«Созвездие Волка. Начало»

Созвездие Волка. Начало (fb2) - Созвездие Волка. Начало (Созвездие Волка - 1) 901K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Миа Тавор

Пролог

— Звезды в последнее время молчаливы. Это знак.

В роскошно обставленном зале воцарилось тяжелое молчание. Некоторые из присутствующих обменялись встревоженными взглядами.

— Знак того, что вы стареете, — холодный женский голос прорезал наступившую тишину. — Наше могущество не нуждается в чьем-либо подтверждении. Тем более, когда дело касается древних суеверий.

Большинство сидевших вокруг вытянутого стола людей согласно закивали. Удовольствовавшись их поддержкой, она продолжила:

— А что касается ваших… наблюдений, — ее тонкие губы презрительно скривились, — советую вам сменить очки. Напишите запрос, и Совет будет рад покрыть вам всю стоимость этой покупки.

Раздалось несколько одобрительных смешков.

Подернутые дымкой глаза старика обратились в ее сторону.

— Вы отрицаете очевидное. Наши предки всегда руководствовались звездами. Ваше пренебрежение может дорого нам обойтись.

— Что вы хотите нам сказать? — в мужском голосе сквозило ледяное спокойствие, и тревожные перешептывания вокруг немного поутихли.

— Нам нужно быть осторожными. То, что вы сделали, может иметь серьезные последствия.

— То, что мы сделали, было необходимо, — отрезал тот же властный голос. — Вы знаете это не хуже нас. К тому же хочу вам напомнить, что вы поддержали решение Совета.

«Я всего лишь не возразил», — мысленно подправил его старик. Впрочем, он прав. Разве есть какая-то разница?

Чувствуя, как его провожают неодобрительные взгляды, он подошел к окну и взглянул вверх. В его впавших, окруженных глубокими морщинами глазах застыло тревожное беспокойство. Словно он единственный в этой комнате видел то, что неподвластно остальным. «Их глаза застилает самонадеянность и спесь», — удрученно обратился он к мерцающим сверху звездам. Но вслух негромко произнес:

— Как бы вы не относились к моим наблюдениям, они никогда меня не обманывали. За всю нашу историю ни одно из предыдущих поколений ни разу не осмеливалось нарушить древний закон. А мы забылись… Мы раз за разом переступали запретную черту. — Он тяжело вздохнул. — Боюсь, что расплаты за это не миновать.

Перешептывания возобновились. Отбрасываемые черными фигурами тени то и дело отчаянно вскидывали руки и жестикулировали. Одни пытались что-то безуспешно доказать, другие кивали или поднимали руки в знак протеста. Большой зал, в котором столетиями собирался Совет, перевидал на своем веку множество лиц, но впервые был свидетелем столь разных чувств, охвативших всех присутствующих. Словно неподвижный, молчаливый свидетель тайны, взирал он свысока на высокого красивого мужчину, упивающегося своей незыблемой властью, и печальную молодую женщину с отрешенным взглядом, в душе которой глубоко затаилась боль вины. Отметил он и обаятельного седого мужчину, который, в отличие от остальных, видел во всем происходящем внезапный подарок судьбы — возможность осуществить мечту, которая давным-давно затаилась в его сердце и день за днем терзала его изнутри.

— Сейчас не время для сожалений, — возразила сидящая за столом женщина лет тридцати пяти. На фоне разгорающегося в камине пламени утонченные черты ее лица приобрели почти дьявольскую красоту, но это застывшее, красивое лицо было напрочь лишено каких-либо эмоций. Однако холодный каменный свод вряд ли можно было этим обмануть: он-то знал, какие противоречия раздирают ее бесчувственное сердце. — Выбор давно сделан — и содеянного не вернешь. Все, что было решено и сделано, делалось ради блага нашего рода, ради самого факта существования этой школы, и никто не смог бы обвинить нас в обратном. Давайте не будем этого забывать.

Казалось, окружающие только и ждали этих слов. Они удовлетворенно закивали, и напряженные секунду назад лица постепенно расслабились. Лишь печальная женщина все еще смотрела на сложенные на коленях руки.

Старик вздохнул. Она была права, но ее слова не принесли ему облегчения. Необъяснимая тревога поселилась в его сердце и тревожила его покой с того самого памятного дня, когда в этом самом зале они впервые, с невиданной доселе легкостью нарушили нерушимые предписания, веками сохраняющие их род. И старик знал, что ничего уже не будет, как прежде. «Какова бы не была грозившая нам опасность, мы не имели права так поступать», — тоскливо подумал он. Но тогда они были слишком напуганы, слишком растеряны, и впервые за свою долгую жизнь он пожалел, что не в силах повернуть время вспять. С другой стороны, смог бы он один убедить Совет? «Это был твой долг», — напомнил он себе, разглядывая просветлевшие лица.

Собрание закончилось. Люди вставали и, более не обращая внимания на старика, торопливо покидали зал.

Он остался и какое-то время взирал на мерцающие сверху звезды. Когда все наконец-то разошлись, каменный свод услышал то, чего так боялись покинувшие его люди. Губы старика вновь зашевелились. Не отрывая глаз от мягко светившегося ночного бисера, он с горечью произнес:

— Теперь все, что мы создавали столетиями, может рухнуть в один момент.

Глава 1. Новый дом

Крупные капли дождя отдавались глухим эхом под ветхой черепичной крышей, жалобно скрипевшей от резких порывов ледяного ветра. Подойдя к окну, я прижалась лбом к холодному стеклу и продолжала молча наблюдать за покачивающимися на ветру голыми ветками деревьев. Некоторые из них склонялись над крышей и от сильного ветра ударялись о черепицу, создавая гулкий зловещий стук, сопровождаемый непрерывными завываниями ветра.

Тяжелые воспоминания накатили с новой силой. Весь предыдущий месяц прошел для меня словно в тумане. Сначала ужасная весть об автокатастрофе, за ней — бесконечное мелькание семейных адвокатов, новость об опекунстве, и наконец переезд. Перелет и поездка с аэропорта до нового дома заняли почти двое суток, и к ее концу я была уже такой уставшей и измотанной, что почти не помнила, как поднималась по ступенькам мимо дяди, тети и двоюродных брата и сестры, о существовании которых раньше не подозревала. Угрюмые выражения их лиц не оставили и тени надежды на то, что мне тут хоть немного рады.

— Три года, — прошептала я, — мне надо вытерпеть всего три года. Когда мне исполнится восемнадцать, я сразу же уеду из этой дыры.

Ураган, который начался через пару часов после моего приезда, продолжал усиливаться. Громкие завывания ветра эхом отдавались в комнате. Даже огонь в большом старом камине не осмеливался перечить не на шутку разбушевавшейся стихии — лоскутки пламени лишь изредка слабо шевелились. Внезапный порыв, принесший с собой ледяной холод, прервал мои печальные размышления и заставил поежиться.

Я оторвалась от запотевшего от моего дыхания окна и осмотрелась. Большую часть не слишком большого пространства загромождали два больших чемодана и запечатанные, никем не тронутые картонные коробки, которые доставили еще до моего прибытия. Ноутбук сиротливо выглядывал из-под сумки, небрежно брошенной на потертый коричневый диванчик возле камина. Его старая обивка были такой же тусклой и унылой, как все остальное в этой комнате. Огромная деревянная кровать с резной деревянной спинкой в изголовье возвышалась над скромным интерьером, включающем в себя небольшой дубовый шкаф и ветхий стол с облупившемся от лака, шатким стулом. От тяжелых бархатных штор, нависающих на единственное окно в комнате, веяло промозглой сыростью.

«Как не похоже на мою прежнюю светлую, прекрасно обставленную комнату», — с горечью подумала я. Когда мне исполнился год, родители переехали из Франции в Лондон и приобрели большой, викторианский особняк. Я вспомнила, как тщательно, со вкусом, но без особой любви выбиралась любая, украшающая мою комнату безделушка. Цвет наволочек обязательно должен был соответствовать бежевому цвету стен, а ковер гармонично перекликался с воздушными шторами. Целому штату прислуги в накрахмаленных фартуках грозил серьезный нагоняй, если зоркий мамин глаз хоть в чем-то усматривал изъян. Пока я оглядывала свою новую комнату, до меня постепенно доходил весь ужас моего теперешнего положения.

Часть знакомых вещей, должно быть, валяется теперь в коробках, небрежно скинутых здесь грузчиками. Я вдруг поняла, что не знаю, кто запихивал в них осколки моей прошлой жизни, аккуратно выводил новый адрес и подписывал бланки. Тогда это меня не волновало, да и сейчас не особо. Прошлого они мне не вернут. Вместо этого снова вызовут мучительную безысходность и тоску, терзающие меня с того ужасного дня, раз и навсегда изменившего мою жизнь.

Я подошла к камину и протянула руки к огню. Слабое тепло коснулось кончиков пальцев, но и оно было не в силах принести мне хотя бы секундное облегчение. «Что мне делать? — стучало внутри. — Как жить дальше?». Привычный мир вдруг раскололся на две половинки, и впервые в жизни я не знала, что ждет меня впереди. Когда-то ясное и безоблачное будущее, в котором я могла бы иметь все, вдруг стало зыбким и обросло серой мглой, поглощающей меня все больше и больше с каждым новым днем.

Где-то снаружи скрипнула половица, и я вздрогнула, ожидая стука. Но его не последовало. Из-под двери в комнату проникала лишь узкая полоска подрагивающего желтого света.

«Показалось», — успокоила я себя. Старый дом скрипел и постанывал от бушующей на улице непогоды, и моя комната то и дело наполнялась новыми странными звуками, от которых по коже разбегались холодные мурашки. И этот внезапный звук за дверью не исключение.

Но стоило мне вернуться к своим печальным мыслям, как скрип повторился уже ближе. Все внутри мгновенно похолодело.

— Кто там? — мой голос прозвучал громче, чем я рассчитывала.

Кто бы не стоял сейчас в коридоре, он определенно меня услышал.

Затаив дыхание, я продолжала прислушиваться, но наступившую тишину нарушало лишь слабое потрескивание дров в камине: сосновые поленья шипели и громко трескались пополам, выпуская новые стопки искр.

Призвав на помощь все свое мужество, я встала, сделала нерешительный шаг к двери и приоткрыла ее.

Передо мной расстилался длинный, залитый тусклым светом проём. Светло-зеленые стены украшали портреты незнакомых людей. Клочки паутины на покрытых слоем пыли золотых рамках наводили на мысль, что до них очень давно никто не дотрагивался. Снизу донеслись приглушенные голоса. Разобрать, о чем они говорили, было невозможно.

Я уже собиралась вернуться в безопасное пространство комнаты, как мое внимание привлекла серая ткань, небрежно наброшенная на одну из картин. На одном ее краю свисала потрепанная и видавшая виды бахрома. Судя по всему, она когда-то служила шторой, но выгорела на солнце и теперь годилась только для того, чтобы завесить чей-то портрет. Изображенного на картине человека здесь явно не жаловали.

Я вспомнила, как перекосились лица моих родственников, стоило таксисту открыть передо мной дверь. «Кто бы ты не был, увы, ты в этом ты не одинок», — мысленно обратилась я к портрету. Бегло осмотрев коридор и убедившись, что там никого нет, я на цыпочках подошла к картине и приподняла прикрывающую ее ткань.

На меня смотрела молодая темноволосая женщина потрясающей красоты. Пыль, покрывающая картину, не смогла скрыть необычную синеву ее ярких, полных внутреннего огня и своенравия глаз, в оправе длинных, пушистых ресниц. Струившиеся по плечам темные, густые локоны подчеркивали безукоризненную белизну тонкой фарфоровой кожи, а тонкие, сложенные на коленях, руки без всякого сомнения принадлежали аристократке. Вопреки своей внешности, явно свидетельствовавшей о богатстве, она была одета в простое голубое платье, а на шее поблескивала скромная серебряная цепочка.

Неужели она тоже живет здесь? Или когда-то жила?

Я попыталась рассмотреть дату и подпись художника, но обвивающая раму паутина надежно скрывала от меня углы холста, а других надписей на картине я не заметила. Женщина показалась мне отдаленно знакомой, словно я где-то уже видела ее. Залюбовавшись красивым полотном, я забыла про все вокруг.

Внезапно голоса внизу смолкли и со стороны лестницы послышался быстрый звук шагов. Кто-то торопливо поднимался на второй этаж.

Я спохватилась. Хорошее же впечатление я произведу, если в первый же день меня застанут в коридоре, рассматривающей то, что здесь явно пытались скрыть.

Повернувшись, я с быстротой молнии метнулась в свою комнату. Но едва я успела отскочить, как дверь резко распахнулась и на пороге возник закутанный в длинную, вязанную шаль женский силуэт.

Сделав шаг в комнату, высокая худощавая женщина уставилась прямо на меня. Отблески огня играли на ее некрасивом лошадином лице, утяжеленным массивным подбородком, а холодные, расчетливые глаза смотрели на меня с нескрываемым отвращением. Она осталась стоять возле двери сморщив нос, словно я была каким-то опасным микробом, от которого стоит держаться подальше.

Я видела свою тетю всего один раз в детстве, когда она навестила нас в нашем доме в Англии. Тогда я приняла ее за одну из многочисленных знакомых моей мамы. Все, что я запомнила с тех пор, были сердитые крики в гостиной — они с моей матерью о чем-то ожесточенно спорили. После этого она уехала, и я никогда не видела ее снова. До сегодняшнего дня.

— Сестра моего мужа никогда не отличалась тактом по отношению к родственникам, — резкий ледяной голос рассек тишину комнаты, словно лезвие. — Подбросить нам свою никчемную дочь, не оставив при этом ни гроша на ее воспитание — это так в ее духе.

Я почувствовала, как слова впиваются в меня, словно огромные кровожадные пиявки. Мне захотелось возразить, но в груди болезненно защемило и стало трудно дышать. Мысли о родителях все еще вызывали острую, ни с чем несравнимую боль, над которой эта женщина жестоко насмехалась.

Вполне насладившись произведенным впечатлением, она сурово поджала тонкие губы и оглядела беспорядочно разбросанные вокруг вещи.

— Итак, слушай и хорошенько запоминай, — рот ее кривился, а острые как иголки глаза сверлили меня колючим взглядом. — Есть правила, которым ты будешь неуклонно следовать. Я знаю, что всю твою жизнь тебе позволяли вести себя как угодно, и вот результат — ты выросла таким же избалованным ничтожеством, как твоя мать.

Мои пальцы непроизвольно сжались. Как она смеет так о ней говорить? Боль в груди усилилась. Я предприняла слабую попытку заговорить, но тетка отмела ее взмахом руки.

— Теперь этому настал конец, — как ни в чем не бывало продолжила она, не давая мне вставить ни слова. — Отныне ты в моем доме и будешь вести себя подобающе. Очень скоро ты поймешь, что главное здесь — дисциплина. То, что твои родители спускали тебе с рук, со мной не пройдет. Я не потерплю прогулов или вызовов в школу. Любая малейшая выходка с твоей стороны — и ты будешь проводить ночи в подвале, полном вонючих, голодных крыс.

При этих словах я еще больше побледнела. Мне не хотелось представлять подвал своих новоиспеченных родственников, у которых и сам дом выглядел, как самая мрачная тюрьма, в которой я оказалась заложницей поневоле.

— Есть ты будешь в своей комнате. Марджи, экономка, будет приносить тебе еду и не вздумай воротить нос — лучше ее блюд ты все равно ничего не получишь. То, что мой муж является твоим единственным законным опекуном…

— Вы врете — наконец выдохнула я, схватившись за стол, чтобы не упасть. Меня мутило.

— Что-о-о? — ее лицо вытянулось, делая ее похожей на змею, готовую броситься на меня в любой момент.

— У моих родителей было много денег. Они не могли мне ничего не оставить!

На лице моей тетки проступила жестокая ухмылка.

— Твоя мать всегда любила прожигать деньги твоего отца. Оказалось, что ее высокие запросы ее же и погубили, — язвительно изрекла она. — Его денег хватило лишь на то, чтобы покрыть накопившиеся за несколько лет долги. — Она сделала паузу, словно боксер, выбирающий, куда нанести удар, и громко добавила: — Не удивлюсь, если это она довела его до аварии, которая погубила обоих.

Сердце захлестнула жгучая боль, и я не нашла в себе сил ответить.

Смерив меня презрительным взглядом, она снова заговорила:

— Запомни, что ты здесь только по нашей милости и должна быть нам благодарна. Начни с того, что веди себя тихо и не попадайся мне на глаза. Я не хочу лишний раз видеть живое доказательство нашим неудачным родственным связям, от которых одни неприятности, — ее сухой указательный палец оказался прямо перед моим носом.

Едва сдерживая слезы, я молча сглотнула, чувствуя, как ком в горле нарастает с каждой секундой. Вволю насладившись моим побледневшим видом, она запахнула свою длинную шаль и исчезла в темном проеме двери, которая захлопнулась за ней с гулким щелчком.

Не рискнув проверить, заперта ли она, я опустилась на кровать и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов в надежде прийти в себя.

Тетины слова о долгах родителей молотом отдавались в голове. Не может быть! Они бы сказали мне! Но несмотря на то, что мне ужасно хотелось в это верить, я знала, что родители не имели привычки делиться со мной своими делами. Особенно, когда дело касалось семейного бизнеса.

На смену им пришли мысли о том, что теперь со мной будет. Привычный мир рухнул — остались бередящие душу воспоминания. Меня ожидала совершенно новая, незнакомая жизнь, в которой я осталась совсем одна и которая с завтрашнего утра будет выглядеть совсем иначе.

Еще долго я ворочалась на жестком матрасе, пока наконец не забылась беспокойным сном.

Глава 2. Первые впечатления

Меня разбудил внезапный резкий шум. Громко щелкнула дверь.

«Значит, все-таки заперта», — подумала я. Тот факт, что моя новая комната превратилась в тюрьму, лишь подтвердил тетины слова о том, чтобы отныне все будет по ее правилам.

Приподнявшись на подушке, я увидела незнакомую сгорбленную старуху со сморщенным как старый гриб лицом. Не иначе, как Марджи или как там ее. Экономка, о которой вчера говорила тетя. В ее высохших, покрытых старческими пятнами, руках позвякивал небольшой серебряный поднос, который был чуть ли не в три раза больше, чем его скромное содержимое.

Прошелестев длинной, местами съеденной молью юбкой, старуха со стуком опустила поднос на стол, расплескав немного черной жидкости, напоминающей горячий шоколад. Затем вышла из комнаты и через секунду вернулась с двумя большими пакетами и коробкой.

— Вставай и одевайся, хозяйка велела не опаздывать, — скрипуче приказала она, срывая с меня одеяло и грубо выталкивая с теплой кровати на холодный пол.

— Куда? — еле слышно спросила я, сомневаясь, что старуха расслышала мой осипший за ночь голос. Похоже, местные сквозняки и ослабевший от пережитого стресса организм сделали свое дело. Я простудилась.

— В школу. Одень форму и причешись, как подобает прилежной ученице, — она взмахнула одеяло и одним махом застелила постель. — Не понимаю, почему миссис Беатрис велела послать тебя позже, ведь Майк и Николь уже давно в школе, — недовольно запричитала она, захлопнув за собой дверь и оставив меня наедине с непривлекательным завтраком.

Жесткий бутерброд, на котором виднелись островки плесени, вызвал у меня приступ отвращения. Молча послав тетку и ее предупреждения насчет местных блюд подальше, я отставила тарелку в сторону и глотнула напиток, который изначально приняла за шоколад. Горло обжег отвратительный горький вкус, и я громко закашлялась. Ну и гадость! В жизни не пробовала ничего хуже. Теперь этот мерзкий привкус будет на языке целый день!

Отплевываясь, я собрала школьную сумку, с которой обычно ходила на занятия в прошлом году. За тетрадками и ручками туда последовал подарок родителей к началу учебного года — новенький смартфон, которым, впрочем, я пользовалась нечасто: родители редко интересовались, как у меня дела, а частая смена дорогих пансионов, куда они справляли меня на весь год, не позволяла завести постоянных друзей. В отличие от большинства моих сверстников, мои контакты ограничивались всего десятком человек, двое из них— наш бывший дворецкий и мой личный водитель. Теперь и их можно было стереть за ненадобностью.

Вспомнив про форму, я осмотрела пакет, из которого выглядывал уголок ткани в крупную черно-синюю клетку. Внутри было два совершенно новых комплекта, состоящих из короткой клетчатой юбки из мягкого твида и синей водолазки. Я дотронулась до мягкой ткани и сразу узнала кашемир. Мама всегда была помешана на одежде, одевая меня, словно куклу, в самую модную дизайнерскую одежду, поэтому я хорошо разбиралась в трендах и тканях. Этой ее страсти я никогда не разделяла — моей любимой одеждой была простая майка и удобные потертые джинсы. В другом пакете я нашла короткий синий плащ с капюшоном, а в коробке лежали высокие почти до колена сапоги и синие шерстяные чулки.

Я никогда не носила форму и особенно ненавидела юбки. Мне захотелось закричать, разорвать ее на мелкие части и выкинуть с окна на злость тетке. Больше всего на свете я хотела домой, вновь увидеть родителей, полюбоваться маминой отрешенной улыбкой, услышать звук чокающихся бокалов на многочисленных вечеринках, которые она устраивала чуть ли не ежедневно. Раньше я их ненавидела, считая, что они занимают весь ее мир, в котором для меня не оставалось места.

Но выбора не было — тетя вполне ясно дала понять, что выполнит угрозу о подвале. Одевшись в ненавистную форму, я подошла к большому зеркалу, занимающему полстены в моей новой ванне. По всему стеклу снизу-вверх расползалась уродливая трещина. Она напоминала мне меня: после аварии мое сердце словно треснуло пополам, а вместе с ним и весь мой не слишком уютный, но такой привычный мир.

Взглянув на свое отражение, я ужаснулась. За последний месяц под глазами пролегли серые тени и пропал знакомый вздорный блеск, лицо осунулось, тонкая, когда-то бархатистая кожа приобрела бледный оттенок, не оставив и намека на прежний легкий загар. Темно-каштановые волосы утратили прежнее сияние и висели тусклыми, беспорядочными комками. Густая непослушная копна в детстве доставляла немало хлопот моим нянькам, которые трудились часами, чтобы привести их в порядок. Природа не наделила меня подобным терпением, поэтому я позволяла непослушным локонам проявлять своенравие.

Сейчас у меня особенно не были ни настроения, ни желания возиться с укладкой, и я решила оставить все как есть. Поплескав в лицо водой, чтобы освежиться, я насухо вытерлась полотенцем и последовала за поманившей меня с кислым лицом старухой.

Ночной шторм уже прекратился. Снаружи стояла серая мгла, а верхушки деревьев скрывались в облаках густого тумана, через который не пробивался ни один солнечный луч. На своей английской родине я привыкла к пасмурной погоде, но здесь все было по-другому. Что-то тяжелое витало в воздухе. Туман как будто нарочно клубился вокруг меня, окутывая тело отвратительным сырым холодом. Стараясь отогнать от себя неприятное ощущение, я устремилась за сгорбленной фигурой, которая быстро засеменила вперед. Через сорок минут ходьбы мимо огороженных деревьями и высокими заборами участков, мы наконец-то оказались перед школой.

Угрюмое, сплошь увитое иссохшим, желтоватым плющом здание, наполовину скрытое от мира огромными живыми зарослями, одиноко возвышалось на холме. Нигде не было видно площадок для игр или спортивных занятий, к которым я привыкла в старых школах. По дороге нам не встретилось ни души, и на окружающей школьной территории, не считая машин на стоянке, было совсем пусто. Я даже засомневалась, обитаем ли вообще этот странный городок.

Но стоило нам подойти поближе, как массивные железные двери распахнулись. Из них навстречу, грациозно покачиваясь, выплыла стройная молодая женщина. При виде ее у меня невольно захватило дух. Одетая в белоснежную блузку из тонкого шелка и черную ассиметричную юбку, она была великолепна. Лебединую шею украшало дорогое колье, а тонкое запястье обхватывал восхитительный бриллиантовый браслет с причудливо вплетенными в него рубинами. Длинные русые волосы были собраны в высокую аккуратную укладку, приколотую заколкой в форме незнакомого экзотического цветка. Сколько же времени ей понадобилось, чтобы привести свои волосы в такой идеальный порядок? Я бы точно сошла с ума.

Женщина сделала изящный жест — и старуха, покряхтывая, засеменила обратно в сторону дома. Затем она внимательно осмотрела меня, и на короткое мгновение — слишком короткое, чтобы понять, привиделось ли мне или случилось на самом деле — ее покрытые легкой пеленой глаза прояснились, а лицо обрело сосредоточенное выражение. Пока я гадала, что во мне могло вызвать такую реакцию, ошеломление и растерянность на ее лице пропали, и она вновь смотрела куда-то сквозь меня, как будто я чудесным образом превратилась в воздух.

— Пойдем, дорогая, — мелодично промолвила она и мягко поманила меня рукой, показывая следовать за ней.

Это была самая странная школа из всех, в которых мне довелось побывать. Обычно все здания были примерно одинаковыми — серые стены, железные шкафчики и ничем не примечательные классы. Тут все было совсем по-другому. Две впечатляющие своими размерами лестницы плавным изгибом уводили на второй и третий этажи. Под ними с двух сторон располагалась большая гардеробная, закрытая затейливо расписанными, коваными решетками. Посредине — широкий проход, украшенный с двух сторон мраморными статуями, который соединял обе части здания и предназначался для того, чтобы попасть в столовую и школьный зал. Большое помещение парадного холла украшали массивные окна, которые, несмотря на дневное время, были наполовину прикрыты роскошными тяжелыми портьерами. Красивые лампы наполняли помещение неярким светом, а пол был устлан толстым мягким ковром, который надежно поглощал звук высоких каблуков моей спутницы. Несмотря на красивое внутреннее убранство, мрачная атмосфера буквально наполняла это место.

Где-то глубоко внутри вдруг возникло ощущение, которое я впервые испытала, увидев женщину на картине. Все это было мне уже знакомо. Но с другой стороны, это просто невозможно! Я могла поклясться, что никогда здесь раньше не была.

— Больше подошло бы для психушки, — тихо пробормотала я, оглядываясь по сторонам и ежась от неприятного, тягостного величия и одновременно ощущения удушья, исходящих от этих стен.

Если моя спутница и услышала мои слова, то не подала вид.

Мы поднялись на третий этаж и свернули направо. На стенах висели картины знаменитых художников, часть которых я видела в знаменитых музеях по всему миру. Почему-то у меня не было сомнений в том, что тут находились подлинники. Никакого намека на современные фотографии, плакаты, доски почета, шкафчики-локеры вдоль стен и тому подобные школьные мелочи. Но еще более странным было то, что повсюду, на высоких потолках, на перилах, на любой мелочи интерьера, был изображен золотой лев, грозно разинувший огромную пасть. Он попадался так часто, что в какой-то момент мне показалось, что он меня преследует, молча изучая и наблюдая со стороны.

Коридоры петляли и напоминали угрюмый лабиринт. Наконец перед большой величественной дверью женщина остановилась. Таблички не было, вместо нее — уже знакомая мне, только значительно увеличенная в размере золотая пасть льва, вырезанная на обоих дверях и сходившаяся посредине. Возникло чувство, что меня проводили прямо в клетку. В чем-то так оно и было. По прежнему опыту, которого у меня имелось немало, я заключила, что передо мной кабинет директора.

Не успела моя спутница поднять руку и постучать, как двери резко распахнулись, словно нас уже ждали. Приподняв голову и не глядя на меня, она проследовала внутрь. Немного помедлив и представив себе очередную неприятную беседу на тему исключения из прежних школ, я нехотя последовала за ней.

Оказавшись внутри, я тихо охнула. Роскошный интерьер комнаты был еще шикарнее, чем то, что я увидела до сих пор. Стены здесь были обшиты редким темным деревом. Один конец просторного кабинета занимал массивный дубовый стол ручной работы, на котором царил идеальный порядок. На другом конце возвышался большой камин с высокой чугунной решеткой. Небольшой журнальный столик, окруженный великолепными антикварными креслами с голубой обивкой, говорил о том, что хозяин этого кабинета любит старинные вещи. Паркет устилала шкура льва редкого белого окраса, а на стенах висели чучела убитых животных. При мысли о том, что когда-то они были живыми, мне стало нехорошо.

У окна спиной к нам и скрестив руки перед собой стоял высокий стройный мужчина. Его темные волосы были тщательно уложены, а белоснежная рубашка и черные брюки делали его похожим на владельца какой-нибудь крупной фирмы, с которыми часто встречался мой отец, но никак ни на директора этой странной школы.

— Оставь нас, — коротко приказал он, и женщина тут же скрылась, неслышно притворив за собой двери.

Повисшую в комнате тишину нарушало только тиканье старинных часов над камином. Чувствуя себя неуютно в короткой юбке и ожидая, пока он заговорит, я нервно переминалась с ноги на ногу и осматривала натертый до блеска стол. Не считая компьютера и одиноко лежащей папки, он был совершенно пустым. Никаких украшений, ни одной личной мелочи или хотя бы семейной фотографии. Ничего, что бы намекнуло на жизнь этого человека за пределами этих каменных стен. Однако все здесь свидетельствовало о его силе и могуществе.

Наконец директор обернулся. На вид ему было под сорок, а жесткий, властный взгляд не оставлял ни тени сомнения, что учеников этой школы держат в железном кулаке.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. В его тяжелом пронзительном взгляде сквозило что-то пугающее, и от нехорошего предчувствия у меня засосало под ложечкой.

Ни сказав ни слова, директор медленно подошел к столу и взял лежавшую перед ним папку.

Я тихо вздохнула. На этот раз я была бы рада, если бы из-за моего бурного прошлого меня решили не принимать, а вместо этого просто отправили бы домой. Безошибочная природная интуиция подсказывала мне, что сидеть взаперти под строгим контролем тетки было куда лучше и безопаснее, чем находиться в этом шикарном кабинете.

— Александра Луиза Элизабет Леран, — медленно произнес он, изучая папку с моими документами. Меня поразило, каким холодным и властным был его голос. — Твои ныне покойные родители явно не страдали скромностью, наградив тебя именем королевской особы, — с мрачноватой иронией усмехнулся он, небрежно просматривая остальные бумаги.

— Меня зовут Алекс, — огрызнулась я в ответ, отмечая про себя, что чуткость — не самая сильная сторона обитателей этого города.

С детства я ненавидела свое тройное имя, из-за которого меня часто дразнили в школе. Когда мне стукнуло десять, мне стоило больших трудов убедить отца убрать длинное имя с моего паспорта — с тех пор там значилось просто Алекс Леран. Я не представляла, каким образом мое полное имя оказалось в руках этого неприятного человека, но точно не намеревалась подвергаться его насмешкам.

Его губы тронула чуть заметная ухмылка, а в жестких серых глазах зажегся опасный огонек, придавая им необычный мраморный оттенок.

— В этой школе я решаю, как и кого зовут, — резко ответил он, садясь в большое кожаное кресло и поднимая на меня не терпящий возражений взгляд.

— Тогда вас ждет сюрприз, — не осталась я в долгу, зная, что этими словами навлеку на себя самые большие неприятности.

В комнате снова повисла тишина, но на этот раз это было похоже на затишье перед бурей. Директор сверлил меня взглядом. Я не хотела уступать и не опускала глаз, хотя это стоило мне невероятных усилий.

Наш бессловесный поединок был прерван стуком в дверь.

— Войдите, — ответил директор, продолжая смотреть на меня. Его пальцы постукивали по столу, словно он что-то обдумывал.

Обрадовавшись возможности перевести дух, я посмотрела на вошедшую в комнату женщину. Определить ее возраст было почти невозможно, но она была значительно старше, чем предыдущая, и излучала стальную выдержку. Затянутые на затылке в строгий пучок волосы покрывала легкая седина, в то время, как на узком, невыразительном лице не было ни морщинки. Прямая серая юбка и скучная черная водолазка облегали худощавую, плоскую фигуру, без единого намека на хоть каплю женственности. Единственным украшением, разбавляющем это пресное однообразие, была золотая брошь в виде уже порядком надоевшей мне пасти льва. А суровым, неприступным выражением лица она напомнила учительниц из католического пансиона, где я провела ровно неделю, после чего была с треском отчислена.

При виде меня, нервно теребящей прядь волос посреди кабинета, ее тонкая как нитка бровь удивленно приподнялась и она вопросительно посмотрела на сидевшего за столом мужчину. В узких, как два ледяных кристалла, глазах появилось недовольство, которое она даже не пыталась скрыть.

— Миссис Джеймс, отведите мисс Леран в класс и поясните ей новые правила, — медленно промолвил директор, делая ударение на последнем слове и переводя внимание на экран своего компьютера.

Я заметила, что женщина хотела бы поговорить с директором наедине, но не осмелилась перечить. Поджав бледные, тонкие губы, она коротко приказала мне следовать за ней и вышла с комнаты. На этот раз я последовала за ней со скоростью пули, чувствуя, как меня провожает тяжелый взгляд.

В полном молчании она быстро шествовала вперед. Я старалась успеть за ней, боясь потеряться в темном лабиринте множества одинаковых коридоров. Через пару минут мы вышли в другую часть здания и спустились на второй этаж.

С небольшого балкончика открывался вид на располагающийся под нами холл. Он был не менее роскошно обставлен, чем парадный, но немного уступал ему по размерам. С огромных окон простирался вид на покрытое утренним туманом гладкое озеро, а железная резная дверь вела во внутренний двор. Вокруг по-прежнему не было ни души. Это означало только одно — сейчас время урока.

— Соберите волосы, мисс Леран, — жестко промолвила моя спутница, поворачиваясь и глядя на меня сверху вниз.

— Мне и так хорошо, — с вызовом ответила я, о чем тут же пожалела.

Тяжелая рука со свистом обрушилась на мою щеку. Удар был настолько сильным и ошеломляющим, что, потеряв равновесие, я упала. Схватившись за пылающую щеку, я с ненавистью посмотрела на возвышающуюся надо мной женщину.

— Спорить или не повиноваться учителям и кому-либо из школьной администрации строго воспрещается, — ледяным тоном произнесла она. — Первое правило, которое вам стоит как следует уяснить.

Непонятно откуда в ее руке оказалась резинка, которой она швырнула прямо в меня.

Все во мне пылало от злости. Никто и никогда не поднимал на меня руку, тем более учителя.

— Интересно, что скажут на это в прессе, когда узнают, что в вашей школе бьют учеников, — медленно поднимаясь с пола, процедила я.

Картины мести уже сменяли друг друга в моей голове. Я представила, как полиция тащит мою обидчицу по коридору, а газеты пестрят заголовками о жестоком обращении с учениками и клеймят эту школу и ее ужасный персонал.

Не успела я выпрямиться, как снова оказалась на полу. Пострадавшая во второй раз щека больно пульсировала, а в голове шумело.

— Никогда не смей мне угрожать, — прошипела она. Но тут же взяла себя в руки и продолжила прежним ледяным тоном, будто ничего не произошло. — Уроки начинаются в восемь и заканчиваются в три. Перед началом занятий все без исключения ученики собираются на школьном дворе, поэтому приходить вы будете на полчаса раньше. Все опоздания и прогулы строго караются, — ее бесцветные глаза сузились, превратившись в щелочки. — Необходимые книги вы получите у мисс Белл на следующей неделе. Весь пропущенный вами материал должен быть вызубрен на зубок, никаких поблажек на дальнейших занятиях и экзаменах в конце семестра вам не будет. Я думаю, вы уже поняли, что в случае непослушания или невыполнения требований школы наказание будет соответствующим, мисс Леран, — ядовито закончила она.

Я все еще пребывала в состоянии оцепенения. Щека горела, но куда больнее жгло унижение, которое мне пришлось испытать. Жесткая рука схватила меня и, больно встряхнув, поставила на ноги.

— Обычно я не имею привычки повторять дважды, но учитывая, что это ваш первый день и вы еще не знакомы со всеми правилами, я сделаю исключение. Заплетите волосы, мисс Леран — вновь прошипела она, склоняясь надо мной и больно сжимая мое запястье.

Опасаясь нового удара, я подняла резинку и наскоро сплела взлохмаченную косу, из которой тут же выбилось несколько прядок. Поджав губы, женщина недовольно осмотрела мои волосы, но больше ничего не сказала.

— Следуйте за мной, — повернувшись, она направилась в сторону коридора, разделенного на две части маленьким холлом.

Свернув в одну из них, она остановилась перед самой обычной дверью, распахнула ее и, протолкнув меня перед собой, зашла в класс. Ученики, как по команде, встали, все глаза обратились в мою сторону. Странно, но привычных перешептываний по поводу новенькой не последовало. Наоборот, в классе царила гробовая тишина. Полноватая рыжеволосая учительница с круглым приятным лицом прекратила диктовать и замолчала, ожидая, когда заговорит моя спутница.

Миссис Джеймс сделала жест, приказывая ученикам садиться. Все это время, несмотря на мои слабые протесты, она цепко держала меня за плечо, волоча за собой словно бездушную куклу.

— Миссис Прингс и класс, поприветствуйте нашу новую ученицу — Александру Леран, — сказала она.

— Алекс, — перебила я, стараясь не застонать, когда ее цепкие пальцы больно стиснули мое плечо.

Прикусив губу, я посмотрела на сидящих передо мной учеников. Никто не захлопал в ладоши или выразил хоть какое-нибудь приветствие. Наоборот, в их глазах отразилась настороженность, и я сразу почувствовала себя нежеланным гостем.

— Добро пожаловать, Александра. Садитесь рядом с Джин, — певуче протянула учительница, указывая на единственное свободное место в классе.

«Четвертая парта у окна — неплохо», — подумала я.

Можно будет заняться чем-нибудь интересным, не привлекая к себе особого внимания. Я почувствовала, как удерживающая меня железная хватка ослабла, и тут же выскользнула, чтобы занять свое место.

Миссис Джеймс окинула класс тяжелым взглядом и задержалась на мне. В этом момент пострадавшая щека снова больно запульсировала, напоминая о том, что за мной наблюдают. Я ответила ей полным ненависти взглядом. Пусть не думает, что сможет меня воспитать. Не на ту нарвалась. С той самой секунды она стала моим самым лютым врагом.

Когда дверь за ее спиной наконец захлопнулась, в классе вновь наступила тишина. Прерванная неожиданным визитом учительница продолжила зачитывать что-то из книги, и остальные, дружно склонив головы, принялись старательно записывать, как будто ничего не произошло. Сразу стало очевидно — моя персона никого здесь не заинтересовала.

«Плевать на них, доберусь до интернета, и всей этой отвратительной школе несдобровать», — зло подумала я, с грохотом плюхая сумку с тетрадками на стол и доставая ручки и тетрадку, купленные для меня маминой помощницей специально к новому учебному году. При этом воспоминании сердце снова болезненно защемило.

Шум привлек внимание класса, и все головы как по команде повернулись в мою сторону. На этот раз в глазах учеников сквозила неподдельная враждебность. Да что я им сделала? Подумаешь, оторвались на секунду от своей писанины.

— Мисс Леран, тише, пожалуйста. Вы мешаете классу — вновь пропела учительница.

Надев маску безразличия и не имея намерения извиняться, я спокойно разложила вещи по своей половине стола, заметив, как моя соседка осторожно рассматривает меня краешком глаза.

Остаток урока я потратила на изучение своих новых одноклассников. Форма девочек ничем не отличалась от моей — такие же клетчатые юбки и синие водолазки. У всех без исключения волосы были собраны в хвостик или невзрачный пучок — приказы миссис Джеймс здесь беспрекословно выполнялись. Я отметила, что в отличии от моих прошлых одноклассниц, которые покрывали лицо тонной косметики, ни одна из них не нанесла ни капли теней или хотя бы пудры. Мальчики тоже выглядели просто, но аккуратно. На них были темные брюки и синие шерстяные кофты на пуговицах, из-под которых выступали синие рубашки.

Все они склонили головы и старательно записывали грамматические правила, которые диктовала миссис Прингс. Ни одного взгляда в сторону, ни одного перешептывания на отвлеченную тему. Сомнений нет — я в классе ботаников. Именно тех, кого я всегда сторонилась.

Резкий звонок на перемену нарушил царящую в классе идиллию: ученики, как по команде, отложили ручки, аккуратно собрали вещи и направились к выходу.

Не зная, куда идти дальше, я вышла из класса. По коридору двигался поток школьников, но стоило мне сделать пару шагов, как они тут же расступались, бросая настороженные взгляды и обходя меня стороной, как будто прокаженную. Некоторые ученики, посматривая на меня, шептались в сторонке, но стоило мне посмотреть на них, как они тут же замолкали и отворачивались.

Что за странная школа? И почему все так враждебно ко мне настроены? Нет, я не вынесу тут еще три года. Это слишком.

Словно в ответ, мои губы сами прошептали спасительное имя. Роберт. Он единственный в целом мире, на кого я могу рассчитывать.

Вертя головой в поисках укромного местечка, я заметила женский туалет и поспешно нырнула в дверь. Устроившись поудобнее в самой дальней кабинке, я спешно пошарила в сумке в поисках смартфона и просмотрела короткий список контактов. Роберт де Мобрей долгие годы был преданным другом нашей семьи и деловым партнером отца. Я не сомневалась, что, благодаря своим многочисленным связям, он сможет отменить решение суда о передаче опекунства моему дяде. Которого, надо заметить, я видела первый раз в своей жизни и к которому не питала никаких родственных чувств.

Мои пальцы уже были готовы нажать на заветный номер, как сердце упало куда-то вниз: привычного значка сотовой связи как не бывало. Я потрясла телефон и даже взобралась на унитаз, чтобы поднести его повыше, но безрезультатно. Связь так и не появилась.

Чертова дыра!

Нахлынувшая волна отчаяния заставила меня застонать, и я бессильно опустилась на холодный пол. Надежда связаться с окружающим миром и рассказать о своих несчастьях улетучилась как дым.

Прозвенел звонок на урок, но я не двинулась с места. Сейчас меня не пугала даже теткина угроза о подвале. Наоборот, он казался мне безопасным укрытием, в котором я наконец смогу дать волю скопившимся во мне за месяц чувствам.

В печальных размышлениях время урока пролетело незаметно. Звонок огласил следующую перемену, но я по-прежнему сидела неподвижно. Твердо решив провести здесь остаток учебного дня, я собиралась вернуться домой и получить обещанное наказание, лишь бы никогда больше не возвращаться в эту ужасную школу.

Внезапно дверь туалета отворилась, и послышались быстрые легкие шажки. Через секунду кто-то настойчиво забарабанил в дверь моей кабинки.

— Проваливай, — равнодушно ответила я.

— Ты сошла с ума? Открой сейчас же! — девушка говорила шепотом, как будто боялась, что кто-нибудь может ее услышать.

— Тут полно свободных кабинок, так что оставь меня в покое.

— Ты не должна прогуливать уроки! — Она продолжила ломиться в дверь, как будто от этого зависела ее жизнь. — Это запрещено!

— А ты что моя надзирательница? — холодно спросила я, открывая замок и направляясь к зеркалу, чтобы немного привести себя в порядок.

В туалет зашли две девочки помладше. Девушка, в которой я узнала Джин, свою соседку по парте, отшатнулась от меня и притворилась, что моет руки. Она не проронила ни слова, пока они не ушли.

Нервно взглянув на маленькие часики на своем запястье, она схватила меня за локоть, пытаясь привлечь мое внимание:

— Через минуту начнется урок, и мы должны быть в классе, — быстро зашептала она.

— Вот и отправляйся, — равнодушно ответила я, вырываясь и осматривая в зеркале щеку, которой изрядно досталось от миссис Джеймс. Краснота уже спала, но кожа в том месте все еще неприятно покалывала.

— Из-за тебя накажут других! — ее голос предательски дрогнул, заставив меня наконец посмотреть на нее. — Пожалуйста, пойдем.

В ее больших серых глазах застыл испуг, и она продолжала настойчиво тянуть меня за рукав в сторону двери. Как и все, я ненавидела групповые наказания, которые часто применялись в моих бывших школах. Обычно это означало всем классом остаться на час после занятий под строгим взглядом какой-нибудь учительницы, пока остальные радостно разбегаются по своим делам. Не имея намерения задерживаться здесь ни на секунду дольше положенного, я неохотно побрела за ней.

За пределами туалета Джин отпустила мой рукав и устремилась к двери в конце коридора, почти незаметным кивком показывая следовать за ней. Только мы заняли свои места, как прозвенел звонок. Высокий и худощавый, как палка, учитель с желтушным лицом и нелепо зализанными назад волосами зачитал имена учеников. Его маленькая, овальная, как яйцо, голова на тонкой шее выступала вперед над непропорционально широким черным пиджаком, явно ему великоватым, из-за чего он сразу же напомнил мне ворону. Хриплый, каркающий голос только усиливал это впечатление. Дойдя до моего имени в конце списка, он поднял на меня маленькие, как пуговки, немигающие глазки и громко откашлялся.

— Алекс, — привычно поправила я, почувствовав, как Джин больно толкнула меня локтем в бок.

Его неприятное, отталкивающее лицо скривилось, а большой рот дрогнул.

— О, мы наслышаны о вас, мисс Леран, — хрипло протянул он, и, заложив руки за спину, сделал несколько шагов в направлении моей парты.

Краем глаза я заметила, как Джин вжалась в спинку стула, а ее руки, нервно сжимающие края сидения, побелели. Я же наоборот выпрямилась и с вызовом посмотрела в неестественно расширенные черные зрачки, окруженные бесцветными ресницами. В них не было ледяной жестокости, как у директора, или беспощадной суровости, как у миссис Джеймс, но мне ужасно не понравился этот взгляд.

— К сожалению, класс, я должен заметить, что дошедшие до нас слухи были не слишком приятными, — по его лицу расползлась злорадная ухмылка. Его левый глаз резко дернулся.

— Поведение мисс Леран в прежних школах, которых, к слову, было целых шесть…

На этом моменте он сделал эффектную паузу, чтобы дать окружающим насладиться моментом, однако никто не ухмыльнулся или произнес хотя бы слово. Все это время его глаз продолжал быстро подергиваться, как от нервного тика.

— Оставляло желать лучшего, — хрипло закончил он, слегка склонившись над моей головой.

Я заметила, что Джин побледнела и нервно хватала ртом воздух. Мне тоже было не по себе: тики усилились и перешли с глаза на всю правую сторону его лица, отчего неприятная физиономия учителя приобрела еще более безобразный вид. Наблюдая это прямо перед собой, мне стоило неимоверных усилий сохранять безразличный вид.

— Что ж, — выпрямившись и окидывая взглядом перепуганный класс, продолжил учитель, — какое счастье, что в нашей великой школе работают профессиональные педагоги, которые помогут исправить эту сложившуюся … кхм … тенденцию. Поэтому цифра семь в жалком резюме мисс Леран, пожалуй, будет последней.

«Размечтался», — зло подумала я, мечтая, чтобы он наконец отошел от моей парты.

К моему большому облегчению, мерзкий учитель так и сделал. Вернувшись на свое место, он повернулся спиной к классу, открутил вытащенную из кармана пиджака железную фляжку и сделал судорожный глоток. Я с ужасом наблюдала, как неизвестная жидкость, коснувшись его внутренностей, заставила его хилое, слабое тело конвульсивно передернуться, как будто по нему вдруг пробежал мощный электрический разряд. Мои одноклассники, как по команде, потупили глаза в парту. Я могла их понять — зрелище и вправду было отвратительное.

Утерев рот дрожащей ладонью, учитель, лицо которого наконец прекратило дергаться в приступах тика, громко приказал ученикам открыть тетрадки и принялся диктовать лекцию. На мое несчастье, это был урок физики.

Я оглянулась на Джин. Она еще была бледной, но уже приходила в себя. Открыв тетрадку, она принялась торопливо записывать. Я тоже открыла свою, но выводить скучные формулы мне не хотелось. Время текло ужасно медленно, и я мечтала только о том, чтобы этот день наконец подошел к концу. Делая вид, что я тоже записываю, чтобы вновь не привлечь внимание мерзкого учителя, я рисовала свой старый дом со всеми мельчайшими деталями, какими я их помнила.

И почему раньше я не умела это ценить? В моей голове живо возник знакомый образ — я приезжаю домой на каникулы, Томми, наш дворецкий, открывает дверь и слегка улыбается.

— Рад, что вы снова дома, мисс!

К сожалению, он единственный, кто действительно по-настоящему этому рад.

Я следую по коридору к кабинету отца, он молча кивает мне, не отрываясь ни на секунду от телефона. Мама конечно же планирует очередную гламурную вечеринку. Она не любит, когда я ей мешаю. Не отвлекаясь от длинного списка, в котором все расписано по полочкам, она слегка проведет рукой по моим взлохмаченным после дороги волосам и продолжит обсуждать детали со своей ассистенткой. Вот я и дома.

Что теперь будет с нашим огромным поместьем? «Его продадут, чтобы покрыть долги», — некстати подсказал мне внутренний голос. «Заткнись», — ответила я ему, стараясь прогнать эту мысль прочь. Наконец прозвенел спасительный звонок, и ученики в спешке засобирались, стремясь поскорее покинуть кабинет. Следуя к выходу с гордо поднятой головой, я заметила, что учитель провожает меня злобным взглядом.

Однако мысли о нем быстро вылетели у меня из головы. На этот раз толпа в коридоре текла в направлении лестницы — настало время ланча. Почувствовав недвусмысленное бурчание в животе, живо напомнившее мне, что я уже двое суток ничего не ела, я направилась вслед за остальными.

Огромная школьная столовая расположилась на первом этаже. Входом служила массивная, чугунная, двухстворчатая дверь, которая в это время была распахнута настежь. Мое внимание тут же привлекла стеклянная венецианская люстра, сверкающая, словно тысячи скрепленных вместе бриллиантов. Чтобы добавить света по углам, на стенах столовой, не имеющей окон, висели небольшие подвесные светильники в виде раскрытой пасти льва. «И что у них с этим львом?» — подумала я. Его вид так намозолил мне за день глаза, что меня невольно охватило раздражение, и я поспешила переключить внимание на остальное пространство. Над головой несколько высоких мраморных колонн поддерживали отделанный лепным декором потолок, а пол покрывал дорогой паркет. Шикарный интерьер столовой показался мне чересчур снобским и помпезным. Интересно, кто все это финансировал? И зачем вкладывать столько денег в школу, которая находится в какой-то глуши?

Слева от входа располагался огромный, уставленный разнообразными блюдами буфет. Я с удовольствием отметила, что выбор еды был больше, чем я могла пожелать. Что ж, недостатка в средствах эта школа явно не испытывала.

Но прежде, чем отправиться за тарелкой, я огляделась. В помещении было полно учеников. К своему удивлению я отметила, что, кроме синего цвета, в столовой присутствовали еще два других.

Ученики в желтой форме жались в самом дальнем углу. Выглядели они невзрачными и забитыми. Несмотря на начало года, у многих на сумках был порван ремешок, а на свитерах виднелись следы многочисленных швов и пятен. Столы в той части столовой были маленькими, из-за чего мест на всех не хватало и некоторым приходилось есть стоя. Но вместо того, чтобы жаловаться или искать свободные стулья, которых вокруг было предостаточно, они впопыхах доедали обед и стремительно покидали столовую.

Несколько боковых столов были заняты ребятами в такой же, как у меня, синей форме. За их обычными школьными столами было несколько свободных мест, но никто не предложил их стоящим неподалеку с тарелкой ребятам в желтой форме. Они обедали молча и шли к выходу, не задерживаясь, чтобы поболтать и обсудить последние новости. «Ну и ботаники, — презрительно подумала я. — Похоже, что, кроме учебы, их ничто больше не волнует».

Зато в центре столовой творилось самое интересное. Там располагались самые большие и роскошные столы, и все они были заняты исключительно учениками в красной форме. Эти выглядели, как типичные дети богатых родителей, с которыми я водилась в прежних школах. Ухоженные, развязные, с шикарными побрякушками, вроде дорогих часов или бриллиантовых сережек. Волосы парней были уложены по последней моде, а девочки носили изящные укладки. И в отличие от моих серых, ничем не примечательных одноклассниц, девушки в красной форме не брезговали косметикой — их холеные лица были искусно припудрены, глаза подведены и подкрашены, а длинные накладные ресницы покрывал толстый слой туши.

Все они громко шутили и смеялись. Некоторые запускали едой в сторону желтых, и тогда окружающие еще больше заходились хохотом. Среди этого шумного красного сборища я узнала своих двоюродного брата и сестру, которых видела вчера во время переезда. Но оба сделали вид, что меня не знают.

Что ж, больно надо. Они мне тоже чужие.

У буфета уже почти никого не осталось, и я уверенной походкой направилась к нему. Закончив накладывать немного курицы и салата, я протянула руку за булочкой, но в этот момент корзинку с хлебом проворно отодвинули в сторону, а прямо передо мной возникла высокая стройная блондинка с пухлыми губами и капризным выражением лица в идеально сидевшей на ней красной форме. За ее спиной хихикали две чересчур загорелые девицы, похожие как две капли воды, в красных свитерах и с одинаковыми короткими прическами, пестрившими разноцветными прядками. А по краям, словно телохранители, скрестив руки на груди, возвышались два здоровенных парня в красных рубашках. На форме у всех пятерых золотыми нитками была вышита грозная пасть льва.

«Добро пожаловать, популярные детишки», — устало подумала я. Остальные подростки у буфета тут же испарились, а все головы в столовой повернулись в нашу сторону. Некоторые из учеников в красном подались вперед, чтобы получше разглядеть начинающееся представление.

Надо заметить, что в прежних школах я быстро находила язык с популярными учениками, и, благодаря деньгам и статусу моих родителей, они охотно принимали меня в свои ряды. Однако сейчас желания налаживать отношения с кем-либо из этой странной школы у меня не было. Я попыталась обогнуть ее в надежде избежать неприятного разговора, но один из громил перегородил мне дорогу, зажав между собой и буфетом. Насмешливо приподняв идеальную бровь, девушка осмотрела меня с ног до головы.

— А у нас новенькая, да еще и синенькая, — ее голос прорезал наступившую в столовой тишину. — Наконец-то в нашей школе произошло что-то интересное, а то я уже начала скучать, — она деланно зевнула.

Я молчала. Чем меньше дам ей поводов продолжить беседу, тем скорее она оставит меня в покое.

— Что случилось, язык проглотила? — насмешливо поинтересовалась она, осматривая меня с ног до головы. Она казалась старше и была на полголовы выше, чем я. К тому же чувствовала себя чрезвычайно уверенно в компании своих приспешников.

— Похоже на то, — фыркнул один из громил с крашеными белыми волосами. — Еще одна амеба в синих рядах. Ничего интересного.

Они выглядели так, как будто резко потеряли ко мне интерес и уже готовы были уйти. Однако мое уязвленное самолюбие взяло верх. Кем-кем, а амебой я никогда не была. Я выпрямилась и смерила их взглядом.

— Не вижу смысла общаться с кем-либо из этой дыры. Придется вам поискать другое развлечение в своем деревенском обезьяннике.

По лицу высокой блондинки пошли красные пятна.

— Опа, у нас тут шишка с Большого Города, — оскалился удерживающий меня громила. Его огромная ручища еще больше вдавила меня в буфет.

— Представь себе, — огрызнулась я, пытаясь не поддать виду, что он сделал мне больно.

— А язычок у нее острый. Придется укоротить, — ухмыльнулся стоящий справа качок. Он сложил руки на груди и поигрывал под рубашкой рельефными мускулами, чем вызывал восхищенные взгляды у своих одноклассниц.

— Она просто еще не знает, с кем связывается, — зашипела нависшая надо мной блондинка.

Равнодушно закатив глаза к потолку, я вздохнула. И хотя что-то подсказывало мне, что лучше промолчать, уязвленная гордость и злость на свою судьбу, закинувшую меня в эту богом забытую дыру, свели все попытки разума на нет.

— Ладно. Спорим, угадаю с первой попытки. Королева этого захолустья собственной персоной, пережаренная в духовке группа поддержки и пара шкафов без мозгов. Я никого не забыла?

В столовой наступила звенящая тишина. Две девицы за ее спиной как по команде перестали хихикать — к такому ответу они явно не привыкли. Обиженно надув губы (мое замечание насчет нелепого загара попало в цель), они ждали, что сделает их разъяренная лидерша.

Пока она судорожно размышляла над своими действиями, стойка буфета все больше врезалась мне в спину. Нужно было срочно что-то предпринять — удерживающая меня громадина вполне способна сломать мне позвоночник. Но никто в столовой не выразил желания вмешаться. «Ну и ладно, разберусь сама», — со злостью подумала я, окидывая взглядом своих притихших и прятавших глаза одноклассников.

— Оставь ее, Камилла, — возник откуда-то справа глубокий грудной голос. — Она не стоит твоего внимания.

Все головы в столовой резко повернулись в сторону двери. Последовав их примеру, я увидела высокого темноволосого парня, который незаметно возник в проеме столовой и теперь направлялся к столу красных. Его кофта была небрежно накинута на плечо, а красная рубашка подчеркивала широкие плечи и мускулистые руки. Будь здесь спортивные площадки, я бы подумала, что он — местная футбольная звезда. Хотя в его популярности сомневаться не приходилось — красные как по команде подвинулись, освобождая ему место в самом центре компании.

Но покрасневшая блондинка, которую он назвал Камиллой, не собиралась так просто сдаться.

— Я с ней еще не закончила, — недовольно протянула она, разрываясь между желанием разобраться со мной и тут же нырнуть за его стол.

— У тебя весь год впереди. Она новенькая, ты можешь позволить себе дать ей фору и лишь затем вонзить в нее свои коготки, — его насмешливое замечание, сделанное самым надменным тоном, который только можно вообразить, вызвало у красных громкие смешки. Атмосфера в столовой мгновенно разрядилась, и все, потеряв ко мне интерес, вернулись к обеду.

Я, в свою очередь, тут же его возненавидела.

Девушка все еще выглядела недовольной, но поддалась на уговоры своих, призывавших ее за стол. И удерживающий меня качок разжал руку.

— Иди, а то опоздаешь к принцу, — фыркнула я напоследок.

Аппетит сразу пропал. Отбросив полную еды тарелку в сторону и не обращая внимания на сверлившие меня взгляды красных, я направилась к выходу.

— Не думай, что на этом все закончится. Мы еще встретимся, — зло пообещала она мне в спину.

Ну и денек. Я поднялась и свернула в привычный коридор. В первый же день в школе нажила себе кучу врагов. И куда делась моя знаменитая сообразительность, за которую так хвалил меня Роберт? «Впрочем, с такими никакая сообразительность не поможет, когда у тебя за душой ни гроша», — печально подумала я. Теперь я сама очутилась в рядах тех, на которых раньше смотрела свысока и от которых держалась на расстоянии. Эта мысль меня неприятно уколола.

Огромный экран на стене показывал расписание. Найдя свое имя в соответствующей колонке, я увидела, что мне предстояло еще два урока: математика и литература. Литературу я всегда любила. Более того, это был единственный предмет, по которому я всегда делала домашнее задание, хоть и редко признавалась в этом учителям: не хотела выглядеть заучкой перед своей прежней компанией, которая менялась столько же раз, сколько и школа. Впрочем, это не мешало мне проводить с ними все свободное время вне занятий, а иногда и вместо них.

Найдя нужный мне класс, я расположилась на своем месте.

Перемена никак не повлияла на поведение моих замкнутых одноклассников. Я ожидала хоть немного оживления, но каждый из учеников держался обособленно, и, в отличие от шумных и куда более общительных красных, в классе не было слышно разговоров или смеха, лишь редкие перешептывания на тему учебы. Решив пережить этот дурацкий день, который никак не хотел заканчиваться, я опустила голову на сложенные руки и снова вернулась мыслями к дому.

К моему удивлению Джин, которая настойчиво призывала меня не прогуливать, не появилась на уроке. Рядом с ее именем молодой симпатичный учитель вывел жирный крестик. Дойдя до моего имени, он лишь кинул оценивающий взгляд поверх модных очков в черной оправе и тут же вернулся к преподаванию.

«Хоть где-то пронесло», — подумала я, наблюдая, как за окном сгущаются тучи, предвещая грозу и ливень.

Литература тоже прошла спокойно, но моя соседка по парте так и не появилась. Оказалось, что этот предмет ведет миссис Прингс с ее певучим голосом. Поэма Шекспира, которую мы рассматривали, была мне хорошо знакома, и остаток школьного дня пролетел незаметно.

Когда прозвенел долгий резкий звонок, означающий конец школьного дня, я одним махом смахнула тетрадки и ручки в сумку и чуть ли не бегом отправилась к выходу.

Сбежав по ступенькам, я заметила шикарные дорогие машины, в которые садились ученики в красной форме. Сейчас поразившая меня утром тишина окрестностей была нарушена ревом спортивных моторов. Они со скоростью неслись к выезду и через пару секунд исчезали вдали. Машины учеников в синих и желтых плащах были куда скромнее и, в отличие от красных, парковались они гораздо дальше от школы. Большинство были совсем развалюхи — напрягаясь из всех сил, мотор хлопал и рычал, вызывая бурные эмоции веселья у красных, которые притормаживали, чтобы отпустить обидные замечания по этому поводу.

Чуть в стороне от входа моя тетка с кислым лицом слушала миссис Джеймс. При виде последней в уме живо пролетела сцена утреннего инцидента, и обе щеки запылали от злости. Однако стоило мне появиться на улице, как обе замолчали. Не говоря мне ни слова, тетка поманила пальцем моих кузенов, которые уже вышли во двор, и направилась к синей, дорогой тойоте, припаркованной на стоянке красных. У всех троих были красивые белокурые волосы, отливающие блеском даже при отсутствии на небе солнца. Я заметила, как они перебросились короткими фразами, и мой кузен сел за руль. Через минуту машина тронулась, оставив меня далеко позади.

«Ну и черт с ними», — зло подумала я. Ехать домой в их компании мне совершенно не хотелось.

В голову пришла мысль сбежать, пока за мной никто не наблюдает, но я тут же ее отбросила. У меня нет денег, скоро вечер, и я не знаю местности. Лишь мельком глянув на карту Канады перед приездом, я помнила, что этот маленький северный городок сильно отдален от других немногочисленных населенных пунктов в этой части страны. Сначала нужно хотя бы раздобыть карту и составить план. «А еще лучше как-то связаться с Робертом», — мысленно сказала я себе, отчего мне немного полегчало.

Спустившись со ступенек и поплотнее закутавшись в плащ, я направилась в сторону дома. Дорогу я помнила хорошо, единственное, что меня беспокоило, это густые тучи и застывший воздух, предвещающий скорую грозу. Проезжающие мимо меня машины то и дело сворачивали в прилегающие участки.

Наконец показалась знакомая развилка, и я свернула по направлению к воротам. Подобно остальным домам в округе, большой двухэтажный коттедж был обнесен высокой деревянной оградой, вдоль которой плотно выстроились густые ели, надежно скрывающие его от посторонних глаз.

Дверь оказалась открытой. Я уже собиралась незаметно проскользнуть на второй этаж, как меня подхватила чья-то рука и потащила за собой.

— Ах ты маленькая дрянь! Что я тебе говорила, а? — услышала я над собой знакомое шипение. Не успела я и пикнуть, как тетка втолкнула меня в гостиную, в которой уже собрались все представители данного семейства.

Нахмурив брови, дядя сидел во главе длинного обеденного стола. Я отметила, что они с мамой были очень похожи: прямой аристократический нос, волевой подбородок, тот же светло-голубой, почти прозрачный, цвет глаз и соломенного цвета волосы. Втайне я всегда мечтала походить на маму и терпеть не могла свои густые темные волосы и ярко-синие с золотыми крапинками глаза, которые все почему-то находили необычными. Я же считала их очередным невезением, и больше всего хотела ничем не отличаться от других. Если от тройного имени я с грехом пополам отделалась, то с глазами все было намного сложнее.

Дядины брови сошлись на переносице, а ладони постукивали по столу, громко выдавая недовольство.

— А вот и твоя неблагодарная племянница, — хриплым, срывающимся от злости голосом протянула тетка. — Пусть объяснит тебе, почему в первый же день она прогуляла урок, нахамила почетному члену администрации школы и лучшей ученице.

Ну еще бы, кто бы сомневался. В первый же день эта ведьма миссис Джеймс не упустила возможности нажаловаться, и тетя выглядела так, будто вот-вот лопнет от злости. На лошадином лице ее дочери, которая была ее уменьшенной копией, проступала радость предстоящей взбучке: ее глаза горели, и она с трудом сдерживала переполнявшее ее возбуждение. Нетрудно представить, с каким удовольствием она рассказывала дяде и тете о том, что произошло в столовой. В отличие от этой троицы, мой кузен выглядел на редкость невозмутимо.

— Интересно, как быстро прикроют вашу драгоценную школу после того, как я расскажу о том, что там позволяют себе поднимать руку на учеников. А ваш «почетный член администрации» с громким шумом загремит прямиком в тюрьму, — нарочито спокойным тоном ответила я, смотря тетке прямо в глаза.

При моих словах ее зрачки расширились — я подумала, что еще немного и ее хватит удар. Ее ноздри раздулись от гнева, а глаза, готовые вылезти из орбит, бешено вращались; она схватилась за сердце и несколько минут шумно хватала ртом воздух. Но готовый вылиться на меня поток ругательств был прерван стуком дядиного кулака по столу.

Его губы плотно сжались, из-за чего он выглядел еще более хмурым. На какой-то миг во мне вспыхнула надежда, что он примет мою сторону.

— Если тебя наказали, значит ты того заслужила, — раздраженно прорычал он, так, что под его крепкими, хорошо выраженными скулами заходили желваки. — А если будешь распространять свои фантазии про физические наказания, которым ты якобы подверглась в школе, то придется принять соответствующие меры для твоего воспитания. Лгунов и выдумщиков в этом доме я не потерплю.

Его слова подействовали на меня, словно ушат ледяной воды, возвращая в жестокую действительность.

— Я не выдумываю! — отчаянно воскликнула я, пытаясь найти в комнате хоть один сочувствующий взгляд.

Но двоюродная сестра блаженствовала, явно наслаждаясь происходящим, а хладнокровный кузен наблюдал за усиливающимся дождем с отсутствующим взглядом, словно ему не было дела до происходящего в гостиной

— А кто тебе поверит? — поддержала его тетка. — С твоим-то проблематичным поведением, из-за которого тебя исключили из шести школ, молчать бы в тряпочку. Взглянув в твое личное дело, ни один полицейский не станет прислушиваться к словам отъявленной лгуньи. Это то, кто ты есть — мерзкая, подлая, неблагодарная лгунья, которая не ценит то, что для нее делают! И вместо того, чтобы благодарить нас за то, что мы ее приютили, эта дрянь смеет нам угрожать! Да кто ты такая, чтобы говорить что-то в сторону нашей великой школы и учителей? Пары пощечин слишком мало, чтобы вбить тебе что-то в голову! Ты заслуживаешь любую порку, которой они решат тебя наказать, — брызгая слюной, прошипела она.

Мне показалось, что это какой-то страшный сон. Ноги стали ватными и ужасно захотелось сесть. Они знали, что я говорю правду, и их это совершенно не волновало. Наоборот, смотря на их отчужденные лица, я поняла, что они считают любое, самое жестокое наказание по отношению ко мне вполне приемлемым. От свалившегося на меня шока я не могла найти слов.

— Марш в свою комнату. Впредь относись к учителям с должным уважением и не смей распространять свою клевету, — проревел дядя и поднялся из-за стола, показывая, что разговор закончен. — За хамство и прогулянный урок останешься без ужина.

— Ты слышала, что тебе сказали. Пошевеливайся, — тетя больно подтолкнула меня к выходу из гостиной. — И радуйся, что сегодня мне нужно сделать кое-что в подвале, иначе я бы уже сейчас заперла тебя там.

Очутившись в своей комнате, я скинула с плеча сумку, словно робот, зашла в ванну и закрыла за собой дверь. В груди щемило, а от чувства собственного бессилия хотелось плакать. Скинув ненавистную форму, я встала под душ в надежде, что он принесет мне облегчение. Горячие струйки обжигали кожу, но вместо расслабляющего тепла я чувствовала лишь леденящий озноб.

События прошедшего дня пролетали в моей голове одно за другим, выстраиваясь в целую картину ожидающей меня жизни. Моя тетя знала, что говорит: ни один социальный работник, полицейский или представитель прессы не воспримет серьезно обвинения девочки с таким прошлым. Именно сейчас, когда все обратилось против меня, никому нет до меня дела. Что ж, достойная расплата за все то, что я когда-то натворила.

Простояв так в оцепенении, я заставила себя вылезти и поискать пижаму в по-прежнему раскиданных по комнате коробках. Знакомая ткань, на которой еще сохранился запах дома, сделала то, что было не под силу свалившимся на меня пощечинам, издевательствам и насмешкам.

Уткнув лицо в скомканную ткань, я судорожно зарыдала.

Утром желание во что бы то ни стоило связаться с Робертом окрепло во мне с новой силой. Воспоминание о нем приятно согрело изнутри, подарив мне новый проблеск надежды после вчерашнего кошмара, и я вцепилась в него, словно утопающий — в спасательный круг.

«Ничего еще не потеряно, Алекс, — успокоила я себя, пытаясь отогнать воспоминания о прошедшем дне. — Очень скоро тебя тут уже не будет, и весь этот ужас останется позади».

Откинувшись на подушку, я представила с каким удовольствием сяду в присланный за мной роскошный мерседес Роберта и каким презрительным взглядом одарю на прощание своих отвратительных родственников. Недаром моя мама не поддерживала с братом связь и никогда не говорила мне, что у меня есть кузены. На ее месте я бы поступила точно так же. «Неужели после ее смерти мы наконец-то в чем-то согласились?» — пронеслось в моей голове, и я вздохнула.

Вспыхнувший во мне лучик надежды подогрело и то, что сегодня суббота и мне не придется вновь идти в ненавистную школу. При этой мысли я окончательно воспрянула духом, и даже моя серая, неприглядная комната не казалась мне такой уж страшной. В конце концов я здесь не задержусь.

Несмотря на позднее утро, за окном стояла серая мгла. Интересно, здесь когда-нибудь бывает солнце?

Потянувшись, я предприняла неуклюжую попытку встать с постели, но тут же нырнула назад — босые ступни больно обжег ледяной пол. Кое-как дотянувшись до тапочек, я встала и подошла к подносу с завтраком, который уже ждал меня на столе. Он ничем не отличался от предыдущего. Брезгливо вытащив из-под покрывшегося плесенью хлеба кусочек бекона, я постаралась прожевать его как можно медленнее, чтобы утолить бушующий в животе голод. Никогда еще меня не наказывали тем, что оставляли без еды, и никогда прежде я не чувствовала такого острого голода. Если так пойдет и дальше, то от моей стройной фигуры останутся только кожа да кости. «Мечта любой модели», — цинично подумала я, брезгливо отставляя тарелку с гнилым сэндвичем в сторону.

Сумка со школьными принадлежностями валялась там, где я ее скинула. Я порылась и достала телефон, но значок сотовой связи так и не появился. Похоже, что жители в этой дыре не пользуются сотовыми телефонами. Еще бы. «Ни одна сотовая компания не захочет ехать в такую даль для того, чтобы установить дорогостоящее оборудование для считанных сотен человек», — презрительно заключила я, вспоминая, где нахожусь.

Поэтому они должны пользоваться кабельными! Я напрягла память. Где-то в этом доме должен быть телефон, надо только до него добраться. Легче легкого.

Огонь в камине уже давно погас, и в комнате было жутко холодно и сыро. Сменив пижаму на толстовку и теплые штаны, я подошла к камину и потрогала остывшие с ночи дрова. Некоторые из них можно было еще поджечь, будь у меня спички. Я оглядела заклеенные клейкой лентой коробки — где-то в них вполне могла заваляться зажигалка вместе с полупустой пачкой сигарет, оставшейся у меня еще с прошлого года, но возиться сейчас с поисками сейчас не хотелось. Сначала я собиралась попробовать кое-что еще.

Подойдя к диванчику, я порылась в набросанных на него вещах. Ноутбук по-прежнему валялся там под сумкой. Оставалось надеяться, что в этой дремучей глуши все же есть жалкое подобие интернета. Я присела рядом и нажала на кнопку. Знакомый экран приветливо замигал, и сердце забилось быстрее в предвкушении скорого спасения.

Через пару минут компьютер нашел доступную сеть и подключился. Стараясь не завопить от радости, я набрала адрес своей почты. Но страница почему-то отказывалась открываться.

Что за черт! Мои пальцы быстро забегали по клавиатуре, но и на другом сайте меня ждал тот же результат. Ни один из знакомых сайтов почему-то не работал.

Не веря своим глазам, я посмотрела на сигнал сети. Все палочки были полными — компьютер без сомнения был подключен к интернету.

Внезапно на экране выскочило окно: «Добро пожаловать в сеть города Блэкшир».

«Местная городская сеть», — догадалась я. Похоже, что, как и в случае с сотовой связью, этот захолустный городок не имел доступа к интернету. Вместо этого, жители пользовались собственной локальной сетью.

Издав громкий стон отчаяния, я задумалась. Что-то, впрочем, не сходилось. К своему неудовольствию я отметила, что здешние учителя и ученики совсем не выглядели, как недалекие заморыши из глубинки, в которой нет ни сотовой связи, ни интернета. Взять хотя бы мисс Белл, ту красиво одетую женщину, которая вчера проводила меня в кабинет директора. Ее украшения ничем не отличались от шикарных украшений моей мамы, которые она бережно хранила в сейфе, позволяя мне лишь изредка полюбоваться на них вблизи. Или внутренний дизайн школы и машины, на которых ездили ребята в красной форме. С такими деньгами они могут позволить себе заиметь собственную сотовую компанию, не говоря уже о подключении к глобальной паутине.

Тогда почему они этого не делают?

Я отодвинула компьютер и откинулась на спинку дивана. Ни телефона, ни интернета — отрезанная от всего мира, да еще и сосланная в эту дыру. Хуже уже не придумаешь.

Похоже, единственной надеждой связаться с Робертом оставался кабельный телефон.

Мысль о нем отозвалась во мне привычной болью. Разъезжая по делам в Европе, Роберт часто забирал меня на каникулы из очередного закрытого дорогого пансиона, с помощью которого родители отделывались от меня на целый год. По пути мы останавливались в Париже, Мадриде или Риме, гуляли по музеям и рассматривали местные достопримечательности. Иногда он задерживался в нашем доме в Англии и проводил много времени, играя с отцом в гольф и развлекая меня смешными рожицами. Удивительно, но ему я могла рассказать абсолютно все — от очередной выходки в школе до первого поцелуя. Когда случилась авария и мне стало известно о переезде в Канаду, Роберт находился где-то в Австралии и ни разу не вышел на связь. Я надеялась, что он приедет на похороны, но он так и не появился, и давящая пустота внутри меня только усилилась. Потом пришла боль и жгучее чувство одиночества. И злость на него за то, что оставил меня одну.

В обед появилась Марджи с привычным подносом, только вместо гнилого сэндвича на нем стояла тарелка супа, напоминавшего воду с парой жалких кусочков мяса, и жесткая корка хлеба. Очевидно, в этом доме меня собирались пичкать помоями. Что ж, будет о чем рассказать в суде, когда будут пересматривать дело о передаче опекунства. «К тому же, — злорадно подумала я, — Роберт не спустит им с рук, что так обошлись с его любимицей». У него не было своей семьи, и я ни на секунду не сомневалась, что он будет рад меня удочерить.

— Мне нужна зажигалка, чтобы разжечь камин. Тут холодно словно в Арктике, — сказала я, с тоской рассматривая скудный обед.

Старуха что-то проворчала и исчезла в проеме двери, заперев ее на замок.

Выбирать не приходилось. От голода болел живот, и я набросилась на еле теплый бульон, заедая его твердым, как сухарь, хлебом. Через минуту на подносе не осталось ни крошки, но мизерный обед только обострил донимавший меня голод. Оставалось надеяться, что хоть ужин будет получше.

Решив, что порядок в комнате может сыграть мне на руку (тетя решит, что я окончательно поддалась ее воспитанию, а я пока разведаю про телефон) я провела остаток дня, раскладывая вещи. Шкаф попахивал сыростью, и, сморщив нос, я оставила одежду в целлофановых пакетах, чтобы она не пропиталась неприятным запахом. Я не собиралась здесь надолго задерживаться, и, возможно, мне придется быстро собираться.

Бесполезный теперь ноутбук занял свое место на столе. А диванчик я освободила на случай, если мне удастся разжечь камин. Холод в комнате стоял собачий, но ни о каких других, более современных источниках тепла тут и близко не слышали.

Ужин застал меня, когда я уже почти закончила. К сожалению, мои надежды на что-нибудь съедобное на оправдались. Старая горничная бросила на стол коробку спичек (очевидно, разжигать для меня камин — не входило в список ее обязанностей) и испарилась, оставив меня наедине с вязкой смесью, издалека напоминающей кашу.

Стараясь глотать, не прожевывая, я представила одно из любимых домашних блюд, которыми наш повар баловал меня на каникулах. Но липкая, противная смесь все равно с трудом лезла в горло, и мне стоило больших трудов удержать ее внутри.

Выходные тянулись долго и нудно. Интернета не было, а изучать историю города Блэкшир — единственный доступный сайт, на который мне удалось зайти, было скучно и неинтересно.

Воскресенье я провела в кровати, завернувшись в одеяло и слушая протяжные завывания ветра и стук усиливающегося дождя по крыше. Зажигалку я так и не нашла, а спички, которые принесла мне старая экономка, были сырыми и вряд ли годились для использования. После нескольких неудачных попыток разжечь огонь, я оставила эту затею.

Ближе к вечеру компьютер внезапно пикнул. Нащупав мягкие тапочки, я подошла к столу и поводила мышкой. Экран ожил. «У вас новое сообщение!» Обрадовавшись, что каким-то образом компьютер подключился к нормальному интернету, я нажала на выскочившее в углу окошко. Но меня ждал сюрприз. Вместо привычного окна почты, я очутилась на каком-то незнакомом сайте.

На самом верху большими красивыми буквами красовалось название школы — «Торнхем». Стильный дизайн сайта говорил о том, что над его созданием кто-то очень сильно постарался. Школьная почта, ну конечно же! Похоже, что не имеющие доступ к Фэйсбуку, Твиттеру и другим современным социальным сетям подростки Блэкшира вели переписку с помощью единственно доступного способа — банальной электронной почты.

В правом нижнем углу мигал синий флажок. Я нажала на него, и передо мной выскочило стандартное приветствие для всех новых участников сайта. В письме сообщался логин и пароль для зарегистрированных пользователей. Видимо, дело рук местной школьной администрации, которая обычно занимается всеми делами, касающимися доступа к школьным ресурсам. «Зря старались, — мысленно сказала я. — Совсем скоро меня здесь не будет».

Тем не менее любопытство взяло верх

Введя данные в соответствующие поля, я поняла, что недооценила способности местных жителей приспосабливаться к жизни в глуши. Передо мной открылось некое подобие социальной сети, но вместо привычных сообщений или «твитов», все общение проходило в необычном интерактивном чате. Рядом с ним висело большое окно с мигающими и сменяющими друг друга роликами и фотографиями, которые обсуждались в данное время. Благодаря эффектному оформлению, ники красных сразу бросались в глаза. Под каждым из них мерцал значок огненного льва — точь-в-точь как на их кофтах и рубашках. Синих и желтых ников нигде не было видно, из чего я сделала вывод, что они не принимают участия в дискуссии.

Подобное разделение по цветам показалось мне странным еще в школе. Сначала я предположила, что представители «красных» — это старшие ученики, но среди всех трех групп были дети разного возраста. Нетрудно было заметить, что наибольшей популярностью пользовались ученики в красной форме, за ними шли синие, а цепочку замыкали те, кто по какой-то причине носил желтую форму. Мои мысли тут же переключились на то, почему меня определили именно в синюю группу. Судя по тому, что все синие представлялись мне скучными ботаниками, а я успела отличиться в первый же день, этот выбор не казался мне самым удачным.

Чат в это время гудел. Красные с восторгом обсуждали одну из последних модных коллекций, которая состоялась в Париже совсем недавно. Я вспомнила, что на этот раз мама серьезно вознамерилась взять меня с собой в поездку (она терпеть не могла, что ее дочь одевается в простые джинсы и майки), но я предпринимала все возможное и невозможное, пока она не отстала. Терпеть не могла этих богатых снобов, которые видели в шмотках какое-то искусство. Слушать их болтовню, пока они ошивались у нас дома, и так всегда было для меня хуже пытки.

И откуда они вообще о ней знают? В окне рядом то и дело выскакивали фотографии показа, а кто-то загрузил даже целый ролик щеголяющих по подиуму моделей в красивых нарядах.

К сожалению, больше ничего интересного в чате не было. Разочарованно вздохнув, я закрыла ноутбук, потушила свет и залезла под одеяло. Откуда-то снизу доносился звон посуды — начинаются приготовления к семейному ужину.

Натянув подушку на уши, чтобы не слышать этот навевающий тоску звук, я вспоминала свою прежнюю беззаботную жизнь, в которой, несмотря на всю окружающую меня роскошь, я все равно не чувствовала себя счастливой. Все разговоры с родителями сводились обычно к леденящим упрекам по поводу очередного исключения из какой-нибудь дорогущей школы, в которую меня записывали против моей воли и которую каждый раз я начинала быстро ненавидеть. И лишь те редкие моменты, проведенные в компании Роберта, доставляли мне истинное удовольствие и заставляли забыть о холодном, лишенном любви доме, где я всегда чувствовала себя немного чужой.

Провалявшись так какое-то время и не заметив в окне наблюдающих за мной глаз, я уснула.

Глава 3. Сон

На следующее утро я проснулась от шума дождя. С тоской выглянув в окно, я поняла, что до школы будет добраться непросто. На этот раз вместе с завтраком Марджи принесла старый зонтик. Судя по его потрепанному виду, он видал куда лучшие времена.

— Пошевеливайся, перед уроками все ученики собираются во внутреннем холле. Не хватало еще, чтобы ты опоздала, — скомандовала она, срывая с меня одеяло. Будить меня таким образом уже вошло у нее в привычку.

Ежась от холода, я неохотно вылезла с кровати и подошла к столу.

— Я думала, они собираются во дворе, — ответила я, с сожалением оглядывая очередной мерзкий завтрак. — Так сказала та ведьма Джеймс.

— Негодница! Никогда не смей говорить так об учителях! — Задохнувшись от негодования, Марджи вылупила глаза и замахала на меня руками, словно я сказала что-то крайне кощунственное. — Во дворе собираются, когда нет дождя.

— Ах, да, почетный член школьной администрации, — передразнила я визгливый теткин голос и торопливо захлопнула за собой дверь в ванную, пока она не успела снова на меня накричать.

С утра в горле першило — холодный пол и постоянные сквозняки давали о себе знать. Быстро приняв горячий душ и почистив зубы, я почувствовала себя немного лучше.

Прожевав колбасу, я услышала недовольное бурчание в животе. «Скорее бы ланч, иначе умру от голода», — мрачно подумала я, напяливая на себя чистую и выглаженную форму. В субботу Марджи настояла на том, чтобы постирать ее, несмотря на то, что я надела ее всего один раз. Мое состояние, как внешнее, так и внутреннее, здесь никого не волновало, но во всем, что касалось школьной формы, чистота строжайше соблюдалась.

— Миссис Беатрис не допустит, чтобы ты ходила вонючей в школу. Еще один позор на нашу голову, — проскрипела она, собирая раскиданную по комнате форму. — Хватает уже того, что в этом доме появилась синяя форма. Бедная миссис Беатрис…

— Кто решает, какую форму получит ученик, и что она означает? — прервала я ее причитания. Мне не хотелось слушать о мнимых страданиях моей тетки.

Старуха поперхнулась и закашлялась. Похоже, мой вопрос застал ее врасплох. Она что-то пробурчала себе под нос, и поспешно исчезла за дверью, прихватив мою форму и опустевшие коробки.

Дождь продолжал лить как из ведра. Когда под строгим надзором старухи я спустилась вниз, то во дворе заметила ныряющих в машину кузенов.

— Почему они едут на машине, а мне надо топать пешком под дождем? — громко спросила я.

Как я и рассчитывала, реакция не заставила себя ждать.

— Неужели ты думаешь, что мои дети покажутся в школе рядом с такой, как ты? — послышался язвительный голос из-за угла. — Носящие синюю форму ученики должны знать свое место, — закутанная в свою длинную до пола шаль, тетя выплыла из-за угла и смерила меня высокомерным взглядом. — Достаточно того, что ты уже оскорбляешь этот дом своим присутствием.

— Если уж на то пошло, то это не было моим решением, — отрезала я. — Дайте мне сделать один звонок, и мы навсегда избавим друг друга от неприятной компании.

Ее узкое лицо вытянулось еще больше, а на лбу запульсировала тонкая жила.

— Быстро в школу, — взвизгнула она, и не дав мне больше вымолвить ни слова, вытолкнула за дверь.

Оказавшись под стеной дождя, я торопливо раскрыла зонтик и побрела в сторону дороги.

Если тетка так не хочет видеть меня в своем доме, то она будет только рада связаться с Робертом. Все останутся довольны, а я буду вспоминать этот странный городок только в своих кошмарах. Нужно только убедить ее. Если она так меня ненавидит, то это будет довольно легко.

Проносящиеся мимо машины то и дело норовили обдать меня брызгами из лужи. Впрочем, это вряд ли бы ухудшило ситуацию: зонтик то и дело заламывало ветром, в результате я промокла до нитки. Подходя к воротам, я заметила другие синие плащи, покорно стекающиеся в школу со всех сторон. Некоторые из них шли пешком, другие только что припарковались на стоянке. Среди них были и желтые. Некоторые шли вместе, уклоняясь от поднятых машинами брызг. Только красные никогда не смешивались с другими, общаясь исключительно между собой.

Впереди меня одна полненькая ученица в желтом плаще внезапно шарахнулась в сторону — проезжающая мимо черный блестящий джип чуть было не сбил ее с ног. Приоткрыв окно, парень с крашеными белыми волосами в красной куртке, в котором я сразу узнала одного из громил Камиллы, громко засмеялся и свернул на стоянку.

— Осторожнее, Хлое, — к плачущей девочке подскочила Джин. — Я сто раз тебе говорила смотреть по сторонам, прежде чем переходить дорогу.

— Но я смотрела! Он специально ехал прямо на меня, — икая и трясясь от страха, пролепетала она.

— Тише, кто-нибудь может услышать, — зашикала на нее Джин, делая знак, чтобы она замолчала.

— Это правда, я тоже видела, — я остановилась рядом с ними и ободряюще посмотрела на Хлое.

Мне стало жалко трясущуюся бедняжку, которая была маленькой копией Джин. Те же большие серые глаза, курносый нос и прелестные веснушки. Ее светлые кучеряшки выбились из-под капюшона и теперь свисали мокрыми прядями на лбу, а с кончика носа капала вода. Единственное различие было в том, что Джин была тощая, как палка, а ее сестра была хорошенькой толстушкой. Вцепившись в руку Джин, она с любопытством рассматривала меня сквозь застилавшие глаза слезы.

— Тебе показалось, — Джин резко развернулась и потащила за собой сестру.

Хлое оглянулась на меня и помахала рукой. Я помахала в ответ.

Проследовав за всеми во внутренний холл, я увидела, что все ученики выстроились по цвету формы. Красные заняли центральное место. Некоторые из них указывали пальцем на испуганных учеников в желтой форме, другие удовлетворенно кивали или отрицательно мотали головой, обсуждая что-то между собой.

Среди покорно выстроившейся желтой толпы я заметила всхлипывающую от пережитого ужаса Хлое. Бедняжка, она же еще совсем маленькая! Скорей всего, это ее первый год в школе. Я гневно поискала глазами чуть не задавившего ее парня. Словно вросшая в пол скала, он возвышался на своем привычном месте рядом с Камиллой, рьяно охраняя ее от красной толпы восторженных поклонников. Те острили и по очереди отпускали шутки, на которые она заливалась своим серебристым смехом. В образовавшемся вокруг нее кругу я заметила и свою писклявую кузину Николь, которая подпрыгивала на одной ноге и хохотала как ненормальная. Зачастую совсем не к месту.

Майк стоял чуть поодаль и мирно беседовал с другим учеником. В отличие от ничем не примечательной, некрасивой Николь, он явно унаследовал больше от отца, чем от матери. Правильные черты придавали его лицу поразительную, немного холодную красоту, а горделивая, без высокомерия осанка делала его похожим на представителя высшего общества, которые вечно крутились у нас дома. Жаль, что я скоро уеду и мы никогда не подружимся. Из всех моих родственников он единственный, кто по какой-то причине не вызывал у меня неприязнь.

Оглядывая это красное сборище, я наткнулась глазами на темноволосого парня из столовой. Прислонившись к стене, он смотрел прямо на меня, а в его зеленых глазах играли насмешливые огоньки. Рядом с ним два парня в красной форме отчаянно пытались втянуть его в разговор, но он пропускал их слова мимо ушей. «И чего уставился», — зло подумала я, переводя взгляд на другую сторону зала. К счастью, школьные красавчики никогда не были моей слабостью. А уж после его слов в столовой я бы и подавно на него не посмотрела.

Завидев входящих в зал учителей, толпа как по команде выстроилась в три правильных прямоугольника по цвету формы. В середину вышла миссис Джеймс, за ней следовала как всегда изящная и безукоризненная мисс Белл. На этот раз на ней было строгое черное платье чуть выше колена, а верх украшал большой серебряный кулон. Она замерла чуть позади своей спутницы, которая была одета в ту же безвкусную водолазку и строгую юбку, в которых я видела ее в прошлый раз. Глаза молодой женщины смотрели куда-то поверх голов учеников, как будто мыслями она витала где-то очень далеко.

Миссис Джеймс остановилась и окинула учеников жестким взглядом. Встав позади всех, я молча ждала, пока эта нелепая церемония построения наконец-то закончится. И чья только это идея? Похоже, что ежедневное сборище перед уроками было еще одним из здешних глупых правил.

— Доброе утро, ученики, — громко промолвила она. Ее голос эхом прокатился под высоким сводом.

— Доброе утро, миссис Джеймс, — хором ответили собравшиеся.

— Итак, — она довольно сделала шаг вперед, — как вы все знаете, наша школа является величайшим учебным заведением, равного которому нет во всем мире.

А самомнения у них хоть отбавляй. Кем они себя возомнили? Гарвардом?

К моему удивлению, на лицах окружающих меня учеников в синей форме не отразилось никаких эмоций. Зато красные удовлетворенно закивали, и по их рядам пошли одобрительные звуки. Неужели они правда верят в эту чушь? Или их мозги настолько атрофированы, что они не в состоянии понимать всю нелепость происходящего?

Миссис Джеймс дала им вволю насладиться ее словами, а затем продолжила свою напыщенную речь.

— Наши великие предки построили эти великие стены (она сделала широкий жест, указывая на окружающие пространство), чтобы вы смогли совершенствовать те великие способности, которые были даны вам по праву.

Маразм какой-то. Можно подумать, они тут все какие-то особенные. Наверное, из-за жизни в этой богом забытой глуши у них окончательно поехала крыша.

— Кто-то из вас является настоящим сокровищем школы, ее гордостью, ее лучшим наследием…

Ее глаза, в которых промелькнула доля обожания, были устремлены на учеников в красной форме, которые разразились довольными криками.

— Кто-то, — энтузиазма в ее голосе заметно поубавилось, а голова слегка наклонилась в нашу сторону, — сыграет незначительную роль, а память о нем сотрется подобно пыли, ибо ему не даны таланты своих собратьев.

Ребята вокруг меня виновато потупили взгляд в пол.

— А кто-то недостоин даже ступить на порог этой великой школы, — на этот раз в ее голосе проступила неприкрытая ненависть, а взгляд сверлил заерзавшие от напряжения желтые ряды. — Учиться рядом с теми, кто скоро возьмет на себя бразды правления — величайшая честь, когда-либо оказанная им. Подарок, которого они ни в коей мере не заслуживают.

Со стороны красных послышались обидные насмешки, многие из ребят в желтой форме тихо заплакали. Миссис Джеймс сделала знак замолчать, и в зале снова воцарилась тишина.

— Как вы знаете, впереди у нас целый год напряженной учебы, который завершится состязанием наших лучших учеников…

И снова красные ряды разразились одобрительными возгласами, многие возбужденно топали ногами и оглушающе свистели. Некоторые стоящие рядом со мной ученики закрыли уши ладонями, и я последовала их примеру.

Пока миссис Джеймс пыталась утихомирить бушующий среди красных восторг, я ткнула локтем стоящего рядом невысокого крепкого парня, который учился со мной в одном классе.

— Что за состязание? — прошептала я.

— Молчи. Нам нельзя разговаривать, — тихо шепнул он в ответ.

Окружающие нас ученики неодобрительно покосились в мою сторону.

— Да что с вами? Ответить не можете? — возмутилась я.

Сборище ненормальных зубрил и съехавших крышей учителей! Здесь точно пора открывать сумасшедший дом.

— А, мисс Леран, о вас я упоминать не хотела, но раз вы решили снова нарушать установленные правила, то, пожалуй, придется сделать еще одно исключение.

В зале как по волшебству стало тихо. Стоящие передо мной ряды расступились, образуя живой коридор, и я увидела, что миссис Джеймс смотрит прямо на меня. Ну и слух.

— Я не нарушала ваши … — на слове «дурацкие» я запнулась, решив благоразумно его пропустить, — правила. Я лишь хотела спросить, что за соревнование.

По красным рядам прокатился насмешливый хохот.

— Дети, как вы уже, наверное, слышали, мисс Леран является новенькой, хотя такое случается у нас, кхм… очень редко.

— Уж мы-то постараемся, чтобы ей тут понравилось, — усмехнулся белобрысый качок. Стоявшая рядом с ним Камилла смерила меня брезгливым взглядом и что-то шепнула окружающим ее поклонникам. Они противно захихикали.

Но миссис Джеймс сделала знак рукой, затем обратилась лично ко мне:

— Вам, мисс Леран, будет особенно полезно узнать, что в соревновании принимают участие и те, кто носит синюю форму, но, к большому сожалению для вас, роль их … — ее глаза опасно сощурились, — оставляет желать лучшего. В наказание за свои провинности пятеро учеников вашего цвета формы отправятся на соревнование, которое состоится в конце учебного года. Учитывая, что в первый же день в школе вы уже успели как следует выделиться, что-то мне подсказывает, что в этом году вы будете в их числе, — самодовольно хмыкнула она.

Соревнование. Наверное, именно об этом общественном наказании говорила Джин. Интересно, в чем же оно заключается. Судя по голосу миссис Джеймс, это вряд ли было что-то приятное, по крайней мере для тех, кто носит синюю форму. Я оглянулась на стоящую неподалеку Джин. Ее лицо было неестественно бледным, а глаза неотрывно смотрели в пол.

— На этом все, идите на уроки, — закончила мисс Джеймс, и разноцветная толпа потекла в сторону лестниц.

Когда я поднималась на второй этаж, то заметила, что Камиллина компашка о чем-то говорит, посматривая в мою сторону и громко смеясь. Минуя меня, они поднялись на третий этаж и исчезли в коридоре.

Черт с ними. Я еще выскажу им все, что о них думаю, когда Роберт будет забирать меня отсюда. «Наверное, сейчас он вовсю пытается со мной связаться», — утешила я себя. А что, если нет? Но я тряхнула головой, чтобы отогнать эту неприятную мысль прочь.

Поднявшись на свой этаж, я посмотрела на экран — мне предстоял урок химии. Мой самый нелюбимый предмет. Что ж, не самое лучшее начало дня.

Привычно усевшись рядом с Джин, я разложила свои вещи. На соседней парте сидел тот самый парень, которого я спросила насчет соревнования. Решив больше ни к кому не обращаться, ведь ответа от этих недружелюбных ботаников все равно не получить, я перевела глаза на дверь класса в ожидании учителя. Через минуту дверь распахнулась, и я тихо застонала. В класс вошла миссис Джеймс. Ненавистный предмет, который ведет самая ненавистная учительница… Что может быть лучше?

Все как по команде встали. Опасаясь новой (не дай бог, прилюдной) пощечины, я нехотя последовала их примеру. Но сделала это медленно и с максимальным презрением, чтобы она заметила, что я думаю о такого рода требованиях.

Взяв в руки указку, миссис Джеймс стремительно приблизилась ко мне. Услышав свист, я не сразу поняла, что за ним последует, но, когда поняла, было уже поздно. Сильный, как плеть, удар пришелся прямо между лопаток.

— Когда я вхожу, вставать нужно так быстро, как если бы от этого зависела твоя ничтожная жизнь, — негромко процедила она. — Больше никаких исключений или предупреждений для вас, мисс Леран.

Скрепив зубы, я с ненавистью посмотрела ей прямо в глаза.

Вид у нее был довольный — видимо, издеваться надо мной доставляло ей какое-то особое наслаждение. Постукивая указкой по ладони, она прошествовала на свое место и развернула лежащую перед ней книгу.

— Можете садиться, — весь класс послушно опустился на свои стулья.

Лекция посвящалась химическим реакциям, которые мы уже проходили в моей предыдущей школе. Но я ее совершенно не слушала. Мои мысли были поглощены очередным свалившемся на меня наказанием. Теперь понятно, почему все в этом классе боятся даже пикнуть. Если их с детства бьют указками или отпускают пощечины за любое неправильное слово или поступок, то немудрено, что они все такие забитые.

Спина продолжала жечь, как будто ее только что обожгли кнутом. Когда прозвенел долгожданный звонок, я со злостью собрала вещи и пулей вылетела из класса.

Следующий урок по биологии вел мистер Честертон, высокий подтянутый мужчина лет шестидесяти с яркими голубыми глазами и приятным, завораживающим тембром голоса. Для своих лет он выглядел на удивление хорошо. Трудно было не восхититься его красивой, величественной внешностью. Как и его изысканной манерой одеваться: его серый костюм был, без сомнения, сшит у лучших портных.

Зачитав имена, он отложил список в сторону и с интересом посмотрел на меня.

— На чем вы остановились в вашей старой школе, мисс Леран? — деловито осведомился он, закладывая руки за спину и прохаживаясь перед классом.

— На лягушках, — сквозь зубы ответила я, вспоминая последнюю лабораторную работу.

Биология меня мало интересовала, тем более, когда дело доходило до подобных опытов. Я предпочитала подсесть к какому-нибудь ботанику, у которого можно было списать, а не корпеть все выходные над учебниками.

— Я бы хотел побеседовать с вами после уроков. Зайдите ко мне в кабинет, и мы подробно обсудим, в чем вам следует подтянуться, чтобы не отставать от остальных.

Только этого мне не хватало. У меня не было никакого намерения зубрить биологию, тем более, что я ничего не помнила из прошлогодней программы. Если учитель захочет проверить мои знания, то решит, что я ничего не знаю (что было чистой правдой), и нагрузит меня заданиями.

Вздохнув, я пообещала, что приду.

На литературе мои мысли были поглощены ланчем, поэтому я совершенно не слушала миссис Прингс. А, оказавшись в столовой, я буквально накинулась на еду. Вскоре на моей тарелке возвышалась гора риса с самым большим куском отбивной, который мне только удалось отыскать. Выбрав свободный стол за одной из колонн, где сидели ученики в синей форме, я заработала вилкой, как будто никогда не видела еду в своей жизни. Надо же до чего я докатилась, благодаря своей новоиспеченной семейке, которая решила уморить меня голодом. «Не выйдет», — мысленно пообещала я им, уплетая рис за обе щеки. Моя тарелка только наполовину опустела, когда я почувствовала, что уже наелась.

— Оказывается, что на аппетит наша «городская штучка» не жалуется, — услышала я над собой Камиллу. — Бедные твои родственники. Мало того, что эта возомнившая о себе невесть что нищенка свалилась на них как снег на голову, так ее еще попробуй прокорми.

Николь за ее спиной громко захихикала. Она уже поделилась со всеми подробностями моей жизни и теперь смаковала мое прилюдное унижение. Смерив ее презрительным взглядом, я попыталась было встать, но один из громил прижал меня назад к стулу.

— Куда-то торопишься? — поинтересовалась она, подвигая ко мне тарелку с большим куском шоколадного торта, половина которого все еще красовалась на буфете. — А как же десерт?

На этот раз моя реакция не заставила себя ждать.

— В присутствии крыс у меня всегда пропадает аппетит, — натянуто улыбнулась я ей, уже предвкушая гримасу бешенства на этом хорошеньком личике.

По столовой прошлись испуганные вздохи.

Второй громила сделал шаг по направлению ко мне. Я мысленно приготовилась изо всех сил рвануться к двери, но Камилла остановила его взмахом руки.

— Он не покалечит тебя сейчас только потому, что я хочу, чтобы ты дожила до соревнования, — громко прошипела она. — Но советую тебе следить за своим языком, потому что мое терпение уже на исходе.

— Ну вот и отлично, там и встретимся, — ответила я, сбрасывая тяжелую руку со своего плеча и направляясь к выходу.

— Будь уверена, — под довольные насмешки Камиллиных приспешников я вышла из столовой и направилась в класс.

С трудом досидев до конца уроков, я спросила у учителя математики, где кабинет мистера Честертона.

— Третий этаж, направо до конца, а потом налево, — коротко ответил он, рассматривая меня заинтересованным взглядом, отчего я сразу почувствовала себя неловко.

— Спасибо.

Немного подождав, пока все красные спустятся, чтобы ненароком снова не наткнуться на Камиллу и ее компашку, я взбежала по ступенькам. Вокруг было пусто. Не торопясь сворачивать направо, я оглядела левую часть коридора. После окончания занятий свет в коридоре был слегка приглушен. По обоим сторонам располагались пустые классы.

Подойдя к одной из дверей, я немного приоткрыла ее и осмотрела просторное помещение. Классы красных существенно отличались от наших. Большие парты сделаны из красного дерева, а удобные мягкие кресла были совсем не похожи на наши жесткие школьные стулья. Даже в самых дорогих пансионах, в которых я успела побывать, я не видела, чтобы учениками предоставляли такие удобства. Школьные любимчики. Я презрительно фыркнула, затем закрыла дверь.

Повернувшись, я направилась искать нужный мне кабинет.

— Направо до конца, потом налево, — тихо повторила я себе под нос, осматривая красивые мраморные статуи и большие портреты в золотых рамках, которые украшали длинный коридор.

Наконец я уперлась в его конец и свернула налево, ожидая увидеть дверь. Однако ее не было. Передо мной расстилался тускло освещенный проем, от которого расходились другие, поменьше.

«Наверно, кабинет мистера Честертона находится где-то впереди», — сказала я себе, чувствуя, как по коже пробегают мурашки. Решительно подправив то и дело соскальзывающий с плеча ремешок сумки, я зашагала по пустому коридору. Эхо моих шагов то и дело отдавалось от стен и исчезало где-то в темноте.

Пройдя еще несколько метров, я замерла от удивления. С одной из картин на меня смотрела та самая красивая женщина, которую я видела в доме дяди в день приезда. На этот раз уголки ее губ были слегка приподняты, изображая подобие улыбки, а грустные глаза смотрели на меня с пониманием. Не в состоянии оторвать от нее глаз, я застыла, совершенно позабыв о своей первоначальной цели.

— Что тебя там так заинтересовало? — раздался за плечом уже знакомый бархатный голос.

От неожиданности я вздрогнула и чуть не выронила почти съехавшую с плеча сумку. Знакомые зеленые глаза пристально изучали меня. Более пристально, чем мне бы того хотелось.

— Не твое дело, — огрызнулась я.

Общение с очередным представителем красных не входило в мои планы. Смахнув с лица выбившуюся прядь и решительно подправив ремешок сумки, я сделала шаг в первоначальном направлении, но, вспомнив о картине, обернулась и бросила на нее прощальный взгляд. Женщина пропала. Вместо нее на меня смотрел какой-то сморщенный старик с крючковатым носом.

По спине тут же пробежал неприятный холодок. Не может быть! Я же только что ее видела! В сознании живо возник увиденный несколько секунд назад образ. Он был настолько реальным, что я растерялась. Не могло же мне показаться?

Я собиралась спросить у по-прежнему внимательно наблюдающего за мной парня, но передумала. Если этого его проделка, то он все равно ни за что не признается (но как он мог подменить картину, если находился от нее дальше, чем я?). А если мне все-таки показалось, то он просто сочтет меня сумасшедшей, и тогда я стану еще большим посмешищем для красных.

— Выглядишь, как будто увидела привидение, — усмехнулся он, взъерошив свои темные волосы. — Или меня испугалась?

Его губы расплылись в хищной улыбке, а в зеленых глазах заплясали игривые огоньки. Как будто огромный красивый хищник, который учуял добычу и вот-вот сделает решающий прыжок.

— Вот еще, — фыркнула я, не решаясь признаться самой себе, что на миг почувствовала себя в роли кролика, — самовлюбленные болваны меня только смешат.

Я сделала шаг, но он загородил мне дорогу.

— А ты смелая, Александра, — он произнес мое имя так, словно пробовал его на вкус. — Но в этой школе это качество тебе только навредит.

И откуда он только знает, как меня зовут?

— Мне не нужны твои советы, — огрызнулась я, попытавшись обогнуть его с другого края. — Дай пройти.

Но, похоже, что как раз этого он делать не собирался.

— Здешние правила предписывают тебе выполнять то, что скажу я, а не наоборот, — надменно возразил он, взирая на меня с высоты своего роста. — Видишь это? — с его кофты на меня смотрел вышитый золотыми нитками огненный лев. Его пасть была угрожающе раскрыта. — Это символ носят те, кто по сути управляют всей школой. Таким, как ты, — он кивнул на мою простую, без каких-либо отличительных знаков форму, — следует проявлять уважение.

— Мне плевать на ваши правила, — со злостью ответила я. Его надменный вид, как и тошнотворный значок льва на его кофте, вмиг привели меня в бешенство. — Я не боюсь наказания и уж точно не собираюсь ходить перед вами по струнке, как остальные в этой школе.

— Тем хуже для тебя, — цинично заметил он, оглядывая меня с ног до головы.

Его холодный, беззастенчивый взгляд только подогрел мою ярость.

— Не стоит твоему Величеству переживать обо мне, — вспылила я. — Я ведь недостойна вашего драгоценного внимания. Иди лучше развлекайся со своими недалекими дружками, у которых язык вот-вот прилипнет к вашей с Камиллой королевской заднице.

Его рот напрягся, а игривое выражение лица сменилось плохо сдерживаемым раздражением. Похоже, у меня все-таки получилось его разозлить.

Однако ответить он не успел. Сзади послышались неторопливые шаги.

— Я предполагаю, что вы ищите меня, мисс Леран, — послышался голос мистера Честертона. — Добрый день, Джейк. Надеюсь, вы уже начали готовиться к соревнованию.

— Как и в прошлом году, в этом у меня вряд ли найдутся достойные соперники, — заносчиво ответил он, продолжая загораживать мне путь. — Поэтому советую поставить на меня, мистер Честертон.

Закатив глаза к потолку, я использовала подвернувшийся шанс и проскользнула за учителем, который прошествовал мимо нас, ни разу не остановившись.

— Что ж, тогда мне остается только пожелать вам удачи. Но помните, что иногда даже самый слабый противник может вас удивить, — многозначительно ответил он, резко останавливаясь перед своим кабинетом, который находился чуть дальше по коридору. Оказывается, я чуть-чуть до него не дошла.

Затормозив, чтобы нечаянно не налететь на него, я поспешно юркнула в приоткрывшуюся дверь. Учитель кивнул на прощание Джейку, который выглядел раздосадованным его неожиданным появлением, и захлопнул за нами дверь.

— А вы стали настоящей знаменитостью, мисс Леран, — промолвил он, располагаясь в своем кресле и жестом приглашая меня садиться.

Еще на уроке я заметила, что мистер Честертон был само воплощение обаяния и врожденного такта, что позволяло ему мигом располагать к себе людей. А сейчас в непринужденной обстановке его личного кабинета это впечатление только усилилось. Волнистые седые волосы обрамляли его решительное и мужественное лицо, которое выглядело моложе его возраста, а проницательные голубые глаза смотрели на меня с нескрываемым любопытством.

— Это происходит со всеми новыми учениками, — неразборчиво ответила я, с трудом отрываясь от его лица и оглядывая кабинет.

Он был чуть менее шикарным, чем кабинет директора, но обставлен с необыкновенным вкусом. И выглядел безупречно. Стол из светлого дерева, кожаное кресло для хозяина и два удобных стула с мягкими спинками для посетителей, огромный, заставленный книгами шкаф, камин из резного дерева, перед ним удобная кушетка с накидкой из темного меха, на которой мистер Честертон проводил время за чтением книги и чашкой горячего чая. На встроенных в стену дубовых полках расположились статуэтки из чистого золота и множество других дорогих мелочей, которые добавляли интерьеру элегантности.

— Точно не в Торнхеме и не с теми, кто носит синюю форму, — задумчиво произнес он, потирая щетинистый подбородок.

В отличие от остальных мужчин, которым двухдневная щетина придавала неряшливый вид, мистеру Честертону она бесспорно шла. И он в полной мере отдавал этому отчет.

— Кстати, приношу свои соболезнования по поводу ваших родителей. Я полагаю, что для пятнадцатилетней девочки это был настоящий удар.

Лучше бы он промолчал или сказал что-нибудь гадкое, но мягкий тон и нотки заботы в голосе тронули меня за живое. На глазах проступили слезы.

— Спасибо, — дрогнувшим голосом ответила я и тут же возненавидела себя за проявленную слабость. Достаточно я тут натерпелась, и раз он работает в этой ужасной школе, то наверняка и сам не лучше таких, как миссис Джеймс или директор.

— Итак, расскажите мне про вашу прошлогоднюю программу, — попросил он, резко меняя больную для меня тему. — Очень важно, чтобы вы не отставали от остальных.

Сделав над собой усилие, я ответила уже более ровным голосом:

— Эээ… я не совсем помню, мистер Честертон. Честно говоря, мои оценки по биологии всегда оставляли желать лучшего.

Его глаза сверкнули.

— Ну, это мы постараемся исправить, — довольно произнес он, подвигая ко мне толстый учебник. — Мы с вашими одноклассниками остановились на семьдесят пятой странице, так что к следующему уроку настоятельно советую нас догнать.

Вот незадача.

— Также будьте добры ознакомиться с материалами прошлого учебного года, — еще одна толстая книга с глухим стуком плюхнулась на стол, — уверен, вы найдете там массу полезной информации, которая несомненно пригодится вам в этом году. На следующей неделе мы проверим, как у вас идут дела. И еще, мисс Леран, — он внимательно посмотрел на меня, — на случай, если у вас возникнут дополнительные вопросы по поводу учебного материала… и не только… Вы всегда можете обратиться ко мне.

С тоской осмотрев объемные книги, я засунула их подальше в сумку, отчего она сразу заметно потяжелела.

— Вообще-то, мистер Честертон, — протянула я, — у меня уже есть один вопрос. Что за соревнование, о котором утром говорила миссис Джеймс и которое вы упомянули в коридоре?

Учитель озабоченно потер переносицу. Казалось, что он что-то обдумывает.

— Всему свое время, мисс Леран, — наконец произнес он. — Сначала выучите то, что я просил, а потом мы побеседуем о соревновании.

— Но я хочу знать, — настаивала я. — Вы сказали, что я могу обратиться к вам с вопросами. Так ответьте мне.

Помедлив пару секунд, учитель слегка наклонился ко мне и тихо сказал:

— Алекс… Вы позволите мне вас так называть?

Я кивнула, отмечая про себя, что он назвал меня правильно. Незаметно для себя, я уже прониклась к нему недюжинной симпатией.

— Так вот, Алекс, чтобы я мог ответить на ваш вопрос, вам нужно узнать, кем вы на самом деле являетесь.

В комнате повисло звенящее молчание, нарушаемое лишь тиканьем настенных часов.

— Кем я на самом деле являюсь, — эхом повторила я, не веря своим ушам. — И кто же я, по вашему мнению?

Неужели я ошиблась, и мистер Честертон тоже немного не в своем уме?

— Вы присутствовали на утреннем построении? — ответил он вопросом на вопрос.

Я кивнула.

— И что вы оттуда поняли?

Я пожала плечами.

— Эта сухая карга миссис Джеймс сказала, что те, кто в чем-то провинились за год, примут участие в соревновании.

— А до этого?

Я снова пожала плечами.

— Не помню, кажется какая-то чушь про величие этой школы или что-то вроде того, — фыркнула я.

— Вы находите это смешным?

Я с удивлением посмотрела на учителя, но он оставался необычайно серьезным.

— Я думаю, что миссис Джеймс не в своем уме, — призналась я, гадая, что скрывается, за его серьезным выражением. — И может быть, не она одна. В этой школе все ведут себя странно.

Мистер Честертон встал и медленно прошелся по кабинету.

— Я так понимаю, что никто из ваших родственников пока не беседовал с вами на эту тему, — заключил он, вновь потирая подбородок.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, мистер Честертон, — медленно ответила я. — Мой дядя вряд ли обрадовался моему переезду сюда, как и его ведьма-жена. Все, что я от нее слышала, это угрозы запереть меня в подвале, если я что-то натворю.

— Так-так, — задумчиво произнес он, все еще не отрывая от меня взгляд. — И вы никогда не слышали об этой школе от своих родителей?

Я отрицательно мотнула головой.

— Вряд ли мои родители вообще что-нибудь знали об этой дыре, — сказала я, не понимая куда он клонит. — Я училась в лучших в мире школах, и готова поспорить, что про

эту

не знает никто, кроме съехавших с катушек жителей этого странного городка.

Мистер Честертон сделал круг по комнате и снова сел напротив меня.

— Первое впечатление бывает обманчиво, — загадочно произнес он. — Ты совершенно права, о нас мало кто знает. Но причина кроется не в том, что ты думаешь, а в том, что учиться здесь могут лишь самые особенные. Алекс, совсем скоро ты узнаешь, что в этой школе обучение значительно отличается от того, к чему ты привыкла. И тогда все станет на свои места.

Ну вот, и он туда же.

— Конечно, мистер Честертон, я уверена, что ваша «великая» программа куда лучше, чем, скажем, в Кембридже. Особенно, когда речь идет о наказаниях, за которые некоторых учителей уже давно должны посадить в тюрьму. Мне пора, — не дожидаясь его разрешения, я подхватила сумку и вышла из кабинета.

К моему огромному облегчению, Джейк не остался поджидать меня за дверью. Захватив плащ из гардероба, я вышла на улицу. На школьном дворе и стоянке было совершенно пусто — все уже давно разошлись по домам.

По дороге я размышляла о странных, лишенных всякого здравого смысла словах мистера Честертона. Я рассчитывала получить ответ, но он лишь еще больше меня запутал, поддержав слова миссис Джеймс. И в данный момент я серьезно сомневалась в своей симпатии к нему. Второй загадкой оставалась таинственная женщина на картинах. Неужели она мне просто привиделась? Если так, то у меня серьезные проблемы.

Поднимаясь в свою комнату, я посмотрела туда, где впервые увидела портрет, но прикрытая тканью картина исчезла. Это только подтвердило мои худшие опасения насчет своего психического здоровья. Буду считать, что мне показалось, иначе и правда сойду с ума.

Раздевшись в ванной, я первым делом осмотрела в зеркале спину. Красный след от указки рассекал ее от лопатки до лопатки. Безумно захотелось забиться куда-нибудь в угол и пожалеть себя, но я сдержалась. Если позволю ненавистной миссис Джеймс сломить меня, то стану такой же бездушной марионеткой, как мои одноклассники. А этого я никак не могла допустить.

Дождь, который шел всю первую половину дня, уже прекратился; все за окном снова затянуло серым, плотным туманом. Он поглотил без остатка все живое и неживое за стеклом. Невозможно было рассмотреть даже толстый старый вяз, росший прямо за моим окном — его раскидистые, голые ветви полностью исчезли в густой, серой мгле.

«Если такая погода стоит здесь большую часть года, — подумала я, с тоской отворачиваясь от окна, — то сложно не потерять рассудок».

В голове снова всплыл утренний план насчет разговора с теткой. Но принесшая ужин Марджи сказала, что ее нет дома.

— Передай ей, что мне нужно сказать ей кое-что очень важное.

Старая горничная недовольно цокнула. Она бы предпочла, чтобы я с благодарностью принимала ее подачки, которые в этом доме называли едой, и раз и навсегда заткнулась.

— У миссис Беатрис полно забот, ей не до пустых разговоров с тобой, — проворчала она. — Не смей донимать ее своими глупостями.

— Это в ее же интересах, — непреклонным тоном ответила я. — Ей стоит меня выслушать.

Оставшись в одиночестве, я вытащила тяжелые книги из сумки и бросила их на стол. Пусть собирают пыль. Если мистер Честертон рассчитывает, что я собираюсь зубрить весь материал, которым он меня снабдил, то он серьезно ошибается на мой счет.

За окном медленно расползлась темнота, но моя тетка так и не появилась. Или старая горничная не стала передавать ей мои слова, или она их просто-напросто проигнорировала. Я подумала, может забарабанить в дверь и потребовать сюда тетку сейчас же, но такая напористость могла только все испортить. Чтобы ее убедить, лучше не ссориться. «Ничего, — заверила я себя — завтра я обязательно уловлю момент».

Когда я уже собиралась залезть в кровать, снаружи донеслись негромкие голоса.

Подойдя к окну, я тихонько растворила его и выглянула наружу. Говорящих было несколько, но уже стемнело и рассмотреть их с моего угла было почти невозможно.

— Нас просто завалили заданиями. Я не знаю, как мы должны показывать себя на тренировках, если их так мало, а нам не позволяют тренироваться за пределами школы, — раздался недовольный голос моей кузины.

— Ну, в прошлом году это не помешало тебе попасть на соревнование, — хмыкнул какой-то парень. — Хоть ты и была там самой младшей. Дааа, Эвелин и Соланж тогда показали себя… Ваша группа недаром заняла третье место. Их трюки со змеями были одни из самых лучших, о них до сих пор говорят. Тот желтый потом еле отошел, до сих пор хромает.

— Пусть скажет спасибо, что он вообще может ходить, — пискляво отозвалась Николь, и четверка противно захихикала.

— А Камилла! — воскликнул другой женский голос. — Она и ее группа заняли второе место! До сих пор мурашки пробирают, когда вспоминаю, как визжала та девчонка.

С их стороны послышались восхищенные вздохи.

— Да, Камилла хороша, — присвистнул второй парень с сиплым голосом. — И Эрик с Диланом отлично постарались. Интересно, как они как они выступят в этом году. Эх, я приложу все силы, чтобы в этот раз попасть в список.

— Против Джейка у них все равно нет шансов, — завистливо возразила Николь.

— Эй, поаккуратнее. Если Камилла тебя услышит, ей это не понравится, — на какое-то мгновение голоса прервались, а затем снова зазвучали, но намного тише.

Мне пришлось вылезти с окна почти на половину, чтобы расслышать продолжение разговора. Для надежности я ухватилась за старый, наполовину прогнивший сук, который опасно хрустнул под моим весом. К счастью, четверка была слишком увлечена беседой и не обратила на звук никакого внимания.

ама подо мно

— Кто может соперничать с тем, кого обожают все учителя? — обиженно протянула Николь. — Ты сам знаешь, что ему всегда достается все самое лучшее.

— Никто и близко не обладает такими способностями, как Джейк. К тому же, если он и дальше будет так же показывать такие вещи, то я не против, — снова послышался сиплый голос. — Недаром он занимает первое место уже два года подряд. Более того, ходят слухи, — он понизил голос, и я изо всех сил напрягла слух, — что когда-нибудь он заменит самого директора.

Окружающие громко присвистнули.

— А я слышала, что его отец мечтает взять его к себе в правительство, — возразила вторая девушка. — Если бы мне такое предложили, я бы ни секунды не раздумывала. Сам подумай, что здесь делать? Беспросветная скукотища! Я, например, после школы сразу уеду куда-нибудь в цивилизацию.

Я не могла внутренне с ней не согласиться.

— Как будто ты не знаешь, какой властью обладает директор, — оборвал ее сиплый голос. — На месте Джейка я бы хорошенько все взвесил.

— Но ты не на его месте, — зло парировала она. — Что касается меня, то после школы я не задержусь здесь ни на минуту. Мне нет дела до всех этих игр.

— Ну еще бы! Все, что тебя волнует, это дурацкие шмотки или очередной поход в салон. Хорошо, что от такого количества силикона твои губы еще не съехали куда-нибудь в сторону, — едко усмехнулся он, выпячивая губы, чтобы подразнить ее.

— Пошел к черту, — взвилась она.

Перепалка набирала обороты, и каждый старался как можно сильнее уколоть другого. Пока они спорили, Николь и второй парень молча курили в стороне.

— А где Майк? — наконец поинтересовался он. Видимо, ему надоела эта брань и он хотел сменить тему.

— Понятия не имею, — протянула Николь скучным голосом. — Ты его знаешь, он не особо любит компании, даже не пошел на вечеринку к Камилле в эти выходные. Я сама чуть вырвалась. Пришлось упрашивать родителей, чтобы отпустили меня пораньше с этого дурацкого ужина, который все равно никому не нужен, — затараторила она, но поняла, что ее жалобы никого не интересуют и нехотя вернулась к прежней теме. — Майк… наверное, сидит сейчас за какой-нибудь заумной книжкой или что-нибудь в этом духе.

— Не понимаю я его увлечения книгами.

— И не говори. Это на него недавно нашло, — ответила она и резко прикусила язык, как будто почувствовала, что сболтнула лишнее. Но ее собеседник ничего не заметил.

— Он уже выбрал, с кем будет в группе в этом году? — с интересом спросил он, делая очередную затяжку.

Она еще не отошла от своего ответа, и, казалось, вопрос смутил ее еще больше.

— Не знаю, времени еще предостаточно.

— Да уж, это верно. Еще два семестра впереди. Я, кстати, хотел спросить. Это правда, что некоторые поговаривают…

Он не договорил, как Николь резко заторопилась домой.

— Давай потом. Моросить начинает, время расходиться. Не хочу испортить прическу, а то Ванесса над ней сегодня долго старалась, — поспешила она закруглить разговор.

Несмотря на то, что остальные проглотили отговорку, меня не покидало ощущение, что она сделала это нарочно. В темноте замелькали брошенные на землю окурки, и вся компания, кроме Николь, направилась к воротам. В вскоре их голоса окончательно умолкли вдали.

Я посмотрела туда, где все еще стояла моя кузина. Ее нескладная, с короткими, толстыми ногами фигура еще виднелась в сумраке поросшего сорняками двора. Казалось, она забыла и про усиливающийся дождь и про новую прическу; ее сгорбленная спина ссутулилась еще больше, словно прогнулась под гнетом тяжелого груза, ведомого только ей.

Простояв так еще пару минут, она вдруг резко обернулась. Не ожидая такого поворота событий, я шарахнулась назад в комнату, больно ударившись о раму. Заметила?

Потирая затылок, я осторожно прикрыла окно, метнулась в ванну и включила душ. Комната Николь находилась рядом с лестницей, но благодаря плохой изоляции стен, звук воды будет слышен во всем коридоре. Слабая отговорка, но лучше, чем быть уличенной в подслушивании. Я постояла еще несколько минут, но никто не ворвался в мою комнату и не набросился на меня с обвинениями.

«Фуух, значит, пронесло», — с облегчением подумала я, выключая воду и переодеваясь в пижаму. Но сгорбившийся, поникший вид моей кузины еще долго стоял перед глазами, мешая заснуть.

Утро встретило меня промозглым холодом. Близился всего лишь конец октября, но суровый климат этих мест уже давал себя знать. Кутаясь в тонкий плащ и застегнув воротник до самого верха, я гадала, что же будет зимой. Хотелось надеяться, что к тому времени меня уже здесь не будет.

У ворот школы я увидела одиноко бредущую Хлое.

— Привет, — махнула я ей.

— Привет, — ответила она, радостно улыбаясь. Наверное, подумала, что зайти в школу со мной будет безопаснее, чем одной: красные не слишком обращали внимание на учеников в синей форме, считая их скучными занудами. Однако судя по моим последним стычкам с представителями красных, я сильно сомневалась, что это правило распространяется и на меня.

— А где Джин? — поинтересовалась я. — Разве вы не ходите в школу вместе?

Хлое насупилась и отвернулась.

— Иногда ей надо прийти раньше, поэтому я хожу одна.

— Раньше, чем это идиотское утреннее построение? Зачем?

Неужели, мои ботаники-одноклассники собираются, чтобы покорпеть над учебниками еще до начала занятий?

— Я не знаю, Джин никогда мне ничего не говорит. Только… — она запнулась. — Мне надо идти

Не сказав больше ни слова, она примкнула к желтой толпе, направляющейся на школьный двор.

Старая экономка знала, что говорит. Когда не было дождя, утренние построения проходили именно там.

Огромное поле, которое простиралось перед гладким как черный лед озером, напоминало шахматную доску: темные и светлые квадраты коротко подстриженной травы сменяли друг друга так, что в глазах вскоре зарябило. Края поля тонули в утреннем тумане, поглотившем огораживающие школу высокие живые загороди. Плотный туман нависал и над озером, скрывая от посторонних глаз его дальний берег.

К моему огромному облегчению, миссис Джеймс не появилась на утреннем построении. Вместо нее вышла мисс Белл в красивом сером платье, на которое была наброшен теплое белое пальто с высоким воротничком. Высокопарных речей о величии школы тоже не последовало. Вместо этого, она тихо поприветствовала учеников, посоветовала уделять внимание учебе и пожелала всем хорошего дня.

У входа в класс я заметила бледную как снег Джин. Не здороваясь, она проскользнула на свое место и достала учебник по физике. Ну и ладно. Твердо уверовав, что жизнь в глуши повлияла не в лучшую сторону на мозги здешних жителей, я решила больше ни с кем не идти на контакт.

Больше книг на сайте - Knigolub.net

Когда список имен был наконец оглашен, мистер Броуди (его имя я прочитала на учебнике, который Джин подвинула на середину парты) приступил к лекции о законах Ньютона. Я заметила его привычку нервно проводить рукой по зализанным назад волосам, как будто он хотел убедиться, что их и без того нелепый вид не нарушает ни один выбившийся волосок. Ученики склонились над своими тетрадками и торопливо записывали.

После всего пережитого мистер Броуди занимал второе место в моем списке самых мерзких учителей. Первое место я с почетом присудила миссис Джеймс, а вот с третьим местом я пока не определилась. Может тот противный старикашка, который вел вчера географию? Кажется, его звали мистер Скруп. Старый, сгорбленный брюзга, который плевался слюной так, что забрызгал весь свой стол и сидящих спереди учеников. Хорошо, что меня посадили подальше от первых парт, иначе пришлось бы возводить впереди себя плотину из учебников. Он был единственным учителем, который совершенно не обратил на меня внимания. Не удивлюсь, что он настолько стар, что даже не заметил, что в классе появилась новая ученица.

Мои размышления прервал удар указки по плечу. Потирая пострадавшее место, я подняла глаза и увидела склонившегося надо мной учителя. Его маленькие глаза сощурились, превратившись в узкие щелочки; на лице играла противная ухмылка.

— Я вижу, мисс Леран, что пока остальные ученики старательно записывают материал, вы увлечены чем-то, что, по вашему мнению, намного важнее Ньютона. Будьте любезны, покажите нам, чем вы занимались до сих пор.

Не дожидаясь моего ответа, он выхватил мою тетрадку и пролистал ее, пока не дошел до страницы с рисунками дома, которыми я старательно занималась на прошлом уроке. Его губы тут же расползлись в гнусной улыбке, а левый глаз вновь нервно дернулся.

Я попыталась вырвать тетрадку из его цепких рук, но он проворно поднял ее вверх и прошествовал к доске.

— Оказывается, бедняжка мисс Леран скучает по дому, — язвительно промолвил он, открывая страницу с рисунком и демонстрируя его классу. Я почувствовала, как пульсация в моих висках усиливается, превращаясь в барабанную дробь. — Как трогательно, не правда ли, класс?! — театрально воскликнул он без капли сожаления в голосе. — А у вас талант к рисованию, мисс Леран. Жаль, что в этой школе он вам не понадобится.

Он швырнул тетрадку одному из учеников на первой парте и приказал передать ее мне.

От пережитого стыда мне хотелось провалиться сквозь землю, а щеки пылали от ненависти к мистеру Броуди. Я поспешно спрятала тетрадку в сумку и больше не поднимала глаз до конца урока.

Негодование по поводу произошедшего на физике не отпускало меня на двух последующих уроках по языку и литературе. К моему облегчению, никто в классе и не думал насмехаться над моими рисунками. А ведь сделай мистер Броуди то же самое на утреннем построении, красные не забыли бы мне такого до конца года.

Когда подошло время ланча, то вместо того, чтобы спуститься вместе со всеми в столовую, я заскочила в женский туалет. Лучше переждать и спуститься, когда Камилла и ее компашка уже уйдут. Поесть нормально без того, чтобы ко мне приставали — это все, о чем я мечтала. Ведь рассчитывать на что-то съедобное дома не приходилось.

Но спустившись в столовую, я поняла, что поторопилась. Как я и думала, большинство учеников в красной форме уже закончили обедать. Но вместо того, чтобы подняться к себе в классы, они столпились в центре столовой, образуя плотный полукруг. К счастью, они были заняты чем-то своим, и никто не обратил на меня внимания.

Стараясь действовать как можно быстрее, я набрала тарелку еды и выбрала приглянувшееся мне место за колонной. Она почти полностью меня скрывала, что давало мне возможность пообедать практически незамеченной. С моего угла было видно, как ученики в синих формах в спешке покидают столовую, в то время как многие из желтых остались сидеть, а на них сыпался град еды. Похоже, что, заскучав, красные устроили своеобразное состязание: при каждом удачном попадании комка макарон, отбивной или куска морковного пирога, которые расползались по волосам учеников в желтой форме или попадали им прямо в лицо, красные довольно кричали и засчитывали себе очки.

Сборище недоумков. Я поискала глазами Хлое, но ее нигде не было. Должно быть, сестренка Джин успела выскользнуть до того, как все началось. Выглянув из-за колонны, я увидела, что Джейк сидит за своим столом рядом с Камиллой. Она звонко хлопала в ладоши и подбадривала остальных, а он лишь наблюдал за происходящим, небрежно откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Недалеко от них сидели Майк с непроницаемым лицом, и Николь, не принимающая участия в бросании еды, но стремящаяся ни в чем не уступать остальным. Покрасневшее лошадиное лицо моей кузины было перекошено от возбуждения — она сделала ставку и теперь воодушевленно подбадривала хихикающих загорелых, как два зажаренных банана, близняшек, которые повсюду ходили рядом с Камиллой. Сегодня в их коротких стрижках мелькали оранжевые и фиолетовые прядки, а длинные челки спадали прямо на глаза. Они брезгливо перебирали объедки, стараясь выбрать то, что принесет им наилучший результат, который определялся «сочностью» попадания.

Напротив, не смея шелохнуться, сидели несчастные жертвы. Они сгорбились, но не смахивали с себя куски еды, которые оставляли противные жирные пятна на желтой форме, застревали в волосах или стекали по лбу на нос и плюхались на стол, создавая перед каждым из них горку объедков. По ее высоте можно было определить, кому из них уже как следует досталось.

— Давай, Эрик, твоя очередь, — громко прокричала Камилла, подбадривая белобрысого парня, который вчера утром чуть не задавил Хлое у ворот школы и чья ручища прижимала меня к буфету в мой первый день в школе.

Он замахнулся куском ветчины, который по его расчетам должен был красиво распластаться по лицу тощего рыжего парня моего возраста, но промазал, хоть тот и не думал уклоняться. Он лишь крепче сжал кулаки и посмотрел на стол перед собой, едва сдерживая слезы. В его растрепанных рыжих волосах застряли комки еды — снаряды Эрика, которые уже достигли своей несчастной жертвы.

Ожидающие своей очереди ученики насмешливо заулюлюкали. Похоже, горилла Эрик еще ни разу не промахнулся.

Взвыв от негодования по поводу собственной неудачи, он схватил тарелку с наваленными вперемешку кусками вишневого пирога и ванильного пудинга, ринулся к рыжему парню и, схватив его за волосы, ткнул лицом прямо в гору объедков. Беднягу начало трясти, но здоровенные, мускулистые руки не отпускали его, пока еда на тарелке окончательно не превратилась в кашу.

Мне стало жалко парня, но я приняла твердое решение не вмешиваться. Я их не знаю и это не мои заботы. «В конце концов, если эти слабаки готовы безропотно терпеть подобные унижения, то так им и надо», — утешила я себя. Но мои глаза не могли оторваться от происходящего в столовой.

Вдруг какая-то девушка в желтой форме выскочила из-за стола и повисла на руке Эрика.

— Оставь его, пожалуйста, оставь, — рыдая прокричала она.

— А ну уйди, — он грубо оттолкнул ее, от чего она отлетела от него, как мячик, и упала на пол.

— Ну что, Тэйлор, будешь умолять о пощаде, или это за тебя будет делать твоя безмозглая подружка? — он поднял голову парня с тарелки и повернул его так, чтобы он видел всхлипывающую на полу девушку. Видимо, она сильно ударилась, потому что так и осталась сидеть на полу, спрятав мокрое от слез лицо в ладони.

— Пожалуйста, не трогай ее, — не отрывая от нее глаз, пробормотал парень.

— Не слышу. Мне показалось, или где-то тут пискнула мышь? — проревел Эрик, и красные зашлись от хохота. Некоторые схватились за животы и громко затопали.

— Пожалуйста, оставь нас в покое, — срывающимся голосом повторил Тэйлор.

— Так бы раньше, герой, — на радость красным Эрик влепил ему звонкую оплеуху. — В следующий раз я хочу слышать твое нытье намного раньше, иначе назначу твою подружку своей любимой целью на соревновании, а ты знаешь, что это означает, — злорадно прорычал он и напоследок запихнул в рот Тэйлору кусок торта, отчего тот чуть не задохнулся.

Через несколько минут должен был прозвенеть звонок на урок, поэтому веселье в столовой постепенно затихало. Камилла провозгласила Эрика победителем соревнования и довольно погладила своего телохранителя по руке, от чего тот почти замурлыкал. Всю дорогу до двери столовой он бил себя в грудь кулаком и принимал сыплющиеся на него со всех сторон поздравления.

Спрятавшись за колонной, я подождала пока они пройдут, а потом нерешительно подошла к Тэйлору, который заботливо помогал своей девушке подняться. Его руки тряслись, в глазах стояли слезы.

— Вот, возьми, — я протянула ему салфетки, которые до этого прихватила с буфета.

Он непонимающе уставился на меня, как будто я нарушила невидимые границы, которые до меня никто и никогда сознательно не переступал. Скорей всего, так оно и было.

— Спасибо, не надо, — неразборчиво промямлил он. Но его девушка проворно схватила протянутые салфетки, встала на цыпочки и начала оттирать его щеку, к которой прилип вязкий соус.

Внезапно я почувствовала себя неудобно из-за того, что не вмешалась. Та забота и смелость, которую проявила эта миниатюрная, хрупкая девушка перед таким громилой, как Эрик, заслуживали восхищения. Я хотела сказать, что сожалею, но передумала и вышла из столовой.

Урок истории вела мисс Белл. Лекция посвящалась закату Римской империи, и я наконец-то отвлеклась от неприятных мыслей о том, что произошло сегодня в столовой. Благодаря большому проектору, картины исторических битв вставали перед глазами, унося меня в совершенно другой мир, в который я с радостью и облегчением окунулась.

После звонка мисс Белл поманила меня и Джин, и мы обе подошли к ее столу.

— Твои книги готовы, дорогая, — обратилась она ко мне. — Я попрошу мистера Харриса, нашего завхоза, доставить их сегодня к тебе домой, — ее тихий приятный голос не отражал никаких эмоций.

— Хорошо, мисс Белл, спасибо, — с облегчением ответила я, подумав, что мне не придется тащить весь этот груз самой. Хватило вчерашних двух книг по биологии, которые по размеру не уступали энциклопедиям.

Но едва я собиралась направиться к выходу, как мисс Белл подняла руку и дотронулась до моих волос. Я подумала, что она собирается возмутиться моей небрежной косой, которая выглядела как сплошной беспорядок по сравнению с ее идеальной прической. Но вместо этого она лишь слегка пробежалась по ним тонкими пальцами. В ее глазах не было ни капли упрека. Только грусть.

Я застыла. Магия этого прикосновения трепетом отозвалась в моем сердце, и у меня захватило дух. Еще немного и я бы разрыдалась и бросилась в ее объятия, но тихий голос вернул меня в действительность.

— Можешь идти, — ласково улыбнулась она, убирая руку. Волшебство момента рассеялось.

— Кстати, мисс Белл… — почти прошептала я, изо всех сил сдерживая переполнявшие меня эмоции.

— Да?

— Мистер Честертон уже дал мне учебник по биологии. Так что еще одна книга мне не понадобится.

— Правда? — на ее утонченном лице промелькнуло неподдельное удивление — Значит, он отдал тебе

свой

учебник.

— Ну хорошо, я тогда пойду, — нерешительно протянула я, не понимая, что ее так удивило.

Она кивнула и перевела свое внимание на Джин.

На выходе из кабинета я слегка замешкалась, чтобы услышать, зачем мисс Белл понадобилась моя соседка. Но обе сохраняли гробовое молчание. Попридержав дверь, я увидела, как мисс Белл склонилась над рукой Джин с маленьким пузырьком, в котором плескалась янтарная жидкость. К сожалению, ее спина мешала мне как следует рассмотреть, что там происходило. Джин издала громкий стон, и ее лицо исказилось от боли, когда наши глаза встретились. По мертвенно-бледному лицу не переставая лились крупные слезы, а посиневшая губа была прокусана почти до крови. Второй раз за этот день где-то внутри меня зашевелился неприятный клубок, и я поспешила прикрыть дверь. «Что бы там не случилось, это не мое дело», — твердо сказала я себе. Но отогнать от себя ее образ было непросто.

На политологии я старалась не смотреть на бледную, как снег, Джин. Она не проронила ни слова по поводу того, что случилось в кабинете истории, но иногда неосознанно проводила пальцами по руке и еле заметно вздрагивала.

Этот урок, на удивление, оказался самым интересным из всех. Невысокий, седой учитель говорил с явным немецким акцентом, который выдавал его европейское происхождение.

— Александра Леран, — произнес он, дочитывая список. — Мадемуазель случаем не француженка?

— Мой отец родом из Франции, — смущенно пробормотала я, почувствовав к нему необычный прилив симпатии.

— Какая прелесть! — восхитился он непонятно чему. — Карл фон Рихтер родом из Австрии к вашим услугам, — он комично шаркнул ногой и раскланялся.

Его шутливый тон и свойственная европейцам галантность существенно выделялись на фоне остальных учителей. Впрочем, как и манера вести урок. Я ожидала очередной скучный и сухой монолог, но вместо этого учитель энергично прохаживался по классу, обращался к ученикам за ответами и трагично закатывал глаза к потолку каждый раз, когда получал неправильный ответ.

— Мистер Клиффорд, — обратился он к сидящему на соседней парте парню, у которого я спросила про соревнование, — будьте так добры перечислить нам авторов, которые способствовали освобождению политики и политической мысли от веяний религии и церковной морали.

Парень замялся. Ответа он явно не знал.

— Смелее, Клиффорд, я вас не съем, — подбодрил парня учитель, положив ноги на стол и приглаживая белые как снег усы. — Вы учили домашнее задание?

— Да, сэр, — сдавленно ответил он.

— Тогда вы должны знать ответ на этот довольно простой вопрос, — продолжал настаивать учитель.

Парень нервно теребил ручку и сосредоточенно морщил лоб в надежде вспомнить материал.

— Макиавелли, — шепнула я ему, прикрыв рот ладонью, чтобы мой шепот не прозвучал слишком громко.

Я была уверена, что он расслышал мои слова, но почему-то продолжал молчать. Наверное, сомневался, что может услышать что-нибудь умное от такой, как я.

— Ах, Италия, великолепная страна, просто великолепная, — мистер фон Рихтер подскочил со стула и принялся энергично расхаживать перед классом. — Родина великих художников, философов и политических деятелей, равных которым нет и не было во всем мире.

Он остановился и развел руки.

— Макиавелли! — воскликнул он. — Макиавелли, Клиффорд, — он с укором посмотрел на смущенного парня. — Вам следовало воспользоваться подсказкой мадемуазель Леран. Сколько, однако, знаний в этой прелестной головке!

Я покраснела. Еще никто не хвалил меня подобным образом, и уж тем более за мои знания, которых на самом деле было не так много. Про Макиавелли мне рассказывал Роберт во время нашей экскурсии по Флоренции.

Учитель продолжал смотреть на меня, и пауза уже затянулась. От смущения я опустила глаза и втайне мечтала провалиться сквозь землю. Ну же, пусть скажет что-нибудь или сменит тему, только не таращится на меня с таким дурацким умилением.

На помощь мне пришел спасительный звонок.

— Свободны! — радостно провозгласил учитель. Похоже, энтузиазма у него хоть отбавляй.

Домой я почти бежала. Дул ледяной ветер, от которого я промерзла до самых костей.

В прихожей никого не было. Я подошла и заглянула в гостиную. Пусто.

Отлично, надо найти телефон.

Я осмотрелась. Гостиная, в которой я уже успела побывать на выговоре по поводу прогула, была заставлена старомодной, местами протертой мебелью. И зачем тетке все это старье? Я представила, что бы сказала на это моя мама, которая отличалась отменным вкусом во всем, что касается дизайна интерьера.

Я обошла все тумбочки, но телефона нигде не было. Что за черт? Где же он? Неужели в дядином кабинете?

— Что ты тут делаешь? — резкий теткин вопль заставил меня подскочить.

— Искала телефон, — как можно более спокойным тоном ответила я, вспоминая о том, что лучше не ссориться. — Мне нужно позвонить, так как мой не работает.

Теткина физиономия побагровела. Она схватила меня за руку и потащила за собой к лестнице.

— Вы не имеете права, — упиралась я, но ее костлявая рука словно превратилась в камень. — Пустите, я должна позвонить. Я не хочу здесь больше оставаться.

— И кому же ты собралась звонить? — прошипела она, останавливаясь и испепеляя меня взглядом. — Если ты забыла, то твои родители мертвы. Никому больше нет до тебя дела.

Ее слова задели меня за живое, но я не сдавалась.

— Ошибаетесь! — закричала я. — Когда Роберт узнает, где я, он непременно приедет и заберет меня отсюда.

Разъяренная гримаса на ее лице сменилась ехидной улыбкой. Она отпустила меня и уперла руки в бока.

— Вопреки тому, что ты о себе возомнила, твое местонахождение не является государственной тайной, — ее глаза засверкали таким удовольствием, что у меня пробежал мороз по коже. — Если бы на свете был хоть один человек, которому ты нужна, то он мог бы обратиться в социальную службу и получить твой адрес или телефон. Поверь, я бы с удовольствием сплавила тебя с рук, но, к большому сожалению для меня, таких нет и никогда не было.

— Я хочу позвонить, — упорно прошептала я, отказываясь верить ее словам. «Нет, не может быть, это неправда», — отбивало мое сердце.

— Ты что глухая? Ты думаешь, твоему Роберту, или как его там, — она словно выплюнула его имя, — есть до тебя дело? Все, кого ты знала, общались с твоими родителями исключительно из-за их денег и влияния. А теперь, когда их нет, думаешь, хоть кто-то вспомнит об их никчемной дочери?

Мне показалось, что я падаю куда-то в темноту.

— Вот-вот, — удовлетворенно хмыкнула она при виде моего застывшего лица, — теперь до тебя наконец-то дойдет, что у тебя никого и ничего нет!

Она впихнула меня в комнату и громко захлопнула дверь, заперев ее на замок.

Опустившись на кровать, я подтянула колени и спрятала лицо в ладони. Мир вокруг меня рушился. Эта боль была такой сильной, что я почти ощутила ее физически, и сердцу вдруг стало тесно в груди от терзавшего его горя.

Роберт ни разу не появился в нашем доме после похорон. Неужели тетины слова оказались жестокой правдой, в которую я упорно отказывалась верить? Когда моих родителей не стало, то прежних знакомых как ветром сдуло. Никого не интересовала судьба оставшейся в одиночестве девочки. Никому не пришло в голову спросить, что с ней теперь будет.

Я вспомнила, как стояла там одна, окруженная одетыми в черное, чужими людьми, которые пришли на похороны. Большинство из них я видела в первый раз. Никто не обнял меня, никто не выразил сочувствие. Словно выполнив неприятную обязанность, они сухо выразили соболезнования и разошлись сразу после того, как все закончилось. Я же стояла еще долго, уперев взгляд в гробы из красного дерева и не обращая внимания на усиливающийся дождь, пока теплая рука священника не легла на мое плечо и не увела меня с кладбища. Сейчас леденящая пустота, которую я впервые испытала на похоронах, навалилась на меня с новой силой.

Я пролежала так до самой темноты, проигнорировав ужин.

— Будешь привередничать, вообще ничего не получишь, — недовольно поджала губы Марджи, забирая нетронутые тарелки.

Когда дверь за ней закрылась, я подошла к окну и растворила его настежь. В комнату со свистом ворвался холодный ветер. С трудом подавив инстинктивный порыв вернуться в глубину комнаты, я выглянула вниз. Черная промерзлая земля говорила о том, что приземление может оказаться смертельным. Но сейчас мне было все равно.

Уцепившись за карниз, я вылезла с окна и осторожно перебежала по старой толстой ветке прямо в объятия старого, разросшегося дерева. С легкостью соскользнув вниз, я протиснулась сквозь небольшую щель в старом заборе, обогнула густые ели и оказалась на опушке леса. Не оглядываясь, я быстро зашагала вперед, к темным стволам деревьев. Опавшие, сухие листья шелестели под ногами, а наверху желтая луна медленно ползла по черному небу, освещая мне путь.

Я не знала, куда бреду и сколько смогу продержаться без теплой одежды, но меня это больше не заботило. С исчезнувшей надеждой выбраться отсюда ушел и страх. Подальше от них. Подальше от этого места.

Таинственная ночная тишь леса неслышно обступала меня со всех сторон. Под ногами уверенно расползшийся во все стороны чернильный мрак по-хозяйски окутал землю. Чем дальше я шла, тем больше теснились черные стволы, создавая непроходимую чащу, и в некоторых местах мне приходилось с боем продираться через заросли. Я спотыкалась и падала, каждый раз рискуя подвернуть ногу. Но вставала и шла дальше, цепляясь за старые сучковатые стволы деревьев и местами попадающиеся мне молоденькие ели.

Через полчаса ходьбы я уже выдохлась, а руки были ободраны почти до крови. Сделав последнее усилие, я прорвалась через кусты и упала на открытое пространство, покрытое высохшей желтой травой. Сил совершенно не осталось. Лес как будто нарочно задерживал меня, не давая двигаться вперед.

Я повернулась на спину и попыталась отдышаться. Сколько я шла? Полчаса? Может чуть-чуть больше? Учитывая, что передвигаться в лесу было трудно, я вряд ли отдалилась на приличное расстояние, и тут меня смогут легко обнаружить. «Если, конечно, вообще кто-то примется меня искать», — уколола мысль. Я и вправду никому теперь не нужна. Мои родственники только вздохнут с облегчением, если я затеряюсь в этом темном, холодном лесу.

В голове живо возник образ, как к моему замерзшему на смерть телу крадутся стаи худых, голодных падальщиков; они осторожно принюхиваются и понимают, что опасности уже нет. Их голодные глаза сверкают все ближе и ближе, я почти ощутила на шее их смрадное, звериное дыхание. Завтра вся школа будет гудеть только о том, что меня разорвали на части.

Нет уж, отдохну и двинусь дальше. Еще рано останавливаться. Если и сдохнуть, то подальше от этого мерзкого городка. Пусть никто никогда не узнает, что со мной случилось.

Мое прерывистое дыхание паром струилось в воздухе, а промерзлая земля приятно холодила измученное тело.

Как же я устала.

Луна скрылась, и на небе выступили звезды. Здесь они выглядели совершенно по-другому — больше, ближе, ярче. Казалось, протяну руку и смогу дотронуться до них. Они мерцали и вздрагивали, словно пригоршня бриллиантов, случайно разлетевшихся по черному небу. Я попыталась найти знакомые созвездия, о которых в детстве рассказывал мне Роберт. Мысль о нем обожгла и тут же отступила. Наверно, я больше не в состоянии ничего чувствовать. Все чувства будто притупились, а внутри возникла постепенно разрастающаяся, черная пустота. Совсем как тогда, под непрекращающимся дождем на похоронах.

Только не снова. Я не смогу пережить это еще раз. Сначала я потеряла родителей, а теперь и того, кого считала единственным другом на земле. Только теперь эта потеря казалась еще более острой.

Звезды поблескивали. Некоторые из них внезапно зажигались и тут же меркли, словно уступая место новым, ослепительно ярким вспышкам. Я успела подумать, что впервые вижу такую красоту, когда мои веки медленно закрылись от навалившейся усталости.

Напротив меня стоял белый волк. Никогда еще в своей жизни я не видела такого красивого и огромного животного: роскошная белая шерсть отливалась неестественным блеском и сливалась с окружающим нас снегом, а в синих глазах светился почти человеческий разум. Мышцы зверя были напряжены, выдавая его могучую животную силу. В голове возникла мысль, что если бы он захотел, то мог убить меня одним ударом лапы.

Странно, но я совсем не испытывала страха. Его присутствие словно наполняло меня невидимой жизненной силой — мои ноющие от усталости мышцы вдруг напряглись, слух и зрение резко обострились и приобрели глубину, недоступную простому человеку. Можно было расслышать, как шелестит ветер в чернеющих вдали деревьях, и как осторожно крадется лиса между припорошенных снегом кустов.

Ощущения были такими новыми, что от переполнявшего меня восторга вдруг закружилась голова. Все проблемы, занимающие меня до этого, разом отступили на второй план, и я впервые за долгое время почувствовала удивительную легкость. Окружающий меня мир вдруг стал другим, неизведанным и по-животному естественным, словно я смотрела на него глазами этого громадного зверя.

Стоя посреди покрытого снегом поля, волк настороженно принюхивался к ветру, словно чуял какую-то далекую угрозу. Внезапно тучи сгустились, вокруг резко стемнело, и нас накрыла снежная метель. Прикрывая лицо от кружившего в воздухе снега, я пыталась разобрать его очертания, но волк уже развернулся и огромными прыжками мчался в сторону леса.

— Подожди, — крикнула я, стараясь перекричать вой ветра, — Пожалуйста, подожди.

Но было поздно — огромный зверь уже скрылся вдали.

Внутри поднялась знакомая волна гнетущего одиночества. Я попыталась последовать за исчезнувшим в белой дали животным, но голые ноги проваливались в снег, а разрастающийся ураган откидывал меня назад. Голова будто налилась свинцом, а прежнее чувство уверенности сменилось отчаянием и тоской.

Мороз больно жёг нежную обнаженную кожу, и окружающий меня мир постепенно блекнул. Я слышала, что когда замерзаешь, то не чувствуешь боли — эта мысль меня немного утешила. Онемение, постепенно охватывающее мое тело, и правда было почти безболезненным. Напротив, теперь ощущения были приятными и ненавязчивыми, только внутри появилась тяжесть. Я посмотрела вниз. Нарастающие вокруг сугробы манили, словно теплая постель, суля забвение и сон, в котором больше не будет одиночества. Сил сопротивляться почти не осталось. Невыносимо захотелось прилечь и провалиться в теплые, обволакивающие объятия снега.

Но не успела я опуститься на снег, как истошный крик где-то над самым ухом выдернул меня из белой пелены сознания. Пробуждение было резким, почти болезненным, а кожа под одеждой неприятно покалывала.

Что это было?

Я с трудом разлепила глаза и попыталась определить источник шума. С ближайшего дерева на меня таращилась большая полярная сова. Ее яркие желтые глаза горели огнем в темноте окружающего леса; она недовольно взмахивала белыми с темными крапинками крыльями и продолжала кричать, будто прогоняла меня с этого места.

Тело все еще болело, и, сделав почти нечеловеческое усилие, я попыталась сесть. Руки и ноги уже превратились в ледышку и с трудом меня слушались. Но истошные вопли резали слух, словно лезвие, и все внутри молило о том, чтобы это наконец прекратилось.

Кое-как поднявшись с земли и размяв затекшие ноги, я осмотрелась. Небольшая, залитая лунным светом полянка напоминала оазис посреди темного, мрачного леса. Впереди, словно стена, выстроились голые стволы деревьев, окруженные со всех сторон колючими кустарниками. Сил продираться дальше уже не осталось, и, прикрыв уши руками, я побрела по направлению к дому. На этот раз чаща как будто расступилась, принимая меня назад.

Ноги сами несли меня, и обратную дорогу я нашла относительно легко. Выступивший за высокими елями дом окутывала сонная тишина — все уже давно легли спать и мое отсутствие никто не заметил. «Или заметил, — устало подумала я, — но решил, что если я замерзну в лесу, то для всех будет только лучше».

С трудом вскарабкавшись вверх по дереву, я с шумом ввалилась в комнату и, сбросив грязную форму, голышом нырнула под одеяло. Меня трясло, руки и ноги почти не слушались. Голова гудела, а в затылке словно застряли тысяча маленьких иголок.

С постепенно возвращающимся теплом пришла боль от полученных в лесу царапин. Терпеть было невыносимо, и я доковыляла до ванной, чтобы замыть раны. Горячая вода уносила остатки налипшей земли, и я аккуратно промыла свежие царапины мылом, чтобы убить попавшие в них бактерии.

Когда я закончила, то с удивлением заметила, что за окном уже светает. Странно, но мне казалось, что меня не было всего пару часов. Сколько же времени я провела на той поляне? Перед глазами вновь возникли синие глаза волка — и по телу пробежала странная дрожь.

Грязную форму я застирала и высушила феном, чтобы не оставить никаких следов своего ночного приключения. Кроме пары зацепок, она была совершенно целой, и я подумала, что мне повезло: изорванная в клочья форма не только вызвала бы ненужный интерес, но и за нее мне бы как следует досталось. Когда старуха принесла мне завтрак, я была уже одета и причесана.

Весь остаток недели я проходила в школу, словно зомби, ни с кем не разговаривая и ни на кого не обращая внимания. К счастью, учителя были заняты чем-то другим. Они выглядели озабоченными, и, закончив урок, поспешно покидали классы, исчезая либо на третьем этаже, либо в школьном подвале, в который вела большая винтовая лестница, скрытая за большими железными воротами рядом с раздевалкой. Несколько уроков и вовсе отменили. Только мистер Честертон умудрился поймать меня в четверг после сдвоенного урока биологии, чтобы спросить, как продвигается домашнее задание.

— Хорошо, — соврала я, стремясь избежать нудных нотаций по поводу невыученного материала.

— Что ж, отлично, — ответил он, внимательно рассматривая меня. Почему-то мне показалось, что он мне не поверил, но не стал настаивать.

— Вы неважно выглядите, мисс Леран, — заметил он, собирая вещи. — Вам следует внимательнее следить за своим здоровьем.

— Я в порядке.

— Мистер Честертон, все ждут только вас, — заглянула в кабинет высокая худющая школьная секретарша с выпирающим из маленькой блузки бюстом. У нее были все параметры, чтобы стать успешной моделью, но вместо этого она почему-то работала здесь. — Собрание уже началось.

— Передайте им, что я буду через минуту, — вежливо попросил он.

Секретарша недовольно сморщила свои пухлые, щедро намазанные красной помадой губы и исчезла в коридоре.

— Отправляйтесь домой и отдохните, Алекс, — он задержал на мне проницательный взгляд. — Прогулки на свежем воздухе в это время года чреваты воспалением легких.

Мне показалось, или в его голосе проскользнула ирония?

— Скажите об этом моим так называемым родственникам, которые заставляют меня каждый день ходить в школу пешком, — ответила я. — А, впрочем, не трудитесь. Их это вряд ли волнует, — и, хлопнув дверью, вышла из класса.

Глава 4. Наказание

К сожалению, мистер Честертон оказался прав. Я окончательно заболела. На выходные меня замучил дикий кашель; недовольно ворчавшая Марджи разожгла в моей комнате камин и принесла сироп, по вкусу напоминающий карамель. Видимо, тетка не хотела, чтобы ее обвинили в том, что я заразила полшколы. Я надеялась, что болезнь позволит мне пропустить несколько дней, но лекарство подействовало чересчур быстро, и в понедельник меня снова отправили на занятия.

Утреннее построение уже второй понедельник подряд вела миссис Джеймс в неизменно строгой, черной водолазке, на которую было наброшено драповое пальто. Похоже, честь начинать новую неделю принадлежала именно ей. На этот раз на ее лице проступала легкая тень нервозности, и вместо высокопарных речей о величии школы, она лишь коротко приказала соблюдать дисциплину и отправила всех по классам.

Поднимаясь по лестнице, я увидела, что некоторых учеников в желтой форме задержали. Трясясь и всхлипывая, они направились за мистером Броуди и исчезли в воротах, ведущих куда-то на нижний этаж.

— Знаешь, куда ведет тот проход? — услышала я над собой голос Камиллы. — А, впрочем, да, я забыла! Ты ведь даже не знаешь о соревновании. Куда уж тебе знать, что происходит в подвале.

Близняшки за ее спиной противно захихикали.

— Почему бы тебе не спросить свою соседку? — продолжила она, рассматривая свои накрашенные розовым лаком ногти и демонстрируя изящные длинные пальцы. На одном из них красовалось кольцо из белого и розового золота. Должно быть, сделано на заказ, потому как точь-в-точь повторяло форму льва на ее кофте. Я заметила, что, помимо интерьера школы, этот символ часто повторялся у красных в самых неожиданных местах. А недавно, Эрик выбрил его себе на затылке, отчего красные помладше его просто боготворили.

— Зачем спрашивать? Лучше попробовать самой, — ехидно поддакнула одна из близняшек.

— Это можно устроить, — довольно прорычал Эрик, и вся компашка, громко гогоча, отправилась вверх по лестнице.

Когда я зашла в класс, все уже сидели на своих местах. Как обычно, никто ни с кем не разговаривал. Теперь мне было это только на руку. Я тоже держалась особняком и больше всего хотела, чтобы и красные оставили меня наконец в покое.

Пока я стоя раскладывала вещи, в класс зашла миссис Джеймс, и мне не пришлось специально перед ней вставать. Буду делать так всегда, но вскакивать, как остальные — ни за что. Лучше уж вернуться на ту поляну и замерзнуть на ней навсегда.

Остальные ученики в классе как по команде вскочили, и я тихо хмыкнула. Она была единственной из учителей, которая это требовала, поэтому моя ненависть к ней только усилилась. Если это еще вообще было возможно.

— Садитесь, — не поднимая головы, она раскрыла учебник на нужной странице. — Домашнее задание, — коротко приказала она, и весь класс дружно открыл исписанные формулами тетрадки.

Вскинув голову, миссис Джеймс прошествовала через класс, заглядывая в раскрытые перед ней листки.

Перед моей партой она остановилась.

— Откройте тетрадку, мисс Леран, — процедила она. Ее сухие руки крепче сжали тонкую указку.

— Там ничего нет, — ровным тоном ответила я.

Тонкие крылья ее ноздрей едва заметно расширились.

— Подтяните рукав до локтя и вытяните руку, — приказала она, постукивая по ладони тонкой указкой.

Я послушно выполнила ее приказ. В какой-то мере мне этого даже хотелось. Я надеялась, что физическая боль поможет заглушить тоску, которая глодала меня изнутри и от которой нестерпимо хотелось выть.

Указка со свистом опустилась на нежную кожу, оставляя красный след. Затем — снова и снова. После десятого удара миссис Джеймс остановилась и указкой приподняла мой подбородок, заставляя посмотреть ей прямо в глаза. Видимо она ожидала увидеть слезы, потому что через секунду удовлетворение в ее глазах сменилось злостью. Она отошла от моей парты и приступила к зачитыванию лекции.

Я посмотрела на свою руку. Кожа на месте, куда опустилась указка, набухла и налилась красным, но вожделенного облегчения я не почувствовала. Внутри меня словно что-то умерло, и возникший откуда-то ледяной ком заглушал все остальные чувства.

На биологии мистер Честертон спрашивал всех, кроме меня. Несколько раз я чувствовала на себе его взгляд, но не отрывала глаз от парты, пока не прозвенел звонок. К счастью, он не стал задерживать меня на перемене, и, смешавшись с остальными, я послушно направилась в сторону столовой.

Однако стоило мне приблизиться лестнице, как с той стороны донеслись громкие крики. Вокруг замелькали испуганные лица ребят в желтой форме. Они тоже учились на втором этаже, но в другой части здания, и во время ланча мы пересекались в небольшом холле, который соединял обе части здания и выводил на лестничный пролет. Я отметила, что несмотря на то, что у некоторых ребят братья и сестры носили желтую форму, они никогда не переговаривались и не проводили время вместе в пределах школы.

Сейчас, услышав крики, самые младшие из желтых испуганно разворачивались назад. Я заметила, как Джин молча сделала Хлое знак, и она скрылась вслед за остальными. Похоже, что-то случилось, и Джин не хотела, чтобы ее сестра тоже попала в неприятности.

Стоило мне приблизиться к лестнице, как я сразу же увидела причину шума. Недалеко от меня группа красных во главе с Эриком окружили какую-то девушку в желтой форме. Склонившись над ней с разъярённой физиономией, Эрик одной рукой держал ее за шею спиной к ступенькам. Остальные смеялись и выкрикивали в ее сторону обидные прозвища. Никто из проходящих мимо учителей и учеников и не думал вмешаться в происходящее. Разноцветная толпа плавно текла вниз по лестнице, не обращая никакого внимания на раздававшиеся сверху крики. Как будто такие зрелища были здесь не редким явлением, и все уже давно к ним привыкли.

— Птички мне напели, что ты плохо обо мне отзываешься, — прорычал Эрик, удерживая под наклоном изо всех сил цепляющуюся за него девушку.

— Я ничего плохого не говорила. Пожалуйста не надо, — слабо пролепетала она. Сильные пальцы Эрика сильно сжимали ей горло.

— Птички говорят, что это не так, — он встряхнул ее и наклонил еще больше над лестницей. — Они проворковали, что ты употребила нелестное слово по отношению ко мне. А ну, давай, повтори его мне в лицо, — рявкнул он.

— Пожалуйста, пожалуйста, — хриплый голос был еле слышен. Она задыхалась, но хваталась за его руку, чтобы не упасть.

— Я так и думал, — прорычал он, — кишка тонка.

Его большие пальцы разжались, и девушка кубарем полетела вниз, натыкаясь на спускающихся вниз учеников. Никто не удержал ее, никто не подал ей руку, чтобы смягчить падение.

Спускаясь, я смотрела, как она вытирает раскосые глаза разорванным рукавом свитера — должно быть, зацепилась за что-то во время падения. Ученики обходили ее стороной, некоторые в красной форме специально наступали на ее разлетевшиеся учебники и тетрадки, оставляя на них грязные следы. Удивительно, что она вообще не сломала себе шею.

Достигнув конца ступенек, я нагнулась, чтобы поднять отлетевшую в мою сторону книгу, но чья-то нога в сверкающем черном ботинке прижала ее к ковру. Подняв голову, я увидела над собой багровую физиономию Эрика.

— Тебе что надо? Хочешь оказаться на ее месте? — проревел он, хватая меня за косу и прижимаясь к моему лицу почти вплотную.

Я попыталась отстраниться, но он крепко держал меня за волосы. От него сильно несло резким дорогим парфюмом, как будто он вылил на себя целый флакон, и на миг мне стало страшно, что я сама пропитаюсь этим отвратительным запахом. Словно почувствовав мой страх, он сильнее прижал меня к себе, и ярость в его глазах вдруг сменилась похотливым блеском.

— Хотя нет, для тебя, куколка, у меня найдется что-нибудь получше, — его противный рот скривился в плотоядной ухмылке, а вторая рука скользнула вниз по моей спине.

За его спиной его напарник и двое других качков в красной форме довольно присвистнули.

— Дай угадаю, она назвала тебя придурком, потому что это единственное слово, которое тебя характеризует лучше всего, — зло отозвалась я, со всей силы пнув его носком сапога в голень. Прием, который всегда спасал меня от перебравших и навязчивых парней на вечеринках.

Как я и рассчитывала, Эрик взвыл и отпустил мои волосы. Его напарник сделал было шаг в мою сторону, но сверху раздался знакомый голос со немецким акцентом.

— Довольно, мистер Брэдберри, идите в столовую, — Карл фон Рихтер смотрел на Дилана со второго этажа, его пышные усы слегка подрагивали.

Эрик уже обрел способность говорить. Его красная физиономия побагровела еще больше.

— Она посмела меня ударить, — заревел он, указывая на меня пальцем. — Это ей так просто с рук не сойдет.

— Она будет наказана со всей строгостью, — холодно отрезал учитель, спускаясь к нам. — А вам следует поработать над своими слабыми местами, чтобы в следующий раз вас снова не застали врасплох.

— У меня нет слабых мест, — со злостью прорычал Эрик. — Эта маленькая шлюшка просто еще не в курсе, как ей стоит себя вести. Что ж, я преподам ей урок, — сказал он, грозно сделав шаг в мою сторону.

Ожидая, что он снова меня схватит, я отшатнулась и тут же налетела на кого-то сзади.

— Давать здесь уроки — не ваша привилегия, мистер Чэндлер, — холодно заметил учитель, остановившись напротив нас. — Смею вас уверить, что мадемуазель понесет наказание за свое неразумное поведение, — он продолжал смотреть только на Эрика, который сейчас больше походил на бешеную собаку. — А теперь всем разойтись, представление окончено.

Эрик поднял разъяренный взгляд на кого-то за моей спиной, как будто искал поддержки.

Я замерла на месте и не отводила от него глаз, боясь пропустить его следующее движение, если он вдруг не послушает учителя. Но вместо этого он лишь смерил меня убийственным взглядом и отошел.

Только сейчас я заметила, что на нас смотрят. Однако слова учителя подействовали, и толпа неохотно потекла по направлению к столовой. Красные оглядывались на меня и тихо шептались. Эрик с Диланом прорывались вперед, словно разъяренные быки, отталкивая всех на своем пути, и им вслед доносились возмущенные возгласы задетых ими учеников в красной форме. Попавший им под руку мальчуган лет семи в желтой форме отлетел и ударился о чугунную дверь. Из носа у него потекла кровь, но, вместо того, чтобы заплакать или пожаловаться, он лишь вытащил белый платочек и приложил его к лицу. Наверное, для него это было не впервой.

— Глупо, очень глупо, Александра, — раздался над ухом знакомый бархатный голос.

Так вот на кого я налетела! Оказывается, все это время он стол позади меня и смотрел на разыгрывающееся перед его глазами представление.

— Могу треснуть и тебе, так что не подходи слишком близко, — зло ответила я, чувствуя дыхание Джейка на своей макушке. Все во мне бурлило, и сейчас я серьезно рассматривала возможность, а не вмазать ли в его самодовольную физиономию с разворота.

— Держись от них подальше, — резко произнес он, кивая на желтую форму испуганно взирающей на него снизу девушки. — Иначе сама можешь пострадать.

Под его ледяным взором она еще больше скрючилась и потупила заплаканные глаза в пол.

— Помнится, я уже сказала, что думаю о твоих советах, — огрызнулась я, поспешно отстраняясь от него.

— На этот раз, это далеко не совет, — холодно ответил он и, перешагнув через разбросанные по полу книги, последовал за всеми в столовую.

Злосчастная книга, из-за которой начался весь сыр-бор, все еще валялась на полу. Я подняла ее, стряхнула пыль от ботинка Эрика и молча подала сидевшей на корточках девушке. Она уже перестала плакать и подняла испуганные глаза на меня. Выглядела она моей ровесницей, но, в отличие от меня, носила желтую форму. Ее иссиня-черные волосы растрепались после падения, а простые деревянные палочки, удерживающие ее прическу, теперь беспорядочно торчали в разные стороны. Она не двинулась и продолжала в оцепенении смотреть на меня, словно я только что прилетела сюда с другой планеты.

Склонившись, я сунула книгу в ее лежащую на коленях руку и зашагала в сторону столовой.

— Лин, — прошептала она мне в спину. — Меня зовут Лин.

Несмотря на инцидент в коридоре, в столовой царил необыкновенный порядок. Причиной тому были учителя, для которых накрыли отдельный стол недалеко от красных. Впервые я видела, что они обедают во время всеобщего перерыва, и вид мистера Броуди и миссис Джеймс не прибавил мне аппетита.

Накладывая еду, я заметила, что меня сторонятся. Стоило мне только подойти к стойке с салатами или мясом, как синих сдувало оттуда, словно ветром, а красные вели себя агрессивно, стараясь толкнуть меня локтем или наступить на ногу.

Не обращая на них внимания, я наложила себе обед и присела на свое место за колонной. Присутствие учителей подействовало сдерживающе на обоих громил, которые сидели рядом с Джейком и что-то рьяно ему доказывали, кивая в мою сторону. На его лице была написана скука, и он лишь изредка что-то им отвечал. Рядом с позеленевшей от злости миной сидела Камилла, окруженная своими одноклассниками. Они предпринимали попытки ее разговорить, но ее накрашенные светло-розовой помадой губы были плотно сжаты. Похоже, ей не понравилось, как я обошлась с ее белобрысым качком-телохранителем. Близняшки восковыми фигурами застыли по обе стороны от нее, то и дело бросая на меня злые взгляды из-под длинных челок.

За учительским столом царило гробовое молчание, лишь Карл фон Рихтер не переставал восхищаться запеченной в яблоках уткой, которую подали специально учителям.

Кое-как проглотив пару кусков мяса — кровь внутри еще бурлила, и еда просто не лезла мне в горло — я выкинула нетронутые остатки, и, ни разу не взглянув по сторонам, вышла из столовой.

На географии в класс заглянула секретарша Кимберли. Виляя стройными бедрами, обтянутыми в короткое, вызывающее платье, она подошла к мистеру Скрупу и протянула ему записку. Пока он напяливал очки, пытаясь разобрать, что там написано, она свысока оглядела класс. На ее лице читалось презрение, говорившее о том, что она предпочитала оставаться на третьем этаже, а не приносить записки в класс неудачников, коими мы, по ее мнению, являлись.

— Мисс Леран, вас вызывают к директору, — пробрюзжал учитель, наконец оторвав записку от глаз.

Ох, ну вот она знакомая фраза. Сколько раз я ее слышала? Десятки, сотни?

Я встала и собрала вещи.

— Пошли, — презрительно хмыкнула Кимберли, свысока оглядев меня с ног до головы. Мне показалось, что ей крайне не понравилось то, что она увидела.

Когда до приоткрытой двери кабинета оставалось всего несколько метров, послышались голоса.

— У девочки сейчас тяжелый период, — узнала я голос мистера Честертона. — Ее поведение — это всего лишь результат пережитого стресса. Если вы будете давить на нее и дальше, то станет только хуже, поверьте мне.

— Ее наглость не имеет никакого отношения к стрессу, вы знаете это не хуже меня, — перебила его миссис Джеймс. — Вы не могли не заметить сходство, — яда в ее голосе заметно поприбавилось.

— Нужно ввести ее в курс дела, — проигнорировал ее учитель биологии, обращаясь к кому-то третьему. — Мало того, что я не разделяю выбор формы, я крайне удивлен, что никто до сих пор этого не сделал.

— Это было моим решением, — раздался властный голос директора. — И я не потерплю вашу критику.

— Конечно же, никто не ставит ваш авторитет под вопрос, — спокойно возразил мистер Честертон. — Меня не меньше вас волнует благополучие и процветание нашей школы, поэтому я настоятельно прошу вас предоставить девочку мне. В противном случае, боюсь, что ее уязвимый сейчас рассудок может просто с этим не справиться, и мы никогда не узнаем…

— Кхм, кхм, — распахнула приоткрытые двери секретарша, и глаза всех троих обратились в мою сторону.

Кимберли пихнула меня в спину так, что я буквально вылетела на середину кабинета, и с кошачьей грацией прошествовала за мной.

— Мистер Шелдон, — проворковала она, стреляя томным взглядом в сторону директора.

При виде меня губы директора сложились в прямую линию, а миссис Джеймс посмотрела на меня с нескрываемой неприязнью. Я ответила ей тем же.

Не отрывая от меня взгляд, директор махнул рукой, и секретарша вышла, томно покачивая бедрами.

— Мисс Леран, как вы объясните ваше сегодняшнее поведение? — спросил он, постукивая ручкой по столу.

— Не имею намерения вам ничего объяснять, — холодно ответила я. Я вспомнила, что после первого и единственного раза, когда я побывала в этом кабинете, на меня обрушились пощечины. Пусть лучше сразу приступят к наказанию, но оправдываться перед ними я не буду.

Миссис Джеймс возмущенно сжала свои тонкие губы.

— Позвольте мне заняться ей. Я быстро научу ее, как нужно отвечать, — обратилась она к директору, но он сделал жест, приказывая ей замолчать. Затем снова повернулся ко мне:

— Ваше высокомерие мы с легкостью с вас выбьем, мисс Леран, — с ледяной интонацией изрек он. — Для вас же будет лучше, если вы начнете проявлять благоразумие и будете вести себя соответствующе школьным правилам.

Его недвусмысленные намеки на дополнительные физические наказания только подогрели накопившуюся во мне злость. Кровь прильнула к голове.

— Ну хорошо, будем считать, что ваша поучительная речь меня убедила — я вам все объясню, — зло ответила я. Мистер Честертон едва заметно покачал головой, но я не обратила на него внимания. Ненависть к миссис Джеймс и директору закипела во мне с новой силой, и я больше не могла ее сдерживать.

— Один из ваших ненаглядных любимчиков получил сегодня хорошего пинка, и мне это понравилось. С превеликим удовольствием сделаю это снова при первой же удобной возможности. А что касается ваших дурацких угроз, то вам меня не сломать, — выпалила я с ненавистью. Если бы чувствами можно было убивать, то в этой комнате было бы уже два трупа.

— Думаю, тут вы ошибаетесь, — мрачно ответил директор. Он выпрямился в своем роскошном кресле и не отводил от меня взгляд. — Очень скоро вы увидите, что ваш мятежный дух испарился, как дым. Это всего лишь вопрос времени, — бесстрастным тоном заключил он.

— Нет, это вы ошибаетесь! — Я стиснула кулаки. — Я скорее умру, чем позволю вам мной помыкать!

Директор одарил меня долгим взвешивающим взглядом.

— Что ж, и это возможно — наконец сказал он, откинувшись на спинку своего кресла. В его прищуренных глазах зажегся жесткий огонек. — Глупая маленькая девочка, которая наивно решила, что сможет играть со мной в эти игры. Твоя глупость будет тебе дорого стоить.

Мистер Честертон предпринял попытку вмешаться, но директор его оборвал.

— Займитесь ей, — кивнул он миссис Джеймс, и та с довольным видом поспешила вывести меня из кабинета.

По пути она заглянула в кабинет секретарши, и приказала объявить всем явиться во внутренний холл. Школьные динамики тут же загудели — Кимберли довольно выполнила приказ.

После того, как ученики и учителя собрались внизу, миссис Джеймс вытащила меня на середину зала и задрала рукав свитера, обнажая свежие утренние полоски от указки.

— Мисс Леран считает, что местные правила на нее не распространяются, — громко сказала она, подняв мою руку вверх, чтобы все могли хорошенько ее рассмотреть. Со стороны красных послышались довольные хмыканья, а физиономии Эрика и Дилана скривились в злорадной усмешке.

— Она не только позволяет себе отлынивать от домашних заданий, но и ведет себя дерзко и непочтительно по отношению к учителям и нашим лучшим ученикам. А сегодня ее наглость перешла всякие границы, когда она нарочно ударила другого ученика.

— Бедняжка, — сквозь зубы процедила я.

Миссис Джеймс отпустила мою руку и с размаху влепила мне пощечину. Ряды учеников в красной форме тут же отозвались бурными вскриками.

— Идите сюда, мистер Чэндлер, — под подбадривающие крики своих Эрик вышел в середину круга и подошел ко мне. Его губы были растянуты в жестокой ухмылке. — Возьмите ее руку.

— Сейчас ты получишь, — шепнул он мне, хватая меня за предплечье и выставляя мою руку вперед. — Пожалеешь, что родилась на свет.

В нос снова ударил резкий запах парфюма, который я усиленно пыталась забыть, и меня затошнило.

На балкончике второго этажа я заметила мистера Честертона. Его лицо было нахмурено, а в глазах стоял немой укор. Он хотел остановить меня в кабинете директора, но я его не послушалась. Впрочем, какая разница. Они все равно бы меня наказали. По крайней мере, я высказала им то, что думаю.

Я перевела глаза на предвкушающих мое наказание красных. «Плевать на вас, — пронеслось у меня в голове, — наслаждайтесь своим представлением, но я не доставлю вам удовольствия видеть, как я плачу».

Впереди всех, потирая худые руки, стоял мистер Броуди. На его отталкивающем, болезненном лице читалось почти садистское наслаждение. Его широко раскрытые глаза уставились на меня, не моргая, а кончик языка то и дело проводил по раскрытым, обескровленным губам, словно сдерживая ужасную, томящую его жажду.

Почувствовав прилив отвращения, я отвела взгляд.

— Просите прощения, мисс Леран, — сказала миссис Джеймс, проводя кончиками пальцев по тонкой указке.

— Ни за что.

Первый удар опустился на свежие утренние полосы, и вспышка тупой боли обожгла меня изнутри. Я крепче стиснула зубы, но не проронила ни звука.

— Просите прощения, — повторила она, замахиваясь для нового удара.

— Нет.

Второй удар рассек мою руку, оставляя очередную красную полосу, но я даже не пискнула.

На лицах красных отразилась злость. Они ожидали, что я буду умолять о прощении, но не на ту нарвались. Несмотря на обжигающую боль в руке, я почувствовала, как меня переполняет волна удовлетворения. Но она длилась недолго.

— Розги, — донесся до меня холодный голос миссис Джеймс, и я с ужасом увидела, как указка в ее руках сменилась заботливо поданными ей короткими плетьми. Вырезанные из черной кожи, они крепились к переплетенной под стать рукоятке и напоминали живую извивающуюся змею, которая вот-вот вопьется в мою израненную руку.

Какая-то женщина с красными волосами и надменным взглядом, в сапогах из кожи аллигатора, поднесла миссис Джеймс глубокую чащу, в которой поблескивала черная жидкость.

— Знаешь, что это? — услышала я над собой голос Эрика. — Эта жидкость действует как кислота, но предотвращает потерю сознания, — злорадно прошипел он мне в ухо. — Так что не надейся отключиться, придется терпеть до конца.

Когда смоченные в черной воде, переплетенные розги со свистом опустились на мою истерзанную руку, я с трудом подавила рвавшийся наружу крик. Боль была такой яркой и жгучей, как будто кожа в том месте разорвалась и лопнула. Но с трудом приоткрыв глаза, я увидела, что она лишь набухла и покрылась уродливыми багровыми пятнами.

Красные неистовали. Подняв полные ненависти глаза, я оглядела их одушевленные ряды. Большинство из них смеялись, указывая пальцами на мою руку. Некоторые достали телефоны и снимали происходящее на видео. Среди их довольных лиц выделялось только одно. В глазах Майка, моего холодного и отстраненного кузена, стояла боль.

Не успела я как следует удивиться, как на мою руку обрушился новый удар, и я крепко зажмурилась, подавляя стон. Потом третий, четвертый и пятый. Каждый из них был больнее предыдущего, и я сильнее прикусила губу, чтобы на радость им не завопить от боли. Измученная кожа саднила, черная кислота, капающая с прутьев, разъедала раны и вызывала уродливые волдыри. Колени подкосились, но железная хватка Эрика удерживала меня на весу.

— Достаточно на сегодня, — услышала я жесткий голос директора откуда-то сверху, но была не в силах поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. В его ненавистные бессердечные глаза, которые равнодушно наблюдали за тем, как безжалостно исполняют его приказ.

— Миссис Джеймс, мистер Броуди и мистер Честертон, вы нужны мне в зале заседаний. Остальные могут расходиться по домам. Последнего урока не будет.

Ручищи Эрика наконец-то отпустили меня, и я упала на колени. Во рту расползался соленый привкус крови от прокушенной губы. Изувеченная рука воспалилась и болела, и я изо всех сил прижала ее к груди.

Окружающие меня ученики медленно потекли обратно в классы, чтобы собрать вещи. Красные довольно переговаривались, синие молчали, а желтые шли с поникшими головами.

— Погоди, то ли еще будет, когда мама узнает, — услышала я над собой писклявый голос Николь. — Лучше б ты тоже умерла. Какой позор, теперь из-за тебя должны страдать мы, — прошипела она, толкнув меня в согнутую от боли спину.

«Лучше бы ты тоже умерла». Да, лучше бы я умерла, чем выносить все это.

Дома тетка не преминула выполнить обещанное и заперла меня в подвале.

— Жалкое ничтожество, — вопила она, волоча меня за волосы и швыряя в темноту подвала. — Мы дали тебе крышу над головой, а ты отвечаешь нам такой неблагодарностью?! Будь ты проклята, мерзкая девчонка.

Скорчившись на холодном полу и поджав под себя болезненно саднящую руку, я думала о родителях. Вспоминали ли они обо мне в тот момент, когда грузовик с пьяным водителем снес их машину с дороги прямо в крутой обрыв? Видели ли мое лицо? Жалели ли о всех тех годах, в течение которых мы виделись только по праздникам? Я часто завидовала тем, у кого были братья и сестры. Если бы у меня только был кто-то, кому было бы не все равно, кто любил бы меня, радовался и грустил вместе со мной, мне было бы ради чего жить.

Весь последующий месяц учителя то и дело отменяли уроки. Мистер Честертон куда-то пропал, и вместо сдвоенной биологии в четверг нам впихивали пропущенные уроки или вовсе отпускали домой. Ту женщину с огненно-красными волосами, которая принесла к розгам кислоту, звали Стефани Аттвуд, она оказалась преподавательницей философии.

— А, мисс Леран, вы имели наглость пропустить мой урок в первый же ваш день в школе, — с сарказмом сказала она, и я вспомнила, что провела то время в женском туалете, пытаясь поймать сотовую связь. — Надеюсь, кислота не сильно прожгла вам руку.

Я упорно отказывалась делать домашние уроки по химии, и в те дни, когда урок все-таки состоялся, миссис Джеймс шла к моему столу с выставленной наготове указкой. Моя правая рука уже превратилась в какое-то кошмарное кровавое месиво. Пузыри, вызванные кислотой, полопались, а новые раны не давали зажить старым. К своему счастью, я почти перестала ее чувствовать, и новые удары не доставляли мне такой боли, как раньше.

Благодаря красным, видео с моим наказанием теперь заняло центральное место в окне рядом со школьным чатом, чтобы каждый желающий мог сразу же его просмотреть. Они шутили и смеялись, каждый старался написать что-нибудь особенно мерзкое, словно соревновались между собой, кто больше меня унизит. Кто-то даже вырезал тот момент, когда первая розга опустилась на мою руку, и мое лицо исказилось от боли. Этот ролик стал настоящим хитом и вызывал бурю восторженных отзывов.

Единственными из красных, кто не принимал участия в обсуждении, были Джейк и Майк. В отличие от остальных, Джейк не проявлял никакого интереса к наказанию. Его не было тогда в зале — должно быть, считал все это пустой тратой своего драгоценного времени. Что касается Майка, я хорошо помнила его странный, полный боли и отчаяния взгляд, с которым он смотрел на все происходящее, но он упорно продолжал игнорировать меня, и я решила, что что-то напутала. Наверно, ему просто стало плохо при виде крови.

Странно было смотреть на все это со стороны. Словно я стояла там, рядом со своими отчужденными одноклассниками, на чьих лицах не выступило ровно счетом ничего. Или они правда ничего не чувствовали, или хорошо скрывали свои эмоции. Только в глазах учеников в желтой форме стоял неподдельный страх и даже немного сострадания. За столько лет унижений и физических наказаний они хорошо представляли себе, что я чувствовала в этот момент.

Я присела на стул и промотала мышкой. Рядом со всеми отзывами в чате стояли красные ники и светилась угрожающе раскрытая пасть льва. Никто из моих одноклассников не отреагировал на ролик. Они по-прежнему меня сторонились, но теперь я чаще ловила на себе их взгляды, особенно со стороны Джин и парня с соседней парты.

«Смотрите, как она съежилась», — загорелся в чате чей-то незнакомый ник, и в окне рядом ролик застыл на том самом месте, где я опустилась на колени и прижала руку к груди.

В чате запрыгали довольные смайлики.

«Вот и она стоит на коленях, — всплыл ник Эрика, — и это только начало. Я еще доберусь до этой уродливой, тощей паршивки, когда рядом не будет учителей. И тогда она действительно узнает, что такое боль».

«Не забудь снять это на видео, — тут же отреагировала Камилла. — Я думаю, многие захотят на это увидеть».

Со всех сторон мгновенно всплыли восторженные реакции. Красным понравилась идея.

«И что ты сделаешь, Эрик? — спросил кто-то с ником Кэйл. — Ты знаешь, что мы не трогаем синих. У тебя могут быть неприятности».

«Ха-ха, что ты хныкаешь, Кэйл? — встрял Дилан. — Нам никто ничего не сделает. Учителя на нашей стороне».

«Ну да, — согласился тот, — но, когда дело касается их же запретов, они относятся к этому серьезно».

В чате разгорелся жаркий спор.

«В любом случае, на эту мерзавку взъелись уже несколько учителей, так что я думаю, что они будут только рады, если она получит еще один урок», — написала Камилла, и подавляющее большинство с ней тут же согласилось.

«Поддерживаю, — всплыл ник Николь. — Из-за нее я чувствую себя не в своей тарелке. Как будто я виновата, что она свалилась нам на голову», — в конце предложения светилось несколько жалобно хныкающих смайликов. Я представила свою кузину, сидевшую сейчас всего в паре комнат от меня перед своим экраном. Неужели у нее нет ни капли сострадания к тому, что я пережила. Да что они за люди?

Чат тут же отреагировал утешающими, теплыми отзывами. Красные пытались поддержать «свою».

«Никто тебя не обвиняет, Никки, — вновь засветился ник Камиллы. — Все прекрасно понимают ваше нелегкое положение».

«В семье не без урода», — поддакнул Дилан и поставил хохочущий смайлик.

Моя кузина послала им кучу благодарных сердечек.

«К тому же, — продолжала Камилла, — нам не помешает маленькое развлечение. В прошлом году я чуть дожила до соревнования. Не понимаю, почему бы их не проводить два раза в год. Было бы куда веселее».

«Это точно, — поддержал ее Эрик. — Я думаю, мы должны поднять эту тему перед учителями. А что касается развлечения, Камилла, ты знаешь, что я сделаю все, чтобы ты осталась довольна». В конце Эрик поставил огромное пульсирующее сердечко.

«И я», — тут же добавил Дилан, и Камилла по-королевски одарила обоих довольными смайликами.

«Насчет уродины, это ты загнул, Эрик. Просто злишься, что она тебя отшила», — цинично заметил кто-то по имени Райн. Он появился вдруг, словно только присоединился к разговору.

«Еще чего, я бы в ее сторону и не посмотрел, — Эрик поставил большой блюющий смайл, но похоже, что замечание его разозлило. — Сдалась мне эта серая мышь. Они все там такие».

«Не глупи, она очень даже ничего, — поддержал Райна кто-то по имени Крис. — Даже Джейк сказал, что жаль, что ее определили к синим».

Я вспыхнула, а в чате воцарилась зловещая тишина. Никто не знал, как на это реагировать.

«Вечеринка сегодня как обычно в девять?» — почувствовав надвигающуюся бурю, кто-то по имени Селин решила благоразумно перевести разговор в другое русло.

«Ох, мы должны были получить наши новые платья, но дизайнер замешкался, и они придут только на следующей неделе. Нам с Соланж совершенно нечего надеть!» — поддержала ее некто по имени Эвелин. Я сделала вывод, что это одна из близняшек.

Разговор в чате понемногу возобновился, но прежняя оживленность сменилась осторожными реакциями. Мое имя больше не упоминалось, словно красные специально не хотели затрагивать эту тему. Но Камилла все равно молчала.

Я отошла от стола и присела на диванчик возле камина. С тех пор, как я заболела, дядя велел Марджи поддерживать в комнате огонь. Странное решение для того, кто явно был бы не прочь от меня избавиться, но я решила, что он просто не хочет разоряться на лекарства. Старая горничная не стеснялась громко возмущаться при мне его решением, прибавляющим ей хлопот, но возражать открыто не осмелилась. С тех пор каждый вечер она являлась в мою комнату, чтобы подбросить на ночь свежие дрова и громко поворчать. Но я ее игнорировала. В своем умении не обращать на них внимание я совершенствовалась с каждым днем.

С трудом дождавшись, пока на старых часах на стене пробило восемь, я подскочила и подошла к шкафу. Настало время семейного ужина, и старая экономка больше не заглянет ко мне в комнату. Это было мне на руку. С того раза, как я впервые побывала в лесу, теперь каждое воскресенье я возвращалась на ту поляну. Воскресный ужин был идеальным временем для того, чтобы выбраться с дома: дядя и тетя придавали ему большое значение и, несмотря на визгливые протесты Николь, предпочитающей сбежать на какую-нибудь вечеринку, требовали, чтобы вся семья собиралась за столом. Кроме меня, конечно. Я в их семью не входила. Марджи в этот вечер была занята приготовлениями внизу, что давало мне возможность незаметно для всех сбежать через окно.

Я надела теплые лосины, натянула поверх вязаные гетры и сунула ноги в меховые сапожки, которые купила прошлой зимой на распродаже. Зная мою антипатию к настоящему меху, их выбрал для меня Роберт, а мои чрезвычайно подкованные в плане моды подружки презрительно фыркали на то, что они не от какого-нибудь крутого дизайнера. Но я знала, что на самом деле они мне завидуют. Сапожки были великолепны: мраморный искусственный мех по всей длине был перетянут ремешками, благодаря чему сапоги совершенно не казались объемными и плотно облегали ногу. Затем просунула больную руку в теплую кофту и накинула пуховик — настал декабрь, и температура вечером опускалась значительно ниже нуля. Привычно спустившись вниз по старому вязу, я проскользнула через знакомую щель в деревянном заборе и зашагала в лес.

Раньше я никогда не бывала в настоящем лесу, а теперь это было единственное место, где я чувствовала себя свободной. Я научилась обходить заросли и с легкостью находила дорогу между деревьями. Лес словно знал, что я не собираюсь больше сбегать, и не задерживал меня, предоставляя меня укромные тропы к моей цели.

Знакомая поляна встретила меня побитой первыми заморозками травой. Я вытащила припрятанное в кустах покрывало, расстелила его и улеглась на спину, заложив руки за голову.

Здесь пустота, которая надежно поселилась внутри меня, отступала, давая возможность насладиться окружающей тишиной. Я вдыхала хвойный запах, закрывала глаза и представляла, что нахожусь где-то на краю мира, вдали от всего этого кошмара. Каждый раз я нарочно искала падающую звезду и загадывала желание. И каждый раз оно было одинаковым — я хотела еще один шанс все исправить. При каждом удобном случае тетя едким голосом замечала, что это я довела своих родителей до аварии. Николь поддерживала и шипела, что в наказание меня должна была постигнуть та же судьба. Возвращаясь домой после школы, я старалась как можно быстрее проскользнуть в свою комнату, лишь бы не наткнуться на кого-то из своих родственников. Там меня никто не трогал, и я была предоставлена сама себе, но тетины обвинения все больше закрадывались в сердце, и постепенно я сама в них поверила.

Я вздохнула и посмотрела наверх. Может быть, если бы я не делала столько глупостей и раз за разом не разочаровывала родителей, они бы любили меня больше, и мы были бы нормальной семьей, которая тоже собирается вместе за столом. Если бы в тот злосчастный вечер они остались дома со мной, а не поехали бы на очередной ужин в поддержку какого-то дурацкого фонда, то были бы сейчас живы. Я с ужасом вспоминала, что в тот вечер кричала, как я их ненавижу и что предпочла бы родиться в другой семье. Каждый раз при мысли о том, что это были последние слова, которые они от меня услышали, у меня сжималось сердце.

Иногда я думала и о Роберте. Вспоминала его теплые, участливые глаза, сильный, светлый голос, и особенно широкую улыбку при каждой нашей встрече. Раньше я часто думала, что он был мне больше отцом, чем мой собственный. Как же я ошибалась на его счет. Тетя оказалась права — он всего лишь использовал меня в своих интересах. А я, наивная дурочка, безотчетно ему верила. Больше я не сделаю такой ошибки. Никогда больше я не буду никому доверять.

Я настолько погрузилась в грустные воспоминания, что не сразу обратила внимание на раздавшийся спереди звук — где-то рядом хрустнула ветка. Через пару секунд хруст повторился. Кто-то медленно двигался в мою сторону.

Я подскочила и вгляделась в темные, густые заросли, ожидая увидеть горящие глаза хищника. Волки? Медведи? Кто еще может водиться в этих краях? На небе всплыла луна, но ее света было недостаточно, чтобы разглядеть что-то в темноте окружающего меня леса. Я впервые пожалела, что не додумалась разжигать костер, чтобы отпугивать диких зверей, которые рыскали в округе в поисках пропитания. Но раньше они меня не беспокоили, и мне не хотелось, чтобы дым затмевал запах леса, который я с таким наслаждением вдыхала.

Я машинально огляделась в поисках чего-нибудь, что можно использовать как оружие, но вокруг меня не было ни одной ветки. Прикинув, что до леса где-то пятьдесят-шестьдесят шагов, я поняла, что зверь успеет наброситься на меня прежде, чем я доберусь до первого дерева и попробую на него влезть. Да еще и с одной здоровой рукой.

Внезапно меня осенила другая мысль. А может, это Эрик с Диланом выследили меня, чтобы исполнить задуманную месть вдали от всех? Это было бы идеальным местом для них — отдаленное и безлюдное, ни души вокруг. Ни одного свидетеля расправы. Дерево тут не поможет, и убежать от них двоих я не успею.

Не зная, что лучше предпринять, я медленно попятилась в сторону леса.

Луна скрылась за облаком, и на какое-то мгновение поляна погрузилась в кромешную тьму.

Оказавшись в полной темноте, я с трудом подавила инстинктивный порыв броситься бежать. В окутавшем меня мраке ужас вдруг стал вполне осязаемым, и все внутри говорило — беги. Но решив, что такое поведение только спровоцирует нападение хищника, я сделала над собой почти нечеловеческое усилие и застыла на месте. Сердце колотилось, как сумасшедшее, но я не двигалась.

Когда луна снова осветила поляну, увиденное заставило меня окаменеть от ужаса. Мне навстречу из чащи медленно, постепенно вступая в лунную полосу, двигался огромный волк. Выглядел он точь-в-точь, как в моем сне: роскошная белая шерсть отливалась серебром в лунном свете, под ней играли и перекатывались стальные мускулы, синие, почти человеческие глаза смотрели прямо в мои. Только сейчас я была твердо уверена, что все происходит наяву.

Я почувствовала, как страх сковывает меня помимо воли. Что делать? Бежать? Взобраться на дерево? Кинуться на землю и прикинуться мертвой?

Но прежде, чем я успела что-то предпринять, я вдруг перенеслась… В прошлое? Будущее? Я не успела понять. Ужас внутри меня вдруг стал и моим, и чужим одновременно. Дрожащие руки больше не принадлежали мне, а краем глаза я уловила на рукаве что-то красное. Кровь? Но стоило мне посмотреть вниз, как я поняла. Это была не кровь. На мне был плащ, точно такой же, как носят красные.

Этого не может быть!

Но в ту же секунду наваждение исчезло, словно серебристая дымка, скрывшаяся в темноте леса так же внезапно, как и появилась.

Что это было? Воспоминание? Мое ли?

Времени размышлять об этом не было. Я вновь подняла глаза на огромного хищника, который полностью выступил из тени деревьев — и остатки здравого смысла в одночасье меня покинули. Гонимая накатившей паникой и адреналином, который тут же выплеснулся в кровь, я развернулась и опрометью кинулась прочь. Только бы успеть. Вот я уже посреди знакомых сосен, бегу что есть силы в сторону дома. С каждой секундой я была уверена, что почувствую, как волк сбивает меня с ног, и его зубы вонзаются в шею, но каким-то чудом этого не происходило. Добежав до дома, я буквально взлетела по дереву в комнату и захлопнула за собой окно. Дыхание сбилось от быстрого бега, руки дрожали, а сердце колотилось так быстро, будто хотело выпрыгнуть из груди.

Отдышавшись и немного придя в себя, я осторожно выглянула во двор. Справа единственный фонарь освещал мощеную дорожку, ведущую от деревянной калитки к дому. С моего угла ее было почти не видно, но тусклый свет фонаря немного падал и на мою сторону, давая возможность разглядеть заброшенную часть двора под моим окном. Там было пусто. Волк не стал преследовать меня до самого дома.

Я с облегчением вытерла вспотевший лоб и скинула теплую одежду.

И чем я только думала, гуляя по ночам в лесу? Конечно же тут рыщут хищники в поисках еды. А волков, наверно, вообще немерено.

Тогда почему я до сих пор жива?

Я ощупала себя, стараясь обнаружить разорванную одежду — признак того, что волк все-таки попытался меня схватить. Обезумев от страха, я бежала, как ненормальная, и могла просто-напросто не заметить укус. Но следов огромных зубов нигде не было. «К тому же, если бы такая громадина впилась в меня зубами, то одной разорванной одеждой я бы точно не отделалась», — уверила я себя. Зверюга была вполне способна вырвать с меня кусок мяса, не прилагая к этому особых усилий. «Если бы нашла мясо на моих костях», — усмехнулся мой внутренний голос, приводя меня в чувство.

Переодевшись в теплую пижаму, я залезла под одеяло, но еще долго не могла уснуть.

Мысли о волке не отпускали меня всю следующую неделю, и я продолжала гадать, как мне удалось уйти с той поляны живой. Так как интернета и телевизора не было, единственным источником информации были книги по биологии, которые дал мне мистер Честертон. Придя со школы в понедельник, я обернула ноющую после урока химии руку во влажное полотенце и пролистала содержание. Глава о волках оказалась толще, чем я предполагала и была вся исписана чернилами. Должно быть, пометки, которые делал для себя учитель биологии.

Мистер Честертон уже вернулся и как-то странно посматривал на меня на биологии.

— Задержитесь, мисс Леран, — сказал он после того, как прозвенел звонок.

Дождавшись, когда все ученики покинут класс, он захлопнул дверь и повернулся ко мне.

— Мне очень жаль по поводу того, что произошло, — сказал он, намекая на мое наказание. — К сожалению, возникло одно срочное поручение, и мне пришлось немедленно уехать.

Его теплые глаза излучали соучастие, но меня было этим не пронять. Я молчала.

— Как твоя рука? — откинув формальности, он протянул ко мне руку. — Позволь мне взглянуть.

Я отшатнулась.

— Какая вам разница, — мой голос прозвучал грубо, но так ему и надо. Он не сделал ничего, чтобы предотвратить это ужасное представление, которая устроила миссис Джеймс по приказу директора. Он — один из них, и я не видела причины больше с ним общаться.

Учитель опустил руку, но его глаза продолжали лучиться теплотой.

— Я искренне сожалею о том, что случилось, Алекс, — произнес он, не обращая внимания на мою грубость. — Если бы ты только послушалась меня тогда в кабинете директора…

— Не переживайте, — резко перебила я его. — Мне не нужна ваша помощь.

Мистер Честертон слегка наклонил голову.

— Алекс, я тебе не враг, — мягко ответил он. — Более того, я надеюсь, что в один день мы станем друзьями.

Я презрительно скривила губы.

— Зачем вам это? Если вы не ослепли, то я ношу синюю форму, и насколько я уже успела заметить, со мной никто не хочет дружить. Отправляйтесь к своим красным любимчикам, а меня оставьте в покое.

— Я понимаю, что ты сейчас злишься, — учитель с завидным упорством игнорировал мой грубый тон. Его лицо по-прежнему выражало сожаление. — Всего этого можно было бы избежать, если бы ты просто держала себя в руках.

— Ничего вы не понимаете, — вконец разозлилась я. — Вы такой же, как они. А что касается всего произошедшего, то я даже рада, что у меня была возможность высказать им в лицо все, что я думаю о ваших ненаглядных любимчиках. И если бы вы каким-то волшебным образом повернули время вспять, то я все равно сделала бы то же самое.

Мистер Честертон тяжело вздохнул и поправил свой серый пиджак.

— Ты обладаешь недюжинным талантов наживать себе врагов, Алекс, — печально улыбнулся он. — Но уверяю тебя, как бы ты не старалась, я всегда буду на твоей стороне. Надеюсь, вскоре ты изменишь свое ошибочное мнение обо мне. А что касается директора и миссис Джеймс, я не поддерживаю их методы… кхм… воспитания, но, увы, ничего не могу изменить в одиночку, — тихо произнес он.

Мои щеки вспыхнули.

— Конечно можете, — отчаянно воскликнула я, не обращая внимания на его жест говорить потише. — Хватит одной вашей жалобы в министерство образования Канады, чтобы эту школу прикрыли навсегда. Вы знаете, что за такие наказания миссис Джеймс и директора могут спокойно отправить в тюрьму!

Учитель хмуро покачал головой.

— Все намного сложнее, чем ты думаешь, Алекс. У этой школы могущественные покровители, которые находятся повсюду, включая местное министерство образования. Боюсь, что моя жалоба ничего не изменит. Наоборот. Если кто-то осмелится выступить открыто, то для некоторых учеников, — он слегка кивнул, делая намек на мою форму, — может стать только хуже.

— Я вам не верю!

Наверняка он только пытается меня запугать, чтобы я и не думала о мести. В конце концов, если все это всплывет наружу, достаться может и ему и тогда его учительской карьере конец. Этот скандал коснется и остальных, кто здесь преподает.

— Очень жаль, но сейчас я полностью с тобой откровенен. Даже больше, чем мне дозволено, — вздохнул он.

Говорил и выглядел он искренне, и я почувствовала себя неудобно. Может, не стоило с самого начала быть с ним такой грубой…

— Что бы вы не говорили, я все равно не собираюсь смиряться с таким отношением ко мне. И не буду вести себя так, как они хотят, — твердо сказала я, немного смягчив тон.

Прозвенел звонок на урок, и я взяла сумку, но мистер Честертон подхватил меня за руку.

— Они найдут способ сделать тебе больно, Алекс, — сказал он, его лицо выражало беспокойство. Неужели он правда волновался за меня?

— Вы ошибаетесь, — возразила я, стараясь отогнать от себя эту мысль. — Они могут хлестать меня розгами хоть целый день, но без толку. Все их наказания не достигают цели.

Взгляд мистера Честертона стал еще серьезнее.

— У них в запасе есть и другие методы. Куда более жестокие и эффективные, Алекс. Боюсь, что все, что ты видела, это только начало.

— Им никогда не сделать мне больно, мистер Честертон, потому что я больше ничего не чувствую, — возразила я.

Он склонился надо мной и посмотрел мне прямо в глаза.

— На твоем месте, я бы не был так в этом уверен, — хмуро заметил он, прежде чем наконец меня отпустить.

Я вздохнула и нашла нужную мне страницу.

«Волк (лат. Canis lupus) — вид хищных млекопитающих из семейства псовых, — прочитала я. — Как показывают результаты изучения последовательности ДНК и дрейфа генов, он является прямым предком домашней собаки, которая обычно рассматривается как подвид волка».

Пока ничего интересного.

«Волк — самое крупное современное животное в своём семействе: длина его тела (без учёта хвоста) может достигать 160 см, длина хвоста — до 52 см, высота в холке — до 90 см; масса тела может доходить до 86 кг».

Не надо быть спецом в биологии, чтобы понять, что тут что-то не сходится. Тот волк на поляне выглядел куда крупнее. Ростом он был ненамного ниже меня, и даже невооруженным глазом было понятно, что его вес легко переваливает за сотню. Прямо как в том сне.

Я задумалась. Сон сном, а судя по учебнику, в реальности таких огромных волков просто не может быть. Что-то тут не сходится.

Склонившись над книгой, я запустила пальцы в волосы и попыталась найти логичный ответ, но его не было. Вдруг меня обожгла безумная догадка —

а что если мне просто показалось

? Сначала исчезающая женщина на картине, а теперь несуществующий в природе волк… Раз у меня уже были галлюцинации, то они вполне могли вернуться снова. Тем более, что в последнее время я постоянно испытывала слабость из-за нарывающей при отсутствии лечения руки. «Это бы объяснило, почему этот сверхъестественный волк за мной не погнался», — воодушевилась я.

Все это мне привиделось!

Произошедшее в лесу постепенно обретало смысл. В первый раз я увидела этого волка, когда уснула на поляне, а потом взяла и вообразила его. Точнее, мой не на шутку разыгравшийся мозг.

В памяти вновь всплыла та ночь на поляне, и где-то в животе шевельнулся неприятный клубок. Все казалось таким явным, что по коже побежали мурашки.

«Нет, — я твердо тряхнула головой, — этого не было. Мне просто показалось».

Случилось то, чего я больше всего боялась — в этом месте я постепенно сходила с ума.

Во вторник на первом уроке физики мистер Броуди устроил лабораторную, и работать нужно было в паре. Джин принесла прибор и начала делать мерки, незаметно показывая пальцем у себя в тетради, что мне следует переписать. Все в классе работали в полном молчании, лишь изредка шепча соседу по парте, что нужно принести из лабораторной комнаты. Несмотря на окружающую тишину, я отметила, что работали они слаженно. Каждый знал, что делать и ни у кого не возникало вопросов по поводу задания. И в отличие от меня, никто не заглядывал в тетрадку к соседу.

— А, мисс Леран, опять витаете в облаках, — услышала я за собой хриплый голос мистера Броуди. Пока я осматривала класс, он подошел и встал позади меня.

Я не ответила. За последний месяц я игнорировала все замечания в свою сторону, включая учителя физики, который каждый раз находил к чему придраться.

— Наверное, вы считаете себя умнее всех в этом классе. Вы слышите, класс? — обратился он к моим одноклассникам, которые нехотя оторвали головы от тетрадки. — Мисс Леран наивно полагает, что она лучше вас всех, и ваши задания ее не касаются. Зачем трудиться и что-то учить, когда можно списать у соседки! Я прав, мисс Леран?

Я молчала. Побледневшая Джин прекратила писать и смотрела прямо перед собой, боясь повернуть голову.

— Увы, списывание в этой школе не поощряется, — громко продолжал он, и класс застыл в напряжении. — Ладно наивная мисс Леран, которая уже успела доказать, что она презирает учебу и ваши старания преуспеть, но вы-то, мисс Холливер, уже должны это знать? — ехидно обратился он к Джин.

Услышав свое имя, моя соседка вздрогнула. Ее тонкие пальцы напряженно сжали ручку, которая нагнулась так, что почти треснула пополам. Она прятала глаза, но по ее несчастному виду я поняла, что она уже пожалела о том, что дала мне списать.

— Я ее заставила, — я подняла голову и повернулась к нависшему над нами мистеру Броуди. — Она тут не при чем.

Учитель издал короткий, скользкий смешок, от которого все в классе вздрогнули.

— Будьте любезны, поведайте нам, каким образом вы это сделали? Думаю, это прольет свет на ваши дополнительные качества, которые до сих пор оставались незамеченными, — его губы злорадно скривились, и он вылупил на меня немигающие глаза, требуя ответа.

— Пригрозила, что побью ее после школы, — стиснув зубы, процедила я.

Парень на соседней парте кинул на меня странный взгляд.

— О, вашу склонность к физическому насилию вы уже успели нам продемонстрировать, — маленькие глазки мистера Броуди забегали от удовольствия. — Но я уверен, что мисс Холливер, которая учится в этой школе с самого начала и знает, что такое настоящее наказание, вряд ли можно этим испугать. Так что же вы сделали, мисс Леран? — злобно спросил он, склоняясь над моей партой и хватая больную руку, отчего я едва не закричала. Большую часть времени я ее не чувствовала, но резкая хватка мистера Броуди снова вызвала болевой спазм, от которого отбило дыхание.

Больно прикусив губу, я не могла вымолвить ни слова. Его костлявые пальцы сжимали больное место сильнее и сильнее; мне показалось, что еще чуть-чуть — и я потеряю сознание. Пульсирующая боль нарастала с каждой секундой.

— Я слышал, как она угрожала расправой ее сестре, — послышался голос откуда-то сбоку.

На секунду позабыв о боли, я в смятении посмотрела на сидящего на соседней парте парня, который стоял рядом на моем первом построении.

На лице учителя промелькнуло удивление, но он тут же пришел в себя.

— Это правда? — процедил он, обращаясь ко мне.

Но я упрямо стиснула зубы.

— Она сказала, что сделает ей так больно, что она неделю не сможет ходить, — вновь ответил за меня голос сбоку.

Мое горло перехватило от возмущения, но в этот момент я могла думать только о том, чтобы мистер Броуди наконец-то меня отпустил.

Это подействовало. Убежденный неожиданным лжесвидетелем, учитель принял мое молчание за согласие.

— Вы меня удивили, мисс Леран. Вот уж не думал, что вы проявите себя в угрозах и манипулировании, — холодно ответил он и отпустил меня.

Когда прозвенел звонок, он первым покинул класс.

— Я этого не говорила! — зло сказала я, когда боль в руке немого утихла. Окружающие ученики покосились в нашу сторону. Не знаю, поверили ли они в эту нелепую ложь, но я не собиралась допускать, чтобы на меня так нагло наговаривали.

Парень кинул на меня беглый взгляд.

— Конечно, говорила, — в его голосе послышался холодок. — Не забывай, что я сижу рядом и все слышу.

Он смахнул вещи в сумку и быстро вышел из класса.

Я оглянулась на Джин. Не обмолвившись со мной ни словом, она последовала за ним.

Я хотела крикнуть ей, что никогда бы не сделала Хлое больно, но почувствовала внутри неудержимый спазм. Едва я добежала до туалета, как меня вырвало.

Вытерев рот и быстро ополоснув лицо, я осмотрела руку. Страдающая вновь и вновь рука набухла, и я почти не могла шевелить пальцами. Даже записывать лекции теперь приходилось левой, из-за чего мои тетради покрылись сплошными каракулями, в которых было трудно что-либо разобрать. Сейчас костлявые пальцы мистера Броуди вызвали новый кровоподтек, и рука ныла даже под струей ледяной воды, под которую я ее подставила.

На ланч я не пошла. Осторожно опустив рукав кофты, я закрылась в крайней кабинке и прислонилась лбом к холодной стене. Рвота и ноющая боль в руке притупили голод, позволяя мне протянуть до едва теплого бульона, которым Марджи пичкала меня по вечерам. В последнее время я все реже и реже показывалась в столовой, пока наконец не прекратила туда ходить. Красные стали еще более агрессивными и не давали мне прохода, стремясь задеть или даже ударить по больной руке. А этого я как раз стремилась избежать.

Все это происходило под шумные одобрения Камиллы и кучки ее приспешников, которые после всего произошедшего возненавидели меня больше остальных. «Надо было тогда промолчать», — тоскливо подумала я, вспоминая о стычке в столовой в самом начале. Но разве это что-нибудь бы изменило? Мой не в меру длинный язык все равно дал бы себя знать.

После того случая на лестнице Эрик с Диланом кидали на меня злобные взгляды и при каждой возможности намекали на скорую мучительную месть. Однако мое публичное наказание и всеобщие насмешки над роликом в чате постепенно остудили им пыл; и они снова обратили свое внимание на учеников в желтой форме. Те были куда интереснее: они кричали и умоляли всякий раз, когда попадали под их тяжелую руку. В чате то и дело всплывали ролики с новыми издевательствами — фантазии красных не было предела. Но мне поражало то, что никто из несчастных и замученных жертв не пытался оказать сопротивление своим мучителям. Иногда мне казалось, что они просто благодарны за то, что с ними не случилось ничего хуже, чем колкие насмешки, пощечины, оплеухи и другие издевательства, которые воспринимались чуть ли не с благодарностью. Привыкнув с детства всегда давать сдачи, я не могла этого понять.

Последние два урока длились словно вечность. Карл фон Рихтер изо всех сил старался меня расшевелить, но я не отвечала. После того публичного наказания я возненавидела и его.

— По-моему класс срочно нуждается в ваших подсказках, мадемуазель Леран, — воскликнул он, трагично разводя руки после очередного неправильного ответа. Несмотря на то, что остальные ученики старательно выполняли домашние задания, каверзные вопросы учителя каждый раз заставали их врасплох.

Я же продолжала упрямо хранить молчание.

Дома я раскрывала учебник по биологии и читала про волков. И хотя я твердо уверовала, что тот волк на поляне был всего лишь галлюцинацией, возникшей в моем воспаленном мозгу, что-то никак не давало мне покоя.

Близился конец недели, и я с нетерпением ждала воскресенья. С одной стороны, я до смерти боялась возвращаться на ту поляну. Галлюцинация или нет, все это было очень странно. А вдруг мне вовсе не показалось? Кто знает, какие другие страшные зверюги водятся в этих древних, непроходимых лесах.

Но что-то неумолимо тянуло меня проверить свою догадку. К тому же, я не хотела лишаться единственного места в мире, где я чувствовала себя хорошо.

Когда наконец-то послышался долгожданный звон посуды внизу — Марджи накрывала стол, я оделась и подошла к окну.

Я медлила. А что если мне это не показалось, и волк все еще там в лесу? В этот раз он не погнушается моими костями — такой громадине постоянно нужна еда, даже такая тощая, как я. Если один раз мне удалось убежать, то нет никакой гарантии, что получится снова. Разве стоит вновь искушать судьбу?

Я постояла и сделала шаг назад.

«А что мне терять?» — думала я, нервно расхаживая по комнате туда-сюда и машинально потирая больную руку. Лучше быстрая смерть от зубов хищника, чем постоянный голод и издевательства.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я открыла окно и вылезла наружу. С каждым разом спускаться было все труднее. Правая рука меня совершенно не слушалась, а цепляться одной левой было тяжеловато. Прижавшись щекой к шершавой коре, я медленно сползла вниз и пролезла через отверстие в загороди.

В лесу стояла привычная тишина. Спрятав нос в теплый шарф — с каждым днем температура опускалась все ниже и ниже — я осторожно продвигалась между деревьями, стараясь не издавать лишнего шума. Но сухие ветки и побитые морозом опавшие листья усложняли мне задачу: мои легкие, аккуратные шаги издавали такой громкий хруст, будто по лесу шагал великан. Если поблизости были звери, то они точно слышали приближение чужака.

Когда до поляны оставалось несколько шагов, я остановилась. Пока нет гарантии, что тут безопасно, лучше проявить осторожность. Я тихо прокралась к самому широкому дереву, которое оказалось высоченной сосной, и понаблюдала за окружающими поляну деревьями. Где-то в лесу прокричала сова, но ничего необычного я не услышала. Все было, как и прежде.

Я медленно сократила оставшееся расстояние, стараясь ступать как можно тише. Подкравшись к знакомому кусту, я снова осмотрелась. Поляна была залита лунным светом и совершенно пуста. За ночь выпал снег, поэтому сейчас она выглядела совершенно не так, как я ее помнила — я словно очутилась тут в первый раз. Однако в этом был и плюс. На снегу можно увидеть следы побывавших здесь зверей и слинять, пока еще не поздно. Я приподнялась на цыпочках и оглядела покрывающий поляну снег, но никаких следов не увидела — за прошедший день никто сюда не заглядывал. Прошло еще несколько долгих минут, но ничего не изменилось.

Рука машинально потянулась к тому месту, где я прятала покрывало, но нащупала пустоту, и я вспомнила, что оно осталось на поляне: пустившись прытью в прошлый раз, я совершенно про него забыла. Хорошо хоть дожди прекратились, иначе пришлось бы его выкинуть. Мокрое и прогнившее, оно было бы совершенно бесполезным.

Осторожно осматриваясь по сторонам, я сделала несколько шагов к тому месту, на котором обычно сидела. Как я и предполагала, край покрывала выглядывал из-под снега. Я отряхнула его и прижала к груди, готовая в любой момент пуститься наутек. Но вокруг было тихо. Лес по-прежнему хранил таинственное молчание.

Ну и отлично. К черту этого волка. Пусть убирается с моей головы или поищет себе другую поляну. Ему придется постараться, чтобы меня прогнать.

Я запахнула съехавший от прятанья по кустам шарф и подправила варежки. Затем, вконец осмелев, расстелила одеяло и села, прогоняя все мысли о волке прочь.

Приятно было побыть здесь в полном одиночестве. Тут я старалась не думать о школе или доме, а просто сидела или лежала, разглядывая звездное небо и стараясь не пропустить падающие звезды, чтобы снова загадать свое желание. Но сегодня как назло не было ни одной. Все звезды застыли на своих местах и лишь изредка слабо вздрагивали.

И хотя первые полчаса на поляне я усердно отгоняла от себя это ощущение, в конце должна была признать — что-то изменилось. Даже привычная тишина леса стала другой.

Внутри меня медленно нарастало непонятное разочарование. Я надеялась, что, вернувшись на поляну почувствую привычное облегчение, которого с таким нетерпением ждала каждую неделю. Но вместо этого внутри медленно нарастало ощущение, что я упустила нечто важное. И я никак не могла понять, что. Разве я не должна была радоваться, что волк оказался просто выдуманным? Однако эта мысль почему-то меня совершенно не ободряла.

Поерзав на одеяле еще какое-то время, я скомкала его раньше обычного и снова спрятала под кустом.

Домой я брела с тяжелым чувством. Вот уже месяц ночные прогулки были моей единственной отдушиной, но сейчас я чувствовала только досаду. Завтра начнется новая неделя, и мне снова придется идти в эту ужасную школу. Я попробовала прогулять пару уроков — сначала мне показалось, что лучше уж сидеть взаперти, чем каждый день видеть ненавистных учителей. К тому же я надеялась, что меня наконец-то исключат. Но вместо того, чтобы просто молча отправить меня в подвал, тетка каждый раз начинала свою тираду о том, как я довела своих родителей до самоубийства и придумывала все новые колкости, которые задевали меня до глубины души. И в конце концов я решила выбрать наименьшее из зол — ходить в школу и держаться от всех подальше. Исключать меня почему-то не торопились.

Когда вдалеке показалась знакомые ели, прикрывающие прощелину в деревянном заборе, сбоку от меня промелькнула едва различимая тень. Но не успела я повернуться, как она тут же исчезла за деревьями.

Застыв, я всмотрелась в темноту. Деревья здесь уже поредели, но за припорошенными первым снегом кустарниками вполне мог притаиться какой-то зверь.

Прошло несколько секунд, но все было тихо. Наверное, показалось.

Мысленно попрощавшись с лесом, я нехотя побрела в сторону дома.

Глава 5. Подслушанный разговор

Миссис Джеймс на утреннем построении не было. Стоя на свежем воздухе, я всматривалась в черную гладь озера. Первые заморозки еще не покрыли его льдом, и кристальная вода отражала серое, затянутое свинцовыми тучами небо. После того, как дожди прекратились, рассеялся и холодный туман. Теперь за озером можно было рассмотреть покрытые снегом, неприступные скалы. Дикие, даже страшные в своем величии, словно безмолвные стражи, угрюмо вздымались они на горизонте, а их остроконечные верхушки исчезали в серой пелене тяжелых туч.

Сегодня на построении присутствовали почти все учителя. С некоторыми из них я была незнакома, так как они преподавали у младших классов. Не обращая на нас внимания, они о чем-то негромко переговаривались и махали руками. Их лица выражали глубокую озабоченность. Лишь Стефани Аттвуд в объемной шапке из белого меха, из-под которой торчали ее короткие красные волосы, не разделяла всеобщего смятения. Спрятавшись за спинами окружающих учеников, я видела, как она свысока оглядывает синие ряды. Пушистая шапка подчеркивала ее высокие скулы и размашистые черные брови, а накрашенные сливовой помадой губы придавали ее образу демоничности. Это впечатление только усилилось, когда я скользнула взглядом по ее одежде: белая короткая шубка, создававшая иллюзию наивности, резко контрастировала с кожаными лосинами и черными ботфортами, идеально сидевшими на ее подтянутой, красивой фигуре. Что не говори, вкус у нее отменный. С тех пор, как я прогуляла ее урок, казалось, она на дух меня не выносила, но предпочитала держать дистанцию. Со своей стороны, я тоже старалась держаться от нее подальше. Ее скользкий голос и надменная манера держаться вызывали у меня неприязнь.

— К сожалению, химии сегодня не будет, — объявила мисс Белл после приветствия и обычного наставления на тему учебы.

У меня немного отлегло от сердца. Начало недели и так было целым испытанием, а первый урок химии только усугублял этот нескончаемый кошмар.

— Все учителя заняты, и никто не может заменить вам урок, — произнесла она, обращаясь к нашему классу. — Поэтому можете использовать это время, чтобы сделать домашнее задание, которое миссис Джеймс оставила для вас, или заняться подготовкой к следующему.

Среди учеников, которые потекли назад в классы, я увидела Лин, ту девушку, которую Эрик столкнул с лестницы. Она как будто нарочно прошла рядом со мной и слегка склонила голову, а на ее губах промелькнуло подобие приветливой улыбки. После того случая она делала так каждый раз, но так незаметно, что я гадала, не привиделось ли мне. Пока она не делала это снова.

Внезапно кто-то легонько тронул меня за плечо.

— Пойдем со мной, — тихий голос мисс Белл вывел меня из задумчивости.

И что ей вдруг от меня понадобилось?

В присутствии учительницы никто из красных не посмел меня толкнуть. Они лишь кидали на меня злобные взгляды и расступались перед мисс Белл, которая с присущей ей грацией и витающим в облаках взором шествовала вперед.

— Прекрасно выглядите сегодня, мисс Белл, — услышала я голос Джейка, когда мы зашли в школу.

Его комплимент предназначался мисс Белл, но смотрел он только на меня.

— Спасибо, Джейк, — невозмутимо произнесла она, не поворачивая к нему головы. Любая женщина расплылась бы в улыбке, но только не мисс Белл. Видимо, за свою жизнь она настолько привыкла к комплиментам, что они ее уже совершенно не трогали.

Я поспешила отвернуться и перешла на другую сторону, чтобы быть как можно дальше от него.

Казалось, это его позабавило, но он не сказал мне ни слова и пристроился рядом с учительницей.

— Ходят слухи, что происходит что-то неладное, — обратился он к мисс Белл, и в его голосе проскользнула озабоченная нотка. — Нам есть из-за чего волноваться?

— Я не думаю, что отменят соревнование, если ты об этом, — успокоила она, продолжая плавно подниматься по лестнице. От ее движений веяло такой женственностью и гибкостью, что проходящие мимо нас девушки в красном невольно вздыхали вслед.

Ее ответ его не удовлетворил.

— Я бы очень не хотел, чтобы это случилось. Но вот уже месяц нам запрещают тренироваться, — открыто упрекнул он. Но мисс Белл не повела и бровью на его наглость — похоже, он был единственный, кому это дозволялось.

Я в свою очередь удивилась. Как они могут готовиться, если в школе нет ни одной спортивной площадки?

— Уверена, что у вас всех будет достаточно времени, чтобы наверстать упущенное, — за все время разговора она ни разу не взглянула в его сторону. Казалось, мисс Белл не разделяла всеобщего восхищения Джейком, что было довольно необычно. Другие учителя расцветали, стоило ему появиться рядом. Особенная, когда дело касалось женской половины. Даже заносчивая и высокомерная Стефани Аттвуд снисходила с Олимпа, чтобы одарить его своей холодной улыбкой.

Я заметила, что ее невнимание к его особе начало его раздражать. Но он не сдавался.

— Если вам понадобится помощь, то дайте мне знать, — обворожительно улыбнулся он, словно решил во что бы то ни стало заслужить ее благосклонность. Но, к моему несказанному удовольствию, это не помогло. Мисс Белл осталась безучастной к его чарам.

— Спасибо, Джейк, мы это учтем. А теперь тебе пора на урок, — сказала она, прибавив шаг. И я вслед за ней.

— Подождут — усмехнулся он, явно не собираясь так легко нас отпустить.

Но, завидев его, столпившиеся в коридоре красные усиленно замахали руками, показывая на телефоны, и он не стал преследовать нас дальше. Сворачивая за угол, я увидела, что Камилла провожает меня полным ненависти взглядом. И что ей от меня надо? Пусть злится на мисс Белл: клеился-то он именно к ней.

Сначала мне показалось, что мисс Белл ведет меня в кабинет директора, и я инстинктивно напряглась, когда мы прошли рядом с его дверью. Но к счастью, она миновала его и повернула ручку двери, которая находилась чуть дальше по коридору.

— Идем, — ласково кивнула она, и я зашла внутрь.

Пока я осматривала комнату, мисс Белл остановилась возле шкафчика и открыла дверцу. В ее кабинете царил необыкновенный уют и порядок. От камина веяло теплом, и мне захотелось присесть на мягкий диванчик и протянуть к нему озябшие руки. Несмотря на то, что с наступлением зимы тонкий осенний плащ сменила синяя дутая куртка с капюшоном, мороз все равно был таким сильным, что я еле чувствовала пальцы даже на здоровой левой руке.

Мисс Белл заметила мое замешательство.

— Пожалуйста, садись, — она скинула свое теплое длинное пальто цвета кофе, и продолжила искать что-то на полках.

Я расстегнула длинную куртку и присела к огню. Сидеть бы тут целый день. В кабинете стоял чуть уловимый аромат роз — парфюм, которым пользовалась мисс Белл. Он действовал успокаивающе, заставляя забыть обо всем вне этой комнаты.

Наконец она вытащила какой-то пузырек и подошла ко мне.

— Позволь взглянуть на твою руку, Алекс, — она присела рядом со мной и дотронулась кончиками пальцев до больной руки.

На этот раз ее легкое прикосновение оказалось хуже кипятка. Я поспешно убрала руку за спину и резко отодвинулась.

— Зачем?

Я не могла ее ненавидеть, но твердо решила держаться от всех подальше. И она — не исключение.

— Джин сказала мне, что твоя рука в ужасном состоянии, — мягко сказала она, а в ее взгляде промелькнула горечь. — Это лекарство, — указала она на пузырек. — Твоя рука быстро заживет.

Я покачала головой.

— Миссис Джеймс постарается снова привести ее в то же состояние, поэтому не трудитесь, мисс Белл.

В ее медовых глазах зажглось отчаяние.

— Зачем ты это делаешь, Алекс? Если тебе нужна помощь с уроками…

— Мне не нужна помощь, и моя рука в порядке, — твердо прервала я, поворачивая голову к огню. Я не хотела, чтобы она увидела мое лицо в этот момент.

Несколько минут мы молчали. Я чувствовала, что мисс Белл смотрит мне в затылок, но я не отрывала глаз от камина. Моя нижняя губа заметно подрагивала.

— Я сделаю тебе чай, — сказала она наконец, приподнимаясь и давая мне возможность незаметно смахнуть непрошенные слезинки.

Пузырек она оставила на журнальном столике, и я узнала ту янтарную жидкость, которую мисс Белл капнула на руку Джин в мою первую неделю в школе. Наверно, ее тоже наказали по какой-то причине. Моя соседка по парте не выглядела как одна, которая сознательно нарушит школьные правила, но я уже поняла, что малейший проступок способен повлечь за собой самое жестокое наказание. Однако только если дело касалось кого-то из тех, кто носит синюю и желтую форму. Красных не наказывали никогда.

Учительница вернулась с чашкой горячего чая, от которого расходился восхитительный аромат лесных ягод, и подвинула ко мне корзинку со свежими булочками с корицей. Она снова присела рядом, но на этот раз я немного отодвинулась.

— Попробуй, тебе понравится, — сказала она, делая вид, что не заметила мою отстраненность. — Это мой любимый вкус. Он напоминает мне детство.

Я хотела отказаться, но чудесный запах чая и свежей выпечки заставил мой измученный желудок судорожно запротестовать.

Мисс Белл сидела рядом и молча смотрела, как я уплетаю за обе щеки. Ее тонкие, изящные пальцы нервно теребили подол бежевого шерстяного платья.

— Еще? — спросила она, когда я поставила на стол пустую чашку.

— Нет, спасибо.

В комнате воцарилась тишина. Я не знала, что сказать. Мисс Белл тоже молчала.

— Как тебе чай? — наконец спросила она.

— Очень вкусный, спасибо.

Горячая жидкость с булочками придали мне энергии, и прошлая слабость немного отступила. Я с горечью подумала, что это мой первый настоящий завтрак с тех пор, как я сюда приехала.

— Моя мама заваривала этот сорт, когда мои подружки приходили навестить меня по выходным. Мы собирались на чердаке и проводили чаепитие, словно настоящие английские леди, — внезапно сказала она, и ее лицо просветлело. — А у тебя, Алекс, было много подружек в детстве?

— У вас было счастливое детство, мисс Белл. Не могу сказать того же про себя, — отрезала я, и она снова сникла.

Мне стало неудобно из-за собственной резкости, но пусть не думает, что за одну чашку чая я выложу ей всю свою жизнь. Это раньше я доверчиво рассказывала Роберту все свои тайны, но теперь никто в мире не залезет ко мне в сердце. Я навсегда закрыла его для других.

— Ты уже две недели не появляешься в столовой, — она скомкала свое платье еще больше и прикусила губу. — Это из-за руки? Ты плохо себя чувствуешь?

Обычная отрешенность на ее лице пропала, а в голосе сквозила боль.

— Не нужно, мисс Белл, — ответила я, стараясь не смотреть на нее. — Я сама разберусь со своими проблемами.

Мне почему-то стало не по себе.

Прошла долгая минута прежде, чем она снова заговорила. Ее лицо было бледнее обычного, а персиковая помада стерлась из-за того, что она постоянно нервно кусала губы.

— Алекс, я знаю, что тебе пришлось нелегко. Потерять родителей в таком раннем возрасте, это очень тяжело. Но, пожалуйста, не мучай себя подобным образом.

У меня перехватило горло и стало трудно дышать.

— Это не твоя вина, и они бы не хотели, чтобы ты так думала, — тихо продолжала она, и на ее бледном лице промелькнуло неподдельное страдание. — Твоя боль не вернет тех, кого ты потеряла.

Воздух с шумом вырвался из моих легких.

— Вы не имеете понятия, о чем говорите, — прошептала я.

Мисс Белл в отчаянии протянула ко мне руки.

— Алекс, я…

— Оставьте меня в покое, — закричала я, вскочив на ноги и хватая сумку. — Мне не нужна ваша жалость, и ваши попытки прокрасться ко мне в душу с помощью чашки чая ни к чему не приведут!

Вылетев с двери, я кинулась вперед по пустому коридору. По щекам покатились слезы, и, добежав до первого пересечения, я свернула в приоткрытую дверь. Комната оказалась чуланом, которая служила уборщикам для хранения моющих веществ.

Лучше выплакаться тут, чем позволить кому-то увидеть себя в таком состоянии. Я соскользнула по стене и обняла содрогающиеся от беззвучных рыданий плечи.

Кто она такая, чтобы говорить мне о чувстве вины? Такая элегантная, воспитанная и изысканная, вся в дорогих украшениях, она понятия не имеет понятия, что значит испытывать настоящую боль. Истерзанная рука, слабость и голод — это ничто, по сравнению с тем, что я испытываю внутри. Мои родители ушли навсегда, а я их даже толком никогда не знала. И второго шанса сказать им, как я сожалею и как я бы хотела все исправить, у меня уже не будет.

Когда душившие меня слезы постепенно иссякли, за дверью послышались приближающиеся голоса. Если это уборщики, то они сразу меня заметят: спрятаться в маленьком чулане было совершенно негде. Я принялась изо всех сил вытирать заплаканное лицо. Скажу, что заблудилась и перепутала кабинет. Я новенькая, поэтому это не будет выглядеть странно.

Но я ошиблась. В постепенно нарастающих голосах я узнала мистера Броуди и миссис Джеймс и с ужасом отпрянула к стене, успев подхватить покачнувшуюся швабру. Оказаться с ними лицом к лицу в таком покрасневшем и распухшем от слез виде — все равно, что подарить ребенку долгожданную игрушку. Они-то уж точно не упустят возможности высмеять меня перед всей школой.

— Постойте, Патриция, вы уверены, что сообщать о новом провале будет хорошей идеей? — внезапно понизил голос учитель физики. — Такое поведение вполне может быть спровоцировано новым ядом, который мы недавно испробовали. Я думаю, нам стоит провести еще несколько экспериментов, прежде чем с уверенностью заявлять, что мы не знаем причины нового приступа бешенства.

— Вы сомневаетесь в моих порошках? — резко спросила миссис Джеймс, останавливаясь прямо напротив приоткрытого чулана.

Я почти перестала дышать. Через небольшую щелку я видела, как скривилось лицо учителя физики.

— Ни в коем случаем. Я лишь хочу сказать, что не следует торопиться. Вы знаете, как к этому отнесутся там наверху. Тем более, что многие из них все больше и больше начинают прислушиваться к словам старикашки.

Лицо миссис Джеймс приняло презрительное выражение.

— О, прошу вас, Теобальд! Уилфред к своим годам совершенно выжил из ума. Никто уже давно не воспринимает его всерьез.

— Происходят странные вещи, и покровители требуют объяснения, — хрипло возразил мистер Броуди. — Пока мы не может его предоставить, вполне естественно, что они будут искать его в другом месте.

Миссис Джеймс презрительно фыркнула.

— Искать разумное объяснение и верить в древние легенды — разные вещи, — ее лицо стало каменным. — Я удивлена, что такой рациональный человек, как вы, допускает саму возможность, что эти нелепые россказни могут оказаться правдой.

Мистер Броуди проигнорировал ее сарказм.

— Старикашка говорит, что в созвездии Волка наметились изменения, — как ни в чем небывало продолжил учитель физики. — Он утверждает, что такое не случалось вот уже несколько сотен лет.

— Никогда не слышала о таком.

— И не вы одна. Маленькое, ничем не примечательное созвездие, которое долгое время оставалось в тени.

— Уверена, что так и останется, — резко заметила миссис Джемс, поправляя горло своей водолазки, как будто ей вдруг стало трудно дышать.

Учитель огляделся по сторонам, как будто хотел убедиться, что рядом никого нет. От страха, что меня обнаружат, я боялась вздохнуть.

Когда он заговорил, его голос звучал так тихо, что мне стоило больших усилий разобрать его слова.

— Я не мог не обратить внимание на странность происходящего, — он откашлялся. — Если на секунду, — он сделал паузу, и лицо миссис Джеймс вытянулось, — лишь на секунду представить, что каким-то образом определенные звезды все-таки влияют на наши способности, то данное стечение обстоятельств не могло не показаться мне странным. Вы прекрасно знаете, что единственная, кто могла управлять волками, была…

— Не смейте произносить ее имя! — громко зашипела на него миссис Джеймс. Ее лицо покраснело, она тяжело дышала.

— И тем не менее, — не сдавался учитель, — если хоть на секунду представить, что это не совпадение…

Миссис Джеймс вскинула руки и попятилась назад, будто защищаясь от чего-то.

— Довольно, прекратите! — резко вскричала она его, не дав ему закончить. Воздух со свистом вылетал из ее легких, а на лбу выступили капельки пота.

Какое-то мгновение они молча таращились друг на друга, словно давние сообщники, которые впервые всерьез усомнились в многолетнем союзе. Возникшая трещина неприятно поразило обоих, но каждый из них был слишком умен для того, чтобы открыто выдать свои чувства. Со своего не слишком надежного убежища я буквально почувствовала пробежавший между ними холодок.

Наконец миссис Джеймс выпрямилась и резко произнесла:

— Я не позволю вам ставить мою карьеру под удар. Особенно перед Советом! Ваши нелепые и совершенно абсурдные выдумки могут дорого стоить нам обоим, и если вы решите поделиться ими с кем-нибудь еще, то не впутывайте в это меня!

Учитель состроил обиженную гримасу.

— Я бы никогда не осмелился использовать ваше имя, Патриция. Вы знаете, как глубоко я вас уважаю. Я лишь хотел поделиться с вами своей догадкой и выслушать ваше компетентное мнение, — заискивающим тоном произнес он, отводя глаза в сторону чулана. Миссис Джеймс не могла этого видеть, но я-то хорошо разглядела в них обиду и злость.

— Значит, вы своего добились, — миссис Джеймс провела дрожащей рукой по лбу, смахивая бусинки пота. Впервые я стала свидетелем тому, как ее железная выдержка ей изменила: она медленно и с небывалым трудом приходила в себя.

Учитель отстранился. На его лице вновь заиграла знакомая омерзительная улыбка.

— Давайте забудем этот разговор. Я был неправ и ни в коем случае не хотел вас расстроить, — вкрадчиво промямлил он.

— Прекрасно, — ледяным тоном ответила миссис Джеймс. Она наконец-то взяла себя в руки, но стиснутые в кулаки, побелевшие пальцы говорили о том, что это ей далось нелегко. — Сосредоточимся на работе. Мы должны найти решение во что бы то ни стало, репутация школы превыше всего, — на этот раз ее голос звучал куда тверже. — Возьмите еще несколько учеников и отправьте их вниз. Я присоединюсь к вам, как только доложу директору, что опыты неоднозначны и нам нужно больше времени.

— Чудесно. С нетерпением буду ждать вас внизу, — коротко ответил мистер Броуди, и они разошлись в противоположных направлениях.

Когда шаги смолкли вдали, я выскользнула из своего убежища и направилась в сторону лестницы.

Услышанное какой-то кашей смешалось у меня в голове. «Опыты», «способности», «управлять волками». Мне показалось, что я медленно, но верно схожу с ума.

Раньше я считала местных жителей ненормальными, теперь же все больше и больше сомневалась в своем собственном рассудке. Казалось, они совершенно уверены в том, о чем говорят, и ни мистер Честертон, ни мистер Броуди, ни даже ненавистная миссис Джеймс даже близко не походили на буйных обитателей психиатрических лечебниц, которых показывали по телевизору. Наоборот, все учителя, даже самые мерзкие, производили впечатление вполне состоятельных и логически мыслящих людей.

Оставалось одно — с ума тут схожу только я.

Эта мысль уже посещала меня раньше, но теперь плотно закрепилась в моем рассудке. В конце концов, только так можно объяснить все эти галлюцинации. Сейчас я даже серьезно сомневалась, что правильно расслышала разговор. Может это все мне только показалось? Очередная иллюзия в моем уставшем от постоянного голода и боли мозгу. В голове уже возникла картина, как меня в смирительном халате хватают и увозят на машине с мигалками под несмолкаемые улюлюканье красных, а в школьном чате не смолкает обсуждение очередного громкого ролика. Интересно, есть ли в этом городке психушка или меня отправят в одну из центральных?

«Лучше второе», — решила я, когда прозвенел звонок на урок. Он застал меня как раз перед входом в класс. Может прямо сейчас отправиться наверх и сказать директору, что он выиграл и у меня поехала крыша? Лучше психушка, где мне окажут хоть какое-то лечение, чем прозябать тут в полном одиночестве. Да и кормят там, наверное, получше, и никто не будет приставать ко мне, когда я ем. «Максимум, я напущу на него своего вымышленного волка», — беззвучно усмехнулась я. Джин на биологии не было, и, к счастью, никто не заметил мой полоумный смешок.

— Сдвоенный урок в четверг мы проведем на природе, — сказал мистер Честертон, закончив зачитывать лекцию. — Поэтому оденьтесь тепло и не забудьте хорошо подкрепиться. Свежий воздух всегда вызывает аппетит.

Собирая вещи после литературы, я заметила в глубине сумки тот самый флакончик с янтарной жидкостью, который сегодня утром достала из шкафчика мисс Белл. Как он сюда попал?

Должно быть я застыла там столбом, потому что, когда я подняла голову, класс уже опустел и рядом возился с сумкой только знакомый парень с соседней парты.

Я быстро принялась засовывать в сумку оставшиеся вещи.

— Опять пропустишь ланч? — донесся сбоку спокойный голос.

Я обернулась. В классе уже никого не было, так что обращаться он мог только ко мне.

Внутри медленно закипела ярость. Я нахожусь здесь уже несколько самых долгих недель в моей жизни, и мои одноклассники меня игнорируют, будто меня не существует. И вдруг второй раз за этот день мной ни с того ни с сего интересуются. Но если мисс Белл застала меня врасплох со своим чаем, то этому уж точно не на что рассчитывать.

— Надо же, у кого-то прорезался голосок, — зло ответила я. — Тогда на построении ты язык проглотил, когда рядом была миссис Джеймс. А теперь, когда в классе никого нет, вдруг набрался смелости? Ах да, извини, я же забыла, что при учителях ты умеешь или молчать, или только врать, — выпалила я. Наконец-то появилась груша, на которую я могу излить накопившуюся во мне злость.

Он отвернулся. Может, стало стыдно? И поделом ему.

— Могла бы придумать что-нибудь получше на физике, — тихо ответил он, не обращая внимания на мою гневную тираду. — Ты уже видела, какими бывают наказания. Думаешь, твоя соседка испугалась бы твоих побоев?

Я в недоумении уставилась на него, но он выглядел вполне искренним. Неужели он правда подыграл, чтобы мистер Броуди мне поверил?

— Будь уверен, что я могу как следует треснуть, если захочу, — сердито ответила я, но злость на него уже немного поутихла.

Мы обменялись неловкими взглядами.

— Как тебя зовут? — спросила я, решив немного загладить свою резкость.

— Уилл.

Пока он собирал сумку, я аккуратно рассматривала его краем глаза. Чуть выше меня, с темными волосами и спокойными карими глазами. «Довольно симпатичный», — отметила я про себя. Один из тех хороших парней, на которых девушки никогда не обращают внимания, мечтая о ком-то вроде Джейка.

— Кстати спасибо за подсказку, — он резко поднял глаза на меня, и я смутилась. Заметил ли он, что я тайком его разглядывала?

— Какую подсказку? — не сразу сообразила я, залившись несвойственным мне румянцем.

— Тогда на политологии.

О чем это он? Ах да. Странно, что он вообще вспомнил про ту несчастную подсказку про Макиавелли. Столько времени прошло с тех пор.

— Ты ей не воспользовался, — хмыкнула я. — Так что тебе не за что меня благодарить.

— Так было надо, — неопределенно ответил он.

Мы снова замолчали.

— Ты приехала сюда из Британии? — первым нарушил он паузу.

— Да, — я почувствовала укол. Вспоминать о доме до сих пор было больно.

— У тебя совершенно нет британского акцента.

Настала моя очередь отворачиваться.

— Я нечасто бывала дома, — мой голос прозвучал хмуро. Его вопросы касались моей прошлой жизни, и у меня по-прежнему не было ни малейшего желания посвящать в нее чужаков.

Он не стал дальше расспрашивать и кивнул на дверь.

— Учителя сегодня обедают в столовой, так что тебе нечего бояться. Я могу пойти с тобой, если захочешь.

Его предложение я даже не расслышала. Гнев и оскорбленная гордость заговорили во мне со всей силой.

— С чего ты взял, что я боюсь?!

Он пожал плечами.

— Я видел, как Камилла и ее дружки приставали к тебе в столовой. И я просто подумал…

— Не думай! Мне на них плевать, — отрезала я. — Меня прекрасно кормят дома, к тому же здешний ланч содержит слишком много углеводов и вреден для фигуры.

Бессовестная ложь. Поверил ли он мне? Я затруднялась прочитать это по его лицу.

— Но если уж мы подняли эту тему, то кто бы говорил, — перешла я в наступление, чтобы побыстрее увести разговор в другое русло, пока он не уличил меня во лжи. — Вы все тут как стадо пугливых ягнят. Даже пикнуть боитесь, только и знаете, что уткнуться в свои книжки. Так кто здесь на самом деле трус?

Его лицо потемнело, и я снова пожалела о своей резкости.

— Ладно, увидимся, — бесцветным голосом сказал он и вышел из класса, оставив меня в полном одиночестве.

Ну и отлично. Пусть думает, что хочет, мне наплевать. «К тому же он последний, кто может упрекать меня в трусости», — успокоила я себя, но неприятный осадок все равно остался.

Когда по окончании уроков я спустилась в гардеробную, чтобы забрать куртку, то заметила толпу учеников в желтой форме. В их главе шествовала миссис Джеймс, и направлялись они к проходу, который, по словам Камиллы, вел в школьное подземелье.

Меня поразил их вид. Дети помладше то и дело всхлипывали, старшие шли, крепко сцепив руки. Вдруг какой-то мальчуган лет шести запнулся и упал. Я подумала, что он потерял сознание, так резко подкосились его ноги.

Миссис Джеймс приказала остановиться и вернулась к скрючившейся на полу фигурке. В ее руках возникла знакомая указка, которую до этого она придерживала под мышкой.

— Встать, — сухо велела она, но мальчик на полу не шелохнулся.

Мисс Джеймс замахнулась — и воздух рассек знакомый свист. Моя правая рука вдруг больно заныла, как будто предназначающийся другому удар вдруг пришелся на нее.

— Встать, — повысила голос она, замахиваясь для нового удара.

Однако что-то заставило ее передумать. Она повернулась и оглядела жавшихся друг к другу учеников.

— Мистер Моллиган, — нетерпеливо подозвала она кого-то. Из желтой толпы тут же вынырнул сгорбленный паренек, и, ковыляя, покорно подошел к ней. — Поднимите его, — презрительно кивнула она в сторону подрагивающего у ее ног мальчика. — А вас, мистер Купер, — зло прошипела она, обращаясь к съежившейся на полу фигурке, — придется как следует за это наказать.

Смерив обоих ледяным взглядом, она снова вернулась в начало желтой группы, и они безвольно побрели за ней.

Оставшийся позади парень поднял на руки всхлипывающую от страха фигурку и, прихрамывая, поплелся вслед за остальными. Прежде чем исчезнуть внизу, он заметил меня, наблюдающую за ним сквозь тонкое кружево чугунной решетки, и поднял глаза. В них плескалась такая боль, что я вздрогнула.

Не успела я прийти домой, как меня ждал новый неприятный сюрприз, который серьезно пошатнул мое решение ни во что не вмешиваться. Открыв компьютер, я выяснила, что так торопились показать утром Джейку его недоумки-друзья. В гудящем, словно осиный рой, чате разгоралось бурное обсуждение свежего ролика, который кто-то из красных снял на выходные. Судя по тому, что главным героем был Дилан, я предположила, что на телефон снимал не кто иной, как Эрик. Эта парочка повсюду ходила неразлучно.

— Эй, Тэйлор, смотри, кто тут у меня, — в привязанном к дереву фигурке я узнала рыжеволосого парня из столовой.

Крупный план съемки позволял увидеть, как грубые веревки въелись в его кожу. Парень метался и пытался вырваться, и они все больше и больше растирали ее до крови.

Камера перешла на Дилана, который крепко держал хрупкую девушку, которую я тоже помнила со столовой. Одной рукой он прижимал ее к себе за шею, другой расстегивал ее длинную куртку. По ее бледным щекам катились слезы, но она не двигалась. Видимо, боялась, что если окажет сопротивление, то они сделают Тэйлору только хуже.

— Ну что, гаденыш, будешь что-то делать или тебе нравится смотреть? — прорычал Дилан.

Со стороны привязанного к дереву парня послышались сдавленные хрипы.

— Ха-ха, он получает удовольствие, — прокомментировал за кадром Эрик. Похоже, что его душил смех, потому что на несколько секунд камера запрыгала, и послышались сдавленные смешки.

— Это только начало, — загоготал Дилан, довольный остроумным, по его мнению, замечанием своего напарника.

Плечи девушки сотрясались от рыданий, но с ее бледных губ не слетело ни слова протеста, когда удерживающая ее рука нырнула под ее желтую куртку.

Смотреть дальше было невыносимо. Я выключила компьютер и отошла к окну. Меня трясло, и я чувствовала такое же отвращение, как если бы отвратительные руки Дилана только что облапали и меня. Как они могут это терпеть? Почему никто не вмешивается? Неужели администрация школы настолько запугала их родителей, что они молчат? Или им просто нет до этого дела?

Нутром я чувствовала, что в этом месте творится что-то неладное, что-то, чего я никак не могла постичь. Робость и постоянный страх в глазах носящих желтую форму, смиренно принимающих любые издевательства и несправедливость, отрешенность и обособленность учеников в синей форме, жестокость и показное превосходство красных — все это было чем-то большим, чем просто школьные отношения популярных и не очень учеников. За всем этим скрывалась какая-то тайна, сурово хранимый секрет, разделяющий учеников не только по цвету формы, но и по месту, которое они занимали в сурово подчеркнутой школьной иерархии. И впервые в своей жизни я ощутила, что мне некуда бежать и не на кого рассчитывать. Перед этой жестокой реальностью я осталась совершенно одна.

Глава 6. Необычные способности

В ту ночь спала я плохо. Сон шел короткими, расплывчатыми урывками, смысл которых я даже не поняла. В них то и дело мелькали лица ребят в желтой форме, которые проносились мимо меня, поднимаясь и исчезая в бурлящей реке, которая крутила их, словно щепки. Тэйлор, его девушка, раскосая Лин, прихрамывающий на одну ногу парень с печальными глазами. Их рты были открыты, они вопили о помощи. Но стоило мне протянуть им руку, они опускали глаза и исчезали в засасывающем их водовороте. Проснувшись от собственного крика, я прислонилась к изголовью кровати и попыталась утихомирить участившееся сердцебиение.

За окном забрезжили первые проблески рассвета. Серые лучи озарили комнату. Сначала выступили из тьмы потухший за ночь камин и диванчик, затем подножие кровати и шкаф. Вопреки моим недавним надеждам, которые теперь казались такими глупыми и наивными, разложенные вещи так и останутся лежать в нем еще долго. Намного дольше, чем я рассчитывала. Моя мечта вернуться в прежнюю безоблачную жизнь рассеялась как дым — настало время раз и навсегда выкинуть ее из головы. Наконец холодный свет добрался и до стола и высветил лежащий на нем ноутбук, заново напоминая мне об увиденном ролике. Несмотря на тепло постели, меня передернуло.

Я умылась ледяной водой и даже встала под холодный душ, чтобы избавиться от мерзкого ощущения, не покидавшего меня со вчерашнего вечера. Но это не помогло. В итоге в школу я пришла невыспавшаяся и в мрачном настроении.

Во время построения со стороны красных доносились громкие обсуждения, и к этому времени гнев по поводу увиденного в чате только усилился. Некоторые из них пересматривали ролик на телефоне, гогоча словно ненормальные. Меня поразило, что даже их девушки находили видео забавным и теперь вовсю заигрывали с Диланом и Эриком, которые после вчерашнего видео стали неоспоримыми героями недели. Довольные этим вниманием, оба, однако, не отходили ни на шаг от Камиллы, которая с королевским видом поправляла приподнятые вверх локоны и то и дело поглаживала их по плечу, обозначая свою территорию. Загорелые и расфуфыренные близняшки довольно ворковали рядом. К ним пыталась притереться и подлиза Николь, но они не обращали на нее никакого внимания, и она обиженно надула губы в стороне.

Я отвела от них взгляд и оглядела поникшие желтые ряды. Напротив с опущенной головой стоял Тэйлор. Несмотря на сыпавшиеся градом насмешки со стороны красных, он крепко держал свою девушку за руку. Его рыжие волосы растрепались на ветру, а на бледной тонкой шее все еще проступали красные следы от удерживающих его веревок — обе гориллы не пожалели силы, когда привязывали его к дереву. Рядом съежилась миниатюрная фигурка. Потупив голову, девушка Тэйлора лишь изредка смахивала слезинки, и он крепче сжал ей руку в знак поддержки. В какой-то момент я поймала себя на мысли, что даже ей завидую.

— Я надеюсь, что новый день принес вам множество свежих знаний, — донесся до меня откуда-то издалека голос мисс Белл.

Как она может быть такой хладнокровной? Вчера утром она изо всех сил изображала сострадание, а теперь ведет себя, как будто ничего не произошло. Наверняка учителя вполне в курсе, что здесь происходит. Хуже! Никто из них и не думал наказать тех, кто этого вполне заслуживал. Кучка гнусных лицемеров.

— Помните, что успех каждого из вас важен для всех. Вы — подрастающая надежда этой школы…

Что это? Она словно говорила устами отсутствующей на построении миссис Джеймс.

Терпеть дальше было невыносимо.

— Простите, мисс Белл, я бы хотела кое-что сказать, — я протиснулась вперед, чтобы меня было видно.

На лицах учителей отразилось изумление. Я могла поспорить, что за всю историю существования этой странной школы никто из моих одноклассников ни разу не осмелился нарушить утреннее построение.

Мисс Белл выглядела слегка потрясенной, но тут же пришла в себя.

— Боюсь, Алекс, что это невозможно. Если у тебя есть какие-то вопросы, ты можешь обратиться ко мне, когда я закончу, — ответила она, стремясь как можно скорее продолжить свою речь.

— Увы, это не может подождать, — громко сказала я, снова прерывая ее. — Потому что я хочу, чтобы меня услышали не только вы.

Напротив меня ученики в желтой форме удивленно подняли головы. Обычный страх в их глазах сменился растерянностью. Только Лин, девушка, которую Эрик столкнул с лестницы, смотрела на меня с надеждой. И это сразу прибавило мне уверенности.

Кто-то потянул меня сзади за юбку, должно быть, Джин, но я вырвалась и упорно продолжала.

— Издеваться или притеснять слабого — удел тех, кто силен телом, но слаб духом, — когда-то сказанные мне слова Роберта вырвались у меня сами собой. — Так вот, я считаю, что вы что-то перепутали, когда назвали этих, — я указала в сторону красных, — лучшим наследием вашей школы. Потому как ни одна школа в мире не гордилась бы тем, что воспитывает трусов и моральных уродов.

Кто-то в толпе громко охнул. Я с удовольствием отметила, как потемнело лицо Джейка и налились кровью физиономии Эрика и Дилана.

Мисс Белл не знала, что сказать. Все вокруг оцепенели.

Пока толпа пребывала в шоке, откуда-то слева вынырнул мистер Броуди и подхватил меня за руку.

— Никак не угомонитесь, мисс Леран, — процедил он мне на ухо, пока волок за собой в центр двора. — Видимо, вам все же не хватает внимания, раз вы решили снова почувствовать себя звездой.

— Завидуете? — как можно язвительнее поинтересовалась я. — Вам-то, небось, часто приходилось подлизываться к кому-нибудь, чтобы почувствовать свою значимость.

Мистер Броуди остановился и сжал мою больную руку так, что я вскрикнула.

— Сейчас мы увидим, мисс Леран, сколько еще вы сможете продержаться. — прошипел он, срывая с меня куртку. Мерзкая ухмылка на его лице сменилась жестокостью.

Кто-то из учителей подал ему длинный толстый кнут.

— Плевать на вас, — громко сказала я, смотря ему прямо в глаза. — Я вас всех презираю.

Учитель скривился, а кнут в его костлявой руке со свистом поднялся в воздух. Сострадания от него можно не ожидать. Наоборот, злость в его глазах говорила о том, что он будет хлестать меня, пока я еще смогу дышать. Я инстинктивно сжалась, ожидая удара.

— Мистер Броуди, — услышала я хмурый голос Джейка, прежде чем кнут успел опуститься на мое тело, — она оскорбила нас, поэтому было бы справедливо, если бы наказание предложили именно мы.

Красные вокруг него недовольно загудели. Они уже предвкушали картину расправы, но губы Джейка сложились в жесткую линию. Он был готов настаивать на своем. Что бы это не было, я поняла, что он задумал что-то нехорошее.

— Поддерживаю, — раздался еще один голос откуда-то сбоку. Стоявший недалеко от него Майк смотрел на Джейка, его голова склонилась в знак согласия.

Я одарила его полным презрения взглядом. Значит, я все-таки ошиблась на его счет и то страдание на его лице мне почудилось. На самом деле он ничем не отличается от своих бесчувственных одноклассников.

— Ну что ж, — мистер Броуди нехотя опустил руку, — прошу вас.

Переплетённая рукоятка была направлена в сторону Джейка. Я с ужасом ожидала, что он протянет руку, но он лишь упрямо покачал головой и надменно заметил:

— Нет, это было бы слишком просто.

Его потемневшие глаза метали молнии; похоже, что мои слова сильно задели его драгоценное самолюбие. Что ж, так ему и надо. Что бы он не придумал, они все равно не добьются желаемого — я не заплачу и ни за что не покажу, как мне больно.

— Тогда что вы предлагаете? — нетерпеливо поинтересовался мистер Броуди.

Красные вокруг зашушукались. Большинству из них пришлось по вкусу, что Джейк задумал что-то особенное.

Он вышел слегка вперед, чтобы всем было хорошо его видно. Ветер трепал его темные волосы, и выглядел он так внушительно, что, если бы не красная форма, его вполне можно было бы принять за директора. На фоне молча взирающих на него сзади красных золотой лев на его кофте вдруг показался мне еще более грозным. Перешептывания вокруг сразу поутихли. Все учителя замолчали и терпеливо ожидали, что он скажет. У меня не возникло сомнения, что подобной чести удостаивался только сам мистер Шелдон.

Джейк поднял голову и посмотрел сначала на меня, а затем в сторону ребят в желтой форме. Его глаза сузились, а в голосе зазвенели металлические нотки:

— Она вступилась за них, — громко сказал он, кивнув в сторону желтых. — Но наказать ее было бы слишком просто. Вместо этого я предлагаю напомнить всем, кто носит синюю форму, — он замолчал и обвел глазами стоявшую за мной толпу, — о том, какие последствия постигнут тех, кому они, пренебрегая школьными правилами и презирая сложившиеся веками традиции, пытались помочь. Чтобы впредь никто больше не решил последовать ее примеру.

Окружающие его красные ловили каждое отпущенное им слово. Многие из учеников в желтой форме испуганно съежились.

— Я хочу, чтобы эти двое, — указал он пальцем на Тэйлора и его девушку, — заплатили за ее проступок.

Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.

— Нет, — закричала я, повисая на руке мистера Броуди. — Нет, они тут не при чем. Накажите меня!

Но рот мистера Броуди уже скривился в ядовитой ухмылке — идея Джейка пришлась ему по душе. Он оттолкнул меня на снег и указал на прижавшихся друг к другу парня и девушку.

— Сюда, — скомандовал он, указывая свёрнутым в руке кнутом на снег перед собой. — Вместе, — добавил он, когда Тэйлор отпустил руку своей девушки и сделал шаг вперед.

— Нет, — услышала я свой вопль. Я кинулась к мистеру Броуди, но чьи-то сильные руки подхватили меня. — Нет, оставьте их, они ни в чем не виноваты.

Я продолжала брыкаться и отбиваться, но кто-то в красной форме крепко держал меня, не давая вырваться.

Стефани Аттвуд показала на их желтые куртки, и они послушно сбросили их на сумки и повернулись спиной к учителю. Дрожа от страха и холода, оба с обреченным видом смотрели перед собой.

Никто из присутствующих не сказал и слова в их защиту. Я с мольбой посмотрела на мисс Белл, но лицо молодой женщины застыло и превратилось в железную в маску. Казалось, она напрочь перестала воспринимать, что здесь происходит.

— Итак, — торжественно произнес мистер Броуди. Его левый глаз неестественно дернулся; черные зрачки расширились и в них появился нехороший блеск. — Какая чудесная возможность напомнить о существующих в школе правилах, о которых некоторые уже, похоже, начали забывать. Вам и вам, — обратился он к ученикам в синей и желтой форме, — будет полезно напомнить, какую дорогую цену вы заплатите, вступаясь друг за друга.

Толстый кнут со свистом опустился на спину Тэйлора, и он со стоном рухнул на колени.

— Нет, пожалуйста, прекратите, — закричала я, отбиваясь. — Прекратите.

Но мистер Броуди не обращал на меня никакого внимания.

— Разделение в школе существует для того, чтобы каждый из вас знал свое место.

Второй удар опустился на спину плачущей девушки. Она упала рядом с Тэйлором, и он притянула ее к себе, пытаясь как можно больше закрыть ее своим телом.

— Нет, не надо, я умоляю. Я умоляю, — по моим щекам побежали слезы, и я повисла на крепко удерживающих меня руках.

Мистер Броуди поднял на меня глаза. В бездонных черных зрачках светился нескрываемый экстаз.

— Сейчас вы все стали свидетелями тому, к каким последствиям приводит малодушие и безответственность, — хрипло загремел он, поднимая руку. Новый удар со свистом опустился на прижавшиеся друг к другу тела, и они содрогнулись от боли.

Я продолжала кричать, пока не сорвала горло, и мои сдавленные рыдания утонули в их громких пронзительных вскриках. Каждый новый удар, сыпавшийся на их спины, отдавался свежим шрамом в моем сердце.

— Отвернись, ты ничем не сможешь им помочь, — услышала я над собой ледяной голос Джейка. Несмотря на мои слабые протесты, он силой развернул мое содрогающееся от рыданий тело, чтобы я не могла видеть происходившее в центре.

— Пусти. Ненавижу тебя, — рыдала я, из последних сил колотя его в грудь. Но силы уже покинули меня. Я лишь слабо трепыхалась, словно загнанный в ловушке зверек.

Наконец все смолкло. Только с желтых рядов продолжали раздаваться сдавленные всхлипывания.

Мистер Броуди громко дышал. Подняв руку, он вытер со лба капельки пота и пригладил назад соскользнувшую на лоб во время порки сальную прядь.

— Ну что ж, на сегодня хватит, — горящие злым, почти садистским блеском глаза уперлись в посеревшие от ужаса желтые ряды. — Но прежде, чем мы все разойдемся, позвольте мне выразить благодарность за этот урок мисс Леран. Именно ее эгоистичная привычка ставить себя выше других привела ваших однокурсников к такому печальному и, — он издал злобный, противный смешок, — несомненно, болезненному исходу.

Он кинул окровавленный кнут рядом со скрючившимися телами и с отвращением вытер руки о поданный ему кем-то из красных платок.

Учителя как по команде заспешили в сторону здания школы. Звонок уже давно прозвенел, и они поторапливали и подталкивали зазевавшихся учеников, которые таращились то на меня, то на середину школьного двора. Лишь двое учителей не двинулись с места. Прищурившись и заложив руки за спину, мистер Честертон смотрел в нашу сторону. Недалеко от него Карл фон Рихтер поднял мою куртку.

Я поняла, что меня еще держат, и призвав на помощь всю свою силу, оттолкнулась. На этот раз Джейк разжал руки.

Вытирая заплаканное лицо, я посмотрела в сторону лежащих на снегу фигурок. Свитера на их спине были изорваны, и снег под ними медленно менял цвет.

— Доволен? — мой охрипший голос был еле слышен.

— Вполне, — сухо ответил Джейк.

Я обернулась и со всей силы толкнула его в грудь, но он даже не шелохнулся.

— Ты чудовище! Ты хуже их всех вместе взятых!

Те приятели Николь во дворе были правы. Он действительно подходит на роль директора этой ужасной школы. Он не просто назначил наказание, он сделал это с той же жестокостью, как если бы передо мной стоял сам мистер Шелдон.

Кто-то сзади отстранил меня.

— Пойдемте, Алекс, — Карл фон Рихтер набросил мне на плечи куртку, — вам пора на урок.

— Оставьте меня, — прошептала я, смотря, как взявшиеся откуда-то медсестры забирают Тэйлора и его девушку в сторону школы.

— Если вы не хотите, чтобы сегодня пострадал кто-нибудь еще, то вам лучше последовать моему совету, — не обращая внимания, на мои слабые протесты, он подтолкнул меня, оставив Джейка и мистера Честертона позади.

Двигаясь словно в тумане, я зашла в школу с поникшей головой. Красные тыкали мне в лицо телефоны, стремясь запечатлеть на камеру мое покрасневшее от слез лицо. Со всех сторон то и дело раздавались звуки сделанных снимков.

— Эй ты, — прорычал у меня над ухом Дилан. — Не носи ты синюю форму, я бы прямо сейчас свернул тебе шею.

В подтверждение своим словам он сделал недвусмысленный знак обеими руками.

— Я бы предпочла, чтобы на их месте была она, — стоявшая рядом с ним Камилла кивнула в мою сторону. Ее скривившееся в недовольной гримасе личико говорило о том, что она не разделяла мнения Джейка о наказании. Близняшки за ее спиной поспешили ее поддержать, но она не разделила их энтузиазма, и они мгновенно умолкли.

— Все еще впереди, — ухмыльнулся ей Эрик. — Эта выскочка снова взялась за старое. Но на этот раз она перешла все границы и ответит за это, — он свирепо оскалился в мою сторону, но, увидев поднимающегося позади меня Карла фон Рихтера, отошел в сторону.

Текущая в сторону классов сине-желтая толпа обтекала меня с обоих сторон. При моем приближении она с опаской расползалась в сторону, образуя передо мной живой коридор к классу. Прежде чем свернуть в свою часть здания, я заметила Хлое. В ее заплаканных глазах сквозил немой упрек. В ту же секунду меня обожгла мысль, что на месте Тэйлора и его девушки могла оказаться маленькая сестренка Джин. Как бы я могла потом смотреть ей в глаза? Как я теперь вообще смогу смотреть кому-то из них в глаза?

В классе мистер Броуди уже чертил что-то на доске. Видеть его здесь после того, что случилось всего несколько минут назад, было еще тяжелее. Весь урок он посматривал на меня и мерзко лыбился, старательно напоминая о произошедшем при каждом удобном случае.

— О, какое незабываемое удовольствие доставили мне ваши слезы, мисс Леран, — прохрипел он, склонившись над моим ухом и обдавая меня своим зловонным дыханием. — Прекратите, умоляю! — громко передразнил он меня перед хранившим тишину классом. — Как мило! Я бы прослезился, если бы мог, — ядовито закончил он и захихикал от собственной шутки.

Мне было плевать, что он смеется надо мной. Все, о чем я могла думать, были Тэйлор и его девушка. Оказали ли им помощь? Ненавидят ли они меня за то, что с ними случилось? Скорей всего. И правильно. Я сама себя ненавидела. Сидевшие рядом Джин и Уилл не сказали мне ни слова, но это было и не нужно. Я и так чувствовала себя хуже некуда.

На предпоследнем уроке истории меня потребовали в кабинет к учителю биологии.

— Снова ты, — сказала долговязая Ким, когда мы вышли за дверь. — Ты прибавляешь мне работы, и, поверь, мне это совсем не нравится.

Возмущенно надув свои силиконовые губы, она показала следовать за ней.

Сосредоточенно сдвинув брови, мистер Честертон уже ждал меня, откинувшись на спинку своего кожаного кресла. Его ловкие и грациозные пальцы постукивали по лежащей перед ним папке. Точно такую же я видела в кабинете директора в свой первый день. Неужели после утренних событий меня наконец-то решили исключить? Однако теперь эта мысль не вызвала у меня никаких эмоций.

— Садись, — указал он на стул, когда секретарша захлопнула за нами дверь.

Я вспомнила, с каким каменным лицом наблюдал мистер Честертон за тем, что происходило утром на школьном дворе.

— Я постою.

— Разговор будет долгим, поэтому, пожалуйста, присядь, — мягко попросил он, но я не сдвинулась с места.

Учитель вздохнул.

— Ладно. Но помни, что мое предложение остается в силе.

Он встал и подошел к окну. Небо снаружи заволокло серыми, тяжелыми тучами, и мягкий снег тяжелыми, пушистыми хлопьями опускался на промерзлую землю. Я любила зиму и каждый год с нетерпением ждала ее начала, но сейчас восторга не почувствовала.

— То, что я собираюсь тебе рассказать, Алекс, существенно отличается от того, что ты знала и видела в своей прошлой жизни, — наконец произнес он, наблюдая за неторопливо танцующим в воздухе снегом. — И поверь, что сделать это будет нелегко.

Я молчала. Раньше я несомненно вылила бы на него ушат едких колкостей, приправленных упреками и обвинениями, но своенравный огонь, полыхавший внутри меня сколько я себя помнила, был безжалостно и жестоко раздавлен сегодня утром. Внутри я ощущала только бездонную пустоту.

Он слегка ослабил свой темно-синий галстук и обернулся.

— Ты помнишь наш первый разговор в этой комнате?

Я лишь плотнее сжала губы и не ответила. Мистер Честертон присел на краешек своего стола и внимательно посмотрел на меня.

— Когда я спросил тебя в тот день, что ты запомнила со своего первого построения, ты не обратила внимания на самое важное, Алекс, — мягким тоном произнес он. —

Способности

Способности, о которых говорила миссис Джеймс и которые совершенно не заинтересовали тебя в то день.

Я отвела глаза. В памяти смутно всплыло мое первое построение. Тогда слова сухой карги миссис Джеймс показались мне напыщенным, лишенным всякого смысла бредом, и все, на что я обратила внимание, было таинственное соревнование в конце года.

— Видишь ли, — продолжил он, не обращая внимание на отсутствие какой-либо реакции с моей стороны, — обучение в этой школе основывается на строгом разделении по способностям, которыми обладает тот или иной ученик. И имеют они… как бы сказать… не совсем привычную и естественную для тебя природу.

Разве он не должен был коротко сообщить мне об исключении? Зачем он снова завел весь этот нелепый, лишенный смысла разговор? В недоумении я подняла на него, пытаясь определить, к чему это все. Прищуренные глаза учителя блестели в предвкушении, словно он уже давно готовился к этому моменту и теперь собирался насладиться каждой секундой этого более чем странного разговора.

— Самые способные ученики, которых утром ты назвала…

— Моральными уродами, — со злостью закончила я, пытаясь сообразить, куда он клонит.

— Получают красную форму, — невозмутимо подхватил он, — и, как ты уже успела заметить, учатся на третьем этаже. Твои одноклассники, — он указал на мою форму, — тоже обладают кое-какими… кхм… талантами, но, увы, их сила куда слабее. А что насчет учеников в желтой форме, то несмотря на их… особое происхождение, они напоминают обычных людей, с которыми раньше тебе приходилось встречаться на улице или в школе. Три формы, три цвета, три поколения рожденных для разной жизни людей. И только одни из них избраны, чтобы безгранично властвовать над остальными. Великая сила, которая течет в нашей крови, не имеет ничего общего с тем, что ты, Алекс, знала до сих пор. Благодаря ей мы управляем целым миром, который ничего не подозревает о нашем существовании. Тем самым миром, в которым ты прожила пятнадцать лет.

Я с ужасом уставилась на него. Что он несет? «Учиться рядом с теми, кто скоро возьмет на себя бразды правления — величайшая честь, когда-либо оказанная им», — вдруг вспомнились мне слова миссис Джеймс на моем первом построении. Легкие вдруг сдавило невидимой рукой. Мне стало тяжело дышать.

— Я не понимаю… Избраны? — переспросила я, с трудом набирая воздух в грудь. — Но кем?

Голубые глаза учителя зажглись.

— Происхождением, — он будто ждал этого вопроса. — Эта необыкновенная, чудесная сила течет в крови избранных с самого зарождения человечества… Как если бы сама природа выделила нас из остальных.

Я вдруг почувствовала ужасную слабость. Угадав мое состояние, мистер Честертон приглашающим жестом подвинул стоящий рядом с ним стул, и на этот раз я не стала возражать.

— Хочешь воды? — деликатно осведомился он, обращая внимание на то, как я побледнела.

— Да, спасибо.

Учитель встал и вернулся с прозрачным стаканом, доверху наполненным прозрачной жидкостью. Сделав несколько судорожных глотков, я вытерла губы и снова подняла на него глаза.

— Лучше?

Удовольствовавшись моим слабым кивком, он обогнул стол и вытянулся в своем кресле, скрестив в лодыжках длинные ноги.

— Тогда вернемся к делу. А точнее, к тем самым способностям, которые я только что упомянул, — он сделал паузу, чтобы убедиться, что я его слушаю. Я слушала. — Так вот, Алекс, я хочу сказать, что существует сила, о которой до сегодняшнего дня ты ничего не подозревала, но которая течет у тебя в крови с самого рождения. Эта сила, эти почти сверхъестественные в твоем понимании способности передаются из поколения в поколение исключительно в семьях избранных. И чтобы этот чудесный дар не был утерян, мы создали эту школу, где все обладающие этой силой бережно лелеют и тренируют свои способности, чтобы в свою очередь передать их следующим поколениям.

Я почувствовала, как голова у меня идет кругом. Но учитель продолжал, и каждое его слово отзывалось внутри странной дрожью.

— Эти способности, этот чудесный подарок природы дает нам возможность контролировать и управлять любым живым существом на земле, Алекс. Сила, равной которой больше не существует в целом мире. Возможность подчинять и подавлять, — его голос зазвучал громче и в нем прорезались жесткие, незнакомые мне прежде нотки, — полностью владеть чужим разумом, волей и желаниями.

Второй раз за этот день земля у меня под ногами пошатнулась. Несмотря на только что осушенный стакан воды, во рту резко пересохло.

— Что вы имеете ввиду? — смысл его слов с трудом доходил до меня. — Вы хотите сказать, что… что можете управлять людьми?!

— Людьми, животными, всем, что способно двигаться и соображать, — учитель едва заметно улыбнулся и продолжил: — Чем разумнее существо, тем легче его контролировать. Слишком мелкие животные, вроде грызунов и насекомых, действуют исходя из инстинктов, поэтому завладеть их разумом невозможно, ибо таковой напрочь отсутствует.

— Как это происходит? — прошептала я, не веря своим ушам.

— С помощью концентрации. Чем сильнее в тебе сила, тем больше ты можешь проникнуть в чужой разум и завладеть им. Стоит подчинить его себе — и человек (или животное) полностью переходит в твою власть. Ты сможешь заставить их делать все, что тебе угодно. Что-то вроде мгновенного гипноза, если так тебе легче будет понять.

— Этого не может быть… Ничего подобного не существует, — непослушными губами прошептала я, почувствовав, как непривычно леденеют мои ладони.

— Поверь мне, Алекс, в этом месте существует множество вещей, о которых ты пока не имеешь понятия.

— Прекратите, — воскликнула я, закрыв уши руками. Мне почему-то захотелось, чтобы он замолчал, чтобы больше ничего мне не рассказывал. Несмотря на то, что мой разум отказывался воспринимать его слова, каким-то непонятным образом я знала, что все сказанное им не было ни попыткой пошутить, ни способом обмануть или разыграть меня с какой-то целью. Это не было сумасшедшим вымыслом или сумасбродным, высокопарным враньем, коим показались мне вначале слова миссис Джеймс. Все внезапно обретало смысл, как будто его слова пробудили нечто глубоко дремавшее внутри меня. Сердцем я чувствовала, что все только что сказанное было сокрушительной, невозможной, нереальной правдой.

— Алекс, — учитель встал и приблизился ко мне, — Алекс, — повторил он, кладя свои ладони поверх моих и отнимая их от моей головы. — Я понимаю твое замешательство и, поверь, я бы хотел, чтобы наш разговор был для тебя намного легче. Но, увы, сейчас мне придется доделать то, чего не сделали твои родители. Обязанность рассказать тебе об этом лежала на них.

— Мои родители, — прошептала я, поднимая на него помутневшие глаза. — При чем тут они?

Учитель раскрыл лежавшую на столе папку, которую вначале я приняла за свои документы, и протянул мне фотографию. Она была обрезана на четверть, но я сразу же их узнала. Их довольные, цветущие, молодые лица улыбались мне с совместной выпускной фотографии … красных.

— Не может быть, — выдохнула я, сжимая фотографию дрожащими пальцами. — Это какая-то ошибка!

Мир вокруг меня раскалывался на части. Мне показалось, что еще чуть-чуть — и я окончательно сойду с ума.

— Нет никакой ошибки, Алекс. Твои родители тоже когда-то учились в этой школе, — донесся до меня мягкий голос мистера Честертона. Сейчас он звучал, как приговор.

Он придвинул ко мне раскрытую папку, и все попытки отвергнуть ужасную реальность рассыпались в пух и прах. Посреди дипломов и аттестатов, на которых значились их имена, я с ужасом узнала знакомый снимок. Точно такой же я случайно нашла в кабинете отца, когда однажды искала зажигалку в его столе. «Никогда больше не смей рыться в моих вещах», — кричал он, впервые за всю жизнь сорвавшись на меня подобным образом. После этого фотография исчезла, и, несмотря на новые попытки, предпринятые в тайне от отца, я так и не смогла ее найти. Но она навсегда врезалась мне в память. Ветер раздувает шлейф маминого выпускного платья, рядом стоит смеющийся отец. Это был единственный раз, когда я видела их по-настоящему счастливыми.

На этот раз при виде ее точной копии у меня перехватило горло — за их влюбленными лицами я узнала покрытые плющом стены школы. Живот резко скрутило в узел, но я не могла оторвать глаза от снимка. В голове отбивалась только одна мысль — мои родители учились в этой школе, и, что еще хуже, носили красную форму! Оказывается, я не просто их не знала. Я вообще не имела о них понятия.

— Они были одними из лучших, — прервал мое оцепенение учитель. — Очень способными. Я тогда был совсем молод, только начал здесь преподавать.

— Почему вы мне только сейчас все это рассказываете? — прошептала я, продолжая разглядывать знакомые до боли лица. Они вдруг стали еще более чужими, чем были при жизни.

— С некоторой помощью, — он замялся, — мне наконец-то удалось убедить директора, что тебе пора узнать правду. Правду о твоем происхождении и твоей силе, которую от тебя слишком долго скрывали.

Я вдруг ощутила себя ужасно одинокой. Время словно остановилось. Минуты бежали одна за другой; учитель молчал, словно давая мне свыкнуться с тем, что я только что услышала. Когда фотография перестала прыгать в моих окаменевших пальцах, мистер Честертон не без труда вынул ее из моего кулака и вернул обратно в папку, которую заботливо прикрыл и подвинул на другой край стола. Как будто мог вот так легко взять и открыть мне правду, а потом так же отодвинуть ее в сторону, чтобы она больше не нависала надо мной огромным камнем, который вот-вот сорвется и окончательно придавит меня своим огромным весом.

— Почему они этого не сделали? — глухо спросила я, пытаясь справиться с подступившими к горлу слезами. — Почему ничего не сказали мне?

Мистер Честертон вгляделся в мое потухшее лицо. Окрашенные секунду назад в мягкие тона черты его лица вдруг напряглись, а на переносице пролегла глубокая морщина. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы снова заговорить.

— Когда ты родилась, мы не были уверены, что их сила в полной мере передалась и тебе, — наконец произнес он, глядя на меня с сочувствием.

Я вспомнила полные презрения слова тетки о цвете моей формы и о том позоре, который я навлекла на их дом. Все вдруг окончательно прояснилось.

— Они решили, что для тебя же будет лучше учиться в какой-нибудь обычной школе, и ты никогда не узнаешь об их прошлом и о том, кто ты есть, — продолжил он, не сводя с меня участливого взгляда. — Поэтому и увезли тебя в Европу.

Их прошлом… Я вдруг поняла, что ничего не знаю о том, где родились и выросли мои родители. Они никогда не рассказывали мне подробностей, а я в свою очередь не слишком-то интересовалась их жизнью до меня. Проведенное вдали от дома время, многочисленные обиды, нескончаемые упреки и взаимные разочарования напрочь вытеснили все остальное. Мы давно оставили все попытки сблизиться.

Учитель словно прочел мои мысли:

— Я не оправдываю их выбора, но они желали тебе добра и хотели дать тебе самое лучшее.

— О нет, — горько возразила я, — они думали только о себе. Я их никогда не интересовала.

Неудивительно, что они поспешили меня увезти. В отличие от мистера Честертона, я знала, чем на самом деле руководствовались тогда мои родители. Сама мысль, что я могу попасть в классы для тех, кто были ниже их по положению, была для них невыносима. Это новое открытие лишь обострило мою обиду на них. Мы никогда не были близки, а теперь, после их смерти, пропасть между нами стала еще шире.

Снегопад за окном усилился. Стекло то и дело вздрагивало от резких ударов холодного ветра. Каждый новый порыв был таким сильным, что, казалось, оно вот-вот лопнет под его яростным натиском.

— Не волнуйся, оно выдержит, — проследил учитель за моим взглядом.

Я отвернулась. А я? Выдержу ли я все это?

— Почему синяя форма? — спросила я, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей. — Почему не желтая? Вы сказали, что ученики в синей форме тоже обладают этой… силой, но в моем случае подходит скорее желтая, потому что ничего подобного во мне нет.

Мистер Честертон вдруг откинул голову и рассмеялся. И хотя его смех был ужасно заразителен (говори мы на другую тему, я бы тоже непременно рассмеялась), сейчас он вызвал у меня только раздражение. Я подняла на него глаза.

— Извини, — сказал он, заметив мое недоумение, смешанное с обидой. Как он может смеяться в такой момент? — Извини, — снова повторил он, стараясь вернуть себе прежний серьезный вид. — Алекс, никто бы не подумал отправить тебя в класс желтых.

— Почему? — настояла я, заметив нотку презрения, с которым он произнес это слово. Словно носить желтую форму было чем-то обидным и постыдным.

— Как я уже сказал, они практически самые обычные люди. А ты… — его глаза сощурились, — ты далеко не такая, как они.

Я подняла на него полные удивления глаза.

— Но вы же сами сказали, что я не обладаю этими вашими … способностями, — мне все еще было трудно это произносить.

Учитель покачал головой.

— Я сказал, что так показалось, когда ты только родилась. Теперь я думаю, что мы ошибались.

Мистер Честертон встал, обогнул стол и подошел к кофеварочной машинке. Не спрашивая моего согласия, он достал две чашки и заварил чай. Поставив одну чашку напротив меня, он снова расположился в своем кресле.

— Почему вы передумали?

— Не обладай ты силой, я мог бы с легкостью на тебя влиять, — спокойно произнес он, как будто сказал что-то само собой разумеющееся.

— Что вы хотите сказать? — я потрясенно округлила глаза.

Мистер Честертон покрутил в руках восхитительно дымящуюся чашку.

— Мы можем управлять обычными людьми, например, всеми теми, кого ты знала и с кем общалась до того, как попала сюда. Но в нашем роду все происходит несколько иначе. Те, кто носит красную и синюю форму, не могут управлять друг другом, хотя их степень владения силой значительно различается. Красные намного сильнее, — подчеркнул он. — Лишь те, кто носит желтую форму, не владеют этой способностью, поэтому поддаются контролю извне.

— Я не понимаю… Почему так происходит?

— О, как бы я хотел ответить на этот вопрос, но, увы, мы не знаем. В определенных семьях эта сила очень сильна, у других — куда слабее. Иногда она не просыпается совсем. Чтобы предотвратить вырождение нашей силы и дальше, были предприняты определенные меры…

— Разделение по цвету формы, — выдохнула я.

Мистер Честертон кивнул.

— Это разделение начинается задолго до школы. Так уж повелось, что те семейства, в которых эта сила течет из поколения в поколение, общаются и женятся между собой, чтобы сохранить ее и передать следующим поколениям. Красные — с красными, синие — с синими, а желтые — с желтыми. Но, увы, даже несмотря на предпринятые нами меры, чтобы сократить вырождение, в некоторых семьях синих эта сила передается не всем потомкам.

Я вспомнила Джин и ее сестренку. Вот значит почему они носят разную форму: в отличие от сестры, обладающей этим даром, Хлое родилась обычным человеком.

— К сожалению, сила управлять уже никогда не вспыхнет в тех, кто имел несчастье родиться обычным человеком. Мы до сих пор не можем понять, почему так происходит, но благодаря тому, что в их жилах течет наша кровь, им позволено учиться в этой школе. Для них и их родителей это большая честь, Алекс, — добавил он при виде моего вытянувшегося лица.

— Честь? Вы хотите сказать, что то, что случилось сегодня утром — это проявление вашего великодушия по отношению к ним? Я уверена, что они бы предпочли любую нормальную школу вашей так называемой «чести», — снова ощетинилась я.

— А ты их об этом спрашивала? — поинтересовался он, снова поднося фарфоровую чашку к губам.

— Нет, но…

— Ммм, — протянул он, когда его губы коснулись горячей жидкости. — Тогда я бы советовал тебе не торопиться с выводами, потому что ответ тебя удивит.

Я растерялась.

— Если ты спросишь любого из них, то они скажут тебе, что не могли бы пожелать для себя лучшей судьбы, — продолжил он, отставляя чашку в сторону. — А кажущаяся тебе несправедливость не является таковой в их глазах. Наоборот, они счастливы учиться здесь, и твое вмешательство, как ты уже заметила, может только навредить. Поэтому я прошу тебя в будущем воздержаться от подобных поступков.

— Но это какая-то бессмыслица! — я отказывалась смириться с тем, что он говорит. — Ни один нормальный человек не станет смиренно принимать такие наказания и издевательства в обмен на учебу в этой школе! Вы их просто заставляете! Да! С помощью этой силы… этой способности! Вы ими манипулируете и заставляете оставаться здесь!

И тем не менее глубоко внутри что-то подсказывало мне, что это не так.

Учитель вздохнул, явно раздосадованный моим упрямством.

— Абсолютно невозможно контролировать целую толпу. Даже наше невероятное могущество не дает нам такой власти, Алекс, — доброжелательно заметил он. — Все дело в нашей принадлежности к одному роду… особому роду, который существует уже испокон веков. Наша задача, как и задача предыдущих поколений, сохранить наши способности и передать их потомкам. Без наших усилий эта сила постепенно исчезнет. Об этом знали и заботились наши предки, а теперь заботимся и мы, — терпеливо пояснил он. — И каждый из нас, в том числе и те, кто носит желтую форму, с благодарностью и покорностью принимают свою роль в этом мире. Даже те, кто по непонятной прихоти природы лишены этой поразительного дара, из-за своего происхождения обязаны вносить лепту в сохранение и развитие наших способностей. И они это знают и принимают. Так было раньше и так будет всегда.

Я молчала.

Он слегка склонил голову и посмотрел на меня.

— Но я не хочу, чтобы ты заблуждалась на мой счет. Я так же, как и ты, против тех наказаний, которые применяют некоторые учителя, — добавил он вдруг. С тоской, как мне показалось. — Но как я уже сказал, у школы есть могучие покровители, которые сами когда-то носили красную форму и сегодня во всем поддерживают избранного ими же директора. После его появления здесь многое изменилось. И не в лучшую сторону.

Больше книг на сайте - Knigolub.net

Я молча переваривала его слова. Мистер Честертон казался мне искренним, и я решила пока оставить эту тему в сторонке.

— Что вы делаете, чтобы сохранить эти … способности? — мне все еще трудно давалось это слово.

— Тренируемся, учимся, постоянно развиваем способность управлять. Это то, что ученики в красной форме делают почти с самого рождения, и то, что ты с твоими одноклассниками начнете делать в следующем семестре.

— Как?

— С помощью животных.

Я сглотнула и решила пока не вдаваться в технические подробности. Голова и так шла кругом от всей этой информации.

— А что делают те, кто носит желтую форму? Вы сказали, что каждый обязан вносить свою лепту. Но раз они не обладают этими способностями и, соответственно, не тренируются, то какой вклад вносят они?

Учитель нахмурился.

— Когда-нибудь я объясню тебе, но не сейчас, — после небольшой паузы ответил он. — На сегодня вполне достаточно.

Я все еще сидела на стуле, пытаясь совладать со всем, что услышала. Но у меня вдруг возник еще один важный вопрос. Немного нелепый, но все же…

— Вы сказали, что управляете всем, что происходит на земле…

Учитель согласно кивнул, ожидая продолжения.

— Неужели все президенты когда-то учились здесь?

Уголки его губ приподнялись, а голубые глаза плутовато сверкнули.

— О нет, мы не стремимся так открыто демонстрировать свою власть. Для наших целей мы предпочитаем не светиться на публике, а действовать «за кулисами» … Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Я мотнула головой. Мистер Честертон на секунду задумался.

— Мы соблюдаем наши интересы, но делаем это максимально незаметно, чтобы ни у кого не возникло ненужных вопросов. Наше присутствие не должно ощущаться, но в то же время должно приносить плоды. Для этого у нас везде есть свои представители, работа которых заботиться о настоящем и будущем нашего рода и этой школы. Это максимум, что я могу пока сказать. Надеюсь, теперь тебе понятнее.

— Кажется, да. Спасибо, мистер Честертон.

Мысли путались, и я устало склонила голову. Всего этого и так было слишком много для одного дня.

— Тебе многое еще предстоит узнать, Алекс. И когда все, сказанное здесь, немного уляжется в твоей головке, появятся и другие вопросы. Я уже говорил тебе, что я целиком и полностью на твоей стороне, поэтому ты можешь мне доверять, — учитель сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. — Если захочешь о чем-то поговорить… что-то спросить, то помни, что ты всегда можешь придти ко мне.

— Хорошо, — пробормотала я. Мне вдруг захотелось очутиться в своей комнате.

— Алекс, — снова окликнул он, и я обернулась, уже у двери, — теперь ты знаешь, какие люди стоят за этой школой. На них не распространяются обычные законы, и их могущество не знает границ. Во многом ты можешь не соглашаться с тем, что здесь происходит, но разделение существует не просто так. Ни при каких обстоятельствах ты не должна ни разговаривать, ни встревать в то, что происходит с теми, кто носит желтую форму, иначе будет только хуже. Для своего же блага придерживайся ребят своего цвета формы и соблюдай правила, которые установили директор и миссис Джеймс. Я знал и уважал твоих родителей, — учитель склонил голову на бок и тепло посмотрел на меня, словно сейчас видел их во мне, — и со своей стороны, сделаю все, чтобы тебя защитить. Но и ты должна мне в этом помочь.

Я поблагодарила его кивком головы и вышла.

На негнущихся ногах я спустилась по лестнице и забрала из раздевалки куртку. Уроки уже давно закончились, и огромное здание школы было совершенно пустым. По крайней мере, можно было не опасаться, что столкнусь с кем-то из учеников. Однако сейчас это заботило меня меньше всего: голова раскалывалась от того, что я только что услышала.

С одной стороны, мне было трудно поверить в то, что поведал мне учитель. С другой — его слова прояснили многое, что касается этой странной школы. Значение цвета формы, разделение, которого строго придерживались ученики, железная дисциплина и даже внутренняя роскошь школы вдруг обрели для меня смысл. Если способности, о которых он мне рассказал, на самом деле существуют, то несложно представить, каким могуществом обладают те, кто силой мысли способны заставить остальных сделать то, что им угодно. Они не просто способны заставить людей поменять решения в свою пользу, но и принудить их отдать все, что у них есть, не прибегая к насилию и не рискуя понести наказание. Неужели мой отец вел свои дела именно так? Но тогда как он вообще мог разориться? А что насчет учеников в желтой форме? Как они могут быть довольны своей судьбой? Мне было неприятно это признавать, но этот факт вполне объяснял то странное смирение, с которым они воспринимали все происходящее.

Вопросы возникали один за другим, и вскоре голова загудела, будто в ней поселился рой пчел. Решив, что дальше будет только хуже, я решила больше об этом не думать. По крайней мере, пока все и вправду не уляжется, как сказал учитель. Впереди маячила встреча с дядей и тетей, которые уже несомненно в курсе утреннего инцидента. Вздохнув, я натянула капюшон чуть ли не на глаза и поплелась в сторону дома.

Глава 7. Благословение звезд

Зима оказалась еще более суровой, чем я ожидала. С каждым днем ледяные, колючие ветра дули все сильнее, морозы крепчали, а снег валил так, словно решил засыпать все вокруг.

К тому времени, как я вернулась домой, все были уже в курсе, и разразился настоящий скандал. Стоя посреди гостиной, я слушала, как сотрясались стены старого дома от дядиного громкого рыка. Даже Николь на этот раз не пришла поглазеть, а испуганно заперлась в своей комнате. Сейчас мне и без того было плохо, и дядины громкие крики пролетали мимо моих ушей. Хуже было, когда по его приказу тетка потащила меня в подвал, приговаривая при этом про позор, который я навлекла на родителей самим фактом моего рождения и из-за которого они покинули этот город. Теперь ей не надо было скрывать правду о моем происхождении, и она не замедлила этим воспользоваться.

— Ты выродок, испорченная кровь, — едко шипела она, волоча меня по ступенькам. — Позорное пятно на репутации этого дома, которое нам всем приходится теперь терпеть.

Эти слова действовали хуже всяких криков.

Последующие три ночи я провела в подвале, взобравшись на гору из деревянных ящиков со старых барахлом и слушая раздававшийся с пола голодный крысиный писк. Не удовольствовавшись остатком скудного ужина, который в первую ночь я по глупости оставила внизу, некоторые из мерзких созданий даже пробовали взобраться к моему укрытию, но мне удалось скинуть их доской, которую я, заработав несколько заноз, отодрала от одного из ящиков.

Надо ли говорить, что за это время я почти не сомкнула глаз, отчего постоянно засыпала на уроках. Повезло, что учителя по-прежнему часто пропадали, и никто не обращал на меня внимания. Пару раз забившись в туалетную кабинку во время случайных «окон», мне даже удалось немного вздремнуть. А вечерний бульон, единственная отрада, на которую я еще рассчитывала, превратился из более-менее съедобного в отвратительную холодную жижу, к которой я еле могла прикоснуться. Мне стоило большого труда заставить свой желудок удержать ее внутри.

Все происходящее со мной здесь казалось каким-то страшным сном. Мир, в котором я очутилась, не имел ничего общего с моим прошлым, и привыкнуть к нему было тяжело. По ночам кое-как скрючившись на жесткой поверхности ящиков и мучаясь от голода, я старалась занять мысли тем, что услышала от мистера Честертона. Но это было непросто: уставший от недосыпания мозг отказывался четко соображать. Иной раз я ловила себя на том, что лежу, просто уставившись в одну точку, в то время как сознание витает где-то очень далеко.

Одно было предельно ясно — долго я так не выдержу. Еда, если ее еще можно было такой назвать, становилась хуже и хуже с каждым днем, а отсутствие сна отнимало у меня последние физические силы. Не гнушаясь никакими средствами, тетка решила сломить меня до конца. И надо признать, она начала в этом преуспевать — я уже готова была на все, только бы это наконец-то закончилось.

В четверг, стоя в опустевшем коридоре, я мучительно размышляла, стоит ли мне идти за всеми в столовую. С одной стороны, голод гнал меня вперед. С другой — я ужасно боялась встретить там ребят в желтой форме, которых с того ужасного понедельника старалась всеми силами избегать.

«Нет, не могу», — устало решила я, соскальзывая вниз по стене. Мысль о встрече лицом к лицу с Тэйлором и его девушкой, которые, как ядовито сообщила мне Николь, из-за меня провели несколько дней в больнице, страшила даже больше, чем постоянный голод.

Подтянув колени и положив голову на сложенные руки, я прикрыла глаза и вздохнула. До того, как все потекут назад в классы, есть еще несколько минут. Достаточно, чтобы дать опухшим от бессонных ночей векам немного отдохнуть.

— Эй, ты в порядке? — прозвучал рядом чей-то взволнованный голос.

С трудом разлепив глаза, я посмотрела на склонившегося надо мной Уилла. С того дня, как мы познакомились, мы больше не проронили друг другу ни слова. Но в те редкие моменты, когда я, все-таки поднимала глаза от парты, то часто ловила сбоку его брошенный украдкой взгляд.

— Если будешь продолжать в том же духе, то это может плохо кончиться, — тихо произнес он, разглядывая мое уставшее, осунувшееся лицо.

— Продолжать что?

— Не ходить в столовую.

Я отвернулась. Ему-то легко говорить.

— Какая тебе разница? — резко отозвалась, чтобы он от меня отстал. Сейчас мне больше всего хотелось отдохнуть, а в его присутствии это было невозможно.

— У нас сейчас сдвоенный урок по биологии в лесу, а ты выглядишь… не очень, — признался он, явно не собираясь уходить.

— Ну и отлично, — буркнула я в ответ. Но про себя чертыхнулась — два часа, которые мистер Честертон зачем-то задумал провести на природе, были мне сейчас совершенно некстати. А что если и правда от усталости и голода свалюсь в обморок? Да еще и при всех?

Парень выглядел сконфуженным. Он явно собирался что-то сказать, но никак не решался и переминался с ноги на ногу. Наконец он кое-как вытащил из своей сумки большой сверток и нерешительно протянул мне.

— Вот, возьми. Тебе все-таки не мешает немного подкрепиться. Таскаться по лесу на голодный желудок — не самое приятное занятие.

В эту же секунду в ноздри ударил запах бекона, и я почувствовала, как рот вмиг наполнился слюной.

Но взять сэндвич из его рук — это уже слишком.

— Спасибо, я не голодна, — с трудом оторвав глаза от свертка, я демонстративно встала.

Однако тут же об этом пожалела. Перед глазами все опасно поплыло, и если бы не заботливо подставленная рука Уилла, то я бы сползла обратно по стенке.

— Голова немного закружилась, — объяснила я в ответ на его не на шутку взволнованный взгляд. — Сейчас пройдет.

Но Уилл продолжал удерживать меня, словно боялся, что я снова упаду.

— Тебе нужно в больничное крыло, — испуганно проговорил он, не особо доверяя моим тщетным попыткам прийти в себя.

Я отмахнулась. Еще чего не хватало. Никогда не любила запах лекарств и особенно больничные кабинеты. К тому же я не хотела видеть тех же медсестер, которым до этого пришлось заниматься Тэйлором и его девушкой.

— Нет, я в порядке.

— Но…

— Я в порядке, — мне пришлось повысить голос, чтобы он отстал. Стены коридора наконец перестали вертеться вокруг меня словно карусель и послушно заняли свое неподвижное место. Я отстранилась.

Уилл больше не настаивал на посещении медсестры, но и уходить не спешил. А затем вдруг отрывисто произнес:

— Послушай, твоя диета — это, конечно, твое дело…

«Надо же, запомнил», — подумала я, косясь на него.

— Но если ты свалишься в обморок в лесу, то мистер Честертон отменит урок.

Это что упрек? Ну конечно, о чем я только думала? Все, что его волнует, это дурацкие занятия, которые из-за меня находятся под угрозой.

— А через две недели у нас экзамены, — вкрадчиво прибавил он. — Учитывая, что из-за отсутствия учителя несколько уроков вообще не состоялись…

— Ладно, давай сюда свой дурацкий сэндвич, — остановила его я, и Уилл быстро протянул мне сверток, как будто боялся, что я могу передумать. Но я бы не передумала. Пускай его забота на самом деле преследует корыстную цель, но и у меня появился удобный предлог, чтобы, не поступаясь гордостью, взять у него еду.

— Где собираемся? — деланно спокойным тоном поинтересовалась я, с трудом удерживаясь от того, чтобы тут же впиться зубами в аппетитно похрустывающий в руках хлеб. Через бумагу я с нежностью ощущала его теплую корочку — свидетельство того, что Уилл слишком мало пробыл в столовой, чтобы поесть самому. Конечно, он же слишком переживает за дурацкие экзамены!

— Через двадцать минут у главного входа.

Видимо решив, что его цель достигнута, он развернулся и зашагал в сторону лестничного проема. И когда мои челюсти жадно зажевали заветный сэндвич, я мысленно поблагодарила его за скорость, с которой он скрылся за поворотом.

— Итак, как… кхм, большинство из вас уже знают, следующий семестр обещает быть совершенно особенным, — мистер Честертон заложил руки в карманы своего пальто и с легкой улыбкой обвел глазами собравшийся кучкой класс.

Вопреки моим ожиданиям, урок в лесу пришелся как нельзя кстати. Свежий, пронизанный запахом хвои воздух бодрил, а только что съеденный сэндвич приятно тяжелел в желудке. «Как жаль, что это ненадолго», — с тоской подумала я, вспоминая о том, что вечером меня ждет та же несъедобная каша.

Стараясь отогнать от себя неприятные мысли о возвращении домой, точнее в ожидающий меня холодный, темный подвал, я обвела глазами взволнованные лица своих одноклассников. Обычное прилежание и усердие, с которым они слушали лекции, куда-то исчезло, и впервые я видела их в таком возбуждении: они нервно переминались с ноги на ногу и с нетерпением ловили каждое слово учителя. Словно знали и ждали этого дня уже очень давно.

— А особенным в нем будет то, что впервые в своей жизни вы на практике примените тот дар, который течет у вас в крови, — с прежней улыбкой продолжил он, скользя взглядом по обращенным к нему лицам.

Теперь я поняла, почему Уилл так боялся, что этот урок отменят. Окружающие меня ученики почти перестали дышать от волнения и напряженно уставились на учителя, следя за каждым его словом. Я тоже почувствовала прилив нервозности. Не было сомнения, что мистер Честертон имел ввиду эти необычные способности, о которых он мне рассказал, и мне безумно хотелось увидеть, как они работают на самом деле.

— Но прежде чем мы приступим к практическим занятиям, которые, как я хочу напомнить, начнутся в начале следующего семестра, — учитель сделал несколько шагов, затем остановился напротив затаившего дыхание класса, — мне хотелось бы узнать, сделали ли вы свой выбор?

Ученики только и ждали этого вопроса. Они энергично закивали.

— О, я так и думал, — лицо мистера Честертона просияло, как будто собственная правота его несказанно порадовала. Однако мне показалось, что он просто играет роль. — Что ж, давайте узнаем, с кем вам предстоит работать весь следующий семестр. Мисс Браун, — обратился он к низенькой полной девушке в очках, которая всегда сидела на первой парте, — ваши успехи в учебе не прошли для меня незамеченными, поэтому именно вам выпала честь быть первой. Итак, будете ли вы так добры рассказать нам, кого выбрали вы.

Девушка вдруг стала пунцовой, как помидор. Она силилась что-то сказать, но лишь беззвучно шевелила губами, как будто вдруг потеряла способность говорить.

— Ну же, мы ждем, мисс Браун — подбодрил ее мистер Честертон. Его лицо все еще выражало нетерпение, но меня не покидало чувство, что ему уже стало скучно.

Я снова перевела взгляд на темноволосую девушку. Она изо всех сил силилась издать хоть один более-менее разборчивый звук, но вместо этого у нее выходил какой-то странный свист. Должно быть, виновником того был фиолетовый шарф, который она от волнения скрутила так, что, казалось, вот-вот задохнется.

— Горностай, — наконец выпалила она и пуще прежнего залилась краской.

— Очаровательное животное, — удовлетворенно подтвердил мистер Честертон, окидывая ее доброжелательным взглядом. — Небольшой и сообразительный зверек с удлиненным телом и густым мехом, который меняет окраску в зависимости от поры года. Но помните, что несмотря на свои маленькие размеры, горностай — довольно смелый хищник, который нападает на зверей намного больше себя. Я должен отметить, что это умный выбор, — улыбнулся он ей, и она расцвела от счастья.

Мистер Честертон продолжил опрашивать класс, и отовсюду лились воодушевленные ответы. Лисы, хорьки, соболи, зайцы, барсуки, песцы — кого только не называли взволнованные и смущенные ученики. Про каждого из названных животных учитель давал короткую лекцию и неизменно замечал, что это прекрасный выбор. Уилл выбрал росомаху, а Джин — ежа. Когда она озвучила свое решение, мистер Честертон впервые выглядел по-настоящему удивленным.

— Еж — довольно необычный выбор, мисс Холливер, — сказал он, подняв одну бровь. — Не припомню, что кто-то раньше выбирал ежа для тренировок.

«Ах, вот оно что, — вдруг поняла я, — они выбирают животное, на котором будут учиться применять свои способности».

— Я знаю, мистер Честертон, — тихо пробормотала Джин. — Это позволено?

— О да, конечно, — спохватился учитель. — Просто мне кажется, что вам будет немного скучно…

— Нет, все в порядке, — уже более решительно ответила Джин, и учителю не оставалось ничего другого, как принять ее выбор.

— Что ж, хорошо. Мы почти закончили. Остались только вы, мисс Леран.

Я так увлеклась тем, как забавно будет заставить ежа скручиваться в клубок и раскручиваться обратно одной только силой мысли, что не сразу поняла, что от меня требовалось.

— С кем вы хотели бы практиковаться в следующем семестре? — повторил он свой вопрос. Впервые за весь урок его лицо выражало неподдельный интерес.

— Я не… Я не знаю… — неуверенно отозвалась я, чувствуя на себе взгляды. — Я никогда об этом не думала.

Остальные ученики озвучивали свои решения, как будто обдумывали их уже довольно давно. А мне надо было поверить в то, что я обладаю какой-то необычной силой, о которой я впервые услышала всего несколько дней назад, и сразу выбрать себе «подопытного кролика».

— О, на самом деле это очень легко. Просто назовите ваше любимое животное, и мы решим, подходит ли оно вам.

Но и это не помогло. Я вдруг осознала, что никогда над этим не задумывалась. Мне нравились грациозные и опасные пантеры, но почему-то мне показалось, что это будет неправильный ответ.

— Волк, — вдруг выпалила я, сама не зная зачем. Я никогда особо не любила волков, которые всегда казались мне дикими и страшными животными, а после той встречи в лесу, которую до сих пор предпочитала считать плодом своей больной фантазии, и вовсе не испытывала к ним ни грамма симпатии.

Однако что-то было не так. Ученики испуганно охнули, и по их рядам пошел неодобрительный шепот. Что на этот раз?

— Какой необычный и… интересный выбор, — задумчиво отозвался учитель. Он вдруг посмотрел на меня так, как будто видел в первый раз. — Но боюсь вас разочаровать, мисс Леран. Вы выбрали единственное животное в мире, на которое наша сила не действует.

Вот это да… Мало того, что это было совершенно дурацкое, непонятно откуда возникшее решение, теперь оказывается, что и это невозможно.

— Почему? — спросила я, начиная чувствовать себя глупо.

Со всех сторон раздались нетерпеливые вздохи: остальные ученики не хотели, чтобы учитель тратил такой важный для них урок на известные всем факты. Только Уилл и Джин не выразили недовольства мои вопросом.

— Точно неизвестно, — пожал плечами учитель. — Но принятое мнение гласит, что это животное слишком дикое и кровожадное. Поэтому его разум не поддается нашему контролю.

Однако это объяснение меня не удовлетворило.

— Есть много диких животных, — я заметила, что мое упрямство начало многих раздражать, но они не осмелились перечить учителю, который казался необычайно заинтересованным внезапным поворотом беседы. — Всех тех, кого здесь только что назвали, вряд ли можно считать… домашними. Так почему именно волк?

Учитель улыбнулся.

— Он вас ничего не скроешь, мисс Леран. Возможно, это и к лучшему.

Он заложил руки за спину и неторопливо прошелся перед классом.

— Увы, несмотря на все старания, прилагаемые в этой школе, некоторые вещи о нашем даре до сих пор остаются за гранью нашего понимания. Некоторые интересные феномены, как в данном особенном случае, тяжело объяснить с точки зрения того, что мы уже знаем. Но существует одна древняя легенда… Она настолько старая, что лишь немногие еще помнят ее. Да и те в большинстве своем считают ее просто выдумкой и именуют не иначе, как вымыслом стариков. Но некоторые… Некоторые до сих пор предпочитают верить, что это правда. В любом случае, я не советовал бы принимать ее слишком всерьез.

Он вдруг замолчал и задумчиво посмотрел вверх, в серое, зимнее небо.

— О чем она?

К моему удивлению, голос принадлежал не мне. Я посмотрела на стоящую рядом Джин. Она задала вопрос очень тихо, но учитель его расслышал.

Удивленный не меньше меня посторонним вмешательством, учитель повернулся в ее сторону.

— О звездах, — мягко ответил он.

Сердце как-то странно заколотилось.

— Дело в том, что история происхождения нашей силы покрыта завесой тайны, — загадочным голосом продолжил он. — И порой трудно различить, где суеверия переплелись с правдой. Вы точно уверены, что хотели бы это услышать?

Этот вопрос предназначался только мне, и я поспешно кивнула, боясь, что кто-нибудь из не слишком дружелюбных одноклассников некстати вмешается. Послышались тихие стоны — как я и ожидала, большинству это не понравилось.

— Ну что ж, в конце концов какой вред могут таить в себе древние легенды, — задумчиво проговорил он. Скорее для себя, чем для нас.

Затем продолжил:

— Когда-то первые поколения, обладающие нашей силой, свято верили, что наши способности зависят от расположения и движения небесных светил, — если учитель и причислял себя к тем, кто считал такое мнение абсурдным, то ни на секунду этого не показал. — Они изучили небосвод и первыми создали самые точные звездные карты, указав на существование необычных форм — созвездий («Как водится, история их возникновения тут же обросла мифами и совершенно абсурдными и нелепыми легендами», — с циничной иронией заметил он). И тем не менее, некоторые истории скрывают в себе скрытый смысл, понятный только тем, в чьих жилах течет наша кровь.

— То есть в них есть правда? — спросила я, завороженно внимая его рассказу.

— Ммм, немного перефразированная, но все по порядку, — отозвался учитель на мое нетерпение. — На протяжении веков нашими учеными было замечено интересное явление: когда в нашем роду рождается новый ребенок, самые крупные звезды в

созвездии Льва

набирают силу. Они сияют настолько ярко, словно выделяют новорожденного из остальных, наделяя его необычной силой. Однако у разных детей это происходит по-разному. К некоторым… кхм… избранным семьям звезды благоволят вот уже на протяжении веков, создавая таким образом своего рода династии, в которых сила передается из поколения в поколение вместе с благородной кровью.

«Красные», — догадалась я. Так вот откуда этот сопровождающий их повсюду символ льва.

— У других при рождении звезды сияют меньше или вообще не видны на небосклоне, — он сочувствующе поджал губы. Ребята вокруг меня с виноватым видом заерзали.

«Синие и желтые», — беззвучно проговорила я, оглядывая окружающие меня подавленные лица. Словно они винили себя за то, что оказались недостаточно хороши.

— На протяжении веков лев всегда символизировал царей. Считалось, что под его знаком рождаются великие правители и полководцы. И наши ученые решили, что точно так же происходит и у нас.

— Поэтому красные и заимствовали этот символ?

Услышав цинизм в моем голосе, который я в общем-то и не пыталась скрыть, учитель добродушно улыбнулся.

— Не только. Ты помнишь легенду о том, как возникло это созвездие?

Я напрягла память, но помнила смутно.

— Что-то о подвиге Геракла.

— Царь Еврисфей поручил Гераклу убить ужасное чудовище — Немейского льва. Но оказалось, что ни одно оружие в мире не способно побороть громадного зверя, — подсказал он, ожидая, что я продолжу.

— Точно! Тогда Геракл его задушил, — с сарказмом хмыкнула я. Какое отношение это имеет к красным?

— О, тут я полностью разделяю твой сарказм! Легенда гласит именно так. Но, увы, даже любвеобильные объятия великого Геракла не победили бы грозного зверя, — заметил он, хитро улыбаясь. — Но что, если он обладал другой силой, не имеющей ничего общего с физической?

Последовала пауза. Учитель выжидательно смотрел на меня.

— Вы хотите сказать, — внезапно охнула я, — что Геракл тоже был одним из вас?

Позабавленный моим громким изумлением, учитель рассмеялся.

— Из нас, — поправил он прежде, чем продолжить. — В каком-то смысле, так и есть. Но если мы откинем придуманную людьми сказку о Геракле и подумаем о человеке, который смог свалить зверя одной силой мысли… Мы мало знаем о том, откуда произошла наша сила или о всех тех, кто когда-то ей владели, но мы считаем, что это первый известный случай, когда в истории упоминаются наши способности… Конечно, в немного завуалированной форме. Простые люди в силу своего незнания — а может и под влиянием того самого человека, нашего предка — нашли более понятное для себя объяснение, которое преобразовалось в миф о Геракле и дошло до наших дней. А что касается нас… Лев, созвездие которого неразрывно связано с нашими способностями и который является первым упомянутым в истории доказательством нашего могущества, стал нашим символом и покровителем.

Что ж, это многое объясняет.

— Что насчет волка? — снова тихий голос Джин нарушил тишину.

Я изумленно посмотрела на свою соседку. До этого я ни разу не слышала, чтобы она задавала вопросы на уроках.

Мистер Честертон тоже бросил в ее сторону заинтересованный взгляд.

— О, ему повезло намного меньше. По преданию, Зевс убил Ликаона за то, что тот ел человеческое мясо. После чего превратил в волка и оставил на небе в назидание другим, сделав волка символом бесчеловечности и кровожадности.

Я уже знала эту легенду, но в этот раз на задворках памяти что-то шевельнулось. Но прежде, чем я смогла ухватиться за неясную тень, она снова ускользнула в глубь моего сознания.

— В ней тоже есть скрытый смысл?

Мне показалось, что я уловила в его голосе секундное колебание. Но, возможно, он просто никогда об этом не задумывался.

— Нет, насколько мне известно. Но некоторые древние манускрипты говорят, что изменения в созвездии Волка негативно влияют на наши способности… Ослабевают их. Если подумать, волк недаром был избран символом самого ужасного преступления на земле — поедания человеческой плоти. Неуправляемый и рожденный убивать хищник, над которым властен только животный голод. Поэтому так уж повелось, что волк считается нашим злейшим врагом, мисс Леран. Он единственный из всех живых существ на земле не повинуется нам, а значит представляет для нас опасность. Мы истребляем их, а они сторонятся нас. Тут, — он развел руками, — вы не встретите ни единого волка, даже если будете усиленно искать.

Что ж, это лишь подтверждает, что тот волк на поляне — плод мой фантазии.

В голове невольно возник подслушанный разговор миссис Джеймс и мистера Броуди. Тогда я не была уверена, что правильно его расслышала, так как сказанное мистером Броуди показалось мне лишенным всякого смысла. Но сейчас в свете новой информации оно таковым уже не казалось. Учитель физики ссылался на какие-то изменения в созвездии Волка, чем несказанно разозлил каргу Джеймс. Более того, он упоминал какого-то человека…

— Возможно ли, что кто-то все-таки умел управлять волками? — машинально спросила я, потирая виски, чтобы восстановить в памяти весь разговор. В моем нынешнем состоянии это было непросто.

Взгляд учителя стал напряженным, и я испугалась, что сболтнула лишнее.

— Вы что-то хотите мне рассказать, мисс Леран? — мягко поинтересовался он.

Я прикусила язык.

— Просто подумала… Вдруг могли бы быть исключения?

Сощурив глаза, учитель испытующе вгляделся в мое лицо, будто хотел прочитать мои мысли, и я занервничала, что у него может получиться. Шестым чувством я понимала, что подслушанный мной разговор не предназначался для чужих ушей. А уж тем более для моих.

— В любом случае, — продолжил он как ни в чем не бывало, — даже если бы это каким-то образом было возможно, то, боюсь, мне все равно пришлось бы вам отказать. Для первых тренировок лучше выбрать животное поменьше, которое не будет представлять для вас опасности, как сделали ваши одноклассники. Вам придется еще многому учиться. Представьте, что в процессе тренировок вы на секунду потеряете над животным контроль… Я ни в коем случае не могу подвергнуть вас такой опасности. Так кого же вы хотите?

Я почувствовала облегчение. Учитель вернулся к первоначальной теме урока, и я могла больше не переживать, что меня уличат в подслушивании.

Но какое животное выбрать? В голове вдруг резко затуманилось. Прежнее ощущение бодрости сменилось ужасной усталостью, вызванной бессонницей и непрекращающейся, ноющей болью в руке. Я с трудом могла шевелить языком, не говоря уже о том, чтобы стоять на ногах.

— Подумайте, но верните мне ответ к началу следующего семестра, — проговорил учитель, ошибочно приняв мою сонливость и изнеможение за нерешительность.

Большинство учеников были рады, что эта тема наконец-то исчерпана. Судя по словам мистера Честертона, это была всего лишь старинная легенда. О ней не спрашивали на экзаменах, и поэтому она была для них совершенно бесполезна.

Они ждали другого — и учитель их не разочаровал. Он начал пояснять нюансы обучения в следующем семестре. Мне стоило большого труда его слушать, но кое-какие урывки информации все же запечатлелись в моем уставшем и мечтающем об отдыхе мозгу. Оказалось, что большинство уроков будет проходить на нижнем этаже, где находились специальные помещения для работы с животными. Учитель объяснил, что каждый будет работать исключительно с тем животным, которое он выбрал и на которое получил его одобрение. Домашней работы тоже прибавится, а в конце будет целых два экзамена — один обычный по книжному материалу, который мы обязаны будем продолжать учить, а другой практический, на котором мы должны будем продемонстрировать то, чему научились во время тренировок.

Ребята выглядели очень напряженными: не было сомнения, что они придавали большое значение тренировкам и готовы сделать все от них зависящее, чтобы оправдать надежды учителя. Только Уилл казался немного хмурым, а Джин смотрела куда-то в сторону.

Наконец учитель посмотрел на свои дорогие наручные часы с платиновым корпусом и циферблатом из белого золота и отпустил всех по домам.

Дул пробирающий до костей, ледяной ветер, но домой я еле плелась — сказывалась валившая с ног усталость. По дороге я размышляла, как будут проходить занятия в следующем семестре. Каково это влиять на животного одной лишь мыслью? Мистер Честертон упомянул, что это похоже на гипноз, но мне все еще было тяжело это представить. Мои одноклассники наверняка знали больше, чем я, но расспрашивать их было бы пустой тратой времени: кроме Уилла и Джин, никто не выражал желания общаться. Да и тех волновало лишь то, чтобы я не навлекла на них неприятности.

Когда до дома оставалось минут пять, я заметила, что за мной следят. Сначала я подумала, что мне показалось. Это вполне мог быть какой-нибудь зверек, искавший убежище от ветра под одним из заваленных снегом кустов. Или же опять игра воображения. Но стоило мне сделать несколько шагов, как девушка сама прекратила прятаться и вышла на обочину дороги.

Она выглядела немного нервной и постоянно оглядывалась по сторонам.

— Лин, — узнала я ее. Она вздрогнула, когда я произнесла ее имя. — Что ты здесь делаешь?

С тех пор, как я начала ходить в школу по этой дороге, я никогда тут никого не встречала. Вряд ли она жила где-то поблизости, иначе я бы ее заметила. Неужели она следила за мной?

Девушка молча поприветствовала меня легким наклоном головы, как делала это в школе. Но продолжала молчать, будто не решилась заговорить.

Мне хотелось расспросить ее, почему она здесь, но я тут же вспомнила слова мистера Честертона о разделении и помрачнела.

— Я не знаю, что ты тут делаешь, но нам не стоит разговаривать, — резко заметила я, подчеркивая невидимую черту между нами. — Извини.

Отвернувшись, я торопливо зашагала в сторону дома, но через минуту снова оглянулась через плечо.

Лин все еще была там. Она следовала за мной на расстоянии. Ее черные волосы растрепалась от ветра, и она изо всех сил удерживала их, пытаясь запрятать их назад под шапку с двумя смешными бубончиками и большим помпоном. Ее по-детски неуклюжие попытки не вязались с настороженным выражением ее лица. Она выглядела, словно испуганный зверек, готовый нырнуть в лес при малейшей опасности.

Заметив, что я остановилась, она сделала то же самое. Раскосые глаза следили за мной, но дальше этого дело не пошло. Я не знала, обидела ли ее моя резкость или она сама понимала, что ей не стоит со мной разговаривать. Но она по-прежнему не проронила ни слова и не приблизилась ко мне на больше, чем десять шагов.

Зачем она здесь? Она видела, какую беду навлекла я на двух ее одноклассников. Неужели она не боится, что то же самое может случится и с ней? Резко повернувшись, я поспешила в сторону дома. Когда я сворачивала в сторону калитки, то снова взглянула через плечо — Лин уже исчезла.

Однако отвлекшись, я не заметила, как врезалась в Майка, который в эту секунду незаметно распахнул деревянную калитку и вышел наружу. Правильно было бы сказать — выскользнул, потому что двигался он подозрительно тихо. Похоже, он тоже этого не ожидал, и мы ошеломленно уставились друг на друга. Первой моей реакцией было извиниться, но я не могла забыть, что он поддержал Джейка и в равной степени виноват в том, что случилось тогда на школьном дворе. Его красиво очерченные губы тоже шевельнулись, как будто он собирался что-то сказать, но тут же снова плотно сжались.

В итоге ни один из нас не произнес ни звука. Мы молча разминулись и направились каждый в свою сторону: я — устало к входной двери, а он, помедлив еще секунду — на улицу.

Это было странно, потому что я никогда не видела, чтобы мой неразговорчивый кузен ходил куда-то пешком. Да и что там говорить — я вообще не видела, чтобы он хоть раз покидал дом после школы. Другое дело Николь, которая часто сбегала куда-нибудь вечером, особенно на выходные, а иной раз и вообще оставалась ночевать у одной из своих школьных подруг. На прошлой неделе я стала свидетелем настоящей домашней сцены, устроенной моей кузиной, когда она поняла, что очередная «самая важная в ее жизни» вечеринка под угрозой. Обычно ее забирал кто-то из ее приятелей или отвозил дядя, но в тот вечер он уехал по каким-то срочным делам, а заехать за ней было некому. Визжа словно резанная, Николь требовала от матери подбросить ее к близняшкам на другой конец города. Но моя тетка не садилась за руль уже несколько лет из-за какой-то давней аварии, после которой она до смерти боялась водить.

Оставив тщетные попытки ее утихомирить, тетя провела полчаса под дверью Майка, пытаясь уговорить его подвезти сестру. С моей комнаты было хорошо слышно, каким заискивающим, почти умоляющим тоном она его упрашивала и как холодно он ей отвечал. Но, к моему несказанному удовольствию, даже в тот день он не вышел из комнаты. А Николь до поздней ночи проревела у себя в комнате, проклиная мать, а заодно и Марджи, которая носилась рядом с ней, пытаясь задобрить вкусностями, от запаха которых у меня сводило желудок. На брата она не сказала ни слова.

Между этими тремя вообще были странные отношения. Николь была бесспорной любимицей матери, в то время как Майка обе явно побаивались. С тех пор, как я приехала, я почти не видела, чтобы он общался с кем-то из своей семьи. Большую часть времени он проводил, заперевшись в своей комнате. Я понятия не имела, чем он занимается в свое свободное время, но из подслушанных с окна слов Николь стало ясно, что он уделяет много времени чтению. Он никогда не участвовал в дискуссиях красных в школьном чате, и, честно говоря, мне не удалось понять, что он за человек. Он оставался для меня загадкой.

— Да, конечно, я прослежу, — донесся до меня слащавый голос тетки с глубины коридора, где располагался дядин кабинет. Я уже заметила, что льстивые нотки в ее голосе появлялись, когда ей требовалось кого-то задобрить, например, всех троих членов ее семьи. Но сейчас в лицемерной любезности она просто превосходила сама себя. — Да, я понимаю… Конечно-конечно. Дома мы постоянно следим, чтобы она хорошо питалась. Но вы понимаете, никогда не знаешь, какие глупости могут взбрести в голову девчонке ее возраста. Сегодня все помешаны на диетах. Моя Николь, например, постоянно старается пропустить ужин, потому что сегодня это модно, представляете? Но у нее такая прекрасная фигура, ей совершенно незачем худеть (я не удержалась и хмыкнула. Это она про ту Николь, у которой вместо ног два жирных окорока?) … Хорошо-хорошо, уверяю вас, что я этим займусь… Конечно, спасибо, что позвонили. Хорошего вам дня, господин фон Рихтер.

Я услышала, как яростно щелкнула на рычаге телефонная трубка.

— фон Рихтер? — услышала я недовольный голос своего дяди. — Что ему было надо? Что там Николь натворила?

— Нет-нет, Николь тут не при чем, — испуганно заверещала тетка. — Это снова эта мерзавка, — в ее голосе проступила злость. — Он утверждает, что она в столовую не ходит уже которую неделю. Опять повыделываться решила, отродье чертово. Говорила я тебе, не нужно было соглашаться! Сами они заварили эту кашу, самим надо и выпутываться. Мы тут ни при чем, а теперь расплачиваемся…

— Хватит, — рявкнул он, и она испуганно умолкла. — Не лезь, куда не просят! Лучше займись, чем тебе положено. И проследи, чтобы подобные звонки больше не повторялись.

Послышался звук переворачиваемого листа газеты, и в кабинете повисла угрюмая тишина. Тихо, словно опасаясь получить новое замечание, тетя тихо прикрыла за собой дверь и тут же увидела меня.

Ее некрасивое лицо исказилось от ярости. Она ринулась ко мне и со всей силы тряхнула.

— Неблагодарная дрянь, — зашипела она, волоча меня в сторону подвала, — трех ночей в подвале слишком мало, чтобы научить тебя послушанию! Теперь отправишься туда на все выходные!

От ее слов мне стало дурно. Еще двух дней в подвале я не выдержу. Горку барахла у стены, которая служила более-менее надежным убежищем от крыс, даже с натяжкой нельзя было назвать удобной постелью. Я то и дело задевала больной рукой острые углы ящиков и прочего мусора, стремясь устроиться поудобнее; из-за этого боль в руке разгоралась с новой силой, и о том, чтобы немного поспать, можно было забыть.

— Я устала, я хочу спать, — почти взмолилась я, зная, что шансов ее разжалобить у меня ноль. — Я больше не могу!

— А я тебя не спрашиваю, можешь ты или нет, — съязвила она, продолжая тащить меня за собой. — Я предупреждала тебя, что будет, если ты посмеешь что-нибудь выкинуть. На этот раз пощады тебе не видать. Уж я-то тебя проучу как следует.

— Пожалуйста… — мой голос сорвался.

Она резко повернулась. В ее прищуренных глазах засветилось злорадное ликование.

— Повтори.

— Пожалуйста, — послушно повторила я, ненавидя себя в этот момент.

Тетя ослабила свою хватку и с ехидной улыбкой посмотрела на меня сверху вниз. Я могла только представлять, какое удовольствие доставляет ей мой жалобный тон.

— А зачем, скажи на милость, мне тебя выпускать? Я пока не вижу, чтобы ты чему-то научилась. По-моему, еще пара дней в подвале пойдет тебе только на пользу.

— Я жалею о том, что сказала. Этого больше не повториться, я обещаю, — сквозь зубы пробормотала я.

Тетка сложила руки на груди, победно выпятив тяжелый подбородок.

— Наконец-то до тебя начало доходить, что к чему… Как и твоя никчемная мать, ты понимаешь только жесткую руку, — желчно произнесла она, вложив в свои слова целое море яда.

Ее слова меня укололи, но я промолчала, понимая, что могу лишь больше ее разозлить.

Она поджала губы, и сделала вид, что о чем-то раздумывает.

— Я может быть и поверила бы, что ты наконец образумилась… Если такое про тебя вообще можно сказать. Да твой учитель политологии только что звонил, — снова зашипела она. Тонкая жила, пересекающая ее лоб от линии волос до переносицы, угрожающе запульсировала.

Я попробовала возразить, что ничего не сделала, но она остановила меня взмахом руки.

— Мне-то все равно. Как по мне, ты не заслуживаешь ни крошки той еды, которой тебя кормят здесь и в школе. Но я не потерплю подобных звонков от учителей. Заруби это себе на носу.

Вот оно что. Значит, Карл фон Рихтер звонил, чтобы пожаловаться, что я не хожу в столовую. Какая ему вообще разница?

— Я исправлюсь, — произнесла я самым послушным тоном, на который была способна.

Тетка обвела меня недоверчивым взглядом, словно прикидывая, вожу ли я ее за нос. Но мой усталый, измученный вид ее убедил. Она выпрямилась.

— С завтрашнего дня ты каждый день… Слышишь, КАЖДЫЙ ДЕНЬ будешь ходить в столовую. НИ ОДНОГО ПРОПУСКА…

Она сделала паузу, ожидая моей реакции. Я послушно кивнула.

Она удовлетворенно приподняла голову, ее глаза сияли.

— И в понедельник на утреннем построении ИЗВИНИШЬСЯ ПЕРЕД ВСЕМИ за то, что сказала.

Все внутри перевернулось. Извиниться перед красными, когда на меня будут устремлены глаза тех, кто пострадал по моей вине… Но возвращаться в холодный, темный подвал было хуже пытки. Скрепя сердце, я согласилась.

Довольная своей победой, она победно причмокнула.

— Марш в свою комнату, и больше никаких выходок. В следующий раз я тебе поблажек не сделаю, запомни, — погрозив худым пальцем у меня перед носом, она с победным видом скрылась в гостиной.

Очутившись в своей комнате, я как была — в куртке, форме и сапогах — повалилась на кровать и тут же отключилась.

Глава 8. Совместный проект

Следующий день оказался целым испытанием. С самого утра все мои мысли были заняты тем, что мне снова придется ходить в столовую, а это означает новые, полные издевок и унижений встречи с красными. Учитывая то, что мне предстояло перед ними извиниться, я чувствовала себя просто отвратительно. Кроме того, я боялась столкнуться с Тэйлором и его девушкой, которых упорно избегала во время утреннего построения, стоя в заднем ряду и первой скрываясь в своей части коридора.

— У меня небольшое объявление, — нараспев произнесла миссис Прингс. — Мне нужно отлучиться, поэтому последнего урока литературы не будет. Вместо него господин фон Рихтер любезно вызвался провести вам политологию.

«Почему бы просто не отменить урок и не отправить нас домой?» — с тоской подумала я. После его вчерашнего звонка мне совершенно не хотелось встречаться с учителем политологии. Ведь именно из-за него мне снова придется ходить в ненавистную столовую.

На философию Стефани Аттвуд явилась с получасовым опозданием. Когда она входила в класс, на ее лице всегда играло презрительное выражение, точь-в-точь, как у Кимберли. Но если школьную секретаршу мы видели очень редко, то уроки философии были обязательными, и, похоже, сама Аттвуд воспринимала их как пытку.

Было очевидно, что даже к самой философии, которую она преподавала, Стефани Аттвуд не испытывала ни грамма интереса. Обычно ее урок заключался в том, что она, даже не удостоив нас приветствием, присаживалась на краешек учительского стола, спиной к классу, и ничего не выражающим голосом зачитывала лекцию с экрана для проектора, равнодушно щелкая пультом, когда требовалось переключить слайд. В моих прежних школах такое поведение учителя было бы расценено на ура, ведь можно было заняться, чем угодно. Но только не здесь. Показное равнодушие учительницы заставляло моих одноклассников нервничать еще больше. Они торопливо записывали, впадая в настоящую панику, если какая-то часть лекции (а так было почти всегда) была для них не совсем понятна. Но если на истории, биологии, языке, литературе, политологии или математике, можно было получить разъяснение, то Стефани Аттвуд специально садилась так, чтобы не замечать протянутых вверх рук. А привлечь ее внимание по-другому никто не осмеливался. И сейчас ее повернутый к классу спиной силуэт, обтянутый в ярко-фиолетовое платье под небрежно накинутой на изящные плечики меховой накидкой, выражал скуку и пренебрежение.

Идя на физику, я предчувствовала что-то нехорошее. И не ошиблась.

Поручив вскочившей по его приказу Эмили Браун расставлять какие-то приборы на столе, мистер Броуди повернулся и обратился к смиренно сидящим перед ними ученикам.

— До меня дошла прекрасная новость, господа, — ехидно улыбнулся он, обнажив мелкие, покрытые желтыми пятнами зубы. — Которая чрезвычайно порадует всех и каждого из вас, и касается она … хи-хи… самого дурного из ваших одноклассников.

Я почувствовала, как у меня остановилось сердце.

— А дело в том, что в понедельник утром мисс Леран… О да, это именно она — отвратительный сорняк среди ромашек (он сделал широкий жест руками, указывая на сидящих в молчании ребят), принесет публичные извинения перед нашими лучшими учениками за то ужасное и крайне оскорбительное высказывание, которое мы все, — он трагически закатил глаза и приложил руки к груди, словно мои слова как копье врезались ему в самое сердце, — имели несчастье слышать четыре дня назад.

Он сделал несколько шагов и остановился прямо надо мной. Его левый глаз снова нервно дернулся. Я уже давно отметила его привычку становиться слишком близко к девочкам в классе и подозревала, что разбирающий его тик, а также фляжка, припрятанная в кармане его не в меру широкого пиджака, тесно с этим связаны.

— Извиниться прилюдно… Очень мудрое решение, мисс Леран, очень мудрое… Так нетипично для вас поступать благоразумно, хи-хи. — Он явно забавлялся собственным маленьким представлением. — Как я и говорил, у нас прекрасные педагоги и особые … хи-хи… методы обучения, которые выбьют всю последнюю дурь из вашей глупой головы.

Все еще хихикая, он отошел к своему столу и жестом прогнал бледную от ужаса Эмили Браун, которая проявила такое усердие, что отломала какую-то трубку на одном из странных приборов. В итоге мистеру Броуди пришлось пол-урока потратить на его починку, и прежняя веселость сменилась злобным фырканьем и бормотанием про неизгладимую тупость некоторых учеников.

Когда прозвенел звонок, я немного подождала, чтобы дать остальным спуститься, и лишь потом направилась в сторону лестничного пролета. Коленки у меня тряслись. Мало того, что в столовой встреча с желтыми неминуема (втайне я все же надеялась, что их по какой-то причине сегодня не будет), но и вся школа, похоже, уже в курсе того, что мне придется извиниться. И второе, на мой взгляд, было на данный момент намного-намного хуже.

Когда до столовой оставалось всего несколько шагов, до меня донесся шумный гул, несомненно принадлежавший красным, и я окончательно струсила. Ноги вдруг перестали меня слушаться, а внутри все сжалось в тугой комок страха.

Но когда я уже готова была развернуться и, наплевав на теткины угрозы, умчаться прочь, сзади послышались неторопливые шаги.

Предпринимать что-то было уже поздно, и я мгновенно нырнула в сумку, делая вид, что ворошу тетрадки и ручки в поисках чего-то важного. Только бы сердце перестало колотиться так громко, а руки наконец-то перестали трястись…. От страха, что они меня выдадут, я запрятала их в самую глубь.

— Потеряли что-то, мисс Леран?

Я подняла голову и встретилась глазами с учителем политологии. Тем самым, по вине которого я сейчас здесь.

Карл фон Рихтер в простом светло-сером костюме и начищенных до блеска черных ботинках вопросительно смотрел на меня. По его виду я поняла, что вопрос был скорее данью его неизменной вежливости: он прекрасно понимал, чем вызвана моя задержка, и в его карих глазах светилось сочувствие и понимание. Это только подогрело тот гнев, который я испытывала после его вчерашнего звонка.

— Свою смелость, — сквозь зубы ответила я, прекратив копаться в сумке, чтобы не выглядеть еще большей дурой.

Карл фон Рихтер расхохотался. Схватившись за живот, он продолжал хохотать, пока из его глаз не хлынули слезы.

— Это лучший ответ, который я слышал за свою жизнь, — сдавленно ответил он, утирая краешки глаз белоснежным платком. — А главное, честный.

Я ничего не ответила. Все это совершенно не казалось мне смешным.

Учитель наконец перестал смеяться, спрятал платок в карман и откашлялся.

— Смелость — прекрасная черта характера, мисс Леран, — удивительно теплым голосом произнес он. — Очень надеюсь, что вы ее все-таки найдете.

Он подмигнул мне и направился к входу в столовую.

В проеме он обернулся.

— Кстати, честность вам тоже очень к лицу, — он слегка склонил голову и окончательно исчез в распахнутой настежь высокой двери, из которой лился поток света и слышался шумный смех пирующих там красных.

Я мрачно проводила его взглядом. Если бы не он, я бы сейчас мирно отсиживалась на своем этаже, мечтая о скудном домашнем ужине, который и едой-то назвать нельзя. Но я ли это? Три месяца назад я и представить не могла, что смогу оказаться в такой ситуации. А теперь стою тут, изголодавшаяся и обессиленная, и собираю по крупинкам остатки своего мужества, в то время как ненавистные мне Джейк, Камилла и их свита хозяйничают в столовой.

Из открытой двери раздавался звон посуды и доносился веселый гомон голосов; ланч был в самом разгаре, и в воздухе витал запах мяса и душистых подливок. До меня долетели голоса учителей, обменивающихся с красными веселыми шутками и замечаниями насчет сегодняшнего обеда. Серебристый смех Камиллы и низкий рокот Эрика то и дело рассекали высокое пространство столовой, в которой в самом углу толпились вокруг тесных столов ученики в желтой форме.

Я оглянулась на утопающую в полумраке часть коридора, откуда я только что пришла. Убежать — значит, признать свое поражение. Скрывшись там, я окончательно стану той, кем меня отчаянно хотят сделать моя тетка, миссис Джеймс и директор: я стану никем, серой, невидимой пустышкой. Еще одной послушной марионеткой в их руках, которую они своими ужасными наказаниями прогнули под себя. Эта мысль заставила меня очнуться. Нет уж. Пусть красные на самом деле заправляют тут всем, но я так просто не сдамся. Им еще придется постараться, чтобы сломить меня, и я не собираюсь облегчать им работу.

Аккуратно расправив юбку и сделав глубокий вздох, я шагнула в залитую светом столовую.

Мне казалось, что дорога до буфета никогда не закончится. Краем глаза я заметила Уилла, который держал в руках булку для сэндвича и обернулся посмотреть, чем вызван оглушающий свист красных. При виде меня на его лице промелькнуло удивление, которое тут же сменилось облегчением. Да, теперь ему можно не переживать, что из-за моего голодного обморока отменят его драгоценные уроки.

Не сказав ему ни слова, я решительно взяла тарелку и принялась заполнять ее едой. Затем проследовала к своему столику за колонной, который никто почему-то не облюбовал до меня (что пришлось сейчас очень кстати, ведь красные продолжали оглушительно свистеть, несмотря на рассерженных таким шумом учителей) и мрачно предоставила челюстям делать их работу. Стейк был бесподобным, но мне стоило больших трудов глотать еду. Только бы все это побыстрее закончилось. Если забыть о обо всем этом… если только думать, о чем-нибудь отвлеченном… но о чем? Ни одна спасительная мысль не пришла мне на помощь, и я старательно разглядывала стол, чтобы не смотреть туда, где, ввиду отсутствия достаточного количества стульев, топтались с тарелками в руках желтые.

— Здесь свободно? — Уилл с подносом в руках стоял напротив меня.

— Не думаю, что это лучшее для тебя место, — не поднимая глаз, ответила я. Красные уже во всю начали отпускать шутки по поводу понедельника. Несомненно, что их бурная веселость была подогрета именно этим событием, которое будет главной темой обсуждений в чате все выходные. Особенно старалась Николь, которая и распространила эту новость по всей школе и теперь упивалась вниманием старшеклассников в красном, которые в другое время и не смотрели в ее сторону.

— Это всего лишь стол и стул, — Уилл поставил поднос и сел.

— А еще лучший способ усложнить себе жизнь, — колко заметила я, отмечая, что сэндвича на его подносе не было. Теперь там стояла тарелка с пюре и дымящимися горячими тефтельками.

— Ну, мне же надо где-то сесть, — только и ответил он, беря вилку. Я хмыкнула: за столом моих одноклассников было еще несколько свободных мест, но Уилл проигнорировал мое замечание, предпочитая жевать молча.

Я последовала его примеру. До меня донеслись голоса мистера Честертона и миссис Джеймс, которые просили красных соблюдать тишину, дабы они могли спокойно закончить обед. И хотя крики немного приутихли, Камилла, Эрик, Дилан и близняшки продолжали преувеличенно громко обсуждать предстоящий понедельник. Голос Джейка, до этого любезно перекидывающегося шутками со Стефани Аттвуд, с моим появлением приобрел холодные нотки и вскоре совсем умолк, предоставив Камилле говорить за него. Несколько раз я чувствовала на себе его ледяной взгляд, но упорно не смотрела в его сторону, чтобы не давать возможность клокотавшей внутри ненависти вырваться наружу. Из всех, кто находился сейчас в столовой, его я ненавидела больше всего.

Помимо воли мои глаза переместилась в желтый угол — и на сердце стало еще хуже. Тэйлор и его девушка были там. Ее милое, простое, по-детски невинное личико склонилось над наполовину заполненной тарелкой, словно она не слышала ничего из того, что говорили про меня красные. Рядом стоя ел Тэйлор. Они не смотрели в мою сторону, но я прекрасно представляла, что они испытывают в этот момент.

Несмотря на то, что я сказала себе в коридоре, возвращая поднос с остатками еды, я очень старалась при этом не побежать.

Остальные два урока пролетели так быстро, что я их толком не заметила. Все мои мысли витали вокруг следующего понедельника, и как я не старалась, у меня не получалось ни на чем сосредоточиться. Предстоящие выходные казались пыткой, которая только отсрочит наказание. «Лучше бы они заставили меня извиниться сегодня в столовой», — в сердцах думала я, подперев голову кулаком на политологии и чертя на парте невидимые узоры. По крайней мере, с этим было бы покончено, а теперь мне предстояло промучиться еще целых два дня, пока красные вовсю предвкушают мое будущее унижение.

— Я хотела спросить, — донесся до меня тоненький голосок Эмили Браун, после того как она, по-видимому, получила разрешение говорить. — Через две недели начнутся экзамены (ну вот опять, куда уж им без своей обожаемой учебы!). Другие учителя уже дали нам список материала, который нужно выучить…

— Ах да, экзамены! На этот счет у меня совершенно замечательная новость! — с воодушевлением воскликнул учитель. Продолжая чертить пальцем невидимые круги, я подумала, что во всем, что касается экзаменов, единственной замечательной новостью может быть то, что они отменены. Что в этой школе никогда не случится. — Спасибо за напоминание, мисс Браун! Что бы я делал без вас!

Девушка смущенно зарделась, а учитель тем временем одернул пиджак и пригладил усы. Так он делал всегда, когда переходил на новую тему или сам отвечал на свои каверзные вопросы ввиду полного отсутствия протянутых рук.

— В этом семестре вместо обычного письменного экзамена, с которым вы уже хорошо знакомы, вы должны будете представить совместный проект…

Мне показалось, что, кроме самого учителя, который сиял, словно начищенная монета, это известие никого не обрадовало. Я тоже ненавидела совместные проекты, но в данном случае подумала, что в нем может быть большой плюс — по опыту я знала, что ботаники всегда берут всю работу на себя, так как до смерти переживают за свои оценки. Учитывая, что все без исключения мои одноклассники подходят под это описание, мне можно особо не переживать. С кем бы в группе я не оказалась, вся работа будет сделана без меня.

— Вы в порядке, мисс Куинси? — внезапно захлопотал учитель, подскакивая к соседке Эмили Браун, которая явно находилась сейчас в приступе паники, и энергично обмахивая ее первой попавшейся в руку тетрадкой. — Кто-нибудь принесите стакан воды!

Долговязый веснушчатый парень с первой крайней парты у двери тут же кинулся в коридор и вернулся с полным до верха одноразовым стаканчиком. Учитель подал стакан отчаянно всхлипывающей Куинси.

— Проводить вас в больничное крыло? — участливо спросил он, но девушка помотала головой, а Эмили Браун успокаивающе положила ей руку на плечо.

— Не надо так переживать, — успокоил класс учитель, опасаясь новых приступов паники. — Для этого нет никаких поводов. Я все подробно объясню, паниковать абсолютно не нужно. Уверяю вас, что вы справитесь с проектом не хуже, и даже лучше, чем с обычным письменным экзаменом.

В первые дни в этой школе такие приступы паники у моих одноклассников еще вводили меня в ступор (как можно так переживать из-за какой-то учебы?!). Но теперь я едва обратила на это внимание, вернувшись к своим угрюмым мыслям, пока Карл фон Рихтер пытался уверить класс, что переживать в данной ситуации — совершенно лишний и, как минимум, абсурдный поступок.

— Прежде всего я хочу сказать, что проект вы можете сдать до начала следующего семестра, так что времени предостаточно, — он обвел взглядом класс и удовлетворенно отметил, что паника, которая после Куинси волшебным образом охватила всех, начала понемногу отступать. — Естественно, если никто из вас не собирается куда-нибудь на каникулы. Тогда ему придется сделать свою часть несколько раньше и передать ее своей группе… Кто-то собирается уезжать?

В ответ поднялась только одна рука. Сосед Уилла по парте.

— Не страшно, мистер О’Донован. Подойдите ко мне после урока, я вам все подробно объясню. Итак, раз все остальные остаются здесь на рождественские каникулы, то никаких проблем возникнуть не должно… В классе двадцать четыре ученика — значит, шесть групп по четыре человека. Чтобы не ставить вас в еще более затруднительное положение и избежать ненужного беспокойства, — учитель взял со своего стола листок и помахал им перед классом, — я уже распределил вас по группам, которые по большей части состоят из сидящих рядом… У кого-то есть возражения?

Возражений не последовало.

Далее учитель зачитал имена в каждой группе. Оказалось, что я попала в группу с Джин, Уиллом и его соседом, который собирался смыться куда-то на каникулы. «Одним меньше», — недовольно отметила я, раздумывая, прибавит ли это мне работы.

— Я прекрасно понимаю, что вам предстоят несколько экзаменов, поэтому не торопитесь… Поговорите со своими напарниками и решите, как лучше продвигаться в проекте… Я советую встретиться и поработать над заданием на каникулах. Но… если кому-то угодно, то они, конечно же, могут сдать проект раньше.

По перешептываниям, которые вспыхнули в каждой группе, можно было догадаться, что большинство собиралось поступить именно так.

Я втайне понадеялась, что Джин и Уилл тоже решат покончить с этим еще до начала каникул. Мне не хотелось заниматься учебой, пока другие будут отдыхать.

Учитель взял лежащую на столе стопку и покрутил ее в руках.

— Итак, каждая группа получит тему и должна будет ответить на четыре связанных между собой вопроса. Кстати, прошу ограничиться четырьмя страницами на каждый вопрос! Мне все-таки придется это проверять!

Я невольно охнула. Четыре страницы на вопрос — шестнадцать страниц на всю работу! Это же сущее наказание!

— Вы хотели что-то сказать, мадемуазель Леран? — обратился ко мне Карл фон Рихтер.

Я покачала головой, но все-таки не могла скрыть своего негодования. Шестнадцать страниц, из которых четыре предстояло сделать мне! Да еще и на рождественские каникулы! Нет, определенно лучше уж экзамен.

— Что ж, если что-то в теме или вопросах будет вам непонятно, вы всегда можете найти меня в моем кабинете. Оценка для всех участников группы будет общая, то есть сумма оценок за каждое задание. На какой вопрос отвечать, вы решите сами в своей группе. Однако я настоятельно советую каждому ответить на тот вопрос, в котором он чувствует себя, как рыба в воде. А сейчас пусть представитель с каждой группы подойдет и возьмет у меня листок. "К"н"и"г"о"л"ю"б"."н"е"т"

С нашей группы пошел Уилл. Он и его сосед быстро просмотрели задание и передали его нам. Я отдала его Джин, даже не взглянув.

— Ну что ж, всем приятных выходных, — с энтузиазмом пожелал учитель, когда в эту секунду прозвенел звонок.

Мои одноклассники покидали класс группами, негромко и с нервозным видом обсуждая листок с темой и вопросами. Уилл, его сосед и Джин тоже замешкались, кидая друг на друга косые взгляды и явно чувствуя себя неудобно.

Ну что ж, думаю, мы все прекрасно понимаем, что в их компании я буду лишней. Я собрала вещи и направилась к выходу.

— Одну секунду, мадемуазель Леран, не могли бы вы задержаться? — Карл фон Рихтер поманил меня рукой и одновременно интересуясь у соседа Уилла, есть ли у него какие-то вопросы.

— Ээээ… я думаю, что нет, сэр…

— Ну что ж, отлично мистер О’Донован. Куда вы, кстати, собрались?

— … простите, сэр?

— На рождественские каникулы. Вы сказали, что уезжаете. Могу я полюбопытствовать, куда?

Парень выглядел сбитым с толку, но все же ответил:

— В Ирландию, сэр. Моя бабушка заболела, и мы едем побыть с ней на рождество.

— О, передайте пожелания скорейшего выздоровления вашей бабушке! — воскликнул учитель. Его лицо выражало искреннюю заботу, однако сосед Уилла еще больше смутился.

— Спасибо, сэр, — робко выдавил он.

Когда он покинул класс, а вслед за ним и Джин с Уиллом, учитель посмотрел на меня. На губах под пышными белыми усами заиграла плутоватая улыбка.

— Я заметил, что вы все-таки нашли то, что искали, мисс Леран. Очень рад за вас.

Я бросила на него исподлобья хмурый взгляд. Сейчас у меня совершенно не было настроения на шутки.

— Хорошо, что вы совершенно не переживаете, услышав новость об экзамене, — продолжил он, невзирая на мое молчание. — Ну это, конечно, было бы абсолютно излишним: у вас прекрасные напарники, которые несомненно будут рады помочь. И даже отсутствие мистера О’Донована не помешает вам выполнить его на отлично.

Неужели он мог подумать, что я могу волноваться из-за этого дурацкого задания?

— У меня хватает, о чем переживать, — хмуро отрезала я. — И проект по политологии занимает в этом списке последнее место.

Учитель не выглядел обиженным. Наоборот. Он пригладил пиджак и нагнулся вперед с заинтересованным видом.

— Правда? О чем, например?

Я подняла на него хмурый взгляд, пытаясь понять, разыгрывает ли он меня или просто издевается.

Но учитель выжидательно смотрел на меня, а его карие глаза излучали искреннюю внимательность.

— Вы прекрасно знаете, — процедила я. Если он затеял какую-то игру, то у меня нет никакого желания в нее играть.

— Уверяю вас, что не имею ни малейшего понятия, о чем такая умная и сообразительная девушка, как вы, могла бы переживать, — возразил учитель. Его глаза сияли. — Каков бы не был повод, решение есть всегда.

— Да ладно вам, — не выдержала я. — Это что, еще один способ меня унизить? Мало вам, что ваши любимчики смакуют мое предстоящее унижение уже целый день? И вы туда же?

— Унижать или издеваться над вами — никогда не пришло бы мне в голову, — спокойно отозвался учитель. — А что касается понедельника, если вы о нем, то я, — он пожал плечами, — конечно же в курсе. Но по-прежнему не вижу никакой причины переживать. В конце концов, разве принесенные извинения хоть раз кому-то навредили?

Он точно смеется надо мной. Наверное, считает, что для меня это должно быть чем-то само собой разумеющимся, как если бы это предстояло сделать кому-то из моих молчаливых и неприметных одноклассников, у которых не было ни капли самоуважения или силы воли. Уж они бы точно выполнили все, что им было сказано, не мучаясь от ущемленной гордости и чувства несправедливости, как я.

— Если бы меня не морили голодом и не наказывали, запирая ночами с крысами в подвале, я бы никогда этого не сделала, — громко произнесла я, понимая, что моя прямота может дорого мне обойтись. — Я бы никогда не извинилась за то, как их назвала. Я и сейчас так считаю, и буду продолжать так считать, после того, как меня принудят извиниться.

Не знаю, чего я ожидала. Взрыва ярости? Нравоучений? Укора или немедленного приказа отправиться в кабинет директора? Но я никак не ожидала, того что он сказал.

— Извинения могут быть разными, мисс Леран, — уголки его губ таинственно приподнялись. Я затруднялась прочитать выражение его глаз в эту секунду. — Без сомнения, все мы вынуждены в какой-то момент делать то, что мы не желаем и к чему у нас не лежит душа. Но даже тогда, когда положение кажется хуже некуда, а всякая мысль о том или ином поступке претит, призовите на помощь свою природную смекалку. И вы увидите, что все может повернуться совершенно в ином свете.

— Ни в этом случае.

— В любом случае, — упрямо возразил учитель, и мне показалось, что в этот момент я уловила в его голосе грусть. — Помните, что все, что вам нужно сказать, это слова… А слова, как известно, имеют свойство менять свой смысл, достаточно лишь правильно их подобрать, — он пригладил усы, словно давая мне время осознать то, что он говорил. — Вспомните хотя бы дипломатов и то, как виртуозно используют они свое оружие, которое зачастую сильнее любого танка и управляющего им твердолобого генерала.

Неужели Карл фон Рихтер решил, что сейчас самое время преподать мне урок политологии? Но учитель как ни в чем не бывало продолжил:

— Ведь именно дипломатам приходится решать конфликты и приносить извинения другой стороне, но разве они впадают от этого в депрессию? Нет! Они делают невозможное — они заставляют слова звучать так, что победившая сторона упивается только горсткой пыли, брошенной им в глаза. И хотя некоторые, самые разумные из победителей понимают, что остались в дураках, сделать с этим ничего уже нельзя. Остается лишь… кхм… поддерживать иллюзию. Подумайте над этим, мисс Леран. Я уверен, что вы что-нибудь придумаете. Но будьте осторожны. Предельно осторожны. Ведь одно неправильное слово может все испортить.

— Я не понимаю, как это относится к понедельнику…

— Горстка пыли, — загадочно повторил он.

Откланявшись, учитель подхватил портфель и вышел из класса, оставив меня озадаченно смотреть ему в спину.

Что он хотел сказать? Как бы я не меняла слова, смысл-то все равно останется прежним. Какая разница,

как

это говорить?

Словно назло мне, выходные пролетели быстро, будто решили нарочно приблизить понедельник. В воскресенье после обеда разбушевалась такая свирепая метель, что я решила остаться дома. Ветер поднимал снег в воздух и безжалостно обрушивался на черные, голые деревья, жалобно прогибающиеся под его мощью. С тоской вглядываясь через заснеженное стекло на улицу, я подумала, что теперь мои прогулки в лесу станут настоящей редкостью.

Школьный чат в это время был необычайно активен. Непогода заставила красных отменить очередную вечеринку, которая обычно проходила у Камиллы или близнецов, и вся их энергия была перенаправлена в компьютер.

Главной темой была конечно же я и завтрашнее построение. Камилла, Эрик, Дилан и близняшки злорадствовали, старательно подогревая атмосферу в чате. Обидных эпитетов там тоже хватало, особенно от Николь и ее приятелей, которые стремились таким образом затесаться в неприступный круг старших.

Естественно, настроения это мне не прибавило. Я отложила компьютер и с головой спряталась под плед. Чувствовала я себя прескверно. Вспоминая все, что случилось со мной за последние месяцы, я понимала, что все больше и больше сдаюсь, чего никогда не случалось со мной раньше. Миссис Джеймс и моя тетка могли гордиться собой — их методы работали. Так или иначе, я начинала делать то, что они от меня требовали.

Погрузившись в свои беды, я и думать забыла про все остальное: все мысли о необычных способностях, о которых поведал мне мистер Честертон, моих родителях, которые тоже когда-то учились здесь, таинственной женщине с картин, волке и странном ощущении дежавю, когда я впервые увидела его на поляне, отошли на задний план. Очередное унижение, которое мне предстояло испытать, вседозволенность и ликование красных, которым все сходит с рук и которых никогда не накажут, что бы они не сделали, прячущие глаза ученики в желтой форме, которые знают, что справедливости им не видать… Мои пальцы впились в подушку. И завтра я стану еще одним тому подтверждением.

Я смотрела на себя в зеркало, когда старая экономка принесла мне завтрак. Обычно она меня будила, однако в это утро этого не понадобилось; я и так проснулась еще до рассвета.

— Эй, пошевеливайся там, — проскрипела она, для надежности постучав в дверь кулаком.

— Сейчас иду.

Я вздохнула и снова оглядела свое отражение. Я несколько раз переплела косу, но мне все равно не нравилось, как я выгляжу. Хотя кого я пытаюсь обмануть? Что бы я не сделала с волосами, легче на душе от этого не станет.

Когда я спустилась вниз, то застала свою тетку поджидающей меня у двери.

— Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю, если ты меня подведешь, — прошипела она, прежде чем вытолкнуть на улицу.

Я не сомневалась, что она выполнит свою угрозу. Впереди зимние каникулы, и ничто не помешает ей окончательно поселить меня в подвале на все это время.

«Сделаю это быстро, — я мрачно перебирала в голове варианты. — Я хочу попросить прощения… Нет. Я хочу извиниться перед вами… Да нет же, я вовсе не хочу, меня заставили!» — громко прокричала я, стукнув кулаком по растущему рядом с дорогой дереву. И тут же скривилась от боли: в отчаянии, забыв, что следует соблюдать осторожность, я заехала по нему правой рукой. Той самой рукой, которая до сих пор саднила и болела по вине тех, кого я ненавидела всей душой и перед кем мне придется просить прощения. И за что? Я ведь говорила правду — пусть они обладали какой-то там чудодейственной силой, но при этом оставались законченными уродами. И ничего это не изменит.

Потирая руку, я попробовала снова прокрутить в голове слова Карла фон Рихтера, но ничего путного всего равно не придумала. В итоге остановилась на том, что уберу слово «хочу» и оставлю просто «я извиняюсь». Скажу что-нибудь в духе «извиняюсь за то, как вас назвала». И все. Не буду смотреть на их самодовольные, тщеславные лица, на которых заиграют высокомерные улыбки. Просто пробубню, смотря в пол (с наступлением сильных морозов построения окончательно перенесли во внутренний холл, чтобы учителя и красные не мерзли на улице). Нет, пробубнить не получится, под улюлюканье красных директор, мистер Броуди или миссис Джеймс наверняка заставят меня повторить, а произносить эти слова дважды у меня не было никакого желания. Наберу в грудь побольше воздуха и просто скажу. Скажу и все. Не быстро и не медленно, не громко и не тихо, ровным, ничего не выражающим тоном. «Это все равно ложь, а лгать мне не привыкать», — успокоила я себя, но почему-то легче мне от этого не стало.

— Важный день для тебя, Леран, — Эрик подкатил ко мне на своем шикарном джипе, когда я подходила к школе. Рядом на соседнем сиденье довольно ухмылялся Дилан. — Смотри не облажайся, а то пока мы будем кататься в Швейцарских Альпах, ты будешь праздновать рождество в подвале в компании крыс, — оба громко загоготали, однако через несколько секунд смех в голосе Эрика вновь сменился злобой. — Хотя, как по мне, так тебе там самое место. Мне все равно, извинишься ты или нет. Жизнь твоя от этого легче уже не станет.

Ухмыляясь, он рванул с места, обдав меня летящим из-под колес снегом.

«Козел», — подумала я, с ненавистью стряхивая с себя снег. С каким бы удовольствием я ему ответила, но вместо этого через несколько минут мне предстоит унижаться на радость ему и его дружкам.

Я повесила куртку в раздевалке и, стараясь не обращать внимания на обидные замечания красных, направилась во внутренний холл. С каждым шагом на сердце становилось все тяжелее. «Действуй по плану, — мысленно убеждала я себя. — Они свое еще получат. А сегодня сделай так, как они хотят».

На построение снова явилась миссис Джеймс, и от этого у меня стало еще более гадко на душе. На этот раз она снова выглядела собой. Должно быть, ее появление после двухнедельного отсутствия было как-то связано с тем, что учеба постепенно пришла в норму, и отсутствие учителей постепенно сошло на нет; ушла и нервозность, прежде охватившая администрацию школы.

— Огромная ответственность лежит на всех, кто учится в этой школе, — ее голос разнесся под высоким сводом зала, а в глазах появился стальной блеск. — С самого рождения вас учили, что вместе с могущественным даром, вы переняли и бремя, которое легло на плечи всех без исключения здесь присутствующих. На протяжении нашей великой истории каждый из учеников, будь он в полной мере награжден способностями или лишь принадлежит к нам по праву крови, беспрекословно исполнял возложенные на него обязанности, дабы мы могли совершенствовать и использовать наше могущество во благо всех нас. Благодаря стараниям ваших родителей, а до них и их родителей, так продолжалось веками, и теперь ваш черед внести свой вклад.

Красные довольно загудели. Миссис Джеймс покровительственно улыбнулась в их сторону и сделала знак, чтобы продолжить.

— Вместе с дарованным вам могуществом управлять, самые способные из вас унаследовали и самую тяжелую обязанность — а именно вести вперед и заботиться о будущем нашего рода, дабы наше могущество могло и дальше процветать… Тогда как остальные (она сделала слабый кивок в нашу сторону, не удостоив даже взглядом) — не более чем опора в этом великом труде.

Я оглянулась на мистера Честертона. После того разговора в его кабинете теперь я куда больше понимала, что кроется за словами миссис Джеймс. Но несмотря на понимание, а возможно и благодаря ему, сейчас я почувствовала еще большее раздражение, чем когда-либо прежде. Поймав мой взгляд, учитель сочувствующе сжал губы и подбодрил меня едва заметным кивком.

— Но, увы, оказалось, что среди нас есть те, кто не только не ценит (на этом слове ее губы скривились) ношу, которую вам предстоит нести за всех остальных в этом зале. Но и осмеливается откровенно презирать вас и то, что вы когда-нибудь сделаете для благополучия и процветания нашего рода.

В стенах этой великой школы мы считаем такое поведение не просто неприемлемым, но и строго наказуемым. Любая подобная дерзость по отношению к учителям и нашим лучшим ученикам должна строго пресекаться не только в пределах школы, но и вне ее. И делать это обязан

каждый из вас

, в любое время и в любом месте, где наткнется на подобное непочтительное поведение. Мисс Леран, — ее сухая, как трость, рука поднялась в мою сторону, и окружающие меня ученики в страхе отпрянули, — оскорбила не только тех, кому ее слова были напрямую адресованы, но и тех (она сделала паузу и бросила в мою сторону ядовитый взгляд), кто, отдавая дань уважения нашим великим традициям, послушно соблюдает все законы, на которых веками основывается эта школа.

Миссис Джеймс замолчала и показательно повернулась ко мне. Захоти она публично уничтожить меня, она не могла бы сделать это лучше. Меня и раньше здесь не жаловали, а сейчас большинство взглядов, направленных на меня, стали откровенно враждебными.

— Сюда, мисс Леран, — указала она на место рядом с собой. — Единственная причина, по которой вы не будете как следует наказаны — это ваше смирение, хоть и несколько запоздалое (несколько красных во главе с близняшками противно захихикали). К вашему счастью, мы, администрация школы, считаем, что ваша дерзость — это не более чем следствие вашей врожденной тупости, а также незнания, вызванного тем, что вы выросли вдали от этой школы. Однако запомните, что впредь это более не будет служить вам поблажкой.

Я чувствовала себя раздавленной. В этот раз слова миссис Джеймс сотворили со мной то, чего я больше всего опасалась: они опутали меня, словно липкая, скользкая паутина, овладели разумом и почти лишили всякого желания сопротивляться дальше. Какая разница, если они меня все равно ненавидят? Даже маленькая Хлое, когда-то радостно махавшая мне при встрече, теперь смотрит на меня с немым укором. Я не являюсь частью их мира и вряд ли когда-нибудь стану; из-за меня пострадали невинные люди и могут пострадать еще. Теперь я поняла причину той враждебности и неприязни, с которой встретили меня мои одноклассники, когда я впервые переступила порог этой школы: я была угрозой для них и их мира, и, отказываясь стать одной из них, подвергала их такой же опасности, какую навлекла на двух других учеников своим ненужным вмешательством.

В этот момент сверху послышались смеющийся, игривый голосок Кимберли, и все присутствующие разом посмотрели вверх. Мне не нужно было слышать второй голос: по тому, как преувеличенно громко хихикала школьная секретарша, я уже знала, кого через секунду увижу рядом с ней.

Достигнув балкончика на третьем этаже, оба остановились. Кимберли смерила меня, стоящую в середине зала, взглядом, полным снисходительного презрения и продолжила нашептывать что-то на ухо директору. Даже с такого расстояния я могла разглядеть выражение его лица. Его губы были плотно сжаты, а жесткое, скулистое лицо выражало глубочайшее удовлетворение, как у человека, который привык безжалостно подавлять любой бунт против своей власти.

— Итак, мисс Леран, мы с удовольствием послушаем, как вы просите прощения, — язвительно проговорила миссис Джеймс. — Убедите нас, что вы раз и навсегда усвоили этот урок.

Прежде, чем отойти, она сжала цепкими пальцами мое плечо. «Только дай мне повод, — прошипела она. — И ты почувствуешь такую боль, о которой даже не подозревала».

Плечо в том месте, должно быть, заныло, но физической боли в тот момент я не почувствовала.

Миссис Джеймс присоединилась к стоявшим сбоку учителям и устремила на меня взгляд, в котором сквозила хорошо выраженная угроза выполнить обещание.

Ладони вдруг стали мокрыми от пота, и я попыталась сосредоточиться. Нужно просто сказать. Сейчас. Как я и планировала. Громко и без запинки. Это то, чего они все ждут.

Утром я сто раз прокрутила в голове эти слова.

Время шло. Учителя и ученики ждали.

Говори же! Почему ты все еще молчишь?

Но я не могла. Во рту пересохло, а язык присох к нёбу. Уперев глаза в точку на ковре перед собой, я вдруг испугалась, что с моего горла вырвется какой-нибудь нечленораздельный звук и все испортит.

Пауза уже затянулась. Чем дольше я стояла молча, чем больше понимала, что прежняя решимость, которая владела мной утром, безвозвратно покидает меня. Я их ненавидела и не хотела извиняться за то, что сказала. Я не хотела смотреть, как их красивые, холеные лица расплываются в мерзкой улыбке с сознанием того, что они своего добились.

— Мисс Леран? — глаза миссис Джеймс недобро сверкнули.

Стоя немного впереди других учителей, миссис Джеймс являла собой воплощение безжалостной строгости. Ее тонкие, длинные, словно плети, пальцы постукивали по сложенным рукам, словно напоминая мне о том, что ждет меня в случае непослушания, губы были плотно сжаты, а ледяной взгляд пронзал меня на сквозь. Надо сказать, больше тянуть нельзя.

— Я хочу… — Мне понадобилась целая секунда, что осознать, что этот странный, охрипший голос принадлежит мне. — Я…

Я призвала на помощь всю силу воли, чтобы продолжить, но ставший ватным язык меня не слушался. Ряды красных разразились сдавленным смехом.

— Ха-ха, голосок потеряла, Леран? — громко ухмыльнулся Эрик.

Я подняла на него глаза. Стоявший рядом Джейк склонил голову к плечу, явно забавляясь этой сценой.

Отчаяние сменилось гневом. Кровь в венах забурлила. Это они должны сейчас стоять на моем месте! Единственные в этом зале, кто действительно заслуживают моего извинения — это те, кто…

И тут меня осенило.

— Ну все, довольно! — миссис Джеймс схватила меня, намереваясь потащить за собой. Ее ноздри трепетали от разбиравшей ее злости. — Похоже, мы снова стали свидетелями тому, что вы все еще не усвоили урок, мисс Леран. Как я и предполагала, для этого нам придется использовать другие методы.

— Пустите меня, я скажу. Я скажу! — я вырвала у нее руку и быстро, прежде чем она снова успеет меня схватить, произнесла:

— Я хочу попросить прощения… — мое сердце билось так быстро, что я боялась, что оно выпрыгнет из груди. На этот раз слово «хочу» было искренним, поэтому мой голос снова зазвучал ровно. Миссис Джеймс выглядела обозленной, но, по-видимому, решила, что угроза подействовала, и выжидательно приподняла бровь.

— Я признаю, что мое поведение в прошлый понедельник было необдуманным и эгоистичным…

Краем глаза я уловила злорадную ухмылку на лице мистера Броуди, но тут же отвела глаза на носки своих сапог. Мне нужно было сосредоточиться. «Одно неправильное слово может все испортить», — пронесся у меня в голове голос Карла фон Рихтера. Набрав в грудь побольше воздуха, я продолжила:

— Своим поступком я ненамеренно причинила зло, — я аккуратно подбирала слова, — тем, кому менее всего хотела. Я знаю, что, возможно, совсем этого не заслуживаю, но, пожалуйста, простите меня.

Мой голос дрогнул, и я замолчала. Я сказала все, что хотела, и на этот раз мне было легко. Каждое слово шло от самого сердца… Вот только предназначались они совсем другим.

— Так и быть, прощаем тебя, Леран, — донесся до меня самодовольный голос Дилана, и красные довольно загоготали.

Я не обратила на них внимания. Украдкой я бросила взгляд туда, где стояла пара в желтой форме. Поняли ли они мой намек? Смогут ли они простить меня? Мне хотелось верить, что да.

Однако, решив проверить, подействовали ли мои слова так, как мне было нужно, я совершила ошибку. Миссис Джеймс, которая не отводила от меня полный глубокого недоверия взгляд, это заметила. Я поспешно отвела глаза, но было поздно — по ее лицу я поняла, что она обо всем догадалась.

— Что ж, извинения принесены. Теперь, я полагаю, нам можно вернуться к урокам, — деликатно вмешался Карл фон Рихтер, постукивая по вынутым из внутреннего кармана пиджака часам на цепочке.

Я боялась, что позеленевшая миссис Джеймс сейчас что-нибудь скажет, выведет меня на чистую воду и снова не преминет наказать меня при всех, но она почему-то промолчала. Лишь в ее глазах появился нехороший блеск.

Повернувшись к ученикам, она сделала жест, что все свободны.

Идя за всеми в сторону лестницы, я подняла глаза туда, где стоял директор, и несмотря ни на что, почувствовала, как изнутри меня заполняет волна злорадного удовлетворения. Прежнее самодовольное выражение его лица сменилось яростью. Как и миссис Джеймс, он тоже понял.

После построения первым уроком шла химия, и я с опаской наблюдала за миссис Джеймс, которая с излишним рвением закрыла за собой дверь и велела всем садиться. Какое-то время тишину в классе нарушил лишь скрип мела, которым она выводила тему урока на доске. На строгом, холодном лице не было никакого намека на бешенство, промелькнувшее в ее глазах десятью минутами ранее.

Но я не сомневалась — она знала. Почему тогда ничего не сделала? Кто еще понял кроме нее и директора? Ну и Карла фон Рихтера, благодаря которому эта идея пришла мне в голову. Тупоголовые красные, ослепленные своим величием, про которое им без устали твердили учителя, намертво проглотили наживку. У них и мысли не возникло, что мои слова могли предназначаться не им.

Однако моя радость была преждевременной. Достав указку, миссис Джеймс с преувеличенным спокойствием принялась прохаживаться по рядам, проверяя задание, которое она давала на время своего отсутствия.

Остановившись возле моей парты, она не удостоила взглядом раскрытую тетрадку Джин, вместо этого кончиком указки приподняла мой подбородок. Выражение ее глаз в тот момент не предвещало ничего хорошего.

— Где ваша тетрадка, мисс Леран?

Она продолжала легонько постукивать указкой по моему лицу, и я вдруг поняла, что она собирается сделать на этот раз.

Ужас перед возможным безобразным шрамом на лице (уж она-то постарается, в этом можно было не сомневаться) сковал меня похуже, чем онемевший язык на построении. Моей руки ей было мало, теперь она собиралась изуродовать мое лицо!

Я внезапно догадалась. Она не будет губить свой авторитет и статус победительницы в глазах тех, кто ничего и не заподозрил. Нет, она отомстит мне так, чтобы никто ни о чем не узнал.

Кожа щеки начала неприятно покалывать там, где ее касалась тонкая и гибкая, словно вытянувшаяся в длину плеть, указка. Я уже не раз отведала на себя, какую боль она может причинить. Но теперь страх перед болью казался мне несущественным перед тем, что она собиралась сделать с моим лицом. Миссис Джеймс наблюдала за мной, ее глаза сверкали. Взаимопонимание, возникшее в эту секунду между нами, не имело ничего общего с нашими прошлыми отношениями. Мы обе вдруг осознали, что противник намного умнее, изворотливее и расчетливее, чем казался раньше. К моему пониманию прибавилось и осознание той ужасной жестокости, с которой миссис Джеймс собирается действовать, в то время как я могу лишь беспомощно наблюдать за покачивающейся возле моего лица указкой.

В какой-то момент я уже была готова взмолиться перед ней, лишь бы она этого не делала. Но прежде чем я успела открыть рот, сбоку раздался голос Уилла:

— Простите, миссис Джеймс. Тетрадка у меня.

Миссис Джеймс вздрогнула. Она медленно отвела глаза от меня и повернулась к Уиллу. Выглядела она так, будто мысленно уже прокручивала в голове, каким сильным будет размах указки и с какой силой нужно делать нажим, чтобы получить нужный результат, когда кто-то вклинился в процесс ее тонких расчетов и нарушил их естественный ход. И этому кому-то сейчас сильно не поздоровится.

Ей понадобилась секунда, чтобы вспомнить его имя.

— И что она у вас делает, мистер Клиффорд? — ледяным тоном поинтересовалась она, все еще не отнимая указку от моего лица.

— Это моя вина. Я хотел сверить ответы и забыл отдать.

Ее глаза опасно прищурились.

— Сверить ответы?

— Да.

Она нехотя сделала шаг к нему, и когда указка больше не находилась в опасном расстоянии от моего лица, я с облегчением перевела дух. К этому времени я уже успела пожалеть о том, что решила поумничать на построении.

— Откройте обе тетрадки, — холодно приказала она, и Уилл послушно исполнил то, что ему было велено.

Хотя бы в одном он не врал — моя тетрадка действительно была у него.

Но когда и как это произошло? Неужели я ее где-то обронила?

Однако в одном я была уверена совершенно точно: до того, как тетрадка оказалась у Уилла, она была совершенно пуста. А теперь перед миссис Джеймс лежали испещрённые каракулями и неровными формулами листы. Они как две капли воды походили на те, которые, благодаря неоправившейся руке, «украшали» мои тетрадки по другим предметам. И все же я могла поклясться чем угодно, что эти были сделаны не мной.

Рассмотрев обе тетрадки с такой тщательностью, словно она делала это через объектив микроскопа, и, по-видимому, не найдя там ничего, к чему можно было придраться, она перевела взгляд на Уилла.

— Вы знаете, что я не поощряю такое поведение, мистер Клиффорд? — холодно произнесла она после того, как не обнаружила никаких явных признаков обмана.

— Да, миссис Джеймс. Это было глупо с моей стороны.

— Чрезвычайно глупо, — все тем же холодным тоном подтвердила она, почему-то смотря в мою сторону. — Закатайте рукав и вытяните руку.

Я с ужасом смотрела, как Уилл послушно выполнил приказ. Кожа на его руке была белая и ровная, без каких-либо изъянов. И это заставило меня вспомнить о своей исполосованной, изуродованной руке, которая еще полностью не зажила.

— Нет, — вырвалось у меня. Но ладонь Джин незаметно сжала мою, отчаянно призывая замолчать.

Миссис Джеймс резко повернулась ко мне. Она словно только этого и ждала.

— Вы что-то хотите сказать, мисс Леран? — сухо поинтересовалась она, сжимая посильнее указку. — Может быть сделать еще какое-нибудь признание? Как оказалось, в этом вы на редкость способны, — она шумно втянула носом воздух.

Под столом Джин сжала мою руку сильнее, а Уилл незаметно покачал головой. Зачем он это делает? Я посмотрела на него в поисках ответа, но его лицо было непроницаемым.

— Итак?

Указка угрожающе постукивала по ее ладони. Класс застыл, с испугом переводя глаза с меня на учительницу и обратно.

Однако ужас перед наказанием, которое задумала для меня миссис Джеймс, был сильнее. Я помотала головой и отвернулась, чтобы не видеть, как белая кожа на руке Уилла набухает о покрывается уродливыми полосами.

Когда миссис Джеймс закончила, то я насчитала пятнадцать ударов. Куда больше, чем, по ее мнению, полагалось мне. Спокойно подправив выбившуюся из строгого пучка на затылке прядь, она вернулась к своему столу и начала урок.

Я украдкой взглянула на Уилла. Его побелевшая губа была закусана, а голова низко склонилась над рукавом Несколько секунд он возился с пуговицей. Затем молча протянул мне злосчастную тетрадку и вернулся к своим записям.

Я не знала, что и думать. Каракули, покрывающие несколько первых листов, и вправду походили на мои. Я снова бросила вопросительный взгляд в сторону Уилла, но до самого конца урока он больше не смотрел в мою сторону.

Это молчание продолжалось и на двух последующих уроках. Сидевшая рядом Джин тоже не проронила ни слова о том, что случилось на химии, хотя я до сих пор чувствовала, как ее холодные пальчики сжимают мои в немой просьбе ничего не говорить. У меня почему-то возникло чувство, что, несмотря на то, что Уилл и Джин ни разу при мне не общались, каким-то образом они понимали друг друга без слов и действовали сообща. Особенно во всем, что имело хоть малейшее отношение ко мне.

Несмотря на утренние события, в столовой все происходило на редкость спокойно. Учителя на этот раз отсутствовали, но прежние насмешки в мою сторону поутихли. Утолив свое уязвленное самолюбие, красные полностью переключили внимание на обсуждение зимних каникул, предвкушая предстоящие поездки. Названия некоторых мест, которые я уловила, заставили меня приподнять бровь — речь шла о самых известных лыжных курортах по всему миру.

Прислушиваясь к разговору за их столом, я не сразу заметила, как напротив меня возник поднос с едой.

— Привет, — сказал Уилл, садясь напротив меня, словно это уже стало его привычным местом.

Я бросила на него холодный взгляд. С одной стороны, я была благодарна ему, ведь если бы не он… Я и думать не хотела о том, что могло случиться, если бы он не помешал миссис Джеймс исполнить задуманную месть. Но мне не понравилось, что он действовал за моей спиной.

Уилл спокойно принялся за еду. Несколько секунд я за ним наблюдала, а потом не выдержала:

— Что все это значит, Уилл?

Не отрываясь от еды, он пожал плечами. Однако я не сводила с него глаз, и в конце концов ему пришлось ответить.

— Все в классе знают, что ты не делаешь домашние задания по химии. Вот я и решил, что тебе нужна помощь.

Я открыла рот, потом закрыла, яростно набрав воздух в легкие.

— С каких пор кража тетрадки и подделывание подчерка называется «помощью с домашним заданием»?

Уилл опустил глаза в тарелку, но не выглядел смущенным.

— С тех пор, как извинения перед одними больше звучат, как извинения перед совсем другими.

Я чуть не подавилась тефтелей и закашлялась. Уилл подал мне свой стакан воды и убедился, что я в порядке.

— Ну, а если серьезно, мы стараемся сделать так, чтобы никто в классе не отставал. К тому же твои каракули было совсем нетрудно подделать. Любой бы смог, так что я ничем не рисковал, — посчитав свой ответ исчерпывающим, Уилл взял вилку и принялся за пюре.

Все еще покашливая, я посмотрела на него. Вот уже от кого не ожидала подобной проницательности. Если и он понял, то я могла лишь догадываться, сколько еще таких, как он…

Уилл выглядел спокойным. Вот только ел он левой рукой, правая же лежала на столе таким образом, чтобы пострадавшая ее часть не касалась твердой поверхности.

— Она тебе все равно не поверила, — сказала я, стараясь не думать о набухших, красных полосах под его синей рубашкой.

Уилл не ответил.

— А ты представляешь, что бы было, вздумай она вызвать меня к доске? — с раздражением спросила я, взбешенная его невозмутимостью. — Она бы раскусила твой обман в два счета!

— Не сделай я этого, тебе было бы намного хуже, — только и ответил он.

Настала моя очередь прикусить язык. Он был прав. Я могла остановить миссис Джеймс, но из-за страха не сделала этого.

Отведя взгляд в сторону, чтобы скрыть проскользнувший в них стыд, я наткнулась на горящий взгляд Джейка. Слегка наклонившись над своим столом, он, казалось, не слышал болтовни вокруг него; всё его внимание было обращено в нашу сторону. Может, он тоже в курсе того, что произошло утром и теперь пребывает в бешенстве, как директор или миссис Джеймс? Но разве он не должен сверлить глазами меня, а не Уилла? Почувствовав захлестнувшую меня волну ненависти, я снова повернулась к невозмутимо жующему соседу.

— Нам нужно обсудить проект по политологии, — продолжил Уилл как ни в чем не бывало, словная прошлая тема была закрыта. — Я предлагаю сделать это всем вместе сегодня после уроков.

Я скривилась. Как бы благодарна я не была за то, что он спас меня на химии, заниматься уроками не входило в мои планы.

— Сегодня не получится, — ответила я. — Мне нужно домой.

Где-то внутри я почувствовала отвращение к самой себе — Уилл принял за меня наказание, а я отвечаю ему черной неблагодарностью. Но что я могла поделать? Сидеть за уроками — никогда не было моей сильной стороной. К тому же я не была уверена, что тетка отнесется к моей задержке с должным пониманием.

— Завтра? — он поднял на меня свои спокойные карие глаза с длинными ресницами.

Похоже, во всем, что касается учебы, он не отстанет, пока не добьется желаемого.

Я вздохнула.

— Я спрошу у тети.

— Если хочешь, я могу объяснить ей, для чего тебе нужно задержаться.

Я не удержалась и громко хмыкнула. Уилл посмотрел на меня с непониманием, но я только покачала головой. Моя тетя, которая с преувеличенным вниманием и лицемерным добродушием принимала дома дружков Николь, вряд ли отнесется так же к Уиллу, который появится на пороге в синей форме.

— Я справлюсь.

На этот раз к выходу мы пошли вместе.

Подходя к двери, я заметила своего кузена, который задержался и о чем-то беседовал с одним из своих одноклассников. Как и раньше, он не удостоил меня взглядом, зато, подобно Джейку, скользнул взглядом по Уиллу. И я была точно уверена, что вспышка ледяного холода, сверкнувшая в его глазах, мне не почудилась.

Конец дня прошел довольно спокойно. Ничего не подозревавшая тетка упивалась своей победой. Николь рассказала ей все в мельчайших подробностях, естественно приукрасив и добавив от себя несколько вымышленных предложений, которые выставляли меня не в самом лучшем свете. Моя не особо одаренная умом кузина ни о чем не догадывалась, поэтому из ее слов выходило так, что я довольно в унизительной форме упрашивала красных простить мое «кощунственное и несправедливое» высказывание по отношению к ним. Меня это раздражало. Но возражать было бы неразумно, поэтому я просто старалась пропустить их глумливые слова в мою сторону мимо ушей.

Неделя тоже пошла своим чередом. История с моим публичным извинением привлекала все меньше и меньше внимания у красных, которых больше интересовало, кто, как и где собирается провести зимние каникулы. Даже Камилла, упорно пытавшаяся сконцентрировать внимание на ролике с извинением, любезно снятым и выложенным красными в чате, вынуждена была признать свое поражение. Красные посмеялись, поглумились, поиздевались, и теперь переключились на другие темы, которые занимали их сейчас куда больше, чем я. Они обсуждали не только места, куда поедут отдыхать, но и гардероб, который собираются носить и приобрести в Европе. Тут и там сверкали имена самых знаменитых домов Моды и известных кутюрье. Но в отличие от обычных людей, с которыми я общалась раньше и которые в подавляющем большинстве тоже принадлежали к высшему сословию, в их словах не было ни капли восхищения; они воспринимали эти марки как дань, как нечто само собой разумеющееся и столь привычное, что местами я улавливала откровенную скуку. Близняшки, например, открыто выражали равнодушие к новым коллекциям и мечтали на этот раз обнаружить в Европе нечто более экстравагантное, что позволит удовлетворить их пресытившийся и откровенно скучающий вкус.

К моему несказанному удовольствию, подобно остальным красным, Николь тоже собиралась заграницу. С ней ехали ее подружки, и я порадовалась, что хотя бы эти две недели я ее не увижу и не услышу. Это само по себе можно было считать удавшимися каникулами.

Пребывая в более-менее сносном расположении духа, которое было вызвано рождественскими хлопотами и поездкой Николь, тетя разрешила мне встречаться с Уиллом и Джин после занятий столько, сколько будет надо, не забыв отпустив несколько обидных замечаний в их сторону. Как я и предполагала, когда я о них заговорила, ее нос презрительно сморщился, а тонкие губы скривились в брезгливой гримасе. Однако стоило мне упомянуть Карла фон Рихтера и его задание на каникулы, как ее лицо тут же стало грозным и она строгим голосом приказала мне выполнить все, что было задано. «Иначе ты уже знаешь, что тебя ждет, — язвительно добавила она. — Больше на мое милосердие не рассчитывай!»

Новость я сообщила Уиллу, и после последнего урока политологии мы остались в классе, чтобы посидеть над заданием Карла фон Рихтера. Сам учитель больше не разговаривал со мной наедине, но, прежде чем покинуть класс, он заговорщицки мне подмигнул. Пока Джин, Уилл и Адам, его сосед по парте, дружно склонили головы над листком, я размышляла о том, почему учитель подсказал мне ту идею. Было ли его намерением просто облегчить предстоящее мне испытание, или за всем этим стояло нечто намного большее? Предвидел ли он мой поступок? Ведь он не говорил мне изменить текст так, чтобы вышло извинение перед наказанными из-за меня ребятами. Эта идея пришла ко мне намного позже. Она была полностью и целиком моя. Ведь так?

— Алекс, — вывел меня из задумчивости голос Уилла. Он подвинул ко мне листок, предлагая ознакомиться с заданием.

Я скользнула по нему глазами, даже не читая.

— Я возьму то, что останется.

Трое ребят посмотрели на меня, но ничего не сказали. Я вполуха слушала, как они совещаются, затем каждый переписал себе вопрос, и Уилл подвинул ко мне последний, обведенный специально для меня. Я молча сунула его в сумку.

Наконец Адам поднялся, попрощался и скрылся за дверью. Уилл и Джин медлили, обмениваясь неловкими взглядами.

— Ну, на этом все? — протянула я, теребя ремешок сумки и мечтая поскорее оказаться за пределами школы.

Уилл встал, оглядел коридор, закрыл дверь и снова сел.

— Мы тут посовещались и решили, — начал он, явно чувствуя себя неловко и словно опасаясь моей реакции.

Я вопросительно посмотрела на него. Ну что еще им от меня надо?

— Что поможем тебе с уроками по химии на завтра, — закончила за него Джин, избегая смотреть на меня.

Вот уж этого мне только не хватало.

— Спасибо, но я как-нибудь сама справлюсь, — отрезала я, порываясь встать и уйти, но Уилл меня удержал.

— Алекс, завтра миссис Джеймс ничего не помешает, — он намекнул на мою щеку. — К тому же…

Он замялся, и на помощь ему снова пришла Джин.

— Неуспеваемость одного ученика влияет на весь класс, — сказала она, по-прежнему смотря в сторону.

Уилл взглянул на нее, словно хотел что-то добавить, но промолчал.

— И каким же образом? — я повернулась к Джин. — Я помню, ты уже говорила что-то подобное в первый день. Но никаких общественных наказаний из-за того, что я прогуливаю уроки или не делаю домашние задания, я пока не заметила.

Сказав это, я вдруг подумала, что сарказм в моем голосе прозвучал неуместно. Но было уже поздно.

Джин молчала, Уилл тоже. Это молчание начало меня раздражать. Но в одном Уилл был прав: вчера он спас, но завтра миссис Джеймс уже ничто не помешает исполнить задуманное.

— Ладно, — нехотя согласилась я. — Но только, если это займет недолго. Я не собираюсь провести здесь весь вечер.

Я села. Джин вытащила учебник по химии, и мы принялись за домашнее задание. Через час несколько последующих листов в моей тетради были покрыты точно такими же каракулями, как и те, которые были выведены левой рукой Уилла. Разницу и вправду не заметил бы даже наметанный глаз миссис Джеймс.

После того, как мы спустились в опустевший гардероб, Джин прихватила куртку и попрощалась. Мы с Уиллом вышли на улицу и какое-то время прошли вместе.

Он молчал, но я решила использовать случай, чтобы наконец-то кое-что для себя прояснить.

— Почему здесь нет сотовой связи? — задала я давно интересующий меня вопрос. — У красных есть телефоны, но мой не работает…

— Есть, только своя. Для тех, кто тут живет, — отозвался он.

— Как и интернет? — Теперь я понимала, что отсутствие связи было вызвано вовсе не отсутствием необходимого оборудования или денег, а намеренным желанием местных жителей отгородиться от внешнего мира. Что ж, причин для этого действительно было множество.

Уилл кивнул, подтверждая мои догадки.

— А школьный чат? Почему вы никогда там не пишите?

— Хоть чат и существует формально для всех, но туда лучше не соваться.

Похоже, как и над остальным в этой школе, над чатом красные тоже установили свою монополию.

— А что будет, если я напишу? Раз это не запрещено…

— Не надо, Алекс, — Уилл вдруг посерьезнел. — Пожалуйста, обещай, что не будешь.

— Ладно, — уступила я. Мне и самой не хотелось соваться в это логово змей. — А у нас есть что-то свое? Где мы можем общаться?

Уилл покачал головой.

— Раньше мисс Белл пыталась добиться разрешения, чтобы чат разделили, но ей отказали.

Я поморщилась. Конечно, все создано и сделано только для красных. Зачем стараться для неудачников?

— А учителя… Они все тоже когда-то носили красную форму? — озвучила я свое давнее предположение. Оно появилось у меня после того, как мистер Честертон рассказал мне о разделении.

— Конечно, а как же еще? — искренне удивился Уилл.

Я с изумлением посмотрела на него, но ничего не сказала. Впервые в своей жизни я ощутила благодарность перед родителями за то, что выросла в пусть иногда жестоком и во многом несправедливом, но все-таки куда более нормальном мире.

Прежде чем я успела понять, как это получилось, помощь по химии плавно перешла в подготовку перед экзаменами. Несколько раз в неделю мы оставались после уроков и сидели за заданиями, решали математические задачи и вместе учили теории и грамматические правила. Когда я вдруг осознала, куда завели меня уроки по химии, возражать было поздно. Уилл и Джин с завидным упрямством продолжали разжевывать мне материал. И делали это так понятно, методично и ненавязчиво, что мне не оставалось ничего другого, как смириться.

— Это правда, что ты сменила столько школ? — спросил меня как-то Уилл. На секунду я напряглась. Но в его тоне не было издевки или намерения посмеяться, только искреннее любопытство.

— Да, — неохотно отозвалась я, покосившись на него.

Обоих, и Уилла и Джин, мой ответ поразил, но они мгновенно скрыли это за маской вежливости.

— И ничуть об этом не жалею, — прибавила я как ни в чем не бывало. — Учиться в одной школе несколько лет подряд слишком скучно. К тому же, я много где пожила… и… и… много с кем познакомилась. — Я вдруг поймала себя на мысли, что не знаю, кого я пытаюсь убедить — их или себя. Поэтому на этом этапе предпочла замолкнуть, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула.

— Как это учиться… там? — снова спросил Уилл, пока Джин исправляла что-то в моей тетрадке.

— Где? — не сразу поняла я. — В Европе?

— В обычной школе, — отозвался Уилл. — Где учатся… не такие как мы. Там тоже так же?

Джин немного приподняла голову от моей писанины. Я видела, что тоже она слушает.

— Нееет… Там все по-другому, — протянула я, удивляясь их наивности. — Есть, конечно, тоже много всяких несправедливых вещей, но то, что творится здесь… В моих прежних школах учителям запрещалось даже голос повышать на учеников, иначе их могли сразу выгнать. Я уже не говорю… о чем-то похуже. За это и в тюрьму можно угодить. И с дискриминацией там стараются бороться, не то, что тут, — перечисляла я, совершенно позабыв о своих слушателях. — Существуют даже специальные законы, которые охраняют права учеников. Вот однажды в моей прошлой школе…

Тут я вспомнила, но было уже поздно. Лица у обоих вытянулись, и я тут же пожалела. Какой толк рассказывать им о жизни за пределами этой школы? Легче от этого все равно никому не станет.

— Неважно, теперь это все в прошлом, — мрачно закончила я свои рассуждения. — На какой странице мы остановились?

Миссис Джеймс и во сне не снилась произошедшая во мне перемена. На следующий день, завидев второе готовое домашнее задание, она вызвала меня к доске, очевидно решив до конца уличить в обмане. Но ее ждало разочарование. Благодаря подробному объяснению Джин, которой химия давалась с легкостью, ответила я вполне сносно, и ей не оставалось ничего другого, как скрипнув зубами отпустить меня восвояси. Впрочем, как оказалось, меня это вполне устраивало: раньше открытый бунт против нее казался мне единственным способом отомстить за все те унижения, через которые она заставляла меня проходить. Но теперь, благодаря Уиллу и Джин, я могла доводить ее, не рискуя получить наказание. Знаю свою противницу, я ничуть не тешила себя мыслью, что мои успехи в учебе радуют ее, как должны были бы радовать любого другого учителя, если бы его самый непослушный ученик вдруг начал вести себя самым благоразумным образом. Наоборот, я отняла у нее повод наказывать меня на виду у всех, и затаенная внутри нее злоба не находила выхода, с каждым днем все больше и больше поедая ее изнутри. Она искала причину придраться ко мне, но не находила ее. Она проверяла мои уроки с такой дотошностью, с какой не проверяла больше ни у кого в классе. И их совершенство, благодаря трудам Джин, приводили ее в бессильное бешенство.

Я с опаской ожидала, что она найдет, как мне отомстить, но чем больше близились каникулы, тем эти опасения постепенно улетучились. Время шло, и она, казалось, смирилась и даже оставила меня в покое. В конце концов, в глазах всех она вышла победительницей: мое публичное извинение, мои прекрасно подготовленные уроки и даже мое примерное поведение — все это можно было бы приписать ее заслугам. Она победила. У нее больше не было поводов ко мне придираться. Однако мы обе прекрасно знали, что все это было не более чем прекрасно разыгрываемым на публику спектаклем. Зная свою соперницу, я понимала, что опасность отнюдь не миновала, а лишь затаилась, ожидая своего часа. И на всякий случай всячески избегала оставаться с миссис Джеймс наедине.

Что касается моих напарников по внеклассным занятиям, то лучшими друзьями мы не стали, но все же немного сблизились. Особенно с Уиллом. Сидеть с ним в столовой уже вошло в привычку. Даже если я по какой-то причине задерживалась, то находила его за моим столом, к которому, сама того не заметив, начала относиться, как к нашему. Джин к нам не присоединялась, предпочитая сидеть отдельно. С ней мы разговаривали только, когда собирались после уроков, если такое было запланировано. В другое время лишь приветствовали друг друга кивками. Это меня немного расстраивало. Я могла поговорить с Уиллом, но все наши разговоры сходились к учебе, или же мы просто молчали. И я подумала, что не мешало бы иметь подругу, с которой можно было обсудить и другие вещи. Например, эти неловкие паузы или перекрестные взгляды, а иногда и пальцы Уилла, которые как бы невзначай касались моей руки. Однако дальше этого дело не шло; и надобность в подруге не была такой уж острой, чтобы искать сближения с неразговорчивой и скрытной Джин.

Однажды Уилл поймал мой взгляд, направленный в сторону Джин, которая как обычно сидела отдельно, ковыряя вилкой в тарелке.

— Ее сестра в классе желтых, — бросил он, словно этим было все сказано.

Я уткнулась в свою тарелку. И почему я сама не догадалась? Я не раз была свидетелем тому, как Джин волнуется за сестру. Уилл, у которого не было ни братьев, ни сестер, и который сам носил синюю форму, мог позволить себе показаться со мной в столовой. Но маленькой Хлое такое поведение сестры могло только навредить. Завидев меня с Уиллом, Эрик и Дилан не преминули отпустить несколько сальных шуточек в нашу сторону, но вздумай Джин тоже со мной дружить, они могли вполне отыграться на ее сестре. То, как поступали красные с учениками в желтой форме, продолжало вызывать у меня отвращени. Однако следуя просьбе мистера Честертона и опасаясь нового заточения в подвал, я старалась просто отворачиваться. Хотя порой это было откровенно нелегко.

— Часто так бывает? Я имею ввиду синих и желтых в одной семье.

— Нет, — Уилл явно не горел желанием обсуждать эту тему. — Нечасто, но случается.

Я снова посмотрела туда, где одиноко сидела Джин, и представила, как бы я повела себя, будь у меня маленькая сестренка, как Хлое. Словно почувствовал мой взгляд, она вскинула голову и прочла в моих глазах понимание.

Уилл уже закончил с обедом, но я хотела задать еще один, куда более волновавший меня вопрос.

— А у красных?

— Что?

— Бывает, что в их семьях эта… сила не передается по наследству?

Уилл бросил на меня беглый взгляд и отвернулся. Мы оба понимали, кого я имею ввиду, и он чувствовал себя неуютно.

— Я не знаю… Я никогда не слышал.

Он взял поднос, чтобы отнести его к стойке, но я припустилась за ним.

— Уилл, неужели такого ни разу не было?

Уилл нервничал. Он оглянулся, чтобы убедиться, что рядом никого нет, но учителя были поглощены обедом, а красные — предстоящими поездками. Только Эрик и Дилан смотрели в нашу сторону и делали мне неприличные знаки. Повернувшись к ним спиной, я снова посмотрела на Уилла.

— Ни разу за всю историю?

— Я не знаю, Алекс, — он отвел глаза в сторону. — Тебе лучше спросить дома, чем разговаривать на эту тему со мной.

Представив лицо своей тетки, если я посмею ее об этом спросить, я фыркнула. Она и так не скрывала своего презрения ко мне, а если я сама подниму эту тему, то лишь дам ей повод снова меня оскорблять.

— Знал бы ты моих родственничков, ты бы так не говорил. — На этот раз Уилл хотел удивиться, но я махнула рукой в сторону выхода. Рассказывать ему, что творится у меня дома, было унизительно. — Ладно, пошли.

Последний день семестра подошел к концу. Начинались экзамены, первым из которых шел экзамен по истории. Из слов Джин и Уилла следовало, что, в отличие от миссис Джеймс и мистера Броуди, вопросы мисс Белл всегда были легкими, поэтому из школы я возвращалась в приподнятом настроении. За экзаменами следовали рождество и целых две недели зимних каникул! Ни ненавистной школы, ни Николь, которая несмотря на возражения матери, настояла на том, чтобы уехать еще до начала праздников. Из насупленного ворчания Марджи я поняла, что дяди тоже не будет дома почти все это время, потому что ему надо отлучиться по каким-то срочным делам. Но какие срочные дела могут быть у людей на рождество? Впрочем, эта мысль быстро улетучилась у меня из головы. Дома останутся только тетя и Майк. Последний скорей всего проведет это время, заперевшись у себя в комнате, а тетка… Я не знала, чем собирается заняться она, но ее прежнее хорошее настроение испарилось. Чем ближе приближались праздники, тем она становилась мрачнее, отрываясь на мне из-за любой мелочи.

Краем глаза я видела маячившую за мной желтую куртку. Лин неизменно продолжала следовать за мной до самого дома даже в те дни, когда мы с Джин и Уиллом оставались на час дольше положенного, чтобы позаниматься. Я гадала, зачем она это делает, но она ни разу не промолвила ни слова, следуя на отдалении, как тень. И вскоре я настолько к ней привыкла, что перестала обращать внимание.

Однако сегодня я пребывала в хорошем расположении духа из-за приближающихся каникул, поэтому решительно повернулась и сделала несколько шагов ей на встречу. В конце концов, я не сделаю ничего плохого, если просто пожелаю ей хороших праздников. Лин остановилась. Ее раскосые глаза все еще разглядывали меня с едва заметной опаской.

— Привет, — улыбнулась я ей, не зная, как лучше начать разговор. Может стоило сказать что-то поостроумнее или хотя бы извиниться? В последний раз, когда я пыталась с ней заговорить, я была довольно резка и надеялась, что она мне это простила. Но мои опасения оказались напрасными. Она вдруг улыбнулась в ответ, поощряя меня продолжать, и я ощутила облегчение. — Я не знаю, увидимся ли мы до праздников, и я хотела…

Но договорить я не успела. Точнее мне не дали.

Сначала до нас донесся рев спортивного мотора, и через секунду машина уже выехала из-за поворота и быстро приближалась в нашу сторону.

— Прячься, — быстро произнесла я вместо заготовленных пожеланий. Лин бросилась в кусты, и через секунду ее желтый помпон уже скрылся за деревьями.

Убедившись, что она исчезла, я повернулась и пошла в сторону дома, стараясь вернуть своему лицу безмятежное выражение в то время, как сердце отбивало бешеный ритм. Ни у кого из синих или желтых не было спортивных машин. Поэтому еще до того, как машина меня догнала, я знала — это кто-то из красных. Мне оставалось только надеяться, что Лин успела спрятаться до того, как ее заметили.

Тот, кто сидел за рулем явно был ненормальным: мотор ревел на полную мощь, словно водитель нервничал или был чем-то взбешен. Догнав меня, машина резко затормозила, так что я услышала скрип покрышек, по инерции прокативших машину еще немного по замерзшей дороге. Наконец она нехотя замедлила ход.

Стекло сидения рядом с водителем неслышно опустилось, и меня обдало теплым воздухом работающего в машине обогревателя. Это было как нельзя кстати — от мороза у меня покраснел нос и замерзли пальцы, которые я то и дело подносила ко рту, чтобы хоть немного согреть теплым дыханием.

Краем глаза я уловила красный цвет куртки, который подтвердил мои догадку. А повернув голову еще немного, увидела, кто был тем самым ненормальным водителем, теперь нахально улыбающимся мне через разделяющее нас пустое пассажирское сидение.

Почувствовав затопившую меня волну ненависти, я ускорила шаг. Джейк нажал на газ и поравнялся со мной.

— Прохладно, верно? — с насмешкой поинтересовался он, не снисходя до приветствия, словно считал это чем-то лишним. По крайней мере по отношению ко мне. — Что-то я нигде не вижу твоего дружка со столовой? Нехорошо позволять девушке топать по такому морозу домой. Мог бы и подвезти, — цинично заметил он, высокомерно приподняв бровь.

Я еле сдержалась, чтобы не послать его к черту. Желание это сделать было столь велико, что мне понадобилось вообразить все мыслимые и немыслимые наказания, которые могли обрушиться на мою голову. Вместо этого, я лишь прибавила шаг, надеясь, что мое молчание ему надоест и он уедет.

Но тягаться с его спортивной машиной было бесполезно. Он лениво раскинулся на обитом кожей сиденье, одна его рука лежала на руле, а вторая приглашающим жестом легла на пассажирское сиденье. Сверкая завораживающими глаз формами, машина катилась в такт хозяину — лениво, гордо, осознавая свое превосходство и красоту.

— Черт, как же его зовут… — он сморщил лоб, словно пытаясь вспомнить. Но я-то знала, что он просто выбирает очередную гадость. От красных, а тем более от него, не приходилось ожидать ничего большего. — Его родители, кажется, владеют небольшим ресторанчиком в городе. Захудалая, жалкая забегаловка, ни больше, ни меньше, — он презрительно хмыкнул и любовно провел рукой по рулю, в середине которого светился фирменный знак одной из самых дорогих марок в мире. — А у него самого и машины наверняка нет, поэтому и топаешь пешком. — Он ехидно улыбнулся в мою сторону, затем хлопнул себя по лбу. — Вспомнил — Клиффорд! Жалкая кондитерская Клиффордов, точно! Никогда там даже не бывал.

От его тщеславия меня затошнило. Теплый воздух из обогревателя вдруг начал душить меня, и мне захотелось отдалиться от машины как можно дальше, чтобы заполнить легкие чистым, морозным воздухом.

Я продолжала молчать. Перед глазами всплыл тот морозный понедельник и громкий голос Джейка, приказывающий мистеру Броуди наказать Тэйлора и его девушку. Ненависть к нему продолжала сдавливать мне горло, и я покрепче стиснула кулаки. Не будет между нами пустого сиденья, я бы, наверно, не выдержала и впилась бы в его циничное, наглое лицо, которое сейчас ухмылялось мне с глубины теплой, обитой дорогой кожей кабины.

— Ну что ж, тем хуже для него… и лучше для тебя, — он нагло улыбнулся, сверкнув рядом белых зубов. — Считай, тебе повезло — мне нужно закинуть кое-что твоему дяде. Так что давай садись, — он вызывающе похлопал рукой по сиденью рядом с ним. Никакого вопроса или предложения. Человек, который ни на секунду не представлял, что ему скажут «нет».

Я не ответила и не повернулась. Лишь крепче вонзила ногти в заледеневшие от холода ладони. Как он не лопается от собственного высокомерия?

Наконец до Джейка дошло, что я не собираюсь садиться в его машину. Краем глаза я заметила, что он убрал руку и целую минуту молчал, видимо переваривая новое ощущение.

— Все еще злишься из-за того понедельника? — сейчас он смотрел на дорогу перед собой, а циничный тон испарился, став серьезным.

Холодок пробежал в воздухе между нами, до этого согретому кондиционером и волнами моей ненависти к нему. Я напряглась.

— На их месте должна была быть ты, — в голосе Джейка прорезалась сталь. — Так что вместо того, чтобы злиться, тебе следует благодарить меня.

Меня словно током ударило. Я резко остановилась и повернулась к нему. Джейк смотрел на меня, его лицо было холодным и сосредоточенным. Очевидно, он всерьез думал, что я ему что-то должна.

— Благодарить?! — мои руки впились в открытое окно машины, а голос взвился так, что я почти кричала. — Да ты понятия не имеешь, о тех поступках, за которые нужно благодарить. Из-за тебя наказали невинных людей, которые этого не заслуживали! Над которыми вы и так издеваетесь без всякой на то причины, лишь потому, что в этой школе вам почему-то дано на это право! Благодарить тебя — НИ ЗА ЧТО! Я тебя ненавижу и… и… презираю!

Джейк слушал мою тираду молча. Его светившиеся надменным блеском глаза потемнели, но мне этого было недостаточно.

— А что касается Уилла, ему не нужны дорогие машины или какая-то там дурацкая сила, чтобы быть при этом хорошим человеком. Самым лучшим и порядочным из всех, кого я тут знаю! О таких качествах, как у него, ты и твои дружки могут только мечтать!

Высказав все, что накопилось внутри, я повернулась и зашагала в сторону дома. Сердце бешено колотилось.

Что я надела?

Если Джейк расскажет директору или миссис Джеймс о том, что я ему сказала, то я боялась даже подумать, что со мной сделают. Одним подвалом на этот раз я точно не отделаюсь. Джейк был главным любимчиком всех учителей, и, оскорбив лично его, я подвергала опасности не только себя, но и Уилла, которого я бездумно выставила лучше Джейка. Ну почему я просто не могла промолчать?

Сзади не доносилось никаких звуков, и я не оборачивалась. Прибавив шаг так, что почти перешла на бег, через несколько невыносимо долгих минут я оказалась перед домом, распахнула настежь калитку, пробежала мимо тетки, которая обсуждала с Николь ее гардероб в поездку, и не обращая внимания на громкие, недовольные окрики, взлетела по ступенькам и захлопнула за собой дверь.

Вот черт. Кто тянул меня за язык? Хорошее настроение, в котором я пребывала до встречи с Джейком, улетучилось как дым; на смену ему пришло тяжелое предчувствие. Как долго займет ему поведать о произошедшем кому-нибудь в школе или напрямую моей тете, ведь он сам сказал, что собирался к нам?

Ни о какой подготовке к завтрашнему экзамену не могло быть и речи. Я с ужасом ожидала, что где-то в глубине дома раздастся звонок в дверь и вздрагивала каждый раз, когда кто-то поднимался по лестнице. А что будет с Уиллом? Я не перенесу, если еще кто-то пострадает из-за меня.

Незаметно подошло время отправляться спать, но я сидела на кровати, даже не сменив форму на домашнюю одежду. И только лишь когда оттягивать более было нельзя, я переоделась в пижаму и подошла к окну. Нехорошее предчувствие росло внутри, и я неосознанно потерла испрещенную рубцами руку, на которую всячески избегала теперь смотреть. Что сделает завтра Джейк?

Но утром ничего не изменилось. Тетка только накричала на меня, когда я попалась ей под ноги, но про встречу с Джейком не обмолвилась ни словом. Значит, она еще ничего не знает.

Зато миссис Джеймс уже наверно в курсе и поджидает меня на школьном построении. Подходя к стоянке одной из последних, я заметила в центре сверкающую в лучах утреннего солнца машину Джейка, и меня обдало жаром.

Он уже внутри.

С тяжелым сердцем я перешагнула порог школы, готовясь к самому худшему. Вешая куртку, я прислушивалась к разговорам красных, чья раздевалка располагалась напротив, но они были увлечены обсуждением предстоящего отдыха. Ничто другое, включая сегодняшний экзамен, их абсолютно не занимало.

— Привет, — возник рядом Уилл. Я невольно вздрогнула. Ночью мне снилось, как Джейк вместо Тэйлора указывает на Уилла, из-за чего я проснулась в холодном поту.

— Идешь?

Не найдя в себе сил ответить что-то вразумительное, я лишь кивнула.

Построение. Вот там все и случится. Наверно, на этот раз он решил поквитаться со мной по-настоящему, жестко и эффектно, поэтому никто из окружающих пока не в курсе. Я подумывала, может рассказать об этом Уиллу, но при мысли, что я перескажу ему свои слова, я почему-то покраснела.

Однако, выйдя из раздевалки, Уилл повернул в сторону лестницы. Замедлившись, я посмотрела в сторону пустого прохода.

— А как же…

Уилл непонимающе моргнул.

— Построение, — закончила я дрогнувшим голосом.

— С построениями на этот семестр закончено, — промолвил он, приписав нервозность в моем голосе предстоящему экзамену. — Теперь только экзамены и рождественский бал. Ты точно готова? Если у тебя остались какие-то вопросы по материалу, то у нас еще есть несколько минут.

Я помотала головой. Вот это новость! Но радоваться, что все позади, рано. Может, Джейк просто не нашел еще времени рассказать и сделает это позже. Уилл не воспринял мой отказ всерьез и начал перечислять основные даты и события, которые могли встретиться в вопросах, но я слушала его вполуха.

Рядом показалась Лин, и я незаметно ей кивнула. Вчера Джейк ее, похоже, не заметил, но при мысли о том, что она и Уилл оказались из-за меня в опасности, заставила меня помрачнеть. Джин поступала благоразумно, садясь отдельно в столовой. Моя тетка была права — я приносила всем только неприятности.

Экзамен оказался на удивление легким; мисс Белл и вправду не намеривалась усложнять нам жизнь перед праздниками. Помогли, конечно, наши внеклассные занятия с Уиллом и Джин, а также то, что она была одной из немногочисленных учителей, которых я действительно слушала на уроках.

Закончив отвечать на вопросы, я подписала работу и положила ее поверх таких же листков, уже скопившихся на столе мисс Белл. Словно почувствовав мое присутствие, она подняла на меня печальные глаза и улыбнулась. После того разговора в ее кабинете и последующих событий мы больше не разговаривали, но я не могла отделаться от ощущения, что меланхоличный взгляд, с которым она смотрела на все вокруг, на миг уступает место необъяснимой печали, стоит мне оказаться рядом.

Закончив раньше меня, Уилл ждал меня в раздевалке. При виде его мрачные мысли, преследующие меня с самого утра, опять вернулись.

— Семестр закончился, и мы не можем больше встречаться здесь для дополнительных занятий. Нужно найти другое место, — произнес он, одевая куртку и провожая меня к выходу.

Но у меня было другое мнение на этот счет.

— Спасибо за то, что вы уже сделали для меня. Но дальше я сама.

Ответ застал его врасплох. Он непонимающе посмотрел на меня своими темными карими глазами.

— Но… Мне казалось, мы составили неплохую команду… А еще проект по политологии…

— Нет никакой команды, Уилл! — я повернулась к нему. — По крайней мере, не со мной. Вам обоим лучше держаться от меня подальше.

Избегая смотреть на него, я повернулась и пошла прочь. Лучше уж совсем не иметь здесь друзей.

Глава 9. Майк

Экзамены тянулись скучной чередой. Знаний, полученных благодаря Джин и Уиллу хватило, чтобы благополучно сдать их все, даже химию и физику, по которым я получила самые низкие оценки в классе. Оставался лишь экзамен по литературе, который по какой-то причине отложили на несколько дней.

Николь собиралась уехать сразу после последнего экзамена. Из чата, за которым я пристально следила после той встречи с Джейком, выяснилось, что все красные так или иначе уезжают до рождественского бала, из чего я сделала вывод, что их там не будет. Это меня порадовало. А из возмущенных реплик Камиллы, организующей прощальную вечеринку красных, я узнала, что Джейк уже уехал к отцу в Штаты. Перечитав это известие, я призадумалась, а потом с облегчением вздохнула. Джейк не стал жаловаться на то, что я сказала ему тогда. Я не знала, что послужило причиной его странного молчания, но списала все на уязвленное самолюбие, о котором он не хотел распространяться. Ведь мои слова его далеко не красили.

Всю ночь перед последним экзаменом бушевала вьюга, и когда утром я выглянула в окно, то увидела лишь высокие белые сугробы. За ночь снег завалил все — деревья, дом, дорогу. Во дворе я разглядела сгорбленную Марджи, которая огромной лопатой разгребала снег с дорожки.

В доме в это утро стояла необычная тишина. Моя кузина уже уехала, поэтому тетка, которая обычно увивалась возле нее с утра, то упрашивая съесть еще одну булочку, то пытаясь всунуть в ей сумку шоколадку «чтобы подкрепиться в школе», должно быть, спала. Майка тоже не было видно. Экзамены у красных закончились пару дней назад, и я не представляла, чем теперь занимается мой кузен. Проходя мимо закрытой двери его комнаты, я подумала, что он тоже, наверно, незаметно уехал куда-нибудь на каникулы.

Сам экзамен прошел спокойно и легко. Я закончила его раньше всех, и, избегая смотреть в сторону Уилла и Джин, вышла из класса. «Я все равно увижу их завтра на рождественском балу», — успокоила я себя, почувствовав угрызения совести за то, что не перемолвилась с ними ни словом за последнюю неделю.

Сегодня я шла по дороге в лесу в полном одиночестве: наши с Лин экзамены не совпадали по дням, поэтому мы больше не виделись. С утра эту дорогу уже очистили, хоть и не слишком тщательно. Вокруг высились сугробы, ветки деревьев прогибались под весом нависшего на них снега, а подмерзшая дорога похрустывала под ногами.

Я уже прошла половину пути, когда услышала сзади машину. Я инстинктивно напряглась, чувствуя, как внутри нарастает неприятное предчувствие. На этот раз это не мог быть Джейк, ведь его уже нет в городе. Тогда кто? Может, просто случайная машина, которая решила поехать в объезд из-за занесенных повсюду дорог?

Шум мотора нарастал. Он был чересчур мощным для обычных спортивных машин, на которых ездили красные. К тому же, ни одна из них не проехала бы с той же легкостью по неровной, наполовину заваленной снегом дороге. Значит, внедорожник. Неприятное ощущение сменилось молотом тревоги. Машина была уже совсем рядом и набирала скорость. Не выдержав, я обернулась и тут же шарахнулась в сторону — еще бы чуть-чуть, и огромный джип сбил меня с ног.

Обогнав и преградив мне дорогу, машина резко затормозила, и из окна пассажирского сиденья высунулся Дилан. За рулем сидел Эрик. Оба ехидно скалились, словно задумали что-то нехорошее. Совпадение? Вряд ли. Из головы не выходили слова Эрика в чате — он собирался отомстить мне, когда рядом никого не будет. Сейчас был самый подходящий для этого момент: до дома еще далеко, вокруг только молчаливый, хранящий свои тайны лес.

Внутри меня медленно начал нарастать страх.

— Привет, Леран, — злобная, звериная улыбка на лице Дилана лишь подтвердила мои опасения. Они здесь неслучайно.

Что делать? Я не сводила с них взгляд, пока мой мозг судорожно искал пути к спасению. Побежать в сторону дома? Они на джипе догонят меня в два счета. В лес? Там высокие сугробы.

— Разве вы не собирались в Европу? — облизнула я пересохшие губы. Надо потянуть время. Может, снегоочиститель еще вернется. Но я и сама понимала, что шансов на это почти нет: по этой дороге даже в обычный день никто не ездил.

Оба разразились дружным хохотом, словно я сказала что-то очень смешное.

— Вообще-то давно пора бы уже, — Дилан лениво потянулся и мечтательно закатил глаза, будто представляя себя на шезлонге у закрытого бассейна или в горячем джакузи.

— Так в чем проблема? — Их расслабленный, даже чуть добродушный вид только подогрел свернувшийся во мне змейкой страх.

— Мы подумали, что не можем уехать, не попрощавшись, — в хищном взгляде Эрика промелькнуло что-то нехорошее, и я сама не почувствовала, как попятилась прочь от машины. — Ведь мы стали почти друзьями, — он плотоядно улыбнулся. Мечтательное выражение в глазах Дилана пропало. Он смотрел на меня, и его глаза опасно сощурились. — С нашей стороны было бы некрасиво уехать без прощального подарка. Ведь завтра рождество.

— Не стоило так беспокоиться.

Почти инстинктивно я продолжала пятиться в сторону леса, хотя и понимала, что это не лучший выход. Но другого у меня не было.

— Знаешь, ты права. Возможно и не стоило, — Эрик оглянулся в оба конца дороги, словно проверяя, что там никого нет, Дилан в это время не сводил с меня цепкий взгляд. — Но тут возникла одна проблема.

— Какая?

Я сделала еще шаг в сторону леса и провалилась по колено в сугроб. По такому глубокому снегу я далеко не убегу. Просто не смогу.

— Видишь ли, там куда мы едем, нас ждут друзья. Настоящие друзья, — улыбка на лице Эрика не предвещала ничего хорошего. — И мы тоже обещали им подарки. Но вот незадача… Мы долго думали над тем, что бы им подарить и так ничего и не надумали, — оба одновременно с трагическим видом покачали головами. — Понимаешь, такие уж они капризные. В общем, было бы довольно грустно, если бы не смогли порадовать наших друзей к празднику. Но к счастью, — Эрик сделал паузу, его рука легла на ручку двери, — мы вовремя вспомнили о тебе.

В руках у Дилана мелькнула камера, и ужас холодной струйкой пота пробежал по моей спине.

Я оглянулась и без оглядки кинулась бежать.

— Эй, куда же ты? — Сзади послышались хлопающие двери машины и веселый окрики. Они что-то кричали мне, явно забавляясь предстоящей погоней.

Ноги проваливались в снег, голые руки, пытающиеся ухватиться за еловые ветки или шершавые стволы в качестве опоры, тут же покрывались царапинами. Сумка цеплялась за все подряд и била мне по ногам, затрудняя движение, и я ее скинула. Тетрадки и ручки высыпались и утонули в снегу, но мне было не до них.

Сзади доносилось тяжелое дыхание моих преследователей. Я вдруг поняла — они все спланировали. Они узнали дату моего последнего экзамена, выследили дорогу, по которой я хожу домой, и задержались, чтобы исполнить обещанную месть. Какая же я была глупая, когда думала, что все позади.

Их смех эхом разносился по лесу. Для них это была забава, развлечение, охота. Они знали, что я далеко не убегу.

Дыхание постепенно сбилось. Бежать, ступая в мягкий, проваливающийся под ногами снег, становилось все тяжелее. Каждый шаг требовал неимоверных физических усилий. Я вся вспотела, куртка стала обузой. Мне захотелось скинуть и ее, но я боялась, что, перестав цепляться за ветви или деревья, потеряю равновесие и упаду.

Я не знала, сколько времени бежала. Но в какой-то момент их крики стали тише, а потом и вовсе замолкли.

Неужели у меня получилось?

Но обернуться я не решилась. Вместо этого помчалась вперед с удвоенной силой, как будто внутри обнаружился новый источник энергии. Они отстали! Я спасена!

Но окрыленная своим успехом, я не заметила, как твердая опора под ногами вдруг исчезла. Моя нога нащупала пустоту, и я кубарем покатилась вниз по склону. Ухватиться было не за что. Стволы деревьев мелькали рядом с угрожающей быстротой, а снег, который хоть и смягчал мое падение, но набивался в рот, застилал глаза и вскоре все вокруг превратилось в нескончаемое мелькание белого и темного. Я инстинктивно прикрыла лицо, ожидая неминуемого удара.

А потом тишина. Когда все закончилось, я не поверила, что все еще жива. Приподнявшись на локте, я посмотрела в сторону склона, по которому только что скатилась, и окончательно осознала, как мне повезло. Черные стволы, покрывающие почти каждый квадратный метр, говорили о том, что любая секунда этого ужасного полета могла стать для меня последней.

Как раз в этот момент сверху донеслись голоса. Черт, неужели они никогда не отстанут!

Я с трудом поднялась, но тут же поняла, что опасное падение все-таки не прошло для меня даром. Кажется, я слегка подвернула лодыжку.

Бежать дальше не получится. Да и Эрик с Диланом уже спускались по склону. Опустившись на снег, я потерла горящую изнутри лодыжку. Как далеко я от дороги? Есть ли вероятность, что мои крики кто-нибудь услышит?

Оба моих преследователя были совсем рядом. Эрик увидел меня первый.

— А вот и она. Ну что, недалеко убежала?

Дилан достал камеру и направил ее на меня. Я с ненавистью посмотрела на них. Как ни странно, страх куда-то пропал, осталось лишь отвращение к ним обоим. Их лбы блестели от пота, лица стали багровыми, они тяжело дышали, крашеные белые волосы Эрика взмокли и торчали в разные стороны. Что ж, по крайней мере я заставила их попотеть.

Эрик присел рядом на корточках. На меня снова пахнуло резким парфюмом, на этот раз смешанным с запахом его пота.

— Учителя об этом узнают, — сказала я, слабо надеясь, что это сработает. — Тогда вам обоим не поздоровится.

Дилан издал громкий смешок, больше похожий на хрюканье.

— Ты слышал, приятель, — Эрик не сводил с меня взгляда, хоть и обращался сейчас к Дилану, кружившему надо мной с камерой, словно коршун. — Нам не поздоровится!

Дилан снова издал тот же хрюкающий звук.

— Помнишь, что я говорил, пока ты не припустилась бежать? — Эрик наклонился ближе, и, не выдержав, я отвернулась. — Так вот, я не шутил. Это действительно подарок. Для самых близких друзей. На этот раз мы не выложим нашу маленькую забаву в чат. Никто посторонний ничего не увидит и не услышит. Доказательств нет, — он театрально развел руками, однако через секунду его взгляд сделался жестким. — К тому же ты не в том положении, чтобы нам угрожать.

Я побледнела. Вспоминая тот разговор в чате, я поняла, что эти двое громил решили воплотить в жизнь идею Камиллы и снять месть на видео. Не было сомнений, что «подарок» предназначался именно ей.

Чертова нога! Я с трудом сдерживала слезы. Если бы я ее не подвернула, то могла бы убежать, а теперь я в их власти. Мы посреди леса. Мне никто не придет на помощь, никто не услышит, если я закричу.

— Ну-ну, не надо так переживать, — Эрик вытянул руку и убрал выбившийся локон с моей щеки. Меня передернуло. — Мы всего лишь хотим, чтобы всем было весело. Верно я говорю, Дилан? — Его напарник довольно поддакнул. — Включая тебя. Будет лучше, если ты сама нам подыграешь, — его алчный взгляд скользнул по молнии на моей куртке. — Повеселимся, и никто не пострадает. Даже твоему дружку необязательно знать. Обещаю, мы ему ничего не скажем. Кстати вы с ним уже это… того?

Дилан судорожно захрюкал, а рука Эрика сползла вниз, к замочку и потеребила его. Опираясь на локти, я резко отодвинулась.

— Ну же, прояви свое знаменитое благоразумие, — произнес он строгим голосом миссис Джеймс. — Ты, наверно, недоумеваешь, почему мы все это затеяли, несмотря на то, что ты извинилась? Я тебе скажу, чтобы потом мы наконец-то смогли перейти к самому главному, — он плотоядно оскалился, а Дилан разразился противным смехом. — Тогда на построении твоя речь была очень трогательной, верно, Дил? Прям затронула меня до глубины души. Но вот что я тебе скажу — поздно, слишком поздно. Мы не умеем прощать.

— Она не предназначалась вам, придурки, — я скрипнула зубами. — Если бы у вас была бы хоть капля мозгов, то вы бы это поняли.

Камера в руках Дилана дрогнула. Лоб Эрика озадаченно сморщился — он пытался сообразить, что это означает. Было видно, что думать он не привык, и теперь прилагал к этому почти нечеловеческие усилия.

Я отползла еще дальше, чтобы быть вне его зоны досягаемости, когда до него наконец-то дойдет.

— Что она имеет ввиду, Эрик? — голос Дилана стал хныкающим. Он выглядел растерянным, его нижняя губа выпятилась как у обиженного ребенка. Столько силы, а мозгов ни на грош.

Эрик оказался более сообразительным. Он встал и с позеленевшим лицом приблизился ко мне.

— Ничего, Дил, не обращай внимания. Умной себя возомнила, Леран? — он пнул меня по горящей лодыжке, и я вскрикнула. — Сейчас мы это исправим. На всю жизнь умничать расхочется.

Я попробовала отползти дальше, но он в одно мгновение догнал меня и схватил за ворот куртки. Я упиралась, царапалась, била его по лицу, но он был сильнее. Молния с треском поползла вниз.

Он уже было потянул за низ моего свитера, как Дилан издал непонятный звук — то ли сдавленный хрип, то ли какое-то завывание. В эту же секунду сзади меня раздался громкий звериный рык — и этот звук сменился воплем ужаса. Бросив камеру, он начал медленно отступать в сторону склона, по которому они сюда спустились. Привлеченный внезапным шумом, Эрик вскинул голову — и тут же отшатнулся. Подняв руки, словно пытаясь защититься от кого-то, он медленно пятился назад. В его широко раскрытых глазах застыл неприкрытый, почти первобытный ужас.

Воспользовавшись моментом, я медленно повернулась в ту сторону, куда были прикованы взгляды Эрика и Дилана, шаг за шагом отступающих назад. И оцепенела. Всего в пяти метрах позади меня стоял огромный волк. Тот самый. Я его не придумала.

Волк угрожающе рычал, обнажив белоснежные, острые, покрытые пеной клыки. Они без сомнения могли растерзать человека за секунду. На снег с них капала слюна, а из пасти вырывался горячий пар. Заостренные кверху уши прижались назад, придавая его огромной морде еще более кровожадный вид, белая шерсть на загривке зверя вздыбилась. Припав на передние лапы, он не двигался, но угрожающе рычал, являя собой устрашающее зрелище. Огромный хвост хищника отбивал по задним лапам — то по одной, то по второй, — выдавая нетерпение. Словно зверь выбирал, на кого броситься первым.

Дилан тихо повизгивал от ужаса. Губы Эрика шевелились, но они были уже слишком далеко, чтобы разобрать, что он шептал. Кое-как добравшись до склона, по которому они спустились, оба развернулись и прытью рванули вверх. Через несколько секунд их красные куртки уже скрылись за покрывающими верхушку елями. Только следы на снегу да валяющаяся в одиночестве камера напоминали о том, что здесь только что произошло.

Проводив их взглядом, я с ужасом уставилась на волка. Все это время казалось, что он меня не замечал, но теперь-то, когда те двое уже далеко, я — легкая добыча. Тем более, что убежать я не смогу — мешала вывихнутая лодыжка. Я попробовала немного отползти, опираясь на снег здоровой ногой, но поняла, что зверь настигнет меня за секунду. Что ж, это лучше, чем стать жертвой в руках красных. Один прыжок и дело с концом. Ощущая внутри непонятное спокойствие, я смиренно ожидала, пока волк переключит внимание на меня.

Но гигантский хищник почему-то не торопился. Я с интересом наблюдала за происходящей в нем переменой. Он больше не выглядел таким же грозным и кровожадным, как минуту назад: шерсть на загривке улеглась и мягко светилась, огромные клыки спрятались, свирепый взгляд вдруг стал почти человеческим. Как завороженная, я смотрела в его синие умные глаза, в которых видела свое отражение. Сейчас он совсем не походил на того свирепого волка, который минуту назад собирался броситься на моих мучителей.

— Алекс?

Голос раздался где-то совсем рядом, и я вздрогнула.

Этого не может быть!

Он был мне хорошо знаком, только ни разу за это время не произнес мое имя. При других обстоятельствах это показалось бы мне странным. Но сейчас меня уже вряд ли можно было чем-то удивить.

— Алекс, где ты?

Он ищет меня? Может дать ему сигнал? Сказать, чтобы не приближался? Но прежде чем я успела крикнуть, Майк показался из-за деревьев. Увидев меня, он собирался броситься вперед. Но перевел взгляд на стоящего рядом зверя и застыл.

Волк снова ощетинился и зарычал, волшебной перемены в нем как не бывало. Он повернулся к Майку и пригнулся, готовясь к прыжку.

— Пожалуйста, не тронь его, — вырвалось у меня.

Несмотря на свое незавидное положение, Майк не выглядел испуганным. Он был скорее удивлен. Обескуражен и удивлен тем, что увидел на поляне. Оба, и человек, и зверь, не сводили друг с друга взгляд. Затем, словно увидев что-то известное только им двоим, зверь отступил и двумя огромными прыжками скрылся в глубине леса.

Я продолжала сидеть на снегу, не в силах сообразить, что здесь только что произошло, и уставившись в ту сторону, в которой скрылся волк. Он ушел, не тронув никого из нас. Почему? Разве так бывает?

Майк моментально оказался возле меня.

— Ты в порядке? Ты ранена? — его руки быстро ощупали меня, стряхнули снег с одежды и застегнули молнию.

Я лишь молча помотала головой, переводя внимание на него и пытаясь сообразить, как он здесь оказался.

Он оглянулся и заметил камеру. В ту же секунду его красивое, холодное лицо исказила гримаса ярости.

Одним рывком он оказался возле нее, вынул карту памяти, сунул ее себе в карман, а затем несколько раз ударил камерой по дереву. Да с такой злостью, что я с трудом могла узнать в этом взбешенном, перекошенном от гнева человеке своего хладнокровного, невозмутимого кузена. Видеокамера уже не напоминала таковую даже отдаленно, когда он наконец остановился. Закопав ногой в снег разлетевшиеся осколки линзы и пластика, он размахнулся и швырнул то, что от нее осталось, подальше в лес. Камера сделала дугу и исчезла где-то в чаще леса.

Я наблюдала за ним и не знала, что и думать.

Но через секунду Майк пришел в себя, ярость на его лице вновь сменилась привычной холодной маской. Он подошел и дотронулся до моей лодыжки, которую я продолжала неосознанно тереть через сапог.

— Сломала? — его пальцы расстегнули замок и быстро ощупали мою ногу. Я подивилась такой ловкости.

— Нет, всего лишь вывих.

Раньше я мечтала, чтобы он со мной заговорил. Но теперь рядом с ним я почему-то испытывала невероятное смущение.

Майк кивнул. Мне показалось, с облегчением.

— Держись за меня.

Прежде чем я успела что-то ответить, он поднял меня на руки, словно пушинку, и зашагал в сторону, где до этого скрылись Эрик с Диланом. Всю дорогу он молчал, я тоже соблюдала тишину. Не считая тех нескольких мгновений жгучей ярости, он снова стал собой. Одним из красных. Его высокомерные манеры, его холодное, отчужденное лицо, даже интонация, когда он ощупывал мою ногу — все выдавало в нем того, кто носил красную форму.

Тогда почему он вообще здесь оказался? И зачем искал меня? Ведь я не ослышалась — он звал меня по имени.

Когда мы вышли к дороге, Эрика и Дилана и след простыл. Лишь на снегу остались следы от широких покрышек джипа, который развернулся и умчался в ту сторону, откуда приехал. Чуть поодаль стояла машина Майка. Он усадил меня на переднее сидение, затем снова углубился в лес и вернулся с моей сумкой, которую я скинула, пока бежала.

Всю обратную дорогу мы молчали.

Когда мы подъехали к воротам, я открыла дверь, чтобы выйти, но Майк остановил меня.

— Не вставай.

Загнав машину в гараж, он снова с легкостью поднял меня на руки и понес в дом. У меня промелькнула мысль, что будет, если тетка увидит нас вместе, но, к моему счастью, дом казался совершенно пустым. Только Марджи возилась снаружи у парадного входа, украшая дом гирляндами к празднику. Утром, пребывая в скверном расположении духа, тетя вопила, что та «от старости быстрее коньки отбросит прямо на улице, чем нацепит эти дурацкие огни».

— Я могу сама идти, — пролепетала я тонким голосом, но Майк ничего не ответил. Толкнув дверь в мою комнату, он положил меня на кровать, снял сапог и снова ощупал ногу.

— Ничего не делай.

Еще один приказ, но я не стала спорить. Через минуту Майк вернулся с какой-то мазью, пакетом льда и повязкой. Послушно откинувшись на подушку, я наблюдала, как он склонился над моей ногой и прикладывал лед, чтобы предотвратить припухлость, которая уже начала распространяться по ноге. Мне ужасно хотелось спросить, что он делал в лесу, но я почему-то не решалась. Его отчужденное выражение давало понять, что он вовсе не расположен к разговорам.

Неужели он правда искал меня? Неужели все это — я у него на руках, я в его машине, он над моей ногой — мне не почудилось? Только порезы, покрывающие его ладонь, все еще напоминали о том, как он неистово колотил камерой о дерево, пока не разбил ее вдребезги.

Я вздрогнула, когда холодные пальцы дотронулись до обнаженной кожи и принялись массировать в нее мазь. Он даже не поинтересовался, больно ли мне. «Еще бы, он же красный. Разве его волнует, что чувствуют другие?» — про себя подумала я, наблюдая за ним.

Закончив с мазью, Майк наложил повязку и отпустил мою ногу. Я подтянула ее под себя и смотрела, как он закрывает тюбик с мазью и проверяет пакет со льдом. Все это время он даже не взглянул на меня.

— Пока сойдет, — сказал он, положив лед рядом с моей ногой. — Вечером Марджи принесет еще. А пока прикладывай постоянно, пока мазь не подействует.

Он встал и пошел к двери. Но потом, будто резко о чем-то вспомнив, повернулся и снова приблизился ко мне.

— Покажи руку. — Я не сразу сообразила, что ему надо. Но Майк, даже не спрашивая разрешения, одним молниеносным движением закатал рукав на моей правой руке.

— Отпусти! — Я попыталась вырваться, но он крепко держал меня. Его сощуренные глаза скользили по моей коже, рассматривая глубокие шрамы, которые оставили на ней розги, смоченные в неизвестной мне кислоте.

Сердце ухнуло куда-то вниз — я вдруг почувствовала себя абсолютно голой. Сорви с меня Эрик свитер сегодня на поляне, и то это не было бы так унизительно, как сейчас. Я пыталась вырваться и визжала, чтобы он отпустил, но Майк застыл над моей рукой, словно статуя. Его каменное лицо покрылось багровыми пятнами, и на секунду мне показалось, что он снова рассвирепеет и начнет крошить все вокруг. Я настолько испугалась, что даже перестала брыкаться и притихла, послушно дав ему рассматривать мою уродливую, испрещенную шрамами руку, на которую сама не могла смотреть.

Выйдя из оцепенения, он снова открыл крышку мази и его пальцы заскользили по выпуклым, багровым рубцам. Не в силах больше сдерживаться, я отвернулась и крепко зажмурилась. Каждый раз, когда он прикасался к новому рубцу, меня пробирала дрожь. Он не давал мне выдернуть руку, и я молилась о том, чтобы это побыстрее закончилось. Наконец я почувствовала, что никто меня больше не удерживает и быстро стянула рукав вниз.

— Это не уберет шрамы насовсем, но уменьшит рубцы, пока я не достану лекарство, — его ледяной голос донесся до меня уже с порога.

Я не ответила, и он захлопнул за собой дверь.

К вечеру лодыжка перестала болеть, сошла и опухоль. Даже лед, который хмурая и недовольная Марджи принесла вместе с дровами для камина, уже не понадобился. Продолжая ворчать что-то себе под нос, она развела огонь посильнее и принесла ужин, который на удивление оказался даже съедобнее, чем обычно.

Сидя перед горящим камином, я размышляла о сегодняшних событиях. Почти все мои мысли занимал тот огромный волк. Теперь я точно знала, что он мне не привиделся. Перед глазами до сих пор стояли напуганные до смерти, побледневшие физиономии Эрика и Дилана, на которых от страха выступила испарина. Вспомнив, с какой скоростью они улепетывали вверх по склону, я хмыкнула.

А удивленное, почти ошарашенное лицо Майка? Чем он был так удивлен? Разве удивление — это нормальная реакция на живого волка, стоящего в одном прыжке от тебя? Может, мой кузен вообще ненормальный? Сначала не разговаривает со мной целых три месяца и ведет себя так, как будто меня не существует. Потом мчится в лес, разбивает камеру своих одноклассников об дерево и несет на руках до самой машины. А дома заботится о лодыжке, которую я по несчастью успела подвернуть. И все это с таким лицом, что и заговорить с ним страшно.

Мне захотелось встать, ринуться в коридор, ворваться в его комнату и немедленно потребовать объяснений, но внутри сразу же поднялись несвойственные мне робость и смятение. Майк учился в одном классе с Джейком и Камиллой, значит, был на год старше, чем я. А такое чувство, что на все десять. Рядом с ним я почему-то ощущала себя совсем ребенком. Может, из-за того, что, подобно Джейку, он был почти на две головы выше меня? Но я понимала, что дело не в росте. Было что-то в том, как он говорил и как держался, ни разу не позволив мне возразить и сделав все, что считал нужным сделать, не спрашивая, нравится мне или нет. Будь это кто-то другой, такое поведение привело бы меня в бешенство. Но с ним все было по-другому.

Тишину вдруг нарушил топот ног на лестнице, а потом в коридоре. С грохотом распахнув дверь, разъяренная тетка ворвалась в мою комнату и одним рывком подняла меня с дивана.

— Что ты опять натворила, чертово отродье?

Я испуганно попыталась вырваться.

— Ничего, отпустите меня!

— Тогда почему тебя требуют в школу прямо сейчас? Да еще и с моим сыном? — она продолжала визжать, словно резаная. Жила на ее лбу вздулась. — Во что ты его втянула? Вот увидишь, завтра вместо бала ты у меня просидишь всю ночь в подвале. Вот я покажу тебе рождество.

Требуют в школу? Прямо сейчас? Значит, Эрик с Диланом уже рассказали о том, что случилось.

— Отпусти ее. Она ничего не сделала. — От неожиданности мы обе перестали бороться и застыли. В двери незаметно возник Майк.

— Майк, сынок, — запричитала тетка, разжав наконец руку и повернувшись к нему. — Только что позвонила Кимберли и велела вам обоим явиться в школу. Что случилось, дорогой? Если эта мерзавка во что-то тебя втянула, я сейчас же позвоню миссис Джеймс и все объясню…

— Ничего не случилось, — отрезал он ледяным тоном. — Не вмешивайся в это. А ты — одевайся.

Стараясь держаться подальше от разъяренной тетки, я послушно натянула куртку и сапоги и вышла за ним из комнаты. Хорошо, что лодыжка уже прошла. И что за чудесная мазь?

Всю дорогу до гаража она увивалась за ним, заломив руки и умоляя сказать ей, что произошло. Но Майк молчал.

Я села в его машину с тяжелым чувством. Это могло касаться только того, что случилось днем — в этом не было сомнения. Сначала я надеялась, что Эрик с Диланом промолчат, хотя бы по той причине, что они сами признались, что им нельзя было меня трогать. Но, похоже, страх перед волком все же погнал их к директору и миссис Джеймс и заставил во всем признаться. А может и наврали с три короба, с них станется.

Я вспомнила слова мистера Честертона о волках. Что теперь будет? Они объявят охоту? Убьют этого волка? При этой мысли мое сердце сжалось от ужаса. Он меня спас, и, несмотря ни на что, я меньше всего хотела, чтобы ему причинили боль.

Майк молча вел машину. Его точеный, будто вырезанный из мрамора профиль то выступал в свете редких фонарей, то снова пропадал во мраке на затемненных участках заледенелой дороги. Угадать, о чем он сейчас думает, было мне не по силам — его лицо оставалось непроницаемым. Как и его взгляд.

Завернув на пустующую в это время суток стоянку красных, Майк припарковал машину и вышел. Немного помедлив, я тоже открыла дверь.

Я еще никогда не была в школе после наступления темноты. Фонари освещали высокие кованые ворота, через которые утром текли ученики всех трех цветов. Сейчас вокруг не было ни души, и от этого школа выглядела еще более мрачной.

Путь наверх показался мне сущим мучением. Чем ближе мы подходили к нашей цели, тем отчетливее я понимала, что не хочу, чтобы с этим волком что-то случилось. При одной мысли об этом меня разбирала паника.

В дверях кабинета директора мы остановились. Я бросила последний взгляд на Майка, но он лишь распахнул передо мной дверь и кивком приказал зайти внутрь. Что ж, на поддержку рассчитывать не приходится. Сделав глубокий вдох, я послушно шагнула вперед.

Кабинет был мягко освещен, но ни теплый свет настенных светильников, ни огонь в камине не создавали здесь иллюзию уюта. Все казалось пронизанным холодом, исходящим от хозяина, восседающего в своем большом кожаном кресле.

При нашем появлении перекошенные, красные от возбуждения Эрик с Диланом, до этого что-то рьяно рассказывающие мистеру Честертону, умолкли и смерили меня свирепым взглядом. Миссис Джеймс и директор, время от времени переглядывающиеся и слушающие их с пристальным вниманием («Пожалуй, чересчур пристальным», — тоскливо подумала я), повернулись к нам. У обоих застыло в глазах престранное выражение, и я испугалась еще сильнее. В комнате повисла тяжелая пауза.

— Мистер Бэкингем, — поприветствовала Майка миссис Джеймс. Я вздрогнула, услышав девичью фамилию матери. Слышать ее в этом кабинете было странно и непривычно. Мне до сих пор не верилось, что мои родители тоже когда-то учились в этих стенах.

Майк холодно кивнул ей в ответ и встал рядом с Эриком и Диланом, которые бросали на меня убийственные взгляды.

— Простите, что потревожили вас. Но мы понадеялись, что вы поможете нам кое-что прояснить.

— Ничего страшного, миссис Джеймс. Я буду рад вам помочь, — холодный голос Майка резанул меня по сердцу. Я сцепила перед собой руки и постаралась не поддаться накатившей панике.

Миссис Джеймс поблагодарила его кивком головы. Мне показалось, что с некоторым благоговением. Было что-то в Майке, что заставляло всех так к нему относиться.

— Мистер Чэндлер и мистер Брэдберри, будьте добры повторить то, что вы только что нам рассказали.

Эрик выступил вперед. Его голос дрожал от злости, когда он заговорил.

— Мы ехали по объездной дороге, потому что главную занесло, и ее еще толком не расчистили, когда увидели ее, — он смерил меня уничтожающим взглядом. — Выглядела она так, будто что-то затеяла… Мы несколько раз окликнули ее, но она не ответила, и тогда мы решили проверить…

— Они врут, — вспылила я. — Они нарочно догнали меня на машине и решили поиздеваться. У них и камера была, чтобы все заснять для своих дружков. Они мне сами это сказали!

Мистер Честертон, до этого не проронивший ни слова, кинул на обоих громил разгневанный взгляд.

— Замолчите, мисс Леран, — прошипела в мою сторону миссис Джеймс. — Будете говорить, когда вам дадут слово.

— Моя камера, — захныкал Дилан. — Она у меня в кармане лежала, чтобы в поездку не забыть, а тут она с ее волком…

Но Эрик его оборвал, снова взяв инициативу в свои руки.

— Камеру Дил всегда с собой носит. У нас и мысли не было ее специально снимать. Мы просто решили заснять себя в последний день перед отъездом, вот и все. — Я бросила на него полный ненависти взгляд. Они все продумали и теперь врут напропалую, чтобы представить все так, как им выгодно. — В общем, пошли мы за ней посмотреть, чем она там занимается. Вы-то знаете, что за ней глаз да глаз нужен, — он умоляюще посмотрел на миссис Джеймс в поиске поддержки. Она одобрительно хмыкнула. Воодушевленный, он продолжил: — Короче, когда мы наконец подошли поближе, то увидели там это… волка.

Стремясь поддержать своего напарника, Дилан крякнул. Видно было, что он еще не отошел от ужаса, пережитого сегодня в лесу. На его большом, выпирающем лбу заблестели бусинки пота.

— Да, такой громадный зверюга. А она им помыкает, — он указал пальцем прямо на меня. — Натравить на нас хотела, дрянь. Чуть ноги унесли.

— Не выражайтесь, мистер Чэндлер, — мягко проронил мистер Честертон, а затем повернулся в мою сторону. Мне показалось, что воздух в комнате вдруг как-то странно застыл. — Это правда мисс Леран?

Все внутри перевернулось. Но я решила стоять на своем до конца, избегая насколько возможно темы о волке.

— Они лгут. Они меня преследовали. Специально. Хотели поиздеваться и снять все на камеру для своих дружков! А теперь пытаются выставить все по-другому!

Физиономия Эрика расплылась в страдальческой гримасе.

— Хватит врать, Леран. Ты ведь знаешь, как все было на самом деле, — с наигранным возмущением произнес он, подмигнув мне, чтобы никто не видел. — Никто за тобой специально не гнался! Мы пошли проверить, что ты там задумала, и чуть не оказались в пасти твоего волка.

Я молча смотрела на него. Ненависть буквально переполняла меня изнутри.

— Значит, вы отрицаете, что в лесу был волк? — негромко переспросил мистер Честертон, бросая в мою сторону взгляд из-под приопущенных ресниц.

Я подняла голову и постаралась дышать ровно, чтобы не выглядеть взволнованной.

— Я понятия не имею, о чем они говорят. Это все — одна большая ложь, чтобы скрыть то, что они хотели со мной сделать.

Мы с Эриком сверлили друг друга взглядом. Каждый из нас знал, что другой в чем-то лгал, но мы ждали, что скажут учителя. И я не на шутку боялась, что проиграю.

Но они выглядели настороженными. Казалось, все трое не спешили сразу доверять рассказу обоих громил и стремились получить более веские доказательства.

— Вы сказали, что у вас была при себе камера, мистер Брэдберри, — директор поднял на Дилана тяжелый взгляд. — Где она?

К своему ужасу я вспомнила, что, прежде чем выкинуть камеру, Майк вытащил карточку со снятым роликом. Теперь она, должно быть, преспокойно лежит у него в кармане брюк.

— Упала, когда волк на нас бросился, — снова захныкал Дилан. Видно было, что ему тяжело далось расставание с камерой. Знал бы он, что сделал с ней Майк, его бы, наверно, удар хватил. Но на лице моего спокойного кузена не дрогнул ни один мускул. — Это все из-за нее! — протянул он, указывая на меня и утирая нос кулаком. — Эй, Майк, ты тоже там был! Мы твою машину видели, когда назад бежали. Скажи им! Ты его видел? Ты мою камеру нашел?

Мое сердце окончательно ушло в пятки. Только Майк способен окончательно подтвердить их слова. А также предоставить им доказательство, которое они все искали.

— Будьте так любезны, расскажите нам, что вы видели, мистер Бэкингем, — ледяным тоном попросила Майка миссис Джеймс.

Напряжение, царившее на лицах учителей с самого начала этого разговора, усилилось и теперь достигло неимоверных размеров.

— Я ехал в город, когда увидел на дороге пустой джип, — любезно ответил ей Майк. В отличие от своих возбужденных одноклассников, он отвечал спокойно и размеренно, демонстрируя непоколебимую уверенность в своих словах. Директор, миссис Джеймс и мистер Честертон слушали его, словно он, а не Эрик с Диланом был главным свидетелем сегодняшнего происшествия. — Естественно, я его узнал. Но так как водителей нигде не было видно, я решил проверить, что случилось. Пошел по следам на снегу и увидел Эрика и Дилана. И ее (его голова слегка склонилась в мою сторону) на снегу перед ними.

Как он мог это видеть? Ведь он появился намного позже!

Мистер Честертон неодобрительно покачал головой и снова бросил рассерженный взгляд в сторону обоих громил, которые, к моему удовольствию, немного съежились.

— Волк, — напомнил директор, будто это волновало всех троих больше всего. Миссис Джеймс затаила дыхание. — Вы видели в лесу волка?

С губ Майка слетел тихий смешок, словно ему самому этот рассказ Эрика и Дилана показался самой нелепой чепухой, которую он когда-либо слышал.

— Нет. Кроме них троих, на поляне никого не было.

Я даже приоткрыла рот от удивления.

— Что ты несешь, Майк? — снова взбесился Эрик. — Если ты там был, то должен был видеть этого чертового зверюгу! Там был чертов волк! — снова заорал он. Мне показалось, еще секунда — и он бросится на Майка с кулаками.

Но директор велел ему замолчать.

— Что было дальше, мистер Бэкингем?

Майк, невозмутимо наблюдающий за бурной реакцией Эрика, повернулся к мистеру Шелдону.

— Я собирался их окликнуть и спросить, что происходит, когда они вдруг попятились и ринулись назад в сторону холма. Скорей всего, услышали мои шаги и побоялись, что кто-то их увидел. — Учитель биологии снова покачал головой и плотно сжал губы. Похоже, он первым из всех поверил Майку, и картина в лесу уже была ему предельно ясна. — Затем я помог ей подняться (снова короткий, лишенный всякого выражения кивок в мою сторону) и отвез домой. Это все.

Учителя обдумывали его слова. Мистер Честертон нагнулся и шепнул что-то на ухо директору. Миссис Джеймс одарила Эрика и Дилана жестким, полным неудовлетворения взглядом.

— Вы видели там камеру? — поинтересовался мистер Честертон.

— Нет. Возможно она провалилась в снег, сэр.

— Да, это возможно, — подтвердил учитель. И вздохнул, глядя на директора так, словно продолжать этот нелепый разговор дальше не имело смысла.

— Что вы можете сказать по этому поводу, мисс Леран? — обратился ко мне директор. От его взгляда у меня по коже пробежал холодок. В глубине его серых бездушных глаз я разглядела, что он еще не забыл мне мое публичное извинение.

— Я вам все сказала. Мне нечего добавить, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. Я плохо понимала, что происходит, но похоже, что учителя были склонны поверить Майку. Мне показалось, что в какой-то степени они даже обрадовались тому, что волк оказался выдуманным.

— Мы можем отправиться туда прямо сейчас, — с пеной у рта взревел Эрик, который явно не ожидал, что его слова поставят под сомнение. — Найдем камеру — и все сразу прояснится. Вы увидите, что мы не врем!

— А вы уверены, что хотите, чтобы мы ее нашли? — в голосе мистера Честертона появились металлические нотки. — Ведь на ней могут оказаться свидетельства того, что вы нарушили один из самых древних и строгих запретов, которые существуют в этой школе, мистер Чэндлер.

Эрик побледнел и сглотнул.

— Мы не нарушали! Она сама нарвалась! Начала нас оскорблять и все такое, — завопил Дилан. Мне показалось, что его страх перед возможным наказанием был даже сильнее, чем потрясение, испытанное сегодня в лесу.

Я бросила на него полный презрения взгляд.

— Довольно! Вы оба, как мне кажется, уже опаздываете на самолет, — холодно прервала миссис Джеймс его жалкие попытки оправдаться. Ее тонкие губы сжались в одну линию. — Я категорически запрещаю всем вам (она обвела пальцем нас четверых) рассказывать кому-либо о том, что сегодня произошло. И уж тем более еще раз упоминать волка. Проболтавшийся будет сурово наказан. А что касается вас, мистер Чэндлер и мистер Брэдберри, когда вернетесь, я побеседую с вами обоими, — она кивнула на дверь, и оба тут же вылетели пулей из комнаты.

Беседа? Это все наказание, которое они заслужили? Впрочем, от миссис Джеймс вряд ли можно было рассчитывать на какую-то справедливость по отношению ко мне. Я скрипнула зубами, но ничего не сказала.

— Спасибо, мистер Бэкингем, за содействие, которые вы оказали. Мне жаль, что мы вытащили вас из дома в столь поздний час, — повернулась она к Майку. Мне, естественно, достался только ядовитый взгляд.

— Был рад помочь.

— Мисс Леран? — окликнул меня мистер Честертон, прежде чем мы вышли за дверь. — Вы в порядке? — мягко поинтересовался он.

Я невольно почувствовала к нему благодарность. Было заметно, что из всех в этой комнате только он действительно думал обо мне.

Как я могу быть в порядке? Меня разбирал гнев, что Эрику и Дилану ничего не сделали. Но в этой комнате лишь мистер Честертон был на моей стороне. Поэтому оставалось лишь неопределенно пожать плечами.

— Этого не должно было случиться, и я

как следует

прослежу, чтобы подобного больше не повторилось, — с прежней мягкой интонацией прибавил он. — Мне остается только поблагодарить вашего кузена, который волей случая появился вовремя, и все закончилось хорошо.

Он посмотрел в сторону Майка, но тот ничего не ответил.

— Что ж, увидимся завтра на рождественском балу, — улыбнулся мне учитель, и мы наконец-то покинули кабинет.

В машине мы снова молчали. Я обдумывала ответ Майка и не могла найти ему логическое объяснение. Он мог сдать меня с потрохами. Если бы он рассказал, что видел волка, облава была бы неминуема. Но учителя с такой готовностью поверили Майку, что это меня даже удивило. Тогда в лесу мистер Честертон сказал, что, если верить древней легенде, волки каким-то образом ослабляют их способности, поэтому их безжалостно истребляют. Может, они просто боялись поверить в то, что где-то неподалеку действительно обитает волк? Но разве Майк этого не знал? Он ведь тоже носит красную форму, почему тогда он скрыл от них этот факт?

Я должна была услышать ответ, а дома такой возможности может не представиться.

— Майк, — нарушила я тишину, — ты был там.

Ты видел

Почему ты тогда…

Но он не дал мне договорить.

— У тебя есть платье для завтрашнего бала?

Резкая смена темы сбила меня с толку.

— Я… эээ, нет. Я хотела спросить…

— У Николь полно барахла, но все ее платья будут болтаться на тебе, как мешок, — сказал он, не обращая внимания на мои попытки задать вопрос, а может и специально игнорируя их. «Как будто его мать позволила бы мне надеть что-то из гардероба моей кузины», — подумала я. Но глядя на Майка, почему-то была уверена — еще как позволила бы. Хоть и выместила бы на мне это позже.

— Все магазины уже закрылись, — он словно нарочно не давал мне вставить ни слова. — Впрочем, — он оторвался от дороги и смерил взглядом мою фигуру, словно прикидывая размеры, — мисс Белл наверняка сможет помочь. Я заеду к ней завтра днем, она что-нибудь тебе подберет.

Я хотела возразить, что мне не нужно платья, и попытаться вернуться к прежней теме, но машина резко затормозила перед воротами.

— Ты знаешь, где дверь, — резко произнес он. Разговор был окончен.

Ночью мне снова приснился волк. Сон был чем-то похож на тот, который я увидела на поляне, когда узнала про Роберта.

Проснувшись утром, я твёрдо знала, что собираюсь сегодня делать. Сон был таким явным и почему-то показался мне приглашением. Волк не тронул меня уже во второй раз. Наоборот, он даже спас меня от красных. Нутром я чувствовала, что он не причинит мне вреда.

Но как выбрать удобное время? Обычно по воскресеньям они собирались за столом, а теперь я понятия не имела, чем занимаются тетя и Майк. Да еще и старая Марджи снует то по дому, то по двору, делая последние приготовления к рождеству. Хоть никакой вечеринки здесь не планировалось, в доме постоянно раздавались возмущенные вопли моей тетки, которая была недовольна абсолютно всем. Даже тем, как стоит мебель, которую, по моим наблюдениям, ни разу в жизни не двигали.

Что касается вчерашних событий, то еще до того, как мы вернулись домой, мистер Честертон позвонил и объяснил ей, что произошло недоразумение. И все же она едко проронила, что, если бы не пожелание учителя увидеться со мной на рождественском балу, то она бы непременно заперла меня в подвале «для профилактики».

В итоге я прождала до самого вечера. Когда в доме наступила тишина (Майк уехал куда-то еще днем, а тетка, утомленная собственными криками, прилегла полежать), я подошла к шкафу и вытащила теплую одежду. Благодаря мази, которую принес Майк, лодыжка полностью прошла еще вчера и больше не болела. С трудом пересилив себя, я обнажила руку и посмотрела на красные полосы. Майк оказался прав: рубцы уменьшились, но уродливые шрамы все-таки остались. С отвращением закатав назад рукав, я оделась и вылезла в окно. До бала оставалось еще пару часов. У меня было время.

Старательно заметая за собой следы на снегу, я пробралась к отверстию в заборе, вылезла наружу и зашагала в сторону леса.

Вечер выдался на редкость спокойным. Редкие снежинки в воздухе искрились и блестели, словно маленькие падающие с небес звездочки, снег мерцал на деревьях и приятно хрустел под ногами, все вокруг было пронизано таинственной тишиной. Казалось, даже мрачный лес ненадолго проникся настроением рождества.

Выйдя на поляну, я оглянулась. Как же давно я тут не была! Сугробы на поляне стали больше, но в целом она не изменилась. Только звезды светили в небе, словно россыпь самоцветов, раскиданная по небосклону чьей-то небрежной рукой. Их яркого света хватало, чтобы озарить поляну и окружающий меня лес; все вокруг светилось мягким серебристым свечением. Я восхищенно залюбовалась окружающей меня красотой, а сердце замерло в ожидании. Сегодня он придет. Я это чувствовала.

Не зная, чем заняться, я нетерпеливо пританцовывала на снегу, когда впереди замаячила белая тень. Сердце вдруг екнуло. Вот и он.

Медленно ступая по снегу, волк показался между деревьями. У меня задрожали коленки, но я мужественно заставила себя стоять на месте, пока огромный зверь молча изучал меня издалека.

Снежинки вокруг нас кружились и мягко падали на землю. Словно чувствуя мою нервозность, волк не подходил ближе, давая мне время, чтобы привыкнуть к нему. Но прежний страх уже пропал, а внутри появилась уверенность. Вздохнув, я протянула к нему руку.

Сейчас, в мягком мерцании леса, я могла в полную силу оценить его могучую силу и красоту. Казалось, сама природа решила выступить скульптором-создателем. Было в его красоте что-то первозданное, что-то чарующее, почти неземное. Я вглядывалась в его синие глаза и видела в них отражение поблескивающих сверху звезд. Загипнотизированная этим великолепием, я протянула руку и дотронулась до его шеи. Волк не двигался. Словно во сне, я с восторгом запускала пальцы в его мягкую шерсть, гладила по голове и по поджарым бокам, ощущая под пальцами стальные мышцы.

В голове снова всплыли слова мистера Честертона о волках.

— Они не правы, ты мне не враг, — поддавшись внезапному порыву, прошептала я, и мне показалось, что золотистые звездочки в его глазах мягко вспыхнули в ответ.

Не знаю, сколько времени мы простояли там на поляне. Мне не хотелось возвращаться домой, но что-то внутри подсказало, что настало время прощаться.

— Ты еще придешь? — спросила я, не в силах отпустить его.

Но волк уже сделал шаг назад и повернул в сторону леса.

— Я буду ждать, — крикнула я ему вдогонку.

«Я буду ждать», — повторила я про себя.

Только я ввалилась в комнату, как в дверь постучали.

— Секунду, — крикнула я, поспешно стягивая куртку и сапоги и запихивая их назад в шкаф.

Майк зашел в комнату. Его глаза скользнули по мокрым следам под окном, но он ничего не сказал.

Черт, про них я совершенно забыла! Пока он доставал что-то из кармана, я незаметно протерла их носком.

Кинув длинный, непромокаемый пакет на кровать, он подошел и встал напротив меня.

— Дай руку, — приказал он.

Первой реакцией было возразить, но я вовремя подумала, что лучше с ним не спорить. Он все понял. Он знает, где я была. Расскажет ли он об этом тете? Я попыталась прочитать что-нибудь по его лицу, но это было бесполезно. Никто не смог бы соревноваться с моим кузеном в выдержке.

Стараясь не смотреть на багровые шрамы, которые все еще вызывали у меня дрожь, я послушно подтянула рукав свитера и протянула ему руку. Смерив меня взглядом, Майк взял ее холодными пальцами. Затем откупорил зажатый в другой руке пузырек, похожий на тот, который я видела в кабинете мисс Белл, и несколько раз капнул серебристую, почти прозрачную жидкость на каждый шрам, пока во флаконе ничего не осталось. Маленькие капельки тут же впитались в кожу, и я почувствовала приятный холодок.

— Что это? — спросила я, широко распахнутыми глазами наблюдая, как на моих глазах рубцы начинают уменьшаться.

— Через несколько минут ничего не останется, — Майк закрыл пустой пузырек и сунул его к себе в карман. — Осталось мало времени. Прими душ и переоденься, я буду ждать внизу.

Я еще больше округлила глаза.

— Зачем?

— Я отвезу тебя на бал.

Вот это новости. За последние сутки он только и делал, что удивлял меня.

Майк направился к двери. По дороге он задержался и бросил маленький черный квадратик в камин. Языки пламени приветливо лизнули пластик, он зашипел и начал плавиться, покрываясь уродливыми пузырями, похожими на те, которые совсем недавно покрывали мою руку. Какое-то время мы молча смотрели, как чип со вчерашней записью — единственным доказательством того, что волк все-таки существует, быстро тает в огне. Майк выглядел задумчивым. Заметив, что я все еще стою рядом с ним, он показал глазами на дверь ванны, и я послушно скрылась внутри. Ну и странный он человек.

Платье, которое отдала Майку мисс Белл, было просто великолепным. Я с нежностью провела ладонью по тончайшему шелку цвета лаванды. Невесомая ткань была легкой, словно воздух. Вполне в стиле мисс Белл — я могла с легкостью представить, как оно сидит на ее изящной, точеной фигуре. В коробке под платьем лежали очаровательные туфельки в тон платью, и я снова восхитилась ее безукоризненным вкусом.

Но напялить это на себя?! Даже моя мама, несмотря на угрозы и скандалы, не могла облачить меня во что-то подобное. А уж сделать это добровольно?

Держа его в пальцах, я задумалась, но искушение было слишком сильным. Решив хотя бы разок примерить, я аккуратно скользнула в него и подошла к зеркалу.

Платье сидело на мне, как влитое. Нежный цвет выгодно подчеркивал мои синие глаза — они казались ярче и больше, а серые тени под глазами словно улетучились. Короткие, лежащие воздушными складками рукава, открывали руки. Раньше это привело бы меня в ужас, но теперь не имело значения: благодаря моему странному кузену, от прежних уродливых рубцов не осталось и следа.

Я не удержалась и провела по руке, с трепетом ощущая под пальцами прежнюю бархатистую кожу. Краснота спала, а платье подчеркивало ее сияющую белизну. Что за лекарство способно творить такие чудеса?

Все еще ощущая внутри ликование, я вернулась к зеркалу и скользнула взглядом по своему отражению. Легкая ткань волшебным образом обволакивала мою фигуру, скрыв все угловатости, оставив только женственные, приятные глазу линии. Платье было в меру закрытое, но выгодно подчеркивало талию и выделяло мягкий овал груди, соблазнительно приоткрывая ложбинку. Я вдруг подумала об Уилле и покраснела. Предстать перед ним в таком виде? Нет, ни за что в жизни! Я скорее умру.

Я быстро стянула платье, стараясь не порвать нежную ткань, и кинула на кровать. Никакими угрозами они не заставят меня его надеть. Быстро подойдя к шкафу, я выбрала более-менее приличную майку, накинула поверх кофту и натянула джинсы.

Увидев меня в таком виде, Майк вопросительно поднял бровь.

— Не подошло по размеру, — скомкано отозвалась я.

Он недоверчиво сощурил глаза, но я была уже на улице. Какая ему вообще разница? Пусть не думает, что заставит меня

это

надеть. От одной мысли, что мне придется показаться в этом кому-либо, особенно Уиллу, у меня внутри все переворачивалось.

Я думала, он настоит на своем, как делал это со вчерашнего дня. Но на этот раз мой кузен позволил мне поступить по-своему. Он завел машину, и через пятнадцать минут мы въехали на широкую подъездную дорожку и остановились перед зданием школы.

Со вчерашнего вечера школа преобразилась. Повсюду висели гирлянды с подсветкой, к главному входу вели красивые маленькие фонарики, которые установили специально, чтобы указать дорожку гостям. Однако даже обилие красивых огней не могло придать школе веселое праздничное настроение — мрачные, каменные стены по-прежнему подавляли своим размером и угрюмым видом.

На стоянке красных было пусто, не считая нескольких машин, которые принадлежали учителям, в то время, как стоянка для учеников, которые носили синюю и желтую форму, была полностью заполнена.

— Все уже внутри, — донесся до меня голос Майка. — Удачи.

Он нагнулся через меня и открыл дверь.

— Разве ты не идешь?

— Нет, мы не участвуем, — холод в его голосе и тот тон, которым он это сказал, снова напомнили мне, кто он такой. Между нами снова была холодная стена отчужденности.

Ощущая злость на себя, я вышла и пошла по освещенной дорожке к входной двери. Какая же я дура. Мне так хотелось ненадолго увидеть в нем своего кузена, что я совершенно забыла, что он, как Джейк, Камилла, Эрик и Дилан и остальные в его классе, носит красную форму. Я услышала, как машина позади меня тронулась с места, и почувствовала грусть. Черт, да что со мной такое? Это нужно немедленно прекратить. Пока не случилось то же, что и с Робертом.

Стараясь больше о нем не думать, я повесила куртку в раздевалке и направилась в сторону, откуда лилась музыка. В этот раз двери школьного зала, которые в другое время были наглухо заперты, распахнулись, гостеприимно приглашая внутрь.

Я еще ни разу здесь не была и сейчас подивилась его размеру. Зал был громадным, даже превосходил по размерам столовую. Самый центр занимала большая пушистая елка, украшенная позолоченными игрушками и искусственным снегом. Сверху свисали красивые золотые гирлянды; мерцающие серебряные звезды на потолке вздрагивали, подобно настоящим, и наполняли зал красивым ночным свечением. Это великолепие можно было рассматривать бесконечно, пока в какой-то момент взгляд не упирался в грозно разинутую пасть льва в самом центре. Мне стало не по себе, и я поспешила отвернуться.

Столы в этот раз были поделены поровну. Я поискала глазами свободное место и заметила Уилла. Приветливо махнув мне рукой, он встал и подвинул свободный рядом с ним стул.

— С рождеством! — улыбнулся он. Его темные глаза заискрились, стоило ему увидеть меня.

Я думала, что после нашего последнего разговора он будет злиться на меня, но это было не так.

— С рождеством, — робко ответила я, отмечая про себя, как идет ему белоснежная рубашка с бабочкой.

Рядом с ним мне стало хорошо на душе. Никого из красных тут не было, поэтому я позволила себе расслабиться. Даже из учителей присутствовали только мисс Белл, миссис Прингс, Карл фон Рихтер (увидев меня, он приветственно поднял бокал), мистер Честертон, мистер Скруп и пара учителей с младших классов. Никого из тех, кого я особенно недолюбливала.

Когда все расселись, мисс Белл произнесла теплую речь и поздравила всех с рождеством. В этот раз она даже улыбнулась, и я подумала, что до этого ни разу не видела ее улыбающейся. Наверно, отсутствие красных действовало так на всех. Даже на учителей. «Хоть они и сами носили когда-то красную форму», — напомнила я себе.

— Почему тут нет никого из… них? — тихо спросила я Уилла, пока остальные ребята помогали мисс Белл расставлять тарелки с угощениями.

— Красные разъезжаются на каникулы. Как правило, рождественский бал устраивают только для нас.

— Что ж, тем лучше, — хмыкнула я, стараясь вновь отогнать от себя мысли о Майке. — Надеюсь, они переломают ноги на своих Альпах.

Уилл усмехнулся, но не стал просить, чтобы я говорила потише. Зато сидевшая напротив Джин подняла на нас осуждающий взгляд. Она терпеть не могла, когда я говорила что-то подобное при ней. Я сделала извиняющееся лицо и снова повернулась к Уиллу.

— А где остальные учителя?

— Они тоже уезжают. Обычно остается только мисс Белл, но в этот раз остались и другие, — он кивнул в сторону стола, который накрыли для учителей. Поймав мой взгляд, мисс Белл улыбнулась. Но я не могла забыть тот разговор в ее кабинете и не ответила. Надо будет все же поблагодарить ее за платье. — Это она каждый год организовывает для нас рождественский бал.

Я вдруг пожалела, что не послала в ответ улыбку.

За столом напротив я увидела Лин в чудесном лимонном платье, которое было ей очень к лицу, и незаметно махнула ей кончиками пальцев. Она радостно улыбнулась, и я решила, что обязательно уловлю за вечер минутку, чтобы наконец-то с ней поговорить.

Когда с едой было покончено, заиграла музыка. Стало жарко. Я сняла кофту и осталась в светло-розовой майке со стразами, которую мама привезла мне с одной из своих последних поездок. И тут же почувствовала на себе взгляд Уилла.

— Прекрасно выглядишь, — он не отрывал от меня взгляд.

Хорошо еще, что он не видит меня в том дурацком платье! Я смутилась и попыталась отмахнуться.

— Просто накинула первое попавшееся под руку. Вот Джин чудесно выглядит. — Нужно было срочно перевести его внимание от себя. От того, какими глазами он на меня смотрел, у меня по коже пробегали мурашки. — Правда, Джин! Тебе очень идет этот цвет.

На Джин было скромное светлое платье с длинными рукавами, но цвет выгодно оттенял ее большие серые глаза.

— Спасибо, — пробормотала она, явно смущенная мои комплиментом.

Музыка постепенно становилась громче, и зал наполнялся танцующими парами. Сначала все ужасно стеснялись, но постепенно непринужденная атмосфера взяла верх, и вокруг то и дело смущенно приглашали кого-то на танец. Несмотря на то, что разделение по столам соблюдалось и сейчас (но на этот раз у желтых не было недостатка в стульях и месте за столом), на танцполе уже нельзя было различить, кто носит желтую форму, а кто — синюю. Все условности, строго соблюдаемые во время занятий, постепенно испарялись, стирались, а с ними и присущая обоим факультетам неловкость. И вот уже все улыбались друг другу и поздравляли кружащиеся рядом пары с рождеством. И только я не могла отделаться от присутствия льва, чья свирепо разинутая сверху пасть неумолимо напоминала мне о тех, о ком я больше всего хотела забыть.

— Не обращай внимания, — проследил за моим взглядом Уилл. Теперь он тоже смотрел вверх.

— Если никого из красных здесь все равно нет, то зачем было совать сюда их символ? — раздраженно спросила я. — Неужели мисс Белл на один вечер не могла обойтись без него?

Уилл помрачнел и покачал головой.

— Мисс Белл не такая… Она бы не стала, но есть вещи, на которые она не может повлиять. Странно, что ей вообще позволяют проводить для нас праздник. Никто никогда … — Он не договорил и умолк.

«Никто никогда для них ничего не делал», — мысленно закончила я, наблюдая, как малышка Хлое в хорошеньком розовом платье с пышным подолом кружится в танце со своим одноклассником. Она так искренне смеялась и махала в нашу сторону, что даже молчаливая Джин не выдержала и улыбнулась в ответ. Я сидела и смотрела, как радуются эти дети, стараясь не думать о том, что в следующем семестре все снова станет как прежде. Снова разделение по цвету формы, насмешки и издевательства красных, которые вернутся со своих шикарных курортов, отчужденные лица моих одноклассников и страдание в глазах тех, кто в эту секунду радостно кружит по танцполу. Все это вернется снова, и я понимала, что каждый из присутствующих, несмотря на веселье, ни на секунду об этом не забывал.

— Хочешь потанцевать? — Уилл протянул мне руку

— Я… эээ… нет, спасибо, — я резко вскочила. — Мне надо поговорить с мисс Белл. Это срочно. Может Джин захочет, — добавила я. Дурацкая попытка смягчить отказ. Но танцевать с ним? Чувствовать его руки, прижимающие меня к себе за талию? Да еще и у всех на виду?

Я вскочила и, не глядя больше на него, принялась протискиваться через весь зал к тому месту, где стояла мисс Белл в великолепном длинном платье с открытой спиной.

Она поправляла фигурку ангела на стене, и я остановилась рядом, избегая смотреть в ту сторону, где остался Уилл. Сейчас, в сиянии искусственных звезд мисс Белл сама выглядела спустившимся с небес рождественским ангелом. Мягкие длинные локоны рассыпались по ее плечам, а тонкая драгоценная диадема в ее волосах светилась, напоминая нимб. Не в силах отвести от нее взгляд, я восхищенно залюбовалась ее красотой.

— О, здравствуй, Алекс, — она заметила меня и улыбнулась. Похоже, она совсем не обиделась на меня за то, что я не ответила на ее улыбку. Наоборот, она радовалась, что я подошла. — Ты не надела платье? Мне казалось, оно будет тебе в самый раз.

— Очень красивое платье, мисс Белл. Спасибо большое, что вы мне его одолжили, — я замялась. — Но оно… Как бы это сказать… В общем, я предпочитаю джинсы.

Мисс Белл понимающе улыбнулась и снова принялась расправлять ангелу крылья.

— Давайте я вам помогу, — предложила я и, не дожидаясь ответа, принялась за второе крыло. Рядом с ней я почему-то чувствовала себя умиротворенно. К тому же, мне хотелось чем-то заняться, чтобы не смотреть, пошел ли Уилл танцевать с Джин. Я вдруг пожалела, что не согласилась.

Я настолько увлеклась, что не заметила, как ее руки застыли в воздухе, так и не подправив до конца крыло.

В недоумении я подняла голову. Широко распахнув глаза, мисс Белл смотрела на мою обнаженную, без единого шрама руку.

— Алекс, это не то лекарство, которое я тебе давала, — тихо проговорила она. Значит, я была права — это она сунула мне пузырек в сумку у себя в кабинете. От охватившего ее изумления мисс Белл едва находила слова. — Оно… оно смягчило бы воспаление и частично убрало бы рубцы, но это… Кто тебе его дал?

Она была так ошеломлена, что я засомневалась, стоит ли говорить ей про Майка. В конце концов, я понятия не имею, где он его взял.

— Не знаю, просто нашла у себя в сумке, как и ваше, — врать ей было ужасно неудобно, и мне захотелось поскорее закруглить эту тему. — Я верну вам платье, не беспокойтесь.

Мисс Белл все еще выглядела немного потрясенной, но не стала настаивать.

— Не надо, можешь оставить его себе. Это мой подарок на рождество, — сказала она, слегка коснувшись моей щеки. В ее глазах опять появилась грусть, и мне стало не по себе. Почему рядом со мной мисс Белл всегда становится такой печальной?

— Мне все равно некуда его одевать, — возразила я. — Я пойду. С рождеством, мисс Белл.

Я повернулась и зашагала прочь, чувствуя на спине взгляд ее медовых глаз.

Учителя о чем-то переговаривались за своим столом. Заметив меня, мистер Честертон поприветствовал меня кивком и сделал знак, что нам надо поговорить. Я мгновенно насторожилась. Он не поверил мне и Майку? Вчера мистер Честертон выглядел спокойнее и невозмутимее всех. Было ясно, что слух о волке возбудил в нем почти осязаемый интерес, в то время как директор и миссис Джеймс воспринимали все происходящее с видимым напряжением. Я кивнула с видом, что обязательно подойду к нему позже, и отправилась в туалет, так как мне ужасно не хотелось говорить с ним сейчас. А также возвращаться к столу, за которым все еще сидел Уилл.

В женском туалете никого не было, и я оперлась на умывальник, то открывая кран, то закрывая его. Это помогало мне сосредоточиться. Зачем Уилла дернуло пригласить меня танцевать? Я правда ему нравлюсь, или он сделал это из жалости? Ведь после всего, что я натворила, никто другой из присутствующих здесь никогда бы не решился пригласить меня на танец. И Уилл это прекрасно осознавал. Может, он просто меня пожалел? Как тогда с сэндвичем и домашним заданием по химии? В конце концов он ни разу не сделал никакого намека на нечто большее, а я была постоянно и откровенно груба с ним. Разве после этого я могу ему нравится? Отрицательный ответ напрашивался сам собой, и я почувствовала неприятный укол внутри.

Дверь туалета отворилась, и я поспешно отпрянула от крана, делая вид, что подправляю растрепавшуюся как обычно косу.

Мелькнуло лимонное платье, и Лин приветливо заулыбалась. Она знала, что застанет меня здесь.

— Привет, с рождеством — ответила я улыбкой на улыбку, радуясь, что Лин догадалась последовать за мной сюда. Несмотря на довольно расслабленную атмосферу в зале, мне не хотелось, чтобы ее видели со мной при всех. К тому же, мне казалось, что мистер Честертон постоянно украдкой за мной наблюдает.

— С рождеством, — произнесла она в ответ. Было заметно ей пришлось набраться смелости, чтобы все-таки заговорить со мной.

— Красивое платье, — сказала я. Она слегка покраснела и поблагодарила меня кивком.

Она выглядела такой милой, что мне стало неприятно от того, что я собиралась ей сказать.

— Лин, я не знаю, зачем ты ходишь за мной после школы, — казалось, при моих словах она покраснела еще больше, — но, понимаешь, если тебя кто-то увидит… Тогда тебе повезло, и Джейк тебя не заметил. Но в следующий раз может пройти не так гладко. Вчера, например… — Я нахмурилась и замолчала. Мне даже думать не хотелось, что было бы, если бы Эрик и Дилан увидели еще и Лин. Если тех, кто носит синюю форму, красным было запрещено трогать, то с желтыми они не церемонились. И не скрывали этого.

— Понимаешь, не то, чтобы я не хочу с тобой дружить, — рассуждала я, больше сама с собой, чем со стоящей рядом Лин. — Я бы очень хотела, правда.

Я не обманывала — Лин вызывала у меня симпатию. Она снова покраснела, а в ее глазах промелькнул радостный лучик.

— Но у меня здесь слишком много врагов. Я не хочу, чтобы из-за меня еще кто-нибудь пострадал, — хмуро добавила я. — Поэтому тебе лучше держаться от меня подальше. Я от всего сердца желаю тебе хороших каникул, и еще раз с рождеством.

Стараясь не глядеть на ее потухшее лицо, я вышла из туалета и вернулась в зал. Я сделала то, что должна была, но на сердце почему-то было тяжело. Улыбка Лин была такой искренней, что мне стало ужасно неприятно. Но мы все равно не могли бы стать подругами. Не здесь. Для нее же будет лучше держаться от меня подальше.

Я прислонилась к стене и наблюдала за неловко кружащимися на танцполе парами. Странно было видеть, как мои неразговорчивые и нелюдимые одноклассники вдруг начали вести себя как нормальные дети: Эмили Браун танцевала с очкастым парнем с параллельного класса, который сейчас то и дело наступал ей на ногу. Ее соседку вел в танце сосед Уилла по парте Адам, который должен был скоро уехать к бабушке в Ирландию. Джин кружила заливающуюся от смеха Хлое, и я с удовольствием наблюдала за ними. Хлое была такой хорошенькой, и я подумала, что, если бы у меня была сестра, я бы очень хотела, чтобы она была похожа на нее.

Среди желтых тоже мало кто остался сидеть. Однако, кроме Джин с ее сестрой, смешанных пар на танцполе больше не было. Недалеко от них покачивались в ритм музыке Тэйлор и его хрупкая, облаченная в воздушное, небесно-голубое платье возлюбленная. На секунду наши с ней глаза пересеклись, и она вдруг, совершенно неожиданно послала мне застенчивую, как у маленького ангела, улыбку. Меня пробрала дрожь, а перед глазами возникло ее заплаканное, исказившееся от криков и боли лицо на школьном дворе.

— Вижу, твоя рука уже в полном порядке.

Рядом незаметно возник мистер Честертон. Он сменил привычный серый костюм на элегантный черный; в нем он казался еще выше и представительнее. И как обычно излучал неповторимое обаяние и обходительность, которые мгновенно действовали на всех вокруг.

— Я очень этому рад, хоть ты и отказалась от моей помощи, — тепло промолвил он. И, склонившись в мою сторону, негромко заметил: — Я бы тоже мог помочь, если бы ты мне позволила.

— Спасибо. Я это ценю, — я посмотрела на свою преобразившуюся руку. На душе снова стало хорошо. — Но… теперь это, пожалуй, уже не нужно.

— Да, я вижу.

Мистер Честертон улыбнулся. По его глазам я видела, что исчезновение шрамов заинтересовало его не меньше, чем мисс Белл. Но, в отличие от нее, он не стал больше ни о чем спрашивать.

И все же вряд ли он подошел, чтобы поговорить о моей руке. Нет, это могло касаться только того, что произошло вчера.

Я с тревогой ожидала, когда он поднимет тему о волке. Со дня моего появления в этой школе он был единственным, кто всячески стремился проявить ко мне заботу, но после его слов о волках я все же опасалась посвящать его в то, что действительно случилось на поляне. И уж тем более рассказывать ему про сегодняшнюю встречу в лесу, которая до сих пор казалась мне каким-то волшебным сном.

Но мистер Честертон не торопился. Он с полуулыбкой наблюдал за танцующими парами, словно ничто в этот момент не занимало его больше этого рождественского веселья.

— Приятно видеть их счастливыми, — вдруг проронил он. — Пусть это и ненадолго.

Я взглянула на него. Тень печали омрачила его бесстрастные, аристократические черты. Как и во всех, кто носит или носил когда-то красную форму, в нем сразу чувствовалась порода.

— Да, — только и ответила я, вспоминая его слова, что он ничего не может изменить в одиночку. Может быть, мне все же следует ему доверять?

Какое-то время мы молча смотрели, как остальные веселятся.

— Ты решила, какое животное выберешь для тренировок в следующем семестре? — учитель повернулся и посмотрел на меня. Похоже, я ошиблась и он подошел не для того, чтобы снова расспрашивать про вчерашнее происшествие. Это меня успокоило.

— Нет еще, — я замялась. — Я не знаю, кого выбрать.

Учитель кивнул и снова замолчал.

— Мистер Честертон, — я вдруг почувствовала непреодолимое желание задать мучивший меня вопрос. — Эти способности, о которых вы мне рассказали… Я так и не поняла одну вещь. Вы сказали, что очень мало, кто верит в древние легенды. Но если это так, то должно быть другое объяснение, почему именно волки так негативно на них влияют?

Учитель призадумался.

— Увы, у меня нет для тебя однозначного ответа. Ведь большинство из нас, к сожалению, об этом не раздумывают… Когда владеешь таким могуществом, разве станешь беспокоиться о неприятных мелочах? — Он иронично поджал губы. — Долгие годы я посвятил тому, чтобы изучить этот вопрос, и почти отчаялся. Одно дело — забытые древние легенды и необоснованные никакими научными фактами астрономические наблюдения (он небрежно кивнул в сторону дряхлого мистера Скрупа, который что-то рьяно доказывал молоденькой учительнице, брызгая на нее слюной), которые отвергает подавляющее большинство из нас… Другое — наше необыкновенная сила, которая ни разу не подводила нас ни с кем другим вот уже много веков. В том учебнике, который я тебе дал, остались некоторые мои заметки. Если тебе интересно, то просмотри их и, может быть, у тебя появятся какие-нибудь интересные мысли. Я, в свою очередь, буду несказанно рад, если ты поделишься ими со мной.

Тронутая его доверием, я все же сомневалась, что смогу догадаться до того, до чего не додумался сам учитель.

— Но… если вы так скептически настроены к связи между звездами и этой силой… — Мистер Честертон внимательно меня слушал, и я осмелела. — Тогда почему вы придаете такое значение созвездию Льва?

Учитель перевел взгляд на раскинувшуюся над нами звездную декорацию. Уголки его губ приподнялись.

— О, Алекс, несмотря на нашу могучую силу, мы тоже не лишены страсти к романтике. Разве не приятно думать, что сами звезды потакают нам, благословляя наше рождение? Да еще и знаком такого могучего и царственного животного, как лев? — Я ничего не ответила, и он продолжил. — Всем нужны символы, даже нам, — он покачал головой и вздохнул. — Правда это или необычное совпадение, своеобразная прихоть природы если угодно — думаю, мы никогда не узнаем.

Мы молча смотрели вверх, думая каждый о своем.

— Эти способности, — первая нарушила я паузу. — Мистер Честертон, честно говоря, я боюсь, что вы ошибаетесь на мой счет. Я понятия не имею, что это за сила, о которой вы все время говорите. Я никогда не чувствовала в себе ничего необычного, и я боюсь, что у меня ничего не получится, — я наконец-то озвучила свой самый большой страх перед следующим семестром.

— Для этого и существуют тренировки. Тебе не о чем беспокоиться.

Но его слова меня не убедили. Я мрачно думала о том, каким посмешищем предстану перед своими одноклассниками на уроках. Они здесь выросли и воспринимали эту необычную силу управлять другими, как само собой разумеющееся. Если в начале семестра мои одноклассники в основном молчали на переменах, то в последнее время они все чаще и чаще обсуждали предстоящие тренировки, словно это стало связующим их звеном. Мне оставалось лишь прислушиваться к их словам, пытаясь уловить что-нибудь полезное для себя. Однако это не помогало. Один раз я предприняла попытку расспросить об этом Уилла и Джин во время наших внеклассных занятий, но они не высказывали никакого желания об этом говорить, заявив, что знают об этом не больше меня. Но это была неправда.

— Кстати, твой друг Уильям…

— Уилл, — подправила я, пряча глаза. Неужели и мистер Честертон уже в курсе, что мы общаемся?

— Он уже говорил с тобой о соревновании?

Я помотала головой.

— Он не особо любит говорить обо всем, что с этим связано.

Мистер Честертон с пониманием кивнул. По его лицу я не поняла, плохо это или хорошо.

— Не вини его. Он поступает так не по собственной прихоти. Директор запретил твоим одноклассникам обсуждать это с тобой.

— Почему? — Я подняла на него недоуменный взгляд. — Что уже такого может быть в этом соревновании? Я уже все равно все знаю… Вы сами мне рассказали. Так почему нам нельзя об этом говорить?

Лицо учителя помрачнело.

— Не все, Алекс. Боюсь, я рассказал тебе не все.

Его слова и тон, которыми они были сказаны, отозвались внутри неприятным холодком. Я вспомнила наш разговор в его кабинете. Мистер Честертон действительно не упомянул тогда соревнование, а я была слишком подавлена, слишком ошарашена услышанным, чтобы вспомнить о нем.

Учитель вздохнул.

— Это самая древняя из традиций, соблюдаемых в этой школе. Хоть она и была немного изменена при нынешнем директоре, — он поморщился. По его виду я поняла, что изменений он не одобрял, но вынужден был смириться. — И она тебе не понравится.

Нехорошее чувство закралось мне в сердце, когда мистер Честертон устремил взгляд туда, где веселились Джин и Хлое. В первый раз я видела свою соседку по парте такой беззаботной. Ее сестренка заразительно смеялась, а Джин корчила ей милые рожицы, подражая ее смешной манере танцевать.

— Что вы имеете ввиду?

Мистер Честертон не отрывал взгляд от веселящихся сестер, и мне почему-то захотелось, чтобы он немедленно прекратил на них смотреть.

— Что это значит, мистер Честертон? — громче повторила я, пытаясь переключить его внимание на себя.

— Возможно, сейчас не лучшее время это обсуждать, Алекс, — мягко промолвил он, словно хотел меня от чего-то оградить.

Но было поздно. Я не собиралась отступать.

— Я хочу знать. Сейчас же! Пожалуйста, мистер Честертон!

Учитель тяжело вздохнул. Он уже жалел, что завел этот разговор.

— Помнишь, тогда в кабинете я сказал тебе, что для развития нашей силы нам нужно постоянно заниматься? Давным-давно наши предки поняли, как важно развивать и сохранять наши способности. Это сродни езде на велосипеде или плаванью: чтобы им научиться, нужно приложить старания, так ведь? — Несмотря на вопросительную интонацию, он не ждал ответа. — Чтобы управлять нашей силой, нам нужно учиться, Алекс. Постоянно совершенствоваться. Это то, чему вы будете учиться в следующем семестре. И это то, что те, кто носит красную форму, делают всю свою жизнь. Большую часть времени, которое они проводят в стенах этой школы, они посвящают вовсе не учебе по учебникам, как твои одноклассники, а развитию своей способности управлять.

Я вспомнила, что тогда мистер Честертон ничего не рассказал мне о тренировках и вкладе желтых в развитие этих способностей, пообещав сделать это позже. Сейчас я осознала, что тогда он просто

не хотел

об этом говорить.

— Как они это делают? — хриплым голосом спросила я. Тревожное чувство внутри меня усилилось.

Мистер Честертон сжал губы, будто не хотел, чтобы я услышала это от него.

— Как? — почти вскричала я. Мне нужно было это знать. Еще немного — и я бы бросилась на него и начала его трясти.

— Упражняясь, — наконец ответил он, — иногда с животными, иногда с людьми. На нижнем этаже есть специальные залы. Там тренируются они (он возвел глаза к грозно взирающему на нас сверху льву). Там будете тренироваться и вы.

Я вспомнила кучки запуганных до ужаса учеников, которых несколько раз на моих глазах уводили вниз.

— С людьми, — машинально повторила я. Меня тошнило. — Вы имеете ввиду учеников, которые носят желтую форму?

У меня заледенела кровь, когда я это произнесла. Мелодичный смех Хлое вдруг затих, музыка тоже стала тише. Вокруг все продолжали веселиться, но теперь я едва могла это осознавать.

— К сожалению, — ответил он, — я именно это имею ввиду. Это то, что ввел директор, когда занял этот пост. Мне очень жаль, что тебе приходится услышать это от меня, — в его голосе сквозила печаль. Учитель смотрел на меня с сожалением. Он словно извинялся, что ему пришлось испортить мне рождественское настроение.

Я вспомнила подслушанные слова Николь. Кричащая девушка, змеи, хромающий парень, который сейчас сидел за своим столом, уставившись отсутствующим взглядом куда-то вдаль. «Пусть скажет спасибо, что он вообще может ходить», — сказала она тогда.

— Соревнование, — требовательным голосом произнесла я. Мне нужно было услышать всю правду, какой бы страшной она не была. — Как оно происходит?

Учитель снова вздохнул и помрачнел еще больше. Но я не отступала, поэтому ему пришлось ответить.

— Его устраивают, чтобы лучшие ученики, носящие красную форму и достигшие пятнадцати лет, могли показать, чему они научились до сих пор. А также, чтобы отточить свои навыки в естественных условиях, прежде чем отправятся туда, куда их распределят. Ученики твоего цвета, — он сочувствующе поджал губы, — тоже участвуют, когда им исполняется пятнадцать. Но так как это соревнование устроено для тех, кто в полной мере обладает способностью управлять, лишь немногие из вас будут допущены к участию. Впрочем, это конечно же к лучшему, — негромко добавил он.

У меня кружилась голова.

— Что они делают? — я вцепилась в его руку. — Что они делают? Пожалуйста, скажите мне!

— Применяют на практике то, чему научились.

Мне показалось, что еще немного и я закричу. Заору на весь зал, чтобы все наконец-то прекратили это нелепое веселье. Почему он не скажет все, как есть? Почему до сих пор цепляется за эти стандартные фразы? От чего хочет меня защитить?

— Как?!

Мой громкий вопль привлек внимание некоторых танцующих пар, и они недовольно покосились в мою сторону.

— Они охотятся. С помощью зверей, которые куда больше и опаснее, чем те, которых дозволено выбрать вам.

Все вмиг стало на свои места. В голове загремели слова миссис Джеймс о том, что у каждого здесь своя роль. Хромающий парень, которого я увидела тогда в коридоре, бросил на меня быстрый взгляд и замер, понимая, что я только что узнала его тайну. Лин, вернувшаяся в зал и застывшая в проеме двери. Испуганная Хлое, отпустившая руку Джин и широко раскрытыми глазами смотревшая на мое посеревшее лицо. Я единственная в этом месте, кто до сих пор ничего не понимала. Вот значит какая у нас роль. Мы — их жертвы. Мы, носившие синюю форму, и они, волей судьбы обделенные этой силой, здесь только для того, чтобы красные могли тренировать свои способности и соревноваться между собой.

Я отпустила руку мистера Честертона и отшатнулась.

— Мне жаль, Алекс, — повторил он, его глаза смотрели на меня с участием. — Мне очень жаль. Знай, что я сделаю все, чтобы тебя защитить… — Он продолжал что-то говорить, но я его уже не слушала.

С другого конца зала на меня смотрели Карл фон Рихтер и мисс Белл. Казалось, они знали, о чем рассказывал мне мистер Честертон. У учителя политологии сочувствующе вытянулось лицо, а мисс Белл побледнела. Ее веселый, следивший за танцующими парами взгляд вмиг потерял свой радостный блеск и снова стал отрешенным как прежде. Словно ей напомнили о том, о чем она на время пыталась забыть.

Я плохо помню, как очутилась в раздевалке. Кажется, я потеряла шапку, но я этого даже не заметила. Как не заметила и порывистого, ледяного ветра, хлеставшего меня по лицу всю дорогу домой.

— Что-то ты рано. — Майк в одиночестве сидел с книгой в гостиной. Ни тетки, ни Марджи в доме не было.

— Это правда? — Мой голос осип после того, как я брела домой без шарфа и с расстёгнутой курткой.

Его спина напряглась.

— Что?

— Соревнование! — заорала я, но из горла вырвался лишь слабый, почти неслышный хрип. — И школьное подземелье. То, что вы тренируетесь на тех, кто носит желтую форму… Это правда?

Майк не ответил. Он отвернулся к камину и склонился над какой-то книгой.

— Иди спать, Алекс, — его голос стал жестким, подчеркнув, что он больше не намерен со мной говорить.

Мне показалось, что внутри что-то резко лопнуло, словно одну из моих внутренностей вдруг со всей силы пырнули ножом. Боль была практически настоящей.

— Я жалею, что ненадолго позволила себе забыть, кто ты такой, — мой голос дрожал, но я заставила себя выпрямиться в проеме двери и посмотреть на него. Отблеск пылающего в камине огня играл на его белокурых, аккуратно уложенных кверху волосах; склонившись над открытой книгой, он являл собой прекрасную, застывшую статую. Такую же ледяную и безучастную, как и его сердце. — Я очень об этом жалею. Спасибо за лекарства… и за то, что не рассказал вчера о волке. Но я больше ничего от тебя не хочу. Никогда!

Повернувшись, я со слезами на глазах добрела до комнаты и повалилась на кровать, смяв платье мисс Белл. Еще никогда и ни о чем я так не плакала.

Больше книг на сайте - Knigolub.net

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg