«Ёлка Для Вампиров (СИ)»

Ёлка Для Вампиров (СИ) (fb2) - Ёлка Для Вампиров (СИ) 844K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Антонина Львовна Клименкова

Ёлка Для Вампиров Антонина Бересклет (Клименкова)

1

Некрасивых вампиров не бывает —

они вымирают, не выдерживают

естественного отбора.

Народная примета

— Вы точно хотите ее получить? Точно-точно?

— Совершенно уверен.

— Шеф, но она же такая… обыкновенная. Зачем она вам?

— Я хочу ее. И ты знаешь, я всегда получаю то, что хочу.

— Ох, знаю, шеф.

— Хочу выпить ее всю до капли. Хочу сжать в своих руках, пока последний вздох не сорвется с ее губ… Просто хочу!

— О, шеф! Да в вас пробудилась жажда? Почту за честь уступить ее вам, раз эта серая мышка сумела с первого взгляда вас поразить. Давно ваши прекрасные глаза не сверкали таким ярким огнем!..

— Угомонись, Люсиль. Иди уже работать.

— Слушаюсь и повинуюсь!

— Я сказал работать, а не распускать по офису сплетни.

— Буду тиха, как надгробный камень!

— Говорят, на надгробье умещается вся человеческая жизнь…

— Угу, в двух скупых цифрах.

— Нет, в одной черточке тире между ними.

— Как же серьезно запала в душу вам эта девчонка!

— Сгинь с глаз.

— Уже!

___________

— Вы точно уверены, что хотите ее получить? Эту работу?

Соня робко кивнула. Еще раз промямлила о своей подружке, которая давно обосновалась в этой конторе, а теперь вот притащила и ее на собеседование. Люська, обманщица, клятвенно заверяла, будто вакантная должность создана специально для нее, для Сони. Будто бы и делать ничего не придется, и зарплата суперская, и коллектив отличный. И ее, Сонькиных, умений будет как раз достаточно. Хотя какие у нее умения-то? Ни специального образования, ни опыта работы приличного.

Соня вообще не понимала, почему собеседование тянется так долго. Эта важная дама за столом напротив с невообразимой дотошностью вот уже полчаса изучает каждое слово в коротеньком резюме. Что там изучать? Десяток строчек! Училась в облупленной школе, работала, куда бог пошлет, в универ не поступила, на платное денег не накопила. Ну и отказала бы сразу, чего тянуть-то? Как же Люська-трепло подставила! С Сонькиным ли рыльцем в такую контору соваться? Нет же, не может воспитанная леди сразу отказать, невежливо это. Вот сидит в своем кожаном кресле с высокой спинкой, губки брезгливо поджимает, сквозь очочки резюме разглядывает, будто от прожигающего взгляда на бумаге между строк тайные письмена выступят.

Соня не знала, куда руки деть. Сцепила пальцы, чтобы не дергались суматошно, уместила на коленки, прикрытые скромной юбочкой. Но конечности спокойно лежать не желали, посекундно вскидывались то челку за ухо завести, то пуговку на воротничке застегнуть-расстегнуть, юбочку пригладить, молнию на сумке потеребить, открыть-закрыть…

Звякнул телефон на столе.

Соня пугливо дернулась. Сумочка, что примостилась на сидении кресла между коленями и подлокотником, скатилась на пол.

Заведующая кадрами сняла трубку. После короткого сухого «да?» мигом потеплела лицом и голосом:

— Да, Ольгерд Оскальдович! Что? Как раз у меня! Да, никаких возражений… Ну что вы! Раз вы так полагаете… Конечно-конечно!.. Даже так?..

Пока вдруг растаявшая суровая дама щебетала в трубку и зачем-то мило улыбалась шкафу, что молча стоял в углу кабинета, Соня старательно пыталась сделаться невидимкой, чтобы не подумали, будто она подслушивает разговор. Беспокойные руки машинально потянулись к стоявшему на столе поверх стопки пухлых папок стеклянному шару. Соня подивилась на тонко изготовленный сувенир: премиленький домик, заключенный в хрустальную сферу. Изящно сделанные бревнышки сруба казались настоящими, резные наличники на окошках, крылечко с перильцами поражали мельчайшими деталями. Потревоженный встряской, завихрениями вьюги поднялся снег, заискрился, заполнив собой сказочный мирок…

Соня поспешила поставить игрушку на место. Не обратила внимания, как оставшаяся без груза стопка глянцевых папочек потеряла устойчивость и стала медленно расползаться, так что вернувшийся на свое место шар тоже медленно пополз к краю. Однако Соня уже смотрела на ярко блестящую позолотой авторучку. Та лежала на столе ровно перед ней, словно предлагая что-нибудь подписать или хотя бы повертеть в руках. Соня и повертела, и случайно развинтила. Из неловких пальцев выскочил колпачок, из трубки вдруг выстрелил стержень на пружинке — и ударился о снежный шар. Будто только этого и дожидавшись, шар с готовностью соскользнул по шаткой стопке вниз и…

Вскочив, с грохотом опрокинув стул, Соня успела предотвратить кабинетную катастрофу.

Завкадрами положила, наконец, трубку и развернулась в своем кресле к посетительнице. Соня в растерянности сидела под столом, держа в одной руке шар как державу, в другой сжимала развинченную авторучку. Вокруг валялись бумаги и папки. Последняя папка под неодобрительным взглядом дамы медленно, будто нарочно, съехала с края стола — и ударила корешком по коленке, больно.

— Простите, — поежилась Соня. Торопливо и неуклюже поднявшись, поставила шар и положила злополучную ручку. — Кажется, я должна идти. Спасибо, что уделили мне столько времени.

Она неловко подхватила с пола свою сумочку. Из расстегнутой молнии на ковер высыпалось всё содержимое, пришлось присесть на корточки и собирать.

— Прошу прощения, — бормотала Соня, краснея до кончиков волос. — Извините, что отняла столько времени, я пойду…

— Да, пойдемте, — поднялась с пружинистого кресла и дама. — Я познакомлю вас с нашим дружным коллективом.

— В каком смысле? — подняла голову Соня.

— Вы приняты на работу, — без особого радушия сообщила дама. — Раз шеф лично распорядился, что я могу?.. — Она лишь развела руками.

— Спа… Спасибо большое, — недоверчиво пролепетала Соня.

________

«Дружный коллектив» оказался сплошь женским. (За исключением директора и его личного шофера. Впрочем, их Соня видела в первую неделю работы пару раз, и то мельком.) Причем все дамы были как на подбор — бизнес-тигрицы, леди-акулы. Благодаря стараниям косметологов и тренеров фитнеса и йоги, возраст любой из них навечно застыл на изысканных тридцати. Их ухоженным лицам, подтянутым фигурам, безупречным прическам и маникюру простушка Соня могла только позавидовать. Не удивительно, что, когда представили новую сотрудницу как личную помощницу директора, в их глазах блеснуло презрение, искры которого не смогла притушить поволока покрытых дорогой тушью ресниц, а сверкающие помадой губы сложились в одинаково снисходительные улыбки.

— Просто завидуют тебе! — шепнула на ухо вконец оробевшей подруге Люська.

— Было бы чему, — отмахнулась Соня от обманщицы.

Сама Люсиль исполняла должность секретаря, поэтому в офисе задерживалась не часто — неотступно преследовала разъезжающего по городу и весям директора.

А вот в чем заключалась работа Сони, никто новенькой разъяснять не торопился. Офисные дамы лишь ласковым тоном мачехи Золушки наперебой отдавали ей пустяковые поручения: то сбегать купить пачку бумаги, то отнести письма на почту, то за кофе сгонять, за печеньем или тортиком… Соня крутилась как белка в колесе, но особого смысла в своей работе не видела. Уборщица и то, пожалуй, занимала в офисной иерархии куда более уважаемое положение.

Даже спустя неделю она так толком и не поняла, каким именно бизнесом занимается их организация. Вроде бы это был коммерческий банк, выдающий кредиты предпринимателям. Однако кредитами дела не ограничивались, Соня постоянно слышала разговоры о собственных торговых площадях, строительстве и сдаче в аренду крупной недвижимости, игре на международной бирже валют, о финансировании частного учебного заведения, научно-исследовательского института с химико-биологическим уклоном, фармацевтической компании — и так далее, и тому подобное. Казалось, нет такой сферы деятельности, где их контора не стремилась бы получить прибыль. Через их офис проходили невероятные финансовые потоки, однако таким хитрым запутанным течением, что сама контора умудрялась не засветиться в прессе и даже в интернете.

Соня не могла представить, как тигрицам удается с таким спокойствием и легкостью распоряжаться огромными деньгами организации и клиентов, играя с ними, будто с карманной мелочью. Временами, когда дамы особенно громко веселились, участвуя в «скачках» на курсах драгоценных металлов и промышленного сырья, со стороны они выглядели сущими аферистками. Мельком видя цифры на бумагах, Соня испытывала легкое головокружение, и волосы поднимались бы дыбом, если бы не резиночка на хвосте. Займы, активы, залоги, кредиты, пакеты акций, векселя и тому подобные пугающе сложные штуки  — всё, что долетало до ее ушей из разговоров тигриц, казалось ей настолько превосходящим понимание, что она не то что не пыталась разобраться, задумываться об этом всём боялась.

К слову сказать, обычаи установились в конторе довольно странные. Одной из обязанностей Сони, навязанной тигрицами, было являться в офис утром раньше всех и принимать звонки. Конечно, гораздо лучше с этой задачей справился бы простой автоответчик. Но как ей объяснили тигрицы, использовать технику вместо человека было бы неуважительно по отношению к клиентам. Потому Соня сидела полдня на телефоне, в одиночестве, в пустом офисе, вежливо отвечала на редкие звонки, записывала имена и номера, с улыбкой сообщала: «По данному вопросу с вами свяжутся чуть позже!». Только после обеда, никак не раньше, начинали подтягиваться в контору дамы. Зевая, точно ночью глаз не сомкнули, принимались с шуточками и подколками разбирать составленные Соней записки, громко обсуждали корявый почерк и некомпетентность «телефонистки».

Еще позже, когда нормальные офисы уже заканчивают работать, подъезжал сам шеф. Он всегда появлялся с приходом сумерек. И Соня всерьез размышляла: если сейчас, хмурой зимой, сумерки ранние, и шеф приезжает в четыре-пять вечера, то во сколько же он прибывает на работу летом, когда солнце до десяти вечера не заходит за горизонт?

— А летом у нас сезон отпусков! — беспечно ответила на это вечно спешащая Люсиль.

2

Вот о директоре конторы (или о «шефе», как любовно называли его подчиненные) стоит рассказать чуть подробнее. Это скорее из-за него, а не из-за обещанной заоблачной зарплаты, Соня решилась здесь остаться и стоически терпеть придирки и высокомерие тигриц.

— А что я тебе говорила?! — полушепотом торжествующе восклицала Люсиль, когда им удавалось столкнуться на минутку в холле и посплетничать почти на бегу. — Таких красавцев еще поискать! Да в него все наши мегеры по уши!..

Соня слушала и только краснела, потупившись, розовея ушами.

Их шеф и вправду оказался редкостно хорош собой. (К слову, его личный шофер, следовавший за ним, как пес за хозяином, тоже был весьма симпатичным парнем. Но в сиянии шефа Соня его в упор не видела, не замечала и невольно игнорировала.)

— Ты заметила, какой у него благородный профиль? — с восторгом шептала Люсиль.

— Угу… — заливалась краской Соня.

— А какие руки музыкальные, длинные тонкие пальцы… — продолжала разбирать достоинства начальника подруга.

— Ох, да… — покорно вздыхала ее наперсница.

— А голос какой бархатный, ты слышала? А манеры! А воспитание! И имя княжеское — Ольгерд!.. А фигурка точеная. А талию оценила? А упругость ягодиц?

Соня хихикала в кулачок в полнейшем смущении.

— А кожа такая бледная, тонкая, нежная… — заливалась пуще прежнего Люсиль. — И сам весь такой холодный, как ледяная статуя. Но внутри — чистый пламень! Вот так ведь со стороны и не скажешь, правда? Умеет он быть сдержанным, что говорить. Но если решит сбросить свою маску, распалится — обжечься можно! Так что ты, Сонька, осторожней тут ходи. Не приведи боже втюришься вдруг! Да сгоришь в миг, аки мотылек от сварочной горелки!

— А ты сама-то…

— Что я-то?

— Ну, это… Ну, ты сама разве не?..

— Чего? Чтоб я — в него?! Сонька, да ты с ума! Ну, ты вообще! Скажешь еще… Конечно, да. Да только куда уж мне. К нему такому разве подступишься…

Соня покивала, сочувственно обняла погрустневшую подругу.

— А глаза у него какие! Огромные, глубокие — бездонные, печальные… И он такую красоту за строгими очками прячет! И брови тонкие, с изломом, нервные, трагические. И губы у него бледные, чувственные. Так и тянет поцеловать — и не отрываться, пока дыхание не перехватит. И пальцы в шелковые мягкие волосы запустить, стянуть эту дурацкую вечную заколку с хвоста, чтобы по плечам рассыпались. Ах, только при моем-то росте, чтобы до губ дотянуться, это подпрыгнуть надо. Тебе вот, Сонька, хорошо. Ты-то может и дотянешься.

Невольно затуманился взор. Соня задумалась, пытаясь представить, вправду ли дотянется, если подруга отыгрывала у нее эти самые пару сантиметров разницы в росте своими каблучищами. Если бы Соню поставить на такие копыта, тогда бы да, дотянулась бы запросто, вот только в момент бы ноги переломала с ее-то «прирожденным изяществом». Впрочем, кто мешает хотя бы помечтать?..

Но реальность жестоко разбила мечты.

Двери распахнулись, выпуская в холл очередного клиента — и выпроваживал его сам директор лично.

Соня вспыхнула маковым аллергичным цветом. Попыталась спрятаться за плечом подруги, всерьез боясь, будто над головой предательски реют проявившиеся наяву картинки из смелых фантазий. Но разве директор обратит внимание на такую мелкую фигуру, которая даже мельче пешки в его свите? Он даже на вытянувшуюся по струнке Люсиль не взглянул — с внимательной улыбкой выслушивал клиента. Клиент же был явно не в радужном настроении, вежливому выпроваживанию сопротивлялся, отвечал на подчеркнутое дружелюбие раздраженным змеиным шипением:

— …Ну, не будь же ты гадом, Ольгерд. Сделай для меня исключение? Плюнь хоть раз в жизни на свои идиотские принципы!

— Ты же знаешь мои правила, Вульф, — терпеливо улыбался шеф. Он безукоризненно держал маску доброжелательности, не позволяя ни малейшей интонации выдать, насколько в самом деле тяготят его эти бессмысленные, слишком затянувшиеся переговоры. — В данной ситуации я ничем не могу помочь. Малейшее отступление от правил послужит прецедентом, и это пагубно повлияет на репутацию нашей компании. Даже личные симпатии не смогут послужить оправданием…

— Припер меня к стенке и еще мило извиняешься! — хмыкнул, теряя самообладание, клиент. — Хорошо же, будем играть по твоим правилам. Думаешь, один ты не кидаешь слов на ветер? Я тоже дам тебе слово: я заставлю тебя пожалеть о твоем упрямстве. Думаешь, ты круче других, раз сидишь здесь, как паук, и дергаешь всех за нитки? Я найду и у тебя уязвимое место.

— Постарайся меня удивить, — улыбнулся Ольгерд.

— Уж постараюсь, — кивнул господин Вульф. Метнул гневные молнии на столпившихся в дверях приемной сотрудниц, зыркнул на подтянувшихся охранников. И полный решимости, гордо покинул контору.

А Соня не пыталась понять, в чем скандал. Она заворожено смотрела на помрачневшее лицо шефа, на его потемневшие от неприятных мыслей глаза, плотно сжатые губы. В это мгновение, погруженный в раздумья, будто пронзающий острым взглядом толщу пространства, разворачивающийся свиток грядущих времен…

Люсиль заставила очнуться, вульгарно пихнув локтем в бок:

— Глянь! Он такой лапусик, когда злится! — хихикнула подруга.

Меж тем шефа уже окружили хороводом сотрудницы-тигрицы. Как верный гарем, они поспешили прогнать осадок после скандального клиента и со всей страстностью принялись исполнять ритуальный «танец с шалью», где вместо шалей и монист трепетали документы на подпись.

Соня пригорюнилась. Нет, зря травит душу пустыми мечтами Люсиль-злодейка. Грезы эти смешны, глупы. И вредны для неокрепшего девичьего сознания. Надо смотреть на мир трезво, реально оценивая ситуацию и свое незавидное положение. Ну, какие прекрасные принцы в наши-то времена? Какая романтика? Где отыскать эту всепоглощающую любовь до гроба? Вон, шеф и богат, и красив, и молод, а занят только бизнесом. Да разве взглянет он на такую дурочку? Соня может хоть канкан станцевать у него на рабочем столе в костюме свинки-копилки — и то не заметит…

Будто подслушав невеселые размышления Соня, судьба вскоре подбросила ей подходящую возможность себя проявить.

_________________

Пару дней спустя тигрицы повелели Соне заправить чернилами принтер. Принтер в кабинете директора.

Пробегав с поручениями по магазинам, Соня ввалилась в директорский кабинет как есть — в запорошенном снегом пальто, увешанная множеством пакетов с покупками. Она торопилась, хотела успеть всё сделать до прихода шефа… Но не получилось. Соня замерла на пороге.

— П… простите… — пролепетала она, попятившись.

Строго взглянув на нее поверх очков, Ольгерд Оскальдович продолжил что-то писать в разложенных перед ним документах.

— Где вы всё время пропадаете, Софья? — спросил он. — Вас не застать на рабочем месте.

— Я… вот, по поручениям, — Соня показала многочисленные пакеты. — Печенье, фильтры для кофеварки, маркеры сиреневого цвета, картриджи для принтеров, для копира, новая мышь с зеленой лампочкой и пачка ароматизированных ластиков с запахом клубники. Только я не понимаю, зачем им ластики, если никто в офисе не пользуется карандашами.

— Грызть от скуки, — бросил шеф.

— Вы серьезно? — не поверила Соня.

Шеф отложил ручку с золотым пером, поднялся из-за стола. Когда он прошел мимо, совсем близко, Соня уловила шлейф аромата дорогой туалетной воды — и тепло, особенно яркое после морозного воздуха вечернего города, пропахшего бензином и соляркой разогревающихся дизелей.

Распахнув дверь кабинета, Ольгерд обратился к подчиненным. Все мгновенно подняли головы, оторвавшись от созерцания своих мониторов, от разговоров по мобильникам и от правки маникюра.

— Минуту внимания, леди! Напоминаю, я нанял Софью в качестве личной помощницы. Прошу более не третировать девушку бессмысленными заданиями. Впредь она будет исполнять только мои желания. Всем ясно?

— Ольгерд Оскальдович! Как вы могли о нас так плохо подумать? — поднялся оскорбленный ропот. — Мы — третируем?! Право, кто вам сказал такое?..

Но шеф уже вернулся в кабинет и закрыл дверь.

— Будьте добры, приготовьте кофе, — произнес он, вновь углубляясь в изучение документации.

Как она и думала, в офисе ее встретила глухая стена молчания. Публичный выговор начальника точно не прибавил ей популярности. Бизнес-тигрицы теперь ее словно в упор не видели. Либо одаривали такими сладкими улыбками, от которых ледяные мурашки по хребту скреблись.

Скинув пальто, быстро распределив пакеты с покупками по назначению, Соня поколдовала над гордо возвышавшимся в углу кофейным автоматом. И с дымящейся чашкой и с замирающим сердцем отправилась обратно в кабинет. Чайная ложечка на блюдечке подпрыгивала и позвякивала, в голове позванивало смутное предчувствие опасности.

— В… вот кофе.

Соня поставила чашку. Запнулась, потому что забыла, как будет правильно: «ваш кофе» или «ваше кофе». И мучительно покраснела.

Но шеф, кажется, вообще не заметил ее возвращения. Он снял очки, бросив поверх бумаг, и, закрыв глаза, устало массировал пальцами виски. Забыв о кофе, Соня замерла, невольно задержав дыхание. Погруженный в глубокую задумчивость, без строгих очков, их грозный недоступный шеф сейчас выглядел совсем молоденьким и трогательно беззащитным. Темные стрелы бровей, черная кайма подрагивающих ресниц у сомкнутых век, чуть приоткрытые в сомнении скульптурные губы, острый подбородок. Выбившиеся из-под ослабевшей заколки светлые пряди тонким ритмом косых штрихов перечерчивали бледный овал лица… Ах, нельзя смотреть! Так недолго и впрямь голову потерять!..

— Я… Можно я всё-таки заправлю принтер? — тихонько предложила Соня. — Я не помешаю вам?

— Если вы знаете, что с ним делать, то пожалуйста.

— Думаю, тут несложно. — Соне почти удалось придать голосу нужную долю уверенности.

Но распотрошив упаковку и достав картриджи, она встала над печатным агрегатом в смущении.

— Нужно ведь запустить утилиту, — вспомнила она. — Можно ваш компьютер?..

Ольгерд молча наблюдал за ее действиями, подперев подбородок ладонью. Сочтя молчание разрешением, Соня робко приблизилась. Наклонившись над плечом шефа, взялась за мышку, одиноко сидевшую на коврике с фирменным логотипом, (одна из букв в стилизованной надписи напоминала не то чеховскую чайку после пожара, не то нетопыря с острыми крылышками). Защелкали кнопки, личная помощница принялась отыскивать в виртуальном пространстве окно служебной программки. Быстро перелистывала излишне подробные указания и инструкции…

Небольшая девичья грудь, обтянутая тонким свитерком, взволнованно вздымалась ровно на уровне глаз. Даже без очков он четко видел сплетающийся узор пряжи, видел поблескивающие камешки в недорогом кулоне на длинной цепочке… Его словно хотели заворожить, как на сеансе гипноза. И он, снисходительно улыбнувшись собственным мыслям, с усилием отвел глаза.

Ее тяжелый кулон маятником раскачивался над столом. Длинная цепочка задела органайзер, подцепила на звенья зажим для бумаг.

— Вот! Нашла, — объявила Соня. Принтер на дальнем конце длинного директорского стола ожил, заворчал. Заелозила под пластиковым корпусом каретка.

Открыв крышку, Соня крепко задумалась: которую из этикеток нужно сорвать на картридже? А заменять, кажется, придется все чернильницы — так сообщил ей компьютер…

Глубоко вздохнув, Ольгерд поднялся с упругого директорского кресла. Обойдя стол так, чтобы удобнее следить за ее действиями, взял чашку, дымящуюся ароматным паром. Но поднеся к губам, пить не стал — кофе оказался уж слишком горячим. Он поставил чашку на угол стола. И это тоже было его ошибкой.

Соня всем телом ощущала тяжелый оценивающий взгляд. Нет, она никак не может провалить это испытание! Она обязана проявить себя с лучшей стороны — и справиться с этим чертовым принтером! Обрывая защитные стикеры с картриджей, она так вдруг разволновалась, что аж вспотела. Она чувствовала, как крупные холодные капли скатываются между лопаток под резинку лифчика, вызывая ужасные содрогания, кожа покрывалась пупырышками…

Манящий, сладкий, смешанный с цветочным запахом парфюма аромат молодого нежного тела всё усиливался, щекотал хищно подрагивающие ноздри. Нет, он не ошибся — когда, проходя мимо двери кабинета завкадрами, глаза его моментально выхватили из общего фона будничной суеты хрупкую спину пришедшей на собеседование девушки. Он оказался прав, с первого взгляда оценив, каким умопомрачительным вкусом обладает ее кровь — это терпкое, пьянящее молодое вино, пульсирующее в жилах прекрасного, совершенного в своем несовершенстве тела. Он облизнул пересохшие губы. Он не мог больше сдерживаться. Ее одурманивающий запах звал его. Часто колотящееся под тонким свитерком сердечко пойманной птичкой билось о грудную клетку, стремясь к нему навстречу…

Он крадучись приблизился сзади. Соня замерла с последним картриджем в руках. Он наклонился над ее плечом, его порывистое дыхание обожгло ее шею, тонкую кожу за ухом. Затрепетал завиток на затылке, вскользнувший из высоко заколотого хвоста. Соня поняла, что забыла дышать — и жадно втянула носом воздух.

Ольгерд сделал движение, как будто собирался обнять ее. Его сильные руки сомкнулись вокруг ее плеч. Соню пробрала нервная дрожь, пробежавшая от ослабевших коленей до корней колос на макушке. Она снова забыла выдохнуть, лишь краем помутившегося сознания отметила, что готова лишиться чувств.

— У вас зацепилось, — прошептал он, опалив теплом дыхания мигом зардевшееся девичье ухо.

И высвободил запутавшуюся в цепочке кулона прищепку.

— Спа… сибо… — пролепетала Соня.

Не глядя, она сорвала с картриджа последнюю наклейку — и с громким щелчком вогнала на место. Забыв захлопнуть крышку принтера, дрожащим пальцем нашла кнопку.

Он не отступал, он всё еще был позади нее. Так близко, что пошатнись — и упадешь  в объятия…

Принтер заурчал, заклацал бумагоподатчиком, заворочалась шустрым трамвайчиком на рельсах каретка.

Ольгерд потянулся к шее, где под тончайшей кожей трепетно билась жилка. Запах разгоряченного волнением тела сводил с ума. Девушка замерла, как безропотная лань, завороженная близостью голодного леопарда. Еще мгновение — и он бросится на нее, обнажив клыки…

Но Соня нарушила запрет. Она сорвала те этикетки, которые нельзя было срывать. И под давлением прокачки из открытых недр принтера высокими струями брызнули чернила. На ее свитерок, на его дорогой костюм, в лицо, в глаза. Красные, желтые, синие, черные — ослепляющие упругие струи!..

— Простите!!!

Взвизгнув, Соня юркнула под стол: где-то там должны быть провода. Размазывая по лицу чернила, ослепленная цветными потоками и оглушенная внезапными чувствами, она нащупала розетку сетевого фильтра — и, приложив все силы, выдернула крепко вогнанный штекер. С трудом вырвавшийся из розетки штекер отбросил Соню назад и вверх — она стукнулась о столешницу спиной и затылком. Со стола посыпались ручки, опрокинулся монитор. Стоявшая на краю чашка кофе от удара подпрыгнула над блюдечком — и с переворотом полетела на пол, окатив отлично сохранившим температуру напитком брюки шефа. Обжигающе горячий кофе смешался с радужными подтеками чернил. Не ожидавший нападения шеф от огорчения тихо охнул и стиснул зубы. А чашка, тонко звякнув, встретилась с полом и разлетелась на острые осколки.

— Простите-простите! Это я виновата… — запричитала высунувшаяся на четвереньках из-под стола Соня. Суетливо вытащив из кармана платочек, принялась бессмысленно растирать по брюкам шефа пятна.

— Нет-нет, не стоит, — он опустился на колени, перехватил ее руку.

Но оставив в его ладони скомканный радужный платок, Соня взялась собирать с ковра фарфоровые осколки:

— Простите, я не хотела…

— Оставьте! Вы поранитесь!

Он взял ее ладони в свои, заставив выронить крошечные лезвия черепков. И оказался прав: холм Венеры пересек сочащийся алым порез. Ольгерд уставился на набухающие капли крови заворожено.

— Ах, вы тоже порезались! — с горькой досадой показала Соня.

Забирая из ее рук осколки, он сам не заметил, как разрезал ребро ладони. И причем глубоко, так что крупные капли быстро прочертили дорожку по запястью к браслету часов — и срываясь вниз, оставили круглые пятнышки на светлом ворсе ковра.

— Что вы делаете? — с недоумением спросила Соня.

Будто загипнотизированный видом крови, Ольгерд осторожно вложил руку в ее распахнутую ладонь, так что ранки соприкоснулись. После чего поднес ее руку к своим губам, явно намереваясь…

— Что здесь происходит?! — дверь кабинета резко распахнулась.

Соня с удивлением увидела крайне рассерженную Люсиль. За нею толпой собрались все остальные сотрудницы.

С затаенным вздохом сожаления Ольгерд отпустил руку девушки. Поднявшись, покинул кабинет. В сознании Сони, кажется, навечно запечатлелись взметнувшиеся тонкими лентами слипшиеся от разноцветных чернил длинные волосы…

— Пахнет кровью! — встревожено зашептали тигрицы. — Точно, кровь шефа! Чем они здесь занимались? Девчонкина кровь тоже пролилась! Он ее пометил? Что он задумал?..

Соня подняла голову, с недоумением перевела взгляд с лица на лицо. Неужели обычные презрительно-невозмутимые маски спали? Они серьезно волнуются за шефа. А на нее, на Соню, теперь смотрят с непонятной завистью?..

____________

Последующие дни укрепили ее сомнения. Почему-то отныне отношение бизнес-тигриц к ней переменилось кардинально. Неужели это всё из-за ее выходки с принтером? Невероятно! Но дамы теперь перестали ее игнорировать или снисходительно отдавать распоряжения. Они обращались к Соне уважительно, если не сказать с почтением. Она видела, как многие с трудом, но терпеливо, заставляют себя быть вежливыми, разговаривать приветливо. Признаться, такой резкий поворот пугал ее очень и очень. А непонимание, что за этим кроется, пугало еще больше.

За целых три дня Соню ни о чем ни разу не попросили, никуда не отсылали, ничего не приказывали. Она чувствовала себя странно, точно покойник на торжественных похоронах: вроде бы и присутствуешь, но не участвуешь. Затянувшееся безделье тяготило хуже прошлых бессмысленных мелких поручений.

Ей и поговорить-то было не с кем, посоветоваться. Заговаривать с тигрицами, несмотря на перемены, она попросту боялась. А предательница Люсиль все эти долгие непонятные дни в конторе не показывалась. Была занята, таскаясь за любимым начальником, который, кстати, тоже явился в офис лишь спустя неделю.

Соня обрадовалась его возвращению, как квартирная собачка, просидевшая целый день одна взаперти. Во-первых, она хотела извиниться за произошедшее, она действительно чувствовала себя виноватой. А во-вторых — нужно же наконец спросить, чем она должна здесь заниматься? Какую роль должна играть в жизни компании?

Но шеф с хмурым видом быстро прошел через зал мимо ряда столов, не ответив на приветствия тигриц, явно не желая ни с кем разговаривать. Хлопнул дверью кабинета. Сотрудницы встревожено переглядывались и пожимали плечами.

Нетерпение Сони померкло. Она с сомнением стала гадать, не опасно ли личной помощнице соваться с глупыми вопросами под горячую руку.

Не позволив ее страхам вырасти до состояния паники, шеф сам вызвал ее в кабинет. Соня подскочила с места, и дамы странными взглядами проводили ее до порога.

— В-вызывали, Ольгерд Оскальдович? — совсем как школьница, с трепетом спросила Соня.

В кабинете было темно. Лишь свет настольной лампы, проливаясь на стопку бумаги, отражаясь от белизны листов, наполнял кабинет причудливыми сумерками и полутонами.

Директор ответил мягкой, чуть усталой улыбкой. Он стоял у незашторенного окна. За холодным стеклом темнел зимний вечер, фиолетово-синий, расцвеченный огнями городской жизни. Бесконечным потоком белых искр падал снег, и тени снежинок скользили по стеклу.

— Сядьте, Софья. — Он указал на свое кресло.

Соня с недоумением и робостью опустилась на кожаное сидение.

— Будьте любезны, возьмите бумагу, ручку, — чарующим ровным голосом продолжал шеф. — Нужно составить текст.

Пауза. Он как будто забыл о ней, задумчиво созерцая падение снежинок.

— Какой текст? — тихонько напомнила о себе Соня, когда от молчания стало жарко дышать.

— Я не сказал? — обернулся Ольгерд. — Поручаю вам очень ответственное дело. С ним справитесь даже вы. Скоро новогодние праздники. И по традиции каждый год наша компания рассылает поздравления партнерам и постоянным клиентам. Составьте поздравление, возьмите список адресов у Люсиль, закупите бланки и распечатайте. Вы ведь умеете обращаться с принтером.

— Да, но… — густо покраснела Соня. — А почему бы не разослать е-мейлы?

— Это традиция, — усмехнулся шеф. — И наши клиенты слишком старомодны. Некоторые из них старше промышленной революции и не дружат с техникой в принципе. Боюсь, они не оценят цифровые сообщения.

Соня кивнула. Взяла дрожащими пальцами ручку с золотым пером, приготовилась писать под диктовку черновик поздравления.

Голос шефа, тихий и вкрадчивый, проникал ей в уши, разливался по телу точно сладкий яд, парализуя волю и сознание. Соня не могла понять, что такое с ней происходит. Она то мучительно краснела, то бледнела, дрожала от холода — и одновременно с тем покрывалась испариной от прилива жара, как в лихорадке. Он неторопливо ронял слово за словом, обычные формулы официальной вежливости. Но ей слышалось за ними нечто другое.

Продолжая диктовать, Ольгерд подошел. Встал рядом. От его близости у Сони, кажется, наэлектролизовались все волоски на теле. Она едва понимала, какие буквы выводит неверной рукой на девственной белизне бумаги, проклиная себя за невозможные каракули.

Но не на корявые, прыгающие строчки, напоминающие кардиограмму умирающего, не отрывая глаз, смотрел Ольгерд. Сегодня на девушке был не свитерок, а строгая шелковая блузка. С расстегнутой пуговкой, с дразнящим воротничком, открывающим шею.

— Вам следует носить распущенные волосы, — произнес он ровным тоном. И Соня не сразу поняла, что это записывать не нужно. — Позвольте, я…

И он, продолжая диктовку, принялся с нежнейшей осторожностью освобождать ее вьющиеся, непослушные локоны от оков множества шпилек-невидимок, от вульгарной резинки, собиравшей недлинные пряди в глупый пучок высоко на затылке. Шпильки с тонким звоном падали одна за одной на безупречное черное зеркало лакированного стола, и Соня всякий раз вздрагивала всем телом.

С приоткрытых губ срывалось глубокое жаркое дыхание, чуть вздернувшаяся верхняя губа обнажила ровные зубы, словно у голодного зверя. В затуманенных глазах мерцала страстная жажда. Весь мир для него сосредоточился в легкой пушистой прядке над розовым от смущения ушком…

Ольгерд вновь не заметил возникшей паузы. Молчание затянулось, Соня ждала — точно напуганный зверек, который боится обернуться назад, чтобы не встретиться взглядом с готовым напасть хищником. Она понятия не имела, с какой стати он вдруг занялся ее волосами. Резинка на хвосте настолько оскорбила его эстетические чувства, что он немедленно решил от нее избавиться? Или у него просто заболела голова при виде ее невидимок — сам-то он предпочитает довольно слабую заколку, которая то и дело сползает с гладких прядей. Возможно, ему просто захотелось занять чем-то руки. Так от скуки гладят кошек или собачек. Соня в повисшую паузу успела придумать для себя кучу объяснений его поступку.

— Прочитайте, пожалуйста, что у нас получилось, — облизнув губы, попросил Ольгерд.

Взяв трепетный листок, Соня порывисто встала с кресла. В замешательстве не заметила, как ударила плечом слишком близко наклонившегося к ней шефа, так что тот клацнул зубами. Запинаясь, принялась вслух зачитывать проклятое поздравление, с трудом разбирая свой почерк. Ольгерд машинально потер челюсть.

— Это всё? — закончив, пролепетала Соня.

— Нет, — покачал головой Ольгерд. — Мы забыли о пожеланиях.

— Да, точно…

— Пусть наступающий год принесет вам удачу… — стал осторожно подбирать слова Ольгерд. Оттолкнул мешающее кресло, бесшумно укатившееся прочь. — Успех… Процветание… Благополучие…

Прикрыв глаза, он вдохнул запах ее разгоряченной кожи. Она же широко распахнутыми глазами уставилась на трясущийся листок, словно тот превратился в заполошную чайку, бьющую крыльями. Спиной она ощущала тепло его тела. Так близко. Так непозволительно, опасно близко, волнующе…

— Успеха, — повторил он, едва ли помня, о чем говорит.

— Было, — прошептала она.

— Хорошо. Счастья. Любви…

— Уместно ли это? — задыхалась она.

— Любви, — продолжал он, обжигая дыханием, едва не касаясь губами ее шеи, мочки ушка, виска. — Страсти. Безумной, всепоглощающей…

— Ой… — Она выронила черновик из рук.

Листок спланировал под стол в сумеречную темноту. И Соня бросилась подбирать, резко присела, ускользнув из готовых сомкнуться объятий.

От неожиданного побега Ольгерд утратил равновесие, пришлось неловко опереться о стол. При этом случайно смахнул рукой бессмысленную офисную игрушку — подвешенные на рамке стальные «шарики Ньютона».

Соня вынырнула из-под стола с противоположной стороны. Настороженно уставилась на шефа. На каждый его шаг к ней отвечала шагом назад.

— Вы… Вы, наверное, оговорились… — едва слышно пробормотала она. — Причем здесь любовь?

Она пятилась, он приближался.

И всё, недолго бегство длилось. Отступать больше некуда: под колено ткнулся округлый мягкий подлокотник кожаного дивана. Соня сглотнула.

Она видела безумную страсть в его глазах. Он с сожалением осознал, что это ее безумно пугает.

— Нет, прости…

Невероятным усилием воли Ольгерд заставил себя оторвать взгляд от манящей жилки на шее, часто-часто пульсирующей от возбуждения. Нет, он желал ее по-прежнему сильно — и теперь даже еще больше! Но не так. Не дрожащую от страха, но дрожащую от переполняющей ответной страсти. Не загнанной безропотной жертвой он мечтает ее получить, но добровольно отдающей себя в его власть.

— Прости, — выдохнул, со стыдом закрыв лицо рукой. — Я не хотел тебя напугать. Прости.

Он сделал шаг назад, будто поспешное отступление могло послужить извинением. Или тем более умерить его лихорадку неутоленной жажды… Под подошвой ботинка лязгнули металлические шары бестолковой настольной игрушки. Он нелепо взмахнул руками, попытавшись вернуть потерянное равновесие… Не сумел.

Видя неминуемое падение, Соня протестующее пискнула — и машинально ухватила шефа за грудки, дернула на себя. Однако и сама на ногах не устояла: тяжесть навалившегося на нее мужского тела опрокинула ее на спину и прижала к прохладным подушкам дивана. Ее щеки запылали на миг раньше, чем до сознания дошло, в каком положении она оказалась.

— Ольгерд… Оскаль… дович… — пролепетала она беззвучно.

Она смотрела на него снизу вверх, и этот ошеломленный взгляд, ее беспомощность, заставили его побледнеть.

Его руки упирались в кожаные подушки, его лицо нависало над ее лицом, совсем близко. Его прерывистое взволнованное дыхание касалось ее щеки, его губы были рядом с ее губами… Она чувствовала своей грудью его твердую грудь, к ее мягкому животу прижимались безупречные кубики его мускулистого торса, его колено оказалось между ее ног…

Внутри у нее всё сжалось, она резко выпустила из легких весь воздух. И получившийся душераздирающий визг заставил подпрыгнуть на месте весь коллектив конторы.

Оглушенный, Ольгерд скатился на ковер.

Пунцовая Соня вскочила на ноги, подбежала к двери. Схватилась за ручку, открыла. Захлопнула, обернулась к шефу. Глотнула воздуха:

— Вы!.. — хрипло пискнула. Голос осекся. Соня шумно задышала, попыталась снова: — Вы!.. Я думала, вы другой!.. А вы!.. А вы как все!!!

Развернувшись, распахнула дверь и выбежала прочь.

3

— Что стряслось? — в недоумении поднялась навстречу подруге Люсиль. — На тебе лица нет!

— Что?! — в ярости шепотом завопила Соня. Голос по-прежнему отказывался подчиниться, срываясь с визга на хрип на каждом слове. — Он меня хотел!.. Он меня…

— Шеф вас хочет?! — приподнялись с кресел офисные дамы.

Соня оглянулась вокруг, на изумленные женские лица. До нее дошел смысл сказанных слов.

— Я увольняюсь!!! — завопила она прорезавшимся дискантом. В слезах схватила свою сумку и кинулась к выходу.

— Постой! Погоди! — закричала вслед Люсиль. — Пальто забыла! И шапку! Подожди меня!..

Люсиль догнала подругу только на улице. Под густым снегопадом на ходу завернула в пальто, нахлобучила шапку с нелепым огромным помпоном. Соня всхлипывала в голос, размазывала колючие снежинки по мокрым щекам. Нервно отмахивалась от заботливых объятий, не сбавляя решительного шага.

— Ну, что случилось-то? — участливо вопрошала Люсиль. — Он тебя обидел, да?

— Гад… Подлец… Подлец-гад… — бормотала между всхлипами Соня. — Как он мог?.. Я думала, он такой… А он на самом деле!.. Подлец, негодяй…

— Охо-хо-хо-хо, — вздохнула Люсиль озабоченно. Она незаметно отключила свой мобильник, сбросив настойчивый вызов начальника. — Зайка, тебе нужно срочно успокоиться. Давай-ка вот глотнем чего-нибудь для сугреву, и ты мне всё толком расскажешь, хорошо?

И она ловко втолкнула зареванную подругу в двери бара, очень кстати попавшегося на пути.

Там, в тепле и уюте, под тоскливую музыку лаундж, вытекающую из побитого жизнью и посетителями караоке-центра, подруги излили друг дружке душевные горести. Вернее, изливала Соня, а Люсиль подливала. Для врачевания душевных ран шоколадный ликер пришелся лучше всех бальзамов.

Соня могла реветь вдоволь, не стесняясь — Люсиль предусмотрительно заняла столик в тихом уголке, наполовину прикрытый елкой, уныло перемигивающейся огоньками. После первой бутылки Соня пристрастилась занюхивать клеенчатой хвоей, благо на двух девушек никто не обращал внимания. Посетителей в заведении было немного, только какая-то полусонная компания клерков у стойки безрадостно праздновали свой новогодний корпоратив.

— Ты мне обещала кого? — обиженно вопрошала Соня. Когда поток слез поутих, прорвался поток обвинений и обличений.

— Кого? — покладисто переспросила Люсиль.

— Принца ты мне обещала! — надула губки Соня. — Прекрасного принца на черном бентли! А он кем оказался?

— Бентли в наличии, — заметила Люсиль.

— К лешему бентли! Он оказался хамом! Как все! Как все начальники думает, будто можно в кабинет позвать и на диван кинуть!

— Да ты что?! — в неподдельном изумлении округлила глаза Люсиль. — Вот прям так и сразу?

— Да! Вот так и сразу! Думает, если сам красавец, богатый, с положением — так разрешено всё что хочется! И вот все вокруг прям так и грезят, как бы он их заметил…

— Так и есть, — пожала плечами Люсиль, вспомнив коллектив конторы.

— А я не такая! — трагическим театральным шепотом изрекла Соня, помахав пальцем перед носом подруги. — Я не желаю как все! Не хочу, чтобы со мной обращались, как с безмозглой дешевкой. Мне плевать и на его деньги, и на его статус… И на него самого! Меня деньгами не купите!

— Повторите, пожалуйста, — показала Люсиль подошедшему официанту стремительно пустеющую бутылку.

— Не купите! — твердила ничего уже не замечающая вокруг Соня. — Я не так воспитана…

— Но ведь он тебе понравился, — сказала Люсиль. — Признайся, ну хоть чуточку приглянулся?

От переживаний и ликера Софию развезло. Стремительно и неотвратимо.

— Ольгерд Ос-ик-кальдович… — выговорила она, помотав головой. Взгромоздила локти на стол (один попал в тарелку с фисташками), уткнула в ладони подбородок. Повторила нараспев, мечтательно прикрыв глаза: — Ольгерд… Это ты, Люська, во всем виновата. Из-за тебя я и вправду чуть не влюбилась. Это ж надо! Чуть не влюбилась! И в такого хама… Оборотень проклятый!!! — выкрикнула она с алкогольной яростью, так что даже мужчина, одиноко сидевший за соседним столиком через елку, поперхнулся своим пивом.

— Извините, это не вам, — кивнула ему Люсиль. Наклонившись к подружке, заговорщицки зашептала: — Слушай, а может это недоразумение? Вдруг ты его неправильно поняла! Давай я с ним сама поговорю…

— Нет! — с негодованием отвергла предложение девушка. — Я неправильно поняла его намеренья? Люська, не смеши меня. Да он смотрел на меня, как голодный вампир на отбивную…

Вспомнив его взгляд, она пригорюнилась снова. Но мысленно прокрутив произошедшее чуть дальше, густо покраснела и, зажмурившись, тонко выкрикнула:

— Видеть его не могу, гада! Уволюсь к лешему из вашего борделя!

Люсиль на бордель обиделась.

— Не так меня бабушка воспитывала, чтобы я добровольно в гарем записывалась! — продолжала бушевать оскорбленная добродетель. — Там и без меня наложниц хватает. Не о такой любви я мечтала, чтобы по расписанию, в очередь за поцелуем! Не о том! Я ведь мечтала о настоящем чувстве! Понимаешь, Люська? О такой любви, чтоб без раздумий в огонь и в воду! В пропасть с головой ради любимого! Чтобы вся для него, без остатка. Всем сердцем, до последней капли крови!.. Но уж извини, и чтобы он для меня аналогично-соответственно. Чтобы не один денёк — поиграл и саёнара! А чтобы до гробовой доски. И даже еще дальше, чтоб в одной могиле, чтобы одни и те же черви тела наши сгрызли…

Представив себе столь плачевную картину, Соня сама слезу пустила.

— Романтично, — согласилась Люсиль. — Ну, ладно-ладно, будет тебе еще большая любовь, — успокоила она вновь разрыдавшуюся подругу, ласково похлопав по руке.

Та замотала головой:

— Тушь! Щиплет, зараза!..

Отняла ладони от лица, и Люсиль отшатнулась, узрев черные потоки. Повторного наводнения косметика уже не выдержала.

Проводив ослепшую от слез подругу до дамской комнаты, Люсиль достала свой смартфон. Едва успела включить, как разразилась модная мелодия звонка, которую Люсиль мгновенно придушила.

— Да, шеф, я с ней. Обстановка под контролем, — зашептала она в трубку. — Я просто поражена, шеф. Как вы могли настолько потерять самообладание? Что? Как?.. Гм… А она еще романтики требует… Нет, шеф, ситуация критическая, простыми извинениями дело не исправишь. Вы же сами говорили, что она особенная девушка? Вот особенный подход и требуется. От клиента поступил заказ на романтику! Понимаете, шеф? Забудьте логику, расчет и обычные ваши методы. Тут требуется не трезвый расчет, а… «Нетрезвый расчет», — захихикала она над собственными словами. — Всё, шеф, объект покидает укрытие. Я возвращаюсь на диспозицию. Так что запомните: пароль «романтика»! Ясно? До связи! Целую в щечку, хи-хи…

______________

— Объект покинул бар. Движется предположительно по направлению к трамвайной остановке, — отрапортовал по мобильному подозрительный тип, буравя взглядом спины удаляющихся девушек. Девушки ковыляли нетвердой походкой и хихикали.

Тип был тот самым, что подавился пивом. А теперь выскочил на улицу следом за подружками, кивнув бармену, чтобы записал на счет.

Ни Люсиль, ни Соня слежки за собой не замечали. Люсиль снова заботливо застегивала подругу в пальто. А та, дурачась, нахлобучила ей на голову свою шапочку — и зашлась хохотом, тыча пальчиком в несуразных размеров помпон на макушке.

Снег валил пуще прежнего, золотясь в свете фонарей. Девушки взялись покрепче за руки, скользя каблуками по обледенелой брусчатке.

— Давай такси поймаем? — предлагала Люсиль.

— Вот еще! Поедем на трамвайчике, — отказывалась экономная Соня. — Смотри, какой вечер чудесный! Мороз и солнце! Тьфу, и снегопад. И ночь, и огни городские!.. Красота.

— Тогда я тебя до дома провожу, — решила Люсиль.

— Проводи, ага, — разрешила девушка, тихонько икая в варежку. — А там продолжим наш девичник! И бабушка присоединится… Ой. А я пьяная? А бабушка меня убьет. В первый раз в жизни напилась! И наверное, в последний. Ведь если убьет, то больше шанса не представится, — со скорбью заключила Соня.

Чтобы срезать путь до остановки, они свернули в проулок. Там было совсем не так празднично светло, как на центральной улице. Горящие через один тусклые фонари продирались розоватым светом сквозь фиолетовую снежную мглу позднего вечера. Где-то совсем близко по-волчьи завыли собаки.

Люсиль, как более трезвую, охватило нехорошее предчувствие. Она покрепче стиснула локоть безмятежно хихикающей подруги, быстро оглянулась.

Так и есть, ей не почудилось: эхо преследующих шагов, смягченное снегопадом. За ними действительно увязался какой-то тип. Люсиль прибавила шаг, почти волоком потащив за собой Соню. Надо поскорей вынырнуть из этой темной расщелины между высотками — к ярким огням многолюдной площади…

Но путь преградил еще один крепкий парень, внезапно выскочивший из заснеженной темноты.

Люсиль охнула, дернула Соню назад, загородив ее собой. Та едва устояла на ногах, по-цыплячьи засучив каблуками по накатанному гололёду, вцепившись обеими руками в куртку подруги.

— О, какие девочки! — осклабился первый мужлан. — Ровно как по заказу. И приметы совпадают! И идиотский помпончик в наличии. Нам как, обеих брать?

— Ту, что с помпоном, заказали, — ответил подошедший сзади преследователь. Люсиль почувствовала себя зажатой в тиски. — Со второй аккуратней. Сказали, будто она старая упыриха.

— Кто это тут «старая упыриха»?! — оскорбленно загундосила Соня, решительно шагнув на парней.

Те настороженно отскочили, чем до икоты насмешили девушку.

— Это ее нам, что ли, опасаться? — с сомнением спросил один другого. Их манера трепаться, совершенно игнорируя присутствие девушек, ужасно бесила Люсиль. — Наврали тебе, поди. Больно соплива она на вид.

— Дурак. С вампирами всегда так! Чем сопливей и смазливей — тем старше и страшней.

— Люсь, это кто вообще? — продолжая хихикать и икать, спросила упорно не въезжающая Соня. — Это твои приятели, да?

— Полагаю, это знакомые одного знакомого, — ответила проницательная подруга. — Пожалуйста, иди к остановке. А я тебя скоро догоню. Нужно потолковать с ребятами.

— Ладно, — заулыбалась Соня. Подняла взгляд и вдруг закапризничала, как малый ребенок: — Ой, а на тебе моя шапоч…

Люсиль быстро зажала ей рот ладонью и зашипела:

— Иди к остановке и подожди меня там.

— Я не муху, — промычала Соня. — Фы муня дерфыфф…

— Погодите-ка, — встряли парни. — Вы, это, нам головы не морочьте. Давайте признавайтесь, которая из вас Софья?

— Я! — хором ответили девушки.

Парни шутку не поняли и выхватили из-под курток пистолеты.

Соня скосила глаза на Люсиль. Подруга не встала в борцовскую стойку, но при этом всё равно имела вид решительный, боевой. Соню пробил холодный пот. Спирт наконец-то стал выветриваться из организма, а здравомыслие возвращалось в функциональный режим.

— Что тут такое вообще происходит? — пробормотала Соня с опаской.

— Когда скажу — беги, — шепнула ей Люсиль.

Противный холодок страха липко мазнул от затылка до копчика. Соня поняла, что на улице никого нет, просить о помощи некого. В возвышающихся вокруг бетонных зиккуратах полно людей, но на крики никто спасать не бросится. Их просто не услышат сквозь пластиковые, законопаченные на зиму окна, сквозь радостный шум вечерних телевизоров и звон кухонной посуды. А если и услышат, вряд ли хотя бы полицию вызовут. А если и вызовут, когда те еще приедут?..

Соня вздрогнула. Дальше всё понеслось, замелькало перед глазами, как в кошмарном сне.

Один из пистолетов уставился ровно на нее. Последние остатки алкоголя мгновенно сгорели в горниле заполошно заколотившегося сердца. Соня остолбенела от невероятности, невозможности такого происшествия: как так? Вот прямо сейчас будет выстрел — и она умрет? Неужели такое впрямь возможно?..

Из столбняка ее выдернул резкий визг подруги. Люсиль в лучших традициях восточных боевиков вскинула ногу в ударе — и с разворота двойным неуловимым движением вышибла, во-первых, из руки пистолет, а во-вторых, дух из самого парня.

— Зараза! Она мне каблуком по морде! Ах ты!.. — взвыл парень, хватаясь за кровавый фонтан, чуть ранее бывший носом.

— Беги, дура! — крикнула Люсиль.

Но в тот же миг коротко хлопнул выстрел. И Соня с ужасом увидела расцветающее на светлой куртке подруги пятно крови. От удара пули та неловко развернулась, ноги у нее подкосились. И она упала на Соню, оседая, цепляясь за руки.

— Беги! Беги!.. — выдохнула Люсиль, сползая вниз, коленями в заляпанный кровью грязный снег. — Спасайся!..

Соня сглотнула, закивала мелко, на глаза навернулись слезы. Когда Люсиль догадалась отцепиться от нее, то кинулась бежать, спотыкаясь на обледенелых колеях дороги. Она ничем не может помочь! Только позвать на помощь!.. Заметив воткнутую в сугроб лопату, забытую дворником — выдернула, схватила наперевес, с криком бросилась обратно выручать подругу… Но в десяти метрах опомнилась, увидев разом вскинувшиеся в ее сторону стволы. Бросила лопату, бросилась, скользя, прочь.

— Не уйдет. Подстрелю, заразу, — решил один. Нацелился, прищурив глаз.

И получил каблуком в пах. Удостоверившись, что Соня скрылась наконец-то за домами, Люсиль ловко взлетела из позы умирающего лебедя в стойку крутого бойца кунг-фу. На всякий случай оба застывших в изумлении мужлана еще получили по крепкому «упреждающему предупреждению», отбившему всякое желание… Ну и желание сопротивляться в том числе.

— А теперь, голубчики, вы мне поведаете страшную тайну, — предложила Люсиль, — кто же имел глупость вас нанять на нашу голову?

__________

Соня, задыхаясь, добежала до остановки. Нужно скорее позвать на помощь… Но вокруг было безлюдно. Лишь под заснеженной пластиковой крышей остановки стояла надутая бабка, с осуждением разглядывавшая рекламный плакат с мужским нижним бельем.

— Пожалуйста! — бросилась к ней Соня. — У вас есть мобильник? Нужно вызвать милицию! То есть полицию! Скорее! Там! На нас напали!.. Убили!..

Соня была готова разрыдаться: свою сумочку, с мобильником и кошельком, она, оказывается, уронила там, в проклятом переулке.

— Тебя убили, что ли? — поджала дряблые губы бабка. — Знаю я вас! Дашь вам — и ищи-свищи потом. За милую душу стащите. Оберете до зубных коронок, наркоманы паршивые!

— Да поймите, там двое в Люську стреляли! Нужно полицию, скорую, врачей вызвать!

— Нету у меня телефона, — отвернулась бабка.

В темноте незамеченная школьница, притопывавшая в сторонке, подошла и протянула свой сотовый.

Соня лихорадочно потыкала кнопочки, закричала в трубку. Но диспетчерша в ответ проскрипела сонным голосом: «Имя-фамилия-возраст убитой? Местожительство? Точный адрес диктуйте… Как это не знаете? Этого не знаете, того не знаете… Перезвоните, когда выясните!» И отключилась.

Соня чуть не разревелась.

На счастье, на шоссе из-за угла вынырнула сине-белая машина с лениво моргающими мигалками. Соня кинулась наперерез, размахивая руками.

Поймав двух упитанных «формованных» городовых, Соня потащила их на место преступления.

— Ну и где убитый труп обещанной красавицы? — со скучным разочарованием протянул коп.

Соня в полнейшей растерянности озирала окрестности. Место преступления теперь выглядело чистым и не запятнанным ни единой уликой. Ни пятен крови на сугробах, ни намешанной мужскими сапогами грязи. Никаких следов на припорошенном свежими снежинками тротуаре, кроме цепочки ее собственных. От всех других следов не осталось и следа.

— Как же так? — бормотала в смущении Соня. — Они забрали ее с собой? Уничтожили все улики! Вот здесь она упала… Вот отсюда они стреляли… Я видела всё собственными глазами! Почему вы мне не верите?!

— Верим, девушка, верим, — с благожелательным пониманием терпеливо кивали менты. — И нисколько не сомневаемся, что вы всё это видели, галлюцинации бывают очень убедительными. А скажите, пожалуйста, часто с вами такое случается?

И напрасно Соня горячилась, пыталась что-то доказать. Менты лишь понимающе кивали шапками и сыпали уточняющими вопросами: а не страдаете ли случайно хроническими заболеваниями мозга и прочими расстройствами психики? А какие препараты принимаете? А наркотики сегодня не пробовали? Подобрались поближе, принюхались к девичьему дыханию. Соня, запоздало опомнившись, испуганно прикрыла рот варежкой. Но копы весело перемигнулись и, взяв с двух сторон под локотки, препроводили к машине, невзирая на возражения: а не хотите ли, гражданочка, проехать в участочек? Там тщательно зафиксируем ваши свидетельские показания. Заодно и вашу личность освидетельствуем. В трубочку подышите, отдохнете немножко, успокоитесь…

___________________

Впервые в жизни Соня ночевала не дома. И уж в мыслях у нее не было, что этот первый раз случится в отделении полиции. Сердце в стельки ушло, едва она представила, как сейчас ее бросят за решетку в обезьянник, где придется провести целую ночь в обществе проституток и маньяков.

К счастью, камеры оказались переполнены спасающимися от зимнего холода бомжами, а сотрудники отличились прозорливостью. Опасаясь вызвать среди мужиков нездоровую активность при виде задержанной девушки, Соню решили просто оставить в кабинете у дежурного писать длинные объяснительные. Дрожащая и икающая от острого приступа панического голода, она с трудом понимала, сколько извела бумаги, пытаясь связать расплывающиеся в сознании слова во вразумительные предложения.

В итоге все старания ее оказались напрасными. Утром листы отправились непрочитанными прямиком в мусорную корзину. Уставшая нервничать, отупевшая от бессонной ночи, Соня получила строгий выговор от явившейся на службу с изрядным опозданием усатой тетки, ответственной за подростковую преступность и наркоманию. И была выставлена за дверь, на колючий морозец серого рассвета. Почему-то больше всего Соню обидело то, что ее приняли за несовершеннолетнюю.

_____________

Наконец-то добравшись до дома, Соня молча снесла нешуточный нагоняй от бабушки. В иное время она от такого наезда разрыдалась бы в истерике, а нынче просто закрылась у себя в комнате. Не раздеваясь, без сил рухнула на кровать.

Однако долгожданное сонное забытье вместо облегчения принесло кошмарные видения. Соня резко вздрагивала во сне: то от ужасающей картины выстрела и медленно оседающей в сугроб подруги. Потом эту сцену сменяла не менее пугающая погоня, когда приходилось бежать без оглядки по сюрреалистичной, темной, бесконечной улице, а за спиной грохотали настигающие шаги убийцы с пистолетом. Холодное дуло было назойливо наведено точно в затылок…

В общем, спала Соня недолго и скверно. А проснувшись, вместо позднего завтрака первым делом схватилась за телефон и справочник. Принялась обзванивать все больницы города с единственным вопросом: не поступала ли девушка с пулевым ранением? Спустя многие бесплодные попытки, ее огорошили ответом: да, поступала, но спасти не удалось. С зашевелившимися на голове волосами Соня пролистала справочник до раздела «морги», выписала на листочек все адреса. Так и не сумела заставить себя проглотить бутерброд — унеслась мотаться по городу, не слыша несущуюся вслед ругань здравомыслящей бабушки…

Следующие дни стали для нее продолжением кошмара. Она затвердила приметы пропавшей подруги, пересказывая их из приемной в приемной, от одной регистрационной конторки до следующей. Она врывалась в морги и умоляла допустить на опознание. И после в полуобмороке, пошатываясь, выбиралась на воздух — со смешанными чувствами и рвотными позывами в пустом желудке. По нескольку раз в день заезжала на квартиру к Люське, упорно жала на кнопку дверного звонка, с надеждой вслушивалась, но ответа не было, висела угрюмая тишина…

Она требовала в полиции начать розыск, но те упрямо не желали принимать заявление о пропаже, ведь Соня не родственница, не сожительница и даже не соседка. А от подруги у подруги мало ли какие могут быть секреты! Вот и сидите, девушка, дома — ждите, когда ваша подруга нагуляется вдоволь и сама объявится. Или ищите ее родных, пускай заявление подают они.

И Соня в сумрачном настроении, в сумерках возвращалась домой, снова садилась на телефон. Дежурные в больницах и моргах уже стали узнавать ее по голосу. Некоторые сочувствовали, старались обнадежить, некоторые посылали полуматерно за то, что мешает работать.

Разумеется, Соня позвонила и в контору. Спросила о Люське осторожно, наученная горьким опытом недоверия, не вдаваясь в подробности. Насмешливые дамы снизошли сообщить, что Люсиль на работе не объявлялась и ни коим образом не давала о себе знать. И выдвинули встречный вопрос: почему отсутствует сама Софья? Соня рассеянно сослалась на простуду и повесила трубку.

Одна из версий, крутившихся у нее в голове, рассыпалась как неподтвержденная. Ведь если бы те парни похитили Люсиль с целью выкупа, то они бы сразу прислали в контору анонимку со своими требованиями? Их фирма владеет достаточным финансовым капиталом, чтобы соблазнить подобных типов на преступление. Но если похитители не потребовали денег, зачем же им заложница?

Зачем они напали, избили, возможно, изнасиловали несчастную Люсиль? А теперь держат ее где-нибудь за городом, связанную по рукам и ногам, пристегнутую наручниками к батарее отопления, в каком-нибудь ужасном, холодном, сыром, темном подвале? Без пищи и без воды, без возможности выйти в туалет? Всякий раз представляя себе подобную картину, каждый раз с новыми подробностями плачевнейшего положения подруги, Соня не могла удержаться от всхлипов.

Она спать по ночам не могла! Часами сидела в пижаме перед телевизором, в темной комнате, освещаемой лишь всполохами экрана. Сквозь занавески пробивался желтоватый свет уличных фонарей, оставляя тусклые пятна на обоях. Соня нервно вздрагивала, когда под окном проезжали машины — холодные лучи фар косо скользили по потолку, и что-то угрожающее чудилось в этих полосах призрачного света…

Соня смотрела криминальные хроники не отрываясь, не пропуская выпуски ни по одному каналу. Сжимала в руках пульт, широко распахнутыми, покрасневшими глазами впивалась в кадры, стараясь в окровавленных, обезображенных лицах потерпевших, выхваченных безжалостным объективом камеры, узнать знакомые черты, старалась угадать что-то конкретное за прозрачной мозаикой-ретушью цензуры.

Она не желала слушать разумное брюзжание бабушки, твердившей, что так Соня совершенно расшатает свои и без того потрепанные стрессом нервы. Что правы в милиции — мало ли куда могла деться ее обожаемая подружка, с которой Соня и знакома-то, если хорошенько подсчитать, без году неделя. Мало ли в каком криминале эта Люська может оказаться замешана! И теперь вот тянет в эти грязные разборки дурочку Соньку. И никогда у бабушки не было доверия к Люське, шалаве шальной, та только плохому внучку учила! Так что если кто ее и подстрелил, чует бабкино сердце, не иначе за дело Люське досталось!

Соня зажимала уши ладонями, по–детски мотала головой. Никакие бабкины доводы не могли вытеснить из ее воображения картину страданий подруги в богом покинутом подвале.

На четвертый вечер подобного времяпрепровождения бабушка устала от тихих всхлипываний внучки и от нервирующих телепередач — и ушла в круглосуточный магазин за кефиром. Соня осталась в их скромной квартирке одна. Первым делом она вдоволь порыдала, да так, что разбуженные соседи вежливо постучали в стенку. Во-вторых, утерев нос мокрым рукавом пижамы, отправилась на кухню за крепким чаем — потому что основные криминальные сводки показывали очень поздно ночью.

Но когда Соня осторожно взяла кружку с кипятком, неожиданно резко прозвучавший звонок в дверь так ее испугал, что кружка выскочила из рук — и брызнула осколками-кипятком, встретившись с полом. Соня метнулась в туалет за совком и шваброй. Звонок тренькнул еще раз — и позабыв о луже и черепках, Соня кинулась к двери. Лишь отперев замок, она опомнилась, что должна была спросить через дверь, кого черти носят среди ночи — ведь у бабушки-то имеется свой собственный ключ, она бы звонить не стала!

Но громко вопрошать «Кто там?» было уже поздно. За порогом стояли двое мужчин.

4

Соня испуганно отпрянула, машинально запахнув ворот пижамной курточки у горла.

Первый мужчина в элегантном зимнем пальто шагнул вперед.

— Добрый вечер, Софья. Извините, что мы так поздно вас беспокоим. Девочки в офисе мне сказали, что вы заболели, — заговорил гость знакомым голосом, бархатным, обволакивающим, как карамель.

Соня мысленно прокляла весь мир — и тусклую лампочку на лестничной клетке в особенности, из-за которой едва не схватила инфаркт от ужаса. Догадалась щелкнуть выключателем в прихожей.

— Ольгерд Оскальдович? — пролепетала она.

Перевела дух с облегчением, ведь к ней явились не те двое киллеров, которые напали на Люську, а теперь, вероятно, разыскивали ее саму. Слава богу, это оказались не убийцы, а только ее шеф со своим шофером. Хотя, после секундного размышления ей подумалось, что видеть у себя дома в такое время начальника… когда она сама в таком виде… Соня уже была готова пожалеть, что к ней явились не киллеры!

— Мне передали, что ты заболела, — повторил Ольгерд.

— Разве? — переспросила Соня.

Шофер ловко скользнул в узенькую тесную прихожую: внес огромную корзину, наполненную дорогими фруктами, увенчанную подарочным бантом. Поставив презент в гостиной на стол, выскользнул обратно на лестничную клетку — даже не задев никого плечом, что было весьма трудно при малогабаритности квартиры. И — вот ужас! — прикрыл за собой дверь. Словно не желал мешать их разговору вдвоем наедине.

Ольгерд не отрывал взгляда от Сони. Той ничего не оставалось, кроме как пригласить гостя пройти в комнату.

— Так что случилось? — снова спросил Ольгерд. — Простуда? Грипп? Чума? Если нужны какие-нибудь лекарства, любая помощь…

— Нет-нет, спасибо, — ответила Соня. — Ничего такого не нужно.

— Я беспокоился, когда ты не пришла на работу, — произнес Ольгерд, потупив глаза.

Соня не могла не задержать зачарованного взгляда на красивом взволнованном лице, невольно отметив густоту и длину ресниц… Но миг — и ресницы взметнулись, точно крылья ласточки, ее ожег внимательный взгляд в упор, от которого кровь мгновенно бросилась к щекам. И сердце застучало быстрей, чем когда на нее так же в упор смотрел ствол пистолета. Соня быстро отвернулась.

— Я очень хотел вам позвонить… но не решился, — сбивчиво признался он. — Не знал, как вы воспримите мой звонок после того недоразумения, которое между нами произошло тогда, в кабинете.

Соня с удивлением вскинула голову. Она и думать забыла о той сцене! А ведь из-за того ужасного происшествия она и напилась тогда с Люсиль, и потом с ними случилось…

— Нет, я не из-за этого не пришла в офис, — сказал она.

И это была правда, если бы не беготня по больницам и моргам, она на следующий же день явилась бы в контору оформить увольнение и забрать документы.

— Пожалуйста, простите меня, если я вас обидел или оскорбил, — продолжал извиняться Ольгерд, в волнении путаясь, обращаться ли к ней на «ты» или на «вы». — Поверьте, я никогда в жизни сознательно не позволил бы себе ранить ваши чувства. То, что тогда произошло между нами…

— Нет-нет! — перебила Соня.

Она уже достаточно покраснела и больше не могла слышать о той постыдной сцене. Чтобы отогнать неуместные воспоминания — ведь сейчас они опять остались наедине, причем в еще более интимной обстановке! — Соня решилась объяснить, отчего она дальше не сможет работать в конторе, почему собралась уволиться. Однако, вместо этого, взглянув в эти бездонные, прекрасные, гипнотизирующие глаза… Ее охватило жалкое ощущение собственной беспомощности — и острое желание поделиться всеми своими тревогами с этим внушающим безграничное доверие, сильным, красивым мужчиной. Запинаясь, опасливо поглядывая, не появилась ли на его губах насмешка, верит ли он ее сбивчивым словам, Соня, ободренная его вниманием, понемногу успокаиваясь, подробно и обстоятельно поведала о своих тревожных метаниях по городу, о мучительных размышлениях и ужасных опасениях за жизнь подруги.

Пока она говорила, Ольгерд мысленно благословлял пропащую сотрудницу. Ведь благодаря Люсиль он сейчас получил этот подарок судьбы — просто сидеть рядом с девушкой своих тайных грез, просто выслушать ее зашкаливающую эмоциями историю, просто держать за руку, стараясь успокоить. Соня как будто не замечала, что он подсел ближе. Как взял ее холодные, беспокойные руки в свои ладони. Сильно бьющаяся жилка на ее шее, под тонкой бледной кожей, трепетала перед его глазами, совсем близко. Такая беззащитная, чуть податься вперед — и коснешься губами…

Бурный поток слов быстро иссякал, превращаясь в тихо журчащий ручеек бормотания. Вместе с тем уходили и страхи, так долго державшие Соню в напряжении. Она поддалась умиротворяющему спокойствию силы, исходящей от этого человека.  Хотя и боялась себе в том признаться, с облегчением и даже радостью ощущала, как казавшиеся столь значительными проблемы превращаются в его присутствии всего лишь в досадные неприятности. И с готовностью хотела поверить, что дальше всё будет хорошо.

— Почему вы сразу не поставили меня в известность? — с легким недоумением спросил Ольгерд. — Ведь Люсиль моя подчиненная.

— Не знаю, я растерялась, — смутилась Соня.

— Я немедленно прикажу отделу охраны начать ее розыск. Не волнуйся, мои ребята отличные специалисты, им не потребуется много времени, чтобы распутать это дело и обезвредить преступников, кем бы те ни были.

— Не сомневаюсь, — пролепетала Соня.

Только сейчас она осознала, что одна его рука лежит у нее на колене, а вторая нежно обвила талию. А сам он придвинулся так близко, что нет нужды говорить громко, а дыхание его чуть щекочет ее шею.

— Хотя, с другой стороны, — продолжал тихо и бархатно шептать ей на ухо Ольгерд. — Отлично зная характер нашей Люсиль, я не удивлюсь, если она сама уже во всем разобралась. Поверь мне, она из тех девушек, кто прекрасно могут постоять за себя и без труда справятся с любым обидчиком.

— Д-да, она может… — выдохнула Соня.

Щеки ее пылали. Так нельзя! Что он себе опять позволяет? Почему она сама это ему позволяет?! Нужно немедленно встать с дивана, сбросить с себя его похотливые руки, наорать на этого бесстыдного наглеца! Но как себя заставить?..

Ольгерд не смог устоять перед соблазном. Понимая, к какому скандалу это может привести, сознавая, что сейчас его несдержанность может всё совершенно испортить и перечеркнуть все будущие возможности… Но он не мог противиться искушению! Это оказалось выше его сил.

— Вполне допускаю, что Люсиль уже в безопасности и пытается до тебя дозвониться. — Его ладонь скользнула с талии под кофточку, прохладно легла на разгорячившееся тело.

— Но ведь я потеряла свой мобильник… — Соня закусила губку, когда его пальцы прочертили линию вдоль позвоночника, чуть прикасаясь к коже, покрывшейся гусиными пупырышками. — Но… она ведь могла бы тогда… позвонить и вам?

— Мы хорошие друзья. Но есть вещи, которыми девушка поделится с другом, но не расскажет своему шефу, — лукаво улыбнулся он.

Соня совершенно растаяла в его руках. Даже глаза прикрыла, чтобы полностью насладиться невинными ласками. Ведь это были всего лишь невинные прикосновения? Он гладил ее по спине дружески, утешающее, ведь так? А губы ее приоткрылись, покрасневшие, припухшие, манящие, взывающие о поцелуях, потому что нос опух от рыданий и пыхтеть было неловко.

Ее невинная страстность, пробуждающаяся от его прикосновений, точно цветок, бездумно тянущийся к солнцу, забавляла его. Пережитые страхи этих дней заставили ее жаждать утешения. И сейчас она так податлива и покорна, совершенно забывшись, отдается в его власть, не подозревая, какой опасности себя подвергает.

— Не надо, — слабо воспротивилась девушка, когда он потянулся к пуговкам на кофточке. Ольгерд мысленно обругал себя за неуместную спешку.

Соня поднялась с дивана, сделала шаг на ослабевших ногах, растерянно оправила одежду. Он тоже встал, подошел сзади.

— Зачем вы снова так делаете? — с упреком спросила Соня, не смея обернуться и взглянуть в глаза. В ее тихом голосе весенней капелью зазвенели слезы оттаявшей от недавних страхов души. — Вы снова играете со мной. Так жестоко…

— Прости, но я даже не успел начать с тобой играть, — справедливости ради заметил Ольгерд, обнимая ее сзади. Соня, не осознавая, прижалась к нему спиной. — Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Да! Уйдите! — выдохнула она, закатив глаза. — Я вам не игрушка. Я не такая. Не легкомысленная кукла для одной ночи.

Его рука снова скользнула ей под кофточку, накрыла мягкое, нежное полушарие с напрягшимся, упругим бутончиком. Пальцы принялись дразнить, поглаживать.

— Чему мне верить? — поцеловал легким касанием ее ушко. — Твоим неискренним словам? Или зову твоего горящего тела?

Она откинула голову ему на плечо, прижалась спиной, но в то же время попыталась отпихнуть от себя его руки, побила кулачками, забарахталась бессильно:

— Нет! Нет! Я не могу! Я не должна! Нельзя до свадьбы!..

— Какие старомодные представления о морали, — рассмеялся Ольгерд.

Он уже предвкушал исключительное наслаждение. Его жертва почти готова: еще чуть-чуть, и кровь ее забурлит от переизбытка страсти. Слаще самого дорогого вина, изысканней редчайших деликатесов, ароматней и вкуснее всего на свете! Он облизнул губы, выбирая самую жаркую точку на лихорадочно пульсирующей жилке на шее…

— Та-ак! — раскатился по квартире надтреснутый голос бабушки. — И чем это вы тут занимаетесь? Сонечка, ответь, пожалуйста, кто этот твой гость? И почему столь поздний визит? А кто тот приятный молодой человек, который меня столько времени не пускал в мою собственную квартиру? Сонечка, ты ничего не хочешь сказать бабушке?

Соня хотела, очень хотела сказать кое-что бабушке. Но сдержалась. Ольгерд заслонил ее спиной, чтобы она успела хотя бы чуть прийти в себя и застегнуться.

Бабушка бросила пакет с покупками на стол — пластиковая бутыль кефира уныло оперлась о корзину с райскими фруктами.

Ольгерд коротко представился и извинился за позднее вторжение самым вежливым и почтительным тоном, который, однако, ничуть не умалил его достоинства и мало смягчил некоторую сухость, сквозившую в бархатном голосе. Подобным обращением бабушка была просто поражена и ошарашена. Но это отнюдь не помешало ей наброситься с упреками на внучку, как только незваный гость их покинул. Тем более на прощание молодой человек позволил себе возмутительнейшую вещь — он поцеловал Соне руку! Но при этом одарил зардевшуюся дурочку таким зовущим взглядом, что у бабушки дух сперло.

— Что ты себе позволяешь?! — возмутилась прародительница, едва захлопнулась дверь.

— Ничего не было, — отозвалась внучка угрюмо, тихо, устало.

— До инфаркта меня довести хочешь? Совсем совесть потеряла? Только я за порог — ты уже на всё готова?

— Ничего не было.

— Потому что я помешала! Уж так невтерпеж? Уж так охота, что головой думать забываешь? Хочешь тоже одна остаться с орущим ребенком на руках?! Как твоя мать одна осталась, как я осталась? Ради одной ночки — всю жизнь себе сломаешь?

— Ничего не было!

— Сколько раз я тебе говорила? Что я тебе всегда говорила? Ну-ка повтори сейчас же, что я тебе говорила!

— Без кольца… на пальце… и пальцем чтоб не трогал…

— А ты не реви! Не реви, я сказала! Это я реветь должна! Воспитывала тебя, воспитывала, да так ничему и не научила! Видать и впрямь не вложишь свой разум в чужую глупую голову! Ничему-то тебя наш с матерью пример не научил! Не желаешь ты на нашем опыте учиться — свой хочешь лоб расшибить! Вот и расшибешь, вот и наиграешься! Вот и останешься одна, никому не нужная. И будешь растить вот такого же неблагодарного оглоеда, который только и будет твоей смерти ждать, чтобы квартиру и сберкнижку с пенсией получить в наследство!

— У меня с ним ничего не было! — взвыла Соня в слезах, срывающимся голосом. — У меня еще ни с кем ничего не было!

У нее не осталось сил слышать голос бабушки. Но она знала, что в подобном настроении ту уже ничем не остановить, никакими словами, ни уверениями, ни клятвами. Ни перечить, ни пытаться докричаться — всё бесполезно, бабушка ничего не поймет, не захочет услышать. Оставалось только терпеть и молчать.

Но Соня и без того чувствовала себя виноватой. Слишком она оказалась слабой, слишком податливой, безвольной. Она не должна себя так вести! Не должна позволять так с собой обращаться! Он ей всю душу взбередил… У нее сердце колотилось как сумасшедшее, мысли в голове путались. От бабушкиного непрестанного крика, от разноса по полной программе с доморощенным психоанализом хотелось выть и рыдать! А от горящих следов на коже под пижамой, от прикосновений его нежных, прохладных ладоней в животе всё сжималось — и слезы сами собой текли ручьем.

В три часа ночи, не в состоянии больше выносить непрекращающийся поток нравоучений, Соня убежала в свою комнату, утирая нос рукавом. Хлопнула дверью, рухнула на кровать, уткнулась зареванным лицом в подушку.

Но бабушке не нравилось орать через стену из другой комнаты. Она пришла в комнату к ней, встала в дверях, сложив руки на груди, неодобрительно покачала головой:

— Чего ревешь-то? Кто ж тебе еще правду скажет, кроме родной бабушки? Я ж тебе только добра желаю, глупая. Защитить тебя хочу, уберечь. Где ты хоть эту свою фотомодель подцепила?

— Я не подцепляла! — глухо прорыдала Соня из-под одеяла.

— Угу, еще скажешь, он первый на тебя набросился. Погляжу, губа у тебя не дура, Сонечка. Ни я бы, ни мать твоя в твои годы к такому красавцу и близко подойти не осмелились бы. А ты ничего, и на шею вешаешься, и домой привела. Так где вы познакомились?

— На работе…

— О как? Хорошо, ничего не скажешь. И манеры, и на мордашку смазливый. От такого и залететь не обидно будет. Дурой будешь, если меня послушаешься и не воспользуешься моментом!

— Он мой начальник! Ничего не было! И не будет!

— Ну и дура. Раз на роду написано незамужней мыкаться, хоть к теплому местечку пристроит. Пусть замуж не возьмет, зато обеспечит и тебя, непутевую, и ребенка.

— Я уволилась!!!

— Господи, за что же мне такая внучка-наказание?.. — посетовала бабушка, закрывая за собой дверь. Соня слышала, как она, скорбно вздыхая, прошаркала на кухню. Пошла лечить растрепанные внучкой нервы рюмкой корвалола.

После всех этих разговоров Соня сумела уснуть только под утро. Проснулась поздним днем, совершенно разбитая, в глубокой депрессии. Оделась и ушла из дома. Даже не поев. Какой тут аппетит…

Собиралась снова обойти больницы-морги. Но вспомнила обещание Ольгерда — и вздохнула с облегчением. Хватит с нее опознаний. Действительно, она уже сделала всё, что было в ее силах. Он, со своими связями и возможностями, сможет сделать куда больше…

И Соня отправилась в контору, оформлять увольнение по собственному нежеланию находиться поблизости от типа, от которого у нее всякий раз будто лихорадка мозга случается. Нет, достаточно с нее и таких стрессов тоже…

Дело это много времени не заняло. Соня не без оснований подозревала, что своим уходом сделала отличный рождественский подарок своим бывшим коллегам. Тигрицы с такой сердечностью выстроились в очередь, чтобы ее расцеловать на прощание, что пришлось потом помаду с щек оттирать с мылом в офисном туалете. Соню снабдили зарплатой, причитающейся за отработанные дни, сверх того — щедрой предновогодней премией и наилучшими пожеланиями. Соня пожала плечами, от премии отказываться не стала. И поспешила откланяться до прихода шефа, мечтая в жизни этот серпентарий больше не встретить.

С неплохой суммой в отяжелевшем кармане она решила пошататься по праздничному городу, потолкаться в магазинах, подыскать себе подарок. Домой возвращаться не было никакого желания. Бабушке покупать что-то не имело смысла — и это не из-за вчерашнего разноса, а по обидному опыту прежних попыток. Под бурую искусственную елочку с мятым древним серпантином лучше положить конверт, чем снова нарваться на нравоучения о грехе транжирства и наутро пойти сдавать покупку назад в магазин.

В сумерки улицы наполнились радостной толпой оголтелых от предпраздничной суеты горожан. Засверкали разноцветными лампочками высоченные елки на площадях, заиграли огоньками гирлянды, перекинутые над бульварами. Под низким фиолетовым небом, под золотистыми звездами фонарей снова повисла плотная пелена снежных хлопьев, словно занавес из нанизанных на нитку белых бусин и пушинок. Будто обсыпанные блестками искрились воротники и шапки прохожих.

Атмосфера праздничного города и шопинг помогли понемногу исправить настроение. Может и вправду все кажущиеся сейчас неподъемными проблемы обернутся завтра пустячными неприятностями, не стоящими нервов и внимания? Тем более вон какое замечательное вечернее платье она себе отхватила с ошеломительной скидкой! И еще белый пушистый пуловер тоже украсит ее скромный гардероб. Главное, не думать, куда она в этих обновках не пойдет — ни в театр, ни в кино, ни в гости не пойдет, потому что билеты дорогие и не позовет никто. Будут висеть наряды в шкафу, спрятанные от бабушки, и покрываться дырами от моли. Растравив себя такими мыслями, Соня в приступе безумия разорилась на комплект красивого, дорогущего, но всё же в меру приличного нижнего белья. Уж белье-то она сможет иногда носить, по праздникам, пряча под обычной одеждой. Постирать тайком не проблема, а вот как потом сушить, чтобы не влетело…

И всё же она заставила себя купить — ради тренировки чувства собственного достоинства, ради повышения самооценки. Ради мечты о том, кто никогда этот комплект с нее не снимет… Пока выбирала, всё в голову глупости лезли. Щеки просто горели, кажется, ярче алой звезды с ёлки. Соня даже убоялась, как бы кто из продавщиц ненароком не догадался о ее тайных порочных мыслях. И блестя глазами, будто клептоманка, сама себя стесняясь, бочком пробралась к кассе, бережно неся свои сокровища.

Не забыла приобрести себе новый телефончик, взамен трагически потерянного. Наплевав на технические характеристики, схватила ярко-розовый, с большим экраном и цветочком на задней панельке.

_____________

Соня на память не жаловалась, но вспоминать утраченные вместе с прежней симкой номера пришлось долго. Хотя и было всего этих номеров не больше десятка: бабушкин, хорошей соседки, вредной соседки, дальних родственников, друга детства, которому никогда не позвонит, сантехника на случай домашней аварии, постоянного стоматолога, которого боялась меньше других, такси на крайний случай, вызов пиццы и доставка суши, куда планировала позвонить и никогда не звонила… Уткнувшись носом в мобильник и изо всех сил морща лоб, Соня брела по вечерним тротуарам, всё реже и реже наталкиваясь на прохожих.

Забив память телефона всем, что удалось выскрести из собственной памяти, а главное, настроив мелодии звоночка и будильника, Соня наконец-то с удовлетворением отпустила новую игрушку в карман.

И огляделась вокруг в недоумении. Куда это она забрела — сразу и не понять.

Где-то во тьме, в глубине двора, по-волчьи взвыли собаки. Соня вздрогнула. В памяти всколыхнулись воспоминания, совсем свежие…

Бабушка права, ее внучка полная дура. Как можно было забыть о случившемся с Люсиль? Ведь те убийцы наверняка не оставят в живых ее, Соню. Ведь она всё видела, она свидетельница… А она, глупая, заигралась, позабыла обо всём на свете — и бродит по городу одна, в темноте. Ну просто нарывается, не иначе!

Соня прибавила шаг. Нервно оглянулась по сторонам. Куда же ей идти? Там сквер с темной заснеженной аллеей. С другой стороны шоссе с изредка проносящимися на скорости автомобилями. Впереди — стоянка, сбоку мрачные дворы спального квартала, редкое окно светилось огоньком. Сколько же времени она игралась с мобильником? Как она могла настолько увлечься? И куда ей теперь идти?..

Она вздрагивала от перестука собственных торопливых шагов. В голове эхом отдавался стук напуганного сердца. В такт, эхом ее шагов… Эхом шагов…

Нет, ей не показалось! Быстро оглянувшись, Соня засекла преследователя: молодой парень шел за ней, соблюдая почтительное расстояние. Сердце ее забилось под самым горлом.

Заметив, что девушка остановилась и не сводит с него горящих глаз, молодой человек мгновение помешкал, но не остановился, а наоборот пошел быстрее. Поравнявшись с Соней, даже не взглянул в ее сторону. И ушел в темноту, провожаемый упершимся в спину подозрительным взглядом.

Она вздохнула было с облегчением… Но вздох застрял на середине пищевода. Она вдруг четко вспомнила, где видела этого парня. Сегодня. В очереди к кассе. Когда она покупала белье. Еще один маньяк на ее голову? Он следил за ней от самого магазина? Преследует ее?

Соня быстро развернулась и направилась в противоположную сторону. Только не бежать. Главное, не выказывать свой страх…

Какая-то тень метнулась впереди. Паранойя заверила, что за ней следом еще кто-то шел, но, когда она резко поменяла направление, преследователь испугался столкнуться с нею лицом к лицу, поэтому заметался в поисках прикрытия. От легкого злорадства, что смогла своей непредсказуемостью вогнать кого-то в растерянность, на душе сделалось ощутимо легче. Здравый смысл возразил, что Софья слишком много на себя берет, не столь она важная особа, чтобы ее «пасли» коллективно.

Подойдя чуть ближе, она рассмотрела у дверей тускло освещенного подъезда какую-то возню. Вроде бы выглядит, как влюбленная парочка. Тискаются и целуются, занятые друг другом. Правда, оба парня. Один прижал другого к стене, второй обвил руками за шею — и поверх плеча мазнул по ней, случайной прохожей, настороженным взглядом с ноткой вызова. Здравый смысл снова высказался: ни один преследователь ради прикрытия не пожертвует своей гетеросексуальностью из-за нее, нуля без палочки. Соня против воли заулыбалась, моментально представив реакцию бабушки, если б та узрела подобную сцену, выйдя, скажем, в магазин за кефиром. Но спохватилась, вспомнив о маньяке: некогда по сторонам глазеть и ворон с геями считать!

Однако, как ни торопилась, Соня далеко не ушла.

Засмотрелась на обнимавшуюся парочку, на ходу едва не вывернув себе шею, — и поэтому не увидела, как ей преградили путь. Против мелькнувшей мысли это не оказался фонарный столб. Она врезалась во что-то мягкое, пушистое, но очень устойчивое. От внезапного столкновения, да еще на скользком тротуаре, она не устояла на ногах — и плюхнулась на копчик, пребольно ударившись. А подняв голову и поправив съехавшую на глаза шапку — встретилась лицом к лицу… точнее, носом к морде с огромным псом.

Над ней стоял огромный пес — и страшно скалил зубы. Глаза его сверкали отнюдь не дружелюбием. Острые лохматые уши были плотно прижаты к голове, губы растянуты в звериной улыбке, демонстрируя влажные клыки внушительных размеров. У Сони в животе похолодело.

— Прости, пёсик, я тебя ударила? — промямлила она, боясь подняться. В голове мелькнула мысль: собаки не любят резких движений. При осторожной попытке подтянуть неловко разъехавшиеся ноги, подошвы сапог лишь бестолково скользили по накатанному льду.

Позади пса из темноты выступил явно бандитского вида парень. Он был в дубленке нараспашку, какой-то всклокоченный, в серо-пепельных волосах поблескивали снежинки. Его полубезумный взгляд горел, как у помоечного пса, увидевшего блюдо с фаршем. Кажется, фаршем была Соня.

— Извините, — пробормотала она. — Отзовите, пожалуйста, вашу собаку.

Еще один маньяк на ее голову! А она не то что удрать — подняться с земли не в состоянии. А земля-то холодная, ушибленный копчик уже заныл от переизбытка приложенного к ушибу льда.

Но парень и не подумал приструнить своего пса. Просто стоял и глазел, как она тихонько барахтается в обнимку со своими пакетами. Соне эта ситуация совершенно не нравилась! Она старалась вести себя спокойно, насколько это было возможно в ее положении. Если запаникует — а она уже близка к этому, — маньяк с собакой страх быстро учуют, совсем взбесятся…

Из снежного мрака появилось еще с полдюжины псов, обступив Соню полукругом. Все они были серой волчьей масти, каждый весил вдвое больше ее самой. Все прижимали уши, шерсть на загривках стояла гребнем. Ни один не гавкнул, только пыхтели через оскаленные клыки и слизывали капающую слюну длинными языками.

— Не надо убегать от нас, киска, — ухмыльнулся на ее испуганный взгляд сероволосый парень. — Сколько ни запутывай след, мы всё равно тебя найдем.

— Ничего я  не запутываю, — буркнула Соня.

— Он пометил тебя своей кровью! А его кровь мы учуем хоть через весь город, — продолжал парень. Соня понятия не имела, зачем он это ей говорит и что это объясняет.

— Что вы хотите? — спросила она отважно, но голосок дрогнул. — Денег? Извините, я всё потратила. Вот, если хотите, вечернее платье. Еще мобильник — новый, с гарантией, в упаковке…

— Чего пристали к девчонке, псы? — раздался задорный голос.

Соня и не заметила, как от подъезда отлепилась парочка. Подошли, взяли ее за воротник пальто, рывком поставили на ноги. Колени дрожали, ноги подгибались. Парни встали рядом, по обе стороны от нее, поддерживая за плечи. К собачнику повернулись с решительным, если не сказать, вызывающим видом.

— А вы ее пасёте, упырята? — недобро прищурился парень. — Больно щуплые охранники-то.

Соня с удивлением оглянулась на одного, на второго: какое им дело до нее? Им, по идее, вообще до женского пола как до лампочки, а тем более до случайной прохожей. Двое таких высоких, красивых парней встали на ее защиту! В иных условиях ей бы это безумно польстило. Но разве сейчас есть время любоваться очерченными темнотой профилями…

— Вашу мать!!! — донеслось сзади яростное.

Грянул короткий хлопок выстрела, у Сони в ушах зазвенело. Один из ребят мгновенно пригнул ей голову, приобнял, закрыв собой. Соня почувствовала, как что-то ударилось в его спину. Вывернувшись из-под руки, она увидела в тусклом свете фонарей расплывающуюся на припорошенном асфальте черную лужу. А рядом дергал лапами, завалившись на бок, еще один серый пес. Подкравшийся со спины, этот зверь, набросившись на нее, мог запросто смять своей невероятной массой, разодрал бы чудовищными клыками. Вот только парень, которого Соня приняла за маньяка из отдела женского белья, вернулся как нельзя вовремя. Выстрелил, подстрелил взвившегося в прыжке зверя. И тот рухнул в истоптанный снег перед ошарашенной Соней.

Ничего не понимая, она обернулась — и растерялась еще больше, хотя думала, что вряд ли это возможно: окружившие ее псы исчезли. На их месте стояли крепкие сероволосые парни и девушки. Но выражение их глаз, устремленных на нее, ничуть не отличалось от волчьих. Сердце часто заколотилось, обморочная тьма подступила к  заледеневшему в ужасе сознанию…

— А за кровь вы нам ответите, — мрачно сплюнул всклокоченный, — кровью!

И вся эта серая банда ринулась на нее и ее защитников. Соня поняла — вот он, конец ее коротенькой бесславной жизни!..

Но, пусть и короткая, жизнь ее не успела промелькнуть перед глазами, как пишут в романах, времени не хватило. Кто-то выдернул ее из общей свалки. И потащил за руку прочь, в сторону шоссе.

Соня обернулась на бегу: а парочка оказалась вовсе не такой хилой, какой казалась! Ребята отлично держались против целой компании. И даже вроде бы наслаждались дракой, опьяненные кровью, не глядя, направо и налево ломая ребра и челюсти, круша черепа, кроша зубы с разворота ударом ноги… Соня, правда, уже не увидела, как в краткий миг передышки, когда противники отступили, чтобы собраться с силами, парочка даже улучила секунду, чтобы со вкусом слизнуть друг у друга с щеки кровавые брызги…

Соне увидеть это не довелось. «Маньяк» крепко держал ее запястье, он будто не слышал  криков и требований отпустить. Просто волоком тащил вперед! Только перед широкой черной полосой шоссе ей удалось вырвать руку.

— Да кто вы такие?! — воскликнула она, отбежав от парня.

— Стой! Хочешь под колеса угодить, что ли?! — бросился он к ней.

Но Соня отпрянула назад, не замечая, что выбежала на разделительную полосу.

— Не трогай меня! — истерично завизжала она. — Что вы все на меня набросились? Я вам что, мёдом намазана?!

Шарахнулась, уворачиваясь от рук — и с разбега налетела на машину. Хорошо, водитель вовремя увидел людей на проезжей части, успел притормозить. Щека и вспотевшие ладони девушки оставили жирный смазанный след на боковом стекле минивена.

Оглушенная столкновением, Соня сползла с неожиданно появившейся на пути преграды вниз, на грязный асфальт. Но сзади ее подхватили сильные руки «маньяка», рывком подняли.

Дверь в лакированном темном боку автомобиля отъехала в сторону, открыв черный прямоугольник проема, изнутри пахнуло теплом и бензином, ванилью и апельсинами. Соня беспомощно забарахталась в объятиях «маньяка». Черный провал перед ней показался страшнее разрытой могилы, а минивен — громыхающим склепом на колесах. Она уцепилась за железную притолоку, растопырила ноги, но тщетно: парень был сильнее — не грубо, но быстро запихнул ее вовнутрь.

Потеряв равновесие, Соня влетела в непроглядную темноту нутра автомобиля. Врезалась в какой-то ящик, зазвеневший стеклом, ударилась локтем и темечком. Рухнула на покрытый толстым ковром пол. Следом в нее полетели пакеты с ее покупками, ее сумочка. И дверь с неживым вздохом захлопнулась.

— Эй?! Стой!! — вскочила было она.

Но машина резко сорвалась с места, и Соню швырнуло на сидение. То ли она ударилась головой, то ли просто от ужаса отключилось сознание, и черноту с привкусом бензина сменила незаметно обнявшая ее чернота обморока.

5

Соне показалось, что прошла целая вечность. Она открыла глаза. Однако вокруг по-прежнему было темно. Ненавязчиво мурлыкала музыка, тихо урчал мотор. Мягкий диванчик под ней приятно укачивал, как детская кроватка. Соня поняла, что всё еще находится в непонятном фургончике. Вон уже знакомые (она тихонько потерла ушибленный локоть) ящики с бутылками — позвякивают на ухабах и поворотах. И далеко впереди, светом отраженных от асфальта и снега фар, бликует лобовое стекло.

Как будто это странный сон. Как будто ей приснилось, что она проснулась. Или попала вместо обычной реальности в непонятный мир. Всё вокруг казалось ей каким-то ненатуральным, что ли. Особенно эти отсветы сквозь темноту.

Она медленно поднялась, осторожно села. И через узкое зеркало заднего вида встретилась взглядом с глазами водителя.

— Проснулась? — приветливо спросил он. Парень сидел без шапки, с густыми как будто нечесаными волосами, в зеркальце была видна длинная, падающая на глаза челка.

Он щелкнул кнопкой, и в салоне зажглась цепочка крошечных светильников. Соня зажмурилась, недовольно натянула на глаза плед, которым оказалась закутана.

— Ты как себя чувствуешь? — спросил парень. Не удовольствовавшись зеркалом, завертел головой, оглядываясь то вперед, на пустынное шоссе, то назад, к пассажирке. — Ничего не болит? Кости целы?

— Болит! Всё болит! — проворчала Соня. И это была правда: всё тело ныло, будто ее избили. — Что случилось? Я попала под машину?

— Ну, я бы сказал, ты напала на машину, — хохотнул парень. — Вон погляди, какой автопортрет на стекле от тебя остался. Выскочила на дорогу как угорелая, я едва затормозить успел! Какие вурдалаки за тобой гнались, что ты так неслась?

— Не помню… — буркнула Соня. В голове у нее смешались какие-то обрывки кошмаров ли, снов ли… Или реальности? Ее передернуло от ужаса и отвращения. Нет, уж лучше бы это всё оказалось и вправду кошмарным видением!

Пусть это будет сон. Пусть странным, но сном… Соня, наверное, действительно сильно ударилась головой. Может, она сейчас в коме? Лежит в больнице, а это всё: и фургон, и водка в ящиках — плод ее ушибленного воображения? Так или иначе, нужно держать себя в руках. Даже если ты в бреду — веди себя прилично!

— У тебя голова не кружится? — продолжал озабоченно допытываться парень. — Не тошнит?

— Я не беременная! — огрызнулась Соня.

— Ну, и слава богу, — засмеялся он. — Ты извини, что тебя сразу в больницу не отвез. Понимаешь, так спешу! И без того задержался в городе, а тут еще ты машину таранишь, с тобой еще разбирайся! Ну не бросать же такую девочку на дороге? Я тебя, в общем, пощупал — вроде все кости целые, переломов нет, черепушка на месте. Думаю: лучше, чем скорую ждать, отвезу тебя к нам на базу. Там тебя тётя Дуся и осмотрит…

— Ты меня что?.. пощупал?! — задохнулась Соня.

Она вскочила, откинула плед, ожидая увидеть следы растления бесчувственного тела. Но нет, ее одежда на ней, только пальто расстегнуто и сапоги брошены внизу, перед диванчиком. Соня спустила ноги и стала торопливо обуваться.

А парень зашелся в хихиканьи, поглядывая на всполошившуюся пассажирку через зеркало.

— Меня, кстати, Юлий зовут, — представился он.

— Софья, — угрюмо откликнулась она, рывком застегивая молнии.

Вздохнув, разогнулась, огляделась. Пол и сидения в салоне покрывал толстый пушистый ковер, буро-красная пятнистая расцветка в неярком свете маленьких лампочек навевала неприятные мысли о пятнах крови — на такой обивке она была бы незаметна. Всё пространство салона, все сидения, кроме самого «тыльного», было занято: завалено пакетами, заставлено ящиками, с водкой, с шампанским. Лимонад, фрукты, прочая провизия…  В животе у Соня тихонько заурчало — еще бы, целый день ни крошки. Но настроение испортил не проснувшийся не к месту голод, а вновь оживший в душе страх: если рассуждать логически, во сне обычно голода не чувствуешь, следовательно, это не сон. А раз не сон, то все угрозы реальны и опасности подстерегают ее на каждом шагу — уж она-то знает, сколько криминальных сводок насмотрелась!

— Куда ты меня везешь? — спросила Соня. Осторожно пробравшись вперед, она плюхнулась на переднее сидение рядом с водителем. Кто-то умный сказал, что надо быть ближе к врагам, чтобы успеть понять, что у них на уме. Соня развернулась немного боком, чтобы не спускать с него глаз.

— Пристегнись! — беззаботно перебил ее парень.

Чтобы ремень не давил на плечо, пришлось ей сесть нормально. Досадно, так она теряет возможность постоянно держать его в поле зрения. Придется на каждое его движение коситься, а это будет утомительно.

— Есть хочешь? — продолжал Юлий. — Вон, возьми мандаринов. Не стесняйся.

— Нельзя есть немытые фрукты, — мрачно отказалась она.

— А-а, — кивнул он. И резко выхватил из-за пазухи нечто, формой похожее на пистолет.

Соня вскинула руки и подпрыгнула на кресле, благо ремень удержал в пределах разумного и не позволил стукнуться макушкой о потолок.

— Тогда держи банан, — объявил Юлий, не моргнув глазом на ее шараханья. —  Его, знаешь ли, можно без кожуры кушать.

— Я тебя раньше где-то видела? — с подозрением спросила Соня, пропустив мимо ушей ехидную колкость.

Пристально всмотрелась в физиономию этого чересчур уж дружелюбного Юлия — симпатичную физиономию, приходится признать… Нет, определенно, она его уже встречала. Но где? Но когда? Или он на кого-то похож? Но на кого? На наглого красавчика из телевизора, из рекламы жвачки? Но какой жвачки?.. О, господи, о чем она думает…

Юлий достал из кармана пачку жвачки, молча предложил ей. Соню снова как током ударило: будто мысли ее прочел!

— Ну, не знаю, — пожал он плечами. — Может, и видела. На нас, водителей, вообще никто никогда внимания не обращает. Ну, кроме гаишников, конечно. А так все смотрят либо на бентли, либо на моего шефа.

— Бентли? — спросила Соня. Это слово о чем-то ей напомнило. Что-то смутное, полустертое всколыхнулось в памяти.

— Ну да, — кивнул Юлий. — По городу я на бентли катаюсь. А вот эта машина повместительней — для покупок.

Задумчиво почистив и укусив банан, Соня отвернулась, всмотрелась в пейзаж за стеклом. Черное небо, черная трасса. Высвеченные фарами стены сугробов, точно в снежном лабиринте. Мелькающие стволы деревьев, искрящаяся паутина ветвей, заснеженные конусы ёлок… Как будто всё не с ней происходит. Так странно. Сейчас она должна быть у себя дома, смотреть телек или ссориться с бабушкой. Но не ехать непонятно с кем, непонятно куда.

— Мы что, за городом? — уныло спросила Соня.

— И как ты догадалась! — хмыкнул Юлий.

— Куда ты меня везешь? — с приглушенной ноткой невольной истерики снова спросила она.

— В наш замечательный загородный пансионат. Я же тебе объяснял! Я ездил за покупками, у нас на праздники ожидается много гостей. Я торопился, а ты на меня налетела, чуть машину не помяла.

— Так мы за городом?!

— Ну что ты так кричишь? — поморщился Юлий. — Уже скоро приедем. А завтра я опять в город поеду, и заодно тебя захвачу. Чего волноваться-то?

— Кто такая эта тётя Дуся? — решив временно поверить в его добрые намерения, Соня надула губы. И запихнула оставшийся хвостик банана за щеку.

— Наш главврач. У нас частный пансионат с особой авторской методикой оздоровления. А она — дипломированный специалист гематолог. Она, кстати, и нервы умеет лечить. Знаешь, как у нас хорошо! Такой воздух! Не то что в городе. Вот отдохнешь, подышишь кислородом денек-другой — и самой уезжать не захочется.

— Денек-другой? — переспросила Соня. Нервы у нее и вправду были натянуты до предела. — Ты же обещал завтра вернуться в город?

— Ну, может и завтра, — покладисто тряхнул челкой Юлий.

Соня сделала вдох и выдох.

— Мне нужно позвонить. Предупредить бабушку, — решила она.

— Уже поздно. Твоя бабушка, наверно, давно спит.

— Наверняка не спит, за меня волнуется! — Она вспомнила о своем телефоне, нашла в кармане, проверила: — Черт, сеть не ловит.

— Ну, еще бы, край губернии, глухомань! — с какой-то непонятной гордостью объявил Юлий.

— Край губернии?.. — обомлела она. — Что же мне делать? Бабушка ведь там с ума сойдет, инфаркт заработает.

— Не жми ты так свой несчастный мобильник, симку выдавишь! — со смешком пожалел смартфон Юлий. — Не переживай. Когда мы еще из зоны покрытия не выехали, а ты тут посапывала, я твоей бабушке эсэмэску отправил, чтобы не волновалась.

— Ты? Эсэмэску? — не поверила в очевидное вранье Соня.

— У тебя в адресной книжке номер записан, вот я и набрал.

Соня лихорадочно потыкала кнопки, проверила. Вот, отправленное сообщение! Время отправления —  полтора часа назад. «Бабуль, не жди! Вернусь через неделю. Новый год буду встречать у друзей на даче.» Самое ужасное, что бабушка вполне может в это поверить. После вчерашней ссоры глупой внучке самое оно сбежать из дома, далеко и надолго.

— Какая дача? Какие друзья?.. — забормотала Соня, чувствуя, как в груди начинает колотиться верно созревающая паника.

— Ну, набивать в сообщении «в частном загородном пансионате у случайных знакомых, попав в небольшую аварию» мне было просто лень.

— Да как ты мог? Да что ж это такое?! Да за что же это всё мне?! — взорвалась Соня. — Останови машину! Немедленно останови!!

— Зачем? В кустики захотела? — невинно уточнил Юлий.

— Останови, говорю! Не то выпрыгну на ходу! — пригрозила она.

— Так приспичило? В сугроб воткнешься, вытаскивать не буду! — пригрозил он.

И всё же, постепенно сбавив скорость, минивен съехал на обочину. Двигатель заглушать Юлий не стал. Выжидающе, с затаенным под ресницами насмешливым любопытством взглянул на девушку.

Соня решительно распахнула дверцу и спрыгнула на землю.

Снаружи оказалось чертовски холодно. Сверху тихонько сыпал снежок, мелкой колючей крупой. Щеки моментально заледенели, свежий морозный воздух ворвался в легкие, Соня чуть не задохнулась, судорожно закашлялась.

— Кислороду тут не то что в городе! — с удовольствием втянув носом, заметил Юлий. — К такой дозе городскому смертному еще привыкнуть надо.

— Прощай! — буркнула Соня. Запахнув пальто, зашагала по шоссе.

Юлий на низкой скорости пустил машину следом. Поравнявшись, сказал в оставленную открытой дверцу:

— Если ты хочешь вернуться в город, то это вообще-то в обратную сторону.

Фыркнув, Соня резко развернулась и потопала прочь.

— До города сто пятьдесят километров! — крикнул Юлий ей в спину. — И на автостоп вряд ли стоит рассчитывать. В это время года и в это время суток попуток тут точно не встретишь.

Соня презрительно фыркнула еще раз. Прибавила шагу. Сзади хлопнула дверца, двигатель заурчал громче. Испортив свежесть воздуха выхлопом, минивен укатил в ночь, забрав с собой синеватый свет фар.

Стало очень темно.

И страшно.

Ноги заныли при мысли о ста пятидесяти километрах.

И так стало себя жалко! Ну просто до слез. Бедная она, несчастная! Ну за что на ее голову вдруг свалились все эти приключения? Разве она заслужила всё это? Какие злые боги забросили ее сюда — в глухую глушь, на безлюдную дорогу среди мрачного, безжизненного, замерзшего леса? Сколько она еще сможет пройти? В тишине и темноте. Пока не сядет в сугроб и не разрыдается от усталости и отчаянья. Пока не окоченеет как ледышка, как дурная на голову снегурочка. И только весной ее найдут дачники, сдадут в милицию… или в полицию, всё равно. Ее тогда и опознать невозможно будет: птички выклюют ей глаза, зайцы обгрызут пальцы, оставив без отпечатков, медведь сломает и унесет в берлогу челюсть с зубами, чтобы даже по стоматологической карте не смогли сверить личность. Бедная она, несчастная…

Сзади послышалось шуршание шин, на запорошенный асфальт легли два вытянутых пятна света. Соня увидела свою длинную тень. Украдкой смахнула слезы, вытерла заиндевевшие ресницы.

Машина быстро приближалась, причем задним ходом. И, похоже, в темноте девушку на дороге было плохо видно. Соня вовремя поборола неуместную гордость — и обернулась. Машина неслась прямо на нее! Соня едва успела отпрыгнуть в сторону, прямо в сугроб.

— Я же сказал, что не стану вытаскивать тебя из сугроба, — напомнил Юлий. Дотянувшись через пассажирское сидение, распахнул перед ней дверцу. — Теплая постель и горячий ужин всего в десяти километрах.

Соня отлепилась от сугроба. Не глядя на парня, забралась в машину.

Оставшиеся километры она собиралась хранить угрюмое молчание.

Однако дуться и одновременно с тем беспокойно елозить на сидении, оказалось делом совершенно невозможным. А всё из-за того, что, спасаясь в сугробе от наезда, Соня зачерпнула за воротник изрядную порцию снега, перемешанного с сухими сосновыми иглами. И этот снег принялся подлым образом таять. Струйки холодной воды стекали вниз по спине, а вместе с ними всё глубже уплывали и иголки. Соня буквально извивалась в кресле, безуспешно пытаясь достать из-за ворота мокрые колючки. Физические ее мучения были невыносимы, но моральные получались несравненно болезненнее, ведь за ней молча и с интересом наблюдал этот самоуверенный тип.

— Да что у тебя там? — не удержался Юлий.

Одной рукой держась за руль, второй он, без малейших колебаний, рывком развернул девушку к себе спиной. И залез за воротник пальто чуть не по локоть. Соня взвизгнула — от щекотки, от колючек, от обжегшего всё девичье тело смущения… И тут же закричала, но уже от страха. Занятый ее особой, Юлий кое-как крутил баранку. Минивен, почуяв свободу, принялся чертить по дороге зигзагообразную синусоиду.

Как нарочно, впереди показался зад следовавшего в ту же сторону автобуса. Зад тускло отсвечивал габаритными огнями, и если бы водитель минивена не был бы столь занят своей пассажиркой, то сразу бы заметил, что, несмотря на невысокую скорость движения, автобус выделывает по трассе зигзаги еще более крутые, нежели их фургончик.

Минивен быстро нагнал автобус. Соня видела, что амплитуды их зигзагов совпали в роковой точке пересечения. Осознавая опасность, она издала полный ужаса вопль.

Юлий уверенно избежал столкновения — в самый последний миг… И с недоумением покосился на обмершую пассажирку.

Вытащив с похолодевшего в смертельном ужасе загривка изрядную горсть мокрого лесного мусора, Юлий вручил колючий комок девушке.

Соня посмотрела на то, что лежало у нее в ладонях. Посмотрела, шмыгнула носом. Вздохнула. И разревелась, с тихим жалобным поскуливанием, глотая слезы.

— Ты чего? — удивился Юлий. — Поранилась чем-то?

— Ничего, — всхлипывала Соня, утираясь кулаком. — Не обращай внимания… просто у меня… выдались трудные дни…

— А-а, — понимающе кивнул он, без малейшей тени смущения. — Красные дни календаря?

— А? — подавилась стыдом Соня. Налилась, как созревший помидор. — Нет! Ни черта подобно! У меня подругу убили! У меня на глазах! Я всё видела! Но ничего не смогла сделать…

— Убили? — переспросил Юлий. Ясное дело, не поверил.

— Ну, может и не убили, — всхлипнув, призналась Соня. — Пока не убили. Но похитили же! Пропала Люська! С концами! Без следа! Даже в моргах нету… А теперь они, наверно, за мной охотятся.

— Ну, тогда тебе повезло, — заявил Юлий. — Повезло, что меня встретила. Пускай «они» тебя в городе ищут сколько влезет. А ты пока у нас отдохнешь, на природе. Воздухом подышишь, нервы успокоишь.

— Дался тебе этот воздух, — сквозь зубы прошипела Соня.

— Что? — не расслышал он.

— Ничего.

Как же бесил Соню этот его тон! Успокаивающий, снисходительный, как будто с истеричной школьницей разговаривает! Но придется стиснуть зубы и терпеть, ведь сейчас она полностью в его власти, беспомощная и напуганная, пусть и до чертиков злая.

К счастью, они вскоре прибыли. Ничего толком разглядеть не удалось: ночь да заснеженные деревья. Просто съехали с основной трассы на боковое ответвление, миновали мрачную аллею темного парка. И остановились перед двухэтажным деревянным зданием: высокое крылечко ровно посередине, над ним треугольником крыша и чердачный балкончик, а справа и слева — крылья бревенчатого корпуса, под двускатной кровлей, засыпанной снегом. Не иначе постройка начала прошлого века. И в свете пары фонарей выглядит так, будто с тех самых времен не ремонтировалась. «Купеческая усадьба,» — решила Соня.

Заслышав шум подъехавшего авто, на крыльцо вышла, зябко кутаясь в шаль с кистями, не менее дряхлая, чем дом, сухонькая бабка маленького росточка.

— Юлечка? — опознала пенсионерка вернувшегося помощника. — Что-то задержало тебя в дороге?

— Извини, тетя Дуся! — ответил тот и сразу занялся багажом, распахнул дверцы в боку минивена. Пришлось Соне самой выбираться из машины, он лишь кивнул в ее сторону: — Вот эта леди нуждалась в помощи. И я, как истинный рыцарь и джентльмен, не мог оставить ее валяться на дороге. Пришлось подобрать.

Охая и жалостливо всплескивая костлявыми лапками, тетя Дуся проводила Соню в дом.

Пока Юлий разгружал машину, перетаскивая многочисленные ящики и коробки, бабуся по его просьбе взялась продиагностировать потерпевшую. Прямо в холле, возле длинной угловой конторки регистратора, задрала торшеру плафон, направив свет в лицо невольно зажмурившейся гостье. Мягко положив сухие ладони на щеки девушки, бабка заставила ее пригнуться до своего уровня. Покрутила голову влево-вправо, оттянула нижние веки, заглянула в глаза. Попросила показать язык, внимательно изучила оный сквозь толстые линзы очков. Соня ужаснулась проницательным глазам бабки, чудовищно увеличенным стеклами.

— Сотрясения мозга нет! — объявила тетя Дуся.

— Мозга нет? — эхом отозвался пробегавший мимо с ящиком водки Юлий.

— Вы врач? — догадалась уточнить Соня.

— Я же говорил: гематолог и сосудистый хирург, — встрял Юлий, торопясь обратно.

— В прошлом, — с достоинством ответила бабка, складывая и пряча очки в кармашек теплого шерстяного платья. — Сейчас на пенсии, подрабатываю тут сторожем.

— Авдотья Семеновна шутит, — опять вставил Юлий. — Она у нас директор туристического комплекса.

Старушка рассыпалась мелким смешком:

— Напридумывали громких слов! Еще скажи — менеджер спа-салона!

Снаружи вновь послышался шум мотора. Степенную тишину зимней усадьбы разбило приветственное бибиканье.

— Постояльцы прибыли! — всплеснула руками Авдотья Семеновна. На ходу кинула девушке: — Посиди покуда тут, детка. Обожди минутку, океюшки?

Соня выглянула в окошко: к усадьбе подъехал уже знакомый автобус. Из него вывалилась компания веселых мужиков — явно долго добиравшихся сюда, явно не трезвенников. Явно любители зимней рыбалки, это их пристрастие выдавал специфический подбор одежды «геолог-разведчик-спецназовец-охотник-полубомж». А кто-то для вящей демонстрации намерений приторочил к рюкзаку внушительный ледобур.

— Добро пожаловать, гости дорогие! — завопила Авдотья Семеновна радушно. — А уж коловорот-то зачем везли? Нешто у нас этого добра мало!

Меж тем автобус урчал и пыхтел. Не слишком уверенно развернулся, собираясь незамедлительно пуститься в обратный путь до города.

Назад? В город?! Соня рванулась к дверям: а вдруг успеет? Вдруг удастся не упустить шанс?.. Но как на зло перед ней возник Юлий — с большой коробкой в руках. Соня хотела его обойти, но он случайно шагнул в ту же сторону. Она отпрянула вправо — и он вправо!

— Долго танцевать будем? — недовольно спросил он. — Между прочим, не попкорн несу!

Сквозь украшенное морозным узором окно Соня с тоской увидела, как автобус, на прощанье хлопнув глушителем, удалился восвояси. Вразвалочку по аллее в ночь. Впрочем… Может, оно и к лучшему, что Соня не успела из-за этой досадной заминки? Вон его как мотает. Пожалуй, без веселой компании пассажиров, зигзаги закладывать стал еще круче.

— Ты чего такая бледная?

Юлий догадался поставить коробку на дубовую столешницу антикварной конторки. Заботливо подвел расстроенную девушку к диванному уголку, усадил в кресло.

– На-ка пока, выпей! — Он достал из коробки и подал ей банку с коктейлем, предупредительно дернув кольцо открывашки. Слабоалкогольная газировка маняще зашипела. — Посиди пока здесь. Я скоро разгребусь, и определим тебя на ночлег.

— Океюшки, — отозвалась Соня, послушно принимая цветастую жестянку.

В холл ввалилась компания рыбаков-любителей, под предводительством Авдотьи Семеновны.

— Вот это, значится, основной корпус! — вещала она привычный текст. — Здесь холл, гардероб и ресепшэн. В правом крыле столовая и бар. В левом — библиотека и бильярдная. Прямо — каминный зал, веранда с видом на новогоднюю елку. Елку нарядим чуть позже. Наверху у нас номера со всеми удобствами.

 — А в подвале — пыточная для нерадивых крепостных? — с напускным благоговением подал реплику громким театральным шепотом один из гостей. Все дружно заржали.

— Нет, в подвале у нас дегустационный зал с коллекцией вин, — на полном серьезе ответила Авдотья Семеновна. — А еще ниже, в подземелье, сохранился фамильный склеп владельцев усадьбы.

Мужики сперва поперхнулись. Но уразумев, что это тоже шутка, опять загоготали.

В шутках была доля шутки. Мужики очень уважительно оглядывали холл с развешанными по стенам чучелами: огромные головы скалящегося медведя, лося с развесистой короной, ощерившегося волка, ястреб распростер крылья рядом с люстрой. Соня машинально прикинула, сколько же моли и пыли скопилось в опилках и шкурах у этих трофеев.

В каминном зале, соединенном с холлом широким проемом-аркой, все стены были увешаны коллекционным оружием: старинными ружьями, огромными охотничьими ножами с замысловатой гравировкой на широких клинках. Были там даже шпаги, рапиры, кинжалы в драгоценных ножнах. Даже самурайские наборы из трех клинков, с кистями на длинных оплетенных рукоятях — красовались на специальных ярусных полочках.

Но больше всего компанию заинтересовала почетная стена с фотографиями в рамочках. Коллекция фотоулик свидетельствовала о грандиозных уловах, случавшихся со счастливыми рыбаками в разное время года на берегах окрестных водоемов. Пока старший в группе оформлял заезд, (Авдотья Семеновна с важными видом устроилась за конторкой, нацепив на острый нос тяжелые очки, заполняла обязательную документацию,) остальные с откровенной завистью глазели на глупо улыбающихся на фото предшественников.

— Знатную щуку вытащил! — вздыхали, тыча пальцем в карточку.

— А гляди, какой сом!

— Мда!..

— Кто рекомендовал вам наш пансионат? — выспрашивала тетя Дуся, уставив на гостя немигающий взгляд увеличенных линзами глаз. Тот невольно смешался, заморгал. — Вы же знаете, рекламу мы не жалуем. Наш пансионат только для особого контингента отдыхающих.

— Ну… Друг мой у вас весной со своей корпоративкой пошумел. Все уши потом прожужжал, как у вас тут круто! Говорит, и рыбалка суперская, и развлекуха почище пейнтбола. И девочки, говорит, были модельные, «Плейбою» не дотянуться, — доверительно понизив голос, хмыкнул он, игриво подмигнув бабке.

— Всё будет, не извольте сомневаться, — сухо кивнула директриса, она же главврач. — Сперва рыбалкой насладитесь, а затем и культурная программа по особому индивидуальному сценарию. Тэк-с… Паспортные данные? Медицинские карты? Анализы все сдали?.. Хорошо, заразы в крови ни у кого нет… Гипертония у всех?

— Ну, дык, — извиняясь развел руками старший в группе отдыхающих. — Мы ж все в делах, бизнесах. Деньги — штука нервная.

— Ясно. Но мы это поправим. Как вы знаете, у нас не только развлекательные программы, но и особая оздоровительная методика имеется. К каждому гостю особый подход. Ну и само собой натуральное здоровое питание, диеты. За эти дни и вес сбросите, холестеринчик прогоните, похорошеете, посвежеете… — забубнила тетя Дуся заученный текст. А рыбак радостно кивал в предвкушении удовольствий, будто школьник на каникулах.

Соня лениво прикидывала в усталом полусонном мозгу, сколько же стоит путевка в такой элитный пансионат? Нет, определенно ей здесь нельзя задерживаться, ее же жаба удавит, если окажется должна пару десятков тысяч за ночь, или сколько там натикает…

Соня встрепенулась, завидев наконец-то вернувшегося без поклажи Юлия. Но подмигнув ей, он вклинился в компанию гостей. И начал так расписывать прелести местной рыбалки, что у мужиков прямо слюнки потекли. Говорил он ярко, образно, эмоционально и уверенно. Но, на радость рыбакам, так долго и многословно, что Соня сама не заметила, как задремала прямо в кресле, невзирая на охи и хохот. А может, ее сморил слабый градус в подсунутом коктейле. Или просто виновата была ночь, незаметно успевшая превратиться в непроглядное зимнее утро…

_______________

…На Соню напала какая-то дремотная нега. Как будто на нее набросили невидимое волшебное покрывало, и оно прижало ее к мягкой постели, не позволяя двинуть ни рукой, ни ногой. Но почему-то было совсем не страшно. Даже наоборот приятно. Соня не чувствовала веса своего тела, словно лежала на нежных облаках. Не хотелось двигаться, даже пальцем шевельнуть. Думать тоже было лень. Все проблемы и заботы стерлись, скрылись где-то вдали — ну и черт с ними, без них же лучше. Она чувствовала себя беззаботной и беспечной, покачивающейся на радуге высоко над землей в бережных объятиях ветерка… Не сон, а просто сказка…

Соня нашла в себе силы разлепить веки, хотя ей совсем этого не хотелось. Перед глазами почему-то возникло лицо Юлия. Продолжение сна? Ей приснилось, что она проснулась… Странно, в отличие от реальности, во сне этот парень ее совершенно не раздражал. Он с интересом разглядывал ее, а она, не торопясь, разглядывала его. Куда спешить — это ее сон, кого хочет, того и разглядывает.

А он ничего. Симпатичный. Даже красивый. Конечно, не такой красивый, как Ольгерд. Тот красив утонченной, нечеловеческой красотой. Так что даже смотреть стыдно — такое чувство, как будто строишь глазки ангелу с церковной фрески. Так и ждешь, что, пока любуешься, какая-нибудь воцерковленная карга подкрадется сзади и врежет по макушке дикирием, чтоб не грешила всуе.

А Юлий попроще. С таким и дружить, наверное, можно. И краснеть от каждого взгляда ни к чему. И поболтать получится, не придется мучительно вспоминать, как произносится каждое слово, еле ворочая языком, будто тем же подсвечником стукнутая… В уголках рта у него подрагивает спрятанная смешинка. Капризно надутые мальчишечьи губы только и ждут повода растянуться в по-приятельски открытой, белозубой улыбке. Глаза тоже смешливо блестят — яркие, живые. Если от взгляда льдисто-светлых глаз Ольгерда пробирает озноб, то от этого по телу разливается приятное тепло. Хочется потянуться, словно кошка, нежась на солнышке, обнять пушистую подушку — и подольше поваляться в мягкости приятно пахнущих лавандой простынях… Соня мысленно фыркнула: у нее не сон получается, а какая-то реклама стирального порошка.

Но странный сон не спешил развеяться. Юлий не растворился в хаосе видений. Наоборот, как будто придвинулся уж совсем вплотную, опершись руками о постель, навис над Соней, бессовестно уставился. Гипнотизирует, что ли? Она с одобрением покосилась на напрягшиеся мускулы, очертившиеся под гладкой кожей. При такой милой мордашке — и бицепсы-трицепсы. Какая прелесть, ему идет.

— Что в тебе такого особенного? — спросил Юлий, вглядываясь в ее глаза так пристально, точно собирался разгадать важную тайну. — Почему он на тебя так крепко запал?

Юлий наклонился и медленно, мучительно медленно, как показалось Соне, провел языком по ее шее, от ключицы до подбородка. Широкий горячий след огненной полосой загорелся на ее коже, точно сотней игл пронзили мурашки. Соня замерла, ошеломленно гадая, откуда выскочит ее вдруг очумевшее сердце — из пупка? Или из горла, заодно вышибив и смешавшийся в пудинг мозг?

Юлий же настойчиво приблизил губы к ее враз пересохшему рту. У Сони пальцы на ногах закололо от предчувствия. Пожалуй, от поцелуя у нее инфаркт случится. Так внезапно, в столь  юном возрасте — это было бы обидно… Нет! Нужно собраться с силами! Нужно стряхнуть с себя это наваждение, отогнать приснившегося инкуба! Она замотала головой, яростно сопротивляясь…

И проснулась. Теперь уж категорически и абсолютно проснулась.

6

С трудом разлепив веки, Соня с недоумением сфокусировала взгляд на потолке. Потолок был странным, непривычным: дерево, доски, перекладины. Вот еще ерунда! Потолку в ее комнате положено быть обыкновенным, белым, а никак не охристым в древесную текстуру. И с паутиной в углу.

Соня перевела взгляд ниже — стены… А стены-то бревенчатые. Сруб из вековых стволов, плотно сложенных венец на венец. Так вот почему так уютно пахнет сухим деревом и легко дышится.

Полусонный взгляд лениво скользнул дальше. Окно… Кровать, на которой ей сладко спалось и из которой она не спешила выбираться, положив ладошку под щеку и повернувшись на правый бок… Так вот, кровать изголовьем поставлена к окну. А окно плотно занавешано тяжелыми темными шторами. Только посредине шторы чуть разошлись, впуская в комнату ослепительную полоску света, стрелой пересекающую дремотный сумрак спальни. Этот без спросу пробравшийся луч рассыпался солнечными зайчиками по столику у изголовья, играя среди баночек и тюбиков, зажигая искорками крупинки пыли на зеркальных линзах оставленных кем-то очков. Пожалуй, любопытство в Соне просыпалось раньше ее основного сознания. Ей вдруг стало очень интересно, зачем кому-то может понадобиться зимой столько солнцезащитных кремов? Ну, очки ладно — на горнолыжных курортах все катаются в очках. Но средства от загара? Разве можно загореть при нашем климате? Да еще зимой? Сейчас конец декабря — восход солнца поздний, часу в… В котором часу?..

Сосредоточиться на цифрах не получалось. Просто было лень. Лучше бросить ломать голову — и сладко зевнуть. Понежиться под одеялом, нежно пахнущим весенними цветами, поелозить, устаиваясь поудобнее… Соня прижалась спиной к чему-то теплому, к чему прижиматься было хорошо и уютно. Вставать совершенно не хотелось. Может, еще чуток подремать? Хотя бы пару минуток. Ну, четверть часика…

Скользнув под одеялом, на ее грудь легла ладонь. Пятерня мягко стиснула упругий холмик, погладила, нежно сжала и угомонилась. Соня взирала на эту руку с невыразимым изумлением. Рука была красива, даже пожалуй изящна: с длинными пальцами, с блестящими овально-острыми ногтями. Но откровенно мужская!

Подавившись собственным возмущением, издав отрывистый пронзительный писк, Соня кувырком скатилась с кровати. Забилась в угол, точно перепуганный зверек, больно стукнувшись локтем о бревенчатую стену.

— Что за грохот? — приподнялась из-за подушек взъерошенная голова Юлия.

— Меня… обесчестили?! — пролепетала, судорожно сглотнув, Соня.

— Больно надо, — фыркнул Юлий. И рухнул досыпать.

Соня с ужасом себя оглядела… Ну, в общем-то, да… Наверное. Опять она выставила себя дурой. Оказывается, спала она одетой. Свитер, брюки, под ними колготки — даже ремень на брюках на законном месте. Выходит, кто-то, скорей всего тот же Юлий, перенес ее сюда, когда она задремала. Но даже не покусился раздеть?

— Больно надо, — опять сонно буркнул из-за подушек Юлий, будто в ответ на ее мысли.

Хорошо хоть пальто с шапкой и сапогами снял — и на том спасибо.

— А… — открыла рот Соня, но не сумела вразумительно сформулировать вопрос.

— Туалет? Дверь слева от кухни. Полотенца в шкафчике. Есть захочешь — иди в столовую, тетя Дуся голодной не оставит, — сделал над собой усилие, оторвался от подушки Юлий. Произнеся столь длинную инструкцию, свалился обратно лицом вниз.

Подхватившись с пола, Соня пулей вылетела из комнаты.

_____________

Избушка, в которой ее угораздило проснуться, оказалась на диво комфортабельной. Несмотря на бревенчатые стены и обилие деревянной отделки в духе русского кантри, домик был вполне пригоден к цивилизованному проживанию. Небольшую гостиную загромождал комплект мягкой мебели, стену украшала панель телеэкрана, черное зеркало в полтора метра диагональю, потому как еще шире просто не поместилось бы. Плюс имелся плеер с коллекцией дисков на полках, да кондиционер, да из форточки виднелся край спутниковой тарелки.

Разумеется, имелся тут и обогреватель. Только он почему-то не был включен. Вообще, в комнате показалось очень даже холодно, по контрасту после теплой спальни. Соня опять порадовалась, что провела ночь полностью одетой, не то стучала бы сейчас зубами в пижамке. Поежившись, она поторопилась с дальнейшей рекогносцировкой.

Крошечная кухонька была набита техникой еще больше,  так что для обеденного стола едва нашелся угол. Правда, что тут готовить со всей этой автоматикой, было непонятно. В большом холодильнике обнаружились только коробки с томатным соком, яблочное пюре в баночках, (если верить этикеткам, с повышенным содержанием витаминов и железа), бутылки с красным вином, круги деревенской кровяной колбасы и, видимо в качестве десерта, батончики гематогена.

Но Соню понятное дело, больше всего порадовало содержимое туалетной комнаты. Какое счастье, что она была сделана не в традиционном деревенском стиле! Конечно, в туалетах на огородах есть особый шарм, своё специфическое очарование в единении с природой… Но не в новогодний морозец. Поэтому Соня как родному обрадовалась фарфоровому другу и душевно улыбнулась душевой кабинке. Водонагреватель согрел не только воду для умывания, но и удрученное тревогами сердце девушки.

Освеженная и уже чуть более спокойная, Соня попыталась трезво оценить свое положение в сложившихся обстоятельствах. Возможно, всё не так уж плохо, как ей показалось ночью? Ну, не входила в ее планы прогулка за город — это неожиданно, да, неприятно. Но с другой стороны — у нее ведь не было никаких планов. Никаких назначенных встреч, свиданий или занятий ее исчезновение из города не сорвало, особо важных дел не нарушило. Бабушка может не беспокоиться — Юлий отправил ей эсэмэску. Кажется, он не такой уж плохой парень, так что не верить его словам у Соня нет оснований. Вон, даже не приставал, хоть и провели ночь в одной постели… Соня ощутила, как щеки запылали от этой мысли, смущенно взглянула на себя в зеркало, плеснула в лицо холодной воды. Юлий обещал отвезти ее сегодня же обратно в город. Он же поедет снова по делам? Так что у нее нет причин волноваться. Подумаешь, прогулялась, покаталась.

Вместе со свежими полотенцами в шкафчике над раковиной очень кстати обнаружился запас упаковок с разными нужными туалетными принадлежностями. Соня выбрала зубную щетку, пасту…

Хотя, нет — у нее есть причины для беспокойства. И еще какие причины! Она опять забыла о нападении. Об этой страшной и странной драке, свидетелем которой — а вероятно и целью! — она была. А вместе с похищением Люсиль, это нападение наводит исключительно на пугающие мысли и подозрения. В таком случае, может, совсем не плохо, что она случайно оказалась здесь? Другой вопрос, случайно ли?..

Соня дрогнувшей рукой надавила на тюбик с зубной пастой — и мятная масса выстрелила, белой кляксой распласталась по зеркалу. Она снова встретилась взглядом со своим отражением, испугавшись еще больше при виде своих вытаращенных глаз.

Может ли такое быть? Случайно ли именно в нужный момент на шоссе проезжала машина Юлия? Случайно ли он подобрал ее — и увез в неизвестном направлении? Может быть, ее уже похитили, а она и в ус не дует? Украли, как Люсиль? Зачем? Кому она нужна? У Сони в голове не укладывалась подобная мысль, совершенно дикая и несуразная. Она ведь не дочь миллионера, не любовница банкира, не мисс мира в конце концов!.. Свидетельница преступления? Внутри всё похолодело от ненароком проглоченного мятного холодка пасты. И в животе глухо заурчало — от голода, от страха. Но ведь она толком ничего не видела, ничего не знает, так зачем она могла кому-то понадобиться?!

Она должна бежать!.. Однако должна ли? Не опасно ли ей вообще давать понять своим похитителям, что она поняла, что они ее похитили? Да и куда бежать?.. Туалетная комнатка показалась совсем крошечной, водонагреватель как-то угрожающе запыхтел, кипятя новую порцию воды. Не хватает еще к паранойе и клаустрофобию заработать! Соня быстро вытерлась и, повесив полотенце, поспешила выбраться из давящих душных стен.

На кухне нашлась ее сумка и небрежно брошенный на стул пакет со вчерашними покупками. Соня со вздохом развернула вечернее платье. В дневном свете наряд смотрелся, пожалуй, еще лучше, чем в магазине, при тусклом освещении в примерочной кабинке. Вот только при нынешнем положении вещей она предпочла бы потратить деньги на другое. Ах, если бы знать заранее — купила бы лучше электрошокер или еще что-нибудь для самообороны! Всяко на душе спокойней было бы, даже при том, что ей духу не хватило бы применить на практике даже перцовый баллончик. А это платье, похоже, ей вовсе не суждено надеть в эти праздники. Ведь, когда вернется домой, бабушка задаст такую трепку, что о Новом годе и думать забудешь… Если Соне вообще удастся вернуться домой.

С тяжелым сердцем она взяла мобильник. Похитители не забрали у нее телефон — что это может означать? Неужели она накручивает себя зря и версия с похищением просто параноидальная глупость? Что, если дозвониться до бабушки, попросить прислать полицию… Соня невесело усмехнулась: как только включила смартфон, стало ясно, почему оный ей оставили — просто не ловит сигнал. Однако не всё еще потеряно: вдруг, если выйти наружу, получится поймать сеть? Соня обязана это проверить.

Пальто и сапоги с шапкой нашлись в сенях. На видном месте. Маятник сомнений в душе девушки вновь качнулся в обратную сторону. Похитители так небрежны? Забыли про мобильник, верхнюю одежду не спрятали, к батарее наручниками не приковали. И дверь избушки не заперта.

Но прежде чем уйти, она тихонько вернулась в спальню. Вернее, в нерешительности остановилась на пороге, заглянув в приоткрытую дверь.

Юлий бессовестно дрых. Привольно растянулся по диагонали, заняв всю освободившуюся территорию. Луч солнца за время ее отсутствия чуть сдвинулся, и теперь узкой ломаной полосой пробирался через мятую простынь. Одеяло тоже было всё скомкано и едва прикрывало спящего. Соня как-то незаметно для себя позабыла, зачем пришла. И вряд ли осознавала, что девушке не стоит так долго разглядывать объект противоположного пола, пусть даже спящий и не представляющий в данный момент опасности.

Хотя объект, чего скрывать, оказался вполне достойным женского внимания. Самозабвенно спал, лежа на животе, нежно обняв рукой подушку, прижавшись щекой — к подушке, на которой спала Соня. Больше книг на сайте кnigochei.net Лицо его наполовину скрывали растрепанные волосы, но на губах ее задумчивый взгляд задержался. Верхняя губа чуть вздернута, приоткрывая влажные зубы. Тихонько сопит, так мирно… Соня показалось это по-детски милым и даже трогательным. Даже едва заметная темная полоска щетины вместо усов, эта мальчишеская утренняя небритость, не показалась ей противной.

Может быть, он порядочный парень, а ее фантазия разбушевалась зря? Всё-таки он не бросил ее на дороге, не сбил и не переехал машиной, а озаботился подобрать и привезти в безопасное на его взгляд место, к квалифицированной тете Дусе. Вот другой на его месте либо не обратил бы на нее внимания, посчитав, что бросаются под колеса только пьяные наркоманки. Или, скажем, остался бы он в городе и вызвал бы скорую и полицию — Соне от этого было бы легче? В лучшем случае ее положили бы в больнице до утра в коридоре на клеенчатой койке, голодную, отобрав документы для разбирательства — вдруг она с умыслом на машины кидалась и сама террористка или сумасшедшая? А дальше следствие, суд, желтый дом, колония…

Взгляд ее задумчиво проскользил вдоль изгиба позвоночника. По линии, подчеркнутой контрастом между золотистым оттенком кожи и тенью, растушеванной мягким полусумраком. Резинка пижамных штанов сползла низко на поясницу. Точнее — ниже поясницы. Еще несколько сантиметров, и было бы совсем неприлично. Щеки Сони и так уже зарделись жарким румянцем. Но взгляд просто намертво приклеился к черному контуру открывшейся татуировки: широко раскинув остро зазубренные крылья, над копчиком нависла изящная летучая мышь. Нетопырь?

Соня вздрогнула, отшатнулась назад, смущенно заморгала глазами. Нахмурилась. Но Юлий просто потянулся во сне. Высунувшаяся из-под одеяла стопа попала в полоску солнечного луча. Зашипев точно от ожога, он отдернул ногу. И, похоже, вот теперь проснулся. Подмял под себя подушку, исподлобья вопросительно глянул на девушку.

— Я хотела… — заговорила Соня. — Хотела уточнить, когда ты собираешься поехать в город?

— Мадам… — тяжко вздохнул Юлий.

— Мадемуазель, — машинально поправила Соня.

— Сеньорита! — ворчливо воззвал Юлий. — Будьте милосердны! Проявите сострадание! Имейте совесть. Весь день на ногах, всю ночь за рулем. Позвольте же несчастному минутку заслуженного отдыха. Не мешайте спать, пожалуйста.

— Но ты обещал отвезти меня назад?

— Разве? Не помню. Возможно…

И Юлий снова сладко потянулся, откровенно показывая, что намеревается впасть обратно в спячку.

Из-под густой спутанной челки он всё это время внимательно следил за девушкой. Конечно же, от него не укрылось, с каким выражением на лице мгновение назад она взирала на его тату. Он сделал вид, будто ничего не замечает, будто бы слишком сонный, чтобы уследить за своими штанами. Реакция девушки его крайне забавляла, и он отчаянно боролся с искушением усугубить ситуацию, едва сдерживал расплывающиеся в ухмылке губы.

— Сколько времени ты собираешься отдыхать? — вежливо осведомилась Соня. Отличительной чертой ее характера явно было упрямство.

— Ну-у… — вместо ответа Юлий снова потянулся. Но ногой опять попал в полоску света — и сквозь зубы чертыхнулся, словно укололся об луч.

— А обязательно было… ну… спасть вместе со мной? — ядовито-невинно полюбопытствовала Соня, сверкнув глазами. Ей уже стало надоедать, что на нее смотрят, как на ноль без палочки!

— Обогреватель в гостиной сломался, — невозмутимо ответил Юлий, прикрыв глаза рукой. — Я мог бы оставить тебя на диване. Но мало ли, простудишься еще…

Соня ничего на это не сказала. Развернувшись, захлопнула за собой дверь.

Но не успела отойти и на шаг — услышала, как в спальне зазвонил телефон. Причудливая незнакомая мелодия не успела доиграть, оборвалась на полфразе, это Юлий, судя по грохоту, поспешно вскочил с кровати и схватил разрывающуюся от нетерпения трубку:

— Да, Герд! Привет. Чего в такую рань? Уже скучаешь без меня?..

Соня прикусила губу от злости. Вот ведь подлец! Оказывается, его-то мобильник в этой глуши сеть ловит! Прекрасно знает, что ее телефон здесь бесполезен — и ни разу не предложил ей позвонить со своего! Мерзавец. Подлый гад смазливой наружности! Всю дорогу молчал, ни разу не предложил, не заикнулся даже из вежливости. Всё, теперь даже если предложит позвонить — ни за что Соня не согласится!.. А как он с ней разговаривает?! Хам! Даже штаны не подтянул при девушке!! «Дайте поспать, мадам!» А стоило позвонить этой «Герде» — так сразу с кровати сдуло?! Вот же паршивец!

Соня не особенно вслушивалась в разговор за дверью. По одному тону ясно, что позвонила его девушка. Таким голосом только влюбленные парни разговаривают со своими невестами: заботливо, чуть насмешливо и покровительственно, снисходительно, но с безграничной нежностью. Соня вдруг до слез стало обидно, что с нею никто никогда так еще не разговаривал…

Выскочив из избушки, она принялась бегать по заснеженным дорожкам, прокопанным между высокими сугробами, безустанно набирая бабушкин номер с затаенной надеждой. В итоге запыхалась, разозлилась еще больше. Но ни на пригорке, ни за рядком стоящими избушками — точь-в-точь такими же, как та, в которой она ночевала, — ни перед главным зданием усадьбы засечь злосчастный сигнал не удавалось.

Делать нечего. Соня обреченно поднялась по музыкально скрипучим ступеням парадного крыльца.

_______________

В столовой бодро стучали посудой. В воздухе пахло непередаваемой смесью кухонных ароматов. У Сони, к ее вящему недовольству, снова требовательно заурчало в животе.

Сразу же в холле ее чуть не сбила с ног куда-то спешившая деловая Авдотья Семеновна. Точно метеор, вовлеченный в орбиту планеты, тетушка закружилась вокруг нее, всплескивая руками — и начисто позабыв о своих хлопотах:

— Сонечка! Вы уже встали? Так рано! Как спалось? Хорошо? Кушать будете? Да вы раздевайтесь! Вон, повесьте пальто туда. Что предпочитаете на завтрак? Ох, какая вы бледненькая! Как ответственный диетолог, назначаю вам на завтрак усиленную порцию оладушек!

— Маня! — крикнула Авдотья Семеновна в боковую дверь, вероятно, помощнице-кухарке. — Подай двойную… Нет! Тройную порцию оладий на сливках! Со сметаной и медом! И большую чашку какао! Сонечка, у вас ведь нет аллергии на какао? А на мед? Вот и отлично. Проходите, садитесь!

Соня не успела и слово вставить. При несовершенстве ее фигуры — неужели ей можно есть оладьи? Да еще на сливках! Но возражать уж поздно, тетя Дуся почти втолкнула ее в светлый зал столовой.

— О, кто проснулся! Сонечка, да вы полностью в гармонии с вашим чудесным именем! — громко, слишком громко приветствовал ее появление один из сидевших за столом мужчин.

Прочие рыбаки-любители, присутствующие здесь же всей дружной компанией, немедленно повернули головы — закивали,  заулыбались ей. Соня кивнула в ответ, выдавив улыбку. Проскользнуть и сесть на указанное место незаметно не удалось.

— Наконец-то к нашей суровой мужской компании присоединились прекрасные дамы!

Вернувшаяся с блюдом горячих оладий Авдотья Семеновна заулыбалась. Рыбаки дружно подняли по хрустальному стаканчику и хором «тяпнули по маленькой» за прекрасных дам. А Соню слегка покоробило, что ее приравняли в «прекрасности» с Авдотьей Семеновной. При всей скромности и при всём уважении к сединам это было несколько даже обидно. Однако восхитительный вкус просто тающих на языке оладий, аромат сладкого горячего какао в огромной чашке быстро затмили весь негатив не слишком удачно начавшегося дня.

— Кто-то только еще завтракает? А кто-то уже обедает, между прочим! — ехидно заметил главарь рыбаков-любителей. — Не желаете ли ушицы, Сонечка? Деликатеснейшую рыбку на зорьке посчастливилось выловить! Судачки отменные.

Соня только помотала головой, уплетая за обе щеки. Слизнула с губ пушистую сметанку.

— Это что, — небрежно отмахнулась тетя Дуся. — Окуньки-судачки везде есть. Вы вот налима вытяните! Вот тогда пальчики оближете.

Мужики слушали с уважением, затаив дыхание. Даже жевать медленнее стали.

— Щучки тоже у нас хороши — жирненькие, крупненькие. Все как на подбор, меньше кило не сыщите, — продолжала раззадоривать тетя Дуся. — А Маня их готовит лучше всяких ресторанов. Вот Юлечка отоспится и проведет вас по заветным местечкам, укажет, где лунки сверлить. Что, Сонечка, Юлий-то еще не встал?

Соня едва не поперхнулась. Искоса глянула на заинтересовавшихся пуще прежнего рыбаков. Буркнула в чашку:

— С Гердой по телефону болтает.

— С Олечкой? — переспросила тетя Дуся, расплывшись в улыбке обожания.

Соня слегка озадачилась: так Ольга или Герда? Впрочем, ей-то наплевать!

— Значит, скоро приедет с девочками, моя-то душенька! Отпразднуем Новый год как следует, большой компанией, — радовалась тетушка.

— А вы, Сонечка, следовательно, уже заняты? — закинув локоть на спинку своего стула, обернулся к девушке один, начинающий плешиветь, рыбак. Напустил сожаления в голос: — Вот неудача! А я-то понадеялся, так сказать, приударить. Развлечь скучающую деву чтением чувствительных стихов.

— Занята? — прожевав и проглотив, непонятливо переспросила Соня.

— Повезло же Юлию! — протянул рыбак, великодушно дурачась.

— А Юлечка у нас жених завидный! — игриво подмигнула тетя Дуся. — Неизвестно еще, кому повезло-то.

Соня поняла, что больше ни одного оладушка в нее не влезет. Выходит, они тут все решили, что она — подружка Юлия? Ну да, приехали вместе, ночевала у него, в его постели, стыдно признать. Зато, с другой стороны, Авдотья Семеновна потчует ее как родную внучку. И эти рыбаки возраста «бес в ребро» не станут докучать чужой подружке. А ведь не поглядели бы, что она им в дочери или внучки годится — приударили бы! Как ни противно, но пока что ей не стоит торопиться с яростными опровержениями. Благоразумие требует извлечь всю возможную выгоду из недоразумения.

После завтрака Соня попробовала осторожно выспросить у Авдотьи Семеновны, имеется ли у усадьбы какая-то связь с внешним миром. Так ли пансионат отрезан от цивилизации, как ей кажется? На что незамедлительно получила охотный и многословный ответ. Тетя Дуся сыпала названиями окрестных крошечных деревенек, подавляющее большинство которых давно вымерло естественным путем, будучи неинтересны даже дачникам. Сообщила и то, сколько десятков километров до ближайшего относительно крупного села, откуда в город ходит регулярный рейсовый автобус. Аж раз в неделю ходит! Но вот только не в новогодние каникулы. Даже перечислила названия ближних и дальних речек и озер. Не забыла поведать историю самой усадьбы, по памяти, без запинки, осыпая слушательницу ворохом фамилий, дат и подробностей.

Однако вследствие практически полной географической неграмотности относительно топонимики родного края, Соня с трудом могла представить себе, где же конкретно на карте губернии она сейчас застряла. Из всего этого потока информации в ее разуме укрепилось только одно замечание тети Дуси: единственную дорогу, ведущую к большой трассе, надо бы опять почистить бульдозером…

Уже без всякой надежды Соня спросила, нет ли в усадьбе телефона. И вот тут ее ждало приятное удивление: Авдотья Семеновна с гордостью проводила ее в свой кабинет и продемонстрировала дисковый аппарат с прямым городским номером! Аппарат имел такой внушительный вид, будто сохранился здесь со времен царизма. Как человек старых привычек, тетя Дуся не признавала модных крошечных мобилок, этих несерьезных игрушек, у которых связь пропадает по собственному настроению вне зависимости от воли владельца.

Соня без лишних вопросов получила позволение воспользоваться аппаратом. Правда, Авдотья Семеновна не подумала удалиться из комнаты — не бегать же старушке по вине гостьи туда-обратно по лестницам, чтобы после короткого звонка снова запереть кабинет. Сложив морщинки лица в отсутствующее выражение, она принялась просматривать какие-то бланки на своем рабочем столе. (Среди бумаг и справок Соня краем глаза заметила и бланк со знакомым логотипом — со стилизованной буквой, напоминающей то ли черную чайку, то ли тощего нетопырёнка. Но по рассеянности совершенно не придала этому значения.)

Впрочем, опасение быть подслушанной оказалось напрасным, домашний номер всё равно не отвечал. Соня с досадой вспомнила, что именно на это время у бабушки был назначен поход в поликлинику. Хотя, что Соня могла бы сообщить ей? Что ее похитили и увезли непонятно куда? Говорить такое при Авдотье Семеновне было совершенно невозможно!

У нее еще мелькнула идея вызвать такси. Но неудача со звонком к бабушке настолько выбила из колеи, что она совершенно не могла вспомнить ни одного номера диспетчерской службы. Вот всегда так — в городе перед глазами постоянно мелькала реклама с набором цифр, так что цифры эти буквально въелись в мозг. Но теперь всё начисто из головы вылетело! Да и есть ли смысл пытаться? Что она станет мямлить в трубку, как будет объяснить, куда надо за ней приехать, хотя сама не понимает, где находится? Просить подсказки у тети Дуси нелепо — та поглядывала на нее поверх своих очков-луп с чересчур благожелательным выражением, и это было очень подозрительно. Да и ездят ли городские такси так далеко в область, тоже крайне сомнительно. Тут наверняка территория «уездных извозчиков».

Позже не удалось повторить попытку дозвониться домой. Осмотрительная глава пансионата не оставляла кабинет без присмотра и, уходя, тщательно запирала дверь. Сколько раз бы Соня ни подкрадывалась к заветной комнате, замок на дерганье ручки не поддавался. Ей оставалось только тяжко вздыхать и надеяться на лучшее.

Можно было бы попросить помощи у рыбаков. Но мужчины так активно предались отдыху, столь воодушевленно провозглашали тосты под мелодичный звон хрустальных стопочек, что Соня не то чтобы попытаться что-то объяснить, но и близко подходить к ним опасалась. Выросшая при бабушке-мужененавистнице, она с малых лет затвердила заповедь, что нет на свете страшнее существа, чем пьяный мужчина — никакие оборотни или упыри из ужастиков не сравнятся с ними в непредсказуемости, коварстве и жестокости. Так что данный вариант остался на самый-самый крайний случай.

Рассудив, что кроме как ждать, ничего другого ей не остается, Соня постаралась убедить себя не впадать в отчаянье, не паниковать преждевременно. Ведь пока прямой угрозы нет — незачем и нервы портить. Кто знает, может быть, все беды ей чудятся, и всё разрешится наилучшим образом само собой. А до тех пор ей следует проявлять здравую бдительность. И воспользоваться представившейся редкой возможностью насладиться красотами зимней природы.

Решив посему, Соня отправилась гулять по обширной территории пансионата.

А погода стояла чудесная! Морозец легкий, освежающий и совсем не докучливый. Снег пушистый. Деревья припорошены настолько художественно-красиво, что Соня не удержалась — вынула из кармана смартфон и принялась увлеченно фоткать шедевры зимнего пейзажа. Особенно привела девушку в радостное умиление шумная компания снегирей и синиц на клумбе, покрытой огромной шапкой снега в форме юрты.

К обеду настроение Сони заметно исправилось. А после обеда, состоявшего из тарелки наваристого борща да румяных пирожков с мясом, плюс стакан клюквенного морса — так вообще! Умиротворение и спокойствие в душе ее казались нерушимыми…

Однако гармония царила недолго.

Она допивала морс, когда в столовую вошел Юлий. Он всё еще не расстался с мобильником, всё еще ворковал со своей незримой пассией. Соня живо представила себе, как же, прилипнув к трубке, ему было неудобно умываться и бриться. Или он уже привык? Ну уж зубы-то чистить и одновременно болтать никак не удалось бы? Или нет?.. Соня поймала себя на том, что слишком пристально смотрит на Юлия и слишком много о нем размышляет. Презрительно фыркнув, девушка скромно потупилась в стакан с морсом.

Как будто вообще не собираясь сегодня нажать «отбой» и повесить трубку, Юлий поймал крайне занятую тетю Дусю. Шепнул ей пару слов, от которых та радостно просияла и принялась хлопотать с удвоенной энергией, подгоняя и прочий персонал в лице кухарки и тучных немолодых горничных. Юлий же преспокойно встал у окна, и, похоже, гомон и суета вокруг ему ничуть не мешали.

Соня оказалась ровно между двумя источниками шума: за спиной негромко мурлыкал с мобильником Юлий, с фронта рыбаки оживленно обсуждали встречу грядущего праздника. Мужчины уже расправились с водкой и вторым за сегодняшний день обедом, и плавно перешли к чаепитию с коньяком. Против собственного желания Соня вынуждена была прислушиваться и к отрывистым репликам одного, и к громогласным спорам других. Подняться же с места и уйти ей духу не хватало, ясно же, что в таком случае все немедленно обратят на нее внимание.

— Нет, вы как хотите, а праздник без женского общества для меня не праздник! — вещали любители подледного лова.

— Девочек обещали! Вот веришь, мне приятель рассказывал! Тут такие девочки бывают — в парижах на неделе мод не найдешь!

— Да, Васька со своими уже скоро приедет… — бубнил Юлий. — Нет, лопнут, но всё не выпьют… Не переживай, анализы в порядке, тетя Дуся проверила. Пускай хоть с каждого пробу снимают, этим боровам всё с комариный укус покажется.

— Вам-то хорошо о девочках мечтать. А я от жены еле отпросился! Наврал про командировку.

— Соблазна опасаешься? Взял бы супругу с собой.

— Ты что, брат, рехнулся? На рыбалку — с женой?!

— А я от любовницы сбежал. Придется на Рождество ее в Лас-Вегас везти, опять деньги выбрасывать.

— Зато хоть здесь отдохнем от них.

— Да, рыбалка здесь выше всех похвал! Душа радуется!

— И желудок не в обиде.

— Рыбалка шикарная, природа хороша… Но без барышень как же под куранты шампанское пить? Невкусно же без прекрасной половины человечества! Пресно!

— Нет, спасибо, ничего не нужно. Я всё купил, могу до следующего года в город вообще не возвращаться. Ну скажи, разве я не заслужил отпуск? Помнишь, какой список мне тетя Дуся составила? Пока всё закупил, по всем пунктам, чуть солнечный удар не схватил. За одно это требую премии! И побольше. Догадываешься, в какой «валюте» я хочу ее получить?..

— Вам-то хорошо…  А вот моя, только заподозрит измену, сразу такой допрос устроит! Вот даже если не помышлял изменить — под пытками во всём признаешься и повинишься…

— Ты-то когда приедешь? Что?.. Пораньше никак не получится? Ну и пошли всех к лешему! А то мы не знаем этих оборотней — щенки они сивые, а не волки!.. Как же, зубы об нас обломают. Ну, плюнь на них. Давай собирайся! И девиц с собой побольше захвати, здесь народ уже вовсю по красоте изголодался.

— Барышень, наверное, только на маскарад привезут. Тоска…

— Тут маскарад устроят?

— А мне сказали, что тут охота готовится!

— Или всё-таки пейнтбольная баталия с партизанами?

— Приятель клялся, в прошлом году тут такое представление видел!..

— Новогоднее представление?

— Отдает детским утренником.

— Скорее варьете.

— Ну уж нет, на дедушку Мороза с ватной бородой и с посохом в блестках я не согласен.

— А на Снегурочку в стразах вокруг шеста согласишься?

— А когда это безобразие начнется? Предупредите меня заранее, чтобы я смог удрать на рыбалку и потом честно смотреть в глаза своей жене!

— Уверен, подготовленная нами программа развлечений вас не разочарует, — заявил Юлий, наконец-то спрятав в карман мобильник, который Соня успела мысленно уже сто раз проклясть. — Услуги будут предоставлены по всем пунктам договора: рыбалка, песни под гитару у огонька, активная игра на свежем воздухе с элементами военной стратегии, праздничный вечер в обществе девушек модельной внешности. Отличное настроение, яркие впечатления, взрыв адреналина гарантируется. Но не спрашивайте, пожалуйста, подробностей — это секретная информация, иначе сюрприза не получится. Да и честно скажу: я сам не всё знаю.

— За это нужно выпить! — решили заинтригованные рыбаки.

Соня встревожено вскинула голову: рыбаки налили рюмку коньяка для Юлия, и тот, улыбаясь, явно собирался влиться в компанию. Алкоголь? Значит, он действительно не думает сегодня садиться за руль? А как же она? Что насчет обещания?..

Тоскуя над морсом, Соня машинально, совершенно не задумываясь, скатала из хлебного мякиша шарик. И вот теперь шарик пригодился как нельзя кстати. Злым щелчком она отправила свой снаряд со стола — в упругий джинсовый зад. Юлий обернулся и с невозмутимостью выдержал сверкающий взгляд.

— Доброе утро! — сказал он.

— Добрый вечер! — с вызовом сказала она. — Помнится, кое-кто обещал отвезти меня назад в город?

— Кое-кто? — Юлий подошел к ее столику с рюмкой коньяка, словно собирался предложить тост.

— Разве не ты? — начиная не на шутку злиться, процедила она.

— Я? Когда? — он захлопал невинными глазами.

— Этой ночью!

— Обещал отвезти сегодня?

— Именно.

Юлий с сомнением посмотрел на рюмку.

— Не может быть. Ваше здоровье.

Но рюмку ко рту не донес, так как разъяренная Соня вскочила с места.

— Хочешь сказать, что ты обманул меня? — прошипела она, как кошка, которая готова броситься в лицо с выпущенными когтями.

— Я? Обманул? — изумился и огорчился Юлий. — Напомни, пожалуйста, когда я тебе это сказал?

— Сегодня ночью! — перешла на змеиный свист Соня.

— А что именно сказал?

— «Завтра отвезу в город!»

— А… Ну тогда всё в порядке. Не волнуйся, если я что-то обещал, то выполню, — искренне улыбнулся он и опрокинул в себя рюмку. Посмаковал, покатал за щекой, проглотил. — Просто ты не так поняла. Я ведь сказал «завтра» сегодня ранним утром. Следовательно, «завтра» и будет завтра, а не сегодня.

И с чистой совестью он вернулся к компании обсуждать рыбалку.

Соне же с трудом удалось переварить эту казуистику. Пылая праведным гневом, но понимая, что не в ее силах что-либо сделать, она поспешила на воздух.

Чтобы остудиться, чтобы не взорваться, быстрым шагом догуляла до главной аллеи, дважды прошла взад и вперед, от начала до конца. Когда надоело, свернула на боковую дорожку, обнесенную стеной из заснеженных кустов шиповника.

Подошла к покрытой белым льдом реке, остановилась на высоком берегу, подставив лицо ветру — совершенно не замечая красот зимнего заката. Не взволновали ее часто бьющееся сердце ни нежно-сиреневые с золотистой каемкой облака, ни алое, как ягода, солнце в персиковой дымке. Ни ярко-розовый снег, укутавший и землю, и деревья до самых верхушек в кружевные коконы. Ни полосы теней, густо-синие, среди искрящегося розового…

Зато внимание ее привлекла расположенная неподалеку автостоянка. Тем более из синеватого сумрака соседнего леса по узкой ниточке дороги вынырнули одна за другой две машинки. От авто за версту чувствовалась особая аура, словно Соня случайно оказалась свидетельницей съемки рекламного ролика, где денежным клиентам представляли новый дизайн иномарок. Сверкая алыми отблесками на стеклах и капотах, машины нырнули в низинку. А через короткое время появились уже совсем близко — пересекли ровный снежный луг и с утробным рычанием подрулили на стоянку, встали между минивеном и бульдозером для чистки снега.

— О! Еще собутыльники приехали! — с предвкушением потер замерзшие руки один из рыбаков.

Соня удивленно обернулась: так крепко задумалась, что не услышала, как следом подошли и встали в нескольких шагах у нее за спиной трое мужчин. Оказывается, ее взбудораженное состояние не осталось незамеченным, и несколько рыбаков нашли в себе силы покинуть теплую компанию и уютную столовую только за тем, чтобы присмотреть за расстроенной девушкой. Может быть, они подумали, что она убежала топиться? Так в реку-то бросаться больно — лед слишком толстый. Шишку набьешь да нос расквасишь, пока до полыньи доскользишь… Или пошли следом — с умыслом утешить и приголубить?! Соня рассерженно дернула плечом и презрительно задрала нос.

— Глядите-ка, девочек прислали! — обрадовался один из мужчин, совершенно не догадываясь, в чем его заподозрила Соня. — Ишь, какие длинноногие, наверняка модели!

Из авто под хлопанье дверец и залпы вырывающейся изнутри бухающей музыки высадилась стайка стройных существ, одетых по гламурной моде, всего восемь экземпляров. У кого-то под болтающимися на плечах расстегнутыми шубками трепетали от порывов колючего ветерка тонкие шарфики или сверкали блестками куцые кофточки, не прикрывающие пупки на плоских и слегка подкачанных животах, это при узких-узких брючках, посаженных так низко на бедрах, что едва держались на честном слове и ремнях с массивными пряжками. На других особах блестели клепками куртки рокерского стиля в комплекте с фуражками «я у мамы садо-мазо». На ногах у некоторых высокие ботфорты на тонком каблуке позванивали гроздями цепочек на голенищах. Другие же были обуты в нарочито грубые ботинки с высокой шнуровкой или в бесшабашные зимние кеды, и это при шубейках до пят из синтетического радужного соболя. Кто-то натянул на уши шапочки с черепами, выложенными камушками, другие распустили волосы, словно летом. Лица всех восьмерых без исключения закрывали огромные зеркальные очки, в которые с недоумением смотрелось закатное зимнее солнце.

Сумки с багажом быстро разобрали, магнитолы примолкли, дверцы захлопнулись, сигнализации послушно крякнули.

Но Соня сразу распрощалась с мелькнувшей было мыслью обратиться за помощью. Ничего путного от этих фотомоделей не она не дождется.

— Привет, мальчики! Еще увидимся! — кокетливо улыбнулись стройные и модные, продефилировав мимо рыбаков.

— Оу, хеллоу, бейби! И ты здесь? — приспустив очки, стрельнули поверх оправы подведенными глазами в Соню.

— Точно фотомодели! — присвистнули мужики, зачарованно глядя вслед сверкающим залетным пташками, шагающим по снегу, словно по подиуму.

— Вы серьезно полагаете, что это девушки? — криво усмехнулась Соня.

Мужики покосились на нее с осуждением и досадой. Один даже пальцем погрозил молча: мол, завидовать некрасиво! И поспешили к своим, донести приятную весть.

Соня запоздало покраснела, поняв, что мужчины могли счесть вырвавшиеся у нее слова, как обвинение «фотомоделей» в легком поведении. Но имела-то она совсем другое в виду! Просто ее не обмануть яркими нарядами и походкой от бедра — только настоящие мужчины могут на это повестись, а настоящим женщинам такая блестящая пыль глаза не ослепит!

7

Мужчины в каминном зале устали уныло жевать пирожки и ждать прихорашивавшихся в своих номерах «фотомоделей». Розовый закат давно отполыхал, сменившись серебристыми сумерками, серебро в свою очередь потушил иссиня-черный холод ночи, а ожидание всё длилось и длилось, растягиваясь каждой минутой в бесконечность скуки.

Соня ни за что на свете не хотела пропустить предстоящее шоу и не отходила от мужчин, украдкой кусая губы, чтобы не расплывались в ехидной ухмылке. Хотя пришлось терпеливо выслушивать их заунывные жалобы на отсутствие женского общества. В предвкушении знакомства рыбаки даже надели свежие рубашки, правда, все как один клетчатые. А некоторые даже и побриться додумались. Но Соня сидела и помалкивала, как Мона Лиза, только рамки не хватало для пущего сходства.

И терпение ее было вознаграждено сполна! Едва послышались приглушенные голоса, а лестница, ведущая на второй этаж в вип-номера, заскрипела под легкими шагами, Соня буквально впилась взглядом в лица мужчин. Она даже заранее выбрала себе место такое, чтобы видеть всех сразу.

Лица эти сперва озарила вспышка счастья, словно вдруг сбылись все  мальчишеские мечтания. Но мгновение спустя эти же самые лица мрачно вытянулись с выражением безграничной обиды за подлейший обман, уязвивший в самую душу. Вдоволь насладившись данной метаморфозой, Соня наконец обернулась взглянуть на причину, ее вызвавшую.

«Залетные пташки», скинув в номерах свое райское оперение, обернулись не маняще прекрасными манекенщицами, а вполне симпатичными ребятами. Парнями то есть. И все как один мужского полу! Ехидному злорадству Сони не было предела. Резко сменив стиль одежды с клубно-готического на домашне-классический, ребята стали один в один как отличники из Оксфорда: джемперочки со снежинками, рубашки в полоску, жилеты в ромбик, брючки со стрелками. Волосы приглажены или собраны в хвостик.

Жестоко обманутые в лучших ожиданиях, рыбаки уныло разлили водку:

— А вот вам и маскарад обещанный, м-да… — занюхав канапе с ветчиной, крякнул один из них, выразив всеобщее разочарование.

____________

— Рад снова тебя видеть, крошка!

К Соне подошел стройный светлоглазый «оксфордширец» в джемпере, украшенном криворогими оленями. Это в нем Соня сразу опознала «маньяка» из отдела женского белья, не поведясь на маскарад с зеркальными очками. Его симпатичная мордашка, наверное, до конца дней будет преследовать ее в кошмарах.

— Взаимно! — буркнула Соня.

— До чего мир тесен! — очаровательно улыбнулся парень. — Какими ветрами тебя занесло в сей укромный уголок?

— Мир и впрямь подозрительно мал, — кивнула Соня, искоса кинув недобрый взгляд на направившегося к ним Юлия. Добавила вполголоса: — Уж даже не знаю, что за ураган пронесся по моей жизни.

Но Юлий уже вклинился в их беседу бесцеремонным образом: схватил собеседника за локоть и, развернув к себе, приобнял, похлопал по спине по-братски. «Какая сердечная встреча! Что ж не расцеловались?» — подумала Соня.

— Здравствуй, Кот!

— Привет, Салатик!

«Ну просто два клоуна встретились на арене цирка!» — Соня едва сдержалась, не фыркнула в голос. Изобразив милую улыбку, прервала бессмысленный обмен любезностями на тему «как поживаешь — давно не виделись — отлично выглядишь», встряла с вопросом:

— А почему «Кот»? Это от Константина?

— Нет, от «Василия», — ответил за приятеля Юлий. И посмотрел на нее вопросительно, словно подбадривая сделать еще одно уточнение.

Вот еще, не дождется! Соня не собиралась спрашивать, почему этот Кот-Василий обозвал его «Салатиком». Это ее ну совершенно нисколько не волнует, во-первых, а во-вторых, она же не полная дурочка, в самом-то деле?

Вежливо улыбаясь, она оставила эту сладкую парочку. Пусть себе обсуждают особу под нелепым именем «Герда», уже изрядно ей опостылевшую.

Соня переместилась к компании рыбаков. Скромно присела с краешка, на подлокотник диванчика, рядом с более-менее интеллигентной на вид особью удильщиков. Поблагодарив, забрала рюмку, которую тот слишком долго держал на весу, увлекшись разговором, явно забыв запить тост. И решительно опрокинула в себя. Под ошеломленные взгляды присутствующих невозмутимо закусила огурчиком.

К слову сказать, несмотря на повышенную плотность недавнего ужина, Авдотья Семеновна позаботилась накрыть в каминном зале стол с разнообразными закусками и разносолами. Конечно, хозяйка усадьбы по опыту знала, чем может порадовать теплую компанию рыбаков-любителей в морозный зимний вечер. А вот мальчики, во главе с Котом-Васькой, почему-то и на ужин не явились, и сейчас к еде не притронулись, довольствуясь красным вином или даже соками. Тетя Дуся предусмотрела и это: на сервировочном столике возле стены красовалась шеренга графинов, выстроенных по цветам — от солнечно-желтого до густо-бордового. У Сони мелькнула мысль: неужели мальчишки вправду фотомодели, раз так заботятся о строгой диете? А может, они актеры? Или вообще хосты? Вон как легко втерлись в компанию к поначалу насупившимся мужикам, к каждому нашли нужный подход, каждого разговорили и легко вытащили из «раковины» отчужденности.

Вскоре в каминном зале установилась теплая душевная атмосфера. Мужики позабыли о глупой обиде и недоразумении. Зато вспомнили то, о чем бы хотели в отпуске и не думать. Это за городом они простые рыбаки-любители, а в городе-то на самом деле все как один — воротилы крупного бизнеса. Тактично вовлеченные в дискуссии на тему разнообразных вопросов предпринимательства, сами не заметили, как начали горячиться, с чувством высказываясь о наболевших проблемах. А ребята, потягивая из тонких бокалов ароматные вина, увлеченно слушали о деньгах и бухгалтерии, о налогах, низких продажах, сорванных сделках и недополученной прибыли — все эти скучнейшие, тривиальные истории из личного опыта подвыпивших собеседников. Хмурили красивые брови, хлопали ресницами — и, словно профессиональные психоаналитики, аккуратно и незаметно подталкивали мужчин к еще большей откровенности. А те, медленно, но верно теряя самоконтроль, только были рады выговориться — вытащить на свет божий то, что так глубоко и тщательно загоняли в себя на самое черное дно усталой души.

Одна Соня осталась не втянутой в беседу, предоставленная самой себе. Занятая собственными мыслями, она не замечала тонких манипуляций этой групповой психотерапии. Хотя грамотная консультация психолога ей бы тоже сейчас не помешала.

Внутри нее всё клокотало и кипело от праведного гнева. Соня даже на месте усидеть не могла — принялась ходить взад-вперед перед камином. И не могло ее успокоить ни уютное потрескивание пламени, ни лицезрение занятного антиквариата, расставленного на каминной полке. Она стремительно шагала туда и обратно, точно рысь в клетке. Бросала гневные взгляды то в сторону компании, неуклонно повышающей градус дружбы, то на коллекцию изящных статуэток, изображающих охотников с собачками, на точеные бронзовые подсвечники, на старинные часы, украшенные фигурками пастушек. Она ничего не видела перед собой, поглощенная размышлениями, озабоченная открывшейся истиной.

Нет, никаких сомнений больше не осталось! Ее похитили. Да, ее! Хотя в то, что она, непримечательная заурядная особа, кому-то зачем-то понадобилась, Соня так и не смогла поверить. Но факт налицо! Слишком уж странно это для совпадения: Васька-Кот помогает ей сбежать от непонятной банды собачников — и приводит прямиком к месту, где поджидает Юлий. А после все они оказываются здесь, в этой подозрительной усадьбе. Причем даже не пытаются сделать вид, будто незнакомы! Не слишком ли это для случайности?!

Значит, Соню похитили. Для каких целей — неизвестно. И это пугает больше самого факта похищения. Что будет с ней дальше? Что они собираются с ней сделать? Да и кто — «они»? Что это за усадьба такая? Зачем сюда заманили этих рыбаков-бизнесменов? Кажется, они ничего не подозревают… Эти ангельски-невинные на первый взгляд мальчики задумали провести над людьми какие-то страшные эксперименты? Что скрывается за очаровательной внешностью, какие жестокие, извращенные планы роятся в их красивых, как у манекенов, головах?

От всех этих вопросов, без единого ответа толкущихся во взбудораженном мозгу, Соне стало жарко. И душно. Или это из-за хождения взад-вперед? Или от огня в камине? Или от необдуманно выпитой рюмки?..

— Не хотите пить?

Василий словно мысли ее угадал, поднес стакан сока. Маняще стукнули кубики льда о высокие стеклянные стенки, вкусно пахла водруженная на край долька лайма.

Соня благодарно кивнула. Стакан оказался приятно прохладным, она обхватила его ладонями. Но поднеся к губам, одумалась: а вдруг там подмешан яд? Или снотворное? Соня вздрогнула, в голове мгновенно пронеслись картины последствий отравления, одна ужасней другой…

Она обернулась к вернувшемуся на свое место Коту. Тот перехватил ее взгляд — и лучезарно улыбнулся в ответ, поднял свой бокал, украшенный коктейльным зонтиком. Тост за ее здоровье? Какой вопиющий цинизм. Соня тотчас опустила глаза к стакану.

Но разве в ее силах противостоять похитителям? Не легче ли сразу, махом осушить стакан — и дальше будь что будет! Уж если отравят, так пусть уж лучше сразу, без мучений и тоски неизвестности. А если заподозрят, что она что-то заподозрила — что тогда ее ждет, какие пытки и испытания? Нет, уж лучше сразу!..

Соня зажмурилась — и разом, в несколько торопливых глотков, выпила сок. Зубы клацнули о ледышку, во рту раздался неприятный хруст, от которого мурашки по спине пронеслись. Выпучив глаза от холода, едва не подавившись, она поспешила незаметно выплюнуть раскушенный кубик льда в ладошку, выбросила в зев камина.

Пробормотав, ни к кому конкретно не обращаясь, что ей необходимо проветриться, Соня выбежала в холл, суетливо отыскала свое пальто. И вылетела на крыльцо, захлопнув за собой дверь. Привалилась спиной, словно попятам за ней гналась стая волком. Нужно отдышаться. Нужно освежить голову, остудить закипающий от подозрений мозг. Иначе она сойдет с ума…

Соня замерла на шумном полувдохе. В спину толкнули — это удерживаемая девушкой дверь не открывалась. Раздался вежливый стук.

Она настороженно отступила на шаг, посторонилась. В приоткрывшуюся щель просунулся Юлий:

— Если гулять собралась, надо освещение включить. Ты в темноте, наверно, плохо видишь, не кошка ведь? Еще поскользнешься, нос расквасишь, отвечай потом за тебя.

Он протянул руку, и Соня пугливо отпрянула. Но он просто щелкнул выключателем, устроенным рядом с дверным косяком. Соня обернулась — и охнула в восхищении: иллюминация зажглась поистине сказочная!

— Смотри, за территорию не выходи! А то волки слопают, — хмыкнул Юлий. И скрылся за дверью.

Соня сошла по ступеням, точно вошла в чудесный лес. А и всего-то фокус — развесить в кронах деревьев гирлянды с разноцветными крошечными светодиодами. Яркие огоньки мерцали, тихонько перемигивались в густых заснеженных ветвях, будто волшебные ледяные светлячки. Цветные отсветы пятнами раскрашивали снег — какой угодно, только не белый!

Соня вышла на главную аллею и замерла завороженная. Запрокинув голову, позабыла обо всех страхах и опасениях.

Темные стволы лип рядами толстых колонн поднимались ввысь, а своды этого «коридора» походили на мозаику из ночного неба с вуалью рваных облаков и сеткой кракелюра, складывающейся из ломаных линий облепленных инеем веток. Яркие светлячки лампочек, рассыпанных по этому изысканному узору, соседствовали с чуть менее крупными небесными звездами, но не могли затмить их полностью.

— Как хотят, а живой не сдамся, — проворчала решительная Соня.

Чтобы окончательно успокоиться и собраться, глубоко вздохнула, резко выдохнула. Еще раз шумно вобрала полной грудью и зажмурилась…

Ну да, ей не показалось. Откуда-то со стороны потянуло ванилью! Манящий аромат нежно разливался в холодной синеве зимней ночи, наполнил свежесть морозного воздуха сладостью и умиротворением. Определенно где-то пеклись ватрушки!

Соня пошла по запаху, как по следу, разматывала невидимый путеводный клубочек среди лабиринта тропок и неприступных стен сугробов. И запах привел ее обратно к главному зданию усадьбы, но только с другой стороны — со стороны хозяйственной пристройки, где располагалась кухня.

Увлеченная духом свежей выпечки, плывущим из распахнутой форточки, Соня робко поскреблась в дверь черного хода. Открыла тетя Дуся. И кажется, даже обрадовалась девушке. Охотно впустила в теплую, душистую, просторную кухню, выдала фартук и рукавички-прихватки.

Оказалось, дел у тети Дуси полным-полно! А вот помогать некому. Все работницы, как обычно, с наступлением темноты поспешили улизнуть по домам, в ближайшую деревеньку. Бросили Авдотью Семеновну один на один с полной квашней взошедшего, дышащего теста. А ведь печь пироги в старинной русской печи — это вам не пиццу в микроволновке разогреть. Не удивительно, что тетя Дуся немедленно приняла Соню в помощницы.

Та, правда, сперва опешила — с непривычки и от боязни по своему обыкновению что-нибудь учинить. Ну, ведь не спишешь на пустую суеверность всякий раз, когда на родной-то кухне в руках что-нибудь ломается, или взрывается, или падает, да вдребезги! Поневоле станешь к квашне и горячим протвеням подступать с осторожностью.

Но к удивлению, под руководством Авдотьи Семеновны получилось ничего не уронить, не разлить. И не обожглась ни разу! Ободренная небывалым успехом, Соня даже согласилась помочь раскатать тесто для пирожков с капустой. А поглядев, как лихо получается у тети Дуси лепить крошечные пирожки с витым гребешком поверху, и сама рукава повыше закатала.

— Вот молодец! Всегда о такой невестке мечтала. Иди ко мне приемной внучкой? — нахваливала Авдотья Семеновна, а Соня краснела и смеялась в ответ.

— Ну вот, ватрушки уже готовы. Сейчас накроем полотенчиком, и пускай лежат, отпыхиваются… Да начинки побольше клади! Мужиков-то у нас нынче много понаехало. Вот последний противень на ночь оставлю на шестке — так, глядишь, до утра тепленькие простоят. Постояльцы как обычно на рыбалку ни свет ни заря поднимутся, а я им с собой заверну, червячка заморить перед завтраком. На морозце больно вкусно, на свежем-то воздухе. Чего хихикаешь? Ну да, одного червячка заморят, других на крючке в проруби утопят. Ох, кстати напомнила! Мотыля свежего надо бы достать…

Соня опять не удержалась, фыркнула. Да неудачно — подняла облачко муки, и сама же расчихалась, прикрываясь рукавом. А когда подняла голову и протерла навернувшиеся от смеха слезы, встретилась взглядом с Юлием.

— Я тут тете Дусе помогать пришел, — произнес он с сомнением. — А оказывается, в моих услугах не нуждаются. Я тогда обратно пойду? С мужиками пьянствовать.

— Разохотился! — цыкнула Авдотья Семеновна. И быстро вручила помощнику ухват и скалку.

Настроение у Сони снова испортилось. Так мгновенно сворачивается молоко, если в него выжать половинку лимона — и не кисло вроде, а смотреть уже противно. Не исправило настроение и предложенная горячая ватрушка со стаканом топленого молока. Соня уплетала за обе щеки, прихлебывала, оставляя белые усы над губой, но почти не ощущала вкуса, искоса кидая испепеляющие взгляды в сторону Юлия. А тот вел себя так, словно ее здесь и в помине не было. Обсуждал с Авдотьей Семеновной меню на завтра, праздничный стол, и оба озабоченно вспоминали, все ли приготовления успели закончить. Можно подумать, как будто от их предусмотрительности зависела не заурядная новогодняя пьянка, а самая их жизнь! Соню так и подмывало встрять в обсуждение и наговорить Юлию каких-нибудь ехидных колкостей. Но, к сожалению, на ум ничего достойного не приходило. Пришлось сжать губы и снова влезть в муку, влипнуть в  тесто…

Однако эмоции девушки не остались незамеченными. Когда у Юлия вдруг затрезвонил мобильник и, извинившись перед тетей Дусей, он отошел к окну, дабы в сотый раз за день полюбезничать со своей «Гердой», на лице Сони невольно отразилась вся гамма ее заочного отношения к сей ненавистной особе. Тетя Дуся, продолжая лепить пирожки, придвинулась поближе к презрительно морщившей нос помощнице и вполголоса поинтересовалась, какая же кошка пробежала между ними?

Соня задумалась. Авдотья Семеновна, судя  по доверительному тону, всё так же искренне полагает, будто они с Юлием влюбленная парочка. И что в таком случае должна отвечать она? С негодованием опровергнуть это в корне неверное предположение и наябедничать-таки о похищении? А не слишком ли поздно будет разыгрывать из себя невинную деву, попавшую в лапы к злодею? Пусть даже это чистая правда. Но если признаваться, то надо было это делать раньше. А сейчас тетя Дуся что о ней самой подумает? Вовремя не подняв крик на всю усадьбу, Соня, похоже, скомпрометировала саму себя. Следует ли ей и дальше помалкивать, надеясь, что всё как-то само собой устроится? Или это ее последний шанс? Соня совершенно запуталась и растерялась, не зная, как должна себя вести.

Но тетя Дуся расценила ее смущенное молчание по-своему.

— Не волнуйся, Сонечка! — добродушно заявила она. — Всё будет хорошо! Я прекрасно тебя понимаю, уж поверь мне. В свое время я тоже оказалась в таком положении.

— Вы? Были?.. — опешила Соня. И вместо сахара насыпала на вылепленную плюшку соли.

— Да, и я была когда-то молода, — охотно пустилась в романтические воспоминания тетя Дуся. — И я была влюблена… Но времена тогда были другие, совсем не те, что нынче. Я отвергала наши чувства. Пряталась, избегая встреч, боясь поддаться греховному искушению. И тогда он похитил меня, увез из родного дома.

— Вас похитили? — распахнула глаза Соня, в волнении теребя новый кусок теста, так что несчастный раскатанный блинчик превратился в подобие лапши.

— Да, увёз, напугал до полусмерти. А потом сделал предложение, от которого я едва нашла в себе силы отказаться. Я мечтала услышать это признание из его уст, но отказала, хоть сердце разрывалось… Слава богу, сейчас порядки другие. Так что, Сонечка, мой вам совет: не теряйте драгоценные дни юности попусту! Скорее миритесь и наслаждайтесь любовью!

Соня от такого пожелания уже слепленный пирожок в лепешку расплющила, аж начинка на стол вылезла. Значит, надеяться выпросить у тети Дуси отдельную комнату для ночлега бесполезно.

— Ну, вот и управились! — с удовлетворением возвестила Авдотья Семеновна, осматривая ряды противней с готовыми отправиться в печку вкусностями. — Дальше я уж сама. А вы, ребятки, отправляйтесь спать, время уже позднее.

И эдак лукаво, с намеком, улыбнулась Юлию.

Тот намек не оценил. Не отрывая трубку от уха, поднял руку, взглянул на часы на запястье:

— Полуночи еще нет. Вон, Васькин хор только-только распелся. Да, Герд, обычная программа соблазнения клиентов, — это он сказал уже в трубку. — Сейчас под гитару исполняют песни подзаборной юности. Потом тетя Дуся а-капеллу закажет, казачью жалобную. Ну, а дальше сам знаешь.

— А вот и закажу! — охотно встрепенулась Авдотья Семеновна. — Когда еще ребятки сюда приедут, пускай бабушку порадуют! Пойдем-ка, Сонечка, послушаем, как эти стервецы выводят.

Захватив блюдо пышущих жаром крендельков в кунжуте, Авдотья Семеновна кивнула Соня следовать за ней.

_____________

В каминном зале и вправду звучала гитара. Звенели струны, и высокий голос выводил с надрывом и с завыванием незнакомую Соне песню. Простые до наивности слова о первой несчастной любви хулигана к неприступной строгой однокласснице показались ей довольно глупыми и нескладными, а сопровождающая текст пара аккордов — примитивными. Но на разомлевших и изрядно расслабившихся от выпитого мужчин песня подействовала с поразительной силой, все сосредоточенно внимали, кое-кто украдкой утирал навернувшиеся слезы.

— Да, вот точно так пел Петька с третьего подъезда. Пока на мопеде не разбился, я тогда еще совсем сопляком был… — по окончании, после короткой прочувствованной паузы, вздохнул один из рыбаков. — И откуда вы, мальчишки, эту песню знаете? Не думал, что ваше поколение вообще способно понять такое.

Кот-Василий лишь загадочно усмехнулся, скромно принял бесхитростную похвалу, опустив длинные ресницы. То ли поклонился, то ли нагнулся к грифу гитары струны подтянуть, барашки подкрутить.

— Ну, а теперь для бабушки спойте, соловушки! — с порога потребовала Авдотья Семеновна. — Давайте мою любимую!

— Как же вам не надоело, тетя Дуся? — откликнулись ребята без энтузиазма. — Может, что-то другое?.. Ну, хорошо. Только один раз, без повторов на бис, окей?

— А это уж как споете! — развела руками хитрая бабка.

Парни обреченно вздохнули, зная, что прекословить бессмысленно.

— «Ой, то не вечер, то не вечер…» — завел один. Голос лился свободно, безупречно чисто.

— «…Мне малым-мало спало-ось!» — присоединился другой.

— «Мне малым-мало спало-ось! О-ой, да во сне-е привидело-ось!..» — влились в мелодию и все остальные.

И вроде бы каждый негромко, проникновенно, а все вместе грянули так мощно, что у Сони против воли мурашки по всему телу пробежали. И ведь пели не в унисон, а каждый вел по-своему, на свой лад выводил, и все вместе плели чудесную старинную мелодию искусно и слажено, без тени фальши и позерства, не допуская ни единой выбивающейся ноты. Василий тихонько перебирал струны гитары, заставляя инструмент плакать нежно и тоскливо.

Авдотья Семеновна, притулившись к дверному косяку, сложила руки на груди и ласково приговаривала:

— Эх, стервецы! Эк как выводят! Аж душеньку переворачивает…

Рыбаки тоже подпали под впечатление. Да и кто же мог остаться равнодушным? Соня и не хотела, да тоже заслушалась.

Песня не кончилась — будто умерла. Тишина в зале повисла звенящая. Стало слышно, как потрескивают полешки в камине. Ребята со скучающим видом потянулись к своим стаканам с соками. Как по команде ожившие рыбаки бросились разливать по стопочкам ледяную водку:

— Чтоб душу остудить, а то всю разбередили!

Чокнулись, выпили. Авдотья Семеновна замахала ладошкой, отказалась. Смахнула уголком платочка слезы умиления.

— Потешили старуху. Спасибо, ребятки! — всхлипнула она счастливо. — Ну, и еще разочек спойте, уважьте бабку!

Парни взроптали было. Но неожиданно тетю Дусю поддержали мужчины:

— Такого исполнения и в филармониях, мать их, не услышишь!

Пришлось смириться.

Соне хватило и одного раза послушать. Наклонившись к мечтательно жмурящейся Авдотье Семеновне, шепнула ей, что пойдет в библиотеку, возьмет что-нибудь почитать перед сном. Хотя какой может быть сон — при такой обстановке.

8

Комната с книжным собранием располагалась по соседству с каминным залом, чуть дальше по коридору. Соня понадеялась, что могла бы провести ночь там, а не возвращаться к Юлию. Однако в небольшом помещении, заставленном книжными шкафами, оказались огромные окна — и совершенно отсутствовал обогреватель. Да и диванчик, развернутый к окнам, был слишком скрипучим и жестким. И вправду, кто из гостей захочет сидеть здесь, если можно взять книжку и почитать, как все нормальные люди, со всеми удобствами, лежа в кровати в своем уютном номере? Это Соне не повезло — видно, ей снова придется делить номер с этим невыносимым Салатиком.

Осмотрев шкафы, она с удивлением отметила, что большую часть коллекции составляют не романы или детективы, (чего можно было бы ожидать от библиотеки, собранной для приятного отдыха), а серьезные трактаты по истории. Причем в темах исследований значились самые различные эпохи и страны, равно как рознились и года изданий, обозначенные на переплетах томиков. Некоторые шкафы снабжались замками на стеклянных дверцах. Судя по видневшимся корешкам, там хранились настоящие антикварные раритеты.

Соня решила, что читать перед сном серьезные книги — это излишнее испытание для ее и без того утомленного стрессами разума. Она уже отчаялась найти нечто для себя подходящее, когда неожиданно наткнулась на отдельно стоящий шкаф, битком набитый совершенно несерьезной литературой. Соня обрадовалась находке, но радость оказалась преждевременной, ибо все книги в этом шкафу посвящались одной теме — вампирам. Там нашлись и старинные издания, в том числе чуть ли не первый выпуск «Дракулы» на языке оригинала. А вперемешку с такими сокровищами — толстенные современные антологии, собранные из примитивных пошлых рассказиков, с глупейшими клыкастыми физиономиями на ярких суперобложках. Такое впечатление, как будто многие поколения одной семьи собирали в коллекцию всё, что попадалось напечатанного об упырях, невзирая на художественную ценность текстов.

Вздохнув, ибо иной альтернативы не имелось, Соня выбрала пару томиков наугад. То есть почти наугад — старалась брать те, где картинки на обложках были менее кровавыми.

В холле, натягивая пальто, она оглянулась на распахнутые двери каминного зала. Шум застолья притих, больше не слышалось звона бокалов, ни песен, не звучала гитара. Люстры притушили, мягкое свечение камина придавало обстановке интимности… Глаза Сони шокировано округлились. Ей хватило одного короткого взгляда, чтобы залиться краской стыда. Поспешно запахнув пальто, сунув книжки под мышку, она тихонько юркнула за дверь с одной мыслью: лишь бы ее никто не заметил.

Однако, спустившись с крыльца, она уже не торопилась убегать. Любопытство пересилило стыд. Смущаясь и краснея, девушка задержалась на тропинке, пересеченной полосами тусклого света — там, откуда отлично просматривались широкие окна. Пусть даже ради этого пришлось обежать полздания кругом. Она вытянула шею, привстала на цыпочки, хотя весь зал и так был отлично виден — и находящаяся там теплая компания. Вроде бы ничего такого, ничего особенного, подумаешь невидаль… Но для нее, воспитанной в строгости старой морали, происходящее там казалось совершенно неприличным.

Сколько так простояла, минуту или больше, она не смогла бы ответить. Сердце возбужденно стучало, отсчитывая мгновения греховного любопытства… И лишь резкое движение темного силуэта за приспущенной прозрачной шторой заставило ее опомниться. Вспугнутая, она сорвалась с места, быстро зашагала по тропинкам, по хрусткому снежку, искрящемуся в свете фонарей. Мысленно возмущаясь и негодуя на распущенность современной молодежи, словно сама в одночасье сделалась старой бабкой — однако пряча в воротник пылающие щеки и растерянную смущенную улыбку. Какое всё-таки, оказывается, это волнующее занятие — подглядывать!..

_________________

Кот со вздохом оторвался от короткой жилистой шеи, облизнул алые губы.

— Мой донор столько водки выдул, что я сам скоро опьянею! — со смехом пожаловался ему приятель с дивана напротив.

— И почему они нам без алкоголя не даются? — посетовал из уютного сумрачного уголка третий. — Каждый раз через себя приходится столько этой мерзости попускать.

— Не капризничай, — усмехнулся Кот. — Ешь, что дают. А то завтра, может, и не достанется ни капли. Шеф как обычно со всем своим гаремом явится, а его бабы этих рыбачков без водки тепленькими раскусят.

— Сестрички обещали для нас закуску прихватить.

— Ну и кого? Опять худосочных студенток притащат?

— Зато с девчонками мучиться не приходится. Ресничками похлопал, за плечико обнял, на ушко пошептал — вот они и готовы, бери, где хочешь. А с мужиками тут потей, уламывай их, песни идиотские ори.

— Зато девчонки теперь тощие пошли, все на диетах сохнут. И все как одна малокровием маются. Про гормоны противозачаточные я вообще молчу, этой химической мерзостью сейчас даже девственницы накачаны. А у этих парней куда ни ткни фонтаном хлещет! Жирная и густая, хоть суп вари.

— Что ты хочешь, гипертония от бизнеса. А лечение, химию-таблетки, настоящие мужики отвергают до самого конца.

 — Угу, только если вам нравится привкус «пьяного кабана».

— А мой ничего, — подал голос из полумрака еще один, доселе молчавший. — Похоже, исключительно на коньяк налегал.

— Дай попробовать?

— Пожалуйста.

Оторвавшись от пульсирующей жилки над ключицей, парень поднял голову и подставил измазанные кровью губы для поцелуя. Его приятель, подсев рядышком, с любопытством прильнул к приоткрытому рту, сделал жадный глоток.

С углового дивана послышался смешок:

— Нашли где лизаться! На самом видном месте. Еще бы на подоконник сели.

— А что такого?

— Сам посмотри в окошко! Вон — стоит, таращится. Думает, никто ее там не видит.

— Ну, она же не подозревает о твоем ночном зрении.

— Миленькая куколка. Я бы не отказался получить ее на десерт… — обернулся, заинтересовавшись, другой.

— Обойдешься. Это новая игрушка хозяина, — отрезал Кот.

— Это вы ее пасли в городе? Пускай тогда смотрит, привыкает.

А парочка любителей коньячного послевкусия и не думала прерываться. Увлеклись так, что забыли собственно о крови.

— Э, спьянились совсем? — недовольно одернул их другой парень. — Я тут вообще-то поужинать пытаюсь!

— Отстань, Ромка, не мешай… — невнятно откликнулся один из парочки, лишь на мгновение освободив губы от требовательного поцелуя.

— Чего давишься, Ромео? Невкусный донор попался? — ехидно поинтересовались с другого диванчика.

— Отвратительный, — признался Роман. — К тому же дезодорантом не пользуется.

— Гад какой, фу… — хихикнули из угла.

— Так возьми другого!

— Я уже троих пробовал, они тут все такие, — пожаловался гурман.

— Привереда ты,  Ромео.

— Это всё любовь! — мечтательно откликнулись из угла. — Он после своей Нины аппетит потерял. Вкусив крови возлюбленной женщины, никакой другой уже пить не захочешь!

— О, да! — кто-то поддакнул на полном серьезе. — Любовь — это лучшая специя. Когда кровь бурлит от страсти, вкус становится просто незабываемым.

— Кому любовь, кому пошлость, — с досадой сказал Васькин сосед по дивану, сползая с колен своего рыбака и брезгливо отряхивая брюки. — Мой совсем кайф словил. Пятно будет, да? Вот зараза в экстазе… Зато в крови столько эндорфина! Ваша блатная «Мурка» под гитару стала для него последней каплей.

— Немного же мужику для оргазма надо, — захихикали наконец-то разлепившиеся любители коньячного привкуса.

— А этого даже не пробуйте! — возмущенно сплюнул Ромео в пепельницу, между тем попытавшийся найти себе донора по вкусу, но вновь потерпел неудачу. — Анализы подделал, сволочь!

— Да времени просто пожалел, справку левую купил, и всё.

— Гад! Так ведь и отравиться недолго, — согласились все остальные. Но возмущаться громко и матерно было лень и неохота, слишком сытными оказались рыбаки, слишком разбавленной спиртами кровь.

За подлог со справками мирно храпевший в подпитии мужик получил отметину острым коготком через лоб наискось.

Меж тем Васькин донор выпал из счастливого алкогольного забытья, завозился. Разлепив опухшие веки, сфокусировался на Коте, растянул рот в по-детски искренней улыбке:

— Брат! Ты меня уважаешь?!

— Да, милый, — терпеливо ответил Василий.

— И я тебя уважаю! — сообщил мужик с чувством. Обхватил своими ручищами тонкую талию, притянул к себе: — Давай тогда поцелуемся? По-братски!

— Как хочешь, милый, — покладисто согласился Кот. И наметил вонзить зубки в мясистую нижнюю губу.

— Инцест, — заржали ребята.

А донор, постанывая от страстного лобзания, в экстазе шарил руками по стройному телу прижавшегося к нему парня, в полубреду фантазий явно воображая на его месте знойную красавицу.

__________

— Твои приятели — геи! — прямо с порога заорала Соня.

Юлий поставил на табуретку ящик с инструментами, поднял на нее взгляд, исполненный грустного осуждения:

— Они тебе настолько не понравились?

— Нет, понравились… Тьфу, черт, не путай меня! Я не обзываюсь! Я говорю — они геи!

— С чего ты это взяла? — уныло проворчал Юлий.

— Как это с чего?! Я только что своими глазами видела, как они целовались — и друг с другом, и с рыбаками!

— Поцелуи бывают разные, знаешь ли, — меланхолично отозвался он. — В век раскрепощенной сексуальности почему-то все вечно забывают, что поцелуями можно выразить не только эротическое влечение.

— Чего? — протянула Соня, прищурившись на такие философствования.

— О, времена! О, нравы! Вот скажи, — гнул он свое, — если бы у меня была собака и я бы ее поцеловал в морду, ты сочла бы меня зоофилом?

— Если бы ты полез ей в пасть целоваться взасос с языком, то безусловно сочла бы, — отрезала Соня. — И не надо уверять, что то, что я сейчас видела, было дружескими лобзаниями, пфф!..

— Да что ты знаешь о дружеских поцелуях, — пробормотал Юлий.

— А что? — не поняла Соня.

— Вот уж от постояльцев не ожидал! — хмыкнул он, резко сменив тон, будто бы уступил и признал ее правоту. — Всё своих женушек поминали, в верности наперебой клялись. А по рюмке пропустили — и уже с кем угодно изменять готовы.

— Твои парни извращенцы-развратники? Подпоили, подсыпали какой-нибудь наркоты — и соблазняют теперь нормальных мужиков?! — возмутилась она, ощущая теперь полное и признанное право на выражение негодования.

— Ой, да было бы кого соблазнять! — фыркнул Юлий. — Ты-то сама стала бы кому из этих глазки строить?

— Я?! — поперхнулась Соня. — Да никогда в жизни!.. Эй, вот только не надо мне зубы заговаривать! Своих приятелей защищаешь, да?

— От кого это мне их защищать? — удивился он. — От тебя?

— Да ты сам наверняка такой же, как они! — не на шутку раскипятилась Соня.

— Какой — такой же? — прищурился он.

— Такой же! Ну… этот… ну… нетрадиционный? — пробормотала Соня, робко взглянув снизу вверх, вжав голову в плечи, не зная, какой реакции следует ожидать на обвинение.

Но Юлий ее разочаровал, ибо никакой реакции вообще не выдал.

— Я отремонтировал второй обогреватель, — со вздохом сообщил он. — В этой комнате теперь тоже будет тепло.

— Я рада. За тебя! — заявила Соня.

И захлопнула дверь спальни, изнутри. И замок защелкнула. Хоть запор хлипенький, но с ним всё же спокойней. На диване в проходной комнате ей вряд ли удалось бы сомкнуть глаза. Пусть у этого Салатика приятели и целуются с мужиками, но кто поручится, что он сам такой же? В любом случае, Соня вовсе не желала испытывать на прочность его ориентацию и порядочность. Нужно самой заботиться о своей безопасности, не полагаясь на чужую честность. И так уже влипла по самые уши…

Впрочем, вскоре Соня пожалела о своем необдуманном выпаде.

В-первых, она забыла умыться перед сном.

Во-вторых, понимая, что быстро заснуть не удастся, принялась за чтение. Бегло скользила взглядом по строчкам, листала, но вскоре увлеклась романом. И как на зло это оказался кровавый ужастик. Причем такой, где главную героиню похищают, а после жестоких пыток убивают и расчленяют на мелкие кусочки. Понятное дело, волосы на голове у впечатлительной Сони поднялись дыбом. И сидеть в одиночестве, в запертой комнатке стало невыносимо страшно.

К тому же, (что в-третьих,) захотелось в туалет. Но она и представить себе не могла, что придется отпереть дверь, выйти из спальни и красться в туалет полуодетой — под хищным взглядом Салатика, который наверняка не спит. Стережет ее, словно пещерный дракон девственницу.

И еще на нервы действовал этот странный звук, доносящийся снаружи. Негромкий, она не сразу обратила на него внимание, но, заметив, уже не могла игнорировать. Угнетающий вой, висящий на одной ноте в ночной темноте, навевающий тоску. Ну да, морозно, холодно, где уж тут веселиться… Вот только Соня не видела на территории усадьбы собак. Неужели волки?

Она промучилась ужасно долго, терпела, как могла, изо всех сил притворялась спящей и уговаривала организм поверить в эту ложь и дождаться утра. Но всё было бессмысленно. С каждым часом делалось только хуже: теперь уже выпитое на кухне у тети Дуси густое деревенское молоко не желало мирно уживаться с деликатным городским организмом.

Собравшись с силами, Соня всё-таки решилась прервать добровольное заточение.

Она подготовилась к насмешкам и припасла пару ответных колкостей. Но отперев дверь и высунувшись наружу, обнаружила, что Юлия в домике нет. Подумал, что она до утра будет упрямо сидеть взаперти и поэтому нет нужды ее сторожить? Ушел пьянствовать с парнями? Развлекаться? Соня поймала себя на странной мысли: ей досадно. И обидно. Самую чуточку. Неприятно. Она стоически страдала — оказывается, зря? Никто не оценит силу ее духа. Ну, как тут не обидеться…

__________

Утром Соня постаралась отпереть дверь очень тихо: поворачивала ручку замка медленно и осторожно, надеясь, что засов отодвинется без лишнего шума. Напрасно. Щелчок раздался, как выстрел. Она минутку постояла, прислушиваясь. Но в домике царила гробовая тишина. Соня решилась приоткрыть дверь.

Окна в гостиной были плотно занавешены. Юлий спал на диване, уткнувшись в вышитую подушку, накрывшись пледом с головой, развернувшись спиной к утреннему миру — и в первую очередь к Соне. Или делал вид, что спит? А сам исподтишка следит за ней? Очень может быть. Ну и пускай смотрит! Презрительно вздернув нос, она прошествовала в ванную.

А когда вернулась, он по-прежнему крепко спал. Только край пледа сполз на пол. Она наклонилась над ним, прислушалась… Непонятно, ничего не видно. Осторожно убрав челку с закрытых глаз, Соня всмотрелась в расслабленное лицо. Удостоверилась: точно спит, не притворяется. Дыхание ровное, густые ресницы чуть подрагивают. Так уютно, умиротворенно посапывает после ночной гулянки, что возникло мимолетное желание устроиться под бочок и тоже свернуться клубочком. Но Соня мужественно переборола позыв, возмутилась предательским мыслям и взяла себя в руки.

Заметила мобильник — вот, висит на шнурке, на шее. Точнее, не висит, а лежит — на подушке, между Салатиком и диванной спинкой, прикрыт локтем. Он и во сне со своим телефоном расставаться не хочет! Руки сами собой потянулись — выудить? Как бы половчее, чтобы не задеть, не разбудить… Но Юлий заворочался, подтянул ноги, упершись коленками в спинку дивана, свернулся, словно кошка. И мобильник соскользнул в теплую сонную ауру — за пазуху, в расстегнутый ворот рубашки. Соня отдернула руку, точно ошпаренная. Сердце заколотилось. Как будто на месте преступления застигнута…

Ну и черт с ними! С Юлием и с его телефоном! С обоими! Соня и так справится! Ну и пусть дрыхнет хоть до вечера! Ей же лучше. Кажется, у нее появился шанс? Глупо им не воспользоваться! Да и погода — просто отличная! Денек что надо! Сама природа подсказывает, что сидеть сложа руки нельзя.

9

Одевшись, Соня выскользнула из домика и направилась прямиком к конюшне. Да, при усадьбе содержались верховые лошади. Гуляя по территории, она уже имела удовольствие случайно обнаружить добротное, вроде бы чистое, но всё равно специфически пахучее строение. Однако доселе желания приблизиться к копытным обитателям пансионата у нее совершенно не возникало. Напротив, еще вчера, зажав нос перчаткой, она спешила изменить направление прогулки. А вот теперь Соня смело распахнула дверь и, стараясь откровенно не морщиться, нырнула в ароматное тепло конюшни.

Очень кстати обнаружился местный работник, копошащийся возле стойла — нанятый в ближнем селении мужичок с добродушной пропитой физиономией. Очень кстати, потому что худо-бедно залезть на лошадь Соня самостоятельно смогла бы, она была в этом уверена примерно на семьдесят процентов. Но вот как надеть на животное седло и прочую амуницию, представляла себе крайне смутно.

С глупой улыбкой счастливой школьницы на каникулах, Соня наплела конюху, будто бы ее послал Юлий — попросить снарядить для верховой прогулки парочку лошадок посмирнее. Будто бы она, Соня, давно мечтала покататься, и он, Юлий, любезно согласился ее сопровождать, показать красоты зимнего леса.

— Тетя Дуся разрешила, — небрежно добавила она, нарочно назвав хозяйку усадьбы по-родственному.

— Надо так надо, — равнодушно согласился конюх. — Щас взнуздаем.

Посмотрев на медлительные движения мужичка, беглянка прикинула, что раньше чем через полчаса он с двумя конями не управится. Следовательно, у нее в запасе имеется добрая четверть часа. Поэтому ждать Соня не стала — решила, что не помешает подкрепиться.

В столовой маялись рыбаки. Завтрак сегодня у них явно задержался. Вся дружная компания вяло орудовала ложками, обожаемая ушица не лезла в рот. Мужчины страдали физически и морально — от похмелья и стыда. И если больные головы успешно врачевались жадно поглощаемым пивом и домашним ядреным квасом, то совесть в процессе просветления разума и воскрешения памяти о вчерашнем дне, видно, приносила невыносимые мучения. Мужики смотреть друг на друга боялись, старательно прятали тоскливые глаза. Соня без расспросов догадалась, отчего такая резкая перемена настроения, к чему эти растерянные мины и смятение в затуманенных взглядах.

Кстати, «причины смятения», в количестве восьми штук, в столовой отсутствовали. Еще не отоспались после вчерашнего разврата: оберегая их покой, тетя Дуся шикала на суетящихся работниц, чтобы те не топали, как слонихи, не грохотали дверями и не звенели посудой. Соня еще подумалось, что Авдотья Семеновна слегка преувеличивает чувствительность своих любимчиков: вряд ли парни обладают настолько тонким слухом, чтобы из номеров на втором этаже услышать, как на кухне со звоном упала ложка или нож стучит о разделочную доску. Впрочем, тете Дусе виднее. Но даже мужчины вели себя тихо, переговаривались вполголоса, явно не горя желанием случайно приблизить момент свидания со вчерашними собутыльниками.

Честно признаться, Соня вместо сочувствия испытала определенную долю злорадства. Моральные устои и нормы разрушены, внутренний мир и прежде незыблемые правила жизни — в руинах, и осколки больно режут глаз. Жестокосердной современной девушке всё это казалось очень забавным. Видимо, с младенчества вбиваемое бабушкой подозрительное отношение к мужчинам наконец-то дало ростки, и Соня почувствовала какую-то женскую симпатию к хорошеньким нахальным извращенцам. Она с удовольствием бы полюбовалась на утреннюю встречу обеих компаний, прошлась бы ехидством по щекотливой проблемке… Но следовало поспешить, свои дела были куда более животрепещущими.

— Салатик обещал покатать меня на лошадке! — с видом влюбленной дурочки сообщила Соня Авдотье Семеновне.

Та обрадовано всплеснула руками:

— Вы с Юлечкой помирились? Вот и ладненько, вот и славно!

Понимающая тетушка удержалась от лишних вопросов и, позволив без задержек проглотить порцию несказанно вкуснющей запеканки с клубничным вареньем, снабдила в дорожку целым кульком полюбившихся девушке ватрушек и термосом с горячим чаем. Внутренне краснея за бессовестный обман, Соня поблагодарила и унеслась обратно к конюшне.

Как она и рассчитывала, одна лошадь уже ждала у выхода, полностью готовая к прогулке. Соня объявила флегматичному работнику, будто бы Юлий подойдет чуть позже, якобы они договорились, что он догонит ее у моста через речку. Она же выедет вперед одна. На подозрительный взгляд конюха Соня затарахтела, что когда-то прекрасно умела скакать на конях, но прошло какое-то время, после перерыва она рассчитывает быстро всё вспомнить. Пока же естественно, что у нее пропало всё изящество прирожденной наездницы, без тренировок откуда ж ему взяться.

— А с какого боку надо подходить с лошади, не подскажите? — робко пролепетала она. — А то я давно не скакала, подзабыла. Нет, то есть, мало ли у вас какие лошадки, левши или правши — к каждой ведь свой подход нужен, правильно говорю?

Она честно попыталась забраться в седло сама, даже вставила ногу в стремя и предприняла несколько несмелых попыток закинуть вторую на спину лошади. Но животное стоять ровно не хотело, от дерганья за сбрую стало переступать ногами, усложнив Соне задачу неимоверно, будто мало та уже измаялась и вспотела. К счастью, конюх догадался помочь — подвел лошадь и Соню к специальной приступочке, с которой залез бы даже ребенок.

Наконец-то оказавшись в седле, Соня дрожащими руками схватила поданные конюхом поводья, с замиранием сердца постучала послушную лошадку пятками — и едва не взвизгнула, когда та послушалась и тихим шагом тронулась с места. Так и уехала враскачку, на ходу разбираясь с системой управления. А конюх остался соображать, к какому-такому мосту она направилась, если до ближайшего только на машине ехать два часа.

_____________

Управляться с лошадью, к счастью, оказалось не трудно, с некоторыми кошками найти общий язык бывало сложнее. Соня ехала, покачиваясь в седле, и тихо радовалась, что кобыла ей попалась спокойная до пофигизма. Не побег получается, а курортное развлечение с романтическим аттракционом.

Соня рассчитала, что если ехать напрямую через лес, никуда не сворачивая, то рано или поздно она выедет либо прямо на трассу, либо к какому-нибудь населенному пункту, или, на худой конец, к проселочной дороге. Во всяком случае, к сумеркам куда-нибудь да доберется, попросит убежища у аборигенов. А что? Время у нее в запасе есть. Персоналу усадьбы, во главе с тетей Дусей, не до нее. Они, вон, суетятся по поводу приезда каких-то своих важных гостей. Ни мальчишкам, ни рыбакам до нее тоже нет дела. Юлька наверняка еще пару часов продрыхнет — он вчера гулял до утра, опять-таки с похмельной головой не сразу спохватится. Так что шанс сбежать вполне реальный. Ну, а если не получится (о чем Соня и думать не хотела) — во всяком случае она попыталась. Лучше устроит хлопоты похитителям, пусть за ней погоняются, половят беглянку, чем станет сидеть, как овца на рамадан, и глазами хлопать.

Да и вокруг — такая сказочная красота! Размышлять о возможных  неприятностях просто не получалось. Все проблемы казались какими-то невзаправдашними по сравнению с величием окружающего пейзажа. Она с целой лошадью справилась почти без подсказок! С огромным опасным животным — сама! Зимой в лес дремучий не побоялась удрать в одиночку, без карты и без компаса. Неужели какого-то Салатика не одолеет?

Лес выглядел праздничным в своей монохромной расцветке. И вовсе не казался вымершим. Кусты звенели от птичьего пения, наперебой тенькали синицы. Где-то вдалеке перестукивались морзянкой дятлы. Соня даже успела заметить пару раз мелькнувший среди ветвей сероватый беличий хвостик. Недаром тетя Дуся хвасталась чистотой здешней экологии! К тому же, местную живность обрадовала весьма кстати случившаяся легкая оттепель. Конечно, не весеннее тепло, но минус чисто номинальный, как ментоловый леденец, вполне приятный и освежающий. Так что замерзнуть Соня нисколько не боялась. Лошадь, правда, было жалко: ноги у нее временами утопали в сугробах чуть не до колена, а порой и выше. Но себя Соне было еще жальче — стоило лишь представить, каково бы пришлось пешком карабкаться через весь этот снег. Да, далеко бы она тогда не сбежала.

А снега вокруг было море! Сугробы, как девятый вал, захлестывали маленькие елочки с верхушками. Ослепительно белый, ровный, пушистыми шапками на пеньках, мягкой ватой на широких еловых лапах. Как городская жительница, Соня привыкла видеть снег полужидким, черной соленой жижей, разъедающей сапоги и бордюры тротуаров. Но здесь не город, на обилие снега ворчать не получалось — только восхищаться! То и дело сквозь рваную серую дымку облаков пробивались лучи золотистого солнца, просеиваясь через путаницу ветвей, пятнышками гламурного хаки падали на плавные фоны сугробов, заставляя наст искриться и сверкать, лучше россыпи бриллиантов на витринах ювелирного магазина.

Но в общем-то Соня не успела далеко отъехать от усадьбы, как ей пришлось изменить своему решению двигаться только вперед и никуда не сворачивать. Потому что лес расступился, и прямо перед ней открылся прелестный вид на круглое, как чашка, озерцо. Понятно, что ради чистого упрямства Соня не стала пускать лошадь по льду. Еще чего доброго, можно было угодить в полынью или какую трещину. Пришлось ехать в обход.

Лед на озере был прозрачным и гладкий, как зеркало. Солнечные лучи отражались от поверхности яркими всполохами. Соня ехала, любовалась и невольно жмурилась от слепящих зайчиков.

Но неожиданно на льду показалось какое-то темное пятно. Соня опасливо направила лошадь в сторону от береговой кромки, спрятавшись за стеной из прутьев ивняка.

Подобравшись поближе, поняла, что не зря почувствовала опасность.

Во льду, в нескольких метрах от берега, зияло аккуратное отверстие лунки. Рядом валялся брошенный ледобур, этот гигантский штопор. И тут же раскинулся труп. Мертвый человек в тулупе и шапке-ушанке, в валенках. Лежал, раскинув руки-ноги, будто собирался рисовать снежного ангела в сугробе, но слегка промахнулся. А по льду из-под трупа растекалась широкая алая лужа. Не иначе кровь!

У Сони сердце похолодело и в горле пересохло. Так и знала! Без криминала из этой истории всё-таки не выпутаться. Это уже не шутки и не игра воображения. Вот она, кровь на льду! И ничего тут не поделаешь, наличие трупа не проигнорируешь. При всём желании не спишешь на случайное стечение обстоятельств, как в случае с похищением-исчезновением Люсиль. Соня теперь должна, просто обязана добраться до людей и сообщить о трупе куда следует. Уже не только ее жизнь стоит на кону, но справедливость и правосудие вопиет!..

Соня поторопила лошадь.

А труп мертвеца будто дожидался, когда же она, наконец, скроется из вида, и громко всхрапнул. Заворочался, перекатился на бок, локтем выпихнул из-под себя раздавленный пакет томатного сока. В этот пакет он час назад самолично долил полбутылки водки. Собирался совместить приятное и очень приятное: порыбачить и здоровье поправить на свежем воздухе после вчерашнего. Но не рассчитал дозу, переборщил. По счастью, погода не способствовала околению до смерти. Да и тулуп попался удачно утепленный, непромокаемый. «Кровавая Мэри» продолжала мерно побулькивать, вытекая из картонной упаковки, расшмякнутой утомившимся рыбаком, окрашивая лед озера в авангардистский алый колер.

__________

Соня не заметила бы притаившегося в кустах зверя, если бы не лошадь. Кобыла опасливо фыркнула, пригнув голову. Шагнула в сторону, наотрез отказавшись идти вперед. Растеряно оглядевшись в поисках непонятного препятствия, Соня встретилась взглядом с парой рыже-карих глаз. Из-за сугроба, из-под путаницы ветвей, выглядывала серая морда. Глаза умные, морда хитрая, плюшевая — не собака, а живая игрушка.

— Собачка? — обрадовалась Соня. — Какая хорошенькая! Пушистенькая! Значит, тут где-то есть обитаемая деревня? Собачка, ты ведь из деревни сюда добежала? На выгул?

Собака на это ничего не ответила. Расторопно выбралась из зарослей на открытое место, встала перед лошадью в полный рост, горделиво подняв ушастую голову. И Соня, оценив поджарое брюхо и палкой висящий хвост, вынуждена была усомниться в одомашненности данного зверя.

— Волк, что ли? — недоверчиво спросила она.

Лошадь, словно подтверждая, задергала головой так, что едва поводья из рук не вырвались.

А серый зверь взглянул на всадницу исподлобья, хлестнул себя хвостом по пушистой ляжке и, приподняв губу, показал ровные зубки.

— У-ёлки-палки-блин… — невольно вырвалось у Сони.

Что дальше произошло, она и понять-то толком не смогла. Было странное ощущение нереальности событий, будто она смотрит фильм. Это не под нею лошадь поднялась на дыбы, громко заржав и замахнувшись передними копытами на волка. Это не Соня, а какая-то актриса-каскадёрша заорала:

— Ой-ой-ёй!..

И через голову перекувырнулась, скатилась по крупу, попутно бестолково пытаясь уцепиться за хвост кобылы. Видимо, всё-таки дернула за прядки, ибо лошадь взбрыкнула, заверещала на своем непарнокопытном языке нечто оскорбленное и дунула прочь, оставив горе-наездницу сидеть в сугробе.

К счастью, эта «не-Соня» думала вовсе не головой, а какими-то инстинктами, живущими в животе. Иначе как объяснить, что у городской неспортивной девушки получилось при виде подкрадывающегося к ней хищника выскочить пулей из сугроба, с диким ором добежать до ближайшего дерева, коей оказалась береза подходящей толщины, не прекращая голосом изображать отпугивающую сирену, подпрыгнуть на метр в высоту, уцепиться за нижние ветки, чудом не обломившиеся, подтянуться на руках, цепляясь ногами за сучки, и закинуть себя, тяжелую и неповоротливую, в развилку ствола.

Потребовалось, наверное, полчаса, чтобы разум Сони успокоился в относительной безопасности, заработал и сумел осознать положение, в котором она очутилась.

— Вот это да…

Нога свешивалась, скользила по обледеневшей коре. Но влезть выше никак не получалось, мешали как-то по-особенному зловредно выросшие сучки и ветки. Соня не дразнила зверя, а дергала ногой исключительно из-за неудобства позиции. Но как это объяснить прыгающему внизу, точно цирковая собачка, волку, мечтающему стащить ее за сапог на землю?

Его напарник, подоспевший на шум, такой же пуховый и смышленый на вид, только мастью чуть посветлее, не серо-стальной, а скорее седой, — сидел в сторонке, с умной мордой наблюдая за своим не в меру игривым товарищем и загнанной на дерево дичью, оседлавшей сук белоствольной березки.

Он-то первым и услышал звук мотора, сообразил юркнуть в заросли. Его увлекшийся приятель не успел вовремя скрыться с места преступления, ибо наконец-то допрыгнул до жертвы и вгрызся в каблук сапога. Только прогремевший выстрел заставил зверя плюнуть на брыкающуюся добычу и развернуться лицом (то есть мордой) к врагам.

На поляну сквозь кусты, с ревом ломая ветки, ввалился снегоход. За рулем сидел Юлий, сзади его обнимал за талию Василий. В вскинутой руке Кота был пистолет. Еще мгновение — Кот навел дуло на замершего под березой волка… Выстрел! Но снегоход подскочил на кочке, пуля полоснула мимо, чиркнув по березовой коре. Соня едва успела поджать ногу, чуть не лишившись погрызенного сапога окончательно. Волк опомнился и шмыгнул в ближайшие кусты.

Соня могла бы посмотреть на парней сверху вниз, как заточенная в башне принцесса на своих рыцарей-избавителей. Могла бы, но не стала. Она вовсе не сияла от радости и не собиралась кидаться спасителям на шею с поцелуями!

— Совсем озверели, вурдалаки! — ругнулся Юлий, заглушив мотор.

— Обнаглели, — согласился Кот.

Он тоже слез с сидения, с таким изяществом, будто это был не снегоход на лыжах, а харлей со всеми понтами. Оглядевшись по сторонам, опустил руку с оружием. Поглядев вверх, сверкнул огромными зеркальными очками на Соню.

— Вроде целая. Крови не чую, — сообщил он, обращаясь явно не к ней.

— Ты чего там, на березе шишки собираешь? — спросил Юлий у Сони, медленно соскальзывающей вниз по стволу. Она не видела его глаз из-за таких же, как у Кота, очков, но готова была поклясться и расписаться хоть на бересте, что прищур был презрительно насмешлив.

Соня справилась со скольжением. Стараясь унять дрожь в руках и ногах, быстренько забралась обратно повыше. Не слезет хоть до вечера, пока они не соизволят объясниться.

— Испугалась? — участливо спросил Кот, подсказывая объяснение ее странным вертикальным передвижениям.

— Нет! — объявила Соня.

— А зачем тогда кошку из себя изображаешь? — уточнил Юлий.

— На всякий случай! — ответила она. — Подумала, вдруг он бешеный. Или вообще у него блохи! Заразиться не хотела. А где лошадь? Она в порядке?

— Была в порядке, когда мы ее встретили около озера, — кивнул Юлий. — Шла домой, греться и обедать. Просила передать тебе, чтобы ты последовала ее примеру.

— У озера? — переспросила Соня, чувствуя, как снова неудержимо сползает вниз, увлекаемая земным притяжением и преданная ослабевшими дрожащими конечностями, утратившими хватательно-цеплятельный рефлекс. — Это там, где убитый труп лежит?

— Труп? — не понял Юлий.

— А, бракованный донор. Я его видел, — кивнул Кот. — Надо будет на обратном пути захватить, а то закоченеет.

— Да как вы можете так спокойно об этом говорить! — возмутилась Соня.

Но прочитать с березы гневную отповедь не успела. За последующие несколько секунд случилось такое, что она и слова-то все позабыла.

За разговором Василий расслабился, утратил бдительность. И коварное нападение сверху стало для него неожиданностью. Подобравшись бесшумной тенью по накренившемуся стволу вывороченного дерева, серый зверь выждал момент — и стрелой рассек сплетение ветвей. Прыгнул прямо на плечи, опрокинув жертву в снег. Под тяжестью хищника, вдвое крупнее, чем он сам, Кот рухнул на четвереньки. Но быстро сгруппировался, перекувырнулся — вскочил на ноги, оставив зверя брыкаться в снегу кверху брюхом. Развернулся и навел пистолет… Но тут вторая мохнатая туша налетела сзади, бросила его лицом в сугроб. Рука дернулась, грянул выстрел — пуля ушла в сторону. А Соня от испуга упала с березы.

Второй волк от грохота выстрела рванул в заросли. Ломанулся не глядя — по пути сбил Юлия с ног, тот как раз только выхватил и навел свой пистолет.

Первый волк прекратил изображать беспомощную черепаху, подхватился из сугроба и, взлетев в прыжке, вгрызся Коту в запястье, заставив выронить пистолет. Снова рычащий клубок покатился по снегу. Юлий опять не смог навести ствол на цель, побоялся задеть Кота: эти двое схватились не в шутку.

Но второй волк, оказывается, не думал удирать. Незаметно обежал вокруг полянки — и возник за спиной Сони. Та как упала, так и сидела, привалившись спиной к березе. Услышав тяжелое дыхание, в недоумении повернула голову — и сглотнула, увидев у себя за плечом узкую злую морду с оскаленными зубами. Соня отодвинулась, уж очень из раззявленной клыкастой пасти несло несвежим дыханием, под ее рукой хрустнула ветка.

На хруст резко обернулся Юлий. Увидев наведенное прямо на нее дуло, Соня охнула, вжала голову в плечи. Но он медленно опустил пистолет, верно расценив угрозу зверя, наметившего себе «заложницу».

Кот рычал не хуже волка, с которым сцепился, катаясь по земле. Еще немного — и, несмотря на удивлявшую Соню тщедушность, у Кота получилось-таки подмять под себя матерого зверя. Он примеривался уже впиться в мохнатое горло клыками. Но его одернул Юлий.

Кот нехотя поднял голову, и Соня поразилась, до чего было искажено бледное лицо жаждой крови: рот приоткрыт, нижняя челюсть выдвинута, губы растянуты в хищном оскале. Очки слетели в пылу короткой схватки, и глаза удивили ее больше всего: убийственный взгляд, радужка вокруг сузившихся в точку зрачков посветлела почти до белизны.

Но Кот моментально пришел в себя, увидев угрожающую позу второго волка. С откровенным сожалением он медленно сполз со своего противника, поднялся, не сводя с оскалившегося на девушку зверя пронзительных глаз. Тот закрыл пасть и так же медленно, задним ходом, отошел от Сони, шаг за шагом. Помятый Котом волк тоже не остался лежать на месте, шустро отполз в заросли.

— Ты в порядке?

— В полном, — буркнула Соня, потирая ушибленную при падении пятую точку. Но взглянув на парней, стушевалась, поняв, что произнесенный заботливым тоном вопрос адресовался вовсе не ей.

— Пустяки, царапины. Мои перчатки сожрал! Только ведь купил, из новой коллекции… — Кот с преувеличенно огорченным видом взирал на свои руки. При этом он сумел прикрыть покусанное запястье другой ладонью, чтобы Юлий ничего не заметил.

Предоставив приятелю горевать о своих перчатках, превратившихся в комплект разодранных на полосочки лоскутков, лишь сочувственно хмыкнув, Юлий обернулся к Соне:

— Ты хоть знала, куда ехала? Еще немного, и угодила бы прямиком в болота! Там лед хрупкий и внизу вода никогда не замерзает. Засосало бы в трясину и тебя, и лошадь! Пискнуть бы не успела. — Юлий произнес это суровым голосом, хмуря брови. Отруганная Соня виновато потупилась.

Юлий скривил губы. Милашка-замарашка. Жалкое зрелище представляла сейчас эта эксцентричная красавица. Ничего, пусть знает, чего могло стоить ее глупое сумасбродство. Ведь они и вправду ей жизнь спасли! Пусть не от зыбучей трясины, это Юлий нарочно пугал. А на самом деле она каким-то неведомым чутьем угадала верное направление и через полчаса добралась бы до трассы, а еще спустя два часа оказалась бы в крупном поселке, где останавливается электричка по пути в город.

Но всё это ей знать ни к чему. Ведь на самом деле она вообще вряд ли смогла бы туда добраться. Судя по тому, как быстро эти серые шкуры напали на ее след, беглянку сторожили всерьез и с самыми очевидными намереньями.

Рука Юлия дернулась к телефону — доложить, предупредить… Но, подумав, мобильник из кармана он не вынул. И правда, какая же это новость? Случилось ровно то, что они ожидали. А раньше времени портить настроение перед праздничным вечером ни к чему. Зачем заранее беспокоиться о проблемах? Вот когда нападут — если всё-таки осмелятся! — тогда и следует волноваться. Хотя и тогда волноваться будет не о чем — Юлий был более чем уверен, что уж все вместе они сумеют защитить усадьбу.

Озабоченное выражение на лице Юлия и его мрачное молчание Соня приняла на свой счет. Весь обратный путь до усадьбы она пристыжено помалкивала. И чувствовала себя очень глупо.

Конечно, она полная дура! Кто бы сомневался? Это же надо — только теперь вспомнила, где же видела Юлия! То ли давно надо было ее с березы уронить, то ли вид его в темных очках освежил зрительную память. Ах, если бы она только не уродилась такой пустоголовой, то не истратила бы столько сил и нервов, воображая себе невесть какие ужасы! Накручивала себя столько времени, саму себя неизвестными маньяками пугала, а маньяки-то эти, оказывается, давно ей известны. Надо же быть такой глупой!

Глупая! Она и для побега-то, оказывается, умудрилась выбрать неверный вектор направления. Угораздило же сыграть в Красную Шапочку! Еще и спасать ее пришлось. Позор-то какой…

Настроение не улучшал и нывший от падения с березы зад.

И до кучи стыдно было за погибшие перчатки Кота и за потерянный термос с пакетом ватрушек…

Соня окончательно впала в самоуничижительную меланхолию, когда своими глазами увидела, как блаженно храпит, раскинувшись на озерном льду, приснопамятный «труп». И не только храпит! Когда Кот, в очередной раз удивив Соню своей мнимой хрупкостью, легко поднял «мертвяка» за шиворот и собрался взгромоздить поперек сидения снегохода, «труп» вдруг взбунтовался, замахал руками и замычал что-то матерное. Ни усаживаться, ни укладываться на снегоход он не желал. Всей душой и алкогольными парами рвался обратно к лунке и мормышкам. Очевидно, и Кот, и Юлий запросто могли бы скрутить ожившего покойничка и завязать кулем в его же тулуп. Но кодекс гостеприимства, привитый тетей Дусей, заставлял Кота проявлять, на взгляд Сони, чудеса терпения и деликатности.

Однако у Юлия имелись и другие заботы. К праздничному вечеру нужно было еще многое успеть сделать. Потому, оставив Коту снегоход, Юлий выбрал лошадь, которая всё это время бродила вокруг да около, с любопытством взирая на них сквозь голый ивняк да жуя сухие веточки. Вскочив в седло, как бывалый ковбой, он подхватил свою подопечную беглянку и усадил впереди себя. Отбитая падением с березы попа воспротивилась верховой поездке, но вслух Соня даже не пикнула, смиренно приняла свое наказание за глупость.

Хотя, это смотря как посмотреть: задница, конечно, ныла, но сердечко тоже ёкнуло. Соня ехала по сказочно красивому зимнему лесу. Стояла тишина. С неба тихонько сыпался большими хлопьями снег. Ехала верхом. Свесив ножки, сидя вполоборота. Кобыла шла неспешным шагом, кивая головой, всхрапывая иногда, выдувая ноздрями облачка пара. А Юлий уверенно направлял лошадь по неприметной под снегом тропке, держал поводья, хмурился, размышляя о чем-то своем. Соня прижималась плечом к его груди, в такт шагу покачиваясь в надежных объятиях… Ну просто похищенная принцесса из вульгарного романа!

Да, ей это нравилось! Да, Соне это очень понравилось. И даже жаль, что путь их до усадьбы оказался столь короток.

Нет, погодите-ка… Соня проглотила безмятежную улыбку, закусила губу, чтобы рот не расплывался сам собой неуместной идиотской улыбкой. Это что же получается? Получается, ей нравится, что ее похитили? Увезли из города, держат непонятно где — против ее воли, между прочим! Не удосужились ни объясниться, ни предупредить хотя бы. И жизнь ее подвергается неожиданным опасностям, вроде сегодняшнего случая. А что, если бы она оказалась совсем уж недогадливой — и совершенно свихнулась бы от страха? Не в лес бы удрала, а, например, в прорубь сиганула, лишь бы не попасть в руки похитителей? Нет, так не годится! Нет, Соне совсем не нравится то, что всё это ей сейчас настолько нравится! Она, как порядочная девушка, сейчас должна возмущаться, ужасаться своим положением, а не наслаждаться. Ее тут, понимаешь ли, похитили, а она и рада? Здрасьте, приехали!..

По возвращении Соня заперлась в библиотеке. Ну, то есть запереться-то конечно не получилось, библиотека всё-таки была местом общественного пользования, да и замок изнутри не закрывался без ключа, а звать тетю Дусю, чтобы заперла дверь снаружи, было просто глупо. В общем, Соня просто хлопнула дверью, обозначив свое недовольство, в смятении и душевном волнении кинулась на диван, мечтая, чтобы спинка оной мебели прикрыла ее, сделав невидимой для посторонних взоров. И уткнулась невидящими глазами в страницы первой попавшейся под руку книжки.

Она даже к обеду не стала выходить. Не до еды ей было! Правда, предусмотрительная тетя Дуся от нервного голода умереть не позволила, прислала горничную с кувшином кваса и полным блюдом тарталеток с паштетом. Только учуяв соблазнительный запах, Соня поняла, насколько успела проголодаться. Сколько же энергии, оказывается, поглощают треволнения и эмоциональные переживания!..

За хрустом она не сразу услышала, как дверь библиотеки отворилась.

Вошли двое, будто крадучись. Точнее, один (из компании рыбаков) имел вид такой, словно смертельно боялся, что его тут кто-то застанет. А второй (из компании «фотомоделей») был тоже слегка насторожен и явно не понимал, чего от него хочет рыбак. Оба огляделись, но Соню не заметили, так как она правильно оценила обстановку и, подсмотрев одним глазком, своевременно спряталась обратно за спинку дивана.

— Зачем вы мне подмигивали? — недовольно спросил парень. — За столом, при всех. Не боитесь, что ваши друзья вас могут неверно понять?

— Да где уж им меня понять! Я сам себя не понимаю, — тяжко, просто душераздирающе печально вздохнул мужчина. — Всю жизнь жил как все, и думал, что живу правильно.

— И что же вдруг изменилось? Потеряли ориентацию?

— Не смейся, Ромка! — смертельно обиделся несчастный. — Это тебе смешно, а мне плакать хочется. У меня дома жена, дети. Тёща меня убьет. Если узнает. После такого на порог не пустит…

— После чего? — не желал понимать его терзаний Роман.

— Этого… — пробормотал тот смущенно. — После вчерашнего.

— И что? — Ромео не сумел сдержаться, зевнул. — В чем проблема-то?

— Да после вчерашнего у меня всё в голове будто перевернуто шиворот-навыворот! — вскричал трагическим шепотом мужчина. — Всё мое душевное состояние вверх тормашками! Как я теперь жене в глаза посмотрю? Как мне теперь ее целовать? Только представлю, а у самого встает… ну, перед глазами встает… как ты вчера… со мной…

— И что? — Ромео снова зевнул, но теперь не от недосыпа, а чтобы скрыть легкое отвращение, нарисовавшееся на его смазливой по-девичьи мордашке.

— Я ведь в городе не последнюю должность занимаю! — к чему-то брякнул мужчина, надувшись. — Ответственное положение, обширные связи, влияние. Если тебе, Рома, что-то нужно, помочь чем-то — обращайся.

— Спасибо, учту, — сухо ответил парень. — Пожалуйста, отпустите мою руку.

— Ах, я… Правда, прости. Знаешь, Ром, наверное, этим вечером…

— Этим вечером сюда приедет много народа, — перебил его Ромео. — В том числе моя невеста, Нина.

— У тебя есть невеста? — опешил мужчина. В голосе его отчетливо прозвучало облегчение, странно смешанное с долей разочарования. — Девушка?

— Мы собираемся пожениться.

— Поздравляю… — промямлил рыбак.

И в совершеннейшее смятение его вверг вдруг ворвавшийся в библиотеку шумный веселый Кот:

— Вот вы где! Чего уединяться вздумали? Любезничаете тут?!

— Нет! — севшим голосом взвизгнул рыбак. И вылетел вон.

— Придурок, — фыркнул Ромео.

— Клеился, да? — хихикнул Кот, пихнул приятеля кулачком. — Какие-то нам нынче дикие мужики попались, право слово! От одних поцелуйчиков им башню сносит. И как только этих олухов жены терпят?

— Угу, — задумчиво отозвался Ромео. И добавил вдруг: — Надо у тети Дуси утюг спросить. А ты свой костюмчик гладить будешь?

— Неа, латекс не гладят.

— Кстати, а ты, Софьюшка, приготовила вечерний наряд?

Похоже, прятаться смысла не было. Соня настороженно опустила книжку, за которой пряталась, вжав голову в плечи.

Васька-Кот улыбался чеширской улыбкой. Облокотившись о мягкую спинку, уткнул подбородок в ладоши и с искреннем интересом взирал сверху вниз на лежащую на диване девушку, которая уже не притворялась, будто поглощена чтением.

Соню обуяли мурашки.

— Н-наряд? — глупо хлопая глазами, переспросила она.

— Ну да! Новый год на носу, — напомнил Ромео, присев на подлокотник. Судя по его невозмутимой мордашке, он заметил девушку еще раньше. Видимо, его не смущало то, что она оказалась свидетельницей щекотливых объяснений. А вот Соня была готова хоть в подпол провалиться.

— Новый год, куранты, шампанское, маскарад, танцы, — певуче растягивая слова, замурлыкал Кот. — Разве не чудесно хотя бы раз в год повеселиться от души, забыв о правилах и приличиях?

— Маскарад? — повторила Соня.

— Угу. Это ведь весело, — кивнул серьезный Ромео.

— Настроение праздника просто так не появится. Чтобы создать атмосферу, должен постараться каждый! — с воодушевлением воскликнул Кот.

— Угу. Нельзя просто ждать, что кто-то будет за тебя развлекаться — надо самому сделать этот вечер особенным, — мечтательно поддакнул Роман.

— Вас ко мне Юлий прислал? — уточнила Соня.

— Нет, Салатику сейчас не до тебя. Он фейерверк заряжает.

— И елку украшает во дворе.

— Нет, елку он уже нарядил, — возразил Кот. — Тетя Дуся его просила вертолетную площадку расчистить, а то днем опять снега намело.

— А, точно, — кивнул Роман.

— Ну так что, Софьюшка? Кем хочешь быть? Снегурочкой, белочкой, снежинкой? Или Бэтменом? У тети Дуси на чердаке целый костюмерный цех в заначке. Выбирай!

— Бэтмена, наверное, уже рыбаки забрали, потому что размер большой и пузо на трико растянутое, — заметил Ромео.

— Зато в Спайдермена фиг влезут, — хихикнул Кот.

— Нет, спасибо, — поежилась Соня. — У меня есть новое вечернее платье.

— Отлично! — воскликнул Василий. — А туфельки есть? Колготки, перчатки, украшения?

— Если хочешь, помогу накрутить локоны, — предложил Ромео. — Я парик надену, так что у меня фен и щипцы припасены.

— Спасибо за заботу, — чопорно поджала она губы, рассмешив этим обоих парней. Столь милое участие к ее особе не могло не показаться Соне подозрительным.

— Ну что ты! Ведь это семейный праздник, веселимся в тесном кругу родных и гостей. Мы здесь все свои — один дружный клан!

— Я… — решила уточнить Соня. — Я не подружка Юлия.

— Мы знаем, — кивнул Кот, будто она ляпнула нечто очевидное.

10

Некоторое время спустя, когда усадьбу окутала зимняя синяя ночь, но часы упорно показывали стрелками, что вечер только начинается, в густой темноте сада ярко заиграли гирлянды иллюминации. Аллеи наполнились светом, и круглая бледная луна засияла в звездной вышине. Всё было готово к праздничному балу.

Юлий закончил со всеми делами и отправился на кухню, на выручку к тете Дусе. Работницы вновь оставили ее управляться одну: накрыв столы, расставив приборы по белоснежным скатертям, они поспешили покинуть усадьбу с наступлением темноты.

Шампанское в ведерках со снегом и водочка в запотевших графинчиках дожидались своего часа на сервировочных столиках. Правда, к некоторым графинчикам оставшиеся без присмотра мужики то и дело подкрадывались, пропускали по одной, для храбрости. Храбрость им была просто необходима, ведь Юлий снова пообещал постояльцам, что без женского общества они на праздник не останутся, но как тут не волноваться, после прошлого-то казуса?

Все рыбаки послушно нарядились в карнавальные костюмы. Кто-то пыхтел в коричневом плюше: в чепчике с круглыми ушами, маленький хвостик мешал сидеть, равно как и набитое синтепоном пузо, а варежки в виде широких лап болтались на резиночках, ибо препятствовали крепко держать рюмку. Кто-то косился на заячьи розовые ушки, свисающие на лоб с залысинами. Кто-то изображал матерого Бэтмена с авторитетным брюшком. Кощей Бессмертный тоже неимоверно растянул вширь нарисованный на трикотаже фосфорицирующий скелет.

Соня не пожалела, что доверилась Ромео, парень оказался замечательным стилистом. Быстро и ловко накрутил ей локоны, уложил в прическу, облил сверкающим блестками лаком. И нарисовал ей такие глазки, что Васька-Кот, притащивший с чердака для нее вместо туфель лаковые ботфорты на невероятных шпильках, при виде ее нового образа не удержался, хохотнул:

— Ну надо же! Из гадкой цыпочки превратилась в прекрасную лебедку!

Соня была польщена. Ей понравилось и как сидит на ней новое платье, и как вызывающе смотрятся в разрезе подола сапожки. И макияж, и прическа! А еще больше по душе пришлись удивленные взгляды, которыми встретили ее мужчины, маявшиеся от безделья в каминном зале наедине с выпивкой и закуской. Соня горделиво процокала к окну (молясь про себя не скопытиться с каблуков) и скромно присела на подоконник, вполоборота, исподтишка любуясь на собственное отражение.

Мужики-то быстро влезли в свои костюмы для детских ёлок. А вот пока нарядятся парни, пришлось еще подождать. Впрочем, до приезда гостей оставалось время — о чем каждые пятнадцать минут сообщала выбегавшая с кухни тетя Дуся. Она облачилась в костюм Бабы Яги, и наряд этот ей безумно шел.

Когда наконец-то ребята спустились в зал, всем подумалось, что они даже скоро управились. Соне точно потребовалось бы полдня, не меньше, чтобы навести такую красоту. Если рыбаки выглядели, как подвыпившие актеры на детском утреннике, то парни в своих нарядах жили — как будто всю жизнь только так и одевались. Хотя, возможно, дело в опыте, ведь это, по-видимому, уже не первый их маскарад в усадьбе.

Словом, они вновь смотрелись, как глянцевые фотомодели. Никаких плюшевых ушек или помятых шляп. Двое выбрали романтический стиль: длинные сюртуки, белоснежные рубашки с пеной кружев на манишках и манжетах, завитые кудри, причем свои собственные вместо полагающихся напудренных париков, скромный бриллиантовый блеск на перстнях и серьгах. Еще один нарядился гусаром, но усы клеить не стал, и оттого стал похож на переодетую кавалергард-девицу. Третий облачился в кимоно, украсил скрученные в высокую прическу волосы длинным хвостом-шиньоном, шелковыми цветами лотоса и тонкими спицами с золотыми кистями и подвесками, а традиционный выбеленный макияж делать не стал, ограничился лишь стрелками на веках. Остальные выбрали проверенную готику-унисекс: черный бархат и кожу, черный лак на ногтях и густую подводку «смоки» вокруг глаз, засверкавших лукавством. И с этим блеском было не сравниться стразам, клёпкам и хромированным шипам.

Но Ромео затмил всех своим розовым платьем Мальвины! Юбка-колокольчик до колена, складки топорщатся, рукавчики фонариком. Жесткая ткань, похожая одновременно на атлас и пластик, такая гладкая и яркая, что, кажется, будет в темноте светиться. Еще на нем был парик с длиннющими сиреневыми кудрями, ободок с бантиком на волосах, белые ажурные гольфы и туфли лодочкой.

Не мудрено, что мужики смотрели на парней теми же ошалелыми квадратными глазами, как и при первой встрече. И на вытянувшихся физиономиях вновь обозначилось глубокое сомнение, что перед ними всё-таки парни, и что именно с ними, с вот этими, они вчера весь вечер глушили водку под гитару.

Ребята этих взглядов в упор не замечали. Со скучающим видом вздыхали, позёвывали, из-под накрашенных ресниц стреляли быстрыми взглядами в циферблат часов на каминной полке. Кто-то неторопливо мерил зал шагами, остальные расселись по креслам-диванам.

Кот и Ромео устроились на угловом диванчике неподалеку от Сони. Причем Васька по своей кошачьей привычке притулился к приятелю, обвив обеими руками его локоть и положив голову на плечо. Ромео не возражал, то ли привык, то ли был занят куда более насущными мыслями.

Кстати, он и вправду выглядел озабоченным. Нашел в складках пышной юбки мобильник и принялся названивать своей невесте:

— Аллё! Нина? Ты где сейчас?.. Блин, ничего не слышно. Нина? Что? Блин, один шум! Нифига не слышу!..

Нажав отбой, в нервной обиде стал выжимать из телефончика эсэмэски. Тот только успевал попискивать — завязалась ожесточенная переписка.

— Милые бранятся — только чешутся, — хихикнул Кот, без зазрения совести подглядывая в сообщения.

Но и сам тут же заелозил: задний карман брюк завибрировал.

— Да? Ждем! — коротко отрапортовал Кот.

Захлопнул раскладушку, за шнурок покрутил на пальце. Обведя хитрым взглядом всё собрание, со смешком объявил:

— Готовность семь минут! Шеф с девчонками на подлёте.

— А почему это он тебе позвонил, а не мне?! — обиженно спросил появившийся в дверях Юлий, торопливо застегивая свой маскарадный костюм.

— Потому что у тебя телефон был занят, — расплылся в улыбке Кот.

— Я ж ему и названиваю! — чертыхнулся Юлий и вновь исчез из виду.

Соня моргнула: яркий костюм Салатика за мгновение буквально впечатался в сетчатку. Куцая курточка из алого плюша с крупными золотыми пуговицами. Проволочный ободок на волосах, украшенный парой миленьких изогнутых рожек, сполз набекрень. Еще на нем были алые латексные шортики, залезть в которые не отказалась бы любая «гоу-гоу» девица, танцующая в ночных клубах. Под мини-шортики (наверное, для тепла, ибо зима же всё-таки) он надел обтягивающие красные лосины «с искрой». А от колена и ниже сияли синтетическим клеенчатым блеском красные же сапожки на высоченной платформе. Массивный каблук и толстая подошва были черного цвета, чем сходство с копытами доводилось до чрезвычайности. Вдобавок, у костюма имелся хвостик — длинная бархатная веревка с пышным помпоном на конце. Дабы хвост не волочился по полу, оный был предусмотрительно завязан «бантиком»… Соня снова поморгала, чтобы отогнать наваждение.

Взгляд ее теперь прилип к телефончику, Кот игрался им от нечего делать, беспечно вертя на пальце за шнурок.

— Простите, а можно… — робко произнесла Соня.

— Конечно! — понятливый Кот протянул ей мобильник. — Поздравь бабушку с наступающим. Потом тебе будет не до нее.

Соня благодарно кивнула. Хотя многообещающий намек несколько встревожил. Она-то рассчитывала, что про нее быстро забудут, если под шумок она не станет особо маячить перед глазами. Компания празднично забурлит в привычном составе, а Соня отсидится до утра где-нибудь в уголочке. Неужели на нее имеются у них какие-то особые планы? Ну да и черт с ним! С ними со всеми! Соня уже устала гадать, что с ней сделают да зачем похищали. Устала бояться и беспокоиться. Надоело! Сколько можно? Пусть потом убивают, как хотят, а сейчас ей всё до фонаря!..

Да, бабушка была дома. Куда ж она пойдет отмечать, если все подруги празднуют со своими детьми и внуками. Да, конечно, она была сердита. Очень сердита на загулявшую невесть где нерадивую девчонку.

Но Соня не хотела слушать ворчание, на это не было времени. Потом еще наслушается. Не позволяя вставить слово, она протараторила, чтобы бабушка не волновалась, что она сейчас на даче у друзей, за городом. Что поехать согласилась совершенно спонтанно, что здесь нисколько не холодно. Нет, она не замерзнет и не простудится. Что здесь, напротив, очень весело и много красивых мальчиков.

Услышав это, Кот снова расплылся в ухмылке. А бабушка на другом конце эфира потеряла дар речи. Чем Соня и воспользовалась — бодро прощебетав поздравления и пожелания, быстро отключилась.

Никто, ни бабушка, ни кто-то другой, не испортит ей праздник! Да, блин! Нынче Новый год! И никакие обстоятельства не помешают ей встретить праздник с отличным настроением. И пусть все идут к черту! А она не желает потом последующие триста шестьдесят пять дней ходить с кислой миной. И потому она намерена веселиться сегодня до упаду! И напиться до потери сознания — в первый раз в жизни! («В первый» — потому что прошлая ее попытка закончилась чертовски обидно…)

— Спасибо!

Соня протянула мобильник Коту. Но тот, улыбаясь, взял не телефон, а ее руку. Притянул к себе, повернул ладонью вверх и вкрадчиво поцеловал голубеющие на запястье венки. Соня опешила.

— Кот, фу! — скомандовал оскорбленный неподобающим выпадом Юлий, очень кстати заглянувший в зал.

Василий нехотя отпустил Сонину руку, одарив долгим и, кажется, не вполне уже трезвым взглядом. В больших выразительных глазах сверкнуло отражение полной луны, заглядывающей в окно сквозь тонкие занавески. И когда он успел спьяниться, от лунного света, что ли? Соня даже не видела, чтобы он что-то пил.

— Брысь на улицу! И вы все! — раскомандовался Юлий, подгоняя ребят. — Пора проветриться! Заодно хозяина встретим.

Парней будто ветром сдуло.

Заинтригованные мужчины поплелись следом.

Снаружи вправду поднялся ветер. Он-то и разогнал снежные облака с неба, расчистив простор для луны.

Соня вышла вслед за всеми и, поежившись, сразу пожалела, что не додумалась прихватить с вешалки пальто.

В ушах свистел ветер, и до нее не сразу дошло, что за шум доносится откуда-то из-за леса, нарастая с каждой секундой. Прирожденная горожанка, она давно привыкла не обращать внимания ни на грохот поездов, ни на проносящиеся над головой с ревом самолеты. Но этот шум уже нельзя было игнорировать: из-за леса показался вертолет. Небольшой, хоть и шумный, он немножко смахивал на стрекозу. На борту виднелся фирменный логотип: одна из стилизованных букв напоминала силуэт нетопыря с острыми крылышками.

В конце парадной аллеи вспыхнули яркие огни, очертив круглую площадку для посадки.

— Ну, ни ху… хухры-мухры! — крякнул, вовремя поправившись, впечатленный Кощей Бессмертный, вставший за спиной Сони.

Впечатляющая машина аккуратно подлетела, зависла над площадкой. Оглушающе гремевшие винты вихрями разогнали пургу, с сугробов поднялась туча колючих крупинок, воздух заискрился от ледяной пыли. Вертолет плавно опустился, точно и ровно. Лопасти стали вращаться всё медленней, рокот затих.

И вокруг площадки, фыркнув, полыхнули огни фейерверка. Фонтанами взлетели искры до небес. Чуть поодаль зашипели ракеты, стремительно взвились вверх, принялись наперебой с хлопками взрываться над вертолетом, осыпая лопасти винта дождем сияющего пламени. Ослепительную феерию дополняла загремевшая задорная музыка.

Под этот грохот и вспышки, под канонаду выстрелов, из вертолета высадилась веселая стайка долгожданных гостей: две дюжины разодетых в пух и прах девиц и дамочек. Роскошные вечерние платья и шубки из драгоценных мехов — и накинутые на голые плечи боа из пушистой елочной мишуры. Замысловатые прически, каскады бриллиантов в длинных серьгах, колье и декольте — и смешные маски с рожицами кошечек и хрюшек, мышек и заек, и просто полумаски, осыпанные блестками, с разноцветными колыхающимися перышками.

Дамочки постарше отличались осиными талиями и пышными достоинствами, подчеркнутыми корсетами и изысканным кроем нарядов. Они, похоже, чувствовали себя тут как дома. Приветливо замахали встречающим — полупустыми бутылками шампанского, захваченными из вертолета. А девушки помоложе, кажется, попали сюда впервые, как и Соня. Их неуверенность сквозила в движениях: она неуклюже придерживали подолы непривычно длинных юбок, украдкой подтягивали смелые декольте, и вообще предпочитали робко держаться позади своих старших подруг.

— Оу, каких сытных пупсиков нам девчонки привезли! — довольно облизнулся Кот. — Кровь с молоком, причем со сгущенным!

Ромео не ответил. Он в волнении выглядывал среди прибывших свою суженную.

А девушки и вправду были как на подбор: сдобные и далеко не хрупкие. Только одна, отделившаяся от неторопливо приближающейся шумной компании, выглядела случайно попавшей сюда дюймовочкой. Обогнав всех, она подлетела к Ромео. Но вместо того, чтобы броситься в объятия, с возмущением уставилась на его розовый наряд. Что-то выкрикнув — слова заглотил шум фейерверка, — влепила жениху пощечину. И убежала в дом. Ромео, понятное дело, кинулся следом.

— Ну, вот теперь это точно девочки! — У мужиков от десантировавшихся красоток замаслились глазки.

— Все! — подтвердил ехидный Кот. — Кроме одной.

— Что, опять шарады разгадывать?! — взвыли мужики.

— Нечего гадать, — буркнула Соня. — Вон та блондинка в черном…

— Хороша! — мечтательно протянул Кощей. От вздохов его нарисованный скелет еще больше растянулся.

«Блондинка», на которую кивнула Соня, вышла из вертолета последней. Сняв массивные наушники пилота, небрежно бросила их в опустевший салон. Встряхнула волосами цвета пшеницы, тонкой рукой поправила пряди. По сравнению с остальными сверкающими павами, эта смотрелась мрачной вороной в своем черном приталенном длинном плаще, напоминающем сутану западного священника. Образ подчеркивали полоска белого воротничка под горлом и крестик на груди: на изящной цепочке — простой серебряный тау-крест, с верхней перекладинкой в виде петельки. «Блондинка» шла по аллее легкой походкой от бедра, ветер развевал распущенные светлые волосы до плеч, теребил расклешенные полы плаща. Мужики, стоявшие рядом с Соней, не могли отвести глаз от стройных ног в узких отутюженных брючках.

— Все снегурочки хороши, но эта — снежная королева! — жадно сглотнул Кощей.

— Это их хозяин! — припечатала безжалостная Соня.

— Брешешь? — вздохнули мужики.

— Мой бывший начальник, — выдала Соня. И это утверждение показалось рыбакам достаточно весомым доводом:

— Да вашу ж мормышку об корягу!.. — простонали они чуть не хором.

Впрочем, горевать об одной «блондинке» при наличии дюжины истинных и несомненных тигриц было бы лицемерием.

Шумная стайка веселых леди закружила мужчин в водовороте кокетства и влилась в гостеприимно распахнутые двери усадьбы. Двор опустел. Только перед крыльцом «чертик» Юлий перехватил блонди-«священника»:

— Отче! Благословите? — И в почтительном поклоне схватив руку, смачно чмокнул крупный фиолетовый камень в «епископском» перстне.

— Что за пошлый у тебя наряд? — брезгливо дернул уголком рта Ольгерд.

— Зато как пикантно мы смотримся вместе! — ухмыльнулся Юлий.

— Старая шутка. Каждый год одно и то же, — вздохнул «священник».

— Неправда! — горячо возразил «чертенок». — В прошлом году я изображал мертвеца!

— И весь вечер требовал себя отпеть и причастить, — покачал головой Ольгерд.

— Ну, причаститься я бы и сейчас не против, — Юлий галантно предложил локоть кренделем и преданно заглянул в глаза. Однако «падре» ходить под ручку парочкой был не расположен.

— Обойдешься, — ласково улыбнулся он. — Много вас тут, страждущих.

Заглянув чертику за спину, Ольгерд с силой дернул за хвост. Хвост не оторвался, однако «бантик» распустился, и кисточка-помпон замела по снегу. Завертевшись волчком, Юлий принялся подбирать хвост обратно:

— Ну, зачем? — расстроился он. Переступая копытами, неловко отдавил себе хвост и едва не упал.

Пока он подвязывал хвост обратно, Ольгерд ушел в дом.

Соня стояла не так уж далеко от крыльца, чтобы можно было пройти мимо и не заметить ее. Однако для него она будто прозрачной сделалась! Не заметил? Или проигнорировал? Как будто ее здесь и нет, как будто она — пустое место! И что всё это означает? Ради чего был весь этот розыгрыш с похищением? И что теперь ей следует делать?! И впрямь остается только напиться…

На самом деле ему хватило одного беглого взгляда, чтобы понять — он не ошибся с выбором. Тихо стоящая в сторонке девушка была настолько прекрасна, настолько маняще невинна и в то же время вызывающе привлекательна, что ему стоило большого труда сдержаться и не наброситься на нее прямо здесь и прямо сейчас, сразу же. Так долго подавляемое желание сделалось до боли невыносимым. Терпеть еще сколько-нибудь не было сил! Однако… Усилием воли он подавил в себе волну жажды. Предвкушение ведь тоже особое удовольствие. Он хотел получить максимальное удовлетворение от этой игры. Поддаться искушению и сорвать неспелый плод не трудно, вот только вкус будет неполноценным. Чтобы получить незабываемое наслаждение, ему придется подождать. В конце концов, терпеть осталось уже совсем недолго.

____________

Соня твердо решила этим вечером веселиться — и изо всех сил старалась исполнить свое решение. Правда, в одиночестве веселиться было несколько сложно. Соня не примкнула ни к компании дам и рыбаков, ни к ребятам с барышнями, везде она чувствовала себя лишней. Молча налегать на шампанское оказалось куда проще.

Праздничная вечеринка потекла обычным чередом. Вроде бы. Закуска, выпивка, танцы, караоке. Большим успехом у мужчин пользовалась водка — для храбрости. А у дам и ребят почему-то шли на ура мясные рулетики на шпажках, отвратительно, надо признать, прожаренные или лучше сказать совсем недожаренные. Соня попробовала из любопытства и едва не подавилась: под тонкой хрустящей корочкой мясо внутри оказалось совсем сырое, хотя и нежное, при этом почти не соленое и не сказать, чтобы замаринованное. Вообще многие закуски разочаровали ее. Там, где согласно рецепту обычно требовалось класть чеснок или имбирь, оных и в помине не было. Маринованные огурчики без чеснока? Ведь это ужасно! Но похоже, никто, кроме нее, на такие странности не обращал внимания.

Все веселились, все праздновали. А Соня… Она довольствовалась обществом бокала с ледяным шампанским. Но не только она одна — еще один ряженый из компании рыбаков, лоб которого пересекала красная царапина, остался этим вечером без собеседников и собутыльников. Мало того, что оплошал на озере и вернулся в усадьбу в сопровождении Кота не в лучшем виде, так теперь вынужден сидеть в гордом одиночестве и сам себе пополнять рюмку. Почему-то, в отличие от прочих его приятелей, к этому не хотела подсесть ни одна дама.

Все другие мужчины оказались окружены вниманием роскошных леди и опьянели не столько от вина, сколько от беззаботного кокетства и призывных взглядов горящих страстью очей. Под лобовой атакой флирта не устоял ни один, даже самые верные мужья сломались, позабыв об оставленных дома супругах.

Впрочем, Соня нисколько не сомневалась в могуществе тигриц. Разве кто-то из мужчин, какими бы они ни были охотниками за городом, а в городе крутыми бизнесменами — разве кто-то из них мог устоять перед чарами этих хищниц?..  (Да, она узнала своих бывших коллег по офису еще раньше, чем они сбросили нелепые маски. А те и не отрицали своего с ней знакомства — расцеловали мимоходом, будто давнюю и порядком надоевшую подружку, из вредности измазав ей щеки помадой разнообразных оттенков.)

Очень скоро, спустя каких-нибудь четверть часа по прибытии, даже толком не успев запомнить имена новых знакомых, дамы по-сестрински поделили кавалеров между собой — и полностью поработили своим очарованием. Мужчины безропотно и с восторгом подчинялись каждому капризу и выполняли любую прихоть. Без всяких отнекиваний шли танцевать чарльстон и вальс, даже если не умели, пели под караоке любую песенку. Соне раньше не доводилось слышать, как «В лесу родилась ёлочка» исполняют нестройным мужским хором. Басом. На бис — трижды.

— Вот бабы ведьмы! Из мужиков веревки вьют, как хотят. А мы вчера с ними намучились! — пожаловался ей Кот, когда на минутку подошел к столику, чтобы наполнить тарелку ужасными рулетиками.

Но ребятам завидовать было грех: доставшиеся им девочки оказались еще более легкой добычей. Это ведь Соня попривыкла более-менее, что вокруг нее такие милашки с такой внешностью. А вот у новоприбывших девочек иммунитета не было. Маскарадные костюмы, тушь и подводка подействовали на них лучше водки. Сегодня ребятам не пришлось прибегать к изощренным методам соблазнения, оказалось более чем достаточно простой улыбки, загадочного взгляда, легкого, как будто случайного соприкосновения. Девочки рдели, краснели, хлопали ресничками и смущенно заикались. Таяли, как снегурочки под солнцем. Тяжко вздыхали в тесных декольте, ловили каждое слово, заливисто смеялись над каждой шуткой. И хоть сейчас были готовы падать в обморок — лишь бы только их подхватили в нежные объятья.

Каждому досталось по две барышни минимум. Кот отхватил троих, заграбастав «долю» приятеля, так как Ромео было не до развлечений — он вел осаду своей неприступной крепости. Половину вечеринки его подруга дулась и шипела, как масло под оладьями. Но постепенно лед в ее сердце удалось растопить, она сдалась по ласковым напором — на радость Ромео и переживавшим за него друзьям-болельщикам. Под овацию, под звон бокалов и крики «Горько!» зеленая юбка на диванчике придвинулась к розовой, ножка в серебристом чулочке нежно обвила ногу в белой гольфе. Смущенный «чмок» в губки — и сразу же взрыв неудержимой страсти вылился в долгий поцелуй, заставивший позабыть обо всём на свете, и о зрителях в том числе. А зрители шумели, ничуть не смущаясь, рвали за нитки хлопушек, осыпая парочку конфетти и серпантином.

От слегка расфокусированного, но всё еще цепкого взгляда Сони не ускользнула реакция Ольгерда на эту сценку. Всё это время он держал парочку в поле зрения и, казалось бы, тоже был на стороне Ромео. Но когда состоялось торжественное примирение, взгляд его, обращенный на влюбленных, как будто помрачнел. Не то досада, не то сожаление или даже жалость мелькнула на прекрасном лице. В заинтригованном недоумении Соня нырнула носом в шипящее пузырьками вино, приметливо стреляя глазами поверх хрусталя.

Ольгерду с самого начала вечеринки приглянулся уютный диванчик в дальнем углу, где было относительно тихо, но отлично просматривался весь зал. И, похоже, ни ради танцев, ни для других развлечений, облюбованное место покидать он не собирался. Дамы к нему не подходили, барышни поглядывали в его сторону с любопытством, но приближаться боялись. Только Юлий и Кот без стеснения приставали к шефу с разговорами. Впрочем, второй не задержался и вскоре покинул компанию в сопровождении своих трех барышень, пообещав тем показать полнолуние над замерзшей рекой. Да, конечно! Кто бы ему еще поверил, что он впрямь горит желанием любоваться пейзажем.

Еще, как приметила Соня, к дальнему диванчику на поклон подходила Авдотья Семеновна. Именно что на поклон, взирая на Ольгерда действительно как на хозяина — с видом почтительного восхищения. Выражение, на взгляд Сони, странное для пожилой дамы по отношению к молодому гостю: даже если он владелец пансионата, хозяйкой здесь должна ощущать себя тетя Дуся и никто больше. Соня решила, что со стороны их недолгая беседа выглядела, как доклад старшей повитухи гарема юному султану о приплоде за квартал. Ольгерд выслушал доклад благосклонно и, похоже, пообещал прибавку к бюджету и премию за усердие, до того Авдотья Семеновна расцвела от его негромких слов и мягкой благодарной улыбки.

Когда тетя Дуся отбыла, едва удержавшись от реверансов, Юлий совершенно обнаглел. Придвинулся к шефу вплотную, принялся нашептывать на ухо всякие сплетни. Наверняка, поняла Соня, и о ней самой наябедничал! Ольгерд наклонил к нему голову, огонек интереса не притушили пушистые ресницы лениво прикрытых век. Вид как у довольного кота! Юлий совсем зарылся носом в светлые пряди, до того хотелось ему всё рассказать. Наверняка ее глупый побег расписывает в красках! Недаром Ольгерд засмеялся, незаметно погладил усердного приятеля по колену, обтянутому алыми искрящимися лосинами. Соня так разозлилась, воображая, в каких выражениях этот чертенок описывает своей обожаемой «Герде» ее, Сонину, неуклюжесть! Даже две порции ледяного коктейля, проглоченные залпом, не смогли загасить разгоревшийся в ее душе пожар раздражения. Как же ее бесила эта сладко воркующая парочка! Она даже глаз от них отвести не могла, словно прикипела.

Однако, если бы Соне удалось подслушать их разговор, она пришла бы в еще большее смятение.

— Она сбежала от тебя? В дремучий лес? — фыркнул Ольгерд.

— Попыталась сбежать, — поправил формулировку в свою пользу Юлий.

— Если бы оказался на ее месте, я бы тоже сбежал, — повел плечами «священник».

— От меня? Да неужели? — изумился «чертенок».

— Смелая дурочка, — пробормотал Герд. — Такой она еще больше мне нравится.

— Нравится? Ты всерьез влюбился? Или ты просто жаждешь ее крови? — насторожился Юлий.

— А разве есть разница? — спросил Ольгерд. — Посмотри на наших леди. Любая из них без ума от меня, настолько, что готова перегрызть горло всем остальным ради глотка моей крови вне очереди.

— Ну, ради этого я тоже готов на многое, — вкрадчиво мурлыкнул Юлий, недвусмысленно придвинувшись, осторожно, одним пальцем принялся убирать от воротника-стоечки рассыпанные по плечам светлые пряди назад. — Например, как верный пёс, оберегаю твою избранницу. В свои законные выходные, между прочим.

— Требуешь награду? — выгнул бровь Ольгерд. — Прямо здесь и сейчас?

— А зачем откладывать? — невинно протянул «чертенок».

— Совсем обнаглел? — улыбнулся Герд. Чуть заметно передернул  плечами, тем самым признавшись, что от слов приятеля у него по спине пробежались мурашки возбуждения. — Хочешь, чтобы остальные тебя на клочки порвали от ревности?

— Чтобы я да убоялся твоего гарема? — шепнул Юлий ему на ушко, уже предвкушая свою маленькую личную победу. В предвкушении быстро облизнул губы. — Они того не заслуживают.

И уткнулся носом в местечко между воротничком священника и его светлыми волосами.

Ольгерд резко вдохнул, сомкнул веки. Чуть напрягся всем телом, но посторонний взгляд ничего не заметил бы, лицо хозяина усадьбы оставалось безмятежным и спокойным, как всегда.

— Ты специально пустил мне кровь, чтобы их подразнить? — в голосе прибавилось строгости. Но он не отодвинулся, не оттолкнул. Даже наоборот, чуть повернул голову, удобнее подставив шею под жадный поцелуй. — Тебе так нравится кусать меня у всех на виду. Каждый раз демонстрируешь свое особое положение?

В ответ послышалось лишь удовлетворенное сопение.

— Вот заведешь свою семью, тогда узнаешь, на что способны ревнивые женщины, — пригрозил Герд. Голос дрогнул, с губ сорвался короткий, тихий стон-выдох.

— Я еще слишком молод для серьезных обязательств, — со смешком отозвался Юлий, едва найдя в себе силы, чтобы оторваться на секунду для обмена колкостями. Тяжело переведя дыхание, он снова прижался губами к нежной коже с упоительным запахом.

— Это ты сейчас так говоришь, — коротко вздохнул Ольгерд. — А скоро обзаведешься женщиной и собственным домом…

Горячее дыхание щекотало шею, Герд поежился. По коже вновь пробежали мурашки, будто электрические искры заставили волоски на теле подняться. Подумалось, что он успел отвыкнуть от этого освежающего ощущения, легкого головокружения и пьянящей эйфории. Один охотно отдавал, второй жадно и благочестиво брал, соединяясь в единое целое, спаянное общими эмоциями и мыслями… Но пора было заканчивать, оба слишком увлеклись, а рисковать так — непростительная роскошь.

— Хватит, поумерь аппетит… Я сказал фу! — Герд пихнул локтем забывшегося друга.

— Прошу прощения, — выдохнул Юлий, едва не заскулив от горечи разъединения. Но быстро совладал с дикими рефлексами, загнал своего заворчавшего зверя назад в темноту души.

— Тебе действительно пора завести невесту, — проворчал Ольгерд с преувеличенным недовольством. — Иногда ты меня пугаешь своей нерастраченной пылкостью.

— Хочешь, чтобы я влюбился? Вдруг, в одну прекрасную ночь, сделался таким же дураком, как наш Ромео? — съязвил Юлий. В качестве последней привилегии слизнул густые капли, выступившие на нежной коже, чтобы не запачкался белый воротник. — Кстати, как ты поступишь с его Ниной?

— Придется обратить, — без особого воодушевления решил Герд. Достал из внутреннего кармашка своей сутаны лейкопластырь, оторвал кусочек, подал Юлию. — Я связался с его родным кланом. Ради дружбы со мной они готовы простить своего блудного сына. И даже согласны принять нового члена.

— А Соня? Ее тоже обратишь? — как бы между прочим поинтересовался Юлий. Аккуратно заклеил свежие ранки-проколы, отодвинулся со вздохом сожаления.

— Не знаю, — честно сказал Герд. Задумчиво потер шею ладонью, обвел тяжелым взглядом зал. Все, и дамы, и парни, добросовестно делали вид, будто бы ничего не заметили, не почуяли запаха крови хозяина. — Пока не знаю…

— Значит, она просто подарок к празднику? — с безразличием протянул Юлий. — Очередная игрушка. Выходит, напрасно мы с Котом рисковали, когда ее от волков отбили. Могли бы просто в город за новой съездить.

— Вурдалаки слишком осмелели, — глаза Ольгерда сверкнули льдом. — Не думал, что у них хватит глупости в самом деле объявить мне войну. Напасть в открытую! В городе я терпел их мелкие пакости, жалкие выпады, думал, этого хватит, чтобы утолить их жажду мести. Я ждал «сюрпризов» и был готов смириться с их дикостью. Но заявиться на мою землю и нарушить соглашение — это слишком даже для них.

— Ты пометил ее своей кровью, — напомнил Юлий. — Отобрать игрушку у врага — это в их духе. Ничего удивительного, что они легко сумели ее выследить. Просто слюной капают на каждый ее след.

— Кота зацепили? — коротко уточнил Ольгерд.

— Ему досталось, — мрачно кивнул Юлий. — Он не признается, но я почуял его кровь даже сквозь вонь псины.

Герд промолчал. Ничем не выдал эмоций, но Юлий прекрасно понимал, какая ярость закипает под этим холодным спокойствием.

— Они за это ответят, — бросил Герд. — Не беспокойся за Василия. И ничего не говори остальным. Яд в слюне этих животных действует не сразу. За эти ночи он не успеет переродиться. До следующего полнолуния у меня хватит времени обдумать способ остановить заражение.

— Есть проверенный выход… — неуверенно начал Юлий.

— Мне хотелось бы этого избежать, — твердо оборвал его Герд. — И тебе известно, почему. Кот никогда мне этого не простит. Он и без того крайне болезненно воспринимает свое двусмысленное положение. Но если я так с ним поступлю, он меня просто возненавидит.

— Да это я понимаю, — со вздохом протянул Юлий.

Они замолкли, думая каждый о своем, рассеянно глядя на подуставшую веселиться вечеринку.

Герд поправил воротничок и волосы. Машинально разгладил пальцами лейкопластырь, прикрыл длинными прядями. На его красивом лице вновь невозможно было угадать и тени гнева или волнения, лишь холодная уверенность.

— Не пора ли придать нашему празднику нотку пикантности? — чуть побледневшие после «причастия» губы «священника» тронула легкая улыбка. — Мальчишки заскучали, девочки переели. Скоро полночь — самое время провести обряд венчания.

— Как пожелаете, отче! — задорно откликнулся «чертенок».

Ольгерд поднялся с дивана, чинно оправил сутану.

— Кстати, — добавил он тихо. — Мой долгожданный десерт совсем захмелел без присмотра. Прошу, прими меры. Мне не хочется отравиться последствиями излишеств. И ждать еще неделю, пока она протрезвеет, тоже не желаю.

Юлий покосился на Соню, покачивавшуюся в обнимку с бутылкой шампанского — и расплылся в ухмылке.

— Только не переусердствуй! — с ноткой ревности предостерег его Герд.

— Как получится, — махнул хвостом «чертик».

Герд проводил его взглядом. На губах застыла загадочная полуулыбка. Он видел, как «чертик», ловко лавируя среди танцующих пар, пересек зал и подобрался к крепко задумавшейся девушке.

На самом деле Соня уже ни о чем не размышляла. Просто потеряла такую способность. А сосредоточенное выражение лица объяснялось настойчивым желанием выпить еще что-нибудь, при этом желательно удержав в себе уже выпитое. И определить наконец, в котором глазу двоится. Юлий как раз застал ее за поочередным подмигиванием. Странно, но каждый глаз по отдельности вел себя прилично. А вот оба сразу начинали шалить…

Юлий отобрал полупустую бутыль, невзирая на пассивное сопротивление и обиженное пыхтение. Вместо стеклотары вручил стакан воды с шипучей таблеткой. Погрозил пальцем, будто маленькой. У Сони даже слезы на глаза навернулись от обиды, что ее не воспринимают серьезно. Но паршивец неожиданно припечатал ее возбухшие было возражения поцелуем. Прямо в губы! При этом придержал мотнувшуюся голову за покрасневшие уши, потер мочки с силой, чтобы разгорелись.

Не сказать, чтобы Соня разом протрезвела. Но ошарашена оказалась.

Герд только усмехнулся, наблюдая эту сценку. Взгляд, которым Соня уперлась в спину собравшегося удрать по делам «чертенка», был непередаваемо эмоционален. Она даже успела справиться с координацией: наступила ногой на несчастный хвост рогатого искусителя. Хвост, естественно, опять развязался на полную длину. Смешавшись с толпой, Юлий едва не потерял это украшение своего костюма под чужими каблуками, да и сам с трудом устоял на ногах.

Герд тихонько фыркнул смешком, прикрыв рот рукой. Похоже, он может гордиться своей избранницей.

11

…Соня проснулась с трудом. Зыбкая нереальность видений не отпускала. Но лучше бы не просыпалась — голова болела ужасно. Во рту будто помоечные кошки ночевали. И тело всё затекло, и шея ныла… Еще бы не ныла — спала она, оказывается, на маленьком, коротком, жестком антикварном диванчике. На таком уютно сидеть вдвоем и дегустировать вино. Но спать и, особенно, просыпаться — сущая пытка.

Еле выгнувшись из изгиба подлокотника, растерев одеревеневшую шею рукой, Соня поняла, отчего ей в голову пришла мысль о дегустации. Всю противоположную стену занимал стеллаж с ячейками, в которых под ковром пыли виднелись темные бутылочные донышки. Богатая коллекция дорогих старых вин. Ясно: Соня почему-то оказалась в погребе усадьбы.

Она села, и комната слегка качнулась, поплыла вокруг нее, как карусель… Соня откинулась на спинку дивана, закрыла глаза. Что же вчера было на самом деле? А что ей приснилось? Помнились какие-то кошмары. Не Новый год, а Хеллуин просто.

Единственное, что она знала точно — она напилась. Стыд-то какой…

За стеной тихо гудели-зудели голоса. Тихо, но в отравленном алкоголем мозге каждый звук отдавался колокольным гулом.

— Ну мы и попали, мужики!

— После такой сатанинской оргии как в глаза жене посмотрю?

— Живым бы выбраться…

— Серьезно струхнул, да?

— А ты сам будто нет?

Соня не вслушивалась. Она пыталась сосредоточиться. Итак, что же она видела? А что привиделось? И сон, и явь прошедшей ночи казались одинаково реальными — и одновременно расплывчатыми.

Итак, сначала она злилась… Непонятно на что. На Юлия? На весь мир? Злилась — и пила. Сперва шампанское, потом коктейли, потом опять шампанское. Потом загремели праздничные куранты, и все компанией с криками и смехом высыпали на воздух. Над заснеженным садом загрохотал фейерверк. Прекрасные шары огненных «хризантем» разноцветьем освещали зимнюю ночь. Все восхищались, кричали «ура», целовались. А Соня стояла в толпе, но одна… Даже Юлий обнимал за плечи девушку. Странно, но это была Нина — невеста Романа…

_______________

Соня огляделась: куда же смотрит Роман, когда его девушку обнимает другой парень?

Ромео нашелся на удивление недалеко — чуть поодаль, за спинами глазеющих на фейерверк. Жених выглядел крайне смущенным, он с напряженным вниманием слушал что-то, что ему негромко нашептывал Ольгерд. Соня нетвердым шагом подобралась поближе и замерла под прикрытием заснеженных кустов. Наверно, она могла бы и не скрываться, Герд как будто игнорировал ее весь этот вечер. Но подслушивать всё-таки она стеснялась в открытую. С другой стороны, если бы эти двое говорил о чем-то действительно важном, то нашли бы более укромное место для обмена секретами…

На самом деле Герд прекрасно видел ее неловкие маневры. Не удостоил ее и взглядом, но говорить стал чуточку громче. Не из любезности, напротив, желая помучить — пусть с ума сойдет от любопытства, пытаясь разгадать обрывки разговора.

— Я решил обвенчать вас сегодня, — объявил он пылающему от смущения жениху.

— Сегодня? — едва слышным эхом повторил за ним Роман, бездумно теребя свои кукольные кружевные перчатки. — Но…

— Ты не готов? — строго спросил «священник». — Не хочешь разделить с ней вечность, дыхание, кровь и биение сердца?

— Хочу, но… — выдохнул жених. Он давно упал бы в обморок от волнения, но был для этого слишком крепок здоровьем и чересчур напуган происходящим.

— Твоя родня согласна ее принять, — смягчившись, поведал хорошую новость Ольгерд.

— Правда? — вспыхнул надеждой Ромео. — Вы сами с ними говорили?

— Я не уговаривал их, а поставил в известность, — с должной важностью пояснил Герд. — И они с радостью согласились на твой союз с Ниной. И на союз между нашими кланами. Надеюсь, после этого ты останешься со мной?

— Это большая честь для меня! — воскликнул Роман.

— Ну-ну, не так пылко, — покровительственно улыбнулся Ольгерд, когда тот в порыве схватил его руку и прижал к губам. — Вижу, ты правда ее любишь. Почему?

— Она… сильная, — смущенно опустил подкрашенные ресницы Ромео. — И еще… Ее кровь. Когда она напугана, ее кровь просто божественна.

— Ну, тогда кричи громче, — с усмешкой велел Герд. — Напугай ее в последний раз так, чтобы запомнить на вечность вперед. Больше у тебя такого шанса не будет.

— Я знаю, — застенчиво улыбнулся жених. — После брачной ночи моя любимая станет бесстрашной.

Соня ничего не поняла из услышанного. Ее заворожила эта сценка: в ярких всполохах фейерверка священник, красивый как невеста, держит в объятиях трепещущего жениха в пышном светлом платье. Выговорившись, Ромео припал с долгим поцелуем к руке покровителя. Тот же приник к его шее, придерживая свободной рукой за затылок, сминая локоны парика. Соня в смятении подумалось, какие же засосы должны после этого остаться у обоих.

Отсверкали последние россыпи золотых звездопадов, и возбужденная толпа развернулась к ним радостными, раскрасневшимися лицами.

— Это что же, прелюдия к обещанному новогоднему шоу? — пошутил кто-то из мужиков, глумливо хмыкнув, чтобы скрыть неловкость.

Барышни залились краской. Ребята закричали что-то одобрительное, а дамы со смехом принялись хором вести счет, будто на настоящей свадьбе. Нина, которую крепко держал за руку Юлий, замерла в шоке от увиденного.

Роман не сдержал стона, обмяк в объятиях Ольгерда.

— Отпусти его! — закричала Нина. Рванулась было к жениху, но Юлий не отпустил.

Еще мгновение, и Ромео не устоял на ослабевших ногах, без чувств сполз по черной сутане вниз. Герд с каким-то печальным смирением разомкнул объятия и позволил юноше осесть на снег, будто хрупкому цветку со сломанным стеблем.

Нина забилась в руках Юлия, закричала, заплакала, прося отпустить ее к возлюбленному.

Двое из ребят отделились от толпы и подняли Ромео на ноги, подставив плечи для опоры, пусть у него пока не было сил самостоятельно даже держать голову или выговорить хоть слово.

Юлий разжал хватку, и Нина подлетела к Ольгерду, рыдая от ярости:

— Сволочь! Гад! — выкрикнула она, замахнувшись кулачками.

Но тот перехватил ее тонкие запястья. Сжав до боли, легко завел ей руки за спину, так что она оказалась крепко прижатой к нему всем телом. Запрокинув голову, она смотрела на него снизу вверх, глаза сквозь слезы сверкали ненавистью. Он ответил ей холодной улыбкой. Облизнул свои непривычно раскрасневшиеся губы.

Взгляд его гипнотизировал девушку. Соня невольно вспомнила избитое выражение: как удав на кролика. Но здесь оно подходило как нельзя лучше.

Шокированные мужчины в толпе наконец обрели дар речи. Не вполне трезвые, наперебой возмущенно захорохорились, как петухи перед курятником:

— Блондинка, поимей совесть! Отпусти девочку, тебе говорят! Не вынуждай тебя украсить фингалом!

Их грубые голоса перекрыли вкрадчивый шепот. Соня изо всех сил навострила уши, но не сумела различить вопрос, который Ольгерд задал притихшей в его руках девушке. Однако Нина дрожащим голосом выдавила «Да».

При этом она посмотрела, словно ища поддержку, на своего возлюбленного. Ромео пришел в себя, пусть он едва стоял на ногах, опираясь на плечи приятелей, но всё-таки уже мог выпрямиться и смотреть, держа голову прямо — и он тоже не спускал с нее огромных глаз. Она была напугана, он был взволнован и бледен.

Дамы в толпе прослезились от умиления. Они промокали платочками увлажнившиеся ресницы, чтобы не растекся макияж, при этом умудрялись одновременно придерживать на месте раздухорившихся кавалеров.

— Совсем молодежь стыд потеряла! Ладно парня тискал, но девчонку-то не трожь!  Думаешь, раз ее бой-френд такой хлюпик, за нее заступиться некому?! — негодовали нетрезвые защитники. Однако какой-то животный инстинкт диктовал им, что давать волю кулакам слишком опасно.

Ребята поглядывали на мужчин со странными улыбками. Они тоже присоединились к протесту. Правда, тон их возгласов не показался Соне искренним, скорее это было похоже на подначивание:

— Действительно, Ольгерд, заканчивай стращать бедняжку! Имей совесть, не на глазах же у несчастного Ромео!

— Нина, ты согласна умереть? — чуть громче спросил Ольгерд, не обращая внимания на вопли. — Умереть — и начать жизнь заново, вместе с Ромео?

— Да, — повторила невеста.

Соня смотрела во все глаза, но понять ничего не могла. Больше всего это было похоже на обряд, на какое-то странное венчание.

И тогда Ольгерд взял почтительно поданный Юлием кинжал…

(Соня не заметила, когда этот «чертик» успел сбегать и принести пугающий атрибут сатанинского обряда: очень старый на вид кинжал, с алыми камнями на рукояти, с выгравированными загадочными письменами на узком клинке.)

— Хорошо наточил? — шепотом спросил Герд.

— Как бритва! — ответил Юлий.

(Юлий с досадой заметил, какой след оставили клыки Ромео на тыльной стороне ладони хозяина. Конечно, жених волновался. Но нельзя же и совесть забывать — так непочтительно вгрызаться в нежную тонкую кожу, на самом видном месте!)

Итак, Ольгерд взял кинжал. Взвесил в руке.

— При свидетельстве всех присутствующих! Под светом полной луны, — торжественно объявил он тоном верховного жреца, — я объявляю этих двоих, Нину и Романа, обвенчанными кровью. Да будут они одним целым, едины и неразделимы, отныне и навеки. Да пусть сердца их бьются согласно, пусть кровь его струится в ней, равно как ее кровь пребудет в нём.

— Чё он там сказал?! — хамским тоном драчунов переспрашивали хмельные мужики.

Брачные узы скрепил поцелуй. Ольгерд впился губами в губы невесты. Нина возмущенно замычала, забила свободной рукой по его груди. Она с ужасом почувствовала, как язык прокусили острые зубы. Рот наполнился солоновато-ржавым вкусом ее собственной крови. И он стал жадно пить ее кровь, оторвавшись лишь на миг:

— Прекрасный выбор, она чудесна, — сказал он окаменевшему Ромео.

Жених сглотнул. Роман понимал, что он сам виноват, он сам согласился на это… Но будь он сейчас не столь опустошен — не смог бы сдержаться, бросился бы на Герда и попытался бы разорвать ему горло. И Ольгерд, кажется, тоже прекрасно понимал его чувства, глаза сверкнули под светлыми волосами с насмешливым превосходством. Ромео трясло, он сознавал, что Герд его просто дразнит… Но от этого видеть любимую в таком положении было не менее больно!

Жадно глотавшая воздух невеста не успела отдышаться. Ольгерд снова завладел ее дыханием. Он прокусил себе внутреннюю сторону нижней губы — и ее кровь смешалась с его. Терпкой и пряной, сладковато-горькой, одурманивающей, точно наркотик. Эту жидкость хотелось пить еще и еще, как вино, как сладкий кагор, не останавливаясь, не отрываясь. Первые глотки он заставил ее сделать насильно, но она быстро опьянела и потянулась сама. Она распознала в его крови примесь чего-то щемяще знакомого, успокаивающе близкого, родного… Вкус Ромео, вкус ее новой жизни.

– Э-э?!! Да что ты себе позволяешь?! — взвились мужики.

Но ребята их пока придерживали, не давая раньше времени ринуться в драку. Хотя сами же подливали масла в огонь:

— Целовать невесту в засос в присутствии жениха? Как некрасиво!

Нина не сопротивлялась, позволила развернуть себя вполоборота. Запрокинув голову и выгнув спину, она не желала разрывать поцелуй. И почти не почувствовала боли, когда в ее грудь вошел клинок кинжала. Холодная сталь остановилась в миллиметре от трепещущего, заходящегося сердца, чуть не коснулась его. Она лишь сдавленно вскрикнула и тяжело задышала.

Ромео был готов к подобному. Но всё равно не сдержался, с воплем сострадания кинулся к невесте. Но споткнулся, не устояв на неверных ногах, повис на плече приятеля, дрожа и глотая слезы.

Над толпой зрителей пронесся ропот ужаса и негодования. Девушки ахали и падали в обморок. Мужики ошеломленно хлопали глазами, в изумлении растеряв все слова, кроме матерных.

По продольной впадинке вдоль клинка бежала алая струйка. С крестовины рукояти крупные горячие капли срывались вниз — на хрустящий белый снег. В морозном воздухе от лужиц поднимался пар…

Ольгерд отпустил рукоять, поднес запачканную ладонь к лицу. Медленно, со вкусом слизнул алый подтек.

— Потерпишь немножко? — участливо спросил он, шепнув на ушко истекающей кровью девушке. Та ответила коротким судорожным выдохом. Ольгерд провел рукой по шелковому лифу: — Эх, жаль платье продырявили. Я же предупреждал, что лучше надеть с открытым животом. А вы с Ромео в фасон уперлись. Модники.

Герд поддерживал умирающую у него на руках девушку, терпеливо ожидая, пока вся кровь, капля за каплей — и вместе с кровью жизнь — не покинет ее содрогающееся тело…

_____________

Соня потерла виски. Нет, это не могло быть правдой. Наверняка ей всё это приснилось. С перепою чего только не привидится. Не мог Ольгерд такого сделать. Не мог он быть таким невозмутимым, убивая своей рукой невинную девушку.

Соню пробрала дрожь от вспомнившейся картины. Она зябко охватила себя за плечи. Погрузилась в раздумья, не обращая внимания на голоса за стеной.

— К сектантам мы попали, точно вам говорю! Девку зарезали, и нас прикончат ради своих инфантильных ритуалов.

— Инфернальных, умник.

— Не поднимай панику, угомонись. Никто никого не зарежет. До сих пор ведь не зарезали.

— Нашел оправдание! Не зарежут, потому что доить будут, как доноров. Меня вчера одна раскрасавица-пиявка весь вечер высасывала. Грудастая такая, прямо ух!

— А ты балдел, как дурак, и радовался.

— Будто ты сам не балдел?

Ах да, верно, теперь Соня вспомнила: от крови мужики ошалели, ринулись было в драку. Пьяные и злые. Соня, как это не удивительно, даже испугалась за Ольгерда. Но тот и бровью не повел. Смотрел на рвущихся помахать кулаками равнодушным взглядом ледяных глаз. А вот сейчас ее озноб прошиб — она тогда действительно залюбовалась убийцей?

Мужики в бешенстве сами не остановились бы перед убийством. Если бы им позволили. Ребята раззадоривали мужчин, но при этом удерживали, не давая раньше времени кинуться в рукопашную. А как довели ярость до белого каления меткими репликами — тогда отпустили. Пьяными коршунами те подлетели к невозмутимому красавчику… И шарахнулись назад, так как в последний момент шефа стеной закрыли дамы.

Прекрасных леди было не узнать! За миг они превратились в настоящих монстров. Откуда только взялись эти не влезающие в рот упыриные клыки? Дамы хором ощерились, растягивая напомаженные губы в жутких гримасах. Выставили вперед руки со скрюченными пальцами, на которых вдруг отросли звериные когти, каждый длиной сантиметров пять, не меньше. Глаза страшно выпучились, налились чернильной чернотой. У Сони челюсть отвисла — упырихи да и только! В вечерних платьях они смотрелись теперь просто… сногсшибательно.

Мужики сперва не поняли, что к чему, с пьяных глаз не разобрались. А ведь могли бы убежать. Когда же сообразили — было уже поздно.

Словно дикие гарпии, леди набросились на своих недавних кавалеров. Раздирали острыми когтями маскарадные костюмы, царапали в кровь, слизывая с борозд густые капли. Впивались, вгрызались поцелуями-укусами в шеи, сгибы локтей, запястья…

Девушки, испуганные кровавой оргией, жались к парням. Те успокаивающе гладили их по головкам, держали за ручки, целовали. И уверяли невозмутимым тоном, будто волноваться совершенно не о чем. Всё происходящее — не более чем костюмированное представление в стиле вампирских ужасов. Девушки охотно верили и позволили увести себя в номера. (Не все, правда, ушли сами, некоторые благополучно упали-таки в обморок, и их пришлось унести на руках. Соня в который раз мимоходом удивилась, как хрупкие парнишки легко справляются со сдобными девицами, ведь вес-то немаленький.)

К Сониному стыду, у нее тоже от вида чавкающих бывших коллег по конторе, слизывающих друг у дружки кровь, стекающую по подбородкам, — у нее тоже закружилась голова. Слишком уж правдоподобные были костюмы и спецэффекты. Ей не то чтобы стало совсем дурно, но не хорошо. Не реагируя на слабое сопротивление, Юлий взвалил скисшую девушку на плечо — так ловко, как будто каждый день только и делал, что грузил девушек. И… больше она ничего не помнила.

_________

Нет, Соня не хотела верить, что вчера видела весь этот кошмар собственными глазами!

— Интересно, долго нас тут собираются держать? А то в туалет очень хочется, — размышляли вслух мужчины.

— Пока не стемнеет, наверное. Упыри же днем отсыпаются.

— Хорошо, что нас тут заперли, а не на чердаке. Тут хоть есть чем опохмелиться.

— Это точно подмечено. Еще кому пивка подкинуть? Тут такой запас, что нам до Рождества хватит.

— Нет, спасибо, и так в туалет хочется…

Соня вскочила. Неужели ее тоже заперли?!

Винный подвал был разделен на зал, пару комнат для приватных дегустаций и на чуланчики. Вместо дверей здесь были красивые решетки в стиле барокко с массивными замками. Эдакая смесь темницы и бара.

Соня подбежала к дверному проему, подергала витые прутья. Так и есть: ее тоже заперли! Посадили под замок, чтобы не сбежала. Какой же гад этот Юлий! И его разлюбезный Ольгерд тот еще подлец. Соня даже всхлипнула от бессильной злости. От этих разговоров за стеной ей тоже очень приспичило. Не мудрено — после столького выпитого вчера!

Тихонько матерясь и поскуливая, Соня вдруг обнаружила, что с внешней стороны в скважину замка вставлен ключ. Осталось только до него дотянуться… Она исхитрилась вывернуть руку, просунув через прутья решетки, повертела ключ и так, и эдак. Замок щелкнул, засов лязгнул — и дверь плавно распахнулась.

В конце подвала имелся туалет на потребу страждущим дегустаторам. Так что, посетив сей уголок уединения в первую очередь, пару минут спустя, освеженная и чуть более уравновешенная, Соня со спокойной душой и облегченным организмом отправилась на поиски не дававших ей покоя голосов.

Мужчины оказались заперты в менее комфортных условиях, нежели она. В чулане не было диванчика, а мебель заменяли ящики с водкой, коньяком и пивом. Запасы последнего, судя по пустой стеклотаре, успели понести значительные потери.

— О, Сонечка! — обрадовались мужики. При ее появлении суетливо принялись поправлять одежду, приглаживать реденькие волосы, запинывать пятками пустые бутылки по углам и за ящики. — А вы тут какими судьбами? Вы разве не с Юлием?

— Нет, — буркнула Соня, принявшись исследовать замок на решетке чулана. — Меня тоже заперли.

— А вас-то почему? — принялись сокрушаться мужики.

Соня не снизошла до объяснений. Тем более что она могла объяснить? Как будто сама что-нибудь тут понимала.

В этом замке никто ключ не забыл. Но задачка тоже оказалась не из трудных: ключик висел на видном месте, на шкафу, стоявшем у противоположной стены.

Едва Соня выпустила узников, те разбились на две компании. Одна группа выстроилась очередью перед дверью туалета, вторая — перед входной дверью. (Правда, состав групп вскоре поменялся кардинально наоборот.) Мужчины принялись изучать замок на предмет взлома. Однако входная дверь не желала поддаваться ни уговорам, ни скрученным из подручных материалов отмычкам.

У Сони от досады заурчало в животе. Впрочем, не удивительно, ведь вчера вечером она не догадалась толком поесть, сытая эмоциями и впечатлениями. А сейчас, если верить дружным показаниям наручных часов мужчин, подступал уже вечер первого января. Подумать только, она не ела с прошлого года!

Досаду ее усугубило полное отсутствие в баре, за баром и в прочих местах элементарной закуски, которой следовало бы быть в дегустационном погребке. Ни чипсов, ни соленых орешков, ни завялящихся, блин их, крекеров!.. (Хотя, если подумать, на самом деле что-нибудь проглотить было бы, наверное, проблематично, так как не проспавшийся вестибулярный аппарат давал предательские сбои. Но от робких сочувственных предложений опохмелиться, поступавших от мужчин, Соня с негодованием воротила нос.)

Делать нечего. Она вернулась на диванчик. Свернувшись клубочком и обняв колени, предалась черной меланхолии. Соня чувствовала себя самой разнесчастной на всем белом свете…

— Кончайте там с замком баловаться! — донеслось с другой стороны двери.

Мужики кубарем слетели с приступок порога. Один, самый смелый, догадался выдернуть из скважины проволочку, позаимствованную с пробки от шампанского. Затаив дыхание, все взирали, как кто-то с той стороны отпер замок. Дверь отворилась. На пороге стоял Юлий, позади него маячил нервный Кот и еще один парень, имени которого Соня не запомнила.

— Что, пришли по наши души? — осипшим голосом пошутил кто-то.

— Отставить паникёрство! — военным тоном шикнул на мужчин Юлий.

Эти трое одеты были как для похода, от праздничного маскарада не осталось и следа. Все трое были хмурые и серьезные. Кроме того, все нагруженные вещами. Юлий принес пальто и шапку Сони. Кот волочил объемный узел с какой-то одеждой. А третий парень пошатывался под гроздьями внушительного вида оружия.

— Точно, — поддакнул Кот. — Времени в обрез. Надо успеть сбежать, пока наши леди после вчерашнего не очухались.

С этими словами он развязал узел и принялся раздавать пленникам утепленные комбинезоны с красивой расцветкой в серо-белое пятнышко.

— Это что? — недоумевали мужики. — Зачем?

— В пейнтбол играть будем! — хохотнул Кот.

— Чё? — все дружно уставились на ружья.

Парень под тяжестью арсенала зашевелился, вытащил из кармана шарик-заряд, продемонстрировал компании:

— Здесь не краска, а экстракт чеснока.

— И на каждом стволе фонарик ультрафиолетового спектра, — добавил Кот.

— Угу. Первейшее средство от вампиров, — с глубокомысленным видом закивали мужики. — А почему мы должны вам доверять? Вдруг вы нас в ловушку заведете?

— Зачем? — спросил Кот. — Ведь вы и так тут сидите запертые. Вот через часик наши девочки придут в себя, снова проголодаются и явятся к вам развлекаться. Предпочитаете их подождать?

Мужчины переглянулись — и стали дружно заправляться в комбинезоны.

Меж тем Юлий сразу направился в чуланчик к Соне.

— Пойдем! — Он кинул ей одежду. — Тебе нельзя здесь оставаться.

— Почему? — меланхолично отозвалась она. — Чего мне бояться? От чего бежать?

— Ну-у… — протянул Юлий, сбитый с толка. Он явно ожидал, что пленница за ним бегом бросится. — Ты же хочешь сохранить свою жизнь… и невинность.

— Никому она не нужна… — уныло буркнула Соня.

Но устыдившись вырвавшихся слов, всё-таки встала, нахлобучила шапку, взяла пальто.

— А мои сапоги? — спросила она капризно. — Мог бы и захватить. На таких каблуках я далеко не убегу!

Она продемонстрировала шпильки на ботфортах, изящно вскинув ножку, будто цапля.

— Я взял машину, — поглядев на ее ноги, сказал Юлий. — Стоянка заблокирована. Поэтому пришлось стащить ключи у тети Дуси. У нее, правда, старая развалюха, но всё лучше, чем ничего.

— А как же остальные?

— Ребята о них позаботятся.

Соня кривовато улыбнулась. Но выбор был невелик: или довериться Юлию, или остаться. И если останется, черт знает, что с ней сотворит этот тихий блонди-маньяк? Расшатавшееся воображение пылко обрисовало картинки соблазнительных извращений, подсмотренных в ночном эфире по ТВ… Соня густо покраснела. Нет-нет! Прочь отсюда! Морозный воздух стряхнет с нее это неуместное наваждение.

12

Синеватые сумерки всё еще цеплялись за поляны и просеки, но в гуще леса уже царствовала ночь. Между стволов вспыхивали слепяще-острые лучи фонарей, прорезали на миг темноту, играли полосами живых теней на призрачно-белом снежном насте.

— Хреновые батарейки ты купил. Всю ночь не протянут.

— Нормальные батарейки. Не нравится — сам бы покупал.

— Хоть бы на пару часов хватило…

— А что, боишься в темноте заблудиться?

— Боюсь, в темноте девчонки пищать станут!

— М-м… Ну-ка, где, говорите, тут выключатель? Побережем батарейки. Пускай девчонки попищат. Попугаются, вкуснее будут.

— Не вздумай! Они и так уже ноют. Сорвешь охоту — Ольгерд с тебя шкуру спустит.

— Ой, боюсь-боюсь!..

Пока парни тихо переругивались, проверяли фонари и другое снаряжение, девочки сбились в стайку под заиндевевшей березой. Притопывая от холода, дуя на замерзшие пальчики в перчатках, пригодных только для городской зимы, они действительно воодушевления не излучали.

— Бли-и-ин! Люська мне сказочный вик-энд обещала. Расписывала, как всё будет романтично и красиво! А тут, бли-и-ин, по лесу бегать надо…

— Ночью! По лесу! Спасаться от погони! Разве это не романтично? — подпрыгивала-согревалась другая.

— Тебе что ли нравится? Мне — нет.

— А я замерзла.

— Вот! А Люська, поди, сейчас в тепле сидит, ликер попивает…

— Угу, под бочком у своего душки-шефа.

— А мы тут в зарницу в потемках играть будем!

— Угу, Ольгерд Оскальдович такой милашка!

— Его с такой моськой в кино снимать надо. А он — банкир!

— Богатенький, хорошенький…

— А на нас не смотрит! Зато Люська с ним на ушко шушукается. Зараза…

— Так, девочки! — прохрустел снег под быстрыми шагами. — Отставить капризы! Мы вас насильно на мороз не гнали, все добровольно согласились.

— Да кто ж знал, что тут такое…  — заныли девицы.

— Кто не согласен участвовать в игре, можете возвращаться в усадьбу!

— Поздно, — одернул приятеля другой парень. — Вон Кот подкрепление ведет.

— Значит так, девочки. Условия помните?

— Помним… — уныло отозвались барышни.

— От вас требуется одно: жалобно хныкать, достоверно пугаться, цепляться за мужчин и смотреть на них…

— И на нас тоже! — встрял приятель.

— …как на спасителей и единственную надежду на выживание.

— А я поплакать могу, если надо, — предложила одна энтузиастка.

— Никаких слез! Мужчины от женских слез теряются и тупеют. Ваша цель — заставить их почувствовать себя сильными и смелыми. Одним словом — защитниками. Что повысит мужскую самооценку и доставит им огромное удовлетворение, а вам принесет бесценный опыт в искусстве манипулирования и психологии.

На слове «удовлетворение» девчонки захихикали.

Вскоре на поляну под хруст морозного снега вывалился запыхавшийся отряд рыбаков-бизнесменов под предводительством легконогого, как эльф, Кота. Девчонкам не пришлось разыгрывать испуг, когда они увидели внушительно вида ружья и раскрасневшиеся от бега по сугробам суровые физиономии.

— Слава богу! Василий, ты всех вывел из усадьбы! — Ребята кинулись по-дружески обнимать, хлопать по плечам, жать руки растерянным мужикам.

— А вы? — спросил крайне серьезный Кот. — Вы всех девчонок освободили?

— Нет, — ответили ему со скорбью. — Не всех. Кого-то пришлось оставить, они уже не могли идти.

Девчонки завсхлипывали, пряча лица кто в ладонях, кто уткнулся в бюст подруги, лишь бы побледневшие мужики не заметили обмана, что это они не плачут, а тихонько ржут. Оставшиеся в усадьбы «сестры по несчастью» действительно уже не могли уйти: до того разомлели от празднично-любовной атмосферы, аж ноги не держали после пережитых накануне удовольствий. Так что пришлось их оставить отсыпаться. Но мужикам знать правду вредно, иначе азарта в игре не получится.

— Значит, эти бабы не только нас, но и девчонок… — выдохнул кто-то из рыбаков в возмущенном изумлении.

— И нас тоже. Причем регулярно, — сокрушенно кивнул один из ребят. Оттянул ворот свитера, показал кровавые отметины на шее.

— Совсем бабы охренели, — сглотнул рыбак. Приобняв бедолагу за плечи, по-отечески взъерошил волосы на поникшей голове, рассеянно чмокнул в висок.

Девчонки снова завсхлипывали.

— Надо уходить! — принял на себя командование Кот. — Нас всех уже наверняка схватились и ищут. Скоро нападут на след и отправят погоню. Нам нужно разделиться. Доберемся до моста разными путями. Это собьет их с толка. Боюсь, не всем из нас удастся спастись… Но так шансов будет больше. Кому-то из нас придется пожертвовать собой — ради спасения остальных.

— Нас голыми руками не возьмешь! Мы будем драться! — заявили мужики, воинственно потрясая ружьями.

— У нас нет выбора, — с решительной миной изрек Кот. — Мы обязаны выжить. Будет непросто. Но мы обязаны добраться до моста. Река остановит их.

— Точно! Вампирши не смогут пересечь текущую воду! — догадались подкованные Голливудом рыбаки.

И опять не заметили, как ребята переглянулись, обменявшись кривыми ухмылками. Река-то поблизости имелась, не заметить ее было сложно. Вот только мостов, до которых можно было бы добраться пешком, в округе не водилось.

Обнялись на прощанье — кто знает, доведется ли свидеться живыми? Разделились на отряды по четыре человека: двое мужчин да парень с девушкой. И притушив свет фонарей на минимум, разными тропами углубились в темный лес.

___________

— Мы на этом поедем? — Соня воззрилась на столетний ржавый уазик.

Покинув подвал вдвоем, они окольными путями, таясь в тени сугробов и прячась от каждого шороха, пробрались к границе территории пансионата. Недалеко от въездных ворот, возле покосившегося сарая, где на зиму складировались лодки и катамараны, их поджидал автомобиль — на вид абсолютно не внушающий доверия.

— Выбирать не приходится, — буркнул Юлий, распахнув перед девушкой дверцу. — Лишь бы до города добраться.

— Странный ты, — заметила Соня, со вздохом забираясь внутрь. — То похищаешь меня и тащишь из города сюда. А теперь наоборот?

Юлий промолчал. Сделал вид, что сосредоточен — заводит кашляющий-чихающий мотор.

Сквозь треск и тарахтенье послышался долетевший откуда-то издалека волчий вой. Протяжный, зовущий, как старинный охотничий рог. Соня невольно передернула плечами — от этого звука было не по себе.

— Не бойся, они не посмеют напасть. — Юлий наконец-то справился с зажиганием и теперь отчаянно крутил руль, выводя машину из крутых поворотов среди лабиринта сугробов и хозяйственных построек.

— А я и не боюсь, — соврала Соня, подпрыгивая на жестком сидении. — Просто… Я думала, что мне нравятся волки. Ну, как звери. А оказалось, в диком виде они не такие уж милые и пушистые. То есть, они пушистые, но…

— Это не совсем волки.

— А?

Несмотря на кочки, машина изрядно разогналась, и поэтому, чтобы перекричать шум в салоне, приходилось разговаривать на повышенных тонах.

— Это не совсем волки! То есть, это совсем не волки. Это оборотни.

— Правда что ли?

— Ты же столкнулась с ними в городе. Помнишь? Они следили за тобой. Поэтому Герд и приказал забрать тебя сюда.

— А нафига я им понадобилась?

— Точно не уверен. Похоже, просто хотят сделать гадость Герду.

— А нафига я ему понадобилась?

— Влюбился он в тебя, — буркнул Юлий.

Петляя зайцем через снега, машина наконец-то покинула пределы усадьбы. Пересекла заснеженную луговую пустошь, по бездорожью въехала в лес, подпрыгнув на невидимом под сугробом бревне. Соня едва головой в потолок не стукнулась, и это также не придало ее настроению позитива.

— Что?! — заорала она, заливаясь краской. Нельзя сказать, что это признание стало неожиданностью, она не то чтобы не догадывалась о чувствах бывшего шефа, но обсуждать такое с другим парнем!..

— Влюбился! В тебя! — упрямо повторил Юлий.

— Да я слышу!!! — завопила в ответ Соня, на каждой частой кочке меняя цвет с красного на бледный. — Вот ведь счастье привалило — маньяку приглянулась!

— Герд не маньяк!

— Ну да! Это у него хобби такое — людей кинжалами дырявить и кровищу пускать! Это просто по праздникам он так развлекается! А по будням он обычный скромный директор банка!

— Он не маньяк!

— А ты не защищай своего бой-френда!

— Он не мой бой-френд!!!

— Ну да! Будто я не видала, как ты к нему липнешь!

— Ты всё неверно поняла!

— А я уже давно ничего не понимаю! И понимать не хочу!!!

Просто чудо, каким образом машине удавалось не развалиться на ходу. Не застрять в снегу и не вмазаться в какой-нибудь ствол, выхваченный из мрака испуганно-бледными фарами.

— Я понятия не имею, что тут у вас за секта! Что за кровавые ритуалы вы тут устраиваете?! Что за венчание такое было?!

— Нормальное венчание, — проворчал Юлий.

— Для кого «нормальное»?! — взвилась Соня. — Для вампиров?!

— Ну да, — ответил он. — Я думал, ты уже догадалась. Ну, после того, что было этой ночью.

— Ну да! Конечно! Разумеется! Как же иначе! — бушевала Соня. — Где оборотни, там и вампиры!

Она перевела дыхание, обернулась к окошку. Надо чуток успокоиться, иначе она взорвется. Всмотрелась в прыгающие за стеклом силуэты деревьев и кустов, высвеченные фарами. С хлещущих по кузову ветвей, с крон задетых деревьев на крышу осыпались с глухим буханьем комья снега.

Юлий взглянул на нее, неожиданно притихшую, стал объяснять:

— Ты, наверное, думаешь, что вампиры — это вылезшие из могил мертвецы, от которых разит плесенью и тухлятиной?

Соня пожала плечами.

— Вампиризм — это некая заразная болезнь, — процитировала она по памяти. — Неизвестный науке вирус, передающийся через кровь. Предположительно, этот вирус встраивается в структуру дэ-эн-ка всех клеток организма, и зараженный индивид получает иммунитет к старению и разнообразным распространенным среди человечества болезням. Но побочным эффектом является острая аллергическая реакция на ультрафиолетовый спектр света, а также на специи вроде чеснока, имбиря и перца чили. Начальная стадия заболевания включает в себя острый период интоксикации, в результате чего организм впадает в состояние анабиоза, в глубокую кому. В древности люди принимали это состояние за смерть.

— Откуда тебе это всё известно? — изумился Юлий.

— В вашей библиотеке специфический подбор литературы, — ответила Соня с подчеркнутым равнодушием к собственным знаниям. — Вот и начиталась.

— Ясно, — сказал Юлий. И всё-таки решился объяснить: — У нас не секта. Ольгерд глава нашего клана. Он наш хозяин. Только он — единственный из нас, кто имеет способность и право обратить простого смертного человека в вампира. Так он поступил в свое время с каждым из нас, я имею в виду себя, ребят и наших дам. Прошлой ночью он обратил Нину. Смешал ее кровь с кровью Ромки и своей собственной — обвенчал их, соединил их жизни и судьбы на вечность.

— Как романтично, — хмыкнула Соня, не обернувшись.

От однообразного мельтешения за стеклом начинало укачивать. И к тому же машина постоянно закладывала крутые петли, плутая по оврагам и пригоркам. Будто на одном месте кружили, как в заколдованной чаще.

— В отличие от нас, обращенных, Герд вампир прирожденный. Его укус смертелен. Мы можем пить кровь любого человека без особых последствий для донора. Кстати, некоторым людям такие кровопускания даже полезны.

— Гирудотерапия, да? — съехидничала Соня. Но Юлий пропустил колкость мимо ушей.

— Нам нужно сильно постараться, чтобы выпить человека до смерти. Но Герд — другое дело. Один его укус смертоносен.

— Он такой ядовитый?

— Если Герд укусит хотя бы один раз — человек обречен! Только если, конечно, он не решит обратить свою жертву и не позволит испить своей крови.

— А говоришь, не маньяк. Серийный! И скольких человек в день он пускает в соковыжималку?

— Он редко позволяет себе увлечься смертными. Обычно он пьет кровь только у нас, у своей свиты, — признался Юлий, отчего-то слегка смутившись. — Взамен он иногда разрешает…

— Угу, по праздникам, — вставила Соня.

— Ты не понимаешь, — терпеливо улыбнулся Юлий. — Его кровь настоящий эликсир бессмертия. Для нас это как святое причастие.

— Я же говорю — сектанты! — фыркнула Соня.

Юлий набрал было воздуха в грудь, чтобы горячо возразить, но сдулся, так и не придумав оправдания, которое в ее глазах выглядело бы достаточно убедительным.

— Стой!!! — заорала она вдруг. — Мы кого-то задавили! Может, лося?!

— Скорее лосиху, — сквозь зубы процедил Юлий.

И вместо того чтобы остановиться, наоборот прибавил газу. Машину еще пуще затрясло по буеракам. Под колеса с треском подминались кусты, по стеклам хлестали обледенелые ветви. Соня вцепилась во всё, во что можно было вцепиться: в ручку на дверце одной рукой, в край сидения другой, уперлась коленом в приборную панель, чтобы не вылететь с пассажирского места. Зубы стучали, шапка слетела с вставших дыбом волос. Сердце от тряски бултыхалось где-то в желудке… От глухого удара по крыше сердце подскочило до горла, где, кажется, и застряло. Это не ком снега свалился на машину. Машину встряхнуло изрядно! У Сони в предчувствии ужаса дыхание спёрло.

— Нас нашли! — крикнул Юлий, бешено выворачивая руль. Похоже, крутыми разворотами он старался скинуть нечто с крыши.

Машина крутилась волчком, Соню болтало из стороны в сторону. Пытаясь удержать желудок внутри тела, она не сразу разобрала, на что уставилась. Поняв же наконец — хотела заорать, но лишь как рыба заглотала ртом воздух.

Над лобовым стеклом прилепилась, заглядывая в салон, какая-то страшная нежить! Повисла вниз головой. Клыки торчали из алого рта. Провалившиеся щеки отливали синюшным на бледной морде. Выпученные глазные яблоки, сплошь кровавые, с узкими зрачками-щелками, бешенством горели в черных пятнах глазниц. Невероятно длинные когти скреблись в ярости. И вдобавок по стеклу хлопали-полоскались лоскутья лохмотьев, похожих на призрачный туман, на истлевший саван покойника, и пряди выбеленных волос мотались длинными скрюченными червяками.

Несмотря на все крутые виражи, вампирша крепко цеплялась за машину. Стучала в стекло, скреблась, рвалась проникнуть в салон. Брезентовая крыша провисла под тяжестью, трещала и обещала разодраться под лезвиями острых когтей.

Каким-то краешком сознания, умудрившемся не удариться в панику, Соня опознала в этом отвратительном облике знакомые черты: бывшая коллега по конторе, старший бухгалтер, блистательная и ухоженная бизнес-леди. Это в основном она первые дни гоняла Соню из конца в конец по городу с бессмысленными поручениями.

Вампирше, видно, было не жаль свой хеллуинский маникюр. Брезентовое покрытие крыши с треском разорвалось в нескольких местах, в дыры просунулись корявые пальцы. Зашевелились, расширяя отверстия.

Соня сорвала с приборной панели картонную иконку на присоске — и прижала к стеклу, к самой морде нежити.

— А ну отвали от нас, стерва старая!!! — гаркнула она, всё тем же краешком сознания дивясь на собственную смелость.

Вампирша вытаращила глаза. В изумлении отвисла клыкастая челюсть. Моргнув, с истошным воплем нежить скатилась с крыши на капот. Оглянулась на иконку — картинно прикрылась руками, изобразив на страхолюдной физиономии смертельный ужас. И спрыгнула куда-то в темноту, а, может, даже взлетела! Машину качнуло так, что Юлий едва сумел справиться с управлением.

— Вот ведь упыриха! — тяжело дыша, проговорила Соня.

Юлий промолчал, одарив ее задумчивым взглядом.

13

Лес вокруг поместья превратился в поле битвы. Охота началась. Дичь пыталась спастись бегством — хищницы выслеживали, настигали и безжалостно расправлялись с добычей. У одних было оружие, у других не было ничего, кроме клыков и дикой жажды. Свет ультрафиолетовых фонарей отпугивал и ослеплял, снаряды с чесночной эссенцией разили наповал.

Но всё равно группки беглецов катастрофически теряли людей.

Хищницы подстерегали в темноте, нападали внезапно — и, точно коршуны, уносили в свое логово очередное обмякшее тело. Брызги крови летели на снег, безмолвие ночного леса разрывали стоны и крики.

Но беглецы не сдавались. Перепуганные девушки в отчаянии цеплялись за мужчин. Мужчины с решимостью вскидывали ружья.

Ребята бесстрашно бросались в поединки с хищницами, чтобы уберечь своих людей:

— Вали домой! Я тебя убил!

— Как бы не так! Это я тебя покусала.

— Ах ты зараза! Когда только успела?

— А я шустрая. Гляди-ка! Твой рыбак так к тебе привязался, что собирается себе шею свернуть, лишь бы тебя выручить.

— Вот дурак, куда он лезет!

— Пойду-ка припугну его, чтобы не забывал про инстинкт самосохранения. А ты не забудь, что покусанный!

— Давай, я тут пока посижу. Но в следующую игру охотниками будем мы!

— Договорились.

__________

Кот уверенно вел свой маленький отряд вперед. Впрочем, это пыхтевшие попятам мужчины полагали, будто продвигаются вперед. На деле отряд «партизан-беглецов» успешно петлял по лесу строго в соответствии с планом охоты. Василий мог бы предоставить мужчинам и самим успешно заблудиться, но ему не хотелось терять время попусту. Он вел их целенаправленно — от одной ловушки к другой.

— Опять догнали, стервы! — крикнул один из мужчин. Осыпая искрами, над головами просвистел, заставив пригнуться к земле, огненный шар.

Кот улыбнулся: как же эффектно смотрятся обычные бенгальские огни, если их связать пучком и выстрелить из заранее спрятанного в зарослях арбалета.

— Берегись! — закричал он. Подскочив к подопечному, повалил в сугроб, самоотверженно прикрыв собой от нападения. (А то, понимаешь ли, догадался сразу ружье вскидывать и стрелять на шум, не дожидаясь разрешения! Так ведь и вправду можно кого-нибудь покалечить.)

Свет трясущегося фонаря выхватил из темноты жуткую клыкастую физиономию с кровавыми глазницами.

Девица с ненаигранным визгом вцепилась в локоть второго в их отряде мужчины, так что ружье того дернулось в момент выстрела — и заряд с экстрактом чеснока ушел впустую.

Мужик с кряхтеньем спихнул с себя Кота:

— Рано тебе еще геройствовать, пацан! Держись за моей спиной.

Кот только хмыкнул от такого покровительственного тона. Мужчина этот звук понял по-своему:

— Не раскисай! Чай не девка! — Подбодрил, но тут же смешался сам: — Ну, в смысле… Хоть на вид ты это самое, модель, но внутри-то — мужик, да?

Запутавшись в словах, «защитник» протянул руку, чтобы вытащить Кота из сугроба. Тот взял широкую ладонь — и, дернув на себя, снова кинул рыбака в снег. Закрутившись в обнимку, откатились в сторону, избежав нового нападения: ворох прозрачных, как туман, полощащихся на ветру одежд пролетел поверху. Лишь хлестнул шелковым холодом по лбу рыбака, таращившегося из-за плеча Кота.

— Твою ж мать! — матюгнулся мужик.

Кот, снова ловко оказавшись сверху, уселся на подопечном, словно не нарочно придавив за плечи к земле.

— Она не успокоится, пока не получит кого-то из нас, — озабоченно произнес он, хмуро вглядываясь во тьму.

— Не смей! — рявкнул рыбак. Но лежа отдавать приказы получилось неубедительно.

А вампирша рванулась в обратный полет через поляну. С воем, леденящим душу, в развевающихся призрачных лохмотьях, с гривой спутанных косм, на фоне ночного голого леса — она была действительно страшна.

Мигом очутившись над Котом, вампирша схватила его, обвив бледными руками за шею и плечи. Подняла над землей — захлебываясь диким, безумным хохотом.

Беглецы, задрав головы, в растерянности смотрели на завязавшуюся в воздухе драку. Мужчины вскинули ружья, но не стреляли, опасаясь попасть в несчастного парня. Тот, кажется, сцепился с вампиршей не на жизнь, а на смерть. Ее развевающиеся, парящие одежды трепетали, окутав их обоих. Трясущийся свет фонаря выхватывал части сплетенных тел, пятна лиц…

— Фонарь! — наконец-то осенило рыбака. И он торопливо включил прилаженный к стволу ружья ультрафиолетовый излучатель. Направил узкий поток синеватого света вверх, на вампиршу.

Кот заметил свет — и сумел развернуть страшную физиономию, чтобы она попала в пятно луча. Вампирша вытаращилась на фонарик, посмотрела секунду, не то оцепенев, не то в недоумении. А затем рычание сменилось воплем боли:

— Ах, мои глаза! — взвыла нежить хорошо поставленным голосом. — Ах, мое прекрасное лицо! Оно обожжено! Что вы со мной делаете?!..

Она завертелась веретеном. Одежды красиво взметнулись облаком.

Не теряя времени, Кот шустро спустился вниз, соскользнув по длинному лоскуту прозрачного шелка.

— Стреляйте! — скомандовал он заглядевшимся подопечным.

Мужчины выстрелили. Видимо, кто-то из них даже не промахнулся: на белесых тканях расползлось огромное алое пятно.

Вампирша жалобно завыла. Крутиться стала медленнее — и плавно опустилась на землю. При этом жутко стеная и проклиная своих убийц.

Маленький отряд заворожено смотрел, не смея приблизиться.

— Сестрица! Не умирай!

Все дружно обернулись на вопль — и узрели еще одну страшилищу. Она стояла на ветвях высокого дерева, держась рукой за шершавый ствол.

— Сестрица! — истошно закричала новая вампирша. Слетев вниз, она обняла поверженную упыриху, прижала ее к своей пышной полуобнаженной груди. — Как же так, сестрица? Ты бросила меня? Нас разлучили?! Я клянусь: я жестоко отомщу за твою смерть!

С этим обещанием она бросила свою сестрицу, так что та кулем рухнула в снег, и набросилась на отряд Кота. Для начала с визгом погоняла девицу по поляне. Потом огрызнулась на Кота, треснула об сосновый ствол одного из рыбаков. В довершении миссии схватила второго.

Мужик явно не ожидал, что окажется зажат в объятьях упырихи, как в стальных тисках. Беспомощно побарахтался — и обмяк, получив незаметный тычок пальцем в особую точку на шее.

— Один-один! — со зловещим смехом возвестила вампирша, взмывая ввысь, под темные кроны сосен, держа тяжелую добычу за подмышки.

— Дай-ка, — Кот выхватил у второго рыбака ружье. И, не прицеливаясь, пальнул с вытянутой руки в парящую над поляной агрессоршу.

Снаряд с чесночным экстрактом полетел ей ровно в лоб! Но упыриха ловко увернулась, прикрывшись трофеем. И снаряд расплющился о голову несчастного рыбака.

— Не попал! — ехидно закричала она сверху.

Кот ругнулся.

Трофей от полученного удара очнулся, заколотил-заболтал в воздухе ногами.

Между тем поверженная первая вампирша слегка пришла в себя. Незаметно подползла к девице, стоявшей, запрокинув вверх голову и потому не увидевшей опасность, — и ухватила зубами за ногу. Прокусила даже голенище сапога. Девица завопила и запрыгала на одной ножке. Но упыриха не собиралась отцепляться, висела, как упрямая пиявка.

— Эй! — возмутился Кот. — Так не по правилам! Убили, так изволь лежать смирно!

Он подскочил к восставшей из мертвых — и недвусмысленно упер ствол ружья в бледно-пятнистую физиономию.

Упыриха неохотно разжала челюсти.

— Прости, забылась.

И покорно улеглась под прицелом, как положено покойнику, вытянувшись и сложив руки на груди.

Покусанная девица шипела матерно, поджав одну ногу, растирая продырявленное голенище ладонью.

— Васька! Васенька! Васили-и-ий!!!

На поляну с криком заявилась еще одна вампирша. Тоже с кроваво-бледным лицом и в развевающемся балахоне. Но эта не прыгала по деревьям и не летала, а передвигалась как нормальный человек — верхом на снегоходе.

— Еще одна! — Рыбак схватил с земли брошенное товарищем ружье и нацелил на технически подкованную нежить луч фонарика.

Та круто развернула снегоход, сделав снежную волну. Обратилась к Коту, а от назойливо слепящего света прикрыла глаза ладонью.

— Васька, тут такое!.. — запыхавшись, начала она.

Но ее перебила «убитая нежить», приподнявшаяся на локтях:

— Люсиль! Ты чего заявилась? Это не твой сектор! Проваливай!

— Да хватит вам! — воскликнула та. С досадой отмахнулась от фонарика, а то рыбак подкрался совсем уж близко, с опаской не опуская ствол ружья. — Кончились игры! Усадьбу оборотни обложили! Штурмуют, собаки! Воспользовались моментом, пока в доме только тетя Дуся и соплячки остались. Так что сворачиваем охоту — идем воевать!

— Осмелели, значит?.. — Кот обвел поляну тяжелым взглядом. — Вы все слышали? Возвращаемся в усадьбу!

Со вздохом сожаления дамы-вампирши повиновались. Одна спустилась с высей, аккуратно поставив оробевшую добычу на твердую землю, его же попросила помочь снять с себя ремни от каскадерских креплений. Другая, «убитая», с кряхтением поднялась из своей снежной могилки, принялась отряхивать одежду и стирать горстями снега с рук краску цвета крови.

Девушка, похоже, больше всех обрадовалась возможности вернуться, рассчитывая вскоре отогреться. А мужчины стояли в растерянности, с недоверием переводя взгляды с помрачневшего парня на дамочек-вампирш.

— Угомонись уже! — презрительно бросила третья упыриха, оттолкнув направленный в лицо ультрафиолетовый фонарик. — У кого-то есть рация? Нужно оповестить остальные отряды.

— Я свяжусь со всеми, — кивнул Кот. — Идите вперед. Я догоню.

Вампирша пожала плечами, доверившись на слово. Укатила на снегоходе во тьму.

Две другие, озабоченно обсуждая новость, повели за собой людей.

Кот же не торопился включать рацию. Сжимал в побелевших пальцах черную коробочку, взвешивая важное решение. Такой шанс ему больше не подвернется. Одним ударом решить всё?

_________

Они еще сколько-то покрутились по лесу. Потом Юлий, наконец, объявил, что от погони сумели оторваться.

Соне уж было не до летающих упырих. От прыганья по кочкам у нее под горлом свернулся тугой клубок. Страх вытеснили два одинаково взаимоисключающих, но одинаково сильных ощущения: тошнота и голод. Причем от пережитого потрясения голод стал просто зверским. Поэтому она даже обрадовалась, когда машина чихнула, хрюкнула — и резко встала.

— Сломалась?

— Бензин кончился, — хлопнул ладонями по рулю Юлий.

Соня вздохнула с облегчением. Пусть ее съедят, но сидеть в машине она больше не может! Она распахнула дверцу и выбралась наружу. Забитые запахом бензина ноздри почуяли сладкую прохладу чистого воздуха, и малость полегчало. Боже, как же ее укачало!

— Нет ничего попить? — жалобно спросила она, обмахивая ладошкой отливающее зеленью лицо.

Обыскав салон, Юлий обнаружил лишь яркий подарочный пакет: две бутылки шампанского и пара кило мандаринов. При виде фруктов Соня вновь почувствовала приступ тошноты. Поэтому пришлось откупоривать шампанское. (Благо в бардачке нашелся штопор, а также три многопредметных складных ножа. Зачем тете Дусе такой запас открывашек, Соня ломать голову не стала.)

— Когда ты меня в прошлый раз похищал, запас продуктов был побогаче, — попеняла она с укором.

После глотка холодной кислой шипучки стало легче... Выходит, она всё-таки опохмелилась?! Какой позор!..

— Где мы? — спросила Соня.

Юлий огляделся, задумчиво разодрал мандарин.

— Черт, я где-то не туда свернул, — признался он, не моргнув глазом.

— Заблудились? — уныло уточнила она, опять прикладываясь к горлышку.

— Нет, я знаю это место. Тут недалеко есть домик лесничего.

14

Чтобы попусту не стоять у заглохшей машины и не дразнить голодных вампирш с волками, решено было идти к сторожке. Там можно и канистру бензина одолжить. Или, на худой конец, до утра переждать.

Идти ночью по заснеженному лесу при свете проглядывающей сквозь облака луны, да еще на высоченных каблуках, (на которых Соня и средь бела дня ковылять не особо умела) — не сказать, чтобы это было легко и приятно. Увязая в сугробах, рискуя переломать ноги о невидные под настом бревна и коряги, Соня чертыхалась через шаг. И это при том, что Юлий, вампир эдакий, видел в темноте, как кошка, держал ее за руку, предупреждал о препятствиях, а часто просто брал на ручки и переносил через особо непроходимые места.

— Романтика, блин, — ругалась Соня. — Дорвалась до приключений… Размечталась о большой любви! Чтобы как в кино! Вот и попала — в ужастик. На корпоративку к упырям… — и прихлебнула с горя кислой шипучки. Обе бутылки и мандарины они предусмотрительно захватили с собой.

— Это не корпоративка, а семейный праздник! Раз в год собираются все члены нашего маленького клана…

— Маленького?!

— Да, маленького. Ты не видела, как празднуют Рождество в соседнем регионе. У них в клане столько народа! Чтобы погулять на каникулах не таясь, им приходится выкупать уездный город.

— Целый город? — недоверчиво шмыгнула носом Соня. — Куда только власти смотрят! Распустили вообще вампирский синдикат.

— Местная власть, разумеется, в курсе, — пожал плечами Юлий. — Более того, всячески способствуют развлечению, ибо имеют в этом свой интерес.

— Продажные бюрократы, — пропыхтела Соня, перелезая через очередной сугроб. — Нет на них управы, упырям людей заживо скармливают… Представляю, после новогодних праздников в городе всеобщий траур и массовые молебны…

Юлий расхохотался.

— Я бы сказал, что после новогодних каникул в городе все дружно считают купюры. По правде, в том городке уже давно привыкли к такой охоте.

— Вот ужас-то, к чему только людям не приходится привыкать…

— К честным горожанам в дома никто не врывается — мы же вампиры, без приглашения не входим. Ну, а те, кто шатался поздней ночью по улицам и волей случая стал донором, на утро являются в травмпункты, где получают законное вознаграждение за каждую пару дырок на шее и проходят сеанс гипнотерапии.

— Угу, память стираете? Чтобы несчастных граждан кошмары не мучили? Как мило, — проворчала Соня.

— Но у нас-то клан маленький, мы вполне обходимся фамильной усадьбой Ольгерда, — продолжал Юлий, не обращая внимания на ее колючий скепсис. —  Ну, иногда ближайший колхоз арендуем, чтобы пространства побольше, было бы где развернуться свободнее.

— И загрызаете соседнее село?

— Только если предварительно заключили контракт с администрацией, на взаимовыгодных условиях. Но ты не представляешь, как сложно это организовать! Во-первых, сперва необходимо устроить общее медицинское освидетельствование, чтобы самим знать, кого можно кусать, а кого крайне не рекомендуется. Во-вторых, как-то надо удержать местное население от злоупотребления самопальным алкоголем. Тем более в праздничный период. Наши девчонки очень привередливые! Они сивуху на дух не переносят, а деревенские все поголовно самогонкой балуются. Поэтому, когда тетя Дуся наладила клуб рыболовства и охоты, каникулы у нас стали гораздо приятнее.

— Понятно. Вы заманиваете в свое логово ничего не подозревающих людей, вроде тех мужиков…

— Почему «ничего не подозревающих»? Каждый из них подписал договор, согласно которому мы предоставляем экстремальные развлечения плюс особую программу оздоровления.

— Оздоровление кровопусканием, — хмыкнула Соня.

— Ребята также проводят предварительные анализы крови. Тестируют доноров на скрытые заболевания. У нас очень тонкий вкус, поэтому распознать любое заболевание даже на ранних стадиях и предупредить донора для нас не проблема. Особенно ярко мы чувствуем гормональный баланс. Адреналин, тестостерон, эстроген, эндорфины — эти вещества придают крови удивительные оттенки вкуса.

— Нарочно пугаете доноров? — хмыкнула Соня.

— Не только пугаем, — отвел глаза Юлий.

— Угу, еще глупых девочек обольщаете, — буркнула Соня, снова сделав изрядный глоток. — Красавцы, на все руки специалисты! И турагентство, и банковский бизнес, и еще народная медицина.

— Банк достался Герду по наследству. Наш клан хоть и скромный, но очень древний и уважаемый. Предки Ольгерда основали компанию, которая уже несколько столетий управляет финансовыми потоками всех других кланов страны и даже некоторых зарубежных. У Герда прирожденные способности к банковскому делу. Он превосходно разбирается в экономике. Компания под его руководством значительно укрепила свои позиции на фондовом рынке.

— Ты говоришь с такой гордостью, как будто влюблен в него, — хихикнула Соня.

— Я не влюблен! — Юлий чуть мандарином не поперхнулся. — Я же говорил, что…

— Да-да! Ольгерд Оскальдович твой шеф, твой обожаемый хозяин. Ох, верно люди говорят: везет в деньгах — не везет в любви…

Соня многозначительно помахала опустевшей бутылкой, со вздохом сожаления поставила ее на кстати подвернувшийся пенек.

— Маленький, но уважаемый клан… — повторила она, задумчиво очищая мандарин, пока Юлий, согласно ее указующему жесту, откупоривал вторую бутылку. — Но по сути, клан-то ваш из одного Герда? А вы все у него — приемные, не родные.

— Мы его «кровные родственники», — хмыкнул Юлий, сделав ударение на слове «кровные».

— Да, да… Узы крови и «святое» причастие. Я поняла. — Соня ловко заткнула Юлию рот мандарином, забрала бутыль. — Но раз он «прирожденный», то где его родители? Он их загрыз, что ли? — Соня икнула.

— Они живы и здоровы, — с набитым ртом сказал Юлий. Прожевал, проглотил, чуть не подавился. Продолжил: — Прадед ушел на покой. Передал Герду бизнес и уехал в теплые страны. Там у него от смертной женщины родился Кот…

— Кота родил? — снова икнула Соня, не сразу поняв. — А-а… Ваську? И кем он Ольгерду приходится? Дядей? Племянником?

— Кот — бастард, полукровка. Это особый статус, совершенно не то же самое, что «обращенный» или тем более «прирожденный». В других кланах таких детей уничтожают. Но Герд принял Кота как равного. Остальные члены семьи: родители, прабабка и тетка Герда — все они залегли в спячку.

— На зиму? Как медведи? — хрюкнула Соня.

— Нет, на чуть более длительный срок. Они покоятся в фамильном склепе. Это в нижнем подвале усадьбы, под винным погребом.

— А чего это они? — Соню передернуло. Если бы она знала, что где-то внизу под землей спят-посапывают старики-вампиры, то нынче не смогла бы сидеть в погребе под замком так спокойно.

— Они устали от перемен, суеты и шума. Такое случается, если жизнь долгая. Они заснули где-то после семнадцатого года двадцатого века, расстроившись от происходящих тогда в стране перемен. И просили не будить до свадьбы — до той поры, пока Герд не решится завести себе официальную супругу, чтобы обзавестись законным наследником.

— Все родители одинаковые, — пропыхтела Соня. — Юль? А, Юль?..

— Мм?

— А разве вампиры едят мандарины?

— У всех разные особенности, — пожал он плечами, расправляясь с очередным фруктом. — У обращенных часто сохраняются старые привычки. Мы можем питаться сырым мясом, многие любят свежевыжатые соки. Но вообще в подобной еде нет необходимости. Это просто приятное разнообразие, дополнение к крови.

— А как же чеснок?

— Чеснок никто из нас не любит. Он не смертельно ядовит для нас, но расстройство желудка устроит даже одна крошечная долька.

— Юль? А, Юль?..

— Ну что еще?

— Я в кустики хочу…

— Хм. Мы же в лесу. Тут полно кустиков. Выбирай любой, какой нравится.

— Мне вон те нравятся, — Соня робко махнула рукой. И слегка покачнулась.

— Ну так иди.

— Я боюсь…

— Чего?

— А вдруг там оборотни? Сидят и меня ждут. Или вампиры. Ох, я так боюсь, что сейчас от страха описаюсь…

Юлий вздохнул. Пристроив девушку к стволу сосны, сходил и проверил.

— Нет там никого.

— Точно? Ты хорошо поискал? Пасиба… — застенчиво улыбнулась Соня. И нетвердым шагом отправилась за заросли.

В ожидании ее возвращения Юлий успел расправиться еще с парой мандаринов, усыпав растерзанной кожурой снег. И еще набрал и отправил с мобильника эсэмэску.

Вдруг тишину ночи прорезал вопль, вибрирующий на высоких истерических нотах. Юлий бросился к кустам:

— Что такое? На ежа села?

— Откуда тут ёж? Зимой-то? — захлопнув рот, укорила его за глупость Соня. По счастью, она уже справилась с одеждой и стояла перед деревом, глубокомысленно изучая какие-то свисающие с ветвей веревки.

— Что это такое? — строго спросила она, потрясая находкой. Находка забренчала карабинами, зазвенела стальными кольцами и непонятными креплениями.

— Откуда я знаю, — отмахнулся Юлий. — Идем отсюда.

— Нет, погоди! — заупрямилась Соня. — А вот это что?!

Она подбежала к другим кустикам. Смахнула с круглой ровной поверхности шапку снега — обнаружился батут, спрятанный среди зарослей. Вскочила на него, принялась подпрыгивать.

— Это что за рояль в кустах?! — возмутилась она. — Тут у вас вся территория под цирк приспособлена? А я-то гадала, неужто вампирша летать умеет! На крышу так вскочила лихо! А тут у вас, оказывается, шайка каскадеров! Экстремальные представления! Заманиваете на свою базу неповинных зрителей — и издеваетесь?! Головы морочите своими сказками про нечисть?!

— Осторожно! — крикнул Юлий.

Но прыгая, девушка случайно задела леску растяжки. Стрекотнули скрытые в ветвях зажигалки. Ожидавшие своего мига припрятанные арбалеты спустили заряд. Просвистели, рассыпая в ночи искры, бенгальские огни. Проволочные штыри с яркими снопами огненных хвостов с трещанием воткнулись в сосновую кору — в ствол, ровно на том уровне, где была голова девушки. Только Юлий успел сдернуть ее вниз. Подхватил Соню на руки — закружил, словно в танце, чтобы не потерять равновесия.

Она не поняла, что случилось. Просто взглянула в его встревоженные глаза — и вдруг мир вокруг закрутился яркой каруселью…

Он засмотрелся в ее доверчиво распахнутые глаза, в которых отражались искры праздничных огней и лунный свет…

— Поставь меня на землю. Быстро.

Он подчинился. Но не спешил разжимать рук.

Она тоже не порывалась отодвинуться.

— А… —  она не опускала взгляда, испытывающее вглядываясь в его глаза. Реснички ее с налипшими снежинками смотрелись забавно и трогательно. Она решилась наконец-то задать давно мучавший вопрос: — А почему «Салатик»?

— Потому что «Цезарь», — тихо ответил он.

Она нащупала его руки у себя на талии. Взяла ладони в свои, поднесла к лицу. Его пальцы были холодными, в ее горячих руках казались совершенно ледяными. Она тихонько подула, согревая его своим дыханием:

— Совсем окоченел. Вампирёныш…

Он растерянно смотрел на нее. Смотрел, как она улыбается: чуть застенчиво, немножко лукаво, не совсем трезво… Ему показалось, что только теперь он стал понимать, что же такое в ней вскружило голову Герду. Его тоже манил запах ее нежной кожи, влекло тепло ее тела. Он слышал ровный стук ее сердца, и этот звук гипнотизировал…

Нет! Он не может позволить себе завладеть ею! Ее дыханием, ее плотью, горячей, пульсирующей, алой кровью… Нет! Он должен исполнить приказ — всего лишь привести ее в условленное место. Испуганную, уставшую, дрожащую. Жаждущую защиты и утешения, нежной заботливой ласки. Но ее взгляд чуть окосевших от вина глаз звал… Ее приоткрытые губы сводили с ума…

Юлий забыл о долге. Забыл обо всём на свете. Потянулся губами к ее манящим губам…

Соня вскрикнула и дернулась, невзначай ударив лбом ему в нос. Юлий отшатнулся, на глаза невольно навернулись слезы.

Внезапно вспыхнувший свет ослепил и напугал ее.

— Кто тут?! — рыкнул сиплый голос.

Юлий прикрыл ладонью глаза, как козырьком, сощурился, оглянувшись на свет:

— Какого лешего?..

— Не леший, а лесник, сколько людям повторять… — заворчал мужик в ушанке, опуская туристический прожектор.

Столь не вовремя появившийся смотритель лесхоза не нарочно помешал романтическому уединению. Просто он усердно относился к своим обязанностям. Помятуя о фейерверках, он бдительно обходил территорию с огнетушителем. Соня рассмотрела раструб этого огнетушителя под слепящим сиянием фонаря — раструб, уставленный на них. Приняв его за дуло ружья, девушка лишилась чувств, благополучно упав в объятья Юлия. Последней ее мыслью, поразившей ее сознание перед погружением в непроглядный мрак, было: «Меня пристрелят из антикварного мушкета? Какая нелепая смерть.»

__________

В лесную сторожку Юлий принес ее на руках. Неожиданный обморок плавно перетек в глубокий сон. Во сне Соня доверчиво прижималась к нему, обняв за шею. Юлий чувствовал щекой ее теплое дыхание, он держал ее крепко и бережно.

Впустив их в дом, лесник только многозначительно хмыкнул. И отправился обратно со своим огнетушителем в чащу, искать пожароопасные фейерверки.

Юлий оставил Соню в комнате, удобно устроив на диване перед мягко мерцающим камином. А сам вышел в небольшую кухню. Достал мобильник, со вздохом набрал номер. Рассеянно взъерошил пятерней волосы, пока слушал мелодию вызова. Песенка оборвалась на полуслове:

— Да, Юль?

— Мы на месте, — негромко сказал Юлий.

— Наконец-то. Запаздываете.

— Всё согласно плану! Машина заглохла, и пришлось добираться пешком.

— Ах, верно. Извини, я забыл детали твоего плана. Знаешь ли, уже стал подозревать, не сбежали ли вы и вправду в город. Думал: неужели ты меня предал?

В трубке послышался смешок.

— Ты волновался? Ревнуешь? — хмыкнул и Юлий.

— Не дождешься. Это просто жажда, — отговорился собеседник.

Юлий резко обернулся к двери черного хода, ведущего из кухни во двор. С тихим щелчком провернулась ручка замка. Дверь распахнулась, впустив порыв холодного ветра и снежные хлопья.

— Я нашел бы вас по запаху мандаринов, — заметил Герд. И эхо этой фразы Юлий услышал в телефоне.

Переступив порог, Ольгерд улыбнулся другу. Нажав «отбой», спрятал мобильник в карман своей короткой пушистой шубки. Стряхнул с непокрытых волос снежинки. А Юлий и не заметил, когда успел повалить такой густой снегопад.

— Где она? — нетерпеливо спросил Герд, небрежно сбросил шубку на табурет.

Юлий кивнул на закрытую дверь в комнату:

— Спит.

— Спит?! После всех страхов и переживаний? — Герд приоткрыл дверь, заглянул в щелку. Обернувшись, сердитой кошкой зашипел на Юлия: — Ты снова позволил ей напиться? Черт! Ее вкус опять будет испорчен! Хотя… Ладно, переживу. Я так хочу ее, что больше не могу терпеть.

— Подожди! — удержал его Юлий.

Герд удивился. Закрыл дверь.

— Что такое? — спросил он.

Юлий замялся, отвел взгляд.

— Ты собираешься обратить ее?

— Не думаю, что она для этого подходит.

— Значит, ты выпьешь ее полностью…

— Почему бы нет? Могу я сделать себе подарок? — игриво улыбнулся Герд. — Согласись, я ведь так давно не позволял себе увлечься. Могу я хоть иногда забыть о запретах и уголовной ответственности? Или… Ты что-то имеешь против? — улыбка исчезла с его губ, он внимательно посмотрел в его глаза.

— Нет, ничего.

Юлий опустил голову. Присел на угол кухонной тумбочки.

Да, Герд всегда себя контролирует. Он не может, в отличие от них, просто, без раздумий и без угрызений совести, брать то, что приглянулось. Он всегда взвешивает и оценивает свои желания… Но если Герд решил что-то заполучить — он своего добьется. Он всегда твердо знает, чего хочет — и всегда получает это. Он и представить себе не может, что ему вдруг кто-то помешает или откажет. Для него не существует препятствий! И эта девчонка просто очередная прихоть, каприз, мимолетное увлечение. Значит, ее жизнь для него — пустяк, не стоит сожаления. Он уже всё обдумал и всё решил. Он уже решил, будет ли она жить. Или умрет.

— Что случилось? — Герд подошел, встал перед ним. Чтобы заглянуть в глаза, ласково отвел длинную челку набок, заставил поднять голову, тронув за подбородок. — Тебе ее жалко?

— Вовсе нет! Она обычная пустышка, — возразил Юлий.

— Так и знал. Нельзя было оставлять ее с тобой. Ты успел к ней привязаться, — огорченно проговорил Ольгерд. — Но что же делать мне? Я хочу ее. И ты понимаешь, что это значит.

— Знаю. Ты всегда получаешь то, чего хочешь, — кивнул Юлий. Перехватил руку, гладившую его по щеке. — Никто никогда тебе не отказывал, даже если знали, что это будет стоить им жизни. Никто, кроме тети Дуси. В тот раз ты сумел обуздать жажду, отступился от своей избранницы. Единственный раз в жизни ты уступил.

Поглаживая холодные тонкие пальцы, Юлий со скорбью рассматривал шрам на тыльной стороне ладони. Свежий шрам, оставшийся от зубов Ромео. Венчание обошлось дорого…

— С тетей Дусей? — улыбнулся Герд, придвинувшись ближе. — Не понимаю, как я тогда сдержался. Я чуть с ума не сошел…

Покрыв шрам поцелуями, Юлий повернул руку и припал губами к давно зарубцевавшемуся порезу на запястье. Он очень хорошо помнил, как, когда и из-за кого Герд получил этот порез, и это воспоминание до сих пор терзало его совесть.

— Проклятье! Теперь и я называю ее «тетей»? — с горечью вздохнул Герд. Другую руку положил на темный затылок, пропуская прядки сквозь пальцы. — Кажется, она была для меня «малышкой» совсем недавно. Время безжалостно.

Герд тихонько застонал, когда Юлий провел языком по покрасневшей бороздке на коже.

— Если бы она согласилась, ее не коснулась бы старость. И сейчас она оставалась бы красивой и юной.

Под тонкой бледной кожей явственно просвечивали синеватые жилки, манящие, сладкие…

— Она выбрала свою настоящую жизнь.

— Что ты хочешь этим сказать? — отнял руку Герд. — Неужели ты вдруг пожалел, что присоединился ко мне?

— Нет, конечно! — Юлий поднялся с места, но Герд не отошел ни на полшага. Они словно мерились упрямством, почти что лоб в лоб. — Но эта девчонка…

— Софи не откажет мне.

Юлий поднял руку и завел непокорно выбившуюся светлую прядь за ухо. Потерся носом о висок, вдохнув неуловимый аромат волос, тронул губами мочку. Герд невольно задышал чаще и глубже, откликаясь на привычную манеру подластиться. В голосе прибавилось бархатистости, в словах сладкой тягучести:

— Она станет моей. Она упрямится. Но когда она в моих руках, ее тело просто пылает от ответного желания. Она не осознает этого, но на самом деле она просто жаждет меня.

— Ты так думаешь? — пробормотал Юлий, поощряя откровенность друга, которому так надоело быть сдержанным.

— Я уверен. Никто не смог преодолеть вожделения.

— Но… она девственница. — Юлий облизнулся: раз прижался всем телом и прикрыл глаза, значит не против, позволяет…

— Я знаю, — выдохнул Герд. — Странно, да? Редкое явление в эту распущенную эпоху. Такое чопорное воспитание. При этом в ней столько нерастраченной страсти! Едва к ней прикасаюсь, как ее кровь начинает кипеть от возбуждения. Представляю, какой вкус у нее будет, когда я доведу ее до пика наслаждения. Боюсь опьянеть от одного глотка!

— Но…

— Не беспокойся. Я буду с ней нежен.

— Я не о том. Вокруг тебя столько красавиц, их кровь столь же горяча. Стоит тебе пальцем поманить, тебе с восторгом отдадутся сотни девиц, и кровь у них закипит не хуже. Но тебе приспичило завоевать эту. Почему ее? Неужели нет лучше?

— Верно. Вокруг меня слишком много красавиц, которым кажется, будто они меня любят. Но эта — горит в моих руках, и при этом сопротивляется желаниям собственного тела всеми силами.

— В тебе проснулся охотник? — улыбнулся Юлий, обнял за талию, тонкую как у девушки. — Наскучило, что все тебе любят?

— Не смейся, — укорил Герд. — Любить самому и быть любимым — вовсе не одно и то же. Влюбиться, загореться, добиваться ответного пламени… В этом есть азарт, в этом свежесть жизни! Быть любимым — это совсем другое дело. Ненужное чувство сковывает, вызывает досаду. Но приходится терпеть… Ты еще молод, Юлий. Ты еще не знаешь, как это трудно — быть любимым. Как тяжело позволять любить, если тебе это уже не нужно.

— Почему бы тогда не бросить?

Герд печально улыбнулся:

— Почему? Вот заведешь свой собственный гарем, тогда узнаешь.

— Ты слишком добр, слишком многое позволяешь своей свите. Почему ты так мягок? Так распустил нас, избаловал…

— Я же сам этого хотел. Я сам вас совратил, так что же теперь мне с вами делать! — смеясь, покаялся Ольгерд.

— А меня? — шепнул Юлий. — Меня ты тоже только терпишь?

— Тебя? — светлые брови удивленно приподнялись, в уголках губ затеплилась нежность. — Ты другое дело. Ведь ты мой сообщник. Мой помощник в темных делишках. Мой советчик и доверенное лицо во всех преступлениях. Мой преданный друг, который похищает для меня невинных девушек. Я знаю, что всегда могу положиться на тебя. Ты — единственный, кому я полностью доверяю. Теперь ты пустишь меня к ней?

— А разве я тебя удерживаю? — пробормотал Юлий.

Он скользнул губами по виску, по щеке, ниже… Приспустил высокий воротник тонкого свитера… Замер — в удивлении и досаде. Под мягким трикотажем скрывался широкий ошейник. Переплет стальных колец, усыпанный торчащими наружу шипами — тонкими и частыми, как вооружение кактуса.

Герд искоса взглянул на опешившего приятеля.

— О, прости. Я совсем забыл о нем, — соврал он с едва сдерживаемым смехом.

— Зачем это тебе? — с плохо скрываемой досадой спросил Юлий.

— Ну… На всякий случай, — улыбнулся Герд. — Ты же знаешь, девчонки просыпаются раньше меня. А переборщив накануне с адреналином, они становятся совершенно неуправляемыми. Хочешь, сниму? — он закинул руки назад, ища под волосами застежку.

— Да нет, пусть будет. На всякий случай.

Со вздохом разочарования и неудовлетворенности Юлий разжал объятия.

Герд посмотрел на него с непонятной улыбкой. Но ничего не сказал, отстранился. Тихо выскользнул за дверь, в проеме на мгновение оглянувшись. Юлий не поднял уныло опущенной головы — не заметил лукаво блеснувшего огонька в светлых глазах.

15

В комнате было тепло и уютно. Отблески огня, лениво лизавшего своими рыжими язычками поленья в зеве камина, наполняли полумрак красноватым мерцанием.

Соня протяжно застонала, сжав голову ладонями. Кажется, мозг слипся и превратился в тяжелый, гулкий камень. Она закрыла глаза, даже тусклый свет камина резал, словно бритва. Где-то недалеко, вроде бы за стеной, слышались приглушенные голоса. Но в ушах Сони тихие отзвуки гремели нечленораздельным рокотом, от которого окаменевший мозг раскалывался трещинами. Когда же с тонким скрипом отворилась дверь, и скрип этот дрелью просвистел от уха до уха — Соня не удержалась от жалобного писка.

Она не открыла глаз и тем более не поднялась с дивана, где лежала вытянувшись — не было сил. Она слышала легкие шаги, кто-то подошел к ней, встал совсем близко. Чья-то холодная ладонь легла ей на разгоряченный лоб, словно благословение ангелов… Соня благодарно вздохнула.

Всё-таки разлепила тяжелые веки. Так и есть — ангел. Склонился над ней, присев рядом на краешек дивана. Смотрит на нее. Светлые волосы, ласковый взгляд, добрая улыбка… Наверное, Соня не сумела пережить третье похмелье в своей короткой жизни и всё-таки удосужилась помереть.

— Как ты? — участливо поинтересовался посланец небес.

— Х…хх… — прохрипела Соня, с трудом открыв рот и напрягая шершавый, как у кошки, язык. А что сказать, не решила. Хреново? При ангелах нельзя выражаться. Хорошо? Врать тоже нельзя, грех.

— Х… хочу пить, — выдавила Соня.

Ангел улыбнулся. Просто протянул руку, взял со столика заранее приготовленную бутылочку сока… И вот тут ангел учудил. У Сони аж глаза получилось шире открыть. Он отпил сам — и прижавшись мягкими губами к ее, пересохшим, сухим, влил сок ей прямо в рот. Да еще проглотить заставил, тронув своим языком ее.

Соню будто током шарахнуло. Подскочив на месте, отпрянула, вжалась в плюшевые подушки, отчаянно закашлялась.

— Не!.. кх… Не подходи! — взвизгнула она, выставив ладони, готовая защищаться.

Он спокойно смотрел, не шелохнувшись, не отодвинувшись. Просто ждал, когда она отдышится.

А она не знала даже, что сказать. Что делать — тем более! Очнулась — один на один с врагом!.. Хотя, разве он ей враг?.. С соблазнителем! Оказалась с глазу на глаз с соблазнителем — и совершенно беспомощна! Да еще в ужасном виде, с бодуна! Морда наверняка опухла, макияж разъехался, под глазами синяки, волосы взлохмачены. А он смотрит, паразит, любуется.

Соня выхватила протянутую бутылочку сока, в пару жадных глотков осушила до дна. Сунула бутылку обратно — и быстро улеглась, вытянувшись, сцепив руки на животе. И закрыла глаза.

— Давайте! Убивайте! — велела она. — Я всё о вас знаю! Вампиры-маньяки.

— Так сразу? — фыркнул Ольгерд.

— А чего вам еще? Прелюдий надо?

— Было бы не лишне, — мурлыкнул он, подбираясь к ней поближе.

— Вот еще! Кончайте скорей! — возмутилась подобным излишествам Соня.

Герд фыркнул, то ли удивился, то ли оскорбился случайной двусмысленной пошлостью. Лично ей было по барабану!

— Тебе совсем не нравится? — поинтересовался он, всматриваясь в крепко зажмуренные глаза. Соня помотала головой, стиснула зубы. — Не бойся, больно не будет.

— Больно надо мне бояться, — буркнула она.

Он наклонился. Его волосы, которые он машинально откинул назад, шелково выскользнули, свесились вниз, легонько щекоча ей ухо. Лицо его нависало ровно над ее, Соня невольно вытаращилась, уставилась, как кролик на удава. В глазах его плясали красно-золотые отблески вновь разгорающегося пламени.

— Ты хотела бы жить вечно? — шепотом спросил он.

— Больно надо, — повторила она, раздраженно пыхтя.

— Нет? — насмешливо выгнул бровь Ольгерд. — Разве ты не хочешь навсегда остаться молодой и красивой? Беззаботной, не стареющей. Долгие годы, десятилетия быть такой же, как сейчас, не позволяя беспощадному времени заклеймить твое тело возрастом, дряхлостью, перекорежить, до неузнаваемости изменить тебя.

— Только самовлюбленная дура на такое согласится, — решительно отказалась Соня дрогнувшим голосом. — Никогда не меняться? Я не настолько совершенная сейчас! Может, старухой я стану лучше?

— Вот как… — Он притронулся к ее щеке, пальцем провел замысловатую линию по скуле, неуловимыми, дразнящими движениями очертил контуры ее губ. — Выходит, ты не боишься смерти? Не боишься, что вдруг однажды твоя жизнь оборвется?

Он удержался от страстного поцелуя. Только два коротких прикосновения губами к уголкам ее дрогнувшего рта.

— Выходит, ты отвергаешь бессмертие? Тебе не нужна долгая… очень долгая жизнь… лишенная всех страхов, болезней и старости… — Он поправил ее волосы, упавшие на лоб. Запустил пальцы в мягкие кудряшки, лаская завитки. — Повторяю: ты хочешь жить вечно?

— Зачем? — Соня сглотнула. — На что мне века бессмертия? Я и свою-то жизнь не знаю куда девать. Плыву по течению, как лягушка на оторванном ветром листке кувшинки. Даже лапками подгребать лень.

— Какое поэтичное сравнение, — выдохнул ей в ухо Герд, принявшийся исследовать легкими поцелуями ее висок и шею.

— Куда течением прибьет, там и квакаю, — продолжала она, прикрыв глаза, словно забывшись. — Вот расквакалась про любовь — и подслушала меня судьба. Такой любовью меня по башке огорошила, что хоть стой, хоть падай.

Ольгерд мурлыкнул что-то успокаивающе-сладострастное, продолжая мучительно-неуловимые дразнящие ласки. В его полном распоряжении были вяло лежащие руки, обнаженные плечи, открытая в низком вырезе вечернего платья шея и верх груди… Но Соня его не слышала и не слушала, всё глубже погружаясь в пучины жалости к самой себе:

— Я-то мечтала о романтической любви. Чтобы как в старых романах: чтобы рыдания и клятвы, чтобы сердце билось птичкой в клетке… Я не хотела экстрима! Да что же я, ненормальная, и влюбиться-то, как все люди, не могу? Что же у меня вся жизнь не по-человечески? Другие девчонки в моем возрасте уже давно… А я? Я чем хуже других? Да за что мне такое?..

От огорчения у нее слезы покатились из глаз. Ольгерд заворожено смотрел на крупные капли, набухающие на ресницах, срывающиеся вниз из-под зажмуренных век. Прикоснувшись поцелуем, ощутил соленый вкус на губах — вкус странных, непонятных ему девичьих обид.

— Я и на работу-то устроиться нормально не смогла. Попались мне вампиры-банкиры, на мою голову. И начальник — красавчик озабоченный… Ой, простите, пожалуйста!

Ольгерд только рассмеялся. Смущенно вспыхнув, Соня вскинулась, приподнявшись на локтях. Но встретившись с его хищным взглядом, с плотоядной улыбкой, рухнула обратно, страшно побледнев, не зная, куда глаза деть со стыда.

— Простите, просто вырвалось, — залепетала она. — Просто… Всё как-то у меня наперекосяк в жизни. А вы говорите — бессмертие!.. Единственная подруга появилась — и та пропала. Единственный раз в праздники не сижу дома, не слушаю от бабушки поучений — и то попала на корпоративку к чудовищам. Вокруг столько красивых парней, аж голова кругом, а все маньяки-кровососы… Ох, простите! Ах!..

На губах Ольгерда блуждала довольная улыбка. Под его руками, от его поцелуев девчонка распалилась, сама того не осознавая. Его изысканным ласкам не мешали ни ее платье, ни сапоги. Даже если бы она была закутана в шубу, он сумел бы ее завести. Она вздрогнула всем телом и выгнула спину, подставляя под поцелуи бюст, спрятанный под красивой тканью и кружевами — словно самый настоящий новогодний подарок, завернутый в упаковку из блестящей бумаги и увенчанный пышным бантом! Частые вздохи рвались из волнующейся груди, выдавая истинное ее состояние. Он отлично знал все чуткие точки на девичьем теле, так что довести любую жертву до экстаза мог не раздевая и не раздеваясь. Впрочем, эту барышню он хотел получить всю и целиком, ведь он так долго ждал этого момента.

Ольгерд медленно стянул тонкую бретельку с ее плеча.

В голове Сони вспыхнула мысль: как хорошо, что сейчас на ней новенький кружевной лифчик и кокетливые трусики, хоть за белье краснеть ей не придется. Но сама эта мысль еще больше вогнала в краску. Соня порывисто задышала, замотала головой:

— Нет, не надо! Не смотрите на меня так! — пискнула она тоскливо. — Не лгите мне! Я некрасивая, я знаю это! И никогда, знаю, ни один уважающий себя мужчина на такую дурнушку, как я, в жизни не позарится!.. Ой, простите! Я не вас имела в виду!.. А-а!..

Соня мысленно проклинала себя за слабость. Как же она не справилась с собственным телом? Как позволила довести себя до дрожи, до сладостного возбуждения? Ее собственное тело предало ее! Коварное предательство, удар в спину. Как будто в вены впрыснули огнем горящий яд, одурманивший разум… Она чуть не зарыдала от стыда, когда почувствовала, как ее собственные ноги — против ее воли! помимо разума! без прямого давления со стороны соблазнителя! — ее коленки начинают сладострастно раздвигаться.

От внимания Ольгерда, конечно же, не ускользнуло, как его жертва елозит, пытаясь незаметно натянуть подол до пяток. Она уже задыхалась и всхлипывала, почти готовая его принять. Но он медлил. Жестоко заставлять ее ждать. Но если довести ее до отчаянья — бросится ли она сама в его объятия, рыдая и умоляя? Любопытно, каким тогда будет вкус ее крови? Как будут пылать ее глаза, ненавистью или страстью?

Ольгерд провел ладонью по ее бедру, по колену, вниз. Он чувствовал жар и дрожь ее тела… Он, отодвинувшись, приподнял ее ногу. Закинув лодыжку на плечо, взялся за собачку длинной молнии на сапожке.

— Можно, я расстегну? — вежливо спросил он, глядя в вытаращенные в испуге глаза.

— Нет! Нельзя! Пожалуйста...

— Нравятся острые каблучки? — улыбнулся он. — Что ж, я не против.

Соня резко отдернула ногу. Стиснула коленки вместе. Вдохнула и выдохнула, борясь с дрожью.

— Ну же, расслабься, — вкрадчиво предложил он, вновь подбираясь к бретелькам. Будто это было для нее так просто сделать — расслабиться!

— Н-не могу… — помотала она головой.

— Постарайся. Так будет лучше. И приятнее.

— Нет уж. Вы как-нибудь так… Если я расслаблюсь, нам обоим будет… неловко.

— Мм?.. — не понял Герд.

— Я… Мне бы… в туалет, — выдавила Соня.

Он замер. Эта девушка определенно умеет удивлять.

— Ха, господи, — вырвалось у него. — Всего-то? Беги скорее.

— Можно? — обрадовалась она, будто он ей букет роз подарил.

— Что за глупости! Давай поторапливайся — удобства здесь во дворе, еще надо добежать. Смотри, не замерзни! Я буду ждать, — добавил он с милой улыбкой.

Привалившись плечом к спинке дивана, он смотрел, как она неловко поднялась. Смотрел ей вслед, как она суетливо костыляет на трясущихся ногах к двери, на высоченных каблуках, на ходу подтягивая съехавшие ботфорты, одергивая платье. Интересно, вернется ли? Или удерет, и снова придется за ней бегать? Герд с удовольствием потянулся, уронил голову на подушку. Ну что ж, эта девочка-недоразумение, с отравленным комплексами разумом и пьянящей кровью — она стоит того, чтобы за ней охотились.

______

Подслушивавший под дверью Юлий метнулся в сторону. В голове его мгновенно вспыхнул план. Он схватил с тумбочки какой-то моток веревки и, сцепив руки за спиной, кое-как опутал запястья. Сел на табурет, но тут же вскочил. Выдернул руку из спутанного клубка, примостился спиной к массивной ножке стола, снова сцепил руки сзади. Сделал обиженное лицо. Замер.

На вошедшую Соню Юлий взглянул выразительными глазами побитой собаки. Разумеется, та мгновенно позабыла о своих проблемах и бросилась к нему:

— Что случилось?! — вскрикнула она. (Правда, вскрикнула тихо, предусмотрительно перейдя на заговорщицкий шепот.)

— Я… просто не хотел пускать его к тебе, — с запинкой проговорил Юлий. А что? Ведь это была чистая правда.

— Вот упырь! — ругнулась Соня.

Она немедленно взялась освобождать несчастного. Но путы не поддавались! Еще бы, Юлий крепко сжимал концы веревки в кулаке.

— Никак! — выдохнула Соня.

Но сдаваться она не желала. Торопливо вскочила на ноги и схватилась за край столешницы: хотела приподнять стол, чтобы Юлий мог просунуть связанные руки между ножкой и полом. Юлий мысленно перекрестился. Как же он не подумал, ведь она могла бы и за нож схватиться, что в подобном состоянии было крайне травмоопасно. Но обошлось.

Почти обошлось.

Натужно поднимая стол, Соня не подумала убрать с него нехитрую посуду лесника. Жестяные плошки, эмалированные кружки, сковородка — всё с грохотом посыпалось на пол. Соня шепотом чертыхнулась, помогая всё еще связанному Юлию подняться.

— Да чтоб этого лешего, развел бардак тут!

Она потащила Юлия к двери.

— Погоди… — заикнулся Юлий. В последний момент сомнения схватились в его душе с совестью. Зря он это…

— Некогда! Надо скорее смываться!

Но под каблучок попала обруганная сковородка, видимо из мести подсунулась под ногу. Соня пошатнулась… И упала бы, если бы не рухнула на грудь Юлия, не вцепилась бы со всей силой в ворот куртки. Он в замешательстве бросил веревку — поддержал, обнял девушку.

Соня подняла на него глаза. Юлия поразил неподдельный жалобный взгляд загнанной дичи, которая уже не разбирает от страха, куда ей бежать — к пропасти, куда ее гнали, или к самим охотникам навстречу, на острия рогатин... Он крепче прижал ее к себе. Склонил голову в безотчетном желании ободрить… поцеловать…

— Хм. Если собираетесь сбежать, то хотя бы ей пальто прихватите. Зима всё-таки.

Оба вздрогнули и оглянулись.

В дверях стоял Ольгерд, разглядывал обнимающуюся парочку. На губах его играла милая улыбка. Но в глазах плескалась затаенная жажда крови.

— Герд, это не… — запнулся Юлий.

— Нет, милый, это именно то, что я думаю, — сладко протянул Герд. — Она-то дурочка, она-то жить хочет. Но ты? Предатель? Лгун?

— Я не… — Юлий растерялся и сам не знал, что сказать в оправдание.

— Перестань, — отмахнулся Герд. — Конечно, я тоже виноват. Я оставил ее с тобой, позволил тебе увлечься. Я избаловал тебя, заставил поверить, что тебе всё разрешено. Что тебе всё простится. И ты решил украсть у меня игрушку. Хотя отлично знаешь, как я хотел ее получить.

— Герд, я…

Юлий не нашелся, что ответить. Просто загородил собой Соню. Та была только рада спрятаться. От Ольгерда, несмотря на дружеский тон, веяло таким леденящим холодом, что зуб на зуб не попадал.

— Знаешь, — продолжал Герд. — На сей раз я не хочу быть великодушным. Не собираюсь прощать. Ты перешел границу дозволенного, Юлий. Ты обманул мое доверие.

Юлий виновато опустил голову, кидая настороженные взгляды исподлобья. Редко, очень редко доводилось ему видеть шефа в подобном настроении. Только с посторонними, с чужими Герд допускал такой тон, надевал эту жуткую, вселяющую уважение и страх маску. Сейчас он не казался ни очаровательным, ни хрупким — как есть хищное, кровожадное чудовище с повадками средневекового инквизитора. Даже Юлия пробрал озноб, что говорить о перепуганной Соне.

— Ольгерд, мне жаль, — произнес он.

Герд высокомерно выгнул бровь.

— Мне очень жаль, что я огорчил тебя. Но раз уж так получилось, давай разрешим наш спор по-мужски?

— Дуэль? — удивился Ольгерд.

— Дуэль?! — пискнула Соня на грани обморока. — Из-за меня?..

— Да, дуэль, — подтвердил Юлий.

— У тебя нет ни единого шанса, — произнес Герд, прожигая соперника взглядом.

Соня глянула на одного, глянула на другого, мысленно сравнивая противников. Герд на голову ниже ростом, почти вдвое легче, уже в плечах и куда изящнее своего помощника. Но угроза его прозвучала настолько уверенно, что у нее не закралось ни малейшего сомнения в его преимуществе. Ведь, если верить их легенде, Ольгерд был гораздо старше, а поэтому наверняка искуснее в поединках. Интересно, часто ему приходилось сражаться за свою бессмертную жизнь или все дуэли случались из-за таких вот, как Соня, «призов»?

— Всё равно, — упрямо мотнул головой Юлий, завесив глаза растрепавшейся челкой. — Пусть судьба рассудит нас в честном поединке!

Герд прикрыл рот рукой, как будто в сомнении. На самом деле чуть не расхохотался — настолько пафосно прозвучала эта фраза.

— Ладно, поехали, — фыркнул он, бросив быстрый взгляд на впавшую в остолбенение девушку. Соня совершенно дар речи потеряла, только глазами хлопала.

Подхватив шубку, Ольгерд решительно распахнул дверь… И отшатнулся назад, брызги снега окатили его с ног до головы.

Ровно перед входом круто развернулся снегоход.

— В усадьбе пожар! Горит склеп! — крикнул, не заглушая мотор, Кот.

16

Герд побледнел при этом известии, как смерть. Не теряя ни секунды, он выбежал из сторожки и, запрыгнув на сидение снегохода за спину Василия, унесся вместе с ним, подняв в воздух волну снежной крошки.

Юлий бросился заводить оставшийся снегоход Герда. Соня взволнованно его торопила, притопывая рядом.

— Пальто свое надень! — рыкнул на нее он, чтобы не мешала сосредоточиться. Остывшая на морозе машина капризничала и требовала терпения.

— Ох, да! — Соня неуклюже рванула обратно в домик, но на полпути вспомнила о своей проблемке и побежала за угол, на двор.

Юлий сам был в шоке от принесенной Котом новости. Ольгерд мог в одночасье потерять всех родных, всю семью! Ведь впавшие в спячку вампиры становятся совершенно беспомощны. А за долгие годы без питания их тела истощаются и усыхают, как мумии, поэтому сгорают как спички. Огонь пожара расправится с ними за пару минут…

— Не понимаю, как такое может случиться? В склепе отличная система безопасности! — недоумевал он, гоня снегоход на максимальной скорости. Сидевшая за его спиной Соня изо всех сил вцепилась в него, оглушено таращась на летящие мимо заросли ночного леса…

Когда они подоспели, гадать было уже поздно.

_______________

Удивляясь, почему нет даже запаха дыма, вбежали в дом… И прямо у дверей оказались окружены крепкими парнями. Парни держали наготове подозрительного вида прожекторы. На покрытых густой щетиной мордах сияли похожие на волчий оскал ухмылки.

— Ультрафиолет? — понимающе кивнул Юлий на фонари.

— Самый настоящий! — осклабился один из парней. — Не то что ваши игрушки, — он мотнул головой в сторону сваленного в груду вооружения, отобранного у рыбаков.

— Эти последние! — сказал Кот. Захлопнул входную дверь за спиной Юлия и жмущейся к нему Сони.

— Значит, весь клан в сборе, — с удовлетворением произнес незнакомец. По-видимому, глава этой небритой банды.

Хотя нет! Не незнакомец. Соня, кажется, уже встречала этого холеного, но мало приятного типа с остроносой физиономией и цепким взглядом. Однажды он приходил скандалить в контору по поводу кредитов. Вроде бы Ольгерд называл его Вульфом.

Сам Герд стоял под стражей еще пятерых мордоворотов, нацеливших на него фонари. Они держали пальцы на кнопке «Вкл» как на спусковом крючке. Герд выглядел спокойным и сдержанным, как и всегда. Но теперь Соня догадывалась, какая ярость бурлит под льдом этой невозмутимости.

В дальнем углу каминного зала жались друг к дружке девушки. А мужики с вызовом и решимостью на суровых лицах не спускали глаз с взведенных автоматов. В отличие от вампиров, для людей эта банда припасла обыкновенное, но эффективное оружие.

Ребят вообще скрутили цепями и сковали наручниками. Видимо, Вульф решил, что их следует опасаться больше остальных членов клана. Как же он ошибался...

В другом углу, окруженные «фонарщиками», расселись на диванах леди-вамп. Как и их шеф, они держались с достоинством, в упор не замечая захватчиков. Они по-прежнему оставались в своих балахонах-саванах, только косматые парики сняли. Подошедшая тетя Дуся — на шаркающую старуху небритые парни не обращали внимания, — принесла тигрицам большую коробку косметических салфеток, и леди принялись с видимым облегчением стирать с лиц пугающий макияж. Только одна из них предпочла остаться «в образе». На остальных же, на глазах превращающихся из ведьм в красавиц, «фонарщики» заглядывались, едва не облизываясь. Но дамам на жадные нескромные взоры было откровенно наплевать.

— Ну что, Ольгерд Оскальдович? — оскалился Вульф, вальяжной походкой подойдя к пленнику. — Наложил в штаны? Интересно, Василий, что же ты такого сказал своему господину, что он прилетел сюда как ошпаренный? Тепленький, прямо нам в лапки.

— Ничего особенного, — хмыкнул Кот. — И он мне не господин!

— Ну да, — согласился Вульф. — Теперь ты сам по себе. Или ты с нами?

— После обсудим, — высокомерно дернул плечом тот.

— Ты же не предатель, Кот! — не поверил своим ушам Юлий. — Неужели это ты… Как ты мог?!

— А что тут такого? — обернулся к нему Василий. — Разве я могу упустить шанс наконец-то занять свое законное положение в клане?

— Какое положение? О чем ты? — дернулся Юлий, но крепкие парни ухватили его за плечи, заломили руки за спину.

— Не волнуйся, Юлий, — мягко отозвался Герд. — Не слушай его. Кот сам не понимает, что говорит. Он же укушенный! Полнолуние затмило его разум. Но это лечится. После он сам пожалеет о сказанном.

— Ни черта не пожалею! — взъярился Кот. — Это вы все считаете меня ублюдком, полукровкой. Относитесь ко мне, как к недоразумению, как к мутанту. А я имею полное право быть главой клана! У меня ничуть не меньше прав, чем у этой «блондинки»!

— Кто-нибудь, — негромко попросил Герд, — дайте Коту валерьянки.

— Ах ты!.. — ринулся было на него Кот, но его удержали подручные Вульфа.

Между тем невозмутимые леди-вамп в своем уголке извели множество влажных салфеток. И приведя в порядок посвежевшие лица, продолжили прихорашиваться дальше. Одна, обладательница особо пышного бюста, изобразив капризно надутыми губками томление от жары, принялась обтирать салфеткой себе шею, плечико, приспустила платье-саван, почти полностью обнажив грудь… Сидевшая рядышком красавица, тоже жаркая особа, заметила у соседки на шее и в зоне декольте пятнышки грима — и принялась их оттирать, для пущего эффекта мусоля уголок салфетки страстным язычком. Разумеется, все «сторожевые псы» откровенно пялились на это представление. И никто из парней не заметил, как леди, оставшаяся в костюме, почти не таясь сняла со стены винтовку — нижнюю из коллекции множества развешенных на стене ружей, — и спрятала ее за широкими диванными подушками. В то же время другая красавица потеребила коробку из-под салфеток — и из потайного отделения на подставленный подол высыпались блеснувшие серебром патроны. У всех остальных при себе всегда имелись запас ножей и кинжалов, совершенно незаметных под одеждой, большую часть из этого арсенала недалекие подручные Вульфа так и не удосужились обнаружить при суетливом обыске.

— Ну, Ольгерд Оскальдович, не желаешь поинтересоваться, отчего это я в тебе в гости нагрянул? — предложил Вульф.

— Что тут гадать? — откликнулся Ольгерд. — Соскучился, вот и приехал. Жаль, не предупредил заранее о своем визите. Мог бы со своей сворой присоединиться к праздничной охоте. Знатная забава получилась бы.

— Предупредил бы! А вы бы успели для нас серебришка заготовить, — кивнул тот. — Угостили бы на славу! Нет уж, премного благодарен. Извини, конечно, что без приглашения, но мы ведь не такие снобы, как вы, упыри — нам разрешения, чтобы в дом войти, не требуется.

— Чем вы не погнушались воспользоваться, — добавил Герд.

— Вынужденно! Вместо того чтобы уехать с семьей на каникулы, я вот, куколка, тебя навестить припёрся! В такую глухомань, в такую холодрыгу.

— Как мило с твоей стороны, — улыбнулся Герд. — Но ведь, как я слышал, ты собирался свозить свою волчицу с щенками к Санта-Клаусу?

— Собирался! Но в последний момент меня сдернули с самолета, будто какого-то безбилетного зайца! — высказал обиду оборотень.

— Как зайца? Должно быть, для волка, вроде тебя, это особенно оскорбительно.

— Тебе смешно? Насмехаешься надо мной? — по-звериному сощурился гость.

— И в мыслях не было.

— Да неужели? Хочешь сказать, будто не знаешь, кто мне этот новогодний аттракцион устроил? Маски-шоу в аэропорте? Стриптиз с личным обыском на таможне? Кто на меня натравил приставов с налоговиками? Кто добился запрета на выезд из страны? Будто шавку на цепь посадил?!

— Ты обвиняешь меня? — сделал невинные глаза Ольгерд. — Хочешь сказать, что это я виноват во всех твоих бедах?

— Куколка, ты из меня дурака не делай! — зарычал Вульф, едва сдерживаясь, чтобы не перейти к рукоприкладству. — Ты возбудил дело против меня, потребовал взыскание долга! Из-за какой-то мелочи — из-за вовремя не погашенного кредита?! Из-за жалких копеек!!!

— Что же тогда из-за этих «жалких копеек» ты теперь так волнуешься? — заметил Ольгерд, кривовато усмехнувшись. — Неужели бросил ради меня все свои дела, примчался сюда, чтобы расплатиться с займом? Идти в Новый год с долгами — плохая примета, знаешь ли.

— Ошибаешься! — заявил гость. И Герд вздохнул с преувеличенным разочарованием, неодобрительно покачал головой. — Явился я за тем, чтобы услышать твои извинения. Хочу, чтобы ты слезно умолял простить тебя и целовал мне ноги.

— Какие извращенные фантазии, — брезгливо заметил Ольгерд.

— А я многого не прошу. По-моему, это очень скромная цена за все те унижения, которые пришлось перенести мне, — заявил Вульф. — Арестовал всё моё имущество, все счета. Да у меня по твоей милости в карманах ни гроша не осталось!

— Мда, приятного мало, — согласился Герд тоном соболезнующего на похоронах. — Надеюсь, ты хотя бы предупредил свою свору, что тебе им заплатить нечем? А то, знаешь ли, нехорошо получится: оторвал людей от праздничного застолья, да еще заставляешь работать за спасибо. Или тебе у них занимать пришлось даже на бензин, чтобы сюда добраться?

— Стерва! — прошипел Вульф.

А псы за его спиной с недоумением принялись переглядываться. Герд спрятал улыбку: свора оказалась не настолько предана своему вожаку, чтобы без оглядки рисковать шкурами на безвозмездной основе.

— Разорить меня хочешь? — продолжал кипятиться Вульф. — Обанкротить меня вздумал? Фирму мою к рукам прибрать?

— Зачем? — удивленно приподнял брови Герд. — Твоя компания пустышка, ничего не стоит. Ты ее сам давно выжал до последней копейки. Обобрал клиентов, обокрал партнеров…

— Я вспомнил тебя, гад! — подал голос один из рыбаков. — Это ведь ты кинул меня с субподрядом два года назад? Смылся с моими деньгами! И все следы запутал! Так что я даже найти тебя не смог, чтобы хоть морду набить!

— Заткнись, — не глядя отмахнулся Вульф. — Таких клопов, как ты, у меня полно в обороте.

Вскочившего с места мужчину невежливо пихнули стволом автомата, заставив сесть обратно.

— А вот ты, пиявка белобрысая, — продолжал Вульф, обращаясь к Ольгерду, — это ты  мне нарочно со своим кредитом подгадил!

— Нарочно? Можно подумать, а не ты передо мной на коленях ползал, это я тебя  умолял взять деньги, — фыркнул Ольгред.

Вульф побагровел.

— Да провались ты со своими деньгами! Кто же знал, что ты такой упертый?! Мог бы и подождать пару месяцев сверх срока! Ради старой дружбы мог бы забыть о своей идиотской пунктуальности!

— Ради худшего клиента, — поправил холодно Герд. — Поступиться уставом? Безупречная точность во всем, в подсчетах и в сроках — вот фундаментальный принцип нашей компании. Позволить якобы дружеским отношениям разрушить репутацию моей фирмы? Разрушить то, ради чего трудились и чем дорожили мои предки?

— Ради своей грёбаной репутации ты из честного бизнесмена превратил меня в банкрота! В ноль без палочки! — заорал Вульф. Ледяное спокойствие пленника его просто бесило. Он всё больше распалялся, позволяя звериному темпераменту одержать верх над рассудком, и не думая сохранять лицо перед подчиненными и посторонними. — Ты об меня ноги вытер! Хочешь из моей шкуры коврик сделать? Ты думаешь, что всегда будешь получать то, чего хочешь? Воображаешь, будто весь мир всегда будет плясать под твою дудку? Как бы не так! Уж я тебя обломаю! Я тебя заставлю заплатить за всё! Я обид не прощаю, ты это знаешь. Ты мне за всё ответишь! Ради репутации своей вшивой компании ты меня с грязью смешал. Ты думаешь, я стерплю это?! Чтобы у меня за спиной шептались и пальцем показывали? «Волк, которого поимел вампир!» Хочешь, чтобы меня называли так? Потешались бы надо мной все кому не лень? Вот ... … тебе! «Волк, который поимел вампира!» — вот такая теперь у меня будет репутация! Сегодня ты отплатишь по моим счетам! И мне без разницы, парень ты или только прикидываешься. Отработаешь по полному тарифу, куколка! За все свои гребаные кредиты, за все проценты!

Небритые мордовороты заржали, глумливо прихрюкивая.

Побледнев от потока оскорблений, ребята рванулись в своих цепях, но точные скупые удары заставили их вновь упасть на колени.

Леди наоборот замерли. Лишь одна из них, которая не стерла макияж (и голос которой показался Соне не просто знакомым, а даже всколыхнул что-то в глубине души,) — она одна вскочила с места:

— Как ты смеешь!.. — выкрикнула она в негодовании.

Но Ольгерд властным жестом велел ей умолкнуть.

— Сколько обещаний! — проговорил он с улыбкой. — Сколько эмоций… Просто признайся, тебя давно ко мне тянет? Но ты боишься даже подойти близко — без охраны, без своих псов.

— На слабо берешь? — хмыкнул Вульф.

— Что за ребячество! — повел плечом Герд.

Тем не менее, Вульф махнул своим мордоворотам отойти, те почтительно расступились. Приблизился к пленнику вплотную:

— По себе судишь, куколка? Мы — волки. Мы не такие извращенцы, как вы. И на «дивный аромат» твоей крови мне плевать. Это пусть твоя свита пиявок по тебе слюнями утекают, меня от твоего «эликсира бессмертия» блевать тянет.

— А меня мутит от запаха псины, — с нежностью в голосе признался Герд.

Он как будто приобнял хама за пояс. Но лишь за тем, чтобы скользнуть рукой под его пиджак и вытащить из заплечной кобуры припрятанный пистолет.

Герд улыбнулся, подняв пистолет на уровень скосившихся глаз противника.

Хмыкнув, Вульф вскинул руку — и один их подчиненных кинул ему свой пистолет.

— Это не сработает, — предупредил Вульф.

Но Герд не думал опускать приставленный к его виску ствол.

— У тебя тоже, — откликнулся он. И спустил курок.

Вульф резко дернул головой, уклоняясь от пули. Но и сам при этом выстрелить прицельно не смог, его пуля лишь порвала противнику одежду и рассекла кожу на плече. Вульф втянул ноздрями воздух: что бы он ни утверждал, запах крови прирожденного не мог и его оставить равнодушным. Герд чуть заметно улыбнулся.

— Как же вы, упыри, обожаете кичиться своей неуязвимостью! — презрительно скривился Вульф. — Упиваешься каждой возможностью проверить свою шкуру на прочность?

— Будто вы, вурдалаки, этим не грешите! — парировал Ольгерд.

В обоих пистолетах имелся полный заряд. И хотя ни тому, ни другому эти пули не могли причинить сколько-нибудь серьезного вреда, они не отказали себе в удовольствии спустить друг в друга обоймы до опустошения.

Меж тем с первыми выстрелами в зале взорвался грохот общего сражения. Леди-вамп, словно по команде, синхронно взвились со своих мест, как фурии. Читай больше книг на Книгочей.нет С устрашающими воплями они в мгновение ока перебили наставленные на них фонари, небритые парни выключателями щелкнуть не успели. Вооруженные метательными кинжалами и винтовкой с серебряными пулями, дамы повергли в шок и трепет стаю Вульфа, парни не сразу и сообразили, что шутки со «слабым полом» плохи — сражаться надо всерьез.

Мужики тоже не желали оставаться в стороне. Вспомнив армейскую юность и шальные годы эпохи «первоначального накопления капитала», они с кряхтением вскидывали тяжелые шнурованные сапоги в приемах дзюдо. Зазевавшиеся на взбесившихся леди, оборотни глазом моргнуть не успели, а некоторых из них уж скрутили и отобрали автоматы.

Даже девушки не спасовали: две барышни схватили со стены по арбалету. Остальные бросились освобождать ребят из оков.

Расстреляв все обоймы и не обращая никакого внимания на полученные друг от друга пули, вожак стаи и глава клана решили сменить оружие. Герд отбросил бесполезный пистолет и снял с полочки со стены катану и вакидзачи — с золотыми кистями на рукоятях и посеребренными лезвиями. Второй комплект, красовавшийся рядом, радушный хозяин усадьбы любезно предложил гостю.

— Вау! Шутки в сторону? — прищурился Вульф, заметив серебро на клинке противника. Обнажил свою катану. Достал из кармана пиджака головку чеснока — и демонстративно разрубил, провел по заточенной кромке стали.

Зазвенели клинки, и поединок этот был достоин восхищения! Забившаяся в уголок за камином Соня не знала, отчего вздрагивает ее сердечко — от ужаса или от восторга. Бдительно охранявший ее Юлий только хмурился и ревниво поглядывал на Герда в краткие моменты, свободные от битвы с озверевшими членами стаи.

Крики, мат, звон, выстрелы, автоматные очереди, грохот…

Всё это в один миг перекрыл шум из-под земли. Точнее — из-под пола.

Из подвала здания донесся жуткий скрежет, как если бы каменные плиты столетней давности проворачивались на железной арматуре. Стены задрожали, замигали лампы в люстрах. Все замерли, прислушиваясь. Сражение прекратилось, точно как в игре на команду «замри».

— Эх, бабушку разбудили. У нее чуткий сон, — пояснил Юлий Соне.

Пол под ногами задрожал, затрясся, завибрировал. Точно испуганная кошка, Соня выскочила из своего укромного уголка, сиганула через весь зал и, не долго думая, спряталась за спиной Ольгерда, чем немало ошеломила как Юлия, так и самого Герда.

На том месте, где она стояла мгновение назад, затрещала ковровая дорожка. Скрежет усилился до натужного рёва. Юлий быстро распорол ковролин на вздыбившемся шве, и скрежет сбавил громкость, зарычал в рабочем режиме. Две плиты поднялись, точно разводной мост, открыв зияющий провал. Пахнуло пылью, подвальной сыростью и ладаном.

Из глубин подземелья вверх царственно воспарила страшная фигура. Тощие конечности иссохшегося тела покрывали истлевшие лоскутья савана и клочья густой, столетней паутины. Коричневая кожа обтягивала лицо мумии, запавший нос, торчащие кости скул, надбровий. Макушку черепа покрывал чепец, отороченный пышным рюшем из тончайшего кружева. Из-под чепца до пят струились белые, как снег, волосы, заплетенные в две наполовину распустившиеся толстые косы. Только в глазницах как будто осталась жизнь.

Ярко-голубые глаза под густыми ресницами томно обвели зал. Существо словно не вполне проснулось, всё еще пребывало в полудрёме. Веки с сухим шорохом медленно моргали, существо переводило взгляд с одного побелевшего лица на другое. (Все в зале дышать перестали, с леденеющим сердцем боялись встретиться с ней взглядом, но отвернуться казалось еще страшнее.)

 Заметив наконец Ольгерда, мумия попыталась с треском сложить засушенные мышцы в сердечную улыбку:

— Олечка! — проскрипела громовым скрипом восставшая из склепа.

От этого душераздирающего голоса парни из стаи Вульфа буквально позеленели под щетиной и попытались дать задний ход, слинять к дверям-окнам. Но дамы на них строго цыкнули, и те послушно окаменели вновь.

— Да, бабушка, — отозвался Герд, выступив вперед. — Прости, пожалуйста, мы тебя разбудили?

— Ничего, ничего, — проклокотала мумия. — Я всё равно уже которое десятилетие изжогой маюсь. Мой последний ужин оказался подпорчен забродившим самогоном.

— Хочешь пить? — спросил Герд. Широким жестом обвел зал и присутствующих: — Угощайся!

— Да нет, пожалуй, — стеснительно отказалась бабушка. — Воздержусь. А то ведь увлекусь, потом не засну на полный желудок… А что у вас, бал?

— Маскарад по случаю празднования Нового года.

— А-а… — протянула бабуля. От уточнения даты она воздержалась, вероятно, чтобы спать потом крепче.

— Что это за милая девушка с тобой? — с робкой надеждой поинтересовалась восставшая бабушка, заприметив рядом с внуком Соню. — Твоя невеста, Олечка? Но ведь она, кажется, не из чистокровных? Ну да ничего, не важно, лишь бы человеком была хорошим.

— Нет, бабушка! — поспешно возразил Герд. — Это… невеста Юлия.

— Вот как? — бабушка откровенно расстроилась. Сникла и медленно поплыла обратно в подземелье. — Ну ладно. Празднуйте, веселитесь. Только не очень громко, а то Оскальд Сигизмундович ворочаться стал. А ты знаешь, Олечка, какой твой отец бывает спросонья раздражительный.

— Да, бабушка! Хорошо! — заверил Ольгерд. — Мы больше не будем шуметь! Спокойной ночи!

Бабуля спустилась, и потайной механизм поставил каменные плиты на место. Как будто ничего и не случалось. Только разорванный ковер придется заменить.

Ольгерд обернулся, обвел зал и присутствующих пристальным взглядом.

Парни Вульфа сообразительно рванули к выходу, с топотом и пыхтением протолкались в двери. Видимо, поняли, что ради обанкротившегося вожака подставлять под клыки свои собственные шкуры нет резона. Одна из леди махнула подругам рукой, и дамы кинулись в погоню, при этом так же соблюдая молчание. За ними на свежий воздух потянулись и все остальные.

Вскоре в зале остались Герд, Вульф и Соня с Юлием. Растерявшийся Кот, успевший охладить свой воинствующий пыл, незаметно ушел в тень. Видимо, решил переждать до конца поединка.

— Теперь нашему разговору никто не помешает, — сказал Герд, вновь поднимая клинок.

— Когда проиграешь, будешь громко плакать и звать на помощь папочку? — оскалился Вульф, принимая вызов.

— Отец сто лет не завтракал, — в ответ улыбнулся Ольгерд. — Поэтому советую воздержаться от громкого мата, когда я буду сдирать заживо твою волчью шкуру.

— Не дели шкуру неубитого оборотня! — самоуверенно хохотнул Вульф, сделав молниеносный выпад. Смазанное отравой лезвие устремилось раскроить горло, но лишь оставило кровоточащую царапину на щеке Герда. Кожу словно раскаленным железом обожгло. — Моя шкура пока что принадлежит мне.

— Ошибаешься! — ответил Герд, обводя клинок клинком. Одновременно острием вакидзачи едва-едва не достал до ребер. — Твой бизнес, твой дом, твоя шкура — ты сам со всеми потрохами принадлежишь мне.

— Да ну?

Клинки вновь скрестились со звоном, лезвие с силой заскользило по лезвию.

Вульф быстро отдернул меч — и, лишившись сопротивления, Герд невольно качнулся вперед. И через миг его запястье оказалось зажато, будто в клещах, между мускулистой рукой Вульфа и длинной рукоятью его катаны. Вульф дернул противника к себе — Герд закрылся вторым клинком, но Вульф легко отвел его, вышиб из руки — и Герд оказался на груди врага. Воспользовавшись моментом, Вульф по-собачьи слизнул солоноватые капли с щеки противника. Что бы он ни утверждал, но запах чистокровного манил и щекотал ноздри. Обладатель острого волчьего нюха просто пьянел от соблазна.

Герд среагировал мгновенно — на ошеломленной физиономии врага загорелся след пощечины.

— Дерись по-мужски! — разъяренно рыкнул Герд. Вырвавшись из невольно разжавшихся рук, отступил. Наклонился, подобрал катану. Хищный взгляд оборотня скользнул по легкой фигуре, по распущенным светлым волосам.

— Иначе — что, куколка? — потешался Вульф, жадно облизнув губы. — Кроме репутации лишишь меня и мужского достоинства?

— У тебя достоинства никогда и не было, — парировал Герд. — Помнишь, как ты распинался передо мной, выклянчивая кредит? Слезы лил пьяные, плакался на жестокий рынок конкуренции, который мешает тебе спасти твою фирму. А сам только и думал, как бы с деньгами сбежать?

— Да ты мне еще мораль читать будешь?! — возмутился Вульф. Стиснув зубы, с рычанием ринулся на противника. Обрушил серию ударов в надежде, что хоть один тот да пропустит. Пусть на стороне того скорость и ловкость, но что это против звериной мощи!..

— Мне без разницы, на что ты тратишь свои деньги! Мне нет дела, что ты кинул своих партнеров! Мне важно, что ты лгал мне в лицо! — парировал Герд, каждый удар сопровождая обличительным фактом. — Ты сам вел свою фирму к банкротству, а теперь упрекаешь меня, что я сделал это вместо тебя? — добавил он, располосовав косым шрамом бок, по недосмотру оказавшийся незащищенным.

Вульф зарычал, уже не только от злости, но и от боли: серебро рассекло мышцы и заставило кожу моментально покрыться пузырями.

— А я не просил твоей помощи! — взревел он.

Взбешенный, оборотень ринулся рубить и вращать клинками с удвоенной силой. Герд был вынужден шаг за шагом отступать под натиском.

Соня, которая переживала за исход сражения, выглядывая из-за плеча Юлия, рвалась вмешаться. Но Юлий осаждал ее порывы, крепко придерживая за шиворот.

Герд оказался приперт к дивану — мягкий подлокотник уперся под колено. Но вместо того, чтобы толкнуть противника, уронить навзничь на подушки, Вульф отбросил короткий клинок и подхватил его за пояс, прижал к себе, приналегая всем телом.

— Ты дрожишь? Так напугался, что я надеру тебе задницу? — похабно оскалился Вульф, стиснув широкой ладонью пониже талии.

— Это не дрожь, а вибрация! — презрительно фыркнул тот, высвободившись из похотливых лап.

— Вибрируешь? — преувеличенно изумился Вульф. Но успел, гад, выдернуть из заднего кармана облегающих брюк заходящийся от входящего вызова мобильник Герда.

— Упс! Абонент недоступен! — объявил оборотень. Словно бы случайно выронил телефон из кулака — и наступил на хрустнувший аппарат, растер подошвой об пол.

Герд и бровью не повел. Вместо лишних слов заставил бесцеремонного гостя позаботиться о защите собственной шкуры.

Всё еще крепко удерживая Соню за воротник, Юлий вдруг засуетился. Обыскав карманы, вытащил свой заливающийся мобильник.

— Ольгерд! Тебя к телефону!

— Скажи, что я занят! Потом перезвоню! — заявил Герд, отбиваясь от бешеных атак.

— Это срочно! — настаивал Юлий. — Просят передать, что перевод успешно получен. Что с деньгами дальше делать?

— Скажи, пусть отправят на счет фонда по поддержке и развитию станций переливания крови! Ну, ты знаешь – тот, который мы давно спонсируем.

И между делом провел выпад, отчертил еще одну борозду на шкуре врага.

— Ах, ты зараза крашенная! — взревел Вульф, набрасываясь на противника, буквально приперев к стене.

— Крашеная? А вот это уже оскорбление! — сказал Герд отрывисто, вынужденный снова держать оборону.

В пылу атаки Вульф не услышал, как затрезвонил его собственный телефон. Зал огласился истошной мелодией: модный примитивный мотив, за лето успевший всем изрядно надоесть, вызвал на губах Ольгерда презрительную улыбку.

— Ответь! Я подожду, — любезно предложил он.

Вульф опомнился, опознал мелодию. Клинки, сошедшиеся крест-накрест, разорвались с кровожадным лязгом.

Настороженно опустив меч, Вульф отошел на пару шагов.

— Что? — буркнул он в трубку. И без того раскрасневшаяся физиономия стала еще больше наливаться нездоровым багрянцем. — Как это пропали? Куда пропали?!

Придушил пискнувший телефончик, сунул в карман. И чернее тучи надвинулся на противника:

— Это ты деньги спёр?! — зашипел, а у самого желваки заходили от злости.

— Какие деньги? — выгнул бровь Ольгерд. — Которые ты у меня занял, а потом хотел спрятать и перевести за границу? Чтобы сбежать с родины, от долгов и кредитов — и начать новую жизнь с тугим кошельком? Ты про эти деньги говоришь?

— Да, мать твою!..

— Не смей поминать мою матушку! А то проснется, тебе же хуже будет, — урезонил Герд. — Я понятия не имею, куда ты дел свои деньги. Но одно могу тебе сказать точно: ты мне по-прежнему должен — всю сумму кредита плюс проценты и штраф за отсрочку. В итоге получается такая кругленькая цифра, что боюсь, ты со мной ввек расплатиться не сумеешь.

— Ах ты, сучка клыкастая!!! — Вульф отшвырнул мечи и просто сгреб противника за воротник.

— Юлий, да что такое происходит? — чуть не плача, жалобно спросила Соня, совершенно ничего не понимая.

— Дружеские разборки, ничего особенного, — успокоил ее Юлий, невозмутимо настраивая что-то в своем мобильнике. — Просто этот пёс хотел всех кинуть и удрать с деньгами в теплые края. Но Герд лишил его заначки, поймал за ухо, как нашкодившего кутёнка.

— Если ты сейчас убьешь меня — будешь иметь дело с моей семьей. А они не такие покладистые, как я! — заметил Герд, будто ему было безразлично, что его трясут за шиворот. Наплевать, что Вульф, с обезображенной злобой и синяками мордой, бросил его на пол и уселся сверху, рыча, придавил, собираясь придушить голыми руками. Герд лишь поморщился от брызг бешеной слюны.

— Да я тебя!..

— Ну же? Опять только пустые обещания? Давай, я жду!

Почуяв подвох, Вульф придержал занесенный кулак.

— Может быть, ты не успел почувствовать кое-что… — произнес Герд многообещающе.  (Удивительно, но его ослепленный эмоциями противник не замечал, что он по-прежнему сжимает рукоять короткого меча.) — Ты вправду не почувствовал, как я пометил твою шкуру особым знаком? Какой ты толстокожий, право.

— Не гони пургу! — зарычал Вульф. Но глаза забегали, невольно скосился, оглядев себя украдкой. — Какой еще знак?!

— Особая метка должника банка, — заявил Герд. Приставил к шее врага клинок. — Даже если тебе удастся сбежать, то в любой стране, в любом уголке мира, куда бы ты ни подался, ты не сможешь найти покой. Тебе не позволят расслабиться ни на минуту. Клиенты нашего банка, а их у нас предостаточно, и все они обожают скитаться по миру — они издалека почуют клеймо на твоей шкуре. Знак, разрешающий пить твою кровь в любых количествах, в любое время. Конечно, привкус псины никому не нравится, но наши клиенты пересилят себя — ради получения особых бонусов от нашего банка. Ведь каждый укус благоприятно отразится на их счетах. И я уверен, найдется достаточно желающих подзаработать на тебе. А ты — ты будешь долго, очень долго расплачиваться своей вонючей кровью за свое мошенничество.

— Главное, — добавил Герд, кинув короткий взгляд в сторону Сони, — ты поплатишься за то, что ты пытался надавить на меня, преследуя мою девушку.

Вульф замер, сверля горящим взглядом лежащего противника.

— Этот… эту метку… Ведь ее можно снять? — сипло из-за вмиг пересохшего горла спросил Вульф. Он, похоже, всё-таки был сообразительным парнем и быстро оценил перспективу дальнейшего своего незавидного бытия.

Ольгерд надавил клинком на горло, заставив противника отклониться, а там уж было нетрудно и повалить его, поменяться местами.

— Можно, отчего нет, — милостиво улыбнулся он, удобно усаживаясь верхом на поверженном притихшем враге, не опуская клинок в вытянутой руке. — Только дай мне клятву, что отныне станешь моим послушным псом. Не сбежишь от меня раньше, чем отработаешь долг. Или до того, как ты успеешь мне надоесть. Поклянешься?

— Стать твоим рабом? — просипел Вульф. Оскорблено, но с усталостью обреченного.

— У меня никогда не было собаки, — легкомысленно заявил Герд, играя клинком. — Обычные псы живут, к сожалению, очень недолго. А вот ты мне подходишь.

— Клянусь, — согласился Вульф.

— Клянешься собственной шкурой? — уточнил Герд.

— Да, черт с тобой.

— Нет, твоя шкура ничего не стоит. Поклянись чем-нибудь более ценным. Например, шкурами всех членов твоей родной стаи, — предложил Герд.

— Но!.. — вскинулся Вульф, и тут же сник, опять ощутив холод стали. — Хорошо, клянусь.

— И шкурками всех щенков, принадлежащий к твоей стае, — настойчиво продолжал Герд. — И всех сучек, ждущих по норам своих кобелей.

— Это уже слишком!.. — заикнулся было оборотень, но под клинком осекся и уныло выдохнул: — Да, клянусь.

— Вот и отлично, — улыбнулся Герд, поднялся. — Ты всё записал, Юлий?

— Всё четко! — откликнулся тот.

Вульф повернул голову: Юлий держал в руке мобильник, глазок объектива камеры был наставлен прямо на него.

— А ты надеялся, что я опять поверю тебе на слово? — с усмешкой спросил Герд. — В случае если ты опять задумаешь меня кинуть или покинуть, эта запись будет моим страховым полисом. Денег она не вернет, но зато и тебе жизнь испортит. Твоим сородичам вряд ли понравится, как ты клялся их женами и детьми, чтобы спасти свою жалкую шкуру. Вы, оборотни, народ темный и суеверный. Если ты посмеешь нарушить клятву, твоя же стая достанет тебя из пекла ада и принесет мне твое сердце на подносе, с поклонами и извинениями.

Вульф знал, что так оно и будет.

Он поднялся с пола, мрачнее покойника. Побрел к выходу, приволакивая ногу, обожженную серебряным лезвием. Торопится некуда, он сам подписал себе смертный приговор.

У дверей он кое-что вспомнил, обернулся:

— Когда метку снимешь?

— Метку? — удивился Герд. — Ах, ты про это… Прости, пожалуйста, но кажется я вообще забыл ее поставить! — он виновато развел руками.

Злобно сплюнув, Вульф с силой захлопнул за собой дверь.

— Ты блефовал? — тихо спросил Юлий. — Таких меток не бывает?

— Отчего же, — устало отозвался Герд. — Прадед однажды заклеймил одного злостного должника. И едва не разорился, выплачивая бонусы.

— Не легче ли было убить этого пса? Зачем он тебе понадобился? Что ты от него хочешь?

— Хочу попробовать устроить тройную охоту, — задумчиво произнес Ольгерд, видимо, уже прикидывая в уме детали нового проекта. — Охотники, мечтающие выследить в лесу волка — это совсем не те же самые люди, что любители тихой и безопасной подледной рыбалки. Совсем другой темперамент, другая кровь. Люди будут охотиться на оборотней, а мы… Но хватит об этом! И так слишком много времени потратили на этого пса, — сам себя оборвал Ольгерд. Обернулся к Юлию, смерил его тяжелым взглядом:

— Ты не забыл про дуэль?

— Ты устал. Может, отложим? — предложил Юлий. Хотел стереть с щеки друга кровь. Но тот резко оттолкнул его руку:

— Устал? Я только во вкус вошел, — фыркнул он.

17

Чтобы уберечь зал и дом от еще большего разрушения, дуэлянты решили драться на воздухе, на освежающем морозце. Юлий неуверенно предложил захватить оружие с собой, но Герд презрительно повел бровью. Кровожадно объявил, что разделается с экс-другом голыми руками.

Для поединка избрали уютную площадку для отдыха, среди заснеженного сада. Дорожки здесь сходились солнышком и широким кольцом охватывали большую клумбу, покрытую высокой снежной шапкой. Вокруг клумбы были расставлены скамейки, золотистым светом сияли фонари на невысоких столбах, как канделябры. С одной стороны дорожки упирались в играющую праздничными гирляндами беседку, а с противоположного края площадки возвышалась сверкающая и переливающаяся разноцветными искрами ёлка.

Не тратя ни секунды попусту, Герд схватил Юлия за шиворот — и припечатал спиной об изящный фонарный столб. Столб накренился, сверху им на головы посыпались электрические искры. Стиснув зубы, Юлий ответил подсечкой под колено. Но Герд не упал, напротив, пригнулся и перекинул предателя через плечо в пышный сугроб. Юлий, падая, утянул соперника в снег за компанию. Быстро сгруппировавшись, Герд легко, как кошка, вскочил на ноги. Рывком за руку поднял экс-друга, не отпуская, будто исполняя дуэт в фигурном катании, заставил обежать вокруг себя — и швырнул в дерево. Юлий с разбега врезался в ствол, от сотрясения с ветвей рухнула белая лавина, почти погребя его под собой. Но он тотчас вынырнул из снега — и бросился на соперника…

Соня взирала на схватку в оцепенении. То, что происходило перед ее глазами, казалось ей чем-то совершенно невероятным. Если бы эльфы занялись реслингом, скорей всего это выглядело бы именно так… Боже, что за нелепости лезут в голову! Она любуется,  а парни всерьез плюнули на свою дружбу и готовы прибить друг друга до смерти!

И эта дуэль разгорелась из-за нее! В этой схватке решается ее судьба! Соня была не в состоянии охватить разумом эту непостижимую мысль. У нее это в голове не укладывалось: эти двое сцепились из-за нее… Эти двое сейчас, в эту самую минуту, должны определить всю ее жизнь. Ее жизнь или ее смерть…

— Чего это они? — раздалось у нее над ухом.

— Меня не поделили, — всхлипнула Соня. — Люська, что мне делать?

— Как что? Хватать обоих — и устроить групповушку.

— Что устроить?.. — рассеянно откликнулась Соня.

— А, ну да. На этих двоих тебя одной не хватит.

Вздрогнув, Соня догадалась обернуться и посмотреть, с кем разговаривает. Но рядом никого не было. Как странно — ей причудился голос пропавшей подруги, в этот решающий момент ее жизни. Что это — галлюцинации? Соня зябко поежилась, обняв себя за плечи. Значит, уже всё. Значит, уже психика не выдерживает такого стресса.

— Замерзла? — подошедшая сзади тетя Дуся заботливо накинула ей на плечи свою шаль. Поглядела на дуэлянтов с ласковостью во взгляде: — Ух, разрезвились! Мальчишки и есть мальчишки. Колотить друг дружку и разнести всё подряд — это они всегда с удовольствием. А усадьбу после их шалостей по бревнышку придется мне собирать.

Соня не заметила, когда к площадке стали подтягиваться зрители.

Похоже, погоня за псами-налетчиками, поспешившими удрать, в буквальном смысле поджав хвосты, успехом не увенчалась. Тигрицы вернулись усталые, но не слишком расстроенные. Позволяли своим кавалерам взять себя под локоток, с благодарностью в томных взорах склоняли головки к крепким мужским плечам. Встрепанные парни возвращались в обнимку с девушками, у каждого буквально под рукой по две раскрасневшихся румяных хохотушки.

Зрители останавливались в сторонке, под сенью деревьев. Вмешиваться или разнимать дерущихся, похоже, никто не собирался. Просто смотрели, даже любовались.

— Так расточительно! Столько крови зря пролилось, — донесся вздох сожаления.

Другой женский голос мечтательно поддакнул:

— Ольгерд весь изранен…

— Скажешь еще! Тьфу на тебя. Пара царапин всего-то!

— А у тебя слюнки текут, так хочется ему раны зализать?

— Зализать? Облизать… С ног до головы…

— Губки закатайте, подружки! Эту ночь он, похоже, не с нами хочет провести.

Соня напряглась от этой случайно долетевшей до ее ушей фразы. Они оба — и Герд, и Юлий — хотят провести эту ночь с ней? Нет, ну а с кем же еще — конечно с нею, иначе из-за чего бы весь шум. Вот только ей всё равно в это не верилось. Щеки ее запылали, а сердце бешено заколотилось. Но если бы она действительно смогла выбирать, кого бы она предпочла? Кому бы она сама доверила свою жизнь? И свое тело, свой самый первый эротический опыт… Нет-нет! Соня была не в силах даже помыслить о подобном! Как она может решить, если ей даже представить стыдно?! Чтобы кто-то из них двоих с нею… тот или другой… Юлий… или Герд… чтобы они ее… Соня закрыла горящее лицо руками и крепко зажмурилась.

Между тем дуэль продолжалась.

— Ты не устал?

— Нисколько.

— Пожалуй, пора заканчивать? Ты выдохся.

— Ошибаешься!

Герд размахнулся. Но Юлий нырнул под руку. Пригнувшись, обхватил за пояс, приналег плечом — и протаранил противника до очередного фонарного столба. От жестокого удара Герд поперхнулся кровью, закашлялся.

— Ты в порядке? — озабоченно спросил Юлий.

— Зараза, — ругнулся Герд, выплюнув в ладонь горсть сплющенных пуль. — Просил же по дырам не бить!

— Да у тебя после этого пса вся шкура дырявая, — оправдываясь, проворчал Юлий. — Себя не жалко, так хоть бы шмотки пожалел.

— Шкуру заращу, шмотки заштопаю. Зато столько острых ощущений! — хмыкнул Герд.

Оттолкнул Юлия и мощным ударом ногой с широкого разворота в солнечное сплетение послал соперника в новогоднюю ёлку. Ломая ветви, Юлий пролетел до самого ствола. Замигали в гирляндах лампочки, праздничное дерево затряслось.

Продравшись сквозь серпантин и перепутанные ленточки серебристого дождика, Юлий с трудом выкарабкался назад из темной «пещеры» в проломленной конусной кроне. Сбросил с плеч пушистое боа из зацепившейся мишуры.

— Никогда я тебе не подчинюсь! — решительно заорал он театральным страшным криком. И вновь кинулся в драку.

Герд блокировал удар. Перехватил его запястье, вывернул руку за спину:

— Ты в порядке? Прости, не рассчитал размах.

— Нормально. Ёлку только жалко, я столько времени на нее убил, наряжая.

Чтобы освободиться от захвата, Юлий ударил затылком ему в лоб. Развернувшись лицом к сопернику, схватил того за горло:

— И долго еще?

— Пока не решит наконец.

— Значит, до утра, — вздохнул Юлий. — Она нерешительная, понимаешь ли. Вон, ей даже смотреть на нас страшно.

— Не смотрит?! — Ольгерд обиделся. — Сейчас посмотрит!

Громко застонав, он повис на руках соперника.

Соня встрепенулась, отняла ладони от лица, воззрилась на дуэлянтов, обнявшихся в последнем, роковом порыве. Душераздирающий стон острой болью отозвался в ее сердце. Ей больно было видеть это красивое лицо, искаженное страданием, сердце просто разрывалось от жалости. Так нельзя! Так не должно было случиться! Они и вправду прикончат друг друга?! Из-за нее… Если не она — никто их не остановит! Она должна вмешаться! Пока не поздно! Соня ринулась было вперед… Но страх, стыд, смущение вновь нахлынули с новой силой, аж дыхание перехватило, и она встала в нерешительности.

— Я выиграл, — шепотом отметил Герд, украдкой взглянув из-под томно полуприкрытых век.

— На жалость надавил? — догадался Юлий. — Ну, погоди еще радоваться! У меня тут пистолет в запасе. Не возражаешь?

— Нисколько. Отличная идея.

И он отпустил горло противника, тот пополз вниз, цепляясь за его одежду из последних сил. Юлий выхватил из-за пазухи припрятанный миниатюрный пистолет. Вокруг площадки пронесся вздох — зрители были возмущены подобным коварством!  Одновременно с этим, второй рукой, (так чтобы Соне не было видно,) он быстро скользнул за пояс к Герду, кое-что позаимствовав из потайных ножен.

— Ну, ты и подлец! — восхищенно распахнул глаза Ольгерд.

— В грудь или живот? — спросил Юлий.

— Конечно, в грудь! — выбрал Ольгерд.

Кивнув, Юлий вскричал громко и решительно:

— Умри же! Тот, кого я называл лучшим другом!

Грянул выстрел: Юлий спустил курок буквально в упор, вплотную приставив ствол к цели. И отшатнулся назад, прочь от содеянного, позволив противнику медленно и красиво упасть на колени.

По толпе зрителей пронесся сдавленный возглас ужаса, но никто не сделал и шага с места.

Герд схватился за грудь, сквозь судорожно сведенные пальцы струилась кровь, стекая полосами по одежде, капая на истоптанный снег.

Соня кинулась к Ольгерду. Но замерла на полпути, боясь приблизиться, прикоснуться, чтобы не сделать еще больнее.

— Я… не могу… умереть… так просто… — изумленно проговорил Герд, тоскливо вскинув брови, глядя в глаза Соне.

Она не знала, что делать, чем помочь. В панике прикрыла рот ладонью, словно пытаясь сдержать всхлип, но неосознанно принялась грызть ногти.

Пока Соня плакала от сострадания и в растерянности грызла маникюр, Юлий за ее спиной сделал ответный ход. В его руках был козырь — позаимствованный у Ольгерда маленький запасной кинжал. Сжав рукоять обеими руками, он развернул узкий клинок острием к себе — и вонзил в живот, пониже ребер. Согнувшись, застонал от боли.

Соня обернулась, вскрикнув, подбежала к Юлию.

— Герд! Как же ты так?.. Ты убил меня? — сокрушенно воскликнул Юлий.

Он выпрямился, разжав руки, продемонстрировал торчащую окровавленную рукоять и сам посмотрел на нее как будто с удивлением.

Соня смотрела на обагренную рукоять с ужасом: неужели Ольгерд успел отплатить, пырнул перед самым выстрелом?..

Ольгерд испустил тяжкий стон, силы покидали его. Он упал на четвереньки, одной рукой по-прежнему зажимая рану, второй уперся в землю. Поникла голова, почти касались снега длинные волосы. Алые слипшиеся пряди среди светлых…

Соня подбежала к нему.

Юлий, с воплем сквозь стиснутые зубы, выдернул из себя кинжал — и тоже повалился наземь. Побелевшие от боли глаза невидяще уставились в беззвездное темное небо.

Соня бросилась к Юлию.

Но, услышав сзади судорожный вздох, повернулась обратно. И тут же всхлип невыносимой боли заставил ее снова обернуться.

Соня в прямом смысле слова заметалась на месте, разрываясь между двоими, не зная, кого выбрать, к кому бежать, как поступить.

— Пожалуйста… помоги Герду… — жалобно попросил Юлий, из последних сил протянул к противнику окровавленную руку, пальцы дрожали.

Вскрикнув от жалости и сострадания, Соня бросилась к Юлию. Упала перед ним на колени, попыталась помочь зажать рану, но только перепачкала руки. Не стесняясь льющихся по щекам слез и задрожавшего подбородка, она испачканной ладонью провела по его бледному, растерянному лицу, оставив на щеке алый отпечаток.

— Не надо… Не надо, пожалуйста… — залепетала она, умоляюще вглядываясь в его глаза, застилающиеся пеленой смертельной усталости. — Что мне сделать? Я всё что хочешь… Только не надо, прошу тебя!

— Помоги… Герду… — едва нашел в себе силы повторить Юлий. — Он… и так потерял…  сегодня много крови…

— Нет, ты тоже ранен, — всхлипывала Соня, даже не обернувшись на Ольгерда.

Тот наблюдал за ними, совершенно забыв о своей ране. Услышав эти ее слова, сел, раздумав умирать. Поглядывая на пару, задумчиво захватил горсть снега, тщательно вытер руки от крови. Со вздохом сожаления поднялся с земли, отряхнулся, поправил одежду, издырявленную выстрелами.

Два поединка за один вечер совершенно его вымотали. Но губы упрямо растягивались в довольной улыбке. Да, он проиграл дуэль. Девушка, этот давно желанный подарок, выбрала не его. Выскользнула из рук, упорхнула из-под носа, ушла, как вода сквозь пальцы… Досадно. Столько усилий затрачено впустую… Впрочем, нет, не впустую! Игра стоила свеч.

Хотя такого коварства от самого близкого друга он не ожидал.

— Ты прав, Юлий, — сказал Ольгерд, подойдя и встав над поверженным противником, голову которого Соня бережно положила себе на колени. — Ты прав, я не могу всегда получать то, что хочу. Ты выиграл.

Юлий в ответ прохрипел что-то героическое неразборчивое.

— Ты можешь его спасти. Если пожелаешь, — обратился Герд к дрожащей Соне. — Позволь ему выпить твоей крови, и от этой смертельной раны не останется и следа.

Герд не настаивал. Он произнес это ровным тоном соперника, уступающего приз другому по доброй воле, однако не скрывающий сожаления. Как честный человек, он не скрыл от нее эту возможность, этот последний шанс. Но право решать оставил за ней.

У Сони сердце похолодело. Она судорожно сглотнула, безуспешно пытаясь избавиться от душащего, застрявшего в горле узла. Так значит, всё-таки ей придется самой выбирать свою судьбу… Хотя, конечно, что тут выбирать? Она не может сейчас отступить, сбежать, иначе всю оставшуюся жизнь будет считать себя убийцей. Вот только если останется и отдаст свою кровь — будет ли у нее эта будущая жизнь вообще?..

Соня не знала, что и думать. Она тихонько всхлипывала, растерянная и беспомощная. Но голова Юлия лежала у нее на коленях, такая тяжелая, такая реальная — не позволяя вообразить, что всё вокруг ей просто привиделось, что всё это ужасный сон. Его слабеющая рука сжимала ее ладонь. Он дрался за нее — и теперь умирает? Ради нее не пожалел собственной жизни. И это не сон! Это правда!.. А Соня колеблется? Нет, ей нельзя сомневаться! Не о такой ли любви она всегда мечтала? Какие еще доказательства чувств ей нужны? Какие слова и признания будут красноречивей? Так чего же она боится сейчас?! Боится рискнуть ради счастья? Боится шагнуть навстречу своей судьбе?..

Соня закрыла глаза, вздохнула полной грудью — и подставила шею к пересохшим губам.

— Пей! — велела она решительно.

Юлий неуверенно облизнулся. Приподнявшись, обнял ее рукой за плечи.

— Уверена? — переспросил он чрезвычайно отчетливо для умирающего. — Ты точно этого хочешь?

Он взглянул поверх ее склоненной головы на Герда. Тот прятал улыбку, прикрыв ладонью, будто в замешательстве потирал подбородок. Но глаза его откровенно смеялись, и это странное торжествующее выражение смутило Юлия. Уверенность в собственной победе дала трещинку, отравленная секундными колебаниями. На секунду он усомнился, правильно ли поступил. Чего он добился? Что доказал Герду? Почему так хотел отобрать эту девчонку? Упрямо шел против воли хозяина, хотя особых чувств вовсе к ней не испытывает… На секунду ему очень захотелось отступить, отыграть всё обратно! Но это было невозможно. Он сам затеял эту игру — и должен ее продолжать. Отступать сейчас смешно и нелепо. Он не хотел выглядеть глупо в глазах Герда.

Шумно втянув носом ее теплый, трепетный запах, Юлий прижался ртом к девичьей шее. Безошибочно найдя языком венку под кожей, вогнал в нежную плоть острые клыки. Стенки кровеносного сосуда лопнули, продырявленные. Рот его наполнился горячей сладостью, с легким привкусом железа и испуга. Соня крупно вздрогнула, и он машинально обхватил ее руками, прижался сильнее, повинуясь глубинным инстинктом хищника, не позволяя добыче ускользнуть.

В его тесных объятиях ей стало жарко. Она глубоко задышала, пытаясь унять частое биение сердца. Как только она на это решилась? Неужели она сама согласилась?..

Сначала ей было страшно, потом щекотно от его губ, немножко больно. Но он прижал ее к себе, сильно и бережно, и голова закружилась от легкой слабости. Соня крепко зажмурилась: ее смущало, что множество глаз смотрят на нее. Зрители, окружившие площадку, видят ее в таком положении… Щеки ее пылали. Так стыдно… И так волнующе.

Она не ощущала жадных глотков. По телу ее проносилась, волна за волной, томная теплота. Тело ее обмякло, как будто расслабилась каждая мышца. Руки и ноги стали словно чужие, сил не осталось и пальцем пошевелить. Но разуму на эту болезненную слабость было наплевать. Сознание Сони высвободилось от гнёта всех страхов и мыслей, наполненное только одним ощущением, и чувство это было не с чем сравнить. Разве только с беззвучным летним фейерверком: под сомкнутыми веками взрывались россыпи разноцветных огней, в груди было легко, и сердце пело. Ей казалось, будто она стала невесомой пушинкой, будто летит куда-то, подхваченная ласковым вихрем. Нежность переполнила всё ее существо. И ее с головой захлестнула искрящаяся легкость… Увлеченная этим ясным потоком, Соня провалилась в теплое блаженство без мыслей. Нет, не заснула — просто выпала из реальности.

Она дрожала в его объятиях, доверчиво прижимаясь, облачка пара вырывались из ее приоткрытых, раскрасневшихся губ. И с каждым судорожным вздохом кровь ее становилась всё сладостней. Он не мог оторваться. Ее вкус, насыщенный и пьянящий, заставил Юлия позабыть обо всех сомнениях, увлёк его, околдовал. Он забыл обо всём на свете — и понимал лишь одно: сосредоточие всей вселенной было сейчас в его руках. Сейчас он держал в объятиях самое ценное сокровище своей жизни… Когда же она с тихим всхлипом выгнула спину и затихла, кровь ее будто превратилась в расплавленное золото. Из глаз его полились слезы, и Юлий не замечал этого, слизывал алые капли с ее кожи как величайшую драгоценность.

Герд смотрел на этих двоих и не прятал огонька зависти в потемневших глазах. Ревность давила ему грудь, но усилием воли он сдерживал гнев. Просто стоял и смотрел на них, забывших об окружающем мире. В этот момент они принадлежали только друг другу — и никто, даже он, не смел вмешаться, грубо вырвать из этого блаженства…

Поглощенный тоскливым созерцанием, Герд допустил непростительную ошибку. Рассеянность едва не стоила ему жизни. Внезапно набросившийся на него из темноты оборотень застиг его врасплох: повалил на снег, вцепился в шею, целясь порвать артерию, перегрызть глотку.

Но лишь лязгнув челюстями, нападавший с коротким визгом отпрыгнул назад.

— Кот?! — с изумлением узнал Герд искаженную звериным оскалом физиономию.

— Забудь Кота! Теперь я волк! — зарычал новоявленный оборотень. Утер ладонью окровавленные губы. С ненавистью вперил безумный взгляд в противника.

— Вот как?..

Герд поднялся. Поправил порванный ворот свитера, показав оборотню ошейник с шипами. Тот злобно зарычал, подобный трюк был верхом подлости!

— Я сам справлюсь! — махнул Герд кинувшимся на помощь ребятам. — Так значит, тебя не вчера укусили?

— Нет! — рыкнул Кот. — Меня цапнули, когда ты послал нас присмотреть за этой похотливой девственницей. Уже поздно — я переродился! Ты ничего не сможешь сделать!

— Ты прав, лечить тебя уже поздно, — согласился Герд. — Но за «похотливую» ты ответишь!

Ольгерд одарил Кота такой улыбкой, от которой у оборотня хвост бы поджался, если бы таковой успел отрасти.

Герд был даже рад подобному обороту событий. Давно пора было расставить всё на свои места, объясниться с Котом. Выяснить наконец-то отношения, а не умалчивать давнюю обиду, надеясь что всё само собой наладится… И как же это нападение случилось вовремя! Прекрасный способ сбросить груз накопившегося раздражения.

18

Силы противников изначально были неравны. Новорожденный оборотень в свое первое полнолуние совершенно неуправляем. В безумии перерождения Кот был силен, как объевшийся мухоморами викинг. Было странно видеть такую неожиданную мощь в по-прежнему изящном теле вампира-полукровки.

С другой стороны, Герда уже изрядно утомил насыщенный событиями длинный день, и даже запала злости хватило ненадолго. Видимо, поэтому схватка вышла стремительно короткой.

Уже через пару минут Кот, припертый к стволу потрепанной новогодней ёлки, жалобно скулил и дергался, безуспешно пытаясь освободить горло от захвата холодных пальцев.

— Почему ты сразу не сказал, что тебя зацепили? Я бы нашел средство тебя вылечить, — потребовал ответа Ольгерд.

— А я не хотел, чтобы ты меня лечил! — злобно просипел Кот.

— Почему? Неужели ты всерьез рассчитывал стать главой клана благодаря этому?

— Пошел ты на… вместе со своим кланом! — матерно огрызнулся оборотень.

— Почему, Василий? Разве кто-то из нас хоть раз упрекнул тебя в том, что ты полукровка? Разве я не относился к тебе как к брату? Почему ты злишься на меня?

— А разве я обязан тебя обожать?! Думаешь, если ты уродился чистокровным — за это тебя все любить обязаны? Я не буду! Я никогда не пил твоей паршивой крови! И ты меня не заставишь!

Герд улыбнулся. Чуть ослабил хватку, позволив ногам противника коснуться земли.

— А ведь ты прав, — произнес он мягко. — Ты полукровка, зря я старался этого не замечать. Ты никогда до конца не был одним из нас. Похож на нас, но лишь наполовину. Поэтому-то ты и заразился.

— Убьешь меня? Чистокровные обязаны избавляться от таких выродков, как я! — мрачно оскалился Кот.

Но оскал медленно сполз с его лица, побелевшими от страха глазами он уставился на потянувшегося к его шее Герда. Тот облизнул губы. Скользнул ладонью, взъерошив Коту волосы на затылке, заставив пригнуть голову. Сквозь ресницы бросил быстрый взгляд:

— Я давно должен был это сделать. Видимо, это судьба.

Кота пробрала дрожь:

— Нет! Не смей!

Он забился в смертельной панике. Но Герд навалился на него всем телом, придавив к стволу, обхватил за плечи.

Кот чувствовал, как вместе с кровью его тело будто покидает сама жизнь. Но ничего не мог с этим поделать. Внутри всё холодело от ужаса, от ожидания вечной черноты. И он был беспомощен перед этой подавляющей силой…

Герд морщился, но пил. Ему никогда не нравился вкус страха, а уж тем более с животным привкусом. Но что поделать — он обязан заботиться обо всех членах своего клана. Тем более о таких непутевых…

Выпив достаточно, Герд отер губы о рукав свитера. Заодно зубами подтянул рукав повыше, обнажив руку до локтя. Второй рукой он поддерживал дрожащего Кота, готового потерять сознание.

— Давно надо было тебя обратить, — повторил он, полоснув клыком себе по запястью. Подставил сочащийся порез к побелевшим губам непутевого родственника.

— Не буду! — слабо отпихнулся Кот. — Меня ты не заставишь поклоняться тебе! Не стану твоим рабом! У тебя не кровь, а отрава!

— Полегче! Мы же всё-таки с тобой с одного куста ягодки, — засмеялся Герд. — Пей и не выпендривайся. Всем нравится, и ты тоже привыкнешь.

Кот протестующее замычал, попытался отплевываться. Но Ольгерд бесцеремонно пользовался преимуществом силы. Кровь тяжелыми, обжигающими каплями скатывалась по языку в горло, и Кот умолк. Притих, прикрыв глаза. Несмело поднял руки, обхватил его локоть, прижал ко рту. Герд усмехнулся, ощутив жадный укус.

— Хватит с тебя, — решил он через минуту. Отнял руку, зажал ладонью наливающийся на белой коже засос.

— Отвратительный вкус! — упрямо заявил Кот, тяжело дыша, пряча заблестевший взгляд.

— У тебя не лучше, — фыркнул Герд.

Кивнув двоим ребятам, он передал им едва держащегося на ногах родственничка, приказал отвести в дом.

Следом в дом заторопились и все остальные. Увлеченные зрелищем зрители не сразу заметили крепчающий морозец, который теперь незачем стало терпеть, раз всё разрешилось.

Герд подошел к двоим оставшимся. Пока он был занят Котом, Юлий перенес Соню на скамейку. Девушка по-прежнему пребывала в сладком беспамятстве.

— Не замерзнет? — спросил Герд. Встал позади скамьи, облокотившись о кованую узорную спинку. Окинул девушку долгим взглядом.

— Не думаю. Кажется, ей наоборот нужно слегка охладиться, — откликнулся Юлий, поправив на ней свою куртку. — Полагаю, на свежем воздухе она скорее придет в себя.

И впрямь, щеки девушки пылали ярким румянцем. Грудь под наброшенной курткой волновалась глубоким, частым дыханьем. Герд протянул руку, осторожно, едва прикасаясь кончиками пальцев, очертил овал лица — кожа ее горела.

— Да, немного остыть ей не помешает.

— Еще пару минут, и я отнесу ее к себе.

— К тебе? — эхом переспросил Герд.

— Не волнуйся, она в порядке. Пульс в норме, только давление чуть упало … — говорил Юлий, не глядя в глаза друга.

— Можно тебе попросить? — негромко произнес Герд.

— О чем? — отозвался тот.

— Я… Мне хотелось бы всё же узнать, из-за чего мы с тобой дрались.

— Боюсь, ты будешь разочарован. Уверяю тебя, это было вовсе не так вкусно, как ты себе представлял.

И всё-таки Юлий склонился над Соней, отвел разметавшиеся волосы на шее. Сделав новый крошечный прокол, набрал в рот глоток терпкой, горячей крови. Выпрямившись, взглянул на Герда. Тот потянулся вперед, разделявшая их скамейка была не помехой. Не пряча огонек любопытства под густыми ресницами, Герд кончиком языка тихонько слизнул густую капельку, пролившуюся с уголка рта на подбородок Юлия. Осторожно губами раздвинул его губы, прильнул, ища вкус, который так давно его манил…

Короткая боль от укола в шею помогла Соня очнуться. Она будто вынырнула из жаркого, яркого океана незабываемой неги — и вдруг окунулась в прохладную свежесть зимней ночи. В глаза ударил золотистый свет фонарей, ореолы огней смешивались с фиолетово-синим сумраком…

Соня приподняла голову. У левого ее плеча, словно темный ангел-хранитель, стоял Юлий. Напротив, по правую руку, она увидела Ольгерда. Оба так близко, самые красивые парни в ее жизни… и она лежит между ними бревном. Но ни тот, ни другой на нее и не смотрели, занятые друг другом — забылись в страстном французском поцелуе, на сей раз соревнуясь в дуэли языками.

Взглянув на них, Соня не поняла, отчего ее глаза вдруг сами собой сошлись на переносице, а мир вокруг нее опрокинулся. Последнее, что она услышала перед падением в пустоту, был стук собственной головы о деревянное сидение скамьи.

— Господи! — оторвавшись, едва перевел дух Герд. — Какая несусветная горечь! Как такое возможно? Ведь ее запах…

— Видимо, не только внешность бывает обманчива, в этот раз нюх тебя подвел, — пожал плечами Юлий.

— Так вот почему, когда ты ее укусил, у тебя из глаз слезы брызнули? — понял Ольгерд и посмотрел на Соню с недоверчивой подозрительностью, смешанной с жалостливым презрением.

Юлий кашлянул. Вот о слезах, об этой минутной слабости, не хотелось бы слышать напоминаний даже от самого близкого друга.

— Что-то она долго не приходит в себя, — заметил Юлий. — Я отнесу ее ко мне в номер.

— Пришлю к вам тетю Дусю, пусть ее осмотрит, — кивнул Герд.

Он ушел в дом. Юлий посмотрел ему в след. Стыдно. Обманул лучшего друга! Из жадности, из всколыхнувшейся ревности, из мелочного страха и недоверия, что Ольгерд может не сдержать данное обещание, — испортил единственный глоток крови, о котором тот попросил, как об одолжении. И вот теперь загнанная на дно души совесть проснулась и заныла, казня за обман, не позволяя насладиться честно завоеванной победой. Однако у него не было выхода — игра зашла слишком далеко.

______________

Осмотрев девушку, тетя Дуся диагностировала нервное потрясение. Прописала мягкую постель и длительный сон. Уходя, кинула хитрый взгляд на Юлия, но ничего не сказал.

Последовав рекомендации, он уложил бедняжку в постель, укрыл теплым одеялом. Конечно, снял с нее сапоги. Но, поразмыслив, на платье всё-таки не покусился.

Сел, уныло повесил голову, погрузившись в безрадостные размышления. Видимо, сегодня опять придется спать на узком диване в одиночестве.

А Герд будет праздновать с девчонками, всю оставшуюся ночь до самого утра. И Юлий мог бы пойти развлекаться вместе со всеми, как и всегда… Но каким бы взглядом встретил его теперь Герд, после всего этого? Нет, раз уж добился своего, то нужно хотя бы сделать вид, что рад выигрышу. Пусть он фактически ничего не получает от этой победы, но Герд об этом не должен узнать. Пусть думает что угодно, воображает, что подскажет его извращенная фантазия. А Юлий может переночевать и на диване.

Он поднялся, собрался уйти в комнату. Но Соня слабо застонала сквозь сон. Положив руку ей на плечо, Юлий почувствовал, как ее бьет дрожь. Пальцы, ладони ее были ледяные, но щеки пылали. Шея же была восхитительно горячей… Тетя Дуся заверила, что волноваться не о чем, хихикнула, что взрыв гормонов еще не убил ни одну девственницу. Но оставлять ее одну в подобном состоянии Юлий не решился. Он нырнул под одеяло и, прижавшись к ней со спины, обнял за талию. Под его руками дрожь постепенно ушла. Соня доверчиво затихла, засопела глубоко и ровно. Слушая ее дыхание, Юлий и сам незаметно стал погружаться в сладкую дремоту. Бурные каникулы вымотают кого угодно, даже вампира.

_________

Соня проснулась от того, что ей стало невыносимо жарко. Жар поднимался изнутри, откуда-то из глубины ее самой, разливался расслабляющим теплом по рукам, отдавался в ноги, как крепкое вино. Все тело ее ныло, как будто требовало чего-то. Какая-то жажда томила. Но простой водой эту жажду было не утолить. Хотя пить тоже очень хотелось.

Она вскрикнула, обнаружив, что лежит в объятиях Юлия. От этого сдавленного писка он заворочался, сонно чмокнул губами. Попытался удержать, машинально обняв во сне. Но рука упала на опустевшую постель.

Выпрыгнув из-под одеяла, Соня метнулась к стене, щелкнула выключателем. Юлий, недовольно заурчав, прикрыл глаза рукой от вспыхнувшего света.

Обследовав себя при свете, Соня удостоверилась в наличии платья и нижнего белья. Но это открытие, похоже, только еще больше ее расстроило.

Она обижено шмыгнула носом. Заметалась по комнате, собирая свои вещи: свитер, брюки, сапоги. Подумала и вынула свитер, запихала в сумку сапоги, принялась суетливо натягивать свитер поверх платья. Запуталась в рукавах — едва нашла, куда просунуть голову.

— Ты знаешь, который час? — проворчал Юлий. Игнорировать этот ураган в комнате было невозможно.

— Что? — встрепенулась Соня, испуганно выглянув из длинной трубы воротника.

— Сейчас час который знаешь? — сонно повторил он.

— Я хочу домой! — с ноткой истерики выдвинула Соня ультиматум.

— Домой — завтра…

— Ты мне это уже обещал!

— Теперь точно. Праздник закончился. Всех развезло… То есть, всех развезем по домам. Завтра… Иди, ложись, поспи, — Юлий без сил уронил голову на подушку. Глупо похлопал ладонью по свободной половине постели, будто она дрессированная собачка и должна подчиняться командам.

Соня нервно сглотнула, уставившись на постель лихорадочным взором.

— Мне? К тебе? — проговорила она срывающимся голоском. — Чтобы ты… меня?..

— Чего — я тебя? Не видишь — я сплю! И собираюсь проспать до обеда. Как положено вампиру. Пальцем тебя не трону. Даже не собирался. — Юлий перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло.

— Я тебе не нужна? — трагическим шепотом переспросила Соня.

— Угу… — промычал из-под одеяла Юлий.

Через секунду до него дошло, какую ошибку он допустил. Но было уже поздно.

— А я знала! — заявила Соня. — Я так и знала! Я никому не нужна. Ни тебе, ни Ольгерду. Вы просто мной играли. Соблазняли по очереди, гипнотизировали. А на самом деле только о себе думали, только счеты сводили между собой. А я вам не воланчик от бадминтона! Я живая! Я любить хочу!!!

Она плюхнулась на край постели и разрыдалась от обиды. Пережитый стресс наконец-то прорвал все плотины самообладания и излился потоком горючих слез.

Юлий сел. Наклонив голову к плечу, посмотрел на вздрагивающую спину девушки. Прикрыл зевок ладонью. Делать нечего, успокоить ее возможно только одним способом. Видно, выспаться сегодня ему не так и придется.

Он подобрался к ней поближе. Осторожно погладил по волосам:

— Ну, что ты такое говоришь? — мягко произнес он. — На самом деле ты нам понравилась одинаково сильно. И мне, и Ольгерду.

— Неправда! — всхлипнула Соня, замотав головой. — Нет во мне ничего, что могло бы понравиться таким, как вы!

— Есть, — улыбнулся Юлий. — И ты знаешь это. Ты — особенная. Искренняя. Неподдельная. Настоящая и чистая, как вода…

— Угу, как вода — в лу-уже-е!.. — Соня повернула к нему голову, подняла заплаканные глаза, всеми силами желая поверить в его слова.

В доказательство Юлию следовало поцеловать ее. Он и собирался. Но обилие слез вызвало естественную влажность под носом. Нежный взгляд его невольно изменился на задумчивый. Он пошарил в кармане брюк, но носового платка не нашлось.

— Минуточку, — бросил он озабоченно.

Неуклюже перебрался к изголовью кровати, попутно совершенно скомкав одеяло. Дотянулся, открыл ящик прикроватной тумбочки, вернулся к Соне с коробкой салфеток.

— Вот, — протянул ей коробку.

Она непонимающе молчала, не сводила с него покрасневших глаз. Пришлось самому достать салфетку и, будто малому ребенку, приставить к ее носу.

— Давай! — велел он.

У Сони слезы ручьем брызнули: до нее дошло, как она сейчас безобразно выглядит в его глазах! Скуксившись и покраснев, она машинально напузырила соплей в его кулак со слоновьим трубным гласом — и оскорбленно выхватила салфетку из руки.

— Вы меня оба за человека не считаете! — зарыдала она.

И еще разок громко прочистила нос. Скомкала салфетку и, не зная, куда ее выбросить, вернула Юлию. Выдернула из коробки следующую. И еще одну для верности. И третью на всякий случай. Уткнулась в пучок салфеток лицом и продолжила реветь.

— Я мечтала!.. Я так сильно хотела!.. — хлюпала и булькала она. — И вот всё сбылось! Почти как во сне! Почти как в мечтах! Но всё совсем не так!!! Ну почему со мной всё всегда не так?!

Юлию было ясно, что никакими словами ее не успокоить. Следовало переходить к решительным действиям. Пусть ему совсем не хотелось прибегать к этому, выбора-то не осталось. Впрочем, раз уж он сам начал — надо довести игру до конца. Если бы девушка досталась Герду, тот не позволил бы ей рыдать. Убил бы — да. Но перед этим подарил бы целую ночь непередаваемого блаженства, ради которого и умереть не жалко. А что же Юлий? Если уж он отобрал эту конфетку у соперника, то надо хотя бы фантик развернуть. Хотя бы из жалости. Ну, или из любопытства.

— Пожалуйста, не плачь, — шепнул он ей на ушко. — Я сделаю всё, что ты захочешь.

Соня замерла. Судорожно проглотила слезы.

— Отвезешь меня домой? — недоверчиво прошептала она.

— Если ты захочешь, — мурлыкнул он.

Прошелся щекотными поцелуйчиками от ее ушка до ключицы. Ладонь легко скользнула на талию. Приобняв ее, принялся тихонько поглаживать сквозь тонкую материю платья область пугливо поджимающегося пупка.

— Ну… — снова сглотнула Соня. Затрепетали ресницы, ибо глаза сами собой вдруг взялись закатываться к звездным небесам. — Может быть, и вправду лучше завтра…

— Вот и прекрасно, — одобрил он. — Мне было бы жаль потерять эту ночь.

— Да врёшь ты всё, — выдохнула она, с обреченностью и облегчением прижавшись к нему спиной, пристроив голову на плечо. — Ты со мной, просто чтобы позлить Герда, ведь так?

— Что за глупости! — отмахнулся Юлий. Похоже, конфетка уже вполне созрела, пора разворачивать фантик.

Юлий соскользнул с кровати, опустился перед Соней на колени. Она под его взглядом неловко попыталась натянуть юбку на плотно сдвинутые коленки.

Он поднял на нее томные глаза, заявил с подкупающей прямотой:

— Прости. Если ты не хочешь, мы не будем торопиться. Отложим на следующий раз.

И собрался было встать.

— Нет-нет! — вскрикнула Соня, явно не контролируя свой порыв.

Тут же окаменела от собственной смелости, заодно поняв, что ее просто подловили. Но раз смолчать не смогла — отнекиваться дальше нет смысла. Потеребила край подола. Отвернулась, густо покраснев, зажмурилась — и дрожащими пальцами подтянула платье, открыв коленки.

Юлий улыбнулся. Действительно жаль, что нельзя ее поделить на двоих! Ольгерд пришел бы в восторг от этой взрывной смеси невинного смущения и страстного возбуждения. Столь редкостно терпкий коктейль в наши распутные времена.

Его ладони плавно скользнули от коленок до бедер. Напрягшиеся ягодицы, талия. Нащупав под платьем резинку колготок, потянул вниз. Со слабым вздохом, словно смиряясь перед неизбежным, Соня кинулась спиной на постель, закрыла ладонями пылающее лицо — не рассчитав размах рук, звонко хлопнула себя по щекам.

Юлий аккуратно стянул колготки и прикоснулся губами к коленной чашечке. Соня тихонько вскрикнула. У нее странно сработал рефлекс — нога непроизвольно дернулась, и в тот же миг Юлий получил нешуточный удар пониже пояса. Из глаз его брызнули слезы, но прикусив губу, он сдержал мат.

— Ой! — вскинулась Соня.

От этого ее скачка Юлий едва не схлопотал повторный удар, но сумел увернуться.

— Я? Тебя? Что же?.. — залепетала девушка. — Больно, да? Прости, пожалуйста! Я не нарочно!

— Всё в порядке, — уверил ее Юлий сквозь зубы. — Я же вампир. Меня так просто не убить.

Чтобы прекратить поток бессвязных извинений, пришлось заткнуть ей рот поцелуем.

Поцелуй длился долго. Так долго, что у Сони дыхание прервалось. Она едва отдышалась, когда их губы наконец разомкнулись. Она откинулась на постель без сил, едва он отпустил ее. Голова кружилась. Было тревожно, но сладостно.

Она лежала перед ним, беспомощная в смешанном огне стыда, любопытства, желания и нетерпения. Юлию удалось — с трудом, но получилось стащить с нее платье. Он усмехнулся про себя, отметив, как охотно она подняла руки вверх, помогая освободиться от мешающего наряда. И сама, глубоко, порывисто дыша, потянулась к ремню на его брюках.

Он торопливо расстегнул пуговицы на рубашке, едва не порвал майку, спеша стянуть через голову. И тоже начал задыхаться, ощущая, как неумело ее ослабевшие пальчики дергают за пряжку, как она пытается найти замочек молнии. Не думал он, что некто настолько безыскусный, как эта глупая крошка, сможет заставить его рычать от нетерпения!

Он схватил ее запястья, прижал к подушкам, чтобы она не пыталась бороться с его брюками и перестала этим пытать его. Оказавшись в столь уязвимой позе, Соня забарахталась под ним. Но Юлий накрыл ее своим телом. Принялся легкими прикосновениями губ исследовать ее подбородок, шею, плечи, грудь. Он целовал ее между кружевными чашечками бюстгальтера, ложбинку под ребрами, зацеловал ходуном ходивший живот. Всё ее тело сотрясалось от мелкой дрожи, волнами пробегавшей от макушки до пяток и обратно. Вздохи перешли в стоны. Стоны грозили сорваться на крики.

Юлий провел языком по нежной коже от пупка и ниже, до резинки трусиков. Соня протяжно застонала и выгнула поясницу. Инстинктивно сжала коленки — и коленом случайно заехала ему по челюсти. Клацнули зубы, он чудом не прикусил язык.

Юлий поднял голову, Соня испуганно приподнялась на локтях. Их взгляды встретились, прочертив перспективу: ее тревожно распахнутые глаза — два полушария грудей в кружевах — пупок — трусики — его жаждущий взор.

— Ты не могла бы снять белье? — вежливо попросил он. — Или мне можно самому тебя раздеть догола?

Глаза Сони округлились еще больше.

— Надо, да? — наивно пролепетала она. — А это обязательно?

— Ты всё-таки хочешь отложить на следующий раз? — уточнил Юлий, внешне спокойный, но внутренне готовый взорваться.

Соня помедлила. Сердце пропустило удар. Крепко зажмурилась, мотнула головой. Если сейчас струсит, к утру сама же с ума сойдет!..

— Или ты хочешь сделать это в белье? — продолжал он, внутренне скрежеща зубами и моля богов ниспослать терпение. — Я, конечно, могу сдвинуть трусики в нужном месте, но и тебе, и мне это будет доставлять некоторые неудобства.

Соня вспыхнула.

— Свет хотя бы выключи… — еле дыша, попросила она.

— Как пожелаешь, — улыбнулся Юлий. — В темноте я вижу еще лучше.

— Тогда не надо!

Она села. Закинула руку за спину, расцепила застежку. Стыдливо придерживая груди, другой рукой освободилась от бретелек — и отбросила лифчик в сторону. Ресницы ее дрожали, тяжелые от капелек слез, щеки пылали, точно она загорала на летнем знойном пляже без солнцезащитного крема.

Юлий придвинулся, и Соня с готовностью обняла его — прижалась к нему всем телом, лишь бы спрятать от его же взгляда наготу. Мягкие груди ее расплющились, болезненно чувствительные соски бусинами уперлись в его гладкую прохладную кожу, обтягивающую напряженные, литые мышцы. Она почувствовала, как его пальцы гладят ее обнаженную спину, чертят какие-то запутанные узоры вдоль позвоночника, и ее кожа покрылась гусиными пупырышками. Юлий усмехнулся, услышав, как она еще жарче запыхтела в его ухо.

— Видел бы тебя сейчас Герд, — произнес он насмешливо. — Убил бы меня, но тебя бы не уступил!

— Герд-Герд! — проворчала Соня. — Как будто он третий между нами!

— Хочешь его пригласить? — подколол Юлий. — Ему бы это понравилось.

— Пригласить?.. — Соня обмерла в его объятиях.

Воображение живо нарисовало ей эту заманчивую картину: она в постели сразу с двумя красавцами. Причем один из них гораздо привлекательнее ее самой. И оба в близких отношениях друг с другом… Не станет ли третьей лишней она? Да в разгар страсти ее просто выпихнут из-под одеяла на прикроватный коврик — и даже не заметят! А ей только останется забиться в темный уголок под кроватью и тихо пыхтеть от обиды?

— Нет! Не хочу! — пискнула Соня.

— Ну, как знаешь, — с ехидцей протянул Юлий, внимательно следивший за выражением ее личика, стремительно изменявшимся по ходу развития мысли. — Было бы интересно.

Соня зажмурилась. Сдержалась — не задала напрашивающийся вопрос о том, сколько же раз они так играли в оргии вместе с напарником, сводя с ума юных дурочек вроде нее? Партнеры, понимающие друг друга без лишних слов, забавляющиеся с одной общей игрушкой… Наверное, это и вправду чудесно, испытать такие ощущения?.. Соня замотала головой: нет! Она больше не хочет быть игрушкой! Хватит, и так с ней уже наигрались! Она не тряпичная кукла. Не безвольная…

Тело ее безвольно обмякло, едва Юлий губами дотронулся до тонкой кожи между ключицами. До часто-часто пульсирующей жилки. По позвоночнику пронеслась волна тепла, и ноги как будто отнялись. Юлий по-хозяйски погладил безобидные, больше не лягающиеся девичьи конечности.

Снова впился губами в ее губы быстрым поцелуем. Однако разорвать поцелуй оказалось не просто: он отстранился, но она не хотела отпускать его так скоро. Потянулась следом, не отрываясь, приподнялась, обхватила руками за плечи, обвила ногами за пояс. Крепко к нему прижалась всем телом. Оторвалась, едва дыша. Но отпускать не собиралась.

Юлию пришлось быть осторожным. Он кое-как подполз по постели повыше и, встав на четвереньки, уложил Соню на спину, головой на подушку. Но вот расцепить ее объятия оказалось куда труднее. Юлию пришлось помучиться, особенно с ногами, освобождая свою поясницу. Всё же ноги нужно было разогнуть, так как еще предстояло избавиться от трусиков. На крайний случай, конечно, можно было воспользоваться ножом и просто распороть белье. Но прибегать к оружию в первую ночь любви с девственницей не годилось.

…И всё-таки Герд продолжал незримо присутствовать третьим в их постели. Мысли о нем никак не шли у Юлия из головы.

Поначалу он не испытывал особого желания. Но видя, как отзывчиво ее тело, как живо она реагирует на каждое его движение, трепещет от малейшей ласки, он и сам распалился. Заразился ее возбуждением, почти влюбился заново. В нем пробудились глубинные инстинкты, лучше разума умеющие приказывать в таком деле.

А вместе с тем вдруг проснулся и неуместный при подобном занятии голос совести. Сначала тихим шепотом, вкрадчиво, потом всё громче и назойливей, заглушая стоны и вскрики беснующейся в лихорадке страсти девушки. Внутренний голос этот безжалостно корил Юлия за воровство — за кражу этого сегодняшнего счастья. Соня оказалась действительно хороша, слишком хороша для него. Не он, а Ольгерд заслуживал ее. Это ему она должна была достаться. Это Герд должен был сейчас срывать поцелуями крики с ее губ. Это Герд смог бы по достоинству оценить несовершенную красоту этого девственного тела. Насладиться вкусом ее слез, росой выступающих на ресницах от самой первой боли, от самого первого удовольствия. Герд не обманулся, он выбрал самую чудесную девушку, а Юлий посмел ее отобрать — у собственного хозяина, у лучшего друга!

Юлия захлестывали эмоции. Обнимая потерявшееся в конвульсиях экстаза хрупкое тело, чувствуя ее острые пятки, в порыве страсти молотящие его по ягодицам, ощущая ногти, царапающие ему спину до крови — он почти рыдал от острого чувства непреодолимого отвращения к самому себе.

И в то же время он не мог остановиться. Он был захвачен этой доверчивой податливостью. Наивная, неопытная, она полностью отдалась в его власть, позволяя делать с собой всё, что угодно. И он был ненасытен. Он забыл об усталости — и раз за разом, без передышки, заставлял ее душу взлетать под звездное небо с воплями восторга…

Пока в очередной подобный момент не замер, оглушенный. Потрясенный до глубины сознания.

«Пук!» — коротко и ошеломительно ясно, при этом робко как-то, вкрадчиво негромко, почти не слышный на фоне шумного дыхания обоих, поскрипывания матраса и прочих звуков влажного слияния двух тел.

Но Юлий-то обладал нечеловеческим чутким слухом. Для него этот диссонанс прогремел, как режущий уши гудок футбольного фаната.

Однако он не мог не довести начатое движение… И снова замер, содрогнувшись. Звук повторился! Чуть громче, протяжней, похожий на усталый вздох.

Соня ничего не слышала — она, кажется, оглохла от собственных стонов.

Стиснув зубы, он попытался продолжить. Он обязан был продолжить… И не сумел себя заставить. Желание увяло, не увенчавшись разрядкой, оставив только ноющую боль, тяжесть и раздражение. Пришлось торопливо забросить Соню в последний раз на небеса при помощи руки, очень быстро и почти грубо, чтобы она не успела заметить подмену. Послушно содрогнувшись в экстазе, она наконец-то раскинулась на смятом одеяле в блаженном забытьи. Лицо ее было светло, на губах блуждала безмятежная улыбка полнейшего довольства.

Юлий не понимал, почему он оказался настолько потрясен произошедшим. Нависнув над Соней, провалившейся в безмятежный сон, он уставился на нее со жгучей обидой. Да, он сам виноват: сперва напоил шампанским с пузырьками, а затем без жалости терзал ее невинное тело, эти самые пузырьки силой страсти из нее вытряхнув.

И было у него уже в жизни всякое, ведь не мальчик давно! Чем только он ни занимался в постели и с людьми, и с вампирами, и даже, бывало, с оборотнями. И с женщинами, и с парнями, чего греха таить… Но почему-то именно сейчас он испытал такую душевную травму от этого смешного, вообще-то, пустяка, что сам себя изумил столь категоричной реакцией.

Юлий просто не понимал, как подобный вульгарный звук может родиться между пары восхитительно мягких, нежных полушарий. Это не укладывалось у него в голове, хотя частью сознания он понимал, что Соня далека от идеала. В то же время другая часть разума была совершенно уверена, что Герд не мог бы выбрать для себя неидеальную девушку!

Именно, будь сейчас на его месте Ольгерд, тонкая психика друга не вынесла бы подобного разочарования! Юлию и представить такое было больно. Если уж он сам в шоке, то каким бы ударом это стало для Герда? Может быть, не зря всё-таки Юлий затеял дуэль? Оградил друга от такой страшной ошибки. Не иначе, им руководило не упрямство, а подтолкнуло само провидение?

С тоской размышляя о подобной возможности, Юлий с великим сомнением приблизился к шее Сони. Пока та пребывала в счастливом изнеможении, ее наполненная эссенцией страсти кровь сделалась слаще божественной амброзии. Редчайший шанс насладиться незабываемым вкусом, ради которого Юлий и старался всю эту ночь.

Но у него начисто пропал аппетит.

Он без сил свалился на свободную половину постели и позволил себе медленно погрузиться в глубокий, вязкий сон без сновидений. Разочарование сменилось чувством горького удовлетворения. А голос совести пристыжено затих перед высоким долгом самопожертвования ради душевного спокойствия лучшего друга…

Соня и не подозревала обо всех этих драматических переживаниях, невольной виновницей коих стала. Она просто нежилась, покоилась на волнах блаженства, а когда пыл разгоряченного тела поостыл и она замерзла, то просто забралась под одеяло, не просыпаясь. Прильнула к свернувшемуся калачиком возлюбленному, благодарно обняла, прижалась щекой к плечу. И еще раз пукнула, заставив того судорожно вздрогнуть даже сквозь крепкий сон.

19

Соне было неловко — она проспала. Соне было очень неловко: она проспала так долго, что завтракать пришлось в одиночестве.

Вся усадьба гудела от суеты сборов, все готовились к отъезду.

На кухне она застала лишь кухарку, которую пришлось отвлечь от своих забот и попросить что-нибудь разогреть, потому что все давным-давно остыло. Неудобно, конечно, беспокоить человека, но Соня была очень голодна. Будто неделю ничего не ела! Даже самой странно.

Кухарка отчего-то очень удивилась естественной человеческой просьбе.

— А вы будете есть? Пищу? — переспросила она, введя девушку в здоровое недоумение.

Но осознав бестактность своего вопроса, женщина принялась спешно и даже как будто обрадовано выставлять из холодильника всевозможные вкусности, бросилась к плите.

Соня устроилась тут же, на кухне. Торчать одной в пустой столовой было совершенно нелепо.

— Да вы не спешите! Кушайте-кушайте! — хлопотала над ней кухарка. — Уж без вас-то не уедут, не бойтесь!

Соня послушно взялась за еду. Кухарка заботливо налила стакан компота, поставила перед девушкой. Глубокий рубиновый цвет напитка отчего-то заставил ее отложить вилку.

— Что-то не так? — встревожилась женщина, по-своему истолковав ее внезапную задумчивость.

— Нет, всё очень вкусно! — улыбнулась ей Соня. — Просто… Как-то странно всё это… Праздники кончились, все уезжают…

— И не говорите! — вздохнула кухарка. — Набегаешься за эти каникулы, аж с ног валишься! Только и думаешь, как бы поскорей гостей выпроводить. А опустеет усадьба, останется тут Авдотья Семеновна снова одна — и жалко становится, что опять настали серые будни.

Соня кивнула. Хотя она подумала о другом.

__________

Погода благоприятствовала отъезду вампиров в город: небо затянули мрачные снеговые тучи, сквозь которые не пробивался ни единый прямой лучик солнца. Утра словно и не было, а после ночи снова вернулся вечер. В такую погоду мало кто имеет желание гулять и наслаждаться зимней природой, слишком хмурой для любования.

Ольгерд захотел напоследок насладиться свежим воздухом, устроившись в сумраке затененной беседки. Лицо его почти наполовину закрывали большие солнечные очки, на голову он накинул широкий, отороченный пушистым мехом капюшон, из-под которого на грудь живописно струились светлые локоны.

Он сидел, удобно откинувшись на спинку скамьи, а рукой, затянутой в элегантную перчатку, нежно перебирал волосы Юлия, чья голова лежала у него на коленях. Несмотря на вчерашнее, голова его не была отрезана, а по-прежнему плотно прикреплялась к плечам шеей. Всё остальное тело находилось здесь же — Юлий разлегся на скамье, будто на диванчике в кабинете у психоаналитика. Закинув ногу на ногу, болтал в воздухе тяжелым сапогом с толстой рифленой подошвой. Взгляд его устремлялся в перекрещенные брусья потолка и был полон смятения.

С другого бока от шефа расположился Кот. Он шумно прихлебывал кофе, грея руки о большую чашку.

Вокруг беседки, пользуясь хмурой погодой, гуляли дамы. От нечего делать леди разбились на парочки и под ручку бродили взад-вперед по дорожкам. Выдыхали облачка легкого пара, без интереса любовались выбеленным инеем садом — и от скуки предавались суесловию, то бишь вполголоса сплетничали.

Ребята со своими юными барышнями покинули усадьбу чуть ранее, забрав все автомобили, в том числе минивен Юлия. Всем оставшимся приходилось терпеливо ждать, когда за ними приедут из города.

Одному Ольгерду, казалось, ожидание было не в тягость. Он лучился счастьем и весельем, заменяя своему клану солнышко.

— Поздравляю тебя! — Уже в который раз за утро он шутливо потрепал Юлия за щеки, пальцами складывая на его кислой физиономии подобие улыбки. —  Наконец-то ты решился! Начало твоему гарему положено. Теперь и ты узнаешь, что значит быть любимым и как тяжело нести ответственность за доверившихся тебе.

— Но она… — промычал Юлий, даже не пытаясь вернуть себе право на самостоятельную мимику.

— Софья девственница, была таковой до тебя, — продолжал, не слыша вялых возражений, Герд. — А ты не представляешь, насколько девственницы влюбчивы и привязчивы. Боюсь, она из тех девушек, кто ценит постоянство превыше всего. Она будет хранить верность до гроба, и лишь смерть сможет тебя освободить. Так-то, учти.

— Учту, — промямлил Юлий.

— И даже когда состарится, — ворчливо добавил Кот, — то всё равно, превратившись в дряхлую старушку, будет на тебя вешаться с поцелуями.

Юлий испустил тяжкий вздох, закрыл глаза ладонью, словно пытался отгородиться от нарисованной унылой картины будущего.

— Соня по-прежнему человек, — заметил Ольгерд. — Людские жизни быстротечны. Ну, а если она прискучит тебе раньше отведенного ей природой срока — ты всегда можешь вернуть ее мне. Ты говоришь, она горяча?

— Понимаешь, она… — снова заикнулся Юлий с тоской.

— Милая пикантность? — Герд приложил палец к его губам, заставив вовремя умолкнуть. — Это весело. С девушками никогда не знаешь наперед, чего от них ожидать. Особенно в постели. С ними никогда не соскучишься. Такова их суть! Они загадочные существа и полны сюрпризов.

— Да уж! — буркнул Кот, прихлебнув обжигающий, дымящийся ароматным паром кофе. — А еще они и забеременеть могут.

— Что?!

— Не ори, Салатик, — поморщился Кот.

— Да, не кричи, — поддержал Ольгерд с улыбкой, мягко удержав вскинувшегося помощника. — У нашего Котика головушка болит от зверского похмелья. Пожалей его.

Юлий плюхнулся обратно, а Василий надулся, что-то нечленораздельное прорычал-проворчал в чашку, не поднимая пристыженных глаз.

— Ольгерд Оскальдович! Наш автобус приехал! Так что разрешите откланяться!

Перед беседкой собралась группа рыбаков-любителей: довольные физиономии, рюкзаки за плечами, звенящая энергетика. Пока один из них, делегированный для прощания с хозяином усадьбы, отправился в беседку, с топотом взбежав по ступенькам, всех остальных подоспевшая тетя Дуся одаривала сувенирными пакетами со свежей речной рыбой в праздничной упаковке и с бантами на хвостах.

С ходу оценив похмельную атмосферу, царящую в беседке, мужчина понимающе понизил тон. Принялся с воодушевлением благодарить за незабываемое праздничное шоу. За замечательную оздоровительную программу — эта методика им всем здорово помогла! Правда они так и не поняли, в чем она заключается. Но чувствуют себя мужики однозначно на двадцать лет бодрее и моложе! Лучше, чем после любых спа-салонов и заморских курортов.

Мужчина оказался словоохотливый, и жизнелюбие его не могла притушить даже сумрачная обстановка беседки. Правда, прищуренные в улыбке глаза невольно косились на изящную руку в дорогой перчатке, примечали, как пальцы рассеянно поглаживали то темные густые волосы, то щеку или шею, точно на коленях у хозяина усадьбы лежал не взрослый парень, а ребенок или домашний зверек. Мужчина вскоре начал чуть запинаться от недовольных взглядов Юлия. Тот и не подумал подняться, поглядывая снизу вверх на назойливого посетителя. Ольгерда это втайне забавляло, Коту же было откровенно наплевать на гостей усадьбы, он с отсутствующим видом продолжал потягивать кофе с коньяком.

Ольгерд выслушал восторженный отзыв об устроенном празднике с милой улыбкой. Даже очки снял, смущая гостя внимательным, теплым, обволакивающим взглядом. Тот аж слегка покраснел, похоже, за эти короткие каникулы мужики так и не приучили свое подсознание воспринимать вампиров с ослепляющей внешностью не как переодетых девушек, и это вызывало ощутимый внутренний конфликт. И такое замешательство очень развлекало Ольгерда, хотя он, разумеется, не показывал этого открыто. Он даже стянул перчатку с руки, чтобы ответить на крепкое прощальное рукопожатие. И радушно пригласил компанию рыбаков навестить усадьбу весной, когда расцветут яблоневые сады, а его команда во главе с тетей Дусей подготовит новую увлекательную забаву.

— Но, пожалуйста, помните, — доверительно произнес Ольгерд, не спеша отпускать ладонь мужчины из своей изящной, но сильной руки. — Наш клуб экстремальных развлечений — это закрытое заведение. Попасть сюда могут особо избранные люди и лишь по рекомендации проверенных членов. Поэтому прошу вас не распространяться о вашем новогоднем приключении при посторонних.

— Понимаю, — пробормотал мужчина, чуть ошалевший под этим прожигающим мозг взглядом. В полумраке огромные, устремленные прямо в его душу светлые глаза как будто по-кошачьи фосфоресцировали.

— Что ж, желаю вам счастливого пути! — сердечно напутствовал Ольгерд, одарив чарующей улыбкой напоследок.

Кивнув, мужчина покинул беседку. Сошел со ступенек вразвалочку, ощущая в брюках смущающую тесноту.

— Нравится тебе над людьми издеваться, — укоризненно произнес Юлий.

— Что такого? — беззаботно откликнулся Герд. — Просто легкий гипноз ради безопасности моей усадьбы.

— Стоило самому утруждаться! Девчонки и без тебя всех отлично обработают, — кивнул Кот на тигриц.

Леди подтянулись, чтобы шумно распрощаться с отъезжающими кавалерами. А главное, чтобы запечатать в их умах информацию о том, где именно на карте губернии располагается заповедная усадьба и как сюда добраться. Дорогу до охотничьих угодий вампиров имеют право знать только самые доверенные существа. Так что, вернувшись в город, мужчины обнаружат в своей памяти если не совсем провалы, которые естественно спишут на алкоголь, то довольно обширные слепые пятна и смутный туман в некоторых ключевых моментах.

Тем временем, с другой стороны от беседки, за сценой прощания наблюдала Соня.

Несмотря на уговоры добросердечной кухарки, она поторопилась убежать, не закончив с завтраком. На ходу дожевывая ватрушку, (оставить которую недоеденной было бы просто кощунством), Соня пыталась разыскать покинувшего ее утром возлюбленного, но вместо этого натолкнулась на шумную компанию тигриц и рыбаков. Роскошные меха шубок, изящные каблучки, блестящие над пышными воротниками бриллиантовые серьги, искусно накрашенные лица, облака изысканного парфюма — с одной стороны. И с другой: потертые дубленки и грязноватые пуховики, кое-как побритые в спешке лица, оплывшие от излишков выпитого накануне, торчащие из рюкзаков удочки и ледобуры, пакеты с запахом свежей рыбы. Всё это вместе составляло поразительный контраст! Мужчины смущались, дамы заливисто смеялись.

Ватрушка застряла у нее в горле, когда в толпе она увидела Люсиль.

Обернувшись на кашель, та приветливо кивнула. Подруга поспешно обняла и расцеловала своего новогоднего кавалера, с которым рассчитывала больше никогда в жизни не встретиться — и подбежала к Соне:

— Я-то думала, ты меня раньше узнаешь! — воскликнула весело.

— Люська, ты всё время была здесь?! — не поверила Соня.

— Ну, не всё время, — кокетливо пританцовывала на месте Люсиль. — С шефом на вертолете прилетела. Думала, тебя маскарадной маской не провести! А ты на меня и внимания не обращала.

— Люська, ты понимаешь, что я из-за тебя вынесла? — предъявила подружке Соня, не зная, то ли счастливо смеяться вместе с той, то ли огреть ее поленом за шуточки. — Ты хоть знаешь, как я за тебя переживала?! Могла бы хоть разок позвонить, что ты вообще живая!

— Чтобы сюрприз испортить? — надула губки проказница. — Ну, уж нет! Не для того я старалась!

— Что?!

— Как — что? Получилось всё, как ты заказывала! Примите и распишитесь! Приключения, страсти, любовь. Скажешь нет? Всё как ты мечтала! Я сразу шефу доложила о твоих запросах, и мы всё-всё распланировали. И похищение, и обольщение, ну и прочее. Вот скажи, разве я не молодец? Кстати, тебе как хоть, понравилось?

— Просто слов нет!!! — развела руками Соня.

— Спасибо, я старалась, — расцвела Люсиль. — Но вижу, ты всё равно не позволила Ольгерду тебя соблазнить? Бедняжка шеф! Он так тебя хотел… Суровая ты, Сонька, неподатливая!

— Девочки! Проверьте свой багаж! — строго окликнула дам Авдотья Семеновна. — Я больше не желаю выслушивать по телефону ваши сетования и слезы из-за забытой в спешке в номере любимой помады!

— Ой, и правда, надо бы проверить, — всполошилась Люська. — Ладно, завтра увидимся в офисе. Еще поболтаем!

Чмокнув в щечку, подруга убежала.

А Соня, кипя от возмущения, поплелась за тетей Дусей, почему-то кивнувшей ей идти следом.

— Ольгерд Оскальдович, ваш лимузин прибыл, — доложила Авдотья Семеновна, войдя в беседку.

— Спасибо, дорогая моя, — прозвучал голос из полумрака.

После блеска снега Соня с трудом разглядела устроившихся в сумраке парней. (Юлий при ее появлении вскочил, принял приличное вертикальное положение.)

— Так у вас тут хорошо, Авдотья Семеновна! Уезжать не хочется. Воздух такой вкусный, не то что в городе. И дом стал уютным под вашим присмотром, — произнес Ольгерд почти распевно. Соня и не подозревала, что его бархатный, соблазнительный голос может звучать так искренне и чисто. — Просто душой отдыхаю, когда сюда приезжаю, будто в детство возвращаюсь.

— Так еще на денек останьтесь, нешто прогоняю? — предложила тетя Дуся, расцветая от этой похвалы, будто девочка.

— Рад бы, — вздохнул Ольгерд, поднявшись. — Но завтра надо быть в офисе, опять сидеть в кабинете. Послезавтра совещание акционеров, потом встреча с вип-вкладчиком, в четверг назначено судебное заседание, в пятницу состоится бал для партнеров…

Тетя Дуся сочувственно поохала.

Герд нехотя направился к выходу, но поравнявшись с Соней, остановился и смерил ее таким взглядом, от которого у той с головы до пяток электричество проскочило.

— Юлий! — не оборачиваясь, подозвал Герд, не спуская глаз с обмершей девушки. — Отвезешь Соню домой. Поиграли, а теперь пора всё вернуть на место.

— Я? — переспросил тот. — Но ведь мне надо вертолет на базу отогнать, ты сам велел!

— На вертушке и отвези, чтобы бабку впечатлить, — ехидно подхватил Кот. — Можешь девчонку сразу спустить на балкон с крыши, без парашюта.

— Без экстрима! — приказал Ольгерд, пряча улыбку.

— У нас балкон застекленный, — запинаясь, ляпнула Соня.

— Тем более, — кивнул шеф.

— Слушаюсь, — отчего-то сник Юлий. Девчонку снова вверили под его опеку, и он явно был не рад этому подарку.

— Завтра жду тебя как обычно, — продолжил Герд, обращаясь к помощнику, но в то же время с печалью во взоре протянул руку и легко провел кончиками пальцев по щеке замершей девушки. — Заедешь за мной перед работой…

Вздохнув, Ольгерд отвернулся от ошеломленной Сони, натянул перчатку.

— И еще одно! — вспомнил он уже на пороге.

Следовавший за ним Юлий едва не налетел на неожиданно развернувшегося хозяина.

Ольгерд шагнул к нему. Кинув из-под ресниц быстрый лукавый взгляд в сторону Сони, Герд властно притянул к себе Юлия. И поцеловал. Прильнул губами, завладел дыханием, заставил сердце пропустить удар…

Соня поджала губы, настроение ее вконец испортилось. Она бы с радостью отвела взгляд, но не смотреть на это безобразие была не в силах.

Юлий ошеломленно распахнул глаза. Вкус поцелуя застал врасплох: необычный, горький — вкус жгучего стыда за наивную глупость.

— Никогда не ври мне, — произнес Ольгерд, отпуская его. — Больше никогда. Даже не пытайся.

Развернулся и ушел, оставив Юлия глотать открытым ртом морозный воздух.

За шефом вприпрыжку поспешил Кот. Протиснувшись в дверь мимо приятеля, одарил того преувеличенно жалостливым взглядом.

Поторопилась и Авдотья Семеновна, смущенно покашливая в кулачок.

Юлий отмер. Пожевал челюстями — и вынул изо рта меленькую веточку засушенной полыни. Это она дала поцелую свою нестерпимую горечь. Он сам сделал так вчера, и вот теперь он испытал это на себе сегодня.

— Тоже мне вампиры-банкиры! — раздраженно фыркнула Соня. Пройдя к выходу, задела плечом задумавшегося возлюбленного. — А я чуть было не поверила в ваши легенды! Комедианты-циркачи. Каскадеры от офисной скуки. Маскарад тут устроили с переодеванием и спецэффектами.

Юлий только вздохнул. И кинулся догонять девушку — та с решительным видом направилась прочь быстрым шагом, почти бегом, на ходу зло бурча себе под нос нечто крайне нелестное в адрес «доморощенных упырей».

У крыльца главного здания они столкнулись с бредущей в обнимку парочкой. Соня взглянула на лица, лучащиеся счастьем, которое не могли спрятать никакие темные очки,  и громко фыркнув, резко сменила направление движения, точно отскочивший от стенки шарик пинг-понга. Даже вид ни в чем не повинных Романа и Нины, разгуливающих тут, будто настоящие молодожены, вызывал у Сони приступ необоснованной злости. Слезы раздражения и обиды навернулись на глаза, мешая смотреть, куда ее ноги несут.

— Чего это она? — спросила Нина, доверчиво прижимаясь щекой к плечу супруга. — Мы проспали что-то интересное?

— А где все, уже разъехались? — спросил Ромео у Юлия. — Про нас вы не забыли?

Но тому было не до объяснений: следовало поспешить, пока беды не случилось.

— Летите-ка домой, голубки, — бросил Юлий молодоженам ключи от вертолета. А сам кинулся вдогонку за девушкой, крича: — Соня! Стой!!! Там обрыв! Сколько можно тебя из сугробов выдергивать?!

— А ты не выдергивай! — заорала уже издалека Соня. — Вы зачем меня хотите домой вернуть, а? Меня же бабушка всё равно теперь проклянет и на порог не пустит! А раз так, лучше останусь здесь, при тете Дусе! А если и ей не нужна, тогда лучше сразу утоплюсь… Ай!!!

Возмущенный крик Юлия утонул в треске ломаемых веток: Соню опять куда-то несло, и она умудрилась утянуть под снежный обвал и своего ненавистного первого мужчину.

— Домой на вертолете? — округлила глаза Нина, взвесив в руке ключи. — Ты умеешь водить вертолет, Ром?

Роман в недоумении пожал плечами:

— Умею, но Ольгерд доверяет свои любимые игрушки только Юльке.

Хруст снега за спиной выдал приближающиеся быстрые шаги, молодожены дружно оглянулись. Из руки Нины ключи забрали:

— Ты прав, Рома, я ревнивый собственник.

— Ольгерд Оскальдович, мы не имели ничего такого в виду, — поспешила заверить новообращенная вампирша.

Герд кивнул.

— Если не затруднит, дойдите до автобуса и скажите нашим дамам, что они могут отправляться без меня. Разумеется, если они еще не загрызли шофера, — сказал он, всматриваясь в снежную битву, развернувшуюся на дне оврага. — Мы с Юлием и Софьей прилетим в город на рассвете, полагаю. Если погода будет лётная, конечно.

Молодожены поспешили выполнить поручение.

Ольгерд же остался стоять над обрывом, наблюдая.

В один момент Юлий поднял голову и заметил на фоне низкого темно-сизого неба знакомый силуэт. Замер от неожиданности. За что и поплатился: Соня как раз скатала снежок размером с арбуз. Удивительно, но ей хватило сил и злости, чтобы поднять ком над головой и запустить в обидчика. Юлий рухнул на белую землю, поверженный, но не сломленный.

— И чему ты радуешься, упырь?! — рассвирепела Соня от его бессовестно счастливой физиономии.

Конец

(Декабрь 2011, финальная редакция 2017)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg