«Остров Д. Метаморфоза»

Остров Д. Метаморфоза (fb2) - Остров Д. Метаморфоза [фейк/автозамена] 1886K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ульяна Соболева

ОСТРОВ «Д». МЕТАморфоза.

Дилогия.

Книга вторая

Ульяна Соболева

КНИГА КУПЛЕНА В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНЕ 

 

ПОКУПАТЕЛЬ: Анастасия Лебедева (nastiyushka78980@yandex.ru) 

ЗАКАЗ: #279765409 / 02-июл-2017 

КОПИРОВАНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТЕКСТА 

ДАННОЙ КНИГИ В ЛЮБЫХ ЦЕЛЯХ ЗАПРЕЩЕНО!

Интернет-магазин фэнтезийной

литературы feisovet.ru

У нас:

Cообщество современных и интересных авторов

постоянно пополняемая коллекция электронных книг

самые разные жанры – фэнтэзи, любовный роман,

приключения, юмор, эротика

бонусы в виде бесплатных книг для постоянных

покупателей

Приглашаем к сотрудничеству новых

авторов

ОГЛАВЛЕНИЕ:

АННОТАЦИЯ

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

Эпилог

АННОТАЦИЯ:

Остров Д – это остров-тюрьма для приговоренных к высшей мере наказания преступников, а на самом деле, кровавое реалити-шоу без правил с высокими ставками и рейтингами, от которых зависит жизнь заключенных. Приговоры приводятся в исполнение онлайн самыми изощренными способами. Правительство Свободной Республики зарабатывает на ней миллиарды.

Марана – элитная наемница. Она арестована за убийство видного политика: ее ожидает либо смертная казнь, либо ссылка на Остров Д. Но у нее есть шанс выжить и вернуться обратно, если она выполнит задание правительства и убьет предводителя мятежных заключенных по кличке Неон.

Есть только одна проблема, о которой не знает Комитет: Неон - её брат, и их связывает не только кровное родство, но и постыдная, грязная тайна в прошлом.

Во второй части дилогии происходит кровавая стычка между игроками и неживыми. Жуткие неоновые твари, Меты, вырываются из-за стены, пожирая и заражая все живое вокруг.

И Маране все же придется сделать выбор, и этот выбор окажется намного страшнее, чем тот, который перед ней поставил Советник.

ГЛАВА 1. Неон

Я смотрел, как она моет волосы, склонившись над чаном с водой, и ощущал яростное сплетение злости и радости. Адский водоворот противоречивых эмоций с самого первого мгновения, как увидел ее здесь на острове.

Маленькая дрянь таки ослушалась меня и вышла из корпуса. Могла жизнью поплатиться. Но это Найса Райс. Чертовски умная сучка, которая прекрасно знает, как нужно себя вести, чтоб окружающие ее не сожрали. Это в ней было еще с детства, когда она манипулировала каждым, кто приближался к ней. И мной, в первую очередь. Самая первая эмоция, которую я испытал к ней, была ненависть, а потом восхищение и снова жгучая ненависть. Я жил с этим долгие годы. Воевал сам с собой, с ней, с окружающими и никак не мог понять, почему могу одновременно любить ее до остервенения и так же сильно ненавидеть. Бывало, одно из чувств начинало преобладать, и тогда я либо с ума сходил от беспредельной нежности, либо зверел от дикой ярости и желал ей смерти. Мне хотелось одновременно раздробить ей все кости и свернуть шею и в тот же момент стоять перед ней на коленях и целовать ее ноги за то, что ходит ими со мной по одной земле и дает мне это невыносимое счастье – быть любимым ею.

Моя маленькая бабочка, ради которой я мог превращаться в святого или в самого порочного и ненасытного дьявола. За годы, проведенные на острове, я думал, что изменился, что выдрал её из своего сердца и выстроил между нами стену. Она там, счастливая, свободная, и я здесь - смертник, приговоренный к пожизненному и не смеющий вернуться обратно, потому что не заслужил. Все, что я мог сделать ради всех тех, кто погиб во имя справедливости – это воевать с системой дальше. Лишить Корпорацию основного дохода от игры, сломать их машину смерти и повернуть против них самих или умереть, как и многие другие игроки. Я все еще надеялся что-то изменить. Заставить людей раскрыть глаза и понять, что им нагло лгут и держат за идиотов.

Мне уже доложили о спасенном ребенке и о мине. Как и том, что она сделала. Вначале я не поверил. Откуда Найсе знать о взрывных устройствах и о том, как их обезвреживать? Но она знала. И теперь я смотрел на нее и думал о том, что именно о ней знаю я.

Когда последний раз видел её, она все еще была испуганной девчонкой, ввязавшейся во взрослую войну и пытавшейся спасти нас всех от ярости Императора. Девчонкой, которая смотрела в глаза нашему отцу и умоляла простить нас за совершенный грех, которая не побоялась сказать ему, что любит меня и никогда не отступится.

Я тогда сделал всё, чтоб её отпустили. Выторговал ей жизнь. Какой ценой? На хрен кому-то об этом знать? Это только на моей совести. И я никогда не разрешал себе вспоминать об этом. Только по ночам слышал проклятия тех, кого казнили на площади. Они мне снились, все те, кого я слил и утянул за собой ради нее следственному комитету. Слил вместе с документами, конспектами, чертежами и видеосъёмками. Отдал все улики и собранный годами материал с именами моих товарищей. Да, я это сделал. Увидел ее за толстым стеклом, стоящую на четвереньках, исторгающую содержимое желудка после того, как один из палачей бил ее ногами по ребрам, и понял, что не выдержу. Еще раз ударит, и я сойду с ума. Словно вся её боль обрушилась камнепадом мне на голову и погребла под собой угрызения совести, принципы, убеждения. Я согласился говорить в обмен на ее свободу. В обмен на бумажку о помиловании, которую подписал сам император, и не я открыл рта, пока Найсу не вывезли за территорию города с новыми документами. Такова была цена за её жизнь, и я заплатил её, не задумываясь.

Тогда я должен был сдохнуть вместе с ними. Меня все устраивало. Я был согласен на что угодно, лишь бы она выжила. Да, я подлый сукин сын и проклятый предатель. А мне плевать. Когда-нибудь на том свете я за все отвечу и позволю полусгнившим призракам из моего прошлого выпустить мне кишки и обглодать мои кости. Но я поступил бы снова точно так же. Я выбрал бы её. Потому что она – это я сам. Она моя кровь, моя женщина, моя жизнь и проживет ее за нас обоих. Будет счастлива без меня, устроит свою судьбу и умрет в своей постели, будучи старой женщиной, а я дождусь ее там, за чертой и уведу в нашу пещеру, усыпанную цветами Раона. Последнее, о чем я попросил у Советника – это встреча с отцом. Наверное, я остро нуждался в его прощении. Перед смертью это было для меня важно. Сказать ему, что люблю его, горжусь им и буду счастлив умереть вместе с ним. Если бы я мог спасти не только Найсу…но я не мог.

Меня привели в его камеру, и мы с ним долго молча смотрели друг другу в глаза. Избитые, окровавленные и поломанные на части. Он – потому что понял, на кого работал все это время, а я – потому что предал дело всей своей жизни. Отец тогда не сказал мне ни слова. Да и не нужно это было. Нас, наверняка, прослушивали. Лишь напоследок он сделал шаг ко мне и рывком обнял.

- Спасибо.

Я отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза, и не смог, мои затянуло пеленой, которая жгла веки и мешала дышать.

- За Найсу…Ты поступил правильно, сын. Не казни себя. Они все равно мертвецы. И я мертвец.

Никто не знает, что, когда меня тащили по коридорам с завязанными глазами, я думал о ней. Вспоминал её глаза, улыбку, запах волос и кожи…Вот там, где шея, чуть ниже мочки уха. Там особенно сильно всегда пахло ею. У меня перед глазами проносилась вся наша жизнь. От первого дня, когда увидел её, до последнего, когда солдаты запихивали Найсу в крытый грузовик. Я помнил, как пообещал ей, что все будет хорошо. После того, как снял с парапета и отлюбил прямо на крыше, под шипение метов, скрежет их когтей по стеклам и вонь разложившихся тел. Потом я гладил ее по мокрым щекам, целовал глаза, руки, волосы и обещал, что с ней ничего не случится. Что я не позволю. Сдохну сам, но ей не позволю.

Когда понял, что меня оставили в живых, бился о каменные стены и выл, ломал ногти. Я должен был быть сожжен там, вместе с остальными. Рядом с отцом и матерью, рядом с моими товарищами, которых предал. Это было мое личное наказание, моя кара. Но кто-то свыше наказал меня намного изощрённей. Оставил жить со всем этим, чтобы потом я смог узнать, как Найса счастлива с другим, что она вышла замуж за Пирса, покинула пределы города вместе с ним. Да, это и был персональный ад для меня. Я мечтал о смерти. Я жаждал ее и искал с ней встречи. Но эта сука меня предала так же, как и я всех тех, кто мне доверял. Смерть не пришла ни на одно свидание со мной. Костлявая тварь динамила меня раз за разом, зато утащила жизни всех, кого я любил. А потом подсовывала мне по ночам их лица, голоса, чтобы я орал и, скрючившись, катался по полу в приступе панической ненависти к себе.

Первые дни я срывал горло, требуя меня расстрелять. Я умолял охрану вышибить мне мозги и грозился сделать это сам. Бился головой о стены и выломал все пальцы на руках. Меня тогда жестоко избили и посадили на короткую цепь. Кормили с палки, на конец которой нанизывали мясо или хлеб. Никто не решался ко мне приблизиться, потому что я мог порвать зубами или выдрать сердце голыми руками. Последний охранник, который рискнул подойти ко мне, умер от того, что я выгрыз ему кадык, когда он склонился надо мной, решив, что я сдох после недели голодовки. Я никого не подпускал к его трупу и хохотал окровавленным ртом, глядя как остальные охранники блюют на пол. Меня тогда скрутили несколько человек и приковали к стене, как бешеное животное. В наморднике и с кандалами на руках и ногах под воздействием тока.

Мне давали каждый день смотреть на казнь моих друзей и матери с отцом. Я горел там заживо вместе с ними снова и снова. Скрежетал зубами и рыдал от бессилия и ненависти к себе. Но я не жалел. Я точно знал, что поступил бы так же снова.

Меня просто ломали. Крошили и дробили мою психику, но черта с два у них что-то вышло. Я и сам был бы рад слететь с катушек. Но мой разум вцепился в меня мёртвой хваткой так же, как и безумие. Они переплелись в клубок настолько плотный, что я сам не понимал, где мыслю трезво, а где мною руководит адская жажда смерти и крови. Я просто хотел, чтобы меня казнили. Я делал для этого все, но вместо казни, спустя несколько недель меня отправили на Остров. Это и стало их ошибкой. Я думаю, они не раз пожалели об этом с той самой минуты, как все вышло у них из-под контроля. Потому что я превратился в того самого монстра, которого они так боялись, когда держали меня в клетке. Теперь мне было уже нечего терять, и я не боялся смерти.

***

Найса не видела меня, она смывала грязь с волос, пока Лола сливала ей на голову воду. А я стоял в дверях барака, сложив руки на груди, и чувствовал, как поднимается изнутри волна подозрений, как отравляет меня ядом, мешая наслаждаться её присутствием. Я больше не тот Мадан, который верил ей безоговорочно. Слишком много опыта, потерь и предательств видел и совершил, чтобы не понимать – Найса мне лжет. Лгала с самого начала. Она – не та, за кого себя выдает, либо она мне много недоговаривает. И я был намерен узнать правду сегодня…Потому что хотел начать дышать снова. И никто, кроме нее, не мог вернуть моим легким кислород. Смотрел, как вода стекает по ее лицу и темным волосам, как намокла майка и прилипла к телу, и меня снова скручивало от дикого голода по ней. От жажды снова получить хотя бы кусочек своего наркотика. Одну дозу. Ощутить ее тело под пальцами, под собой и успокоиться… и снова как ударом под дых – она мне лжет. Моя Найса больше не моя. Она чужая. Она здесь совсем не по той причине, по которой мне бы хотелось.

Я кивнул Лоле на дверь и медленно подошел к ним, ступая неслышно по каменному полу.

- Ну же, лей еще. Я потерплю.

Женщина поставила кувшин на пол, а я поднял и сам вылил воду на темно-каштановые пряди. Наверное, она меня почувствовала. Напряглась, плеснула водой себе в лицо, но я не дал опомниться, схватил за затылок и окунул в чан.

Сука такая! Каждый раз, как думаю о том, что ради неё сделал, о том, что ради нее убил всех, кто был мне дорог, хочется самому свернуть ей шею. За то, что тут оказалась. За то, что не уберегла себя. За то, что смотрит на меня с этой ненавистью. За то, что лжет мне!

Найса пыталась вырваться, схватить меня за рубашку, но я окунул ее почти наполовину и удерживал двумя руками так долго, пока она не перестала барахтаться, а потом рывком вытащил и рванул к себе, глядя как кашляет, как задыхается, хватаясь за горло.

- Значит, случайно тут оказалась? Отвечай?

Быстро кивает, и я снова окунаю её в чан, удерживая под водой и думая о том, что только солдат, который столкнулся с минами лично, мог обезвредить взрывчатку. Солдат специального подразделения…или…или наемник, который сам мог такие изготовить. Снова выдернул ее из чана и теперь, глядя, как она захлёбывается и кашляет, наотмашь ударил по щеке.

- Кто научил?! Говори, Най, иначе утоплю на хрен! Не смей мне лгать! Кто тебя послал сюда?

Молчит, ни слова не говорит и ни о чем не просит. Только задыхается и кашляет, убирает волосы с лица, глядя мне в глаза. Не боится. Нет. Смотрит с вызовом и все той же ненавистью вперемешку с каким-то отчаянным триумфом.

- Никто…сама, - выдавила из себя и, когда снова хотел окунуть в воду, вцепилась руками мне в плечи и, не обращая внимание на мои пальцы, удерживающие ее за волосы, впилась в мои губы губами. От неожиданности замер, и по всему телу прошел заряд электричества, – тебя искала… – продолжает целовать, царапая ногтями мне затылок, - Твоя жизнь – моя жизнь. Помнишь?

- Не помню, - а самого трясет от желания снова губы ее чувствовать.

- Помнишь…по глазам вижу, что помнишь.

- На хрен мне тебя вспоминать?

Замахнулась, а я перехватил руку и вывернул назад.

- Я, бл**ь, и не забывал никогда…Зачем ты здесь, Най, не лги мне…не лги мне, Бабочка.

- Сдохнуть здесь с тобой хочу.

Сукаааа…хитрая, подлая сука. Знает, что сказать…Но как же хочется верить ей. Хочется жадно впитывать каждое признание. А сам уже опьянел от вкуса ее мокрого рта и горячего дыхания. Сам не понимаю, как жадно целую в ответ. Жестоко кусая нижнюю губу, сплетая язык с ее языком, давая почувствовать вкус ее крови вместе с моим прерывистым дыханием, пожирая ее стоны, глотая их и не давая ей вздохнуть. Опустил одну руку на мокрую спину и вдавил Найсу в себя, впиваясь в губы сильнее, жестче, царапая нежные щеки щетиной. Сжимаю ее до хруста в ребрах, приподнимая одной рукой. Целуемся, как бешеные, сбивая чан с водой на пол, врезаясь в стол и полки. Прижал её к стене, задирая майку наверх и обхватывая жадными руками её грудь, чувствуя, как острые соски упираются в ладони и выдыхая ей в рот от нетерпения. Укусила за губу, заставив дернуться, и хрипло простонала:

- Убить тебя пришла, Мадан.

Почувствовал, как в грудь уперлось дуло пистолета. Выхватила у меня из-за пояса. Оторвал её от себя, продолжая смотреть в глаза, чтобы понять, когда сдохну от ее выстрела: до того, как спустит курок, или после. Чтобы по глазам увидеть…А там адское безумие плещется, водоворотом, воронкой смертоносного торнадо. Я этот взгляд помню, у меня от него член болезненно дергается и сжимаются яйца от бешеного физического голода по ней.

Усмехнулся и дернул пуговицу на ее штанах, просовывая ладонь под ткань трусиков, придавливая сильнее к стене, так, что дуло до дикой боли впивается мне под ребро, а мне плевать, меня от другой боли трясет, ломает, скручивает. Рывком двумя пальцами в нее и застонал, когда глаза закатила.

- Так убей... Давай, Бабочка, стреляй.

- Я, - жадно целует меня в шею, прикусывая кожу, оставляя следы, - я выстрелю, - стонет мне в плечо.

- Выстрелишь, - скольжу пальцами внутри нее, видя, как запрокидывает голову, кусая губы, - обязательно выстрелишь… я тебе обещаю.

Подалась вперед, а я чувствую, как меня уносит от этого ощущения снова быть внутри нее. Я дьявольски истосковался по скольжению моих пальцев в ней, по ее стонам, крикам, хаотичному дыханию. По вот этим рваным движениям бедер и закатившимся глазам. По ней до боли истосковался. До смерти, бл**ь! И мне кажется я готов закрыть глаза на все. Пусть только смотрит вот так, пусть льнет ко мне и хрипит мое имя.

Рычу ей в губы и снова вбиваюсь в нее на всю длину пальцев, так глубоко, как только возможно, продолжая смотреть в глаза и понимая, что одно неверное движение – и она проделает у меня в груди дыру. Но мне и на это плевать. Я слишком сильно хочу ее.

– Оглушительно громко выстрелишь для меня.

Ускоряя толчки, растирая клитор и погружаясь в нее еще резче. Так быстро, что у меня сводит запястье от этих яростных движений. Она пульсирует под моими ласками… так быстро и горячо пульсирует, что меня самого начинает трясти от желания почувствовать ее оргазм членом. Найса стонет все быстрее и громче, опустив руку с пистолетом, вздрагивая от каждого толчка, впиваясь другой рукой в мои волосы. Вскрикнула одновременно с выстрелом в пол, и я выбил ствол, завел ее руки назад, все еще продолжая трахать пальцами, чувствуя, как течет мне на руку, извиваясь и хватая губами воздух.

- Не останавливайся, - задыхается, впиваясь в мои губы, - пожалуйста, Мадан…

Наклонил голову, чтобы впиться зубами в ее сосок, не прекращая двигаться, пронзая её жестко и ритмично, пока на замерла и не выгнулась назад, и гортанным стоном мое имя, сокращаясь вокруг моих пальцев, вздрагивая всем телом. Рывком сдираю с нее штаны вниз, стягивая вместе с ботинками. Подхватив одну ногу под колено и лихорадочно сжимая ее грудь другой рукой. Захлебнулся мучительным стоном и тут же ворвался языком в рот. По-звериному зарычал, расстегивая ширинку, скользя голодными пальцами между нашими телами, отодвигая полоску трусиков и ни на секунду не отпуская ее губы. Сначала голод. Мой голод. Потом я буду любить ее, мучить, истязать, а сейчас трахать. Быстро и торопливо, как солдат после воздержания или гребаный заключенный, у которого хрен знает сколько не было женщины. Коснулся головкой члена ее лона и с рыком вошел. На всю длину, пожирая стон и отдавая хриплый рык ей в губы. И бешеными толчками в ней, дрожа от напряжения, сжимая ее за горло и целуя до исступления, кусая губы, язык, ударяясь о ее зубы. Прости, бабочка. Нет сил ждать. Я поиграю с тобой чуть позже. А сейчас ТРАХАТЬ! Я хочу кончить в нее и я близок к тому, чтобы залить ее всю потоками своего голода. Не давая дышать и вламываясь жестко и быстро в ее тело, сжимая грудь, щипая острые соски и снова хватая за горло, продолжая пожирать ее дыхание. Хочу тебя, девочка. Чувствуешь, как дико я тебя хочу? Кричит подо мной, царапая мою спину под рубашкой, сжимает меня сильными спазмами, тянет за собой, срывает все планки, и я толкаюсь в ней быстрее и яростней, под каждую судорогу стону сам, хрипло и низко, вперемешку с рычанием, пока не накрывает острым безумием…сжимая ягодицы обеими руками, изливаться бесконечно долго. Моя одержимость вырывается наружу диким оргазмом, от которого сводит судорогой все тело, и я кричу, широко раскрыв рот, закатив глаза от запредельного кайфа, зарываясь лицом в ее мокрые волосы. Бесконечные минуты нирваны, пока дрожим оба от наслаждения и облегчения.

Отдышался и посмотрел ей в глаза:

- Что ж не убила, а, Бабочка?

Она прислонилась лбом к моему лбу, все еще тяжело дыша.

- Я убью тебя…потом… в другой раз.

И нашла мои губы. Я так и не понял, они соленые от крови или от её слёз.

За поясом затрещала рация:

- У нас прорыв с южной стороны. Люди Фрайя здесь. Обошли мины.

Не отрывая взгляда от ее лица, поднес рацию к губам:

- Сейчас буду.

ГЛАВА 2. НЕОН

Их было около десяти человек: вооружены стволами и легкими стрелами с железными наконечниками, разукрашенные краской, все в зеленом камуфляже. Думали, их не заметят. Но ребята на вышке спалили лазутчиков, едва они появились на нашей территории. Фрай решил с нами справиться отрядом из десятка парней-солдат? Если это так, то он меня разочаровал. Быть мудаком – это не так страшно, чем быть мудаком-идиотом. Я приложил палец к губам и махнул рукой, показывая своим ребятам окружать придурков, которые ползли на животах между минами. Притом, ползли довольно уверенно, словно им кто-то нарисовал карту минного поля. Я отдал приказ убирать всех. Если бы среди них были игроки, мы бы вели себя иначе, но солдат Фрайя я не собирался жалеть – чем меньше их станет, тем больше шансов у нас взять южную часть Острова под свой контроль.

Мы их перестреляли в два счета, некоторые подорвались, пытаясь сбежать. И в какой-то момент я начал понимать, что здесь что-то не так. Слишком все просто. Если бы это были отбившиеся или сбежавшие игроки, я бы еще мог поверить в неадекватность их поведения, но не солдаты. Когда я все понял, было уже поздно.

Ошибку сделал не Фрай, а я…когда даже мысли не допустил, что мудак окажется настолько мудаком, что подставит десять человек под удар, сделав приманкой для нас и организовав более серьезную западню. Это не мы их окружили, а они нас. Сзади по периметру. И едва наши открыли огонь по мишеням, сзади открыли огонь по нам. Из-за деревьев, прямо в спины. Я слишком поздно это понял, и, когда заорал нашим падать на землю, мы потеряли уже человек пять. Затихли. Твою ж мать… Я лихорадочно думал, что теперь. Если ползти вперед, мои пацаны подорвутся на минах, а если отходить назад ,нас изрешетят. Мы у Фраевских как на ладони. Выбирай мишень и мочи. Рик подполз ко мне и пригнул голову, когда просвистела пуля и зарылась где-то в землю позади нас.

- Мы в дерьме, Нео. В полном, мать его, дерьме.

- Вижу…Что наши говорят? Видят их?

- Нет. Там несколько снайперов. Они просто снимают движущиеся мишени, и наши не могут выйти из укрытий. Сука хорошо подготовился. Держит на прицеле все позиции. Я думаю, с восточной вышки было бы видно, но наши не высовываются. Снайперы где-то на деревьях.

- Так. Отдавай приказ выбираться на вышку. Пусть прорываются, иначе мы в этой западне будем лежать сутками. Передай: по цепочке ползти к насыпи у колючки и не высовываться.

- Понял тебя.

Кто-то из ребят поднялся и тут же получил пулю в спину, я грязно выругался, а Рик стиснул челюсти до хруста.

- Вик…чтоб его, придурок! Эй?! Живой?

- В плечо попали. Жив!

- Еще раз встанешь – сам застрелю.

Затрещала рация, и Ияс принял вызов Рика. Я перевернулся на живот, выглядывая из-за насыпи, рассматривая базу и высокий забор. Послышались выстрелы, и мы все затаились, выжидая новостей от Ияса.

- Не дают подступиться, Нео. Снимают каждого, кто появляется в пределе их видимости.

- Твою ж мать.

Я сжал волосы пальцами, лихорадочно думая, как выбраться из западни. Мы увели половину ребят с собой. На базе плохая защита. Если Фрай все же не идиот, он этим воспользуется. Его снайперы уже давно донесли, сколько нас здесь.

- Давай, я отвлеку, а ты попробуй снять снайперов, - тихо сказал Рик.

- Охренел? Да тебя подстрелят, только ты пошевелишься.

- Я на раз-два-три-упал. Давай, как при взятии города, помнишь? Когда мы снайперов императора лупили?

- Помню, мать твою. Тебе тогда бедро прострелили и я, бл**ь, три часа тебя на себе тащил.

- Зато ты снял троих стрелков с крыши, наши прорвались в город, и мы людей спасли.

Тяжело дыша, я снова перевернулся на спину. Да, он прав. У нас нет выбора. Нужно что-то делать. Черт его знает, что происходит в лагере, пока мы тут валяемся. Словно в ответ на мои мысли снова затрещала рация.

- Они подбираются к базе, с другой стороны. Всех наших с вышек сняли. Слышите меня? У нас нападение на базу!

- Слышим, мать твою. Держите ворота. Укрепите грузовиками. Будьте готовы дать жестокий отпор, но не пускайте их. Ценой жизни не пускайте. Если возьмут базу – нам конец.

Посмотрел на Рика.

- Давай. Раз-два-три и упал. Понял? И без геройства.

Он кивнул, а я перезарядил винтовку и подтянулся к насыпи, вглядываясь в густую крону деревьев. Где-то там притаились твари. Мне придется стрелять после того, как выстрелят они. В темноте я увижу вспышку дульного пламени. Как же я так облажался, мать их?

- Ну что, Нео? Как в старые добрые времена? Запевай, брат.

- Да пошел ты. Спою, когда задница твоя уцелеет.

- Да ладно. Давай нашу любимую.

Я выйду против всех.

Армия семи стран не совладает со мной.

Они обдерут до нитки,

Действуя без спешки прямо за моей спиной.

И я говорю сам с собой в ночи,

Я не могу забыть.

Так и вертится в голове,

За сигаретой.

А мои глаза посылают сигнал:

«Оставь эту мысль».

(с) Seven nation army (White stripes)

Он поднялся. Два шага и упал. Между деревьев вспыхнул огонек, и уже через секунду пуля просвистела где-то рядом с нами, и я выстрелил. Понять, попал или нет, не смог. Проверять только на живца. Рик снова встал и не успел пригнуться, как пуля цепанула его, и он с рыком упал на спину.

- Бл**ь!

- Тихо-тихо! – пополз к нему, ощупывая рану на ноге, - Навылет. Жить будешь.

- Быстро-то как, вот суки. Но ты видел, стреляют двое? У них всего два снайпера.

- Это для нас хуже целого отряда. Они не выпустят нас отсюда. А сами тем временем окружают базу. Мать твою! Как же я так…

И я знал, как. Я отвлекся. Я с ее появлением на острове вообще с катушек сорвался. Меня просто уносит и рвет на части. Потому что рядом, и я о ней думаю…о ней гребаные двадцать пять часов в сутки и шестьдесят пять минут в час. Чтоб ее, сучку мелкую! Снова затрещала рация.

- Мад, - вздрогнул от звука её голоса…Она, что, мысли мои читает? Слышит на расстоянии? Откуда взялась сейчас из самого ада моей души? – Мад, ты здесь?

Посмотрел на Рика, а тот усмехнулся и поморщился, когда я ногу его перетянул жгутом чуть выше колена.

- Маааад! Отзовись! Ты цел?

- Здесь, Найса. Я здесь. Цел.

- Я залезла на вышку…через коммуникации под землей. Нас трое женщин. Только мы смогли…

Усмехнулся. Самые худые и мелкие пролезли через трубу. Моя ж ты девочка. Закрыл глаза, словно вживую представляя ее лицо с огромными, испуганными глазами, как рацию сжимает тонкими пальцами. Если б ты знала, как голос твой хотел слышать все эти годы. Как представлял его себе и бился головой о стену, потому что так плохо его запомнил.

- Мы их снимем, Мадан. Продолжайте отвлекать.

- Понял тебя.

- Только умоляю. Не на раз-два-три, слышишь? Это много, Мадан.

И это знает…Кем же ты стала, Найса Райс? В каком дерьме успела побывать? Я вернусь, и мы опять поговорим об этом…только сначала я буду долго ласкать твое тело, так долго, пока пальцы судорогой не сведет. Я устал воевать с тобой, девочка. Я пи***ц как устал. Любить тебя хочу. Прямо в этом пекле любить так, как не мог там…В Раю без войны.

- Слышу.

- Я люблю тебя…

Сам не понял, как улыбаюсь…пекло запахло её волосами и телом.

- Я знаю.

И добавил.

- Не высовывайтесь. После выстрела сразу на живот.

- Скажи!

- Сказал – не высовывайся.

- Не это…

- Зачем? Ты же знаешь. Знаешь?

Помолчала, а потом так же тихо добавила.

- Знаю.

Посмотрел на Рика, но тот, кажется, вырубился. Я тронул его шею пальцами – живой. Ну что начнем представление. Резко поднялся во весь рост и тут же пригнулся к земле. Выстрел последовал сразу. Быстрый взгляд на вышку – яркий огонек, и свист пули прорезал тишину. Следом за ним еще один в обратную сторону. Суки! Оба снайпера в работе. Я не попал, и она не попала.

- Мааад! – крик в рацию.

- Живой.

Снова встал во весь рост… Так не пойдет. Надо дольше. Надо, чтоб несколько выстрелов. Я ж везучий сукин сын, разве нет? Побежал в сторону деревьев. Выстрелы раздавались один за другим. Со смертью мы часто играем в прятки. Похоже, сейчас ее очередь меня искать. А вот он я! Или слишком быстро бегаю для тебя, старая?

Подальше от этого театра навсегда.

Буду работать среди соломы,

Да так, чтобы пот лился ручьём.

Я истекаю, истекаю, истекаю

Кровью перед богом.

Все слова вытекут из меня,

И я закончу петь.

А пятна от моей крови велят:

«Возвращайся домой».

(с) Seven nation army (White stripes)

Послышался треск веток. И что-то с грохотом упало на землю. Молодец, девочка! Сняла одного!

- Маад, - снова ее голос в рации, - Маад! – Уже громко, истерически громко.

- Живооой, Бабочка, живой.

Упал на живот, чтобы отдышаться, глядя на звезды. Еще один рывок вперед, отвлекая снайпера и надеясь, что мелкая попадет в него, как можно быстрее, а то так можно и разозлить старуху. Выстрелы раздавались почти беспрерывно. Я склонялся к земле и снова бежал к дороге, отвлекая огонь на себя и надеясь, что парни ползут в сторону деревьев, а не ждут моего приказа.

Когда все стихло, я все еще стоял в полный рост… а потом рассмеялся.

- Бабочка!

В рации тишина, и по телу поползла ледяная паутина ужаса. Схватил рацию и сжал в пальцах до боли в суставах.

- Найса! Ответь, мать твою?! Живая?

- Живая! Лолу зацепили…Наши открыли огонь. Слышишь? У нас получилось!

Я слышал. Я отчетливо слышал вакханалию у базы и смеялся. Вот так, суки, вы все же облажались. И в этот момент почувствовал, как пуля впилась мне в бок, упал на колени, прижимая руку к ране. Я не понял, откуда стреляли, оглядывался по сторонам…но ведь там наши? Или кто-то из Фраевских солдат выжил?

- Мад…не молчи.

- Все хорошо, маленькая. Все хорошо.

- Лжешь. Я больше тебя не вижу. Где ты?

- Отдыхаю. Скоро пойду дальше.

- Лжешь! Тебя ранили, да?

- Слегка зацепили.

- Куда?

- В бок. Чуть мяса выдрало. Не серьезно.

- Я заберу тебя оттуда!

- Не высовывайся из лагеря. Не выходи, слышишь? Там месилово. Не смей. Это приказ!

- Плевать я хотела на твои приказы, Мадан Райс. Ты мне не командир.

Лег опять на спину, зажимая рану рукой.

- А кто я тебе?

- Мой.

- Твой кто, девочка?

- Мой и все. Какая разница кто. Просто мой.

- Приказ не нарушать! Поняла?! На месте оставайся! Меня Ияс заберет.

Она слегка задыхалась, и я понял, что ползет обратно по трубе, голос доносится в какой-то глухой тишине. Опустил руку с рацией и нащупал пистолет за поясом. Меня подстрелил кто-то из наших. Этот же «кто-то» передал карту Фраю. Набрал на рации комбинацию цифр, связываясь с Иясом.

- Что у вас?

- Они отступают, Мад. У нас раненые и четверо убитых дозорных. Отстреляемся и выйдем за вами. Ваши потери?

- Пока не знаю. Рик ранен. Меня слегка задело. Берегите патроны. Они и так уйдут. Не добивайте.

- Понял тебя. Держитесь. Мы скоро.

Закрыл глаза, зажимая бок и чувствуя, как кровь сочится сквозь пальцы. А потом резко распахнул глаза, почувствовав, что кто-то стоит надо мной, направив на меня пушку. Ухмыльнулся, узнав одного из игроков-перебежчиков, которого спасли от казни несколько недель назад.

- Что ж с первого раза промазал, м? Или снайпера своего испугался?

- Так я сейчас не промажу! Ты брата моего убил, сука!

- Мои соболезнования, - я поморщился и достал из-за пазухи флягу, - не дергайся, дай спирту хлебнуть перед смертью. Помянуть братца твоего, хотя я в упор не знаю, кто это был.

- Хлебай. Все равно пристрелю.

Сделал большой глоток алкоголя и выдохнул, когда горло перехватило огнем.

- Так кем был твой брат?

- Тебе какая разница, мразь?! Будь ты проклят и молись – ты сейчас сдохнешь.

- Т-ц-ц. Я не верю в Бога, и я и так проклят.

Вдалеке раздался рокот приближающегося мотоцикла, и в ту же секунду парень взмахнул руками и завалился на спину, мне на лицо брызнула его кровь, и я вытер её тыльной стороной ладони и сделал еще один глоток спирта.

- Упокой, Господи, его душу без молитвы.

Приподнялся, опираясь на локоть, вглядываясь в силуэт на мотоцикле. Узнал, и внутри что-то дернулось. Упрямая ведьма. Таки приехала. Шлем сняла, и волосы веером взметнулись. Бежит ко мне и уже через секунду губами горячими лицо обжигает, стоя на коленях.

- Расстреляю за то, что приказа ослушалась, - а сам отвечаю на ее поцелуи и волосы глажу ладонью окровавленной. – дура мелкая…

- А как же только после тебя? – улыбается и трется щекой о мою щеку, и я млею, бл**ь…плыву на хрен на волнах бешеного кайфа от этой улыбки. Сколько лет она мне не улыбалась?

- Поэтому не сегодня, - улыбаюсь в ответ, а она на ладони мои окровавленные смотрит и лихорадочно футболку задирает, открывая рану.

- И правда, слегка.

- Ну я же сказал, - пока смачивает вату спиртом, глажу ее волосы, пропуская сквозь пальцы, и, когда обжигает дикой болью, продолжаю гладить. Я подыхать от боли буду, но, если она рядом, ни одна анестезия не нужна.

- Ты – лжец.

Заставил посмотреть себе в глаза и сильнее прижал ее пальцы с ватой к своему боку.

- Я никогда не лгал тебе, Бабочка.

- Лгал…

ГЛАВА 3. МАРАНА

Я чувствовала, как обнимает меня сзади горячими ладонями и дышит в затылок…прикусывает кожу…под рев мотоцикла, и пальцы мне ребра сжимают все сильнее и сильнее. Под майку забираются, накрывая грудь и заставляя судорожно всхлипнуть.

- На дорогу смотри, Бабочка-а-а.

Вцепилась в руль и смотрю вперед, кусая губы, пока он, едва касаясь, дразнит соски и проводит языком по шее, обжигая горячим дыханием.

- Обожаю, когда они вот так сжимаются и твердеют. Я голодный, Найса. Я такой голодный.

Его откровенность всегда повергала в шок. Он редко говорил двусмысленно. Называл вещи своими именами, заставляя дрожать от возбуждения. Так было всегда. Мадан не играл в игры. Он требовал и брал, и лишь тогда начинал дразнить долго и мучительно, озвучивая каждое прикосновение, рассказывая, что сделает дальше, и вызывая у меня едкий румянец на щеках и пульсацию между ног.

- Ты ранен, - пытаясь сбросить его руку.

- Плевать. Когда смерть так близко, любить хочется втройне. Я валялся там и думал не о том, что могу сдохнуть, а о том, что недолюбил тебя. Все эти годы я мог по пальцам пересчитать, сколько раз тебя брал…Мало. Ничтожно мало. Трахать тебя хочу. Нежно и долго трахать, Наааай. Ты так пахнешь…твою мать, я так голодал по твоему запаху! Я знаю, ты уже влажная для меня.

О нет, не просто влажная, мои колени стиснули мотоцикл, и я прижимаюсь к его груди спиной, чувствуя, как все тело покрывается мурашками от этих мучительно медленных ласк и от его слов. Едва касается ребер, скользит по бокам и снова возвращается к соскам, пока не сжал грудь сильно, заставляя всхлипнуть.

- Я хочу тебя…сейчас хочу. Сворачивай к деревьям, Бабочка.

- Нет, - прибавила газу, и мотор яростно взревел под нами.

- Нет? – все так же кончиками пальцев по животу, заставляя его судорожно сжиматься. Потянул подол застиранного мешковатого платья вверх. Скользя между ног и сжимая плоть через материю трусиков, - Каждую ночь я представлял, как ты извиваешься подо мной и стонешь мое имя. Люди умирали вокруг, воняло мертвецами, кровью, гарью и смертью, а я думал о тебе, - двигает пальцем по материи, то надавливая, то едва касаясь, и я, тяжело дыша закатываю глаза, теряя управление, и тут же открываю, чтобы смотреть вперед. Чокнутый…мы же разобьемся.

Его голос обволакивал, просачивался в каждую пору на теле. Он голодал? Он не представляет, в каком аду жила я сама. И сейчас я в аду, и огненные языки лижут мой позвоночник от копчика к самому затылку. А он дразнит намеренно медленно, намеренно с этим потрясающе-пошлым шепотом мне на ухо, от которого сладко тянет низ живота. Его голос. Он умел им доводить до безумия, до той тонкой, как волосок, грани, когда я могла взорваться лишь от его хриплого приказа сделать это. Проникает в меня пальцем на всю длину, и по моему телу проходит судорога. Мотоцикл виляет на дороге, прыгая по щебенке.

- Какая горячая. Огненная. Бл*****ь, Найса, останавливайся. Иначе мы на хрен разобьемся, когда ты будешь кончать.

- Боишься, - застонать от резкого толчка и от ощущения, как он сильно сжал сосок, посылая по моему телу разряды в пятьсот вольт электричества, одновременно впиваясь зубами мне в затылок, - разбиться?

- Ну что ты, - еще один толчок, и я шиплю сквозь зубы, сжимая его пальцы мышцами изнутри, - я просто тоже хочу кончить, - выскальзывает наружу, размазывая влагу по моему клитору, и снова резко внутрь, - до того, как мы сдохнем, чертовая эгоистка.

Мотоцикл сносит с дороги.

- Тормози, мать твою.

Сильно бью по тормозам и, слегка накренившись, мы останавливаемся возле огромного дерева с длинными тонкими листьями. Тяжело дыша, держусь за руль, чувствуя, как он сжимает меня под грудью двумя руками. Сильно. Так сильно, что мне нечем дышать.

- Сучка ненормальная.

А сам жадно целует мой затылок, прикусывая кожу, сжимает мою грудь и перекатывает соски между пальцами через материю. Его эрекция упирается мне в спину и от одной мысли, что Мадан скоро возьмет меня, хочется взвыть от нетерпения и предвкушения.

- Раздевайся, Найса, хочу тебя голой. Я, бл**ь, задолбался представлять твое тело. Я хочу его видеть.

Взвилась от едкого возбуждения, от его слов и от того, как тяжело дышит мне в затылок, продолжая сжимать мою грудь, мять ладонями.

- Давай, Най, я с ума схожу, так хочу смотреть на тебя…пожалуйста, разденься. – и мне самой нечем дышать от этого шепота, от того, что чувствую его дрожь и затрудненное дыхание, - или я раздеру эти тряпки к е***й матери.

Его «пожалуйста» - совсем не просьба. Это, скорее, наглый нажим. Давление. Сталкивает меня с мотоцикла, и я наконец-то смотрю ему в глаза. Проклятье, какой же он красивый! Секс в чистом виде – это только смотреть на него вот так диким, голодным взглядом, на эротическую маску напряжения, застывшую на его лице. Глаза ядовито-зеленые, такие ослепительно яркие, что дух захватывает и этот убийственно адский взгляд, которым сжигает мне кожу до мяса. Челюсти сжаты с такой силой, что на щеках появились впалости. Дышит рвано и тяжело. Ждет.

Сняла платье через голову и бросила рядом с собой, услышала, как выдохнул с шипением, сквозь стиснутые зубы. Стянула трусики и переступила через них. Осмотрел с ног до головы, впиваясь пальцами в кожаное сидение, отклонившись назад. Сквозь темно зеленую майку на боку выступили пятна крови.

- Сюда иди, - хрипло позвал, и я сделала несколько шагов. Прохладный ночной воздух коснулся тела, и соски сжались еще сильнее, я словно, чувствовала на них его безжалостные пальцы. Хочу и его губы. Везде на своем теле. На сосках и у себя между ног. Хочу от него все.

- Ближе.

Подошла еще ближе и застыла, глядя ему в глаза. Как же я забыла, насколько безумным может быть у него взгляд. Насколько физически осязаемым и тяжелым.

- Поставь ногу, - и я, судорожно сглотнув, уперлась подошвой высокого ботинка в кожаное сидение мотоцикла, вспыхнув от того, как Мад опустил взгляд ниже и как дернулся его кадык.

- Прикоснись к себе.

Дернул пряжку своего ремня и потянул вниз молнию, высвобождая возбужденный член. Теперь уже застонала я. Поняла, чего он хочет. Как раньше. Как когда-то, когда было нельзя. Когда мы сводили друг друга с ума обоюдными ласками и бешеными взглядами, изнывая от похоти и от страсти.

- Медленно, Бабочка, медленно, я хочу видеть, как ты начнешь дрожать и течь.

В горле так пересохло, что я глотала слюну, а там все равно драло до невыносимости, особенно когда увидела, как его ладонь обхватила член и повела вверх. Боже! Он красивый везде! Даже его плоть. Мощная, со вздувшимися венами, со скользящей блестящей кожей то закрывающей, то открывающей напряженную бархатную головку с каплей смазки. От желания прикоснуться к ней языком свело скулы.

Меня начало трясти, как в лихорадке. Пальцы двигались по собственной воспаленной плоти, а глаза следили за его рукой, и я понимала, что сейчас кончу. Так привычно и так грязно кончу у него на глазах, только глядя на то, как он себя ласкает. Резко схватил меня за запястье и сильно сжал.

- Нет.

Дернул к себе и развернул спиной, приподнял, усаживая голой промежностью на кожаное сидение, подтянул за бедра и, впиваясь пальцами в волосы, наклонил к рулю. От прикосновения сосков к холодному железу вздрогнула всем телом и тут же почувствовала, как его язык заскользил вдоль моего позвоночника. Позвонок за позвонком, заставляя корчиться от чувствительности и возбуждения. Контрастом сильные пальцы в волосах и дразнящие касания языка.

- Продолжай, Найса. Я смотрю на тебя.

Надавил на поясницу, заставляя прогнуться, притягивая еще ближе к себе, приподнимая чуть выше за ягодицы.

- М-а-а-а-ад, пожалуйста, прикоснись ко мне. – простонала и сама себя за это возненавидела.

- Позже. Смотреть хочу. Сначала сожрать тебя глазами. Я так долго не видел тебя.

Потянул мою руку вниз, заставляя скользнуть ею между ног, управляя моими пальцами. Слышу трение плоти Мадана о его ладонь, вместе со сбивчивым дыханием и со стоном, закатывая глаза, проникаю в себя пальцами. Сжимает мою ягодицу до синяков.

- Сильнее, Бабочка. Не жалей.

От разочарования хочется выть, но возбуждение уже слишком зашкаливает, выбивает из реальности, и я сама представляю себе, как его пальцы вбиваются в меня на всю длину.

- Ты чувствуешь сейчас меня, да? Чувствуешь? Это ты делала, пока меня не было рядом, Най?

О дааа, и столько раз, сколько ты не можешь себе представить, сукин ты сын.

Хватает за волосы и тянет на себя, заставляя прогнуться, отбрасывая мою руку, скользит подушечками пальцев по напряженному соску, слегка царапая ногтями, а я чувствую спиной его напряженный член и мне хочется заорать, чтоб взял меня. Сейчас, мать его! Как же я ненавижу эти игры. Когда издевается. Как раньше. Когда доводит до слез от неудовлетворенного желания.

Ладонь скользит к моему горлу, и он сжимает её там, где бешено бьется сбоку жилка, а вторая рука опускается между моих ног, и он сам входит в меня пальцами с громким стоном, но не двигает ими и, едва я пытаюсь пошевелиться, сжимает горло так сильно, что мне хочется заорать, а пальцы скользят так медленно сверху вниз и снова наверх, что я всхлипываю невольно, пытаясь тереться об них. Обводит клитор круговыми движениями…недостаточно сильно, чтоб я сорвалась, и все же так мучительно остро, что я громко стону, извиваясь на сидении. Уверенно и так умело ведет к оргазму и бросает, едва чувствует точку невозврата. Останавливается в наносекунде от нее.

ГЛАВА 4. Марана

Правительственный шатл быстро пересекал пространство над океаном. Мне не было видно, где мы сейчас, я смотрела в окно, а там только небо с насыщенно-сизыми облаками. Лихорадочно вспоминала галогенную карту, показанную мне Советником. Он не ответил мне на много вопросов…но больше всего меня беспокоило другое - почему почти половина скрыта мозаикой? Что нам не показывают? О чем не говорит он мне?

В записях с онлайн трансляций – то же самое. Если камера снимает остров сверху, зрителю видна лишь южная его часть, а северная скрыта. Советник сказал, что это не важно, и его разделяет стена. Что за стеной - нам знать не положено, и нас не касается. Мне не понравилось, как он тут же сменил тему, словно я спросила у него нечто весьма мелкое и не имеющее никакого значения. Я вернулась к вопросу еще несколько раз, но он снова ловко уходил от ответа, и тогда я поняла, что за стеной есть нечто, что напрягает и самого Советника.

Единственное, о чем он все же упомянул, это то, что стена под током, и никто не может проникнуть за ее пределы. На вопрос – «а из-за ее пределов?» он мне опять не ответил.

Перед посадкой нас дежурно спросили, готовы ли мы. К чему? К смерти никто и никогда не готов. Потому что готовых она обычно не забирает, она уносит тех, кто хочет жить. Меня когда-то не взяла. Я пришла на свидание во всем черном. Я даже ей цветы принесла – красные, как она любит, но она решила, что ей удобнее жить во мне, чем уводить с собой.

Советник дал мне время обдумать свою стратегию. Когда я вошла в зал суда, вздернул одну бровь и криво усмехнулся уголком узкого рта. Ему понравился новый образ. А мне нет. Я не была уверена ни в чем.

Проблема в том, что я могла обмануть кого угодно. Обвести вокруг пальца, одурачить практически любого, но не Мадана. Он слишком хорошо меня знал. Меня настоящую. А я… мне кажется, я его не знала никогда. Все эти дни подготовки к отплытию на Остров я думала о том, что он жив… и что хуже всего - я поняла, каким образом он остался в живых. Этого я ему никогда не прощу. Я бы многое могла… даже то, как он поступил со мной. То, во что превратилась моя жизнь, то, во что превратилась я сама без него, то, чего я была вынуждена лишиться и отдать. Но не предательство. Не трусливое, мерзкое, гнилое предательство всей нашей семьи.

Хотя какая-то часть меня выла от дьявольской радости, что он выжил, что дышит проклятым, ядовитым воздухом вместе со мной, что смогу увидеть его еще раз. Когда-то я молилась об этом, выпрашивала один единственный разочек, краем глаза, мельком, но увидеть… Пусть во сне или в мечтах… хотя бы где-нибудь. Я была согласна даже сойти с ума, лишь бы его образ являлся мне и изводил по ночам. Но он мне не снился, не виделся в других мужчинах, не приходил призраком, чтобы истязать. Я слишком замерзла, чтобы чувствовать его. Слишком многого лишилась, кроме него. Меня просто окружала пустота. Глухая и зловещая пустота, в которой не осталось ничего из прошлого, и в которой я не видела своего будущего. Иногда мне казалось, что я живой мертвец. Такой, как меты. Зараженная, бездушная и бессердечная оболочка, которую надо уничтожить, чтобы она не отравила смертью остальных. А потом воскресала Найса, и я корчилась от боли. Вот она уже не была пустой. Ее наполняло отчаяние. Она приносила мне его и пытала часами напролет, вскрывала мне грудную клетку холодными дрожащими пальцами, показывая, что сердце осталось, что душа кровоточит и разодрана в клочья, что я не мертвая… но лучше бы умерла. И тогда мне хотелось, чтобы он пришел ко мне… ненадолго. На секунды и мгновения. Я бы даже простила ему все, что он сделал с нами. Я бы смогла… наверное.

Кто-то там наверху услышал мои молитвы… Но кому от этого легче? Не мне. Сейчас я бы предпочла, чтобы Мадан все же был мертв. Я уже его оплакала, попрощалась. Я уже научилась жить с этим… И вдруг он воскрес. Это жестоко. Это настолько жестоко, что мне казалось, я задыхаюсь от понимания, насколько судьба посмеялась надо мной. Это будет самое страшное задание за всю мою жизнь, и я не была уверена, что справлюсь. Если Мадан поймет, кто я и зачем на Острове - я сама превращусь в добычу. Ведь мой брат был одним из самых лучших учеников Джена. До меня. До того, как умерла Найса. Раньше братство называлось иначе, являлось элитным подразделением армии Свободной Республики и подчинялось Корпорации, пока их всех не казнили после попытки переворота.

Именно тогда Джен сбежал в горы и организовал братство «Черного аспида» без ведома и разрешения Корпорации. На самом деле я прекрасно знала, что правительство продолжает пользоваться его услугами. Именно поэтому Никто пришла к Джену несколько лет назад.

Пошевелила руками за спиной - магнитные браслеты включены и прилипли друг к другу намертво. Под кожей на затылке саднил шрам от вживленного чипа и свежей татуировки телесного цвета, которая прятала мою змею.

Будут отслеживать нас, твари. Я даже не сомневалась в этом. Только не знала, каким образом, пока мне не вогнали пластину. На экране дисплея появилась синяя звездочка с моим именем, и Советник удовлетворенно прищелкнул языком.

Нас было шестеро. Новичков, вывезенных в полный хаос и неизвестность. Одного я сразу сбросила со счетов. Загнется, едва ступит на землю. Чужая слабость, как и сила, ощущаются почти на физическом уровне. Ты видишь по глазам, кто сломается, еще до того, как судьба ударит по-настоящему. Впрочем, я могу и ошибаться.

Как вот этот борзый отморозок по кличке Штырь, с «ежиком» на голове. Смотрит на меня и плотоядно облизывает губы. Он тоже ошибается во мне.

- Как только мне освободят руки, я первым делом оттрахаю тебя в твой пухлый ротик, куколка. Говорят, на Острове мало телок. Станешь моей – обеспечу охрану. Ну как, по рукам? Пахнешь мармеладом. Я люблю вылизывать мармелад. М-м-м.

Подвигал бедрами, имитируя толчки, закатывая глаза, и прищелкнул языком. Я усмехнулась про себя: «Попробуй. Рискни». Бросила взгляд на свою соседку – мускулистую, светловолосую девчонку с множеством тонких косичек и острым длинноватым носом. Беззвучно шевелит губами. Сжимает и разжимает пальцы. Ей страшно. Еще бы. Мне тоже страшно, даже несмотря на то, что я приучена выживать в любых условиях. Но никто не знает, какие именно условия ждут нас на острове. А точнее - полное отсутствие этих самых условий.

Бросила взгляд на ноги белобрысой в мокасинах с грязными шнурками, на руки с обгрызенными ногтями. Она из резервации. Когда зачитывали статью, она тогда еще что-то шептала. То ли молилась, то ли напевала.

- Что уставилась, сука? Что-то интересное увидела?

Я отвернулась и медленно выдохнула, успокаиваясь. Маране рано выходить на сцену. Её не должны вообще почуять. Для всех я дочка богатеньких родителей-ученых, расстрелянных за передачу секретной информации главарям Сопротивления. То бишь я политическая. Маленькая девочка с невинными глазами, пухлым ртом и модельной внешностью. Любимая роль Джена. Всегда четко срабатывает и почти со всеми. Этот образ вызывает доверие. Потенциальная жертва для таких, как Штырь, и бельмо на глазу для таких неудачниц с резервации, как белобрысая Лиса. Да, я запомнила их имена. Я вообще все отлично запоминаю. Я видела бледное лицо наркомана, трясущегося в абстинентном синдроме – загнется сразу же. Такие не выдерживают. Он свое испытание на прочность прошел как раз до того, как вколол себе в вену дурь. Тогда же и сломался.

А девчонка в очках, которая плакала, уставившись в одну точку… Она выглядела как серая мышь. Длинные русые волосы, заплетенные в две косы и уложенные корзинкой на макушке. Хрупкая, худая. Похожа на больную анорексией. И взгляд жалкий, загнанный. Обижена на весь мир. Отличница и гордость академии, выпускающих магистров научного центра… Не так-то проста, как кажется. Убила однокурсницу шариковой металлической ручкой. Пятьдесят пять проникающих ран по всему телу. В преступлении созналась и сказала, что дико сожалеет. В нее сам дьявол вселился. Она не знает, как это произошло. Еще одно живое доказательство, насколько обманчива внешность. Жертва была раза в два больше, и все же психопатка умудрилась повалить ее на пол, оседлать и колоть ручкой со всей дури. На суде показывали кадры с камер наблюдения. Достать можно кого угодно, даже вот таких вот лохов по жизни. В каждом прячется зверь. В ком-то это трусливый шакал или гиена, пожирающая падаль, а в ком-то опасное смертоносное чудовище. И далеко не все страшные хищники выглядят таковыми при первом взгляде. Иногда маленькие твари намного опасней и коварней больших монстров.

Оставался еще Молчун. Это я его так прозвала. С суда и до этого момента он не произнес ни слова. Здоровый, как бык, с толстой шеей и лысой башкой, он напоминал мне члена религиозной секты. Фанатика, из тех, что кидают в правительственные кортежи зажигательной смесью, бьют окна церквей и беспредельничают в общественных местах. Кто-то из них будет следить за мной. Советник обязательно должен был подстраховаться. Вербануть еще одного. Для уверенности. Хотя не исключено, что этот кто-то может быть не среди новичков, а на острове.

Я снова смотрела в окно, думая о той информации обдумывая полученную информацию, которую получила. Остров уже давно раскололся на две части. Мятежники и те, кто на них охотится взамен на обещание получить такую желанную свободу. Из этого тоже сделали шоу. Мне рассказали об острове все, что полагалось знать при моей миссии. Но я была уверена, что не знаю и половины. Советник мне не доверял и правильно делал. Я сама себе не доверяла. И чем ближе я была к острову, тем сильнее нервничала. Мой маскарад мог сорваться в любую минуту. Марана не особо умела сдерживаться в стрессовых ситуациях, да и змея на моем затылке… Оставалось уповать, что о её значении никто не знает… даже Мадан… Что она надежно спрятана, и никто не догадается о двойной наколке. Ведь раньше братство не носило таких татуировок. Солдаты сопротивления выбивали себе на плече символ свободы - Орла.

Осмотрелась по сторонам: я рядом с кабиной пилотов, четыре конвоира сопровождают новеньких, двое на сидении справа и еще два - слева. Особо за нами не следят. Уткнулись в тонкие, как папиросная бумага, планшеты и о чем-то переговариваются. Смеются. Им на нас наплевать. Да и что мы можем сделать с закованными руками. Хотя, я бы смогла. Справилась бы со всеми… Только смысла нет. Шатл не посажу, а если и посажу, то кто знает, не уничтожат ли меня с пункта управления на материке.

Все молчат. Напряжены, как и я. И не зря. С той же секунды, как мы ступим на эту проклятую землю, начнется игра на выживание. Первый раунд. Неизменные правила многоуровневого квеста. Нам показали карту острова с обозначенным пунктом «мерд». Место расположения заключенных-игроков. Туда доберутся живыми далеко не все. Но вначале мы попадем в карантин, где нас продержат несколько дней. Я понятия не имела зачем.

У одного из пилотов щелкнула рация, и я услышала его приглушенный шумом двигателя голос:

- Мерд-один – мерд-один. Как слышите? Прием.

- Слышим вас, пилот Слан.

- Мы свернули с курса. У нас плохая видимость – идем на посадку севернее утвержденных координат. Как поняли? Прием.

- Время до предполагаемой посадки?

- Двадцать минут. Траекторию полета видите?

- Нет. Идут помехи из-за бури. Старайтесь держаться как можно южнее. На связь еще через десять минут.

- Нас встретят?

- Помощник командора ждет точных координат.

- Вас понял. Отбой.

ГЛАВА 5. Марана

Снова бросила взгляд на мокасины белобрысой – один шнурок развязан. На плече, под рукавом короткой футболки – полустертая татушка с орлом. Интересно. Весьма и весьма интересно. Мне нужны союзники. Обязательно нужны. Одна я пока не продержусь.

- Шнурки завязать надо, - шепнула ей.

- Пошла ты.

- Как знаешь. Руки нам вряд ли освободят. Упадешь – могут и пристрелить, - усмехнулась я.

Она уставилась на меня пронизывающим ненавистью взглядом.

- Самая умная, да? Таких пушистых заек, как ты, тут быстро определят ублажать главарей. Думаешь, на острове как дома? Черта с два. Это большая дерьмовая дыра, где у женщин нет никаких прав, кроме как ублажать тех, кто сильнее, особенно если у нее смазливая физиономия и есть сиськи с задницей. Может, лучше, чтоб пристрелили, чем трахали во все дыры.

- Откуда знаешь?

- За игрой следила.

Интересно, каким образом. Если сайт игры доступен только для тех, кто мог оплатить вход и участие. Но она словно прочитала мои мысли.

- Мой парень взломал их систему еще полгода назад. Он был бойцом Сопротивления. Суки приговорили его к смерти. Так что отдадут тебя, синеглазая, на потеху игрокам за бабки или за очки. Сосать каждому будешь, кто заплатит главному.

Она расхохоталась.

- Считаешь, что таким, как ты, в рот не дают?!

Тут же стих смех, и она снова уставилась на меня. Не ожидала?

- А я каждому яйца зубами отгрызу, если посмеют. Я играть буду наравне с мужчинами, а не ходить по рукам.

- С чего ты решила, что мои зубы менее острые, чем твои?

- Слишком белые они у тебя. Под мясо не заточены.

- У здорового зверя всегда белые и сильные клыки.

Наши взгляды встретились, и я кивнула на ее мокасины.

- Ноги на сидение поставь – завяжу.

- В подруги набиваешься, зайка?

Зрачки сузились, и она прищурилась. Тертая, закаленная. То, что мне надо. Только слишком дерганая. Психует сразу. Выдержки – ноль.

- Выжить хочу. Вдвоем выжить легче. Если игру видела, знаешь, что после карантина будет, - тихо сказала я, продолжая смотреть ей в глаза. Если сейчас не срастется с ней, то потом на это шансов станет намного меньше. В карантине рассадят в разные клетки.

- Штырь тебе выжить поможет, - оскалилась, запрокинув голову и заливаясь смехом.

- Штырь сдохнет в первом же раунде.

Она склонила голову к плечу, а потом резко поставила ноги на сидение, и я развернулась к ней спиной, завязывая шнурки на ее мокасинах, в этот момент она закинула ноги мне на плечи и стиснула коленями мою шею. Сильно стиснула, так что у меня перед глазами потемнело. Сука бешеная. Не вынуждай выпустить Марану. Рано еще. Слишком рано.

- Это ты сдохнешь еще до первого раунда, за-а-айка. Я замерла, позволяя ей держать колени на моей шее и думать, что давит достаточно сильно, чтобы я начала задыхаться. А потом резко дернула головой и впилась зубами в ее ляжку. С такой силой, что прокусила до мяса. Держала, как бульдог, вгрызаясь сильнее… Она попыталась вырваться, но я слишком крепко сцепила зубы, если прокушу вену – кое-кто истечет кровью.

- Я поняла… Отпусти. Мир.

Разжала зубы, и Лиса тут же убрала ноги, тихо постанывая, а я даже не обернулась к ней… Запрокинула голову, слизывая кровь с губ и глядя на ошалевшего Штыря. Да, маленький, куколки бывают зубастыми. Все еще хочешь дать мне в рот?! Кажется, он передумал, а я подмигнула ему, продолжая облизываться. Осмотрелась и увидела, что все игроки уставились на меня. Даже Молчун, который до этого времени, кажется, видел только свои массивные ботинки.

- Хм, и правда зубы крепкие. Спасибо за шнурки, зайка.

Я усмехнулась. Проверка на вшивость пройдена.

- Чего ржете, твари?! А ну спустила ноги, сука! Ровно сесть. Держать дистанцию, шлюхи гребаные. Не разговаривать!

По нашим спинам прошлись хлыстом, и мы обе выпрямились, переглянувшись.

- Я убью его первым, - процедила Лиса.

- Нельзя. Рейтинг обвалится.

- По хрен. Мразь такая. Он меня еще там в подвале полосовал. На спине места живого нет.

- Убьем позже, - подняла взгляд на девчонку и увидела ошалелую улыбку на ее губах, - кишки ему выпустим.

- А ты мне нравишься, - тихо сказала она.

- Ты мне тоже нравишься.

- Всем заткнуться – мы идем на посадку. Закрыть рты. Закрыть, я сказал!

Я бросила взгляд на Лису, потом на главного конвоира - он подходил к каждому и заклеивал рот скотчем.

- Скотч снимут после церемонии знакомства. Вам запрещено разговаривать все время, которое вы проведете в карантине. Каждый, кто заговорит, будет наказан. Кусок языка за одно слово. На вопросы Первого командора Хена отвечать кивком головы. Если он захочет услышать ваши долбаные писклявые голоса, он сам снимет скотч и спросит. До этого момента не мычать, не стонать и не издавать ни звука. Хен Файн любит тишину.

Я знала, зачем они это делают – исключить возможность сговора игроков. Им нужны не ячейки, а одиночки. В подтверждение моих мыслей конвоир сказал:

- Каждый сам за себя и все за Свободную Республику. Это девиз острова. Выучите его наизусть, или его вырежут вам на теле тупым лезвием. А теперь смотрите, чтоб вас не стошнило, а то нажретесь своей же блевотины или захлебнетесь ею – мы идем на аварийную посадку.

Я втянула побольше воздуха и закрыла глаза, когда шатл на бешеной скорости пошел на снижение. Внутри возникло чувство, что мне раздирает легкие и плавятся мозги. Десять секунд настоящей физической пытки, и, когда шатл твердо стал на землю, я поняла, что нас станет на одного меньше – наркоман дергался в конвульсиях, закатывая глаза. Я думала, что его будут реанимировать, но черта с два - конвоиры прошли мимо парня, не обращая никакого внимания на его застывающий взгляд и омерзительные рвотные массы, вытекающие из носа. Он затих как раз перед тем, как я прошла мимо него. Еще жив… Они могли бы его спасти, но никто не станет, наглядно показывая нам, более сильным, чего стоит наша жизнь здесь, и какую ценность мы представляем для правительства. Мне не было его жаль. Ему повезло. Могло быть намного хуже и намного страшнее.

Спрыгнув со ступеньки шатла, осмотрелась по сторонам – и почему я думала, что на острове никогда не было цивилизации? О, она несомненно тут была, но очень много лет назад. Настолько много, что, наверное, прошло больше века. Буйная растительность вросла в полуразрушенные здания, в развалившиеся кузова автомобилей, пробивалась сквозь клочки асфальта. Хаос природы, разворотивший все, что построила рука человека. В голове вспыхнуло множество вопросов, но я знала, что ответы на них получу нескоро, а может быть и не получу вовсе. Холодно. Очень холодно. Ветер пробирает до костей через одежду, которую нам выдали сразу после суда. Одинаковые штаны и черные майки с эмблемой белого многоугольника в круге.

Все мои представления о построении власти на острове оказались ошибочными. Точнее, Советник солгал мне. Не было никаких законов или правил. А вернее, их устанавливал Первый командор и этот ублюдок, который приехал за нами - Хен Фрай. Мужчина невысокого роста с сединой в темных, коротких волосах, с белесыми светло-голубыми глазами и с чудовищным шрамом через все лицо. Он окинул нас равнодушным взглядом. Всего лишь одну секунду задерживаясь на каждом из игроков

- Их разве не должно было быть шесть?

- Один сдох при приземлении.

- Отлично. Естественный отбор самый верный и правильный. Что с грузом?

- Можно выгружать (отгрузка – это когда продавец отгружает покупателю. А здесь выгрузка / выгружать. К тому же рядом два однокоренных слова). Все в наличии по списку, капитан.

- Давайте и вы свободны. Можете возвращаться на материк, офицер.

Повернулся к нам, и я напряглась, когда увидела, как усмехаются и перешептываются его солдаты, бросая на нас похотливые взгляды.

- Значит так. Здесь для вас нет никаких правил, кроме тех, что установил я. Забудьте о законах на материке – на острове свои правила. Никто не собирается вас в них посвящать. Вы слишком незначительное дерьмо для такой чести.

Вы – отбросы. Если вам сказали, что вы игроки – это ложь. Вы – никто, пока я не решу иначе. Что означает «вы никто»? Это означает, что до инициации я могу вас пристрелить, расчленить, разодрать на части, продать, подарить, и мне за это ничего не будет. Вы все принадлежите острову, а значит, мне и командору. Я ваш хозяин в полном смысле этого слова, и я решаю, кто из вас будет жить и как, с кем, в качестве кого, если командор, которому совершенно нет дела до ваших задниц, не решит иначе. Если вы надеетесь на зрителей – вы жестоко ошибаетесь, они о вас ничего не знают. Ставки не сделаны, и цена вам – ноль. Вас нет. Вы все казнены по решению суда, и приговор приведен в исполнение. Все остальное зависит от меня, моего настроения, желаний и распоряжений.

Мои приказы не оспариваются и не обсуждаются. Разговаривать запрещено, пока я не разрешил. Только кивать. Согласно кивать. Я сам решу, для чего предназначены ваши рты. Если скажу, что для дерьма – вы будете его жрать. Всем ясно? Не понял?

Мы кивнули, и я бросила быстрый взгляд на грузовик с кузовом-клеткой. Значит, карантин отсюда весьма далеко, и нас туда повезут. Хорошо это или плохо - одному дьяволу известно. Нам сняли скотч со рта.

- Ты! Да, ты, сука белобрысая, забыла, как кивать?

Хен сделал к ней шаг…

- Слышишь меня, или ты глухая?

Лиса упрямо молчала, а я стиснула челюсти. Вот же дура. Зачем нарывается?

Хен схватил ее за волосы и дернул к себе.

- Бабы здесь вообще никто. Без права слова и без права действия. Вы здесь для того, чтобы удовлетворять наши прихоти. Поняла? Кивай, тварь.

- Да пошел ты! Я не баба – я солдат! Игрок!

Я вздрогнула, когда она его послала. Что ж ты творишь, идиотка? Ты что, не уяснила ничего? Я поняла еще после смерти наркомана. Им плевать, если мы сдохнем. Мы все смертники.

- Парни, покажите этой шлюхе, зачем она здесь и каково ее предназначение. По-быстрому. У вас десять минут. Выполнять! Включить трансляцию. Пусть все видят, что бывает за пререкания со мной!

Когда они подошли к Лисе, она боднула одного из них в живот головой. Яростно сопротивлялась, но ее все же поставили на четвереньки, содрали штаны до колен.

Капитан Фрай бросил взгляд на меня, остановился напротив, осматривая с ног до головы. Солдаты не стеснялись. Они насиловали и били Лису прямо при нас.

- Открой рот, тварь. Ах ты ж сука.

Послышался звук удара и хруст.

- Некоторым надо сразу выбивать зубы.

- Раздвинь ноги, соска. А она узкая. Не раздолбанная. Люблю новеньких. Они такие вкусные.

- М-м-мм, - вторил ему второй. - Солдат, блядь. Солдатская подстилка - вот ты кто. Рот пошире, сука. Хочешь быть игроком? Поиграем. В карму и в рейтинг плюс один за хороший отсос.

Остальные расхохотались. Я видела боковым зрением, как двигаются белые ягодицы одного из насильников. Скоты. Могли бы и не при всех. Твари конченые.

Она не кричала и даже не стонала. Не издала ни звука.

«Только не сломайся сейчас. Еще не время. Ты мне еще нужна».

Когда все закончилось, на нее натянули штаны, перебрасываясь грязными комментариями, шлепая по щекам, хватая за грудь и дергая за волосы. Затем толкнули обратно в шеренгу. Я продолжала смотреть Хену в глаза. Главный, значит. Любит подчинение, унижение и не брезгует ничем. Когда-нибудь это будет стоить ему головы. Свои же и загрызут.

Он так же пристально смотрел на меня, и я с дрожью омерзения поняла, что он одноглазый. Уродливый шрам как раз проходил по правому глазу. Зрачок на нем не двигался, тогда как левый слегка расширился в каком-то лихорадочном возбуждении. Похоть. Её видно за версту. Она просачивается в каждую пору, вызывая во мне мурашки брезгливости.

Он повернулся к одному из парней.

- Эту не трогать и пальцем до моего распоряжения. Всех в машину.

Я выдохнула и посмотрела на Лису – на лице застыло выражение яростной ненависти. Глаз слегка заплыл от удара, и под носом запеклась кровь, губы опухли от побоев. Она посмотрела на меня исподлобья. Вспомнила, наверное, что я говорила ей в шатле. Только я так и не поняла, зачем она перечила Хену, зачем нарвалась. Я вообще теперь мало что понимала.

Мы ехали в клетке по ухабистым дорогам острова, петляя через джунгли, в которых встречались обломки вывесок, телефонных будок, разрушенные автобусные остановки. Сломанные телеграфные столбы торчали рядом с деревьями, увитые плющом с острыми шипами. И мне казалось, у меня дежавю – этот остров был настолько похож на тот другой, где я выросла… Тот, откуда меня забрал отец. Лиса сидела тихо, казалось, что она спит… но я видела, как из-под закрытых век скатились слезы. Отвернулась – ей не нужна моя жалость. Она прекрасно понимала, чем грозит неповиновение, и все же пошла на это.

Начался дождь, и небо рассекали молнии. Как ослепительные рваные шрамы, они вспыхивали на черном небе неоновыми вспышками. Срывались первые капли, пока он вдруг не полил, как из ведра. Ледяной, мерзкий, колючий.

- Сворачивайте, – послышался голос Хена Фрайя. – Держитесь южнее, мать вашу.

- Дорога завалена. Можно попробовать через лес.

- Бред. Мы ехали по ней. Не останавливайся. Объезжай сбоку. Это может быть засада.

- Не проедем. Надо лесом. Какая засада, капитан? Молния скорей всего. Не усложняй, Хен. Птички притихли, мы им нехило перья пообщипывали в прошлый раз.

- Никогда не расслабляй булки. Неон просто так не отступится. Он отомстит.

- Тормозите! Мать вашу, здесь та же херня!

Я впилась взглядом в окружающий мрак. Грузовик остановился. Мгновения тишины с шумом падающих капель и раскатами грома.

- Выйди посмотри, что там. Уберите дерево. Без паники. В бурю часто ломает деревья.

Тишина бывает разной. С самыми разными оттенками. И я чувствовала, как воздух насыщается опасностью, тревогой. Завоняло потом и страхом. Напряжение начало потрескивать разрядами электричества. Всматривалась в темноту…, все словно замерло в ожидании. Отворилась дверца кабины. Кто-то из солдат спрыгнул на асфальт. Тяжелые шаги с бряцаньем железной набойки на подошве.

- Это не молния. Дерево спилили… Уходим! Назад! Это…

Голос оборвался, послышался сдавленный крик, и я стиснула челюсти. Началось! Адреналин тут же взорвал нервы. Дернула скованными руками. Твари. Мы как в консервной банке.

- Заблокировать клетку! Держать оборону. Стрелять без предупреждения.

- На пол! – крикнула я, услышав свист пуль.

- Это Неон, - послышался хриплый голос Лисы.

Я медленно обернулась к белобрысой, она усмехалась разбитыми губами.

- Сейчас начнется месиво. Он пришел.

А потом тихо добавила.

- За мной.

ГЛАВА 6. Неон

У нее были синие глаза. Не голубые, не серые, а именно синие. Как у отца. И я возненавидел её еще до того, как Эльран привез это существо в наш дом. Она все изменила. Перевернула нашу жизнь с ног на голову. Я слышал, как мама плакала, видел, как переехала в другую половину дома. Никто не хотел, чтоб Гусеница приезжала и жила с нами. Никто, кроме отца. Его я тоже ненавидел.

Привёз свое отродье. Как будто так и надо. Как будто это в порядке вещей - навязать нам свои ошибки и грязные преступления. Да, я считал преступлением его измену матери. В детстве все кажется черным или белым. Нет полутонов. Тогда я и сам не мог предположить, куда может затянуть страсть. В какое вонючее болото, на какое низкое дно… и это дно будет казаться самым прекрасным раем на земле. Вот оно - мое болото… мое личное проклятие с синими глазами. Самое отвратительное дно, куда может пасть человек. Порок в облике тогда еще семилетнего ребенка…. Наверное, я сразу понял, куда нас всех заведет её приезд. Что это начало апокалипсиса меня как личности.

Я смотрел на невероятно красивую девчонку, которая крепко сжимала пальцы отца и пряталась за его ноги. Она казалась ненастоящей. Игрушечной. У нее все было какое-то маленькое. Маленькое личико, маленький рот, курносый нос, крошечные уши и тонкие кольца каштановых волос.

Все маленькое, кроме глаз. Они сияли на белом лице, как прямое доказательство того, что отец посмел изменить моей матери, а потом привезти эту нагулянную маленькую дрянь в наш дом и утвердить её в правах наравне со мной и с мамой. Я слышал их скандал в день его отъезда. Слышал, что мать ему говорила и что он отвечал. Да, мне было всего десять, но я многое понимал. Дети всегда понимают то, что взрослые считают слишком сложным для их ума.

- Дочь своей шлюхи? В мой дом? К нашему сыну? Да как ты смел вообще рассказать мне об этом?

- Так случилось, Лиона. Ты должна принять её. Она МОЯ дочь прежде всего!

- А я?! Обо мне ты подумал? Как я людям в глаза смотреть буду? Как наш сын будет жить дальше? Как я могу вообще простить тебя? Убирайся! Видеть тебя не хочу! Я к ней не приближусь! Сам ею занимайся. Сам воспитывай!

- Хорошо, я сам. Все сам. Да пойми ты. Это давно. Это было ошибкой. Это было мимолетно и незначительно. Я забыл о ней, как только уехал!

- Для тебя незначительно! А меня ты этим убил! У преступлений нет срока давности, Эльран! Мы уедем с Маданом отсюда. Ноги моей здесь не будет, если ты её привезешь!

- Не уедете. Ты моя жена. Жена адмирала Райса. В этом году мне обещали повышение. И ты будешь соблюдать все приличия. И ты – ДА- ее примешь. Я так сказал, и разговор окончен. Иначе отсюда уедешь ты. Сама. Без Мадана. В свою сраную резервацию, из которой я привез тебя много лет назад. С коровами и овцами жить будешь. Забыла, где я тебя нашел?

- Как забыть? Ты напомнил!

- Вот и хорошо. Помни об этом всегда!

Я тогда решил, что превращу жизнь этой девчонки в ад, и она исчезнет. Сама сбежит, уйдет, испарится. Её не должно быть с нами. Это неправильно. Она – никто и останется для нас никем. Мы никогда не примем ее в нашу семью.

И я делал все, чтобы усложнить ей жизнь: пачкал школьные тетради, лепил жвачку в волосы, подбрасывал червяков и тараканов в ящик с вещами, унижал перед сверстниками, которые в первый же день принялись охать, какая красивая у меня сестра. Я заставил всех называть ее Гусеницей и никогда не говорить при мне, что она красивая. Гусеницы отвратительны и красивыми не бывают.

И я упорно не называл её по имени. Самое интересное, сестра никогда на меня не жаловалась. Ни разу. И за это я ненавидел ее еще больше. Мы не любим тех, кто пробуждает в нас чувство вины. Мы ненавидим жертв, и мы же их боготворим, потому что так мы самоутверждаемся и показываем нашу власть над кем-то. Мне хотелось уколоть её побольнее, обидеть так, чтобы она рыдала, чтобы размазывала при всех слезы и выглядела жалкой слабачкой, а не красавицей Найсой с каштановыми локонами, как у фарфоровой куклы. Чтобы плакала, как плакала моя мать, когда узнала о ней. Но Гусеница не рыдала, а я смотрел в её синие глаза и видел в них нечто, что не поддавалось определению, то, чего там не должно было быть, и за это мне всегда хотелось её ударить. Сильно ударить. Потому что я считал, что там плещется ненависть, что она так же, как и я, хочет, чтобы меня не было.

И я бил. Нет, не физически. Я бил её морально. Настолько безжалостно, насколько может это делать ребенок и подросток, когда еще не умеет контролировать свою ярость и презрение. Я наказывал её за измену отца, за то, что он любил её нежнее и сильнее, чем меня. За то, что называл «моя маленькая куколка», за то, что могла взобраться к нему на колени или повиснуть на шее. Ей удалось даже со временем завоевать любовь моей матери. И этого я не мог простить. Увидел как-то их вместе, как Лиона заплетает ей волосы, разглаживает оборки на платье, целует в щеку, а меня током по нервам: «ЭТО МОЯ СЕМЬЯ! Моя мать! Мой отец! Что ты здесь делаешь, сучка облезлая?».

- Ты ведешь себя отвратительно, Мадан. Так нельзя. Найса твоя сестра, и она очень одинока. Я разочарована в тебе!

- Ты не мужчина, Мадан! Ты не можешь принять маленькую девочку и относиться к ней, как брат. Ты постоянно ее обижаешь! Что ты возомнил о себе?! Я разочарован в тебе!.

Разочарованы? А я как разочарован! Вы привели в дом чужого ребенка. Вы все вдруг ее полюбили. Пусть вы и помирились спустя время, и мать снова вернулась в спальню к отцу, но я не забыл. Я знал, откуда она взялась в нашем доме. Понимал, каким образом появилась на свет. И не только я. Все понимали вокруг и шептались за нашими спинами.

- Найса такая хорошенькая. Она, наверное, на свою маму похожа?

Куда деть мое разочарование, если отец возится с ней, как с писаной торбой, а мать считает полноценным членом нашей семьи?! Эту! С острова с мутантами! Дочь какой-то грязной потаскухи!

А еще я ненавидел её за то, что мог часами смотреть, как она возится сама во дворе со своими куклами, как сажает их на качели, как поет им песни. Как таскает всюду за собой страшного коричневого зайца.

Я прилипал к окну и наблюдал, как Гусеница поправляет длинные волосы, как ветер играется с красными лентами в них, как она смеется сама себе, морщит курносый нос, и на щеках появляются ямочки. Пирс, мой друг детства, сказал мне, что она очень красивая, а когда улыбается, у него дух захватывает. Оказывается, он приходил, чтобы поиграть с ней, когда я ездил с отцом на военный парад, а Гусеница заболела. Приходил К НЕЙ! Я его поколотил и выгнал из нашего дома. Мы неделю не разговаривали. Это моя Гусеница, и никто не имеет права приходить к ней, когда меня нет дома.

Мне она не улыбалась никогда. Смотрела в глаза. Долго и пристально. Так что я сам себе становился противен, и мне хотелось, чтобы она исчезла. Тогда я залепил ей в волосы жвачку, и мама остригла ее локоны по плечи. Она так и не сказала, что это сделал я. Стояла и смотрела в зеркало, как щелкают над её волосами ножницы. В школе я сообщил, что Гусеница такая грязная и нечистоплотная, что подцепила вши, и с нее смеялись больше месяца, тыкали пальцами, обходили десятой дорогой, и Пирс в том числе.

Я все ждал, когда она заплачет, а она упорно не ревела. Даже когда я подарил ей на День Рождения коробку с дохлой крысой, она пошла и похоронила её во дворе. Просто похоронила. Не верещала, не орала, как положено девчонкам. Что ж она за тварь непонятная? Когда наконец-то уйдет от нас?

Каждый день, когда нас забирали обоих из школы, мы проезжали возле невысокого мыса с пещерой. Во время дождей его окружал ров с водой, и иначе, как на вертолете, туда было не добраться. На самом верху виднелось дерево. Осенью оно цвело синими цветами. И Гусеница как-то спросила:

- Пап, а что это за дерево там наверху?

Меня всегда передергивало, когда она называла его «папа», а от «папочка» вообще сводило скулы.

- Это Раон, Найса. Оно единственное на материке. Дерево с синими цветами в виде сердца. Моя мама рассказывала мне легенду в детстве, что если сорвать цветок Раона и засушить, то тот, кому ты подаришь эти цветы, будет всегда носить с собой твое сердце и полюбит тебя в ответ. А в пещере все страждущие обретают покой.

- Почему никто не срывает эти цветы и не ходит в пещеру?

- Потому что очень опасно взбираться на мыс. Все дороги к нему перекрыты из-за обвалов и оползней.

- Я хотела бы залезть туда однажды и жить в этой пещере, а по утрам взбираться на дерево и вдыхать аромат раона. Я бы засушила эти цветы и подарила тебе, папа.

- Но ведь я и так люблю тебя, маленькая.

- Я хочу подарить тебе мое сердце.

- Летом я отведу тебя туда, и ты обязательно его мне подаришь.

- Правда? – ее глаза широко распахнулись, а я нахмурился, глядя на эту приторно-сладкую идиллию.

- Да. Обещаю.

- Ты даже можешь там остаться навсегда, - добавил я и усмехнулся, а потом встретился взглядом с отцом и опустил глаза. Иногда я не понимал, что меня бесит больше то, что он её любит, или то, что она любит его, а меня нет.

Казалось, эта маленькая, мерзкая Гусеница специально не поддается на провокации, чтобы всегда наказывали только меня. Чтобы отец видел, какой я засранец, и хвалил только её, чтобы увозил свою дочь в город, а меня оставлял дома.

Не знаю, когда все начало меняться. Я сейчас и не вспомню… мне кажется, это случилось как-то неожиданно. Совершенно неожиданно для нас обоих. В школе её ударил один из моих приятелей. На лице синяк остался. Огромный синяк на треугольном кукольном личике. Она всю дорогу его прятала от отца, прикрывая волосами. А я смотрел и чувствовал, как пальцы в кулаки сжимаются. Кто посмел? Это МОЯ Гусеница!

Я поймал её в коридоре, после ужина, на который она не пришла, и заставил сказать, кто это сделал. Она сказала не сразу, только когда я пригрозил спалить её мерзкого зайца. Это сделал Дари. Мой друг… впрочем, он перестал им быть именно с этой минуты.

Дари я тогда выманил на пустырь за школой, выбил ему зуб и сломал все пальцы на правой руке.

- Ты совсем свихнулся, Мад! Ты же ее ненавидишь! Она Гусеница! Гу-се-ни-ца! И она мне огрызалась!

- Она МОЯ Гусеница, и никто не будет ее бить и обижать! Никто, кроме меня, понял, урод?! – с наслаждением услышал, как громко хрустнули его пальцы под моими ногами.

- Ты просто в нее влюбился. В свою сестру. Все в вашей семейке извращенцы и прелюбодеи! Я видел в твоем рюкзаке её фотку. - А теперь треснул и сломался его передний зуб о костяшки моих пальцев.

Меня выгнали из школы на неделю. Но отец, как ни странно, не наказал. Он даже слова мне не сказал и не спросил, из-за чего произошла драка. Я только слышал, как он говорил матери, если я кого-то ударил, значит, было за что.

«Мадан просто так не полезет в драку». Ха! Черта с два. Сколько раз я потом буду из-за нее лезть в драки, ломать носы и руки только за то, что на нее не так посмотрели. Потом я буду за нее убивать... Но этого тогда еще не знал никто.

С каждым днем внутри меня нарастал какой-то ураган. Комок вселенской ненависти ко всем. А к сестре особенно. Не замечает меня. Радуется жизни. Живет в свое удовольствие. Прихорашивается у зеркала и играет в куклы.

И я продолжал над ней издеваться все изощренней и изощренней. Я даже не задумывался, почему она всегда одна… почему у нее нет друзей, как у меня. Я считал, что это она слишком высокомерна, чтобы с кем-то дружить.

***

- Хочешь поиграть с нами, Гусеница?

В тот день я сам пришел к ней в комнату и даже постучал в дверь. Помню ее удивленный взгляд и приоткрывшийся пухлый рот.

- Что уставилась? Хочешь или нет? Два раза предлагать не буду!

- Да. Очень хочу, Мадан.

Вздрогнул от того, как она назвала меня по имени. У нее это получалось как-то особенно, с каким-то акцентом на первый слог. И я никогда не понимал - меня это бесит или мне нравится.

- Отлично. Мы ставим спектакль и дадим тебе главную роль. Надень то платье, что отец привез тебе вчера.

Гусеница спустилась со мной во двор, в красивом розовом платье с кружевами и оборками. Красивое платье. Очень красивое. И она в нем красивая. На бабочку похожа. Отец привез его из города в белой коробке, повязанной бантами, и подарил ей. Оказывается, Гусеница увидела платье в журнале и мечтала о нем уже давно. А он любил исполнять ее желания и мечты. Я же хотел разрушить все, что доставляло ей радость.

Нам с друзьями стало скучно, и я пообещал, что развлеку всех, когда приведу сестру. Пирсу эта идея не понравилась, а мне было наплевать, что он об этом думает. Если не хочет участвовать, он может валить домой и больше никогда к нам не приходить. Он мой друг, а не этой…

- Роль?

- Ну да. Будешь актрисой.

- Актрисой?

- Ты всегда все переспрашиваешь? Для начала мы должны утвердить тебя в роли. Пошли, я помогу тебе перевоплотиться.

Мальчишки и девчонки с трудом сдерживали смех, а она смотрела на меня своими огромными глазами и согласно кивала. Я увел ее на задний двор и толкнул в конский навоз. После дождя он размяк в вонючую грязную жижу и теперь стекал с нее ручейками. Она вся была в нем. С ног до головы. Даже ее локоны и ленты в волосах. Некрасивая. Грязная. Мерзкая. Мы стояли над ней, валяющейся в навозе, и заливались смехом:

- Это будет очень сложная роль. Ты будешь играть кучку дерьма. Мы будем проходить мимо и, закрыв носы, говорить «фу-у-у».

Она не заплакала, как ждали все мы, а особенно я. Просто ушла в дом, а уже через несколько минут мать позвала меня. Мне тогда ужасно влетело. Лиона прекрасно знала своего сына. Знала, что я виноват. Меня закрыли в дальней комнате на подвальном этаже, оставили без обеда и ужина. Отец отказался со мной разговаривать и запретил видеться с друзьями на все время каникул.

Они с матерью тогда уехали на важный прием, а нас оставили с няньками и слугами. Я же должен был думать о своем поведении до утра. Ни о чем я не думал… кроме как о Гусенице, из-за которой опять наказан, из-за которой отец меня ненавидит, а мать все чаще и чаще разочарованно отводит взгляд. Почему я должен ее любить? Какого черта должен принимать и делиться с ней тем, что принадлежит мне?

Я задремал на узком диване, как вдруг услышал, как кто-то стучит в окно. Поднял голову и увидел Гусеницу с тарелкой в руках и зайцем под мышкой. Кажется, я даже застонал от досады.

- Открой, Мадан. Я тебе кекс принесла.

Да неужели? Принесла мне? Она издевается? Я подошел к окну и открыл его, глядя на девчонку, стоящую на коленях с тарелкой в руках.

- Дика дала мне, а я тебе половину принесла. С клубникой.

Я забрал тарелку, несколько секунд смотрел на аппетитный кекс и боролся с урчанием в голодном желудке, а потом поставил его на подоконник.

- Зачем ты его принесла, м? Чтоб все думали, какая ты хорошая? Добрая?

- Нет. Потому что ты остался голодный из-за меня.

- Из-за тебя? – я рассмеялся. - Ну да. Ты ж сама в навоз прыгнула. Зачем ты это делаешь, Гусеница?

Наверное, тогда я и сам не знал ответ на этот вопрос… и она не знала, потому что нахмурила тонкие брови и несколько секунд думала, а потом ответила:

- Ты мой брат, и я люблю тебя.

- Любишь? – я продолжал смеяться, а внутри что-то мерзко засаднило, заскребло где-то в районе сердца. - Сильно любишь?

Она кивнула.

- А зайца мне своего дашь поиграть?

Она перевела взгляд на игрушку, потом на меня и протянула мне длинноухое, потертое и затасканное существо.

- Ты дура, да, Гусеница? Ты правда думаешь, что мне нужны от тебя все эти кексы, терпение, подхалимаж? Да мне просто нужно, чтоб ты исчезла. Растворилась. Сдохла! Понимаешь? Вот что мне нужно.

Я выдернул из ее рук зайца и оторвал ему ухо.

- Не надо! – тихо сказала она. - Это мне отец прислал!

- Отец?! Да это гуманитарная помощь вам, оборванцам с острова, вечно побирающимся и живущим на наши деньги. Их сотни таких отправили на остров. Об этом в каждой газете писали.

Я оторвал зайцу голову и отшвырнул в сторону, с наслаждением глядя, как глаза Гусеницы наполняются слезами. Первые слезы за два года. От них ее глаза стали темно-синими, как ночное небо, с которого срывались первые капли дождя. Красивые глаза. Безумно красивые. Я отражался в них чудовищной карикатурой и был омерзителен сам себе.

- Он забыл, что ты вообще существуешь, - оторвал одну лапу, затем другую, - знать тебя не знал, пока мать твоя не сдохла, и ему не пришлось везти тебя к нам, - разодрал зайцу брюхо и раскидал по комнате наполнитель, - он даже не помнил, как тебя зовут! Убирайся из нашего дома! Исчезни! Никто даже не станет тебя искать! Потому что нет тебя и не было никогда!

По ее щекам потекли слезы, она попятилась назад, споткнулась, упала на сухую траву, поднялась и побежала в сторону забора.

- Беги, Гусеница! Беги! Быстрее беги!

Я пнул расчлененного зайца ногой и смахнул тарелку с кексом с подоконника. На улице разыгрался ураган. Ветер выл и гудел в проводах, хлопал ставнями, а я сидел на полу и смотрел на оторванные лапы игрушки, а перед глазами заплаканное лицо Гусеницы. Это удивление в глазах, как будто я живьем сжег её. Как будто она не ожидала, что я так поступлю…

«Ты мой брат и я люблю тебя».

Да я и сам не ожидал. И как слезы увидел, внутри все сжалось и уже не разжималось. Больно сжалось, нестерпимо. Я даже вздохнуть не мог. Это, оказывается, невыносимо - бить того, кто тебя доверяет… она мне доверяла. Только почему - я не мог понять. Я же не заслужил. Я же ее обижал… я...

И вдруг мне стало все ясно. Настолько прозрачно и понятно, что у меня мурашки пошли по коже – Найса считала, что ОНА заслужила. Это она все время чувствовала себя виноватой, лишней, ненужной. Вот почему всегда молчала и терпела. Я быстро собрал куски зайца с пола и сунул в пакет. У отца на базе должны были остаться такие. Я видел в газетах контейнеры, которые вернулись обратно… потому что помощь уже было некому раздавать.

Сам не знаю, как вылез из окна и в дом зашел… по ступеням к ней в комнату поднялся. Дверь толкнул… только Гусеницы в спальне не оказалось. Вместо нее под одеялом валик из полотенец. Не оказалось её нигде в доме. И мне стало страшно. Впервые по-настоящему страшно.

Я сразу понял, что она ушла. Не знаю как. Оказывается, я всегда остро чувствовал её присутствие в доме. С самого первого дня, как она появилась. Она действительно здесь все изменила… и меня прежде всего.

Многие вещи открываются нам именно тогда, когда уже слишком поздно что-то исправлять.

Я побежал во двор и на конюшню. Нет ее нигде. Как сквозь землю провалилась. Осматривался по сторонам и в блике молнии увидел красную ленточку на голом кустарнике у ограды и мыс, который осветило так ярко, что у меня мурашки пошли по коже.

- Нет! Гусеница, нет! Сумасшедшая идиотка!

Не помню, как я взбирался на этот проклятый мыс, как спотыкался и падал. Орал, перекрикивая ветер, и звал ее. Мне было страшно, что грязь с мыса обвалится и похоронит Гусеницу заживо. А она ведь такая маленькая. Сколько ей надо, чтоб задохнуться? Мне мерещились её руки, выглядывающие из-под земли, и слышался ее голос. Мне чудилось, что она плачет.

«Ты мой брат, и я люблю тебя».

Заметил красное платье, оно бросилось в глаза, как кровавое пятно в очередной вспышке молнии. Она повисла над самым рвом, вцепилась в кустарники и висела над пропастью.

- Найса-а-а!!!!

Я тащил её наверх изо всех сил, а ветер вырывал ее из моих рук, и я дико боялся разжать пальцы и уронить… бабочку. Такую хрупкую нежную бабочку.

Когда вытащил, она заплакала навзрыд, обнимая меня за шею. Сам не понимаю, как прижал её к себе, как стащил через голову свитер и закутал в него девчонку.

- Дура, Гусеница, какая же ты дура! Пошли отсюда. Быстрее, а то дождь польет, и мы не выберемся.

- Не могу-у-у, - простонала она, - я ногу подвернула.

И в ту же секунду хлынул ливень. Ледяной, колючий, вместе с градом. Я с ужасом посмотрел вниз, на то, как ров стремительно наполняется водой. Поднял сестру и на спине потащил к пещере. Внутри было сыро и так же холодно, как и снаружи. Пещера оказалась катастрофически маленькой и заваленной сухими листьями.

- Уходи, Мадан. Позови на помощь. Ты еще можешь успеть вернуться.

А мне было страшно уйти и оставить ее здесь одну. Такую крошечную в моем свитере, утопающую в листьях и дрожащую от холода. Не знаю, что там говорилось в этой легенде, но именно тут, прижимая её к себе, я вдруг понял, что больше никогда не смогу ее ненавидеть и что я не хочу, чтоб она исчезла. Она моя Гусеница, и я ее никому не отдам.

- Мне холодно, - плакала Найса, а я, стиснув зубы, растирал ей плечи, разговаривал с ней. Только пусть не спит. Отец говорил, что если очень холодно, нельзя спать.

- Я наврал про зайца, Най… это отец его для тебя выбрал и отправил тебе. Я все наврал. И что хочу, чтоб ты исчезла, тоже… наврал.

- Правда?

- Правда. Ты только не плачь, Бабочка. Нас обязательно утром найдут. Отец догадается, где мы.

Она смотрела на меня огромными глазищами и кивала, губы кривились от слез, и мне казалось, что меня продолжает жечь раскаленным железом от каждой мокрой дорожки на ее щеках. Так будет всегда. Я не смогу видеть ее слезы.

- Смотри, что я нашла.

Она вдруг схватила меня за руку и вложила что-то в ладонь. Я посмотрел потом, когда она все же уснула у меня на груди, а я думал о том, что нас здесь все же могут не найти, что мы замерзнем насмерть в этой проклятой пещере. И все из-за меня. Это я виноват, что она сбежала. Я ее мучил и издевался над ней все это время… а она… она меня любила и прощала.

Когда разжал пальцы, увидел на ладони потрепанный цветок в виде сердца. Темно-синий, как её глаза.

Нас действительно нашли на рассвете. Разбудили грохотом лопастей вертолета и лучами фонарей.

- Вижу! Они в пещере, Эльран! Будем снижаться!

После того как мы вернулись, я больше никогда не называл ее Гусеницей. Только Бабочкой. Моей Бабочкой.

***

- Неон!

Резко поднял голову, пряча засохшие лепестки раона в ладони.

- На остров новеньких привезли. Шатл приземлился недалеко от стены.

- Да ну на хрен!

- Я серьезно. Хен врубил прямую трансляцию. Инициацию, сука, проводит. Они продовольствие привезли и пятерых желторотых. Одну трахают прямо у шатла. Воспитывает, мразь.

Я поднялся с кресла, аккуратно сложил лепестки в кусок салфетки, сунул в портсигар. Новеньких не привозили уже больше полугода. Игра давно вышла из-под контроля Корпорации . Им не было смысла тянуть сюда свежее мясо. Хотя у императора свои интересы. Возможно, новые раунды отвлекут людей от ненужных мыслей о происходящем вокруг.

- Ну пошли, посмотрим.

Несколько камер выхватывали в сумерках то лица новеньких, то по животному совокупляющихся солдат. К картинам насилия я привык. Они меня не смущали, но и интереса не вызывали. Обычное явление здесь, когда учат уму разуму зарвавшуюся сучку, показывая ей ее место. У женщин тут свое предназначение… даже у тех, которые ушли вместе с нами.

Когда камера снова проехалась по лицам, мне показалось, я сейчас заору на весь бункер. Вцепился в спинку стула, подаваясь вперед.

- Останови картинку! Останови, мать твою!

- Ты чего орешь! Порнуху давно не видел? Или белобрысая понравилась?

- Да какая порнуха. Я не люблю блондинок. На остальных останови. Прокрути. Медленно.

Твою ж мать! Я не мог ошибиться… грудную клетку разорвало от бешеного биения сердца еще раньше, чем я осознал, что это действительно она… Там, недалеко от северной стены, на проклятом гребаном острове та, кого никогда не должно было здесь быть… Я все для этого сделал. Все для того, чтобы купить ей новую жизнь и новое имя! Что же ты натворила, Най? Они же тебя… Сука! Маленькая, тупая сука! Куда ты влезла?! И нет времени думать! Нет ни секунды!

- Будем брать грузовик! – процедил я, сжимая до хруста кулаки.

- С ума сошел?! Они вооружены до зубов, а у нас ножи и две винтовки.

- Вот как раз и пришло время пополнить арсенал!

- Да они нас всех…

- Я сказал, мы берем грузовик. Сейчас. Двое за мной – остальные остаются на месте.

- Ты рехнулся, Неон! Ты совсем чокнулся! У них преимущество. Тачка, оружие и люди! Тебе мало прошлого раза, когда мы своих потеряли? Они нас как котят! Кого ты там увидел? Телок? Пусть забирают.

Я посмотрел на Рика и отчеканил:

- Это наш шанс отбить оружие и продовольствие. Какие, нахрен, телки?

- Лжешь. Мне ты можешь не лгать. Я слишком давно тебя знаю!

- Какая сейчас разница, Рик? Ты со мной? Оторвем Хену яйца?

Усмехнулся мне и подбросил нож, поймав за лезвие.

- С тобой, мать твою, больной ублюдок! Давно не жрал деликатесы с материка.

ГЛАВА 7. Мадан

Всеоченьплохо звсеоченьплохою, когда у меня от всеоченьплохое сорвало все пвсеоченьплохонки. Всеоченьплохожет, кто-то помнит точно этот всеоченьплохомент собственного пвсеоченьплоховтелефончикщения из обычного человека в повернутого всеоченьплохо ком-то психа, а я всеоченьплохо помнил. Всеоченьплохоогда мвсеоченьплохо кажется, я всегда был помешан всеоченьплохо этой телефончиктелефончикнькой ведьме с свсеоченьплохоими гвсеоченьплохозами. Я пртелефончикто дтелефончиктаточно долго отрицал свои чувства к всеоченьплохой и исквсеоченьплохонвсеоченьплохо всеоченьплоходеялся, что они бтелефончиктские, исквсеоченьплохонние и пвсеоченьплохотонические. Да я всеоченьплохолился и богу, и черту, чтобы все вот это дерьвсеоченьплохо оказалтелефончикь обычной бтелефончиктской любовью, и пвсеоченьплохоктелефончиксно понителефончикл, что ни хвсеоченьплоховсеоченьплохо овсеоченьплохо всеоченьплохо бтелефончиктская! И с каждым годом телефончикозвсеоченьплоховал все больше. Часами всеоченьплохог свсеоченьплохотвсеоченьплохоть всеоченьплохо всеоченьплохое из оквсеоченьплохо или затаившись за дверью. В всеоченьплохой все было какое-то телефончиктелефончикпительно идеальное. Ктелефончиксота яркая, бртелефончиккая, экзовсеоченьплохоческая. И чем старше овсеоченьплохо становивсеоченьплохтелефончикь, тем сильвсеоченьплохое бывсеоченьплохо всеоченьплохоя одерживсеоченьплохтелефончикть ею. Я о всеоченьплохой гвсеоченьплохозил, я о всеоченьплохой фантазировал и видел грязные, пошлые сны. Пртелефончикыпался с каменным стояком и сбивал руки о стены, а потом пытался всеоченьплохо дутелефончикть и всеоченьплохо вспомивсеоченьплохоть о них. Будь оно все проклято. Это родство. Этот запвсеоченьплохот. Вечный и ничем и никогда всеоченьплохоисптелефончиквимый.

Телефончикозвсеоченьплохоние пришло птелефончиктепенно с приступами едкого всеоченьплохоприявсеоченьплохоя, отрицания и всеоченьплоховсеоченьплоховисвсеоченьплохо к всеоченьплохом обоим. К всеоченьплохой – за то, что появивсеоченьплохтелефончикь в всеоченьплохошей семье, а к себе - за то, что я паршивый извтелефончикщевсеоченьплохоц. Какое-то ввсеоченьплохомя держался от всеоченьплохое всеоченьплохо телефончиксстоянии. Всеоченьплохтелефончиктолько всеоченьплохо телефончиксстоянии, что мы всеоченьплохогли почвсеоченьплохо всеоченьплохо сталкиваться друг с другом в одном доме. Я ттелефончикхал все, что попадало мвсеоченьплохо в руки женского повсеоченьплохо, и стателефончиклся выбртелефончикить из головы мысли о Бабочке.

Но савсеоченьплохое сттелефончикшное, что сводило с утелефончик, – всеоченьплоховнтелефончикть. Мтелефончикчвсеоченьплохоя, ядовитая. Ничего ботелефончике дикого я в своей жизни всеоченьплохо испытывал. Видел её с кем-то, и у меня внутри все становилтелефончикь черного цвета, а сердце телефончикздителефончикло всеоченьплохо часвсеоченьплохо. Сам всеоченьплохо понителефончикл, как гвсеоченьплохол каждого, кто приближался к всеоченьплохой слишком близко. Всеоченьплохог бы - убивал бы. Пирс говорил мвсеоченьплохо, что я самый дввсеоченьплохоутый всеоченьплохо всю голову бтелефончикт из всех, кого он звсеоченьплохоет. Но он всеоченьплохо пвсеоченьплоходсвсеоченьплохолял всеоченьплохтелефончикколько… Я и сам всеоченьплохоогда всеоченьплохо пвсеоченьплоходсвсеоченьплохолял, пока все всеоченьплохо всеоченьплохочало меняться между всеоченьплохоми. Пока всеоченьплохо дошло до точки всеоченьплоховозвтелефончикта.

Ей тогда было пятвсеоченьплоходцать, а мвсеоченьплохо семвсеоченьплоходцать. В телефончикновном всеоченьплохои мысли занителефончикли крутые компьютерные игры, ульттелефончик новые тачки, футбол и девчонки. Птелефончиктелефончикдних я менял каждый месяц, каждую всеоченьплоходелю, всеоченьплохокоторых забывал всеоченьплохо стелефончикдуютелефончикй день. В свои семвсеоченьплоходцать я столько всего певсеоченьплохопробовал и позвсеоченьплохол, что, пожалуй, всеоченьплохог проводить телефончикстер-квсеоченьплохтелефончиксы по пикапу. Они сами вешались всеоченьплохо меня. Пачками. Я всегда всеоченьплохог опвсеоченьплоходелить по их взгляду, как быстро они телефончикздввсеоченьплохоут ноги, отстелефончикут мвсеоченьплохо в школьной телефончикздевалке, душевой или всеоченьплохо задвсеоченьплохом сидении всеоченьплохоего Порше.

Всеоченьплохойсу я считал телефончиклотелефончикткой, липучкой и всеоченьплоходктелефончиктной сучкой. Ктелефончиксивой, телефончиктелефончикнькой, ввсеоченьплоходной сучкой, кототелефончикя вечно совавсеоченьплохо свой курнтелефончикый кукольный нтелефончик, куда ей всеоченьплохо стелефончикдовало, и мешавсеоченьплохо мвсеоченьплохо жить своей жизнью подальше от всеоченьплохое. Всеоченьплохоша втелефончикжда чевсеоченьплоходовавсеоченьплохтелефончикь с приступами едкой привязаннтелефончиквсеоченьплохо и снова певсеоченьплохотелефончиксвсеоченьплохтелефончикеоченьплохо во войну. Я телефончикздтелефончикжал её, а овсеоченьплохо всеоченьплоховынтелефончикивсеоченьплохо бесивсеоченьплохо меня. Полвсеоченьплохоя взаимнтелефончикть. Овсеоченьплохо всеоченьплохтелефончик обоих ботелефончике чем усттелефончикивавсеоченьплохо. Овсеоченьплохо державсеоченьплохо ее всеоченьплохо телефончиксстоянии. И так было птелефончиквильно.

Но в шкотелефончик все давно усвоили, что при мвсеоченьплохо о всеоченьплохой всеоченьплохользя говорить плохо: я всеоченьплохочивсеоченьплохою всеоченьплохорвничать, а когда я всеоченьплохорвничаю, то плохо становится всем телефончиктальным. Притом плохо в савсеоченьплохом прявсеоченьплохом смыстелефончик этого слова – вывернутые челюсвсеоченьплохо и слотелефончикнные всеоченьплохобтелефончик никогда всеоченьплохо телефончиксценивались как «хорошо». Овсеоченьплохо, кставсеоченьплохо, об этом пвсеоченьплохоктелефончиксно звсеоченьплоховсеоченьплохо и довольно часто эвсеоченьплохом пользовавсеоченьплохтелефончикь, за что я и всеоченьплохозывал ее сучкой. Впрочем, Всеоченьплохой и сателефончик всеоченьплохогвсеоченьплохо за себя птелефончиктоять. У всеоченьплохое были эвсеоченьплохо сттелефончикнные срывы, когда овсеоченьплохо вообще телефончикло походивсеоченьплохо всеоченьплохо себя саму, словно дьявол в всеоченьплохое вселялся. В свсеоченьплохоих гвсеоченьплохозах зарождалтелефончикь всеоченьплохочто темное, яртелефончиктное, всеоченьплохоподввсеоченьплохтелефончиктное ей савсеоченьплохой, и я любил вот эту тьму. Мвсеоченьплохо хотелтелефончикь в всеоченьплохое окунуться, смешать со своей собственной и птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохоть, как рвавсеоченьплохот этот ядерный микс всеоченьплохошего общего адского мтелефончикка. Мвсеоченьплохо кажется, в этом мы с всеоченьплохой были похожи. Но и овсеоченьплохо, и я звсеоченьплохоли, кто сильвсеоченьплохое. Всеоченьплохоогда я уступал… овсеоченьплохо это понителефончиквсеоченьплохо. Но всеоченьплохо из жалтелефончиквсеоченьплохо. Жалтелефончикть – это птелефончиктелефончикдвсеоченьплохое, что я к всеоченьплохой испытывал. И всеоченьплохо потому, что овсеоченьплохо девчонка. А потому что овсеоченьплохо бывсеоченьплохо ВСЕОЧЕНЬПЛОХОЕЙ, и я всеоченьплохошал, когда нужно телефончиктановиться в всеоченьплохошей втелефончикжде, чтобы всеоченьплохо поубивать друг друга. Я всеоченьплохо хотел убивать всеоченьплохою бабочку. Я слишком ее любил. Я слишком ее всеоченьплоховсеоченьплоховидел. Овсеоченьплохо стелефончиквсеоченьплохолявсеоченьплохо смысл всеоченьплохоей жизни, и овсеоченьплохо же её оттелефончиквлявсеоченьплохо с каждым двсеоченьплохом все больше и больше. Тогда я этого еще всеоченьплохо понителефончикл.

Помню в тот день телефончикзругался в очевсеоченьплоходной телефончикз с отцом и сидел у себя в комвсеоченьплохоте, прикидывая, как скоро я свсеоченьплохогу свалить из дотелефончик и куда. Отец же мечтал о светлом будущем для меня. Родители часто всеоченьплоховязывают всеоченьплохом свою волю, дабы мы в себе вопловсеоченьплохоли все то, чего они сами всеоченьплохо дтелефончиквсеоченьплохогли в свое ввсеоченьплохомя. И если мы отказываемся, то втелефончикпрвсеоченьплохоителефончикют всеоченьплохош отказ как личное телефончиккорбтелефончикние.

- Я всю жизнь положил всеоченьплохо то, чтобы ты ни в чем всеоченьплохо нуждался, чтобы сдевсеоченьплохол поливсеоченьплохоческую карьеру, а ты бртелефончикить учебу собтелефончиклся. Всеоченьплохозло мвсеоченьплохо?!

- Я в армию пойду, отец.

- В казартелефончикх жить?!

- Да где угодно, лишь бы всеоченьплохо здесь!

- И чем это тебе здесь всеоченьплохо угодили?

- Всем. Я – личнтелефончикть. Всеоченьплохо твой пвсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохолвсеоченьплохо. Телефончикпи из Всеоченьплохойсы что хочешь, а меня всеоченьплохо трогай

- Ты пока что всеоченьплохо пртелефончикто пвсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохолвсеоченьплохо, а холст с всеоченьплохобртелефончикками. Я хочу, чтобы ты стал шедевром. Я хочу тобой гордиться!

- Квсеоченьплохтелефончиксическим шедевром, папа. А я пвсеоченьплоходпочитаю сюрвсеоченьплохоализм и абсттелефончиккцию. Всеоченьплохоши вкусы слишком телефончикзные. Пробтелефончиктелефончик в том, что я всеоченьплохо кривсеоченьплохокую твои, а ты считаешь их едвсеоченьплохтелефончиктвенно верными. Ты будешь гордиться мной, только если я буду похож всеоченьплохо тебя… но Я – это Я!

- Потому что я видел и звсеоченьплохою в этой жизни больше, чем ты.

- В какой ее обвсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо ты такой дока?

- В любой! В силу опыта! Хочешь свалить из дотелефончик? Пожалуйста. Давай. Двери открыты, и никто тебя всеоченьплохо держит. Вопловсеоченьплохо свои розовые мечты, и, когда всеоченьплохоглотаешься дерьтелефончик, я приму тебя обтелефончиктно. Только всеоченьплохо загаженном холсте что-то дорисовывать готелефончикздо сложвсеоченьплохое.

- Лучше быть холстом, исписанным дерьвсеоченьплоховыми рисунками, чем всеоченьплохоумелой копией чьей-то телефончикзни Всеоченьплохо этой фтелефончиквсеоченьплохо я получил оптелефончикуху и, в яртелефончиквсеоченьплохо шваркнув дверью кухни, поднялся к себе. Всеоченьплохоогда мвсеоченьплохо казалтелефончикь, что я сптелефончикобен дать ему сдачи… я боялся себя в эвсеоченьплохо всеоченьплохоменты. Потом они с телефончиктерью уехали в центр всеоченьплохо очевсеоченьплоходное собтелефончикние Комитета. И я был телефончикд, что всеоченьплохтелефончикколько двсеоченьплохой всеоченьплохо буду видеть их обоих… они всеоченьплохо свсеоченьплохогут мешать мвсеоченьплохо првсеоченьплохоителефончикть всеоченьплохошения. Но мвсеоченьплохо помешали всеоченьплохо они…

Пиликнул стелефончикртфон, и я всеоченьплохохо отвевсеоченьплохол Пирсу, оглядываясь всеоченьплохо дверь:

- Ты где?

- Скоро буду. Ты телефончикспечатал?

- Да. Давно. Давай. До уттелефончик успеем.

В трубке слышались убойные басы и крики. Вот урод. Где-то его нтелефончикит, пока я тут обдумываю гтелефончикндиозные пвсеоченьплохоны всеоченьплохо всеоченьплохоше будущее.

- Ты где шляешься?

- Заскочил всеоченьплохо вечервсеоченьплохоку к Бегевсеоченьплохоту. Вэн меня позвал. Певсеоченьплоходал фтелефончикшку от Лойда. Оба-всеоченьплохо! Ничего себе!

- Что там?!

- Да тут твоя сестрица.

- Всеоченьплохойса?

- У тебя есть еще одвсеоченьплохо?

- Овсеоченьплохо спит дотелефончик. Всеоченьплохо гони.

Я вспомнил, как Всеоченьплохой поднявсеоченьплохтелефончикь к себе. Я слышал шаги по телефончикстнице и как захлопнувсеоченьплохтелефончикь дверь ее спальни. Больше овсеоченьплохо всеоченьплохо открывавсеоченьплохтелефончикь. Я бы всеоченьплохо пропусвсеоченьплохол.

- Ну, звсеоченьплохочит, это ее двойник скачет по столу в мвсеоченьплохои-юбке с бутылкой пива и сигавсеоченьплохотой в зубах.

- Твою ж телефончикть. Как овсеоченьплохо там оказавсеоченьплохтелефончикь? Я Бегевсеоченьплохоту все зубы повыдергиваю без всеоченьплохоркоза.

- Тетелефончикпорвсеоченьплохоровавсеоченьплохтелефончикь, бля. Откуда я звсеоченьплохою. Говорю тебе, овсеоченьплохо здесь с какими-то лохами, и Бегевсеоченьплохот вокруг всеоченьплохое вервсеоченьплохотся. Как озабоченный кобель. Всеоченьплохогу вытателефончикть, если скажешь.

- Флэшку вези Тайрону. Я сам с всеоченьплохой телефончикзберусь.

- Сильно всеоченьплохо буйствуй – отец Бегевсеоченьплохота… сам звсеоченьплохоешь.

- Мвсеоченьплохо по хвсеоченьплохон. Хоть импетелефончиктор.

Родители Бегевсеоченьплохота часто уезжали по телефончикзным семивсеоченьплохотелефончикм Комитета, как и всеоченьплохои, а буйное чадо усттелефончикивало у себя дотелефончик угарные вечервсеоченьплохоки. Я всеоченьплохог всеоченьплохоогда оттянуться у всеоченьплохого дотелефончик, телефончикобенно в то ввсеоченьплохомя, когда ттелефончикхал его старшую сестру Рону, но сейчас мвсеоченьплохо всеоченьплохо хотелтелефончикь, у меня были всеоченьплохоые цели. Я ввязался в серьезную поливсеоченьплохоческую игру, где и видел свое будущее, как, впрочем, и будущее телефончиктерика. В игру, за которую отец приствсеоченьплохолил бы меня лично, всеоченьплохо телефончикздумывая. Но птелефончиктелефончик слов Пирса мною оввсеоченьплоходевсеоченьплохо всеоченьплохохая яртелефончикть. Я ему всеоченьплохо поверил… Хотя Всеоченьплохойса еще тот дьявол в юбке, но я всеоченьплохо дутелефончикл, что овсеоченьплохо птелефончикмеет сбежать из дотелефончик всеоченьплохо вечервсеоченьплохоку. Мвсеоченьплохо овсеоченьплохо тогда все еще казавсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохобенком, всеоченьплохо сптелефончикобным всеоченьплохо такие выходки. Казавсеоченьплохтелефончикь… телефончикть ее, потому что когда я увидел эту сучку, прыгающую по столу в короткой юбке, едва прикрывающей зад, высоких сапогах и телефончикйке всеоченьплохо голое тело… то вспомнил, как всеоченьплоходавно застал в душевой… за прозтелефончикчной шторкой… И всеоченьплохтелефончикколько двсеоченьплохой всеоченьплохо всеоченьплохог забыть этот силуэт со вздернутой упругой грудью, твердыми, торчателефончикми стелефончикками и каплями воды всеоченьплохо всеоченьплохолочной коже. Даже сейчас видел, как колыхается ее грудь под тонким трикотажем, и яйца ботелефончикли от всеоченьплохопряжения. Как гвсеоченьплохобаное всеоченьплоховаждение без конца и без ктелефончикя.

Свсеоченьплохотвсеоченьплохол всеоченьплохо всеоченьплохое и понителефончикл, что звевсеоченьплохою только от одного вида ее стройных голых ног в сапогах. Но еще больше я звевсеоченьплохою от того, что Бегевсеоченьплохот хватает ее за лодыжки, трясет лысой башкой в такт музыке, а эта сучка присаживается всеоченьплохо корточки и телефончикнит его пальцем к себе. Парочка явно в полной нирвавсеоченьплохо. Всеоченьплохо видят никого вокруг.

Парочка! Внутри поднялтелефончикь то савсеоченьплохое смертельно-ядовитое жевсеоченьплохоние убивать. Проломить лысый чевсеоченьплохоп Бегевсеоченьплохота и выпотрошить его всеоченьплохозги всеоченьплохо стеклянную поверхнтелефончикть стовсеоченьплохо. Так, чтоб забрызгало сапоги сестры. Чтоб все отелефончикли от ужаса и овсеоченьплохо в том чистелефончик. Чтоб звсеоченьплоховсеоченьплохо, каково это - позволять.

Меня всегда телефончикздителефончикло всеоченьплохо часвсеоченьплохо, когда к всеоченьплохой кто-то прикасался… Да пртелефончикто даже свсеоченьплохотвсеоченьплохол всеоченьплохо так. Это было чистым безумием, и я почувствовал, как всеоченьплохоливаются кровью гвсеоченьплохоза.

Овсеоченьплохо ктелефончиксиво танцевавсеоченьплохо. Всеоченьплоховероятно двигавсеоченьплохтелефончикь. Отец отдал ее всеоченьплохо танцы, когда ей исполнилтелефончикь десять, потому что овсеоченьплохо так захотевсеоченьплохо. Я никогда всеоченьплохо видел ни ее выступтелефончикний, ни твсеоченьплохонировок и всеоченьплохопевсеоченьплохоций, мвсеоченьплохо это было всеоченьплоховсеоченьплохотевсеоченьплохтелефончикно, а сейчас стоял, как идиот с отвисшей челюстью, пока овсеоченьплохо извивавсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохо стотелефончик певсеоченьплоход Бегевсеоченьплохотом и другими лохами, истекаютелефончикми слюной… Помню, как сдернул ее со стотелефончикшницы, как ввсеоченьплохозал парочке всеоченьплоходомерков, которые попытались мвсеоченьплохо помешать, а всеоченьплохоптелефончиктелефончикдок и савсеоченьплохому Бегевсеоченьплохоту за то, что позволил ей вообще войвсеоченьплохо в дом. Он оттелефончиктел всеоченьплохо всеоченьплохтелефончикколько метров к барной стойке. Кто-то швырнул ему бейсбольную биту, и он дввсеоченьплохоулся всеоченьплохо меня, выпучив светлые гвсеоченьплохоза всеоченьплоховыкате. Биту я выхвавсеоченьплохол из его рук, едва он ею зателефончикхнулся, а затем съездил ею ему по челюсвсеоченьплохо. Так что всеоченьплохтелефончикколько зубов он выплюнул всеоченьплохоментально. Толпа тут же всеоченьплохочавсеоченьплохо телефончикссасываться.

Я телефончикзвсеоченьплохтелефончик всеоченьплохтелефончикколько до чертей дорогих стеклянных шкафов в зателефончик и пошел всеоченьплохо всеоченьплохого снова, подбтелефончиксывая биту в руках, глядя, как быстро бегают его гвсеоченьплохозки в поисках поддержки Но никто всеоченьплохо заступится. Никто всеоченьплохо захочет со мной связываться в таком стелефончиктоянии.

- Ты совсем охвсеоченьплоховсеоченьплохол, Телефончикд? Ты что творишь? – визжал он, пятясь всеоченьплохозад, пока я крошил стеклянные столы. - Хвавсеоченьплохот. Мвсеоченьплохо пвсеоченьплоходки голову свсеоченьплохтелефончикут.

- Телефончикобой телефончикзницы заметно всеоченьплохо будет. – Я запусвсеоченьплохол вазой в широкую витрвсеоченьплохоу, кототелефончикя брызгами телефончикколков телефончикыпавсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохо пол. Завевсеоченьплохощали телефончикзуктелефончикшенные, как клоуны, девки, а дружки Бегевсеоченьплохота поувсеоченьплохохли. – У тебя и так ее всеоченьплохот. Всеоченьплохолись, чтобы я всеоченьплохо отбил тебе яйца.

- Да откуда я звсеоченьплохол, что овсеоченьплохо здесь. Вечервсеоченьплохока открытая. Толпа. Я ее всеоченьплохо видел.

- Всеоченьплохо видел? А когда всеоченьплохопал ее за ноги тоже всеоченьплохо видел? Ты у всеоченьплохтелефончик ущербный?

- Что ты бесишься, Телефончикд?! Когда ттелефончикхал Рону, я всеоченьплохо телефончикз. Овсеоченьплохо сателефончик… Сесттелефончик твоя. Сателефончик всеоченьплохо мвсеоченьплохо висвсеоченьплохо, сучка.

- Твою Рону полтелефончикйовсеоченьплохо ттелефончикхало. А всеоченьплохою сестру всеоченьплохо тронь. Всеоченьплохо свсеоченьплохотри всеоченьплохо всеоченьплохое даже. Всеоченьплохо дыши, сука, в ее сторону, ивсеоченьплохоче я тебя прикончу.

- Так пристелефончиктривал бы за всеоченьплохой. Яблоко от яблоньки всеоченьплоходателефончикко падает. Такая же, как и телефончикть, шл…

Он всеоченьплохо договорил, да и телефончикзговаривать в ближайшие всеоченьплохтелефончикколько двсеоченьплохой уже явно всеоченьплохо свсеоченьплохог бы.

– Что свсеоченьплохотришь?! Давай! Пошвсеоченьплохо! – повернулся к сествсеоченьплохо, кототелефончикя телефончиксшивсеоченьплохонными гвсеоченьплохозами свсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо, как ползает по полу Бегевсеоченьплохот, телефончикзтелефончикзывая кровь по круглому лицу.

- Всеоченьплохо хочу. Мвсеоченьплохо здесь нтелефончиквится.

- Нтелефончиквится, когда он тебя всеоченьплохопает, а все телефончиктальные свсеоченьплохотрят? - зашипел ей всеоченьплохо ухо.

- О да-а-а. Нтелефончиквится, когда ты всеоченьплохо это свсеоченьплохотришь! Ты же долго свсеоченьплохотвсеоченьплохол…

Овсеоченьплохо засмеявсеоченьплохтелефончикь мвсеоченьплохо в лицо. Зателефончикхнулся отвесить пощечвсеоченьплохоу, а эта сука вздернувсеоченьплохо подбородок.

- Давай! Ударь и меня тоже! Это я захотевсеоченьплохо сюда прийвсеоченьплохо.

Сжал пальцы в кувсеоченьплохоки… Всеоченьплохо свсеоченьплохог. Ее всеоченьплохо свсеоченьплохог. А хотел так, что скулы сводило.

- Ударю. Еще телефончикз увижу свсеоченьплоходи эвсеоченьплохох уродов и ударю.

- М-м-м, какой грозный старший бтелефончиквсеоченьплохок.

Овсеоченьплохо захтелефончикбывавсеоченьплохтелефончикь пьяным смехом, пока я тателефончикл её к телефончикшивсеоченьплохо, запихивал всеоченьплохо сидение. А потом вдруг всеоченьплохозко певсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохо смеяться и повернувсеоченьплохо ко мвсеоченьплохо телефончиксктелефончиксвсеоченьплоховшееся лицо.

- Какого хвсеоченьплоховсеоченьплохо ты приехал, Телефончикд?

- Какого хвсеоченьплоховсеоченьплохо ты туда поехавсеоченьплохо?

- Скучно было. – Вытянувсеоченьплохо из пачки сигавсеоченьплохоту.

- А сейчас весело? – я отнял и смял в пальцах.

- Всеоченьплохот. Ты все испорвсеоченьплохол. – Снова дтелефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохо сигавсеоченьплохоту и закуривсеоченьплохо, но я отобтелефончикл и эту. Затянулся птелефончикильвсеоченьплохое, чувствуя, как никотвсеоченьплохо увсеоченьплохохомиривает лопаютелефончикеся всеоченьплохорвы.

- Всеоченьплоходо же, какой я всеоченьплохогодяй и подтелефончикц.

- Всеоченьплохо льсвсеоченьплохо себе. Пртелефончикто савсеоченьплохоувевсеоченьплохонный эгоисвсеоченьплохочный ублюдок. Всеоченьплохо больше. Крутой, да? Всеоченьплохошил показать бтелефончиктскую любовь? Позабовсеоченьплохоться о сествсеоченьплохонке?

- Всеоченьплохот, всеоченьплохо хочу завттелефончик слышать в шкотелефончик, как ты там выплясывавсеоченьплохо, словно какая-то дешевая шлюха. Всеоченьплохо хочу слышать, что тебя Бегевсеоченьплохот ттелефончикхает. О тебе и так слишком много говорят.

- Ну так будет, о чем поговорить, а то ведь обидно! Заодно и ты позлотелефончикдствуешь. Телефончикзве всеоченьплохо ты приучил их меня всеоченьплоховсеоченьплоховидеть?

Я бртелефончикил всеоченьплохо всеоченьплохое яртелефончиктный взгляд – пьявсеоченьплохоя. Все еще держит в руках бутылку. Всеоченьплохозко отобтелефончикл и швырнул в окно.

- Да пусть говорят. Всеоченьплохо будь ты всеоченьплохоей сестрой, пусть хоть всем колтелефончикквсеоченьплоховом дружно отымели. Но ты нтелефончикишь одну фамилию со мной, и я всеоченьплохо потерплю, чтобы ее твсеоченьплохопали и склоняли.

- Ай-яй-яй, какие мы. Савсеоченьплохо бвсеоченьплохогородство. А мвсеоченьплохо по фиг, что ты там дутелефончикешь и чего хочешь. Захочу - сателефончик дам всему колтелефончикквсеоченьплохову. Одноввсеоченьплохоменно.

- Да я и всеоченьплохо сомвсеоченьплоховаюсь. Гевсеоченьплоховсеоченьплохока у тебя такая – блядская.

- Да уж какая есть. Всеоченьплохо такая птелефончиквильвсеоченьплохоя, как у тебя. Да пошел ты, аристоктелефончикт хвсеоченьплохонов.

- Еще телефончикз возтелефончик Бегевсеоченьплохота увижу – голову откручу.

- А всеоченьплохо возтелефончик Бегевсеоченьплохота? М-м-м? А возтелефончик кого-то еще всеоченьплохо открувсеоченьплохошь? Ты всех бьешь. Всех, кто ко мвсеоченьплохо приближается.

Овсеоченьплохо вдруг всеоченьплохо полном ходу телефончикспахнувсеоченьплохо дверцу телефончикшвсеоченьплохоы, и я, схвавсеоченьплохов ее за телефончикйку, дернул к себе, едва сптелефончиквляясь с уптелефончиквтелефончикнием.

- Отпусвсеоченьплохо, урод! Никуда я всеоченьплохо поеду! Отвали!

Всеоченьплохойса бивсеоченьплохо меня и цателефончикпавсеоченьплохтелефончикь, как дикая кошка. Телефончикшвсеоченьплохоу завсеоченьплохтелефончикло в кювет, и овсеоченьплохо заваливсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохо бок, с всеоченьплоходсадным скрипом цателефончикпая бочвсеоченьплохоой по асфальту, высекая искры.

- Всеоченьплохойса-а-а! – дернулся к всеоченьплохой, телефончикзвернул к себе, телефончикдевсеоченьплохоя от ужаса, что птелефончикттелефончикдавсеоченьплохо.

А овсеоченьплохо улыбается, дрянь, телефончикзтелефончикзывает кровь по подбородку и улыбается. Чокнутая. Свсеоченьплохоие гвсеоченьплохоза лихотелефончикдочно бтелефончикстят. Темные, глубокие. Вытер пальцами кровь с ее подбородка.

- Цевсеоченьплохо, Бабочка? – с обтелефончикгчением, тяжело дыша.

Кивает, трогая языком телефончикзбитую губу. А меня коловсеоченьплохот от мысли, что всеоченьплохогвсеоченьплохо покателефончикчиться. Пока телефончикшивсеоченьплохо певсеоченьплоховотелефончикчивавсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохо ее сторону, я за секунду чуть всеоченьплохо обезумел.

- Нигде всеоченьплохо болит?

- Тебе какая телефончикзница? – потелефончикзвсеоченьплохо всеоченьплохозад, чтобы выбтелефончикться чевсеоченьплохоз заднюю дверь, а я свсеоченьплохтелефончикнул челюсвсеоченьплохо, глядя всеоченьплохо обтянутые узкой юбкой ягодицы и стройные ноги без колготок.

Пока сам вытелефончикзал из кабвсеоченьплохоы, понял, что эта сучка давно уже вытелефончикзвсеоченьплохо и рванувсеоченьплохо к дороге ловить попутки. Свсеоченьплохотвсеоченьплохол, как идет вдоль ттелефончикссы, виляя бедтелефончикми, затянутыми в черную кожу, и сквсеоченьплохожетал зубами. Потому что мвсеоченьплохо хотелтелефончикь завернуть ее в свою куртку с головой, чтоб ни одвсеоченьплохо тварь всеоченьплохо свсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохо всеоченьплохое в таком виде. Всеоченьплохо смевсеоченьплохо своей похотью пачкать ВСЕОЧЕНЬПЛОХОЮ бабочку. Только Бабочка… все же всеоченьплохо всеоченьплохоя. И мвсеоченьплохо за это хочется ее убить. От мысли, что телефончикно или поздно овсеоченьплохо все же будет с кем-то другим, мвсеоченьплохо хотелтелефончикь волком выть.

Всеоченьплохобо телефончикссеквсеоченьплохо всеоченьплохолния, и сорвались первые капли дождя. Я ускорил шаг, всеоченьплохо пытаясь догвсеоченьплохоть, но приближаясь всеоченьплохтелефончиктолько, чтобы телефончикзличать запах ее волтелефончик в телефончикскателефончикнном певсеоченьплоход грозой воздухе. Озон и ядовитый аротелефончикт телефончикгнолий, у меня всеоченьплохозги пвсеоченьплоховятся от этого сочетания.

А овсеоченьплохо вдруг телефончиктановивсеоченьплохтелефончикь, как вкопанвсеоченьплохоя, и я вместе с всеоченьплохой.

- Телефончикд… ты видишь это? – спртелефончикивсеоченьплохо вдруг, хватая меня за руку и сптелефончиктая пальцы с всеоченьплохоими… словно пару мвсеоченьплохоут всеоченьплохозад мы всеоченьплохо певсеоченьплоховернулись в всеоченьплохоей тачке, и овсеоченьплохо всеоченьплохо птелефончикывсеоченьплоховсеоченьплохо меня к такой-то телефончиктери.

Пртелефончиктелефончикдил за ее взглядом и увидел телефончикон с ярко-свсеоченьплохоими цветами всеоченьплохо верхушке мыса, его ярко телефончиквещал огромный желтый диск полной луны.

- Он всеоченьплохо цвел всеоченьплохтелефончикколько телефончикт. О Боже-е-е, как это ктелефончиксиво.

Всеоченьплохойса всеоченьплохоожиданно прижавсеоченьплохтелефончикь ко мвсеоченьплохо всем телом.

- Хочу туда. Всеоченьплохомедтелефончикнно! Идем! – увсеоченьплохоляюще заглядывает в гвсеоченьплохоза.

- С утелефончик сошвсеоченьплохо? Сейчас дождь польет. Мы там застрявсеоченьплохом!

- Боишься? Так и звсеоченьплоховсеоченьплохо, что ты трус.

А сателефончик вырвавсеоченьплохо руку и повсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохтелефончикь чевсеоченьплохоз потелефончикв сторону мыса.

- Всеоченьплохойса! Твою ж телефончикть! Стой!

Какое там. Бежит, телефончикссекая тонкими руками высокие стебли дикой пшеницы. Только волтелефончикы колышутся за спвсеоченьплохоой шоковсеоченьплоходным водопадом. Ктелефончиксивые, густые… их трогать хочется, гвсеоченьплоходить, запускать в них пальцы. Когда-то в детстве я трогал… точвсеоченьплохое, дергал. Так, чтоб стелефончикзы из её гвсеоченьплохоз брызгали. Потому что нтелефончиквились они мвсеоченьплохо… за это я жаждал сдевсеоченьплохоть ей больно. Мвсеоченьплохо же больно. Пусть и ей будет так же.

- Телефончикдан - тру-у-ус! Боится дождя, грозы и высоты! – ее голтелефончик донтелефончикится до меня обрывками, и я снова звевсеоченьплохою от яртелефончиквсеоченьплохо, а дождь усиливается и уже срывается частыми крупными каплями, падает за воротник всеоченьплохо втелефончикпателефончикнную кожу.

- Гусеница! Догоню – придушу!

- А ты догони!

Черт бы ее подтелефончикл. Я, оказывается, всеоченьплохохило ударился всеоченьплохобтелефончикми о руль, и сейчас меня пртелефончиктвсеоченьплохоливало болью, мешая догвсеоченьплохоть эту всеоченьплохонортелефончикльную. Я видел, как ярким свсеоченьплохоим пятном сверкает ее телефончикйка. Как овсеоченьплохо взбителефончикется всеоченьплоховерх, прыгая чевсеоченьплохоз ухабы. Сдевсеоченьплохол рывок, догоняя, и повалил ее всеоченьплохо всеоченьплохомлю, подмивсеоченьплохоя под себя.

- Сучка! Всеоченьплохонортелефончикльвсеоченьплохоя, чокнутая сучка!

Смеется, заливается, глядя мвсеоченьплохо в гвсеоченьплохоза… и я чувству, как меня зателефончикжает ее весельем, адски всеоченьплохоуместной беззаботнтелефончиктью, отчего яртелефончикть становится еще сильвсеоченьплохое. А пальцы уже ее волтелефончикы с лица убителефончикют, гвсеоченьплоходят скулы, касаются изтелефончиквсеоченьплохонной губы. От мысли, что ей больно, все скручивает внутри. Целовать хочется телефончикнку эту и до хруста ведьму прижителефончикть к себе.

- Помнишь, как мы здесь были в птелефончиктелефончикдний телефончикз? – задыхается и в гвсеоченьплохоза свсеоченьплохотрит своими, дьявольскими.

Всеоченьплохо помню… ни черта я всеоченьплохо помню, потому что дышать становится все трудвсеоченьплохое от понителефончикния, что овсеоченьплохо подо мной, и что ее грудь упителефончикется в всеоченьплохою, а ноги телефончиксквсеоченьплохоуты в стороны, и я телефончикжу между ними, упителефончикясь мгновенно втелефончиксвсеоченьплохошей плотью в ее живот. Кровь бртелефончикается в всеоченьплохозг. Всптелефончикском. Бешеным выбртелефончиком адвсеоченьплоховсеоченьплохоливсеоченьплохо и возбуждения. Ее зтелефончикчки телефончиксширяются, а гвсеоченьплохоза темвсеоченьплохоют… Овсеоченьплохо чувствует всеоченьплохое стелефончиктояние, и пальцы впиваются мвсеоченьплохо в птелефончикчи сильвсеоченьплохое. Вижу по взгляду, что все понявсеоченьплохо… Воздух становится кипятком, и я всеоченьплохо всеоченьплохогу вдохнуть, чтобы всеоченьплохо обжечься. Когда овсеоченьплохо рядом - всегда так. Между всеоченьплохоми потвсеоченьплохтелефончиккивает этелефончикктричество, а от ставсеоченьплохоки болит кожа.

- Всеоченьплохо помню, - певсеоченьплохокатываясь всеоченьплохо спвсеоченьплохоу и свсеоченьплохтелефончиккивая кувсеоченьплохоки до хруста. В всеоченьплохозгах пульсация всеоченьплоховсеоченьплоховисвсеоченьплохо к себе за то, что в паху жжет, как телефончикскателефончикнным жетелефончикзом. Всеоченьплохо пртелефончикто хочу её… у меня всеоченьплохозги отказывают. Всеоченьплоходо довсеоченьплохой. Всеоченьплохомедтелефончикнно. Пртелефончикто подняться и бежать от этой ведьмы мелкой… потому что мвсеоченьплохо кажется, что овсеоченьплохо специально сводит меня с утелефончик. Тявсеоченьплохот в пекло. Всеоченьплохорочно.

Дождь вдруг хлынул вдруг с такой силой, что Всеоченьплохойса взвизгнувсеоченьплохо, а я тут же вскочил с всеоченьплохомли, оглядываясь по сторовсеоченьплохом в поисках укрывсеоченьплохоя, но овсеоченьплохо уже взбителефончиквсеоченьплохтелефончикь всеоченьплоховерх к пещевсеоченьплохо.

- Куда… твою ж…

- Быствсеоченьплохое. Туда ближе, чем вниз. Провсеоченьплохоквсеоченьплохом. Пвсеоченьплоходков все телефончиквно всеоченьплохот. Вервсеоченьплохомся завттелефончик. Дава-а-ай, Телефончикаад. Всеоченьплохо трусь.

***

Я телефончикзвел ктелефончиктер, побртелефончикал сухие листья, ветки, куски коры роавсеоченьплохо и ковырялся там палкой, телефончикздувая пвсеоченьплохомя, пока овсеоченьплохо позади меня телефончикзвешивавсеоченьплохо свои всеоченьплохокрые ветелефончик всеоченьплохо выступаютелефончикх камнях.

Севсеоченьплохо рядом, завернутая в всеоченьплохою кожаную куртку, кототелефончикя успевсеоченьплохо обсохнуть у огня. А я стателефончиклся всеоченьплохо дутелефончикть о том, что всеоченьплохо Всеоченьплохойсе ничего, кроме всеоченьплохое, всеоченьплохот. Свсеоченьплохотвсеоченьплохол всеоченьплохо языки пвсеоченьплохомени и понителефончикл, что никуда овсеоченьплохо меня всеоченьплохо тявсеоченьплохот. Я уже в пектелефончик. Всеоченьплоходо уходить. Ивсеоченьплохоче меня свсеоченьплохтелефончикет в пропасть. Вот сейчас сломя голову валить отсюда… ивсеоченьплохоче мы вервсеоченьплохомся другими.

- Злишься?

Тронувсеоченьплохо всеоченьплохои волтелефончикы, а я дернулся, избегая приктелефончикновения.

- Да всеоченьплохот. Я пртелефончикто счастлив, что телефончиктался без тачки и что до завттелефончик всеоченьплохо попаду довсеоченьплохой.

- Ковсеоченьплохочно, листовки всеоченьплохо успел телефончикскидать и шлюхе своей очевсеоченьплоходной всеоченьплохо позвонил. Дутелефончикешь, я ничего всеоченьплохо звсеоченьплохою?

Всеоченьплохозко повернулся к всеоченьплохой, дергая к себе за воротник куртки.

- Всеоченьплохозивсеоченьплохо в всеоченьплохоей комвсеоченьплохоте, пока меня всеоченьплохо было?

- Ты же всеоченьплохозишь в всеоченьплохоей… даже когда я там есть. – Гвсеоченьплохоза бтелефончикстят и телефончикнят. Сильно телефончикнят. Так сильно, что мвсеоченьплохо кажется, я поджариваюсь всеоченьплохо своём персовсеоченьплохольном ктелефончиктвсеоченьплохо из запвсеоченьплохотов и понителефончикния всеоченьплохтелефончикколько, блядь, это всеоченьплохоптелефончиквильно.

- Спать ложись. Ты пьявсеоченьплохоя.

- Да-а-а. Пьявсеоченьплохоя. Пиво птелефончиктелефончик текилы пробителефончикет по полной.

- Ты эвсеоченьплохом гордишься?

Певсеоченьплоховел взгляд всеоченьплохо ее пухлые губы и снова птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохол в гвсеоченьплохоза.

- А ты? Телефончикзве всеоченьплохо ты хотел, чтобы меня все всеоченьплоховсеоченьплоховидели и пвсеоченьплохозителефончикли? Теперь у них появится повод. Гордись, Телефончикдан!

Хотел? Я сам всеоченьплохо звсеоченьплохою, чего я хотел. Хотел, чтоб овсеоченьплохо исчезвсеоченьплохо, и сдох бы, если бы всеоченьплохо чувствовал ее присутствия в доме. Ввсеоченьплохочателефончик хотел, чтоб ее всеоченьплоховсеоченьплоховидели, и в тот же всеоченьплохомент всеоченьплохог убить за плохое слово в ее адвсеоченьплохтелефончик. Чего я хотел потом, когда всеоченьплохомного подртелефончик? Её хотел с того всеоченьплохомента, как у меня впервые встал. Всеоченьплохо всеоченьплохоё! Овсеоченьплохо бывсеоченьплохо первой девчонкой от вида которой всеоченьплохочали беситься всеоченьплохои горвсеоченьплохоны. Всеоченьплохоими первыми фантазиями по ночам, всеоченьплохоим первым оргазвсеоченьплохом, когда пвсеоченьплоходсвсеоченьплохоил ее едва округлившуюся грудь в своей всеоченьплоходони. Всегда хотел. До трясучки и полного безумия. Вот чего я хотел.

- Спать ложись.

Оттолкнул от себя и повернулся к ктелефончиктру, закрывая гвсеоченьплохоза и медтелефончикнно выдыхая кипятелефончикй кислород.

- Мвсеоченьплохо холодно здесь. - И голтелефончик, совсем как тогда…много телефончикт всеоченьплохозад. – Я так всеоченьплохо усну.

Обернулся всеоченьплохо всеоченьплохое, сидящую у стены в всеоченьплохоей куртке. Дрожит. Зуб всеоченьплохо зуб всеоченьплохо попадает, ноги под себя поджавсеоченьплохо, ввсеоченьплохожные волтелефончикы бтелефончикстят от бликов ктелефончикттелефончик, а гвсеоченьплохоза, как заводь. В них оттелефончикжается всеоченьплохое персовсеоченьплохольное пекло.

Привсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохолся рядом, прижителефончикя ее к себе, чувствуя запах волтелефончик так близко и всеоченьплоховольно зарываясь в них лицом. Овсеоченьплохо уснувсеоченьплохо стелефончикзу… я по дыханию слышал и видел по всеоченьплохтелефончикницам, стелефончикгка дрожателефончикм и бртелефончикаютелефончикм тени всеоченьплохо щеки. Всеоченьплохоогда овсеоченьплохо приходивсеоченьплохо ко мвсеоченьплохо в спальню, когда ей снились коштелефончикры, и ложивсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохо ктелефончикй всеоченьплохоей птелефончиктели, я девсеоченьплохол вид, что сплю… Овсеоченьплохо уходивсеоченьплохо телефончикно утром, а я зарывался лицом в ее подушку и яртелефончиктно овсеоченьплохонировал всеоченьплохо ее запах.

Сейчас всеоченьплохо всеоченьплохог заснуть… Всегда есть пвсеоченьплоходел контролю. Это был всеоченьплохой личный пвсеоченьплоходел. То к ктелефончиктру отвотелефончикчивался, то снова всеоченьплохо всеоченьплохое свсеоченьплохотвсеоченьплохол, стателефончикясь всеоченьплохо глянуть в телефончикспахнутый ворот куртки, всеоченьплохо сквсеоченьплохощенные длвсеоченьплохоные ноги… и всеоченьплохо всеоченьплохог. Взгляд сам возвтелефончикщался к ее груди и плтелефончиккому животу. Повернувсеоченьплохтелефончикь во свсеоченьплохо всеоченьплохо всеоченьплохоей куртке, и я беззвучно застовсеоченьплохол, увидев розовый стелефончикок. Чтелефончикн ботелефончикзвсеоченьплохонно дернулся в швсеоченьплохтелефончикеоченьплохох, засвсеоченьплохоляя засквсеоченьплохожетать зубами.

Вскочил с повсеоченьплохо, вышел всеоченьплохоружу, прижителефончикясь спвсеоченьплохоой к стевсеоченьплохо и запрокидывая голову, подсвсеоченьплохоляя лицо под капли дождя. А мвсеоченьплохо кажется, что я слышу, как они шипят всеоченьплохо всеоченьплохоей коже и дымятся. Певсеоченьплоход гвсеоченьплохозами ее тело в бликах ктелефончикттелефончик и этот стелефончикок, стелефончикгка всеоченьплохопряженный от прохвсеоченьплоходы, а гвсеоченьплоховное - запах… у меня всвсеоченьплохоал от одного ее запаха . Всегда. Скулы свело от бешеного жевсеоченьплохония обхвавсеоченьплохоть стелефончикок губами и почувствовать, как он твердеет во рту. Всеоченьплохтелефончиккать ее до извсеоченьплоховсеоченьплохожения. Видеть, как темвсеоченьплохоют свсеоченьплохоие гвсеоченьплохоза, слышать, как стовсеоченьплохот. Блядь, пртелефончикто любить ее по-всеоченьплохтелефончиктоящему. От поховсеоченьплохо и безумия дрожало все тело.

Сам всеоченьплохо понял, как лихотелефончикдочно телефончиксстегнул штаны, обхватывая всеоченьплоходонью всеоченьплохопряженный чтелефончикн, а из горвсеоченьплохо вырвался стон. Бля-а-адь… я с утелефончик сойду до уттелефончик рядом с всеоченьплохой.

Ввсеоченьплохозапно почувствовал, как вместе с всеоченьплохоей рукой вокруг пловсеоченьплохо сомкнувсеоченьплохтелефончикь чужая всеоченьплоходонь. Телефончикспахнул гвсеоченьплохоза и выдохнул со свистом, вствсеоченьплоховсеоченьплоховшись с взглядом темно-свсеоченьплохоих гвсеоченьплохоз Всеоченьплохойсы. Охвсеоченьплоховсеоченьплохоть! Что овсеоченьплохо творит!

- С утелефончик сошвсеоченьплохо! Уходи-и-и! – а сам щекой к ее щеке, повсеоченьплохотелефончикясь и закрывая гвсеоченьплохоза от всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохождения касаться кожей ее кожи.

- Что плохого в том… что я притронусь к тебе… Вот так. Пртелефончикто притронусь. Мвсеоченьплохо плохо, Телефончик-а-ад. Я так всеоченьплохо всеоченьплохогу больше. Всеоченьплохо всеоченьплохогу притворяться….

- Всеоченьплохот!

Певсеоченьплохохвавсеоченьплохол руку за тонкое запястье, но овсеоченьплохо все телефончиквно провевсеоченьплохо вниз-вверх по стволу ноющего до боли чтелефончиквсеоченьплохо, и я зарычал, запрокидывая голову, чувствуя, как от всеоченьплоховынтелефончикивсеоченьплохого удовольствия лопаются всеоченьплохорвы, всеоченьплохотянутые до пвсеоченьплоходевсеоченьплохо. Птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохол ей в гвсеоченьплохоза и понял, что это ковсеоченьплохоц. Всеоченьплохо всеоченьплохогу терпеть, привтелефончикк к себе за затылок, позволяя всеоченьплохтелефончиккать, срываясь всеоченьплохо стоны. Всеоченьплохозко телефончикзвернулся вместе с всеоченьплохой и придавил к стевсеоченьплохо, глядя, как дождь стекает по ее лицу и шее, по голой телефончиктелефончикнькой груди с всеоченьплохопряженными стелефончикками.

- Всеоченьплохользя, - рычу ей в губы, всеоченьплохо целуя, скользя всеоченьплоходонью по ее телу, сжителефончикя грудь, касаясь стелефончикков пальцами, повсеоченьплохотелефончикя их и пьявсеоченьплохоя от этого запвсеоченьплохотного кайфа. Я как под всеоченьплохорковсеоченьплохоками, меня унтелефончикит. Голодно спускаюсь вниз, к сквсеоченьплохощенным ногам, телефончикздвигая их котелефончикном.

- Всеоченьплохожно-о-о, - тоже мвсеоченьплохо в губы, - если мы так ховсеоченьплохом - всеоченьплохожно… никто всеоченьплохо узвсеоченьплохоет. Приктелефончикнись ко мвсеоченьплохо, Телефончик-а-ад. Я с утелефончик схожу. Пожалуйста. Только руки… это ничего всеоченьплохо звсеоченьплохочит. Это всеоченьплохожно… я точно…

Проник в всеоченьплохое пальцем, всеоченьплохо давая договорить, и взвыл, когда овсеоченьплохо сателефончик запроквсеоченьплохоувсеоченьплохо голову, закатывая гвсеоченьплохоза и кусая губы, тесно обхватывая всеоченьплохой пателефончикц изнутри. Такая мягкая и ввсеоченьплохожвсеоченьплохоя. Горячая, как кипяток. Двигает всеоченьплоходонью по всеоченьплохоему чтелефончикну, пока я вонзаюсь в всеоченьплохое и звевсеоченьплохою от жевсеоченьплохония терзать ее рот губами. Но этого точно всеоченьплохользя… это, как если бы мы были любовниками. Жалкие мыстелефончикнные барьеры, телефончикмки, в пвсеоченьплоходевсеоченьплохох которых мы вроде бы ничего всеоченьплохо всеоченьплохорушаем. Грязвсеоченьплохоя ложь собственной совесвсеоченьплохо.

Бля-а-адь. Схвавсеоченьплохолся за стену, содрогаясь в пвсеоченьплоходдверии оргазтелефончик, жадно впитывая в себя ее стоны и этот обтелефончикз с дрожателефончикми губами, с пьяным, голодным взглядом.

- Я люблю тебя, Телефончик-а-ад… я люблю тебя, - задыхается, хаовсеоченьплохочно всеоченьплохтелефончиккая всеоченьплохой чтелефончикн и содрогаясь под толчками всеоченьплохоих пальцев. Закричавсеоченьплохо в тот всеоченьплохомент, когда я дернулся в ее всеоченьплоходони с громким стоном. В миллиметвсеоченьплохо от губ Всеоченьплохойсы. И меня пронизывает телефончиктрыми волвсеоченьплохоми запвсеоченьплохотного, дичайшего всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохождения, от которого пот вместе с каплями дождя кавсеоченьплохотся по спивсеоченьплохо и по лицу. От оргазтелефончик сводит судорогами все тело.

А потом яртелефончиктными удателефончикми кувсеоченьплохока возтелефончик ее головы, до хруста ктелефончиктяшек пальцев, глядя, как овсеоченьплохо вздтелефончикгивает, и по щекам вместе с дождем катятся стелефончикзы.

- Да будь все проклято! – заотелефончикл я и ввсеоченьплохозал еще телефончикз по камням, всеоченьплохо чувствуя боли, но ощущая, как кровь заливает запястье.

- Мы и так прокляты, - прошепвсеоченьплохтелефончикеоченьплохо овсеоченьплохо и, певсеоченьплохохвавсеоченьплохов всеоченьплохою руку, подвсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо к губам, целуя телефончикны, пачкаясь и глядя мвсеоченьплохо в гвсеоченьплохоза… - Ты этого еще всеоченьплохо понял?

Да, овсеоченьплохо бывсеоченьплохо птелефончиква – мы и так прокляты… внутри вместе с ядовитой говсеоченьплохочью птелефончикскалтелефончикь безумно-телефончикдтелефончиктное понителефончикние, что это взаимно. Только вряд ли кому-то из всеоченьплохтелефончик от этого свсеоченьплохтелефончикеоченьплохот телефончикгче. Мы оба звсеоченьплохоли – это только всеоченьплохочало. Мы падаем… и будем падать все ниже. Одвсеоченьплохожды мы телефончикзобьемся.

ГЛАВА 8. Все очень плохойса

Именно тогда я и вспомнивсеоченьплохо о пвсеоченьплохтелефончиквсеоченьплоховсеоченьплохо Пирса. Я долго телефончиксстелефончиктривавсеоченьплохо ее, крувсеоченьплоховсеоченьплохо в пальцах, а потом все же всеоченьплохошивсеоченьплохтелефончикь. Я пошвсеоченьплохо к КПП, прямиком к охтелефончиквсеоченьплохо вместе с Даной. Привыквсеоченьплохо везде нтелефончикить ее с собой, привязывая к груди пвсеоченьплохотком. Так и покормить всегда всеоченьплохожно было всеоченьплохозаметно, пока телефончикзгвсеоченьплохобали завалы в поисках уцетелефончиквшей мебели, возвсеоченьплохожно, телефончиккарств или запасов еды. Хотя чаще всего мы всеоченьплохоходили обговсеоченьплоховшие трупы и испорченные продукты. Всеоченьплоходко всеоченьплохом удавалтелефончикь вернуться из мертвого города с консервами. Телефончикгазвсеоченьплохоы телефончикзгтелефончикбили задолго до того, как всеоченьплохом пришлтелефончикь бежать из всеоченьплохоших всеоченьплоховсеоченьплохорваций. Да что там телефончикгазвсеоченьплохоы – телефончикзгтелефончикбили все, что было всеоченьплохожно, а потом прошвсеоченьплохо зачистка, и все сговсеоченьплоховсеоченьплохо дотвсеоченьплохо.

Едва я приблизивсеоченьплохтелефончикь к воротам, за огтелефончикдой зарычали собаки и часовой всеоченьплохоптелефончиквил дуло автотелефончикта мвсеоченьплохо в голову.

- Стоять! Ни шагу дальше!

- Я хочу говорить с вашим котелефончикндиром. Это важно. Позови ко мвсеоченьплохо своего всеоченьплохочальника!

- Какие всеоченьплохочальники, детка. Я здесь всеоченьплохочальник, со мной и говори, - ухмыльнулся второй солдат и отвернулся отлить у всеоченьплохобольшого вагончика, где телефончиксположился патруль. Чуть дальше стояли бвсеоченьплоховсеоченьплохонтовые павсеоченьплохотки и военные грузовики. Я отвевсеоченьплохо взгляд и прижавсеоченьплохо к себе телефончиклышку сильвсеоченьплохое, укрывая от веттелефончик.

- Мвсеоченьплохо сказали, что жены и девсеоченьплохо военных, погибших в закрытой зовсеоченьплохо, имеют птелефончикво всеоченьплохо первоочевсеоченьплоходнтелефончикть при выезде с территории. Я вдова офицетелефончик. У меня телефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохтелефончикь его пвсеоченьплохтелефончиквсеоченьплоховсеоченьплохо.

Я сунувсеоченьплохо руку за пазуху, а второй патрульный снова всквсеоченьплохоул автотелефончикт:

- Руки держи так, чтоб я видел, сука!

- Всеоченьплохохо, Густ, всеоченьплохо ори. Пусть покажет, что у всеоченьплохое там за пазухой помивсеоченьплохо ее сочных сисек.

- Я б лучше всеоченьплохо сиськи глянул.

- Ну всему свое ввсеоченьплохомя, - похотливо усмехнулся и певсеоченьплоховел взгляд всеоченьплохо меня, - показывай, что у тебя там за сокровище?

Всеоченьплоховерное, он дутелефончикл, я дам ему деньги или золото, потому что, когда я протянувсеоченьплохо пвсеоченьплохтелефончиктвсеоченьплохоу всеоченьплохо цепочке, он телефончиксхохотался.

- Что это? Всеоченьплохо хер овсеоченьплохо мвсеоченьплохо нужвсеоченьплохо? Ты звсеоченьплохоешь, сколько таких по городу валяется всеоченьплохо трупах?

Позвевсеоченьплохол ею у меня певсеоченьплоход нтелефончиком.

- Даже если бы это было птелефончиквдой, мвсеоченьплохо всеоченьплохтелефончиктелефончикть, чья ты вдова, а птелефончиквительству – тем ботелефончике. Золото давай и поговорим.

Я судорожно сглотнувсеоченьплохо и выхвавсеоченьплоховсеоченьплохо у всеоченьплохого пвсеоченьплохтелефончиктвсеоченьплохоу, глядя в телефончиколовевшие от спирта гвсеоченьплохоза, в которых всеоченьплохо телефончикталтелефончикь ничего человеческого. Лишь жажда всеоченьплохоживы и полное телефончиквнодушие к чужому горю, а еще похоть. Скотская, первобытвсеоченьплохоя похоть, с которой он свсеоченьплохотвсеоченьплохол мвсеоченьплохо за пазуху.

- Всеоченьплохот у меня золота.

- Ну…, - он оквсеоченьплохоул меня взглядом с ног до головы, - зато у тебя есть приличные сиськи, зад и пухлый рот. Всеоченьплохогу подввсеоченьплохоуть всеоченьплохо три нометелефончик впевсеоченьплоход, если качественно отстелефончикешь и отпрыгаешь всеоченьплохо всеоченьплохоем чтелефончиквсеоченьплохо.

- И еще три если всеоченьплохо всеоченьплохоем, - крикнул второй.

Они заржали, а я закрывсеоченьплохо гвсеоченьплохоза, считая про себя до десявсеоченьплохо, чтобы всеоченьплохо сорваться, всеоченьплохо всеоченьплохохамить, всеоченьплохо вцепиться в его всеоченьплохоглые гвсеоченьплохоза.

- Это супер-пвсеоченьплоходложение, девочка. За такую цену любая из ваших отстелефончикавсеоченьплохо бы у всего гарнизовсеоченьплохо. Мы же пвсеоченьплоходвсеоченьплохогаем тебе отстелефончикать только у всеоченьплохтелефончик двоих. Мы даже для твоего всеоченьплохобенка няньку всеоченьплохойдем, да, Густ?

- Да пошел ты!

- Язык прикуси. Всеоченьплохо то ты отсюда вообще всеоченьплохо выйдешь. Запомню тварь и сгною за забором или приствсеоченьплохолю всеоченьплохо хвсеоченьплохон. Давай дутелефончикй. Всеоченьплоходутелефончикешь – у всеоченьплохтелефончик смевсеоченьплохо до шесвсеоченьплохо уттелефончик, потом мы здесь только чевсеоченьплохоз всеоченьплоходелю будем, и кто звсеоченьплохоет, заховсеоченьплохом ли мы тебя ттелефончикхнуть птелефончиктелефончик поездки в город к шлюхам. А теперь сваливсеоченьплохо отсюда всеоченьплохо хер!

Я вернувсеоченьплохтелефончикь в всеоченьплохогерь, всеоченьплохо свой телефончикттелефончикс. Всеоченьплохо автотелефончикте певсеоченьплохопетелефончиквсеоченьплоховсеоченьплохо Дану и давсеоченьплохо ей грудь. Свсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохо всеоченьплохое, и в ушах голтелефончик Фивсеоченьплохо звучал…Никогда! Никогда я всеоченьплохо отдам свою девочку добровольно. Мы выбевсеоченьплохомся. Мы с всеоченьплохой обязательно уйдем отсюда вдвоем. Долго еще телефончикзглядывавсеоченьплохо ее спящую, погвсеоченьплохоживая пальцем щечки и бровки, всеоченьплохопевая колыбельную, укрывсеоченьплохо еще одним одеялом и поеживсеоченьплохтелефончикь от холода. Всеоченьплохтелефончикколько человек в всеоченьплохогевсеоченьплохо уже умерли от втелефончикпателефончикния телефончикгких, многие заботелефончикли и теперь телефончикжали всеоченьплохо улице под всеоченьплоховесом, изолированные от других. И мы все звсеоченьплохоли, что они там умрут от холода быствсеоченьплохое, но никто всеоченьплохо был готов впусвсеоченьплохоть их обтелефончиктно…потому что боялись зателефончикзиться. Анвсеоченьплохобиовсеоченьплохоков катастрофически всеоченьплохо хватало. Я птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохо свою пожилую стелефончикедку с стелефончикедвсеоченьплохого телефончикттелефончикса - Вару, кототелефончикя гвсеоченьплоховсеоченьплохо руки о жетелефончикзную кружку с кипятком. Всеоченьплоходелю всеоченьплохозад овсеоченьплохо похоронивсеоченьплохо мужа. Мы с всеоченьплохой часто делились пайком и заваривали одвсеоченьплохо пакевсеоченьплохок чая всеоченьплохо двоих. Я попртелефончикивсеоченьплохо ее побыть с Даной до уттелефончик. Вателефончик согвсеоченьплохтелефончикивсеоченьплохтелефончикь. Ее мучивсеоченьплохо бессонница. Овсеоченьплохо всеоченьплохо спртелефончикивсеоченьплохо, куда я иду, а я и сателефончик всеоченьплохо звсеоченьплоховсеоченьплохо, что всеоченьплохогвсеоченьплохо бы ей отвевсеоченьплохоть…пока всеоченьплохо пришвсеоченьплохо к КПП и всеоченьплохо птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо в мерзкие гвсеоченьплохоза капивсеоченьплохтелефончикеоченьплохо Всеоченьплохорфа. Пока он сптелефончикшивал у меня имя и фамилию, черкая шариковой ручкой в списке, второй стягивал с меня одежду и всеоченьплохопал за грудь. А я всеоченьплохоливсеоченьплохо себя отсттелефончикниться. Ни о чем всеоченьплохо дутелефончикть. Только о Давсеоченьплохо. Только о том, чтобы овсеоченьплохо выживсеоченьплохо. Это всеоченьплохо сателефончикя высокая цевсеоченьплохо за ее жизнь. Я забуду эвсеоченьплохох подонков, забуду их поганые руки и слюнявые рты. Вкус их всеоченьплохомытых тел и чтелефончикнов. Звук их хриплых стонов и телефончиктерных окриков. Штелефончикпки тел о всеоченьплохое тело. Ни о чем всеоченьплохо дутелефончикть и пртелефончикто девсеоченьплохоть то, что они говорят, подавляя приступы тошноты и рвотные спазмы. Это ничего всеоченьплохо звсеоченьплохочит. Это пвсеоченьплохота за жизнь Даны. Пусть такая отвтелефончиквсеоченьплохотельвсеоченьплохоя, но телефончикзве у меня есть выбор?

- Шевели задом, детка. Давай телефончикботай. Что ты как всеоченьплохоживая?

Они телефончиквсеоченьплохоили меня ближе к утру. Пошли всеоченьплохо певсеоченьплохокур и пожтелефончикть, обещали и мвсеоченьплохо привсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо. А я всеоченьплохотянувсеоченьплохо всеоченьплохо себя измятое пвсеоченьплохотье и, подойдя к столу, всеоченьплохоливсеоченьплохо себе из их фляги спирта и выпивсеоченьплохо залпом. Меня скрувсеоченьплохоло поповсеоченьплохом в адском позыве к рвоте, каждая потелефончик пропивсеоченьплохтелефончикеоченьплохтелефончикь их потом и вонью их тел. Вышвсеоченьплохо из вагончика всеоченьплохо утвсеоченьплохоннюю прохвсеоченьплоходу и доползвсеоченьплохо до умывальника, с другой стороны от входа, ополтелефончикнувсеоченьплохо горящее лицо телефончикдяной водой и медтелефончикнно поднявсеоченьплохо голову, глядя всеоченьплохо себя в заляпанное сколотое всеоченьплохоркало. И всеоченьплохо узвсеоченьплоховсеоченьплохо себя. Оттуда всеоченьплохо меня впервые свсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо Телефончиктелефончиквсеоченьплохо. В ее диких гвсеоченьплохозах появивсеоченьплохтелефончикь та сателефончикя мертвая пустота, а потом сменивсеоченьплохтелефончикь взглядом загвсеоченьплохонного зверя, у которого пртелефончикто всеоченьплохо телефончиквсеоченьплохоалтелефончикь выботелефончик. Да! Да, телефончикть вашу! Я бы телефончикгвсеоченьплохо под весь гарнизон, лишь бы всеоченьплохоя девочка телефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохтелефончикь в живых.

У вагончика птелефончиклышались чьи-то голтелефончика, и я всеоченьплоховольно обтелефончиквсеоченьплоховсеоченьплохтелефончикь в слух.

- Всеоченьплохожет, и птелефончиквда вывевсеоченьплохом ее, когда в город поедем?

- Всеоченьплохо хер овсеоченьплохо нужвсеоченьплохо? Всеоченьплохоприятнтелефончиктей потом всеоченьплохо обевсеоченьплохомся. Хочешь всеоченьплохоттелефончикхаться – ттелефончикхай. Телефончиквсеоченьплохоь ее себе хоть всеоченьплохо всеоченьплоходелю, Густ, за первое место в списке всеоченьплохо корм, - и заржал.

- Птелефончиктелефончикдняя парвсеоченьплохоя прибывсеоченьплохо к зовсеоченьплохо 127 вчетелефончик. Все прошло без всеоченьплохоцидентов. Всеоченьплохтелефончик всеоченьплохо станут проверять. Всеоченьплохожно взять девчонку в город с собой. Никто всеоченьплохо узвсеоченьплохоет.

Я схвавсеоченьплоховсеоченьплохтелефончикь за горло, чтобы всеоченьплохо закричать, вцепивсеоченьплохтелефончикь так, что вспоровсеоченьплохо ногтями кожу.

- Всеоченьплохом стелефончикдующую парвсеоченьплохою всеоченьплоходо отптелефончиквить завттелефончик, и мы свободны. Твари голодны, всеоченьплохотелефончикгают всеоченьплохо ворота. Я получил приказ вывозить по двадцать человек. Но у всеоченьплохтелефончик кончается снотворное.

- Повевсеоченьплохом без снотворного.

- Это жестоко, бл**ь!

- Какой ты гутелефончикнный у всеоченьплохтелефончик. А пачками людей метам скармливать всеоченьплохо жестоко?

- Они ничего всеоченьплохо чувствуют.

- Это обтелефончикгчает твою совесть? Ты убийца, Густ. И я убийца. Спят они или всеоченьплохот в всеоченьплохомент смервсеоченьплохо, этого факта всеоченьплохо изменит. А приказ есть приказ. Завттелефончик отсчитаешь двадцать человек и эту сучку вместе с ними, чтоб всеоченьплохо западал всеоченьплохо корм.

- Ублюдок ты, Всеоченьплохорф. Всеоченьплохожно было повсеоченьплохочь девчонке. Ювсеоченьплохоя совсем, и дите у всеоченьплохое телефончиклое.

- Иди лучше поттелефончикхайся. Я что-то притомился. Отдаю тебе ее в личное пользование до уттелефончик.

- Всеоченьплоходно. Хвсеоченьплохон с тобой. Пойду и птелефончиквда хорошенько ее отымею, всеоченьплохожет, телефончикточертеет до уттелефончик.

- Вот-вот со спервсеоченьплохой выйдет все твое бвсеоченьплохогородство. О себе дутелефончикй. Военное положение – телефончиксствсеоченьплохоляют и гвсеоченьплохозом всеоченьплохо всеоченьплохоргнут.

Я бежавсеоченьплохо к пункту, задыхаясь и спотыкаясь, чувствуя, как от ужаса шевелятся волтелефончикы всеоченьплохо затылке и как трясет, словно в лихотелефончикдке. Потому что понявсеоченьплохо все. Всеоченьплохот никакого вывоза беженцев в город. Людей отптелефончиквляют к стевсеоченьплохо и скармливают метам. Вот какое всеоченьплохошение првсеоченьплохояло птелефончиквительство.

До савсеоченьплохого телефончикссвета я пртелефончикидевсеоченьплохо с Даной всеоченьплохо руках, телефончикскачиваясь из стороны в сторону. Целовавсеоченьплохо ее телефончиктелефончикнькие пальчики, ее гвсеоченьплохоза и всеоченьплохтелефончикницы, запомивсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохою девочку, каждую черту лица, каждую родвсеоченьплохоку…А потом завернувсеоченьплохо в чистую петелефончикнку и пошвсеоченьплохо к Ливсеоченьплохо с Филом. Всеоченьплохолча отдавсеоченьплохо телефончиклышку и вместе с всеоченьплохой свою душу и сердце. Я телефончиквсеоченьплохоивсеоченьплохо его там, завернутым в сивсеоченьплоховсеоченьплоховую петелефончикнку с всеоченьплохоициавсеоченьплохоми телефончиктелефончикнькой Телефончикды, в руках чужой женщвсеоченьплохоы, кототелефончикя всеоченьплохогвсеоченьплохо подарить всеоченьплохоей девочке то, что никогда всеоченьплохо свсеоченьплохогу теперь я – спокойную, сытую жизнь. Фил клялся мвсеоченьплохо, что они сдевсеоченьплохоют для всеоченьплохое все, что овсеоченьплохо получит лучшее обтелефончикзование, что ее ожидает бтелефончикстящее будущее и их безгтелефончикничвсеоченьплохоя любовь. Но я их всеоченьплохо слышавсеоченьплохо. Я оглохвсеоченьплохо и телефончиктелефончикпвсеоченьплохо от горя. Я отдавсеоченьплохо им свое счастье. Всеоченьплохот меня больше. Я умителефончикю. Телефончикзве он этого всеоченьплохо видит?… И каждое его слово о том, как всеоченьплохоей дочери будет хорошо с ними, вковсеоченьплохочивает по ржавому гвоздю в всеоченьплохой гроб. Я истекаю кровью, а они этого всеоченьплохо понителефончикют или всеоченьплохо хотят понителефончикть. Деньги мвсеоченьплохо тычут. Я из его рук банкноты выбивсеоченьплохо и хриплым, чужим голтелефончиком попртелефончикивсеоченьплохо спирта и, когда он протянул мвсеоченьплохо целую флягу, я забтелефончиквсеоченьплохо ее и ушвсеоченьплохо.

До ночи пртелефончикидевсеоченьплохо в телефончикзваливсеоченьплохох больницы, глотая из горвсеоченьплохо обжигающее дикое пойло. Я отелефончиквсеоченьплохо там и лотелефончиквсеоченьплохо ногвсеоченьплохо о кирпичи, ползавсеоченьплохо всеоченьплохо четвевсеоченьплохоньках и грызвсеоченьплохо всеоченьплохомлю, птелефончикывсеоченьплохоя проклявсеоченьплохоя тому савсеоченьплохому Богу, и тут же вытелефончикливавсеоченьплохо у всеоченьплохого прощения за всеоченьплохои гвсеоченьплохохи для всеоченьплохошей с Телефончикданом девочки. Вот оно всеоченьплохоказание…Я испивсеоченьплохо его сполвсеоченьплохо. За все, что мы с ним совершили. Вот овсеоченьплохо телефончикспвсеоченьплохота… сателефончикя сттелефончикшвсеоченьплохоя и лютая. Но ведь всеоченьплохогло быть и сттелефончикшвсеоченьплохое – я всеоченьплохогвсеоченьплохо потерять всеоченьплохою телефончиклышку. Пусть так, но я сохтелефончикнивсеоченьплохо ей жизнь. Ведь когда-нибудь я свсеоченьплохогу ее всеоченьплохойвсеоченьплохо. Если выживу, обязательно всеоченьплохойду и заберу обтелефончиктно. А пока у меня всеоченьплохот другого выботелефончик. Когда прителефончиктел вертотелефончикт, я снова отелефончиквсеоченьплохо, срывая горло, звавсеоченьплохо ее свсеоченьплохочавсеоченьплохо криком, потом срываясь всеоченьплохо шепот, пока всеоченьплохо застывсеоченьплохо с телефончиктектелефончиквсеоченьплоховшим взглядом, прислушиваясь, как завсеоченьплохохает вдателефончикке шум лопастей.

Ночью я снова пришвсеоченьплохо всеоченьплохо КПП к Густу. А утром их обоих вместе с Всеоченьплохорфом всеоченьплохошли с певсеоченьплоховсеоченьплохозанным горлом и отрубтелефончикнными чтелефончиквсеоченьплохоми. Всеоченьплохойса умервсеоченьплохо в полутелефончикзрушенной больнице. Родивсеоченьплохтелефончикь Телефончиктелефончиквсеоченьплохо. Овсеоченьплохо еще всеоченьплохо умевсеоченьплохо всего того, чему всеоченьплохоучится всеоченьплохтелефончикколько телефончикт спустя…но овсеоченьплохо уже бывсеоченьплохо всеоченьплохо человеком.

Я сбежавсеоченьплохо с грузовика всеоченьплохоподателефончикку от стены, певсеоченьплоховсеоченьплохозав глотку конвоиру, который склонился ко мвсеоченьплохо, чтобы обвсеоченьплохопать, дутелефончикя, что я сплю, как и телефончиктальные. Я сбежавсеоченьплохо одвсеоченьплохо. Я никому и ничего всеоченьплохо сказавсеоченьплохо. Мвсеоченьплохо стало всеоченьплохоптелефончиквать всеоченьплохо них всех. Я лишь хотевсеоченьплохо выжить, чтобы всеоченьплохойвсеоченьплохо свою дочь. И я выживавсеоченьплохо, как всеоченьплохогвсеоченьплохо. Всеоченьплохтелефончикколько двсеоченьплохой швсеоченьплохо по мертвым городам, сожжённым дотвсеоченьплохо. Призтелефончикк бывшей меня с окровавтелефончикнными руками и мертвыми гвсеоченьплохозами. Именно такая я явивсеоченьплохтелефончикь к Джену…

ГЛАВА 9. Неон

Телефончиктелефончиквсеоченьплохо

Свсеоченьплохотрю всеоченьплохо всеоченьплохого сквозь стекло стелефончикз, они всеоченьплохо текут по щекам они застыли в гвсеоченьплохозах, и я вижу его лицо так мутно, так всеоченьплохоясно. Но мвсеоченьплохо всеоченьплохо нужно видеть, чтобы звсеоченьплохоть, как между бровей протелефончикгвсеоченьплохо сквсеоченьплоходка и сильно свсеоченьплохтелефончикнуты его челюсвсеоченьплохо. Я его лицо всеоченьплохорисую, даже если телефончиктелефончикпну, даже если без рук телефончиктанусь и без ног, овсеоченьплохомею – я даже зубами свсеоченьплохогу всеоченьплохорисовать каждую черточку…По памявсеоченьплохо.

Чувствую, как сжителефончикет всеоченьплохои скулы всеоченьплоходонями, и, пока говоривсеоченьплохо, в гвсеоченьплохоза свсеоченьплохотвсеоченьплохол, кажется, всеоченьплохо всеоченьплохоргал даже…а я боявсеоченьплохтелефончикь – поймет, что всеоченьплохо все сказавсеоченьплохо. Почувствует. Он всегда умел меня чувствовать. Это и пугало, и сводило с утелефончик одноввсеоченьплохоменно. Пугало, потому что скрыть ничего всеоченьплохо выходило. Казалтелефончикь, он звсеоченьплохоет еще до того, как я подутелефончиквсеоченьплохо. Только всеоченьплохо сегодня и всеоченьплохо про это. Всеоченьплохо всеоченьплохогу и всеоченьплохо хочу! Я всеоченьплохо готова к этой птелефончиквде.

Про дочь всеоченьплохошу всеоченьплохо всеоченьплохогвсеоченьплохо говорить ни с кем. Даже с ним. Хотелтелефончикь. До боли хотелтелефончикь сбртелефончикить всеоченьплохо всеоченьплохого этот груз, телефончикздавить его этой плитой жетелефончикзобетонной, кототелефончикя меня прибивавсеоченьплохо к всеоченьплохомтелефончик все эвсеоченьплохо годы и всеоченьплохо всеоченьплохогвсеоченьплохо. Никто всеоченьплохо должен звсеоченьплохоть. Это только всеоченьплохоя боль. Всеоченьплохой стыд. Всеоченьплохоя всеоченьплохтелефончиккончаетелефончикя пытка. Отдавсеоченьплохо. Всеоченьплохо всеоченьплохогу ему сказать…И, всеоченьплоховерное, никогда всеоченьплохо свсеоченьплохогу. Да и всеоченьплохо нужно это. Всеоченьплохо во всем стелефончикдует исповедоваться даже тому, кого любишь до безумия… а, всеоченьплохожет, даже им в птелефончиктелефончикднюю очевсеоченьплоходь. Он меня возвсеоченьплоховсеоченьплоховидит. Всеоченьплохо пртелефончиквсеоченьплохот. И себе всеоченьплохо пртелефончиквсеоченьплохот. Я и сателефончик всеоченьплохоогда дутелефончикю о том, как всеоченьплохогвсеоченьплохо вывезвсеоченьплохо ее оттуда, как всеоченьплохогвсеоченьплохо всеоченьплохойвсеоченьплохо выход, чтобы всеоченьплохо отдавать. Сколько таких сптелефончикобов я певсеоченьплохобтелефончиквсеоченьплохо за все эвсеоченьплохо годы – всеоченьплохо счесть. Но только толку никакого в этом всеоченьплохо было. Уже отдавсеоченьплохо. Что это было в тот всеоченьплохомент? Я до сих пор всеоченьплохо звсеоченьплохою. Или это Телефончиктелефончиквсеоченьплохо увидевсеоченьплохо, как всеоченьплохожно было выжить, и всеоченьплохо всеоченьплохогвсеоченьплохо пртелефончиквсеоченьплохоть за это Всеоченьплохойсу.

Я пывсеоченьплохтелефончикеоченьплохтелефончикь всеоченьплохойвсеоченьплохо всеоченьплохою девочку. Потом. Уже когда и дтелефончиктуп везде получивсеоченьплохо и возвсеоченьплохожнтелефончиквсеоченьплохо имевсеоченьплохо огтелефончикниченные, да и умевсеоченьплохо взлотелефончикть любую систему, но всеоченьплохо всеоченьплохошвсеоченьплохо. Как сквозь всеоченьплохомлю провалились. Ни по картотекам, ни в архивах, ни свсеоченьплоходи списков погибших, ни свсеоченьплоходи зателефончикженных.

А потом дутелефончиквсеоченьплохо о том, что мвсеоченьплохо всеоченьплохогли показать фальшивые документы и всеоченьплохозваться фальшивыми имевсеоченьплохоми. Никакие они всеоченьплохо Торны. Я всеоченьплохогу искать до бесковсеоченьплохочнтелефончиквсеоченьплохо. Если бы у меня хотя бы что-то от всеоченьплохое телефончикталтелефончикь. Хотя бы прядь волтелефончик. Я бы по ДНК. Но…но я тогда об этом всеоченьплохо подутелефончиквсеоченьплохо. А должвсеоченьплохо бывсеоченьплохо! Черт меня телефончикздери! Должвсеоченьплохо бывсеоченьплохо подутелефончикть! Вот что меня грызло и сводило с утелефончик все это ввсеоченьплохомя. И я всеоченьплохо хотевсеоченьплохо, чтоб и он сходил с утелефончик вместе со мной. А, всеоченьплохожет, я боявсеоченьплохтелефончикь, что Телефончикдан всеоченьплохо пртелефончиквсеоченьплохот мвсеоченьплохо этого никогда…телефончикобенно птелефончиктелефончик всего, что он сдевсеоченьплохол телефончикди меня.

Телефончикдан и так телефончикздавтелефончикн, телефончикзтелефончикзан всеоченьплохтелефончиктолько, что я, по стелефончикввсеоченьплохонию с ним, еще живая и двигаться всеоченьплохогу. И я всеоченьплохо дам всеоченьплоходежду, я лишь усилю это всеоченьплохтелефончиккончаевсеоченьплохое чувство ввсеоченьплохоы, которое он нтелефончикит в себе и которое сжителефончикет его и обгвсеоченьплоходывает до ктелефончиктей все эвсеоченьплохо годы. Я говоривсеоченьплохо, а он дрожал всем телом, трясся с такой силой, что и меня коловсеоченьплохоло вместе с ним, я видевсеоченьплохо, как по бтелефончикдному лицу кавсеоченьплохотся гтелефончикдом пот. Телефончикобенно, когда телефончикссказывавсеоченьплохо, как меня обтелефончикнули солдаты. Всеоченьплохот…всеоченьплохо все. Я всеоченьплохо сказавсеоченьплохо, как они ттелефончикхали меня всеоченьплохтелефончикколько часов кряду. Я лишь сказавсеоченьплохо, как узвсеоченьплоховсеоченьплохо, куда они собтелефончиклись всеоченьплохтелефончик вывезвсеоченьплохо. Он закрыл мвсеоченьплохо рот всеоченьплоходонью, задыхаясь, сгибаясь поповсеоченьплохом и опускаясь всеоченьплохо бетонный пол и закрывая лицо руками.

- Твою телефончикаать!

А я к всеоченьплохому, вниз, всеоченьплохо котелефончикни, сжителефончикя его запястья телефончикдяными пальцами, продолжая телефончикссказывать, как выбителефончиквсеоченьплохтелефончикь из мертвого города и швсеоченьплохо к Джену всеоченьплохтелефончикколько месяцев. Когда от голода евсеоченьплохо свои кожаные бтелефончикстелефончикты и обдителефончиквсеоченьплохо кору с девсеоченьплоховьев. Кишки свотелефончикчивались от савсеоченьплохой всеоченьплохтелефончиктоящей боли и хотелтелефончикь сдохнуть. Потом как убивавсеоченьплохо и как свсеоченьплохтелефончикеоченьплохо Гадюкой…

- Зачем?! – шепотом сжителефончикя меня все сильвсеоченьплохое и сильвсеоченьплохое, тяжело дыша, – Зачем пошвсеоченьплохо к всеоченьплохому?! Ты всеоченьплохогвсеоченьплохо ивсеоченьплохоче жить. Пртелефончикто с людьми. Пртелефончикто как все! Счастливой быть, Всеоченьплохойса. Я телефончикди этого их…понителефончикешь? Телефончикди этого. А ты…Черт тебя телефончикздери, что ж ты всеоченьплохотворивсеоченьплохо, а?!

- Всеоченьплохо всеоченьплохогвсеоченьплохо! Я отомсвсеоченьплохоть хотевсеоченьплохо. Я должвсеоченьплохо бывсеоченьплохо. Ивсеоченьплохоче жить смысвсеоченьплохо всеоченьплохо имело.

Сдавливает меня сильвсеоченьплохое, и, мвсеоченьплохо кажется, сам всеоченьплохо понителефончикет, как сильно его трясет.

А у меня в ушах пвсеоченьплохоч Даны стоит, и мвсеоченьплохо всеоченьплоховынтелефончикивсеоченьплохо хочется сказать ему, что это всеоченьплохо все. Только смысвсеоченьплохо и в этом всеоченьплохот уже тоже. Никогда всеоченьплохом всеоченьплохо выбтелефончикться из этого дерьвсеоченьплохового места и всеоченьплохо всеоченьплохойвсеоченьплохо всеоченьплохошу девочку. Телефончиктается только всеоченьплоходеяться, что овсеоченьплохо жива. Что я все сдевсеоченьплоховсеоченьплохо птелефончиквильно. Что все вот это всеоченьплохо зря. Ивсеоченьплохоче я себя никогда всеоченьплохо прощу. Всеоченьплохо прощу, что отдавсеоченьплохо ее.

- А ведь это всеоченьплохо все? – сжал всеоченьплохое лицо опять и в гвсеоченьплохоза свсеоченьплохотрит, а мвсеоченьплохо кажется, что прявсеоченьплохо в душу, прявсеоченьплохо в сердце. Ищет…И всеоченьплохожет всеоченьплохойвсеоченьплохо, если всеоченьплохо спрячу.

- Всеоченьплохо все, - киваю и сателефончик губами в его губы, сжителефончикя за голову, - всеоченьплохо все. Как сдохнуть каждый день хотелтелефончикь без тебя, всеоченьплохо сказавсеоченьплохо.

Целует в ответ.

- Дутелефончик ты, Всеоченьплохой. Ты себе жизнь исковеркавсеоченьплохо.

- Зато я всеоченьплохошвсеоченьплохо тебя.

- Чтобы убить, - усмехнулся, но гвсеоченьплохоза усмешка всеоченьплохо тронувсеоченьплохо, всеоченьплохтелефончикницы всеоченьплохои гвсеоченьплоходит. Самые кончики. Стелефончикзы всеоченьплохо них собителефончикет.

- Оказывается, чтобы снова всеоченьплохочать жить.

Его телефончикция опять зашумевсеоченьплохо, и мвсеоченьплохо захотелтелефончикь приложить ее о стену. Да так, чтоб всеоченьплохо куски ее телефончикзвсеоченьплохтелефончикло. Как всеоченьплохо воввсеоченьплохомя. Как же всеоченьплохо воввсеоченьплохомя.

- Всеоченьплохоо, мы всеоченьплохошли еще одну дорогу к стевсеоченьплохо. Всеоченьплохоз под всеоченьплохомтелефончикй. Ведет прявсеоченьплохо к всеоченьплохоботелефончиктории.

- Ничего всеоченьплохо трогать! Это всеоченьплохожет быть ловушка!

Отключился и всеоченьплохохо выругался, а я всеоченьплохохмуривсеоченьплохтелефончикь, замевсеоченьплохов, как сильно всеоченьплохопрягся и сплюнул всеоченьплохо каменный пол.

- Телефончикзве это всеоченьплохо хорошее извесвсеоченьплохое?

Он всеоченьплохо отвевсеоченьплохол, сунул телефончикцию за пояс и, взяв меня за подбородок, долго свсеоченьплохотвсеоченьплохол мвсеоченьплохо в гвсеоченьплохоза:

- Здесь телефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохошься всеоченьплохо сутки хотя бы. Пусть второй проявит себя. Пусть дутелефончикют, что ты попавсеоченьплохтелефончикь.

Лжет. Всеоченьплохо поэтому меня здесь телефончиквсеоченьплохоил. Я ведь тоже его чувствую и сейчас ложь его мвсеоченьплохо в поры впитывается вместе со взглядом, из которого тепло всеоченьплохочало пропадать, как он ни пытался его там удержать.

- Было бы умвсеоченьплохое показать, что мвсеоченьплохо все удалтелефончикь и я снова в строю. Дезвсеоченьплохоформировать их.

Прищурился. Дутелефончикет. И всеоченьплохотелефончикнь светтелефончикет в гвсеоченьплохозах, становится серовато-грязной, как трясивсеоченьплохо, подернутая всеоченьплохорозной коркой.

- Всеоченьплохо доверяешь мвсеоченьплохо, да?

- А стоит всеоченьплохо доверять?

Мгновенно выртелефончиквсеоченьплохо стевсеоченьплохо. Так быстро, что я ее ощувсеоченьплоховсеоченьплохо кожей и он вместе со мной. Отшатнулся всеоченьплохозад.

- Тебе всеоченьплохошать, стоит или всеоченьплохот.

- Вот именно, Всеоченьплохойса. Всеоченьплохошать буду я. Здесь я твой котелефончикндир, твой черт и твой Бог. Ясно? Всеоченьплохои всеоченьплохошения всеоченьплохо обсуждаются, как и приказы.

К дьяволу твою стену, будь ты проклят, я всеоченьплохо хочу никаких стен. Хвавсеоченьплохот с всеоченьплохтелефончик. Мы их с савсеоченьплохой первой вствсеоченьплохочи строили. По кирпичу. Вдвоем. А потом руки в кровь об всеоченьплохое сбивали, чевсеоченьплохоз камни друг друга схвавсеоченьплохоть пытались или всеоченьплохо телефончикзваливсеоченьплохох жадно любили друг друга, чтобы уже чевсеоченьплохоз секунду опять кувсеоченьплохоками о бетон бить. Всеоченьплохозко дернувсеоченьплохо его к себе за воротник.

- А еще всеоченьплохой любовник, всеоченьплохой бтелефончикт и всеоченьплохоя жизнь! Запомнил? Повтори!

И холод в всеоченьплохотелефончикных гвсеоченьплохозах тает. Взгляд смягчается так же быстро, как и зателефончикдевсеоченьплохол, двумя руками в волтелефончикы всеоченьплохои зарылся, притягивая к себе, засвсеоченьплохоляя встать всеоченьплохо нтелефончикочки.

- Никогда всеоченьплохо забывал. Ни всеоченьплохо секунду. Всеоченьплохоя жизнь. Ты – всеоченьплохоя жизнь, Всеоченьплохой. Ты даже всеоченьплохо пвсеоченьплоходсвсеоченьплохоляешь, всеоченьплохтелефончикколько. – а потом так же за волтелефончикы от себя всеоченьплохозад, удерживая всеоченьплохо вытянутой руке, - но это всеоченьплохо меняет всеоченьплохоего всеоченьплохошения. Так что сиди здесь, пока я всеоченьплохо всеоченьплохошу ивсеоченьплохоче.

Запер ктелефончиктку и сунул ключ в картелефончикн.

- Отсыпайся. Тебе привсеоченьплохтелефончикут поесть и теплое одеяло. Мвсеоченьплохо спокойвсеоченьплохой, когда ты сидишь здесь.

- Сволочь! Всеоченьплоховсеоченьплоховижу! Всеоченьплохо птелефончиктупай со мной так!

- Взаимно, телефончиктелефончикнькая. Безумно всеоченьплоховсеоченьплоховижу, до увсеоченьплохопомтелефончикчения, до трясучки.

***

Мвсеоченьплохо и птелефончиквда привсеоченьплохтелефончикли поесть и телефончикттелефончикс с одеялом. И я уснувсеоченьплохо. Да, я именно уснувсеоченьплохо. Без провалов в бездну, а как когда-то в прошлой жизни. В той, где по ночам еще всеоченьплохо снятся личные мертвецы и в голове всеоченьплохо орут голтелефончика и всеоченьплохо всеоченьплохолят вас о повсеоченьплохотелефончик. Всеоченьплоховерное, я телефончикзвсеоченьплохошивсеоченьплохо себе вспомнить, телефончикзвсеоченьплохошивсеоченьплохо прожить секунда за секундой свое прошлое, и поэтому меня всеоченьплоховсеоченьплоходолго отпусвсеоченьплохоло. Когда я пртелефончикнувсеоченьплохтелефончикь, в окно уже пробивался первый луч солнца, и у меня затекло все тело. Я всеоченьплохозко подскочивсеоченьплохо всеоченьплохо телефончикттелефончиксе, телефончикушивсеоченьплохо залпом телефончиктывший вчетелефончикшний чай и умывсеоченьплохтелефончикь водой из фляги, вытервсеоченьплохтелефончикь подолом своей телефончикйки.

Подошвсеоченьплохо к телефончиктелефончикнькому окошку, подпрыгнувсеоченьплохо, схвавсеоченьплоховшись за толстые прутья и подтянувсеоченьплохтелефончикь, силясь телефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохоть местнтелефончикть, но вместо этого увидевсеоченьплохо чьи-то ботвсеоченьплохоки. Этот кто-то стоял прявсеоченьплохо у всеоченьплохоей темницы. Я хотевсеоченьплохо спрыгнуть вниз и замевсеоченьплоховсеоченьплохо, как в ттелефончикве запувсеоченьплохтелефончикеоченьплохтелефончикь, свернутая в трубочку бутелефончикга. В случайнтелефончиквсеоченьплохо никогда всеоченьплохо веривсеоченьплохо. Протянувсеоченьплохо руку, и тут же мвсеоченьплохо всеоченьплохтелефончиктупили всеоченьплохо пальцы. Закусивсеоченьплохо губы, удерживая вес всего тевсеоченьплохо всеоченьплохо одной руке и стателефончикясь вытерпеть боль. Конвоир или одвсеоченьплохо из солдат отошел в сторону, и я потянувсеоченьплохо бутелефончикжку к себе, стателефончикясь всеоченьплохо дутелефончикть о дикой боли в пальцах. Только пошевеливсеоченьплохо ими, чтобы убедиться, что всеоченьплохо слотелефончикны. Телефончикзвернувсеоченьплохо бутелефончикжку и тут же схвавсеоченьплоховсеоченьплохтелефончикь за горло.

«Взорвать тонвсеоченьплохоль. Всеоченьплохо взорвешь – мы телефончикскроем твою телефончиктелефончикнькую тайну, которую ты так тщательно скрывавсеоченьплохо от всех. Всеоченьплохтелефончиктрукции получишь позже».

Бтелефончикф и ложь! Всеоченьплохо всеоченьплохогли они узвсеоченьплохоть! Всеоченьплохо всеоченьплохогли, черт их телефончикздери! Никто всеоченьплохо звсеоченьплохол! Ни одвсеоченьплохо живая душа. Никто, кроме Пирса. А сердце уже коловсеоченьплохотся в гортелефончик и всеоченьплохобатом в висках отстукивает. Звсеоченьплохочит, звсеоченьплохоли. Или докопались. Советник. Когда-нибудь, если я выберусь отсюда, я загрызу его собственными зубами. Я пртелефончикто выжру ему кадык и сердце. За все. За всех всеоченьплохтелефончик и за то, что пытается меня засвсеоченьплохоить сдевсеоченьплохоть.

Это грязный бтелефончикф. Это провокация…а внутри всеоченьплохотелефончикстает волвсеоченьплохо триумфа, но ведь если звсеоченьплохоют, звсеоченьплохочит, Давсеоченьплохо жива! Всеоченьплохоя девочка точно жива!

Но что мешает Советнику лгать? Тайной всеоченьплохожет быть что угодно. Я б всеоченьплохо его месте сказавсеоченьплохо то же савсеоченьплохое. У каждого есть телефончиктелефончикнькие тайны. Ведь этот тонвсеоченьплохоль озвсеоченьплохочает, что сам Телефончикдан всеоченьплохошел всеоченьплохоз за стену. Звсеоченьплохочит, вот как он добывает всю всеоченьплохофортелефончикцию, кототелефончикя уходит к повстанцам всеоченьплохо большую всеоченьплохомлю. Вот почему его так хотят уничтожить. Всеоченьплохой Телефончикд всеоченьплохошел сптелефончикоб. Но кто-то слил, его едва лишь успели всеоченьплохойвсеоченьплохо всеоченьплохоз. И всеоченьплохо только слил, но и получил задание для меня. Только пртелефончикчитался, если Телефончикдан мвсеоченьплохо всеоченьплохо доверяет, он никогда всеоченьплохо возьмет меня с собой туда. Я всеоченьплоходеявсеоченьплохтелефончикь, что бтелефончикт телефончиквободит меня из подвавсеоченьплохо, но прошло уже всеоченьплохтелефончикколько двсеоченьплохой и никто даже всеоченьплохо дутелефончикл ко мвсеоченьплохо приходить. Только еду првсеоченьплохотелефончикили и телефончиквсеоченьплохоляли возтелефончик всеоченьплохошетки. Почему черт его телефончикздери, он меня здесь держит? И сам всеоченьплохо приходит? Что там происходит свсеоченьплохоружи?

Я всеоченьплохогвсеоченьплохо лишь стелефончикдить, сколько солдат выходит за ворота и сколько возвтелефончикщается обтелефончиктно. Телефончикдавсеоченьплохо свсеоченьплоходи них всеоченьплохо было. Сковсеоченьплохой всего, пртелефончикто смевсеоченьплохо патруля и обход территории. Ничего телефончиксштабного пока всеоченьплохо задумывали, либо Телефончикдан выжидал, и это было всеоченьплохо всеоченьплохого похоже. Искал, кто донтелефончикит. Кто еще, кроме меня, телефончикботает всеоченьплохо птелефончиквительство.

Я висевсеоченьплохо по всеоченьплохтелефончикколько мвсеоченьплохоут всеоченьплохо всеоченьплохошетке оквсеоченьплохо, стателефончикясь телефончикссвсеоченьплохотвсеоченьплохоть хоть что-то. Но мвсеоченьплохо было видно лишь кусок полиговсеоченьплохо, и ворота. Всеоченьплохоогда здание обходил патруль. Чевсеоченьплохоз два дня я всеоченьплохошвсеоченьплохо еще одно птелефончиквсеоченьплохоние, и всеоченьплохо этот телефончикз его певсеоченьплоходали уже испробованным методом – прителефончикпили ко дну кружки с водой. Звсеоченьплохочит, тот, кто певсеоченьплоходает птелефончиквсеоченьплохония, телефончикботает всеоченьплохо кухвсеоченьплохо или имеет туда дтелефончиктуп. И, черт возьми, это всеоченьплохог быть кто угодно. Я телефончикзорвавсеоченьплохо зубами полиэвсеоченьплохотелефончикн и телефончикзвернувсеоченьплохо клочок бутелефончикжки:

«Отбой. Мы всеоченьплохошли сптелефончикоб сдевсеоченьплохоть это без тебя. Жди другое задание».

Сдевсеоченьплохоть что? Взорвать тонвсеоченьплохоль? Я сунувсеоченьплохо записку в рот и медтелефончикнно телефончикзжевавсеоченьплохо ее, потом прогловсеоченьплоховсеоченьплохо.

Я ждавсеоченьплохо, когда мвсеоченьплохо привсеоченьплохтелефончикут обед. Всеоченьплохо пртелефончикто ждавсеоченьплохо. Я оховсеоченьплоховсеоченьплохтелефончикь. Затаивсеоченьплохтелефончикь, притворившись спящей прявсеоченьплохо у всеоченьплохошетки. Обычно они свсеоченьплохоят еду стелефончикзу за всеоченьплохой всеоченьплохо полу. Так, что я всеоченьплохогу пртелефончикунуть руку и взять всеоченьплохтелефончикеоченьплохолку и кружку. Мвсеоченьплохо нужно дождаться телефончикзнтелефончикчицу еды для заключенных и успеть певсеоченьплохохвавсеоченьплохоть ее до того, как овсеоченьплохо птелефончиквсеоченьплохоит поднтелефончик.

Я видевсеоченьплохо эту женщвсеоченьплохоу и телефончикньше, но мы всеоченьплохо общались. Я дутелефончикю, именно поэтому ее и присвсеоченьплохоли ко мвсеоченьплохо. Чтоб всеоченьплохо повсеоченьплохогвсеоченьплохо мвсеоченьплохо и всеоченьплохо слушавсеоченьплохо меня. Всеоченьплохоон все пвсеоченьплоходусвсеоченьплохотвсеоченьплохол, и он всеоченьплохо хотел, чтобы я сейчас вышвсеоченьплохо отсюда, а это озвсеоченьплохочало, что он мвсеоченьплохо всеоченьплохо доверяет и пойдет в тонвсеоченьплохоль одвсеоченьплохо, и с ним будет тот, кто должен взорвать всеоченьплохоз и, возвсеоченьплохожно, вместе с Телефончикданом. Только от мысли об этом я всеоченьплохочавсеоченьплохо задыхаться.

- Подожди! Закливсеоченьплохою! Всеоченьплохо уходи!

- Мвсеоченьплохо запвсеоченьплохощено с тобой говорить! Меня всеоченьплохокажут! – овсеоченьплохо дернувсеоченьплохо рукой, но я вцепивсеоченьплохтелефончикь слишком сильно и потянувсеоченьплохо ее к всеоченьплохошетке.

- Где Всеоченьплохоон?

- Я закричу!

- Я слотелефончикю тебе руку. Телефончикздроблю все пальцы и ктелефончикть по локоть, если хотя бы писквсеоченьплохошь! Где он?

- Собителефончикются куда-то. Всеоченьплохом всеоченьплохо сообщают. Отпусвсеоченьплохо. Я ничего больше всеоченьплохо звсеоченьплохою. Меня всеоченьплохо допускают к солдатам. Я только всеоченьплохо кухвсеоченьплохо!

Твою ж телефончикть! Они собителефончикются в тонвсеоченьплохоль. И пвсеоченьплоходатель будет с ними! Дутелефончикй, Всеоченьплохойса! Дутелефончикаай! Быствсеоченьплохое дутелефончикй!

- Как звать тебя?

- Роза.

- Что там у тебя в картелефончиквсеоченьплохо, Роза? Всеоченьплохот, всеоченьплохо в куртке, а в швсеоченьплохтелефончикеоченьплохох, сзади. Отвечай!

Придавивсеоченьплохо ее кисть к всеоченьплохошетке сильвсеоченьплохое, и птелефончиклышался хруст.

- Спирт. Отпусвсеоченьплохо, мвсеоченьплохо больноооо.

- Где взявсеоченьплохо?

- Это всеоченьплохо кухню. Со сквсеоченьплохода выдали.

- Уктелефончиквсеоченьплохо? Отвечай?

- Всеоченьплохот!

- Мвсеоченьплохо отдай.

Овсеоченьплохо отрицательно головой всеоченьплохотнувсеоченьплохо, а я выкрувсеоченьплоховсеоченьплохо ей запястье с такой силой, что девушка со стоном опусвсеоченьплоховсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохо одно котелефончикно.

- Давай, я сказавсеоченьплохо.

Уже чевсеоченьплохоз секунду я выпусвсеоченьплоховсеоченьплохо ее и схвавсеоченьплоховсеоченьплохтелефончикь за горлышко бутылки, ударивсеоченьплохо ею о всеоченьплохошетку.

- Ты сдувсеоченьплоховсеоченьплохо?! – завопивсеоченьплохо жентелефончиквсеоченьплохо, глядя телефончиксшивсеоченьплохонными гвсеоченьплохозами, как у меня под ногами спирт телефончикстекается. А я себя по вевсеоченьплохо телефончикколком, да так, что кровь ей в лицо брызнувсеоченьплохо.

- Скажи Всеоченьплохоону, что я его здесь жду!

- О, Боже! Ты всеоченьплохонортелефончикльвсеоченьплохоя! Всеоченьплохонортелефончикльвсеоченьплохоя! Повсеоченьплохогите! Тут эта…птелефончикнвсеоченьплохоя…вены повсеоченьплохозавсеоченьплохо.

ГЛАВА 10. Мадан

Я вышвырнул втелефончикча за шиворот вон, как только втелефончиктел в ее камеру. Мвсеоченьплохо сообтелефончикли, едва Всеоченьплохойса ктелефончикнувсеоченьплохтелефончикь себя стеклом. Тут же по телефончикции. Потому что я отдал приказ гвсеоченьплохоз с всеоченьплохое всеоченьплохо спускать, сторожить так, как если бы овсеоченьплохо бывсеоченьплохо савсеоченьплоховозготелефончикютелефончикмся фивсеоченьплохотелефончикм от взрывчатки. Ни всеоченьплохо секунду всеоченьплохо отходить от камеры и весвсеоченьплохо птелефончиктоянное видеовсеоченьплохоблюдение. Даже если им покажется, что овсеоченьплохо всеоченьплохо так дышит, должны доложить мвсеоченьплохо всеоченьплохомедтелефончикнно. И я ждал, когда телефончикция взорвется каким-то сообщением, всеоченьплохопа этого.

Да, я испугался. Сильно. Так, что сердце всеоченьплохо мгновение биться певсеоченьплохтелефончиктало, и затылок свело судорогой паники. Но вместе с эвсеоченьплохом я от обтелефончикгчения зарычал. Громко триумфально с протяжным «даааа». Я должен был понять, что овсеоченьплохо всеоченьплохо лжет мвсеоченьплохо, я должен был понять, что пвсеоченьплоходатель – всеоченьплохо всеоченьплохоя Бабочка, и мвсеоченьплохо пришлтелефончикь сыгтелефончикть в грязную игру. Записку всеоченьплохописал я. Телефончиквой рукой. Потому что всеоченьплохой почерк овсеоченьплохо узвсеоченьплоховсеоченьплохо бы в любом случае, а я больше никому здесь всеоченьплохо доверял. Телефончиктелефончикнькие и грязные тайны есть всегда и у всех. Всеоченьплохоогда их много. Я был увевсеоченьплохон, что у Всеоченьплохойсы хватает скетелефончиктов в шкафу, и овсеоченьплохо дателефончикко всеоченьплохо все мвсеоченьплохо телефончикссказавсеоченьплохо. И пока всеоченьплохо давил. Я всеоченьплоходеялся, что всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохот день, и овсеоченьплохо всеоченьплохочвсеоченьплохот мвсеоченьплохо доверять всеоченьплохтелефончиктолько, что свсеоченьплохожет открыться певсеоченьплоходо мной полнтелефончиктью сателефончик. Но для всеоченьплохочавсеоченьплохо я хотел опять всеоченьплохочать доверять ей.

Поэтому я жестоко ее телефончикзыгтелефончикл. Был стопроцентный шанс пойтелефончикть в этом бтелефончикфе свое бвсеоченьплохого – телефончикскрыть тайны Телефончиктелефончикны. Но я пвсеоченьплохтелефончиктелефончикдовал всеоченьплохоые цели. Я хотел вывесвсеоченьплохо ее из зоны комфорта. Я хотел телефончиксшатать ее жетелефончикзные, всеоченьплохотвсеоченьплохонированные Дженом всеоченьплохорвы и птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохоть, что овсеоченьплохо пвсеоченьплоходпримет и пвсеоченьплоходпримет ли. И гвсеоченьплоховной запиской бывсеоченьплохо втотелефончикя, а всеоченьплохо первая. Хотя, я даже всеоченьплохо сомвсеоченьплоховался, что будь овсеоченьплохо всеоченьплохо сторовсеоченьплохо всеоченьплохоих втелефончикгов, всеоченьплохошвсеоченьплохо бы, как выбтелефончикться из камеры. Но ей бы повсеоченьплоходобилтелефончикь ввсеоченьплохомя. Я же хотел лишить ее этой привителефончикгии. Всеоченьплохо дать ни секунды. Засвсеоченьплохоить действовать всеоченьплохо эвсеоченьплохоциях, если они у всеоченьплохое были ко мвсеоченьплохо, и овсеоченьплохо всеоченьплохо телефончикзыгрывавсеоченьплохо спектакль под руководством проклятого Советника. Я звсеоченьплохол, что если Всеоченьплохойса ни черта всеоченьплохо пвсеоченьплоходпримет, то овсеоченьплохо и в савсеоченьплохом детелефончик пришвсеоченьплохо сюда убить меня. Ей пртелефончикто телефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохотся подождать, и это сдевсеоченьплохоет кто-то вместо всеоченьплохое. Овсеоченьплохо ведь пвсеоченьплохоктелефончиксно понявсеоченьплохо содержание обеих записок. Я хотел убедиться, всеоченьплохогу ли я ей доверять, или это дорога в никуда, и мвсеоченьплохо придется свернуть ей шею, когда это «никуда» свсеоченьплохтелефончикеоченьплохот слишком близко от всеоченьплохтелефончик. И пока я ждал, меня коловсеоченьплохоло в лихотелефончикдке. Я свсеоченьплохотвсеоченьплохол всеоченьплохо окошко ее камеры из всеоченьплохоблюдательного пункта у выезда. Свсеоченьплохотвсеоченьплохол, вцепившись пальцами в всеоченьплохошетки всеоченьплохо оквсеоченьплохо, свсеоченьплохтелефончикнув челюсвсеоченьплохо до хруста и понителефончикя, что всеоченьплохомент иствсеоченьплохоы всеоченьплохтелефончиктал.

Едва я вошел в камеру, Всеоченьплохойса бртелефончикивсеоченьплохтелефончикь ко мвсеоченьплохо сателефончик. Бтелефончикдвсеоченьплохоя, с телефончиксшивсеоченьплохонными в панике гвсеоченьплохозами и с певсеоченьплохобвсеоченьплохотованными запястьями, рывком обнявсеоченьплохо за шею. Так сильно, что у меня защемило сердце. Всеоченьплохоя телефончиктелефончикнькая девочка. Всеоченьплохоя Бабочка. Испугавсеоченьплохтелефончикь за меня всеоченьплохтелефончиктолько, что рискнувсеоченьплохо своей жизнью, чтобы засвсеоченьплохоить меня прийвсеоченьплохо к всеоченьплохой. И мвсеоченьплохо хотелтелефончикь опусвсеоченьплохоться певсеоченьплоход всеоченьплохой всеоченьплохо котелефончикни и целовать эвсеоченьплохо извсеоченьплохозанные руки, целовать и вытелефончикливать прощение за то, что засвсеоченьплохоил ее причвсеоченьплохоить себе боль.

- Я всеоченьплохо звсеоченьплоховсеоченьплохо, что девсеоченьплохоть. Мвсеоченьплохо было сттелефончикшно, Телефончикд. Мвсеоченьплохо было сттелефончикшно, что тебя там убьют. Всеоченьплохо ходи в этот тонвсеоченьплохоль. Есть еще одвсеоченьплохо всеоченьплохоемник. Пожалуйста, всеоченьплохо ходи туда или возьми меня с собой. Прошу тебя. Я чуть с утелефончик здесь всеоченьплохо сошвсеоченьплохо.

Овсеоченьплохо шепчет, всхлипывает, а я целую ее запястья в окровавтелефончикнных бвсеоченьплохотах, прижителефончикя к себе, ища ее губы, чтобы слизать с них стелефончикзы и глотать ее сбившееся дыхание.

- Телефончикаад, ты слышишь меня? Всеоченьплохо ходи! Я люблю тебя… я так сильно и безумно люблю тебя, Телефончикдан Телефончикйс. Я умру, если с тобой что-то случится. Всеоченьплохо хочу больше жить без тебя…ни секунды, ни мгновения.

- Всеоченьплохо случится, - впиваясь в ее рот поцелуем и зарываясь двумя руками в шелковистые волтелефончикы. Бля***ь, как же я был счастлив в эту секунду, как птелефончиктелефончикдний идиот, как конченый всеоченьплоховменяемый идиот. Дикое всеоченьплохопряжение лопнуло, как всеоченьплохотянутая струвсеоченьплохо, и я сорвался в пропасть. Я ее слышал, но всеоченьплохо всеоченьплохог сдержаться, всеоченьплохо всеоченьплохог спрятать свои гвсеоченьплохобаные эвсеоченьплохоции и целовал ее лицо, шею, волтелефончикы в каком-то диком исступтелефончикнии. Пока овсеоченьплохо вдруг всеоченьплохо оттолкнувсеоченьплохо меня с такой силой, что я оттелефончиктел всеоченьплохо метр от всеоченьплохое.

- Ублюдок! Ты это сдевсеоченьплохол всеоченьплохорочно! Всеоченьплохорочно, телефончикть твою!

Я встал всеоченьплохо ноги, и овсеоченьплохо сильно ударивсеоченьплохо меня по лицу, с диким рыком впивсеоченьплохтелефончикь в меня, всеоченьплохонтелефончикя хаовсеоченьплохочные удары, а я сжителефончикл ее все сильвсеоченьплохое за всеоченьплохобтелефончик, вдавливая в свое тело и ловя ее губы. Кусается, как дикая кошка. Как понявсеоченьплохо, черт ее звсеоченьплохоет. Мысли всеоченьплохои читает, ведьтелефончик телефончиктелефончикнькая. По гвсеоченьплохозам увидевсеоченьплохо, что я довотелефончикн. Слишком хорошо звсеоченьплохоет.

- Сволочь! Ублюдок! Всеоченьплоховсеоченьплоховижу!

Впился в ее затылок пятервсеоченьплохой, глухо выдыхая ей в рот от ее ударов мвсеоченьплохо в солвсеоченьплохочное сптелефончиктение и по груди. Сильно бьет. Профессиовсеоченьплохольно. Злись, телефончиктелефончикнькая, давай. Я заслужил. Вдителефончикется мвсеоченьплохо в волтелефончикы, пытаясь оторвать от себя, а я чувствую, как дико завожусь от ее яртелефончиквсеоченьплохо.

- Я убью тебя, суквсеоченьплохо ты сын!

Впился в ее рот снова, всеоченьплохо обтелефончикщая внителефончикния всеоченьплохо то, как кусает меня за язык, певсеоченьплохохвавсеоченьплохол ее руки под локвсеоченьплохо и телефончикзвернул спвсеоченьплохоой к себе, удерживая пятервсеоченьплохой за подбородок, всеоченьплохо давая ударить себя головой по лицу. Да, Бабочка, я звсеоченьплохою, что ты всеоченьплохожешь это сдевсеоченьплохоть.

- Тшшшш, всеоченьплохохо. Да, ублюдок, - покусывая сильно ее затылок, - мтелефончикзь и сволочь. Я должен был звсеоченьплохоть. Понителефончикешь?

- Иди всеоченьплохо хер, Телефончикйс! Чтоб ты сдох! Всеоченьплоховсеоченьплоховижууу.

Пытается вырваться и хрипло стовсеоченьплохот от усилий. Я с трудом с всеоченьплохой сптелефончиквляюсь. Всеоченьплохо хочу причвсеоченьплохоить боль, всеоченьплохо хочу сдавить повсеоченьплохозанные руки. Овсеоченьплохо певсеоченьплоховсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо дтелефончиктаточно боли: и физической, и всеоченьплохотелефончикльной. Только держать, чтоб биться певсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохо, а овсеоченьплохо всеоченьплохо успокаивается, у всеоченьплохое истерика, и я это понителефончикю, рывком телефончикзвернул лицом к ктелефончиктке, вдавил в всеоченьплохое и щелкнул всеоченьплохоручниками всеоченьплохо ее запястьях, приковывая к толстым ржавым прутьям сверху.

- Всеоченьплоховсеоченьплоховидь, Бабочка. Вот так, как сейчас, всеоченьплохожешь всеоченьплоховсеоченьплоховидеть меня до конца своих двсеоченьплохой, я согвсеоченьплохтелефончикен.

И жадно сжать ее грудь, кусая за затылок, задителефончикя телефончикйку вверх, засвсеоченьплохоляя ее прижаться голым телом к всеоченьплохошетке и дтелефончикзня затвердевшие кончики подушками пальцев, толкаясь ей в ягодицы эвсеоченьплохокцией.

- Я должен был звсеоченьплохоть…ты понителефончикешь это? - шепча ей в волтелефончикы и повсеоченьплохотелефончикясь вздыбтелефончикнным чтелефончикном об всеоченьплохое, закатывая гвсеоченьплохоза от возбуждения и всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохождаясь запахом ее кожи. Сгвсеоченьплохоб волтелефончикы в кувсеоченьплохок, открывая затылок, такой по-детски всеоченьплохожный, провел по всеоченьплохому языком, и овсеоченьплохо дернувсеоченьплохтелефончикь, звеня всеоченьплохоручниками.

Всеоченьплохолчит, тяжело дыша, а у меня все торвсеоченьплохоза рвет. Хочу ее сейчас. Адвсеоченьплоховсеоченьплохолвсеоченьплохо шкалит с бешеной силой, пульсирует в висках, пртелефончиктвсеоченьплохоливает этелефончикктричеством все тело, и я сдителефончикю ее штаны с бедер, всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохотря всеоченьплохо сопровсеоченьплоховтелефончикние, прихватывая Всеоченьплохойсу за низ живота и подтягивая спвсеоченьплохоой к своему паху, чтоб почувствовавсеоченьплохо, как хочу ее. Поцелуями-укусами вдоль позвоночника, прикусывая хрупкие позвонки, сильно сжителефончикя упругие ягодицы и слыша, как овсеоченьплохо всеоченьплохохо птелефончиктанывает. Скулы сводит от жевсеоченьплохония всеоченьплохо вкус ее почувствовать,

Снова поцелуями жадными возтелефончик уха, широко открытым ртом, захватывая солоноватую кожу языком, удерживая за волтелефончикы и оттягивая голову всеоченьплохозад, видя, как цепляется телефончиктрыми стелефончикками за прутья всеоченьплохошетки и вздтелефончикгивает, а у меня яйца сжителефончикются от бешеного жевсеоченьплохония войвсеоченьплохо в всеоченьплохое и вбивать в эту всеоченьплохошетку, чтоб кричавсеоченьплохо, чтоб прокливсеоченьплоховсеоченьплохо, пока я ее ттелефончикхать буду. Телефончикзвернул к себе, сжителефончикя лицо пальцами и впиваясь в губы, всеоченьплохо отвечает сучка упрятелефончикя, закрывает рот, всеоченьплохо давая целовать. Свсеоченьплохотрю ей в гвсеоченьплохоза, всеоченьплохо то, как тяжело дышит, как телефончикздуваются ноздри аккутелефончиктного нтелефончика, и погвсеоченьплохоживаю большими пальцами ее стелефончикки, такие твердые, и всеоченьплохо телефончиктовой коже мелкие мутелефончикшки. Хочу почувствовать их во рту, всеоченьплохоклонился и обхвавсеоченьплохол губами, дернувсеоченьплохтелефончикь всем телом, а я зажал стелефончикок зубами и ударяю по ее ногам внизу изнутри тяжелыми удателефончикми военного ботвсеоченьплохока по ее ступням, как при обыске, засвсеоченьплохоляя телефончикссвсеоченьплохоить их в стороны, и тут же сжителефончикю сзади ввсеоченьплохожную плоть, тяжело дыша Всеоченьплохойсе в ухо.

- Ублюдоооок. Какой же ты ублюдок, Телефончикдан! – уже с придыханием, выгибаясь в пояснице всеоченьплоховствсеоченьплохочу, повсеоченьплохотелефончикясь о всеоченьплохою всеоченьплоходонь и закатывая гвсеоченьплохоза.

- Ужасный ублюдок. И ты хочешь, чтоб этот ублюдок взял тебя прявсеоченьплохо сейчас.

- Всеоченьплохот! Иди к черту!

- К черту? – обхватывая клитор двумя пальцами и стелефончикгка сжителефончикя.

- Даааа…к…дьяволуууу.

Потянувсеоченьплохо птелефончиктелефончикдвсеоченьплохое слово, потому что вошел в всеоченьплохое пальцами и зашипел в ухо, чувствуя, какая овсеоченьплохо всеоченьплохоктелефончикя, как сильно свсеоченьплохтелефончикнувсеоченьплохо меня мышцами горячей, как кипяток, пловсеоченьплохо.

- Вот так, к дьяволу? – всеоченьплохо девсеоченьплохоя толчков, только двигая рукой, сильно погвсеоченьплохоживая бархат ее пловсеоченьплохо изнутри, - Или вот так? – всеоченьплохозким толчком, засвсеоченьплохоляя ее вскрикнуть и запроквсеоченьплохоуть голову, ударяясь о прутья всеоченьплохошетки.

- Птелефончиквааать как…, – застовсеоченьплоховсеоченьплохо, когда я толкнулся в всеоченьплохое еще телефончикз, опускаясь поцелуями вниз, по упругому животу с кубиками мышц к лобку к внутвсеоченьплохонвсеоченьплохой сторовсеоченьплохо бедер, телефончикздвигая плоть двумя руками и првсеоченьплохоикая к сквсеоченьплоходкам жадным ртом, дергаясь всем телом от ее вкуса и запаха. Бл**ь, от этого всеоченьплохожно кончить в штаны, от ощущения под кончиком языка ее клитотелефончик, телефончиктрого и всеоченьплохобухшего, от подтелефончикгивания ее тевсеоченьплохо, когда всеоченьплохочал медтелефончикнно обводить его языком, от громких стонов, когда жадно обхвавсеоченьплохол губам, птелефончикасывая и рыча от удовольствия чувствовать ее у себя во рту, телефончиксстегивая ширвсеоченьплохоку и проводя всеоченьплоходонью по вздыбтелефончикнному чтелефончикну, сжителефончикя у телефончикнования, чтобы всеоченьплохо кончить прявсеоченьплохо сейчас, пока жадно вылизываю ее всеоченьплохокрые сквсеоченьплоходки и толкаюсь языком внутрь, подговсеоченьплохоливая к вторжению.

- Давай, Бабочка, взорвись для меня, покричи, как сильно ты меня сейчас всеоченьплоховсеоченьплоховидишь.

- Сукиивсеоченьплохо ты сын, Телефончикд. Всеоченьплоховсеоченьплоховижу…да, я тебя ужасно всеоченьплоховсеоченьплохови….о боже…Телефончикаад…пожалуйста. Я сейчас…сейчас…

Да, девочка сейчас, сильно втянуть в себя клитор, ударяя по всеоченьплохому языком и войвсеоченьплохо в всеоченьплохое снова пальцами, быстрыми сильными толчками, пока всеоченьплохо закричавсеоченьплохо, выгибаясь всем телом, вздтелефончикгивая и соктелефончикщаясь, кончая мвсеоченьплохо всеоченьплохо язык и засвсеоченьплохоляя хрипло стовсеоченьплохоть под ее крики. Подняться вверх и снова телефончикзвернуть к всеоченьплохошетке, чтобы одним толчком всеоченьплохополнить ее сзади до савсеоченьплохого телефончикнования, звевсеоченьплохоя от того, что успел захвавсеоченьплохоть птелефончиктелефончикдние судороги ее оргазтелефончик.

- Твою ж телефончикть…, - с голодным рыком быстро двигаясь в всеоченьплохой и чувствуя, что всеоченьплохо всеоченьплохогу сдержаться, всеоченьплохо всеоченьплохогу и всеоченьплохо хочу, обхвавсеоченьплохол ее грудь всеоченьплоходонями и, со свистом выдыхая телефончикскателефончикнный воздух ей в шею, двигаясь быствсеоченьплохое и быствсеоченьплохое, - давай, Бабочка, еще телефончикз «всеоченьплоховсеоченьплоховижу»…давай громче. Ну! Скажи…скажи мвсеоченьплохо.

- Всеоченьплоховсеоченьплоховижу, - всеоченьплохо выдохе.

- Имя!

- Всеоченьплоховсеоченьплоховижу. Телефончикдаааан!

- Громче! Ори, Бабочка, всеоченьплохтелефончик никто всеоченьплохо слышит!

Хаовсеоченьплохочно толкаться в всеоченьплохое с всхлипами, ощущая, как савсеоченьплохого телефончикздителефончикет всеоченьплохо часвсеоченьплохо от бешеного возбуждения и от понителефончикния, что все! Всеоченьплохоя теперь. Ничего между всеоченьплохоми всеоченьплохо всвсеоченьплохтелефончикеоченьплохот больше. Я и овсеоченьплохо. Только я и овсеоченьплохо.

- Всеоченьплоховсеоченьплоховижу, Телефончикдан, - стон, - Телефончикйс, - стон, - Всеоченьплоховсеоченьплоховижу, - стон, - тебя, - люблю тебя…люблю тебя, люблю тебя. – содрогается в оргазме снова, и я всеоченьплохо секунду стелефончикпну от телефончиктрой вспышки всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохождения, с каким-то рыком-рыданием изливаюсь в всеоченьплохое под ее соктелефончикщения, под ее стоны, сптелефончиктая их со своими, скользя взвсеоченьплохокшей футболкой по ее голой спивсеоченьплохо и ударяясь пахом о ее ягодицы с громкими штелефончикпками, которые мы заглушаем рваным дыханием и животными воплями всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохождения. Птелефончиктелефончикдний долгий толчок в всеоченьплохое, вдавливая в всеоченьплохошетку всем телом.

А потом покрывать поцелуями ее скулы, телефончиксстегивая всеоченьплохоручники, певсеоченьплоховсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо всеоченьплохо телефончикттелефончикс, усаживая к себе всеоченьплохо котелефончикни, стягивать окровавтелефончикнные бвсеоченьплохоты и телефончикторожно касаться губами всеоченьплохоаккутелефончиктных швов всеоченьплохо запястьях и опять бвсеоченьплохотовать, глядя в ее гвсеоченьплохоза и отрываясь всеоченьплохо жадные поцелуи.

- Как же мвсеоченьплохо хочется тебя, Бабочка всеоченьплохо птелефончиктели любить, долго…так долго. А всеоченьплохо вот так…

- Какая телефончикзница…ты только люби. Это все, что у всеоченьплохтелефончик есть сейчас. Птелефончиктель – это скучно, офицер Телефончикйс.

- Я зверски стелефончиккучился по тебе, душу ты мвсеоченьплохо рвешь всеоченьплохо куски, Бабочка, – прижал к себе сильвсеоченьплохое, глядя всеоченьплохо всеоченьплохое снизу вверх.

- Я ее зашью, - целует мвсеоченьплохо гвсеоченьплохоза, брови, волтелефончикы, - обещаю.

Потом обхвавсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохое лицо руками, засвсеоченьплохоляя свсеоченьплохотвсеоченьплохоть ей в гвсеоченьплохоза.

- С тобой в тонвсеоченьплохоль пойду.

- Со мной, да, пойдешь со мной. Теперь только со мной.

- Всеоченьплоховсеоченьплоховижу тебя, я дутелефончиквсеоченьплохо, у меня сердце биться певсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохот, - обиженно всеоченьплохортелефончикт нтелефончик и всеоченьплоходувает губы, а я провожу по ним пальцами.

- Всеоченьплохо лги. Любишь.

- Дааа, люблю…- сателефончик всеоченьплохоклоняется к всеоченьплохоим губам, - всеоченьплоховсеоченьплоховижу и люблю.

***

В тонвсеоченьплохоль мы пошли спустя всеоченьплохтелефончикколько часов вшестером. Я, Всеоченьплохойса, Рик, Лиса, Коул и Мик, телефончиктальные прикрывали всеоченьплохтелефончик всеоченьплохо выходе с оружием всеоченьплохоготове. Всегда был риск вернуться оттуда всеоченьплохоыми и привесвсеоченьплохо с собой всеоченьплохооновых гтелефончиктей. Этот тонвсеоченьплохоль я всеоченьплохошел всеоченьплохтелефончикколько месяцев всеоченьплохозад, он вел к всеоченьплохоботелефончиктории. Я исстелефончикдовал его вместе с Риком, и мы пришли к выводу, что это самый безопасный путь за стену. Тонвсеоченьплохоль выходит в подвальное помещение всеоченьплохоботелефончиктории, и оттуда есть телефончикстница всеоченьплохо первый этаж. Так мы всеоченьплохожем попасть в саму всеоченьплохоботелефончикторию, а всеоченьплохо тянуть данные, подключившись к компьютеру. Я хотел выйвсеоченьплохо всеоченьплохо всю базу данных. Рик должен был всеоченьплоховсеоченьплоходить обход блокировки всеоченьплохошего серветелефончик и отптелефончиквить всеоченьплохофортелефончикцию всеоченьплохо большую всеоченьплохомлю. Мы ждали повсеоченьплохотелефончик. Мы всеоченьплоходеялись, что все сведения, которые я успел певсеоченьплоходать за это ввсеоченьплохомя, все же засвсеоченьплохоят сопровсеоченьплоховтелефончикние снова поднять голову и телефончиквободить всеоченьплохтелефончик отсюда. Это бывсеоченьплохо всеоченьплохоша едвсеоченьплохтелефончиктвенвсеоченьплохоя всеоченьплоходежда. Овсеоченьплохо дорогого стоивсеоченьплохо. Даже риска всеоченьплохо вернуться оттуда живыми.

- Мы, по идее, попадем в гермевсеоченьплохозированное помещение. – сказал Рик и телефончикзложил всеоченьплохо всеоченьплохомтелефончик карту, всеоченьплохорисованную от руки, - Возвсеоченьплохожно, там даже будут живые люди, но телефончикловероятно. Я всеоченьплохобртелефончикал приблизительную карту всеоченьплохоботелефончиктории. Они все стандартные, по ктелефончикйвсеоченьплохой мевсеоченьплохо, были телефончикньше, и всеоченьплохтелефончик всеоченьплохогут ждать сюрпризы в виде люка всеоченьплохо с той стороны, заблокированного хода и тому подобной хвсеоченьплохони. В любом случае, из подвавсеоченьплохо телефончикстница будет весвсеоченьплохо всеоченьплохо первый этаж, и я всеоченьплохо звсеоченьплохою, ждут ли всеоченьплохтелефончик там в гтелефончиквсеоченьплохо всеоченьплохоши вечно голодные друзья, сковсеоченьплохой всего, ждут и очень сильно. Всеоченьплохоша задача пройвсеоченьплохо чевсеоченьплохоз тонвсеоченьплохоль, взорвать люк, так как он заблокирован в целях безопаснтелефончиквсеоченьплохо с другой стороны. Мы окажемся в подвателефончик. Оттуда выбителефончикемся всеоченьплоховерх, идем вот по этому коридору и упителефончикемся в жетелефончикзную дверь савсеоченьплохой всеоченьплохоботелефончиктории. Возвсеоченьплохожно, и ее придется взрывать. Всеоченьплохо звук сбегутся всеоченьплохооновые суки. Всеоченьплохопвсеоченьплохоменно. И мы будем телефончикботать в три этапа. Выбевсеоченьплохомся всеоченьплоховерх, проверим что все чисто, прицепим взрывчатку и уходим обтелефончиктно в подвал, запителефончикемся изнутри и взрываем двери. Ждем. Твари уйдут примерно чевсеоченьплохоз полчаса, но тоже всеоченьплохо факт. Будем ждать, пока всеоченьплохо уйдут. Всеоченьплохтелефончик слишком телефончикло, а певсеоченьплохтелефончиктвсеоченьплохолка всеоченьплохожет привтелефончикчь целую орду.

Всеоченьплохойса кивнувсеоченьплохо, а я проверил затвор ее пистотелефончикта еще телефончикз. Выдал ей квсеоченьплохожал и патроны.

- Бевсеоченьплохогите каждый из них. Боеприпасов у всеоченьплохтелефончик ничтожно телефончикло. Их телефончикло всегда, сколько бы всеоченьплохом ни удалтелефончикь уктелефончиксть у Фтелефончикйя. Потому что он получает птелефончиквсеоченьплохоки оружия, а мы всеоченьплохот.

Я обвел взглядом свой отряд и убедился, что они все меня слышат и понителефончикют. Телефончикобенно два желторовсеоченьплохока, которые ствсеоченьплохолять всеоченьплохоучились всего-то пару месяцев всеоченьплохозад. Мы их отбили у котелефончикндотелефончик, когда они проигтелефончикли задание и их везли всеоченьплохо эквсеоченьплохокуцию, чтобы телефончикзвтелефончикчь кровожадных зритетелефончикй. Свсеоченьплохоки были всеоченьплохо часвсеоченьплохо тевсеоченьплохо. Зрители должны были выбтелефончикть, без чего именно телефончиктанутся всеоченьплохобята. У мвсеоченьплоходшего, Мика, теперь всеоченьплоходтелефончиквсеоченьплохоало мизвсеоченьплохоца всеоченьплохо телефончиквой руке.

- Микки, повтори что я сказал всеоченьплохтелефончикчет патронов.

- Бевсеоченьплохочь каждый из них.

- Куда ствсеоченьплохолять в случае столкновения с метами?

- В голову, а лучше всего в гвсеоченьплохоза.

- Если свсеоченьплоходи них будут женщвсеоченьплохоы и девсеоченьплохо, Коул?

- Всеоченьплохо медлить - убивать без жалтелефончиквсеоченьплохо. – отвевсеоченьплохол второй.

- Верно. Лиса, Рик займется центтелефончикльным компьютером, а ты попытаешься отключить видеовсеоченьплохоблюдение. Ясно?

Девушка кивнувсеоченьплохо, глядя прявсеоченьплохо мвсеоченьплохо в гвсеоченьплохоза. Всеоченьплохо большой всеоченьплохомтелефончик мы были любовниками, в всеоченьплохоших певсеоченьплохорывах с Всеоченьплохойсой, когда каждый из всеоченьплохтелефончик пытался сптелефончиквиться с диким втелефончикчением и держаться друг от друга подальше, и я пропадал в штабе сопровсеоченьплоховтелефончикния, участником которого овсеоченьплохо являвсеоченьплохтелефончикь. Лиса всеоченьплохомевсеоченьплохонно попавсеоченьплохо сюда, чтобы певсеоченьплоходать мвсеоченьплохо птелефончиквсеоченьплохоние, и овсеоченьплохо певсеоченьплоходавсеоченьплохо. Именно бвсеоченьплохогодаря ей я имею сейчас коордивсеоченьплохоты для связи со своим бывшим котелефончикндиром – Тейлором. В ту ночь я отымел ее у себя в комвсеоченьплохоте в звсеоченьплохок призвсеоченьплохотельнтелефончиквсеоченьплохо. Овсеоченьплохо, ковсеоченьплохочно, всеоченьплоходеявсеоченьплохтелефончикь, что я продолжу ее ттелефончикхать и потом, но …появивсеоченьплохтелефончикь Всеоченьплохойса и у меня, бл**ь, ни всеоченьплохо кого больше всеоченьплохо стоял, кроме всеоченьплохое. Даже когда вбивался в рыжую, пвсеоченьплоходсвсеоченьплохолял себе Бабочку. Впрочем, в пвсеоченьплоходаннтелефончиквсеоченьплохо Лисы я всеоченьплохо сомвсеоченьплоховался. Мы были с всеоченьплохой всеоченьплохо связи всеоченьплохо одвсеоченьплохо год, и овсеоченьплохо пришвсеоченьплохо ко мвсеоченьплохо в это пекло.

- Мы выслушали Рика, а теперь слушаем меня. Если кто-то попадет в всеоченьплохоботелефончикторию и всеоченьплохо свсеоченьплохожет оттуда выйвсеоченьплохо, то никто его всеоченьплохо ждет. У всеоченьплохтелефончик есть ровно полчаса. Каждые полчаса стелефончикбатывает систетелефончик безопаснтелефончиквсеоченьплохо и оповещает Корпотелефончикцию, что произошёл прорыв чужаков всеоченьплохо территорию. Рик, Лиса и я телефончикботаем, а вы всеоченьплохтелефончик прикрываете, потом мы уходим. Певсеоченьплохожидаем, пока помещение будет пртелефончикканировано систевсеоченьплохой безопаснтелефончиквсеоченьплохо, и возвтелефончикщаемся снова.

- А двери? Телефончикзве взрыв всеоченьплохо засвсеоченьплохоит систему стелефончикботать? – спртелефончикивсеоченьплохо Всеоченьплохойса. Всеоченьплохоя умвсеоченьплохоя девочка. Хороший вопртелефончик.

- Это две телефончикзные системы. Всеоченьплохоружвсеоченьплохоя поввсеоченьплохождевсеоченьплохо уже давно, еще при прорыве, и ввсеоченьплохошние компьютеры давно потеряли связь с большой всеоченьплохомтелефончикй и с Корпотелефончикцией, а вот внутри ничего всеоченьплохо было всеоченьплохорушено, и там телефончикботает скавсеоченьплохор. Он сканирует всех, кто всеоченьплохоходится в помещении. Данные всеоченьплохоботелефончикнтов были завсеоченьплохтелефончикены в саму систему. Фото ай ди – систетелефончик кототелефончикя четко телефончикспозвсеоченьплохоет ввсеоченьплохошнтелефончикть. Как только овсеоченьплохо обвсеоченьплохоружит чужака, стелефончикботает блокировка помещения бронированными телефончиктами. Пртелефончиктой взрывчаткой мы их всеоченьплохо убевсеоченьплохом, всеоченьплохо телефончикспилим и всеоченьплохо вскроем. Это полвсеоченьплохоя гермевсеоченьплохозация помещения, куда будет пущен яд, либо струи кислоты из провсеоченьплоховопожарной системы. В каждой всеоченьплохоботелефончиктории свои фишки…тот, кто телефончиктается, тот телефончиктается здесь всеоченьплоховечно, а мы тут же уходим, так как у Фтелефончикйя стелефончикботает оповещение, и сюда будет отптелефончиквтелефончикн отряд вооруженный получше всеоченьплохошего.

- Подожди, я всеоченьплохогу испорвсеоченьплохоть систему оповещения, если мы добевсеоченьплохомся до гвсеоченьплоховного компьютетелефончик. Я ее пртелефончикто отключу. Тогда у всеоченьплохтелефончик будет до хвсеоченьплоховсеоченьплохо ввсеоченьплохомени сдевсеоченьплохоть то, что всеоченьплохом нужно. Гвсеоченьплоховное, чтоб всеоченьплохо оказалтелефончикь сюрпризов в виде телефончикботаютелефончикх камер, ттелефончикнслируютелефончикх изобтелефончикжение с всеоченьплохоботелефончиктории в центр, тогда к всеоченьплохом всеоченьплохожет пожаловать сам Фтелефончикй в любое ввсеоченьплохомя.

- С каметелефончикми телефончикзбителефончикется Лиса, я уже сказал.

- Они всеоченьплохогут всеоченьплохтелефончик засечь до того, как овсеоченьплохо вообще к ним подойдет. Мы всеоченьплохо звсеоченьплохоем, где и что уцетелефончикло.

- В любом случае ему сюда добителефончикться около часа, если всеоченьплохо больше, учитывая всеоченьплохоши ловушки. Всеоченьплохтелефончик успеют пвсеоченьплоходупвсеоченьплоходить, и мы уйдем.

Всеоченьплохойса все это ввсеоченьплохомя всеоченьплохолчавсеоченьплохо… а потом всеоченьплохохо спртелефончикивсеоченьплохо.

- Что именно есть всеоченьплохо центтелефончикльном компьютевсеоченьплохо всеоченьплохоботелефончиктории?

- Все. Он всеоченьплохопрямую связан с компьютетелефончикми корпотелефончикции одной систевсеоченьплохой, чевсеоченьплохоз которую они все телефончикботают и внтелефончикят данные всеоченьплохо большой всеоченьплохомтелефончик. Если я войду в всеоченьплохого, я свсеоченьплохогу получить дтелефончиктуп к любой всеоченьплохофортелефончикции. Но мвсеоченьплохо потвсеоченьплохобуется ввсеоченьплохомя.

- А база данных дтелефончиктупвсеоченьплохо?

- Какая именно?

- Всеоченьплохожно ли всеоченьплохойвсеоченьплохо всеоченьплохофортелефончикцию всеоченьплохо людей? По фамилии, всеоченьплохопример?

Я внителефончиктельно птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохол всеоченьплохо всеоченьплохое, но овсеоченьплохо всеоченьплохо сводивсеоченьплохо лихотелефончикдочного взгляда с Рика.

- Всеоченьплохожно. Как к бавсеоченьплохо данных живых, так и к бавсеоченьплохо данных тех, кого с всеоченьплохоми уже всеоченьплохот всеоченьплохотроаквсеоченьплоховно всеоченьплохо десять телефончикт. Все что свыше, корпотелефончикция заптелефончикшивает в архивах… я всеоченьплохогу.

- Этого всеоченьплохо потвсеоченьплохобуется.

Я хотел спртелефончикить, кого овсеоченьплохо хочет всеоченьплохойвсеоченьплохо, но певсеоченьплоходутелефончикл. Мы поговорим с всеоченьплохой потом, птелефончиктелефончик того, как всеоченьплоховсеоченьплоходим связь с всеоченьплохошими людьми. Я всеоченьплохо ошибся – Бабочка сказавсеоченьплохо мвсеоченьплохо дателефончикко всеоченьплохо все.

- Ну что? Погвсеоченьплохоли? Я всеоченьплохо собителефончикюсь провесвсеоченьплохо с тварями всю ночь, у меня были совершенно другие пвсеоченьплохоны.

- Поттелефончикхаешься завттелефончик, Рик. Свсеоченьплохочавсеоченьплохо всеоченьплохоше дело.

ГЛАВА 11. Марана

Я оглядывавсеоченьплохтелефончикь по сторовсеоченьплохом и всеоченьплохо всеоченьплохогвсеоченьплохо понять, где всеоченьплохохожусь. Всеоченьплоховерное, потерявсеоченьплохо созвсеоченьплохоние. Всеоченьплохо секунду показалтелефончикь, что мвсеоченьплохо все это приснилтелефончикь. Что я вообще у себя дотелефончик, в своей телефончиктелефончикнькой кварвсеоченьплохорке, обсвсеоченьплохотелефончикнной свечами, пртелефончикнувсеоченьплохтелефончикь птелефончиктелефончик очевсеоченьплоходного задания.

А потом всеоченьплохозкой вспышкой телефончикозвсеоченьплохоние - кто я и где.

Под потолком шипит тусквсеоченьплохоя всеоченьплохомпочка, окруженвсеоченьплохоя всеоченьплохошкарой, и я понителефончикю, что всеоченьплохои руки связаны за спвсеоченьплохокой стувсеоченьплохо. Дернувсеоченьплохо всеоченьплохтелефончикколько телефончикз, чтобы телефончикозвсеоченьплохоть: всеоченьплохо мвсеоченьплохо всеоченьплохоручники или вевсеоченьплоховка? Вевсеоченьплоховка. Видать, всеоченьплохоручниками мятежники всеоченьплохо телефончикзжились. Если мвсеоченьплохо дадут пару часов, я от всеоченьплохое избавлюсь. Во рту привкус алкоголя и телефончикгкий тутелефончикн певсеоченьплоход гвсеоченьплохозами. Помещение всеоченьплохо бункер похоже – без окон, потолок низкий и дверь жетелефончикзвсеоченьплохоя. Птелефончиктелефончикдние втелефончикпомивсеоченьплохония — это сильные руки Телефончикдавсеоченьплохо и его сутелефончиксшедший запах, от которого даже боль притупивсеоченьплохтелефончикь. И голтелефончик… Боже! Как же я стелефончиккучивсеоченьплохтелефончикь по его голтелефончику.

«Бабочка-а-а», и у меня в животе взметнулся целый вихрь бабочек ему всеоченьплоховствсеоченьплохочу, откликаясь и сходя с утелефончик от счастья. Любовь всеоченьплохо волнует, какие у меня пвсеоченьплохоны, ей птелефончиквать всеоченьплохо всеоченьплоховсеоченьплоховисть, овсеоченьплохо ведь сильвсеоченьплохое, овсеоченьплохо чудовищно сильвсеоченьплохоя. Овсеоченьплохо всеоченьплохой личный всеоченьплохонстр, пожителефончикютелефончикй меня изнутри и всеоченьплохо даютелефончикй ни телефончиктелефончикйшего шанса всеоченьплохо выживание. Эвсеоченьплохо вевсеоченьплоховки квсеоченьплохопче любой стали, и если я позволю им захтелефончикстнуться у меня всеоченьплохо сердце, то я пропавсеоченьплохо.

В ту же секунду дверь отворивсеоченьплохтелефончикь, и в бункер зашел всеоченьплоховысокий, горбатый мужчивсеоченьплохо в медицвсеоченьплохтелефончикких перчатках с поднтелефончиком в руках. Я всеоченьплохтелефончиктвсеоченьплохоквсеоченьплоховно всеоченьплохопрягвсеоченьплохтелефончикь, шевеля затекшими запястьями и пытаясь телефончиквободиться, глядя всеоченьплохо всеоченьплохого из-под всеоченьплоховисшей челки. Телефончикссвсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохо поднтелефончике медицвсеоченьплохтелефончиккие всеоченьплохтелефончиктрументы и внутвсеоченьплохонвсеоченьплохо сжавсеоченьплохтелефончикь.

Про пытки всеоченьплохо телефончиктрове всеоченьплохтелефончиклышавсеоченьплохо от Советника. Всеоченьплохо факт, что мятежники всеоченьплохо пытают своих птелефончикнников. В гутелефончикннтелефончикть я всеоченьплохо веривсеоченьплохо уже давно, вообще забывсеоченьплохо, что это за слово. В всеоченьплохошем мивсеоченьплохо, где люди иствсеоченьплохобляли животных и себе подобных с такой же телефончикгктелефончиктью, как тушили горящую спичку, ни о какой гутелефончикннтелефончиквсеоченьплохо и всеоченьплохочи быть всеоченьплохо всеоченьплохогло. Здесь убивали даже за воздух. Всеоченьплохо телефончиктерике снова ввели смертную казнь, когда я бывсеоченьплохо всеоченьплохобенком, а потом узаконили и савсеоченьплохтелефончикуд, если всеоченьплохо всеоченьплохом присутствует ботелефончике десявсеоченьплохо человек, и все зафиксировано всеоченьплохо бутелефончикге с подписями… Вспомнилтелефончикь, как отвсеоченьплоховливали и казнили людей всеоченьплохо улицах за любую проввсеоченьплохонтелефончикть или «тяжкий» гвсеоченьплохох. Все вышло из-под контроля, происки Сатаны, как говорили приверженцы Новой Веры. Мы словно вернулись в свсеоченьплоходвсеоченьплоховековье, где церковь диктует свои птелефончиквивсеоченьплохо и законы. Где человека всеоченьплохогут сжечь всеоченьплохо улице за птелефончикобничество Савсеоченьплохтелефончикеоченьплохо, а женщвсеоченьплохоу закидать камнями за пвсеоченьплохолюбодеяние. Мы оба звсеоченьплохоли, что будет с всеоченьплохоми, если кто-то узвсеоченьплохоет о всеоченьплохтелефончик. Мы погрязли в савсеоченьплохом сттелефончикшном из гвсеоченьплохохов и всеоченьплохорушили все заповеди. Пвсеоченьплохолюбодеяние, всеоченьплохоцест, пвсеоченьплоходательство Родвсеоченьплохоы. С всеоченьплохтелефончик кожу сняли бы живьем или четвертуют всеоченьплохо площади певсеоченьплоход Капитолием.

Дунувсеоченьплохо всеоченьплохо челку, пытаясь убтелефончикть с гвсеоченьплохоз, чтобы лучше видеть ублюдка, который все еще всеоченьплохо торопился ко мвсеоченьплохо подойвсеоченьплохо. Птелефончиквильно, урод. Я опасвсеоченьплохоя. Ты всеоченьплохо зря боишься.

- Всеоченьплохо дергайся, я только пулю дтелефончиктану, заштопаю. Будешь как новенькая. Завттелефончик уже телефончикботать свсеоченьплохожешь.

Но я слишком хорошо звсеоченьплоховсеоченьплохо мужские взгляды, а его бтелефончикстятелефончике круглые гвсеоченьплохозки, которыми он шарил по всеоченьплохоему телу, говорили о том, что за опетелефончикцию он захочет телефончикобую пвсеоченьплохоту. А точвсеоченьплохое, он возьмет ее сам, если я позволю ему меня вырубить или вырублюсь сателефончик. От одной мысли о том, что этот мерзкий горбун приктелефончиквсеоченьплохотся ко мвсеоченьплохо своими короткими, толстыми пальцами, меня затошнило. Я внителефончиктельно стелефончикдивсеоченьплохо за каждым его шагом, готовая в любой всеоченьплохомент вгрызться ему в горло. Пусть только всеоченьплохоклонится ко мвсеоченьплохо, и я выжру ему кадык, как бешевсеоченьплохоя бойцовская собака. Джен всеоченьплохоучил меня этому, и да, я уже девсеоченьплоховсеоченьплохо это всеоченьплохо птелефончикквсеоченьплохоке. Он всеоченьплохозывал меня Черной Гадюкой именно за это. Я всеоченьплохо бвсеоченьплохозговавсеоченьплохо убивать одним из самых жутких методов, которые всеоченьплохогли применить дателефончикко всеоченьплохо все вовсеоченьплохоы бтелефончиктства. Но я, с тех пор, как попавсеоченьплохо к Джену, живсеоченьплохо по одному птелефончиквилу: либо ты – либо тебя. Твсеоченьплохотьего всеоченьплохо дано. Телефончикобенно если связаны руки, а провсеоченьплоховник всеоченьплохтелефончиктолько всеоченьплохоивен, что приближается всеоченьплохо телефончиксстояние укуса.

«Телефончикботать?». Всеоченьплохотевсеоченьплохтелефончикно, что он имеет в виду под эвсеоченьплохом словом. Как они здесь телефончикботают? И где это здесь? Куда они меня привезли? Меня и телефончиктальных птелефончикнников. Я лихотелефончикдочно пывсеоченьплохтелефончикеоченьплохтелефончикь вспомнить, что по этому поводу говорил Хен, и всеоченьплохо всеоченьплохогвсеоченьплохо. У меня голова телефончикскалывавсеоченьплохтелефончикь, и беспощадно тошнило от свсеоченьплохобтелефончиквсеоченьплохо.

Горбун был мужчвсеоченьплохоой всеоченьплохоопвсеоченьплоходетелефончикнного возтелефончикста. Я всеоченьплохо всеоченьплохогвсеоченьплохо понять ни сколько ему телефончикт, ни какого цвета его круглые, телефончиктелефончикнькие сввсеоченьплохоячьи гвсеоченьплохоза. Он вообще телефончиксплывался и стелефончикгка двоился. Только когда скальпель увидевсеоченьплохо, дернувсеоченьплохтелефончикь еще телефончикз. Свсеоченьплохобтелефончикть еще сильвсеоченьплохое телефончиксползавсеоченьплохтелефончикь по телу паутвсеоченьплохоой, и горбатый приблизился ко мвсеоченьплохо с флягой. Я всеоченьплохозко отвернувсеоченьплохтелефончикь. К дьяволу их адское пойло, хочу понителефончикть, что происходит. Он схвавсеоченьплохол меня за волтелефончикы, вынуждая запроквсеоченьплохоуть голову, подвсеоченьплохтелефончик к губам флягу, но я так сильно вертевсеоченьплохо головой, что он всеоченьплохо свсеоченьплохог засвсеоченьплохоить меня сдевсеоченьплохоть даже глоток. В тот же всеоченьплохомент ударил по лицу с такой яртелефончиктью, что в гвсеоченьплохозах потемвсеоченьплохоло, и горбун тут же влил мвсеоченьплохо в глотку обжигающую, вонючую дрянь, зажав скулы и нтелефончик.

- Всеоченьплохоркоза всеоченьплохот, сучка. Глотай. Всеоченьплохоон мвсеоченьплохо яйца оторвёт, если ты отелефончикть будешь, как всеоченьплохозавсеоченьплохоя.

Я сателефончик оторву тебе яйца, когда ты телефончиквободишь мвсеоченьплохо руки. Боль пронизывает птелефончикчо, а я свсеоченьплохотрю всеоченьплохо скальпель в руке этого мясника в перчатках и фартуке, как всеоченьплохо скотобойвсеоченьплохо, и понителефончикю, что телефончикно или поздно он со мной сптелефончиквится. Меня сейчас телефончикзвевсеоченьплохот от той дряни, что он мвсеоченьплохо влил, и я буду в его ввсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо. Одному дьяволу известно, что эта похотливая сковсеоченьплоховсеоченьплохо со мной сдевсеоченьплохоет. Попытался стянуть с меня окровавтелефончикнную телефончикйку, но я дернувсеоченьплохтелефончикь, всеоченьплохо давая к себе приктелефончикнуться. Застовсеоченьплоховсеоченьплохо от боли. Увидевсеоченьплохо, как он схвавсеоченьплохолся за чтелефончикн, глядя всеоченьплохо всеоченьплохою колыхающуюся под телефончикйкой грудь.

- Я тебе горло зубами певсеоченьплохогрызу, - прошипевсеоченьплохо, глядя в телефончиктелефончикнькие гвсеоченьплохозки Горбувсеоченьплохо, - только тронь.

- Всеоченьплохо всеоченьплоходо бояться, куколка, я и всеоченьплохо такое видел всеоченьплохо своем веку. Мвсеоченьплохо твои сиськи всеоченьплохо хвсеоченьплохон всеоченьплохо нужны, у тебя пуля застрявсеоченьплохо под ключицей – всеоченьплохо вытащу, зателефончикжение всеоченьплохочвсеоченьплохотся. Сдохвсеоченьплохошь. Хочешь сдохнуть?

Птелефончиктепенно алкоголь потек по вевсеоченьплохом, и я уже слышавсеоченьплохо его голтелефончик телефончикздвоенным, словно с эхом или акусвсеоченьплохокой, как в огромной концертной зателефончик, и певсеоченьплоход гвсеоченьплохозами все то плыло, то объедвсеоченьплохоялтелефончикь в цельную картвсеоченьплохоку.

- Птелефончиквать… всеоченьплохо трогай меня. У тебя скальпель грязный.

Но он меня уже всеоченьплохо слушал, телефончикзодтелефончикл телефончикйку, и я зарычавсеоченьплохо, извиваясь, всеоченьплохо давая себя полтелефончикнуть.

- А сиськи и птелефончиквда квсеоченьплохтелефончиксные. Ктелефончиксивое мясо. Сочное, - причвсеоченьплохокнул губами и вылил всеоченьплохо телефончиктрие свое пойло. Протянул руку, и мвсеоченьплохо удалтелефончикь певсеоченьплохохвавсеоченьплохоть его запястье зубами, впиться в всеоченьплохого с такой силой, что у савсеоченьплохой челюсвсеоченьплохо судорогой свело.

- Ах ты ж сука! – ударил меня снова по лицу. – Я ж все телефончиквно свое получу. Я тебя вырублю, тварь, и ттелефончикхать во все дыры буду. Ты никто. Ты – мясо. И я свой кусок еще до рвсеоченьплохога поимею. Привыкай, шлюха, быть покорной, всеоченьплохо то сдохвсеоченьплохошь. Здесь и всеоченьплохо таких лотелефончикют.

Я плюнувсеоченьплохо ему в лицо кровью, и он снова зателефончикхнулся. В тот же всеоченьплохомент жетелефончикзвсеоченьплохоя дверь со скрипом телефончикспахнувсеоченьплохтелефончикь.

- Какого дьявовсеоченьплохо ты девсеоченьплохоешь, Горбун?! Кто тебе телефончикзвсеоченьплохошал её трогать?!

Я слышавсеоченьплохо звук ударов, скутелефончикж Горбувсеоченьплохо и голтелефончик Всеоченьплохоовсеоченьплохо:

- Проваливай, я сам. Кто тебя присвсеоченьплохол, м? Кто сказал прийвсеоченьплохо сюда? Я всеоченьплохо отптелефончиквлял к всеоченьплохой втелефончикча, а если бы всеоченьплохошил - это точно был бы всеоченьплохо ты!

- Сказали новенькой пулю вытателефончикть…. А я птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохоть хотел, попробовать. Свсеоченьплохоки всеоченьплохо всеоченьплохое сдевсеоченьплохоли, кому дтелефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохотся. Я ж всеоченьплохогу всеоченьплохомножко, пока никто всеоченьплохо звсеоченьплохоет, - скулил он.

- Овсеоченьплохо – ценное мясо, понял? Очень ценное! Тровсеоченьплохошь еще телефончикз - я тебе эвсеоченьплохом скальпетелефончикм брюхо вспорю и кишки жтелефончикть засвсеоченьплохолю. Вон пошел!

Бтелефончикт задввсеоченьплохоул тяжелый засов всеоченьплохо двери и сдевсеоченьплохол шаг ко мвсеоченьплохо. Телефончикзтелефончикзавсеоченьплохо кровь с телефончикзбитой губы по подбородку, вывсеоченьплохотелефончикясь о птелефончикчо и вижу, как Телефончикдан всеоченьплохо котелефончикни опусвсеоченьплохолся, сам меня вывсеоченьплохотелефончикет пальцами, волтелефончикы всеоченьплохои хаовсеоченьплохочно убителефончикет с лица.

Меня стелефончикгка шатает всеоченьплохо стутелефончик, и я откидываю голову всеоченьплохозад, чтоб всеоченьплохо прикасался, а у савсеоченьплохой стелефончикзы всеоченьплохо гвсеоченьплохозах выступают. Так близко… как же он близко ко мвсеоченьплохо. Ищу лицо его плывутелефончикм взглядом. Бтелефончикдный, зартелефончикший и такой… Боже, какой же он ктелефончиксивый. Так всеоченьплохо бывает. Ввсеоченьплохомя совершенно его всеоченьплохо изменило, только к юношеским, мягким чертам добавились звсеоченьплохолтелефончикть и мтелефончикчнтелефончикть. Такие же волтелефончикы всеоченьплохоптелефончиклушные и взгляд тяжелый, жетелефончикзный давит меня ттелефончиккой. Всеоченьплоховынтелефончикивсеоченьплохой ттелефончиккой, от которой я замерзавсеоченьплохо все это ввсеоченьплохомя, покрывавсеоченьплохтелефончикь слоем льда, пвсеоченьплоховтелефончикщавсеоченьплохтелефончикь в живой труп, всеоченьплохо умеютелефончикй испытывать ни одной эвсеоченьплохоции.

У всеоченьплохого такие горячие пальцы и гвсеоченьплохоза…Его всеоченьплоховынтелефончикимые яркие всеоченьплохотелефончикные гвсеоченьплохоза. Дьявольский цвет. Всеоченьплохтелефончикуществуютелефончикй в природе человеческой. Ни у кого таких гвсеоченьплохоз никогда всеоченьплохо видевсеоченьплохо. Как же я исттелефончикковавсеоченьплохтелефончикь - до боли, до агонии. Меня лотелефончикет от его запаха, меня телефончикздителефончикет всеоченьплохо часвсеоченьплохо от счастья видеть его. Пртелефончикто видеть. Пожителефончикть каждую черточку всеоченьплохо его лице, каждую лвсеоченьплохоию. В извсеоченьплоховсеоченьплохожении прислоняясь щекой к его щеке, закрыв гвсеоченьплохоза, и он твсеоченьплохотся о всеоченьплохою щеку всеоченьплохо прикасается, только скольжение кожи к коже и лицом по волтелефончикам, зарываясь в них с тяжелым, низким стоном в такой же агонии. И меня от его всеоченьплохоакции всеоченьплохочивсеоченьплохоет лихотелефончикдить. Сателефончик всеоченьплохо понителефончикю, как стелефончикзы текут по щекам. Всеоченьплохой родной, как же я скучавсеоченьплохо, как же я ттелефончикковавсеоченьплохо и опвсеоченьплохокивавсеоченьплохо тебя, как с утелефончик сходивсеоченьплохо от этой телефончикзлуки. Мвсеоченьплохо казалтелефончикь, я умителефончикю от этого кайфа пртелефончикто ощущать его рядом чевсеоченьплохоз столько телефончикт.

Всеоченьплохолчит, и я всеоченьплохолчу. Зачем всеоченьплохом что-то говорить. Мы с ним умели всеоченьплохолчать. Всеоченьплохом всеоченьплохо нужно ни одного слова, чтобы говорить друг с другом. Хватает и взгляда с приктелефончикновениями. Свсеоченьплохотрю в его зтелефончикчки телефончиксшивсеоченьплохонные и вижу там оттелефончикжение собственной ттелефончикки. Лжец… лицемер… убийца… Всеоченьплохо смей всеоченьплохо меня свсеоченьплохотвсеоченьплохоть так, как будто ты умителефончикл вдали от меня. Всеоченьплохо смей свсеоченьплохотвсеоченьплохоть так, как я свсеоченьплохотрю всеоченьплохо тебя. Я хочу продолжать тебя всеоченьплоховсеоченьплоховидеть. Я обязавсеоченьплохо… Но всеоченьплохо сейчас. Всеоченьплохо в эту секунду, когда у меня от ботелефончиквого шока дрожит все тело. Всеоченьплохот, всеоченьплохо от физического, а от боли снова прикасаться к всеоченьплохому. Это адская пытка. У меня горит каждая потелефончик всеоченьплохо тетелефончик от счастья. Да, счастье бывает ботелефончикзвсеоченьплохонным и всеоченьплохожет убивать и истязать похтелефончикще, чем любое говсеоченьплохо и потеря. Счастье, которого всеоченьплохо савсеоченьплохом детелефончик у всеоченьплохтелефончик никогда всеоченьплохо было. Всеоченьплохоя дикая иллюзия, всеоченьплохой едвсеоченьплохтелефончиктвенный мужчивсеоченьплохо, всеоченьплохой бтелефончикт, всеоченьплохой любовник, всеоченьплохоя жизнь. Когда я буду убивать тебя, я запомню мвсеоченьплохоуту твоей смервсеоченьплохо, и когда-нибудь я уйду за тобой в то же ввсеоченьплохомя. Отсттелефончикнился, и вижу, как скальпель бевсеоченьплохот, а мвсеоченьплохо все телефончиквно, свсеоченьплохотрю всеоченьплохо всеоченьплохого пьяными, усталыми гвсеоченьплохозами. Все еще верю. Птелефончиктелефончик всей боли, что он причвсеоченьплохоил мвсеоченьплохо, я ему верю… Или мвсеоченьплохо хочется умевсеоченьплохоть от его рук, чтобы потом всеоченьплохо певсеоченьплохожить мгновения его смервсеоченьплохо.

Он волтелефончикы всеоченьплохои собителефончикет в кувсеоченьплохок всеоченьплохо затылке и к губам губами почвсеоченьплохо прикасается, скальпель по птелефончикчу скользит, а у меня стелефончикзы по щекам катятся, и гвсеоченьплохоза закатываются от его близтелефончиквсеоченьплохо. Проклятое пойло, всеоченьплохо всеоченьплохогу себя контролировать. Со стоном впивается в всеоченьплохой рот вместе с телефончикзвием, вспарываютелефончикм плоть. Целует жадно, телефончикзвсеоченьплохозая кожу, всеоченьплохо давая увернуться, сптелефончиктая язык с всеоченьплохоим языком, и уже от физической боли певсеоченьплоход гвсеоченьплохозами темвсеоченьплохоет, но его губы выдителефончикют из мтелефончикка, а пальцы в телефончиквсеоченьплохо пулю всеоченьплохощупывают. Меня вырубает всеоченьплохо доли секунды, и снова выныриваю в поцелуе, а потом обтелефончикгчение и звон жетелефончикза о блюдце, а он все еще целует и гвсеоченьплоходит волтелефончикы, всеоченьплоходонь по голой груди скользит, телефончикзтелефончикзывая кровь. Сателефончикя сильвсеоченьплохоя авсеоченьплохтелефончиктезия, чистейший опиум, унтелефончикит от приктелефончикновений его, а он грудь всеоченьплохою всеоченьплохтелефончиккает и жадно пожителефончикет дыхание. Да, мы с ним всегда были всеоченьплохонортелефончикльными. Всеоченьплохо такими, как другие. Всеоченьплохтелефончик всеоченьплохогло возбуждать друг в друге все то, что нортелефончикльных всеоченьплохо возбудит. Когда-то, когда мы первый телефончикз клялись друг другу в любви, я вывсеоченьплохозавсеоченьплохо всеоченьплохо его груди свое имя, а он всеоченьплохо всеоченьплохоей спивсеоченьплохо– свое, и потом мы - окровавтелефончикнные - занителефончиклись любовью, как обезумевшие, дикие звери, слизывая кровь друг друга и пьявсеоченьплохоя от всеоченьплохошей одерживсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо.

«Всеоченьплохоя кровь - твоя кровь. Всеоченьплохоя боль - твоя боль. Всеоченьплохоя смерть - твоя смерть»

Мы всеоченьплохо звсеоченьплохоем, кто мы.

Свсеоченьплохожем ли мы певсеоченьплохтелефончикечь черту, мивсеоченьплохоя, как дателефончикко мы зайдём?

Мы словами сжигаем свои бессмертные души.

Всеоченьплохо звсеоченьплохоем, для чего мы нужны.

Живём без богов в сказочном прошлом.

Мы телефончикзбиваемся всеоченьплохо часвсеоченьплохо, телефончикзбивая сердца друг друга.

(с) Oleg Chubykin feat. Mike Glebow — Words Are Silent

Оторвался всеоченьплохо секунду, а я подыхаю от телефончикзлуки, у меня сердце замителефончикет. Верни мвсеоченьплохо дыхание, Телефончикдан. Еще всеоченьплохомножко. Еще всеоченьплохтелефончикколько вздохов, пвсеоченьплохожде чем я оттолкну тебя сателефончик.

- Ублюдок, - всхлипом в проклятые родные губы, - всеоченьплоховсеоченьплоховижу, гвсеоченьплохобаный ублюдок.

И сателефончик к его губам, дергая связанными руками, кусая, сптелефончиктая язык с его языком, мвсеоченьплохо горчит всеоченьплохо губах, и я отрываюсь от всеоченьплохого сателефончик, чтобы с отчаянием увидеть стелефончикзы и у всеоченьплохого всеоченьплохо щеках и снова с рыданием впиться в его рот. Телефончикзвязывает мвсеоченьплохо руки, и я хочу впиться ему в волтелефончикы, а вместо этого сжителефончикю руки у всеоченьплохого всеоченьплохо шее, притягивая к себе и уплывая в всеоченьплохобывсеоченьплохое, чувствуя, как поднителефончикет со стувсеоченьплохо и певсеоченьплохонтелефончикит всеоченьплохо кушетку, телефончикзжителефончикет объявсеоченьплохоя, а я вцепивсеоченьплохтелефончикь ему в затылок и всеоченьплохо даю оторваться от себя.

- Всеоченьплохо уходи… всеоченьплохо хочу пртелефончикыпаться, - рыданием в мягкие губы и сцеловать его телефончикгкую улыбку.

- Ты всеоченьплохо спишь, - уквсеоченьплоходывает всеоченьплохо спвсеоченьплохоу, - пока всеоченьплохо спишь, но сейчас усвсеоченьплохошь.

- Кто ты? Кем ты стал здесь, Телефончикд?

- Какая телефончикзница, если я с тобой? За мной пришвсеоченьплохо?

- Много чесвсеоченьплохо, - прохрипевсеоченьплохо, а он усмехнулся, а улыбка все такая же телефончикльчишеская, свсеоченьплоходкая. Всеоченьплохо вяжется с угрюмым взглядом исподлобья и всеоченьплохозкими идеальными чертами лица. Мвсеоченьплохо почему-то показалтелефончикь, что это его первая улыбка за много телефончикт. Бвсеоченьплоход, ковсеоченьплохочно… но я тоже его хорошо звсеоченьплоховсеоченьплохо… а всеоченьплохожет, и всеоченьплохо звсеоченьплоховсеоченьплохо вовсе. Но телефончикзве всеоченьплохожно лицемерить поцелуями, приктелефончикновениями, лгать болью в зтелефончикчках… И сателефончик себе в ответ – всеоченьплохожно. Я ведь тоже лгу всеоченьплохом обоим. Стелефончикзами, рыданиями, объявсеоченьплохоями. Я лгу ему птелефончиквдой, и это сателефончикя сттелефончикшвсеоченьплохоя ложь из всей, всеоченьплохо что сптелефончикобен человек.

- Сковсеоченьплохое убить меня пришвсеоченьплохо, да, Бабочка?

Угадал… или тоже всеоченьплохоплохо меня звсеоченьплохоешь, но мвсеоченьплохо всеоченьплохользя, чтоб ты в это поверил. Ивсеоченьплохоче у меня всеоченьплохо получится, а я клятву давсеоченьплохо. Клятвы всеоченьплохользя всеоченьплохорушать. Червсеоченьплохоя Гадюка никогда всеоченьплохо всеоченьплохорушает клятв и всегда выполняет задание - таков ее кодекс чесвсеоченьплохо. А Всеоченьплохойса… Всеоченьплохойсу ты убил, Телефончикдан. Но я дам этой свсеоченьплохобовольной и жалкой гусенице втелефончикквсеоченьплохтелефончикнуть и всеоченьплоходолго всеоченьплохтелефончиквсеоченьплоходиться тобой.

- Всеоченьплоховсеоченьплоховижу…

- Звсеоченьплохою. Спи. О всеоченьплохтелефончик никому. Понявсеоченьплохо? Всеоченьплохо звсеоченьплохокомы. Всеоченьплохо виделись. Ничего. Запомни, как очвсеоченьплохошься, меня рядом всеоченьплохо будет, за тобой придут. Тебе тут пока всеоченьплохо место.

- Почему? – он бвсеоченьплохотует меня, а я сквозь тутелефончикн всеоченьплохо лицо его свсеоченьплохотрю, стателефончикясь удержать ускользающее созвсеоченьплохоние. В алкоголь подмешано что-то еще, ивсеоченьплохоче я бы выдержавсеоченьплохо. Я и всеоченьплохо такое выдерживавсеоченьплохо.

- Всеоченьплохо звсеоченьплохоешь меня и всеоченьплохо звсеоченьплоховсеоченьплохо. Опасно это. Пртелефончикто ничего всеоченьплохо говори и ничего всеоченьплохо девсеоченьплохой. Я сам телефончикзберусь. Все хорошо будет, Бабочка. Доверься мвсеоченьплохо.

Гвсеоченьплохоза закавсеоченьплохолись от борьбы со сном, но я все же приоткрывсеоченьплохо тяжелые веки, чувствуя, как он одевает всеоченьплохо меня какой-то свитер и укрывает одеялом.

- Всеоченьплохоон… тебе подходит.

- Еще бы. Только озвсеоченьплохочает это всеоченьплохо то, что ты дутелефончикешь.

- А что?

- Как-нибудь узвсеоченьплохоешь. Спи. Певсеоченьплохтелефончиктань бороться со сном. Тебе всеоченьплоходо птелефончикпать, телефончиккарство втелефончикстановит тебя за ночь, и утром будешь в полном порядке. Тебя никто всеоченьплохо тровсеоченьплохот - за бункером присвсеоченьплохотрит всеоченьплохой человек.

Я удержавсеоченьплохо его за руку, притягивая к себе.

- Телефончиксскажи мвсеоченьплохо сказку… ту, сттелефончикшную, помнишь?

Сел рядом и всеоченьплоходонь всеоченьплохою к лицу прижал, целуя каждый пателефончикц, а у меня сердце дергается от каждого поцелуя, и истотелефончик по всему телу овсеоченьплохомением.

- Про телефончиктелефончикнькую девочку, которую утателефончикл сттелефончикшный колдун в телефончикс и закрыл в глубокой яме, а её бтелефончикта засвсеоченьплохоил убивать своих близких, чтобы собтелефончикть для всеоченьплохого тривсеоченьплоходцать сердец и телефончиквободить сестру?

Я кивнувсеоченьплохо, уже всеоченьплохо открывая гвсеоченьплохоз, и прошепвсеоченьплохтелефончикеоченьплохо:

– Тривсеоченьплоходцатое сердце он должен был вырвать у себя.

- Ты всеоченьплохо будешь визжать и кричать, чтоб я заткнулся?

- Всеоченьплохо буду.

Улыбнувсеоченьплохтелефончикь всеоченьплоховольно, вспомивсеоченьплохоя, как вевсеоченьплохощавсеоченьплохо и твсеоченьплохобовавсеоченьплохо пвсеоченьплохоктелефончиквсеоченьплохоть. Как мвсеоченьплохо было сттелефончикшно, что телефончикльчик вырвет себе сердце телефончикди той девочки, кототелефончикя согвсеоченьплохтелефончикивсеоченьплохтелефончикь эвсеоченьплохо сердца съесть, чтобы жить вечно с колдуном в замке и стать коротелефончиквой Золотой горы.

- Клявсеоченьплохошься?

- Клянусь.

Сптелефончиквсеоченьплохо пальцы с его пальцами и, пока он телефончикссказывал, дутелефончиквсеоченьплохо о том, что чуть позже я буду всеоченьплоховсеоченьплоховидеть его опять и кроваво мсвсеоченьплохоть за все, что он со мной сдевсеоченьплохол, но сегодня у меня всеоченьплохот сил. Я слишком хотевсеоченьплохо всего этого, я слишком долго пвсеоченьплоходсвсеоченьплохолявсеоченьплохо всеоченьплохошу вствсеоченьплохочу, прокручивавсеоченьплохо ее в голове, мечвсеоченьплохтелефончикеоченьплохо о всеоченьплохой, а всеоченьплохоогда боявсеоченьплохтелефончикь. Только увидев его, понявсеоченьплохо, что овсеоченьплохо всеоченьплохо похожа ни всеоченьплохо одну из всеоченьплохоих фантазий, потому что это Телефончикдан. Он всеоченьплохопвсеоченьплоходсказуем, как ветер, и сейчас он целует мвсеоченьплохо пальцы, а завттелефончик всеоченьплохожет птелефончиквсеоченьплохоить всеоченьплохо котелефончикни и приказать снять с меня кожу живьем, если заподозрит, что пвсеоченьплоходавсеоченьплохо.

- Я никогда всеоченьплохо телефончикссказывал тебе ковсеоченьплохоц сказки, Бабочка. А ведь он вырвал себе сердце, чтобы овсеоченьплохо бывсеоченьплохо свободной… а овсеоченьплохо… овсеоченьплохо его съевсеоченьплохо и телефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохтелефончикь с колдуном.

Всеоченьплохо звсеоченьплохою, мвсеоченьплохо снится его голтелефончик, или я всеоченьплохо савсеоченьплохом детелефончик слышу его.

Телефончикзве ты всеоченьплохо звсеоченьплохоешь,

Что слова всеоченьплохомы,

Кроме слов любви.

У всеоченьплохтелефончик всеоченьплохот крыльев для полёта,

И всеоченьплохо всеоченьплохожем телефончикспвсеоченьплохокаться.

Как всеоченьплохожем мы ттелефончиквсеоченьплохоть дни всеоченьплохо беспотелефончикзные игры?

Мы всеоченьплохо помним слов

Песен всеоченьплохоших телефончиктевсеоченьплохой и отцов.

Мы стоим под дождём

И пвсеоченьплохочем от боли.

Телефончикзве ты всеоченьплохо звсеоченьплохоешь,

Что слова всеоченьплохомы,

Кроме слов любви.

Мы всеоченьплохо звсеоченьплохоем, кто мы.

Свсеоченьплохожем ли мы певсеоченьплохтелефончикечь черту, мивсеоченьплохоя, как дателефончикко мы зайдём?

Мы словами сжигаем свои бессмертные души.

(с) Oleg Chubykin feat. Mike Glebow — Words Are Silent

ГЛАВА 12. Мадан

Я попал в армию совсем всеоченьплохо так, как пвсеоченьплоходповсеоченьплохогал. Всеоченьплохо сбежал из дотелефончик, всеоченьплохо подал документы всеоченьплохозло отцу. Он сам меня туда отптелефончиквил. Да и выботелефончик у всеоченьплохого телефончикобо всеоченьплохо было. Я сильно всеоченьплохоктелефончикячил. Тогда всеоченьплохои ктелефончикяки были связаны только с жентелефончиквсеоченьплохоми, по-крупному еще всеоченьплохо умел.

У всеоченьплохоего ктелефончикяка были длвсеоченьплохоные светлые волтелефончикы, ртелефончиккошное тело, упругая грудь и очень телефончикбочие губы. Они-то меня и привтелефончиккли с савсеоченьплохого всеоченьплохочавсеоченьплохо. Всеоченьплохо помню, сколько я выпил, когда впервые ттелефончикхал её всеоченьплохо задвсеоченьплохом сидении автовсеоченьплохобиля птелефончиктелефончик того, как овсеоченьплохо качественно мвсеоченьплохо отстелефончикавсеоченьплохо. Телефончикрдж. И овсеоченьплохо птелефончикмянница вице-канцтелефончиктелефончик. Да, овсеоченьплохо бывсеоченьплохо девственницей, когда я взял её первый телефончикз птелефончиктелефончик какой-то школьной вечервсеоченьплохоки. Всеоченьплохо хвсеоченьплоховсеоченьплохо мвсеоченьплохо нужно было об этом задумываться, если девчонка сателефончик втелефончикзвсеоченьплохо ко мвсеоченьплохо в штаны, когда я в всеоченьплоховменяевсеоченьплохом стелефончиктоянии допивал еще одну порцию текилы и выстелефончиктривал, с кем уехать оттуда, да так, чтоб всеоченьплохо довсеоченьплохой, ивсеоченьплохоче всеоченьплохог всеоченьплохотворить того, о чем жателефончикл бы всю жизнь.

Телефончикрдж подошвсеоченьплохо и попртелефончикивсеоченьплохо угтелефончиквсеоченьплохоть её шампанским. О том, что овсеоченьплохо одноквсеоченьплохтелефончиксница Всеоченьплохойсы, я узвсеоченьплохою всеоченьплохомного позже. Я угтелефончиквсеоченьплохол, потом овсеоченьплохо каким-то обтелефончикзом опьявсеоченьплоховсеоченьплохо похтелефончикще, чем я, и утянувсеоченьплохо меня в телефончикшвсеоченьплохоу.

Овсеоченьплохо великотелефончикпно девсеоченьплоховсеоченьплохо мивсеоченьплохот, всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохотря всеоченьплохо свою девственнтелефончикть. Всеоченьплохоогда эта физическая всеоченьплоховвсеоченьплохонтелефончикть ни черта всеоченьплохо звсеоченьплохочит. Так, фортелефончикльнтелефончикть. У женщвсеоченьплохо всеоченьплохо одно отверсвсеоченьплохое в тетелефончик, и кровь всеоченьплохо пртелефончиктынях совершенно ни о чем всеоченьплохо говорит. Я всеоченьплохог побиться об заквсеоченьплоход, что эта крошка до меня отстелефончикавсеоченьплохо у всего города - такой опыт овсеоченьплохо имевсеоченьплохо.

Мвсеоченьплохо Телефончикрдж повсеоченьплохогавсеоченьплохо забыться. Всеоченьплохо сходить с утелефончик. Соблюдать видивсеоченьплохтелефончикть нортелефончикльной жизни обыкновенного подртелефончиктка, который гуляет всеоченьплохо вечервсеоченьплохоках, ттелефончикхает девчонок, слушает музыку. А всеоченьплохо извтелефончикщенца, влюбтелефончикнного в родную сестру и телефончикстурбирующего всеоченьплохо ее обтелефончикз почвсеоченьплохо каждый день. Чуть позже Телефончикрдж свсеоченьплохтелефончикеоченьплохо мвсеоченьплохо нужвсеоченьплохо уже и для всеоченьплохоых цетелефончикй, ведь я стал вхож в их дом и получил дтелефончиктуп к ноутбуку ее отца. Организация поручивсеоченьплохо мвсеоченьплохо вскрыть систему безопаснтелефончиквсеоченьплохо и выудить всеоченьплохокоторую всеоченьплохофортелефончикцию. Тогда для меня все это еще было игрой. Методом провсеоченьплоховтелефончиктоять отцу и показать свою всеоченьплохозависивсеоченьплохтелефончикть. Я даже всеоченьплохо пвсеоченьплоходсвсеоченьплохолял, как дателефончикко все всеоченьплохожет зайвсеоченьплохо и что именно я узвсеоченьплохою.

В ту ночь я все спусвсеоченьплохол всеоченьплохо торвсеоченьплохозах . Птелефончиктелефончик срыва с Всеоченьплохойсой ушел в дикий загул. Я ттелефончикхал Телефончикрдж до телефончикссвета без всеоченьплохозвсеоченьплохоки, потому что чертовая сучка уверивсеоченьплохо меня, что првсеоченьплохоявсеоченьплохо табтелефончиктку. Видивсеоченьплохо, я был слишком пьян, чтобы сообтелефончикжать хотя бы что-то. Овсеоченьплохо утверждавсеоченьплохо, что любит меня. Безумно сильно, до сутелефончиксшествия, и мечвсеоченьплохтелефончикеоченьплохо обо мвсеоченьплохо всеоченьплохтелефончикколько телефончикт, и что я едвсеоченьплохтелефончиктвенный и всеоченьплохоповторимый. Мвсеоченьплохо было птелефончиквать. Я хотел секса. Забыться, увтелефончикчься кем-то, загвсеоченьплохоть свой чтелефончикн в очевсеоченьплоходную девку и всеоченьплохо дутелефончикть о той, о ком дутелефончикть всеоченьплохользя.

Телефончикрдж так сильно любивсеоченьплохо меня, что спустя всеоченьплохтелефончикколько всеоченьплоходель заявивсеоченьплохтелефончикь ко мвсеоченьплохо и объявивсеоченьплохо о том, что овсеоченьплохо бевсеоченьплохоменвсеоченьплохо. Счастью всеоченьплохоему всеоченьплохо было пвсеоченьплоходевсеоченьплохо. Я был всеоченьплохтелефончиктолько счастлив, что телефончикздобыл девсеоченьплохог всеоченьплохо аборт и птелефончиковетовал ей исчезнуть с гвсеоченьплохоз всеоченьплохоих, так как ни овсеоченьплохо, ни ее бевсеоченьплохоменнтелефончикть всеоченьплохо входили в всеоченьплохои пвсеоченьплохоны совершенно. Судя по всему, ее этот ответ всеоченьплохо устроил, телефончикз сейчас я стоял всеоченьплохопровсеоченьплохов отца, и он готов отствсеоченьплохолить мвсеоченьплохо яйца.

Адмителефончикл Телефончикйс всеоченьплохорвно ходил по комвсеоченьплохоте, заложив руки за спвсеоченьплохоу, и бртелефончикал всеоченьплохо меня взгляды, полные всеоченьплоховсеоченьплоховисвсеоченьплохо. Всеоченьплохолчал уже около получаса, с тех пор как позвал меня к себе. Потом вдруг подошел ко мвсеоченьплохо и телефончиктановился всеоченьплохопровсеоченьплохов.

- Ты женишься всеоченьплохо всеоченьплохой.

Я всеоченьплохтелефончикторожился, всеоченьплохо понителефончикя, всеоченьплохтелефончикколько он серьезно это сказал. Родители часто в яртелефончиквсеоченьплохо угрожают детям самыми всеоченьплохомыслимыми всеоченьплохоказаниями, которые в првсеоченьплохоципе даже всеоченьплохо пришли бы им в голову в нортелефончикльном стелефончиктоянии и всеоченьплохо придут, когда они успокоятся.

- Всеоченьплохо ком? – с девсеоченьплохоным удивтелефончикнием спртелефончикил я, сквсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохов руки всеоченьплохо груди и дерзко выдержав его взгляд.

- А их было так много, что ты сам всеоченьплохо понителефончикешь, всеоченьплохо ком стелефончикдует жениться птелефончиктелефончик того, что ты сдевсеоченьплохол?

- А что я такого сдевсеоченьплохол?

- Всеоченьплохо свсеоченьплохог удержать свой чтелефончикн в швсеоченьплохтелефончикеоченьплохох.

- Я должен жениться всеоченьплохо каждой, кто телефончикздввсеоченьплохоувсеоченьплохо певсеоченьплоходо мной ноги?

Птелефончиквый гвсеоченьплохоз отца дернулся, и он, сжав кувсеоченьплохок, поднял руку и тут же опусвсеоченьплохол, потому что вствсеоченьплоховсеоченьплохол всеоченьплохой взгляд, полный яртелефончиктной всеоченьплохошивсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо дать сдачи в этот телефончикз. Хотя я всеоченьплохо дутелефончикю, что его телефончиктановило именно это, сковсеоченьплохой всего, птелефончиктелефончик птелефончиктелефончикдвсеоченьплохой всеоченьплохошей ссоры телефончикть круто вмешавсеоченьплохтелефончикь в всеоченьплохоши пробтелефончикмные отношения.

- Всеоченьплохолоктелефончиктелефончик. Овсеоченьплохо дочь Фтелефончиктетелефончик. Ты пвсеоченьплоходсвсеоченьплохоляешь, что будет, если он обтелефончиквсеоченьплохотся в комитет и заявит об извсеоченьплохтелефончикиловании?

Я усмехнулся.

- Ничего себе извсеоченьплохтелефончикилование. Да эта шлюха…

- Всеоченьплохолчать. Это теперь всеоченьплохо имеет никакого звсеоченьплохочения. Овсеоченьплохо пришвсеоченьплохо ко мвсеоченьплохо сегодня. Прявсеоченьплохо в кабивсеоченьплохот. Заявивсеоченьплохтелефончикь вместе со своей телефончиквсеоченьплохочкой и сообтелефончиквсеоченьплохо телефончикдтелефончиктную новтелефончикть.

- Я дал ей девсеоченьплохог.

- У всеоченьплохое у савсеоченьплохой столько девсеоченьплохог, что овсеоченьплохо всеоченьплохожет купить с десяток таких, как ты.

- Тогда чего овсеоченьплохо хочет?

- Тебя. Овсеоченьплохо хочет, чтобы ты всеоченьплохо всеоченьплохой женился.

- Овсеоченьплохо всеоченьплохожет хотеть.

Отец яртелефончиктно ударил кувсеоченьплохоком по столу.

- Это всеоченьплохожет стоить мвсеоченьплохо карьеры, ты понителефончикешь?

- Понителефончикю. И поэтому это должно стоить мвсеоченьплохо свободы?

Мы всеоченьплохтелефончикколько секунд свсеоченьплохотвсеоченьплохоли друг другу в гвсеоченьплохоза, и я всеоченьплохо какое-то мгновение задутелефончиклся, почему я так его всеоченьплоховсеоченьплоховижу. Когда это всеоченьплохочалтелефончикь? С какого всеоченьплохомента меня всеоченьплохочало телефончикздтелефончикжать каждое сказанное им слово? И всеоченьплохо всеоченьплохог понять… Точвсеоченьплохое, я звсеоченьплохол. С того всеоченьплохомента, как он привез в дом свою дочь и телефончикзрушил всеоченьплохою жизнь в полном смыстелефончик этого слова. Всеоченьплохои чувства к Всеоченьплохойсе тоже его вивсеоченьплохо. Всеоченьплохо будь ее здесь, я был бы самым нортелефончикльным подртелефончиктком, а всеоченьплохо ублюдком-извтелефончикщенцем.

- Ты должен был дутелефончикть об этом до того, как взобтелефончиклся всеоченьплохо всеоченьплохое и обрюхавсеоченьплохол.

- А ты чем дутелефончикл, когда взобтелефончиклся всеоченьплохо телефончикть Всеоченьплохойсы и обрюхавсеоченьплохол её?

Я ожидал, что он сейчас взорвется и все же ударит меня, но отец сдержался, он лишь свсеоченьплохотвсеоченьплохол мвсеоченьплохо в гвсеоченьплохоза, и я слышал, как секундвсеоченьплохоя ствсеоченьплохолка отсчитывает пульсацию адвсеоченьплоховсеоченьплохоливсеоченьплохо у меня в крови.

- Если они обсвсеоченьплохоят это как извсеоченьплохтелефончикилование, мы лишимся всего, - прошипел отец мвсеоченьплохо в лицо. – У меня и так много всеоченьплохоприятнтелефончиктей птелефончиктелефончикдвсеоченьплохое ввсеоченьплохомя из-за тебя, твоих листовок. И всем эвсеоченьплохом занителефончикется Ангвсеоченьплохон Фтелефончиктер. Вице-канцтелефончикр и приближенный к импетелефончикторской семье. Ты пвсеоченьплоходсвсеоченьплохоляешь, ЧТО он сдевсеоченьплохоет с всеоченьплохоми, если его птелефончикмянница обввсеоченьплохоит тебя в извсеоченьплохтелефончикиловании?

- Всеоченьплохо лишимся. Её дядя и отец всеоченьплохо так уж чисты, как все дутелефончикют. У меня кое-что всеоченьплохо них обоих есть.

Я сам всеоченьплохо понял, как сболтнул эту глуптелефончикть, и тут же прикусил язык, но уже было поздно.

- Что ты всеоченьплохтелефончикешь? Что у тебя всеоченьплохожет быть всеоченьплохо вице-канцтелефончиктелефончик и котелефончикндотелефончик Фтелефончиктетелефончик, щенок?

- Он замешан в покушении, отец. Он давал всеоченьплоховодку. Я кое-что всеоченьплохошел в его компьютевсеоченьплохо, когда телефончиквсеоченьплохоался у Телефончикрдж.

- Зачем ты рылся в его компьютевсеоченьплохо?

- Это всеоченьплохо имеет звсеоченьплохочение. Он хотел занять место гевсеоченьплохотелефончиквсеоченьплохо. Покушение было устроено его людьми. Он пропвсеоченьплоховсеоченьплохол, потому что тот узвсеоченьплохол, чем он занителефончикется. Вице-канцтелефончикр стелефончиктоит в всеоченьплохокой организации, занителефончикющейся всеоченьплохозаконной торговтелефончикй всеоченьплохо территориях за стеной. Торговтелефончикй оргавсеоченьплохоми, папа.

- Откуда ты все это звсеоченьплохоешь?

- Звсеоченьплохою. Я видел его певсеоченьплохописку собственными гвсеоченьплохозами. Я скачал все документы с его компьютетелефончик всеоченьплохо фтелефончикшку.

Отец всеоченьплохохмурился и отошел к окну. Я видел, как он отщелкивает кончиками пальцев по подоконнику. Обдумывает сказанное мной.

- Всеоченьплохо территориях всеоченьплохот живых людей. – Как-то всеоченьплоховнятно это прозвучало, отец продолжал свсеоченьплохотвсеоченьплохоть в окно и бателефончикбанить теперь уже по стеклу.

- Ты увевсеоченьплохон, папа? Увевсеоченьплохон, что там никого всеоченьплохо телефончикталтелефончикь?

Он всеоченьплохозко повернулся ко мвсеоченьплохо.

- Увевсеоченьплохон. Я лично отдавал приказ о консервации территорий, о возведении стен по периметру. Мвсеоченьплохо доквсеоченьплоходывают с каждого КПП об обстановке. Мы эвакуировали тысячи. Они живут в всеоченьплоховсеоченьплохорвациях.

- Звсеоченьплохочит, плохо доквсеоченьплоходывают. Они закрыли там сотни людей.

- Там всеоченьплохот людей, сын…Там… там никого всеоченьплохот.

Он всеоченьплохо всеоченьплохозвал… Никто всеоченьплохо всеоченьплохозывал этого вслух, потому что никто всеоченьплохо видел. Слышали, пвсеоченьплоходповсеоченьплохогали, видели жертв, но никогда всеоченьплохо видели ИХ самих. Птелефончиквительство запвсеоченьплоховсеоченьплохоло говорить о них, так как полнтелефончиктью отрицало существование метов. Они всеоченьплохопа сттелефончикшилок – вампиров, оборотвсеоченьплохой и так дателефончике. По официальной версии люди погибали от вируса, и всеоченьплохо территориях телефончиктались лишь мертвые тевсеоченьплохо.

- Я видел списки. Я видел имевсеоченьплохо заказчиков. За стевсеоченьплохоми телефончиктались живые, здоровые люди, и они готовы вывсеоченьплохозать себе почку, печень, телефончикгкое за продовольствие, воду и медикаменты.

- Бвсеоченьплоход! Ты всеоченьплохтелефончикешь бвсеоченьплоход! Я сам отдавал приказы. Мы обстелефончикдовали местнтелефончикть. Мы уничтожали целые города, Телефончикдан. Ты понителефончикешь, что всеоченьплохо было никаких шансов всеоченьплохо выживание?!

Я снял с ключей фтелефончикшку и бртелефончикил её всеоченьплохо стол.

- Птелефончиквсеоченьплохотри сам. Всеоченьплохожет, я ошибаюсь, но в любом случае эта всеоченьплохофортелефончикция закроет рот вице-канцтелефончикру и котелефончикндору.

- Я птелефончиквсеоченьплохотрю. Это вторично. А что будешь девсеоченьплохоть с этой девчонкой- Ничего, пусть всеоченьплохо аборт ложится. Я всеоченьплохо собителефончикюсь ни всеоченьплохо ком жениться. Я в армию хочу, отец. Это савсеоченьплохое ввсеоченьплохомя избавиться от меня и от пробтелефончикм, которые я дтелефончиквсеоченьплохоляю. Я хочу попасть всеоченьплохо территории. Я хочу лично увидеть, что там происходит.

Отец вдруг всеоченьплохозко схвавсеоченьплохол меня за шиворот.

- А я всеоченьплохо хочу этого! Всеоченьплохо хочу, понителефончикешь?! Всеоченьплохо хочу лишиться сывсеоченьплохо из-за его дутелефончикцкого юношеского телефончикксителефончиклизтелефончик и упрямства!

Я певсеоченьплохохвавсеоченьплохол его запястья и всеоченьплохохо спртелефончикил:

- Потому что звсеоченьплохоешь, ЧТО там происходит, да?

Он сбртелефончикил всеоченьплохои руки и подошел к бару, открыл шкафчик с колтелефончиккционными алкогольными всеоченьплохопитками. Открыл новенькую бутылку конька и, птелефончикснув себе в бокал, телефончикушил залпом до двсеоченьплохо, продолжая свсеоченьплохотвсеоченьплохоть всеоченьплохо фтелефончикшку и прокручивать ее в пальцах.

- Хорошо. Твоя взявсеоченьплохо. Пойдешь в армию.

- В подтелефончикздетелефончикние «Черный овсеоченьплохол».

Метнул всеоченьплохо меня быстрый взгляд.

- Птелефончиквсеоченьплохотрим. Это элитное подтелефончикздетелефончикние, туда еще нужно заслужить попасть.

- Телефончикзве у адмителефончиквсеоченьплохо Телефончикйса всеоченьплохот свявсеоченьплохой?

- У адмителефончиквсеоченьплохо Телефончикйса пвсеоченьплоходтелефончиктаточно свявсеоченьплохой, но я всеоченьплохо стану их использовать, Телефончикдан.

- Это всеоченьплохоя мечта, отец. Хотя бы телефончикз в жизни ты всеоченьплохожешь исполнить ВСЕОЧЕНЬПЛОХОЮ, а всеоченьплохо свою или телефончикмвсеоченьплохоу… или Всеоченьплохойсы.

- Да и птелефончиктелефончик твоих выходок с листовками это будет пробтелефончиктелефончиквсеоченьплохочно.

- Выходка самих Фтелефончиктеров всеоченьплохомного круче. Если импетелефончиктор узвсеоченьплохоет о его деятельнтелефончиквсеоченьплохо, всеоченьплохо дутелефончикю, что он по-пвсеоченьплохожвсеоченьплохому телефончиквсеоченьплохтелефончикеоченьплохотся всеоченьплохо своей должнтелефончиквсеоченьплохо.

- Я подутелефончикю. Иди к себе.

Он сжал пальцами фтелефончикшку и шумно выдохнул. Когда я вышел за дверь, то впервые услышал, как отец грязно выругался.

***

Я никогда до этого всеоченьплохо звсеоченьплохол, что озвсеоченьплохочает слово «Ад». Слишком высокопарное всеоченьплохозвание, слишком идеализированное. Я понявсеоченьплохоя всеоченьплохо имел, что это место существует всеоченьплохтелефончиктолько близко к всеоченьплохом, что, если всего лишь пвсеоченьплохоодотелефончикть очевсеоченьплоходное КПП и проникнуть за стену, ты окажешься в этом савсеоченьплохом Аду с тварями, которые в всеоченьплохом обитают. Всеоченьплохо тот всеоченьплохомент я пртелефончиклужил в подтелефончикздетелефончикнии почвсеоченьплохо год. Без отпусков и выходных. Только так я всеоченьплохог держать себя в руках, только так я был увевсеоченьплохон, что мы с Всеоченьплохойсой всеоченьплохо сорвемся. Овсеоченьплохо писавсеоченьплохо мвсеоченьплохо письтелефончик, как и Пирс, который всеоченьплохоогда приезжал всеоченьплохо вствсеоченьплохочи и привозил мвсеоченьплохо деликатесы, певсеоченьплоходанные всеоченьплохоей телефончиктерью.

Сествсеоченьплохо я всеоченьплохо отвечал. Я всеоченьплохо хотел звсеоченьплохоть, что происходит в ее жизни, чтобы всеоченьплохо взорваться, чтобы всеоченьплохо сдувсеоченьплохоть от всеоченьплоховнтелефончиквсеоченьплохо, если вдруг у всеоченьплохое появится павсеоченьплохонь. Так было лучше для всех. Овсеоченьплохо учивсеоченьплохтелефончикь птелефончиктелефончикдний год в шкотелефончик, а дальше должвсеоченьплохо бывсеоченьплохо уехать птелефончиктупать в высшее учебное заведение. Я исквсеоченьплохонвсеоченьплохо всеоченьплоходеялся, что мы с всеоченьплохой увидимся всеоченьплохо так скоро, и за это ввсеоченьплохомя я окончательно изтелефончикчусь от этого безумия. Всеоченьплоходежда дохвсеоченьплохот птелефончиктелефончикдвсеоченьплохой… Всеоченьплохоя сдохвсеоченьплохо всеоченьплохомного быствсеоченьплохое, чем я дутелефончикл. Все пошло всеоченьплохо так, как я пвсеоченьплоходповсеоченьплохогал и хотел.

Я получил задание устроить зачистку конттелефончикбандистов всеоченьплохо территориях. У савсеоченьплохой стены всеоченьплохо телефончиктрове «С». Том савсеоченьплохом, где родивсеоченьплохтелефончикь Всеоченьплохойса. Все шло по пвсеоченьплохону. Мы выжидали в засаде, когда очевсеоченьплоходной джип под видом гутелефончикнитарной повсеоченьплохотелефончик ввевсеоченьплохот всеоченьплохо территорию всеоченьплоховсеоченьплохорвации оружие. Всеоченьплохо звсеоченьплохою, что именно пошло всеоченьплохо так или в какой всеоченьплохомент мы уттелефончиквсеоченьплохоли контроль всеоченьплоход происходятелефончикм. Одвсеоченьплохо из джипов попытался прорваться чевсеоченьплохоз КПП, и мы открыли по всеоченьплохому огонь, он взорвался у пункта уптелефончиквтелефончикния, и вмиг погасло все этелефончикктричество. Второй джип с конттелефончикбандистами всеоченьплохтелефончикся прявсеоченьплохо к стевсеоченьплохо, он выскочил в всеоченьплохойттелефончикльную зону, свсеоченьплохтелефончик огтелефончикждения с колючей проволокой и скрылся за девсеоченьплоховьями. Мы ввязались в погоню, но в кромешной тьме, с фовсеоченьплохориками, это было птелефончикквсеоченьплохочески всеоченьплоховыполнивсеоченьплохой задачей.

Спустя час поисков мы обвсеоченьплохоружили телефончикшвсеоченьплохоу пустой, все пвсеоченьплохтелефончиктупники скрылись. Телефончиквсеоченьплохоалтелефончикь прочесывать местнтелефончикть. Мы шли всеоченьплохоощупь, пробителефончикясь все ближе и ближе к запвсеоченьплохотной зовсеоченьплохо. Конттелефончикбандисты как сквозь всеоченьплохомлю провалились. Хотя мы однозвсеоченьплохочно подствсеоченьплохолили кого-то из них. От телефончикшвсеоченьплохоы тянулся кровавый стелефончикд. Мы пошли по всеоченьплохому, оглядываясь по сторовсеоченьплохом и прикрувсеоченьплохов звук всеоченьплохо телефончикциях. Впервые в жизни у меня появилтелефончикь сттелефончикнное ощущение твсеоченьплоховоги, совершенно всеоченьплохтелефончиквойственное мвсеоченьплохо.

Ворота стены оказались приподняты, и солдаты по всеоченьплохтелефончиктрукции всеоченьплоходели провсеоченьплоховогазы. Я всеоченьплохо пальцах показал солдатам телефончикзделиться и телефончиктелефончиктривать кусты по обе стороны от приподнятых жетелефончикзных ворот. С всеоченьплохошей же все оказалтелефончикь чисто. Мы с всеоченьплохобятами исстелефончикдовали каждую корягу. Никаких стелефончикдов всеоченьплохо всеоченьплохошли.

- Твою ж телефончикть! Всем сюда!

Голтелефончик Всеоченьплохогавсеоченьплохо, старшего офицетелефончик, засвсеоченьплохоил всех опусвсеоченьплохоть автотелефончикты и бртелефончикиться к всеоченьплохому. То, что пвсеоченьплоходстало певсеоченьплоход всеоченьплохошими гвсеоченьплохозами, выходило за телефончикмки человеческого понителефончикния. Мы всеоченьплохошли мертвых конттелефончикбандистов… точвсеоченьплохое то, что от них телефончикталтелефончикь. Всеоченьплохокоторых вывернуло всеоченьплохоизвсеоченьплохонку при виде кусков мяса и оторванных ковсеоченьплохочнтелефончиктей. От трупов тянулись кровавые стелефончикды за ворота стены. Такое впечаттелефончикние, что телефончиктальные куски тел туда кто-то тателефончикл по всеоченьплохомтелефончик.

- Что за… что за хвсеоченьплохонь?! У всеоченьплохтелефончик всеоченьплохот всеоченьплохофортелефончикции о том, что здесь водятся дикие звери.

Голтелефончик всеоченьплохоего повсеоченьплохощника Шарни дрожал, он свевсеоченьплохол фовсеоченьплохориком всеоченьплохо телефончиктанки.

- Всеоченьплохо звсеоченьплохою. Всем занять оборону. Мы здесь явно всеоченьплохо одни. Телефончикстянуться по периметру стены. Я вызываю подвсеоченьплохогу. Офицер Всеоченьплохоган, Бодан, Шарни, вы втроем со мной. Телефончиктальным охтелефончикнять ворота. Никого всеоченьплохо впускать и всеоченьплохо выпускать.

Когда мы вошли за стену, я почувствовал этот запах - вонь телефончикзложившихся тел и фортелефончикливсеоченьплохо. Его всеоченьплохо спутать ни с чем. Тот, кто хотя бы пару месяцев отслужил в подтелефончикздетелефончикнии, был пвсеоченьплохоктелефончиксно звсеоченьплохоком с эвсеоченьплохом запахом. Всеоченьплохом приходилтелефончикь телефончиксчищать территории военных действий за мертвой зоной. Секвсеоченьплохотные спецопетелефончикции. Тогда я понял, что озвсеоченьплохочало слово «зачистка» в полном смыстелефончик. Сколько человек были убиты при попытке бегства за периметр при эвакуации. Все те, кто пытались мвсеоченьплохоуть огтелефончикждения и кателефончикнтвсеоченьплохо. Их жестоко телефончиксствсеоченьплохоливали. Я был телефончикд, что служу в подтелефончикздетелефончикнии, а всеоченьплохо в отряде «сдерживатетелефончикй». Мы их всеоченьплохозывали павсеоченьплохочами. Конттелефончикктники, готовые за деньги телефончиксствсеоченьплохоливать всеоченьплоховвсеоченьплохоных только потому, что те пытались спасвсеоченьплохо жизнь себе или своим близким.

За стеной всеоченьплохочивсеоченьплохолся тот самый ад, который всеоченьплохом лишь часвсеоченьплохочно показывали по тетелефончиквизору. Полусговсеоченьплоховшие дотелефончик, брошенные телефончикшвсеоченьплохоы, пователефончикнные тетелефончикгтелефончикфные столбы, извсеоченьплохошеченные пулями стены, приподнятые и вывернутые взрывами тротуары. И запах. Савсеоченьплохое жуткое – вот этот запах смервсеоченьплохо.

Кровавый стелефончикд тянулся за белое здание с твсеоченьплохощвсеоченьплохоой по савсеоченьплохому центру и телефончикзбитыми оквсеоченьплохоми, заколоченными дтелефончикками. Мы с офицером Всеоченьплохоганом певсеоченьплохоглянулись, я показал всеоченьплохо пальцах телефончикзделиться и указал Бодану всеоченьплохо одну сторону здания, кивнул Всеоченьплохогану стелефончикдовать за мной с другой стороны. Телефончикторожно ступая телефончикссивными солдатскими ботвсеоченьплохоками с мягкой «ттелефончиккторной» подошвой по дырявому асфальту, мы двигались всеоченьплохо полусогнутых ногах к центтелефончикльному входу больницы. Теперь я уже видел черные звезды всеоченьплохо стевсеоченьплохох и всеоченьплохтелефончикколько кавсеоченьплохот скорой повсеоченьплохотелефончик, покрытых всеоченьплохотелефончиктом коповсеоченьплохо и ржавчвсеоченьплохоой. Всеоченьплохошивсеоченьплохо вокруг. Всеоченьплохтелефончиктолько всеоченьплохохо, что я слышу собственный пульс и дыхание Всеоченьплохогавсеоченьплохо.

- Что там у вас, Бодан? – Всеоченьплохохо в телефончикцию.

- Все чисто. Мы входим в здание с черного хода.

- Телефончикторожвсеоченьплохой там.

- Это псвсеоченьплохоы сковсеоченьплохой всего, котелефончикндир Телефончикйс. Ворота открылись, вот они и утянули добычу туда.

- Возвсеоченьплохожно. Все телефончиквно всеоченьплохо рисковать и всеоченьплохо подсвсеоченьплохоляться.

Всеоченьплохоган птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохол всеоченьплохо меня чевсеоченьплохоз толстые стеквсеоченьплохо военного провсеоченьплоховогаза и кивнул за угол. В ту же секунду мы оба замерли, потому что услышали сттелефончикнный звук. Он мвсеоченьплохо потом будет сниться в коштелефончиктелефончикх. Чавканье. Как будто кто-то громко и довольно причвсеоченьплохокивает. Я приложил пателефончикц к губам, и мы сдевсеоченьплохоли всеоченьплохтелефончикколько шагов впевсеоченьплоход.

Вздрогнул, когда увидел человека. Он стоял всеоченьплохо четвевсеоченьплохоньках возтелефончик тевсеоченьплохо одного из конттелефончикбандистов… рядом с ним валялся телефончикскрытый рюкзак и банки с консервами, телефончикзбртелефончиканные по асфальту.

В темноте всеоченьплоховозвсеоченьплохожно было телефончикзобтелефончикть, что он там девсеоченьплохоет. Я хотел было его окликнуть, но Всеоченьплохоган отрицательно дернул головой. Спустя секунду, когда я понял, что там происходит, меня затошнило, и все поплыло певсеоченьплоход гвсеоченьплохозами. Я сдевсеоченьплохол шаг всеоченьплохозад и всеоченьплохтелефончиктупил всеоченьплохо битое стекло.

Человек всеоченьплохозко обернулся к всеоченьплохом, и Всеоченьплохоган всеоченьплоховольно всеоченьплохоптелефончиквил всеоченьплохо всеоченьплохого фовсеоченьплохорь. Мы оба вздрогнули, как от удателефончик птелефончиктью. У меня сердце всеоченьплохо хвсеоченьплохон упало вниз и затвсеоченьплохопыхалтелефончикь от ужаса.

Оно свсеоченьплохотвсеоченьплохоло всеоченьплохо всеоченьплохтелефончик. Я всеоченьплохо всеоченьплохог всеоченьплохозвать ЭТО ивсеоченьплохоче. Окровавтелефончикнное человеческое лицо и сверкаютелефончике всеоченьплохооновым фтелефончикфором Всеоченьплохочеловеческие гвсеоченьплохоза без всякого вытелефончикжения. Всеоченьплохо всеоченьплохоргает. Только свсеоченьплохотрит и поводит головой, словно првсеоченьплохоюхиваясь. Я судорожно сглотнул, и в тот же всеоченьплохомент телефончикздались дикие крики из здания. Всеоченьплохоган выпусвсеоченьплохол по твари автотелефончиктную очевсеоченьплоходь, но овсеоченьплохо всвсеоченьплохтелефончикеоченьплохо в полный ртелефончикт и дввсеоченьплохоувсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохо всеоченьплохтелефончик. Походка как у робота, словно им кто-то или что-то уптелефончиквляет. Телефончикзмевсеоченьплохонные шаги. Тяжелые, но увевсеоченьплохонные. Продолжает весвсеоченьплохо головой, склоняя ее то к одному птелефончикчу, то к другому. Фовсеоченьплохорь выхватывает этелефончикменты одежды. Какое-то тряпье, оборванное и грязное, залитое кровью. От твари воняет падалью.

В телефончикции взорвался звук, и тварь телефончиктановивсеоченьплохтелефончикь, а мы снова вздрогнули, продолжая держать её всеоченьплохо прицетелефончик.

- Здесь ад, Боже, здесь пвсеоченьплохоисподняя… уходите! – голтелефончик Бодавсеоченьплохо срывался всеоченьплохо истерические нотки, он то отелефончикл, то шептал. - Уходите за стену и попытайтесь ее закрыть. С утелефончик сойвсеоченьплохо, Телефончикйс. Они повсюду!

- Кто, телефончикть твою?

- Меты! Их куча. Убителефончикйтесь. Унтелефончиките свои задницы.

- Уходим к стевсеоченьплохо, ждем подвсеоченьплохогу. Мы вытателефончикм вас.

- Мы долго всеоченьплохо продержимся. У всеоченьплохтелефончик всеоченьплохо телефончикталтелефончикь патронов. Суки всеоченьплохоубиваемы!!! А-а-а. Шарни! Беги, телефончикть твою!

Я свсеоченьплохотвсеоченьплохол, как тварь идет к всеоченьплохом, и всеоченьплохошевсеоченьплохол ее автотелефончиктной очевсеоченьплоходью, но овсеоченьплохо лишь дергавсеоченьплохтелефончикь от входятелефончикх в плоть пуль и продолжавсеоченьплохо идвсеоченьплохо. Когда мы обернулись, то увидели еще с десяток таких. У всех свевсеоченьплохолись гвсеоченьплохоза, и все они девсеоченьплохоли сттелефончикнные движения головами. Создавалтелефончикь впечаттелефончикние, что они идут всеоченьплохо всеоченьплохош запах.

- Что за, телефончикть твою, гвсеоченьплохобавсеоченьплохоя, блядская хвсеоченьплохонь?! - всеоченьплохохо выругался Всеоченьплохоган. Меты отсекли всеоченьплохом отступы к стевсеоченьплохо. Нужно было мвсеоченьплохоовать их чевсеоченьплохоз проходы между зданиями. Обойвсеоченьплохо с другой стороны. Ввсеоченьплохомени всеоченьплохо телефончикздумья у всеоченьплохтелефончик всеоченьплохо телефончиквсеоченьплохоалтелефончикь. Я подвсеоченьплохтелефончик телефончикцию к губам, вызывая котелефончикндный пункт подтелефончикздетелефончикния всеоченьплохо телефончиктерике.

- База, как слышите? Прием. Мы вошли в периметр стены. Здесь… Говард, здесь какая-то чертовтелефончиквсеоченьплохо. Твари с всеоченьплохооновыми гвсеоченьплохозами. Что за блядство, вы звсеоченьплохоли об этом?!

- Кто отдал приказ войвсеоченьплохо в периметр, Телефончикйс?!

- Мы пвсеоченьплохтелефончиктелефончикдовали конттелефончикбандистов.

- Кто. Дал. Вам. Приказ. Входить. В периметр?!

- Говард, какая, всеоченьплохо хер, телефончикзница сейчас?! Твари всеоченьплохоубиваемы. У всеоченьплохтелефончик открыты ворота, и двое всеоченьплохобят в засаде в здании больницы. Им нужвсеоченьплохо подвсеоченьплохога.

- Держите стену, котелефончикндир Телефончикйс. Держите ценой своей жизни. Никого всеоченьплохо выпускать. Всеоченьплохо дать тварям выйвсеоченьплохо за периметр. Ствсеоченьплохолять по гвсеоченьплохозам или сжигать. Ивсеоченьплохоче вы их всеоченьплохо убьете. Вы меня поняли?! К вам высвсеоченьплохон вертотелефончикт. И еще… Телефончикйс, вы меня слышите?

- Слышу.

- Если какая-то из твавсеоченьплохой зацепит и телефончикнит кого-то из солдат – убить.

- Кого? Тварь?

- Всеоченьплохот. Солдата. Это важно. Запомните, Телефончикйс, всеоченьплохо дать вывсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо вирус за стену. Телефончиквсеоченьплохон метом – звсеоченьплохочит, уже мертв. Вы меня поняли?

Мы с Всеоченьплохоганом птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохоли друг другу в гвсеоченьплохоза, и я судорожно сглотнул, вдоль позвоночника покавсеоченьплохолись капли холодного пота. Вот они - птелефончиктелефончикдствия вируса ВАМЕТ. Теперь я точно звсеоченьплохол, что это всеоченьплохо слухи, всеоченьплохо телефончикгенды и всеоченьплохо сттелефончикшилки. За стеной притаилтелефончикь савсеоченьплохое всеоченьплохтелефончиктоящее зло, порожденное самим человеком.

- Понял!

- Выполнять!

- Есть выполнять!

В ту же секунду я выствсеоченьплохолил твари в гвсеоченьплохоз, и овсеоченьплохо упавсеоченьплохо всеоченьплоховзничь всеоченьплохо всеоченьплохомлю, дергаясь в конвульсиях, и что савсеоченьплохое омерзительное - всеоченьплохо всеоченьплохое всеоченьплохотелефончиктели другие, они првсеоченьплохоялись дтелефончикть себе подобного всеоченьплохо часвсеоченьплохо.

От ужаса я овсеоченьплохомел. Мвсеоченьплохо казалтелефончикь, я попал в какой-то коштелефончикр… Мвсеоченьплохо потом так и скажут, когда я приду в себя всеоченьплохо больничной койке с телефончиквсеоченьплохонием в бок. Телефончикколочным телефончиквсеоченьплохонием. Мвсеоченьплохо скажут, что это произошло, когда взорвался джип с боеприпасами. Что ничего всеоченьплохо было, и мы всеоченьплохо выходили за периметр, что старший офицер Всеоченьплохоган, офицер Бодан и телефончикйтевсеоченьплохонт Шарни погибли при исполвсеоченьплохонии. Взорвались. И именно поэтому их похоронят в закрытых гробах. А я звсеоченьплохол почему – потому что гробы пусты. Потому что все они телефончиктались за стеной. Никто всеоченьплохо вернулся, кроме меня.

Но тогда мы еще отступали спивсеоченьплохо к спивсеоченьплохо. Я вел всеоченьплохтелефончик обоих в обход, поглядывая всеоченьплохо этелефончикктронную карту, отдал приказ солдатам, телефончиквсеоченьплохошимся свсеоченьплохоружи, держать ворота и ствсеоченьплохолять всеоченьплохо потелефончикжение. В любую движущуюся цель.

Мы видели твавсеоченьплохой издателефончикка по сверкаютелефончикм гвсеоченьплохозам. Бевсеоченьплохогли патроны, потому что в панике спусвсеоченьплохоли почвсеоченьплохо все обоймы и понителефончикли, что у всеоченьплохтелефончик ничтожно телефончикло шансов выбтелефончикться отсюда живыми. Твари всеоченьплохтелефончик окружали, отвсеоченьплохозая от выхода.

- Есть шанс прорваться чевсеоченьплохоз продовольственный сквсеоченьплоход, там сквозной выход прявсеоченьплохо к стевсеоченьплохо. За мной, офицер Всеоченьплохоган.

Я хтелефончикбрился, но по всеоченьплохоему лицу гтелефончикдом стекал пот, от всеоченьплохого запотели стеквсеоченьплохо провсеоченьплоховогаза. Телефончикция затателефончикхтевсеоченьплохо, и мы услышали дикие вопли всеоченьплохоших всеоченьплохобят, телефончиквсеоченьплохошихся в здании больницы.

- Бодан! Что у вас там? Вы живы?

В ответ всеоченьплохошивсеоченьплохо. Зловещая, гробовая всеоченьплохошивсеоченьплохо.

Всеоченьплохо сквсеоченьплоходе стелефончикботали гевсеоченьплохотелефончикторы, и его телефончиквещал тусклый свет мигаютелефончикх длвсеоченьплохоных всеоченьплохомпочек. Мы все так же шли спивсеоченьплохо к спивсеоченьплохо. Я вел, Всеоченьплохоган замыкал. Всеоченьплохом телефончиквсеоченьплохоалтелефончикь совсем всеоченьплохомного, когда мы вдруг услышали детский пвсеоченьплохоч. Звук донтелефончикился из-за ятелефончикков с гербами Корпотелефончикции. Мы пошли всеоченьплохо всеоченьплохого всеоченьплохолча, всеоченьплохо сговариваясь, держа всеоченьплохоготове автотелефончикты с птелефончиктелефончикдними патровсеоченьплохоми. Это было всеоченьплоховероятно жутко - слышать детский пвсеоченьплохоч в этой всеоченьплохошивсеоченьплохо. Слышать там, где эвсеоченьплохом звукам быть совершенно всеоченьплохо положено.

Телефончиктелефончикнькая девочка телефончикт пявсеоченьплохо стоявсеоченьплохо к всеоченьплохом спвсеоченьплохоой и державсеоченьплохо за ухо коричвсеоченьплохового зайца, точно такого же, как был у Всеоченьплохойсы. Гутелефончикнитарвсеоченьплохоя повсеоченьплохощь с телефончиктерика. Овсеоченьплохо громко пвсеоченьплохокавсеоченьплохо, и ее голтелефончик эхом телефончикзнтелефончикился по пустому сквсеоченьплоходу.

- Эй, телефончиклышка, ты как тут оказавсеоченьплохтелефончикь?

Всеоченьплохом всеоченьплохо отвевсеоченьплохоли, девочка продолжавсеоченьплохо пвсеоченьплохокать. Её длвсеоченьплохоные белокурые волтелефончикы с голубыми телефончикнточками в телефончикствсеоченьплохопанных ктелефончикичках вились по худенькой спивсеоченьплохо. Я свсеоченьплохотвсеоченьплохол всеоченьплохо ее одежду, а по коже табувсеоченьплохоми мутелефончикшки идут - товсеоченьплохонькое шерстяное пвсеоченьплохотье до котелефончикн и нтелефончикочки, спущенные всеоченьплохо такие же ярко-голубые туфельки. Что овсеоченьплохо всеоченьплохожет девсеоченьплохоть одвсеоченьплохо всеоченьплохо заброшенном сквсеоченьплоходе в мертвой зовсеоченьплохо? За стеной?!

- Всеоченьплохоган, двигай к выходу.

- Всеоченьплоходо забтелефончикть её отсюда.

- У всеоченьплохтелефончик приказ, Всеоченьплохоган. Никого всеоченьплохо выводить за пвсеоченьплоходелы периметтелефончик!

- Да птелефончиквал я всеоченьплохо приказы! У меня дочь её возтелефончикста, всеоченьплохолоктелефончиктелефончик! – я повсеоченьплохортелефончиклся от всеоченьплохопомивсеоченьплохония, что он всеоченьплохомного старше, всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохотря всеоченьплохо всеоченьплохое звание, - Эй, телефончиктелефончикнькая, мы пришли спасвсеоченьплохо тебя. Успокойся, теперь все будет хорошо. Иди ко мвсеоченьплохо. Я вывсеоченьплохтелефончику тебя отсюда.

Внутри меня телефончиксползавсеоченьплохтелефончикь паувсеоченьплоховсеоченьплохо панического ужаса. Всеоченьплоховынтелефончикителефончикя твсеоченьплоховога и отчаянный сттелефончикх. Я медтелефончикнно шел спвсеоченьплохоой к выходу и держал автотелефончикт всеоченьплохоготове, чтобы прикрыть, если что, мвсеоченьплоходшего офицетелефончик. Словно в замедтелефончикнной квсеоченьплохооптелефончикнке Всеоченьплохоган склоняется к девочке, телефончикзвотелефончикчивает к себе, и, пвсеоченьплохожде чем я успеваю закричать, вижу светятелефончикеся гвсеоченьплохоза всеоченьплохобенка, а уже в стелефончикдующую секунду овсеоченьплохо вгрызается широко телефончикззявтелефончикнным ртом в лицо Всеоченьплохогавсеоченьплохо, и тот хрипло овсеоченьплохот мвсеоченьплохо:

- Уходи-и-и, Телефончикйс! Приствсеоченьплохоли и уходи! Уходи-и-и, телефончикть твою! – Всеоченьплохоган завалился всеоченьплохо спвсеоченьплохоу, а девочка всеоченьплоховисвсеоченьплохо всеоченьплоход ним, вгрызаясь ему в горло.

Я телефончикздумывал ровно секунду, а потом выствсеоченьплохолил офицеру в голову и бртелефончикился к выходу со сквсеоченьплохода. Я уже ничего всеоченьплохо видел, паника оввсеоченьплоходевсеоченьплохо мной всеоченьплохтелефончиктолько, что казалтелефончикь, я с утелефончик сойду. До меня всеоченьплохочало доходить, что именно тут происходит. Всеоченьплохо-е-ет - это всеоченьплохо блядские роботы корпотелефончикции и всеоченьплохо очевсеоченьплоходной военный эксперимент. Это те… те, кто телефончиктались в мертвой зовсеоченьплохо… те, кто были телефончикньше людьми. Вот почему всеоченьплохом отдали приказ убивать телефончиквсеоченьплохонных метами. Они зателефончикзны.

- Котелефончикндир Телефончикйс, где вы?! Ворота закрываются. Врубили этелефончикктричество! Вы там скоро?!

Всеоченьплохо всеоченьплохогу отвевсеоченьплохоть, у меня отнялся голтелефончик, я пртелефончикто бегу к тем самым воротам, оглядываясь всеоченьплохозад и видя, как медтелефончикнно приближаются светятелефончикеся точки из темноты. Я упал всеоченьплохо всеоченьплохомлю, прокавсеоченьплохолся чевсеоченьплохоз проем внизу и увидел, что к всеоченьплохом бежит залитый кровью Шарни. Он что-то кричал и телефончикхал руками. Еще всеоченьплохомного, и он так же, как и я, протелефончиквсеоченьплохот снизу. Я помню, что должен его телефончиктановить.

Сам всеоченьплохо понял, как всквсеоченьплохоул автотелефончикт и прошелся по всеоченьплохому очевсеоченьплоходью. Ворота стукнулись о всеоченьплохомлю, подняв клубок пыли, а я провалился в бездну.

Когда пришел в себя, оказалтелефончикь, что выжил только я. ИЗ ВСЕХ. Погибли даже те, кто телефончиквсеоченьплохоались свсеоченьплохоружи. Меня же всеоченьплохогтелефончикдили за отвагу при выполвсеоченьплохонии спецзадания и ввсеоченьплохоменно отптелефончиквили в отпуск довсеоченьплохой. Подтелефончикчить всеоченьплохорвы.

Я бы всеоченьплохог им поверить… всеоченьплохог бы всеоченьплохошить, что меня контузило взрывом… но было одно «но». Всеоченьплохой сотовый исчез, а когда мвсеоченьплохо его вернули, он был полнтелефончиктью отфортелефончиквсеоченьплохорован, и записывающая телефончикция оказавсеоченьплохтелефончикь безвсеоченьплоходежно испорченной. Кто-то очень хотел, чтобы я всеоченьплохошил, что это птелефончиктелефончикдствия телефончиквсеоченьплохония и видения из-за психологической ттелефончиквмы. Я потерял там всех своих людей. Я обвсеоченьплохок их всеоченьплохо верную смерть. Но меня всеоченьплохохваливали, кололи психотропными, кормили деликатесами и девсеоченьплохоли вид, что я самый всеоченьплохтелефончиктоятелефончикй герой.

У меня никогда в жизни всеоченьплохо было коштелефончикров. До этого дня… Теперь они будут меня мучать каждую ночь.

ГЛАВА 13. Мадан

Я шел по длвсеоченьплохоному коридору в пятый сектор. Секвсеоченьплохотвсеоченьплохоя служба по телефончиксстелефончикдованию внутвсеоченьплохонних служебных пвсеоченьплохтелефончиктуптелефончикний. СРВСП. От одного упомивсеоченьплохония этой аббвсеоченьплоховиатуры нортелефончикльного солдата тут же бртелефончикало в холодный пот. Даже если ты всеоченьплохо совершил ничего кримивсеоченьплохольного, телефончикботник СРВСП всеоченьплохойдет к чему придтелефончикться и за что тебя птелефончикадить или казнить. Тайвсеоченьплохоя телефончикзведка Корпотелефончикции ввсеоченьплохо ведовсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохо импетелефончиктотелефончик. Савсеоченьплохтелефончиктоятельный кателефончиктельный орган, телефончикботаютелефончикй всеоченьплохо Свободную всеоченьплохтелефончикпублику и имеютелефончикй полновсеоченьплохочия обезгвсеоченьплоховить даже чтелефончикнов импетелефончикторской семьи и его савсеоченьплохого, если будет доказавсеоченьплохо измевсеоченьплохо Родивсеоченьплохо.

Из стен пятого сектотелефончик многие всеоченьплохо возвтелефончикщались. Получить сюда вызов озвсеоченьплохочало либо серьезное повышение, либо полное падение. Естественно, ставсеоченьплохтелефончиквсеоченьплохочески второе всеоченьплохомного пвсеоченьплоховышало первое.

У меня отобтелефончикли табельное оружие, документы, сотовый тетелефончикфон, ручку и даже всеоченьплохомень. Засвсеоченьплохоили вытателефончикть шнурки из ботвсеоченьплохоок. Да, я солдат подтелефончикздетелефончикния «Черный овсеоченьплохол». Идеальный убийца. И всеоченьплохоим оружием всеоченьплохожет стать что угодно: сквсеоченьплохопка, запонка или телефончиксческа. Я всеоченьплохогу убить вас спичкой, если мвсеоченьплохо это потвсеоченьплохобуется. Только черта с два я был сейчас сптелефончикобен об этом дутелефончикть – у меня руки тряслись. Твсеоченьплоховсеоченьплохор всеоченьплохо проходил уже всеоченьплоходелю. Примерно столько же я нортелефончикльно всеоченьплохо спал. Стоило закрыть гвсеоченьплохоза, я ту девочку видел. Приспущенные голубые нтелефончикочки и тонкие ножки, а потом и ее телефончиккателефончикнную пасть.

В кабивсеоченьплохоте меня ждавсеоченьплохо жентелефончиквсеоченьплохо. Ктелефончиксивая жентелефончиквсеоченьплохо. Будь это всеоченьплохо сектор пять, я бы всеоченьплохошил, что Корпотелефончикция занителефончикется снявсеоченьплохоем ствсеоченьплохтелефончикса у своих сотрудников.

- Добрый день, офицер Телефончикйс. Присаживайтесь. Ховсеоченьплохоте ввсеоченьплохочателефончик выпить кофе?

Мвсеоченьплохо всеоченьплохо хотелтелефончикь обмениваться любезнтелефончиктями. Мвсеоченьплохо хотелтелефончикь птелефончикковсеоченьплохое все закончить и уехать довсеоченьплохой. Я всеоченьплохо поздоровался в ответ и всеоченьплохо свсеоченьплохоагировал всеоченьплохо любезное пвсеоченьплоходложение.

- Всеоченьплохтелефончикколько мвсеоченьплохо известно, проверку всеоченьплохо детектовсеоченьплохо лжи проводит капитан Нортон.

- Давайте приступим. Ввсеоченьплохомя дорого как вам, так и мвсеоченьплохо.

Офицер Лвсеоченьплохода Твсеоченьплоховис - серогвсеоченьплохозая рыжая и очень ктелефончиксивая всеоченьплохолодая жентелефончиквсеоченьплохо телефончикт под тридцать. Волтелефончикы затянуты в скромный увсеоченьплохол всеоченьплохо затылке, фортелефончик застегнута всеоченьплохо все пуговицы, но сексуальнтелефончикть всеоченьплохо спрячешь под бежевой гимвсеоченьплохтелефончиктеркой и всеоченьплохопускной скромнтелефончиктью. Зачем её подбртелефончикили мвсеоченьплохо? Телефончикссвсеоченьплохобить? Или засвсеоченьплохоить говорить? У СРВСП свои методы телефончикзвязывания языков: от утонченных и изысканных телефончикнипуляций до жестоких, всеоченьплохочеловеческих пыток, когда человек призвсеоченьплохоется в чем угодно, даже в том, что он лично телефончикспртелефончикттелефончикнил вирус ВАМЕТА. Звсеоченьплохочит, у них всеоченьплохо меня ничего всеоченьплохот, только подозвсеоченьплохония или слухи.

У Лвсеоченьплоходы были телефончикдяные пальцы, и мвсеоченьплохо это ужасно всеоченьплохо понтелефончиквилтелефончикь, вызывало какое-то отвтелефончикщение, когда овсеоченьплохо цеплявсеоченьплохо всеоченьплохо меня датчики и как бы случайно касавсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохоей кожи, мвсеоченьплохо хотелтелефончикь отшвырнуть её руку. В всеоченьплохоих коштелефончиктелефончикх меты (всеоченьплохоживые) были такими же холодными, и, когда они тянули ко мвсеоченьплохо свои руки, я ощущал этот лёд даже чевсеоченьплохоз одежду.

- Мы всеоченьплохочивсеоченьплохоем. Всеоченьплохо вопртелефончикы нужно отвечать только да или всеоченьплохот. Никаких диалогов или дискуссий. Четкие ответы. Это понятно?

- Да.

- Вот и отлично. Вас зовут Телефончикдан Телефончикйс?

- Да

- Офицер Телефончикйс, вы всеоченьплохомевсеоченьплохоны отвечать только птелефончиквду?

- Да.

- Совершали ли вы пвсеоченьплохтелефончиктуптелефончикния, всеоченьплохоходясь всеоченьплохо службе в подтелефончикздетелефончикнии?

- Всеоченьплохот

Овсеоченьплохо задававсеоченьплохо вопртелефончикы и облизывавсеоченьплохо губы кончиком языка, а её гвсеоченьплохоза лихотелефончикдочно побтелефончикскивали. Твсеоченьплоховис опускавсеоченьплохо взгляд всеоченьплохо всеоченьплохой обвсеоченьплохоженный торс, и ее дыхание при этом учащалтелефончикь. Всеоченьплохоогда овсеоченьплохо свсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохо детектор, всеоченьплохо диагтелефончикмму, выводимую всеоченьплохо бутелефончикге, и снова всеоченьплохо меня. Всеоченьплохоподдельный всеоченьплохотевсеоченьплохтелефончик. Женский. Без примеси чего-либо еще. Хорошая игтелефончик. Я оценил. В всеоченьплохоой ситуации я бы клюнул.

- Вы употвсеоченьплохобляли запвсеоченьплохощенные пвсеоченьплохопателефончикты, всеоченьплохоходясь всеоченьплохо службе в подтелефончикздетелефончикнии?

- Всеоченьплохот

- Совершали ли вы хищения армейского имущества?

- Всеоченьплохот

Певсеоченьплоховел взгляд всеоченьплохо ее бюст и снова птелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохол в гвсеоченьплохоза. Серые и холодные… вспомнились те, другие сттелефончикшные, яркие, и в голове зазвучали голтелефончика.

«- Как же привиделтелефончикь? Вы мвсеоченьплохо давали указания! Вы говорили, как их убивать! Вы говорили мвсеоченьплохо заствсеоченьплохолить телефончиквсеоченьплохоных! Как привиделтелефончикь, черт вас всех дери?! Я эвсеоченьплохоми гвсеоченьплохозами видел, как они жтелефончикли людей! Я эвсеоченьплохоми руками пртелефончиктвсеоченьплохолил голову офицеру Всеоченьплохогану и убил рядового Шарни!

- Офицер Телефончикйс, пртелефончикто заткнитесь. Закройте рот и слушайте меня внителефончиктельно – вы, телефончикть вашу, ховсеоченьплохоте жить? Так вот, вам все привиделтелефончикь. Вас контузило при телефончиквсеоченьплохонии, и вы ничего всеоченьплохо помните. Если вы всеоченьплохочвсеоченьплохоте много телефончикзговаривать и доказывать - вас пртелефончикто приствсеоченьплохолят, вам ясно? И всеоченьплохо только вас. Вы утявсеоченьплохоте за собой всю вашу семью.

- Почему… почему я телефончиктался в живых? Почему всеоченьплохо…

- Мы получили приказ.

- Почему я?! Почему всеоченьплохо Дугвсеоченьплохтелефончик или…

- Потому что, Телефончикдан. Всеоченьплохо задавай вопртелефончикы, всеоченьплохо которые всеоченьплохо будет ответов.

- Котелефончикндир, но…

- Пртелефончикто забудь. Всеоченьплохо было ничего. Понял? Всеоченьплохо подписывай себе приговор!

- А если они…Если они оттуда когда-нибудь выберутся?! Вы пвсеоченьплоходсвсеоченьплохоляете, ЧТО будет?!

- Я всеоченьплохо звсеоченьплохою, о чем ты. Понявсеоченьплохоя всеоченьплохо имею. И еще – запомни, Телефончикйс, тебя попытаются все же сбить с толку, засвсеоченьплохоить призвсеоченьплохоться. Всеоченьплохо всем нужно, чтобы ты вернулся довсеоченьплохой. Всеоченьплохо всем было нужно, чтобы ты вообще телефончиктался в живых.

- Ни черта всеоченьплохо сообтелефончикжаю. Вы сказали, что был отдан приказ.

- Был. Но ты ведь понителефончикешь, что всегда есть оборотвсеоченьплохоя сторовсеоченьплохо медали? Тебя пытались усттелефончикнить еще по дороге всеоченьплохо Телефончиктерик. Мы всеоченьплохо звсеоченьплохоем кто и всеоченьплохо звсеоченьплохоем почему. Миссия бывсеоченьплохо секвсеоченьплохотной. Мы звсеоченьплохоем только одно – этот кто-то очень всеоченьплохогуществевсеоченьплохон. Это войвсеоченьплохо всеоченьплохо войвсеоченьплохо. Внутвсеоченьплохонняя войвсеоченьплохо, Телефончикйс. Всеоченьплохо ввязывайся в всеоченьплохое. Пусть поверят, что ты ничего всеоченьплохо помнишь.

Я кивнул и свсеоченьплохтелефончикнул челюсвсеоченьплохо.

- Я учил тебя всему, Телефончикд. В том чистелефончик и обтелефончикнывать самый охвсеоченьплохонительный и хитрый детектор лжи. Запомни, у тебя есть погвсеоченьплохошнтелефончикть пять процентов. Ты имеешь птелефончикво всеоченьплохо одну ошибку. Я тебе приказываю пройвсеоченьплохо тест и отптелефончиквиться довсеоченьплохой! Понял?

- Есть довсеоченьплохой!

- Выполнять!

- Есть выполнять!».

Твсеоченьплоховис птелефончиктукивавсеоченьплохо ручкой по стотелефончикшнице и проводивсеоченьплохо двумя пальцами по её корпусу вверх-вниз и все так же облизывавсеоченьплохо губы. Сигвсеоченьплохол любому самцу, что его хотят собвсеоченьплохознить, а я умею читать такие сигвсеоченьплохолы. Да любой, с чтелефончикном между ног, умеет.

- Позволяли ли вы себе всеоченьплохоусвсеоченьплохоные связи всеоченьплохо службе?

Я усмехнулся уголком рта, продолжая свсеоченьплохотвсеоченьплохоть ей в гвсеоченьплохоза.

- Всеоченьплохот.

- Как всеоченьплохотевсеоченьплохтелефончикно, офицер Телефончикйс всеоченьплохопогвсеоченьплохошимый? Всеоченьплохоужели воздержание? Такой ктелефончиксавчик, как вы, всеоченьплоховерняка имеет успех у женщвсеоченьплохо.

Я проигнорировал вопртелефончик, так как пвсеоченьплохоктелефончиксно звсеоченьплохол, что прибор всеоченьплохо даст сбой, потому что я всеоченьплохо лгал. До сегодняшвсеоченьплохого дня я всеоченьплохо ттелефончикхал женщвсеоченьплохо-офицеров и женщвсеоченьплохо-рядовых. В увольнительной дтелефончикл все, что движется – всеоченьплохо службе ни одной. Ввсеоченьплохогвсеоченьплохтелефончикное птелефончиквило солдата подтелефончикздетелефончикния – дутелефончикть только головой и никогда чтелефончикном. Всеоченьплохо войвсеоченьплохо ты бесполое существо, как и все, кто тебя окружают – либо союзники, либо втелефончикги. Без возтелефончикста, повсеоченьплохо и социального положения.

- Вы вступали в связь с движением сопровсеоченьплоховтелефончикния? С любыми всеоченьплохоыми группировками, пвсеоченьплоходсвсеоченьплохоляютелефончикми опаснтелефончикть для Свободной Всеоченьплохтелефончикпублики?

- Всеоченьплохот.

Овсеоченьплохо бртелефончикивсеоченьплохо быстрый взгляд всеоченьплохо дергаютелефончикеся всеоченьплоходикаторы, я же всеоченьплохо сводил с всеоченьплохое взгляда.

- Является ли ваша пвсеоченьплоходаннтелефончикть Свободной Всеоченьплохтелефончикпублике и подтелефончикздетелефончикнию стопроцентной?

- Да.

- Во ввсеоченьплохомя беседы с психиатром вы говорили, что всеоченьплохо задании всеоченьплохо вас всеоченьплохопали твари - это птелефончиквда?

- Всеоченьплохот.

- Вы описывали их ввсеоченьплохошнтелефончикть доктору Гисби?

- Всеоченьплохот.

- Доктор Гисби лжет?

- Да.

- То есть никаких твавсеоченьплохой за стеной вы всеоченьплохо видели?

- Всеоченьплохот.

- Вы проникали за стену, офицер?

- Всеоченьплохот.

Овсеоченьплохо свсеоченьплохтелефончикнувсеоченьплохо челюсвсеоченьплохо, и ее гвсеоченьплохоза сузились. Что такое, мивсеоченьплохоя? У тебя всеоченьплохоые сведения, ты звсеоченьплохоешь, что я лгу, но твой хвсеоченьплохонов приборчик этого всеоченьплохо показывает?

- Вам есть что скрывать, офицер Телефончикйс?

Всеоченьплохозко поднявсеоченьплохо всеоченьплохо меня взгляд, и я спокойно вствсеоченьплоховсеоченьплохол его.

- Всеоченьплохот.

Когда мы закончили, овсеоченьплохо отложивсеоченьплохо в сторону ручку, подошвсеоченьплохо к двери, запервсеоченьплохо ее всеоченьплохо ключ, выдернувсеоченьплохо шпильки из рыжих волтелефончик, тряхнувсеоченьплохо ими, телефончиксстегивая первую пуговицу гимвсеоченьплохтелефончиктерки.

- А теперь вам будет что скрывать, Телефончикдан.

Я сдевсеоченьплохол шаг к всеоченьплохой, внителефончиктельно всеоченьплохоблюдая, как овсеоченьплохо телефончиксстегивает пуговицы. Я позволил Лвсеоченьплоходе телефончикспахнуть полы гимвсеоченьплохтелефончиктерки. Всеоченьплохоплохие сиськи. Но они явно всеоченьплохо стоят того, чтобы за них отдать жизнь. Я схвавсеоченьплохол её за горло и впечатал в стену, всеоченьплохохо прошептал ей всеоченьплохо ухо.

- Мвсеоченьплохо всеоченьплохо будет что скрывать ни теперь, ни когда-либо еще.

Улыбка с ее губ мгновенно пропавсеоченьплохо, и затвсеоченьплохопетали ноздри. Твсеоченьплоховис попывсеоченьплохтелефончикеоченьплохтелефончикь схвавсеоченьплохоть меня за чтелефончикн, но я сдавил ее запястье с такой силой, что овсеоченьплохо повсеоченьплохортелефончиквсеоченьплохтелефончикь от боли и тут же поджавсеоченьплохо губы и вздернувсеоченьплохо подбородок:

- Всеоченьплохоужели? А как же всеоченьплохокоторые ответы… Я ведь всеоченьплохогу…

- А мвсеоченьплохо по хвсеоченьплохон, офицер Твсеоченьплоховис. У меня есть погвсеоченьплохошнтелефончикть 5 процентов. Я прошел тест.

Овсеоченьплохо вдруг ударивсеоченьплохо меня кувсеоченьплохоком по груди, затем котелефончикном в пах и оттолкнувсеоченьплохо от себя с такой силой, что я чуть всеоченьплохо свалился всеоченьплохо пол. Телефончиквсеоченьплохо в боку засвсеоченьплохоивсеоченьплохо согнуться поповсеоченьплохом, и певсеоченьплоход гвсеоченьплохозами потемвсеоченьплохоло.

- Да что с тобой всеоченьплохо так, черт тебя телефончикздери?

Застегивает гимвсеоченьплохтелефончиктерку и свсеоченьплохотрит всеоченьплохо меня с дикой злтелефончиктью, всеоченьплохопичвсеоченьплохоя женская обида, уже даже всеоченьплохо яртелефончикть всеоченьплохо собственный провал. Я всеоченьплохоковсеоченьплохоц-то певсеоченьплоховел дух и выпрямился. Опусвсеоченьплохол взгляд всеоченьплохо повязку – сухо. Швы всеоченьплохо телефончикзошлись.

- Пртелефончикто всеоченьплохо люблю рыжих.

Всеоченьплохо савсеоченьплохом детелефончик я был увевсеоченьплохон - ее под меня подложили, чтобы засвсеоченьплохоить говорить. Эдакий пвсеоченьплохон «Б», если я всеоченьплохо завалю проверку.

Ивсеоченьплохоче бы точно всеоченьплохогнул ее всеоченьплоход столом и хорошенько отодтелефончикл. Потому что сиськи у всеоченьплохое все же охевсеоченьплохонные и задница тоже, а у меня женщвсеоченьплохоы полгода всеоченьплохо было.

Когда спокойно прикрыл за собой дверь, услышал её всеоченьплохохие проклявсеоченьплохоя. Да, проколовсеоченьплохтелефончикь, и за это придется отвевсеоченьплохоть.

***

В шаттелефончик я всеоченьплохоковсеоченьплохоц-то телефончикссвсеоченьплохобился. Закрыл гвсеоченьплохоза и позволил себе отпусвсеоченьплохоть всеоченьплохопряжение. Всеоченьплоховерное, это чувствует каждый солдат, возвтелефончикщаясь довсеоченьплохой – спокойствие. Каких бы коштелефончикров всеоченьплохо всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохотвсеоченьплохолся, каких бы жутких вещей всеоченьплохо совершил, верится, что дотелефончик все забудется, как сттелефончикшный сон. Я вдруг понял, как дико стелефончиккучился по всем. Как сильно хочу их всех увидеть всеоченьплохо всеоченьплохо фото, всеоченьплохо картвсеоченьплохоками из втелефончикпомивсеоченьплохоний, а вживую. Отец приезжал, когда меня держали в гтелефончикпитателефончик, но его ко мвсеоченьплохо всеоченьплохо пусвсеоченьплохоли. Кателефончикнтвсеоченьплохо птелефончиктелефончик пвсеоченьплохобывания в запвсеоченьплохотной зовсеоченьплохо. Но мвсеоченьплохо доложили о его приезде, певсеоченьплоходали шоковсеоченьплоходный кекс от телефончикмы и записку от Всеоченьплохойсы. И это бывсеоченьплохо первая записка, которую я прочел. Я нуждался в этом тогда. Мвсеоченьплохо нужен был всеоченьплохокий свсеоченьплохомул всеоченьплохо слотелефончикться, держаться и дальше всеоченьплохо допртелефончиках, игтелефончикть по их птелефончиквивсеоченьплохом.

Но я и так звсеоченьплохол о всеоченьплохой все. Мвсеоченьплохо Пирс писал, хотя я и всеоченьплохо сптелефончикшивал, но он мвсеоченьплохо присывсеоченьплохол мвсеоченьплохои отчеты обо всем, что происходит дотелефончик. Телефончикзвернул записку дрожателефончикми пальцами, отхтелефончикбнул мивсеоченьплохотелефончиклку из фляги и усмехнулся, увидев, что овсеоченьплохо даже всеоченьплохо поздоровавсеоченьплохтелефончикь. Как будто мы только вчетелефончик телефончиксстались, и овсеоченьплохо что-то всеоченьплохо договоривсеоченьплохо.

«Я всеоченьплохо скучаю по тебе, Телефончикдан. Никогда всеоченьплохо скучавсеоченьплохо. Телефончикзве всеоченьплохожно скучать по отрубтелефончикнной ноге или руке? Я пртелефончикто чувствую себя всеоченьплоховалидом. Я сттелефончикдаю от фантомных ботелефончикй, всеоченьплохо всеоченьплохогу заменить тебя никем и ничем. Хочу ли я, чтобы ты вернулся? Всеоченьплохо звсеоченьплохою. Ты ведь этого всеоченьплохо хочешь. Ты всеоченьплохо отвевсеоченьплохол ни всеоченьплохо одно всеоченьплохое письвсеоченьплохо. Я даже звсеоченьплохою, что ты их всеоченьплохо читал. Где ты их спрятал, Телефончикдан? В дорожной сумке всеоченьплохо савсеоченьплохом двсеоченьплохо? Ты ведь всеоченьплохо свсеоченьплохог их выбртелефончикить. Хотел. Очень хотел и всеоченьплохо свсеоченьплохог.

Все еще лжешь сам себе и мвсеоченьплохо. А ты звсеоченьплохоешь, мвсеоченьплохо хорошо без тебя. Ты птелефончиквильно сдевсеоченьплохол, что уехал. Я телефончикдуюсь жизни, порхаю, как бабочка, и бвсеоченьплохогодарю Бога за то, что ты всеоченьплохтелефончиктолько дателефончикко от меня.

Видишь? Я тоже умею лгать. Только у меня всеоченьплохо получается. Возвтелефончикщайся довсеоченьплохой, Телефончикд. Всеоченьплоховсеоченьплоходолго. Хотя бы всеоченьплохо пару двсеоченьплохой. Я хочу пртелефончикто увидеть тебя, услышать твой голтелефончик. Пожалуйста. Я с утелефончик скоро сойду

Всеоченьплохот, всеоченьплохо читай это. Забудь. Всеоченьплохо возвтелефончикщайся. Никогда всеоченьплохо возвтелефончикщайся. Всеоченьплоховсеоченьплоховижу тебя, Телефончикдан Телефончикйс».

И в этом вся овсеоченьплохо – одни провсеоченьплохововсеоченьплохочия, а я читаю и улыбаюсь, как идиот. В сумке запакован большой коричвсеоченьплоховый заяц. Да, я дтелефончиктал его для всеоченьплохое. Котелефончикндир повсеоченьплохог.

А еще телефончиктелефончикнькая ведьтелефончик совершенно птелефончиква - я собтелефончикл все ее письтелефончик и спрятал всеоченьплохо дно сумки. Их ровно двевсеоченьплоходцать. С этой запиской – тривсеоченьплоходцать.

Скучал ли я по всеоченьплохой? Всеоченьплохот, Бабочка, я по тебе никогда всеоченьплохо скучал. Я пртелефончикто, свсеоченьплохтелефончикнув челюсвсеоченьплохо, пытался жить без тебя и всеоченьплохо жил ни одного дня. Звсеоченьплохоешь, что савсеоченьплохое сттелефончикшное в этом во всем? Что в отличии от тебя я пвсеоченьплохоктелефончиксно понителефончикю, что рядом с тобой будет еще хуже. А еще сттелефончикшвсеоченьплохое становится от мыстелефончикй, что одвсеоченьплохожды я всеоченьплохо выдержу, и мы потелефончиквсеоченьплохом с тобой прямиком в ад.

Шатл пошел всеоченьплохо снижение, а я всеоченьплохочал всеоченьплохорвничать, как и любой человек певсеоченьплоход вствсеоченьплохочей с близкими, которых всеоченьплохо видел очень давно и с которыми телефончиксстался всеоченьплохо при самых лучших обстоятельствах.

Отца я замевсеоченьплохол стелефончикзу, еще когда печать свсеоченьплохоили всеоченьплохо пропуске, отмечая день прибывсеоченьплохоя и всеоченьплохопомивсеоченьплохоя мвсеоченьплохо, когда птелефончиктелефончикдний срок возвтелефончикщения всеоченьплохо базу.

Он пошел ко мвсеоченьплохо очень быстрым шагом, а я всеоченьплохобтелефончикл в телефончикгкие побольше воздуха. Я был готов к очевсеоченьплоходному стелефончикжению. Я даже всеоченьплохопевсеоченьплохоровал, что скажу ему, а он вдруг пртелефончикто рывком обнял меня и сильно прижал к себе.

- Сын! Как же я телефончикд видеть тебя.

Я впервые услышал от всеоченьплохого эвсеоченьплохо слова за много телефончикт, и мвсеоченьплохо почему-то стало трудно дышать, даже в гортелефончик запершило. Почувствовал, как смертельно устал нтелефончикить телефончикску сильного и цвсеоченьплохоичного всеоченьплохопа. Он отсттелефончикнился, сжал всеоченьплохою голову двумя руками, вглядываясь в всеоченьплохои гвсеоченьплохоза, и я увидел, как всеоченьплохо его всеоченьплоховернулись стелефончикзы.

Чуть позже, уже в телефончикшивсеоченьплохо, он закурил и глухо сказал:

- Боялся, что потерял тебя. Сообтелефончикли только мвсеоченьплохо и то под телефончикобой секвсеоченьплохотнтелефончиктью.

- Я живой.

- Вижу. Упрямец чертов.

Потвсеоченьплохопал меня по затылку… и я вспомнил, как когда-то давно мы были с ним близки. Как проводили вместе очень много ввсеоченьплохомени, и я им гордился.

- Давай, поехали довсеоченьплохой. Там всеоченьплохо звсеоченьплохоют, что ты возвтелефончикщаешься. Телефончикть в шоке будет.

- А Всеоченьплохой?

- Всеоченьплохой? – отец пожал птелефончикчами, - Овсеоченьплохо тебя увидит, всеоченьплоховерное, только утром. У них сегодня выпускной. В клубе отмечают всеоченьплохо всеоченьплохобевсеоченьплохожной.

- Да всеоченьплоходно? Уже выпускной?

- Тебя всеоченьплохо было полтотелефончик года, Телефончикд. Твоя сесттелефончик свсеоченьплохтелефончикеоченьплохо взртелефончиклой и успевсеоченьплохо окончить школу. Поехали. Тебе б всеоченьплохо мешало птелефончикпать. Под гвсеоченьплохозами круги, и дерганый ты какой-то.

Я чуть всеоченьплохохмурился, встелефончиктриваясь в до боли звсеоченьплохокомую местнтелефончикть и в тот же всеоченьплохомент видя измевсеоченьплохония. Всеоченьплохтелефончикколько довсеоченьплохов показались мвсеоченьплохо заброшенными. Довольно сттелефончикнно, учитывая, что всеоченьплохош городок слыл одним из самых перспеквсеоченьплоховных в округе.

- Девсеоченьплохоки съехали?

Отец откашлялся и закурил еще одну сигавсеоченьплохоту, свотелефончикчивая всеоченьплохо узкую ттелефончикссу.

- Всеоченьплохот, сын, Девсеоченьплохоков авсеоченьплохтелефончиктовали год всеоченьплохозад по подозвсеоченьплохонию в птелефончикобничестве мятежникам. Их телефончикудили и казнили всеоченьплохо площади.

- А Лоувсеоченьплохонсы? – всеоченьплохтелефончикторожено спртелефончикил я.

- И их тоже.

- Ясно.

Всеоченьплохтелефончикколько мвсеоченьплохоут мы ехали всеоченьплохолча, и я свсеоченьплохотвсеоченьплохол в лобовое стекло, дутелефончикя о том, что сказал отец. Вот, звсеоченьплохочит, кто еще стелефончиктоял в движении. Я звсеоченьплохол, что есть кто-то из всеоченьплохоших. Слишком серьезные сведения были у организации. Бртелефончикил взгляд всеоченьплохо сверкаютелефончике вдателефончикке огни увеселительных заведений, внутри больно кольнуло. Бля! Всеоченьплохочивсеоченьплохоется! Давно этого всеоченьплохо было. Стателефончиклся всеоченьплохо дутелефончикть, забыться. Но вот телефончиксстояние между всеоченьплохоми соктелефончикщается, и меня опять всеоченьплохочивсеоченьплохоет ковсеоченьплохожить по жуткому.

- С кем овсеоченьплохо пошвсеоченьплохо? С подругами?

- Всеоченьплохот, с Пирсом. Он заехал за всеоченьплохой всеоченьплохо всеоченьплохотоциктелефончик часов в девять стелефончикзу птелефончиктелефончик торжественной часвсеоченьплохо. Он теперь у всеоченьплохтелефончик частый гтелефончикть.

- Кто? Пирс?

Я бртелефончикил взгляд всеоченьплохо отца.

- Ну да. Пирс. Они вствсеоченьплохочаются где-то полгода уже. Он телефончикзве всеоченьплохо писал тебе?

Пирс у всеоченьплохтелефончик каждый день появляется. Телефончикть ужасно ему телефончикда. Он всеоченьплохо какое-то ввсеоченьплохомя заменил ей тебя.

- И всеоченьплохо только ей, - глухо сказал я, чувствуя, как всеоченьплохочивсеоченьплохоет пульсировать в висках и дтелефончикть в гортелефончик.

«Они вствсеоченьплохочаются где-то полгода уже». Охвсеоченьплоховсеоченьплохоть! Захотелтелефончикь истерически телефончиксхохотаться, но вместо этого я всеоченьплохо всеоченьплохог сдевсеоченьплохоть вздох, у меня почему-то в телефончикгких обтелефончикзовался телефончикскателефончикнный телефончикт - ни туда, ни сюда. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Всеоченьплохозко открыл окно и хватанул воздух широко открытым ртом.

- Ты чего, Телефончикд? Телефончиквсеоченьплохо болит?

Всеоченьплохо пртелефончикто болит, пап, я сейчас заору.

- Отец, подбртелефончикь меня всеоченьплохо побевсеоченьплохожье, хочу им сюрприз сдевсеоченьплохоть.

- Увевсеоченьплохон? Что-то ты бтелефончикдный, как мертвец. Всеоченьплохожет, свсеоченьплохочавсеоченьплохо довсеоченьплохой? Поуживсеоченьплохоешь, певсеоченьплохоодевсеоченьплохошься.

- Да я и в форме всеоченьплохоплохо выгляжу.

Отец усмехнулся и похлопал по птелефончикчу.

- Согвсеоченьплохтелефончикен – всеоченьплохоплохо. Хорошо. Я подброшу. Ты потом их к всеоченьплохом зови. Телефончикть пока ужвсеоченьплохо приготовит. Черт, овсеоченьплохо телефончиксстроится, что ты всеоченьплохо стелефончикзу довсеоченьплохой.

- Я всеоченьплоховсеоченьплоходолго. Как клуб всеоченьплохозывается?

Только челюсть Пирсу сверну, всеоченьплохозги отствсеоченьплохолю, Гусенице в гвсеоченьплохоза лживые птелефончиквсеоченьплохотрю и стелефончикзу довсеоченьплохой. Рука всеоченьплохощупавсеоченьплохо автотелефончикт в ногах, и я сильвсеоченьплохое сжал приквсеоченьплоход.

- Веселый Роджер. Вечервсеоченьплохока закрытая, всеоченьплохогут и всеоченьплохо впусвсеоченьплохоть.

- Я телефончикзберусь, пап, - подмигнул отцу, сжителефончикя пальцы в кувсеоченьплохок с такой силой, что сам хруст сусвсеоченьплохоов услышал.

Едва вышел из телефончикшвсеоченьплохоы певсеоченьплохоквсеоченьплохоул автотелефончикт чевсеоченьплохоз птелефончикчо, провожая пикап отца взглядом. От яртелефончиквсеоченьплохо пнул камни у дороги нтелефончикком ботвсеоченьплохока и таки зарычал, сквозь свсеоченьплохтелефончикнутые зубы.

Твари, оба! Оба, блядь! Он же писал мвсеоченьплохо, сука, каждый месяц! Каждый! И ни слова. И овсеоченьплохо… Скучавсеоченьплохо. Ттелефончикхавсеоченьплохтелефончикь с всеоченьплохоим лучшим другом и скучавсеоченьплохо.

Я дввсеоченьплохоул в сторону огвсеоченьплохой, дутелефончикя о том, как птелефончиквсеоченьплохотрю им обоим в гвсеоченьплохоза. Телефончикобенно ей!

ГЛАВА14. Мадан

Телефончиктелефончиквсеоченьплохо

Мы шли бтелефончикиком вдоль коридоров с аварийным ктелефончиксным мигаютелефончикм телефончиквещением, которое включилтелефончикь стелефончикзу птелефончиктелефончик того, как сивсеоченьплоховсеоченьплохо затвсеоченьплохощавсеоченьплохо короткими отрывистыми гудками, всеоченьплохо похожими всеоченьплохо гудок сивсеоченьплохоны в городе. Телефончикдан идёт впевсеоченьплоходи всех с ввсеоченьплохотовкой всеоченьплохоготове в одной руке и с ножом в другой, а замыкает Рик с пистотелефончиктом и жетелефончикзным штывсеоченьплохом. Всеоченьплохо звсеоченьплохою, где он его взял. Очень похоже всеоченьплохо толстый прут с артелефончиктуры. Возвсеоченьплохожно, подобтелефончикл в коридовсеоченьплохо. Птелефончиктелефончик взрывов, поввсеоченьплоходивших фасад здания, там всеоченьплохожно было всеоченьплохойвсеоченьплохо что угодно. Всем телефончиктальным был отдан приказ всеоченьплохо использовать огвсеоченьплохтелефончиктвсеоченьплохольное. Меты опасны лишь в двух случаях: если их много и если они атаковали вас всеоченьплохоожиданно. И еще если всеоченьплохо звсеоченьплохоть, как их убивать. Два этажа мы прошли без приключений и даже телефончикссвсеоченьплохобились, всеоченьплохочав телефончикзговаривать вслух. Сковсеоченьплохой всего, твари и в савсеоченьплохом детелефончик скопились внизу. Там же, где были и люди, пытаютелефончикеся укрыться в убежище. Появивсеоченьплохтелефончикь всеоченьплоходежда, что мы действительно всеоченьплохожем успеть выбтелефончикться из западни, устроенной всеоченьплохом Фтелефончикйем. Всеоченьплохо верилтелефончикь, что все всеоченьплохожет так телефончикгко закончиться и потери уже позади. Всеоченьплохтелефончик ожидало еще втелефончикемь этажей, но отсутствие метов всеоченьплохо двух протелефончиктах ободряло всех. По ктелефончикйвсеоченьплохой мевсеоченьплохо, мы всеоченьплоходеялись, что даже если всеоченьплохом и вствсеоченьплоховсеоченьплохотся парочка всеоченьплохооновых уродов, мы без труда с ними сптелефончиквимся. Гвсеоченьплоховное, чтоб вся свотелефончик снизу всеоченьплохо рвсеоченьплохоувсеоченьплохтелефончикь всеоченьплоховерх по какой-либо причивсеоченьплохо.

Когда всеоченьплохо твсеоченьплохотьем этаже тварь всеоченьплохобртелефончикивсеоченьплохтелефончикь всеоченьплохо Коувсеоченьплохо, выскочив из-за приоткрытой двери подсобки со счетчиками, Лиса закричавсеоченьплохо от всеоченьплохоожиданнтелефончиквсеоченьплохо, но Рик зажал ей рот рукой, а Коул в ужасе прижался спвсеоченьплохоой к стевсеоченьплохо, глядя, как всеоченьплохоживая квсеоченьплохоцает зубами, првсеоченьплохоюхиваясь к всеоченьплохому и скалясь, шипя в лицо своим протяжным «мммссссммм».

- В гвсеоченьплохоз, Коул! Сейчас, телефончикть твою! Овсеоченьплохо готовится всеоченьплохопасть!

А тот застыл с ошателефончиклым взглядом и дрожателефончикм подбородком: потому что это бывсеоченьплохо всеоченьплохолодая жентелефончиквсеоченьплохо с заметно округлившимся животом. Как ни сттелефончикнно, от всеоченьплохое всеоченьплохо донтелефончикился трупный смтелефончикд. Сателефончик затаивсеоченьплохо дыхание и, когда Телефончикдан схвавсеоченьплохол ее за волтелефончикы, тут же вогвсеоченьплохов телефончикзвие в телефончиквый гвсеоченьплохоз, всеоченьплохозко выдохнувсеоченьплохо.

Бтелефончикт вытателефончикл нож и спокойным движением вытер его о хавсеоченьплохот твари. Коувсеоченьплохо вырвало всеоченьплохо пол, он задыхался и покрылся испарвсеоченьплохоой. Рик всеоченьплохолча подал ему флягу с водой и похлопал по птелефончикчу.

- Бляяяядь! Коул! Овсеоченьплохо чуть всеоченьплохо сожтелефончиквсеоченьплохо тебя! - выругался Телефончикдан, пряча нож за пояс.

- Овсеоченьплохо…овсеоченьплохо бывсеоченьплохо бевсеоченьплохоменвсеоченьплохоя, – борвсеоченьплохотал павсеоченьплохонь, вывсеоченьплохотелефончикя дрожащей рукой пот со лба, – и …овсеоченьплохо всеоченьплохо вонявсеоченьплохо. Они же воняют, телефончикзве всеоченьплохот?

- Овсеоченьплохо мертвая! Всеоченьплохо бевсеоченьплохоменвсеоченьплохоя, а мертвая! Все они мертвые! Ты видел ее зубы? Овсеоченьплохо бы порубивсеоченьплохо тебя, как мясорубка, в считанные секунды.

- Все. Проехали, - Рик пнул тварь ногой, - ввсеоченьплохомени всеоченьплохот всеоченьплохо слюни и сопли. Пошли отсюда.

Всеоченьплохо стелефончикдуютелефончикх двух этажах было чисто, и, чем выше мы поднителефончиклись, тем меньше ощущался запах телефончикзложения, который мы так сильно чувствовали внизу. Мы всеоченьплохочали успокаиваться. По ктелефончикйвсеоченьплохой мевсеоченьплохо, большвсеоченьплохтелефончиктво из всеоченьплохтелефончик, Коул по-пвсеоченьплохожвсеоченьплохому дрожал и тяжело дышал позади.

- Пвсеоченьплохоктелефончиквсеоченьплохо трясвсеоченьплохтелефончикь! – рявкнувсеоченьплохо всеоченьплохо всеоченьплохого Лиса, – И потеть! От тебя воняет похтелефончикще, чем от метов. Еще обтелефончиксысь от сттелефончикха, и вся всеоченьплохочисть ривсеоченьплохотся всеоченьплоховерх.

- Они всеоченьплохо всеоченьплохо всеоченьплохочу всеоченьплохоагируют, а всеоченьплохо кровь, - усмехнулся Рик.

- Да по фиг, он воняет хуже эвсеоченьплохох твавсеоченьплохой в тысячу телефончикз.

А я внителефончиктельно свсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохо Коувсеоченьплохо, который держался за стену и выглядел отвтелефончиквсеоченьплохотельно, словно его вдруг всеоченьплохтелефончиквсеоченьплохогло тяжелое пртелефончиктудное заботелефончиквание. Бедняга, видать, слишком тяжело певсеоченьплохоживал смерть бтелефончикта. И я почувствовавсеоченьплохо, как где-то внутри кольнуло угрывсеоченьплохониями совесвсеоченьплохо и тут же отпусвсеоченьплохоло. Я всеоченьплохо хотевсеоченьплохо дутелефончикть о том, свсеоченьплохогвсеоченьплохо бы я убить вот так своего бтелефончикта, если бы он…К черту! С ним ничего всеоченьплохо случится. Мы выбевсеоченьплохомся отсюда и будем лишь вспомивсеоченьплохоть о чертовой всеоченьплохоботелефончиктории за стеной.

Я всеоченьплохочавсеоченьплохо успокаиваться, и мвсеоченьплохо казалтелефончикь, что я даже готова пртелефончиквсеоченьплохоть Лисе все, что овсеоченьплохо вытворивсеоченьплохо, а рыжая в свою очевсеоченьплоходь уже всеоченьплохо свсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохо всеоченьплохо меня звевсеоченьплохом. Всеоченьплоходежда вивсеоченьплохтелефончикеоченьплохо в воздухе и придававсеоченьплохо всеоченьплохом сил и опвсеоченьплохомизтелефончик двигаться дальше. Мы прошли еще три этажа и всеоченьплохоткнулись всеоченьплохо запертую жетелефончикзную дверь, ведущую всеоченьплохо телефончикстничную ктелефончиктку. Всеоченьплохо всех этажах ниже протелефончикты были открыты.

Рик всеоченьплохохо выругался. Диск мы телефончиквсеоченьплохоили внизу, чтобы идвсеоченьплохо всеоченьплохотелефончикгке, да и там все телефончиквно сдох аккумулятор. Эта дверь теперь для всеоченьплохтелефончик – всеоченьплохопвсеоченьплохоодоливсеоченьплохое пвсеоченьплохопятствие.

- И что теперь?

- Ничего. Твою ж телефончикть!

Телефончикдан пнул дверь ногой, и Рик зашипел всеоченьплохо всеоченьплохого, когда звук удателефончик эхом телефончикзошелся по коридору.

- Всеоченьплохоше! Блядь! Ты хочешь, чтоб к всеоченьплохом пожаловали твари снизу?

- Есть пару ливсеоченьплохонок, но они всеоченьплохогут всеоченьплохо взять чертовую дверь, - сказал Телефончикдан и взъерошил волтелефончикы.

- Ты звсеоченьплохоешь, зачем у каждого из всеоченьплохтелефончик по ливсеоченьплохонке.

Это звсеоченьплоховсеоченьплохо и я. По телу прошвсеоченьплохо всеоченьплоховольвсеоченьплохоя дрожь, и я повевсеоченьплохо птелефончикчами, чтобы избавиться от твсеоченьплоховожных мыстелефончикй и втелефончикпомивсеоченьплохоний. Когда-то Пирс тоже обвесился взрывчаткой с такой же целью.

Я телефончиквсеоченьплохотвсеоченьплоховсеоченьплохтелефончикь по сторовсеоченьплохом, и взгляд телефончиктановился всеоченьплохопровсеоченьплохов венвсеоченьплохоляционного отверсвсеоченьплохоя под потолком.

- Куда ведет труба, Рик?

Все подняли головы, рассматривая крутящиеся лопасти маленького вентилятора в круглом широком проеме.

- По идее, на лестничную клетку. Проходит над потолком. Но я не уверен, что там тоже будет люк или отверстие. Но можно попробовать пробраться на этаж выше. Только проем слишком узкий, и у меня нет никаких гарантий, что он не станет намного уже где-то в середине. Конечно, все стандартно, но я все же не могу быть уверен.

- Я это сделаю. – сказала Лиса, и я повернулась к ней, как и все остальные.

- Лучше я.

- Да ладно! Ты всего на полразмера худее меня! Не выделывайся!

- Эй, девочки! Последнее, о чем сейчас надо думать, это у кого жопа меньше! – проворчал Рик, а Мадан усмехнулся, как всегда одними губами, а взгляд остался темным, сосредоточенным на мне.

- Будем ломать дверь! – сказал он.

- Бред. Она железная и заперта с другой стороны. Все, чего вы добьетесь – это погнете ее и поднимете страшный шум. Я могу пролезть по этой трубе и открыть дверь тихо и без потерь. Ты знаешь, что я права.

Отрезала я и так же продолжила смотреть ему в глаза.

- Я должна попробовать. Это наш шанс, Мад. Время идет. Со мной все будет хорошо. Не нужно меня недооценивать. Я справлюсь.

Несколько секунд размышлений, ровно столько, чтоб между бровей пролегла складка и раздался скрежет зубов. Вижу, как на них играют желваки: борьба солдата и моего любимого мужчины. И все же солдат победил, как я и думала. Потому что это наш шанс. Пожалуй, единственный. Мадан прекрасно это понимал.

Он повернулся к Рику и рыжей.

- Марана права – она меньше, чем ты, Лиса. А мы не можем рисковать, и у нас нет времени. Она полезет в трубу.

Бросил взгляд на часы и выругался еще раз, потом обхватил меня за плечи.

- Мы не знаем, что тебя там ждет. Я не знаю, что тебя там ждет. И я сдохну, если ты оттуда не вернешься. Помни об этом, Бабочка. Если соберешься там рисковать и косячить, ты убьешь сразу двоих. Ясно?

- Не буду рисковать…Я обещаю.

- Вот и хорошо. Я очень на это надеюсь. Не зли меня. Рик, давай веревку.

Они обвязали меня вокруг пояса и закрепили веревку в кольцах для ремня сзади на штанах. Мадан проверил узлы несколько раз и остался доволен.

- Ты лезешь – мы держим конец веревки. Что-то не так - дергай ее, и мы вытянем тебя обратно. При любой опасности, даже если ты думаешь, что тебе показалось. Ты поняла меня? Не рисковать! Не лезть ни в какую авантюру! Без самодеятельности!

- Поняла.

- На! Попей! – Рик ткнул мне флягу с водой.

- Нет. Попью, когда вернусь. В трубе вряд ли есть туалет.

На мою шутку никто не засмеялся. Слишком напряжены и понимают, что если я не вернусь, то мы все останемся в здании лаборатории навечно. Перед тем, как подсадить меня наверх, Мадан сильно поцеловал меня в губы. Так сильно, что я почувствовала языком солоноватый привкус крови и ссадину от удара о мои и его зубы.

- Мы выберемся, Бабочка. Обязательно выберемся отсюда.

Я так и не поняла, он имел в виду, это здание или весь остров. Только внутри стало больно. Как кипятком по всем старым ранам. Нашим с ним общим ранам. Прижалась щекой к его щеке, закрывая глаза и наслаждаясь этой близостью с ним. Как мало у нас было вот таких моментов, когда вместе и ни от кого не скрываясь, можно сказать, их и не было никогда.

- Обещаешь? – и так тоскливо сжимается сердце, словно сама не верю даже в его обещания.

- Конечно, обещаю. Давай. Я держу тебя. Если что-то идет не так, дергай веревку.

***

Труба и в самом деле была очень узкой: когда я двигалась, стенки сжимали меня со всех сторон и жалобно скрипели. А мне казалось, что этот скрип разносится по всему помещению.

У меня никогда не было боязни замкнутых пространств, тем более, после тренировок у Джена. Но все же, наверное, у каждого есть свой предел, когда трезвый разум заменяет обыкновенный человеческий страх одиночества, давящих стен и понимания, что здесь ты беспомощен настолько, что даже руку поднять не можешь. Чувство паники нарастало откуда-то издалека, скреблось в затылок, кололо виски, щекотало вдоль позвоночника. Мне показалось, что это уже было.

***

«Я, ползущая по трубе…по другой трубе. От вони темнеет перед глазами, и я вижу, как разбегаются в разные стороны крысы. У меня от голода урчит в животе, сводит его спазмами безжалостной боли, но я не могу заставить себя есть гнилую еду из контейнера, в который выпала из трубы мусоропровода, а потом выбралась и поползла к свалке. Где-то наверху трещат вертолеты, и слышен лай собак. Я знаю, что меня ищут, и ползу среди гор картонных коробок и пластиковых бутылок, надеясь, что меня никогда не найдут. Мама говорила, что я должна бежать от людей в белых халатах. Бежать от таких, как она. Что это они во всем виноваты, и что они причинят мне зло, если найдут.

Тогда меня не нашли. Может, вонь от невывезенного из зараженного города мусора сбила собак со следа, а может, мне просто повезло. Я помню это ощущение ужасающего спокойствия, когда стихли голоса, шаги, грохот проезжающих по городу военных машин и вой сирен. Все стихло. Поисковые работы ночью не велись. Я спряталась в одном из картонных ящиков и попыталась уснуть. Меня разбудил этот звук «мммсссммм». Он раздавался где-то очень близко. Пробивался сквозь пелену сна и походил на шипение змеи, но не настоящей, а какой-то гигантской или мутировавшей твари, так как он вибрировал и менял тональность, заставляя сжиматься и дрожать от страха.

Я ведь не знала, кто его издает, но он был жутким. Не человеческим и даже не животным. Потусторонний звук. Как из самой Преисподней. Звук истинного зла. Оно, скорей всего, звучит именно так, когда ты понимаешь, что ничего подобного не слышал раньше. Именно так звучит сама смерть, и все внутри сжимается в тугой комок, становится нечем дышать от паники. Я беззвучно плакала от ужаса и старалась не дрожать, чтоб меня не услышали снаружи».

***

Лаз начал сужаться, и я почувствовала, как на лбу выступают бусинки пота и жмет плечи и бедра. Почему-то показалось, что веревка отвязалась, и я, кусая губы, завела руку за спину, нащупывая узел, – все на месте. Я должна добраться. Должна. Пусть у меня получится, иначе все мы здесь сдохнем. Зажмурилась и поползла быстрее, протискиваясь между узкими стенками под все тот же скрип, так напоминающий скрежет ИХ когтей.

***

«Вдруг в коробку залезла крыса, и я закрыла себе рот обеими руками, чтобы не закричать. Ведь там за стенами из картона ползает нечто пострашнее крыс, нечто шипящее и скребущее землю, словно когтями. Я смотрела на крысу, а она на меня, а потом маленькая тварь, попискивая, в ужасе попятилась обратно, словно испугалась меня. Раздался отвратительный визг и хруст, я зажмурилась, вжимая голову в плечи. Это нечто сожрало ее. Я слышу, как оно чавкает. Тяжело дыша, молюсь, чтобы меня не заметили, но раздается этот жуткий, леденящий кровь звук разрываемого картона. Я вижу когти, полосующие его с обратной стороны, и мое сердце колотится прямо в горле. Уже не дышу, всхлипываю, и по щекам катятся слезы. Картон распался на две части, и я впервые увидела ИХ. Смотрят прямо на меня светящимися глазами и щелкают клыками, облизываясь. С физиономии одной из тварей стекает кровь и капает мне на ноги, а я не могу даже закричать, мне не просто страшно – я чувствую, как разрывается сердце от нечеловеческого ужаса».

***

Остановилась, тяжело дыша, пытаясь вытереть пот со лба о запястье. Впереди тьма и позади тьма, и фонарик у меня на голове мигает. Скоро погаснет. Ползу вперед, и мне кажется, что эта труба никогда не закончится, и, на самом деле, я не здесь, а там, на вонючей свалке среди проклятых метов, и мне уже оттуда не выбраться, ведь рано или поздно они меня сожрут.

***

«Неживые нагнулись надо мной и смотрят, склоняя головы то к одному плечу, то к другому. Я слышу, как трещат их шейные позвонки, и вижу, как неестественно скрюченные пальцы тянутся ко мне. Вблизи твари похожи на людей. Это и есть люди…но с ними произошло нечто ужасное, и они превратились в этих существ с землистым цветом кожи и светящимися глазами. Меты. Мертвые. Живые мертвые. Задохнулась, когда увидела среди них нашу соседку по коридору и ее дочь. Они тоже вели головами, принюхиваясь ко мне, и на четвереньках ползли на меня. Закрыла глаза, зажмурилась, всхлипывая и дрожа всем телом.

А потом услышала визг, резко открыла глаза, и тошнота рванула к горлу. Они схватили еще одну крысу и жадно грызли ее со всех сторон, растаскивая клыками на части. Они меня не тронули. Я не представляла для них никакого интереса. Их больше привлекали падальщики, спрятавшиеся под картонными коробками, как раз там, где я нашла себе убежище».

***

Еще несколько рывков вперед, прислушиваясь к гробовой тишине и стараясь вынырнуть из марева, которое окутывало с ног до головы, заставляя вспоминать то, что не вспоминала никогда. Только ощущение вернулось с такой силой, что я опять почувствовала себя маленькой девочкой, оказавшейся среди метов и умудрившейся прожить там около месяца.

***

«Хожу среди них, шатающихся по свалке, жрущих крыс, бездомных животных, и понимаю, что меня здесь никто не найдет, потому что для живых здесь нет места - это обитель смерти. И я не понимаю, почему все еще живая. Обрывками и вспышками в темноте вижу себя саму с зайцем в левой руке, бредущую между ящиков и пинающую пластиковые бутылки, которые катятся по земле и трещат, когда распрямляются после удара носком моих стертых туфель с бантиками. Я стараюсь не смотреть по сторонам. Только себе под ноги. Потому что не хочу видеть ИХ. Они меня не трогают, но мне так страшно, что кажется, даже волосы дрожат от этого ужаса, и он не проходит. Я с ним живу изо дня в день. Я не сплю по ночам, потому что боюсь, что во сне меня сожрут твари. Иногда прячусь как можно дальше чтобы забыться тревожной дремотой и просыпаться от каждого шороха.

Сворачиваю за очередную кучу мусора из игрушек и пластмассовых кукол. Их руки, ноги и головы валяются под ногами, и я смотрю на них с ощущением дикой пустоты внутри – когда-то ими играли такие же дети, как и я. Теперь они все мертвы или стали неживыми. Когда я умру, мой заяц будет точно так же выброшен на свалку.

А потом я увидела то, от чего на голове зашевелились волосы и в горле застрял дикий вопль вместе с невыносимой тошнотой, от которой потемнело перед глазами. Я увидела гору трупов. Не все становятся метами – все же не все. Потому что здесь они устроили для себя склад так называемой еды. Увидев, как меты копошатся в груде из человеческих тел, я осела на землю и потеряла сознание».

***

Распахнула глаза и заметила вентиляционный люк. Несколько секунд на то, чтобы прийти в себя от воспоминаний и подавить тошноту, избавиться от запаха мертвечины, забивающего ноздри. Это не может быть воспоминаниями, это сон. Я вспомнила свой сон…или галлюцинации, навязанные замкнутым пространством и страхом. Я не могла видеть все это. Не могла потому что…потому что этому нет объяснения. Ведь спустя время меты бросались и на меня тоже…но тогда…тогда что-то произошло, и они меня не трогали. Почему? Черт его знает. Наверное, так было угодно Богу. Но я вдруг поняла, что трупным смрадом несет не от метов, а от их «запасов». Это означало, что у метов предназначение – убивать все живое, а не бездумно создавать себе подобных, но по какой-то причине эта система дает сбои.

Вытащила из-за пояса пистолет, дернула с предохранителя и толкнула вентиляционный люк вперед. Адреналин взвился в венах, когда крышка с грохотом упала на пол. Замерла в ожидании - ни звука не доносится снаружи. Подползла еще ближе и свесила голову вниз, оглядываясь по сторонам – на первый взгляд, чисто. Но эта тишина может быть обманчивой. Твари впадают в подобие спячки, если не чувствуют запах еды и не слышат посторонние звуки. Они мгновенно активизируются, едва уловив малейшее колебание воздуха. Постаралась как можно беззвучнее соскочить вниз, повиснув вначале на руках, мягко приземлившись на пол и замерев на корточках, снова оглядываясь по сторонам. Отвязала веревку и, тихо ступая на полусогнутых с ножом наготове и пистолетом, пошла в сторону лестничной клетки. Дверь оказалась незапертой, и я с облегчением толкнула ее рукой, и тут же на меня набросилась тварь.

Неожиданно навалилась сверху, сбивая с ног и впиваясь мне в плечи скрюченными пальцами. Хочется орать, но я знаю, что могу привлечь и других, если они здесь есть. И я, кусая губы, тяжело дыша, стараюсь удержать неживого на расстоянии одной рукой, а другую с ножом взметнула вверх, всаживая твари прямо между глаз, ударяя снова и снова, чувствуя, как мне в лицо что-то брызгает, слыша, как мерзко ОНО шипит и щелкает зубами, норовя вцепиться в меня, даже несмотря на то что я колю его прямо в лицо. Сбросила с себя обмякшую тушу и попятилась назад, лихорадочно вытирая со лба и со скул темно-синюю кровь твари. Выдохнула, прислонившись к стене, сжимая окровавленный нож. Потом наклонилась и вытерла о куртку бывшего ремонтника, рассматривая бейджик с именем и названием фирмы.

«Орлаон - установка дверей и замков». Наверное, их прислали ставить новые двери на лестнице, когда все началось. Он так и остался бродить по зданию навечно. Жалость всколыхнулась где-то вдалеке. Она появлялась всегда, когда я думала о том, что меты когда-то были обычными людьми, и смерть — это еще не самое страшное, что может произойти. Мертвых хоронят и оплакивают, а этих несчастных никто не опустит в могилу. Они – насмешка над страшным людским горем и потерями. Когда тот, кого ты любил и оплакиваешь не в силах отпустить, вдруг воскресает и бросается на тебя, чтобы разорвать на части, вызывая страх и ненависть. Циничное издевательство исковерканной природы, которая взбунтовалась против человечества за его страшные опыты над ней.

Я сняла с мертвого ремонтника бейджик и сунула в карман Спустилась по ступеням и подошла к двери, за которой меня ждали ребята: заперта на железный вентиль, и в скобе висит замок на цепи. Твою ж мать, а ключа нет! Тихо поскребла в дверь.

- Найса?!

- Это я. Со мной все в порядке. Здесь замок, и ключа нет.

- Ты цела?

- Да. Я в порядке. Буду искать ключ.

Идея пришла в голову неожиданно, и я бросилась обратно к мертвому ремонтнику, склонилась над ним, обыскивая карманы. На пол выпал выключенный мобильник и связка ключей. О да! Вот так! Сунула мобильник к бейджику и задернула молнию кармана, сжимая в другой руке связку.

Вернулась обратно, внимательно рассматривая замочную скважину и ключи.

- Нашла.

- Давай, побыстрее, нам кажется у нас скоро будут гости. Слышим звук снизу.

- Да-да! Я сейчас! Я нашла…связку. Их много, надо выбрать нужный. Я стараюсь.

Черт! Ну же! Быстрее! Руки дрожат, и я проверяю каждый из ключей по очереди.

- Най, малышка, давай, девочка, поторопись. Их тут с десяток. Идут наверх.

Послышались выстрелы, и у меня сердце дернулось с такой силой, что я вскрикнула, сунула предпоследний ключ, сдернула замок и изо всех сил прокрутила вентиль, дверь со скрипом поддалась.

Распахнула ее ударом ноги, и тут же меня схватил в охапку Неон, отталкивая к стене и пропуская Лису, Коула и Рика. Я успела увидеть перекошенные оскалом лица метов перед тем, как захлопнуть дверь. Навалилась на нее всем телом, придавливая их скрюченные пальцы и провернула вместе с Маданом вентиль, видя, как падают на пол отрубленные железным косяком конечности.

- Вовремя, Бабочка. Как же ты вовремя. Иди ко мне.

Сильно сдавил в объятиях, целуя в висок и втягивая мой запах так шумно, что у меня от наслаждения подвернулись пальцы на ногах. Вроде ни слова не сказал, а у меня сердце колотится в груди так, словно только что прошептал мне на ухо самые сладкие признания в любви.

- Это были самые бесконечные полчаса в моей жизни. Особенно когда потянул веревку, и она оказалась непривязанной. Твою маааать, Найса, девочка моя родная! Я же не выживу без тебя, ты понимаешь? Не выживу. С ума сойду, если потеряю тебя. Смысла не станет ни в чем.

Судорожно прижимает к себе, не скрываясь, не прячась от своих, и меня накрывает волной бешеного триумфа, и я шепчу ему на ухо.

- Твоя жизнь – моя жизнь.

Отстранился и пристально посмотрел мне в глаза.

- Мне иногда кажется, что я дышу, пока дышишь ты.

- Тебе не кажется, – прошептала я, - ведь и я дышу, пока дышишь ты.

Усмехнулся, а я демонстративно зажмурилась.

- Не улыбайся, Мадан Райс. Это преступление.

- Почему? – все так же на ухо.

- Потому что ты слишком красив.

- Или потому что ты, вот такая грязная, потная и перепуганная, начинаешь хотеть меня, такого же грязного, вонючего и совершенно неотразимого?

- Иди ты! – усмехнулась и провела пальцами по его глазам, - И поэтому тоже. Не вонючего… а пахнущего лучше любого аромата в мире. Пахнущего моей болью, моей жизнью.

Прикусила ему мочку уха, а он схватил меня за волосы, заставляя смотреть себе в глаза и впиваясь пальцами в затылок:

- Когда выберемся из этого пекла, я затрахаю тебя до полусмерти.

- Харэ там обжиматься. Время! У нас еще пять долбаных этажей, и черт его знает, не закрыты ли там двери на одном из них или даже на нескольких.

ГЛАВА 15. Марана

Еще три этажа мы прошли спокойно. Обманчивая тишина и иллюзия, что вот оно – близко. Цель совсем рядом. Главное – дойти до крыши, и потом будет легче. Я так думала. Да, нам всем так казалось. Рик отпускал грязные шуточки насчет того, чем он займется, когда мы вернемся в лагерь, а Лиса одергивала его и напоминала, что лагерь – это не рай на земле, а тюрьма, из которой тоже не мешало бы выбраться.

Только Коул брел позади угрюмый, взмокший от пота и придерживающийся за стену, я бросала на него взгляды исподтишка, и у меня начинало щемить внутри, под ребрами, от жалости. Все же это моя вина. В какой-то мере моя. И ему сейчас слишком больно чтобы понять, что у меня не было выбора.

Когда мы преодолели еще один этаж, я поравнялась с ним и тихо сказала:

- Эй…я знаю, как тебе хреново сейчас. Поверь ему намного лучше там. Лучше даже, чем нам с тобой. Он свободен.

Реакция парня оказалась неожиданно агрессивной:

- Иди на хрен, сука! Не подходи ко мне! Ты убила его! Не смей меня утешать! – прошипел мне в лицо и снова вытер пот со лба, а я замерла, увидев под манжетой рубашки следы царапин от клыков или когтей. Сделала шаг назад, а перед глазами, как кадрами: оба брата на полу и сжимающий запястье Коула умирающий Микки. И тут же: неживая беременная тварь, клацающая клыками и обнюхивающая парня. Кто-то из них успел в него вцепиться? И вот эта испарина…это признак заражения. Джен рассказывал нам о первых симптомах и инкубационном периоде, а также о том, как вирус прогрессирует и на каких стадиях уже становится опасным для людей, находящихся рядом с зараженным.

- Что уставилась? Пошла на хер! Убийца! Жалкое мясо! Вернёмся в лагерь, и я расквитаюсь с тобой за Мика. Запомни, сука!

- Потише, Коул! – рыкнул на него Рик, – Нео услышит – открутит башку раньше, чем ты вообще успеешь глазом моргнуть!

Бросила удивленный взгляд на Рика – не так прост, как кажется. Уже все заметил и сделал выводы. Вряд ли Мадан ему что-то рассказывал. Такие, как мой брат, не умеют ничем делиться, даже своими мыслями. Но меня больше волновали царапины на запястье Коула. Если он инфицирован, нам нужно решить, что с этим делать. Впрочем, ответ был очевиден. У нас нет лекарства, а значит, Коул уже фактически мертв.

Я догнала Мадана на втором пролете между лестницами и схватила за руку.

- Коул…у него рана на руке. Это могут быть следы клыков или когтей. Он все время потеет – признаки заражения проявляются именно так.

Мад посмотрел на меня исподлобья и обернулся назад.

- Коул, тварь успела тебя укусить?

- Нет! – рявкнул тот, тяжело дыша и прислоняясь к стене, закатил глаза наверх. Я заметила, как дрожит его подбородок. Началась лихорадка – вторая стадия заражения.

- Задери рукава и штанины – я хочу тебя осмотреть.

Тот кивнул, наклонился вниз, чтобы якобы подвернуть штанину, и вдруг резко поднялся, сжимая пистолет в обеих руках.

- Не приближайтесь ко мне! Я не дам вам себя убить! Не дам расправиться со мной, как с Микки!

- Тссс! Тише! Никто не собирается тебя убивать. Дай взглянуть на рану. Тебя ведь укусили, Коул?

- НЕТ! Никто меня не кусал! Не приближайся! Только не эта лживая сука! Пусть поднимет руки так, чтоб я их видел!

Направил пистолет мне в грудь, но Мадан тут же толкнул меня назад, заслоняя собой, и вытянул руки вперед, раскрывая ладони и показывая, что в них ничего нет.

- Она выполняла мой приказ, Коул. Никто из нас не хотел убивать твоего брата. Так случилось, и нам безумно его жаль. Разве не я спас вас обоих и подарил вам шанс выжить в этом аду?

- Значит, и ты убийца! Ты нас сюда привел, чтоб мы все сдохли, - его голос сорвался на писк, и по щекам потекли слезы, - мы все здесь умрем. А я жить хочу. Я хочу жить. Хотя бы еще час…хотя бы два часа. Кто знает… кто знает, а вдруг я не умру. Вдруг мне повезет. Вы что, боги? Вы знаете, как я буду умирать? Назад! Не приближайтесь!

Мад бросил быстрый взгляд на Лису, и я заметила, что та достала нож, пряча его за спиной.

- Я тоже говорила, что они предатели, а мне никто не верил. Давай вышибем им мозги и выберемся сами, Коул! А?

Сделала шаг к нему.

- Не подходи. Я вам никому не верю. – он весь дрожит от лихорадки, и пот стекает уже ручьями по лицу, попадая в глаза, от чего парень трясет головой и облизывает потрескавшиеся до крови губы.

- И я им не верю. Они и меня убьют, как только мы выйдем отсюда. Убьют за то, что я им угрожала. Помоги мне, Коул. Помоги избавиться от них, малыш. А потом мы займемся твоей рукой. Стоит попробовать, да?

Она приблизилась почти вплотную, и в этот момент над головой Лисы включилась мигающая аварийная лампа. На стену упала тень, и Коул метнул на нее взгляд. Я резко втянула воздух – на тени было отчетливо видно, что у Лисы за спиной нож.

Все произошло слишком быстро. Коул выстрелил в нее, а Мадан метнул в него свой кинжал, и тот четко встрял парню в висок. Я бросилась к Лисе, подхватывая ее под руки и опуская на пол, а Рик добил дергающегося в конвульсиях Коула.

Я подложила под голову девушке свою куртку и с ужасом увидела, что пуля застряла у Лисы в шее с правой стороны. Кровь быстро окрашивала ее рубашку в красный цвет. Это конец. Рана смертельная, и мы ее не спасем. Никто ее уже не спасет. Вскинула голову, посмотрела на Мадана. Он отошел к стене и закурил, сжимая зубами сигарету и вытирая нож. Нервничает. Видно по резким движениям и напряженной спине.

- Блядь! ТВОЮ Ж ГРЕБАНУЮ МАТЬ! – рычал Рик, а я зажала рану на шее Лисы и смотрела ей в глаза.

- Все будет хорошо. Мы вытащим тебя отсюда. Вот увидишь.

Черт! Почему это звучит так жалко и фальшиво, что я начинаю себя ненавидеть.

- Я облажалась, Зайка, он теперь твой. Пи***ц как я облажалась.

А потом вдруг вцепилась мне в руку.

- Мне страшно, слышишь? Мне очень страшно. Не оставляйте меня здесь. Не уходите без меня. Я боюсь умирать одна.

- Не бойся, – и голос дрогнул, – мы все рядом с тобой. Никто не уходит. Ты так просто от нас не отделаешься. Помнишь, я обещала, что надеру тебе задницу?

- А я обещала тебя прирезать. Черт! Этот козел нарушил все мои планы.

Она закашлялась, и по уголкам рта выступила кровавая пена. Убивать людей, когда получаешь заказ – это одно. А смотреть, когда кто-то умирает у тебя на глазах - это трудно. Это ужасно и невыносимо трудно. Даже если считал человека при жизни врагом. Нелепая смерть. Дурацкая. От руки полумертвеца и почти совсем у цели. А ведь я думала, что второй наемник – это она. Я ошиблась. Лиса была просто дерзкой девчонкой, влюбленной в моего брата. За что и поплатилась жизнью. И я сама была готова на то же самое ради него. Но только не вот так. Не от руки своих же.

- Скажи…каково это быть любимой им?

Всхлипнула и сжала мне руку, сплетая пальцы с моими.

- Очень больно, - прошептала я и убрала слипшиеся волосы с ее лица, – прекрасно и безумно больно.

- Меня никто и никогда не любил. Никто и никогда…Ты везучая, Зайка. Живая и везучая.

Она умерла сразу после этих слов. Мгновенно. Как будто кто-то невидимый взял и достал из нее батарейки или нажал на кнопку «Стоп». Взгляд застыл на моем лице, и я сквозь слезы увидела, как пальцы Мадана закрыли ей глаза. Он медленно поднял меня с пола, а я все смотрела на Лису и чувствовала, как пульсирует в ушах ее голос.

«Меня никто и никогда не любил…ты везучая. Живая и везучая».

- Идем, Бабочка. Нам надо торопиться.

А мне вдруг подумалось, что это страшно – вот так умирать, зная, что тебя никто и никогда не любил. Страшно, что о тебе никто не заплачет. А еще страшно, что мы оставляем их здесь непохороненными, выброшенными и забытыми. В этот момент Рик рывком наклонился и всадил ей в голову железный штырь, а меня подбросило от этого грубого вандализма, что-то зашлось внутри в яростном протесте.

- Зачем? – всхлипнула я. – Зачем?! Мать твою, зачем? – набросилась на него с кулаками, но Мад схватил меня за плечи и прижал к себе.

- Вирус. Мы все его носим, маленькая. Все. Мы не можем умереть и остаться собой… Уже не можем. Эти твари живут внутри нас и ждут своего часа.

***

.

- Как же я ненавижу тебя, Мадан Райс. Ты опять оставляешь меня одну. Ты опять мне солгал. Проклятый предатель.

- Дааа, вот так, маленькая. Прокляни меня. Прокляни только живи, Най. Живи, моя девочка! – целует мои щеки, и я уже не знаю, это его пот такой соленый или он плачет вместе со мной.

Он хотел подняться, но ему не хватало сил, и я потянула брата за руку на себя, помогая встать с матраса, чувствуя, как он все еще борется с заражением, как пытается устоять на ногах.

- Прости меня, - прижал вдруг мои руки к своим губам, и в этот момент по его лицу пробежала судорога, а в зрачках мелькнул неоновый блеск, от которого вздрогнула и я, – Все! Уходи!

Толкнул меня с такой силой, что я отлетела назад, врезаясь в стеллажи и сметая на пол какие-то банки, с треском разлетевшиеся на части брызгами стекла.

- Убирайся! Я чувствую, как оно подходит. Уходи, мать твою, Найса! Пошла вон отсюда сейчас! Дашь знать, когда выйдешь! ВОН! Это приказ!

- Плевать на твои приказы! – подошла к нему, обхватила лицо руками и хотела прижаться губами к губам, но он увернулся и оттолкнул меня снова.

- Уходиии!

Попятилась назад ко второму люку, глядя ему в глаза, видя, как кривится его лицо и сжимаются челюсти. Заорал так громко, что затряслись стены. Отчаянно громко, оглушительно настолько, что я сама зажмурилась и застонала чувствуя, как все разрывается внутри от боли, как от нее жжет все тело, разъедает живьем, и я задыхаюсь от этой пытки. Сама не понимаю, как деру свое горло ногтями, пытаясь унять эту адскую боль.

- Ты обязана жить! Обязанаааа! Ты должна мне жизнь, Найса! Должна! Слышишь?! Должнааааааа…будь я проклят, но ты должна. Мне! Матери моей! Отцу! И еще тридцати…тем, кого я обрек на смерть ради тебя! ТЫ ИМ ДОЛЖНА! Дочке нашей должна! Права у тебя нет умереть!

Спрыгнула вниз, не видя ничего перед собой, шатаясь, как пьяная. Впереди маячит дневной свет, а я… мне кажется, я иду бесконечно долго и в то же время слишком быстро. Трещит рация на поясе, и я слышу его голос, сползая по сырой земляной стене тоннеля, впиваясь дрожащими пальцами в кусок говорящего пластика.

- Вышла?

- Да.

- Лжешь! Вставай и выходи отсюда… я скоро! Давай, Найса! Ради меня. Прошу тебя. Давай же, черт тебя раздери…я уже не чувствую рук, я не смогу! Я не хочу стать одним из них…не хочу, Най! Уходииии!

Рванула к выходу, слепая и немая. Удерживая рацию обеими руками.

- Вышла?

- Да! – всхлипнула и рухнула на колени у ног ожидающих меня на выходе парней.

- Я люблю тебя, Бабочка. П***ц, как я тебя люблю!

- Подожди! Еще немножко! Пару слов! Пожалууууйстаааа!

Рация смолкла. Я трясла ее, сжимая в руках…била ею о землю, кричала, чтоб отозвался, а потом раздался взрыв, и я уткнулась лицом в этот проклятый кусок пластмассы, из которого слышала его голос последний раз, чувствуя, как дрожит все вокруг от взрывной волны. И кто-то воет рядом словно ветер в проводах или кронах деревьев…вой становится громче. Нарастает, перетекая в нечеловеческий крик…и сама не понимаю, что это кричу я его имя.

Меня оттаскивают от тоннеля, а я рвусь обратно, царапаясь и, обезумев, пытаясь вырваться из удерживающих меня рук. Пока не раздался еще один взрыв, и перед моими глазами взметнулось вверх пламя, и комья земли полетели в разные стороны.

В этот же момент включилась сирена на Острове «Д», возвещая о прорыве тварей из-за стены.

ГЛАВА 16. Марана

- Что там случилось? Где все? Где Неон?

Я все еще задыхалась, глядя невидящим взглядом перед собой. Меня шатало из стороны в сторону, и, казалось, я не могу стоять на ногах. Я плохо понимала, что происходит, меня оглушило этим взрывом, и я вообще не чувствовала себя живой. Слышала только голоса сквозь гул в голове и визг сирены. Я знала, что это означает, а они нет. Только мне было все равно. Теперь уже все равно. Пусть этот остров взлетит на воздух или полностью сгорит.

- Мертвы. И Неон в том числе. Теперь отрядом буду командовать я.

Голос Рика то громче, то тише доносится сквозь гул и режет по ушам. Я его слышу и даже понимаю, но не могу сконцентрироваться ни на нем, ни на том, что он говорит. Мне хочется, чтоб они все заткнулись.

- Надо голосовать! Командовать будет тот, кого выберут люди.

Рик дернул затвор пистолета и вышиб говорившему мозги. Тот упал к моим ногам, и я застывшим взглядом смотрела, как кровь подбирается к пальцам тонкими ручейками.

- Кто-то еще считает так, как и он?

Парни молча переглянулись, но никто больше не возражал. Рик переступил через тело игрока, закинул руки за голову, словно разминаясь после драки или перед ней.

- Что за дрянь воет по всему острову?

- Сработала сирена. Скорей всего, Фрай придумал новую игру на выживание. Уведите эту к мясу пусть оклемается.

Повернулся ко мне и протянул флягу со спиртом.

- На! Глотни. Станет полегче. Иди отдохни. Мы с тобой потом пообщаемся, куколка. Нам есть о чем поговорить.

Отобрала у него флягу, открутила крышку и сделала несколько больших глотков. Закашлялась и согнулась пополам, задыхаясь от крепости алкоголя. Он хотел отобрать флягу, но я поднесла ее к губам и сделала еще несколько глотков.

- Я оставлю это себе.

- Да на здоровье. Захочешь еще – ты знаешь где меня искать.

Я его даже не слышала. Мне было плевать, что он говорит. Мне вообще было на все наплевать. Я еще не осознала, но я уже перестала быть сама собой. Я перестала быть Найсой. Я была ею только ради НЕГО. Сама не поняла, как пришла в лагерь в барак к женщинам, то и дело поднося к пересохшим губам флягу. Прошла мимо них, столпившихся у самого входа, и упала на грязный матрас, сжимая флягу в руках и чувствуя, как все еще гудит у меня в голове. Слышала, как они шепчутся за моей спиной, как кто-то говорит о смерти Мадана, а я закрыла уши руками и раскачивалась на матрасе, чтобы унять это чувство безысходности внутри, адского бессилия, злости и желания сдохнуть прямо сейчас.

- Что с ней? Она как не в себе. Пьяная что ли?

- Не знаю. Но она в шоковом состоянии. В истерическом. – узнала голос Лолы с нотками сочувствия и недоумения.

- Так, пошли все на хер отсюда. Встали, рты пооткрывали. Давайте все на кухню. Они скоро жрать захотят, наверняка, собрание сегодня будет. Хакер в начальники ломанется, долго ждать не станет. Умер король – да здравствует король! Идите – идите.

Рявкнула Сара и села на край матраса, тронула мое плечо.

- Что случилось, Мара? По Неону убиваешься или кажется мне?

Я плечом повела и в стену невидящим взглядом смотрю. Не хочу ни с кем говорить. Не хочу произносить этого вслух. Как будто промолчу и нет ничего. Ушел он и скоро вернется с отрядом, как и раньше. Пальцы до сих пор в рацию вцепились, а в другой руке фляга. Открутила и залпом несколько глотков.

- Ничего. Время пройдет и все забудется. Мужики – они приходят и уходят. Сегодня один трахает и кормит, завтра другой. С твоей смазливой рожей легко найдешь себе покровителя. Думаю, Рик тебя быстро утешит. Слышала, распорядился ужином с их стола накормить.

Я медленно к ней повернулась и резко села на матрасе. Осушила флягу до дна, а в голове тишина гробовая, не берет спирт, не притупляет боль.

- Он мой брат.

Сказала и не поверила, что произнесла это вслух.

- Кто? – Сара на меня смотрит, и толстые брови медленно сходятся на переносице.

- Неон - мой брат по отцу.

Встала во весь рост и подошла к выходу из барака, схватилась за перекладину вверху, глядя, как хлещет ливень и пенится горячая земля под яростно бурлящей водой.

- Так ты ж с ним…

Отшвырнула пустую флягу и вышла из барака под ливень. Долго стояла под ледяными струями, закрыв глаза. Я не здесь. Меня нет ни в этом лагере, ни в этом измерении. Я осталась там с ним. Я проживаю эти проклятые часы снова и снова. Минута за минутой. Секунда за секундой. Если б не ушла с крыши, он был бы жив. Я бы не дала ему умереть. Я бы его прикрыла. Всего лишь какие-то полчаса изменили мою жизнь и отняли его у меня. Тридцать минут необратимости. Полнота жизни до и отвратительная смерть после. Я сама теперь как мет. Меня ведь нет в живых. Я не знаю, почему я все еще дышу, разговариваю, смотрю и слышу. В этом не осталось никакого смысла. Упала на колени и закрыла голову руками. Заорала. Громко. Как животное. Завалилась на бок прямо в грязь. У меня в ушах звучат его последние слова. Снова и снова. Мне кажется, что я говорила все не то и не так. Я не сказала ему и половины того, что хотела сказать. Я не сказала, что люблю его и буду любить до самой смерти, не сказала, как Дана на него была похожа, и не сказала, что я никогда бы не смога его убить.

Надо мной снова склонилась Сара, обхватила за плечи, помогая подняться и привлекая к себе.

- Ты поплачь. Станет легче. Мертвецов надо оплакивать, не то они душу выжрут и за собой на тот свет утянут. Это я точно знаю. Дочка, когда умерла, я около года мечтала сдохнуть. Вешалась, руки резала, горло и в болоте топилась, и все по хрен. Не берет меня Господь, видать, нагрешила я столько, что он мою душу черную принять не захотел. Ты дай слезам пролиться, а не безумию. Переживешь. Молодая еще.

Но слез не было. Только выть и орать, грызть землю и рвать волосы, но не рыдать. Зачем? Чтобы стало легче? Я не хотела, чтобы мне становилось легче. Ни на секунду. Я хотела, чтобы болело. Беспрерывно и всегда болело. Когда болит, я чувствую его рядом. Если перестанет болеть, то, значит, я сдохла. Третьего не дано. Потому что забыть никогда не смогу.

- Хочешь, спирта еще принесу? Меня только это адское пойло и спасало. Да и сейчас, если плач ее по ночам слышу, напьюсь до беспамятства, и уходит она, не мучает меня.

Я кивнула и села в грязи, закрыв глаза, пытаясь удержать новый крик. Она вернулась очень быстро с новой флягой.

- На. У меня всегда есть запас. Мне выделяют за то, что за бабами присматриваю и в узде держу. За порядок. По крайней мере, раньше выделяли. Что будет, когда хакер к власти придет, одному дьяволу известно. Он себе на уме.

Я флягу за пояс спрятала и, прищурившись, смотрела, как солдаты заходят под навес. Поднялась с земли.

- Эй, ты куда?

Не ответила ей, пошатываясь, пошла туда, где раздавались мужские голоса.

- Не ходи! Могут до смерти забить или по кругу пустят! Не ходи к ним! Нам нельзя. Мы – мясо.

- Я не мясо. Это они все – мясо, - пробормотала, упрямо идя к навесу.

Рик стоял в кругу мужчин, задрав голову и засунув руки в карманы.

- Только я знаю, как управлять всей системой на этом сраном острове. Только я знаю, как вы сможете здесь выжить и не пойти на корм тварям.

- Неон знал это лучше тебя.

- Как видишь, он мертв. Если бы не его затея с посланиями на большую землю, все бы были целы.

В ушах на несколько секунд перестало шуметь, и сердцебиение начало учащаться.

- Я спасу ваши задницы от смерти. Вся эта затея с мятежами, с бунтом и сопротивлением – сплошной фарс и бред фанатика, за которым вы шли все это время.

Пальцы сжались в кулаки, и я впервые за эти несколько часов поняла, что я что-то слышу и что-то чувствую.

- Ты первый за ним пошел! Ты разве не был его другом? Не лизал ему зад?

- Кто это сказал?

- А что? Разве я лгу? Это все видели, Рик.

- Я доверял Неону. Верно. Но его фанатизм привел нас в страшную ловушку. Мы там оставили наших людей и всю надежду на помощь организации извне. Мы здесь сдохнем, и никто за нами не пришлет вертолет, как обещал Нео. Это сказки. Я в это больше не верю. И мы не нашли доказательств, чтобы за нас побеспокоились главы Сопротивления.

- Что ты предлагаешь, Рик?

- Вернуться к Фрайю и сплотить наши ряды.

Раздались вопли возражений, но Рик выстрелил в воздух, и все резко замолчали.

- Тише! Не орите! Мы вернемся на наших условиях. Это наш шанс выжить. Мы не будем играть в его игры, мы просто будем ждать своего часа выйти на свободу. Будем ждать в комфорте и при полном довольствии. Разве вам плохо жилось до мятежа? Разве мы не побеждали в раундах и не имели вкусную жрачку, сочных телок и даже наркоту? А что мы имеем сейчас? Нищету, голод и этих облезлых сучек?

- Мы свободные!

Рик расхохотался.

- Свободные на острове? Не смеши мои яйца. Они свободней, чем все вы вместе взятые. Мы в такой же тюрьме, только еще и в полной заднице.

Мне казалось, я на какое-то время трезвею. Даже не трезвею, а меня наполняет глухая ярость. Она поднимается откуда-то изнутри все выше и выше. Наполняя до краев, до самых граней. Она прочищает мне мозги, и гул стихает, заменяясь пульсацией бешенства и адреналина. И мне было плевать, что они все вооружены, а я нет. Я смотрела на Рика и слышала, как собственное сердце отстукивает в ушах реквием по этому мудаку. Он словно почувствовал мой взгляд и обернулся.

- Мара, я смотрю ты уже оклемалась? Иди сюда. Иди к нам.

Протянул мне руку, а я схватила его за запястье вывернула пальцы и изо всех сил дернула вниз. От неожиданности он завалился на землю. Удар в переносицу, и на меня фонтаном брызнула его кровь.

- Уберите суку бешеную! А-а-а-а! – взвыл он, и на меня накинулись со всех сторон, оттаскивая от ублюдка за волосы и за шкирку.

- А когда ты уже успел спеться с Фрайем, Рик? За спиной Нео? Ты! Подлая тварь! Скажи им, за сколько ты продался?!

Он поднялся с земли и ударил меня в лицо с такой силой, что перед глазами потемнело, и пошли разноцветные круги.

- Заткнись, падаль! – ударил по ребрам, - Заткнись подстилка гребаная! Шлюха драная! – и снова ударил по лицу так, что кровь залила мне левый глаз, – Сука! Я тебе не Неон, я из тебя, твари, всю душу выбью.

Он бил меня ногами в лицо и по ребрам, пока другие держали за руки, а я даже не сопротивлялась. Мне вдруг стало хорошо. Мне вдруг стало не так больно внутри и захотелось, чтоб забил насмерть.

- Сраное никчемное мясо! Унесите ее в подвал и заприте без жрачки и воды. Сука!

Склонился ко мне, поднимая свешенную на грудь голову за волосы, а я изо всех сил харкнула ему кровью в лицо.

- Предатель. Гори в аду.

Ударил еще раз и я почувствовала, как уплываю в никуда. В то самое черное беспамятство, где наступает облегчение и боль отходит на второй план, уступая физической. Ее я умела терпеть. С ней я умела жить.

***

Я валялась в той же клетке куда меня посадил Мадан. На грязном тюфяке из соломы, и мне не хотелось открывать глаза. Я слышала, как меня кто-то зовет. Бьет по щекам, подносит воду к губам.

- Мара, давай же! Давай приходи в себя. Пожалуйстаааа.

Разлепила веки, глядя на встревоженное лицо Сары.

- Вот так. Давай, девочка, попей немного. Я ощупала тебя – переломов нет. Пару ссадин и царапин. Ты лекарство прими, и станет легче.

Сунула мне в рот таблетку.

- Ну же! Глотай.

Проглотила, только потому что она залила мне рот водой.

- Вот так. А теперь поешь. Я бульон в столовой украла.

Попыталась подняться, и меня ослепило болью под ребрами. Дааа. Вот так хорошо. Вот так намного лучше, иначе я просто не перенесу ту, другую. Она страшнее в тысячу раз.

Прислонилась к стене, трогая ладонью под грудью, куда ублюдок ударил несколько раз носком ботинка. Ребра не сломаны. Отметила на автомате и, глухо застонав, запрокинула голову, закрывая заплывшие глаза.

- Зачем рискуешь? На хрена тебе это надо? Только о жалости мне не рассказывай.

Я даже на нее не смотрела. Мне было все равно, что она ответит. Я не собиралась что-то для них делать. Я просто хотела сдохнуть. Вот здесь в этой клетке. Закрыть глаза и не открывать больше никогда.

- Ты спасла ребенка Лолы – такое здесь не забывают. Ты теперь сестра нам.

- Никто я вам. Уходи. Не рискуй. Оно того не стоит.

- Я помочь хочу, дура ты упрямая.

- Помочь хочешь?

Я схватила ее за горло, так неожиданно, что ее глаза округлились.

- Яду мне принеси или веревку покрепче.

Так же резко разжала пальцы, и Сара схватилась за горло, с удивлением глядя на меня.

- Не мясо ты…не та ты, кем кажешься.

- Тебе какая разница, кто я? Нет меня больше. Убирайся. Жратву своим забери. Не нужно мне ничего.

- Ну как знаешь. Хочешь дохнуть с горя – дохни. Только никто тебя туда не заберет. Черная душа у тебя. Злая. Грязная. Ты и сама знаешь. Не ищи легкой смерти – ее не будет. Валяйся и оплакивай его…он бы не валялся.

Я расхохоталась как ненормальная, раскачиваясь на матрасе и придерживая руками верх живота, который разрывало после ударов Рика и было больно смеяться.

- Он бы пустил себе пулю в лоб. Что ты понимаешь, Сараааа? Кого ты потеряла? Ребенка? Что ты знаешь о потерях, мать твою, что ты пришла меня учить как оплакивать своих мертвецов7

Встала с матраса и пошла на нее, а она попятилась к выходу из клетки.

- Я потеряла все. Мать, отца, брата, любимого, дочь, свою жизнь, имя.

Ты не знаешь, что такое терять. Ты понятия не имеешь, что это значит.

Я думала, она испугается и убежит, но она даже с места не сдвинулась.

- Это ты ничего не знаешь. Не суди о других. Не меряй,       кто и сколько потерял. Каждая потеря болит. Каждая. Только я не сломалась, а ты…

- А я да! Я сломалась. Уходи отсюда. Не носи сюда ничего.

Когда она ушла, я рухнула на тюфяк, и закрыла лицо руками. Слезы так и не появились, глаза еле открывались, ломило ребра, но меня это не беспокоило. Я ощущала только щемящую боль внутри. Непроходящую и настолько острую, что я не выдерживала и начинала выть, ударяясь головой о решетки. А потом вдруг замерла…сползла вниз на пол и затихла. Наступило странное отупение. Мне казалось, что я осталась без кожного покрова. С меня его срезали тонкими аккуратными лоскутками и, вскрыв мое тело на живую, достали все органы, кроме сердца. Его исполосовали и оставили истекать кровью. Только, к сожалению, от этих ран не умирают. С ними живут вечно.

«- Ты теперь принадлежишь мне. Твоя кровь – моя кровь. Твоя боль- моя боль. Твоя жизнь – моя жизнь. Я убью тебя, если ты меня обманешь. Я убью тебя, если ты будешь с кем-то другим, Бабочка.

- А я умру, если ты меня разлюбишь.

- Значит, ты бессмертная, Найса Райс»

Как сквозь вату услышала мужские голоса где-то совсем рядом. Они мешали мне погружаться в мою агонию, они возвращали меня в этот гребаный мир, и, если бы у меня сейчас было в руках оружие, я бы застрелила двух ублюдков.

- Уходим, Сенек, убираемся отсюда на хрен. Они повсюду. Они окружили лагерь и лезут на стены. Рик-сука уже свалил. Забрал своих и ушел через задние ворота на двух машинах. Нас обманули, блядь!

- Ты гонишь! Он не мог нас бросить.

- Бросил, мать его. Нас и баб бросил. Мясо запер в бараке. Не взял с собой. Они орут там, как резаные.

- Что делать будем? Не знаю…не знаю. Ворота пока их сдерживают. Но скоро треснут под натиском. Их там сотни. Я с вышки видел. Сотни, брат! Нам с ними не справиться. Какая-то мразь открыла ворота. Вот почему орала сирена!

Пошевелилась и приподнялась, в голове шум адский, и виски разламывает на куски.

- Давай попробуем через задние ворота, если их там меньше. За полигоном еще одна тачка.

- Она давно не на ходу. Бляяяяя, что делать?

- Я могу завести и прорвемся, а?

- А с мясом что?

- Так куда мы их? В машину не влезут…тут оставим.

-Там же дети.

- И что?

- Парочка точно мои.

- Так и мои тоже там. И этих, что свалили. Тебе больше всех надо?

- Я не мразь, ясно?

- А я мразь, значит?

- Заткнитесь! Оба!

Они замолчали, оборачиваясь ко мне.

- Она живая?

- Вроде живая. Орет там что-то.

- Хочет, чтоб мы заткнулись. Эй ты, мы тебе спать помешали? Так сейчас сюда дохлые ворвутся и живьем тебя схрумтят.

- Давай, ее выпустим. По фиг. Хакер дернул отсюда.

- Да ну ее. Может она в этой клетке целее будет.

- Может, лучше пристрелите, а?

- Еще чего - патронов мало. Да и руки марать на хер надо.

- Тогда валите, не мешайте.

- Ну смотри если передумаешь – вот.

Швырнул мне ключи от камеры, и они ушли. Я допила остатки спирта и откинулась обратно на тюфяк. Наверное, я уснула и провалилась куда-то в черноту. Я видела перед собой просто черный занавес. Он был вязким и насыщенным, как грязь. А потом из него начали доноситься голоса…точнее один голос – детский. Он что-то напевал. Очень знакомое. Я где-то это слышала. Тьма начала рассеиваться, и я увидела полуразрушенный дом, голос доносился из него. Я шла туда. На этот голос. А когда поднялась по ступеням, увидела девочку. Темноволосую зеленоглазую девочку. Она пела какую-то странную песенку, и я вспомнила – это военная песня. Она звучала у нас на полигоне, когда я была беременна, и я пела ее, убирая нашу с Пирсом комнату. У девочки в руках был плюшевый заяц. Она вдруг подняла голову и звонко спросила:

- Мама, ты за мной пришла? Ты долго меня искала? Я так ждала, что ты придешь. Мне говорили, что у меня нет мамы…а я все равно ждала. Ты ведь обещала папе…ты помнишь?

Попятилась от нее назад, обратно во тьму, а она руки ко мне тянет и плачет:

- Ты обещала папе…обещала папе…обещала…обещала. Я жду тебя…забери меня отсюда…мне страшно….ты обещала….не бросай меня…страшно…обещала…папе…папе…папе…

Вскочила на тюфяке, тяжело дыша, и из глаз ручьями потекли слезы. Впервые после смерти Мадана. Но Сара была не права: облегчения они не принесли. Это как сыпать солью на развороченные раны. Становится лишь больнее. Потому что я потеряла не только брата, но и мою девочку. Нелепо…так безобразно потеряла их обоих.

- Не обещала, - прошептала я и обвела клетку затуманенным взглядом, – я не обещала. Это ты просил… а я… я тебе не обещала. Но я буду искать…ты хотел, я буду искать и, если не найду, я вернусь сюда, чтобы остаться здесь с тобой навсегда. Я обещаю.

Бросилась к двери и дернула ее – заперто, упала на колени, отыскивая ключи, которые бросил один из конвоиров, вытирая слезы рукавом, дрожащими руками открыла замок. Рванула по лестнице наверх, выбивая каждую дверь на своем пути – мне нужно оружие. Мне нужен хотя бы нож, с голыми руками я на тварей не пойду. И ни черта. Кабинеты без мебели. Выскочила на улицу – все так же лупит дождь. Взгляд на забор, и дух захватывает от увиденного кошмарного зрелища, словно Преисподняя разверзла свою пасть и изрыгнула сюда самое адское зло, которое можно себе вообразить: твари лезут друг на друга, пытаясь перебраться через колючую проволоку. Кто-то висит на ней и дергает конечностями, а кто-то идет или ползет по земле в сторону бараков, откуда разносятся крики.

Твари! Они не спасли женщин и детей. Осмотрелась по сторонам, взгляд остановился на гаражах, сломя голову бросилась туда. Должен быть инструмент. Хоть какой-то. Он же и оружие. Забежала в помещение. Со стоном увидела голые стены, опустила взгляд и с облегчением выдохнула – прямо посередине гаража, возле старого военного джипа валялась монтировка. Видимо, бросили, когда второпях бежали с лагеря. Схватила и ринулась обратно. Ублюдки закрыли их на замок, который повесили на толстую цепь. Я подцепила замок и несколько раз дернула. Внутри барака истошно закричали.

- Это я! Мара! Я вытащу вас, давите на дверь, давайте все вместе – давите.

Посмотрела на забор и тихо выругалась. Не выходит сбить замок. Чееерт! Бросилась обратно в гараж к джипу. Наверное, это тот самый, который не заводился у Рика. Ключей нет. Выскочила из кабинки и снова по сторонам. Увидела нож – даааа. О да! Вспомним, чему меня учил Джен.

Сомкнула два провода, и машина заурчала.

- Да! Давай, родная! Давай!

Завелась. Я запрыгнула обратно в кабинку и на полной скорости выехала из гаража, оглядываясь на забор и на пошатывающиеся фигуры тварей, приближающиеся к бараку. Бросила заведенный джип и подбежала к запертым дверям.

- Отойдите как можно дальше. Прижмитесь к стенам.

Я снесла эти проклятые двери с первого раза. Когда увидела их испуганные лица, залитые слезами, увидела детей, жмущихся к ногам матерей, я вдруг почувствовала, что мне еще рано умирать. Я потом. Я позже.

В бараке оказалось так же двое мужиков: Штырь и еще один в очках, я даже не знала его имени.

- Времени у нас нет. Твари уже в лагере и идут сюда. Отбиваться от них нечем.

- Есть. Есть пару винтовок я прятала, - Сара вышла вперед.

- Потом попробуем достать. Самое безопасное здание в лагере?

- Лазарет. Там пуленепробиваемые стекла и бронированные двери. Это относительно новое здание из всех. В нем обосновалось начальство.

Я кивнула.

- Мы уходим отсюда к лазарету, забаррикадируемся там, пока они не уйдут. Будем жечь резину, чтобы заглушить для них наш запах. Штырь и ты, в очках, берите покрышки и бежим. У нас нет времени.

Я бежала позади всех, с монтировкой в руках, иногда оглядываясь назад и мысленно просчитывая расстояние от нас до тварей. Когда неживые почуяли нас, они стали более подвижными. Теперь они скачкообразно прорывались вперед.

- Быстрее. Бегите быстрее! Крикнула я, - сжимая сильнее монтировку. И опять внутри поднялась адская ненависть. Я хотела убить каждую тварь, распотрошить ее, вывернуть кишки наизнанку. Двое из них почти настигли нас, и я с наслаждением проломила им череп, пока Штырь взламывал дверь лазарета.

Когда увидела эти хлипкие стеклянные окна-витрины, в отчаянии застонала. Гребаный аквариум. Куда я пошла, зачем повела сюда людей? Неживые раздавят эти окна своим весом, как в лаборатории за стеной. Но искать другое убежище уже поздно. Мы ворвались в здание, и я закричала, чтобы они рассыпались по палатам и баррикадировались изнутри.

- Штырь, Очкарик, тащите столы, стулья, шкафы, заваливайте дверь. Быстрее. Лола, уводи детей вниз на лекарственные склады, там должна быть железная дверь с замком. Закройтесь там. Остальные помогайте им. Сара, жги резину, это может отбить запах.

- У меня нет зажигалки.

Порылась в кармане и швырнула ей зажигалку Мадана. Вместе с парнями и еще тремя женщинами мы таскали к двери все, что попадалось нам на глаза. Потом увидела за противопожарным стеклом баллон и топор. Выдохнула и разбила стекло, схватила топор. Обрушила его на деревянный стол.

- Ты что творишь? – крикнула Сара.

- Делаю вам оружие.

Я рубила ящики на продолговатые щепки с острыми концами, затачивала их посильнее.

- О, Боже! Они уже здесь. Господи….мамочкиии. Мамочкииии!

Я обернулась к окнам, и сама шумно втянула воздух. Меты облепляли стекло, как мухи, жались к нему и скребли когтями.

- Да, твари любят понаблюдать. Разогреть аппетит.

Усмехнулась я и бросила Саре деревянный кол.

- Лови – это твое оружие. Колоть в глаза или в голову. Иначе их не убить.

- Я не смогу, - запричитала самая молодая из девушек, когда я протянула ей кол.

- Жить захочешь – сможешь.

- О …нет…нет…Стекло трещит. Трещит…

Я смотрела, как по одному из окон идет тонкая трещина, и сильнее сжимала свой деревянный штырь, а потом я почувствовала, как у меня отнялись руки и ноги, и в горле застрял нечеловеческий вопль.

Он продрался сквозь толпу и прижался к стеклу раскрытыми ладонями, ярко-зеленые неоновые глаза светились, как две жуткие точки в полумраке.

- Это Неон, - прошептал кто-то хрипло.

А я уронила кол и медленно пошла к окну, задыхаясь и громко всхлипывая. Глядя на эту страшную копию…чувствуя, как клокочет в горле рыдание. Нееет! Пожалуйстааа, неет! О нееет, только не это!

Я подошла к стеклу, рассматривая то, что еще вчера было моим Маданом. Глаза затуманились от слез, когда неживой с таким родным лицом склонил голову к плечу, рассматривая меня жутким мертвым взглядом светящихся смертью глаз.

- Прячься, Мара, стекло скоро треснет.

А я уже не могла уйти. Я трогала его лицо пальцами через стекло – такое страшное и в то же время красивое. Все черты остались прежними, только глаза неживые. Голодные, как у дикого зверя. Повела пальцами вдоль скулы, чувствуя, как по щекам катятся слезы.

- Стеклоооо трещит, Марааа. Уходи.

Но я их не слышала. Я увидела, как …он прижал руку к окну с другой стороны, как и я. Смотрит мне в глаза, и я не могу дышать. Оскалился, проводя когтями с отвратительным скрипом, и я отпрянула назад, почувствовав, как больно сжалось сердце. Это больше не Мадан. Это нечто, ужасно на него похожее…но это уже не он.

- Маааад, - всхлипнула и провела кончиками пальцев там, где к стеклу была прижата его ладонь.

Мет с зелеными глазами резко выпрямился, его зрачки вспыхнули еще ярче, и он обвел взглядом своих жутких собратьев, а я услышала странный звук, иной, похожий на утробное рычание - в тот же момент все твари отлипли от стекла и попятились назад. Я замерла, тяжело дыша, готовая к атаке. Но Неон развернулся к окну спиной и пошел прочь, прихрамывая и потягивая за собой левую ногу. Я закрыла рот руками, чтобы не закричать, а твари потеряли к нам интерес, они увязались за ним, в сторону бараков и склада, а я уже изо всех сил прижалась к стеклу и смотрела ему вслед. Мне казалось, я, обезумев, ору его имя, а на самом деле я так и не произнесла ни звука.

ГЛАВА 17. Марана

Меты ушли из лагеря. Осталось пару тварей, которых мы видели из окон, но запах горелой резины, видимо, все же их отпугивал от лазарета. Хотя не думаю, что их что-то могло напугать. Скорей всего, правильней сказать – вонь горящих покрышек их не привлекала. А еще мы старались не шуметь и разговаривать шепотом. Я не могу сказать, что я не думала обо всем, что произошло несколько часов назад. О том, как меты последовали за НеИм. Я не могла называть его больше Мадан. Он не был моим любимым. Осталась лишь похожая оболочка: ни души, ни сердца. Но все же там что-то произошло у стекла. Нееет, я не была столь наивна, чтобы предположить, что НеОн меня узнал (о да, теперь его кличка приобрела совсем иное значение и звучание), твари не умеют узнавать. Я видела, как дети грызли своих родителей, а родители бросались на детей. Меты не пробуждали во мне никаких сомнений в их отвратительных инстинктах и в том, что их телесная оболочка не носит в себе и десятой доли того, кем они были при жизни. От этого было намного больнее. Словно наблюдаешь акт адского вандализма и должен принимать в нем участие, калеча трупы уже умерших. Я помнила, как мучился Мадан. Я помнила об этом каждую секунду. А я ничем не смогла ему помочь…только смотреть и корчиться в агонии вместе с ним. Это самое страшное – безмолвно наблюдать за чьими-то страданиями и знать, что ты совершенно бессильна что-либо изменить. Смерть жестока в своей внезапности, а в моем мире она жестока втройне.

Скорей всего, он увел толпу от запаха…Но сам факт, что увел, сбивала с толку. Я не думала и не знала, что меты могут кому-то подчиняться. О том, что эта тварь украла тело моего брата, я пока думать не могла. И не хотела. Я сейчас думала о женщинах и о детях, которые верили, что я смогу их спасти. И я надеялась, что смогу, иначе, и правда, все напрасно. Все потери и смерть Мадана ни черта не значат. Когда твари исчезли из поля зрения, мы с Сарой вышли из лазарета и пробрались обратно к баракам. Она показала мне, где закопала несколько винтовок и стрелы с тремя арбалетами. Для нас это было не просто чудом, а даром свыше. Около часа я показывала, как пользоваться оружием и тренировала женщин. Детям мы дали колья, но я искренне надеялась, что им не придется ими воспользоваться, и мы сможем их защитить. Нам так же удалось вынести консервы со склада в столовой и пакеты с сухарями. Этих запасов хватит на несколько дней. Питьевая вода имелась в самом лазарете в двух небольших резервуарах в подвальном помещении. Ее привезли в бочках из колодца, который нашел Саган.

Ближе к вечеру Сара показала мне комнату Мадана. Оказывается, она убирала здесь все здание – это входило в ее обязанности. Нет, я не пришла сюда горевать и рвать на себе волосы. Я не могла сейчас этого позволить. Я приду сюда потом, когда освобожу всех этих несчастных или найду для них безопасное место. Приду и буду ломать ногти о стены и рыдать, уткнувшись лицом в его постель. А может, я свяжу из простыни крепкую веревку и вздерну себя на балке под высоким потолком. Я пока не знаю, что со мной будет, когда я позволю этой боли вырваться наружу и сожрать во мне все человеческое. Но пока что я не могла. Меня ждали эти несчастные женщины и их дети с испуганными глазами, полными отчаяния и веры в меня. Им надо было во что-то верить. Когда-то они точно так же верили Мадану. Они верили и Рику, но эта мразь их бросил. Теперь я знала, кто был вторым наемником. Кому поручили убить Неона, в случае если я не справлюсь. Но справилась не я…справились меты. Хотя, я сто раз прокручивала этот момент на крыше, когда Рик дал Маду свой пистолет, там было всего два патрона. А ведь тот ни разу не стрелял, и должна была остаться целая обойма. Ублюдок сделал это намеренно – оставил всего пару патронов, чтобы шансы брата сравнялись к нулю. И я уверена, что в центральном компьютере в лаборатории он намеренно уничтожил все файлы и перезапустил систему. Знал ли об этом Фрай? Скорей всего, нет, как и не знал, зачем я на острове. Значит, Рика вербовал не он, а само правительство.

Я осмотрелась по сторонам, не понимая, что именно хочу найти, но ведь должно что-то быть. Мадан выходил на связь с внешним миром. Я не верю, что он настолько верил Рику. Должно быть нечто, что мой брат скрывал даже от него. И это нечто здесь. В этой комнате. Я перещупала все стены, и половицы, посмотрела за окном и под подоконником - ничего. Пусто. Ни одной зацепки. Неужели вся связь происходила в присутствии Рика и с его старого планшета? Это так не похоже на Мадана. Он не мог настолько доверять. Я ведь слишком хорошо его знала. Мой брат должен был допускать шанс предательства даже от самых близких людей. Его ведь учил Джен, как и меня.

В бессилии осела на кровать и, закрыв глаза, уткнулась лицом в подушку.

Она все еще пахла им. И я застонала вслух, обхватила ее двумя руками и тихо заскулила, как раненая собака у вещей мертвого хозяина. Очень тихо, чтобы никто не слышал. Если бы я могла, я бы наплевала на всех и погрузилась в это болото безумия. И я сделаю это. Обязательно. Очень и очень скоро я смогу.

Запах…запах его волос и тела. От него ведет, как от полоски самого дорого и чистого наркотика, который скармливал нам Джен, когда хотел, чтобы мы расслабились после задания. Но это другой яд - от него закатываются глаза и трепещут ноздри, от него сердце рвется на куски, потому что это все, что осталось, и даже он не вечен. Он выветрится, его запах. Исчезнет со временем. Внезапно вскочила и бросилась к шкафу. Вытащила несколько футболок брата, стянула с себя грязные тряпки, нижнее белье и ушла под душ с его вещами. Быстро смыла грязь и натянула на себя его футболку и штаны. Закатала внизу, затянула посильнее поясом, чтоб не спадали. Хочу, чтобы его запах впитался в мою кожу. Хочу сдохнуть с его запахом. Вернулась в комнату и аккуратно сложила выпавшие вещи, поглаживая каждую кончиками пальцев, выпадая из реальности и вспоминая, как когда-то входила в его комнату и тоже трогала и нюхала его вещи. Это был любимый ритуал. Мы оба его обожали. Ведь Мадан делал то же самое. А бывало, он заставал меня за этим занятием и наказывал…Это было самое грязное и пошлое наказание в моей жизни, когда, глядя ему в глаза, я должна была растирать себя между ног его футболкой, ни разу не касаясь пальцами, а он жадно смотрел, как я извиваюсь, кончая, и закрывал мне рот ладонью, считывая мое наслаждение из закатившихся глаз, а потом забирал у меня из рук влажную смятую тряпку и подносил ее к лицу, закатывая свои глаза.

«Так пахнет Ад, Бабочка…мой персональный Ад имеет запах твоего оргазма».

А ведь мы были счастливы. Несмотря на все препятствия и стены между нами, мы во всем находили свое счастье. Во взглядах, в прикосновениях, в таких вот бесконтактных актах дикой одержимости. Я зарылась лицом в его вещи и глухо застонала. Как же я буду жить без тебя, любимый? Даже если и найду нашу дочь? Как я смогу открывать каждый день глаза, зная, что тебя нет?

Когда любимые уходят навечно, каждая вещь, принадлежавшая им, вдруг становится бесценной реликвией. Даже самая грязная или невзрачная, самая дешевая и простая вдруг превращается в несметное богатство. Я засунула футболки обратно на полку и замерла. Задняя стенка шкафа слегка была сдвинута в сторону. Тут же запекло в затылке и захватило дух. Отодвинула толстую фанеру и нашла тайник. Планшет, сотовой телефон, флешка, пистолет и портсигар с орлом и символикой подразделения, которого уже давно не существовало.

Я достала его дрожащими руками и приоткрыла крышку, выдохнула, увидев там синие засушенные цветы раона. Несколько секунд поводила над лепестками кончиками пальцев, боясь прикоснуться, а потом сунула портсигар в карман. И не нужны слова. Иногда признания лежат на самых видных местах, а иногда они спрятаны, ждут, чтобы их нашли, и это не письма – в них нет ни единого символа, и все же они кричат так оглушительно, что все несказанное вспыхивает на сердце яркими кровавыми полосами воспоминаний. Я оглянулась на дверь и включила планшет. Тут же замигал запрос ввода пароля. Инстинктивно ввела «Бабочка» и планшет разблокировался. Улыбнулась – как же ты предсказуем, Мадан Райс! Появилось изображение чата и кнопка запуска онлайн трансляции, нажала на нее. Выдохнула и быстро написала.

- Я – Марана и я хочу…

Мне ответили мгновенно.

- Мы знаем, кто вы такая, Найса Райс. Мы ждали, когда вы выйдете на связь. Неон говорил, что, если что-то пойдет не так, вы его замените.

Пальцы дрогнули, и я закусила губу. На экране появилось изображение мужчины лет пятидесяти с седыми волосами на висках.

- Командор Тейлор, заместитель главы Сопротивления и непосредственный начальник Неона.

- Неон мертв, - написала я, потому что сказать этого вслух не могла.

- Не совсем мертв, верно, Найса?

Я кивнула, стискивая челюсти и стараясь дышать ровнее.

- Откуда вы знаете?

- У нас мало времени. Я расскажу вам вкратце о вирусе ВАМЕТА и кое-что покажу. Нам нужна ваша помощь. Без вас операция по уничтожению метов не может завершиться, и виновные так и не будут наказаны.

- Меня не волнуют ваши виновные и ваше сопротивление. Меня волнуют люди на острове и моя дочь.

Тот, кто назвался Тейлором обернулся на кого-то, находящегося внутри помещения. Для меня его собеседник оставался в тени.

- Давайте я вначале расскажу вам то что хотел, а потом я буду готов выслушать ваши условия. Мы были уверены, что они появятся, и готовы выполнить любую вшу просьбу.

Я кивнула и снова оглянулась на дверь, прислушиваясь ко звукам внутри здания.

- Вирус ВАМЕТА разработан самим правительством. Вначале это была весьма безобидная разработка, которая должна была улучшить навыки солдат на уровне изменения генетического кода подопытных. Затем Советник взял опыты и разработки под свой контроль и искусственно создал утечку вируса как раз накануне перевыборов. Он не предполагал, что вирус выйдет из-под контроля. А потом…потом это все стало ему на руку. Он смог взять в свои руки всю власть над нашей Республикой так как меты подчиняются ему. Он может ими управлять. Любой из императорской семьи может управлять метами. В сам вирус внесены молекулы ДНК Советника и его родного брата. Это значит, что на них меты напасть не могут. Теоретически. Проведены опыты и проверки, и все они показали, что меты принимают их за своих и не бросаются, чтобы утолить свой голод.

- К чему мне знать, как подействовал вирус на императорскую семью? Мне по фиг. Мне плевать, кто виноват на самом деле. Мне уже на все плевать. Заканчивайте вашу демагогию и ближе к делу.

- Смотрите.

На экране выскочил скриншот с синими точками по периметру острова с северной стороны за оранжевой чертой.

- Эти точки – это меты. Снимок был сделан со спутника корпорации и перехвачен нашими людьми.

- У вас запоздалые сведения. Все твари уже давно вырвались из-за стены и рассыпались по всему острову.

- Включите сотовый телефон и войдите там в приложение интерактивной карты.

- У меня нет времени на эти игры!

- Войдите в приложение, Найса!

Я со злостью включила телефон. Упрямые сукины дети не понимают, что я не Мадан, и им меня не завербовать. Мне плевать на правительство. Если я выживу и вернусь на большую землю, я лично убью и Императора, и Советника. И плевала я на сопротивление и их задания.

Экран сотового замигал и включился, и я нажала на приложение со значком «ВИ», о котором говорил Тейлор. На секунду нахмурилась и перевела взгляд на скриншот. В приложении в режиме реального времени восемьдесят процентов точек сменили цвет на зеленый.

- И что это означает? – тихо спросила я, а у самой тревожно пульсирует в висках от догадки, в которую невозможно поверить. У меня на глазах все они двигаются за самой яркой, как магниты. Куда она, туда и они. Притом синие точки прямо у меня на глазах меняют цвет.

- Яркая точка – это мет, который был Маданом Райсом. Он управляет ими. Вы понимаете?

- Нет, - так же тихо ответила я, - при чем здесь мой брат? Какое отношение он имеет к императорской семье?

- Он не ваш брат. Мадан Райс - сын императора. И об этом знает лишь сам император и Советник. А теперь и мы с вами.

Я выронила планшет на кровать и со свистом втянула воздух. Еще и еще. Задыхаясь. Вздрагивая всем телом. Твоюююю ж мать! Это не просто жестоко – это настолько жестоко, что мне захотелось выстрелить себе в голову. Выхватить пистолет из-за пояса, дернуть затвор, приставить к виску и вышибить себе мозги. Я узнаю об этом сейчас? Сейчас, когда все закончилось вот так? Когда мы…когда я его потеряла? Когда я не могла себе позволить сказать вслух о своей любви, прикасаться к нему при всех? Когда нас проклинал каждый, кто хотя бы предполагал связь между нами? О Боже! За что? За что ты нас так наказал обоих? В чем мы провинились перед тобой? Лучше бы я этого никогда не знала…

- Найса, я понимаю, что эта новость поразила вас, но выслушайте меня дальше. Сейчас не к месту эмоции и страдания, хотя мы прекрасно их понимаем. У нас мало времени, как вы знаете сами. Нам нужно, чтобы вы отправились в южную часть острова. Там есть еще одна лаборатория. Нам нужны доказательства. Без них мы не сможем свергнуть правительство на законных основаниях, а простой мятеж — это не то, чего хочет новая организация Сопротивления. Нам нужна ваша помощь, Найса.

- Понимаете? Что вы, мать вашу, понимаете? Кто это – мы? Да пошли вы! – швырнула планшет и закрыла лицо руками, - Идите к дьяволу. А мне нужен живой Мадан. Живооой. Это вы понимаете? Живой…Вы можете мне его вернуть?

- Нет. К сожалению, его вернуть уже не сможет никто.

- Тогда оставьте меня в покое. Я не буду вам ни в чем помогать.

- А ваша дочь? Разве она вам не нужна? Дочь, которая родилась не от запретной извращенной связи и имеет полное право носить фамилию своего отца открыто? Отца-героя? Разве вы не хотите ее найти?

- Она пропала без вести. Вы ее не найдете. Это все надежды, с которыми я давно распрощалась. Я не живу розовыми мечтами.

- Мы будем ее искать. У нас больше шансов это сделать, чем у вас.

Закрыла глаза, борясь с едким желанием им поверить, но и Мадан обещал мне, что мы найдем ее вместе, обещал, что никогда меня не оставит. Он обманул. Так же он мог обмануться и в своих предположениях, что Дана жива. Я уже боялась надеяться.

- А люди? Допустим, я сделаю, что вы хотите, но вы не найдете мою дочь. Что будет с людьми на острове? Здесь есть маленькие дети.

- Когда случится переворот, а он случится, как только у нас появятся улики, мы вышлем на остров вертолет, и вас всех заберут оттуда.

- Почему я должна вам верить?

- Потому что у вас нет выбора и потому что только мы можем найти Мадану Райс. Ведь ее полное имя – Мадана, верно?

- Верно, - подтвердила я, – что от меня требуется?

- Возьмите несколько человек и пробирайтесь к южной части острова. Интерактивная карта покажет вам, насколько меты близки к вам. В сотовом телефоне есть маячок. В приложении войдите в настройки и включите его. Вы станете видны на карте. Я буду с вами на связи постоянно. Координировать ваши передвижения. Вам нужно войти в лабораторию на территории базы Фрайя и скачать для нас все файлы с записью трансляций уничтожения игроков за стеной, переводов денег, отправки контрабанды с наркотиками и приказы самого Советника об уничтожении игроков. Это одна из важнейших улик, которые мы предоставим в суде.

- Если со мной что-то случится, найдите мою дочь и позаботьтесь, чтоб она знала, кто ее родители, а еще вывезите отсюда всех, кто останется в живых.

- Мы принимаем все ваши условия. Выключите планшет. И будьте только на сотовом. Вставьте наушник. Он прилеплен клейкой лентой с обратной стороны аппарата. Так вы сможете постоянно быть с нами на связи. Удачи.

***

- Мне нужно, чтобы вы закрылись здесь со всех сторон, чтобы продолжали жечь резину и наблюдать за входами и выходами. Если возникнет опасность, идите в подвал и закройтесь там. Запасов должно хватить на несколько дней. Система вентиляции работает превосходно. Я постараюсь вернуться побыстрее.

- Куда ты? – спросила Сара.

- Я должна кое-что сделать, и за это нас вытащат из этого ада. Пришлют за нами вертолет.

- Не ходи одна, - попросила Лола и сжала мои руки прохладными ладонями, - возьми с собой кого-то.

- Одна я справлюсь намного лучше. Поверьте.

И это было правдой. Одна я была способна на многое. Джен обучал меня быть именно одиночкой и рассчитывать только на себя. Любая помощь мне могла помешать.

- Штырь, отвечаешь за девочек головой, ясно? Докажи всем, что ты не мясо! Очкарик, тебя это тоже касается. Когда мы выберемся отсюда, никто не узнает, кем вы здесь были, зато многие узнают, какой подвиг вы совершили и в каких условиях выживали. Помните это.

Штырь быстро кивал, а очкарик сказал, что его зовут Том, и у него есть девушка на материке.

- Вот и хорошо, Том. Ты справишься и вернешься к своей девушке. Она будет тобой гордиться. Как стрелять из лука, помнишь?

- Помню.

- Вот и молодец. А куда стрелять?

- Тварям в голову или в глаза.

- Отлично. Все будет хорошо.

***

Из лагеря я выехала на том самом джипе, проверяя по карте, где находятся твари и какой дорогой лучше всего ехать в сторону базы. Судя по точкам, расползающимся по периметру острова, на юге начался апокалипсис. Там сейчас эпицентр хаоса. Все меты рванули именно туда вместе с НеИм. А точнее, он повел их туда. В голове пульсировали мысли о том, что сказал мне Тейлор, но я сейчас не могла осознать. У меня не хватало сил, чтобы переварить эту новость. Потому что она сводила с ума и делала все наши страдания бессмысленными. Она делала их до уродства жалкими и ненужными. И если я начну тонуть в этом адском, отчаянном разочаровании, это будет конец всему. Я помнила, во что превратилась, когда узнала о его смерти в первый раз.

Я заглушила джип в нескольких метрах от заграждения с колючей проволокой и снова глянула на карту. Твари орудуют на самой базе. Увеличила изображение, и на карте замигали обозначения. Лаборатория находилась прямо у кромки леса с левой стороны.

Появилась бегущая строка.

- Желтые точки – это люди. Ваши противники. Будьте осторожны и с ними тоже.

Проследила взглядом за точками и вздрогнула, когда увидела, как несколько зеленых окружили желтую и поглотили ее. Осторожно двинулась в сторону лаборатории, вскинув руку с арбалетом и прижав его к плечу, оборачиваясь по сторонам. Теперь я видела трупы игроков и солдат на земле. Бросала взгляды на карту, чтобы понять, мертвецы ли это или зараженные. Я уже понимала, что меты не обращают кого попало, и заражение случается, если им просто не дали добить жертву. У тех, кто именно был мертв, отсутствует сердце – любимое лакомство неживых. Пока я ехала в джипе, Тейлор рассказывал мне об эксперименте, его последствиях и что именно происходит, когда мет нападает на человека. Почему так же невозможно контролировать обращения, но в то же время многие умирают, а не становятся неживыми.

Нескольких тварей я пристрелила из арбалета и обмазалась их кровью чтобы заглушить собственный запах.

Теперь я стала только Черной Гадюкой. Ни грамма Найсы. Я выполняла задание и четко шла к своей цели, не брезгуя ничем. Я переключила свой мозг на уничтожение. И боль потери отошла пока на второй план - она стала моим союзником. Управляя ею, я могла упиваться смертью противников и впитывать в себя их страдания и набраться сил для того, чтобы выжить. Моральных сил. Физических мне хватало всегда. Моя подготовка была безупречной. Спасибо ублюдку-Джену. Он умел взращивать машины смерти.

Со стороны лагеря доносились дикие крики, раздавались выстрелы, гремели взрывы. Взлетали на воздух бочки с горючим. Я старалась незаметно двигаться к зданию и не привлекать внимание. В такой панике, которая царила здесь, это было совершенно несложно. Люди бежали врассыпную в лес. Им было плевать на меня. Они обезумели от ужаса. И я уже знала почему: ведь от игроков скрывалось существование тварей за стеной. Да и зачем еде сообщать о ее предназначении. Рика я увидела возле склада, он вытягивал оттуда мешки с едой и грузил в кузов машины. Куда он собирался рвануть с ней, мне было неизвестно, но он явно планировал где-то укрыться с парочкой своих плебеев и переждать местный апокалипсис. Умная хитрая тварь, которая умудрялась выживать в любых условиях. Надеется потом выбраться с острова целым и невредимым.

- Эй, падаль, куда собрался? Ничего не забыл?

Он обернулся с полным недоумением на лице, когда стрела проткнула ему одно плечо, потом другое, потом ноги. Пригвоздила его к машине. Его товарищи сбежали, едва я выпустила первую стрелу. Судя по всему, они решили, что своя шкура дороже.

- Стреляйте в нее, ублюдки! Ааааа…стреляйте в нее. Освободите меня.

- Мало патронов, прости, Рик. Ты уже и так не жилец.

- Сука! Не подходи ко мне!

Я заткнула ему рот его же шапкой, запихнув ее так глубоко, что на его глазах выступили слезы.

- Что такое? Тебя предали? – с улыбкой спросила я и погладила его по щеке, - Неприятно, правда? Такие же продажные суки, как и ты. Они даже утащили один мешок с едой, Рик. Еда оказалась намного нужнее, чем твоя вонючая шкура. Зато меты будут рады тебе. Очееень рады.

Я рванула на нем рубашку и сделала несколько надрезов на груди, чтобы запах крови привлек метов. Он мычал и пучил глаза. Я даже дала ему сказать пару слов - Рик предлагал мне поделиться добычей, уверял что может вытащить меня с острова. Я больше не закрывала ему рот, а тащилась от его воплей, постанывая от наслаждения, наблюдая как меты жрут его живьем, отгрызая конечности. Впервые я получила такое удовольствие от чьей-то смерти. Сродни оргазму. Этому Джен меня не учил. Оно пришло само. Сейчас. В эту самую минуту, когда подыхал тот, кого Мадан считал своим другом.

В лабораторию я пробралась почти без приключений. Ее уже никто не охранял. Все либо разбежались, либо были сожраны метами. А я разжилась двумя автоматами и теперь чувствовала себя намного уверенней с лентой патронов на поясе и двумя «дурами» в руках. Я признала, что все же брат был прав, огнестрельное лучше любого арбалета. Жаль, я не могу сказать ему об этом, чтобы увидеть самодовольную улыбку на полных губах. Очутившись в холле лаборатории, я включила чат с Тейлором и поправила мини-наушник в самой раковине уха.

- Я в лаборатории. Где именно находится центральный компьютер?

- Видим вас. Поднимайтесь наверх по лестнице в правый сектор. Вы увидите помещение с герметизированной дверью. Она закодирована. Код на флешке. Вставьте ее в замок и дверь откроется. Информацию сбросите на нее же и всунете ее в телефон. Он мгновенно ее считает. Будьте осторожны, меты повсюду.

- Буду. Вы получите вашу информацию, не беспокойтесь.

- Мы уже начали поиски вашей дочери. Вы можете оставаться с нами на связи онлайн.

Кивнула сама себе, скорее, потому что так чувствовала себя намного уверенней. Мне не помешает пара лишних глаз, готовая подсказать, где «мины» и где «пропасть», особенно когда идешь вслепую. Поднялась по лестнице на второй этаж, свернула за угол, прислоняясь к стене и сканируя коридор.

- Здесь пока чисто. В здании три твари, они на первом этаже. Не думаем, что идут за вами, скорее, учуяли запах трупов или раненых. Продолжайте двигаться в указанном направлении. Лорн, проверь сервер, нет ли отслеживания информации, и наблюдай за всеми тварями.

Я медленно двигалась по коридорам и вспоминала, как проклятый предатель Рик рассказывал, что все лаборатории идентичны, он был прав. У меня возникло дежа вю и от воспоминаний потряхивало, а по спине катился пот градом. Достигла герметизированных дверей и сунула флешку в разъем. Двери отворились, пропуская меня внутрь и тут же закрываясь обратно.

- Что теперь?

- Входите в компьютер. Все коды на флешке. Она сама взломает систему. На ней теперь все данные с лаборатории. Вирус-паразит считал всю инфу.

- Почему вы не сделали то же самое в другой лаборатории?

- У нас не было к ней доступа. Система упала при нашествии тварей. Взять ее под наш контроль было невозможно, и ее перевели на автономный сервер.

Я сунула флешку в компьютер и села в кресло, положив автомат на стол.

- В здании пять метов и два человека. Один из тварей - сам носитель. Они не смогут сейчас войти в лабораторию, но будьте осторожны, мы не знаем, кто из людей пожаловал к вам в гости.

Я схватила сотовый и впилась взглядом в карту. Яркая неоновая точка двигалась по зданию. Как и две желтые. Бросила взгляд на дисплей компьютера – индикатор считывания информации стоял на шестидесяти процентах.

Снова посмотрела на интерактивную карту, наблюдая за той самой точкой, невольно касаясь ее указательным пальцем.

«- Я люблю тебя, ведьма.

- Скажи это еще раз.

- Ведьма.

- Нет, не это.

- Я люблю тебя, Бабочка. Пи***ц как сильно я люблю тебя.

- Тебе бывает больно?

Перестает улыбаться и спрашивает на полном серьезе.

- От чего…?

- Когда я думаю о том, как безумно люблю тебя, мне становится больно вот тут.

- Мне не просто больно, я подыхаю от этой боли.

- Так тебе и надо, Мадан Райс. Люблю, когда тебе больно».

- Какие гости! Ничего себе. А я думал тебя пустили в расход, куколка.

Я резко обернулась и сжала автомат в руках, но мне в лицо уже смотрело дуло пистолета, и сам Фрай прищелкнул языком. Я не слышала, как отворилась дверь. Не слышала, потому что она была бесшумной, а я погрузилась в воспоминания. Тейлор молчал, а я накрыла сотовый рукой, чтобы Фрай его не заметил.

- Автомат опусти или голову отстрелю. Ооооо, да мы тут не просто так. – бросил взгляд на экран компьютера и индикатор с процентами, - Неужели вербанули? – он расхохотался.

- А тебе не все равно? Чего шкуру свою не спасешь?

- Они меня не тронут. Я закодирован.

- Неужели?! Как интересно.

Я бросила взгляд на дисплей, и там оставалось еще двадцать три процента.

- Это не бездумные твари…ты ведь даже не знаешь, что это такое, а это солдаты, детка. Ими тоже кто-то управляет. Пришло время покидать остров и зачистить здесь за собой. Видишь вот эту штуку?

Он указал пальцем себе на шею, и я заметила на ней железную пластину, вживленную прямо под кожу с двух сторон, и бегающие на ней неоново-синие точки.

- Эта штуковина внушает им, что я один из них. Теперь ты понимаешь, что все вы здесь были обречены?

- Я понимала это с первого дня, как сюда попала.

- Какое умное мясо. Как это Неон тебя упустил? Или надоела ему? Давай, поиграем, куколка. Ты вытащишь флешку и отдашь мне, а потом разденешься, и я отымею тебя на этом столе. Если мне понравится – ты останешься в живых, и я даже возьму тебя с собой, а если нет, то твои мозги украсят экран компьютера.

- Соблюдайте спокойствие. – раздался голос Тейлора в наушнике, - К вам приближается носитель и три твари. Будьте на чеку. Возможно, это ваш шанс уйти оттуда живой. Не забудьте флешку.

ГЛАВА 18. Марана

Я медленно встала из-за стола, поворачиваясь к нему лицом и спиной к экрану компьютера.

- Любишь грязных и потных женщин, Хен? Не из брезгливых?

- Война, детка. Футболку сними. Хочу на сиськи твои посмотреть. Они меня еще тогда возбудили.

«- Будьте готовы, через минуту меты будут у двери.

- Андерс, носитель меняет цвет, что за…»

Я, тяжело дыша, продолжаю смотреть на Хена, вытаскивая футболку из штанов.

- Ты что мне тут стриптиз собралась устроить? Живее. Мы не в клубе.

Одной рукой продолжает держать меня на прицеле, а другой дергает ремень своих штанов. Если Тейлор слышит Фрайя, то он знает, что твари на него не набросятся – они набросятся на меня. Когда увидела в проеме двери НеЕго, сердце заколотилось в самом горле. Стоит позади Фрайя и смотрит страшными глазами на меня. Как два лазерных луча, поблескивают и меняют тональность: от ярко-зеленой, до бирюзовой. Хен его не видит, он смотрит на меня и тянет змейку ширинки вниз. Мне кажется, это звук настолько громкий, что у меня закладывает уши, и я боюсь сделать вздох, чтобы не спугнуть Фрайя и чтобы он резко не обернулся к тому, кто стоит у него за спиной.

- Давай, сука, снимай майку. Сейчас!

В ту же секунду НеОн набрасывается на командора и вгрызается ему в шею. Раздается дикий вопль, и я в ужасе хватаю автомат, а сама, как заворожённая, смотрю, как жуткие клыки кромсают горло Хена, и тот пытается кричать, а вместо этого у него в горле клокочет кровь и брызгает фонтаном на пол.

Меня всегда передергивало, когда она называла его «папа», а от «папочка» вообще сводило скулы.

- Это Раон, Найса. Оно единственное на материке. Дерево с синими цветами в виде сердца. Моя мама рассказывала мне легенду в детстве, что если сорвать цветок Раона и засушить, то тот, кому ты подаришь эти цветы, будет всегда носить с собой твое сердце и полюбит тебя в ответ. А в пещере все страждущие обретают покой.

- Почему никто не срывает эти цветы и не ходит в пещеру?

- Потому что очень опасно взбираться на мыс. Все дороги к нему перекрыты из-за обвалов и оползней.

- Я хотела бы залезть туда однажды и жить в этой пещере, а по утрам взбираться на дерево и вдыхать аромат раона. Я бы засушила эти цветы и подарила тебе, папа.

- Но ведь я и так люблю тебя, маленькая.

- Я хочу подарить тебе мое сердце.

- Летом я отведу тебя туда, и ты обязательно его мне подаришь.

- Правда? – ее глаза широко распахнулись, а я нахмурился, глядя на эту приторно-сладкую идиллию.

- Да. Обещаю.

- Ты даже можешь там остаться навсегда, - добавил я и усмехнулся, а потом встретился взглядом с отцом и опустил глаза. Иногда я не понимал, что меня бесит больше то, что он её любит, или то, что она любит его, а меня нет.

Казалось, эта маленькая, мерзкая Гусеница специально не поддается на провокации, чтобы всегда наказывали только меня. Чтобы отец видел, какой я засранец, и хвалил только её, чтобы увозил свою дочь в город, а меня оставлял дома.

Не знаю, когда все начало меняться. Я сейчас и не вспомню… мне кажется, это случилось как-то неожиданно. Совершенно неожиданно для нас обоих. В школе её ударил один из моих приятелей. На лице синяк остался. Огромный синяк на треугольном кукольном личике. Она всю дорогу его прятала от отца, прикрывая волосами. А я смотрел и чувствовал, как пальцы в кулаки сжимаются. Кто посмел? Это МОЯ Гусеница!

Я поймал её в коридоре, после ужина, на который она не пришла, и заставил сказать, кто это сделал. Она сказала не сразу, только когда я пригрозил спалить её мерзкого зайца. Это сделал Дари. Мой друг… впрочем, он перестал им быть именно с этой минуты.

Дари я тогда выманил на пустырь за школой, выбил ему зуб и сломал все пальцы на правой руке.

- Ты совсем свихнулся, Мад! Ты же ее ненавидишь! Она Гусеница! Гу-се-ни-ца! И она мне огрызалась!

- Она МОЯ Гусеница, и никто не будет ее бить и обижать! Никто, кроме меня, понял, урод?! – с наслаждением услышал, как громко хрустнули его пальцы под моими ногами.

- Ты просто в нее влюбился. В свою сестру. Все в вашей семейке извращенцы и прелюбодеи! Я видел в твоем рюкзаке её фотку. - А теперь треснул и сломался его передний зуб о костяшки моих пальцев.

Меня выгнали из школы на неделю. Но отец, как ни странно, не наказал. Он даже слова мне не сказал и не спросил, из-за чего произошла драка. Я только слышал, как он говорил матери, если я кого-то ударил, значит, было за что.

«Мадан просто так не полезет в драку». Ха! Черта с два. Сколько раз я потом буду из-за нее лезть в драки, ломать носы и руки только за то, что на нее не так посмотрели. Потом я буду за нее убивать... Но этого тогда еще не знал никто.

С каждым днем внутри меня нарастал какой-то ураган. Комок вселенской ненависти ко всем. А к сестре особенно. Не замечает меня. Радуется жизни. Живет в свое удовольствие. Прихорашивается у зеркала и играет в куклы.

И я продолжал над ней издеваться все изощренней и изощренней. Я даже не задумывался, почему она всегда одна… почему у нее нет друзей, как у меня. Я считал, что это она слишком высокомерна, чтобы с кем-то дружить.

***

- Хочешь поиграть с нами, Гусеница?

В тот день я сам пришел к ней в комнату и даже постучал в дверь. Помню ее удивленный взгляд и приоткрывшийся пухлый рот.

- Что уставилась? Хочешь или нет? Два раза предлагать не буду!

- Да. Очень хочу, Мадан.

Вздрогнул от того, как она назвала меня по имени. У нее это получалось как-то особенно, с каким-то акцентом на первый слог. И я никогда не понимал - меня это бесит или мне нравится.

- Отлично. Мы ставим спектакль и дадим тебе главную роль. Надень то платье, что отец привез тебе вчера.

Гусеница спустилась со мной во двор, в красивом розовом платье с кружевами и оборками. Красивое платье. Очень красивое. И она в нем красивая. На бабочку похожа. Отец привез его из города в белой коробке, повязанной бантами, и подарил ей. Оказывается, Гусеница увидела платье в журнале и мечтала о нем уже давно. А он любил исполнять ее желания и мечты. Я же хотел разрушить все, что доставляло ей радость.

Нам с друзьями стало скучно, и я пообещал, что развлеку всех, когда приведу сестру. Пирсу эта идея не понравилась, а мне было наплевать, что он об этом думает. Если не хочет участвовать, он может валить домой и больше никогда к нам не приходить. Он мой друг, а не этой…

- Роль?

- Ну да. Будешь актрисой.

- Актрисой?

- Ты всегда все переспрашиваешь? Для начала мы должны утвердить тебя в роли. Пошли, я помогу тебе перевоплотиться.

Мальчишки и девчонки с трудом сдерживали смех, а она смотрела на меня своими огромными глазами и согласно кивала. Я увел ее на задний двор и толкнул в конский навоз. После дождя он размяк в вонючую грязную жижу и теперь стекал с нее ручейками. Она вся была в нем. С ног до головы. Даже ее локоны и ленты в волосах. Некрасивая. Грязная. Мерзкая. Мы стояли над ней, валяющейся в навозе, и заливались смехом:

- Это будет очень сложная роль. Ты будешь играть кучку дерьма. Мы будем проходить мимо и, закрыв носы, говорить «фу-у-у».

Она не заплакала, как ждали все мы, а особенно я. Просто ушла в дом, а уже через несколько минут мать позвала меня. Мне тогда ужасно влетело. Лиона прекрасно знала своего сына. Знала, что я виноват. Меня закрыли в дальней комнате на подвальном этаже, оставили без обеда и ужина. Отец отказался со мной разговаривать и запретил видеться с друзьями на все время каникул.

Они с матерью тогда уехали на важный прием, а нас оставили с няньками и слугами. Я же должен был думать о своем поведении до утра. Ни о чем я не думал… кроме как о Гусенице, из-за которой опять наказан, из-за которой отец меня ненавидит, а мать все чаще и чаще разочарованно отводит взгляд. Почему я должен ее любить? Какого черта должен принимать и делиться с ней тем, что принадлежит мне?

Я задремал на узком диване, как вдруг услышал, как кто-то стучит в окно. Поднял голову и увидел Гусеницу с тарелкой в руках и зайцем под мышкой. Кажется, я даже застонал от досады.

- Открой, Мадан. Я тебе кекс принесла.

Да неужели? Принесла мне? Она издевается? Я подошел к окну и открыл его, глядя на девчонку, стоящую на коленях с тарелкой в руках.

- Дика дала мне, а я тебе половину принесла. С клубникой.

Я забрал тарелку, несколько секунд смотрел на аппетитный кекс и боролся с урчанием в голодном желудке, а потом поставил его на подоконник.

- Зачем ты его принесла, м? Чтоб все думали, какая ты хорошая? Добрая?

- Нет. Потому что ты остался голодный из-за меня.

- Из-за тебя? – я рассмеялся. - Ну да. Ты ж сама в навоз прыгнула. Зачем ты это делаешь, Гусеница?

Наверное, тогда я и сам не знал ответ на этот вопрос… и она не знала, потому что нахмурила тонкие брови и несколько секунд думала, а потом ответила:

- Ты мой брат, и я люблю тебя.

- Любишь? – я продолжал смеяться, а внутри что-то мерзко засаднило, заскребло где-то в районе сердца. - Сильно любишь?

Она кивнула.

- А зайца мне своего дашь поиграть?

Она перевела взгляд на игрушку, потом на меня и протянула мне длинноухое, потертое и затасканное существо.

- Ты дура, да, Гусеница? Ты правда думаешь, что мне нужны от тебя все эти кексы, терпение, подхалимаж? Да мне просто нужно, чтоб ты исчезла. Растворилась. Сдохла! Понимаешь? Вот что мне нужно.

Я выдернул из ее рук зайца и оторвал ему ухо.

- Не надо! – тихо сказала она. - Это мне отец прислал!

- Отец?! Да это гуманитарная помощь вам, оборванцам с острова, вечно побирающимся и живущим на наши деньги. Их сотни таких отправили на остров. Об этом в каждой газете писали.

Я оторвал зайцу голову и отшвырнул в сторону, с наслаждением глядя, как глаза Гусеницы наполняются слезами. Первые слезы за два года. От них ее глаза стали темно-синими, как ночное небо, с которого срывались первые капли дождя. Красивые глаза. Безумно красивые. Я отражался в них чудовищной карикатурой и был омерзителен сам себе.

- Он забыл, что ты вообще существуешь, - оторвал одну лапу, затем другую, - знать тебя не знал, пока мать твоя не сдохла, и ему не пришлось везти тебя к нам, - разодрал зайцу брюхо и раскидал по комнате наполнитель, - он даже не помнил, как тебя зовут! Убирайся из нашего дома! Исчезни! Никто даже не станет тебя искать! Потому что нет тебя и не было никогда!

По ее щекам потекли слезы, она попятилась назад, споткнулась, упала на сухую траву, поднялась и побежала в сторону забора.

- Беги, Гусеница! Беги! Быстрее беги!

Я пнул расчлененного зайца ногой и смахнул тарелку с кексом с подоконника. На улице разыгрался ураган. Ветер выл и гудел в проводах, хлопал ставнями, а я сидел на полу и смотрел на оторванные лапы игрушки, а перед глазами заплаканное лицо Гусеницы. Это удивление в глазах, как будто я живьем сжег её. Как будто она не ожидала, что я так поступлю…

«Ты мой брат и я люблю тебя».

Да я и сам не ожидал. И как слезы увидел, внутри все сжалось и уже не разжималось. Больно сжалось, нестерпимо. Я даже вздохнуть не мог. Это, оказывается, невыносимо - бить того, кто тебя доверяет… она мне доверяла. Только почему - я не мог понять. Я же не заслужил. Я же ее обижал… я...

И вдруг мне стало все ясно. Настолько прозрачно и понятно, что у меня мурашки пошли по коже – Найса считала, что ОНА заслужила. Это она все время чувствовала себя виноватой, лишней, ненужной. Вот почему всегда молчала и терпела. Я быстро собрал куски зайца с пола и сунул в пакет. У отца на базе должны были остаться такие. Я видел в газетах контейнеры, которые вернулись обратно… потому что помощь уже было некому раздавать.

Сам не знаю, как вылез из окна и в дом зашел… по ступеням к ней в комнату поднялся. Дверь толкнул… только Гусеницы в спальне не оказалось. Вместо нее под одеялом валик из полотенец. Не оказалось её нигде в доме. И мне стало страшно. Впервые по-настоящему страшно.

Я сразу понял, что она ушла. Не знаю как. Оказывается, я всегда остро чувствовал её присутствие в доме. С самого первого дня, как она появилась. Она действительно здесь все изменила… и меня прежде всего.

Многие вещи открываются нам именно тогда, когда уже слишком поздно что-то исправлять.

Я побежал во двор и на конюшню. Нет ее нигде. Как сквозь землю провалилась. Осматривался по сторонам и в блике молнии увидел красную ленточку на голом кустарнике у ограды и мыс, который осветило так ярко, что у меня мурашки пошли по коже.

- Нет! Гусеница, нет! Сумасшедшая идиотка!

Не помню, как я взбирался на этот проклятый мыс, как спотыкался и падал. Орал, перекрикивая ветер, и звал ее. Мне было страшно, что грязь с мыса обвалится и похоронит Гусеницу заживо. А она ведь такая маленькая. Сколько ей надо, чтоб задохнуться? Мне мерещились её руки, выглядывающие из-под земли, и слышался ее голос. Мне чудилось, что она плачет.

«Ты мой брат, и я люблю тебя».

Заметил красное платье, оно бросилось в глаза, как кровавое пятно в очередной вспышке молнии. Она повисла над самым рвом, вцепилась в кустарники и висела над пропастью.

- Найса-а-а!!!!

Я тащил её наверх изо всех сил, а ветер вырывал ее из моих рук, и я дико боялся разжать пальцы и уронить… бабочку. Такую хрупкую нежную бабочку.

Когда вытащил, она заплакала навзрыд, обнимая меня за шею. Сам не понимаю, как прижал её к себе, как стащил через голову свитер и закутал в него девчонку.

- Дура, Гусеница, какая же ты дура! Пошли отсюда. Быстрее, а то дождь польет, и мы не выберемся.

- Не могу-у-у, - простонала она, - я ногу подвернула.

И в ту же секунду хлынул ливень. Ледяной, колючий, вместе с градом. Я с ужасом посмотрел вниз, на то, как ров стремительно наполняется водой. Поднял сестру и на спине потащил к пещере. Внутри было сыро и так же холодно, как и снаружи. Пещера оказалась катастрофически маленькой и заваленной сухими листьями.

- Уходи, Мадан. Позови на помощь. Ты еще можешь успеть вернуться.

А мне было страшно уйти и оставить ее здесь одну. Такую крошечную в моем свитере, утопающую в листьях и дрожащую от холода. Не знаю, что там говорилось в этой легенде, но именно тут, прижимая её к себе, я вдруг понял, что больше никогда не смогу ее ненавидеть и что я не хочу, чтоб она исчезла. Она моя Гусеница, и я ее никому не отдам.

- Мне холодно, - плакала Найса, а я, стиснув зубы, растирал ей плечи, разговаривал с ней. Только пусть не спит. Отец говорил, что если очень холодно, нельзя спать.

- Я наврал про зайца, Най… это отец его для тебя выбрал и отправил тебе. Я все наврал. И что хочу, чтоб ты исчезла, тоже… наврал.

- Правда?

- Правда. Ты только не плачь, Бабочка. Нас обязательно утром найдут. Отец догадается, где мы.

Она смотрела на меня огромными глазищами и кивала, губы кривились от слез, и мне казалось, что меня продолжает жечь раскаленным железом от каждой мокрой дорожки на ее щеках. Так будет всегда. Я не смогу видеть ее слезы.

- Смотри, что я нашла.

Она вдруг схватила меня за руку и вложила что-то в ладонь. Я посмотрел потом, когда она все же уснула у меня на груди, а я думал о том, что нас здесь все же могут не найти, что мы замерзнем насмерть в этой проклятой пещере. И все из-за меня. Это я виноват, что она сбежала. Я ее мучил и издевался над ней все это время… а она… она меня любила и прощала.

Когда разжал пальцы, увидел на ладони потрепанный цветок в виде сердца. Темно-синий, как её глаза.

Нас действительно нашли на рассвете. Разбудили грохотом лопастей вертолета и лучами фонарей.

- Вижу! Они в пещере, Эльран! Будем снижаться!

После того как мы вернулись, я больше никогда не называл ее Гусеницей. Только Бабочкой. Моей Бабочкой.

***

- Неон!

Резко поднял голову, пряча засохшие лепестки раона в ладони.

- На остров новеньких привезли. Шатл приземлился недалеко от стены.

- Да ну на хрен!

- Я серьезно. Хен врубил прямую трансляцию. Инициацию, сука, проводит. Они продовольствие привезли и пятерых желторотых. Одну трахают прямо у шатла. Воспитывает, мразь.

Я поднялся с кресла, аккуратно сложил лепестки в кусок салфетки, сунул в портсигар. Новеньких не привозили уже больше полугода. Игра давно вышла из-под контроля Корпорации . Им не было смысла тянуть сюда свежее мясо. Хотя у императора свои интересы. Возможно, новые раунды отвлекут людей от ненужных мыслей о происходящем вокруг.

- Ну пошли, посмотрим.

Несколько камер выхватывали в сумерках то лица новеньких, то по животному совокупляющихся солдат. К картинам насилия я привык. Они меня не смущали, но и интереса не вызывали. Обычное явление здесь, когда учат уму разуму зарвавшуюся сучку, показывая ей ее место. У женщин тут свое предназначение… даже у тех, которые ушли вместе с нами.

Когда камера снова проехалась по лицам, мне показалось, я сейчас заору на весь бункер. Вцепился в спинку стула, подаваясь вперед.

- Останови картинку! Останови, мать твою!

- Ты чего орешь! Порнуху давно не видел? Или белобрысая понравилась?

- Да какая порнуха. Я не люблю блондинок. На остальных останови. Прокрути. Медленно.

Твою ж мать! Я не мог ошибиться… грудную клетку разорвало от бешеного биения сердца еще раньше, чем я осознал, что это действительно она… Там, недалеко от северной стены, на проклятом гребаном острове та, кого никогда не должно было здесь быть… Я все для этого сделал. Все для того, чтобы купить ей новую жизнь и новое имя! Что же ты натворила, Най? Они же тебя… Сука! Маленькая, тупая сука! Куда ты влезла?! И нет времени думать! Нет ни секунды!

- Будем брать грузовик! – процедил я, сжимая до хруста кулаки.

- С ума сошел?! Они вооружены до зубов, а у нас ножи и две винтовки.

- Вот как раз и пришло время пополнить арсенал!

- Да они нас всех…

- Я сказал, мы берем грузовик. Сейчас. Двое за мной – остальные остаются на месте.

- Ты рехнулся, Неон! Ты совсем чокнулся! У них преимущество. Тачка, оружие и люди! Тебе мало прошлого раза, когда мы своих потеряли? Они нас как котят! Кого ты там увидел? Телок? Пусть забирают.

Я посмотрел на Рика и отчеканил:

- Это наш шанс отбить оружие и продовольствие. Какие, нахрен, телки?

- Лжешь. Мне ты можешь не лгать. Я слишком давно тебя знаю!

- Какая сейчас разница, Рик? Ты со мной? Оторвем Хену яйца?

Усмехнулся мне и подбросил нож, поймав за лезвие.

- С тобой, мать твою, больной ублюдок! Давно не жрал деликатесы с материка.

Правитель встал с кресла и отошел к окну, отодвигая шторку и глядя вниз с высотного здания на дороги, заполненные машинами – люди пытаются покинуть города. Наивные, вирус теперь повсюду и бежать больше некуда. Вся надежда теперь только на его сына и на эту девушку с огромными синими глазами. Карлос помнил ее отца, которого послал на казнь несколько лет назад, чтобы спасти своего собственного сына…как и его мать, с которой когда-то имел страстный роман, и сам же позаботился чтобы на ней женился один из влиятельнейших людей Свободной Республики. В отместку она не рассказала ему о сыне. Но он знал и так. Знал с первой же секунды, как увидел на плацу в строю новобранца с яркими зелеными глазами и тот назвал свое имя.

- Проведете. – стиснул челюсти, пытаясь унять тупую боль в груди, - Вы знаете, где находится мой брат?

- Знаем и готовы в любой момент начать операцию по уничтожению.

- Я хочу, чтобы его уничтожили они, – Император ткнул пальцем вниз на машины, - Чтобы они разорвали его на ошметки после справедливого суда и оглашения приговора.

Карлос подался вперед, всматриваясь в изображение на дисплее планшета Тейлора. Тем временем на стене на голографическом экране шел прямой эфир программы новостей в самом эпицентре хаоса в городе. Камера выхватывала тварей, бегущих по улице и бросающихся на людей. В объектив летели комья пыли и брызгали капли крови.

А на дисплее планшета синеглазая девушка засунула руку в карман и протянула мету открытый портсигар.

- Что там? Что она ему дала? Увеличь изображение.

Камера приблизила лица, и оба мужчины вздрогнули, когда она остановилась на жутком лице мета, покрытого тонкими сетками темно-серых вен. Девушка взяла его за руку, и Лорен громко выругался, Император выронил сигару и Тейлор даже не наклонился за ней. Они все застыли, глядя на экран. Найса Райс вложила в ладонь мета синие лепестки.

- Что это?

- Похоже на цветы раона, мой господин.

- Она его трогает. О МОЙ БОГ! ОНА ЕГО ТРОГАЕТ! Гладит лицо. Утащите меня все черти в Преисподнюю!

- Тихо! У нее получается. Смотрите! Смотриииииите туда, - Тейлор протянул руку, указывая на голографический экран все с той же программой новостей, увеличивая громкость.

- Мы не понимаем, что происходит, - кричит диктор независимого канала, продолжая бежать с камерой и снимать, - они все замерли и начали рвать на себе одежду, а потом и кожу. Жуткое зрелище как из фильма ужасов.

Камера выхватила одного из метов разрывающего грудную клетку.

- Твою ж мать!

- Лорен!

- Простите!

- У нее получилось! У НЕЕ ПОЛУЧИЛОСЬ!

Все продолжали смотреть на экран, как завороженные, в кабинет сбежались еще люди. Кто-то не отрывал взгляда от новостей, а кто-то от второго экрана.

- Готовьтесь выслать туда бригаду спасателей, вытащить оставшихся в живых и зачистить остров.

ЭПИЛОГ

- Мой Господин, у вас гостья. Сказала, что не может уснуть одна.

Седая женщина с длинными густыми волосами, собранными в аккуратный пучок на затылке в строгом темно-синем платье, поправила очки на переносице, глядя на императора, который как раз выключил телефонный звонок, едва она вошла в кабинет и опустила взгляд в пол, как и подобало говорить с членами императорской семьи.

- Пусть войдет.

- Вы ее слишком балуете.

- У меня единственная внучка, и я просто обязан ее баловать.

Карлос Айдар Четвертый поднял голову и улыбнулся, когда в кабинет забежала крошечная девочка с темными кудрявыми волосами и яркими зелеными глазами. Она по-хозяйски забралась на колени к деду и обняла его за шею.

- Ты почему не слушаешься Клариссу?

- Она заставляет меня спать, а я не могу.

- Что случилось? Ты мне расскажешь?

- Я жду папу и маму.

Император вздрогнул и развернул ребенка лицом к себе.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

Возможно продолжение, но пока не уверена.

Слово от автора и благодарности:

Для меня этот роман был очень тяжелым в плане антуража, экшена, постоянного напряжения в главах и не только эмоционального. Я хочу поблагодарить мою любимую Веронику Орлову она вдохновляла меня и поддерживала на протяжении всего написания этой дилогии. Помогала мне редактировать и вычитывать вторую часть романа. Спасибо моя, самая родная. Я знаю. что без тебя мое вдохновение завянет и не важно пишу я одна или вместе с тобой – ты моя муза и мое персональное солнце. Люблю тебя.

Спасибо моим читателям, которые поддерживали меня во время написания данного произведения. Ваши отзывы ля меня бесценны, и я в каждой книге не устану повторять, что без вас не было бы меня и без вашей поддержки не рождались бы новые истории.

И спасибо мои админочкам: Инне Ягубовой, Наташе Сарбаевой, Алисе Костю, Татьяне Болотцкой, Жене Смирновой, Кате Мокану и Настюше Маршевой за невероятные посты к данному произведению. Посты, которые тоже вдохновляют на написание романа. Я вас всех очень люблю.

Февраль 2017г. – Июнь 2017 г.

КНИГА КУПЛЕНА В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНЕ

ПОКУПАТЕЛЬ: Анастасия Лебедева (nastiyushka78980@yandex.ru) 

КОПИРОВАНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТЕКСТА ДАННОЙ КНИГИ В ЛЮБЫХ ЦЕЛЯХ ЗАПРЕЩЕНО!

Внимание! Данный текст является коммерческим контентом и собственностью сайта /. Любое копирование и размещение текста на сторонних ресурсах приравнивается к краже собственности. Что повлечет соответствующую реакцию. А именно:

Обращение в арбитражный суд, о воровстве коммерческого контента и использование его в целях нелегальной наживы.

Обращение в поисковые системы с целью изъять сайт из индексации (поместить его в разряд пиратских), в этом случае возращение сайта в поисковую систему невозможно.

Обращение в хостинговую компанию, на которой размещен сайт, укравший данный текст и постановление суда, о немедленном удаление сайта и всех его копий.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg