуютно. Сами усе вон энтими руками робылы. Во славу и во веки. Вот, одягай це. Должно быть у пору.6

Она выпрямилась и растянула перед собой широченное одеяние, напоминающее шатер. За неимением другого, я пожала плечами и взяла.

Хотела стянуть дырявое платье прямо тут, но потом решила – если женщина сама так замотана в тряпки, да еще мне предлагает такой наряд, лучше не провоцировать.

Отойдя за шторку, которую обнаружила слева, стянула с себя старое платье. Потом долго возилась с поиском рукавов. Когда наконец удалось продеть руки, одежда распрямилась под собственным весом.

Из-за шторки раздалось:

– Ну як там? Пидходяще?7

Я огляделся себя. Платье скрыло фигуру, сделав ее похожей на трапецию, рукава широкие, подол до пола, горловинка узкая.

– Вроде село, – отозвалась я и вышла в комнату.

Женщина расплылась в довольной улыбке и сложила руки на животе.

– Во, так добрэ, – сообщила она. – Зараз выдно, дывчина порядна, складна. По всякым блудным мэстам нэ блукае. Вночи спыть, у днэнь по хате робыт.8

На секунду мне даже показалось, я снова в Трехмирье, в доме у какой-нибудь послушницы за святилищем. Те тоже всегда хлопочут, чтоб девушки вели скромную жизнь.

Я расправила края, хотя они и так ровные под своим весом, и проговорила:

– Спасибо. Вы уверенны, что это подходящий наряд?

Женщина даже рот раскрыла.

– Вокат пидходящий, – горячо заверила она. – Усим бы у таких платтях ходыть. Так не. Обрядются, як… нэ буду казать, як. Бэзсоромно цвыркают тэлэсами и сэют нэпотребу.9

– Понятно.

– Тоби е куды ходыть, дывчина? – спросила женщина. – А то враз застэлю матрацу. Вон угол в мене е. Ой, скилько безхатных там ночувало…10

Перспектива спать на матраце, где спало еще сотни людей, к тому же неизвестных, меня не обрадовала.

Я быстро закивала и проговорила:

– Да-да. У меня друзья. Они ждут… Эм… Там дом большой. И кровать. И интернет. И все, что нужно. Спасибо за платье. Правда. Очень признательна. Я пойду?

Лицо женщины стало тревожным.

– Ну ладно. А то в миг застэлю. Ты куды взагали идэшь?11

– Да дела у меня есть неотложные, – сказала я, пятясь к двери. – И друзья ждут. Наверное, обыскались уже.

– Ну иды, вже. Иды. Я-то вижу, як косышься на выход. Топай. Но тико гляди, колы чего не так, сюда возвертайси. Я тоби уложу спаты. А там мобыть и останышься. У нас тут ладно, усим дило найдетыся. Тоби як звать?12

Оказавшись на пороге, я проговорила:

– Агата.

Женщина почему-то улыбнулась.

– Ну добрэ, – сказала она. – Ежели что, окрэстим Агафьей и будышь тут в нас пры диле. Так шо чуть шо, повертай сюды. Ясно?13

Кивнув, я выскользнула в проход и быстро направилась к калитке. В голове роятся смешенные мысли, а в душе – такие же чувства. С одной стороны, благодарность за участие и свежую, хоть и странную, одежду. С другой, настойчивое желание женщины оставить ночевать на каком-то матраце, потом приспособить работницей, да еще и имя поменять.

Решив, что обращаться буду к ней лишь в самом крайнем случай, я вышла за ворота святилища и побрела, как мне казалось, на юг.

Улицы все такие же пустынные. Из-за яркого света безогневых факелов небо кажется черней обычного, звезд не видно, зато ночные деревья непривычные и таинственные.

Я прошла еще один перекресток. В этот раз обе дороги оказались устланы твердым материалом. Потом проследовала мимо фонтана удивительной красоты, и вышла через арку на небольшую площадь.

– Ну и где тут юг? – проговорила я в пустоту.

Слева на гладкой, как яйцо, будочке что-то вроде магического экрана, на нем меняются символы и цифры, значения которых мне разгадать не удалось.

Потом заметила, как время от времени куда-то в ту сторону идут люди, кто парами, кто целыми компаниями, а кто и в одиночку. Пару минут наблюдала, как они движутся в сторону большого здания с кучей вывесок, и исчезают в дверях.

В Трехмирье толпы народа собираются только в святилищах, базарах и тавернах. Учитывая время суток, это может быть только таверна. А за информацией идти следует именно туда.

Полная решимости и энтузиазма, я зашагала вслед за влюбленной парочкой, которая так открыто демонстрировала свои чувства, что приходилось отворачиваться.

– Ты обещал мне новый телефон на день рождения, – сказала девушка, когда мы оказались почти у таверны.

Парень неловко пожал плечами и ответил:

– Обещал, котик. Я честное слово, куплю. Вот пока только надо диски на машине поменять. Ну и Эдик просил съездить с ним за покрышками. Ты ж знаешь, он без меня не выберет.

Девица всколыхнула волосы, начесанные так, что даже у меня так не поднимаются в момент воспламенения, и проговорила гнусаво:

–Ты со своей машиной и Эдиком времени проводишь больше, чем со мной. Он что, не может сам съездить? И какое это имеет отношение к телефону?

– Ну как, – стал оправдываться парень. – Это ж деньги на бензин, там поесть еще в дороге надо, то, се…

Больше слушать их не стала. Обошла и быстрым шагом обогнала. Когда поднялась по ступенькам, к моему величайшему удивлению, двери сами отворились, разъехавшись в стороны.

Зачарованная, я вошла в широкое помещение с полом из чего-то похожего на мрамор, но более гладкое и в клеточку. Пока зевала и глазела по сторонам на прямоугольные порталы Подмира, в которых видны далекие земли, лица и что-то не понятное, парочка тоже вошла. Они обошли меня и, приблизившись ко входу в таверну, быстро скрылись за дверью.

Не долго думая, я последовала за ними. Но едва сделал шаг внутрь, на меня обрушился такой шквал звуков, что в ужасе заткнула уши. Чуть в стороне люди извиваются, как на празднике винограда. Тогда те, кому больше девятнадцати, тоже идут в пляс и делают все, что заблагорассудится.

Мужчина в красной рубахе и аккуратно остриженной бородой подскочил ко мне. Скользнув критичным взглядом, проговорил, стараясь перекричать грохот:

– У вас заказано?

– Что заказано? – ответила я таким же криком, все еще зажимая уши.

Вопрос мужчине, видимо, не понравился, лицо посуровело, брови сдвинулись.

– Столик, говорю, заказывали? У нас сегодня только по брони. Мест нет. Только на баре.

Из всего что он сказал, я поняла только предлоги, и те не известно, к чему относятся.

Не зная, что еще сделать, кивнула.

Его взгляд сразу смягчился, он чуть отшагнул и пригласительно провел рукой в сторону длинной столешницы, за которой, подобно жонглерам, два паренька в белых рубашках, подкидывают бутыли.

– Сюда! – прокричал он мне в ухо. – В этом зале все заняли, извините. Могу предложить другой. Вам чтоб погромче или потише музыка?

Только теперь до меня дошло, невыносимый грохот – это музыка, подобная той, что играли невидимые трубадуры в машине Фила. Только эта слишком громкая, дикая и непонятная.

– Потише! – прокричала я. – Как можно тише!

– Понял! – снова проорал мне в ухо мужчина.

Он повел меня куда-то за стойку, где оказался еще один зал. Там, к моему величайшему облегчению, грохота почти нет, звуки из соседнего зала доносятся глухие и тяжелые. Внутренние органы от этого подрагивают, словно их кто-то пытается раскачать.

Мужчина усадил меня на высокий стул, кивнул белобрысому пареньку за столешницей и быстро удалился.

Белобрысый тут же наклонился ко мне с такой участливой улыбкой, словно только и делал, что ждал меня весь вечер.

– Что будем заказывать?

Я похлопала ресницами, не представляя, что пьют в тавернах Подмира, потом вспомнила гадость, что хранится в бутыли Фила и передернула плечами.

– А можно стакан воды? – спросила я.

Белобрысый сразу как-то сник, губы скривились, а во взгляде мелькнуло презрение.

– Уверенны? – переспросил он.

– Абсолютно.

Все с таким же кислым лицом, он достал из-под столешницы маленькую бутыль из голубого стекла, потом картинно открыл и так же картинно вылил содержимое в стакан.

– Ваша вода, – сказал он с иронией, подвигая ко мне.

– Спасибо, – ответила я и взяла стакан.

Потом вспомнила, что у меня с собой нет золота, которое тут, к тому же, не принимают, и поставила стакан обратно.

Пару минут незаметно изучала посетителей таверны. В основном в этом зале парочки за столами. Поднимают стаканы, чокаются, смеются. В дальнем углу одинокий юноша круглыми черными пластинками на глазах попивает что-то из огромной кружки. По всей видимости хмельной напиток.

Оказавшись в этой безумной таверне, я, наконец, вздохнула с облегчением, радуясь возможности спокойно подумать и понять, что делать. После пути по колючей ракушке, стопы еще ноют, а в голове застыл образ инквизитора в костюме и бесстрастным выражением на лице.

До слез захотелось, чтобы Лодин оказался здесь и спрятал меня от полоумных подмирцев, «Инквизито» и жуткого грохота волшебных трубадуров, который доносится из соседнего зала. И еще думала о Клаусе, который хоть и невыносим, но, видимо очень богат, если имеет такой большой дом и книги, которых просто так не достать.

Воображение нарисовало картинку, где он, прекрасный и неприступный, разыскивает меня, носится по городу в волшебной телеге и с грозным видом требует, чтобы меня сию минуту вернули. Но когда вспомнила его отношение ко мне, в груди защемило.

Я грустно посмотрела на стакан с водой, за который не могу заплатить, потом спросила:

– Вы знаете Клауса?

Белобрысый виновато пожал плечами и принялся натирать стакан ворсистой тряпкой. Из соседнего зала ввалилась толпа юношей, по поведению изрядно выпивших, стали орать и стучать по столешнице, требуя виски и колы.

– У другана День Рождения! – заорал самый крупный, в коротких штанах. – Наливай всем! Наливай!

На столешнице моментально оказались пять стаканов, белобрысый умело разлил из бутыли коричневую жидкость, потом долил черного шипучего напитка.

Мужчины опрокинули стаканы в глотки, один весело заорал. Потом заметил меня.

– Это что за чудо у нас сидит, скучает? – спросил он протяжно и приблизился.

Отсев вместе со стулом, я произнесла:

– Не скучаю я.

– Да ладно, – проговорил он наклонившись так близко, что почувствовала его хмельное зловоние. – Давай к нам. У нас весело. Чего будешь одна тут? Что за платье на тебе?

Поцелуй Ферала начал зудеть, я отсела еще дальше и снова сказала:

– Нормальное платье. Отстаньте. Я ищу Клауса.

Парень скривил лицо и передразнил гнусаво:

– Я ищу Клауса.

В груди завертелся огонь, сейчас показалось очень уместным повернуться к нему с раскаленными глазами, чтоб мерзавец перепугался и кинулся прочь, спотыкаясь о стулья.

Он потянул ко мне ладонь, я приготовилась ошпарить его так сильно, чтобы навсегда отбить охоту приставать к одиноким и беззащитным девушкам.

Но над ухом раздался голос:

– Ребят, вам же ясно сказали. Девушка ищет Клауса.

Обернувшись, увидела юношу, что одиноко сидел в углу, скрывая глаза черными пластинками.

___________________________________________________________________

1«Ты чего тут робыть удумала? – Ты что тут делать вздумала?

2«Якой-такой допомоги?» – Какой такой помощи?

3«Искай абыде галасвита. Подальше, значить, – отозвалась бабка, упирая кулак в бок. – Ищь, взяли моду у святые места у обдраных платтях ходыть. Ты глядь на нее, цвыркает лытками. А обувку иде оставила?» – Ищи где-нибудь подальше. Подальше, значит, – отозвалась бабка, упирая кулак в бок. – Ишь, взяли моду в святые места в ободранных платьях ходить. Ты посмотри на нее, сверкает ляшками. А обувь где оставила?

4«Ни було, – произнесла она. – И не сромно те у таком виде блукать? А з выду навроде прылычна. Иде тя носило, окаянна?» – Не было, – произнесла она. – И не стыдно тебе в таком виде бродить? А с виду вроде приличная. Где тебя носило, окаянная?

5«Тю! Балачки николы ни чуяв? Горэ ты луково. Что ж тоби вночи понысло купатыся? Зовсим здурила? Ни лэто ще, зымно. Застудишь усэ. Ты ж дивка. Ще дытей рожати. Ходимо з мной, одежу дам суху.» – Ну и ну! Балачку никогда не слышала? Горе ты луковое. Зачем же тебя ночью понесло купаться? Совсем сума сошла? Не лето еще, холодно. Застудишь все. Ты же девушка. Еще детей рожать. Пойдем со мной, одежду дам сухую.

6«Вуютно, – проговорила она чуть мягче. – А то. Вуютно. Сами усе вон энтими руками робылы. Во славу и во веки. Вот, одягай це. Должно быть у пору.» – Уютно, – проговорила она чуть мягче. – Еще бы. Уютно. Сами все вот этими руками делали. Во славу и во веки. Вот надевай это. Должно быть по размеру.

7«Ну як там? Пидходяще?» – Ну как там? Подходит?

8«Во, так добрэ, – сообщила она. – Зараз выдно, дывчина порядна, складна. По всякым блудным мэстам нэ блукае. Вночи спыть, у днэнь по хате робыть.» – Вот, так хорошо, – сообщила она. – Сразу видно, девушка порядочная, хорошая. По всяким нехорошим местам не бродит. Ночью спит, днем в доме трудится.

9«Вокат пидходящий, – горячо заверила она. – Усим бы у таких платтях ходыть. Так не. Обрядются, як… нэ буду казать, як. Бэзсоромно цвыркают тэлэсами и сэют нэпотребу.» – Точно подходящий, – горячо заверила она. – Всем бы в таких платьях ходить. Так нет. Нарядятся, как… не буду говорить, как. Бесстыдно сверкают телесами и сеют непотребство.

10«Тоби е куды ходыть, дывчина? – спросила женщина. – А то враз застэлю матрацу. Вон угол в мене е. Ой, скилько безхатных там ночувало…» – Тебе есть куда идти, девица? – спросила женщина. – А то сейчас застелю матрас. Вот угол у меня есть. Ой, сколько бездомных там ночевало…

11«Ну ладно. А то в миг застэлю. Ты куды взагали идэшь?» – Ну ладно. А то в миг застелю. Ты куда вообще идешь?

12«Ну иды, вже. Иды. Я-то вижу, як косышься на выход. Топай. Но тико гляди, колы чего не так, сюда возвертайси. Я тоби уложу спаты. А там мобыть и останышься. У нас тут ладно, усим дило найдетыся. Тоби як звать?» – Ну иди уже. Иди. Я-то вижу, как косишься на выход. Топай. Но только смотри, если что-то не так, сюда возвращайся. Я теье уложу спать. А там, может, и останешься. У нас тут хорошо, всем дело найдется.

13«Ну добрэ, – сказала она. – Ежели что, окрэстим Агафьей и будышь тут в нас пры диле. Так шо чуть шо, повертай сюды. Ясно?» – Ну хорошо, – сказала она. – Если что, окрестим Агафьей и будешь тут у нас при деле. Так что чуть что, возвращайся сюда. Ясно?

Глава 11

Тот, что безуспешно пытался увлечь меня, дерзко посмотрела на пластинчатого. Тот высокий, даже слишком. Но несмотря на это, широкий в плечах, волосы черные, футболка и штаны. И весь как таинственный чернокнижник, которому только плаща с посохом не хватает. Я даже засмотрелась.

Но парня его облик, видимо, не впечатлил. А когда из-за спины появилась остальная компания, шагнул к нему и проговорил с вызовом:

– А ты чего лезешь? Иди в свой угол, пей пиво и не высовывайся.

На месте пластинчатого, не имея магических сил, я бы бросилась на утек, но этот сложил руки на груди и произнес:

– Как грубо. Разве тебя не учили вести себя с девушками?

– Ты, вижу, очень умный, – сквозь зубы сказал парень, а я заметила, как прищурились глаза, раздулись крылья носа.

Пластинчатый пожал плечами и шагнул вперед, отрезая меня от пьяной компании.

– Не мне судить, – сказал он. – Но девушка ищет Клауса. Не стоит ссорится с теми, кто ищет Клауса.

Парень сжал кулаки, в глазах заблестела ярость, он прошипел в бешенстве:

– Слушай, ты меня достал. Мне плевать, кто кого ищет. Не знаю никакого Клауса. А у тебя, похоже проблемы. Ну? Да? Может порещаем их? Там, на улице? А?

Парень демонстративно втянул воздух, как бык, готовящийся к атаке, грудь выпятилась. Друзья за его спиной закивали, мол, мы с тобой, мы за тебя. Я в страхе замерла, прикидывая, как быстро смогу раскалить кожу, если вдруг вздумают хватать и тащить.

Зато пластинчатый – сама невозмутимость. Возможно, черные пластинки на глазах не дают трезво оценить ситуацию, и ему кажется, что парень всего один, к тому же щуплый. Но мне прекрасно видно, какой это бугай, и за спиной еще четверо. Тоже не маленьких.

– Извините, – попыталась вставить я. – Может решить все миром? Все, ээм… Погорячились. Может…

Пьяный парень меня перебил.

– Я тебе еще покажу, что такое погорячиться. Как только разберемся с этим. Пошли выйдем. Страшно?

Пластинчатый снова сдвинул плечами.

– Нет, – сказал он равнодушно. – Просто вас, дураков, жалко. Пытаюсь вразумить, пытаюсь. А вы все никак. Ну, раз хочешь разбираться, давай разбираться. Только потом не нойте.

Это оказалось последней каплей. Пьяный парень взревел. Не дожидаясь, пока выйдут на улицу, вскинул кулаки и ринулся на пластинчатого. За ним, как по команде, бросились его друзья.

Я взвизгнула. Когда соскакивала со стула, успела подумать, что это совсем не честно, пятеро на одного. Даже в самых мерзких тавернах Гнилой пасти так не делают. Да и вообще, в Трехмирье не разрешают драться в тавернах. За дверями могут хоть поубивать друг друга, но внутри любят чистоту, и каждый хозяин следит за репутацией.

Стараясь даже не оглядываться на драку, которая завязалась вообще-то из-за меня, я почти бегом выбежала в первый зал, где грохот музыки показался еще сильнее.

Зажав уши, проскочила мимо бородатого стража в красной рубахе. Тот одарил меня кислым взглядом и тут же потерял интерес.

Едва выбежала из таверны и юркнула через самооткрывающиеся двери, в легкие ворвалась струя чистого воздуха. Только теперь поняла, как душно было внутри.

Пару секунд думала, как быть и что делать, если даже в местной таверне не смогли подсказать, где искать Клауса и остальных. Почему-то вины за случившееся не ощутила, хотя пластинчатый ввязался в драку из-за меня. В душе порадовалась, что хоть кто-то в этом жутком мире способен на проявление мужественности и чести.

Не придумав ничего лучше, чем вернуться к женщине, одарившей платьем, из-за которого на меня странно косятся, я спустилась по ступеньками и двинулась по брусчатке.

Едва отошла пять метров, из-за спины донесся голос:

– Могла хотя бы спасибо сказать.

Я оглянулась. Пластинчатый поправил перемычку между черными кружочками на глазах, потом смахнул с плеча невидимую пыль.

Дар речи на секунду покинул, пока представляла, как мог один, пусть и плечистый, парень разобраться с пятерыми. Видимо, таращилась долго потому, что метка огнекрылого запекла сильнее, а незнакомец сунул пальцы в карман и проговорил:

– Ну? Я дождусь заслуженной благодарности?

Наконец, голос вернулся, я потерла шею и сказала осторожно:

– Спасибо. Извините, что втянула. Я не думала, что… Тут все… В общем, не знаю. Спасибо.

Губы пластинчатого сразу расплылись в улыбке, налет серьезности слетел, хотя одежда все равно делает его похожим на чернокнижника. Мне показалось, в его лице что-то знакомое, но из-за черных пластинок не понятно, кого напоминает.

Он махнул рукой и сказал:

– Обращайтесь. Можно на «ты». Даже нужно. Или я старый по-твоему?

На вид ему лет двадцать пять, в Трехмирье такой возраст старым не считается, поэтому поспешно произнесла:

– Нет-нет, что вы… Ты. Просто у вас тут все не понятно. Чужие порядки, правила. Поэтому стараюсь соблюдать дистанцию.

– Из далека приехала? – поинтересовался пластинчатый, и тут же сам ответил: – Издалека. Сразу видно. У нас в таких платьях только монахини ходят. Или ты монахиня? Извини, не хотел обидеть, если что. Ничего против монахинь не имею.

Сложив одно с другим, поняла, кто такая послушница при святилище, и проговорила еще поспешнее:

– Я не послушница. Не монахиня и не кто там еще. Просто моя одежда пострадала. А женщина в святилище любезно отдала мне это.

Я указала на широченное платье. Взгляда пластинчатого не видно из-за кружочков на глазах, но почему-то кажется, он ироничный. Юноша потер подбородок и глянул куда-то в сторону, потом спросил:

– Зачем тебе Клаус?

Я едва сдержала визг радости, понимая, если знает о нем, то наверняка знает, где его искать.

Приведя зашедшее в плясе сердце в порядок, произнесла, стараясь, чтобы голос звучал уверенно:

– Он мной знакомый. И с ним мой друг. Я потерялась в чужом городе. А он и Фил – единственные, кого знаю в нем.

– Ого, – сказал пластинчатый. – Ты и Фила знаешь? Как же судьба свела такую скромную девушку с такими людьми?

Неприятное предчувствие в груди шевельнулось и снова заставило сердце выплясывать рил. Я снова впилась взглядом в лицо пластинчатого, пытаясь понять, где могла видеть этот волевой подбородок и правильные скулы, но из-за пережитого мысли разбегаются, как потерявшие королеву муравьи.

– А что с ними не так? – осторожно поинтересовалась я. – Они оба нам помогали. Хотя Клаус не очень дружелюбный. Но я списала это на личное. Не очень он меня любит.

– Не любит? – переспросил подмирец почему-то усмехаясь.

Я кивнула, чувствуя, как губы тоже невольно расползаются в улыбке.

– Думаю, даже терпеть не может, – согласилась я, понимая, как в се это неправдоподобно звучит. – Но все равно, мне нужно его найти.

Пластинчатый достал из кармана коробочку, затем какой-то крошечный прямоугольник, чиркнул и из него появился радостный язычок огня. Люди, умеющие обращаться с огнем, для меня сразу становятся хорошими, поэтому и степень доверия к пластинчатому выросла.

Он поднес огонек к небольшой трубочке, которую вставил в рот, кончик затлел. Когда убрал коробочку с прямоугольником в карман и вынул трубочку, изо рта вывалились клубы дыма, словно внутри него Ферал.

– Что это? – спросила я, зачарованно глядя на трубочку.

Он непонимающе глянул на нее, потом на меня.

– А… Это… – произнес он кривясь. – Обычно другие курю. Вообще думал бросить. Но, видимо, пока не сильно хочу.

Когда до меня долетел запах дама, он показался странным и горьковатым. Дым Ферала, по сравнению с этим, просто аромат роз в замке верховного мага.

– Фу, – выдохнула я и замахала руками.

Пластинчатый моментально отшагнул и стал дымить куда-то в сторону.

– Извини, – произнес он. – Забывают, что не всем нравится дым. Так. Значит, Клаус. А почему, позволь спросить, Клаус отпустил тебя одну шататься по городу в испорченном платье? Пусть даже у вас не простые отношения. Оно же испорченное, я правильно понял?

– Отношения? – не поняла я. – Какие отношения? Нет никаких…

К щекам медленно потекло тепло, я пересчитала всех деревенских овец в уме, чтобы загнать его обратно. Жар нехотя, но пошел вглубь, но легкий румянец все же выступил потому, что пластинчатый странно посмотрел на меня и ухмыльнулся.

– Да тут нечего стесняться, – сказал он, выпуская дым вправо.

– Именно, – хмуро заметила я. – Потому, что нет никаких отношений. Ты меня даже не знаешь, а уже глупости придумываешь.

– Зато я знаю Клауса, – многозначительно заметил пластинчатый. – Ну ладно. Нет, так нет. Значит, ты свободна и никому не обязана?

Мысли заметались, я пыталась понять, стоит ли говорить этому человеку о Трехмирье, о Ферале, которому я не просто обещана, а чуть ли не продана. И если стоит, то как.

Когда пластинчатый тихонько покашлял, решила, что данные о Трехмирье подмирцам если и стоит выдавать, то очень дозированно.

Я сказала:

– Все не так просто. С Клаусом точно не просто, но мне очень нужно его найти. Его и моего брата, с которым приехали в Айскленд.

– Понятно, – проговорил пластинчатый со знающим видом. – С Клаусом вообще мало кто может найти общий язык. Ладно. Давай так, я отвезу тебя куда хочешь, а ты расскажешь, что у тебя с ним за дела. Еще не было ни одной проблемы, которую не мог бы решить вместо него я.

Он снова сунул ладонь в карман, послышался короткий сигнал со стороны телег, которые стройным рядком стоят у брусчатки.

– Пойдем, – сказал он. – У меня машина тут припаркована.

Не дождавшись ответа, развернулся. Пройдя мимо телег, остановился возле серебристой, низкой, и с узкими хищными глазами. Дернув на себя, открыл дверцу и приглашающе кивнул внутрь.

Я на секунду застыла, поскольку снова приходится доверять незнакомому человеку, к тому же подмирцу. Но его поведение в таверне подкупило, а почти галантное отношение, в отличие от Клауса, вообще заставило задуматься о выборе союзников.

Резко вдохнув и выдохнув, я прошла к телеге и села внутрь.

– Чувствуй себя как дома, – проговорил пластинчатый с улыбкой довольного кота.

А я добавила:

– Но не забывать, что в гостях?

Пластинчатый уже закрывал дверцу, но при этих словах чуть замедлился и хмыкнул.

– Сразу видно влияние Клауса. Нет. У меня можешь делать, что хочешь, включай магнитолу, навигатор, кондиционирование – что хочешь.

Уровень доверия к пластинчатому вырос еще на порядок. Пока он обходил телегу, я быстро оглядела внутреннее убранство.

Эта телега самая красивая из всех, что видела. Убранство обтянуто черной кожей, блестящим металлом. Рычаг между сидениями тоже сверкает, словно целиком отлит из серебра. На передней стенке черный прямоугольник, похожий на тот, что висит у Клауса, но в десятки раз меньше. Баранка, которая, как поняла, выполняет роль поводьев – с металлическими пупырышками и черными вставками. Пахнет в телеге то ли мятой, то ли еще чем-то свежим.

Дверца открылась, пластинчатый юркнул на сидение.

– Ну как? – спросил он. – Освоилась?

Я неуверенно ответила:

– Немного. Что это?

Он проследил за моим взглядом, направленным на черный прямоугольник, и сказал:

– Монитор? Недавно поставил. Очень удобно кстати. Ты водишь?

Догадавшись, что он имеет ввиду телегу, я покачала головой.

– Нет. Но на лошади езжу любым стилем. И мужским, и женским. Рысь, галоп, иноходь. По любой погоде.

– Полезный навык, – усмехнулся пластинчатый. – Особенно в наше время. Или ты профессиональный жокей? Тогда пардон. Снимаю шляпу. Настоящих жокеев никогда не видел. А по поводу монитора, я камеру поставил сзади, чтобы парковаться было легче. Ну и вообще, когда ждешь кого-нибудь, или в пробке… Можно кино посмотреть. К тому же, на этом экране навигатор больше.

Я слушала, кивала со знающим видом, хотя большая часть сказанного кажется бредом. Когда он куда-то нажал, телега загудела, но так тихо, будто боится потревожить пассажиров. Телега, в которой нас везли стражи, и телега Фила гремят куда сильнее. И я поняла, что эти механизмы отличаются не только внешне, но и внутри. И, вероятно, чем тише шумит, тем лучше и дороже.

– Хорошая телега, – проговорила я, оглядывая потолок, в котором приоткрыто небольшое окно и видно черноту неба.

Пластинчатый хохотнул.

– Телега! Эта машина лучшая в своем классе. Компьютер на колесах. Не «Тесла», конечно. Но… Пока не «Тесла». Она на порядок выше всего автопрома. Экологичность, автопилот, интернет.

Услышав знакомое слово, я закивала.

– Да, интернет. Это полезно. Там, эм… Много всего.

– Много, – согласился пластинчатый, потом куда-то нажал, крутанул баранку.

Телега покатилась назад. Я вцепилась в сидение, но пластинчатый невозмутимо крутит «поводья», поглядывая на прямоугольник, который уже не черный. Там видно, как движется земля и далеко стоящие строения.

Через пару мгновений, телега выровнялась и поехала вперед. Пластинчатый расслабленно откинулся на спинку сидения и произнес:

– Итак. Хочешь попасть к Клаусу. Не вопрос. Как тебя зовут?

– Агата, – скромно ответила я.

Пластинчатый кивнул, будто это был правильный ответ, в черных пластинках на глазах сверкнули отблески светильников, которые поплыли по обочинам дороги. С боку немного видно его лицо, но в телеге слишком темно, чтобы разглядеть. Лишь волевой подбородок и правильно очерченные черты, которые видно, когда проезжаем мимо безогненных светильников.

– Зови меня Ян. – сказал он. – Об этом городе я знаю все, всех, и каждого. К Клаусу, так к Клаусу. Хотя мне бы очень хотелось услышать историю о том, как вы познакомились.

Сначала его желание узнать о моих отношениях с Клаусом, которых, вообще-то нет, показалось вполне естественным. Чем-то вроде ничего не значащего «привет, как дела». Но третья просьба поведать обо всем, заставила червячок сомнения в груди шевельнуться и неприятно заворочаться.

Я отвернулась к окну, где мелькают дома, не такие красивые, как на юге Аскленда, но уже не такие страшные, как у моря.

– Да нечего там рассказывать, – произнесла я, делая голос безразличным. – Вообще, нас познакомил Фил. Прямо у него дома.

– Дома? – как-то удивленно переспросил Ян, все еще скрывающий глаза под пластинками.

Я кивнула.

– Да. Мы чай пили, когда он приехал. Честно сказать, с Клаусом у меня как-то не заладилось. Видимо, рыжие девушки не в его вкусе. В общем, если бы не мой брат, который где-то с ними, искать его не стала бы.

Пластинчатый хмыкнул, как хмыкают уверенные в правоте люди.

– Что поделать, – проговорил он и повернул баранку, увлекая телегу вправо, – Клаус не подарок. Совсем не подарок. А что не заладилось… Так он известный шовинист. Твои рыжие волосы тут не при чем. Кстати, шикарные волосы. Меня другое удивило.

Внутри меня все напряглось, в голове снова забегали перепуганные мысли, стараясь выяснить, не проговорилась ли где-нибудь.

Ян достал из кармана маленький прямоугольник, из которого прежде добывал огонь, потом вытащил коробок побольше и спросил:

– Как долго ты знаешь Фила?

– А что?

– Да так, – отозвался пластинчатый. – Он очень редко приглашает людей в свою берлогу. Живет за защиткой, туда только на «Ниве» добираться. Так нет, купил себе седан.

Нервно сглотнув, и чувствуя, как по спине забегали мурашки сама не поняла, от чего, я произнесла первое, что пришло в голову:

– У нас с ним работа в интернете.

Повисла пауза.

Когда обернулась, Ян таращился на меня черными пластинками, словно я говорящая корова или беговая черепаха.

Он спросил с сомнением:

– Хочешь сказать, ты из этих его… Ну… Взломы, пароли… Из этих?

Понять, что он несет, оказалось задачей непосильной для моего трехмирского ума, поэтому просто кивнула и уставилась вперед с видом полного превосходства.

Пару секунд Ян продолжал изучать меня, почти не глядя на дорогу, которая ночью пустая. Но следить, все же, стоило бы. Потом присвистнул и стал ковыряться в коробке побольше. Послышался разочарованный вздох.

Он сказал:

– Сигареты кончились. Не против, если в магазин заскочим? Тут рядом круглосуточный.

Я пожала плечами. И так еду в неизвестном направлении с неизвестным подмирцем. Хуже быть не может, а если вдруг может, из стоячей телеги выпрыгивать легче, чем из катящейся.

Пластинчатый крутанул «поводья», телега на перекрестке свернула влево, а проехав еще немного, остановилась у небольшого здания с ярко горящими буквами.

Ян сказал:

– Сиди, я быстро.

Потом лихо выскочил из телеги и скрылся в дверях здания.

Когда осталась одна в этом самокатном механизме, на секунду охватила паника. Все вдруг показалось неправильными и опасным, а незнакомый подмирец – чуть ли не посланцем Ферала, который даже здесь не оставляет в покое. В груди завертелся горячий комок и быстро растекся к конечностям. Кончики пальцев на руках покраснели и стали светиться, как тлеющее полено.

– Это просто страх, – сказала я себе. – Ферал сюда не может пробраться.

Боясь, что пластинчатый может вернуться в любую секунду и увидеть сияющую девушку у себя в повозке, стала складывать овец, потом коров, но кожа все разогревалась. Лишь, когда подумала о маге Звенящей Долины с его вечно скорбным лицом, жар понемногу утих.

Последняя частица света исчезла с пальцев, когда Ян появился в дверях здания. Он сел в телегу, а я натянуто улыбнулась, чувствуя, как сердце пытается выпрыгнуть из груди.

– Были только эти, – сказал он, демонстрируя коробок. – Что поделать. Пришлось взять.

Сердцебиение немного успокоилось, я спросила:

– А откуда ты знаешь Клауса?

Пластинчатый ковырялся в коробке, отрывая от него кусочки и прозрачные ленты. Когда тот открылся, оказалось трубочки натыканы в нем плотными рядками. Ян вытащил одну из них и сунул в зубы.

– Откуда? – спросил он задумчиво и поднес маленький прямоугольник с огоньком к краю трубочки.

Та сразу заалела, появился дымок, пластинчатый с явным удовольствием потянул в себя, затем выпустил клубы в окно.

Он повторил уже уверенно:

– Откуда. Да всю жизнь с ним знаком. Чему не слишком рад. Но выбирать не приходилось. Но ты не переживай. Мои отношения с Клаусом не распространяются на его друзей.

– Вы тоже не ладите? – осторожно поинтересовалась я, пытаясь разглядеть лицо подмирца в полумраке.

Ян прыснул, хлопнув пальцами по баранке.

– Ладим? – спросил он. – Думаю, при возможности он упрячет меня куда подальше. Убить не убьет, кишка тонка. Но в дурку или еще куда, с удовольствием.

Мне снова стало не по себе, мысленно поблагодарила богов, что дали ума не рассказывать о себе, цветке, Трехмирье и остальном. Хотя теперь кажется, что и Клаусу лучше бы об этом не знать.

Я снова спросила:

– А ты?

– Что я? – не понял Ян.

Я пояснила:

– Ты тоже хочешь его в эту самую дурку посадил?

Он повернул ко мне голову, пару секунд изучающе пялился черными пластинками, потом выдул дым изо рта и произнес:

– Я в этой истории хороший парень. Добрый коп, если хочешь.

Мне должно было полегчать после этих слов, но почему-то внутри стало еще тяжелей, а червяк сомнения превратился во вполне упитанную змейку и ползает от груди до спины.

Телега снова покатилась по улице, на этот раз значительно быстрей. Ветер ворвался в открытое окно, и волосы Яна треплются как черное пламя. Я вжалась в сидение, помня, как Фил перекинул свою повозку и нас чуть не расплющило, пока летела в кювет.

Но пластинчатый, похоже, опытный возничий. Сидит расслабленно, пальцы хоть и лежат свободно на баранке, но чувствую, малейшее изменение – схватит обеими руками, вправит, уладит.

В зубах тлеющая трубочка. В Трехмирье тоже воскуривают травы, но пользуются деревянными и каменными трубками, либо вообще, поджигают веник и дымящимся концом обносят всю комнату.

Некоторое время ехали молча, когда слева все почернело, воздух стал свежее. Через секунду дошло – там море.

Я вцепилась в ручку на дверце телеги и украдкой покосилась на пластинчатого. В голове замелькали жуткие образы, стеклянные камеры, несчастные стихии, запертые внутри. Но Ян невозмутим и спокоен, будто этим путем ездил множество раз, даже не замечает, как напряглась.

Даже не смотря на скрытые пластинками глаза, подмирец кажется привлекательным, а чуть вскинутый подбородок говорит, что привык получать все, что пожелает. Но дружелюбная манера и спасение от пьяниц в таверне заставили прогнать тревожные мысли.

Чуть успокоившись, я спросила:

– Почему ты с Клаусом в ссоре? Хотя… Извини, если лезу не в свое дело. Можешь не отвечать. Я никогда не умела задавать вопросы.

Ян поморщился. Пару секунд ждал, вытягивая и сжимая губы, словно решал, отвечать или нет.

Потом проговорил нехотя:

– Клаус любит брать чужое. Товар, сделки, разработки, женщин. Особенно женщин.

– Ой, – спохватилась я, почесав поцелуй огнекрылого, который теперь уже не зудит, а почти болит. – Извини. Я на больное наступила, да?

Пластинчатый отмахнулся.

– Забудь. Дела давно прошлые. Каждый живет своей жизнью. Главное, не мешать друг другу.

Он снова затянулся, потом выпустил такой огромный клуб дыма, что снова напомнил Ферала. Стараясь прогнать дурные сравнения, я тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам, полезли в глаза. Пришлось скрутить в жгут и откинуть за спину.

Подмирец покосился на меня. За пластинками не видно, но показалось, что оценивает. Потом губы чуть растянулись в улыбке, он одобрительно кивнул чему-то и отвернулся к дороге.

Я снова поинтересовалась, боясь услышать ответ:

– Если так не любишь Клауса, почему везешь меня к нему?

– Так я же тебя везу, а не его, – сказал он так невозмутимо, что самой вопрос показался глупым. – Это тебе нужна помощь, а не ему. И ты оказалась в беде, а не он. Успокойся. Повторяю, наши с ним отношения никого не касаются. Ну, если это не пересекается с работой.

Мне снова должно было полегчать. Ян уверенный, сильный и независимый, от него веет мощью. Таким завидуют мужчины, женщины жаждут его внимания, а дети мечтают стать похожими.

Но я, перепуганная дикими условиями Подмира, не могу совладать с трепетом, который время от времени заставляет сердце пускаться в пляс. И каждый встречный кажется воплощением мирового зла.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, стала изучать ручку на двери. На ощупь она гладкая и маслянистая, такого материала в Трехмирье нет. Потом ткнула в какой-то выступ, и окно с моей стороны чуть сползло.

– Ух ты… – шепнула я, впервые воспользовавшись магией Подмира.

Ян произнес довольно:

– Нашла, как стекло опускается? Открывай, если жарко. Я холодоустойчивый.

Словно щенок, нашедший палку, я несколько минут игралась с окном, закрывала, открывала, смотрела, как быстро стекло может опуститься и подняться. Потом оставила открытым наполовину и довольная откинулась на спинку.

– Это потрясающая ма… – проговорила я и запнулась, не зная, как обозвать подмирскую магию, чтобы не выдать себя.

– Шина? – подсказал Ян. – Хочешь сказать, машина у меня хорошая? Не стесняйся, можешь хвалить. Я не скромный.

Облегченно выдохнув, я сказала:

– Именно. Машина. У тебя великолепная машина. И окно само туда-сюда. И управляешь ты очень умело. Лучше Фила.

Ян хмыкнул. По лицу вижу, лесть любит, а сейчас она угодила в самое яблочко.

– Это где ты успела сравнить – спросил он.

– Да так, – уклончиво ответила я. – Был один случай, пока ехали к нему домой. Не очень уверен он в своей, эм, машине.

Пластинчатый снова покосился на меня и сказал.

– Он вез вас в машине? Ну вообще чудеса чудесные. Видать, ты очень хороша, если он даже в машину свою страшную усадил.

– В своей стихии я действительно мастер, – согласилась я.

Телега, которая машина, повернула направо и поехала в горку. Потом прямо, потом налево. Затем дома на обочинах превратились в гигантские прямоугольные ульи, а мы все ехали. Лишь, когда по краям снова стало пустынно, Ян повернул направо.

В этот момент в окно с его стороны ворвалась струя воздуха. На секунду меня сковало, в нос ударил сладковатый и одновременно мятный аромат. Так могло бы пахнуть детство. Время, когда не нужно ни о чем переживать, просто бегай по полям, собирай ягоды и играй с белками. А вечером ласковые руки мамы усадят за стол и накормят горячими блинами с земляничным вареньем.

Я втягивала и втягивала чарующий запах, пока Ян не спросил озадаченно:

– Тебе плохо?

Меня будто выдернуло из сна, аромат остался, но сильно ослаб, превратившись в едва заметную струйку.

– Что? – не поняла я.

– Да ты так дышишь, будто чего случилось. Ты как, в порядке? И слишком резко веду?

Я тряхнула головой. Остатки волшебного аромата испарились и теперь воздух вновь наполнен запахом трав и морского бриза.

– Все хорошо, – сообщила я. – Ты чувствовал? Там пахло здорово.

– Где? – не понял Ян. – Мы мимо бывшей свалки проезжали. Она, вроде, больше не смердит.

С начала доходило очень медленно. Потом вспышка озарения пронеслась в голове с такой силой, что я зажмурилась, боясь выдать себя горящими глазами. Аромат цветка вечности способны учуять только стихии, и если Ян ничего не уловил, значит, это был он.

Сердце в сотый раз запрыгало от трепета, я отвернулась к окну, глядя на отражения глаз, которые сейчас, как раскаленные угли. Пришлось выждать пару минут, прежде, чем они потухнут.

Потом машина куда-то свернула, пошли уже знакомые игрушечные дома с ровными крышами и идеальными заборами. Когда телега тихонько подкатилась к одному из них, с облегчением узнала дом Клауса.

Ян докурил трубочку и достал новую. Проделав те же движения, он поджег ее, затянувшись, проговорил:

– Как и обещал. В целости и сохранности, Агата. Заходить не хочу, ты уж как-нибудь сама. Постучи, в звонок позвони.

– Спасибо, – поблагодарила я, тревожно косясь на дверцу, которую еще не поняла, как открыть.

– Не за что. Обращайся.

Я, наконец, нашла, за какой рычаг дернуть, чтобы выбраться из машины. Ян затянулся, глядя куда-то в даль, словно могучий чернокнижник, познавший тайны бытия.

В окно снова ворвался порыв, в этот раз без запаха цветка, но достаточно сильный. Он вырвал тлеющую трубочку из пальцев пластинчатого и бросил мне на рукав.

Платье, сделанное не знаю из какого материала, моментально продырявилось, Ян выругался, схватил трубочку и швырнул в окно.

– Черт! Обожглась? А, черт… Извини. У меня мазь против ожогов есть.

Не успела опомниться, как он вытащил из переднего ящика какой-то пузырек и задрал мне прожженный рукав.

Кожа оказалась чистой, как первый снег.

Глава 12

Я неловко спрятала руку и проговорила:

– Все в порядке.

Но даже под пластинками на глазах, заметила, как сдвинулись брови Яна.

– Ткань прожгло, – сказал он. – Должен был остаться след.

– Видимо, не успел, – пробормотала я, пытаясь открыть дверцу.

Когда это, наконец, удалось, Ян сжал пальцы на моей руке. В страхе я оглянулась и вытаращилась на него, надеясь напугать. Но в последнюю секунду поняла, если он увидит пламя в моих глазах, лучше не станет.

Пластинчатый все еще держал меня, но когда дернула руку, к удивлению, тут же разжал хватку, хотя поза осталась такой же напряженной.

– Лучше б тебе остаться со мной, – сказал он.

– Не уверенна…

В этот момент калитка открылась. В проходе появился Клаус с суровым лицом и всклоченными волосами, за ним Фил. Я тревожно бегала взглядом, ожидая, что сейчас появился Лодин и спасет от неприветливого чужого Подмира. Но подмирцы вышли, а моего названного брата все нет.

Ян оглянулся, скользнув взглядом по Клаусу и Филу, а я, пользуясь паузой, толкнула дверцу и выскользнула из машины. Пластинчатый, вопреки обещаниям, тоже покинул телегу. Локоть положил на дверцу и застыл, глядя на Клауса.

Тот в ответ вперил взгляд в него, идеально вылепленный подбородок поднялся, а крылья носа раздулись, словно у быка.

– Набрался смелости и решил заехать? – спросил Клаус с явной издевкой.

Ян чуть ухмыльнулся, рука поднялась, он стал разглядывать ногти, будто пытается выяснить, много ли грязи набилось. Потом произнес:

– Ты далеко забрался. И забор отгрохал. Боишься кого?

– Зависть тебя не красит, – отозвался Клаус. – Агата, иди сюда. Быстро.

Он окинул меня откровенно брезгливым взглядом, я в очередной раз поняла, Клаус меня терпеть не может, а мой наряд не самый лучший даже для Айскленда. Жгучее чувство стыда и обиды растеклось в животе и едва не поднялось к коже. Слоило немалых усилий его унять.

Вдохнув поглубже, под многозначительным взглядом Яна, просеменила на другую сторону и встала рядом с Филом, скромно сцепив пальцы под рукавами.

– Где Лодин? – шепнула я Филу, когда тот неумело похлопал меня по плечу.

– Да едва ты пропала, – проговорил он тоже шепотом, – выскочил из дома. Даже охнуть не успели. Очень быстро. Очень. Честное слово. Мы, значит, за ним на порог. А там уже пусто.

Я вздохнула и произнесла:

– Ветер. Он переменчив.

– Ага, – согласился Фил, кивая. – Был веселый такой, с планшетом разобрался. Говорит, классная магия. Удобней Трехмирской, потому, что не надо тратить силы. Электричество понравилось. А как ты исчезла, почернел лицом, страшно зарычал и выскочил.

Я повторила:

– Ветер. Он такой. А вы почему тут?

Глаза Фила округлились.

– В каком смысле?

– В таком, – произнесла я. – Лодин ушел меня искать. А вы чего не пошли?

Хакер картинно схватился за сердце и проговорил горячим шепотом:

– Без ножа режешь. Мы ж тебя ждали. Вдруг бы ты пришла, а ты пришла, а в доме никого? Куда потом деваться? Теперь понятно? То-то же. К тому же, мы не представляли, где тебя искать. Единственный, кто мог бы чего-то добиться, это твой братец.

Я покачала головой.

– Понятно. Не хотели напрягаться.

Фил задохнулся от возмущения, рот открылся, чтобы что-то сказать, но через пару секунд захлопнулся. Видимо передумал.

Клаус с Яном все еще обменивались любезностями, воздух между ними разве что не искрился. Если бы обладали силой огня, тут бы уже полыхало до самого неба. Пластинчатый поглядывает на меня, барабаня пальцами по дверце, Клаус тоже, от чего в груди ухает, словно выступаю на празднике весны перед всей деревней.

– Где же спасибо? – сказал Ян задумчиво. – Сегодня меня не хотят благодарить за добрые дела.

– Твои добрые дела всегда для чего-то, – отозвался Клаус. – Бескорыстность не про тебя.

Ян хмыкнул.

– Кто бы говорил, Клаус. Кто бы говорил. Я просто ангел во плоти, в сравнении с твоими интригами. Мои дела честные. Деньги, товар. Товар, деньги. Все чисто и гладко. А твои…

Я переводила взгляд с одного на другого. Оба ростом примерно одинаковые, оба хорошо сложены и красивы. Только один блондин, хоть и не настоящий, а другой коротко остриженный брюнет.

Клаусу, видимо, начал надоедать разговор, он сложил руки на груди и покосился во двор.

– А мои дела тебя не касаются, – сказал он быстро. – Слушай, ты прав. Я готов сказать тебе даже два спасибо, только уберись от моего дома.

Губы Яна растянулись в ухмылке, он многозначительно покачал головой и хмыкнул. Потом глянул на меня черными пластинками и сел в машину. Через секунду она выкатилась на дорогу, раздался рев, оглушительный визг колес, телега сорвалась с места и скрылась в темноте.

Клаус резко развернулся, не удостоив меня даже взгляда. Лицо хмурое, глаза блестят, как льдинки, а волосы непривычно растрепанные, будто хватался и пытался выдрать. Мне стало еще обидней потому, что надеялась, моя пропажа заставит его хоть немного смягчиться. Но показалось, Клаус стал презирать меня еще больше.

Пройди мимо меня и Фила, он направился к дому. Мы переглянулись и поплелись следом.

– Он все время такой недовольный был? – спросила я хакера, пока шли через идеально постриженный газон.

Тот прыснул.

– Недовольный? – произнес он. – Клаус носился по дому, как ошпаренный. Чуть волосы себе не повыдергивал. Я даже удивился. Обычно он куда сдержанней в проявлении эмоций. Переживал.

– Что-то не заметно, – буркнула я.

Едва оказались в доме, Клаус окончательно взбесился и начал орать, расхаживая из стороны в сторону.

– О чем ты думала! Кто тебя погнал на улицу среди ночи? Мы тут все издергались! Где ты была?

Лицо подмирца покраснело от гнева, глаза круглые, как у надутой жабы, а пальцы время от времени сжимаются в кулаки, будто собирается меня припечатать в лицо. Я не могла поверить в перемену, произошедшую с человеком, и с трудом осознавала, что эти крики исторгаются из такого идеального рта.

На всякий случай, отошла к дивану и произнесла тихо, чувствуя, как возмущение огненным столбом поползло по позвоночнику:

– Не кричи на меня.

– Не кричать!? – почти взвизгнул Клаус. – Да мне тебя прибить хочется! Ты понимаешь, что могло случиться? Ты, глупая девчонка. Запомни, слышишь, запомни, ты должна слушать, что говорят. И выполнять, что говорят.

Возмущение стало плотнее и потекло по венам расплавленной лавой, обида за несправедливость и жестокость добавила огня, глаза потеплели.

Опустив ресницы, я сказала еще тише, чувствуя, как голос становится ниже:

– Не кричи на меня…

Клаус, казалось, меня не слышит. Он меряет шагами комнату, когда оказывается в кухне – хлопает ладонью по столешнице, затем идет обратно к лестнице, продолжая обвинять.

– Они еще говорят, я не прав? Я не позволю, чтобы моими требованиями пренебрегали. Во все времена мужчина был у руля, он руководил и мыслил. Так что оставь эту непосильную работу тем, у кого есть мозги! Выходить на улицу, когда вокруг такое! Ты что совсем…

Внутри все взорвалось, я подняла на Клауса пылающий взгляд и выпалила голосом, который мог бы принадлежать разъяренному Фералу:

– Не кричи на меня!

Если бы это произошло в Трехмирье, изо рта, вместе со словами вырвался бы столб пламени, превратив Клауса в пылающее полено. Но даже без огня моя вспышка заставила его отшатнуться.

Пару секунд он смотрел на меня слегка ошарашенный. Жвалки играют, пальцы все так же сжимаются в кулаки, а ноздри раздуваются, как у разъяренного быка. Взгляд впился в меня, словно надеется продырявить.

Списала это все на волнение. Когда я слишком долго собирала хворост и затемно возвращалась из леса, мать тоже ругалась, хоть и не так бешено.

Клаус помолчал, посылая мне разъяренные взгляды, потом сделал глубокий вдох и сказал уже спокойней, но с тем же нажимом:

– Нет, Фил, ты посмотри? Она еще и огрызается. Ну ладно, бабские штучки, колготки, бигуди. Но за рулем, ты видел их за рулем? А открытия? Хоть одно открытие женщина сделала? Назови, давай, назови.

Он так резко развернулся к Филу, что тот отшатнулся и сказал, видимо, первое, что пришло в голову:

– Кюри…

Лицо Клауса скривилось.

– Она с мужем работала, – произнес он брезгливо. – Ты давай, одиночных. Чтоб сама, все сама. Что, нет?

– Ну, – протянул Фил, быстро приходя в себя и тоже отшагивая к дивану. – Вообще-то, ну… первый язык программирования, который кобол, если не знаешь, изобрела Грейс Хоппер. И пилу циркулярную какая-то Бэббитт придумала. И силикон тоже женщина, к вай-фаю отношение имеет… И Гипатия… Ну и вообще, много кого…

Когда перевела взгляд на Клауса, тот смотрел на Фила с нескрываемой ненавистью. Глаза на выкате, щеки в красных пятнах, губы сжаты в полоску, словно боится раскрыть рот и наговорить гадостей. Хотя гадости из него лезут, даже когда он их говорить не хочет.

Казалось, он сейчас воспламенится и прожжет хакера взглядом до самых костей. Прошла вечность, прежде, чем его кожа снова обрела бледно-аристократический цвет. Клаус провел ладонью по лбу, вытирая невидимую пыль, и проговорил уже спокойней:

– Это мелочи. Я говорю о серьезных вещах. Агата, впредь, если захочешь куда-то выйти, будь добра, спрашивай у меня. В конце концов, ты в моем доме. Ты гость. А святая обязанность хозяина, защищать гостей.

Я пробормотала:

– Старая песня.

– Что, прости? – не понял Клаус и внимательно посмотрел на меня.

Поежившись, ответила:

– Песня, говорю, старая. Туда не ходи, то не делай.

– Верно, – согласился он. – И желательно еще отвечай, только когда спрашивают.

Мне стало обидно. Только что сбежала из настоящего плена, от «костюмов», которые церемониться точно не собирались, а тут Клаус орет, как прокаженный. И некому заступиться, Фил молчит и поглядывает на предмет, похожий на компьютер. Только у этого с одного края прилеплена пластина, на которой множество квадратиков.

Я проговорила хмуро:

– Ты похож на мужчину из Нижнего поречья.

– Да? – спросил он, приподняв бровь. – Это чем же?

– Готов втоптать женщину в грязь, лишь бы доказать свое превосходство, – ответила я. – Да только не велика заслуга.

Глаза Клауса сверкнули, крылья носа колыхнулись, а рот искривился, словно ему на палец наступила корова. Он резко шагнул ко мне и наклонился так близко, что ощутила его дыхание на лице.

– Ты ничего не понимаешь, – процедил он, впившись пальцами мне в плечи. – Ничего. Этот мир не такой, как ваш. И глупо, очень глупо не слушать тех, кто знает о нем больше.

Кожа, где сжались его пальцы потеплела, в груди вспыхнула новая порция негодования вперемешку с волнением, которое пока не могу объяснить.

Я подняла голову и встретилась с ним взглядом.

– У меня останутся синяки, – сказала я тихо, но четко.

Клаус наклонился к самому уху, опалив горячим дыханием, от которого по шее пробежали мурашки. В груди ухнуло и сердце пустилось вскачь. Пока я судорожно пыталась понять, что со мной происходит, Клаус прошептал:

– Агата, слушай меня. И обещаю, с тобой ничего не случится. Только так, и никак иначе.

От его близости меня бросило в жар. Если сын пастуха вызывал умиление и что-то сестринское, а от Ферала всю трясло от ужаса, то Клаус заставил волны жара прокатываться одну за другой, скручиваясь в тугой комок внизу живота. На секунду показалось, что он вовсе не ненавидит меня, и это всего лишь маска в какой-то непонятной игре.

Я шумно сглотнула и спросила шепотом:

– Ты меня совсем не боишься?

Подмирец разжал пальцы и отстранился, лицу вернулось привычное надменное выражение.

Он сделал шаг в сторону и бросил на меня холодный взгляд.

– Я не боюсь женщин, – сказал подмирец и развернулся к лестнице. – Я кое-что разузнал. Сиди тут, я сейчас. Фил, последи за ней.

Едва Клаус ушел, громко топая по лестнице, Фил метнулся к похожему на компьютер предмету. Сграбастав его, увалился на диван и довольно забарабанил пальцами по квадратикам.

Пару минут мы молчали, потом он произнес, не отрываясь от пластины:

– Это было сильно.

– Что? – не поняла я.

– Ну, – протянул Фил, все так же стуча пальцами по квадратикам, – ты и Клаус.

Я нахмурилась, потирая плечо, где все-таки останется синяк, и сказала:

– Если ты о его непонятном желании прибить меня, что ничего сильного не вижу. Мужчина, который пытается утвердиться за счет слабых не многого стоит.

Фил хохотнул.

– Это ты слабая?

– В Подмире я действительно очень слаба, – подтвердила я. – Видел бы ты, что вытворяла дома. Пламя высотой с амбар при безветренно погоде, и даже не напрягалась. А тут падаю без сил, едва печку пытаюсь растопить. Нет, Фил, это не сила. Это издевательство.

– Тогда Клаус прав, – заключил он, потирая подбородок.

Я изумилась.

– Это в чем же?

– В том, – пояснил Фил, – что тебе следует его слушать, чтобы не попасть в беду. Ты вообще зря с ним так грубо.

У меня даже рот открылся.

– Это я с ним грубо?! – выдохнула я. – Ты что, не видел, как он сейчас со мной говорил? Он готов был меня убить!

– Ты все не так понимаешь, – проговорил Фил уклончиво. – Клаус не так плох, если узнать поближе. А я знаком с ним очень и очень давно. Поверь, есть причины его поведению. И то, как он ведет себя с тобой, вовсе не от желания тебя убить.

– Когда придет Лодин? – спросила я, меняя тему поскольку слушать об этом надменном подмирце больше не хотелось.

Фил всплеснул руками, словно спохватился, пальцы нырнули в карман.

– Точно! – сказал он. – Надо ему позвонить.

– Надо ему что? – не поняла я.

Хакер стал пояснять, одновременно водя пальцем по пластинке, которую достал из штанов:

– Пока ты бродила неизвестно где, я объяснил твоему брату, как пользоваться мобильником. Телефоном, то есть. Ну вот этим.

Он поднял пластинку над головой, она теперь светится, а вверху ряд цифр.

– Это называется телефон, – снова проговорил Фил. – С его помощью можно связываться друг с другом на расстоянии.

Я поинтересовалась, с сомнением глядя на маленький предмет, способный, по заверению хакера, проникать на любую длину вглубь и вширь:

– Магия?

Лоб Фила сморщился, словно у верховного мага, который пытается объяснить действие сложного заклинания деревенским дояркам.

Он сказал:

– Ну, гм, может в какой-то степени. Хотя… Не знаю. Возможно с определенной стороны наука, это магия. Но… Магию у нас называю наукой. Точнее то, что доказуемо, проверяемо и может быть применено. Смотри.

Фил ткнул в пластинку, потом еще раз. Послышалось прерывистое гудение, несколько секунд мы слушали, потом в комнате заорали.

– Я внимаю! Внимаю! Оно работает!

Только спустя пару мгновений узнала голос Лодина. Но в кухне только мы с Филом. Я завертела головой, пытаясь найти источник, откуда раздается голос ветра, а хакер с довольной улыбкой пошевелил пластинкой в ладони.

– Не ищи, – сказал он. – Лодина тут нет. Он… Кстати, хороший вопрос.

Фил поднос пластинку ко рту и проговорил:

– Лодин, ты где? Тут Агата объявилась. Вот стоит, смотрит на меня. Живая и здоровая.

В комнате снова заорали:

– Пришла?! Уже лечу! Ждите!

– И… Лодин. Не обязательно так орать. Тебя хорошо слышно.

– Ладно! – снова завопил голос ветра.

Фил отвел пластинку подальше, словно боится, что из не вылезет сам Лодин и огреет увесистым кулаком. Потом ткнул и пластинка потухла.

Убрав в карман, Фил выдохнул, будто закончил долгую и тяжелую работу, потом как-то виновато улыбнулся и направился к дивану. По пути со стола захватил предмет с квадратиками, а развалившись на сидении проговорил:

– Видишь, Лодин потихоньку разбирается что и как.

Я устало покосилась на лестницу, откуда доносится шум и недовольное бормотание Клауса, спросила:

– Откуда у Лодина ваша магическая пластина?

– Клаус выдал, – с гордостью произнес хакер. – У него несколько про запас всегда валяется. Я мог бы и сам, у меня-то побольше будет, сама понимаешь. Но что-то подсказывает, ко мне домой пока соваться не стоит. Хочешь, и тебе выдадим?

Я покачала головой.

– Обойдусь. Подмирская магия не для меня. Она хоть и сильна, но непонятна.

– Как хочешь, – отозвался Фил, пожимая плечами. – Но отказываешься зря. На связи быть куда удобней, чем вон, бегать, по всему Айскленду искать. Ты где, кстати, была? А то Ян, Клаус, ругань, а о главном забыли.

Первым желанием было рассказать, как на духу, о «костюмах», девушках-стихиях, запертых в стеклянных комнатах, но после разговора с Яном, которому тоже нет оснований доверять, и ссоры с Клаусом посвящать всех в тайны поиска цветка вечности расхотелось.

Поэтому сказала:

– Костюмы «похитили».

Фил аж подскочил, едва не выронив предмет с кубиками, глаза округлились, челюсть медленно поползла вниз.

– И отпустили? – выдохнул он.

– Нет, – ответила я, качая головой. – Сбежала.

Глаза хакера заблестели, словно нашел золотоносную жилу. Забыв о компьютере на коленях, развернулся, локти уперлись в спинку дивана.

– Что видела? – нетерпеливо спросил он. – Точнее, как сбежала? Что там было? Ты в самом центре их логова была? Как там у них? Это ж надо! Побывала в лапах «Инквизито» и выбралась живой. Ну-ну, не томи. Рассказывай.

Только сейчас поняла, как устала. На дворе глубокая ночь, а может уже и до утра недолго, а я глаз с момента похищения у Ферала не смыкала. Подумав об огнекрылом, усмехнулась, сейчас Звенящая долина, огненные твари и все Трехмирье кажутся далекими и не реальными. Будто там жила не я, а какая-то другая Агата. А эта, настоящая, застряла в Подмире, в каком-то Айскленде, где на нее почему-то охотятся «Инквизито».

Я вздохнула.

– Да нечего рассказывать. Было темно, даже лиц не разглядела, а как сбежала, сама не поняла.

Лицо Фила стало кислым, губы скривились, такой ответ его явно не устроил, но, видя, как я широко зеваю, наседать не стал.

– Не хочешь говорить, – сказал он, почему-то кивая. – Ладно, сама расскажешь, когда решишь, что можно. Понять могу, о таком вообще-то не болтают. Это, как хакер, говорю. Некоторые считают меня дураком, Клаус в том числе. Мол, мог бы озолотиться, такие хранилища взламывал. Но, чисто человеческое, внутреннее, говорит – лучше помалкивать об этом. Так что да, молчи.

– Да серьезно, – попыталась убедить я. – Там действительно было темно. В темноте не разглядеть, а светиться раскаленной головешкой перед «костюмами» как-то не сильно хотелось.

Фил опустился обратно на диван, все еще косясь на меня.

– Да? – сказал он. – А почему на тебе монашеское платье тогда?

Я опустила взгляд на подол, который до самого пола доходит, потом вскинула голову и проговорила невозмутимо:

– Мне его дала послушница в вашем святилище.

– И почему?

– Потому, что мое платье сочла бесстыдным. В таком только таверные девки ходить могут. А я не таверная девка. Понятно?

Для убедительности я уперла кулаки в бока и вытаращила глаза, как нахохленная сова. Фил вскинул ладони, мол, все, сдаюсь, а я с победным видом прошла в кухню.

Как пользоваться краном запомнила еще в первый раз, поэтому без труда смогла наполнить стакан водой. Когда сделала глоток, внутренности зашипели в буквальном смысле. Краем глаза успела заметить, как встревоженно оглянулся Фил. Но быстро успокоился, пока я шумно глотала.

Несмотря на купание в море и огненную натуру, воду я люблю, особенно пить. Хотя в голове не укладывается, как это может сочетаться. Но если следовать логике Фарбуса, все стихии связанны друг с другом, а значит, должны иметь в себе крохотные частицы друг друга.

Едва допила, во дворе послышались шаги, дверь с грохотом распахнулась и на пороге появился Лодин. Волосы смерчем клубятся над головой, глаза поддернуты пеленой, будто внутри бушует ураган, грудная клетка вздымается, видимо бежал все это время.

Заметив меня, он рванулся вперед, перепрыгнув столешницу оказался рядом. Меня чуть не сдуло от напора, а Лодин обхватил огромными руками и проговорил на ухо:

– Думал, конец нашей миссии.

Я обиженно пробубнила, косясь через плечо на Фила, который оторопело выглядывает из-за спинки дивана:

– О миссии он волновался. Мог бы и обо мне поволноваться для приличия.

– О тебе тоже, – сообщил Лодин, но как-то неуверенно. – Одно связанно с другим.

– Ну конечно, – буркнула я.

Впервые за долгое время ощутила себя в безопасности. Лодин хоть и переменчив, но обещал защищать, пусть только и из-за поиска цветка. Но когда его хватка стала понемногу выдавливать из меня душу, пришлось заерзать.

Я проговорила сдавленно:

– Пусти. Дышать хочу. Огню нужен воздух.

– Так я тут! – радостно заявил Лодин, но руки разжал.

Почувствовав свободу, вдохнула. В горло ворвалась струя свежего, как весенний ветер, воздуха, словно присутствие Лодина и правда делает его чище. Потом выглянула из-за его плеча.

Фил на диване все еще таращится, глаза круглые, рот приоткрыт, и вся его поза выдает простака, хоть и весьма одаренного. В эту секунду поняла, ему не стать правителем, верховным магом или кем становятся в Подмире люди, стремящиеся возвыситься. Разве что случайно. Тот, кто может искренне удивляться, попросту не способен на умышленную подлость. Изумление происходит от простоты, а подлость требует острого ума или тонкого расчета.

Заметив, что смотрю, Фил захлопнул рот, поднялся. Прошагав к двери, запер ее, дважды проверив крепость замков, затем вернулся на диван, но сел боком, видимо, чтобы удобней было вертеть головой.

Несмотря на уверенность в его безобидности, я перешла на шепот.

– Лодин, надо поговорить.

Начавшая появляться улыбка, моментально слетела с губ ветра. Взгляд стал серьезным. И хотя волосы перестали вертеться, опустившись на плечи, вид все равно угрожающий.

Он спросил таким же шепотом:

– Что ты узнала? Ты была у «костюмов»?

– Какая проницательность, – проговорила я, чуть раздосадованная, что этим удивить не получится.

Потом коротко рассказала обо всем, что случилось. Во время рассказа приходилось постоянно поглядывать на Фила, который вроде занят предметом с квадратиками. Лодин назвал его «ноутбук». Но иногда хакер слишком внимательно косится на нас, и я нервно вздрагиваю.

Когда говорила о пленении, о пытках, лицо Лодина менялось, становилось то белым, то синеватым, то вообще темнело, как грозовая туча. А услышав о Гленне и Дайне, все еще запертых у этих чудовищ, чуть не сорвался спасать. Пришлось едали ли не за руку тянуть, убеждать, что нужен план, одновременно улыбаясь Филу, мол все хорошо, мы просто соскучились.

– И главное, – сказала я, заканчивая рассказ. – Я учуяла цветок.

Лодин застыл, взгляд впился в меня, словно я сама цветок и меня срочно надо нести в хранилище.

– Где? – коротко спросил он.

– Я покажу. Но… Лодин.

– Что?

Я снова глянула из-за его плеча на Фила и сказала:

– Мне кажется, об этом подмирцам рассказывать не стоит. Не знаю почему, но… Это подмирцы. Они могут казаться дружелюбными, хотя Клаус таким казаться даже не пытается. Но Фил знает лишь что была в плену, сбежала, но ничего не видела. Пусть так и остается.

Лодин быстро налил воды в стакан, залпом осушил.

– Почему не доверяешь им? – спросил он.

– Не знаю, – ответила я.

О том, что зерно сомнения в голову посадил Ян, тоже подмирец, к которому доверия еще меньше, упоминать не стала. Но Лодин и так кивнул. Налив еще стакан, опустошил на половину, потом протянул мне.

Я покачала головой.

– Уже утолила жажду. И не смотри на меня так. У меня она тоже бывает. Особенно в Подмире. Тут все через… Сам знаешь, что.

Лодин покосился на меня, уголок губы дрогнул и пополз вверх.

– Даже так? – спросил он.

Вопроса не поняла, но ответила, дернув плечами:

– Невыносимое место. Дороги странные, то есть, то нет. Телеги страшные, люди злые, смотрят друг на друга волком. Все хмельной напиток пьют, да такой, каким мышей травить в самый раз. Всем нужны какие-то деньги, но от золота отказываются. Я видела деньги в одной таверне. Знаешь, что это?

Лодин развел руками, глядя на меня с еще большим интересом, а я продолжила, распаляясь так, что кожа потеплела:

– Это бумага! Лодин, разрисованная бумага! Что бы получить воды на улице, надо дать бумагу. Не думала, что где-то бумага может быть ценнее золота. Но тут другое. У нас, если хочешь пить, как происходит?

Ветер повертел прозрачный, как горный хрусталь стакан между пальцев, затем поставил на стол.

– Ну, – сказал он. – Стучишь в любой дом, тебе выносят. Или в колодце. Или в ручье.

– Вот! – выдохнула я. – А тут надо дать бумагу. Понимаешь? Нет, Лодин. Мир, в котором бумага ценится выше людского отношения, и есть настоящая преисподняя.

Ветер сложил руки на груди, уголки губ поднялись еще больше, теперь он улыбается одной из своих коронных улыбок. Но сейчас меня это лишь взбесило, к щекам потекло тепло, а глаза загорелись.

– Это Подмир на тебя так действует? – спросил он усмехаясь.

– Как? – не поняла я и посмотрела исподлобья.

Лодин пояснил:

– Резче стала. Высказываешься, вон. Не унять.

– Ты тоже будешь рассказывать, что мое место у плиты, я должна молчать в тряпочку и хлопать ресницами? – поинтересовалась я, понемногу усмиряя жар в груди.

Глаза черноволосого округлились.

– Я? – переспросил он. – Да ни приведи боги. Я что, дурак совсем с женщиной спорить? Хотя дороги тут, действительно странные. На юге есть, а в остальном городе – дырявые. Наши повозки-развалюхи точно не выдержали бы. Но электричество вещь занятная.

Возможно относительно него Лодин прав. Поэтому единственное, что пришло в голову, это поднять на него недовольный взгляд и надуть губы.

– Значит, – произнесла я сурово, – раз получил пластинку, или как ее… телефон, ты полюбил Подмир?

Лодин замахал руками.

– Все, не дыми на меня. Иди, ляг поспи, и все пройдет. А я постерегу.

Спасть действительно очень хотелось. И, судя по мешками под глазами Лодина, ему тоже не мешает отдохнуть. Я кивнула.

Молча прошлепав к дивану, одарила Фила недовольным взглядом. Тот поспешно подтянул ноги, освобождая место. Когда легла, скрутившись калачиком, глаза тут же слиплись. Уже сквозь сон ощутила, как кто-то заботливо накрыл чем-то мягким и теплым, а потом примостился где-то в ногах.

Думала, отключусь моментально, но сон накатывал медленно, как зима, которая неумолимо накрывает долину, заставляя все живое замереть до следующего тепла. Сквозь пелену слышала храп Лодина, который обещал стеречь. А перед тем, как провалиться в черноту, донеслись голоса:

– Спит?

– Ага, оба.

– Пускай. Мне есть чем заняться.

Глава 13

Когда, провалилась в сон, мир моментально изменился. Роскошный дом Клауса исчез, и я поняла, что стою по среди широкой комнаты с черным, как уголь полом. Кое-где в трещинах светится лава, стены раскалены до красна, а потолок, наоборот, приглушен, как прогоревшее полено.

Секунду пыталась сообразить, куда попала, но когда за спиной раздался глубокий, гипнотический голос, внутри все упало.

– Агата.

Я резко обернулась.

В трех шагах от меня на широком ложе из черного камня разлегся Ферал, оперевшись на локоть. Одно колено согнуто, и короткая повязка на бедрах едва прикрывает то, что должно прикрывать. Перепончатые крылья раскинуты от стены до стены, глаза горят, а губы растянуты в хищной улыбке.

– Агата, – повторил он.

– Как… – выдавила я пятясь. – Как это возможно…

Он выдул из носа колечко дама и проговорил:

– На тебе моя метка, Агата. Может, ты и сбежала, но за тобой огненный след, по которому я всегда найду тебя во сне.

– Это сон? – запинаясь спросила я, и схватилась за шею, где метка налилась теплом.

Ферал пожал плечами, крылья колыхнулись, обсыпав с потолка искры.

– И да, и нет, – ответил он. – Ты со мной, когда спишь, и это так же реально, как и то, что сейчас лежишь в одном доме с каким-то мужчинами, которые тебя не достойны, моя королева.

В голосе огнекрылого прозвучала неприкрытая ревность и гнев, а я судорожно стала искать способ проснуться. Пока Ферал с явным удовольствием разглядывал меня, успела несколько раз ущипнуть себя за руку.

Он усмехнулся.

– Не получается, моя королева? Видишь, не так просто проснуться, когда сон так реален. И пока я летаю по всему Трехмирью, метка моя всегда приведет тебя ко мне.

В ужасе, я оглянулась, надеясь найти выход, но комната почему-то без дверей и окон, только раскаленные стены и жар.

– Не противься, – проговорил он все тем же глубоким, как бездна, голосом. – Луше иди сюда и раздели со мной ложе, как обещала в ночь Лунного сияния.

Меня мелко затрясло. Когда давала обещание, был лишь один путь для спасения Звенящей долины, но теперь участь жертвы кажется чудовищной, и страшно подумать, как согласилась на это.

Медленно пятясь, я уперлась в стену. Пряное тепло от камня растеклось по спине и быстро нашло отклик в теле, кожа разогрелась, и порозовела.

Ферал все разглядывал меня бесстыдным взглядом, будто видит сквозь одежду, потом сказал:

– Сними это бесполезное одеяние. Ты прекрасна в природном обличии.

Горло сдавило, превозмогая себя, я выдавила:

– Нет…

– Что? – удивился Ферал, приподняв орлиную бровь.

– Нет… – едва слышно повторила я.

Взмахнули крылья, меня обдало жаром, через секунду Ферал навис надо мной, большой и разгоряченный. Я оцепенела, а он пару секунд испытующе сверлил меня углями глаз, потом резко рванул воротник, и две половинки платья упали на пол.

Я вскрикнула. Нагота показалась мне неожиданно постыдной и обезоруживающей.

– Пожалуйста, оставь меня, – взмолилась я, понимая, что мои огненные шары и воспламенения, если получатся, его только порадуют.

Огнекрылый провел сухим пальцем по плечу, и меня прошила крупная дрожь.

– Почему же ты хочешь, чтобы я оставил тебя, моя королева? – спросил он, скользя вверх по руке. – Разве не ты согласилась стать моей ради спасения Звенящей долины?

– Я… – выдавила я, чувствуя, как пересыхает язык, когда его палец стал вырисовывать куги на ключице. – Но…

– Что «но»? Условием о ненападении была ты. И знай, моя огненная королева, тебя я получу, даже если придется сжечь весь Средний мир.

Вжавшись в стену, я усиленно пыталась подумать о чем-то, что может меня разбудить. Но потом его ладони опустились на спину и поползли ниже, а когда сдавили и прижали к себе, заставив обхватить ногами торс, я забилась и стала кричать:

– Нет! Не смей! Огнекрылое отродье! Пусти меня!

Я колотила его в массивную грудь, дергала ногами, пытаясь освободиться, но чем больше извивалась, тем довольнее становилась ухмылка на лице Ферала. Он прижимал меня все сильнее, но когда ощутила, как раскалился низ его живота, по жилам прокатилась волна лавы, а я вспыхнула, как факел.

– Ненавижу огнекрылых! Я ненавижу вас! – закричала я ему в лицо.

– Такая ты мне нравишься еще больше, – ответил Ферал, и впился мне в губы властным поцелуем.

На секунду я забыла, что это демон, сжигающий города и деревни, по телу растекся жидкий огонь, какого прежде не ощущала. Но когда раскаленные пальцы огнекрылого впились в бедра, я что было сил укусила его за губу.

Ферал охнул и отпрянул, схватившись за рот, а я успела вывернуться и отпрыгнуть. Он секунду рассматривал капли лавы у себя на пальцах, потом с безумной улыбкой снова двинулся ко мне.

В этот момент откуда-то донеслись голоса. Глухие и далекие, словно из другого мира, но я почему-то ухватилась за них, как тонущий за обломок корабля.

Когда ладонь огнекрылого оказалась в паре сантиметров, раскаленный мир колыхнулся и исчез, а меня провалило в темноту.

Проснулась от шепота тех же голосов. Сердце колотится, как у загнанного кролика, перед глазами все еще хищная физиономия Фрала, а клеймо на шее печет, как свежее. Я подтянула колени, устраиваясь поудобнее, но засыпать побоялась.

Голова не соображает. Чтобы прогнать кошмар, попыталась думать о хорошем. Солнечный луч лег на щеку и ласкает кожу, как самые нежные огненные языки. Обычно они появляются от горения мха или соломы. В отличие от людей в моем мире разновидностей огня значительно больше одного. Пламя от дуба и сосны отличаются так же, как тарелка и кастрюля. Вроде оба посуда, но применение разное.

Где-то в ногах все еще мерно похрапывает Лодин, это придало спокойствия и защищенности, а кошмар с Фералом показался всего лишь кошмаром.

Пока поволока утренних грез застилала ум, со стороны кухни послышалось:

– Она так и сказала?

– Ты меня уже пять раз спрашивал. Да. Так и сказала.

– Но ты уверен? Она ничего не видела, ничего не слышала?

Голос Фила стал раздраженным.

– Да ну сколько можно. Я переспрашивал ее. Ну с чего ей было бы врать? Она в чужом мире, а мы единственные, кто может помочь. Ты меня пугаешь, Клаус. Ты себя в зеркало видел вообще? Не спал что ли? Попей валерьянки, успокойся. Что за паника вообще?

Второй шепот, принадлежащий Клаусу, проговорил как-то недовольно, но уже сдержанней:

– Не спал. И очень по делу не спал. Нашим стихийным знакомым будет, что послушать. А если бы они не храпели сейчас, как медведи в спячке, уже искали бы точку сборки…

– Точку? – не понял Фил.

– Да дай же договорить, – поспешно добавил Клаус. – В смысле место, где явился их цветок или что там.

Сон у меня моментально пропал, последний налет кошмара рассыпался, как засохший лист теста. Все еще туго соображая, я открыла глаза и села. Когда повертела головой, рядом на диване обнаружила Лодина, тихо посапывающего в две дырочки.

Потом обернулась и выглянула из-за спинки дивана. В кухонной части между столом и мойкой застыли подмирцы. Фил потягивает что-то из маленькой чашки, над которой клубится пар, у Клауса тоже чашка, но в два раза больше. Пальцы барабанят по книге, лежащей на столешнице, незнакомую мелодию.

Я потянулась и зевнула. Только теперь нос различил дразнящий аромат кофе. Мама всегда варила его по утрам, но потом долинная ведьма сказала, что ей вредно, так как повышает напряжение в венах. Пришлось перейти на цикорий, а его запах совсем не будоражит.

Подмирцы заметили, что я проснулась.

– Доброе утро, – произнес Фил и приподнял чашку. – Кофе будешь? Я пью эспрессо. А Клаус, смотри, капучино глушит. Тоже мне, золотая молодежь.

Клаус бросил на меня косой взгляд, показалось, какой-то испуганный, но через секунду снова приобрел прежнее, надменно-пренебрежительное выражение.

– Не золотая, – проговорил он с расстановкой, – а успешная. Ум в наше время определяется не только умением делать продукт или услугу, а еще и способностью их продавать. Тебе я тысячу раз…

Фил замахал рукой, опрокидывая в рот остатки кофе.

– Не начинай, а? – проговорил он и вытер губы. – Можешь хоть мильен раз повторять. Я не буду продавать данные, не буду никого шантажировать и не хочу никуда вербоваться. Понятно? Нет? Могу еще раз сказать. Не-хо-чу.

Клаус скривился, словно у него в чашке не кофе, а ослиная моча. Потом вздохнул и проговорил, глядя в потолок:

– Иногда сталкиваешься с твердолобостью, которой тоннели в скалах пробивать в самый раз. Можешь упираться. Но когда-нибудь я достучусь.

Пока они препирались, я толкнула ногой Лодина. Тот моментально открыл глаза, будто не спал вовсе, и молча смотрит на меня, поглядывая за спину на подмирцев.

Я прошептала:

– Выспался?

Лодин кивнул.

– Странно выглядишь, – сказал он.

– Кошмар приснился, – отозвалась я, пока он садился. – Ферал пытался… И все так реально было. Ужас…

– Он тебя здесь не достанет, – проговорил Лодин, но лицо помрачнело.

Я покривилась.

– Вроде умом понимаю. Но все было так реально.

Клаус, заметив движение, всплеснул руками, едва не вылив остатки капучино на Фила. Тот вовремя отскочил, и капли с тихими шлепками упали на пол.

Одарив блондина недовольным взглядом, он обошел стол и с видом обиженного щенка уселся на ступеньки.

Зато Клаус цапнул книгу и потряс ею в воздухе.

– Наконец-то, – произнес он возбужденно. – Думал, до вечера проспите. Хотел уже водой облить, но Фил не дал. Говорит, стихии, мало ли чем ответят. Но я бы плеснул и посмотрел. Ну как, готовы?

– К чему? – спросила я низким после сна голосом.

– Как к чему? – удивился Клаус. – К труду и обороне. А именно, к поиску. Я всю ночь не спал, вычитывал, изучал. И вот что хочу сказать. Помните, сказал, что вы выпали в Айскленд не случайно?

Мы с Лодином переглянулись, я кивнула.

– Ну?

– Что ну? – раздраженно огрызнулся он. – Я подтверждения нашел. Некогда существовал город амазонок Темискира, он был главным. Но это на юге. А севернее был Танаис. У него происхождение печальное, но…

Чувствуя, что это может перерасти в проповедь, подобную тем, что читают на воскресных службах в святилищах Звенящей долины, я прервала:

– Чем это все может помочь?

Клаус зыркнул на меня волком, с каждой минутой все больше кажется, он был бы рад прибить меня на месте, но по какой-то волшебной причине продолжает помогать.

Он сделал глубокий вдох, потом резко выдохнул и продолжил:

– Темискира и Танаис, в общем-то ничем не помогут. Но в этом государстве, где воевали, охотились и вообще заправляли женщины, были еще жрицы. Они жили во всех городах и деревнях. Но в некоторых местах их скапливалось слишком много.

Лодин услышав о множестве женщине, тут же развернулся, губы растянулись в довольной улыбке, а глаза заблестели, будто сам уже гуляет среди этих самых жриц, хватает за талии и шепчет скабрезности на ухо.

– Хороший должно быть городок, – сказал он, усмехнувшись.

– Кому как, – отозвался Клаус. – Раньше там были жрицы, потом их стали называть ведьмами, в общем…. Один из таких ведьминых городков Айскленд.

Чтобы избежать очередного взрыва недовольства со стороны блондина за то, что перебиваю его, я подняла руку. Он покосился одобрительно и кивнул.

– Это мы уже слышали, – произнесла я. – Три раза повторять не надо. Своими глазами видели окутанных облаками женщин. Или хочешь сказать, мы попали сюда лишь потому, что в Подмире есть город ведьм?

Клаус закатил глаза.

– Если дашь договорить, – сказал он, – узнаешь.

– Даю, – согласилась я.

– Договорить? – переспросил Клаус.

Я посмотрела на него, как на полоумного и поинтересовалась:

– Ну да. А ты что подумал?

– Да ничего, – пробормотал он и уже громче продолжил: – Так вот. Здесь один из центров ведьминских сил. Завихрения торсионных полей, если вам так удобней. Нет? Ну ладно. В общем, когда в «Инквизито» запустили один из ускорителей…

Для меня это прозвучало, как очередное заклинание на непонятном языке, но Фил вытаращился, как кот, которому наступили на хвост. Едва не свалившись со ступеньки, подался вперед и выдохнул:

– Ускоритель? У инквизиторов?

– Да, – отмахнулся Клаус, – но я не об этом.

Фил вытаращился еще сильнее, колени распрямились, он поднялся на ступенька, делась выше всех, и проговорил сбивчиво:

– Как это не об этом? Это же ускоритель!

– Ну не важно, – снова отмахнулся блондин, словно эта тема ему была неприятна. – Я говорю, эта система высвободила большое количество энергии. Ускоритель был экспериментальный, около десяти тысяч электронвольт мощностью. Его работа всколыхнула какие-то вселенские мембраны.

Фил почесал лоб и посмотрел на нас с Лодином невидящими глазами. Захотелось спрятаться за ветра, но удержалась, чтобы не казаться совсем уж размазней.

Через пару секунд Фил произнес задумчиво:

– Видимо, об этих колебаниях пространства читал, когда влез в базу «Инквизито». Тогда, да, все сходится.

Мы слушали разговор подмирцев, время от времени переглядываясь. Лодина понимает не больше моего, но ему, видимо без разницы. Ветер приспосабливается к любым условиям причем в один миг. Это огню нужно чтобы сухо, да поленья получше, хотя сойдут и любые, но лучше березовые, от них жар сильней.

Наклонившись ко мне черноволосый проговорил тихо, чтоб подмирцы не слышали:

– Ты в порядке? А то помятая какая-то.

– Да говорю же, – отозвалась я, смирившись, наконец, что придется ему рассказать о видениях, – сон ужасный приснился. Но на сон не очень похоже. И вообще, он меня в зеркалах и лужах преследует.

Лицо Лодина потемнело, он сказал:

– Опять? Надо с этим что-то делать.

– А что с этим сделать? – вопросом на вопрос ответила я. – Запретить мне спать? Или перебить все стекла.

Он нервно дернулся, будто ударила по щеке, брови нахмурились.

– Здесь он тебя не достанет, – упрямо повторил ветер.

А я, чтобы сменить тему и поговорить о полезном, проговорила:

– Если правильно поняла, у них тут какой-то механизм что-то где-то прорвал.

– Похоже на то, – согласился Лодин нехотя. – Если этот ускоритель такой сильный, то мог задеть все миры. Помнишь, спрашивала Фарбуса, где находится Подмир?

Я кивнула.

– Помню. Ну и что?

– Фарбус сказал, – продолжил Лодин, – он, вроде как, прямо здесь, хотя одновременно и не здесь. Если миры находятся в одном месте, но в разных… эээ… м… Не могу подобрать слово.

В голове мелькнула мысль о пироге, которые мать делала каждое весеннее равноденствие. Всегда в четверть аршина высотой, из толстых пшеничных лепешек, пропитанных вишневым сиропом и густо смазанных кремом из яичных белков.

Я предположила:

– Может, слоев? Миры находятся в одном месте, но в разных слоях?

– Да, пойдет, – согласился он. – Тогда из-за этого миротрясения мог произойти сбой. И вот, получите почтового голубя. Огонь родился женщиной, вода и земля попали к инквизиторам, а цветок вечности расцвел в Подмире. Месте, где он вообще цвести не должен.

В груди поднялась волна возмущения, по венам побежали раскаленные муравьи.

– Но зачем? – спросила я горячи шепотом. – Зачем это делать? Какими надо быть глупцами, чтобы пытаться разрушить баланс миров.

Лодин открыл рот, чтобы ответить, но Клаус резко развернулся к нам. Взгляд строгий, как у деревенского проповедника, обычно бледные щеки покрылись пятнами.

– Вы чего там шепчетесь? – спросил он с нажимом.

От его манеры стало не по себе, и вообще, Ферал в сравнении с ним, просто сама галантность, если не считать постоянного желания сделать меня женой. Язык присох к небу, я вжалась в диван, одновременно чувствуя, как закипает злость на себя за нерешительности.

Зато Лодин ответил за двоих:

– Личные дела стихий. Людей это не касается.

Клаус вспыхнул, видимо не ожидал резкого ответа. Привык, что все перед ним на цыпочках ходят.

Он произнес с издевкой:

– Даже же если вопрос касается цветка вечности?

– Особенно, если вопрос касается цветка вечности, – с улыбкой ответил ветер.

Едва Клаус упомянул о цветке, в голове мелькнул утренний разговор подмирцев. Когда вспомнила, о чем шла речь, в животе похолодело, даже внутренний огонь не смог согреть. Пальцы затряслись, пришлось сунуть в рукава.

Видимо, я сильно побледнела потому, что Лодин наклонился и спросил:

– Ты чего? Что с тобой?

Но я не могла произнести ни слова, а только не моргая смотрела на Клауса, который со знающим видом рассказывал о мощности ускорителя, о ведьминой столице, которая находится прямо в этом городе, о жрицах амазонок, которые перенесли на территорию Айскленда могущественные артефакты и спрятали их где-то между соленой рекой, курганами и грязевым озером.

Слова долетали, словно сквозь пелену. Лишь, когда Лодин потряс за плечо, вернулась в себя.

– Агата. Очнись. Ты где?

Я вздрогнула и подняла на него взгляд.

– Лодин. Надо поговорить.

Клаус все вещал и вещал, как верховный маг перед народом Звенящей долины, все больше входя в раж. Брови сошлись на переносице, он стал жестикулировать, показывая, как жрицы могли использовать артефакты, входя в контакт с другими мирами.

Фил снова опустился на ступеньки и с задумчивым видом взирает на пантомиму блондина. Когда тот прервался, чтобы набрать воздуха для следующей тирады, хакер проговорил негромко:

– Это все очень занятно. Очень. Но есть вопрос.

– Ну что еще? – спросил Клаус, раздраженный, что его прервали.

Фил потер губы, потом поковырял ногтем и оторвал кусочек кожи. Тот прилегал слишком глубоко, и губа закровила.

Вытерев ее еще раз, Фил сказал:

– Да, это все интересно. Но откуда ты узнал об ускорителе?

Клаус не сразу понял вопроса, посмотрел на друга, сморщив лоб, потом в глазах мелькнула тревога. Я успела заметить, как ладонь дернулась к карману, но через секунду блондину вернулся прежний пренебрежительный взгляд.

Он проговорил, вскинув подбородок:

– Какая разница? Фил, ты вообще слушаешь? Я сказал, что стихии вывалились в Айскленде, а не где-то еще, не случайно. Слышишь? Эй, алло! Цветок вечности находится где-то в окрестностях города. Потому, что удар волны при запуске сдвинул мембраны…

Он осекся, чувствуя, что болтает что-то не то, во взгляде снова мелькнуло беспокойство.

Покосившись на Лодина, который к общему облегчению, с усердием разглядывает ногти, Клаус сделал шаг назад. Потом осмотрел меня, словно пытается доглядеться до внутренностей. Пришлось сделать самое невинное и глупое лицо, на какое способна, хлопать ресницами и дуть губы, как блондинка. Хотя внутри бушует пожар, способный разом сжечь половину Айскленда. Я пыталась понять, как Клаус мог оказаться таким двуличным, как настолько красивое лицо может принадлежать такому обманщику, но не могла.

Я вымучила очередную улыбку. А удовлетворенный, Клаус повернул голову к Филу, ладонь снова поползла к карману.

Хакер, словно вовсе не опасается, стоит со скрещенными на груди руками, брови сдвинуты, между ними глубокая морщина, похожая на каньон между Верхним путем и Нижним поречьем.

– Я все понимаю, – произнес Фил с расстановкой. – Только одно смущает. Как ты…

– Да подождите вы со своими разборками, – проговорила я быстро, стараясь перебить тему, из-за которой Фил может навлечь страшное. – Я, например, еще не завтракала. И вообще, не считая холодной толченки, у меня в животе ничего не было с момента похищения у Ферала. Знаете, кто такой Ферал? Вот. Лучше не знать. Этот парень все нервы вытреплет. Так что, Клаус, есть у тебя еда, кроме мятой картошки?

Все повернулись ко мне, удивленный неожиданной многословностью. Даже Лодин поднял бровь и покосился правым глазом. Выглядит умиротворенным. Но я, лишь потому, что стою близко, заметила, как в глазах вертятся беспокойные вихри. Зато подмирцы таращатся, будто заговорила телега с сеном.

– Ну? – продолжила я, пользуясь замешательством. – Хочешь сказать, у тебя ничего нет? Тогда пускай Фил сходит на базар и принесет что-нибудь. Фил, сходи.

Быстро подбежав к хакеру, я вытолкала его к двери. Тот даже не сопротивлялся, только косился странно и размахивал руками. Лишь, когда оказался на пороге, Клаус пришел в себя и проговорил предостерегающе:

– Советую не задерживаться. Мало ли, кто может пастись у дома. Агата на себе убедилась.

Он внимательно посмотрел на меня. Под кожей пробежали мурашки, стоило больших усилий сделать глупое лицо с примесью скорби, и сказать:

– Убедилась. Очень убедилась. Хорошо, что ничего не видела, а то еще прибили бы. Ты иди, Фил, иди. Принеси курицу. Жареную. Или не жареную, сами пожарим. Я же огонь, в конце концов. И пирог. Пирог тоже неси. Есть хочется.

– Курицу? – неуверенно переспросил Фил.

– Да-да. Большую такую, огромную. Но без лап. Из них только суп жиденький варить. Я стряпуха не очень, но мясо пожарю, это точно.

Краем глаза видела, как подозрительно смотрит Клаус. Пальцы правой руки спрятаны в кармане, судя по лицу Фила, там что-то очень неприятное.

Снова улыбнувшись, как деревенская простушка, наконец, вытолкала хакера на ступеньки. Когда оборачивалась через левое плечо, специально, чтобы Клаус не видел лица, быстро шепнула:

– Не говори ему, что знаешь. Веди себя как обычно. Молчи.

Фил хотел что-то спросить, но я проговорила громко, затворяя дверь:

– Да не надо приправу. Какая приправа может быть в Подмире? Все равно они мне на одно лицо, что куркума, что кари…

Потом широко улыбнулась, едва сдерживая трепет в груди, который грозит обернуться пламенем, раскаляющим кожу, и прошагала обратно к дивану.

Клаус все еще испытующе смотрит то на меня, то на Лодина. Когда приблизилась, ветер сделал такое же простоватое выражение лица, какое изо всех сил изображаю я, и сказал:

– Вообще-то, она дело говорит.

– Что? – не понял Клаус, сильнее сжимая пальцы в кармане.

Лодин почесал лоб и отшагнув, кувыркнулся через спинку дивана.

– Поесть не мешает, – пояснил он.

Клаус еще пару секунд наблюдал, как я обхожу диван с другой стороны, потом немного расслабился, пальцы выскользнули из кармана, плечи опустились.

– Мяса, или что там едят стихии в период странствий по мирам, действительно нет, – произнес он нехотя. – Могу предложить яблоки, сельдерей и что найдете в холодильнике.

Лодин даже высунулся из-за спинки дивана.

– Ты что из этих? – спросил он, подняв брови.

Клаус снова насторожился.

– Из каких?

– Ну, – стал пояснять ветер, укладываясь обратно на диван, – знаешь, всякие, зверей не едят, молоко не пьют, яиц не жарят. Не помню, как называются… Агата, как их там?

В голове роятся мысли, даже отдаленно не похожие на еду, мелькают образы Дайны и Гленны, в носу застыл аромат цветка вечности. Но больше всего больно от осознания, что Клаус обманщик, красивый, притягательный, как бриллиант в дорогой оправе, обманщик.

Я собрала остатки воли и проговорила, нарочно пожав плечами:

– Мне откуда знать?

– Да? – протянул Лодин. – Ну ладно. Не знаю, как вы это делаете. Я, вот, не могу без мяса. Если не буде его есть, загнусь, изголодаюсь, злой буду, как огнекрылый из Нижнего мира.

Усевшись с краю на диван, я кивнула и произнесла:

– Мне тоже без мяса еда – не еда. И в животе урчит, и сытости нет. А так хочется, чтоб по жилам огонь тек. Помню, в деревне праздник был, гостей пригласили с Верхнего пути. Так пришли пара сотен людей, пришлось пол стада у верховного мага освежевать. Знаете, как это? Ловишь поросенка….

– Замолкни, – скривившись проговорил Клаус. – Давай без подробностей.

Он махнул рукой, шагнув на ступеньки, скрылся на втором этаже.

Еще минут десять назад я бы обиделась, но сейчас облегченно выдохнула. Быстро подсела к Лодину, у которого лицо моментально переменилась. Маска глуповатой простоты слетела, он покосился на ступеньки, в глазах мелькнула тревога.

– Говори, – шепнул он.

– Клаус, – только и смогла выдавить я, чувствуя, как затарабанило сердце.

Лодин сдвинул брови.

– Это я уже понял, – произнес он все так же тихо. – Если не заметила, подыграл. И как следует подыграл. Говори, что с ним не так.

Я сказала на выдохе:

– Ему нельзя доверять.

– Почему?

– Он костюм.

Глаза Лодина округлились.

– С чего ты взяла? – спросил он.

– Все просто, – произнесла я тихонько, поглядывая на лестницу, откуда доносится мерное шуршание. – Дело в точке сборки.

Лицо ветра совсем скривилось, левый глаз прищурился, будто пытается разглядеть булавочную головку.

– Точке сборки? – не понял он.

Пришлось быстро и сжато рассказать о словах Посредника, о коротких, но запоминающихся разговорах, обо всем, что успели поведать местные стихии, запертые в стеклянных камерах.

Лодин выслушал внимательно, на лице не дрогнул ни один мускул, в отличии от меня. Внутри, помимо воли закрутился горячий комок, руки нагрелись, а к лицу прилила волна жара. Если бы Клаус сейчас спустился, обнаружил бы на диване девицу с раскаленным лицом и горящими глазами.

Лишь, когда закончила рассказ, жар утих и тело приобрело человеческий вид. Выждав паузу, Лодин сказал, всматриваясь в пол:

– Надо отделаться от него.

– Но как? – спросила я, чувствуя, как в груди сжалось от понимания, что Клаус предатель. – Он следит за всеми. Уверенна, мое похищение было спланированно. Но не пойму одного.

Лодин, наконец, оторвался от пола и спросил:

– Что еще?

– Костюмы ищут четвертую девушку, – сказала я. – Они думают, что все стихии женщины. Но Клаусу ведь все известно. Зачем устраивать все это, если вот они мы. Оба. Что ему надо? Почему просто не отвезти нас в эти камеры?

Лодин потер лоб и проговорил:

– Не знаю. Но не стоит его недооценивать. Злодейский ум изобретателен. Фил чуть не выдал всех своим расспросами про тот механизм. Молодец, что отправила его. Надеюсь у него хватит ума не возвращаться.

Глянув на дверь, я проговорил печально:

– Думаю, у него нет выбора. Слышал, что Клаус сказал, когда подмирец уходил. Он предостерег. Наверняка дом окружен, а за Филом следят, чтоб не сбежал.

– Но нам надо сбежать, леди-пламя, – произнес Лодин вставая. – Если не забыла, там, в стеклянных темницах еще две стихии. Где-то расцвел цветок вечности, а в Трехмирье ждет Фарбус. Нужно поспешить. Мы и так слишком много времени потратили на освоение мира, в котором не собираемся жить.

Поднявшись следом за ветром, я расправила складки безразмерного черного платья, подаренного местной послушницей. На полупальцах приблизились к двери. Когда Лодин коснулся ручки, на ступеньках послышались шаги.

Я в панике метнула взгляд на ветра, слушая, как бухает в ушах сердце. Лодин застыл. В этот же момент на лестнице показался Клаус с очередной книгой в руках.

Повисло напряженно молчание, Лодин и подмирец встретились взглядами. Казалось время застыло, а воздух стал густым и вязким, как медовая патока. Потом медленно повернул голову ко мне. Я смотрела на него и чувствовала, как ухает в груди. Во рту стало горько от досады и разочарования в подмирце, который сочетает в себе невыносимую красоту и такой же невыносимый характер.

Когда сердцебиение в ушах стало нестерпимым, Клаус проговорил, все так же прямо глядя на меня:

– Может, посвятите меня в свои планы?

Он медленно спустился в кухню. Как ни в чем небывало, налил стакан воды и в три глотка осушил. Потом налил еще один, приподняв над головой, подошел к Лодину и протянул.

– Освежись. И давай, объясни, почему вы оба стоите у двери, будто собираетесь уйти.

Мы с Лодином переглянулись. Ветер выпрямился, лицо неожиданно стало спокойным и гладким. Взяв стакан, опрокинул его в рот, потом вытер губы локтем.

– Наверное, потому, – проговорил Лодин, глянув в потолок позади Клауса, – что мы собираемся уйти.

Лицо Клауса исказилось в недоумении, словно не ожидал такой наглости. Потом видела, как в воздухе мелькнула рука ветра, послышался звон разбитого стакана, и Клаус грохнулся на пол.

Я вытаращила глаза, гадая, умер подмирец или нет, а Лодин цапнул меня за руку и проговорил:

– Бежим.

– А как же он? – выдохнула я. – Ты убил его?

Лодин уже тащил меня на порог.

– Что я, зверь что ли? – проговорил он. – Очнется. Хотя лучше бы…

Пока я пыталась сложить что к чему и как теперь быть, Лодин подхватил меня на плечо и выскочил во двор.

Глава 14

Я забрыкалась, пытаясь высвободиться, но Лодин только сильнее прижал. После неудачных попыток пришлось смириться и повиснуть на плече, пока ветер, оглядываясь и пригибаясь, как лис в курятнике, бежит через двор.

Когда оказались у калитки, я попросила:

– Поставь меня. Так удобней будет.

– Э, нет, – отозвался Лодин, качая головой. – Ты плетешься, как сытая черепаха, а я и с двумя девками на плечах, быстрей буду.

Он толкнул калитку другим боком, та глухо ухнула, но не поддалась. Послышалось раздраженное бормотание, еще пару раз ветер пытался справиться с засовом, потом сказал:

– Не знаю, как Фил вышел, но просто так не отворить.

– Наверное, – предположила я, – Клаус своей подмирской магией на расстоянии может управлять домом, затворами и остальным.

Лодин задрал голову, оглядывая забор высотой в два человеческих роста.

– Возможно, – сказал он, щурясь от солнца. – Они называют ее наукой. Но сути это не меняет. Видела пластинку? Которая телефон. Та же магическая сфера, только умещается в карман. И заряжать надо. В электричество совать. Иначе не будет работать.

– Все у них не настоящее, – пробормотала я и охнула, когда Лодин перехватил меня и поднял над головой.

Левый глаз прищурился сильнее, словно примеряется или высчитывает что-то. Потом быстро оглянулся. Дверь все еще на распашку, но проход пуст, что значит, Клаус до сих пор без сознания. Во дворе тоже свободно, птички летают, пчелы жужжат. Костюмы если и есть, то снаружи.

Мне снова стало до боли обидно за то, что доверяло Клаусу, несмотря на его обращение и пренебрежительное отношение. Но еще больше убивало жгучее чувство, словно уголь в груди разросся до размеров дыни.

Лодин, опять скользнул по мне оценивающим взглядом, поковырял языком в зубе и сказал:

– Когда окажешься в воздухе, сгруппируйся и постарайся держать землю в поле зрения. Иначе больно грохнешься.

– Грохнусь? – не поняла я и хотела уточнить, почему должна грохаться и вообще оказываться в воздухе.

Руки ветра распрямились, как тугая пружина, я взмыла над двором, растопырив конечности. Безразмерное платье раздулось куполом, мелькнула мысль о виде, который открылся Лодину внизу. Потом запоздало вспомнила, что приказал следить за землей.

Но сделать это невозможно, платье перекрыло весь обзор, могу лицезреть лишь дом Клауса и голубое безмятежное небо.

Неожиданно невесомость кончилась, купол платья облепил, как закрытый бутон тюльпана, и я полетела вниз. Приготовившись к болезненному удару, зажмурилась, но чьи-то крепкие руки подхватили и бережно поставили.

Выпутавшись из платья, которое залепило даже лицо, и отплевавшись от волос, оглянулась. Передо мной ухмыляющаяся физиономия с черными пластинками на глазах, волосы всклочены, одет в ту же футболку, что и вечером.

– Ян? – только и смогла выдохнуть я.

В этот момент сверху упало сгруппированное тело Лодина. Он моментально выпрямился, не успев сообразить, что к чему, метнулся ко мне и отодвинул за спину. Но пластинчатый уже отвернулся и быстрым шагом направился куда-то по дороге.

– Шевелитесь! – скомандовал он.

Пока я хлопала ресницами, Лодин снова швырнул меня на плечо и в несколько прыжков догнал Яна.

В голове заметались мысли, уровень доверия к подмицам стремительно падает, как и способность понять их действия. Я забрыкалась, понимая, как нелепо выглядят мои попытки освободиться из стальной хватки ветра. Но продолжала упорствовать, чтобы не выглядеть совсем беспомощной.

– Да поставь меня! – выпалила я, чувствуя, как в очередной раз загорелась метка Ферала.

– Теперь поставлю, – согласился Лодин, когда оказались возле серебристой телеги Яна.

Тот юркнул на переднее сиденье и резко закивал, мол, шевелитесь, садитесь. Лодин распахнул заднюю дверцу, втолкнул меня и нырнул следом. Через секунду мы уже неслись по дороге в неизвестном направлении.

Я пыталась разгадать тайный замысел происходящего и то, почему Ян оказался возле дома блондина. Но после предательства Клауса воображение рисовало картины, одна мрачней другой. Хотелось думать о спасении Звенящей Долины, но мысли, то и дело, возвращаются к Клаусу, и даже кошмары о Ферале кажутся всего лишь кошмарами.

Сперва ехали молча, лишь, когда игрушечные домики остались позади, а машина свернула направо, Ян проговорил:

– Долго вы.

– В каком смысле? – не поняла я, наконец вытащив из-под себя платье, которое перекрутилось и не дает нормально усесться.

Ян достал из короба между передними сидениями свое дымило, вставил в зубы трубочку и чиркнул подмирским кресалом. Поток воздуха как раз с моей стороны, и я снова ощутила убийственный запах этой гадости.

– Фу, – проговорила я, зажав нос.

– Дымит? – поинтересовался пластинчатый и сильнее высунул руку в окно. – Извини, постараюсь дымить в сторону. Всю ночь прождал вас в квартале.

Лодин откинулся на спинку, растопырив колени.

– И почему ты нас ждал? – спросил он, впившись взглядом в висок подмирцу.

Я подвинулась к ветру, чтобы в зеркало под потолком видеть лицо пластинчатого, хотя рискую встретиться взглядом с огнекрылым. Но пока там только подмирец. Тот, повернул черные кругляшки на мое отражение, уголок губ чуть приподнялся.

– Ну не мог же я оставить вас у Клауса, – сказал он.

Лодин повторил, глядя еще внимательней:

– Да, но почему?

Ян чуть оглянулся на него, не переставая управлять машиной, потом снова вернулся в прямое положение.

– Скажем так, – проговорил он, – все, что можно сделать раньше и быстрее Клауса, я делаю. После вчерашней встречи с ним убедился, как он ценит Агату. Решил остаться, понаблюдать. И не зря. Когда из калитки выбежал Фил с бледным лицом, понял, что не ошибся. А потом в нее стали ломиться вы.

– Значит, – иронично уточнил Лодин, – ты теперь тоже нам помогаешь?

Ян хмыкнул, затянувшись из трубочки и промолчал.

Лодин нахмурился. Стараясь не выдать себя перед чужаком, он отвернулся ко мне, раздув ноздри. Никто бы не понял, но я заметила, как в глазах закрутились маленькие смерчи, он что-то шепнул, и окно ворвался поток воздуха. В эту же секунду тлеющий кончик с курительной трубочки подмирца сорвался и рассыпался на лету.

– Что за… – выругался Ян.

А Лодин довольно выпрямился и произнес:

– Для начала, скажи, кто ты такой. В последнее время подми… Новые знакомые ведут себя один другого страннее.

– Если ты чужак, мое имя тебе ничего не скажет, – проговорил подмирец, отряхивая с груди пепел.

Ветер пожал плечами и снова что-то шепнул. В окно ворвалась новая струя воздуха и оторвала с передней панели квадратный листок. Тот стал летать по телеге, как испуганная бабочка, пока не выпорхнул в окно.

Пластинчатый что-то недовольно пробурчал и сказал:

– Можешь звать меня Ян.

Мой названый брат кивнул.

– Лодин, – представился он. – Не гневись. Я просто пытаюсь понять, насколько вы тут все ненормальные. И кому можно верить.

Пластинчатый, раздраженный и хмурый, вышвырнул потухшую трубочку в окно, потом взгляд черных кружков снова остановился на моем отражении.

– Честно? – спросил он.

Лодин пожал плечами.

– Хотелось бы.

– Никому, – произнес подмирец с ухмылкой.

Лодин напрягся, впервые так сильно, что его нервозность передалась мне. Серые глаза ветра потемнели еще больше, маленькие смерчи в глубине разрослись, а я ощутила, как под кожей привычно забегали огненные муравьи.

Ян, словно заметил перемену, ладонь опустилась к блестящему рычагу. Когда дернул, машина понеслась быстрее, а нас с Лодином вжало в сидение.

– Никому, – повторил пластинчатый. – На вашем месте, я бы вообще ни с кем не связывался, ни с кем не разговаривал и не высовывался. Но у вас, похоже, выбора нет. Так? Поэтому советую вот что. Вы мне расскажете ровно столько, сколько считаете нужным. А я подумаю, что с этим можно сделать.

– Как благородно, – бросил Лодин, выпрямляясь.

Подмирец покачал головой.

– Дело не в благородстве, – сказал он. – Просто мои цели отличаются от целей Клауса. Я делаю бизнес. Делаю его четко и чисто.

– Тогда что ты хочешь получить от нас? – спросила я и впилась взглядом в его отражение в зеркале.

Он потер подбородок, словно впал в глубокую задумчивость, но ответил почти сразу.

– Золото.

– Что? – хором выдохнули мы.

Ян покачал головой, как делают люди, прикидывающие что к чему, потом что-то нарисовал в воздухе пальцем и кивнул.

– Да, – произнес он. – Пожалуй, золото. Это самая неизменная валюта со времен, кажется, Древней Греции. Кое-что мне известно. Например, что мой братец разыскивает четырех стихий, чтобы те нашли ему точку сборки.

В голове взорвался сноп мыслей, искры разлетелись по всем частям тела и не дают связно думать. Попыталась собрать все во едино, но в центре всего пульсируют слова «точка сборки», которые слышала у костюмов. И которые, думая, что сплю, произнес Клаус.

Желудок сжался, новая волна страха парализовала, лишь спустя минуту вернулся дар речи.

– Ты костюм? – еле слышно пролепетала я.

– Разве я похож на костюма? – усмехнулся Ян. – Просто я очень хорош в своем деле. Поэтому много знаю. Собственно, знать и есть моя работа.

Лодин, все еще натянутый, как тетива, спросил:

– Значит, лазутчик?

В зеркале увидела, как покривился пластинчатый.

– Какое слово гадкое, – сказал он, чуть поворачивая баранку и уводя телегу правее. – Предпочитаю называть себя продавцом данных. Я скупаю, перепродаю информацию за большие деньги людям, готовым за нее платить. Фил, кстати, мог бы заняться чем-то подобным, но у него не хватит испорченности. Он гений. А гении беззащитны и чисты.

Я подумала о хакере, который действительно слишком прост и доверяет Клаусу, а тот этим пользуется. В голове всплыли его попытки склонить бедного хакера к каким-то делам, а тот упирался. Стало жалко Фила, искренне и по-человечески. Скорее всего, он уже по доброте душевной вернулся, а очнувшийся Клаус выговаривает накипевшее.

Некоторое время переваривала слова Яна, потом накатило очередное озарение.

– Ты говорил «братец», – произнесла я. – Что это значит?

– Он вам не сказал? – удивился Ян. – Мы с Клаусом братья по отцу.

Только сейчас поняла, почему выправка пластинчатого так похожа на прямую спину Клауса. И манера говорить, и идеальные черты лица. Хотя у Яна глаза скрыты пластинками, скулы и подбородок правильные, красивые.

Смущенная открытием, сказала:

– Вы очень похожи.

– Похожи, – усмехаясь проговорил подмирец. – У нас гены хорошие. Только характеры разные, как видишь.

– Вижу, – согласилась я, чувствуя, как от смущения теплеют щеки. – Но если вы браться, почему у вас все так…

Я запнулась, но Ян улыбнулся и проговорил:

– Он старший. Отец оставил ему наследство, деньги, недвижимость. Благодаря фамилии Стас, потом он назвался Клаусом, поступил в один из лучших университетов страны. А я был как бы…

Он замычал, подбирая слова и потирая подбородок. Подсказал Лодин со знающим видом:

– Вторым. Просто вторым. Там, откуда мы прибыли, тоже работает правило наследования. Первый сын получает все, а остальные, как придется.

Ян кивнул.

– Угадал, – сказал он, довольный, что собеседники его понимают. – У Клауса было все. После учебы, занялся научной деятельностью. Успех, карьера, девушки, все хорошо. Но этому белобрысому было мало. К слову, отец кое в чем просчитался. Решил, что Клаус единственный достойный. Но оказалось, мои мозги ничуть не хуже. А то и лучше.

– Заметно, – пробормотала я, пытаясь понять, как два брата могут быть так непохожи.

Пластинчатый снова повернул машину, теперь она пошла по прямой. Справа маленькие домики, слева – море, иногда перемежающееся рощами и пастбищами.

Ян продолжил:

– Я стал заниматься бизнесом. Естественно, сам. Мне же никто наследства не оставлял. Все получалось. Абсолютно. За что бы ни брался. Появились деньги, хорошие.

– Я видела деньги, – презрительно заметила я. – Глупость, каких свет не видел. Бумага.

Подмирец пожал плечами.

– Бумага, – согласился он. – Раньше за ней стояло золото. Теперь, по большей части, за ней такая же бумага, только другого эквивалента. Именно поэтому предпочитаю при возможности переводить все в материальный капитал. Недвижимость, машины, золото, ну и разное другое. Дивиденды, знаешь ли.

Я сделал умное лицо и задрала подбородок, мол, знаем мы ваши дивиденды, наверняка гадость ужасная, невкусная и горькая. Сказала деловым тоном:

– Ну хоть кто-то в этом мире понимает, что такое золото. А то платите картой, какими-то наличными…

В зеркале заметила, как пластинчатый снова ухмыльнулся.

– Наличные не все любят, – проговорил он. – Через карты легче отслеживать денежные потоки, доходы. А наличка – штука мутная. Ну да ладно. Не о ней речь. Успех мой набирал обороты, познакомился с девушкой. «Мис Айскленд-весна», на конкурсе победила. Все хорошо, даже жениться хотел. Но Клаусу было не стерпеть. Как же. Он самый лучший, самый умный. Просто цаца. В общем, как говорится, усоблазнил он мою «Мис Айскленд», крепко усоблазнил.

Я победно выдохнула:

– Так и знала, что без женщины не обошлось!

И тут же зажала губы ладонями, косясь на Лодина, который смотрит, как на убогую из Гнилой пасти. Даже покривилась, ощутив, как вина расползается в груди, одновременно восхищаясь, спокойствием и равнодушием подмирца, когда говорит, как брат увел возлюбленную.

Ветер поспешил сгладить мои слова.

– Женщины, народ переменчивый, – сказал он.

Ян кивнул.

– Знаю, – произнес он. – Да не переживайте. Дела прошлые. К тому же, совсем молодой был. Хорошо, что не женился. Она потом и от Клауса ушла, к какому-то нефтемагнату. Родила даже. Правда, по-моему, не от магната… Ладно. Я могу долго рассказывать. Ваша очередь.

Он поднял на мое отражение черные пластинки, я поежилась. А в животе предательски громко заурчало, поесть так и не удалось. Лодин хмыкнул, но я одарила его суровым взглядом, и тот отвернулся, пряча губы в ладони.

Ян протянул руку вправо, куда-то нажал и в передней стенке открылся короб. Быстрым движением, не отрывая взгляда от дороги, вытащил бутыль с прозрачной жидкостью и подал через плечо.

– На, попей, – посоветовал он. – Сейчас заедем, перекусим. Даже если и была погоня. Они не решатся просто так напасть на мою машину.

Я молча взяла бутыль. Вертела ее пару секунд, сжимала, разглядывала пузырьки, поднимающиеся по стенкам. Когда готова была вернуть обратно и признаться в бессилии отворить ее, Лодин взял. Крутанув красный колпачок, подержал немного. Послышалось протяжное шипение. Потом докрутил, сняв колпачок и протянул бутыль мне.

– Пей, – сказал он. – Это занятная вода. Я пробовал такую, когда Фил показывал, как работает телефон. Она необычная, но тебе понравится.

– Все-то ты успел, – буркнула я и взяла бутыль.

Поднеся к губам, пару секунд принюхивалась. Под почему-то веселым взглядом Лодина, опрокинула в рот. Язык странно защипало, будто хлебнула растворенной в воде соды, шум пузырьков загремел в ушах. Первым желанием было выплюнуть все прямо на спинку сидения, но показаться трусихой оказалось выше моих сил. Зажмурившись, сделала несколько глотков и отдала бутыль пластинчатому.

Тот забрал, тоже сделал несколько глотков, а когда Лодин протянул крышку, умудрился одной рукой завинтить и убрать в короб.

– Спасибо, – проговорила я и ощутила, как желудок раздулся, словно наглоталась мыльных пузырей.

Потом они словно слились в один и со скоростью стрелы метнулись вверх. В носу взорвалось нечто колючее, я ойкнула и схватилась за лицо, прикрывая вырвавшееся изо рта пламя.

Ян возмущенно вскрикнул:

– Эй, ты, огненная, аккуратней! Мне не жалко, хоть весь салон спали. Но пощади ребят, что будут переделывать.

Мы с Лодином замерли, не зная, как реагировать. Пластинчатый заметил, губы снова искривились в ухмылке, а когда по черным кружкам на глазах скользнул блик, сказал:

– Не бойтесь. Я все понял, когда ее сигарета не взяла. Как видите, «Инквизито» все еще тут нет. Смотрите туда. Там закусочная. Сейчас сядем, поедите, и скажете, что считаете нужным.

По правой стороне дороги заметила небольшое строение с вывесками, рядом несколько машин, а вокруг огромное поле пшеницы. И лишь вдалеке реденькая полоска деревьев.

Сердце бухало тяжело и размеренно, словно качает всю лаву мира по огненным горам, я сверлила взглядом затылок подмирца, пытаясь уловить малейший намек на ложь. Но тот спокойный, как кот, наевшийся сметаны. И я снова подумала, как они с Клаусом похожи и не похожи одновременно.

В молчании Ян подкатил машину во двор, через секунду телега затихла, и мы вышли.

– Ты ему доверяешь? – успела шепнуть я Лодину.

Тот покривился.

– Не очень. Но послушаем, что скажет.

Мой стихийный брат выпрямился и пошел вслед за подмирцем, который преодолел половину пути. Я глубоко вдохнула. Воздух пропитан запахом соломы, земли и степных трав. Порывы треплют волосы, а Лодин выглядит довольным и свободным, словно коснулся своей сути.

Солнце поднялось выше, и в бесформенном платье послушницы стало жарко, едва удержалась, чтобы не задрать подол до самого пояса. Когда сзади налетел ветерок, затянутые в хвост волосы метнулись вперед и попали в рот. Отплевавшись, я почти бегом бросилась за Лодином.

Догнала, когда входил в строение.

Оказалось, это таверна. Такая же, как и в Айскленде, только придорожная. Такие в Трехмирье пользуются самой дурной славой потому, что порядки устанавливают хозяева, а верховным магам часто до них дела нет.

– Не нравятся мне подмирские таверны, – пробормотала я, проходя мимо стола с двумя постояльцами.

Оба тучные, как наместники верховных магов. Те тоже раздаются в животах потому, что много сидят и едят в три горла. Даже на объезд территорий не верхом, как приличные люди, выезжают, а в экипаже.

Эти двое недобро посмотрели на нас, тот, что дальше, даже скривился. Оба уплетают похлебку из широких тарелок, на блюде в середине стола куски хлеба с ярко-розовыми кружками, куриные ноги, какая-то каша.

– Не глазей так, – посоветовал Лодин. – Люди не любят, когда их разглядывают.

– А нас, значит, разглядывать можно? – удивилась я.

Ветер кивнул.

– Нас можно, – сказал он. – Мы только вошли. Но когда сядем, тоже будет нельзя. Иначе это будет вызовом.

– Откуда ты такой умный? – поинтересовалась я, стараясь идти к нему поближе.

Тот пожал плечами и ответил:

– Гнилая пасть быстро учит.

Я передернула плечами, боясь представить, что там за люди и как живут. Об этом месте только слухи да рассказы потому, что добровольно туда суются либо дураки, либо безнадежные. Осталось понять, к кому относится черноволосый.

Ян занял стол в углу рядом с окном. Мы сели напротив него, Лодин заставил пролезть дальше, а сам расположился с краю. Тут же подбежала разносчица в сером фартуке, но с ярко-красными губами. Фигура пышная, только по поясу фартука можно понять, где талия, волосы короткие, светлые, похожи на поседевший одуванчик.

– Заказывать будете? – почему-то недовольно спросила разносчица. – Учтите, у нас только наличные. Аппарат сломался.

Пластинчатый поднял на нее черные кружочки.

– В сервис позвонили? – спросил он.

– Умный самый? – съязвила разносчица. – Звонили.

– И что?

– А ничего, – снова недовольно ответила разносчица. – Говорит, у них выезд не предусмотрен. Прием испорченных аппаратов только с гарантийным талоном и чеком при обращении. Приезжайте, говорит, тогда посмотрим. А у меня дел полно. Я что, сама ехать должна? Делать больше нечего. Короче, зубы не заговаривайте. Будете заказ делать?

Подмирец поковырялся в кармане, достал толстый кожаный предмет, раскрыв, сунул нос в складки и проговорил:

– Аппарат у них сломался… Айсклендский сервис. Да будем мы заказывать. Не смотри так. Меню положи и иди. Я позову.

Разносчица скривила пунцовы губы, на стол опустилась блестящая пластина, после чего женщина удалилась к барной стойке, широко виляя бедрами.

– Выбирайте, – сказал Ян, кивая на пластинку. – Наличка есть. Хватило ума вчера снять.

Лодин подвинул пластинку мне, мол, ты голодная, ты и выбирай. Взяв ее в руки, обнаружила кучу непонятных названий. Когда нашла слово «суп», ткнула пальцем.

– Это, – уверенно произнесла я. – Не знаю, что такое кебаб, но я бы еще пирожок какой-нибудь съела. И попить что-нибудь.

Ян хмыкнул и помахал разносчице. Та приблизилась, двигаясь между столами, как боевая галера.

– Слушаю, – сказала она и приготовилась записывать на крошечном клочке пергамента.

– Для девушки суп куриный, без всяких наворотов. Обычный. Пирожки есть? Неси штук несколько. И компот какой-нибудь простой. Для нас стейки.

Разносчица уперла кулак в бок и сказала:

– Стейков нет. Есть кебаб.

Подмирец вопросительно посмотрел на Лодина, тот сдвинул плечами, Ян кивнул.

– Хорошо. Неси кебаб.

Едва разносчица удалилась, пластинчатый откинулся на спинку лавки. Пару минут молчали, размышляя и прикидывая, как себя вести, что говорить, и куда бежать. Я хмурилась и косилась на двух мужиков, сидящих у входа. Те все еще бросают косые взгляды, хмурят брови, запихивая в рот хлеб с розовыми круглешками. Лодин, самый спокойный из нас, поглядывает в окно, иногда зевает, но чувствую, напряжен, как сжатая пружина.

Наконец Ян произнес, глядя на меня черными пластинками:

– Вы все еще не доверяете мне. И правильно. Я бы тоже никому не доверял. Но кому-то доверять надо. Хотя бы немного. Давайте уточню свои условия, а вы решайте.

Мы переглянулись с ветром, Лодин кивнул.

– Чудненько, – сказал Ян. – Для моего, так сказать портфолио, очень хорошо опередить брата в таком деле. Это первое. Ну и, понятное дело, оплата. Хотя это зависит от результата, но, черт, это веселье мне по душе.

Он улыбнулся слегка безумной улыбкой и, несмотря на черные пластинки, показалось, что изучает меня с неприличной дотошностью.

Вернулась разносчица с подносом. Опустив в середину стола запотевший графин с красной жидкостью, быстро расставила стаканы. Когда ушла, Лодин спросил:

– Ты продажный человек?

Ян уже сделал глоток, и чуть не выплюнул все обратно.

– Ну и шуточки у тебя, – сказал он, вытирая губы. – Ты так не шути. Понял?

Подмирец уставился на ветра черными пластинками, и я поняла, это действительно очень неудачный вопрос потому, что даже сквозь глянцевую поверхность ощутила, холод и напряжение глаз.

Но Лодин, непредсказуемый, как летний шквал, снова пожал плечами и сказал:

– Вопрос был безобидным. Я поясню. Там, откуда мы родом, есть два вида силы – золото и ма… гм… Мощь. Мощь есть не у всех. Золото тоже, но его легче добыть. И если заплатить золота достаточно, можно купить услугу. Беда лишь в том, что может найтись тот, кто заплатит больше и перекупит. Потом и спрашиваю, чтобы знать, насколько много тебе нужно заплатить, чтобы не стал предателем.

Я добавила, отхлебнув из стакана компот, от которого зубы свело:

– Ты забыл человеческое отношение. Оно бесплатное.

– Бесплатное, – согласился Лодин. – Это третья сила. Но в… Здесь ее, кажется нет. Или почти нет. Ты сама видела. За одежду нужна «наличность», за воду – бумага.

Ян смотрел с явным интересом, переводя взгляд с меня на ветра и обратно. Потом сказал:

– Никогда не думал об Айскленде в таком ключе. Мы привыкли за все платить деньгами. Говорят, раньше, в смысле очень давно, люди все делали друг другу бесплатно, а потом… А ладно. Вам интересно, продажный ли я?

Лодин кивнул, Ян продолжил:

– Думаю, вполне. В нашем мире все продажные. Одни продаются за деньги, другие, за время, третьи… Не для ушей Агаты будет сказано.

Ветер произнес, хмыкнув:

– Я тебя понял.

– Но вот что вам скажу, – проговорил пластинчатый, пробарабанив пальцами по столу, – я уже получил очень много, выкрав вас из дома Клауса.

Чувствуя, что сейчас самый подходящий момент, я просила:

– И ты готов помочь вытащить двух девушек из темницы «Инквизито»?

– Ого! – выдохнул Ян, отшатнувшись. – Берешь быка за рога.

Он уставился на меня черными пластинками, в это же время из-за стойки показалась разносчица с новым подносом. Расставив перед нами тарелки, обратилась к подмирцу:

– Платить будете сразу?

Пластинчатый не глядя сунул пальцы в кожаный прямоугольник, выполняющий, видимо, функцию мошны, вынул несколько бумажек и молча протянул разносчице. Та подняла растерянный взгляд.

– Может не быть сдачи.

Ян замахал, мол, забирай все, только уйди, а когда заметно повеселевшая разносчица убежала за стойку, прижимая бумажки к груди, облокотился на стол и сказал:

– Становится жарко. Но мне нравится. Если смогу вытащить ваших дам из лап инквизиторов… В общем, да. Возьмусь.

– А если у нас не будет золота? – осторожно поинтересовался Лодин поднимая за палочку мясную колбаску.

Ян потер щеку и посмотрел на меня черными круглешками.

– Разберемся, – сказал он. – Получить такую славу дороже золота. Хотя, если золото, все же, будет, не откажусь. Совсем не откажусь.

– Ожидаемо, – ухмыльнулся Лодин.

– Что мне нужно знать? – спросил подмирец.

Ветер посмотрел на меня, отправляя в рот колбаску на палочке. В голове пронеслись сотни вариантов развития событий, большинство из которых совсем не радужные. Помня прошлый опыт, рассказывать все и всем больше не захотелось, поэтому решила давать информацию порциями.

Я сказала:

– Кое-что знать следует.

Уплетая горячий суп и закусывая пирожками с яйцом и рисом, рассказала о стеклянных темницах, море, темных тоннелях. Еще о Посреднике, том, как выплыла и бежала до самой таверны.

Ян слушал очень внимательно, иногда переспрашивал, уточнял детали, которые мне показались бы бесполезными, вроде был отлив ли прилив, или было ли эхо, пока меня водили по тоннелям. Я терпеливо отвечала, запивая компотом.

О цветке вечности упомянула вскользь, поскольку не известно, что он знает. Ян не настаивал. Когда закончила рассказ, а в тарелках остались лишь крошки, мужики в другом конце таверны поднялись и направились к нам. Видимо, мое лицо стало перепуганным потому, что Ян тоже напрягся. Лодин все еще расслаблен, как удав после ужина, но расслабленность эта обманчива.

– Поесть не дадут, – пробормотал Ян, когда оба мужика оказались у стола.

Глава 15

Тот, что ближе к Лодину, положил широкую, как лопата, ладонь на стол и прогудел басом:

– Ты Черный Ян?

Подмирец даже не оглянулся. Поставив локти, нажал пальцем на перекладину между пластинками на глазах и произнес со спокойствием, которому позавидует одинокая скала на краю мира:

– Зависит от того, кто спрашивает.

Второй мужик наклонился к первому и проговорил громким шепотом:

– Точно он. Говорю тебе.

– Слышали, – отозвался первый, – ты что-то у Клауса упер.

Теперь даже Лодин напрягся, вижу, как под столом сжимаются пальцы, ноги поджились, готовые в любую секунду распрямиться, подбросить натренированное тело и кинуться на врага.

Но Ян смотрит куда-то вперед и крутит в пальцах стакан.

– Слухи быстро ползут, – произнес он безразлично. – У нас с Клаусам давние дела. Много чего друг у друга забирали. Или ты какой-то конкретный случай имеешь ввиду?

Мужики переглянулись, у обоих на лбу проступили морщины, словно умственная работа им не в привычку, потом первый проговорил, насупившись:

– Не знаю, про что ты, но все подполье гудит. Говорят, утром украл.

– Мне бы такую скорость, – вздохнул подмирец мечтательно. – Что еще говорят?

Растерянные спокойствием пластинчатого, мужики на секунду замолчали, снова шевеля бровями. Наконец один сказал:

– Клаус награду обещает. Говорит, кто найдет и приведет его спутников в целости и сохранности, получит чемодан денег.

– Ах вот вы зачем тут, – сказал Ян разводя руками. – Я думаю, чего такие здоровяки едят в этой дыре. Ищеек, значит, разослал. Ну что, ожидаемо и банально. В общем, господа. У вас два варианта. То, что вы идиоты, уже понял. Иначе не подошли бы к моему столу. Но я человек цивилизованный, поэтому сначала объясню. Можете развернуться и уйти, пускай даже прямиком к Клаусу. А я сделаю вид, что вас не видел. Либо останетесь тут. Совсем тут.

При этих словах он повернулся к мужику и уставился черными пластинками прямо на него. Губы растянулись в улыбке, обнажая ряд идеально ровных белых зубов.

Кулаки Лодина сжались под столом, а у меня по жилам потекла лава, быстро нагревая кожу. Видимо, щеки мои покраснели потому, что Ян чуть обернулся ко мне и покачал головой. Пришлось послушаться и начать считать овец, чтобы успокоить внутреннее пламя.

Первый мужик проговорил:

– Мы знаем, как ты опасен. И мы не такие идиоты.

Он махнул в сторону, откуда-то в таверну набежали люди, такие же грузные и хмурые, обступили, потирая кулаки.

– Ну, – спросил мужик со злорадной ухмылкой, – кто теперь дурак?

Ян все так же улыбается, блестя черными пластинками, словно не заметил толпы.

– Учишь вас, учишь, – произнес он, – а все без толку.

Потом его рука метнулась к карману, перед глазами мелькнул черный изогнутый предмет. Послышался грохот и звон стекла.

Я сжалась, прикрывая голову, Лодин дернул меня к себе. Краем глаза успела заметить, как мужики перепугано попадали на пол.

Ян скомандовал указывая на разбитое окно:

– Вперед, пока они тормозят!

Лодин, как всегда, сориентировался быстрее. Цапнув меня за пояс, с места перепрыгнул подоконник, и мы оказались на улице. Ян метнулся следом, целясь из черного предмета в мужиков.

– Бегом, – проговорил он. – Они, конечно, трусы, но мешкать не стоит.

Как напуганные олени на водопое, мы помчались к машине. Пластинчатый почти все время двигался спиной вперед, держа в поле зрения дверь таверны, но мужики так и не решились преследовать.

Лишь, когда телега взревела и понесла нас прочь от ужасного места, те осторожно повысовывались из дверей и окон.

– А говорил, не нападут, – пробурчал Лодин.

– Они и не напали, – отозвался Ян, ускоряя телегу. – Они хотели выслужиться перед Клаусом, только недооценили силы.

– Твои?

– Свои, – ухмыльнулся Ян. – О моих они наслышаны.

Мне хотелось верить в непобедимость подмирца, но, повинуясь древнему чутью, оглянулась. В затемненном стекле увидела огромную машину, похожую на разъяренного буйвола, которая стремительно приближается, а внутри целых три мужика, двое из которых доставали нас в таверне.

– Да? – спросила я, разворачиваясь обратно. – Тогда почему они нас преследуют?

Ян глянул черными кружками в зеркало, губы скривились.

– Настырные ребята, – произнес он. – Видимо, Клаус действительно много за вас пообещал. Гордитесь.

– Ну спасибо, – буркнула я. – Что будет, когда догонят?

– Не догонят, – отозвался Ян. – Не эту машину.

Он дернул за рычаг между сидениями, нас с Лодином вдавило в спинки, а машина загудела, словно собирается взлететь. Деревья по сторонам замелькали, а когда удалось приподняться и оглянуться, громадная машина с мужиками быстро уменьшилась. Потом и вовсе пропала.

Ян вел машину молча и сосредоточенно. Видимо, такая скорость требует высокой концентрации. Зато Лодин расслаблен, на лице легкая улыбка, словно прикоснулся к своей сути. Ветер знает, что такое скорость. Бывают такие шквалы и ураганы, даже с замков крыши рвет.

Спустя минут десять, свернули куда-то влево. Местность показалось диковатой, акациевые рощи с кустами и травой по пояс, неухоженные поля, больше напоминающие степь. Через некоторое время стали мелькать домики, маленькие, с покосившимися стенами и дырявыми заборами.

– Наверное, даже в Гнилой пасти нет такой нищеты, – проговорила я.

Лодин тоже посмотрел в окно.

– Ты не видела, что творится в Гнилой пасти, – отозвался он. – Там всякое есть. И трехэтажные дома с дюжиной слуг, и развалюхи-землянки.

– Ты знаешь куда мы едем? – спросила я Яна.

Он кивнул, но промолчал.

Стало не по себе, но надоедать вопросами не решилась. Подумала, что в вопросе безопасности снова стоит положиться на Лодина, который сумеет защитить, если инквизиторы опять не начнут бросаться сонным порошком.

Лишь, когда впереди показался дом, больше напоминающий замок, только из белоснежного камня и черной, слюдяной крышей, машина снизила скорость, а пластинчатый сказал:

– Здесь мы в безопасности. Во всяком случае, первое время.

– Это твой дом? – спросила я, подаваясь вперед.

Он кивнул.

– Да.

– Тогда именно сюда первым делом сунется Клаус.

– Не сунется, – сказал пластинчатый, подводя телегу прямо к ступенькам. – Точнее сунется, но в него не так просто попасть. Ему потребуется время, чтобы придумать, как это сделать. Хорошо бы нам к этому моменту разобраться с делами.

Он быстро вышел из машины, Лодин тоже открыл дверцу и вылез. Я последовала за ним. Едва сделала пару шагов, из-за угла вылетели три здоровенных псины и с дикими глазами помчались на нас.

Я лишь успела крикнуть:

– Ян!

Потом метнулась за спину Лодину, который принял боевую стойку, готовый отбиваться от голодных тварей.

Пластинчатый оглянулся с видом полного непонимания, лишь, когда заметил псов, улыбнулся и скомандовал:

– Нельзя! Ко мне!

Все три псины моментально сменили направление, а подбежав к пластинчатому, стали прыгать на руки, вилять хвостами и ластиться, мол, мы маленькие, соскучились.

– Ну куда ты лезешь, – смеялся подмирец, умудряясь уворачиваться от розового языка. – Ты же кабан, я тебя не подниму. А ты чего? Да ну конечно, не кормили тебя. Били и плакать не давали. Иди, лови жаб. Что, не хочешь жаб?

Собаки крутились вокруг него, как ручные драконы, жаждущие любви и ласки, мы с ветром смотрели на это, открыв рты. Казалось невозможным, чтобы кто-то мог с такой легкостью управляться с собаками-переростками.

– Все-все, – проговорил Ян, хлопая одного из псов по кабанячьей холке. – Гуляйте, охраняйте. Эй, иностранцы, идите сюда.

Он помахал нам. Я подходить не хотела, но Лодин уже цапнул меня за руку и потащил к крыльцу. Когда приблизились, собаки грозно посмотрели на нас, одна даже глухо зарычала, оскалив клыки.

– Нельзя, – приказал Ян. – Свои.

Пес рычать перестал, но взгляд остался таким же оценивающим, мол, я за тобой слежу, только попробуй что-нибудь выкинуть. Меня прошиб пот, но вспомнила, как сын пастуха рассказывал об общении со сторожевыми псами, говорил, что нельзя выказывать страха. Я собрала волю в кулак и вынужденно улыбнулась.

А подмирец сказал:

– Стойте спокойно, дайте им себя обнюхать.

– Очень мило, – нервно проговорила я. – Они не захотят откусить что-нибудь на память?

– Не захотят, – пообещал он. – Они преданны и подчиняются только мне. Им нужно запомнить вас.

Опустив руки по швам, как гвардеец из стражи верховного мага, я с плохо скрываемым ужасом наблюдала, как три псины, больше похожие на белых телят, с деловым видом ходят вокруг и тыкаются мокрыми носами в ладони. Думала, в конце концов, кто-то из них захочет поднять лапу, но через минуту я им надоела. С таким же пристрастием они изучили Лодина, потом по команде Яна побежали за дом, весело виляя хвостами.

– Извиняюсь, – сказал пластинчатый, поднимаясь по ступенькам. – Забыл предупредить. Эти собаки – гибридный вид. Абсолютно кровожадные и беспрекословно подчиняются мне. Попасть в дом можно двумя способами – со мной, в качестве гостя. Или убив этих псов. Проходите.

Мы поднялись и вошли в дом. Внутри он тоже оказался похожим на замок. Огромный холл, в середине лестница с красным ковром, вверху расходится в обе стороны.

Я проговорила, восторженно глазея по сторонам:

– У тебя прекрасный замок.

– Спасибо, – отозвался Ян, проходя к небольшой дверке слева. – Все сам, все сам…

– Но, при всем уважении к твоим собакам, – сказала я, – для защиты от Клауса этого маловато. Если верить тебе, он изощрен, а меня вообще ненавидит.

Он толкнул дверь и скрылся в проходе. Через некоторое время вышел с какими-то вещами подмышкой и произнес:

– Ты права. Поэтому собаки только первый этап. Тут куча сигнализаций и систем защиты. Проектировщики заверяли, в этом доме можно пережить ядерную войну. Про ядерную может и соврали. Но Клаусу сюда просто так не ворваться. Так что есть время. Возьми.

Он бросил мне сверток вещей, я едва поймала.

– Что это?

– Переоденься, – посоветовал Ян. – В этом монашеском платье не удобно. И слишком в глаза бросаешься. Вообще, там есть туалетный столик, всякие женские штуки. Можешь привести себя в порядок.

Он указал на комнату, из которой вышел, потом обратился к Лодину:

– А мы пока обсудим спасение ваших подруг.

Внутри все вспыхнуло от осознания того, что меня опять задвигают, как ненужную колоду. Я выпалила:

– Мне тоже надо обсуждать! Там была я, а не он!

Ян чуть оглянулся, по черным пластинкам пробежали блики, он улыбнулся, обнажив белоснежные ряды зубов.

– Конечно надо, красавица, – согласился пластинчатый. – И ты будешь. Только пожалуйста, переоденься.

Пару секунд ждала, что Лодин что-нибудь скажет, но тот лишь пожал плечами, мол, а что такого, и задрал голову, разглядывая огромную люстру с сотней стеклянных висюлек.

Я не знала, как реагировать на слова которыми вроде и похвалил, и обозвал одновременно. Поэтому пару секунд хмурилась, а затем, вскинув подбородок, выпрямила спину и прошагала к двери.

Когда отворила, возблагодарила богов, что стою к мужчинам спиной потому, что челюсть отвисла.

Быстро закрыв дверь, несколько секунд просто глазела и восхищалась. Убранству мог бы позавидовать сам верховный маг Звенящей Долины. Комната, как три моих дома, окна до самого пола, на них тяжелые шторы цвета выдержанного вина. Пол выложен вроде деревом, но таким гладким, что не видно стыков. Стены украшены багрово-золотыми узорами. У правой – ложе, на котором может уместиться четверть жителей моей деревни. А слева – настоящая драгоценность.

Женский столик с тремя зеркалами, которые можно поворачивать, чтобы видеть себя со спины.

Забыв, что в отражении может появиться огнекрылый, я с восторженным вздохом, подбежала и опустилась перед трюмо на стульчик. Сверток одежды полетел на пол.

Гребни, заколки, какие-то приспособления, назначения которых сразу не понять, краска для лица, пудра. Я лазила по шкафам, хватаясь то за одно, то за другое, пока не подняла взгляд на отражение.

– О боги! – вырвалось у меня.

В сравнении со всей красотой женского столика, я выгляжу, как вылезшая из болота кикимора. Волосы грязные, даже не смотря на туго стянутый хвост, который успела перевязать в машине, видно, как свалялись в сосульки. Под глазами круги, будто не спала несколько дней, хотя это отчасти правда. Одета в уродливое бесформенное платье.

Я прошептала:

– И в таком виде я ходила по улице?

Буквально кожей ощутила грязь, повертела головой в поисках корыта для мытья. С запозданием поняла, в такой великолепной спальне деревянной лохани быть не может. Но в углу заметила дверь, выкрашенную в тон стенам.

Через секунду была возле нее. Осторожно, боясь обнаружить за ней склад костей или, что хуже, свежих мертвецов, толкнула.

Дверь отворилась бесшумно.

Внутри оказалось темно, но едва ступила вперед, все залилось светом, открыв передо мной белоснежную комнату с глянцевым полом и стенами. В середине огромная лохань или корыто, но изготовленное то ли из мрамора, то ли из другого камня, но такого же ослепительно белого, как и стены.

– Как роскошно… – прошептала я, прижав пальцы к губам.

Медленно, словно я не в комнате омовения, а в замке самого верховного мага, подошла к лохани и прикоснулась. Поверхность оказалась гладкой, как стекло.

Еще немного любовалась удивительной комнатой, потом нерешительно стянула платье. Забравшись в лохань, несколько секунд разглядывала кран. У Клауса вода открывалась с помощью рычага, а тут две вертушки.

Решившись, крутанула одну. Из носика полилась ледяная вода. Я охнула и вскочила, но дно лохани моментально стало скользким, и меня опрокинула обратно, больно ударив локоть.

– Подмирскя магия! – выпалила я и потянулась к крану, намереваясь закрутить.

В последний миг заметила, что вертушки помечены разными цветами. Тот, который крутила я с синей точкой, а второй – с красной.

Ругая себя за глупость, покрутила. Вода сразу стала приятно теплой, лохань быстро нагрелась, а я расслабилась, нежась в нагретом мраморном корыте, как настоящая придворная дама.

– Бедная моя мама, – проговорила я, глядя в блестящий ажурный потолок. – Она никогда не знала, что вода может течь прямо в доме, что ее не надо таскать ведрами из колодца или реки. А потом греть в печи и снова таскать. Да и остальные жители деревни такое даже представить не смогут. Разве что верховный маг. Но он из другого сословия. Может у него не только вода в замке, но и еда сама готовится, а на стол летит по воздуху.

Только сейчас, оказавшись в относительной безопасности, смогла спокойно подумать. Звенящая Долина ждет, Фарбус ждет, весь мир ждет, когда мы вернем цветок вечности в хранилище. Все догадывались, что Подмир опасное место, но никто не предполагал, насколько. Если бы смотритель знал, что подмирцы нарушили равновесие, снабдил оружием.

– Можно было бы взять с собой Ферала, – предположила я, вытащив ногу из воды и наблюдая, как по коже скатываются капли. – Он тоже проявление огня. Может, сил бы в Подмире у него и поубавилось, но страху бы нагнал. Хотя нет. С огнекрылым не договориться. Лучше пусть сидит там. А когда достанем цветок, упрячу его в Нижний мир навсегда.

Показалось, прошло не меньше получаса, пока валялась в чудесной лохани, но когда обнаружила невзрачные часы над дверью, оказалось – чуть больше пятнадцати минут.

Больше лежать в купальне сил не было. Довольная и чистая, я поднялась. Помня о скользком дне, придержалась за бортик и вылезла на пол. Ноги тут же разъехались, едва успела удержаться.

Вернув равновесие, завертела головой. Мокрая кожа покрылась мурашками, и после теплой воды стало зябко. К счастью, в углу на крючках нашелся целый ряд белоснежных полотенец.

Балансируя, как акробат на канате, прошла к ним и сорвала ближнее. Полотенце оказалось пушистым и мягким, как лебяжий пух. Если бы кожа могла петь, она бы запела от прикосновения. С нескрываемым удовольствием вытеревшись, я замоталась в него и вышла в спальню.

Когда села к женскому столику, вид удовлетворил куда больше. Чистая и свежая, как облупленное яичко.

– Так-то лучше.

Испробовав все гребешки, прочесала волосы и разделила посередине на пробор. Лишь единожды Ферал попытался явиться поверх моего отражения, но то ли ему слишком трудно, то ли я сильнее стала, но огнекрылый быстро мелькнул со взбешенным лицом и исчез. Метка тоже зудеть стала меньше.

– Агата… – донеслось из зеркала, когда уже собралась подняться.

Я оглянулась и увидела, как Ферал пытается удержаться в отражении. Глаза горят ярче прежнего, из носа дым, а губы искривлены яростью.

– Агата… – повторил он. – Не смей уходить!

Отшатнувшись, я нервно сглотнула, чувствуя, как задрожали колени. Лишь вспомнив, что сквозь зеркало он не сможет дотянуться, немного успокоилась.

– Оставь меня в покое, – проговорила я неуверенно.

– Я приказываю тебе вернуться! – проревел он. – Иначе я сожгу не только Долину. Я буду жечь и жечь, пока весь Средний мир не превратится в пепелище!

Я вздрогнула и едва не бросилась к стеклу, лишь бы он прекратил угрожать моему дому и всему, что люблю. Но потом вспомнила, что этот барьер не преодолеть, и что есть возможность навсегда избавить Звенящую Долину не только от Ферала, но и от всех огнекрылых.

Сделав глубокий вдох, я произнесла:

– Перестань меня преследовать. Меньше всего в жизни мне хочется становиться твоей женой. Но еще меньше хочу подвергать опасности Звенящую Долину. И поверь, я решу этот вопрос.

– И вернешься ко мне! – требовательно прорычал он. – Ты вернешься ко мне, Агата! Иначе, клянусь…

– Мне пора, – резко сказала я и встала со стула.

Изображение Ферала в зеркале поплыло, пошло волнами, он кричал что-то еще, но я уже не понимала. Через пару секунд в отражении снова увидела себя.

Гордясь за собственную смелость, некоторое время разглядывала лицо, волосы и кожу. Лишь убедившись, что ни капли не похожа на огнекрылого, отшагнула и подняла с пола сверток одежды.

Подойдя к кровати, разложила. Передо мной оказались узкие, потертые штаны из грубого материала, футболка, вроде той, что на Лодине, только белая, с изображением какой-то девицы. И два предмета, при виде которых загорелись щеки.

У первого очевидная задача – поддерживать грудь. Но выглядит, как обрезанный снизу корсет, с перемычкой между чашами. По краям хлястики с крошечными крючками. Второй предмет вначале не поняла, как надевать, но когда дошло, от смущения загорелись даже глаза. Три соединенные между собой полоски ткани, способные прикрыть лишь причинное место.

– Ну Ян, – пробормотала я. – Хуже Ферала…

Долго думала, какой стороной надеть эту трехполосчатую гадость, потом все же решила, что лоскут пошире должен быть впереди. Надела. Задняя полоска неудобно застряла в мягком месте, пришлось оттягивать и выковыривать. С обрезанным корсетом справилась быстрее. Он оказался непривычным, но, на удивление, удобным. С футболкой вопросов не возникло, села, как на меня шили, зато штаны пришлось натягивать с двойным усилием.

Чтобы застегнуть пуговицу пришлось вдохнуть и втянуть живот. С трудом сгибая колени, как покалеченный воин, проковыляла к двери и вышла.

Ян и Лодин в правом углу холла нависли над столом и что-то тихо обсуждают. Когда за мной хлопнула дверь, оба оглянулись.

– Ну как? – поинтересовался пластинчатый, расплываясь в улыбке. – Все подошло?

– Вы тут все ненормальные, – отозвалась я приближаясь, все так же нелепо сгибая колени.

Ян поднял брови над пластинками.

– Почему это? – удивился он.

– Подмирские женщины обожают самоистязания, – ответила я. – Любой наряд женщина надевает для мужчины. Значит, местные дамы готовы терпеть страдания, лишения и неудобства ради внимания. Тогда с этим миром точно что-то не так, если женщины страдают ради мужчин.

Пластинчатый засмеялся, качая головой, мол да-да, потом проговорил, отворачиваясь к столу:

– Ну что сказать, Агата. В наше время женщины действительно стали, гм, как бы выразиться, чтоб не обидеть. В общем, чтобы получить внимание, вовсе не обязательно жениться. Понимаешь?

Я сложила руки на груди и встала с Лодином, заглядывая через плечо, и буркнула:

– Не понимаю.

На столе оказалась огромная пластинка, наподобие тех, что подмирцы прикладывают к щекам, но эта размером с блюдо. Поверхность светится, и вся изрисована, словно карта.

Ян развел руками.

– Ну что поделать, – произнес он. – Мужчин меньше, женщин больше. А сейчас красивых женщины стало очень много. Косметология, пластика. В экономике это называется демпинг.

– Это ругательство такое? – поинтересовалась я, прищурившись, пока Лодин внимательно изучает карту на пластинке.

– Да нет же, – стал объяснять подмирец. – Это значит, что приходится снижать цены, чтобы хоть что-то продать. Иначе покупатель уйдет к конкуренту потому, что у него дешевле.

Я решила уточнить.

– Значит, вы покупаете женщин? Даже тех, кто не работает в таверне блудницами?

Ян на секунду оторвался от пластинки, лицо стало озадаченным, он потер подбородок и протянул:

– Эм, ну… Ты задаешь хорошие вопросы. Тут видишь в чем дело. Многие готовы сами продаваться. В основном за деньги и разные блага. В общем-то, в этом ничего страшного нет. Так всегда было. Просто называли иначе. Смотри. Семье нужно выдать за муж дочь. Они заключают договор с другой семьей, выдают. Это называли брак по сговору. Вуаля. Девушка пристроена, мужчина счастлив. Он может продолжить род, причем не прекращая погуливать на сторону.

– Как низко, – фыркнула я, демонстративно задрав подбородок.

Подмирец, провел пальцем по пластинке, карта увеличилась, он что-то записал на клочке пергамента, что лежит на краю стола.

А Лодин проговорил:

– Ничего низкого. У нас делают точно так же. Во всяком случае, в высших сословиях.

– Все равно, – упрямо возразила я, – у нас это красиво происходит. Торжественно. И молодым дают время познакомиться.

– Может у вас в деревне и дают, – отозвался Лодин. – А у нас в Верхнем пути, как сказали родители, так и будет. Я же тоже сговорен с какой-то дочкой купца. Шерстью торгует, кажется.

Я удивленно вытаращилась на него.

– И что, ты ее никогда не видел?

– А зачем? – отозвался ветер, пожимая плечами. – Сговор есть, свадьба будет между богатыми семьями, наследство перераспределили. Наследники тоже будут. Какая разница? Это же не мешает нам… ну… заниматься своими делами.

Я поморщилась и сказала, утыкаясь в пластинку и делая вид, что очень занята изучением крошечных закорючек на поверхности:

– А в Звенящей Долине не так.

– Ну конечно, – хмыкнул ветер.

Ян снова поводил пальцем по пластине, в очередной раз выписал что-то на пергамент, помычал с умным видом, потом сказал:

– Если честно, мне такая система нравится.

Я поинтересовалась с иронией:

– Когда женщин продают за наследство?

– Звучит грубо, – согласился Ян, быстро подсчитывая что-то на пергаменте. – Но это удобно и наименее безболезненно. Если к браку подходить как к сделке, он продержится дольше.

– Это и есть твой демпинг? – спросила я кривясь.

Он снова увеличил карту. Стало видно домики, голубую поверхность которая, очевидно, означает море, нажал куда-то, загорелись цифры.

– В том то и дело, – сказал он, вытерев лоб. – Демпинг начался тогда, когда женщины обесценили себя.

В груди закипело, волна возмущения и гнева прокатилась по спине и выплеснулась в глаза. В отражении пластинок подмирца увидела себя с раскаленными углями вместо них.

– Ты называешь всех женщин блудницами? – выпалила я, чувствуя, как внутри все клокочет. – Всех? По-твоему, мы должны вечно выполнять ваши приказы, приносить себя в жертву?

– Ты не поняла, – проговорил Ян ничуть не испугавшись девицы с огненными глазами. – Пока женщины были недоступны, мужчины боролись за них. Их внимание стоило наследства, замков, подвигов. А сейчас женщину можно получить даже не за деньги.

Гнев все еще клокочет в груди, а слова подмирца напоминают правила жизни в Нижнем поречье, о которых рассказывала мать, как о женском рабстве.

– А за что? – чуть спокойней, но все еще с вызовом спросила я. – За золото? Бумагу? Наличность?

Ян покачал головой.

– Нет, – ответил он. – Демпинг случился, когда внимание женщины стало бесплатным.

Мой гнев быстро погас. В таком смысле об этом прежде не думала, поскольку моя жизнь мне вообще никогда не принадлежала. Я всегда знала, что не такая как все, а значит простой никогда не будет. Мне казалось, другие девушки живут прекрасно. Встречают мужчин, влюбляются, выходят за муж, а потом живут счастливо до самой смерти.

– Как-то совсем не радужно, – проговорила я встряхивая быстро подсыхающие волосы. – А как же любовь?

– А что с ней? – спросил пластинчатый.

– Ну, ее что, нет?

Он покосился на меня черными пластинками и произнес, чуть приподняв уголок губ:

– Ну почему? Одно другому не мешает.

Почему-то показалось, что он щурится, хотя под черными круглешками не видно. Помимо воли ощутила, как успокоившийся было огонь снова потек к щекам, на этот раз от смущения. Подумала про сына пастуха, который был милым, но не смог бы вынести моего поведения, не смог бы совладать с пламенем, которое вспыхивает неожиданно даже для меня. Фералу же нужен лишь мой огонь, он даже не замечает, что стихия облачена в тело человека.

Потом вспомнила Клауса, и с горечью поняла, что его пренебрежительное отношение научило лучше контролировать вспышки.

Сделав два быстрых выдоха, отогнала мысли подальше и сказала, указывая на карту:

– Это все очень интересно и увлекательно. Но что показывает твоя магическая пластина?

Ян еще секунду таращил на меня черные диски, потом произнес:

– Эта пластина называется планшет. Пока прихорашивалась, я смог определить место, откуда ты выплыла. Исходя из твоего же рассказа, сделал расчеты. Могу предположить, база «Инквизито» находится тут.

Он ткнул в карту, изображение чуть дернулось, видимо от прикосновения. Палец оказался на каком-то белесом пятне посередине голубой глади.

– Это остров? – поинтересовалась я, радуясь, что подмирец согласился сменить тему.

Ян кивнул.

– Остров. Обычно все ездят на другой островок. Он у туристов популярный. А этот даже не остров. Так, пятнышко земли. Но расчеты указывают, ты должна была плыть с той стороны, а там только это.

Когда представила, что придется вернуться в жуткие камеры, тоннели «Инквизито», по телу пробежал озноб. Взяв себя в руки, спросила:

– И как нам туда попасть?

Подмирец ослепительно улыбнулся.

– Это предоставьте мне.

Едва он закончил фразу, дом наполнился оглушительным воем, все замигало красным, послышался лай собак с улицы. Ян быстро схватил планшет, большую черную сумку под столом и бросился под лестницу.

– А вот и гости, – крикнул он на бегу. – Торопитесь, если не хотите их принимать.

Глава 16

Пока возилась с мытьем, переодеванием и пререканиями с подмирцем, успела забыть, что нахожусь в центре погони за цветком вечности. Едва Ян сказал о гостях, в животе похолодело. Наперегонки с Лодином я бросилась вслед за пластинчатым.

– Какая неожиданная расторопность, – заметил ветер, пролезая в неприметную дверцу, открывшуюся под лестницей.

Ян уже скрылся в темноте, оттуда донеслось:

– Затворите за собой. Не хочу давать подсказок.

Я оказалась последней, пришлось тащить и прикрывать створку, которая оказалась тяжелой, словно чугун.

– Ты ведь говорил, – прокричала я, пускаясь в потемках за ними, – в твой дом не пробраться.

– Я говорил, – отозвался голос подмирца, – что ему потребуется время. Но похоже, Клаус злой. Очень злой. Если надо, танками пойдет. Так что лучше убраться подальше.

Судя по сырому воздуху, сюда давно не спускались и не проветривали. Так обычно пахнут подвалы с картошкой, где на потолке обязательно целые полотна паутины, а их восьминогие хозяева сидят в углах и ждут, когда кто-нибудь влезет лицом. Едва сунешься, лезут на голову, думая, что поймали муху.

Боясь влезть в одно из таких полотен, распалила внутренний огонь, кожа засветилась, как полупрозрачная тыква. Помогло слабо, ход едва озарился, но стало видно темные фигуры впереди.

– Где ты там? – раздался горячий шепот Лодина. – Думал, решила с костюмами остаться, или кто тебе больше нравится. Клаус?

– Не нравится мне Клаус, – буркнула я, догоняя его и подмирца. – Вообще не представляю, кому он может нравится. Такого самовлюбленного, наглого, высокомерного и неприятного человека еще поискать.

Лодин пропустил меня вперед.

– Да? – спросил он невинно. – А мне казалось, он тебе по душе.

– Тебе казалось, – пробормотала я и ускорила шаг, чувствуя, как в груди растекается гнев непонятно, на кого.

Фигура Яна мельтешит впереди, будто движется легким бегом, видно только затылок, но ощущение, что напряжен и сосредоточен.

Я спросила:

– Долго еще?

Пластинчатый бросил через плечо:

– Нет. Относительно. Я делал этот лаз специально на случай вторжения… Вторжения Клауса. Не думал, что понадобится. Оказалось, не зря перестраховался.

Пол кривой, время от времени попадаются ямы. Когда нога угодила в одну, не удержалась и полетела вперед.

Ян метнулся быстрее Лодина, успел подхватить и уберечь от позорного падения в землю.

Ощутив второй раз за день его руки, почему-то смутилась, а подмирец быстро поставил на ноги и спросил:

– Не ушиблась?

Я молча покачала головой, а сама в который раз подумала, что два брата очень похожи. Оба с мозгами, оба достигли высот в с своих ремеслах, и красавцы оба, хотя глаза Яна скрыты черными кругами. Но если пластинчатый вызывает лишь некоторое беспокойство, то Клауса порой просто хочется спалить до головешек.

Мы снова двинулись по ходу, в этот раз уже бегом. А я в очередной неподходящий момент задумалась о мужчинах, окруживших меня. С изумлением поймала себя на том, что сравниваю Клауса и Яна, как если бы они были рыцарями и бились за меня на турнире.

Зарычав на себя за глупость, ускорила бег и влетела в спину подмирца, который неожиданно остановился и с чем-то ковыряется в темноте.

Когда ударилась раскаленным лбом, Ян вскрикнул:

– Эй! Горячо!

Быстро отшагнув, обнаружила прожженное пятно на его футболке.

– Извини, – только и смогла пролепетать я. – Больно?

– Терпимо, – отозвался пластинчатый и оглянулся, уставившись на меня, – Но футболку жалко. Дизайнерская. По индивидуальным лекалам отшивали.

Кто такие лекалы, я не знала, но дизайнерцы, видимо, очень важные люди, если шьют одежду таким состоятельным подмирцам, как Ян.

– Извини, – снова пробормотала я, чувствуя, как к щекам приливает тепло.

Освещенное моей кожей лицо подмирца показалось похожим на физиономию огнекрылого, но этот улыбается, а не скалится. В черных пластинках играют блики, а я ощущаю, как жар по венам потек с двойной силой. Эти пластинки буквально загипнотизировали, а улыбка во все зубы заставила думать совсем не о костюмах и стихиях, которые надо вытаскивать из камер.

Я таращилась на пластинчатого, как дурочка в день Весеннего равноденствия, когда в деревнях устраивают гульбища для девиц и юношей. Лишь, когда позади раздалось настойчивое покашливание Лодина, тряхнула головой и отвернулась.

– Вы там долго? – спросил ветер. – Я все понимаю, но у нас тут дела. Забыла?

– Ничего я не забыла, – огрызнулась я и оглянулась, удивляясь собственному тону. – Значит, тебе все можно, а мне ничего нельзя?

Силуэт Лодина пожал плечами.

– А что мне можно? – спросил он.

Чувствуя, что опять загоняю себя в угол, резко развернулась и бросила через плечо:

– Не знаю. Но если тебе можно, то и я буду.

– А… – протянул ветер многозначительно. – Ну раз так, то ладно. А я думал.

Потом быстро приблизился со спины и наклонился над самым ухом. Раздался шепот, слышный только мне:

– Я в этих делах лучше разбираюсь. Поверь, тебе только хуже будет. Клаус и Ян подмирцы, а мы из Тремирья. Не стоит выбирать между домом и чужим миром, где целых два ветреных самца не могут определиться с поведением. Это я тебе как ветреный самец говорю. Тут без вариантов. Я сам такой, но то другие, а ты моя родня. И я должен тебя защищать. Поняла?

Видимо, Лодин успел понять мои мысли быстрее, чем сделала это сама. Обида и гнев жгучей змеей завертелись в районе живота и поползли к конечностям, заставляя светиться сильней. Я сдвинула брови и сложила руки на груди, пытаясь справиться с эмоциями, нахлынувшими так внезапно.

Лодин положил мне на плечо ладонь, игнорируя жар и добавил так же тихо:

– Помни зачем мы здесь.

Стало так жарко, что в воздухе появился запах паленой одежды. Лишь это заставило умерить пыл.

– Я помню, – ответила я тихо, но с нажимом. – Я помню.

Ян повозился еще немного, потом по глазам резанул свет, пришлось зажмуриться, а когда снова смогла различать предметы, перед нами открылся небольшой проход. За ним водная гладь, где на поверхности играют серебристые лучи, пуская солнечных зайчиков в тоннель.

Приложив ладонь ко лбу козырьком, я вышла следом за пластинчатым и спросила:

– Это твое тайное убежище?

Подмирец быстро спускался по короткому, но крутому обрыву к белоснежной, как первый снег, лодке.

– Не совсем, – отозвался он. – Скорее выход к месту отступления на случай вторжения. Спускайтесь и лезьте в лодку.

– Такой богатый, пробурчала я, – а ступеньки сделать не мог.

Ян виновато развел руками.

– Каюсь. Не успел.

Балансируя и размахивая руками, я осторожно шагнула на наклонную поверхность. Нога моментально поехала, и равновесие вместе с ней. Успела лишь охнуть, когда надо мной пролетела могучая фигура Лодина, а когда понесло вниз, он умело подхватил меня и поставил на ноги.

– Держу, – сказал он с улыбкой, почему-то довольной.

Потом оглянулся на Яна, который быстро раскручивает веревку от столба, к которому пришвартована лодка.

Освобождаясь от братских объятий, я сдержано поблагодарила и, задрав подбородок, пошла к лодке.

Лодкой это назвать было сложно. Скорее волшебная карета на воде, со стеклянными окнами. Высокая, как приличная хижина, борта отделаны чем-то гладким, совсем не похожим на дерево, из которого делают все трехмирские лодки. На реке ходят только плоскодонки, а о Великом море бурь только слышала от заезжих путешественников. Если бы вдруг приплыла на такой лодке к главной пристани Звенящей долины, прослыла бы великой морячкой. Или рыбачкой.

Пока разглядывала диковинку, Ян развязал узлы, а Лодин запрыгнул на блестящий нос лодки.

Подмирец глянул на него и проговорил, подходя к мостику, который сразу не заметен потому, что стоит по другую сторону, в тени, но подходит к самому борту:

– Аккуратней там.

Лодин пару раз присел, раскачивая лодку и спросил, хитро улыбаясь:

– Боишься, поцарапаю такую красоту?

– Нет, – отозвался подмирец, перелезая на палубу. – Просто скользко тут. Расшибешься еще. А мне возиться. Агата, чего ты там стоишь? Топай сюда давай.

Словно очнувшись от дремы, я встрепенулась и оббежала столбики. Через пару мгновений уже стояла в самой удивительной лодке, какие доводилось видеть.

Лодин с недовольным видом продолжает раскачивать нос, будто Ян задел за живое. Лодка поддается с трудом, видимо, из-за веса.

– Я? Расшибусь? – негодовал мой стихийный брат. – Я же ветер! Как ты себе это представляешь?

– Ну, – протянул подмирец, поджимая плечами, – не знаю. Но люди обычно на гладком поскальзываются.

– То люди, – важно заметил Лодин. – А я не людь.

Ян снова пожал плечами и вошел в застекленную кабинку со штурвалом. Я шмыгнула следом и охнула.

В самых оснащенных трехмирских кораблях из управления видела только руль, похожий на многолопастную вертушку. Но тут, кроме него, куча каких-то рычагов, огоньков, пупырышек, все чистое и блестящее, как праздничные леденцы.

– Красота какая, – выдохнула я, глазея по сторонам.

– Нравится? – спросил пластинчатый и снова улыбнулся той самой улыбкой, от которой впадала в оцепенение.

– Очень, – призналась я смущенно.

Подмирец хмыкнул.

– Моя любимица. Хотя не единственная. Есть еще две, подарили, так сказать, за заслуги. А эту купил сам. Мечта детства, знаешь ли.

Он дернул рычаг, что-то повернул, и лодка, дернувшись, стала сдавать задом.

В эту же секунду пятки Лодина взмыли в небо, а он ругательствами, достойными Гнилой пасти, полетел на палубу. Лишь врожденные свойства позволили поймать равновесие у самого пола. С перекошенным от гнева лицом, он прибежал к нам и прокричал:

– Ты колдун? Ты накликал?

Подмирец вытаращился на него.

– Одурел? Какой из меня колдун?

– Почему я тогда чуть не растянулся на корме? – все так же гневно спросил ветер.

Пластинчатый пожал плечами и предположил:

– Наверное, потому что там скользко, а ты босой. Предупреждал, между прочим.

Я хихикнула, Лодин опалил меня взглядом, пришлось сделать серьезное лицо, хотя губы почему-то ползут в стороны. Едва лодка отошла от берега и выровнялась, начиная движение вперед, раздался грохот.

Мы прижухли, косясь то на подмирца, то на обрыв, в котором надежно спрятан ход к дому Яна. У того лицо моментально потемнело, губы вытянулись в полоску, а жвалки заиграли, словно собирается вмазать кому-то. В эту секунду он стал еще больше похож на Клауса. Только если у блондина быть хмурым получается как-то естественно, то пластинчатый показался воплощением ненависти и давно затаенной злобы.

Я спросила испуганно:

– Что это? Подмирская магия?

– Если бы, – мрачно отозвался Ян, ускоряя лодку. – Вы очень нужны Клаусу. Он взрывает дверь. А значит, разворотил мне весь дом, гад. Во век не расплатится.

– Мне жаль, – проговорила я, глядя на идеальный профиль подмирца. – Из-за нас у тебя такие тяготы.

– Угу, – согласился он. – Тяготы. Но они того стоят, если справлюсь.

– А собаки? – осторожно спросила я.

Крылья носа подмирца раздулись, словно собирается выпустить клуб дыма, зубы скрипнули, но он промолчал. А я, не найдя, что сказать, молча уставилась вперед на воду.

Лодка отошла на приличное расстояние, в небе за обрывом стало видно клубы дыма, черные, как душа Ферала. Дом подмирца и самой нравился, и когда дошло, что Клаус, не найдя нас, поджог его, стало вдвойне обидно.

Хотела снова извиниться, но поняла, как глупо эти извинения будут звучать.

Лодка несла нас все дальше от берега. Прежде столько воды вокруг не видела, если не считать побега из плена. Но тогда была ночь, а сейчас все залито светом, море, или что это такое, сребрится, как слюда, а берег с каждой минутой становится все дальше.

Отвернувшись, я устремила взгляд вперед, боясь оглянуться и не увидеть берега вовсе. В молчании прошло еще несколько минут, пока впереди не показалась бледная полоска.

Ян произнес все так же мрачно, всем видом напоминая бога возмездия:

– Смотрите. Вон там белое пятно. Это остров. Но не тот, что нужен нам. Этот для туристов.

– Туристы? Они тоже агенты «Инквизито»? – поинтересовался Лодин, развалившийся в кресле справа.

Подмирец покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Туристы, они вроде вас. Приезжают из дальних мест отдохнуть, посмотреть достопримечательности, потратить кучу денег и обгореть на солнце.

– Странный вы, подмирцы, народ, – проговорил Лодин, косясь назад, опасаясь преследования костюмов. – Зачем ехать далеко, если у вас такая магия, что позволяет увидеть все в одной пластинке?

Ян хмыкнул.

– На пластинке и в живую – не одно и тоже, сообщил он. – Тем более, через интернет не позагораешь. Хотя есть солярии, но этот не такой загар. Куда круче сказать, что отдыхал на море.

– Мда, – протянул ветер. – Тоже не понятное увлечение. Быть загорелым, как простой крестьянин. А как же благородная бледность? Наши придворные дамы пальчик боятся солнцу показать.

– Это у вашей знати неприлично быть смуглым, – стал пояснять подмирец, словно и правда знает разницу между нашими мирами. – У вас крестьяне в полях трудятся, под открытым солнцем. А наши крестьяне сидят в офисах, бледные, как поганки. А у кого есть деньги, те катаются по морям, бронзовую кожу получают. Понятно?

Лодин скривился, но кивнул.

– Понятно, понятно, – отозвался он. – Говорю ж, все навыворот. И деньги еще ваши…

Остров остался позади, а Ян все вел лодку с завидным упорством все дальше и дальше. В животе заворочался червячок страха, быстро превращающийся в жирную змею, но я изо всех сил стараюсь держать невозмутимое лицо. Мол, сто раз плавала на лодках по морям и совсем не страшусь заплывать так далеко.

Но когда лодку стало подкидывать на волнах, как убегающего от лисы зайца, не выдержала и сползла под окно, вокруг которого мигают огни. Подмирец повернул голову, над черной пластинкой на лоб всползла бровь.

– Ты чего туда залезла? – удивился он. – Качает? Так сядь. Вон, второе кресло свободное.

Ян кивнул в сторону Лодина, который все еще сидит в кресле и с хозяйским видом глазеет то в одно окно, то в другое. За ним еще одно сидение, которое заметила не сразу.

– Спасибо, – пробормотала я неуверенно и поднялась.

Стараясь не смотреть по сторонам, где за окнами бесконечная вода, проковыляла к креслу и опустилась, поджав ноги.

Нас в который раз подкинуло, я ойкнула и бросила испуганный взгляд на Лодина. Но тот довольный, как сытый удав, будто за нами не гоняется вся армия инквизиторов.

Когда лодка забрала правее, в окно ударил воздух с вместе со сладостным ароматом, от которого наворачиваются слезы.

– Лодин! – только и смогла выговорить я.

– Ты это чувствуешь? – спросил он, приподнимаясь на локтях.

Веки ветра закрылись, а лицо приобрело такое блаженное выражение, какое даже неприлично показывать на людях.

Я сделала глубокий вдох, едва не облизываясь от удовольствия, и сказала:

– Это он. Цветок. Он где-то в этом городе. В Айскленде…

– Если бы все цветы так пахли, мужчины перестали бы дарить их женщинам, – произнес Лодин, распахнув глаза с расширившимися зрачками. – Это волшебно. Почему ты не сказала, что он так невероятно пахнет?

Все еще облизываясь, словно перепачкалась в арбузном соке, я ответила:

– Решила, лучше сам учуешь. Не стала портить впечатление, загодя рассказывая, как оно.

Ян слушал молча наш разговор, а когда заговорила о впечатлениях, дернул рычаг, замедляя ход лодки, и сказал:

– У нас это называют «спойлер».

Я украдкой бросила взгляд на пластинчатого, удивляясь его спокойствию, учитывая, что в лодке две стихии из другого мира беседуют о цветке вечности, а следом погоня и разъяренный брат.

Он заметил, что разглядываю и улыбнулся левым углом губ. Я в очередной раз ощутила прилив жара к щекам и поспешила отвернуться, делая вид, что очень сосредоточена на огоньке у окна. Попыталась понять, что со мной творится, и почему эти волны накатывают лишь, когда рядом один из братьев, и почему так хочется, чтобы вместо Яна улыбался Клаус, хотя они и похожи. Но лодку в который раз подкинула на волне, я охнула, схватившись за подлокотник, и вспомнила, что Клаус ненавидит меня, как Ферал воду.

Я тяжело вздохнула, а Лодин поднялся. Выражение лица резко переменилось, из расслабленного увальня он моментально превратился в собранного и внимательного акробата, каким его увидела впервые. Только тогда он вел себя как шут, а сейчас сосредоточен и серьезен.

– Нужно поворачивать, – сказал он.

– Что? – не поняла я.

Лодин потянул воздух, в котором все еще витает одуряющий запах, и произнес:

– Агата, наша цель цветок вечности. Если кто-то доберется до него раньше, может случиться такое, что даже в самых страшных кошмарах Фарбуса не снилось.

У меня пропал дар речи. Лишь спустя несколько мгновений способность говорить вернулась, я сказала, вытаращившись во все глаза:

– Хочешь бросить Гленну и Дайну там? У «Инквизито»?

– Не хочу, – отозвался ветер. – Видят боги, я первый бросился бы их вытаскивать. Но между ними и балансом миров, я выбираю второе. Как бы дико это ни звучало.

В голове слова Лодина не укладывались, как ни пыталась их осмыслить. Даже мелькнула мысль, что он перегрелся или объелся местной еды, и теперь его отравленный мозг выдает всякую ерунду. Но когда встретилась с ним взглядом, поняла – не шутит.

– Лодин, – начала я тихо, но твердо. – Ты там не был. А я была. И знаю, они убьют этих девушек не сразу, так потом. Особенно после того, как мы вместе с цветком, покинем Подмир.

– Они стихии, – возразил он. – Возродятся в следующий раз.

Внутри закипело, я вскочила и выпалила, заставив ветра отклониться:

– Ты вообще слышишь себя? А если нет? Если механизм Клауса или чей он там, нарушил все, и этим стихиям не выбраться из Подмира? И если Клаус костюм, почему не отдал нас инквизиторам сразу? Зачем им нужны все стихии, если запах учует любая? Слишком много вопросов, Лодин! И ни одного ответа! И знаешь, что? Я не готова оставлять их там не только из-за этих причин, но и потому, что так нельзя! Мы едем их спасать. И точка!

Ошарашенный моей внезапной вспышкой, Лодин пару секунд переваривал сказанное, сдвинув брови, будто увидел говорящую лошадь, потом проговорил:

– Наша маленькая леди-пламя подала голос. Хочешь рисковать всем. Ладно. Но я пойду по запаху.

К этому моменту аромат цветка окончательно выветрился. Лодин безуспешно втягивал носом, но лодка, видимо, прошла полосу, где тянулся воздушный след. Я с победным видом подошла к Яну и, стараясь не качаться уставилась вперед.

Подмирец проговорил осторожно:

– Не хотелось бы встревать в вашу чрезвычайно интересную дискуссию. Но, во-первых, у штурвала я. А во-вторых, посмотрите туда.

Он указал вперед.

Мы с Лодином вгляделись в водную гладь, где вдалеке мелькает еще одно белесое пятно. Не такое большое, как прежнее, но тоже заметное. Когда лодка подошла чуть ближе, смогла разглядеть скалы и сотни белых точек, мельтешащих вокруг. С опозданием поняла, это чайки.

Пластинчатый стал вести лодку еще осторожней, все больше и больше замедляя ход, потом повел ее по касательной.

Я встревоженно спросила:

– Ты решил пойти на поводу у ветра и бросить девушек там?

– Я решил пойти на поводу у мозгов, – ответил подмирец. – У «Инквизито», наверняка, тут куча слежения, камер и другой дряни. Нас схватят раньше, чем успеем сказать «мама».

– И что ты предлагаешь? – спросила я, все еще недовольно поглядывая на Лодина. – Плавать кругами, пока у них голова не закружится?

Ян дернул рычаги, куда-то нажал и грохот лодки затих. Потом послышался тихий всплеск. Качаясь на волнах, как раздутая после еды жаба, судно развернулось параллельно острову.

Я посмотрела туда, откуда приплыли и мысленно взмолилась богам.

Берег, такой твердый и сухой превратился в полоску не толще ломтя сыра, какой кладут на хлеб в таверне Звенящей долины. Тамошний хозяин скряга и скупердяй, поэтому ломти хлеба, которые подает гостям, просвечиваются на солнце. А о сыре и говорить нечего.

В желудке потяжелело хотя толченка Клауса давно переварилась. Я схватилась за рычаг, боясь потерять равновесие.

– Не рекомендую это трогать, – предупредил Ян. – Если, конечно не хочешь помчаться задом на перед неизвестно куда.

Я быстро убрала ладонь.

– Не хочу.

– Вот и славно, – произнес он. – А предлагаю то, что у всех получается делать лучше всего.

Я поинтересовалась, хмурясь:

– Просветишь?

– Конечно, – почему-то радостно сказал Ян. – Спешу сообщить, что тебе придется выполнять самую приятную, но не менее ответственную работу. То есть отдыхать.

– Не поняла.

Подмирец куда-то нажал. В полу открылся подвальчик, он быстро спустился, а когда вернулся, в руках оказалось нечто очень похожее на человечью кожу, причем снятую одним разом, сохранив форму. Таких шкур оказалось две. Помимо них еще какие-то трубки, бутыли и предметы не понятного назначения.

– Сейчас поймешь, – проговорил Ян, бросая это добро на пол. – Ты останешься тут и будешь активно делать вид, что загораешь то так, то эдак. Главное, поубедительней. Мы тем временем нырнем и пройдем через отводные шлюзы. Судя по твоим рассказам, там есть выходы в вентиляцию. Вот туда и полезем.

– Ну нет, – возмутилась я. – Предлагаешь мне сидеть и дожидаться, пока вы там рискуете? Вы же не знаете, как там и что? А вдруг они вас ждут? Или может все специально устроили? Как я с этой лодкой управляться буду? Нет, нет, я так не могу!

Ян усмехнулся, раскладывая неведомую кожу и окидывая ее критическим взглядом.

– А ты готова влезть в гидрокостюм, надеть кислородную маску, баллоны с воздухом и нырнуть? Потом плыть по самому дну и вылезти в узкий проход, где все равно придется плыть, а потом лезть… Я же видел, как побелела, когда вышли в залив. На тебе и сейчас лица нет, хотя храбришься.

– Ничего не храбрюсь, – бросила я, чувствуя досаду, вперемешку с обидой потому, что опять не дают принимать решения.

Ян протянул одну шкуру Лодину. Тот взял с заметным недовольством, но любопытство, все же, одержало вверх, он стал разглядывать и ковырять ногтем.

Подмирец продолжил:

– Тебе действительно луче остаться тут. Если мы не справимся, у тебя будет шанс уйти на лодке. Не смотри на меня так, разберешься с управлением, если надо будет. Лодину легче под водой будет, да и в узких шахтах не запаникует.

Лодин снова переменился в лице. Глаза горят, как у мальчишки, которому подарили меч, губы растянулись в улыбке, а сам хватает бутыли и трубки, заглядывая в отверстия и щели.

– Ну да, – сказал он, достав из-под груды вещей гигантскую ласту, – я привык к узким местам. Попробуй протиснуться между ставнями. А я могу, умею, дую. А ты ж огонь, капризная. Тебе и место давай, и чтоб сухо было.

Я фыркнула.

– Спелись? А кто только что готов был бросить всех и ринуться вплавь за цветком?

Лодин попробовал ласту на зуб, потом сплюнул покривившись, и сказал:

– Ну, я же ветер. Переменчивый. Сама знаешь.

Глава 17

Потом я наблюдала, как мужчины натягивают эту чудовищную кожу, раздевшись до исподнего. Суют стопы в ласты, становясь похожими на жаб переростков, только сильно исхудавших и почему-то передвигающихся на задних лапах. Потом, когда на лицах оказались приспособления с длинными бутылями, соединенными с чем-то вроде намордника.

Когда подошли к борту, Ян сел спиной к воде, проверив плотно ли прилегает намордник к лицу, и перевалился за борт. Раздался всплеск, через несколько мгновений подмирец вынырнул и поднял руку с оттопыренным большим пальцем.

Когда замахал Лодину, тот повторил за пластинчатым все с приторной точностью. Оказавшись в воде, они немного поплавали, о чем-то жестикулируя друг другу, потом, занырнули и исчезли.

Я некоторое время молча стоял на палубе и хлопала ресницами, пытаясь понять, как быть и что делать. Когда дошло, что осталась одна на этой очень волшебной, но совершенно непонятной посудине, меня мелко затрясло.

– Спокойно, – проговорила я себе, надеясь, ободриться.

Но вместо этого в груди тяжело ухнуло, как бывает в моменты беспричинного ужаса и паники. Стараясь заглушить дикое, первобытное чувство, стала ходить по палубе.

Солнце припекает, кожа поет и радуется, чувствуя горячие, ласковые лучи. Бриз растрепал волосы, которые так старательно разделяла на пряди, а от влажности они вздыбиились и стали закручиваться.

Немного побродив туда-сюда, успокоилась. Если пластинчатый считает, что справлюсь, значит, так и есть. Едва ли он стал бы оставлять на своей драгоценной лодке неумеху, которая разнесет ее в щепки.

Оперевшись на перила, стала разглядывать воду. Совсем не такая, как в реке Звенящей долины. У нас дно видно на глубине трех метров, кажется – сейчас наклонишься, достанешь камешек. А потом булькаешься с головой в ледяную и бодрящую. Но в море, или как Ян сказал, заливе, все мутное, словно был шторм и всю взвесь подняло со дна. Обитать в таких водах могут лишь очень зоркие рыбы.

Когда уже начало казаться, что опасность миновала, со стороны острова выплыла лодочка. Не такая большая, как наша, но ревет, как раненый ягуар. На дальнем конце лодочки разглядела человека.

Внутри все напряглось, под кожей понеслись потоки раскаленной лавы. Потом вспомнила наказ Ян и постаралась успокоиться привычным способом, считая овец и баранов. Но покой никак не хотел приходить, лишь, когда лодка оказалась метрах в тридцати, удалось кое-как загнать пламя вглубь.

Лодочник, сухой мужчина с острым лицом и узкими глазами, замедлил ход, разворачивая суденышко боком.

– Эка далече вас занесло, – прокричал он, глуша рев. – Не страхово?

В голове заметались мысли, но ответила раньше, чем успела сообразить:

– Вот и я говорю. Зачем в такую даль? Можно и поближе к берегу. Так нет, говорят, тут мидий больше. А какие мидии в этой мути?

Лодочник прищурился.

– И то верно, – сказал он, внимательно изучая меня. – Глубоко, друзья твои заплыли? А то тут течение, знаешь ли. Вон там, давеча выловили одного такого плавальщика.

Он указал куда-то в даль, где небо соединяется с морем, а я ответила, изумляясь собственной изворотливости:

– Да какой там глубоко. Из них ныряльщики, как из меня рудокоп. Плавают где-нибудь под лодкой. Наверное, сами боятся, но передо мной стыдно.

Лодочник засмеялся.

– Это да. Перед бабами всегда стыдно. Отчаянные головы, твои ребята. Сама-то откель такая рыжая? В наших краях все больше чернявые девки.

Направление разговора мне не понравилось, как и прищур незнакомца, от которого по спине мурашки бегают.

Я сказала, как можно беспечней:

– Да краска это. А вообще, такое у девушек не спрашивают.

– Ишь какая, – хихикнул лодочник. – Ну ладно, дывчина. Если чего надо, посигналь. Я тут недалече рыбачу.

– Ага, спасибо, – поблагодарила я.

Он дернул за веревку, грохот снова сотряс воздух, и лодка, развернувшись быстро понеслась обратно к острову. Я наблюдала, как она стремительно уменьшается и в душе все больше росло сомнение.

Неведомо откуда взявшийся человек, на лодочника походит меньше всего. Скорее на бандита с большой дороги, какие иногда захаживают в таверну Звенящей долины и наводят столько шороху, что хватает на целый год разговоров.

Решив, что изображать лежебоку и зеваку, которого в Подмире почему-то называют туристом, нужно убедительней, снова побродила по палубе. Когда забралась по ступенькам, обнаружила четыре ослепительно белых лежака и одну конструкцию, похожую на гигантский гриб, только с тонюсенькой ножкой.

Шляпка гриба накрывает тенью лишь один лежак, ножка покачивается, но держится. Видимо глубоко впаяли.

Выбрав один из лежаков под солнцем, как приличная стихия огня, возлегла и прикрыла глаза. Надолго меня не хватило. Футболка взмокла, по спине покатились капли.

– Эти туристы, какие-то самоистязатели.

Но решимость изображать отдых стала только сильнее. Стянув футболку и штаны, осталась в одном исподнем, которое прикрывает лишь самые срамные места. Привыкшая ходить порой нагишом из-за частых вспышек, я только порадовалась, сетуя лишь, что нельзя снять недокорсет и три сшитых лоскута.

Над головой с криками пронеслась чайка, за ней еще одна и еще. Когда оглянулась, заметила, как стая пернатых несется со стороны острова, словно испуганная чем-то.

– Ну прекрасно, – стала я рассуждать вслух. – Они там рискуют, а я возлежу под солнцем и в ус не дую. Уса у меня, слава богам, нет, но пользы все равно никакой.

Лодочник, уплывший за остров, время от времени показывает нос лодки, намекая – то ли я тут и помогу, если что, то ли, я слежу за тобой. Перепуганные птицы через некоторое время успокоились, а я стала снова прикидывать, как быть, если Лодин и Ян не вернутся.

Неожиданно лодку качнуло слишком сильно, где-то бухнуло. Я схватилась за края лежака, чтобы не свалиться. Когда все успокоилось, я замерла прислушиваясь и принюхиваясь, как потревоженная кошка.

Чайки разлетелись, вокруг спокойствие, лишь волны тихо плескаются о борта лодки. Чуть расслабившись, снова легла, убеждая себя, что это была просто большая волна.

На нижней палубе скрипнули доски, и зыбкое ощущение безопасности рассыпалось в пыль. Оцепеневшая от ужаса, я слышала, как мягкие шаги поднимаются по ступенькам. А когда над полом появилась белокурая голова Клауса с забинтованным лбом, по телу прокатилась волна жара.

– Ты! – только и смогла выдохнуть я, вцепившись в края лежака.

Через секунду ощутила, как пальцы проваливаются в него, как в растопленное масло.

Клаус, увидев меня произнес резко:

– Не двигайся!

Но я уже подскочила, отряхивая с пальцев остатки расплавленного лежака.

– Не подходи! – прошипела я, чувствуя, как закипают внутренности, превращаясь в лаву. – Иначе я за себя не отвечаю!

Губы Клауса скривились, взгляд пополз по мне, да так медленно, что кожа покрылась мелкими пупырышками.

Он спросил:

– И что ты сделаешь? Забросаешь меня лежаками? В нашем мире ты ограничена в действиях, я это прекрасно усвоил.

– Может я и ограничена, – проговорила я сквозь зубы, смирившись, что стою в одном исподнем, – но точно не беспомощна. Больше я на ваши уловки не попадусь. Во всяком случае, ожоги до самых костей с удовольствием обеспечу.

Подмирец нехотя кивнул, потом покосился назад, словно ища опору, но не найдя ее, просто отшагнул вправо, поближе к перилам.

Потом произнес, хмурясь:

– Такая красивая, и такая несговорчивая. А зря.

– Это мне решать, – выпалила я. – Ян нам все рассказал. Ты подлый, мелочный этот… как его… Шовинист!

Брови Клауса поднялись на лоб.

– Ого, – произнес он. – Даже так? Интересно, конечно, как ту не стать шовинистом. А он тебе не сказал, почему так?

– Все, все сказал! – крикнула я, раскаляясь все больше и пятясь к перилам. – Это ты сделал механизм, который нарушил нормальный ход вещей, ты все испортил! Ты все вечно крадешь, и у Яна крал! Я все знаю!

– Да? – ехидно сказал блондин. – Как это интересно получается. Выходит, я плохой? Значит, это я краду? Я вор? Фил, тут меня оскорбляют.

Он покосился вниз через перила, я шагнула вправо и увидела лодочку, похожую на ту, в какой приплывал рыбак, но впереди еще кабинка, в которой легко укроется несколько человек. На заднем краю сидит Фил, лицо расплылось в улыбке. Он весело помахал нам.

– Эй, Трехмирье, привет!

Я отшатнулась, сильнее разгоняя огонь по венам, кожа засияла, как раскаленный металл, глаза погорячели.

Лицо Клауса стало еще пасмурнее.

– Советую этого не делать, – сказал он, косясь в сторону островка.

– Девкам своим советовать будешь, – огрызнулась я изменившимся голосом, который теперь похож на рев Ферала.

Клаус заметно напрягся.

– При других обстоятельствах, решил бы, что ревнуешь, – произнес он. – Но поверь, в твоих же интересах не привлекать внимания агента, который прикидывается рыбаком.

Я еще больше раскалила ладони и бросила:

– Тебе-то что? Ты костюм. Давай, зови своих инквизиторских агентов. Но знай, я просто так не сдамся, можете хоть водой поливать. Даже если схватите меня, остальные стихии закончат начатое.

Пока говорила, глаза Клауса становились непривычно круглыми, а челюсть отвисала, как у деревенского дурака, лишь, когда вдалеке тревожно закричала чайка, он смог произнести:

– Костюм? Я? Да ты в своем уме, женщина?

– Не заговаривай мне зубы, – огрызнулась я, украдкой ища, чтобы можно было поджечь и швырнуть в негодяя. – Думаешь, я глупая совсем? Я слышала, как ты проговорился. Цветок вечности точкой сборки назвал. Что, думая, я спала? Но нет! Я все, все слышала.

Клаус пару секунд смотрел на меня, словно решает какую-то подмирскую задачу, потом проговорил неожиданно тихо:

– Думаю, ты не просто глупая. А очень глупая.

– Так ты от меня мало чего добьешься, – фыркнула я.

Блондин закатил глаза.

– Так и быть снизойду, – сказал он, – но только если поедешь с нами.

– Да ты спятил, – выдохнула я, изумленная наглостью. – не поеду я никуда. Попробуй, забери силой. Посмотрим, как долго сможешь противостоять жару.

Жар от меня валит действительно адский. Воздух исходит маревом, пол опалился до черноты, а ближайший лежак искорежило и превратилось нечто бесформенное и изогнутое.

Клаус всплеснул руками и выпалил:

– Как ты, дура, не понимаешь! Я не костюм! Не костюм!

– Ну конечно. А про точку сборки тебе птицы на хвосте принесли, да в уши напели. Нет уж, Клаус, дурачить будешь кого-нибудь другого. Скоро вернутся Ян с Лодином, тогда посмотрим, на чьей стороне преимущество.

– Какая недотепа, какая… – проговорил блондин, закрывая лицо ладонью и качая головой. – У тебя не возникало вопроса, как он так быстро собрался, нашел базу «Инквизито»? Почему агент инквизиторов следит за тобой из лодки, но ничего не делает? И все под рукой, все гладко, без сучка, без задоринки. Нет, не возникало?

– Просто Ян знает свое дело, – отозвалась я, чувствуя обиду за грязную клевету на пластинчатого.

Клаус сделал шаг ко мне, я угрожающе подняла руки, раскаленные, как первоклассная сталь. Подмирцу пришлось отступить.

– Не знаю, – начал он, – что тебе наплел Ян, но я никогда ничего не крал.

– Даже женщин? – поинтересовалась я.

– Он и об этом успел напеть, – произнес блондин, качая головой. – Ну так знай, та «Мисс Айскленд» была моей женой. И, если быть уж совсем откровенными, это он ее увел, а я вернул. Хотя и не очень успешно. Это, во-первых. А во-вторых, это тебя не касается. Главное, что ты должна понять, я не костюм и не агент «Инквизито».

В голове снова завертелся пчелиный рой, мысли отказались становиться ровными и носятся, как перепуганные белки. Верить подмирцам становится все сложнее, и желания все меньше. В который раз сомнение и тревога появилось в груди и поползло растекаться, как вязкая лава по камню.

Я спросила с вызовом, стараясь скрыть беспокойство:

– Тогда откуда знаешь про точку сборки?

Клаус всплеснул руками.

– Да потому, что это я сделал ускоритель, – выдохнул он. – Это я его собрал, и это я включил машину. Но ее работа вызвала сильные колебания в магнитных и других планах. Решил отключить, но Ян умудрился каким-то образом продать данные инквизиторам. Против них, уж извините, я бессилен. А тут вы с Лодином, как второе пришествие. Хотел с вашей помощью вернуть ускоритель. Так вы меня кружкой по голове…

– Хочешь сказать, ты белый и пушистый? – поинтересовалась я с подозрением, все еще держа руки перед собой.

– Все мы грешные, – отозвался Клаус. – Но суть не в этом. Я просто пытаюсь сказать, вы ошиблись с союзником.

– Агата, – неожиданно терпеливо произнес блондин, – просто поверь мне. Я, конечно, не святой. Даже наоборот. Но в сравнении с Яном – безобидная овечка с нимбом над головой.

Несмотря на заверения, доверия его слова не вызвали, а учитывая множественные обманы и подставки со стороны подмирцев, вообще захотелось броситься в воду и уплыть подальше. Да только далеко не получится. Во-первых, я не дельфин, а во-вторых, из-за острова все еще выглядывает нос лодки. Если рыбак действительно не рыбак, наше странное поведение может привлечь внимание.

Я опустила руки, но так, чтобы Клаус видел, что в любую секунду вскину и прижгу, едва сунется.

– Почему я должна тебе верить?

– Сложно сказать, – отозвался он, облокачиваясь на перила, словно тоже решил принять более непринужденный вид. – Но могу с уверенностью заявить. Мой брат затеял двойную игру, и себя не обделит. Уедем с нами. Хотя бы так можно будет что-то исправить. Кого-кого, а тебя я не обижу. Только не тебя. Агата…

Клаус осмотрел на меня так, что пламя под кожей невольно всколыхнулось и пошло волнами, заставляя меня светиться, как праздничная тыква. Лицо как всегда надменное, в синих глазах лед и жесткость, но я успела заметить в его взгляде нечто, от чего сердце застучало сильней.

Клаус смотрел на меня прямо и внимательно, словно мрачный рыцарь, спустившийся из Верхнего мира, чьих намерений я понять не в силах. Он говорил очень убедительно, но я окончательно потеряла веру в подмирцев, поэтому сказала:

– Даже если это все правда, уйти я не могу. Ян и Лодин отправились в логово «Инквизито» за двумя другими девушками. И я не оставлю их в беде.

– Упрямая, как… – начал подмирец, но тут же замолчал, когда раздался всплеск с другого борта.

Я метнулась влево и наклонилась через перила. На палубу вылезло затянутое в кожу тело с намордником и бутылью. Вода быстро натекла на пол, образовав широкие лужи. Из-за наряда не сразу поняла, кто передо мной, лишь, когда намордник полетел в сторону, распознала Лодина.

Тот быстро втащил на палубу Гленну, помещенную во что-то вроде водяного пузыря, наполненного воздухом. Дайна поднялась самостоятельно. Точнее, ее подняла вода, бережно опустив на пол. После этого появился Ян, все так же с черными пластинками на глазах, с которыми, видимо, не расстается даже во сне.

– Вам удалось! – выкрикнула я, не сумев сдержать порыв чувств.

Потом резко оглянулась, но верхняя палуба опустела. Я метнулась к правым перилам, надеясь застать хотя бы удаляющуюся лодку, но море чистое и безмятежное, как весеннее поле перед посевом.

Махнув рукой, как была в исподнем, сбежала по ступеньками, а когда увидела Дайну и Гленну, кинулась им на шею. Обе они выше меня на голову, так что кажусь коротышкой.

– Слава богам, – проговорила я отстраняясь. – Я вся извелась. С вами все в порядке? Они не истязали вас больше?

Только теперь заметила неестественную бледность водной стихии, Дайна слабо улыбнулась и сказала:

– Совсем не много. Только пару раз загоняли в духовой шкаф.

– Душегубы! – вырвалось у меня.

Гленна выглядит бодрее, лицо привычно суровое, а взгляд цепко осматривает палубу.

Она проговорила густым контральто:

– В этот раз она им ничего не сказала. Да и нечего было говорить. Ох девочка, если бы ты знала, что началось, после того, как ты исчезла. Агенты волосы на себе рвали. Посредник два телефона разбил. Но потом как-то успокоился. Даже еды велел принести. А ты бы прикрылась.

Привыкшая к полуголым нарядам, я проигнорировала замечание земли, как и то, что она снова назвала меня девочкой. Лишь улыбнулась.

Уставших и измотанных стихий Лодин повел в нижнюю каюту, придерживая Дайну за плечи. Ее пошатывает, видимо, перевозка Гленны под водой вымотала, и теперь требуется отдых.

Только когда они скрылись, метнулась на верх и быстро натянула подмирские наряды.

Вернувшись, обнаружила, что Ян еще на палубе. Он стянул намордник с бутылью и расстегнул верхнюю часть кожаного наряда. Волосы мокрые и стоят ежиком, на черных пластинках капли, а губы растянуты в довольной ухмылке.

Все так же улыбаясь, он обошел меня. Зайдя в кабину с мигающими огоньками и штурвалом, обернулся спиной и стал стягивать наряд. Я наблюдала, как из-под него постепенно появляется крепкое мускулистое тело, как под кожей перекатываются валики мышц, а когда остался в одном исподнем, попыталась отвернуться, но взгляд все равно переполз к молодому накачанному телу.

– Долго будешь глазеть? – спросил Ян, не поворачиваясь. – Можешь подойти и помочь убрать гидрокостюм.

Щеки вспыхнули, словно поймали за непотребством.

– Я вовсе не глазела, – пробормотала я, приближаясь и на ходу сгребая то, что он назвал гидрокостюмом.

– А чего лицо светится тогда? – спросил он и усмехнулся. – Ладно, не смущайся. Ну мужчина, ну в трусах. То же мне, бином Ньютона. Нормально тут все было, пока мы отлучались?

О том, что здесь был Клаус и это из-за него все еще не могу загнать жар обратно, промолчала. Ян наскоро обтерся полотенцем, что висело на спинке кресла, потом быстро облачился в прежний наряд – черную футболку и штаны, смахнув с черных пластинок остатки капель.

Мысли спутались, перед глазами все еще мускулистая фигура подмирца, и стекающие по нему капли, это смешалось с образом Клауса, который неотрывно смотрит на меня, будто силится что-то сказать.

Тряхнув головой, я произнесла сбивчиво:

– Вроде нет… не знаю… Рыбак на лодке приплывал…

Хотела сказать о подозрении, что это агент «Инквизито», но во рту пересохло, слова застряли в глотке. Доверившись интуиции, решила подождать.

– Рыбак? – почему-то радостно переспросил подмирец. – Ну рыбаков тут хватает. Они безобидные. Рыбаки пускай. Что нам, рыбаков бояться?

Он прошел по комнатке, куда-то нажал, в стене открылся шкаф, из которого достал бутыль с уже знакомой мне коричневой жидкостью и стакан. Затем налил на самое донышко, потянул к губам, но в последний момент кивнул мне, мол, будешь?

Я усиленно покачала головой – навсегда запомнила вкус этой дряни у Фила дома. Ян пожал плечами, сделав небольшой глоток, покривился.

– Уух… Сильная штука, – проговорил он, вытирая губы. – Жгучая. Но после такого заплыва, самое то. Я бы еще чего добавил, да как-то не прилично при женщинах.

Он снова обошел меня и встал у руля с видом полнейшего спокойствия и удовлетворения от проделанной работы. Дернул рычаг, лодка заворчала и плавно двинулась вперед, а я из угла комнатки наблюдала за подмирцем.

Мысли все еще взбаламученные появлением и исчезновением Клауса, потекли ровнее. Рядом Лодин, который уж точно разберется. Сначала надает всем по голове, а потом начнет разбираться.

Я перевела взгляд на часы, что на стене над Яном. Без четверти два. А нырнули, около полудня, солнце было ровно над нами, я запомнила. На все про все у них едва ушло пара часов.

Неожиданно слова Клауса обрели новое звучание, а червь сомнения, который и так источил мое огненное сознание превратился в настоящую анаконду и требует еды.

– Быстро вы справились, – осторожно заметила я. – Думала, будет погоня, стражники. Уже готовилась изучать, как управлять этой посудиной.

Ян усмехнулся.

– Говорил же, что умею делать свое дело. Хотя сам удивлен, как все прошло. Видимо, они снизили бдительность или не знаю, что. Но даже охраны не встретили.

Еще больше смущенная и озадаченная, попятилась к выходу.

– Знаешь, – проговорила я, – ты тут пока отдохни. А то после такого, и правда, требуется в себя прийти. Я пока к Лодину и девочкам схожу, посмотрю, как они там.

– Сходи-сходи, – согласился подмирец и отсалютовал мне стаканом.

Из комнатки я вышла с демонстративным спокойствием, но как только завернула за угол, бросилась со всех ног в нижнюю каюту. Когда вбежала, обнаружила что Лодин уже переоделся в сухое и отпаивает Дайну из кувшина. Та благодарно улыбается и глушит воду, как постоялец таверны. Гленна растянулась на кровати, посапывает. Видимо, отключилась после пережитого.

– Лодин, – выдохнула я с порога. – Есть разговор.

Он оглянулся.

– Опять? Мы только вернулись. Девочки, сестры между прочим твои, еле дышат. Дай им в себя прийти.

– Лодин, – повторила я, – это не может ждать.

– Ну говори при всех, – сказал он. – Мы тут все свои.

Я покосилась на воду и землю, измотанных и несчастных. Даже Гленна во сне кажется не такой суровой и хмурой.

– Им тоже скажем, но позже, – произнесла я. – ты прав, им нужно отдохнуть. Если я ошибаюсь, не стоит их понапрасну дергать.

С недовольным ворчание Лодин поднялся, вручив кувшин дайне. Та даже не заметила, что он ушел и продолжает жадно пить. Вероятно, даже путешествие под водой не утолило ее жажды после духового шкафа, и требуется вода пресная.

Лодин приблизился и навис надо мной грозной тучей с черными волосами на плечах.

– Ну что? Говори, что на этот раз?

– Лодин, – начала я. – Как вы так быстро вернулись? Я хочу сказать… Спросить, вам кто-то мешал? Препятствия? Стражи?

Ветер потер бороду.

– Честно сказать, – проговорил он, сдвинув брови, – не было такого. Я все время плыл за подмирцем. Он двигался очень уверенно, потом была подводная пещера, узкая как… Нет, тебе такое сравнение не годится. Дальше уже по сухому выбрались и через воздухоотвод проникли внутрь. Вышли из бокового тоннеля, наверное, о нем ты и говорила.

– И никого не встретили?

– Никого, – подтвердил Лодин мрачнея. – Я ждал в тоннеле, за девочками Ян отправился сам. Сказал, так ему легче будет. Потом уже вернулся с ними.

– Как загадочно, – пробормотала я.

С кровати послышался низкий, густой голос Гленны, которая проснулась от нашего шепота.

– Ваш парень пришел с ключами, – сказала она. – Сказал, сумел украсть.

Сомнение, превращенное в анаконду, ползает по мыслям, голодно тыкаясь во все стороны, в надежде найти хоть какую-то пищу, развеяться и испариться, но натыкается лишь на новые вопросы, от чего растет.

Я с силой потерла лоб, разогревая голову, чтобы работала лучше. Но она не заработала, только жар прилил к лицу, заставив светиться. Потом сказала:

– Я не уверенна, но…

– Что «но»? – напряженно спросил ветер.

– Мне кажется, Яну тоже не стоит доверять.

Лодин сложил руки на груди и проговорил хмуро:

– Почему тебе так кажется? Нет, погоди, я понимаю, что наше блистательное спасение стихий выглядит подозрительно. Но в остальном он пока проявил себя лучше других подмирцев. Или тебе что-то еще известно?

Я покосилась на землю и воду. Они круглыми глазами уставились на меня в ожидании, даже Дайна перестала пить.

Выдохнув, я произнесла тихо:

– Тут был Клаус.

– Вот тебе раз! – выпалил Лодин. – Так. Значит, Клаус. Дай угадаю. Он что-то сказал, и теперь ты снова веришь ему.

Я поморщилась, понимая, как глупо выгляжу, и как все это нелепо, но сомнения, колыхающие все нутро, не дают покоя.

– Не совсем, – произнесла я. – Ему я тоже не верю. Все подмирцы подлые и двуличные.

С кровати прогудела Гленна:

– Но-но. Полегче там. Мы с Дайной тоже подмирцы, хоть и стихии.

– Не обижайся, – быстро поправилась я. – Но эти двое самые непонятные люди за всю жизнь. Я считаю, нам нужно бежать. От обоих и подальше.

Глава 18

Лодин испытующе посмотрел на меня, Гленна фыркнула, а дайна вернулась к возалканию из кувшина. Пару мгновений мы просто молча переглядывались, потом ветер произнес, аккуратно подбирая слова:

– Слушай, с тем, что безоблачное спасение выглядит странновато, согласен. Но только лишь на почве подозрений, да к тому же верить словам Клауса… Ты могла все не так понять.

– Да почему ты защищаешь Яна? – изумилась я.

Лодин покачал головой.

– Я не его защищаю, а вас. И пока этот подмирец делал только хорошее. Но ты не подумай, если выкинет что-нибудь, я моментально переменюсь. Сама знаешь.

– Ушам не верю, – выдохнула я и, развернувшись, направилась к выходу.

В груди все кипит, мысли не дают покоя, но сложить эти мысли в четкую картинку не получается потому, что все вокруг говорят разное и сбивают с толку. Я чувствовала, что права. Не понятно, в чем конкретно, но количество вопросов и странностей заставили мою огненную натуру прийти в состояние повышенной готовности. Помимо каши в голове, четко понимала одно – они опасны. И Клаус, и Ян.

Когда приблизилась к застекленной комнатке на палубе, откуда Ян управляет лодкой, услышала голос. С начала испугалась, думая, что заметил, но через секунду поняла, что обращается не ко мне.

– Да, – сказал Ян кому-то, – обещал же… Спасибо, что охрану убрали… Нет, не знают, отдыхают пока. Да все получится, я знаю свое дело. Главное, не спугните их своими выходками. Они мне доверяют. Появитесь в сомом конце, когда они приведут нас к точке сборки… Нет, погони не надо. Сам отмажусь… Да, до связи…

Я слушала и сердце стучало все громче. Когда подмирец закончил, оно тарабанило так, что должны слышать аж в Трехмирье, и сейчас на грохот сбегутся все, огнекрылые, костюмы, подмирцы…

Во рту пересохло, а жар внутри растекся по всему телу, заставив одежду медленно тлеть. Лишь ощутив едкий запах, судорожно стала загонять пламя глубже, чтобы не выдать себя. Развернувшись, как деревянный болванчик, на ватных ногах поплелась обратно в нижнюю палубу.

Я ожидала чего угодно – желания обогатиться, или перебраться вместе с нами в Трехмирье, чего угодно. Но сговор пластинчатого с костюмами выжег последние остатки веры в подмирцев. Обида и злость комком подкатили к горлу. Убивало еще и то, что Ян казался таким открытым, в отличие от таинственного Клауса с его вечными недоговорками.

– Продажный… – прошептала, я чуть всхлипнув. – Продажный человек… Все они продажные и лживые.

Сраженная открытием, я вошла в каюту. Лодин снова занимается Дайной, промакивает ей лоб. Когда вошла, оглянулся на меня, одарив недовольным взглядом, но видя мое лицо, переменился. Спросил быстро:

– Что?

– Надо бежать… – еле слышно прошептала я, таращась на него немигающими глазами. – Бежать, Лодин… И прямо сейчас.

Ветер выпрямился, лицо потемнело.

– Что ты видела? – спросил он строго.

– Не видела, – ответила я упавшим голосом. – Слышала. Ян говорил с инквизиторами, наверное, через магическую пластинку. Я все слышала, Лодин. Он с ними за одно. Они все специально подстроили и хотят, чтобы мы привели их к цветку.

Лодин помрачнел еще больше, черные пряди зашевелились, стали ползать по плечам, как маленькие змейки.

– И ты все это слышала? – спросил он.

– Какие тебе еще нужны доказательства? – не выдержала я. – Да, собственными ушами.

Гленна села на постели, такая же хмурая, как Лодин. По лбу пролегли морщинки, она потерла подбородок и произнесла низким задумчивыми голосом:

– Тогда все сходится. Их неожиданная перемена в поведении. Щедрость Посредника. Они не смогли выведать у нас правду силой, решили хитростью. Изворотливые.

Я проговорила затравленно:

– Но мы теперь вместе. Наши силы вчетверо увеличились.

– Ну да, – фыркнул Лодин. – Только наши с тобой урезаны из-за плотности Подмира.

Позади меня раздался смешок. Резко оглянувшись, увидела пластинчатого с улыбкой во все зубы. Он оперся плечом на стену и, видимо, уже пару минут наблюдает за разговором.

Поправив пальцем перекладину между кружками на глазах, Ян сказал:

– Очень верное замечание. Урезаны. И лучше эти силы сберечь для поиска. Сосредоточиться, так сказать, на главном.

Лава во мне забурлила. Устремившись к коже нагрела ее за мгновение, и одежда снова начала тлеть, причем куда быстрей, чем в первый раз.

Ян помахал ладонью перед носом, все еще улыбаясь, словно позирует перед многотысячной публикой.

– Поосторожней. Твоим дымом за километр пахнет. Всю рубку мне зачадила.

Мысленно ругая себя за неосторожность, я выпалила:

– Ты продажный! Как ты мог? Мы тебе доверяли! Доверяли! А ты… Ты хуже Клауса! Тот хотя бы не скрывает, что негодяй! Ты подлый и низкий подмирец!

– Я ведь предупреждал, – сообщил Ян буднично, – не стоит никому доверять.

– Но ты… ты….

Я запнулась, чувствуя, как злость, обида и жгучая досада разрывают грудь. Отступив к Лодину, который стоит, как выточенная из мрамора статуя и быстро ощупывает взглядом каюту, которая секунду назад была убежищем, а сейчас вот-вот может стать темницей.

Улыбка Яна погасла, он покривился, будто наступили на больную мозоль, потом вытер лицо ладонью и сказал:

– С вами все будет хорошо. С тобой, Агата, в частности. Им просто нужно найти точку сборки. Всего лишь. Отведите нас к ней, и все закончится.

– Да ты хоть понимаешь, – выдавила я, – что произойдет, если цветок попадет не в те руки?

Пластинчатый развел руками и проговорил:

– В это я не сильно вдавался. Но уверен, вряд ли они захотят разрушить мироздание, поскольку в этом случае все погибнет и владеть цветком, или точкой сборки будет некому. Не упрямьтесь. Поедем и все сделаем, а потом всех распустят по домам.

Лодин шагнул вперед, задвинув меня за спину, плечи раздулись, как у готового к атаке быка, голова наклонилась.

– Прям так и распустят? – спросил он мрачно и подсогнул колени для броска.

Ян покачал пальцем, потом указал на дверной косяк.

– Неа, – сказал он. – Не советую пытаться меня побить. Во-первых, нескромно замечу, это непросто. Во-вторых, как только Агата вошла в каюту, я включил силовое поле. Если быть точным, ток под высоким напряжением. Если кто-то сунется, будет очень больно. Или смертельно. А рисковать тобой, Агата, мне не хочется.

Я скривилась и бросила со всем презрением, на которое была способна сейчас:

– Ты мне противен! Убирайся с глаз. Вы все, вся ваша семейка! Вы отвратительны.

– Ну-ну, – усмехнулся Ян, – позлись. Как успокоишься, поговорим. Посидите тут, подумайте. А когда вернусь, обсудим дальнейшие действия.

Он развернулся и скрылся в проходе, а мы остались в каюте наедине со своими мыслями. Каждый, думал о своем, но у меня в голове всего два вопроса: как как он мог и как я могла так ошибиться. С неприятным удивлением обнаружила, что второе выводит и бесит больше, а когда вспоминаю ухмылки обоих братьев, внутри все вскипает, готовое пропалить, испепелить все вокруг…

– Агата? – осторожно проговорил Лодин.

– Не сейчас, – выдавила я, голосом, который стал похож на бас.

Ветер пару секунд подождал, потом повторил:

– Агата…

– Ну что тебе? – огрызнулась я, изумив внезапной яростью не только стихий, но и себя.

Лодин молча указал на пол. Когда опустила взгляд, обнаружила под собой огромное обугленное пятно, плавно расползающееся к стенам. Каюта наполнилась запахом горелого дерева.

Мною овладела решимость, хотя четкого плана действий пока не придумала. Но стала ходить из угла в угол, пока Лодин не поймал пеня за плечи, рискуя обжечь ладони, и встряхнул, как тряпичную куклу.

Я подняла на него взгляд. Захотелось разрыдаться, забиться в темную норку, чтоб никто не нашел.

Видимо, это все он прочел в моих глазах.

– Агата, – сказал он, – сейчас не время и не место. Я тебя предупреждал. Лучше соберись. Давай думать, как отсюда выбраться.

Я шмыгнула носом и кивнула, Лодин продолжил:

– Ты только что превратила пол каюты в обугленные дрова. Сможешь пропалить лодку до дна?

– Я-то смогу, – проговорила я, все еще шмыгая. – Но обшивка корпуса из металла, а под ним вода. Пока расплавлю его, нас инквизиторы три раза убить успеют.

Брови Лодина сдвинулись, секунду он молчал, потом спросил:

– А если Дайна освободит часть дна от воды? Дайна ты сможешь?

Мы все оглянулись на белокурую, которая, наконец, напилась, порозовела и выглядит вполне здоровой. Она похлопала ресницами, словно не сразу поняла, что от нее хотят, потом проговорила, словно тщательно подбирает слова:

– Могу. Сил у меня набралось, спасибо за пресную воду. Только она способна быстро меня восстанавливать.

Я покачала головой.

– Все равно не годится. Слишком долго. Может, если бы я полностью могла воспламеняться, дело пошло бы быстрей. Но я лишь раскаляюсь, как сталь, а этого мало. Нужно что-то другое.

Снова повисло молчание, в котором слышу свое сердцебиение и посапывание Гленны. Она мрачнее, чем обычно, и на меня поглядывает, словно это я виновата во всех грехах мирских.

Спустя несколько минут, Дайна проговорила нерешительно:

– Я могу перевернуть лодку.

Гленна вытаращилась на нее, как на глупую гусыню, и бросила:

– Какая дурость. Мы же потонем все. Это ты можешь под водой сутками сидеть. А Агата, вон, задохнется за три секунды. К тому же тут ток. Нас убьет раньше, чем моргнуть успеем. Нет уж, давай что-нибудь получше.

– Минутку, – сказал Лодин, оборачиваясь к Дайне, которая после слов земли сникла и опустила взгляд. – Эта идея не так плоха. Сначала нужно убрать ток. Я смогу это сделать.

– Это как же? – недоверчиво спросила Гленна, но лицо морщить перестала. – Если мне не изменяют глаза, ты тоже здесь заперт.

Лодин пояснил:

– Я ветер. Хоть и ограниченный плотностью Подмира. Но могу попытаться создать направленный поток и сдвинуть рычаг или чем он там выключается.

Мы все переглянулись, Гленна пожала плечами.

– Ну, вперед, – проговорила она.

Наш черноволосы брат опустился на пол, скрестив ноги под собой, и положил руки на колени. Указательный и большой пальцы сомкнулись, ветер закрыл глаза.

Мы затаив дыхание наблюдали, как Лодин сидит посреди каюты в позе какого-то монаха, и ждали. Прошли пара минут, все оставалось по-прежнему, тишина, спокойствие и лишь мерное дыхание ветра. Когда уже хотела тронуть его за плечо, сказать, что план не удачный и нужно придумать другой, волосы на плечах Лодина зашевелились.

Медленно, словно боятся недоброго и опасного мира, они приподнялись на пол ладони, закачались, как водоросли под водой. Не открывая глаз, Лодин проговорил измененным до неузнаваемости голосом, который стал похож на вой зимнего ветра в трубе:

– Я в небе. Вижу цветную капусту.

– Капусту? – не поняла Гленна. – Кукую еще капусту?

Лодин повторил:

– Очень много цветной капусты, но без листьев и зеленая.

– Это не капуста! – выдохнула Гленна с явным облегчением. – Это, наверное, лес. Я летала на самолете, на небольшой высоте он действительно напоминает капусту. Или брокколи. Но у нас почти нет лесов. Ты где-то не там.

Лодин снова замолчал, волосы поднялись выше, теперь о напоминает настоящего мага, читающего страшные заклинания. Лишь через минуту снова заговорил.

– Вижу темное пятно.

– Снижайся, – скомандовала земля, явно чувствуя себя главной.

Голос Лодина стал еще гуще, как прошлогодний мед, он сказал:

– Лодка… Я внутри. Врезался в подмирца. Он курит какую-то дрянь.

Гленна в напряжении поднялась и подошла к Лодину, глядя в его закрытые веки. Ветер продолжил:

– Как может выглядеть этот рычаг?

– Не знаю, – торопливо проговорила земля. – Как рубильник какой-нибудь, тумблер. Посмотри на стенах.

Лодин поморщился.

– Тумблер? Не знаю, что это, но есть крохотные рычажки желтого цвета.

– То, что надо! – воскликнула Гленна голосом, который больше подходит дородной разносчице в таверне.

Брови ветра сдвинулись, между ними пролегла глубокая морщина, похожая на рану. Он глубоко задышал, широко раздувая крылья носа, послышался свист и клекот, потом по лбу покатились капли.

Он проговорил натужно:

– Очень тугие. Не сдвинуть…

Я решила подбодрить, хотела положить ладонь на плечо, но Гленна остановила.

– Попытайся, – сказала я, послав земле недовольный взгляд. – От этого зависит буквально все.

– Погодите, – отозвался Лодин, все так же морщась. – Есть идея. Но… Дайна, действовать надо будет быстро. По моей команде перевернешь лодку.

Вода, сидящая с круглыми глазами на табуретке, кивнула и поднялась, растопырив руки, словно собирается всех обнять. Белокурые волосы, длинные, как язык пьяницы, рассыпались по плечам, а взгляд стал сосредоточенным.

Несколько секунд Лодин тяжело дышал, будто ему вдруг стало душно и тяжко находиться в Подмире, потом резко выдохнул. Его откинуло в сторону.

– Давай! – прокричал он. – Я толкнул подмирца на рычаги, барьер упал. Он догадается!

Глаза Дайны подернулись поволокой, белки исчезли, превратившись в бурлящее синее море. Когда руки начали подниматься, волосы стали приобретать странные очертания, а через пару мгновений оказалось, что из ее головы истекает река. Только не падает на пол, а заканчивается в районе колен. Губы Дайны приоткрылись, изо рта вырвался глухой, булькающий звук. В этот момент в проходе появился Ян.

Лицо перекошено, волосы торчат, на футболке мокрое пятно.

– Какого черта вы устроили? – проорал он яростно.

Лодка качнулась. Я растопырила ноги, надеясь удержать равновесие, пока она быстро кренилась на бок. Гленна подскочила к Лодину, тот быстро подхватился и замахал мне.

Сползая по полу к стене, я поспешила к нему под бешенным взглядом Яна. Тот попытался сунуться в каюту, но лодка встала на ребро и его швырнуло на стенку.

Лодин скомандовал:

– Держитесь возле меня. Я дам воздух.

Едва добралась до него, судно перевернулось. Послышался грохот и треск, свет замигал, некоторые огни потухли, погрузив каюту в полумрак. Дайна, казалось, даже не заметила изменения положения в пространстве, словно у нее внутри грузик, определяющий где верх, где низ. Теперь она стоит на полу, который прежде был потолком и продолжает истекать водой в волосах.

Несколько мгновений было тихо, хотя мне казалось – вечность. Лодка застыла, как поплавок. Потом послышался плеск, он все нарастал, а когда превратился в грохот, снизу стала подниматься вода. Она стремительно заполняла собой каюту, превращая ее в смертельную ловушку.

Где-то в районе прохода мелькнули ботинки Яна. Я дернулась за ним, но ощутила на плече прохладную ладонь. Оглянувшись, увидела Лодина, который смотрит на меня глазами, превратившимися в ураганы.

– Будь рядом, – прогудел он.

Вода дошла до колен, я метнулась к ветру, и прижалась к левому боку, справа в него вцепилась Гленна. Когда вода дошла до груди, Лодин потемнел лицом и выдохнул со звуком лопающихся мехов. Ничего не произошло. Он повторил. Снова впустую.

Холод и сырость стали проникать в нутро даже через плотную подмирскую кожу, я затряслась, а когда вода дошла до носа, подумала, что сгину, так и не сделав ничего полезного. Лодин все так же безуспешно пытался дать нам дыхания. А потом надо мной сомкнулась вода.

Тьма накрыла и обезоружила. В первую секунду охватила паника, я задергалась, если бы ветер не держал крепко, ушиблась бы обо что-нибудь. Потом пришло спокойствие и обреченность, я перестала рыпаться и повисла бесполезной плетью в толще. Воздух, такой нужный и бесценный не только для огня, но и для всего живого, остался где-то за пределами доступности. Я смирилась.

Неожиданно вода отступила, в легкие ворвалось драгоценное сокровище. Я стала хватать ртом, как выброшенная на берег рыба, лишь, когда надышалась, увидела, что мы втроем в чем-то вроде крохотного воздушного пузыря. Лодин держит нас с перекошенным лицом, по лбу катятся даже не капли, а целые горошины.

– Получилось, – прохрипела я.

Воздушный пузырь поплыл сквозь толщу, как подводный корабль. В мутной стене воды видела, как за нами следует Дайна, чистая и умиротворенная, с прекрасными струящимися волосами, которые не потеряли странного вида даже в воде.

Проплыв через проход оказались под перевернутой палубой. Я вертела головой в поисках Яна, который просто не мог далеко уйти, но всюду лишь вода и тучи взвеси.

Покинув лодку, мы некоторое время двигались под водой в одном направлении. Лодин старался нести пузырь быстро, но ограниченные подмирские силы не дают разогнаться быстрей весловой лодки.

Не знаю, сколько прошло времени, но на висках ветра надулись жилы. Он пронес нас еще немного, потом сказал:

– Все. Нет сил.

Пузырь тут же лопнул, закрутив нас в водных потоках. Я успела набрать воздуха и вцепиться в Лодина, но у того руки повисли, а сам он обмяк. Пришлось хватать его и дрыгать ногами, чтобы хоть куда-то плыть. Пару раз в мутной воде мелькали черные космы Гленны, видимо тоже пытающейся помочь.

Неожиданно тугой поток воды ударил снизу и выбросил нас на поверхность. Мы судорожно задышали, я прижала к себе Лодина, который, кажется, отключился от перегрузки.

Рядом раздался мягкий, как лебяжья подушка, голос:

– Вы в порядке?

Дайна тоже оказалась погруженной в воду, только в отличии от нас, расслабленно висит вертикально, словно для этого вообще не требуется усилий.

Я проговорила охрипшим от воды голосом:

– Относительно. Где берег?

Гленна указала куда-то в сторону.

– Там, – сказала она.

Мы с Дайной одновременно повернули головы. Море, куда указала Гленна, такое же безмятежно ровное, а на горизонте смыкается с небом без каких-либо признаков суши.

Я спросила с сомнением:

– Уверенна? Откуда знаешь?

– Я же земля, – глухо произнесла брюнетка, – я ее чувствую. Тут не так далеко, как может показаться. Точнее, недалеко, потому, что с нами она.

Гленна кивнула на Дайну. Та взмахнула пушистыми ресницами и вынула из воды кисти, когда покрутила ими, нас подхватило что-то вроде водяной ладони и с бешеной скоростью понесло вперед.

Я крепче прижала Лодина. Хотя двое других тоже, вроде как, мои родственники, но ветер ближе и по духу, и по месту жительства.

Минут через пять мы уже укладывали Лодина на берег из мелкого ракушечника, рядом с обрывом из глины в два моих роста.

Гленна недовольно пробурчала:

– Долго он будет отдыхать? За нами, если не забыли, погоня.

Я зыркнула на нее зло.

– Да что ты за человек такой? Он неизвестно сколько тащил нас под водой. Если забыла, мы не местные, наши силы ограничены, а такие геройства выжимают, как лимон.

– Какие мы нежные, – отозвалась Гленна, выжимая волосы.

– Я бы тебе показала, какая я нежная, – огрызнулась я, чувствуя, как огонь внутри быстро выгоняет остатки сырости. – Ох, как показала бы.

В глазах погорячело, по жилам побежали огненные муравьи, а тело обрело привычную легкость. Я поднялась и грозно уставилась на брюнетку, в тайне понимая, она моя сестра, и вообще помогла сбежать из плена. Но поведение и грубость взбесили.

Гленна, выше меня на голову, сложила руки под пышной грудью и ожидающе посмотрела на меня, мол, ну давай, что ты мне сделаешь. Едва я шагнула вперед, Лодин зашевелился.

– Девочки, – проговорил он хрипло, – не ссорьтесь.

Моментально забыв о Гленне, которая ворчит, как старуха, я метнулась к ветру. Спросила:

– Ты как? Живой?

– Да куда я денусь, леди-пламя. Я же обещал тебя охранять.

– Обещал.

– Ну вот и не говори глупостей.

Гленна снова фыркнула, как недовольная кошка и поинтересовалась:

– Вы закончили?

– Тебе никто не говорил, что ты хуже занозы в… – произнесла я поднимаясь. – Не скажу где. Так тебя ни один мужчина не полюбит. Они, знаешь ли, не слишком жалуют сварливых баб.

Земля неожиданно улыбнулась, лицо просветлело, будто сделала ей комплимент.

– Говорили. – подтвердила она. – И не такое говорили. Чем очень горжусь. Но вот что я скажу тебе, девочка, в своей жизни я всем обязана только себе. И никакие самцы с бубенцами между ног не посмеют меня упрекнуть в сидении на шее.

Я даже отшатнулась.

– Крепко же тебя обидели.

– Да никто меня не обижал, – уклончиво произнесла она, неожиданно превратившись во вполне сносного человека. – Просто мир наш такой…. Мужской. Вот и приходится, либо ноги раздвигать, либо мозги с мышцами качать.

Я расправила мокрую, пропаленную футболку и тоже стала выжимать волосы, приговаривая:

– Могу понять. Уже наслышана о ваших подмирских нравах. У нас такое только в Нижнем поречье. Одна одежда чего стоит. Кто, кто такое носит? Туго, не удобно, везде натирает. Только корсет для груди нормальный. Даже удобный.

– Ты о лифчике?

Я опустила взгляд на мокрую майку, которая облепила утянутую в этот лифчик грудь, и проговорила с сомнением:

– Эмм… Наверное.

Дайна перестала выглядеть, как речное божество, вышедшее из вод великого источник, волосы стали сухими, а сама она – чистая и свежая, словно утренняя роса.

Дайна проговорила ласково и тихо:

– Ну вот, все хорошо. Можем отправляться.

С обрыва покатились шарики глины и мелкие камешки, мы одновременно подняли головы. Я обмерла, а Лодин согнул колени, сжав пальцы в кулаки.

Над обрывом белокурая голова Клауса. Он неотрывно смотрит на меня, словно пытается доглядеться до внутренностей, которые в данную минуту скорее бесформенная расплавленная масса.

Он проговорил:

– Именно. Отправляться. И желательно побыстрее.

Глава 19

Все мы моментально осклабились, лицо Лодина почернело, словно туча набежала на ясное небо, Дайна снова превратилась в девицу с речными волосами, а глаза Гленны почернели, белок заполнился тьмой, как у демона.

– Убирайся! – выпалила я, раскаляя кожу. – Нас четверо, тебе не справиться!

– Я и не собирался, – отозвался Клаус, морщась, словно босиком наступил на таракана. – Но если не хотите вернуться в лапы Яна и агентов «Инквизито», которые, уверен, уже совсем не далеко, лучше пойти со мной. Причем поскорее.

Лодин прогудел низким голосом:

– Мы больше не верим тебе, подмирец. Всем вам. Уходи.

Клаус всплеснул руками.

– Да что я с вами, как нянька, в самом деле! – выпалил он. – Вы что, слепые? Я хоть раз вам сделал плохо? Покопайтесь в памяти? Желательно не в фантазиях и домыслах, а в фактах. Агата, прошу тебя.

Вперив в него грозный взгляд, пришлось признать, в действительности Клаус только и делал, что спасал нас с момента знакомства. Хотя и вел себя, как последняя свинья и женоненавистник с королевскими замашками. То же самое делал Ян, хотя выяснилось, что цели у него были свои.

Меня потряхивало от волнения и постоянно накатывающих волн, какие возникают лишь в присутствии Клауса. Но решила, что лучше прыгну в ледяную воду, чем выдам сове состояние подмирцу.

– Ты убил собак! – процедила я.

– Собак? – не понял Клаус.

– Да! – выкрикнула я ему в лицо. – Собак Яна. Пусть он и мерзавец, но собак зачем? Они не виноваты! Все равно ты ужасный человек!

Взгляд подмирца стал ледяным, я видела, как по его лицу скользят тени, а губы подрагивают, чтобы сказать что-то колкое и едкое. Но по какой-то неведомой причине сдержался.

Сделав глубокий вдох, он проговорил:

– Ты права. Собаки не виноваты. Поэтому я отправил их к себе. Потому, что это наши общи с братом собаки. Довольна? Агата, ты довольна? Или в твоих глазах я все еще бездушное чудовище?

Меня трясло, я пыталась унять дрожь в руках, но пальцы все равно дергаются, словно играю на лютне. Я проговорила стараясь успокоить бешено колотящееся сердце:

– Я… Я не знаю. Может ты говоришь правду. Но где гарантии, что ты при удобном случае не сдашь нас костюмам?

– Да какие вам нужны еще гарантии? – бросил блондин, разворачиваясь. – Я тут жизнью рискую. И начал рисковать, когда развалил дом Яна, пытаясь спасти вас. Но если хотите, можете оставаться, а я пошел. Попробую сам справиться с каше, которую заварил. Но, Агата, настоятельно рекомендую проследовать за мной.

Он тряхнул головой и скрылся за обрывом, а мы несколько секунд молчаливо переглядывались, источая стихии, и готовые отражать удары. Потом Гленна насторожилась и присела, прижав ладони к песку. Лицо омрачилось, брови сдвинулись на переносице.

– Сюда движется отряд, – сказала она. – Минутах в десяти. Их около дюжины. Я чувствую вибрации от их шагов.

– Ах ты ж огненное племя! – вырвалось у меня.

Ругаясь и поминая всех тварей Нижнего мира, я подбежала к обрыву и попыталась вскарабкаться. Но склон оказался слишком крутым, когда уже хотела пуститься по берегу в поисках обходного варианта, на пояс опустились прохладные ладони Лодина.

Молча, словно понял мои мысли, он подкинул меня, как тогда, через забор Клауса. Словно пушинка, я взмыла вверх, успев разглядеть под собой и обрыв, где Лодин помогает остальным стихиям подняться, и машину, у которой стоит Клаус, нервно поглядывая на запястья. Даже лицо Фила за баранкой.

К счастью, ветер поднял не высоко, и на землю упала, резко, но не больно.

Я тут же вскочила, готовая моментально раскалиться до красна, если нападут. Но Клаус быстро замахал к себе, будто только и ждал, что с неба свалится девушка.

– Давайте, давайте, быстрее, – поторопил он, открывая заднюю дверцу. – Не знаю, сколько у нас есть времени.

– Минут десять, – проговорила я, подозрительно щурясь на него. – По словам Гленны.

– Еще не так плохо, – отозвался он, проталкивая меня в машину.

Когда влезла на заднее сидение и отползла к дальней дверце, Фил за рулем радостно произнес:

– Привет, Трехмирье! Давно не виделись. Крепко ты приложила Клауса.

– Это не я, – буркнула я. – От меня остались бы ожоги.

– А, ну да, ты у нас дывчина горячая.

Когда остальные стихии выбрались наверх и затрамбовались на заднее сидение, пришлось сесть на руки Лодину. Клаус сел вперед, и машина помчалась сквозь заросли травы и кустарника.

Дороги нет, нас швыряет, как карету по весенней колее. Меня несколько раз ударило затылком о потолок, Гленна и Дайна трепыхаются, лишь Лодин невозмутим и серьезен, словно тряска его не касается.

Когда выехали на грунтовую дорогу посреди степи, наступило долгожданное облегчение. Трясти стало меньше, а ударять затылком и вовсе перестало.

Клаус спросил:

– Куда ехать?

Я изумилась.

– Мы думали, ты знаешь.

– Я? – выдохнул он. – Это же вы ищите цветок вечности, точку сборки, Санта-Клауса и зеленого леприкона! Если бы знал, «Инквизито» гонялось бы за мной, а не за вами. К тому же, вы можете его учуять. Так давайте, чуйте.

Нахмурившись, я сложила руки на груди, хотя сделать это не просто, когда машину качает и приходится балансировать, чтобы не отдавить Лодину что-нибудь Хотя с моим весом даже коту на хвост наступить сложно.

Лодин проговорил уже обычным голосом:

– Два раза запах цветка являлся нам. Агате, когда ехала недалеко от твоего дома в машине с Яном, и обоим, уже когда отплывали на лодке. Но едва отъехали подальше, он исчез.

– Не очень-то информативно, – пробормотал Клаус, пристально глядя на меня в зеркало заднего вида.

По спине прокатилась горячая волна, даже Лодин отпрянул. Хотела сказать Клаусу, что он несправедливый, надменный женоненавистник, но Фил вмешался.

– Как это не информативно? – удивился он. – Если логически подумать, то запах магического цветка далеко вряд ли разойдется. Ну километр, ну два. Ладно, десять. Мы на машине, это ерунда.

– Какой умник, – буркнул Клаус. – Всего сто квадратных километров в перспективе поиска крохотного цветочка. Или двести.

Лодин поправил:

– Мы не знаем, как выглядит цветок.

– Еще лучше, – сказал Клаус, воздевая руки к потолку.

Фил качнул головой.

– Да погоди, – произнес он, потирая пальцами лоб, а другой рукой придерживая баранку.

Помня, как он водит, я крепче вцепилась в спинку переднего сидения, да так, что стукнула Клауса по макушке. Он заворчал, но, к удивлению, ничего не сказал.

– Если, опять-таки, логически, – продолжил рассуждать Фил, – если ты ехала по крайней улице, то с моря запах едва ли долетел бы. Слишком далеко. Значит, он был с суши.

Я добавила:

– Мы ехали по улице рядом с выездом из Айскледа. Еще там была мусорная гора.

– Вот-вот, – произнес Фил, радостный, что поддерживаю ход его мыслей. – А второй раз вы учуяли цветок недалеко от берега. А у нас дуют бризы, они…

– Меняются два раза в сутки, – проговорил Лодин, блистая знаниями о ветре.

Фил кивнул. Увлекшись рассуждениями, отпустил руль и машину повело в право, когда наехала на кочку, всех подкинуло, а меня в который раз шарахнуло затылком.

Извиняясь и ругаясь, он схватился за баранку и быстро выправил телегу. Она вновь пошла по прямой, лишь изредка подпрыгивая на ухабах.

– Ехала ты вчера вечером, ветер дул с суши, – продолжил он. – Значит, сегодня ветер поменялся и стал дуть с воды. Странно…

Он запнулся, заведенный в тупик собственными рассуждениями, мы замолчали, глядя через переднее стекло на бескрайнюю степь и убегающую вперед.

Потом Клаус проговорил медленно, словно вымеряет расстояния между лапками блохи:

– Если только все было не наоборот.

– В смысле? – не понял Фил.

Блондин потер подбородок.

– Если вчера ветер дул не с суши, а с воды? Может, как раз этого и хватило, чтобы добить аж до улицы Шероус. Тогда сегодня он с суши. Именно поэтому, отойдя на лодке от берега, вы потеряли запах. Круг поиска стал немного уже, господа.

Клаус с победным видом оглянулся на нас, на губах появилась улыбка, непривычная, хоть и как прежде, надменная. Но в этот раз уловила в ней что-то вроде сочувствия. Только я решила, что Клаус проникся крохотной долей уважения к трехмирской девушке, улыбка моментально погасла, а взгляд устремился мне за спину.

– Проклятье! – выкрикнул он и резко развернулся вперед. – Фил, гони! Они нас нашли!

Я оглянулась. По дороге за нами несется огромная черная машина, на высоких колесах, глаза хищно сверкают, как у готового к атаке тигра. Стекла темные, но уверенна, внутри целая армия костюмов, а может и сам Ян в компании Посредника.

В груди, помимо воли вспыхнуло пламя и стремительно потекло к коже, рискуя обжечь Лодина. Но тот даже не реагирует и косится назад.

Машина стремительно приближается. Девушки в панике прижались друг к другу, одновременно приняв облик стихий. Лодин тоже потемнел лицом и готов отбиваться.

– Они догоняют! – в отчаянии крикнула я.

– Вижу! – отозвался Клаус, вытаскивая из ящика на передней стенке целую охапку изогнутых черных предметов. – Будем отстреливаться.

Он сунул нам по две штуки и спросил, опуская стекло на окне:

– Пользоваться умеете?

Я испуганно опустила взгляд на тяжелые предметы в ладонях и покачала головой, Клаус быстро сообщил:

– Это пистолеты. Предохранители сняты, осторожней. Да не наводи на меня, дура! Отсюда вылетает пуля. Убивает на расстоянии. Наводишь, жмешь сюда, и попадаешь. Ясно?

Потом он высунулся в окно. Раздался оглушительный грохот. Только спустя пару секунд поняла, это Клаус палит из предмета, который назвал пистолетом.

Он стрелял, влезал в машину, высовывался обратно. Из преследовавшей нас машины тоже загремели выстрелы, мы пригибались и вскрикивали каждый раз, когда пуля попадала в корпус телеги.

Только Лодину, похоже, было весело. Вместе с Клаусом он вылезал, стрелял. Потом, заметив, что мы с Гленной и Дайной забились в угол, забрал наши пистолеты и стрелял уже всеми подряд, с шутовской улыбкой на губах.

Фил нарочно вилял рулем, заставляя машину петлять, как убегающий от лисы заяц, и нас швыряло по полу.

Клаус в очередной раз влез внутрь, отирая лоб.

– Они не решаются стрелять на поражение, – проговорил он с ухмылкой. – Боятся вас повредить. Тем лучше. Посмотрю, нет ли у меня чего поэффективней.

Он снова полез в короб на передней стенке, возился, пока Лодин с нескрываемым восторгом отстреливался за двоих. Или за пятерых, учитывая, что мы с девочками все еще в углу на полу, а Фил занят дорогой.

Я с ужасом и потаенным восторгом наблюдала, с каким холодным бесстрашием действует Клаус, и в который раз ощутила горечь за то, что меня он не выносит больше всего на свете, хотя не понятно, за что.

Спустя несколько секунд поисков, Клаус с удовлетворенным выдохом выпрямился.

– А вот и подарок. Весьма действенное средство против таких отвратительно навязчивых соседей.

Лодин услышал и поспешил спрятаться в телеге. А блондин покрутил в ладони овальный предмет в клеточку, потом дернул за маленькое колечко. Высунувшись в окно, с размаху швырнул в преследователей, а когда оказался в машине, скомандовал Филу:

– Гони, что есть мочи!

Телега взревела и понеслась по ухабам, как перепуганная лань, нас стало швырять сеильнее, пришлось вылезти обратно на сидение. Едва прошло пару секунд, как воздух разорвал чудовищный грохот. Я зажала уши ладонями и стала вертеть головой в поисках источника.

Когда оглянулась, позади все заволокло пылью и дымом, на крышу посыпались камни с землей. Облако быстро догнало нас, норовя укрыть тьмой и навсегда похоронить в этом кошмаре подмирской магии. Лишь благодаря упорству Фила, нам удалось обогнать пыль и выехать на чистое.

Клаус снова оглянулся, проверяя нет ли погони. Потом сказал:

– Это их немного задержит. Сворачивай вон там. Кажется, там будет легче искать.

– Уверен? – спросил Фил дрожащим голосом.

Подмирец кивнул.

– Надеюсь. Судя потому, что мы выяснили, оно должно быть где-то там.

Мы взяли левее и молча ехали даже не знаю сколько. Внутри меня все дрожало и кипело, кожа раскалилась, пропалив футболку и штаны в нескольких местах, на коленях образовались крупные дыры. Только благодаря Дайне, которая вовремя смочила ткань, удалось сохранить одежду целой.

Ужас и гнев смешались в один сплошной комок и не дают успокоиться. Перед глазами все еще стоит лицо Яна с обезоруживающей улыбкой, а в голове пульсирует мысль о предательстве. Предательстве всех подмирцев, когда им это выгодно. Предательстве мира, в котором удобно жить лишь продажным людям. Все продается и покупается. Даже верность.

Погруженная в мрачные размышления, я всхлипнула. Лодин заметил. Положив широкую ладонь мне на плечо, придвинул к себе и чмокнул в макушку.

– Не хнычь, леди-пламя, – сказал он тихо. – Мы справимся.

Я слабо улыбнулась, шмыгнув носом, и положила голову ему на плечо. Но машина неожиданно остановилась. Дайна и Гленна напряженно привстали, вглядываясь вперед, а Клаус проговорил:

– Дальше не проехать.

Гленна вытаращила черные, как угли глаза.

– Конечно не проехать, – возмутилась она густым контральто. – Это же болото! Куда ты нас завел, грязная твоя душонка?

Она угрожающе наклонилась вперед, угрожая сдвинуть спинку сидения объемным бюстом. Дайна же, наоборот, сжалась и делает вид, что ее вообще нет.

Клаус должен был испугаться и пасть на колени, прося прощения, но он только отмахнулся, как всегда отмахивается от женщин, и произнес, глядя вперед:

– Как куда? Туда, где лучше всего искать. Прикинул кое-что, думаю, место подходящее.

– Да что ты мелешь? – снова проговорила земля, темнее глазами. – Может, решил заманить? Сам костюмам отдать?

– Женщина, ты белены объелась? Если бы хотел отдать, для чего такие сложности?

– Откуда мне знать? Я наслышана о вашей семейке. Сам черт вам позавидует.

Клаус фыркнул и хлопнул себя по лбу.

– Да за что мне все это, – прорычал он. – делаешь, делаешь, а только плевки в душу. И вы меня шовинистом зовете? Да я лучше буду трижды шовинистом, чем терпеть ваше нытье и неблагодарность.

– За что благодарить? – наседала Гленна. – За то, что в болото завез? Что за помощь такая? Или ты утопить нас решил? Так у нас Дайна есть, сама кого угодно утопит.

Подмирец огрызнулся.

– Не болото, во-первых, а плавни. А во-вторых, кажется у тебя проблемы с противоположным полом.

– Кто бы говорил! – гаркнула Гленна.

Пока они пререкались, я заерзала и полезла через Лодина к двери. Он вопросительно посмотрел на меня, а я кивнула, мол открывай, а то все подмирцы уже надоели. Он кивнул, дернул ручку и через пару мгновений мы оказались посреди огромного не то, чтобы болота, но точно не суши.

Лодин проговорил, окидывая взглядом гигантские просторы, залитые водой и поросшие рогозом:

– Не ревнуешь?

Я покосилась на него.

– Кого?

– Хороший вопрос, – усмехнулся он, потом добавил: – Ну не Яна же. Не пытайся скрыть, я все вижу. У меня глаз на такое наметан.

– Не говори ерунды, – прошипела я, косясь на подмирцев, которые по одному стали открывать дверцы. – Клаус такой же, как и все здешние, только зуб на меня точит за что-то.

– Зуб? – удивился Лодин. – По-моему, ты кое чего не понимаешь. Но все равно, имей ввиду, не забывай, зачем мы здесь.

Я непонимающе покосилась на него и спросила:

– Что? Да о чем ты вообще?

Но Лодин промолчал, лишь ухмыльнулся, покачав головой.

Когда остальные вышли из машины и приблизились, озадаченно глазея по сторонам, я прошла чуть вперед. Если забыть о костюмах, «Инквизито», огнекрылых и цветке вечности, из-за которого весь переполох, здесь довольно красиво.

Пока ехали, небо затянулось тучами, но не дождевыми, а какие бывают в пасмурный летний день, принося лишь прохладу и умиротворение. Куда ни глянь, всюду осока и рогоз. Там, где его нет, блести черная, как деготь, вода. Где-то пищит кулик, иногда крякает утка, время от времени из далека доносится протяжное кваканье. Легкий ветерок сдувает комаров, и они не успевают сесть на кожу. А в моем случае, козявки моментально превратились бы в сгоревшие комочки.

На секунду закрыла глаза, и представила, что я дома, недалеко от границы с Нижним поречьем, там как раз очень похожее место. Такие же плавни с куликами и цаплями, и лодки, с которых местные ловят сомов.

Внезапно так захотелось домой, что в груди заныло, загудело, как заряженный сердечник. Даже огнекрылый демон уже не кажется таким пугающим после знакомства с подмирцами и их жуткой магией.

Я глубоко вдохнула, стараясь удержать истерику. В этот же момент нос ворвался сладостный запах.

Вытаращив глаза, я прокричала:

– Цветок!

Все метнулись ко мне. Стихии стали принюхиваться, закрывать глаза, причмокивать, наслаждаясь ароматом, от которого меркнет сознание, хочется забыть обо всем и лишь вдыхать.

– Вы чувствуете? – спросила я. – Словно боги ласкают душу.

– О, да, – протянула Гленна низким голосом. – О, да…

Дайна произнесла мягко, наклонив голову влево:

– Он идет откуда-то из-под воды.

Лодин даже оглянулся на нее, пару секунд смотрел, словно решает, шутит она или нет, потом покачал головой.

– Тебе кажется, – произнес он. – Аромат струится сверху. Где воздух чист и прозрачен, как слеза младенца.

– Да что вы мелете, – вмешалась Гленна. – Какой воздух? Какая вода? Обалдели что ли? Ежу понятно, пахнет с острова, я точно знаю, я же земля. Я могу это учуять.

Мой же нос говорит, что запах цветка вечности пробивается сквозь завесу дыма, становясь при этом еще более сладким и дурманящим. Но мысли, на удивление, стали яснее.

Я откинула назад беспокойный локон и проговорила, рассуждая:

– Похоже, мы чувствуем то, что можем. Где именно находится цветок – не понятно, но ясно одно. Он где-то там.

Я указала вперед, на бесконечный простор зарослей рогоза и осоки, которые утопают в воде, охраняя секреты, которые, скорее всего, никто не узнает.

Пока мы таращились, подошел Клаус с бутылью воды, или того, что выглядело, как вода. Он остановился так близко, что ощутила тепло его тела и хотела отшагнуть, но в последний момент передумала.

Быстро отхлебнув, Клаус произнес, тоже устремив взгляд вдаль:

– Не хочу прерывать ваших, без сомнения, важных бесед. Но, если не забыли, за нами погоня.

– Мы помним, – отозвалась я, все еще вдыхая запах.

Я изо всех сил старалась скрыть трепет, охвативший не только из-за цветка, который теперь ровный, четкий, больше не пытается исчезнуть и раствориться, как утренняя греза. Но в груди, время от времени, ухает и дыхание перехватывает.

Шумно сглотнув, я спросила:

– Что это за место? Почему здесь?

Клаус пожал плечами.

– Кто знает, – сказал он. – Если Айскленд ведьмина столица, основанная древними амазонками, то почему не поместить точку сборки сюда? Сейчас здесь плавни, но в стародавние времена тут было устье полноводной реки в пять километров шириной. По ней ходили галеры, груженые золотом и сокровищами.

Лодин хмыкнул и произнес:

– Значит, когда-то подмирцы все же имели достойную меру торговли?

– Имели, – согласился Клаус, кивая. – Говорят, здесь, под слоем ила, среди балок еще можно найти останки этих галер и сокровища. Может, они и правда тут, но соваться в эти топи мало кто рискнет. Сгинуть здесь проще простого, а шансов найти что-то ценное – один на миллион.

Ветерок со стороны плавней усилился, запах цветка заполнил все вокруг, проник в легкие и каждую часть организма. Я голодно сглотнула и произнесла:

– Но нам придется туда пойти.

– Я так и думал, – сказал Клаус. – Поэтому подготовился.

Он кивнул назад. Когда оглянулась, увидела Фила, тянущего целую охапку огромных сапогов из зеленого материала. Пока хакер пыжился, а остальные стихии были заняты вкушением невообразимого аромата цветка, я тихо спросила Клауса:

– Почему ты нам помогаешь?

Он посмотрел на меня льдинками глаз. На секунду показалось, что уголки губ дрогнули и вот-вот растянулся в улыбке, но вместо этого подмирец нова оглянулся на Фила и проговорил:

– Какая ты глупая, Агата. Я помогаю не вам.

– Не нам? – не поняла я, чувствуя привычный страх перед предательством.

Неожиданно Клаус развернулся и наклонился к моему уху, опалив его горячим, почти как у Ферала дыханием.

– Не вам, – повторил он. – Я помогаю тебе.

Я застыла, растерянно хлопая ресницами и не понимая, как реагировать, что думать. Хотела спросить, что это значит, хотя древний ум подсказывает – я знаю ответ. Но в этот момент оглянулся Лодин.

Клаус отшагнул и стал махать Филу, указывая куда тащить снаряжение. Тот, поднеся, бросил все перед нами и отер лоб тыльной стороной ладони, на коже остались темные разводы.

– Фух, – выдохнул Фил. – Тяжелючие. Разбирайте, надевайте.

Гленна покосилась на это добро и проворчала:

– Они же не по размеру. Посмотри на мою стопу и на эту лыжу. Я их на первом шаге потеряю.

– Надевай-надевай, – подбодрил хакер. – Они все одного размера. Особо не покрасуешься.

Гленна еще что-то бурчала, но обуваться взялась первая, а когда закончила, стала возмущаться еще больше, мол, подошва холодная, скользкая, будто босиком было удобней.

Мы тоже повсовывали ноги в безразмерные сапоги. Едва я сделала шаг к воде, как позади послышался шум. Мы переглянулись.

– Вот и гости, – проговорил Лодин.

По реву и грохоту поняли, как спешат машины инквизиторов догнать нас. По мере приближения стало слышно голоса, среди которых различила знакомый.

Клаус вытащил пистолет, направляя в сторону, откуда мы прибыли. Там пока лишь трава по шею, но шум погони приближается с завидной скоростью.

– Проклятье! – выругался он. – Не думал, что так быстро. Надо уходить.

Мягкая и гибкая, как косуля, Дайна прошкрябала сапогами к самому берегу и произнесла:

– Я могу помочь.

– Помогай, – отозвался Клаус. – Идея отличная. Помогай.

Она взмахнула руками, волосы вновь заструились, превратившись в реку с голубой водой. Но в этот раз они потекли на землю, превращаясь в ручей и сливаясь с водой в плавнях.

Дайна стояла, как настоящая богиня реки, о которой поется в древних сказаниях, и постепенно становилась все белей. Она что-то прошептала, в этот же момент из травы на полянку вылетела черная машина с горящими глазами.

За рулем успела заметить Яна. Когда встретилась взглядом с черными пластинками на глазах, под кожей прокатилась огненная волна, затопила внутренности и устремилась на волю.

Он смотрел, как мог бы смотреть Ферал, у которого меня украли в самый важный момент. А я ощущала, как кожа становится все горячее, но уже от гнева.

– Быстрей! – прокричала я, разворачиваясь, чтобы пластинчатый не видел, как загорелись глаза.

Дайна раскинула руки, вода перед ней разошлась, образовав две колышущиеся стены. Не дожидаясь команды, мы бросились по дороге. Лодин бежал последним и успел ухватить Дайну за пояс, чтобы та не отрывалась от дела и случайно не обрушила на нас всю массу воды.

– Не останавливаться! – кричал Клаус на бегу. – Чтобы ни случилось, не останавливаться.

Дорога оказалась сплошняком из ила и грязи, сапоги постоянно разъезжаются, приходится балансировать, как акробат на веревке, широко расставляя руки. Сзади часто доносятся выстрелы, кто-то кричит, но оглядываться боюсь.

Лишь, когда услышала голос Яна, чуть покосилась в сторону. Но сдержалась и помчалась дальше, скользя и рискуя рухнуть лицом в ил. Из-за водяных стен инквизиторам тоже пришлось повылезать из машин и броситься в погоню пешком. Теперь они несутся следом, как стадо разъяренных кабанов, отрывисто перекрикиваясь и чавкая ботинками.

– Агата! – кричал пластинчатый. – Остановись! Стой! Я не причиню тебе вреда!

Но я бежала, а глаза щипало от слез потому, что ему хотелось верить. Больше всего во всей этой истории хотелось верить, что он хороший. От этого становилось еще хуже, и сердце разрывалось на части.

– Не слушай его! – донесся голос Клауса. – Не слушай никого! Беги!

И я мчалась, как испуганная лань, плохо приспособленная для бега по илу. В голове пульсировали слова Клауса «я помогаю тебе», а в ушах все еще гремит голос Яна. Я пыталась собрать все воедино, понять, что за сила заставляет братьев грызться друг с другом и вовлекать в свои грязные игры других. Но мимо просвистела пуля, и мысли разом выветрились.

Когда мы пробежали метров двести, которые показались вечностью, Лодин что-то раздраженно выкрикнул. Я оглянулась и увидела, как Дайна пытается высвободиться из его рук.

– Что ты делаешь? – закричал он. – Что?!

Дайна дрыгнула ногами и выкрикнула в ответ:

– Пусти! Мне надо сделать! Пусти!

Видя, как приближается орда инквизиторов я быстро спросила:

– Уверенна?

– Я знаю, что делаю! – выкрикнула Дайна. – Я ведь не подводила тебя.

Бросив очередной взгляд на преследователей, я кивнула и сказала:

– Лодин, отпусти ее. Ей можно доверять.

Он бросил на меня безумный взгляд, но поставил блондинку в ил. Клаус с криками и проклятиями стал целиться и стрелять в костюмов, которых становится все больше, словно разворотили муравейник и оттуда полезли закованные в хитин солдаты.

Впереди всех Ян.

Черные круги на глазах исходят бликами, губы искривлены, будто терпит нестерпимую боль и приходится сжимать челюсть, чтобы не кричать. Успела заметить, что Клаус ни разу не выстрелил в брата. Только в агентов «Инквизито», которые умело уворачиваются от пуль.

Дайна сделала какой-то пас руками, и водяные стены у берега начали сходиться. Поднялся грохот, какой может быть лишь, когда схлестываются гигантские волны. Костюмы остановились и растерянно заозирались.

Дайна прокричала:

– Бежим! Иначе нас накроет!

Мы ринулись вперед по илу, но водяной грохот неумолимо приближался. Успела подумать, если агентов смоет, то Яна вместе с ними. Думала обрадуюсь, но почему-то ощутила пустоту и горечь, а когда покосилась на Клауса, в груди запекло, будто туда подбросили горсть раскаленных углей.

Блондин мнет губы, словно силится что-то сказать, но внутренняя борьба не дает, и он лишь бросает тревожные взгляды на брата, который несется по пятам с перекошенным от ярости лицом.

Хотела приблизиться и сказать что-нибудь ободряющее, но не придумала, что говорят людям, которые рискуют родственником, пусть даже таким ужасным, как Ян.

Когда расстояние между нами и преследователями сократилось до пары десятков метров, я крикнула Лодину, который снова ухватил Дайну и тащит, как самую слабую и немощную:

– Не успеем! Мы не успеем!

Гленна неожиданно остановилась и упала на колени, глубоко погрузив ладони в ил.

– Не в этот раз, – прогудела она. – Пока я хожу по земле, ни одна тварь нам не навредит.

Потом задрала голову к небу, все больше погружая руки. Глаза стали черными, как торф, чувственные губы раскрылись, а из глотки вырвался гортанный звук.

Лицо Клауса стало бледнеть, глаза расширились и впервые за все время я увидела в них ужас. Его руки затряслись, он закричал, развернувшись лицом к инквизиторам:

– Ян! Ты можешь все изменить! Ян!

Приближаясь с оскаленным лицом, пластинчатый выкрикнул в ответ:

– Иди к черту!

– Ян! – хватаясь за волосы, закричал Клаус.

Прежде не видела его в таком отчаянии, и внутри все сжалось. Я сделала шаг к нему, но Лодин положил ладонь мне на плечо и покачал головой, мол, не твое дело. Пришлось стиснуть зубы и промолчать.

Когда до волны осталось метров десять, почва под нами загудела, дно задрожало и стало быстро подниматься, выдавливая обломки и останки чего-то огромного.

Через секунду нас уже несло на гигантской волне из ила и глины куда-то в глубину плавней. Вокруг грохот, похожий, как если бы кто-то вздумал перемалывать гору, в лицо летят куски грязи. Я не успеваю закрываться, и вся покрылась толстым слоем.

Оглянувшись, увидела, что водяные стены смыкаются за нами по пятам, оставляя за собой возмущенную поверхность. Темная поверхность блестит в дневном свете и моментально затягивается изумрудно-зелеными водорослями.

Я охнула, пораженная мощью подмирской стихии. Но еще больше от осознания, что всех инквизиторов смыло потоком, в который затянуло и брата Калуса. В глубине души надеялась, что пластинчатый не такой плохой, и великие боги спасут его, потому, что его брат помогает великому делу, надеялась увидеть над водой его голову. Но там лишь волны.

– Мне так жаль… – прошептала я и посмотрела на Клауса.

Тот с каменным лицом смотрит вперед, глаза не моргают даже когда в них попадает грязь. Губы сжаты, но подбородок подрагивает, а щеки побледнели настолько, что стал похож на саму смерть.

– Мне… – начала я, надеясь подыскать слова утешения.

Но нас резко тряхнуло. Волна ила ударилась обо что-то, и нас швырнуло на сушу. Меня кувыркнуло два раза, в рот попала грязь, я закашлялась и застыла, мысленно проверяя, все ли цело. Несколько секунд лежала и слушала, как ругаются Лодин с Гленной.

– Ты нас чуть не покалечила!

– Покалечила? Я вас спасла! Значит, когда Дайна нас чуть не утопила, это помощь, а моя земляная волна, опасность смертельная? Значит это благодарность?

– Да, уж благодарность, – усмехнулся Лодин. – Ты сама давно спасибо говорила?

Я поднялась, все еще слушая пререкания. Клаус, бледный, как весенний снег, возится с Дайной, которая так ослабела, что не держится на ногах – растянулась на земле и тяжело дышит. Фил сидит в сторонке, положив локти на колени и таращится в землю. Видимо, его сильно ударило.

– А кому говорить спасибо? – продолжала бесноваться Гленна. – Тебе? Да за что? Ты нас чуть не утопил, пока из лодки выбирались.

Лодин даже выпустил вихрь из носа от возмущения.

– Интересное дело, – удивился он. – Я вообще раньше всех согласился на это путешествие. И взялся защищать Агату в Подмире. И даже сейчас, когда вокруг меня куча крикливых сестер, продолжаю. А за то, что не дотащил вас до поверхности, великодушно простите. У меня в Подмире ограниченные возможности.

– Какое одолжение, – фыркнула Гленна.

Я слушала, как они спорят, но слова доносились, как из-за стены потому, что внимание сконцентрировалось на Клаусе. Тот стал похож на восковую статую и механически шевелит руками, помогая Дайне прийти в себя. Глаза не мигают, взгляд стеклянный, а пальцы трясутся, как у пойманного вора.

Пока Лодин был занят Гленной, я приблизилась к подмирцу и проговорила тихо:

– Клаус, я… Мне…

Он неожиданно поднял на меня взгляд, полный боли, на какую моему опыту, он не мог быть способен. Помогая Дайне сесть, он проговорил бесцветным голосом:

– Он был моим младшим братом.

– Ох, Клаус…

– Я вырастил его, научил всему, что знаю сам, – оборвал он меня. – И он выбрал не тот путь. Сам выбрал. Но…

Его голос оборвался, голова опустилась на грудь, он отвернулся и вцепился пальцами в волосы. Сердце сжалось от бессилия и ужасного, жгучего чувства, которое могло бы спалить не только Звенящую Долину, но и весь Нижний мир в придачу.

Захотелось упасть на колени рядом с Клаусом, обнять его и сказать, что все будет хорошо, что это кошмарный сон, а когда проснется, не будет никаких стихий, Трехмирья и инквизиторов.

Но едва протянула к нему руку, ноздри затрепетали от запаха. Не такого резкого, но очень приятного, теперь он кажется легким флером розовых кустов.

– Ребята… – позвала я, оборачиваясь к зарослям рогоза.

Лодин с Гленной продолжали ругаться.

– Одолжение? – спросил он. – Я хотя бы знаю, что делаю. А из-за тебя мы, похоже, потерялись в одних из самых больших плавней миров!

Я продолжала удаляться в заросли, чувствуя, как запах становится все приятней и мягче. Позвала снова:

– Ребята.

Но Лодин и Гленна сцепились, как настоящие близкие родственники, которые прожили бок о бок не один десяток лет. Даже отойдя так далеко, слышу сопение обоих.

Гленна фыркнула.

– Прям, самых больших. Что, прям самых?

– Не знаю, – бросил черноволосый. – Но посмотри сама, тут сплошные заросли и вода.

Я остановилась, подняв взгляд и застыла, не решаясь моргнуть. Во рту пересохло, колени затряслись, а в глазах защипало. Захотелось рухнуть на колени и возносить молитвы всем богам, каких помню, рыдать и смеяться одновременно.

– Ребята! – только и смогла прокричать я в третий раз.

– Что? – хором отозвались Гленна и Лодин.

Споря и пререкаясь они приблизились и застыли, потом подошли остальные и тоже замерли в благоговейном оцепенении.

Перед нами высотой метров в пять крутится столб, в который может поместиться лошадь. Поверхность исходит всеми цветами радуги, мерцает и искрится, словно праздничная накидка верховного мага, и вовсе не понятно, почему этот столб не видно издалека. Лишь оглянувшись, заметила за зарослями рогоза что-то вроде силового щита, который скрывает столб от внешнего мира.

Внутри столба повис шар. Грани переливаются, как зеркало, отражая и преображая все, что попадает в поле обзора.

– Как красиво, – прошептала я.

Гленна и Лодин забыли друг о друге и таращатся во все глаза.

– Поверить не могу… – проговорил черноволосый восхищенно. – Мы дошли. Мы нашли!

Из-за зарослей показался Клаус, все такой же бледный и потерянный. Когда увидел сияющий столб с радужным шаром внутри, пару минут разглядывал бесстрастно и равнодушно, словно из него вынули сердце. Потом во взгляде все же мелькнуло нечто привычное, похожее на Клауса, который во всем пытается найти суть, то, что отличает его от всех встреченных мною подмирцев. И даже от Яна, который был его братом.

Уголок губ дрогнул, словно дернулся нерв, но мне хотелось верить, что это слабая попытка улыбнуться.

– Это она, – произнес Клаус ровно. – Точка сборки. Зерно мировой оси.

Все так же вглядываясь в радужный шар, он медленно приблизился к столбу и протянул руку. Послышался вскрик, Клаус отдернул ладонь и спрятал подмышкой. Я подбежала и потребовала, чтобы показал руку.

Подмирец отказался, пришлось силой вытащить ее. Ладонь оказалась обожжена, словно он схватился за меч, который только выковали. Кожа покрылась волдырями, кое-где сморщилась и слезла.

– Нужно обработать, – сказала я.

Клаус поморщился и кивнул.

– Нужно. А… зараза, как печет.

Подошла Гленна и взяла его ладонь из моей.

– Я займусь, – проговорила она неожиданно участливо. – Я умею обрабатывать раны. И заживить помогу.

Они отошли в сторону, послышался треск ткани. Брюнетка отрывала от подола лоскуты, чтобы потом перевязать рану, пока Дайна поливала ее превращенными в воду волосами. Я ощущала легкий укол ревности, но понимала, что лучше них с лекарскими делами никто в нашем отряде не справится.

Слева появился Лодин, красивый и статный в свете силового столба, который предусмотрительно стоит для защиты цветка от вторжения и любопытных глаз.

– Давай, – подбодрил он. – Кроме тебя его никому не достать.

– Мне так жаль, – проговорила я, глядя как Гленна с Дайной обрабатывают ожог Клаусу. – Лодин, это ужасно. Ужасно. Я так понимаю его боль. Я ведь отправилась в Подмир для того, чтобы мой дом, мои родные были в безопасности. А он потерял…

Воздух в груди застрял, я замолчала, не сводя взгляда с Клауса. К горлу подступили рыдания, а огненные муравьи под кожей превратились в гигантских жуков и застыли на месте. Лишь через минуту удалось взять себя в руки.

– И самое ужасное, – продолжила я сдавленно. – Это все из-за нас. Из-за меня. Почему? Почему он пошел на это?

– Ты прекрасно все понимаешь, – отозвался Лодин неожиданно мягко. – Он знал, чем это все грозит. Надеюсь, что знал. Но ты должна помнить, что от нас, от тебя, зависит судьба Трехмирья и вселенского равновесия. Очень советую обдумывать каждое движение. А сейчас возьми себя в руки и забери цветок.

Душа сжалась. Я снова посмотрела на Клауса и наши взгляды встретились. В эту секунду поняла, если бы ему дали возможность, он поступил бы так еще раз.

Подмирец коротко кивнул и указал взглядом на столб света. Глубоко вздохнув, я сделала шаг.

Неожиданно раздался выстрел, пуля просвистела прямо над моим ухом. Мы замерли.

– Не двигаться! Всем не двигаться я сказал!

Мне все же удалось чуть повернуть голову. Из зарослей рогоза вышел Посредник с пистолетом, направленным прямо на меня. На глазах пластинки, похожие на пластинки Яна, только прямоугольные. Я горько усмехнулась тому, что сразу не сопоставила одно с другим.

Потом показался Черный Ян, тоже с пистолетом, но держит его вниз, а сам смотрит на меня черными круглешками. Краем глаза успела заметить, как расширились глаза Клауса.

– Ян, ты жив… – проговорил он.

– А ты уже порадовался? – хмыкнул пластинчатый.

– Что ты несешь? – вытаращив глаза, спросил Клаус.

Посредник скомандовал:

– Молчать! Никаких шуток, я выстрелю в любого, кто посмеет противиться.

До цветка оставалось всего пара метров, всего шагнуть, протянуть руку.

Сердце зашлось в бешеном ритме, разнося по телу жидкий огонь, запертый в плотную оболочку Подмира.

– Давай, Агата, – приказал Посредник. – Достань нам точку сборки. Но не смей ее активировать. Иначе пристрелю тебя. И не сомневайся, что сделаю это.

Клаус переводил взгляд с меня на брата и обратно. Я снова видела борьбу в его глазах и не знала, что делать, если инквизиторы все же вынудят отдать им цветок.

Ян посмотрел на меня и проговорил:

– Агата, прошу тебя, не сопротивляйся. Просто дай ему, что просит, и все закончится.

– Да, – ухмыльнулся костюм. – Закончится. В этом можешь быть уверенна.

– Ты обещал не трогать ее и моего брата, – напомнил Ян хмурясь.

– Какая неожиданно трогательная забота, – усмехнулся посредник. – Может и обещал. Но все зависит от исхода. А теперь не тяните и делайте, что говорят.

Перед глазами пронеслись образы из детства, мама, заботливо готовящая пирог на Весеннее равноденствие, пастуший сын, даже верховный маг с Фералом. Картинки сменялись быстро, как, наверное, бывает, перед смертью. Слышала, перед этим жизнь проносится, как одна секунда. А в конце всей этой ленты почему-то возникло лицо Клауса с насмешливой улыбкой.

Я болезненно скривилась и произнесла, стараясь на него не глядеть:

– Вам нельзя пользоваться цветком вечности.

– Это не тебе решать, деточка, – зло бросил Посредник. – Когда у нас будет такой мощный источник энергии, мы сможем покорять другие планеты, строить там города. Что ты знаешь об этом? Человечеству уготована великая миссия, и не в твоих силах это остановить.

– Если подмирцы начнут расселяться по другим мирам, всему придет конец, – горько сказала я. – Я видела ваш мир. Он слишком плотный. И мысли ваши слишком плотные. Вам лучше оставаться здесь и попытаться исправить то, что уже сделали.

Щеки Посредника покраснели, ноздри раздулись, как у разъяренного буйвола, он проревел:

– Достань точку сборки!

– Нет, – спокойно ответила я.

– Нет? – переспросил он все больше краснея. – Тогда кто-нибудь из них это сделает. А ты не нужна.

Он прицелился. Губы растянулись в злобном оскале, я даже не успела сказать, что другие стихии не смогут пройти через столб раскаленной силы.

А потом все словно замедлилось.

Я просто стояла и смотрела, как его палец давит на рычаг, как срывается с места Лодин и толкает меня в сторону. А еще как Ян кидается на Посредника, пытается заломить ему руку, они борются, сцепившись так плотно, что даже просвета не видно.

Потом гремит выстрел.

Мир совсем замирает, а когда снова начинает двигаться, Ян медленно сползает на землю, держась за бок.

Гремит второй выстрел, и Посредника откидывает назад. Он падает, раскинув руки и больше не двигается. Когда повернулась и увидела Клауса с пистолетом, из которого исходит легкий дымок, время снова пришло в норму.

Клаус бросился к Яну. Тот упал навзничь и слабой рукой зажимает бок, на футболке растекается мокрое пятно.

– Ян, Ян, – заговорил Клаус, обхватив голову брата и заглядывая в глаза. – Какой же ты идиот, Ян. Ты живой? Ян? Ты всегда был идиот. Ян?

Пластинчатый зашевелил губами, голос прозвучал слабо.

– Я… тебя… ненавижу…

– Знаю, знаю, – быстро проговорил Клаус, зажимая рану, но пластинчатый бледнеет на глазах. – Я тебя тоже. Только не помирай, ладно? Ты меня слышишь? Не засыпай!

Ян прохрипел еще тише:

– Агата… Я… говорил… В этой истории я хороший парень…

– Конечно хороший, – тараторил Клаус, все сильнее надавливая на рану. – Самый хороший. Ян, какой ты дурак… Ян держись, не умирай.

– Агата… Цела? – едва слышно спросил пластинчатый.

Клаус судорожно закивал.

– Да-да, все целы. Все живы. И ты будешь жив. Ты будешь жив. Нельзя умирать по два раза за день. Слышишь? Слышишь меня?

Пластинчатый повернул голову и посмотрел на брата из полуопущенных век.

– Клаус… – прошептал он бледнеющими губами.

Потом Ян замолчал. Реальность накрыла ледяной волной, внутри все упало, хотела броситься к ним, помочь. Сделать хоть что-нибудь. Человек, подмирец, который казался последним оплотом предательства за секунду переменился и бросился под пулю, чтобы защитить меня. Я вдруг поняла, что Клаус всегда видел в брате только хорошее, несмотря на все разногласия.

Я сделала шаг к ним, намереваясь сделать все, что в моих силах, но локоть сжали прохладные пальцы.

Когда оглянулась и подняла затравленный взгляд на Лодина, тот произнес:

– Цветок, Агата. Это не наш мир, не наша боль.

– Тогда почему я ее чувствую? – прошептала я, ощущая, как рыдания сдавили горло.

Лодин повторил:

– Цветок. Ты должна.

– Я всегда кому-то что-то должна, – произнесла я бесцветным голосом.

Что-то острое и страшное разрывало грудь. Если бы во мне взорвался вулкан, не испытала бы и части того, что убивало меня вместе с тем, как этого подмирского предателя покидала жизнь.

Стараясь не смотреть на Клауса, не слушать, как он просит брата не умирать, потерпеть, дождаться помощи, я шагнула через в силовой столб. Тело охватила легкость и невесомость, какая бывает лишь, когда воспламенюсь. Если бы не боль, разрывающая душу на части, могла бы обрадоваться. Но сейчас даже горящая, как смоляной факел кожа, только заставила катиться лаву из глаз.

Я протянула руку к цветку, тот опустился в ладонь, легонько покалывая пальцы. Когда вышла из силового столба, голова Яна запрокинулась, но Клаус все еще надавливает на рану, пытаясь остановить кровотечение.

– Он умер? – выдавила я.

– Нет, – дрожащим голосом проговорил Клаус. – Еще нет…

Подошел Лодин. Дайне и Гленне приближаться к подмирцам он тоже не разрешил, несмотря на то, что они были местными. Велел оставить их наедине с горем, и не мешать творить подмирскую магию, если она может помочь.

Но она не помогала. Я видела, что не помогала. Даже Фил не стал мешать Клаусу проститься с братом и сидит у зарослей рогоза, поджав ноги.

– Положите руки на цветок, – приказал Лодин неожиданно властно и серьезно.

Гленна и Дайна подчинились, а я пару секунд ждала знака свыше, знамения, чего угодно, что могло бы изменить ход вещей, подарить надежду.

– Агата? – произнес Лодин.

Я судорожно вздохнула, бросив исполненный боли взгляд на подмирцев, накрыла второй ладонью цветок.

Поднялся ветер. Мощный, свирепый, какой бывает суровыми зимними вечерами. Волосы Лодина поднялись, заветрелись ураганом, глаза потемнели, а через секунду нас, как пушинок, подняло над землей.

Когда опустила взгляд, вместо травы увидела окно, в котором блестит стеклянный пол, мерцают сиреневые кристаллы, а посреди зала Фарбус задрал голову и смотрит на нас.

– У вас получилось! – донесся его голос словно сквозь пелену. – Но кто эти девы?

– Это стихии, – гулко произнес Лодин. – Они рождены в Подмире и не могут пройти с нами.

Знак на лбу Фарбуса сверкнул, он кивнул.

– Не могут, – согласился он. – Разве что, если вам так хочется, вместо них в Подмире останетесь вы.

– Ну нет, – все так же гулко усмехнулся Лодин.

В голове вспыхнуло. Я оглянулась на Клауса, который все еще сжимает тело брата. Лицо Яна бледное, губы приоткрыты, лишь по слабому колыханию грудной клетки видно, еще жив.

Грудь обожгло, сердце забилось, как перепуганная белка в силках, я опустила взгляд и прокричала Фарбусу:

– Здесь умирает человек! Ты можешь его вылечить?

Фарбус на секунду растерялся, потом проговорил озадаченно:

– Если он еще жив, думаю, да. Я в моей власти исцелить любого живого. Но если он перейдет в Трехмирье с помощью цветка, кто-то должен остаться там…

Я вновь оглянулась на Клауса. Тот поднял на меня взгляд, полный непонимания вперемешку с обреченностью.

Снова повернувшись к Фарбусу, я спросила:

– Ты выполнишь обещание? Запрешь Ферала в Нижнем мире, что бы он не смел нападать ни на Звенящую долину, ни на любую другую.

Лицо Смотрителя приняло оскорбленное выражение.

– Если ты хотела меня унизить…

– Прости, – поспешно извинилась я. – Я не хотела… Фарбус, спаси этого человека. Спаси Черного Яна.

– Но тогда… – снова попытался сказать смотритель.

Я закончила:

– Я остаюсь.

Лодин ошпарил меня таким взглядом, которого прежде у него не было. В нем смешалось все, от страха, до бешенства. Свободной рукой он вцепился мне в локоть, голос прозвучал тихо, но напряженно.

– Агата, что ты делаешь? – спросил он. – Не известно, сможешь ли ты вернуться. Это опасно. И я не смогу тебя защитить.

Я посмотрела на него со всей нежностью, на какую может быть способен огонь и улыбнулась.

– Лодин, – сказала я, чувствуя, как уверенность растекается по телу горячими волнами. – Всю жизнь все решали за меня. С кем дружить, куда ходить, за кого выходить за муж. Даже в Подмир отправилась не по своей воле. Но остаюсь я тут добровольно. У меня появилось право выбора и возможность спасти человека. Пусть не самого честного, но Трехмирье его воспитает. Мне предрекали пророчество. Но сейчас я вольна сама творить судьбу. И это мой выбор.

На лице Лодина застыл ужас вперемешку с неприкрытой тоской, он открыл рот, чтобы возразить, но только покачал головой, понимая, что меня не переубедить.

В этот же момент на границе миров проступило лицо Ферала. Хищное, прекрасное лицо искажено такой мукой, что стало его немного жаль, но когда вспомнила, как жестоко хотел обойтись со мной, пусть даже во сне, жалость испарилась.

Прежде его видела лишь я, но сейчас взгляды всех устремились на огнекрылого. Лицо Лодина стало черным, как грозовая туча, он сжался, словно пружина, готовая распрямиться в любую секунду.

– Убирайся, исчадие, – прогудел он.

Ферал запрокинул голову и захохотал:

– А кто меня прогонит? Ты? Это вряд ли. Я правитель Нижнего мира. Правитель! А не какой-то ветерок, заточенный в плотное тело. Агата?

Он повернулся ко мне и опалил таким вожделенным взглядом, что даже Дайна и Гленна охнули.

– Идем со мной, – прорычал Ферал. – Ты моя. На тебе моя печать. Я не собираюсь отдавать тебя каким-то букашкам из неведомого мира. Иди сюда немедленно!

Когда огнекрылый протянул ко мне руку, я отшатнулась и едва не выпала из силового круга, который создал цветок вечности.

– Ты не можешь мне приказывать, – тихо проговорила я.

– Еще как могу, – хохотнул он. – И ты будешь меня слушать, иначе я сожгу Звенящую Долину.

– Значит, – уточнила я, – все еще не сжег?

– Будь у меня больше времени, сжег бы, – ухмыльнулся Ферал. – Жаль, что за секунду нельзя этого сделать.

Я перевела непонимающий взгляд на смотрителя, который одними губами переговаривается с Лодином и что-то незаметно показывает. Лодин кивает и щурится, как кот, готовящийся к броску.

– Фарбус, – проговорила я, – ты говорил, что пока нас нет в Трехмирье, для остальных наше время идет иначе. Так?

Фарбус кивнул.

– Совершенно верно, – сказал он. – Ферал при всем желании не смог бы поджечь даже соломинки, поскольку в нашем мире прошла лишь секунду, а в Подмире…

– Несколько дней, – закончила я победно посмотрела на огнекрылого. Но потом снова спросила смотрителя: – Но как он может со мной говорить? И донимать во сне?

Фарбус постучал указательным пальцем себе по шее и произнес:

– Метка. На тебе его метка. Пока тело его стоит посреди твоего дома в Звенящей Долине, разум следует за тобой.

– Цветок решит эту проблему? – поинтересовалась я, поглядывая на Клауса, который прижимает бледное тело Яна к груди, словно так может продлить его жизнь.

Смотритель всплеснул руками.

– О, за минуту! – сказал он. – Цветок силен и сделает все, о чем договаривались за минуту.

– Тогда я знаю, что делать, – произнесла я, чувствуя, как по телу носятся раскаленные волны, способные расплавить самого Ферала.

Огнекрылый все это время слушал нас с видом полного непонимания, ноздри раздувались, выпуская клубы дыма, а глаза с каждой секундой становились все уже.

Когда я закончила говорить, он прорычал:

– Хватит болтовни! Агата, иди сюда немедленно.

Он потянулся ко мне, в этот момент из глотки Лодина вырвался вой, похожий на гул ветра в дымоходе, только сильнее и мощнее. Его тело стало прозрачным, а потом и вовсе растворилось, но внутри силового круга поднялся ураган такой силы, что меня в который раз чуть не выкинуло. Пришлось растопырить руки и изо всех сил концентрироваться на равновесии.

Через секунду вся мощь ветра обрушилась на Ферала, который, видимо, думал, что в безопасности за зеркальной поверхностью. Его закрутило и стало трепать, как лист в осеннем смерче, потом он повис в воздухе, не в силах пошевелиться, вперив в меня полный бешенства взгляд.

– Агата… – прорычал он.

Из неоткуда донесся гулкий голос Лодина:

– Может в Подмире я и заперт в плотное тело. Но внутри силового столба не Подмир. А значит, могу делать все, что хочу и с кем хочу. И пока существует воздух, ни одна тварь не навредит огню. Понятно?

– Ты пожалеешь, – прогремел Ферал, беспомощно дрыгая ногами в воздухе.

– Это вряд ли, – усмехнулся голос Лодина. – Давайте, делайте, что задумано. Агата, ты не передумала?

Я снова посмотрела на подмирцев, Клауса, который уже сам такой же бледный, как Ян. Блондин впился в меня взглядом и замер, ожидая решения, от которого зависит жизнь брата.

Пару секунд я смотрела на них и пыталась понять, как Подмир смог создать людей, в которых уживаются любовь и ненависть. Потом покачала головой.

– Нет, Лодин. Я не передумала.

– Тогда действуйте, – послышался слегка печальный голос ветра.

Я кивнула подмирцу.

Из груди Клауса вырвался стон облегчения. Забыв, что брата скорее всего, не увидит никогда, он подтащил Яна к зияющему в земле окну и тихонько опустил ноги в портал.

– Осторожней, подмирец, – предостерег его Фарбус, – Не свались сам. Иначе обречешь еще одного на жизнь в вашем мире. Отойди. Дальше я сам.

Клаус отполз назад, таращась, как Фарбус одними лишь взмахами рук переместил Яна на стеклянную кушетку, выросшую прямо из пола. Быстро оглядев тело пластинчатого, смотритель произнес:

– Это ерунда. Я восстановлю его органы лучше прежних. В Трехмирье это куда легче. Агата, могу я дать тебе совет?

– С благодарностью его приму.

– Ты остаешься там… – сказал он немного смущенно. – Просто… Будь осторожна. В Подмире все сложно.

– Я знаю, Фарбус, – произнесла я, впервые за всю жизнь чувствуя невероятное облегчение. – Знаю. Мои силы здесь ограничены. Но их хватит, чтобы защищать себя, а может и других. К тому же, у меня есть Клаус и девочки. И даже Фил.

Гленна и Дайна закивали и хором выдохнули:

– Да-да, мы ее не дадим в обиду.

Фарбус тяжело вздохнул.

– Печально, что в этом эоне большая часть стихий досталась Подмиру. Но что поделать. Такова природа мироздания. Магия тоже должна перетекать и путешествовать. Иначе застоится. Вы, стихии, ее частицы. Частицы магии, которые несут силу во все миры. Действуйте обдуманно, взвешивайте каждое решение. Особенно в Подмире. Это я говорю каждому воплощению стихий. Но этот случай особый.

– Из-за Подмира, – проговорила я.

Смотритель кивнул.

– Из-за Подмира, – согласился он. – Иди, Агата, и освещай Подмир магией огня, магией знания.

Я улыбнулась, в груди растеклось доселе неизвестное, приятное чувство, названия которому не знаю. Но жар, который возникает, когда делаешь что-то хорошее и правильное не спутать ни с чем другим.

Подул ветерок, волосы растрепались, а я ощутила, как невидимый Лодин наклонился к самому уху и прошептал, в голосе засквозила печаль и тоска:

– Ты остаешься. Нас разделят даже не стены, и не километры. Но знай, там, по ту сторону Вормхола у тебя есть брат, который придет сквозь эоны и слои мирового пирога, чтобы набить морду тому, кто тебя обидит.

Я засмеялась, по щеке скатилась очередная порция лавы.

– Я знаю, Лодин. Знаю.

Потом мы стали опускаться. Едва Лодин спрыгнул в портал, забрав с собой цветок вечности, окно закрылось. Моя трехмирская способность воспламеняться снова ушла вглубь.

Некоторое время я еще слышала голос Ферала. Но потом он затих, образ померк и растворился, как утренняя дымка. Печать на шее исчезла, а я в первые за долгое время смогла спокойно вздохнуть.

Спустившись на землю, которая теперь снова сырая, подошла к Клаусу и положила ладонь на плечо, чувствуя, как по венам растекается новый, доселе неизвестный жар.

Силовой столб исчез, а с ним и необходимость в защитном барьере. Но мне они больше не нужны потому, что теперь знаю, подмирцы не так плохи, если готовы на жертву, даже если душа черна, как у Яна.

– Что будем делать, Клаус? – спросила я, вдыхая неожиданно приятный воздух Подмира.

Он посмотрел на меня, потом кивнул Дайне и Гленне, чтоб подошли, и спросил:

– С ним все будет в порядке?

– О, не сомневайся, – заверила я. – В руках Лодина и Фарбуса он станет ну просто новым человеком.

Клаус с облегчением выдохнул, лицо заметно разгладилось, а губы даже чуть тронула улыбка. Его рука неожиданно обвила меня за талию и притянула к себе, а я снова почувствовала себя в безопасности.

– Я тебе верю, – прошептала я.

Подмирец наклонился, его лицо оказалось так близко, что смогла разглядеть темные прожилки в голубых, как льдинки глазах.

– Ради этого я готов даже умереть, – прошептал он и легонько коснулся губами моих губ.

Меня прошибло молнией, огненные муравьи под кожей загудели, будто разом решили трясти брюшками, а солнце в груди медленно потекло по телу, словно и впрямь поднимается на небосвод.

Щеки потеплели, я потупила взгляд и сказала:

– К тому, чтобы ты умирал я не готова.

– Тогда у нас уйма дел, – сказал Клаус, уводя меня вперед. – Ты не представляешь, как огромен наш мир. Вообще-то он называется не Подмир. И ты не видела наших главных городов. Фил, поднимайся, идем. Все живы. Но с начала, Агата, тебе нужно купить новую одежду. Ты ведь самая красивая женщина, какую я когда-либо встречал.

Оглавление

Пролог. Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18 Глава 19 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg