«Золушки нашего Двора»

Каури Лесса Золушки нашего Двора

Шапка фанфика

Ссылка на фанфик: -1.shtml

Автор: Каури Лесса

Жанры: Приключения, Фэнтези, Любовный роман

Аннотация:

Книга третья Сказок Тикрейской земли. Брунгильда Рафарин - Матушка Бруни - владелица трактира в Квартале Мастеровых, в одночасье становится невестой Его Высочества принца Аркея и богатейшей женщиной страны. Как остаться самой собой? Смотреть на того, кого любишь, и ощущать его тепло и поддержку! Как не потеряться в коридорах замка Ласурингов? Приобрести друзей из числа его постоянных обитателей! Как найти своё место в мире? Да ты уже нашла его! Твоё место рядом с ним, с тем, кто когда-нибудь станет королём Ласурии. И тогда тебя, как и другую девушку, попавшую в подобную ситуацию, станут называть "Ваше Величество". Вот только той повезло не так, как тебе! Рэйвин Моринг любила и была любима, но злодейка-судьба развела влюблённых, обручив её с Его Величеством Редьярдом Третьим, а Атрона рю Воронна отправив в пекло пожирающей изнутри ненависти... Загадки прошлого и морские приключения, истории любви такой разной - страстной, верной, доброй и злой, собственнической и жертвенной собраны в этой книге, которая написана ради того, чтобы люди задумались о своём прошлом. Об ошибках и о том, как их можно исправить! За замечательную обложку спасибо Valery Frost ! Уважаемые читатели! Кто мечтает увидеть Золушек и Хорьков на бумаге может проголосовать за это вконтакте, на страничке сообщества Другие миры ЗДЕСЬ.

Размещен: 29/04/2015

Изменен: 19/12/2015

Золушки нашего Двора

Брунгильда Рафарин, владелица трактира "У Матушки Бруни", едва сдержала вскрик. Будто вынырнула из-под толщи воды для первого глотка воздуха или проснулась от тяжкого кошмара, чтобы... ощутить себя не в реальности, а в его новом ватном слое, полным девиц в разноцветных платьях, громко щебечущих, теребящих её и отчего-то похожих на монпансье, рассыпавшееся из коробки.

— Поднимите руки, госпожа, мы снимем эти тряпки...

— Переступите через платье!

— Госпожа, купальня в той стороне, куда вы пошли?

— Пресвятые тапочки, какая непонятливая!..

— Красивые волосы у будущей принцессы, густые, тёмные!

— Девочки, это прекрасно — не придётся мучиться со шпильками и шиньонами!

— Идите за нами!

В мгновение ока Бруни оказалась раздета донага, перемещена в купальню и засунута в огромных размеров ванную.

Чужие руки тёрли ей спину, ерошили волосы, намазывая их по всей длине каким-то резко пахнущим средством. От ванны поднимались клубы пара, по лицу тёк пот, было душно, нервно, злобно. Если действительно существовала Аркаешева преисподняя, то выглядела она именно так!

— Бруни, — раздался от двери родной голос, — наконец-то я тебя нашёл! А ну-ка, все вышли отсюда!

"Монпансье" дружно сделали книксен и исчезли в мгновение ока, сопровождаемые жаркими шепотками.

— Кай! — чуть не плача, Матушка рванулась к нему из купальни, позабыв о том, что не одета, о скользком поле, забрызганной водой.

Принц подхватил её на руки, смеясь и целуя в полные ужаса глаза.

— Бедная моя девочка, напугали они тебя, да?

Бруни мелко закивала.

— Не бойся их! Они остры на языки и бестолковы, но ни один дворец не обходится без целой армии фрейлин, горничных и служанок разного пошиба! Ты позволишь мне принять ванну вместе с тобой?

Сейчас, когда Кай был рядом, Бруни была согласна на что угодно, лишь бы никуда не отпускать его от себя. В этом чужом и огромном замке он оказывался единственным островком родного мира, оставшегося за суровыми стенами.

Кай разделся и залез к ней. Как ни растеряна Матушка была случившимся этим утром, как не испугана последующим вмешательством в её личную жизнь чужих людей, рук, голосов, вмешательством, напоминавшим унижение, тоска по любимому перекрыла всё, заставив её беззастенчиво приникнуть к его сильно исхудавшему телу. Она даже застонала от жалости к нему, оглаживая жадными ладошками его впалый живот.

— Милая, — засмеялся Кай, целуя её в глаза и губы, — это всё мясо, которое нарастёт! Будешь готовить мне свои замечательные омлеты и булочки — и я быстро поправлюсь и стану выглядеть, как мастер Пип!

Бруни невольно рассмеялась. Представить растолстевшего Кая было решительно невозможно, так же, как его отца. Его Величество Редьярд в свои годы набрал совсем немного лишнего веса, просто заматерел, отяжелел костяком, отчего казался огромным. Но толстым назвать его язык повернулся бы разве только у шута, да и то, более в профилактических целях, нежели всерьёз!

Прижав женщину к себе, прикрыв глаза от наслаждения, принц гладил её гладкую кожу и целовал, не торопясь... Да, он скучал, желал её с силой и страстью той части темперамента, что досталась от отца. Но другая, материнская, удерживала порыв, заставляя не торопить мгновения наедине. Мгновения, которых у будущего наследника престола могло быть не очень много.

— Мы всю воду расплескаем... — смутилась Бруни.

— Пусть тебя это больше не заботит, — улыбнулся Кай, — чистота полов, окон, белья... Одежда... Еда... У принцесс другие заботы!

— Готовить... принцу... омлеты?.. — уже задыхаясь от страсти, простонала Матушка.

Аркей накрыл своими губами её губы, не давая ответа.

После они лежали в ванной и тихо разговаривали до тех пор, пока вода окончательно не остыла. Бруни рассказывала о том, как тянулось без него время, как однажды на подоконник в её комнате пал белый отсвет юного снега, и она поняла, что он, Кай, вернулся. Как решила, что больше ему не нужна... Принц слушал молча, внимательно, как, наверное, умел слушать только он. Лишь иногда целовал её, лежащую спиной на его груди, в макушку, в ухо и в висок — куда удавалось дотянуться. Она не сказала ни слова о проклятье и о том, как пыталась найти средство от него, но отчего-то ей казалось, что Кай и так знает то, о чем она предпочитает умалчивать. Когда она замолчала, заговорил он. Рассказал об инспекции пограничных гарнизонов, о своём возвращении во дворец и разговоре с отцом. О времени, проведённом впроголодь в темнице, полной холода, крыс и темноты. Нет, он не жаловался — странно было бы представить Его Высочество Аркея, требующего жалости к себе. Рассказывал равнодушно: констатировал факты, а не описывал их.

— Не сердись на отца, прошу тебя, — в заключение сказал он. — Он не дал бы согласия на наш брак, если бы не убедился в искренности наших отношений!

— Я не сержусь, — Бруни повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, — наверное, я всё понимаю... но пока страх навсегда потерять тебя жив в моей душе, я не смогу быть... милой с ним. Прости меня за это!

— Ну как ты можешь быть не милой, родная? — рассмеялся Аркей и крутанул бронзовый вентиль крана с горячей водой. — Сейчас мы приведём себя в порядок и вновь окажемся на людях. Ты готова?

— Только не оставляй меня одну! — взмолилась Матушка.

— Нет, — серьёзно покачал головой Кай. — Ни за что! Никогда! Но учти, родная, у меня обычно дни проходят очень неинтересно. Если ты хочешь постоянно быть рядом — скоро заскучаешь, уверен!

— Не попробую — не узнаю! — улыбнулась Бруни и взяла с каменного блюда на краю ванной шикарную морскую губку. — Давай, я потру тебе спинку, мой скучный государственный деятель! А потом стисну зубы и перестану бояться выйти отсюда... Только... только обещай мне, что поможешь одеться? Я видела платье, которое девушки мне приготовили... я с ним сама не справлюсь!

— Боюсь, я с ним тоже не справлюсь! — покраснел Кай. — Ну да ладно, что-нибудь придумаем!

После мытья Кай поставил Бруни, закутанную в огромное полотенце и оттого напоминающую статую, в центр комнаты и оделся сам. А затем задумчиво обошёл возлюбленную, кидая взоры то на неё, то на предметы женского туалета, разложенные на специальном столике.

В дверь деликатно постучали, когда он уже готов был сдаться и позвать кого-нибудь из служанок.

— Кто там? — испуганно воскликнула Бруни. В полотенце было тепло и уютно, и вылезать из него ради одеяния цвета чёрной смородины, украшенного белыми, на вид жёсткими и острыми кружевами совсем не хотелось.

— Это Туссиана Сузон, госпожа, — раздался знакомый голос, — первая горничная герцогини Агнуши рю Филонель. Её Светлость прислала меня помочь вам с костюмом и причёской, справедливо полагая, что от спешно приставленной к вам прислуги толку не будет.

— Слава Индари! — выдохнул Аркей, распахивая дверь перед Туссианой. — Передайте герцогине мою благодарность! Бруни, я буду ждать за дверью, хорошо?

Матушка кивнула и с болью посмотрела вслед закрывшейся за ним двери. Каждый его уход отзывался в сердце страхом.

— Добрых улыбок и тёплых объятий, моя дорогая! — приветствовала её Сузон, внимательно разглядывая. — Вы позволите мне помочь вам одеться? Придворные костюмы, к сожалению, созданы для того, чтобы сильно усложнить нам, слугам, жизнь!

Бруни с изумлением посмотрела на неё, и улыбнулась, когда поняла, что это была шутка.

— Прошу вас, госпожа Сузон, — попросила она, — помогите!

— Это я прошу вас звать меня просто по имени, — подняла брови горничная, выбирая из разложенной одежды расшитые кружевами панталончики, — прошли те времена, когда я была для вас госпожой, Брунгильда! Отныне вы госпожа для всех, кроме, может быть, Его Величества и Их Высочеств!

— Мне пока сложно в это поверить... — пробормотала Бруни, с которой ловкие руки горничной разматывали полотенце.

— Прекрасно понимаю вас, — кивнула Туссиана, подавая ей первый, интимный, предмет туалета. Тот самый, в кружевах. — Но придётся привыкать! Деваться-то некуда!

— Точно! — вздохнула Бруни и посмотрела на собеседницу с благодарностью.

Спокойная манера поведения Туссианы, привычка называть вещи своими именами и отсутствие подобострастности и наглости — тех самых черт, что она наблюдала у "монпансье", оказывали на Матушку благоприятное действие.

Спустя полчаса Бруни была одета. Строгое платье напомнило ей виденную однажды в квартале даму-благотворительницу из тех, что жертвовали деньги на Храмовые школы и детские приюты. Однако горничная благосклонно кивнула, из чего Матушка сделала вывод, что платье оказалось ей к лицу.

— Мне кажется, вам не стоит делать вычурные причёски, — заметила Туссиана, усаживая клиентку в кресло перед широким зеркалом. — Я сделаю простой пучок, украшу его парой шпилек со стразами и выпущу пряди — здесь и здесь. С одной стороны, такая причёска подойдёт к стилю платья, с другой, не будет бросаться в глаза, выдавая вас не за ту, кем вы являетесь.

Бруни поймала её руку и, на мгновение задержав в своей, сказала:

— Благодарю вас, Туссиана, за помощь! От всего сердца!

Горничная, кажется, смутилась, что было для неё вовсе не свойственно. Сочувственно похлопала Бруни по руке и занялась её прической.

Когда Матушка, наконец, вышла из комнаты, Кай спокойно стоял у окна. Судя по всему, он успел сходить переодеться, и теперь из-под рукавов и ворота нового полковничьего мундира выглядывали белоснежные кружева рубашки, а начищенные сапоги блестели.

Обернувшись, принц посмотрел на Бруни и улыбнулся одними глазами. Сердце Матушки зашлось в сладкой неге — так безмолвно признаваться в любви и восхищении мог только он, её Кай!

Коротко кивнув вышедшей следом Туссиане, принц подал суженой руку.

— Идём, родная! Отец сейчас обсуждает со свадебным распорядителем предстоящую церемонию, в которую из-за нас с тобой внесены изменения. Надо бы поприсутствовать!

Рядом с ним Матушку охватывало странное ощущение нереальности происходящего. Разве это она, похожая на знатную даму, идёт по коридорам, устланным коврами с традиционным Ласурским орнаментом? Разве это ей кланяются все встречающиеся, а гвардейцы, охраняющие двери, берут "на караул"? Разве за руку её держит не тот человек, с которым она в душе простилась навсегда, а потом обрела снова и опять готова была потерять? Однако спокойствие спутника поневоле передавалось и ей. Конечно, Кай сотни и тысячи раз ходил этими коридорами, не замечая кланяющихся придворных, но дело явно было не в привычке — принц просто не обращал внимания на то, на что не считал нужным тратить собственное время. Хотя успокаивающее пожатие его пальцев Матушка ощущала почти постоянно, и каждый раз это затапливало сердце горячей радостью!

Когда они вошли в богато обставленную комнату, застали там Его Величество, секретаря — немолодого человека очень приятной внешности, распорядителя свадеб — мастера Горни Горина, герцога Фигли Ориша — кузена Гаракенского короля и поверенного в делах свадьбы его дочери, принцессы Ориданы. Последняя тоже присутствовала — улыбалась, как игрушечная кукла и молчала. Матушка с некоторой долей зависти отметила её свободные движения — в своём-то платье она, пока, ощущала себя, как в клетке!

— Надо что-то решать с каретой! — нервно постукивая пальцами о столешницу и косясь на стоящую у окна Оридану, говорил король. — Мы не можем отказать гномам в использовании их подарка! Для них это будет кровная обида, ведь самодвижущийся экипаж они почитают венцом собственной — будь она неладна! — механической мысли!

— Поясни, отец, — попросил Кай, отодвигая стул для Бруни и усаживаясь между ней и королём, — в чём проблема?

— В ней! — сердито буркнул король, кивнув на гаракенскую принцессу, а герцог Ориш укоризненно зацокал языком. — Девушка боится механизмов и категорически отказывается сесть в карету!

— Категорически! — поднял палец Фигли, невысокий, жилистый и полный нервной энергии, той самой, что заставляет двигаться горы.

— Самодвижущаяся? — с любопытством прошептала Бруни принцу на ухо. — Она, что же, совсем без лошадей двигается?

— Совсем, — Кай поцеловал её в лоб, не смущаясь присутствующих. Поднявшись, поклонился Оридане и заговорил медленно, давая ей время понять слова, произнесённые на фирли: — Могу я предложить Вашему Высочеству обменяться экипажами?

Ориш встрепенулся, бросил на принца острый взгляд.

— Менять? — деловито уточнила та, порывисто подходя к столу. Разглядев её вблизи, Бруни подумала, что Оридана едва вышла из подросткового возраста. — На обычное?

— На обычный экипаж, который полагается нам с Бруни, — кивнул Кай. — А мы могли бы поехать в вашем, механическом. Моей невесте ужасно любопытно узнать, что это такое и как оно двигается!

Оридана испытующие посмотрела на Матушку, и та кивнула, подтверждая слова принца. Залезать в венец механической мысли на колёсах ей тоже было страшновато, но оно того стоило!

— О-о! — воскликнул герцог Ориш. — О-о! Ваше Высочество Аркей так великодушен! Мы принимаем предложение! Ори, змейка моя, ты и Колей поедете в обычном экипаже, с лошадками!

— С лашадками! — засмеялась принцесса и захлопала в ладоши. — Ка-ра-шо!

— Её Высочество сказало — ка-ра-шо! — герцог, нахмурившись, посмотрел на короля. — Значит, так и решим!

Редьярд обвёл компанию мрачным взглядом.

— Отец, соглашайся, — спокойно сказал Кай, — усадив в механическую карету старшего сына, ты проявишь к гномам уважения не меньше!

— А ты коварен, сынок! — вдруг улыбнулся Редьярд. — Ладно, будь по-вашему! Распорядитель Горин, обрадуйте Гильдию Механиков этим известием! Их творение откроет свадебный кортеж! На этом всё?

— Всё! — герцог Ориш поднялся, подавая руку Оридане. — Мы надеемся увидеть Ваше Величество и Их Высочеств за ужином! И вас, моя дорогая!

Бруни с изумлением подняла глаза, догадавшись, что Фигли обращается к ней. Герцог смотрел с благожелательной улыбкой, во взгляде Ориданы промелькнули любопытство и симпатия. Матушка подумала, что, пожалуй, со смуглой принцессой с другого берега Тикрейского пролива она подружится, невзирая на её резкий характер, видимый невооружённым глазом.

— Для неё готовят покои, — король кивнул на Матушку, будто на предмет интерьера. — Ты собираешься таскать девушку с собой целый день или дашь ей возможность отдохнуть?

— Нет, отец! — покачал головой Аркей. — Она будет жить со мной, в моих покоях, спать со мной, в моей кровати. Я слишком долго её ждал, чтобы теперь отпускать!

— Ты нарушаешь установленный порядок, сын! — поднял брови не ожидавший отпора король.

— А мне плевать, — открыто улыбнулся принц, становясь неуловимо похожим на безалаберного младшего брата.

— Ваше Величество, — робко подала голос Бруни, — я не устала! Мне не надо отдыхать!

— Они спелись, слышь, братец? — Редьярд страдальчески посмотрел в дверной проём, в котором знаком вопроса застыл королевский шут.

Дрюня, подойдя, кивнул принцу как ровне, а перед Матушкой опустился на колени и, взяв её руки, прижал к своим щекам.

— Так это ж маменька, Рэд! — воскликнул он, взглянув на короля. — Она всегда говорит правду! Как и твой сын!

— Я иногда умалчиваю, — признался Аркей.

— Тебе положено! — буркнул Его Величество, поднимаясь. — Идём, Дрюня, надо переговорить с рю Виллем! А тебя, дорогой строптивец, в твоём кабинете ждёт гора бумаг, которые я не удосужился посмотреть. Можете читать их вдвоём, — хмыкнул он, — коли оба не устали!

И вышел в сопровождении шута.

Кай с улыбкой посмотрел на Бруни.

— Вот и начинаются скучные будни, родная, а мы ещё даже не поженились!

— А что там за бумаги? — с опаской спросила Матушка.

— Сметы, балансы, доклады и кляузы... Рутина, которую отец предпочитает сваливать на меня. Идём! Позавтракаем в кабинете!

Покои принца Аркея занимали массивную юго-западную башню дворца. На первом этаже пустовала огромная зала для танцев, на втором располагались библиотека и кабинет Его Высочества, а на третьем находились жилые покои и приватные помещения, доступ в которые имели лишь приближённые лица. Подступы к башне и внутренние переходы охраняли гвардейцы в синих мундирах — из личного полка Аркея.

Зайдя в кабинет, принц крикнул в отрытую дверь:

— Лисс!

Строевым шагом в комнату зашёл молодой парнишка в форме гвардейца. Уставился на командира с немым обожанием, причём доля подобного взгляда досталась и Бруни.

— Прикажи принести нам сюда завтрак, мой друг, — кивнул ему принц. — Запечённую птицу, омлет с зеленью и булочки с маслом. Тёплого молока и морса. Немного мёда.

— Есть! — отсалютовал тот и, красуясь каждым движением, покинул кабинет.

— Это мой адъютант, Лисс Кройсон, — пояснил принц, усаживая Бруни в кресло у стола, — но все зовут его просто Лисёнок.

— Такой молоденький? — удивилась та. — Сколько ему?

— Шестнадцать. Когда он попал в мой полк, ему едва исполнилось девять.

— И он воевал? — с ужасом спросила Бруни.

— Наравне со всеми, — тяжело вздохнул Кай. — Полк стал для него семьёй, а во мне он до сих пор видит старшего брата, хотя никогда в этом не признается! Итак, чем займёшься?

Матушка видела, что её Кай уже там, с головой в этих бумагах, которые погребли под собой стол.

— Можно я погуляю по твоей башне? — спросила она. — Должна же я разведать обстановку, в которой мне придётся жить?

Принц рассеянно улыбнулся.

— Иди, конечно. Как принесут завтрак, я велю Лисёнку тебя разыскать!

Матушка поднялась и направилась к выходу. На пороге оглянулась. Аркей сравнивал два документа, держа их перед лицом, смешно крутил головой и щурился, напоминая сову, застигнутую утренним светом. Бруни коротко вздохнула — рутина, похоже, станет её извечной соперницей в битве за внимание мужа... Мужа! Страшно-то как...

Усилием воли заставив себя не думать о предстоящей свадебной церемонии на глазах у всего Вишенрога, она направилась к лестнице, ведущей в личные покои принца. Из круглого помещения, затянутого мохнатыми северными коврами, четыре двери вели в коридоры, расходящиеся по башне лучами. Пройдя первый, Бруни обнаружила купальню, уступавшую той, в которой ей уже довелось мыться. Однако, несмотря на скромный размер, здесь было тепло и уютно. Из небольшого окна лился дневной свет на мозаичный, в тёплых оранжево-коричневых тонах пол. Широкая деревянная скамья была накрыта медвежьей шкурой, на которую набросили льняное покрывало, расшитое традиционным ласурским орнаментом. На бронзовых крюках висели полотенца, маня своей мягкостью, а на деревянном столике рядом с ванной стояла ваза со свежими яблоками и кувшин с водой.

Через заднюю дверь купальни Матушка попала в следующую комнату, больше похожую на гостиную. Низкие диваны у стен, невысокие книжные шкафы между ними, не перекрывающие оконные проёмы. Лёгкие занавески. Искусно выточенные из дерева фигурки, украшающие интерьер. Песочные часы и секстант на каминной доске над небольшим очагом, выложенным плитами чёрного, как ночь, лабрадорита, взблёскивающего голубыми искрами породы. Гостиная не для гостей. Для того чтобы побыть наедине с собственными мыслями, любимыми книгами... Гостиная человека, для которого одиночество стало верным другом!

Бруни сморгнула невольные слёзы. Эти интерьеры рассказывали ей о Кае больше, чем он сам.

Следующей оказалась спальня. Лаконичная обстановка. Те же тёплые, коричнево-бежевые тона, которые Матушке так понравились в купальне. Три окна-эркера в дальней стене выходили на Тикрейскую гавань, из правого была хорошо видна Золотая башня и голые сейчас ветви Вишенрогского парка, растворяющегося в садах, окруживших город с юго-запада. Кровать без балдахина, широкая и удобная, однако застеленная простым, напоминающим солдатское одеяло, покрывалом. С правой стороны на прикроватном столике небольшая миниатюра на костяной пластинке, в цветах таких сдержанных, как и всё в этой комнате...

Бруни остановилась, издали разглядывая миниатюру. Свет из окон будто концентрировался на ней, не бликовал и не слепил, даря коже нарисованной женщины мягкое сияние, делавшее изображение почти живым. Матушке не требовалось ответа на вопрос, кто это? Портрет королевы Рэйвин висел в доме Клозильды Мипидо, знала Бруни и другие дома, в которых портреты Её Величества почитались наравне с алтарями Индари. 'Кто бы мог подумать, — однажды сказала мать, — что девочка из нищего рода Северных вельмож, о которых люди судачат, будто всё их богатство — высокомерие, станет доброй королевой для всего Ласурского народа!'

Матушка протянула руки к миниатюре, желая взять её и разглядеть поближе. Но не посмела. Женщину на костяной пластинке, несомненно, звали Рэйвин, но такую Рэйвин Бруни видела впервые. Художник поймал редкое мгновение откровенности личности — в задумчивом и печальном выражении тёмных глаз, в нежных тенях на белоснежной коже, в чуть опущенных уголках чётко, как у Кая, очерченного рта. О чём думала Её Величество, позируя художнику, имени которого не знала трактирщица с площади Мастеровых? О неумолимом течении жизни? О прихотях судьбы, забросившей девушку из сурового края в центр цивилизации, бурлящий заговорами и интригами? Или о новом приюте для детей-сирот под патронажем короны?

Бруни так и не подержала портрет. Лишь оглянулась на него, выходя и будто безмолвно прощаясь с королевой до вечера.

Последняя дверь из круглого коридора вела в целую череду покоев, явно предназначенных для времяпровождения с друзьями. Бруни обнаружила здесь небольшой бар и курительную комнату, кабинет для игры в тарракер — карточную игру, принятую в высшем обществе, помещение, увешанное оружием и пустое посередине — не иначе тренировочную. Судя по увиденному, её Кай не страдал гигантоманией и тягой к роскоши. Размеры покоев были продиктованы лишь их назначением и не стремились к бесконечности, вещи отличались удобством и функциональностью иногда в ущерб красоте и изяществу.

Обойдя все комнаты третьего этажа, Матушка вернулась в больше всего понравившуюся ей 'малую' гостиную. В купальне принц мылся, в спальне — просто спал. А здесь, судя по всему, проводил почти всё свободное время, которого у него было совсем немного...

Пройдясь вдоль книжных шкафов, Бруни внимательно разглядывала обложки. В ее жизни почти не было времени для чтения, хотя несколько романов Ванилька ей притаскивала втайне от родителей. Она называла их заумным словом 'куртуазные' и призывала читать перед сном 'за-ради красочных сновидений'. Матушка послушно читала, краснея и по нескольку раз перечитывая одни и те же строчки. Проглотив таким образом несколько романов, она пришла к выводу, что они похожи друг на друга, как курятники, различаясь лишь именами главных героев. Пирожки и то отличались друг от друга разнообразной начинкой, а в этом чтиве начинка, хоть и была переперчена, на вкус казалась пресной и однообразной!

Подобных книг в библиотеке Кая, естественно, не было. Однако Бруни с удивлением нашла в одном из шкафов 'Сборник легенд и сказаний Белого Трувера, Одувана Узаморского' — самого знаменитого Ласурского менестреля прошлого столетия. Баллады выходца из Северных пределов, сына рыбака, и до сих пор распевали во время застолий в разных уголках страны. Певали их и в трактире Бруни. Она не раз слышала, как прачки матроны Мипидо выводили нестройными голосами:

Любовь свою встретил в зеленом саду,

Пленила меня красотою.

И вот в этот сад каждый вечер иду,

Для встречи, родная с тобою,

В зеленом саду!

Встречались весною и летом с тобой,

Под осень забрали в солдаты,

И вот по дорогам чужим я иду,

Любимая, как там одна ты,

В зеленом саду?

А если родится кудрявый малыш

Он будет с моими глазами,

Я верю, любимая, ты сохранишь,

И ждет впереди встреча с вами,

В зеленом саду!***

***Стихи Татьяны Резниковой специально для 'Золушек нашего двора'

Вытащив довольно потрепанную книжицу, Матушка сбросила новые и не очень удобные туфельки, полагавшиеся к платью, и с ногами забралась на уютный диван с широким сиденьем и мягкими, будто родительские объятия, подушками. Здесь её и застал юный адъютант Его Высочества спустя полчаса, чтобы пригласить на завтрак.

Завтрак сервировали всё в том же кабинете, на отдельном столике у зажженного камина. В башне было относительно тепло, но в каменной утробе дворца лишнее тепло зимой никогда не мешало.

Уже в конце трапезы в кабинет вбежал Лисс и, пытаясь отдышаться и говорить по уставу 'четко, громко, ровно' затараторил:

— Ваше Высочество, вам следует срочно спуститься во внутренний двор! Архимагистр Никорин сообщила Его Величеству о скором открытии портала из Драгобужья...

Принц поднялся, бросив салфетку. Подошел к Бруни, подал ей руку.

— Идём, родная. Нам необходимо быть там! Лисёнок, раздобудь для моей невесты тёплый плащ!

Приказание повергло адъютанта в шок, однако — Матушка отдала должное смекалке парнишки — тот спустя мгновение метнулся выскочил из кабинета и, судя по топоту, взбежал вверх по лестнице.

— Сейчас принесет тебе один из моих плащей, — сдержанно улыбнулся Кай, выводя Бруни в коридор.

Застывшие в проходах гвардейцы в синих мундирах дружно взяли на караул.

Кубарем скатившийся сверху Лисс, кося на Матушку преданным глазом, почтительно накинул ей на плечи подбитый рысьим мехом плащ.

По мере прохождения коридоров от каждого поста отделялся один из гвардейцев Аркея, и в конце концов за четой следовал то ли почетный кортеж, то ли охрана. Бруни вновь остро ощутила себя не в своей тарелке, однако покосилась на Его Высочество и машинально 'надела' его маску — спокойствия, граничащего с безразличием. Лишь её щёки пылали ярче закатных тучек.

Внутри мощных стен располагалось хаотичное нагромождение зданий, выстроенных представителями династии Ласурингов за долгие годы правления. Каждый новый король считал необходимым оставить след в дворцовой архитектуре, в связи с чем башни и башенки, галереи и переходы между отдельными помещениями вырастали как на дрожжах. В результате в пределах замкового пространства оказалось порядка десяти внутренних дворов, из которых лишь четыре были заняты зелёными насаждениями, прудиками, растительными лабиринтами и прочими элементами отдохновения. Сейчас в одном из 'деловых' дворов был выстроен почётный караул из представителей всех полков, и его периметр разметили чёткие линии: впереди — чёрная, справа — синяя, слева — голубая и сзади, где и стоял король и сопровождающие лица, красная.

Аркей и Бруни спустились с лестницы и остановились перед толпой, безмолвно разомкнувшейся перед старшим принцем. Тот спокойно занял место за правым плечом Его Величества, кивнул Колею, который пристроился за левым плечом отца. Мутные голубые глаза того при взгляде на Бруни вспыхнули неприкрытой радостью. Растолкав свиту, он ломанулся к Матушке, схватил её свободную руку и, прижав к губам, пророкотал:

— Малышка, привет! Значит, давеча ты мне не почудилась?

— Брат... — негромко позвал Аркей.

— А прикинь, — отмахнувшись от него, как от мухи, продолжал младший принц, не обращая внимания на прислушивающихся придворных, — мы с тобой скоро породнимся! Всегда мечтал иметь младшую сестрёнку, а уж такую хорошенькую тем более!

— Младшей сестры у тебя не будет, — неожиданно улыбнулся Аркей, аккуратно взяв брата за плечо, — а вот старшая, строгая, но справедливая, вполне! Вижу, над тобой поработал мэтр Жужин? Привёл в чувство?

Колей, помрачнев, попытался скинуть с себя его руку и пробормотал:

— Поверь мне, это ненадолго!

Старший, тряхнув младшего, отпустил его словами:

— Вернись на место и веди себя прилично!

— Зануда! — буркнул тот, но на место вернулся под ехидные смешки Дрюни Великолепного, который занял место прямо позади короля и теперь вытягивал длинную шею и с любопытством крутил головой, чтобы ничего не упустить.

Воронка распалась с громким хлопком. Внутри её границ появился круглый зал, освещённый многочисленными факелами, горящими бездымным белым пламенем. С той стороны воронки нацелилась на королевский двор острым углом железного ромба Драгобужская делегация. За их спинами, на возвышении, скромно сияющим чистым золотом, на троне, сработанном из странных, желтоватых брёвен, сидела неподвижно широкая низкая фигура, закутанная в тёмные одежды. На её челе горел злым красным глазом камень размером с кулак, вправленный в тройной обод короны.

Фигура подняла над головой сжатый кулак, и Его Величество король Ласурии шагнул вперёд и чуть наклонил голову, приветствуя коллегу по трону.

Лязгая подкованными железом ботинками, делегация двинулась в портал. Бруни представила гномов в боевых доспехах и внутренне содрогнулась — в половину человеческого роста, кряжистые бородатые мужички, казалось, способны были смести с лица земли дворец со всеми постройками и, не останавливаясь, чтобы отряхнуть штаны от пыли, проследовать дальше. Самым первым, в кожаном камзоле, состоящим из одних ремней и карманов, подпоясанный широким поясом с пряхой мастера, напоминающей амбарный замок, шёл гном, рыжий, как пожар, чьё лицо и руки были так густо покрыты веснушками, что казались коричневыми. Из-под насупленных красных бровей сурово смотрели на мир голубые глазки, под взглядом которых пропадало всякое желание дразнить коротышку из-за невысокого даже по меркам гномов роста или цвета волос. За ним следовали четверо воинов, судя по всему, заядлых рубак. У них даже из-за голенищ сапог выглядывали рукоятки боевых топориков, предназначенных для метания. Позади выстроились остальные Драгобужские вельможи, одетые в богато украшенные золотым шитьём и мехами кафтаны, создававшие впечатление добротности и... тяжести. Прибывшие, все как один, были обуты в тупоносые ботинки на толстой подошве, с той только разницей, что обувь боевых гномов почти полностью закрывалась заходящими друг на друга металлическими щитками. У большинства 'делегатов' уши были проколоты в нескольких местах, серьги не уступали по роскоши серьгам Ласурских модниц, хоть и казались более массивными. А уж какие их украшали самоцветы! Такие не снились и Главному Мастеру-распорядителю сокровищницы Ласурингов! Волосы и бороды гномы предпочитали заплетать в затейливые косицы, украшая их серебряными и золотыми бубенцами. Так что к лязгу обуви прибавлялся с каждым новым шагом их мелодичный звон.

Выдвинувшись из портала, острие ромба оказалось в опасной близости от Ласурского короля.

Редьярд и бровью не повёл. Не двинулся в шеренге ни один гвардеец. Лишь единым порывом взметнулись обнажённые мечи, отдавая честь прибывшим.

Рыжий 'делегат', остановившийся в метре от короля, окинул его тяжёлым взглядом и протянул на заскорузлых ладонях, явно близко знакомых с инструментом, свиток, перевитый золотым шнуром с печатью Крамполтота Первого.

— Именем короля, правителя Подгорного царства и Драгобужского наземья, гномы приветствуют тебя, король Ласурии, Твоё Величество, Редьярд Третий, и поздравляют с радостными событиями, волею Богов случившимися в твоём доме с твоими кровными сыновьями! Да пребудут границы твоего государства — нерушимыми, стены замка — крепкими, а сокровищница — полной земного огня самоцветов!

Его Величество протянул руку, и гном, шагнув вперёд, положил свиток в его ладонь и поклонился. Достоинством поклона можно было топить вражеские корабли.

— Назови мне своё имя, уважаемый сын Подгорного царства, чтобы я мог поблагодарить Его Величество Крамполтота Первого в твоём лице за поздравления!

— Имя моё — Виньогрет, звание — Цеховой старшина, Синих гор мастер! — снова поклонился гном.

Не глядя, протянул ручищу назад. Сопровождающие с поклонами подали ему верительные грамоты, которые он также передал королю, каждый раз кланяясь. На каждый поклон Редьярд отвечал вежливым кивком.

После вскрытия министром Ложвиным Свином верительных грамот и занудного чтения всех титулов и званий должностных лиц в составе делегации, после личного представления королю каждого — каждого! — прибывшего, после краткой, но полной комплиментов ответной речи Его Величества, после процедуры закрытия портала, за которой Бруни следила с не меньшим интересом, чем за гномами, гостей проводили в отведённые им покои в одной из башен замка, отличавшейся невысокими потолками.

— Ты мне нужен! Никуда не уходи! — приказал Его Величество старшему сыну, убирая с лица любезную улыбку и отирая со лба испарину: — Слава Пресветлой, это, наконец, закончилось! Ян, больше мы не никого не ждём?

— Делегация из Весеречья прибыла позавчера, — тут же ответил секретарь, — степняки из Дикоземья прислали поздравления с Его Величеством королем Гаракена, асурх Понтиломус ограничился официальным поздравлением, переданным через Его Светлость рю Воронна.

— Кто бы сомневался в его недовольстве! — хмыкнул шут, выглядывая из-за королевского плеча. — Ведь свадьба сыновей означает скорых внуков и правнуков...

— Какие внуки? Какие правнуки? — возмутился принц Колей. — Молод я ещё для такой ответственности! Вон, пусть братец Арк с жёнушкой стараются за двоих! Да, малышка? — и он недвусмысленно посмотрел на Бруни, которая от неожиданности подобной реплики не нашлась что ответить, зато залилась просто чудовищным румянцем.

— А кстати, — прищурился на сыночка Редьярд, — у тебя есть время до завтрашнего вечера подумать о своём поведении и о продолжении династии! Стража!

Будто на учениях, красные мундиры чётко и уверенно обступили Колея, от которого тут же отшатнулась свита.

— Папаня, может, не надо? — заныл тот. — Я в рот ни капли не возьму до свадьбы, клянусь!

— Сбережём и верх, и низ, только, Коленька, женись! — пропел Дрюня, ехидно поблёскивая глазами.

Его Высочество показал ему недвусмысленный кулак.

— Топай, сыночек, в башню! — ласково кивнул король. — Ян тебе там книги подобрал: по истории страны, с занимательными жизнеописаниями государственных деятелей Ласурии, а тако же несколько трактатов о смирении и воздержании! Будет чем занять себя до свадьбы!

Принц картинно откинул чёлку со лба и развёл могутные плечи. Уходя под конвоем, запел великолепным густым баритоном:

Я люблю смотреть на облака,

Я люблю с утра смотреть на небо,

И мечтаю посетить края,

Где пока ещё ни разу не был.

Я люблю смотреть в твои глаза,

В них душа твоя сияет светом,

И словами описать нельзя,

Как же я люблю тебя за это!

Но ведут в тюремный каземат,

В тёмной мгле останусь, одинокий,

Облака и неба синева

Не достигнут камеры глубокой.

Не увижу дальние края,

За решёткой, за глухим забором,

И тебя, желанная моя,

Я увижу, может быть, не скоро...***

***Стихи Татьяны Резниковой специально для 'Золушек нашего двора'

— Ну, вылитый я в молодости! — проводив его глазами, с гордостью похвастал Его Величество. Повернулся к дежурному офицеру: — Глаз не спускать! Перед тем, как в комнате запрёте — обыскать на предмет спиртных напитков!

— Обыскать? — осторожно уточнил офицер. Лица королевской крови для простых граждан были неприкосновенны.

— Обыскать, — кивнул король, — я даю тебе такие полномочия, или... лучше предложи ему самому отдать заначку, чтобы не позориться на глазах у гвардейцев!

— Слушаюсь! — с облегчением воскликнул офицер и отправился следом за конвоем.

— Арк, — Редьярд повернулся к старшему сыну, — пойдём в мой кабинет, поработаем! Не всем же развлекаться, читая духовную литературу!

Бруни крепче вцепилась в руку Кая. Вряд ли Его Величество хотел видеть и её в своём кабинете!

Принц притянул невесту к себе и поцеловал в лоб. Прошептал:

— Мне кажется, тебе стоит навестить подругу... Если я не ошибаюсь, она давеча всерьёз поссорилась с мужем, а это нехорошо!

Матушка посмотрела на возлюбленного с изумлением и благодарностью. Кай думал о её занятиях даже тогда, когда собирался оставаться без неё! Надо же, за чередой всех этих событий она совсем забыла о Ванильке, то есть, знатной даме Ванилле рю Дюмемнон, Старшей королевской булочнице! А ведь ссора с Дрюней произошла на её глазах и, кажется, за последнюю пару дней была не первой! Непременно следовало объясниться с ней, сказать, что не держит зла за кражу письма и давно простила и её, и Дрюню, потому что любит обоих! Была лишь одна проблема...

— Но я тут заблужусь, — она окинула громаду дворца растерянным взглядом и посмотрела на принца, — хотя бы подскажи мне, как пройти на кухню?

— Ваше Высочество, вы позволите? — раздался знакомый голос.

Полковник Лихай Торхаш Красное Лихо стоял рядом, как всегда насмешливо поблескивая глазами.

Аркей ещё раз поцеловал Бруни, на этот раз в губы, и отступил. Лихо подал ей руку.

— Пойдём, маленькая хозяйка, я проведу для тебя экскурсию по дворцу, а после отведу на кухню!

— Арк! — позвал король, теряя к паре всякий интерес.

— Страшно? — спросил оборотень, когда они поднялись по лестнице на галерею.

Бруни подняла на него глаза и почувствовала облегчение — мир вокруг неё стремительно менялся, а он, Лихай, оставался всё тем же типом с тяжёлым желчным характером, которого, несмотря на всю неоднозначность поведения, она знала, как друга. И потому честно призналась:

— Страшно! Всё произошло очень быстро, я до сих пор не могу прийти в себя... Только сердце словно стало целым — и это то, что позволяет мне держаться на плаву!

Полковник смотрел в сторону. На миг дёрнул щекой, будто хотел что-то сказать... Но сказал, видимо, вовсе не то, что собирался:

— Откуда ты предпочитаешь начать экскурсию? От главных ворот или от тронного зала?

— От тронного зала! — воскликнула Матушка. — Тронный зал один, а ворот вон, сколько много!

Лихай засмеялся.

— На самом деле тронных залов во дворце три: большой, для международных встреч и государственных праздников, средний — для приёма просителей в присутственные дни, и малый — для внутренних мероприятий или заседаний полного состава Большого Королевского совета. Но мы начнём с большого...

Они гуляли по замку, никуда не торопясь, около трёх часов. Лихай показал ей самые примечательные помещения, например, покои королевы Рэйвин, портретную галерею Ласурингов, аптекарский садик мэтра Жужина, конюшню. На последней задержались — восхищённую Бруни невозможно было увести от великолепных лошадей: белых, чёрных, кауровых, гнедых. Она кормила их с ладони морковками и репками, раздобытыми у конюших, и улыбалась такой счастливой улыбкой, что Лихай не мог отвести от неё взгляд, мысленно отмечая, как расцветает в молодой женщине красота любимой и любящей.

Досталось морковки и Петру Снежному. Тот фыркал, толкал Бруни головой под руку, выпрашивая ласку. А сам всё косил хитрым глазом на дверной запор.

На выходе из конюшни Лихай попросил спутницу подождать. Скоро вернулся, тщательно скрывая улыбку. Матушка невольно оглянулась и увидела белый хвост, исчезающий в дверях в противоположном конце конюшни. Посмотрела на Торхаша смеющимися глазами. Тот только плечами пожал.

К концу экскурсии Бруни худо-бедно представляла себе внутреннее расположение замка. Полковник доставил её ко входу на кухню — ступеням, ведущим вниз, в полуподвал. И пояснил:

— Мне, к сожалению, пора! В следующий раз я проведу тебя по дворам и садам внутри замка!

— Спасибо! — только и сказала Матушка, однако он уже развернулся и шёл прочь — прямой и опасный, как лезвие.

Неумело, а оттого неизящно придерживая пышный подол платья и проклиная про себя куртуазные одеяния каждое по отдельности и все, вместе взятые, Бруни спустилась в кухню. Здесь царила своя, отличная от других помещений дворца, жизнь. Над котлами вились дымки, из очагов иногда пыхало пламя, подобное Аркаешевым демонам, разозлённым добрыми поступками человеков, туда-сюда метались поварята, меряя кухонный зал оглашенными криками, дюжие подмастерья в белых рубахах, штанах и кожаных фартуках ощипывали, потрошили, разделывали, рубили, шинковали... В дальнем углу Матушка разглядела кресло с мастером Понси Понсилом, главным королевским поваром, похожим на мумию, присыпанную пылью веков.

Из 'хлебной' части помещения потянуло сдобой. В желудке у Бруни заурчало — после так и не законченного завтрака с Каем прошло уже достаточно времени. Матушка с надеждой посмотрела в ту сторону и разглядела среди булочниц, одетых в голубые платья, белые передники и чепчики, сдобные плечи подруги, чьи рыжие волосы были тщательно убраны под головной убор. Ванилла колдовала над тестом, словно священнодействовала. Перед ней, на большом деревянном круге, лежала опара, только что вываленная из мисы. Старшая королевская булочница плавным движением руки посыпала её мукой, потом прихватывала за края, заворачивала их внутрь и вдруг принималась давить на опару с обеих сторон, точными, выверенными движениями. Затем замирала, осторожно отрывая ладони от теста, задумчиво зачерпывала муки из стоящей рядом кадки и снова сыпала...

Бруни поспешила к подруге с радостью, стараясь не замечать косых взглядов и не слышать шушуканий за спиной. Ещё издали позвала:

— Ванилька!

Та недоумённо повернула голову, развернулась. С мгновение исподлобья разглядывала Матушку и вдруг присела в низком реверансе.

Бруни остановилась, будто налетела на невидимую стену. Видимо, все эмоции: растерянность, разочарование, сердечная боль, отразились в этот момент на её лице, потому что Ванилла с болезненной гримасой бросилась к ней и, схватив за руки, зашептала горячечно:

— Бруни, прости меня, дважды прости! Трижды! Не узнала тебя в этом платье, а потом узнала и растерялась, как, думаю, себя с ней вести, с этакой знатной дамой! И ещё — я виновата перед тобой, смерть как виновата! Пресвятые тапочки, знала бы, что этот дурак покажет сама знаешь кому письмо от сама знаешь кого, ни за что бы ему не дала!

С сердца Матушки будто свалился огромный камень! Словно солнце выглянуло сквозь бесконечную череду облаков, лаская чью-то улыбку нежным теплом! Какое ей, Матушке, дело до перешёптывающихся поварят, когда близкие люди возвращаются в её жизнь, словно лезвием топора отсечённую от обычного бытия сегодня утром?

— Есть тут место, где можно выпить? — спросила она, оглядывая зал, в котором все были, как на ладони.

— Ваше Высочество! — вдруг раздался за спиной дребезжащий голос.

Ванилла, испуганно отступив, порскнула к рабочему месту. А Бруни медленно обернулась, не веря своим ушам. За ней стоял мастер Понсил. Блеклые глаза худого как щепка повара обежали с интересом и вниманием гостью, посетившую его владения. А затем улыбка осветила лицо в старческих пятнах.

— Рад видеть вас здесь, Ваше Высочество! — поклонился Понси, опираясь на руку поддерживающего его могутного подмастерья. — Желаете отведать наши яства?

— Но я еще не... — виновато улыбнулась Матушка.

— Я пока не ослеп! — вдруг рявкнул мастер, да так, что поддерживающий его вьюнош подскочил. — Вы — наречённая нашего Аркея? А значит — принцесса, как она есть!

— Я хочу выпить, — севшим голосом повторила Бурни, сжимая в потных ладонях хрусткие кружева с рукавов платья, — и съесть чего-нибудь на ваше усмотрение, мастер!

— Куда подать кушанья? — бойко поинтересовался подмастерье.

— Неси в покои Его Высочества Аркея! — так и не дождавшись ответа, проворчал Понсил и повторно поклонился Бруни: — Возвращайтесь туда, Ваше Высочество! Сейчас вам всё принесут!

Матушка развернулась и пошла прочь, позабыв про Ваниллу, будто во сне. Всего два слова — Ваше Высочество! — огорошили её, лишив с таким трудом обретаемого покоя. Но, как мудро сказала Туссиана Сузон, 'деваться-то некуда'.

Сама себя не помня, Бруни добралась до башни. Прошла в гостиную и села на диван, где давеча оставила книгу. Та так и лежала, глядя в потолок потёртым корешком — народного любимца не печатали в фолиантах с золотым тиснением.

Открылась дверь. В неё проскользнула Ванилла без передника и чепчика, но с огромным подносом. Огляделась, деловито вопросила:

— Ну, Твоё Высочество, куда харчи скидывать? Мастер Понсил тебе вино собственноручно выбрал — я таковую бутылку один раз в жизни видела, когда герцог Ориш в первый раз приезжал, принцессу ихнюю сватать!

— Какое я тебе Высочество? — рассердилась Матушка, вскакивая с дивана. — Ты мне эти штучки дворцовые прекрати!

— Это ты прекрати с судьбой спорить! — невозмутимо отрезала Ванилла и поставила поднос прямо на пол у камина. — Если мастер сказал — принцесса, значит, быть тебе принцессой! Он никогда в людях не ошибается — возраст не тот!

— Ты не смей меня так звать! — повысила голос Бруни и тут же подала назад: — Пожалуйста!

Подруга посмотрела на неё как тогда, на кухне — исподлобья. И вдруг улыбнулась.

— Наедине не буду, Брунь, Пресвятыми тапочками клянусь! Но на людях припечатаю тебя, как положено! Иначе случится конфуз для нас обеих!

Матушка махнула рукой. Что спорить с упрямой девой? Скинув неудобные туфли, прошла на ковёр и опустилась рядом с подносом.

Бутылка была предусмотрительно открыта. Вокруг горлышка витал изящный, как бабочка, аромат гаракенского розового вина. Вдохнув его, Бруни даже глаза закрыла от наслаждения. Пить такой напиток казалось кощунственным — им можно было только дышать, наслаждаясь, как воздухом после грозы, полным запахов свежести и зелени.

— Сейчас попробуем! — кровожадно провозгласила Старшая королевская булочница, тревожа волшебство момента. — А всё-таки в подруге-принцессе есть свои преимущества!

Матушка сердито фыркнула.

Ванилла разлила вино по чудным высоким бокалам, сунула ей в руки кусок сыра, похожий на кружево и, подняв бокал, сказала грубовато:

— Ну... за то, чтобы ты меня, наглую любопытную дуру, простила!

— Знаешь, я на тебя и не сердилась, — тихо произнесла Бруни, касаясь её бокала своим, — просто не успела понять, что происходит. Теперь же, наоборот, благодарна тебе от всей души! Только ведь, в связи со всеми этими событиями, появилась у тебя одна проблема, которую с кондачка не решишь...

Ванилла, уже выдувшая вино, побледнела и уронила бокал.

— Его Высочество Аркей на меня сердит? Или, того хлеще, Его Величество?

Матушка покачала головой, лукаво улыбнувшись, и торжественно довершила:

— Платья у тебя нет! И у Перси тоже! А ведь быть вам подругами на моей свадьбе!

— Ох, мешалки-венчики! — захлопала глазами Старшая королевская булочница. — Ох, ты меня убила в самое глубокое место моей души! Свадьба...

— ...Завтра! — покивала Бруни, примеряясь не к самому событию, а к тому, что оно вообще возможно.

Ванилла вскочила, едва не наступив в поднос с едой.

— Так надо бежать! К мастеру Артазелю! Авось найдёт для меня минутку! И Перси надо сообщить!

— Стой, оглашенная, стой! — тщетно пыталась остановить её Матушка, но та, размахивая руками, как всполошённая кура крыльями, уже выскочила из покоев принца.

В двери заглянул Лисс Кройсон. Окинул комнату внимательным взглядом. Одними глазами улыбнулся Матушке и скрылся. От этого безмолвного тёплого внимания у неё неожиданно стало спокойно и тихо на душе. Не беда, что не поговорила с Ваниллой о Дрюне — ещё будет время. Жизнь вернёт на свои места всё. И всех. Она, Брунгильда Рафарин, не останется без близких и друзей!

Закусив хлебом с сыром, нежным куриным рулетом с зеленью, Бруни снова наполнила бокал и загляделась на играющие в камине языки пламени. Огонь дышал теплом. Его поцелуи невольно напомнили о Кае. О его нежности, уверенности и силе. И о том, что уже сегодня они уснут вместе, крепко обнявшись, на широкой кровати, укрытой простым солдатским одеялом.

Кто-то заскрёбся с той стороны в дверь, прогоняя сонливость. Бруни подумала, что вряд ли знатные дамы сидят на полу без туфелек, рядом с подносом, полным еды и початой бутылью вина, однако махнула на этикет рукой. Она — не знатная дама! Трактирщица, да, знатная!

— Войдите!

Створки распахнулись, впуская... огромного серого пса с оранжевыми глазами. Тот постоял на пороге, жадно нюхая воздух, затем прошёл в комнату, аккуратно переставляя длинные лапы, и сел напротив опешившей Матушки, выразительно поглядывая то на неё, то на рулет.

— Ты кто? — с опаской поинтересовалась Бруни, но рулет нарезала, выложила на чистую тарелку и поставила перед гостем.

— Госпожа позволит пояснить? — раздался звонкий голос.

Лисс Кройсон стоял на пороге навытяжку.

Она кивнула.

— Это любимый пёс Его Величества — Стремительный или Стрёма. Кобель восьми лет от роду, породы Весеречских волкодавов. Имеет на счету около пятидесяти матерых волков и волчиц, и мелкой живности без счета. Однако ж в общении смирен и деликатен. Гуляет по дворцу, где пожелает, когда Его Величество не на охоте.

— Стрёма, — пробормотала Бруни, протягивая псу открытую ладонь, — ты позволишь тебя погладить?

Волкодав посмотрел на неё с интересом, но голову согласно наклонил, разрешая потрогать себя между ушами.

— Вот и подружились! — улыбаясь, заметил Лисс.

— Немаловажную роль в этом сыграл рулет! — засмеялась Матушка, почёсывая пса за острым ухом.

Тот блаженно вздохнул и вдруг повалился на пол, уронив большую голову ей на колени.

— И что мне с тобой делать? — изумилась Бруни.

— Брюхо чесать! — пояснил адъютант Его Высочества. — Но, если желаете, я его выведу...

Стрёма укоризненно посмотрел на него.

— Пусть лежит, — махнула рукой Матушка, — мне все равно делать нечего — займусь почёсыванием собачьего пуза!

Кройсон не протокольно прыснул, отдал честь, пытаясь сохранить серьёзное выражение лица, и скрылся за порогом.

Поглаживая пса, Бруни снова засмотрелась в огонь, неожиданно размышляя не о Кае, не о свадьбе с ним, а... о строящемся трактире! В её новой жизни всё было пока неопределённо, однако дело требовало времени и внимания. Положим, мастер Пелеван присмотрит за стройкой и отделочными работами, Пиппо — за закупкой оборудования, продуктов и наймом персонала... Но что дальше? Любому заведению нужна крепкая хозяйская рука! Из Пипа Селескина получился прекрасный шеф-повар, но хозяйкой-то всегда была она, Бруни! Да и о старом трактире не стоит забывать!

В дверь деликатно постучали.

— Войдите! — крикнула Матушка. Похоже, принцам и принцессам спокойная жизнь во дворце не светила!

На пороге показался невысокий, изящного телосложения черноволосый мужчина, оглядевший Бруни большими голубыми глазами. Она видела его недавно, во время встречи делегации из Драгобужья. Профессиональная память тут же подсказала имя, которым вошедшего называл король: Ян.

Склонившись в поклоне, посетитель шагнул через порог и выпрямился, приятно улыбнувшись:

— Позвольте мне полностью представиться, моя госпожа? Я — Грошек Ян, личный секретарь Его Величества Редьярда Третьего! Если вы свободны, я осмелился бы — не по собственному разумению, естественно, но по личному указанию Его Величества — ознакомить вас с некоторыми документами, кои будут иметь к вашему будущему положению непосредственное отношение, и выслушать ваши пожелания и замечания!

Матушка аккуратно переложила на пол тяжёлую голову недовольно заворчавшего Стрёмы и поднялась. Неужели ей тоже предстоит погрязть в бумажной рутине, как и её Каю?

— Вот здесь будет удобно? — поинтересовался Ян, останавливаясь около дивана. В руках у него была красная бархатная папка, из которой выглядывал уголок какого-то документа.

В голове у Бруни мелькнула мысль, что не стоит подписывать бумаги, в которых она ничего не смыслит. По крайней мере, не посоветовавшись предварительно с Каем! Однако прежде чем сделать яичницу, следует разбить яйца! И потому она быстро прошла к дивану, села и протянула руку:

— Давайте ваш документ, Ян, и садитесь рядом!

— Но... — растерялся тот.

— Садитесь! — коротко взглянув на него, повторила Матушка. — Мне неудобно читать, когда кто-то нависает надо мной гроздью винограда!

Секретарь осторожно присел на краешек дивана и подал ей папку, умудрившись поклониться сидя. Взгляд у него был ошарашенным.

В папке оказался сложенный в несколько раз длиннющий список, в котором перечислялись через запятую титулы и наименования. В последних можно было навсегда запутаться языком.

— Поясните, что это? — спросила Бруни, не дочитав список и до середины.

— Это ваши титулы, госпожа, после завтрашнего бракосочетания с Его Высочеством, принцем Аркеем. Во второй части документа поименованы земли и объекты движимого и недвижимого имущества, которые перейдут в вашу собственность.

Пресвятые тапочки! Матушка дрожащими руками перебрала пергамент, добравшись до указанного перечня. Эти буковки она читала гораздо внимательнее, чем первые. Ей передавались в полное владение с правом передачи по наследству лены в разных частях страны, несколько торговых кораблей, здания в столице и приморских городах. В одночасье дочь корабельного кока и потомственной трактирщицы становилась богатейшей женщиной страны!

Наименования завертелись перед глазами Бруни всполошённым хороводом. В таком состоянии изучать список не стоило. Матушка на мгновение прикрыла веки и тряхнула головой, чтобы изгнать из сознания мечущиеся названия географических объектов, отложила папку.

— Вы позволите мне оставить список у себя до вечера? — поинтересовалась она у королевского секретаря. — Мне хотелось бы изучить его более детально!

Грошек тут же вскочил.

— Конечно, госпожа! А теперь разрешите вас оставить?

— Разрешаю... — задумчиво сказала Бруни.

Вернулась к камину и, налив себе бокал вина, села рядом с волкодавом. Гаракенское розовое оказалось коварным напитком: пилось легко, да с панталыку сбивало быстро. Усталость вдруг стала невыносимой, потянула к собачьему теплу, как к подушке.

— Ты не будешь возражать, если я немного посплю? — пробормотала Бруни, укладываясь головой на пёсий бок. Глаза у неё совсем закрывались. — С самого рассвета на ногах...

Заглянувший в гостиную спустя какое-то время адъютант Кройсон увидел, как спит на полу, обнимая серого зверя, будто мягкую игрушку, будущая супруга наследного принца. Увидел, и аккуратно прикрыв дверь, подпёр её спиной, собираясь 'не пущать' в покои никого, кроме Его Высочества Аркея. На губах парнишки играла мечтательная улыбка. Он думал о том, как повезло командиру с невестой, и о том, что когда-нибудь и он, Лисс Кройсон, встретит девчонку, которая в любой ситуации будет оставаться самой собой.

***

— Мои поздравления, долгие лета и всё такое, — зазвучал из волшебного зеркала ворчливый стариковский голос.

Сидевшая за своим столом в Золотой башне Ники, поморщившись, развернула зеркало амальгамой к себе. С той стороны на неё смотрел древний старик, отличающийся особо выдающимся носом и пронзительным взглядом. Впрочем, его носом тоже можно было бы пронзить кого-нибудь, не будь он таким крючковатым.

— Привет-привет Твоей Несравненной Мудрости, Сатанис Крейский! — кивнула она собеседнику, и в голосе не было насмешки, лишь уважение равного к равному. — Чему или кому обязана видеть тебя в такой полный хлопот день, как сегодня?

— Мне стоит спросить об этом у тебя, Никорин, — проскрипел старик, устало потирая тонкими пальцами коричневые припухшие веки. — Ты ничего не желаешь мне сказать?

Ники удивлённо приподняла брови:

— А должна?

— Думаю, да! — кивнул архимагистр Крей-Лималля. — Ну, если ты такая недогадливая, я подскажу. Лишь одно слово: Версей.

— У меня там свидание? — живо заинтересовалась Ники. — И кого из тридцати сыновей или пятидесяти внуков ты пришлёшь для встречи со мной?

— Пятидесяти трёх, — ворчливо перебил Сатанис. — За то время, что мы не общались, появились ещё два мальчика и девочка.

— Мои поздравления! — рассмеялась Ласурский архимагистр. Смех звучал искренне. — Обожаю жизнь во всех её проявлениях!

— И потому развеяла в прах кусок моей родной земли? — вкрадчиво поинтересовался старик, блестя чёрными глазами из-под белоснежных бровей.

— О чём ты? — перестав смеяться, посерьёзнела Ника. — Что ты такое говоришь, Сатанис? Неужели до тебя не дошли слухи о моей тяжёлой болезни?

— Так ли она была тяжела?

— Не передам словами, как я мучилась! Лежала пластом, ничего не ела...

— Ты, действительно, похудела, Ники! Женщине твоего возраста следует тщательнее следить за своим здоровьем!

— Пресвятые тапочки, как я рада, Сатанис, что, несмотря на почтенные годы, ты сохранил ясность ума и точность формулировок!

Оба замолчали, разглядывая друг друга с выражением глаз пауков, посаженных в одну банку.

— Ну, хорошо, — вздохнул Крейский архимагистр, — начнем ещё раз! На Версейском плато, неподалёку от границы с Ласурией, давеча случился катаклизм — обрушение одной из гор в пустоты недр...

Он замолчал и выжидающе посмотрел на Ники.

— Ох уж эти подземные источники! — подала та реплику. — Размывают, понимаешь, карстовые породы, образуют каверны! Опасное дело, Твоя Мудрость, оказаться рядом с таким местом!

— Вот и я размышляю на досуге, какие силы могли сотворить подобное, кроме сил природы? — криво усмехнулся Сатанис.

— Никакие! — твёрдо ответила Ники. — Природа всегда разрушает то, что представляет для неё опасность! По всей видимости, то место стало слишком опасным... для всех!

Архимагистр подался вперед, разглядывая собеседницу. Казалось, ещё немного, и он проткнёт зеркало носом и вывалится прямо в Золотую башню.

— Ты в этом уверена, Никорин? — наконец, спросил он. — Иногда дурные места лучше не тревожить!

— Если дурные места не тревожат людей! — отрезала Ники. — Нам всем стоит беспокоиться, Сатанис... Нам всем!

Старик откинулся на спинку кресла. Тёмные пальцы тревожили почерневший от времени медальон в виде головы крейской кобры с раздутым капюшоном. Ники знала, что эта покрытая патиной 'безделушка', в которой давно потускнели зелёные камни-глаза змеи, являлась одним из мощнейших артефактов Вечной ночи и давала своему владельцу невиданную силу и нескончаемые годы. Для человека трёхсотлетний старец прожил слишком долго... Для Сообщающегося Сосуда, каким была сама Ники, слишком мало!

— Ты в этом уверена? — проскрипел Сатанис. Смуглая до черноты кожа, тёмные пальцы, глаза цвета полуночи... Не человек — сумрак!

Ники кивнула, не отводя взгляда. Каждый из них перегрыз бы другому глотку и вырвал сердце за свою родину, но существовала опасность, перед которой меркла вражда двух государств. И Крейскому архимагистру было об этом известно.

— Не думай, что я чувствую себя благодарным тебе, Никорин! — поморщился Сатанис.

— Никогда, — покачала головой та и потянулась, позволяя алой коже брючного костюма соблазнительно очертить фигуру. — Но я тешу себя надеждой, что смотреть на меня для тебя — удовольствие!

— Такую, как ты, усмирить — честь для любого мужчины, — усмехнулся собеседник, на мгновение становясь моложе и привлекательнее. — Твое счастье, Ники, что мне это уже не нужно!

— Это твоё счастье! — лукаво улыбнулась та. — До новых встреч, Сатанис! Добрых улыбок и тёплых объятий Твоей Мудрости!

Архимагистр Крея молча прижал ладонь к сердцу в знак почтения.

Зеркало померкло.

— Умный, ублюдок! — пробормотала Ники, прищурившись.

За много дней пути от неё Сатанис Крейский нервным жестом спрятал ладони в рукава свободного одеяния и прошипел:

— Красивая, сука!

***

Дрюня торжественно водрузил на стол в королевской гостиной пузатую бутыль.

— Достал, братец! Ароматная, десять лет выдержки!

— Не может быть? — король, чинно сидевший на диване с книгой в руках, рывком поднял тяжёлое тулово. — Ласуровка? Настоящая?

— Самая настоящая!

— Где раздобыл? Я же запретил её гнать аккурат во время войны!

— Так я тебе и скажу, — надулся шут. — С тебя станется и ту лавочку прикрыть! И вообще, ты мне должен золотой!

— За что? — изумился Редьярд, хлопая по карманам. Не найдя монеты, рванул золотую пуговицу с обшлага камзола, кинул Дрюне.

Тот ловко поймал, кивнув на бутылёк.

— За неё, родимую! Давай-ка я смотаюсь на кухню, наберу подносик еды, и мы с тобой посидим, как в старые добрые времена... Кроме того, ты мне обещал рассказать кое-что!

— Помню, — помрачнел король. — Изюму возьми. Страсть как хочется пожевать, а до ужина ещё далеко!

— Бегу, — улыбнулся Дрюня.

Но вернулся шут без улыбки, хотя и с подносом. Глядя в его расстроенное лицо, Редьярд сочувственно поинтересовался:

— Ярится твоя-то?

— Ярится, — вздохнул шут, накрывая на стол. — Расфырчалась как Аркаешева кошка! Вещи свои из наших покоев забрала... Видать к отцу вернуться намеревается.

— Кольцо не сняла? — уточнил король.

— Не сняла.

— Тогда не переживай. Ну, хочешь, я с ней поговорю?

— Ты что? — побледнел Дрюня. — Даже не думай! Перепугаешь её до смерти, дуру мою любимую!

Редьярд хмыкнул и сел за стол.

— Разливай, братец шут.

— Рассказывай, братец король, — в том же тоне отвечал тот, берясь за бутылку. — Договор дороже денег!

— С чего бы начать... Да хоть с того дня, когда мы встретились с тобой в том трактире... Который 'какие-то кости'!

Шут кивнул, показывая, что слушает. Откупорил бутыль, ноздрёй втянул тонкий кисловатый аромат, покинувший горлышко. Дал вдохнуть Его Величеству.

— Пресвятые тапочки! — блаженно закатил глаза тот. — Словно в прошлое вернулся!

— Я жду! — напомнил Дрюня, наполняя стопки из Драгобужского хрусталя и подавая собутыльнику огромный бутерброд, сооружённый из двух кусков серого хлеба, зелени, мощных ломтей ветчины и варёного мяса.

— Отец тогда лежал при смерти. Однако старый хрыч и в этом нашёл выгоду, потому что отказать умирающему родителю в просьбе жениться я никак не мог...

— За короля! — перебил его шут, поднимая стопку.

— За короля! — согласился Редьярд.

За отца нынешнего венценосца выпили, не чокаясь.

— Я лишь ЕЁ видел рядом... ОНА заставила меня забыть обо всём, будто и не случалось в моей жизни никаких других баб! Но когда я предложил ЕЙ стать королевой, она отказалась...

— А как её звали-то? — поинтересовался Дрюня, кусая бутерброд. — А то все ОНА, да ОНА!..

***

Ранней осенью над Узамором всегда стоял туман, лёгкий, как одеяние призрака. Таким же туманом в необжитых пока покоях королевы повисла пауза. Лёгкая, ни к чему не обязывающая, но такая многозначительная!

— Винни, я умоляю тебя, — не выдержав молчания, заговорил высокий черноволосый мужчина, одетый в простой чёрный камзол с заткнутым за пояс охотничьим хлыстом. — Умоляю! Давай сбежим? Я найму пиратский корабль, в конце концов! Они ходят запретными течениями, королевский флот не сможет нас догнать! Мы покинем Тикрей ради того, чтобы быть вместе.

Её Величество вскинула руки в безмолвном жесте отчаяния. Кружева, которым были обшиты рукава платья, отогнулись, обнажая белые запястья королевы. Совершенные. Прекрасные.

— Где ты был раньше, Ронни? — она резко развернулась от окна, куда глядела с тоской и... смирением. — Я так ждала твоего прихода к отцу! Ждала, что ты попросишь моей руки!

— Я был глуп... И слеп... И труслив... — названный шагнул к ней, прижав руки к груди. — Оттого умоляю теперь... Мне не страшно пойти на плаху ради тебя, Винни, я не боюсь насмешек этих тупых южан и гнева самого тупого южанина из них — твоего мужа...

— Атрон! — в лице королевы боролись сдержанный, но страстный темперамент клана Морингов, Северных князей Ласурии, и долг, навсегда лишивший её крыльев свободы. — Редьярд — мой муж. Изволь говорить о нём с почтением!

— С почтением?! — рыкнул тот. Быстро подойдя к королеве, притянул её к себе, принимаясь целовать. Задыхаясь, заговорил: — К демонам почтение! Я знаю, что ты любишь меня, а не его! Мы знакомы с детства, Винни, и лишь моё уважение к тебе не позволило мне сделать тебя своей по-настоящему!

Рэйвин отпрянула, словно её окатило холодной водой. Закрыла глаза, вытянулась струной, не отвечая на поцелуи. Только Духи Ветров и Пресветлая знали, чего ей это стоило.

— Ты прав, — очень тихо сказала она. — Я люблю тебя, но... поклявшись в верности у алтаря Индари, намерена выполнить клятву.

Просить Атрона отпустить её не потребовалось. Он отошёл сам, тяжело дыша, сжимая кулаки, будто собирался драться. Остановился на положенном этикетом расстоянии, насмешливо поклонился.

— Какие ещё будут приказания, Ваше Величество?

Рэйвин жадно смотрела в его лицо. Рю Воронн был красив и знал это, но не использовал обаяние на практике, предпочитая быть мрачным и замкнутым. Своеобразная защитная реакция, призванная оттолкнуть от него тех лиц женского пола, которые вожделели его, однако были самому Атрону неинтересны. Интересна ему всегда была она, Рэйвин, младшая дочь Узаморского князя. Королева помнила возлюбленного мальчишкой, помнила безусым юнцом, юношей, молодым мужчиной. Он всегда был рядом, и в самых горячих мечтах она видела себя его женой, в болезни и старости, и пока смерть не разлучит их. Однако мелкий лен и небольшой титул сдерживали юного Атрона от скоропалительных шагов. 'Мне нужно стать для твоего отца незаменимым, важным... Только тогда у меня есть шанс получить ответ 'Да' на свой вопрос!' Известие о браке с наследным принцем прозвучало для влюблённых как гром с ясного неба. Согласия Рэйвин отец не спрашивал — поставил перед фактом, даже не усомнившись в том, что она разделит его гордость и радость. 'Северянки из-за любви не плачут!' — говорила народная молва, и Рэйвин не плакала, когда отец объявлял Атрона главой свадебного кортежа, направляющегося в Вишенрог... Она знала каждую морщинку на обветренном лице Ронни, каждую гримасу его узких губ, каждую нотку во властном голосе. Ей были известны его сны и предпочтения в лошадях и охоте. Она знала про него всё, надеясь, что когда-нибудь это станет достоянием её семьи. А оно на глазах становилось достоянием прошлого!

В лице Атрона что-то дрогнуло, прошило взгляд болью. Он медленно опустился на колени.

— Ты останешься верен мне? — не глядя на него, спросила она. Тонкие пальцы, сжатые в кулак, побелели.

— Всегда, Винни, — тихо ответил Атрон. — Я останусь рядом, и пусть видеть тебя ежедневно станет для меня наказанием! Больше я не заговорю о нас... не попрошу...

Она шагнула вперёд, и она больше не была Винни, хрупкой большеглазой девушкой, похожей на молодую олениху. Она была королевой.

— Встань, прошу тебя! — Узкая ладонь легла на его склонённую голову. — Я принимаю твою клятву и твою службу, Атрон рю Воронн. И... благодарна тебе за всё!

Когда он поднялся, их лица оказались в опасной близости друг от друга, их сердца — на расстоянии Тикрейского пролива.

Не сказав более ни слова Атрон вышел. Королева стояла, будто пригвождённая. Словно любой, даже самый мелкий шажок должен был распластать её по полу умирающей птицей.

В приоткрывшуюся дверь скользнула невысокая фигурка. Женщина была молода, но некрасива, известную всей Ласурии белизну кожи дочерей Севера портили мелкие веснушки, щедро рассыпанные по лицу и шее, ореховые глаза казались блеклыми. Вошедшая мельком взглянула на Рэйвин и вдруг бросилась поддержать её за плечи.

— Сейчас, Ваше Величество, сейчас...

Доведя королеву до скамьи под окном, женщина бросилась в угол комнаты, где стоял на столе графин с водой. Намочила собственный платок, вернулась, чтобы промокнуть нежное лицо в испарине. Рэйвин слабо шевельнулась. Вскинулась, пытаясь сесть прямо. С благодарностью посмотрела на помощницу.

— Я рядом, моя госпожа, — сказала та дрогнувшим голосом. — Я рядом...

— Фирона... — тихо произнесла та, — Фирона, дорогая, ты знаешь, что выбор приносит боль, но вдвойне больнее, когда выбора тебя лишают?

Та отвела глаза, поскольку знала не понаслышке.

Королева внимательно посмотрела на неё. У компаньонки княжеской дочери не было ни приданого, ни красоты, ни острого ума. Умение беззаветно любить нынче ничего не значило. Для всех, кроме Рэйвин.

***

Его Величество поперхнулся. Прокашлялся.

— Неважно как, братец!

— Неважно? — осмелился не поверить шут.

— Не могу произносить её имя, — покаялся король, — пусть пребывает в покое, будто ОНА уже умерла!

— Пусть... — покладисто согласился Дрюня и подлил в его стопку ароматной ласуровки.

— После того разговора с отцом, мы с НЕЙ стали встречаться реже и реже, хотя и стремились друг к другу по-прежнему. Но у меня совершенно не было времени в связи с приготовлениями к свадьбе и последующими за этим 'радостным' событием смертью отца и коронацией. А потом и ОНА стала избегать меня. Когда я приезжал к избушке в лесу, не находил ЕЁ там. ОНА изменяла облик, ускользала, как тень... Уже потом я сообразил, что к чему — ОНА скрывала от меня, что брюхата. О ребёнке я узнал лишь спустя год после его рождения. К тому времени Аркей уже носил на себе ЕЁ проклятие, как аркаешев медальон! Узнав о нём, я послал к НЕЙ наёмного убийцу...

Редьярд замолчал. Вылил в себя ласуровку. Дрюня видел, каких трудов стоит Его Величеству удержать собственные руки от дрожи. В его сердце боролись жалость к другу, интерес к истории и желание напиться так, чтобы перестать вовсе воспринимать подобные откровения. Впрочем, он, Дрюня, напросился сам!

— ОНА давно покинула тот лес, пыталась скрыться за границей, — помолчав, продолжил король. — Однако деньги и связи делают всё. Убийца, вышедший на ЕЁ след, оказался с мозгами и прежде чем выполнить заказ, сообщил мне о ребёнке.

— Он убил ЕЁ? — с ужасом спросил Дрюня, схватил бутыль и отхлебнул прямо из горлышка.

Редьярд, встав, подошёл к камину. Протянул руки к огню — то ли согреть пытался, то ли спалить.

— Он передал ЕЙ мои слова: или она добровольно отдаёт сына и остаётся в живых, или умирает, и я всё равно забираю сына. Яго она отдала. С запиской...

Его Величество замолчал.

— Ну?.. — с мукой в голосе потребовал Дрюня.

— 'Ты лишаешь ребёнка матери, а я в день твоей свадьбы лишила тебя внуков, — медленно, по памяти процитировал Редьярд, — даже подлость мы делим пополам... Рэд!'

Шут потянулся было к бутылке, но передумал. Ему отчаянно хотелось плакать. В комнате повисла тишина, липкая, белая, как паутина. Даже огонь в камине не трещал, съёжился, отпрянув от королевских ладоней.

— Подожди, — словно выплывая из тугого кошмара, встрепенулся Дрюня, — так Яго — твой старший сын? Но это означает...

Король обернулся. Его лицо ничего не выражало — искусная маска умелого политика, и только.

— Это ничего не означает, шут! Яго — мой второй сын, старший — Арк.

— Да как же это может быть? — шут всё-таки схватился за бутылку и глотнул для храбрости. — Она прокляла Арка, когда Яго уже был год!

— Нет, — покачал головой Редьярд, — это произошло гораздо раньше, она сама писала — в день моей свадьбы... Рэйвин понесла от меня в ту же ночь.

— Но как? КАК? — поражённо прошептал Дрюня.

Его Величество тяжело вздохнул. Подойдя к столу, отобрал у собеседника сосуд, разлил ласуровку по стопкам. Выпил, не чокаясь. Сел.

— Я могу только догадываться, брат... О том, что я заберу Ягорая, она знала загодя. Не спрашивай — как? Ведьма она, в конце концов, или нет? Яго должен был родиться раньше Арка, но первая беременность у Рэйвин проходила очень тяжело. Мы даже думали, она её не переживёт! Аркей появился на свет на два месяца раньше положенного срока. Выкрутасы судьбы, братец... Я мог бы пристроить Ягорая в любую семью, выделить содержание с тем, чтобы он рос без забот и не прыгал выше собственной головы. Но мечтал когда-нибудь увидеть его рядом с собой, здесь, во дворце. Ведь он — носитель крови Ласурингов.

Дрюня знал короля, как облупленного. Король врал. Врал нагло и беззаветно.

— Братец, — осторожно сказал шут, — из носителей твоей крови, полагаю, можно собрать целую дивизию. Неужели ты всех их пристроил, как пристроил Яго?

Редьярд посмотрел на него абсолютно трезвым взглядом.

— Ты совсем дурак? — заинтересовался он. — Я о большинстве моих потомков даже не предполагаю... Думаешь, Колька в своём нежном возрасте, записывает координаты каждой норки, в которую запускает своего терьера?

— Эк ты его припечатал! — не удержавшись, хихикнул Дрюня. — Там не терьер, там цельный Стрёма, вроде бы!

— Не позорь псину! — пригрозил король. Щелчком пульнул свою стопку в стену. Стекло разбилось с жалобным звоном. Его Величество посмотрел на осколки и тихо сказал:

— Он — сын женщины, которую я любил больше прочих, брат! Вот и весь ответ!

Внимательно взглянув на Редьярда, Дрюня вдруг заметил засеребрившиеся в его бороде седые волоски.

Для слова 'люблю' не существовало прошедшего времени.

***

Бесконечные, тёмные, проклятые коридоры Вишенрогского замка... Они казались Рэйвин кишками гигантского кракена, поглотившего её. Она металась в них, ежеминутно теряя ориентиры, впивалась ногтями в собственное горло, чтобы не завыть полярной волчицей, потерявшей стаю. Отец, за что вы так наказали меня? Отчего даровали жизнь с нелюбимым, почитая её за счастье? Отец!..

Безмолвного крика отчаяния никто не слышал. Северянки не плакали не только из-за любви, из-за предательства — тоже!

Дверь в кабинет Редьярда была приоткрыта. Бесшумно подойдя, Рэйвин заглянула внутрь, не обращая внимания на гвардейцев, взявших на караул. У потушенного камина замер некто, чьё лицо скрывал капюшон. Рядом стоял её муж, держа на руках... дитя. Голенького, смуглого, сладко спящего мальчишку.

— Надо же, — пробормотал Его Величество, развернув младенца и разглядывая его затылок, — у него здесь родимое пятно, как у меня и у Арка! Как он перенёс дорогу, Грой?

— Сладко спал, просыпался лишь, чтобы поесть — вырастет настоящим воином, Ваше Величество, — голос из-под капюшона звучал глуховато. — Я поил его козьим молоком...

Говоривший резко повернул голову в сторону двери. Рэйвин разглядела светящиеся в полумраке кабинета жёлтые глаза незнакомца и рванула створку на себя — что толку таиться от оборотня? И застыла, шагнув в кабинет. Если бы взор мог говорить, он бы обрушил на разгульного короля всю тяжесть отчаяния и стыда целомудренной королевы, у алтаря Индари поклявшейся ему в верности. Впрочем, он ведь тоже клялся!

Его Величество сунул младенца собеседнику, словно куклу. Тот захныкал во сне, задёргал ручками и ножками. Оборотень умело укутал его в полу собственного плаща, вопросительно взглянул на короля.

— Отвези его моей няньке, Грой. Пусть покамест побудет у неё.

Названный вежливо склонил голову и быстро вышел. На Рэйвин пахнуло ароматом сильного мужского тела, разгорячённого долгой дорогой.

— Ну что же ты, жена, застыла изваянием отчаяния? — насмешливо спросил Редьярд. — Почему не обвиняешь меня в очередной измене, не морозишь презрением? Последнее, между прочим, тебе удаётся лучше всего!

Несмотря на ощущение, что пол уходит из-под ног, королева подошла к нему, держа спину прямо, как учил отец. В душе стало пусто и темно — на пороге кабинета в одно мгновение выгорело всё: надежда когда-нибудь полюбить наречённого, уважение к мужу и боль от его многочисленных измен, отчаяние и страх северянки, оказавшейся среди южан, как в плену.

— Этот ребёнок первый, кого ты притащил во дворец, — тихо сказала Рэйвин, — не считая тех, кто появился в его стенах от твоих связей с фрейлинами и горничными. Что с ним не так?

— Ну, хоть в уме тебе не откажешь, — пробормотал король. Он был совершенно трезв, что с момента свадьбы с ним случалось чрезвычайно редко, однако выглядел как после тяжёлой попойки: ввалившиеся красные глаза, заросшее одутловатое лицо. — Рэйвин, я очень хочу выпить, но ты ведь не поддержишь меня в этом благословенном начинании?

Королева молча покачала головой. Было время страха, когда она боялась мужа, в подпитии творившего Аркаеш знает что. Было другое, время надежды, когда она пыталась стать ему настоящей женой и просто закрывала на всё глаза. Нынче наступило время веры в себя. Чем бы ни закончился сегодняшний разговор — примирением или заточением в монастырь, она, Рэйвин, останется самой собой и заставит мужа принимать её такой, как есть!

Король разглядывал жену с непонятным выражением лица — то ли ударит, то ли завалит на стол и задерёт юбку. Но ему удалось удивить её. Широко шагая, он прошёл к столу, выставил два стакана и налил в них... воды из графина. Сделал приглашающий жест.

— Присаживайся. Хоть воды ты со мной выпьешь?

Она села, обхватила холод стекла не менее холодными пальцами, казавшимися прозрачными. Редьярд с ненавистью следил за ней. Такая северная, такая изящная ледяная статуэтка, с которой он вынужден делить постель и жизнь, хотя сердце, да и не только оно, рвётся совсем в другие объятия. Женщины! Да будь они все прокляты!

Первый глоток воды скрутил в желудке скользкий тяж. Редьярд плохо помнил последние месяцы — запой, в который он ушёл после коронации, слишком затянулся!

— Сколько мы уже женаты? — поинтересовался он, залпом выпивая воду и наливая ещё.

Рэйвин аккуратно отпила несколько глотков и осторожно, будто боясь разбить, поставила стакан на стол.

— Год минул, Рэд...

— Я плохо его помню!

Горькая усмешка сделала женские губы значительно старше.

— Зато я — слишком хорошо!

— Что, было всякое?

— Было...

Король встал, нервно прошёлся по комнате. Рэйвин впервые видела его таким... никаким. Даже в пьяном угаре, в хлеву со свиньями, в объятиях простой прачки он оставался великолепным, шикарным, мощным самцом, не зная характера которого, можно было бы самой себе позавидовать и поздравить с таким мужем. А сейчас он казался растерянным, если не сказать — раздавленным.

— Мы с тобой не с того начали, Рэйв, — хрипло сказал король, останавливаясь за спиной жены. Спиной, натянутой как струна, готовая вот-вот лопнуть. — Мы обманывались друг в друге — ты желала видеть во мне любящего мужа, я в тебе — покорную жену. Ни я, ни ты таковыми не были и не будем!

— Не будем... — эхом повторила королева и согласно склонила голову.

Тонкая шея, маленькая голова, увенчанная копной великолепных тёмно-каштановых волос. Его первенец, Аркей, унаследовал этот цвет — головёнка сморщенного орущего человечка уже при рождении была покрыта густыми тёмными волосёнками, вызвавшими у Редьярда целый шквал противоположных чувств — от умиления до брезгливости.

— Давай начнём заново? — он положил руку ей на плечо, и она вздрогнула — то ли от страха, то ли от омерзения. Что же он делал с ней всё это время, раз она не выносит его прикосновений?

— Я тебя не трогаю! — Редьярд убрал ладонь. — И больше не трону, ежели на то не будет твоего желания, обещаю!

Она вдруг обернулась так резко, что у него потемнело в глазах. Мгновение в выражении её лица надежда боролась с рассудком. И рассудок победил.

— Сейчас ты сядешь рядом со мной, Рэд, как то подобает добрым супругам, — негромко и абсолютно спокойно сказала она, — и расскажешь мне всё об этом ребёнке... Тогда мы вместе решим то, что ты один не можешь!

Король смотрел на эту хрупкую женщину сверху вниз и впервые со дня смерти отца не ощущал себя одиноким.

***

Матушку разбудили тёплые губы любимого. Она ответила на поцелуй, улыбаясь и не открывая глаза. Опустившийся рядом с ней на пол Кай потрепал преданно изображавшего подушку волкодава по загривку и поинтересовался у обоих:

— Без меня разгульничаете?

— Ой! — окончательно проснулась Бруни. — Я уснула? Ну, надо же! А сколько времени?

— Время ужинать, родная! Тебя ждут Туссиана и ещё несколько горничных. Они помогут переодеться.

— Но зачем?.. — начала было Матушка. И замолчала.

Привычка придворных переодеваться после каждого чиха не раз высмеивалась уличными труверами.

Кай помог ей подняться, засмеялся, когда она пошатнулась — голова закружилась от выпитого. Воистину, гаракенское оказалось коварным вином!

— У меня есть пьяная женщина! — прошептал принц на ухо невесте, разворачивая и прижимая её к себе. — И это так здорово!

Не отвечая, Бруни потянулась к его губам. Пресветлая, как, оказывается, она соскучилась по нему за эти долгие зимние дни и ночи! Жадно целуя, Кай подхватил её на руки и отнёс на диван.

— А как же горничные? — так же жадно отвечая, поинтересовалась Матушка.

— Мы быстро! — по-мальчишески улыбнулся принц.

Они, действительно, управились быстро. Лишь позволили себе полежать немного после, молча и счастливо улыбаясь, прижавшись друг к другу на тесном для двоих диване.

Затем Аркей поднялся, чтобы переодеться — слуги для этого ему не требовались, что Матушку несказанно порадовало. Она впервые посмотрела на его сильное тело взглядом собственницы и не собиралась позволять подобное ещё кому-то. Потому свежую рубашку подавала ему сама, и пуговицы на камзоле — ужин ожидался приватным, и принц не надел мундир — застёгивала тоже сама. Кай не мешал ей, кажется, наслаждаясь процессом.

— Тебе нужна гардеробная, — констатировал он, наконец, когда она, вытащив рукава его белоснежной рубашки из-под обшлагов камзола, расправила на них кружева.

— Мне не нужно ни единого помещения вне этой башни! — взглянув на него потемневшими глазами, промолвила Матушка.

Аркей улыбнулся и зычно крикнул в сторону двери:

— Войдите!

Спустя пару минут створку открыл Кройсон, впустил первую горничную Сузон и шестерых девушек, несущих завёрнутое в упаковку платье. Все семеро дружно, будто на показательных выступлениях, сделали книксен. Глазёнки младших служанок от любопытства блестели, как у мышат, учуявших сыр. Бруни чуть не рассмеялась, осознав эту ассоциацию, а заметив одобрение в глазах Туссианы, и вовсе воспрянула духом.

Сузон аккуратно поставила рядом с ней малиновые туфельки с золотыми пряжками. Хлопнула в ладоши. Девушки захлопотали вокруг платья, освобождая его из упаковки.

— Я подожду тебя в кабинете, — сказал принц и вышел.

— Что пили, моя госпожа? — помогая Бруни снять платье, шёпотом поинтересовалась Туссиана.

— Так заметно? — расстроилась та.

— Красивый румянец, — деликатно усмехнулась горничная. — Так что это было?

— Гаракенское розовое.

— Поднимите руки... Вот так... Оно, к счастью, легко выветривается! Катарина!

Темноволосая девушка, лукавым личиком напоминающая лисичку, тут же отозвалась:

— Да, госпожа Туссиана?

— Сбегай к мэтру Жужину за букетиком разумицы. Такие мелкие цветочки, — она повернулась к Бруни, — нежно-розового цвета. Они подойдут к новому платью, а их аромат приведёт вас в чувство.

— Туссиана, что бы я без вас делала! — пробормотала Матушка.

Горничная иронично блеснула глазами, однако ничего не ответила.

Новое платье оказалось тёмно-малиновым, вышитым редкими золотыми звёздами. Бруни в жизни не видела подобной роскоши!

— После ужина вас будет ожидать мастер Артазель, — пояснила Сузон, зашнуровывая обновку. — Так туго? Нет? Вот и хорошо... Свои шедевры он шьёт только по ночам, говорит, старческая бессонница суть движитель вдохновения! Так что ваше свадебное платье обещает быть чем-то выдающимся!

— Только этого мне не хватало! — вздохнула Бруни, представив себя в белом, пышном и выдающемся — кочан капусты, а не невеста!

***

— 'Твоё участие в его судьбе вызовет слишком много любопытства и кривотолков' — так Рэйвин сказала тогда, — Редьярд выпил ласуровку, не чокаясь с шутом.

Тот, слушая друга, давно позабыл о выпивке. Подпёр подбородок длинными сплетёнными пальцами, с горечью глядя на короля. В год рождения Арка Дрюня ещё не был королевским шутом. Просто приятель, с которым весело проводить время в бесконечных попойках. Те попойки он прекрасно помнил, а вот о событиях, происходивших тогда во дворце, слышал из уст Редьярда впервые.

— И она была права, как, впрочем, и всегда! — вздохнул Его Величество и вдруг улыбнулся. — Рассудительная Рэйвин... Порой мне не хватает её мудрости, веришь, брат?

— Верю! — улыбнулся в ответ тот и вновь разлил напиток. Королеву он помнил прекрасно. — За Её Величество! Виват!

— Виват! — согласился Редьярд. — А ведь были моменты, когда мне хотелось её придушить!

— Полагаю, ей тоже, — лукаво блеснул глазами Дрюня, — но ты продолжай исповедоваться, братец, я слушаю!

***

— Присядь, дорогая!

Фирона послушно села. Раз Рэйвин разрешила ей сесть в её присутствии, значит, разговор пойдёт серьёзный.

— Довольна ли ты службой первой фрейлины королевы? — между тем, принялась спрашивать собеседница. — Устраивает ли тебя жалованье, выделенные покои?

Северянки не умели притворяться. Фирона поднялась, нервно комкая в руках платок.

— Ваше Величество, со мной вы можете быть откровенной! — воскликнула она. — К чему эти заходы издалека? Вы собрались отправить меня обратно в Узамор?

Рэйвин посмотрела на неё с изумлением.

— Почему ты так решила, Фирона? Разве я слыву среди людей неблагодарной? Разве забываю тех, кто был рядом со мной в трудное время?

Зрачки фрейлины расширились. Бледность будто присыпала мукой веснушки на некрасивом лице.

— Вы хотите... — прошептала она.

Быстро подойдя, королева взяла её за руки.

— Только, если ты тоже захочешь этого, дорогая! Приданое, пышную свадьбу, всё, что полагается, я обеспечу! Не смогу дать тебе только любви будущего мужа. Её ты должна будешь добиться сама!

Фирона молчала, поражённая неожиданным известием, как громом, раздавшимся с ясного неба.

— Ну же! — мягко произнесла Рэйвин.

Посмотрев в глаза королеве, фрейлина успела увидеть отголосок боли, давно знакомой обоим. Но всё же спросила:

— Кандидатура уже известна?

— Ты его хорошо знаешь, — странным глухим голосом ответила та. — Графу Атрону рю Воронну прочат место второго посла Ласурии в Крее. Как ты понимаешь, женитьба для дипломата — дело первой необходимости!

— А он согласится? — засомневалась собеседница.

— Если я прикажу — согласиться! — холодно произнесла собеседница, и Фирона, не выдержав, закричала:

— Но как же вы? Как же?!

Рэйвин осторожно высвободила пальцы. Отошла к окну. И уже оттуда сказала:

— Я жена и мать! Такова воля Пресветлой, и не мне в ней сомневаться! О твоих чувствах к нему я знала всегда, Фирона. Но это не отдалило тебя от меня... наоборот! Нынче Индари даёт тебе шанс, упущенный мной! Взамен я попрошу лишь об одном... одолжении!

Фрейлина смотрела на свою королеву с восторгом и ужасом, с горечью и обожанием. И с бесконечной преданностью.

— Для вас, Ваше Величество, я сделаю, что угодно! — наконец, сказала она.

Рэйвин невесело усмехнулась:

— Дорогая, тебе придётся стать матерью!

***

— А это, собственно, вся исповедь, — неожиданно улыбнулся король и облегчения в улыбке проскользнуло больше нежели сожаления. — Мы с Рэйв никогда не любили друг друга, однако с того момента шаг за шагом учились уважать личное пространство другого. Я не был ей хорошим мужем, но всегда был хорошим правителем своей страны. И она заняла место рядом. Достойное место. Да и матерью она оказалась замечательной. Жалею, что Кольке не досталось ее любви сполна, как Арку! Глядишь, и вырос бы чуток посерьезнее...

— Не вырос бы! — хохотнул Дрюня и разлил последнюю порцию ласуровки по стопкам. С сожалением потряс пустой бутылью. — По Арку видно, что он удался в мать. А Колька, уж прости, братец, вылитый ты, остолоп!

— Велю отрубить голову за неуважение к династии! — беззлобно пригрозил Редьярд. Похоже, после разговора на душе у него, и правда, стало легче.

— За правду? — возмутился шут. — Ты — тиран и деспот!

В дверь постучали.

— Войдите! — со вздохом разрешил король.

— Ужин, Ваше Величество! — раздался деликатный голос Яна Грошека из-за створок. — С Их Величествами королем и королевой Гаракена, Их Высочествами и Его Светлостью, герцогом Оришем. Семейный ужин!

— Чтоб они все подавились, — пробормотал Редьярд, тяжело поднимаясь.

Пол неожиданно ушел из-под ног, и король упал бы, если бы шут не успел сорваться с места и поддержать его за локоток. Пару минут оба стояли, покачиваясь, словно на палубе корабля. Затем понимающе переглянулись, кивнули и в один голос констатировали:

— Ласуровка, заррраза!

— Ваше Величество — время! — королевский секретарь, наконец, решился открыть дверь и жалобно заглянуть внутрь: — Нарушаем протокол!

— Надо идтить! — провозгласил Дрюня. Перехватив Его Величество под руку, повел к двери.

Ласуровка — заррраза! — до того момента пившаяся легко и сидевшая в организме тихо, двинула в голову тяжелым кулаком, путая сознание.

— Пресвятые тапочки! — разглядев лица короля и его тени, пробормотал Ян и сделал знак гвардейскому эскорту выстроиться за ними.

Поскольку ужин был, хоть и семейным, но на высшем уровне, все направились в Малую королевскую столовую. Грошек, тяжело вздыхая, деликатно подсказывал, куда Его Величеству следует поворотить стопы, чтобы попасть в нужное помещение. Где-то на середине пути из-за поворота коридора раздались странные звуки — будто табун лошадей печатал шаг по брусчатке мостовой. Королевский секретарь побледнел, схватился за голову и заметался по коридору, ища возможность скрыться самому и спрятать короля со свитой.

— Никогда не видел, чтобы он так быстро бегал! — толкнув шута в бок, пьяно хихикнул Редьярд.

— А что такоэ? — заинтересовался Дрюня. Улучив момент, ухватил секретаря за полу камзола. — Стоять! Что происходит?

— Это же Драгобужская делегация идет нам навстречу, направляясь в выделенную им башню! — с ужасом пояснил Грошек. — А по этикету Подгорного народа... — секретарь понизил голос — табун неумолимо приближался, — мы будем обязаны пригласить их на ужин! 'Ежели уважающий себя мастер направляется на пир и встретит другого уважаемого мастера, он обязан пригласить его следовать за собой к уважаемому мастеру — хозяину пира. А тому вменяется в обязанность угостить всех пришедших на славу во имя Руфуса и Торуса!' — процитировал он по памяти. — Буллит триста пятьдесят шестой Регламента поведения почтенных мастеров!

— Ой! — посерел лицом Дрюня, а Его Величество сказал несколько слов, которые королю знать явно не полагалось.

— Прикажете затаиться? — поинтересовался у него офицер караула.

Как назло, в прямом коридоре спрятаться было негде. Разве что укрыться гобеленами с изображениями купающихся дев и рыцарских охот.

Из-за угла, печатая шаг, вышел Драгобужский клин, ведомый рыжим Виньогретом. Дойдя до короля и свиты, клин лязгнул подкованными ботинками и остановился. На Его Величество уставилось с пару десятков мрачных глазок, таящихся в насупленных бровях.

— Говори за меня! — сиплым голосом приказал король секретарю.

Тот, дрогнув папкой в руках, выступил вперед. Низко поклонился, прочистил горло.

— Уважаемый мастер Виньогрет и вы, уважаемые мастера гномы! — хорошо поставленным голосом произнес он. — Позвольте от всего большого Ласурского сердца порадоваться нашей встрече в это позднее время и пригласить вас на ужин в честь невесты Его Высочества Колея — принцессы Ориданы Гаракенской!

Уважаемые мастера, переглянувшись, поклонились единым движением, подметя пол длинными бородами. Маленькие глазки загорелись радостью и предвкушением. Ей-ей зрелище было страшное!

— Уважил, так уважил, Твое Ласурское Величество! — прогудел Виньогрет и поклонился снова. — С радостью принимаем приглашение!

Редьярд радушно улыбнулся и пробормотал шуту уголком рта:

— Лети стрелой в столовую — пусть составляют столы и несут яства! А я пока повожу их по дворцу!

— С... стрелой? — изумился Дрюня. В его глазах плескались все выпитые стопки заррразы ласуровки.

— Давайте, я сбегаю! — вызвался Ян. Непрерывно кланяясь, миновал толпу Синих гор мастеров и порскнул в сторону столовой.

— Други мои! — грянул король, приобнимая Цехового старшину — опираться на низенького гнома для устойчивости ему было удобнее, чем на Дрюню-долговязого. — Идите за мной!

— А где мы? — спустя полчаса хождения в дворцовой утробе, шепотом поинтересовался он у офицера караула.

— Это четвертый этаж восточной башни, — таким же шепотом отвечал офицер, — нам теперь полчаса возвращаться назад!

— Вот и прекрасно! — нахмурился король и громко икнул. — Так и было задумано! Други! — он поворотился к следовавшим за ним гномам. — Идемте, трапезная уже близко!

По лицам гвардейцев группы сопровождения — слава Пресветлой! — ничего нельзя было прочесть!

***

— Отца ещё нет? — изумился принц Аркей, пропуская Бруни вперёд — в Малую королевскую столовую.

— Никак нет, Ваше Высочество! — отрапортовал один из гвардейцев-красномундирщиков. — Ждём!

— Найдите его, срочно! — тихо приказал принц и, любезно улыбаясь, прошёл к столу. Поклонился Его Величеству, королю Йорли Гаракенскому, его старшему сыну, наследному принцу Харли. Поцеловал руки присутствующим дамам: Её Величеству Орхидане и Её Высочеству Оридане. Вежливо кивнул герцогу Оришу. Отодвинул стул для невесты. Представил её присутствующим.

Принцесса, нахмурив бровки, изучала пустующие со стороны Ласурии стулья, что-то мучительно просчитывая.

— Прошу извинить моего отца, — делая знак садиться, сказал Аркей, — дела государственной важности задерживают его, однако это ни в коем случае не должно нам помешать предаться приятной во всех отношениях беседе!

— Конечно, нет! — воскликнул принц Харли, черноволосый, смуглый и носатый, как его отец и дядя. — Как идут ваши переговоры с гномами, мой друг? От их исхода зависит доход нашей страны, вы же понимаете? — и он заржал породистым скакуном.

Отец недовольно посмотрел на него, хотя в глубине глаз сквозила любовь к сыну.

Бруни, расправляя на коленях салфетку, подумала, что с таким, как этот Харли, на рынок ходить не стоит — проторгуется, раз сразу выкладывает все карты на стол.

— Мы очень беспокоимся о результате переговоров, — мягко улыбаясь, пояснила королева. Очень похожая на дочь, маленькая, темноволосая и темноглазая, она обладала редкостной красотой, от которой Оридана со своими резкими — в отца — чертами лица взяла лишь небольшую часть.

— Понимаю, — улыбнулся в ответ Кай, делая знак слугам разливать напитки и наполнять тарелки. — Крей-Лималль — партнёр, с которым нелегко договариваться!

— Вам это известно лучше других... — скупо заметил Его Величество Йорли, поднимая бокал. — Первый тост — за удачу!

Матушка лишь пригубила из своего бокала — розовое гаракенское, казалось, плескалось в ней по самую макушку, однако благодаря разумице, резкий, но не противный запах которой немного просветлял разум, глупости вроде смеха невпопад или икания наружу не просились.

Подняв взгляд, она заметила, что принц Харли внимательно разглядывает её. Было в нём что-то от молодого охотничьего пса, то ли подёргивания тонких крыльев носа, то ли нервная энергия, буквально плещущая наружу из тёмно-карих, почти чёрных, глаз.

— Я слышал, вы, моя дорогая будущая родственница, простая трактирщица? — с любопытством спросил он. — Неужели это правда?

Гаракенский король поморщился, гаракенская королева, тяжело вздохнув, отвела глаза. Фигли Ориш укоризненно покачал головой. Лишь Оридана смотрела на Матушку с интересом во взгляде, незамутнённым посторонними чувствами. Собственно, её брат смотрел похоже, и Бруни неожиданно поняла, что, несмотря на всю неуместность вопроса, она никак не может счесть его оскорблением. Положив ладонь на плечо напрягшегося Кая, она прямо ответила на взгляды венценосных гостей и произнесла:

— Мне действительно принадлежит трактир в квартале Мастеровых, Ваше Высочество. Это дело, которое завела моя бабка, продолжили мои родители, а затем и я...

Всё так же спокойно глядя в их лица, она перечислила блюда из основного меню, назвала годовой доход и примерное количество ежедневно столующихся у неё посетителей. Королевская чета, слушая её, обменялась понимающими взглядами — гаракенцы, народ, издревле занимающийся торговлей, понимали толк в таких вещах, как доходы, прибыль и налоги.

— Здорово! — искренне восхитился Харли, когда Бруни замолчала, с трепетом ощущая на себе внимательный, любящий и отчасти изумленный взгляд Кая. — Я хотел бы попробовать эти ваши... вафли с кленовым сиропом и взбитыми сливками!

— Я могу приготовить, — машинально предложила Матушка и испуганно закрыла рот ладонью, — ой, у меня же свадьба на носу!

За столом раздался дружный смех. Даже Аркей рассеялся. Всё ещё смеясь, поцеловал её в висок.

— Вы приготовить? Правда? — вмешалась Оридана и капризно надула губы. — Хочу!

Бруни в очередной раз отметила, что стоит гаракенке 'снять' с себя официальную маску, как она выглядит сущим дитём. Дитём, которому никогда и ни в чём не отказывали.

— Почему нет? — улыбнулась она. — Для меня будет честью угостить Ваши Высочества и, — она вежливо склонила голову, — Ваши Величества, ежели на то будет ваше желание!

— Благодарим вас, милая девушка, — с симпатией ответила королева. — Мне тоже ужасно захотелось попробовать эти вафли!

Слуги до того двигавшиеся размеренно и важно, будто в танце, вдруг закружились в безумном хороводе, ускоряясь. От стен перенесли ещё три стола, составили в один, спешно принялись накрывать.

— Что происходит? — удивился король Йорли.

Аркей, оглянувшись, увидел мелькнувшее в дверях бледное лицо секретаря. Попросив прощения у присутствующих, вышел, коротко переговорил с ним за дверью и вернулся. Вид у него был озабоченный.

— Что случилось, Ваше Высочество? — спросила королева.

— Где есть мой бывший муж? — видимо, наконец закончив подбирать правильные слова, нашла время поинтересоваться принцесса.

— Будущий, змейка моя, будущий! — поправил герцог Ориш.

— Он... постится! — нашёлся Аркей, умело не отвечая на первый вопрос. — Ночь перед свадьбой следует думать о величии страны, о божественном предназначении династии, изучать жизнеописания великих людей. Для того, чтобы на следующий день войти в храм Пресветлой с возвышенными мыслями.

— Какая прекрасная традиция! — блеснул глазами король Йорли. — Неужели вы с вашей невестой тоже будете всю ночь читать жизнеописания великих людей и соблюдать пост?

Пока принц принц раздумывал, что бы такое ответить, двери распахнулись и в Малую королевскую столовую ввалились король в обнимку с рыжим гномом и долговязым шутом, и в сопровождении пары десятков уважающих себя мастеров.

— Йорли, старый ты хрыч! — возгласил Редьярд, отцепляя от себя неверно стоящего на ногах Дрюню. — Вы, что же это, ужинаете без нас?

— Нам пришлось, Редьярд! — нахмурился тот. — Ты же занят делами государственной важности! — и он многозначительно посмотрел на уважающих себя мастеров.

Под его взглядом те с достоинством поклонились.

— Ещё как занят! — воскликнул Ласурский король, подходя к столу и приглашая за него приведённых гостей. — Позвольте представить вам, мои будущие гаракенские родственники, главу Драгобужской делегации, Цехового старшину Виньогрета, Синих гор мастера! Мы, — он по-орлиному зорко глянул на гнома, склонившегося в низком поклоне перед Их Величествами, — возлагаем большие надежды на сотрудничество с Подгорным народом на благо всем нам!

— Ага-а! — покивал Йорли.

Наблюдая за диалогом, Бруни подумала, что вот, оказывается, как делается история! Поклон тут, представление там, общие интересы. И — ап! — коалиция против Крей-Лималля собрана!

— О чём вы разговаривали, пока мы шли? — поинтересовался Редьярд, усаживаясь рядом с Матушкой.

Поскольку Виньогрета он посадил рядом, на стул, на котором должен был сидеть принц Колей, Дрюне нашлось место среди гномов.

Слуги наполнили кубки, добавили ароматно пахнущих блюд на стол и отступили к стенам.

— Моя невеста прекрасно готовит, как ты знаешь, отец, — пояснил Кай, взяв руку Бруни в свои. -Наши гости пожелали оценить её искусство, и мы договорились сделать это после официальных свадебных торжеств. Она испечёт нам вафли.

Подняв брови, король посмотрел на Матушку. Были бы у него очки, наверняка сдвинул бы их на кончик носа.

— Никакие вафли не сравнятся с куском хорошо прожаренного мяса, да будет позволено мне сказать! — громыхнул Виньогрет.

— Он уже сказал! — хихикнул Дрюня.

— Что-о? — набычился гном.

— Мясо, говорю, это прекрасно! — воскликнул шут. — Но вино — ещё прекраснее! А, кстати, уважаемые мастера, не пугайтесь этих тонкостенных бокалов и красочных напитков. Ежели пожелаете, мы враз заменим их на привычные вам кружки с пенным пивом!

— Он такой радушный! — восхитился король Йорли, поглядывая на Редьярда. — Этот твой шут... Для него уже наточили топор?

— Давно! — проворчал тот. — Но, к сожалению, в целях объективного правления страной нужен кто-то, говорящий правду. Пусть уж это будет дурак, которого никто не принимает всерьёз, нежели человек умный и имеющий авторитет у народа!

— Ты воистину мудр! — закатил глаза Йорли. Сдержанным ехидством гаракенского величества можно было бы отравить все ласурские колодцы.

Между тем гномы, активно переглядывавшиеся друг с другом, пришли, видимо, к какому-то решению.

— Ваше Величество, — обратился Виньогрет к Редьярду, — велите принести из наших покоев дубовый сундук с инкрустированными костью мерными весами на крышке. Мы желаем одарить хозяина пира в ответную!

— Буллит триста пятьдесят седьмой Регламента поведения почтенных мастеров... — шёпотом пояснил Ян Грошек, всё это время простоявший за правым плечом короля.

Редьярд переглянулся с Дрюней и приказал великодушно:

— Несите! Предвкушаю нечто чудесное!

— Вы даже не представляете — насколько! — широко улыбнулся рыжий Цеховой старшина и потёр ладони.

Спустя некоторое время четверо слуг притащили искомый сундук, сгибаясь от его тяжести, и водрузили прямо на стол. Толстые пальцы Виньогрета пробежались по клепкам, набирая одному ему известный код. Потайной замок щёлкнул и открылся. Шестеро гномов, встав на стулья, почти забрались в сундук, чтобы извлечь на свет... огромную каменную бутыль. Весила бутыль немало — почтенные мастера держали её, краснея лицами от натуги.

— Океанский Творец, что это? — не сдержал изумления герцог Ориш.

— Да, что это такое? — поддержала его сестра, королева Орхидана.

— А это, — маслянисто поблёскивая глазами, сообщил Виньогрет, — каменная водка. Настояна по древнему обычаю на скальной смоле и хвое!

— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовавшийся правитель Ласурии тоже полез на стол, желая разглядеть поближе чудную бутыль. — Пресвятые тапочки, я слышал о таком напитке от отца, но думал, что это легенды вашего народа!

— Одну такую легенду мы сейчас поделим поровну! — тоже поднялся король Йорли. Его глаза горели предвкушением.

Матушка заметила, как королева переглянулась с братом.

— Разливайте, гости дорогие! — запустил необратимый процесс Дрюня, от нетерпения подпрыгивающий на стуле. — Легенд я ещё не пивал, всё какие-то недоразумения!

Печать с бутылки была сорвана самим Виньогретом. Из горлышка тут же вылетела тяжёлая пробка, ударилась об потолок и сбила с ног одного из слуг. Того срочно унесли к мэтру Жужину. А по Малой королевской столовой пополз тяжелый резкий запах: пахло снегом, стылым камнем, раскаленным металлом, и, совсем немного, сосновыми иголками.

Жидкость, разлитая по принесенным слугами простым глиняным кружкам, слабо дымилась. Бруни, как ни побаивалась пробовать неизведанный напиток, устоять не смогла — сказался профессиональный интерес. Потому при разливе смело протянула Цеховому старшине, управляющему горлышком бутыля, свою кружку. В глазах Виньогрета промелькнуло удивление, однако он аккуратно плеснул в неё напитка.

— Ну, за сотрудничество! — провозгласил Редьярд, когда первая порция была разлита. — Взаимовыгодное! Долголетнее! Приятное во всех отношениях!

— Эва как ты сказал, братец! — восхитился шут.

Кружки застучали друг об друга. Йорли чокался с Виньогретом, Аркей — с Харли, герцог Ориш — с Бруни и королевой, почтенные мастера — с Дрюней и с друг другом.

Матушка зажмурилась и вылила в себя пойло, показавшееся ей водой из самого студеного родника. Однако спустя мгновение она поняла, как ошиблась — на языке, в горле, в желудке разгорался, ревя и плюясь огнем, шар пламени, выбивая слёзы из глаз и кашель из лёгких. Кай, выпив свою порцию, с мгновенье сидел с закрытыми глазами. А затем нашарил на столе первую попавшуюся еду и сунул в рот, принимаясь торопливо жевать.

— Божественно, други! — воскликнул Йорли. Гаракенец пил стоя и, кажется, наслаждаясь каждой каплей огненной воды. — Это божественно! Почтенный Виньогрет, я предоставлю вашему народу монополию на торговлю этим напитком, если вы захотите ввозить его к нам!

Гном степенно вытер усы и бороду и поклонился.

— Этот напиток, как вы изволили выразиться, Ваше Величество, не продаётся! Его можно получить только в дар от уважающего себя мастера. Вот о нашем самогоне можем поговорить... когда вы снизите пошлину на ввоз алкоголя!

Редьярд и Йорли переглянулись.

— Мы обязательно снизим пошлину, мой друг, — широко улыбнулся последний, — но не ранее, чем вы подпишите соглашение о морском партнёрстве с Его Величеством Редьярдом!

— Маленькие гальюны будут вам обеспечены, уважаемые гномы, на всех моих кораблях! — мурлыкнул тот, поедая бутыль взглядом.

Виньогрет усмехнулся и сделал знак держащим её гномам разливать по новой. К слову сказать, это были уже не те гномы, что держали бутыль вначале. Те вернулись к своим стульям, а их места заняла следующая смена.

— Подождите, не пейте! — вдруг закричал Дрюня и одним прыжком вскочил на стол рядом с бутылью. — У меня есть что сказать!.. Сейчас!.. Вот сейчас!

Он нахмурился, шевеля губами, будто проговаривая про себя речь, а затем вдруг вытаращил глаза, напыжился и с поклоном прорычал:

— Драттрахар пульдергарген фрахт!

Гномы в восторге застучали подкованными каблуками об пол. Тот заходил ходуном.

— Фрахта нахтун? — уточнил Виньогрет. — Хаст хусним?

— Хусним! — облегченно махнул рукой шут и поклонился.

Почтенные мастера, как один, поднялись и поклонились в ответ.

— Дрюня, что это было? — нахмурившись, уточнил король.

— Наш друг оказал нам великую честь, правильно произнеся приветствие на нашем языке! — ответил за него Цеховой старшина. — Мало кто из людей, не в обиду будет сказано, может правильно произносить слова Подгорного народа! Ему удалось!

— Понял, братец, насколько я артистичен! — подмигнул ему Дрюня и, спрыгнув со стола, сел на место. — Разливайте, почтенные други, я в предвкушении!

— Мы в предвкушении! — вдруг поддакнула королева Орхидана. Щёки её разрумянились, придавая смуглости лица приятный оттенок молодости, грудь неровно вздымалась под богатой, но скромной тканью серого платья.

Бруни машинально затеребила букет разумицы — каменная водка оказывала на неё, так же, видимо, как и на Её Величество, странное действие. Ей хотелось шалить. 'Пресветлая, только этого не хватало!' — взмолилась она про себя и поднялась, положив руку на плечо Кая. Тот, едва взглянув на нее, моментально все понял.

— Ваше Величество, — обратился он к королю Йорли, — время уже позднее, а день завтра — последний день перед торжествами, которые продлятся долго. Надо дать возможность нашим прекрасным спутницам отдохнуть, вы не находите? — И он взглядом указал на раскрасневшуюся королеву, в глазах которой горело путеводными звездами неодолимое желание. Выпить.

— Оу... — изумился тот, внимательно разглядывая супругу. — Вы абсолютно правы, принц! Орхи, дорогая моя, нам кажется, вам пора баиньки!

— Вам кажется, что нам кажется, вам пора баиньки? — захихикала королева. Выражение лица у нее было блаженное. — А не пойти ли вам туда, где кажется о нас?

— Мау? — удивленно спросила дочь. Принцессе, как самой младшей среди присутствующих, не наливали.

— С мау все в порядке! — шлепнула ладонью по тарелке с салатом королева. — Мау нужно немного расслабиться.

Его Величество Йорли, взглянув на Его Величество Редьярда, с восторогом следившего за перепалкой, одними губами произнес: 'Помогите!' Тот шепнул что-то своему секретарю и воскликнул, мгновенно включаясь в игру:

— Моя драгоценная гостья! Доводилось ли вам видеть или пользовать знаменитый эльфийский жемчуг, тот самый, что по слухам возвращает телу молодость, а лицу — красоту?

— Есть такой камень! — покивал Виньогрет, отставив на время кружку. — В полузатопленных подвалах хрустальных дворцов Лималля существуют подземные пещеры, полные серых жемчужниц. Ракушки неказисты на вид, но содержат мягкие розовые тела. И это не моллюски, как вы могли бы подумать! А самые что ни на есть жемчужины. Эластичные, как смола, теплые, как парное молоко. Эльфийки растягивают такую жемчужину пленкой и наносят на лицо. Эффект, скажу я вам, други, потрясающий!

— Хочу! — воскликнула принцесса Оридана.

Королева с подозрением посмотрела на нее.

— Зачем тебе это, доченька? Да и мне не нужно, хотя... я бы взглянула... Из любопытства! Из чистого любопытства!

Алчность в ее глазах могла бы воспламенить водку во всех кружках.

Двери распахнулись. Ведомая Яном Грошеком, в столовую вошла герцогиня рю Филонель, стрельнула глазами в Их Величества и застыла в низком реверансе.

— Поднимитесь, моя золотая, — милостиво кивнул Редьярд. — Её Величество Орхидана желает взглянуть на жемчуг... Да-да, тот самый! Сделайте милость, покажите его нашим дамам!

— Для Её Величества мне ничего не жалко! — Агнуша кивнула так, будто была королеве ровней. — Я с удовольствием продемонстрирую это чудо моей родины, и — более того — его волшебное действие!

— Вы — эльфийка? — расширила глаза Орхидана. — Настоящая? Везде?

В лице герцогини что-то дрогнуло, но ее не так-то просто было сбить с толку.

— Можете проверить, Ваше Величество! — вновь приседая в реверансе, сказала она. И снова стрельнула взглядом в Редьярда. Тот облизнул пересохшие губы.

— Ик... демте! — решительно икнула королева. — Смотреть этот ваш жемчуг! Оридана, за мной! Фигли, ты остаешься?

Герцог Ориш с сожалением посмотрел на бутыль, с интересом — на эльфийку, сбросил салфетку с колен и поднялся.

— Я, пожалуй, провожу вас, мои змейки!

— Бруни? — Орхидана протянула ей руку. — Вы ведь идете с нами, моя девочка?

— Конечно, — улыбнулась Матушка.

Аркей благодарно сжал ее пальцы и поднес к губам.

Когда они вышли, Йорли шумно выдохнул и с хищным блеском в глазах посмотрел на Цехового старшину.

— Итак, — сказал он, — мы остановились на снижении пошлины...

— За снижение! — рявкнули гномы, поднимая кружки.

***

Покои герцогини рю Филонель находились в одной из угловых башенок донжона. По странному стечению обстоятельств, эта башенка ближе всех располагалась к покоям Редьярда и дальше всех — от покоев почившей королевы. К башне вели обычные для дворца коридоры, скупо украшенные гобеленами и коваными держателями для факелов, а вот за большими двустворчатыми дверями, у которых, кстати, стояли навытяжку два гвардейца в красных мундирах, обстановка разительно менялась. Во-первых, здесь было очень светло — магические светильники помещались на стенах в плафонах из морских раковин, давая мягкий рассеянный свет, не порождавший полутеней и сумерек по углам. Огромное количество зеркал и переборок из прозрачного хрусталя делали помещения башни визуально просторнее. В высокие стрельчатые окна днём должен был изливаться потоком свет, падая на ясеневый паркет, будто коллекционирующий тепло световых оттенков. Удобная мебель из светлого дерева, пышные подушки в льняных чехлах с завязками, на которых нитями пастельных тонов, гладью, были вышиты роскошные букеты полевых и лесных цветов. Даже аромат тут царил чуждый Вишенрогу — не приморского города со всем разнообразием запахов от чудесных до отвратительных, а залитой солнцем лесной лужайки, в траве которой горят задорными огоньками ягоды земляники.

— Вот сюда, Ваше Величество, на кушетку, — радушно улыбалась герцогиня, — а вы, Ваше Высочество, присаживайтесь рядом, на кресло. Сейчас принесут чего-нибудь прохладительного... Насколько я знаю, гномские пойла вызывают дикую жажду!

— Вы абсолютно правы, дорогая! — кивнула королева Орхидана, вытягиваясь на изящной кушетке, тонкими ножками и пенной гривой напомнившей Бруни мифического зверя, виденного однажды в старой книге. — В ваших покоях царит такая тишина! И так легко дышится!

— Благодарю, Ваше Величество, — умело затрепетала ресницами Агнуша. — Туссиана, будь добра, принеси нам аркаэль тайо!

— Аркаэльтайо? — заинтересовался герцог Ориш. — Что это такое?

— Звёздная жемчужница, — перевела эльфийка. — Так мы называем это чудо природы.

— Очень красиво! — воскликнула королева, принимая у почтительно склонившейся фрейлины высокий бокал с прозрачным напитком, украшенным веточками какого-то растения. — О-о! Какой приятный аромат!

— Выпейте, — мягко сказала Агнуша, — это придаст вам сил и бодрости, прояснит сознание.

Фигли взглянул на неё с благодарностью и сам занялся напитком.

Пока гости смаковали неведомое питьё, Бруни набралась смелости обратиться к хозяйке покоев.

— Я очень благодарна Вашей Светлости! — произнесла она. — Не знаю, как справилась бы без помощи госпожи Сузон!

Агнуша коснулась её руки.

— Мой долг помочь вам, дитя! В этом дворце очень мало кто заботится друг о друге. Надеюсь, мы с вами, Бруни, к ним не относимся! Однако вам следует срочно подумать о штате фрейлин и прислуги.

— Но... — попыталась возразить Матушка.

— Никаких 'но'! — перебила герцогиня. — Замок Ласурских королей огромен! Вам всё равно понадобится кто-то для выполнения поручений. Поверьте мне, никаких туфелек не хватит, чтобы обойти дворец несколько раз за день!

Матушка как-то не рассматривала вопрос о прислуге с этой точки зрения, но, обдумав слова герцогини, решила, что та права.

— Мне понравилась одна из девушек, что приходили с госпожой Сузон — Катарина, — сказала она. — Смышленая, ответственная, с лёгким характером. Найти бы такую помощницу, опытную в дворцовых делах!

Рю Филонель внимательно посмотрела на собеседницу.

— Вижу, вы разбираетесь в людях! Для тех, кто попадает сюда, это несомненный плюс. Завтра я пришлю её в полное ваше распоряжение!

— Нет, что вы, — смутилась Бруни, — у меня и в мыслях не было...

— Последнее слово всегда за мной, — сверкнула глазами Агнуша, показывая, что разговор завершен.

— Ваша Светлость! — склонилась перед ней Туссиана, держа в руках круглое блюдо, накрытое льняным полотенцем.

Герцогиня сдёрнула полотенце. На нижней половине раковины лежал розовый шарик, похожий на сгусток отвердевшей краски.

Герцог Ориш отставил бокал. Орхидана с любопытством приподнялась.

— Это оно, Ваша Светлость?

— Да, Ваше Величество, это — звёздная жемчужина. Но прошу, называйте меня просто — Агнуша! Ложитесь обратно, сейчас я буду делать из вас богиню! — тонко усмехнулась эльфийка.

— Какова продолжительность эффекта? — деловито поинтересовалась королева.

— Вы останетесь довольны! — пообещала герцогиня, осторожно беря жемчужину и грея её в ладонях.

Спустя несколько минут тайо, поплывшая, как пластичное масло, была раскатана Агнушей на блюде при помощи специальной серебряной палочки и нанесена на лицо королевы. Поскольку той же палочкой она сделал в веществе отверстия для рта и носа, опасность задохнуться жизни Её Величества не угрожала.

— Мау? — взволнованно спросила принцесса, когда Орхидана неожиданно издала тихий стон.

— Не волнуйтесь, Ваше Высочество! — коснулась её плеча герцогиня. — Жемчуг дарит очень приятные ощущения. Будто тёплые пальцы любимого касаются кожи... Нежные пальцы... Вам ещё не доводилось испытывать такого?

Матушка, с интересом следившая за процедурой, отметила мгновенный испуг в глазах Ориданы. По сердцу царапнуло тревогой — вопрос эльфийки являлся простой попыткой поддержать разговор, но к чему невинной деве так реагировать на него?

— Со мной всё в порядке, милая! — проворковала королева. — Это, действительно, ужасно приятно!

— Советую вам подремать, Ваше Величество! — кивнула рю Филонель. — Эффект, полученный во сне, будет держаться ещё дольше. Ну, — она посмотрела на Фигли Ориша, — поскольку вы здесь единственный мужчина, герцог, вам нас и развлекать! Начинайте!

От глубокого, вибрирующего тона её голоса Ориш чуть не подавился веточкой из стакана. Впрочем, его живую натуру ничто не могло смутить. Прожевав веточку, он с улыбкой посмотрел на Агнушу и произнёс:

— Гаракен расположен далеко от Тикрея, Ваша Светлость, и эльфов у нас почти не бывает, к сожалению! Ваш народ настолько красив, что любоваться вами — то же, что и любоваться произведениями искусства! Позвольте выразить вам истинное восхищение и благодарность за это приглашение! Поверьте, я глубоко оценил вашу заботу о моей сестре!

— Приятно слышать искусную речь, — благодарно наклонила голову герцогиня. — Искусную речь приятного собеседника слушать вдвойне приятно...

Перекатывая во рту стебелек от неизвестной травы, Матушка пропускала мимо ушей светскую болтовню и скучала по своему Каю.

***

— Ты не понимаешь, Твоё Королевское Величество! — говорил, склонившись к нему, рыжий Цеховой старшина. — Нам, уважающим себя мастерам, не нужны маленькие гальюны! Смекаешь?

— Смекаю! — кивал тот. — Не! Не смекаю! Его Бородатое Величество Крамполтот выдвинул мне условие, связанное с этими самыми — Аркаеш их побери! — гальюнами!

— Не понимает! — гном переглянулся с почтенными мастерами и те дружно покачали головами.

— Други, я тоже ничего не понимаю! — блаженно улыбнулся король Йорли. — Так давайте за это выпьем!

— За што? — одарил его тяжёлым взглядом Виньогрет.

— За понимание! — провозгласил Йорли, поднимая кружку.

Каменная бутыль казалась бездонной.

— За понимание! — взревели почтенные мастера и застучали заскорузлыми трудовыми ладонями по столу.

— Братец, — к Редьярду подобрался шут. Шёл он очень аккуратно и прямо. Единственным, что могло бы указать на его близкое к коме состояние после выпитого, был лихорадочный блеск в глазах и двое уважающих себя мастеров, которые вели его под руки. — А я ведь понял, о чём тебе пытается сказать уважаемый друг Виньогрет! Ик! Вот они — издержки вербаль... ик... ного общения! Цеховой старшина, может быть, вам стоит действовать по-другому?

— Не понял? — удивился тот.

Дрюня, поддерживаемый гномами, наклонился к нему и что-то горячо зашептал на ухо.

— О! — гном с изумлением посмотрел на него. — О! Я и не думал, что всё так просто и сложно одновременно!

— Конечно! — воскликнул шут. — Ну посуди сам, уважаемый мастер, откуда бы Его Нетрезвому Величеству знать, что... — и он снова зашептал ему на ухо.

— Дрюня, ты меня не уважаешь! — погрозил ему пальцем Редьярд. — Я почти трезвый!

— А я — почти нетрезвый! — воскликнул король Йорли и поднял кружку. — За здоровый образ жизни!

— За образ! — разулыбались гномы, топая ногами.

Некоторые из них, после опорожнения собственных кружек, сталкивались друг с другом лбами с таким звуком, будто были взрослыми лосями, а не гномами.

Принц Аркей наклонился к отцу.

— Ты позволишь мне уйти?

— Больше не можешь пить? — удивился тот. — Этот божественный напиток?

— От этого божественного напитка я забыл, как зовут всех присутствующих, включая меня! — признался принц. — А мне завтра еще работать целый день!

— И завтра, и послезавтра, и после свадьбы... — заулыбался Его Величество. — Сынок, как я рад, что ты пошёл в мать!

— То есть, медового месяца у меня не будет? — уточнил Аркей.

— Седмица! — отрезал Редьярд. — Опосля всех празднеств! А потом нас ждёт служение Отечеству!

Аркей поднялся и поклонился присутствующим со всей осторожностью — пол под ногами вёл себя странно. Дворцовым каменным плитам так себя вести ну никак не полагалось!

— Прошу меня простить, Ваши Величества, Ваше Высочество... — он бросил удивлённый взгляд на неподвижно застывшего принца Харли. Как выяснилось впоследствии, после первой порции каменной водки тот так и заснул. — ...И вы, уважаемые мастера! Меня ждут нет... нел... нето... ложные дела! — К гордости отца старший сын справился, наконец, со сложной фразой. — Поэтому я вынужден вас покинуть! Приятного... — на слове 'времяпровождения' Его Высочество запнулся, молча поклонился и аккуратно вышел.

— Молодёжь! — вздохнул король Йорли, с сожалением поглядев на сына, спящего с открытым ртом, но высоко поднятой кружкой. — Вот мы в наше время гудели ночи напролёт! Рэд, помнишь ли ты мой первый визит в Ласурию? Мне было.... Сколько же мне было?

— Пятнадцать, — улыбнулся Его Величество. — Ты был весёлый, прыщавый и озабоченный! Скольких девок мы попортили!

— Да-а! — подал голос Цеховой старшина и вдруг швырнул в дальнюю стену свою кружку. — Дети нынче не те! Без почтения к предкам растут! Тешишь им на голове кол, тешишь, а они раз — и...

Повинуясь движению огненных бровей, уважающие себя мастера поставили перед ним новую посуду, полную до краёв.

— За предков? — осторожно поинтересовался Йорли, видя, как потемнел лицом Виньогрет.

— За них! — топнул ногой тот. — Они, между прочим, думали только о работе! Как бы поглубже вгрызться в земные недра! А этим желторотикам любовей подавай!

— За предков! За земные недра! — завопили уважающие себя мастера, приходя в невиданный экстаз. Несколько кружек лопнули в чересчур возбуждённых руках.

Вылив в себя всю порцию каменного пойла зараз, рыжий мастер одним прыжком вспрыгнул на стол и взревел:

Ударим киркой — дрожит земля,

Степенный грохот шаги впечатал,

Мы низкорослы, но мы семья,

Для нас все тайны мир запечатал

В земные недра, в земные недра, недра, недра, недра!

— Я от него балдею! — пытаясь перекрыть рёв почтенных мастеров, подпевающих главе делегации, заорал Дрюня Рэду. — Это ж мехи, а не лёгкие!

По древнему замку Ласурских королей неслось, сдувая тех, кто попадался на пути:

Суровым взглядом смотрю вокруг,

Мои ладони как камень тверды

Топор и кирка — семья и друг,

Во мне вся сила земной породы,

Земные недра, земные недра, недра, недра, недра!

Учтив поклон мой, учтива речь,

Да свысока смотреть не стоит,

Слетает быстро у наглых с плеч

Та часть, которой склониться стоит.

В земные недра, в земные недра, в недра, в недра, в недра!

В покоях принца Аркея проснувшийся Стрёма залился гулким лаем, разбившимся об своды потолка на тысячи отголосков.

Раскрою тайны земных пород,

Руда и камни блеснут навстречу

Умелый мастер длиннобород,

Еще немало диковин встречу,

В земных недрах, в земных недрах, недрах, недрах, недрах!

У одного из окон изящной башенки застыла маленькая фигурка в щегольском сюртуке. Чуткие пальцы стёрли невольные слезы с щёк, привычным жестом оправили аккуратную короткую бородку. Тонкие губы тихонько шептали следом за хором:

Поднимем кружки, воскликнем "Хо",

Сплетем косицу бород курчавых,

И эль и пиво пойдут легко

Под взглядом гномеллы величавой,

В наши недра, в наши недра, недра, недра, недра!*

***Стихи Татьяны Резниковой специально для 'Золушек нашего двора'

Шептали по памяти...

***

Когда Туссиана напомнила о встрече с мастером Артазелем для пошива свадебного платья, Матушка так обрадовалась, что едва не выдала окружающим своих чувств. Ей уже не хватало терпения выслушивать лесть герцога Ориша, такую приторную, что она не рискнула бы добавить её в тесто для самого сладкого пирога, боясь его испортить. В ответных словах эльфийки она почти ничего не понимала — та искусно прикрывала один смысл другим, тасовала слова, как карточную колоду, в результате чего Фигли Ориш слышал одно, королева Орхидана — другое, а принцесса Оридана скучала, как и сама Бруни, только более откровенно.

Эффекта от аркаэль тайо Матушка так и не дождалась — маску из звёздного жемчуга Её Величеству следовало держать около часа.

— Идите к мастеру Артазелю, дитя! — услышав напоминание горничной, позволила рю Филонель. — Он не любит, когда опаздывают. Туссиана проводит вас...

Первая горничная провела Матушку какими-то запутанными переходами, которые та даже не пыталась запомнить, и оставила перед стрельчатой дверью, в которую Бруни однажды уже имела честь войти. Она постучала, но не получила ответа. Оглянулась в ту сторону, куда ушла Туссиана, и зябко поёжилась от глянувшей из коридора темноты. Всё-таки дворец пока пугал её — размерами, интерьерами, слабым освещением.

Набравшись смелости, Матушка толкнула створку в покои мастера Артазеля. В своё прошлое посещение она плохо запомнила обстановку, то ли от волнения, то ли оттого, что портной, встретив их с Ваниллой у порога, тут же взял в оборот, сыпал шутками-прибаутками, вертел их, будто кукол, примеряя отрезы ткани. Сейчас же в открывшейся взору просторной зале с зеркалами, выставленными в центре по кругу, было пусто. В камине жарко пылал огонь, играя в прятки сам с собой в оборотной стороне стёкол. Рядом с круглым пуфиком, на полу, лежали пушистые овчинные шкуры, выкрашенные в разные цвета. Несмотря на поздний час в помещении хватало света — его изливала огромная люстра, увешанная магическими лампадками.

— Добрых улыбок и тёплых объятий, мастер Артазель! — сказала Матушка осторожно. Ей казалось, по такой большой зале обязательно пойдёт гулкое эхо. Но было тихо, лишь потрескивали поленья за каминной решёткой.

— Моя дорогая, наконец-то! — раздалось от дальней стены.

Откинув расшитую волшебными птицами занавесь, в зал вошёл маленький мастер. Подойдя к Бруни, склонился в низком поклоне:

— Ваше Высочество!

Не зная, что сказать в ответ, Матушка вежливо кивнула.

— Идите вот сюда! — Артазель взял её за руку и подвёл к пуфику. — Примерка не займёт много времени!

— Примерка? — изумилась Бруни. — Так платье готово?

— Конечно, — снисходительно улыбнулся гном, — я начал работать над ним, едва до меня дошёл слух о том, что Его Величество дал благословение на брак, то есть, — он хитро улыбнулся, — почти сразу после вашего появления во дворце! Скидывайте туфельки, я помогу вам подняться. Вот здесь ступенечка...

Матушка поднялась на возвышение, сразу отразившись во всех зеркалах.

— Вам потребуется переодеться, — запрокинул голову мастер, разглядывая её снизу-вверх, — послать за прислугой?

— У меня её ещё нет, — невольно улыбнулась Бруни.

— О-о! — изумился гном и стянул с носа очки. — Я как-то не подумал о таком узоре! Платье очень простое, возможно, вы могли бы...

— Могла бы! — твёрдо сказала Матушка. — Давайте начнём примерку!

— Не терпится выйти замуж? — лукаво улыбнулся Артазель и скрылся в соседней комнате.

Появился он спустя несколько минут, неся нечто невесомое. Протянул это Бруни.

— Держите, Ваше Высочество! Вот здесь и здесь. Встряхните!

Матушка тряхнула свёрток, и тот вдруг распался, раскрылся как бутон неведомого цветка. Тончайшая ткань струилась водными потоками, переливалась солнечными искорками на речном полотне и была нежнейшего оттенка неба ранним утром ветреного дня. Таким нежнейшим, что платье казалось почти белым. Розово-чайный цвет то плескал из раскрывающихся складок юбки, то пробегал по узким рукавам, украшенным по краям вышивкой драгоценными камнями и золотыми нитями, то оглаживал неглубокий полукруглый вырез лифа, так же обшитый драгоценностями.

— Я немного не доделал... Вот здесь, где шнуровка... Длину подола... Кстати, Ваше Высочество, каблуки на ваших туфельках должны быть высокими или не очень?

— Не очень! — воскликнула Бруни. — Иначе я упаду!

Мастер Артазель посмотрел на неё с отеческой любовью и серьёзно сказал:

— Вы прелесть, дорогая! Сейчас я закрою вас занавеской и выйду. Как будете готовы — позовете. Хорошо?

Матушка кивнула. Она не могла оторвать взгляд от платья, пытаясь представить, как оно будет выглядеть при дневном, а не магическом свете.

Артазель нажал на какой-то рычажок в основании пуфика и вкруг него упала сверху плотная занавесь, отсекая помещение с зеркалами. — Зовите! — улыбнулся гном и выскользнул наружу.

Бруни спустилась с пуфика, кое-как справилась с застёжками 'платья для ужина' и скинула его, оставшись в одном нижнем белье. Надевать новый наряд оказалось одним удовольствием — на нём не было крючков и пуговиц, лишь лента с вышивкой, сзади на лифе заменяющая шнуровку. Шитьё на горловине и рукавах не кололо кожу, ткань же её ласкала, даря непередаваемое ощущение неги и блаженства.

— Что это за ткань? — изумлённо воскликнула Матушка. — Ой! Мастер, можете подходить!

— Это знаменитая Узаморская шерсть, — послышался голос гнома, и сам он появился рядом с пуфиком. Нажав на рычажок, отправил занавеску наверх.

К удивлению Бруни все зеркала оказались повёрнутыми к ней 'спиной'.

— Её чрезвычайно тяжело окрашивать, — пояснил Артазель, заложив руки за спину и прохаживаясь вокруг Матушки. — Так, кстати, оценивают подмастерьев в Гильдии Красильщиков. Окрасил кусок Узаморской шерстяной ткани в заданный цвет — считай, получил звание мастера. В такой одежде не бывает холодно или жарко... — Гном вдруг прыгнул к Бруни и чуть поправил складки юбки. — Вот так! Поднимитесь-ка на постамент, Ваше Высочество!

После того, как Матушка вновь влезла на пуфик, гном замолчал надолго. Он кружил вокруг неё, как акула вокруг жертвы, что-то бормоча себе под нос и поглядывая на клиентку то через очки, то без них. Иногда доставал из кармана штанов маленький блокнотик и что-то набрасывал. А затем извлёк из кармана изящную серебряную шкатулку и откинул крышечку. Дно шкатулки поднялось, а сама она ощетинилась портняжными булавками, украшенными головками из янтаря.

— Вам какое-то время придётся постоять неподвижно, — заметил Артазель. — Платье должно сидеть идеально. С вашей фигурой это не сложно, дорогая, однако ткань имеет свои хитрости. Что я могу сделать, лишь бы вы не скучали?

— Поговорите со мной, — попросила Матушка, — поговорите нормальным языком, а не тем, птичьим, какого я наслушалась за этот долгий-долгий день!

— Общаться с вами — одно удовольствие, — улыбнулся мастер, принимаясь подкалывать подол платья, — во дворце редко встретишь говорящих правду. Пожалуй, их можно пересчитать по пальцам.

— И кто же это? — заинтересовалась Бруни. Разговаривать с маленьким мастером ей ужасно нравилось. То ли сказалось 'старое' знакомство при очень приятных обстоятельствах, связанных со свадьбой подруги, то ли неукротимая энергия и жизнелюбие Артазеля, которому, казалось, ничто не может испортить хорошего настроения.

— Ну, во-первых, я сам, — гном с гордостью выпятил грудь, — во-вторых, Его Высочество Колей. Он так простодушен, что всегда говорит, что думает, невзирая на этикет...

Матушка засмеялась.

— В-третьих, мастер Понсил, королевский повар. Возраст позволяет ему не просто говорить правду, но считать правду, произнесённую им, истиной в последней инстанции. В-четвертых, старший псарь Фило Тумсон. Годы общения с собаками разучили его врать. В-пятых, королевский астролог, мэтр Ян Шабин. Он так искренне верит в сообщённую звёздами правду, что усомниться в его искренности невозможно. И в-шестых, Его Высочество Аркей, чем часто вызывает недовольство Его Величества, который считает, что правда и власть несовместимы.

— Прекратите, — попросила Бруни, уставшая смеяться, — клянусь Пресвятыми тапочками, вы меня уморите!

— И в мыслях не было, — в глазах Артазеля прыгали лукавые смешинки. — Я рад видеть на лице принца Аркея улыбку, которая, надеюсь, станет появляться чаще. Улыбка очень идёт ему. Однако эти слухи, что волокутся за ним с самого детства, как маркитантки за солдатским обозом, не способствуют хорошему настроению.

— Слухи? — насторожилась Бруни.

— О якобы наложенном на него проклятии, — пояснил мастер. — Ну, вы же понимаете, что слухи о проклятии — это только слухи! — сдвинув очки на кончик носа, он строго посмотрел на Бруни.

— Конечно, — ответила она, — конечно, понимаю!

Артазель вздохнул.

— Я очень рад, что вы с Его Высочеством нашли друг друга! Про принца говорили, будто он холоден, равнодушен к женщинам, хотя никто не назвал бы его нелюбезным! А оказалось, он просто ждал вас! — гном склонился в глубоком поклоне. — Позвольте уверить вас в моей преданности, Ваше Высочество! Для меня честь — шить вам наряды, которые лишь подчеркнут вашу красоту и порадуют взор принца.

Не зная, как себя вести в подобных случаях и что говорить, Бруни просто кивнула и поспешила перевести тему:

— Говорят, Кай... Его Высочество очень похож на мать. Какая она была, королева?

— Когда впервые появилась во дворце — очень похожая на вас, — рассмеялся Артазель. — Младшая дочь Узаморского князя, она была выбрана Его Величеством из числа нескольких претенденток на трон. Подходящих невест из сопредельных государств о ту пору для него не было, поэтому поиски велись внутри страны. Её Величество одевалась просто, но со вкусом. Не любила украшения... Нет, конечно, у неё было несколько обожаемых гарнитуров, и один из них как раз тот, который будет на вас завтра, но она никогда не нагружалась побрякушками как это делают некоторые придворные дамы, у которых вкус будто у троллей, увешанных человечьими костями!

— А какой у неё был характер?

— Кремень! — не задумываясь, ответил мастер. — Кремень, завёрнутый в богатейший бархат. В ней было то, что эльфы и до сих пор называют 'дивная кровь', люди — внутренним стержнем, а мы, гномы — сталью сердца. Могу предположить, что Его Величеству было нелегко поначалу принять такой характер, однако он отдавал себе отчёт в том, какой бриллиант получил во владение, поскольку прекрасно разбирался в женщинах. Принц Аркей перенял многие её черты — кажущуюся мягкость при железном характере, способность продумывать ситуацию до мелочей, предусматривать всё, беречь людей и заботится о них, как о своих детях. Отсутствие склонности впадать в панику или принимать необдуманные решения. Самоконтроль. Нелюбовь к публичным увеселениям. Некоторую, я бы сказал, замкнутость и угрюмость.

— Вы великолепный рассказчик! — улыбнулась Матушка, за каждым словом узнавая своего Кая.

— Я видел всё это своими глазами, моя дорогая принцесса, — покачал головой Артазель. — Мы, гномы, долгожители. Вас же не обманул мой моложавый вид?

И он посмотрел на Бруни выжидательно.

— Прошу меня простить, почтенный мастер, — растерянно ответила та, — но гномы мой трактир почти не посещали, поскольку Гильдии ювелиров и механиков находятся на противоположной стороне города. Поэтому я совсем не разбираюсь в возрасте ваших собратьев, но могу сказать, что смотреть на вас — одно удовольствие!

Портной порозовел от похвалы и не без кокетства огладил аккуратную бородку.

— Я надеюсь сшить первые костюмчики и для ваших наследников! — лукаво сообщил он, вгоняя Бруни в краску. — И, особенно, наследниц! Платья для маленьких принцесс — для портного истинный апофигей! А сейчас спускайтесь, Ваше Высочество... Мы закончили. Позвольте ручку...

Мастер помог Бруни спрыгнуть с пуфика и оставил её одну, вновь скрыв за занавесью. Свадебное платье она сняла без труда, хотя и поборолась с желанием проскользнуть к зеркалам и хоть одним глазком глянуть на себя, а вот с другим нарядом пришлось помучиться. В конце концов, она отчаялась, и, страшно смущаясь, попросила мастера Артазеля помочь застегнуть крючки на лифе сзади.

— Запомните правило, моя дорогая, — щелкая застёжками, сказал гном, — настоящая женщина никогда не будет стесняться троих: мужа, целителя и портного. Первый — её половинка. Странно что-то скрывать от части себя, не правда ли? Второй — залог здоровья её и детей. Третий — тот, кто поможет ей всегда оставаться самой собой и даже немного красивее!.. Готово! Кто проводит вас до покоев?

Матушка посмотрела на него так растерянно, что портной молча отправился за магической лампадкой в виде расправляющей крылья птицы.

— Идёмте, Ваше Высочество...

Доведя Бруни до башни и остановившись рядом с почтительно открывшими перед ней двери гвардейцами, Артазель покачал головой:

— Вам просто необходимо подобрать свиту! По этим коридорам и в компании бывает жутко ходить, особливо когда зимой дует ветер с моря и гуляют сквозняки. А уж в одиночку...

— А как же вы? — забеспокоилась Бруни.

Гном снисходительно усмехнулся и откинул полу камзола. К его поясу были пристёгнуты огромные портняжные ножницы. Заметив, с каким уважением и опаской покосились на них дежурные гвардейцы, Матушка снова не сдержала смех. Все ещё смеясь, раскланялась с мастером Артазелем и вошла в покои. Мимо неё проскочила огромная серая тень — это волкодав Стремительный шёл на сближение с разбудившим его источником шума.

— Вам что-нибудь нужно, моя госпожа? — заглянул следом за ней Лисс Кройсон.

— Нет, благодарю, — рассеянно ответила та. — Кай... Его Высочество вернулся?

— Около получаса назад.

Бруни улыбнулась, разглядев заспанный вид адъютанта.

— Добрых снов под тёплым одеялом, Лисс!

И пошла внутрь покоев, искать жениха.

Кая она нашла в спальне. Тот спал одетым, полусидя на кровати. Видимо, не хотел ложиться без своей Бруни.

— А теперь у меня есть пьяный мужчина, — прошептала Матушка, сбрасывая туфельки и залезая к жениху подмышку.

Принц повозился, подгребая её под себя и устраивая поудобнее. Блаженно улыбнулся, уткнувшись лицом в её волосы, задышал спокойно и ровно. Лёжа головой на его груди, слушая стук его сердца, Бруни отчаянно пыталась запомнить эти мгновения. Время имело обыкновение закрашивать прожитые моменты серой краской, а Матушка ни за что не хотела, чтобы они забылись. Мгновения простого человеческого счастья.

***

— Славно, славно! — бурно аплодируя солисту, вскричал Дрюня, когда рыжий гном, окончив песнь, спрыгнул со стола. — Истинная шедевра!

Польщённый Виньогрет поклонился почтенной публике.

— Вы мне зубы не заговаривайте, — пригрозил Редьярд, — поясните насчёт гальюнов — это вопрос государственной важности!

Шут и гном переглянулись.

— Я, всё ж, попробую объяснить ему ещё раз, — проворчал глава Драгобужской делегации, — а то как бы межполитический скандал не вышел!

— Не выйдет, — захихикал Дрюня, позволяя почтенным мастерам довести собственную корму до причального стула и аккуратно пришвартовать, — скорее наоборот — грозит вам, замечательный Виньогрет и гномы, почёт и уважение моего правителя! С толикой зависти!

— Ну, всё ж... — буркнул рыжий гном и сказал Его Ласурскому Величеству, выделяя каждое слово: — Маленькие. Гальюны. Нам. Не нужны!

— Да какого демона? — стукнул кулаком по столу Рэд, начиная злиться. — Зачем тогда ваш король просит меня их уменьшить?

— Виньогрет, ваш выход, — блестя глазами, сообщил Дрюня.

Гнома больше уговаривать не потребовалось. Лёгким движением тяжёлой длани он отщёлкнул знатную пряжку старшинского пояса и позволил спасть кожаным портам... Исподнего под ними, как выяснилось, уважающие себя мастера не носили.

Брови Редьярада поползли вверх. Король Йорли завистливо подавился колбаской, закашлялся и нечаянно выбил кружку из поднятой руки спящего принца Харли, который проснулся с энергичной улыбкой и, мгновенно оценив ситуацию, заявил:

— Вот так и знал, что кончится соревнованием, у кого уд длиннее! А какова награда победителю?

— Не нужны нам маленькие гальюны, — прорычал Цеховой старшина, натягивая штаны, — нужны удобные и не высокие!

— Ваше Высочество, гальюн — награда! — заржал Дрюня. — Сработанный по индивидуальному проекту!

Редьярд взглянул на шута гораздо трезвее, чем можно было бы ожидать после количества выпитого. Сделал знак гномам, держащим бутылку, разлить новые порции. Поднял кружку, поднялся сам и заявил:

— Други, предлагаю тост! Поскольку размер имеет значение, выпьем за него!

— За размер! — просипел едва не откинувший копыта Йорли и с трудом встал.

— За размер! — вскакивая, заорали уважающие себя мастера, подстёгиваемые улюлюканьем шута и залихватским свистом принца Харли.

В приоткрывшуюся створку двери осторожно зашёл Стрёма. Остановился, шевеля большим кожаным носом. И отправился прямиком к королю Йорли, рядом с которым лежал недогрызенный фазаний скелет. Гаракенец, опускающийся на стул после тоста, едва не отшатнулся, обнаружив рядом серую тень размером с лошадь, бесшумно появившуюся рядом, с горькой укоризной в оранжевых глазах.

— Покорми собаку! — весело пояснил Редьярд. Глаза его горели воодушевлением — решение проблемы заключения соглашения с Драгобужьем казалось совсем близким.

В Малую королевскую столовую влетел запыхавшийся Грошек. Затормозил у стола, склонился в изящном поклоне. Сдув прилипшую прядь со лба, выпалил:

— Ваше Величество, принц Колей в настоящий момент изволит покидать башню, в коей вы изволили его запереть... — покосившись на гаракенского короля, добавил: — ... с целью поста и размышлений о судьбе Ласурии!

— То есть как, покидать? — изумился шут. — Его же там заперли?

Королевский секретарь снова посмотрел на гаракенцев и застенчиво добавил:

— Через окно...

— Во даёт! — ничуть не смущаясь ситуации, восхитился Йорли. — Колей — истинно твой сынок, Редьярд. Фамильное сходство на лицо!

— Дети, — поморщился Виньогрет, — лупить их надо! Может тогда поболе ума в головушках появится, а в задницах — поменьше дури!

Ласурский король задумчиво посмотрел на старшинский ремень из телячьей кожи, плотный, шириной в три ладони, увенчанный кованой пряхой. И поднялся.

— Друг Виньогрет, могу ли я попросить тебя об одолжении?

— Для тебя, Твоё Величество, что угодно! — вежливо ответствовал гном.

— Составь мне компанию в нелёгком деле воспитания подрастающего поколения?

Виньогрет вдруг расцвёл улыбкой, напомнив королю зубастый подсолнух.

— Идём, Твоё Величество!

Король Йорли потянулся за ними, но не смог сделать и нескольких шагов, как рухнул лицом в пол. Однако успел пробормотать:

— Сынок, ты за меня!

Принц Харли с гордым видом пересел на его место, протянул гномам кружку, а Стрёме — фазанью ножку, а Его Гаракенское Величество при помощи уважающих себя мастеров был откачен в угол столовой и положен на стоящую там оттоманку.

— Идём, старшина! — кивнул Редьярд, видя, что оставляет празднество в надёжных руках наследного принца.

Дрюня попытался последовать за своей венценосной тенью, но не смог подняться со стула, вздохнул и обречённо протянул кружку очередной смене, держащей бутыль.

Секретарь привёл короля с Виньогретом и сопровождающим их караулом гвардейцев к двери, ведущей в один из внутренних дворов замка. Приложил палец к губам.

— Т-ш-ш! Не шумите, а то напугаете Его Высочество и он, не дай Пресветлая, упадёт!

— А высоко он висит? — заинтересовался Цеховой старшина.

— Ровнёхонько посередине башни.

Гном переглянулся с Его Величеством.

— Для того чтобы кому-то всыпать, — глубокомысленно заметил Виньогрет, — надобно иметь его в непосредственной близости от ремня!

— Сейчас поимеем, — буркнул Редьярд, шепнул несколько слов на ухо начальнику караула и толкнул створку.

На улице царила глыбокая ночь. В темноте белела связанная из простыней верёвка, на которой покачивался огромным осиным гнездом непутёвый беглец.

Неожиданный выход Его Величества спугнул две неясные тени, прятавшиеся в соседних кустах. Тени заметались и припустились прочь, бросив трех лошадей на произвол судьбы.

— Догнать? — осведомился вернувшийся начальник караула.

Редьярд лениво махнул рукой, мол, не стоит, и, выйдя в квадрат света, падавший из дворцового окна, запрокинул голову.

— Эй, сынок, куда это ты собрался? — преувеличенно изумлённо поинтересовался он.

— Как я рад тебя видеть, папаня! — нерадостным голосом сообщил младший принц. — Видишь ли, ночь поста и покаяния привела меня к мысли посвятить себя служению добру! Я намереваюсь совершить паломничество по храмам Пресветлой, по пути совершая добрые дела во благо вдов, сирот...

— ...Девственниц, — подсказал отец, блестя глазами.

— Девственниц... — охотно согласился принц, — ... стоп! Каких девственниц? Что ты, отец, я намереваюсь воздерживаться от всех связей!

— От всех? — нехорошим голосом уточнил король. — И от освящённых браком тоже?

— Я хотел поговорить с тобой об этом... когда-нибудь! — воскликнул принц. — Видишь ли, я не готов к браку! Не ощущаю в себе нужной меры ответственности, не готов стать мужем! Вот и подумал, зачем обрекать на страдания бедную гаракенскую принцессу, а меня лишать возможности покаяться в беспутной жизни во всех храмах Ласурии?

— Действительно, — с удовольствием поддакнул Виньогрет и щёлкнул пряжкой. Одной рукой придерживая порты, другой потянул ремень.

— Спускайся, — приказал Редьярд, — сейчас мы с почтенным старшиной будем придавать тебе ответственности в нужной мере!

— Ой! — громко сказал Колей, разглядев внушительно поигрывающий в руке рыжего коротышки ремень. — Отец, ты хочешь меня опозорить перед гостями?

— Какой же это позор? — посмеиваясь в усы, спросил Его Величество. — Для наших гостей станет честью поучить уму-разуму члена королевской династии! Спускайся, говорю!

— Ты не имеешь права меня лу... — принц посмотрел на сопровождающих короля и изменил формулировку: — на придание мне ответственности! В нужной мере! Я должен дойти до этого своим умом!

— Вот с задних ворот и начнёшь свой путь! — начиная злиться, сказал король. — Слезай, я сказал!

— Я, пожалуй, вернусь в башню! — несчастным голосом произнёс принц.

— Нет, ты спустишься! — заорал, наливаясь кровью, как клещ на собачьем ухе, Его Величество. Выхватил арбалет из рук стоящего рядом начальника караула, навёл на принца. — Или?..

Виньогрет одобрительно шлёпнул себя ремнём по ляжке. Звук получился внушительным. Под верёвкой, внизу, задвигались какие-то подозрительные фигуры.

— Не сметь лезть на мою верёвку! — закричал Колей, пытаясь разглядеть происходящее двумя этажами ниже. — Отец, ты должен научиться уважать мою личность!

— Сын, — неожиданно успокоился Редьярд, целясь, — ты должен научиться уважать интересы государства!

— Отдай арбалет мне, Твоё Не Очень Трезвое Величество, — вдруг подал голос Цеховой старшина, возвращая ремень на место, — ты же не в верёвку целишься, нет?

— Как ты догадался? — изумился Редьярд, но арбалет отдал.

— Мои глаза и руки трезвее твоих, — ухмыльнулся гном, беря прицел, — потому позволь применить воспитательную меру мне. Твоё Высочество, готов?

— К чему? — с ужасом крикнул принц. — К чему готов?

— Вот к этому... — пробормотал Виньогрет и нажал на спусковой крючок. Болт свистнул. Колей заорал нечеловеческим голосом, отпустил верёвку и камнем рухнул... на ковёр, принесённый гвардейцами из дворца и туго натянутый. Всё ещё вопя, он скатился с него на землю, держась за араблетный болт... торчащий из ягодицы.

— Ожин... — негромко позвал король.

Целитель выступил из темноты, пряча ладони в рукавах домашнего халата. На его ночном колпаке были вышиты трогательные птички.

— Кровотечение остановить, корму Его Высочеству перевязать и всё!

— А как же исцелить рану? — удивился мэтр.

— А после свадьбы! — ехидно улыбнулся король. — Аккурат перед первой брачной ночью, но не раньше! Понял меня?

— Вполне, — растерянно ответил Жужин, направляясь к Его Высочеству и бормоча под нос: — В гробу и пресвятых тапочках я видел такую работу!

— Вот это я понимаю, воспитательные процедуры на благо Отечества! — довольно огладил бороду Цеховой старшина, отдавая арбалет одному из гвардейцев. — Клянусь молотом Торуса, ты правильный парень, Твоё Величество! С тобой можно иметь дело!

— Обязательно будем иметь! — лукаво улыбнулся король. — Вот только дай срок разобраться с гальюнами!

Мимо них провели обратно в башню понурившегося и хромающего принца.

— К вопросам, над которыми следует поразмышлять, добавь-ка уважение к отцу! — сказал Редьярд в спину сыну.

Тот лишь передернул плечами.

— Идём, старшина! — хлопнул Его Величество по плечу уважающего себя мастера. — Надобно достойно закончить ужин!

— Закончить? — изумился гном. — Твоё Величество, бутыль наполовину полна!

— Наполовину?! — ужаснулся король. — Ожин, завтра в шесть быть у меня в спальне... ну, или где я буду валя... почивать!

— Слушаюсь, Ваше Величество! — по-военному вытянулся целитель.

И тяжело вздохнул.

***

Бруни и Кай проснулись одновременно — сказалась многолетняя привычка ранних пробуждений у обоих — и изумились, разглядев, что спали одетыми.

— Вот так первая ночь под крышей дворца! — засмеялась Матушка, обнимая любимого за шею и с удовольствием глядя в его тёмные глаза, в которых тоже плескался смех. — Не так я себе это представляла!

— А как? — заинтересовался принц, подтаскивая её повыше и кладя себе на грудь.

— Ну-у... — задумалась Бруни. — Много свечей, лёгкий ужин, неторопливый разговор... тёплый морс с мёдом на ночь... И ты...

— И ты... — эхом повторил Кай. Осторожно покрутил головой: — Сильна эта гномья водка! Меня до сих пор мутит!

Матушка благоразумно промолчала о том, что её вчерашний день и вовсе был пропитан алкогольными парами, начиная с розового гаракенского и заканчивая подарком Драгобужской делегации.

В дверь постучали.

— Ваше Высочество, ванна наполнена! — раздался голос адъютанта. — Доброго утречка!

— Доброго! — ответил Кай и подарил Бруни такой поцелуй, что она позабыла и об алкоголе, и времени суток. — Нам надо вставать, родная! У меня очень жёсткий график, тебе придётся...

— Я привыкну, — поторопилась кивнуть Матушка, — главное, что каждый вечер ты будешь засыпать рядом со мной...

— А ты каждое утро просыпаться в моих объятиях! — принц поцеловал её в лоб и помог подняться. — Идём, сделаем вид, что принимаем ванну!

— Да ты обманщик! — засмеялась Бруни, пытаясь пальцами расчесать спутавшиеся за ночь волосы.

— Мы с тобой выглядим так, будто спали на сеновале, — заметил Кай, за руку ведя её в купальню. — Придётся принять меры!

Едва дверь купальни закрылась, как оба, не сговариваясь, принялись торопливо стягивать друг с друга одежду.

— Очень... хочу... принять... ванну... — в перерывах между поцелуями призналась Бруни.

Кай подхватил невесту на руки и, осторожно опустив в тёплую воду, опустился сверху сам и признался, покрывая поцелуями её лицо, шею, плечи:

— Я хочу этого не меньше!

Несмотря на обманувшую ожидания ночь, утро выходило вполне романтичным.

После ванны, обтеревшись большим полотенцем, принц надел свободные штаны и босиком прошлёпал к выходу из купальни. С порога улыбнулся:

— Для тебя — мой халат, родная.

— А ты куда? — удивилась Матушка.

— На тренировку, — пояснил он и вышел.

Бруни вспомнила виденную вчера просторную залу, на стенах которой висело разнообразное оружие. Она бы тоже потренировалась с утра, например, в приготовлении любимому завтрака! Её губы тронула улыбка, кажется, скучать не придётся! Вот только нужно решить проблему с одеждой!

— Моя госпожа, — раздался голосок из-за двери, — я — Катарина Солей, горничная. Её Светлость герцогиня рю Филонель прислала меня в полное ваше распоряжение. Я помогу вам одеться!

Бруни, запахнув халат, подол которого волочился за ней как королевская мантия, поспешила выйти в коридор, где увидела присевшую в реверансе невысокую тоненькую девушку с тёмно-каштановыми волосами, собранными в хвост. Ореховые глаза и лукавая мордочка делали её похожей на лисичку.

— Добрых улыбок и тёплых объятий! — приветливо поздоровалась Матушка. — Честно говоря, я не представляю, что надевать.

— Не беспокойтесь, госпожа, — улыбнулась Катарина, — я принесла всё необходимое!

— Кажется, я по уши в неоплатном долгу перед герцогиней! — пробормотала Бруни, направляясь в спальню.

Горничная помогла ей одеться и сделать причёску. Платье в этот раз оказалось цвета сливок, рукава и вырез горловины были оторочены каким-то коричневым мехом. На туфельках красовались на золотых шнурах помпончики того же меха, что и отделка платья.

Бросив на себя взгляд в зеркало, Матушка осталась довольна внешним видом. Выйдя из спальни в гостиную, села на диван и приглашающе похлопала ладонью по сиденью:

— Присядь, Катарина.

— Но... — попыталась возразить та.

— Пожалуйста, — добавила Бруни, чем несказанно изумила горничную. — И расскажи мне, что я должна делать, что мне нужно и чего не нужно во дворце? Доселе самый знатный дом, в котором мне приходилось бывать, это магистрат.

Горничная смешно наморщила маленький нос. Как узнала потом Матушка, гримаска появлялась у Солей в минуты глубокой задумчивости.

— Я осмелюсь предложить вам вначале заняться гардеробом, — заговорила девушка. — Если вы пожелаете, я сейчас же приглашу сюда дворцовых белошвеек и сапожника — они снимут мерки для белья и обуви.

— А одежда? — удивилась Бруни.

Улыбка Катарины была заразительна.

— Мастер Артазель заявил, что платья для вас будет шить только сам. И уже затребовал у Гильдии Портных дополнительно двадцать учеников и пять подмастерьев!

— Ну, тогда я спокойна, — засмеялась Матушка, — мастеру я доверяю целиком и полностью! Что ещё?

— Свита, моя госпожа. Количество приближённых указывает на знатность и близость к трону. В настоящее время самая большая свита во дворце у Его Величества, Её Светлости рю Филонель и Его Высочества принца Колея.

Бруни поморщилась.

— Катарина, давай договоримся сразу — я не знатная дама, никогда ей не была и не желаю быть. Понимаю, что мне придётся в чём-то пойти на уступки двору, но собираюсь делать это крайне редко! Какая, по твоему мнению, свита может действовать наиболее успешно при наименьшем количестве людей?

— А давайте-ка посчитаем, — заинтересованно воскликнула горничная и принялась загибать пальцы: — Одна старшая и три младшие горничные нужны обязательно — помогать одеваться, следить за готовностью нарядов на следующий день, за чистотой белья и обуви. Статс-дама в роли компаньонки на официальных мероприятиях, на которых Его Высочество Аркей не сможет присутствовать в качестве вашего спутника, фрейлины — выполнять поручения, передавать записки, поддерживать беседу...

— Поддерживать беседу?! — воскликнула Матушка. — Пресвятые тапочки!

— Травница — отвечает за хорошее самочувствие и цвет лица, — продолжала горничная. — Куафер — делает ежедневные и праздничные причёски. Личный целитель — по желанию. Астролог — следит за звёздами и даёт советы в делах. Конюший...

— Стоп! — воскликнула Бруни. — Горничные и четыре фрейлины пусть остаются, а вот без остальных я вполне обойдусь!

Катарина округлила глаза, но ничего не ответила.

— Посоветуй мне девушек из своего окружения: сообразительных, расторопных и честных, — продолжала Бруни. — И подскажи, где их находят, фрейлин этих?

— Сообразительных, расторопных и честных фрейлин во дворце нет! — хмыкнула горничная. — А с девочками я сегодня потолкую.

Обе женщины переглянулись с пониманием.

— После завтрака пригласи белошвеек и сапожника, — кивнула Матушка, — затем приведи тех девушек, которых сочтёшь подходящими в мои горничные. А вот что делать с фрейлинами, ума не приложу!

— В Вишенрог прибыли многие знатные семейства Ласурии, посмотреть на торжества, завязать приятные знакомства, оговорить помолвки. Приглядитесь к дочерям из этих семей — вы увидите их на свадьбе и последующих за ней празднествах, — подсказала Катарина. — Возможно, девушки из провинции окажутся не так испорчены, как тутошние?

— Спасибо за совет, — благодарно улыбнулась Бруни. — А сейчас проводи меня в кухню — я ещё не освоилась во дворце и боюсь заблудиться!

— Желаете позавтракать? — с готовностью вскочила горничная. — Так я принесу — вы только скажите, что?

— Я желаю приготовить завтрак для Его Высочества, — покачала головой Матушка. — А вот донести его ты мне поможешь!

— Хоу! — восхищённо воскликнула Катарина. — Сами завтрак приготовите? Как это здорово!

Кухня засыпала лишь к трём ночи, но уже в пять утра отчаянно зевающие поварята подкидывали дровишек в печи и начинали крутить вентили на водяных трубах, наполняя бочки — в период царствования Редьярда Третьего Гильдиями Каменщиков и Механиков были проведены работы по модернизации дворца, в результате чего появились водопровод и канализация.

Несмотря на ранее время, мастер Понсил уже занимал 'капитанский мостик' в углу, а Старшая Королевская Булочница, выпекая на широкой плите тончайшие блины, покрикивала на подручных, раскатывающих тесто для утренних булочек.

Прежде чем подойти к ней, Матушка направилась к шеф-повару, приветливо поздоровалась с ним, поинтересовалась о самочувствии и испросила разрешения готовить по утрам завтраки для принца. Старик, если и был удивлён, вида не показал. Пошевелив тонкими губами в беззвучном шёпоте, распорядился выделить Бруни отдельный стол, плитку и продукты, какие она пожелает. А когда она — действительно! — занялась омлетом с зеленью, сыром и бужениной, подошёл понаблюдать за процессом. Он не сказал ни слова, но, глядя на её уверенные движения, на пышную луну ароматного омлета, присыпанную зеленью, кажется, остался доволен, поскольку хмыкнул и одобрительно кивнул головой.

— Ну, ты, подруга, даёшь! — шёпотом сказала ей Ванилла, когда королевский повар отбыл на своё место. — Это ж какие разговоры пойдут! Это ж впервые во дворце! Это ж вообще ни в какие ворота не лезет!

— Это влезет в моего Кая, — хихикнула Бруни, подавая один из подносов Катарине, а другой беря сама. — И, подруга, мы с тобой вчера не договорили! Как будешь свободна — я жду тебя в покоях принца.

— Какое вино на этот раз? — свернула глазами та.

— Стыдись, — укорила Матушка, — никакого!

Ванилла поклонилась, скромно опустив ресницы:

— Как пожелает Ваше Высочество!

Показала бы ей Матушка кулак, да руки уже были заняты!

После доставки завтрака в гостиную Катарина была отпущена выполнять указания новой госпожи. А Бруни направилась прямиком в комнату, откуда доносился звон мечей, и короткие свистящие выдохи сошедшихся в поединке мужчин. Она ожидала увидеть в паре с принцем его адъютанта, но приоткрыла створку и застыла, не в силах оторвать глаз от двух мускулистых тел, блестящих от пота. Соперники, черноволосый и красноволосый, не уступали друг другу, двигались так стремительно, что сложно было уследить за движениями бугрящихся мышцами рук, за посверкивающими в свете магических светильников мечей, за прыжками и пируэтами, напоминавшими красивый, но смертельно-опасный танец. Короткий рык — и красная полоса украсила грудь принца. Матушка едва не закричала, закрыла рот ладонями. Полковник Лихай, чей мундир и рубашка висели на крюке у входа, отступил назад, отсалютовал противнику мечом.

— Вижу, тяжело вчера пришлось Твоему Высочеству — реакция запаздывает!

— Не спрашивай! — усмехнулся принц. — Позавтракаешь с нами?

Красное Лихо дёрнул точёными ноздрями:

— Омлет, буженина, овощи, жареные колбаски, морс... И маленькая хозяйка, притаившаяся за дверью!

— Бруни? — удивился Аркей.

Понимая, что прятаться бесполезно, Матушка толкнула створку и вошла, не зная, куда девать глаза: мужчины, разгорячённые схваткой, обнажённые до пояса, выглядели провокационно, но ужасно привлекательно.

— Добрых улыбок, полковник! — поздоровалась она и посмотрела на Кая: — У тебя кровь!

Он ладонью смахнул капли с груди.

— Ерунда. Если бы Лихо хотел располосовать — располосовал бы.

— Я просто пытался разбудить его маленькая хозяйка! — Торхаш бросил принцу клинок. Мимо Бруни направился к крюку, где висели его рубашка и мундир. Она невольно обратила внимание на его литое, по сравнению с сильно похудевшим за время заключения в темнице Каем, тело — тело сытого хищника. — Он сегодня слишком неуклюж!

Кай фыркнул ему в спину, поставил мечи на стойку и, подойдя к Бруни, поцеловал её, вовсе не стесняясь друга.

— Ты принесла нам завтрак? — поинтересовался он. Заметив, как что-то изменилось в её глазах, поправился: — Нет! Ты приготовила нам завтрак?

Матушка расцвела улыбкой.

— Мы сходим во двор, обольёмся и вернёмся, — пояснил Его Высочество, направляясь следом за оборотнем.

— Водой? — изумилась она. — Так холодно же?

Ответом был издевательский смех полковника Торхаша. Бруни с негодованием посмотрела им вслед и отправилась расставлять тарелки.

Оба скоро появились — посвежевшие, затянутые в мундиры, с румянцем на щеках. Усевшись за стол, с удовольствием приступили к трапезе. Матушка порадовалась, что догадалась захватить еды больше, чем на двоих.

— Полковник, вы сегодня увидите Веся? — спросила она, и когда оборотень кивнул, попросила: — Передайте ему, что я скучаю.

Тот переглянулся с принцем.

— Родная, после того, как ты покинула квартал Мастеровых, мальчику будет лучше жить в общежитии университета, — отложив вилку, сказал Кай. — Я не стану возражать, если ты решишь поселить его здесь, но... дворец не лучшее место для воспитания подрастающего поколения.

Бруни задумалась. Следовало что-то срочно решать: с родительским домом, с Весем, с новым трактиром, однако она не представляла, как пройдёт этот день — последний день её относительно 'незамужней' жизни, и что ждёт её завтра?

Аркей и Лихай молча ждали.

— Ты прав, — наконец, подняла глаза на жениха Матушка, — но я хотела бы увидеть Веся и поговорить с ним об этом сама.

— Я приведу его вечером на ужин, — кивнул полковник, — и с удовольствием останусь поужинать в кругу семьи...

И глядя на него, Бруни вдруг сердцем почувствовала — оборотень действительно считает их семьёй. Кровника, его невесту и... их приёмного сына.

***

Архимагистр Никорин чрезвычайно редко позволяла себе валяться в кровати после восхода солнца. Во-первых, ей нравилось раннее утро портового города. Во-вторых, в этом время её беспокоили только, если случалось что-то из ряда вон выходящее. В-третьих, после прогулки вкусный и сытный завтрак, казался ещё вкуснее и сытнее.

Вот и сегодня она встала на рассвете, облилась в купальне ледяной водой, надела любимый коричневый бархатный костюм и ботфорты, и собралась было покинуть башню, как тренькнул перстень на пальце — её вызывал кто-то, имеющий подобные перстни. Таких во всей Ласурии набиралось человек пять, включая Его Величество, однако перстень связи с королём Ники носила отдельно, на безымянном пальце правой руки, как обручальное кольцо, что чрезвычайно льстило Редьярду и бесило Её Светлость рю Филонель, — и никогда не снимала.

Она поморщилась — так была настроена на прогулку, но соответствующий пасс сделала, отправляя энергию через перстень вызывавшему. Портал открылся в покои рю Вилля. Начальник Тайной канцелярии выглядел подтянуто и свежо. Это Ники всегда в нём нравилось. Трояна, казалось, не брал ни возраст, ни регулярные попойки с Его Величеством, ни довольно насыщенная общественная и личная жизнь.

— Добрых улыбок, дорогая, — плотоядно улыбнулся рю Вилль, — не желаешь ли позавтракать со мной?

— У меня другое предложение, — ответно улыбнулась архимагистр, — составь мне компанию на утренней прогулке? А потом зайдём куда-нибудь позавтракать в порту.

Герцог, не задумываясь, поднялся:

— В порт? С тобой, Ники? Это предел моих мечтаний! Где встречаемся?

— Под третьим фонарём на набережной Русалок.

— Идёт!

Всё ещё улыбаясь, архимагистр прервала связь. К Рю Виллю она испытывала искреннюю симпатию, а с десяток лет назад даже некое подобие страсти. Была в нём та же бесшабашная удаль, что и в Ясине, то же мужество и странноватые для сухопутных понятия о чести, понять которые могли лишь бороздившие моря. Если бы с её должностью сочеталось семейное положение, она, пожалуй, связалась бы с начальником Тайной канцелярии узами брака, и, в конце концов, поимела бы герцогский титул и весьма немалое состояние. Поскольку было совершенно ясно — Ники переживёт мужа. За прошедшие годы она испытала на своей шкуре столько бурных романов, что самые ранние уже начали забываться. Мужчины в жизни архимагистра появлялись и исчезали, стёртые ладонью неумолимого времени, как следы на песке — прибоем. А она жила... Потому и довольствовалась краткосрочными встречами, не позволяя взрастить в душе цветы любви, лишь яркие бутоны страсти, с которых быстро опадали лепестки.

Ники прихватила меховую муфту: несмотря на самоподогрев, разрешённый магам в качестве постоянно применяемого заклинания в общественных местах, у неё мёрзли пальцы, и тепло и ласка меха становились физически приятным дополнением к прогулке.

На улице было холодно. Похоже, в Вишенрог пришла, наконец, настоящая зима, не только со снегом, но и с морозами. На пустых улицах ещё светили магические фонари. Холодный свет не давал ощущения тепла. Архимагистр шла, не торопясь, укутав руки в муфту. Любовалась снеговыми навесами, выглядывающими с крыш, укутанными снегом деревьями и скамьями, слушала пересвист пташек. Такой, спокойный и сонный мир, казался ей самым правильным из всех, но всегда существовало что-то, что создавало угрозу спокойствию и мирному сну. Вот и рю Вилль предлагал встречу неспроста...

Герцог уже стоял под фонарём, глядя на море. Одет был легко — рубашка да куртка из плотной шерсти. Ветер трепал его седые длинные волосы, собранные в хвост на затылке, покачивал серьги в ушах.

Услышав шаги, рю Вилль обернулся и расплылся в улыбке.

— И почему я раньше не догадывался о том, что можно гулять по утрам! — воскликнул он. — Ники-Ники, ты открыла мне глаза!

Подойдя, она взяла его под руку. Спустившись по лестнице с набережной, оба, не сговариваясь, двинулись по пляжу в сторону причалов. Под ногами поскрипывал песок пополам с ледяной коркой, с моря задувал промозглый ветер, несмотря на мороз не столько холодный, сколько влажный, над головой клубились тучи, полные ледяного крошева, и чайки носились с криками над волнами, не спеша прятаться от стихии.

— Будет шторм, — заметил рю Вилль, — а завтра свадьба Их Высочеств. Твои погодные маги?..

— ...Начнут работать вечером, — покивала Ники, — и завтра нас ждёт чистое небо и спокойная вода.

— Ага-ага, — покивал герцог, — а в каком направлении уйдёт шторм?

Архимагистр покосилась на него. Герцог был безмятежен и ленив, задумчиво глядел то на облака, то на волны...

— Каков размер доли? — поинтересовалась она, делая такое же безмятежное лицо.

— Не понял, о чём ты? — искренне изумился Троян.

— О доле добычи, которую пиратские корабли получат после рейда по штормовому пути, конечно! — усмехнулась Ники. — Ты же собрался сообщить информацию, полученную от меня, своим старым корешам, не так ли?

— Подослать к тебе наёмного убийцу, что ли? — расстроился герцог. — У меня есть очень опытные!

— Не сомневаюсь, — Никорин сладко потянулась, вспоминая проведённую совместно с Вирошем ночь, — однако меня убить не так просто! Лишь недалёкий человек отважится попробовать такое. Трой, не разочаруй меня!

Рю Вилль вздохнул.

— Ники-Ники... Ну что с тобой делать? Спи спокойно!

Она шутливо поклонилась:

— Благодарю!

Дальнейший путь проходил в молчании. Что толку в словах, когда знаешь собеседника, как облупленного? Когда идёшь с ним бок о бок, ощущая сквозь одежду тепло и движения тела, и нет желания нарушать приятное статус кво? Когда шаги одинаковы и выверены, будто с этим человеком ты гуляешь не по мокрому песку, а по жизни?

У центральных причалов покачивались на волнах две свадебных ладьи. Судя по крикам и свисту боцманов, стукам молотков, топоту ног по палубе, украшение кораблей было в самом разгаре. Матросы меняли паруса на новые, драили полы, обвешивали борта пышными украшениями, сплетёнными из лент и сухих цветов, опутывали мачты гирляндами с магическими фонариками, которые будут поддерживать зажжёнными всю брачную ночь корабельные маги.

— Счастливые! — заметил рю Вилль, разглядывая судна. — Ночь любви в ладонях океана — что может быть прекраснее?

— Умереть в любимых руках, — грустно улыбнулась Ники и отвернулась. Его Светлость посмотрел на неё с удивлением и перевёл тему: — Куда идём завтракать?

— Выбирай, — попросила она, не отводя глаз от серого горизонта, будто искала там нечто давно утерянное, — думаю, ты разбираешься в здешних заведениях не хуже меня!

Рю Вилль невольно выпятил грудь.

— Тогда идём в 'Чёрную каракатицу'! В своих ресторанах я уверен в том, что мне кладут в тарелку!

— Она твоя? — изумилась Никорин, поворачиваясь. — Вот уж не знала!

— Я купил её у прежнего владельца за бесценок, — пожал плечами Троян. — Это не просто матросский кабак, это — памятник архитектуры и истории Вишенрога! Я не мог позволить выстроить на её месте ещё один уродливый склад или бордель!

— Я бывала там ребёнком, — тихо сказала Ники, — много-много лет назад!И герцог не решился уточнить, сколько конкретно лет она имеет в виду?

***

— Ну что ты возишься? — простонал Его Величество, держась за голову. — Долго ещё?

— Тяжело снимается! — пропыхтел красный, как рак, мэтр Жужин, чьи ладони лежали аккурат на царственной макушке. — Вы бы пили наше, отечественное, Ваше Величество! Ну их, эти иностранные изыски!

— Молчи и работай! — рявкнул король и снова застонал. — Ой-й-й... Каменная водка сведёт меня в могилу!

— Драгобужская делегация такого позора не переживёт, — вежливо заметил стоящий рядом с королевской кроватью с блокнотом в руках Ян Грошек. — Договор с Крамполтотом подписан не будет, а Южный торговый путь пойдёт через Крей-Лималль...

— Уйди, добрый человек! — умирающим голосом попросил Его Величество. — Нет, стой! Через час ко мне глав гильдий Плотников и Механиков. Пригласи рю Вилля... И позови моего старшего сына — хватит ему нежиться в кровати с будущей женой, тем самым нарушая правила приличия!

— Они уже завтракают, — сообщил секретарь. — Госпожа Рафарин изволила приготовить вашему старшему сыну завтрак.

— Какая забота, — пробормотал Редьярд, — а обо мне кто позаботится?

Целитель благоразумно промолчал.

— Давайте, я? — осторожно поинтересовался секретарь. — Чего изволите, Ваше Величество?

Его Величество подумал и издал нехороший горловой звук.

— Ничего не изволю, меня при одной мысли о еде мутит! И разыщите кто-нибудь моего шута, наконец! Вид его мучений доставит мне удовольствие!

— Будет сделано, — Ян пометил что-то у себя в блокноте. — Я могу идти? Встречаемся через час в вашем кабинете?

— Да-а-а! — застонал король, свиваемый в жгут новым приступом жутчайшей головной боли. — Ожин, ну что ты возишься?!

— Отечественное похмелье, Ваше Величество, легче поддаётся коррекции!

— Заткнись, умник!

— Понял, молчу!

***

Никорин переступила порог 'Чёрной каракатицы' так осторожно, будто боялась наступить на медузу. Так думал рю Вилль, наблюдая за ней, и сам же себя укорил: 'Какая чушь!' Ники медуз не боялась. Интересно, было ли что-то, чего она на самом деле могла испугаться?

Подскочивший хозяин, низко кланяясь, провёл клиентов на второй этаж — на открытую галерею, шедшую над основным залом, разделённую на отдельные кабинеты переборками, напоминавшими корабельные. Если внизу стояли потемневшие от времени скамьи и скрипящие бочонки в качестве табуретов — не успели закупить новые! — то в галерее мебель поменяли. Разместили удобные диваны, обитые бархатом, круглые столики, над которыми повесили магические лампадки в виде птиц с распростёртыми крыльями: моряки любили такие во все времена.

— Уютненько! — заметила архимагистр. — Мне нравится! Помнится, в прежние времена здесь стояли бочонки с солониной и пахло... специфически.

— Очень рад! — покивал герцог и посмотрел на трактирщика: — Чем бы нам позавтракать?

Тот покосился на стройную спутницу хозяина заведения и поинтересовался:

— Полегче позавтракать или поплотнее?

Ники зябко потирала руки.

— Поплотнее, — приказал, заметив, рю Вилль: — И присмотри, чтобы нас не беспокоили!

— Будет сделано!

— Итак? — спросила Никорин, проводив его взглядом. — Ты уже скажешь мне, для чего я понадобилась?

— Ники, — мягко ответил Троян, — я могу даже показать! Но только если буду уверен, что твой аппетит от этого не пострадает!

Никорин подняла тонкие брови.

— Даже так? Ты заинтриговал меня! Давай, выкладывай!

Герцог вытащил из внутреннего кармана камзола футляр, в каких носили обычно свитки, чтобы не помялись. Протянул ей.

— Помни, ты обещала отведать здешнюю кухню! — улыбнулся он, но улыбка показалась Ники напряжённой.

Она сняла крышку с футляра и вытащила свёрнутые листы бумаги, исчёрканные резкими карандашными линиями. На первом было изображено нечто, бывшее когда-то человеческим телом. Из изодранного тулова вываливались внутренности, змеились по снегу. Чёрный карандаша резко контрастировал со снежной поверхностью, наведённой слабыми тенями. Человеку с богатым воображением вовсе не сложно было заменить чёрное на красное, чтобы получить нужный эффект.

На воображение Ники никогда не жаловалась.

Тело на втором листке было женским и выглядело лучше первого: у него сохранилась голова, одна рука и почти целые ноги. Лицо было обезображено, то ли объедено, то ли сорвано.

С третьего рисунка смотрели из темноты заснеженного леса чьи-то горящие глаза.

— Неужели демон? — пробормотала Ники, внимательно вглядываясь в изображения.

'Глаза' она отложила сразу, бросив лишь короткий взгляд. С бумаги несло страхом художника. Испуганного маэстро вряд ли можно было назвать объективным!

— Думаешь, демон? — чему-то обрадовался Трой. — Если так, надо искать ведьму либо мага-отступника. Места там глухие, всякое может быть.

— Там — это где? — поинтересовалась архимагистр.

— Местечко Вожедан, почти на границе с Узамором. Лес вокруг. До деревеньки пять дней пути от Северо-восточного Узаморского тракта. Сейчас не проехать — всё завалено снегом — только использовать наведённые порталы.

Ники снова уткнулась в бумаги.

— Кто рисовал?

— Штатный художник Следственного управления Сорморского округа. Когда начали пропадать люди, селяне обратились за помощью к владельцу земли — графу рю Сорсу, и тот выделил отряд стражников и пару егерей.

— Егерей? — уточнила архимагистр.

Начальник Тайной канцелярии пожал плечами.

— Там глухая чащоба вокруг, естественно, вначале подумали на волков или других хищников. Графские слуги вместе с деревенскими устроили облаву, прочесали лес. Перебили видимо-невидимо живности, нашли одного пропавшего. Зверье ещё не успело окончательно уничтожить останки...

— И? — не выдержала Ники.

К столу подошёл слуга, составил с подноса тарелки и чашки и, поклонившись, удалился.

— На следующий день после облавы пропала ещё пара местных и один из егерей, — дождавшись, пока он уйдёт, сказал герцог. — Письмо министру по внутренним делам с просьбой о помощи жителям деревни подписал уже сам рю Сорс. В Вожедан порталом направили следственную группу в составе старшего дознавателя, его помощника, целителя и художника управления. После получения их донесения было принято решение о передаче дела моему ведомству.

— Я могу почитать?

Рю Вилль достал из того же кармана сложенный вдвое конверт со сломанной сургучной печатью, отдал Ники, спросил:

— Тебе налить морса?

— Да, будь добр! — рассеянно ответила она, погружаясь в чтение.

'Следственной группой под руководством... в составе... обнаружено тело, принадлежавшее жительнице Вожедана..., 35 лет, незамужней, род занятий — травница. Мягкие ткани лица и головы отсутствуют. На шее и правом запястье плече обнаружены укусы, которые предположительно носят животный характер, повреждены мягкие ткани в области живота и бёдер, на них виднеются характерные рваные следы, скорее всего, оставленные клыками. Вокруг тела обнаружены следы животного, схожие со следами волка огромных размеров...'.

— Откуда столько допущений? — удивилась Никорин, отпивая морс. — 'Предположительно... Скорее всего...' Дознаватель с целителем, что, никогда не видели, как выглядят укусы?

Рю Вилль, не ответил, предоставив собеседнице право разобраться самой.

— Стоп! — сама себе сказала Ники. — Я правильно прочитала между строк, Трой — они подозревают в нападениях оборотня, но прямо говорить об этом не желают?

— Умница, — расцвёл улыбкой герцог. — Именно это они и пытаются сказать, но в свете событий последних лет нам крайне невыгодно иметь в убийцах честных граждан оборотней. Политика Его Высочества Аркея по их адаптации в обществе только начала приносить плоды, и эти плоды впечатляют! А подобное дело вновь всколыхнёт волну межрасовой ненависти и станет спусковым крючком к очередной бойне на окраинах! Нам это не нужно!

— А что нам нужно? — заинтересовалась архимагистр, возвращая письмо.

Рю Вилль с наслаждением выдул морс и со стуком поставил кружку на стол.

— Ты сама подсказала ответ, Ники! Нам нужен демон!

***

Лихай Торхаш стоял у двери, нетерпеливо притоптывая ногой — ждал, пока завтрашние новобрачные нацелуются на день вперёд.

— Ужин в кругу семьи, — улыбнулся на прощание принц, — как мне этого не хватало!

— Но... — попыталась возразить Бруни, желая напомнить ему об отце и брате. Аркей нежным поцелуем заставил её замолчать.

— Без тебя круг неполон!

И вышел.

Прижав руки к груди, Матушка судорожно вздохнула — осознать несчастье гораздо легче, чем поверить в счастье, неожиданно вошедшее в твою жизнь и заполнившее её без остатка!

Вернувшись в гостиную, она составила грязную посуду на поднос, не без опаски тронула магический колокольчик, вызывающий прислугу — Кай показал, как им пользоваться. Колокольчик издал нежное треньканье, напомнившее ей пересвист зяблика, и почти сразу следом за ним в покои вошла, нет, ворвалась маленькая Катарина, глаза которой горели неизбывным энтузиазмом. Следом за ней зашли несколько девушек в скромных серых платьях, похватали подносы, протёрли стол, составили к нему стулья и исчезли. Матушка следила за ними с одобрением — девушки явно знали свою работу.

— Вы готовы к примеркам? — спросила её Катарина.

Бруни кивнула растерянно — не ждала событий так быстро. Думала, придётся поскучать, прежде чем и для неё найдётся занятие. Однако жизнь во дворце оказывалась кипуча!

— Где вам будет удобнее? Может быть, в спальне?

— Здесь! — ответила она. Представить череду чужих людей в комнате, где она провела первую почти законную ночь с любимым, и где стоял портрет Её Величества, было решительно невозможно!

— Зайдите! — крикнула Катарина, и... несколько следующих часов слились в памяти Бруни в один бесконечный.

Её крутили как куклу, снимая мерки, водили по комнате за ручку, отслеживая длину шага. Она перемерила кучу обуви, пытаясь определить для себя комфортную форму, высоту подъёма и каблука, она погрязла в принесённых белошвейками чулках, подвязках, перевязях, блузках и нательных рубашках. Часть готовых вещей подошла, и потому, когда сапожник, а затем и мастерицы ушли, на диване осталась груда белья, а перед ним — несколько пар туфелек разных цветов, зимние ботиночки, отороченные белым мехом и более тёплые сапоги высотой под колено — для прогулок по заснеженному городу.

— Ну вот, — с довольным видом огляделась раскрасневшаяся в процессе Катарина, — на первое время хватит!

— На первое? — изумилась Матушка. — Мне кажется, этого хватит на всю оставшуюся жизнь!

— Ну что вы! — рассмеялась горничная. — Лишь на малую её часть! А сейчас я вас накормлю!

— Я не голодна! — запротестовала Бруни.

— Время обедать! — строго сказала Катарина. — Уже половина дня прошла! Сразу предупреждаю Ваше Высочество — за режимом буду следить строго! Вам обоим с Его Высочеством не мешает немного отъесться! Итак, обед, а затем я приведу тех девушек из дворцовой прислуги, в которых уверена. А вы на них посмотрите!

— Ну, хорошо! — сдалась Матушка. — Тогда пригласи на обед Старшую Королевскую Булочницу. Знаешь её?

— Госпожу рю Дюмемнон все дворцовые знают, — с уважением ответила Катарина, — и вовсе не из-за супружника её, господина королевского шута. Хороший она человек — отзывчивый и добрый, хотя и строга, и криклива бывает не в меру!

Бруни скрыла улыбку. Характеристика была точнее некуда!

— Иди, — отпустила она горничную, — блюда на твоё усмотрение — раз ты собралась так строго обращаться с моим режимом!

Катарина взглянула на неё встревоженно — не рассердила ли хозяйку? Но увидев в её глазах лукавые искорки, разулыбалась сама и поспешила на кухню.

— Моя госпожа! — выскочил демонёнком из табакерки Лисс Кройсон. — Куда комод ставить?

— Какой комод? — изумилась Бруни.

— Его Высочество распорядился перетащить из покоев Её Величества комод, который подарил ей Его Величество. Королева им не пользовалась — он стоял в Малой гостиной, как украшение. А здесь всяко пригодится!

Бруни вышла в коридор. Потные и с трудом дышащие синие мундиры, распахнув обе створки двери, ведущие в башню Кая, втаскивали предмет интерьера, размерами напоминающий яхту среднего водоизмещения. Многоэтажная махина на когтистых лапах мифической зверушки была инкрустирована жемчугом, перламутром и веточками коралла, а зеркало, которое следом заносили ещё несколько гвардейцев, красовалось в раме из драгоценного оникса, придававшего амальгаме тёплый солнечный оттенок.

— В спальню, — осипшим голосом приказала Матушка, — если он, конечно, туда влезет!

Гвардейцы дружно отпустили комод, вытянулись по стойке смирно и сообщили в один голос:

— Втиснем, Ваше Высочество!

— Орлы! — воскликнул Лисс. — Тигры! Тащите дальше!

Следом за зеркалом в дверном проёме показался незнакомый Бруни офицер в синем мундире. Невысокий, жилистый, слегка небритый, с весёлым взглядом всё подмечающих зелёных глаз. Матушке были знакомы такие типажи — жизнелюбы и бабники, полные неуёмной энергии, однако способные мгновенно мобилизоваться для решения любых, даже самых трудных, задач.

— Лисс, представь меня! — коротко приказал он, и адъютант Его Высочества машинально вытянулся по струнке.

— Ваше Высочество, позвольте вам представить подполковника Форша рю Фринна, он замещает Его Высочество принца Аркея в полку в его отсутствие.

Рю Фринн уже подходил к Бруни, уверенным движением покорителя сердец брал её руки в свои и неторопливо касался пальцев губами. Та, так и не привыкшая к 'целованию ручек', зарумянилась, как прачка, увидевшая привлекательного кузнеца.

— Мечтал познакомиться с вами, мечтал! — неожиданно глубоким баритоном сообщил рю Фринн. — Завтра имею честь быть шафером Его Высочества на свадьбе, а сегодня хочу засвидетельствовать вам своё почтение и преданность!

Матушка внимательно посмотрела в насмешливые зелёные глаза: учтивые фразы вовсе не означали правды.

— Мне очень приятно это слышать, — улыбнулась она, — но на вашем месте я бы не торопилась клясться в преданности! Вы меня не знаете!

Рю Фринн выпустил её руки и чуть отступил, чтобы оглядеть с ног до головы.

— Вы правы! — заметил он. — Ваша искренность делает вам честь, моя госпожа. И я бы даже поверил, но... — он сделал многозначительную паузу, переглянувшись с прятавшим лукавую улыбку Лисёнком, — ...я слишком верю Его Высочеству, чтобы решить, будто он ошибся в спутнице жизни!

Матушка задумалась над контраргументом, но в этот момент из спальни раздался грохот — не иначе предмет интерьера отказывался встать на предназначенное ему место.

— Стоять! — рявкнул подполковник так, что Бруни подскочила на месте. — Отставить ронять комод! Что вы там делаете, аркаешевы дети?!

И он, ещё раз поцеловав Матушке руку, ринулся в спальню, придерживая рукой шпагу на боку.

— Истинный демон! — одними губами прошептал Кройсон и посторонился, впуская Катарину и Ваниллу, на пару несущих подносы с судками и тарелками.

— Решила помочь хрупкой девушке накормить Твоё Высочество! — подмигнула ей Ванилька, принимаясь накрывать на стол. — Мастер Понсил меня отпустил и велел передать тебе привет и свежеиспечённые булочки! А это у нас что? — не слушая ответную благодарность Бруни, ахнула Старшая Королевская Булочница, бросаясь к дивану с наваленными на нём предметами туалета. — Ах, какая прелесть! Ох, какая перевязь... не мой размерчик! Ой, панталончики!

— Ванилла! — представляя себя рю Фринном, командно рявкнула Матушка и указала глазами на Лисса Кройсона, красного как помидор.

— Вы же меня простите, молодой человек? — плотоядно улыбнулась та, пряча кружевные панталоны за спину и выставляя вперёд внушительную грудь. — Ни в каких мыслях не было вызвать на вашем юном лице сей пожар смущения!

Бедный адъютант испуганно кивнул и поспешил скрыться в спальне. Наверное, чтобы проконтролировать процесс сражения с упрямой мебелью.

— Ваше Высочество, извольте отобедать! — позвала Катарина.

— Ты будешь? — спросила Бруни у подруги, снова с головой зарывшейся в белье.

— Не мешай, Твоё Высочество! — отмахнулась та. — Дай позавидовать от души!

Матушка вздохнула и отправилась за стол. Королевский дворец всё больше напоминал ей сборище скорбных главою.

***

— Знаешь ли, братец, я, пожалуй, брошу пить!

— Совсем? Не верю!

— И правильно делаешь! С тобой это невозможно!

Король и шут полулежали на подоконнике окна в кабинете Его Величества. Мороз, пролезший в распахнутые створки окна, щипал за щеки и чудно студил измученные похмельным утром головы.

— Как там Колька, интересно? — задумчиво спросил Редьярд, разглядывая заснеженный двор внизу.

— Спал стоя, как лошадь! — попытался заржать Дрюня, но тут же, скривившись, уронил лоб на подоконник. — Ох-хо-хо-нюшки!

— Вредная для здоровья вещь — дипломатия! — констатировал король и вернулся за стол. После вмешательства целителя ему полегчало, хотя дурнота ещё накатывала. Потому он с удовольствием выдул два стакана воды из графина с фактурной эльфийкой на крышке. — Глядишь, к обеду смогу, по крайней мере, смотреть на еду!

Дрюня издал какой-то собачий звук и вывернулся из окна, отчаянно цепляясь за шторы.

— Не пачкай дворец! — строго сказал Редьярд.

— Не говори о еде! — отдышавшись, простонал шут.

— Ваше Величество! — заглянул в кабинет секретарь. — Главы гильдий здесь, рю Вилль ушёл на погулку, а Стрёма желает войти!

— Стрёму и мастеров сюда, — распорядился король и тронул перстень вызова: — Трой?

— Нужен? — тут же ответил тот.

— Так занят, что не можешь явиться к повелителю? — съязвил король — в желудке разгоралась изжога. А он-то думал, что обойдётся тошнотой и головной болью!

— Завтракаю с прекрасной незнакомкой, — судя по голосу, рю Вилль улыбался. — Однако завтрак, к моему величайшему огорчению, носит чисто деловой характер!

— Передай ей, что старый конь борозды не портит! — посоветовал Его Величество. — И перемещайся в мой кабинет.

— Передаю и возвращаюсь! — ответил начальник Тайной канцелярии, и перстень на королевской руке вновь стал обычным украшением.

***

Пока рю Вилль разговаривал с Его Величеством, Ники поднялась и подошла к парапету ограждения галереи. Облокотилась на него, глядя вниз. Трактирную стойку за прошедшее время крыли заново множество раз, но её форма осталась прежней. Стены были всё такими же закопчёнными и увешанными старыми рыбацкими сетями, а очаг явно переложили, сделав больше и изменив направление трубы. 'Чёрная каракатица' — чернильное пятно в памяти!

— Что тебе понадобится, Ники? — рю Вилль остановился рядом.

— Пара твоих специалистов. Может быть, тот парень, которого ты отправлял со мной... бороться с горячкой? — архимагистр посмотрела на герцога вопросительно, но абсолютно равнодушно. — Он, действительно, неплох!

— Вирош великолепен! — укорил её герцог. — Принято. Группа не должна быть большой, чтобы не привлекать внимания. Так что с тебя пара твоих специалистов. Тут уж решай сама!

— Я направлю мага и адептку, которой нужно нарабатывать опыт боевых вылазок, — кивнула она головой и вновь перевела взгляд вниз.

— Уж, не о крейской ли девчушке идёт речь? — прищурился рю Вилль. — Как бишь её? Вителья Таркан ан Денец?

Начальник Тайной канцелярии лукавил. Услышав любое имя раз, он уже никогда его не забывал.

Ники молча кивнула, продолжая разглядывать зал.

— Она же совсем молоденькая? — изумился Троян. — Не боишься?

— С её уровнем Силы возраст значения не имеет, — пожала плечами архимагистр, — только опыт. А какой опыт можно получить в орденской библиотеке или тренировочном зале?

Герцог с сомнением пожевал губами.

— Что ж, Ники, тебе виднее! Когда отправлять группу?

— Послезавтра. Сегодня и завтра все столичные маги, включая боевых, задействованы для охраны порядка и участия в свадебных торжествах.

— Хорошо! Портальные свитки и бумаги с нужными полномочиями я подготовлю! — кивнул рю Вилль. — А сейчас вынужден тебя покинуть... Служба зовёт!

— Юго-запад, — Никорин вдруг посмотрела на него своими невозможными глазами цвета льда.

— Что? — моргнул герцог.

— Шторм уйдёт на Юго-Запад, к Крейской акватории. И будь добр, потрать мою долю на реставрацию 'Чёрной каракатицы'!

Миг — и архимагистра не стало. Она просто испарилась, оставив рю Вилля с открытым ртом осознавать сказанное.

— Проклятье! — наконец, пробормотал он. — Нет, ну какая женщина!

***

От удара она больно приложилась щекой к дверному косяку. У кабатчицы была тяжёлая рука, которой та не стеснялась раздавать прислуге тумаки и пощёчины.

— Опять ходила с рыбаками в море, шваль?

— Но я же пришла вовремя!

— Нет, ты опоздала! Ещё раз не увижу тебя у дверей во время открытия — пойдёшь искать работу у шлюх!

Хозяйка развернулась и поплыла на кухню огромной бесформенной медузой, воняющей рыбой.

А Ники отправилась в каморку, где стояло два чана с водой и ведро с песком, которое она ежедневно притаскивала с пляжа — для мытья посуды. Всерьёз задумавшись над тем, чем пахнут медузы, она скинула в один из чанов посуду с подносов, ополоснула подносы и оттащила в зал. Несмотря на внешнюю хрупкость, девушка была сильной — когда отец бывал дома, ходила с ним в море, вязала узлы, поднимала парус на их старой лодчонке, вытягивала на пару с отцом полные сети, а затем сгружала на берег корзину, в которой подпрыгивали серебристые рыбёшки, похожие на драгоценные монетки живым блеском чешуи. Однако отец уходил в рейсы надолго — он был матросом на торговом судне, следовавшем через пролив в Гаракен и дальше, вдоль побережья, до самой западной точки судоходного пути. Заработанных за рейс денег семье, в которой росли шестеро детей мал-мала меньше, хватало ровно на половину его отсутствия дома.

Ники была старшей. Так уж сложилось. Нянчила мелких, помогала матери — хрупкой большеглазой женщине, чью красоту съела бедность и болезни, рано пошла работать. Ей мечталось о море, однако судьба распорядилась по-другому. Женщинам на большой воде места не было. Да, ходили слухи о капитаншах, держащих в страхе не только команды своих кораблей, сплошь состоящие из мужчин, но и окрестные портовые города. Однако ни одной такой Ники в Вишенроге не встречала.

Заработка отца и старшей дочери худо-бедно хватило на ученический взнос в гильдии для троих средних братьев-погодков. Слава Пресветлой, мальчонки были смышлёными и рукастыми, их быстро разобрали мастера, и жить стало легче. Предпоследний брат мечтал стать солдатом и день и ночь пропадал в казармах, а самый младший был ещё так мал, что держался за материнскую юбку. Ники, перебивавшаяся случайными заработками, наконец, устроилась посудомойкой в матросский кабак под названием 'Чёрная каракатица'. Жизнь налаживалась.

Красота матери передалась ей — тонкий стан, приятные черты лица, большие глаза и светлые волосы. У неё было всё для приличного заработка на улице Алых подвязок, не было только желания торговать своим телом, поскольку она рано поняла, как опасны бывают мужчины, неважно, пьяные или трезвые, и почти так же рано осознала, что их желания не всегда совпадают с её собственными. И Ники мимикрировала. Спутавшиеся серые волосы, грязное лицо, опущенный взгляд, бесформенная одежда делали её такой незаметной, что она сливалась с прокопчёнными стенами кабака. Собой девушка становилась лишь поздними вечерами — дома, или на рассвете, когда дядька Стас, друг отца, брал её с собой и своими сыновьями, её друзьями детства, на рыбалку.

— Эй, — в каморку заглянула кабатчица, — возьми у Мика поднос и оттащи за столик у окна — все подавашки заняты!

Ники молча вытерла руки, быстро растрепала волосы, чёлкой почти полностью скрывая лицо и поспешила к стоящему за стойкой Мику. Тот вручил поднос с большими пивными кружками и тарелкой с жареными креветками. Кивнул в направлении столика.

— Неси новеньким!

Ники проследила за его взглядом и увидела компанию из четырёх мужчин. Все были явно из одной команды, однако ранее в 'Чёрную каракатицу' не заходили.

Поднос оказался ужасно тяжёлым, однако Ники, стиснув зубы, потащила его гостям. Один из мужчин, заметив, как опасно он балансирует в худых руках подавашки, поднялся, сблизился с ней в несколько широких шагов и, перехватив поднос, ласково сказал:

— Спасибо, девонька! Иди, скажи хозяину, что попозже мы закажем обед!

Сквозь спутанные пряди Ники разглядывала его обветренное загорелое лицо, аккуратно, даже щегольски подстриженную чёрную бородку и бакенбарды, полные губы, прямые брови и длинные, как у девушки, густые ресницы. А сама ощущала, как затягивает тёплый, обволакивающий взгляд незнакомца с глазами чёрными, как маслины, и понимала, что пропадает. Окончательно и бесповоротно. Тот, потеряв к ней интерес, вернулся на своё место. Кружки споро разобрали, и вскоре уже за столиком весело гоготали подвыпившие офицеры 'Касатки', прибывшей в Вишенрог торговой шхуны из Гаракена. Ники крутилась в зале, делая вид, что помогает подавашкам, а сама слушала-слушала-слушала весёлый и звучный голос незнакомца, казавшийся ей музыкой.

Домой в тот вечер она пришла в глубокой задумчивости. Этого мужчину она хотела, он был ей нужен, но ему нужна ли будет неприметная посудомойка? И как надолго будет нужна ему привлекательная блондинка с мальчишеской фигурой, каких полно в каждом портовом городе? Промучавшись всю ночь, Ники с кровью выдрала тоскливое чувство из сердца. Да и младший братишка был слишком мал...

Ещё два года 'Касатка' ходила регулярными рейсами из Гаракена в Вишенрог и дальше, до Весеречья. Каждый раз Ники запрещала себе мечтать.

Однажды осенью отец вернулся сильно простуженным и в следующий рейс корабль ушёл без него. 'Пришла, видно, пора мне остаться дома, — с тоской сказал он. — Наплавался, хватит!' Семье возвращение кормильца пошло на пользу. Отец устроился в плотницкую мастерскую, по утрам ходил в море, за рыбой. Средние братья начали получать нехитрые заработки. В доме снова зазвучал мамин смех. И Ники решилась.

Первое, что она сделала — обрила голову.

***

— Здорово, что мастер Понсил меня отпустил! — воскликнула Ванилла, накладывая на тарелку салат. — Знаешь, как хорошо филонить в рабочее время?

— Знаю, — улыбнулась Матушка, вспоминая, как однажды утром её разбудила всполошённая Ровенна с сообщением о знатном господине и его экипаже, ожидающем на улице.

Времени-то прошло меньше года, а будто вся жизнь пролегла границей между той молодой женщиной, живущей только сегодняшним днём и запретившей себе надеяться на любую сердечную привязанность, и этой — счастливой так, что самой становилось страшно от этого счастья.

— Ты меня вызывай почаще! — засмеялась подруга, наворачивая салат. — Будем с тобой баклуши бить — что тут делать-то ещё, во дворце?

— У меня есть другое предложение, — Бруни тоже приступила к еде, — только ты обещай мне сначала подумать, а потом орать, ладно?

— О как! — удивилась Ванилла, позабыв о салате. — Выкладывай, Твоё Высочество! Я вся — внимательные ухи!

— Уши, — машинально поправила Матушка. Вдруг представила на месте подруги два любопытных и почему-то рыжих лисьих уха и рассмеялась: — Ну... Сбила меня с мысли, Ванилька!..

— Ты мне собиралась сказать нечто ужасное! — покивала та. — А я должна была орать!

— Вспомнила! — Бруни отложила вилку и посмотрела на подругу. — Я хочу просить тебя уволиться из дворца и стать хозяйкою в моем новом трактире!

— Уволиться? Из дворца? — воскликнула Старшая Королевская Булочница, видимо, не обратив внимания на вторую часть фразы. — Меня?! Да у тебя, Твоё Высочество, не иначе родимчик приключился! Как же ж я без работы буду? Или, думаешь, я могу полагаться на моего муженька, прости Пресветлая, беспутного остолопа, не имеющего понятий о чести и совести?

— А ещё я собиралась попросить тебя помириться с мужем, — упрямо продолжила Бруни, хотя от поднявшихся до самых высоких тонов голоса подруги у неё уже звенело в голове, — потому что я вас обоих люблю и не хочу видеть, как вы мучаетесь друг без друга!

— Мы мучаемся? — заорала, краснея и вскакивая, Ванилла. — Да он, вон, полночи с Драгобужской делегацией песни орал, и что-то грусти в его голосе я не услышала!

— Ты за ним следила? — удивилась Матушка.

— Да! То есть, нет, конечно! Прислуга всё утро по углам шепчется о том, как король с гостями славно посидели, попили, поели... попели!

— Служба у него такая, — вздохнула Бруни, — тебе ли не знать? Помирись с ним, прошу. Сделай мне подарок на свадьбу!

Ванилла вдруг сморщилась, как младенец, упала на стул и уткнулась лицом в ладони.

— Не знаю я, как с ним помириться, — всхлипывая, сообщила она, — хотя тоскую, ажно нутро сводит... Но только как увижу, прямо зверею! Я ведь его чуть не убила, когда про письмо-то узнала, даже сковородкой приложила по филейной части! А уж когда тебя королевские гвардейцы арестовали, у меня прямо оборвалось всё внутри! Он вчера ещё приходил, подкатывал ко мне, да я его прогнала... А сегодня ужо обед, а его так и нету-у-у...

И она заплакала так горько и по-детски обиженно, что Матушке ничего не оставалось, как броситься к ней и обнять. Она гладила Ванильку по трясущимся плечам и светло-каштановой шевелюре, а сама раздумывала над решением проблемы, которая, наверняка, была самой простой из тех, что ей ещё придётся решать во дворце.

— Ну-ка, успокойся! — рассердилась она, наконец. — Любит тебя твой Дрюня, а потому никуда не денется! Пресвятыми тапочками клянусь!

Старшая Королевская Булочница подняла на неё зарёванные глаза и спросила с надеждой:

— Правда?

— Правда! — твёрдо сказала Бруни. — Вот сама увидишь! А пока скажи мне — согласна ты?

— На что? — Ванилла нашарила на столе салфетку и шумно высморкалась. — С Дрюней помириться?

— Из дворца уволиться и стать хозяйкою в моём новом трактире?

— Уволиться? Из дворца? — изумилась Ванилла. — Я?

Матушка поняла, что действо сейчас пойдёт по второму кругу, и рявкнула:

— Сейчас я ем салат, а ты думаешь об ответе на мой вопрос! — И даже ногой топнула от злости! — А потом ты ешь салат, а я раздумываю над твоим ответом на мой вопрос! Поняла, Ванилька?

— По... поняла! — запнувшись, ответила та и глубоко задумалась. Правда, не промолчала и минуты: — Не ожидала такого от тебя, Бруни! Решила, ты от счастья о делах совсем забыла!

— Это была бы уже не я, — улыбнулась Матушка. — Послушай, тебе надобно уже о ребёночке думать, а работа на дворцовой кухне не из лёгких! Да и родишь ты, придётся его на кормилицу оставлять. А в моём трактире будет у тебя целый кабинет на втором этаже — поставим там кроватку для маленького. Станешь за делами приглядывать, бухгалтерию вести и ребёночка тетешкать! Да и Пиппо рядом будет! Или ты хочешь опосля родов дома засесть, как верная жена и мать?

— Упаси Пресветлая! — замахала руками Ванилла. — Я ж заскучаю и тогда случится страшное!

— Что? — заинтересовалась Бруни.

— Жрать начну без меры, вот что! У меня и сейчас-то стати... — Старшая Королевская Булочница хихикнула, — королевские, а поплыву — так дверные проёмы расширять придётся! Не, не надо мне такого сусчествования!

— Вот и славно! — кивнула Матушка. — Когда ты скажешь мастеру Понсилу, что увольняешься?

— Экий ты клещ, подруга, коли разговор о делах заходит! — засмеялась Ванилла. — Но погоди! Такое решение мне надо с супружником принимать — вдруг он против будет!

— Это с тем, который 'беспутный остолоп, не имеющий понятий о чести и совести'? — лукаво улыбнулась Бруни.

— Именно! — подняла палец Ванилла. — Вот как с ним помирюсь, так и поговорю! И тебе сообщу! Только когда я теперь с ним помирюсь...

Она вновь пригорюнилась.

— Не грусти, подруга! — Бруни поднялась из-за стола. — Лучше помоги мне все эти тряпки по комоду разложить. Он такой огромный, что я боюсь в нем заблудиться!

— Порядок навести? Это мы завсегда! — встала Ванилла, засучивая рукава. — А все ж таки жаль, что та перевязь не моего размера!

***

Едва рю Вилль ступил из портала, сгенерированного перстнем, на доски кабинетного пола, Редьярд кивнул на оставшееся свободным кресло:

— Садись. Уважаемых мастеров ты знаешь?

— Аваль Мурон, глава Гильдии Плотников и Фсешертротт, глава Гильдии Механиков, — герцог вежливо склонил голову, приветствуя посетителей. С гильдиями ссориться не стоило.

— Аф! — басом гавкнул сидящий рядом с Его Величеством Стрёма.

— И волкодав Стремительный, — белозубо улыбнулся Троян.

— Итак, — от собачьего голоса король поморщился, налил себе воды из графина и выпил залпом, — у меня для вас, уважаемые мастера, дело государственной важности! И страшно секретное! Твоя Светлость, подскажи мне, как долго Драгобужская делегация планирует оставаться в Вишенроге?

— До официального окончания празднеств, — тут же ответил тот. — То бишь, три седмицы.

— За три седмицы вам, мои дорогие, следует придумать и построить очень важный предмет, который должен учитывать особенности... — он задумчиво посмотрел на почтенного Фсешертротта, — телосложения уважаемых представителей Подгорного народа.

Гном, оценив королевскую риторику, встал и поклонился.

— И что же за предмет, да позволено мне будет спросить? — поинтересовался он, блестя маленькими чёрными глазками.

— Гальюн! — внушительно ответил Его Величество. — Вам, почтенные мастера, я могу открыть государственную тайну — от того, понравится главе Драгобужской делегации ваше изобретение или нет, зависят отношения наших стран! Думаю, не стоит говорить, как это важно для обоих народов?

— Хусним! — изумился Фсешертротт и сел на место.

Мастер Мурон хмурил густые брови — задача, действительно, оказывалась сложна и серьёзна.

— Это должно быть нечто такое... — Редьярд покрутил в воздухе пальцами, подбирая слово.

— Волшебное... — простонал сидящий на подоконнике и бледный как смерть шут.

— Точно! Волшебное! Короче, чтобы на сём предмете легко думалось, а покидать его не хотелось!

Мастера, переглянувшись, в один голос заявили:

— Сделаем, Ваше Величество!

— Только, — добавил мастер Мурон, — нам надобно взглянуть на место, где сей предмет на корабле обретается, снять точные размеры.

— Трой, — король посмотрел на герцога, — обеспечь мастерам необходимое! И не забудь о секретности!

— Я могу идти? — уточнил тот. — Или послушаете утренний доклад?

— Иди, — ворчливо заметил Его Величество, — для утреннего доклада я ещё слишком слаб умом!

— Следуйте за мной, уважаемые мастера, оговорим детали, сметы, сроки, — усмехнулся бывший пират, яхтсмен и ресторатор. Дельцом он был первоклассным.

— Свадебный распорядитель пришел, — заглянул в кабинет секретарь. — Звать?

— Зови! — кисло ответил король. — А потом у нас что?

— Министр Свин и королевский казначей с докладом по учётной политике и бюджету на следующий год... Мастер Артазель с финальной примеркой вашего камзола... Заседание Малого королевского совета укорочено из-за празднеств...

— Хочу отдохнуть! — Его Величество махнул на Грошека рукой, приказывая замолчать. — Хочу в кабак, в деревню, на охоту, в монастырь — куда-нибудь, где не будет моего секретаря и его списка!

Ян печально вздохнул. Обижаться на короля у него не было ни сил, ни желания — слишком долго они бок о бок проработали на благо страны.

— Хочу сдохнуть... — простонал Дрюня.

Его Величество с сочувствием посмотрел на свою позеленевшую тень и поворотился к Грошеку:

— Ожина сюда!

***

Бруни задумчиво наматывала локон на палец. Она только что переговорила по очереди с десятью приведёнными Катариной дворцовыми горничными и остановилась на кандидатурах троих. А теперь пришло время учиться использовать свои привилегии в дворцовой иерархии.

— Cможешь разыскать мне королевского шута?

— Пригласить? — уточнила горничная.

— Да. Если они с Ванилькой до завтра не помирятся, у меня будет тяжело на душе. Не хочу с этим чувством идти под венец!

— Когда сам счастлив, хочется, чтобы и все вокруг были счастливы! — неожиданно тихо ответила горничная.

Матушка взглянула на неё внимательно.

— Катарина, у тебя есть парень?

Служанка наморщила нос.

— Ухажеров полно, любимого нету! Не так просто в наше-то время найти любимого!

— Верно, — покачала головой Бруни, — но на всё воля Пресветлой! Она, соединяя сердца, никогда не ошибается. Это мы сами делаем глупости, а потом виним во всём провидение!

— Так и есть! — согласно кивнула Катарина. — Я пошла за Его Великолепием!

Однако вернулась горничная быстро.

— Мне его и искать не пришлось, госпожа! Встретила в коридоре вместе с мэтром Жужином. Выглядел он не очень!

— Кто? — удивилась Бруни. — Мэтр?

— Да Дрюня же! Целитель повел его в свои покои — лечить от отравления, так он сказал.

Матушка решительно встала.

— Отведи меня туда!

Просторные покои мэтра Жужина располагались на первом этаже донжона и имели выход на две стороны — на один из 'рабочих' внутренних дворов замка, и в аптекарский садик. Когда Бруни, ведомая горничной, вошла в помещение, застала странную картину — Ожин одной рукой держал надо ртом шута лейку для полива цветов и заставлял его пить, придерживая другой за плечи. Судя по всему, сил целителю было не занимать, потому что Дрюня, хоть и ругался как портовый грузчик, и мотал головой, встать со стула и сбежать никак не мог.

— Действия, производимые целителем при отравлении пациента крепкими напитками, — целитель явно цитировал по памяти какое-то пособие или учебник: — первое: определить количество и качество выпитого, дабы понять, есть ли смысл вмешиваться или следует позволить несчастному спокойно покинуть этот мир. Второе: очистить внутреннюю полость пациента, промыв большим количеством чистой воды!

— Я протестую! — дернувшись, завопил Дрюня. — Откуда я знаю, что вода там чистая!

— Поверь мне на слово, дружок, — ласково улыбнулся Ожин и вновь наклонил лейку, — видишь, как помогает — уже и голос прорезался. Итак, продолжаем...

— Может не стоит больше? — уточнила от дверей Бруни.

Целитель отвлёкся, оборотившись на голос, и выпустил шута.

Тот упал со стула и быстро-быстро пополз к Матушке. Спрятался за неё и уже оттуда сказал:

— Это произвол! Я буду жаловаться Его Величеству!

— Его Величество приказал мне сделать всё, чтобы вернуть тебя в строй до завтра! — улыбнулся Жужин. — И советую поспешить в уборную, иначе...

Договорить он не успел. Разноцветная молния — Дрюня был в красно-жёлто-оранжевом — метнулась в указанном направлении.

— Ох, простите меня, Ваше Высочество! — поклонился мэтр Жужин, ставя лейку на опустевший стул. — Я не поздоровался, так был увлечен процессом! Обожаю, знаете ли, простые, немагические методы лечения! Все эти порошочки, притирания, мази — такая прелесть!

— Он плохо выглядит, — заметила Матушка, когда шут, пошатываясь, выбрался из уборной и уцепился за дверной косяк, — и это хорошо!

— Что? Что ты такое говоришь, маменька? — осипшим голосом вопросил Дрюня.

— Мэтр, — Бруни посмотрела на целителя, — уложите Его Великолепие в постель и сохраните этот чудный цвет лица хотя бы до вечера!

— Этот чудный зелёный? — уточнил Ожин и, ничуть не удивлённый, склонился в низком поклоне. За тридцать лет работы королевским целителем он ещё и не такие приказы слышал! — Как будет угодно Вашему Высочеству!

— Маменька! — взвыл Дрюня и... снова скрылся в уборной.

— К нему придут родственники, — шёпотом сообщила Матушка, прислушиваясь к органным звукам, доносящимся из уборной утробы, — которые должны быть уверены в том, что Дрюня очень плох... — Она строго посмотрела на целителя и повторила: — ОЧЕНЬ!

— А?.. — удивился мэтр. — О! Да! Конечно! Все сделаю в лучшем виде!

И, снова взявшись за лейку, нежно позвал:

— Господин рю Дюмемнон, извольте на процедуру... цып-цып-цып...

Стараясь не засмеяться в голос, Матушка повернулась к Катарине, безмолвно следившей за сценой огромными испуганными глазами:

— Проводи меня в покои и принеси тёплого молока. А когда будешь на кухне, расскажи, как мы навещали Дрюню у мэтра Жужина, и в каком ужасном состоянии нашли его! Не вдаваясь в подробности нашего с мэтром разговора, разумеется!

Катарина прыснула в кулак.

— Всё поняла, Ваше Высочество!

Возвращаясь к себе Бруни тихонько улыбалась, размышляя о смекалке мастерового люда, ни в чём не уступавшей придворным интригам.

***

Воздух в кабинете архимагистра то и дело пугался резво появляющихся на портальных плитках магов с докладами о ходе подготовке к свадьбе королевских отпрысков. Ники, уставшая каждый раз складывать по порядку бумажки на столе, сердито смахнула их на пол, и теперь анкеты студиозусов, отчёты, аналитические справки и конспекты лекций летали по всей комнате. После утренней встречи с рю Виллем она никак не могла отделаться от прошлого, заглядывающего в глаза с видом уличной собаки, выпрашивающей кусок колбасы, однако суетливые предпраздничные хлопоты не давали ни минуты передышки, не позволяли понять, отчего так больно хлестнули по сердцу закопчённые стены 'Чёрной каракатицы'. К сожалению, перепоручить даже такому ответственному гному, как Бруттобрут, свои дела архимагистр не имела права — слава Пресветлой, не каждый день принцы женятся! В довершение всего её вызвал Его Величество для участия в Малом Королевском совете, и ей пришлось срочно сворачивать оперативные дела и отправляться во дворец.

Ники терпеть не могла себя в чём-то ограничивать. Её возможности позволили ей выйти на тот уровень комфорта, который вполне устраивал и, по большому счёту, этот уровень подразумевал огромный якорь, который Никорин клала на правила приличия и этикета, если они не соответствовали её личным установкам. Однако Королевский совет оставался Королевским советом, даже если проходил в королевском кабинете. И Ники пришлось надеть платье.

— Я стану чаше приглашать вас на заседания Совета, дорогая, — шепнул ей Редьярд, целуя руку, — лишь бы иметь удовольствие заглянуть в это декольте!

— У вас нездоровый цвет лица, — буркнула архимагистр, — советую подумать о печени!

Король довольно блеснул глазами — его заводили женщины, чувство страха которым было не ведомо.

Мест за отдельно стоящим в кабинете в углу круглым столом неизменно было пять, по количеству членов Совета. В него входили: Его Высочество Аркей, в качестве заместителя председателя Совета, Его Светлость рю Вилль, первый министр Ложвин Свин и главнокомандующий Ласурской армией герцог Ликен рю Саднес, семидесятивосьмилетний вояка, который умел слушать, делать правильные выводы и беречь солдат. Редьярд доверял ему беспрекословно, и слышать не желая об отставке, на которую рю Саднес уже не раз намекал. Пятый стул обычно пустовал, ибо место принадлежало Его Высочеству Колею, предпочитающему 'забывать' о неприятной обязанности учиться управлять государством. Король, как председательствующий, сидел в стороне — в кресле у камина, тем самым подчёркивая не только свой статус, но и беспристрастность решающего мнения. Рядом стояла скромная конторка Яна Грошека, а к столу иногда приставлялись дополнительные стулья для приглашённых. На таком устроилась сейчас архимагистр, изящно расположив вокруг пышные юбки, уже не раз ею проклятые. Речь шла всё о том же договоре с гномами — министр сопротивлялся ещё большему понижению магического морского сбора для гномов, король настаивал — подписать, наконец, этот договор стало для него идеей фикс. Впрочем, не так уж он был неправ — экспорт радужников в Гаракен открывал для экономики Драгобужья и транзитной Ласурии поистине радужные перспективы.

Его Величество вызвал архимагистра неспроста — ему нужно было авторитетное мнение, и он его собирался получить: Никорин поддерживала трон, даже, если не понимала мотивов, приведших Редьярда к тому или иному решению.

А Ники, слушая любезную перебранку короля и его министра, вспоминала утро дня, когда обрушила мешок с мукой на голову того парнишки. Убивать его она, конечно, не хотела. Вырубить на несколько часов — этого было вполне достаточно. Она закатала несчастного в мешковину и закинула на телегу, направлявшуюся в сторону Южных ворот. Совесть терпеливо молчала, придушенная тем чувством, что Ники запрещала себе так долго.

После она отправилась в порт, где, спрятавшись в тени наваленных на причале тюков, следила прищуренными глазами за суетой на борту готовящейся к отплытию 'Касатки'. Пропажу юнги обнаружили, однако ждать корабль не мог — торговые рейсы гаракенцев всегда отличались графиками, максимально приближёнными к идеальным. И когда боцман — здоровенный, лысый и красный от солнца, как рак рядом с пивной кружкой, сплюнув сквозь выбитый зуб, громко и ясно высказал пустому месту на сходнях всё, что он думает о юнге, Ники, резко выдохнув и помянув Пресветлую, вышла из тени и вразвалочку направилась к нему. Сплюнув с тем же мастерством, она сиплым голосом попросилась в команду. Ничего удивительного в этом не было — в порту всегда находились одиночки, желающие ступить на борт: отставшие от своих кораблей, скрывающиеся от правосудия или просто желающие подработать.

— Экий ты, братец, красавчик! — недовольно пробурчал боцман. — И руки-то у тебя маленькие! Такими только плоскодонок за титьки держать!

Ники подобрала валяющийся на сходнях канат и навязала узлов — учил её этому и отец, и дядька Стас, и его сыновья, ходившие в море с отцом с малолетства. Навязав, всучила канат боцману и молча уставилась на него своими невозможными глазами.

— Пойдёт, — буркнул тот и тут же взревел, аки дракон, — по местам, скатовы дети, а не то будете свои ремни на обед жрать!

Шершавые доски палубы приласкали голые пятки. 'Будет весело!' — подумала Ники, пытаясь сдержать бешеный стук сердца.

И не ошиблась.

***

Наступающие сумерки были нещадно развеяны растянувшейся по причалам цепью магов. Свадебные ладьи продолжали готовить к завтрашнему плаванию, а для этого требовался свет — как можно больше ровного и негасимого света. Плотники уже обшили корпуса кораблей алым бархатом, украсили гирляндами цветов и лент, и теперь стелили на сходни и палубы богатые ковровые дорожки.

— Замёрзла? — спросил Варгас Серафин, стоящий плечом к плечу с Вительей Таркан ан Денец.

Девушка тихонько дышала на пальцы, будто пытаясь их согреть.

Она посмотрела на него с благодарностью. От взгляда зелёных, каких-то кошачьих глаз сердце Варгаса ухнуло под причальные доски. Он так и не поговорил с ней об их отношениях после памятного бала Магического сообщества. Оба не произнесли на эту тему ни слова, хотя на другие общались, как старые друзья. С того момента как Вита, вырвавшись из объятий мага, сбежала, прошло всего несколько дней, растянувшихся для Серафина в целую жизнь.

— Благодарю, Варгас, — ответила Вита, — но мне не холодно.

— А что тогда? — продолжал допытываться он.

— Я впервые кастую так долго, — улыбнулась она, — пальцы немеют...

— Давай разомну!

Девушка доверчиво протянула ему ладошки. Варгас понимал — это ровным счётом ничего не значит, но ощущать в своих пальцах маленькие нежные руки было ужасно приятно. Желание спросить становилось слишком сильным и, плюнув на последствия, он сжал её пальцы и спросил:

— У нас с тобой ещё есть шанс, Вителья?

— На что? — грустно улыбнулась она.

— Быть вместе...

Она вздохнула, но рук не отняла. Лишь оглянулась назад — туда, где вздымалась лезущая на гору громада Вишенрога, цепляя небо шпилями-рогами башен.

— Есть человек, который мне дорог... — медленно, будто заставляя себя, заговорила, наконец.

— Это очень хорошо! — грустно покачал головой Варгас.

Вителья поморщилась, словно он сделал ей больно.

— Это — сложно! И я пока не знаю, что мне с этим делать...

Он заглянул в её лицо, и в который раз поразился дикой и яркой красоте дочери крейского народа. Спросил осторожно:

— Он тебя обидел?

Вита осторожно освободила пальцы и скастовала новый шар света, сменивший потухающий над палубой одного из кораблей.

— Варгас, — с болью спросила она, — почему мы не можем быть просто друзьями?

— Почему не можем? — широко улыбнулся он, в глубине души страшась того, что перегнул палку. — Можем, конечно! Просто, ты мне нравишься!

— Ты мне тоже нравишься, — улыбнулась она в ответ.

Всё это ровным счётом ничего не значило!

— Как друг я открою тебе тайну, — Варгас склонился к её уху, — мы с тобой — напарники!

— Как это? — удивилась Вита.

— Послезавтра мы, ты и я, отправляемся на твоё первое боевое задание!

Взгляд зелёных глаз, полыхнув, сжёг укатившееся под причальные доски сердце мага.

— Ты шутишь?! — воскликнула она.

— Да нет же! — засмеялся Варгас.

Такой — живой и непосредственной она нравилась ему больше бледной тени, с которой он разговаривал только что.

Взвизгнув, Вителья повисла у него на шее. Очень осторожно он сцепил руки у неё на талии, придерживая. Мифический 'близкий человек' где-то далеко, а он, Варгас Серафин, рядом. Кто знает, может быть, из этого что-то и выйдет!

***

Её Светлость рю Филонель редко оставалась в своих покоях одна, за закрытыми дверями. Она любила публичность, и завистливые взгляды считала чем-то само собой разумеющимся. Но сейчас эльфийка в полном одиночестве наслаждалась собственным отражением в зеркале. Новое платье, сшитое Артазелем, подверглось доработке, о которой тот ничего не знал. Мастер, взявшийся выполнить заказ в кратчайшие сроки, принадлежал к Гильдии Механиков, куда гномы с неохотой принимали людей. Гномов Агнуша терпеть не могла и в своё время сделала всё, чтобы изжить из дворца представителей Подгорного народа (кроме Артазеля, разумеется). Вот почему выбранный мастер оказался человеком и не разочаровал, великолепно выполнив заказ. Прошедшие утром в его мастерской 'полевые испытания' костюма привели Агнушу в такой восторг, что она добавила ещё немного к оговорённой сумме, сделав её почти баснословной.

— Туссиана, помоги примерить шляпку! — позвала Агнуша, с удовольствием поглядывая на означенный предмет, аккуратно сгруженный на широкий табурет.

Первая горничная, войдя, заперла за собой двери. Интрига должна была оставаться таковой до свадебного бала. У окна герцогской спальни, укутанные пелеринами, как деревья снежным покровом, уже стояли три платья: для утреннего торжественного завтрака, для поездки в Храм Пресветлой и для праздничного обеда. Надетый сейчас костюм являлся четвертым и должен был явить себя миру во время вечернего бала и ужина, предшествующих торжественной кавалькаде в порт, где уже ожидали новобрачных свадебные ладьи.

Очень осторожно, словно змею в руки брала, госпожа Сузон подняла сооружение, лишь отдалённо напоминавшее шляпу, и водрузила его на голову хозяйки.

— Тяжёлая, Ваше Светлость, шея будет болеть, — заметила она — годы преданности герцогине давали ей право на подобные ремарки.

— Разомнёшь потом или вызовешь Жужина, — легкомысленно отмахнулась эльфийка. — Приготовь усиленные шпильки — чтобы не слетела!

— Уже! — спокойно улыбнулась Туссиана. — Как вы прекрасны, моя госпожа!

В голосе первой горничной не было и следа лести — она констатировала факт, и констатировала его не без удовольствия!

— Знаю, — хищно улыбнулась рю Филонель отражению в зеркале. — Надеюсь, осечки не будет?

— Мастер уверил, что всё сработает, как часы! Только не забудьте спустить курок!

— О, нет! — белозубая улыбка в зеркале стала шире. — Не забуду!

***

Ники ослепительно улыбнулась:

— Конечно, Ваше Величество!

Редьярд скрыл в бороде и усах довольную ухмылку, не догадываясь, что архимагистр согласилась с ним, даже не слушая его аргументов, и уж тем более не прислушиваясь к контраргументам министра Свина. Ники не видела смысла участвовать в перепалке. Ласурский король имел одну дурную привычки, прекрасно ей известную — он всегда добивался желаемого. Заключение же договора с Драгобужьем занимало нынче в списке желаний Его Величества первое место.

В кабинете подмораживало — король с самого похмельного утра держал окно открытым. Сидящим за столом мужчинам было к этому не привыкать, а Ники пришлось слегка подогреть себя магией — глубокое декольте не способствовало сохранению тепла тела. Переводя взгляд с одного спорщика на другого, она с трудом сдерживала смех: вспомнилась первая драка в кубрике 'Касатки', в которой ей довелось участвовать. Постоять за себя Ники умела — какая портовая девчонка не сумела бы дать хаму по яйцам или сломать нос? Дралась она, правда, не совсем по-мужски, пуская в ход зубы, ногти, острые локти и коленки, однако эффективно. Особенно смешным был повод: один из матросов, прицепившись к её миловидной физиономии, обозвал Никорин девчонкой. Она билась как демон, прекрасно понимая, что станется с женщиной, так далеко от суши обнаружившей своё естество перед командой, состоящей из одних мужчин. Сцепившуюся парочку еле разняли, выпороли на палубе на глазах всего экипажа, дабы другим было неповадно, а к Ники прикипела кличка Красавчик и пришло первое признание соседей по кубрику. Позже она познала мастерство матросской драки на ножах — спустя год уже называла боцмана по кличке Грузило своим другом и наставником, и всерьёз подумывала навсегда связать жизнь с морем, став одной из тех самых грозных капитанш, что держали в страхе не только экипажи своих кораблей, но и приморские города! Боцман и рассказал ей как-то о капитане Ясине Зореле. Ясин, как оказалось, не был чистокровным гаракенцем. Его мать влюбилась в торговца-степняка, из тех, что пригоняли на продажу целые отары и табуны, и уехала с ним в сторону, совершенно морю противоположную. Их сын рос настоящим табунщиком — ловким и умелым, но увиденное однажды в поездке с отцом море навсегда затопило в его сердце степные просторы. Сбежав, он, как и Ники, устроился юнгой на один из кораблей. Ники слушала и баюкала тепло в сердце — даже в этом она и капитан были похожи! За прошедший год ей доводилось часто бывать в капитанской каюте, поскольку именно юнга наводил там порядок и при необходимости приносил капитану поесть с камбуза. Однако ни разу не коснулась ни самого капитана, ни... капитанской койки. Ничего не подозревающему Ясину нравился молчаливый подросток, отличавшийся аккуратностью и внимательностью, вообще-то мальчишкам не присущей.

— А ты смышлёный, — сказал он однажды, — секстантом пользоваться умеешь?

'Красавчик Ник' молча взглянул на него своими глазищами и качнул головой. А капитан впервые ощутил в сердце, или чуть ниже, сомнительное чувство, которое поспешил причислить к простой симпатии...

— Моя дорогая!

Ники сморгнула, прогоняя воспоминания. Совет окончился. Перед ней стоял король, протягивая руку:

— Не желаете отужинать со мной?

— У меня будет напряжённая ночь, Ваше Величество, — любезно улыбнулась архимагистр, уже произнеся про себя 'нет'. — Городское освещение, свадебный фейерверк и прочие спецэффекты... Расслабиться не получится!

— Жаль, — искренне расстроился Редьярд, однако скрыл расстройство дежурной улыбкой: — надеюсь увидеть вас завтра!

— Обязательно! — вместо того, чтобы склониться в низком реверансе, Ники кивнула ему, как давнему знакомому и покинула кабинет.

Во дворце она ориентировалась прекрасно — в некотором роде он был её второй, после Золотой башни, штаб-квартирой на протяжении последних ста пятидесяти лет. Поэтому ушла из основного коридора в примыкающую к нему галерею, что вела к входу на самую высокую башню дворца. В её нижнем ярусе обретался королевский астролог, мэтр Йен Шабин, а верхние пустовали. Там было холодно, темно, и гуляющие сквозняки завывали тоскливыми голодными зверями. Зато с верхней площадки открывался великолепный вид на гавань. Туда-то Ники и отправилась, любоваться простором и вспоминать в одиночестве. Но ей помешали.

***

Бруни отчего-то ужасно волновалась и даже не сразу попала в рукава нового, тёмно-синего платья, принесённого Катариной. На приватном ужине в покоях старшего принца собирались присутствовать: он сам с невестой, оба шафера — полковник Торхаш и подполковник Рю Фринн, и курсант первого курса Военного университета Веслав Гроден из Чёрных ловцов. Матушка видела Веся только вчера утром, но ей казалось, с тех пор прошло уже несколько недель, так насыщенна оказалась дворцовая жизнь. И когда она встретила парнишку, робко входящего в гостиную и нервно подрагивающего крыльями носа, он показался ей каким-то... повзрослевшим. Шагнув к нему, Бруни обняла его и прижала к себе, чего не делала ни разу за то время, что он жил в трактире бок о бок с ней. И впервые он не попытался уйти от ласки, а затих под её руками. Краем глаза она заметила, с каким странным, напряжённым выражением лица поглядывает на них Лисс Кройсон.

— Маленькая хозяйка! — приветствовал полковник Торхаш.

А рю Фринн с удовольствием приложился к её руке и засыпал комплиментами, из которых смущённая Бруни разобрала только что-то про фарфоровую кожу и королевскую осанку.

На ужин подали запечённых под сырной шапкой перепелов. Матушка любила мелкую птицу — несмотря на несерьёзный объём, тушки выглядели привлекательно и были вкусными. Весь чинно сидел рядом, следил за руками Лихая, умело управлявшимися со столовыми приборами, которых оказалось гораздо больше, чем было в трактире, и с точностью повторял его движения.

Пили молодое ласурское вино урожая этого года, светлое, с кислинкой, оно бодрило и прекрасно подходило к птице. Вначале Бруни помалкивала или отвечала односложно. Ситуация пока была для неё непривычной. Однако вскоре её удалось разговорить, и заслуга в этом принадлежала рю Фринну. Подполковник, как истинный жизнелюб, обожал вкусно покушать. Слово за слово он и невеста принца занялись обсуждением десертов, составляя шутливое меню для настоящих сладкоежек. И в какой-то момент Бруни поймала себя на мысли, что так было всегда. Всегда в небольшом камине, облицованным лазуритом, неярко горело пламя. Всегда в покоях слышались будничные голоса и смешки мужчин, для которых совместное служение Родине стало чем-то вроде кровных уз. Всегда рука Кая лежала на её, Матушкином, плече, и иногда он волнующе проводил пальцами по её шее, перебирал пряди, выпавшие из высокой причёски. И Весь всегда сидел рядом, жадно слушая разговоры взрослых, с завистью поглядывая на адъютанта Его Высочества, то и дело появлявшегося в комнате, то с новой бутылкой вина, то в сопровождении слуг, несущих перемену блюд. То ли от количества выпитого, то ли от этого странного нереального чувства новой реальности, перед глазами Бруни всё поплыло. В какой-то момент она осознала, что осталась за столом наедине с полковником Торхашем, а из тренировочной комнаты раздаются подбадривающие крики и звон мечей — Кай и рю Фринн давали уроки мастерства мальчишкам: Весю с Лиссом.

Оборотень, видимо, уже давно разглядывал её, как разглядывал бы бабочку на цветке. И молчал.

— Я не успела поблагодарить вас, за поездку в Крей, — страшась глянуть в оранжевые глаза, сказала Бруни. — Спасибо!

Лихай неожиданно накрыл её руку, лежащую на столе, ладонью. Ладонь была горячей, невозможно горячей. На мгновение Матушка ощутила этот жар на своем теле. Везде. И тягучая волна смущения и страха накрыла её с головой.

— Я всего лишь спас твою честь, маленькая хозяйка! — без усмешки сообщил Красное Лихо.

Вздрогнув, Бруни поднялась. Перегнулась через стол и, поцеловав его в лоб — только туда дотянулась! — поправила:

— Вы спасли мою жизнь!

Лихай потянул женщину на себя. Вытащил пару шпилек из её прически. Каскад тёмно-каштановых волос Бруни рассыпался, скрывая и его лицо, и эполеты на плечах.

— Ты вкусно пахнешь, маленькая хозяйка, — хрипло произнес Торхаш. Выпустив её, резко встал. Отошёл, будто отшатнулся к двери. И уже оттуда, оглянувшись, блеснул яркими глазами: — Жаль, что мы кровники!

И вышел.

Матушка недоумённо собирала волосы в хвост. И вдруг так и застыла с поднятыми руками, осознав истинный смысл его фразы, которая вначале ею была услышана, как: 'Жаль, что мы не кровники!' Но Лихо имел в виду не её. Он говорил о принце...

***

Ники поднималась по винтовой лестнице на башню, задумчиво ведя пальцем по холодному камню стены.

О том, что 'Касатка' возит контрабанду, она узнала случайно: подслушала разговор между капитаном Зорелем и первым помощником — мрачным ласурцем по кличке Резаный. Команда, по всей видимости, была в курсе, потому что, когда Ники осторожно поинтересовалась у Грузило насчет дополнительного заработка, тот, добродушно усмехнувшись, дал ей такого подзатыльника, что она вывалилась из матросского гамака, и заметил: 'Меньше знаешь, лучше спишь, Красавчик! Однако долю свою получишь, ежели на то будет воля Океанского Творца!'

В то утро над водой стоял густой туман. Случалось такое, когда холодное течение неожиданно меняло направление, струясь не вдоль, но между острых скал, отмечающих путь к берегу. Гаракенский патруль из трех кораблей вынырнул из дымки неожиданно, взяв 'Касатку' в кольцо. Команда сладко спала — в этом месте патрулей никогда не видывали!

Ники, в эту ночь спавшая на связке каната на палубе — в кубрике было жарко и воняло мужским потом, — первой подняла тревогу и, дождавшись встревоженного топота босых ног, нырнула в трюм. Неугомонная натура вынудила её узнать всё о контрабанде, в ущерб собственному сну. Скоро юнга уже знал и о том, что перевозят стёртые в порошок редкие целительные травы, доставляемые 'кривой' дорожкой из эльфийской вотчины Лималля, и о месте, где прятали полотняные мешочки с 'товаром'. Полотняных мешочков оказалось три — за потайной доской в кормовой части трюма. Слушая грубые голоса патрульных, с лодок переговаривающихся с капитаном, Ники рассудила: раз те знают о маршруте 'Касатки' и туманной особенности здешних вод, значит и тайник в корме для них не будет открытием! Здесь попахивало предательством кого-то из команды, однако главным сейчас было снять с капитана все подозрения. Она лихорадочно огляделась, ища, куда бы перепрятать мешки. В трюме стояло несколько небольших бочонков с вином для команды. Большие капитан на судне не терпел, и был прав — кому нужна упившаяся в усмерть команда? Вино можно было бы вылить, но мокрые доски привлекут внимание. Что же делать? Не любившая напиваться Никорин тяжело вздохнула и... выбила крышку из одного из бочонков.

— Откройте трюм! — потребовал офицер патруля.

Зорель молча подал знак матросам. Судя по уверенному направлению, которого придерживались патрульные, о тайнике им было известно. Оставалось лишь сохранять хорошую мину при плохой игре.

В трюм спустилось несколько патрульных, капитан, его первый помощник и боцман. Здесь витал аромат винных паров, и не удивительно: от одного из бочонков тянулась красная дорожка. Видать, треснул и потёк.

Офицер уверенно направился к тайнику. Первый помощник вопросительно посмотрел на капитана, но тот стоял спокойно и даже улыбался — как человек, которому приснился хороший сон. Грузило, так же посвящённый в тайну, завозился, как медведь на привязи. Только что цепями не загремел.

В тайнике было пусто. Разочарованный вздох начальника патрульных был тому подтверждением.

— Где товар? — разозлённый офицер налетел на капитана, как бойцовый петух на соперника. Даже за грудки взял. — Где?!

— Какой товар? — искренне удивился Ясин. — Щель между досками — конструкционное недоразумение 'Касатки', и только!

Офицер с минуту смотрел в его бездонные глаза и не видел в них ни искорки лжи. Отпустив капитана, с раздражением пнул треснутый бочонок. Ослабшая скоба лопнула, вино волной окатило его щегольские сапоги.

— Демоны вас забери! — прорычал начальник караула и крикнул солдатам, ожидающим на палубе. — Обыскать корабль от марса до днища!

Трюм был покинут, 'Касатка' обыскана сверху-донизу, справа-налево и наискосок. Нашли: трубку Грузило, которую тот оплакивал уже несколько месяцев, пару давно утерянных матросских сабо и юнгу, сладко спящего на коврике у капитанской каюты.

— Он, что, пьян? — с изумлением поинтересовался Зорель у боцмана. — Что за бардак у тебя творится?

— Выпорю! — грозно пообещал тот и... они с капитаном уставились друг на друга, пронзённые внезапной догадкой.

Спустя час патрульные покинули 'Касатку', так ничего не добившись. Спустившиеся в трюм капитан и боцман обнаружили 'товар' в одном из бочонков, ужаснулись и обрадовались одновременно, и поспешили будить юнгу, выпившего дозу, после которой и Резаный мог не выжить. Вначале на Ники долго лили воду, приводя в себя. Затем долго лили воду в Ники, вынуждая очистить желудок. Когда юнга смог произнести пару ругательных слов, капитан, взяв его за шкирку, потащил в свою каюту...

Архимагистр шагнула через порог. Ветер ударил в лицо, здесь он царил всегда — беспутный и сильный ласурский гуляка. Ники прошла к каменному парапету, ограждающему верхнюю площадку башни и... застыла, разглядывая стройную фигуру, затянутую в чёрный мундир, полоскавшиеся на ветру красно-рыжие волосы.

Незнакомец чуть повернул голову.

— Вы что-то потеряли, архимагистр? — послышался насмешливый голос, за один тон которого хотелось убить владельца.

Пальцы Ники впились в кружева, обшивавшие вырез платья. Вот он — неожиданный ответ на вопрос, заданный ей себе самой в Чёрной каракатице. Потеряв любовь всей своей жизни, она до сих пор ищет потерянное! Ищет, но не может найти!

— Я — давно потеряла! — пробормотала она, отвечая не ему, но себе. — А вы, полковник?

— А я теряю то, что мне никогда не принадлежало, — произнёс тот странным, глухим голосом.

Никорин, подойдя, встала рядом. Теперь их ладони одинаково касались стылого камня.

— Мне казалось, эмоции вам не свойственны, — недружелюбно заметила она, — вы же не человек!

Кислотой разливалась в душе обида на него, занявшего её место одиночества.

Лихо, повернув голову и откинув волосы с лица, с интересом посмотрел на Ники.

— Разве эмоции свойственны лишь людям, архимагистр? — холодно спросил он. — Другие расы в расчёт не берёте? Когда-нибудь имперское высокомерие сыграет с вами дурную шутку!

— Во мне никогда не было и нет... высокомерия! — поморщилась Никорин. Не признаваться же, что всего лишь нуждалась в искреннем разговоре себя — с собой. Без свидетелей!

— Тогда, что это? — лениво поинтересовался Торхаш. — Неприязнь ко мне лично? Злитесь, поскольку никак не удается затащить меня в постель?

Никорин медленно повернулась к нему. Сила загудела в кончиках пальцев, не желая успокаиваться. Одним движением мизинца она могла превратить собеседника в кучку пепла и пару башмаков!

— Белены объелись, полковник? — прямо спросила она, глядя на него глазами цвета льда середины зимы. — Никогда не замечала за вами склонности к запретным зельям!

— А разве не так? — хмыкнул оборотень. — Ваши знаки весьма многословны, а запахи — многообещающи!

Гнев Ники заморозил ворону, пролетавшую в этот момент над башней. Та со сдавленным криком упала вниз, где, по всей видимости, разбилась.

— Птичку за что? — проследив за ней взглядом, поинтересовался Торхаш.

Развернулся лицом к собеседнице, у которой, несмотря на негодование, сладко заныло внутри — таким выверенным, гибким, животным было это простое движение.

— Прошу меня простить, архимагистр, — неуловимо меняясь, сказал он. Будто застегнул мундир на все пуговицы, скрывая от Ники большую часть себя. — Мне не стоило быть таким... правдивым! Вы застали меня в неподходящий момент! Ещё раз простите!

Взяв её руки, он поднёс их к губам и задержал, грея в сладком грехе своего дыхания. Лишь одно мгновение — и Никорин погрузила бы пальцы в красно-рыжую шевелюру, и притянула бы его к себе, и прижалась бы всем телом — так силен был призыв, исходивший от этого самца... Однако полковник отступил, по-военному чётко кивнул ей и покинул площадку.

А Ники осталась. Страшась ругаться даже шёпотом, ибо опасалась, что оборотень с его тончайшим слухом разберёт в грубых словах нотки разочарования и посчитает себя победившим. Вцепившись пальцами, всё ещё хранящими тепло его дыхания, в парапет, она ощущала смятение. Лихай Торхаш всегда раздражал её, потому она дразнила его, случись им оказаться вместе. Но никогда она не хотела одновременно его убить — и зацеловать до смерти! Унизить и покориться! Взять — и отдать себя без остатка!..

Ники Никори, навсегда закрывшую ту дверь в сердце, что вела вглубь его и открывалась лишь ради воспоминаний, это пугало. Настоящая смерть не пугала, а вот эта вот... слабость?

'Ты мог погибнуть! — орал на неё в каюте капитан Зорель, и она впервые видела его потерявшим над собой контроль. — Какого Аркаеша ты творишь, сопляк?'

'Хотел избежать неприятностей для 'Касатки'!' — честно отвечала Ники заплетающимся языком и не лгала: корабль и капитан были для неё синонимами.

'Тебя выпорют за пьянство... — неожиданно успокоился Ясин, — чтобы и другим неповадно было! Сам выпорю!'

И так он это сказал, что у Ники, как и сейчас от едкой насмешки Лихо, стало горячо в промежности.

Капитан выволок её на палубу, швырнул на связку канатов и, действительно, выпорол. Сильнее, чем требовалось, словно пытался изжить злость на неясные эмоции, испытываемые к юнге.

— Давай, приложи к заднице водоросли! — предлагал Ники вечером, в кубрике, боцман. — Авось полегчает!

Тот отказывался. Кусая губы и сглатывая слезы, терпел боль, стараясь не тревожить крепкую, не порванную ударами каната ткань матросских шаровар. Бил капитан прицельно.

Выйдя из шхеры 'Касатка' на всякий случай удалилась от берега, стремясь на чистую воду — Зорель не испытывал желания вновь встречаться с патрульными. Пара дней прошла спокойно, не считая метаний юнги, страдающего от болей седалища и каждую ночь мечтающего пробраться в каюту капитана, чтобы задать ему жару. Но однажды на рассвете...

***

Весь воспринял известие о переселении в общежитие университета с восторгом. Это одновременно успокоило Бруни и расстроило. Успокоило, поскольку она, наконец, перестала волноваться за него, расстроило, так как родительский дом ночами оставался без присмотра.

— Мне нужно съездить в трактир, — сказала она Каю, когда ненадолго вернувшийся полковник Торхаш забрал с собой рю Фринна и Веслава и, коротко попрощавшись, ушёл.

— Зачем? — удивился принц. Помолчав, добавил: — Мне всё время кажется, что стоит тебе покинуть дворец, и я больше тебя не увижу!

Задохнувшись от нежности, Матушка зарылась лицом в его мундир.

— Никуда я от тебя не денусь, горе моё королевское! — прошептала она, обтираясь щекой о жёсткую ткань. — Никуда и никогда!

— А я вот боюсь этого, — виновато улыбнулся Аркей и подхватил её на руки, — но если действительно нужно — отпущу! Нам предстоит несколько безумных дней свадебных празднеств, родная. Ни ты, ни я в эти дни не сможем принадлежать себе. Мне-то не привыкать, а вот тебе придётся смириться! После мы решим все вопросы и, наконец, отправимся в моё поместье. Только ты и я!

— Медовый месяц? — лукаво улыбнулась Матушка. — Мне кажется, он запоздал!

— Седмица, — рассмеялся принц, — больше времени отец нам не даёт. Видимо, тоже считает, что медовый месяц у нас уже был! А насчёт своего трактира не волнуйся — теперь на площади прямо напротив него расположен пост охраны. Стражники дежурят круглые сутки!

Вместо ответа Бруни благодарно прижалась губами к его губам. Способность будущего мужа не забывать о мелочах была одним из тех качеств, что вызывали у неё чувство обожания по отношению к нему.

В этот вечер они впервые легли в постель принца раздетыми, под одеялом сплетясь в единую лозу. Кай долго и нежно любил Бруни, и оба уснули лишь часа за два до рассвета дня, который должен был навсегда объединить их судьбы в одну.

***

Фигура, укутанная в простыню, слабо заскреблась в дверь королевской опочивальни. Гвардейцы, стоящие по обеим её сторонам, похоже, пришельца не замечали.

— Братец, ты, что ли, спишь? — замогильным голосом вопросила фигура. — А порадоваться вместе со мной?

Дверь опочивальни распахнулась. Его Величество Редьярд, похоже, вообще не ложился — свидетельством тому были красные глаза, встрёпанная шевелюра, встревоженная борода и полный комплект одежды.

— Дрюня! — рявкнул король. — Ты должен быть у целителя! Какого Аркаеша ты тут делаешь?

— Я был у целителя, спасибо тебе за незабываемые часы, проведённые в объятиях славного Ожина! — кривляясь, шут склонился в раболепном поклоне. — А вообще, впусти меня уже и дай поделиться радостью!

— Какой ещё радостью? — с подозрением спросил Его Величество, отодвигаясь и освобождая вход. — Колька опять сбежал?

— Ежели только летать научился, — хихикнул шут, перешагивая порог. — А так-то он теперь в седло пару-тройку седмиц не сядет, коли Жужин не вмешается!

Спальня Его Величества, вопреки распространённому мнению, была вовсе не велика и не роскошна. Старинная кровать под балдахином занимала большую часть помещения, в углу стоял небольшой письменный стол с бюро, в другом — неярко горел камин, над которым висел портрет родителей Редьярда. Несколько пуфиков и кресел, стоящих так, будто их уронил великан, великолепная тигриная шкура у огня, на которой, тяжело вздыхая, спал волкодав Стремительный и один из толстолапых щенков — его многочисленных отпрысков.

Дрюня с наслаждением упал в кресло у бюро, закинул ноги на подлокотник и объявил:

— Мы помирились, братец!

— Да мы, вроде, не ссорились, — пробурчал Редьярд, вернувшийся за стол, где проглядывал какие-то бумаги.

— Да мы с Ванилькой моей помирились, Твоё Тугодумное Величество! — завопил Дрюня, вскакивая. — И так сладко помирились, что я от чуйств не могу уснуть!

— Хочешь, я тебя вырублю? — буднично предложил король.

Разбуженный громкими голосами щен, шатаясь от сна, подошёл к стулу и попытался забраться к Редьярду. Тот поднял его за шкирку, с удовольствием взвесил в руке, поцеловал в морду и уложил на колени.

— Дурак ты, братец! — всерьёз разобиделся Дрюня. — Я к тебе, как к родному, с радостью! А ты 'вырубить'!

— Ну, ладно-ладно, — пошёл на попятный собеседник, — давай, рассказывай!

— Коровелла моя каким-то образом прознала об отравлении, — шут вернулся в кресло, довольно блестя глазами, — и прискакала к Ожину, с твёрдым намерением забрать меня домой и лечить народными средствами...

— Клистиром? — хмыкнул Рэд.

— Травками и диетой! — гордо ответствовал собеседник. — Но мэтр Жужин был непреклонен и заявил моей благоверной, что я очень плох!

— Он соврал, — улыбнулся король, почёсывая за ухом уснувшего щена, — ты не плох, ты невыносим! А она что?

— Она омыла слезами моё бедное тело и отпустила мне все грехи! — счастливо засмеялся Дрюня. — И пообещала мэтру, измученному должностными обязанностями, ухаживать за мной ночь до утра! Правда, спустя пару часов мы, всё же уснули — эти, знаешь, игры в помощницу целителя очень утомляют! Но самое главное, она меня простила, братец! И вещи обещала в наши покои вернуть! 'Раз Бруни тебя, шалопая, простила, то и я смогу'! Так она сказала... и давай меня целовать!

— А я рад, что вы помирились, — не глядя на него, сказал король, — правда, очень рад!

— Спасибо, — искренне улыбнулся Дрюня. — Но скажи мне, Твоё Окосевшее От Недосыпания Величество, отчего ты не спишь?

Его Величество достал из ящика бюро зеркало на длинной ручке, внимательно оглядел своё утомлённое лицо и обиженно заявил:

— Всё нормально у меня с глазами, братец, это у тебя чего-то не то.

Он кинул зеркало обратно.

— Тебе, Дрюня, признаюсь, раздумываю я нынче над одной дилеммой. Арк, наконец, женится, а значит, становится полновластным наследным принцем. Вот я и подумываю — то ли отойти от дел вовсе и уйти в монастырь, то ли наоборот, жениться и нарожать дополнительную кучку Ласурингов! В любом случае, это будет означать 'пожить для себя'!

— Же... жениться? — заикаясь, переспросил Дрюня. Ещё не сошедшая с шута токсичная бледность тут и вовсе ушла в зелёный оттенок спектра. — На Агнушке что ли? Пресвятые тапочки! Пожалей народ! На её тряпки третья часть валового внутреннего дохода страны уходит!

— Знаю! — поморщился король.

— А потом она, со свойственным ушастым высокомерием, захочет видеть на троне своего отпрыска, а не Арка!

— Знаю, — вздохнул Редьярд.

— Я не говорю уже о политической подоплёке! Лималль находится под протекторатом Крея... Нашему народу вряд ли придётся по нраву королева с той стороны!

— ЗНАЮ! — рявкнул Его Величество. — Оттого и раздумываю.

— Да тут и раздумывать нечего! — помрачнел шут и поднялся. — Пойду я, пожалуй, братец, не буду тебе мешать! А ты подумай ещё... Хорошенько подумай! Эх!

Махнув рукой, он вышел, всё так же кутаясь в простыню и изображая приведение. Из затихшей утробы дворца донёсся его тоскливый вой.

— Дурень... — пробормотал Редьярд, вставая, подходя к окну и распахивая створки.

Левая рука короля комкала на груди камзол — прошлое иногда впивалось в наживку сердца невидимым рыболовным крючком и тянуло куда-то. В места, которых давно не существовало.

***

Матушка гуляла в саду, полном чудес. Здесь повсюду цвели розы — алые, белые, бордовые, жёлтые, кремовые. Встреченные звери ласкались к ней, и даже огромный лев, чья грива походила на пылающий сенной стог, подсунул голову ей под руку, принуждая почесать его за ухом.

За поворотом дорожки открылась изящная беседка, увитая розовыми плетями. Со сладким запахом бутонов мешался терпкий, приятный и такой знакомый аромат трубочного табака...

Бруни ускорила шаги, поднялась по ступенькам и заглянула внутрь.

— А вот и она! — сказала, не оглядываясь, черноволосая босая женщина в простом белом платье. Она стояла у оградки и смотрела вдаль, туда, где виднелись у горизонта пики гор, укрытые вечными снегами.

Сидевший рядом с ней на скамеечке мужчина вскочил и, бросившись к Матушке, схватил её руки в свои. Она с изумлением смотрела на господина Турмалина — совсем такого, каким помнила его при первой встрече: рослого, сильного, золотоглазого.

— Как я рад видеть тебя, девонька! — воскликнул Григо. — Как же я рад!

Женщина обернулась, и Бруни отпрянула — в глазах незнакомки не было зрачка, а радужка постоянно меняла цвет, переливаясь всеми оттенками радуги. От её кожи исходило едва видимое сияние, отчего она казалась жемчужным силуэтом на садовой акварели.

— Вот ты какая, Матушка Бруни, — улыбнулась женщина, и радужки наполнились тёплым оранжевым светом, — рада познакомиться!

— Я тоже рада... — пробормотала Матушка и подумала...

— О, нет, ты не сошла с ума! — засмеялась незнакомка. — Просто я решила, что ты должна навестить нас с Григо, раз была честна со мной, отказываясь от своего счастья ради любимого.

— Я была честна прежде всего перед собой, госпожа, — удивлённо ответила Бруни, — а вас я вижу впервые!

— Ты — это и есть я! — собеседница села на скамейку и похлопала по ней ладонью, приглашая Бруни и Григо сесть рядом. — И он, — она кивнула на Турмалина, — и все живущие сейчас, и те, кто будет жить через тысячи лет...

— Не может быть! — воскликнула Матушка, порываясь вскочить. — Вы — Богиня? Пресветлая...

— Это я, — кивнула та, положа руку на запястье Бруни, — нет нужды вставать.

Прикосновение божественной длани дарило двойственное ощущение, подобное глубине — с одной стороны покой и тишина, из которых неохота выбираться, с другой — смертельная опасность, грань, за которой царит небытие.

— Очень рада твоей завтрашней свадьбе, — мило улыбаясь, сообщила Индари, — Аркей — хороший мальчик и королём замечательным станет, когда придёт время! Поэтому королева ему нужна соответствующая!

— Я не понимаю, — пробормотала Матушка.

Ей стало страшно. Эта милая, похожая на девчонку женщина могла в единый момент изменить её жизнь... и вообще весь мир!

— Не надо бояться, — мягко сказала Богиня, — ни сейчас, ни завтра в Храме. Твой брак — под моей защитой!

— Не понимаю... — покачала головой Бруни, но нашла в себе силы взглянуть в глаза Богини, ставшие тёмно-фиолетовыми.

Этот волнующий ночной оттенок вдруг накрыл сад, заставив деревья, зверей и насекомых замереть в движении. Лишь розы шевелились, будто живые, под беззвучную музыку несуществующего ветра.

— Ничего не бойся! Никого не бойся!

Многоголосый шёпот разбился о сон, словно штормовая волна о гранит набережной Русалок.

Бруни вздрогнула и проснулась. На грани сна и яви глядя в окно, за которым занималось утро нового дня, она шептала молитвой: 'Ничего не бойся! Никого не бойся!' и гадала, станет ли вещим сон, приснившийся накануне свадьбы.

***

С неба только проливался нежный жемчуг рассвета, когда Ники, измученная болью, выползла на палубу — проветриться. Вахтенный у штурвала тихонько напевал, иногда прекращая петь и насвистывая мотив сквозь зубы:

Скрипит, постанывая, мачта,

И волны бьют с размаха в борт.

Пока за нас встает удача,

Корабль по волнам плывет.

Мы знаем девок всех борделей -

Верны лишь морю одному.

Пока в мешок нас не одели,

Не будем мы скучать по дну!

Облокотившись на релинг — сидеть было решительно невозможно — Ники слушала нехитрые слова:

Нас день и ночь качают волны,

На коже выступает соль,

Разлей-ка, юнга, нам по полной,

Залить души моряцкой боль!

Однажды мы на берег ступим,

Однажды дом свой обретем,

На берегу мы домик купим,

Тогда как люди заживем.

Пока же вся семья — команда,

Корабль — дом для всех один,

Сухарь и чай, ром и баланда,

И случай — вечный господин.

***Стихи Татьяны Резниковой специально для 'Золушек нашего двора'

И бездумно смотрела на горизонт, пока не заметила тёмную точку. Впрочем, внимание привлекла не она сама, а быстрое её приближение. Свистнув вахтенному, она указала в направлении точки, выросшей уже до размера облачка и продолжающей расти дальше.

— Аврал! — сиреной завопил тот и крутанул штурвал, меняя галс. — Ураган! На нас идёт ураган!

Ники, обомлев, смотрела, как надвигается ставший пепельно-чёрным горизонт, полностью скрытый прежде маленьким облачком. В средоточии бури били молнии, расцвечивая клубящиеся тучи в совершенно фантастические оттенки синего и фиолетового.

Первой заверещала боцманская дудка, о которой в народе говорили: 'Боцманская дудка — покойникам побудка'. Команда выскочила на палубу. Звучный голос Зореля перекрывал поднявшийся ропот волн. 'Касатка', благодаря внимательности Ники и мастерству вахтенного успевшая развернуться перед самым грозовым фронтом, неслась на всех парусах курсом по ветру, пытаясь уйти от стихии. Однако поднятые по приказу капитана штормовые паруса были сорваны порывом, и корабль резко сбавил скорость. Началась болтанка. Оставшаяся без парусов, словно обнажённая, 'Касатка' танцевала смертельный вальс на разбухающих на глазах волнах и куталась в манто из белой пены, щедро швыряемой ветром. Матросы спешно привязывали себя канатами к мачтам. На всякий случай попрощавшаяся с жизнью Никори пыталась разыскать капитана в наступившей вдруг мгле...

С неба пала минута тишины — минута откровения перед собой и безмолвия между волнами, а затем буря со всей страстью впилась в судно, тщась разбить его в щепы.

— Ясин! — ослепнув от брызг и оглохнув от воя ветра и рева воды, звала Ники. — Капитан!

На корму обрушилась многотонная волна, сметая такелаж и людей. Осиротевший штурвал крутился с бешеной скоростью.

Заметив это, Ники бросилась на мостки, где грудь в грудь сшиблась с Зорелем, также стремящимся к рулевому колесу. Оказавшаяся проворней Ники первой вцепилась в рукояти. Поворот штурвала чуть не выкинул её за борт. Спас Ясин. Встав сзади, положил ладони на её, лежащие на штурвале руки, удерживая 'Касатку' от бесноватой смертельной пляски. Бороться со стихией уже было бесполезно, оставалось лишь молиться Океанском Творцу.

Капитан так и простоял позади юнги весь шторм, удерживая и его, и корабль в сильных руках. В какой-то момент Ники, наплевав на всё, прижалась к напряжённому телу Зореля, ловя сладкие мгновения. А когда в её ягодицы недвусмысленно упёрлось что-то большое, она блаженно улыбнулась и даже глаза прикрыла, позабыв про стихию... и про боль от ударов канатом.

Шторм бесновался, ревел и плевался пеной, но перестал быть главным событием в жизни, по крайней мере, двух людей на 'Касатке'. А когда он кончился, капитан, шёпотом ругнувшись, отлепил от себя юнгу и отправил вниз, на помощь матросам. На его лице отражались смущение, негодование и изумление, впрочем, быстро стертые решимостью устранить бардак, царящий на корабле.

Выкидывая за борт мусор, Ники поглядывала на энергичного Зореля, отдававшего команды то тут, то там и даже не смотревшего в её сторону, и думала о скором наступлении вечера. Стихия напомнила ей о быстротечности жизни и о бесполезности ожидания...

После шторма на море наступил штиль. Команда была слишком измучена и удручена потерями, чтобы плыть дальше, и уже с наступлением раннего вечера, когда 'Касатку' более менее привели в порядок, Зорель разрешил всем поспать, выставив вахтенного. Спустя недолгое время кубрик уже дрожал от мощного храпа матросских глоток. Спал даже кок на камбузе, устроившись на полу с неизменной поварёшкой в руке. Да и вахтенный, так же как и все измученный усталостью, дремал одним глазом.

А вот у Ники Никорин сна не было ни в одном глазу.

Выскользнув из кубрика, она направилась к капитанской каюте без сомнений, не страшась будущего и покоряясь желанию слиться с Зорелем в одно существо, ревущее от страсти.

Капитан сидел за столом перед стаканом рома, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего любому, осмелившемуся потревожить этот нехитрый покой.

— Ты? — хрипло спросил он, будто сомневался в том, кого видит перед собой. — Я тебя не звал, убирайся!

— И не подумаю! — так же хрипло ответила Ники, задвигая засов и развязывая пояс шаровар. — Не сегодня, мой капитан, нет!

Ясин вскочил, уронив стул. В одно мгновение обогнул стол и оказался рядом с юнгой, придвинувшись вплотную. Стальные захваты пальцев сжали его плечи. Дыша ромом ему в лицо, Зорель прорычал:

— Убирайся! В первом же порту получишь расчёт!

А Ники уже тянулась губами к его, таким ярким в черноте всегда щегольски подстриженной бороды... Капитана будто качнуло к ней. Перехватив его руку Ники положила её себе между ног, не дожидаясь, пока спадут шаровары. И замерла, ожидая реакции.

Жёсткие пальцы сжали промежность, явно желая причинить боль. Зорель застыл, осознавая найденное... точнее, не найденное, а затем просунул ладонь ей под рубаху, нащупал перевязь, утягивающую и так небольшую грудь, мощным движением сорвал её, в клочья разметав и рубаху, и со всего размаха вжал юнгу в дверную створку. Шаровары, наконец, спали. Ники зашипела, когда исполосованные ягодицы уткнулись в грубые доски. И оказалась смята и раздавлена ураганом по имени Ясин...

***

Лёгкий поцелуй Кая оказался самым приятным воспоминанием об этом утре. Едва первый луч солнца скользнул по дворцовым крышам, Ванилла, Персиана, Катарина, а также толпа горничных и фрейлин фуриями ворвались в спальню, подхватили не совсем проснувшуюся Матушку под руки и потащили в купальню... и далее со всеми остановками, начиная от гостиной принца Аркея и заканчивая королевской столовой, где за завтраком собрались основные действующие лица свадебной церемонии. Вид у всех, кроме королевы Орхиданы, сияющей новеньким, будто вычищенным лицом, был основательно помятый. Складывалось ощущение, что ночью не спал никто, кроме Стрёмы, бодрым басом выпрашивающего у Его Величества куски утиного паштета. Принц Колей со скучающим видом стоял у окна и отказывался от еды. Принцесса Оридана выглядела так, будто проплакала всю ночь. Король Йорли ещё не пришёл в себя после возлияния с гномами и улыбался всем нежной улыбкой, не совсем понимая, что происходит, кто все эти люди и, собственно, он сам? Герцог Ориш с выражением парнокопытного животного задумчиво жевал салат. Принц Аркей помалкивал и казался таким собранным, будто собирался на фронт.

После завтрака невест и женихов развели по разным покоям. Встретиться они должны были теперь только у входа в главный храм Пресветлой, в народе любовно называемый 'Туфелька'. Название давалось неспроста — в алтаре, в золотой раке, хранилась одна из туфелек Богини. Сей чудотворный предмет имел обыкновение исцелять болезни, а, по сути, являлся одним из артефактов Вечной ночи, о чём знали лишь избранные. Бракосочетания королевских особ всегда проходили в 'Туфельке', и с течением времени храм оброс легендами, заслуженно приобретя славу народного любимца.

Поскольку собственных покоев у Бруни не было, принц уступил ей свои, а сам отправился готовиться к свадьбе в казармы. Из-за заморского происхождения принцессы Ориданы и близости 'Туфельки' к дворцу привычную ласурцам процедуру, во время которой жених верхом и в сопровождении шаферов и друзей встречал невесту на полпути от её дома к храму, изменили, однако оставив весьма существенный обычай одаривания. Вначале полагалось жениху одаривать невесту и подруг, затем, после церемонии, гостям — новобрачных и их родителей.

Стоя в окружении незнакомых фрейлин, улыбки на лицах которых казались наклеенными, Матушка наблюдала, как входит в покои принца полковник Торхаш в парадном мундире и со шкатулкой в руках, сопровождаемый рю Фринном и ещё одним, незнакомым ей офицером. Как следом впархивают Ванилла и Персиана, похожие на экзотические цветы в своих пышных платьях цвета молодой травы и вводят под руки... Пипа Селескина!

— Пиппо! — позабыв о фрейлинах, воскликнула Матушка, бросаясь к нему на грудь. — Пип, как я скучала!

— Девонька моя, — всхлипнул дядя, вытирая огромные слезы, — я так раз за тебя! Вот прямо ужасть как рад!

У входа стоял Веслав Гроден из Черных ловцов в новеньком, с иголочки, кадетском парадном мундире.

Судя по звукам с улицы, кортежи женихов уже выруливали к храму с тем, чтобы встретить там невест.

— Подарки от жениха, — полковник Торхаш улыбался одними глазами, и от его улыбки Бруни стало тепло на сердце.

Опустившись на одно колено перед ней, он приподнял крышку шкатулки. На белом бархате лежал... уже знакомый Матушке гарнитур из королевских опалов и брильянтов. Гарнитур, принадлежавший Её Величеству Рэйвин.

— Дайте-ка, я ей помогу! — воскликнула Ванилла и растолкала фрейлин, не обращая внимания на их гримасы.

Схватила колье и застыла в восхищении, разглядывая игру солнечных пятен, заключённых в лазурь камня, и радужные искры мелких бриллиантов. А затем вскинула изумлённый взгляд на Лихая.

— А куда камушек дели, Ваше Высокородие?

Лихо, поднявшись с колена, взглянул на колье и пробормотал:

— И действительно!

Кажется, Матушка впервые видела его таким растерянным.

Подлетевший рю Фринн, не церемонясь, сунул тяжёлую шкатулку в руки Ванилле и отобрал у неё колье.

— Там подарок, мой цветочек, — сообщил он ей, разглядывая одно из 'гнёзд', в котором отсутствовал средней величины камушек, — от Его Высочества с наилучшими пожеланиями тебе и ребёночку! — И, повернувшись к двери, вдруг взревел Железнобоком: — Королевского ювелира сюда! Ср-р-р-рочно!

Раскатистое эхо, видимо, достигло ушей ювелира в мгновение ока, поскольку совсем скоро высокий и сутулый старик в богато расшитом кафтане уже входил в покои Аркея и низко кланялся Матушке и присутствующим.

— Вот ведь какая оказия! — бормотал Пип, втиснувшийся в фрейлин, чтобы разглядеть ожерелье в руках рю Фринна.

Королевский ювелир, мастер Пекан Тонсин служил ещё родителям Редьярда.

— Позвольте мне колье, — мягко сказал он, забирая колье у подполковника. Взглянул на Бруни: — И колечко, Ваше Высочество!

— Ка-какое колечко? — заикаясь, спросила она.

И вдруг поняла! Прижала руки к груди, не собираясь отдавать тот единственный подарок от Кая, что пришёлся по душе и значил так много.

— Не отдадите, ну, я так и думал! — по-доброму улыбнулся старик. — Потому захватил замену!

Он достал из кармана камзола коробочку, в которой оказался опал подходящего размера. Отошёл к окну и спустя мгновение с поклоном вернул колье Бруни.

— Носите на здоровье, Ваше Высочество! Камни дивно идут вам! И колечко к ним подходит!

Источая улыбки, ювелир покинул покои принца, а Матушку вновь обступили горничные и фрейлины под руководством Катарины. Неутомимая горничная в праздничном белом платье с голубым воротничком, фартучком и кокетливым цветком в волосах с самого утра носилась по дворцу почище гончей из королевской псарни, организовывая приготовления к церемонии.

Краем глаза Бруни успела увидеть, как вспыхнула довольным румянцем Персиана, разглядев золотые монеты в немаленькой шкатулке, преподнесённой от имени принца Аркея неизвестным офицером, как Ванилла сунула свой подарок в руки Пипа, даже не заглянув внутрь, но схватилась за серьги с опалами и принялась вдевать их в уши Бруни. Как, бросив на Матушку вовсе не весёлый взгляд, вышел из покоев полковник Торхаш и увёл с собой мужчин. А затем её вновь взяли в оборот умелые руки горничных, раздевающие, одевающие, украшающие, причёсывающие. Невесомой паутинкой, лепестком чайной розы опустилось платье, вызвав восторженные шепотки и завистливые взгляды в толпе фрейлин. Поймав Ваниллу, оправляющую складки на её юбке, за руку, Матушка тихо попросила:

— Убери отсюда чужих, прошу! Но приведи Пипа и Веся. Я хочу побыть с семьёй.

— Ваше Высочество, время! — позвал кто-то из-за двери.

Ванилла вопросительно посмотрела на Бруни.

— Пожалуйста! — прошептала та одними губами.

— Прекрасные мои госпожи! — разворачиваясь, гаркнула Старшая Королевская Булочница, заставив фрейлин подпрыгнуть — чувствовалась ораторская школа мэтра Понсила. — Извольте выйти в коридор и разбиться на пары! Катарина, организуй нам с Её Высочеством кортежик, а не поросячье стадо!

— Слушаюсь, моя госпожа! — едва сдерживая смех, отозвалась первая горничная.

Вновь вошедший Пиппо застыл у двери, разглядывая племянницу. Платье делало её языком пламени — прекрасным, гибким и сильным. Сине-солнечные взблески опалов на груди и в ушах удивительным образом сочетались с его нежным оттенком.

— Бруни! — вытаращился из-за его спины Весь. — Бруни, какая ты... Какая!!!

— Какая? — улыбнулась она и раскрыла объятия двум самым дорогим, не считая Кая, мужчинам в своей жизни. — Идите ко мне!

Рыдающий Пип заключил её в объятия, и Весь прижался жарким боком, и Ванилька с Персианой, смахивая слёзы, попытались обнять всех сразу.

Несколько мгновений в комнате царила тишина, говорящая о многом и изредка прерываемая всхлипами. Матушка тоже прослезилась, но в груди росла и ширилась уверенность в том, что всё происходит, как должно: впервые с тех пор, как она попала во дворец, Предназначение коснулось её своим чёрно-белым крылом.

— Идёмте! — легко вздохнув, приказала она. — Нас ждут!

Ванилла и Персиана заняли место позади невесты, трогательно зелёненькие и похожие друг на друга, как маргаритки на бордюре вдоль садовой дорожки.

Пип предложил племяннице руку, и когда она оперлась на неё, не выдержал, притянул широкой ладонью к себе голову Бруни и поцеловал в макушку.

Весь, преисполнившийся собственной важности, выступал чуть позади и сбоку от кортежа, зорко поглядывая по сторонам из-под насупленных бровей.

К удивлению Матушки к сопровождающей её свите из фрейлин присоединился гвардейский караул в чёрных мундирах, ведомый незнакомым ей офицером — невысоким, мощным, кареглазым. С лица его не сходила добродушная улыбка, хоть он и пытался казаться серьёзным, чтобы соответствовать случаю. Он лихо отдал ей честь, после чего поклонился — абсолютно не изящно, зато от души:

— Ваше Высочество, разрешите представиться, Борн Сормаш из рода Сильных Мира Сего. Буду охранять вас во время церемонии... чтобы не украли!

Бруни улыбнулась в ответ:

— Рада познакомиться, Борн!

Голова у неё немного кружилась. Шум толпы, доносящийся даже сквозь стены дворца, напоминал крики чаек над бушующим морем. Матушке всё казалось — за порогом не тот, знакомый и близкий ей мир, а совсем новый, с иголочки. Мир, который ей предстоит сделать лучше.

— На караул! — рявкнул Сормаш.

Фрейлины в разноцветных пышных платьях в обрамлении оборотней в чёрных мундирах выглядели сущим цветником, усаженным махровыми пионами, гордыми ирисами, стильными лилиями.

Где-то на середине пути из ответвления коридора вынырнула архимагистр Никорин. В серебряном брючном костюме, с лицом, бледностью и тенями говорящем о бессонной ночи, она казалась хрупкой серебряной статуэткой, дворцовым украшением, но никак не одной из самых могущественных волшебниц Тикрея.

— Моё почтение, Ваше Высочество! — пристроившись справа от Бруни громко сказала она и шепнула ей на ухо. — Шикарно выглядишь!

— Ты... Вы тоже в моём кортеже? — удивилась Матушка.

— Конечно! — возмутилась Ники. — Кто, как не я, согреет вас этим холодным днём! Творение мэтра Артазеля выше всяких похвал, но на дворе зима, не забыли?

— Ох, и правда! — воскликнула непосредственная Ванилла, оглядывая своё потрясающее декольте. — А кто же греет женихов этим холодным днём, госпожа Никорин?

— Они морозоустойчивые... — пожала плечами архимагистр.

В огромном холле донжона две процессии — Матушки Бруни и Её Высочества Ориданы, слились в одну. Гаракенской принцессе дивно шло нежно-голубое платье, украшенное ослепительно белыми кружевами с её родины, однако выражение маленького остроносого личика, решительное и сумрачно-неизбежное, слегка нарушало гармонию. Взглянув на неё, Бруни ощутила укол в сердце — эта принцесса, хоть и старалась изо всех сил выглядеть подобающе, показалась ей испуганным ребёнком, которого родители потеряли на ярморочной площади.

— Подождите меня! — попросила она дядю, отпуская его руку, и направилась к Оридане.

Та взглянула исподлобья. Нервно поправила вьющуюся прядь, выпавшую из высокой причёски, украшенной настоящими (в смысле, выросшими при помощи магического ускорения) подснежниками.

Не говоря ни слова, Матушка обняла её и прижала к себе. Ощутила под ладонями худые, дрогнувшие в беззвучном рыдании плечи.

Кто она такая, чтобы осуждать судьбу, оспаривать выбор Пресветлой? Никто. Что она может сделать, желая облегчить принцессе этот день, который для кого-то, вроде самой Бруни, должен стать самым счастливым днём жизни? Только поделиться теплом...

— Всё будет хорошо! — прошептала она на ухо Оридане. — Выше голову! Не надо бояться!

Та, лишь на миг, подалась к ней, благодарно сжала пальцы. И тут же отстранилась, взглянула холодно и свысока — поскольку была чуть выше Матушки. Произнесла медленно, тщательно подбирая слова:

— Мои поздравления, Ваше Высочество!

— Мои поздравления, Ваше Высочество! — эхом ответила Бруни и вернулась к сопровождающим.

— Зато не будет скучать! — пробормотала за спиной Старшая Королевская Булочница, а её сестра согласно вздохнула.

Ники, обернувшись, весело посмотрела:

— Не завидуйте, девоньки!

Вызвав ремаркой неожиданный румянец на их щеках.

Когда кортеж остановился у главных дверей, ведущих на площадь, архимагистр поинтересовалась:

— Готовы, Ваше Высочество?

— Готова! — пересохшими от волнения губами прошептала Матушка.

— Я похулиганю? — лукаво улыбнулась та и, не дожидаясь позволения, сделала изящный пасс, будто кружево плела.

Дворцовые двери охватило бездымное искрящееся пламя, вызвавшее вскрики и обмороки среди толпы фрейлины всех возрастов и мастей. Под его воздействием столетний дуб светлел, тёк, превращаясь в золотые створы, которые стали медленно открываться наружу, впуская белый свет зимнего дня. Бруни даже зажмурилась, таким ярким он ей показался.

Дворцовая площадь была взята в плен снегопадом. Из аккуратного облачка, словно приклеенного к ясному небу прямо над храмом, сыпались снежники, и грани каждой взблёскивали алмазно.

Языки пламени стекли с дверей и поползли на крыльцо, раздвигая толпу придворных, вызывая восторженный рёв толпы, вниз по великолепной лестнице, к ожидающему Матушку экипажу, запряжённому четвёркой белоснежных лошадей. Судорожно вздохнув, та ступила в огненные волны, и направилась навстречу судьбе.

В один экипаж с ней сели подруги невесты и Ники, накинувшая на голову серебряный капюшон, что делало её похожей на боевого мага. Холода никто из них не чувствовал — архимагистр накрыла экипаж защитной сферой, сохраняющей тепло.

— Бруни, — толкнула её локтём в бок Ванилла, — ты чего застыла, как благородный статуй?

— А что мне делать? — недоумённо спросила та.

— Ты, главное, улыбайся и маши! — подсказала Персиана. — Вон, гляди, наши стоят!

— Где? — оживилась Матушка.

— Да вон же, справа. Мастер Пелеван с семейством... Матрона Мипидо и мастер Висту... А вон, гляди, стряпчий, мэтр Даугавец!

И точно. Они все были здесь! Огненное семейство Пелеванов: Томазо снял шапку и низко поклонился, когда экипаж проехал мимо, а детишки, вереща, как воробьи у кормушки с пшеном, вопили 'Долгие лета!' Туча Клози, бурно вздымая затянутые в цикламеновое груди, потрясала над головой сомкнутыми руками и кричала: 'Умница, девонька! Умница! Так их!', а стоящий рядом мастер Висту скромно улыбался и качал головой. Знакомые мастеровые с чадами и домочадцами, в чьих лицах оживали детское ожидание чуда и восхищение оттого, что чудо свершилось — простая девушка из Квартала Мастеровых нашла своего принца. Лавочники и купцы, ухмыляющиеся одобрительно и прикидывающие свою выгоду от знакомства с будущей принцессой — дело есть дело! Взволнованные прачки в нарядных белых чепчиках... Марх Тумсон — фигуристый и нарядный... Персиана, увидев мужа, увлеклась отправлением ему воздушных поцелуев и чуть не вывалилась из экипажа...

Над толпой поднимался пар — день был морозным. Среди людей бродили разносчики с горячим яблочным соком урожая этого года и подогретым с пряностями вином, разливали с шутками прибаутками. Напитки, также, как и пирожки с разнообразными начинками, печенья и конфеты раздавались в этот день бесплатно.

Над головами порхали птички, распевающие известные гимны: 'Слава Пресветлой' и 'Сердце к сердцу'. За их тщательно выверенным полётом, выплетающим в воздухе хитроумные разноцветные узоры, следили дежурные маги, что стояли по всему периметру площади, на равном расстоянии друг от друга.

На середине площади было пусто. Здесь заслон из гвардейских полков делил толпу на два полумесяца, оставляя свободным пространство, на котором должны были встретиться кортежи невест и женихов.

Сердце Бруни забилось отчаянно, когда она увидела подъехавшего к ней принца Аркея на великолепном гнедом скакуне. Повелительным жестом остановив экипаж, принц спешился и протянул Матушке руку.

— Пойдём пешком? — зарумянившись от его жадного, горячего взгляда, в один миг заметившего и платье, и причёску, и вообще всё, тихо спросила она.

— Лучше! — улыбнулся Кай и... подхватил её на руки.

— Потащишь меня через всю площадь? — изумилась она, пряча алеющее лицо на его плече от любопытных взглядов.

— Только половину площади... — со свойственной ему рассудительностью уточнил он. — И далее — через всю жизнь!

Позади принц Колей, проводивший их тоскливым взглядом, развернул Петра Снежного и поехал шагом рядом с каретой принцессы, сопровождаемой матерью, её статс-дамой и вездесущим герцогом Фигли Оришем.

— Прекрасная нынче погода, — глубокомысленно заметил Колей, поклонившись всем присутствующим одновременно.

— Пресветлая Индари и Океанский Творец определённо благоволят вашему браку, дети! — царственно улыбнулась королева Орхидана.

В серо-жемчужном, богато украшенном кружевами платье она выглядела потрясающе. Гаракенские кружева отличались от ласурских геометричностью рисунка и острыми краями. Такими же было обшито платье принцессы. Обе они — королева и её дочь — оттого казались огромными снежинками, упавшими с неба в свадебный экипаж.

Герцог Орли отмахнулся от назойливой зачарованной птички, свистевшей ему прямо в ухо, и лукаво заметил:

— Нашу дорогую племянницу легко нести на руках, ибо стройна, как ива, и легка, как лань!

Королева посмотрела на старшего брата с обожанием.

Его Высочество вздохнул. Спешился. Обречённо протянул руку Оридане.

Та, не поднимая глаз, спустилась в его объятия.

Пара смотрелась чрезвычайно эффектно. Высокий, широкоплечий и светловолосый Колей в тёмно-голубом свадебном камзоле, расшитом серебром, и хрупкая черноволосая принцесса, голубой осколочек льда в его мощных руках.

Толпа одобрительно засвистела и заулюлюкала, приветствуя инициативу. Шаферы, следуя примеру женихов, похватали на руки подруг невест, кроме, естественно, королевы Орхиданы. Лихай Торхаш чуть замешкался, спешиваясь, и когда подошёл к экипажу Бруни, подружек невесты уже утащили рю Фринн и их коллега по полку. Оставшаяся сидеть Ники встретила оборотня холодным презрением во взгляде. Не говоря ни слова, тот выдернул её с сидения и прижал к груди.

— Вы ошиблись, полковник, — хмыкнула архимагистр, когда Лихай пронёс её уже приличное расстояние, — я — не подружка невесты! Поставьте меня!

— С кем не бывает! — прищурился в ответ тот. — Вам придётся потерпеть мою близость, Ники!

Глаза Никорин потемнели, однако она ослепительно улыбнулась:

— Сейчас же отпустите меня!..

— Я слышу в вашем голосе волнующие нотки незаконченности... Продолжайте, архимагистр! Отпустите меня или — что? — Лихай провокационно взглянул на рот Ники.

От подобного хамства та не нашлась, что ответить.

Между тем, обе процессии уже достигли храмовой лестницы. В тёмном камне были высечены следы маленьких туфелек, будто Пресветлая собственной персоной взбегала здесь по ступеням.

Лихай аккуратно поставил драгоценную ношу на ноги.

— Такую как вы можно носить на руках вечно! — поклонился он.

— Из-за большой любви, полагаю? — недобро усмехнулась та.

— Из-за маленького веса, — констатировал собеседник и, развернувшись, принялся подниматься по ступенькам следом за принцем Аркеем — священник уже выкрикнул на всю площадь положенный призыв: 'Введите деву в Храм!'

Ники только что не сгорбила спину и не зашипела вслед ему взбешённой кошкой. Похоже, он поменял тактику поведения, применив к ней её же собственную! Негодяй!

Поднимаясь по лестнице и зорко окидывая толпу перед храмом, она улыбалась про себя: противостояние всегда случается вовремя, а месть стоит того, чтобы ждать!

***

Едва Бруни переступила порог 'Туфельки', как её охватило странное чувство — будто всё это уже было. Неужели исподволь так страстно мечтала стать женой Кая, что воображение давно нарисовало эту картину не хуже мастера Висту? А ей казалось, ничего не ждала от сладкого и одновременно горького романа с незнакомцем, однажды зашедшим поужинать!

Наречённые пары были обращены лицом к толпе гостей. Статуя Пресветлой с распущенными волосами, украшенными розами, в простом белом платье, стояла позади, простирая над ними руки в жесте любви и благословения. Ласурский первосвященник, высокий, сутулый и похожий на коршуна священнослужитель, читал долгую вступительную часть, полагавшуюся перед произнесением клятв. Кай, у порога передавший невесту Пипу Селескину для введения в Храм, едва оказавшись рядом с ней у алтаря, взял её за руку и больше не отпускал. Потихоньку лаская его сильные пальцы ответными прикосновениями, Бруни разглядывала толпу, удивляясь изобилию выражений лиц. Король Редьярд, из-за высокого роста и могучего телосложения сразу видимый в толпе, казался довольным и усталым. Слушая комментарии стоящего рядом Дрюни, одетого на удивление неярко, но изящно, улыбался, однако было видно, что мысли Его Величества где-то далеко. Судя по тому, как он поглядывал на галерею, опоясывающую внутреннее пространство здания, где разместили делегацию почтенных мастеров, с тем, чтобы гостям небольшого роста всё было видно, — в Драгобужье. Среди однообразно светлых — Храм был ярко освещён магическими светильниками и жертвенниками, поставленными по углам и вдоль стен — лиц придворных выделялись, сияя звёздами, лица герцогини рю Филонель и Её Величества Орхиданы. Но если красота второй вскоре должна была потускнеть, возвращаясь в рамки обычной, то прекрасная эльфийка традиционно притягивала почти все мужские взгляды, невзирая на острые ушки, демонстративно открытые высокой причёской. Однако герцогиня поглядывала лишь на Его Величество Редьярда. Поглядывала с тем же выражением, с каким он смотрел на Драгобужскую делегацию — как на выгодное долгосрочное вложение капитала.

Из-за обилия иностранных гостей и пышной королевской свиты в Храм не поместились народные представители. Даже главы Гильдий и те вынуждены были остаться на улице, ожидая окончания церемонии. Рассеянно скользя взглядом по незнакомым лицам, Матушка 'споткнулась' об одно — женщина, укутанная в тёмные одежды, с волосами, заплетёнными во вдовью косу, была красива какой-то нездешней, смуглой, черноглазой красотой. Заметив, что Бруни смотрит на неё, она выпрямилась и расправила плечи, хотя до этого сутулилась, словно пыталась скрыться в толпе. Если бы взгляд мог обжигать — Матушка уже поджаривалась бы в ревущем пламени. Столько ненависти, боли и отчаяния, давно и любовно хранимых, оберегаемых и лелеемых, она ещё не встречала... И вдруг с женским наитием поняла... осознала, кого видит перед собой! ТУ САМУЮ! Ведьму, что прокляла, не пожалев, королевского первенца, Его Высочества Аркея.

ЕЁ КАЯ!

Бруни машинально подалась вперёд, желая защитить любимого от взгляда, подобного броску змеи, удару клинка. Вцепилась в его пальцы с такой силой, что он, повернув голову, с тревогой посмотрел на неё. Проследив за её взглядом, лишь чуть изменился в лице — выдержки Его Высочеству было не занимать. Незнакомка и Бруни смотрели друг на друга так, будто от этого зависели их жизни. В случае с Матушкой так и было. Тогда, в королевском кабинете крикнув в лицо Каю 'Да мне не будет жизни без тебя, понимаешь?' она была совершенно искренна. А сейчас её глаза кричали безмолвно: 'Не смей! Не тронь! Уходи! Не отдам его тебе! Никому не отдам!'

Их интерес не остался без внимания короля, который, по старой привычке контролировать всё вокруг, не забывал следить за брачующимися, ожидая какой-нибудь гадости со стороны младшего сына. Проследив за взглядом невесты старшего, он увидел высокую фигуру... которую узнал сразу, несмотря на мешковатые одежды. Рука Его Величества вцепилась в ткань камзола, словно он желал вырвать себе сердце... И вырвал бы, лишь бы оно так не ныло! Заметивший его движение шут тоже посмотрел в ту сторону и изменился в лице.

Бруни ничего этого не видела. Весь мир пропал, оставив её наедине с незнакомкой, чьи глаза полыхали преисподней. И вдруг выплыло из памяти белой лебедью 'Твой брак под моей защитой!' Пахнуло гордой сладостью роз, свежестью росяной травы... Будто тонкие руки оплели, поддерживая, успокаивая, придавая не силу — её у Матушки и так было достаточно для защиты любимого! — но уверенность. Бруни глубоко вздохнула аромат, никому более недоступный, и подумала, что этой женщине, измучившей себя ненавистью, ничего так не нужно, как... прощение. Подумала и, продолжая глядеть ей прямо в глаза, где-то глубоко в сердце расплела тугой узел собственного страха, одними губами прошептав: 'Прощаю...'

Чужая воля в растерянности отступила.

Ни для чьей ненависти ни сама Матушка, ни её возлюбленный более не были достижимы.

А Его Величество Редьярд, наоборот, рванул ворот камзола, будто тот душил его. Задыхаясь, ловил воздух ртом, как рыба выброшенная на лёд. Дрюня схватил его за плечи, среди людей пошли шепотки и вскрики, от стен двинулись к чёрной фигуре, так испугавшей монарха, гвардейцы и дежурные маги, одетые в серые мантии с капюшонами, закрывающими лица. Женщина-птица, казалось, пойманная в силки, подняла голову, распрямила плечи. Во взгляде, направленном на Бруни, та ясно прочитала изумление. На короля незнакомка даже не посмотрела, лишь чуть повернула голову, позволяя ему разглядеть собственный точёный профиль, и... исчезла. Гости ничего не видели: вытягивая шеи, смотрели на растерянных гвардейцев и магов, не понимая, что привело их в подобное состояние. И тут Первосвященник, который ничего этого не заметил, так как стоял спиной к залу, произнёс главный вопрос, обращаясь к Его Высочеству Аркею.

— Да! — спокойно ответил тот.

Однако Бруни чувствовала, как холодны его пальцы — появление ведьмы не прошло для Кая даром. Не стесняясь никого, поднесла их к собственной щеке, прижала, делясь теплом, и уверенно сказала 'Да!'. Ответы Колея и Ориданы звучали куда как тише и неувереннее. На площади зазвучала музыка со свитков. Под сердечные слова гимна Пресветлой пары должны были покидать Храм и представать перед народом.

Весь мир ликует, радостью омыт,

Когда любовь находит воплощенье,

Любимым рай доверчиво открыт,

А свадьба — двух сердец переплавленье

В одно. И это сердце — как набат,

Как факел, освещающий планету,

Влюбленные — святые, это факт,

Пресветлая, ты понимаешь это!

И радость двух согреет миллиард,

Любовь двоих, умножившись стократно

Зажжет сердца, земной осветит шар,

И возвратится к любящим обратно!

Пел хор женских голосов, и горожане вторили им, ибо каждому ласурцу с самого раннего детства были известны эти слова:

Благослови, Пресветлая, союз,

Двух светлых душ, нашедших свет друг друга,

Сними сомнений и ошибок груз,

Пусть обойдет их дом разлуки вьюга.

Благослови детьми любовь двоих,

Они пришли к тебе сейчас, как дети.

Раскрой благословение для них

Для долгой жизни и любви до смерти.

***Стихи Татьяны Резниковой специально для 'Золушек нашего двора'

Наколдованное золотое пшено и монетки, сияющие, как алмазики, просыпались на вышедших молодожёнов. Присутствующие на церемонии потянулись следом. Несколько дюжих гвардейцев сдерживали людей, чтобы те не подавили друг друга, споткнувшись о высокий порожек.

— Ваше Величество! — воскликнул распорядитель свадеб, бросаясь к нему, однако Дрюня замахал руками, вмешиваясь:

— Займитесь делом, мастер, король сейчас выйдет!

В опустевшем помещении остались лишь он, Редьярд, Троян рю Вилль, да гвардейцы с магами, растерянно топтавшиеся у стен.

— Ваше Величество! — голос начальника Тайной канцелярии звучал взволнованно.

— Молчи! — просипел Редьярд.

Краснота медленно уходила с его лица, но дышал он ещё с трудом, болезненно морщился, потирая левую сторону груди.

Из тени нефа выступила архимагистр Никорин, сплела какое-то заклинание, шагнула в сторону. Спустя мгновение на плитах Храма стоял удивлённо озирающийся целитель Жужин.

— Нужна помощь! — негромко позвала она, кивая на короля, и тем самым приводя мэтра в чувство.

Целитель бросился к Его Величеству. Бережно отвёл его широкую ладонь от груди, заменив своей. Сказал укоризненно:

— Ну, разве ж так можно обращаться со своим здоровьем, Ваше Величество? На крайнюю степень утомления наложилось некое чувственное волнение — и вот результат! Мне придётся вплотную заняться вашим образом жизни и рационом!

— Только не это! — воскликнул король. — Есть другие рекомендации?

Мэтр недовольно подвигал породистой челюстью.

— Покой и отдых! Умеренные физические упражнения на свежем воздухе! И никаких докладов, ухудшающих настроение!

— Братец, — заметил Дрюня, — а ведь теперь у тебя есть официальный повод отправиться в отпуск!

— Я так и сделаю, — пробормотал Редьярд.

Стальная раскалённая игла, вошедшая в сердце при одном взгляде на фигуру в чёрном, постепенно расплавлялась, подчиняясь целительскому искусству Жужина. Ладони чесались стянуть алмазный венец, швырнуть куда-нибудь в угол и сбежать в лес. Лес, навсегда опустевший без НЕЁ.

***

Процессия двинулась в обратном порядке — народ приветствовал и пил за здравие, принцессы и принцы принимали поздравления родственников и гостей. Музыкальные свитки смолкли. На площадь под гнусавый визг рожков и стук барабанов выскочили несколько групп музыкантов, моментально образовав вокруг себя пространство для танцев. Двери трактиров не просто не закрывались — их сняли с петель. Хозяева, алчно поблёскивая глазами, наливали всем желающим пива и молодого вина, кормили картофелем, запечёнными с овощами и фаршем, горячими пирожками. К ним уже выстроились очереди. Ведь сегодня за всё платила корона!

Мастер распорядитель следил за действом со ступенек Храма, и на лице его играла довольная улыбка — всё шло по плану. Беспокоило лишь отсутствие короля. Впрочем, Его Величество скоро покинул 'Туфельку', сопровождаемый Первосвященником и шутом... Странное сочетание! Радушно улыбаясь, Редьярд спустился в толпу гостей, принимая поздравления от иностранных делегаций и собственных подданных. Людям, хорошо его знавшим, улыбка показалась оскалом.

Наивкуснейшие запахи заполнили площадь, ставшую местом народного гуляния. Пахло жареными на открытом воздухе мясом и колбасками, сухариками в пряностях, которые жители Вишенрога уважали в качестве закуски к пиву, знаменитыми мерзавчиками, доставленными мастером Пипом по специальному заказу в количестве трёх телег и моментально розданными... Фруктами в меду... Оладьями с вишнёвым вареньем... Радостью... Беззаботностью... Молодостью старого города...

Подошедший к Ванилле господин был худ, высок и изящен. Склонился в поклоне, облобызал пухлую ручку. Подмигнул, спрашивая:

— Не пройтись ли нам в танце, красава?

— Ах, что вы, что вы! — затрепетала ресницами та. — Я с незнакомцами не танцую!

— Это вы с обычными незнакомцами не танцуете, — поправил собеседник, приобнимая её за талию, — а с прекрасными незнакомцами танцевать велела сама Пресветлая, ибо не чуралась радостей жизни!

И спустя мгновение весенняя зелень платья Старшей Королевской Булочницы уже мелькала в толпе танцующих вслед залихватскому присвисту Дрюни.

Бруни проводила их глазами и доверчиво прижалась плечом к плечу принца Аркея. К ним подходили какие-то люди, часть из которых она уже узнавала в лицо, однако до сих пор не знала, кто они такие и как к ним обращаться, вели витиеватые речи, поздравляя, желая, оглядывая... От зависти, которой отдавали слова, Матушка быстро стала уставать, потому и принялась оглядываться, наблюдая за знакомыми ей людьми. Чуть в стороне от всех стояла архимагистр Никорин, следила за весельем ничего не выражающим взглядом. Так смотрят на листья, плывущие по воде или круги от дождевых капель в луже. Смотрят, не видя, уносясь мыслями очень и очень далеко...

***

Ники пришла в себя первой, недаром о женщинах Портового квартала говорили: 'Живучи как крабы'. Согнулась пополам, выворачиваемая студёной водой, набравшейся в желудок. Едва судорога отпустила, огляделась безумными глазами, не понимая, кто она, где она... Однако, увидев тело на песке, сдавленно закричала и быстро поползла к нему.

Ясин лежал на спине, раскинув руки крестом, и казался спящим. Так покойно было бледное лицо, оттенённое чёрной бородкой. Ники затрясла его, прижимая голову к груди. Он не отозвался.

— Дыши, Аркаеш тебя побери, дыши! — зашептала она, с трудом поворачивая тяжёлого мужчину, затягивая себе на колено и перегибая лицом к земле. — Дыши!

Со всей силой отчаяния стукнула сомкнутыми кулаками по его спине. Ещё раз... Ещё... Смешивая собственные слёзы с горячечными мольбами Пресветлой... Смешивая мольбы с проклятиями, а проклятия со слезами... Била до тех пор, пока слабо содрогнувшийся Ясин не исторг из себя потоки воды. Застонал, задышал со всхлипом. Ники торопливо раздевала его, осматривала, но кроме нескольких ссадин не заметила ни глубоких ран, ни переломов. Индари была милостива, защитив их, несомых волнами на бревне, от ударов о прибрежные скалы!

Бревно — всё что осталось от 'Касатки', возвращающейся из Гаракена в Вишенрог. Налетевший шторм длился гораздо меньше того, после которого Никорин открылась капитану, однако разрушений принёс куда больше, умчавшись затем в сторону материка. Здесь и сейчас виднелись следы его безумного танца — груды водорослей, выброшенных на берег, вывороченный песок, вдали — корневища поваленных деревьев, торчащие в небо скрюченными страшными пальцами.

Оглядевшись, Ники увидела в скале, нависающей над пляжем лаз в небольшую пещеру. Хоть какое-то укрытие! С трудом втащила туда Ясина, уложила у стены. Разделась сама и накрыла его своим телом, согревая, обтираясь как кошка, ощущая странный прилив кипучей энергии. Или это чудесное спасение плеснуло в кровь кипятка, застило зрение желанием жить, ощущать себя живой! Сейчас Ники и мёртвого бы подняла, а Ясину много не потребовалось. Его руки взметнулись, заключая её в объятия. Его дыхание смешалось с её...

Судьба корабля и людей...

Их местонахождение...

Дальнейшие действия...

Потом, всё потом, а пока лишь радостная песнь двоих, оставшихся в живых, горячая пляска тел, вскипающая кровь, молотом бьющая в низ живота, выбивающая дыхание из груди и стоны из губ, воспалённых жаждой и солью морских вод...

Спустя некоторое время, отлепившись друг от друга и обретя возможность рассуждать здраво, они оделись и принялись оглядываться. Вглубь скалы вёл узкий лаз, из которого тянуло горячим воздухом.

Тепло и питьевая вода — то, что было сейчас нужнее всего остального!

— Должно быть, неподалёку подземный источник, — облизнув губы, сказал капитан и протянул Ники за руку, — пойдём, солнце, попробуем найти!

— А если не найдём? — со свойственной ей практичностью уточнила та.

— Погреемся и вернёмся. Надо понять, куда нас занесло!

Спускались недолго. На стенах в изобилии рос мох, свешивающий бороды флуоресцирующих в темноте плетей до земли. В открывшемся зале, формой напоминающем чашу, действительно, исходило паром озеро, пополняемое подземными источниками. Вода чуть отдавала серой, но была пригодна для питья. Не сговариваясь, Ники и Ясин скинули одежду и погрузились в горячие воды, с наслаждением ощущая, как отпускает озноб, как расслабляются перенапряжённые мышцы, как утихает боль от ушибов и растяжений.

— Что это? — удивилась Никорин, разглядев свечение у себя под ногами — она стояла почти в самом центре озера, вода доходила ей до горла.

Капитан нырнул. Спустя мгновение вынырнул, глаза его горели, как у мальчишки, добравшегося до отцовского оружия.

— Там подводный коридор, ярко освещённый! Я сплаваю!

— Я с тобой! — нахмурилась Ники. — Не смей оставлять меня одну — здесь жутко!

Встав, он притянул её к себе. Взял лицо в ладони.

— Я обещал на тебе жениться, как только мы вернёмся в Вишенрог, помнишь?

— Помню!

— Так я это сделаю, Ники! Кракеном клянусь! Но если ты не научишься доверять мне — ничего не выйдет!

— Я доверяю, — прошептала она, глядя на него огромными глазами, — просто мне страшно!

Ей, и правда, было страшно. Голубоватое свечение, мерно струящееся в воде, наводило жуть и мысли о мертвечине... Это было неразумно — вода дала им возможность напиться и согреться, но там, в глубине, Ники ощущала нечто, столь чуждое, что у неё поднялись дыбом волоски на руках и вдоль позвоночника.

— Канаты из меня вьёшь! — хмыкнул Ясин. — Ни в чём не могу тебе отказать! Ладно, ныряем! Если поймёшь, что воздуха не хватает — плыви назад!

Никорин непочтительно фыркнула и тут же получила от собеседника лёгкий подзатыльник. Капитан продолжал оставаться капитаном для своего юнги, даже в отсутствие корабля.

***

Свадебная процессия вернулась во дворец, едва начало темнеть. Придворные, принцы с принцессами и сам Его Величество, прошедшийся в танце по площади с какой-то габаритной купчихой наравне с простым людом, повысили авторитет короны и так достаточно высокий.

Пир был накрыт в Большой Тронной зале. Гости, оголодавшие на свежем воздухе, рассаживались, оживлённо переговариваясь. Король, подняв бокал, подал знак приступать к еде. Сам к яствам не притронулся, лишь бесконечно пил, улыбаясь и кивая в ответ на тосты. За спинкой трона, на низеньком табурете, устроился Дрюня Великолепный с кувшином в руках, то и дело подливающий в королевский бокал... простую воду. Пить в ближайшие несколько дней королю категорически запретил мэтр Жужин, а когда тот попытался сопротивляться, архимагистр Никорин мягко заметила, что у пациентов, не слушающих своих целителей, случаются проблемы в постели. Маленькие и не очень. Сейчас, сидя за первым из столов, поставленных поперёк зала аккурат у ступеней, ведущих к трону, она изредка поглядывала на Его Величество, иногда лукаво салютуя ему бокалом. Рядом с ней сидел отчаянно смущённый мастер Пип, отирал лысину огромным платком и косился на волшебницу, словно она была огромной жабой, одно прикосновение к которой должно было бы покрыть его бородавками с пяток до макушки.

— Да не дёргайтесь вы так, почтенный дядюшка нашей Бруни! — сказала она, наконец, не выдержав. — Я не кусаюсь и почти не плююсь ядом! Лучше давайте выпьем за здоровье молодых!

— Дело говорите, моя госпожа! — поддакнула Ванилька, посаженная с Персианой рядом с Пипом. — За молодых!

Она периодически поглядывала в сторону трона, посылая шуту воздушные поцелуи и горящие взгляды — ведь ничто так не способствует оживлению чувств, как отчаянная ссора с последующим жарким примирением!

Короля Йорли и королеву Орхидану посадили слева от новобрачных. Оказавшийся рядом принц Колей любезно ухаживал за ними и казался паинькой. Во время и после церемонии в Храме он вёл себя тише воды, ниже травы, будто смирившись со своей участью — видимо, о правилах поведения напоминала непреходящая попная боль. Однако король, слишком хорошо знавший сына, прекрасно понимал, что это не совсем так!

Сидящие за одним из ближайших столов гномы хором говорили тосты, дружно вставали и кланялись, молча выпивали, синхронно крякали, садясь на место, и периодически поглядывали в окна: время подарков новобрачным и их родственникам не пришло, а дар от Гильдии Механиков, созданный под негласным патронажем Драгобужской короны, должен был стать гвоздём программы.

Её Светлость рю Филонель, как официальная фаворитка имела привилегию стоять рядом с королевским троном, что сейчас и делала, красуясь в новом наряде — успела переодеться, пока гостей провожали во дворец и рассаживали. В платье из золотой парчи, тот самом, что вначале предполагалось надеть на вечерний бал, она казалась столпом божественного пламени, богиней, сошедшей с небес на землю. От одного взгляда на неё у мужчин замирало дыхание, зато принимался активно шевелиться маркер собственного достоинства.

— Дорогой, — тихо пропела она, наклонившись к Его Величеству, — я знаю, как вам важен этот договор с Драгобужьем, но скажите мне, когда уже наши драгоценные коротконогие гости покинут дворец? От их запаха у меня болит голова!

— От какого запаха? — удивился Редьярд. — Пива?

— Металла и кож! Головная боль... — Агнуша искусно поморщилась, — не способствует энтузиазму любой женщины... Вы понимаете меня, Ваше Величество? А я, рядом с вами, всего лишь слабая женщина!

— Ваша головная боль, моя золотая, есть проявление расизма, — осклабился король. — Меня всегда удивляло, как при подобной нелюбви к гномам вы осмеливаетесь регулярно пользоваться мастерством нашего дорогого мастера Артазеля?

— Истинный талант выше любых предрассудков!.. — пробормотала герцогиня и закрыла тему, так ничего и не добившись.

Из Большой Бальной залы уже доносились звуки музыки — это разыгрывался королевский оркестр, собираясь расшевелить отягощённых щедрым угощением гостей. Когда те начали реже тянуться к яствам, мастер распорядитель пригласил всех танцевать в тот самый зал, где должен был состояться, но не состоялся, Ежегодный бал Магического сообщества.

— Будем танцевать? — посмотрев друг на друга одновременно сказали Кай и Бруни.

Одна — с предвкушением, другой — с опаской. И рассмеялись.

— Люблю тебя, жена моя, — целуя Бруни и подавая ей руку, сказал принц. — Идём танцевать! Про испорченные туфельки я уже предупреждал?

— Было дело! — покивала Матушка. — Но всё оказалось не так страшно, как ты описывал!

Чуть в стороне от них принц Колей говорил герцогу Оришу:

— Я сегодня не танцую, так что прошу вас, герцог, проследить за тем, чтобы моя... — он запнулся, — супруга не скучала на балу. Надеюсь, она любит танцевать?

— Вполне понимаю вас, Ваше Высочество, — Фигли был наслышан от короля Йорли о воспитательных мероприятия, предпринятых Его Величеством Редьярдом по отношению к сыну, и потому скрыл улыбку, — и непременно пройдусь с драгоценной племянницей пару кругов в танце!

— Вы любите ее как собственную дочь! — заметил Колей. — Это делает вам честь!

Герцог, испытующе взглянув на него, честно ответил:

— Я хотел бы иметь дочь, подобную Оридане, но Творец на дал мне детей в браке. Супруга моя, да будет покойно её последнее пристанище, скончалась десять лет назад от тяжёлой болезни. Связать свою жизнь с другой женщиной я пока не готов. Семья сестры стала мне родной семьёй. Чем становишься старше, Ваше Высочество, тем больше начинаешь ценить вещи, которые не купишь: сердечное тепло, родственные узы и душевный покой!

— Мне до этого еще далеко! — хохотнул Колей. — Однако я завидую вашей мудрости, герцог!

За противоположным концом стола Троян рю Вилль склонился над архимагистром Никорин:

— Ники-Ники, я целый день мечтал увидеть тебя без этого костюма!

Та подняла тонкие брови:

— То есть голой?

— Не здесь, Ники, не здесь, — интимным шёпотом сообщил Троян. — Вообще-то, я имел в виду платье для танцев! Неужели ты откажешь нам, — он покосился на сидящего на троне короля и эльфийку, стоящую рядом и внимательно следившую за их разговором, — с Его Величеством в радости, а Её Светлости рю Филонель в таком сильном чувстве, как зависть?

Полуобернувшись, Никорин встретилась взглядом со взглядом Агнуши. Если бы это прикосновение могло искрить — дворец взорвался бы тысячами фейерверков. К прекрасной эльфийке не менее прекрасная Ники испытывала неоднозначные чувства. Та притягивала недостижимой людям мудростью расы, считающей Богов не Богами, но старшими братьями и сёстрами. В эльфийском языке не существовало единого слова, именующего богов, но было слово 'каскарты', означающее старших родственников обоего пола. Однако прошло время, когда Ники робела пред возрастом эльфов, некоторые из которых переступили тысячелетний рубеж. Не было ничего хорошего в вечной жизни. Постоянное существование застило свет, стирало краски, делая, в конце концов, мир серым, а сердце — мёртвым. Достигший подобного состояния однажды делал выбор — влачить жалкое существование полуживого полумертвеца — и так делали большинство эльфов, закрывших Лималль от внешнего мира, — или пытаться на стороне искать себе развлечений и страстей, которые хоть ненадолго вернули бы трепетный ток крови в жилы и яркие эмоции. И в этом она вполне понимала честолюбивую рю Филонель, сменившую потускневший хрусталь Лималля на возможность взойти на Ласурский трон. Разве сама Ники не делала то же самое, выбрав, правда, в качестве основной цели своего существования не трон Родины, но её мир, покой и возможность людям жить, рожать и растить детей, возделывать поля? Её цель, как и цель эльфийки, вполне оправдывала многолетнее существование, грозившее превратиться в многовековую тоску. Однако приземлённость чаяний герцогини Ники разочаровывала. С момента появления Агнуши при дворе Никорин наблюдала её попытки добраться до трона, не мешая и не помогая. С одной стороны, надеялась на разумность Редьярда, с другой понимала, что ничто человеческое королю не чуждо. Была и еще одна причина — уникальность самой Ники, Сообщающегося Сосуда, которому светило существование куда как более долговечное, чем любому из ныне живущих эльфов. С этой точки зрения на дворцовые интриги она обращала внимания не больше, чем обычный человек — на деление инфузории-туфельки, что, впрочем, не мешало ей по старинной матросской привычке иногда щёлкать эльфийскую гордячку по носу.

— Кажется, ты меня уговорил! — Ники лукаво посмотрела на рю Вилля. — Пойду, переоденусь.

— Первый танец — мой! — целуя ей руку, сообщил герцог. — И напоминаю о завтрашней утренней встрече! Твои люди...

— Предупреждены и прибудут на инструктаж вовремя! — улыбнулась Никорин.

Герцогиня рю Филонель, ответив вежливым кивком на кивок рю Вилля, посмотрела на Его Величество:

— Вы бледны, мой дорогой! Вся эта свистопляска утомительна для вас? Я сочувствую...

Король с благодарностью сжал её пальцы.

— Вы подобрали правильное слово, моя золотая! Это 'свистопляска' утомит кого угодно! Потому не обижайтесь на меня сегодня — я не стану танцевать!

— Значит, я могу танцевать, с кем захочу? — сверкнула глазами Агнуша.

— В пределах правил приличия, разумеется, — хмыкнул Редьярд и поднялся. — Пойдёмте в зал...

— С вашего позволения я отправлюсь переодеться! — герцогиня нежно провела кончиками пальцев по бледным губам Его Величества. — Вам следует подумать об отдыхе! Вы совсем себя загнали с этими делами государственной важности!

Редьярд молча кивнул и отпустил фаворитку. Ему оставалось продержаться пару недель — первую, обещанную старшему сыну в качестве медового месяца, и вторую — пока не отбудут Гаракенская и Драгобужская делегации. Поморщившись, он потёр левую сторону груди, где засела холодная жаба, шевеля лапами. 'Как ни старайся, за один сеанс я не справлюсь, Ваше Величество! — печально сказал ему целитель Жужин перед свадебной церемонией. — Слава Пресветлой, ваше сердце сильно, но даже такое сильное, оно не может справиться с постоянным напряжением, в котором вы его держите!'

'Напряжение'! Редьярд невесело усмехнулся. Взгляд чёрных глаз, направленный не на него... Тонкий и до сих пор чёткий профиль... Вдовья коса толщиной в руку...

Неужели она была замужем и овдовела? Или?..

Или это его она похоронила в своём сердце, привалив могилу тяжёлым камнем отчаяния и засеяв могилу осокой ненависти? Тогда зачем явилась в Храм?

Зачем?!..

***

Герцог рю Вилль бродил в толпе придворных и гостей в поисках архимагистра Никорин. Глаза уже устали от ярких красок разнообразных нарядов. Всем им Троян предпочёл бы серо-синий цвет моря, белые росчерки чаек на бледно-голубых небесах... Он любил море всем сердцем, но ещё больше любил море у берегов Ласурии. Нигде в других уголках мира, в которых ему довелось побывать, он не видел такого сдержанного и шикарного цвета одеяния Океанского Творца, нигде не кричали так чайки, роняя в сердце тоску и надежду, нигде небо не возносилось над головой сомкнутыми ладонями Пресветлой!

Бывший пират и контрабандист, а ныне начальник Тайной канцелярии Его Величества, яхтсмен и ресторатор был истинным патриотом своей Родины.

Улыбаясь знакомым и раскланиваясь с дамами, многих из которых он знал гораздо ближе, чем полагалось по этикету, рю Вилль по старинной привычке всё подмечать, наблюдал за гостями и обдумывал сразу несколько дел, как вдруг взгляд его выцепил из толпы нечто сине-белое. Сочетание было настолько необычным для современной моды, что герцог резко сменил направление движения, собираясь ближе взглянуть на чудо.

'Чудом', к его величайшему изумлению, оказалась герцогиня рю Филонель, чей костюм произвёл истинный фурор не только среди присутствующих дам, но и среди господ. Люди толпились вокруг неё, разглядывая ярко-синее пышное платье, отороченное белой полосой кружева, треугольную вставку в лиф из ткани, покрашенной как матросская тельняшка, отложной белый воротничок, обшитый синими кружевами, строгие рукавчики до локтя, тоже украшенные белым. Платье было отделано золотыми пуговицами с теснёными на них якорями. Синий и белый чрезвычайно шёл эльфийке, оттеняя белоснежную кожу, делая ярче голубые огромные глаза и чувственные губы. Однако истинными шедевром на сей раз были не её прелести — на голове Агнуши красовалась шляпка в виде фрегата. Корабль был выполнен настолько искусно, что человеческие фигурки на его верхней палубе казались живыми.

Никто из присутствующих уже не сомневался, что с завтрашнего дня сине-белое сочетание, а также золотая тиснёная фурнитура и отложные воротнички надолго войдут в моду!

— Какая прелесть! — искренне восхитился рю Вилль, подходя и целуя ей руку. — Неожиданная лаконичная прелесть!

— Неужели пригласите меня на танец? — деланно изумилась та.

— Я рискую потерять голову от вашего грот-бом-брамселя, — покачал головой герцог, — но, раз Его Величество не танцует, осмелюсь!

Он подал руку. Звякнули золотые браслеты на её запястье. К голубой жилке под тонкой кожей хотелось прикоснуться губами, вдохнуть аромат эльфийских головокружительных трав, запустить жадные пальцы под кружевной отворот рукава и прогуляться по гладкой коже...

— Как король терпит ваше присутствие? — ведя герцогиню в танце, поинтересовался рю Вилль.

Она выжидающе смотрела на него лучистыми глазами.

— Я имею в виду, — усмехнулся герцог, — терпит, не теряя головы!

— Умение сдерживать порывы — качество настоящего мужчины! — тонко улыбнулась эльфийка, а про себя подумала: 'Вот тебе, мужлан неотёсанный!'

— Благословен имеющий порывы, — ехидно пропел рю Вилль. Разговор с герцогиней доставлял ему массу удовольствия, тем более, что Ники запаздывала. — Однако в нашем возрасте с ними, с порывами, случается всякое!

— Порука порывам — женственность и мудрость подруги! — склонила голову Агнуша. — Животные чувства к девкам способствуют лишь инфекционным заболеваниям!

— Здоровье — сложная штука! — не смутился рю Вилль. — Особенно душевное! Иногда, знаете, поставишь себе какую-нибудь недостижимую цель, и маешься, и не спишь, пытаясь придумать, как быстрее её заполучить! Вы хорошо спите, Ваше Светлость?

— Все мои цели достигнуты, либо будут достигнуты! — высокомерно заявила эльфийка.

— Да неужели? — осведомился Троян. — Ужасно рад это слышать! Вы, Агнуша, сильная женщина, хоть давеча и выглядели такой хрупкой и ранимой, стоя у трона!

Герцогиня скрипнула зубами. Рука сама собой потянулась поправить шляпку.

— Мне ещё есть к чему стремиться, Ваша Светлость, — нарочито равнодушно ответила она. — Куда хуже, когда потолок стремлений уже достигнут, и дальше ждёт лишь одинокая желчная старость!

Музыка стихла.

Герцог коснулся губами её пальцев, выпрямился, сощурив глаза:

— Ваша Светлость стреляет без промаха!

— Я на это надеюсь! — ослепительно улыбнулась та и нажала потайной рычажок, стилизованный под поднятый якорь.

Шляпка зажужжала. Над ватерлинией по правому борту открылись пушечные порты, из которых выдвинулись дула.

— Пресвятые тапочки! — пробормотал рю Вилль.

— Закройте глаза, герцог! — мило улыбнулась эльфийка.

— Что?! — изумился тот.

— Ну, не хотите, как хотите! — рассмеялась она чарующим смехом.

Пушки дружно плюнули сгустками золы.

Пространство вокруг рю Вилля тотчас опустело. Весь покрытый пеплом, абсолютно весь, он сейчас напоминал ствол дерева, а не человека.

— Я всегда плачу свои долги, дорогой герцог! — брезгливо наклонилась к нему рю Филонель. — Но за экспериментальный выезд кареты Гильдии Механиков я расплатилась только сейчас! Прошу меня простить за задержку!

Изящный реверанс, и Её Светлость, величественно развернувшись, отправилась в противоположный конец зала, шлейфом собирая за собой взволнованные шепотки, восхищённые вздохи и взгляды.

— Похоже, герцог, вы только что сгорели со стыда! — громко воскликнул королевский шут. — И даже успели обуглиться!

Под хохот придворных, рю Вилль покинул бал. Если Его Светлость и краснел — милосердный пепел скрыл румянец на его щеках.

***

Они столкнулись посреди толпы — красивый мужчина и неприметная женщина с лицом, усыпанным веснушками. С мгновенье смотрели друг на друга, будто не узнавали, а затем она сделала такое движение, будто собиралась убежать, а он схватил её за руку.

— Фирона!

— Прошу, отпусти меня, Атрон!

Страх метнулся в её глазах, но она с усилием подняла голову, расправила плечи и заставила себя взглянуть в лицо мужа. Сжимая её запястье стальными пальцами — наверняка, останутся синяки! — он молча смотрел на неё. Молча и жадно. Так жадно, пожалуй, он не смотрел даже в первую брачную ночь, на свадебной ладье, оплаченной из королевской казны, в шикарной каюте, в которой пол был устлан шкурами, а на кровати красовалось белье из тончайшего Лималльского шёлка.

— Добрых улыбок и тёплых объятий тебе, муж мой! — заставила себя вновь заговорить герцогиня рю Воронн. — Отпусти, ты делаешь мне больно!

Он разжал пальцы. Спрятал руки за спину, словно боялся дать им волю. Всего несколько дней прошло с момента последней встречи. С того дня, когда паршивец Яго увел приёмную мать из законного дома, от законного брака! Атрон всегда знал, что добром затея Рэйвин с усыновлением королевского ублюдка не кончится! Словно в подтверждение этого, Пресветлая не дала им с Фироной собственных детей. Однако, несмотря ни на что, рю Воронн был доволен браком. Жена его чтила и обожала, не пыталась устанавливать свои порядки в доме, слушалась беспрекословно, была всегда доступна и боялась в той мере, в какой порядочной женщине следует бояться мужа. Он собирался и из Ягорая вырастить послушное животное, но тот воспитанию не поддавался. Дикий зверёк вырос в бешеного зверя! А ведь он, Атрон, дал ему всё для безбедного существования и удачливой карьеры дипломата: образование, манеры, знание языков! Пришло время, нашёл бы ему подходящую партию... А уж внука бы прибрал к рукам с первого дня жизни, чтобы вырастить истинного рю Воронна! Но что-то пошло не так. И Фирона, его тихая, послушная Фирона, ушла, не оглядываясь. Он ждал, что она попросится назад, знал, как тяжело ей дышать без него, ждал, стоя у окна или кружа по коридорам опустевшего дома и пугая слуг суровым видом. Он ждал её! А она не пришла.

Что ж... Дипломатия — наука королей, а не королевских ублюдков!

— Я скучаю, Фирона, — мягко сказал он, для нежности было ещё слишком рано! — Дом опустел без тебя, слуги растеряны и похожи на брошенных детей!

Герцогиня моргнула. Низкий голос мужа, красивый и властный, обволакивал незнакомыми нотками. Волнение, тоска, растерянность... Неужели Атрону они знакомы?

— Ягорай уже взрослый, — продолжал тот, — нянька ему не нужна! Он ведь оставил тебя одну в своём доме, а сам отправился развлекаться с друзьями? Так?

Фирона отвела взгляд. Яго, действительно, уехал в тот же день, когда забрал её от мужа. Уехал, не объяснив причины. Но, судя по его сосредоточенному и замкнутому виду, дело было серьёзным. Она знала своего мальчика слишком хорошо! Жаль, не успела познакомиться с той девушкой, что по словам Ируны так запала ему в сердце!

— Вернись домой, прошу, — тихо сказал Атрон. — Мы делали много ошибок в прошлом, но мы их исправим! Попробуем начать сначала!

Она смотрела на него, не веря! Он сказал 'мы'.

— Видишь, я прошу тебя! — добавил супруг, обнадёженный выражением её лица. — Не приказываю, не требую... Прошу!

В глазах герцогини рю Воронн плескалось изумление. После всего, что Атрон делал с ней и Яго все эти годы, после диктата и муштры, после побоев и наказаний он сказал 'мы'!

'Мы делали много ошибок в прошлом!'

— Я помню тебя молодым, Атрон, — она устало отошла к стене и села на опустевшую скамью, с которой только что поднялась пара, чтобы пройтись в танце, — помню, как горели твои глаза, когда речь заходила о деле, помню, каким нужным ты чувствовал себя при дворе, ведь Её Величество была здесь. Думаю, с ней ты был нежен. Всегда нежен...

Герцог остановился рядом, закрывая её собой от любопытных глаз. Его лицо искривилось в болезненной гримасе, словно каждое слово било по обнажённым нервам.

— Все эти годы я пыталась понять, что с тобой произошло? Отчего ты замкнулся в себе, в одиночестве теша своё горе от потери Её Величества, а затем и вовсе возненавидел весь мир? Отчего?

— Оттого, что мир отнял её у меня!

Фирона испуганно вскинула глаза — послышался не голос мужа, но рык раненого зверя.

Атрон смотрел на неё, сжимая кулаки так, что побелели костяшки.

— Мир заставил меня прорываться наверх в надежде получить ответ 'да' от её отца! Мир подтолкнул старого короля искать сыну невесту! Его законы она не захотела преступить, побывав у алтаря с Редьярдом! Обрекая нас обоих на несчастливое существование!

Герцогиня смотрела на мужа, замечая новые морщины, глубокую седину на висках... Она готова была поклоняться каждой его улыбке, лишь бы он улыбался! Но после назначения в Крей-Лималль улыбаться дома он перестал вовсе, источая добродушие и юмор исключительно на посольских приёмах и раутах.

— В тебе было столько огня, Атрон! — прошептала она. — А ты сжёг им себя самого и попытался на том же алтаре жертвенной любви сжечь и нас с Ягораем! Зачем? Почему нельзя было закрыть дверь туда... куда нет входа!

Несколько мгновений он тяжело дышал, нависая над ней. И Фирона, уже не сомневаясь, что он не сдержится и ударит её прилюдно, закрыла глаза и прижалась затылком к холодной стене, не желая смотреть на яростную маску, в которую превратилось его лицо.

Спустя долгую паузу он судорожно выдохнул.

— Мы сможем поговорить об этом дома! Хочешь, уйдём прямо сейчас?

Герцогиня рю Воронн вспомнила распухшее от побоев лицо сына, которого никогда не считала приёмным... Ребёнок, оставшийся без любви самых близких на свете людей — родителей, напоминал ей себя саму, лишённую любви самого желанного человека в мире — Атрона. Она не смогла защитить его от тирании мужа, в глубине души каждый раз испытывая те же боль и отчаяние, что и мальчик. А он, Ягорай рю Воронн, её сын, осмелился бросить отцу вызов и вызволить мать из дома, полного унижений и слёз. Как бы её глупое сердце не рвалось поверить в слова мужа, лживые слова, искусные слова умелого дипломата, беззастенчиво играющего чувствами, не предавать Яго она желала сильнее!

Фирона рю Воронн открыла глаза и, поднявшись, склонилась в реверансе.

— Прошу меня простить, муж мой, но наш разговор окончен. Покинув твой дом, я приняла решение окончательно и бесповоротно. Мои чувства к тебе, о которых ты прекрасно знаешь, никакой роли более не играют. После окончания свадебных празднеств ты отправишься в Крейский дипкорпус без меня!

Она сделала осторожный шаг в сторону, выходя из укрытия, образованного его телом, и понесла себя, как бригантина, танцующая на верхушках волн. Прочь из прошлого...

Прочь!

***

— Ты чего стоишь, как статуй, братец? — поинтересовался запыхавшийся Дрюня.

— А ты чего дышишь, как конь после скачки? — в тон ему ответил Его Величество, у раскрытого окна с наслаждением вдыхающий морозный вечерний воздух.

Солнце уже садилось, однако тьма Вишенрогу не грозила — город накрыла светящаяся магическая сеть, украшенная так любимыми ласурцами цветами, бабочками, корабликами и птичками. Внизу, во дворе, Драгобужская делегация толпилась вокруг механического чуда — главного подарка Гильдии Механиков. Танцевать, по понятным причинам, уважающие себя мастера не спешили.

— Прошлись с Ванилькой в конской кадрили! — хохотнул шут. — А нынче она меня отпустила посмотреть, как ты тут!

— Какая забота, ну надо же! — проворчал Редьярд и вовсе отворачиваясь от зала.

Шут устроился рядом. Теперь оба стояли, навалившись грудью на подоконник, как школьники на переменке.

— Ничего не хочешь мне сказать? — осторожно поинтересовался Дрюня.

Редьярд молча покачал головой.

— Ну, тогда я за двоих! — констатировал шут. — Мнится мне, ОНА приходила вовсе не вредить. Помучить себя. Помаяться... Вот как ты сейчас! Я ЕЁ разглядеть-то толком не успел — увидел лишь нечто вроде воронья, чёрное, лохматое! А дале взглянул на тебя, и едва сердце не выскочило! Нельзя, Твоё Нервическое Величество, так лицом искажаться!

Король молчал, будто язык проглотил.

— Да оживи ты уже! — рассердился Дрюня, пихая его локтем. — На тебя смотреть страшно! Может, она тебя заколдовала? Чары наложила? Давай, позову Никорин и Жужина?

— Слушай, дурак, отстань, а? — в сердцах рявкнул Его Величество. — Думать мешаешь!

Дрюня надулся.

— Раз так, я тебя покидаю. Пойду и дальше с зазнобой по углам обжиматься, а ты завидуй, братец!

— Ну, слава Пресвятым тапочкам! — вздохнул Редьярд, посмотрев в удаляющуюся шутовскую спину.

— Ты мне только скажи её имя, — неожиданно вернувшись, пристал тот. — И я уйду, клянусь, до утра! А то все ОНА, да ОНА! Как к кастрюле, ей-ей!

Король взглянул на него с ненавистью. Невинное выражение Дрюниного лица ясно говорило о том, что в этот раз он не отстанет.

— Эстель, — сдержав рвущийся из груди вдох, произнёс Его Величество имя, которое пытался забыть. — Её зовут Эстель.

Шут молча развернулся на каблуках и тут же ушёл.

Редьярд с тоской посмотрел в открытое окно. Подмороженная гавань была залита призрачным светом луны, напоминавшим мягкий саван. Ярко освещённый порт бросал на воду огненные отблески, словно предтечи свадебного фейерверка, который должен был состояться, как только совсем стемнеет. Море всегда было прекрасным, но короля манил лес. Как наяву он видел узкую тропинку, убегающую в чащобу, и себя в плаще с капюшоном, надвинутом на лицо. Уходящего по ней, не оглядываясь...

***

Оранжевые глаза сузились.

— Вы позволите покинуть вас, Ваше Высочество? — пробормотал полковник Торхаш, развлекающий беседой новобрачных между танцами, и отдав честь, двинулся сквозь толпу ко входу в зал.

Там, застыв в проёме ледяным изваянием, стояла архимагистр Никорин в платье серо-стального цвета. Скромное, украшенное лишь кружевами в алмазной россыпи, одеяние подчёркивало белизну кожи и сияние огромных голубых глаз владелицы, и несмотря на сдержанность казалось роскошнее и богаче расфуфыренных платьев придворных дам, невольно притягивая к Ники все взгляды.

Музыканты сменили тему, заиграв менуэт. Мурлыкающая музыка разбила толпу на две части, двинувшиеся навстречу друг другу, чтобы сплестись в изысканном узоре.

— Добрых улыбок, архимагистр, — Лихо остановился прямо перед ней, — вы танцуете?

Никорин подняла бровь.

— Тёплых объятий вы мне не пожелали, полковник!

— Выражение вашего лица способно заморозить птицу в полёте, — усмехнулся оборотень. — Какие уж тут тёплые объятия... Улыбайтесь, Ники!

Та демонстративно улыбнулась одними губами и протянула ему руку, позволяя ввести себя в хоровод танцующих. Оба церемонно поклонились друг другу.

— Как поживают ваши ученики, Лихай? — поинтересовалась архимагистр, разыскивая взглядом в толпе герцога рю Вилля, осмелившегося пропустить её появление. — Слышала, вы уговорили Его Королевское Высочество Аркея объединить два потока учеников — людей и оборотней. И задали всем одинаковую планку физической силы и выносливости. Многие ли из человеческих детей после этого выживут?

— Выживут все, не извольте беспокоиться, — Лихо обнял её за талию и развернул в танцевальном па, — но обучение закончат не все. Если люди хотят служить бок о бок с нами, им придётся не уступать нам ни в чём!

Произошла смена пар, во время которой оба улыбались новым партнёрам так любезно, что у тех случился затравленный вид.

— Это напоминает геноцид, — заметила Ники, когда они с оборотнем снова оказались в паре. Она придвинулась ближе, чем позволял этикет. И спросила с нарочитым придыханием: — Чего вы добиваетесь?

Полковник тесно прижал её к себе и повёл в сторону, путая выверенный орнамент менуэта. Когда он развернулся, не отпуская партнёршу от себя и меняя направление движения, его красная коса ощутимо хлестнула её по плечу.

Танцующие невольно расступились, чтобы не угодить под траекторию пары, резкой, как движения двух заточенных лезвий. Музыканты смутились, а затем бубен первым означил ритм странного танца с пластикой языков пламени, напоминающего одновременно движение военных на плацу и матросские драки в таверне. Ему вторила скрипка, затянув мелодию и тоскливую, и завораживающую.

— Равенства, — шепнул Лихо ей на ухо, касаясь губами. — Люди боятся нас потому, что мы сильнее и быстрее. А я не хочу, чтобы ты меня боялась...

Никорин отпрянув, взглянула на его губы. Отдаваясь партнёру в танце, она позволяла ему делать со своим телом что угодно, получая удовольствие от того, как он владел ею, как выверял каждое движение, превращая её в свою тень. Но это вовсе ничего не означало.

— Я сильнее тебя, Лихай, — не отводя взгляда от его чувственного рта, произнесла она.

— Лихо, — снова шепнул тот, прогнав первую волну жара и озноба по женскому телу, — Лихай — слишком официально.

Резко развернув партнёршу, он прижал её к себе спиной. Ники прикрыла веки, откинулась на его грудь, сделанную, казалось, из стали, и отдалась танцу, размышляя, какое из двух имён выбрать?

— Ну же, — усмехнулся полковник, — оттаивайте, Ваше Могущество!

— А зачем? — поинтересовалась Ники, ощущая, как горячие бёдра оборотня плотно прижимаются к её телу даже сквозь пышную ткань юбки. — Зачем мне оживать? Что в тебе такого, чего я не найду в других?

— Не попробуешь — не узнаешь! — продолжил шептать Лихо. Его дыхание, веющее запахом каких-то лесных трав, ласкало щёку архимагистра, украдкой касаясь уголка губ. Ощущение было как возбуждающим, так и раздражающим.

Любого другого Никорин, которая никогда не лукавила себе в собственных чувствах, уже давно потащила бы в постель! А здесь отчего-то заартачилась. Её нельзя было просто взять и покорить. Однако он вёл себя так, словно она давно и безнадёжно принадлежит ему, а их диалоги и пикировки не более чем взрослые игры, призванные поддать эмоционального жара в отношения! Кроме того, все мужчины в её жизни, кроме Ясина, относились к ней если не с опаской, то с уважением. А этот, с глазами, полными греха, с яркими узкими губами, которые хотелось кусать, а не целовать, с железными мышцами под форменным кителем, разговаривал с ней, как с дочкой простого матроса, подавашкой из 'Чёрной карактицы'. Надо же, дразнила его, не предполагая, чем это может закончиться! Но не потому ли дразнила, что он никогда не смотрел в её сторону?

От досады на себя архимагистр тихонько зашипела. Резко развернулась, противясь силе объятий, мазнула губами по его губам, будто случайно... и исчезла. Дружный восхищённый 'ах!' толпы послужил аплодисментами. Оставшийся в одиночестве полковник опустил руки, ещё хранящие тепло хрупкого тела и, задорно усмехнувшись, пробормотал: 'Удрала, что ж... Значит, буду мышковать!'

***

Пип Селескин, прошедшийся в паре танцев с племянницей, нынче одиноко стоял у стены и обильно потел. Ужасно хотелось пить, однако сделать несколько шагов в толпу, чтобы взять бокал с подноса разносящих напитки и закуски слуг, мастер робел. Сейчас он, несмотря на полноту обычно двигавшийся легко, казался себе огромным и неуклюжим. Обязательно толкнёт кого-нибудь или на ногу, упаси Пресветлая, наступит герцогине какой! И Ванилька, и Персиана отца не забывали — подскакивали иногда, чтобы прощебетать что-то непонятное, но весёлое, поцеловать в нос или похвастаться количеством приглашений на танцы. Он смотрел на них — красивых, разрумянившихся, в богатых платьях и изящных туфельках, — со щемящим сердцем, отчаянно жалея, что Аглая не видит дочерей. Столько лет прошло, Пип уже давно смирился с её смертью, при мыслях о жене ощущая тёплую печаль в сердце, а вот сейчас, поди ж ты, чувствовал рядом пустоту! Кому охота быть одиноким вдовцом в людской толпе? Да ещё на чужой свадьбе!

— Кого я вижу! Мастер Пип, не иначе! — раздался рядом с ним незнакомый голос, отвлекая от грустных размышлений.

Повар поднял взгляд и онемел. Перед ним стояла Туссиана Сузон, та самая рептилия, что делала свадебную причёску его Ванильке. Горничная со своей прямой спиной, длинной шеей и изящными плечами, сейчас не скрытыми платьем прислуги, а, наоборот, обнажёнными и украшенными дорогой пелериной, выглядела не такой суровой, как раньше, но не менее опасной.

— Отчего вы грустите, мастер Пип? — поинтересовалась она, легко снимая с подноса проходящего мимо разносчика два бокала с розовым гаракенским и один подавая собеседнику. — Все ваши девочки удачно пристроены, у младшей полно детишек, старшенькая тоже скоро вас обрадует, ну а после и наша Бруни родит Ласурии наследного принца!

Пиппо удивлённо посмотрел на неё. Сильна племяшка, всего второй день во дворце, а местные уже называют её 'нашей Бруни'!

Звучащий всё это время менуэт вдруг захлебнулся, будто весь оркестр дружно подавился одной рыбьей косточкой. Заигравшую следом музыку мастер затруднился бы отнести к какому-либо жанру.

— Выпейте, мастер! — как-то открыто улыбнулась Туссиана. — Сегодня день радости, а не день печали!

Она, видимо, тоже ощущала себя иначе. Дорогое платье — не с плеча госпожи рю Филонель, а пошитое на собственные заработанные средства, — свободное время до утра, полученное от хозяйки в награду за удавшуюся авантюру с выстрелом, делали лицо первой горничной моложе и тоньше, стерев деловитое и строгое выражение. Стоящая рядом с Селескиным женщина лукаво блестела глазами, белозубо улыбалась и чуть переступала с ноги на ногу, явно желая танцевать.

Странная музыка замолкла, из толпы раздались восторженные вскрики и хлопки. Оркестр, пошедший вразнос, окончательно позабыв о куртуазности, заиграл бранли.

— А что, мастер Пип, — поинтересовалась горничная, допивая своё вино и ставя бокал на проплывающий мимо в руках слуги поднос, — мнится мне, вы в юности не были столь представительны и любили танцевать, а?

Мастер хотел было ответить, да пересохло от волнения горло. Давно женщины не смотрели на него с выражением, таким... таким...

Крякнув, он вылил в себя вино, отдал бокал служке и повернулся к госпоже Сузон.

— Пригласить... позвольте! — сказал хриплым голосом.

Туссиана сверкнула на него глазами. Спустя пару минут повар и горничная отплясывали в середине зала, позабыв о герцогинях, которым можно было отдавить ноги!

***

Глава Гильдии Механиков, почтенный Фсешертротт, Весеречских пустошей мастер, был не столько низок, сколько широк в плечах. Восседая на кованом стульчике самоходного экипажа, полностью перекрывал обзор туловом, иногда оборачиваясь и с гордостью скалясь во все зубы.

Экипаж фырчал, трясся и издавал звуки, очень похожие не неприличные, однако не ехал, покуда возница не трогал рычаг, богато украшенный чеканкой. Формой механическая колесница напоминала то ли тыкву со снятой верхней половиной, то ли тазик для мытья овощей, отчего сидящая в ней Матушка представлялась сама себе репкой, приготовленной для супа. Судороги экипажа вызывали в ней панические отголоски, но она лучше съела бы собственное ожерелье, чем выказала страх перед толпой, собравшейся проводить новобрачных в порт. И потому молча прижималась к боку сидящего рядом Кая и держалась потной ладошкой за его пальцы. Несмотря на морозную погоду ей было жарко, чему способствовали и танцы, и выпитое вино, и горностаевая шубка, перед выходом накинутая ей на плечи заботливой Катариной.

— Ну, друг Виньогрет, благослови коляску! — довольно улыбаясь, сказал Его Величество Редьярд, обходя гномий подарок. — Убей меня, не пойму, как она ездит!

— Невнимателен был ты, друг Редьярд! — отвечал почтенный Цеховой Старшина, оглаживая огненную бороду. — Говорил же тебе уже два раза — эпицентр движителя суть артефакт Вечной ночи пятого уровня! Посредством динамо-машин, улавливающих энергетические токи, его сила передаётся в колёсные механизьмы, кои начинают поворачиваться вкруг своей оси! Сей рычаг есть переключатель скоростей, коих всего три — скорость пешехода, скорость бегуна и скорость рысящего пони! А во-о-он тот рычаг надобно дёргать, ежели желаешь тронуть экипаж либо остановить!

— Какой ужас! — искренне сказал король. — Благословляй, короче!

Старшина Виньогрет выпрямился во весь свой небольшой рост, надул грудную клетку и взревел, сопровождаемый ответным рёвом глоток Драгобужской делегации:

— Двига-а-а-ай! — отдышался, поклонился вознице и добавил обычным тоном: — Уважаемый Фсешертротт!

Тот поклонился в ответ, умудрившись не кувыркнуться со стульчика, и передвинул второй рычаг. Экипаж плюнул, дунул горячим воздухом, выпустил из заднепроходной трубы язык пламени, дёрнулся и покатил по брусчатке, подскакивая на каждом камешке. Следом чинно, тихо и красиво тронулась карета, в которой сидели Его Высочество Колей и Её Высочество Оридана.

— П-п-ресв-вят-т-тые т-тап-п-почки! — лязгая зубами, сказал принц Аркей и, выпростав руку, обнял жену, чтобы не выкинуло из колесницы.

— Держите, Ваши Высочества! — глава Гильдии Механиков, понимающе улыбаясь, протягивал им леденцы на палочке. — Это чтобы не укачало! Со вкусом огурчиков в укропном маринаде!

Пассажиры уцепились за лакомство как за спасательный круг. Онемевшая от вида, а главное звуков, издаваемых экипажем, толпа, дружно отшатнувшись, разразилась приветственными криками.

— Люб-б-бим-м-мый, — цепляясь за принца, сказала Матушка, — я зап-п-помню эт-т-ту п-поезд-д-дку на всю ж-ж-жизнь!

Кай попытался в ответ успокаивающе поцеловать её в лоб, но экипаж подпрыгнул на очередном камне, и он чувствительно ударился губами о макушку жены. Новобрачные синхронно взвыли.

— Зашибенски, да? — повернулся к ним воспринявший вой за энтузиазм Фсешертротт. — Пожалуй, можно и увеличить скорость! Иэх-ма, прокачу Ваши Высочества с ветерком, бородой Торуса клянусь!

— Не на...! — с ужасом попытались сказать Их Высочества, но ветер загнал звуки обратно.

Экипаж взвыл как драконица, потерявшая хвост, мелко запрыгал по брусчатке и рванул вперёд, распугивая рёвом толпу. Лошади, тянущие карету Колея и Ориданы, едва не встали на дыбы.

Механическая колесница, злобно светя прорезями в боках и передней части, летела в порт.

Бруни случайно глянула назад и онемела от изумления — за колесницей, построившись боевым ромбом, слаженно, быстро, а главное, молча бежала Драгобужская делегация, во главе с Цеховым старшиной Виньогретом, чья огненная борода развевалась истинным транспарантом. Следом за ними куртуазно рысила белая четвёрка, запряжённая в карету второй пары. Колей и Оридана смотрели в разные стороны, махая каждый своей половине публике. По бокам гнали коней рысью гвардейцы королевских полков, не ожидавшие подобной прыткости от 'венца механической мысли'.

Свадебная кавалькада, которая должна была добираться до кораблей пару часов, давая зевакам рассмотреть мельчайшие подробности, оказалась на причале спустя десяток минут. Монетки и пшено, букетики из сушёных цветов и лент, которыми люди собирались закидывать новобрачных, попадали на пустую мостовую.

— Это же технология! Бородатая мама моя, это ж такая технология! — вскричал глава Гильдии механиков, дёргая рычаг торможения, и обернулся: — Ваши Высочества, ну как вам?

— Зашибенски! — пробормотал принц Аркей, выбираясь из экипажа и высаживая супругу. Поклониться он тоже не забыл, несмотря на то, что колени ощутимо дрожали: — Почтенный мастер, позвольте вас поблагодарить за восхитительные ощущения! Этот вечер мы с Бруни не забудем никогда!

— Гы-ы-ы! — счастливо осклабился гном, кланяясь в ответ.

Топот копыт накрыл порт — то скакали на чём попало король, свита и гости, не желающие пропустить момент, когда свадебные ладьи, на славу украшенные Вишенрогскими магами, торжественно отчалят, чтобы унести новобрачных в ладони Океанского Творца, в которых, как известно, Боги в незапамятные времена зародили жизнь.

***

Герцогиня рю Воронн устало скинула подбитый мехом плащ на руки Тито.

— Морсу горячего желаете, госпожа? — заботливо осведомился тот. — Зябко!

— Не нужно, Титушка, — покачала головой Фирона, — сразу лягу спать. И не шуми, матушку разбудишь!

— Как можно! — укорил слуга.

Герцогиня улыбнулась ему и отправилась вверх по лестнице.

Скромных размеров комнатка — не сравнить с апартаментами в доме Атрона! — была отделана в бежево-оливковых тонах и радовала глаз неяркими красками при тщательно подобранных предметах интерьера. Чувствовалось, что мебель и безделушки сюда Яго покупал с любовью, учитывая материнские вкусы.

Скинув ботиночки, Фирона прошла к окну и присела на широкий подоконник. На улице было красиво. Снег не падал — тучи ещё вечером разогнали маги. Фонари светили ярко, ровно, весело. Отдалённый шум свадебной кавалькады доносился и сюда, но общего ощущения тишины и покоя не нарушал. Из-под шапок снега на кустах шиповника, окружающих дом, выглядывали красные ягоды. Герцогиня невольно загляделась на чёрную полосу реки в ледяном одеянии берегов. Дома, в Узаморе, реки промерзали почти до дна, а деревья, покрытые снегом, напоминали снежные холмики. Фирона помнила ощущение бодрящего холода, ставшее родным. Здесь, в Вишенроге, ей никогда не было 'зябко', как думал верный Тито, а в Крее и она, и Атрон поначалу просто умирали от жары. Она даже винила знойный климат в том, что не могла забеременеть. Мечта иметь ребёнка от мужа, была сильна, но, слава Пресветлой, не застила ей отношения с Ягораем. Серьёзного, неразговорчивого мальчишку она полюбила всем сердцем, ощущая каждое его разочарование, каждую боль, как свою.

Внизу что-то загремело. Фирона поморщилась. Вот ведь неуклюжий! Просила же, не шуметь! Сейчас проснётся Ируна!

Грохот повторился. Но теперь к нему присоединился грубый ор, в котором она с изумлением узнала... пьяный голос мужа!

Герцогиня вскочила и побежала на первый этаж, позабыв обуться. Рю Воронн не пил никогда, хотя часто закрывался в кабинете. Однажды он забыл запереть дверь, и Фирона, войдя, застала его бесцельно смотрящим в огонь камина и что-то шепчущим. Его лицо было черно от горя. Бросившись к нему, она попыталась его обнять, ведь всё прекрасно понимала! Однако он оттолкнул её и буквально вытолкал за дверь. Прижавшись спиной к закрывшейся за ней створке, она глотала горькие слёзы, ощущая себя пылинкой в мире, полном одиночества. А потом услышала плач голодного Яго... Что-что, а аппетит у мальчонки всегда был хорошим!

В прихожей уже стояла перепуганная Ируна, кутаясь в шаль, и возмущённый Тито, который едва успел заснуть.

— Атрон! — крикнула герцогиня сквозь двери. — Прекрати! Уходи сейчас же!

На кухне раздался звон разбитого окна. Испуганная экономка завизжала, когда из двери, ведущей оттуда показался... слуга из поместья рю Воронна.

— Простите меня, госпожа, — не глядя в глаза герцогине, сказал он, — но хозяин приказал взять дом штурмом и доставить вас к нему!

Ируна, вскрикнув, зажала ладонями рот. Тито шагнул к слуге и смерил его оценивающим взглядом. А Фирона, ощущая, как поднимается в душе странный, болезненный кураж, повернула ключ в замке, отодвинула тяжёлые засовы и распахнула двери.

Человек двадцать самых крепких слуг толпились у крыльца, а сам Атрон стоял на пороге, покачиваясь. Глаза его были налиты кровью, мышцы бугрились под одеждой недоброй силой. Увидев жену, он привычно занёс руку для удара.

— Не смей! — звенящим голосом сказала та. — Никогда больше не смей бить меня или Яго!

— Что ты такое говоришь? — искренне удивился герцог. — Ты — моя жена! И я сделаю с тобой все, что захочу!

— Ты пьян, иди, проспись! — поморщилась Фирона. — Вряд ли ты запомнишь мои слова сейчас, однако я скажу. Я не хотела развода с тобой, но если ты станешь преследовать меня или Ягорая, я трижды приду в Храм с прошением о разводе!

— Ты не посмеешь! — прошипел герцог и спустил ладонь, будто курок, метя хлёсткой пощёчиной жене в лицо.

Та даже не отшатнулась. Выпрямилась, будто перед порывом урагана и веки прикрыла, чтобы удар не выбил глаз... Прошло несколько мгновений, однако он так и не достиг цели.

— Э? — изумился Атрон, когда его рука застыла в воздухе, будто наткнувшись на невидимую преграду.

'Преграда' едва доставала ему до пояса, была кучерява, курноса и одета в боевые доспехи. Её короткие пальчики без усилия удерживали длань разъярённого мужчины, а глаза цвета корицы смотрели из-под густых бровей сурово и вызывающе.

— Эта чего эта, а? — строго спросила она. — Фулюганить изволите, любезный господин? В объект чужой недвижимости вламываться? Имушшество портить? Ай-яй-яй, как нехорошо! Так ведь, Руфусилья?

— Знамо дело — нехорошо, Торусилья! — ответил голос откуда-то из-под крыльца. — Я бы даже сказала — крайне непорядошно!

На площадке перед домом появилась вторая воительница — шире и ниже первой, в полном боевом гномском доспехе, включающим в себя и внушительных размеров бронелиф, в рогатом шлеме, водружённым на каштановую шевелюру, стянутую в тугие косы. Последние были украшены тяжёлыми металлическим подвесами с острыми углами, глядя на которые, почему-то невольно представлялись отрубленные головы.

— Это вот этот драчун тут главный, что ли? — уточнило новое действующее лицо у Фироны.

Та приоткрыла глаза и кивнула.

— Тори, тащи его сюда, будем воспитывать!

— Да ты... — затрясся в припадочной ярости герцог, — блоха подкованная, быстро меня отпустила!

— Сам пойдёшь? — удивилась Торусилья, убирая руку.

Зарычав, Атрон рванулся к Фироне и... перелетел через ограждение крыльца, упав под ноги Руфусилье. Та наклонилась над ним, разглядывая с любопытством.

— Так вот ты какой, северный олень! — задумчиво протянула она и поставила подкованный железом тяжёлый ботинок ему на спину. — Лежи смирно, Твоя Светлость!

В прихожей послышался шум. На пороге показался Тито, волочивший за собой давешнего слугу.

— Не стоило беспокоиться, малыш, — ласково укорила его Торусилья, — мы бы с ним разобрались!

— Да что же вы стоите? — прохрипел не имеющий возможности двигаться герцог, возя лицом по снегу. — Прибейте их!

— Дуй к стражникам, — повернулась Торусилья к Тито, — пущай взглянут на безобразия, учиняемые уважаемым человеком! А мы с сеструхой тут пока развлечёмся!

Ловким движением она вытащила из-за пояса топорики на коротких топорищах — такими можно было и во врагов кидаться, и мясо разделать, и по кумполу настучать кому следует.

Толпа слуг Атрона перешла к нападению, сделав нерешительный шаг вперёд. Боевые гномеллы или, как их называли, Рубаки, в Вишенроге встречались редко, однако слава далеко опережала невысоких воительниц.

— Двадцать три человека, Тори, — посчитала старшая Руфусилья. — Чур, делим пополам — мне тринадцать!

— Это не честно, клянусь бородой Торуса! — взвыла младшая, кровожадно поводя глазами. — Ты и Его Светлость себе заграбастала!

— Его Светлость не в счет! — лёгко поднимая Атрона за воротник камзола и штаны, и швыряя его с берега, пояснила старшая. — Ладно, забирай ещё одного, чего не сделаешь ради единокровной сеструхи!

Герцог, по сложившейся, видимо, привычке, чёрным лебедем рухнул в ледяную воду.

Фирона вскрикнула, Ируна завизжала, слуги ломанулись вперед — кто на помощь господину, кто на бой с ворогом.

— И-эх-ма! — весело закричала Руфусилья, мотнув головой.

Косы разлетелись, подвесы свистнули в воздухе и сразу двое слуг, которым те пришлись плашмя по лицам, упали в снег.

Младшая Торусилья в это время деловито обходила свою половину противников, аккуратно уворачиваясь от ударов и попыток схватить, и стукая их обухом топора по ботинкам. Те, как один, выли, хватались за ногу и, не устояв в неверном снеге, не держащем вес тел, валились друг на друга.

Озверевший Атрон стряхнул с себя вежливые руки слуг, вытянувших его на берег, и ринулся в бой. От его одежды поднимался пар, однако сам он замерзшим не казался, видимо, количество выпитого вскипятило кровь до самого высокого градуса.

— Ой, боюсь-боюсь-боюсь!.. — запричитала Руфусилья, отступая и внимательно следя за герцогом.

Движения того были иные, чем у слуг. Чувствовалось, что этому человеку и на кулаках, и с мечом схватки удавались.

— Подмогнуть, сеструха? — крикнула Тори, уворачиваясь от двоих противников и умелыми пинками коротких ножек посылая их в попный нокдаун.

— Иди ты в недра! — сердито отвечала та, уклоняясь от бросившегося на неё герцога. — Сама справлюсь!

Она больше не казалась смешной, ушла с траектории Атрона плавно и мгновенно. Приноровившись, шлепнула его пониже спины топориком плашмя, проворчала беззлобно:

— Уймись уже, Твоя охреневшая светлость! Сам ведь не ведаешь, что творишь!

Атрон ошибку свою распознал быстро, моментально развернулся, сцепив кулаки, занес их над головой гномеллы. Ты подставила под удар обух топорика и пнула противника в колено, заставив отшатнуться.

— По яйцам не бью! Неуважение это! — пояснила она.

— Прекратить! — Неожиданный мощный рёв заставил противников застыть, будто заколдованных.

К дерущимся подходил городской патруль под командованием невысокого круглого офицера, упрямо наклонившего голову, что делало его неуловимо похожим на приготовившегося к броску бычка.

— Что здесь происходит? — строго вопросил он, бесцеремонно переступая через лежащих и расталкивая стоящих. — Кто хозяин дома?

— Мой сын, граф Ягорай рю Воронн! — ответила с крыльца Фирона. Сбежала бы вниз, да ботиночки отстались наверху. — Он сейчас в отъезде.

Офицер отдал честь, следующие за ним стражники приветственно брякнули рукоятями коротких мечей по нагрудным доспехам.

— Я — Йен Макхоллен, госпожа, — представился офицер. — Кто эти люди?

— Я — герцог Атрон рю Воронн, — прорычал герцог. — Эта женщина — моя жена, которую я хочу забрать домой! Но на меня напали... Подло и вероломно... Вот эти две коротышки!

— Фу, как грубо! — обиделась Торусилья.

Офицер Макхоллен взглянул на Атрона с неудовольствием — жители Вишенрога уважали другие расы и гордились тем, что живут с ними в мире бок о бок. Однако в случившемся следовало разобраться со всей строгостью!

— Вы кто такие, гражданочки? — поинтересовался он у гномелл.

Руфусилья, шагнув вперед, едва не уткнулась бронированными холмиками ему бедра. Задрала голову, умудрившись взглянуть на человека свысока.

— Мы — Руфусилья и Торусилья Аквилотские, Весеречской пустоши рубаки, работаем по контракту с хозяином дома.

— Документ? — протянул руку офицер.

Гномелла вытащила из лифа свиток с печатью графа рю Воронна.

Развернув свиток, Макхоллен пробежал его глазами и, вернув обратно, посмотрел на Атрона.

— Уважаемые рубаки защищают дом по праву, Ваша Светлость! А вот по какому праву вы учиняете безобразия в ночное время?

— Это, — палец Атрона указал на Фирону, — моя законная жена! И она должна жить в моем доме!

— Бесспорно, — кивнул офицер, и Матушка Ируна посмотрела на него с ужасом, — однако решить это она должна сама. Придётся составить протокол, Ваша Светлость! Нападение на чужое имущество с превосходящими силами, попытка насильственного забирания жены — дело серьезное.

— Офицер! — позабыв о ботиночках, Фирона сбежала с крыльца в снег. — Умоляю не надо протокола! Пусть он просто уйдёт!

— Застудишься, госпожа! — проворчала Руфусилья и сделала знак Тито.

Тот, подойдя, поднял пискнувшую от неожиданности герцогиню на руки.

Йен Макхоллен по прозвищу Бычок внимательно посмотрел на неё.

— Протокол я составлю, госпожа, — упрямо сказал он, — но хода пока не дам, коли вы так просите за мужа! Однако если... — он перевёл суровый взгляд на герцога, — ...инцидент повторится, в Управление порядка Королевской канцелярии уйдут уже два протокола!

Холод, видимо, наконец добрался до рю Воронна, остужая алкогольную ярость. Мрачно посмотрев на офицера, он развернулся и пошёл прочь. Прихрамывая и охая, свита потянулась следом. Скоро пространство перед домом опустело. О побоище напоминал лишь развороченный снег, да выбитое в доме стекло и пара поломанных стульев.

— Моё почтение, госпожа, уважаемые рубаки, — отдал честь Макхоллен. — Идите в дом, замёрзнете!

Он махнул рукой патрулю и удалился.

— Это мы-то замёрзнем, слыхала, Руфусилья?

— Чудной человек, Торусилья! Малыш, ну что ты встал столбом! Неси госпожу в дом и в шкуры заверни! А ты, уважаемая матушка Ируна, морсу ей горяченького! С мёдом!

— Ой, девоньки, и правда! — взмахнула руками экономка. — Пойдёмте все на кухню, я вас накормлю и напою!

— Но я не... — попыталась сопротивляться вносимая Тито в дом герцогиня.

— Молчите, госпожа! — неожиданно сурово прервала её Ируна. — Надобно сделать всё, чтобы вы теперича не заболели!

Гномеллы остановились на пороге.

— А дурак этот герцог, да, сеструха? — спросила младшая, деловито засовывая топорики за пояс. — Ежели женщина не хочет жить с мужчиной, разве её можно заставить?

Та покачала головой — звякнули подвесы — и твёрдо ответила:

— Нет такой силы во всём мире!

***

Открыв рот, Матушка смотрела на огромный, украшенный магическими фонариками, трёхпалубный корабль. Такой язык не поворачивался назвать свадебной ладьей. Скорее — ладьищей!

— Это... наш? — сглотнув, спросила она у принца Аркея и покосилась на соседний причал, где стоял второй подобный красавец, украшенный в серо-красно-голубой гамме — цветах Его Высочества Колея.

Арк усмехнулся, поднял её на руки и легко взбежал по сходням. Команда во главе с представительным капитаном, прокричав новобрачным троекратное ура, споро разбежалась по местам — готовиться к отплытию.

Принц отнёс Бруни в каюту, центром которой оказалась чудовищных размеров кровать, укрытая шкурами. Натоплено было жарко, в самый раз ходить голышом. Подумав об этом, Матушка густо покраснела. Интерьер каюты кричал о её назначении. Бруни представила весь корабль, кишащий людьми, их понимающие ухмылки утром, когда она выйдет на палубу... и настроение упало, будто его в ведро с холодной водой макнули.

Заскрипели снасти, судно закачалось на волнах, отшвартовываясь. Крики матросов напоминали крики чаек — громкие, суматошные, непонятные.

Подошёл Кай с двумя бокалами вина. Камзол он уже сбросил, ворот рубашки расстегнул. Заглянул в лицо супруги и сам переменился в лице.

— Родная, что не так?

Матушка скинула жаркую шубку, оглянулась, ища, куда бы положить. Принц отобрал её, бросил на кровать, за плечи притянул Бруни к себе.

— В чём дело?

— Здесь... — попыталась объяснить она. — В этом месте... Здесь...

Понимая, что объяснить не удастся, подняла беспомощный взгляд на мужа.

— Тебе здесь не нравится! — догадался тот и счастливо засмеялся, понимая, что попал в точку. На его лице появилось бесшабашное выражение, делавшее его неуловимо похожим на брата, с лица которого оно не сходило. — Хочешь, сбежим?

— Отсюда? — изумилась она.

Волны мягко толкались в днище — корабль приближался к выходу из гавани и скоро уже над ним должен был расцвести волшебный свадебный фейерверк.

— Отсюда, — кивнул Кай. — Хочешь? Прямо сейчас?

— Но мы нарушим правило! — воскликнула Матушка.

Аркей подарил поцелуй, от которого ей стало ещё жарче, и прошептал:

— С тобой я готов нарушить что угодно! Подожди минутку...

Он вышел и скоро вернулся, неся поднос с едой. Принц лукаво улыбался, что делало его невыразимо привлекательным.

— Я приказал не беспокоить нас до утра, — сказал он, ставя поднос на стол. — Утром мы вернёмся сюда, и нас будет ждать завтрак. Основательно остывший, но это не страшно! Правда?

Блестя глазами, Матушка молча ждала продолжения.

Подобрав с кровати шубку, он укутал ею Брунины плечи, прижал жену к себе и спросил, как когда-то давно. В другой жизни...

— Готова?

Она улыбнулась, потому что с ним была готова на что угодно!

Принц тронул уже знакомый ей портальный перстень.

Ощущение полёта длилось недолго. Спустя мгновение Матушка и Кай оказались на палубе... его маленькой яхты, стоящей на причале в маленькой бухточке вдалеке от Вишенрога. Здесь было темно и тихо. Безлюдно.

— Спит наша ласточка, — прошептал принц, улыбаясь и отвечая на благодарные поцелуи Бруни, — ну ничего! Сейчас мы её разбудим. Постарайся не замёрзнуть, пока я всё приготовлю.

Он усадил жену на корме, спустя пару минут принёс ей кружку горячего вина с пряностями, а сам, как был, в расшнурованной рубашке, чёрных узких брюках и высоких сапогах, принялся ставить паруса, выбирать якорь и разворачивать яхту к выходу из бухты. Когда курс в открытое море был взят, он закрепил штурвал и скрылся в каюте внизу. Оттуда плеснул тёплый свет. Затрещал поленьями огонь, подкормленный заклинанием со свитка.

Бруни смотрела в чёрную воду, в небо, усыпанное мелкими радужниками звёзд и думала, как она любит всё это: и море, и стёсанные водой клыки скал на побережье, и свежий влажный ветер, легко бьющий по лицу, и свою страну, и свою семью, членом которой неожиданно стал самый настоящий принц. Или это она, наоборот, стала членом самой настоящей королевской семьи?

Из каюты поднялся на палубу Кай. Проверил курс, подошел к Бруни, присел перед ней на корточки, взяв её руки в свои.

— Хочу попросить тебя, родная...

Матушка, наклонившись, поцеловала его в лоб. Это лицо — светлое, строгое, спокойное навсегда отпечаталось на её неспящем сердце. Разве могла она отказать Каю в чём бы то ни было?

— В моей крови течет кровь Морингов, Владык Севера. При жизни матушки я был там с ней пару разу, и однажды она рассказала мне об обряде, который проводят двое, чтобы связать себя на всю жизнь. Мы с тобой поклялись друг другу в верности у алтаря Пресветлой, и эту клятву я не нарушу. Но я хотел бы, чтобы нас связал древний наговор Узаморских влюблённых... Если ты откажешься, я пойму...

Она покачала головой.

— Не откажусь, любимый! Что нужно сделать?

Кай поднялся.

— Подожди меня ещё немного...

Он ушёл вниз, а Бруни вновь смотрела в небо, ощущая совершенно противоположные чувства — бешено бьющееся сердце и душевный покой, ровный, как морской штиль.

Аркей вышел на палубу совершенно обнажённым. В звёздном свете он казался настоящим северным богом — широкоплечий, узкобедрый, тёмные буйные кудри в беспорядке разбросаны по плечам. Холода будто не замечал. Поставил на пол поднос с высоким узкогорлым кувшином. Звякнул охотничий нож, положенный рядом.

Принц выпрямился, посмотрел на Бруни. Пытаясь сдержать бешено бьющееся сердце, она медленно встала со скамьи.

Аркей поднял кувшин, дождался, пока супруга подойдёт к нему и положит ладони на его руки.

— Это вода из ледяных источников Узамора. Выливая, повторяй за мной...

Полотно безликих небес,

Саван серый земной,

Тепло весеннего солнца,

И холод покровов зимних...

***

...Сияние летних чудес,

И осени дух сырой,

Смеха детского колокольца,

Несчастий равную схиму...

Расклад у меня такой —

Судьбы змеиные кольца —

Все

Разделю

с тобой...

Короткие ночи Узамора полнились сиянием. В нём небо казалось серебристым, а вода — серо-стальной, блестящей, будто рыбная чешуя. Полярное лето не знало жары, но ему была знакома ласкающая прохлада, и её нежные ладони гуляли сейчас по обнажённой груди черноволосого мужчины, сидящего в лодке, держащего в объятиях белокожую хрупкую девушку и шепчущего ей слова древней клятвы.

— Ты согласна пройти обряд, Винни, сердечко моё? — спросил он, когда процитировал до конца.

Она, извернувшись, потёрлась щекой о его грудь. Взглянула снизу вверх огромными карими глазами, так напоминающими ему оленьи.

— Это же будет навсегда, да, Ронни?

— Да, любимая! Когда я смогу просить у князя твоей руки без опаски получить отказ, мы лишь подтвердим нашу клятву у алтаря Пресветлой. А пока будет так...

— Будет так... — эхом повторила она. — Ты мой, Ронни?

— Твой! Только твой! Навсегда! А ты моя!

От её поцелуев, лёгких, как ветер, по его коже бежали мурашки. Он был старше, и потому справляться с собственными желаниями ему было сложнее. Особенно когда она лежала вот так, позволяя его рукам почти целомудренно гладить её.

— Ты же знаешь, как проводится обряд? — спросил он.

Она молча села и доверчиво потянула шнуровку платья.

У Атрона зашлось сердце. Как бы он ни хотел сделать Рэйвин своей, преступить это доверие не мог. А она, воспитанная суровым отцом, была как дитя — невинна и раскрепощена одновременно. Ей и в голову не пришло, что за его желанием провести обряд может последовать что-то ещё... Должно последовать что-то ещё! Иначе не может быть между мужчиной и его женщиной под небом, подобным аметистовой друзе, на воде, напоминающей чешую рыбы-солнца!

Пошарив рукой под сидением, рю Воронн достал узкогорлый кувшин. Поставил на дно лодки. Осторожно, чтобы не перевернуть судёнышко, разделся догола. Выпрямился напротив Рэйвин, затмившей сияние мира своей обнажённой красотой. Его возбуждение не укрылось от глаз девушки. Её зрачки расширилась, маленькие груди с розовыми сосками вздымались неровным дыханием — она впервые видела мужчину во всей красе желания. Глядя друг другу в глаза, оба наклонились, чтобы одновременно поднять сосуд. Древние слова упали на поверхность озера каплями воды из Священного источника, посвящённого Духам Безмолвия. Природа замерла, будто затаилась. Не плескала в озере играющая рыба, не ухал филин где-то на тёмном берегу. Умолк звёздный звон, слышимый только здесь, в Узаморе, на краю зримого мира...

Атрон отставил кувшин и поднял кинжал. Остриё коснулось белой кожи под левой грудью Рэйвин. Капли крови показались чёрными, и ими был очерчен лунный след под девственным сосцом. Спустя мгновение и на его груди появилась кровавая дорожка. Протянув к возлюбленной руки, он заключил её в объятия, смешивая кровь. Целомудренные объятия, освящённые любовью всех влюблённых Узаморской земли.

Оказавшись с силой прижатой к любимому, Рэйвин вскрикнула, становясь натянутой от страсти струной. Атрон всегда был рядом, без него она не мыслила жизни, но Атрон — верный рыцарь, и этот — мужчина с горячей кожей, мужчина, чьё желание скрыть было невозможно, рвали на части её сердце и гордость. Рвали, заставляя склониться перед мужской силой.

Он бы сдержался. Однако эта Рэйвин, полная страсти, как сосуд молодым вином, делала невозможным любые побуждения разума остановиться... Атрон принялся целовать её, едва не рыча от давно сдерживаемой страсти, от страсти, туманившей разум, застившей зрение. Целовать как свою. И его колено беззастенчиво вторглось между её бёдер, и его пальцы забыли, что такое целомудрие. Рэйвин поддавалась, оплетаясь вокруг него, как гибкий вьюн вокруг мощного дуба. Здесь и сейчас она, ещё не став женщиной телесно, духовно обретала древнюю суть дарительницы наслаждения. Дарительницы жизни.

Оба опустились на дно лодки, покрывая друг друга безумными поцелуями. И тут наследница Морингов вспомнила о том, кто она есть. Напряглась, упираясь ладонями ему в грудь. Зашептала умоляюще:

— Нет, Ронни, нет... Прошу тебя!.. Не так...

Слова не сразу достигли его слуха. Но чуткие пальцы сразу ощутили напряжение желанного тела. Атрон замер, порывисто дыша.

Боясь напугать...

Понимая, что напугал...

В её глазах стояли слёзы. Когда мужчина оторвал своё тело от её, поднимаясь, она застонала от разочарования и жалости к себе, и разрыдалась. Укутав девушку в собственный камзол и усадив на колени, Атрон рю Воронн укачивал её, будто маленькую, и обещал, что всё у них будет, как положено. И рассказывал, как после свадьбы внесёт её на руках в свадебную ладью и смешает тепло тел и жар сердец с тем, чтобы более не расставаться...

Рэйвин слушала его, всхлипывая. И горячо молилась о том, чтобы всё так и было.

***

— Что дальше? — спросила Бруни, когда вода была вылита из кувшина, а слова произнесены.

Кай молчал, мерцая глазами в темноте. От его тела шёл пар. Она смотрела на мужа с обожанием. Не потому что принц. Не потому что умён и хорош собой. А потому что искренний, настоящий... родной!

Скинула шубку на палубу, потянула ленту, шнуровкой стянувшую платье. Спустила волшебную ткань с плеч, позволяя ей спасть. Совсем. Запустила пальцы в его кудри и прошептала:

— Никому тебя не отдам! Никогда...

И он ответил одними губами:

— Моя!..

Они смотрели друг другу в глаза, тонули в их свете и глубине, не говоря ни слова, ведь они не нужны, когда всё и так ясно, когда сердца бьются в унисон, а души вросли друг в друга так сильно, что и не оторвать, не отняв жизнь. И холода для них не существовало. Не было ничего, ни ночи, ни дня, ни корабля и ни моря... Лишь двое в темноте, лишь острая сладкая боль под грудью, лишь капли крови, смешавшие красное с красным...

Вдали, над Вишенрогом бесновался огромный как солнце и яркий, как пожар, свадебный фейерверк.

***

Вителья Таркан ан Денец, подающая надежды адептка Ордена Рассветного лезвия, отложила листы бумаги, изменившись в лице. Раны, нарисованные на них, были слишком характерны. Она уже видела такие — на хуторе Михо. Больные бешенством оборотни обладали чудовищной силой. Но страшнее была их жестокость. Не человеческая. Не животная. Запредельная.

— Вы должны нейтрализовать Аркаешево отродье, — говорил герцог рю Вилль, привычно покачивая указательным пальцем серьгу в ухе, — под 'нейтрализовать' я понимаю 'уничтожить'. Задача ясна?

— Вы всерьёз полагаете, что это сделал демон? — изумилась Вителья.

Магистр Кучин, покачав головой, отвёл взгляд. Архимагистр Никорин с безразличным видом смотрела в окно.

— Есть мнение, что это 'дело рук' именно демона! — веско сказал герцог.

Ники едва уловимо усмехнулась. 'Есть мнение'! Ох уж эта фраза во все времена и для всех нравов, позволяющая снять с себя ответственность!

— Но!.. — вскинулась девушка.

Молодая, горячая, неопытная. Хороший маг из неё получится. Обязательно. Если доживёт.

— Вита, герцог сказал 'демон', значит 'демон'! — сурово перебил Станса. — В конце концов, неважно, кто это будет, главное, устранить угрозу для людей! Это понятно?

— Понятно, магистр, — опустила длиннющие ресницы волшебница.

Однако Ники видела, как дрожат от волнения крылья тонкого носа, как Вита покусывает нижнюю губу, словно слова сами просятся наружу.

— Отправляетесь немедленно, — поднялся рю Вилль, давая понять, что разговор окончен. — Деньги, свитки и всё, что потребуется, выдаст магистр Кучин в Резиденции Ордена. Вас уже ждут в замке рю Сорсов.

— Сколько оттуда до местечка Вожедан? — подал голос доселе молчавший шестой участник встречи — светловолосый, высокий оборотень по имени Грой Вирош, которого Вителья видела впервые.

— День пути. Лошадей даст граф. Он и сам отправится с вами.

Вирош поморщился, но ничего не сказал.

Герцог сделал знак Ники, и та открыла портал во дворец, куда рю Вилль шагнул, не оглядываясь и не прощаясь. С боевыми магами, отправлявшимися на задание, прощаться считалось плохой приметой.

— Можете быть свободны, — архимагистр посмотрела на них невозможными льдистыми глазами. — Станса, от вас жду частых докладов.

— Непременно, Ники, — склонил голову тот. — Серафин, ан Денец, за мной!

— Вителья, задержись, — мягко приказала Никорин. — Догонишь позже.

Маги вышли. Оборотень лениво отошёл к окну. Вита заметила, что двигался он по покоям архимагистра без стеснения, будто бывал здесь часто и мог пройти с закрытыми глазами, ни разу не наткнувшись на предметы интерьера.

— Мне кажется, ты хотела о чём-то мне поведать, малышка Вита, — улыбнулась Ники. — Так поведай!

Вителья покосилась на Вироша. То, что оборотень чувствовал себя как дома в покоях хозяйки Золотой башни, вовсе не указывало на её общее отношение к другой расе!

— Как вы относитесь к оборотням, архимагистр? — спросила она, набравшись храбрости.

Стоящий у окна блондин хмыкнул, не оборачиваясь.

Ники оценивающе оглядела его долговязую фигуру и ответила:

— Они мне нравятся, Вителья... Надеюсь, ты меня понимаешь?

От её тона честной крейской девушке впору было покраснеть, однако дело представлялось слишком серьёзным. И потому Вита выразительно покосилась на Вироша, безмолвно спрашивая у собеседницы, может ли она быть откровенной в его присутствии?

Грой хмыкнул снова. Он так и не оглянулся.

— Я слушаю тебя, — Никорин больше не шалила, подалась вперёд, опершись на руки.

Подбирая слова и запинаясь, Вита рассказала о встрече Хорьков с Бурым Отшельником. О битве и о том, как тот был повержен общими усилиями. О найденных трупах людей и животных, точнее, о том, что от них осталось. И о том, что магия на больных бешенством оборотней не действует. В тени остались ранение Дикрая и его чудесное исцеление.

Где-то в середине рассказа Вирош, наконец, отлепился от окна и вернулся на место. Он слушал Вителью молча, смотрел не на неё, а в пол, и с каждым мгновением всё больше теней падало на его светлое и открытое лицо.

— Она не врёт, Ники, — уронил он, когда адептка замолчала.

Вита вскинулась от подобных слов, но вовремя поняла — не оскорбить её хотел оборотень, а лишь подтвердить правдивость информации с позиции собственного опыта.

— Да, в Вожедане вы встретитесь с тем же самым, — кивнула Никорин, — и уничтожить — это лишь часть проблемы. Другая — убедить всех, что вы уничтожили именно демона!

— Но почему?.. — воскликнула Вита и осеклась.

Разве Хорьки сами не сожгли ферму Михо, уничтожая следы, по которым люди могли понять, кто именно виноват, а затем обрушить на невиновных многовековую ненависть?

— Спасибо, что была откровенна, — Никорин, подойдя, похлопала её по плечу. — А теперь уходите оба! Вас уже ждут!

Вирош поднялся, блеснув на неё глазами. Вителья невольно залюбовалась его звериной пластикой, но вовремя отвела взгляд, понимая, что не стоит заглядываться на мужчину, который, судя по всему, регулярно бывает в постели архимагистра.

Они вышли из портала бок о бок. Магистр Кучин и Варгас Серафин ждали внизу, в приёмной, где сидел за столом вечный и вечно суровый Бруттобрут.

Станса оглядел всех, будто наседка цыплят.

— Идёмте, нас уже ждут!

Вздохнув, Вителья подумала о том, что ей не удастся отговорить Дробуша Вырвиглота сопровождать её в эту поездку. Никак не удастся!

***

Его Величество по сложившейся годами привычке завтракал в шесть утра в кабинете. Шута сегодня при нём не было — тот, к сожалению, слишком ревностно веселил толпу после отбытия свадебных кораблей, и не переставая пил за здоровье молодых. Впрочем, радость Дрюни была искренней, а искренне радоваться король никогда подданным не мешал.

Напротив сидел начальник Тайной канцелярии, яхтсмен и ресторатор с ежедневным докладом. Позже пойдут доклады Первого министра и Начальника Королевской Канцелярии, начинать же день Его Величество предпочитал с правды. Какой бы неприглядной она ни была.

— Карательный отряд под руководством Вироша отбыл в Вожедан, — говорил рю Вилль, — инструктаж проводили я и архимагистр.

— Они уяснили, что от них требуется? — проворчал Редьярд. Ситуация в Сормовском округе его беспокоила. В Ласурии давно не возникало инцидентов с оборотнями, вызывавших общественный резонанс, и вот поди ж ты... Выплыло.

— Вполне.

— Какие новости от Ягорая?

— Никаких, Ваше Величество! Граф находится в условленном месте, магический маячок на нём исправен. Видимо, он ждёт решения Его Величества, Подгорного короля.

— Или его кончины! — король с раздражением бросил сидящему рядом Стрёме обкусанную телячью лопатку. — Старый хрыч даже из смерти своей сделал представление, заставив всех обгрызать ногти в ожидании! Ей-ей, в нём пропал великий мастер распорядитель собственных похорон!

— Жестоко, Ваше Величество! — укорил рю Вилль и достал из лежащей на коленях папки лист бумаги. — Позвольте зачесть?

— Что это ещё за?.. — король потянулся за паштетом.

Волкодав навострил уши. Его глаза мерцали так, будто в каждом из них забыли потушить очаг.

— Это протокол уличного правонарушения, — уточнил герцог, — которому не дали ход. Однако от этого он не перестаёт быть менее интересным!

— Свадьба, — пожал плечами Его Величество. — И кто же подрался в этот раз? Гильдия Прачек с моим Чёрным полком?

— Герцог Атрон рю Воронн, первый посол Ласурии в Крей-Лималле, пытался взять штурмом дом собственного сына, Ягорая рю Воронна, в котором в его отсутствие проживает герцогиня рю Воронн.

Рука короля, намазывающая кусок свежей булочки паштетом, замерла.

— Кто вызвал стражников?

— Слуга графа, сын его экономки. Впрочем, помощь не потребовалась. Нападение было успешно подавлено силами нанятых по контракту Рубак, сестёр Аквилотских, числом две. Контракт официальный, ратифицирован Гильдией наёмников. Пострадало одно окно и герцогиня рю Воронн, которая сильно простудилась.

— Чем же Атрон объяснил своё поведение? — искренне удивился Редьярд. — Мне он всегда казался замкнутым и сдержанным человеком.

— Желанием забрать домой супругу, которая от него ушла.

— Подала на развод? — быстро спросил король.

— Нет, Ваше Величество. Похоже, что и не будет.

— Кто не дал ход протоколу?

— Составитель, сержант городской стражи, Йен Макхолен. Уже двадцать лет как командует Патрульной службой квартала Мастеровых. Женат, имеет двоих дочерей. Долгов нет, взятки берёт редко и тратит на помощь сиротам и вдовам. В общем, бравый служака!

— Умный служака, — поправил Его Величество. — Дай он ход этой бумаге, и я вынужден был бы принять официальные меры, о которых тут же стало бы известно в Крее! А так он и герцога прищучил и скандала не поднял. Узнай-ка, друг Троян, нет ли в Управлении порядка для него подходящей вакансии с жалованьем раза в два поболе нынешнего.

— Обязательно узнаю! — пообещал рю Вилль. — Взял бы его к себе, да мне честные люди не нужны, вы же знаете, Ваше Величество!

— Кому, как ни мне не знать, — фыркнул Редьярд и помрачнел. Позабыв о бутерброде, уставился на грудастую эльфийку, танцующую на крышке графина с водой. — А вот с Атроном что делать? Пока сидел в Крее, вёл себя тихо, а здесь как с цепи сорвался! В чём причина? И как ему теперь доверять, коли он такие фортели взялся выкидывать. Пьёт?

— Во время инцидента был в сильном подпитии, Ваше Величество, но вообще за ним такого не замечено. Проблемы начались после того, как Яго увёл мать из дома. Герцог, похоже, считал её бессловесным существом, с которым можно делать всё, что угодно. А она сказала 'нет'.

Король вспомнил распухшее лицо Ягорая рю Воронна, избитого отцом. Пробормотал:

— Он и сына, похоже, считал бессловесным...

Косясь на хозяина, лелеющего мрачные мысли, Стрёма тихо утянул под стол и булочку, и паштет.

Троян осторожно молчал.

— Что со старым Морингом? — вдруг спросил Его Величество. — Ему больше ста уже?

— Вашему бывшему тестю сто восемь лет, — удивлённо ответил рю Вилль, не в силах постигнуть хитросплетения королевских мыслей. — Старик слаб и иногда находится в спутанном сознании.

— Старое дерево, — усмехнулся Редьярд, — скрипит, но не падает. А как обстоят дела в Узаморе?

Рю Вилль пожал плечами.

— Недовольные есть всегда, Ваше Величество! Всегда найдутся дороги и пристани, которые требуют ремонта, шахты, разработку которых забросили... Казна всегда скорее пуста, чем полна... Да и сложные погодные условия со счетов не спишешь!

— Отлично! — оживился король и потянулся на булочкой... которой не стало. — Вот, зарраза! Стрёма, как ни стыдно?

Пёс виновато спрятался за углом стола, не забывая выглядывать оттуда, чтобы не пропустить следующее яство.

Дверь в кабинет распахнулась без стука. Так входили всегда лишь двое — Дрюня Великолепный и не менее великолепный младший принц. Его Высочество Колей.

***

— Готова? — улыбнулся Кай, обнимая Бруни.

Спустя мгновение оба стояли в помпезной каюте свадебной ладьи.

— Я голодная, как волк! — сообщила Матушка, скидывая шубку и направляясь к столу с остывшим ужином, который должен был стать завтраком.

Прошедшая ночь сделала молодожёнов ещё ближе, хотя, казалось бы, куда уж... Но теперь их объединяла общая тайна, не страшная тайна проклятия, а волшебная прелесть древнего обычая, чьи корни уходили вглубь веков. И от этого на душе у обоих было светло и радостно. Правда, очень хотелось спать...

— Мы вернёмся во дворец и сразу отправимся в поместье, — тоже набрасываясь на еду, пояснил принц Аркей. — Используем портал, чтобы не тратить драгоценное время. Там уже должно быть всё готово для нас!

— Как оно называется, твоё поместье? — спросила Бруни. — Какой-нибудь замок?

Кай засмеялся.

— Я не люблю замки, родная. Обычная ферма мне ближе. Поместье называется Козеполье, расположено к северо-западу от Вишенрога, в трёх днях пути.

— Козеполье? — рассмеялась Матушка.

— Ну что ты смеёшься, — смутился Аркей, — там, и правда, полно диких коз!

И засмеялся сам.

***

— Я от неё никуда! — набычившись, финально заявил Дробуш, стоящий напротив магистра Кучина.

Тот попытался было воспротивиться его участию в карательной экспедиции, однако быстро осознал, что от фанатично преданного Вителье слуги отделаться не удастся.

Грой Вирош только головой покачал. В жёлтых шальных глазах, делавших его похожим на беспутного демона, прыгали смешливые искры, заставлявшие Виту коситься на оборотня с подозрением — не учуял ли тот истинной сущности Вырвиглота? Рядом с Вирошем, одетым как опасный бродяга с большой дороги, стоял Варгас Серафин во всей красе облегчённого доспеха боевого мага. На его плечах лежал серый капюшон с синей каймой — цвета Ордена — на поясе висели меч, кинжал и сумка для свитков. На самой Вителье доспеха, естественно, не было — не подняла бы. Однако новая чёрная куртка с серо-синим капюшоном и удобные брюки, и высокие ботфорты, и оружие, и сумка для свитков наполняли душу девушки гордостью и радостью. В этой одежде, похожей на воинскую форму, она ощущала себя настоящим магом. Ну, почти...

— Идите с благословением Пресветлой! — Станса открыл портал на дворовые плиты замка рю Сорсов.

Первым в портал шагнул Грой. Следом Вителья и Дробуш, затем Варгас.

Во дворе их уже ждали сам граф и отряд его стражников. Осёдланные кони волновались на привязи, предчувствуя дорогу.

Вирош, шагнув к хозяину замка, слегка кивнул, приветствуя его. Фюрон Рю Сорс был высок, жилист и не молод. На лице уставшего от жизни философа горели неожиданно яркие глаза, чей взгляд обежал маленькую группу с неудовольствием, задержавшись на Вителье. Ноздри графа хищно дрогнули.

— Почему вас так мало? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Разве я недостаточно хорошо описал сложившуюся в Вожедане ситуацию?

— Мы — лучшие, Ваше Сиятельство, — спокойно ответил оборотень и направился к лошадям.

Вита покосилась на Варгаса — отреагирует как-то на выходки попутчика, или нет? Однако тот молча поклонился рю Сорсу и последовал за Вирошем. В доспехе боевого мага он даже двигался по— другому — ходил тяжело, широко, уверенно, как человек, которому никто не смеет угрожать. Впрочем, так оно и было. Ещё в университете Вителья слышала выражение 'Один боевой маг стоит десяти опытных воинов'.

Граф вскинул голову, одарил волшебницу взглядом прищуренных глаз и елейным голосом спросил:

— Неужели ты тоже боевой маг, деточка?

'Деточка' покраснела, однако взгляд рю Сорса встретила смело.

— Я — адепт, Ваше Сиятельство. Но боевой опыт у меня имеется!

— Отбивалась от ухажёров? — уточнил тот.

Разговаривая, они подошли к коновязи и оседлали лошадей. Вите досталась смирная гнедая кобылка, зафыркавшая дружелюбно, когда она похлопала её ладонью по морде.

Волшебница начинала злиться. На Родине подобный тон при разговоре с незнакомой женщиной был невозможен, а в Ласурии, стране 'свободных, но честных нравов' ко всему относились проще. Поскольку опыта в словесных пикировках у неё не было, она промолчала, многозначительно пожав плечами. Рысящий у стремени Дробуш недобро покосился на рю Сорса, отчего лошадь под графом шарахнулась в сторону.

Отряд стражников растянулся по заснеженной дороге, напоминая комья грязи, выбитые конскими копытами из промёрзшей земли. Тракт ушёл с простора полей, затянутых в белые саваны, чтобы узкой тропой змеиться по лесу. Вита в восхищении крутила головой — лес напоминал волшебные чертоги. Корабельные сосны были накрыты белыми тяжёлыми шапками и казались сказочными гвардейцами на карауле, на голых ветках кустарников алели незнакомые ей ягоды, солнечные лучи косо пронзали воздух и древесный полог, яркими пятнами падая на снежный покров и заставляя его искрить.

Придержав коня, Варгас поехал рядом, будто почувствовал, что она нуждается в поддержке. Вита ощутила привычный уже укол вины. Серафин делал всё, чтобы стать ей нужным — оказывался вблизи, когда это было необходимо, делился собственным опытом без утайки, молчал, если следовало молчать, и смешил её, когда она грустила. Однако сердце всё сильнее тосковало по тому, кого девушка прогнала сама. Боль от обиды была сильна, но Вителья скучала по Яго, по его дому, по матушке Ируне и простоватому Тито, и признавалась себе в этом. Пытаясь анализировать произошедшее, она постигала себя, раздумывая над тем, отчего так потрясло и испугало её признание Яго. Покинув родную обитель и уехав на учёбу в Драгобужье, она осознала, как страшило замужество и возможность всю жизнь провести в четырёх стенах, даже если это стены дома богатого и уважаемого человека! Как важна для неё независимость, вовсе не свойственная честным крейским девушкам, скорее уж гражданкам свободной Ласурии! А Яго, сделав её своей 'без спросу', повязал невидимыми узами, что скрепляют мужчину и женщину, у которой он был первым... Сердце стремилось к нему, гордость задирала нос, желание быть свободной тянуло прочь, прочь, прочь от любых отношений. Вителья Таркан ан Денец разрывалась на части, пытаясь решить нерешаемую задачу.

Не иначе Аркаеш отвлёк от дороги мрачными раздумьями, поскольку девушка пропустила момент, когда кавалькада вылетела из леса на открытое пространство — в ложбину между двумя лесистыми холмами. Вылетела прямо на сцену, на которой разыгрывалась трагедия. Петлёй пылала земля, стягивая несколько десятков людей, одетых в шкуры. Мужчины прикрывали женщин и детей от других людей, в более привычных одеждах, взявших их во второе кольцо, наставивших на них не только оружие, у кого было, но и вилы, и заступы. Чуть в стороне от первой группы на снегу лежал ребёнок, рядом с которым выла в высокое светлое небо простоволосая женщина. Выла не по-женски. По-волчьи.

***

Его Высочество Колей молча и мрачно прошагал в кабинет, рухнул в свободное кресло, цопнул кусок мяса и впился в него так, будто не ел месяц.

— Я могу быть свободен, Ваше Величество? — поднялся рю Вилль, кланяясь и королю, и принцу.

В дверях промелькнуло лицо Яна Грошека — на этот день у секретаря был подготовлен огромный список мероприятий, и ему не терпелось от него избавиться, вручив королю.

— Иди, — милостиво кивнул Редьярд.

Махнул Грошеку, чтобы принесли ещё еды и бокал. Последил за яростно жующим сыном, хмыкнул, поинтересовался:

— Весёлая брачная ночка?

Рю Вилль спешно покинул кабинет.

Принц в сердцах швырнул недоеденное мясо под стол. Наклонился к отцу и прошептал свистящим шёпотом:

— Папаня, Оридана — не девственница!

— Поздравляю тебя с достойным началом брака! — пожал плечами король.

Колей вскочил, покраснев и делаясь ужасно похожим на отца в бешенстве.

— Она была не девственницей, когда легла со мной в постель, — севшим от ярости голосом сказал он.

Редьярд поднял на него тяжёлый взгляд, но ответил спокойно:

— Ты тоже...

Двери открылись, впуская прислугу. В кабинете повисла гнетущая пауза, нарушаемая лишь звяканьем приборов да чавканьем Стрёмы из-под стола.

Когда слуги вышли, принц вернулся в кресло и, налив себе вина в принесённый бокал, выпил залпом. Его Величество следил за ним со странным выражением лица. Казалось, он уже наблюдал подобное, лишь подзабыл детали.

— Кого ты мне подсунул? — уточнил у него младший сын.

— Выгодную для Ласурии партию, — отрубил король, — которую мы не могли упустить!

Колей ответил ему долгим взглядом, полным бешенства.

— Кто — мы?

— Ласуринги, — пояснил Редьярд. — Сын, мне странно, что приходится это тебе объяснять. Ты думаешь — ты человек? Нет! Ты думаешь — принадлежишь себе? Нет! Думаешь — переборешь судьбу, переломишь предназначение? Нет, нет и ещё раз нет! Ты — представитель королевской династии, хранитель покоя страны!

— Да? — искренне удивился принц. — А я думал, это вы с Арком!

— Не станет нас с Арком, кто позаботится о нашем народе? — рявкнул Редьярд.

Колей изменился в лице.

— Не говори так, папа! Я согласен быть женатым на шлюхе, но чтобы вы были рядом!

— Она не шлюха, — вздохнул король. — Девочка, влюбившаяся не в того. Только и всего.

Его Высочество выронил бокал. Красное пятно испортило свадебный камзол тёмно-голубого цвета. Казалось, принца смертельно ранили.

— Ты знал?!

— Конечно, знал! — Редьярд вперил в сына язвительный взгляд. — Мои шпионы паслись у Йорли уже на следующий день после приезда Ориша с предложением сочетать браком детей обоих царствующих домов. Если бы причина не-девственности Ориданы показалась мне неподобающей — я принял бы иное решение. Но ошибиться в молодости может каждый, ты вот ошибаешься каждые сутки по нескольку раз, а судьба страны — одна! И она — покамест! — в моих руках.

— Но почему я? Почему не Арк?

— Потому что, когда предложение поступило, оженить его с Ориданой означало... плохое! — король поморщился, не желая озвучивать последствия. — А затем в его судьбу вмешалась Пресветлая, а я не идиот, чтобы идти против богов! Ты ведь тоже, хотя и кажешься?

— Как ты меня любишь, папаня! — фыркнул Колей.

— Люблю, сын, — серьёзно сказал Редьярд. — А ты меня?

— Ты сознательно лишил меня счастья жениться по велению сердца и требуешь обожания? — изумился Его Высочество.

— Я сознательно выбрал для тебя лучшую партию, — поправил Его Величество, — лучшую по многим причинам. И одна из них — ты, Колька, так же как и я, не способен к любви лишь одной женщины. Одной тебе всегда будет мало! Но именно та, что могла бы стать единственной, сделает тебя несчастным. Такова твоя — моя! — суть. А с собой лучше не спорить... как и с богами! Прислушайся к себе и признайся, что это так!

Принц поднялся, вылил в себя ещё один бокал и пошёл прочь. У дверей обернулся.

— Ты прав, отец, такой женщины как мама мне не встретить! Жаль, что ты её не любил! Она никогда не сделала бы тебя несчастным!

Он вышел, хлопнув дверью.

— Она и не сделала, — сказал король в закрытую дверь, — но и счастлив с ней я не был...

***

Вирош спрыгнул с лошади, не останавливая её, и пошёл прямо в огонь. Как-то очень опасно пошёл. Оружия не обнажал, но было ясно — он положит, даже не участив дыхания, любого, кто встанет на пути. Варгас остался в седле, однако руками повёл — притушил круг огня, а в одном месте так и вовсе разорвал, давая возможность оборотню пройти беспрепятственно.

Вителья спешилась, запустила Взор и поспешила за Гроем. Как адептке ей не возбранялось действовать самостоятельно, но не выходя из зоны действия старшего мага и находясь в зоне видимости старшего группы.

Она подошла к оборотню, когда тот уже стоял на коленях рядом с лежащим ребёнком, закрывая его от толпы. Напротив остановился огромный светловолосый бородач с зелёными глазами. Из-за шубы из волчьих шкур он казался неуклюжим, однако это было не так. Вита видела, какими выверенными были его движения.

— Назови своё имя, чужак, — рыкнул он.

— Назови своё, глава клана, — спокойно ответил Вирош. — Это тебе требуется помощь, не мне!

Увидев, как побледнело об бешенства лицо бородача, Вита опустила глаза и взглянула на ребёнка. Мальчишке было лет девять. Кожа в испарине, закатившиеся глаза и редкое, судорожное дыхание говорили о том, что жить ему остались считанные минуты. Но о большем ей поведали торчащие из-под его верхней губы кончики клыков... и пена, стекавшая по ним.

Сердце зашлось от жалости. Вита попыталась взять себя в руки, наложив ладони на тело ребёнка и начав диагностику. Сделать что-либо было уже поздно — яд растёкся по сосудам, проник во внутренние органы, убил мозг. Нет, ей не вытащить его сознание из красной клетки безумия, не заставить работать на исцеление, как могла бы сделать это с любым другим! Если только не...

'Даже не думай! — раздался вредный голосок, неслышимый никому, кроме неё. — Оттуда, куда ты меня засунула, я тебе помочь не смогу, ручку не подам, домой не приведу! И Яго, — мерзкий голос захихикал, — рядом нет, чтобы разбудить тебя, спящую красавицу!'

Как ни была зла Вита на Кипиша, не верить ему смысла не было. Но перед ней лежал умирающий ребёнок, но выла, не замолкая, волчица-мать в человеческом облике, но стояли за границей огня люди, готовившие массовую резню.

'Ты меня не слышишь, что ли? — заволновался Кипиш. — Если ты потеряешься в небытие, кто меня вытащит отсюда?'

Размышления и разговор с божком заняли доли секунды.

— Моё имя Аслав Соден из Полярных Бегунов... — услышала Вита.

Сильный удар скинул её ладони с тела. Мальчик выгнулся дугой, клыки увеличились мгновенно. В открывшихся глазах плескалась жажда крови... чудовищная жажда.

Быстрым и лёгким движением Грой Вирош свернул шею ребёнку... нет, не ему! А тому, в кого он собирался обернуться.

Женщина, зарычав, метнулась к нему, обращаясь в прыжке, но была сбита и придавлена к земле огромным белым волком с зелёными глазами.

— Варгас, огня! — крикнул Вирош, оттаскивая Вителью прочь.

Огненный шар, слетевший с ладоней мага, ударил в неподвижное тело и расцвёл красным цветком, пожирая останки. Следом за ним неспешно подошёл сам Серафин, — деревенские шарахнулись от него, — постоял у пламени, в котором уже сложно было что-либо разглядеть. Обернулся к графу, вместе со стражниками вставшему перед крестьянами, чтобы не допустить бойни.

— Это демон! — крикнул он. — Вне всякого сомнения демон-перевёртыш, принявший вид оборотня!

Вита видела, что спрятанные за спиной мага руки совершают замысловатые движения.

Пламя вдруг взревело и набросилось на него оскаленной мордой чудовища, вовсе не похожего на белого волка. Не задумываясь, Вителья выбросила самый настоящий щит. Рефлексы сработали на обман, наколдованный Варгасом, но тем эффектнее получилось зрелище. Ударившись о невидимую преграду, уродливая морда исказилась в яростной гримасе, заставив в ужасе отшатнуться и людей, и оборотней, и взорвалась тысячью фейерверков. Снег оплавился, земля обуглилась вокруг кучки пепла — это было всё, что осталось от несчастного ребёнка.

Осознав это, Вита, отвернувшись, уткнулась в грудь стоящего рядом Вироша. Сейчас ей было всё равно в кого утыкаться — лишь бы не видеть собственного поражения... Ведь она могла спасти его! Могла!!!

— Ты — представитель власти, — раздался над ухом голос Вироша. — Возьми себя в руки! Выплачешься потом!

Волшебница вскинула на Гроя полный муки взгляд. Оборотень смотрел так, будто ничего не случилось, но где-то в глубине солнечных глаз, в самой-самой глубине, уходящей к сердцу, она различила отголоски собственной боли. Нет, Грой Вирош вовсе не был безразличным. Он им казался.

Встряхнув её за плечи, словно в подтверждение своих слов, Вирош отошёл к бородачу, крепко прижимавшему к себе обмякшее тело женщины.

— Вам лучше покинуть эти места, — тихо сказал он. — Мы сделали, что могли, чтобы убедить людей в вашей невиновности, но ненависть, как пожар под землёй — вырывается в самый неподходящий момент.

— Мы живём бок о бок уже двести лет, — растерянно ответил глава клана. — Торговали с ними мехами и целебными травами, иногда помогали друг другу... Пару раз наши парни дрались с ихними из-за девок, но не до смерти!

— Забудьте об этом, — одёрнул его подошедший Варгас. — С этих пор любую неприятность местные спишут на вас — вам ли этого не знать! Уходите, как советует Грой, дайте смениться паре людских поколений и лишь тогда сможете вернуться!

Бородач легко закинул женщину на плечо и потерянно побрёл прочь.

Вителья смотрела вслед, задумчиво накручивая локон на палец. Иногда на сложный вопрос можно получить самый простой ответ и удовлетвориться им. Но не сейчас!

Догнав бородача, остановила прикосновением. Спросила:

— Как давно его укусили?

Тот внимательно посмотрел на неё.

— Четыре недели назад чужак полоснул клыком ему по боку. Мать скрывала... до последнего.

Вита, обернувшись, посмотрела на Гроя. Тот разговаривал о чём-то с Варгасом, но стоял вполоборота, едва шевеля острым ухом — слышал!

— Чужак? — уточнила она.

— Чужак, — твёрдо ответил Аслав Соден, — не из наших! Наши — белые волки. А этот — чёрный! В человеческой ипостаси мы его не видели. Пытались выследить, чтобы самим убить, но он хитёр, как истинный демон!

— И люди всё равно обвинили вас? — изумилась Вита. — Очевидно же, что чёрный — не ваш!

Женщина на плече бородача застонала, заплакала, не приходя в сознание.

— Чего теперь плакать, дура... — с горечью пробормотал тот и, не отвечая девушке, ушёл к своим.

А волшебница вспоминала укушенного Дикрая. Реакция на инфекцию у него была мгновенна. Он умирал, так и не успев выпустить ярость, и умер бы, если бы она не вмешалась. Оборот с мальчиком случился в тот момент, когда душа покидала тело — как целитель она знала это точно, и вряд ли длился бы долго. Конечно, сила и ненависть, даруемые болезнью, вполне могли бы позволить ему убить нескольких человек из толпы, однако тех, на рисунках, убивал другой. Тот, кого, как и Бурого Отшельника, Смерти не удалось вырвать из когтей Бешенства!

***

Матушка Ируна стискивала пальцы и испуганно заглядывала в лицо приглашённого целителя. Прогулка босиком по снегу не прошла даром для герцогини рю Воронн — уже под утро она слегла с сильным жаром.

— Тёплое обильное питьё, морсики, обтирания прохладной водой, — принялся перечислять старичок-целитель, загибая сухонькие чистые пальцы. — Я, конечно, могу сбить жар, но не вижу в этом пользы для организма. Пускай она поборется с ним пару дней, а там и я вас навещу, чтобы добавить ей силёнок! Вот ежели кашлять или там задыхаться начнёт — тогда зовите без промедления!

— Ей, что же, в бреду метаться? — уточнила от двери рубака Руфусилья.

— А и пусть пометается! — согласился старичок, вставая. — Для иммунитета пользительно!

Торусилья, выглядывающая из-за плеча сестры, неодобрительно хмыкнула.

Её Светлость слышала разговор шумом моря, в котором никак не могла разобрать слов. Перед глазами стояли не светлые стены её покоев в доме сына, а тёмные резные панели дома, в который Атрон ввёл её женой. Она бежала по бесконечным коридорам, разыскивая его, и вдруг увидела целителя из дворца, имя которого вспомнила не сразу. Для чего он явился? Неужели Атрон болен? Липкий страх залил сознание. Муж был холоден с ней с первой брачной ночи, но она до сих пор не могла поверить в своё счастье — видеть, говорить, касаться того, о ком мечтала с двенадцати лет, с того самого возраста, как князь приблизил к себе её отца, а её определил в компаньонки младшей дочери.

Сдержав волнение, она тенью последовала за целителем. Ей ли, хозяйке дома, не знать, на какую не следует ступать половицу, чтобы не скрипнула?

Целитель вошёл в кабинет, поклонился — без подобострастия, как равный равному. Рю Воронн, хоть и был приближённым королевы, хоть и прочили ему быструю и яркую карьеру при Дворе, не достиг ещё тех высот, которым личный целитель Их Величеств мог бы поклониться ниже, чем позволяло его чувство собственного достоинства.

— Вы звали меня, граф, я пришёл!

— Присаживайтесь, мэтр Жужин! Дело деликатное, а у меня нет знакомых целителей в Вишенроге. Королева отзывалась о вас с огромным уважением! Вы спасли её во время беременности!

— Я выполнял свой долг, — зазвучал польщённый голос целителя, — слушаю, Ваше Сиятельство!

— Не буду ходить окольными путями! — в голосе рю Воронна прозвучало раздражение. — Я хочу знать, почему моя жена до сих пор не понесла? Мы женаты уже месяц, я регулярно выполняю супружеские обязанности, однако ничего не происходит!

— Месяц? — изумился целитель.— Ну да, конечно, месяц! Но, Ваше Сиятельство, это очень мало! Вы знаете, что всего тринадцать раз в году мужчина и женщина достигают такого состояния, когда возможно зачатие? Для того чтобы вам с супругой подстроиться, требуется время!

— Я не желаю ждать, — прорычал граф, — я желаю сына!

— А дочь? — изумился целитель. — Не желаете?

— Мне нужен сын, — отрезал рю Воронн. — Сделайте что-нибудь, чтобы Фирона забеременела! Как-нибудь... простимулируйте её, что ли!

Целитель встал. Быстрее, чем полагалось.

— Я вполне услышал вас, граф, — сказал он, и графине, глотающей под дверью слёзы, почудилась брезгливость в его голосе, — вы позволите осмотреть супругу?

— Делайте всё, что требуется в таких случаях. Об оплате не беспокойтесь — она будет высокой. И держите язык за зубами!

— Об этом можете не волноваться, — высокомерно ответил Жужин.

Графиня скользнула за портьеру, скрывающую высокое окно, и затаилась.

Жужин ушёл. Из кабинета доносились шаги мужа, кружившего по нему, словно запертый в клетке зверь. Прислушиваясь, Фирона зажимала ладонями рот и давилась рыданиями. Самое страшное оскорбление женской сущности — признать её неспособной подарить жизнь. И, похоже, муж уже был готов его нанести!..

...Вымоченная в прохладном мятном взваре ткань легла на лоб, остужая жар. Присевшая рядом с герцогиней Матушка Ируна запела тихонько колыбельную, которую любила петь Яго. Но Фирона её не слышала. Она стояла у окна спальни, вцепившись в подоконник побелевшими пальцами, и слушала разговор мужчин о ней, звучавший так, словно её здесь не было.

— Ваша жена полностью здорова и готова выносить и родить ребёнка, — сердито говорил мэтр Жужин, — чего ещё вы от меня хотите?

— Чтобы она забеременела, и чем быстрей, тем лучше!

Целитель едва сдержался, чтобы не сказать что-нибудь резкое, но взглянул на бледное лицо графини и сдал назад.

— Может быть и другая причина... — помолчав, сказал он.

— Какая же? — прорычал Атрон, кидая на жену убийственные взгляды. — Фирона, ты не хочешь нашего ребёнка? Поэтому противишься?

Женщина у окна вздрогнула, как молодая лошадь от удара хлыстом.

— Что ты говоришь, Атрон, — прошептала она, — это было бы самым большим счастьем в моей жизни!

— Эта причина — вы, граф, — прищурился целитель. — Я не обследовал вас, однако в таинстве зачатия всегда участвуют двое!

— Я?! — изумился рю Воронн. Помолчал, раздумывая. Шагнул к высокому Жужину так резко, что тот отступил назад. — Давайте!

— Что? — растерялся тот.

— Обследуйте меня!

— Сейчас?

— Сейчас, Аркаеш вас побери! Немедленно!

— Ну, хорошо...

Целитель, прикрыв глаза, медленно повёл ладонями вдоль его тела, не прикасаясь.

— Двустороннее воспаление лёгких, перенесённое в возрасте около девяти, обязательно даст о себе знать в старости, — пробормотал он.

— Рэйвин... Её Величество упала с берега в воду, — буркнул Атрон, — там было неглубоко, но она испугалась холодной воды. Я успел вынести её на берег до того, как она нахлебалась, и укутал в свою рубашку. Она даже не простудилась...

— Сколько ей было лет? — не открывая глаз, уточнил мэтр.

— Четыре...

— Колотая рана правого плеча... Хорошо залеченная!

— Дуэль, — Атрон поморщился, — дело прошлое...

Фирона слушала жадно. Несмотря на то, что она почти постоянно находилась рядом с Рэйвин, о жизни самого Атрона знала мало, любуясь им издали. А когда он с Рэйвин оставался вдвоём, компаньонка, понятное дело, была не нужна.

Отняв ладони, Жужин шагнул назад.

— С вами всё в порядке, граф! Должно быть, дело лишь во времени...

— Но у меня его нет! — прошептал Атрон.

Он казался таким потерянным, что Фирона не выдержала. Оторвалась от окна, бросилась к мужу, взяла его за руку, с сочувствием заглядывая в глаза.

Он вырвал пальцы. Сказал целителю:

— Идите, мэтр! И подумайте, как решить нашу маленькую проблему!

Жужин сцепил челюсти так, что заиграли желваки на щеках. Видимо, пытался не сказать ответной 'любезности'.

Когда он вышел, Фирона перевела взгляд на мужа.

— Почему у тебя нет времени, Атрон, что ты такое говоришь?

— Готовится моё назначение в дипкорпус, — он посмотрел на неё, как смотрят на собственное отражение в зеркале, с которым можно перекинуться парой слов, — нас ушлют из Ласурии, чтобы скрыть, что беременности у тебя не было — ведь королевскому ублюдку уже год! Когда мы уедем, все забудут о нас. Когда вернёмся — никто не удивится подросшему ребёнку, особенно если озвучить его возраст, меньший на год. Но если ты забеременеешь сейчас, и это станет заметно, Редьярду придётся искать других приёмных родителей для щенка!

— Но Её Величество просила нас... — попыталась сказать графиня.

— Её Величество остаётся здесь, — отрубил муж, и в голосе прорвалась сдерживаемая боль, — а нас выставляют прочь! Ты что, хочешь стать наседкой для выблядка Его Величества?

Фирона помолчала. Она ещё не видела ребёнка — его должен был передать доверенный человек короля на границе Ласурии и Крея. Но, даже не видя, жалела. Бедный маленький комочек, не нужный никому из тех, кто был виновен в его появлении на свет! Он-то чем провинился перед Пресветлой, что с самого рождения его жизнь несправедлива?

— Это ребёнок, — тихо произнесла она. — Мы с тобой были такими же много лет назад. Бессловесными, смешными, капризными... Просто ребёнок!

С мгновение Атрон смотрел на неё с изумлением, а потом ударил по щеке. Не сильно. Не до крови. Этого ещё не было. Но так, чтобы Фирона поняла — наказана.

— Не смей сравнивать меня, потомка рю Вороннов, с сыном какой-то шлюхи и самого известного кобеля Ласурии! Никогда! Иди в постель!

— Что? — прошептала графиня, прижимая пальцами саднящую кожу.

— Раздевайся и ложись! Будем делать нашего сына!

...Герцогиня застонала и заметалась на простынях, сбивая их. Задремавшая Ируна встрепенулась, обняла её, успокаивая. Напоила из ложечки горячим питьём и вновь забормотала колыбельную...

...Фирона проснулась от детского плача.

Вчера пересекли Крейскую границу и остановились на ночёвку на бедном постоялом дворе, где понятия не имели о ванных комнатах и магических светильниках. Яго положили в соседней комнате, чтобы не мешал.

Графиня скинула с себя тяжёлую руку мужа и поспешила на звук.

В комнате было темно. Оставленная на столе свеча потухла, порождая сумрак, пугающую шевелящуюся темноту по углам. Маленький Ягорай стоял в кроватке, держась за её край, и тихо плакал, глядя огромными глазами в темноту, будто скулил щенок, отшвырнутый грубым сапогом в лужу.

Этот страх, этот плач, это одиночество в глазах графине были знакомы не понаслышке. Вся её жизнь в одночасье превратилась в страх, плач и... одиночество.

Бросившись к мальчишке, она схватила его на руки, поразившись тяжести упитанного тельца — аппетит у Яго всегда был хорошим. Прижала к себе, покрывая поцелуями чёрные густые волосёнки, пахнувшие чем-то сладким, лёгким и сонным, таким, что заходилась от нежности душа. Зашептала сбивчиво:

— Тихо-тихо, мой хороший, тихо-тихо! Всё хорошо, я рядом! Тш-ш-ш...

От тепла, от движения — Фирона ходила по комнате — от её ласкового голоса Яго быстро успокоился и скоро засопел — серьёзно засопел, основательно. Уже тогда он всё делал вдумчиво, её мальчик.

— Спи, — прошептала графиня, ощущая странную, поселившуюся в сердце нерациональность, — спи... сынок!

...— Ну что там? — гномеллы, толкая друг друга, толпились в дверях. За окнами поднимал седую голову зимний рассвет. — Как Её Светлость?

Ируна протёрла глаза и дотронулась губами до лба Фироны. Кожа была горячей, но в меру.

— Спал маленько жар-то, слава Пресветлой! — улыбнулась она. — Посидите с ней, пока я бульону сварю. Самое хорошее дело при простуде — тёпленький бульон!

— Мясо, жареное, куском! И картохи поболе! — фыркнула Торусилья, прохаживаясь по комнате.

— Тебе бы только жрать, сеструха, — укорила её Руфусилья, намачивая салфетку в мисе с прохладной водой, выжимая и кладя герцогине на лоб.

— Жива, пока ем! — отрезала младшая.

Старшая головой покачала.

— А я слышала другое выражение!

— Какое же? — присев в кресло у окна, Торусилья вытянула топорик из-за пазухи, достала из подвешенной к поясу сумки точило и принялась привычно править лезвие.

— Жива, пока люблю.

***

— Что?! — возмутился рю Сорс. — Что вы такое говорите, юноша! Угроза не устранена?

— Нет, — ответил Грой, — мы устранили то, что могло в неё превратиться, спасли клан, живший на вашей земле, а ваших людей от обвинений в массовом убийстве! Но истинная причина неприятностей скрывается в лесу. И нам придётся туда отправиться.

Карательная группа вместе с самим рю Сорсом и его людьми заняла помещение местного трактирчика. Хозяина с женой выгнали — разговор предполагался не для посторонних ушей.

Подошедший стражник с поклоном поставил на стол поднос с кружками горячего морса.

Поморщившись, Варгас сдвинул поднос с карты, на которой красными крестиками были помечены места нахождения тел.

— Чего ты злишься? — наклонившись к нему, тихо спросила Вителья.

Взгляд рю Сорса, не отлипающий от неё, как похотливые руки, раздражал всё сильнее.

— Не люблю, когда что-то идёт не по плану! — пояснил Варгас. — А у нас телега побежала впереди лошади!

— Но ведь половину задания мы выполнили? — удивилась девушка.

— Не ту, с которой стоило начать! — вздохнул маг и повысил голос: — Карта ничего нам не даст! У сумасшедших отсутствует логика, а уж у бешеных зверей тем более! Если следовать его жажде крови — она поведёт туда, где можно её удовлетворить...

— Он умён и хитёр, — возразил Вирош, — в деревню, где сейчас полно стражников, не придёт. Если только, когда мы уедем... — Оборотень осёкся.

Вита расширившимися зрачками смотрела на него. Кажется, и ему, и ей пришла в голову одна и та же мысль!

— Клан... Он может отправиться в клан Полярных бегунов! — прошептала она.

Варгас резко встал.

— Граф, вы знаете, где находится поселение?

— Это не нужно! — кинул Вирош, выходя на улицу.

Спустя мгновение оттуда прозвучало призывное тявканье гепарда.

Вителья, вышедшая первой, замерла на крыльце в восхищении. Зверь оказался высок, поджар и длиннолап. Он был бы худым, если бы не переливались под золотой шкурой стальные тяжи мышц. Яркие чёрные пятна, рассыпанные по ней, были идеальной формы монеток, а на морде сходились в характерные полосы, придававшие ей боевую пугающую раскраску. Она видела гепардов на родине, где охота с ними считалась очень популярной, но никогда не встречала настолько крупного самца, как Вирош в своей звериной ипостаси.

Со ступеньки поднялся Дробуш, который внутрь трактира идти отказался наотрез, заявив, что 'там плохо пахнет' и обозвав заведение 'сейсмонеустойчивым недоразумением'.

— Оставайтесь со мной, деточка! — прозвучал вдруг вкрадчивый голос рю Сорса над самым ухом Вительи. — Пообедаем, выпьем... Поговорим о жизни!

Волшебница обернулась, улыбаясь и удерживая на ладони маленький, но горячий файерболл. Граф отшатнулся.

— Ваше Сиятельство, не мешайте мне работать, пожалуйста! — вежливо попросила она и, держа осанку, спустилась по лестнице к ожидающему её троллю.

— С ними отправляется половина отряда, — сердито сказал граф вышедшему с ним командиру стражников.

— Половина? — изумился Серафин.

— Ну, кто-то же должен охранять деревню? — невинно уточнил рю Сорс и посмотрел на испуганного трактирщика, вместе с женой жавшегося к стене дома. — Подавай обед!

Бросив на него негодующий взгляд, Вителья поспешила к своей лошади. Вот ведь жук — обеспечил себе и обед, и охрану, и комфорт в то время как они отправляются прямо в пасть зверя!

Гепард развернулся и помчал по дороге, вздымая лапами снежную пыль. Бежал он так быстро, что лошадей пришлось пустить в галоп. Дорога снова свернула в лес, потянулась вдоль берега замёрзшей речки. Снежные навесы с берегов надо льдом напоминали мохнатые седые брови. Было тихо — как ни прислушивалась Вителья, ни карканья ворона не слышала, ни цвиканья синичек, и ей это не нравилось. Она запустила Взор вперёд мчащегося солнечного кота. Увиденное заставило её вскрикнуть. Гепард прянул ушами и увеличил скорость. Его лапы мелькали с такой быстротой, что их невозможно стало разглядеть.

Огромное чёрное тулово мелькало между белыми берёзами — тракт лежал в перелеске, стремясь влиться в более крупный. Залитое солнцем лесное пространство полнилось криками боли и ужаса. Обоз, в который оборотни собрали пожитки, давно остался позади. Члены клана Полярных бегунов оправдывали своё название — похватав детей и стариков, бежали прочь от чудовища, нагоняющего их с неумолимостью смерти.

— Варгас! — крикнула Вита, сплетая заклинание, привязывающее свой Взор к нему. Теперь маг мог видеть то же, что и она.

Серафин выпустил поводья. Гудящий огненный шар снялся с его ладоней и ушёл в лес, обогнав гепарда, огибая деревья, прожигая в снеге под собой оплавленную дорожку.

Вителья добавила к нему свою Силу, придав ускорение. Да, магия не действовала на заражённых бешенством оборотней, но могла помочь выгадать несколько мгновений для того, чтобы отряд нагнал зверя.

Огонь упал прямо перед ним, взметнулся ревущей стеной, отгораживая спасающихся бегством. Зверь затормозил так резко, что покатился кувырком, походя ломая молодые деревца. Затем вскочил, прянул вправо, влево — огонь следовал за ним по пятам, не давая себя преодолеть. Оборотень зарычал, затряс мордой, роняя обильную пену. Кулак Ветра двадцатого уровня сломал толстую березу и обрушил ему на голову, словно дубину. Взрыкнув, он затряс головой и обернулся, принюхиваясь.

Вителья пришпорила свою кобылку, оказавшуюся довольно резвой, и почти нагнала Вироша. Крикнула:

— Грой, не позволяй ему приблизиться к себе, отвлекай внимание от остальных! А мы попробуем что-нибудь придумать!

Гепард многозначительно дёрнул ухом и вдруг ушёл в сторону с дороги, туда, где за деревьями мелькал чёрный снаряд.

Варгас был наготове — закидал зверя огненными каплями, опаляющими стволы, плавящими снег. Но, попадая на шкуру зверя, огонь стекал с неё, не нанося вреда. Стражники растянулись цепью. К удивлению Виты, некоторые из клана Полярных бегунов возвращались обратно, становясь рядом с солдатами.

Зверь неожиданно прекратил движение. Стоял, покачиваясь и подвывая, позволяя себя разглядеть. Огромный чёрный волк с посеребрённой сединой мордой и ушами был бы красив, если бы не кривилась в яростной гримасе морда, не скалились белоснежные клыки, не затупившиеся даже от возраста, не поводили по сторонам мутные глазки, ища объект для выхода ненависти.

Солнечный кот грациозно выпрыгнул из-за деревьев, припал на передние лапы и зарычал.

Зверь пошатнулся и посмотрел на него почти осмысленно.

Вителья переглянулась с Варгасом. Оба лихорадочно искали выход, желая спасти людей, понимая, что даже если завалить чудовище удастся — цена будет слишком высока. Девушка перекинула ногу через седло, садясь боком, чтобы при необходимости быстро соскользнуть с лошади. Её Сила, подстёгнутая реальной опасностью, буквально вспарывала воздух вокруг, заставляя её волосы и одежду потрескивать. Заметившие это стражники на всякий случай отогнали своих коней подальше. Следя одновременно за ними, за чёрным волком и — Взором — за убегающими оборотнями клана, уже достигшими широкого тракта, Вита думала, как это не справедливо — владеть такой мощью, какую ощущала в себе, и не иметь возможности применить её! Досада оформилась в плетение — затейливое и красивое в своём свечении магических потоков. Вита спустила его с рук прямо на пенёк, торчащий из-под снега. И тот исчез, оставив в земле чёрную дыру...

Решение пришло мгновенно.

Вителья развернула лошадь и направила к Варгасу.

И в этот момент бешеный прыгнул на гепарда...

Оглавление