«Кошмарная практика для кошмарной ведьмы»

Кошмарная практика для кошмарной ведьмы (fb2) - Кошмарная практика для кошмарной ведьмы [litres] (Дарк романтическое фэнтези 18 - 3) 1296K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анна Замосковная

Анна Замосковная Кошмарная практика для кошмарной ведьмы

© Анна Замосковная, текст, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Глава 1. О зомби, практикантке и маме

Если увидели зомби – не шумите.

Из школьной инструкции

Иногда катастрофу ничто не предвещает. Порой всё сразу идёт наперекосяк, будто судьба даёт шанс сбежать от страшной участи.

В кромешной тьме манил светом валявшийся на обочине четырёхгранный фонарь. Сквозь единственную прозрачную стенку он из последних сил озарял странно выгнутого мужчину в фиолетово-чёрном костюме штатного мага и вцепившегося ему в горло зомби. Жёлтые блики мерцали на лужах, сапогах и скрюченных пальцах мага, тонули в прорехах рубахи и разложившейся плоти.

Чавканье челюстей порой заглушалось стрекотом цикад.

Что сделала я, несчастная практикантка, без пяти минут боевая ведьма, когда обнаружила куратора своего диплома в таком э-э… пожеванном виде? Должна была выхватить жезл и произнести заклинание связывания. Или заморозки. Или испепеления. Или экстренного упокоения. Должна была. Вместо этого прошептала:

– Мама, – и выронила тяжеленные чемоданы.

Они шлёпнулись в грязь и окатили подол брызгами.

Зажав рот ладонью, я попятилась.

Он меня не заметит, всё обойдётся.

Сердцебиение заглушало и цикад, и чавканье, груди в корсаже стало тесно. Ветер обволок меня сладким гнилостным запахом.

Зомби чуть опустил мага и, словно примеряясь к поцелую, уставился на его открытый рот.

Похоже, куратор остыл и на ужин не годился.

Умер… вот так, вдруг, в одиночестве. Неупокоенный.

Зомби поднял изуродованную гниением голову – теперь чёрные глазницы были обращены на меня.

Слева, внизу дорожной насыпи, затрещали кусты.

Это не ещё один зомби. Так, какой-нибудь нехищный маленький зверёк.

Что-то лезло на дорогу, соскользнуло по насыпи, хрустко ломая ветки. И выбралось, забренчало цепью. В темноте не разглядеть что. «Цон-цок-цон», – надвигался металлический перезвон. Я пятилась, пятилась, пятилась. Страшно, точно чужое злое дыхание, шуршал часто выдыхаемый воздух.

Труп куратора шмякнулся в грязь, в луже дрогнули отблески света и застыли. Зомби, шагнув ко мне, споткнулся о куратора и упал. Задетый локтем фонарь развернулся влево – и осветил дорогу, стоявшую на обочине телегу с бочкой-цистерной и обвисшей на оглоблях лошадью, ковылявшего мимо них кряжистого мужчину в залитой кровью рубахе. Его белобрысая голова неестественно скосилась набок, не оставляя сомнений в том, что он мёртв. Свет озарил и волка полутора метров в холке – зомби-оборотень. Он цепью на ошейнике и звенел. Обращённые на меня глаза блеснули.

А ведь у меня ещё был амулет экстренного вызова… штатного мага. И фляга с тормозящим составом. Где-то в рюкзаке, ага. А по инструкции должна висеть на поясе. Вместе с жезлом. Который тяжёлый, как пёс, и тоже в рюкзаке. Но я же как бы не на дежурстве, а только на практику еду. Да?

Все трое зомби смотрели на меня. Хуже того – они ко мне шли. Топ-топ-топ.

– Ааа! – Я развернулась и побежала.

Но я же не на дежурстве, да и одета соответственно. Не в рабочий костюм, а в платье до щиколоток и с двумя подъюбниками. Ноги запутались в отяжелевшей от дождя ткани, и я, поскользнувшись, рухнула в лужу. Так началась моя дипломная практика. Короткая. Сзади шлёпали зомби.

Умирать рано: восемнадцать всего. Они шлёпали, а я поползла. Юбка тяжёлая, а я ползла, загребая локтями грязь. Дыхания не хватало, между гребками я дёргала рюкзак, но ремешок увяз под грудью, и проклятая застёжка не открывалась. Грудь большая, ремешок через неё не перетягивался – хоть убей.

Может, они меня не заметят в темноте, а?

Чисто теоретически такое возможно: платье тёмно-синее, руки в грязи, рыжевато-каштановые волосы должны с землёй сливаться, если не поворачивать лицо. Я вся тёмное пятно на тёмном фоне.

Правда, у оборотней обоняние хорошее. Но если этот успел немного разложиться, то нюх ухудшился. Надежда есть! Я упёрлась руками в холодную склизкую землю и изо всех сил оттолкнулась. Мокрый, влипший в грязь подол тянул вниз. Подхватив его, буксуя и оскальзываясь, я сдала влево: спрятаться, спрятаться быстрее, а там уже жезл достать и что-нибудь наколдовать.

Сзади треснуло, зашипело, и дорогу залило ярким оранжевым светом. Обернулась: телега неистово пылала. Между ней и расплющенным под ногой зомби фонарём затухала дорожка пламени. Похоже, из бочки выливалось что-то горючее, масло наверное, и дотекло до огня. Теперь я как на ладони.

К нам шёл четвёртый зомби.

Ну что за день такой, а?

День не задался с утра. Практика эта не задалась с распределения. Даже ещё раньше! Вся жизнь! Но теперь какой-то совсем ужас: на дороге лежит мёртвый куратор моей, будь она не ладна, практики… И надвигаются зомби.

Пять штук.

Пятый – хромой, но огромный – вышел из-за горящей телеги.

Мамочки…

Ой-ёй-ёй, что делать? В университете нашем с практическими занятиями было слабовато. Зато теорию я знала: надо анализировать ситуацию!

Так. Видимость хорошая, зомби на мне зафиксировались, но, пока не бегу, они тоже не побегут. Значит, надо пятиться и без паники снять со спины рюкзак, достать жезл и раствор.

Я пятилась и трясущимися руками дёргала застёжку под грудью – сегодня просто день сожаления о её объёмах. Замок заело, наверное, из-за грязи. Что мне это давало? А ничего.

Ещё о ситуации: два дальних зомби пёрли на лежавшего на дороге куратора, вниз не глядели – наверняка о труп споткнутся. А тот, что уже повалялся, аккурат на чемоданы двигался.

Делим проблемы по времени их наступления: пока надо разобраться с двумя зомби. А это уже не так страшно, да?

Зомби-оборотень оскалил измазанные кровью зубы.

И это называется спокойный регион, да? Это называется…

Нога соскользнула, я шмякнулась в лужу. Оборотень побежал. Я крутанулась, подставляя защищённую рюкзаком спину, подобрала руки-ноги-голову – за быстроту реакции спасибо гаду-соседу, любителю спускать на прохожих собак, – и на меня бахнулась пара центнеров, кости затрещали.

– Ррр! – рокотало над ухом, и звенела цепь, исполинские когти рвали рюкзак, клацали зубы. Меня вдавливало в грязь, в лужу, ещё секунда – я захлебнусь раньше, чем меня загрызут.

Оборотень рыкнул, упёрся лапой над моей головой, и страшное давление на спину уменьшилось, я смогла вдохнуть. За подол и ногу потянули, трещала ткань, кто-то вгрызался в ягодицу, но человеческим зубам мокрый подол, два подъюбника и панталоны не поддавались.

Мама… мама, роди меня обратно!

Глава 2. В которой практикантка хочет зомби-оборотня

Знание алгоритмов действий в критических ситуациях – залог выживания штатных специалистов.

Из учебника по тактике для первокурсников

Ухнув в лужу, я едва удержалась от вдоха, силилась подняться. Руки скользили, мышцы резало от напряжения, но лапа вдавливала лицо в воду.

– Ауу! – взвыл оборотень.

Голову отпустили, я приподнялась и втянула удушающий, острый до кашля и рези в глазах воздух.

На дороге серебром разливался тормозящий состав. Разгрызенная фляга валялась рядом, на выпавшем из рюкзака изодранном сапоге. Оборотень медленно катался по земле.

Зажав нос рукавом, колючим от крупинок грязи, я оглянулась и погребла прочь. Двое зомби, видимо споткнувшихся о куратора, подползали ко мне, остальные заторможенно переставляли ноги в серебристой луже. В пасти у левого ползущего торчал клок моего синего дорожного платья – вот кто ягодицу кусал, скотина!

Зомби вползли в светлые потоки тормозящего состава и замедлились.

Отодвигаться не решилась – вдруг рядом ещё зомби. Пропитанный составом воздух драл горло хуже ангины. Спина болела, и покусанная ягодица ныла как-то подозрительно.

Зомби цепенели. Такое мы, студенты, видели лишь на первом курсе. Алхимик на жуко-крысах показывал зависимость размера нечисти, концентрации раствора и скорости. Состав дорогущий, использовался в тяжёлых случаях и обычно понемногу.

И вот он растекался – годовой запас, который я должна передать штатному магу в оплату практики.

Зомби застыли. Не съели они, так съест мой милый декан, за ним ректор, остальное догрызут банкиры, у которых придётся в счёт будущего жалованья занять на покупку нового запаса.

Может, собрать с земли? Некуда. Или сбежать и поменять имя? Не впервой ведь. Но тогда придётся опять учиться или работать без лицензии.

Что выгоднее: купить на кредитные деньги новые документы и отучиться ещё раз или компенсировать пролитое и жить в кабале? На нос шлёпнулась холодная капля, на щёку, опять на нос. Дадут ли мне кредит?

Ливень обрушился резко, стеной, и вмиг разметал серебристый состав.

Зомби оживились.

Теорию я знала, ага. А «не расслабляться, пока работа не закончена» не для меня писали? Шевелиться больно, но надо. Стиснув зубы, развернулась. Должен же среди вывалившихся из рюкзака вещей быть жезл. Бочка с маслом ещё горела, свет пробивался сквозь серые потоки, высвечивая меня для зомби, но не высвечивая жезла.

Он же огромный, как его можно потерять? Зомби надвигались. Ползая на коленях, я лихорадочно шарила в грязи, возле ладони клацнули зубы, я отшатнулась, попятилась в темноту. Дождь прибивал меня к земле, рюкзак казался невозможно тяжёлым.

Тяжёлым?

Сунула ладони за спину – рукоять! Холодная, скользкая, толстая рукоять жезла! Он запутался в обрывках рюкзака! Я дёргала, тянула и выкручивала жезл, шепча заклинание подчинения. Зомби подползал. Жезл застрял намертво.

Соберись!

Зомби протянул руку, я рванулась назад, жезл выскочил.

Колени вязли в грязи. Хлестал дождь, убивая последние всполохи огня. Я обшаривала лоскуты рюкзака – жезла нет.

А зомби есть.

Подбирался к ноге. Заваливаясь набок, лихорадочно пнула, каблук врезался в твёрдое.

Дыхания не хватало, я приказывала себе шевелиться.

Дождь резко стих. Шуршали в темноте последние капли. Хлюпали ботинки зомби.

Так, боевая я ведьма или кто? Не позволю себя грызть, ягодица с коленом и так зудят.

Я щупала лоскуты за спиной – пусто, пошарила по земле – жезл! Вывалился. Милый, любимый, бесплатный студенческий жезл, булава без шипов. «Будет с шипами – сами убьётесь», – пояснял университетский мастер. Но я и без шипов справлюсь: умирать-то рано.

Ноги кто-то коснулся. Я ударила наотмашь, ещё раз – хрустко чавкнул пробитый череп. Отдача резанула мышцы.

Подол тянул вниз, но я встала.

Уже несколько часов по тракту никто не проезжал, здесь убили бывалого штатного мага, так что на помощь и прочие учебные послабления рассчитывать нельзя – только на себя.

Штатные специалисты так и погибают. Нечисть есть, а помощи нет.

А я ещё не штатный специалист, мне рано. Рано, кому говорю!

Но как же тряслись колени и руки, оттянутые жезлом.

Одной мне с этакой оравой не справиться.

Мне нужен оборотень.

Глава 3. О преимуществах света и темноты

Мы не будем рассматривать действия специалиста в случае массового скопления зомби ввиду нереальности такой ситуации в мирный период.

Из учебника по тактике для первокурсников

Темно и тихо, как в могиле. Усилием воли сохраняя заклинание в предпоследней фазе активации, я закрыла глаза и прислушалась. Сердце дико колотилось в груди. Дрожь усиливалась, ещё пара таких минут – и начну стучать зубами.

Зубы на всякий случай стиснула крепче.

Нервы – натянутая струна.

Послышалось нарастающее: хлюп… хлюп…

Внутри холодело. Я медленно подняла жезл на уровень глаз и заставила себя тихо выдохнуть.

Хлюп… хлюп…

Леденящий поток магии струился по позвоночнику, перетекал в рот, холодил зубы. Кончик языка едва касался нёба, замыкая течение в круг. Сила заклинания натягивалась, будто тетива, стоит опустить язык и произнести, даже мысленно, последнюю фразу – стрела полетит, но где её цель?

Медленно, почти не дыша, повела жезлом из стороны в сторону, снова. От тяжести жезла ныли мышцы.

Ничего не видно.

Навершие беззвучно чего-то коснулось.

– Подчинись моей душе, – выдохнула я.

На голову будто кастрюлю нахлобучили. Звуки двоились. Ощущения смазывались, даже боль в спине куда-то делась. Я заставила своё второе, мёртвое, тело встать передо мной. Ноги подкашивались, и я опустилась на колени. Зомби – увы, определённо двуногий, – развернулся и растопырил руки.

Переведя дух и не активируя магию, мысленно повторила формулу экстренного упокоения. Мертвяков оно вырубало на полчаса, зато выполнялось за пять секунд – если не психовать. Но теперь я с защитником, поводов для паники…

Лодыжку больно сжали. Меня грызли! Ботинки грызли. Зомби прополз между ног моего мертвяка и укусил, я треснула жезлом – ЧВАК! Подчинённый пошатнулся и грохнулся на меня.

Спину резанула боль, грудь сдавило, я задыхалась, трепыхалась. Чавк-чавк-чавк – хлюпали шаги со всех сторон.

Мертвяка – на четвереньки, меня прикрыть, сама на четвереньки под ним – и синхронно ползком, ползком, ползком подальше от места, где нашумели. А жезл тяжёлый, ползти неудобно, и в зубы не взять. Под ладонью чавкнуло, и наконец – трава. Обочина! Я сползла на крутой скат насыпи, прикрылась зомби, его тошнотворным запахом разложения, и…

Шаги. Как-то слишком их много, не понять, куда целиться.

Будь всё проклято. Я приподняла жезл и, заложив траекторию и мощность, запустила малюсенький световой шарик, тот зигзагами унёсся метров на семь в сторону и завис.

Мертвяков на дороге оказалось больше дюжины. Сглотнув, я уползла под свой труп.

Э-э… местные совсем одурели и не хоронят по правилам? У них внезапная эпидемия? Массовое убийство? Что за бардак тут творится?..

Массовое скопление зомби – хрестоматийная ситуация, с которой в мирное время сталкиваются единицы волшебников. Я смотрела на толпу и жалела, что магию не инициировала.

Ох, как я жалела! Лежала, зажав нос, под трупом и жалела. Сейчас я готова на все сопутствующие процессу неприятности, даже на повторный запрос и глумления из-за срыва первого раза (хотя моей вины в этом не было).

Холодный огонёк ещё светил, а мертвяки поглядывали по сторонам. Может, погасить его и перележать до утра? К запаху уже привыкаю, зомби разбредутся. Дилижанс вдруг появится, другие путники – помогут. А останется несколько зомби – мы с моим подчинённым быстренько их упокоим.

Хороший вариант, если бы не «но». Почему эти «но» всегда вылезают в хороших вариантах?

Большое и жирное «но»: а если зомби нападут на обычных людей?

Не то чтобы я склонна к геройству, но в этом официально спокойном округе один штатный маг. По слухам, здесь вообще с волшебниками туго. Атмосфера им не нравится, флюиды всякие. Только оборотни и прижились. В добровольно-принудительном порядке. Но их территория дальше.

Короче, бороться с мертвяками особо некому, и моя обязанность – их упокоить (а в дипломе в числе рекомендаций предложить вернуть в программу обучения массовые заклятия против зомби). Бездействие может обернуться смертями обывателей.

Действие – моей смертью, а бездействие – чужими.

Несколько зомби ушли во тьму, пятеро тёрлись у огонька. Остальные глядели по сторонам. Вскоре голод потянет их дальше.

А утром дети в школы пойдут, торговцы на рынок, пастухи животину выгонят. Физически упокоить – шею там свернуть, голову размозжить – теоретически любой может, но у скольких хватит силы? А если нападут со спины? Если не будет оружия? А необработанные убитые тоже подниматься начнут… и будет у нас локальная беда с нецензурным названием.

Я потёрла укушенный зад, вздохнула. Ох, пожалею я об этом. И стала думать, как эту ораву побеждать.

Быстрое упокоение, увы, не вариант. С третьего подряд раза зомби меня почуют и, если память не изменяет, озвереют. Да, кажется, была сноска мелким шрифтом, что зомби буйствуют от эманаций магии упокоения и чувствуют испускающий их инструмент. Превращать жезл в манок как-то не хотелось.

А с третьего ли раза? И было ли в учебнике «подряд»? А?! С теорией у меня хуже, чем думала. Но работать без прикрытия мне ещё два года после завершения обучения не положено, так что…

С другой стороны, зомби здесь, и я здесь, и…

Оборотень выскочил из тьмы, полыхнули глаза. Он повёл огромным тёмным носом и, бренча цепью, скалясь, пошёл в мою сторону.

Прикрывавший меня зомби подскочил, съехал по скату и ринулся в кусты. Тьфу! Тела попутала. Развернула мертвеца. Он карабкался по влажному склону, цеплялся за траву, а я…

Оборотень, блестя мокрой шерстью, расталкивал зомби. Тёмная махина надвигалась, а жезл казался неподъёмным, руки не слушались.

Мама…

Проклятое оцепенение: время растягивалось, невыносимо медленно монстр надвигался, мой зомби полз прикрывать, а я тянула жезл вверх: «Упокоить? Подчинить? Бежать?»

Клыкастая пасть рванулась на меня.

Заклятие упокоения чиркнуло голубоватой вспышкой, лапы врезались мне в грудь, лицо накрыло мокрой шерстью: мы кубарем покатились в канаву, сбили моего зомби.

Я подавилась криком. Мы влетели в колючий кустарник, мохнатая тяжесть придавила ноги, к счастью моего мертвяка, не мои. Всё болело, в голове – звон.

Будь всё проклято!

С перепуга заклинание получилось мощным до визуального отображения, эманаций выше крыши. Только привязки зомби к моему жезлу не хватало для полного и всеобъемлющего счастья.

Зомби подходили к краю дороги, шумно скатывались по склону. Мой, освободившись, кинулся на них, а я… я, затушив волшебный огонёк наверху, выпуталась из веток и побежала от шума драки и хруста костей.

Удары сыпались на моего зомби, плечо кусали, кто-то его душил, и моё тело отзывалось болью. Кусты цеплялись шипами, я спотыкалась, падала, обдирала руки о ветки, коряги.

Сзади топали.

«Пусть это только кажется, пусть это шум крови в ушах, мои шаги», – я замерла: топот усиливался. Жезл стал манком? Или они на шум идут?

Моему зомби свернули шею, освобождая меня от двойственного восприятия реальности, и стало вдвое страшнее. Теперь мертвяки пойдут за мной.

А если впереди тоже зомби? Может, лучше затаиться в кустах, но я безумно рвалась дальше. Глупая, глупая ведьма. Дыхания не хватало, скоро усталость возьмёт своё… ох, ну впрямь глупая! Жезл я прижала к груди и, свободной рукой отдирая подол от чего-то колючего, прочла заклинание стойкости.

Стало легко и даже радостно, подол с треском поддался, я помчалась дальше. Эх, сейчас бы на высоту дороги и оттуда палить по лезущим ко мне мертвякам заклинаниями, только… Если полезу туда первая – зомби схватят за ноги, и прощай жизнь.

Споткнувшись, я рухнула в чавкнувшую грязь. С другой стороны, если сейчас ногу сломаю, мне тоже не жить.

Время – жизнь. Поползла дальше, тяжеленный жезл вяз в грязи, платье прилипало. По щеке чиркнуло острое, я отклонила голову, и царапнуло по носу – куст! Проклятая колючая ветка перегородила канаву. Такими темпами я или что-нибудь сломаю, или глаз выколю, или… за ногу кто-то схватил.

Я метнулась под острые колючки, и пальцы сорвались с ботинка. Земля расползалась под ногами, кусты царапались, упруго отталкивали ветвями. Приходилось забираться на скат.

От обиды наворачивались слёзы. Я столько всего пережила, преодолела, обманула смерть, а теперь сдохну в овраге из-за зомби, этих пережитков тёмных времён? Нечестно!

Под ногой хрустнула ветка, я соскользнула и треснулась коленом о камень. Боль пронзила до крестца, я чуть не вскрикнула.

Глава 4. В которой выясняются страшные и важные вещи

Как это ни прискорбно, но спасение специалистов – дело самих специалистов. Старайтесь выбирать территорию работы по своим способностям.

Практическое руководство для будущих штатных ведьм

Как тяжело без света! Закусив губу, я поковыляла дальше. Кажется, кто-то хватал меня за обрывки подола, но я резко дёргалась, и этот кто-то – надеюсь, кусты – отпускал.

Спокойное место?! Да чтоб всем так думающим в такое же спокойное попасть! Споткнувшись, я рухнула наземь.

Встать!

Руки дрожали, ноги ослабли. Стиснув зубы, я поползла. Поднялась. Пошла. Скат слева по-прежнему был слишком крутой, вслепую, с зомби на хвосте, мне не влезть.

Что делать?

Сзади потянули за подол. Я развернулась и со всей силы ударила. Хрясь! Я била и била, почти не чувствуя летевших в лицо брызг, не слыша ударов, но обострённо ощущая, как жезл ломает кости. Хорошо, что он тяжёлый!

Меня словно скосили, я упала коленями на что-то неровное, острое. Дыхание сбивалось, я хватала ртом воздух: «Беги. Ну же, вставай, беги!» Наконец собственное дыхание перестало оглушать. Сзади хлюпала земля.

Зомби шли на шум или на эманации магии упокоения? Затаиться или оставить жезл и бежать, пока озверевшие зомби его ломают?

Ноги не слушались. Я кусала губу, кусала. Солёный металлический вкус помог опомниться. Я с третьего раза поднялась и потрусила дальше. Прижала к груди склизкий в ошмётках плоти жезл и прошептала заклинание. Дыхание выровнялось, я почти побежала…

Споткнувшись, упала, и заболело всё: руки, ноги. Кажется, я сплошной синяк. А позади плелись зомби, сволочи неупокоенные, шеи бы им всем отвертела и тем, кто такой бардак допустил.

Только для мщения надо выжить. Впрочем, шеи откручивать можно и после смерти: из меня отличный гуль получится. Эх, если бы куратор…

Куратор!

Я подскочила. Его жезл! Скорее всего, он мощнее и удобней моего для боя и, вероятно, незапятнанный магией упокоения, иначе бы зомби вокруг него бесились. С двумя жезлами проще заклятия чередовать, а мой, если он и впрямь манок, выброшу.

Но как добраться до кураторского жезла? В темноте его не разглядеть, и, хотя небо посветлело на горизонте, до рассвета ещё далеко.

О да, свет!

Надо отправить световой шарик к ближайшему жезлу. Это привлечёт зомби. Не увидев добычи, они разбредутся. Или, пока они пялятся на свет, убегу в город. Я явно не создана для геройств в одиночку.

Задав условия для магического огонька, я подняла свой жезл и мысленно твёрдо произнесла заклинание.

Свет вспыхнул, сверкнул в огромных волчьих глазах, озарил летевшую на меня пасть, я зажмурилась, вскидывая руку, но заклятия выскочили из головы. Удар по жезлу отдался в теле, огромная туша повалила меня на землю.

Оборотень – ещё один! – рычал, жезл выскочил из ушибленной ладони, я пыталась его нащупать. Что-то ударило по виску. Оборотень отскочил. Дышать стало легче, я открыла глаза: рыча, катаясь, прыгая, гигантский волк пытался вытряхнуть, выковырнуть мой жезл из пасти, но круглый набалдашник крепко сидел в челюстях.

Огонёк удалялся вслед за мечущимся оборотнем. И что разлеглась? Приподнявшись, поползла в кусты: если повезёт, зомби уйдут.

Зомби кидались на оборотня. Тянулись к морде – к моему жезлу. Он – манок! Я тихо-тихо заползала в густую и мокрую тень кустов, вода просачивалась в ботинки. Неужели… повезло?

Свет летевшего вдоль дороги огонька выхватывал из темноты канавы головы, плечи. Тут не дюжина зомби, а минимум вдвое больше. И этого не может быть. Мы не воюем, граница далеко, здесь не может внезапно и без предупреждения оказаться вражеская армия.

Но то, что это место давно считается спокойным, не значит, что здесь не объявится чокнутый некромастер или не случится моровое поветрие со скоропостижной смертностью.

Оборотень вертелся среди зомби – только бы в мою сторону не пошли. Его повалили, он перекувырнулся через спину и бросился на дорогу, рывками вскарабкался вверх и исчез за кромкой дороги.

Зомби ползли следом, соскальзывали, блестели от влаги, точно гигантские опарыши. Живые кряхтели бы, ругались, а так – шорох, треск. Мурашки ползли по спине. Зомби взбирались, наступая друг на друга, хватаясь зубами. Люди, которые больше не люди.

Я зажмурилась, но перед мысленным взором продолжалось чудовищное копошение.

Глупо прятаться от кошмаров. Я открыла глаза: огонёк застыл над дорогой. Жезл куратора близко, осталось дождаться ухода зомби. Половина уже одолела склон. Надеюсь, оставшиеся мертвяки манок ещё чуют. И надеюсь, назад они вернутся не скоро. А что твари доберутся до людей, лучше не думать.

Думать нужно о собственном спасении. В конце концов технически я выполнила долг. Студентка хорошего университета сделала бы больше, но подготовка в нашем оставляла желать лучшего, недаром он из слабейших в стране, а я, положа руку на сердце, не планировала лезть на передовую. И сейчас катастрофически не хватало навыков тактического планирования действий в критической ситуации. Ладно, у нас и не критические ситуации с точки зрения тактики не рассматривались.

Эти размышления успокаивали. Отлично! Разум должен быть чистым, действия – просчитанными.

Так ли необходим поход за новым жезлом? В своей луже я начинала мёрзнуть, скоро укрепляющее заклятие развеется, и меня, вероятно, потянет в сон. Останусь здесь – либо сама околею, либо стану лёгкой добычей после рассвета.

Можно уходить полем, но в чистом поле и без оружия встретить зомби… я и с одним не справлюсь. Похоже, спонтанная идея обзавестись другим жезлом не так уж плоха. Жаль, мой не при мне.

Как же я вымоталась, зубы начали постукивать. Калечные зомби заползали по склону на дорогу.

Мысли скатывались на критику учебной программы и бессмысленные сожаления о том, чего я не выучила и к чему не подготовилась… Так, соберись. Надо раздобыть жезл, всё остальное – несущественно.

Огонёк висел на прежнем месте, а есть там рядом кто или нет – снизу не видно. Последние три зомби вползали на дорогу, путь свободен.

Забираться им было трудно, значит, ползти по скату горизонтально безопаснее: снизу сложно до меня добраться, а с дороги меня не видно. Только склон мокрый, выступов нет, мои ботинки на гладкой подошве будут соскальзывать.

Разуваться? Брр! Но на востоке небо синело, а зомби, расправившись с жезлом, могут вернуться. Да что там – никто не мешает оборотню прибежать назад. Не до комфорта сейчас и не до опасений уколоть ногу или порезаться.

Совсем близко раздалась соловьиная трель. Отлично! Не хватало только, чтобы зомби за птичками прибежали.

Глава 5. О девочках в ночи

Ночь – самое опасное время. Большинство штатных специалистов погибают ночью, когда рядом нет ни одного живого существа.

Мемуары штатного мага

Как же хотелось забиться в кусты и надеяться на спасение – кто бы знал! Но ситуация не располагала верить в лучшее. Или судьба наконец сжалится, и мне повезёт?

Ну я на это надеялась и поползла вперёд. В туалет бы. Тёплый, с каменными стенами и дубовой дверью. Ни туалета, ни спасителя не наблюдалось, и я ползла. Ветки цеплялись за волосы и тянули назад. Соловьи предательски заливались, вызывая в душе тихую, но искреннюю ненависть.

Над кромкой дороги – никого. Хороший знак? Или судьба очередную гадость припасла? Узнать бы наверняка, меня загрызут в кустах, на дороге или в любом случае? Если так, можно не напрягаться?

Лужа подо мной чавкнула и отпустила. Меня начинало лихорадить. Влево и вправо, теряясь в сумраке, тянулась канава, утыканная вымытыми из земли корнями, ветками. Как я вслепую через всё это пробралась целой и почти непокусанной?

Соловьиные трели заглушали все звуки. Сядешь разуться, а к тебе незаметно что-нибудь подползёт. А, ладно, попробую в ботинках залезть.

Дунул ветерок, потрепал волосы. Пахнуло гниющей плотью. Очень повышает настроение. Склон казался чёрным… Я подошла. Холодная влажная трава выскальзывала из закоченевших пальцев, земля забивалась под ногти, мышцы дрожали и выли от напряжения. Ботинки ожидаемо съезжали, подол мешался.

Попробовала взобраться, и ещё раз, и даже продвинулась на метр по диагонали. Убийственно медленно, так меня только зомби-калека не отловит.

Переводя дыхание, оглядела канаву: тёмная, неясная. Маслянисто блестели листья ракитников, шуршали. И соловьи совсем близко. И ничего даже отдалённо похожего на оружие под рукой. Как я могла так влипнуть?

Ну да, практика. Очень познавательная: я прониклась правилами безопасности сильнее, чем за всю учёбу.

Эх, будь что будет, я сделала несколько шагов по направлению к световому маяку. Кусты впереди дрогнули – сердце ухнуло в желудок.

Ветер? Припозднившийся зомби?

Я отступила на полшага. И что? Стоять тут на открытом месте, может, и не совсем верная смерть, но близко к этому. Так же как бег по канаве. Глубоко вздохнув, я вцепилась в траву и поползла вверх.

Я должна достать жезл – без вариантов. Ботинки соскользнули, я скатилась на дно, громко поломав… кажется, чью-то отвалившуюся руку. Да будь оно всё неладно! Дрожащими, едва гнувшимися пальцами задёргала мокрые шнурки. Сердце колотилось в горле. Я двигалась чудовищно медленно, а кусты колыхались и шуршали, шуршали и колыхались, и наворачивались слёзы.

И сопли, куда же без них!

Шур-шур. Продолжала драть осклизшие шнурки. Шур-шур… А, плевать! Прямо в них рванула вверх! Ногти ломались о камни и корешки, я соскальзывала, нечем было дышать. Выступ под ногой сплющился, и я съехала в проклятущую канаву.

Шур-шур-шур.

Сожрут ведь.

Шур-шур! «Фьють-фьють-фьють!» – заливались соловьи. Свежесть предрассветная, спокойная. И я одна в бескрайнем тёмном мире, птички поют мне похоронную песню. «Оплакивают», – я дёргала шнурок. Он резко оборвался, я распутала завязки и сдёрнула ботинок. В кустах зашуршало громче. Не похоже на ветер, совсем не похоже. Может, хищник мелкий – так, для счастливого разнообразия?

Второй шнурок развязался быстро. Подскочив, я размахнулась и швырнула ботинки на дорогу.

«Ой!» – треснула себе по лбу. А если там зомби проходил?!

Ладно, глупость не зомби, получится – не поймаешь. Босой ползти легче, благо пальцы на ногах цепкие, ими и корешок зажать можно, и поглубже в размякшую землю закопаться. Руки онемели, как держали, не знаю. На страхе, наверное.

Внизу что-то выползло из-под кустов и неприятно поблёскивало при движении. И двигалось в мою сторону. А я ползла диагонально к свету. Только бы полоса неудач кончилась!

Пальцы саднило и кололо, я соскальзывала, и сердце обмирало. Там, внизу, потрескивало и чавкало, и я впивалась в траву и землю, один раз зубами за какой-то корешок горький придержалась. Но ползла – будь эта практика проклята! – ползла.

Мышцы болели, но сдаваться на полпути глупо. Ещё глупее сдаваться, когда две трети пути проползла, даже если смерть в зубах зомби начинает казаться благом.

Прямо подо мной щёлкнуло. Я выдохнула и поползла дальше. Ну же, ещё чуть-чуть, ещё пара метров и…

Проклятые соловьи! Из-за них не слышно, что творится на дороге. Я определённо буду ненавидеть их и темноты бояться до конца, надеюсь, долгой жизни.

Подол дёрнули, я съехала на метр. С треском разорвалась ткань, и я кинулась вверх, приподнялась над пучками травы на обочине.

Волшебный огонёк ярко отражался в лужах. На светлеющем небе смутно вырисовывался остов обгорелой телеги. За ней громоздился труп коня.

В луже под огоньком круглело навершие жезла.

Настоящий магический жезл.

Спасение!

И никого рядом. Даже если оборотень выскочит на дорогу, его пасть занята, а остальные зомби взбираются медленно – будь благословенны старые разграничители для задержания нечисти!

Я помчалась к жезлу, нырнула в лужу, схватила навершие размером с яблоко и…

Жезл был переломлен.

Изящное навершие отделено от рукояти. Холодный ужас пробрал до костей.

Всё не плохо, всё просто… кошмарно!

Жезл не сломался в битве. Кто-то целенаправленно переломил его – сломал со скручиванием, разрушая кристалл в рукояти, на котором отпечатывалась вся применяемая волшебником магия, оставлялись сообщения.

Кто-то избавился от куратора, уничтожил его магические записи и пытался представить всё несчастным случаем.

И этот кто-то мог быть поблизости.

Стиснув холодное навершие – им можно колдовать – я огляделась. Никого. Поднялась, не представляя, куда бежать. Просто оглядывалась, и оглядывалась, и снова оглядывалась.

А потом увидела белокурую девочку лет семи в светлой сорочке с кружевом по подолу.

Семилетние девочки, конечно, бывают разными, но вряд ли они спокойно ходят ночью вне города в полном одиночестве. А эта шла.

Глава 6. В которой удача поворачивается другой стороной

Что бы ни случилось – старайтесь сохранять присутствие духа. Иногда это всё, что нам остаётся.

Мемуары штатного мага

Я попятилась, волшебный огонёк потянулся за мной, его свет ярко отразился в глазах девочки, заиграл всеми цветами радуги.

О…

Всё ещё хуже: гуль. Умерла неинициированной… Надеюсь, она из волшебницы получилась, потому что гуль из ведьмы – это не уровень студентки, даже в преддверии диплома…

Мне резко подурнело. Я же скрыла, что не инициировалась, никто не ожидает от меня превращения в гуля, иначе бы не отпустили без сопровождения. У меня могло быть сопровождение! Если сейчас умру, пока высокоуровневые маги доберутся нас ликвидировать, мы с этой девочкой можем весь город вырезать.

Какой идиот не упокоил умершую, надеюсь, волшебницу? Кто её выпустил из города? Кто без присмотра оставил? Есть же чёткие правила…

Девочка шла на меня, многоцветный блеск её глаз пробирал до костей, я отступала всё быстрее и быстрее, лужи под ногами хлюпали.

«Не беги, только не беги, – умоляла я себя и заткнула рот ладонью. – И не кричи».

А кричать хотелось: «Мама, ааа!» И улепётывать со всех ног тоже. Но нельзя. Только без резких движений.

Гуль.

Что говорили об их упокоении?

Теоретически для работы с нежитью уровня гулей требовалось дополнительное обучение и лицензирование, но азы самообороны давали и нам. Так, что за азы?

Знания не выколачивались из памяти, подавленные диким желанием сбежать.

Взять себя в руки, срочно!

И получилось!

Вспомнила. Огонь в борьбе с гулем нужен настоящий, температуры высокие и воздействие продолжительное. Так вот зачем здесь была бочка с маслом!

Молния на гулей не действует, парализующие заклятия тоже. Заморозка помогает ненадолго, но… вылетели из головы все морозящие заклинания, я чуть себя по голове не ударила от отчаяния. Да и хватит ли сил? Запасы магии без инициации восполнялись слишком медленно. Нога наткнулась на твёрдое, я взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие, и повалилась на тело.

Стукнулась сильно, но боли не чувствовала, с каким-то отупением повернула голову: куратор. Веки конвульсивно дёргались. Ах, как было бы прекрасно, если бы он приходил в себя после обморока, но развороченная в мясо шея не оставляла сомнений – в зомби превращается. Ещё пара часов, и…

Конец мне. Девочка торопливо приближалась, уже поднимала руки, и в свете отчётливо блестели кристаллические когти, удлинялись.

Ещё можно гулю шею свернуть, но они сильнее людей, даже если обратился ребёнок. В учебнике приводили случай: грудной младенец-гуль перегрыз многоквартирный дом – тридцать две жертвы.

Хотела закрыть глаза, но веки не слушались. Гуль приближался, скаля клыки, я бессильно впивалась в навершие жезла с бороздками узора, и ни одно заклинание не приходило в голову… Подчинение? Подействует ли на гуля? Была бы инициированной, могло бы сработать, а так…

Над головой девочки блеснула пара глаз. Топот перекрыл соловьиные трели. Высветилась оскаленная морда с ученическим жезлом в зубах. Оборотень мчался, не разбирая дороги.

Гуль обернулся, огромные лапы врезались в маленькую грудь, вдавили в дорогу, вся туша озверевшего зомби, на котором висело пять человеческих мертвяков, рухнула на гуля, громко хрустнули рёбра, вылезли по бокам кровавыми кинжалами. Не заметив преграды, оборотень бежал дальше – на меня. Я рванулась в сторону, перекатилась, ударившись локтем о камень.

Протопав мимо, оборотень развернулся, оскальзываясь на лужах, безумно сверкая округлившимися глазами. Остановился. Из распёртой навершием жезла пасти капала тёмная жижа. А я… я лежала на дороге прямо под волшебным огоньком.

Утробное, захлёбывающееся рычание пробрало до мурашек, волосы встали дыбом. Шерсть на холке оборотня тоже поднялась. Он смотрел на меня… А я покосилась назад. Раздавленный гуль слабо трепыхался, кристаллические когти вытягивались, на вывернутых рёбрах нарастал «хрусталь» новой плоти, но с такими повреждениями твари пока не до меня. А у оборотня зубы заняты. Вроде всё не так уж плохо?

Со спины оборотня свалились зомби и, хлюпая грязью, потянулись к его морде, цеплялись за шкуру, обвисшую грязными сосульками. Оборотень тряхнул головой, одному мертвяку рукоятью жезла пробило висок, тело дёрнулось и соскользнуло на землю. Со скрипом и мычанием зомби лезли на зверя. Он подскочил и повалил одного из них, проломил грудь.

Настоящая боевая машина. Пока оборотень высвобождал лапу из капкана грудной клетки, на жезле повисли двое мертвяков, оборотень поднялся на задние лапы, поднимая и напавших, человеческие ноги замолотили воздух, и волчья челюсть вывернулась. Рухнув на дорогу, зомби впились зубами в вырванный из пасти оборотня жезл. Третий, безногий, подполз к ним, рвался ободранными руками к ненавистной магической сердцевине. Оборотень тыкался искалеченной мордой в извивавшиеся тела.

Всё это произошло за считаные секунды, и я по-прежнему полулежала на дороге, приоткрыв рот и сжимая потеплевшее навершие сломанного жезла.

Сзади хрустнула плоть, почти жалобно завыл гуль, наращенные когти крошились, тварь даже голову поднять не могла и всё же пыталась снова и снова. Отвратительное зрелище, но как же оно притягивало взгляд! Невероятная борьба мёртвого за жизнь. С трудом я повернулась к остальным противникам: зомби играли в хозяина горы над моим жезлом. Вряд ли он рассчитан на такие испытания: проломится оболочка, сердцевина треснет, и я снова буду самым интересным объектом в обозримом пространстве. И с привязанным к жезлу куратора огоньком над макушкой.

Усилием воли я перегнала огонёк по другую сторону от бодавшихся зомби. Теперь, когда источник самого яркого света оказался в отдалении, небо казалось ещё более светлым. Ночь кончалась, а я всё ещё не в безопасности.

Решение пришло быстро, по накатанной дорожке, можно сказать. Крепче сжав остаток жезла, я поднялась на трясущихся ногах и пошла на зомби. Оборотень бился в них лбом, челюсть так и торчала чуть сбоку.

Подняв навершие, я поддержала его второй, тоже дрожавшей, немевшей от усталости и холода рукой и, следя за вертевшимся над телами оборотнем, прочитала заклинание подчинения. По башке врезали пыльным мешком, и в следующую секунду я поняла, что вывихнутая челюсть – это неудобно.

Зомби медленно – всё же четыре лапы неудобно с непривычки – приблизился. Огромная морда пахла кровью и мокрой псиной, его глазами я видела растрёпанную и грязную девушку, но не узнавала себя. Сунув навершие колючим обломком ручки в декольте, я ухватила волка за челюсть и потянула, надеясь, что у него вывих, что удастся это поправить. Пальцы скользили по влажным клыкам, очень острым, гладким, большим. Мышцы натягивались, сумрачная боль отдавалась в моей челюсти, но я тянула, дёрнула.

«Да чтоб тебя!» – рванула сильнее, и челюсть со щелчком встала на место, прихлопнула пальцы. Я взвыла, стиснула зубы – и волчьи зубы сжались сильнее.

Вскрикнула – и волк раскрыл пасть. Пальцы болели чудовищно, я плюхнулась в грязь, зажимая их под мышками, раскачиваясь, кусая губу. Сердце заходилось от резкой оглушающей боли. А потом пришла ярость: дикая, под стать оборотню. Он рванулся на мертвяков. Захрустели кости, трещала плоть. На миг я потерялась в этих ощущениях, в тошнотворном вкусе гниющего мяса…

К гулю оборотень подходил осторожно. Меня мутило и трясло, я не хотела впиваться даже чужими зубами в ребёнка, но не справилась бы с недобитым гулем магией. Он мог стремительно нарастить когти и проткнуть меня.

Ветер трепал светлые пряди девочки – мягкие, нежные, а рядом царапали землю чудовищные когти. Тварь пыталась уползти. Оборотень обхватил тонкую шею зубами – под ними затвердевала хрустальная броня, я стиснула зубы – и скрипнул надломленный позвоночник, смялся. Сдерживая рвотные позывы, я, не глядя, приблизилась на несколько шагов и, трясясь, прочитала очищающее заклинание.

На ослабленного паразита подействовало. Раздавленная, переломанная девочка лежала неподвижно, точно разбитая кукла. Ветер разносил хрусталики осыпавшихся частей гуля, ласково трепал волосы и кружево сорочки…

Хлынули слёзы, я отвернулась. Их соль очищала рот от других вкусов, ещё бы не думать о родных девочки, о матери – матери так страшно кричат над мёртвыми детьми.

Читая заклинание упокоения над куратором, я покачнулась и последние слова шептала, стоя на ушибленных коленях. Магия заканчивалась, физические силы тоже. Оборотень застыл рядом, на его грязной шкуре блестели розоватые отсветы восходящего солнца.

А где-то рядом носилась ватага зомби…

Страха не было, только усталость. Подняла взгляд на оборотня. Челюсть его работала не слишком хорошо, но сейчас он – мой лучший инструмент.

Им я стащила трупы к сгоревшей телеге, организуя «нору».

Отодрав от подъюбника несколько полос, сделала петлю с моим жезлом-манком и закрепила на шее оборотня.

Край неба основательно покраснел, и мрачная, почти таинственная в темноте дорога выглядела теперь до странности обыденно. В луже валялась сумка с клеймом штатного мага: переплетавшиеся белое, красное, голубое и зелёное кольца с золотым по центру, как цветок с четырьмя лепестками. Подхватив объёмную сумку, я заползла в огороженное трупами убежище под обугленным остовом телеги и, закрыв глаза, отправила оборотня вылавливать зомби.

Прижатый к груди обломок чужого жезла грел бодрящим заклинанием, пока моё оружие приманивало зомби к прочёсывавшему поле и ракитники оборотню.

До чего же это странно – быть мёртвым волком. Четыре лапы. Хвост. Обоняние всё ещё более острое, чем у людей. Я почти понимала любителей управлять животными – бегать, летать, растворяться в звериных чувствах…

Накатывала дрёма. Закусив губу, я заставила себя сесть. В нынешнем состоянии можно и с бодрящим заклинанием уснуть, тогда оборотень освободится.

Мышцы коченели. Искусанные, ободранные пальцы саднили. Опустив кругляш навершия в истрёпанный подол, я надавила на раны – боль вспышками пронзала до запястий, наворачивались слёзы, но я снова и снова нажимала на ранки, изгоняя остатки сна.

Стебли пшеницы путались в лапах, цеплялись за шерсть.

Оборотень попался сильный. Кто или что его убило? А второго? Почему не похоронены как положено? Очередная загадка.

До города доехать не успела, а место это уже не нравилось – слишком загадочное.

Оборотень труси́л дальше, принюхиваясь к влажному, с запахом грозы воздуху. У мёртвых свои достоинства: они не устают, тёмная энергия свободно циркулирует по телам, давая преимущества перед живыми. А меня тянуло прилечь. Закрыть глаза хоть на мгновение. Прижав навершие к груди, я снова прошептала бодрящее заклинание, но оно едва подействовало.

Похоже, я приближалась к пределу, пора бежать в город, только… а если оставшиеся зомби кого-нибудь убьют?

Ещё одну девочку, например. Или мальчика. Чьего-нибудь папу. Маму.

Мой оборотень хорошо с мертвяками разбирался, я уже здесь, и у нас манок, надо потерпеть, выдержать ещё часик, чтобы качественно прочесать окрестности, выловить нечисть.

А там и мимо кто-нибудь проедет. С ферм в город продукты повезут, дилижанс, почтовая карета… Штатного мага хватиться должны, в конце концов. Надо исполнить долг до конца – я же без пяти минут специалист.

Преисполненная благих намерений, я решительно стиснула обломок жезла, приободрилась.

А в следующий миг похолодела: «Только бы желание сделать лучше не кончилось… как обычно».

Глава 7. О желаниях

Иногда нас одолевают противоречивые желания: убежать или принять бой, закрыть глаза на творящееся или сделать всё возможное, чтобы этому помешать. Выбирая, помните: вы отвечаете не только перед совестью, но и перед законом. И если с первой можете договориться, то второй от вас так просто не отстанет.

Записки боевой ведьмы

Самое страшное при порабощении существа – потерять контроль. Особенно в моём случае, когда рядом могут оказаться ещё зомби, я одна, беззащитна, и всё странно. Лёжа под телегой и глядя на выгоревшие прорехи, я задавалась вопросом: «Что я здесь делаю?»

Конечно, буквальный ответ я знала: лежала и управляла оборотнем. Последние искры боевого ажиотажа угасли, и я дрожала. Холод земли пробирался сквозь мокрую одежду и кусал ягодицы, спину. Колени стукались друг о друга.

И зачем легла? Так же можно уснуть! Кряхтя, села, неудобно склонив голову под обугленными досками. Их резкий дымный запах тошнотворно смешивался со сладковатым запахом разложения.

Горело холодное пламя восхода, капельки росы на придорожной траве и крупе мёртвой лошади сверкали рубинами, словно корона его высочества. Злые языки говорили, что рубины на короне похожи на кровь, но кровь даже отдалённо не была так красива, как алые камни. Она темнела на лошадиной шкуре и земле уродливыми пятнами…

Мысли о короне, переломленном жезле, врагах куратора, дипломе, зомби, гуле, маме девочки, грандиозном докладе в институт об этом всём путались. Оборотень мчался по мокрой траве. Остановился. Связь с ним рассыпалась. Мышцы сводило судорогами, сладковатый трупный запах удушал.

«Я смогу», – всеми силами сосредоточилась на подчинённом. Перед носом дрожали красные от света узкие листья ракитника, шею стягивал самодельный ошейник.

Просто уйти… я могу вернуться в город.

Я крепче обхватила сломанный жезл. Тёплый шар, эту овеществлённую магию в серебре оболочки, хотелось не просто прижать – вдавить в грудь, спрятать у самого сердца источник тепла и покоя.

Я могу вернуться в город. Имею на это право…

Но, не успев даже приподняться, задумалась о последствиях. На большом расстоянии оборотнем управлять не смогу, и что тогда? Что, если зомби ещё остались, если они кого-нибудь убьют? Что, если из-за моего нежелания помёрзнуть лишний час кто-нибудь лишится родителя, ребёнка?

Я с трудом удержалась от взгляда на девочку с проломленной грудью.

Дело даже не в предусмотренной законом ответственности за неисполнения долга, а в том, что ни час, ни два, ни десять часов в плохих условиях не стоят человеческой жизни.

И я осталась. Будь что будет!

Удар головой в грудь оборотня откинул его на пару шагов, и, пока я путалась в лапах, зомби схватил жезл.

Говорили, ученические жезлы такие большие и грубые, чтобы всякие идиоты их случайно не поломали. Зомби кусал и стискивал навершие, но жезл держался, держался и ошейник из ткани, впивался в шею оборотня – моё горло взрывалось болью, и дыхание стало хриплым.

Я цеплялась за жезл штатного мага, его побитое навершие в мелких вмятинах по выпуклостям узора. Я пятилась звериным телом, пыталась повалить зомби, задыхаясь от ярости, от ненависти к душившей меня ткани.

«Рвись уже!» – я подалась назад. И сама, и оборотнем. Мёртвые пальцы соскользнули с жезла, и я отбежала на несколько шагов. Спокойно, меня не душили, это было иллюзией. Как же! Тело верило ощущениям!

Зомби помчался за оборотнем. Э, нет, второй раз не выйдет! Пружинисто подпрыгнув, я приземлилась на широкие плечи и вдавила человека в землю. По носу хлестнули стебли, зубы сомкнулись на шее у основания черепа. Почти свежая кровь обожгла металлическим вкусом – ощущения становились явственнее, как обычно при затяжном порабощении. Зачем мне ещё и это? Мало ли что придётся грызть и как оборотня покалечат.

К горлу подкатывала тошнота, но я поволокла труп к кудрявым ракитовым кустам у дороги. Никогда ещё работа штатной ведьмой не казалась настолько омерзительной. Я на такое не подписывалась!

Отплёвываясь, я крепче впивалась в навершие кураторского жезла. Обломок рукояти кольнул запястье.

Кто уничтожил записывающий кристалл?

Мог это сделать сам куратор? Например, чтобы скрыть использование запрещённой магии? Или обезумев? Я бы предпочла какой-нибудь такой незатейливый вариант, не предполагающий наличия поблизости потенциального врага, кроме зомби.

Но было премерзкое ощущение, что незатейливым вариантом тут не пахнет. Я посмотрела на багрово-красную полосу восхода – словно чей-то угрюмый глаз следил за мной с неба. По замёрзшей спине побежали мурашки, ощущение чужого тяжёлого взгляда было таким сильным, что я поверх окружавших меня тел оглядела пустую, сумрачно-красную дорогу, поля. Оборотень тоже озирался. Его били колосья. Меня – дрожь, и он тоже дрожал.

Это нервы расшалились? Или за мной действительно наблюдали?

Не выдержав, я побежала оборотнем к себе. Огромными прыжками он мчался по полю, жезл глухо ударялся о грудь, всё кругом казалось розовым, красным, странным, в каждой тени мерещился враг.

«Успокойся», – я тряслась, ощущения сразу в двух телах давили на измученное сознание. Зачем я здесь? Надо убегать, прятаться!

Кто-то чужой смотрит на меня…

Прятаться!

Кто-то страшный приближается…

Бежать-бежать-бежать, немедленно!

Дыхание перехватило, я рванулась бежать – БАМ! Боль пронзила макушку – и я припала к земле. Дыхание оглушало – рваное, шумное, будто чужое. Навершие жезла давило на грудь. Ощущение приближения чего-то ужасного исчезло, мысли прояснялись. Пока не шевелюсь – меня не видно, и самый свежий зомби-оборотень не учует меня за трупным смрадом. Для этого ведь я и сделала убежище – прятаться. Всё относительно в порядке.

Под прикрытием трупов я спрятана надёжно. Трупы… В сумраке было спокойнее: удавалась о них не задумываться, насколько позволял запах. С каждой минутой они просматривались всё отчётливее. Трое лежали ко мне лицами, выпучив мутные, застывшие глаза… Не из-за этого ли возникло ощущение, что за мной наблюдают?

Не королева ли мёртвых смотрит через блеклые зрачки этих глаз?

Сердце ёкнуло. Передёрнувшись, я потянулась к окровавленному лицу с рассечённой губой. В прорезе выглядывали зубы, и казалось, мёртвый примеряется укусить. Мои побелевшие от холода и ужаса пальцы – исцарапанные, с чёрными лунками под ногтями и красными припухлостями вокруг укусов – дрогнули. Но я заставила себя дотронуться до сухих безжизненных век, щекотавшие прикосновением ресниц. Правый глаз закрылся сразу, левый пришлось потянуть дважды, прежде чем веко разгладилось. Я отдёрнула руку. Мёртвый лежал неподвижно.

«Он упокоен, больше не оживёт».

Шлёп-шлёп-шлёп! Глухой топот нарастал. Я взглянула поверх тел. На меня бежал оборотень. Морда, грудь, жезл, лапы были в тёмной крови – спрятаться хотелось до дрожи. Волк, резко затормозив, кувыркнулся через холку – весь мой мир кувыркнулся – и, неловко поднявшись, потрусил прочь.

– Ох… – Волна истеричного веселья всколыхнулась в груди теплом, и я захихикала. Так смешно, сама от себя убегаю, сломя голову. – Ха-ха-ха!!!

Оборотень задёргался в попытке смеяться со мной и упал. Зажав рот ладонями, я смеялась, сломанный жезл подпрыгивал на подоле от каждого дёрганья ногами. В холодной утренней тишине смех звенел и разливался по полям, уносясь далеко-далеко. Отличный способ привлечь зомби!

Смех прекратился столь же резко – пересох вместе с горлом, я слабо пошевелила губами, сквозь навернувшиеся слёзы почти не видя валявшегося на земле оборотня. Слава хранителям стихий, контроль я сохранила. Почти чудо. Щекам было холодно от слёз.

Я закрыла глаза еще двум «смотревшим» на меня мужчинам и вздохнула.

Уходить можно? Или подождать? Ситуация, мягко говоря, не штатная, инструкция касалась обычных случаев. Если вы знаете, что на некой территории находится или может находиться зомби, вы обязаны немедленно обследовать территорию и сделать всё возможное для его скорейшей ликвидации. Как-то так.

А ведь я спрашивала нашего похожего на сову профессора, что делать с несколькими зомби.

Он ответил: «Они разбредутся, и вы справитесь по одному».

Я, как чувствовала, уточнила: «А если будет толпа?»

Надев пенсне, дорогой профессор авторитетно заявил: «Такого не может быть, вы же не на войну собираетесь, а работать штатными магами в центральных районах. С нашими дипломами в действительно опасное место не возьмут. Смиритесь. Не будет у вас приключений. Не будет ужасных случаев. Не будет неординарщины. Обычная рутинная работа. Успокойтесь и не мешайте учебному процессу».

Да я и не возражала против обычной рутинной работы, только необычная на меня свалилась сама.

Надо будет всё же попросить расширить инструкцию и на экстренные случаи, а то привыкли жить спокойно, забыли о катаклизмах, временах сошествия богов, свободе стихий, и думают, что с ними ничего серьезнее паразита или обмена проклятьями между соседями не случится. Наивные!

Я тоже наивная. Думала, в этом дивно спокойном месте будет безопасно, даже жезл в рюкзаке несла. Идиотка! Забыла, что всегда надо быть готовым к худшему.

Огонь раздражения взбодрил, я взялась за сумку штатного мага и, наплевав на то, что это почти мародёрство, открыла. Внутри по ячейкам торчали бутылки и склянки с мазями и реагентами, тетрадь в кожаной оплётке и что-то замотанное в белую ткань, довольно мягкое.

Отложив тетрадь и свёрток, я прочитала этикетки на флаконах. Среди них, к счастью, был дезинфицирующий состав и заживляющий. На радостях я чуть не прослезилась, ноющие пальцы соскальзывали с гранёного колпачка, я с трудом выкрутила его из тёмного горлышка. В нос ударил резкий, щиплющий запах. Кашлянув, я вытянула руки и быстро полила состав на раны. Кровь вспенилась. Выглядело это жутко, но было совсем не больно – лишь щекотно. Подтянув юбку, полила на чёрные от грязи стопы. Раствор и на них вспенился. Выше задрала подол. Колени в ссадинах, синяки и кровоподтёки, укусы на икрах. Надо же, как меня потрепало, даже не заметила. Бутылочка с раствором показалась непростительно маленькой.

Переведя дыхание и немного успокоившись, я использовала состав аккуратнее. Остатками с колпачка протёрла место укуса на ягодице. Кажется, там был только синяк, но после обработки стало спокойнее.

Когда открывала цыплёночно-жёлтую мазь, рассветная лиловость переходила в синеву. Э-э… почему штатного мага не искали? Где помощь? Ладно, ночью, но уже достаточно светло, после высадки из дилижанса я много прошла, не может быть, чтобы до города было настолько далеко, что с первых лучей солнца сюда не доехали бы всадники.

Или стража не знала, где искать мага?

Исподлобья глянула на решётку из обгоревших досок телеги, останки бочки с маслом. Похоже, маг готовился к работе с гулем – привёз источник для настоящего огня, а в одной из пробирок был горючий порошок. Или телега с маслом удачно подвернулась на дороге?

Что на самом деле здесь произошло?

Я опустила взгляд на побитый кураторский жезл. Какие тайны уничтожило скрученное переламывание? Что мог скрывать штатный маг тихого – до этого момента – округа?

Мотнув головой, я окунула пальцы в яркую жёлтую мазь. Она холодила раны, по коже волнами пробегали мурашки, а покраснения бледнели на глазах. Отличная варка! Откуда такое качественное зелье в Холенхайме? Я вопросительно взглянула на обтянутое чёрным форменным сюртуком плечо куратора, но он, конечно, уже не мог ответить на вопрос.

Истрёпанная одежда и синюшная кожа мертвецов покрылись росой. Переломанные, изгрызенные, в запёкшейся крови тела напоминали приготовленные к выбросу игрушки капризного ребёнка. Никогда не видела столько трупов сразу, и, наверное, от непривычности зрелища сердце щемила надежда, что это только сон…

Наклонившись, ткнула пальцем в рваную рану на предплечье одного из мужчин – влажная, холодная. Надежда на сон испарилась, я вытерла кровь о рубаху мертвеца.

Грубовато, конечно, телами распорядилась. Надеюсь, родственники меня камнями не забьют. Стараясь не думать о подобном исходе – ужасов и так хватало, – я намазала самые глубокие раны вторым слоем жёлтой мази. Принюхалась зомби-волком, огляделась: никого. Взялась за обёрнутый тканью кулёк, развернула… и едва сдержала визг.

Глава 8. В которой раскрывается причина несчастий

Брать зомби под контроль – не слишком хорошая идея. Но если иного выбора нет, постарайтесь, чтобы подчинённый оставался таким до конца. Освободившийся зомби в десять раз агрессивнее обычного, и у него к вам личные счёты.

Из учебника по тактике для первокурсников

В заначке куратора оказался кусок мягчайшего пирога с корицей. Сначала я чуть не завизжала от радости, потом чуть не зарыдала от горя. Кусок моментально закончился, а голод остался. С тряпицы я подобрала губами все до последней крошки и ещё минуту вдыхала аромат корицы, пока сладковатая вонь разложения не перебила этот запах окончательно.

Кажется, я ещё долго не смогу есть ничего мясного.

Взгляд упал на лежавшую на сумке тёмную тетрадь и утонул в переплетении узких кожаных полосок обложки, скользил по завиткам и перекрестиям, обходил узлы и снова тонул в спиральных плетениях. Моргнув, я взяла тетрадь – тяжелее, чем предполагал небольшой размер, – и раскрыла. Страницы были почти чёрными из-за мелких, плотно лепившихся друг к другу рисунков, схем, надписей и пятен зачёркиваний. Встречались знакомые буквы или магические значки, обрывки алхимических формул, но в целом это напоминало записи безумца. Мурашки ползли по спине, и внутри становилось нехорошо от лихорадочного переплетения чернильных линий. Больше для порядка я пролистала тетрадь до конца.

На последней странице поверх мелких рисунков было выведено толстыми линиями, будто кистью или пальцем: «Она идёт». Границы неровных, глухо чёрных букв дрожали, расширялись и сжимались, расширялись и сжимались, точно дышали. Потянулись к сознанию невнятным шёпотом. «Зачарованная!» – я захлопнула тетрадь, сунула в сумку и потёрла переносицу. В голове слегка звенело. Не знаю, в чём суть наложенного на последнюю страницу заклинания, но надеюсь, на меня оно не подействовало.

Только кто идёт? Кто эта «она»? Меня окружали тела недавних зомби, и первой мыслью было – королева мёртвых. Но она, спасибо хранителям стихий, не могла войти в наш мир, так что ответ не подходил. Кто ещё? Гуль? Иная крупная нечисть? Считалось, что в Холенхайме крупной нечисти не водится, но также считалось, что работа здесь лёгкая и безопасная, а штатного мага вдруг зомби загрызли. Не зная куратора и его окружения, я не могла предположить иных расшифровок таинственной «она». Да и нужно ли это сейчас?

Ветер шуршал длинными листьями ракит, то и дело поворачивал их серебристыми сторонами. Они тревожно мерцали в лёгком утреннем сумраке. Ночного неба осталась лишь узкая полоса на западе.

Я выползла из-под телеги, вытянулась, расправляя затёкшие плечи, спину. Повернулась к трупам. Они предстали во всём ужасе страшных ран. М-да, похоже, причину смерти так просто не определить. И всё же я обошла их, внимательно разглядывая укусы, подтёки тёмной крови, переломы, царапины. Могли быть жертвами гуля или обычного зомби. Могли и от болезни умереть – внутренности противно сжались.

Что, если моровое поветрие? Их давно не было, но в исторических хрониках упоминались болезни, убивавшие за несколько дней, даже часов. Впрочем, здесь, почти на границе с пустыми землями, неоткуда внезапно появиться заразе.

Зато могла подвести слабая, как во всех сельских зонах, система оповещения о нечисти. Возможно, девочка убежала из дома и… как-нибудь случайно умерла… утонула например. Тёмная энергия превратила труп в гуля. Он наткнулся на выселок – вот и стадо зомби.

Или девочка ехала куда-нибудь, телега или карета перевернулись и…

Нет, не сходилось. Она была в сорочке. К тому же за неинициированными ведьмами и магами внимательно следят из-за посмертного превращения в гулей, так что пропавшего ребёнка с магическими способностями искали бы всем городом. Или решили, что обойдётся? Обычная халатность?

От размышлений голова тяжелела. Лечь бы, закрыть глаза на минуту… я мелко дрожала от холода, солнце совсем не грело. Это из-за мокрого платья. Надо было переодеться, но… ох, от одной мысли об этом руки опускались и ноги подкашивались.

На горизонте показались то ли облака, то ли стая облачных зверей. Я снова огляделась. В обозримом пространстве не было ни единого зомби, кроме моего так и лежавшего на дороге оборотня. Зубы тихо стучали, челюсти сводило, а сладенький пирог казался брошенным в желудок камнем.

По дороге, насколько хватало взгляда, никто не ехал и не шёл. Чемоданы и вещи из рюкзака валялись в грязи. На горизонте разрастались тёмные пятна туч, мигнули вспышкой. Через минуту сурово грохотнуло.

Гроза. Ну отлично. Только её не хватало.

Поднявшийся зомби-оборотень безразлично смотрел на меня. Я видела себя его глазами: трясущаяся оборванка. В таком виде только милостыню просить. Засмотревшись на себя, я не сразу заметила движение сбоку. На дорогу выползла темноволосая женщина. Изуродованное укусами лицо было обращено к оборотню, она ползла, вытягивая со склона тело и обглоданные культи ног.

Кусок пирога подступил комом к горлу, но я не могла отвести взгляд от мёртвой женщины, в разбитых зубах которой торчал кусок моего подола. Так вот кто меня тянул вниз!

– Хее, сс, хее, – шумела зомби, впиваясь потемневшими пальцами в землю, ползя к волку мимо моих ботинок.

Я закрыла лицо руками, но глазами волка видела, как приближается грязная голова с запутанными в волосах ветками и листьями ракиты. Клыки сомкнулись на шее, тянули, тянули, а женщина дёргалась, била по лапам, тянула за жезл.

Чудовищный хруст – и руки женщины медленно опустились.

Страшно грохотнуло на небе, череда раскатов тряхнула воздух, ветер ударил меня так, что я отступила на пару шагов и задрожала сильнее.

Пора заканчивать. Я, конечно, почти специалист, но всему есть предел. Слёзы защипали глаза, но я, стиснув зубы, посмотрела на дорогу к Холенхайму. Ветер бил в лицо, драл волосы и лохмотья подола. Небо стремительно, будто по волшебству, затягивалось тучами.

Самой надо добираться, а не надеяться на всяких мимо проезжающих. Но ноги гудели, слабость тянула мышцы, шептала: «Отдохни, всего пару минут отдохни, приляг». Мутило, и виски начинало ломить от перенапряжения. Вряд ли я в таком состоянии дойду. Подняла взгляд. Оборотень неподвижно стоял над изгрызенной женщиной.

Хребет оборотня премерзко вдавливался в промежность при каждом шаге. Шкура была слишком короткая, чтобы надёжно держаться. Пальцы быстро закоченели, а верёвка из лоскутов подола, соединявшая свешенные по бокам чемоданы, натирала волку поясницу. Я слишком хорошо это чувствовала. Навершие кураторского жезла, прицепленное на тряпичную петлю, и мой собственный жезл оттягивали вытащенный из грязи пояс костюма штатной ведьмы – я прямо во всеоружии.

От усталости мутило, заклинание подчинения давило на макушку и вгрызалось болью в виски. Казалось, вот-вот сорвётся и оборотень меня убьёт. Оправдан ли такой риск? Не знаю, но идти труднее, чем управлять. Отправившись пешком, я рисковала упасть от усталости, и это могло плохо кончиться. В давящей полудрёме чудилось, что и с оборотня свалюсь, и я боялась… да нет, уже не боялась. Сил на страх не осталось.

Небо потемнело, вспышки молний слепили глаза, на секунды превращая мир в океан холодного света. Шуршания первых капель я не услышала, осознала дождь, когда по лицу и рукам потекло. Текло всё сильнее и сильнее. Ещё один ливень.

Да, преддипломная практика не задалась. Начиная с распределения…

Правильно говорила Дора: «С деканом факультета огня господином Марли лучше не связываться – пожалеешь». Но я верила, что в случае провала уважение к любознательности (он же сам говорил, что хуже пассивности студентов ничего нет!) перевесит… кхм, клептоманскую форму проявления оной. Нет, не оценил Марли мою «жажду знаний». Бледное лицо аж перекосило, по тёмным волосам побежали огненные искры. Думала, спалит меня до горстки пепла, но, наверное, спасло то, что мы были среди книг… и случайно уроненный на него шкаф, благодаря которому я сбежала.

Потом надеялась, что полные слёз большие голубые глаза, выражение крайней степени раскаяния на хорошеньком личике, глубокое декольте и обещание исправиться смягчат грозного мага. Ну не знала я, что он не девушками интересуется! И что слёз не выносит, тоже не знала.

И следовало догадаться, что Марли захочет избавить своего студента-огневика от позорного места практики, куда тот, юноша талантливый, должен был попасть из-за активных симпатий к дочери ректора. Да, Холенхайм – самый ужасный округ для практики. Нечисть мелкая, а дел много. Одни клещи чего стоят. Черта оседлости восточных оборотней. Лаборатории нет. Библиотеки толковой нет. Дворяне провинциальные – связей полезных, тем паче придворных, не заведёшь. Штатный маг один, и тот ленивый и чокнутый. От него все практиканты выли.

Для огненных получить Холенхайм в свой список – позор втройне, так что в обмен на молчание Марли о моём… неправомерном «любопытстве» пришлось выбрать эту глушь.

Ну да, вызвалась сама (не только ректор, даже желчный секретарь комиссии осведомился, правильно ли я назвала место, но Марли так смотрел, так смотрел, что отказаться было невозможно), чем убила зачатки своего не слишком высокого авторитета. Никто не стеснялся крутить пальцем у виска, а декан нашего, ведьминского… Не обрадовалась она, да. Обычно ей удавалось обойтись без Холенхайма в списках, так что мне было высказано… замечание. И она так смотрела, так смотрела своими печальными собачьими глазами, что не пожалеть её было невозможно… И теперь я вроде как должна мучиться угрызениями совести за то, что нашу милую мадам Хон коллеги на смех поднимали. Хотя традицию считать это место позорным завела не я.

В общем, отправляясь на практику, я была рада возможности передохнуть от насмешек. Набила чемодан книгами, успокоила себя, что отсутствие в округе штатных ведьм не повод для паники, сама разберусь, а если что, вымолю у мадам Хон необходимые разъяснения. Да и штатный маг – вдруг повезёт? – окажется компетентным в ведьмовской сфере. Набила второй чемодан – тот, что побольше, – платьями, положила сверху новенькую фиолетово-чёрную униформу с жёлтой, как положено ведьмам, оторочкой по вырезу блузы, сапожки новые в рюкзак упаковала вместе с рабочим набором, шляпку парадную в коробку, у Доры одолженную, погрузила, взглянула напоследок на суровый особняк с пятью флигелями и отправилась на вокзал.

Первая половина пути, та, что на поезде, была ничего. Третий класс, сумрачный вагон для курящих – на образование тратится непозволительно мало денег! Своих денег купить билет дороже не было, и я изнывала от жары, духоты и попыток приткнуть на меня очередной баул. И от заигрываний всяких я тоже немного страдала.

А потом была, как я тогда полагала, жесть. При выходе с шумного и переполненного вокзала увели кошелёк. Магией я его нашла в подворотне, но денег и след простыл. К счастью, пара – ну почему только пара?! – монет была припрятана в панталонах.

Хватило этих монет купить билет только на две трети пути. Следующая проблема не заставила себя долго ждать. Дилижанс отправлялся через четыре часа, и перекусить было нечем и не на что. Время я переждала на лавочке в милом сквере, отворачиваясь от жевавших бутерброды рабочих с соседней стройки нового двухэтажного вокзала.

Ещё одной… проблемой стала карета дилижанса: без рессор. С жёсткими сиденьями. Это как в телеге трястись. И далеко. А кучер оказался принципиальным, или бессердечным, или тоже любил не девушек – высадил ровно на том месте, до которого оплачено. Даже чемоданы отказался докинуть под честное слово. Сгрузил на пыльную обочину. Взглянув на терявшуюся за горизонтом линию тракта, я оцепенела. И забыла шляпку!

Взвизгнул кнут – и большая тёмная карета покатилась дальше, поскрипывая болтавшимися на задних крючках фонарями. Слева и справа расстилались лоскуты полей разного оттенка зелёного, кое-где прорезанные бежевыми полосами вспомогательных дорог. По бокам разделительного вала, на гребне которого тянулся этот древний тракт, шуршали густые заросли ракиты и шумно стрекотали цикады. Тени были по-вечернему резкими, а свет слишком жёлтым – контраст ослеплял.

Дилижанс стал размером с яблоко, и по спине от жары заструился пот.

Дилижанс стал размером с ноготь, а я ещё не могла поверить, что это происходит со мной.

Дилижанс растворился в голубоватой дымке горизонта, только тогда я взялась за полированные ручки чемоданов.

Сначала идти получалось вполне бодро. Ну первые пятнадцать минут точно. Потом как-то не очень. Я отмеряла расстояния по участкам полей с разными посевами, других ориентиров не было, настолько всё вокруг однообразно.

Единственными существами, помимо меня, в этом кошмарном месте были облачные звери. Они скользили по небу вместе с островами пышных крутобоких облаков, заметные только по белёсым и красным лентам свисавших до земли лап – зрелище, достойное любования, если бы не ситуация.

Долго и упорно я волокла чемоданы, проклиная неподъёмные книги, нелепые надежды, свою неудачу, людей, которые не хотели проехать по этой проклятой дороге. Дождь. Себя за то, что не интересовалась бытовыми заклятиями. Ливень. Град я уже называла совсем неприличными словами.

Но я тащилась дальше в надежде на тёплый приём, чашку чая и сладкий пирог и с ещё большей надеждой переночевать не в поле. С чего бы такая наивность?

Увы, в последних лучах солнца я видела только покрасневшие поля, перелески, ракиты с терновником вдоль тракта. И ни единого признака жилья. Небо нависало надо мной кроваво-фиолетовыми тучами. Потом стемнело.

А потом я увидела свет и побежала к нему.

И поняла, что свет во тьме – это не всегда хорошо.

Пережила это – самой не верится. Да за такую ночку мне следовало преддипломную практику засчитать! И диплом выдать!

Такими мыслями я, залитая и оглушённая ливнем, старательно себя подбадривала, вздрагивая от ударов молний и грохота, впиваясь окоченевшими руками в шкуру оборотня, изнывая от боли в промежности.

За серой стеной воды едва различалась дорога. Сколько проехала? Сколько осталось? Может, возле дороги был дом или укрытие, а я не заметила. Может, Холенхайм совсем рядом, буквально в двух шагах, а я не вижу.

Может… голова клонилась к груди, мокрые волосы загораживали обзор, меня обволакивала тьма…

Глава 9. О явлении ангела

Первое впечатление остаётся навсегда. Что бы и как бы потом ни делалось, это пресловутое первое впечатление исподволь и явно влияет. Помните об этом, когда оцениваете кого-то. Помните об этом, когда появляетесь в новом месте и знакомитесь с новыми людьми.

Записки боевой ведьмы

Заставила себя выпрямиться. Сильный дождь затекал в глаза, и, чтобы держать их открытыми, приходилось склонять голову. Но со склонённой головой сильнее хотелось спать и, снова задрёмывая, я вздрагивала от ужаса: только бы не уснуть!

Может, добить оборотня и ждать на обочине, пока спасут? Должен же кто-то ездить по этой проклятой дороге… Тьма окутывала сознание, боль в висках гасла, веки опускались… спать… просто подремать секунду. Голова упала на грудь, вздрогнув, я выпрямилась до боли в спине. Холодная вода струилась по лицу.

Нет, так просто не сдамся, даже усталости. Зря, что ли, столько боролась?

Но правильно говорят: труднее всего бороться с собой. Усталость была моя, и с ней сражаться сейчас труднее, чем с зомби.

Дождь редел, уже не бил по плечам, придавливая к волчьей спине. Шелест воды стихал, вот я смогла рассмотреть измордованные ливнем лоскуты полей, просёлочные дороги… И тёмное пятно в конце дороги.

Пятно росло. Зерновые сменились клевером, насыпь тракта пошла под уклон. Неужели город? Я подалась вперёд, и оборотень затрусил быстрее, хребет вонзался в промежность, я чуть не взвыла, снова навернулись слёзы, волосы мокрыми плетями били по лицу, но шага я не сбавила.

Впереди действительно был город. Влажно блестели красные черепичные крыши и шпили храмов, гигантская лента радуги выросла из его сердца и растворилась в свинцовых облаках. В прореху туч брызнуло золото лучей, и Холенхайм, его угловатые крыши и шпили, высокая стена, обитые медью ворота – всё засверкало, изумительно яркое и тёплое по контрасту с холодными цветами неба и теней.

В груди стало тесно, рыдания душили. Склонившись на мокрую, пахшую псиной и мертвечиной холку, я заскулила и засмеялась, и чуть не задохнулась от радости.

Я почти добралась. Ещё немного – и всё наладится.

Пахло свежестью дождя, грозой, мокрым клевером. Холенхайм казался невероятно красивым. Блеклые, уходившие в небо дымы печных труб напомнили о тепле и еде. Жгучее желание оказаться там быстрее погнало оборотня рысью, я обхватила мохнатую шею, путаясь в своих и его ощущениях. Мы закружились по дороге, взметнули брызгами лужи.

Сосредоточившись, я заставила его идти ровно. Выпрямилась и даже слегка разжала посиневшие от холода пальцы. Улыбалась так, что от напряжения ныли мышцы, но не улыбаться не могла! Выпятила солидную грудь и вскинула голову. Боевая ведьма я, одержавшая победу над армией зомби, или кто? Без диплома, правда, «или кто», но зомби победила!

Ну и что, что выгляжу хуже некоторых бродяг? В моём положении простительно. Я попыталась привести волосы в относительный порядок, но закоченевшие пальцы плохо слушались, и, плюнув, я сложила руки на холке. Насыпь кончилась, дорога стелилась на уровне клеверного ковра. Уютно пахло дымом и, если не мерещится, хлебом.

Массивные створки потемнели от времени, и новенькие полосы меди ярко выделялись, как и свежие рисунки гербов. На левой створке – на гладком зелёном поле пять чёрных дорог сходились в напоминавший ухо город. Насколько знаю, это план Холенхайма в год, когда он получил звание города и право на собственный герб. На правой створке – чёрное поле вертикально делил двуручный серебряный меч с луной вместо навершия, слева и справа на неё выли золотые волки. Герб главного местного аристократа – главы клана оборотней графа Эйлара.

И сижу я наверняка на соклановце графа. Неловко вышло – и оскорбительно для аристократа. Надо бы слезть, пока никто не увидел…

Вверху скрипнуло. Я вскинула голову.

Вытаращив блеклые глаза, на меня смотрел юный стражник, почти мальчишка. Спросил дрогнувшим голосом:

– Ты кто?

– Практикантка. У вас там штатного мага убили.

Глаза стражника округлились ещё больше. Я вяло махнула себе за спину.

– Там ещё гора трупов в паре часов езды на оборотне. Тех, что на поле упокоили, я поближе к дороге оттащила, но на неё не выносила. Вы бы разъезд отправили – там, может, ещё зомби бродят.

Юнец побледнел на пару тонов, верхняя губа с редкими волосками заблестела от пота.

– Как убили? – Он подтянул к макушке сползавший на лоб шлем.

– Зубами, – усталость наваливалась, смежая веки. – Загрызли его.

– Вы его упокоили?

Может, у него глаза всегда такие вытаращенные, от природы?

– Конечно. Боевая ведьма я или кто? – Но, кажется, сейчас я буду упавшей с оборотня ведьмой. – Открывай скорее, я устала.

Он продолжал изумлённо меня разглядывать, и сил его поторопить не было, в горле всё пересохло.

Дверь в воротах скрипнула и отворилась, плечистый стражник в кожаном доспехе, смерив меня холодным грозным взглядом, глухо сказал:

– Документы, – с левой стороны у него висел меч, с правой – револьвер.

Оборотень поплёлся вперёд, и стражник положил ладонь на отполированную многочисленными прикосновениями рукоять меча. А я развернулась – голова оборотня тоже повернулась – и запустила плохо слушавшуюся руку в сумку штатного мага, подвязанную рядом с чемоданами.

Пальцы почти утратили чувствительность, с минуту я искала кожаный пенал. От нетерпения оборотень переминался с ноги на ногу. Густые с проседью брови стражника сдвигались под кромкой шлема. Наконец я ухватила цилиндр и протянула настороженно следившему за мной мужчине.

Руки у него были крепкие, загорелые, а под ногтями – чисто. Он проворно расстегнул медную застёжку, щёлкнула ломаемая сургучная печать, и сопроводительный документ развернулся. Прочитал стражник быстро, кивнул и, сворачивая бумагу, отступил.

– Добро пожаловать в Холенхайм, госпожа Тар.

Расширенный чемоданами оборотень с трудом протиснулся в прорезь двери.

– Мы пошлём разъезд, – стражник протянул мне застёгнутый пенал. – Вам прямо по улице, третий поворот налево и до упора.

От вялого кивка – оборотень тоже кивнул – закружилась голова, я вцепилась в пенал и поплыла по булыжной мостовой. Выбеленные дома подступали к ней вплотную: красивые, аккуратные, типично провинциальные домики в два-три этажа, с мансардами и крюками с обводными блоками для поднятия запасов на верхние этажи. Здесь тоже пахло свежестью. Дождь хорошо промыл улицы. Я старалась отвлечься от сна вниманием к деталям, но не могла, мысли путались. Краем глаза замечала охранные печати и обереги, сигнальные столбы. Улавливала запахи еды.

Веки невыносимо отяжелели, перед глазами плыло, невольно тело расслаблялось. Моргнула – и на улице, в окнах вдруг появились люди. Чудом не пропустила свой третий поворот.

«Эй, ты победила. Прими гордый вид, пусть все видят, какая ты молодец!» – увещевала гордость, но держать голову высоко поднятой было невыносимо. Мою – точно. Зато оборотень свою задрал высоко, словно выть собирался.

Люди шушукались. Я все же попыталась принять гордый вид, хотя стоило сказать: «Сидите по домам, идиоты, не видите – я на пределе, вдруг зомби освободится».

Только подъезжая к дому в конце улицы – двухэтажному, кумачовому, с высокой каменной стеной, яблоневым садом и бело-красной табличкой над массивными воротами «Штатный маг. Время приёма с 9–30 до 18–00, перерыв на обед с 12–00 до 13–00», я сообразила, что, наверное, никто не понял, что я использую зомби.

Ворота и дверь в них выглядели добротно, по четырём углам висели обереги, табличку явно недавно подкрасили. Сколько я тупо смотрела на красные буквы, не знаю, но глаза снова закрывались. Тряхнув мокрыми космами, я сползла с оборотня – промежность болела так, что сон отступил, а слёзы подступили – и враскорячку подошла к двери. Никаких замков, если и были охранные заклинания, я не почувствовала. Приложив ладонь к створке, из последних сил надавила, и дверь легко ушла внутрь – я едва устояла.

Схватившись за косяк, перевела дух и взглянула на двор. Уютный, с каменной дорожкой к резному крыльцу и куда-то за дом, с мелким клевером в белых шариках цветов и грядкой с зеленью под окном. На яблонях слева и справа зеленели мелкие яблочки. Отличное место. Я зашла внутрь, отщёлкнула массивную задвижку и раскрыла ворота перед оборотнем.

Он вошёл. Отмытый дождём, оборотень выглядел почти красиво, шерсть была густой. Возможно, он из благородных. Едва волоча ноги, я закрыла ворота, отцепила от пояса свой многострадальный жезл.

Силы в руках не было, от напряжения последних действий я вся покрылась испариной, губы тряслись, ноги подгибались. Выронив пенал, я взяла жезл обеими руками, шумно выдохнула, напряглась и положила неподъёмный ученический жезл на вытянутый нос оборотня.

– Спасибо, приятель, – закрыв глаза, я зашептала формулу упокоения.

Ведро чужого восприятия исчезло с головы, пропало чувство четырёх лап и давления на нос. Поддержка под жезлом исчезла, и он потянул меня к земле следом за осевшим оборотнем. Взглянув на гору шерсти и чемоданы, сумку, я покрепче прижала к груди жезл и поплелась в дом.

Мир расплывался, сужался до тёмного тоннеля с пяточком выхода, и в нём дверь опасно кренилась, поплыли цветные круги. Надеюсь, это из-за усталости, а не какого-нибудь от трупов подхваченного морового поветрия.

За дверью пряталась небольшая почти пологая лестница сеней, ноги путались в ступенях, цеплялись за них, а я цеплялась за стену, за саму лестницу. Уткнувшись во внутреннюю дверь, сколько-то стояла, восстанавливая дыхание: «Пусть она будет открыта. Не хочу спать на коврике». Рука с третьего раза нашла ручку. Ноги подгибались, я потыкалась в дверь, сообразила, что она открывается наружу, и потянула.

В открывшейся светлой комнате я видела только диван. Большой тёмный диван. Надо было раздеться. Выронив жезл – звук падения донёсся откуда-то издалека, – я поволоклась к дивану, неловко дёргая подол, пытаясь дотянуться до застёжки. Диван как-то вдруг полетел на меня, оказался мягким, уютным и тёплым и…

Проснулась я на мягком и под мягким одеялом. Ночь с зомби – кошмар? Нет? Наверняка это был просто кошмарный сон. Аппетитно пахло шоколадом, и желудок сжался, заурчал. Рядом тонко звякнуло.

Я открыла глаза. Объятый золотым светом, надо мной стоял белокурый ангел в голубом и ложечкой что-то размешивал в огромной белой чашке.

Ангел… я что, умерла?

Глава 10. В которой напоминает о себе мстительность огненных магов

Самое важное, что следует знать о нашем полном опасностей мире: внешность обманчива. За самым прекрасным лицом и нежным взглядом может прятаться чудовище.

Из наставлений для учеников младших классов

В пронзительно-синих глазах ангела, очерченных чёрными-чёрными ресницами, было сострадание. По скулам вились тёмно-синие тонкие узоры татуировки, как клеймо у гомункулов. И чёрные ногти немного не вязались со светлым образом.

– Доброе утро, – поздоровался ангел звучным драматическим баритоном, почти переходившим в бас. – Ты молодец. Прекрасно справилась с работой, всех зомби зачистила.

Я растаяла, в груди и животе, почему-то не стянутых корсажем, стало подозрительно трепетно. Ангел вынул ложку, стряхнул с неё коричневые капли и протянул чашку. От чашки пахло шоколадом.

Значит, последователи триединого бога правы, и я попала в то, что они называют раем. Навернулись слёзы умиления. Я протянула руки – от укусов на пальцах остались бледно-розовые лунки – и приняла в ладони тёплую тяжёлую чашку с шоколадом. Сорвавшаяся со щеки слезинка растеклась по его тёмной поверхности.

Ангел возвышался надо мной, концы длинных белых волос прятались за широкими плечами, узкую талию стягивал пояс с вышивкой. Золотое сияние немного раздражало яркостью, и я не могла решить: зажмуриться и насладиться шоколадом или наслаждаться вкусом, любуясь прекрасным созданием.

Решила любоваться, а вдруг ангела ненадолго выделили? Шоколад был тёплым, сладким до терпкости. Ангел приподнял бровь:

– А спасибо? – Насыщенный тембр его голоса вызывал лёгкий трепет.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Было так сладко, так хорошо… Постояв немного с приподнятой тёмной бровью, ангел представился:

– Меня зовут Сагихар. Допьёшь – приходи на кухню, это в конце коридора, за той дверью, – он указал за мою спину. – Покормлю.

Он шагнул в сторону, в лицо мне ударил солнечный свет. Ангел, устремившийся к той самой двери, больше не сиял золотом, его длинные, почти до колен, волосы колыхались при каждом шаге. Огляделась. Это комната в доме штатного мага, где я уснула. Диван точно тот. Платье и нижнее бельё кто-то снял, вместо них надели сорочку. Если это посмертие, то какое-то странное.

Наверное, я всё же жива.

Пожалуй, стоит радоваться.

Переведя дыхание – внутри ещё бродил подозрительный трепет, – я оглядела комнату. Пять дверей, два окна – напротив ближнего к входной двери я и сидела. Лавки вдоль стен, несколько акварелей в синих и зелёных тонах, на одной – летняя приморская резиденция его высочества.

И, конечно же, плакаты с инструкциями, без которых не обходится ни одна контора штатных магов. Правила обработки тел, чтобы они не превращались в зомби. Признаки, по которым можно распознать оборотней, клещей, пауков-кукловодов и прочую мерзость. Симптомы простейших проклятий и способы самостоятельной борьбы с ними, несколько бытовых заклинаний против мелкой нечисти.

Я определённо жива, в отличие от хозяина дома. Перед глазами так и встало: куратор висит в руках грызущего его зомби. Мурашки побежали по коже, и я натянула одеяло на плечи. Вкус гниющей плоти перебил сладкий вкус горячего шоколада. Тряхнув головой – волосы так и высохли прядями-лохмами, – уставилась на коричневую сласть в чашке. Воспоминание о мерзком вкусе отступало…

Шоколад – не слишком ли дорогое удовольствие для захолустья? Я сделала пару глотков.

И гомункул… прикрыв глаза, вспомнила татуировки «ангела». Узор незнакомый, но положение и общий размер соответствовали канонам именных печатей мастеров. Этот Холенхайм одна сплошная странность. Снова тряхнув головой, я залпом допила горячий шоколад и опустила ноги на прохладный пол.

Доски были натёрты мастикой и на ощупь напоминали паркет. Я укуталась одеялом и отправилась искать кухню.

За добротной дверью между плакатом с предупреждением о клещах и картинками с грибами-обманками оказался коридор шагов на десять. На его стенах было по двери. Неосвещённый, удручающий, он напоминал бесконечные коридоры из кошмаров. Зябко поводя плечами, я крепче сжала на груди края одеяла и, выставив вперёд пустую кружку, достаточно тяжёлую, чтобы ею можно было защищаться от внезапной напасти, пошла вперёд.

Напастей не было, я надавила на дугу медной ручки, и, щёлкнув, дверь открылась в просторную кухню. После сумрака коридора понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету, зато запахи – выпечки, варёных овощей и трав – я вдохнула полной грудью, и они почти опьянили.

Перед выбеленной печью стоял массивный стол и лавки, с потолка свисали пучки трав. Стеллажи вдоль стен скрывали кумачовые шторки, а в большое окно искоса падал солнечный луч. Умывавшаяся в его свете чёрная кошка подняла на меня разноцветные глаза.

«Мяу», – алая тряпочка языка болтнулась между клыков и снова заскользила по сжатой в кулачок лапе.

«Ангел» вышел из-за печи с кастрюлей в руках, теперь на нём был фартук и поварской синий колпак. Да, татуировки точно были гомункульными, и от этого по нервам пробежал холодок разочарования и грусти.

– Ты гомункул, да?

Кивнув, Саги – рычащее имя «Сагихар» никак не вязалось с его тонким остроносым лицом – опустил кастрюлю на выступ плиты и вновь исчез за печью.

Тяжко вздохнув, я обошла стол и, поставив чашку, уселась на широкую добротную лавку – отсюда просматривались полки с посудой и закрытая белыми волосами спина. На Саги невозможно было не смотреть. Такой стройный, явно сильный. Когда он повернулся, я с трудом перевела взгляд с точёных черт лица на не менее изящные руки с тарелкой, ложкой и поварешкой. Движения Саги были лёгкими, грациозными. Его создавал мастер с золотыми руками и огромным даром.

Гомункулов часто делали прислугой, у нас в институте была пара десятков. Не слишком умные, будто высеченные из дерева, они прекрасно выполняли черновую работу, но обычная уборка в комнате – верх их возможностей. А Саги напоминал гомункулов столичных борделей и создаваемых для частного использования аристократами – такие и беседу могли поддержать.

Столь изумительных созданий, как Саги, я видела лишь в папиной мастерской. То же щемящее сердце совершенство. Только папино клеймо было замысловатее и пурпурное – цвет придворных мастеров.

Интересно, Саги создан только слугой или у него и сексуальная функция есть?

Он поставил передо мной тарелку, от пряного запаха потекли слюни. Я смотрела в синие-синие глаза, на тонкий острый нос, тонкие губы. Саги отвернулся, и я, моргнув, опустила взгляд на тарелку. Мелкие кубики моркови и прямоугольники клёцок, золотистые ломтики лука и жёлтые пятна жира.

«Какие у Саги глаза…»

Интересно, откуда у местного мага деньги на такого дорогого гомункула? Взяв прохладную серебряную ложку, я размешала цветные кусочки.

А если все функции Саги в норме и куратор приобрёл его скрашивать одинокие ночи? Бывали такие любители.

Положив доску на выступ печи, Саги стал крошить баклажаны.

Удивительно, что никто из практикантов о нём не рассказал. Такие шедевры не каждый день встречаются даже ученикам институтов магии. Особенно ученикам нашего института. Или это недавнее приобретение? Подарок? Или сам маг… нет, если бы куратор мог делать таких гомункулов, он бы озолотился!

Продолжая крутить ложкой в супе, я тихо заметила:

– Эмм… грустно, когда хозяин погибает?

– Хозяин? – полуобернулся Саги, и косой солнечный луч почти дотянулся до прелестного лица.

– Ну… куратор.

– Он не был моим хозяином, я приписан к посту.

У меня отвисла челюсть. Такая красота и просто прислуга штатного мага? Да не может быть!

– Но… – Я несколько раз моргнула. – Как? Ты же… такой…

Чуть не проболталась, что даже папа таких красавцев не создавал. Впрочем, он на женщинах специализировался и мужчин делал дважды на моей памяти.

– Я дипломный проект предыдущего штатного мага, – Саги отвернулся, продолжил с профессиональной быстротой крошить баклажан. – При создании не приняли во внимание влияние места – под домом плиты старого храма – и меня связало с этой точкой пространства. Силы быстро расходуются, если выхожу за ворота. Город покинуть вовсе не могу. Поэтому меня оставили служить здесь.

Дипломный проект… интересно, за какие провинности сюда сослали практиковаться такой талантище? И почему никто из студентов о Саги не рассказывал? Или я традиционно пропустила всё самое интересное?

И имейся у Саги сексуальная функция, от ведьм-практиканток, пожалуй, отбоя бы не было. Выносливые, стерильные гомункулы идеальные любовники. Нет, мне пока такие услуги гомункула противопоказаны, но… Он впечатлял, действительно впечатлял, с таким было бы недурно… Что-то как-то жарко стало, особенно в нижней части туловища.

Сбросив накрошенные баклажаны в кастрюлю, Саги достал из корзины возле печи две золотистые луковицы и, посмотрев на мою тарелку, велел:

– Ешь быстрее, у тебя много дел.

Какие же у него красивые глаза… Смысл сказанного дошёл не сразу, я выронила ложку:

– Каких дел?

– Рабочих. Сегодня нужно нанести визит бургомистру, засвидетельствовать почтение главе торгового союза. И принести извинения графу Эйлару за использование его племянника в качестве ездового животного.

– Эмм… – в принципе звучало не так страшно.

– А потом, – промокнув руки о полотенце, Саги снял с верхней полки увесистую тетрадь и раскрыл, – ближайшие две недели расписаны буквально по минутам. Гауэйн хотел провести как можно больше практических занятий, поэтому оставлял не слишком опасную нечисть до твоего приезда…

– Но почему? – похолодела я. – Практика здесь – это же всем известная халява, почему в этом году серьёзная программа?

– Гауэйну пришло письмо из вашего института от некоего господина Марли.

Сердце ухнуло в пятки: ох уж этот глава факультета огненных магов!

– Письмо было довольно грубым. Он обвинил Гауэйна в некомпетентности и потворстве студенческой лени, обещал написать жалобу в министерство образования, если в этот раз подготовка не будет достойной.

Вот гад! Ну подумаешь, шкаф ему нос сломал… в двух местах, да глаз подбил. Ведь подлатали так, что на следующий день было уже незаметно.

– Гауэйн рвал и метал, так что программа практики вышла насыщенная. Он собирался по всем годам обучения пройтись, не только по последнему. Сегодня по плану уничтожение гнезда клещей и обновление охранных чар на восточных фермах. Если правильно помню карты, одной езды на добрых три часа. Ешь быстрее, надо это сегодня закончить, завтра дел ещё больше.

На сердце стало как-то совсем нехорошо, я поёрзала:

– Эмм… практика без куратора?

– Бургомистр послал запрос, но вряд ли замена прибудет раньше чем через месяц, так что пока ты у нас штатный специалист.

Я ослышалась, да? Я сглотнула:

– Что?

Ресницы Саги дрогнули, он поднял на меня спокойный взгляд:

– Согласно тарагдскому праву, ты, как самый подготовленный специалист, несёшь ответственность за участок до прибытия нового штатного специалиста. Извещение отправлено в университет, если не успеешь вернуться к защите дипломной работы, дадут отсрочку, всё в порядке.

Сердце медленно и неотвратимо уходило в пятки, а ужас стальными кольцами сковывал грудь.

В порядке, да? Да ни разу!

Ну почему я не прошла инициацию, а? У меня два месяца было на решение проблемы по-тихому! Зачем я вообще промолчала – ну ладно, это я знаю. Стыдно было, что не получилось, пожалела, но… если бы знала, если бы только знала, что всё так обернётся, – плевать на позор! А теперь… ужас-то какой!

От лица отхлынула кровь, кожа похолодела. Если признаюсь, что не инициированная сюда потащилась и об этом никого не известила – мне крышка. Ну как я могла настолько сглупить?! Чем я думала?

– Послушай, – мой голос дрожал и звучал хрипло, Саги удивлённо вскинул брови, а я облизнула пересохшие губы и пролепетала: – У вас здесь живут маги? Ну хоть какой-нибудь завалящий просто маг?

Сердце тревожно ухало, я вся сжалась, ожидая ответа, как приговора.

Глава 11. Об условном везении

Гомункулы – искусственные существа, их сходство с человеком зависит от силы создателя, его желаний и установок владельца управляющей печати. Но даже самый совершенный гомункул есть бледная тень человека, не обладающая свободой воли и правами.

Из пособия для первоклассников

Теперь я сосредоточилась на своей магии. После такого интенсивного расхода восстановилась она неплохо, но этого мало для полноценной работы.

Мне позарез нужен маг.

– Есть маги, – в синих глазах Саги мелькнула тень сочувствия. – Но на их помощь не рассчитывай. Род Эйлара защищает только свои поселения.

– Да мне не помо… – Я закусила губу.

«Молчи! Даже перед гомункулом язык распускать не стоит».

Переведя дыхание, продолжила:

– Мне бы просто магов. Есть в округе?

– Мм, – подняв взгляд к потолку, Саги постукал пальцем по острому подбородку. – Кажется, есть пара человек. Но они, насколько знаю, без лицензии. По крайней мере никто не заменил Гауэйна, когда он болел.

– А где узнать их адреса? – Даже не заметила, как молитвенно сложила руки.

– В ратуше должны быть, – Саги склонил голову набок. – Но на помощь особо не надейся.

– Не буду, – пообещала я, но надежда штука такая, и не хочешь, а появляется.

Саги смотрел так, что внутри всё переворачивалось.

Я опустила взгляд. На пальцах блестели нежной кожей тонкие полоски шрамов, и в памяти вспыхнуло: оборотень, зомби, тетрадь с жутким «Она идёт», сломанный жезл штатного мага, место которого досталось мне… А не разумнее ли сбежать? Но это будет преступлением. Снова придётся мотаться по стране, отваливать гору денег, которых нет, за новые документы и заново учиться ради лицензии или на что-то её покупать.

– А зарплату платить будут? – Я облокотилась на стол.

– Да, в двойном объёме: за практику и штатную работу. Осталось в контракте расписаться, я всё подготовил, пока ты спала.

– О, благодарю, – я кивнула. Дурное предчувствие холодило внутренности, интуиция твердила: «Беги!»

– …и вещи твои просушил, рабочий костюм отдал в починку.

– О, за это отдельное спасибо, – я улыбнулась этому замечательно сообразительному гомункулу. – И за то, что переодел, больные места помазал. Даже не скажешь, что я несколько часов на волке без седла ехала.

Промежность совсем не болела, и внимание я на это обратила только из-за разговора об одежде. Глаза Саги чуть потемнели, он продолжал ровно отчитываться:

– Слуги Эйлара забрали со двора тело. Капитан передал благодарность за отлично выполненную зачистку.

О да, зачистка. Зажмурившись, я потёрла лоб:

– Очень странная ситуация.

– Да. Такого здесь ещё не случалось.

– Но почему зомби было так много?

Я из-под руки взглянула на Саги. Его губы были плотно сомкнуты, взгляд помутнел:

– Кто-то отравил колодец, – он отвернулся. – На ферме недалеко от тракта. Или природные яды попали. Там ещё наёмные работники дом строили. Все умерли, упокоить их было некому. Стражники разбираются, выслали образцы воды в алхимическую лабораторию Вирба, вчера следователь приехал, наверное, и тебя допросит.

Следователь? Меня аж передёрнуло, инстинктивный страх холодом сжал внутренности. Я глубоко вдохнула: «Не по мою душу пришёл, спокойно, обвинять меня не в чем… стоп».

– Вчера? – Я смотрела в затылок Саги.

– Ты проспала больше суток.

– О…

Понятно, почему магия так «хорошо» восстановилась.

– Поэтому времени на отдых не осталось, – взмахнул рукой Саги. – Доедай суп, тебе ещё одеться, причесаться надо и до ратуши идти пятнадцать минут.

Кивнув, я почерпнула пёстрый суп и, попробовав, обомлела:

– Мм… ничефо… – заправила ещё ложку, – фкуснее не ела.

Посмотрев, как я торопливо уплетаю суп, Саги отрезал ломоть свежего хлеба с вкраплениями льняных семян, полоску ноздреватого сыра и подал на тарелке:

– Надеюсь, у тебя не всегда такой аппетит.

– А что? – Я вскинула голову.

– Гауэйн ел немного, я не буду готовить больше, чем для него.

Гомункул, отказывающийся готовить сколько прикажут? Похоже, создатель не только с привязкой к местности начудил.

– Не много я ем, не волнуйся, – я склонилась к тарелке, но поглядывала исподлобья. Саги добавлял соль в кастрюлю с баклажанами. – Я о фигуре забочусь.

– Это хорошо. Я тоже забочусь. Надеюсь, мы найдём общий язык.

Я закашлялась. Подойдя, Саги неловко похлопал по спине:

– Ешь. Больше никаких разговоров во время еды.

Мной командует гомункул – ох, ну что за странное место практики я выбрала на свою голову?!

Одежду Саги даже выгладил – всё до последних панталон. И кружева накрахмалил. Книги высушил с распёртыми щепками страницами, действительно пострадала только одна – не защищённый магией эротический роман. Все они были в алфавитном порядке расставлены на стеллаже в светлой спальне на втором этаже, где я переоделась у небольшого трюмо в синее, почти в цвет глаз Саги, платье, расчесала спутанные, но чистые волосы гребнем и разметала по плечам на ведьмовской манер.

«Повезло, что Саги такой высококлассный слуга», – оправляя кружево декольте, я ступила на широкую лестницу из морёного дуба. Платье приятно шуршало и из-за этого чувственного шороха казалось дороже, чем есть.

Внизу стоял Саги с корзиной чистого, но не глаженого белья и пристально следил, словно ждал, что я упаду и придётся ловить. Ошеломляющий, просто божественный цвет глаз, какие изящные черты! Никогда не считала треугольную форму лица симпатичной, но Саги при такой прямо красив. А ресницы – надо же быть такими густыми… Он точно не накрашен? Спускаясь, я всё больше выпячивала грудь в обрамлении жёстко торчавших кружев.

Ну что за идиотское желание понравиться гомункулу? Все их эмоции задаются волей хозяина, и, если найду управляющую печать, он будет обожать меня в любом виде.

Мне оставалась последняя ступень, когда Саги, щуря изумительно синие глаза, оказавшиеся на одном уровне с моими, равнодушно заключил:

– Волосы плохо уложила.

А? Держась за гладкие резные перила, я растерянно смотрела ему в лицо. Гомункул ещё и оценивает критично? С другой стороны, кто знает, чего от него требовал бывший владелец. Да и жил штатный маг бобылем, может, ему нужны были замечания о внешности?

– Ты сказал торопиться… – невольно промямлила я.

– Холенхайм маленький город, к новичкам присматриваются особенно тщательно. Не надо разочаровывать людей после столь шикарного появления, – Саги поставил корзину на выступ-скамейку у торца лестницы и мотнул головой: – Пойдём помогу.

Он и укладку сделает? Сокровище! Улыбнувшись, я поспешила следом, подстраиваясь под быстрый шаг.

Дом штатного мага напоминал фрагмент муравейника. Много переходов, балок, дверей и дверок. Теснота скрадывалась белым цветом стен, но подчёркивалась тёмным деревом балок и дверей. Отворив очередную, Саги, гулко стуча каблуками, начал спускаться по терявшейся во тьме лестнице.

– Э? – Я осталась на верхней ступени.

Саги обернулся. Его волосы, лицо будто светились в сумраке.

Губы. Мне всегда казались сексуальными только пухлые губы, но тонких, чётко очерченных губ Саги хотелось коснуться, в них была непонятная, завораживающая прелесть.

Переступив с ноги на ногу, я уточнила:

– Зачем в подвал?

– Вещи покойной жены Гауэйна хранятся в подвале, выберешь себе гребни. Свои ты потеряла или просто волосы не убирала? – И взгляд такой… осуждающе надменный.

– Потеряла, – солгала я, и щёки потеплели от прихлынувшей крови.

Признаваться в нехватке денег на приличные заколки совершенно не хотелось. Волосы у меня и так хороши, я их редко собирала и в таких случаях использовала скромные шпильки. Вдруг в подвале есть стоящие вещи? Мне не помешает выглядеть солидно на встрече с бургомистром и прочими. Ещё инициация эта… Кровь отхлынула от лица.

– Смотреть будешь? – Саги через плечо указал на дверь. – Я не могу весь день с тобой возиться, решай быстрее.

Да, вежливости ему создатель и владелец не доложили.

– Где твоя управляющая печать? – Я грозно смотрела в его потемневшие глаза, будто обведённые чёрным.

Нехорошая улыбка исказила тонкие губы:

– Найди сама, хозяюшка.

Хмурясь, я упёрла кулаки в бока:

– Ты должен подчиняться людям, владельцу.

– Мой владелец мёртв, я никому не подчиняюсь.

– Выгоню, – насупилась я.

Не хватало ещё позволять мной командовать какому-то гомункулу, пусть даже головокружительно красивому.

– Ну попробуй, – усмехнулся он и с хищной улыбкой пошёл на меня.

Его глаза опасно блестели, правый полыхнул алым…

Глава 12. В которой появляется наследство

Временами мне кажется, собачья у нас жизнь. С одной стороны, мы вроде как защищаем своё место, а с другой – принадлежим ему, как сторожевые псы.

Записки штатного мага

Отшатнувшись, я врезалась в стену. Саги звонко рассмеялся, прикладывая изящную ладонь к животу.

– Идиот, напугал ведь! – топнула я и направилась прочь.

Но шагов через десять сообразила: «А чего это я?» И, резко развернувшись на каблуках, возвратилась к лестнице в подвал. Саги ждал, криво ухмыляясь уголком губ.

– Знаешь, сколько зомби я в одиночку положила? – Я снова упёрла кулаки в бока.

– Знаю: отчёт видел, – он сложил руки на груди.

– Тогда должен понимать, что я с тобой могу сотворить, – к щекам снова прилила кровь.

В общем-то положила я не одна, а с помощью оборотня, и везение помогло больше, чем навыки. Да и ситуация нелепее некуда. Зачем я пререкаюсь с гомункулом? А нравится. Внезапно это оказалось приятно: просто спорить, не боясь привлечь излишнее внимание, выдать себя.

– А ты должна понимать, что ты не моя хозяйка, и я тоже могу что-нибудь с тобой сотворить, – он снова сощурился. – Повезло, что Гауэйн не приказал убивать глупцов, завалившихся в дом без спросу, иначе лежать бы тебе в могиле.

Эм… в чём-то он был прав. Гомункулы такие приказы легко исполняли. Опустив взгляд, я поковыряла носиком ботинка тончайшую, с волос, щель между половицами – глупая детская привычка, но я до сих пор её не переборола. Кашлянув, заговорила примирительно:

– Может, скажешь, где твоя печать?

– Маленькая ты ещё, неопытная и слишком вспыльчивая, чтобы я доверил тебе управление, – леденящим тоном ответил Саги, но добавил мягче, хоть и с тенью раздражения: – Заколки мадам посмотришь? Или так, растрёпой, к благородным людям пойдёшь?

Зубы стиснулись до скрипа. И тут намёки на низкое происхождение. Или я надумываю? Саги всем видом демонстрировал недовольство задержкой.

– Посмотрю, – я понурилась. Ничего не поделать. Документы у меня низкородной девушки. Воспринимают меня так, и вести себя надо соответствующе, чтобы лишних вопросов не возникало. Вдохнув и выдохнув, я подняла голову и постаралась изобразить радость простолюдинки, получившей шанс примерить украшения настоящей дамы. – Конечно, с удовольствием.

Саги глянул так, словно спектаклю не поверил, но развернулся и снова пошёл вниз. Шаги его гулко отдавались в коридорчике, замок щёлкнул, и дверь отворилась с протяжным скрипом.

– Гауэйн не заходил сюда несколько лет, – будто оправдывался скрытый кромешной тьмой Саги. – Но вещи защищены магией, может, из платьев что подойдёт, хотя… с твоей грудью, даже не знаю, если только швея переделает.

Внизу затеплился жёлтый огонёк и разросся, очертив прямоугольник проёма, узорчатые плитки пола. Подвал, судя по всему, был хорошо отделан. Вздохнув, я ступила на лестницу…

Подвал в бежевых тонах оказался большим, стены из огромных блоков – видимо тех, что повлияли на привязку Саги к месту, – кое-где были прикрыты добротными стеллажами и зачехлёнными то ли картинами, то ли зеркалами. В воздухе ни капли затхлости давно закрытого помещения. Посередине плиточного пола на локоть выступал тёмный постамент с почти стёршимся рельефным узором, на подъёме – столешница.

– Осталось от древнего храма, – подтвердил мою догадку Саги и поставил на столешницу масляную лампу.

Жёлтый свет подрагивал на стенах и полках, сундуках, старой кровати с балдахином, на груде цепей… с кандалами. Сглотнув, я шагнула назад, но на гору кандалов в углу Саги даже не взглянул, он тянул со среднего правого стеллажа коробку, обклеенную светлой обёрточной бумагой.

Поставив коробку рядом с лампой, Саги снял крышку с аккуратной подписью «украшения» и махнул рукой:

– Выбирай.

Скользнув взглядом по сторонам – подвал выглядел уютно, оберегающие от пыли и разрушения заклинания создавали приятную ауру. А вот постамент посередине был какой-то… мрачный, что ли? Не знаю, но он мне не нравился. Саги спокойно стоял рядом и, кажется, ничего особенного не ощущал.

– Только не говори, что передумала, – он полуобернулся, жёлтый свет красиво очертил его профиль.

– А… ничего, что мы без спроса?

– У Гауэйна не было родственников, все вещи уходят в собственность этого отделения, – он отступил в сторону, снова складывая руки на широкой груди. – Давай наслаждайся цацками, деточка.

Проклятие! Ну как он, гомункул несчастный, существо низшего порядка, умудрялся говорить и смотреть так, что я чувствовала себя как среди обнищавших институтских аристократиков, которым в радость поиздеваться над простолюдинами с магическим даром? По спине поползли мурашки, волосы вставали дыбом.

– Пока я не составил опись, можешь взять пару вещиц навсегда. Я, так и быть, закрою на это глаза, – шире улыбнулся Саги.

К щекам прихлынула горячая кровь, от гнева сжались кулаки. Подачка от гомункула! Что может быть унизительнее?

А с другой стороны… вдруг там что ценное, красивое? Кто бы знал, как я любила украшения! Часами могла перебирать мамины драгоценности, а теперь и колечко приличное – несбыточная мечта ближайшие несколько лет работы, если, конечно, не стану содержанкой.

А этот искуситель насмешливо поглядывал, обращённая к лампе щека казалась золотой, как и волосы, впитавшие жёлтый свет. Снова этот ангельский ореол, делавший его каким-то нереальным…

– Шутишь? – глухо спросила я, а саму тянуло взглянуть на груду кандалов, спросить, зачем они здесь.

– Нет, – он легко качнул головой. – Думаю, ты достойна награды за ночное приключение. Не знаю, как отнёсся бы к этому Гауэйн, но он всё равно не может возразить. И человек, помешавший ему обратиться в зомби, по моему разумению, должен получить от него благодарность, если не словесную, то материальную.

О! Я моргнула, пытаясь избавиться от очарования его исключительно соблазнительной внешности, спросила решительнее:

– А деньгами?

Теперь моргнул он, лицо ощутимо помрачнело:

– Ещё торговаться будешь? Я и так делаю одолжение, а это не входит в мои обязанности.

Как-то не заладилось наше общение. Кому бы сказала – не поверили бы.

Опасаясь остаться без украшения, я выдавила:

– Извини.

Саги приподнял красивую бровь. Шумно вдохнув, я повторила… мягче:

– Извини.

– Выбирай, – он изящно взмахнул в сторону коробки. – Только поспеши, надо ещё волосы уложить. Понимаю, ведьмам можно и с распущенными ходить, но авторитет лучше зарабатывать сразу. Ты единственный представитель магической власти на территории, и защищать твои интересы больше некому.

Как-то не думала я об этой стороне назначения, и тревога, видимо, отразилась на лице, потому что Саги вдруг смягчился:

– Выше нос, Мияна, ты очень эффектно начала, если правильно себя поведёшь, сможешь сделать карьеру. Если не имеешь ничего против оборотней, то знай, двое сыновей и три племянника графа Эйлара ещё не сосватаны. Да и сам он вдовец.

– Ты меня сватаешь? – Брови решительно поползли на лоб.

– Разумеется, а то вдруг ты решишь остаться. Место-то свободно, а работа не слишком сложная.

Открыв и закрыв рот, я несколько раз моргнула и наконец обрела дар речи:

– Ты… пытаешься от меня избавиться?

Саги вздохнул:

– Без обид, но с женщинами слишком много хлопот. Все эти платья-подъюбники, рюшечки-финтифлюшечки, шляпки, всюду длинные волосы…

– Будто у тебя волосы не выпадают, – я махнула на его голову. – Весь дом, наверное, засыпал своей волоснёй.

Мрачнея, сдвигая брови, Саги грозно продолжил:

– …капризы всякие, отсутствие здравого смысла и логики, лезущие в окна любовники…

– Мои будут в дверь заходить.

– Э, нет, я не собираюсь слушать ночные дифирамбы.

– Да я… – Внутри всё пылало от возмущения, но слов не было. – Да ты…

– Мужчина бы уже десять минут как шёл к бургомистру, может даже, уже начал бы дела решать.

Задохнувшись, я не могла выдохнуть застрявший в груди воздух, просто бессильно сжимала кулаки.

Одно дело терпеть оскорбления от мужчины, какого-нибудь аристократа, мага с опытом – от тех, от кого простолюдинам положено терпеть почти всё, но от пустышки, от куклы, магией созданной! Закрыв глаза, я досчитала до десяти и смогла выдохнуть. Он просто зарвавшаяся кукла и не стоит переживаний. Открыв глаза, я бросила на него равнодушный – я на это надеялась – взгляд и направилась к коробке.

Внутри лежали бархатные мешочки: чёрные, синие, бордовые. Саги не отступил, он слегка опирался на столешницу и источал соблазнительный запах дрожжевого теста. Запах удивительно не подходящий мужчине, но почему-то очень привлекательный, когда исходит именно от мужчины.

«Он никто, – я запустила руки в коробку, поглаживала бархат, прятавший под собой жёсткость украшений. – Просто слуга, не более».

Раздражение на Саги убивало трепетное отношение к наследию давно умершей женщины, и я бралась за вещи равнодушно, словно за новые в магазине. В первом же мешочке – чёрном – оказалась нитка жемчуга с красивым золотым вензелем застёжки. Но жемчуг я не любила, хотя в желтоватом свете он казался каким-то особенным.

В следующем мешочке был комплект: золотые колье, заколка и браслет с опалами. Изделия пусть не слишком талантливого, но мастера. Вещь чересчур дорогая для моего положения. Но с прикосновением к этим огненным опалам в рамках колючих лепестков сомнения в правомерности присвоения украшений исчезли.

Я вываливала сокровища на столешницу: кольца, серьги, заколки и гребни, браслеты, геммы, фабулы, броши. Дух захватывало от их драгоценного блеска, сердце переполняла радость, пальцы дрожали. Всё это здесь, в моих руках, я могу снова и снова приходить и перебирать их, надевать. Тут были даже диадемы, одна – с розами в россыпи опалов, другая напоминала узоры мороза из бриллиантов.

Сердце бешено стучало, я опустила морозную диадему на голову и, заглядывая в синие-синие глаза, прошептала:

– Мне идёт?

– Надеюсь, ты не собираешься надевать это на встречу с бургомистром, – заломил бровь Саги, но было что-то в выражении его лица, что заставляло подозревать: ему понравилось.

– Ну конечно нет! – Я с сожалением сняла диадему и положила на ворох мешочков. – На такую встречу если и надевать, то что-нибудь скромное. Вот это, например.

Я вынула из полотна сверкающих вещей черепаховый гребень в оплётке серебряных узоров.

– Хороший выбор, думаю, длины волос хватит его удержать, – кивнул Саги.

Он укладке научился, прислуживая покойной? Спрашивать не хотелось. Саги наблюдал за мной с любопытством… изучал? Сейчас он напоминал кота, крадущегося к куску мяса. Опустив взгляд, я несколько секунд изучала сокровища и вытянула из них скромную бархатку с каплей чёрного камня, его грани сверкнули в свете лампы огнём:

– И, пожалуй, это, – разглядывая крепление камня с тонким узором коловоротов, я вслушивалась в магические колебания. – Кажется, это оберег.

– Да, защита от сглаза, – брови Саги дрогнули, но не уползли ни на лоб, ни к переносице. – Вполне пристойная вещь для ведьмы. Помочь?

Представила, как его руки касаются шеи, и мурашки поползли, я отрицательно мотнула головой, и хвостики бархатки качнулись.

– Давай поторопимся, – попросила я. – Если сегодня и впрямь так много дел…

– И сегодня, и завтра, и все две недели.

– Что, совсем без выходных? – По привычке я смотрела жалобно и строила глазки, хотя наличие и отсутствие выходных меньше всего зависело от Саги.

– На отдых выделена пара дней, но не может быть, чтобы что-нибудь не пошло не так.

Последние остатки радости как ветром сдуло, я кивнула. Куратор поступил опрометчиво, позволив нечисти копиться, а печатям ослабевать. Будь проклят Марли!

Вздохнув, я крепче сжала холодную каплю камня, снова «жалобно» взглянула:

– А нельзя как-нибудь поторопить начальство с заменой?

– Можно написать, что ты тоже скончалась, но за это оштрафуют.

– Да, – я тяжко вздохнула.

«А может, ну его, сбежать и по новому кругу? – Я окинула взглядом разложенные на столешнице блестящие сокровища. – А может, и не ну».

– Кстати, откуда у жены захолустного штатного мага столько хороших украшений?

Взяв фонарь, Саги развернул меня за плечо и подтолкнул в спину:

– В наследство достались, родители были состоятельные.

Послушно шагая к двери, я искоса оглядывала стеллажи вдоль стен: как много коробок. Надо проверить их до того, как Саги составит опись – пока они формально ничьи, – так, на всякий случай. Бедной девушке, вроде меня, материальная помощь не помешает.

Глава 13. О знакомстве с потенциальным мужем

У ведьм особая магия, и отношение к нам из-за этого особое. А может, мужчинам просто нравится наша свобода. Будь я мужчиной, честное слово, интересовалась бы исключительно ведьмами.

Записки боевой ведьмы

Гребень непривычно, почти неприятно оттягивал уложенные в высокую причёску волосы, зато помогал держать голову высоко поднятой. Иначе мне, наверное, и не следовало вести себя после триумфального появления.

Ну почти триумфального.

Расправив плечи и мысленно сверяясь с показанной Саги картой, я летящей походкой неслась к центру города, и по уходившей вверх булыжной мостовой заразительно бодро стучали мои каблуки. Прохожие почтительно снимали головные уборы, кивали, оглядывались, перешёптывались. Да, я явно произвела впечатление – сама бы впечатлилась на их месте.

Непривычно, волнительно после стольких лет игры в безмозглую простолюдинку идти среди людей, восхищённых моей смелостью и силой, – трепетавшее сердце то и дело нежно щемило, грудь распирало от гордости. Пусть эта слава быстротечна, но она… у меня наворачивались слёзы умиления. Наконец-то уважение! Меня оценили!

Теперь осталось не сесть в лужу, а там… Кто знает, я хорошо здесь начала, может, действительно остаться? Молодая пара остановилась поглазеть на меня. Девушка мяла сумочку, долговязый юноша снял широкополую шляпу. Я, улыбаясь, слегка кивнула, и они заулыбались в ответ.

В груди разливалось тепло – хочу здесь остаться, мне нравятся эти белёные домики и красные черепичные крыши, прекрасно синее небо над тихим, восхищённым мной городом. За мансардами показался шпиль ратуши, я прибавила шаг.

Прохожие кланялись, дома расступались, и вот – площадь перед солидным трёхэтажным зданием с островерхой башней для защитных печатей, розами витражных окон и рельефными узорами вдоль каменных выступов и вокруг массивных дверей. Вязь каменного плюща опутывала городской герб над главным входом ратуши.

Дверь караулили стражники, левый отворил её передо мной. Приятно! Я улыбнулась этому крепкому бородачу – он улыбнулся в ответ, подмигнул. Ступила внутрь. Просторный холл пронизывали лучи окрашенного витражами света: красные, синие, зелёные. Навстречу спешил старик в чёрном. Под дутым камзолом смешно семенили тонкие, обтянутые чулками ноги, сверкали пряжки.

– Госпожа Тар! – эхом зазвенел возглас, старик пёр на меня, раскинув руки, и, кажется, собирался обнять. Он правда меня обнял! Прижал к пропахшему чесноком плечу и похлопал по спине: – Радость вы наша! Спасение!

Это было как-то слишком. Я деликатно кашлянула, а он вдобавок прижал слюнявые губы к щеке. Ну раз не помогает так – наступила ему на ногу.

– Прелесть вы наша, – старик прилип к другой щеке.

Да что такое?

– Отстань от девушки, старый развратник, – сильный мужской голос многократно отразило эхо.

Подскочив и больно задев подбородком по скуле, старик отпустил меня и оглянулся. С широкой каменной лестницы спускался брюнет. Высокомерие читалось в его фигуре, в каждом движении. Надменное красивое лицо попало в тусклый луч красного света, зрачки полыхнули огнем.

И я уже знала, какое имя назовёт склонившийся в глубоком поклоне старик.

– Достопочтенный господин Эйлар, – пролепетал тот. – Бесконечно рад вас видеть, позвольте засвидетельствовать своё почтение.

– Вангри, умолкни, – лениво отозвался Эйлар.

Он тоже был в чёрном, но как же его чёрная одежда отличалась от одежды старика – как день и ночь! Костюм для верховой езды Эйлара идеально сидел на крепком, стройном теле и приглушённым блеском оттенял животную грацию отточенных движений. От восхищения у меня зашлось сердце.

Почти не дыша, я смотрела, как Эйлар идёт на меня, и… кажется, он меня загрызёт. Верхняя губа презрительно топорщилась, обнажив ряд белоснежных зубов с острыми клыками, в глазах демонически отражался свет.

Эйлар оказался выше меня почти на две головы, его густые волосы, словно растрёпанные ветром, блестели. Кожа была идеальной, здорового цвета. Вот это самец. Даже у меня дух захватывало и коленки слабели, а волчицы, наверное, падали штабелями.

Он остановился в шаге от меня, смерил уничижительным взглядом.

– Так вот ты какая, – губы сомкнулись, пряча хищный оскал.

Старый развратник заискивающе кланялся в дальнем углу зала, воровато поглядывал то на Эйлара, то на меня. Эйлар был умопомрачительно хорош. Моргнув, я использовала этот миг, чтобы собраться с мыслями.

– Да, такая. И не помню, чтобы разрешала вам обращаться ко мне на «ты». Какие-нибудь вопросы?

Пальцы больно сомкнулись на моей шее, притянули к Эйлару. Сердце бешено колотилось; от ужаса, казалось, описаюсь, но я заставляла себя смотреть в искажённое гневом лицо. Его ноздри страшно трепетали, глаза сверкали. Эйлар пах мокрой шерстью и яростью.

– Как ты смела использовать моего брата вместо коня, вместо вьючного животного! – У него удлинились клыки. – Ты кто такая?

Схватив его запястье, я послала разряд боли и рыкнула:

– Штатная ведьма Холенхайма!

Эйлар меня оттолкнул, хотел сжать обожжённую магией руку, но удержался. Его желваки дрожали, волосы на голове встали дыбом и… он ведь не превращаться удумал, да? Я отступила на шаг, второй. Неужели нестабильный оборотень? Или Эйлара от горя так лихорадит, что он форму удержать не может?

Я пятилась. Нажила врага. Смертельного, ужасного врага, может, даже весь род. Ногти оборотня удлинялись, зубы росли.

– Валентайн, довольно!

Эйлар дёрнулся и резко обернулся. На лестнице, опираясь на трость, стоял немного горбатый старик в дорогом камзоле. Седые волосы разметались по плечам и свисали по бокам остроносого хищного лица. Спускаясь, он подволакивал левую ногу и очень налегал на трость. Но, невзирая на физическую ущербность, от деда веяло силой. Во взгляде блеклых, по-звериному сверкающих глаз была такая подавляющая властность, что, едва он ступил с лестницы на пол, я рефлекторно просела в реверансе.

Валентайн – похоже, так зовут моего свежеиспечённого кровного врага – почтительно склонился, а когда старик доковылял, пробормотал что-то вроде:

– Простите, я не хотел.

Пристально меня разглядывая, старик небрежно отмахнулся от его слов. Я просела в ещё более глубокий реверанс – сила старика почти расплющивала, я смотрела на тупые носики его замшевых туфель, пряжки с головами воющих на луну волков.

– Какая прелестная юная особа, – произнёс старик, и по интонации было не понять, хвалит он или насмехается.

– Дядя, она… – начал Валентайн, но взмах узловатой, в старческих пигментных пятнах руки его остановил.

Подковыляв ближе, старик хмыкнул:

– Вы очень грациозны, – он сложил ладони на трости. – Реверанс сделал бы честь придворной даме.

– Благодарю, вы мне льстите, – пролепетала я.

Тем паче что он действительно льстил, ведь за такой реверанс при дворе мне бы порку устроили.

Валентайн возмущённо начал:

– Дядя…

– Проверь лошадей, горячая голова.

– Но она…

– Спасала свою жизнь и жизни других людей, – старик забарабанил пальцем по серебряному носу набалдашника-волка.

– Это был мой брат! – подступил Валентайн.

– Право предъявлять претензии у главы рода, то есть у меня, а я не в претензии.

Повисла звенящая тишина, воздух искрился от напряжения. Ноги уже ныли, но я боялась подняться из реверанса, дышать боялась, чего уж! Так вот за кого Саги хотел меня сосватать – за горбатого властного старика. Ну спасибо. Шумно выдохнув, Валентайн слишком звонко отчеканил:

– Амэйбла ты никогда не любил. И меня, и нашего отца, – развернувшись на каблуках, он вихрем помчался прочь.

И так хлопнул дверью, что эхо грохотало ещё несколько секунд. Выпрямившись, я не осмеливалась посмотреть на графа. Узловатый палец вдруг коснулся моего подбородка и потянул вверх, старик велел:

– Посмотри на меня, дитя.

Сердце вырывалось из груди, прикосновение чужой руки почти обжигало. Стиснув зубы, я подняла взгляд. Морщинистое, хищное лицо графа было совсем близко. В отличие от племянника, он пах не шерстью, а духами с мятной нотой. И смотрел так, что… в общем, кажется, он не прочь был жениться ещё раз, а если не жениться, то завести любовницу.

– Вы отлично справились, позвольте выразить благодарность за проделанную работу. Увы, некоторые олухи не понимают, как нам повезло. Спокойная жизнь расслабляет, знаете ли. А вы, кажется, не привыкли расслабляться.

Холодные мурашки побежали по спине:

– О чём вы?

Его палец скользнул по моей нижней губе, царапнул ногтем, я невольно передёрнулась, и граф с кривой улыбкой отвёл руку:

– Есть в вас что-то авантюрное. Готов поспорить, у вас за плечами бурная жизнь.

Внутренности похолодели.

– Не понимаю, о чём вы, – голос подрагивал, я сглотнула и нервно потёрла саднившую шею.

– Хм, ну может быть, – граф двинулся к выходу. – Удачи в работе. И впредь защищайте нас так же хорошо. Кажется, нам это потребуется.

– О чём вы? – спросила я в сгорбленную спину.

– М? – полуобернулся он.

– Что вы имеете в виду под… что потребуется защищать?

– Ничего особенного, – он приподнял седые брови. – Это же работа штатных специалистов – защищать.

Кивнув, он снова заковылял к двери. Когда массивная створка закрылась, я смогла выдохнуть свободно.

– Он видящий, – пролепетали за спиной.

Я подскочила и, прижав ладонь к животу, развернулась. Старый развратник Вангри маслянисто поглядывал на ложбинку между грудями:

– Граф немного предвидит будущее, это проявляется в таких вот фразах. Вот давеча, в последнюю встречу с господином Гауэйном, сказал, чтобы тот готовил завещание. И вот – нет больше господина Гауэйна. Так что перечитали бы вы свои книжки учёные на всякий случай.

Конечно перечитаю, раз придётся практиковаться без куратора и выполнять за него работу. И это возвращало меня к проблеме инициации.

– Любезный сударь, – я обворожительно улыбнулась Вангри. – Кажется, мне нужна ваша помощь.

– Да? – Он нарочито поклонился. – Я к вашим услугам. Что угодно?

– Адреса магов.

Он удивлённо вскинул брови.

Глава 14. В которой вопрос инициации ставится ребром

Инициация – поворотный этап становления магии. Будьте внимательны, ведь от инициатора зависит ваша сила и дальнейшая жизнь.

Учебник магии для ведьм

Старый развратник – лучше даже мысленно называть его просто Вангри, а то как бы в разговоре прозвище не вырвалось – служил младшим секретарём бургомистра Дайона де Гра и спустился в холл меня встретить и всячески развлекать, пока начальник заканчивает беседу с графом Эйларом.

Пообещав узнать адреса магов, Вангри втолкнул меня в кабинет. Я чуть не задохнулась от сладкого запаха алых роз – они были везде: горшки и вазы стояли на стеллажах, подоконниках и вдоль стен, занимали углы. Портьеры в цвет роз были собраны золотыми кистями – это всё, что я успела заметить, прежде чем взгляд приковал бургомистр, ибо бургомистр…

Эмм…

Как бы это сказать…

Не знаю, как он получил эту высокую должность, но он меньше всего походил на бургомистра. Все виденные мной представители этой профессии были суровыми дядьками в возрасте, часто с избыточным весом, а этот выглядел едва ли на тридцать: крепкий, изящный, он излучал здоровье и даже какой-то задор. Пшеничного цвета волосы блестели, точно золото. Не успела опомниться, бургомистр прижался губами к моей руке – и намного дольше, чем позволял этикет. Не выпуская кончиков похолодевших от волнения пальцев, усадил на стул с высокой выгнутой спинкой.

– Безмерно рад встрече, – мелодичный, чарующий голос бургомистра идеально подходил тёмным глазам с поволокой. – Этот ужасный гомункул Гауэйна так трепетно оберегал ваш покой, что я испугался, не умерли ли вы.

Ужасный гомункул? Саги, конечно, не подарок, но язык не поворачивался назвать его ужасным.

По-прежнему нависая надо мной, бургомистр обворожительно улыбнулся:

– Честно говоря, ожидал увидеть кого-нибудь покрепче, – он чуть сильнее сжал кончики моих пальцев, тёмные выразительные глаза в обводке густых ресниц были совсем близко.

Крепость тела не связана с силой магии, но бургомистр… слишком очарователен, чтобы ему возражать.

– И я безумно рад, что вы не только мастер своего дела, но и прелестны, – большой палец его руки скользнул по тыльной стороне моей ладони, и от фривольной интимности прикосновения к щекам хлынула кровь. – Юная, очаровательная ведьма. Давно прошли инициацию?

Словно холодной водой окатил, всё внутри заледенело. Откуда он знает? Как? Отпрянув, я упёрлась лопатками в изгиб спинки и всматривалась в тёмные глаза:

– Н-недавно.

– Недавно? – Он вскинул подкрашенные брови. – Такая красавица, и недавно? Вы наверняка кокетничаете.

Потянув мою руку, он легко вывернул её и поцеловал запястье. Сердце бешено колотилось. Влажно скользнув языком до манжета, бургомистр прошептал:

– Можете называть меня просто Дайон. Уверен, мы сработаемся.

От прикосновения тёплых пальцев, губ ползли щекотные мурашки, в ушах гудело от перестука сердца, и меня слегка повело от возбуждающей красоты, чувственной напористости. На фоне Дайона институтские знакомые казались… блеклыми, но…

– Вы… – Мой голос оборвался.

– Можете на «ты», просто Дайон, – он опустился на колено, рука вдруг оказалась под подолом и скользнула по лодыжке, выше, до кружева панталон.

Жар окатил меня, стекал к низу живота. Дыхание Дайона щекотало шею, магия закипала от накрывавших чувств. Ладонь Дайона скользнула по бедру, слишком горячая даже сквозь ткань. Пальцы нашли прорезь панталон между ног, сдвинулись к увлажнившемуся участку, уже раздвигали ткань. Дайон целовал шею, наваливаясь и одновременно свободной рукой обхватив за бёдра, притягивая к себе, на самый край сиденья.

– Вы маг? – пролепетала я. Хотя, будь он магом, мне бы сказали.

Перед глазами поплыли цветные пятна, возбуждение пьянило сильнее вина.

– Для вас я буду кем угодно, – сбивчиво шепнул Дайон, надавливая пальцами сильнее, поглаживая, направляя их внутрь.

Отрезвление наступило мгновенно, я упёрлась в широкие плечи:

– Остановитесь.

– Никто не войдёт, – он стал торопливо задирать подол, подъюбники. – Не бойся.

Да я не этого боялась! И не знала, что делать. Никогда не доводила до подобных ситуаций.

– И я увеличу жалованье, хочешь? – Лицо Дайона раскраснелось, взгляд застыл на ложбинке между грудей, а руки сдвигали меня к краю сиденья. – Платье красивое хочешь?

Ткань жалобно шуршала, а я… Я шевельнуться не могла. Жар страсти сменился холодом оцепенения. Что делать? Пощёчину дать? Магией обжечь? А если он посадит меня за нападение? Накрахмаленное до остроты кружево подъюбника больно царапнуло мои губы.

– Прекратите, – ухватив подол, я натянула его на колени поверх рук Дайона.

Тот растерянно на меня смотрел. Стало чудовищно тихо. И в тишине отчётливо зазвенел стук каблучков.

– Но, мадам, господин бургомистр… – лепетал за дверью Вангри.

– Всегда свободен для жены, – прозвучал властный голос.

В следующую секунду Дайон оказался за столом, торопливо пригладил разметавшиеся волосы и, плеснув из кувшина в ладонь, обтёр раскрасневшееся лицо.

– Подол, – страшно вытаращив глаза, прошипел Дайон и промокнул лицо платком.

Моргнув, я быстро расправила платье. Мне бы тоже охладить пылавшие щёки, но рядом вода была только в вазе с розами, и до той тянуться надо.

Дверь шумно распахнулась. Сердце страшно бухало в груди: «Не поворачивайся, только не поворачивайся, у тебя всё на лице написано».

– А, дорогая, безумно рад тебя видеть, – расцвёл Дайон, но из-за стола не вставал, только руки вскинул.

– Слышала, наша… спасительница очнулась, и решила воспользоваться случаем представиться как можно скорее.

Собственно, для знакомства со штатными специалистами по магии, будь то мужчина или женщина, официального представления не требовалось, но и целью приезда, учитывая прыть Дайона, было вовсе не знакомство, а недопущение… его углубления. Я невольно поёрзала, внизу живота медленно и не слишком приятно гасло тепло возбуждения.

Чувственно зашелестело платье, госпожа де Гра прошествовала мимо. Стройная, с тёмно-красными волосами, в багряном платье с пелериной из чёрного кружева. Такое же кружево вилось по широким манжетам, уши оттягивали серьги с массивными рубинами. Женщина полуобернулась, царственно ожидая представления. Скулы её овального волевого лица довольно резко выступали, а брови над глубоко посаженными глазами были слишком тонки, высокий лоб пересекала морщинка, но в целом она казалась привлекательной.

Похоже, она была старше мужа лет на десять – пятнадцать, но ещё очень хороша, с тонким носом и красиво очерченным ртом-бантиком. Может, чуть крупноватым, но соблазнительным, с точёной талией и высоко поднятой грудью. В моё декольте госпожа де Гра смотрела с откровенным недовольством.

– Кхм, – Дайон тоже поёрзал и вскинул в её сторону руку. – Прошу любить и жаловать: моя обожаемая супруга, Полина де Гра.

– А это, – рука переместилась в мою сторону: – Мияна Тар, наша штатная ведьма.

– Приятно познакомиться, – улыбнулась Полина улыбкой, исключавшей малейший намёк на радость. – Надеюсь, мой дорогой супруг не очень вас утомил? После всего, что вы сделали, вам наверняка требуется… отдых.

Полина так выразительно глянула на мужа, что он сник, закивал:

– Да-да, госпожа Тар, простите, что, мм, отвлёк вас, – он шумно выдвинул ящик, пошарил в нём и вытащил два листа пергамента. – Вот, подпишите, и не смею вас больше задерживать, у вас ведь так много дел.

Взгляда Дайон не поднимал. Разложил пергаменты, взял белое перо и даже обмакнул в чернильницу, протянул.

– Что это? – Колени ослабли, от тяжёлого запаха роз кру́гом шла голова… я до стола-то дойду?

– Контракт, – взгляд Дайона скользнул из стороны в сторону, – обязательства города по выплате жалованья, ну и ваше согласие на службу. Формальность, конечно, но…

Полина холодила меня взглядом серо-стальных глаз, её длинные пальцы в чёрном кружеве перчаток напоминали лапки паука. Кивнув, я упёрлась ладонями в сиденье и оттолкнулась. Ноги вполне себе выдержали, к столу я подошла уже уверенно, но, судя по хмурому взгляду Полины, брошенному на Дайона, неладное она заподозрила.

Что ж, я под юбку себе лезть не заставляла, сам виноват. Взяв себя в руки, я прочитала стандартный договор найма и, перехватив перо так, чтобы не коснуться пальцев Дайона, быстро расписалась.

– Прекрасно, добро пожаловать на службу в Холенхайм, – Дайон черкнул размашистую подпись, тиснул печать, присыпал свежие чернила песком и протянул лист, глядя чуть выше моей головы.

Жена, похоже, была крута нравом. Я неторопливо скручивала договор.

Контракт есть, жалованье очень даже пристойное. Где бы теперь мага раздобыть?

– Куда вы сейчас? – проворковала Полина.

У меня холодок по спине побежал, но ответила я удивительно ровно:

– К господину… Моссу, главе торгового союза.

Пухлые губы Полины растянулись в кровожадной улыбке:

– А, я с радостью вас провожу, – цепкая рука подхватила меня под локоть. – Вы ведь не знаете города, было бы невежливо отпускать вас одну.

– Вангри её проводит, – вяло вступился Дайон.

Полина почти тащила меня к двери:

– Ну что ты, милый, будет чудовищной неблагодарностью оставить её на младшего секретаря, когда я могу помочь лично, – с этими словами она вытолкнула меня в чистый, лёгкий воздух холла.

Крепкие пальцы Полины давили на руку. «И что теперь?» – я вдохнула полной грудью, избавляясь от остатков приторного запаха роз. Прискакивая на тонких ножках, Вангри ходил возле окна. Увидев нас, вскинул руки и настороженно вглядывался в лица. Похоже, я не первая девушка, выводимая под локоток любезной Полиной.

Дверь за нами громко захлопнулась, и улыбка Полины исчезла. Вжав голову в плечи, Вангри поспешил к лестнице. «Эй, а я?» – я попыталась высвободить локоть, но Полина больно в него впилась.

– Послушай меня, ведьма, – цедила она, рывками ведя меня к лестнице и, видимо, понимая, что я не посмею всерьёз сопротивляться. – Знаю, вам из-за особенностей… инициации необязательно блюсти чистоту, как достойным девушкам, но, если узнаю, что ты перед Дайоном ноги раздвинула, тебя никакая магия не спасёт, поняла?

Полина так взглянула, что я присела и только кивнула.

– Отлично, – рывком заставив меня выпрямиться, она поправила мои волосы, огладила плечи. И любезно улыбнулась. – Мы ведь можем стать подругами, если не будешь делать глупостей. И учти, Дайон не выполняет обещаний, особенно материального толка.

Она легко щёлкнула меня по носу и вся гордая, величественная, зашелестела прочь. В её заколке красиво вспыхивали рубины.

Только теперь я заметила, что смяла скрученный в трубочку контракт. Обхватила себя за плечи.

Полина была в своём праве. И мне стоило испытывать благодарность за её своевременное появление. Качнув головой, я подошла к окну у лестницы. Оно выходило во внутренний двор. У крыльца били копытами запряжённые в коляску вороные…

Злость обожгла меня до дрожи.

Ну почему я была настолько самонадеянно глупой, что начудила с инициацией? Вернуть бы всё назад! В груди стало тесно от обиды и отчаяния. Выронив контракт, я закрыла лицо руками. Ничьи жёны не делали мне выволочек, и это оказалось так… унизительно. И Дайон с его уверенностью в моей уступчивости… Ну почему он не маг? Всё было бы так просто.

Всё и должно быть просто. Не нашла ведьма мага для инициации – в институте за четыре месяца до преддипломной практики ей находят добровольца. Не очень приятно, конечно, даже ради перерождения магии лишаться невинности абы с кем, но к этому приучают относиться легко, без свойственной остальным женщинам эмоциональности.

Сгубила меня жадность. Мама была сильной ведьмой, папа – высококлассный маг, и не хотелось, переспав со слабаком, становиться низкоразрядной ведьмой. Да и на жалованье сила магии влияла. Увы, ни в институте, ни в окрестностях не было стоящих магов, поэтому я, хотя была и морально, и физически готова и даже хотела, не инициировалась.

Писать заявление на процедуру было ужасно стыдно, но комиссию по проверке не обманешь, так что пришлось. Над всеми «недоделанными» подтрунивали, но это окупалось, ведь из добровольцев выбирали самых сильных учеников.

Для моего низкого происхождения мне выбрали достаточно способного мага, но он так переволновался, что за отведённые три часа не справился. Он рыдал, валялся у меня в ногах и умолял не позорить его и не записываться на переинициацию, а я представляла, сколько насмешек ждёт меня, когда узнают, что у здорового парня на меня не встал.

Это была минутная слабость – пообещать молчать, будучи уверенной, что доктор нас сдаст. Но доктор, к сожалению, не маг, оказался то ли дальним родственником, то ли знакомым горе-инициатора и под честное слово довести дело до конца выписал нужную справку.

Изменения магии не всегда начинались сразу с инициации, это играло нам на руку. Вторая попытка вышла не лучше, от третьей я отказалась, да и не до того стало: я влезла в библиотеку Марли и разбиралась с ним – надеялась его совратить. Или инициироваться на практике. Или уже после диплома – на наше халтурное обучение скорости восстановления магии и так хватало.

Дождалась.

Теперь нужно инициироваться, иначе не выдержу расхода магии в объёме, необходимом штатной ведьме. Зловредный огневик подставил меня сильнее, чем рассчитывал.

Что же делать? Признаться – не вариант. Из-за опасности превращения в гуля неинициированные ведьмы на особом учёте, и я сильно нарушила закон, с этого учёта снявшись. Где теперь взять человеческого мага? Я уже согласна на слабака. Переживу без высших заклинаний, только бы магия быстро восстанавливалась.

Нет, конечно, я бы предпочла мага посильнее, но…

Плеча коснулись – я подскочила, а сердце ухнуло в пятки.

Глава 15. О магах Холенхайма

Партнёра для инициации выбирайте тщательно. Вы, ведьмы, вправе использовать даже женатого мужчину. Смотрите, чтобы его магия была хороша: чем он сильнее, тем выше будет ваш потенциал. Но помните – это должны быть людские маги. Никаких оборотней, простых людей и прочей гадости, иначе вы безвозвратно загубите свой дар.

Учебник магии для ведьм

– Простите, что напугал, – пролепетал Вангри и поклонился, тень на миг скрыла его костлявое лицо. – И простите, что не остановил мадам, но она сущий ураган – неудержима. Если пожелаете снова встретиться с бароном…

– Нет, – я даже головой мотнула.

Складки у губ почти скрыли улыбку Вангри, но я успела её заметить. Радуется, что не надо мучиться, организовывая свидания?

– Я провожу вас к господину Моссу, – он указал на тускло освещённую масляными лампами лестницу. – Прошу.

– Покажите дорогу на карте, я сама доберусь, а вы пока узнайте о местных человеческих волшебниках. Хотелось бы скорее познакомиться с собратьями по дару, – я улыбнулась, но внутри всё трепетало, и изобразить весёлое расположение духа явно не удалось.

Кивнув, Вангри снова указал на лестницу, заметил обронённый договор и неожиданно ловко поднял, протянул мне с заискивающей улыбкой.

Было бы здорово, если бы здесь жил такой же прыткий, как де Гра, маг. И хотя бы вполовину настолько красивый. Ладно, я и на треть красоты согласна, но процедуру хотелось поприятнее. С мужчиной симпатичным и умелым. Инициация… как много в этом слове! И ладонь, скользящая по внутренней стороне бедра, тоже в нём. Воспоминание об этом было удивительно осязаемым, так что тянуло вскинуть подол и посмотреть, не трогает ли меня кто. А кровь приливала вниз живота, разгорячала, и панталоны снова увлажнялись, хоть меняй. Инициируйте меня – я готова. Но некому…

Отвлечься я пыталась, разглядывая домишки, но они, милые и аккуратные, не отличались разнообразием, и не было в них ничего примечательного, в отличие от обворожительного, хоть и подкаблучного, де Гра, снова и снова возвращавшегося с воспоминанием о чувственном прикосновении.

Люди кланялись и откровенно глазели, в окна высовывались и, наверное, списывали то и дело заливавший меня румянец на смущение. У меня сердце заходилось, и тело ныло от бесплодного возбуждения – раздразнил же попусту! Платье он вздумал подарить, жалованье увеличить. Жене пусть купит!

Да сколько можно его вспоминать!

Уже откровенно злясь на чрезмерную возбудимость, я пролетела две улицы и свернула на площадь перед приземистым двухэтажным зданием торгового союза. Его облепили склады. Сновали туда-сюда кони с гружёными и порожними телегами, люди. Шумели голоса, цокали копыта, громыхали перетаскиваемые ящики.

Взмыленные рабочие не обращали на меня внимания, я нырнула в запылённый холл, огляделась. Слева от двери, за столом, сидел мужчина с толстой учётной книгой, оправил на крючковатом носу пенсне:

– Я вас слушаю.

– Штатная ведьма. К господину Моссу.

– Левая лестница, вторая дверь – тоже налево. Поторопитесь.

Похоже, здесь мои героические похождения не ценили. Ну что ж.

Уличный шум пробивался сквозь окна, внутри раздавались голоса и шуршали шаги. Сущий муравейник. Взойдя по истёртым ступеням, я постучала в дверь.

– Входите, – бодро разрешили с той стороны.

После губернатора я и здесь ожидала увидеть кого-нибудь необычного, но глава торгового союза был обыкновенным. Жилистый, подобранный, с мясистым длинным носом и белоснежной сединой – почти старик. Он сидел на высоком стуле в одних штанах и рубахе, ничуть не смущаясь босых бледных ног, и вписывал цифры в растянутый на подставке чертёж. Крепко пахло кофе и сдобными булочками, но ни того ни другого на столах не было.

Бросив в мою сторону короткий цепкий взгляд серых глаз, Мосс вернулся к чертежу:

– Штатная ведьма?

– Да.

– Хорошенькая, – он цокнул языком и покачал головой. Приподняв на мгновение резко сломленные брови, выдохнул: – Нелегко вам придётся.

Я уже догадывалась, но из упрямства заметила:

– Время покажет.

– О да, – кивнул Мосс и почесал обратной стороной грифеля лоб. – В этих смертях на ферме будут обвинять наш союз.

– Почему?

Я оглядела кабинет: чертежи, расчёты и графики на стенах, стеллаж с книгами, три заваленных папками стола и всего два стула – козлоногий, на котором сидел Мосс, и приземистый, почти кресло. В него я и уселась.

Мосс этого будто не заметил:

– Мы им продали отраву для насекомых.

Под окном загрохотало, послышался отборный мат. Закатив глаза, Мосс покачал головой. Я уточнила:

– Вы?

– Да, – Мосс снова почесал лоб грифелем. – Гауэйн не справлялся с работой. Нет, он старался, но смерть жены его подкосила. Вы же знаете, магия зависит от эмоций.

– Да, – я сложила руки на коленях.

«Значит, у куратора были проблемы с магией…»

– На ферме Перренов постоянно вылезали паразиты, приходилось ездить каждую неделю. Не знаю, может, там место силы или ещё что, но к ним то и дело всякая дрянь наведывалась. Сначала скот извели, потом на траву перешли. Гауэйн очень переживал, писал во все инстанции, просил помощника выделить, но Холенхайм считается спокойным округом, и ему отказали. Ну и мы… он же наш человек, Гауэйн, мы на него не жаловались. Но и жить так, согласитесь, тоже не сахар.

«Да уж», – я кивнула, Мосс что-то ещё вписал в чертёж и продолжил:

– Поэтому некоторые закупали магические вещи извне, обереги всякие. И отраву эту. Чтобы Гауэйна не обидеть, мы об этом помалкивали. А теперь Дайон пытается обвинить во всём меня. Не то продал, не соблюл условия транспортировки, неправомерно нарушил магическую безопасность территории ввозом посторонней магической компоненты – любая из этих причин или все вместе. Хочет сделать меня козлом отпущения.

О, местные разборки – ещё одна головная боль штатных специалистов, особенно в провинции.

– Но почему? – Я переплела пальцы рук.

Искоса глянув на меня, Мосс подпёр острую скулу кулаком:

– Злится, что я дочку в обиду не даю.

– Дочку? – Я представила юную девушку, которой Дайон суёт руки под подол и обещает платье и ещё что-нибудь.

– Да, Полину мою.

Образ невинной девушки осыпался звенящими осколками.

– Он на ней ради денег женился, чего уж, – Мосс вздохнул и поскрёб белоснежную макушку. – Пытался ещё и права голоса в семье её лишить, да я крепко его долговыми расписками держу.

Он умолк. Всё ещё хуже. Это семейные разборки.

– Мм? – напомнила я о себе.

– Помните об этом конфликте, когда расследование начнётся всерьёз. Та отрава для людей безвредна. Её ещё на трёх фермах использовали, и там всё в порядке. Можете проверить: выселок «У пруда», ферма Жаме и ферма папаши Идо.

Конфликты между сильными места сего, торговля магическими вещами и штатный маг погиб при очень странных обстоятельствах – чудесный набор. Но зачем мне в это лезть? Не хочу я, чтобы меня нашли со сломанным скруткой жезлом.

– Вряд ли меня допустят к расследованию, – я потёрла пятнышко на ногте указательного пальца.

– Вам придётся заверить отчёт. Если не дадите повесить на меня всех собак, я буду весьма благодарен, а я щедрый человек.

Светлые глаза были обращены ко мне. Тот же угрожающе-любезный взгляд, что и у Полины. Похоже, Дайону де Гра несладко приходилось.

Но щедрая благодарность… просто за хорошо выполненную работу, за то, что не дала обвинить невиновного? Весьма и весьма соблазнительно.

– Я буду следить за расследованием, – кивнула я. – Можете на меня рассчитывать.

Немного рассчитывать.

Улыбнувшись, Мосс добавил:

– И к сведению. Для Дайона де Гра использованная женщина – пыль на сапогах. Он жаден до скаредности, не держит слово и хоть и тянется к каждой юбке, но ни одну женщину ещё не впечатлил любовными подвигами.

– Эм, – я несколько раз моргнула. Щёки неприятно жгло румянцем. – Эмм. Я это учту. Хорошо.

– Кофе? Булочек? – дружелюбно предложил Мосс.

Я рассеянно кивнула.

Интуиция настойчиво повторяла: «Беги отсюда». Умом я понимала, что маленькая война между Моссом и Дайоном де Гра может выйти мне боком, но…

– Госпожа Тар! – Вангри прятался в тени дома на краю площади и на здание торгового союза поглядывал опасливо.

Рассказ Мосса тревожил. Хмурясь, я зашагала быстрее. У Вангри вытянулось лицо, будто он опасался, что я его ударю или обругаю, и, когда вынимал из камзола маленький светлый листок, руки у него подрагивали:

– Вот список магов с адресами.

Сердце сделало кульбит, и мои руки тоже дрогнули. Развернув бумажку, я похолодела: всего семь имён и мужчин только трое. Что за ужас?

– В роду Эйлар почти все маги, если что, – услужливо добавил Вангри.

– Да, спасибо, – я рассеянно смотрела на листок.

В городе жил один маг. Дурное предчувствие холодило и сжимало сердце.

Листок бумаги затрепетал на ветру, я перевела взгляд на почти скакавшего от любопытства Вангри и неуверенно спросила:

– Этот господин Бейль… как думаете, ничего, если мы наведаемся к нему без предупреждения?

– Думаю, он будет рад визиту, – желтозубо улыбнулся Вангри. – Он человек одинокий, родственников нет.

Дышать стало немного тяжело. Конечно, ведьм с детства приучают думать о первом разе как об исключительно ритуальном процессе – не акте любви или разврата, но одно дело осуществить это по стандартной процедуре, а другое – тайком, пытаясь кого-нибудь с ходу соблазнить. И даже не объяснишь зачем. Вдруг шантажировать нарушением закона удумает?

– Вы себя хорошо чувствуете? – Вангри беспокойно заглядывал в глаза. – Вы так побледнели.

– Голова слегка закружилась, это от голода, – отмахнулась я, а у самой булочкам в стиснутом страхом желудке было так тесно, что они норовили вылезти.

– Тут недалеко таверна, могу проводить, – махнул рукой Вангри. – Даже угостить могу.

– Нет, спасибо, это скоро пройдёт. Я поем дома, а сейчас давайте навестим господина Бейля.

Вангри отставил локоть, предлагая взять его под руку. Вздохнув, я опустила ладонь на жёсткое сукно его рукава.

«Сейчас пойду и соблазню, ничего сложного… только какой он, этот маг? – к горлу снова подкатила тошнота. – Спокойно. В списке ещё двое, должен же попасться хоть один нормальный и сговорчивый… Теоретически».

Глава 16. В которой раскрывается тайна гомункулов

Гомункул – созданное для чёрной работы подобие человека, не обладающее душой, волей и магией.

Из глоссария учебника для первоклассников

– Э-э, – только и смогла выдавить я, увидев над коваными воротами надпись: «Дом призрения».

Расплатившись с возницей, Вангри спрыгнул на мостовую и протянул мне руку:

– Прошу.

Опираясь на сухую ладонь, я спустилась на землю и оправила подол: «Мм, может, Бейль целитель? Или директор?» Ноги подозрительно ослабели.

Открыв калитку, Вангри придержал её для меня. Заходить не хотелось.

«Надо».

На невысокое крыльцо выглянула старуха:

– Вы к кому?

– К господину Бейлю, – Вангри осторожно подтолкнул меня в спину.

«Надо».

Старуха распахнула дверь, и меня обдало тошнотворным духом лекарств и испражнений. Я качнулась назад, несколько секунд помедлила… «Надо» – и шагнула внутрь. В сумрачном коридоре от резких запахов наворачивались слёзы, кряхтение и стоны оглушали, я словно в другой мир попала. Мир, где время тянулось мучительно медленно, а каждый гулкий шаг длился вечность.

Наконец дверь со скрипом отворилась в освещённый солнцем задний двор. Я шумно вдохнула, но даже здесь воздух был тяжёлым, с горькой примесью.

Три яблони уныло шелестели над кругом из кресел, в пяти из них полулежали старики в пижамах, в крайнем – белобрысый мужчина.

– Вон он, – старуха указала на мужчину.

Ресницы белобрысого дрогнули, он покосился на нас. Штаны у него на бёдрах подозрительно вздулись, словно вокруг них, как младенцу, намотали тряпку. Судя по запаху, так и было. Но тусклые глаза Бейля смотрели довольно осознанно.

– Его паралич разбил, – пояснил на ухо Вангри. – Уже шесть лет как.

Глаза Бейля раскрылись шире, потемнели, бледный рот открылся:

– Ыэ… аа… аа… аа… ыот… – Бейль замотал головой, но тело не двигалось. – Оа ыот… иот. Ыот оа. Оа. Оа!

Кресло под ним задрожало, Бейль дёргал и дёргал головой, исступлённо повторяя «Оа! Оа!», по подбородку хлынула слюна.

– Уйдите! – Старуха загородила Бейля, таращила желтоватые тусклые глаза. – Не знаю, что с ним, но вы ему не нравитесь.

– Оа! Оа! Ыот!

Вангри подхватил меня под локоть и втолкнул в вонючий коридор. Я закрыла нос рукавом. Со всех сторон кричали и стонали, исступлённо вторили Бейлю. Мы уходили, а вслед неслось то булькающее, то визгливое: «Оа! Оа! Оа ыот!»

Дом призрения будто разом сошёл с ума.

В перестуке копыт чудилось проклятое «оа ыот», и мурашки ползли по спине. Я качалась в пролётке, скользили мимо дома, витрины, люди… Милое место, но проблемное. Интуиция продолжала настаивать на немедленном побеге. Как же это ужасно – оставаться здесь, потому что нужны деньги.

Простолюдинам от рождения, думаю, проще свыкнуться с необходимостью вкалывать ради выживания, а у меня всё внутри протестующе переворачивалось. Это не моя жизнь. Инициацию я должна была пройти с сильным магом, может даже с мужем, не думать о деньгах, одеваться у лучших столичных модисток. А теперь надо работать и… Я же красивая девушка, почему найти любовника на раз так сложно?

И что я творю? Инициироваться с первым встречным магом – так можно всю жизнь загубить из-за спешки… Попробовать вытянуть службу на нынешнем ресурсе? Но в плане только на сегодня дел столько, что потом для нормального восстановления три дня отсыпаться надо, а дальше?

Дальше что?

Ощущение бессилия накрыло тягучей сетью, сдавило, и ладони потянулись к лицу – закрыться и всплакнуть. Но рядом сидел Вангри, кругом – люди, и я впилась пальцами в колени. Нет, не хочу показывать слабость.

– Тпру!

Пролётка дёрнулась – меня качнуло – и застыла у знакомых ворот. Теперь кумачовая надпись сообщала: «Штатная ведьма. Время приёма с 9–30 до 18–00, перерыв на обед с 12–00 до 13–00».

Сердце защемило от умиления: может, всё не так плохо?

Пролётка скрипуче качнулась, когда Вангри спрыгивал. Отворив дверцу с моей стороны, он протянул руку. И снова заглядывал в декольте, куда я убрала бумажку с адресами магов. Какой живенький старик!

Ступив на землю, я рассеянно предложила:

– Приходите как-нибудь на обед.

– С радостью, – кивнул-клюнул Вангри и поцеловал в запястье.

– Просто пообедать, – сурово пояснила я.

Он явно скис, хотя старался сохранить лицо, снова кивнул и бодро прыгнул в пролётку:

– К ратуше!

Копыта застучали по мостовой, пролётка катилась прочь, а я всё стояла у ворот.

Мой новый дом.

Мой.

Вздохнув, я толкнула дверцу. Едва закрыла её за собой, окно распахнулось, и Саги высунулся по пояс, длинные волосы упали на грядку с зеленью:

– Где тебя носило?

Я так растерялась, что ответила:

– По делам. Визиты.

Саги задержал взгляд на слегка помятом подоле:

– Ясно.

Внутри полыхнуло жаром негодования: да что ему ясно?! Он представить не может, какие у меня неприятности!

– Заходи. Обед греть не буду, даже не надейся, – Саги исчез в доме.

От возмущения я покачнулась: как это не будет? Ринулась внутрь. Что за гомункул бракованный?

Каблуки звонко стучали по начищенным полам, я пролетела приёмную, коридорчик, вихрем ворвалась на кухню: никого. Тарелка с мясом и овощами ждала на столе, рядом – завёрнутый в полотенце хлеб. Даже кошки не было выслушать гневную тираду о всяких там гомункулах.

– Саги! – стиснув кулаки, я ждала ответа. – Саги! Выходи немедленно!

Тихо.

Как с ним Гауэйн справлялся? Или тому нравилось непослушание? А! Не понимаю!

– Саги!!!

В доме царила тишина. Подобрав подол, я рванула в следующую дверь, выскочила в коридор с ещё пятью дверями, толкала их, заглядывая в подсобные комнаты: мебель, продукты, сундуки.

Дверь в конце коридора вела во внутренний двор-сад. Саги собирал с нижних веток зелёные мелкие яблоки и сбрасывал в корзину. Пахло скошенной травой – она сохла у ограды.

– Саги! – Я стояла со стиснутыми кулаками.

Он ухом не повёл. Сбоку послышалось тревожное ржание.

– Саги, ты меня слышишь?

Умиротворённый до неприличия Саги бесшумно переступил к следующей ветке.

– Саги!

Оглох, что ли? Или ещё какой дефект? Пум, пум – падали в корзину слишком крупные для этого времени года яблоки. Взгляд Саги расфокусировался.

– Зачем такие зелёные? – почти прошептала я, продолжая стискивать кулаки и ругая себя за вспыльчивость. Он же просто гомункул.

Лист спланировал на его светлую макушку.

– В пироги, – Саги провёл по голове, сбрасывая яблоневый лист, тот соскользнул по белому каскаду волос и опустился возле длинного подола. – Обожаю пироги с кислыми яблоками.

– Почему не откликался?

– Ты меня не звала.

Тишина сада, нежный запах травы и яблони должны были успокаивать, но меня снова захлестнуло раздражением:

– Да я раз десять позвала «Саги».

– Моё имя Сагихар, других не знаю, – отвернувшись, он оглядывал яблоню, тень лежала на его волосах пятнами цвета старого серебра.

Корзинка была полна.

Может, я в самом деле глупая, раз даже гомункул умудряется заставить чувствовать себя идиоткой? Надо было бежать. С той проклятой дороги поворачивать назад и бежать без оглядки!

– Я буду называть тебя Саги, теперь это твоё имя.

– Нет, – он мотнул головой, и волосы резко качнулись.

А я устала, просто устала. Кошмарная ночь с зомби, а теперь новые проблемы, новый дом, новые отношения… Дыхание перехватило: вдруг здесь ко мне будут относиться как в институте, с тем же небрежением? Я и не понимала, что это настолько… задевает. Всегда казалось, образ простоватой девушки из народа – отличная маскировка. Но стоило вкусить толику уважения, и всё – слепящий ужас перед возможностью опять стать никем.

С Саги я снова чувствовала себя ничтожеством. Это пугало до дрожи. Выводило из себя.

Усилием воли я пыталась остановить вливавшийся в сердце холод, но он душил, выплёскивался на щёки слезами. Я резко ударила стену. Разряд боли прошил ладонь и взметнулся искрами до самого локтя.

Саги полуобернулся, но я не видела его лица за пеленой слёз.

– Что случилось? – Голос Саги звучал мягко.

– Почему ты не подчиняешься? – Меня начинало трясти.

– Это очевидно: у тебя нет управляющей печати.

Я сглотнула. С трудом выдавила:

– Обязательно меня унижать, да? – и, крутанувшись на каблуках, поспешила внутрь.

Проскочив коридор, я вылетела на кухню и врезалась в стол. Тарелка дёрнулась. Тяжело дыша, я опиралась на столешницу.

Какой идиот додумался вложить в гомункула столько своеволия? Зачем? Он же слишком похож на человека. Или?

– Ешь.

Я подскочила.

– За тобой заедут через полчаса, – Саги прошёл к печи. – С гнездом клещей ждать больше нельзя, – он положил ладонь с чёрными ногтями на выступ печи, внимательно посмотрел на меня. – Гауэйн с ним затянул, вы должны были вчера с этим разобраться, но я выторговал день. Сегодня работу надо сделать. Понимаешь?

Злость немного отпустила.

Понимала ли я, что клещей надо уничтожать как можно скорее, пока они не разделили гнездо? Да. Я кивнула. Саги прищурился:

– И не обольщайся, постельные игры с бургомистром не освобождают тебя от службы.

Кровь прихлынула к лицу, я вскинула голову:

– Я ему отказала.

Если можно назвать отказом мои слабые трепыхания. Сердце стучало часто-часто.

Приподняв брови, Саги хмыкнул:

– Ума хватило, надо же.

Он пристально оглядел меня с головы до ног, и меня всю потянуло похвастаться своей неприступностью, но в данных обстоятельствах она, увы, доказывала лишь мою несусветную глупость, и я закусила губу.

– Ешь, – Саги кивнул на тарелку и направился к коридору во двор. – К тебе приставили стражника, он заедет через полчаса, заодно проследит, чтобы ты не потерялась в полях.

– А где мой жезл? – спросила я уже в спину.

– В твоей комнате, – Саги остановился на пороге. – В сумке у двери. Там же рабочий костюм. За починку сапог отдал из казённых денег.

Он пошёл дальше, а я… невольно поёжилась. Было в Саги что-то… раздражающее, помимо скверного характера. Да и смешон сам факт, что я считаю, будто у гомункула может быть характер, хотя папа всегда просил относиться к ним по-человечески. Вздохнув, я уселась на скамью.

Пусть бракованный, но готовил Саги отменно – мясо таяло во рту. Кажется, моя фигура в опасности.

Костюм ярко выделялся на бежевом покрывале узкой постели. Сердце затрепетало, я коснулась фиолетовой блузы с глупым предчувствием, что она растает, точно во сне, но плотная ткань надёжно лежала под пальцами. Провела по жёлтой ведьминской оторочке выреза, погладила корсаж с вшитыми костяными пластинами, штаны, фиолетовый плащ с чёрной пелериной. Проверила застёжки на наручах и, присев, оглядела высокие, выше колена, сапоги.

И ничего не могла поделать с улыбкой.

Мой. Костюм. Штатной. Ведьмы. И я уже штатная ведьма, я добилась штатной – пусть временной – должности первая в выпуске. Раньше аристократиков, считавших меня безродным ничтожеством.

Ну что, съели?!

Выпрямившись, я запрыгала на месте: «Ура! Ура! Ура!» Крутанулась, выдохнула и стала переодеваться. Торопливее, чем хотела бы, но, если гнездо запущено, каждая минута на счету.

Сумка с вышитыми кольцами магического знака ждала у двери, внутри был не только жезл, но и предписанные инструкцией принадлежности и памятки по уничтожению клещей и наложению охранных чар на пшеничные поля и амбары. И учебник первого курса с дополнительными пояснениями. Да, чувствовалось, что Саги гомункул штатного мага.

И он заботился обо мне – на сердце потеплело, стало щекотно. Обо мне никто не заботился четыре года. С тех пор как умерла мама.

Она бы мной гордилась. Я перекинула сумку через плечо, представляя восхищённо улыбающуюся маму, как она обнимает меня и желает удачи на первом самостоятельном деле.

Но мама больше не обнимет меня… Улыбка погасла, глаза снова подозрительно увлажнились, я закрыла лицо руками. Ну что за плакса! Совсем расчувствовалась. Шумно вдохнув и выдохнув, расправив плечи, я открыла дверь.

Саги стоял напротив. Протянул широкий чёрный пояс с набитыми карманами:

– Разложено в порядке, предусмотренном инструкцией. Ты ведь правша?

Я кивнула и застыла, глядя на него снизу вверх. Он настойчивее протянул пояс, и, едва я взяла, отдёрнул руку, будто не желая лишний раз ко мне прикасаться.

– Конь осёдлан, – Саги развернулся. – Но осторожнее, он любит кусать за колено.

– Как ты?

– Я за шею кусаю, – отозвался Саги на ходу.

– В смысле?

Повернувшись, он хищно улыбнулся:

– Понимай как хочешь.

Сердце ухнуло в пятки, а я…

Воспоминание о родном доме нахлынуло внезапно.

Изумрудную гостиную озаряли свечи. На софе спиной ко мне сидела женщина в кровавом атласе. Мой взгляд приковали россыпи бриллиантов на её скрученных в чёрные рога волосах, и я не сразу заметила золотоволосого мальчика, почти юношу, на которого очень внимательно смотрел сидевший в кресле папа:

– Говоришь, у него, созданного без образца, есть собственная воля и магические способности?

Женщина кивнула, сверкнули в «рогах» капельки бриллиантов.

– Невозможно, – отмахнулся отец, и в его перстне в ответ бриллиантам блеснул обманный камень аквамарин. – Без человеческого образца – немыслимо.

– Ивес, – царственно произнесла женщина. – Покажи.

Юноша вскинул отороченные кружевами ладони, и на кончиках пальцев расцвели огненные цветы. Папа вскочил:

– Гомункул с магическими способностями? Ты с ума сошла, Алвери? Да тебя за это… меня. Нас обоих, – он кинулся к ней, застыл, глядя сверху, но с таким испуганным выражением лица, будто это она возвышалась над ним, возвышалась с занесённым для удара оружием. – Это была лишь теория, разговор ни о чём.

Огненные цветы на пальцах юноши погасли, он, склонив голову набок, смотрел на папу. От предчувствия беды сердце заходилось, я отступила на шаг.

– Но, любезный Фабрис, это была изумительная теория, – проворковала женщина. – Разве вам не хотелось снова вложить в свои создания хоть каплю живого волшебства, хоть толику воли, чтобы они могли стать людьми? И сотворить не копию, а настоящего чело…

– Алвери! – Побледнев, папа схватился за седые волосы и вдруг заметил меня, испуганно вытаращил глаза: – Сандри, уйди немедленно. Уйди!

Вздрогнув, я попятилась быстрее. Женщина обернулась. В её правом глазу полыхнул красный отсвет, улыбка тронула алые губы:

– А, твоя очаровательная…

У меня ноги подгибались от ужаса, руки холодели.

– Нет! – Обежав женщину, папа схватил меня под локоть и поволок в коридор.

– Госпожа Алвери, почему этот человек грубо обращается с ребёнком? – Юноша следил за нами тёмными глазами.

– Боится, как бы она не услышала лишнего…

Их отсекла от нас захлопнувшаяся дверь.

– Сандри, – папа привалился к расписной створке, тяжело дышал. Его руки в пятнах химических ожогов дрожали. – Сандри, свет мой, забудь, что ты слышала и видела, просто забудь и иди… иди поиграй. И ничего не говори маме. Никому не говори, умоляю.

Он был в таком ужасе, что меня трясло.

Шумно вдохнув, я снова обнаружила себя в коридоре второго этажа дома штатной ведьмы Холенхайма.

Да, я забыла этот разговор… Гомункул со свободной волей, гомункул-почти-человек… Саги – он из таких? Я взглянула на поворот, за которым он скрылся.

Или от скуки и одиночества Гауэйн научил Саги изображать человека, как это делали с гомункулами для развлечений? Насколько знаю, те тоже могли удовлетворять примитивные потребности в общении…

«Ох, – я прижала ладонь ко лбу. – Ну сколько можно думать о Саги? Свет клином на нём сошёлся, что ли? Ну возражает он, но делает всё что надо. Может, Гауэйн любил поспорить и воспитал себе оппонента».

Надо найти управляющую печать. Гомункул должен быть просто послушным гомункулом.

– Слушай, ты, ведьма недоделанная, – высунулся с лестницы Саги. – Ты на работу собираешься, или как? Обед давно закончился, конь взнуздан, шевели ногами.

Нет, ну как, как с таким жить?

Глава 17. О клещах

За свободу выбора приходится платить не слишком хорошей репутацией. Ведьме надо быть вдвое осторожнее в выражениях и действиях, чем любой другой девушке или женщине.

Учебник магии для ведьм

Бросив на меня недовольный взгляд, Саги развернулся – печати гомункула перламутрово блеснули – и громко затопал по лестнице вниз:

– Копуша, ты точно сама с зомби справилась?

– Сама! – Почему он меня так дико раздражал? У него дар выводить из себя? Я топнула: – Сама!

Меня, похоже, никто не слушал. Я перевела дыхание, уговаривая себя: «Это всего лишь бракованный гомункул. Ты молодец, ты справилась с зомби, ты уже штатная ведьма, всем нос утёрла – радуйся». Но думала о проклятом Саги и с каждым шагом холодела: «Ведьма недоделанная…» Он догадался, да? Или страх заставляет видеть то, чего нет?

Пройдя по лестнице и через коридор – как же здесь кристально чисто! – я вышла во двор. Возле небольшой конюшни ждал огромный рыжий конь. Он косил на меня нахальным взглядом и нетерпеливо перебирал копытами.

– Здравствуй, красавец, – улыбаясь, я осторожно коснулась светлой, солнечной гривы, провела по вздымавшемуся боку.

Конь потянулся к руке. Вспомнив предупреждение, я её отдёрнула. Клацнули зубы. Вовремя отдёрнула.

– Хулиган, – я погрозила коню пальцем и осторожно погладила бок, отступила к крупу, подёргала седло – сидело хорошо.

Конь всхрапнул, несколько раз вскинул голову. Приторачивая сумку к седлу, я заметила молодого – верхняя губа ещё только пушилась мягким волосом – кудрявого брюнета в кожаных доспехах.

– Подсадить? – Он белозубо улыбался.

– Давай, – невольно улыбнулась я в ответ.

Стражник был круглолицый, плечистый, немного выше меня, очень крепкий. И пах сеном. Его лучезарная улыбка не давала исчезнуть моей улыбке. Присев, он сцепил руки, я легко оттолкнулась от ладоней, взметнулась вверх – конь шагнул в сторону, и я повисла поперёк седла.

К лицу, скрытому свалившимся капюшоном, прихлынула кровь. Конь победно заржал – второй Саги! Стражник засмеялся. Звякнула сбруя, конь колыхнулся, и меня крепко ухватили за бёдра и потянули вниз. Приземлилась я в объятия стражника, он меня развернул. Капюшон закрывал обзор, но я видела пухлые губы, оказавшиеся слишком близко к моим… А крепкие руки не просто держали – скользили по спине, медленно покрывавшейся мурашками.

Нет, я знала, что к ведьмам, не отягчённым обязанностью блюсти невинность, проявляют повышенный интерес любители лёгкой добычи, но в институте нас не хватали!

Широкая ладонь скользнула на ягодицу и сжала. Я взвилась. Стражник белозубо ухмылялся. Инициировал бы меня как пить дать, но маги не работают простыми стражниками, такого прыткого лучше держать в узде.

– Ещё раз так сделаешь, руку наглую до плеча сожгу, – пророкотала я.

– Правда? – Улыбка чуть погасла, но только чуть, он потянул мой капюшон, открывая лицо. – Не нравлюсь?

– В развлечениях такого рода не нуждаюсь, – как можно равнодушнее ответила я, чтобы он не вообразил в этом кокетства.

– Почему? – искренне изумился стражник.

В пах его садануть, что ли?

– Руки убери – это последнее предупреждение, – я нахмурилась, сурово стиснула губы, хотя хотелось просто без предупреждений врезать ему в пах, чтоб неповадно было.

На загорелом лице отразилась широкая гамма эмоций от насмешливости и неверия до почти страха. Руки стражник всё же убрал, отступил.

Под шумок конь объедал с клумбы жёлтые разлапистые цветы. Кашлянув, одёрнув ремень, стражник направился к выходу со двора, то и дело оглядываясь с видом несчастного ребёнка, у которого отняли конфету. Я пошла к коню – конь с невинной мордой отступал. Как Саги, будет надо мной глумиться?

Сверху звонко свистнули. Всхрапнув в ответ, конь послушно ко мне подошёл. Застыл. Посмотрев вверх, никого в открытом окне второго этажа не обнаружила. Через несколько секунд решила попробовать ещё раз оседлать коня. Стремена были высоковаты. Ухватившись за изогнутую луку, я с трудом – корсаж впивался под грудь и в бедро – подтянула ногу на нужную высоту, постояла, переводя дыхание и ожидая подвоха, но конь напоминал статую, только бока вздымались. Ладно, поверим. Я оттолкнулась от земли и впрыгнула в седло.

Конь стоял. Что, теперь не пойдёт? Взяв поводья, я осторожно ими дёрнула, и конь пошёл к приоткрытым воротам. Ура! Я оглянулась на открытое окно. Прячась в тени, Саги хмуро за мной наблюдал. Сейчас его печати напоминали растёкшуюся от слёз краску.

Смотрел, как меня лапают, и не помог осадить нахала? Ну я хотела, чтобы Саги подчинялся без своеволия – он так и сделал. Без приказа не вмешивался. Так почему грудь спирало от негодования?

Почему я не могла думать о Саги спокойно?

Ответ очевиден: потому что он невыносим!

Стражник, усевшись на ждавшего у ворот гнедого, нахлобучил округлый шлем. Улыбался. У него хорошее настроение или на мою сговорчивость надеется? Хотелось резко осадить, выбить из курчавой головы пошлые мысли раз и навсегда, но я понимала: это из-за Саги. Я именно его хотела достать, но не знала как, и раздражение норовило выплеснуться на почти неповинного стражника.

Нет, раздражение должно выливаться на тех, кто его вызвал. Надо только придумать подходящий способ… Э, я обдумываю способ мести гомункулу? Да я рехнулась!

На улицах хватало телег и людей, ехать пришлось друг за другом. Впереди забавно покачивался напоминавший чан шлем, но под цокот копыт по истёртым булыжникам я думала не о наглом стражнике, не о клещах и не о защитных заклинаниях, а о Саги. Конечно, после грубых и бестолковых гомункулов института его поведение было вызывающим, раздражающим, странным. Даже папины гомункулы, которых он пускал в дом учиться этикету и общению, вели себя покорно.

Папа… таинственная Алвери и её гомункул, обладавший волей и магией. Гомункул с магией! С душой! Да за одно упоминание такой ереси можно попасть под суд магического совета. Прикрыв глаза, я попыталась вспомнить лицо юноши, но оно расплывалось, хотя казалось, в нём было что-то знакомое…

Может, Алвери солгала, желая произвести на папу впечатление? Это было бы самое удобное объяснение, но… Папа слишком испугался, а теперь я столкнулась с упрямым своевольным гомункулом. Саги…

Да сколько можно о Саги думать? Словно больше делать нечего! Можно город, например, оглядывать, запоминать расположение улиц, магазинов, постов, защитных чар – мне их обновлять, в конце концов. Дел насущных невпроворот, а я думаю о гомункуле.

Решено: пока не вернусь домой – не буду думать о Саги!

Интересно, а где его управляющая печать?

Так, я сказала: «Не думать о Саги!»

Поглаживая пупырышки клёпок на поводьях, я старательно вспоминала всё, что знала о клещах.

Поглядывала на ехавшего впереди стражника и по сторонам. Оберегов разной степени силы в городе хватало, их было слишком много для такого спокойного места. С другой стороны, может, здесь спокойно благодаря надёжной защите?

Я плохо знала историю региона. Кажется, тишина в Холенхайме с тех пор, как клан Эйларов из-за конфликта с королевским родом выселили сюда. Оборотни избавились от самой крупной нечисти, а мелочь, не достойную высокородных, спихнули на штатных работников.

Холенхайм – единственный регион, где не было ни одного института магии или магической школы. Эйлары своих детей обучали сами, а человеческие маги здесь, как поговаривали, не рождались. Последнее могло оказаться просто страшилкой. Одна девочка с магией тут была, почему бы не найтись другим? Или она приезжая?

Достоверность мрачного слуха легко проверить по учётным книгам ратуши, но смысл? Магам, кроме целителей, здесь делать нечего. И образования не получить, поэтому они уезжают. Вероятнее всего, дело в этом. Да, не стоит искать проблем там, где их нет.

Надо думать о проблемах насущных: о клещах. Они не слишком сложная нечисть, но разобраться надо на раз: после геройских подвигов следует держаться на высоте.

Близость к городской стене была заметна не только мельканием надвратной башни среди крыш: обереги становились проще, стекла окон – кривее и мельче. Надвратные башни темнели над домами, омрачая ясную синеву неба. Что-то неуловимо изменилось в самом воздухе, и мне чудовищно захотелось повернуть коня и спрятаться дома.

Глупость.

Но ужас полз по спине и кончикам пальцев холодными иголками: не хочу покидать город, не хочу в поле, на ту дорогу, не хочу, не хочу. Я так крепко стиснула поводья, что рыжий замедлил шаг. Перед нами проскользнула старуха с корзинами белья, мальчишка пробежал в опасной близости от задних копыт.

Что-то было не так, но что?

Люди по-прежнему на меня пялились. Во взгляде проходившего мимо старика явно читалось сомнение: «Чтобы такая соплюха с зомби совладала? Не может быть». Да уж, на громадном коне я наверняка выглядела совсем мелкой.

Но почему так страшно? Разумных причин для паники нет, и всё же… воздух казался тяжёлым, сладкий запах разложения захлестнул меня всего на миг, но этого хватило, чтобы к горлу комом подступила тошнота.

Мой провожатый отъезжал всё дальше. Может, ну его? Рвануть к другим воротам и смотаться подобру-поздорову?

И одной ехать по тракту – меня мурашки продрали.

Стражник – крепкий малый, с зомби, если что, справится. Я припустила коня следом за ним, но в груди намораживалась глыба льда, а кровь, отхлынув от щёк, оставила их мёрзнуть. Наверняка я выглядела бледной и перепуганной. Помедлив, натянула капюшон глубже, а плечи расправила.

Штатный специалист магического искусства должен выглядеть уверенно и хорошо – ради спокойствия обывателей. А я хочу быть хорошей штатной ведьмой – и получать премии.

Премия, деньги… можно будет платье новое купить. Теперь в моде квадратные вырезы, а у меня все полукругом. Или ботинки – мои совсем истрепались. Житейские мысли изгоняли страх, и воздух стал совершенно обыкновенным, ничуть не тяжёлым, и город обыкновенным, и стены домов так радостно белели на солнце.

Может, почудилось то тяжёлое мрачное? Да, я мало отдохнула, а потом переволновалась из-за внезапно свалившейся ответственности, Саги, приставаний губернатора, угроз его жены, семейных разборок, мрачного дома призрения и сумасшедшего Бейля, Саги…

Я же решила не думать о Саги!

В открытые ворота города тянулись телеги с грузами. Мой провожатый наконец оглянулся и придержал гнедого. Со стены нас разглядывали двое. Тот, что помоложе, весело крикнул:

– Удачной поездки, Матис, – и, улыбаясь, подмигнул мне.

Мой стражник неуверенно на меня оглянулся, приятели захихикали, пихали друг друга локтями. И мне так захотелось наколдовать им почесун какой-нибудь или трясучку. Слабительное заклятие, знай я его, тоже подошло бы. Жаль, надо беречь силы.

К тому же… их можно понять, спасибо не слишком разборчивым ведьмам. Интересно, сколько раз придётся сказать «нет», чтобы все усвоили: лёгкой добычи не будет?

До гнедого Матиса оставалось полкорпуса, когда тот дал шенкелей и резво проскочил сквозь гулкий зев надвратной башни. Я припустила рыжего, и мы вырвались на простор дороги. От одной из телег пахнуло рыбой, мы мчались дальше, взметали клочья пыли.

Впереди, в голубоватой дымке, тракт поднимался на насыпь. Тракт, по которому я добралась сюда, – внутри всё сжалось. Но Матис свернул на просёлочную дорогу, и я выдохнула с облегчением.

Миновав каракулевые лоскуты клевера, мы поскакали между полотен пшеницы и ячменя…

Солнце начинало жечь. Прикрываясь рукой, я задумалась. После «прогулки» по тракту кожа должна была хоть немного загореть, но она осталась светлой, словно кто-то обмазал меня спящую смягчающим бальзамом. Саги?

Я же собиралась о нём не думать!

Ветер трепал мои волосы. А ведь утром они были слишком чистыми даже для промытых ливнем – уж не Саги ли их изловчился помыть, пока я лежала в беспамятстве, восстанавливая запас магии?

Кто-то собирался о нём не думать…

Но Саги меня раздел. Я лежала безвольная, а его руки с чёрными ногтями скользили по моей белой коже, стягивали с груди корсаж, сорочку, касались сосков… От этого слишком яркого образа внизу живота некстати потеплело, и вопрос о сексуальной функции заинтересовал с новой силой. Исключительно из любопытства: возбудился Саги, когда меня переодевал, или нет? Только из любопытства, никакого практического интереса.

И кого я обманываю?

Глупо не пользоваться подходящим для развлечений гомункулом, в этом даже женатые и замужние себе не отказывают, королевские особы тоже. И мне не зазорно об этом подумать. Чисто теоретически.

Правда, Саги такой… представить не могу, чтобы я пришла, приказала меня… а он бы послушно исполнил. Щёки у меня запылали, хотя представить не получалось.

Да, Саги, о котором я собиралась не думать… Он научен перечить и попрекать владельца? Или он якобы невозможный гомункул со свободной волей? Или кто-то спрятался за маской гомункула? Но печати… неистребимые метки бесправия, вечное клеймо на лице, означающее, что хозяин вправе тебя уничтожить, да любой может тебя уничтожить и отделаться штрафом, знак пожизненного подчинения, знак, что ты безмолвная собственность. Какой идиот согласится на такое? Ради чего? Ведь можно купить поддельные документы и стать другим человеком. Человеком. Пусть простолюдином, но человеком…

Задумавшись, я не уловила изменение магического фона. Не заметила и нездоровой жухлости травы. Из задумчивости меня вывел оклик Матиса:

– Почти на месте, гнездо за этим холмом, – он указывал на возвышение с тёмными силуэтами трёх каштанов в стороне от дороги.

Глава 18. В которой требуются навыки самообороны

…что ещё могу сказать? Будь благословенен день, когда я выучила проклятие мужского бессилия.

Записки боевой ведьмы

Листьев на каштанах почти не было. Клещи пили силу земли. Такое случалось, когда рядом не было живых существ. Болезненная нагота деревьев тяготила взгляд.

Гнедой Матиса замедлял шаг, а мой рыжик, так ни разу и не укусивший за колено, шёл прямо на холм. Гауэйн хорошо выдрессировал животину. Вот бы он и Саги так приструнил!

Перебирая жёлтую гриву, оглядываясь, я вслушивалась в едва уловимый стон природы. Отчаянно не хватало практики или человека, который объяснил бы странные, тревожные ощущения, сжимавшие внутренности в тугой комок.

Матис остановился, уши его коня подрагивали, крутились из стороны в сторону.

– Хм, – Матис покосился на поводья в своей руке и, щурясь от солнца, взглянул на меня. – Понимаю, ты лихо поработала ночью, но сейчас справишься без куратора? Ты хорошо помнишь, что надо делать?

– Если что, у меня с собой учебник, – придержав рыжего, я с опаской смотрела на холм.

– Учебник – это хорошо, – тоже глядя на холм, кивнул Матис.

Вот бы он поехал первым… У Матиса, похоже, были такие же пожелания на мой счёт. Ветер тихо шуршал вялой, будто в засуху, пшеницей.

– Мм, – намекнул на необходимость двигаться дальше Матис.

– Да, – согласилась я, теребя поводья.

Мы постояли ещё минуту. Рыжий недовольно переступил копытами.

– Эм, – Матис посмотрел на меня, затем на холм.

За холмом концентрировалась тёмная энергия, и у меня мерзко холодило спину. По сути это второй раз, когда я выполняю работу сама, без присмотра старших.

– Пожалуй, перечитаю главу о клещах, – сглотнув, я потянулась к притороченной к седлу сумке.

– Перечитай, – пробормотал Матис и мягко потянул поводья, гнедой неторопливо попятился.

Я потянула поводья, полагая, что рыжик повторит манёвр собрата. Мышцы коня напряглись, он взметнулся в высокую свечу, и я рухнула, удар вышиб из груди воздух. Потемнело. Боль пронзила всё, дыхание спёрло.

Посветлело. Матис склонялся надо мной и что-то беззвучно говорил. Рыжий укоризненно смотрел через его плечо.

– …ы как? Как? Слышишь меня? – словно издалека доносился голос Матиса.

Его лицо и рыжая морда расплывались, слёзы хлынули по вискам и закапали в уши. Вяло отмахнувшись, я закрыла лицо ладонями. Боль гуляла по позвоночнику. Надеюсь, ничего не повредила… ну кроме и так мизерного чувства собственного достоинства.

Рядом недовольно всхрапывал конь, словно жаловался на мою неуклюжесть. Дышать стало легче, но ощущения были гадкими, сердце заходилось.

– Ты как? – Матис опустил ладонь мне на бедро. – Что болит?

– Спина… – простонала я.

– Понятно, – рука скользнула по бедру вверх-вниз, вверх-вниз… и вдруг решительно потянула пряжку моего пояса.

Изумление обожгло меня:

– Что ты делаешь?

Рука застыла, Матис растерянно пояснил:

– Ну ты так лежишь, я подумал… ты меня совращаешь.

Раздвинув ладони, я уставилась на его пунцовеющее наглое лицо:

– Я с коня упала.

– Я заметил, – белозубо улыбнулся он, снова опуская руку на пояс. – Но, раз ты лежишь, может, мы…

– Да с чего ты взял?! – Я резко приподнялась, всё вокруг качнулось, но, стиснув зубы, я заставила себя сесть и посмотрела на Матиса.

Он крутился из стороны в сторону – как и весь мир. Я сжала виски:

– С чего ты взял, что я тебя совращаю?

– Так это, – Матис снял шлем и почесал курчавую макушку. – Четыре года назад здесь практиковалась Адели, горячая была ведьма, любвеобильная. Её до сих пор ребята вспоминают, вот мы и подумали…

– Не все ведьмы такие.

– Правда? – огорчённо вскинул брови Матис. – И ты что, не дашь даже разочек?

– Нет.

– Даже на полшишечки? – Его глаза испуганно округлились.

– Какой шишечки? – моргнула я.

– Ну этой, – он потянулся расстёгивать штаны.

Не знаю эту Адели, но уже ненавижу.

– Нет! – Впиваясь ногтями в сухую траву, я заливалась гневным румянцем.

Опасности Матис не ощутил:

– А если просто приласкать? Рукой хотя бы…

– Озабоченный!

– Ну ты девушка красивая, – Матис снова краснел, – это естественно…

Краснел густо, смешно. И смотрел в декольте – надеялся на лучшее?

– Вы все здесь такие озабоченные? – Я стянула края отороченного жёлтым выреза, вдруг показавшегося неприлично глубоким.

– Как сказали, что на практику ведьма приедет, – так и ждём. Даже жребий пришлось бросать, кому первому с тобой ехать. Мне повезло, – улыбнулся Матис… и поёжился, отодвигаясь, бормоча: – Наверное…

Это хорошо, что он отодвинулся и на грудь смотреть перестал, а то я уже собралась искать заклинание кастрации – слышала, такое есть. На скоте практикуют, но и на человека должно подействовать.

Он молчал, похлопывая длинными пушистыми ресницами, а я потихоньку успокаивалась и острее чувствовала неприятные магические вибрации.

– Учебник дай, – я указала на рыжего.

– Зачем?

– Заклинание кас… – Я осеклась: нет, не надо шутить с кастрацией, вдруг убежит, останусь здесь одна. У меня от этой мысли волосы поднимались дыбом. Вздохнув, напомнила: – Клещи.

Матис резко обернулся, румянец мигом схлынул с щёк:

– Они там зашевелились? Нет?

– Сейчас проверим. Жезл мой тоже принеси.

Морщась от дёргающей боли в спине, я подтянула колени к груди. Перевела дыхание.

Рыжий нагло попятился от тянувшегося к нему Матиса, и меня холодком защекотала паника. Что, если животина не отдаст жезл? Что делать будем? Похрапывая, конь отступал, и выражение морды было таким… самодовольным. У господина Гауэйна, похоже, все домочадцы с характером.

Крякнув, я оттолкнулась от земли. Голова ещё кружилась, я сделала несколько неуверенных шагов, расправила плечи и свистнула.

Ну попыталась свистнуть. Дёрнув ушами, рыжий недоуменно на меня взглянул. Прыгнув к нему, Матис повис на уздечке:

– Иди, иди, – он повёл на меня недовольно вихлявшего крупом коня. – Хватай чего там нужно – скотина-то буйная.

Да вы все здесь буйные, начиная с ваших зомби.

Я грозно глянула в тёмные глаза рыжего.

Пушистые ресницы коня напоминали ресницы державшего его Матиса.

– Стой, – приказала я. – Тпру!

Ударив копытом сухую землю, будто не знавшую недавнего ливня, рыжий гордо вскинул голову и с высоты огромного роста уничижительно на меня взирал.

– Саги пожалуюсь, – грозно предупредила я, но конь перебирал копытами и крутил лоснящимся рыжим задом. – Да крепче его держи.

– Держу, – жалобно отозвался Матис, его сжимавшие уздечку пальцы побелели. – А кто такой Саги?

У меня неприятно ёкало сердце: вдруг конь взбесился из-за клещей? Я осторожно переместилась к седлу и стала отстёгивать сумку с символом магов из пяти разноцветных колец.

Помотав головой из стороны в сторону, сердито цокнув копытом, конь ждал. К счастью, Матис сообразил держать его до конца. Едва освободившись, рыжий отступил на десяток шагов и наблюдал с выражением морды, которое я бы определила как скептическое.

Зато руки мне оттягивала сумка со всем необходимым.

– Ты с клещами дело имел? – Я вытащила желтоватый лист инструкции с картинками и повесила сумку через плечо.

– Да. Они частые гости, самая распространённая нечисть, с ними даже ребёнок знает как себя вести.

– Угу, – я быстро перечитала формулы, покивала и вытащила из пояса пачку серебряных колышков с хрустальными шариками в навершии. – Пойдём. Будешь прикрывать, пока я читаю заклинания.

– А господин Гауэйн всё один делал…

– Поэтому он мёртв, а я – нет, – я вынула из сумки тяжеленный, поцарапанный и измятый учебный жезл и пошла на холм. Ноги стали как ватные, в висках и затылке ломило. – Не бойся, я с тобой.

Иррациональный страх увидеть прущего на меня зомби или целую толпу зомби вымораживал сердце и резал сухожилия под коленями.

Нацепив пояс с мечом и револьвером, Матис меня догнал.

Мне, неинициированной ведьме, приходилось сильно сосредотачиваться, чтобы увидеть, как с каждым шагом земля менялась в своей магической сущности. Энергия паразитов марала всё вокруг серо-фиолетовыми склизкими разводами.

Сколько же здесь клещей, если они всё так изгадили? Шуршание жухлой травы под ногами становилось неестественным, глухим. Запахи исчезли. Здесь даже цвета казались выцветшими – настолько сильно пили землю и само пространство паразиты. Шагавший слева Матис отставал всё сильнее. Его страх понятен, но я не могла заглушить вяжущее чувство обиды. Как руки распускать – так пожалуйста, а до дела дошло – прячется за мою ушибленную хрупкую спину.

Каштаны надвигались, я обошла их иссиня-чёрную тень – клещи могли прятаться в ней так, что при моём уровне магии не разглядишь. Зубы клацнули пару раз – меня начинало потряхивать от этого умирающего пространства, где даже ветер не трепал плащ, а небо над каштанами было тускло-серым. Дикий контраст с ясной синевой оставшегося сзади. Я оглянулась через правое плечо. Гнедой переступал с места на место, а рыжий ждал, выставив ногу колесом и уперев копыто в землю, – красавец.

– Справишься? – послышался слева шёпот Матиса.

Я кивнула: а что ещё делать? Надо только правильно оценить обстановку, прикинуть, сколько силы вложить в заклятие – с этим осторожно, чтобы без излишнего перерасхода, – и действовать по инструкции.

До гребня холма оставалось всего ничего, каштаны с потемневшими, сморщенными листьями давили высотой и массивностью стволов. Нелепая мысль, что они распадутся на множество жучков и захлестнут меня тёмной волной, ударила в голову и пробежала по коже леденящими уколами.

Так, взять себя в руки. Я выставила жезл вперёд, судорожно сжала колышки. Их было даже с лихвой – на три пентаграммы хватит, но…

На последних шагах я зажмурилась, а когда распахнула глаза – увидела клещей.

Глава 19. О правильном расходовании магии

Даже хорошая наследственность не гарантирует выдающихся магических способностей – их определит сила партнёра при инициации. А пока инициация не произошла – бережно расходуйте силу, в этот период вы можете умереть от элементарного переутомления.

Учебник магии для ведьм

В раскинувшемся под холмом поле не было ни капли живого цвета: серая, высосанная до последней капли земля, усыпанная, точно струпьями, чёрными маслянистыми лужами. Обманчиво спокойными, неестественно плоскими, неправильными в самой своей сути. От одного их вида кружилась голова и мутило.

– Видишь их? – сипло прошептала я, стискивая холодившие ладонь колышки.

– Да, конечно, – Матис выглядывал из-за плеча, дыхание слабо касалось моей щеки – единственное дуновение здесь, где должен быть, судя по трепетанию растительности на полях вне гнезда, сильный ветер. В голосе Матиса мешались отвращение и страх. – Жуткое зрелище. Тени без предметов, которые их отбрасывают.

– Следи, чтобы… беги!

Я отскочила. Из тени замешкавшегося Матиса взметнулась чёрная слизистая фигура.

– А? – Покачнувшись, Матис плюхнулся наземь.

Клещ плотнел и расширялся – принимал его форму, а Матис выцветал, серел… Размахнувшись, я треснула наросшую курчавую башку жезлом. «Голова» клеща промялась, вывернулась набок. Колышки посыпались на землю.

Продолжая обрастать мышцами, плотью, клещ развернулся ко мне. На перекошенном чёрном лице пузырились глаза, рот раскрылся в пиявочную присоску. Вскинув жезл, я резко ударила, и голова вдавилась в плечи. Руки клеща задёргались, я треснула по одной, другой, по коленям – клещ неловко накренился. Блеклый Матис соизволил пихнуть его под ноги, и клещ свалился.

– Скотина паразитская! – Я просто била.

В сердцевине магия – этого достаточно, чтобы достать тварь ударами.

Магический жезл с чавканьем врезался в клеща, чёрная поверхность вздымалась пузырями, лопалась, разбрызгивая тёмную энергию.

Дыхания не хватало.

Я представляла зомби – гниющую плоть, тянущиеся ко мне руки, рты – и била. Чвак! Чвак!

Жезл казался неподъёмным, но я представляла красивое лицо Дайона де Гра, нахальные руки и лупила. Чвак! Чвак! Бух!

Я задыхалась, сил не было, но… Саги, его наглые ответы, взгляд, каким провожал меня из окна, – била часто и резко. БАМ! БАМ!

Воздух стал раскалённой лавой, корсаж не давал вздохнуть, руки немели… Наглые руки Матиса припомнила и застучала по распластанному на земле пятну в форме человека. Хрясь! Хрясь! Хрясь! Особенно между ног. ХРЯСЬ! ХРЯСЬ-ХРЯСЬ-ХРЯСЬ!

Воздух хрипло вырывался из опалённого горла. Выпрямившись, я дрожащей рукой утёрла со лба пот. Меня слегка трясло, но с сердца свалился камень, дыхание выравнивалось, я дышала полной грудью, и было так легко, так радостно…

На сером лице Матиса округлившиеся глаза казались огромными. Неужели его до сих пор пьют? Присмотревшись, поняла, он просто побледнел так… до серого цвета.

– Ты чего? – сипло спросила я.

Его взгляд перепуганным зайцем метнулся с меня на вмятину в паху серой тени и снова на меня:

– Ничего.

– Осторожнее надо быть, – я вновь утёрла пот и присела собирать колышки в карман пояса.

Матис быстро закивал.

Ни капли магии не потратила, ещё и запинала клеща так быстро, что остальных не успел разбудить, – молодец, да и только! Но Матис смотрел как-то… не восхищённо точно. Зато живой. А что ему энергию попортили – ничего страшного. Спать будет побольше неделю или две – и само пройдёт. Поднявшись, Матис отряхнул штаны, оправил пояс с мечом и револьвером.

В мышцы вползала истома, но дело надо завершить:

– Так! Следи за тенями.

– Слушаюсь, – оглядываясь и осторожно переступая по жухлой траве, Матис отступил.

Ещё с минуту я просто дышала мёртвым воздухом.

«Пора!» – подняв жезл и закрыв глаза, я мысленно повторила формулу, и в голове вспыхнул яркий образ: сеть из маслянистой жижи, тёмная энергия, текущая между «лужами» спавших паразитов в землю, сочившаяся в воздух, точно грибница в поражённое дерево…

Гнездо запущено так, что едва получалось охватить разумом возникшую картину, запомнить, просчитать. В груди разверзалась пустота. Выдохнув, я опустила потяжелевший жезл и открыла глаза. Всё было по-прежнему – хорошо сработала, клещи не проснулись. По вискам струился пот. Обтирая их, я попятилась:

– Всё, теперь знаю, как пентаграмму расположить, отступаем, – сделав ещё несколько шагов, я развернулась и припустила с холма – назад, в цветной мир трепавшего волосы и одежду ветра, шуршавшей травы и живого, полного запахов, воздуха. Они ударяли в ноздри, щекотали, и я улыбалась.

– А ты… чисто магией справишься? – Матис подступил справа, тут же метнулся под левую руку. – Может, кого на помощь позвать?

– Если знаешь кого – зови, буду рада, – спину неприятно холодила мокрая от пота блуза, кровь бурлила.

– Не знаю, – понуро сознался семенивший следом Матис.

Я шагала к месту для первого колышка, чуть не напевая от поселившейся в теле лёгкости. Практика, похоже, шла мне на пользу, хотя началась нелучшим образом. Ещё бы инициироваться удачно – будет совсем красота.

Прицепив жезл к поясу, я опустилась на колено и вытащила колышек.

Первый, полностью самостоятельный, без малейшего надзора проведённый масштабный ритуал… Руки вспотели.

«Соберись», – вдохнув и выдохнув, я прикрыла глаза, чтобы чётче ощутить циркулировавшие в земле силы и выбрать наиболее эффективную точку приложения. Недавно чёткая, созданная заклинанием картина выветривалась из памяти, тускнела.

Воткнув колышек до самого хрустального шарика, я послала в гладкое холодное навершие магический заряд, и хрусталик наполнился алым. Внутри капельки переливалась моя сила. Поднявшись, я несколько секунд не могла оторвать взгляд от «кровавого кружения» – первая самостоятельная работа, впору смахнуть слезу умиления.

Но я как-то недостаточно для этого умилилась. Кивнув, побежала дальше, по широкой дуге огибая поражённое поле. Сзади топал Матис.

– Красиво, – упоённо выдохнул Матис.

За уничтожением клещевого гнезда мы наблюдали с соседнего холма. Пусть Матис не видел процесса во всей красе, ало-золотые всполохи его впечатляли. Я, опустив ладонь на лежавший между коленями жезл, нагоняла в пентаграмму магию и следила, чтобы ни один клещ не выскользнул из огненной сети.

Пот щекотал между лопаток. Волшебное пламя пожирало шипевшие и ёжившиеся лужи, раздирало в клочья и испаряло, но не разжигало даже искры настоящего пламени на ковре из мёртвых стеблей.

– А посев нельзя восстановить? – Матис покосился на меня. – Ну как-нибудь?

Просила же не отвлекать – как об стену горох. Многозначительно вздохнув, я сосредоточивалась на поддержании заклинания.

– Нельзя так нельзя, – тоже вздохнул Матис и сцепил лежавшие на расставленных коленях руки.

Я прикрыла веки, дышала ровно и размеренно, слушала природу. Её стон переходил в надрывное завывание, магия опаляла не только паразитов, но и землю, пусть внешне, человеческому взгляду, это не видно.

– А было бы здорово, если бы ты и рожь подняла.

Вздрогнув, я снова погрузилась в пучину видений: огненная сеть стягивалась, сбивая крайних клещей к центру, в самый жар миниатюрного раскалённого солнца…

– А как это всё выглядит для тебя? – обернулся ко мне Матис. – Ты ведь это иначе видишь, да? Говорят, у магов другое зрение, вы цвета неправильно воспринимаете, а ещё видите всё вверх ногами. В последнее не верю, если честно. Как бы вы тогда ходили?

У меня задёргался глаз, я мрачно уставилась на полыхавшее поле:

– Помолчи.

– Да, конечно, – кивнул Матис и, вытащив из ножен меч, стал его крутить.

Я снова зажмурилась, проверяя сеть – цела ли? Цела, даже удивительно – никаких подводных камней, которыми грозились в учебниках. Всё шло подозрительно гладко, словно мне кто в помощь ворожил. Или нечисть тут слабосильная, даже когда нажирается всласть?

– А у меня меч зачарованный, – Матис потряс им, тускло блеснуло лезвие. – Вот скажи, им можно клеща порубить или силы печати недостаточно? Меч-то ещё от деда перешёл, ещё деду печать ставили. Очень хочется узнать, в силе ли она, да господина Гауэйна тревожить было как-то не с руки…

– Заткнись! – дёрнулась я, и пальцы оторвались от навершия.

Меня захлестнуло жаром и холодом, я снова схватилась за жезл, зажмурилась, перехватывая ослабевшие огненные нити. По вискам соскользнули капли пота.

– Мешаю? – обеспокоенно уточнил Матис.

– Да! – Я закусила губу. Сеть расползалась, и клещи рванулись во все стороны с яростью обречённых.

– Так сразу бы и сказала…

До определённой степени искусность и грубая сила взаимозаменяемы. Проклиная всё на свете, я влила в сеть магию… она хлынула, разжигая пламя. Усилием воли я остановила поток. Всего несколько секунд без контроля, но сколько же они мне стоили!

Дожигала клещей я в полном отупении и отчаянии, голос Матиса звучал словно через подушку. Мне бы подушку – хорошенько отмутузить этого болтуна. И ведь даже не пожалуешься: магии на такие вещи мне должно хватать по определению.

Когда потух последний всполох магического огня, я глухо велела:

– Отойди вниз. Дай пять минут отдохнуть. Явишься раньше – прокляну.

– Может, тебе спину, того, помассировать? – невинно похлопал пушистыми ресницами Матис.

– Или просто убью и свалю на клещей.

– Если что – зови, – Матис улыбнулся и бодро зашагал по склону, тяжёлые сапоги лихо шуршали по почти нетронутой дурным влиянием траве.

Обессиленная, я сидела перед жезлом. Глаза защипало, всё заволокло дрожащей дымкой, слёзы поползли к кончику носа и сорвались на запястье. Даже не заметила, как впилась в холодную траву.

Что за самонадеянность! Как позволила себя в это втянуть?!

В груди разверзалась пустота – хотелось разломить грудную клетку и выцарапать оттуда эту ужасную пустоту. Теперь всё было иначе, чем ночью с зомби. Тогда я была под завязку полна магией, рассчитывала на отдых в будущем, а сейчас, не оправившись от истощения, без надежды на адекватное расходу пополнение магии… Сначала задрожали пальцы, потом руки, и наконец я вся затряслась, будто в лихорадке.

Внутри ломило, крутило и тянуло. Ломота отдавалась в плечах, животе, расползалась по телу. Наклонившись, я впилась зубами в запястье и закричала – замычала в солёную от пота кожу. Этот заглушённый крик наполнил грудь неприятной тяжестью, но принёс странное, злое облегчение.

Я справлюсь.

Не найду мага в окрестностях – в Вирб сбегу. Там тоже с магами не очень, но город крупнее, должен найтись хоть один, кто меня инициирует!

Я поднялась, отряхнула колени, прицепила к поясу жезл и пошла вниз, к ловившему рыжего Матису.

Да, на самый крайний случай есть Вирб. Хотя была неприятная уверенность, что искать там инициатора будет не так уж просто.

– Ну стой же! – взмолился Матис, протягивая щепотку жухлой травы коню.

Тот смотрел недовольно и явно не собирался подчиняться.

Надеюсь, если поеду в Вирб, то не на этом рыжем чудовище.

– Да скажи ему! – Матис размашисто указал на коня.

Мне казалось, или у последнего было насмешливое выражение длинной наглой морды?

– Пусть слушается, – потряс пучком Матис и, отшвырнув его, сложил руки на груди. – У нас ещё три фермы в плане.

Охранные печати на три фермы – противно засосало под ложечкой. Вот бы кони сбежали, и нам пришлось возвращаться пешком в город, после чего точно не пришлось бы ничего делать – только спать, спать и ещё раз спать…

Глава 20. В которой невинные во всём виноваты

Это наивность – полагать, будто работа штатного мага или ведьмы сводится к устранению опасных магических воздействий. Нет, от штатных специалистов требуется чуть меньше, чем всё.

Записки штатного мага

Возвращались уже в темноте, рыжий легко вышагивал, взбалтывая в моей качавшейся черепной коробке обрывки мыслей и воспоминаний, путавшихся со стрекотом насекомых и цокотом копыт.

Иногда, на краткие сладостные минуты, чудился родительский дом, любимая спальня в розово-голубых тонах и голос няни-гомункула, мелодично читавшей сказки, но его прорывал голос Матиса:

– …нет, это был хотя и закономерный, но странный союз: госпожа Полина, скажем так, была девушкой свободолюбивой, говорят, она обет безбрачия дала в храме непорочной покровительницы птиц…

Я крепче стиснула луку седла. На миг меня окружили стены родной спальни, а потом стало темно и шумно от стрекота насекомых и пения проклятых соловьёв.

– …да и любила она его, хоть и был он совсем неблагородным – охотник, фермеров сын, вот кто он был. А с другой стороны, вроде и правильно. Любовь любовью, но он десять лет как погиб, пора было род продолжать, не оставлять отца без внуков…

Голова склонялась на грудь, я честно пыталась сосредоточиться на голосе неутомимого – ради всего святого, он же должен ослабеть после атаки клеща! – Матиса, но что-то пропустила.

– …господин Мосс очень даже непрост, раньше его семья правила этими землями…

Язык связала дикая усталость, я слушала. «Цок-цок», – стучали о дорогу копыта, меня качало из стороны в сторону.

– …тогда был какой-то скандал с молодым наследником, он отказался предоставить магов Холенхайма на фронт, говорил, здесь они нужнее, а война в самом разгаре была, не до прежних заслуг, вот их и лишили графства, а уже после войны передали землю и титул оборотням – они же отличились в боях.

– Как интересно, – промямлила я, стягивая на груди плащ, но ночной холод пробирался под него…

Ну почему я не инициировалась, а? И что делать, если ситуация выйдет из-под контроля? В брешь одного из заклинаний уже поползла чёрная ржа, подождали бы немного – была бы мне практика активной борьбы. Может, Гауэйн хотел показать, как латать прорыв?

Голова упала на грудь, я позволила дрёме меня окутать. В клетке слабо билась истощённая птица с синими крыльями, в её тёмных глазах читалось осуждение, и сердце замирало, ломило от жалости, в горле застрял страшный крик: «Прости!» Вздрогнув, я открыла глаза: в сумраке мельтешила дорога, желтела грива бодро шагавшего коня.

– …да и семья эта, Перрены. Вот чего они вдруг к нам переехали? Откуда взялись? Они сами по себе странные были и, говорят, с Моссом что-то не поделили, ещё когда госпожа Полина с их старшим сыном за ручку ходила.

Впереди мерцали огоньки надвратной башни.

– Почти приехали! – блеснули в улыбке зубы Матиса.

Я старательно улыбнулась в ответ.

– Ты в порядке? – Матис так близко подвёл гнедого, что колени соприкоснулись. – Того гляди с коня упадёшь.

Спасибо, что заметил, дорогой, я уже час так болтаюсь. Не удержавшись, я широко зевнула и, потянувшись, чуть отвела рыжего:

– Хороший ты спутник. Так рассказываешь дивно, что можно всю дорогу проспать и не заметить.

У Матиса вытянулось лицо, фыркнув, он припустил гнедого. Рванувшись вперёд, рыжий опередил его на полкорпуса, но я, подскакивая в седле, уже тянула поводья:

– Тише, тише!

Рыжий крутанулся вокруг оси и, пританцовывая, двинулся к воротам. На парапет справа от надвратного фонаря опирался стражник:

– Пароль, голубки́,– улыбнулся он во все зубы.

Сквозь сумрак в его взгляде мерещилось плотоядное предвкушение своей очереди со мной позабавиться.

Обломается.

– Полнолуние, – запрокинул голову Матис, его гнедой вскидывал хвост и поводил головой из стороны в сторону.

– Подозрительного ничего не видели? – лениво продолжил дежурный.

– Открывай ворота, – подбоченился Матис и шире расправил плечи.

– А раньше приехать не могли? Почему из-за ваших развлечений честные люди должны ночью по крутым лестницам бегать да с тяжёлыми замками возиться? – Он глумливо улыбался, глядя на выпятившего грудь Матиса. – Или возомнил о себе невесть что? Ты, конечно, теперь не невинный мальчик, а мужчина, но…

– Открывай! – Голос Матиса испуганно звенел.

Его со мной отправили в святой уверенности, что я его невинности лишу? Ой, ну ситуация… В груди защекотало, я пыталась сдержаться, но смех вырвался и в тишине ночи казался слишком громким и звонким.

Матис поник, ниже нахлобучил шлем.

– Короче, – я сняла с пояса жезл и уверенно пригрозила: – Если через минуту не буду в городе, всем дежурным проклятие мужского бессилия вне очереди. Контрпроклятия не знаю, так что снимать придётся в Вирбе, если найдётся спе…

Скрипнул засов, и даже не дверца открылась – вся створка ворот с гербом города поползла в подсвеченную факелом арку, послышался глухой встревоженный голос:

– Поняли, госпожа, всё поняли. Проходите. И не извольте серчать: мы по-доброму, по-свойски…

Вообще-то я пошутила. И дело не в экономии магии. За такие проделки можно штраф и принудительные работы огрести. Ребята тут, похоже, не только к ведьмовскому телу приучены, но и пуганые. Интересно, кто и за что их проклинал?

Не дожидаясь, пока я созрею, рыжий гордо вошёл в ворота. Мы вынырнули из-под арки, когда сквозь цокот послышался тревожный шёпот:

– Ты чего наделал, дурак? Не мог постараться, что ли, чтобы она в хорошем настроении была? Ничего нельзя безусому юнцу доверить.

– Да я… есть у меня усы, – пролепетал Матис, что-то шлёпнуло. – Ай!

И снова: шлёп! А потом – размеренный цокот копыт. Рыжий спешил домой. Скорее бы поесть и завалиться в постель, можно даже минуя ужин. Сзади бодрее зацокали копыта, Матис почти поравнялся со мной. Он ехал без шлема и потирал ухо.

– Отругали? – без малейшего сочувствия уточнила я.

– Ага.

– Правильно, – улыбнулась я и привесила жезл на пояс. – На чужой каравай рот не разевай.

– Но они думают, что я сплоховал, а это нечестно. Ты мне даже возможности не дала.

Вздохнув, я рванулась дать подзатыльника, Матис отпрянул, и пальцы просвистели перед наглым носом. Паразит мелкий! Я раздражённо цокнула языком. Перепалка, смех, раздражение вперемешку с весельем чуть взбодрили меня, и я огляделась.

Белые дома будто светились в сумраке, жёлтыми искрами сверкали тут и там фонари, вытягивали тени булыжников мостовой – под копытами словно расстелили кружевное полотно. Цокот эхом бродил между зданий, звенел в ушах.

Надеюсь, Саги будет столь любезен, что накормит тёплым ужином.

«Ужин, ужин!» – наверное, так можно было перевести урчание желудка. Рыжий ускорил шаг, свернул в переулок, в другой, выехал на улицу, по которой я, кажется, не ездила, – ворота просторного дома с большим садом охранял такой амулет, что магическое излучение просматривалось без напряжения.

В седле потряхивало всё сильнее, звенела уздечка, я её слегка потянула, но конь перешёл на рысь, я крепче впилась в луку. Пусть бежит, скорее доберёмся. Вновь свернув, рыжий рванул галопом. Буйная животина!

Вдруг слева вывернули знакомые ворота, конь резко затормозил, я клюкнулась лбом в шею. Выпрямилась, тяжело дыша. Тройное цоканье за спиной приближалось. Матис остановился перед мордой рыжего. Его гнедой фыркнул, косясь на хозяина влажным глазом.

– Заглянуть не предложишь? – сбивчиво спросил Матис.

Он краснел, дышал часто-часто, и взгляд такой дикий – от надежды.

– Проваливай.

Да будь он даже магом – мучений с одним девственником хватило. Подняв брови домиком, Матис оттянул поводья, вынуждая гнедого пристроиться к рыжему боком, и интимно прошептал:

– Я буду очень стараться…

Ага, плавали, знаем. Подтолкнув рыжего, я оказалась у самых ворот – ногу больно притиснуло к створке – и торопливо постучала.

– Ну госпожа Мияна, меня же… – Набрав в лёгкие побольше воздуха, Матис трепетно выдохнул: – Засмеют.

Можно подумать, это мои проблемы. Я ведьма, я борюсь с нечистью, а не с девственностью. По крайней мере не с чужой.

– Слушай, – я снова постучала в ворота. – У вас тут что, не к кому обратиться с таким вопросом? Совсем-совсем не к кому?

– Я всё жалованье маме отдаю, – Матис опустил очи долу. – Я старший мужчина в семье, кормилец.

– Женись, – я постучала решительнее.

Саги спит, что ли?

– Мы выселок «У пруда» только купили, ещё с ростовщиком не расплатились, да и ремонт нужен. Денег пока нет, свадьбу на осень пришлось отложить…

У меня взлетели брови, а дыхание спёрло, я просто онемела от такой наглости – у него невеста! – и судорожно схватила жезл:

– Проклятие мужского бессилия.

– Понял, – побледнел Матис и потянул поводья, едва гнедой отошёл достаточно для разворота, он направил его в сторону. – Добрых сновидений, госпожа Тар.

Почтительно склонив голову, Матис припустил прочь. Он исчез за поворотом, но эхо доносило звонкий цокот копыт. Рыжий куснул за колено, я успела щёлкнуть его по носу.

Какая-то слишком… насыщенная у меня практика. И тебе зомби, и паразиты, и навыки борьбы с наглыми ухажерами, и оберегания от оных некстати сохранившейся девичьей чести, и обучение поиску любовника на одну ночь – вряд ли всё это предусматривалось программой. И даже оценку мне за внеплановые достижения не поставят.

– Проходи уже, – хмуро велел Саги и подхватил под уздцы тыкавшегося ему в щеку рыжего.

Саги был в белоснежной рубашке, свободных синих штанах, тапках и дурном настроении.

Засмотревшись на белую, перекинутую через плечо косу, я не сразу уловила начало движения и, качнувшись в седле, ухватилась за луку. Снова наваливалась усталость.

– Слезть поможешь?

Я зевнула.

Исподлобья глянув на меня, Саги затворил ворота и легко повесил на крючки длинную массивную балку. Рыжий следил за ним, прядая ушами и переступая с ноги на ногу.

– Что случилось? – Я ждала помощи.

– В следующий раз запру ворота в одиннадцать и не спущусь, даже если ты их вынесешь, – он снова подхватил коня под уздцы и повёл мимо парадного крыльца, вдоль торца дома, мимо второго крыльца к озарённому светильником зеву конюшни. – И Рыжика будешь сама чистить.

У меня перехватило дыхание:

– Я работала вообще-то.

Мы остановились перед конюшней.

– Да, конечно, только работы было на пять с половиной часов, а ты пропадала почти десять, – его желваки подрагивали. Саги подошёл и, не глядя, протянул ладони: – Слезай.

Да, на пять с половиной часов – для инициированной ведьмы не самого низкого уровня. А мне пришлось на каждой ферме отдыхать, выслушивая жалобы на паразитов и налоги. Поджав губы, я перекинула ногу через круп и соскользнула в сильные руки. Приятно сжав бёдра, Саги подхватил меня, словно невесомую пушинку, и я откинула голову, медленно сползая по нему на землю, – как же приятно опираться на сильного, готового подхватить, позаботиться…

– Хватит выгибаться, – отдёрнув руки, Саги схватил Рыжика под уздцы и повёл в конюшню. – Еда в кухне на столе. Закончишь – зови, налью ванну.

Ванну? Он нальёт мне ванну? Я прослезилась от умиления:

– Спасибо! – и пулей помчалась есть.

После безумно вкусного овощного рагу и нежнейшего яблочного пирога с топлёным молоком – фигура в опасности! – я вышла на второе крыльцо и позвала. Из конюшни Саги вышел в одних штанах и тапках. Торс впечатлял. Пока я разглядывала жилистые мышцы, Саги бесшумно приблизился. Пахнуло лошадиным потом и зерном, горькими травами. Дыхание перехватило, я прикрыла глаза, а когда открыла, Саги свернул в третью левую дверь коридора. Исчез, точно призрак, в сумраке дома. Я поспешила следом.

Саги ждал у двери, хмуро глядя на медную ручку, едва я приблизилась – открыл и вошёл во влажное тепло. Внутри пахло отваром полевых трав, на плиточном полу стояла просторная кадка с лесенкой.

Немеющими пальцами я расстёгивала корсаж, а Саги вынимал из печи вёдра: мышцы красиво двигались по заблестевшей от испарины спине. Какие широкие плечи, а какая сила… внутри всё сладко сжималось, хотелось прижаться, снова ощутить властное прикосновение рук.

Я уже собралась на будущее поинтересоваться, как там дела с сексуальной функцией, но Саги повернулся, и суровое выражение лица мигом сняло все вопросы. В гробовом молчании Саги наполнил кадку водой, переложил большое полотенце с печи на верхнюю ступеньку лесенки.

– На сегодня всё, – Саги даже не взглянул в мою сторону. – Если что-то понадобится – разбирайся сама. Утром я тебя разбужу.

Кивнула я уже закрытой двери.

Снова это небрежение, граничившее с презрением… Стянув одежду, я погрузилась в тёплую воду. По коже побежали мурашки, но быстро успокоились, тело расслабилось.

Я закрыла глаза.

За пару недель до обвинения папы в государственной измене девушка-гомункул, вся в голубых рюшечках, стояла в нашей гостиной, покорно склонив светлую головку. Заметив меня, девушка подмигнула, и высокий плечистый хозяин ударил наотмашь. Она рухнула на паркет, точно отшвырнутая кукла. Лицо клиента побагровело: «Вы же видите: она действует без моих прямых указаний! Что это такое?» И папа униженно извинялся за промах, а я задыхалась от слёз. Мой гордый, такой великолепный папа и вдруг умолял…

Глава 21. О том, кто в доме хозяин

Влезать в неприятности из-за собственной глупости, а потом изощрённо выкручиваться – это очень по-нашему, по-ведьмински.

Мемуары боевой ведьмы

– Вставай.

Меня, маленькую беззаботную девочку, вытягивало из объятий смеющейся мамы.

– Вставай.

Цепляясь за маму, я пыталась соскользнуть назад, в негу, но руки хватали пустоту, меня трогали за плечо, потряхивали:

– Вставай.

Веки горели красным, в груди расползался холод. Я взрослая, я в Холенхайме, и магия за остаток ночи почти не восполнилась.

– Ты будешь вставать? – ворчал Саги. – Или завтрак сюда нести?

Распахнула глаза – их резануло светом – и зажмурилась. Теперь приоткрывала осторожно. Саги в голубом халате стоял надо мной, весь объятый золотым сиянием, – ангел ангелом, только разводы гомункульной печати напоминали о вполне обыденном происхождении. И взгляд сердитый…

– Ты точно гомункул?

Чёрные брови взметнулись вверх. Вздохнув, Саги развёл руками:

– Мне восемь лет. Меня создала волшебница. У меня есть управляющая печать. Как думаешь, я гомункул?

Да, на восьмилетнего мальчика он явно не тянул. Я вяло кивнула:

– Сюда неси.

Саги направился к двери, коса смешно качалась на широкой спине.

В одиночестве холод ощущался острее, по спине поползли мурашки. Положив ладонь между грудями, я попросила силу восстанавливаться быстрее. Иногда беседа с источником помогала, но у меня был тот возраст, когда ему пора расцвести, пополниться магией мужчины, а я…

Надо же было так сглупить! И с Марли тоже… Правильно мама говорила: надо похоронить прошлое, чтобы оно не похоронило нас. А я… посмотрела на упавшую с учительского стола книгу, увидела на авантитуле родной, весь в завитках почерк: «Куплено на съезде в Арфене, принадлежит Ф. де Вицкарди» – и в голове помутилось. Внезапное и бесценное напоминание о папе!

А мне даже потрогать не дали. Марли схватил моё сокровище, отругал Дору за неуклюжесть и унёс книгу. С тех пор я ею грезила, забывая об экзаменах и инициации, планирование кражи меня поглотило, я влезла в личную библиотеку декана огневиков… Ох, как он орал – сначала просто меня обнаружив, потом из-за сломанного носа. Осталась я без книги и без инициации, ещё и штрафные работы выполняла под присмотром недоограбленного.

Книга. Наверное, с молотка пошла, кочевала по рукам, пока не попала в университет, куда жизнь закинула и меня. Это ведь судьба! Моя судьба соединиться с папиной книгой, но что-то пошло не так.

Я закрыла лицо руками.

– Плохо спала? – спросил Саги.

Я кивнула. Под ладони сочился запах горячего шоколада, вишнёвого варенья и… овсянки на молоке.

– Не знаю твоих вкусов, – халат Саги приятно шелестел.

Я опустила руки: добротную синюю ткань украшала вышивка по поясу и воротнику. А под халатом, кажется, ничего не было. В вырез просматривалась мускулистая грудь, я вся потеплела. Саги с подносом на ножках надвигался, но я думала не о еде, а о…

– Сядь к спинке, – мотнул головой Саги. – Ноги вытяни.

Какой-нибудь Дайон или Матис уже руки бы распускал, а Саги хоть бы хны. А ведь я сидела в тонкой сорочке, соски просвечивали. Соски, затвердевшие от вида этого, не совсем раздетого… гомункула. Но нужен маг. Нормальный человеческий маг.

Послушно вытянув ноги, я расправила одеяло. Саги поставил поднос-столик и отступил:

– Я подготовил список сегодняшних дел и всё необходимое. Постарайся закончить быстрее, сегодня в семь вечера встреча со следователем. Здесь.

Следователь – холодок побежал по спине. Одно это слово вызывало инстинктивный ужас.

– Хорошо, – я взяла ложку.

Саги внимательно наблюдал, словно яд подбросил и ждёт результата.

– Что-то не так? – Ложку я опустила возле розетки с почти чёрным вареньем, взялась за объёмную чашку. – Кстати, откуда шоколад? – Я вдохнула тёплый сладкий запах, улыбнулась. – Дорогое удовольствие.

– Из запасов Гауэйна. Он был сладкоежкой.

– Да? – Я вскинула брови.

Кивнув, Саги вышел и прикрыл дверь. Попивая горячий шоколад, я скользнула взглядом по полкам с учебниками. Когда же я диплом писать буду?

Нет, сейчас в моей жизни главное не диплом.

– Ты работать собираешься или нет? – Саги стоял в дверях лаборатории с таким видом, словно собирался тащить меня за шкирку. – Тебя человек уже полчаса ждёт.

– Ещё подождёт, – послюнявив палец, я перевернула толстую страницу фолианта и откинулась на спинку кресла. – Предложи ему что-нибудь выпить, я не знаю…

Отмахнувшись, я опустила взгляд на пентаграмму и витиеватые по части почерка и содержания разъяснения. Я хваталась за соломинку, но вдруг – вдруг! – есть более экономичные по затратам магии, чем стандартные, обереги от кровососущих летунов, против которых сегодня раскладывать сеть на несколько гектаров пастбища. Даже если обереги будут действовать меньше по времени. И ещё найти бы что-то более умеренное для очистки колодцев от ядовитых испарений тёмной энергии.

После завтрака я отыскала эту светлую, как и весь дом, лабораторию с книгами, снадобьями, тремя массивными столами, уютным креслом и большим, но девственно чистым алхимическим набором.

Увы, пока встречались только более магоёмкие заклинания. Баланс эргономичности вывели давно, может, подходящее нашлось бы в древних книгах, но в библиотеке Гауэйна были только новейшие исследования с лёгкой ретроспективой.

Имелись варианты с алхимическими препаратами, но один долгий в варке, а в двух других нужен тормозящий состав, о котором Саги весьма мрачно напомнил: «Кое-кто его не довёз, Гауэйн использовал остатки…» И у меня мурашки поползли по спине. Вдруг куратор погиб, потому что ему не хватило раствора?

Я снова задумалась о странной смерти Гауэйна. Как сказал Саги, тот отправился меня встречать. Облитый кровью Рыжик вернулся после меня. Сломанный жезл передали следователю. Как рассказал Матис, за два дня до происшествия от Перренов в город за продуктами приезжал работник, но, по моим ощущениям, некоторые зомби разлагались не меньше недели.

А девочку-гуля не нашли. По крайней мере, Матис очень удивился, когда я о ней спросила.

Интуиция вяло напомнила: «Лучше сматывайся». Но, пока я сыта, в свежей одежде и под надёжной крышей, побег в неизвестность, скитания, поиск денег на документы и все сопутствующие нелегальной ведьме проблемы – неоправданный риск.

Надо просто инициироваться, желательно с магом посильнее, отработать срок – и на свободу с чистой совестью и полным кошельком.

– Мияна, – Саги снова стоял в дверях, сложив руки на обтянутой фартуком груди. – Сколько можно?

Я прислушалась к себе: для нормального самочувствия мне нужны минимум сутки сна.

– Хочу выходной, – жалобно попыталась я, но…

– Сегодня последний день оберега от кровососов, дольше откладывать нельзя.

– Да знаю я, знаю, – захлопнув книгу, я поднялась. – Скажи, что скоро подойду.

– Сама скажешь, – упёршись ладонями в косяки, Саги нахмурился. – Какие-то проблемы?

– Я устала. Очень устала.

Саги опустил голову, и несколько прядей соскользнули с плеч, повисли вдоль висков, своей белизной подчёркивая угольную черноту ровных бровей и длинных ресниц, которым бы любая красавица позавидовала. Тонкий узор клейма-татуировки перламутрово блеснул.

– Ты как к билларису относишься? – почти шёпотом спросил Саги.

У меня округлились глаза:

– А у тебя есть?

– Гауэйн любил, осталось полпузырька настойки.

Сердце пустилось в бешеный галоп: билларис, болотная трава, легализуемая на время войн, обладала потрясающим свойством ускорять восстановление магии, но… могла и разум затуманить, и магию неокрепшую попортить. Чудесное средство, прямо противопоказанное неинициированным.

Тяжело вздохнув, я отрицательно качнула головой:

– Так справляюсь.

Ааа! Крик отчаяния теснил грудь, но я молчала. Уже позднее утро, надо ехать, чтобы успеть на вечернюю встречу со следователем.

Следователь – мурашки побежали по спине – мой крайний вариант. Не хотелось бы инициироваться с представителем власти, который может попортить жизнь за нарушение закона.

«Ладно, – отложив фолиант, я пригладила волосы. – Начну с защиты от кровососов, а остальное – как получится».

Тянущий холод в груди намекал, что получится не очень хорошо.

Рыжик, отягчённый двумя сумками – рабочей с жезлом и непонятной из мягкой кожи, взрывал копытом клеверную лужайку возле конюшни. Я огляделась: ворота закрыты, Саги нет, только кошка посверкивала глазами из-под остатков жёлтых цветов.

И где Матис? За ночь я не подросла, а рыжий не уменьшился – нужна помощь. Вздохнув, я ухватилась за луку и потянулась ногой к стремени.

Бёдер, почти ягодиц, коснулись, я дёрнулась:

– Ай!

– Спокойно, – раздался над ухом голос Саги. – Я просто помогу. Во второй сумке пирог с яблоками, немного окорока и хлеба.

Саги держал меня за бёдра, и я не могла шелохнуться от волнения, тягучего и слишком близкого к возбуждению. Сердце стучало так дико. А от горячего, щекотавшего висок дыхания по коже бежали мурашки, глаза закрывались. Вот бы сейчас в тихое место, в котором ничего не надо делать…

– Готова? – чувственно прошептал Саги.

– К чему?

Глаза закрылись. Всегда смеялась над кошками, когда они сходили с ума от запаха кот-травы, исходили слюнями, тёрлись, мурлыкали, – а сейчас я как кошка, и кот-травой был Саги, жар заливал меня от макушки до пяток. Нет, определённо надо скорее лишаться невинности и…

– Работать, – несколько раздражённо отозвался Саги, перемещая руки с почти ягодиц на талию. – Сесть на этого проклятого коня и заняться делом.

Интонации его голоса слегка отрезвили. Я собралась: «Надо найти себе мужчину. Ведьма я или нет?»

– Готова, – вздохнула я.

Саги подтолкнул так сильно, что в седло я почти влетела. Рыжий покорно стоял, только ухом дёрнул. Два сапога пара – и оба на левую ногу.

– А где Матис? – Я ударила пятками, но конь не шелохнулся.

– Не знаю, – потрепав всхрапнувшего рыжего по морде, Саги что-то присвистнул, и конь зашагал к воротам, тихо звякнула сбруя.

– Меня научишь? – Я смотрела на макушку идущего рядом Саги.

– Возможно, – хмуро отозвался тот и, прибавив шагу, обогнал нас, снял массивную перекладину с ворот.

Ох, снова придётся слушать нескончаемую болтовню Матиса. Я передёрнула плечами.

Отступая, Саги едва приоткрыл створку, будто опасаясь, что Матис просочится внутрь. Ухватившись за поводья, я направила Рыжика так, чтобы не стукнуться коленом. Вверху по улице скрипела телега, дородная женщина с двумя закрытыми тканью корзинами шла мимо, всё больше выворачивая шею, чтобы меня разглядеть.

Громко захлопнулись ворота. Вздрогнув, я оглянулась на массивные гладкие доски. Сбоку сдвоенно зацокали копыта.

– А вот и наша красавица собралась, – раздался незнакомый сильный голос.

Ко мне подкатывал бородатый мужчина на сером коне: загорелый белозубый брюнет в кожаных доспехах стражника и тёмном плаще.

Решили каждый день проверять меня на прочность новым кандидатом? Этому было за сорок, даже ближе к пятидесяти, но взгляд весёлый, в курчавых волосах ни сединки. И выглядел он задорнее, бодрее Матиса, жизнерадостность лучилась в светлых весёлых глазах.

– Долго вы. Но такой женщине позволительно заставить ждать даже роту мужчин, – от его насмешливо-хитрой улыбки хотелось улыбаться не меньше, чем от чистой улыбки Матиса.

У меня слегка ёкнуло сердце, губы дрогнули – и да, я улыбнулась. Отведя ладонь в сторону, стражник склонился, исподлобья ласково заглядывая в лицо:

– Прошу любить и жаловать: Нарсис Базен, старший офицер восточного квартала и ваш преданный поклонник.

Шельмец, на нём клеймо «волокита» негде ставить, но ужимки впечатляли благодаря симпатичному открытому лицу и искреннему восхищению во взгляде.

«С этим осторожнее надо быть, он не трусишка Матис, заболтает так, что сама не заметишь, как ноги раздвинешь».

– Счастлив служить вашим провожатым, – улыбнулся Нарсис и лёгким прикосновением к уздечке пустил серого вперёд. – Следуйте за мной, прекрасная госпожа.

«Мияна», – хотела сказать я, но благоразумно исправилась:

– Тар. Госпожа Тар.

– Если вам так угодно, – полуобернулся Базен и залихватски подмигнул, от чего стал похож на лиса.

Я изобразила безразличие и для пущего эффекта заглянула в седельную сумку: отлично, учебник на месте! Раскрыла его и опустила на луку. Буквы скакали так, что и предложения не прочитать.

Базен не мешал. Мы миновали шумные улицы, проехали через северо-восточные ворота без шуток и поддёвок со стороны стражников. Базена если не уважали, то боялись. Надеюсь, первое.

Его спина ровно маячила передо мной. Только немного отъехав от города, сообразила: серый – иноходец. Резко захотелось поменяться местами, чтобы не болтаться из стороны в сторону, а плавно скользить. Но за такую услугу Базен наверняка потребует платы, и, учитывая их мнение о ведьмах… ох, таинственная Адели, погуляла ты здесь на мою голову.

Я ждала непристойных предложений. Подвоха. Разговора по душам. Но Нарсис ехал впереди и не оглядывался. Надеялся раззадорить равнодушием? Что ж, мне только на руку.

В напряжённом молчании ехали почти час. Я начала расслабляться. Иноходец замедлил шаг, и Базен оказался рядом, едва ощутимо задел моё колено ногой и по-лисьи улыбнулся:

– Неудивительно, что юнец безусый не справился, – он залихватски подкрутил усы. – Такой горячей красотке нужен настоящий мужчина, опытный.

– Нет, – я опустила взгляд в книгу.

Спокойный, равнодушный взгляд.

– Прежде чем отказываться – следует попробовать. На базаре любой торговец уговорит отведать товара, прежде чем отпустит.

– Сколько вам лет? – Я упрямо смотрела в учебник.

– Сорок семь. И за эти годы я изучил женщин. Могу заставить кричать от страсти и умолять продолжать самую холодную красавицу. А ты холодной не выглядишь, – он заглядывал мне в лицо, но не трогал.

– Вы мне в отцы годитесь.

– Старый конь борозды не испортит.

– Но и глубоко не вспашет.

Он заливисто рассмеялся, и серый замедлился, отстал. Тут же нагнал. Базен поддразнил:

– Проверим?

– Нет.

Он так смотрел – насмешливо и жадно, скользнул взглядом в вырез. Улыбка стала шире – плотоядная улыбка, раздевающая.

Мурашки побежали по спине, внутренности сдавило холодом, я тянула поводья и судорожно нащупывала рукоять жезла, но не находила. Серый тоже встал.

– Мияна… – Глаза Базена опасно сощурились, он схватился за револьвер.

Глава 22. В которой случается то, что должно произойти

Если кажется, что глубже встрять невозможно, – это только кажется. Неприятности поистине неисчерпаемы.

Мемуары боевой ведьмы

Нарсис плескал в мои трясущиеся ладони воду, я прикладывала их к пылавшему от пощёчин лицу и рыдала, рыдала, рыдала почти безостановочно.

– Да успокойся ты, ничего страшного не случилось, – он возвышался надо мной и крепко сжимал ведро.

«Для него – да, ничего страшного!»

На миг слёзы схлынули, Нарсис стал чётче: из царапин на щеке сочилась кровь и увязала в бороде, по вспоротой на плече бежевой рубахе расползались красные подтёки.

Мой плащ валялся на земле рядом с вывернутой сумкой, жезлом. Трясущиеся руки саднило, а лоскут ободранной блузы всё сползал и сползал с груди.

– Первый раз, что ли? – сочувственно спросил Нарсис.

Всхлипнув, я закивала, и голова закружилось. Борясь с тошнотой, пробормотала:

– Видела только одного. В лаборатории. И когда пришла моя очередь – он уже сдох. А тут… – разрыдавшись, я закрыла лицо исцарапанными ладонями, их щипало. – Не могу, не справлюсь, я…

Рыдания душили, ужас застрял в груди холодным камнем. Твари налетели чёрной массой, щёлкающий шелест крыльев оглушал, писк сводил с ума, и я слишком испугалась.

– Но ты справилась, – отставив ведро, Нарсис сел рядом.

– Я их даже не почувствовала, понимаешь? – Я заглянула в расплывавшееся лицо. – Я не почувствовала их приближения. Такая стая, а я… я даже не поняла, чего именно испугалась.

– Но ты справилась.

«В этот раз… в этот раз справилась, будь проклят этот Холенхайм, Марли и папина книга заодно!»

– Если бы ты не прикрыл, не привёл меня в чувство, – я сглотнула, – я бы ничего не сделала. Я знала, что будут кровососы, повторила главу о них, но когда дошло до дела – просто не смогла.

А должна была сообразить: печати оставался день – прорыв возможен. Ухватив меня за плечо и тряхнув, Нарсис повторил:

– Ты справилась – это главное! Главное. Слышишь?!

Кивнув, я спрятала лицо в ладони и заплакала: «Главное – в следующий раз рядом может не оказаться толкового помощника, а я…» Кровососы оказались страшнее зомби: быстрые, многочисленные, с ними не справишься, размозжив пару голов и свернув пару шей, их не подчинишь.

Сплюнув, Нарсис поднялся:

– Ладно, пореви, я пока коняшек поймаю. Постарайся закончить к моему возвращению. Считаю, ты отлично справилась для недоучки без куратора. Я бы тебе диплом за всё это выдал. Ты молодец.

Он похлопал меня по плечу. Я плакала. Он отошёл, а я плакала от бессилия: мы могли умереть. Если бы Нарсис не пустил коней галопом… если бы не затащил меня под холм, ближе к иссякавшей защитной печати, если бы не подстрелил самых крупных кровососов, не надавал пощёчин, когда скатывалась в истерику, если бы на время колдовства не прикрывал от красноглазых летающих тварей – остались бы от нас лишь иссушенные трупики.

В шорохе ветра и трав чудилось нарастающее шуршание крыльев, и к горлу комом подступала тошнота, внутренности выкручивало, суставы ломило, рот захлестнула такая горечь, что я подавилась, попробовала сплюнуть вязкую слюну, но она облепила язык и никак не отклеивалась…

Да меня не от страха трясёт: я просто на пределе. Когда кровососы с оглушающим, почти рвущим барабанные перепонки визгом носились вокруг, я не слишком рассчитывала силы – просто латала прорехи защиты, через которые сочилась тёмная энергия и твари.

Я потратила много магии.

Почти всю.

Я беззащитна, на грани. Если не отдохну… В глазах потемнело, заплясали пятна, но я высмотрела сквозь них ведро. Потянулась, поползла к нему, почти не чувствуя травы, лишь глиняную тяжесть тела, запустила руку внутрь.

На дне было немного колодезной холодной воды. Кажется, с примесью тёмной энергии, но пить можно. Рука дрожала, с третьего раза удалось поднести к губам сложенную лодочкой ладонь.

Вода казалась горькой, снова комок подступил к горлу, я едва сдержала рвотный позыв, вся содрогнулась до пальцев ног. Сплюнула, повалилась на землю и свернулась калачиком.

Контракт контрактом, закон законом, а надо бежать.

Тихо поскуливая, я вжимала лицо в исцарапанные ладони: нет, не бежать, а найти мага. Это ведь минутное дело. Если не привередничать и не волноваться – можно справиться за минуту.

Тень легла на траву, совсем рядом всхрапнул конь.

– Э-э, – протянул Нарсис. – Думаю, на сегодня можно заканчивать. Тебе надо отдохнуть. И выпить. Давай в таверну наведаемся, там делают отличный грог, и все печали как рукой снимет.

Мои печали надо не рукой снимать, а другой частью тела. Стиснув зубы, я просунула пальцы в ложбинку между грудей и вытянула листок. Несколько раз повторяла адреса и имена, но сейчас не могла вспомнить ни буквы. Всё двоилось, пальцы так тряслись, что развернуть листочек стоило большого труда. Буквы расплывались.

– Надо на ферму Глис, – выдавила я. – Срочно.

– Уверена? – с сомнением уточнил Нарсис. – Что-то кажется, в седле ты не усидишь.

– Усижу, – я убрала со лба липкие пряди. – Дай плащ, сумку и жезл.

Не открывая глаз, я переводила дыхание. Нарсис ходил, успокаивал коней:

– Но, но, милый, постой, потерпи, всё уже кончилось.

Похоже, между мной и животными он особых различий не видел. И ладно. Стиснув зубы, я приподнялась на локте, перевела дыхание, выпрямилась. Мир предательски кружился.

Подбросив жезл и ловко поймав за рукоять, Нарсис оглядел меня и покачал головой:

– М-да, такой дубиной при такой комплекции много не навоюешь.

В чём-то он, несомненно, был прав, но жезл, столько раз меня спасший, я начинала любить. Царапины на морде подведённого Рыжика затягивались, значит, зачарован от ядов нечисти, но в тёмном взгляде читался укор: «Хозяйка, ты что, ушами хлопала?»

Меня ещё мутило и уже знобило, когда мы миновали стену вокруг фермы семейства Глис. Несколько домов грубо соединялись переходами. Черепица покрывала только центральную часть, пристройки стояли под соломенными крышами.

В загонах хрюкали свиньи, причитали куры, чуть поодаль блеяли овцы. Мощно веяло живительным теплом магии свежих сильных оберегов, и тоска стискивала грудь. Нарсис морщился, оглядывая косоватые постройки. Мужчины, женщины, даже скотина отводили глаза.

Сквозь муть плохого самочувствия я ощутила его неприязнь.

До главного крыльца, где уже стояла необъятная брюнетка в мареновом платье, оставалось шагов сто, и я глухо спросила:

– Вам здесь не нравится?

– Они невестку свою, сироту, довели так, что повесилась. Гадкие люди. Жадные. И сынки их, как напьются, вечно норовят девчонок в подворотню затащить, даже если те не хотят.

Я понурилась, желудок скручивался в жгут:

– Уильям…

– Глава семьи. Премерзкий старикашка. Женат седьмой раз, жена на сносях.

Хм, ну, похоже, для процедуры он подходил.

Стоило, конечно, раньше выспросить подробности, но я была в таком ужасе, а ферма оказалась так близко, словно сама судьба вела к ней…

Да и какая разница, какой этот Уильям Глис человек, важно, какова его магия.

Это просто ритуал.

Женщина на крыльце оказалась довольно молодой, с густым пушком на верхней губе и недоверчивыми, злыми глазами. Они казались бы большими, не заплыви жиром.

– Что надо, господин Базен?

– Госпоже штатной ведьме нужно переговорить с… – Он покосился на меня.

Я выдохнула:

– Господин Уильям Глис дома?

Кивнув, женщина подхватила косу до пят и шагнула в сумрак дома. Я взмолилась:

– Подождите здесь, господин Нарсис, пожалуйста.

Ещё не хватало, чтобы он под дверью подслушивал, когда я…

Просто ритуал.

А какие страшилки о нём рассказывали нервным шёпотом: реки крови, кошмарная боль, словно тебя режут. Мне доктор обещал минимум неприятных ощущений, но… мороз пробирал.

Как и в моём доме в Холенхайме, тут царила идеальная чистота, но здесь из-за тёмного цвета стен просторные коридоры казались давяще тесными. Повесишься в такой атмосфере.

Обереги отгоняли насекомых, в открытые окна задувал ветерок. Порой с травянисто-резким запахом навоза. Мебель была с претензией на мещанскую роскошь, кое-где висели картины, промелькнул стеллаж с книгами.

Внутренности холодило и стискивало, и не понять – от ужаса или потеря магии сказывалась. И слёзы наворачивались. Я сжала кулаки, повторяя: «Просто ритуал».

В озарённой светом комнате дети столпились вокруг женщины, сосредоточенно купавшей младенца. Тоненькие вопрошающие голоса напоминали щебет.

Перехватывало дыхание, меня потряхивало.

А женщина всё шла, подрагивая необъятными боками и бёдрами. Наконец упёрлась в массивную дубовую дверь.

«Бах! Бах!» – крепко треснул по дереву кулак.

– Войдите, – донеслось с той стороны.

Дверь бесшумно отворилась. Я зажмурилась, боясь увидеть… Открыла глаза: за столом напротив входа сидел желчный крючконосый старик. Он оторвался от толстой книги, в которую что-то вписывал тёмным пером.

Ухоженный, в добротной рубашке и жилетке из лоскутков, он отталкивал не морщинами загорелой кожи, не редкостью волос на лысеющем черепе и даже не грубоватыми чертами лица, а хищным выражением глаз.

Прирождённый торговец. Оглядев, он сразу меня оценил и вскинул седую бровь:

– Чем могу быть полезен?

Подавив желание плотнее сдвинуть плащ, скрывавший рваную блузку, я вошла в кабинет:

– Нужно поговорить. Один на один.

Коротким движением руки Уильям отослал женщину. Она обожгла меня подозрительным взглядом заплывших глаз и, не предложив выпить, затворила дверь.

А я бы выпила чего покрепче.

Соединив кончики пальцев, хозяин дома снова меня оглядел. И ничего не предложил. Даже присесть. Кабинет давил какой-то злой суровостью, сквозившей в крепкой, немного массивной мебели, тёмных переплётах книг и тяжёлых, как взгляд хозяина, портьерах на двух окнах с большими стёклами.

Видимо, начинать придётся мне. А я… не знала, с чего начать. Этот дед, в отличие от Дайона или Матиса, и пальцем не шевельнул, а вроде женщин должен любить.

Вздохнув, я попробовала строить глазки, хотя не слишком понимала суть этого действа.

– Долго кривляться собираетесь? Или у вас нервный тик? – нахмурился Уильям. – Вы меня от дела отвлекаете, давайте быстрее излагайте цель визита. Вы намерены оштрафовать меня за использование незарегистрированных амулетов, да?

О! Идея! Сглотнув, я решительно подошла к столу и опёрлась на край. Кажется, зря: плащ разошёлся, обнажив выдранный клок рубашки. Довольно равнодушно скользнув взглядом по моей груди, Уильям посмотрел в лицо.

Голос не желал повиноваться, получилось писклявое лепетание:

– Я не буду вас штрафовать, если вы…

Он снова приподнял бровь. Кровь прихлынула к щекам: я не могла этого произнести. Проклятие. Сказать прямо я не могла. Облизнула губы.

Уильям качнул тёмным пером:

– Так что вы хотите в обмен?

– Немного мужской ласки, – пискнула я. – Вашей.

Теперь взлетели обе седые брови, а губы старика брезгливо скривились:

– Давайте я заплачу пять серебряных. Кажется, такие нынче тарифы.

Я поперхнулась воздухом.

– Разговор окончен. Пришлите счёт с посыльным, – Уильям потянулся пером к чернильнице. – Разговор окончен. Не люблю повторять дважды.

Попробовала возразить – осталась с открытым ртом. Закрыла его. Открыла. Моргнула несколько раз.

– Ну что? – исподлобья глянул Уильям.

– Почему… нет? – выдохнула я.

– Ты себя в зеркало видела? – Он снова покривился. – Кожа да кости. Да я двадцать серебряных лучше заплачу, чем на скелет ложиться.

Щёки запылали, внутри всё тряслось:

– А если с закрытыми глазами?

– Ах ты шлюха малолетняя! – взвизгнули от двери. – Я тебе все волосы, да ты!..

Огромная, побагровевшая провожатая ринулась на меня с растопыренными пальцами, явно целясь в глаза. Пискнув, я метнулась за Уильяма, и мир снова закружился. Не знаю, пережила бы я это нападение, если бы тот не перехватил разъярённую женщину.

– Кошечка моя, – заворковал Уильям, придавливая её к столу и жадно шаря по необъятному бедру. – Ты у меня самая-самая лучшая, люблю тебя, сил нет!

И он её поцеловал, а я… я ринулась прочь. Меня трясло. Я металась по тёмным коридорам, налетала на двери и косяки, пока сердобольная девочка лет пяти не проводила до выхода.

Я выскочила на воздух, тяжело дыша, обливаясь холодным потом.

– Что с тобой? – Нарсис спрыгнул с серого и поспешил ко мне.

Привалившись к косяку, я никак не могла надышаться, лепетала-сипела:

– Хорошо. Нормально всё.

И, уличая меня в обмане, потекли слёзы.

– Что он сделал? – Нарсис потемнел лицом. – Что?..

– Ничего, – я мотнула головой. – Это я сама. Заблудилась. Нет… поехали. Нам надо ехать. Срочно.

Я рвалась из его крепких объятий к дёргавшему ушами рыжему – подальше отсюда. Подальше от невыносимого позора, сдавившего грудь, кипятившего кровь. Я покраснела так, что горели уши.

Какая же я глупая, просто ужас!

Подъезжая к городу, я почти радовалась, что Нарсис отказался ехать ко второму магу, – пожалуй, я бы не добралась, свалившись с Рыжика на полпути. Каждый удар копыта о землю отдавался болью в висках.

Побыть бы одной хоть минуту, но ежесекундно кожей я чувствовала близость Нарсиса, его взгляд.

Вопросов он не задавал, но… такое чувство, что моя тайна уже не совсем тайна. Если Нарсис хоть немного сведущ в нюансах магии, он всё понял. Надежда на недогадливость грела стывшее от ужаса и стыда сердце.

Забыть бы ужасный миг отказа, женщину, кинувшуюся с обвинениями в лёгком поведении. В том и беда, что поведение моё было недостаточно лёгким. И чем я думала? На что надеялась? На штатного мага, который, теоретически, должен быть посильнее профессоров? На то, что встречу сильного мага в пути и соблазню? Глупо. Нелепо! Наивно!

– Хватит себя ругать, – Нарсис отвёл взгляд.

На смуглой щеке слабо кровоточили царапины.

– Почему вы думаете, что я себя ругаю? – прошептала я.

– По лицу видно. И по румянцу. Так и находит волнами, – кончиками пальцев он мазнул меня по скуле. – За что ругаешь себя, красавица? Чего учудила?

Я ниже опустила голову. Впереди чешуйчатые крыши краснели под солнцем. К открытым воротам Холенхайма тянулось три обоза сена.

Руки немели, но я смогла их поднять, натянула капюшон поглубже, сдвинула края чёрной пелерины на груди.

– Плечи расправь, – глухо попросил Нарсис. – Мы и без того выглядим так, словно я тебя изнасиловал.

– Думаю, они уже знают о кровососах. Охранные печати должны были среагировать на прорыв.

– Читать сигналы – обязанность штатной ведьмы, а её на месте, вот ведь незадача, не было, – Нарсис погладил исцарапанную шею серого. – Придётся самому отчёт написать. Не переживай, твоей вины в случившемся не было, это Гауэйн с какого-то перепугу начудил. Хорошо ещё, что ты ночку ту пережила, иначе мы бы от этой нечисти огребли по полной. У нас ведь не все земли надёжно защищены, дюжина ферм такого напора точно не выдержит, да и скотину побили бы.

Он хотел меня успокоить, только… это ведь из-за меня Марли угрожал Гауэйну, а тот испугался и зачудил. Если бы не моё желание заполучить книгу, если бы… если бы я изящнее выкручивалась, прояви я больше смекалки, или раскаяния, или осторожности – и Гауэйн бы выжил.

Ох уж эти самоуничижительные мысли – в трудные моменты так и лезут, отравляют душу. Я вздохнула.

Рыжик тоже.

Холенхайм приближался – бедный городок. За что ему такое наказание, как я? Какие ещё беды я на него навлеку? Я сочувственно взглянула на торчавшие над крепостной стеной крыши и снова опустила голову.

– Держись, – притиснув иноходца к фыркнувшему рыжему, Нарсис положил тёплую сильную ладонь мне на плечо. – Ты отлично справилась для студентки. Ты очень смелая, правда. Думаю, у тебя есть все шансы стать отличной ведьмой. После такой практики приищешь себе место в городе посолиднее.

– Звучит так, словно вы избавиться от меня хотите.

Нарсис рассмеялся:

– Ты мне нравишься. Готовить умеешь?

– Плохо.

– А, ладно. Кухарок хватает. Будешь моей женой?

Я с трудом подняла голову, чтобы посмотреть из-под капюшона. Нарсис лисовато улыбался, но взгляд сощуренных тёплых глаз был слишком серьёзен для шутки.

– Это не смешно, – я опустила голову.

– Я и не смеюсь. Нравятся мне боевые девчонки, да встречаются редко.

– Мы знакомы всего пару часов.

– Подготовка и венчание займут ещё пару часов – уже что-то.

Снова я посмотрела на этого невозможного… болвана: абсолютно серьёзен, хотя и с привычной смешинкой.

Он лихо рассекал зачарованным мечом чёрные визжащие тучи кровососов. Не бросил, хотя мог бы, пока стая меня пьёт, добраться до города. Наверное, он бы и в бега со мной подался, а друзья-стражники предупредили бы, приди ордер на мой арест, но…

Слёзы опять скапливались, щипали глаза, я совсем сникла в седле.

– Обещай хотя бы подумать, – Нарсис мягко коснулся моего колена, отбитого в падении со споткнувшегося Рыжика.

Я кивнула, и слеза сорвалась с ресниц, побежала по щеке. Ещё несколько слезинок упали на сжимавшие уздечку руки. Дорога текла по обе стороны конской шеи, затянулась тенью надвратной башни. Цокот копыт утроился гулким эхом, и по бокам конской шеи потянулись пятна булыжников.

– Нарсис! Стой! Тебя бургомистр вызывает!

– Проклятие, – процедил Нарсис.

– Сама доберусь, – я припустила Рыжика.

Он легко обогнул телегу со стогом свежего сена, нырнул между вьючными ослами… Между лопатками зудело, словно Нарсис смотрел в спину. Едва свернула в переулок – тягостное чувство отпустило. Будто понимая моё желание скорее оказаться дома, Рыжик ускорялся, звонко цокая, ныряя между грузовыми повозками и шарахавшимися в стороны людьми – всё быстрее и быстрее.

– Стой, – я потянула поводья. Домой, конечно, хотелось, но не ценой чьей-нибудь затоптанной жизни. – Полегче.

Рыжик чуть замедлился. Едва вписался в поворот, так что я почти задела коленом фонарный столб. И, наконец, показался наш дом.

С перекрёстной улицы к воротам быстро шёл человек в чёрном балахоне с капюшоном. Лицо незнакомца скрывала чёрная ткань, в затянутых перчатками руках темнело что-то округлое. Он приложил ладонь к двери, сделал круговое движение и нырнул внутрь.

«Кто это?» – руки ослабели, и Рыжик, почуяв волю, рванулся вперёд.

Он резко остановился у ворот, перестук копыт ещё звенел в ушах, я стискивала поводья, изумлённо глядя на дверь и ожидая, что оттуда выскочит чёрный человек.

Глава 23. О том самом

Некоторые девушки, те, что не из наших, полагают, нам повезло. Чушь. От нашего «права первого раза» больше мороки, чем удовольствия. Ведь остальные могут безнаказанно переспать хоть с первым встречным, а потом за умеренную плату восстановить чистоту или напоить молодого мужа и перемазать простыню кровью из пальца. У нас всё в тысячу раз хуже: нам надо очень правильно выбрать, наказание за промах неизбежно и ужасно.

Мемуары боевой ведьмы

Кто это был? Что делает у меня дома? Мысли путались, внутренности стыли то ли от страха, то ли от истощения. И круговое движение – магия? Заклинание взлома? Обычно цели взломщиков не отличаются благородством.

– Ийигого! – Рыжик вскинул голову. – Ийигого!

Щелчок – и створка потянулась в сторону. Что делать? Показалась дорожка и обжимавший её клевер. Я не могла шелохнуться, Рыжик влетел во двор. Ворота захлопнулись.

По спине поползли мурашки, я медленно обернулась – мир так же медленно начал вращаться. Неуверенно потянулась к жезлу.

Щёлк – человек в чёрном запер ворота на малый крюк. Скрытое тканью лицо было обращено ко мне. Я сглотнула, стараясь удержаться за бока Рыжика немеющими ногами, рука застыла, так и не найдя рукоять.

Словно издалека, перебив гул сердцебиения, донёсся голос:

– Думал, позже явишься.

«Кто это?.. Вор? Убийца? Палач? Кажется, так одеваются наёмные…» – мысли вязли.

Развернувшись, Рыжик ткнулся мордой в стоявший сбоку короб – то тёмное, округлое, что нёс человек в чёрном.

– Нет, пока никакого сахара, – незнакомец сдёрнул капюшон, обнажая белую макушку, и потянул вниз слои скрывавшей лицо ткани.

– Саги? – выдохнула я. Словно гора с плеч свалилась. Кровь согрелась, побежала быстрее, прихлынула к щекам. – Думала, это наёмный убийца…

– Что ты успела натворить, чтобы за тобой наёмников посылать? – Саги подхватил короб и зашагал к дому.

Похоже, ответ на вопрос Саги не слишком интересовал.

– Слезть помоги, а, – к голосу возвращалась твёрдость.

– Подъезжай к конюшне, сейчас покупки отнесу и подойду.

Саги исчез за дверью.

«Зачем он так вырядился?»

Не дожидаясь приказа, Рыжик добрался до конюшни и продолжил благое дело освобождения клумбы от жёлтых разлапистых цветов: при внимательном рассмотрении они напоминали мохнатых пауков размером с ладонь. Я дышала полной грудью. Мышцы расслаблялись, сердцебиение выравнивалось.

«На сегодня всё, больше никаких приключений, – мысль легла на сердце тяжёлым холодным камнем. – Ах да: следователь…»

Желудок сжало, и тошнота удушливой волной подступила к горлу.

«Спокойно», – я глубоко вдыхала и медленно выдыхала.

Тошнота отступала.

Цвета вдруг стали ярче, теплее. Мерещится? Я приподняла голову: огромное полотно белых облаков только что освободило солнце.

Облака – огромные, пухлые, а за ними – пронзительная синева.

Спокойная величественная красота… от неё душа пела.

Дверь отворилась. Саги вышел в голубой рубашке и чёрных шароварах, прихваченных снизу ремешками сандалий, плотно обхвативших узкие стопы…

Я подняла взгляд на строгое лицо:

– Почему ты был в маске?

Поморщившись, Саги подошёл и протянул руки:

– Всегда так выхожу в город.

– Почему?

В его потемневших глазах мерцали блики:

– Ты слезать собираешься?

Кивнув – мир качнулся, – я ухватилась за луку, перекинула ногу через круп и соскользнула в сильные руки. Прикосновение отдалось жгучей болью в синяке на бедре, дыхание перехватило, я стиснула зубы. Саги качнулся отступить – я впилась в его рукав:

– Почему ты так одеваешься?

– Проблем не хочу, – глаза у него были немного разные.

Левый глубоко синий, а правый ближе к фиолетовому.

Вскинув руку, я козырьком прикрыла его лицо от света. Оттенок глаз всё же отличался, и в равномерной тени разница стала заметнее.

– Что? – Саги нахмурился, но оставался на месте.

Что-то было не так. Окружающий мир отхлынул и исчез. Остались только я, Саги и его руки у меня на талии.

– У тебя глаза разные, – прошептала я сквозь учащённые вдохи, от волнения по коже бежали мурашки.

– Да, немного, – шёпот Саги отдавался в груди вибрацией.

Тёплые пальцы коснулись запястья моей поднятой руки, по коже будто потёк огонь… В корсаже стало тесно, жарко в одежде, мне было как-то сильно не так. Я сглотнула. Зачем-то провела по густо-чёрной шелковистой брови – какой упругий, чарующий изгиб.

– Ты красавчик, – вырвалось из полной томительного трепета груди.

Гневно заржав, Рыжик толкнул мордой между лопаток. На секунду я оказалась на груди Саги, вдохнула запах дрожжей и трав, а в следующую секунду он резко отстранил меня и подхватил коня под звякнувшие уздцы:

– Прости, Рыжик, сейчас покормлю.

Они направились в конюшню. «Цок-цок», – звучало размеренно. Вот бы столь же спокойно билось моё сердце, но оно заходилось так, что немели пальцы. И возбуждение: оно согрело, вытравило ужас и холод магического опустошения и пьянило, кружило голову, аж поджилки тряслись.

Я глубоко дышала и повторяла: «Спокойно. Сейчас нельзя. Нельзя». И снова дышала очень глубоко…

Свет в конюшню попадал из дверного проёма и окна напротив. Рассёдланный Рыжик сунулся в ясли, туда Саги шумно высыпал из мешка золотистые зёрна, они ударялись о наглую морду и отскакивали. Конь довольно похрапывал.

Фигура Саги дышала силой, но он сохранял почти женское изящество – настоящее произведение алхимического искусства. Сложив мешок и повесив на перекладину у стены, Саги вернулся к яслям и остановился, наблюдая, как Рыжик хрустит зёрнами, всхрапывает довольно и прядет ушами.

Почему сердце ёкало? Словно пытаясь защититься от чар Саги, я потуже стянула на груди плащ и повторила:

– Почему ты был так странно одет?

– Потому что я красавчик, – Саги выковырнул грязь из-под ногтя указательного пальца.

– А подробнее, – я прислонилась к подпиравшему потолок столбу. Ноги, будь они неладны, подгибались вовсе не от усталости.

Саги неопределённо качнул головой:

– Мне не нужны проблемы с женщинами. И особенно с ревнивыми мужьями.

– Но ты всего лишь гомункул, ты… – От косого взгляда сжалось сердце, всю охватило неприятное беспокойство. Хоть за столб прячься: подальше от тяжёлого прожигавшего взгляда.

– Для некоторых мужчин не имеет значения, чей член влез на его территорию, главное – влез.

Щёки обожгло приливом крови, я с трудом не опустила взгляд.

– Лишние вопросы о несоответствии моего качества этому захолустью тоже не нужны, – Саги продолжил небрежно порывисто чистить под ногтями. – Для всех я настолько грубо сделанный гомункул, что прячу уродство под маской. Только Гауэйн знал правду. Увидел, как я переодеваюсь.

– Э-э, – я опустила голову. Конечно, гомункул не человек, но постоянно прятаться, притворяться кем-то другим… это утомляет. – Мм. Да, думаю, девушки бы на тебя заглядывались.

И даже выстраивались бы в очередь… Я поковыряла носком сапога щель между досками. Искрой мелькнуло светлое воспоминание: объятый солнцем Саги стоит надо мной с чашкой горячего шоколада.

– Мне ты показался. Почему?

Задумчиво глядя на счастливого Рыжика, Саги пожал плечами. Мягко провёл по жёлтой чёлке, очертил пальцем тонкую царапину над глазом так осторожно, что конь не дрогнул.

– Ты столько всего пережила, подумал, тебе надо увидеть лицо, а не чёрную маску.

То утро, вместо «ангела» – закутанное в чёрное безликая фигура. Я передёрнулась:

– Спасибо, это было правильное решение.

Рыжик дёрнул ушами, Саги погладил его по носу и, кивнув, развернулся ко мне, оглядел с головы до ног:

– Сигнальные кристаллы искрили, что стряслось?

Воспоминания налетели чёрной визжащей стаей.

– Кровососы прорвали защиту, – голос дрогнул. – Их так много было, накинулись внезапно, и…

Вздыхая, я опустила голову.

– Кто-нибудь умер? – строго спросил Саги.

Я отрицательно качнула головой.

– Печати восстановлены?

Кивнула.

– Значит, всё в порядке, – Саги на миг прикусил тонкую губу. – Там тёплая вода есть, искупаешься?

– С радостью, – оттолкнувшись от столба, я поплелась в дом. – И поем, и посплю.

В могилку я бы тоже закопалась с радостью, лишь бы спрятаться от проблем.

Под одеялом холодно, изморозь ползёт по костям, сводит мышцы, а птица колотится, раня крылья о шипы опутавших клетку ядовитых роз. Чёрные щупальца холодной пустоты проползают в сердце…

Я осознаю, что сплю. Лежу, уткнувшись щекой в подушку, вокруг темно, и сорочка соскользнула с плеча, одеяло замялось под рукой неудобной складкой. Так же ясно осознаю щупальца – мерзкий образ пожирания души пустотой. Душа кричит о потере магии, магия требует восполнения, но не могу утешительно сказать: «Потерпи, скоро что-нибудь придумаю». Ничего не могу, неподвижно лежу под негреющим одеялом в нелепой надежде, что меня оставят спать пару дней.

Может, дадут выходной?

Не солгал ли Саги о плотном графике? Почему я так безоговорочно ему верю?

Потому что он гомункул, а гомункулы не лгут без приказа хозяина, а его хозяин уже несколько дней мёртв.

Но как было бы здорово, окажись «много работы» страшилкой, и я бы спала, просто спала…

Горячая ладонь легла на плечо. Чувственно скользнула к основанию шеи – мурашки побежали, а за ними тело мигом охватил жар.

– Пора вставать, – прошептал Саги, вырывая меня из дрёмы.

– Как жаль, что ты не человек, – прошептала я.

Он повёл ладонью по спине, медленно сдвигая одеяло к пояснице:

– Следователь будет через полчаса.

Следователь?! Я открыла глаза. Плотные шторы закрывали окна, жёлтый густой свет лился в открытую дверь. Саги вновь нарядился в балахон, под острым подбородком чёрными складками лежала маска. Тёплая ладонь исчезла с поясницы. Я перевернулась на спину:

– И перед следователем будешь притворяться?

– Следователи склонны задавать неудобные вопросы ещё больше, чем обыватели.

О да! Прикрыв глаза, я сосредоточилась на магии: немного восстановилась, но героические подвиги в ближайшее время мне явно не по силам.

– Просыпайся, – пальцы Саги скользнули по моей щеке, отвели прядь и застыли возле уха. – Наверное, тебя в детстве было тяжело будить.

Мурашки побежали по спине.

– Мм? – Я старалась думать о следователе, о вопросах, которые хотела задать, но тёплые пальцы возле уха перетягивали внимание. Почти горячие пальцы. – Гауэйна ты так же будил?

– Он бы не оценил, – щекотно задевая острым ногтем, Саги повёл пальцем по шее, по ключице, увёл ниже, к ложбинке между грудями…

Дыхание перехватило. Широко распахнув глаза, я смотрела в сосредоточенное лицо Саги. Что он творит? Он внезапно очертил грудь по широкой дуге и зарылся пальцами под мышку. Щекотное царапанье пустило волну спазма, я изогнулась, взвизгнула. И окончательно проснулась.

– Так-то лучше, – улыбнулся Саги, татуировка возле его почти фиолетового глаза блеснула в жёлтом свете. – Поднимайся. Я приготовил платье.

Он махнул на стул, закрытый моим багряным платьем и белым кружевным подъюбником. На самом верху лежали панталоны. Очень удобная у них щель в промежности, достаточно поднять юбку – и можно за минуту расправиться с моей большой и страшной проблемой.

Всего за какую-то несчастную минуту.

Дел на минуту! Губы у меня задрожали, кривясь в нервную улыбку.

– Что такое? – Удивлённо вскинув брови, Саги обернулся к одежде. – Что-то не так?

Он взглянул на меня. Недоумение шло его изящному треугольному лицу.

– Всё в порядке, – выдохнула я и оттолкнулась от постели. – Поможешь затянуть корсет?

Глаза Саги потемнели. Помедлив, он кивнул.

Треногие медные подсвечники озаряли гостиную с уютными, хоть и старомодными бархатными креслами, тахтой, пуфиками, тиснёными зелёными обоями, клавикордами и зеркалом из семи полос в локоть ширину каждая. На колченогом столике дымился кофе.

«Тик-так», – лепетали часы. В два раза быстрее трепетало моё сердце:

– Простите, что заставила ждать.

Жилистый брюнет в возрасте, сидевший вполоборота к тёмному окну, поднялся с кресла. Синяя лента на воротнике рубашки, утопавшем в воротнике чёрного сюртука, заставила сердце сжаться: маг!

Силясь унять дрожь в ногах, я подняла взгляд на желчное лицо с припухшими, тяжёлыми веками. Нос мага сильно выступал над тонкими, сухими губами, собранными в «куриную гузку».

Я сглотнула. Слова застряли в горле сухим колючим комком. Вместо приветствий, расспросов, действий я только шевелила немевшими пальцами.

Маг.

Кажется, я его сейчас изнасилую.

Прямо здесь, на пёстром ковре.

Надо пользоваться случаем, а то мало ли что…

– После сегодняшнего происшествия простительно, – сухо обронил следователь. – Аднот Вьен к вашим услугам.

Он не протянул руку, наоборот, убрал обе за спину и расправил узкие плечи. Кажется, от него несло заклинанием против моли. Я повторно сглотнула.

– Мияна Тар, тоже к вашим услугам, – вместо кокетливой улыбки губы смяло нервной судорогой.

До приезда в этот несчастный Холенхайм об инициации никогда не волновалась, а сейчас ноги подгибались, сердце, казалось, проломит грудную клетку и убежит. Или я убегу.

Кивнув, Вьен уселся. А я смотрела на его пах в глупой надежде разглядеть то, что прячется за тканью узких брюк. Кашлянув, Вьен закинул ногу на ногу.

К щекам горячо-горячо прихлынула кровь, я хотела многозначительно посмотреть в лицо Вьена, но отвернулась и, усевшись на кресло, смотрела на свои побелевшие руки:

– Я слушаю.

– Кхм, – Вьен поменял ноги местами и с шумным шуршанием вытащил из-за пазухи блокнот и карандаш.

Листы зашелестели, перекрыв тревожное потрескивание свечей. «Тик-так-тик-так», – стучали часы. Лоб, спина, подмышки мерзко увлажнились, я не могла глубоко вдохнуть. Подняла руку обмахнуться, но удержалась. Дёрнула оберег на бархатке и опустила её на колено.

– Кхм, – Вьен вздохнул. – Объясните, что вы делали ночью на дороге? Почему не воспользовались дилижансом?

– На вокзале Вирба у меня украли кошелёк. Его я нашла, но денег уже не было. Припрятанного в белье не хватило на проезд до Холенхайма, меня высадили в поле.

– Угум, – кивнул Вьен и черкнул пару строк. – Как произошло столкновение с зомби, с чего всё началось?

Он обратил на меня цепкий, колючий взгляд.

– Я увидела свет, – вздохнула я.

Вьен по несколько раз задавал одинаковые вопросы в разных формулировках. Ровный, холодный голос давил, пробуждая в памяти яркие образы. Уверена, это результат профессионального заклинания. По делу с зомби скрывать мне было нечего, да и с силами негусто, так что я позволила чужому властному голосу водить меня по ночной дороге в Холенхайм и снова сражаться…

Лёгкий бред воспоминаний оборвался, я оказалась в гостиной. Свечи уменьшились на четверть, обросли паутинками подтёков, с их отражениями в стёклах мешались огоньки фонарей на улицах утонувшего в ночи Холенхайма.

Бережно разгладив страницы блокнота, Вьен убрал его и карандаш во внутренний карман и потянулся вставать. Я дёрнулась:

– Как продвигается расследование? Есть подозреваемые? – Я лихорадочно искала повод его удержать. – Хотите ещё кофе? Чай? Горячий шоколад?

В висках пульсировал страшный вопрос: как ему предложить?

Вьен поскрёб подлокотники:

– Мм, мы рассматриваем вариант случайного отравления при неумелом использовании алхимических средств.

– «Мы»? – Я подалась вперёд и сглотнула.

«Ну же, предложи мне что-нибудь сам!»

– Так принято говорить, госпожа Тар, – Вьен вдавился в спинку кресла. – Помогает… отстранённому восприятию. Что-нибудь ещё?

– А жезл? Как думаете, зачем уничтожили информацию с жезла господина Гауэйна?

И без того не слишком любезное выражение лица Вьена стало совсем неприязненным:

– Я не уполномочен обсуждать это с посторонними, – он поднялся. – Доброй ночи.

Вьен шагнул к двери. Маг, мой потенциальный инициатор, собирался смотаться. Не позволю! Я метнулась наперерез, рывком обогнала и врезалась спиной в дверь:

– Подождите, – грудь часто вздымалась, как я надеялась, соблазнительно.

Спина ныла.

– Что? – Вьен склонил голову набок, окинул меня взглядом, казавшимся особенно презрительным из-за изгиба тонких губ. – Госпожа Тар, что случилось?

– Я… – Нет, не стоило признаваться в нарушении закона.

Не стоило позволять узнать это по ощущениям. Но сейчас не до предосторожностей: он маг, он здесь, и он мне нужен. Шумно вздохнув, я стиснула кулаки. Тут же заставила себя выпрямить пальцы, спину и вскинуть голову. Это помогло успокоиться.

Конечно, сердце бешено стучало, шум в ушах почти заглушал «тик-так» часов, но…

Дыша уже почти ровно, я схватила гребень и потянула, высвобождая, волосы, улыбаясь:

– Пожалуйста, задержитесь ещё немного. Я не могу отпустить столь привлекательного мужчину просто так.

Резко побледнев, Вьен попятился.

Что я такого сказала? Взглянула в зеркало: оно «раскалывало» меня на две части, но обе выглядели вполне симпатично. Особенно пышная грудь.

Вьен, мертвенно-бледный, блестящий от пота, встал за креслом:

– Что вы хотите?

Накатывал то жар, то холод, пылали уши. С трудом подавив слёзы, я провела ладонями по грудям, потянула край лифа вниз:

– Вас, мой дорогой Аднет.

– Аднот, – поправил Вьен и судорожно обтёр со лба крупные капли пота. – Так чего?

– Едва увидела вас, сердце забилось чаще, – вспомнила я реплику из книжки. – Вы просто невероятны.

– Д-да, очень приятно, – он воровато оглянулся на окно.

– Утолите жар моей страсти, – я пошла на Вьена.

Сглотнув, он схватил кресло и швырнул. Я едва увернулась. Кресло с треском поскакало по полу, подлокотник отломился. Взвизгнула оконная рама, порыв ветра ударил в лицо, загасил свечи. Несколько фонарных огоньков загородил тёмный силуэт, послышался звук падения, ругань и истеричное:

– Выпустите!

Несколько звонких торопливых ударов в ворота, хлёсткое «бряк!» распахнутой двери, топот ног. И тишина. Протяжно, по-весеннему, замяукал кот, взвыл ещё один.

Я стояла во тьме. Сердце тяжело билось, ночной холод пощипывал влажное от слёз лицо.

«Почему?» – руки опустились, вдоль позвоночника пробирался холод.

Ворвавшийся из коридора свет тут же перегородила высокая фигура. Сильный, с трескучим тембром голос Саги вклинился в призывное мяуканье:

– У меня член функционирует. Это так, к сведению… Двадцать пять сантиметров, все могут стать твоими… Ужинать будешь?

«Что это было? – Щёки горели, я приложила к ним ледяные ладони. – Что такого? Почему?» Сглотнув, сбивчиво прошептала:

– Мне нужна карта окрестностей.

Надо срочно найти местного мага и пройти эту злосчастную инициацию. Обязательно. Прямо сейчас, даже если придётся скакать всю ночь.

– На ужин парная телятина с горошком, – Саги прислонился к косяку. – И пирог с яблоками.

– Карту! – Меня затрясло, я опустила руки, снова подняла к горевшим щекам. – Карту мне, карту. Срочно карту. И седлай Рыжика. И переодеться надо.

От отвращения и страха меня замутило. Саги мрачно предложил:

– Давай утром.

– Карту! – Я пошла на него, но он не сдвинулся с места, и я врезалась в широкую, крепкую, как камень, грудь, ударила кулаками: – Карту! Дай карту, немедленно!

Я ударила ещё дважды, и Саги перехватил запястья. Пахшие яблоками пальцы, сколько ни дёргалась, ни на волос не разомкнулись. Нечеловеческая сила.

– Мияна, просто хочу напомнить: у тебя контракт, сбежишь – станешь преступницей.

Вскинув голову, я уставилась в разноцветные глаза. Саги продолжал:

– Гауэйн многое для тебя отложил, его слишком задели, и он играл с огнём. Один прорыв уже был, могут быть другие. Что делать простым людям? Ты понимаешь, что из-за твоего побега погибнут люди? Обязательно погибнут!

– Да не собираюсь я убегать! – Я опустила голову. – Знаю, что я здесь нужна.

Иначе бы сбежала. Да, выбора нет, ведь из-за решаемой проблемы я людей не брошу. От этой мысли почему-то стало легче дышать.

– Тогда куда собралась? Зачем? – Саги прижал мои кулаки к своей груди: на чёрном фоне руки казались бледными и хрупкими, даже у него.

– Проверить надо кое-что, – вот бы упереться лбом в его грудь и пожаловаться на собственную глупость.

– До утра подождёт?

Я помотала головой. После инициации магия будет восстанавливаться значительно быстрее, но не мгновенно. Терять ночь глупо, особенно теперь, когда к утру я рискую не наскрести магии на простейшую защитную печать. Я выдохнула:

– Не…

Спина вдруг оказалась придавлена к открытой створке, Саги наклонился – волна жара хлынула от моих властно размыкаемых языком губ, руки и колени ослабли. Запястья вдруг оказались на свободе, ладони Саги – на моей груди. Пальцы стиснули её, и голова пошла кругом, губы открылись, пропуская язык. Я зажмурилась, утопая в ощущениях: глубокий поцелуй, руки, пробиравшиеся под лиф к соскам, сдавившие их, щекотное пламя внизу живота и приятная томительная влажность между подгибавшихся ног. Отступив, увлекая меня за собой, целуя, Саги задёргал шнуровку платья.

Я потянулась обхватить Саги ногой, прижалась плотнее, и в шею, прямо в ярёмную ямку, кольнул амулет.

«Что я делаю?» – я стиснула зубы и язык Саги.

Отскочив, Саги зажал ладонью рот. Красивое лицо некрасиво заливал багровый румянец. Вытаращенность сине-фиолетовым глазам тоже не шла.

Приятный жар возбуждения сменялся мерзкой ломотой внизу живота.

– Карту и коня, – прошептала я, чуть не совершившая величайшую глупость в мире.

Глаза Саги холодели, из лица уходила кровь.

– В другой раз, – зачем-то пообещала я, и на сердце стало спокойнее и теплее. – Закончим в другой раз.

Я слабо улыбнулась:

– Обещаю.

И зачем? Зачем я это сказала? Зачем подошла и положила ладонь на его прижатую к губам тёплую руку, зачем погладила по щеке и провела кончиком пальцев по тёмному разводу клейма? Почему Саги так нежно на меня посмотрел? Ноги отказывались уходить, дыхания не хватало, сердце сжимало в тиски.

Убрав руки за спину, на миг зажмурившись, я повторила:

– Мне нужна карта. И оседланный конь.

– Хорошо, пойдём, – развернувшись, Саги быстро зашагал прочь.

Холод и тоска мутили разум, мешали дышать. Секунду бы передышки – собраться с мыслями.

Забиться бы под одеяло и проснуться в доме родителей беззаботной девочкой в уюте и тепле. Или хотя бы в институте.

Чем дальше уходил Саги, тем холоднее становилось. Но я должна думать о холенхаймском маге и соблазнить его любой ценой.

Глава 24. В которой в дело вступает последний маг Холенхайма

Государство обеспечит лишь минимальные потребности инициации, постарайтесь решить вопрос самостоятельно.

Школьный учебник для ведьм

Базен солгал: последний из магов Холенхайма жил всего в получасе средней рыси к северу от города. Ещё днём я могла спокойно решить щекотливую проблему. А сейчас была темень, как в заднице монстра. Тучи скрыли звёзды и серп луны, и в воздухе бродило предчувствие грозы. Оттягивая правую руку, раскачивался на шесте подвесной фонарь, Рыжик быстрым шагом нёсся к выселку. Базен хотел как лучше, но проклинала я его почти ежесекундно.

А предшественник мой погиб ночью, на дороге, с таким же четырёхгранным фонарём. В дождь. Под ложечкой засосало. В цокоте копыт чудились крики и топот ног.

Мерзкий ужас оцепенением вкрадывался в мышцы. Повернуть? Нет, вперёд и только вперёд! Скорее! Руки и ноги сводило судорогой от желания пустить Рыжика в галоп, рискуя переломать ему ноги и себе шею. Впереди была только тьма. Влажный ветер хлестал лицо, содрал капюшон и взвивал волосы.

«Так. Больше никаких побегов из окна. У меня есть очень тяжёлый жезл и выданный Саги кинжал. И верёвка. Привяжу к чему-нибудь, пусть инициирует как хочет. Даже если не хочет».

Огонёк в фонаре задрожал, мигнул и погас. Отлично! Рыжик мчался дальше. Впереди звездой мерцала жёлтая искра.

«Выселок, – я пригнулась к гриве. – Всё, сегодня инициируюсь, чего бы это ни стоило».

Искра увеличилась, раздвоилась. Вскоре я подъехала к воротцам выселка на три двора. По ту сторону отчаянно заголосила собака, полыхнул вылившийся в проём свет, хлопнула дверь, и он исчез. Кто-то протопал к деревянным створкам в медных бляхах оберегов. Псина стихла. Раздалось подозрительное:

– Кто?

– Штатная ведьма к господину Жаме.

– А чего надо-то? – Мужчина подошёл совсем близко, я ясно представляла, как он прижимается к прорези между досками.

Руки чесались взять жезл и хорошенько треснуть в это место, но я процедила:

– По делу государственной важности.

И ведь не лгала. Я служу государству, у меня проблема, мешающая служить государству, а заменить меня некем, значит, дело государственной важности.

И почему мне так горько-смешно?

– Даа? – задумчиво протянул мужчина.

– Открывай, а то ворота вынесу.

Конечно, вынести сил не хватит, но ведь об этом никто не знает. Щёлкнул засов, и створка хрипло отворилась. Рыжик резво втянулся во внутренний двор и завертел головой. Я тоже завертела: низкие белёные дома с пристройками хлевов, тусклые огоньки всего в двух окнах, соломенные крыши, садовые деревья, грядки, клумбы в пеньках, колодец с разлапистой мельницей. Под телегой блеснула пара кошачьих глаз.

Сзади щёлкнул замок. Я обернулась: впустивший меня стоял в тени, тусклый свет зажжённого в ближнем доме огня едва выбеливал из тьмы рубашку, да совсем слабо, может только казалось, светлело пятно лица.

– Ну, что надо? – Мужчина не двигался.

Я поёжилась:

– Господина Жаме.

Жутковато торчать на свету, когда тебя рассматривают из тени.

– Я это. Зачем приехала? – спросил впустивший.

– Надо наедине поговорить.

В окно выглянула пожилая женщина с выпученными от ужаса или болезни глазами, вопросительно вскинула голову. Выйдя на тусклый свет, мужчина – сутуловатый, почти лысый старик – отмахнулся от неё и зашагал в глубь дворов. Сердце упало, тесня внутренности, но я направила Рыжика следом. Цок-цок-цок… Во тьме между постройками меня охватила дрожь.

«Успокойся», – произнесла беззвучно, только губами. Резко похолодало, или это от нервов?

Скрипнула дверь, и старик позвал:

– Заходи.

Внутренности сжимались, сердце билось в горле, и мутило, кру́гом шла голова.

Свет наполнил проём открытой двери: лампа разгоралась на столе. Дед сидел за ним. Бревенчатые стены от света и тени казались резко полосатыми. Через внутреннюю дверь просматривалась кадка с висящим на краю мятым полотенцем.

В бане. Ну что ж, неплохо.

Вздохнув, я приставила шест с погасшим фонарём к стене, перекинула ногу, секунду нелепо ожидала помощи Саги, а в следующую соскользнула, подбородок больно треснулся о седло:

– А…

«Проклятие», – потирая ушиб, я вошла в чистый предбанник, пахший развешанными по углам травами, и плотно затворила дверь. По другую сторону входа маленькое оконце прикрывала занавеска, вышитая танцующими фигурками. В целом, приятное место. И лавки вдоль стен широкие. И ещё стол. Плоскостей хватало.

Я села напротив деда: «А он справится?»

Лицо у него было рябое от веснушек, доброе… кажется. А светлые глаза хитрые, любопытные – и взглядом щупали мою грудь. То что надо. Только почему-то к горлу подступила тошнота.

– Так зачем приехала? – Взгляд плотно засел на моей груди.

Выпятив её, я шире развела полы форменного плаща, думая о Саги. Он заштопал блузу так, что шва почти невидно. Брови старика поползли вверх, он пошамкал губами. Я обречённо призналась:

– Нужна ваша мужская помощь, господин Жаме.

– Какая? – вскинулся он, явно ожидая подвоха.

Холодок пробежал по коже, но я стиснула зубы, склонила голову, скрывая выражение лица за каскадом каштаново-рыжеватых прядей, и стала расстёгивать форменный корсаж. Онемевшие пальцы слушались плохо, но я методично расстёгивала ремешок за ремешком. Когда положила корсаж на скамью и потянула плащ, старик шумно вздохнул и пролепетал:

– Ты чего это?

Замерев, я, как приговора, ожидала отказа. От гула в ушах болела голова, в глазах темнело.

– Возьмите меня, я вся ваша, – промямлила я, багровея щеками и ушами.

Дед стрелой метнулся ко мне, трясущаяся рука легла на грудь, стиснула до боли. Я с трудом удержалась на месте, даже не отклонилась.

– Не шутишь, озорница? – тревожно прошептал старик, орудуя в вырезе. – Не надо над старыми шутить.

– Не шучу, – я выгнулась под сухой жёсткой рукой, сжимавшей грудь уже под блузой. – Люблю мужчин постарше, – я подавила приступ тошноты, – очень люблю, возьмите меня, господин Жаме.

– Просто Густав, – высвободив руку из выреза, он потянул блузу вверх. – Для тебя просто Густав, озорница.

Я послушно подняла руки, позволяя её стянуть. Фиолетовая ткань с жёлтым кантом по вырезу отлетела в сторону. Старик схватил меня за плечи и полюбовался грудями:

– Хороша, – взгляд поднялся выше. – Что такая напряжённая?

– Устала очень, – я выдавила улыбку. – И боюсь, вдруг нам помешают?

Потупила взор, изображая скромность, что с горевшими щеками и ушами должно было выглядеть правдоподобно.

– Никто не помешает, не бойся, – он стиснул мои груди, взвесил на ладонях, приподнимая то одну, то другую, покачивая. – Ой, хороша девка, ой, повезло мне… Выпить хочешь?

Кивнула, хотя ни разу не пила, только, наливая в тесто, нюхала. Жаме метнулся вокруг стола, наклонился, отклячив костлявые ягодицы, и вытащил из-под лавки тёмную бутыль, накрытую глиняной чашкой. С радостным блеском в глазах поставил на угол стола. Не сводя взгляда с моих напряжённо торчавших сосков, налил полную чашку и протянул:

– За твоё здоровье, озорница.

Обхватив холодную глину ладонями, я махом плеснула жидкость в рот – дикое жжение проборонило язык и горло, вонь защипала нос. Я зашлась выворачивавшим нутро кашлем, весь мир сузился до горящего рта, обожжённого пищевода и полного лезвий желудка. Я кашляла, а Жаме прикладывал меня к столу, притискивал, торопливо оглаживал бёдра:

– Ты дыши, дыши, сейчас пройдёт. С непривычки оно да, резковато. Не подумал я, разбавить надо было.

Дышать сквозь горевшее горло было невозможно, я дёрнулась, вырвалась и кинулась в баню. Рухнув на колени у ближайшей кадки, приникла к воде. Вода тоже жгла. Отфыркиваясь, снова припадая, захлёбываясь, я наконец уняла выгорание языка и внутренностей. Вода стекала по губам, подбородку, шее. В животе поселился ёж.

В бане потемнело: Жаме стоял в дверях:

– Не пила ещё, что ли?

Мотнула резко потяжелевшей головой. Мир качнулся, изменился как-то неузнаваемо. И пока я, мокрая, ошалевшая, сидела на прохладном жёстком полу, всё становилось… не таким уж страшным. Даже, сказать по правде, немного забавным. И не стоящим беспокойства точно. Взглянув на Жаме, я решительно заявила:

– Раздевайся.

– Ох, озорница, – с улыбкой в голосе отозвался тот и, прихватив со стола лампу, вошёл в баню.

Язык немел и норовил безвольно повиснуть, но я заставила его произнести:

– Попробуешь сбежать – привяжу и… и… изнасилую.

Хмыкнув, Жаме поставил лампу у двери и попробовал уложить меня на спину, но я отрицательно покачала головой, позволив миру немного кружиться, и потянулась к его ремню.

– Погоди, сам, – оттолкнул мои руки Жаме и мгновенно справился с застёжкой и завязками.

Выправив рубашку, он снова принялся гладить и мять мои груди, но жжение внутренностей загораживало остальные ощущения. Я легла и обмерла от суеверного ужаса: вот сейчас, ещё немного и…

Лоб Жаме покрылся испариной, он быстро его отёр, глаза забегали.

– Погоди, – Жаме вышел в предбанник, забулькала жидкость, что-то звякнуло. Стукнулось о стол. – Ты там…

Снова булькнуло, и вернулся Жаме уже с чашкой. Добавил в неё воды. Приподнял меня. Холодная чашка коснулась губ, мерзкий запах вгрызался в нос. Я отрицательно качнула головой, разомкнула губы сказать «Нет», и в рот хлынула острая жидкость, а когда я сглотнула, рухнула в желудок теплом. Тепло разливалось, опутывая тело и мысли, вытапливая страх, малейшие тревоги. Всё казалось таким лёгким, таким… решаемым. Я сделала глоток, и ещё, и ещё…

– А теперь на четвереньки, – Жаме отбросил чашку и стал ставить меня на четвереньки.

Вроде у меня две руки, две ноги, и нас всего двое, а умудрялись путаться. Пару раз хихикнув, я смогла устоять, и Жаме потянул с меня штаны. Сухие тревожные руки огладили полушария ягодиц, пальцы погладили между ног – ощущения приходили будто издалека. Тень Жаме стягивала штаны, ласкала себя, быстро вскидывая локоть. Я прыснула в кулак.

Минутное дело затягивалось.

Что-то мягкое коснулось меня между ягодиц, потёрлось. Я ждала. Ждала. Жаме потёрся об меня. Ничего особенного не происходило. Чуть отодвинувшись, снова поглаживая меня между ног, Жаме дёргался.

Процедура как-то неоправданно затягивалась.

Вздохнув, я оглянулась через плечо. Разглядывая мой зад, пыхтя и багровея, Жаме отчаянно дёргал сморщенное, короче указательного пальца хозяйство.

– Сейчас-сейчас, – он заголил тёмную головку, плюнул на пальцы и обтер её. – Сейчас поднимем.

Спазм дёрнул мой левый глаз, снова и снова.

Я проклята, да? Это точно какое-то проклятие, и действует оно только на магов.

К горлу подкатила тошнота, застряла комом на полпути. Натянув штаны, я села и уставилась на вялое хозяйство Жаме. Тот уже трясся, ругался сквозь стиснутые зубы и дёргал так, словно собирался оторвать.

– Всё ясно, – пробормотала я.

Мне конец.

– Ну же, поднимайся, – лицо Жаме перекосила плаксивая гримаса.

Он всё дёргал.

– Оторвёшь, – покачиваясь в качающемся мире, я кое-как завязала свой ремень.

– Ну погоди! – Жаме размазал слёзы по морщинистым щекам. – Он встанет, точно тебе говорю, клянусь. Он меня ещё не подводил.

– Всё когда-нибудь бывает впервые, – глубокомысленно заметила я, но прозвучало не очень глубокомысленно из-за нежелания языка работать правильно.

Выйдя в предбанник и шмыгнув носом, я надела блузу, накинула плащ, сунула корсаж под мышку.

– Не уходи, озорница, я уже почти… – лепетал позади Жаме.

Зачем-то взяв бутылку и лампу, я вышла на улицу. Рыжик хмуро взглянул на меня, в тёмных глазах отразился свет.

– Идём! – Я впихнула бутылку в седельную сумку, следом корсаж. – Нас здесь не хотят!

Ценой неимоверных усилий и двух падений я сдёрнула с ручки фонарь стражников и заменила лампой из бани. Ворота были где-то далеко и ходили из стороны в сторону, но стремя было со мной заодно, оно шло правильно, и я, держась за него, тоже шла правильно. Прядя ушами, Рыжик подозрительно так оглядывался и принюхивался.

Сбоку ворот был пенёк. Большой пенёк с белыми, закрывшимися на ночь цветами. Очень трудно было удержать его в памяти, но я смогла и, отворив створку, вернулась.

Никто не пытался меня остановить, пёс не гавкнул. Только старуха укоризненно наблюдала, как я втыкаю в кустик с невинными, как я, цветами шест – символ члена, между прочим! – с лампой. Член, то есть шест, втыкаться не хотел.

– Символично! – Я со всей силы вонзила член-шест, и он гордо влез в земляное лоно пенька. – Хорошая примета!

Рыжик тоже наблюдал. Придерживаясь за луку, я залезла на пенёк, оскользнулась на цветах, но удержалась и с пятой, или шестой, или десятой попытки вползла в седло.

Шест увяз основательно, я тянула его, тянула и, выдернув, откинулась назад до боли в спине:

– Ай-яй!

Мир кувыркался. Ну ничего! Выпрямившись, перехватила член покрепче и предательски путавшимся языком велела:

– Домой.

Рыжик прял ушами, но не ехал. Со всей дури я дала шенкелей, дёрнулась в седле, прижалась к шее, выронила шест и, обхватив коня, позволила ему меня спасать.

Удары копыт о землю отдавались в теле, напряжение конских мышц, ветер, цокот. Не сон и не явь, но мгновениями чудилось – я лошадь, несущаяся по лугам, и я свободна, свободна как ветер, что свистит в ушах, как грива, что бьёт в лицо…

Временами реальность отступала и возвращалась лишь под громогласное ржание. Я впивалась в гриву и садилась ровнее, а потом превращалась в лошадь, падала во тьму и пробуждалась от отчаянного зова.

– Молодец, – иногда шептала я, крепче обнимая Рыжика. – Я люблю тебя, знаешь, я тебя люблю.

Когда в голове чуть прояснилось, я натянула капюшон на багровое лицо, плотнее запахнула плащ. Из города меня выпустили без малейшей шуточки или приставаний – видимо, Базен ребят приструнил. Оставалось надеяться, что возвращение будет столь же ровным.

Сбоку дороги замелькало светлое пятно. Кажется, лошадь. Вскинув голову, Рыжик остановился, подёргивая ушами. Светлое пятно приближалось – точно, лошадь. Или конь. Но было тихо, словно копыта животного зачарованы. Я поёжилась, пьяная удаль пришлась бы сейчас кстати.

Почти подскакав, всадник резко ушёл влево. Туча обнажила сияющий серп луны, всего на миг, но отчётливо показалось совершенно безумное лицо Полины де Гра, а в следующий миг она уносилась в ночь бесшумно, точно видение…

Стражники даже о фонаре не спросили, просто молча пустили в сонный город. На сереющем небе просвечивали звёзды и месяц. Кажется, дождя не будет. Цокот копыт дурманил, как колыбельная, но в груди разрасталась холодная боль. С кем инициироваться?

Бежать в Вирб? Но прошлые неудачи поселили в душе мутный страх…

А вдруг вопрос всё же разрешится сам собой? Явится молодой красивый и могущественный прин… маг, без разговоров прижмёт к себе, и я потеряю голову от страсти, а он сделает то, что должен был сделать несколько месяцев назад один безусый студент с некстати подвернувшимся знакомством с доктором.

Ладно.

Только…

Нет, неудачи произошли из-за внешних обстоятельств. Один любил попышнее, у двух других возраст то слишком маленький, то слишком большой, но… А вдруг на меня ни у одного мага не встанет? А?

Ужас парализовал, я безвольным мешком качалась на Рыжике.

Что во мне не так? Я вроде красивая. Может, стоит принарядиться? Да, перед Вирбом – завтра утром сразу туда! – надо поискать в подвале что-нибудь соблазнительное. Достойное… Я закрыла пылавшее лицо руками: «Я неудачница, никто меня не инициирует».

Рыжик шёл-шёл и остановился. Зашуршали ворота. Саги сумрачно смотрел снизу, не уходя с дороги, не позволяя тыкавшемуся в плечо Рыжику войти. Глядя сквозь щели между пальцами, я прочла во взгляде Саги осуждение.

Догадался? У Саги были все факты и возможность их связать. И моя слабость, и потребность в маге. Вопрос, который я задала, узнав об объёме работ, был весьма наводящим.

Сердце гулко, испуганно колотилось в груди.

– Не смотри на меня, – я пригнулась к гриве.

Саги отступил в сторону, и Рыжик зацокал внутрь. С коня Саги меня стащил бесцеремонно. Поставил на ноги, заставил расправить плечи. Бессильные прикосновения Жаме вдруг показались чудовищно отвратительными, внутри всё сжалось, и к горлу подступил ком тошноты. Я зажала рот ладонью.

– Вода тёплая, можешь ополоснуться, – глухо предложил Саги и, подхватив Рыжика под уздцы, направился в конюшню.

На выступе печки дрожало пламя единственной свечи, и казалось, весь мир заключился в ней и плывёт, качаясь во мраке. Я медленно вытирала с кожи капли тёмной воды с терпким запахом травяных отваров.

Воспоминание об укоризненном взгляде Саги вытягивало что-то внутри томительно и страшно.

Думать об этом не хотелось, да и не стоило.

Но почему Вьен аж в окно сиганул, лишь бы со мной не спать, – это что было? Неужели я такая страшная? С одной стороны, я была уверена, что дело не во мне, уж больно реакция у Вьена неординарная. Но мерзкий внутренний голосок нашёптывал: «В тебе проблема, непривлекательная ты».

Что-то в этих словах не складывалось, но голос очень авторитетно и гадостно уверял: «В тебе, в тебе дело, только стражники на тебя и зарятся, как на девку уличную. Они бесплатно и овцу отдерут. Им что овца, что ты».

«Заткнись», – велела я.

Голос не унимался. И грудь слишком большая, и ростом не вышла, и лицо слишком серьёзное, и кокетничать не умею, и вообще всё очень, ну просто очень плохо, и ходить мне девственницей до конца своих несчастных дней.

Всхлипнув, я закрыла лицо руками, полотенце соскользнуло к ногам. В голову туманными волнами возвращалось опьянение вперемешку с отчаянием.

– Красивая я, – прохныкала я. – Одеть красиво – и все, все будут у моих ног.

Размазав сопли, покачавшись, высморкавшись и умывшись, я решительно направилась в подвал.

Меня качало, дом был чужим, слишком тёмным и холодным. Я туда попала? Что это за место такое, вообще? Ступени, пользуясь темнотой, нагло расползались из-под ног. Дверь как-то поменяла сторону открытия, но я наконец потянула её на себя и стала шарить по сторонам. Рука задела что-то холодное, оно брякнулось об пол звонко и хрустко.

Естественные потери, бывает.

Вытянув руки, я пошла дальше, выискивая стол с заветной коробкой. Украшения красят женщину. Очень-очень! А ещё они сделают меня похожей на знатную даму, и ни один маг Вирба не посмеет отказать!

Жаждая немедленно воссоединиться с украшениями, я побежала и налетела на столешницу. Коробка! Я притянула её, мир снова качнулся, и… нет, кажется, вся коробка для меня сейчас тяжеловата. Сорвав крышку, я запустила руки в бархатные мешочки, захватила несколько горстей и, прижав к груди, отступила. Бархатные кульки выскальзывали, звонко шмякались на пол.

– И вы меня не хотите! – Я занесла ногу злобно их топтать, но одумалась. Ещё порезаться не хватало. – Я вам покажу, кто… в доме хозяйка.

Опустившись на колени, я шарила по качавшемуся полу. Шарила. Вдруг в сумраке передо мной показались тёмные бархатные холмики. Они напоминали парализованных ужасом мышей, дрожали.

Кто-то принёс свет!

Лязгнула опущенная на пол лампа. Тени стали очень длинными, смешными.

Огромная тень надвигалась. Зашуршала ткань.

«О, Саги принёс полотенце, какой заботливый», – улыбнулась я.

– Мия, – дыхание защекотало поясницу, что-то влажное и упругое заскользило вдоль позвоночника, и, пока разбегались мурашки, я с трудом сообразила – это язык.

Э-э… а зачем Саги меня лизал?

Горячие пальцы отвели с моей шеи волосы, и Саги прикусил её основание. Крепкое нагое тело накрыло меня, дыхание защекотало ухо, ладонь властно огладила грудь с мгновенно затвердевшим соском.

Широко раскрыв глаза, я не двигалась. Жар возбуждения, смешанный с токами магии, выжигал кожу, ощутимо струился вдоль позвоночника, скапливаясь внизу живота и между ног.

С груди ладонь скользнула на бок, по ягодице и на внутреннюю сторону бедра. Кожа там была чувствительна до дрожи – и я задрожала, а ладонь скользила вверх-вниз, подталкивая, раздвигая ноги.

Я открыла рот, но только сбивчиво дышала внезапно загустевшим воздухом, и глаза закрывались, растворяя меня во тьме и ощущениях.

Между ног стало совсем жарко и влажно, прикосновение ударило волной дрожи, и я качнулась навстречу. Пальцы скользили по влажному, раздвигая, дразняще надавливая, во рту пересохло. «Нельзя…» – горло сдавил томительно-приятный спазм, и я крепче зажмурилась, царапала пол, но чувствовала лишь немного щекотные поглаживания между ног.

Пальцы нащупали выпуклость в соединении складок, надавили, разряд острого удовольствия разлетелся по нервам, выбивая из лёгких воздух, – слишком похоже на крик. Саги вновь поглаживал очень мягко, почти невесомо, спина сама прогнулась, и я потянулась за отодвигавшимися мокрыми пальцами. Вместо них упёрлось что-то твёрдое, тёплое, округлое.

Чего?..

Сильные ноги вклинились между моих коленей, я стиснула их, и от безумно чувствительных внутренних сторон бёдер побежала дрожь, я закусила губу, воздух шумно вырывался.

«Нет, надо сказать нет», – я не могла шевельнуться. Саги гладил по спине горячими руками, и от них расходился жар, от одного этого хотелось стонать. Ладони скользнули на бёдра, стиснули, и… не знаю, что это было, как, но я рефлекторно качнулась навстречу. Саги опустил руку, вмиг раздвинул влажные, набухшие от притока горячей крови складки, толкнулся, на пол-удара сердца задержался, вдавливаясь, преодолевая сопротивление, и слабая, как и обещал доктор, «глазом моргнуть не успеешь», преграда пала, пропуская горячий твёрдый член внутрь.

Волна мурашек окатила меня, от ощущения наполненности по внутренностям растекался жар… Это же катастрофа! Бёдра снова своевольно качнулись навстречу, и движение внутрь продолжилось – бесконечное и бесконечно приятное проникновение, я выгибалась, щёки горели, наворачивались слёзы.

– Мм, – я закусила губу.

Сердце бешено колотилось. Мышцы норовили дёрнуться, насадить меня на горячий, изумительно твёрдый член. Я уже сомневалась, что вялые отростки между ног мужчин вообще могут стать большими и крепкими, а тут… гвозди заколачивать можно!

Склонившись, Саги прижался к моей спине – какой же он весь твёрдый и горячий – и давление члена изменило направление. Меня тряхнуло разрядом удовольствия. Мысли исчезли за яркими непривычными ощущениями. Саги толкнулся глубже, и это подняло волну сладкого спазма, она покатилась к груди, выталкивая стон.

Я сдержалась, вдыхая на откате, но Саги снова двинулся внутрь, и снова мышцы горячей волной сокращались, заставляя шумно выдохнуть. С каждым толчком движение становилось увереннее, размереннее и оборачивалось волнами безумно приятных ощущений, исходивших от низа живота, мурашками бежавших до макушки.

Шестая или седьмая волна заставила меня закричать и от крика усилилась, Саги прикусил кожу у основания шеи. Меня захлестнуло возбуждение, я, стискивая бёдрами его ноги, закричала громче. Поцеловав в шею, Саги снова укусил и толкнулся резче, и я задвигалась в такт, сгорая от стыда и удовольствия.

Кожа пылала, даже трение ладоней и коленей о пол доставляло удовольствие. Скольжение груди по моей спине, поцелуи и укусы в напрягавшуюся при каждом стоне-крике шею – весь мир вертелся вокруг сладострастных ощущений, налетавших друг на друга, удлинявшихся, учащавшихся, как толчки, как тяжёлое дыхание на ухо, как обхватившая меня за плечи сильная-сильная рука, тянущая к себе крепко-крепко. Всё чаще и резче, сотрясая меня, распирая изнутри. Каждый толчок становился маленьким ослепительным взрывом, их волны слились в одну ослепляющую и одуряющую бурю. Я вскрикнула, с нереальной остротой вдруг снова окунувшись в ощущения. Запрокидываясь назад, Саги весь содрогнулся, запульсировал внутри меня, заливая семенем. Горячая пульсация стихала, внутри становилось свободнее… а в мыслях яснее.

Я тяжело дышала и дрожала. Саги тоже дрожал, прижимался губами к моей шее, и по влажной горячей коже расползались мурашки.

Инициировалась. С гомункулом.

Так хотелось его убить. Просто взять и убить.

Глава 25. О последствиях

Единственно правильный вариант для инициации – маг-человек. В крайнем случае сгодится потухший. Только с ним магия станет полноценной, и чем сильнее маг, тем сильнее станете вы.

При инициации с магом-оборотнем магия привязывается к циклам луны, и колдовать вы сможете только в лучах ночного светила.

Инициация с обычным человеком навечно заморозит магию на доинициационном уровне.

Подобрать правильного мужчину бывает непросто (не всех ведьм природа одарила красотой, а некоторые маги из суеверного страха поделиться силой отказывают в инициации), но предостерегаем вас поддаваться соблазну с неправильными партнёрами и тем паче пытаться утолить страсти юного тела неодушевлёнными предметами или гомункулами – последствия для магии будут ужасными.

Школьный учебник для ведьм

– Я понимаю, что повторять бессмысленно, но всё же повторю: я не знал, что ты ещё девственница.

Мокрые после купания, закутанные в простыни, мы сидели на кухне. Между нами дрожало пламя истекавшей воском свечи, один из белёсых потоков исчезал под тарелкой с последним недоеденным куском яблочного пирога. Дико хотелось разбить о светлую голову Саги кувшин с молоком и посмотреть, как белые потоки хлынут по удивлённо вытянутому лицу.

– И что, тебя мои проблемы, поиски мага не навели на мысль? – Я шире раздвинула ноги. Между ними слегка припухло, и это тоже не способствовало умиротворению.

– Да, я понял, что ты неинициированная, но о нюансах инициации прочитал, когда ты уже ускакала. – Сцепив пальцы, Саги опустил взгляд на пирог. – Но был уверен, что ты съездила в поместье де Гра и всё решила. А следующий раз ты обещала мне.

Язык мой – враг мой. Вместе с бёдрами, которые своевольно двигаются. Ненавижу! И что за отношение «следующий раз мне»? Словно я танец на балу пообещала!

– Ну а потом, – Саги вздохнул, – я не сразу понял.

– Почему?

Саги вскинул недовольный взгляд:

– Мия, я не каждый день занимаюсь лишением девушек невинности. И я полагал, это должно быть как-то более… – Он сделал неопределённое движение рукой: – Более трудно и кроваво. А потом поздно было отступать. Да и обидно было бы, если бы ты магию испортила и даже удовольствия не получила.

Заботливый какой… оленьи рога ему в зад!

– А де Гра при чём? – Я была в полушаге от убийства гомункула, которое преступлением не считается.

Саги вскинул удивлённый взгляд:

– Дайон де Гра потухший, но для инициации это значения не имеет, ведь так?

Губы раздвинулись в истерической улыбке, внутри стало так… тягостно-звонко, я открыла рот, помедлила и:

– Что?! – Изумление, ужас и неверие вырывали друг у друга управление телом. – Что-что?

– Он потухший маг, я думал, ты знала…

– Ааа! – Я схватилась за голову, долго протяжно кричала, избавляясь от кома в груди, и, выорав весь воздух, брякнулась лбом о стол. Это просто… невероятно! Было не смешно, но мышцы сокращались, и я отрывисто засмеялась, и слёзы текли, и голос не слушался: – Всё… можно… было… решить… в… первый день! Аа! – Я треснулась о столешницу, и удар пустой головы оказался гулким: «А! А! А!»

Да, конечно, разумно: потухших магов магами обычно не называют, и, спрашивая Вангри да и Саги, следовало уточнить, что интересуют и эти.

Как можно было так сглупить?

Как?

Закрыв лицо руками, я пыталась осознать весь ужас ситуации, но думала о том, как легко было этого кошмара избежать.

Мы могли управиться до прихода Полины, если бы я не упёрлась.

Ну зачем я упиралась?

Нет, я понимаю зачем, но упираться следовало сегодня, а не тогда.

Ужас-ужас-ужас!

Что теперь делать?

Утопиться?

– Мы что-нибудь придумаем, – Саги накрыл ладонью моё плечо.

– Что? – простонала я. Мой мир рушился, жизнь была загублена из-за одного неправильного поступка…

– Местные пользовались привозными амулетами. Уверен, я смогу такие достать.

– У меня денег нет.

– Есть заначки Гауэйна. И я подготовлю алхимические средства. Переделаю планы, чтобы оттянуть подальше то, что требует использования средств долгого изготовления и много магии. Некоторые задания решим комбинировано.

Только проблему магии это не решит. Я теперь неполноценная, слабосильная ведьма.

– У меня только один вопрос, – глухо произнесла я.

Ладонь Саги приятно грела плечо, хотя он должен меня раздражать.

– Какой? – Он ниже склонился.

– Почему я сразу не попросила тебя о помощи?

– Мм, не знаю, – он запустил руку мне в волосы, гладил, пропускал пряди сквозь пальцы. Голос прозвучал томительно-глухо: – Не знаю.

Как я умудрилась так влипнуть, а? Сердце сжималось, ёкало, и снова наворачивались слёзы.

– Иди ко мне, – но Саги сам сел рядом, легко притянул меня на колени.

Зажмурившись, я уткнулась в жилистую шею, растрепавшаяся коса щекотала нос волосками и мятно-горьким запахом. Дышать стало легче. Я крепче прижалась к Саги, позволяя себе расслабиться и поверить, что я под надёжной защитой, в безопасности, рядом с самым лучшим человеком в мире.

Саги поглаживал меня по голове, тоскливо вздохнул:

– Прости, – его тёплые губы нашли мой лоб и прижались.

Сделанного не воротишь. Я позволила себе немного расслабиться – перед неизбежным концом. И всё же заплакала. Слёзы струились неудержимыми потоками: я пропала, мне конец, моя несчастная магия… Вопль колюче вырвался из груди, я замолотила Саги кулаками:

– Ненавижу, ненавижу тебя! Ненавижу! – ударяла по плечу, дотягивалась до спины, царапала, но он был таким крепким, что ногти почти не оставляли следов.

– Успокойся, – процедил Саги, притискивая к себе. – Мне больно.

– Пусть! Пусть будет! Больно! – Задыхаясь, я вонзила ногти ему в плечи.

– Ссс, – перехватив запястья, Саги сжал их и вдруг отпустил. Желваки задрожали под моим лбом, руки сомкнулись на талии. – Ладно, если тебе от этого легче…

Не легче. Даже неприятно, мутно на душе: не один Саги виноват. Слабость охватила меня, я повисла на нём и прошептала:

– Ты даже не представляешь, что это… как… мне конец.

– Что-нибудь придумаем, – он осторожно погладил меня по спине.

Слёзы бежали по щекам. Саги не знал, какая для меня катастрофа остаться без полноценной магии, без последней защиты.

Оа ыот…

Тьма сочится по телу…

Оа ыот… Оа ыот…

Тьма сочится – влажная, холодная, я лежу в пустоте на её огромных руках, гул далёких голосов вибрирует в теле…

Оа ыот…

Нити тьмы опутывают, врезаются в запястья, лодыжки, стягивают шею…

Она ыот…

Тьма течёт по мне… Нет, не тьма: дождь. Я стою на дороге в бесконечность, и впереди горит лежащий на обочине фонарь.

– Она иот, – скандируют из тьмы, и голова раскалывается от сотен и тысяч голосов. – Она идёт, она идёт, она идёт.

Я знаю, что впереди. Не хочу туда, не хочу снова… Нити тьмы тянут, и я иду. Шаг за шагом.

– Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…

Фонарь озаряет неестественно выгнутого мужчину в белой рубахе, разодранных штанах и вцепившегося ему в горло подгнившего куратора. Жёлтые блики сверкают на лужах, сапогах мага и скрюченных пальцах, тонут в провалах глаз, прорехах разложившейся плоти.

– Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…

Жезла нет, я пячусь. Куратор приподнимает голову и заглядывает в бледное лицо жертвы.

Я пячусь.

– Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…

Полуразложившееся лицо куратора обращается ко мне, вспухшие окровавленные губы размыкаются, и новый голос вливается в хор:

– Она идёт.

Отступаю. Куратор вдруг оказывается передо мной, всё затопляет запах гнилого мяса. Мёртвые руки смыкаются на моих запястьях. Я дёргаюсь ещё. Куратор толкает меня и валится сверху.

Холод земли пробирается в спину. Боли нет, словно не упала, не стукнулась.

«Это сон».

– Она-идёт-она-идёт-она-идёт…

Куратор нависает надо мной, продолжая стискивать запястья.

– Хороший выбор, маленькая ведьма, – он улыбается, обнажая измаранные кровью клыки. – Но помни: она идёт. И нам дано познать величие её.

«Это сон».

– Она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт-она-идёт…

«Это сон, проснись!»

Оглушающий вой голосов гаснет. В бескрайней тьме я одна.

Вишу на нитях тьмы… нет, лежу под одеялом.

Я лежала под одеялом. Магии было кошмарно мало, словно за ночь не восстановилась вовсе. Я лихорадочно прощупала её сознанием и выдохнула: чуть-чуть восстановилась.

«Она идёт», – я вздрогнула, открыла глаза. В блёклом утреннем свете потолок казался голубовато-серым. Зябко поёжилась. Почему я вспомнила о странной фразе сейчас?

Причин думать о ней не было.

На доме через дорогу ветер дёргал новенький флюгер в форме кота, его начищенная медь выделялась на тёмном небе. Глухо брехала соседская собака.

Мир был прежним.

А я – нет. Не осталось надежды усилить магию, одним махом решить накопившиеся дела. Я с трудом сглотнула.

Точных данных о результатах инициации посторонними предметами или гомункулами не было. Давно поняли губительность этого пути, а редкие нарушительницы получали к проблемам с восстановлением сил индивидуальные особенности: магия могла вовсе исчезнуть или эффекты заклинаний искажаться. Встречала упоминание в виде последствия фатального невезения, но у меня оно, похоже, и так есть.

Навернулись слёзы, руки сами потянулись закрыть лицо, я закусила губу. Ну как я могла? Как? Чем думала?

И ведь хотела как лучше…

Послышался тревожный перестук копыт, конское ржание, гулкие частые удары по дереву. Подскочив, я прижалась к холодному стеклу, сильно скосила взгляд: над стеной виднелись шапки, непокрытые макушки. Чёрной тенью Саги проскользнул к содрогавшимся воротам, отставил массивную перекладину.

В следующую секунду всадники заполонили двор.

– Ведьму, штатную ведьму, срочно! – звенели встревоженные голоса.

Отпрянув от окна, я застыла. Бежать?

Так, стоп, какое бежать? Куда?

Надеясь сбросить оцепенение, я тряхнула головой, но оно осталось, ноги и руки были словно чужими. Чего от меня хотят? Сердце заходилось в бешеном стуке: вдруг они узнали, кто я?

«Спокойно, никому ты не нужна», – осадила я страх. При дворе после стольких лет о нашей семье наверняка и думать забыли. И мы с мамой ничего не знали о папиных делах, чтобы за нами целенаправленно охотиться, а не ограничиться зачислением в списки разыскиваемых.

Так что успокоиться и взять себя в руки.

Немедленно.

Я – Мияна Тар, законопослушная подданная, штатная ведьма Холенхайма. Инициированная.

Вдохнув и выдохнув, я развернулась к стулу. На нём ждала чистая, выглаженная униформа. Ткань приятно пахла апельсинами. Лёгкий цитрусовый аромат успокаивал, я старалась думать о нём, о заботе, с которой вещи готовились для меня.

О Саги.

И сердце замирало иначе – нежнее, почти приятно.

Дверь резко отворилась: окутанный чёрным Саги шагнул внутрь, протягивая мне хрустальный кубок с травянисто-зелёной жидкостью.

Во дворе переговаривались, заржал конь. Я подняла взгляд на решительно сощуренные глаза – единственное, с чего Саги стянул маску.

– Билларис, очень мягкий раствор. Побочно добавит немного самоуверенности, но… – Голос стал нежнее. – Кажется, тебе сейчас не повредит.

Билларис… а я только о своей законопослушности рассуждала. Взгляд Саги обжёг злой тревогой, понизившийся голос отзывался вибрацией в каждом нерве:

– Целый выселок за ночь вымер, зомби разбрелись. И… похоже, там гуль.

Руки безвольно повисли, я заглядывала в сине-фиолетовые глаза, надеясь проснуться, но мурашки ползли по спине, время шло, а кошмар продолжался. Вдруг оказавшись рядом, Саги обхватил меня за шею, вдавил холодную кромку бокала в рот и опрокинул.

Ледяная жидкость плеснулась сквозь зубы, расползлась по рту и горлу колючими каплями, вкуса не было – только холод, пробиравшийся в нервы, разум. В оцепенении я пыталась вернуть прежние ощущения, двигаться, а Саги – брови у него почти соединились на переносице – быстро натянул на меня корсаж, застегнул. Оправил блузу на груди и накинул плащ. Когда застёгивал пряжку у шеи, движения Саги замедлились и взгляд помутнел.

– Будь осторожна, – совсем мягко попросил Саги и провёл по рукам до ладоней, сжал. – Держись ближе к Рыжику, ты ему понравилась, от гуля он унесёт. Должен унести. Просто не геройствуй.

– Я штатная ведьма, – я не узнала своего севшего голоса.

– Сейчас ты слабая женщина, – стянув маску с длинного носа к острому подбородку, Саги навис надо мной и поцеловал в лоб. – Используй стражников, для недипломированного новичка это ожидаемое поведение.

– А давай я упаду и сломаю ногу? – Идея показалась замечательной.

– Мияна! – Саги резко отстранился. – Я серьёзно.

– Я тоже.

– Надо найти зомби. Ты прекрасно знаешь, что собаки не идут по их следу, ты должна сделать хотя бы это…

– А следователь?

– Это не его работа. Его можно попросить о помощи, но вчера ты его так… испугала.

Меня передёрнуло. Саги сжал мои плечи:

– Справишься?

Приложив ладонь к груди, я снова похолодела: мало магии, как медленно она откликалась!

– Не знаю, – губы задрожали. – Что делать?

– Ох, – Саги обнял меня и качнул из стороны в сторону. – Прости, наделал я дел. До места ехать полчаса, я минут на двадцать могу оттянуть сборы. Там всех опросишь. Часа полтора можно выкроить, а там билларис подействует. Возьми себя в руки.

Не получалось, но очень хорошо было в его руках, так спокойно, словно он и впрямь мог меня защитить.

Мощный многоголосый цокот звенел в воздухе, солнце уже высушило на полях росу, грело, а у меня в груди леденел ком: мы направлялись в выселок, где жил Густав Жаме, мой несостоявшийся инициатор.

Ночью я была там.

Этой ночью.

Несколько часов назад.

Там были живые люди – тридцать семь жителей, – а теперь… Дыхание спирало: как? Ладно обычная ферма, но дом мага? Увешанный амулетами дом мага – как в нём могли буйствовать зомби?

Но, уезжая, я оставила ворота открытыми – контур разомкнутым. Похолодев, я чуть не навернулась с Рыжика, обхватила его шею. А если Жаме, поглощённый проблемой со своим хозяйством, не замкнул контур? Или замкнул, когда было поздно…

Нет. Я тряхнула головой. Нет. Я шумно уезжала, это видела старуха, дверь непременно закрыли. Тогда как? Ведь маг, даже слабый, и сигналы защитные лучше чувствует, и обереги может подпитывать. Если только к ним не явился гуль…

Та девочка, раздавленная оборотнем, я ведь её упокоила. Но она пропала. Но я её упокоила, она не должна подняться!

Сержант Катель, загорелый старик, глава явившейся за мной делегации, уверил, что неинициированных ведьм и волшебников в округе нет. Откуда гуль? Из соседних земель? Или я напутала и девочку всё же не упокоила? При мысли об этом я словно покрывалась коркой льда и не могла вдохнуть.

Очень правдоподобно выходило: из-за усталости и страха я не до конца упокоила, и гуль уполз, спрятался где-нибудь в кустах. Некому было его выследить. Питаясь мелким зверьём, рос, добрался до выселка. Правда, для этого пришлось сделать приличный крюк, но…

Слева по полю двое всадников волочили что-то на верёвке. Придержав рыжую кобылу, Катель повернул ко мне суровое лицо, глубоко вырезанные ноздри раздувались, острый, нависший над усиками нос напоминал клюв хищной птицы:

– Ещё немного, – возглас захлестнуло ветром.

Я знала, что немного.

Уже видела тёмную черту ограды и горбившиеся над ней крыши. И пятна оцепивших выселок всадников. Один, на сером, заметив нас, поехал навстречу. Конь ровно стелился по земле – иноходец. Стриженные до уха тёмные волосы всадника колыхал ветер. Базен! Через минуту стало ясно – действительно он! Дышать стало легче.

Мы медленно сбавляли ход. Базен придержал иноходца, неспешно развернул, но сидел вполоборота, наблюдая за нашим приближением. Конь вскидывал длинный хвост, и ветер сносил серебристо-серые пряди в сторону.

– Что у вас там? – Катель придержал кобылу, и она перешла на шаг.

– Утро доброе! – махнул мне Базен и, дождавшись ответного кивка, перевёл весёлый взгляд на сержанта. – А всё по-прежнему. Снова пробовали запалить, но нет – хорошая защита от огня, недавно обновляли.

Мы выстроились треугольником: Базен и Катель чуть впереди, я между ними. И хвостом за нами – рядовые стражники.

– Следователь что, так и не помог? – Козырьком приложив ладонь ко лбу, Катель смотрел вперёд. – Что он там делает? Сказал хотя бы, есть там гуль или нет?

Сердце ухнуло в пятки, я с надеждой посмотрела на Базена. Он улыбнулся и подмигнул, ответил насмешливо:

– О, наш господин Вьен в своём репертуаре, – повысил голос, передразнивая: – «Это не входит в сферу моих обязанностей. Я не уполномочен обсуждать это с посторонними. Мне по должностной инструкции не положено иметь мозгов».

Сзади кто-то густо хихикнул, Базен принял одобрение с лёгкой полуулыбкой. Недовольство Кателя чувствовалось по неестественно выпрямившейся, напряжённой спине, но он промолчал. Базен покосился на меня:

– Отлично выглядите.

– Благодарю, – кивнула я.

Вечно бы так ехать и говорить о пустяках. Руки и ноги холодели, взгляд приклеился к выселку: что там случилось? Как? В компании стражников встреча с зомби не так страшна, но мороз пробирал по коже. Мы приближались к кругу оцепления. Шагах в сорока от выселка сухощавый мужчина в чёрном, опустившись на колено, водил жезлом по дороге.

– Защита от огня хорошая, а от зомби слабая, – проворчал Катель. – Чем думал этот Жаме?

– Может быть, тем же, чем и Перрены? – многозначительно взглянул на него Базен.

Да. Ферма, где появились первые зомби. Она располагалась по другую сторону города, но ситуация похожа.

Выселок надвигался. Отчётливо просматривались связки соломы на крышах, незамеченные ночью колышки ограды. И открытые настежь ворота. Внутри противно, трусливо всё сжалось:

– Вьен… – Я облизнула пересохшие губы. – У него есть предположения, что случилось?

– Если и есть, – Базен перехватил уздечку, – то нам он ничего не сказал.

– Тайна следствия, – Катель пожевал губу. – Второй случай за несколько дней. Боже треликий, у нас же тихое место.

– Было, – поправил Базен.

Мы миновали оцепление. На обочине, запылённые, лежали шест и треснувший светильник из бани. В который раз я похолодела: у бани остался фонарь стражников. Что, если его опознают? Как это будет выглядеть со стороны? Явилась я – и нате вам гору зомби. Потом уехала ночью, а утром в направлении моей поездки – целый выселок зомби. И моя вещь на месте преступления.

Ой, мама, кажется, я встреваю всё больше.

Глава 26. В которой проверяются навыки юной почти боевой ведьмы

Импровизируйте. Увиливайте, используйте обстановку, мужчин. Мы женщины, нам простительно.

Мемуары боевой ведьмы

В седле я подпрыгивала каменной статуей, отшибая промежность, но не в силах подстроиться под движения Рыжика. В висках стучало: «А если меня обвинят в убийстве? Встретила штатного мага, убила, заняла его место ради оклада… вот и мотив».

Придержав серого, Базен наклонился:

– Ты в порядке?

Я кивнула:

– Только зомби что-то боюсь.

Катель резко обернулся и смерил меня суровым взглядом.

– Но с такими сопровождающими, – я натянуто улыбнулась, – полагаю, я в безопасности.

Цокот копыт давил на натянутые нервы. Мы приближались к чертившему формулы следователю. Мог бы помочь, раз приехал. Впрочем, детские надежды: кто захочет работать бесплатно?

Вздрогнув, Вьен поднял на нас мутный взгляд, побледнел и отскочил в сторону. Отличненько. Мы приближались, а Вьен, ошалело глядя на меня, пятился, одёргивал сюртук и воротник с синей полосой.

Голова сама в плечи вжималась, а к щекам горячо прихлынула кровь, достала даже уши. Сквозь землю, я готова провалиться сквозь землю, только отпустите!

Кони замедлились, остановились в паре корпусов от знака на земле: пентаграмма и вычисления были незнакомыми, видимо, из арсенала следователей. Вьен держался в стороне, как-то судорожно стискивая жезл.

Базен и Катель легко спрыгнули в пыль дороги, последний отправил спешившихся стражников к распахнутым воротам. Там виднелся пенёк с мятыми белыми цветами. Я стиснула луку. Строгий голос Кателя вывел из оцепенения:

– Приступайте, госпожа Тар.

Я поймала взгляд обернувшегося Базена и слабо улыбнулась:

– Помогите слезть.

А что, я слабая женщина, пусть помогают. Тем более у меня после вчерашнего и сегодняшних сюрпризов поджилки тряслись. Базен, подхватив меня и поставив на землю, тихо прошептал на ухо:

– Справишься?

– Должна, – я потянулась к седельной сумке.

Кивнув, Базен отступил. Сумочные ремни не поддавались, во рту пересохло, точно на экзамене. Это и был экзамен, и хорошо, что рядом следователь, – какой-никакой, а маг, в случае чего прикроет… наверное.

«Так, – я прижалась лбом к горячему, пахнувшему чистой конской шерстью крупу, жёсткие волоски шершаво давили на кожу. – Соберись. Вдохни-выдохни и соберись».

Вдохнула и выдохнула. Собраться было сложнее, и я просто выпрямилась, сосредоточилась на действиях: отстегнуть сумку, расправить ремень и повесить её через плечо – тяжеловатая, зато с дополнительными бутылочками.

«Вытащить жезл и перевесить на пояс».

Снова вдохнула-выдохнула, перекинула мягкий кожаный клапан с вышитым символом магов, взяла холодную рукоять…

«Так, сделано. Теперь достать всё необходимое».

Сердце стучало бешено, я вытащила плотную карту, латунный компас с чернёной гравировкой и пачку длинных медных кольев с хрустальными навершиями.

Подняла взгляд: поджав тонкие губы, Катель наблюдал за мной.

– Что? – Голос прозвучал сипло, я облизнула губы и выше подняла голову. – Что-то не так?

– Просто интересно, долго ты будешь возиться или нет? – Катель пожевал и сплюнул. – Ты, вообще, понимаешь, что от твоей расторопности может зависеть чья-то жизнь?

К щекам прихлынула кровь: конечно, понимаю, но…

– Полегче, – подойдя, Базен с теплопредупреждающей улыбкой хлопнул его по плечу. – Она только практикантка, у девчонки ещё диплома нет. Наша задача позаботиться, чтобы до его получения она дожила.

Как-то невоодушевляюще прозвучало. Нервно кивнув, я сделала несколько шагов к дому, зацепила связку колышков за вырез – блузу на груди оттянуло – и развернула карту. Цветные пятна – от жёлтого до тёмно-синего – и линии с буквами обозначали энергетические потоки. Определять наилучшие точки установки пентаграммы эффективнее заклинанием, но в режиме экономии подойдут и средства для малосильных.

Вытягивая замок компаса, я оглянулась. Вьен стоял шагах в десяти от обочины и исподлобья за мной следил, будто ожидал нападения. Базен ободряюще кивнул, а Катель снова пожевал, сплюнул и что-то ему сказал.

Ну зачем я в это ввязалась?

Вздохнув, я сориентировалась по компасу, палкой на земле расписала формулы и вычислила необходимую площадь пентаграммы, ориентацию по довольно мощным здесь токам силы. Сверяясь со стареньким латунным компасом, по счастью оказавшимся в запасах Гауэйна, пошла втыкать колья вокруг выселка, то и дело поглядывая на стену, стражников и дрожавшую на ветру пшеницу окружающих полей – не вылезет ли оттуда кто.

В выселке было тихо. Приближаясь, я ощущала нити охранных заклинаний – мощные, нетронутые. Это вызывало ещё большее недоумение: почему не сработали? Не помешают ли моей магии упокоения? Жаль, ночью не оценила потоки силы внутри периметра – сегодня придётся действовать практически наугад.

Солнце припекало, пшеница и трава хлестали по ногам и рукам. Несколько прядей выбились и дрожали на ветру.

«Всё получится», – убеждала себя я, а сама стыла от ужаса. Что, если не хватит магии очистить весь выселок? Мало ли какие внутри обереги, как повлияют на заклятие. Стена, крыши домов, узкие полоски белых стен с мрачной покорностью ожидали своей участи.

К моменту, когда все сорок восемь кольев заняли места в пентаграмме, я успела передумать всяких ужасов. Вернувшийся к вычислениям Вьен, заметив моё приближение, отступил в поле. С усмешкой проследив этот маневр, Базен снова наградил меня лучистым ободряющим взглядом. Кивнув в ответ, я сняла жезл и направилась к первому колышку.

Пора определиться, сколько магии вложить в заклинание… Закрыв глаза, я прислушалась к ощущениям и вздрогнула: магии было почти вдвое больше, чем утром. Билларис действовал! Улыбнувшись, я открыла глаза, придавила кончик языка к нёбу, замыкая контур внутри тела, и послала в хрусталь заряд средней мощности. В шарике заклубился голубой дым, загустел до лазурного.

Бодрым шагом – то ли прилив магии взбодрил, то ли обещанная самоуверенность проявилась – я обошла выселок, разжигая колышки заклинанием. Гонимые крепнущим ветром облака пятнали недавно чистое небо.

Положив ладонь на навершие меча, Базен подошёл, улыбнулся мне и тут же перевёл насмешливый, но пристальный взгляд на открытые ворота. Стражники насторожились, из поз исчезла расслабленность.

Хорошо работать под прикрытием, хоть и неприятно, что после победоносного явления люди опасались, что я подведу.

Пора. Я вертикально подняла жезл, закрыла глаза и, замкнув контур, сосредоточилась на заклинании.

Магию было почти жалко, но я плеснула её в пентаграмму – внутри вспыхнуло синее пламя, выжигая тёмную энергию…

Открыла глаза: магический огонь закручивался в спирали, струился, увлекаемый внешними и внутренними потоками сил. За оградой что-то брякнулось. Выставленные в дозор стражники, прикрывая глаза от солнца, силились разглядеть магию, но, как и все простые люди, не видели всей её красоты.

Пламя бушевало добрую четверть часа, его угасание отозвалось холодом в сердце. Хорошо бы на сегодня колдовство ограничилось этим и заклятием поиска, а оно показало бы, что зомби не разбежались.

Снова я надеялась на лучшее. Оглянулась. Базен лениво приближался, на полшага за ним, пожёвывая губу, шел Катель. Вьен «страховал»: стоял в поле, стискивая жезл с самым настороженным видом, солнце озаряло желчное лицо, но глаза оставались в тени. Я невольно повела плечами.

Оглянувшись, Базен вскинул брови:

– Что это с ним?

– Не сошлись во мнениях по одному теоретическому вопросу, – я повернулась к воротам.

Створку покачивал ветер, и я снова обратила внимание на обереги.

– Тут тоже защитные знаки от Мосса, – глухо сказал Катель и остановился, явно пропуская меня вперёд.

Я тоже остановилась. Поглядев на нас, Базен покачал головой и подозвал правого стражника. Вынув револьверы и обнажив мечи, они шагнули в распахнутые ворота. Мы с Кателем пошли следом.

При дневном свете двор казался просторнее, а дома – больше, солиднее. Стены белели ослепительно. Телега, такая невзрачная в темноте, была добротной, с резным узором по борту. И развороченный пенёк, как и другие пеньки-клумбы, украшала резьба. Каждый уголок двора, строения, аккуратные связки соломы на крышах, двери – всё говорило о рукастости хозяев.

Между пристройками виднелась баня, в которой я вчера то ли не доделала дело, то ли спаслась, отказавшись ждать Жаме. Я снова передёрнулась.

– Следов борьбы нет, – Катель дёрнул плечом. – Кроме того пенька.

Я покосилась на мятые цветы и вывернутую землю. Подойдя, Катель заглянул в натыканные дыры:

– Интересно, кто и что делал с землёй? – Он подхватил комья иссохшей земли и перетёр в пальцах, понюхал. Обернулся ко мне: – Проверь на следы тёмных ритуалов.

Уголок рта задёргался, я плотнее стиснула губы. Катель отступил. Приблизившись, я с умным видом поводила жезлом над пеньком. Вздохнув, заключила:

– Ничего.

А если выданный мне фонарь обнаружат возле бани, как объяснять?

В ворота входили стражники. Базен с напарником встали возле двери в левый дом, тот, откуда вчера наблюдала старуха. Окно было тёмным.

– Крови нет, – Катель снова оглядывался. – Никаких следов. Странно…

– А у Перренов? – В горле что-то стиснулось и помешало спросить небрежно.

Нахмурившись, Катель скользнул взглядом мне в вырез и быстро отвернулся, опустил ладонь на пояс рядом с револьвером.

– На их ферме тоже не было следов борьбы и крови – просто открытые ворота, и всё. Даже волки не заглянули.

Я натянула край пелерины на декольте. Базен бесшумно отворил дверь в темноту дома, переглянулся с приятелем и первым шагнул внутрь.

Поскрипывая доспехами, суровые загорелые стражники рассредотачивались по двору. Мечи хищно блестели серо-голубым калёным металлом с толикой магического заряда. Я под надёжной защитой. А мурашки ползут, и хочется сложить руки на груди и вдавить голову в плечи, точно на ледяном пронизывающем ветру.

Что не так? Я крутанулась на каблуках. Огороженный двор, дома, стражники, глядевшие в окна, входившие в двери, качающаяся створка ворот. Тёмная фигура Вьена по ту сторону дороги. Вроде всё спокойно.

Из темноты левого дома выступил помрачневший и слегка побледневший Базен и, кивнув двоим возле двери, направился к нам, на ходу убирая револьвер и меч.

За Базеном тянулся тошнотворный запах гниения, я невольно потёрла нос.

– Семь тел, – прозвучало глухо. – Мертвы дня два, следов борьбы нет.

Два дня… получается, когда я приезжала, здесь уже были трупы? Но как, они же зомби, должны были шуметь…

– Они были связаны? – Я вглядывалась в светлые глаза Базена.

Он отрицательно качнул головой, и ветер затряс выбившуюся на лоб прядь:

– Нет. Двое лежат в постели, будто умерли во сне и не поднимались, трое на полу. Мадам Жаме в кресле, а внук – у её ног. Если бы не трупные пятна и вонь, я бы решил, что они спят.

Оба: и он, и Катель – вопросительно смотрели на меня.

– Все вопросы к нему, – я указала в сторону Вьена. – Это по его части, я просто ликвидирую нечисть.

– Да, конечно, – разочарованно отозвался Катель и направился к воротам, помахал Вьену. Не дождавшись ответа, сам зашагал к нему.

– Не нравится мне это, ох не нравится, – Базен на пару сантиметров вытянул меч и шумно загнал в ножны. Вскинул взгляд: – Есть соображения?

Я отрицательно покачала головой. Из левого дома вынесли первое тело: подростка с короткострижеными песочными волосами. Я подняла лицо к небу:

– Думала, в спокойное место еду.

– Ты хотя бы уехать можешь по приезде нового штатного мага, а у меня контракт ещё на четыре года.

– Ого, – без особого сочувствия вздохнула я. – А вы не кажетесь оседлым человеком.

Воспоминание о странном предложении руки и сердца налетело некстати, и в груди потяжелело, ноги тянуло сделать пару шагов в сторону – к воротам.

– Да неужели? – усмехнулся Базен, оглядываясь на дома. – Ты не поверишь, но я всю жизнь прослужил здесь.

– Почему?

– Здесь спокойно.

– О, – по спине ползли мурашки, я крепче стиснула жезл. – Какое, должно быть, разочарование: лишиться спокойного места.

– Что есть, то есть, – Базен повёл плечами, оглядываясь.

Из второго дома тоже вытаскивали трупы и складывали на земле: сине-багровые пятна темнели на щеках, плечах мёртвых. Я обернулась к первому дому: двое стражников, кряхтя, вытаскивали дородную старуху с опухшим лицом… Старуху, которая вчера вполне бодро смотрела в окно. Я прикрыла глаза: «Может, показалось?»

Открыла: может и показалось. Должно было показаться: у этой старухи на закинутой на живот руке кожа была густо сине-багровой. Явное трупное пятно, вряд ли несколько часов назад она была жива. Или это синяк? Я направилась к телам.

В баню под прикрытием товарища входил стражник с заголённым мечом.

От трупов воняло сладко-гнилостным, зажав ладонью нос, шумно дыша ртом, я подошла совсем близко. Широко раскрытые старушечьи глаза побелели, словно затянулись бельмами, а на руке, похоже, действительно было трупное пятно. Муха села на мясистый нос и поползла к переносице. Я махнула жезлом, но вместо одной прилетели ещё две. Естественный ход вещей.

Резко обернувшись, я налетела на широкую грудь, на согретые солнцем доспехи – гладкие, хотя местами светлели тонкие царапины. Базен не зажимал нос – просто смотрел на выложенные в ряд тела. Потёр нижнюю губу:

– Что-то с ними не так.

– Ага, они умерли, – я попятилась, отвернулась.

Стоя в воротах, Вьен водил перед собой жезлом, веки прикрытых глаз вздрагивали. Жезл был изящным, с чернёным звёздным узором по навершию. Мой в сравнении с ним совсем дубина.

– Не только, – Базен склонил голову набок, на другой. Присел рядом со старухой и потянул за руку, оглядывая трупные пятна по ребру ладони, предплечью. – Такое чувство, что она все два дня так и просидела в кресле. Она была с самого начала упокоена?

– Теперь не скажешь, – я посмотрела на баню. Отсюда фонаря не видно. Может, Жаме припрятал? – Можно у Вьена спросить, он лучше в проверяющих заклинаниях разбирается.

– Да, пожалуй, – поднимаясь, Базен несколько брезгливо тряхнул рукой, которой касался трупа, и направился к Вьену.

А я развернулась к бане: к ней подошли ещё двое стражников. Следов, кроме фонаря, я не оставила, но всё же… Как хорошо, что сообразила одежду всю прихватить! Просто повезло!

Мне повезло – кажется, это должно настораживать.

В дверях бани показался кривившийся стражник, он что-то тащил. И этим чем-то был Жаме: лысенького голого старика волочили в простыне. Я сглотнула. Несостоявшегося любовника уложили к трём покойникам из второго дома. Ветерок не разгонял до конца сладковатый дух гниения. Сердце замирало, но ноги сами несли меня к телам.

Половина лица Жаме, грудь, колени были сине-лиловые от огромных трупных пятен. Заворожённая их видом, я шла и шла, пока не оказалась возле косо лежавшего старика. От него несло мертвечиной. Закрыла нос рукавом.

На застывшем лице Жаме был не страх – удивление. Я скользнула взглядом по тонкому бескровному порезу под сердцем и лиловому животу к паху с тошнотворно фиолетовым отростком, которым меня пытались тыкать накануне.

Это невозможно.

За несколько часов с телом не могло произойти таких изменений. Или я проспала пару дней, а мне об этом не сказали? Но клумба – я обернулась к пеньку – хранила явные следы моего ночного буйного присутствия, а Жаме…

Я тряхнула головой, закрыла и открыла глаза: разлагавшийся труп в сине-лиловых подтёках лежал передо мной на светлой простыне.

Не может быть.

Я не могла принять зомби за живого: от Жаме воняло так, что слёзы наворачивались, и пятна эти… да и мёртвый он думал бы не как член просунуть, а как меня съесть.

Голова закружилась, я отступила, оглядываясь по сторонам: тела, стражники, белые-белые ослепительные стены, узоры резьбы, Вьен, сердито отвечавший напиравшему на него Базену, и вышедший из второго дома Катель со связкой защитных амулетов и мешочками в вытянутой руке, небо синее-синее…

Что тут происходит?

Качнувшись, я направилась к Базену, под локоть тащившему Вьена во двор. Катель протянул последнему амулеты и мешочки. Трясущимися руками Вьен разложил их на земле, простёр жезл. Навершие со звёздным узором дрожало. Подходя, я расслышала сердитый голос Кателя:

– …получается, по округе бродят четверо зомби.

– Если они не уехали, – Базен положил ладонь на пояс. – Или это будет слишком хорошо, если сразу четверо куда-то уехали, и мы об этом просто не знаем?

– Госпожа Тар, – Катель окинул меня хмурым взглядом, – ваша очередь.

Вскинув голову, Вьен шлёпнулся на зад. Устало на него оглянувшись, Катель обратил ко мне лицо с углубившейся на переносице складкой и сползшими вниз уголками губ:

– Не хватает четырёх жителей выселка, немедленно…

Я предупреждающе вскинула ладонь и шагнула к Вьену, тот отползал, выпучивая глаза, но я всё равно заговорила:

– Тела слишком…

Под ногами затрещало, мелкая вибрация щекотно коснулась стоп через подошвы и поползла выше. Подскочив, Вьен перехватил жезл и с ужасом оглядывал землю вокруг себя. Стражники выхватывали кто мечи, кто револьверы, а кто всё вместе, и только Базен с Кателем не спешили, тоже глядя на землю.

Вытоптанный двор вспучился под амулетами, и мы отскочили. Вьен рванул к воротам, у меня перехватило дыхание: «Что за?..»

– Покинуть двор, – Катель махнул на распахнутые створки.

Нечто под землёй, будто услышав, двинулось туда. Шурша и покрываясь трещинками, земля вытягивалась, будто щека, под которой шевелится язык…

– Спокойно, – рыкнул Базен и, выхватив меч, дёрнул меня за запястье. – Мияна, сделай что-нибудь.

«Что?» – язык не слушался.

Побледневшие, вспотевшие – я тоже покрылась испариной – стражники бесшумно отступали к ограде. Настороженно следили за ворочавшейся землёй, но действовали почти спокойно. Катель подавал сигналы жестами, и стражники сцепляли руки, другие вставали на них и, запрыгнув на стену, тянулись подхватить недавних помощников.

Земля зашевелилась быстрее, выпуклость обползла меня с Базеном и Кателем. Заходя на второй круг, выпуклость увеличилась, шумно прорывалась земля. Сердце зашлось, в глазах темнело.

Точно смятая скорлупа, затрещала выпуклость, раскрылась, и из неё взвилось хрустальное щупальце, хлыстом изогнулось и полетело на меня…

– Ааа! – Я закрылась жезлом.

Щупальце гулко ударило в землю у моих ног.

– Бежим! – Меня дёрнули за руку: Базен.

Я потянулась за ним. Щупальце блеснуло в солнечном свете, внутри по жилам клубилась тьма.

Гуль.

Под землёй – гуль. Это…

Земля у ворот, прямо перед носом Кателя, разорвалась, освобождая второе щупальце-хлыст. Третье, вынырнув из-за дома, отшвырнуло с верхушки стены стражника, тот вскрикнул и затих там, за оградой.

– Колдуй, колдуй, – Базен отпустил меня, встал за спину, прикрывая.

Вытирая кровь со лба, Катель резко двинулся на меня, я отшатнулась, спина натолкнулась на жёсткую спину Базена. Хрустальное щупальце качнулось из стороны в сторону и метнулось на нас – на Кателя.

Крик застрял в горле. Катель обернулся, выставил меч, подпирая острие ладонью, весь собрался – страшный удар тряхнул его, сдвинул на полстопы, но не сокрушил. Щупальце давило – Катель давил на меч, набычиваясь, врываясь ногами в землю. На загорелой шее и цепких руках вздувались вены.

– Колдуй! – Базен полуобернулся, косил на меня безумным от гнева глазом.

А я…

Ничего не могла сделать.

Стиснув внутренности, страх тошнотой подступил к горлу, пот струился по вискам, лбу, я сжимала жезл, как дубинку…

«Это конец…»

Три щупальца поднялись вертикально. Их мощными толчками заполняла тёмная энергия. Усиленного удара не выдержат даже офицерские мечи местной стражи.

Глава 27. О гуле

Сильнейший слуга королевы мёртвых – гуль. Поглощая источник неинициированной магии, он инициирует его на свой извращённый манер и получает почти неограниченные возможности к трансформации. Во времена восхождения королевы именно гули стёрли с лица земли Кахенское царство и легендарный город семи дорог Вальдар.

История для детей

Может, нас Вьен спасёт? Я не могла посмотреть на него – взгляд цепко держали вытянутые в небо щупальца.

Базен дёрнул меня за плечо, и пощёчина обожгла левую щёку, правую, голова моя мотнулась, брызнули слёзы: «Идиот, это не истерика, не ступор, меня хоть убей: столько магии нет!»

– Вьен! – Вопль Кателя резанул воздух. – Стоять!

Тёмная фигура Вьена уносилась прочь, падала и поднималась в волнах зелёной пшеницы. Пальцы Базена больно впивались в плечо:

– Очнись, Мия! Колдуй!

«Кем он меня считает? Я же студентка…»

Время замедлилось: я оборачивалась, тёмная прядь Базена отлетала ото лба в блестящих точках пота. На миг свет пожелтил серо-голубые радужки, и они скрылись в тени надбровных дуг. Губы Базена кривились, утягивая за собой усы и волоски бороды, белые-белые зубы ослепляли. А за его головой летело, стеклянно блестя, полное тёмной энергии щупальце. Мой рот шевелился чудовищно медленно:

– С-за-ди!

Базен обернулся – брызги пота ударили меня в горящую щёку – и оттолкнул меня в сторону. Я устояла. Катель поднимал замерцавший от напряжения магии меч. Я скользнула взглядом назад, к Базену: третье щупальце нацелилось на меня, точно гигантский рыболовный крючок.

Слаженным ударом сразу троих?

Что делать?

Полыхнуло чёрное пламя, окутало щупальца. Те затряслись, стряхивая его, извиваясь, проламывая крыши, врезаясь в стены. Полетела солома, правый дом ударом переломило пополам, вылетели окна. Щупальца конвульсивно бились в стены, землю – Бах! Бах! Бах! – нас осыпало комьями земли, штукатуркой, щепками. Чёрное пламя втягивалось в хрусталь, и тот трескался.

Ого…

Прикрываясь мечом, Базен оттеснял меня к воротам.

– Сюда! – гаркнул за спиной Катель.

Между домов в нашу сторону, едва увернувшись от полыхавшего щупальца, помчался стражник, его ноги путались в выбоинах и трещинах земли. Я отступала, теснимая Базеном, и тело будто мне не принадлежало, холодело.

– Живее! – потребовал властный голос с той стороны захлопнувшихся ворот.

Сильная рука сорвала створку с петель. Объятый потоками воздушного щита с проблесками чёрного огня, предстал Валентайн де Эйлар. Его тёмная одежда, волосы трепетали, словно тоже были пламенем. Вскинув ладонь, Валентайн нахмурил изящные вразлёт брови и резким движением опустил руку – на ней пылал алым массивный перстень.

Затрещала земля, взметнулась струями песка и комками грязи. Визг гуля ударил барабанные перепонки. Выронив жезл, я стиснула ладонями уши, а Базен толкал меня дальше. Ветряной щит рвал волосы и одежду, сушил глаза так, что пришлось зажмуриться. Мы еле проскочили мимо Валентайна.

Визг гуля заглушал всё, даже стук сердца.

Рухнув коленями в пыль, зажимая уши, я обернулась. Валентайн шагнул в круг ограды. Гуль поднялся из земли, завис, сверкая хрустальной бронёй вытянутого, точно у насекомого, тела, клацая зубами, – гигантская бескрылая хрустальная оса на шести щупальцах. Огромные выпученные глаза перламутрово блестели. Воздуха не хватало, я открывала и закрывала рот.

Гуль умолк, и для измученных ушей наступила мёртвая тишина.

Валентайн раскинул руки – на ладонях запылал красный огонь, обратился в длинные клинки-когти. Резкий взмах – алые клинки с двух сторон метнулись в бока гуля, прорезали подставленные щупальца, брызнула чёрная кровь.

Лёгкие обожгло кислотным запахом. Валентайн зажал нос. А вторая рука двигалась, накидывая чёрную сеть заклятия: нити потянулись, опутывая гуля, стягивая щупальца-ноги.

Схватив за шкирку – плащ больно врезался в горло, душил, – Базен потащил меня в поле, где издалека за сражением наблюдал Вьен. Если маленькая тёмная точка была именно его головой.

Стоя по колено в пшенице, Катель хмуро оглядывал спину убежавшего с нами стражника. Тот был бледен, и с пальцев правой руки капали густые тёмные капли.

Мы с Базеном влетели в пшеницу. Я выпрямилась, дёрнулась, нащупала за спиной горячие цепкие пальцы – они выпустили плащ. Дышать стало легче. Связанные заклятием щупальца поднялись над выселком, натужно разрывая нити. Комья земли летели в Валентайна и отскакивали от ветряного щита.

Земля дрожала даже здесь, в поле. Дёргаемая ветром пшеница хлестала по ногам. Стражник вскрикнул. Катель выдернул из его спины, под лопаткой, осколок и, отшвырнув, зажал рану, доставая из-за пояса фляжку.

По дороге с противоположной Холенхайму стороны скакали всадники на бурых и гнедых конях с хвостами из облаков бежевой пыли. Мчались скученно, не сразу удалось сосчитать: семеро. Чуть в стороне от дороги, вскинув узкую морду, розовым жемчугом отливала тонконогая лошадка редчайшей перламутровой породы под изящным алым седлом.

Стражник вскрикнул. Он извивался, но не отстранялся от Кателя. Капли жидкости из фляжки, смешиваясь с кровью, обращались в дым.

В выселке грохотнуло, крыша левого дома просела, взметнулась пыль. Створка хлопала, открывая и закрывая тёмную спину Валентайна. Тонкие хрустальные когти десятка непропорционально длинных рук тянулись к нему сквозь вихрь щита.

Я зажала рот ладонью, колени дрожали. Магия гуля сталкивалась с магией оборотня: чёрное с чёрным, дитя ночи с сыном луны. Тёмная энергия гуля струилась в броне хрустального покрова, чёрный дым магии Валентайна, наполняя воздух, обращался в нити и канаты. Сотни «верёвок» охватили гуля, притягивали к вспоротой земле, воздушный щит отталкивал ползущие снизу щупальца.

У выселка кони затормозили, разбрасывая ошмётки земли. Всадники соскакивали, на спинах вспыхивали серебром волки герба Эйларов. Из зелёных, дрожавших на ветру стеблей пшеницы поднимались, точно грибы после дождя, тёмные головы стражников.

Заблестели мечи Эйларов и алебарда самого высокого из них, желтоволосого. Все остановились у ворот.

Коротко взвыв, гуль рывками поднялся над выселком, расширяясь, раскрывал необъятную клыкастую пасть. Теперь он походил на пиявку. Отвердевшие паучьи ноги со скрежетом вытаскивали его, выросшего до размера надвратной башни, из чёрных пут магии. Одна нога, подломившись, раздавила крышу последнего дома.

А Валентайн силён! Вызревшего гуля в одиночку держал не на жезле даже – на магическом кольце. Выдохнув, я прижала ладонь к груди, сердце билось громко и часто от ужаса, мешавшегося с благоговением: нити магии прорезали хрусталь панциря. Хлынула напитанная тёмной энергией жижа, снова пахнуло кислотой. Эйлары отступили, только самый высокий, с трепещущими жёлтыми волосами до лопаток, стоял, широко расставив ноги, уперев в землю блестящую алебарду.

Пронзительный визг резанул по барабанным перепонкам, я зажала уши. Гуль извивался, наращивал лапы, но одна переломилась в тисках магии, вторая заламывалась между суставов, остальные стягивали вместе нити. Качнувшись, гуль подсечённой башней завалился набок, просел и громко брякнулся наземь, разламывая стену на валуны и ошмётки цемента.

Завывая и постанывая, гуль извивался в чёрных нитях, всё глубже врезавшихся в плоть, и отравленная кровь струилась, капала, растекалась, выжигала землю. Легко подхватив массивную алебарду, желтоволосый зашагал вдоль стены. «Осторожнее…» – кольнул меня страх, но в этом закованном в броню теле ощущалась такая сила, что осторожнее следовало быть, пожалуй, связанному гулю.

Последние шаги до твари желтоволосый пробежал, замахиваясь алебардой. Лезвие удлинилось раз в семь, сверкнуло дугой и опустилось на шею гуля. Брызнула чёрная кровь. Желтоволосый молниеносно отскочил. Несколько секунд тело билось в конвульсиях, сильнее ломая стену, пробив дёргавшейся лапой дом. И посыпалось мелкими блестящими осколками.

Мерзкий запах убрался с порывом ветра, с ним улетали крупицы гуля. Желтоволосый резким взмахом очистил уменьшившуюся алебарду от крови. Наконец я смогла вздохнуть полной грудью: пронесло. С таким чудовищем я не справилась бы и в нормальном состоянии.

Ноги снова подкашивались, и голова шла кругом. Прижав ладонь к влажному холодному лбу, я посмотрела на спутников. Базен отдавал распоряжения подтянувшимся стражникам. Раненый сидел на земле, неловко придерживая багровой от крови рукой рдяную тряпку под лопаткой.

Вытирая ладонь о платок, Катель шёл ко входу в выселок, где по взрытой резким торможением земле переступали кони, пряли ушами и трясли гривами. Всадники топтались с тем же почти животным беспокойством. Из-за стен взметнулись в четыре стороны дымчатые дорожки, и Эйлары вскочили в сёдла, мигом договорились и помчались вдоль таявших тёмных лент поискового заклинания. Значит, ещё четверо зомби – как хорошо, что Валентайн решил помочь!

Топот копыт затих, лишь шуршала пшеница. Желтоволосый скрылся в проломе стены, Катель зашёл во двор, а я… Кровь, стывшая вместе с сердцем где-то в пятках, снова разогрелась и опалила щёки: трусливо я себя вела.

С другой стороны, смелость в этом случае была равносильна самоубийству. Ветер охлаждал лицо. Стражники неторопливо подбирались к выселку, даже Вьен, оправив воротник сюртука, зашагал сквозь зелёные волны. А я что?

Что я наделала со своей магией, а? Как я могла? Как? Она ведь в этом «спокойном» месте нужна для выживания.

Я поплелась к выселку проверить, этот гуль – не «моя» ли девочка? Выслушать не самое лестное мнение о своей компетенции тоже надо: пусть лучше спустят пар сейчас, чем напишут жалобу позже.

Ветер покачивал створку ворот, я первая после офицеров вошла во двор.

– …да, – кивнул Валентайн и закусил губу.

Его щёку до подбородка пересекала царапина – достал-таки гуль. И на ребре ладони были кровавые пятна. Желтоволосый фривольно опирался на алебарду и, хитро щурясь, смотрел на Валентайна. Только раскрасневшиеся щёки напоминали о недавнем напряжении, в остальном он был образцом вселенского спокойствия.

– Но это уже ни в какие ворота, – проворчал Катель, подпирая пояс кулаком и резко взмахивая правой рукой. – Гулей здесь лет пятьдесят не видели, откуда он?

– В том и дело, – Базен стоял вполоборота ко мне и поминутно косился на будто не слушавшего их желтоволосого, – что давно не было, заклинания… Да сам знаешь, какие у нас защитные заклинания с одним штатным магом на такой территории. Будь Гауэйн хоть в пять раз сильнее, ему физически не успеть толково следить за всеми землями Холенхайма.

– За графскими землями мы присматриваем сами, – напомнил Валентайн.

«Надеюсь, душить он меня больше не хочет», – я прокралась к мужчинам. Не глядя, Базен шагнул в сторону, освобождая место между собой и Кателем. Я вступила в полукруг холенхаймских служащих. Желтоволосый так глянул на Базена, что у меня мурашки поползли.

– Напишу прошение об увеличении штата магов, – Катель явно хотел сплюнуть, но сдержался перед аристократом и грозно добавил: – Очередное. Пожалуй, даже два.

«А сейчас он скажет, что думает о всяких недоученных ведьмах…»

– После гуля должны прислушаться, – не слишком оптимистично поддержал Базен, опять косясь на желтоволосого, тот хмыкнул.

Обвинять меня в некомпетентности не спешили. Тонкая царапина Валентайна на краях уже подживала. Он коротко, холодно глянул на меня и снова на Кателя.

– Что ж, – Катель тяжело вздохнул и слегка поник. – Пойду заниматься бумагами. Нарсис, проследи за Вьеном, как составит отчёт – тащи ко мне. – Он набычился, сурово добавляя: – Надоели мне его тайны следствия.

– Всё расскажет, как миленький, – пообещал Базен с весёлой, но многообещающей улыбкой и вместе с Кателем направился к воротам.

А я осталась.

Похоже, срывать на мне злость из-за проблем, как часто делали в институте, никто не собирался. И то хорошо.

Валентайн сердито оглядывал размазанные по земле переломанные трупы. Нахмурился. Ярким воспоминанием вспыхнуло ощущение сомкнувшихся на горле пальцев, по спине поползли мурашки, я отступила, прикрывая шею ладонью. Но… Эйлары – семья защитников Холенхайма, в их интересах и в правилах оборотней заботиться о безопасности своей территории, а помощь сильного мага мне будет кстати, если не сказать – жизненно необходима.

Горизонтально развернув алебарду, желтоволосый с бесшумной грацией кошки исчез в разломе стены. Валентайн стоял на месте, даже не двинул затянутыми в добротные сапоги ногами.

«Ну что, горе-ведьма, подлизывайся, проси большого сильного дядю о защите», – глубоко вздохнув, я подняла голову и заставила себя улыбнуться. Не широко, не заискивающе, но с восхищением:

– Вы были великолепны.

Вздрогнув, Валентайн смерил меня таким взглядом, словно не ожидал увидеть. Недовольно скривив губы, демонстративно повернулся к трупам. Склизкие петли кишок и торчащие из разложившейся плоти кости привлекают больше, чем я? Ну что ж, у каждого свои пристрастия, временами – извращённые. Ничего не поделаешь.

А отношения надо налаживать. Я тихо кашлянула и продолжила лить на свою мельницу:

– Благодарю за помощь, вы нас просто спасли. Какое счастье, что вы проезжали мимо.

Валентайн уничижительно глянул через обтянутое кожаной курткой плечо и снова отвернулся к телам:

– Неужели вы думаете, что мы доверили безопасность своих земель практикантке?

В сердце вспыхнула надежда:

– Так вы будете за мной присматривать? – Я поёжилась от очередного леденящего взгляда и уточнила с меньшим восторгом: – Вы поможете мне исполнять обязанности штатной ведьмы?

Видная мне скула Валентайна дрогнула.

– Простите, что… отвлекаю, – я покосилась на тёмные пятна на взрытой земле, – но, сами знаете, я осталась без куратора, и творятся слишком серьёзные вещи, чтобы я… Я не справлюсь с этим одна.

– Это очевидно, – огрызнулся Валентайн, помедлил, с явным усилием заговорил спокойнее: – Никто не оставит вас одну, мы не сумасшедшие.

Я так на это надеялась!

– Спасибо, – голос дрогнул и, прижимая ладонь к груди, я отвернулась улыбнуться: «Мне помогут, ура-ура!»

Створка ворот качнулась и раскрылась. Базен, подперев кулаками бока, что-то говорил мотавшему головой Вьену.

– Простите, что отвлекаю, господин Валентайн, но можете вы как-то повлиять на господина следователя? – Я поглядела через плечо. Валентайн тоже смотрел на меня через плечо, и мурашки поползли по спине, голос чуть осип. – Кажется, он не слишком усердно выполняет работу.

– Ожидаемо, – тёмный взгляд Валентайна обратился на мотавшего головой Вьена. – Насколько нам известно, он не слишком хороший специалист и попал сюда за нарушение. В воспитательных целях, так сказать.

О, собрат по несчастью!

– Да? – Я вскинула брови, надеясь на продолжение, но его ожидаемо не последовало.

Умные бесплатно информацией не разбрасываются.

Ладно, формальности соблюдены, пока лучше ослабить давление. Я огляделась: жезл лежал у ворот, пыльный, но целый. То ли Валентайн его отшвырнул, то ли земля сильно дрожала, но до места, где я его обронила, было далековато. Быстро подойдя, я подхватила свою дубинушку. Теперь – найти основу гуля. Проверить, «моя» девочка или нет?

Размазанные трупы смердели сильнее прежнего. Я плотно прижала сгиб руки к носу, но вонь пробиралась и казалась сильнее, когда я наклонялась рассматривать месиво. Гуль неудачно проиграл в самом крупном скоплении тел.

Переступая внутренности и тела, балансируя между трещинами земли, я обошла двор. Девочки не было. Тут вовсе не было детей такого возраста и младше, что странно, – в гулей же неинициированные превращаются. Значит, была ведьма-девушка? Возможно. Похоже, своего гуля я не упустила. Отлично. Плотнее прижимая рукав к лицу, я отправилась дальше: от фонаря лучше избавиться.

На нерве я чуть не проговорилась Вьену, что ещё ночью здесь были живые, но сейчас такое признание казалось глупостью. Молчать и уехать при первой же возможности. Этого кошмара ничто не предвещало, но он случился, а в следующий раз Валентайна рядом может не оказаться.

Пристёгивая жезл к поясу, я перешагнула обломок полки, разворошенную связку соломы с крыши. Хлева и сараи зияли прорехами и проломами крыш, виднелись обглоданные, тёмные от запекшейся крови кони и овцы, бык, выпотрошенные курицы… те четверо сбежавших зомби попировали или гуль?

Баню почти не задело, хотя возле крыльца змеилась, точно росчерк молнии, глубокая трещина. Фонарь валялся в клумбе у противоположной стены, почти скрытый тёмными цветами. Из-за них, наверное, и не заметили. Я подошла ближе.

Куда спрятать?

Ужас охватывал ледяными объятиями, сердце стыло, будто я впервые собиралась нарушить закон, но теперь… теперь у меня есть выбор. Можно сознаться, положиться на старших. А можно попытаться спрятать улику и попасться. Или спрятать удачно. Можно честно рассказать и столкнуться с недоверием: «Специально призналась, чтобы не подозревали, но мы не настолько глупы». А можно попасться на попытке спрятать, и объяснению «испугалась» поверят. Только признание в ночной прогулке потащит за собой признание в нарушении закона об инициации.

Лучше спрятать этот треклятый фонарь. Вздохнув, я наклонилась, потянулась к кольцу на макушке фонаря.

– Что вы делаете? – холодно спросил Валентайн.

От ужаса я так и застыла задом кверху.

Глава 28. В которой устраиваются разборки

…из всех любовников, что мне довелось иметь за долгую жизнь, самыми лучшими были оборотни.

Записки боевой ведьмы

– Без плаща поза выглядела бы привлекательнее, – заметил Валентайн. – И повторю вопрос. Что вы делаете?

Сердце выпрыгивало из груди, бешено перегоняло кровь по венам. Сглотнув, я, так и не коснувшись фонаря, выпрямилась:

– Благодарю за информацию. Если решу использовать такую позу для соблазнения – непременно сниму плащ, – щёки пылали.

Я не поворачивалась, изображала интерес к сараю за баней.

– Мне третий раз повторить вопрос? – Валентайн явно приблизился.

Холодные мурашки так и бегали по спине, я сложила руки на груди:

– Осматриваюсь я. Мне казалось, это очевидно.

– И что насмотрели?

– Ничего особенного, – я покосилась на фонарь в цветах.

Как теперь его незаметно убрать?

Зачем Валентайн пошёл за мной? И что собирается делать?

– Надеюсь, вы не пришли меня додушить, – я полуобернулась, – пока свидетелей нет.

Валентайн очень пристально смотрел, но его лицо ничего не выражало. От этого внутри неприятно сжималось. Подобные сдержанные личности слишком непредсказуемы, в любой момент могут сорваться… придушить.

Пожалуй, следует уходить из этого закутка.

– Ещё раз спасибо за помощь, – я кивнула и, отступив поближе к бане, зашагала назад.

Валентайн перегородил дорогу с тем же бесчувственным выражением лица. Сердце ухнуло в пятки, я лихорадочно искала фразу, шутку, вопрос, которые бы разрядили ситуацию, прояснили…

– Какие-нибудь вопросы? – Я с самым милым видом вскинула брови. Ну как с милым – мышцы у меня сводило от ужаса.

– В вашем университете было много самостоятельных практических занятий?

Брови как-то сами поползли выше. Кашлянув, я созналась:

– Честно говоря, совсем самостоятельно мы не работали.

Теперь брови поползли вверх у Валентайна. Я поспешно добавила:

– Нет, мы работали сами, но под присмотром профессоров. Нас всегда страховали.

– Зачем такие специалисты? – Валентайн сцепил руки за спиной.

Сладко-гнилостный ветер взъерошил кончики его жёстких, торчащих в стороны волос.

– Для рутинной, низкооплачиваемой работы, – я опустила руки вдоль тела. – Возможно, вам, аристократу, этого не понять, но существует много видов работ, для которых не надо быть семи пядей во лбу.

– Да знаю я, – брезгливо отозвался Валентайн и развернулся. – Идёмте, надо поговорить, но там, где не воняет мертвечиной.

Он уходил, а я стояла. Что? Куда? О чём говорить? Видимо не услышав шагов, Валентайн обернулся и сердито потребовал:

– Идёмте. Это не просьба, а приказ владельца земли.

Ну раз так… Я, снова прикрываясь рукавом, поплелась за ним. Валентайн не защитил свой чувствительный нос – сумасшедший! Но его дело. Мы засновали по островкам более-менее чистой земли, мерзкий запах одурял, хотя я дышала ртом. В поле Базен спорил с махавшим руками Вьеном.

Валентайн коротко свистнул, за воротами послышался цокот. И я поняла – та дивная кобылка редкой масти мчалась к хозяину. Узкая перламутрово-розовая морда показалась из-за створки, и Валентайн пошёл быстрее.

Так, а где Рыжик? Я ведь высвистывать его не умею.

– Королева, – ласково, голос изменился до неузнаваемости, позвал Валентайн и погладил тянувшуюся к нему лошадь, почесал под подбородком. – Умница.

Она шевелила мягкими розовыми губами, будто шепча, и ткнулась в ухо.

– Красавица, – влюблено смотрел Валентайн.

Голубой лошадиный глаз в ореоле длинных светлых ресниц скосился в мою сторону, Королева неодобрительно фыркнула. Ну отлично.

– Только сзади не подходите, – Валентайн с явным удовольствием гладил свою красавицу по изящно согнутой шее. – Давайте зовите своего.

Помедлив, я сложила ладони рупором и крикнула в небо:

– Рыжик!!!

У Валентайна слегка округлились глаза.

– Мы с Рыжиком плохо знакомы, – я пожала плечами. – Не знаю, на какие команды он откликается.

– Ясно, – обронил Валентайн, вышел за ворота и вскочил в красное седло.

Королева перебирала стройными ногами, шкура лоснилась на вздувавшихся мышцах. Я тоже вышла на дорогу: со всех ног Рыжик ко мне не мчался. И даже не шёл. Его вовсе не было.

В противовес жаждущей движения лошади, косившей на меня светлым презрительным глазом, Валентайн был подчёркнуто холоден. Высоко задрав подбородок, он уничижительно спросил:

– Вы получили мои цветы с извинениями?

Постояв с приоткрытыми ртом, я сдавленно уточнила:

– Какие цветы?

– Лилии из нашей оранжереи, – Валентайн перевёл взгляд на небо, обронил: – Дядя велел извиниться перед вами за… – Тонкие губы на несколько мгновений плотно сомкнулись, продолжение было совсем глухим: – За недостойное аристократа поведение.

О! Я моргнула. И прикусила губу, чтобы не предложить просто извиниться сейчас: не стоило злить потенциального помощника.

Да. Мне снова нужен оборотень. На этот раз живой. И вместо поминания обид следовало идти на мировую.

– Так вы получили цветы? – Налетел тошнотворный ветер, ноздри Валентайна затрепетали. – Их передали вашему гомункулу.

Саги передали? Кхм… понятно.

– Нет, – я отрицательно качнула головой.

– Странно, – Валентайн продолжал смотреть на небо, – гомункулы ничего не забывают.

– Он у меня немного… бракованный, – вздохнув, я всё же пошла на мировую, хотя слова давались с трудом, ведь я не чувствовала за собой вины. – Простите. То, что я сделала с вашим братом, – это была очень вынужденная мера.

– Вы его подчинили, – уголки губ Валентайна трагически поползли вниз, и он отвернулся. Ветер шевелил лихо торчавшие волосы. – Вы пользовались его телом. И долго.

– Это помогло защитить людей. Я делала это ради… Чтобы больше никто не пострадал, не потерял брата, отца, мужа, ребёнка. Чтобы все вернулись домой.

Валентайн кивнул, до скрипа сжимая уздечку:

– Полагаю, Амэйбл погиб потому, что тоже хотел защитить людей.

– Да? – Беседа получалась слишком личной для светской, но такой нервно-сдержанный Валентайн больше располагал к разговору и сам к нему будто тянулся: возможно, в семье ему не с кем поделиться мыслями?

– О да, – Валентайн склонил голову, несколько раз моргнул. – Он часто помогал Гауэйну. Просто так. Дядя не пустил Амэйбла учиться. Не желал, чтобы тот выбрал военную службу, – он горько усмехнулся, – ведь это опасно для таких романтических юношей, как мой брат. Был.

– Простите, что напомнила, – я ковыряла носком землю, а Базен грозил Вьену револьвером, их разговор доносился всплесками глухих возгласов.

– Ну почему же, – Валентайн с усилием разжал пальцы и легче перехватил уздечку, – мне приятно о нём поговорить с кем-то… кто не осуждает его устремлений.

Да, сейчас военную карьеру для аристократа почётной не назовёшь, и оборотню не добиться многого. Я смотрела на Валентайна снизу. Когда речь зашла о брате, взгляд его потеплел, вокруг глаз и губ появились лёгкие морщинки и оживили лицо.

– Мечты – это прекрасно, – я перестала ковырять землю. – Помогать людям, защищать – очень достойно.

– А вы мечтали защищать? – Валентайн склонил голову набок. – Или пошли в боевые ведьмы от бедности?

Похоже, умел он испортить настроение. Я расправила плечи:

– Ради хорошей работы пошла, – криво улыбнулась. – Чтобы бестактные мужчины бесприданностью не попрекали.

Валентайн задрал бровь:

– Ладно хоть не ради свободы в выборе… грелки для постели.

У меня даже зубы скрипнули. Как они надоели со своими намёками!

– Грелки для постели в аптеке выбирают, – я улыбнулась шире, и, наверное, гримаса получилась не из приятных. – И это может сделать любая женщина. И мужчина.

– О, – с полуулыбкой Валентайн качнул головой, всем видом говоря: «Вы прекрасно поняли, о чём я», и повернулся к полю.

Базен с Вьеном отчаянно жестикулировали. Перламутровая Королева рванулась к ним лёгкой рысью, а я осталась у ворот. Валентайн, конечно, прекрасный щит, но если общение с ним будет сводиться к двусмысленным намёкам – это ужас.

Валентайн с неаристократической живостью включился в спор, и Вьен сильнее замахал руками. Скрещивая руки на груди, я огляделась: Рыжика и след простыл. В следующий раз надо привязывать или треножить. Собственно, пропал не только он: стражники тоже куда-то разбрелись. Может, за выселком бродили, но всё равно было неуютно стоять тут одной…

Одной?

Вьен, Базен и Валентайн спорили. Я огляделась. На дороге – никого. Во дворе – трупы. И я рванулась к бане, перескакивая разломы, руки, ноги, головы – стрелой к фонарю стражников.

Он лежал, полускрытый цветами. Металлическое с насечками кольцо верхушки оттянуло пальцы, холодило. Я снова огляделась: куда прятать? Рванула за баню. Носок зацепил трещину, я мотнулась, устояла, снова огляделась: сарай, задняя стена хлева, стена в трещинах… Сердце гудело в ушах.

«Куда? Куда прятать?» – я лихорадочно обогнула баню: нетронутые сараи. Можно в них? Но время, время… Я шла дальше, вынырнула на обкошенный пятачок позади третьего дома: к нему примыкала плоская дощатая коробка с дверью вниз. Сердце пропустило удар: погреб или выгребная яма?

Оглядевшись – никого, я помчалась вперёд, срезы травы пружинили под ногами. Сквозь сладковатый запах гниения, кажется, пробивался прелый дух испражнений.

«Только бы повезло, пусть повезёт!» – я потянула деревянную скобу ручки, от вони навернулись слёзы, ком подступил к горлу. Со всего маха я швырнула злосчастный фонарь в коричневатую жижу – чавк! Захлопнула дверцу – слишком звонко, от ужаса испарина проступила – и рванулась в обход бани вокруг руин первого дома к пролому стены, чтобы никто меня у той клумбы больше не видел.

В пасти проёма волновалось зелёное море полей. Вонь накатывала с порывами ветра, но дышалось легко. Как показывал опыт, для того чтобы тебя осудили, необязательно быть виновной, а главную улику я надёжно спрятала.

Теперь найти Рыжика – и… срочно домой, мыться. Наверное, я вся провоняла трупами. Перескочив крошево стены, я прошла ещё пятнадцать шагов до края поля и сложила ладони рупором:

– Рыжик! Рыжик! Сюда! Рыыжиик!

Ветер шевелил волосы и плащ, несформировавшиеся толком колосья, кое-где притоптанные, но уже расправлявшиеся. Якобы хорошо ко мне относившегося коня-спасителя не было. Придётся просить помощи.

«Будь он неладен, козёл рыжий», – я пошла вдоль стены, призывая:

– Рыжик! – В горле пересохло. Облизнув губы, я продолжила: – Рыжик! Рыжичееек!

Из-за поворота стены прогарцевала Королева, гордо являя моему взору царственного Валентайна, но смотрела из-под длинной чёлки так, словно хотела простучать копытами по мне.

– Коня не видно, вряд ли он слышит ваши завывания, – Валентайн сложил ладони на высоком, круто изогнутом рожке передней луки.

Завывания? Да кто бы говорил! Или в устах оборотня это считается комплиментом?

– Да, вряд ли, – я печально глянула исподлобья. – Даже не знаю, что теперь делать…

Мы молча смотрели друг на друга, я – жалобно на красивое лицо. Валентайн – задумчиво в вырез. Склонил голову набок. На другой.

«И этот туда же?»

– Предложил бы возвращаться пешком, – губы Валентайна неприязненно скривились. – Но, полагаю, такой поступок тоже будет… не достоин аристократа.

Высвободив ногу из стремени, он протянул руку. Я запахнула плащ, прикрывая декольте:

– Надеюсь, вы не поняли меня превратно. Мне просто надо доехать до дома.

– Не собираюсь предлагать дважды, – Валентайн чуть опустил ладонь.

«Налаживать отношения, надо налаживать отношения…»

– Надеюсь на вашу порядочность, – я поспешно ухватила тёплую сильную руку.

Королева была пониже Рыжика, а ноги у Валентайна длинные, так что стремя висело не слишком высоко, я вставила стопу, Валентайн резко дёрнул вверх, и я, оттопырив вторую ногу, потянулась к крупу…

Лошадь двинулась, сумка потянула меня вниз, нога выскользнула из стремени, и я повисла на руке Валентайна, тот резко наклонился следом, и его щёки пошли розовыми, в цвет кобылы, пятнами.

– Ко-ро-ле-ва, – пророкотал Валентайн, выпрямляясь и снова протягивая руку.

Смотрел он чуть в сторону. Вздохнув, я снова сжала его ладонь, глубже просунула ногу в стремя и вцепилась в красиво тиснённую кожу крышки потника. Снова меня потянуло вверх, я перехватилась за заднюю луку, закинула ногу на круп. Королева припала на задние ноги, крутанулась, и я повисла на Валентайне и стремени, выдохнула:

– Да чем вы с ней занимаетесь, что она к женщинам ревнует?

У Валентайна красиво расширились глаза и затрепетали ноздри:

– Выездкой, – он дёрнул меня за руку, подбрасывая на круп. – Замри.

Я замерла – и соскользнула вниз.

– Да не вы, – Валентайн шумно выдохнул. – Залезайте.

– Держите крепче свою Королеву, – я высвободила руку из его горячей ладони и ухватилась за рожок передней луки, в непристойной близости от паха, вторую протянула за спиной. – С той стороны потяните, пожалуйста.

«А то я не мастер залезать на крупы брыкающихся лошадей».

Ухватив меня за запястье, Валентайн перевёл взгляд с передней луки на мою ногу в стремени:

– На счёт три. Раз. Два. Три.

Он потянул, я подпрыгнула, клюнула носом в его плечо, но упёрлась коленом в круп. Королева напряглась, Валентайн очень строго повторил:

– Королева, замри.

Напряжение её задних ног ослабло. «Пользуйся случаем», – я вытянула руку из захвата, уцепилась за крепкое плечо, чуть поднялась, вставая на круп и наконец уселась. Вцепилась в талию Валентайна и облегчённо выдохнула. Королева всхрапнула.

– Не слишком изящно, – заметил он через плечо и, ловко вытолкнув мою ногу из стремени и заменив своей, дал шенкелей.

Королева рванулась вперёд, а я крепче стиснула руки. Пуговица холодно давила на запястье. Куртка Валентайна была из мягкой, приятной к щеке кожи, а широкая спина прикрывала от ветра…

И вот ехала я в обнимку с красивым аристократом, который меня спас, мы одни… судя по книгам, сейчас должна быть романтика и трепетание сердец. Но слишком широко раздвинуты ноги, я почти ежесекундно морщилась от боли, и предел моих мечтаний – скорее увидеть Холенхайм.

Глава 29. О тайне Валентайна

Но и самыми проблемными любовниками тоже были оборотни.

Записки боевой ведьмы

Свинцовые тучи мигом заволокли небо, первые крупные звонкие капли настигли нас с Валентайном почти у надвратной башни, ударили в нос, и я уткнулась в гордо выпрямленную спину. Вскоре копыта зацокали с эхом, Королева круто свернула в переулок, я искоса глянула на мелькавших людей, узкие дома, пристройки, переулки. Дождь усиливался, вода пузырилась на мостовой, вымывала открытые канавы. Мы ехали не в ту сторону.

– Мой дом находится…

Валентайн мотнул головой:

– Знаю я, где дом штатного мага, – он чуть наклонился вперёд и, припуская Королеву, перекричал шум дождя: – Но я собирался перекусить, так что…

«Моё мнение значения не имеет», – я вздохнула.

Влажно цокали копыта, улица стремительно пустела. Мы нырнули под навес трактира с распахнутыми ставнями. Плюгавый мальчик у дверей поклонился и, пожирая Королеву глазами, принял поводья. На всякий случай я крепко ухватилась за локоть Валентайна. Королева отпустила меня без приключений, но слезла я всё равно неловко. Валентайн со звериной грацией выпорхнул из седла, едва глянул на поклонившегося мальчишку и вошёл в озарённый жёлтым светом дверной проём.

– Королева, – одними пухлыми губами прошептал мальчик и повёл своенравную лошадку под дождь за угол дома.

Похоже, Валентайн здесь если не частый, то известный гость. Светлый хвост дёрнулся и исчез за поворотом, а я всё стояла, широко расставив ноги и наслаждаясь покоем в отбитой части тела.

Над дверью зеленела медной патиной вывеска «Графское подворье», из зала тянуло жареным мясом и чуть кисло вином, но шума, свойственного дешёвым питейным заведениям, не доносилось. Хотя сквозь шелест дождя слышались голоса. Утренний ломоть хлеба с бужениной и помидорами давно переварился, с каждым вдохом ароматы казались приятнее. Наконец, желудок громко заурчал.

«Валентайн хочет поговорить, как землевладелец, и я обязана его выслушать», – с тяжёлым сердцем и сжимающимся желудком я шагнула внутрь.

С первого, и второго, и третьего взгляда заведение выглядело пристойно, пусть на столах и не лежали скатерти, но столешницы – чистые, лавки – крепкие, в углах – кадки с блёклыми цветами. Масляные светильники желтили выбеленные стены и отскобленный до блеска пол, массивные двери и стойку трактирщика под тёмной лестницей. Крутая и глухая, она тянулась на второй этаж почти от входа.

У окна, загородив проход крытыми тканью корзинами, болтали две дородные женщины за сорок. Одна заметила меня, шепнула другой, и оживлённая беседа стихла. Несколько мужчин чиновничьего вида рассредоточились по залу и будто не видели ни друг друга, ни меня. Широкий стол у камина оккупировала семья: муж, жена и семеро детей, младший кульком сопел на руках бледной матери. Не столичное кафе, но что-то вроде того на местный манер.

– Наверху, – раздалось сбоку.

Вздрогнув, я оглянулась. Рядом с боковой дверью стоял низкий – мне, коротышке, по грудь – старик с кружкой и тряпкой в руках. Он улыбнулся, обнажая широкие желтоватые зубы:

– Вас ждут в верхнем зале, обед подадут через две минуты. Можете так и передать господину Эйлару.

Растерянно кивнув, я пошла к тёмной лестнице с лаково блестевшими перилами. Несколько пар глаз пристально за мной следили. Но заведение вроде пристойное, а я следую приказу. И мало ли, вдруг уговорю Валентайна на работу меня сопровождать…

Отполированные до блеска перила холодили пальцы. Ступени не только не скрипели, но и на волос не прогибались под моим весом. Развернувшись, я шагнула на второй этаж: разделённые тонкими перегородками белые столики примыкали к витражным окнам, вместо лавок красовались немного грубоватые, но стулья.

В стёкла глухо барабанил дождь, разноцветный свет дрожал на будто светившихся в сумраке скатертях, плясал на резной полке большого камина.

«Ну и где Валентайн?» – я пошла дальше, завороженно глядя на узорную тень каминной решётки на красном от бликов полу.

Из-за перегородки взметнулась тень – я отшатнулась. Крепкие руки ухватили меня за талию, притиснули к стенке, что-то звякнуло в сумке.

Валентайн шумно дышал мне в лицо.

«Что?..»

Он схватил меня за груди, влажный язык настойчиво толкнулся в губы. Я вытаращилась на зажмурившегося Валентайна.

«Да они обнаглели все! – Грудь распирало. – Проклятый Холенхайм!»

И Саги, из-за которого теперь нужен этот… оборотень драный!

Метод борьбы я знала: разомкнула губы. Язык скользнул внутрь, неловко тыкался в мой, рука увереннее стиснула грудь, а другая полезла за пояс.

Я стиснула зубы. Крепко! Валентайн взвился, затрепыхался, теперь его глаза были широко-широко открыты. Скрежетнув зубами, я их разжала с некоторым даже сожалением.

– Аа, – Валентайн зажал рот и согнулся пополам, и заскакал, разгибаясь и снова сгибаясь, словно в ритуальном танце. – Мыммм…

«Так тебе и надо, – сердце бешено стучало. – И не только тебе». Я решила обойтись без демонстративного сплёвывания, хотя с радостью прополоскала бы рот. Валентайн попрыгал и, разогнувшись, уставился на меня с тем же праведным недоумением, что и Саги недавно.

Я положила руку на оттягивавший пояс жезл:

– Это было предупреждение. В следующий раз будет проклятие мужского бессилия, и я не умею его снимать.

– А… фы ехо снаешь? – В ладонь полюбопытствовал Валентайн.

– Были пострадавшие, – приукрасила я, ведь у нескольких магов не встало – и всё на меня.

Валентайн внимательно оглядел меня с головы до ног и с ног до головы. Кивнул, обошёл стол и уселся.

Гнев ещё горячил кровь, запоздало прихлынувшую к лицу. Шумно отодвинув стул, я бросила мокрый плащ на спинку соседнего и села. Сцепив пальцы, уставилась на зажимавшего рот Валентайна. Тот приподнял брови:

– Фто?

– Зачем вы это сделали? – Я поджала губы и смотрела исподлобья.

– Хофел убезися, фто фы не тахая… хах пьезызушая везьыа.

– Учитывая метод, – я демонстративно оправила на груди помятую блузу, – кажется, вы жаждали убедиться, что именно такая.

Покрасневший Валентайн убрал ладонь ото рта:

– Вздор. Я должен был знать, с кем имею дело. Вдруг придётся представлять вас родственникам, – он понизил голос, – а среди них есть дамы.

– Не убедили.

– Но вы же не невинная девушка, – Валентайн ощупал меня взглядом, – и не замужем, не вдова, и мало ли как вы…

– У меня справка есть, что всё было сделано официально, – ледяным тоном уверила я.

«И как было бы прекрасно, будь справка настоящей…»

– Аа, – склонив голову, Валентайн повёл пальцем по скатерти, ковырнул. – Хм. Это хорошо, что… официально… Мм, а как это, когда официально? – Он изящно повертел рукой. – То есть я, конечно, понимаю физиологический момент, но как вы в таком случае выбираете? Приглашаете кого-то конкретного?

В памяти всплыл холл в золотых лучах солнца и стайка девушек у доски объявлений, лист с двумя графами: в левой – ведьмы, в правой – инициаторы, и шёпот, и нервные смешки. Кашлянув, я резко спросила:

– Зачем вы меня позвали?

Облокотившись на стол, Валентайн потёр губы:

– Теперь я буду сопровождать вас по рабочим делам.

Грудь стиснуло, я беззвучно открыла и закрыла рот. Выдохнула:

– По всем делам?

– Да, – обречённо кивнул Валентайн.

– Но почему?

– Помогать вам – своего рода наказание, – Валентайн, откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди. – Дядя учит смирению.

– Только чтобы вас проучить? – Я вскинула брови.

Пристально посмотрев на меня, Валентайн отрицательно качнул головой:

– Просто не доверяет вашей компетенции. Он и Гауэйна с его увле… кхм. Дядя и Гауэйна не считал достаточно квалифицированным для работы на столь обширной территории, а вас и вовсе ни во что не ставит.

Ой, да как угодно: главное, у меня в помощниках сильный маг! С каждой секундой осознания я будто приподнималась над стулом. Валентайн меня прикроет! Счастливая улыбка выкручивала мышцы, не давая себя скрыть.

Валентайн отвернулся к витражу:

– Хотя бы вас это радует.

– Конечно! – Я, опустив ладони на край стола, разглядывала невольного помощника, белый накрахмаленный воротник, тонкую тёмную ленту галстука вокруг шеи.

Он гуля чуть не одной левой уложил – ещё бы не радоваться! И отказ целоваться вроде принял… надеюсь, принял. Надеюсь, по представлениям дядюшки, лапать женщину без её согласия тоже не достойно аристократа, и племяннику это объяснено.

У торца стола резко, но бесшумно опустился стул. На нём вдруг оказался желтоволосый. Выражение его лица, блеклого из-за светлости коротких густых бровей и ресниц, было обезоруживающе наглым. Весёлый плотоядный взгляд серых больших глаз раздевал, в улыбке пухлых губ сквозила развращённая надменность. Я почувствовала себя голой, по спине поползли мурашки, будто меня коснулся холодный воздух.

– Надеюсь, он, – желтоволосый указал мощной рукой на скривившегося Валентайна, – не слишком вас утомил. Разрешите представиться: Ксавье де Эйлар. Рад увидеть вас вблизи, прекрасная Мияна.

Пока я открывала рот, он ухватил меня за руку, прижался губами к запястью и ласково-ласково, точно кот на сметану, посмотрел исподлобья. Сложив руки на груди, Валентайн хмуро отвернулся к стекляшкам витража.

– Отпустите, – глухо попросила я, дёрнула руку, и она неожиданно легко выскользнула из захвата. – Для вас – госпожа Тар.

Похоже, здесь надо остужать буквально всех.

Не сводя взгляда с окна, Валентайн хладнокровно поведал:

– А ещё она грозит проклятием мужского бессилия.

– Ты просто не умеешь обращаться с прекрасными женщинами, – облокотившись на стол, Ксавье… вроде просто смотрел с налётом насмешливого восхищения, улыбался, но от этого тянуло поёрзать, опустить взгляд, стыдливо покраснеть. – И я знаю контрзаклятие.

Брови Валентайна взлетели, блестящий взгляд метнулся на Ксавье, а тот улыбался мне – и, похоже, порой этого было достаточно, чтобы развратить и совратить. Ощущение наготы меня не оставляло, во рту пересохло. Треснуть бы этому Ксавье жезлом по голове. А ещё лучше – в пах. Мечты, мечты…

– Ну-ну, – лениво отозвался Валентайн. – Желаю удачи.

Нет, я понимаю, что ведьмам куда проще вести разгульный образ жизни, но… Я поднялась:

– Когда созреете просто поговорить, не напрашиваясь на проклятие, – вы знаете, где меня искать.

– Правильно. Нечего нам с ним делать, этот девственник ничего не умеет, – улыбнулся Ксавье (багровея, Валентайн округлил глаза, набрал в лёгкие воздуха, но лишь беззвучно шевелил губами) и накрыл мою ладонь: – Другое дело я.

Отдёрнув руку, я подхватила плащ и зашагала прочь, громко стуча набойками по полу, лестнице. Щёки горели, внутри кипело и клокотало: это несправедливо! Я веду себя пристойно! Ни разу не переступила границ дозволенного – с этими двумя точно не переступала. И со стражниками, и… Щёки зажгло сильнее: с де Гра я перегнула палку, если бы не Полина…

Я застыла внизу лестницы, покачивая занесённой в воздух ногой и мысленно повторяя: «Полина… Полина. Полина!»

Ночью – тайно! – Полина де Гра ехала в сторону выселка Жаме. Выселок защищали амулеты её отца – Мосса. Была тут связь? Или она, как и я, просто оказалась не в то время не в том месте?

Выдохнув – всё это время я не дышала, – я медленно, ни на кого не глядя, подошла к дверному проёму. Дождь то чуть стихал, то превращался в серую стену, и брызги почти долетали до порога, на котором застыла я, снова и снова вспоминая мелькнувшее во тьме лицо Полины де Гра. Испуганное, бледное лицо очень спешившей женщины.

Холодеющими пальцами я раскрыла сумку, вывернула карту. Свет из-за дождя был блеклым, дрожащим, я вглядывалась в названия выселков, домов, построек, солевых карьеров, холмов и… на одном из них, рядом с городом и выселком Жаме, значилось более корявым, чем остальные надписи, почерком: «п. де Гра». Туда вела дорога, почти перпендикулярно подходившая к той, по которой я вчера ехала.

Руки дрогнули, я поспешно сложила хрусткую карту, запихнула в сумку и прикрыла лицо руками: успокоиться. То, что Полина была ночью на дороге, не доказательство вины: поездка к любовнику, прогулка после ссоры с мужем. Хотя на прогулку обычно не ставят заглушающие цокот копыт заклятия. И амулеты Мосса…

Ну надо было так встрять на практике: куратора сожрали, инициировалась с гомункулом, меньше чем за неделю здесь покуролесили два гуля. Сюда армию пора вводить, лучших следователей высылать. Или бургомистр, покрывая тестя, отправляет лживые отчёты?

Даже сердце защемило: о семейной поруке я не подумала.

Но Катель решил взяться за дело всерьёз, уж его-то запрос, надеюсь, пойдёт не через бургомистра. Да, надо предупредить Кателя! Я шагнула вперёд, и брызги застучали по сапогам.

«Подождёт», – передёрнувшись, я сложила руки на груди.

С носков сапог медленно стекали капли. Сточные канавы прочистились, бордово-серо-бурые камни мостовой блестели… этот городок будто застыл в прошлом. Смотришь на узкие домики, маленькие тёмные окна, эти несчастные открытые стоки и забываешь, что в дне езды отсюда ходят поезда и люди покоряют воздух. В Холенхайме можно было бы неплохо провести время, насладиться духом умирающей старины…

Умирающей… да, ассоциации у меня совсем не радостные. Под стать ситуации. Прикрыв глаза, я вспомнила старика Жаме. Бодрый был, пусть и не во всех местах. Почему он так разложился? Ведь несколько часов назад он говорил, действовал, был тёплым на ощупь – явно не зомби.

А если это было какое-то колдовство гуля?

– Хм… – Я потёрла подбородок.

Кахенское царство и Вальдан были средоточием знаний о гулях, а наши маги гулей не изучали, задавили их хорошей системой слежения и грамотной организацией ликвидации в ранних формах. Но здесь оповещение не сработало, и оба гуля были уничтожены практически случайно. Хотя весьма в духе истории: оборотни были лучшими охотниками на гулей, именно за эту способность беженцев Кахена приняли и призывали на войны подчищать заразу среди погибших.

Я возвратилась в желтоватый свет таверны и, потупившись, тихо поднялась по лестнице.

– …повторяю: она не такая, как Адели, – с каким-то сожалением уверил Валентайн.

«Опять Адели», – я пригнулась, села на ступеньку.

– Ты просто не умеешь целоваться, – отозвался Ксавье.

Тонко позвякивали столовые приборы, забулькала жидкость.

– Умоляю, хватит надо мной издеваться, – устало попросил Валентайн.

– Слушай, это не моя вина, что ты тогда застеснялся и сбежал. Её бы и на тебя хватило.

– Куда? – В голосе Валентайна звучало почти отчаяние.

– Ну, к сведению: у женщин три места, куда могут войти сразу трое мужчин. Одно предназначалось тебе. Мы бы дали тебе выбрать.

– Ксавье!

– Что? Я уже тридцать четыре года Ксавье и знаю, о чём говорю. Адели была самой изумительной женщиной из всех, кого я знал. И очень жаль, что ты её не узнал… с какой-нибудь стороны.

– Ксавье, – простонал Валентайн.

Я посмотрела между столбиков лестничного ограждения: сидевший у торца Ксавье бодро орудовал ножом и вилкой. Почти скрытый перегородкой Валентайн прижимал ладони к лицу, между торчавших волос ярко пунцовело ухо.

Облокотившись на стол, Ксавье покачал вилкой с насаженным куском мяса:

– Она даже с пятью стражниками одновременно ночь провела. С пятью, – он растопырил пальцы свободной руки и помахал перед Валентайном. – А ты постеснялся втроём. Мог бы, в конце концов, попросить, и мы бы постояли за дверью.

С пятью сразу? Понятно, почему её запомнили. Я тоже её помнить буду, хотя ни разу не видела.

– Зачем ты это говоришь? – впиваясь ногтями в волосы, прорычал Валентайн.

– Чтобы ты не питал иллюзий и не наступил на те же грабли. Знаю, тебе нравятся такие грудастые, с большими синими глазками, взирающие с томным обожанием, но не надо идеализировать. Ты хотел Адели – я привёл Адели и сторговался удовлетворить любые – абсолютно любые – твои желания, а ты?

– Я её любил! – треснул кулаком по столу Валентайн и подскочил с перекошенным лицом. – Любил, слышишь, ты, пошляк!

Багровея, Ксавье сжал вилку, и она изогнулась.

– Она тоже любила. Просто тебя ей было немножко мало, и это не повод орать на меня! – Отшвырнув вилку, Ксавье схватил кубок и залпом осушил. Обтёр скривлённые пухлые губы, не поднимая взгляда на нависшего над ним Валентайна. Прорычал: – Прекращай детский лепет. Хочешь эту ведьму – я тебе её куплю. Только не заступайся передо мной за её честь. Уж я-то знаю, какая это эфемерная штука – женская порядочность.

У меня горели щёки: покупать он меня вздумал!

Валентайн глухо зарычал, Ксавье зарычал в ответ. Я осторожно развернулась.

Яростно скрипнул отодвигаемый стул, кто-то быстро зашагал к лестнице. Моё сердце привычно ухнуло в пятки.

Глава 30. В которой творятся страсти

Слишком много дел, мелких деталей, забот – записывайте их, иначе рискуете потерять важное.

Мемуары штатного мага

Переступая на цыпочках, я метнулась вниз. Ступени прыгали перед глазами, перила упархивали из-под руки, и всё как-то шаталось, но вот я поймала последний столбик перил и, выровнявшись, припустила к выходу.

«Бежать дальше?»

Яростно барабанил дождь, я затормозила под навесом. Сложила руки на груди, переводя дыхание – рваное, шумное. В ушах слегка гудело. Сбоку показалось тёмное плечо Валентайна, вынырнул красивый чёткий профиль – с румянцем на щеках.

Шуршал дождь, брызги капали на сапоги.

– Я не девственник, – тихо поведал Валентайн.

Да мне какое дело?! Я интересовалась этим вопросом? Нет! Маги иначе инициируются, и мне, как штатному работнику, нет ровно никакого дела до его невинности. Поджав губы, втягивая голову в плечи, я сильнее скручивала руки на груди. Щёки обжигало притоком крови. Кашлянув, вскинув голову, краснея, Валентайн продолжил откровенничать:

– Не говорил Ксавье, чтобы он не приставал с расспросами о… Но я не девственник.

– Поздравляю. Рада за вас.

А что ещё сказать? Валентайн смотрел на меня, но я упрямо созерцала пузырившиеся у ног потоки воды.

– Км, – Валентайн тоже уставился на мостовую. – Простите, не стоило вас целовать, просто… Предыдущая ведьма-практикантка была ну очень… – Последнее слово он произнёс с мучительной сдавленностью: – Запоминающейся.

Да уж, я тоже её вряд ли забуду: с пятью сразу. Это как? Каким образом? Куда три могут – это я поняла, но ещё двух куда? Не в уши же. Руками? Или они по очереди? Это, может, требовало больше выносливости, чем с двумя оборотнями… О чём я думаю, а?

Прикрыв лицо ладонью, я вздохнула и на полшага приблизилась к Валентайну – он посмотрел на меня с любопытством, и на щеках снова заиграл румянец, странноватый для не девственника.

– Послушайте, – прошептала я. – Вы уверены, что бургомистр посылает в столицу адекватные доклады? Всё же под подозрением родственник…

– Если бы Эймерика Мосса можно было стопроцентно связать с зомби и посадить – Дайон первым побежал бы писать жалобы и прошения.

– Всё настолько плохо?

Валентайн очень пристально на меня смотрел. Внимательно глядя в ответ, я стянула на груди края пелерины. Он потупился, провёл ладонью по волосам, приглаживая:

– Это брак по расчёту. Мосс купил дочери дворянский титул, пусть и не такой именитый, как утерянный их семьёй, но всё же дворянский. Дайон получил состояние и собирался его прокутить. Он азартен до болезненности и в своё время проиграл немалое наследство. Но Дайон был невнимателен при подписании брачного контракта и приданое может получать только по письменному согласию жены и тестя.

– Ого, – усмехнулась я, снова скрестив руки на груди. – Какое разочарование!

– Именно, – кивнул Валентайн и убрал руки за спину. – Так что у них негласная война. К тому же Дайон слаб на женщин…

Что я успела испытать на себе, к несчастью, не слишком глубоко.

– …а Полина страшная собственница.

И это я тоже проходила.

– Осуждение Мосса выгодно Дайону.

– А если Дайон шантажирует тестя? – Я качнулась к вскинувшему голову Валентайну. – Теперь он может получать деньги за то, что не пропускает отчёты о проблемах наверх.

Взгляд Валентайна расфокусировался, наконец он кивнул:

– Неплохая версия.

– Хорошая.

– Пожалуй, – снова кивнул Валентайн и потёр подбородок. – Я обсужу это с дядей. И завтра в девять утра заеду за вами, не отправляйтесь без меня на работу.

– Конечно, не уеду, – охотно подтвердила я.

Куда же мне без телохранителя?!

Валентайн слегка улыбнулся, видимо польщённый моим почти восторженным согласием. Ну я была бы рада любому сопровождающему, а о таком сильном, как Валентайн, даже мечтать не могла. И я из вежливости улыбнулась в ответ. Совсем чуть-чуть, чтобы лишнего не подумал.

Каждый шаг поднимал мелкие брызги. Улицы ещё пустовали после дождя, отмытые камни мостовой блестели, точно полудрагоценные, блестели и черепичные крыши, цветные узоры витражей.

Валентайн… надо же было влюбиться в такую женщину, не сметь её коснуться, когда все только это и делали. Или он посмел? С кем он невинности-то лишился? С Адели?

Да какая разница? Никакой. Но любопытно!

Ворота под вывеской с графиком моей работы вдруг оказались рядом, я толкнула влажную холодную створку.

Взгляд скользнул по ярко-зелёному клеверу и дорожке до самого крыльца – до Саги, сидевшего в ореоле синего подола, облокотившись на колени. Сомкнутые ладони указывали на меня. Белая паутина волос окутывала поникшие плечи и тянулась по ступеням. На мертвенно-бледном лице неестественно ярко темнели резкие росчерки бровей и завитки татуировок. И глаза – большие, синие-синие и влажно блестевшие.

Мурашки поползли по спине, сердце ёкнуло. Я вся потянулась спрятаться от страшного пронзительного взгляда за дверь, но не могла пошевелиться, так и стояла, придерживая ладонью влажную створку, прикованная к глазам Саги. У него ресницы мокрые? Кажется, да, склеились…

Он очень медленно встал – у меня подогнулись колени, – крутанулся, взметнув полы, и скрылся в доме. Сердце щемило. Тряхнув головой, но не избавившись от тревожной тяжести в ней и сердце, я затворила дверь ворот.

Что такое? Ладно, разберусь позже, сейчас надо предупредить, что Рыжик загулял. Может, он не только от ядов зачарован, но и каким-нибудь призывающим заклинанием?

В приёмной было сумрачно и прохладно. Я зябко повела плечами:

– Саги!

Ответит он, как же… Шаги непривычно гулко отдавались в тишине, я прошла по знакомому тёмному коридору на кухню: Саги не найду, так хоть перекушу. Буженинка утром оставалась. В животе пронзительно заурчало. Я толкнула дверь в тепло и жёлтый свет кухни.

Саги стоял спиной ко мне и опирался ладонями на углы стола, так низко склонив голову, что казался обезглавленным.

Может, лучше уйти?

– Прости, что помешала, – голос садился, я кашлянула. Мысленно отругала себя: за что я извиняюсь перед гомункулом, зачем? Пальцы стыли от странного волнения, плохо слушались, но я сражалась с застёжкой плаща, голос сбивался от напряжения: – Этот рыжий паршивец сбежал, его можно как-то призвать? Или ждать, когда сам явится?

– Он уже вернулся, – глухо, ломко ответил Саги.

Я застыла. Неужели…

Саги покачивал головой в такт словам:

– Ты понимаешь, как в свете недавних событий выглядел вернувшийся без тебя Рыжик?

– Эм, как предзнаменование смены хозяина? – Я попробовала усмехнуться, но вышло вяло.

Дёрнувшись, Саги через плечо, через изгиб белой пряди смерил меня диким взглядом, пророкотал:

– Ничего смешного. И ты мне не хозяйка! У тебя нет управляющей печати.

Да, конечно. И из-за этого всё выглядит ещё глупее.

– А тебе какая разница? – Я пожала плечами и снова взялась за замок. На этот раз он легко щёлкнул, и плащ пополз с плеч, я подхватила чёрно-фиолетовую ткань, тряхнула. Несколько капель упало на подол Саги, застыло тёмными пятнами. Я бросила плащ на скамью. – Есть что-нибудь на обед?

Не двигаясь, Саги смотрел так, словно не понимал меня или видел впервые.

– Еда есть? – глухо повторила я и сложила руки на груди. – Я проголодалась очень.

Шумно вдохнув, Саги дёрнулся, отвернулся, закрывая лицо руками. И, опустив их, вновь обернулся: страшно бледный, и глаза блестели, как у больного лихорадкой.

– Ты! – Саги качнулся ко мне, я врезалась спиной в дверь, холодея, задыхаясь от страха, а он протянул руку с чёрными ногтями, стиснул в кулак, и костяшки резко побелели. Скрипя зубами, Саги весь задрожал, кривя губы, пронзительно на меня глядя. И, резко выдохнув, отвернулся. Треснул кулаком стол: трещина хрустко рассекла толстую, в три пальца, столешницу до середины. В выдохе Саги было рвущее душу отчаяние: – Ты…

Под коленями потянуло, резкая слабость накатила волной. Буйного гомункула мне только не хватало. Чего он хочет? Он надвигался на меня: высокий, широкоплечий, бледный, с совершенно безумными глазами, почерневшими из-за расширившихся зрачков. Его тень наползала на меня. А я ведь совсем маленькая и беспомощная перед ним сейчас, колени подгибались, дыхание перехватило.

Судорога пробежала по лицу Саги, искажая узор татуировок, он схватил меня за плечи, стиснул, до боли обнимая, прижимаясь губами к макушке, и облегчённо выдохнул.

– Еда есть, – зашептал он, целуя в макушку, одной рукой нежно обнимая, а другой поглаживая по голове, спине. – Сейчас покормлю.

Бешено стучало сердце, я шумно, коротко вдыхала запах трав, свежей одежды, дождя. Убивать меня не собирались, нет: нечеловечески сильные руки ласково скользили по спине и плечам, но… Похоже, при создании Саги начудили не только с привязкой к месту. Не должен гомункул себя так вести, даже если его хозяина выпотрошили у него на глазах, – если, конечно, хозяин не делал установку на эмоциональность. Гауэйн научил Саги имитировать человеческие реакции? Или создательница смогла вложить настоящие чувства? И это тоже мне разгребать?

Сквозь одежду ощущалось частое биение сердца Саги. Он то чуть крепче сжимал меня, то гладил по спине… Дыхания не хватало, глаза увлажнились. Так же на крыльце, переживая за меня, могла бы ждать мама… или возлюбленный.

Я тряхнула головой и слегка оттолкнулась от крепкой широкой груди:

– Умираю с голоду. И переодеться надо. Я, наверное, вся мертвечиной провоняла.

– Есть немного, – отрывисто натянуто усмехнулся Саги. – Я нагрею воды.

– Спасибо, – кивнула я.

Но он гладил по волосам, целовал в лоб снова и снова, и накатывала приятная расслабленность, глаза закрылись… Я больше не слышала биения своего сердца – только сильное тудум-тудум в груди Саги.

– Ууу-рр, – напомнил о себе желудок, и щёки согрела прилившая кровь.

Со вздохом Саги развёл руки и отошёл к печи:

– Не переживай. Запах не слишком заметен, – голос звучал отрывисто. – Что там случилось?

Он снял со стеллажа тарелку, вилку и нож, чашку, и когда обернулся, лицо было почти спокойным, только взгляд – больной, растерянный.

Потупившись, я села на скамью и стала расстёгивать корсаж. Пальцы плохо слушались, сидеть было как-то неловко, всё – неловко, даже дышать. Прокашлявшись, я стала рассказывать о делах в выселке, но голос не слушался и звучал ломко…

Тепло печки ласкало кожу. Над кадкой поднимался пар и сладко-кислый аромат апельсина – Саги расщедрился на душистое масло. Отражения свечей искрами мерцали на тёмной поверхности воды.

Стягивая штаны и блузу, я должна была предвкушать блаженство купания и внезапно выходной остаток дня, но в мыслях – Саги.

Саги.

Саги…

Он волновался обо мне или сработали установки демонстрировать волнение? Трудно понять… гомункулов порой так трудно правильно оценить из-за их сходства с людьми. И даже узор печати, это вечное напоминание об искусственной сути, не всегда помогал.

Когда гомункул-гувернантка погибла под копытами взбесившихся лошадей, выталкивая, спасая меня, я задыхалась от рыданий, сердце разрывалось от потери любимого и любящего меня существа. Через неделю папа привёл новую гувернантку, как две капли воды похожую на погибшую, она даже двигалась так же, говорила так же…

Я моргнула, возвращаясь мыслями в купальню. Ну что за рассеянность: стою, так и не сняв сорочку. Надо отдыхом наслаждаться! Я потянула мягкую ткань…

А если Саги человек?

Холодное оцепенение сковало меня, в животе будто дыра образовалась.

Какой человек согласится на жизнь гомункула? Это же чистое безумие. Если только ты не совершил преступление… Но даже если так – клеймо мастера, кажется, поставить непросто… Как же их ставят? А, точно: оно закладывается в матрицу создания, прорастает вместе с гомункулом, вряд ли им можно заклеймить человека.

Наконец стянув сорочку и повесив на спинку стула к штанам и блузе, я переступила с ноги на ногу. Рыжеватые пряди соскользнули с плеч, защекотали грудь, и тёмные соски подобрались, по коже поползли мурашки. Я глубоко вздохнула. Тепло купальни проникало в мышцы, расслабляло.

Не надо сейчас ни о чём думать. Я прошлёпала по плитам, ступила на гладкие ступени деревянной лестницы. Вода в кадке уже не парила, я осторожно погрузила кончики пальцев – блаженное тепло на грани «горячо» – и запустила руку в тёмную глубину по плечо. Большие мурашки вздыбили кожу, поднимая волоски, но я глубже опустила руку, придавливаясь к горячей деревянной кромке грудью, и мурашки таяли. Давление на соски отзывалось в теле совсем иным теплом, воспоминаниями: как грудь сжимал Саги, жар его тела, щекотное наслаждение проникновения… Разгорячённая кровь бросилась и к низу живота, и к лицу, я смотрела на круги на воде, схлёстывала их…

Стоило ли продолжать эти отношения с Саги? Вроде он и создан для утех без эмоциональных обязательств, нежеланной беременности и интимных болезней – просто идеальное развлечение на время практики. Но от его чувств, поддельные они или настоящие, мороз по коже и сердце обмирало.

Не разобью ли я ему сердце? Меня передёрнуло. Что за девчоночья чувствительность? А я девчонка и есть. Не особо романтичная, но и не совсем бесчувственная.

Вздохнув, я поднялась ещё на ступень и, придерживаясь за край кадки, подняла ногу над водой.

Дверь распахнулась. Оборачиваясь, я качнулась и рухнула в воду. Правое надбровье обожгло, в раскрытый криком рот хлынула вода – ужас остановил сердце. Меня подхватили под грудь и рванули вверх, на воздух.

Вода жгла в носу и горле. Кашляя и отфыркиваясь, трепыхаясь, я судорожно стискивала край кадки и искала опору ногам. Скользкие ступени – твёрдые, жёсткие. Я выпрямилась и, зажав рукой лоб, опустила взгляд на обнимавшую меня под грудью руку в синем мокром рукаве.

Лужи воды на полу блестели рыжими отблесками свечей. Саги тяжело дышал над ухом. Опустил свободную ладонь на край кадки, и на светлую кожу упали алые капли.

Капли срывались с моего локтя. По предплечью змеилась кровь. Я отняла ладонь ото лба: вся в алом! И снова зажала рану. Губы тряслись, голос срывался:

– Ч-что? П-поче… за-зачем ты?

– Лошадь Кателя вернулась без седока, она вся в крови. Тебя вызывают на допрос.

Сердце не просто в пятки ухнуло – оно куда-то очень далеко сбежало.

Не задалась практика.

Глава 31. О важности самообладания

Столько учебников, правил, инструкций написано для штатных ведьм, но, как показывает опыт, самое главное правило: относиться ко всему проще. Без этого прямая дорога к нервному срыву и дому призрения.

Записки боевой ведьмы

Лечебная мазь жгла порез на лбу так, что правый глаз толком не открывался. Памятной ночью я не только весь запас тормозящего средства, но и весь запас хорошей лечебной мази, оказывается, угробила. Плащ хлестал по ногам, его шелест сливался с шелестом шагов. Холодный сумрак коридоров ратуши окутывал меня, проникал под одежду, в сердце.

Незнакомый стражник шёл впереди, другой – почти дышал в затылок. Жезл пришлось оставить у входа. Хотя к исчезновению Кателя я точно не имела отношения, и это могли подтвердить сразу два аристократа, внутренности противно сжимались.

Допрос – как много в этом слове жуткого.

Мчась по многодверному лабиринту, я проваливалась в прошлое, в тёмный лабиринт под столичным дворцом правосудия: просторный зал, пудреные парики, белые, с чёрными прорезями глаз и ртов маски семи судей, старческие руки в кружевах манжет, блеск придворных одеяний. В королевском дворце шёл бал, и я понимала – эти люди скоро будут веселиться, пить вино, сплетничать, но здесь и сейчас…

Тряхнув головой, я вернулась в ратушу Холенхайма. Сквозь узкие стрельчатые окна в небольшой холл падал блеклый свет. Эхо шагов здесь было тише, чем под столичным дворцом правосудия. Мы свернули налево. Ещё один коридор, двойные двери и хмурые стражники в добротных доспехах. Кровь отхлынула от лица, наверняка я ощутимо побледнела, но вскинула голову.

Я не виновата, надеюсь, сегодня это зачтётся – должно же когда-то везти. За пять шагов до дверей стражники их распахнули, и я сбилась с шага, всматриваясь в зал…

Судебный зал Холенхайма в сравнении со столичным был маленьким, а судьи, восседавшие за длинным под чёрной скатертью столом, не надели церемониальных масок…

Посередине улыбался Дайон де Гра и, кажется, едва удержался, чтобы приветственно не помахать. Слева со скучающим видом сидел старик в пенсне. Справа – непропорциональный молодой мужчина с волосами мышиного цвета опиливал ногти пилочкой и едва на меня взглянул. Из-за столика в левом углу кивнул похожий на отощавшего ворона Вангри.

В центре зала блестел лаковой поверхностью тёмно-коричневый стул.

– Присаживайтесь, – любезно предложил Дайон. – Это просто формальность, но вы в числе последних видевших нашего дорого Кателя.

Я с трудом вдохнула и выдохнула, сделала первый шаг, второй, третий. Нужно было выглядеть уверенно, но, судя по холодку на щеках, выглядела я бледно.

Наконец добралась до стула и села. Неудобно прямая спинка подпёрла меня, холод сиденья пробирался через одежду.

– Добрый день, – мой голос дрогнул. – Не знаю, что случилось с господином Кателем, после того как он отправился в город, но готова ответить на любые ваши вопросы.

– Как вы устроились? – подался вперёд Дайон и сцепил пальцы. – Дом понравился? С работой справляетесь?

Я приоткрыла рот. Что за вопросы? С другой стороны, ничем не хуже ожидаемых. Небрежно пожала плечами, но, кажется, получилось больше похоже на судорогу:

– Устроиться толком не успела, но дом прекрасный, спасибо. А работа – её куда больше, чем ожидалось. Хотелось бы увидеть здесь профессионала, у которого было бы чему поучиться.

Вяло отмахнувшись узловатой рукой, старик проскрипел:

– Мы здесь не благотворительностью занимаемся, предоставляя практикантам наставничество профессионалов. О своей компетентности следовало позаботиться во время обучения, а теперь лишь оттачивать мастерство.

Нервная улыбка искривила мои губы:

– А я и отточила. Но во время учёбы мне столько зомби даже просто увидеть не довелось, не то что упокоить. О гулях и говорить не приходится. Отличная практика получается.

Старик задрал острый нос, блеснуло пенсне:

– Ехидничать вздумали?

– Ни в коем случае, – изящно приложив кончики пальцев к груди, я постаралась изобразить невинное изумление, похлопала ресницами. В университете иногда срабатывало.

Порез жгло, и правый глаз тянуло зажмурить, но я смотрела на судей во все невинно-беззащитно распахнутые глаза. Дайон улыбнулся шире, его сосед глянул поверх пилки, а суровое лицо старика слегка смягчилось, но скрипучий голос звучал раздражённо:

– Поэтому мы вам и платим как полноценному штатному работнику.

Платят они так потому, что законом положено, но:

– И я за это очень благодарна. Рада трудиться на общее благо. И к взаимной выгоде.

– Откуда у вас порез? – резко спросил мышеволосый, его слегка асимметричное лицо, секунду назад расслабленное, стало хищным.

Рука невольно взметнулась вверх, пальцы коснулись скользкого от мази лба:

– В купальне поскользнулась, разбила лоб о кадку, – кровь отхлынула от лица, захлестнула паника. Бежать-бежать-бежать. Слова посыпались слишком быстро, сбивчиво: – Я почти всё время провела с господином Валентайном. Он довёз меня от выселка до города, мы сидели в «Графском подворье» с ним и господином Ксавье…

Все трое сразу посмотрели многозначительно-понимающе, а Дайон плотоядно усмехнулся, разглядывая вырез блузы. Сглотнув, я продолжила:

– Но не слишком долго, мы просто обсудили это странное событие…

Улыбки стали ещё более «понимающими» – мне явно не верили.

– А потом сразу пошла домой, поела и только собралась купаться…

Дайон с мышеволосым переглянулись, последний вздёрнул брови, Дайон кивнул. К щекам прихлынула кровь, голос зазвенел:

– И когда залезала в кадку, мне сообщили об исчезновении господина Кателя. От неожиданности я поскользнулась и…

Умолкнув, я с бешено стучавшим сердцем смотрела на мужчин. Дайон с мышеволосым откровенно пялились на грудь. Старик поднял перо и раскрыл чернильницу:

– Ну что ж, раз господа Ксавье и Валентайн вас, кхм… – он взмахнул пером, – занимали всё это время…

У меня пылали не только щёки, но и уши, шея. Перо заскользило по бумаге, и старик, подняв взгляд на мою часто вздымавшуюся грудь, поправил пенсне:

– Будем считать, что вы непричастны к исчезновению Кателя. Но, конечно, к вам ещё возникнут вопросы. Надо будет дать кое-какие объяснения, – он облизнул тонкие губы. – В понедельник будьте любезны заглянуть ко мне часов в десять…

– Протестую, Фабиан, – Дайон пригрозил старику пальцем. – Наша очаровательная Мияна не в твоей компетенции, допрашивать её буду я.

Я похолодела. Дайон заговорщически мне подмигнул, но мышеволосый усмехнулся в сторону:

– Да? А мне казалось, маги в моей компетенции. Впрочем, можем уточнить у Полины, она прекрасно разбирается в таких делах.

Скривив чувственные губы, Дайон выразительно посмотрел на него взглядом: «Закопаю». Мышеволосый расплылся в гаденькой улыбке.

– Можем по очереди допросить, – поправил пенсне старик. – Не вижу причин для споров: первенство уже не имеет значения.

Дышать стало трудно: это переходило все границы. И заклятием мужского бессилия им не пригрозишь: они при исполнении, подсудное дело. А если в высоком собрании такое отношение, то что будет в тюрьме?

– Жребий бросим? – тихо предложил мышеволосый, остальные кивнули, и он согнул лист бумаги по кромке, стал отдирать.

Как этих идиотов отвадить?

Скрежет разрываемой бумаги царапал нервы, по спине ползли мурашки.

– Думаю, господин Валентайн, а тем более господин Ксавье не обрадуются, если их свидетельства поставят под сомнение, – вышло слишком звонко и не слишком уверенно.

Повисла тяжёлая пауза, всё затопил тяжёлый гул сердцебиения. Внутренности трясло, а снаружи тело сковало холодом. Мышеволосый выпустил ровный прямоугольник бумаги и взялся за пилку:

– А это мы решим с господами Валентайном и Ксавье лично, – он окинул взглядом остальных. – Ну что, отпускаем пока?

Старик безмолвно кивнул. Дайон, покривившись, махнул рукой:

– Идите, Мияна. Позже поговорим.

Резко поднявшись, я деревянной походкой зашагала прочь: «Ну же, ноги, двигайтесь, несите меня скорей». Теперь понимаю, почему говорят, что для работы штатной ведьмой нужны стальные нервы и полное отсутствие скромности. Как же нас в университете от всего этого берегли…

Двери тихо за мной затворились, тот же стражник пошагал впереди.

Какое счастье, что Рыжик сбежал и пришлось ехать вместе с Валентайном – иначе не отвертелась бы от этих… судейских проверок.

Второй стражник впритык следовал за мной. В перестук шагов вплеталось поскрипывание доспехов, бряцанье мечей. Дрожь прорывалась изнутри, я стискивала зубы и кулаки, впивалась ногтями в ладони, силясь унять панику: я словно арестованная… Тот, что идёт за мной так близко, – нет ли у него приказа накинуть мешок на голову и волочь в тюрьму? Или удавку на шею – и прощай. В столице такое практиковали, поэтому мама всегда шла позади меня, а теперь между мной и стражником никого нет.

Наворачивались слёзы, ногти впивались в кожу, но боли не было – только безотчётный и нелепый страх. Ведь меня не за что арестовывать, тем более не за что убивать!

Почти задыхаясь, я вынырнула в главный холл. На столе возле лестницы тускло блестел мой потрёпанный жезл, а долговязый секретарь, разглядывая его, чуть не тыкался носом в навершие. Сердце сжалось, я рванулась к оружию, но заставила себя пойти ровно, ниже склонила голову. Плащ путался в ногах, будто давая судьям время изменить решение.

– Прошу, – расплылся в улыбке секретарь и протянул на длинных пальцах жезл.

На ходу я стиснула прохладную рукоять и, вырвав из рук секретаря, зашагала к выходу. Резко толкнула массивную дверь – запястье отозвалось болью – и выскочила на улицу. Солнце ударило в лицо, ослепляя. Влажный воздух мягко коснулся кожи. Прикрыв глаза ладонью, я огляделась. Площадь перед ратушей пустовала, лишь вода поблёскивала на стыках булыжников, словно мостовую инкрустировали золотом.

Бежать. Бежать как можно дальше из этого проклятого Холенхайма. Я до боли стискивала жезл, с трудом втягивала воздух в скованные ужасом лёгкие.

Только… куда бежать? Если магия чудесным образом не восстановится, я – обычная нищая простолюдинка. Чем на жизнь зарабатывать? Где взять денег на новые документы, ведь по этим меня будут искать за нарушение контракта.

Ой, как я вляпалась! Как я невообразимо попала! Я треснула навершием по лбу, порез обожгло. В прачки идти, в служанки? На новые документы так не заработаешь. Что делать?

Золотом блестела расстилавшаяся передо мной площадь, слепила, и наворачивались слёзы.

Продать драгоценности Гауэйна? Хватит ли этого? Украсть недостающее? Без нормального запаса магии ничего приличного не украдёшь, а бедняков грабить я не готова.

И ведь сколько раз слышала «думай головой», а судьбу свою определила совсем другим местом… Дура, просто дура. Привесив жезл на пояс, я закрыла лицо руками. Пальцы скользили по мази на лбу, размазывали – ну и пусть. Ругая себя последними словами, я позволила ужасу, гневу и истерике взять верх – кривить лицо, кусать губы, поливать ладони слезами.

Через пару минут волевым усилием заставила себя остановиться, обтёрла пальцы о платок, вытерла глаза, шмыгнула носом и гордо выпрямила спину.

Что-нибудь придумаю.

И я понеслась вниз по улице, едва замечая прохожих, цоканье копыт, мешанину голосов.

Что делать? Что теперь делать? Я профнепригодна. Есть шанс с помощью Валентайна исполнить контракт и получить зарплату, а дальше что? Куда идти? Кроме магии, умею только простейшие бытовые вещи. Не уверена, что из меня получится толковая служанка. А кто ещё? Прачка? Ужас. Тоже не уверена, что справлюсь. Чернорабочая на кухне? Поломойка?

Так, спокойно: я грамотная, может гувернанткой? Но рекомендаций нет, да и в благородные дома страшно. Больше шансов, что меня опознают как Сандри де Вицкарди. К мещанам разбогатевшим? И им рекомендации нужны. Да я даже на панель не подхожу: не знаю, как мужчин ублажать.

Что делать? Понятно, что надо чему-то научиться, но чему? Достойные профессии, тем паче ремёсла, дело наследственное, человеку со стороны ничего хорошего не светит. Тут можно слегка помочь себе магией, но если вскроется – от двух до пяти лет с конфискацией имущества.

Из-за плеча вынырнула зашоренная бурая лошадиная голова с трензелями с длинными оконечностями, шея, опутанный сбруей торс. Отскочив, я прижала ладонь к испуганно трепыхавшемуся сердцу. Четыре бурые лошади остановились, качнулся и замер дилижанс. На козлах, вскинув сплющенную по бокам голову, сидел знакомый возница.

– Нашлась, – процедил он сквозь тонкие, почти скрытые усами и бородой губы.

Намотав поводья на крюк, возница развернулся к чемоданам на крыше тёмного короба без рессор, жёсткие лавки которого теперь казались совершенно безобидным испытанием на пути сюда.

Лошади переступили копытами, и висящие на углах фонари скрипуче качнулись.

– Что? – Я опустила ладонь на жезл, нахмурилась. – Зачем я вам понадобилась?

Возница скосил на меня светлый недружелюбный глаз и продолжил обшаривать вещи на крыше:

– А, вот она, – без особой радости провозгласил он, что-то отстегнул и…

В его руках была моя – ну Доры – шляпная коробка.

– Моя шляпка? – прошептала я.

Это было так странно, будто посылка из другой жизни.

– А то, – возница швырнул её мне.

Поймав, ещё не веря в реальность коробки в руках, я смотрела на загорелое лицо возницы. Оно казалось тёмным пятном на светло-синем небе.

– Э… спасибо, – выдавила я.

– Я уже дважды спрашивал, но ведьма с фамилией, что в коробке написана, здесь не работает, – он окинул меня презрительным взглядом. – Но ты в форме штатной ведьмы. Надо же!

Он быстро раскрутил поводья.

– Коробка Дорина, она моя соседка по комнате, – скользя пальцами по гладкой плотной бумаге, зачем-то пояснила я.

Возница вздохнул:

– Надеюсь, ты её не украла, – он поднял руки хлестнуть лошадей.

Из окна высунулся белобрысый мужчина и весело уточнил:

– Можно сойти здесь?

Закатив глаза, возница недовольно отозвался:

– Можно.

Белобрысый мне улыбнулся. Волосы, брови и ресницы у него были очень светлыми, как и глаза, но располагающие черты лица с лихвой компенсировали блеклость окраса. Я застыла. На воротнике мужчины была красная оторочка – целитель.

Маг, будь он неладен.

В Холенхайм приехал симпатичный молодой маг – всего через день, после того как надобность в нём отпала.

Я скрипнула зубами. Ну почему всё через заднее место? Чем и кого я прогневала, что жизнь надо мной глумится?

– Вы в порядке? – Лицо целителя вытянулось, а из крупных выразительных глаз пропала весёлость. – Кстати, что у вас со лбом?

Потянувшись к порезу, я чуть не выронила коробку, перехватила её крепче:

– Упала.

Демонстративно кряхтя, возница залез на крышу и расцеплял чемоданы.

– Разрешите взглянуть, – целитель выпорхнул, – а ягодицы, что, совсем не пострадали? – из дилижанса.

Его место в окне заняли две любопытные дородные кумушки.

Прижимая коробку к груди, почти не дыша, я покорно стояла, а целитель – он был на голову выше, плечист, в хорошо подогнанном тёмно-бежевом костюме и пах корицей – водил ладонью с серебряным магическим перстнем надо лбом, что-то беззвучно шепча.

Настолько слаб, что нуждается в вербальной форме, или его что-то отвлекало?

Рассечённую надбровную дугу окутало тепло, оно немного мутило сознание, и я сосредоточилась на багряном галстуке, на блеске его шёлковых изломов. Добротные ткани, отменный пошив – а целитель не из бедных.

Продолжая демонстративно кряхтеть, возница опустил на тротуар среднего размера окованный медью чемодан из чёрной кожи, плотный рюкзак из непромокаемой ткани, длинную деревянную коробку, очень похожую на чехол для меча или палаша, и сундучок.

Расставив вещи возле нас, возница поспешно вскочил на козлы, раскрутил поводья и припустил лошадей. Круглые лица кумушек качнулись в окне и исчезли. А мы с целителем остались. В его обращённом к свету глазу искрился золотистый луч, и зрачок превратился в мизерную точку.

– Ну как, не болит? – Целитель улыбнулся.

Перехватив коробку, я коснулась лба, немного склизкого от остатков мази, и отрицательно качнула головой:

– Нет. Благодарю за помощь, это было очень любезно с вашей стороны.

Отступив и размашисто кивнув, целитель хитро но по-доброму улыбнулся:

– Принимаю оплату чашкой чая или чего покрепче в каком-нибудь милом заведении. Кстати, позвольте представиться, Эмиль Аркур. Всегда к вашим услугам, – он протянул руку.

Вложив ладонь в тёплые пальцы, я не отрывала взгляда от светлых выразительных глаз, пока он прижимался сухими горячими губами к моей руке.

Ну почему он не приехал на день раньше, а? Инициироваться с ним было бы полезно, в отличие от инициации с Саги. Холод сожаления пробрал до костей, сбил дыхание. Эмиль мгновенно разжал пальцы.

– Простите столь дерзкое поведение, – он коротко кивнул. – Не желал вас обидеть.

Ещё и чуткий, вежливый, в отличие от местных озабоченных: ведь все, буквально все – от гомункула до бургомистра – даже не интересовались, как я отношусь к тому, что меня хватают и совращают, а Эмиль… Впрочем, он же с Адели не знаком.

– У меня ужасно неудачный день, – я снова коснулась скользкого лба. – Хорошая работа. Достойная чашечки чая. Даже двух.

Улыбнувшись, Эмиль вновь слегка поклонился:

– Что ж, тогда… м, – он огляделся и, уткнувшись взглядом в вереницу поклажи, слегка помрачнел, поджал губы.

– Уезжать я не собираюсь, – я не слишком радостно улыбнулась, – так что можем попить чай, когда устроитесь.

– О да, конечно, – Эмиль взмахнул ухоженной рукой. – Да, спешка ни к чему.

Он обратил на меня светлый, лучистый, как у Базена, но более… деликатный взгляд. Я улыбнулась теплее:

– Найти меня легко. Если не застанете – оставьте сообщение гомункулу. Всего доброго, – кивнув, я продолжила путь.

– Всего доброго, – ласково, весело попрощался Эмиль.

Между лопаток слегка щекотало от его взгляда – приятно.

Если бы Эмиль приехал немного, совсем чуть-чуть раньше – это бы решило столько проблем. Это бы меня спасло!

Потерпеть бы день – и всё было бы иначе. Была бы магия!

Ещё и сапоги промокли.

А судьи – что за наглость! Жребий надумали бросать! Ненавижу! Ну зачем, зачем я позволила Саги… как я могла? Что я наделала?

Мимо проскочили мои ворота, я резко вернулась на пару шагов и ногой пихнула дверь. Она шумно хряснулась в створку.

Саги сидел на крыльце, сцепив пальцы с тёмными каплями ногтей. Распущенные волосы своей белизной подчёркивали угольную черноту бровей, длинных ресниц и узоров печати мастера, создавшего эту дерзкую красоту. Сердце пропустило удар, снова забилось – и вместе с неслучившимся ударом ушёл и гнев.

Ресницы Саги дрогнули и поднялись, обнажая изумительную синеву глаз.

– Ну как прошло? – тихо спросил Саги и разомкнул пальцы.

Он стал тереть запястье. Я вошла и, затворив дверь, прижалась спиной к холодному дереву:

– Мерзко. Считают меня ещё одной Адели. По жребию очерёдность хотели определить.

Щёки Саги пошли алыми пятнами, он вскочил:

– Что?

Глаза сверкали, точно драгоценные камни, я вздрогнула, но неестественный блеск пропал. Померещилось? Стремительно приблизившись, нависнув надо мной, Саги повторил:

– Что они делали?

Его дыхание обжигало мне лоб, а этот гнев… Была бы эта ярость настоящей, чтобы человек так беспокоился обо мне!

– Да просто шутили не очень приятно, – я повела плечами, будто сбрасывая сальные взгляды. – Но ничего страшного. Есть вода тёплая?

С болезненной нежностью Саги разглядывал моё лицо. Сглотнув, провёл пальцем по скуле, скользнул на губы.

И этот пристаёт.

Да сколько можно?

Пусть только попробует поцеловать – в пах дам не задумываясь.

Будто почувствовав угрозу, Саги резко отступил:

– Да, есть.

Надеюсь, на сегодня приключения закончились.

Но опыт показывал, что в Холенхайме неприятности так просто не заканчиваются.

Глава 32. В которой главное оружие – чувственность

…также по вашему желанию он может вовсе не иметь мимики, а может имитировать человеческую.

Из инструкции по заказу гомункула

Будто в живот толкнули – и я проснулась. В темноте потолок и стены сумрачно высвечивались, обволакивая трюмо, стеллаж, прямоугольник штор с вертикальной щелью. Сердце выстукивало барабанную дробь. Рука свисала с края постели, окутанная прохладным воздухом, и я втянула её под одеяло, съёжилась. Волнение бродило по телу мурашками и скребущим потягиванием нервов, хотя я не чувствовала ни постороннего присутствия, ни иных явных поводов для беспокойства. Просто ночь, окно заперто и задёрнуто шторами. Тихо.

Что не так?

Должно быть спокойно, но… Закрыв глаза, я прислушалась к чувствам: тревога бродила, прихватывая кишечник, но и выше, в груди, словно что-то копошилось. Шумно выдохнув, я провела ладонью по груди, ниже, помедлила у пупка и спустила ещё ниже – ничего необычного.

И всё же…

«Подумаю об этом утром», – я перевернулась на другой бок, но дышать было тяжело.

Магия.

С ней что-то не совсем так – впрочем, с ней всегда теперь будет не так. Магия будто волновалась, и… её мало, слишком мало после нескольких часов сна. Прошиб холодный пот. Неужели ещё какие-то последствия инициации с гомункулом?

Я крепко зажмурилась и, закусив одеяло, сжалась калачиком. Пусть всё образуется. Ну пожалуйста, пусть всё как-нибудь образуется…

Между штор струился блеклый голубоватый свет. «Рано», – глубже забираясь под одеяло, я закрыла глаза. Сон не шёл. Надеясь призвать дрёму, я усилием воли расслаблялась – и обнаруживала, что кусаю губу, дёргаю ногой или тискаю одеяло.

«Выброси мысли из головы», – но в мысли лез Катель, его нахмуренные тёмные брови, намерение разобраться, и допрос, бургомистр, которому развлечения важнее, чем пропавший человек. Судьям будто дела нет до гуля. Или они полагались на защиту оборотней?

Ну вот, я снова сжимала одеяло. Разогнула пальцы, поёрзала… «Спи». Дышала ровно. «Поспи ещё немного».

Глаза открывались, кипучая энергия наполняла тело, жаль – энергия физическая. С каждой минутой она всё настойчивее вливалась в мышцы, руки тянулись раскинуться, ноги – идти, бежать. Кожу охватывал лёгкий жар. Соски напряглись, и сорочка их тревожила, дразнила. Вдоль позвоночника струилось тепло и собиралось внизу живота, а кровь опаляла щёки и учащала сердцебиение. Я повернулась на спину, складки ткани жались к коже легко и волнительно, руки тянулись усилить эти ощущения: провести ладонями по грудям, огладить бёдра.

Ну зачем мне это сейчас, а? Проблем мало? Надо думать, как из этого несчастного Холенхайма живой смотаться и желательно с зарплатой.

С другой стороны, в чём проблема, если у меня под боком гомункул с отлично работающей сексуальной функцией? Сердце тревожно сжалось.

Саги…

Его тёмные в гневе глаза, побелевший от напряжения кулак и жуткое «Ты». Что Саги вложил в это короткое слово? Кто я для него? Определённо не хозяйка. Так кто же?

Однажды Саги решил, мне приятнее будет увидеть человеческое лицо, не решил ли он теперь, что мне приятно или необходимо его беспокойство обо мне? Кто знает…

Я села. Складка одеяла между ног давила на внутреннюю сторону бёдер, обостряла возбуждение. Никогда особо не задумывалась, что будет после инициации, и вот она прошла. Никаких больше ограничений, кроме здравого смысла и чувства собственного достоинства.

Любовник…

– Любовник, – на вкус слово было терпким, тревожным, и всё же я повторила: – Любовник.

Странно. Усмехнулась.

Никогда, даже в самом дальнем уголке страны, даже за её пределами, я не застрахована от встречи со знакомыми по прошлой жизни и аресту. Я морально готовилась не привязываться к местам, не влюбляться и не вступать в отношения, чтобы никому не испортить жизнь.

Но Саги – идеальный любовник, испортить жизнь которому я не могу, ведь с гомункулов спроса нет. От которого не забеременею. Который не очернит меня из пустой мстительности или желания потешить самолюбие. В которого нельзя влюбиться, ведь он не человек. Но с которым можно хотя бы ненадолго ощутить себя обычной решившей пошалить ведьмой. Просто удовлетворить физиологические потребности.

Идеальный Саги… Внутри всё сжалось. Если всё просто – почему сердце заходится? Что за дурное предчувствие тянет и тянет в груди? Или это тревога за Холенхайм, а я перекладываю её на Саги?

Саги… Я закрыла лицо руками. Сердцу было так тесно в груди, что трудно дышать. А на улице, где-то совсем близко, заголосили коты. Брачные игры у них… и у меня.

«Не упускай свой шанс».

Я накрыла колени ладонями. О да, вряд ли я когда-нибудь заработаю на собственного красивого гомункула-любовника. И на некрасивого тоже вряд ли. А Саги… прекрасен, как рассвет, умел, как… как… как бог.

А ещё он привязан к месту. Поэтому у нас осталось мало времени.

Я быстро сходила в уборную. Дом утопал в сумраке, было ещё зябко, я вернулась за одеялом и, накинув на плечи, отправилась искать своё прекрасное чудо.

– Саги! – Пол холодил, я укуталась плотнее. – Саги! Ты где?! Нужно поговорить! Саги!

Тишина. Жуткая. Я передёрнула плечами. Тёмные перекладины делили молочные стены на туманно сиявшие прямоугольники, ступени лестницы сливались внизу в почти чёрную реку. Снова дом выглядел чужим, враждебным.

– Саги! – Голос сорвался.

Мурашки ударили под колени, и пришло осознание: я дрожу. Совсем нервы расшатались. Встряхнувшись, я зашлёпала вниз по лестнице. Мурашки перебрались с ног на спину. Кажется, на втором этаже было теплее.

Кстати, где Саги ночует? Внизу я огляделась, припоминая, какие из комнат успела осмотреть. Припоминалось плохо, и в полутьме дом выглядел почти незнакомо. А начну с кухни. Если Саги не найду, то хоть перекушу.

По периметру кухонной двери просачивался свет. Улыбнувшись, я пошлёпала туда.

Уперев ладони в треснувшую столешницу, Саги нависал над кастрюлей и что-то выговаривал содержимому. Синий плотный халат обтягивал торс, более тёмный пояс с кисточками на концах подчёркивал узость талии.

– Э? – Я скользила взглядом по эффектной фигуре Саги. – Ты что делаешь?

– С тестом ругаюсь, – он повернул голову, свет лампы лёг на скулу, дотянулся до острого кончика носа. Саги почесал лоб чёрным ногтем. – Не хочет подходить. А хлеб заканчивается. Ты что-то хотела?

Внимательный взгляд нацелился на меня, прожигая, воспламеняя кровь. Саги ничего не говорил, не шевелился даже, но от этого его взгляда внизу живота потеплело ещё на несколько градусов, грудь заходила ходуном, и коленки стали слабеть.

Губы Саги дрогнули в лёгкой улыбке, он переставил кастрюлю на печь и двинулся на меня, распутывая пояс халата.

– А? – Я растерянно моргала.

Развратный взгляд безумно шёл глазам, мерцавшим под бровями вразлёт. В односторонней улыбке сквозила угроза: «Зацелую». Халат накидкой повис на широких плечах, и между его полами виднелись рельефные мышцы.

Идеальная красота…

Саги навис надо мной. Запах теста – почему он такой соблазнительный, манящий? Запрокинув голову, я дрожала, не в силах отвести взгляд от всё затмивших синих-синих глаз.

– Ты безумно красивая, – горячая ладонь легла мне на щёку и пустила шквал мурашек, большой палец придавил нижнюю губу, чуть потянул в сторону, разомкнул и плавно скользнул по кромкам нижних зубов, – особенно сейчас.

Сведя ладонь с увлажнившимся пальцем на шею, Саги наклонился, дыхание защекотало нос, а за ним и приоткрытые губы. Несколько секунд томительного ожидания – и Саги поцеловал, резко разворачивая, неся, притискивая к столу, подсаживая. Ноги рефлекторно раздвинулись и сомкнулись на его бёдрах – и горячо, и тревожно стало от тугого давления стиснутого между нашими телами члена.

Язык Саги властно скользил по зубам, по моему языку. Трясущимися руками я сдёргивала синий халат с плеч. Огонь разливался под сверхчувствительной кожей, Саги потянул сорочку вверх, она скользила, раздразнивая, и стон потянулся из груди. Лицо загородила светлая ткань, Саги рванул её грубовато, и руки стиснуло на томительно обжигающий миг.

Сорвав наконец сорочку, Саги её отшвырнул, обхватил моё лицо ладонями и снова поцеловал, проникая языком. Соски прижались к его груди, и волна беспокойного, щекотного жара метнулась от них, стекая между ног, разжигая. И снова бёдра сами качнулись навстречу, Саги тут же опустил руку и мягко и настойчиво проскользнул между телами, пальцы погрузились во влажное, волнительно погладили…

Толкнув меня в грудь, Саги – его глаза, губы блестели, щёки раскраснелись – ухватил мои колени, подтягивая их вверх, запрокидывая меня на стол. Упав на локти, я посмотрела вниз: из его паха поднимался огромный член.

Жаль, первый раз он ко мне со спины зашёл. Иначе я бы испугалась и ни за что к себе не подпустила. Как это всё в меня влезло, вообще? Как теперь влезет?

«Бежать надо!» – полыхнула паническая мысль.

Саги поднырнул под мои колени, я вдруг оказалась на спине, повиснув на его плечах.

Одно примеряющееся прикосновение члена – ой, мама… – и он плавно погрузился внутрь. Лёгким сразу стало тесно, воздух вырвался со стоном, и я застыла в приятном, волнующем и немного томительном блаженстве. Оно могло стать острее, но и так было очень хорошо. Поглаживая меня по бёдрам – как же жарко было от этих прикосновений, – Саги надавил, вынуждая чуть вывернуть таз, чуть отстранился и толкнулся снова. Меня точно разрядом пронзило до макушки и кончиков пальцев, крик рванулся из груди.

– Значит, так, – усмехнулся Саги.

Я с благоговейным ужасом смотрела в хитро сощуренные глаза. Он что, знал, что будет так сильно? Саги повторил движение – и я захлебнулась в волне удовольствия, а он продолжал, снова и снова вдавливаясь, пока волны не слились в одну, ослепляя, вынудив изогнуться в крике…

…тяжело дыша и мелко вздрагивая, я бессильно лежала на столе, расслабленные ноги соскальзывали с жёстких плеч Саги. Кончиками ногтей он заскользил по животу к груди – безумно и остро возбуждающе, и я задрожала сильнее, а когда руки накрыли сжавшиеся тугие соски, Саги снова начал двигаться, швыряя меня в одуряющий жар ощущений. Я вилась по столу, вскрикивая, обливаясь слезами. Меня накрывало снова и снова, и этот изверг знал, что делает! После пятого или шестого слепящего спазма я взмолилась:

– Хватит.

– Уверена?

«Да, уверена, что не хочу умереть от удовольствия».

Подушечки пальцев медленно заскользили по моей влажной от капелек пота груди, шее. На пересохшую губу легли указательный и средний палец – и это тоже, будь Саги проклят, возбуждало – то, как они медленно проникали в рот, упирались в нёбо, ничуть не царапая, и скользили по языку. Я обхватила их губами, плавно втянула, провела языком по острому краю ногтей, и сердце пропустило удар.

Одной ноге Саги позволил соскользнуть с плеча и подхватил меня под поясницей. Он двигался в такт проникающим движениям пальцев, всё чаще и чаще. Я сильнее и сильнее их всасывала, облизывала с неизъяснимым наслаждением, вся трепеща от опасной остроты ногтей, и Саги ускорился.

Сводимые судорогами мышцы выгибали меня, я обхватила его ногами, член ощутимо увеличился – и запульсировал. Меня всю передёрнуло, стиснуло хлёстким горячим спазмом, я застонала – и пальцы выскользнули изо рта, а на грудь опустился влажный лоб, сводя с ума остротой чувствительности.

Казалось, стоит шевельнуться – и страсть снова вскипит. Дыхание Саги щекотало грудь, он медленно выскальзывал из меня, выпуская щекотную струйку семени. Как же он похож на человека, даже в этом.

Дыхание выравнивалось, сердце билось всё спокойнее. Сон давил мягким пуховым одеялом, склеивал ресницы. Я проваливалась в темноту…

Прикосновение к губам выудило меня из сумрака. Приятное и нежное, оно, к счастью, не будило страсть. Обхватив за плечи, Саги помог мне сесть. Голова слегка кружилась, мысли путались, а истома так расслабляла, что не было сил поднять руки.

– Ты в порядке? – Ладони Саги снова обхватили моё лицо, в голосе, взгляде сквозило беспокойство.

Какие же красивые глаза, какой цвет, какие густые и чёрные ресницы, а брови – идеальная форма, волосок к волоску. И идеально симметричные узоры татуировок-печатей кружевом спускались со скул, блестели чёрно-синим перламутром. И вроде уму понятно, зачем его создали таким очаровательным, а сердце щемит…

Качнувшись вперёд, я прижалась к тонким губам, успела ощутить лёгкую улыбку, прежде чем Саги ответил на поцелуй, не проникая языком дальше зубов. Снова сердце забилось чаще, хотя и без шального возбуждения.

Прекрасный Саги. Умелый Саги. Мой Саги.

Надо наслаждаться им, пока есть возможность…

Глава 33. О выводах Валентайна

Цените молодость. Это в восемнадцать домогательства многочисленных поклонников утомляют, а в сорок кажутся милыми, но уже редки.

Записки боевой ведьмы

А хвост у Рыжика был волосок к волоску. Круп лоснился в узком солнечном луче. Воздух конюшни, уютно пахший соломой, зерном и чистой шерстью, почти звенел от напряжения.

У проверявшего подпругу Саги желваки ходили ходуном, в косом освещении это было особенно заметно. Переступая с ноги на ногу, я подёргала свой пояс:

– Это хорошо, что со мной поедет Валентайн. Он может защитить… – С каждым словом голос слабел и наконец оборвался.

Саги нахмурился. Его пальцы, как заведённые, снова и снова проходились по приструге. Неужели он не понимал, что сейчас я не могу отказаться от помощи? Ведь на завтраке сказал, что всё понимает, но почему взгляд похолодел – ни одного поцелуя, ни слова доброго со злосчастной минуты признания в намерении Валентайна меня сопровождать? Я потёрла лоб.

– Я. Это. Понимаю, – не глядя, отозвался Саги, наконец оставил в покое пристругу и дёрнул притороченную сумку. – Всё необходимое положил, инструкция в боковом кармане.

Повернув голову, Рыжик протяжно всхрапнул. Саги толкнул ладонью его вытянувшиеся губы:

– Ты плохо себя ведёшь, никакого сахара.

Снова всхрапнув, Рыжик понуро опустил голову.

– Обед тоже в сумке, – глухо продолжил Саги.

– Спасибо, – я сделала три разделявших нас шага и положила ладонь на крепкое плечо, невольно скользнула по гладкой ткани на спину под тяжёлые шелковистые волосы. – Спасибо огромное, ты меня просто спасаешь.

Скулы Саги дрогнули, но он сделал усилие, чуть расслабился и блекло улыбнулся:

– Гауэйн всё в дом тащил, впервые этому рад.

С этой слабой улыбкой, весь настороженный, будто застывший на грани чего-то страшного, он выглядел странно неуверенно – неправильно. Неуверенность ему не шла. Саги не вписывался в эту жалкую конюшню, в роль слуги. Я коснулась завитка печати на скуле – Саги вздрогнул – и погладила. В знаке была магия изящная, как сам узор, и… ядовитая.

Ведьмовская магия… кричащая: «Моё!»

Я отдёрнула руку. Сердце панически колотилось.

– Да… кхм, – я потупилась. – Гауэйн…

Во втором отделении подвала нашлось много экспериментальных и не совсем легальных вещиц. С их помощью Саги, приблизительно рассчитав заряд по данным карты, подготовил колышки для печати от мышей и чёрной ржи. На мою скудную магию ложилось подновление очистительных заклинаний двух южных колодцев – силёнок должно хватить даже без биллариса. И Валентайн действительно вроде как не нужен…

– Спасибо, – приподнявшись на цыпочки, я не дотянулась до щеки Саги, ухватила его за прядь и потянула. Он склонился, и я прижалась губами к тёплой коже. – Спасибо, Саги, ты самый лучший…

«Гомункул» – застряло в горле. Морщась, Саги проворчал:

– Сагихар. Меня зовут Сагихар. Ты что, запомнить не можешь?

– Для меня ты Саги.

Подняв взгляд к потолку, Саги вздохнул и направился к выходу. Рыжик весело трусил следом, вскидывал голову. Милый коняшка. Жаль, хозяев рядом с гулями бросает – а так хороший.

– Постараюсь вернуться скорее, – я заискивающе улыбнулась. – Поможешь?

Снова вздохнув, Саги наклонился и сцепил руки. С них я легко впрыгнула в седло. Расправила плащ. Пристальный ласковый взгляд синих глаз и тревожил до холодка по спине, и отзывался теплом в груди.

– Спасибо, – отвернувшись, я направила Рыжика к воротам.

Саги легко снял огромную перекладину, прислонил к стене. Вмиг нахмурился, нахохлился как-то и, сурово потупившись, потянул створку. Не обиделся же он, что я отвернулась? Или ревнует к Валентайну?

Хватит переживать о чувствах Саги. Следующий владелец через управляющую печать может вытравить его воспоминания обо мне – сердце ёкнуло. А мне такой услуги никто не окажет.

«Не смей привязываться, просто не смей!»

Проём между створками достаточно расширился, я выскользнула на улицу. Слева шли обыватели, бренчала телега с бочками. Прямо – ещё телега и арба. Справа Королева – великолепная, золотисто-розовая в свете погожего утра – летела по мостовой. Люди, всадники, телеги – все расступались, словно рассечённая кнутом вода.

Тёмный камзол с бархатными лацканами плотно облегал стройную фигуру Валентайна. Дрожал на ветру пышный синий шёлковый галстук с блестящей булавкой. Даже в небрежности волос, колыхавшихся при каждом шаге Королевы, чувствовалась попытка привести их в порядок. Новенькие сапоги блестели почище драгоценной булавки. В общем и целом было впечатление, что Валентайн приехал на свидание… Я его мало покусала, да?

Королева пронеслась на несколько шагов дальше, Валентайн резко дёрнул поводья. И она, злобно косясь на меня, закрутилась, эффектно гарцуя. Валентайн, кивнув, сдержанно улыбнулся:

– Доброе утро. Прекрасно выглядите… В утреннем освещении у вас очень красивый цвет глаз.

Да, слышала, утренние страстные занятия любовью придают женщине особое очарование. Сапфировая булавка в синем шёлке галстука сумрачно блестела, Валентайн начинал хмуриться…

Ответить надо вежливо, не провоцируя к повторным поцелуям, но так, чтобы и завтра, и послезавтра Валентайн ездил со мной на работу, даже если дядя сочтёт это излишним…

Я улыбнулась и экспрессивно приложила ладонь к груди:

– Вы очень любезны. А я… Я безумно рада, что вы согласились помочь. Это так благородно с вашей стороны, так благоразумно. После того как вы победили ужасного гуля, я, наверное, лишь с вами буду чувствовать себя в безопасности.

Грубовато, но… глаза Валентайна заблестели, щёки, и без того розовые от езды, заалели. Он отвёл довольный взгляд, но улыбку скрыть не сумел:

– Защищать вверенные семье земли наша давняя обязанность. Только благодаря нашей опеке здесь так спокой… – Осёкшись, он чуть скривился.

– Уверена, ваша семья не виновата в случившемся. Насколько я вижу, вы делаете всё возможное для благополучия земель. Вот и вы, в отличие от бургомистра, сразу решили помочь несчастной практикантке. Даже королевская власть предпочитает экономить на Холенхайме. Так что имею право сказать: Эйлары – лучшие защитники своих земель.

Валентайн снова зарделся, как невинная девушка от комплимента. Кажется, я перегнула палку. Странный он какой-то, а до полнолуния вроде ещё далеко. Может, у него на ведьм специфическая реакция? Или на девушек в целом?

– Благодарю за высокую оценку, – кивнул Валентайн и указал в сторону. – Что ж, пора заняться делом.

– Безусловно, – я направила Рыжика по упиравшейся в ворота улице.

Между лопатками зудело от пристального взгляда. Нахмурившись, Валентайн обернулся, качнул головой и снова посмотрел вперёд. Мы отдалялись от ворот, но взгляд я чувствовала, и… не знаю, что на меня нашло: чуть придержав Рыжика, я быстро оглянулась и послала воздушный поцелуй дому – Саги.

Шелестели листья каштана, трава вздрагивала, стелилась, выворачиваясь светлой стороной, кое-где темнели увядшие скорлупки лепестков. После езды ныли мышцы, и, прислонившись к толстому жёсткому стволу, я сидела с раздвинутыми ногами. На поле под взгорком пятнистые коровы размеренно жевали клевер.

То и дело в меня тыкался локоть Валентайна, уплетавшего мой бутерброд с копчёным окороком и толстыми кольцами красного лука. Лука в обеде было не просто много, а очень много. Похоже, Саги таким оригинальным способом пытался оградить меня от поцелуев. Валентайн еды не прихватил, и сладкий красный лук он, как сказал, обожал. Странное пристрастие для оборотня, но судя по блестящему восторженному взгляду и аппетиту, – второй бутерброд подходил к концу, – Валентайн говорил правду.

Я неторопливо жевала первый бутерброд, облегчённый на три кольца подъеденного Валентайном лука.

Обратил ли тот внимание на способ наложения печати? По протоколу даже для чисто бытовых заклинаний все манипуляции нужно производить на месте, проверив состояние магического фона. Знает ли Валентайн правила? Если да, то как поступит? Я же не только неинициированность скрыла, но и контракт рабочий подписала, не имея возможности его исполнить. Как говорят, одна ложь тянет за собой другую, поэтому лучше не начинать. Хорошо, в следующий раз обязательно это учту. Но сейчас что делать?

Сглотнув, я снова откусила бутерброд и задумалась о перспективах трудоустройства. Жевать стало труднее, мерзкий холодок побежал по нервам: перспективы-то совсем печальные. Где деньги брать?

Вот если получится увезти Саги, его можно сдавать в аренду в бордель для дам. Отличный способ компенсировать мне физический, материальный и моральный ущерб. Представилось выражение лица Саги после такого предложения, и я прикрыла улыбку ладонью. Уверена, женщины бы выстраивались к нему в очередь.

– Как в университете было? – Валентайн повернулся ко мне. Между его пальцем и ломтём окорока с хлебом фиолетово поблёскивало полукружье лука. – Как там живут? Нравы какие?

Проглотив плохо пережёванный кусок, я сипловато уточнила:

– Зачем вам?

– Интересно, – Валентайн склонил голову набок. – У нас домашнее обучение. Амэйбл просто грезит… грезил учёбой в университете. Он ездил с отцом в столицу, побывал в королевской академии и с тех пор мечтал если не о ней, то о чём-то подобном. О королевской академии я наслушался. Интересно, как дела обстоят в обычных университетах.

– Нормально обстоят, – я пожала плечами и отвела взгляд. В глазах зарябило от пятен коров, и я посмотрела на голубое небо. – Я училась в самом слабом, у нас там… не радужно. Жилые корпусы старые, плесени много. В библиотеке не хватает книг по высшему мастерству. Профессора почти все неудачники по жизни, пара потухших есть.

– Но интересно? Нравилось?

Нравилось ли мне? Ох уж эти состоятельные аристократы, их мерка нравится не нравится. Хорошо так жить. Я криво улыбнулась:

– Это была просто необходимость: лицензию выдают только при наличии профильного образования.

– Но это несколько лет жизни, неужели никаких эмоций?

Убить пару человек хотелось, особенно декана огневиков Марли, особенно сейчас – сдавить его бледную шею, покрепче приложить нос шкафом. И отпинать. И ещё стулом бить.

А так – ну какие могут быть эмоции у простолюдинки в обществе низших аристократов и выбивающихся в люди простолюдинов? Аристократы пыжились изобразить значимость, простолюдины – превосходство над себе подобными. Но это, конечно, не разговор для прекрасного солнечного дня и принарядившегося, как на свидание, аристократа.

– Конец сессии – счастье, – ответила я. – Спасшись от зомби, я не была так счастлива, как сдав первую сессию.

Валентайн вскинул брови:

– Что, так жёстко?

– Если ты ведьма и простолюдинка – да.

– Ведьм и среди своих притесняют? – Он сощурился, глаза казались чёрными.

О, волшебницам мы покоя не даём, даже если обходим их стороной. А уж шутки, что весь наш факультет можно в бордель сдавать… Я передёрнула плечами:

– Тех, за кого некому заступиться, притесняют везде и всегда. Спокойно может жить только потомственная ведьма, мать которой инициировалась с сильным магом и нашла ей сильного инициатора.

В груди похолодело. Мама была такой, я могла быть такой – и никто не смел бы бросать жребий, чтобы меня «допросить». Зубы заскрипели, я с трудом их разомкнула, расслабила мышцы, но в груди тянуло, леденило.

– А… ты с кем инициировалась? – тихо спросил Валентайн, и его локоть снова задел моё плечо. – Прости за нескромный вопрос, но хотелось бы знать уровень силы.

И зачем он на «ты» перешёл, а?

– С назначенным комиссией студентом. У него был неплохой магический потенциал, так что силы нормальные. И я не хочу об этом вспоминать, – я откусила бутерброд.

Откинувшись на ствол, Валентайн задумчиво протянул:

– Значит, не понравилось.

К щекам прихлынула кровь, и бутерброд застрял в горле.

Да его какое дело? Что за вопиющая бестактность? Или думает, признавшись, что не девственник, он получил право обсуждать мою личную жизнь?

– Но в этом ничего удивительного нет… – продолжал рассуждать Валентайн, и меня захлестнуло новой волной жара. – Варварство, конечно, сводить девушек с неопытными юношами.

Ну что он несёт? Ведь в инициации главное не удовольствие, я живое тому подтверждение. У меня не было слов, да и будь они – мешал бы говорить кусок бутерброда во рту. А Валентайн снисходительно улыбнулся:

– Но в следующий раз, уверен, повезёт больше.

Сплюнув бутерброд, я звонко предупредила:

– В следующий раз язык откушу.

Брови Валентайна взлетели вверх, щёки пошли красными пятнами. Он поёрзал, будто удобнее устраиваясь, и невнятно отозвался:

– Я просто посочувствовал. Природа же обделила вас, женщин, сделав первый раз неприятным, а вдруг вы об этом не знали, вдруг вы… из-за этого больше не хотите.

Ещё один заботливый нашёлся, жезл ему в зад. Я отвернулась:

– Я об этом знала.

– Уг-кхм. Кхм.

Я посмотрела на остаток бутерброда в своей руке. Нежное мясо, лук, душистый хлеб аппетита не вызывали.

Интересно, чем сейчас занят Саги?

Я сунула бутерброд в обёрточную бумагу и запихнула в сумку:

– Пора работать, – поднялась. – Быстрей начнём – быстрей закончим.

– Да, конечно, – тихо отозвался смотревший в сторону Валентайн.

У него до сих пор горели уши. Что-то кажется, о недевственности своей он солгал. Но не мне его судить.

На тёмно-синем небе проступал серп луны, и глаза Валентайна отливали серебром, губы кривила жутковатая улыбка. Умом я понимала, угрозы глазная иллюминация не несёт, и у оборотней при виде луны настроение обычно улучшается, но страх пощипывал кожу и мешал задремать.

«Я словно высохший колодец в пустыне» – поэтичное сравнение пришло на ум раз пятый, а идей, как приобщить Валентайна к магическому участию в работе как не было, так и нет. На льстивое: «Попробовать не желаете?» – он фыркнул: «Вот ещё» – и отвернулся.

Как его уговорить?

Цокот копыт разливался по шуршащим полям, там перекатывались волны трав, стрекотали цикады и надрывались соловьи, а впереди, под скромной диадемой тускло-жёлтого марева, темнели стены Холенхайма.

Едва мы приблизились, скрипнул засов. В глухой тьме перехода зажёгся прямоугольник дверного проёма, подсветил камни стен и тёмную медь оковки.

Я въехала первой и, развернув Рыжика, обратилась к коренастому стражнику с фонарём:

– Господина Кателя нашли?

Качая головой, непропорционально большой в колпаке шлема, стражник посетовал:

– Ни следа. И кобыла его сдохла.

– Как? – хмурился въехавший Валентайн.

Захлопнув дверь и задвигая громоздкий засов, стражник отозвался:

– А просто: стояла себе в стойле, да и упала.

Мы с Валентайном переглянулись, в его сиявших серебром глазах невозможно было прочитать эмоции, но губы были плотно сжаты, уголки опустились вниз. Нахмурившись сильнее, он спросил:

– До дома сами доберётесь?

– Конечно, – кивнула я.

– Тогда до завтра, – он развернул Королеву. – Открывай.

Стражник потянул засов.

Да что здесь творится?

Золотисто-розовый круп исчез за дверью, щёлкнул засов.

– Что-нибудь ещё, госпожа? – тихо, но, кажется, с намёком, поинтересовался стражник и выпятил широкую грудь.

– Ничего, – я припустила Рыжика к дому.

А стоят ли жалованье и документы простолюдинки такого риска? Каким-то слишком не тихим оказалось тихое захолустье, тут и умереть можно…

Холенхайм, будто не чувствуя угрозы, неправильной тяжести ночного воздуха, спал в свете фонарей. Цокот копыт звучал чудовищно резко, эхо испуганно металось по улочкам.

До ворот дома оставалось ещё прилично, когда они открылись в озарённый переносным фонарём двор. Страх холодком пробежал по нервам, но я только ниже склонила голову, позволяя Рыжику рвануться внутрь.

Ворота за спиной захлопнулись с грозным щелчком. Между лопаток щекотал тяжёлый взгляд.

– Как прошёл день? – натянуто уточнил Саги.

Я обернулась и чуть не свалилась. Волосы Саги, его длиннющие роскошные волосы, были срезаны по плечи.

– Аа… – Моргнув несколько раз, я по-прежнему видела короткую стрижку и почти не замечала хмуро сдвинутых бровей.

Саги сложил руки на груди.

– Твои волосы, – я растерянно взмахнула, на себе показывая их новую длину.

– Мм? – Саги пропустил светлые, блестящие пряди между пальцами.

– Тебе идёт, – я наклонилась спрыгнуть, но остановилась, глянула исподлобья: – Поможешь?

Выражение лица Саги смягчилось. Новая причёска ему шла и наверняка была в тысячу раз удобнее прежней. Ухватить бы прядь и пощекотать свежесрезанными, ещё колкими кончиками себе нос, щёки. Как Саги несколько мгновений назад, пропустить бы между пальцами пряди.

Плавно приближаясь, он протянул руки, и я нырнула в них. Ноги сами обхватили его талию. Я повисла на Саги, прижимаясь, утыкаясь носом в шею. Отбитые мышцы слегка ныли, но неудобство окупалось удовольствием объятий. Саги легко держал меня на весу, и голос убаюкивал:

– Ну что случилось, Мия?

Брызнули слёзы.

– Я так устала, – я крепче обняла его. – Невыносимо устала.

– А у меня сладкий пирог с малиной. Ты говорила, что любишь малину. Я достал.

На учащённо забившемся сердце потеплело, слёзы подсохли. И вроде понятно, что Саги лишь исполняет долг, но так приятно – до умопомрачения…

Горячее прикосновение ладони Саги к груди подняло волну жара, я выгнулась навстречу и проснулась, тяжело дыша, на двуспальной кровати Гауэйна.

Между штор прорезался серо-голубой свет, белые стены его усиливали, и обстановка просматривалась ясно: узкий стол под окном, миниатюрный стеллаж, два сундука вдоль стены, три стула с одеждой, добротная тёмная дверь. Я раскинулась на большую часть постели, перекрученное одеяло давило на грудь.

Саги спал на боку, почти уткнувшись острым носом в подушку. В тени перламутрово отсвечивал узор татуировок, и ровное дыхание колыхало прядь волос. Мускулистое плечо с гладкой светлой кожей казалось вылепленным из фарфора шедевром. Я осторожно коснулась его кончиками пальцев – чуть прохладная, но живая тёплая кожа. Настоящий. Он – настоящий.

И сердце вновь защемило от нежности. Несколько часов назад Саги гладил мои дрожащие руки своими красивыми сильными пальцами с вылинявшими до серого ногтями и уверял, что всё образуется, что мы – мы! – справимся. Часть украшений и мехов покойной жены Гауэйна я продам и после практики сниму квартиру в Холенхайме, а он с денег на содержание следующего штатного специалиста будет покупать мне продукты. И ведь неплохой вариант.

Я уткнулась в ладонь Саги. Она пахла малиной и мятой. Эти запахи, близость Саги, звук его дыхания, воспоминания – всё пронзительно смешалось, и кровь вскипела, словно магнитом тянуло придвинуться, ощутить его силу, вновь почувствовать его внутри. Желание распирало, требовало действий.

Прерывисто дыша, я запустила руку под одеяло и, обмирая от нелепой и приятной тревоги, потянулась к паху Саги. Член был упруго-мягким, тёплым и гладким, я обхватила, провела к основанию, обратно, и он твердел в моей ладони, выпрямлялся. Нет, в бордель не отдам даже ради безбедной жизни. Моё.

Я искоса глянула вверх. Лицо Саги оставалось безмятежным, но едва замедлила ласку – он толкнулся навстречу, и меня окатило жаром.

– Возьми меня, – глухо, сипло прошептала я, и сиплость отозвалась возбуждающей дрожью. Член в руке стал совсем твёрдым, горячим, я придвинулась ближе.

Саги открыл глаза, его рука скользнула по моему затвердевшему соску, коротко сжала грудь – волна мурашек ринулась вдоль спины – и нырнула под одеяло, зарылась в волосы на лобке, двинулась ниже. Я зажмурилась. Пальцы легко скользили по влажному, дразнили. Звуки тонули в шуме моего дыхания.

Один замирающий удар сердца – и я на спине, ноги раздвинуты, а в следующий миг медленное чувственное проникновение приятно теснило внутренности, и стон опять прорывался сквозь губы. Медленно, слишком медленно, слишком дразняще и многообещающе – я качнулась навстречу, поторапливая. Саги рванулся внутрь, наваливаясь на меня. Судорожной волной покатился жар, и я застонала, стискивая крепкие ягодицы Саги ногами, заставляя протолкнуться глубже.

– Удивительно, как ты дотерпела до своего возраста с такой страстностью, – прошептал Саги, и от моего уха по коже поползли мурашки.

«Аппетит, похоже, приходит во время еды… или еда слишком хороша», – обхватив Саги за плечи, я запустила в совершенную, гладкую кожу ногти, рывками, в такт толчков, выдыхая:

– Име-ешь что-то про-тив?

Кровать взвизгивала от резких движений. Похоже, Саги был не против. Я цеплялась за него, ощущения были другими, чем на столе или четвереньках, – более медленными, что ли? И жарко волнительно было под тяжестью сильного тела. Я, зарываясь пальцами в волосы Саги, отчаянно прижимала его к себе, двигалась навстречу, закусывая губу, чтобы не орать ему на ухо.

Не орать было тяжело – меня всю переворачивало, выгибало и перетряхивало от каждого толчка. Опираясь на локоть, продолжая размеренно вдавливать меня в протяжно скрипевшую постель, Саги провёл пальцем по моим губам, размыкая, порывисто шепча:

– Кричи.

Ну это пожалуйста! Дикий скрип постели утонул в моих стонах. Дыхание Саги обжигало висок, внутри было горячо и хорошо, пальцы и ноги рефлекторно сжимались.

– Кричи.

Толчки участились, стоны превращались в короткие вскрики, и в груди вибрировало. Дыхания не хватало, я снова цеплялась за плечи Саги, погребённая под ним.

«Кровать развалится…» – мысль сгорела в удовольствии очередного толчка. Но ощущение угрозы падения осталось. Каждый стон дерева напоминал, распалял предчувствием страшного – и сильнее хотелось отдаться ощущениям. Я захлёбывалась криками, и по телу побежали волны горячих спазмов, ослепляя и оглушая.

Замедлившись на несколько мгновений, Саги продолжил двигаться. Каждое прикосновение, давление – всё отдавалось пугающе острым возбуждением, казалось, я сойду с ума от резкости ощущений. Сердце сбивалось, навернулись слёзы. Саги содрогнулся, рыча мне в ухо, – я облегчённо выдохнула. Когда слишком хорошо – это тоже может пугать.

Тёплая пульсация сошла на нет, Саги потянулся в сторону, но я крепче обхватила его за шею:

– Полежи так, пожалуйста.

– С удовольствием, – прошептал он.

Истома растекалась по мышцам. Я дрожащими руками провела по плечам Саги – все во влажных выпуклостях царапин. Внутри похолодело:

– П-прости.

– Ничего страшного, – прошептал Саги, поглаживая меня по макушке. – Всё хорошо.

Под ним действительно казалось, что всё хорошо. Всё-всё. Я прижалась губами к ключице. Разгорячённая кожа пахла приятно, глухой перестук наших сердец сливался.

«Он же гомункул, всего лишь гомункул», – тревога, почти ужас, тянула меня прочь, спрятаться, не чувствовать этого тепла…

– Всё образуется, – пальцы Саги путались в моих волосах, губы мягко касались лба, виска.

Глухой частый стук наполнил дом:

– Ту-ду-ду-ду-дук. Ту-ду-ду-ду-дук. Ту-ду-ду-ду-дук!

Саги приподнялся на руках, и волосы соскользнули с плеч, скрывая лицо тенью, прорезанной отблесками татуировок. Кончики прядей щекотно касались моих скул.

– Ту-ду-ду-ду-дук. Ту-ду-ду-ду-дук. Ту-ду-ду-ду-дук. Ту-ду-ду-ду-дук.

Освобождённой от приятной тяжести груди стало холодно, в сердце разверзлась пустота.

Метнувшись в сторону, Саги набросил на меня одеяло:

– Быстро приведи себя в порядок. В купальне в печи стоит ведро, вода ещё тёплая, – он схватил со стула чёрный балахон и, на миг показав густо иссечённую царапинами спину, вышел в коридор.

Там, на улице, продолжали стучать всё отчаяннее. «Ту-ду-ду-ду-дук», – переполнило дом.

Я села. В груди нестерпимо тянуло, пальцы немели.

– Ту-ду-ду-ду-дук. Ту-ду-ду-ду-дук!

Минуты тянулись – слишком длинные, мучительные и в то же время быстрые.

– Ту-ду-ду… – оборвалось в тишину.

Стало тихо-тихо, до ломоты в висках.

Тягостная, пронзительная тишина. Её разбили торопливые шаги – всё ближе, ближе, совсем рядом. В темноте проёма выбелилось лицо Саги, он стиснул косяки, почти повис на них. Но голос звучал ровно:

– Зомби подошли к городу. В них опознали жителей одной из южных ферм.

Сердце пропустило удар. Пересохло во рту. Я тяжело сглотнула и… бросилась под кровать.

Глава 34. В которой снова творится странное

Провинция – скучнейшее место. Но самая скучная провинция – Холенхайм. Это застрявший в прошлом городок с сотней выселков и ферм. Тут всё очень чинно, спокойно и невыносимо тоскливо. И никаких происшествий годами, десятилетиями. Если, конечно, не считать происшествием ссору кумушек или кражу лепёшки в ярмарочный день.

Путевые заметки барона Г.

Добравшихся до города зомби – слава хранителям стихий – стражники упокоили физически. Три потрёпанных тела с простреленными черепами и свёрнутыми для надёжности шеями вереницей лежали на влажной от росы дороге. Между ними и воротами треногая жаровня чадила травяным сбором для очищения воздуха от тёмных эманаций. Как мёртвому припарка, по правде говоря, но людей успокаивало.

В блеклом утреннем свете на неподвижных телах виднелись трупные пятна и следы более сильного разложения.

«Пусть это будет иллюзия из-за плохого освещения, грязи, пусть они будут свежими, – я стиснула поводья. – Пусть обойдётся». Но сердце холодила обречённая уверенность: мертвецы будут «старыми».

Как и те, что попались мне на дороге.

Как мёртвые в выселке Жаме, двое из которых за несколько часов до этого были вполне бодрыми и живыми.

Щёки, не согреваемые отхлынувшей кровью, мёрзли.

– Ты в порядке? – спросил Базен.

Вздрогнув, я перевела взгляд на его постаревшее от усталости лицо и глухо спросила:

– Катель?

– Не нашли, – Базен отрицательно качнул головой, и серый иноходец под ним переступил с ноги на ногу.

– Не вижу смысла в моём присутствии, – визгливо напомнил Вьен. – Я мог бы проверить всё днём.

Его руки, сжимавшие поводья пегой кобылы, тряслись, на бледном до серости лице блестели капли пота. Господин следователь, похоже, боялся сильнее меня. Ему бы нервы подлечить.

Трое крепких стражников, обогнув жаровню и трупы, выехали на дорогу. Вьен неловко попятился, и Базен преградил ему дорогу, опустил ладонь на револьвер:

– Нужны все маги, какие есть в нашем распоряжении.

Ссутулившись, Вьен тревожно покосился на меня, зашлёпал покрытой испариной губой, но промолчал.

– Вперёд, – Базен мотнул головой на арку ворот.

Вздохнув, я въехала под свод – коротким эхом отразился цокот Рыжика – и вынырнула из города.

Мертвецы были в трупных пятнах. Я отвернулась.

Кони стражников перебирали крепкими ногами, шкуры лоснились. Хорошие кони, доспехи с медными пластинами и клёпками защитных амулетов, молодые мужчины все как на подбор плечистые – похоже, стражники из лучших.

Сзади зацокали копыта: Базен вёл кобылу нахохлившегося Вьена в поводу, тот покачивался в седле, словно примеряясь упасть. Следом ехали пять стражников в кожаных доспехах.

На востоке у самого горизонта алела узкая полоса, кровавые отблески падали на влажные трепещущие поля, но остальное небо сочилось голубоватым чистым светом. За городской стеной весело заливались соловьи, ветер нёс запах ночной свежести – просто тихий провинциальный городок в полях. Но меня теперь не обманешь.

Холод заколол грудь, я плотнее запахнула форменный плащ. Вьен кутался в свой, и лишь ждавшие распоряжений стражники будто не замечали утреннего холода.

Бросив взгляд на запертые ворота, Базен скомандовал:

– Рассредоточиться на расстояние видимости. Смотреть в оба. Заметившие зомби подают условный сигнал, – он потянул кобылу Вьена. – Господин маг со мной, госпожа ведьма прикрывает нас с тыла.

Облегчённо выдохнув, я благодарно посмотрела на Базена, но он уже разворачивал коня.

– Я тоже могу тыл прикрывать, прямо-таки должен, – Вьен качнулся и вцепился в луку. – Я про…

Кобыла помчалась за Базеном, обрывая лепет Вьена. Всадники брызнули в стороны.

«А может, дёрнуть к тракту? – Я уже видела себя несущейся через поля к насыпи и по ней прочь от Холенхайма. – А без денег что делать будешь? На прибыль с продажи Рыжика и магических принадлежностей долго не проживёшь, да и…»

И под кровать, увы, прятаться не вариант. Не Саги, так кто другой вытащит и заставит работать. Одна надежда: подоспеет Валентайн, за ним ведь гонца отправили. Дурное тяжёлое предчувствие нашёптывало: здесь тоже не обошлось без гуля.

«Ну же, Валентайн, поторопись», – я дала Рыжику шенкелей.

Поводья болтались свободно – несись куда хочешь… Он помчался за Базеном и Вьеном.

Ферма папаши Идо – так называли её стражники – царственно раскинулась в центре огромного яблоневого сада. Добротная глинобитная стена в два человеческих роста, блестящие коньки черепичных крыш, сверкавший при каждом движении флюгер, деревья, остриженные в почти ровные шары, – место с пасторальной акварели. Идиллию портили разбитые ворота.

Мягко шелестели яблони, я впивалась ногтями в поводья и ежесекундно оглядывалась на дорогу.

Валентайна не было.

– Можешь сказать, что там? – тихо, чтобы не услышали стоявшие в стороне стражники, спросил Базен.

По другую его сторону, поджав дрожащую губу, сутулился на кобыле Вьен.

– А вы, господин следователь? – Я взглянула на него через грудь Базена, взглянула, надо сказать, с надеждой. – Можете помочь?

– Чем? – прошипел Вьен и наконец прямо посмотрел на меня округлившимися, безумными глазами. – Думаете, я разбираюсь в зомби и гулях? Да я их впервые увидел. Я всю жизнь специализировался на приворотных чарах и мелких проклятиях вроде спотыкания, неудач в азартных играх.

Даа, он здесь сильно не по профилю. Зачем его прислали? В Вирбе совсем спятили?

Посидев с заломленной бровью, Базен тихо, но эмоционально возмутился:

– Что вы тут делаете?

Потупившись, потерев лоб и поёрзав в седле, Вьен пробормотал:

– Прикрыл одну ведьму. Она приворожила богатого вдовца. Родственники написали запрос на проверку, а я… – Он густо покраснел, губы задрожали. – Мы… договорились. Это вскрылось. Мне пришлось сменить профиль работы. Сюда никто не хотел ехать, отправили меня, – он гневно взглянул на Базена. – Не было у меня выбора: или к вам, или увольняться, а есть хочется. Но не до такой степени, чтобы к гулю в пасть лезть!

Посмотрев на щепки ворот с выпуклостями медных узорных амулетов, я тяжко вздохнула. Вот – умный человек. Только я – идиотка, готова за жалованье штатной провинциальной ведьмы самоубийственной деятельностью заниматься.

Может, настал мой черёд признаваться? Так, за компанию, и чтобы в авангард не сунули.

– А у меня… – Я набрала в лёгкие воздуха.

Как бы помягче признаться, что я им не помощница? Поджилки трусливо дрожали.

– Едут! – воскликнул стражник.

Сердце радостно забилось, я обернулась: пять всадников пылили по дороге, мелькали тёмные и светлые кони. Королевы среди них не было. На сердце потяжелело.

«Где же Валентайн? Или Ксавье…»

Всхрапнув, Рыжик поднялся на дыбы. Я прильнула к коню, стиснула колени, и мы застыли в свечке. Из пролома ворот бежали зомби. Громыхнули выстрелы. Фиолетово-синего мужчину тряхнуло, челюсть разлетелась, но он пёр на меня, тянул руки. Качнувшись, Рыжик обрушил на него копыта, с хрустом взметнулись ошмётки, пахнуло сладко-гнилым.

«Бах! Бах!» – палили револьверы, блеснул меч.

Вьен отчаянно лупил кобылу, но она лишь дрожала. Покатилась по траве срубленная голова зомби. Рыжик крутился подо мной, сбивая застрявший на копыте череп, бешено храпя. Удерживая одного зомби ногой, Базен пальнул в повисшую на шее иноходца женщину. Брызнула тёмная кровь.

Рыжик вскинул зад.

– Тихо, – дёрнула поводья, Рыжик взметнулся на дыбы, я вскрикнула.

В разбитые ворота бегут потемневшие фигуры с огромными клыками и когтями. Метаморфные зомби – вторая фаза трансформации неупокоенных, откуда… как? Их же только в книжках…

Не может быть!

Всё замедляется: Базен с впившимся в ногу зомби и направленным на того револьвером, пахнущий травой и лошадиным потом Рыжик, стражники, метаморфные зомби с растопыренными, изогнутыми когтями.

Просто не может быть!

Метаморф прыгает по широкой дуге – на меня. Удар в грудь – падение – удар в затылок. Кости взрываются болью, дышать нечем – давит на грудь, воздух густой и вонючий.

– Не лезь не в своё дело, – сипит метаморф.

Глаза у меня раскрываются до боли широко.

Не может быть!

Потемневшее лицо, непонятно мужское или женское, с жутко вывернутыми удлинёнными зубами и лиловыми дёснами нависает надо мной, в чёрных глазах мерцают электрические вспышки. Распухший язык неловко шевелится:

– Не мешай и будешь жить. Хорошо жить.

Капельки слюны сочатся на меня, затылок болит, а метаморф упирает когтистую ладонь у моего левого виска. Вторую – у правого. Острое колено перестаёт давить на грудь. С трудом ворочается влажно блестящий язык:

– Поняла?

Хочу кивнуть, но мышцы парализовало, боль растекается от затылка, пульсирует.

– Поняла?

Когти смыкаются на шее, режет боль. Я поспешно моргаю – это моё «да».

«Ну же, кивай, кивай!» – ужас холодом течёт по телу, мышцы слабеют, ещё миг – и я обмочусь от ужаса.

Шея не слушается, голова не двигается, но я дёргаюсь-дёргаюсь и, кажется, киваю. Метаморф кивает в ответ, и всё накрывает тьма.

– Очнись, очнись, – доносился издалека знакомый голос.

Веки налились тяжестью, но я их приоткрыла. Почти весь обзор занимала встрёпанная голова Базена. За ним – синее небо и ветка с бусинами яблок. Саги такие бы на пирог пустил.

Я прикрыла глаза, осознавая боль в копчике, спине, затылке.

– Эй, – мозолистая рука коснулась щеки, и я снова открыла глаза. Базен слабо улыбнулся. – Всё в порядке, можешь вставать.

С огромным трудом – затылком прилично треснулась, и ощущение верха и низа как-то сбилось – я приподнялась на локтях и огляделась. Четыре смердящих трупа. Три с простреленными черепами – вполне обычных, ни разу не метаморфных зомби валялись у ворот. Просто бред, слава всем богам и хранителям стихий. Я коснулась шеи – чистая, никаких порезов от ногтей. Привидится же такое!

Вьен блевал под яблоню у дороги. Рыжик, как ни в чём не бывало, щипал траву, переступил копытом с запекшейся кровью.

– Сбросил меня? – предположила я.

– Да, – крякнул Базен, поднимаясь, и протянул руку.

Ухватившись за неё, я села – всё закачалось. На месте, где только что лежала моя голова, серел плоский камень. Сзади раздался язвительный мужской голос:

– Надо же, конь положил больше зомби, чем штатная ведьма, которой за это деньги платят.

«На эти деньги и конь ест», – я обернулась. Мышеволосый – сейчас цвет его волос скрывал синий бархатный берет со щегольским пучком фазаньих перьев – высокомерно смотрел на меня с высоты вороного мощногрудого скакуна. Кружевной галстук подрагивал на ветру под гладко выбритым подбородком, бархатная тёмная куртка выгодно подчёркивала фигуру.

Рядом на белой кобыле сидел Мосс в простом суконном костюме для путешествий верхом. Единственная дорогая вещь – серебряная витая фибула-амулет на кожаном тёмном плаще. Узор фибулы казался знакомым, и… прежде чем подумала, я взглянула на ворота: на медных амулетах был тот же орнамент. Всего миг, но Мосс это заметил, и глаза его потемнели, сузились, губы плотнее сжались между усами и бородой.

Кашлянув, я огляделась: стражники куда-то пропали.

– А где остальные?

Стоявший надо мной Базен, тоже оглядываясь, сказал хмуро:

– Осматривают окрестности. Ждём Эйларов.

Отличная идея, я всеми руками и ногами «за». Эйларов сюда, и Валентайна, и Ксавье. И дядю их тоже, если он столь же лихо управляется с волшебством. А мне, пожалуйста, пару дней выходных на лечение. И мне ещё диплом писать надо, а не в ваших амулетах разбираться.

Основание шеи щекотало мерзкое ощущение взгляда Мосса, я обернулась – он быстро отвёл взгляд и плотнее сжал губы.

– Да прекратите уже выворачивать желудок! – Мышеволосый скривился на опиравшегося о ствол Вьена. – Маг вы или нежная девица?

Хм, полезно быть нежной девицей: многое позволено.

– Кажется, меня сейчас стошнит, – плаксиво пожаловалась я. – И голова жутко кружится. Не могу…

Застонав, я боком элегантно повалилась на дорогу. Мелкий камешек противно колол скулу, но я не решилась перекладываться.

– А целебных заклинаний вы не знаете? – В голосе мышеволосого звучало искреннее удивление.

– Не моя компетенция… о, голова раскалывается, – я, сдвигаясь с камушка, демонстративно ухватилась за затылок и наткнулась на огромную шишку.

От прикосновения шишища стрельнула болью, я сжалась.

– Похоже, надо к целителю, – холодно произнёс Мосс.

Мурашки поползли по спине.

– Да, похоже на то, – Базен присел на корточки. – Только одну её отпускать нельзя, а отправить некого.

– Я доеду, – жертвенно уверила я. – Рыжик умный, вывезет.

– Он вас уже довольно покатал, – мрачно напомнил Мосс, зацокали копыта, всё ближе, голос раздался совсем рядом: – Я отвезу. Всё равно я не маг и не воин, толку от старика не много.

Сердце уползло в пятки: с чего вдруг такая доброта? Не понравилось, что я его амулет с оберегами на воротах сравнила? Так это сходство вроде любому очевидно, и о торговле оберегами все знают. Или решил поучаствовать в местном виде спорта «полапай ведьму»?

Мой жалобный взгляд не остановил Базена, кивнувшего:

– Хорошо, господин Мосс.

Ну ничего страшного: если что, ускачу на Рыжике.

– Подсадите её, – велел Мосс.

Базен ухватил меня под мышки и потянул вверх.

– Что? – Запрокидывая голову, я переводила взгляд с его сурового лица на Мосса и обратно, и голова кружилась, бегали тёмные точки. – Куда?

– Вы упали с лошади, – Мосс взял меня за руку. – Не посадим же мы вас верхом одну.

– А? – Я дёрнулась, но Базен высоко меня поднял, а Мосс ловко присадил на загривок, словно всю жизнь занимался похищением девиц.

Удивительно крепкая рука надёжно прижала меня к Моссу. Выпучив глаза, я пискнула:

– Я подожду остальных.

– А если у вас сотрясение? – щекотно до мурашек спросил в ухо Мосс, кольнула борода. – Вы наш единственный штатный специалист, мы должны вас беречь.

В голосе была лёгкая насмешка. Кивая, Базен отправился за Рыжиком. Едва дыша, ёрзая на жёстком загривке, я пробормотала:

– Я бы сама…

Мир качнулся, я ухватилась за жёсткую гриву. Мосс держал очень крепко, но сердце бешено стучало от ужаса перед падением.

Из-за стены неспешно выехали два стражника, цокот копыт – и они затерялись между тёмными стволами.

Базен подвёл недовольно фыркнувшего Рыжика, привязал к задней луке, и, прежде чем стражники подъехали, Мосс развернулся и дал шенкелей.

Сердце тревожно сжалось. Лошадиные шаги отдавались в голове вспышками боли часто-часто-часто, тёмные точки заплясали перед глазами, к горлу подступил ком – похоже, в этот раз падение было неудачным.

– Потише, – взмолилась я и стиснула зубы, давя тошноту. – Пожалуйста.

Обнимавшая меня рука дрогнула, Мосс чуть натянул поводья.

– Что, совсем плохо?

– Сейчас стошнит, – я склонила голову, и кобыла пошла ещё медленнее, от запаха чистой шерсти мутило сильнее.

Мосс вздохнул. Его рука лежала на моём животе очень деликатно, не стремясь ни к груди, ни ниже.

– Вам удобно? – Мосс не пытался прижаться к моей спине. – Не хотите сесть верхом, а не боком?

Боком спрыгивать легче. Я, осторожно разомкнув зубы, выдохнула:

– Так хорошо, спасибо.

Мы двигались по направлению к Холенхайму, но ведь в любой момент можно свернуть в поле. С другой стороны, слишком многие видели, что я уехала с Моссом. Рыжик снова недовольно всхрапнул, и Мосс усмехнулся:

– Вам нужно больше на нём ездить.

– Мм?

– Рыжик, – Мосс оглянулся и, снова развернувшись прямо, перехватил меня покрепче. – Он умный конь, восемь поколений его предков служили магам, волшебство у него в крови.

Значит, от яда кровососов не Гауэйн зачаровал – наследственность помогла. Я облизнула пересохшие губы:

– Дорогой конь для штатного мага такого захолустья.

– Как невежливо, – беззлобно усмехнулся Мосс. – Вы о моей родине говорите.

Об этом я как-то не подумала. А добраться до Холенхайма хотелось в целости и сохранности.

– Простите.

Вздохнув, Мосс помедлил и грустно отозвался:

– Вы правы. И конь у него был бы обычным, не подари я Рыжика. Захолустье… Раньше здесь было так много чистой магии, что продукты, соль, даже воду продавали. Земли были богатыми, урожай хорошим и в неурожайные годы: житница старого царства.

– А что случилось? – Не знала, что Холенхайм был богатым местом.

– Никто не знает, – пожал плечами Мосс, его движение отдалось в моём теле. – Говорят, проклятие прежней царской династии. Или война изменила потоки магии. Только Холенхайм хиреет. Не скажу, что мы живём бедно, но у нас мало коренных магов, а пришлым неуютно здесь, с ума сходят, потухают. Гауэйн и тот оставался лишь в память о прожитых с женой в штатном доме годах, но в остальном он Холенхайм ненавидел.

Интонации голоса Мосса призывали к дружеской беседе, но меня мутило всё сильнее, хотелось свернуться калачиком на чём-нибудь, не качающемся из стороны в сторону. Снова по горлу поднимался ком, я сглотнула и уточнила, просто чтобы хоть что-то ответить:

– Значит, маги здесь не задерживаются?

– За очень редким исключением… – Рука на моём животе напряглась. – Холенхайм словно… никому не нужен. Я бы так сказал. И ощущение, что дело не только в маленькой экономической значимости – бывают земли беднее. Он будто… существует вне этого мира, такое чувство, что даже налоговые чиновники предпочитают о нас забывать.

– Налоговые чиновники – и забывать? – Я глянула через плечо.

Мосс неотрывно смотрел на горизонт.

Опустила взгляд, и пыльная обочина закачалась. Кобыла будто кренилась, я впилась в жёсткую гриву.

– С нас даже недосдачу налогов не особо требуют. Или вот с этими зомби, – в голосе Мосса зазвенело раздражение, я повернула голову и встретилась с пронзительным светлым взглядом. – Можете представить, что в какую-нибудь другую землю после таких несчастий не приехала бы комиссия, не прислали бы профессионального мага, а то и двух пополнить штат?

Странные сетования для главного подозреваемого. Или запутать хочет?

– Эм, – хотела согласиться, но вспомнила наше обучение. Халатность на халатности халатностью погоняла. – Я знаю не слишком много земель, чтобы сравнивать, да и королевская власть…

Закусив губу, я поспешно отвернулась, и мир снова завертелся, к горлу подкатила тошнота. Я съёжилась.

– Не бойтесь, милая, – усмехнулся Мосс. – Я никому не скажу о вашем недовольстве. Я сам не доволен. Не в обиду будет сказано, но вы не тот человек, который должен разбираться со всеми этими зомби и гулями.

– Абсолютно с вами согласна, – выдохнула я.

– И то хорошо, – он слегка хлопнул меня по животу. – Хотя бы не станете чудить, доказывая свою силу, как…

Он нехорошо, тяжело умолк, и обнимавшая меня рука застыла камнем. Покачивались и ползли мимо поля, до Холенхайма ещё ехать и ехать. Глухо цокали по дороге копыта. Тошнота отпускала, и я задумалась:

– Как кто?

– Как Бланш, жена Гауэйна. Она волшебницей была.

Внутри слегка похолодело:

– Как она умерла?

– В развалинах старого святилища недалеко отсюда. Там дети с фермы заблудились, – Мосс заговорил глуше: – Не знаю, чего их потянуло. Туда никто в здравом уме не полез бы. Гауэйн тогда колодцы чистил, вместо него пошла Бланш, отыскала детей поисковым заклятием и полезла за ними, но храм обвалился. Четыре дня откапывали, всех достали, но было поздно, и Гауэйну пришлось их упокоить.

Упокоить детей и любимую жену. Меня передёрнуло:

– Я бы ни за что не полезла ни в какие развалины.

– Надеюсь, – коротко усмехнулся Мосс. – Вы привлекательная девушка, было бы жаль, безмерно жаль, если бы вы полезли куда не следует и погибли.

Я обмерла: это угроза? Что теперь? Выразится яснее или снова предложит съездить туда, где его товарами пользуются, и всё в прядке?

Меня пронзило холодом: тогда Мосс отправлял к Жаме и папаше Идо! Или я ошибаюсь? Я плохо слушала, но имена, кажется, он назвал именно эти… Получается, Жаме и папаша Идо пользовались тем же ядом, а не только амулетами, что и Перрены, – и Мосс неблагоразумно в этом сознался.

На лбу выступил пот, лёгкие сковало. Железной хваткой удерживая на холке кобылы, Мосс увозил меня в безлюдье полей.

Туда, где никого, кроме нас, нет.

Ой, мама, надеюсь, я не влезла в очередные неприятности…

Оглавление

Глава 1. О зомби, практикантке и маме

Глава 2. В которой практикантка хочет зомби-оборотня

Глава 3. О преимуществах света и темноты

Глава 4. В которой выясняются страшные и важные вещи

Глава 5. О девочках в ночи

Глава 6. В которой удача поворачивается другой стороной

Глава 7. О желаниях

Глава 8. В которой раскрывается причина несчастий

Глава 9. О явлении ангела

Глава 10. В которой напоминает о себе мстительность огненных магов

Глава 11. Об условном везении

Глава 12. В которой появляется наследство

Глава 13. О знакомстве с потенциальным мужем

Глава 14. В которой вопрос инициации ставится ребром

Глава 15. О магах Холенхайма

Глава 16. В которой раскрывается тайна гомункулов

Глава 17. О клещах

Глава 18. В которой требуются навыки самообороны

Глава 19. О правильном расходовании магии

Глава 20. В которой невинные во всём виноваты

Глава 21. О том, кто в доме хозяин

Глава 22. В которой случается то, что должно произойти

Глава 23. О том самом

Глава 24. В которой в дело вступает последний маг Холенхайма

Глава 25. О последствиях

Глава 26. В которой проверяются навыки юной почти боевой ведьмы

Глава 27. О гуле

Глава 28. В которой устраиваются разборки

Глава 29. О тайне Валентайна

Глава 30. В которой творятся страсти

Глава 31. О важности самообладания

Глава 32. В которой главное оружие – чувственность

Глава 33. О выводах Валентайна

Глава 34. В которой снова творится странное Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg