«Кинетик»

Кинетик (fb2) - Кинетик [calibre 2.82.0, publisher: Selfpub.ru] 627K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Маргарита Резник

1 глава.

Сегодня я возвращаюсь домой. Моя маленькая родина теперь целый мегаполис, а еще двадцать лет назад тут была неприглядная деревушка с четырьмя улицами, коровами, нагло гуляющими по проселочным дорогам, и ветхими деревянными избами с резьбой, редко чередующимися кирпичными новостройками.

Сейчас на этом месте многоэтажные великаны с сотнями квартир, на каждом перекрестке по светофору, велосипедные дорожки для современных фитнес-горожан, уютные кафе на каждом углу, в общем, ничего из того, чего я не видела в Петербурге.

Ну вот какой-то сумасшедший не дает мне допить мой кофе на углу, он пнул мою машину, припаркованную через дорогу и теперь сигнализация ревет на весь квартал. И что я не так сделала? Ну и что, что заняла парковку для инвалидов. Может я и в самом деле инвалид. Меня бросил муж, и все мои попытки вернуть его увенчались провалом, я даже слышала, что он нашел себе кого-то на замену. Разве мне не полагается хоть капелька сочувствия от этого безжалостного мира джунглей?

Но нет. Этот маленький горбатый психопат продолжает пинать мою машину с такой лютой ненавистью, как будто не видит, что я на всех порах мчусь к нему. И откуда у этих калек столько злобы? Государство итак им массу поблажек делает: всевозможные надбавки, льготы, специальные туалеты, автомобили, для них даже работу придумали. А им все мало, совсем хотят изничтожить здоровую нацию. По-моему сейчас удобнее быть увечным или гомосексуалистом, чем здоровым гетеро, тебя больше уважают и постоянно защищают.

Ну ладно. Спокойствие, иначе меня еще и полицейские схватят.

И только я собираюсь переходить дорогу, как вдруг все останавливается. Нет, это не зеленый сигнал светофора остановил движение машин. Люди тоже замерли. Это буквально полная остановка всего движения. Даже птицы зависли в воздухе как бутафорские. Я оборачиваюсь. Все стоят словно восковые фигуры в музее каждый в той позе, в которой их застигли. Даже мой чудаковатый враг застыл в позе машущего мне кулаком.

Боже, что это? Как такое возможно? И почему не остановилась я?

Перехожу дорогу. Сажусь за руль, машина заводится. Перепарковываюсь на свободное место, и выхожу из авто в том же недоумении: все также стоит. Вот будет удивление того калеки, когда он очнется.

Мне кажется, от моей иронии даже страх куда-то отступает.

И как только я захлопываю дверцу, все снова оживает, как ни в чем не бывало.

Больше всего я смеюсь над хромым недоростком, который судорожно озираясь вокруг, никак не может прийти в себя от произошедшего.

Также забавно смотреть на людей, которые продолжили свой ход вообще ничего не заметив.

Но мое веселье длится не долго. Я оборачиваюсь и не вижу своего голубенького форда, а ведь я отошла всего на пять метров. Куда он делся? Неужели, пока я была увлечена наблюдением за ничего не подозревающими жителями Старого Холма, кто-то украл мою машину?

Какая наглость!

Бегу в сторону кабинки охранника стоянки, уж у него-то все сохранилось на камерах видеонаблюдения.

– Сэр, помогите. Мою машину украли. Только что, минут пять назад. Мне нужно посмотреть на запись, там я и увижу грабителей.

–Ваш талон, пожалуйста. –вот это номер. А откуда у меня талон? Я же только что заехала на стоянку, не успев ничего оплатить. Черт.

– Сэр, я только что заехала, и не успела еще подойти к Вам за талоном. Но собиралась, честное слово. Пожалуйста, помогите мне. Я должна посмотреть видеозапись.

– Ничем не могу помочь, мэм.– взгляд у него отсутствующий, а голос сухой. Ну ничего, вот когда я полицию вызову, он быстро все покажет.

– Хорошо, тогда я вызываю копов. – почти крикнула я наглецу, а он лишь захлопнул стеклянное окошко.

Лезу по карманам, чтобы позвонить, но ничего не обнаруживаю. Сумочка с телефоном, документами, ключами осталась в машине.

Черт. Черт. Черт. Черт.

Но как?

Я никогда так не делаю. Я жутко педантичная. Я по сто раз дергаю дверь, прежде чем выхожу из квартиры. Я никогда в жизни не забывала выключить утюг, чайник, свет. Я никогда не опаздывала на поезда, автобусы, самолеты.

Что-то очень странное сейчас произошло. Я потеряла бдительность. Мои мозги как-будто отключились.

А все почему?

И тут я словно осознала в полной мере, что несколько минут назад я была единственным очевидцем настоящего парадокса вселенной. Остановка времени, движения и вообще всего на свете.

Вот, почему я потеряла бдительность. Вот, что отвлекло меня. Это однозначно связанные между собой факты. Как будто кому-то нужно было украсть мою машину, и этот кто-то умеет останавливать движение.

Какой кошмар. И что мне теперь делать?

Я ведь даже не понимаю, где искать помощи, к кому обращаться. Полиция отметается– слишком мало фактов, родители тоже– подумают, что я заболела на нервной почве. Учитель физики, Сомов. Точно.

Мне нужно в мою родную школу.

И я тут же двинулась в сторону моей бывшей школы, теперь там Институт инновационных технологий.

Когда-то Сомов говорил мне, что в этом мире существует много необъяснимых с точки зрения науки вещей, которые нам еще предстоит разгадать. Он-то меня точно поймет.

Да, школа сильно изменилась. Раньше она была двухэтажным длинным зданием из белого кирпича с узкими коридорами и просторными классами.

На площадке постоянно резвилась деревенская малышня, а на переменах к ним присоединялись ученики школы.

Сейчас в свете майского полуденного солнца она выглядит скорее как правительственное учреждение строгого порядка. Десятиэтажное здание все из того же белого кирпича, (видимо, дабы не нарушать городской ансамбль), высокий стальной забор, маленькие окна с широкими откосами, по которым была понятна толщина стен – вот во что превратился мой школьный дом.

Сомова я не видела уже сто лет, если столько живут. После окончания университета он приехал в сельскую школу к нам еще совсем зеленый преподавать физику и астрономию в старших классах. Мне было тогда шестнадцать, а ему двадцать восемь. Он уже успел защитить докторскую по атомной энергетике. А я была по уши в него влюблена.

Сегодня мне тридцать семь лет, я разведена, у меня нет детей, а он пятидесятилетний ученый-одиночка, судя по википедии. Удивительно, как мало информации о нем написано. Да и в соц-сетях его нет. Он теперь работает на правительство, и ему нельзя светиться в местах общедоступной информации.

Нажимаю на кнопку у ворот, послышался голос.

– Ваш пропуск, мэм.

– У меня нет. И здравствуйте.

Снова шипение динамика и он отключился. Опять нажимаю на кнопку.

– Ваш пропуск, мэм– тот же голос.

– Послушайте, я пришла к Сомову Льву Геннадьевичу. Я его ученица – Бергольц, в прошлом Липова, София. Мне нужно…– шипение и отключение.

Я уже начала злиться и потянулась к той же злосчастной кнопке, как раздается гудок, и ворота потихоньку открываются.

Ну слава богу, а то я уже подумала, что никогда не попаду в свою родную школу.

Ворота распахнулись, и я иду по безлюдному двору к парадной двери. Крыльцо они не поменяли: все те же перила, выкованные местным мастером, и цементные ступеньки в тон стенам здания.

Подойдя к стеклянным дверям я вижу, что по лестнице ко мне спешно спускается какой-то мужчина в костюме и очках. Он отворил дверь. И я вижу знакомые черты и озорной взгляд.

– София, как я рад Вас видеть– с трудом сдерживая радость произносит Сомов. Воспитанность и множество камер наблюдения не позволяют ему проявить эмоции.

–Лев Геннадьевич…– прошептала я и разревелась.

Ошарашенный моим внезапным поведением мужчина несколько секунд стоял в бездействии, а потом тут же начал шарить по карманам в поисках платка.

– Ну что вы, милая, не плачьте. –он подает мне платок, а я вытираю зареванные глаза, продолжая хлюпать носом. – Вас кто-то обидел? Что случилось? Женщина на охране Вам нагрубила?

– О нет, что Вы? – тут же оправляюсь я. –Эта дама ни при чем. Мне столько надо Вам рассказать. – снова заливаюсь слезами я и утыкаюсь в платок.

Сомов держится в стороне, стараясь не касаться меня. Я его понимаю. Это опасно, если за ним наблюдают. Ведь он на работе, а я совершенно незнакомая женщина, которая еще и почему-то плачет.

– Не нужно слез, София. Пойдёмте ко мне в кабинет, я напою Вас чаем с ахиллеа миллефолиум.

Он произносит это так заботливо, что я снова вспоминаю о наших уроках физики, на которых всегда было интересно, и никто из учеников не прогуливал его занятия. Вытираю слезы и покорно иду за ним вглубь здания.

– Что за ахиллеа миллефолиум?

– Это тысячелистник обыкновенный, обладает легким успокаивающим эффектом, но при этом не является антидепрессантом. – мы поднимаемся по кафельной лестнице на третий этаж, я слушаю его как зачарованная. – Антидепрессанты даже растительные не бывают безобидными: Деприм, Мапротилин, люди к ним привыкают. А ведь ничто не лечит лучше, чем дружеское общение за горячим чаем.

Сомов вдруг посмотрел на меня, в его взгляде я увидела немое обращение: «ты правильно приехала именно ко мне».

Только сейчас я заметила, что он почти не постарел, ни единого седого волоса, пару небольших морщинок вокруг глаз, живые карие глаза, все в той же спортивной форме. Как будто годы для него шли медленнее, чем для остальных.

А я немного запустила себя за последние пару месяцев. После развода перестала бегать по утрам, не подкрашивала русые корни, так что черные волосы перестали выглядеть естественно, совсем немного макияжа. Я даже подкрасила губы сливовым цветом, чтобы родители не вздумали сочувствовать моему бедственному положению.

Поднявшись на наш этаж, мы проходим в самый дальний кабинет на этаже. Коридоры здесь просторные, а вот кабинеты вдвое меньше бывших классных комнат.

И все равно в этом есть свое очарование.

Да и у Сомова определенно вкус к хорошим дорогим вещам, о чем тут говорить.

Шкафы из черных пород деревьев, а стол конечно из бальзамо, с вырезанным южно-американскими плотниками узором. Тут полно книг и не только об астрономии, физике и атомных явлениях, я также замечаю книги Стивена Кинга, Айзека Азимова, Михаила Булгакова, и что еще удивительнее – труды по биохимии, Дианетику и Веды.

– Вы стали религиозным человеком? – с легкой иронией спрашиваю я, потягивая горячий напиток в кожаном кресле, и тут же устыжаюсь своего вопроса.

– Нет ничего на этом свете, чему не было бы дано ответов. Если есть вопрос, значит есть и ответ. Просто нужно искать. И если в общеизвестной науке ответов найти не удается, я перехожу к другим источникам. – как всегда с достоинством отвечает учитель, даже не осудив меня за вопрос.

– Вы правы. Я ведь тоже пыталась искать истину. Я была католиком, баптистом, чуть не стала иудейкой, и даже пыталась постичь нирвану на острове Лаос.

– И что же Вам помешало?

– Развод. – выпаливаю я, но мигом осознаю неловкость момента: мой собеседник молча смотрит на меня, ожидая нового приступа плача. Я тут же исправляю ситуацию, продолжая разговор, ведь плакать мне уже совсем не хочется. – Да, спустя неделю пребывания в монастыре Луангпхабанга мне позвонил мой муж и сообщил о расставании. Я была в шоке, и если бы не местная атмосфера спокойствия, я наверно слетела с катушек. Но сейчас все кончено, мы разведены, у него другая женщина. Я больше его не люблю.

Последнюю фразу я скорее только сейчас прочувствовала в полной мере, призналась себе в том, что больше не намерена сражаться за брак, все в прошлом и пора смотреть в будущее.

– София, так Ваши слезы на крыльце связаны с тем, что Вы мне сейчас рассказали? – с недоумением спрашивает мой учитель.

– Нет, что Вы. – я вдруг вспомнила, зачем пришла. – Сегодня утром со мной произошла наиглупейшая история. Я бы даже сказала апокалипсис моего рассудка. Никак не укладывается в голове. Как страшный сон, знаете, такие бывают в сюрреализме?

Сомов напрягся и подался немного вперед как будто, чтобы лучше меня слышать. Его глаза зажглись интересом, а мое сердце заколотилось быстрее.

И я поведала ему все произошедшее в подробностях, какие только могла уследить.

Он задавал мне много вопросов, так словно уже не в первый раз слышит подобные вещи.

Он ходил по комнате, что-то записывал, слушал, потом снова задавал вопросы. Я тем временем выпила три чашки чая, и уже прилично расслабилась.

Меня больше не мучала идея, что возможно я сошла с ума. Ощущение уверенности в увиденном, желание во всем разобраться, и жажда справедливости охватили мое существо.

– Ну все понятно, София, Вы тоже кинетик! –внезапно заключает мой гений.

–Кинетик? – удивляюсь я такому выводу.

–Да, я придумал такое название для особых существ нашего мира. На самом деле их по-другому не назвать. Это не супергерои, не лидеры, не члены особого ордена, не сверхкаста. Многие сами не осознают, что таковыми являются, вот например как Вы.

–Ясно. – такое утверждение меня слегка озадачивает. – Лев Геннедьевич, скажите, а как это связано с утренним происшествием?

-Кинетики– это те, кто создает движение в этой вселенной. А движение – это время. Из нашей энергии создается время и его остановки. Те, кто только останавливают время, это своего рода падшие кинетики – антикинетики. Они делают это с целью украсть, уничтожить, навредить.

В твоем случае это мелкие пакостники, они лишь украли машину. В мире существуют личности и посерьезнее, вплоть до тех, кто сталкивает лбами целые государства, подбрасывая письма агрессивного содержания обеим сторонам. Всего их около двух сотен, в отличие от двигателей, которых я насчитал уже более полутора тысяч.

У меня вдруг все плывет перед глазами, то ли от столь нелепой информации, то ли от того, что Сомов перешел на “ты”, а может просто от безумства сегодняшнего дня.

Я теряю сознание.

Просыпаюсь в своей комнате уже под вечер. Теплый свет просачивается сквозь щель в приоткрытой двери. В моей детской задернуты шторы, но итак понятно, что на улице стемнело. Сейчас около восьми вечера, на юге страны нет никаких белых ночей, смеркается рано, но это не повод ложиться спать.

Я пытаюсь привстать, голова еще немного кружится, зажигаю ночник. Моя спальня озарилась нежным светом, освещая десткий стол, полки с грамотами и медялями, огромную коробку с моими вещами со школьных лет.

– Мам.– еле слышно кричу я, и тут же в дверях появляется миловидная женщина в фартуке.

– Да, дорогая. Ты уже проснулась. Как ты себя чувствуешь? – с заботой начинает она.

– Мне уже легче. А как я оказалась дома?

– Тебя привез твой школьный учитель Сомов Лев Геннадьевич. Помнишь такого? -проникновенный взгляд родной женщины проходит насквозь. Я киваю. – Он сказал, что увидел тебя на улице как раз, когда ты упала в обморок, и тут же отвез к нам. Мне только непонятно, ты написала наш адрес в интернете?– мама нахмурилась.

– Да, прости. – мне пришлось солгать. Не скажу же я ей, что не знаю, откуда у него адрес моих родителей, ни к чему пугать ее необоснованными предположениями. Я должна это выяснить сама. К тому же мне еще о многом нужно поговорить с моим учителем.

– Ладно. Главное, удали. А то по телевизору только и твердят про мониторинг соцсетей и кражи.

– Конечно, удалю. Не беспокойся. – я нежно улыбаюсь.– Мам, а ты можешь приготовить мне жаркое? Я так соскучилась по твоим угощениям.

– С удовольствием, моя врединка. – поцеловав меня, мама уходит на кухню, а я немедленно тянусь к телефону.

Администратор справочной службы города спокойно выдает мне номер приемной Института инновационных технологий. Я закрываю плотнее дверь и удобнее располагаюсь на подушках.

– ИИТ. Чем могу помочь?– тот же неприятный голос слышится в трубке.

– Могу я поговорить с профессором Сомовым? Это его сегодняшняя гостья София Бергольц.

– Подождите минуточку, я попробую вас соединить.

Не такая уж она и вредная, как сложилось мое впечатление.

– София – как же приятно слышать столь родной голос.– Как твое самочувствие?

– Прекрасно, Лев. – я тоже позволяю себе перейти на “ты”. – Что произошло?

– Давай встретимся. Телефонная линия – не лучший канал связи. Не самый безопасный, я бы сказал.

– Хорошо. Когда? Где?– головокружение как рукой сняло.

– Сегодня в десять я за тобой заеду. Поужинаем в ресторане. До вечара. – вешает трубку.

Такого поворота я не ожидала. Хотя, признаюсь себе честно, горячо хочу увидеть его как можно раньше.

– Мам, у тебя есть краска для волос?

Как же я сейчас красива. Мне кажется, я не выглядела так хорошо даже на собственной свадьбе.

Острое воспоминание о разводе слегка сжимает мое сердце и тут же отпускает.

Есть более неприятные в жизни вещи, чем неудавшийся брак: например, кража моего авто, преступники, политические заговоры, остановки времени в конце концов.

Через несколько минут я снова буду с тем, кто знает больше многих на этом свете, с тем, кто заинтересован в моей безопасности и поможет во всем разобраться.

Ровно в десять под окнами моих родителей появляется черный седан. Как предсказуемо. Я невольно закатываю глаза, но тут же себя поправляю, ведь вульгарность – не моя черта.

– Добрый вечер, София. Прекрасно выглядишь.– мужчина в смокинге сидит на заднем сидении, словно агент контрразведки или шпион. Мурашки забегали по моей коже. Но я сажусь.

– Добрый вечер, Лев. Ты тоже. Мы разве едем на светское мероприятие? – неловкий вопрос застает Сомова в расплох.

– Да, прости. Я забыл тебя предупредить. Это не просто ужин. Сегодня в «Золотой роще» соберется тайное заседание всех кинетиков Старого Холма. Я представлю им тебя.

Поперхиваюсь глотком воздуха.

– Что, прости?

– София. Я понимаю, для тебя это большой стресс, и ты даже потеряла сознание от моих рассказов. Но я ничего не могу поделать, таков мир. И, к сожалению, он катится ко дну. Мы сдаем свои позиции, несмотря на численное превосходство.

Число масштабных преступлений растет, а за последние полгода, мы не поймали ни одного антикинетика. Возможно, твои сегодняшние показания помогут нам. Если честно, у меня на тебя большие надежды.

Мне остается только тяжело вздохнуть.

– Не переживай. Сначала я тебя как следует накормлю. – на прекрасном мужском лице появляется нежная улыбка, а я расслабляюсь.

«Золотая роща» славится на всю губернию своей роскошью, незабываемыми блюдами от итальянского шеф-повара и живой цыганской музыкой.

Сомов заказал для меня сальтимбокку, а себе рибай-стейк. Вино выбирал он, применяя свои лингвистические навыки к самелье. Мне удалось понять только, что оно из Тосканских виноградников.

Откуда у Сомова столько денег, я даже в мыслях боюсь себя спросить. Это уже не тот бедный сельский учитель. Это настоящий аристократ.

После пары бокалов вина, мой кавалер приглашает меня на танец.

– Лев, скажи, ты когда-нибудь был женат?– глупый, глупый, глупый алкоголь. Меня вовсе не интересует его прошлое. Зачем я это спросила?

– Нет, никогда. У меня есть тридцатилетний сын, на его матери я не был женат. Мы редко видимся, но я очень люблю сына. На людях мы даже не появляемся, это большой риск. Я держу его подальше от себя, чтобы мой сын был в безопасности.

– Да, понимаю. – выдерживаю паузу. – А как же я? Ведь здесь все сливки общества, папарацци, а мы танцуем в центре зала.

–Ты сама можешь защитить себя, и через полчаса узнаешь, каким образом. А теперь просто отдайся музыке.

Я отдалась.

И все же ощущение обладания неведомой силой, захлестнуло мое существо. Я кинетик. Я создаю движение этого мира. Вся вселенная движется благодаря моей энергии и еще полутора тысяч таких же существ.

У меня вновь закружилась голова. Лев аккуратно отводит меня за стол.

И как я могу двигать вселенную, если даже не могу совладать с этим телом?

– Не волнуйся. Это просто вино. – будто читая мои мысли, говорит учитель.

Через полчаса мы спускаемся на минус третий этаж, ниже парковки, в просторное закрытое помещение с одним лишь входом, яркие светильники на стенах и оргомная хрустальная люстра посреди зала создают атмосферу таинственности девятнадцатого века. Мебель из тех же пород деревьев, что в кабинете Сомова.

За нами заходит последний гость и закрывает за собой двустворчатые двери на ключ. В зале примерно полсотни человек. Мужчины и женщины с иголочки одетые сидят за большим овальным столом. Мы занимаем два свободных места, а я никак не могу отпустить руку Сомова. Мои пальцы впились в его ладонь. Я дрожу словно молоденькая актриса на сцене столичного театра.

Сейчас сердце выпрыгнет из груди, и я снова потеряю сознание. Если бы не вино, мышцы наверное свело судорогой. Спасибо моему спутнику, он знал, как я буду волноваться.

– Дамы и господа. Приветствую вас на внеочередном совете нашего братства. – мужчина с густыми рыжими волосами в хвостике начал свою речь. Фрак и скандинавская внешность придают ему значительную солидность. – Несколько часов назад многоуважаемый профессор Сомов нашел важную зацепку, наши враги допустили огромный промах. И если сегодня мы разработаем верный план, то возможно в ближайшее время сможем значительно сократить численность антикинетиков на планете.

Сегодня? Я смотрю на часы. Полдвенадцатого ночи. Но спешить мне некуда, поэтому можно полностью отдаться во власть времени.

Так что же такого понял Сомов из моего рассказа?

Всю ночь я слушала разных людей. Их рассказы, доводы и аргументы вводили меня в ужас. Вопросов становилось еще больше. Где-то к шести утра мне стало легче. Все становилось на свои места.

Так почему же им понадобилась именно моя машина?

Оказывается, кинетики от рождения находятся в полубессознательном состоянии. В определенный период времени годам к сорока они в первый раз сталкиваются с остановкой времени. И тогда их приводят в наше сообщество. Кого привозят даже из психушек, потому что опытные кинетики не успевают найти их прежде, чем те наведут панику.

Я приглядываюсь ко всем сидящим в зале. И вправду, этим людям не меньше сорока-пятидесяти лет. А мне всего лишь тридцать семь. Я вдруг на секунду подумала, что я особенная, но тут же прогнала такую мысль. Это было бы слишком прозаично.

А кого-то так и не успевают доставить в общество кинетиков, потому что они оказываются в очень жалком состоянии.

Кто-то вообще не просыпается. Они до самой смерти живут в подавленном состоянии.

Почему?

Потому, что антикинетики работают очень слаженно.

Они крадут вещи кинетиков, устраивают разрывы отношений, приводят в замешательство всю жизнь, дезориентируют, и те становятся обессилевшими и впадают в апатию.

Цель кражи именно моей машины, по мнению Сомова, состояла в том, чтобы не дать мне раскрыться, чтобы подавить меня, расстроить. Но, к счастью, что-то пошло не так.

Также не все антикинетики могут останавливать время когда им вздумается, а только несколько человек, некая верхушка, они ее называют «Элитой». Эти шесть человек живут в Австралии и строго по графику осуществляют остановки, во время которых их подопечные приводят планы в действие по заготовленным сценариям.

Минус в том, что если что-то пошло не так, то остановку не отменить, ее нельзя переместить на пять минут или даже секунды. Строго в назначенное время.

Поэтому, когда они увидели меня, выходящей из кафе раньше времени, они не стали красть автомобиль на моих глазах.

Эти подлые существа дождались пока остановка закончится, и я отвлекусь, чем, к счастью сидящих здесь гостей, себя и подставили.

– Простите. Но почему что-то пошло не так? Почему я раньше времени прозрела?– немного уставшая и сонная спрашиваю я.

– Не знаю. Именно это нам и предстоит разгадать.

Сомов как всегда любезен, отворяет передо мной дверь зала. Но не это я ожидала увидеть выходя из нашего укрытия.

Люди как будто сидели с нами всю ночь, в тех же местоположениях, с теми же блюдами на столах. Словно прошло не более пяти минут.

Часы на стене показывают десять вечера.

Я лихорадочно разворачиваю рукав своей меховой муфты и часы совсем недавно показывающие шесть утра, вновь поверачивают стрелки на десять вечера.

СОН КАК РУКОЙ СНЯЛО.

Кажется, Лев увидел мое недоумение и спешно попрощавшись с рыжеволосым мужчиной, тут же подходит ко мне.

-Ты уже столько всего за эти сутки увидела и узнала, что прямо-таки неприлично удивляться столь много раз.– и вправду, пора перестать вести себя, словно маленькая девочка, которая впервые в цирке.

– Да, прости. Какое-то сплошное шапито, а не моя жизнь.– вздох просто вырвался из моей груди.

– Что ты называешь жизнью? Годы проведенные с мужчиной, который тебя даже не любил?

– Как ты можешь так говорить? Мы были счастливы вместе.– это возмутительно, давать такую оценку времени, к которому он совершенно не имеет никакого отношения.

– Мне это позволительно. Ведь я могу судить. Если бы он любил тебя, то никогда не бросил.

Жестокость? Нет. Скорее признание, очень грубое, но я это чувствую.

– Отвези меня домой, пожалуйста.

Всю дорогу мы молчали. Возле дома, я сухо попрощалась и вышла из машины. Лев не вымолвил ни слова, даже не посмотрел в мою сторону.

– Деточка, тебе ведь уже почти сорок. Могла бы и задержаться на свидании.– мама как всегда в самую точку.

Я злюсь. Жутко злюсь. Неужели я такая никчемная, что полжизни просто выбросила на ветер? Все время до сегодняшнего дня я практически не жила. Школа, институт, свадьба, медовый месяц, попытки зачать ребенка, все впустую. Я ведь просто кинетик, двигатель вселенной.

Мой мобильник на беззвучном показывает неизвестный номер.

– Алло.

– София, прости меня. Я настоящий глупец. – тихий мужской голос с хрипотцой оживляет меня.

– Лев, это ты?

– Да. Я был слишком груб с тобой. Ты не заслужила такого обращения.

– И ты меня прости за капризы и обиды. Мне не стоило вести себя как ребенок.

– Я понимаю. Я должен сказать тебе, что ты прекрасный человек, и все через что ты прошла – это опыт, и от него нельзя отмахиваться. Ведь именно опыт делает нас умнее. Мы можем трезво смотреть на вещи.

И я рад, что мы встретились с тобой именно сейчас. Жизнь сделала нас достаточно зрелыми для такой встречи.

– Приезжай за мной.

– Я никуда и не уезжал.

Я выглядываю в окно. Стекло черного седана опускается, и в окне появляется родное лицо Льва.

– Я спускаюсь.

Просыпаюсь от приятного запаха свежевыжатого сельдереевого фреша и блинчиков с мясом.

На кожаном кресле висит мужской хлопковый халат, а на прикроватном столике записка «С добрым утром, София. Одевайся и присоединяйся к завтраку».

Очень вежливо, по-дружески. Вчера перед сном мы так и не обмолвились ни словом, никакой обиды, просто не хотелось. Лев уснул на диване в гостиной, которая кстати у него шикарная, как впрочем и вся квартира-лофт.

– Доброе утро, София. – Сомов слегка улыбается, но глаза его выдают.

– Здравствуй, Лев. Какой прекрасный завтрак. А какой запах, у меня зверский аппетит.

– На здоровье, угощайся. Завтрак должен быть полноценным, обогащенным витаминами, чтобы запустить метаболизм на целый день.

– А лишний вес не появится от такого количества калорий?

– Не у нас с тобой. Мы ведь генерируем энергию в большом количестве.

И тут я вновь вспоминаю о своем даре, если это так можно назвать.

– Но каким образом сельдерей и блинчик может поддерживать хотя бы нашу планету? – у меня вырвался невольный смешок.

– Твой организм заточен под не столь большие объемы топлива, он словно атомный реактор расщепляет такие микроскопические в масштабах вселенной продукты, но может давать огромное количество энергии.

– Хорошо.

Вот это да. Теперь понятно, почему я никогда не страдала лишним весом.

– Как ты думаешь, почему я проснулась раньше времени?

– Ну вообще-то я ожидал, что ты проснешься еще час назад.

– Я о другом. Вчера, почему я вышла из кафе раньше и увидела то, чего до этого никогда не видела?

– Это мне нужно у тебя узнать, что произошло в том кафе?

– Ничего…

– Ничего? Или ты что-то припоминаешь?

Я задумываюсь. И начинаю отматывать всю цепочку событий назад снова.

Утро. Я приехала в родной город. Сразу к родителям идти не хотелось. Солнце, отраженное в витринах бутиков манило погулять и немного развеяться после двухмесячной депрессии. Появиться в таком состоянии перед родителями – значит нарваться на сочувствие, а мне этого вовсе не хотелось. Ароматный запах кофе увлек меня в кафе на углу. Я заказала один эспрессо и круассан. Залезла в свой лаптоп. Начала читать дело Жибарецки полугодовалой давности, которое забросила вся наша контора ввиду отсутствия улик. Но очевидность умышленного преступления налицо, и я никак не могла его забыть. Раз в два месяца меня словно магнитом тянуло к этому убийству, чтобы разобраться. Изучив вновь все документы и ничего не найдя, я возвращалась к обычной рутине унылых судебных тяжб, а потом опять вспоминала про Жибарецки.

Вчера я просидела так целый час. Потом заказала еще один кофе с собой, расплатилась и ушла.

– София. А помнишь, ты вчера рассказывала, как читала что-то по работе в своем ноутбуке. Можешь рассказать, что это?

– О, это долгая история. Та еще загадка. Убийство Антона Жибарецки.

– Убийство? Ты – детектив?– он смотрит на меня, слегка приподняв бровь, уголки его губ приподнялись. Чертовски красив.

– Я адвокат. У нас с бывшим мужем юридическое агенство. Сейчас я хочу отделиться как адвокатская контора с парой-тройкой человек из персонала, кому доверяю. А у него останется все остальное. Меня не интересует обычная юриспруденция. Уголовные преступления – вот мой конек.

– А что такого в этом деле? Почему вчера ты снова занялась им?

– Понимаешь, Жибарецки убил его компаньон. Но нет ни единой улики, даже зацепиться не за что. И что уж совсем невдомек, так это почему он это сделал. Они были друзьями с самого детства. Никаких предпосылок для мести. Вторая часть компании перешла к его жене, так что это не жажда власти…

– Ты снова задумалась? Что-то вспомнила?

– Да!!

Меня вдруг осеняет. Я даже вскакиваю со стула и бросаюсь к своей сумочке, чтобы отыскать смартфон.

И точно, я вспомнила, что могло запустить вчера реакцию «пробуждения».

– Вот это я вчера увидела по телевизору в кафе – я поворачиваю смартфон экраном ко Льву.

– «Двадцать пятого мая совладелец МосЭнергоБанка Ширин Владлен Мирославович выдвинул кандидатуру на должность мэра Санкт-Петербурга и Ленинградской Области». Вот это да!

– Вчера я впервые за долгое время увидела предполагаемый мотив преступления. Это конечно пока только идеи, и нужно разобраться, почему Жибарецки мешал ему в этом, но чувствую, что взяла правильный след.

– Скажи, а ты адвокат? Кого ты защищаешь? Кого подозревают в убийстве.

– Это была его супруга. Я ее оправдала. Дело закрыли. Но я знаю, что полиция продолжает следить за ней до сих пор.

– Так ты ведешь дело, которое уже закрыто?

И тут я вижу восхищение на лице моего учителя. Меня даже бросило в жар. Минуту мы молча смотим друг на друга, он словно изучает меня. А потом деликатно прерывает тишину.

– Что ж. Предлагаю скорее разделаться с этим завтраком и приступить к расследованию.

Спустя пару часов мы уже летим в Санкт-Петербург на пассажирском вертолете для сотрудников Института. Лев сумел договориться, чтобы арендовать его под личную ответственность. С нами летит тот самый рыжий джентльмен – Пасабан Пьер. Он француз, совсем недавно в России, но без изъяна говорит по-русски.

Жуткий шум от лопастей не дает полностью насладиться красотой момента, но все же я невероятно счастлива, что всего за один день моя жизнь переменилась из серой унылой реки, в которой плывешь по течению со всеми, даже не замечая этого, в водоворот событий, яркий фонтан впечатлений и … мне кажется я влюблена в Сомова.

Имеют ли ответ ли мои чувства? Думаю, да. Хотя я уже ни в чем не уверена. И это тоже

по-своему прекрасно.

– Куда мы летим? – в наушниках кричать в микрофон не приходится, слышимость идеальная. Пьер даже не напрягается.

– Я хочу попросить одного знакомого детектива вновь возбудить уголовное дело, поэтому летим в сто тридцать восьмой участок.

– Разве это разрешено законом?

– Вы правы. После закрытия дела его нельзя возбуждать вновь без наличия улик.

– А они у вас есть?

– Пока нет, но скоро будут.

– А если Вам откажут?

Мне не нравится скептицизм моего попутчика, он же кинетик. Первое, чем он должен обладать по моему мнению, так это оптимизмом.

– Не сегодня. – как много прекрасного за окном. К тому же зачем продолжать этот неприятный разговор.

Вертолетная площадка тринадцатиэтажного здания – кстати, самого высокого полицейского участка в городе, оказалась не такой уж и просторной. Кровля выглядит сильно пошарпанной, очевидно сюда часто приземляются правительственные и частные вертолеты. И кажется, меня слегка подташнивает.

– Все нормально? – Лев обхватывает меня за плечи.

– Да, спасибо. Просто слегка укачало. – обожаю, когда он заботится обо мне.

Мой старый друг Амозов Константин Петрович – следователь с двадцатилетним стажем, майор полиции, просто хороший и умный человек появляется на крыше из дверей лестничного пролета и широко мне улыбается.

Я протягиваю руку, а он по-свойски меня обнимает. Обожаю русские традиции, мы знаем когда важна тактичность, а когда можно и по-человечески.

– София, как ты? Я слышал ты отделилась от «Бергольц компани». Ты открыла что-то свое?

Шум лопастей все еще не прекращается, мне приходится кричать.

– Константин Петрович, я теперь владелец небольшой адвокатской конторы «офис Софии Бергольц». Некоторые дела я забрала у Ивана. И по поводу одного из них как раз и при летела к Вам.

– Хорошо. Я всегда рад тебе. Господа. Пройдемте в мой кабинет.

На восьмом этаже находился просторный офис для верхушки сто тридцать восьмого участка.

– Наше государство щедро снабжает полицию. И сколько же у вас штат? –Пасабан не очень-то и вежлив с теми, кому является гостем.

– Шестьсот человек. В последнее время на улицах города не так спокойно как раньше. – Амозов оказался невозмутим. –Только за прошедшие два года преступлений от мелких до особо тяжких выросло почти на триста процентов. Министерство внутренних дел приказало увеличить штат и переселиться в это здание, по причине крайней необходимости.

– Милитаристический режим наконец-то потерпел крах. Внешняя угроза уже не так страшна, как внутренние неурядицы? – Вчера Пасабан не казался таким хамом. Или я не все замечала.

– Да, к сожалению, это так. – Амозов– настоящий профессионал: не поддается на провокации незваного гостя. – София, а теперь расскажи мне, пожалуйста, что за дело привело тебя ко мне.

– Константин Петрович, помните дело Жибарецки?

Седовласый майор сдвигает брови и с некоторой тревогой оглядывает наши лица, как будто в поисках здравого рассудка.

– О нет, моя девочка, забудь. Теперь это не дело полиции, и уж тем более не твое.

– Но мне кажется, я начала его распутывать.

– Уже не важно. Дело передали в ФСБ.

– Так его все-таки снова возбудили?

– Нет, его и не закрывали. Ты же знаешь, нам нельзя портить статистику незаконченными делами. В последнее время мы ничего не закрываем. Они просто лежат до истечения срока давности, или пока не появляется новая зацепка. – Амозов вглядывается в мои глаза – Это уже ни для кого не секрет, даже правительство знает, что мы так поступаем.

– Хорошо, а при чем тут ФБР?

– Ширин Владлен Мирославович выдвинул кандидатуру на должность мэра Санкт-Петербурга и Ленинградской Области. И это спустя полгода после смерти партнера.

– Это очень подозрительно.

– Это еще цветочки, дорогая. Но больше я тебе ничего не скажу. Забудь про это дело.

И тут я поворачиваюсь к Сомову и вижу – он резко хватает Пьера за плечи, видимо чтобы не дать сделать что-то нежелательное. А потом все замирает.

Снова то же явление. Время остановилось. Амозов замер, грусть в его глазах поражает меня. Я выглядываю в окно. Даже тучи больше не плывут.

Пасабан и Сомов помчались вниз по лестинице.

– Куда вы?

– В архив.– бросает мне Лев, спешащий за рыжеволосым мужчиной.

– Вы там ничего не найдете. Константин Петрович же сказал, что все документы теперь у ФБР.

– И ты ему веришь?

И правда. Почему я так легко поверила человеку, чья обязанность служить правительству? Он, конечно, мой друг, но ведь долг превыше всего.

– Стойте! Это же мое дело!– Такое чувство, что я обманутая школьница, а мальчишки стащили мой портфель.

– Мы для тебя и стараемся. Просто у нас мало времени. – Приглушенный голос Сомова с глубины лестничного пролета успокаивает меня.

Интересно, и как останавливается время, если мы движемся? Ведь время – это же просто изменения частиц, тел, объектов. И снова ощущение обманутой школьницы. Где же мне лгали – на уроках физики или сейчас, когда я – просто часть большой Вселенской шутки?

Я подхожу к кофеварке, в которой уже стоит колба с кофе, пар над которой застыл в виде облака. Я протягиваю руку, чтобы потрогать его, но чуть не сломала ногти. Он твордый. Он твердый как застывший янтарь. А что с кофе? Я достаю колбу и пытаюсь налить кофе. Он такой же, даже не отделился от дна стеклянного сосуда. Удивительно.

Шаги бегом поднимающихся по лестице мужчин приводят меня в чувства.

И вдруг кофе полился на пол, я смотрю на Амозова, он очнулся. Кошмар, остановка закончилась так не вовремя.

– Что ты делаешь, София?

– Простите, тут кофе… – Боже, как неловко. Я быстро подставляю кружку. В кабинет зашли запыхавшиеся Сомов и Пасабан. Я не знаю, как они останавлвают время, но у них точно есть проблемы с его контролем.

– Что происходит? Вы же стояли в том углу? – Следователь до мозга костей пристально смотрит на меня и моих спутников.

– Констатин Петрович, вы на мгновение потеряли сознание, и мы только рванули за помощью, а София за антигипотоником, как вы пришли в себя. – Лев Геннадьевич поражает меня своей смекалкой. По-моему он нас спас. На лице Амозова появляется недоумение и некоторая потерянность.

– Да? Ну да… Такое бывает со мной иногда. Врачи говорят, что это синкопа– кратковременные потери сознания. Но не находят никаких физических отклонений. Даже проверяли на опухоль мозга.

– Скажите, а когда в последний раз она заставала вас в расплох?– Похоже, антикинетики уже побывали тут и не один раз. Я должна узнать все детали. Ощущение обманутой школьницы пропало. Я могу распутать это дело.

– Во время приезда ребят из ФБР я в очередной раз на секунду отключился, но мне быстро помогли ношатырем.

– Понятно. А они показывали Вам удостоверения?

– К чему ты клонишь, София? – спросил майор. Сомов неодобрительно посмотрел на меня. Я прикусила язык. Он прав, нельзя чтобы Амозов стал подозревать ФБР в нечестности.

– Вообще-то я редко смотрю документы правительственных органов. Эти люди уже не в первый раз в моем участке. Я их лет десять знаю.

– Хорошо. Все в порядке. – карты раскрыты, мой старый друг уже давным давно является пешкой наших врагов. Тут больше нечего делать.

Еще минут десять мы прощались с сотрудниками полиции, благодарили за теплый прием, а потом сели в свой вретолет и полетели в петербуржкий пентхаус Сомова.

Вот это да! У моего бедного учителя физики пентхаус в Северной Столице, и это помимо дорогой квартиры в Старом Холме. Что у него еще есть? Не удивлюсь наличию пары островов или маленького государства в Тихом океане.

– И часто ты здесь бываешь?

– Только, когда приезжаю по делам. Симпозиумы, научные конференции, встречи со столичными кинетиками – этот ответ меня не удовлетворил. Я продлжаю смотреть в его большие карие глаза. – Ну хорошо. Я бываю тут примерно раз в месяц.

– А Вы, господин Пасабан, часто бываете в Петербурге?

– Не так часто, как Лев, только для встреч с кинетиками. Они проходят здесь раз в два месяца и иногда чаще, если что-то случается.

– Например?

– Ну например, когда Евросоюз объявил санкции России, мы каждый день заседали в поисках пятой колонны.

– Ну и как, удалось ее найти?

– К сожалению, нет. Пока что, антикинетики умнее нас.

Я смотрю на Сомова, его взгляд такой острый и направлен сквозь меня, что какой-то невероятный холод пробивает всю меня дрожью.

Через десять минут вертолет приземляется на вертолетной площадке возле одной из высоток на окраине города.

Мы втроем проследовали через эксклюзивный лифт снаружи здания на тридцать седьмой этаж. Я впервые вижу трехэтажный пентхаус. До этого я работала с разными людьми и долларовыми миллионерами в том числе, мне приходилось защищать в суде даже местного владельца гольф-клуба, когда его обвинили в домогательстве к молодому гринкиперу. Неприятное было дельце.

Но такую роскошь я еще не видела вблизи.

– Это миссис Пен, она русскоговорящая англичанка, управляющая моей городской недвижимостью. – немолодая, но очень красивая женщина в изумрудном твидовом костюме открывает стеклянную дверь и скупой улыбкой проводит нас в дом.

– Шато О-Брион, дорогая Дорис, пожалуйста. – Пасабан целует руку миссис Пен, а она на сей раз щедро улыбаясь, немедля подает второй рукой жест молодому человеку в углу.

– Это официант, у тебя есть свой собственный официант?

– И не только, в доме есть еще охрана – Том и Кит. – самодовольная улыбка растягивается по лицу Сомова. Так и хочется сказать ему «мы все взрослые люди, прекрати бахвалиться».

– Ясно.

Как же красив мой учитель, когда смеется.

– Мне тоже вино, и для леди, пожалуйста.

– Хорошо, господин. Желаете поужинать?

– Да, мы сильно проголодались. Накрой, пожалуйста, на троих.

– На двоих. Мне нужно ненадолго уехать. – Пасабан кажется мне странным.

– Хорошо. Оставь дело Жибарецки на столе, пожалуйста.

– Безусловно.

С дальнего угла большого стеклянного атриума потянулись ароматы базилика и пармезана. Боже, как я хочу есть.

Ужин оказался просто потрясающим. Через час мы уже сидели в небольшом кабинете Сомова, вино расслабило меня, я даже забыла про подозрительность рыжеволосого кинетика.

– Лев, скажи, а когда ты узнал, что не такой как все?

– Я всегда это знал – Сомов пугает меня своей самоуверенностью.

– То есть, ты сейчас на полном серьезе хочешь сказать, что тот бедный сельский учитель, только что закончивший университет, уже знал, что обладает великой силой?

– А, я понял твое недоумение. Ты думаешь, что лет в тридцать я узнал о великой власти, возможности красть и манипулировать и тут же воспользовался этим, став миллионером?

– Ну, не так грубо, но да. Не обижайся. Просто я вижу, как вы с сером Пасабаном останавливаете время в личных целях. И несмотря на мои небольшие познания антикинетиков, мне кажется, что способностью останавливать время в личных целях вы пользуетесь нередко.

– Ты права. В последнее время Пьер стал часто это делать. Но не я. Свое богатство я заработал честным путем, исключительно вкалывая на Институт. А вот Пьера я давно предупреждаю об опасности остановок времени. Даже сегодня в полицейском участке мне не хотелось, чтобы он это делал. Но как видишь, дело Жибарецки у нас, так что не все так плохо.

– Наверно. И все-таки, останавливать время – это плохо, но почему?

– Дело в том, что останавливая время, останавливается движение. Все частицы в любом объекте, все молекулы и атомы перестают перемещаться. То есть они становятся единым целым, неделимым…

– Так вот почему пар был плотным!– меня озаряет.

– Пар?

– Не бери в голову. Просто я наблюдала то, о чем ты говоришь, сегодня.

– Так вот, чем чаще мы останавливаем движение, тем плотнее становятся объекты. И наш совет кинетиков однажды подсчитал, что если произойдет еще миллиард остановок, то в это вселенной станет невозможно жить. Придется искать новую.

– Стоп. Стоп. Стоп. – мои мозги буквально закипают. – Что значит новую?

– Ну ты же не думаешь, что существует лишь одна вселенная? Вспомни, ад, рай, нирвана, как состояние, но тоже находящееся не здесь – это уже три. Открой свои чувства, посмотри вокруг. Данный физический мир – лишь один из миллионов возможных.

– Хорошо. Допустим. А что насчет миллиарда остановок. Сколько еще осталось?

– Где-то две трети. Но мы предполагаем, что швейцарские антикинетики тоже про это знают, потому что у них строго регламентированные остановки.

– Ну тогда не такие уж они и злодеи. Мне даже кажется, что сер Пасабан сейчас самый подозрительный из всех, о ком ты мне рассказываешь и кого мне удалось наблюдать самой.

Сомов хмурится, а я немного сжимаюсь.

– Достаточное серьезное заявление. У тебя есть какие-то доказательства твоих подозрений, кроме домыслов?

– Нет.

Я глотаю еще вина. Мне сейчас так стыдно за обвинение друга Сомова, что если бы не вино, наверно я бы закурила. Сомов выходит в гостиную.

Но все же вера в себя возвращается ко мне.

– Дела Жибарецки нет. – сейчас Лев уже выглядит скорее озабоченным, чем неустрашимым и самоуверенным как пять минут назад.

– Вот и первый факт. – не могу же я молчать.

– И очень весомый. Ты права, София. Похоже я очень плохо знаю своего друга.

– Как думаешь, он как-то связан с убийством партнера будущего мера Петербурга и с кражей моего автомобиля?

– А в автомобиле был твой лаптоп?

– Да! Точно! – вот же черт.

– Нам не нужно делать поспешных выводов, но думаю, начать расследование в отношении Пасабана стоит.

– Давай, когда приступим? – я полна энергии и сил. Сытость, отсутствие нервного напряжения и вызов судьбы – полный набор борца за справедливость.

– Отставить, рядовой Бергольц. – Сомов снова улыбается. – Я понимаю твое рвение, но сейчас мы отправим моих ребят проследить за Пасабаном, просто наблюдение. Ведь у нас нет фактов. Нужно сначала их собрать. А ночной Петербург не очень-то рад адвокату и физику, которые плохо подготовлены для преследований подозвреваемых.

– Генерал Сомов, позвольте осведомить Вас, что я – не просто юрист, я училась в Академии МВД в казарменном режиме, я владею боевыми искусствами, умею пользоваться оружием и неплохо справляюсь с тем, чтобы остаться незамеченной во время слежки.

– Ого. Это ты на самом деле удивила. – приятно осознавать свое превосходство над мужчиной.

– Ну тогда и я тебе признаюсь – после окончания твоего одиннадцатого класса я уехал на два года из Старого Холма, я обучался в службе разведки. Но меня демобилизовали, чтобы вернуть в бывшую школу – теперь уже Институт, так как мои познания в ядерной физике оказались важнее для государства.

Шах и мат. Он все-таки превзошел меня. Но ведь так и должно быть, он – мужчина и ему по праву быть лидером.

– Хорошо, раз мы такие приспособленные, тогда почему ты хочешь, чтобы мы остались дома?

– Хочу показать тебе кое-что более важное, чем спасение этого мира.

Что может быть еще более важным? Я послушно встаю с величественного кожанного дивана, Лев протягивает мне руку и медленно ведет за собой.

Большие коридоры с тусклым светом ночников на стенах создают у меня ощущение таинственности. Я уже представляю себе большое зеркало в дальней комнате, которое ведет в потусторонний мир. Другое измерение – вот, что сейчас еще может меня удивить. Ведь за последние пару дней я столько раз была шокирована, что наврядли слежка за преступником оказалась бы для меня мене важной, чем например еще какое-нибудь свойство антикинетиков.

– Ты думаешь, я веду тебя в свою спальню? – Сомов оборачивается, и снова с очаровательной улыбкой. Мне некуда деваться от такого взгляда. Но я – порядочная женщина. Я не вступаю в интимные отношения, не узаконив, хотя бы словом, наш союз.

– О боже, нет. Я очень хорошего мнения о тебе. И знаю, что ты – настоящий джентельмен.

Наш смех сейчас так легко разрядил обстановку, что я обо всем забываю.

Его кабинет, просторный и такой же элегантный как в Институте – вот, куда он привел меня.

Сомов усаживает меня на кожанный стул с высокой спинкой и включает аккустическую музыку. Как это волнующе-прекрасно. Но я молчу, жду последующих действий, ведь у него точно какой-то план.

– София! – чувственно произносит он, и я погружаюсь в нирвану.

Свет окутывет мое лицо, не обжигая глаз, а нежно озаряя пространство вокруг. Тепло, касающееся каждой клеточки моего тела, или астрального тела, или души. Не понимаю, кто я сейчас, но это и неважно. Мне так хорошо.

Я дотрагиваюсь до существ, окружающих меня, и знаю их. Я знаю, каждого из них. Миллионы, миллиарды существ. Нирвана ли это? Скорее что-то новое, неизведанное, но такое прекрасное. Рай? Возможно. Точно не ад. Ну или не такой, каким его все представляют. Ощущение полной безопасности, никто даже и не мыслит нападать. Я бы сравнила это с Нарнией из сказок Льюиса, но без такой откытой схожести с планетой Земля. Все светлее и теплее, добрее и чище. И вдруг я все понимаю. Открываю глаза.

– Это твой мир! –любовь льется из моих уст.

– Мой. –отвечает мне Учитель.

– Ты главный кинетик, и ты создатель новой вселенной!

– Я.

– Я думала, что это я – особенная, раз я раньше сорока лет вступила в ряды кинетиков. А оказывается, это ты. Ты с самого начала кинетик. Ты – бог!

– Тише. Я всего лишь особенный.

– Особенный. Вот для чего я здесь. Я должна охранять тебя. Умрешь ты – умрет и надежда на новую цивилизацию. И если антикинетики победят, и эта вселенная разрушится, станет плотной, то мы перейдем в твой мир.

– Ты права. А знаешь, зачем им нужно уничтожить кинетиков?

– Чтобы никто не мешал сделать из людей рабов?

– Именно так. Все банально, но ужасно.

И тут я не выдерживаю. Слезы текут по моим щекам. Я целую своего Учителя. Не могу даже представить себе, что потеряю этого человека. Он отвечает мне, крепко обняв за плечи.

– София. Ты поможешь мне остановить антикинетиков?

– Непременно, мой Учитель.

Чуть позднее Лев Геннадьевич оставил меня одну в кабинете, и я слышала как он давал указания своим охранникам проследить за Пасабаном.

Здесь также много книг, как и у него на работе. Многие на латыни, некоторые на санскрите, что-то на английском, немецком и русском. А вот и его собственные:

“Атомы глазами ребенка”, “Неделимость структуры” и “Движение как показатель времени”.

Здорово. Открываю первую страницу, а там все то, что я узнала в своем путешествии по его нирване, только в формулах, с использованием физических терминов и символов.

А что если это всего лишь плод моей фантазии? Воображение? Вдруг его управляющая что-то подсыпала в еду? И там в кафе в день моего приезда в Старый Холм мне добавили в кофе галлюциноген? А потом в ресторане в ночь собрания кинетиков тоже. Может, это просто его уловка, чтобы сделать меня адептом их тайной секты?

Но как объяснить твердый пар в сто тридцать восьмом участке?

Ничего не понимаю. Я словно в дешевом кино, снятом по роману малоизвестного писателя-фантаста с поехавшей крышей.

Ноги обмякли, я сваливаюсь в кресло, и рыдаю от собственной глупости и беспомощности.

Однажды я уже была в секте “Образование”, это было чудесное время, но в том-то и обманчивость, как объясняли умные люди “сначала ты словно паришь в небесах, а потом тебя накрывает жуткая депрессия”. Тогда мой экс-супруг даже подтянул маму, чтобы вразумить меня. И я ушла. Неделю пролежала в постели, но это была боль потери друзей, группы, с которой мне было хорошо.

Может, все-таки секты – не так уж и плохи, как к ним относятся? Может, нужно самому во всем разобраться?

Даже, если Сомов – гуру и главный представитель этого течения, а все происходящее лишь плод его воображения, которому верят люди, то пускай так, если это приносит спасение миру. Единственное, против чего я протестую, так это введение в гипноз и обман восприятия. Хочу все делать осознанно. Мной не нужно манипулировать.

– Дорогая София, собирайся. Мы летим к вдове Жибарецки– Ирине Авраамовне. Я связался с ней, она нас ждет.

– Хорошо.

– Что-то случилось?

– Нет, все в порядке.

Мне пришлось опустить глаза, чтобы не выдать свои тревожные мысли.

– Если я тебя чем-то расстроил – скажи.

– Правда, все хорошо.

Улыбнуться и уверенно взглянуть в глаза – вот мастерство, которое всегда меня спасало.

Накинув серый плащ на меня, Сомов попрощался с миссис Пен, и мы проследовали в его личный Ансат– легкий вертолет на семь-девять мест.

– А рабочий вретолет сейчас у Пасабана?

– Нет, он стоит на стоянке недалеко отсюда. Пьера увез на машине мой водитель, и я знаю куда. Но сейчас мы не поедем за ним. Мои ребята все сделают сами.

– Хорошо. Может, стоит хотя бы позвонить Пасабану? Ведь он ожидает, что мы спохватимся, узнав, что он забрал дело. Если не позвоним, он заподозрит, что его раскусили.

– Ты права. – Сомов нажал быстрый набор. – Добрый вечер, Пьер. Надеюсь, я тебя не отвлекаю. Ты случайно забыл оставить нам дело Жибарецки, и я отправил к тебе Томаса за ним. Ты ведь еще не спишь? Вот и отлично. Он скоро приедет. До завтра.

Сомов выглядит таким уверенным в себе, а уж сумасшедшим его назвать вообще сложно. Ну вот, я уже корю себя за нелепые мысли про галлюциногены и секту. Он совершенно нормальный, а вот мне бы стоило унять свою паранойю.

– А где он сейчас?

– У госпожи Кристины. – Лев улыбается. – Не смотри на меня так. Это любовь всей его жизни. Она – акриса в Мариинском театре. Просто не хочет выносить их связь на всеобщее обозрение, поэтому они видятся тайно вечерами в квартире ее сестры.

– Кристина Петровская? Та самая оперная певица с непревзойденным меццо-сопрано?

– Лирическим меццо-сопрано. Я сам был на ее выступлениях. Это божественно, признаюсь тебе.

– Да, мне знакома эта женщина, она еще и невероятно красива. Но к тому же обладает не редкой стервозностью. В прошлом году мне довелось защищать ее интересы в суде при разводе с Петровским. Она высудила у него почти все, у бедняги остался лишь особняк в Гатчине, а у этой дамочки две квартиры в Петербурге, одна в Москве, комплект картин Стацкого – ее бывшего любовника, и ауди А-шесть.

– Что ж, хороший вкус и неплохой аппетит еще никогда не считались пороком.

– Лев Геннадьевич, вы защищаете эту женщину? Уж не влюблены ли Вы в нее сами?

И откуда взялась эта противная язвительность? Неужели я приревновала? Нужно немедленно остановиться, а то я рискую потерять его уважение и доверие. Невероятная глупость – приревновать Сомова. Как будто мы – пара!

– София, дорогая моя. Вы просто прелестны, когда думаете, что мне может нравится кто-то еще кроме Вас. Но это абсурд. И никогда больше так не думайте. Вы– единственная, кто занял мое сердце.

– Это правда, Лев? – ох, как приятно это слышать.

– Сущая правда.

Он поцеловал меня, крепко и нежно. Я на вершине счастья.

Мы прекратили разговаривать о госпоже Кристине и немного обсудили мадам Жибарецки, а вскоре и оказались на небольшой площадке с потрепанным газоном, что-то вроде заброшенного футбольного поля, возле ее дома.

Собственный вход в парадную и сразу на второй этаж постройки старого Петербурга, высокие потолки и ультрамодная обстановка в квартире говорят о больших деньгах, но плохом вкусе. Такое обычно случается, когда в олигархи выбиваются деревенские бизнесмены. Они приобретают роскошное аристократическое имущество, но совершенно не умеют его декорировать. У них нет вкуса, но много амбиций.

Ирина Жибарецки приехала с Антоном Михайловичем в Петербург, не имея недвижимости, банковских счетов и даже собственного авто, они занимались продашей китайских безделушек – чехлов для смартфонов, игрушек с подсветками и другого, сначала таская все это на себе, а потом все же приобрели свой первый микроавтобус.

Позднее, они встретили школьного приятеля Анотона – Ширина Владлена Мирославовича, и объединили торговые точки.

Бизнес стал набирать обороты и компания начала продавать китайских роботов. Для русских в те времена это было вновинку и не так дорого, как роботы из Америки. К тому же качество заметно отличалось от того, к которому привыкли. В итоге, конкуренции почти не было, годовые обороты стали составлять миллионы долларов.

Также Ирина рассказывала мне, как они дружили семьями с Шириными, как часто отдыхали в Марокко, в Аргентине, на Фиджи. Даже дети ходили в одну и туже школу.

Тогда следователь обратил внимание на рассказ Ирины о ссоре, произошедшей незадолго до смерти Антона Михайловича.

И несмотря на уверения женщины, что они любили друг друга, прокурор принял это за мотив. Но мне все же удалось защитить безутешную вдову, когда нашла ее младшего брата, он обеспечил ей алиби. В тот роковой день, Ирина, по словам брата, была у него в гостях.

Поначалу Ирина не помнила, где была, но мне удалось убедить молодую вдову, что главная подозреваемая именно она, и либо она вспоминит, либо сядет на двадцать пять лет.

– Мадам Бергольц, господин Сомов, желаете чего-нибудь выпить?

– Нет, спасибо.

– Желаем. Мы будем горячий чай с мятой. –Сомов заботливо посмотрел на меня.

И снова чай с травами. Наверное, по мне видно, что я нуждаюсь в успокоении. И правда, ладошки немного взмокли. Вспоминаю нашу первую встречу и его предложение выпить чай с ахиллеа миллефолиум. Приятное тепло из недавней нирваны вновь окутывает меня.

В светлую гостиную входит знакомая мне Ирина Жибарецки, в темно-бардовом вязаном платье и глубокой печалью в глазах. Она все же смогла гостеприимно нам улыбнуться.

– Добрый вечер, София, Лев Геннадьевич. Не ожидала увидеть вас вместе, да еще и в моем доме.

– Да, мы расследуем дело сметри Вашего мужа. – Сомов целует ее бледную руку. – Могу я задать Вам несколько вопросов?

– Да, пожалуйста.

Я делаю большой глоток горячего чая, мята и вправду успокаивает расшалившиеся нервы.

– София, бедная, примите мои соболезнования. Я слышала о Вашем разводе. – Боже, даже я столько сочувствия не выражала, когда впервые приехала к ней.

– Спасибо, Ирина Авраамовна. Мне уже намного легче. – беру горячую руку Льва и чувствую, что он рад моему прикосновению.

– Хорошо. Я готова ответить на ваши вопросы. Только мне завтра с утра в головной офис, а за окном полодиннадцатого.

– Безусловно. Мы недолго Вас задержим. Скажите, сколько лет вы были знакомы с Антоном Михайловичем?

– А какое это имеет отношение? Десять лет.

– Ясно. Сколько лет знакомы, были знакомы, Антон Михайлович и Владлен Мирославович?

– Еще со школы. Лет двадцать-двадцать пять.

– Вы уверенны в этом?

– Конечно. Да… А почему вы спрашиваете?

– А подтвердить сможете? Какие-нибудь снимки со школьных лет, общие знакомые?

– Нет, ничего этого нет. Оно и не нужно. Каждый раз, когда мы встречались семьями, мужья обсуждали юношеские годы, разные случаи из общего прошлого. У меня даже сомнений не возникало в истинности их рассказов.

– Но все же?

– Нет, подтвердить не могу.

– Ясно. Ирина Авраамовна, скажите, а доводилось ли Вам замечать какие-то странности в последннее время перед гибелью Вашего мужа?

– Например? О чем это Вы, Лев Геннадьевич?

– Ну, возможно, бывало, Вы заснули в полночь, а встали в шесть утра абсолютно выспавшейся?

– Конечно. А с кем не бывает?

– Хорошо. А случалось ли такое, что вы кратковременно теряли чувство ориентации во времени или пространстве?

Ирина заерзала на диване, глаза забегали в поисках прислуги.

– Ольга. Бокал бренди мне, пожалуйста.

К чему он клонит? Неужели Льву уже что-то стало понятно? Пока я вижу только зацепки, но не более того.

– По-началу я думала, что схожу с ума. – бледной рукой она вцепляется в бокал и глотает свой напиток. – Позже, стала принимать литиум, но только на ночь. Подруга посоветовала и отдала часть своих запасов.

– Спасибо за ответы, Ирина Авраамовна. Но с литиумом будьте осторожнее. Тем более, он Вам совсем ни к чему.

– А что со мной? Вы знаете? – эта женщина хватает руку Сомова так, словно он единственное ее спасение.

– Знаю. Вы не больны. Больше я Вам ничего сказать не могу. Это для Вашего же блага.

Сомов встает с дивана, поцеловав руку хозяйке дома, и подходит ко мне. Я замечаю несколько деталей, очень важных, как мне кажется, поэтому уходить сейчас мне совсем не хочется.

– Лев Геннадьевич, дайте еще пять минут, мне нужно в уборную?

– Да, конечно, София.

Я иду по коридору, куда указала мне Ирина. Постмодернистские кандилябры, электронные фотографии в рамке, которые сменяются раз в несколько секунд, и кремневое ружье века восемнадцатого украшает стену возле спальни хозяйки. Оно то мне и нужно. Я делаю пару фото этого орудия, фото с электронных фотографий, а также захожу в туалет. Под раковиной стоит лоток для маленьких домашних собачек. То, что нужно. Пора возвращаться.

– София, все хорошо?

– Да, Лев Геннадьевич. – поворачиваюсь к женщине в длинном платье. – Ирина Авраамовна, Вы знакомы с Амозовым Константином Петровичем?

– Нет, а кто это?

– Это следователь по Вашему делу. До того, как я стала Вас защищать, он должен был Вас опрашивать.

– Возможно, я просто забыла как его зовут.

– Чушь.

– Что?

Эта женщина возмутилась, а Сомов неодобрительно смотрит на меня. Но сейчас мне важна только правда, а с моими плохими манерами разберемся позже.

– У Вас есть собака? Немецкий шпиц, я полагаю?

– Да. Откуда Вы узнали?

– На Вашем платье шерсть, она не доходит и до колена, значит, это маленькая порода. А еще в уборной я увидела лоток.

– Понятно. И как это относится к Амозову, как Вы там сказали его зовут?

– Сегодня мы были у него в гостях в полиции. И у него на штанинах я заметила такую же шерсть.

Женщина рассмеялась, и я бы оскорбилась, если бы не была так уверена в своей правоте.

– Это ничего не значит. Сейчас у многих есть шпицы.

– Да. А еще я увидела вот эту фотографию. – ох, как меня сейчас распирает от собственной смышленности. Сую ей под нос свой смартфон. – На ней вы с Вашим супругом и Амозовым Константином Петровичем. Как Вы это объясните?

Вот тут уже и Сомов заинтересовался. Он пристально смотрит на хозяйку дома, а она, кажется, собирается плакать.

– Мы – любовники. Но я не убивала Антона. – Сомов подает платочек рыдающей женщине. А я уже не так рада своему превосходству, ведь мой друг Амозов замешан в этом грязном деле.

– Ирина Авраамовна, а Константин Петрович мог убить Вашего супруга?

– Нет, что вы!

– Почему Вы так уверены?

– Мы полюбили друг друга уже после смерти Антона. На этой фотографии мы лишь знакомые. Я могу вам это доказать.

– Ну попробуйте – Сомов почти незаметно усмехается, но я то знаю, что внутри он смеется во весь голос.

Женщина в платье спешно выходит из зала, а через пару минут возвращается с небольшой белой книжицей.

– Вот. Это мой дневник. Я веду его уже год. Там написано все, как я люблю своего мужа, как он сильно меня любит. Я, конечно, пару раз заглядывалась на чужих мужей, но кто из нас не грешен?

Я не грешна, будучи в браке я никогда не позволяла себе даже думать о других мужчинах, тем более женатых. Даже о звездах кино, хотя мои подруги не стеснялись заявлять мужьям, что влюблены в того или иного голливудского актера.

– Сомнительное доказательство, но если Вы позволите, мы его заберем у Вас ненадолго.

– Да, конечно. Я надеюсь это поможет найти убийцу моего мужа.

– Хорошо. Скажите, а ружье восемнадцатого века у Вас возле спальни –это подарок Амозова?

– Да. Он подарил мне его месяца четыре назад, говорит, что оно еще стреляет. – Ирина смеется сквозь едва просохшие слезы. – Надеется, что если на меня нападут, то я смогу защититься. Как будто я умею стрелять.– на ее лице появляется нежность, а взгляд устремляется куда-то вдаль. Откуда эта эмоция? Она про ружье говорит!!!!

– Как ты поняла про ружье? – Лев смотрит на меня с некоторым недоверием и восхищением одновременно.

– Я знаю Константина Петровича, это его давнее увлечение. Но все без толку, мы снова там же где и были, никаких зацепок.

– Рано сдаваться, у меня есть идеи. Ты ведь помнишь, о чем я спрашивал Ирину Авраамовну?

И я вспоминаю. Точно, Ширин – вовсе не друг Жибарецки. У них была связь, но не с детства. Зачем тогда они лгали Ирине и окружающим?

Сомову кто-то позвонил на мобильный. Это его водитель.

– Пасабан отдал дело. Томас ждет во дворе. – обращается к мадам Жибарецки. – Ирина Авраамовна, нам пора. Спасибо большое за помощь в расследовании. Мы заберем Ваш дневник. А Вы будьте добры, не принимайте больше Ваших лекарств, и никому не рассказывайте о нашем визите. Договорились?

– Да, конечно. Спасибо, за беспокойство. Я могу Вам звонить, если будет необходимость?

– Безусловно.

– Ирина, простите за грубость, за то как повела себя. Но мне нужно было знать правду.– для меня самое время показать свои манеры.

– Ничего. Вы меня простите, что пыталась скрыть это.

Я только слегка улыбаюсь, и мы уходим.

Во дворе нас ждет его черный седан, такой же как и в Старом Холме. Лев обожает красивые классические авто представительского класса, черные, чтобы показать свой статус.

– Куда мы сейчас?

– Мы поедем к Ширину.

– К Ширину? Но ведь это опасно. А что, если он связан с ФБР, с антикинетиками? Помнишь, что сказал Амозов?

– Пока у нас есть только опасения твоего друга, который, как выяснилось, не так уж и чист. Я не вижу поводов доверять ему на сто процентов. Поэтому мы поедем к Ширину, но сначала кое-куда заедем.

Поездка по ночному Петербургу оказалась волнующе-приятной:

светло как днем, теплый морской воздух, а рядом любимый мужчина. И тут он кладет свой мизинец на мой, я так хочу прижаться к его руке, но мне не хватает смелости. Дыхание замирает. И я снова попадаю в его нирвану, рай, как угодно называйте. Меня накрывает волной света и тепла. Тысячи прикосновений к моему существу приводят меня в восторг. Я растворяюсь в его мире. Огромная вселенская любовь.

Прихожу в себя через десять минут, когда оказываюсь возле моря.

– Финский залив. Мы приехали на Финский залив.

– Да. Тебе нравится? – Лев всматривается в мое лицо и пытается прочитать в нем хоть какие-то эмоции.

– Я много раз тут была. Если честно, то в твоем мире мне нравится больше. Я вообще не люблю водную стихию.

– Я польщен. Но посмотри, ведь здесь невероятная красота.

– Невероятная. – смотрю в его карие глаза и не могу удержаться – Ты невероятный.

– Ты тоже. –берет меня за руку и ведет к воде.– Останови время.

– Что? – мне послышалось?

– Останови время. Прямо сейчас.– но я же -не антикинетик. В его глазах столько азарта, что сопротивляться нет сил.

– Я не умею.

– Смотри на небо. Видишь самолет летит?

– Вижу.

– А теперь представь, что его двигателями управляешь ты. Просто представь. Чтобы остановить все движение во вселенной, нужно состредоточиться на одном мощном движении и стать его причиной. Станешь причиной – он станет следствием. Когда у тебя это получится, просто представь, что турбины остановились. И дело сделано.

Грудная клетка сжимается, сердце ускоряет ритм, в глазах темнеет. Но обморок – не выход из ловушки. Необходимо другое решение. Это на самом деле – западня. Я так не хочу делать то, что он просит. Я боюсь. Там же люди. Везде живые люди. К тому же, он сам говорил, что каждая остановка приближает нас к гибели. Ну и что что, есть новая вселенная, созданная им, эту мы все равно должны попытаться спасти.

– Я не хочу…

– Не бойся. Ничего страшного не произойдет.

– Произойдет! – сама того не ожидая, я стала кричать. – Ты просишь меня поучаствовать в разрушении этого мира! А я не хочу.

– Этой маленькой остановкой ты небольшой вред ему принесешь, зато ощутишь свою силу. Я ведь твой Учитель. И мне нужно сделать из тебя серьезного защитника. Если ты не будешь знаю всю мощь твоего воздействия на движение и время, то как ты сможешь управлять ими?

Я сдаюсь. Вдох – выдох.

– Хорошо. Я поняла. Попробую.

Огромные лопасти турбин боинга на какую-то долю секунды завращались еще быстрее и вдруг замерли. Полная тишина. Я открываю глаза. Лев восхищенно смотрит на меня.

– Пойдем. – протягивает руку, я касаюсь воды. Она плотная как лед, но с волнами, застывшими в том же состоянии, как их застигли врасплох. Мы идем по воде. Я осторожно ступаю на каждый новый участок, а Лев уверенными шагами тянет меня за собой. – Вот видишь. Это твое чудо.

– Мое. – но страх все же одолевает меня. Я представляю людей застывших в воздухе на расстоянии нескольких километров от земли и снова завожу двигатель. Море перестает быть твердым и мы проваливаемся в него с головой.

Янтарная вода залива в полумраке белых ночей оказывается зловещей как фильмах про утопающих. Но вот мы всплываем.

– Тебе еще стоит поучиться себя контролировать, но в целом неплохо.

Промокшие насквозь мы выползаем на берег. Слава богу, мой Учитель не зол на меня. Надеюсь, я его не разочаровла.

К нам подбегает водитель Сомова с полотенцами и сухой одеждой. Видимо ему не впервой спасать хозяина от схваток с водой.

Как ни странно и для меня одежда оказалась.

– Не удивляйся. Он взял женскую одежду с собой только сегодня, предвидя мое желание познакомить тебя с тобой.

– Ты потрясающий.

Уже наступила полночь, когда мы стояли у дверей роскошного особняка Ширина Владлена Мирославовича.

– Лев, ты говорил, что антикинетики в Австралии фиксируют каждую остановку и время на новые строго регламентированно. А наши остановки они тоже видят?

– Безусловно.

– А группа кинетиков фиксирует остановки?

– Не все, только те, что замечает и вносит в общую базу на сервере, доступном конечно же только нам.

– Скажи, а возможно узнать, была ли тридцатого ноября остановка?

– Хм. Ты хочешь выяснить не произошло ли убийство Жибарецки во время временного коллапса?

– Именно!

– И тогда круг подозреваемых сузится до нескольких сотен. И ни Амозов, ни мадам Жибарецки туда не войдут. Ты просто умница.

– Осталось только понять к какому классу относится Ширин, антикинетик ли он или просто смертный?

Как мы и предположили, в телефоне Сомова на сервере оказалась зафиксирована временная остановка датированная тридцатым ноября. Я не удивлена. Как же все становится просто.

Высокий худощавый мужчина средних лет в белом шерстяном свитере окрывает нам дверь. Я могла бы подумать, что это прислуга, но я видела его в полицейском участке полгода назад, не говоря уже о новостях совсем недавно . В прихожей горит тусклый свет. И это точно не главный вход.

– Доброй ночи, Лев Геннадьевич. – полушепотом произносит мужчина и протягивает руку Сомову.

– Доброй ночи, Владлен Мирославович.– Интересно, почему он сам открыл дверь? Неужели прячет встречу с нами даже от своих домашних?

– София Аганесовна, рад встрече. – Ширин целует мою руку и смотрит прямо в глаза так будто не хочет отпускать из-под прицела. Слишком долго целует, мне становится не по себе. Похоже, Сомову тоже.

– Владлен Мирославович, мы к Вам по серьезному делу, просим прощения за столь поздний визит, но это на самом деле не терпит отлагательств.

Наконец-то он отпускает мою руку. Странно, как минимум неприлично.

Мы садимся в плетеные кресла вокруг такого же стола с тарелкой фруктов по центру, и Ширина начинает.

– Я знаю, зачем вы здесь, поэтому и встречаю вас один. Никто, ни семья, ни охрана, ни дворецкий не подозревают, что я тут с вами. Даже камеры отключены.

Даже камеры отключены…

Тут я вспоминаю про отказ охранника парковки показывать мне запись с камер, и мне на секунду кажется, что эти два факта можно связать между собой, но немного поразмыслив, я заключаю, что все-таки они разные. Мои институтские знания следственного производства позволяют откидывать некоторые данные, не имеющие дела к расследованию, ведь иногда они на самом деле лишние и вводят в заблуждение. Вот например, однажды я искала грабителя одного из ювелирных магазинов, и все детали преступления пыталась увязать с тем, что на стене магазина остались следы от пуль. Оказалось, что они двухлетней давности, когда пьяный директор магазина, отправляясь на охоту заехал с друзьями за кассой, и чтобы покрасоваться перед продавщицами, выстрелил из ружья. Осознав отсутствие связи, я раскрыла преступление.

– София, – Сомов касается моей руки. – Ты где витаешь?

Я смотрю в его карие глаза и вижу некоторое недовольство. Неудивительно, он ведь остановил время, а я даже не заметила этого.

–Ширин – не антикинетик. – Он указывает на неподвижного будущего мера, и на секунду мне становится страшно. Ведь этот человек станет управлять Петербургом, людьми, а кто-то по всей видимости управляет им.

–Больше того, я полагаю, он и не убийца.

–Согласен. Но мы все еще не знаем ответа.

–Тогда возобновляй время, расспросим его.

Через мгновение этот голубоглазый худощавый мужчина продолжает пояснять, почему он прячется.

–Так Ваша охрана работает на брата Ирины Жибарецки?

–Да. На Исаака Авраамовича.

2 глава.

Мвввввв. Мвввввв. Меня …. Тошнит…

Тело… вата… не… могу… пошевелиться….

Дышать, кажется, могу.

Веки гранитые.

Вижу проблески света…

Тошнит…

Похоже мои внутренности все еще живы…

Содержимое желудка прорывается наверх…

Так я могу захлебнуться…

Слышу родной голос…

Мама…

Слава богу…

Она переворачивает меня на бок, и меня рвет…

С большим трудом открываю глаза…

Моя детская комната…

Я дома…

Это радует меня?

Почему то нет.

Это меня пугает?

Да…

Но почему?

Почему я здесь, да еще и в таком состоянии?

– Где Лев? – прорывается из моих уст.

– Милая, тебе не нужно сейчас говорить. Не стоит вообще напрягаться.

– Где Лев? Позовите Льва!– собирая все силы, пытаюсь сесть.

– София, успокойся. Я не понимаю, о ком ты говоришь.

– Сомов, мой учитель физики… Где он?.. Как я здесь оказалась?… Мы почти раскрыли дело!.. Мы были у Ширина… Исаак Авраамович замешан в убийстве Жибарецки…

– София, милая, успокойся. Ты бредишь!

Брежу??....

Что черт возьми происходит?

Так хочется встать.

Но я не могу.

Мышцы не слушаются меня.

Я еле поднимаюсь на подушке.

– Дорогая, ты проснулась. – голос не похож на Сомова. И на отца тоже. Родной, но и чужой в то же время. О, господи, это мой бывший муж. Что он здесь делает? Кто его позвал?

– Олег. Что ты здесь делаешь?

– Я приехал сразу, как мне позвонила Анна Ильинична. Она сказала мне, что ты в жуткой депрессии из-за нашего развода, что ты наглоталась валиума, чтобы покончить с собой.

Валиум? Депрессия? Что он такое говорит? Я не страдала от расставания ни секунды.

Да, я пыталаесь вернуть его, пыталась сохранить брак, но не страдала. По крайней мере это не было депрессией.

– Это неправда… Я не могла…

– Могла, дорогая. – мама, что она делает, почему соглашается с ним? – я нашла тебя вчера в комнате на полу, рядом лежал пустой пузырек.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Снова тошнит… Не рвет… Просто тошнит…

– Я тебе тут же промыла желудок и поставила капельницу. В скорую обращаться не стала, чтобы тебя не поставили на учет в психо-неврологический диспансер. Позвала миссис Пен, свою подругу с колледжа, медсестру по обмену. Теперь она следит, чтобы ты не волновлась больше и не попыталась снова покончить с собой.

Кажется, у меня текут слезы. Еле чувствую их на онемевшей коже. Я никогда не хотела убить себя. Даже в мыслях противно было представлять такое.

Смотрю на маму, она указывает в сторону.

Дорис. Та самая управляющая пентхаусом Сомова, которую я видела накануне вечером. Так она замешана во всем этом?

– Вы антикинетик! Я знаю. И ты, Олег? Неужели и ты, мама?

Она вытирает мои слезы, а я пытаюсь вырваться из кровати, которая поглотила меня словно магнитный гигант.

– Тише. Тебе нельзя волноваться. – шепчет мама.

– София, я вернулся. Тебе больше не нужно изводить себя. Я никуда не уйду. Если хочешь, можем снова расписаться. Я сожалею, что бросил тебя. Прости.

– Ты мне не нужен. Я люблю Льва. Где он? Куда вы его спрятали?

Бьюсь в истерике, тело не слушается, начинает мелко трясти. Такое чувство будто им управляет нивидимый хозяин изнутри.

– На чем вы меня держите?

– На галоперидоле, деточка. Чтобы ты снова ничего не натворила…

Дорис движется ко мне со шприцем. Укол. Туман. Проваливаюсь в бесконечную черную дыру.

Чернота.

Абсолютная пустота и чернота.

Возможно, эта пустота полностью занята чернотой.

Полнота черноты.

Падать стало тяжелее. Что-то тормозит меня.

Снова тошнит.

Открываю глаза.

Космос.

Такой светлый.

Милиарды звезд.

Он намного светлее абсолюбной черноты.

А я его в детстве так боялась. Всегда считала его черным.

А ведь он светлый.

В него можно свободно падать, не боясь упасть в черную дыру, потому что светлых звезд в нем больше.

А если и попадаешь в черную дыру, то все равно вырываешься вновь к этим светилам.

Смотрю на свои руки, ноги. Я без скафандра.

Так почему же я не замерзаю?

Дежавю.

Мне кажется, я уже задавала этот вопрос.

Но когда?

Совсем недавно.

В прошлый раз под галоперидолом. Или валиумом? Или чем-то, чем они меня кормят.

Снова слезы текут по щекам.

Так обидно. Это предательство от родной матери.

И ведь черт с ним, с Олегом.

Но мама…

Я разберусь со всем этим.

Сумашествие – не мой удел.

И умирать тоже нельзя.

Лев ждет мою помощь, я знаю.

Он главный кинетик. Он спасает эту вселенную. Единственная надежда на выживание мира.

Мне нужно отыскать его.

Лев! Кричу сквозь космос.

Лев!

Меня не слышно.

Голос не проходит сквозь вакуум.

Тяжело дышать.

Сердце бьется как у птицы, часто.

Лечу к самой яркой звезде.

Так почему мне не холодно?

Рой мыслей.

Ответ где-то рядом.

Звезды, они неподвижны.

Оглядываюсь вокруг.

Так и есть.

Все вокруг меня неподвижно.

Это оставновка, временной коллапс.

Я кинетик.

Точно. Я кинетик.

Я ведь могу остановить время.

Вздох облегчения.

Теперь я точно спасу Льва. Найду и спасу.

Надо лишь попасть снова на Землю. В мою комнату.

Господи, как же меня тошнит.

Голова раскалывается.

Открываю глаза.

Моя комната.

Слава богу. За окном темно.

Я была в отключке где-то полдня. Олег кому-то звонит, злая англичанка спит в кресле-качалке возле моей кровати. Мама что-то готовит на кухне.

Они не должны знать, что я проснулась.

Я должна остановить время.

Но как? Нужен какой-то источник мощного движения.

Осознание реальности подкашивает мою веру в себя.

Где я возьму сейчас такой же мощный истояник энергии, как двигатель самолета?

Ну вот, Олег замечает как у меня дернулась нога.

Нельзя, чтобы они поняли, что я в сознании. Закрываю глаза.

Видимо, все же поняли.

Укол. Проваливаюсь в черную дыру.

Заметили. Почувствовали опасность, даже не дождались, что я что-то скажу.

Предатели.

Лечу сквозь космос.

Тошнит.

Галоперидол завладевает всем моим кровеносным руслом.

Третьего укола я не переживу.

Нужно придумать, где найти источник движения, иначе я никогда уже не спасу Учителя.

Как просты мои мысли. Так односложны.

У меня интеллект гения.

Но сейчас мой рассудок порабощен химическим веществом.

Невероятно мощным.

Он действует как…

Как большая машина, разрушающая человеческое тело и душу.

Мой ум похоже пробивается сквозь вязкую молекулярную глупость.

Галоперидол послужит мне источником движения. С помощью него я остановлю время.

Но ждать пока он пройдет черезе печень или почки нельзя, нельзя приходить в себя до того, как я использую его мощь, чтобы остановить время.

Сосредотачиваюсь на синапсах, нервных импульсах, на жидкости, которая цииркулирует по моему организму, тормозя его.

И останавливаю.

Стоп.

Тело становится единым веществом. Открываю глаза.

Я бодра как никогда. Руки и ноги послушные, словно и не было отравления психотропами. Миссис Пен стоит возле зеркала, пустой ее взгляд устремлен в отражение, Олег держит мою мать за руку, словно убеждая, что та правильно все делает. Мама плачет. Точнее у нее заплаканное лицо, но она замерла, как и эти двое.

Так значит они – не антикинетики.

Ничего не понимаю. Зачем тогда этим людям нужно было лгать мне, травить и держать в забытии?

Слишком много вопросов в небезопасной обстановке, поиск ответов проводить не время, сейчас необходимо найти Сомова.

Натягиваю джинсы, майку, жакет, кроссовки, хватаю косметичку с будуара и бегу к выходу. Смотрю в глазок, как разумно. Было бы опрометчиво выскакивать в подьезд, не проверив положение дел. Там антикинетик, он поднимается вверх. Боже, нет. Заходит в квартиру.

Набрасываюсь на него с ножом. Втыкаю в спину. Он падает на пол, задыхаясь.

Я ранила человека, не убила, ему помогут, в доме два медика.

Лихорадочно спускаюсь по лестничному пролету, пропуская по две, а то и по три ступени.

Быстрей. Временной коллапс недолог, а под галоперидолом я далеко не убегу.

На улице почти ночь. Пишу на клочке бумаги адрес Сомова, сую его с купюрой в руки застывшему водителю такси, и только успеваю упасть у нему на заднее сиденье, как проваливаюсь в космос.

Воли сдерживать этот яд не хватает доли секунды, чтобы захлопнуть дверь. Надеюсь, водитель окажется порядочным.

Лечу мимо звезд, планет, галактик, но в этот раз черной дыры нет. Просто падение, или взлет, плавание между небесных светил. Похоже, вещество достигло органов очистки и скоро выведется из организма.

Падаю на пылающую звезду.

3 глава.

Жарко. Дыхание влажное. Меня трясет будто от холода, но снаружи как в печи. Неужели я горю в пламени газовых взрывов солнца?

Нет.

Кто-то льет холодную воду мне в безжизненный сухой рот.

Жадно хватаюсь за бутылку и пью живительную влагу.

– Милая, ты очнулась.

Рыдаю во весь голос. Это мой Учитель.

– Лев…

– Это я.

Целую, обнимаю родное лицо, любимые руки, плечи.

– Как ты себя чувствуешь?

– Я жива…

Сомов смеется над моим сарказмом. Я бы и не оценила свое циничное высказывание, если бы не его реакция. Впервые за последнее время тоже смеюсь.

–Вчера тебя привез какой-то таксист, позвонил в дверь, сказал, ты рухнула к нему в машину пьяная. Но я сразу понял, что ты под тяжелыми веществами. Что случилось? Мы ведь так хорошо расстались с тобой позавчера вечером. Я привез тебя к дому родителей, а вчера ты целый день не отвечала на звонки. Я заходил, мне открыл твой бывший муж и сказал, что вы снова вместе, и чтобы я проваливал из твоей жизни. Я не хотел соглашаться, пытался войти, но твоя мама подвтердила.

А потом ты заявляешься ко мне в наркотическом опьянении. Ничего не понимаю.

– Лев, они держали меня взаперти, накачали психотропами, сказали, что я пыталась покончить с собой, а тебя вообще не существует.

– София…

Сомов обнимает меня. Прижимает со всей силы. Мне тоже хочется его прижать, но мышцы очень слабые. Осматриваюсь, деревянные стены, полки, электрическая печь с камнями, приятный полумрак, я в парной.

– Почему мы в бане?

– Баня есть самое лучшее средство от любых недугов, об этом знали еще наши предки. – улыбается, а мне хорошеет от его спокойствия. – Сейчас я дам тебе горсть витаминов и минераллов – детоксикационный пакет, и ты запьешь их йогуртом. Пару часов в бане и тебе полегчает.

– Я не смогу сейчас ничего проглотить, меня выворачивает от любой мысли о потребелении чего-либо внутрь.

– Понимаю. Поэтому сейчас, София, ты выпьешь литр воды и хорошенько прочистишь свой желудок.

Эта идея мне не очень понравилась, ведь мое чрево пустует уже вторые сутки, но отказываться от помощи сведующего человека будет как минимум глупо.

– Хорошо. Выйди, пожалуйста.

– Да. Конечно. Но чтобы ты знала, я за дверью. И если нужна будет помощь, тут же зови. И не переживай, меня ничего не может смутить.

Удивительный человек, Учитель.

Через три часа я совсем не чувствую тошноты, а тревога и суицидные мысли покинули меня еще в бане. Пришлось пройти через синдром отмены экстренным курсом, никому не пожелаешь такого ада на земле.

Сейчас тело почти очищено, разум восстановлен. Конечно, понадобится еще не один детоксикационный пакет, чтобы полностью вывести этот яд, но сегодня я спокойна, ноги и руки послушны, соображаю лучше последних двух дней. Вцелом, я здорова.

Чистая одежда, купленная водителем Сомова аккуратно сидит на моей исхудавшей фигуре, черные длинные густые волосы я сплела в колосок, не пришлось даже наносить тональный крем – моя кожа румяная и свежая, как у ребенка.

– А где мы сейчас?

– Это банный комплекс Пасабана, он любезно предоставал мне одну секцию на неограниченное время. Кстати, его управляющая принесла нам разные явства, тебе нужно что-то съесть, дабы не пришлось покупать одежду еще на размер меньше, это знаешь ли накладно. – Шутит, откровенно смеется.

– Ну хорошо, что тут есть? – я сажусь за деревянный стол, приятно пахнущий сосной, а там чего только нет: жульен, салат из авокадо, наполеон с яблоками и корицей, рисовая лапша с креветками, виноград, китайские личи, пармезан, облепиховый чай с ароматом, тянущимся из заварника. – У меня зверский аппетит.

– Расскажи мне, почему они держали тебя взаперти?

– Я не знаю… Но там была миссис Пен. –как будто вновь вспомнила я.

– Этого не может быть…

– Это точна она – Дорис Пен. Мама представила ее как свою коллежскую подругу, медсестру. Именно она неоднократно вкалывала мне галоперидол.

– Но я только что с ней общался и попросил приготовить нам Питерскую квартиру, потому что через пару часов мы прилетим туда с тобой.

– О нет. Ты сообщил ей, где мы сейчас?

– Да. И она вот-вот отправит пилота АНСАТа за нами сюда.

– Нам нужно бежать.

– Ты считаешь, что мои люди хотят убить меня?

– Не знаю. Но меня они точно уже попытались убить. Лев, пожалуйста, поверь мне. Миссис Пен была там, причем не одна. Когда я убегала, мне пришлось ранить одного антикинетика, он был в форме твоих охранников, ну или в чем-то похожем.

– Это все очень странно, но, конечно, я верю тебе. София, нам нужна помощь, одним нам не справиться.

– Я не знаю, кому вообще сейчас можно верить. Вокруг одни предатели.

Сомов берет меня за плечи и смотрит так проникновенно, что вся паника куда-то исчезает.

– Предателями не могут быть все. Зла в мире меньше, чем добра. Исаак Авраамович, миссис Пен, Олег Бергольц, Анна Ильинична и, возможно один из моих охранников, сейчас главные подозреваемые. Пять человек против Тайного Ордена кинетиков. Мы не одни. Я звоню Пасабану.

Он прав. Не нужно впадать в паранойю, тем более, каким бы подозрительным не казался мне Пьер Пасабан, ни одной улики против него не найдено.

– Добрый вечер, София Аганесовна. – Рыжеволосый мужчина открывает мне заднюю дверцу его спортивного авто. Сомов садится впереди рядом с Пьером.

– Добрый вечер, Пьер. Рада Вас видеть. – А ведь и вправду рада.

– Мы едем к моей подруге в Санкт-Петербург.

– Госпоже Кристине? – любопытствую я.

– Как она узнала? Это ты ей рассказал, Лев?

– Тише. Только ей, никому больше. София – моя женщина, я ничего от нее не скрываю. Можешь доверять ей. – Сомов улыбается и смотрит на меня.

– А Кристина – моя женщина. И я обещал ей молчать о нашей связи. – неприятная тишина повисает в воздухе – Ладно. София, прошу тебя, никому не говори. – Пьер похоже остывает, его руки перестали так сильно сжимать кожаный руль. Да и переход на “ты” прилично разряжает обстановку.

Дорога от Старого Холма до Петербурга заняла почти всю ночь. Подъезжая к дому подруги Пасабана, на часах было уже семь.

Милая квартирка у этой дамы, да и она сама приятная на вид. Бирюзовый шелковый халат в пол, с гусиным пухом на манжетах и лацканах прозаично подтверждает мои представления об оперных певицах. Белые завитые локоны собраны в высокую прическу– невероятной красоты женщина, к счастью, не является моей соперницей.

– Ох, милый Пьер, я так хочу помочь тебе и твоим бедным друзьям, но чем, скажи? – ну, мы точно не бедные, хотя мне нужно прекратить возмущаться, она ведь дала нам убежище.

– Дорогая Кристина – такого Пасабана мне еще не довелось наблюдать, он словно покорный рыжий кот, обвивающийся вокруг своей хозяйки – ты невероятно добра к нам, приютила как родных, но могу ли я еще просить тебя об одной услуге?

– Конечно, милый Пьер.

– Устрой нам встречу с Радник Исааком Авраамовичем.

– Это не легкая задача, но я попробую. – целует Пьера. – А сейчас я предлагаю вам позавтракать и немного поспать с дороги.

Да, отдых нам бы сейчас не помешал. На моем мобильнике несколько пропущенных звонков от бывшего мужа, от мамы и даже от школьной подруги. Наверняка мама и ее приплела к поиску пропавшей преступницы. Как она могла? До сих пор в голове не укладывается предательство от самомго родного на свете человека. Почему она так поступила? Может, ей промыли мозги, загипнотизировали? Я обязательно найду ответ.

Я проснулась к обеду от того, что провалилась вглубь космоса и меня снова начало тошнить. Как будто ударило током и я вскакиваю с постели в холодном липком поту.

На соседней кровати спит мой Учитель, мой великий и добрый гуру.

– Лев, мне снова нужен детоксикационный пакет.

Из сонного этот невероятный человек тут же превращается в бодрого мужчину, заботящегося о своей женщине. Он быстро натягивает рубашку и брюки и протягивет мне пластиковый мешочек.

Я набираю горячую ванну и проглатываю тридцать капусул одновременно. Два часа тошноты и галлюцинаций, и я полностью очистилась. Прилив сил заставляет меня вздохуть с облегчением. Наконец-то я избавилась от галоперидола в моей жировой ткани.

Горячие круассаны и чай с имбирем в четыре часа дня пробуждают во мне новое желание жить.

– А где госпожа Кристина?

– Она отлучилась ненадолго часа два назад, просила дождаться ее прибытия. – Пьер видимо дневал в ее спальне, раз осведомлен о ее отсутствии.

– София, ты была права, мои ребята из пентхауса сегодня сообщили, что Дорис Пен и два английских секьюрити сбежали ночью, прихватив десять тысяч долларов из моего сейфа. За ними уже ведется погоня. Полиция и ФБР пока не в курсе, я дал указание действовать тихо.

– Насчет ФБР я согласен, но почему бы нам не привлечь помощь майора Амозова? Он смышленый малый и по-моему у него сильная команда.

– Это так, но синкопа, которая с ним случается эпизодически– не самостоятельное явление, он находится под контролем антикинетиков, сам того не подозревая. Поэтому обойдемся без его помощи, чтобы не навредить ему еще больше, он ведь мой друг. Я должна его защитить, а не подвергнуть опасности.

– А почему мы думаем, что ФБР – наш враг? – Сомов смотрит на Пьера. – Амозов же сказал, что убийством Жибарецки теперь занимается ФБР, также он был уверен, что они забрали дело себе, однако мы нашли его в архиве. Смею предположить, что ФБР к нему не приходили, ведь он не видел их значков.

– Да точно. Я и забыла. Значит, мы можем обратиться за помощью к государственным агентам?

– Можем. А еще лучше познакомить их с Тайным Орденом кинетиков, и пойдем всей армией на Радника, а он тем временем скинет на нас атомную бомбу, как только мы себя выдадим. – сарказм рыжеволосого кинетика приводит меня в чувства, грубо конечно, но он прав.

– Пьер. Я бы попросил тебя впредь не грубить Софие Аганесовне. Никогда. И мы на самом деле не будем обращаться к ФБР, разве что только к одному их служащему.

– Я тебя предельно понял. Простите меня, София. – с неподдельной вежливостью произносит Пасабан. Я не в обиде. Киваю ему в ответ.

– А о каком служащем идет речь?

– О матери его сына – Лизе, она командир бригады специального назначания. – на лице рыжеволосого мужчины хитрая ухмылка, Сомов в восторге от своей идеи, а мне все это жутко не нравится. Женщина из прошлого моего Учителя – только ее в этой истории еще не хватает. Да уж, родственные связи пересекаются с рабочими, дружеские со школьными, родители становятся врагами, а группа единомышленников встает на второй план.

Лиза– какое девичье имя, почему не Елизавета Петровна, или мадам Лиза? Неужели у них сохранились нежные отношения?

– Лев, я считаю, что нам нужно прибегнуть к помощи кинетиков из Старого Холма, они ведь обладают способностями куда более мощными, чем ФБР. –попытка, но неудачная.

– Да, ты права, но нам нельзя сейчас собираться вместе, ведь именно этого от нас и хотят. Происходит что-то серьезное и очень опасное. Пока мы не разобрались, кто наш главный враг и где он обитает, дейстовать нужно очень осторожно. И навыки командира бригады Федерального Бюро нам сейчас очень пригодятся.

Боже, как мне не нравится, что Лев настаивает на приезде его экс-любовницы. Но делать нечего, она – мать его ребенка, она по праву первая в его жизни и в гениалогическом древе его семьи, поэтому глупо даже ревновать. К тому же, никто не сказал, что вторая женщина не может быть единственной, кто занял сердце Льва навсегда.

Что ж, пора задуматься о происходящем. С тех пор как в две тысячи восемнадцатом году Соединенные Штаты Америки объединились с Российской Федерацией в Союз Двух Великих Держав – СДВД, мир поделился на две части – азиато-африканский и российско-американский. Началась вторая холодная война.

Из рассказа Ширина я поняла, что брат Ирины Жибарецки познакомил Антона Михайловича с Владленом Мирославовичем с целью создать мощных военных роботов, которые во всем бы превосходили китайских. Безусловно все это поизводство скрывалось не только от Ирины Авраамовны, но и от населения. Продавались только безобидные китайские роботы-пылесосы и роботы-няни. Фирма Жибарецки и Ширина сотрудничала с Азией под лозунгом “коммерция не имеет связей с политикой”. Легендой им служил рассказ про японскую кровь в жилах Ширина, мол, бабушка его бабушки была настоящей кавасакийкой, на что покупались азиатские партнеры.

Государство спонсировало их компанию. А миссией Исаака Авраамовича было продвинуть Жибарецки на пост мера Санкт-Петербурга, а далее в Президенты страны, но в последний момент решение изменилось в пользу Ширина, чему он оказался немало рад.

Владлен Мировславович не назвал брата Ирины убийцей, сказал только, что перед своей смертью Жибарецки был сильно разъярен и грозился опубликовать сведения о краже китайских технологий, за что скорее всего и был наказан. Но кем именно?

Не сомневаюсь, что Исаак Авраамович – убийца. Свои слова Ширин отказался повторять в полиции, просил не примешивать его к делу, иначе ему не жить.

Это и понятно, но тогда у меня не остается доказательств.

И все же мама, какое она имеет отношение к теперь уже очевидно политическим разборкам?

Я доберусь до нее, но чуть позже.

Спустя час к нам вернулась Кристина, а через два, у ворот остановилась черная машина с белыми четырехзначными номерами.

– Южные номера? – блондинка в синем шелковом комбинезоне на шпильках умиляет всех таким вопросом, ее интеллект заметно уступает окружающим.

– Нет, дорогая, это код подразделения военных спецслужб СДВД. В данном случае ФБР.-рыжий кот деликатно поправляет свою даму.

Но вот открывается задняя дверца и моя вторая соперница выходит из авто. Она тоже брюнетка, но волосы короче моих. Пиджак, юбка до колен, небольшой коблук и ни единой морщинки, разве что мимические: на вид ей лет сорок плюс хорошая косметология. Лев встречает ее дружескими объятиями, мне нельзя отставать.

– Добрый вечер, Елизавета Петровна.– протягиваю ей руку.– София Аганесовна Бергольц.

– А, Вы– та самая Бергольц, что оправдала Ирину Жибарецки полгода назад, я наслышана о Вас. – она пожимает мою кисть достаточно холодно.

– Лиза, нам нужна твоя помощь в поимке моей управляющей, которая почему-то пыталась накачать Софию пару дней назад.

– Дорис Пен?

– Да, откуда тебе известно ее имя?

– Не забывай, дорогой, я работаю в разведке. Я много чего знаю.

Дорогой? Ох, сохранить бы мне рассудок, пока рядом эта женщина. Я ведь юрист, хладнокровие– мое второе имя.

– Лиза, я восхищен.– целует ей руку, проводит в дом. Мой Учитель еще и хитер, обольстить женщину, чтобы она выдала ценную информацию – трюк для настоящих профессионалов. – Скажи, кто такая миссис Пен?

– Она никто, просто пешка в руках более влиятельных людей. Мы обратили на нее внимание совсем недавно, когда она появилась в Пулково на днях и передала какой-то сверток пассажиру, улетевшему в Австралию. Мы следили за ним уже десять лет, каждый год в мае он прилетал в Петербург, встречался в аэропорту с неизвестным нам ранее человеком, забирал посылку и улетал.

– Австралиец?

– Да, ты что-то знаешь об этом? – Елизавета Петровна буквально вцепляется взглядом в Сомова. Мне даже становится не по себе.

– Нет, просто удивлен, это же страна-союзник. – женщина в юбке расслабляется.

– Так вот, после аэропорта мы отправили двух своих ребят проследить за Дорис, пробили ее в базе, и наблюдали новую интересную картину. Она отправилась в Старый Холм. Там встретилась со своей бывшей однокурсницей по медицинскому колледжу, вручила ей свою визитку, позднее вечером вломилась через окно в ее квартиру, а на следующий день уже там поселилась.

– Это моя мать.– неужели я плачу? Нет, нужно остановиться. Слезы делу не помогут.

– Да, я знаю, София.– оказывается Елизавета Петровна не обделена манерами, а наоборот достаточно воспитанная. Признаться, я удивлена. Выйдя из машины, она озвучила только сильную мою сторону, не сообщив всех деталей, в том числе неприятных, которые ей известны обо мне.

– Так Вы все знаете про Софию?

– Да, и про всех вас тоже.

– И про меня? – Кристина – настоящий ангел. Мне даже кажется, что она рада оказаться в гуще событий, и нисколько не переживает из-за того, что теперь об их связи с Пьером знают не только три человека, но и вся спецслужба СДВД. А вот меня такая новость сильно напрягает.

– Да. Но не все подробности, только то, что могут касаться безопасности, мы не лезем в вашу личную жизнь.

– Очень сомнительно. – наконец-то Лев высказывает свое недовольство. Как я ему за это благодарна.

– Дорогой Лев, я бы никогда не опустилась до того, чтобы читать чьи-то любовные переписки, или знать чем занимаются за закрытой дверью двое человек, только если они не представляют угрозы государству. За тобой, за всеми твоими друзьями и подчиненными я и вправду следила, но лишь потому, что мой сын часто у тебя бывал. Я делала это как мать, заботящаяся о ребенке.– она кладет руку на плечо моему Учителю, а он молча встает и отходит к окну. Мрачная картина, впервые вижу, как Льву кто-то делает больно. Это очень неприятно.

– Елизавета Петровна, скажите, а зачем Дорис залезла через окно, если могла войти через дверь, она же встретилась с моей матерью накануне?

– Не знаю, могу только выдвинуть предположение, что она сделала в твоей квартире что-то, о чем не знает Анна Ильинична.

Так значит мама может быть обманута миссис Пен. Эта мысль успокаивает меня. Немного, но все же лечге.

– Спасибо, Лиза.– Сомов поворачивается в сторону спецагента. Она улыбается и кивает в ответ. – А где сейчас находится миссис Пен?

– Мы не знаем, она исчезла, до сих пор не можем взять ее след. Но я готова помочь, если вы расскажете мне, как она связана со Австралией.

– Расскажем. Скажите только, что было в том свертке, что она отдала мужчине в Пулково?– Пьер хмуро смотрит на меня, но тут же оправляется, увидев недовольный взгляд Сомова в свою сторону.

– Голубой лаптоп.

За окном уже не так светло, но все же звезд сегодня мы не увидим – белые ночи в самом разгаре.

Домработница Кристины приготовила нам отменный ужин, пять человек за круглым столом вдоволь насытились и готовы ехать к преступнику в логово?

Ради чего? Какие ответы еще нужны, чтобы перестать чувствовать себя в опасности?

Я прилично устала от осознания деградации этого мира. К тому же рассказ сотрудницы спецслужб меня основательно прикончил.

Уже лет десять по телевизору не транслируют космос, различные передачи про черные дыры, звезды и поиски новых океанид. Нам открыли «страшную тайну», что помимо нашей планеты ничего больше нет. Что полеты на Луну, Марс– это всего лишь красивая сказка, чтобы дать людям больше надежды на дальнейшее выживание цивилизации. Обсерватории закрыли, астрономов посадили за решетку, а всех остальных утверждавших, что космос существует, объявили фантастами или и того хуже, упекли в психбольницы. А небесные панорамы мы наблюдаем лишь потому, что кто-то их такими создал. Солнце, Луна и звезды существуют как объекты небесного свода нашей Земли, но не более того. Там ничего и никого нет.

Первые годы такого повсеместного зомбирования воспринимались населением саркастично, никто не верил СМИ, но со временем нас остались единицы, тех, кто все еще осознавал, что нам лгут.

А сейчас Елизавета показала нам снимок «космоса» за пределами «небесного свода» -там ничего нет, пустота и чернота. Фотошоп ли это или плохое разрешение снимка, не имеет значение, я раздавлена.

Поехать на поиски Дорис Пен, Исаака Авраамовича или антикинетиков у меня нет ни малейшего желания. Я даже на секунду захотела вернуться под действие галоперидола, потому что там я была среди звезд, в необъятном космическом пространстве. Какая мерзость.

– София! София! –крики моего возлюбленного приводят меня в чувства. Почему я лежу на полу? – Что с тобой? Ты потеряла сознание!

Меня всю трясет, липкий холодный пот выступает на коже. Сомов относит меня в ванну.

– Очевидно остатки психотропного вещества из подкожной ткани вновь попали в твою кровь. Сначала ты бредила, а потом встала со стола и тут же упала на пол. – Раздевает, набирает горячую воду. Поит йогрутом с витаминами.

– Так это все неправда?

– Что неправда?

– Космос существует?

– Конечно, милая. – целует меня в щеки, лоб, глаза. А моя подавленность исчезает словно роса на парящем солнце.

Спустя два часа мы вчетвером едем к Раднику. Кристину Пьер отказался втягивать в опасное ночное путешествие, как и меня Сомов поначалу, объясняя это тем, что я еще основательно слаба. Но оставить его наедине с экс-любовницей для меня большая мука, чем в недобром здравии отправиться расследовать преступление выходящего за рамки даже политического.

По дороге в загородный особняк Радника, о котором никто и близко не знал (этот человек словно серый кардинал, не засветился ни в одном СМИ), Елизавета позвонила коллегам, чтобы устроить засаду, и он никуда не сбежал до нашего приезда.

А мне безумно хочется позвонить маме, выяснить, почему она предала меня. А что если и вправду позвонить, но с засекреченного телефона, ведь у женщины за рулем, наверняка такой имеется. И я оказываюсь права.

Полпервого ночи, трубку берет отец.

– Папа, здравствуй. – слышу его дрожащий голос, и невольно начинаю рыдать.

– Девочка моя. Ты жива. С тобой все хорошо?

– Да, я в полном порядке, а что с мамой?

– Мама в больнице с сердечным приступом. Я сейчас рядом с ней. После того, как ты сбежала, она места себе не находила, а еще эта чертовка Дорис Пен накрутила твою мать так, что ее сердце не выдержало.

– Накрутила?

– Она постоянно наговаривала на тебя, что ты невменяемая. Что развод сломил тебя, и теперь ты – потенциальная преступница.

– Вот, ведьма.– выругалась я. – А как она вообще оказалась рядом с мамой?

– Несколько дней назад они встретились на рынке спустя сорок лет, мать была рада старой знакомой, взяла у нее контакт на случай необходимой медицинской помощи на дому, сама не подозревая, что утром следующего дня она уже понадобится.

– Утром следующего дня?

– Да. Мать нашла тебя в комнате с пустым пузырьком валиума без сознания почти при смерти и тут же позвонила этой ехидне. – о, спасибо, отец, что ты на моей стороне.

– Но почему она не вызвала скорую?

– Ты же знаешь, дочка, как у нас относятся к таким отравлениям. После объединения с США, психиартия взяла больший контроль над населением, нам не удалось бы защитить тебя от госпитализации в закрытое учреждение. –отец прав. Мама пыталась меня защитить.

– Да, знаю. Но почему меня продолжали колоть галоперидолом, когда я пришла в себя?

– О, милая, прости меня, прости нас с матерью, что пошли на это. Эта змея Дорис так запугала нас, что у нас не оставалось выбора. Она говорила, что такое часто случается с женщинами после развода, что сначала они пытаются покончить с собой, а потом становятся агрессивными и в любой момент могут наброситься на окружающих, они опасны. И первое время таким больным нужен покой и большие дозы успокоительных. И самое главное нельзя поддерживать их иллюзии.

– Ах, иллюзии?! Папа, Лев – не иллюзия! Я сейчас еду с ним в одной машине. И вообще, я никогда не пыталась покончить с собой, я даже особо не преживала из-за развода с Олегом. В ту ночь, утром после которой меня нашла мама, якобы отравившую себя, ко мне в комнату залезла Дорис, есть свидетели, не знаю, что она сделала, но предполагаю, что насильно меня накачала, а потом скрылась до следующего дня.

– Дочка, она конечно змея, но зачем она пошла на такое преступление? Это же давняя мамина подруга?

– Она анти… – я быстро осекаюсь – То есть она социопат, она ненавидит людей в принципе. Если она появится, тут же звони в полицию, не подпускай ее к маме больше, договорились?

– Да, София. Когда ты вернешься?

– Не скоро отец, берегите себя. Поцелуй маму за меня. Пока.

Вешаю трубку, а слезы так и не утихают, текут по щекам. В машине царит глухая тишина, Лев прерывает молчание, прижимая мою голову к своей груди.

– Все будет хорошо, не в этой, так в другой вселенной.

Какая глубокая мысль. Лиза ее конечно понимает по-своему, но даже для несведущего человека услышать, что невзгоды не продлятся долго, сродни утешению самого Господа Бога.

За окном светлое небо, но звезды все же пробиваются лукавым сиянием, космос, мой любимый космос. Вот оно, ощущение, что я двигатель вселенной. Энергия нас троих заставляет жить эти небесные светила, двигаться земному шару, дуть ветра и реки течь.

Наконец-то я в полной мере чувствую свою силу.

Я – кинетик.

Я – начало всего движения в этом мире, в макро и микромасштабах.

Я питаю своей силой милиарды милиардов километров космического простанства, я – жизнь. Без меня это все будет висеть вне времени в пространстве густой плотной массой.

Но я никогда не смогу создать новую историю, новый мир способен создать только мой Учитель. Он великий человек, от его выживания зависит выживание целой цивилизации существ трех измерений. Все, кто ощущает время, кто живет во времени, подвластен ему, погибнут, если что-то случится со Львом.

Поэтому я обязана его беречь.

Мы едем в дом враждено настроенного существа, возможно с целой армией антикинетиков, паразитов, живущих за счет нас. А у меня даже нет плана, как уберечь любимого.

Вдруг в небе загорается новая звезда, яркая словно дюжина сплоченных вместе, и мне приходит в голову блестящая идея.

Прижимаюсь плотнее к груди Льва, я спасу его, а он спасет мир.

Очередной дом из последовательности домов и квартир во все этой невероятной истории выглядит настоящим Бугенгемским Дворцом. А рядом с ним шестьдесят гектаров неосвоенной промышленной индустрией территории. Сады, реки, просто трава вокруг трехэтажного двухсотметрового в длину здания, выглядят подозрительно нетронутыми человеческой рукой.

Резиденция Радника окружена сотрудниками ФБР, они ждут приказа от Елизаветы Петровны. Она останется в машине, прослушивая все переговоры, а я, Лев и Пьер отправимся внутрь, собирать вещественные доказательства причастности Исаака Авраамовича к убийству Жибарецки.

– Будь осторожен, дорогой.– она кладет свою руку Сомову на грудь, а он нежно целует ее в лоб.

– Береги нашего сына.

Удивительно, но я нисколько не ревную. Их отношения сродни отношениям брата и сестры, матери и сына, просто родные люди, и будут ими навек.

– Прощайте, София. Вы – настоящее чудо в жизни Льва. – еще больше проникаюсь симпатией к этой женщине.

Пьер целует ей руку, и мы движемся в направлении к парадному входу. Колени предательски дрожат, дыхание перехватывает. Марш-бросок на пути к смерти.

– Друзья мои, приветствую. Вас-то мне как раз и не хватает для полной коллекции. Столько многовековых усилий, чтобы найти нас, и вот вы у цели, но тут же попали в ловушку.

Высокий с жидкими русыми волосами и тускло-карими глазами мужчина встречает нас на крыльце. В окружении двух вооруженных ребят в военной форме он провожает нас внутрь в просторную высокую гостиную. Его тонкие бледные губы растягиваются в отвратительной улыбке.

Женщина в изумрудном твидовом костюме спускается по лестнице и целует бледную кисть хозяина.

– Дорис Пен? Мерзавка! – не могу сдержаться от ненависти к этой предательнице. Лев медленно сжимает мою кисть. Надо успокоиться, мы на чужой территории, а так еще ничего и не узнали. Она молча удаляется в дальний угол, испепеляя меня взглядом.

– Присаживайтесь, дорогие гости. Чем обязан столь позднему визиту?

– Вы сказали, что ожидали нас тут увидеть, тогда к чему этот нелепый вопрос?– продолжаю наступать. Мужчины молчат, как будто выискивая что-то в деталях интерьера, окружения, людей.

– О, прежде чем я осуществлю свой план, мне необходимо выполнить последнее желание моих гостей, а оно по всей видимости заключается в ответах.

– Да. Скажите, Вы убили Антона Жибарецки?

– Я.

– Но зачем?

– София, перестань, дорогая. – Лев снова аккуратно сжимает мою кисть, но почему? Мы ведь пришли сюда, чтобы во всем разобраться. Сердце выскакивает из груди. Не могу не признаться, что я возмущена. И тут вдруг понимаю: ФБР не в курсе о существовании кинетиков и их паразитов. Вот почему мужчины не стремятся много говорить.

Но мне нужны ответы. Нет ничего хуже тайны, которая притягивает словно магнит, высасывая последние соки жизни из своего узника.

Достаю прослушивающий элемент и раздавливаю между пальцев словно букашку, ужас на лице Сомова сначала пугает меня, но потом он растворяется, перетекая в осознание моего замысла. Пьер же просто апатично повторяет за нами. Мне жаль, мой друг, но я позже все объясню.

– Так за вами слежка? – Радник вскакивает с кресла и тут же отдает указание – Свяжись с Сиднеем, мне нужна срочная временная остановка минут на десять. – и снова к нам – Хотите знать правду?

– Безусловно!

– Тогда я вам ее покажу. – уже прилично взведенный, наш палач двигается в сторону темной лесницы, ведущей вниз. – Ведите их за мной.

Если бы не мои процедуры детоксикации, то я бы снова потеряла сознание от увиденного. Тошнота подступает к горлу, грудная боль сжимает сердце, а слезы пеленой закрывают глаза, я молча рыдаю. Внутри, где-то очень глубоко мое существо ревет словно младенец, оставшийся в одиночестве на всем белом свете.

Тысячи кинетиков лежат в капсулах подпольной лаборатории без сознания, подключенные к капельным системам с транквилизаторами. Все, кого я видела в Старом Холме находятся сейчас тут под абсолютным контролем этих деградантов.

– Но как?– еле выдавливаю из себя тихий вопрос.

– Мадам Кристина была так любезна, что передавала нам все подробности любовных разговоров с господином Пьером. Все ваши передвижения, места сборов, стратегии захвата.

Я на секунду верю этому мерзавцу, увидев боль разочарования на лице Пасабана, но тут же одергиваю себя.

– Ты лжешь. Твоим связным была Дорис. Кристина тут не при чем!

– А ты смышленая, юный кинетик. – как же отвратительно он смеется. На лице моего друга появляется надежда. – Но я не мог упустить шанс наблюдать за горем рыжеволосого любовника, уж очень он смешон в своей трогательной симпатии к милашке Оперного театра.

– Заткнись!– Пьер пытается наброситься на злобного палача с кулаками, но один из его верзил втыкает шприц с синей жидкостью в сонную артерию, и мой друг размякает и опускается на пол. Его тут же уносят в такую же капсулу, как и остальных.

Еле сдерживая свой гнев, я смотрю на Льва. Мой Учитель стоит позади меня, на его лице та же апатия, что у Пьера пять минут назад. Он больше не верит мне, не верит, что у меня есть план. Он смотрит на своих друзей там внизу под яркими операционными лампами, такой пустой и такой одинокий.

– Лев, ты мне нужен. – аккуратно касаюсь его мизинца, и проваливаюсь в реальность моего Учителя.

Теплый обнимающий свет, свежий и ласковый, каждая клеточка моего я существует в непосредственном контакте с его миром. Пора рассказать ему свой план.

– Лев, ты меня слышишь?

– София, почему мы здесь? Наша помощь нужна там.– он недоволен, и это понятно, но сейчас я все объясню.

– Сомов Лев Геннадьевич, послушайте меня внимательно. Я обещала спасти Вас, чтобы Вы спасли весь мир или переселили всех в новый мир. Но нас прижали к стенке. – Смотрю на моего Учителя, на его лице все еще пустота, безнадежность и тоска. – Антикинетики обезоружили нас, но продолжают жить за счет нашей энергии, они не могут убить нас, потому что мы им нужны, за счет нас они останавливают время, чтобы промышлять свои грязные политические делишки.

Сейчас Радник усыпит и нас, убъет Елизавету и весь ее отряд во временном коллапсе. Потом поставит Ширина на пост мера, позднее и Президента. Потом запустит военных роботов в сражение против афро-азиатского народа, начнется третья мировая война.

– Но какая им от этого выгода, ведь с каждой остановкой мир плотнеет, и скоро некому будет воевать?

– Мир уплотнится, но пройдут века прежде, чем это случится. Ведь подумай, много остановок создавали сами кинетики, мы потеряли себя, гоняясь за призраками себе подобных, и упраздняя собственные правила. А теперь, когда нас обезоружили и усыпили, антикинетики еще долго смогут творить спектакль на мировой арене, пожиная плоды в свои карманы.

– Ты права. Зло относительно.

– Как и добро, мой дорогой, но есть граница, которая все-таки указывает нам на различия.

Он поднимает на меня свои бездонные глаза, я вижу в них себя– молодую красивую брюнетку из Старого Холма. Он улыбается. Я тоже.– Но есть блестящая идея, она пришла мне там в машине по дороге в резиденцию Радника. Я все еще могу нас всех спасти. –немой вопрос, я продолжаю. – Если мы всех кинетиков из той вселенной перенесем сюда в твою вселенную, то антикинетики перестанут останавливать время. Если мы поторопимся, то прямо сейчас ФБР смогут схватить Радника и всю его команду, а потом и остальных соучастников. Возможно, они выйдут даже на Австралию, а Константин Амозов наконец закроет дело Жибарецки.

– София Аганесовна Бергольц, Вы просто гениальны. Как Ваш учитель, я бузмерно горд.

– Спасибо. Но есть один вопрос.

– Я слушаю.

– Как мы будем создавать движение в той вселенной, находять при этом здесь?

– О, это очень просто. –снова смеется, глаза его выдают, а на лице все та же добрая ухмылка. – Я же физик– ядерщик. Закон сохранения энергии уже давно в науке опровергнут. Ноль – величина не абсолютная. «Ничто» может существовать извне, но управлять внутри. И я готов осуществить твой план.

– Прости меня, но я не очень поняла, позволь, я просто буду тебе верить?

– Договорились.

4 глава.

О, дивный новый мир.

Вселенная трех измерений теперь совсем другая.

Раднику и миссис Пен дали пожизненный срок с отбыванием в колонии для особо опасных преступников.

Антикинетиков Австралии, на которых тут же сослался Радник, закрыли в политической тюрьме на островах в Индийском океане, предварительно пытав, пока те не раскрыли все свои грязные тайны, за исключением конечно остановок времени, и прочей квантовой иллюзии.

Оказывается, Ширин был выбран на роль Президента России не для того, чтобы победить Китай, а наоборот, чтобы столкнуть ее с Америкой лбами, разрушить СДВД и сделать Азию мировым центром. Зачем это Азии неизвестно, но почему это нужно группе кукловодов разных национальностей, проживающих в Австалииии, очевидно: деньги и мировое господство, алчность и тщеславие – вечные спутники злодеев любых эпох и цивилизаций.

А я сейчас здесь – внутри вселенной моего Учителя. Нас тысячи. Мы впервые никуда не бежим, ни от кого не прячемся, и не нуждаемся в спасении. Мы в безопасности.

Все те же люди, существа с пороками. Не знаю, ждет ли нас здесь та же участь, что и во вселенной Ньютона, заставит ли жажда власти кого-то из нас деградировать и перейти на сторону зла?

Появятся ли среди нас предатели, желающие поработить своих друзей?

Не знаю.

Но знаю лишь одно, я люблю Бога этого мира, а он любит меня, и никогда никому не позволю разрушить его.

Здесь мы с ним единое целое, Кинетик и София. Бог и женщина.

Это ли не счастье?

Оглавление

1 глава.

2 глава.

3 глава.

4 глава. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg