«Городские проказы, или Что случилось в День Дурака в Нордейле»

Городские проказы, или Что случилось в День Дурака в Нордейле (fb2) - Городские проказы, или Что случилось в День Дурака в Нордейле [litres, авторский текст] (Замочная скважина - 12) 566K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вероника Мелан

Вероника Мелан Городские проказы, или Что случилось в День Дурака в Нордейле

Антонио, Клэр и Смешарики

– Клэр, любимая, вишенка на моем торте, что у нас с коржами?

– Допеклись, родимый. Сейчас вытаскиваю.

– Ну, и отлично!

Довольный Антонио с утра кружил по кухне, пребывая в великолепном настроении – черные глаза блестели, кончики усов закручены вверх, пухлые руки проворно порхали над многочисленными тарелками, мисками, мерными стаканчиками, пакетами с сахаром, мукой, ванилью, ореховым мускатом. Пока остынет основа, он как раз успеет приготовить зеркальную глазурь, а после займется тем, что любит больше всего – лепкой маленьких сахарных фигурок для украшения верхушки.

В этот день Антонио принял решение не ограничивать себя – эх, спой сердце и развернись душа – вылепит весь спецотряд! Да-да, и снайпера, и доктора, и сенсора, и всех их прекрасных девчонок – пусть порадуются! Праздник ведь? И не так важно, что День Дурака – не такой уж важный праздник, зато шумный и веселый – отличный повод, чтобы вечером собраться вместе. А когда каждый положит себе на тарелку вкусный кусочек, а после оближет пальчики, на повара привычно нахлынет такая волна удовольствия, которая не сравнится ни с одним другим ощущением на свете – удовлетворение, эйфория, триумф, полнейшее блаженство. Он смог! Вновь воплотил свой талант в творение, вновь вызвал в сердцах отклик, а на лицах восторг – он… он… исполнил свое высшее предназначение!

– Я в магазин, нам не хватило яиц и пудры.

В кухню вошла худая темноволосая женщина выше его самого (сей факт повара никогда не смущал), чмокнула Антонио в щеку, нежно потрепала по щеке и поплыла обратно к двери. Клэр, его ненаглядная Клэр – богиня вкуса, богиня сердца, теплейшая и нежнейшая женщина на свете!

Антонио был безраздельно счастлив.

Крем почти готов, мастика замешана, пищевые красители разложены, кисти вымыты и просушены. Прежде чем приступить к следующей стадии работ – добавлению в комбайн мягкого сыра, сметаны и лимонных капель, чтобы вышел чудесный терпкий мусс для прослойки, – Антонио двинулся к холодильнику и достал охладившуюся до правильной температуры бутылку вина. Хорошее настроение нужно отметить, совсем чуть-чуть, но обязательно нужно. Для полета фантазии, для вдохновения, для бодрости ума и тела. Как любили говорить вирранцы – «атэо ранци коли» – «пара капель впрок». Точно-точно, пара капель впрок никогда не повредит.

Стоило дверце холодильника издать привычный звук – отлипнуть от серебристой стенки и выдохнуть мягкое «ш-ш-ш-ш», как в кухню тут же вкатились всей гурьбой Смешарики.

– Тони! Я-гады! Я-гады!..

– Я помню.

Антонио усмехнулся. Этих проглотов уже кормили с утра, но Клэр давно выявила странную закономерность – если пушистых питомцев накормить до восьми утра, то в девять они закатятся в кухню снова, будто и не ели. Если накормить в девять, то приедут через два часа – в одиннадцать. А если первый раз накормить в одиннадцать, то нажрутся от пуза и завалятся спать на несколько часов – Клэр изредка пользовалась этим знанием, чтобы посмотреть телевизор на интересном для нее самой канале и в тишине.

Правда, в одиннадцать она уже становилась «тивной Лэр».

Угу, противной. Потому что изморила эту орду голодом.

– Я-гады! Тони! Я-гады!

Да-да, а сегодня их кормили еще до восьми, и потому в девять утра они снова кружили по кухне. Повар какое-то время смотрел то на нетерпеливых Смешариков, то на огромную миску с клубникой – то на Смешариков, то на миску, то на Смешариков, то на миску, – и вдруг в голове его возникла хитрая идея – ведь сегодня День Дурака? А почему бы не подшутить и над ними, Фуриями? И ведь ингредиенты есть – мыслишка шальная, но притягательная, – да и на результат посмотреть интересно…

Он достал полную ягод миску и поставил на стол – меховые шары тут же протестующе заголосили.

– Ам! Ам!

– Да ВАМ! Не сам же я все это есть собрался? А хотите, я вашу клубничку кое-чем украшу? Обмакну в ореховый крем, и она станет еще вкуснее.

– Тим! Ха-тим! Тим, тим, тим! Ем!

Крем.

Антонио крякнул от предвкушения и удовольствия. В крем-то он ягодки обмакнет, вот только перед этим кое-чего туда добавит – взрывной толченой карамели. Такая, попадая в рот и размокая, начинает сначала шипеть, а после взрывается во рту салютом – трах, бах, бум, бам! – настоящий тарарам! Вот любопытно будет посмотреть, что из этого получится.

– Рее!

– Да-да, быстрее.

– Рее!

– И еще быстрее…

Пока Фурии наматывали круги по полу, хитрый повар отыскал на полке порошок – для чего купил, неясно, но теперь хоть пригодится, – быстро всыпал его в бежевую сладкую массу.

– Тони! Я-гады!

– Я уже почти закончил.

Он обмакнул каждую клубничку в крем-сюрприз, разложил ягодки в три тарелки поменьше и поставил их на пол так, чтобы Фурии накинулись на еду все разом.

И не успели предупредить друг друга.

Когда Смешарики приступили к трапезе, Антонио заговорщически улыбался.

Когда, запихнув в рот порцию лакомства, некоторые из них вдруг застыли, будто к чему-то прислушиваясь, его улыбка расползлась шире. Когда первый из них услышал во рту характерное шипение, а затем треск, после чего золотистые глаза выпучились так, будто их обладатель не смог вовремя покакать, Антонио уже хохотал в голос.

– Ой, не могу! Умора! Вы такие умильные!

И понеслось!

Смешарики метались по кухне сумасшедшими шарами со встроенными ракетными ускорителями. В их ртах шипело, трещало, взрывалось салютом, бомбардировало, вело настоящую войну, и Фурии визжали. От изумления натыкались на стены, друг на друга, замирали, прислушивались – как только начинало трещать вновь, вновь ошалело голосили. Они изнемогали от шока и гомона всего минуту, а Антонио за это время едва живот не надорвал со смеху. На стул он опустился уже красный, как рак, вспотевший и все еще хохочущий – всё, день удался! И не важно, каким выйдет торт – теперь повар до самого вечера будет ходить на лице с блаженной улыбкой. А как посмеется Клэр, когда он ей расскажет, как посмеется!

Из кухни Фурии выкатились тихие, голодные, хитрые и нездорово притихшие. Явно чего-то задумали.

Ну и пусть, мысленно махнул он рукой, – ну, пошутят в ответ, подумаешь…

Через пять минут довольный вирранец уже отпивал из фужера свои «пару капель» впрок и вовсю думал о том, в какую одежду оденет сахарных фигурок.

Тайра

Стив.

Чуткий, внимательный, глубокий. Удивительно нежный, спокойный, начитанный – во всем мире не нашлось бы другого такого человека, способного вызывать в Тайре бурно-огненное и в то же время томительно ласковое чувство любви. Ей хотелось обнимать его всегда – когда уходит на работу и возвращается с нее, сразу после душа и до него, во время завтрака, когда читает в кресле. Держать за руку в машине – она балдела от одного лишь соприкосновения их энергий.

То серьезный, то забавный, то молчаливый, то шепчущий ей на ухо нежности.

Она обожала его – этого чуткого рыжеволосого красавца, в котором с самого момента встречи души не чаяла, и который постоянно баловал ее подарками. То колечко купит замысловатое, то браслет, то за новой одеждой потащит в торговый центр и ухом не поведет в ответ на фразу «у меня все есть!». «Красивую женщину надо баловать часто» – всякий раз отвечал Стив и загадочно улыбался.

Вот и этим утром он не забыл оставить на кухонном столе сюрприз – несколько разноцветных птичьих перьев разного размера и странную загнутую медную музыкальную трубу непонятной конструкции. Не успела Тайра заварить чай, как уже принялась рассматривать найденное. Почему перья? Зачем труба? А после вдруг вспомнила разговор двухдневной давности – вспомнила и расцвела. Он не забыл!

– Видишь мой сад?

– Вижу. Он прекрасен.

Пару вечеров назад они сидели на крыльце ее маленького, превращенного в цветочную оранжерею домика, слушали шелест утонувшей в сумерках листвы и смотрели на небо. Она заботливо укутана пледом, он с кружкой кофе в руках.

– Прекрасен, да. Только в нем мало птиц.

– Мало? А сколько тебе надо?

– Много! Хочу всяких разных – цветных, больших и маленьких. Я видела таких в городе – они так чудесно поют! Может, есть какой-то способ их привлечь?

Вместо ответа на ее вопрос любимый какое-то время молчал, думал. Затем неопределенно кивнул.

– Мы подумаем.

Ведь не забыл – подумал! И разложил для Тайры на столе цветные перья и нечто диковинное, а так же приложил записку:

«Любимая, помнишь, ты говорила, что хочешь привлечь в сад птиц? Используй то, что я для тебя оставил. Перьями нужно украсить себя, а валторну следует использовать всякий раз, как увидишь понравившуюся тебе птичку. Дунь в нее, птица услышит звук, и, если он придется ей по душе, позже она прилетит в твой сад»

Валторна?

Тайра совершенно забыла про чай. Что это за диковинный рог такой? Как именно нужно в него дунуть, чтобы понравилось птичкам? И куда нужно вставить перья – в волосы? Украсить ими одежду? Держать в руке? Нет, сказано – украсить…

Ух, ты!

Целый час Тайра умывалась, накладывала неброский и аккуратный макияж, расчесывала и заплетала волосы и прилаживала перья! Да так, чтобы равномерно по всей голове, чтобы не сдуло ветром, чтобы не потерять. В рог она тоже попробовала несколько раз дунуть – выходило не очень. Звук получался протяжным, довольно ровным и мелодичным, однако похожим на стон наступившего на колючку животного. Эдакий «У-у-у-у-у…» В общем, странный звук. Но если такой по душе птичкам, она не против – будет извлекать его всякий раз, как увидит понравившуюся пернатую красавицу. Главное, чтобы сработало.

Спустя полчаса, которые она потратила на попытку понять энергетическую взаимосвязь между звуком и птичьей аурой – тщетно, – Тайра вышла из дома.

Солнце сзади припекало юбку – коснешься ногами, и кажется, что сидишь одной половиной тела в бане, в лицо же дул свежий ветерок. День радовал. Паутиной трещинок на асфальте, развевающимися волосами проехавшей мимо на велосипеде женщины, собачкой, которой пожилая дама, сидя на лавке, расчесывала длинную шерсть. Шагающая по улице Тайра щурилась от яркого солнца и разглядывала кроны – не увидит ли птаху? На этом дереве нет, на соседнем тоже, а вот откуда-то слева слышится трель – значит, ей туда…

Каждый раз, поддевая носком легкой сандалии древесную сережку, Тайра удивлялась. До сих пор не могла поверить в то, что живет в мире, где дорожки проложены асфальтом, а по бокам высятся растения. И ни тебе изнуряющей жары Архана, ни извечного песка в домах, ни выжженного добела безоблачного неба. Нордейл другой – густой, яркий, шумный, приветливый, чистый и совсем не жаркий.

На нее смотрели прохожие.

Сначала на нее, а затем… на перья. Правда, к странностям здесь относились терпимо – хоть рубашку шиворот-навыворот надень, хоть прозрачную юбку – что уж говорить о перьях…

Наверное, ими любовались, – гордо думала она, и при чужом взгляде на собственные волосы задирала подбородок еще выше. Пусть любуются, красиво ведь. А когда Тайра увидела птичку зеленой окраски, тут же вскинула рог, нажала первую попавшуюся клавишу и, что было мочи, выдохнула в медный раструб весь запас воздуха в легких.

Птицу, как ветром сдуло. Разве что перья не посыпались.

Зато заозирались прохожие.

Эх, наверное, это не частая практика, приманивать птичек – с первой совсем не вышло. Верно, звук извлекла не тот – надо бы потренироваться.

Следующие два квартала, наслаждаясь видом вокруг, Тайра вплетала в звуки города свои собственные – те, что извлекала из валторны.

«У-у-у-у…» – выла валторна на разных тонах.

«У-у-у-у…» – стонала, басовито гудела, пыталась помочь хозяйке.

«У-у-у… У-у-у, У-у-у…»

И еще несколько подозрительных взглядов, а-ля «все дома?» стали ей наградой.

Тайру чужая пристрастность не колыхала. Подумаешь, люди зачастую живут в запертых изнутри мыслительных коробках и нового не приемлют, а этот метод, наверное, не новый, а очень старый, давно забытый. Вот и смотрят косо.

Ничего, потерпят.

Зато рядом парк и много деревьев. Пока дойдет до Бернарды, как раз пройдет через него и даст сигнал паре десятков птиц о том, чтобы они прилетали жить в ее сад, где хорошо и красиво. В ее саду им обязательно понравится.

Бернарда и Тайра

Бернарда нашлась не дома, но на лавке через дорогу. Сидела на ней, взъерошенная, непричесанная, без макияжа, одетая в несочетающиеся между собой яркую майку с блестяшками и зеленые джинсы. Отпивалась кофе. Именно отпивалась – по-другому не скажешь. Держала в руках высоких пластиковый стакан, удивленно и подозрительно оглядывалась по сторонам, истребляла кофе по три здоровых глотках за раз. При виде Тайры заулыбалась, сделалась более-менее привычной.

– Привет! А ты чего с таким здоровым кофе сидишь, не выспалась?

– Выспалась? – послышалось в ответ. – Выспалась, блин, сейчас расскажу. А ты чего… с перьями?

Тайра смущенно переступила с ноги на ногу.

– Да вот,… птиц хотела привлечь.

– Каких птиц?

– Обыкновенных. Хотела, чтобы они прилетели жить ко мне в сад.

– И для этого украсила себя, как индеец?

– Как кто?

Бернарда улыбалась. Живо и с любопытством рассматривала необычные украшения подруги, а затем уткнулась взглядом в зажатую в пальцах валторну.

– А это же…

– Ага, валторна.

– Точно! Я бы сама не вспомнила название. Здорово, мини-вариант! А зачем она тебе – хочешь играть в оркестре?

– Нет, птиц хочу привлечь.

– Ничего не понимаю…

– Сейчас расскажу. – Тайра опустилась на лавку и растерянно посмотрела на духовой инструмент. – Знаешь, мне кажется, она не работает. Понимаешь, пару дней назад мы со Стивом говорили о том, что мне бы хотелось, чтобы в моем саду было больше птиц, и он обещал подумать, как мне помочь. А этим утром оставил для меня перья, вот это (еще один разочарованный взгляд на рог) и записку, в которой написал, что эти вещи мне помогут. Но они не помогают.

Глаза Дины по мере рассказа распахивались все шире.

– И ты все это время дудела в нее?

– Ага.

– На улице?

– А где же еще?

– Прямо перед прохожими?

– Ну, да!

– Обряженная перьями?

– Да!

И Бернарда неожиданно расхохоталась в голос.

– Ты что, не помнишь, какой сегодня день?

Тайра какое-то время озиралась вокруг.

– Какой?

Хороший. Солнечный, ласковый, без дождя. Прекрасный день для прекрасных событий.

– Да сегодня же День Дурака!

– И что? Это такой день… шуток?

– Конечно!

– Значит,… – в желто-зеленых глазах возник проблеск понимания, – Стив пошутил?

– А как же! Оставил тебе на столе странный «подарок» и ушел на работу хихикать, представляя, как сегодня ты будешь тешить народ на улице. А прохожие, наверное, думали, что ты проспорила какому-нибудь идиоту желание в карты. Хорошо хоть ослом не икала на каждой остановке, опускаясь на четвереньки.

– Значит, я… Значит, она и не должна была работать?

Валторна заслужила еще один полный удивления взгляд. Мимо лавки, покачивая сеткой с бананами, прошла полная женщина в панаме и солнцезащитных очках. Вокруг гудел довольный жизнью город, пахло свежескошенной травой с газона.

– Конечно, нет. Духовые инструменты предназначены для другого.

Тайра какое-то время кусала губы, – вот она задаст своему любимому перца! Вот ведь найдет, как отплатить той же монетой.

– И я, как дурочка, дудела в этот рог зря? Тогда понятно, почему у меня ничего не получилось, а то ведь я уже голову сломала. Думала, может, не туда перья засунула? Не так прицепила?

– Так. – Дина продолжала смеяться. – Они тебе идут, кстати. И вообще, не самая плохая шутка, если сравнить с тем, что случилось этим утром со мной.

– А что случилось с тобой?

– Что-что? Помнишь, с кем я вообще живу?

– С Дрейком.

– Да, с Творцом и Создателем всего сущего здесь.

– И?

– И иногда я об этом забываю. Знаешь, что он учудил? Вот ни в жизнь не поверишь! Представляешь, проснулась я этим утром в постели, а комната чужая. Да-да, другая, незнакомая и непривычная. Квартирка тесная, неубранная, рядом лежит голый мужик.

– Дрейк?

– Да если бы! Незнакомый мужик – сивый такой, конопатый. Бог ты мой! Знаешь, первым делом я подумала, что напилась накануне…

– Так ты не пьешь. Не в таких объемах.

– То-то и оно! А мужик этот спит. И еще во сне руку тянет, чтобы меня обнять. Знаешь, какой ужас я испытала, проснувшись? Мало того, что место чужое – полные провалы в памяти, – так еще и какой-то герой-любовник рядом. Которого Я НЕ ПОМНЮ!

– Это… ужасно.

Несмотря на деланный трагизм, Тайра едва сдерживала расползающуюся на лице улыбку. Качались, будто насмехаясь над рассказом, растущие у лавки одуванчики.

– Не настолько, насколько ужасно мне стало дальше. Естественно, первым делом я потихоньку выбралась из кровати – вокруг пустые пивные бутылки, трусы женские…

– Твои?

– Да не мои!

– А чьи?

– Той женщины… Подожди, не перебивай. Так вот, выбралась я из кровати, шарахнулась в первую попавшуюся дверь, отыскала ванную, заперлась в ней и посмотрелась в зеркало. А там!

– Что?

Красивые губы Тайры приняли округлую форму буквы «О».

– А там, в зеркале, отражается незнакомая баба!

– Ты?

– Да нет же! То есть я, но не я, понимаешь? Память моя, мозг мой, движения мои, а тело нет! Обычно в зеркале я вижу себя, а в этот раз увидела незнакомую брюнетку – стройную, приятную, но какую-то… потасканную. Уставшую, что ли. С кругами под глазами, черной шевелюрой, ребра торчат, лобок…

Ди вдруг покраснела.

– Что?

– Небритый. Мохнатый такой.

– То есть в чужом теле с небритым лобком была ты?

– Да! И знаешь, что хуже всего? Не успела я очухаться и сообразить, что происходит, проснулся этот хмырь. Заорал через дверь, «ты тут, любимая?» Что-то плел про то, что приготовит нам завтрак, что сегодня мы едем к каким-то друзьям, что… Блин, ты представляешь, что творилось в моей голове? Я – не я. За дверью незнакомый человек, вокруг незнакомое место, а мозг плавится! Вот честно неприятное ощущение с утра.

– Да оно и после обеда бы приятнее не стало.

– Но с утра такое вообще плохо переносится.

– Так что было дальше?

– А дальше я все думала, что сейчас он войдет, наверное, попытается меня обнять или поцеловать, и тогда я огрею его по голове керамическим стаканом для зубных щеток.

– Или задушишь туалетной бумагой?

Тайра уже хохотала.

– Ага, смывалкой для туалета. Вот смешно тебе! А мне было совсем не смешно, между прочим. И только когда я решила, что сейчас «прыгну» в то место, которое знаю – вот плевать, что я в незнакомом теле, плевать, что может не получиться – я решила, что всяко получится, – вот тогда иллюзия и рассеялась.

– Так это все было иллюзией?

– Говорила же тебе! Я иногда забываю, с кем живу, а сегодня День Дурака! Вот Дрейк перед уходом на работу и подшутил – создал то ли в моей голове, то ли в комнате странный антураж, в который я поверила, как в реальность. И пока не решила «прыгнуть», продолжала в нем находиться. Ужасная шутка! Ужасная, да еще и с самого утра. Знаешь, лучше бы я получила валторну и перья, чтобы привлекать птичек – хоть безобидно. Лучше бы проснулась на необитаемом острове, чем вот так… Вот он, наверное, хохотал у себя на работе.

Тайра смеялась, закрыв лицо руками. Понимала, да, ужасно, да, так ведь можно и свихнуться, но смешно. А Ди все сокрушалась.

– Знаешь, а ведь все выглядело таким реальным – это тело, стены, кафель в ванной. Мятая постель, солнечный свет через окно, которого не существовало на самом деле. Дурдом.

– Вот тебе и очередной опыт по трансформации реальности.

– Ага. Насильной. И ведь, когда все растворилось, и я оказалась стоящей голышом в собственной ванной, позади меня в воздухе качалась надпись «С добрым утром, любимая!» Шутник! Я ему тоже устрою сегодня добрый день. Вот только придумаю, как именно, и тоже устрою.

– Так он же Творец?

– И что? Чувство юмора у него отсутствует? Нет. А, если так, значит, посмеемся и мы.

Тайра впервые созерцала подругу, пыхтящую, как паровоз. И теперь стало понятно, почему первая попавшая майка и джинсы, почему не расчесаны волосы и для чего понадобилось столько кофе.

– Ты просто не хотела идти в другие комнаты, да?

Бернарда качнула головой.

– А ты бы хотела?

– Наверное, нет. Нет. Точно нет.

– Вот и я – «нет». Дошла до кладовки, где хранятся старые вещи, а в спальню не сунулась – вдруг бы там очередная иллюзия? С меня уже одной хватило.

И она, осыпанная пробивающимися сквозь тяжелую крону солнечными бликами, покачала головой.

– Я ужасно выгляжу, да?

– Ты в любой одежде красивая. Даже в старой.

Добрая ухмылка, неверие и смешливые чертики в глазах.

– Ужасно, я знаю. Не успела ни умыться, ни накраситься, и оделась во что попала.

– Ну, не голая же.

– Угу. И не брюнетка с торчащими ребрами.

– И небритым лобком. Значит, день задался?

– Значит, задался.

Они сидели на лавочке и улыбались солнечному дню – встрепанная Бернарда и украшенная перьями Тайра.

* * *

Для завтрака подруги выбрали «Дон Туррато» – маленькую уютную пекарню с небольшим залом на восемь столиков – заказали по фирменному утреннему блюду, состоящему из яичницы, жареных тостов с ароматным маслом, стаканчику йогурта и сладкой булочки; взялись за еду.

Распиливая надвое улыбающееся кетчупом лицо глазуньи, Тайра продолжала вспоминать недавний рассказ.

– Слушай, а если бы ты все-таки прыгнула из этой иллюзии? То оказалась бы голой на улице?

Ди первым делом взялась за йогурт.

– Ну, я бы прыгала не на улицу, я думаю, а в особняк к Клэр.

– Так там ведь сегодня Антонио готовит торт.

– Не в моей же спальне?

– А ты уверена, что, едва соображая, ты прыгнула бы к себе в спальню?

– Знаешь, я ни в чем не уверена. И хорошо, что прыгнуть я не успела, а то потешила бы своим голым видом того, кто попался бы на пути. И тогда бы Дрейку точно несдобровать. Слу-у-ушай!

Осененная идеей, Дина вдруг просветлела лицом:

– Я знаю, как отомстить Дрейку! Он мне иллюзию, и я ему тоже. Создам кое-что. Только нам ведь сначала на Архан за супом, а потом обратно – сил останется меньше. Поможешь мне после этого набрать энергию?

– Конечно. Только не говори ему, что я тебе помогала.

Тайра хихикала.

– Как будто он сам не увидит.

– Ладно, если День Дурака, то все можно – наверное, не будет ругаться. Не должен.

– Да, не будет, – Бернарда махнула ложкой. – Он прекрасно знает, что любое действие рождает ответное действие.

– И какое в твоем случае?

– Об этом позже. Ты мне лучше объясни вот что – каким образом на наших ребят, ты думаешь, подействует суп из паутины? Ты ведь говорила, что это галлюциноген?

Тайра, улыбаясь, откинулась на стуле, промокнула губы салфеткой:

– Да, но не сильный. Он по большей части сильно расслабляет, заставляет думать о хорошем. И еще верить.

– Во что?

– Ну, в то, что видишь.

– То есть, если Элли и Лайза тоже создадут нашим друзьям какой-нибудь антураж, а предварительно накормят их этим супом, ребята в него поверят?

– Обязательно.

– Вот хитрюги – они точно что-то задумали. Всю неделю меня спрашивали о том, можно ли с Архана доставить твой диковинный суп, а я взяла и согласилась. Может, зря?

– Это наркотик природного происхождения, он очень слабый. Не волнуйся, под действием супа люди не становятся агрессивными и не совершают глупостей, просто верят тому, что видят, отдыхают и расслабляются, потому и принимать его рекомендуют в уютной красивой атмосфере.

Когда йогурт, яичница и тосты были съедены, Ди придвинула к себе кружку с чаем.

– Значит, сначала на Архан? Или переоденем меня во что-нибудь более подходящее?

– Для Архана нет ничего более подходящего, нежели наши тулы. А их я уже погладила, так что не беспокойся.

– Ясно, – морщинка беспокойства между бровями разгладилась. – Уже придумала месть Стиву?

– Нет еще. Но уверена, что под жарким солнцем Руура мне в голову придут замечательные идеи.

И темноволосая Тайра загадочно блеснула глазами, в которых Бернарде все еще чудился отблеск медной валторны.

Лайза и Элли

– Будете брать?

– Буду.

На прилавок легло роскошное серебристое платье, которое Лайза только что надевала в примерочной, и которое сразу же не пожелала снимать. Какой материал, какой фасон – село, как влитое. Сегодня вечером ее ненаглядный Мак будет думать лишь об одном – как бы побыстрее оказаться в уединенном месте, расстегнуть сзади молнию, стянуть расшитую ткань с груди на талию, задрать повыше подол и…

О-о-о, ей уже хотелось стонать – прямо здесь и сейчас. И почему они решили ждать до вечера?

Желание стонать, однако, прошло, стоило взглянуть на кудрявую кассиршу, которая непонятно отчего морщилась. То терла переносицу рукой, будто хотела чихнуть, то отводила взгляд в сторону, то вновь смотрела на покупательницу, нетерпеливо ожидая, пока та достанет кошелек.

– Карта или наличные?

– Наличные.

Лайза погладила кончиками пальцев мягкую на ощупь ткань, вспомнила, с каким приятным ощущением та льнула к телу, представила, как совсем скоро будет наслаждаться полными обожания взглядами Мака…

– Вы могли бы побыстрее?

– Да-да, я уже достала.

Кассирша выказывала откровенное нетерпение и продолжала морщиться не то от желания сходить в туалет, не то от отвращения. А, между прочим, возле прилавка действительно неприятно пахло – чем-то кислым. Не то прелой влагой плохо просушенного и наспех закинутого в шкаф (полусырым) полотенца, не то высохшей на полу мочой.

– Вы тоже это чувствуете?

Лайза взглянула на кудрявую рыжую девицу, подняла новое платье с прилавка и понюхала его.

Кассирша удивилась и оскорбилась одновременно.

– Это не от нашего товара!

– А от чего?

На всякий случай был исследован полиэтиленовый пакет, в который Лайза собиралась положить покупку – тот пах сухим пластиком. Хм, как странно. Писают они тут по углам, что ли? Не доходят до туалета, мочатся себе под ноги? Вариант «это пахнет от меня» Лайза даже не рассматривала – этим утром она приняла душ, вымыла волосы, тщательно побрилась и подбрилась, нанесла на подмышки сухой гель-антиперсперант с запахом розы, сбрызнулась любимыми духами.

А теперь стоит тут и нюхает… не пойми что.

– Да уж, действительно, стоит побыстрее.

Прежде чем расплатиться за покупку, она еще раз понюхала платье. Морщилась, к слову говоря, и стоящая позади женщина – в очереди за Лайзой она выстояла всего минуту, после чего отошла вглубь зала и притворилась, что изучает женский манекен в броском топике и юбке.

Нет, им точно не стоит писать под прилавок. Или мыши у них тут по углам гадят?

Звякнул и проглотил купюры выдвижной поддон, касса неторопливо показала бумажный язык-чек.

Лайза схватила его, сунула в пакет к платью и пригрозила:

– Если дома оно будет пахнуть так же плохо, как этот магазин, я верну товар.

– Наш магазин так не пах…

«До вашего прихода» – читалось на лице наглой рыжей девицы.

Секунду или две Лайза раздумывала, а не «пыхнуть» ли ей вулканом – не взяться ли за жалобную книгу, не настрочить ли в ней пару ласковых строчек, – но решила не портить себе праздничное настроение. В конце концов, это не ей весь оставшийся день стоять у кислой и протухшей кассы, не ей вдыхать отвратительный запах пролитого вина и неоттертой блевотины. Ужас! В общественных местах ни в кое случае не должно так пахнуть!

А запах, между прочим, усиливался.

Точно она под себя там сходила что ли эта рыжая?

Из бутика «Монтини» Лайза выбежала на всех парах, решив, что никогда в жизни сюда не вернется, даже если единственным местом на земле, куда завезут новые платья, будет это место.

Ну, уж нет. Никогда и ни за что!

Весело цокали длинные каблуки, развевался подол легкой юбки, обвивал коленочки, звякали бусы, щекотали шею волосы – миссис Аллертон пребывала в отличном настроении. То и дело ловила на себе восхищенные взгляды, которые, однако, за спиной нередко становились удивленными – она пару раз засекла это в отражении витрин. Что, у нее сзади прикреплена бумажка с плохим словом? Нет. Пришлось еще раз прокрутиться на триста шестьдесят градусов вокруг своей оси перед зеркальной колонной – бумажек нет, похабных слов тоже. Так чего мужики сначала восхищаются, а потом у них вытягиваются лица?

Странно.

А неприятный запах, между прочим, все еще присутствовал.

Блин, они что, весь торговый центр проссали?

Вроде бы в прошлый визит он так не пах.

Еще неприятнее ситуация случилась в «Шоко-Моко», куда она завернула, чтобы выпить чашечку кофе и насладиться пирожным. Спустя несколько минут официант тактично попросил Лайзу пересесть к окну – мол, там удобнее. Уединеннее.

УЕДИНЕННЕЕ?

Вокруг шушукались люди.

Она что, дряхлая бабка, которой требуется поразмыслить над жизнью в одиночестве? Или несчастная, зареванная от неудавшейся любви морда, на которую неприятно смотреть посетителям? Нет, она красивая молодая женщина, с которой любому приятно находиться рядом.

Было приятно.

Раньше.

А мочой, блин, все еще пахло.

И тогда, именно после просьбы официанта, Лайза впервые допустила мысль о том, что так противно пахло… от нее.

Нет, быть не может. Не может такого быть и все. ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ.

Она мылась, терлась мочалкой, втирала в кожу миндальный лосьон, пользовалась кокосовой маской для волос, деодорантом, духами, наконец!

Тьфу!

Из кафе она вылетела еще быстрее, чем до того из «Монтини».

Блин… не может быть… от нее?

А люди продолжали озираться вслед, и озираться не с привычным восторгом в глазах, а с удивлением, немедленно сменявшимся на отвращение. О, Боги-Боги, чем же она таким пахнет? И, значит, зря грешила на кудрявую кассиршу и бутик, значит, зря ругалась с официантом… ох!

Да быть этого всего не может…

Когда Лайза выбежала на парковку для такси, она в который раз за день пожалела, что решила в этот день прогуляться на своих двоих.

«Блин, лучше бы взяла Мираж… Даже если бы он после провонял, оттерла бы. А как теперь в такси?»

Таксист ей попался бронебойный. Когда она сообщила, что наступила в отходы и оттого неприятно пахнет (из-за чего согласна платить тройную цену), он просто кивнул.

Однако – противная-усатая-наглая-гадкая-рожа – он тоже всю дорогу до дома Элли морщился от отвращения. Тьфу!

* * *

– Элли, понюхай меня! Я не понимаю в чем дело, везде понюхай!

– Ты… совсем уже?

Эллион выпучилась так, что сделалась похожа на рыбу.

– Ну, понюхай!

Подруга осторожно наклонилась вперед, затем застыла, затем еще ближе – к самой шее, – а потом отклонилась назад с таким лицом, будто только что нюхнула переквашенной на сорок раз капусты.

– Лайза, фу-у-у… Ты чего, обмочилась по дороге?

– Я?! Так это все-таки от меня так несет?

– От тебя. Ужасно, между прочим. Как от старой бабки, которая давно забыла, что туалет находится не у нее между ногами.

– Вот спасибо! И что, я так пахла везде? В бутике, потом в кафе… И каждый, кто шел мимо, видел меня, а вдыхал ссаную бабку?[1]

У Лайзы дрожал подбородок, а грудь теснили противоречивые чувства – обида, злость, горечь, расстройство.

– Я ведь… ведь духами с утра. Любимыми. И они даже нормально пахли… А потом…

– Потом начали вонять?

– Да! Блин, кто такое мог сделать, а-а-а?

Элли улыбалась – мудро, прохладно и довольно едко.

– Мак.

– Что-о-о-о?

– День Дурака, забыла? Неделю назад они обсуждали вещество, которое можно добавить в любые духи, и которое через некоторое время съедает «хороший» запах, а оставляет после себя вонь. Еще хотели Эльконто втихаря этим набрызгать, помнишь?

– Не-е-ет… Ну, не-е-ет! НУ, НЕ-Е-Е-Е-Т!

С каждой секундой Лайза зверела, как получивший перца под зад вепрь.

– Ма-а-ак?! Это он меня так подставил? Вот… скотина! Вот я ему задам! Налить в мои – МОИ – духи эту гадость? Чтобы я с утра позорилась перед сотней людей?

Элли, между прочим, морщилась тоже.

– Воняешь ты и правда знатно. Но он, наверное, не знал, что ты пойдешь по магазинам? Думал, сразу ко мне?

– Это не спасет его от расплаты, – весело и зло улыбнулась Лайза. – Ох, не спасет!

И бросила в коридоре пакет с платьем.

– Слушай, у тебя можно помыться?

Элли рассмеялась.

– У меня НУЖНО помыться. Потому что, если ты сейчас не помоешься, я упаду от твоей красы в обморок.

– Ага, как почти валились штабелями мне вслед все те люди, которые шли мимо. Ну, гад, ну, я ему устрою, ну, он у меня попляшет…

Всю дорогу до ванной комнаты, а после и из-за закрытой двери, пока тщательно мылась, Лайза, не переставая, изрыгала проклятья.

* * *

Спустя двадцать минут, после того, как использовала все имеющиеся у подруги косметические средства, Лайза сидела на кухонном стуле, терла полотенцем влажные волосы, и пыхтела, как паровоз:

– Нет, ну надо было испортить мои любимые духи! Я ему… я… ему… Блин!

Достойная проказы месть все никак не шла на ум, а Элли смеялась:

– Ну, мы же уже придумали, как подшутим над ними сегодня. Все идет по плану: Бернарда и Тайра принесут нам суп, накормим, подменим им кольца, и заснимем все это на камеру. Поверь, над этим видео еще обхохочутся все остальные – животы надорвут, вот увидишь!

– Ага, что-то я не думаю, что этого будет достаточно.

– Будет-будет! А я еще сомневалась, стоит ли над ними экспериментировать – теперь точно знаю – стоит!

Белокурая подруга впервые столь едко улыбалась.

– А ты с чего вдруг перестала сомневаться? Из-за меня?

– Из-за тебя. И из-за себя. Думаешь, над тобой одной этим утром подшутили?

В руках Лайзы застыла чашка с чаем, а в глазах заплескалось любопытство:

– Что, и над тобой уже успели?

– А как же!

Просторная кухня, солнечный свет, разложенные на тарелке бисквитные пирожные и полные решимости отомстить глаза Элли вдруг вернули Лайзе хорошее расположение духа.

– Ну-ка, расскажи, что с тобой случилось?

Одетая в голубую футболку и леггинсы Элли опустилась на соседний стул и фыркнула:

– Я, знаешь ли, до твоего прихода тоже пыхтела чайником. И все из-за письма, которое получила утром. Из-за заказа.

– Все, жду подробностей!

И Лайза, с головы которой сползло набок мокрое полотенце, наклонилась вперед, подперла подбородок руками и жадно уставилась на подругу – приготовилась слушать.

Оказывается, этим утром Элли получила почтовый конверт – заказ по работе. Подробное описание на создание для влюбленной пары, переехавшей в новый дом, витража. Обычное дело, в общем-то – ей приходило много таких. Некий Улла Хендерсон и Кайла Бойти просили сотворить для них воплощенный из разноцветного стекла портрет. Что может быть необычного? Ничего. Кроме того, что пара просила изобразить их… голыми.

– Голыми, представляешь? Витраж, на котором за руки держится голый мужчина и голая женщина.

Лайза хмыкнула.

– Ну, мало ли, у кого какие причуды?

– Да вроде бы так, хотя раньше меня подобного сделать не просили. И я, как дура, целое утро читала детали заказа – каким цветом нужно изобразить подмышки, тон стекла отдельно для лица, рук, запястий, икр. И для кудряшек!

– Каких кудряшек?

– Тех самых!

На щеках Элли расцвели два нежных розовых пятна.

– Эти заказчики подробно расписали, как именно нужно изобразить их… «мохну и сосиску» с указанием толщины, размера, цвета и тона. Просили уделить пристальное внимание деталям, представляешь? Я пол утра убила на описание того, какими должны быть волоски на лобке, кожа на головке члена, сколько складочек проработать и как низко должны свисать яйца!

Теперь Лайза, позабыв о своих бедах, хохотала в голос.

– Ты это серьезно? И как низко должны были «пасть» его, пардон, яйца?

Элли грозно выпучилась:

– Не больше и не меньше, чем на четыре сантиметра от кончика «ствола»!

– Так там и написано?

– Да! И знаешь, что хуже всего? Что я уже мозг сломала, думая о том, как именно и чем вырезать нужную форму стекла, какие краски разводить, чтобы получить нужный оттенок, и как вообще буду все это… лепить!

– Чужие сиськи, сосиски и мохнашки? И что, придумала?

– Придумала! И как раз в этот момент решила дочитать заказ до конца, где и наткнулась на слова: «Этот липовый заказ я оплачу лично. С Днем Дурака, любимая! Твой Рен». Нет, можешь себе представить? Можешь? Все утро я ломала голову над тем, как либо тактично отказаться от работы, либо воплотить ее без смущения, а оказалось, что заказ – липовый? Думаешь, я теперь откажусь от идеи с супом? А вот ни за что!

Лайза терла умытое лицо, смеялась, нетерпеливо ерзала на стуле и наконец-то пребывала в прекрасном расположении духа.

– Ну, тогда ждем звонка от Тайры.

– Ага! И заряжаем видеокамеру.

И они звонко чокнулись чайными чашками.

Ани-Ра

Бег – это не только бурлящая в венах кровь, шумящий в ушах пульс, крепкие голени, икры и бедра, прекрасный тонус, стройное тело и хорошее настроение.

Бег – это способность выжить. Если вдруг однажды тебя вновь закинет на странный Уровень, где нужно будет бежать, и бежать так быстро, как только позволят звенящие от шока и адреналина нервы. Например, закинет на Войну.

Ани на Войну не хотела – не опять. Свист пуль до сих пор изредка преследовал ее по ночам – в тех снах где-то рядом рвались гранаты, пальцы сжимали пыльный приклад винтовки, а рядом кто-то орал щербатым ртом «в окопы!». И тогда она вздрагивала и просыпалась в поту, с бешено стучащим сердцем, с осознанием того, что вскоре предстоит рвануть на всех парах – на пузе, на четвереньках или бегом – преодолевать километр за километром – в неизвестность, до следующего убежища.

Облегчение накатывало сразу же, как только дрожащей ладонью она нащупывала рядом огромную и мирно сопящую тушу Дэйна, прижималась к ней, чувствовала, как любимый мужчина рефлекторно протягивает руку, как ласково причмокивает губами, уткнувшись носом в затылок.

Войны больше нет. И хорошо. Хорошо, что страшное осталось позади, сменившись мирной жизнью – размеренными счастливыми буднями, любимым домом, любимым человеком… И все же, Ани была Войне благодарна – та научила быть начеку: внимательно относиться к мелочам, подмечать важное и не слишком расслабляться даже на гражданке.

И потому Ани бегала. Еще она еженедельно ходила в тир, брала уроки самообороны у своего же медведя, ежевечерне занималась растяжкой позади дома на газоне и, как любой человек, прошедший Войну, настороженно следила за новостями. И если что-то из вышеперечисленного Ани-Ра изредка могла «пропустить» из-за навалившейся вдруг лени, то бег – никогда, ибо бег – это и есть сама жизнь.

Утро началось прекрасно – со стакана свежевыжатого сока. Правда, стаканом сока началось не раннее утро, а, скорее, тот ласковый и медлительный промежуток между утром и полуднем, до которого она, изнеженная чьими-то руками ночью, довалялась в постели – уже десять утра, а она все улыбается и потягивается в постели. Лентяйка! Бегать, ей давно пора бегать!

Пришлось подняться.

Дом пустовал. Снайпер забрал Барта в штаб, оставил после себя две пустые тарелки на столе – одну с крошками из-под тостов, другую с разводами жира после яичницы; вокруг собачей миски на полу валялся сухой недоеденный корм.

Сыпанул, как всегда, гору. А она потом выгуливай этого хвостатого увальня.

Но не сегодня. Сегодня ее пробежка состоится позже обычного и в одиночестве – тоже хорошо.

Умытая, с убранными в хвост волосами, одетая в спортивную майку и короткие шорты, Ани принялась зашнуровывать кроссовки.

Музыку она включила еще до выхода из дома. Уже спускаясь по лестнице, воткнула в уши бархатные капельки наушников, отыскала на плеере любимый трек – новый, только вчера нашла в сети, и теперь балдела. Какой вокал, какие ударные, какой ритм – под такой ноги сами превращаются в отбойные молотки и просятся вскачь.

На улице солнце, на улице уже почти жара – добрые люди давно на работе, а Ани топает на стадион – чем ни повод для веселья? Уже почти кипит асфальт, воздух пропитан ароматом скошенной травы (наконец-то сосед «побрил» свой сад), Летти, как всегда, выгуливает лохматую собачку.

Вокалист протяжно выпевал звук «а-а-а» во фразе «жизнь ведь только началась, жизнь не кончена-а-а», когда Ани впервые показалось, что в музыкальный фон закралась фальшь – некий диссонансный звук. Хм, наверное, в мелодию просто вплелся визг бензопилы, которой неподалеку подрезали ветки. Или какая-то дама позади нее окликнула свою знакомую – мало ли.

Ани прибавила громкости и зашагала еще бодрее – некий звук на фоне все повторялся – «пройдет, – мысленно махнула рукой она, – повод ли, чтобы останавливаться и прислушиваться?» Конечно, нет. Утро скоро кончится, утро не ждет.

Находящаяся по ту сторону дороги бабка Летти по какой-то причине смотрела не то на шагающую по тротуару девчонку в шортиках, не то на росшие позади нее раскидистые кусты; собачка в этот момент мочилась на чужую ограду.

Он ее нервировал. Этот длиннотелый долговязый спортсмен в зеленой майке, который едва не пускал слюни всякий раз, когда Ани пробегала мимо. Уже два круга, и все время одно и то же – его голова, как у болванчика, поворачивалась в ту сторону, где бегала (да симпатичная, но ведь чужая!) девушка.

Ничего, пусть только приблизится, она ему тут же всыплет по первое число…

Ранним утром лучше – на беговом треке никого, а теперь, в половине одиннадцатого набралось «спортсменов», понимаешь – одни групповую растяжку делают у спортивного комплекса, другие прыжки через скакалку практикуют на дальнем газоне, а этот… разгильдяй, он тут тренируется или глазеет?

«Разгильдяй», как назло, смотрел ей вслед, не отрываясь.

Нет, точно понравилась. Видимо зря надела короткие розовые шортики и топ, лучше бы задрапировалась в длинные плотные штаны. Но ведь жарко…

Музыка в наушниках грохотала без перерыва. Сразу после любимой композиции началась другая – та, под которую Ани-Ра бегала каждое утро – длящаяся без пауз почти сорок минут. Удобно – и песни разные, и не нужно прерываться, чтобы выудить из кармана плеер, отыскать кнопку, нажать на нее.

Половину круга Ани пронеслась, чувствуя чужой взгляд спиной, затем вновь увидела повернутую к ней голову стоящего на дорожке горе-ухажера. Нет, придется остановиться, объясниться, вежливо попросить, чтобы не наблюдал на ней так пристально – невежливо это и неприлично. Или лучше пробежать мимо? Пусть смотрит, если нравится – за просмотр, как говорится, денег не берут – лишь бы не лез.

Ани остановилась на втором варианте – гавкаться с утра ни к чему (к тому же рука у нее после «Войны» тяжелая и удар меткий), нужно просто выбросить этого идиота из головы. Сейчас пролетит на всех парах мимо, даже взгляда не бросит, задерет подбородок вверх и была такова.

Невнятный звук на фоне песен все повторялся – какой-то странный протяжный не то «ау-у», не то «мя-у-у».

Неужели плеер сломался?

По спине пот, мышцы разгоряченные, ноги пружинят, прорезиненные подошвы равномерно отскакивают от покрытия, а на фоне все «мяв-мяв-мяв». Не успела она как следует задуматься, откуда может идти странный фон, как долговязый парень, к которому она успела приблизиться, вдруг вытянул вперед руку – словно останавливал такси.

Вот урод!

Ани снизила темп, остановилась в двух шагах от парнишки и с красными от негодования щеками, вытащила из ушей «капельки».

– Ты в курсе, что глазеть на дам неприлично? Нет?

Не гавкаться с утра не вышло. Жест «эй, затормози!» сразил ее наповал.

Парень почему-то смущенно переминался с ноги на ногу в огромных растоптанных кедах, очевидно не знал, куда деть руки и изредка улыбался глуповатой такой улыбкой, какая возникает на лицах в случае крайнего смущения.

– Я… хотел… спросить…

Ани-Ра злилась. Терпеть не могла мужчин, которые мямлят. Вот ее Дэйн – тот бы сразу штурмом и наповал – за то и любила. А когда «Вот… Я… Мы… Мы могли бы…?» – для таких сразу ответ «не могли бы». И плевать, что паренек, в общем-то, симпатичный – темноволосый, высокий, удачный лицом. Занята она. ЗАНЯТА. Влюблена и окольцована.

– Спрашивай. У меня времени в обрез.

Через пару минут мышцы остынут, придется снова стартовать медленно, пульс упадет, жиросжигающий эффект схлынет – черт бы подрал этого незнакомца, всю утреннюю пробежку уже почти испортил.

– Я… мог бы… вам помочь.

– Помочь?

Солнце неумолимо карабкалось к зениту. Уже двенадцатый час, душно, а она, как назло, забыла дома бутыль с водой и теперь изнывала от жажды. О какой, черт возьми, помощи он говорит?

– Помочь чем?

Шнурки у нее развязались? Разбита коленка? Тепловой удар? Домой ее – бездыханную – нести не нужно, тогда почему этот субьект все стоит и тянет время?

– Ну, я мог бы… если у меня… Хотите у меня?

Ани медленно зверела изнутри.

У. Него. Что?

Какой-то больной. Если шагнет навстречу, она зарядит ему по яйцам – точно зарядит. И не вспомнит, что пинок у нее точно тяжелый и меткий – поделом тому, кто останавливает взмахом руки незнакомую девчонку, как желтобокую машину такси.

– Ничего не понимаю.

– Ну, вы, – спортсмен вздохнул, не зная, как продолжить, – вы же за «этим» привлекаете внимание?

– За «чем»? И чем?

Ей делалось дурно от глупости ситуации. Что, слишком короткие шорты? Слишком длинные ноги? У кого-то спермотоксикоз?

Раздосадованная тем, что вообще остановилась и вступила в диалог, Ани-Ра переступила с ноги на ногу и тут же услышала странный звук «А-а-а-х», идущий снизу. Простонал явно женский голос. Ани автомотически посмотрела под ноги – что за ерунда?

– Вот… Я же говорю – вы привлекаете внимание.

На незнакомца она даже не взглянула – не этот ли «мяв» все это время слышался на фоне? Предчувствуя недоброе, Ани осторожно перенесла вес с подошвы левого кроссовка на подошву правого. «У-а-а-ах» – тут же снова простонала незнакомка, да так сладко, будто испытывала множественный оргазм.

Ани мгновенно покраснела и на несколько секунд приросла к дорожке. Через секунду вновь переступила с ноги на ноги, неспособная поверить, что это ЕЕ кроссовки издают такие неприличные звуки.

«Аа-а-а-а…» – стонала дама на записи, «у-у-у-у…». Причем стонала так, будто ей прямо в попу пытались ввести огромный, смазанный вазилином, член.

Ах ты… Вот же!..

– Дэйн… – прошипела Ани разъяренно и сжала кулаки.

– Я не Дуэйн, мисси… Я – Патрик.

– Гуляй, Патрик, – направила она долговязого миролюбиво, а сама потопталась по дорожке, убеждаясь в том, что в подошвы ее кроссовок кто-то однозначно запихнул механизм, при давлении на который воспроизводилась запись с чьими-то ахами и вздохами.

Черт бы его подрал… Вот же противный! Вот она ему сегодня зарядит, куда не нужно, вот вплетет в косичку колючую проволоку. И ведь где-то нашел такие стоны, будто одну распаленную курицу там имеют сразу три крайне сексуальных самца.

– Так… вы хотите?

Патрик на свою беду не отставал.

– Хочу?

Ани-Ра недобро прищурилась и улыбнулась. Знал бы он, чего она сейчас хочет… Мести. Хорошей, приправленной специями, остренькой и очень продолжительной. Чтобы с наслаждением. Ах, Дэйн, ах, засранец – вот подшутил, так подшутил. Теперь понятно, почему в ее сторону смотрели все, кто хоть краем уха слышал тот звук, который издавали ее спортивные боты. Вот она ему покажет за все хорошее, вот отплатит той же монетой – за стыдобу, за Патрика, за испорченную пробежку. Ох, жди, милый снайпер.

Жди, Ани уже идет к тебе.

Разочарованный отказом Патрик долго смотрел ей вслед.

Всю дорогу домой она старалась наступать либо на тыльную сторону подошв, либо на внутреннюю – тогда датчик давления не срабатывал. Ну, не снимать же обувь и не шуровать босиком? Асфальт горячий и не очень чистый – вдруг осколок? В напеченной солнцем голове крутились планы мести – чего бы такого придумать? Еду пересолить? Клея на стул налить? Положить мелкокалиберную взрывчатку в сумку? Как она вообще могла забыть, что сегодня День Дурака? Ведь еще какое-то время назад помнила о нем, раздумывала над тем, как позабавиться, когда наступит момент, а пришел момент «Х», все почему-то вылетело из головы.

А у ее возлюбленного не вылетело.

Стоило Ани отвлечься и привычно надавить на подошву всей ступней, как чужой ненавистный «А-а-а-а» и «О-о-о-о…» раздавался снова. Нет, мадам однозначно умела стонать так, что весь район бы ее возжелал. И где только Эльконто раздобыл подобную запись? Вот устроит она ему вечером допрос с пристрастием…

Мисс Летти, как назло, топталась у самой калитки – всматривалась в их с Дэйном сад.

Стоило хозяйке особняка приблизиться, как подслеповатая бабулька спешно затараторила:

– Знаете, милочка, мне кажется, что этим утром кто-то сношался в ваших кустах.

От неожиданности Ани-Ра случайно наступила на правый кроссовок, который тут же отозвался протяжный «О-о-о… Еще!»

Чего ей там еще, нимфоманке распаленной?

Хотелось шипеть раскаленной сковородой; щеки тут же сделались пунцовыми.

– Вот слышите? – глуховатая бабка обрадовано закивала. – Они еще там! Вы гоните их, нечего… по зарослям-то… Да еще по чужим!

– Спасибо, мисс Летти, я проверю.

– Ага, проверьте. А то ведь, надо же, совсем стыд потеряли, окоянные! Ужо прямо по подворотням любятся…

Кто там и где «любится», Ани дослушывать не стала. Более ничуть не стесняясь сладострастных ахов, веселая и злая она заперла калитку, решительно прошагала по дорожке к дому, отперла дверь и сбросила модифицированные Дэйном кроссовки у порога.

Ну, она ему покажет! Чем он там так гордился – тем, что когда-то так и не попробовал «джем-дристан», подаренный ему Смешариками на день рождения? Что вовремя послушал свою интуицию? Что не повелся на провокацию? Что ж, пусть послушает ее теперь. И желательно вовремя услышит.

– Держись снайпер, держись здоровяк, потому что сегодня тебя ждут твои любимые булочки «бон-бон». С «дристаном».

Бернарда и Тайра. Архан

Каменный дом Кимайрана, зажатый с двух сторон соседскими жилищами, молчаливо взирал на путников пыльными окнами – крыльцо заметено песком, выгоревший добела забор плавился под жарким солнцем. На стальной, выгнутый дугой прут, опустилась было черная хищная птица – опустилась, и тут же с громким протяжным карканьем взлетела ввысь – прут жегся.

Под этим беспощадным солнцем и белесым небом когда-то стояла и она сама – Тайра. Медленно выкипала под злыми лучами, испарялась вместе с капельками пота, теряла влагу, а вместе с ней и саму жизнь.

Как будто давно это было, а как будто и недавно.

А ведь она до сих пор могла бы здесь находиться – на Архане. Если бы не странная судьба, не смерть бывшего хозяина, не тюрьма, а после не Криала[2] – никогда в жизни не видать бы ей мест, где до самого неба растут по обочинам дорог деревья, где коврами стелется трава, где женщине можно иметь не только собственный дом (невиданная роскошь для Руура), но дом с садом.

Садом.

В месте, где ступала ее нога сейчас, о таком даже не помышляли. Чтобы женщине? Чтобы собственное жилище? Окруженное растительностью? Да никогда, если не супружница правителя, не принцесса какая, не особа царского рода. Да и в царском роду далеко не всем повезло так, как ей.

Если бы не Стив…

При мыслях о Стиве, который вечером будет ждать ее дома, всякое раздражение Тайры улетучилось – ну и пусть побыла чуть-чуть дурочкой, насмешила пару прохожих, пытаясь сыграть на инструменте, которого до того в глаза не видела, позволила подшутить над собой. Незло ведь шутил, и потому не страшно. Ничего не страшно, когда человек лишь хотел улыбнуться, не хотел ни поддеть, ни обидеть – она понимала. И на всю оставшуюся жизнь вперед была ему благодарна – если бы не рыжеволосый доктор, вокруг до сих пор был бы Руур. Или Коридор. Или уже давным-давно смерть.

На заметенном песком крыльце отпечатались их с Бернардой подошвы; можно было, конечно, прыгнуть сразу в дом, но Тайра любила пройтись по этой самой улице – узкой, тихой и жаркой. Там, где жил Кимайран, где до сих пор ощущался его Дух, Тайра любила все, и потому, возвращаясь в Руур, они всегда шли здесь – мимо белых стен, опаленных солнцем заборов, мимо чужих окон, половиков, потрескавшихся вазонов. А после скрипела дверь – совсем, как тогда, когда пятнадцатилетней девчонкой Тайра прибегала сюда, чтобы сидеть и слушать слепого старика, чтобы учиться видеть невидимое, чтобы часами смотреть и «чувствовать» прохожих.

Она многому научилась с тех пор, продолжала учиться и теперь – бесконечный процесс, вечный.

Войдя в дом, ученица мысленно поздоровалась: «Здравствуй, Учитель». Хоть теперь, когда никто не слышал, как старец уже покинул мир живых, она могла называть его так. С грустью оглядела полутемную комнату – пыль на полках и подоконниках, продавленное кресло в углу, рассохшиеся доски пола, обратила взор на подругу, тихо спросила:

– Побудем немного?

– Конечно.

Дина кивнула, сбросила с головы платок, прошлась по комнате и привычно устроилась прямо на досках в углу, откуда через окно был виден проулок. Достала из-за пояса бутыль с водой, отпила, затихла – мешать подруге «быть» она не собиралась. Сидели они здесь не впервые.

Вот и в этот раз в тишине комнаты, сидя прямо на полу, каждая из них думала о своем – Тайра вспоминала прошлое, благодарила, молилась, просила хорошей жизни для учителя «там», наверху; Бернарда изредка пожевывала губами, смотрела на редких прохожих, оживлялась, когда кто-то вел за руку ребенка – мальчишку постарше или совсем маленькую девчонку – из тех, что еще не забрали в Пансион. Рассматривала отпрысков с любопытством, с каким-то затаенным восторгом – жадным и несмелым одновременно.

Тайра какое-то время молилась. Позволяла времени другого мира течь сквозь себя, позволяла памяти наполниться прежними событиями – переживала и переосмысливала их заново, уже с позиции нового опыта, новой себя. И тихонько радовалась, что этот старый знакомый дом пока не сдали и не продали – верно, новых жильцов отпугивал миф о том, что до них здесь коротал свои дни слепой и чудной дед, который непонятно от чего умер. Такого сторонились.

И хорошо. Хорошо, что никто не знал, что Ким просто «ушел». Выбрал время – день и час, – сидя в кресле, прикрыл слепые глаза и легко и мирно покинул этот мир.

Интересно, где он сейчас?

Дина подругу не отвлекала. Допила почти всю воду, сидела, оперев подбородок на ладонь, смотрела в окно. Вновь оживилась, когда за окном прошла большая и маленькая женщины, обе одетые в тулу – мать и дочь.

– Ты думаешь о детях, да? – Вдруг спросила она негромко. Чтобы понять мысли Бернарды, не требовалось быть ни Мистиком, ни Провидцем.

Дина смутилась.

– Думаю.

Улыбнулась мягко, покачала головой, будто одергивая саму себя, затем посмотрела на Тайру:

– А ты не думаешь?

– Думаю.

– Думаешь, Стив…

– Он согласится, я знаю. И еще я знаю, что все придет.

– Ты смотрела?

Смотрела ли Тайра? Не смотрела – просто знала. Что у всех у них когда-нибудь появятся дети, ибо не бывает семья полной, когда в ней есть мать и отец, но нет чада. И лишь когда в доме появляется детская кроватка и маленький любимый комок в ней, тогда в двери входит настоящее счастье. Кольцо на пальце – не семья. Семья – это, когда любовь двоих дает жизнь третьему. Вот где настоящее чудо.

– Знаешь, – Бернарда вновь устремила взор в окно, – мне немного жаль, что на Уровнях не может быть детей. Но ведь нельзя получить все – вечную жизнь, где не течет время, и развитие эмбриона. Я понимаю это с физической точки зрения, вот только душа…

– Все равно рвется к полной семье? Это правильно. Ведь ты никогда о них не забывала.

– И другие тоже не забывают. Лайза, Меган, Шерин, Элли… Я ведь время от времени беру их в свой мир – погулять, прикупить чего-нибудь необычного, походить по галереям, – и они видят детей. Помнят о них. Наверняка, возвращаясь назад, они думают о том же, только не решаются заговорить вслух.

– Ребята бы их поддержали, просто для подобного разговора – для течения в целом, – еще не пришло время.

– Оно придет. Я знаю. Им.

– И вам.

Когда Ди иронично усмехнулась, по лицу Тайры расплылась улыбка – сейчас начнется перечисление мнимых достоинств Начальника, точно начнется.

И ведь началось.

– Нам, ага. Да для того, чтобы Дрейк решился, должно пройти лет двести. А то и две тысячи. Ведь он не решится, пока не просчитает мульон вариантов развития возможных событий, если родится отпрыск. На что повлияет его рождение – не накренит ли существующий мир? Не создастся ли восемдесят новых миров впоследствии? И каким образом этот ребенок повлияет на квадрильон чужих судеб? Будет просчитывать, пока не посинеет. А потом подключит головной мозг – главный компьютер Комиссии – и будет просчитывать дальше. Уже синий.

Тайра давилась от смеха. Хорошо, что Правитель этих слов не слышит. Или слышит?

– Он позволит ребятам иметь детей, а потом позволит и себе. Ведь у Баала родилась дочка? Значит, чудо уже свершилось – первый шаг сделан.

– Да, сделан, – при мыслях о черноглазой Баальке лицо Бернарды осветилось неуловимым внутренним сиянием. – Она чудесная. И ее рождение уже повлияло на умы остальных – гарантировано. Кстати, знаешь, какой диалог у нас состоялся с Дрейком недавно?

– Какой?

Они всегда говорили о чем-нибудь интересном. И вообще никогда не скучали вместе.

– Я спросила его: «Ведь тебе на самом деле не нужен спецотряд, так? Все могла бы делать Комиссия…»

– А он?

– А он даже не стал отпираться. Знаешь, улыбнулся так, как умеет улыбаться только он – загадочно и странно, и ответил: «Все мог бы делать я сам. По щелчку пальца, даже без поддержки Комиссии». Говорю: «Тогда зачем?» Мол, зачем они тебе – ребята?

Теперь, подперев лицо ладонью, с интересом слушала Тайра.

– Знаешь, что он ответил? Что он дал им всем шанс прожить жизнь согласно их предназначению. Что, если бы не собрал их когда-то вместе, не позволил делать то, что каждый из них умеет делать лучше всего, они бы тяготились собственными жизнями, неспособные найти идеальное занятие. А так каждый из них раскрылся, обрел занятие по вкусу, смысл жизни, смак в ней. Сказал, что существовал большой шанс, что ребята пустили бы судьбы под откос.

– Стали бы криминалами? Не верю.

– Не криминалами, но «обычными» людьми. Не теми, кем хотели на самом деле стать – сидели бы, возможно, в офисах… Например, Мак бы мог обучать вождению новичков, Халк бы просто увлекался психологией и пытался «лечить» память других словами, Стивен бы закончил медакадемию, но постоянно маялся бы мыслью, что человеческое тело может больше, нежели регенерировать лишь под действием лекарств – все в таком духе.

– А чем бы занимался Дэйн, как думаешь?

При мыслях о бугае у подружек на лицах растеклись елейные улыбки.

– Этот бы точно работал тренером в фитнес-клубе, разглядывая «клубнички» на женских топиках.

– А по вечерам стрелял бы по мишеням из снайперской винтовки?

– Может быть. Скорее всего. Знаешь, я понимаю, о чем говорит Дрейк – мне страшно подумать, что когда-то и мое первое перемещение в Нордейл осталось бы для меня незамеченным. Вот возьми и убеди я себя, что все случившееся – бред, и жила бы сейчас той же жизнью, что и когда-то – сидела бы в душном офисе в своем мире, переводила бы с одного языка на другой инструкции к унитазам…

– А для унитазов существуют инструкции?

Тайра тут же нахмурилась – может быть, она до сих пор их не читала и что-то делает неправильно?

– Тайра, не смеши! Я не о том. А о том, что не встреться тебе на пути Кимайран, ты бы тоже до сих пор полагала, что видеть людей изнутри невозможно.

– Точно.

Они обе помолчали. Отдали мысленную дань благодарности судьбе за нужные и важные события, посидели в тишине. Затем Бернарда встрепенулась, хотела что-то добавить, но тут Тайра вспомнила, что вчера научилась одному интересному процессу и моментально перебила подругу – не дала открыть той рот.

– Ди! Хочешь покажу фокус? У тебя еще осталась вода в бутылке?

– Ага.

– Дай?

– Держи.

Бутыль с синей крышкой, каких отродясь не видывали в Рууре, перекочевал из одних рук в другие.

Тайра какое-то время смотрела на воду сквозь прозрачный пластик – мысленно сфокусировалась, отправила поток энергии в структуру воды, аккуратно преобразовала ее. Затем протянула бутылку обратно Бернарде и попросила:

– Засунь туда палец.

– Зачем? В воду?

– Да, в воду.

– А как потом пить будем?

– Да мы потом уже пойдем за супом.

– Ладно.

Дина отвинтила крышку, наклонила крышку и засунула в горлышко указательный палец – на всю длину засунула – Тайра смеялась.

– Молодец.

– И что теперь?

– А теперь вытащи и посмотри.

Ди осторожно вытащила мокрый палец из бутылки. А затем тихо ойкнула – палец стал синим. Совершенно! Везде, где коснулась его преобразованная вода, кожа приобрела стойкий лазуритовый оттенок, да такой яркий, что хоть жмурься.

– Ты сделала мне синий палец! Ой! Тай, он у меня теперь всегда будет синим?

Бернарда, выпучившись, смотрела то на собственную конечность, то на подругу. В синей тулу, разметавшейся по полу складками, и с синим пальцем, она выглядела донельзя смешно. Эдакая встрепанная бабка, прищемившая руку дверью.

– Да нет, что ты, пройдет завтра. Это вода так кожу красит, если ее преобразовать – создает иллюзию цвета. Твой палец на самом деле не синий, и это безвредно. Просто визуальный эффект.

– Эффект, говоришь?

– Ну да. С Днем Дурака тебя!

Тайра улыбалась, глядя на то, как Дина, ничуть не обидевшись на то, что над ней только что подшутили, погрязла в размышлениях. И размышлениях, судя по выражению лица, довольно шкодливого рода.

– Слушай…

Не замедлил появиться первый вопрос.

– М-м-м?

– А ты много воды можешь так покрасить?

– Много. Ну, ведро могу точно. Море – нет.

– А бассейн?

– Эй, ты чего задумала?

– Давай над кем-нибудь так подшутим? Ведь День Дурака, же? Может, над Стивом?

Тайра расхохоталась. Да, хорошая бы вышла шутка – вот только доктор днем в бассейне не плавает – пропадает на работе. И вообще у него привычка окунаться не в бассейн, а сразу залазить в душ.

– Слушай, я знаю, кто днем всегда окунается в бассейн, – глаза Дины хитро блестели в льющемся из оконного проема свете.

– Кто? Только не говорит, что Рен. Или Мак. Они меня…

– Нет, не они! И не Халк, и не Баал, и не…

– Эльконто?

Челюсть Тайры сначала опустилась вниз, а потом так же медленно подобралась, а в глазах заплясали смешинки.

– Вот именно – Эльконто! Представляешь, нырнет в воду нормальным, а вылезет…

И они, уткнувшись носами в тулу, одновременно расхохотались.

Шерин

Глядя в окно такси, несущегося в направлении работы, Шерин улыбалась – этим утром ее мысли занимали преимущественно две темы: собственный магазин и Халк. Магазин, потому что, сегодня его владелица ожидала отличного дня – судя по поданным на посещение заявкам, посетителей придет много. Новая коллекция, подготовленная и пошитая в ателье, прибыла накануне, и целый вечер Шерин потратила на то, чтобы развесить ее по плечикам и переодеть манекены – такая привлечет массу внимания – блестящая, яркая, цветная. То, что нужно к празднику. И да – День Дурака – не такой уж и праздник, но ведь людям и не нужен особый повод, чтобы собраться, а там, где встреча, всегда блистают новые наряды. И именно ее наряды сегодня станут обсуждаться на многих вечеринках, потому как попросту не смогут остаться незамеченными.

Шерин жмурилась от удовольствия. Сытая, выспавшаяся, довольная. И хитрая, словно собирающаяся слопать миску со сметаной, кошка. Даже водитель поглядывал на пассажирку с удивлением – мол, чего такая счастливая?

А того.

Сегодня она не просто побудет в магазине, а побудет в нем одна – Линда и девочки получили внеплановый выходной. Почему? Потому что к ней на работу сегодня внезапно нагрянет Халк. Почему внезапно? Или почему нагрянет? Все потому, что чья-то утренняя сигара уже пропитана небольшим количеством «Эректина» – средством, повышающим потенцию. Пропитана совсем чуть-чуть…

«Или не чуть-чуть?»

Этот вопрос занимал голову кудрявой, лучащейся довольством и пахнущей фиалковыми духами миссис Конрад уже не первую минуту. Она сделала все по инструкции: положила сигару в однопроцентный раствор всего на несколько секунд. Секунд на десять. Или на двадцать – хорошо, отвлеклась на телефон, – но ведь не на целую минуту? Вроде бы нет… Точно нет. Или почти точно нет…

В общем, Халк приедет. Потому что как только он проснется, примет душ и позавтракает, он обязательно выйдет на балкон и раскурит заранее приготовленную вечером сигару – долго выбирал, долго искал подходящую по настроению. И он ее, конечно же, найдет.

Хотелось хихикать.

Интересно, долго ли ждать?

Шерин полагала, что в магазине ее возлюбленный появится часов в одиннадцать, максимум, в начале двенадцатого. Обнаружит, в чем дело, прыгнет в машину и спустя двадцать минут распахнет стеклянные двери бутика, принадлежащего виновнице торжества, где и «накажет» последнюю по полной программе. Прямо в торговом зале, за прилавком или в кладовой…

От попыток угадать место «встречи», на щеках Шерин расцветали розовые пятна, и совсем уж хитрая улыбка расползалась по лицу, стоило подумать, насколько удобно (или скорее «не» удобно) Халку будет вести этим утром машину.

С дополнительным междуножным тормозом.

Приготовленные для продажи товары располагались вдоль стен и висели на плечиках вокруг двух колонн – взирали на прохаживающуюся мимо девушку стразами, бусинами, блестками, будто приглашали потрогать, примерить, насладиться качеством ткани, еще раз оценить. Каждая маечка, блузка, кофточка, юбка ждала свою хозяйку – ту самую даму, которая нарядившись в обновку, будет рассматривать собственное отражение в зеркале с гордостью – «видите, какая я замечательная и красивая?» Будут довольны люди, будут довольны вещи. И в подсобке все уже разложено по стопочкам и по размерам, чтобы быстро, чтобы не заставлять покупателей ждать, и полы до блеска отмыты аккуратной мисс Дуттака – уборщицей, – и зеркало в полный рост в который раз заново протерто самой Шерин.

Сколько до начала трудового дня? Пять минут? Времени как раз хватит, чтобы заварить свежий чай.

Чай пришлось отложить, так как за четыре минуты до официального открытия магазина дернулся и звякнул дверной колокольчик.

– Здрастье, здрасьте! А я ждала, когда откроетесь, сразу, как встала и к вам…

В залитое солнечным светом через высокие окна помещение вплыла объемная и увесистая дама с короткой прической – ее Шерин видела впервые. Постоянных клиентов знала налицо, но моментально притянувшуюся к ряду цветастых блузок у левой стены, словно магнитом, даму до того не видела точно – пухлую, ничуть не стесняющуюся своей полноты, не так, чтобы молодую, с пирсингом в губе и тату на плече. Экстравагантный, кхм, экземпляр.

– Мне ваш магазин посоветовала подруга. Сказала, что у вас тут уникальные вещи, можно что-нибудь подобрать.

– Доброе утро! Надеюсь, что можно, – вежливо отозвалась Шерин, уже давно научившаяся распознавать, к кому стоит подходить и предлагать помощь, а кого стоить оставить в одиночестве. Посетительница однозначно принадлежала к последней категории – перещупав вещи на левой стойке, она уже через полминуты, цокая каблуками, переплыла к правой, а после задержалась возле колонны.

– Интересьненко, интересненько…

Было видно, что для нестандартного вкуса покупательницы ничего особенно «интересненького» не находилось. Что ж, люди всякие, потому и одежды существует миллион видов, чтобы угодить каждому.

– А здесь у нас что?..

Дама быстро, резко и довольно шумно передвигала плечики, скользила взглядом по цветам, тканям, рисункам и фасонам, отметала все не подходящее ее составленному мысленно образу самой себя и продолжала бормотать «не то, не то, и это не то…»

Держащая в руках под прилавком пустую кружку, Шерин уже была готова поставить на кон долларов десять (жаль, не с кем сегодня заключить стандартное пари «купит – не купит»), что «не тем» в ее магазине окажется все, когда «каравелла» на каблуках вдруг с интересом и удивлением выдала «А вот это мне нравится! Да-да, интересненько…».

И развернула перед собой майку-балахон с блестящей на груди бабочкой; Шерин еще вчера ужаснулась этой вещице (ну, что за безвкусица?), однако оставила ее в выставочном зале, предположив «есть товар – есть покупатель». И к собственному изумлению не ошиблась.

– Только размер маловат, – тетка радостно приложила «бабочку» к внушительной груди. – Есть побольше?

– Есть. – «Бабочек» точно было штук шесть, в том числе больших и очень больших – Шерин точно это запомнила, так как несколько минут раздумывала над тем, а не отправить ли данный товар назад с пометкой «больше не присылать». – Сейчас найду.

– Жду, жду…

И «Каравелла» тут же потеряла интерес к ассистентке – переключилась на разглядывание манекена – точнее, повешенных ему на шею огромных, сделанных из стекляруса, бус.

В подсобке Шерин застыла.

Одного взгляда на полки после щелчка выключателя хватило для того, чтобы понять – товар на полках не тот. Совсем не тот.

Нет, не так – СОВСЕМ НЕ ТОТ.

Дрожащие от волнения руки, широко распахнутые глаза, шаг вперед – как… такое может быть? Еще вчера она собственноручно разложила по стопочкам отглаженные вещи – со стразами, шелковые, атласные, хлопковые, цветные, всякие… А теперь, что справа, что слева, что прямо по курсу перед ней лежали другие – монотонные, одинаковые, различающие по оттенку совсем немного – серые, еще более серые, чуть более синие, чуть более коричневые – чуть посветлее, чуть потемнее. Что это за шутки?

С гулко колотящимся сердцем Шерин подошла к одной из полок, взяла первый попавшийся кусок жесткой ткани и развернула… брюки.

Мужские.

И это в магазине «женской» одежды? – тут же мелькнула мысль.

Целая стопка мужских серых брюк разного размера и ужасного покроя? А что над ними? Рубахи такого же цвета? И тоже мужские?

Ужас… это какой-то ужас. Ведь вчера здесь находилось совсем не то! Она подбежала к следующей полке, выхватила униформу-комбинезон, развернула ее (штанины тут же раскатились до пола) и… едва не расхохоталась от нервозности. Это же форма сборщиц ягод из Тали! Ну конечно! И это страшные на вид штаны и рубахи – тоже из Тали. Ведь еще щелкнуло в мозгу, что где-то она их видела и даже помнила почти до последней пуговицы. И эти светло серые женские брюки узнала – их носили швеи на фабрике… А эти темно-синие мундиры – они же принадлежали полицейским, а эти коричневые – надсмотрщикам. А в углу свалены пыльные хлысты…

Шерин начала икать от ужаса и смеха – весь ее склад заполнен товарами из Тали. Весь. Битком! Не только верхней одеждой – балахонами и робами, – но так же трусами, подтяжками, поломанными браслетами, кепками от солнца, платками от пыли, застиранными бюстгальтерами и даже посудой из столовой.

Икая, неспособная сообразить, что делать дальше, она привалилась к стене.

Майки-«бабочки» отсутствовали. Как и весь остальной, завезенный вечером товар.

И это она радовалась, что пошутила над Халком? Ликовала по поводу того, что тот не успел подшутить над ней? Как же – не успел! Еще как успел. Когда только он загрузил все это на ее склад – ночью? Немудрено, что во сне она несколько раз нащупывала рядом пустую подушку и полусонная думала, что просто далеко откатилась. Ай да Халк! Ай да противозина! Вот так устроил ей день продаж, вот похохмился!

Одно за другим против воли нахлынывали воспоминания – вот она в своей маленькой каморке на ранчо, сидит в футболке и джинсах на скрипучей кровати, думает о том, как выживать в незнакомых условиях, а в шкафу лежит точно такая же форма, как теперь перед ней – Шерин так ни разу ее и не надела. Вспомнился ключ, полученный от ведущей во двор двери, толстый словарь на столе, натерший руку браслет-счетчик. Вспомнилась грусть и радость, тоска и влюбленное состояние – тогда эмоции переплелись, как канаты лиан – ни разодрать, ни расплести. Много всего было – плохого, хорошего и очень хорошего. Там, на жарком ранчо, в ужасных условиях, из которых не надеялась выбраться, она встретила любовь всей своей жизни…

А на принесенной форме значились даже порядковые номера заключенных – где Халк все это раздобыл? И во сколько обошлась ему «тюремная» шутка – ведь за каждый комплект он чем-то заплатил градоначальнику Тали…

Пока Шерин пыталась унять раздражение, смешанное с восхищением, а так же стереть с лица глупую улыбку, позади послышались шаги – покупательница потеряла терпение.

– Эй, вы тут? Не находится мой размер? Может, я тогда подберу что-то другое?

Не успела Шерин попросить тетку подождать в торговом зале – не сообразила вовремя, как объяснить собственную задержку, – как «каравелла» уже вплыла в подсобку. Вплыла, и тоже застыла.

– Ух, ты!

Теперь на полки, заваленные странными вещами, смотрели они обе. И да, Шерин срочно придется что-то врать, как-то выкручиваться, и, вероятно, женщина с пирсингом уже никогда не вернется в ее бутик – что ж поделать…

– Крутяк!

– Что?

От брошенного слова сознание Шерин встало в режим паузы, никак не могло обработать слово «крутяк» – к чему оно относилось?

– Слушайте, это же форма, да?

– Да.

Щеки владелицы магазина полыхали от нервозности и стыда. Сейчас придется как-то объяснить, что товар из торгового зала отсутствует. Куда делся – сгорел? Не поставили вовремя? Пообещать, что прибудет вечером? Закрыть магазин, отыскать Халка (успокоить Халка и его эрекцию), разузнать, где товар, вернуть его на полки. Хороший план. Только небыстрый – ровным строем бежали в голове мысли.

– А что это за форма такая?

Странными предметами тетка почему-то заинтересовалась куда сильнее, нежели цветастыми вещами в зале.

– Это… – Шерин сглотнула, – тюремная форма. Заключенных, надсмотрщиков, фабричных рабочих, сборщиц ягод…

– Крутяк! – Совершенно уверенно повторила тетка и подалась вперед. – Можно я посмотрю?

– Конечно.

Шерин ошалело отступила в сторону.

– Понимаете, я забыла, что нам ее привезут – сегодня же День Дурака, – мы собирались предложить нестандартный товар для вечеринок.

– Супер! – Пальцы с наманикюренными ногтями ощупывали неброскую и мятую одежду. – Выглядит, как настоящая. Супер! А чего же вы не развесили ее в зале? Это же хит, бомба! Такой нигде в городе нет.

– Не успела… – Промямлила Шерин и поняла, что скоро точно начнет икать от нервозности и попыток не рассмеяться.

«Как настоящая… Она и есть настоящая. Если бы ты только знала…»

Покупательница, тем временем, приходила во всем больший восторг:

– И пуговки такие унылые, как и должны быть, и браслетики есть в тон, и номерки везде разные – слушайте, где вы все это раздобыли? Это же супер-одежда для тематической вечеринки!

– Да?

– Конечно! Я возьму четыре… нет, шесть комплектов – размеры я знаю. Вот бабоньки изумятся! Ух, даже лифчики жуткие есть?! И труселя? Отпад!

Коротковолосая покупательница перемещалась по складу и разворачивала то косынки, то комбезы, то трогала хлысты.

– А мужикам нашим возьму формы полицейских – у вас пять комплектов найдется?

Шерин, лицо которой продолжало цвести алыми пятнами, неуверенно кивнула.

– Вероятно…

– И даже фуражки есть!

«Да здравствует Тали!»

– Да, – оказывается, были и фуражки. Ну, Халк! Ну, шутник! Знал ли он, что кому-то подобные робы понравятся? Нет, навряд ли – просто шутил.

– Слушайте, я к вам сегодня всех наших пришлю – моментально сметут! Никто еще не шил тюремных костюмов для вечеринок – вы – гений.

«Гений?»

Только бы не рассмеяться, только бы не выдать того смущения и стыда, которое пропитало каждую клетку. Шерин сдавленно кашлянула в кулак и переступила с пятки на пятку.

«Всех наших – это кого? Секс-меньшинств, любителей переодеваться, ролевиков?» Вот уж никогда она предположить не могла, что однажды поторгует вещами для фетишистов.

– Поможете мне подобрать размеры? Мне нужны…

И началось перечисление: для Кэт большой, где-то два икса, для Ниты поменьше – средний подойдет, для Лулы маленький – «она у нас единственная худенькая»…

Собирая комплекты для покупательницы, которая стояла к ней спиной и командовала, разглядывая головные уборы, Шерин то и дело утыкалась лицом в форму и неслышно и нервно хохотала.

* * *

Она только что продала кучу комплектов из Тали.

Тюремную форму, господи прости. Тюремную форму на сумму в триста четыре доллара и пятнадцать центов – цены пришлось выдумывать на ходу. Да такие, чтобы не выглядело дешево, и чтобы не отпугнуло дороговизной. «Каравелла» осталась не просто довольна покупками – счастлива. Из бутика она выплыла со словами «Ждите наших!», радостно махнула на прощание и отбыла в неизвестном направлении.

Шерин заварила-таки чай и долго сидела, неспособная ни переварить случившееся, ни сообразить, как поступить дальше. Новой коллекции нет – обыск тайный мест склада ничего не дал – видимо, Халк ее попросту вывез, чтобы не облегчать своей даме сердца жизнь. Значит, есть только форма. Куча тюремных роб и куча покупателей, которые, судя по обещанию тетки с пирсингом, должны «вскоре пожаловать».

Размышления длились недолго. Как только чай был допит, Шерин удивленно хмыкнула, в очередной раз ошалело покачала головой и… отправилась на склад. Минуту назад она приняла странное решение – если нет вчерашней коллекции, она будет продавать коллекцию сегодняшнюю – линейку под названием «Играем в рабов и надсмотрщиков». Без проблем! Халк думал, она закроет бутик и отправится домой? А не тут-то было. Вот только переоденет манекены, сменит «старый» товар на «новый» и будет преспокойненько ждать клиентов.

«Вот вытянутся лица у постоянных покупателей, – от этой мысли хотелось продолжать хихикать, не останавливаясь. – Бутик рабской одежды. Магазин для ролевиков…»

Ой, Господи прости, как же хорошо, что сегодня она отпустила девочек домой, и королевством зэковской одежды будет править сама.

Нет, сегодня ее магазин однозначно стоило бы назвать не «Аво Шер», а «Добро пожаловать в маленький Тали!»

Неся в руках первую стопку бурой одежды, которую собиралась развесить на плечики, Шерин сотрясалась от смеха.

Рен Декстер и Мак Аллертон

Для того чтобы несговорчивый мистер Динтел – шеф-повар паба «Уголок у Фреда», – подал постоянным клиентам не привычный им суп из морепродуктов, а некий новый – принесенный неизвестно откуда, – Лайзе и Элли пришлось изрядно попотеть. Предложить повару взятку, быстро сообразить, что она не поможет (седые брови мистера Динтела при виде денег грозно нахмурились), пустить в ход весь свой словесный арсенал (ведь сегодня праздник! Сегодня можно!), а так же по-кукольному захлопать глазками.

Наконец, не сумевший устоять перед обаянием и напором двух симпатичных дам, владелец «Уголка» согласился, и когда на обед пожаловали рослые парни, заходившие к нему не менее четырех раз в неделю на обед, шеф-повар умело уговорил гостей попробовать новинку, названия которой даже не знал, и которую доставили к нему в керамическом горшочке.

– Новинка! Только сегодня! Уникальный рецепт, используемый лишь один раз в году!

Когда занятые своим разговором Рен и Мак рассеянно кивнули на браваду Фреда, стоящие за шторкой Лайза и Элли оживленно зашептались:

– Они его заказали! Ура!

– Ну, все, теперь шоу начнется.

Лайза бы довольно потерла друг о друга ладони, но пришлось лишь облизнуть губы – руки были занятым маленькой видеокамерой и встроенным в нее направленным палочкой-микрофоном – действо для истории фиксировалось на видеоленту.

– Думаешь, получится?

– А почему нет?

Притаившихся напротив столика подружек отлично скрывала тяжелая холщевая портьера, расписанная с лицевой стороны живописным видом сельского пейзажа; микрофон выглядывал сквозь «форточку» далекого деревянного домика, сами же девушки наблюдали за происходящим в зале сквозь образовавшие со временем в «холмах» на горизонте щели.

– Тайра сказала, что как только они доедят, то на минуту отключатся. Слушай, а что, если не отключатся?

– Что-что? Перестань беспокоиться, – Лайза бросила нетерпеливый взгляд на одетую в белую блузку и брючки подругу – в этот момент розовощекую от волнения, – и перевела взгляд обратно на щель, сквозь которую было видно, как их вторые половины готовятся к трапезе – вытирают руки салфеткой, пьют воду. – У нас и с поваром могло бы не получиться, и с супом. И вообще… сегодня все получится.

Она так решила. Ей так хотелось.

– Суп подействует, я так думаю. И не важно, что они у нас здоровые – значит, просто действовать будет слабее или меньше по времени.

В душе Лайза надеялась, что суп отработает свое «по инструкции» – уж больно хотелось понаблюдать за эффектом, плюс реванша требовала веселая, оставшаяся после утренней выходки Мака, мстительность.

– А если кольца не налезут?

– Элли…

– Ну, вдруг мы слишком долго провозимся, и они очнутся как раз тогда, когда будем переодевать?

– Элли!

– А что, если Мак решит отыскать твое местоположение, и окажется, что мы стоим тут, за шторкой? Как мы будем это объяснять?

– Элли!

– А-а-а?

– Они едят.

– Что?

– Уже едят.

– Ой!

И Эллион, охнув, прижала руки к груди. Увидев, что поза ее выражает крайнее смятение, но голубые глаза возбужденно блестят (да-да, держись Рен – злить свою мадам поддельным заказом с отвисшими яйцами тоже не стоило), Лайза сдавленно хохотнула.

* * *

Супец оказался странным, непохожим на все то, что Мак Аллертон когда-либо пробовал до того. Если есть его вприкуску со свежим хлебом, то сегодняшее варево мистера Динтела отдаленно напоминало луковый суп-пюре, смешанный с болотной, но приятной на вкус водой. Если же черпать отдельно, то казалось, жуешь нечто перемешанное в блендере – брокколи, сливки, морковь, рисовую муку, размолотый мел, шарики ягоды Бурабы и сопли «Чужого»…

Сопли Чужого?

Эта мысль Мака смешила. Ну да, того самого монстра из фильма ужасов, с клыком которого медленно и противно капает тягучая слюна – такая же, как на ложке.

Ложка почему-то плавала перед глазами, пальцы держали ее неуверенно – металл казался мягким и слишком теплым.

И почему тарелка уже пуста – он все съел?

Рядом мирно, опустив голову на грудь, спал Рен; Чейзер взглянул на него и рассеянно кивнул. Мелькнуло сожаление оттого, что «сопли Чужого» так скоро закончились – может, попросить еще порцию странного варева? Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить коллегу, Мак оглядел пустой зал, поерзал на деревянной лавке, опер отяжелевший подбородок на пальцы, сладко и томительно погрустил – давно такого не чувствовал. Умиротворения, которое приходит после тяжелого, но продуктивного трудового дня, когда можно вернуться домой, опуститься на диван, налить чего-нибудь прохладного, положить под голову подушку – глаза Мака в этот момент скользили по сельскому пейзажу, и ему самому казалось, что он – деревенский парень. Наверное, здорово быть деревенским – помахал днем топором, загрузил все в телегу, отвез в ближайший поселок, посмотрел на чужой быт-досуг, а потом обратно – под пересвист сверчков, а вокруг лишь тонущие в закатном свете поля…

«Какой деревенский парень?» – пытался пробраться в сознание холодный и слишком логичный голос, но Чейзер его отпихнул. Иди-иди, логика, достала… И как хорошо просто сидеть – сидеть, смотреть и представлять; душу томила светлая и чуть печальная нега, хотелось затянуть заунывную песню о подвигах.

«А девчонка из соседнего домика на сегодня уехала, – думал Мак, глядя на изображенный на холме домишко, – уехала. И незачем вечером стоять у ее калитки, сидеть под окном, ждать, когда мелькнет в пыльном окошке знакомое лицо…»

– Может, пойдем погуляем? До речки сходим, обкупнемся?

– Нет, – ответит она – синеглазая красавица, – не могу. Уже поздно ведь, мои будут ругаться…

– Ну, пойдем, – будет уговаривать он, представляя, как хорошо им будет идти по покрытой туманом меже, а после сидеть на бережку.

– Какой ты… наивный, – рассмеется та.

«Наивный?» – противный чужой и рассудительный голос пробрался в голову снова. – «Почему спит Рен?»

– Ну, спит и спит, – промычал себе под нос Мак. Он бы и сам не прочь соснуть часок-другой, прямо тут, на лавке – хорошо ведь, тепло на душе, уютно. Кажется, он давно так не расслаблялся – лепота.

Чейзер вновь поерзал на скамье, какое-то время меланхолично думал о том, как уютно, оказывается, в «Уголке» и как вкусно иногда пробовать новые фирменные супы, затем почувствовал, как его веки тяжелеют.

«И почему бы в этой забегаловке не поставить кроватей?»

Заснуть, примостив голову на кулак, не удалось – обуяла жажда. Мак потянулся к стакану с водой, обхватил его пальцами и медленно, поначалу неспособный сфокусироваться, задержал взгляд на собственной руке. Да, это его рука – она ему подчиняется. Это его пальцы – все пять на месте, – на одном из них кольцо, значит, у него есть подружка – хорошо. Кольцо бы, вероятно, вскоре осталось бы без внимания, но в какой-то момент Чейзер осознал, что не узнает на нем орнамент.

Вроде должны быть буквы «МА» – всегда были, – а тут какие-то странные… другие. Но какие? Пришлось напрячь в полумраке взгляд; проснулся Рен, тоже потянулся за водой. Чейзер, тем временем рассматривал собственное кольцо, и чем дольше он рассматривал, тем сильнее напрягался. На кольце вместо «МА» – «Мак Аллертон» значились буквы «РД»…

Рен Декстер.

Нет, быть такого не может. Да, он окольцован, у него есть симпатичная подружка – в эту минуту он почему-то напрочь забыл, какая, – но… не парень. Не мужик. Не-е-е-ет…. Вот в чем он абсолютно уверен, так это в том, что ему совершенно не нравятся мужики – как партнеры по бизнесу или коллеги по работе – пожалуйста, – но как супруги в семейной жизни? Нет, увольте. Не поворачивая головы и заплетающимся языком, он спросил:

– Рен, слышь…

– У-у-у?

– Тебе нравятся мужики?

– Что?

Декстер странно качал головой и смотрел куда-то под лавку – то ли рассматривал что-то на полу, то ли попросту силился распрямить шею. Наконец ему это удалось, и киллер мутным взглядом уставился на натянутое на противоположной стене полотно, которое почему-то покачивалось – незаметная рябь кривила холмы и поля, деревенские дома и изображенный на переднем плане плетень.

– Какие мужики?

– Разные.

– Не нравятся.

– И я не нравлюсь?

– А должен?

– Совсем не нравлюсь?

– У-у-у-у… – отрицательно качнулась голова друга.

Мака, все еще глядевшего на собственный палец, а точнее на кольцо, этот ответ почему-то задел.

– Даже внешне?

– Что ты привязался…

– А зачем мы тогда, – пауза, – живем вместе?

Декстер, прежде чем ответить, долго молчал – соображал, пытался запустить анализатор, но тот не запускался.

– Где живем?

– Где-то. Вместе, – Чейзера клонило в сон. Параллельно со сном его продолжал обуевать ужас – нет, он не может жить с мужиком. Даже с Реном, которого глубоко уважает. – А ты когда мне…

Тишина в зале, где-то за стенкой гремела на кухне посуда.

– Я тебе что? – пассивно раздражался коллега.

«Что?» Мак какое-то время пытался вспомнить то, о чем собирался спросить. Ах, да – кольцо, совместная жизнь.

– Посмотри на кольцо.

Декстер долго ковырялся, затем медленно отцепил от пояса гранату, положил ее на стол. Плечи Аллертона заходили ходуном:

– Да не на ЭТО кольцо! На руку на свою посмотри!

И сам же убрал со стола гранату – от греха подальше. Сунул ее под лавку, пусть полежит.

– А что с ним?

– Посмотри.

И тишина. Видимо, обнаружив на своем пальце украшение с символикой «МА», ассасин вновь пришел в полнейшее замешательство, в который раз попытался завести анализатор, и тот опять не завелся.

– Не-е-е-е… – только и послышалось слева.

Мак выдохнул с облегчением.

– Вот и я думаю, не-е-е… А зачем тогда ты мне делал предложение?

– Я не делал. – Настороженный взгляд на друга. Затем вопрос в глазах: – А ты зачем его принял?

– Я не принимал, – обиделся Аллертон. – Да если бы ты хоть раз попытался мне… вставить, я бы тебе отрезал…

– И я бы тебе отрезал, – уверенно качнул головой Декстер. – И себе… Еще раньше…

Задумчивая тишина, а после вопрос:

– Слышь, а у тебя член на месте?

Декстер какое-то время снова смотрел под стол, мозговал – поднять его пытался силой мысли, что ли? Проще бы потрогал. Свой Мак уже пощупал через джинсы.

– На месте. А твой?

– Тоже.

Портьера напротив вновь качнулась, будто кто-то потрогал ее с обратной стороны, но посетители этого не заметили.

За столиком повисло долгое молчание. Мак расфокусировано пялился на спинку стула напротив, Декстер старался не смотреть на свой палец. Наконец он спросил:

– Слушай, а живем мы где? У тебя или у меня?

Чейзер помолчал.

– Я не помню.

– А кто помнит?

– Халк все помнит. За всех.

Декстер какое-то время шарил рукой по столу – искал гранату. Не нашел, вытер тыльной стороной губы и тяжело подытожил:

– Едем к Халку.

– На разных машинах или на одной?

– На одной. И… знаешь, ты вроде хорошо водишь, да?

Чейзер опять попытался обидеться и не смог – забыл, водит ли он вообще. Вроде бы, да.

– И? А ты не водишь?

– Водил. Раньше.

– Тогда чего?

Киллер поскреб щетину:

– Может, поедем на такси?

Угу. Хорошая идея. Особенно когда они оба в таком странном сонливом состоянии.

– Едем. Только… чур… не обниматься.

– Идиот, – фыркнул Рен, – сидим я – спереди, ты – сзади. Чтобы… не вместе.

– Договорились.

Полотно с сельским пейзажем вновь пошло волнами, потому что в этот момент кто-то, стоящий позади и согнувшийся от смеха, едва не сорвал его с гардины.

Дэйн и Ани-Ра

Домой Дэйн возвращался чужими околицами и огородами – точнее, садами. Джип оставил на соседней улице, чтобы дама сердца не углядела заранее, по пути нарвал с чьего-то палисадника белых ромашек (ничего, отрастут новые) – придет и подарит. И тогда, быть может, не получит скалкой или сковородкой по голове, а то ведь, когда живешь с такой женщиной, как Ани – сковородка – это еще милосердно. Спасибо, если снайперская винтовка, заряженная металлическим шариком, которой ненаглядная изредка любила баловаться, в форточку не выглянет. А то ведь с Ани станется: дождется, пока он прокрадется мимо и развернется спиной, и тогда в отместку зарядит ему по ягодицам. И даром, что сама потом будет синяки гладить – сначала все равно зарядит. Такая вот у него женщина – боевая.

При мыслях об Ани внутри снайпера все пело – и умница, и красавица, и печет так здорово; к аромату цветов и травы как раз примешался сладковатый запах булочек – Эльконто всей душой желал верить, что доплыл он сюда из их собственного раскрытого окна. Ведь до особняка остался всего один чужой газон и живая изгородь – мог сюда доплыть аромат их ванили? Мог.

К дому он пробирался с обратной стороны, потому как из кухни были видны центральные ворота, а на бассейн любовались исключительно окна ванн и спален. Пусть ненаглядная не знает, что он вернулся раньше, пусть не готовит свою месть так скоро – вот сначала он искупнется, поваляется на лежаке, подготовится к встрече морально, а там уже можно и скалкой разок получить – не обидно. Зато сегодня он уже вдоволь нахихикался на работе, представляя, как призывно «квакали» на бегу ее кроссовки – «а-а-ах, о-о-ох, еще-е-е-е!». Вот, наверное, оборачивались ей вслед прохожие!

Ух, Ани этого ему не простит.

«А, может, этим утром она не бегала?» – на секунду закралось сомнение.

«Бегала-бегала» – уверил сам себя Эльконто. Всегда бегает, не пропускает. Так что хорошо, что Барта он оставил в штабе – после обеда все равно туда вернется – успеет и «получить», и поесть, и извиниться за пошлую шутку.

Но сначала бассейн – уж слишком сильно манила и влекла разгоряченное солнцем тело прохладная, бархатистая, голубая гладь.

В воду он прыгнул с разбега.

Убедился, что ни из одной форточки не торчит ствол пневматики, скинул одежду, разогнался так, что только пятки по лужайке засверкали (ай, и пусть Ани слышит, что он дома), оттолкнулся от бортика и на короткое время взлетел – воспарил над поверхностью бассейна. А через секунду во дворе раздался такой плюх, что забрызгало не только лужайку, стоящие неподалеку шезлонги, плетеные стулья, но и самую дальнюю живую изгородь.

Фырк-фырк-фырк – выныривали из-под воды мощные руки – гребли, толкали мощное тело вперед, вышибали ладонями миллионы брызг. Бульк-бульк-бульк – плавниками ходили вверх вниз длинные ноги, вилась, словно змейка, за затылком, мокрая белая косичка.

Эльконто и пыхтел, и фырчал и отплевывался. Не останавливаясь, переплыл бассейн четыре раза, два раза нырнул, словно уж, проскользил у самого дна, вынырнул, перевернулся и повалялся на спине, жмурясь на солнышке. Хороший день, чудесный – ленивый, жаркий, застоявшийся во времени – полный расслабон. Именно таким должно быть отличное лето – безоблачным, ласковым, напоенным гудением пчел, ароматом цветущего барбариса и полным отсутствием забот. Лето в кайф!

Оно – это лето – и продолжало бы быть в кайф, если бы не одно «но»…

Свои синие руки Дэйн увидел тогда, когда доплыл на спине до кафельной стенки, перевернулся и попытался выпрыгнуть на сушу. Уперся ладонями о прогретый парапет бассейна, уже, было, приподнялся на предплечьях над водой и вдруг совершенно не по-мужски завизжал. Оперся синей ступней о влажный, залитый водой, мрамор, в довесок разглядел синие голени и синие коленки, вытащил из воды вторую ногу и, поскользнувшись, рухнул обратно в воду.

Его тело поменяло цвет! Совершенно – от и до!

* * *

Сидя на кухонном стуле, завернутый в огромное банное полотенце он и чухался, и стонал, и чесался – слюнявил пальцы и бесконечно тер ими кожу в надежде, что странная краска сотрется.

– Ну, вот кто мог так безобразно подшутить над старым и немощным уже почти человеком? Бессердечные! Вот совсем ведь сердца нет! А если бы у меня инфаркт от страха? А если бы я башкой тронулся от увиденного?

Он и так почти тронулся, когда забежав в дом, посмотрелся в зеркало в прихожей и обнаружил, что из отражения на него глазеет такая же синяя, как и все остальные части тела, физиономия со светлым слипшимся ежиком волос на макушке и сырой ниточкой косички на плече. Рожа почти фиолетовая, а белки глаз зияют в полумраке, как свежесваренные куриные яйца.

Целых тридцать минут Эльконто, используя все подручные средства, мылся в ванной, но эффект остался прежним – лазуритовая кожа лишь сделалась чувствительной и раздраженной от жесткой мочалки.

– Ну, вот кто такой умный, а-а-а? А если это не шутка, Ани? А что, если я заболел и скоро умру?

Его дама сердца, в этот момент усиленно делающая вид, что занята посудой в раковиной, давилась от смеха. Ну, не поворачиваться же с довольным выражением лица, не признаваться, что за полчаса до этого в гости заходили Бернарда с Тайрой, не сокрушаться, что сама дала им согласие на проведение эксперимента. Ну, подумаешь – всего на час стал полностью синим – так поделом! Нечего было вставлять в ее кроссовки «ахальный» элемент, тогда и она не дала бы согласие на подобную шутку. А так не удержалась, поддержала подруг, кивнула. А теперь пыталась скрыть свою не синюю, но совершенно пунцовую от натуги не расхохотаться в голос физиономию.

– Так там смеешься, что ли? Ани! Да, разве ж так можно? А что, если это заразное? Или вообще – быстротекущая смертельная зараза, которая превратит меня в инвалида?

Ани-Ра все – таки не удержалась, расхохоталась:

– В инвалида не превратит. Ну, пошутил кто-то – ведь День Дурака – тебе ли не знать?

И она хитро прищурила глаза. Главное достать из духовки противень с выпечкой и отделить от остальных три булки, промазанные «джем-дристаном», пока Дэйн не запихнул их в рот. А то станется с него – быть синим и бурлить желудком…

– Ты бы лучше меня пожалела! Сказала бы доброе слово, а то ведь мало ли – вдруг мне жить осталось всего пару дней?

Голый и синий бугай Дэйн в этот момент казался таким растерянным и ранимым, что хотелось гладить его и… продолжать хохотать – сгибаться и икать от смеха.

Конечно, если бы она сама вылезла после купания из воды странного цвета, то расстроилась бы не меньше, а то и больше, но все равно на Дэйна без улыбки смотреть не могла.

Закончив с посудой, Ани-Ра кое-как превозмогла себя, стерла с лица довольное выражение и заменила его на «умильное и сочувствующее», подошла и обняла любимого за плечи.

– Не расстраивайся, нежность моя, все будет хорошо. Просто кто-то неудачно подшутил.

«Вполне себе удачно».

– А если я умру?

– Я буду ходить к тебе на могилку каждый день.

– Ани!!!

– Дрейк тебя починит. Точно-точно.

– Тебе меня совсем не жалко?

– Жалко, очень жалко!

Ани хлопала ресницами так, как учила женская сущность, вот только фразы при этом лезли совершенно не сочувствующие, а все больше язвительные:

– Хочешь, мы одежду тебе купим в тон? Чтобы оттенял новый оттенок кожи?

– Ани, – послышалось грозно.

– А что? Или будем деньги брать за показ тебя людям? Сделаемся миллиардерами?

– На моей шкуре решила на остаток жизни заработать? – Эльконто вконец разобиделся.

– Да шучу я, шучу. День ведь такой – все шутят. И ты шутил! Причем, довольно по́шло.

Синяя ряха тут же поменяла оттенок – вероятно, к синему добавился смущенный румянец. И точно, на губах Эльконто, который вспомнил про «А-а-ах, о-о-ох, еще!» и оттого временно забыл про собственный недуг, расплылась довольная улыбка.

– Вот видишь! Ты надо мной, а кто-то над тобой.

– Ты? Так это ты в бассейн чего-то подсыпала?

– Я не сыпала.

– А то с тебя сталось бы, ага…

– Да, сталось бы. Было бы чего насыпать, точно насыпала бы.

– А так теперь довольная, что кто-то за тебя отомстил?

– Частично.

Ани нежно улыбнулась и погладила подсыхающую макушку пальцами.

– И вообще, не переживай – уверена, что твой новый цвет кожи – это ненадолго. А я тебе булочек как раз испекла…

По кухне стелился тот самый знаменитый сладкий аромат «Бон-бонов», но попытка отвлечь внимание снайпера не удалась – Дэйн подозрительно прищурился:

– А чего это ты такая добрая после моей шутки? Поди пакость какую задумала?

– Даже если и задумала, то еще не воплотила. И после того, что с тобой случилось, уже воплощать не буду.

Главное, вытащить опасные булки первыми…

– Ах, сама доброта! – Дэйн продолжал улыбаться.

Ну, хоть с чем-то ему сегодня повезло. Нет, он не думал, что с бассейном баловалась его ненаглядная Ани – тут постарался кто-то еще. И вот, ага, как только он узнает, кто это был, в долгу не останется. А булки – это здорово – это очень здорово.

Какое-то время он наблюдал за тем, как его проворная домохозяйка, одетая в маечку и шортики, с собранными в хвост волосами, вытаскивает противень, откладывает на тарелку три горячие булочки с растекшейся поверху глазурью, как ставит их поодаль – возле раковины.

«Наверняка хочет сначала заварить чай, а к тому времени и булки остынут. Заботливая».

Ладно, пусть синий, но с «бон-бонами» день удался. Синева пройдет, а желудок будет полный.

– Сытый – это хорошо, – промурлыкал Эльконто басом, – сытый – это здорово…

Не успела Ани разобраться с выпечкой, как в ее сумочке, оставленной на трюмо в прихожей, зазвонил телефон.

– Я сейчас! А ты пока не ешь!

И она, легкая и грациозная, как лань, выбежала из кухни.

– Да-да, я пока чай поставлю, дорогая, – елейно отозвался Эльконто.

И, хихикая, тут же встал, подошел к оставленным для него на тарелке булкам (для остывания, как же – неужели не знает, что горячие – самые вкусные?), откусил от первой сразу половину и зашамкал, причмокивая:

– Ага, фяс… Ага, не еф… Голодный и не еф…

К тому моменту, как в кухню вернулась Ани-Ра, все три отложенные в сторону бон-бона с тарелки у раковины исчезли, а довольный Эльконто гладил себя по животу.

Спустя десять минут – после того, как дозвонился до доктора и уже залез в кабину машины, – снайпер изрыгал такие проклятья, которые в другое время не позволил бы себе произнести.

– Да что б меня! Да что б вас всех! Я ведь весь салон обдрищу! Уделаюсь под себя прямо в эту гребаную простынь!

За рулем он действительно сидел замотанный в огромную белую простынь – пытался скрыть странный цвет тела, но не преуспевал – та постоянно сползала, открывая взору прохожих огромные накачанные синие плечи и мощные синие руки. На голове закрывающая лоб шапочка-«кондошка», на шее первый найденный в кладовой шарф, на носу солцезащитные очки, а расстроившийся желудок бурлил так, словно из задницы вот-вот вылетит фонтан. Не фонтан даже – вулкан! Целый поток говноиспражнений, который, если поднять стекла, затопит его с головой. И пахло в салоне отнюдь не цветами – от запаха собственного пердежа Дэйну резало глаза.

– Да что б вы все – шутники гребанные… Я синий, я сейчас уделаюсь, я может сейчас вообще помру – захлебнусь от потока говна, который вывалю – буду кататься на нем по сиденью, как на селевом потоке, а потом, когда дверцу открою, пол улицы залью дерьмом. Вот смеху-то! Вам бы все смех№!%ки, шутники, мать вашу, вам бы только посмеяться…

Его жалобные стоны неслись через окно и тогда, когда завелсяся мотор машины, и когда джип отъехал от ограды, и даже с другого конца улицы.

Эльконто, желудок которого занимался совершенно неприличным процессом бурления, старался в зеркало не смотреть, устремленных на него взглядов прохожих не замечать и силился вести машину как можно быстрее. А еще он полностью сосредоточился на том, чтобы держать плотно сжатым анус – только распусти его сейчас и польется…

– Не стрельбой надо было заниматься, не стрельбой. Жопу надо было тренировать, б№я!

Только бы не обосраться, пока доедет до доктора. Только бы не загадить машину и себя любимого… только бы успеть.

Хорошо хоть любимая женщина, когда он уходил из дома, обняла его с настоящим сочувствием и пожелала, чтобы все поскорее наладилось. Наконец-то пожалела, наконец-то сказала доброе слово. Любит все-таки, любит, чертовка!

Хоть что-то в жизни удалось.

Халк

Жара. Белокаменная балюстрада, раскинувшийся перед взором сад.

Раскуривая сигару, Халк улыбался. Этим утром он проснулся поздно – его возлюбленная уже ушла на работу, – умылся, позавтракал и теперь предавался ежедневному приятному моциону – минуте тишине и покоя, когда ароматный дым, завиваясь кольцами, улетал в далекие дали, а мысли текли плавно и размеренно. Отдых.

Халк думал о разном: о том, что купить для обеда в магазине, о том, стоит ли заглянуть в гости к кому-либо из друзей, о книге, которую читал вечером, но больше всего он размышлял о том, как отреагирует Шерин на то, что за ночь ее новая коллекция одежды на складе в магазине вдруг по взмаху волшебной палочки превратилась в кучу «Тали-костюмов». Изумится? Обидится? Будет дуть губы или же просто посмеется? Скорее всего, последнее. Его ненаглядная дуться не любила, обижаться почти никогда не обижалась, но для проформы могла какое-то время притворно понегодовать. Он был готов. И приласкать, и утешить, и шуточно получить по пятой точке газетой и вместе посмеяться над шуткой. Ну, день такой – грех не пошутить.

Сад сочно зеленел, обмахивался кронами, заигрывал с теплым ветерком и грелся под жарким солнышком; тянулся и вился от кончика сигары дым. В какой-то момент Конраду показалось, что аромат у сигары странноватый, не совсем привычной – возможно, неравномерно просохли плотные оберточные листья или же табачный куст поливали для скорого роста удобрениями – в любом случае, сигарка была хорошо. Хоть и чуть странно пахла.

Нужно будет попросить у Бернарды еще тех, которые с Кугы… С Кувы? В общем, с какой-то далекой республики – они нравились ему особенно сильно.

Хотелось в туалет, от переполненного мочевого пузыря налился до того мирно висящий под тонкой тканью светлых льняных брюк орган. Конрад усмехнулся – прямо, как у юноши.

Но нет, в туалет потом – моцион прерывать не дело; воображение вновь принялось рисовать разнообразные эмоции на лице любимой – интересно, насколько круглыми были ее глаза, когда она вошла в подсобку? Наверное, очень круглыми, да-да, как и рот – распахнувшийся от изумления, не способный издать ни звука. А потом ее зеленые глаза, наверное, прищурились, а в их глубине застыло выражение а-ля «ну, я тебе покажу, умник!» Вот она, должно быть, удивлялась, когда обнаружила на полках разномастные комплекты униформы с цифрами и застиранные косынки сборщиц ягод.

Трудные то были времена… Золотые времена – тяжелые и радостные одновременно. Хотелось бы их повторить? Нет. Но для того, чтобы отыскать свою Шерин, Халк был готов проходить через ссылку вновь и вновь – так долго и часто, как требовалось бы, чтобы они сумели встретиться вновь. Да, он не раздумывая пошел бы на это.

А комплектики-то, между прочим, достать ему стоило немалых трудов – закрытая зона «33» не любила делиться аксессуарами с внешним миром, – пусть даже использованными. Одни только сломанные браслеты обошлись ему в круглую сумму, но оно того стоило – пусть ей вспомнятся старые добрые времена, пусть им обоим они вспомнятся. Окруженная цепью оранжевых гор территория, которую он посетил накануне, встретила его знакомой одуряющей жарой и духотой – нечета той погоде, что стояла сейчас в Нордейле. Да, нелегко приходится тем, кто помещен в Тали – ни оунерам, ни надсмотрщикам, ни узникам.

Хорошо, что они больше не там, хорошо…

Неспешно тлела сигара. Так же неспешно, но совершенно отчетливо наливался тяжестью между ног член – интересно, почему?

Стоящий на балконе мужчина попытался вспомнить, не представлял ли он пару минут назад тело своей любимой без одежды, но совершенно четко знал – нет. Он только собирался представить Шерин без одежды – тогда, когда он доедет к ней в магазин, когда они запрутся от покупателей за стеклянной дверью, перевернут табличку с «открыто» на «закрыто» и предадутся… Не успел сенсор додумать, чему именно они «предадутся», как беспокойный пенис не просто сделался тяжелым, но и начал подниматься – Халк даже посмотрел на оттопыривающиеся штаны. Черт, хорошо, что нет соседей, что дом не стоит «окна в окна», иначе точно пришлось бы прерывать процесс курения и срочно принимать холодный душ.

– Эй, друг, ты чего?

На языке все отчетливее ощущался незнакомый табачный привкус. Как будто и не табачный даже, а с оттенком химии – нет, такие сигары он точно больше брать не будет. Не эту марку. А ведь стоила она недешево. Неужто подделка? Вроде раньше подделок не возили…

Совершенно неожиданно вставший член курить, в общем-то, не мешал, хоть и частично отвлекал на себя внимание, но Конрад мысленно уперся – нет, душ и туалет позже. Сначала завершить процесс – отдать дань традиции: докурить до конца, не торопиться, насладиться каждой затяжкой, – а иначе, что это за отдых для души и тела, когда с паузами и отвлечениями?

Так, о чем он только что думал? О костюмах, косынках… А ведь там еще и хлысты, и нижнее белье и даже железные тарелки из столовой – постарался, так постарался – Шерин точно оценит.

Халк щурился и улыбался. Курил, разглядывал ровный газон справа, ворота вдалеке, стоящую сразу за ними машину. А светлые брюки, тем временем, оттопыривались все явственнее.

Черт, член не будет управлять Халком. Это Халк скоро будет управлять членом – уже в знакомом бутике одежды. Ну ладно, он отдаст ему бразды правления на пару минут… или часов. Но точно не на этом балконе и не сейчас. Мысли о выступающей части тела вновь были отодвинуты в сторону, разум вернулся к обдумыванию прежних тем.

«Интересно, Дрейк знал о том, что мы встретимся в Тали? Этот старый лис никогда не признается. Может, и сослал за тем, чтобы я нашел свою судьбу? Вот бы к кому в голову залезть, посмотреть…»

Через несколько минут, когда сигара была выкурена наполовину, Конрад, увы, более не мог не обращать внимания на член – тот отвердел настолько, что превратился в деревянную палку и топорщил брюки сбрендившим указателем направления.

Что за ерунда? Вот же черт… К тому же еще этот странный запах дыма, и странный вкус на языке. Какое-то время сенсор продолжал курить без мыслей – специально отогнал их прочь – знал, что аналитика в таком режиме работает лучше всего, – и точно! Всего через полминуты цепочка «странный дым – странный вкус – вставший пенис» вдруг скрепилась звеньями и приняла логические очертания – «Шерин… Это точно Шерин. Больше некому…»

Конечно. Сигара не могла пахнуть химией самостоятельно. А вот если ее кто-то аккуратно в чем-нибудь вымочил… В чем-нибудь очень специфическом, – например, в афродизиаке, на который среагировало тело, – тогда понятное дело. Кусочки разобранной до того головоломки моментально сложились в завершенную картинку.

– Шерин, Шерин… Ты ведь сама себе ямку выкопала, любимая… Что ж, я иду, иду…

Ух, теперь он точно развернется. Теперь в ее магазине они зависнут надолго, на очень долго. Да, машину вести будет неудобно, но ничего, не беда – доедет. А пока будет ехать, как раз успеет дать волю воображению и допредставить все то, что не успел представить здесь, на балконе. И раз уж его утренний моцион все же прервался – «блин, так и не докурил…» – Халк хищно улыбнулся, затушил сигару-сюрприз в пепельнице, поправил в штанах готового к бою друга и направился в дом.

Задача заключалась не в том, как доехать со вставшим «наглухо» членом, а как с ним – с ошалелым другом – сходить в туалет. Как? Прожив достаточно долго, Халк еще ни разу не сталкивался с этой проблемой в глобальных масштабах. Да, конечно, бывало, естество стояло по утрам, но не так сильно – скорее, «подстаивало». И вообще, если уж оно действительно стояло, тогда до всяких туалетов случался секс – бурный и искрометный. И проблема, естественно, исчезала сама собой.

А теперь вот мысли приходили разные, но одна другой смешнее. Можно было:

А): одеть сверху мешок, завязать, пописать, а после попробовать снять, ни капли не пролив. Затея не из легких. Снимать придется над ванной или раковиной – сложно.

Б) Можно сразу встать в ванну и просто мочиться, но тогда есть шанс забрызгать не только стены, но и собственный подбородок. Мда. Или положить сверху полотенце, пусть стекает, а потом стирать?

В) Склониться над унитазом буквой «зю», чтобы струя попадала не на собственный подбородок, а по назначению – то есть сразу в воду.

Третий вариант определенно воплощался в жизнь легче всего, хоть и не выглядел особенно эстетично.

Единственное, на что надеялся Халк, когда пытался приладить себя любимого в странной позе без штанов над унитазом, так это на то, что в ванной не установлена дополнительная видео камера, призванная запечатлеть уникальный момент из жизни для семейной истории.

Звонок из холла прозвенел ровно в тот момент, когда Конрад над унитазом буквой «зю» все-таки встал.

Динь-динь.

Динь-динь? Это что, закон подлости?

Не успев расслабиться и выпустить из себя хоть каплю, Халк моментально принял вертикальное положение, натянул на вздыбленную плоть штаны, сполоснул руки и, ругаясь, побежал к двери. Кто это – Шерин? У нее ключи. Уборщица? Сегодня не вторник, ей приходить не полагается. Соседи? Никогда до того не приходили. Коллеги?

И точно. На пороге, стоило двери распахнуться, обнаружились коллеги – Рен Декстер и Мак Аллертон.

– Помоги нам вспомнить, Халк.

– Вспомнить что?

– Где мы живем? И… вместе ли.

– Что?

– Не вместе, – упрямо мямлил Рен. Именно мямлил – произносил слова нечленораздельно и при этом смотрел в сторону. Обиженный, хмурый и отчего-то… неуверенный.

Сенсор потерял дар речи. Никогда до этого момента он не видел коллег «такими» – шатающимися, будто пьяные, заторможенными, квелыми и вдовесок с расфокусированными взглядами.

Пьяные? Или не пьяные?

Алкоголем вроде бы не пахло.

Поразительным в этом визите был не только внешний облик старых знакомых, но и тот факт, что позади них на дороге стояло такси. Такси?! И это притом, что Чейзер на дух не выносил чужих машин, а Рен никогда не знал номеров телефонов службы общественного транспорта.

– Вы о чем вообще? Эй, вы… пьяные, что ли?

– Не пьяные. Ты помоги, а? – скованно просил Мак. – Понимаешь, как-то жопно не помнить, что ты любишь мужиков, когда на самом деле ты их любишь. Ведь такое может быть? Живешь и не осознаешь, что… гей? Может, это скрыто где-то очень глубоко?

– Угу, очень глубоко, – саркастично изрек Рен. – В заднице.

– В переднице, – едко крякнул Мак. И вновь обратился к сенсору, – понимаешь, этот… противный, – кивок в сторону киллера, – не признается, что сделал мне предложение.

– Я не делал!

– А кто тогда делал – я?

– Наверное, ты.

– Да я бы… ни в жизнь.

Чувствовалось, что Мак уже готов был вставить крепкое словцо, но все-таки сдержался.

У сенсора отвисла челюсть. До пола. Мак Аллертон – гей? Да, скорее, представители Комиссии встанут паровозиком, чем Чейзер хоть раз дотронется до мужика. Да и с Рена такой же гей, как с Конрада заместитель Дрейка. Образно говоря – никакой.

– Вы рехнулись? Оба?

– Рехнешься тут…

Чейзер переминался с ноги на ногу, и чувствовалось, что ему безбожно хочется прилечь – хоть на крыльцо, хоть на землю, хоть на клумбу – ватные ноги его едва держали. Не лучше выглядел и Рен – постоянно чем-то звенел в кармане, как неспособный сдержать нервозность во время ломки наркоман. Почти все время смотрел в сторону, время от времени морщился, почему-то чесал бок.

– Понимаешь, у нас кольца, – Мак смотрел Халку в глаза так проникновенно, как смотрит потенциальному хозяину дворовый пес – «мол, ну войди в мое положение и возьми жить к себе. Ведь на улице холодно и противно, а мне хочется тепла. Ведь ты же можешь понять?» А Халк никак не мог сообразить, что именно он должен понять – ну, кольца и кольца. В чем, собственно, проблема?

– На моем пальце его кольцо! – прояснив ситуацию, неприязненно выплюнул Рен. – Нам надо узнать, кто из нас был тем идиотом, который все это замутил. И до чего мы… э-э-э…дошли.

– До ручки вы дошли, идиоты! Вы что-то ели, пили?

К этому моменту Халку стало понятно одно – друзья однозначно под кайфом. Под хорошим таким «кайфецом», и кто-то, улучив момент, очень своевременно над ними подшутил – переодел им кольца. Наверняка то были Элли или Лайза – с них станется. Вот только как они накачали своих ребят галлюциногеном? И как те не заметили, что приняли галлюциноген? Загадка.

– Слушайте, вы – вам надо поспать. А лучше к Лагерфельду. Тут у вас дело не в памяти…

– Я… не гей, – скомкано бубнил Мак. – И не хочу жить не пойми с кем…

– Я не «непойми кто…», – огрызался Декстер.

– Да будь ты хоть самим Сиблингом, я бы жить с тобой не хотел.

– С Сиблингом я бы тоже не хотел…

– Халк, ты уже выяснил, кто из нас надел кому кольцо?

– Да никто из вас никому ничего не надевал! Вы не чувствуете, что находитесь под кайфом?

– Кайфа я не чувствую никакого, – с негодованием процедил Рен.

– Я тоже не чувствую…

– Болваны! А почему бы вам просто еще раз не обменяться кольцами?

– Снова?! – Одновременно ужаснулись и Мак, и Рен. И сенсор молча хлопнул себя по лбу – бесполезно. Этим двум сейчас бесполезно что-то объяснять – их нужно срочно доставить к Стивену, чтобы тот вывел из крови наркотик.

– Так, вас надо к доктору, слышите? К Стиву. Такси ваше? Давайте, залезайте в него, я назову адрес, если его вы тоже забыли.

– Слышь, Рен…

Мак, несмотря на увещевания Халка о том, что им пора куда-то ехать, с места не двигался. – Рен…

– Что?

Конрад не сразу сообразил, куда именно смотрит Чейзер.

– Зря мы сюда приехали…

– Почему?

– Посмотри на Халки…

– Я смотрю.

– Ты на штаны его посмотри…

– А что с ними не так?

– Ты посмотри!

И взгляд друзей уперся сначала в стоящий под льняной тканью брюк член, затем друг в друга, затем в лицо Халку – на этот раз обвиняющий.

– У тебя на нас… стоит.

Конрад был готов скрежетать зубами.

– У меня стоит не на вас!

– А на кого – на таксиста?

– Тьфу, мать вашу! Слушайте, давайте уже к Лагерфельду – я ему позвоню, скажу, что вы едете.

– Ага…

Сложно, нудно и с горем пополам друзей удалось запихать обратно в такси. И последним, что услышал Конрад прежде, чем машина отъехала, была фраза Мака: «Не-е-е, я бы с ним на одно сиденье не сел. И ответ Рена: «Я бы тоже».

Дожились!

Шагая обратно к дому, Халк удивленно качал головой, ворчал, посмеивался и чувствовал, что через секунду однозначно обмочится.

* * *

Когда до Стивена дозвонился Мак Аллертон и скомкано объяснил, что едет к доктору в особняк, Лагерфельд моментально покинул штаб и до самого конца пути не мог унять тревогу. Почему на том конце был такой странный голос? Ранен? ЧП? Беда? Случилось что-то из ряда вон? Подъезжая к дому, Стив ожидал увидеть что угодно – заляпанный кровью газон, чье-нибудь валяющееся под кустом бездыханное тело, воющую рядом подругу и протяжный стон «Спаси-и-и-ите!». Всего за какие-то пятнадцать минут он успел накрутить себя до предела – от самого портала с «Войны» уговаривал себя, что ничего страшного не произошло – но ведь звонил не кто-то чужой, звонил друг, и, значит, беда!

Беда, однако, выглядела странно: друг (не один, а целых два), оказался не убит и даже не ранен, стоял себе вполне ровно (правда, недолго), алкоголем не пах, но совершенно отчетливо пах не то безумием, не то дурманом. Второе, скорее всего, было прямым следствием первого.

– У Халка на вас стоит? Не верю! – махал руками Лагерфельд и торопил коллег пройти в дом. – Он не помог вам вспомнить, где живете? С кем живете? Эй, вы кололись этим утром?

Друзья божились, что не кололись, однако очевидным помутнением рассудка для доктора, который такие вещи умел различать с полувзгляда, совершенно точно страдали.

– Что-то пили? Ели что-нибудь необычное?

Оставленный стоять у стола Рен качался, Мак пытался прикорнуть прямо на софе в гостиной, и оба то и дело твердили, что ненавидят геев, что сенсор ловко все эти годы шифровался и что жить далее друг с другом они не намерены.

Ну, полный швах…

Не успел Стив решить, что начался самый настоящий дурдом, как выяснилось, что дурдом еще не начался. Ситуация стала патовой, когда в дверном проеме вдруг показался замотанный в простынь Эльконто – Эльконто странного цвета! В шапочке, в солнцезащитных очках и…с совершенно синей кожей.

Не успел Лагерфельд спросить Дэйна, зачем тот намазался синькой, когда тот с порога заголосил:

– Док, я там насрал у тебя под кустом. Не вини, друг, а-а-а? Не удержался, я потом объясню, ты дай лопату, я закопаю – вся простынь в дерьме, видишь?

– Под кустом насрал? – ошеломленно переспросил док.

– Он тоже… голубой…, – обреченно вздохнул Мак. – Я знал. Рен, я знал. Он слишком сладкоголосый, да, Рен? Рен?

Рен к тому моменту уже спал на ковре у стола.

Меган

День Дурака Меган ненавидела. Да и за что его любить, если в памяти одни неприятные воспоминания: намазанный клеем стул, стертые с жесткого диска клиентские базы, вытащенные из сумочки инструменты – заточки, отмычки, магниты, скрепки? Куда она – Локер – без них? Именно так по-дурацки шутили над ней у Тони – противно вспоминать. И ладно бы только у Тони – в Кину тоже старались на славу: подмешивали ей в чай сухой ликер, который чувствуешь лишь тогда, когда он уже в желудке, перепрограммировали бортовой компьютер в машине, после чего старая колымага едва не слетела в кювет, один раз выстригли на затылке треугольником волосы… Доброхоты. Юмористы фиговы.

Но сегодня все пойдет по-другому – так Меган решила с самого утра. Ведь она давно уже не в Кину и, хвала Создателю, не у Тони, и потому неприятностей в этот чудный погожий день не предвиделось. Разве что «приятности». Например: насладиться чашечкой кофе в торговом центре, купить новые джинсы, присмотреть себе в качестве презента изящные часы – давно хотелось, – а после вернуться домой и заказать по Интернету две бутылки коллекционного вина – когда-нибудь выберут день и откроют с Дэллом к ужину при свечах.

В общем, самые настоящие приятности. И первую из них Меган уже начала воплощать в жизнь – сидя в кафе на втором этаже, она с наслаждением тянула из чашки горячий кофе со сладкой пеной, откусывала хрустящее пирожное-корзинку с вишневым кремом, жевала, щурилась от удовольствия и расслабленно оглядывала пеструю толпу, занявшую все соседние столики заведения «Шоколадная Феерия». А посетителей сегодня в торговом центре оказалось на удивление много: одни сновали по бутикам и носили в руках громоздкие пакеты, другие прохлаждались в кондиционированном помещении на лавочках, третьи, как и она сама, коротали утро за чашечкой приятного напитка – спина к спине, яблоку некуда упасть. Хорошо, что для нее нашелся свободный столик – Меган искренне радовалась. Джинсы она купит коричневые, чтобы хорошо сочетались с новой зеленой блузкой, часики подыщет с витым браслетом и камушками – один раз заметила на прилавке, но из-за спешки не приобрела (теперь исправит упущение), а дальше пройдется по магазинам – глядишь, и Дэллу что в подарок найдется. Вдруг повезет?

Этаж гудел – шумел фонтаном у дальней стены, шуршал многочисленными подошвами по мраморному полу, мурлыкал песней из динамиков притаившейся за стойкой магнитолы. Народ общался, смеялся, прохаживался, читал газеты и журналы, любовался отражениями в витринах и фотографировался на фоне струящихся вдоль стены цветных бус – выходное настроение в разгаре и, слава Богу, никаких дурацких шуток.

Когда Меган краем уха уловила разговор, доносившийся от соседнего стола, расположенного за ее спиной, корзинка закончилась, кофе осталось лишь полчашки, а ноги уже просились в путь – «за джинсами! За джинсами!». Бутики манили новыми коллекциями – осталось расплатиться за перекус, отсчитать официанту чаевых, и в путь! – но чужая беседа заставила ее зад вновь прирасти к стулу. Говорил мужчина:

– Странный нож. Думаешь, военный?

– Похож.

Собеседников было двое – Меган их не видела, но слышала хорошо.

– Огромный такой – точно военный. И лежал, блин, в канаве… Если бы я не поскользнулся и не съехал туда, то и не нашел бы.

Странное совпадение. Однажды она сама нашла нож в канаве – в голове тревожно зазвучал колокольчик. Почти невероятное совпадение, правда? Хотя… Мало ли ножей валяется по канавам?

Но военных?

Беспокойную логику пришлось унять, собеседники на время притихли – вероятно, что-то рассматривали, – Меган успокоилась, махнула рукой официанту.

Через секунду беседа продолжилась:

– А эти цифры на лезвии – думаешь, какой-то код?

– Код? Не. Номер какой-то.

– Номер?

– Ну, ты сам посмотри – однеркой начинаются телефоны.

– Точно…

Телефоны? Меган напряглась опять – на этот раз сильнее. Нож, на лезвие цифры, и чей-то номер – в голове тут же мелькнула сумасшедшая мысль о том, что Дрейк сделал таких ножей, которым однажды был наказан Дэлл, несколько, и раздал их разным людям.

Значит, есть еще наказанные? Какой ужас – надо будет спросить Дэлла…

– И еще переливаются. Как голограмма. Видишь?

– Ага. Как будто над поверхностью плывут.

Теперь поплыло у Меган в голове – те, кто сидел позади, однозначно держал в руках военный нож – копию того, какой однажды нашла она сама. Нож раба.

Надо его забрать – моментально мелькнуло в голове. И отдать тому человеку, чей номер выгравирован на лезвии…

А вдруг тот человек наказан не напрасно?

Логика ломала сердечные порывы холодными доводами, а голова кипела от мыслей – надо же, есть еще такие ножи. И как удивительно, что об одном из таких заговорили при ней – нервно поколачивалось в груди сердце. Меган незаметно обернулась и покосилась на соседний столик – за ним сидели два неприметных на вид мужика: обычная внешность, в майках и шортах – один в шлепках, второй в кроссовках, обоим лет по тридцать. И нож – тот самый нож! – держал в руках шатен с короткими волосами; взгляд Меган прирос к лезвию – широкому, чуть скошенному с одной стороны, с продольной впадиной посередине – точно такому же…

Быть того не может – крутились в голове шальные мысли – просто быть того не может…

Возможно ли, что таких ножей было выпущено два? Ведь она совершенно точно помнила момент, когда Дэлл подбросил тот единственный, который, как она думала, существовал на свете, в воздух и выстрелил в него – стальное лезвие, помнится, раскололось на несколько кусочков.

Могли ли склеить?

Нет, нож в чужих руках выглядел целым – не склеенным. Она кое-как заставила себя принять исходное положение и посмотрела на полупустую чашку с кофе – нельзя, чтобы заметили ее пристальное внимание к чужому предмету. Под ложечкой неприятно сосало.

– Ты прав, похоже, что номер. Слышь, может, позвоним?

– А давай! – согласился невидимый сосед за злополучным столиком. – Диктуй цифры.

– Один…

– Ага…

– Два, ноль, восемь, девять, пять…

«Четыре, два, семь, шесть, шесть, ноль» – мысленно закончила за обладателя найденного в кювете трофея Меган и похолодела. Не может быть, чтобы сейчас незнакомый мужик назвал тот самый номер – номер Дэлла, который она помнила наизусть. Не. Может. Такого. Быть!

– Четыре, два, шесть…

Меган что есть силы зажмурилась – они диктовали номер Дэлла. Ее Дэлла. Они собирались ему звонить. «Алло, у меня тут нож – он вам принадлежит? Что? Вы сейчас приедете? Зачем? Чтобы исполнить любое мое желание?»

В ее сознании помутилось – только не опять. НЕ СНОВА! Их жизнь наладилась, стала прекрасной, стала просто замечательной – никто больше не раб и никому больше ничего не должен. Нет. Нет! НЕТ! Дэлл этого не вынесет – вновь исполнять чьи-то желания, гнуться под чужую волю, перестать быть себе хозяином.

В голове моментально замелькали чередой ужасающие картинки: звонки в любое время суток, ее возлюбленный, возвращающийся домой под утро, фразы «они просили денег… просили подносить им пиво… просили убить кого-то…»

Едва ли Меган была способна предположить, что что-то могло напугать ее этим утро до дрожи, до холода в позвоночнике, до потери способности соображать, – но это случилось. Кто-то нашел точно такой же нож – нож раба с телефонным номером Дэлла, и этот кто-то сейчас сидел позади нее и держал его в руках. Держал судьбу незнакомого мужчины на коротком поводке.

Если они позвонят… Если… Будет поздно…

Она почти не соображала, когда схватила чашку, прикидываясь, что намеревается допить остатки кофе по пути, подскочила с места и, «неудачно» развернувшись, плеснула коричневую гущу прямиком на соседний столик – забрызганные бурыми каплями мужики отпрянули в разные стороны. Тот, кто держал в руках телефон с почти набранным номером, бросил на нее гневный взгляд:

– Девушка, осторожнее!

– Ой, простите… Простите, пожалуйста, я такая неуклюжая… Я совсем не хотела вас испачкать – сейчас подзову официанта, и он вытрет вам столик…

На нее смотрели неодобрительно.

– Не нужно, мы уже все равно собирались уходить.

И точно – они уже расплатились за ланч – пустые тарелки и чашки стояли в углу, из-под края блюдца торчал белый прямоугольник оплаченного счета.

– Пошли, Боб. А то ходят тут всякие…

– Ага, неуклюжие.

– Простите, – лепетала Меган, виновато хлопая глазами, – я не хотела, я случайно…

– Да, ладно, проехали.

Соседи поднялись со стульев, к запачканному столу уже бежал официант с тряпкой.

– Я сейчас все вытру. Может быть, хотите еще что-нибудь заказать?

– Мы уже уходим.

И они действительно уходили. Прищуренные глаза Меган неотрывно следили за тем, как некто по имени Боб сначала спрятал в карман телефон, а затем небрежно сунул в сумку-барсетку военный нож.

– Простите, я не хотела, – прошептала Меган дежурно, но на нее уже не смотрели – мужики удалялись прочь от стола.

Выждав несколько секунд и бросив на стол купюру для официанта, она двинулась следом за ними.

– За той машиной!

Таксист смотрел на нее с осуждением – «мол, дамочка, мы с вами что – в третьесортном боевике?»

– Езжайте, блин! – ей хотелось материться. – Я заплачу!

Она не должна упустить незнакомцев.

На выходе из торгового центра друзья разошлись – белобрысый в шортах свернул направо, а вот шатен с сумкой-барсеткой прогулочным шагом добрел до парковки и теперь садился в желтый Пуссан-Тудот. Уже отпер дверцу, бросил сумку на пассажирское сиденье, устроился на месте водителя.

– За Пуссаном. Мне нужно, чтобы вы ехали за ним.

– На приличном расстоянии?

Таксист явно над ней насмехался.

– Мне плевать на каком расстоянии. Главное, не упустите.

Лишь бы только этот Боб не отдал другу нож. Не должен был… ведь это не белобрысый его нашел, а такими трофеями не делятся…

– А если он заметит слежку? Вы его ревнуете что ли?

«Да я вообще его не знаю!» – хотела заорать Меган, но усилием воли сдержалась. Выдохнула ровно:

– Держите дистанцию. Но не слишком большую – не потеряйте машину из вида.

– А то что?

На таксиста она взглянула, как училка-мегера на двоечника – то бишь с максимальным презрением.

– А то не заплачу вам тройную ставку за дорогу!

– Ну, что ж вы сразу не сказали? Уже едем.

Водитель Пуссана слежки не замечал. Не юлил по дороге, не менял полосы, не ускорялся, пытаясь скрыться от преследования – наоборот, распахнул все четыре окна и подпевал басовитому рэперу так громко, что слышал весь проспект. Подпевал невпопад, фальшивил, через слово забывал текст.

– Дружок-то ваш – не ахти какой певец…

Меган таксиста не слушала. С холодной яростью она думала о том, что не допустит беды – завладеет найденным Бобом ножом во что бы то ни стало – пустит в ход лежащую на дне сумочки «Кардину» – Дэлл еще вначале их совместной жизни настоял, чтобы она носила хотя бы маленький пистолет с собой. И она носила. Никогда ранее не применяла его, не было повода, но теперь… другой случай.

О плохом думать не хотелось. Но и нож в чужие руки она отдать не могла.

Какая гадость… Как вообще могла случиться такая гадость? Второй нож, и на нем Дэллов номер… Может, кому-то позвонить? Маку? Сфотографировать этого Боба и передать фото Чейзеру? Или вызвать Декстера? Но ведь Боб ни в чем не виноват – он просто нашел то, что находить не должен был. То, что вообще к этому моменту уже не должно было существовать на свете. А Мак его убьет. Нет, наверное, не убьют, но повредит слежкой. А что, если за это достанется по шапке самому Маку?

Мысли скакали и путались. Мысли, словно сбрендивший табун коней, гонял по черепной коробке и все никак не мог остановиться в нужном месте – попросить о помощи Бернарду? Ну, прыгнет она к Бобу, но тот ведь все равно не отдаст нож? И будут они вдвоем с Диной на него наседать? Тогда за все хорошее им еще и достанется от Дрейка. Нет правильных вариантов, попросту нет…

А Пуссан, тем временем, проехав еще несколько кварталов, свернул на тихую улицу, припарковался возле одноэтажного деревянного дома, окруженного забором, и, чихнув двигателем, затих. Послышался щелчок открываемой двери.

Таксист, проникнувшись азартным настроением мастера-шпиона, припарковался поодаль в тени раскидистого дуба.

– Ну, все, мисс, приехали. С вас…

Меган не дослушала про сумму – просто выдала водиле с лихвой – быстро вышла из машины и махнула таксисту – мол, «ехай!». Тот весело козырнул, сдал назад и, шкворча мотором ненового авто, покатил прочь с улицы. Когда шум двигателя такси затих, Боб как раз поставил Пуссан на сигнализацию и потянул на себя скрипучую деревянную калитку.

Пахло прогретой на солнце полынью, клеверной кашицей и сухими досками. Меган притаилась под приоткрытым окном, откуда ветер то и дело выдувал короткую белую занавеску. Хозяин дома поскрипывал половицами в комнате – чем занимался? Ей не видно. Не заглянешь ведь в наглую и не найдешь предлога, чтобы постучать в дверь.

«Пиццу заказывали?»

Возможно, эта дурацкая фраза сработала бы, если бы мужики ее не запомнили, но они запомнили. И теперь визит рыжеволосой девицы, пролившей кофе на соседний столик, показался бы Бобу крайне подозрительным. Да ей и самой показался бы. «Вы за мной следили?» – спросил бы ее Боб с порога, и оказался бы прав. На сто процентов прав.

«– Хотите отдать мне нож?» – спросила бы она с нажимом и хриплым от волнения голосом.

«– Не хочу» – набычился бы он и выставил ее прочь. Хорошо, если бы просто выставил, а то и наподдал бы под зад коленом.

«Надо что-то делать», – мыслила Меган, чувствуя болезненно скрученный узел внутри желудка. – «Надо срочно что-то делать».

И она не удержалась, заглянула в окно.

Мужик с короткой стрижкой сидел за столом и – разорви его пьяный моряк – держал в руках нож. Снова смотрел на номер и держал в руках сотовый.

Твою налево!

«Отвлеки его, отвлеки!»

Но как? Крикнуть что-нибудь, завизжать? Ввалиться в дверь, – если, конечно, та не заперта, и прикинуться, что грохнулась в обморок? Пока ходит за водой, забрать нож? Идеи одна другой хуже. Меган потела, тряслась и готова была волосы на голове рвать об бездействия. Черт бы это все подрал! Ведь сегодня она собиралась прожить прекрасный спокойный день – купить новые часы, джинсы, вино… А вместо этого торчит возле чужой хибары, каких в городе остались раз-два и обчелся, вытирает со лба пот и никак не может придумать, что же ей, в конце концов, делать. Блин, Бернарда бы уже придумала, Дэлл бы уже придумал, а она…

Мысленный поток упреков прервался, когда в глубине комнаты вдруг зазвонил телефон – она опять высунулась из-под подоконника и заглянула в комнату – Бобу звонили.

– Привет, друган! К тебе? Прямо сейчас? Не знаю, не собирался. Пиво?..

«Давай, иди на пиво. Иди, пожри креветок, напихайся чипсами, поплавай в чужом бассейне, потискай какую-нибудь девку» – ревела Меган в голове. – «Только свали отсюда подальше!»

Без ножа.

– Да у меня тут дела…

Нет у тебя дел!

– Да не то, чтобы занят…

Совсем не занят!

– Хотел позвонить кое-куда.

Я тебе позвоню!

Ее ладони стали скользкими от пота. Давай, мужик, соглашайся. Соглашайся!

– Лия будет? Ты уверен? Ну, тогда я иду!

Хвала Лие! Хвала Лие! Ножик только оставь!

Боб спешно засобирался – Лию, видать, любил. Меган в высшей степени было плевать, являлось ли сие чувство взаимным – теперь она, не отрываясь, смотрела на временно забытый на столе нож. Хозяин хибары, тем временем, почесал затылок, почесал шорты спереди, оглядел себя критичным взглядом, и, вероятно, решил, что неплохо бы переодеться – отправился по направлению к одной из дверей. В спальню? В ванную? Неважно – это ее шанс! Наблюдательный пост был немедленно покинут, пистолет извлечен из недр сумки и зажат в скользкой дрожащей ладони.

– Эй, положи! Это не твое!

Она не успела всего чуть-чуть.

В прихожую проникла беспрепятственно – рассохшаяся дверь оказалась не заперта – затененную гостиную отыскала без проблем (первая же комната после коридора), сгребла со стола нож и уже собиралась на выход, когда в дверном проеме показался Боб – в трусах и с вымазанным пеной подбородком – собирался бриться.

Меган холодно наставила на него пистолет. Слова произнесла мягко, четко, почти без нажима:

– Сейчас я уйду отсюда и унесу нож. Если хоть шаг сделаешь в мою сторону, прострелю колено. Второй, прострелю второе.

Господи, она стала совсем, как Эльконто. Нет, скорее, как Рен…

«С кем поведешься…»

В руке Боба дрожал бритвенный станок.

Дрожал… – она глазам своим не поверила – от смеха!

Стоящий под прицелом мужик растянул губы в улыбке – не испугался направленного на него дула, ничуть не проникся холодным ледяным тоном гости, даже и не думал глазеть на нее с испугом.

– А ты не промах! – Веселился Боб. – Вот он говорил, что ты не промах, но я не верил!

Что-то шло не так. Почему этот урод ее не боится? Он что, вообще без мозгов?

– Кто говорил? – прошипела с подозрением.

– Мужик твой! Который сделал этот муляж…

Ее мужик? Дэлл?..

– Какой муляж?

Боб опустил станок и расслабленно оперся на дверной косяк:

– Да, муляж этого ножа. Сказал, покажи ей, чтобы увидела… услышала про цифры. И она у тебя его заберет.

Дэлл? ДЭЛЛ? Так над ней подшутил Дэлл?! В эту минуту Меган была готова вспыхнуть и за пять секунд прогореть самым ярким на свете факелом – так она все это время бегала за муляжом? Намеренно пролила на людей кофе, устроила слежку в такси, торчала под чужими окнами, а теперь махала дулом, борясь за муляж? Да она ведь чуть в штаны от ужаса не наделала, когда услышала, что нож снова существует! Что этот уродский, едва не испортивший ей жизнь нож, опять находится в чужих руках. Она… Она!..

– Он тебе заплатил?

– Да ты убери пистолет. Заплатил, да. Сказал, что ты попытаешься у меня его забрать. Ты попыталась – шутка удалась. С Днем Дурака, милочка!

«Милочка», щеки которой стали от негодования того же оттенка, что и волосы, неторопливо, пытаясь сохранить остатки достоинства в этой нелепой ситуации, спрятала пистолет в сумочку, сдвинула в сторону прилипшую ко лбу челку и прочистила горло.

– До свиданья.

Попрощалась сдержанно, поправила ремень сумочки с лежащим внутри «муляжом» и повернулась спиной к Бобу.

Тот все еще улыбался – свои деньги сегодня он честно отработал. Да. Меган Одриард этот урод одурачил по полной.

Лучше бы клей на стуле. Лучше бы банку с жуками в сумку, лучше бы… что угодно, но только не муляж ножа!

Возвращаясь домой, Меган негодовала. Она едва в штаны не наделала от страха, когда услышала разговор тех мужиков в кафе… Ну как можно было? Ведь надавил на самое больное – заставил испугаться за любимого человека. И ведь она прострелила бы человеку коленку, она бы… она бы на все пошла, лишь бы Дэлл вновь не стал рабом!

Очередное пойманное такси, плывущий за окнами пейзаж. Шли минуты, успокаивались нервы, успокаивались мысли.

Ладно, он не хотел ее пугать. Наверное. Он просто хотел убедиться, что она его любит, что на все готова ради любимого – что ж, убедился. Потихоньку спадала злость, капля за каплей возвращалось самообладание. Этот другой таксист оказался человеком приятным – пытался завести разговор о погоде, спрашивал, какая музыка ей нравится, интересовался, не дует ли в окна?

Меган мычала. Сидя на заднем сиденье, она рассматривала отвоеванный у Боба трофей – водила пальцем по широкому прохладному лезвию, сжимала пальцами рукоять, то и дело хмыкала, представляя, какой дурой казалась незнакомцам, когда швырялась в них недопитым кофе.

Интересно, много ли заплатил?

А ведь номера на лезвии не было – обманка. Ни цифр, ни голографических знаков – ничего. Дэлл просто заставил их выучить его номер, а она повелась.

Да, злость, конечно, ушла, но вот желание отомстить росло с каждым проглоченным колесами километром, и чем ближе Меган становилась к дому, тем напористее размышляла о том, чего бы такого – умного и хитрого – совершить в отместку. Налить в бутылку с шампунем ваксы – пусть побудет брюнетом? Позвонить и сказать, что ее похитил какой-то Боб, и теперь требует выкуп?

Да Дэлл ему шею свернет…

Нет, жертв не надо.

Запереть замок в туалете так, чтобы до следующего дня не открыл? Жалко человека – ведь сама потом будем о том, какой он там голодный. И откуда пьет. Нет, нет, все не то, не то, не то…

Что бы такого придумать?

Нужная идея возникла в голове спонтанно, и, открывая входную дверь, Меган едва не подпрыгнула на месте от радости. Точно! Ну, точно! На шаловливом лице застыла ехидная улыбка, а глаза засияли от радости – ну, будет у него сегодня праздник, точно будет! И еще какой. Все обхохочутся!

Только бы удалось воплотить задуманное в жизнь.

Бункер, где хранились взрывные вещества, она уже вскрывала несколько раз подряд – Дэлл об этом не знал. Непонятно зачем, руководствуясь азартом и убеждая себя, что всего лишь пытается не забыть навыки, Меган потратила несколько дней на то, чтобы подобрать к системе верный код. Использовала прослушки, изучала щелчки при введении различных цифр, вводила блок управления в заблуждение, прикладывая к нему электромагнитные излучатели. Наконец, подчинившись напору Локера, система сдалась – месяц назад нужный код, при очередном сбое системы почти случайно высветился на экране.

И она запомнила его так же хорошо, как и собственное имя.

И теперь, хихикая, шла к складу боезапасов.

Как хорошо, что Дэлл не стал ставить блок распознавания по отпечаткам пальцев или скану сетчатки – тогда бы она попотела. Хотя… все равно нашла бы метод открыть вожделенную дверь. Вот и на этот раз, услышав тихий металлический «звяк», предшествующий разблокировке системы, Меган плотоядно усмехнулась. Ну все, она на месте. И теперь повеселится.

Полутьма, бетонные стены, уставленные флаконами и мешками и пакетами полки – здесь хранилось столько взрывчатки, что хватило бы на добрую половину города. Если бы кто-то захотел его разрушить. Она не хотела – нет. Она хотела совершенно иного – посмеяться. Точнее, сделать так, чтобы посмеялись над Дэллом – по полной программе, да. И пусть – заслужил.

Прибор, о котором за последние двое суток Одриард прожужжал ей все уши, стоял посреди стола. Провода, прикрепленные к нему мобильные блоки управления ракетами, небольшой экран – отодвинув стул, Меган уселась за стол, протянула руку и нажала кнопку включения мини-компьютера. Будь она проклята, если не запомнила каждое сказанное подрывником слово, но она запомнила. Запомнила их все!

– Представляешь, Мег, эта система – просто хит. К каждой ракете теперь подключен маленький чип, который считывает данные о рисунке, в который фейерверк должен рассыпаться после запуска.

– Фейерверки станут рисунками?

– Да, или буквами. То есть я могу просто ввести в компьютер: «С. Д.Н.Е.М. Д.У.Р.А.К.А.!» и каждая ракета распадется в последовательности на букву.

– А сколькими огнями?

– Да там по сотне мини-огней в каждой. То есть я могу написать не только буквы, но и нарисовать любой рисунок, и тогда фейерверк, при взрыве, высветит его. Представляешь? И делается все очень просто: последовательно выбираешь ракету, затем нажимаешь «задать изображение», рисуешь пикселями то, что хочешь увидеть и нажимаешь «Ввод». Выбираешь следующую…

Накануне вечером они много об этом говорили: о том, дорого ли стоят чипы, чтобы их портить с каждым взрывом, о том, что еще никто не научился программировать салюты так просто, как это сделал Дэлл, о том, что именно стоило написать или нарисовать к завтрашнему празднику.

– Думаю, надо задать надпись «С праздником!» и остальными ракетами высветить смайлики. Здорово ведь будет? – радовался он, как мальчишка.

– Здорово, – кивала в ответ рыжая голова, – очень здорово!

– Может быть, рожицы какие-нибудь нарисовать с высунутыми языками? Или отправить в воздух «С Днем Дурака, Нордейл!»?

Ага, «С днем Дурака, Нордейл!». Ага, смайлики. Будут ему смайлики – много смайликов, только не в воздухе, а на лицах друзей. Будет ему целое «Муахаха» и «Бугага», когда ракеты поднимутся в воздух.

Когда компьютер загрузил меню программы, Меган взялась за мышку, быстро разобралась, сколько у нее в запасе ракет и как их запрограммировать, после чего с высунутым от усердия языком принялась за «творчество».

Смайлики, ага… «Нордейл», ага… Нет, Дэллушка, нет, милый – вечерний салют будет состоять из совершенно других картинок.

Бернарда и Тайра

– Дрейк в розовом платье, в туфлях на каблуке и с сумочкой? Ты с ума сошла? Да он нас убьет!

– Не убьет! – Смеялась Бернарда весело. – Ведь он же сам с утра пошутил, и, значит, ждет ответную шутку. А, может думает, что я не решусь или сил не хватит. Но вдвоем-то у нас хватит.

Вернувшись с Архана, они сидели на заднем крылечке домика Тайры, пили ягодный морс и болтали. Блестела на деревянных ступеньках гладкими медными боками валторна, лежали рядом разноцветные перья, Тайра крутила в руках купленный в одной из лавок Руура маленький колокольчик. На вопрос подруги: «Зачем тебе?» не ответила, лишь хитро прищурилась и промолчала.

Ди не стала настаивать. Вместо этого, увлеченная идеей шутки над «Великим и Ужасным», она продолжала расписывать план великой мести:

– Мы просто «перепредставим» его! Дрейка. Что каждую среду и субботу он ходит в платьях и с сумочкой. В розовом. Да, в розовом – вот так просто. Мы изменим мышлением реальность.

– Как мы изменим ее, если сам Начальник знает, что в платьях он не ходит?

– Ну, так ведь он не будет в этот самый момент акцентировать внимание на том, в чем он ходит. Пока он просто «помнит», что обычно ходит в серебристой форме, но ведь он не удерживает вниманием этот момент намеренно. А, если не удерживает, то у нас есть шанс.

– А если удерживает?

– Ну, подумаешь, провалимся.

Колокольчик издавал приятные звякающие звуки, в морсе плавало и колыхалось яркое солнышко.

– Мы попробуем. Получится или нет, а после пойдем по магазинам, чтобы купить что-нибудь на вечер.

– Во сколько все собираются?

– В семь. У Эльконто.

– Который будет синим. Хотя, нет, уже не будет – разве что чуть голубым.

И подруги одновременно расхохотались.

– Вот ему сейчас несладко. Главное, чтобы инфаркт не схватил.

Дина смотрела на чудный, возделанный чуткой рукой сад – цветы, цветы, везде, куда ни кинь взгляд – цветы. Тайра старалась.

– Не схватит, – раздалось под очередной «звяк» колокольчика. – Людской ум сильнее, чем кажется.

– Надеюсь, – хмыкнула Дина и вернулась к прежней теме: – Ну, так что? Пробуем?

Желто-зеленые глаза смеялись в ответ:

– А если мы с тобой представим разные платья? Разные фасоны, разные туфли, разные сумочки? Давай лучше представлять будешь ты, а я буду подпитывать тебя энергией.

– Давай! И тогда Дрейк узнает, каково это, ходить в платьях и на каблуках. Хотя бы на минуту.

– Главное, чтобы в этот момент он был один.

– Нет, – уверенно качнулась русая челка, – главное, чтобы в этот момент он как раз был не один! Так будет веселее.

Дрейк

В момент произошедшего Дрейк как раз был не один.

Не просто не один, а, стоя на установленном на широкой сцене помосте, выступал перед аудиторией, состоящей из сотен человек – «толкал» речь. Вообще-то, он мог бы ее не толкать – мысленно распределить нужную информацию в ментальном поле, и представители Комиссии за доли секунд считали бы ее извне, но Дрейку захотелось эффектности – вновь приблизиться к людям, собрать всех воедино, выступить публично. И он выступал. Звучно вещал о том, что вскоре одиннадцатый блок нужно будет объединить с тринадцатым, что с исполнителей тринадцатого, которые ранее занимались сбором и обработкой статистики, уйдут обязанности, которые заменятся на обработку данных по энергозатратам тринадцатого и четырнадцатого Уровней, что макет здания Комиссии нужно преобразовать – изъять малоиспользуемые этажи и скомпоновать архитектурный проект иначе…

Сотни мужчин, расположившихся в креслах, как перед экраном кинотеатра, внимали каждому его слову. Сидели молчаливые, собранные, предельно сконцентрированные, и, вероятно, тоже не понимали, для чего в этот полуденный час их собрали в одном помещении, но претензий не высказывали. Естественно. На то он и Начальник, чтобы делать все, что захочется – даже, если ему хочется по-старинке выступать перед толпой. Представители Комиссии не роптали – знали, если Дрейк Дамиен-Ферно что-то задумал, значит, для того имелась необходимость и глубокий смысл.

Смысла как раз не было, но Дрейк наслаждался. Слишком давно не видел их всех вместе, слишком давно не созерцал лиц, глаз, их выражений. Он не столько доносил новую информацию, сколько, ведя на фоне мыслительный процесс, размышлял о самой Комиссии в целом – как преобразовать не отдельные ее элементы, а структуру в целом. Людей. Быть может, вновь сделать их более эмоциональными? Не потеряли ли они в качестве жизни, сведя уровень энергопотерь за счет урезания эмоциональной составляющей почти до нуля? Не превратились ли, как частенько говорила о «серебристоформых» Бернарда, в роботов?

И началось.

Трансформация его собственного серебристого костюма, пока Дрейк был занят обдумыванием судьбы Комиссии, шла столь незаметно, что он вообще едва ли обратил бы на нее внимание – фокусировался на «речи» и следил за тем, чтобы не потерять нить. Нужно сначала выдать важное, затем второстепенное, после вновь обратиться к важному и завершить все на оптимистичной ноте – так ему хотелось.

Однако не получилось.

Не успел он выдать и половину заранее заготовленных слов, когда лица сидящих перед ним людей неуловимо изменились – словно треснули привычные глазу маски. Начальник запустил третий процесс на фоне и присмотрелся – аудитория сделалась более живой, заинтересованной, любопытной. Интересно почему? Неужели информация о том, что вскоре лаборатория запустит в работу для создания нейро-текстур новый, открытый недавно элемент – Триадий – вызвала настоящий эмоциональный ажиотаж? Конечно, трудно было назвать «ажиотажем» слегка изменившиеся выражения лиц – недоуменные и чуть удивленные, но для Начальника и малые изменения не оставались незамеченными. Откуда взялось на лицах замешательство? Замешательство у представителей Комиссии? Он такого не помнил. И это, потому что «Триадий»? Да они запускали в работу уже двадцать седьмой по счету новый элемент, и ни разу еще отзыв аудитории не был столь очевидным. Может, им стоило собираться чаще?

Первые улыбки на лицах показались тогда, когда Дрейк распинался про «начнем утрамбовывать информационные пласты в новые по структуре базы данных для облегчения общего доступа…»

Улыбки? Он едва не поперхнулся, когда увидел первую из них.

Крайний справа мужчина в первом ряду улыбался. Нет, не явно, чуть заметно – человек бы не увидел, – но Дрейк увидел, и в речи между словами возникла секундная пауза, за время которой Начальник успел рассмотреть, что «улыбался» отнюдь не только крайний справа субъект по имени Тро Кастерс – улыбалось уже трое. Чему?

Еще несколько секунд речь плавно текла о том, что «хотелось бы, чтобы реорганизацией условий хранения нано-текста занимались те, чей энергоресурс временно входил режим покоя…»

«Чтобы не терять время…» – хотел добавить оратор, но тут же отчетливо почувствовал, что с его формой творится что-то не то. Не только с формой, но и с обувью – кажется, меняла форму подошва ботинок.

Что за…

Джон Сиблинг, также сидящий в первом ряду, тер нос.

Нос?

Нет, кажется, он тоже прятал под рукой улыбку.

Дрейк неосознанно поерзал – теперь форма давила. И почему-то отблеск на гладкой поверхности тумбы, за которой он стоял, скрытый от слушателей наполовину, изменился с серебристого на красноватый.

Мега-мозг резво принялся обрабатывать информацию в куче: «Смеющийся Сиблинг, улыбающаяся толпа – уже почти вся, давящая форма, преобразованная форма подошв… – с ним что-то происходит. Кто-то воздействует на внешний вид извне» – прежде чем посмотреть на себя взглядом «сбоку», Начальник даже успел отследить ввинтившийся в пространство чужой энергопроцесс, идущий от…

…дома Тайры.

Чтобы все встало на свои места Великому и Ужасному понадобилось примерно две секунды, за которые в голове выстроилась четкая цепь «Утренняя шутка над Бернардой → его уход на работу → ее досада → желание пошутить в ответ → привлечение в энергопомощники подругу → трансформация его…»

Формы. Да.

Вероятно, девчушки-то не знали, что в то самое время, когда они решат, что ему надоело ходить в серебристом костюме и в привычных ботинках, Дрейк Дамиен-Ферно будет выступать перед многочисленной толпой. Вероятно, не знали, но однозначно на это надеялись.

А улыбались теперь все – все до единого представителя Комиссии. Силились вернуть положение губ к «ровному», стабилизировать нестабильный эмоциональный фон, обуздать временно потерянный контроль над астральным телом. Но как это сделать, когда Начальник…

В этот момент он все-таки посмотрел на себя взглядом «сбоку».

Мда. Удивительно яркое красно-розовое платье в обтяг с рюшечками, довольно глубокий вырез на плоской груди, лаковый ремешок от сумочки на плече – сама сумочка еще не материализовалась, и ремешок болтался, как розовый собачий поводок, – туфли на высоченном каблуке-шпильке.

«Алиллуйся, Бернарда! Умница, девочка, молодец…» – а ведь он почти не заметил процесса изменений. Этим вечером, после того, как мягко и нежно надерет ей зад, он обязательно ее похвалит – нет, ну надо же – стоящий перед толпой Великий и Ужасный Начальник в «вырви-глаз» розовом платье, оборках, калбуках и без чулок. С волосатыми ногами – крайне непродуманный момент. Или наоборот – очень продуманный. И еще этот шарфик на шее – совершенно безвкусный и так же совершенно не «идущий» к его серо-голубым глазам…

Шарфик, б№я. Дрейк и шарфик.

«Ой, Ди… Ой, я вернусь домой…»

Прежде чем продолжить прервавшуюся речь, мужчина за тумбой какое-то время с елейной улыбкой на лице рассматривал собственных подчиненных – ухмыляющихся, прячущих глаза, притворяющихся серьезными. Именно притворяющихся. И значит, эти остолопы отнюдь не забыли, каково это – чувствовать. Быть может, они не очень много чувствовали в отношении обычных людей, однако в отношении собственного Начальника, представители Комиссии «чувствовали» прекрасно. И умудрялись потешаться над ним.

«Ах, красавица моя! Ах, любимая Бернарда…»

Улыбка не сползала с лица Дрейка и в тот момент, когда со сцены вновь зазвучали слова:

– Ах, да. Все мы помним, что сегодня – День Дурака, – не так ли? В связи с чем и ухмыляемся над стоящим перед вами старпером, который вдруг сменил блеклый антураж на что-то повеселее. Нравится? Я вижу – нравится.

В зале тут же зашептались, зароптали – еще одна нетипичная для представителей Комиссии реакция, которую повлекла за собой потеря эмоционального контроля. На сидящих навалился страх – Дрейк улыбался лишь снаружи, а внутри таил для аудитории неизвестно что. Возможно, наказание. Выражения лиц изменились – веселье пропало, в глаза вернулась возросшая втрое внимательность, над толпой колыхнулось общее поле вины.

– Ну, что вы, что вы, – махнули рукой со сцены, – если уж мы решили веселиться, то давайте веселиться. Раз уж у нас такой необычный день, и раз уж вам так нравится мой наряд, то на нем мы и остановимся…

И по взмаху руки Начальника форма всех сидящих напротив него людей превратилась в ярко-розовые платья. Неизвестно куда подевались серебристые штаны и куртки, а так же серебристые трусы и черные ботинки – вместо них публика накинула на себя елейно-розовый наряд.

Щелчок пальцев, и на плече мужчин возникли ремешки-поводки без сумочек, еще один щелчок, и у всех подошв выросли каблуки-шпильки, еще щелчок – на шеях шарфики… Какая прелесть, ну какая прелесть! Теперь Дрейк наслаждался куда больше, чем раньше. Наконец-то у его роботов проснулись эмоции – много эмоций. Начальник ликовал:

– Вот в таком виде все и проходят до конца рабочего дня. А речь свою я оставлю на другой день, если вы не против. Все свободны, Господа, все свободны.

И Дрейк Дамиен-Ферно учтиво кивнул в ответ на полный ужаса взгляд своего заместителя Джона Сиблинга, который первый раз в жизни пытался стоять на каблуках.

Яна

День Дурака у нее начался с самого переселения в Нордейл.

И с тех пор не кончался.

Нет, Джон не был дураком, но его логика – самая странная логика из тех, с какой ей приходилось сталкиваться, – бесконечно ставила ее в тупик. Взять, например, цветы. Да, цветы. Разве так сложно взять и подарить женщине цветы? Но на ее просьбу он начинал спрашивать: – Какие именно? Сколько? Для какой цели? Собираешься ли ты ставить над ними эксперименты или же использовать для эстетического наслаждения?

«Для того чтобы надрать тебе задницу я собираюсь их использовать» – каждый раз хотелось ответить Каське. Ну почему все должно быть так сложно?

С самого момента переселения в иной мир, Яна не переставала поражаться тому, что ее окружало. Например, городу Нордейлу с бессчетных количеством парков, деловых и спальных районов, мощеных мостовых и умостившихся в самых разных местечках уютных кафешек. Местным жителям. Спокойным, часто улыбающимся, приветливым. Каким-то… родным? Сей странный феномен собственных чувств она все никак не могла взяться и проанализировать. Особняку, в котором жила. Ну, зачем, спрашивается, все нужно делать настолько высокотехнологичным? Хочешь отправить почту: положи конверт вот в этот отсек – письмо само найдет адресата, даже если ты подпишешь его только мысленно. Хочешь еды? Объясни, какой именно, электронному контейнеру – тот либо сварит, либо закажет доставку блюда из ресторана. А как же женский труд? Варка, стирка, уборка. Ха-ха, уборка!

«Покакала? Унитаз сам вычистит, продезинфицирует, вымоет и вылижет собственные бока» – ну какая после этого может быть уборка, если даже полы, линолеум и ковры каким-то непостижимым образом чистили себя сами? Интересно, так во всех домах или же только у Джона?

И не в первый раз она убеждала его:

– Ну, давай переедем в обычный дом! Ведь есть же деньги. Почему нет?

– Чтобы тебе было что мыть и убирать?

– Да хоть бы и так!

– Но зачем? Ведь это напрасная трата временного ресурса.

– Ты ведь сам говорил, что временной ресурс не ограничен?

– А как быть с физической нагрузкой? Эту энергию ты могла бы пустить на более интересные для тебя задачи.

Ей хотелось за ним ухаживать – все так просто. Да, мыть полы (хотя бы время от времени), варить борщи – или что этот невозможный мужчина предпочитает на ужин? – мести крыльцо, стирать занавески, ждать любимого у окна. Разве это так сложно понять?

Для Сиблинга было сложно.

Нет, он был идеален. Ну, почти идеален: водил ее в театры, кино, выставки, знакомил с местными достопримечательностями, постоянно спрашивал, что еще Яне хотелось бы посмотреть. И она отвечала:

– Пойдем гулять в парк.

– Для какой цели?

– Чтобы погулять.

– В определенном направлении?

– Не будь «Терминатором». Я не Джон Коннор.

– Не будь… кем?

– Короче, достань мне из моего мира видеосистему, и я тебе покажу.

На просмотренного позже «Терминатора» Джон надулся – да-да, надулся. Некоторое время молчал, напряженного размышлял, что-то сравнивал в голове, сопоставлял, искал схожесть. Затем выдал:

– Я на него не похож.

– Похож.

– Я не робот.

– Нет, но ты и не обычный человек.

– Я… – пауза, поиск правильного слова, – хороший человек.

Обиженно выдал Сиблинг, и Яна расцвела – она добилась от него эмоций. Пусть даже таких, но добилась – в тот вечер, помнится, она ликовала и постоянно трепала его по голове. Гладила, ласкала, говорила, что он самый лучший.

А еще через день Джон где-то достал кожаную куртку, как у Шварценеггера, солнцезащитные очки, как в фильме и надел на глаз повязку – вернулся домой с автоматом на перевес и с порога произнес:

– Сара Коннор, я пришел за тобой.

Каська хохотала до упада – разве что не каталась, держась за живот, на «самочистящемся» линолеуме.

– Молодец, – орала в ответ, – у тебя есть чувство юмора! Значит, не пропадем.

С тех самых пор Джон, правда, чувство юмора не демонстрировал, однако проявил его этим утром. Перед самым уходом на работу заявил ей, что все стены дома временно стали Порталами в другие измерения, и полдня Яна не рисковала к ним приближаться. Ей-то, простодушной, было невдомек, что в Нордейле сегодня аналог Первого Апреля, а то бы и не повелась.

Но про местное Первое Апреля она не знала, и потому в ванную, в туалет и на кухню ходила, придерживаясь исключительно центра коридора, чтобы ненароком стен не коснуться. Как дурочка, в общем.

Сначала сторонилась их, затем любопытство взяло свое, и Каська решила закинуть в промежуток между шкафом и кроватью подушкой. Когда та «в иное измерение» не провалилась, а успешно от стены отскочила, Яна принялась кидать в стены все подряд – проверяла их проницаемость полчаса, не меньше. Затем потрогала и сама – эффекта ноль. Поколотила в одну, поколотила в другую, даже прыгнула с разбега – вдруг, чтобы Портал включился, нужна скорость?

А потом не меньше часа материлась. На себя наивную. Потому что как раз тогда, когда она собиралась разогнаться посильнее и атаковать перекрытие между гостиной и спальней, в новостях передали о том, что сегодня Нордейл празднует День Дурака…

– Ах, вот оно что…

Касинская Яна, не будь промахом, долго кусала губы, хмурила тонкие брови, размышляла над тем, чего бы такого «плохого» сделать Джону в отместку и, наконец, расцвела. Набрала его телефонный номер, совершенно не обратила внимания на фразу: «Любимая, я занят», и сообщила:

– Джон, этим вечером мне нужно пять роз. Красных. На длинной ножке, срезанных не ранее этого утра и опрысканных медовой пыльцой.

– Зачем? – послышалось в ответ, и Янка счастливо зажмурилась. Он всегда спрашивал «зачем», и это почти уже заводило.

– Затем, что от них беременеют двойней, Джон. А я думаю, что нам пора, а? Что б мальчик на тебя похож, а девочка на меня.

На том конце повисло гробовое молчание. Каська была уверена, что в этот самый момент Сиблинг о Дне Дурака начисто забыл, ибо «подвис». И подвисал он еще целую минуту, его собственная девушка как можно тише давилась от смеха.

– Ну как, принесешь?

Спросила, не дождавшись реакции.

– Дома буду в семь.

Ответили ей ровно.

Каська положила трубку, еще какое-то время сдерживалась, а затем расхохоталась в голос.

Да, конечно, он рассказывал ей про «не идущее время», про невозможность беременности без специальных условий – много про что рассказывал. Но ведь логика у них разная? Может быть, она знает что-то такое, чего не знает он? Может, розы запускают время и создают вокруг женщины кокон «успешного развития эмбриона?».

Собираясь прогуляться до магазина, Яна усмехнулась, уверенно хлопнула рукой по стене-«недоПорталу» и взяла с тумбочки ненужные, в общем-то, ключи – дом запирался по голосовой команде.

Интересно, принесет Джон розы? Или не принесет?

Принесет или не принесет?

Вот любопытно будет посмотреть.

Вечеринка. Бернарда и все-все-все

Ягодный морс в высоком запотевшем стакане, удобное кресло-шезлонг неподалеку от бассейна, расставленные по периметру лужайки разноцветные фонарики и длинный накрытый скатертью стол, на который то и дело что-нибудь ставили. В кухне Ани-Ра помощниц хватало, и потому я, расположившись в кресле, тянула вкусный напиток да наблюдала за собравшимися. А наблюдать за ними в этот наполненный радостью вечер было крайне интересно. Даже познавательно.

Вот, например, Лайза. Высокий конский хвост из черных волос, новое платье в обтяжку, чулки и шпильки. Несет к столу тарелки и ножи, нежно розовеет и на Мака, стоящего рядом с Реном и Баалом, почему-то совсем не смотрит. Интересно, почему? Как не смотрит на Рена и одетая в белый топик и юбочку Элли… Ха-ха. Загадка? Нет, совсем не загадка. Тем, что сотворили этим днем девчонки со своими кавалерами, поделилась со мной Тайра – оказывается, наши мадамы поменяли ребятам кольца после того, как накормили их, любимых, супом. Вот ведь учудили, проказницы! И потому совершенно немудрено, что на Мака и Рена то и дело поглядывает Стив – вероятно, следит за их «измененным» состояние, которое сам же и лечил.

Да-а-а, кто-то однозначно получит сегодня по аппетитным округлым попкам. Удачи, вам, девчонки – руки у Декстера и Аллертона бывают тяжелыми. Но неизменно ласковыми и заботливыми.

Я улыбалась.

Втихаря поговаривали, что где-то даже осталось видео, которое уже попросили отыскать и удалить Логана – то самое видео, на котором Мак, как шептала мне со смехом Тайра, спрашивает Рена о том, давно ли они живут вместе? Бог ты мой – вот я бы посмеялась, посмотрев его. Может, еще посмотрю? Логан ведь тот еще хитрец – поди, не удалит…

Занимательно этим вечером выглядели и Шерин с Халком – будто свалившимися с сеновала. Нет, не в соломе, но оба с помятыми прическами, слишком довольные, слишком растрепанные. Интересно, чем эти двое занимались до прихода сюда? А у Халка так вообще глаза от счастья почти раскосые – расслабленные настолько, будто ему только что удалось избавиться от месячного воздержания. Глядя на него, хотелось хихикать, прикрыв рот ладошкой.

А хитрый Логан? Который впервые на моей памяти пришел без ноутбука – как и над кем сегодня подшутил он?

Об этом обязательно расскажут, когда сядут за стол – на то и вечеринка, чтобы делиться под вкуснятину забавными историями.

Над газоном царила завораживающая атмосфера – гости предвкушали отличный вечер. Отражались между лицами улыбки, искрились смехом глаза. Новые рубашки, юбки, брюки. Взгляды, а-ля, «позже я тебя проучу» и дразнилки в ответ «да-да, проучи, попробуй – сам во всем виноват!». Интересно, а как до съедения знаменательного супа подшутили над своими подругами Рен и Мак? Об этом Тайра еще не говорила.

Мое ленное созерцание прервал своим появлением плюхнувшийся в соседнее кресло Эльконто. Упал на шезлонг, продавил его почти до пола и тут же хохотнул:

– Расслабляешься?

– Угу.

– Вкусный морс?

– Вкусный. Очень.

– Ани делала! – протянул Дэйн с гордостью. Глянул на дом и тут же добавил: – Правда, она много чего сегодня делала, засранка. Точнее, после нее засранцем стал я, представляешь?

Я, создавая видимость, что почти не слушаю чужие тайны, поперхнулась морсом – тема «дерьма» у Эльконто одна из любимых – без нее никуда.

– Я нагадил прямо у Стива в кустах, веришь? А все потому, что она положила сегодня мне в любимые булки джем-дристан!

– Тот самый – смешариковый?

Мои плечи заходили ходуном. Смеяться в голос было неприлично, и я держалась.

– Он самый! И, между прочим, я сегодня захватил его с собой – подложу одному товарищу в пироженку, в рот ему ногу.

– Это кому, Стиву?

– Да не Стиву! Логану!

– А ему-то за что?

Мы одновременно посмотрели на мирно сидящего у края стола Эвертона, тщательно сохраняющего милый и наивный вид. Такой как раз бывает у тех, кто пытается всем доказать, что совершенно ни в чем не виноват.

– Знаешь, что сегодня сделал этот черт? – зашептал Дэйн. – Не знаешь? Он дистанционно запрограммировал в моей машине радио, и оно включилось в самый неподходящий момент. Я как раз сидел внутри, завернутый в простынь – синий, понятное дело… Кстати, ты не знаешь, кто со мной это сделал? Кто меня раскрасил?

Чтобы не быть уличенной во лжи, я старательно не смотрела на снайпера.

– Не знаю.

– Знаешь-знаешь! Но не говоришь!

Раскусил. Плохой из меня врун.

– Ладно, знаю. Но пусть этот человек сам во всем тебе признается.

– После того, как он признается, я самолично обмакну его в этот бассейн – еще год к нему подходить не буду. Б№я, поплавал сегодня…

– Да вода уже не красится, не переживай.

– Может, и не красится, но я все равно обмакну.

Бедная Тайра – сегодня ей предстояло поплавать. Стоило ее об этом предупредить или нет? Наверное, стоило.

Морс в моем стакане почти кончился, я улыбалась, а мой сосед все бубнил:

– Так вот, я как раз сидел в машине, хотел ехать к Стиву, чтобы тот меня вылечил от дурной раскраски. И почти обдристывался в салоне – разорви эти булки на части. А тут моя машина, как начала грохотать рэпом на всю улицу, представляешь? Логан, млин! Удружил, млин! Я ведь старался не привлекать к себе внимания, а он, с№ка, превратил мой джип в бумбокс! И все на меня пялились – меня, сидящего в очках, в простыни, почти дрищущего себе под ноги. Синего! И эта музыка, которую не выключить…

Я не удержалась и начала откровенно давиться от смеха. Вот это точно нужно было снимать на видео: джип, открытые окна, орущий рэп и синий, закутанный в белую простынь, водитель. Интересно, о чем думали те, кто видел Дэйна?

– Что этот город точно сошел с ума, – прочитал мои мысли Эльконто. – Точно-точно! Таких клоунов, как я, сегодня еще поискать надо было. И знаешь что? Я точно ему булочку-то какую джемом намажу – пусть сходит, посидит в туалете. А перед тем, как он туда пойдет, я брошу ему в унитаз несмываемое говно – уже купил. Пусть помучается, хакер хренов. Знаешь, мне остальные сегодня говорили, что у них тоже техника бредила в домах – у холодильников дверцы открывались, температура в кондерах менялась, свет в ванной гас. Хочешь угадать, кто за всем этим стоит?

– Логан?

– А то? Вот и пусть подрищет с полчасика, юморист. А то ведь над ним, как я понимаю, сегодня никто еще не подшутил.

Представив Логана, тщетно пытающегося смыть собственные экскременты в туалете, я начала хрюкать от смеха.

– Слушай, а над дядей Дрейком сегодня никто не подшутил?

– Как это никто? Я.

Я улыбнулась и посмотрела на друга. Уже не синего, но бледно голубого, напоминавшего выцветшего Аватара после многократных сушек на солнце.

«Голубое ухо, голубое брюхо»

«Голубой пах – всем женщинам швах…»

Совершенно невовремя пришло на ум, и я вновь прыснула от смеха.

– Ты мне не ржи! – заругался Эльконто. – Я уже почти не синий! Хватит ржать!

Но он был синим. Просто не ярко-синим, а бледно-синим. Голубоватеньким таким. В общем, успокоиться мне удалось кое-как – аж слезы на глазах выступили.

– Удачно подшутила-то? Над Дрейком?

– Не знаю, я дистанционно. Не видела сама результатов, но надеюсь, что удачно.

– А по попе не боишься?

Эх! «По попе» я боялась. Чуть-чуть. Если мы с Тайрой умудрились надеть-таки на Дрейка платье, то счастливее от этого мой любимый не стал точно. А уж если его кто в этом наряде застал… Но ведь шутки на то и шутки, чтобы хотя бы один день понимать даже самый странный юмор друг друга? Утреннюю проделку Великого и Ужасного я поняла, значит, и Великий и Ужасный должен со снисходительной улыбкой оценить мой ответ.

Но это я хорохорилась. А на самом деле, признаться, смотреть этим вечером в серо-голубые глаза я все-таки побаивалась. Сладко так побаивалась. Так боятся, когда опасаются и одновременно вожделеют увидеть результат собственных деяний – напитаться триумфом прежде чем завизжать: «Ой, только не ремешком!».

Несмотря на свое беспокойство, в одном я была уверена наверняка – все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо – я любила его, а он меня, и ничего и никогда не было и не будет важнее этого.

Мои философские мысли прервал Эльконто – оказывается, он все это время наблюдал за тем, как у дальних кустов расставляет свою салюто-артиллерию Дэлл. Но наблюдал он, оказывается, не столько за Дэллом, сколько за его дамой сердца, с довольной улыбкой потягивающей из круглого бокала пунш.

– Слышь, наша Меган, как будто сметаны нализалась – довольная такая.

Меган и вправду выглядела совершенно счастливой. Причем наперед. Хитрой, едва не мурлыкающей от удовольствия и предвкушения удачной забавы.

– Она чего-то задумала. Зуб даю.

– Хм, думаешь?

– Да сотку готов поставить. Чего-то такого она еще учудит этим вечером. Или уже учудила, но мы об этом не знаем.

Я усмехнулась.

– Значит, скоро узнаем, так ведь? День Дурака еще не кончился.

– Но мы хотя бы дожили до самой приятной его части – вечеринки. И я уже не такой синий, как в обед. Кстати, я слышал, что Антонио припер сюда огромный торт, который никому не показывает. Чего-то сверхъестественного там наваял, наверное.

– Шедевр?

Это слово Эльконто специально произнес через «е» во втором слоге, а не через «э».

– Шедевр-шедевр, – передразнила я его.

А увидеть очередное творение Антонио, между прочим, хотелось. Не только увидеть, но и продегустировать.

– А вот и за стол всех зовут! Ура! Сейчас мы выпьем, поедим и посмеемся.

Мы и правда смеялись. Потому что слушать без смеха о том, как размышляла о цветах для «мошонки» на витраже Эллион было невозможно. А уж когда свою историю начала Лайза – за столом попросту согнулись от смеха.

– Это я воняла, можете представить? Стояла в этом магазине перед прилавком и воняла! А думала, что это кассирша наделала себе под кассу…

Мак утирал слезы ладонью – вот уж не думала, что когда-нибудь увижу его плачущим – но над собственной шуткой этот бугай аж прослезился. И теперь стало ясно, за что и Декстера и Аллертона так жестко проучили подружки. А про супчик-то, между прочим, наши друзья упомянули лишь мельком – сообщили, что отделались легким галлюциногенным эффектом.

– Ага, легким! – тут же звонко ввинтила Элли. – Да вы думали, что женаты друг на друге!

Если бы кто-то сказал мне, что за этим вечером я увижу, как утирает слезы даже Баал, я бы не поверила – демоны не плачут. У них природой не заложено. А наш Регносцирос стал красным, почти пунцовым, за что получил по затылку от Рена.

– Сам бы этого говна нажрался, посмотрел бы я на тебя! Поверил бы, что женат на саблезубой кошке!

– Не поверил бы! – парировал хохочущий брюнет. – Я бы оказался покрепче тебя.

– Ага, покрепче. Когда к тебе липнет красавчик Аллертон, удержаться невозможно…

– Я не лип! – Орал Мак. – Я вообще с тобой рядом сидеть не хотел!

– Да-да, а я этих остолопов вообще едва вылечил, – укоризненно смотрел на Лайзу Стивен. – До того, как ко мне завалился сизый Эльконто, они то и дело что-то твердили про Халка со вставшим членом…

Стол сотрясался от хохота. Завывал и стонал откинувшийся на спинку стула Дэйн, закрывал руками лицо трясущийся Дэлл, никак не мог раскурить сигару, потому что ходили ходуном руки Халк.

Комедия! Настоящая комедия! Не хохотать было невозможно.

– А как я мог к тебе не завалиться, – вопрошал Эльконто, – если приобрел жуткий кожный оттенок? Между прочим, виновника я так и не нашел.

– А гадить под моими кустами было обязательно? – веселился доктор.

– А в булки мне дристан подкладывать было обязательно? – взгляд-стрела в Ани.

– А делать так, чтобы мои кроссовки «ахали» и «охали» было делать обязательно? – Парировала Ани-Ра. – Я как героиня порно-фильма звучала, между прочим! Так что так тебе и надо – синенький мой…

– У-у-у, противная! Еще год твои булки есть не буду.

– И стройнее будешь, – улыбались ему в ответ.

Нет, столько смеяться было невозможно. Но мы смеялись. Потому что когда свои истории рассказали Лайза, Элли, Дэйн, Ани-Ра, Декстер и Аллертон, очередь дошла и до остальных, и первой выступила Алеста:

– Знаете, что Баал сделал сегодня утром? Принес мне мясо. Странное такое мясо – никогда в жизни не видела подобного.

Брюнет жмурился от смеха и смотрел на собственные руки.

– Нормальное мясо. Дикого вепря.

– Вепря, ага! А мне он сказал, что это мясо плоскоголового урода с равнин. И это, когда я уже сварила из его рагу! Меня чуть в кастрюлю не стошнило!

– Точно, зеленоватой ты стала, радость моя – я-то думал, ты поешь сначала.

– Ага, чтобы потом из меня точно все вылетело? Еще бы и Луару этим варевом накормила.

Ей однозначно хотелось стукнуть возлюбленного по голове. Но уже через секунду карие глаза задорно сверкнули, и Аля продолжила:

– Зато и я не промах! Знаете, что я сказала этому гиганту в обед? Что его приглашает в Лиллен администрация города. Что поставят ему на площади клетку, посадят в неё Баала и будут рассказывать женщинам города о том, что мужчины не такие страшные. Что с ними можно общаться, взаимодействовать и даже разрешат потрогать.

– Ага! Сказала, что из меня хотят сделать цирковую гориллу, которую будут щупать все, кому не лень.

– И ты поверил, – прыснула со смеха Алеста.

– Потому что ты сказала, что уже подписала бумаги!

– Ой, он дом на части не разрубил? – ужаснулась Элли, вытирая глаза. – Наш Баалушка тот еще… клоун.

– Вот так и я ей сказал. Клоуна нашла… потрогать им, ага… Я бы им всем потрогал!

Не отстали в своих шутках и Аарон с Райной.

Оказывается, этим утром Канн оставил своей возлюбленной билет-приглашение на теплоход – мол, приезжай, буду ждать тебя там. Райна, обожающая морские прогулки, пищала от счастья ровно до того момента, пока не ступила на борт корабля (к тому моменту уже отплывшего от берега) и не обнаружила, что на нем собрались одни нудисты. Да-да, нудисты в масках – скрытый верх и голый низ. И, когда ей на телефон позвонил Аарон, чтобы узнать, как она чувствует себя среди «голышей», Райна, не будь дурой, тут же сообщила о том, что уже отыскала милого по «причиндалам» и теперь держит его за руку.

«– Ах, и откуда же тогда ты звонишь, если стоишь рядом со мной?»

Канн рвал и метал. Едва ли не вплавь ринулся догонять уплывший теплоход, а когда догнал – нанял на причале катер – отыскал спрятавшуюся на камбузе одетую (слава Богу) Райну и сообщил о том, что будет заниматься с ней любовью так долго, пока она не заучит наизусть вид его «причиндал». Чтобы уже никогда и нигде не перепутала!

Миссис Канн ухохатывалась.

Стояли нетронутыми салаты и закуски, нечасто поднимались вверх сопровождаемые тостами бокалы, потому что истории все звучали и звучали. История Меган и фальшивого ножа, история Шерин и целого склада, заваленного формой с Тали, история Халка, который, как сообщил сам сенсор, глядя на Аллертона, вовсе не вожделел друзей, а пытался убрать и как-нибудь образом сходить в туалет – «а тут нагрянули вы!».

Чейзер сгибался от смеха пополам.

Не подкачала в этот вечер и история четы Морэн, пришедших с Магии в дом Эльконто чуть позже остальных. Новых гостей приветствовали аплодисментами и радостными криками – усадили, придвинули шампанское и попросили поделиться шутками. И Марика поделилась – рассказала о том, что вот уже несколько дней не могла отыскать вдохновение для очередного «недушевного» проекта, от выполнения которого все хотела, да так и не сподобилась отказаться. И тогда на помощь, понятное дело, пришел Майкл: сообщил о том, что неподалеку от их летнего домика находится болотце с удивительными свойствами – если намазаться с ног до головы его грязью, а потом обкататься в сосновых иголках и пролежать под солнцем пять минут, можно напитаться удивительной силой и восхитительной фантазией.

– Ага, – ворчала Марика на манер Изольды. – Знаете, чем это болотце оказалось на самом деле? Грязевым клеем! Когда я выкаталась в иголках, – а я ведь ему (взгляд на Майки) всегда доверяла, – они высохли и намертво приклеились к коже. И стала я эдаким голым чучелом не в смоле и перьях, но в грязи и хвое. И не одеться мне, понятное дело, не помыться, пока до дому не дойду. И вот таким образом, пока шагала обратно к домику, я напугала своим видом двух путником. Ну, Магия, ну, шутница! Специально ведь их со мной пересекла! И отмывалась я после этой грязи почти час. Час!

– А ты, лучше, что ли? – смеялся Морэн. – Взяла и сказала мне, что в городе меня, мол, ждут новые ученики. Страсть как хотят обучаться у меня, прямо изнемогают от нетерпения. И я поехал. А как не поехать, если обучение, это задача всей моей жизни?

– И что? – послышалось со всех сторон.

– Что-что, – смущенно кряхтел проводник. – А то! Приехал я по нацарапанному ей адресу – там оказался какой-то дом Творчества, – отыскал номер аудитории, толкнул дверь, а там… бабки! Целая куча старушенций с музыкальными инструментами – да не с обычными, а с какими-то странными – щетками, ложками, сковородками, досками стиральными… И ждут меня уже! Оказывается, их прежний музыкальный преподаватель приболел, и Марика им сказала, что придет новый учитель – молодой и красивый. А, главное, талантливый. Талантливый в чем? – шуточно рычал на свою вторую половину Морэн, – в игре на щетках? Да эти бабки меня два часа не отпускали от себя, все спрашивали, не соглашусь ли я теперь их учить на постоянной основе?

– А ты играл с ними на странных инструментах?

– Играл, – признался Майкл и смутился. – А что делать было? Не говорить же людям – тем более старым, что я не тот, за кого меня «выдали»… Вот нашла мне, блин, ученичков!

И мы хохотали. Целый час продолжали перебирать подробности каждой истории, делились тем, что каждый пережил сегодня – что чувствовал, о чем думал, как нашел идею для «мщения», как реализовал… Бесконечный тема для общения. Тайра рассказывала про валторну и птиц, я про утреннюю шутку Дрейка и о том, как мы потом ходили за супом. Мак ухмылялся, повествуя, что никогда в жизни не испытывал схожих ощущений с теми, какие уловил, наевшись странного супа, Рен лишь улыбался и качал головой. Эльконто в который раз опросил присутствующих про его «синеву», и Тайра, наконец, призналась в содеянном. А когда он попытался вытащить ее из-за стола и отнести к бассейну, завизжала, что теперь любая вода будет делать его «синим», за что тут же была окрещена «ведьмой» и отпущена на свободу.

– Тьфу на вас, бабы! – басил снайпер возмущенно. – С вами лучше не связываться! То в булки положат поносных ягод, то воду заколдуют! Все, подамся я в монахи…

– Чтобы объедать их склад по ночам, учить праведников матеркам и рассказывать им, как стрелять по фонарикам из винтовки? – умилялась Ани-Ра.

– Противные! Вы все противные! – Ревел Дэйн медведем. – Сделали из меня посмешище!

Реветь-то ревел, а сам, между прочим, полчаса спустя (кажется, это заметила только я) намазал круассан Логана джем-дристаном.

И тот – храни его Господи – съел булку.

Наверное, одним из самых приятных моментов любой из наших вечеринок, был торт, и Антонио не подкачал и на этот раз. Когда истории закончились, с тарелок исчезли закуски, горячее, и настало время чаепития, к столу на серебристой позвякивающей по газону тележке был подвезен крытый огромным колпаком торт. И посмотреть на него, – что являлось правилом, прежде чем резать очередной шедевр на кусочки, – собрались все присутствующие.

До того, как снять колпак, Антонио, ласково поглаживаемый по пухлой руке Клэр, даже толкнул речь о том, как вдохновлено он сегодня «ваял», разбавляя настрой «двумя каплями» вирранского красного. О «несущемся вдаль воображении, о полете фантазии, о неуемном фонтане любви к каждому исполняемому другу», в потоке которого повар творил, слушали с удовольствием.

А после подняли колпак.

И ахнули.

Потому что на гладкой поверхности зеркальной глазури зеленого, как газон Эльконто, цвета, стояли фигурки всех присутствующих. И какие фигурки! Не знаю, как остальные, но я взирала на них с ужасом и восторгом одновременно.

Вот это Антонио… Вот это фантазия…

Интересно, сколько он выпил, когда лепил их? Сидящего на унитазе толстого борова-Эльконто со спущенными штанами и спутанным ежиком из белых волос. Улыбающегося совершенно дебильной улыбкой и как будто пьяного. Накренившегося и выглядящего, как зомби, Мака Аллертона с руками-крюками, перекошенным ртом и склабящегося в поисках добычи. Лайзу, размахивающую собственным платьем – Лайзу – ой-ой! – в бюстгальтере и в плавках. Навалившуюся на пацанку-Райну Элли с флажком «Девы рулят!» в руке. И та, и другая, кажется, пытались по-хулигански свистеть – их пальцы были засунуты в улыбающиеся рты. Меган, держащую позади Дэлла огромную бомбу с пикающим таймером и проводами, и бреющего газон опасной бритвой Аарона. А у Баала на голове обнаружились два совершенно пионерских хвостика…

Остальных я рассмотреть не успела, потому что в этот момент повар завизжал. Сжав в трясущихся пальцах белый колпак, он с ужасом взирал на сахарных фигуркок собственного производства, и, не переставая, визжал.

– Тони-Тони… – трясли его за рукава. – Антонио, все хорошо?

– Это не я! – визжал вирранец. – Я «это» не лепил. Это не я!!!

– Тони, сколько ты выпил, прежде чем «наваял» это? – шепотом ужасалась Клэр, озвучив вслух мой собственный вопрос.

– Это НЕ Я!!! – Продолжал верещать Антонио – всего за несколько минут созерцания торта он успел покрыться пятнами и потом одновременно, и теперь, кажется, собирался грохнуться в обморок. – Это все они! Они, противные! Это все они!!!

– Кто? – вопрошали вокруг. – Кто? Кто? Кто?

И в этот момент мы все увидели «кто».

Потому что фигурки вдруг ожили и превратились во всем нам знакомых фурий, которые с визгом и смехом скатились с торта (не попортив при этом глазурь) и разбежались по газону.

– Я вас догоню! – Заорал мгновенно оживший Тони, замахал колпаком и ринулся в погоню. – Догоню! И… И… Нашлепаю! Накажу! Засранцы! Вы, маленькие пушистые засранцы!

Думаете, мы смеялись до этого?

Нет, мы никогда еще не смеялись так весело и громко, как в тот момент, когда пухлый кудрявый повар гонялся вокруг стола за хохочущими фуриями, размахивал колпаком и сложно и вычурно ругался на вирранском.

Думаете, он поймал хоть одну? Конечно, нет.

Но этот вечер однозначно грозил мне тем, что щеки все-таки не выдержат и треснут по швам.

Действо с тортом закончилось благополучно.

Нахохотавшись и насладившись «изведением» повара, фурии вернули настоящие фигурки, выглядящие вполне себе прилично, даже, я бы сказала «обыкновенно», по сравнению с предыдущими. На них мы выглядели здорово, но совершенно «нормально» – без заскоков, о чем тут же начали втихомолку жалеть. И жалели ровно до тех пор, пока Элли не разослала всем фото, которое успела сделать до того, как смешарики явили свой секрет народу – и хохот тут же возобновился. Антонио вновь моментально покрылся пятнами, однако успокоился, когда получил массу комплиментов по поводу сладкого творения, а так же был посажен за стол с бокалом шампанского в руке, который Клэр не забывала пополнять.

Прекрасный летний вечер продолжался.

Пока мы обсуждали выходку фурий и рассматривали бесценное фото («смотрите, а Дрейк тут в плаще, как супермен и в темных очках!»), Дэлл занимался проверкой подготовленной для пуска салюта установки. Едва он закончил, как все тут же покинули стол и сгрудились в наиболее удобной для просмотра шоу точке газона – в самом его центре. Задрали головы вверх, хором досчитали от десяти до нуля и при свисте первой взлетевшей в воздух ракеты, радостно заголосили.

– Видите? – кричал, восхищенный собственной изобретательностью Одриард, когда над головами зрителей высоко в небе высветился не просто шар из огоньков, но огромная улыбка, – это я придумал, как делать в небе изображения. Там дальше будут буквы, поздравления…

И в этот самый момент, когда подрывник еще не закончил свою речь, а вторая ракета не стартовала, я случайно наткнулась взглядом лицо Меган – ее глаза искрились весельем, а весь вид словно говорил «ну, давай-давай, любимый… посмотрим, что у тебя вышло». И еще до того, как раздался второй хлопок разорвавшегося салюта, я, наконец, поняла, как именно рыжая лиса отомстила своему возлюбленному. Поняла, и мысленно подняла вместе с ней бокал.

Так тебе, Одриард! Так тебе! Так!

А в воздухе – ой, енот меня разорви, – разворачивалось настоящее нечто! Второй салют, вместо того, чтобы распасться на букву «С» из будущей надписи «С праздником!», как предвещал Дэлл, вдруг превратился… в изображение чьей-то похожей на восьмерку задницы, и Эльконто тут же оглушительно загоготал.

Одриард ошалело потер глаза.

Третья ракета, вопреки утверждению пискнувшего сдавленным голосом подрывника о том, что «сейчас будет буква «п» – это просто сбой», распалась вовсе не на букву «п», а на символ «f@ck» – руку с высунутым вверх третьим пальцем. Да-да, мол люблю вас всех. И на этот раз захохотали все.

Челюсть Дэлла отвисла до самого газона.

– Нет, быть такого не может. Не может! Сейчас все будет, как задумано!

Но как задумано не стало.

Один за другим взлетали в воздух салюты, и добрая половина Нордейла (а фейерверки взлетали высоко), изволила этим вечером наблюдать, как в небе сначала появлялись пахабные словечки, затем комичные изображения пенисов, а после и вовсе начались позы сношающихся по азбуке камасутры человечки…

– Это не я! – Ревел, как совсем недавно Антонио Одриард и едва не рвал на себе волосы. – Это не я!

А Меган ликовала. В какой-то момент она наткнулась на мою улыбающуюся от уха до уха физиономию, придвинулась поближе и хитро сообщила:

– Я вскрыла его бункер. А он даже не узнал.

– Ты молодец! Молодец! – шепнула я в ответ.

И мы чокнулись бокалами.

Шумели, рвались снаряды, хохотала наша дружная толпа, радостно и одобрительно свистели соседи из соседних домов, чернело над головой небо, краснел при свете газонных фонарей Одриард – вечер заканчивался замечательно.

Его присутствие не почувствовал никто, кроме меня. Не знаю, как я это сделала, но я его ощутила – Дрейка. Он стоял за моей спиной, и его никто не видел.

Я обернулась.

И да, он действительно стоял за моей спиной и улыбался. Стоял… в розовом платье с рюшками, с перекинутым через плечо ремешком без самой сумочки, с повязанным вокруг шеи аляпистым ситцевым шарфом и на каблуках.

Ой, Боже мой… Я не пойду домой…

Хотелось провалиться сквозь землю. Хотелось рыдать, хохотать, стонать – хотелось завалиться в траву и закрыть лицо руками. У-у-у, что же я наделала?

А Великий и Ужасный тем временем подмигнул мне и одними губами прошептал «С Днем Дурака, любимая!»

И я отправила – красивому и сладкому – воздушный поцелуй.

Эпилог

Тайра и Стив

Когда обернутый банный полотенцем Стив вышел из душа, Тайра в соблазнительной позе сидела на софе – струящиеся по плечам темные локоны, полупрозрачный кружевной пеньюар из воздушной ткани, мягкая призывная улыбка на губах. И он, ведомый нитью любви, сразу же двинулся к ней.

– Нет-нет, – раздалось тихо. – Не торопись.

Лагерфельд, достигнув середины комнаты босыми ступнями, замер.

– Почему?

– Так сразу нельзя.

Его возлюбленная покачала головой.

– Сегодня в Рууре праздник, знаешь?

– Какой?

О праздниках Руура Стив знал мало, почти ничего.

– Сегодня день Абра-Праде.

– Что это значит?

Заливал мягким желтым светом гостиную торшер у дивана, тикали настенные часы. Изредка шевелилась у открытой балконной двери занавеска.

– Сегодня мужчины вновь завоевывают своих женщин специальным ритуалом. Ты ведь сделаешь это для меня?

Уж для кого бы Стив сделал все, что угодно, так это для своей Тайры.

– Конечно. Научи.

Ему уже хотелось целовать и ласкать ее – ему всегда хотелось ласкать ее, но ради любимой доктор был готов потерпеть – уважение и нежность прежде всего.

Невероятной красоты экзотическая, гибкая женщина неслышно соскользнула с софы и направилась к нему, пеньюар мягко обнимал полные груди и темные соски, на которые Лагерфельд смотрел с вожделением.

– Сегодня, – шепнула Тайра, целую только что выбритую и пахнущую лосьоном щеку, – мужчины… танцуют… для своих дам. Очаровывают их.

И она опустилась на колени. Аккуратно разжала пальцы, держащие края махровой ткани, отложила полотенце в сторону и… начала что-то привязывать к его набухшему уже естеству – разрисованный орнаментом тусклый колокольчик на шелковой ленте. Привязала прямо к середине пениса, касаясь его теплыми пальцами – Стив мычал от нетерпения и удовольствия.

– А пропустить нельзя?

– Никак, любимый, нельзя. Ритуалы – это важно.

Хорошо, пусть будут ритуалы.

– Я должен танцевать с колокольчиком?

Пухлые розовые губы улыбались.

– Да, сейчас я сяду обратно на софу, а ты будешь танцевать для меня танец любви с привязанным на дамэ колокольчиком.

– На дамэ?

– На нем, да.

Стив еще ни разу в жизни не исполнял танцев любви, и совершенно растерялся. Он вообще, если быть честным, почти никогда не танцевал – один раз, кажется, очень давно.

– Я… не умею.

– Это не важно. Как умеешь. Если сумеешь очаровать свою женщину – она твоя.

– А, если не сумею?

– Сумеешь, – уверенно шепнули ему. – Сумеешь, любимый.

И Тайра, покачивая бедрами – в Рууре ее этому учили или научилась уже в Нордейле от местных женщин? – отошла обратно к софе. Уселась на нее, выжидательно посмотрела на стоящего в центре комнаты ладно сложенного голого мужчину.

– Танцуй! – приказала повелительница ночи.

Лагерфельд смутился и растерялся. Лента крепко, но без дискомфорта, держалась на вставшем пенисе – снизу, как у телка, болтался Арханский «звонок».

– Танцуй, – подбодрили его снова.

Блин… Еж бы их подрал, эти Руурские ритуалы. Но ей важно. И он начал танцевать – точнее, ему так казалось. Начал покачиваться из стороны в сторону – деревянный, как ствол сосны, – влево-вправо, влево-вправо – несколько раз переступил с ноги на ногу. Наверное, выглядел он глупо.

– Колокольчик должен звенеть – петь песню.

Петь песню? Еж ты блин…

И доктор принялся крутить бедрами – три раза в одну сторону, три раза в другую. Затем, словно качели, задвигал вперед-назад тазом – вспомнил, что танцовщицы еще вращают и вертят запястьями, вытянул в стороны руки и начал изображать «волны» – снизу качается таз, волны «волнуются» – колокольчик нехотя звякнул.

Нет, песню он не поет – надо что-то другое, – ворочал мозгами Стив, и, не глядя на Тайру, как не глядел во время раздумывания над ходом операции на пациента, взялся за дело иначе.

Песню, надо песню…

Развернулся боком, согнулся, уперся руками в пол, сделавшись похожим на вирранскую крышу, и самозабвенно закачал чреслами – колокольчик, как у коровы на шее, радостно запел «динь-динь». Вот! Стив начал входить во вкус.

Блин, только на танец это не похоже.

И он решил одновременно приседать, вертеть шеей и изредка отрывать по одной ладони от пола, чтобы совершать какие-нибудь движения пальцами – так, из стороны в сторону – «динь», шеей по кругу «динь», левая рука вверх «динь», правая…

– Я… танцую?

Тайра не отвечала.

– Я хоть сколько-то… очарователен?

Тишина. Наверное, она любовалась.

– Думаешь, – прохрипел Стив из неудобной позы, – этим вечером у меня есть шанс?

Динь-динь. Качался из стороны в сторону член, а с ним и колокольчик.

Когда и спустя минуту его направленных на соблазнение упражнений с софы не раздалось ни звука, доктор повернулся и взглянул на любимую.

А та хохотала.

Сидела на диване, зажав рот, чтобы не смеяться в голос, ладонью, и совершенно сотрясалась от хохота. Стоило ему ее увидеть, как Тайра, не умея больше сдерживаться, звонко и совершенно не возбужденно расхохоталась на всю комнату.

– С Днем Дурака, Стиви! С Днем Дурака…

– Что?!

И Лагерфельд, забыв, как думать, дышать и контролировать эмоции, моментально сдернул ленту с члена, разогнулся, отбросил колокольчик в сторону и с ревом полетел к дивану.

Джон

Этим вечером ему думалось о разном.

Теплый вечер, уже почти ночь, в небе то и дело вспыхивали над крышами фейерверки. Праздники. Люди почему-то любили праздники – радовались им, собирались вместе веселились. Теряли эмоции, теряли энергию.

Как будто для того, чтобы собраться вместе, нужна особенная дата – важная информация нужна, а не дата, – так, будучи прагматичным человеком, он считал.

И не человеком, нет. Они все – представители Комиссии – были расой Сатхе – сверхмощными гуманоидами, развившимися из людей, но уже давно переставшими ими быть.

Так им казалось.

Так казалось и ему самому. До недавнего времени.

Когда Дрейк только создал новый мир, основной идеей было изучение, продвижение, развитие – накопление дальнейших сил, знаний, мудрости и могущества. Затем возникла идея об ассимиляции с людьми – сожительством на одном поле физического пространства. Зачем? Для наблюдения – пояснил Начальник. Будем ставить более примитивно развитых в различные условия выживания, анализировать их поведение, смотреть, чего мы достигли по сравнению с ними. Помнить о том, что делают с энергетическими и физическими телами эмоции – какова их губительная или накопительная сила…

И они наблюдали. Вели статистику, анализ, сложные вычисления – создали Уровни, разбили новый социум на слои, производили на свет невозможные в обычных условиях ситуации, фокусировались на отклике людей, на их способе мышления в обычном и критичном окружении.

А потом что-то случилось.

Постепенно, не сразу.

Как и когда возник спецотряд? Почему сначала Дрейк, а потом и он – Джон, – сблизился с ребятами? Постепенно люди стали не объектами для наблюдения, а объектами для взаимодействия. Сначала непрямого, затем визуального, тесного контакта. Следом, почти не заметив, как все случилось, эмоции внутрь допустил Начальник, теперь он – Джон. И, как показал сегодняшний случай, почти все представители Комиссии.

Куда укатился их сверхмощный мир? Почему видоизменился первоначальный план, куда исчезла идея об «отделении», и почему она трансформировалась в последующий симбиоз? Люди и Сатхе стали почти едины… Почти.

Вечер пах травой, прогоревшими петардами, дымком и шашлыками. Пах чем-то уютным, радостным, трогающим душу за невидимые светлые струны.

Джон шел домой.

Он думал о том развитии, которое могло бы произойти, воплотись первоначальная идея в жизнь – сколь мощными они стали бы, не допусти внутрь эмоций? Как глубоко ушли бы в изучении материи мироздания, способе расщепления кинтинного потока на составляющие, сколько энергии для собственных целей смогли бы извлечь в итоге?

Но первоначальный план накренился.

Дрейк жил с Бернардой – женщиной из человеческого мира, – отряд специального назначения числился Комиссии «другом», а люди то и дело взаимодействовали, а иногда и сотрудничали с Комиссией.

Куда катится жизнь? Куда катится мир?

Джон волновался. Джон курил.

Этим вечером он нес домой Яне то, что ему стоило титанических усилий отыскать – он нес букет из пяти ярко-красных роз на длинной ножке, срезанных этим утром и посыпанных медовой пыльцой.

Конец.

Сноски

1

О подобных «бабках» ребятам из спецотряда однажды рассказывала Бернарда – здесь и далее примечание автора.

(обратно)

2

Об этих событиях повествует книга «Мистерия»

(обратно)

Оглавление

Антонио, Клэр и Смешарики

Тайра

Бернарда и Тайра

Лайза и Элли

Ани-Ра

Бернарда и Тайра. Архан

Шерин

Рен Декстер и Мак Аллертон

Дэйн и Ани-Ра

Халк

Меган

Бернарда и Тайра

Дрейк

Яна

Вечеринка. Бернарда и все-все-все

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg