«Ледяная княжна»

Ледяная княжна (fb2) - Ледяная княжна [Litres] 1892K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Екатерина Александровна Боброва

Екатерина Боброва Ледяная княжна

© Боброва Е. А., 2017

© Художественное оформление, «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2017

* * *

Глава 1 Начало пути

Мое имя Айрин Лэриш Таль-Сорецки. Мать зовет меня Лэриш, отец с братом Риш, дед, когда был жив, всегда звал Айрин. На севере это слово переводится как «ледяная роза» – редкий цветок, расцветающий у подножий ледников, и брат, когда мы с ним ругаемся, частенько обзывает меня колючкой. Я бы много отдала, чтобы вновь услышать его голос.

Таль-Сорецки – княжеский род. Мой дед происходил из северных князей. Он приехал в нашу страну послом, да так и остался, сраженный красотой моей бабушки. Северная родня побушевала, погрозила отлучением от семьи, но затем смирилась. Деду даже титул оставили, лишив права наследования состояния семьи. Мой отец не слишком огорчился, женившись на красавице-графине, причем по большой и чистой любви.

От их брака родились мы: я и мой брат Толир. Брат целиком пошел в мать: широкоплечий, черноволосый – типичный шарналец, а вот я уродилась в отца и деда.

«Ледяная», – шептались за спиной соседи. «Ледяная?» – допытывались друзья. Я и сама не знала, кто я. Светлые до снежной белизны волосы, тонкие черты лица, бледная, фарфоровая кожа, даже летом не темнеющая от загара, огромные голубые глаза.

«Моя ледяная роза», – улыбался дед, гладя меня по волосам.

«Как бы не было беды от такой красоты», – сокрушалась бабушка. Она покинула нас полтора года назад. Дед, разом постаревший лет на десять, тихо угас вслед за ней. Я сильно горевала по нему, стыдно признаться, даже больше, чем по бабушке. Дед всегда был рядом, сколько я себя помнила, он рассказывал сказки, подбадривал, давал советы, а еще учил.

Хорошо, что его прибрал Трехликий и он не застал того, что творится сейчас.

Ледяная ведьма – это приговор. От него не спасает ни красота, ни высокое положение. Если в стране объявлена охота на ведьм – спасайся кто может… и куда может.

А началось все три с половиной месяца назад, когда наш король решил, что пора восстанавливать историческую справедливость, и объявил войну северному соседу. Повод… хм, может, он и был, только кто теперь разберет, действительно ли стреляли на границе или это была провокация? Разом всплыли исторические документы о прежде единой Шарналии, которую четыре поколения назад разделили между близнецами-наследниками. Тогда это казалось наилучшим вариантом избежать междоусобной войны. Тогда, но не сейчас.

Профессора, летописцы и много всякого ученого народа чуть ли не хором утверждали, что прапрадед нашего короля был рожден первым, а значит, имеет неоспоримые права на всю страну, а не только на половину. Все газеты и ведомости, казалось, тогда состояли из одних только рассуждений о близнецах и ошибках их родителей.

Мне по большому счету было все равно, на какую часть Эдгард Третий имеет больше прав, но разве мнение княжны, даже не наследной и тем более ни разу не великой, кого-то интересовало?

Северная Шарналия реагировала сдержанно, пытаясь по дипломатическим каналам достучаться до разума нашего короля. Надо ли говорить, что эти попытки полностью провалились? Когда разум затуманен жаждой власти и славы, есть ли в нем благоразумие? Нет.

Эдгард Третий так и ответил на попытки примирения: «Мы долго терпели несправедливость. Пришла пора восторжествовать истине. Мы вернем себе наши земли».

Истина пришла в земли соседей, грохоча сапогами по мостовым, гремя разрывами снарядов и щелкая свинцовыми пулями, она пахла кровью, порохом и смертью. Она смеялась в лицо умирающим шарнальцам, собирая кровавую дань.

За два месяца до начала лета наши войска прокатились по стране, подмяв под себя ее треть. Газеты захлебывались от радости, визжали на улицах проповедники нового мира и порядка, мира, где наша страна станет центром, поставив всех остальных на колени.

Победы действительно заставили соседей отнестись к нам более уважительно. Договоры о мире и военной взаимопомощи заключались с невиданным успехом. Южные и восточные соседи спешили уверить в своей лояльности, отделываясь от обязательств парочкой отрядов или кораблей. А мы ломились на север, захватывая один город за другим, строя блокаду с моря и закатывая невиданные балы и попойки во дворце, обмывая каждую победу.

Когда все изменилось? Точно не скажу, просто в один день радостный визг о наших победах перестал быть таким надоедливым, зато утроилась слащавость речей о величии и уме нашего драгоценнейшего короля.

А затем пришел приказ о повальной мобилизации. Всех. Невзирая на титулы, лица и прочие заслуги перед отечеством.

И разом пусто стало в доме. Нам оставили несколько старых слуг да подростков, которым не по силам было держать оружие в руках. В одночасье мир стал другим. Из него исчезли легкость, уверенность и надежность. Я ходила по пустым комнатам, вспоминая наше прежнее, беззаботное житье. Наши веселые балы, пикники и теплые семейные ужины.

По возрасту меня давно следовало сосватать, как-никак семнадцать стукнуло, к восемнадцати подбираюсь, но две смерти, одна за другой, и траур, объявленный по этому поводу, продлили мою свободу. Война же вовсе убрала этот вопрос из моей жизни. Мама по привычке пыталась рассуждать о перспективных молодых людях, но похоронки, приходящие в дома наших соседей, делали эти разговоры бессмысленными. Война не щадила никого, не делая исключений между графом или простым крестьянином.

Эти дни мы жили новостями с фронта. Война еще не вошла в наш дом, она угрюмо топталась у порога, а мы притворялись, что не слышим ее тяжелого дыхания, не видим злобного оскала за окном. Мы вставали, улыбались за завтраком, подбадривая друг друга, а сами с замиранием сердца прислушивались: не раздастся ли звонок в дверь, а следом испуганный вскрик горничной, и не ляжет ли могильным камнем на стол похоронка.

Новости с фронта с трудом прорывались сквозь ложь газетных страниц. Наши завязли под Гороховцем, отступили от Вэльмы. Особо тяжелые бои шли за реку Орежу. Убитые, раненые. Сколько? Слухи множились, ужасая цифрами.

Дзинь! Чашка с кофе выпала из маминых рук, заливая белоснежную скатерть уродливым пятном. Вестник, который она держала в руках, мелко задрожал, опустился на стол. Мама подняла на меня побелевшее лицо, в черных глазах застыл ужас, бледные губы зашевелились, точно она пыталась что-то сказать и не могла. Пара глубоких вдохов.

– Собирайся, – выговорила наконец, – мы срочно уезжаем. Укроемся у Риштеров.

– Зачем? – Я недоуменно подняла брови. Солнечное теплое утро, по-летнему яркое и сочное, несмотря на начало сентября, никак не вязалось с тревогой. Оно, как и я, не понимало, куда, зачем, а главное, почему нам требуется срочно сорваться с места.

Взгляд скользнул по вестнику, брошенному на стол, зацепился за заголовок. Я развернула газету к себе.

«Семьи предателей должны быть уничтожены!» – красовалось на первой странице. Мне хватило пары минут, чтобы пробежаться глазами по статье.

Четыре разделенных поколения – не такой уж большой срок для родственных связей. Один язык, одни обычаи заставляли аристократические семьи искать женихов или невест в Северной Шарналии. И теперь эти межгосударственные браки грозили обернуться настоящей бедой.

– За тобой придут, я знаю.

Я тоже это знала. Мое имя будет внесено в первую сотню на зачистку. Отец, брат? Страх холодной змеей обвился вокруг сердца. Мы даже не уверены, живы ли они сейчас. Последнее письмо от отца получено две недели назад. Коснется ли их зачистка, или это лишь способ взять родственников северных шарнальцев в заложники, чтобы те подняли бунт против своих? Если даже и так, ход глупый и рисковый. Знать скорее разозлится и станет мстить, чем будет плясать под указку южан.

Быстро глянула на дату вестника – двухдневной давности. Сколько времени понадобится, чтобы приказ дошел до ближайшей Тайной канцелярии? День. Еще день на поиск нужных людей – я же ведьма, и без магов ко мне побоятся сунуться. Значит, арест сегодня. Ближе к обеду.

Зло улыбнулась. Живой я им в руки не дамся.

Мама тоже просчитала дату, подняла на меня беспомощный взгляд:

– Сегодня.

Я кивнула. Сейчас девять. Наш тучный губернатор встает не раньше одиннадцати. Приказ приказом, но в отсутствие местных властей арест благородной особы производить не станут. Свои же потом заклюют. Вот если бы вначале меня королевским указом титула лишили, тогда другое дело. Отряд стражников, и повязали бы, как простую крестьянку, без лишних сантиментов.

Пусть самое позднее к десяти они добудятся губернатора, тот все равно без завтрака никуда с места не двинется, итого одиннадцать. Еще полчаса, чтобы добраться от Танилграда до нашего дома. У нас часа три, не больше.

Пока рассуждала, мама поднялась с места, обошла стол. В руках блеснуло лезвие небольшого кинжала – подарок свекра, с которым она последнее время не расставалась, нося на поясе.

– Прости. – Взмах руки, и исчезла тяжесть на затылке, голове стало легко-легко, а на шею упали обрезанные пряди. – Я сожгу ее. – Мама отступила, крепко держа в руке мою косу.

Сердце болезненно сжалось. Обрезать волосы – это словно потерять честь. Стать падшей, преступившей закон. Хотя какая разница? Я уже вне закона.

– Тебе придется уйти одной. – Голос у мамы тихий, но решительности в нем на целую графиню.

– Нет! – Я вскочила со стула.

– Послушай, – в ее черных глазах боль и застывшая решимость, – им нужна ты, и только ты. Наверху в чулане старая одежда Толира, оденься, сойдешь за мужчину.

– Но, мама!

– За меня не переживай. Я справлюсь. Они не посмеют тронуть Рель-Эльтари, а если и посмеют, у моего отца хватит влияния, чтобы заступиться за свою дочь, но вытащить еще и тебя…

Она замолкла, продолжать не было необходимости. Мы обе понимали почему. Достаточно одного взгляда на мое лицо для вынесения приговора: ледяная ведьма.

Боль вгрызалась в сердце, мне стало тяжело дышать.

– Я не брошу тебя здесь!

– Не глупи! – рассердилась мама и отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы. – Подумай об отце! Что с ним станется, если тебя арестуют?

– А если тебя?

– Айрин! – Она повысила голос. – Не будем тратить время на глупые разговоры, тебе оно понадобится, чтобы уйти, если я не смогу их задержать. Живо наверх. Много не бери. Коня, скорее всего, придется бросить.

Мы специально не говорили, куда я должна бежать. Риштеры, конечно, хорошие друзья и не отказали бы в приюте, но у них трое детей, и подставлять их под удар – последнее дело. Моя цель значительно дальше. Я могла бы отправиться на юг, бежать в Лихляндию или в Тардию, но в обеих странах у меня нет ни родственников, ни знакомых. Да и не по душе мне их знойный, душный и пыльный климат. Границы Жардении ближе всего к Танилграду, но там ледяную ведьму станут искать в первую очередь.

Я поднялась наверх, с трудом открыла дверь в чулан и вошла в темноту. Дернула за веревку, включая свет. Вот и сундук с вещами брата. Я откинула тяжелую крышку. Наверху лежали рыбацкая куртка и штаны, и от накативших воспоминаний защипало в глазах.

Залитая солнцем река, блестящая рябь на воде, лодка, и мы с Толиром вдвоем.

– Клюет!

– Вижу.

– Подсекай. Да не дергай так, дай повисеть на крючке. Теперь медленно подтягивай.

Темную воду вспенивает блестящая рыба, и на солнце сверкает россыпь чешуек с золотым отливом. Моя первая серьезная добыча! Рыба смотрит одним глазом, лениво перебирая плавниками, словно раздумывая, позагорать еще или уже пора удалиться, а затем резко уходит на дно.

– Держи, не упускай!

Удилище сгибается в дугу, струной натягивается леска и обрывается с тихим звоном. Ушла.

Я отогнала воспоминания – не время. Быстро отобрала пару штанов, свитер, три рубашки, теплый плащ и один тонкий, про запас. Ботинки и белье возьму свои. Из чулана отправилась в свою комнату: перебинтовать грудь, надеть рубашку, заправить в штаны, подпоясаться кожаным ремешком, пристегнуть собственный короткий меч и сразу почувствовать себя уверенней. Мысленно поблагодарила деда за военную науку. С другой стороны подвесила кинжал, на ноги надела высокие сапоги для верховой езды. Наверх плащ, на голову трилби.

Взглянув в зеркало, я недовольно скривилась. Меня выдавало лицо. Слишком нежная и белая кожа, тут нужны дорожная пыль и пара ночевок в лесу. Умываться в дороге не буду.

Побросала в мешок еще с десяток нужных вещей, включая веревку и леску с крючками, завязала горловину. Бросила последний взгляд на свою любимую комнату. Вернусь ли сюда? Кто знает…

Проглотила комок, вставший в горле, рукавом вытерла глаза. Пора.

Спустилась вниз. Из кухни шагнула мама:

– Твоего Орлика уже оседлали. Слуги знают, что ты отправляешься в гости к Лустэрам на пару деньков, немного развеяться. Проводить тебя не смогут, свиньи опять вырвались из загона. Так некстати. Я всех отправила их загонять, пока огород не вытоптали.

Я понимающе хмыкнула. Мама умеет устраивать все наилучшим образом, этого у нее не отнять.

– Держи, – она протянула еще один мешок и две скрутки, – здесь еда, одеяло и отцовский плащ. Пригодится для ночевок в лесу.

Я поморщилась. У меня были деньги, и ночевать я вполне могла в трактире, но мама права, первое время в людные места соваться не стоило. Ориентировки расходятся быстро.

– И еще… – В мои руки лег маленький деревянный, но увесистый ящичек.

Потянула на себя крышку – внутри на бархате лежал револьвер: инкрустированный ствол, накладки из красного дерева на рукоятке. Красота!

– Береги себя, дочка! – Голос у мамы дрогнул, в глазах заблестели слезы. – Я буду молиться за тебя Трехликому. Прошу, будь осторожна, не рискуй.

Ненавижу прощания! Тем более такие, когда не знаешь, вернешься, да и останешься ли в живых?

– Я дам знать, когда…

– Нет! – Она покачала головой. – Если мы проиграем, северные все равно останутся врагами. Если выиграем, врагами станем мы. Так уж вышло, дочь, тебе лучше будет среди них. Езжай, не рви сердце. Еще немного, и я тебя никуда не отпущу.

Выехав через заднюю калитку, я сразу пустила Орлика в галоп. Проскакала через поле, оглянулась на холм. С вершины спускалось пылевое облако. Невольно восхитилась упорством агентов Тайной канцелярии. Подвигнуть губернатора выехать из дома раньше десяти утра?! На это мало кто способен.

Оглянулась в последний раз на стены родного дома, белеющие сквозь стволы старых яблонь, и направила коня в чащу леса. Впереди бежала знакомая тропинка, пахло разнотравьем, прелой листвой и грибами. Чернели ягоды, красными и желтыми пятнами высовывались шляпки грибов. Орлик принюхался и пошел бодрее. Ему явно по душе была эта прогулка.

Я тоже встряхнулась, поймала солнечный блик, отразившийся от поверхности пруда, ох и знатные же в нем водятся караси, и… улыбнулась. Пусть сколь угодно долго ловят княжну, разыскивая меня у соседей, друзей. Я там, где никто не догадается меня искать. Я еду на север. Одна, без сопровождения, в мужском костюме.

Безумная, но пока удачно складывающаяся идея побега щекотала нервы азартным предвкушением приключений, заставляя губы расплываться в дурацкой улыбке. Я пришпорила коня и рассмеялась, вдыхая горький аромат лесной осени. Меня не пугали трудности и одиночество. Я верила в себя, верила в удачу Таль-Сорецки и до про́клятых теней была рада вырваться из ставшего душным дома, где призрак ожидания беды и смерти давно уже слонялся по углам, заставляя просыпаться по ночам и долго лежать, вглядываясь в темноту.

Третий день пути вышел самым поганым. Солнышко активно пригревало, и копыта Орлика легко ступали по сухой земле. Я ехала по второстепенным дорогам, избегая главного тракта, ночуя в лесу на подстилке из веток, укутываясь аж в три плаща. Сентябрьские ночи заставляли стучать зубами от холода, а утром прыгать козочкой, разогревая закоченевшее тело. Кроме холода худшим испытанием мог быть только дождь, вот он и зарядил с утра третьего дня.

Как чувствовала, что ждать от затянутого тучами неба ничего хорошего не стоит. Первые капли упали еще до полудня, а затем дождь лишь усиливался, превратившись к вечеру в настоящий ливень.

– Ничего, милый, не растаем, – подбадривала я себя и Орлика, похлопывая коня по шее.

Орлик недовольно всхрапнул и замедлил шаг, намекая, что пора бы укрыться и переждать где-нибудь непогоду. Я с тоской оглядела ставший разом неприветливым лес. Сверху капает, под ногами хлюпает, ветки мокрые, костер не разжечь. Спать в этом? Нет, спасибо.

Впереди показался тракт. Я медленно выехала на широкую дорогу, мощенную плитами. Указатель намекал на близкую деревню под названием Малые Выселки, а отсутствие людей – на то, что все нормальные путники уже пребывают под крышей выселковского трактира.

– Рискнем?

Орлик послушно повернул в сторону и перешел на рысь. Ему тоже не терпелось переночевать в конюшне, отведать свежего овса. Надо будет пополнить запасы, да и себе купить в дорогу хлеба, вареных яиц, картошки и вяленого мяса. Надеюсь, мое лицо достаточно пропиталось дорожной пылью, чтобы с него стерся лоск аристократизма.

Трактир оказался видавшим виды домом с огромным двором, по краям которого торчали темно-серые намокшие сараи и конюшня. Но окна гостеприимно светились, на дворе было чисто, а дверь в конюшню недавно меняли.

На стук копыт выскочил худощавый парень в одной рубахе. Я кинула ему монету и, сделав голос пониже, приказала:

– Расседлать, обтереть и накормить. Учти, лично проверю.

Парень кивнул, перехватил уздечку. Я соскочила с коня, отвязала мешки с припасами и направилась внутрь.

В зале было многолюдно – в непогоду желающих сэкономить на ночлеге под крышей нашлось немного. Сердце кольнула тревога: а вдруг?.. Но я приказала себе не паниковать. Теплая кровать, горячая еда перевешивали страхи, да и если свалюсь с простудой, хуже будет.

Прошла к стойке. Ничего сложного в том, чтобы вести себя как мужчина, нет. Морду понаглее, шаги покрупнее, и ноги ставить пошире. Ах да. Никакого внимания к своей внешности. И хорошо, что руки заняты мешками и у меня нет возможности отряхнуть плащ, а так и тянет это сделать…

– Что угодно достопочтенному господину?

Толстый, с круглым лицом, щедро усыпанным веснушками, с рыжими волосами и глубоко посаженными маленькими глазками, трактирщик не выглядел достойным доверия, встреть я его ночью, непременно решила бы, что он разбойник, но выбирать не приходилось.

– Комнату, ужин и завтрак подать туда.

Наглость моего тона, а может, недостаточная его мужественность заставили его прищуриться, окинуть гостя подозрительным взглядом, но серебрушка в руке сыграла свою роль, и он согнулся в любезном поклоне:

– Конечно, господин. Комнаты все заняты, увы, но у меня есть отгороженный закуток с кроватью. Если не побрезгуете…

Я была согласна и на тюфяк на полу, но «закуток» звучало многообещающе.

– Давай свой закуток, но тогда в уплату добавь пару мешков овса и припасы в дорогу.

Пока готовили закуток, украдкой огляделась. До границы еще два дня пути, однако дыхание войны чувствовалось и здесь.

В зале было неприлично много военных. Целых шестеро. Сидели за отдельным столом, быстро уплетая ужин. Один красовался с грязными бинтами на голове, второй берег руку. С фронта? На побывку, лечение или дезертиры? Впрочем, гадать – пустое дело.

Справа и слева столы оккупировали мужики. Хмурые лица, сосредоточенные взгляды, и всего лишь пара кувшинов медового вина. На заработки в город? Нет, сейчас только начало сентября, на полях не собран урожай, рано для города.

В углу жались три семьи. Непривычно тихие дети, бабы с затравленными взглядами, мужики в несвежей одежде. В пути явно не первый день. Беженцы? Однако до фронта далеко, да и, если верить новостям, фронт пока не на их территории. Тогда откуда это желание сняться с привычного места и уйти вглубь страны? Но, может, я просто сгущаю краски. Переселенцы были во все времена, почему я решила, что их уход связан с войной? Мало ли причин, чтобы поменять дом? Но сейчас начало сентября, самое время уборки урожая. Так что действительно мало.

Сидящие за столом около окна заставили меня напрячься и отвернуться к стойке. Двое. Одеты в гражданское, но их повадки… Что же, хищники тоже не любят сырость и дождь. Надеюсь, моя скромная персона их не заинтересует. Наша встреча – мимолетное дорожное обстоятельство, ничего больше.

– Прошу, господин.

Бойкая служанка смазливой внешности и, о чудо, в чистом светлом платье появилась как раз вовремя. Чужие взгляды жгли мне спину. Стою тут, как статуя на выставке. Паранойя? Скорее всего. Только мне в любом варианте внимание ни к чему.

Взяла мешки и, топая сапогами, пошла за служанкой. Мы поднимались по темной лестнице, девчонка несла лампу, и в ее желтом свете просевшая старость дома бросалась в глаза еще сильнее. Пахло кислой капустой, затхлостью, несвежим бельем и плесенью. В окна барабанил дождь, где-то в углу капало с крыши, под ногами скрипели половицы.

– Ваша кровать, господин.

Мне показалось, или в голосе проскользнули извиняющиеся нотки? Желтый круг света выхватил из темноты кровать, накинутое сверху зеленое одеяло, сундук, стоящий так плотно к кровати, что протиснуться между ними можно было лишь боком, черное окно в потеках дождя. От чужих глаз эта убогость прикрывалась невзрачной занавесью из плотной ткани.

Отличные хоромы! Просто княжеские.

– Сейчас принесут ужин. Что-нибудь еще?

– Кувшин горячей воды и таз, – распорядилась я.

– А больше господин ничего не желает? – протянула служанка, покачивая лампой.

Темнота удачно скрыла мое вытянувшееся от удивления лицо. Не поняла, эта поганка на что сейчас намекает? На то самое?

– Не желает! – рявкнула в ответ.

Бамц! Лампа, чудом не разбившись, приземлилась на сундук. Обиженно застучали каблуки по коридору, могу поклясться, что задом девчонка виляла исключительно из мстительности.

Я задернула штору и с наслаждением плюхнулась на кровать. Стащила сапоги, вытянула ноги – вот оно, блаженство.

Едва успела прикрыть глаза, как принесли ужин. Парень с рябым от оспин лицом молча сгрузил на сундук поднос с едой, ушел, вернувшись с тазом и кувшином. От воды поднимался пар – горячая.

Я дала ему мелкую монетку и договорилась, что поднос он заберет утром.

Наконец-то можно было избавиться от мокрого плаща, размотать бинты на груди, снять шляпу. Я быстро помылась, с наслаждением ощущая, как по телу разливается приятное тепло от горячей воды, затем переоделась в сухое, а вымокшую одежду повесила на спинку кровати – подсохнуть.

«Благородная девица должна есть маленькими кусочками, не торопясь, чтобы окружающим было приятно лицезреть ее трапезу», – из свода правил домоведения.

Благородства во мне сейчас было не больше, чем в мокрой кошке, а окружающих в этом темном углу вообще не наблюдалось, как и ножа с вилкой на моем подносе. Зато там находились горшок с рисом и грибами, куриная ножка в соусе с гарниром из отварного картофеля, стакан медового вина и пирожок с яблоками на десерт.

После сытного ужина в голове потяжелело, и меня неумолимо потянуло в сон, но паранойя решительно воспротивилась такой безответственности. Спать в чужом месте за пыльной шторой вместо двери?

Я посмотрела на штору, перевела взгляд на кровать, затем на плачущее дождем окно… Да пошли они все погулять по пустошам… Сегодня сплю здесь, пусть даже сотня проклятых теней решат заглянуть на огонек.

Притушила лампу, оставив фитилек слегка тлеть. Легла не раздеваясь, укрывшись запасным плащом, поворочалась и поняла, что не засну. Сверху скрипело, надрывно и тянуще, снизу, из зала, где ужинали постояльцы, доносился шум, крупные капли стучали в окно, будто просясь пустить их в дом.

Ругнулась, крутанула колесико лампы, оживляя темноту язычком пламени, достала из-под кровати мешок, выудив оттуда сложенную веревку.

Нужный гвоздь, наполовину вбитый в стену и загнутый, чтобы не торчал, нашелся сразу. Я поддела его кинжалом, заставляя слегка распрямиться. А что у нас с другой стороны? С гвоздями больше не повезло, но оставался сундук. Пыхтя, подтащила его вплотную к шторе. Сундук встал ровно от угла кровати до занавески. Второй конец веревки зацепила за отогнувшуюся с угла металлическую обивку. Не слишком надежно, но уронить незваного гостя, что шагнет за штору, хватит.

Кинжал сунула под подушку, меч в ножнах положила рядом, мешки под окно и наконец легла спать.

Сквозь сон слышала, как хлопали двери на этаже, как укладывались постояльцы на ночлег, а затем все затихло, и трактир постепенно погрузился в сон.

Под утро меня разбудил стук копыт под окном, а может, это было знаменитое везение Таль-Сорецки, о котором так много рассказывал дед. Поворочалась, ловя остатки сновидения, и уже почти заснула, когда раздавшиеся на лестнице шаги заставили замереть и прислушаться.

Свистящий, еле слышимый шепот, и я покрылась холодным потом.

– Куда дальше?

– Вот там, в конце. За шторой. Видите? – Голос трактирщика. Сдал, сволочь.

– Да у тебя тут как в заднице. Ни про́клятого не видно.

Чиркнула спичка о коробок, и пятно света выползло из-под шторы.

– Свободен.

Сопение трактирщика затихло на лестнице, я слышала, как он спускается вниз, а вот шагов гостя не слышно. И это плохо, очень плохо.

Кинжал зажат в руке, ноги я медленно спустила на пол. Спичка догорела, и все снова погрузилось в темноту.

За окном уже серело, и закуток перестал напоминать темную дыру. Я довольно четко различала штору, сундук, мешки под окном. Пол под босыми ногами не теплее льда. Надо бы надеть сапоги, но скрипучая кровать может раньше времени выдать мое пробуждение, и тогда гость не будет так беспечен.

Затаив дыхание, я вслушивалась в тишину. Пальцы на рукоятке кинжала немели от напряжения. В доме тихо, лишь с улицы доносился шум ветра, зато дождь не слышен, и это радовало.

Скрипнула половица, и сердце замерло. Еще одна, уже ближе. Медленно отодвинулся край занавеси, я прикрыла глаза, оставляя лишь маленькую щелочку.

Если бы гость продолжил осторожничать, у меня бы ничего не вышло. Но что-то привлекло его внимание. Может, заметил очертание меча под одеялом, или не понравилась моя поза, хотя ноги я прикрыла плащом. Не суть. Гость ринулся ко мне, по пути ожидаемо наткнувшись на веревку. Он еще попытался удержать равновесие, рукой зацепившись за штору, но по возрасту штора была не моложе дома, а потому с треском оборвалась, обдав нас тучей пыли.

Последующее падение я встретила, стоя на полу. Мне и делать особо ничего не пришлось – так, немного придать нужную траекторию гостю, чтобы тот перелетел через низкую спинку и приземлился на кровать.

Прыгнула сверху и под жалобный скрип пружин приставила кинжал к открытому горлу, второй рукой обшаривая тело мужчины на предмет неожиданностей. Дважды повезло, что при обрыве шторы гость выпустил из рук кинжал, и тот, звякнув, улетел под кровать. То ли другого оружия у него не было, то ли он оставил меч в конюшне, решив, что тот ему не пригодится в тесных комнатах трактира, но я ничего опасного не нашла.

– Дернешься, прирежу, – шепотом пригрозила на всякий случай, плотнее прижимая острое лезвие к белеющей в полумраке коже.

Гость дергаться не стал. Упал он крайне неудачно, утянув за собой штору, и сейчас лежал погребенный под ее тяжестью. Из-под слоев ткани виднелись подбородок, шея и верхняя часть кожаной куртки. В такой позе особо не повоюешь, даже если тебе угрожает кинжалом лишь слабая женщина.

– Значит, твой коняка был. – Гость позволил себе дерзкую улыбку, а я зашипела от злости, понимая, что теряю инициативу и штора долго его не удержит.

– Попалась, ведьма, – подтвердил он мои предположения и даже не дрогнул, когда я вдавила лезвие в кожу и вниз потекла алая струйка крови.

«Да чтоб тебя проклятые забрали!» – выругалась про себя. Огляделась по сторонам. Решение созрело мгновенно. Гость попытался уклониться, скатиться с кровати, освободить руки, но я была быстрее, со всего размаха опустив пустой кувшин ему на голову. Мужчина дернулся, закатил глаза и обмяк.

Пару мгновений я прислушивалась к спящему дому, но в тишине слышался лишь бешеный стук собственного сердца. Мы шумели, но, видимо, недостаточно громко, чтобы заставить любопытных сползти с кроватей и выйти в коридор.

Дальнейшее заняло минут пять, не больше. Тратить время на связывание мужчины я не стала. Смысл? Все равно скоро начнут просыпаться постояльцы, и его найдут. Да и маловероятно, что он очнется быстро, все же приложила я его со всей дури испуганной курицы.

Сняла веревку – еще пригодится, сунула непросохшие вещи в мешок – потом разберемся, надела сапоги, взвалила на плечо мешки и на цыпочках спустилась вниз. На каждый скрип останавливалась, обливаясь потом и ожидая гневного окрика, но пронесло.

На выходе не выдержала и наведалась на кухню, потратив еще пару драгоценных минут на ограбление кладовой. Пополнив припасы, выскочила во двор.

Еще никогда я не седлала Орлика с такой быстротой. Рядом с моим конем обнаружился чужой, не расседланный, и даже седельные сумки не были сняты. Я сунула любопытный нос в одну – одежда, вещи, а вот во второй были бумаги под печатями, часть из них явно зачарованные. Кинула взгляд на бланки. Куда уж без тебя, Тайная канцелярия, чтоб вас всех разорвало!

Прямо за воротами пустила коня в галоп. У меня был примерно час форы, свернуть в лес всегда успею, лучше воспользоваться пустынной дорогой, пока агент валяется без сознания. Однако гость был прав. Орлик – слишком приметный конь, чтобы продолжать на нем путь. Как ни жаль, придется расстаться.

Глава 2 Зеленое озеро

Орлик практически летел по дороге, копыта со звонким цоканьем касались мокрых после дождя плит, и сосны, стоящие вдоль тракта, отражали и множили эхо нашей скачки. Я боролась с желанием пришпорить коня, чтобы оказаться как можно дальше от трактира. Душу заливал пьянящий восторг – ушла, улизнула, оставила в дураках! Скинула капюшон, сняла шляпу, позволяя ветру безнаказанно ворошить волосы. Щеки горели, на губах играла улыбка. Получилось!

Встающее за лесом солнце протягивало розовые тени по серому мху, в кустах раздавались первые перепевы лесных птиц, прошедший накануне дождь оставил после себя сладкий привкус свежести, и казалось, что это замечательное утро радуется вместе со мной.

Уж не знаю, кого благодарить за подобное везение, но сегодня мне чудом удалось уйти из жадных лап Тайной канцелярии.

Когда сошел адреналин и вернулся здравый смысл, я пустила Орлика крупной рысью. Дорога за спиной была приятно пустынна, а скоро покажется и нужная развилка, если карта не врет.

Он назвал меня ведьмой, знал, собака, о моем родстве и возможном наличии дара, а когда убедился, что в трактире ночую именно я, не стал рисковать в одиночку сцепиться с ведьмой. Вот и причина моего везения. Агент боялся меня не меньше, чем я его.

В трактир завернул случайно – обсушиться после дождливой ночи, в конюшне заметил Орлика и решил проверить, чей это конь. Не хочу даже думать о том, что поиски зашли далеко на север или что я сильно недооценила господ из канцелярии, – меня банально просчитали и теперь спешно перекрывали северную границу. Этот вариант был бы самым грустным.

Тряхнула головой – будем надеяться на лучшее. Наша встреча – действительно случайность, но теперь эта случайность может мне дорого обойтись. Итак, канцелярия взялась за меня всерьез, снабдив агентов по всей стране подробным описанием. Не слишком умно тратить столько сил на одну княжну, когда проблем и без того хватает.

Допустим, они арестовали большинство семей так называемых предателей в первые два дня. Многие жили в столице или рядом. Но зачем так настойчиво гоняться за остальными? Не понимаю.

На душе стало тошно от предчувствия надвигающейся беды – горького, вязкого, пахнущего болью, отчаянием и потерей свободы. Я что-то упустила из виду, но что?

Гадать не было смысла. Надо думать о сегодняшнем дне.

Как ни оттягивала я этот момент, но с Орликом придется попрощаться. Тарецкие скакуны слишком приметны, а для загоняемой дичи, которой я, увы, сейчас являюсь, такой конь – непозволительная глупость. Я совершила ошибку, взяв с собой Орлика, но четыре дня назад побег казался чем-то несерьезным, да и не могла я сесть на кого-то другого, кроме Орлика.

Отец много лет выводил новую породу, а когда у него получилось, то слава о тарецких скакунах быстро разлетелась по всей стране. Тонконогие, высокие, они отличались силой, выносливостью, а еще удивительной сообразительностью. Но самой главной чертой породы была звездная шкура. Черная, серая или коричневая, но обязательно с белыми пятнами по крупу, формой напоминающими звезды.

Пять лет назад Орлика мне подарил отец, жеребенком, еще только отошедшим от матери. Пять лет я сама воспитывала его, тренировала и не мыслила себя на другом коне. А теперь из-за моей глупости вынуждена отдать его в чужие руки.

Оставить Орлика в крестьянском хозяйстве – значит погубить. Был у меня запасной вариант, который серьезно удлинит мой путь, но Орлик того стоил.

На севере в местечке под названием Зеленое Озеро находился конный завод. Его владелец был одним из пяти основных конкурентов отца. Мы не были представлены лично, но о зеленщиках, как их называл отец, я наслушалась с детства.

Рискованно? Да, конечно. Впрочем, Альвер Койл был таким же сумасшедшим до лошадей, как и мой отец. Он не откажется от подарка и, будем надеяться, не сразу сдаст меня агентам.

Зеленое Озеро лежало в стороне от тракта, и, чтобы до него добраться, мне пришлось сделать приличный крюк, добавив два дня до границы, если перейти на пешее передвижение. Но я не жалела об этом. Да и в любом варианте пришлось бы уклониться в сторону, чтобы выйти из облавы. Уверена, агенты сейчас спешно перекрывают дорогу до границы, прочесывая район Малых Выселков. Моя цель для них больше не секрет.

Сам переход я представляла себе крайне смутно, в основном по книгам, которые тайком брала у брата. В них герои чаще всего нанимали проводника, и тот переводил их тайными тропами на другую сторону. Представила, как ищу по деревне такого вот проводника… Н-да, меня скорее повяжут и сдадут властям, чем повезет наткнуться на нужного человека.

Другим вариантом было пойти добровольцем на фронт, а потом во время боя уйти на сторону врага. Была бы парнем, один разговор, людей в войсках всегда не хватает, и на «потерянные» документы могли закрыть глаза, но долго и качественно изображать мужчину я не смогу.

Итого в сухом остатке: ночь, глухая чаща и поза червяка при переходе. Ведь агенты, как и погранцы, тоже люди, и лезть в бурелом им не хочется, да и наличие коня подразумевает, что я буду придерживаться лесных дорог.

А вот проклятого вам в гости, господа агенты. Таль-Сорецки никогда не чурались трудных путей. Надо ползти – поползем, надо будет в чаще погулять – погуляем. Еды я набрала в таверне, крючки и леску прихватила из дома – если туго придется, попытаюсь наловить рыбы. У меня на пути аж три речушки да два озерца. Главное, обойти болото. Вот там ни одна карта не поможет, ни один компас не спасет. Провалишься в трясину, и с концами.

Зеленое Озеро встретило меня благостной тишиной и пасторальностью пейзажей. Покрытые зеленью луга, журчащий на перекатах ручей, через который был перекинут горбатый мост, крепкие изгороди загонов. Где-то вдалеке за холмом слышалось ржание – там паслись табуны, перегнанные по случаю хорошей погоды на дальние пастбища.

В самой усадьбе было сонно и тихо. Теплый осенний полдень навел на всех дремоту. Лениво брехнула собака, отзываясь на стук копыт Орлика, да метнулась через дорогу белая курица, растопырив крылья и гневно вереща о прерванной пыльной ванне, которую она изволила принимать прямо на въезде во двор.

Я спрыгнула с Орлика, огляделась. Передо мной, в окружении хозяйственных построек, стоял добротный дом в два этажа, сложенный из тесаных бревен. Никаких колонн и излишеств в виде пилястр или портиков. Единственное, что позволили себе хозяева, – резные наличники на окна и двери, да башенку с правого бока дома, на шпиле которой гордо поворачивал по ветру свой металлический хвост петух.

– Кто таков? – Грозный окрик заставил Орлика вздрогнуть и попятиться.

И было от чего. На пороге сарая стояла высокая, богатырского телосложения женщина. В одной руке она держала вилы, во второй пустое ведро, а мне почему-то сразу представилась передовая, пушки и она со снарядом в руках. Нет, надо меньше думать о войне. Впрочем, цветастый платок, надвинутый по самые брови, выглядел довольно мирно, как и темно-синее платье с серым передником на груди.

– Хозяин где?

Меня окинули пытливым взглядом, оценили хоть и запыленную, но недешевую одежду.

– В доме, отдыхать изволят, – громыхнув ведром, сообщила работница.

Я привязала Орлика у коновязи, ободряюще похлопала его по шее и пошла к дому. На белой двери не было заметно ни звонка, ни молотка, и я просто потянула за ручку и вошла.

В светлой прихожей никого не было. Чуть помедлив, я заглянула в столовую, прошлась до лестницы на второй этаж. Ни хозяина, ни слуг – чудеса. Через стеклянную дверь вышла на широкую веранду. Отсюда открывался потрясающий вид на холмы, зеленые луга, разделенные темными линиями загородок, на лошадей. Яркими солнышками выделялись на траве буланые и соловые, переливались темные шкуры вороных и гнедых, а среди них белыми облачками бродили лошади серых мастей. По краям поля стояли высокие конюшни, под навесами виднелись стога свежего сена. А прямо от веранды вниз по склону раскинулся сад. Алели на ветках яблоки, синели сливы, желтели медовыми боками груши.

Легкое покашливание заставило меня замереть на месте, а затем круто развернуться.

– Простите.

Пожилой мужчина сидел в кресле, укрыв ноги шерстяным пледом. Мне бросились в глаза круглая бритая голова, маленькие глазки и пухлый животик, выпирающий под пледом.

Не торопясь, хозяин нацепил очки, лежащие перед ним на столе, внимательно оглядел меня.

– Вам не за что извиняться, – проговорил с грустной улыбкой, – после того как забрали Ерона, приходится управляться самим. Мне обещали прислать толкового паренька, который, ну, вы понимаете, не годится для военной службы.

Я понимала. Если у нас забрали практически всех слуг, годных к службе, хотя наше поместье и расположено в центральной части страны, то что говорить про приграничье? Выгребли подчистую.

– Так с чем пожаловали, милейший?

Альвер нарезал уже пятый круг около Орлика, восторженно охая, причмокивая и качая головой. Орлик нервно переступал ногами и с подозрением косился на пребывающего в эйфории господина.

– Какой экземпляр, нет, какой экземпляр! А грудь? Нет, вы только гляньте на его грудь! Какие пропорции, какая длина плеч! А ляжки! Это же идеальные ляжки! И смотрите, мышцы на окороке как проступают!

Орлик вздрагивал, по гнедой шкуре проходила дрожь, а мышцы на окороке от напряжения выступали рельефнее.

– Ну-ну, мальчик, не надо волноваться.

Альвер не делал попыток ни подойти, ни погладить, и за целостность его пальцев я постепенно перестала волноваться.

– И сколько вы за него хотите?

– Я не продаю, – покачала головой я, – хочу, чтобы вы взяли его на время, пока… пока не закончится война. Если в течение полугода я его не заберу, он ваш. Целиком и полностью.

Альвер хмыкнул, бросил на меня внимательный взгляд.

– Деньги у меня есть. Могу заплатить, – добавила поспешно.

– Не унижайте меня, – отмахнулся коннозаводчик, – я все понимаю. Такому красавцу нет места на войне. У меня каждый день сердце кровью обливается при мысли о тех, кого пришлось отдать. Половину табуна увели, сволочи. – Он хмуро посмотрел в сторону загонов. – Но вашего не отдам. Спрячу, костьми лягу, но не отдам.

И я ему верила. Наверное, потому, что сейчас в глазах у Альвера горел такой же огонь страсти, какой я не раз наблюдала у отца, когда он покупал нового жеребца или кобылу. Пусть внешне они были абсолютно непохожи, но эти слова, жесты…

Внезапно стало больно глотать, и я отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы.

– Милейший, только мне совесть не позволит лишать вас транспорта. Сомневаюсь, что за поворотом вас ждет железный конь.

Железными конями в народе прозвали недавно появившиеся автомобили. Они пока облюбовали города, лишь изредка наведываясь в провинцию, и их почти сразу невзлюбили за вонь, грохот и лихачество водителей, приводящее к частым авариям.

– Вы правы, не ждет.

– Тогда могу я вам предложить Звездочку? Чудная кобыла, уж поверьте. Внешне неказиста и старовата, зато обладает ценнейшим качеством. Если вы оставите ее около Черного ручья или, например, Мельничных Запруд, она сама вернется домой. Подумайте, не спешите отказываться.

Я не спешила. Надо же, Альвер оказался совсем не прост. Быстро же он меня раскусил. И что теперь? Сдаст?

– Зачем вы мне помогаете? – Голос от волнения прозвучал низко и хрипло.

– Внучатая племянница. – Альвер снял очки, достал платок из кармана, принялся протирать и без того чистые стекла. – Ее мать из северных, но она лишь жила рядом с горами и к ледяным не имела никакого отношения! – В конце голос Альвера сорвался на крик.

– Забрали?

– Четвертый день никаких вестей, – кивнул он с убитым видом, – ей же только двенадцать!

– Мне жаль.

– А, – махнул рукой Альвер, снова нацепляя очки, – вы-то чем поможете! Так берете?

– Беру.

Отказываться от лошади глупо. Тем более в моих обстоятельствах.

– Пока седлают, может, отобедаете со мной? – спросил он с надеждой.

– Нет, спасибо. Я тороплюсь.

– Да-да, понимаю. – Альвер засунул руки в карманы, покачался на носках. – Я велю сложить вам пироги в дорогу. Знаете, вы очень похожи на своего отца, – добавил он и, развернувшись, пошел к дому.

Я так и застыла на месте. Кинула затравленный взгляд по сторонам. Куры, с усердием копошащиеся в пыли, здоровенная псина, развалившаяся в загоне и видящая пятый дневной сон, беззаботная бабочка, белым цветком порхающая по двору, и никому нет дела до какой-то беглянки.

Разжала кулаки, вытерла вспотевшие ладони о штаны. Бежать глупо. Зачем помогать той, которую хочешь сдать?

Примерно через полчаса я выезжала из Зеленого Озера. Звездочка, низкорослая кобыла невнятно серой окраски, меланхолично переступала копытами, не собираясь признавать ни галопа, ни рыси. А, проклятый с ней. Мне сейчас не хотелось ни скорости, ни скачки. На душе после прощания с Альвером было пасмурно и тоскливо. Настолько тоскливо, что я смахнула украдкой пару слезинок.

– Отсюда до заставы полдня, если не спеша. – Альвер стоял около Звездочки. Взгляд насупленный, руки в карманах, очки съехали на кончик носа, а мне сверху был виден солнечный зайчик, бликующий на лысине, и страха не было совсем. – Меня сегодня – так некстати – разобьет радикулит. И раньше завтрашней первой звезды подняться не смогу.

– Спасибо.

Поддавшись внезапному порыву, соскочила с седла, обняла его за шею и быстро коснулась губами теплой щеки.

– Ну-ну… – Альвер странно шмыгнул носом и отвернулся.

Я взлетела в седло, нашла взглядом Орлика. Сердце заныло, а силуэт коня стал расплываться. Прости, друг. Если Трехликий позволит, я за тобой вернусь, обязательно вернусь.

– А ну, пошла! – закричал вдруг Альвер, награждая Звездочку смачным шлепком по заду.

Кобыла недовольно заржала и сорвалась на легкую рысь. Рыси хватило на пару минут, а затем кобыла, не ощущая никаких понуканий, перешла на шаг и лениво побрела по дороге. Я позволила себе расслабиться и обдумать ситуацию.

Альвер будет обязан доложить о моем визите. Орлик слишком приметный конь, и глупо надеяться, что о нем не станут болтать. Как он это устроит, чтобы не пострадать самому, меня волновало мало, главное когда. Первая звезда! Он будет ждать возвращения лошади завтра вечером. Что же, у меня есть время продвинуться как можно ближе к границе, а затем отпустить Звездочку домой.

Я мысленно прокручивала наш с Альвером диалог. Зеленщик непрост, он явно пытался сказать больше, чем мог, и что-то царапнуло в его словах, но что?

Ледяная! Мать его внучатой племянницы не имела никакого отношения к ледяным. Значит, охота идет не просто за северными, и родственные связи за границей лишь повод провести облаву. Скверная новость. Более чем скверная.

Но у меня же нет дара! Зачем им княжна, которая лишь на четверть ледяная, да еще и без родового дара?

В душе всколыхнулась давняя обида. И точно вчера это было: первая кровь, гордое осознание взросления, встревоженные лица взрослых, поднятые по тревоге слуги и трое в серых мундирах, с льстивыми улыбками на лицах и омерзительными взглядами холодных глаз.

Меня проверяли каждый год до совершеннолетия, но ту проверку я запомнила отчетливее всех. Помнила собственные слезы от унижения, от бессилия и предательства взрослых. Меня раздели догола и даже в рот залезли проверить, не спрятан ли там экранирующий амулет. Помнила боль от пореза, когда брали кровь на исследование, как будто обязательно было резать запястье, а не просто уколоть палец, и тошноту от магического воздействия. Еще помнила тихий голос бабушки и ее теплые, ласковые руки на моей голове: «Все к лучшему, милая. Все к лучшему. А про этих даже не думай. Они никто. Так, псы. Пришли и ушли ни с чем, а ты осталась с нами».

Я и не думала… до сегодняшнего дня, а оно вон как повернулось. Королю зачем-то понадобились ледяные ведьмы. Решил устроить показательное сожжение на костре? Тогда наличие дара действительно не важно. Зачем возиться с проверками, когда можно просто объявить девицу ведьмой, благо внешность у ледяных хоть и специфическая, но встречающаяся среди обычных людей, затем подкинуть фальсифицированные обвинения: короля сглазили, военного министра до поноса довели, на все войско неудачливость наслали – и вперед, на костер. И народ счастлив – зрелище устроили и виновных в бедах нашли.

От собственных размышлений стало нехорошо. Заныл живот, сдавило грудь и стало трудно дышать, а полуденная жара так некстати напомнила другой жар, костровой.

Стукнула коленями по бокам Звездочки. Лошадь недовольно всхрапнула и ускорила шаг. Но мне этого показалось мало, и вскоре кобыла бодро рысила по дороге, а я пыталась убежать от придуманных страхов.

Часть пути пролегала по главному тракту, ее мы преодолели в густых сумерках. Впереди слышался стук колес – шел обоз, но его мы не догнали, свернули раньше в лес. Моей целью была речка Тихая и впадающий в нее Черный ручей.

Если карта не врала, этот ручей прямиком выведет меня к границе, главное не потерять его из виду, когда буду пробираться сквозь бурелом или обходить болото. Но это уже ближе к месту перехода. Пока же местность вокруг радовала высокими соснами, растущими на покатых холмах, густо покрытых серебристым мхом.

Пару часов до восхода луны мы провели в праздном безделье. Звездочка щипала траву, а я наконец добралась до свертка с пирогами, запах которых активно дразнил всю дорогу. Кроме пирогов мне выдали бутылку молока, мешочек с крупами, с десяток картофелин, пару луковиц и морковок. Целое богатство в моих обстоятельствах. Ведь неизвестно, сколько придется плутать до границы.

Я поела, больше на ощупь и запах, чем различая, что именно совала в рот. Пироги у Альвера оказались знатные, с пышным тестом и вкуснейшей начинкой аж трех видов: яйцо с луком, грибы и яблоки с брусникой. Запила ужин молоком, поделилась куском сахара со Звездочкой, остаток времени до восхода луны просидела, укутавшись в плащ.

Река Тихая вывернула внезапно. Вот бесконечно тянулась лесная, уже порядком заросшая травой дорога, причудливая и странная в холодном свете луны, справа и слева вставал лес, живущий своей жизнью, с тенями, шорохами и ночными звуками, и вдруг пространство разомкнулось, раскрыв перед нами мерцающий купол звездного неба, и мы застыли на обрыве, а в душе поднималось что-то большое, трепещущее, и дыхание сбивалось от накатившего восторга.

Внизу под обрывом темнела лента реки с серебряным пояском посередине. Дорога заворачивала вдоль берега к броду. Звездочка поупрямилась, но в воду вошла. Брод был не слишком мелким, и нам обеим пришлось намокнуть. Я благоразумно сняла сапоги, а мешки повесила на себя, чтобы не замочить припасы.

Искупавшись по брюхо и пару раз скользнув копытами по глинистому берегу, Звездочка выбралась на ту сторону.

– Ну все, милая. Отмучилась. Сейчас расседлаю, и домой.

Сбросила мешки вниз, спрыгнула сама. Быстро, чтобы не закоченеть на мокрой от росы траве, обтерла ноги и надела сапоги.

Как мы с Альвером договорились, седло мне дали старое, потертое, сбрую тоже не новую – все это придется бросить здесь. Отпускать оседланную лошадь рискованно, а неоседланная могла и сама убежать из загона, чтобы, «нагулявшись», вернуться домой.

Серело. С реки поднимался туман, утро наступало зябкое и неуютное. Жутко, до проклятого, хотелось спать. Плеснула в лицо водой из реки – полегчало, в голове немного прояснилось, зато стало еще холоднее. Трясущимися руками расседлала Звездочку, подвязала к морде мешок овса, и кобыла с хрустом принялась завтракать.

При мысли о еде меня затошнило. Полжизни за теплую постель и кружку горячего чая. Накинула второй плащ, чтобы хоть немного согреться, попрыгала на месте, хлопая себя по бокам. Лошадь прервала прием пищи, с интересом наблюдая за моими упражнениями.

Невдалеке дребезжащим кваканьем лягушки приветствовали новый день.

Сгребла седло, уздечку и подпруги. С натугой приподняла, отволокла к болотцу и с размаху зашвырнула в темную жижу. Жижа ответила смачным бульканьем, принимая подношение. Пока шла по высокой траве, вымочила оба плаща, и теперь они мокрыми полами неприятно били по ногам.

Вернулась к лошади, та встретила меня еще более удивленной мордой. Ну да, на ее памяти впервые двуногие выкидывали в болото столь ценные вещи.

Забрала у кобылы опустевший мешок из-под овса и предложила валить домой. Звездочка взмахнула длинными ресницами, переступила с ноги на ногу, но с места не сдвинулась.

Проклятого ей под хвост!

Стеганула лошадь по заду пустым мешком и проорала:

– Пошла домой!

Кобыла обиженно всхрапнула и задрала губу, продемонстрировав желтые зубы и готовность укусить в случае чего.

– Домой, – настойчиво проговорила я, указывая рукой на реку.

Звездочка с сомнением покосилась на темную воду, мотнула головой.

– Порежу, – предупредила я, доставая из ножен меч.

Кобыла по-новому оценила мой злой и невыспавшийся вид, а также серебристую сталь в руках. Опустила голову, совсем по-человечески вздохнула и зашагала к воде.

– Так-то лучше, – проворчала я, наблюдая, как светлый силуэт медленно погружается в воду, пересекает речку, и легкий туман струится по бокам, придавая Звездочке вид мифического Пегаса.

Кобыла вышла на тот берег, отряхнулась и неспешно потрусила домой, а я вернулась к решению сложной задачи: как уместить вещи из двух мешков в один. Не решила. Припасы пришлось оставить в отдельном мешке, а сам мешок закрепить спереди на груди. Неудобно и тяжело, зато с каждым привалом мешок будет становиться легче.

Внимательно осмотрела берег – не оставила ли чего на траве, и зашагала в сторону Черного ручья.

Глава 3 Нежданные встречи

До привала надо было продержаться не меньше трех-четырех часов, и часы эти будут не самыми приятными в моей жизни.

Заросли, обрамляющие ручей, показались, когда окончательно рассвело. Солнце начало ощутимо пригревать, но я все еще куталась в два плаща, не в силах согреться.

Раздвинула густые ветви и шагнула прямо в воду. Ветви росших по берегам кустов образовывали второе небо, и солнечные лучи, проникая сквозь листву, золотыми копьями вонзались в ручей.

Вот теперь посмотрим, насколько у меня непромокаемые сапоги. На реке сняла, чтобы не черпнуть через верх, а сейчас моим кожаным сапожкам предстояли полноценные испытания. Надеюсь, продавец не врал, и я не зря заплатила за них втридорога.

Камни скользили под ногами, лежащие поперек бревна изрядно замедляли путь, а ноги я перестала чувствовать уже через полчаса. Сапоги не пропускали воду, но от холода защитить не могли.

Еще через час меня стали одолевать настойчивые мысли об абсурдности моего маневра. Тащиться по ледяной воде, ловить равновесие на скользких камнях, с закрывающимися после бессонной ночи глазами – та еще «умность». И, собственно, ради чего? Чтобы мифические собаки, отправленные в погоню за мной, потеряли след? Или суровые дяди-следопыты ломали глаза, пытаясь найти отпечатки моих ног? Смешно.

Конечно, я упала. Рухнула в воду, приложившись о камень со всего размаху коленом и одной рукой по локоть нырнув в ручей. Когда успокоилась рябь, полюбовалась на свою серую и усталую физиономию. Пожалуй, во мне уже никто не заподозрит княжну.

Встала, подвязала мокрые полы плаща и зашагала дальше. Пока есть силы – иду по воде, затем начну искать укромное место для привала. Я отошла еще не слишком далеко от жилых мест, чтобы расслабляться.

Был еще один вариант поиска беглецов – магический. Но дело это недешевое, да и не каждый маг может выстроить сетку поиска, наложить на карту и хотя бы приблизительно определить местонахождение человека. Лучший результат давал поиск по крови, по волосам или ногтям, но попробуй их достать. Когда жива была бабушка, она всегда следила, чтобы все тщательно сжигалось, и даже моим проверяльщикам не позволялось ничего уносить с собой из моих вещей. После смерти бабушки этим занялась мама. До войны мы даже держали отдельную служанку, которая убирала личный мусор и сжигала его.

А поиск без привязки – дело малоперспективное, даже по сравнению с ищейками и следопытами.

Я всегда любила солнце. И сейчас с каждым часом становилось теплее, а на душе легче. И бессонная ночь не так сильно давила на плечи, и в ногах появилась сила при мысли о скором привале.

Лес радовал тишиной. Никакого намека на погоню. И собственное одиночество впервые ни капли не тяготило.

Огромное старое, потемневшее от времени чудовище нависало над ручьем. На его искореженных ветвях давно уже не рождалось листвы, а вывороченные корни торчали над землей, напоминая лапы паука. Я подтянулась, забросила ногу на ствол, покряхтывая и соскальзывая, взобралась наверх, а потом, не вставая, поползла к берегу. И вот наконец под ногами не холодная вода, а мягкий пружинистый мох.

Еще около часа я шла среди высоких и стройных сосен, наслаждаясь теплой погодой, легким ветерком и горьковатым благоуханием нагретой на солнце хвои, к которому примешивался грибной осенний аромат.

Уснула сразу же, стоило голове коснуться мешка, хватило сил только стащить сапоги и укутаться в плащ.

Во сне я была дома, в комнате деда. Знакомо поскрипывало кресло-качалка, в воздухе стоял терпкий запах табака. Дед так и не смог избавиться от вредной привычки, невзирая на все приложенные к этому усилия бабушки.

Я шагнула в полумрак комнаты, с трудом различая силуэт деда, сидящего, как и при жизни, у окна. В воздухе плавал ярко-красный огонек трубки. Огонек танцевал, то разгораясь и превращаясь в яркую звездочку, то погаснув, и тогда комната почти полностью погружалась в темноту.

– Дед? – спросила недоверчиво, а в душе стал просыпаться страх.

Качалка скрипнула и замерла.

– Стар стал. Кости ломит. Видать, к грозе, – пожаловался вдруг дед.

– К грозе?

– Грозы, они разные бывают. Не слышишь, внученька?

Я прислушалась. Действительно, где-то гремело, грохотало железо, раздавались вопли, ржание, слышались удары.

– Это не гроза, – прошептала я и… проснулась.

Звуки схватки неслись с севера. Опять север. Но до границы еще далеко, так кого же принесла нелегкая?

Я сбросила плащ, вместе с мешками затолкала в низину и прикрыла мхом. Рядом приметила изогнутую сосну, а для гарантии, не надеясь на память, воткнула палку.

Проверила, легко ли выходит из ножен меч, за пояс заткнула револьвер, предварительно зарядив, и поспешила на звуки. Ввязываться я не собиралась, по-хорошему стоило обойти стычку широким кругом, но тогда неведомый отряд, дерущийся с кем-то, останется у меня в тылу. Я шла на разведку, чтобы понимать, кого ожидать с юга, когда стану на ночлег.

Сон меня встревожил, но не сильно. Дед мне не снился ни разу с момента своей смерти, хоть я скучала и, честно говоря, надеялась на что-то подобное. Говорят, мертвые приходят попрощаться, но дед не пришел. И вот теперь этот странный сон. Словно плохое предзнаменование. Может, не идти?

Не доходя до поляны, пригнулась и, крадучись, пошла от дерева к дереву, держа обнаженный меч в руке. Пустая предосторожность. Народ был так увлечен убиванием друг друга, что можно было и не таиться.

Поляна оказалась большой. Вытянутым овалом она лежала в окружении частокола сосен. В центре возвышался покатый холм, заросший серебристым мхом, на котором яркими пятнами, как узор на ковре, горела свежая кровь.

Обзор снизу был плоховат, но мне удалось вычленить главное. Отряд королевских гвардейцев в темно-синих мундирах с зелеными вставками на рукавах активно теснил троих мужчин, которые заняли стратегически выгодную вершину холма. Судя по тому, что они успели уложить пятерых, потеряв при этом одного, передо мной были непростые бойцы. Учеба у мастера стоила недешево, а потому хорошей школой могли похвастаться либо знать, либо наемники. Последним занятия оплачивал особый фонд, чтобы затем получать процент с прибыли наемников.

Я понятия не имела, за что именно троицу прижали гвардейцы, но одно знала точно – с каждой минутой боя их шанс на победу становился все призрачнее. Мужчины явно устали, под распахнутыми куртками видны были мокрые от пота рубашки, а гвардейцев все еще было на два больше, чем их. Пятеро против троих. Скверный расклад.

Или не троих. Один оступился, покачнулся и рухнул на колено. Второй тут же его прикрыл, но я успела заметить светловолосую голову ребенка, которого они прятали за спинами.

Так вот почему не стреляли гвардейцы! Их задача была взять ребенка живым.

Волна злости нахлынула, сметая здравые мысли о невмешательстве.

Убрала меч, достала револьвер и поймала на мушку спину одного из гвардейцев. Револьвер не подвел, да и промахнуться на таком расстоянии было почти невозможно. Когда отзвучало эхо выстрела, солдат взмахнул руками и стал медленно оседать вниз.

Качнула стволом, выбирая следующую цель. Выстрел, и еще один отправляется за грань.

Я скорее инстинктивно почувствовала, чем уловила движение справа. Гвардеец. Вышитые эполеты на плечах. Его не было на холме среди атакующих. Ожидал благоприятного момента или подстраховывал спины подчиненных?

От меча я уклонилась, но целью гвардейца был не удар по мне. Одним ловким движением он выбил револьвер, и тот улетел куда-то вбок. На холеной физиономии военного расцвела самодовольная улыбка. Такие типы, как правило, нравятся женщинам. Щегольская ниточка черных усов, идеальный мундир, ушитый по плечистой фигуре, зеленые плутоватые глаза.

Гвардеец помедлил, наслаждаясь моей беспомощностью. И этих мгновений хватило, чтобы собраться, прыгнуть в сторону, выхватить меч из ножен и принять стойку.

В зеленых глазах промелькнуло удивление. Гвардеец даже изобразил шутливый поклон к началу боя. Не принимает всерьез? Мне же проще.

Он оказался хорош. По-военному хорош. Без тайных приемов, скрытых техник. Отличный рубака. Сильный, быстрый.

И мне приходилось двигаться быстрее, чтобы успеть уйти в сторону от сверкающей смерти, принять лезвие на скользящий блок, отклонить от груди. Я держалась в глухой обороне, проклиная про себя и мох, пружинящий под ногами вместо надежной твердости пола, и собственную глупость, которая позволила ввязаться в драку. Рубашка взмокла, руки немели от нагрузок, а тело двигалось в заученном ритме.

Моя единственная возможность недолго выстоять против мужчины – это скорость.

Вот я и прыгала вокруг него сумасшедшей белкой. Ключевое слово – недолго. Скоро я спекусь, он подловит меня на неверном движении, и одной княжной на земле станет меньше.

Сбоку слышались азартные крики. Троица ожидаемо перешла в атаку, приканчивая оставшихся в живых гвардейцев. Только, чувствую, мне не продержаться до их подхода.

Я открылась. Грубо, намеренно. Профессионал бы не купился, но военных не учат такой тактике. Да и не нужна она в бою, когда вокруг столько мяса, что не до изысканной битвы.

Гвардеец рванулся вперед, стремясь быстрее прикончить надоедливого юнца. Я изогнулась, пропуская лезвие над собой. Шапка слетела вниз. Время замерло. Я увидела расширяющиеся от удивления зеленые глаза, затем в них появилось осознание боли, а мой меч уже торчал в его груди. Ему хватило сил отшатнуться, опуская лезвие прямо на меня. Я упала, уже в полете осознав, что ухожу недостаточно быстро, и боль обожгла бедро.

Мох пружинит, и падать мягко. Я понимала, что надо встать, добить, что противник, может, только ранен и не собирается подыхать, хоть и выглядит паршиво с побелевшим лицом и торчащим из груди мечом. Но меня будто разбил паралич. Рука только сейчас осознала, что есть большая разница воткнуть меч в манекен, наполненный деревянной стружкой, или в живого человека, плоть которого под ударом сопротивляется совсем по-другому, чем сухая стружка.

Я с ужасом увидела, как он качается, пытаясь удержаться на ногах, а в зеленых глазах уже появляется предсмертная пелена. У меня внутри все сжалось от спазма. Я убила. Только что своими руками зарезала живого человека. Как свинью, как кролика. Раз, и…

Гвардеец медленно повернул голову, нашел меня взглядом, и что-то страшное мелькнуло в его глазах. Он сплюнул кровь и произнес так тихо, что я скорее угадала по губам, чем услышала:

– Ведьма!

Зря он так… прямо. Куда-то исчезли мысли о совершенном убийстве. Я встала и без содрогания вытащила свой ведьминский меч из его поганой груди. Гвардеец дернулся от боли, в его глазах мелькнула ненависть, а затем он мешком осел на мох и затих уже навсегда.

И сразу стало тихо. Нет, вокруг было полно звуков, я слышала горячий шепот ребенка, успокаивающие ответы взрослого, тяжелое предсмертное дыхание раненого, и чавкающий звук лезвия, обрывающий эти хрипы. Но звуков боя больше не было. Лес постепенно оживал, и на сосне робко пробовала первые ноты пичужка.

Я бросила взгляд в сторону холма.

Мужчина стоял в положенных по протоколу трех метрах, словно мы не на залитом кровью холме, а на светском балу. Два незнакомых человека, не представленных друг другу.

– Вы прекрасно сражаетесь… госпожа. – Он колебался лишь мгновение, но не ошибся.

Его лицо не показалось мне знакомым. Седые виски, тяжелый взгляд. Младший аристократ, служащий мечом более знатному родственнику? Бастард?

Какая разница. Мы посреди леса, только что уничтожили отряд гвардейцев, что само по себе тянет на приличный срок или сразу на смертную казнь. Я в бегах, они тоже.

Поискала взглядом трилби.

– Ваша? – Он протянул мне зеленую шляпу.

Поблагодарила кивком.

По ноге потекло что-то теплое. Кровь. Надо перевязать, но чем? Положила ладонь на рану, ощупала. Уф… неглубоко. Рассечена кожа, мягкие ткани, но ничего серьезного не задето. Отняла ладонь – вся в крови.

– Вы ранены?

Как будто это не заметно.

– Возьмите. – Мужчина протянул шейный платок – белый и довольно чистый. – Я надел его сегодня утром, – подтвердил он мои надежды на чистоту ткани. Подошел, подавая платок.

Я взяла. Затянула потуже, перекрывая кровоток. Нога пока не болела, но, как только шок пройдет, меня ждет масса «приятных» ощущений.

– Дядя Пьетро! – С холма бегом спускался мальчишка. Льняные кудри развевались на бегу, на детском личике, слишком серьезном для малыша, выражение тревоги.

Он, естественно, обернулся, а я… Быстро подобрала револьвер, сунула за пояс и, прихрамывая, зашагала прочь.

– Госпожа! – Оклик застиг меня метрах в пяти от поляны.

Я оглянулась.

Он поклонился, и мне опять представился прием, зал, наполненный свечами, драгоценностями, бальными платьями и костюмами.

– Я ваш должник.

Его взгляд сказал многое. Я могу остаться, если захочу. Они не будут против моей компании и даже рады лишнему мечу, но настаивать не станут.

Я повернулась и, уже не оглядываясь, зашагала в лес.

По широкому кругу обошла поляну и вышла к спрятанным мешкам. Нога начала ныть, неприятно, но терпимо. Больше беспокоили накатывающая временами слабость и шум в ушах.

Дошла до тайника и с облегчением свалилась на мягкий мох, полежала, приходя в себя. Как же все не вовремя и некстати… Затем полезла в мешок в поисках аптечки. Еще в дороге я проверила, что мне собрала мама. Точно помню, там была восковая повязка для ран. Ага, есть.

Засыпала рану обеззараживающим порошком, сверху наложила восковую повязку, постаравшись крепко зажать края раны, замотала бинтом. Рана на ноге – неприятно, но не смертельно, даже перевязать самой можно, а ведь могло быть гораздо хуже.

Вспомнила бой, содрогнулась, и по спине пополз холодок запоздалого страха. Накатило одиночество. Если бы сейчас рядом были отец и брат… Они бы точно знали, что делать. Они бы прикрыли спину полоумной княжне, бросившейся спасать незнакомцев в лесу.

Но я одна. Решения и ошибки теперь только мои. Хотя… даже знай я наперед, что меня ранят, не смогла бы пройти мимо и не помочь. Глупо, но поступить по-другому – словно отравить часть себя, лучшую часть.

Вставать с уютного мха не было никакого желания, но вечер только намекал на свое присутствие, да и простая осторожность требовала убраться как можно дальше от поляны.

И снова лес, все больше напоминающий складчатую шкуру неведомого животного. Холмы, холмы… Иногда попадались болотистые участки, заросшие березами, осинами и лохматыми елками, которые я старательно обходила стороной. Березки уже начали менять зеленый наряд на золотой, но в целом осень радовала теплой и безветренной погодой и лишь готовилась проявить свой скверный дождливый характер.

Несколько раз возвращалась к ручью, чтобы проверить направление и не заплутать. Срубила себе толстую палку и шла, опираясь на нее, – берегла ногу. По дороге доела остатки пирогов, допила молоко, а бутылку утопила под корягой в ручье. Глаз цеплялся за шляпки грибов, рука сама тянулась их собрать, но я себя одергивала. Таскать еще и грибы?! Если совсем закончится еда, можно будет сварить грибную похлебку, но пока мне даже за ягодами лень нагибаться.

Меч оттерла на обратном пути от поляны, а револьвер оставила заткнутым за пояс. Я только передвинула его на бок, но убирать в шкатулку не стала. Паранойя? Быть может. Но сталь под рукой и оружие на поясе добавляли мне уверенности, которой значительно поубавилось после поединка с гвардейцем. И лес не казался больше таким уж солнечным и приветливым, а глядя на мох, я вспоминала, как ярко алела кровь на серебристых листьях.

На ночлег устроилась в уютной низине, со всех сторон защищенной холмами. Не слишком надежное место, но другого не нашла. Зато рядом небольшое болотце, где можно было нарвать лапника на лежанку. Водой я запаслась заранее, из ручья. Погрызла яблоко и легла спать.

Как ни странно, даже заснула. И кошмары меня не мучили. Собственное хладнокровие удивляло, и, поразмыслив, я решила, что причина моего спокойствия в нынешнем одиночестве. Закатывая истерику, мы надеемся на сочувствие, на человеческое сопереживание, а откуда взяться сопереживанию в лесу? Я просто запретила себе думать о том, что произошло. Да, убила, да, было страшно, но это была вынужденная мера самозащиты, и ничего больше. А жалеть себя буду потом… когда окажусь в безопасности.

Проснулась посреди ночи от дикого холода. Огромные звезды горели на темном небе, вокруг серебрились стволы сосен, под холодным лунным светом лежали сиреневые тени. Стояла оглушительная, замороженная тишина. Слышны были лишь стук собственного сердца да звук дыхания, паром вырывающегося изо рта. До проклятого было холодно. Так холодно, что тело коченело, и я переставала чувствовать руки и ноги.

В бездну скрытность, если я сейчас просто помру от холода.

Встала и, трясясь мелкой дрожью, поднялась на холм. Где-то здесь лежала упавшая сосна, не выдержавшая сражения с зимними ветрами. Нарубила веток, торопливо развела костер.

Огонь накрыл приятным теплом, и меня снова потянуло в сон. Проснулась от того, что чуть не упала прямо в костер. Пришлось отодвигаться на лапник, укрываться плащом и дремать.

С первыми лучами я встала. После холодной ночи ныла нога, и я решила, что имею право себя побаловать. Скрытность все равно нарушена, так почему бы этим не воспользоваться.

Раздула угли, вылила из фляги воду в котелок и сварила пшенную кашу, добавив туда яблок. Отдельно в кружке вскипятила чай. Завтрак вышел ну просто княжеский.

Когда окончательно рассвело, отправилась дальше, замаскировав, насколько возможно, стоянку.

Первым делом решила вернуться к ручью. Направление я помнила, но, оказалось, не совсем верно. Это был непростой час в моей жизни, пока не показалась полоса густого зеленого мха, растущего по берегам ручья.

Окончательно наплевав на маскировку, решила больше не удаляться в сторону. Вдоль ручья шла приятная тропинка, идти было легко, но вскоре утоптанность почвы под ногами начала настораживать. Нехорошо. Кругом холмы, я иду внизу по тропинке – здесь явно часто ходят. Ручей местами причудливо изгибался, и Трехликий знает, кто там из-за поворота ко мне навстречу вывернет.

В итоге решила подняться на холм и идти поверху. Здесь тоже была тропинка, но менее утоптанная, что меня вполне устраивало.

Первой на приближение незнакомцев отреагировала сойка. Зло крикнула что-то метрах в ста от меня. Дважды повторять не пришлось. Я упала тут же, одним движением стащила мешки, справа выложила револьвер, слева меч. И голову пониже, и сильнее вжаться в мох, а глаз с тропинки не спускать.

Они показались минут через семь. Серо-голубые плащи, каски, тихий шаг мягких кожаных сапог. Пятеро. Идут к нам. Северные, больше некому. Зачем? А проклятый их знает. Разведка, диверсия… Мне все равно. Лишь бы прошли быстрее, да наверх особо не поглядывали.

Не знаю, что заставило меня бросить взгляд на ту сторону ручья. Везение Таль-Сорецки? Скорее всего.

Существо лежало четко напротив. Огромная черная туша с полуметровыми шерстинками игл на загривке. Приплюснутая морда, полная острых зубов, растопыренные лапы, впившиеся когтями в мох, кожаные крылья, повисшие складками по бокам, и я знала, что где-то там, позади, подергивался в предвкушении охоты тяжелый хвост с рядами ядовитых шипов.

В памяти тут же всплыла выдержка из справочника: «Шатар. Красная двадцатка. Уничтожение на месте. Первоочередно».

Во рту пересохло, и мысли почему-то были только об одном – странное какое-то у меня везение. Ну разве нельзя было организовать встречу с зайчиком или волком, на крайний случай. Хотя какой зайчик? Там, где обитает шатар, не выживает никто: ни зайчик, ни волк, а уж про княжон вообще молчу.

Шатар смотрел на меня, я на него, а северяне подходили все ближе. Он был явно молод, нетерпелив, и оттого маскировка сбоила, как плохая иллюзия. Тварь то пропадала из виду, сливаясь со мхом, то, как из пустоты, темной кляксой возникала на вершине холма.

Я отложила в сторону револьвер, под правую руку взяла меч. Тварь сузила черные глаза и медленно, беззвучно обнажила зубастую пасть. Знает, сволочь, что это такое.

Как ни странно, но стрелковое оружие приживалось в нашей стране крайне медленно и без энтузиазма со стороны населения. Последняя серьезная война закончилась почти сто лет тому назад, а пара приграничных конфликтов да помощь соседям не смогли пробудить у нашего министерства интерес к перевооружению армии. Ситуация кардинально изменилась лет пятнадцать назад, с приходом к власти Эдгарда Третьего. Стали спешно закупать ружья и пушки, выдавали деньги промышленникам на строительство собственных предприятий. Под это дело в обязательном порядке вооружили все отделения – тайные и явные, имеющие отношение к охране порядка в стране. Стрелковые школы открывались по всей Шарналии.

Народ вооружался, но от мечей отказываться не спешил. Дело в том, что магически созданным тварям пули были не страшнее щекотки. И, чтобы перебить силовые линии, на которых держалась жизнь существа, требовалась хорошая, с добавлением серебра сталь – и обязательно заговоренная от нечисти.

Серебряные пули работали лучше, всякую мелочь разносили вдребезги, но стоили дорого, да и всякий раз выбрасывать несколько граммов серебра мог позволить себе не каждый.

А от встречи с шестилапой, с пятью рядами зубов и двумя хвостами тварью не застрахован был никто. Да, подобные создания находились под запретом, и мага, уличенного в нарушении закона, могли лишить лицензии или упечь в камеру, но ежегодно патрули вылавливали с десяток новых тварей, а морги пополнялись свежими трупами.

Говорили, что каждый маг рано или поздно не выдерживал искушения попробовать себя в роли демиурга и сотворял что-нибудь эдакое, как правило, зубастое и ядовитое. Все-таки жажда разрушения у нас в крови.

Иногда силы экспериментатора, как и его здравый смысл, давали сбой, и тогда тварь вначале закусывала своим создателем, а затем отправлялась на поиск новых жертв.

Работы у маг-патруля всегда хватало, да и простые граждане привыкли быть начеку. Впрочем, и обычной нечисти в Шарналии пребывало с избытком. Недобрая смерть, лютая ненависть, злоба, частые ссоры – негативные эмоции притягивали многих тонких существ, давая им силу, питая и перерождая в осязаемую плоть, которая сама уже могла нападать на людей.

Кроме патруля за уничтожение нечисти охотно брались монахи ордена Святого воителя Динатроса и кое-кто из наемников, которые по силе дара не прошли испытания на магическую степень, зато вполне годились для несложных дел. Расценки патруля были высоки, но в случае чего их можно было привлечь к ответу за некачественную работу. Монахи работали за вознаграждение, а зачастую бесплатно, но вполне могли отказаться от работы, посчитав, например, визит нечисти возмездием или наказанием. А вот наемники брались за любое дело, и оплату можно было сторговать поскромнее, и языками они не болтали, но все это в том случае, если объявившаяся тварь не входила в Красную двадцатку. С тварями из двадцатки наемники практически не связывались – себе дороже.

Сложно поверить, что двадцатку создал один человек. Его настоящее имя давно уже стерлось из истории, а вот прозвище Красный, данное за пристрастие к одежде красных оттенков, осталось.

Маги хранили свои секреты надежнее государственных, а потому личность Красного была овеяна многочисленными домыслами и легендами. Доподлинно известно, что он по какой-то причине невзлюбил людей, удалился в глушь и занялся созданием магических друзей. Его попытались вернуть в общество и рамки закона. Красный ответил созданием защитников. И пошло-поехало. Сколько магов полегло при уничтожении Красного, скрывалось до сих пор. Говорили, что в итоге, когда стало совсем жарко, Красный пожертвовал собой ради своих созданий. Просто позволил себя убить, отправив зверюшек прочь.

Маги вздохнули свободнее и занялись рутинным делом – выписав двадцать ордеров на уничтожение разбежавшихся монстров. Но оказалось, что Красный ушел из жизни не просто так, а оставив бо-о-ольшую такую подлянку. Не зря же до сих пор при упоминании его имени у магов начинается нервный приступ.

Искусственное создание не может создавать себе подобных. Это закон. Оно уникально и существует либо за счет потраченной на него энергии, а затем само развеивается, либо учится эту энергию добывать извне, и тогда его жизнь оборвет сталь или заклинание.

Через некоторое время динатросы сообщили о паре уничтоженных ими тварей, в которой одно из существ было самкой, а второе самцом. Однако в министерстве отмахнулись, трусливо решив, что произошла ошибка.

Но когда через полгода патруль наткнулся на гнездо тафселей и срочно запросил поддержку, министерство магии погрузилось в панику, слышались даже призывы ввести в стране военное положение, а королевский двор эвакуировать. Постепенно страсти улеглись, и здравый смысл возобладал. Военное положение вводить не стали. Дело тихо замяли, когда поняли, что твари не обладают плодовитостью крыс и не собираются в ближайшее время наводнить страну.

Магам пришлось смириться с потерей неоценимого по значению открытия – все свои записи по созданию самовоспроизводящихся тварей Красный уничтожил лично. Ну а охотникам за чудовищами пришлось изучать двадцатку, как молитву на ночь.

Как можно любить шатара, я себе слабо представляла, зато в качестве кого меня полюбит монстр – можно было и не гадать, в качестве десерта, не иначе. Пятерку северян – основное блюдо – шатар приметил давно и выбирал удобное место для засады, которое по случайности оказалось рядом со мной.

Так и есть, посверлив меня плотоядным взглядом и сладко облизнувшись широким ярко-фиолетовым языком – меня аж затошнило от омерзения, – тварь переключила внимание на основное блюдо, приближающееся к месту предполагаемого обеда. Я же от нее никуда не денусь. Она пожрет хорошенько, а затем догонит и прикончит десерт. В лучшем случае я успею пару раз мечом взмахнуть, прежде чем меня освежуют.

Что делать? Острое чувство беспомощности ударило по нервам, заставляя до крови прикусить губу. Страшно не было. Было до проклятого обидно погибнуть вот так нелепо, когда до цели оставалось всего ничего. И стоило бежать из дома, чтобы встретить смерть в глухом лесу? Здесь даже останки мои похоронить будет некому! Ну почему я на самом деле не ведьма?!

Северяне уже пересекли воображаемую черту и находились как раз между мной и шатаром. Первыми шли трое. Винтовки за спинами, каски, плащи… Обычные вояки. А вот двое замыкающих группу от них отличались. Оружия за плечами видно не было, на головы надвинуты глубокие капюшоны.

Маги? Скорее всего. Дед рассказывал, что так ходят, когда используют магическое зрение, дабы не отвлекаться по сторонам. Значит, меня уже засекли, а вот шатара нет. Тварь отлично экранируется, как и все создания Красного.

Шатар – умный и атаковать будет сзади, чтобы первыми выбить магов. Трое оставшихся не станут проблемой, если только кто-нибудь из них не мастер меча.

Тварь предвкушающе облизнулась, распрямила кожистые крылья и приготовилась к прыжку. Время застыло. Я видела, как маги замедлили шаг, как покрутил головой один из них. Северяне явно что-то почувствовали, но у них не было уверенности, кто собирается их атаковать. И сейчас эта неуверенность была лишь на пользу шатару. Они точно не ждали нападения с той стороны. Ситуация складывалась скверно. Очень скверно.

Фляжка удобно легла в руку, я откатилась к ближайшей сосне и, пристав на колено, сильно замахнулась для броска. Фляжка, полная воды, полетела на удивление ровно и туда, куда нужно. Она смачно впечаталась прямо в черную морду шатара. На мгновение тварь окаменела от удивления и моей наглости, а затем с оглушительным визгом сорвалась в атаку. Но этого мгновения, когда шатар потерял над собой контроль и стал видимым, северянам хватило, чтобы встретить его достойно.

Я скатилась вниз. За спиной слышались звуки борьбы. От высокого, замораживающего визга хотелось закрыть уши и бежать, бежать, но вопли людей, звуки ударов и треск щитов удерживали меня на месте. Еще есть надежда, есть.

Наконец звуки затихли, и я тихонько поползла вверх – без мешков и оружия я в лесу не жилец. Да и вообще не жилец, если на дороге меня встретит обедающий монстр.

Шатар рассеченной кляксой лежал на зеленом мху. Его морда с остекленевшими глазами бессмысленно смотрела в небо, одно крыло отсечено напрочь, второе распласталось на земле. Изогнутые лапы врылись когтями в мох, в последнем усилии достать и порвать врага, а хвост валялся в паре метров выше по холму.

Глава 4 Знакомства не всегда бывают приятными

Впечатляющее зрелище. Мне удалось попасть в число счастливчиков, которые не просто встретили шатара, а еще и остались при этом в живых.

Двое мужчин стояли около монстра, что-то тихо обсуждая, а третий, сидя на корточках, сосредоточенно ковырял ножом в пасти шатара.

Стоп. Трое, а где остальные два? Уже понимая, что сейчас увижу, я медленно повернулась.

Они даже винтовки не сняли, просто стояли рядом и наблюдали, как я рассматриваю место сражения, до проклятого спокойные и самоуверенные. А ведь я не услышала, как они подошли.

Ближе ко мне, опершись о ствол сосны, стоял парень на пару лет старше меня, не больше. Тоненькие рыжие усы над губой, светло-зеленые глаза. Симпатичное, чистое лицо, вот только взгляд острый как бритва, от него у меня сразу мурашки по коже забегали. Да и какая разница, сколько ему лет, когда в глазах холодная рассудительность убийцы.

Второй постарше. Круглое лицо в оспинах, тяжелый взгляд черных глаз, полоска шрама перебивает бровь.

– Сам встанешь или помочь?

Я молча потянулась за палкой. Северяне напряглись, затем заметили повязку на ноге и снова расслабились. Встала. Так же молча отстегнула кинжал, бросила на мох. Распахнула плащ, показывая, что ничего больше нет.

Старший не поверил. Прошелся хлопающими движениями по ногам и поясу, проверил сапоги. Удовлетворенно кивнул второму, затем подобрал и кинул ему кинжал. Тот поймал на лету, вытащил лезвие, удивленно присвистнул.

– Время, – одернул старший, и мне на плечо легла тяжелая ладонь.

Мы неспешно двинулись к тропе, пока рыжий собирал мои вещи. Я не дергалась, понимая, что бесполезно. Меня скрутят быстрее, чем я подумаю о бегстве, да и многое сейчас зависит от моего хладнокровия.

– А вот и наш спаситель! – Молодой успел нас догнать и даже опередить наше появление своим шутовским возгласом, когда меня вытолкнули на тропу.

Один из магов повернулся и шагнул к нам, второй лишь бросил искоса взгляд, не переставая ковыряться в пасти шатара. Что он там ищет? Золото? Третий мужчина без интереса мазнул по мне взглядом, его сейчас больше волновала собственная рука. Сквозь широкую прореху плаща была видна страшная рваная рана.

Маг подошел, и, кажется, я даже не вздрогнула и не закрыла глаза, когда лезвие меча сверкнуло у моего лица. Северянин поддел кончиком лезвия трилби и сбросил ее на землю.

– Спасительница, – поправил он.

Рыжий удивленно вздернул брови и ругнулся вполголоса, а мне осталось лишь проклинать про себя не в меру внимательного мага.

Рыжий тем временем скинул мои мешки, сверху бросил меч, кинжал, аккуратно пристроил револьвер.

– А она, случайно, не родственница тебе, командир? – уточнил он вдруг, беря кинжал в руки. Пусть даже не мечтает, все равно его не получит. – Смотри, как похожа.

Я напряглась. Последнее время любые намеки на мою внешность грозили неприятностями.

– Нет, Циркач, ты ошибся. – Маг скинул капюшон, и на меня с холодной ненавистью глянули голубые глаза. – Она не наша родственница, а что похожа, – к ненависти добавилось презрение, – так на то есть причины, не так ли, госпожа шпионка?

Я молчала и глупо хлопала ресницами, не в силах справиться с удивлением. Ледяной? Без сомнения, это он. Светлое серебро волос и до потусторонности яркие голубые глаза. Ледяной! Прямо передо мной! В груди потеплело от радости и облегчения. Я ведь рассчитывала добраться до них нескоро. Вот так удача!

– В ней действительно нет дара? – Второй маг подошел к нам, что-то заворачивая в ткань. На мгновение в складках мелькнула отливающая желтизной поверхность зуба. Как я могла забыть, что у шатара два ядовитых зуба, а яд в них крайне редкий и ценный.

– Нет, я проверил дважды. Она не может быть ледяной.

И настроение окружающих меня людей мгновенно изменилось. Исчезли даже крохи дружелюбия, которые проглядывали сквозь настороженный взгляд рыжего, а до меня наконец дошел смысл вопроса. Он назвал меня шпионкой…

А собственно, кто я в их глазах? Непонятная девица с обрезанными волосами, без дара, но с внешностью ледяных. Направляющаяся в сторону фронта, да еще и с оружием. Навряд ли они в курсе про охоту на ведьм. А если и в курсе, то кто поверит, что я не использую легенду о ведьмах как прикрытие? И что мы не коллеги, находящиеся по разные стороны линии фронта?

– Как твое имя? Откуда ты родом? Что ты делала здесь, в лесу? И куда идешь?

Вопросы, вопросы. Они окружали, давили, и паника поднималась снизу, не давая сосредоточиться. Казалось, любое мое слово будет выглядеть ложью, а ложь, выглядящую как правда, я придумать не успевала.

– Нечего сказать?

Насмешка в ледяных глазах становилась невыносимой.

– Может, она немая? – Второй маг скинул капюшон.

Сердце зашлось от восторга. Тоже ледяной, и, судя по внешности, младший брат первого.

– Меня зовут Лэриш. – Голос был хриплый и будто чужой. Тяжело обуздать эмоции, когда перед тобой мечта детства. Не так я представляла себе нашу встречу, совсем не так. В глазах ожидаемо защипало, и я опустила взгляд на тропу, скрывая слезы.

Умом я осознавала причины и следствия, но сердцем понимать не хотела. И оттого в груди болело и жгло. Сердце упрямо не верило, что ледяным, как и проверяльщикам, важен дар, а не я сама.

Пора взрослеть, княжна. Видишь ли, мечта и реальность – разные вещи. И хорошо, когда мечта остается лишь мечтой. Когда она разбивается о реальность – гораздо больнее.

– Лэриш? – вскинул брови маг.

Удивлен? Да, у меня два имени. Одно – северное, второе для таких, как ты, южное.

Мне стало легче дышать. И проще переносить ненависть в голубых глазах. А сердце… оно глупое, поболит и перестанет.

– Полное имя назвать не хочешь? – сделал попытку помочь мне младший. Он молод, чуть старше меня и не так быстр в осуждении других. Ему в самом деле хочется, чтобы я оказалась доброй и хорошей девочкой и прямо сейчас представила доказательства своей невиновности.

Прости, ледяной, но мои доказательства только для родни деда. Для остальных это лишь слова, а твой брат словам не верит.

Да и что мои доказательства против очевидного? Одинокая девушка пробирается в сторону фронта. Дара в наличии нет, значит, она лишь похожа на ледяных. Зачем тогда ей предпринимать столь опасный переход? С какой целью рисковать жизнью?

Я действительно ледяная лишь на четверть. Ирония заключается в том, что для Тайной канцелярии этой четверти достаточно, чтобы меня арестовать, а вот чтобы меня признали ледяные – нет.

И мелькнула тревожная мысль – а не было ли ошибкой пытаться пробраться к родственникам деда? Что, если меня встретят так же? Но ответить на этот вопрос я смогу еще не скоро, если вообще смогу. Случится худшее – уйду на вольные хлеба. Последние дни заставили многое пересмотреть в моих взглядах на жизнь. Я поняла, что вполне могу прожить без приемов, платьев и драгоценностей.

– Или у тебя нет родового имени?

Насмешка в голосе ледяного слишком явственна, чтобы ее можно было не заметить. Внутри всколыхнулась волна ненависти. Да как он смеет мне устраивать допрос? Мне, княжне Таль-Сорецки, указывать, что говорить?!

Я подняла голову, расправила плечи и твердо встретила его взгляд.

– Нет!

Не стану я пачкать родовое имя подозрениями в шпионаже. Пусть останется просто Лэриш, пока не найду способ доказать свою невиновность. Княжна уйдет в прошлое, все равно от титула сейчас никакого толку.

Ледяной кивнул, словно ожидал подобного ответа.

– Циркач, Сказочник, убрать шатара с тропы. Сойка, помоги Зеленому с рукой. – Он распоряжался так, будто меня здесь уже не было. – И быстрее, мы и так выбиваемся из графика.

– А что с ней? – кивнул на меня младший.

Маг подарил мне долгий взгляд, и на этот раз насмешки в нем не было. Сердце замерло, а в голове успела промелькнуть страшная мысль: все, добегалась. Ну не абсурдно ли будет погибнуть от рук своих?

– Возьмем с собой. Полковник захочет с ней поговорить.

– А если я не захочу?

Ледяной тонко усмехнулся, и сразу стало ясно, что мне озвучат очередную гадость.

– Сейчас осень. У всех животных подрастают детеныши.

Он намекает, что по округе бродит жаждущая отомстить за гибель отпрыска мамаша? В таком случае между шатаром и северянами я выберу северян.

Они действительно торопились. Пока убирали останки шатара, Сойка залечил рану Зеленому. Потом присел около меня.

– Твое? – Протянул флягу. Надо же, а я с ней уже попрощалась.

– Спасибо. – Я взяла и не смогла не улыбнуться. Даже не верится, что они братья. Старший напоминает застывший кусок льда, а младший – словно прохладный ветерок в жаркий летний день.

– Давай посмотрю, что с ногой.

Морщась, сняла повязку. Лес, я сижу на мху, а незнакомый мужчина, которому я даже не представлена, видит кусок обнаженной кожи бедра. Да моя преподавательница этикета в обморок бы грохнулась от такого зрелища! И плевать, что на коже надрез, я в штанах, и мужчина – целитель. Про́клятые приличия!

Нет, я точно неправильная княжна. Прикосновения прохладных пальцев приятны, и мне ни капельки не стыдно.

– Видишь, края багроветь начинают? – Он обвел пальцем рану. – Это заражение.

И почему я не удивлена? Сегодня не мой день. Дожить бы до вечера и не отправиться за грань.

– Я сейчас почищу рану, но закрывать не стану. Завтра проверим, а после заживим. Хорошо? А на командира не злись. Хоть ты нам и помогла, он не может доверять первому встречному.

Я понимала, но все равно злилась.

– И зря ты не стала с нами говорить.

Да, наверное, стоило попытаться. Но ненависть в голубых глазах плохой помощник откровению.

– Вот и все. – Он отнял руку. – Помочь перевязать?

– Спасибо, я справлюсь.

От одной мысли, что его руки будут еще ближе, мне стало плохо, а щеки загорелись румянцем.

– Вы закончили? – холодно осведомились за моей спиной.

Вымораживающий тон командира, и смущение испарилось как не бывало. Захотелось вскочить и сделать что-то такое… совсем непозволительное для княжны, но я сдержалась. Сжала зубы и представила себе, как вызываю ледяного на поединок. Эх, с каким наслаждением я бы попинала наглеца!

– Да, закончили. – Сойка поднялся и бросил на меня быстрый взгляд. Показалось, или в нем действительно промелькнуло сочувствие?

– Тогда нас ничто больше не задерживает, не так ли?

Мы шли по тропе в сторону фронта. Вечерело, и данное обстоятельство не могло не радовать. Ведь с закатом закончится этот проклятый день, а с ним мое невезение. Пройти столько по лесу, чтобы теперь наслаждаться прогулкой по собственным следам – «отличное» времяпрепровождение!

То-то удивятся господа из Тайной канцелярии, когда я выйду из леса им прямо в руки. «Простите. Передумала. Решила вернуться».

Принесло же северян на нашу сторону именно сегодня! И угораздило меня на них нарваться!

Магические наручники ничего не весили. Они почти не ощущались на руках, но запястья под ними все равно жутко чесались.

– Собьешь настройку, включится защита, – пригрозил, не оборачиваясь, командир.

Я оставила в покое запястья и переключилась на окружающие пейзажи. Знакомые холмы, поросшие зеленым и серебристым мхом, крупные ягоды ландышей, оранжевыми точками выделяющиеся на зелени мха, разноцветные шляпки грибов и стройные стволы сосен, тянущие к далекому небу пышные кроны. Лес был все так же величествен и прекрасен. Только сейчас мне было не до красот. Глаз цеплялся за вершины холмов, выискивая среди серебра и зелени черную тень шатара.

Глупейшее занятие. Монстр становится видимым только в момент атаки, до этого отлично мимикрируя под окружающую среду. И выглядывать его среди сосен так же бессмысленно, как пытаться угадать, когда за тобой придет смерть.

Я усилием воли перевела взгляд на тропу, долго рассматривала спину идущего впереди ледяного, но затем боковое зрение выхватило странную тень от куста. Сердце замерло, провалилось куда-то в желудок, а затем сорвалось в бешеный галоп. Я сбилась с шага и долгие несколько мгновений вглядывалась в ту сторону, пока не поняла – просто тень, просто куст, и ничего больше.

– Послушай, Лэриш! – Командир резко остановился и обернулся ко мне.

Затормозить я не успела и врезалась в его грудь. Ойкнула и шагнула назад. Ледяной окинул меня злым взглядом. Ему есть от чего прийти в ярость. За последние десять минут я второй раз наступаю ему на пятки. И во всем виновато чувство самосохранения. Оно решило, что чем ближе я буду к ледяному, тем больше шансов у меня выжить.

– Пусть ты не умеешь ходить по лесу, да еще сопишь так, что за сотню метров слышно, но хотя бы соблюдать дистанцию в отряде ты можешь?

Я почувствовала, как запылали уши. Последний раз меня так отчитывали в детстве, когда я опрокинула вазу с цветами на классную даму.

– Не лучше ли тогда оставить меня здесь?

Руки сжались в кулаки. Я не позволю всяким ледяным сравнивать меня с пыхтящим ежиком. И хожу я нормально. И на ветки стараюсь не наступать, но когда ты целый день на ногах, а за плечами нелегкий мешок, попробуй при этом еще неслышно дышать!

– Отшельник, ты несправедлив к девушке, – вступился за меня младший. – Сначала запугал, а теперь ругаешься.

Старший смерил его тяжелым взглядом. Ему явно не понравилось заступничество брата. Мне отвечать он не счел нужным, просто повернулся и пошел дальше.

– Не бойся, – подмигнул Сойка, – шатары рождаются сразу самостоятельными и уходят жить отдельно. Да и пары не образуют. Они им не нужны для размножения.

Вот же пакость! Этот… я даже слово не могу подобрать, меня нагло обманул! А я, как ребенок, поверила.

Двадцатку мы проходили еще в школе, но подробности размножения тварей в женской гимназии давать не считали нужным.

Шатар был забыт. Я шла, сверля спину ледяного ненавидящим взглядом. Спина оставалась абсолютно спокойной и никак не реагировала на мою ненависть, отчего к злости примешивалась обида.

Злилась и обижалась я недолго. Очень скоро мы увеличили темп, и усталость начала давить на плечи, спина вспотела, а рубашка неприятно липла к коже. И весь мир сузился до тропы, шагов и тяжести мешков.

Командир смотрел на небо, на уходящее за горизонт солнце, ругался сквозь зубы и ускорял шаг.

Мы свернули с тропы, идти стало труднее. С меня сняли мешки, чтобы я не тормозила отряд, и все равно во взглядах, которые кидал на меня Отшельник, читалось огромное желание прибить пыхтящую за спиной девицу и бросить в лесу.

Последние часы я шла на чистом упрямстве. Считала шаги, уговаривая себя продержаться еще одну сотню, а потом все – пусть убивают, пусть бросают, я с места не сдвинусь.

На мох легли глубокие сиреневые сумерки, а от красного шара солнца остались лишь розовые перистые облака на горизонте, когда мы наконец пришли. На поляне уютно горел костер, бросая на стволы сосен желтые отблески, вкусно пахло мясной похлебкой.

При нашем появлении люди, сидящие у костра, повскакивали с мест, хватаясь за оружие. Северные же стояли спокойно, не делая резких движений. Одна я оперлась о ствол сосны, раздумывая, сползать вниз или продержаться еще немного.

– Мир вашему крову и покой вашему сердцу, – шагнул вперед командир.

– Наконец-то. – Ближе всех стоящий к нам мужчина опустил меч и облегченно вздохнул. – Мое сердце переполняет радость от нашей встречи, – произнес он ответную фразу.

Этот приятный баритон с четко поставленной речью я уже слышала вчера и не могла не узнать.

От неожиданности даже усталость отступила. С другой стороны, если рассмотреть ситуацию в целом, все очень логично. Мальчика вывозят из страны, северные согласились помочь и обеспечить прикрытие. Выводы… на выводах усталый мозг споткнулся и запросил пощады.

Я вместе с отрядом вышла из-под укрытия сосен.

Пьетро мазнул по мне взглядом и слегка склонил голову, услышав имя, но тут же перевел взгляд на остальных членов отряда. Внутри потеплело. Осторожный. Не разобравшись, не стал кидаться с криком: «Я вас знаю!»

Командир представил нас всех, и под уютный треск костра позывные членов отряда звучали весьма органично: Сойка, Зеленый, Сказочник и Циркач.

Пьетро в свою очередь назвал себя и своих спутников: Литорн и Вайкард. Он тоже не стал озвучивать титулы и полные имена, хотя мне было любопытно, кто числится у меня в должниках. Такая плавная и правильная речь была характерна для жителей столицы, а если учитывать мое внутреннее ощущение от этого человека, я бы предположила, что он очень часто бывает во дворце.

Внезапно зашевелился плащ, брошенный около костра, из-под складок высунулась светлая головка. Мальчик оглядел нас, сонный взгляд остановился на мне.

– Вы! – Он попытался вскочить, запутался, упал, встал на четвереньки и наконец выбрался из-под плаща. – Дядя Пьетро, я же говорил, что она вернется, а ты не верил!

На северных я старалась не смотреть. И так понятно, что это мое знакомство для них полная неожиданность.

– Тише, малыш, всех птиц в лесу разбудишь, – попытался Пьетро урезонить мальчугана, но тот легко вывернулся из его рук и подбежал ко мне.

Я присела на корточки, заглянула в лицо ребенка. На меня с восхищением глянули голубые глаза, и сердце тревожно сжалось.

– Ты так здорово дралась! – Он быстро перешел на «ты». – Даже лучше моего кузена, а ему уже пятнадцать. Научишь?

Я беспомощно взглянула на Пьетро, тот улыбнулся и качнул головой.

– Знаешь, мужчину должен учить мужчина. – Я взяла мальчика за руку, поразившись, какие тонкие и длинные у него пальцы. – Уверена, лучше учителя, чем дядя Пьетро, тебе не найти, а если хочешь научиться ходить по лесу, попроси Отшельника. Он ходит тише мыши.

– Да? – Мальчик бросил заинтересованный взгляд в сторону ледяного, а я мстительно улыбнулась.

– Думаю, здесь не только ему стоит поучиться ходить по лесу, – заметил в ответ командир, и улыбка померкла, стоило мне представить одну только возможность наших совместных занятий.

– А давайте пройдем к костру, – вмешался Пьетро. – Мы вас ждали, еды на всех хватит.

Они отошли в сторонку, чтобы без помех поговорить. Встали боком, не выпуская из виду костер и поляну.

– Что у вас произошло? – сразу перешел к делу Отшельник.

– Нас потрепали по пути сюда, – скривился Пьетро, потирая бок, куда достал клинок гвардейца. – Сначала нарвались на одних, ушли, потом встретились лоб в лоб еще с десятком. Пришлось принять бой.

– Что за сказки вы мне рассказываете? – сузил глаза ледяной. – Какие отряды? Откуда здесь взяться гвардейцам? Вас пустили по самому безопасному маршруту. Ваша задача была, не привлекая внимания, добраться до леса и выйти к назначенной точке. Вы понимаете, сколько усилий было потрачено на разработку этого прохода? Сколько людей мы вывели через эти места и планировали вывести! А теперь все проклятому под ноги.

– Не орите на меня, капитан! – На щеках Пьетро заиграли желваки. – На том холме остался мой человек, мы даже похоронить его по-человечески не успели. И в вашем так называемом безопасном проходе было полно гвардейцев, как мышей в амбаре.

– Ладно, не кипятитесь. – Северянин в раздражении пнул шишку, и та стукнулась о ствол, отскочила и, подпрыгивая, покатилась по мху. – Теперь уже не важно, где произошла утечка. Пойдем запасным маршрутом. Что с девчонкой?

– Не знаю, кто она. Вышла на нас сама, двоих положила из револьвера, третьего проткнула мечом. Дерется действительно хорошо. И школа необычная, чем-то на вашу похожа.

– Похожа, – недовольно качнул головой Отшельник, – вот именно, что похожа. И внешне и оружие, а как оно на самом деле…

– Не знаю, что у вас там за дела, но она спасла нам жизнь и…

– Не вмешивайтесь, – резко осадил его Отшельник, – это наши внутренние дела. Разберемся сами. Лучше готовьте своих людей. Выходим через шесть часов. Пойдем ночью.

– А как же ребенок?

– Понесем по очереди. У меня в отряде целитель. Он осмотрит всех раненых.

– Хорошо. – Пьетро склонил голову, соглашаясь. Кинул внимательный взгляд на северного, хотел добавить что-то, но не стал.

Не время сейчас устраивать разборки, выберутся, тогда можно подумать, как помочь девчонке. Не верил он, что она виновата в чем-то серьезном, скорее всего Лэриш такая же жертва этой войны, как и они сами.

Глава 5 Скелеты в чужих шкафах

Около костра было тепло. Весело потрескивали сосновые деревяшки, смолистое дерево горело неспокойно, часто выстреливая вверх целые россыпи ярких точек. За спиной таилась холодная ночь, но здесь, в кругу пламени, было по-домашнему уютно, вкусно пахло мясной похлебкой и травяным чаем. Давно уже спал малыш, трогательно обняв за шею Литорна. Мужчина придерживал его одной рукой, во второй держал кружку с чаем и время от времени делал из нее глубокий глоток.

Все еще бледный Вайкард после сеанса исцеления перестал походить на свежеподнятый труп, и на повязке больше не проступали пятна крови. Вайкард пострадал сильнее остальных, получив колотые раны в бок и плечо, это не считая мелких порезов и ушибов. Чудо, что он вообще сумел добраться на своих двоих до места встречи, не свалившись по пути.

Пьетро, которому досталось чуть меньше, сейчас получал свою порцию целительства, и на его широком лбу блестели капли пота. Сойка торопился, работал грубо, зато эффективно. Пьетро мужчина и потерпит отдачу от целительства, а тратить силы на обезболивание не слишком разумно в их обстоятельствах.

Отшельник поморщился – переход обещал быть нелегким. Сойка, конечно, хорош, но он не Трехликий. Что смог – подлатал, а лазарет им разводить некогда. Надо уходить. Не просто так в лесу появились южане. Не за грибами же они пришли.

Он кинул подозрительный взгляд на девушку, но тут же усомнился в своих мыслях. Нет, скорее всего это Пьетро случайно засветился и нарвался на гвардейцев.

Не нравилось ему все это, категорически не нравилось.

Полковник обещал, что их ждет не задание, а легкая прогулка по лесу. Мол, надо встретить мальчишку с сопровождающими и перевести на нашу сторону. За пацана особо просил его величество, а потому полковник отправляет их, лучших из лучших.

Отшельник на лесть не купился и затребовал полную выкладку по гостям. Выкладку ему не дали, назвав только количество гостей, пароль и точку сбора, заверив, правда, что проблем не будет, так как договоренность о передаче мальчишки северным достигнута на самом высоком уровне. Их сопровождение – лишь вежливая формальность, ничего больше.

Не все из высших чинов разделяли увлечение короля охотой на родственников северных, многие сочувствовали попавшим в опалу и помогали бежать. Пока ситуация коснулась лишь знатных семей, но ходили слухи о погромах в приграничных деревнях и потоках беженцев как на юг, так и на север.

Отшельник всегда недолюбливал подобные задания, от которых за километр несло политикой. Как показывал личный опыт, именно такие прогулки в дальнейшем оказывались трудновыполнимыми, с потерями в личном составе и всякого рода неожиданностями.

Он внимательно посмотрел на их первую неожиданность. Лэриш сидела неподвижно, держа в руках кружку с чаем, глаза устремлены на огонь, а короткие светлые волосы в отблесках пламени казались розовыми.

Девчонка выглядела явно младше Сойки. За такой еще должна ходить толпа нянек, хотя на юге девушки раньше выходят замуж, чем на севере, но все равно это не объясняет, почему она оказалась одна в лесу, да еще и в приграничье. В пути явно не первый день. Что же погнало ее из дому – или кто?

Он и сам не понял, в какой момент подозрение в шпионаже стало уступать версии бегства. А если он заблуждается и тем самым ставит под удар весь отряд? Еще и Пьетро со своим благородством. Надавить на девчонку нельзя, тут же полезет заступаться, придется ограничиться разговором.

Он перешел на другую сторону костра, сел рядом с девушкой. Кашлянул, собираясь с мыслями.

– Не стоит засиживаться, мы рано выдвигаемся, – повторил он то, что уже озвучивал остальным.

Девушка не шелохнулась и вообще никак не реагировала на его слова. Он осторожно заглянул ей в лицо и понял, что она просто спит с открытыми глазами.

Усмехнулся, ну вот и нянька потребовалась. Аккуратно вынул кружку с недопитым чаем из рук, передал Сойке. Тот понятливо развернул плащ, бросил на срубленные ветви. Отшельник поднял девушку на руки, поразившись легкости ее тела, уложил на плащ, прикрыл сверху одеялом. Лицо Лэриш было бледным, под глазами залегли глубокие тени. Он только сейчас понял, насколько она устала. И ведь ни разу не попросила ни сбавить темп, ни устроить привал. Упрямая и… сильная.

– Не хочешь снять наручники? – спросил Сойка, когда он вернулся к костру.

– Уже, – ответил он, показывая два кольца на пальце, в которые трансформировались наручники после снятия. – Жалеешь? – осведомился, чувствуя, как внутри рождается недовольство.

– Не считаю целесообразным. Она не преступница, – пожал плечами брат.

– Утром снова надену. Пока не выясним, кто она и что замышляет, рисковать не стану, тем более сейчас, когда у нас гости.

– Она их уже однажды спасла, – напомнил Сойка.

– Это ничего не доказывает, – упрямо повторил Отшельник. – Все, разговор закончен. Ты сегодня не караулишь, и так выложился на южанах. Я дежурю третьим, так что давай спать.

Мне казалось, что мгновение назад я сидела около костра, впитывая тепло горящих сосновых поленьев и наслаждаясь горячим чаем с тонким ароматом дыма, когда меня настойчиво потрясли за плечо. Реальность ворвалась в сон болью во всем теле, ломотой в костях, сухостью во рту и начинающимся ознобом.

Открывать глаза категорически не хотелось, тем более вставать. По ощущениям, я отключилась минут на пять, не больше, и вот опять куда-то идти? Только не это. Организм был категорически не согласен и протестовал, как только мог.

– Тебя понести? – тихо осведомились над ухом.

Меня подбросило в воздух, и силы откуда-то появились. Отшельник довольно хмыкнул и отошел. Ну что за человек! Никакого сочувствия, одно издевательство.

– Выпей. – Сойка сунул мне в руки кружку.

Я осторожно принюхалась – питье ничем не пахло. Сделала глоток и скривилась. Гадость. Мерзкая, на вкус напоминающая опилки, приправленные смолой, отвратительно горькая. Оглянулась. При слабом свете затухающего костра с трудом различила остальных. Двое допивали Сойкину отраву, а Циркач даже поблагодарил. Чужой пример подействовал вдохновляюще. Я затаила дыхание и в пять глотков прикончила питье. Передернулась. Никогда больше.

– Спасибо. – Вернула кружку.

– Готова?

К чему? К переходу по ночному лесу, дрожа от холода и с трудом переставляя не отошедшие после вчерашнего ноги? Конечно же нет. Хорошо еще, что Сойка, как и обещал, залечил рану, и она меня больше не беспокоила.

– Да, – ответила я, скатывая одеяло и закутываясь во второй плащ. Потянулась за мешком.

– Циркач, возьмешь ее вещи. – Из темноты бесшумно шагнул Отшельник. – Сказочник, на тебе ребенок. Сойка, сменишь его через час. Пьетро, как ваши?

Мужчина откашлялся:

– Бывало и хуже. Ваш целитель сотворил вчера чудо.

– Надеюсь, это чудо позволит вам продержаться до обеда.

Ответа не последовало, а мне захотелось умереть прямо здесь и сейчас. Он что, планирует идти без остановки до обеда? Да меня милосерднее прибить сразу, чтобы не мучилась долго.

– Идем, – мучитель потянул меня за рукав, – остальные догонят.

Фыркнула про себя. А то я не знаю, как мужчины гасят в лесу костер. Да и мне по пути надо в кустики отлучиться. Стесняться не стала. Просто попросила подождать и спустилась в темный овраг. Через короткое время вернулась и только потом сообразила, что наручников на руках нет и я вполне могла попытаться удрать. Ага, без вещей, еды и оружия. Самоубийственный побег.

Дальше мы просто шли. Я опять оказалась между Сойкой и Отшельником, только на этот раз Отшельник шел позади, и первое время от его взгляда чесалось между лопатками, затем ощущение пропало, а может, усталость взяла свое и стало все равно.

Уж не знаю, что там намешал в кружке Сойка, но в голове постепенно прояснилось, тело больше не ломило, и я проснулась, вынырнув из сомнамбулического состояния недосыпа.

Идти было легко. Не было за спиной тяжелого мешка, не оттягивал пояс меч. Как говорится, в любом состоянии можно найти преимущество. Интересно, что там порассказал вчера Пьетро, что с меня сняли наручники и не стали надевать? Внешне отношение северян не изменилось – все та же настороженная холодность, но открытую угрозу во мне видеть перестали.

Трикси, так вчера представили мальчика, подозреваю, это домашнее, а не официальное имя, уютно посапывал на руках Сказочника. Один из плащей приспособили в качестве переноски, закутав в него мальчика.

Наша семья ввиду сложной родословной старалась держаться подальше от дворца, потому близкие к королевскому роду семьи я знала не очень хорошо. Да и сопровождающие постарались скрыть принадлежность к семье мальчика. На одежде никаких нашивок, оружие обычное, но я могла поспорить на что угодно, что род Трикси близок ко двору. Ради простого, пусть и знатного южанина северяне не стали бы выдергивать группу из действующей части.

Серело. Постепенно просыпались птицы, а мы все так же шли по тропе. Я невольно узнавала эти места. Вон тот огромный камень, наполовину вросший в мох, стоит здесь, наверное, не меньше тысячи лет, а там смешно раскорячилась сосна, по веткам которой так удобно взбираться наверх.

Рассвет набирал силу, и розоватые тени ползли по мху, окрашивая мир в серо-сиренево-розовые цвета.

Я уже легко могла различать двигающихся по тропе людей, а не только спину Сойки впереди. С рассветом проснулся желудок и давно ныл, требуя завтрака или хотя бы корочку хлеба.

– Привал! – скомандовал Отшельник, и я даже ушам своим не поверила от счастья. – Полчаса на перекус и отдых. Дальше пойдем через лес до болот.

Упала на мох. Вытянула ноги, прислонилась к сосне и прикрыла глаза. Полчаса – это же так много. Можно успеть выспаться.

Вот интересно, мы пойдем до болот или еще дальше? Лучше до. Мысль о трясине меня не радовала. Совсем не радовала.

На ранний завтрак мы баловались северными пайками. В бумажном свертке присутствовали парочка галет, сушеное мясо, полплитки шоколада и кулек с орехами. Все просто, сытно и вполне съедобно. Весь привал я продремала и завтракала на ходу, справедливо решив использовать по максимуму время на отдых.

Трикси проснулся, потребовал свою порцию еды. С удовольствием прикончил шоколад и теперь шел впереди, жуя орехи. Обратно лезть на руки он категорически отказался и лишь фыркал в ответ на подобные предложения.

После привала мы свернули в лес и двигались к границе под тупым углом. Идти сразу стало тяжелее. Холмы попадались большие, с крутыми склонами, и все эти спуски-подъемы жутко выматывали. Южане дружно сопели, и даже северные под конец вытирали пот со лба.

Где-то в полдень Отшельник наконец соизволил скомандовать привал на обед. Последний час перед привалом я старалась не думать о плохом, но мысли упорно сворачивали на убийство одного северного блондина. Особой кровожадности я за собой раньше не замечала, но до сего времени меня и не гоняли по ночам, да еще без нормального отдыха.

Все-таки есть огромное преимущество в том, чтобы двигаться в одиночку. Никто над душой не стоит, никуда не гонит, не командует: есть, спать или бежать. Я никогда не была сильна в подчинении, частенько доставляя хлопоты родным, и теперь моя свободолюбивая натура жаждала устроить бунт. Просто так. От усталости, от страха перед неизвестностью, от напряжения последних непростых дней. И достаточно было одного слова, взгляда, чтобы я сорвалась, но Отшельник, точно чувствуя мое настроение, держался отстраненно, молча идя позади. Оглядываться было лень, так что я шла и старательно уговаривала себя, что лучше идти в группе, подчиняясь приказам, чем трястись в одиночку в лесу, где водятся твари из двадцатки.

На привал опустилась на мох там, где услышала приказ об остановке. Подумала и легла. Над головой шумели сосны, высоко бежали белые облака, торопясь в неведомые страны. И было так хорошо вытянуть ноги, расслабить спину и просто лежать.

Рядом шмыгнули носом, и теплое тело привалилось сбоку. Трикси. Губы тронула улыбка, я обняла паренька, подтянула поближе, и он пристроил голову мне на грудь. Он тоже устал, но сдаваться и ехать на дяде, как маленький, отказался. Упрямец!

Рукой провела по светлым волосам, вдыхая горьковатый запах дыма, которым пропитались его волосы. Малыш сначала напрягся, а затем расслабился. Он лежал тихо-тихо, как мышонок, и я тоже замерла, боясь ненароком его спугнуть.

Через какое-то время Трикси завозился и протянул мне солдатика. Игрушка была чудо как хороша. Фарфоровое личико, разрисованное с художественной достоверностью, мягкое туловище, одетое в тщательно сшитый гвардейский мундир, деревянный щит и меч в искусно вырезанных из дерева руках. Я взяла солдатика, повертела, осматривая.

– Как его зовут?

– Тишас, – ответил мальчик.

– Очень красивый и храбрый, как ты, да?

– Да, – подтвердил Трикси и вдруг сник. – Только маму защитить не смог.

И словно туча набежала. Стало тревожно и грустно от чужой беды, к которой я успела прикоснуться.

Рядом со вздохом опустился кто-то еще. Повернула голову – Пьетро. Увидел гвардейца в моих руках, нахмурился:

– Трикси, ты слышал, стучал дятел?

– Где? – заинтересованно поднял голову малыш.

– Совсем рядом. Хочешь посмотреть?

– Да!

Трикси уже был на ногах.

– Дядя Сказочник, – к своей «лошадке» он явно испытывал дружеские чувства, – идемте смотреть дятла!

Я скосила глаза. Северянин без тени неудовольствия оторвался от костра, протянул мальчику руку и повел на поиски затаившейся при нашем появлении птицы.

– Отличная игрушка. – Я обвела пальцем королевский герб на щите.

– Вы ведь уже догадались, что Трикси не простой мальчик, – сказал Пьетро, и столько было усталости в его голосе, что во мне шевельнулась жалость. Тяжело, наверное, нести ответственность за чужого ребенка.

Не стоило начинать этот разговор и лезть в чужие секреты, но этот поход, лес, та драка, в которой я пролила за них кровь, и незнакомые люди странным образом перестали восприниматься таковыми.

– Королевский дом? – спросила наугад.

– Он очень похож на свою мать. – Пьетро тоже лег на мох. На бледном лице блестели капельки пота.

Похож на мать… И озарением мелькнула догадка. Об этой свадьбе писали все газеты и вестники девять лет назад. Я смутно помнила имена, даты, но то ощущение детского восторга при виде хрупкой, потрясающе красивой девушки в воздушном белом платье с длинным шлейфом, поддерживаемым десятком ангелочков из родовитых семей, вспомнилось отчетливо. Пусть черно-белый снимок плохо передавал картинку свадьбы, но моя фантазия вкупе с захлебывающейся от восторга статьей дорисовали все остальное: и красавицу-невесту из рода ледяных, присланную по заключенному договору, и пышность убранства, и многочисленных гостей, и статную фигуру великого князя, поддерживающего под руку невесту.

Значит, у них родился мальчик.

– Трикси – великий князь? – спросила я и лишь затем осознала свою ошибку. При живом отце Трикси считался лишь наследником.

Но Пьетро промолчал, и на душе стало совсем тоскливо.

– Он пытался им помешать, как и все мы. – Прошло несколько минут, пока Пьетро заговорил.

– А мать?

Сердце испуганной птицей забилось в груди. Великая княгиня не полукровка, она – чистокровная ледяная.

Ледяные неохотно отпускали своих женщин. Как правило, они находили пару среди своих. Лишь мужчинам дозволено было покидать горы или приводить невест со стороны. Но раз в поколение одна из ледяных выходила замуж за близкого родственника короля, чаще всего за великого князя. После раздела страны это правило осталось. Только теперь две ледяные постоянно жили при северном и южном дворах.

– Надеюсь, жива, – последовал краткий ответ.

Во рту пересохло, в душе поднималась паника. Они забрали мать, но мальчику удалось бежать или его отпустили? И Альвер, зеленщик, упоминал племянницу.

Что же вы задумали, ваше величество? И зачем вам ледяные ведьмы?

Пьетро помолчал, явно приглашая поделиться своими бедами в ответ, но я трусливо прикрыла глаза, делая вид, что устала. Знаю, невежливо и некрасиво, но рядом слишком много ледяных ушей, чтобы откровенничать. Да и нечего особо рассказывать. Я ведь удрала, толком и не поняв, зачем понадобилась Тайной канцелярии.

Мужчина понятливо хмыкнул и настаивать не стал. Поднялся и пошел помогать с обедом. Мне тоже стоило присоединиться и хотя бы хворосту набрать, но расслабившееся тело категорически отказывалось двигаться. Да и не княжеское это дело – готовить. Нашла себе оправдание и… с мученическим стоном поднялась. Прошлась по округе, за десять минут набрав штук восемь белых и красноголовиков.

В котелке как раз закипала вода, а карауливший ее Циркач готовился к заброске продуктов. Оглядела его приготовления и улыбнулась. Это называется: кидай все, что есть, авось будет вкусно.

Я посадила северянина чистить грибы, а сама забросила в воду крупу, сушеное мясо, добавила из своих припасов картошку, лук и морковку. Туда же отправились чищеные грибы.

Готовить на костре мне было не в новинку. Дед у нас был суров и скор на расправу. Если не понравился обед, который варили мы с братом, мог и на землю вылить и заставить готовить заново. А после целого дня на рыбалке есть хотелось так, что желудок сводило, вот и старались, чтобы съедобно вышло с первого раза.

В котелке весело булькала вода, аромат похлебки плыл по лесу. Сопротивляться ему было невозможно, и на бревне, брошенном около костра, постепенно собрались все члены нашего отряда, кроме двух северян, отправленных в дозор.

В поисках дятла Трикси набрал грибов и теперь доставал их из каски Сказочника, пытаясь определить съедобность. Около его ног росли две кучки. Одна побольше – на грибной шашлык, вторая поменьше – для потравы врага, не иначе. Я лично бледную поганку, нагло подкатившуюся к самому костру, с отвращением пнула подальше, а вот красным с белыми точками мухомором мы все дружно полюбовались и даже оставили его воткнутым в мох – для красоты.

После сытного обеда меня разморило. Мох казался таким мягким, что я готова была лежать на нем целую вечность и не двигаться. Разговоры стихли сами собой. Даже Трикси приумолк, лениво снимая жареный гриб с прутика и уже без всякого желания запихивая его себе в рот.

– Подъем! – Первым встал с бревна Отшельник.

Я мысленно застонала. Нет, только не это! А поспать после сытного обеда? Мы же полночи шли.

Прикрыла глаза. Пока они собираются, тушат костер и маскируют стоянку, у меня есть минут десять.

– Приказ касался всех!

А как же! Бегу и спотыкаюсь. Он решил потратить десять минут на мое воспитание? Ничего, я и под нравоучения спать могу. Я скоро на ходу спать научусь, и тогда все будет отлично.

– Подъем!

Я почувствовала сильный рывок, и в следующее мгновение оказалась в воздухе, по-дурацки болтая ногами и, подозреваю, с самым идиотским выражением на лице.

– Мне казалось, вы не горите желанием встречаться с гвардейцами.

О! Мы уже перешли на «вы». Странный способ знакомства. Сначала тыкать, а затем вспоминать о вежливости.

– Так что не будем искушать Трехликого долгими стоянками и послеобеденным сном.

Под взглядом ледяного мне стало нехорошо и даже немного стыдно. Так и до раскаяния недалеко. Не дождется. Я княжна и… к тому же единственная женщина в отряде.

– Хорошо, – выдавила из себя.

И только тогда меня поставили на мох. Отшельник еще немного постоял, удерживая меня за плечи, затем развернулся и направился к вещам, распределять мешки. Я молча пошла следом. Вытащила свой, надела, с удовлетворением заметила, как нахмурился северянин, но возмущаться не стал. На мгновение даже пожалела об упущенной возможности поставить наглеца на место. Нет, это же надо – княжну за шкирку, как котенка! Отвратительный тип. И где его только воспитывали?

Мысль, что все ледяные из знатных семей, я упорно отгоняла прочь. Мне было проще считать Отшельника необразованным мужланом, чем равным себе. Проще и надежнее. Тогда не так бросалась в глаза грация его движений, благородные черты лица, правильный изгиб бровей и небесная лазурь глаз. Когда ледяной прибегал к магии, радужки его глаз темнели и сияли двумя синими звездами. Завораживающее зрелище.

Я тряхнула головой, возвращаясь в реальность. А реальность радовала. Стоял чудный погожий день, один из тех прощальных дней лета, когда солнце дарит свое тепло, лес полон зелени и присутствие осени ощущается лишь намеками. В воздухе остро пахло нагретой на солнце древесиной и листвой. И лишь немногие деревца могли похвастаться золотым нарядом.

Это просто кощунство воевать в такое чудесное время. И все же именно туда, в сторону линии фронта, мы сейчас и направлялись.

Шли, пока солнце не стало клониться к закату, в воздухе запахло сыростью и поднимающимся с болота туманом. Мы двигались по краешку болот, но вглубь, слава Трехликому, не уходили. Холмы сменила равнина, а вместе с ними пропали и сосны, и вокруг нас вставал лиственный лес. Под ногами чавкало, и приходилось прыгать с кочки на кочку, чтобы не ухнуть по колено в яму. Хорошо еще, что такие мокрые участки встречались не часто.

Отшельник посмотрел на небо, угрюмым взглядом обвел лес, недовольно скривился при виде нас – загнанные лошади, и только, – и свернул вправо. Болото осталось позади, и у меня шевельнулась слабая надежда, что мы ищем место для привала.

Огромная береза, выворотив корни, лежала посреди леса. Около ее подножия, под защитой вала из корней и земли, мы и устроились на ночлег.

Сил готовить ни у кого не было. Сойка вскипятил котелок, добавил туда чая и трав, мы развернули сухпайки. Я вяло поковырялась в еде, сгрызла одну галету, заела шоколадом и улеглась спать под уютный треск костра.

Не знаю, что разбудило меня посреди ночи, но я вдруг резко вынырнула из сна и распахнула глаза, уставившись в темноту. А затем накатило ощущение чего-то знакомого, но давным-давно забытого. Чувство было настолько расплывчатым и неясным, что решительно нельзя было понять, что это такое.

Я замерла, прислушиваясь к звукам ночи и одновременно пытаясь анализировать свое состояние, – бесполезно. Единственное, что можно было сказать определенно: чувство усиливалось и шло откуда-то справа.

Привстала, точнее, попыталась. На меня сверху навалилась тяжесть, в шею уперлось что-то холодное, рука грубо закрыла рот, а щеку опалил жаркий шепот:

– Только попробуй дернуться.

То есть мы опять на «ты», господин Отшельник. Занятно.

Не знаю, сколько мы так пролежали. Наверное, долго, у меня рука успела затечь, и дышать становилось все труднее. Странно, но желания дергаться и возмущаться не было. Почему-то я спокойно воспринимала всю ситуацию в целом: ночь, темнота, на мне лежит мужчина. Мягко выражаясь, приличия мало. А если учесть еще нож у горла и руку, затыкающую мне рот… Это уже выходило за рамки здравого смысла.

Странное чувство постепенно уходило, а вот тяжесть от навалившегося на меня тела становилась все более ощутимой и почему-то волнующей. Может, и права была мама, когда заводила разговор о помолвке. Может, и в самом деле пора?

Я тут же одернула себя. Вот дура! В таком положении думать о непотребном?

Щеки полыхнули румянцем стыда. И я порадовалась темноте, скрывающей покрасневшее лицо.

Внезапно я почувствовала, что свободна. Рука больше не закрывала рот, в шею не кололо, Отшельник сдвинулся в сторону, и дышать сразу стало легче.

– И что это было? – прошептала, садясь и рефлекторно потирая шею. Сначала наручники, теперь это. Я обрастаю новым опытом, правда, исключительно криминального характера.

И как будто мне кто-то ответил. В темноте смутно мелькнула чья-то тень, послышался тревожный шепот. Да что, к проклятому, происходит?

Я наклонилась к костру, дунула на угли. Вспыхнули алые огоньки, освещая меня и ночь.

– С ума сошла? – Отшельник дернул меня за рукав, отпихивая от костра. – Выдать нас хочешь?

– Хочу ответ. – Я ухватила его за руку, не давая вернуться в темноту.

– Хорошо, идем, – сдался он, помогая мне встать.

Шли недолго. Буквально метров двадцать. Но этого мне хватило, чтобы два раза споткнуться и один раз упасть, повиснув на северянине. Тот ругнулся, но подхватил меня, не давая окончательно растянуться на мху.

Впереди раздался резкий крик птицы, слева ему отозвалась еще одна. Это что за птичий базар посреди леса? Мы остановились, а Отшельник пронзительно закричал, вторя пернатым. Так вот кто в лесу развлекается!

Сбоку вынырнул темный силуэт и Сойкиным голосом поинтересовался:

– А она здесь зачем?

– Так надо, – кратко ответил Отшельник, и мое любопытство перешло в категорию зашкаливающего. – Докладывай.

– Трое. На лошадях. Проследовали по дороге в Тасновку. Следом через полчаса отряд гвардейцев. Пешком. Человек двадцать.

Гвардейцы? Ночью? Странно – не то слово.

– Лэриш, возвращаемся.

А вот и ответ. Очень многословно.

– Утром ранний подъем. Тебе лучше лечь спать.

– Лэриш, все утром, – вступил в разговор Сойка, так как я и не планировала двигаться с места.

Действительно, стою, а меня, как маленькую девочку, уговаривают. Придется возвращаться. Надеюсь, кое-кто сдержит слово и утром мне все расскажет.

Глава 6 Северные сказки, которые совсем не сказки

Утром я позорно проспала. Точнее, меня просто не разбудили. Проснулась, только когда завозился под боком Трикси, засопел и закинул на меня ноги. Открыла глаза – серое утро было теплым и хмурым. В воздухе отчетливо пахло осенней сыростью. Мох вокруг блестел от осевшей росы, а одежда и волосы были влажными на ощупь. Серое низкое небо обещало в ближайшее время «порадовать» нас дождем.

Я аккуратно выбралась из-под привалившегося ко мне Трикси. Похоже, мальчишка приполз ко мне под утро в поисках тепла, когда Пьетро и остальные мужчины встали.

Села, огляделась. Лагерь был уже почти свернут, но нас с Трикси будить не спешили. Взглянула на серьезные лица мужчин и с досады прикусила губу. Так и есть, проспала. Они уже все обсудили и даже приняли решение, а детей будить не стали, дабы не мешали разговорам взрослых. Хорошо же… Я припомню кое-кому ночное обещание и больше верить на слово не стану.

– Доброе утро. – Отшельник присел рядом на корточки, заглянул мне в глаза и внезапно улыбнулся.

Я напряглась. Улыбка ледяного, да еще с утра пораньше… явно не к добру. Впрочем, выглядел северянин довольно мирно. Светлые волосы от влажности завились и крупными волнами спадали на лоб и плечи. Глаза больше не пугали своим нечеловеческим блеском, а были вполне обычного светло-голубого цвета.

– Доброе, – ответила я, настороженно принимая упаковку сухпайка. Развернула. Ничего нового. Все те же галеты, мясо, орехи и шоколад. Скоро я возненавижу армейские обеды, пусть они и питательны, но жутко однообразны.

От изучающего взгляда Отшельника мне стало не по себе. И вкус галеты показался не таким, как вчера, и мясо было слишком соленым…

– Лэриш, ночью кое-что произошло.

Я оторвалась от изучения завтрака и выжидающе посмотрела на северянина. Давай, не тяни. Я и так заснула с трудом, строя разные версии случившегося.

– Мы вынуждены разделиться. Циркач, Сказочник и Зеленый поведут южан дальше, а нам придется задержаться, чтобы кое-что проверить. Не думаю, что это серьезно, и мы их скоро догоним.

– Мы? – переспросила я, не совсем понимая, к чему клонит Отшельник.

– Я, ты и Сойка, – подтвердил мою безумную догадку командир.

Естественно, в этот момент я пыталась прожевать галету и конечно же от неожиданности подавилась. Или я брежу, или северянин сошел с ума. Но с чего он решил тащить с собой на разведку девчонку, которую еще недавно считал шпионкой? Будь я на его месте, я бы точно не стала так рисковать.

Что же произошло ночью, и почему ледяной изменил свое мнение обо мне? Или это очередная военная хитрость?

– Держи. – Сойка протянул мне флягу, плюхаясь рядом на лежанку из ветвей.

Трикси громко зевнул, просыпаясь. Сойка дружески потрепал мальчика по взъерошенным волосам, сунул в руки завтрак и посоветовал есть быстрее, дабы обогнать некоторых, которые еле-еле ковыряются в еде, да еще и давятся ею.

– И что мы будем проверять? – уточнила я, откашлявшись.

Ледяной справа, ледяной слева. Я начинаю чувствовать себя не слишком уютно. Гораздо спокойнее было, когда они считали меня шпионкой. Внезапное дружелюбие, внимательные взгляды… И почему у меня стойкое ощущение, что северяне знают гораздо больше, чем говорят?

– Обсудим по дороге. – Отшельник выразительно кивнул в сторону Трикси.

Оказалось, пока мы с малышом изволили почивать, взрослые успели поделить припасы и оружие и ждали только нас. Удивительное человеколюбие, особенно после трудного перехода.

Как только закончили завтрак, два отряда разошлись в разные стороны. Пьетро со своими людьми и трое северян отправились в сторону болот, а мы втроем – на юг. Метров через двести показалась дорога. На земле четко отпечатались человеческие следы и лошадиные копыта.

Пока выходили из леса, хранили молчание. Мне гордость не позволяла навязываться с расспросами, а ледяные почему-то выдерживали паузу. Но сейчас, при виде следов, мое терпение дало сбой.

– И что такого странного было в гвардейцах, что вы решили пойти следом?

И ведь не хотела, а вопрос все равно прозвучал ехидно.

– Лэриш… – Отшельник остановился, поизучал дорогу у себя под ногами. – Или все же скажешь свое северное имя? Поверь, «южная колючка» звучит не слишком приятно для девушки.

Это он лэриш назвал южной колючкой? И как только язык повернулся сказать такое про чудный цветок, распускающийся раз в год в степях на южных границах Шарналии. Да, у него есть колючки, но у розы, если на то пошло, тоже имеются острые шипы.

– Пусть будет колючка, – пожала плечами я, делая вид, что мне все равно.

Сойка хмыкнул. Ответ, как и вопрос, был с подоплекой, и его явно развеселила моя реакция.

– Так что там с гвардейцами? – напомнила я.

– Это были не гвардейцы. – Лицо Отшельника окаменело, взгляд стал тяжелым, а в воздухе ощутимо запахло неприятностями.

– А кто? – спросила я, отметив, как все внутри леденеет от пугающего предчувствия.

– Крестьяне, обычные крестьяне, – криво усмехнулся Сойка, – только не совсем живые. Точнее, мертвые, но как бы тебе объяснить…

– Сойка, хватит пугать девушку, – оборвал его Отшельник. – Лэриш, что ты знаешь о льолдах?

Льолды. Честно говоря, я надеялась, что мне не придется услышать это слово, тем более в такой ситуации. Это в детстве все воспринимается как страшная сказка, а становясь старше, понимаешь, что лучше бы оно сказкой и осталось.

– Дед, ну расскажи. – Я требовательно дергаю деда за рукав, залезаю к нему на колени и просительно заглядываю в глаза.

– Что же тебе рассказать, моя розочка? – Дед хитро улыбается, а у меня внутри все дрожит от нетерпения.

– Страшную-страшную сказку, – хлопаю я в ладоши и прикусываю губу. Северные сказки мне нравятся больше южных. В южных все несерьезно, никто никого не убивает, все только женятся и живут долго и счастливо. А вот в северных…

– Ну если страшную… – Дед глубоко задумывается, а я замираю в предвкушении. – Тогда слушай. Давным-давно, когда Трехликий только собирался воплотиться в человека, его Мать оказалась у нас, в Ледяных горах. Проклятый и его слуги долго гнали бедную женщину по стране, замыслив уничтожить и не дать появиться Трехликому на свет.

Горы встретили Мать не слишком гостеприимно. В ответ на просьбу о помощи перед ней закрывались двери одна за другой. Лишь сорок семей согласились встать на защиту Матери и ее будущего ребенка. Они поднялись в пещеры и спрятались там, но проклятый придумал хитрый план. Страх северян и их боязнь помочь Матери открыли для него человеческие сердца. Через этот страх он забрал к себе души, навечно упрятав в свое бездонное темное нутро, а на место пожранных душ вселил часть себя. Так появились льолды.

– Как это? – спрашиваю шепотом. И почему-то становится зябко. Я прижимаюсь к широкой груди деда, и тот успокаивающе гладит меня по плечу.

– Это, внученька, очень опасные существа. Внутри у них лишь холод и тоска. Холодно им от того, что проклятый – не человек, и сущность его – холоднее льда. А тоскуют они о своей потерянной душе. Вот и получается, милая, что тянет их к людям, а как увидят человека, рождается внутри у них такая завистливая злоба, что не могут удержаться и убивают.

– Страшно, – вздыхаю я, – и жалко их.

– Жалко, – соглашается дед, – но такова участь тех, кто предательством захотел купить себе долгую и беззаботную жизнь. Ну, слушай дальше. И поднялось целое полчище льолдов. И начали они рыскать по пещерам, чтобы найти и убить Мать и тех смельчаков, которые встали на ее защиту. И погибнуть бы им, но Трехликий не оставил Мать без своей милости, одарив ее и женщин, стоящих рядом, умением нарушать законы смерти. И встали из могил умершие, призванные из-за грани, дабы спасти своего Создателя. И было великое сражение между льолдами – слугами проклятого и раольдами – защитниками Трехликого. Говорят, даже горы содрогнулись от той битвы, столько крови мертвой и проклятой было пролито на скалы. Раольды одержали верх, и проклятому пришлось отступить.

С тех пор прошло много времени. Сорок семей превратились в сорок почитаемых и богатых родов. Но ледяной дар все так же живет в них, и женщины в Ледяных горах, как когда-то сама Мать, умеют призывать мертвых из-за грани и отправлять за нее тех, кто по собственной глупости заблудился между мирами.

– И я так же смогу? – От восхищения перехватывает дыхание и сердце начинает биться быстро-быстро. Я уже вижу себя среди сотен страшных льолдов. Одна. В сверкающих доспехах. Вокруг вздымаются острые скалы, отсвечивают голубым ледники. Льолды страшно рычат и тянут ко мне когтистые руки. Но я лишь смеюсь в ответ. И…

– Нет, милая, нет, – дед прижимает меня к себе, и я слышу, как взволнованно бьется его сердце, – эта страшная сказка не для моей розочки. Ты же не оставишь своего деда? И маму с папой. Они будут очень за тебя переживать.

Сверкающие доспехи меркнут. Тают ледники, и вокруг встают стены гостиной. Остро и пряно пахнет дедушкиным табаком, из кухни доносится аромат свежеиспеченных булочек. И сказка теряет свое страшное очарование.

– Не брошу, – я обнимаю деда за шею, прижимаюсь к нему, – никогда не брошу.

– Лэриш! Лэри-иш! – Раздраженный голос ворвался в мои воспоминания, возвращая в реальность.

– Мы вроде дали тебе выспаться, а ты спишь на ходу, – ухмыльнулся Сойка.

Перевела взгляд с одного на другого. Злой ледяной и насмешливый ледяной. Отличная парочка. И что, спрашивается, я делаю вместе с ними? Ах да. Льолды.

Потерла лоб, собираясь с мыслями.

– Я знаю, кто это, – не стала отпираться, – слышала в детстве сказочку.

– Сказочку? – Глаза Отшельника потемнели от гнева.

Мне захотелось отступить, а еще лучше прыгнуть в канаву – и лесом, лесом, подальше от злобствующих ледяных.

– Лэриш, не знаю, кто тебя воспитывал и обучал, но у нас эти сказочки изучают на практике. Что ты знаешь о северной границе Шарналии? Нашей Шарналии.

– Вашей? – Я задумалась. – За Ледяными горами лежат Пустынные земли. Там вроде никто не живет.

– Проклятые земли, Лэриш. Пустынными их прозвали трусы из правительства, чтобы не пугать людей. Примерно две тысячи лет назад в тех местах родился проклятый. Там его и убили. Только он не хотел умирать, и людям пришлось очень постараться, чтобы отправить его за грань. С тех пор за горами никто не живет, почти никто. Но время от времени оттуда лезет такая нечисть, что, поверь, льолды не самое страшное из того, что встречается в наших местах.

Интересное дополнение к дедушкиной сказке. Получается, ледяные кто-то вроде стражей. И охраняют северную границу от гадости, что лезет из Пустынных земель.

Насколько извращена наша история. Нам в школе рассказывали совсем другую версию. И проклятого в ней сожгли, а пепел развеяли над морем. И не было в той истории никаких вымерших земель и нечисти, до сих пор рождающейся за горами. Но спорить и выяснять, чья версия истории соответствует истине, – самое дурацкое занятие, которое можно придумать, стоя на дороге в лесу.

– Все ясно. Есть Проклятые земли, от которых вы охраняете Северную Шарналию, так?

Мужчины кивнули, не сводя с меня подозрительных взглядов, а я продолжала рассуждать вслух:

– Отлично, то есть я хочу сказать, похвально…

Взгляды северян заледенели.

– …Не важно. Это ваше дело. Безусловно, очень полезное. И сейчас вы хотите догнать и уничтожить льолдов. Но я-то тут при чем?

– Лэриш, – протянул Отшельник, и от его ласкового тона и замораживающего взгляда мне стало откровенно нехорошо, – у тебя могут быть причины скрывать свой дар, но ситуация изменилась. Нам без тебя не справиться.

– Д-д-дар? – Воздух вокруг резко закончился. Стало душно, и я рванула завязки плаща. – Какой дар? Нет у меня никакого дара. Понимаете? Нет и не было. Меня с тринадцати лет проверяли. Я вообще ледяная лишь на четверть.

Говорила, сама мало понимая, что несу. Взгляды мужчин, скрестившиеся на мне, не сулили ничего хорошего, и в них явственно читалось обещание больших неприятностей.

– Лэри-и-иш…

Отшельник шагнул ко мне, и я в панике отступила.

– Отпираться бесполезно. Твои глаза ночью. Ты почувствовала льолдов и не смогла этого скрыть. Я видел искры дара.

Искры? Да какие, к проклятому, искры, и льолды, кстати, туда же. Все это сказки. Старые сказки, в которые глупо верить. Я могу допустить, что на севере больше нечисти, чем на юге. Может, за горами аномалия какая-то природная. Но проклятый – миф. Обычное олицетворение зла, персонифицированное для удобства в личность.

Объяснила, а главное, сама поверила в собственное объяснение. И голос уже не дрожал, и даже истерические нотки ни разу не проскользнули, когда я ответила:

– Тебе показалось, северянин. Просто показалось. И повторяю для глухих: нет у меня дара. И быть не может. Через пару месяцев совершеннолетие. Поздно уже чему-либо просыпаться. Так что давайте разойдемся по-хорошему. Вы за льолдами, я дальше, своей дорогой.

– Здесь нет глухих и слепых, южанка.

Если бы взглядом можно было замораживать, вместо меня на дороге давно бы уже красовалась ледяная статуя. Но нет, я все еще дышала и даже отступала потихоньку в лес, и спасительная канава была все ближе.

– Брат, ты уверен?

Я и не заметила, как Сойка сместился чуть в сторону. Умный, сволочь. И канава перестала быть путем отхода. Я просто не успевала до нее добраться.

– Да, – рыкнул в ответ Отшельник.

Убедительно рыкнул. Так убедительно, что у меня вновь зашевелились сомнения. Во рту пересохло, воздух стал плотным, и каждый вздох давался через силу. А затем накатили тоска и четкое понимание, что уйти мне не дадут. Потащат к льолдам. Свяжут, оглушат и потащат, невзирая на мои доводы.

Проклятый вас возьми. Всех. И северян, и льолдов, и персонально Эдгарда Третьего за развязанную войну.

– Я не ледяная, – голос дрогнул, а в следующее мгновение сорвался на крик, – слышишь, ты, замороженный! Я не из ваших и никогда ею не буду. И плевать я хотела на ваших льолдов. Мне все равно, что ты навоображал себе ночью. Я никуда с вами не пойду и ни с кем сражаться не буду.

В глазах потемнело, тело била крупная дрожь. Напряжение, копившееся все эти дни, наконец нашло выход в истерике. И стало безразлично, где я и с кем. Страх заглушил все: стыд, гордость и собственное достоинство. Вместо княжны и смелой беглянки, обманувшей Тайную канцелярию, перед ледяными стояла обычная испуганная девчонка.

Откуда-то из глубины сознания пришла уверенность, что Отшельник не врет. Что дар действительно проснулся, не оставив мне выхода.

Я так боялась этого последние четыре года, я ненавидела свои дни рождения, потому что на следующий день всегда появлялись они – цинично-вежливые проверяльщики. Я только в этом году простила Трехликого за то, что родилась девочкой, когда стало окончательно ясно, что проверка последняя и дара во мне нет. И что теперь?

«Ведьма!» – билась мысль.

– Не хочу, – помотала головой я, отступила и свалилась бы в канаву, если бы Отшельник не схватил меня за талию, преодолев за считаные секунды разделяющее нас расстояние. – Не хочу быть ведьмой, – прошептала, уткнувшись носом в широкую грудь.

– Глупая, – неожиданно нежно произнес ледяной, успокаивающе поглаживая по спине, – ты не понимаешь, что говоришь. Никакая ты не ведьма, а всего лишь маленькая ледяная, у которой только что проснулся дар. И совсем не нужно этого бояться.

Всхлип вышел громким, но сдерживать слезы уже не было сил, и я банально разревелась. От жалости к себе, от обиды на судьбу, Трехликого, на дар и ледяных, так некстати затесавшихся в родню. И почему только я не родилась мальчиком!!!

– Лэриш, – простонал Сойка у меня за спиной, – только не это. Ну хочешь, я встану перед тобой на колени, а? Нет, мы встанем перед тобой на колени и дружно попросим прощения. Или, хочешь, я подарю тебе бусы из горного хрусталя? Они отливают голубым в лунном свете.

– Не хочу бусы, – прогнусавила я, продолжая орошать плащ Отшельника слезами, – лучше меч верни.

– Меч, да пожалуйста. Вот, уже достаю. Кстати, он у тебя родовой? Тогда должен светиться в темноте на нечисть.

Я зарыдала еще громче.

– Да что опять не так?! – возмутился Сойка. – Не хочешь бусы, могу кинжал подарить. С дракончиком на рукоятке.

– Льолды, – прошептала я. Говорить, уткнувшись в грудь Отшельника, было не совсем удобно, но в теплых объятиях северянина чувство страха не было таким всепоглощающим, и я крепко вцепилась в плащ, не собираясь отпускать его в ближайшее время.

– Лэриш, успокойся. Никто не заставит необученную ледяную драться с льолдами. Мы только разведаем обстановку, и все. Прогуляемся по чудной лесной дороге, дойдем до деревни, молочка там попьем и назад. А затем, обещаю, мы доставим тебя в целостности и сохранности до своих. И поможем с транспортом до Ледяных гор. Может, и сами проводим.

Я затихла, обдумывая слова Отшельника. Ну точно маленькую девочку уговаривает.

– Лэри-и-иш, – провокационно протянул мое имя Сойка, – я уже на коленях.

– Меня зовут Айрин, – шмыгнула носом я и, повернувшись, не сдержала улыбку. Сойка стоял на одной руке, дрыгая ногами в воздухе, при этом ухитряясь второй рукой размахивать зажатым в ней кустиком черники. Клоун, да и только.

– Ты обманул меня. – Я склонила голову набок и стерла улыбку с лица.

Сойка сделал сальто и встал на ноги. Я ошиблась, он – акробат, а не клоун.

– Я – нет, – произнес Отшельник. Его руки соскользнули вниз, и ледяной опустился на колени. – Простишь?

– За что? – дернула плечом я, и едва высохшие слезы набежали вновь. – Вы не виноваты, что у меня проснулся дар.

– И все же прости, – с нажимом проговорил Отшельник.

– Прощаю, – кивнула я. Без его объятий резко стало холодно и неуютно, и мне пришлось призвать всю свою гордость, чтобы придать лицу безразличное выражение и не позволить страху взять верх. Я сдвинулась в сторону, чтобы между нами опять были соответствующие приличиям три шага.

– Айрин, – он легко поднялся, улыбнулся, – ледяная роза. Подходящее имя.

Весьма подходящее для зареванной девицы, которая уже неделю в пути и качественно мылась четыре дня назад.

Сойка усиленно рылся в карманах, и скоро на свет был извлечен белоснежный платок с тончайшим кружевом по краям.

– Так и знал, что пригодится. – Он протянул мне изящную вещицу, достойную княжеского носа.

Я с благодарностью приняла. Собственный платок был, увы, далек от чистоты, а тут такая роскошь.

– Айрин, можно задать вопрос?

Настораживающее начало, но от Сойки я не ждала неприятностей, а потому кивнула:

– Спрашивай.

– Ты что-то регулярно принимала с наступлением лунных циклов?

До меня даже не сразу дошел смысл вопроса, а когда дошел… Слезы мгновенно высохли, и страх был благополучно забыт. Лунные циклы… Даже крестьянка не станет обсуждать подобное с незнакомым мужчиной, что уж говорить о княжне, которой правила приличия вдалбливали в голову с младенчества.

– Ты забываешься, северянин. – Я скомкала платок и с трудом удержалась, чтобы не швырнуть подарок в лицо дарителю.

– Не злись, – примирительно улыбнулся он, – я целитель. Мне можно спрашивать о подобном.

Подобное обсуждают с домашним целителем, а не… Впрочем, отвечать я не обязана.

– Айрин, – и снова улыбка, как будто этого достаточно, чтобы добиться ответа, – хорошо, спрошу по-другому. Ты принимала что-то регулярно последние три-четыре года? Какие-нибудь лекарства, отвары, настойки?

Оценила непривычно серьезный взгляд северянина. Похоже, ему это действительно важно.

– Только укрепляющую настойку. Я часто болела в детстве, и настойку давали каждую неделю мне и брату. Честно, не помню, когда начала ее принимать. Может, пять лет назад, а может, шесть.

– Понятно.

Ледяные обменялись быстрыми взглядами.

Что понятно? И кому?

– Айрин, назовешь родовое имя? – Отшельник оказался близко, слишком близко, чтобы это можно было игнорировать. От острого желания прижаться к нему, вновь ощутить теплые руки на спине в голове помутилось. И как будто этого мало, мужчина наклонился, и горячее дыхание обожгло щеку. – Айрин, ты все еще нам не доверяешь?

– Нет, – отшатнулась я, – то есть да, доверяю, – насколько вообще можно доверять в подобных обстоятельствах. – Посуди сам, кому я должна представиться? Отшельнику? А может, Сойке?

Я права. Он это знает, но все равно тень недовольства мелькнула на его лице.

– Хорошо, отложим представление до возвращения домой.

Я не верила своим ушам – он согласился со мной?

– Нам пора. До деревни часа четыре пешком, нужно попасть туда к полудню.

– А…

– Остальное обсудим по дороге.

Стальной взгляд, жесткий голос. Отшельник опять надел на себя ледяную броню. Или его нежность мне лишь почудилась сквозь потоки слез.

– Твой меч, Айрин. – Сойка протянул оружие. – Отличный клинок, кстати. Старинная работа.

Я знала это и без него. Приняла меч, тяжесть привычно оттянула пояс. Ладонь удобно легла на навершие рукояти. Ну, здравствуй, знакомый незнакомец. Случившееся заставило меня взглянуть по-новому даже на собственное оружие.

Это было накануне моего десятого дня рождения. Особняк был переполнен шумом, суетой и подготовкой к празднику. Съезжались гости, росла гора подарков в гостиной. Я весело носилась по парку с кузинами и кузенами, друзьями по школе и детьми соседей. Это были дни абсолютного счастья. Мне позволялось и прощалось практически все, ведь я готовилась отпраздновать свой первый в жизни юбилей.

Неудивительно, что визит двоюродной бабушки, родной сестры деда, я восприняла с прохладным равнодушием. Впечатлений было так много, что первый и единственный приезд северной родственницы прошел мимо моего переполненного восторгом сознания. Ведь утром должен был приехать бродячий зверинец, днем состояться театральное представление и выступление мага-иллюзиониста, а вечером, как обещал таинственным шепотом отец, меня ждал настоящий сюрприз.

Я смутно помнила высокую, стройную даму с белыми седыми волосами, уложенными в сложную прическу, и яркими голубыми глазами. Она выглядела моложе деда, хоть и была его старшей сестрой. Будь я взрослее, я бы заметила недовольно поджатые губы, неодобрительное покачивание головой, когда нас представляли, но мое сердечко слишком сильно билось от счастья, чтобы обращать внимание на досадные мелочи. За дверью гостиной слышалось возбужденное перешептывание моих друзей, меня ждали, чтобы отправиться к пруду, и я тяготилась визитом.

Будь я старше, я бы уловила напряжение, нитями протянувшееся между взрослыми, серьезное лицо отца, обеспокоенный вид мамы, но мне было не до того. Меня ждал лучший день рождения в моей жизни. Я уже успела переболеть северными сказками, чтобы по-настоящему заинтересоваться редкой гостьей.

Она уехала на следующий день утром, толком ни с кем не попрощавшись, а вечером мне вручили ее подарок – легкий меч, сделанный под женскую руку.

С этого меча и началась моя учеба. Дед взялся за нашу с Толиром подготовку, и меня гоняли наравне с братом. Потом пригласили лучших мастеров меча и боя. Я частично перешла на домашнее обучение, появляясь в гимназии лишь на паре-тройке самых важных уроков в неделю.

Дорого я бы сейчас дала, чтобы вернуться в свой десятый день рождения, задержаться в гостиной и задать парочку вопросов.

– Пистолет и кинжал, – потребовала я, закрепив на поясе меч.

– Ты уверена, что умеешь с ним обращаться? – уточнил Сойка, не торопясь возвращать мне мою собственность.

Я презрительно хмыкнула. Вечно эти мужчины начинают бояться, обнаружив в женских руках что-то серьезнее сковородки.

– Проверим? Та шишка подойдет? – кивнула на разлапистую ель, стоящую у дороги.

– Сойка, – предостерегающе произнес Отшельник, но было уже поздно. В голубых глазах ледяного вспыхнул азарт.

– А давай! – Он сунул руку в мешок, достал револьвер, протянул мне. Я выщелкнула барабан, проверяя патроны. Тускло блеснули четыре капсюля. Защелкнула барабан, взвела курок.

– Третья слева на пятой сверху ветке устроит?

– Вполне!

Отшельник тяжело вздохнул, не одобряя детской забавы.

Грянул выстрел, отдача подбросила револьвер вверх, остро запахло порохом, эхо прошлось по дороге, поднимая с веток всполошившихся птиц.

Взглянула на елку. Вместо шишки красовалось пустое место.

– Отличный выстрел для… – Сойка запнулся, посмотрел на меня оценивающе. – Для юной леди, – сделал он наконец выбор.

– Развлеклись? – поинтересовался Отшельник. – Тогда вперед. Айрин, тебе помочь?

– Справлюсь, – отказалась я от помощи, пристраивая револьвер за поясом. Не знаю, как насчет дара, а оружие я предпочитаю иметь под рукой.

Странные эти северные. Беспокоятся о лишнем грузе за моей спиной и при этом тащат в гости к монстрам.

Шли молча и быстро. Сверху густели тучи, а затем стал накрапывать дождь. Вскоре он усилился, и я накинула капюшон. Капли барабанили по ткани, настраивая на размышления, а подумать было о чем.

Моя жизнь словно разделилась на две части. В первой я была обычным человеком, во второй оказалась… ледяной ведьмой. Собственная честность показалась дико смешной. Захотелось рассмеяться – громко, в полный голос, но я сдержалась. До острой боли в прикушенной губе, до сжатых в кулаки рук. Была бы мужиком – напилась бы. Но княжна не может позволить себе роскошь валяться в отрубе после бутылки виски.

И нестерпимо, до дрожи в пальцах потянуло оказаться дома. Вернуть то чувство защищенности, которое дарили родные стены. Но… вокруг холодной стеной вставал осенний лес, впереди ждали неведомые льолды. И я не знала, что меня пугало больше – встреча с ними или собственная реакция на нечисть.

Ледяной дар… Так некстати. Я чувствовала себя человеком, который балансирует на тоненькой жердочке, и следующий шаг может оказаться последним. В одно мгновение окружающий мир перестал быть привычным и знакомым. Теперь в нем оживали старые сказки, и никто меня не учил, как нужно с ними обращаться и чего ждать от собственного тела.

Глава 7 Лиса видела сон, где ты и кто-то с косой[1]

Морось все усиливалась, и силуэты дальних деревьев уже с трудом угадывались за стеной дождя. С капюшона капало, висящие перед носом капли жутко раздражали своей неторопливостью. Дорога перестала впитывать воду, и под ногами противно хлюпало. Мешок за спиной с каждым шагом становился все тяжелее, хотя я и понимала, что это ощущение субъективно и его вес не мог измениться. Настроение было под стать погоде – хмурое и неразговорчивое. Хотелось обидеться на весь мир, на ледяных, на Создателя. Крепко так обидеться и закрыться в раковине души.

Но у северян было свое мнение на этот счет. Они выдержали получасовую паузу, дали мне пострадать и прийти в себя, а затем приступили к допросу. Вопросы посыпались один за другим. Справа и слева. Не давая возможности взять паузу и подумать.

– Айрин, ты сказала, у тебя есть брат.

– Да.

– Ледяным был твой дед или прадед?

– Дед.

– Твой отец единственный его ребенок?

– Да.

Мои односложные ответы их совсем не смущали.

– Где он сейчас?

Я остановилась, взглянула на Сойку.

– А как ты думаешь? Убивает ваших где-то там. – Я махнула рукой в сторону фронта.

– Брат? – Сойка и не подумал обидеться.

– Там же. Удовлетворен?

– Вполне, – кивнул северянин, стряхнув с капюшона целый ворох сверкающих капель.

Следующий вопрос я пресекла, перехватив инициативу и попросив:

– Расскажите о даре.

Северяне переглянулись.

– Разве тебе не рассказывали? – осторожно уточнил Отшельник.

– Как выяснилось, наши версии отличаются, – горько усмехнулась я.

Мы продолжили путь, деревня приближалась, и в моем мысленном списке вопрос о льолдах передвинулся на первые позиции.

– Дар наследуют лишь женщины, – начал рассказывать Отшельник, – даже если брак смешанный, наша кровь возьмет свое вплоть до четвертого поколения. Поэтому мы никогда не теряем связи с теми, кто покинул горы и уехал в другую страну. И если в браке рождается девочка, примерно в десять лет ее забирают в Ледяные горы.

Теперь понятно, зачем приезжала бабушка на мой день рождения, но абсолютно не ясно, почему я все же осталась в Южной Шарналии.

– Из-за дара?

– Да. Люди боятся смерти, они считают дар ледяных темным, хотя все что мы делаем – удерживаем смерть в ее естественных рамках.

– Как?

Отшельник замолчал. Дождь все так же монотонно барабанил по капюшону, однако стена воды стремительно редела, а вдалеке на небе показались просветы. Ветер усилился, и деревья недовольно скрипели, качая ветвями и обдавая нас водопадом капель. Желтые и красные листья ложились на дорогу. Холодало, но мне почему-то становилось жарко. Занятно ощущать себя частью сказки.

– Я хотела спросить, каким образом вы управляете мертвыми.

– Айрин, ты чем слушала? – рассердился вдруг Сойка. – Дар передается лишь женщинам. А мы, по-твоему, кто?

– Вы что, не знаете? – не поверила я.

– Прости, но он прав, – вздохнул Отшельник, – дар – дело женщин, и только их. И тебе нужно попасть в горы, чтобы научиться им пользоваться. Мы, увы, помочь не сможем. Мужчины наших родов уничтожают нечисть привычным для тебя способом – сталью.

Новость из разряда «Могло быть и хуже». Видимо, мое молчание было более чем красноречивым, и Отшельник поспешил успокоить:

– Айрин, не переживай. Обещаю, тебе не придется с ними драться. Это действительно разведка, и ничего больше. Я бы с удовольствием оставил тебя подождать нас здесь, в лесу, но предпочту, чтобы ты была рядом.

Это он намекает, что моя активная натура, оставленная без присмотра, либо их не дождется, либо нарвется на неприятности. Можно, конечно, привязать к дереву, но, надеюсь, не мне одной это кажется не слишком хорошей идей.

– Могу посоветовать, что делать, если встретишь льолда, – с многозначительным видом произнес Сойка.

Конечно же я купилась:

– И что?

– Бежать, Айрин, просто бежать. Умертвия не слишком быстрые создания, бегство – отличный способ избежать близкого знакомства с ними.

И трусливый. Если на то пошло, не думаю, что льолд умеет махать мечом круче того гвардейца, которого я отправила за грань. Так что последнее, что я собираюсь делать, встретив льолда, это демонстрировать ему скорость мелькания своих пяток. Другое дело, если льолдов окажется несколько. Тут ситуация неоднозначная, так как без боевого опыта сложно оценить, сколько противников я смогу одолеть.

Все эти мысли я благоразумно оставила при себе, в ответ лишь хмыкнула и все равно заработала нотацию Отшельника:

– Айрин, отнесись к этому серьезнее. Мне хочется думать, у тебя хватит благоразумия держаться от нечисти подальше.

Расшифровываю: пока взрослые дяди машут мечами и рискуют жизнью, маленькие девочки прячутся за их спинами, в крайнем случае отмахиваются куклами. Думается, северяне всерьез решили стать моими няньками и доставить к себе домой в целости и сохранности. Их не смущало то, что я продемонстрировала отличную стрельбу и лично завалила гвардейца. Им больше нравится считать меня беспомощной девицей, которую нужно всячески опекать и оберегать.

Подавила порыв тут же доказать, что они категорически не правы. Поразмыслив и оценив: лес, дорога в лужах, мокрый плащ и ветер, холодными колючками пробирающийся под одежду, – решила отложить показательное выступление до более удобного случая.

– А сколько сейчас ледяных в горах?

У такой опеки могло быть только одно объяснение – ледяных осталось немного и каждая одаренная на счету.

– В истории гор были разные времена, Айрин. Первоначально родов было сорок. Сейчас осталось двадцать семь. Не знаю, рассказывали ли тебе о нас.

– Расскажи, – попросила я.

– Хорошо, – легко согласился Отшельник. – Мы живем просто. Есть суверенный договор с королем, и его власть над нами довольно призрачна. Мы выгодны ему, он – нам. Причем мы ему нужны гораздо больше. Ради безопасности Шарналии ледяные рискуют каждый день, а король – раз в десять лет, когда прорыв оказывается силен и нам не справиться своими силами. Тогда он посылает на помощь боевых магов и солдат.

– Ты забыл о жалованье, – подсказал Сойка.

– А что жалованье? – пожал плечами Отшельник. – По меркам Шарналии оно более чем приличное, но и торговцы, которые возят нам товары, прекрасно об этом знают. Рагорн не дурак. Часть нашего жалованья возвращается ему обратно в виде налогов.

Что еще… Делами рода управляет его глава. Он отвечает за денежное обеспечение, безопасность, решает хозяйственные и военные вопросы, связывается с властями. Вместе с ним правит Старшая Мать. В ее подчинении женщины, а также все, что связано с даром. Она же отвечает за боевые операции. Если в горах появляется подозрительная активность, принимает решение о зачистках.

Я не смогла скрыть удивления:

– Старшая Мать?

– Айрин, наших женщин с детства учат сражаться. Мы воюем вместе с ними, и в каждой группе больше мужчин, чем женщин, но сталь, пусть даже с примесью серебра, не умеет развоплощать. Она хороша против того, что когда-то было живым, а затем решило пожить еще немного, но уже мертвым. Но если тварь пришла из-за грани, у нее нет плоти. Тут хоть умахайся мечом, ты ничего ей не сделаешь, а вот она очень даже может свести тебя с ума или высосать досуха.

От возникшей в воображении картинки меня передернуло. О подобных сущностях тайком шептались девчонки в гимназии, ими пугали взрослые… А если кому-то действительно не везло с ними столкнуться, то первым делом приглашали настоятеля храма. Если дело оказывалось серьезнее, слали гонца в братство Динатроса.

Ледяные, похоже, обходились своими силами.

И еще у меня появилось стойкое подозрение, что бесплотные посещают горы во много раз чаще, чем наши земли. Иначе зачем вся эта суета вокруг дара ледяных? Чем ближе к горам, тем больше менялось отношение населения к ледяным – от настороженности и страха до почтительности и поддержки государства, причем строго с юга на север. По крайней мере, к Сойке и к Отшельнику северяне относились с уважением, и я не заметила никакого напряжения между членами группы. Кстати…

– А почему вы здесь? Разве ледяные обязаны воевать?

– Еще как, – Сойка отломал ветку от куста, растущего у дороги, и в данный момент методично укорачивал ее длину, – по одному ледяному от рода. Таков договор.

– Правда, некоторые решили дополнить его собой, – с ехидной насмешкой заметил Отшельник.

– Еще скажешь, что ты этим недоволен?

Последний обломок ветки был отправлен в канаву.

– Напомнить, сколько раз я прикрывал твою за… мм… спину? И насколько полезен оказался целитель на войне?

Отшельник тяжело вздохнул. Этот спор явно возникал у них не в первый раз. Так, значит, младшенький по своей инициативе отправился повоевать. И эти люди еще намекают на мою недисциплинированность?

– Айрин, раз уж мы заговорили о войне, – Сойка переключился на меня, – что случилось с твоей родней? Почему ты оказалась в лесу совсем одна?

Ну вот, опять те же намеки на «беззащитную» женщину. Интересно посмотреть, как они относятся к своим воительницам. Или они их за женщин не считают?

– Так получилось. – У меня не было ни малейшего желания вдаваться в подробности. – Пришлось уходить быстро, а сопровождающие… Объявленной в розыск ведьме трудно решить, кому можно доверять, а кому нет.

Оба ледяных помрачнели и замолчали. Я их понимаю. Тяжело принять подобное отношение. В одной стране ты – герой, в другой – пособник ведьмы. Только сейчас пришло осознание, что еще лет пять назад ситуация не была такой удручающей. Кто-то очень хотел поссорить наши страны, и ледяные стали еще одной точкой разрыва между нами.

Между тем дождь решил, что с него хватит, и перестал сыпаться сверху. Ветер разошелся не на шутку, и серые облака под его порывами активно расползались в разные стороны, обнажая над собой голубое небо. Дорога стала шире и утоптаннее, на ней появились следы копыт домашних животных.

Деревня вынырнула незаметно, будто специально пряталась за деревьями. Через узкий ручей, обвивавшийся вокруг изб, был перекинут деревянный мост. Справа виднелись вырубки и небольшие делянки. Слева лес вплотную подходил к домам.

Я вспомнила карту. До этих мест на ней была отмечена лишь парочка хуторов, зато отсюда начиналась цепочка из пяти-шести деревень, тянущаяся до городка под милым названием Жилнень. В этих местах располагались озерные массивы, берущие свои истоки из болот, и местные жители промышляли рыбалкой, охотой, по осени собирали ягоды, грибы. Таких глухих, живущих дарами леса мест насчитывалось сотни в нашей стране. И эта деревушка не была исключением. Вот именно, не была.

Мы остановились на мосту. Все так же яростно шумел лес, и ветер гнул верхушки деревьев, сдирая с них лиственный покров. А здесь было тихо. Неприятная тишина словно намекала, что впереди ждать хорошего не приходится.

– Идем, – первым шагнул с моста Отшельник.

Я заметила, как засветились его глаза. Северянин прибег к помощи магии. Наверное, это правильно, только отчего мне так тревожно?

Потянула меч из ножен. Лезвие успокоительно блеснуло металлом. Никаких предупреждающих сияний, нечисти в деревни нет. Только бьющая по нервам тишина, которой не должно быть здесь, просто не должно.

Единственная улица оказалась на удивление просторной, точно стремилась собственной широтой искупить малые размеры деревни. Она втягивалась между домами, заворачивала за угол и убегала дальше в лес, ныряя под зеленые своды деревьев. Обычная деревня. Обычные дома. Где-то совсем уже почерневшие от старости, с покосившимися стенами и прохудившимися крышами, где-то вполне добротные, с крепкими палисадниками и виднеющимися во дворах хозяйственными постройками.

На ветвях деревьев, торчащих над низкими заборами, красовались яблоки, темнели синими боками сливы. В палисадниках под окнами радовали глаз осенние цветы. Мирная картина деревенской осени, но мне отчаянно не хотелось идти вперед, и я замедляла шаг, напряженно вслушиваясь в тишину и вглядываясь в дома. Я все еще надеялась, что это морок, что вздрогнет воздух, скидывая ненужный покров, и зальется лаем пес за забором, выглянет из окна любопытная старушка, раздастся плач младенца, и жизнь вернется в эти места.

– Айрин, в чем дело? – Сойка остановился, окинул меня внимательным взглядом. Слава Трехликому, в нем не было насмешки. Меня не считали трусихой, просто интересовались причиной задержки.

– Не знаю, – покачала головой я, – будто не пускает что-то.

– Не пускает? – нахмурился Отшельник. – Тогда попробуем по-другому.

Он скинул на обочину дороги мешок, вытащил из ножен меч. Лезвие начертало в воздухе какую-то сложную фигуру, и… ничего не произошло.

– Странно, – нахмурился ледяной и уже собирался идти дальше, как вдруг что-то толкнуло меня в спину. Я сама не поняла, зачем догнала Отшельника и почему вдруг оказалась впереди. Сзади запоздало вскрикнули и, кажется, даже попытались перехватить…

Вспышка света ударила по глазам, в лицо дохнуло нестерпимым жаром. Запахло горячим песком и какими-то пряностями. Смутное видение возникло перед глазами, затем картинка стала четче.

Около костра сидели двое: седоволосый старик с длинной бородой и еще безусый юноша, чью голову прикрывала странного вида шапка. В чану, стоящем на огне, аппетитно скворчало и шипело, вокруг замерли в полуденном зное пальмы, невдалеке в тени самой большой пальмы возлежали верблюды.

– О мудрейший из мудрейших, скажи мне, когда я могу использовать это уникальное по своей силе заклинание?

Голос у юноши был хриплым, ломающимся.

– Тогда, последний из моих учеников, – неторопливо ответил старик, оглаживая бороду, – когда идущие по твоим следам достойны смерти.

В то же мгновение видение померкло, и я провалилась в темноту.

Где-то капала вода. Она звонко ударялась о твердое, раз в три секунды врываясь в сон отчетливым «дзинь». Сон пытался утянуть меня к себе, но мерный «дзинь» сбивал все его планы. Я полежала еще немного, прислушиваясь к звукам. Вот скрипнуло дерево, словно кто-то встал на рассохшуюся половицу, бухнул ветер в окно, заставляя задребезжать стекло. Я открыла глаза и огляделась.

Большая комната служила хозяевам одновременно спальней, кухней и столовой. Всю стену занимала огромная печь, около окна стоял длинный стол с двумя лавками, в углу висела потемневшая от времени икона с зажженной лампадой.

Я села на кровати и тут же охнула от накатившей боли. В глазах померкло, а в голове точно маленькое солнце взорвалось.

– Тише, куда собралась… – Сойка, сидевший у стола, метнулся ко мне. Надавил на плечи, заставляя лечь. – Дай проверить, как ты.

– И как я? – спросила я, когда прохладные ладони легли на лоб и боль начала потихоньку отступать.

– Для человека, взломавшего некромантскую ловушку, довольно неплохо, – усмехнулся Сойка, но тут же нахмурился и приказал: – Не мешай!

Я послушно затихла. Надо же, ловушка некроманта. Кто бы мог подумать, что меня угораздит в нее влезть? Раньше я не замечала за собой явной безрассудности. Ведь знала, что впереди ожидает гадость, а все равно полезла. Может, это северяне на меня так дурно влияют и толкают на необдуманные поступки?

– Готово, – снял ладонь с моего лба Сойка. – Как ощущения?

Прислушалась к себе. Боль еще присутствовала слабой тенью на грани сознания. Тело ломило, словно после дня изнурительных тренировок, чувствовалась слабость, но жить было можно.

– Сам вижу, что умирать не собираешься. – Он отошел к рукомойнику, щедро намылил руки мылом и долго смывал, не жалея воды.

Я снова села на кровати, голова отозвалась легким звоном, но боль не пришла.

– И долго я валялась?

– Солнце только зашло, – отозвался от рукомойника Сойка.

Дверь в избу распахнулась, на пороге появился Отшельник. Бросил быстрый взгляд в мою сторону, и облегчение, промелькнувшее в его глазах, приятно согрело душу.

Северянин прошел в комнату, скинул плащ. В печи уютно гудело пламя, и в комнате было довольно тепло.

– Как ты?

– Нормально, – пожала плечами я.

– Представь, она еще смеет говорить, что нормально! – то ли возмутился, то ли пошутил целитель.

Он закончил плескаться и теперь возился около печи, отодвигая заслонку. По комнате поплыл аромат вареной картошки, рот сразу наполнился слюной, и я поняла, как зверски проголодалась.

– Тогда иди ужинать, если нормально, – позвал Сойка, пристраивая чугунок на столе.

Осторожно встала, привыкая к странной легкости в голове, подошла к столу.

– А что произошло? – поинтересовалась я, катая в руках горячую картофелину.

– Да ничего особенного, сущие пустяки, – остался верен своему язвительному тону Сойка. – Взрывом от сработавшей ловушки разнесло полдеревни. Уцелела лишь пара домов на окраине. Тебя впечатало в забор и привалило сверху. Меня протащило по улице, а Отшельника закинуло в чей-то двор.

Я нервно сглотнула. И есть мне сразу расхотелось.

– А почему…

– Щиты, Айрин, – устало пояснил Отшельник, – я их поставил на тебя прошлой ночью.

Поставил, как только понял, кто я.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я.

– Это тебе спасибо, Айрин. – Отшельник поднял глаза, и от его тяжелого взгляда мне стало не по себе. – Ты разрядила ловушку, не мы. И хотя мне безумно хочется тебя придушить за самодеятельность, будет справедливо поблагодарить тебя. Если бы не ты, мы бы не сидели сейчас за столом.

– Вот так, южанка. – Сойка ловко очистил картофелину, макнул в подсоленное масло и закинул в рот. – Я бы тоже присоединился к экзекуции, но обет целителя не позволяет добивать больных. Ты ешь, ешь. Картошка стынет.

Я посмотрела на картошку, обвела взглядом избу. В голове обрела наконец четкость мысль, что мы в той самой деревне, в доме у тех самых хозяев. И… тошнота бодро подкатила к горлу.

– Почему я жива, спрашивать бесполезно?

– Ты же знаешь, в вопросе дара мы не сильны, – ответил Отшельник, затем бросил на меня озадаченный взгляд. – Айрин, что еще случилось?

Я прикусила губу. Какой внимательный!

– Понимаешь… – протянула я, не зная, как поделикатнее обойти вопрос о возникшей брезгливости. – Есть как-то не хочется.

– Не хочется или расхотелось? – уточнил северянин. – Если ты опасаешься льолдов – их здесь нет. Мы проверили дома. Ну а если тебя смущает конкретно этот дом, он чист.

– Чист?

– Айрин, – Сойка отложил в сторону наполовину очищенную картофелину, – некромант сначала подавил волю жителей, затем согнал их в центр деревни и там уже провел ритуал. Здесь их не убивали, если ты об этом. Заканчивай страдать по пустякам и давай ешь. Мне только не хватало тебя из голодного обморока вытаскивать.

И стоило, наверное, обидеться, но картошка пахла так аппетитно, а желудок сводило от голода, что я не выдержала. Вымыла руки, сполоснула лицо, смывая пыль и грязь, и сразу почувствовала себе лучше. Когда вернулась к столу, мужчины встретили меня понимающими взглядами.

Неделю назад я воротила нос от изысканных паштетов, мяса, запеченного с грибами и сыром, сложнейших десертов и ярких салатов. Теперь уплетала за обе щеки картошку в мундире с маслом, закусывала солеными огурцами и не уставала удивляться, как вкусно.

– Жаль, молоко скисло, – огорченно вздохнул Сойка, – я бы не отказался от кружечки.

– Оно всегда скисает, – заметил Отшельник.

Он сидел напротив меня. Где-то раздобытая керосиновая лампа светила тускло, больше воняя, чем давая свет. И в ее отблесках Отшельник казался лет на десять старше, а может, тому виной был его усталый вид.

Неожиданно во мне шевельнулось нечто похожее на жалость. Странное чувство к малознакомому мужчине, особенно если учесть наши непростые отношения… Попыталась воскресить ненависть и поняла, что ее давно и след простыл. Более того, стало казаться, что я сто лет знаю сидящих за столом мужчин. Сойку и Отшельника. Впору назваться Ласточкой для гармонии.

– Почему? – не удержалась я от вопроса.

– Не знаю. Наверное, реагирует на некромантские заклинания.

Ну прямо мистика какая-то. И молоко у них скисает, и ритуалы над целой деревней проводятся, и некроманты по лесам шляются в компании с льолдами. И как я раньше жила без всего этого?

– Айрин, на ночь мы остаемся здесь, твоя задача выспаться. Выходим утром.

Я кивнула. Ночь на мягкой кровати, под крышей, когда ветки не колют спину, а ветер не забирается под рубашку… Роскошный подарок, что и говорить.

– Это не опасно?

Мужчины переглянулись. Ох, как мне не нравятся их переглядывания!.. Чувствую себя малолетней дурочкой, от которой прячут спички.

– Уйти сейчас было бы правильнее, – согласился Отшельник, – но ты свалишься через сотню шагов. Поэтому я предпочту остаться на ночь здесь, чем тащить тебя на себе.

Разумный выбор, но мне было не по душе присутствие некроманта, пусть и отдаленное.

– Откуда здесь взялся некромант и льолды?

Отшельник не торопился с ответом. Сойка так вообще вышел из-за стола и вскоре вернулся с большой глиняной кружкой, над которой поднимался пар. Запахло травами.

Он протянул напиток мне. Я взяла, осторожно принюхалась.

– Айрин, заканчивай, а? – недовольно попросил целитель. – Если бы я хотел тебя отравить, поверь, сделал бы это более изящным способом. Хочешь завтра ходить, а не ползать, – пей.

Доводы звучали убедительно. Не то чтобы я целиком и полностью доверяла северянам, но ползать завтра желания не было.

– Ты слышала о теории строения тонких миров? – спросил Отшельник, и от неожиданности я чуть не поперхнулась отваром. Тонкие миры? Вопрос на целую вечность.

– Ты говоришь о теории, согласно которой наши души после смерти сначала попадают в мир страстей и эмоций, а затем, пройдя очищение от них, уходят в светлый, изначальный мир?

– Читала работы отца Шагара? – Во взгляде Отшельника промелькнуло уважение. – Тогда для тебя все будет просто. Мир эмоций – некая прослойка между материей и чистой энергией, из которой состоит наша душа. Умирая, мы оставляем здесь тело, но забираем с собой страсти и желания. В тонком мире мы очищаемся от них, чтобы перейти дальше. Те, кто не сможет…

– «…остаются в чистилище на веки вечные, погрязшие в желаниях и страстях», – процитировала я.

– Верно. Это лишь теория, и мы, надеюсь, не скоро сможет проверить ее на практике. Выходит, что ближайший к нам тонкий мир, мягко говоря, отличается от нашего только отсутствием плоти.

– Намекаешь, что чудовища есть по обе стороны границы?

– Ты быстро схватываешь суть, Айрин, – благожелательно улыбнулся Отшельник. – Льолды – не просто ожившие мертвецы. Технически они и не мертвы: дышат, у них бьется сердце, течет кровь. Говорят, в льолдах присутствует частица самого проклятого, но, по мне, его просто не хватило бы на такое количество тварей за столько-то лет. Мне больше нравится идея, что некромант заменяет душу человека на нечто бесплотное, пришедшее из-за грани. Это даже не полноценное существо, иначе оно не стало бы ему подчиняться, скорее нечто темное и довольно прожорливое.

– Зачем они ему?

– А вот это интересный вопрос. Понимаешь, о некромантах мало что известно. Они редкие гости даже на нашем материке. Их родина лежит в центре Южании. Основная часть жителей обитает у подножия гор и в разбросанных по пустыне оазисах. Есть легенда, что проклятый, когда путешествовал по миру, жил некоторое время в тех местах, но это всего лишь старая легенда, не более.

– Как и сами некроманты, – подмигнул Сойка. – Я лично считал их выдумкой. Страшилками для детей.

А я считала страшилками льолдов и проклятого. Похоже, не только мне пришлось столкнуться с ожившей сказкой.

Я не стала больше уточнять, что думают северяне по поводу целей некроманта. Гадать можно было до бесконечности. Одно ясно: эта сволочь ходит по моей земле и превращает моих земляков в мертвецов.

Дело пахло настолько отвратительно, насколько отвратительна может быть сама смерть. Точнее, не смерть, а противоестественное перемещение души за грань. И следовало не разлеживаться в кровати, а драпать, сверкая пятками, до самых Ледяных гор.

Зевнула, прикрывая рот рукой. Спать хотелось зверски.

– Я выйду?

Несмотря на свое высокое княжеское происхождение, я имела представление о том, как устроены удобства в деревенском доме.

– Давай, – кивнул Сойка.

Ночной воздух встретил меня замораживающей прохладой. Вокруг простиралась темнота, лишь за спиной блекло светилось окошко нашего дома. Над головой холодно горели звезды, легкой вуалью протянулся через небо Млечный Путь.

Я вдохнула полной грудью, стряхивая сонливость и избавляясь от противного привкуса керосина во рту. Тишина, укрытая тьмой, не казалась больше противоестественной.

Зажгла фонарь, выданный мне Отшельником. Кружок света выхватил утоптанный двор, деревянную стену сарая и привалившееся к ней старое, растрескавшееся от времени тележное колесо. Желтое пятно скользнуло дальше, подсвечивая поленницу, пустую собачью будку, раскоряченную яблоню, нависшую над сараем. Перевела луч вниз и наконец обнаружила прямоугольное строение, притулившееся в конце двора. Вот оно, то самое.

Когда шла по двору, за спиной раздался характерный скрип входной двери. Северяне не оставили меня без присмотра даже в такой малости. Так и не решив, хорошо это или плохо, задерживаться на улице я не стала.

Вернулась, и в теплой избе сонливость накатила с новой силой. Спать захотелось так, что еле доползла до кровати. Мельком отметила чистое, перестеленное белье, забралась под пуховое одеяло и отрубилась, едва только голова коснулась подушки.

– Уснула? – уточнил Отшельник, прислушиваясь к ровному дыханию девушки.

– Ты же знаешь, сонные отвары удаются мне лучше всех. – Сойка даже не улыбнулся. Голубые глаза остались серьезными, точно с уходом девушки из-за стола отпала необходимость носить маску весельчака.

– Тогда я в дозор. – Отшельник встал, потянулся за плащом.

– Когда ждем гостей? – Сойка повертел в руках картофелину и со вздохом отложил – больше уже не лезло.

– Часа в четыре, не раньше. – Отшельник проверил меч, сунул за пояс два револьвера. – Я разбужу тебя через два, сменишь.

– Может, поспишь? Охранки сработают, если нас кто-нибудь навестит.

Хлопнула дверь. Реплика Сойки повисла в воздухе без ответа.

Глава 8 Романтика шантажа

Отшельник вышел на крыльцо, постоял, давая глазам время привыкнуть к темноте.

Ночь была ясной и звездной. Луна собиралась почтить своим присутствием землю, желтым краем высовываясь из-за темных верхушек деревьев. Туман пробирался от ручья, накрывая пушистым одеялом прибрежные кусты. Отчетливо пахло гарью и осенней сыростью. Пожар успел заняться прежде, чем Отшельник его потушил.

Досталось деревушке знатно. Уцелело лишь три дома на окраине да этот, в котором они устроились на ночлег.

Отшельник спустился с крыльца и вышел на улицу. Днем они с Сойкой отлично поработали, превратив хаотичные завалы в парочку вполне приличных баррикад. И теперь он обходил их одну за другой, прислушиваясь к тишине ночи.

Вдруг меж полуразрушенных стен эхом прокатился крик ночной птицы. Отшельник насторожился, но крик повторился уже дальше, и он успокоенно выдохнул – ложная тревога, сова вышла на охоту. Северянин дошагал до околицы, оценил диспозицию будущего боя. Охранки и ловушки – это хорошо, но сталь меча гораздо надежнее. А помахать им придется.

Сбоку что-то зашуршало. Он напрягся, резко повернулся и тут же отвел меч в сторону.

– Нарвешься когда-нибудь, – прошептал в темноту.

– Отобьюсь, – махнул рукой Сойка, выходя из глубокой тени полуразрушенной стены дома. – Тебе лучше вернуться.

– Что-то случилось? – напряженно поинтересовался Отшельник, убирая меч в ножны.

– Увидишь, – туманно пояснил брат, и ледяной выругался про себя. Сойка всегда любил позерство, даже когда оно было совсем не к месту.

Вдвоем они вернулись в дом. Отшельник первым шагнул в избу, окинул быстрым взглядом комнату. Айрин спала на кровати, разве что одеяло скинула на пол.

– И? – повернулся он к брату.

– Я вырубил ее. – Сойка подошел к девушке, подобрал одеяло, накинул сверху. – Хватит от силы на полчаса, затем все по новой.

– Что по новой? – не понял Отшельник.

Брат как-то по-особенному усмехнулся, и сердце северянина сдавило от острого предчувствия неприятностей. Самое противное, он был уверен, что льолды и даже некромант тут ни при чем.

– Ты можешь сказать толком? – рассердился он, чувствуя, как в душе начинают ворочаться смятение и тревога.

Айрин шумно вздохнула, повернулась на бок, подложив под щеку руку. Отшельник перевел взгляд на девушку. Сейчас он ясно видел, что с ней не все в порядке. На щеках выступил яркий румянец, на лбу блестели капельки пота, дыхание стало частым и прерывистым. Заболела?

Сойка приложил палец к губам и поманил брата за собой на крыльцо. Тихонько прикрыл дверь, постоял, прислушиваясь к тишине за ней, и, когда стало ясно, что девушка не проснулась, выдохнул с облегчением. Отшельнику на мгновение показалось, что Сойка боится, но он тут же отогнал нелепую мысль.

– Что с ней? – спросил он и получил в ответ недовольное:

– Тише. Если проснется, придется действовать быстро. Не уверен, что смогу уложить ее второй раз, – прошептал брат. – И не смотри на меня так. Я не сумасшедший. В отличие от тебя, я прекрасно понимаю, что происходит.

– И что же? – Отшельник постарался скрыть иронию, но Сойка все равно кинул на него раздраженный взгляд.

– Дар. Он просыпается.

– Это мы знаем уже давно.

– Но просыпается неправильно. Слишком быстро. Если я прав и его целенаправленно тормозили все эти годы, то сейчас процесс напоминает распрямление туго сжатой пружины. Бах, и все!

– И чем ей грозит этот бах? – поинтересовался Отшельник.

– Нам всем, – поправил его Сойка. – С даром шутки плохи. Если мы ей не поможем…

Сойка замолчал, но Отшельник понял его и без слов. К чему может привести неправильное развитие дара, он знал и без брата. Тяга к смерти становилась у ледяных слишком сильной, чтобы ей можно было противиться. Убийство или самоубийство. Страсть к пусканию чужой крови или стремление оборвать собственную жизнь. Иногда и то и другое вместе. Ледяной дар не терпел неуважения или поспешности. Он просто отбраковывал ненужные экземпляры с холодной рассудительностью генетика.

И самое поганое, они просто не успевали что-либо сделать. Ближайшая ледяная, способная помочь, обитала при дворце в шести днях пути отсюда.

– Хорошо, я проникся и понял. – Он еще пытался шутить, но на душе все отчаяннее скреблись предвестники неприятностей. – Что надо делать?

Перспектива заполучить полоумную ледяную его не устраивала ни в каком варианте. Как будто мало того, что они на вражеской территории, с бродящим по округе некромантом. Трехликий изволит шутить или это происки проклятого?

С рассветом они уйдут отсюда, даже если ему придется Айрин связать и тащить на себе.

– Что-то мы можем, – покладисто ответил брат. В комнате послышался скрип кровати, и он быстро подпер ногой дверь.

Отшельник удивленно вскинул брови: в самом деле боится? Нет, не боится, скорее, смущен и чем-то сильно озадачен.

– Что? – выдохнул он, с трудом сдерживаясь, чтобы не стукнуть Сойку. Уж слишком раздражающе медленно отвечал на вопросы брат, да еще и глаза при этом отводил в сторону, как девица на свидании.

– Я не уверен… – промямлил Сойка, и Отшельник прямо-таки почувствовал, как у него зачесались кулаки. – Точнее, почти уверен. Понимаешь, дар сам решает, что ему нужно в данный момент.

Скрип за дверью повторился, Сойка вздрогнул, бросил затравленный взгляд на брата и наконец зачастил. Отшельник вслушивался в горячий шепот, улавливая не все слова, но общий смысл был и так понятен.

– Ты же знаешь, они никого из мужчин к своим секретам не подпускают, но я целитель. Меня немного учили, первую помощь оказать при ранении или… Я тогда в обители был, а там лекарша новенькая приехала, ну и наша главная, Мать рода Шатросски… Я рядом оказался, часть их разговора слышал. Так вот, дар просыпается с первыми лунными днями, и… они гораздо позже, чем у женщин из других мест. Лет в семнадцать-восемнадцать. И в течение года ледяные, как правило, выходят замуж, так?

Отшельник задумчиво кивнул. До сего момента временные рамки лунных дней и замужеств ледяных его мало интересовали, точнее, не интересовали совсем, но Сойка не стал бы нести чушь. Не те обстоятельства.

– Раньше все быстрее было. Лунный цикл, недели две-три – и замуж. Сам понимаешь, за две недели тяжело уложиться, вот они и придумали дар обманывать, чтобы можно было замужество отложить на год или даже больше. Как только цикл начинается, они девственность удаляют.

– Что? – вынырнул из глубоких раздумий Отшельник и ошарашенно уставился на брата. Какая, к проклятому, девственность, когда у них некромант под боком?

– М-м-магически, – заикаясь, пояснил Сойка. – Ты не думай, я и сам гадал, зачем такие сложности, а потом понял. Дар, он же только у женщин просыпается, да? А если женщина с юности в бой с тварями лезет, какой шанс, что она доживет до свадьбы и рождения детей? Никакого. Вот дар и подстраховывается. Принуждает к замужеству, чтобы род не пресекся. Понимаешь, почему они в горы раньше двадцати пяти лет не суются? Чтобы успеть после себя потомство оставить.

Потомство, девственность, замужество. Слова крутились в голове, не складываясь в логичную картину. Им-то сейчас какое до всего этого дело?

– И?

– Не улавливаешь, да? – с сочувственной улыбкой, от которой у Отшельника скулы свело, поинтересовался Сойка. – Айрин еще не встречалась с мужчинами. А дару это не нравится.

– Не нравится? – выдохнул Отшельник, остро жалея, что дар слишком неуловимая субстанция, чтобы можно было всерьез мечтать набить ему морду. – Так удали ее, эту девственность. Магически. Ты же целитель?!

– Не могу, – помотал головой Сойка. – Если бы мне раз показали, тогда другое дело, а так… Даже не проси. Если я лишнего наудаляю, мне потом Мать рода Сорецки лично что-нибудь оторвет.

Отшельник вспомнил суровое лицо Матери Нуреи, которая по молодости в рукопашной многих здоровых мужиков валила, и со скрипом вынужден был принять доводы брата. Эта оторвет и не побрезгует.

Сойка внезапно побледнел, втянул голову в плечи. Отшельник прислушался. Показалось? Нет. В доме отчетливо послышалось шлепанье босых ног.

Почему-то стало страшно. Довод, что в комнате слабая девушка и никого больше, не работал. Инстинкт упрямо твердил, что за хлипкой дверью находится некто опасный и встречаться с ним не стоит.

Отшельник сплюнул, выругался вполголоса – помешательство брата оказалось заразно. Отпустило. И уже цинично предложил:

– Тогда что же ты, целитель, традиционным способом не помог девушке, а?

Спокойно выдержал гневный взгляд брата. Сойка первым отвел глаза и почти неслышно прошептал:

– Испугался. Вдруг ему не понравится?

Сохранить невозмутимое выражение лица Отшельнику удалось с трудом. Нет, с мелким явно что-то происходит. Это кого он сейчас имел в виду?

– Я же, считай, ничего не умею.

Скорбь в голосе, темный румянец на лице и смущенный вид Сойки должны были пробудить жалость, но Отшельник чувствовал лишь растущее раздражение. Развели, понимаешь ли, романтические нюни. Одна решила стать ледяной за рекордно короткий срок, второй не может сам решить пустяковую проблему. Целитель он или кто?

– Это ты у нас опытный. О том, как ты с графиней Саринеро в столице развлекался, даже до семьи слухи доходили. А я? Всю жизнь в горах. И ничего, кроме гор, больше не видел. Откуда мне было опыта набраться?

Голос Сойки сорвался на крик и тут же испуганно смолк. Шлепанье босых ног зазвучало совсем близко, и Отшельник, сам не зная почему, тоже подставил ногу к двери. Безумие какое-то.

Шаги затихли, а затем стали удаляться. «Кругами ходит, дразнит», – мелькнула мысль.

Несколько лет назад он был в столичном зоопарке. Вот там, среди бестолковых обезьян, шумных попугаев и сонных медведей, стояла клетка с тигром. Рыжий хищник, мягко ступая огромными лапами по дощатому полу, ходил кругами, то приближаясь, то удаляясь от решетки. Бил по бокам длинный упругий хвост, в зрачках лениво плескалось золото. И внешний облик зверя был обманчиво спокоен. Именно что обманчиво. Отшельник не сомневался, что, если убрать решетку, каждый подход мог закончиться чьей-то смертью, а глядя на него, тигр уже рассчитал и прыжок, и атаку, и завершающий удар лапы, а может, даже предвкушал хруст шейных позвонков…

– А та, рыженькая? – спросил он, чтобы отвлечься и хоть немного отложить знакомство с «тигром».

– Из обоза? Да мы тогда так напились, празднуя победу, что я не помню ничего толком. Утром проснулся, голова раскалывается, она рядом. Не будешь же уточнять, как себя ночью показал, – нервно рассмеялся Сойка. – А дома, сам знаешь, Лотти за мной хвостом ходит. Уже лет десять, как все нас женихом и невестой называют.

– Ты поэтому убежал? Она же тебе нравилась.

Наверное, это называлось братской солидарностью. Злость ушла, осталось лишь горькое сожаление. Он наивно считал, что у мелкого все хорошо и тот всем доволен. Целительство – уважаемое занятие. Родители всегда гордились младшим сыном. Его ждали неплохой заработок и любящая жена, а он, оказывается, вовсе не мечтал о спокойной жизни.

– Лотти – отличная девчонка, и я, наверное, на ней женюсь, но что меня ждет в будущем? Госпиталь? Горы? Брак с единственной женщиной? А я хочу, как ты. Другие страны посмотреть и…

– И других женщин пощупать, – грубо оборвал его Отшельник.

Сойка обиженно насупился и замолчал.

А внутри него будто кто-то дал отмашку: пора.

Он сдвинул брата с дороги, распахнул дверь и шагнул в теплый полумрак сеней. Короткий коридор сразу выходил в комнату – хозяева не успели навесить внутренние двери, снятые из-за летней жары.

В спину донеслось негромкое:

– Ты там не очень-то долго. Нам еще льолдов встречать.

– Да пошел ты, – огрызнулся он, входя в комнату.

Переступил порог, и из головы разом вылетели мысли о льолдах, о брате и подставах судьбы.

Она стояла к нему вполоборота, развлекаясь тем, что тушила и зажигала свечи, выстроенные полукругом на столе. Без спичек. Просто щелкая пальцами. Свечи послушно гасли, поднимая к потолку сизый дымок, а затем загорались желтым огоньком. И в их свете волосы девушки то темнели, становясь черными, то вспыхивали белым золотом.

– Хорошо, что сам пришел, – повернулась она, – и не пришлось за тобой бегать по всей деревне.

Взгляд Отшельника скользнул по обнаженным ногам, короткой рубашке, едва прикрывающей попу, дошел до расстегнутых верхних пуговиц и замер в районе подбородка, не желая подниматься выше. Он знал, что там увидит, знал и боялся.

– Ну что же ты стоишь на пороге, как неродной. Проходи, – она махнула рукой и даже улыбнулась, – я не кусаюсь.

Словно завороженный, он медленно сделал шаг. Во рту пересохло, ноги будто налились свинцом, и срочно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте: на передовой, рядом с некромантом, да где угодно, только не здесь. Сейчас он чувствовал себя гораздо хуже, чем на первом свидании с бойкой служанкой в отеле, и не намного увереннее, чем Сойка с его неопытностью.

«А если ей не понравится? Если я сделаю что-то не так?» – крутилось в голове.

Графиня, конечно, была отличным учителем, и до сего времени он считал себя опытным в любовных делах, но перед Айрин его уверенность таяла с каждой минутой. Нужны ли дару любовные игры? Или раз-два, и готово?

– Какой нерешительный! – недовольно проговорила она, и Отшельник с болью заметил, что даже голос у девушки стал другим – низким и глубоким. – Придется, как обычно, все делать самой!

Она сделала к нему шаг, и северянин едва удержался, чтобы не отшатнуться.

– Боишься? – насмешкой засеребрился голос девушки.

Он помотал головой.

– Тогда почему не смотришь в глаза?

Протянула пахнущую пчелиным воском руку, приподняла его голову за подбородок.

– Смотри! – приказала она, и Отшельник не смог противиться силе ее голоса.

Холодный голубой свет, льющийся из глаз девушки, замораживал своей нечеловеческой красотой. Он не был однородным. В глубине мелькали тени, вспыхивали и гасли искры, рождались и умирали вселенные. Отшельник потянулся, все глубже погружаясь в сине-лазоревую бесконечность. Туда, где закручивались спиралями чудовищные энергии, где проскакивали белые ветвистые молнии, туда, где теряли силу законы материи.

– Достаточно.

Сильный толчок в грудь отшвырнул его на пару метров, чувствительно приложил об стену. Сверху печально загремел таз, качаясь на гвозде.

– Мал еще. Подрасти немного, – усмехнулась девушка, и к Отшельнику с ошеломляющей ясностью пришло понимание: перед ним сейчас некто во много раз старше, мудрее и любовные игры его волнуют в последнюю очередь.

Он встал, поправил нож на поясе. Надо было успокоиться, собраться с мыслями…

– Красивый, – приветливо улыбнулась девушка, снова став другой. На этот раз перед ним жеманно хлопала ресницами юная кокетка. – Девочке повезло. У вас получатся отличные дети.

Дети? Он судорожно сглотнул.

– Рада, что тебе она нравится. Ой, не красней, так даже лучше. Люблю счастливые пары.

Тонкая белая рука коснулась пуговицы рубашки в районе груди и медленно ее расстегнула.

«Подбородок!» – приказал он себе, возвращая соскользнувший вниз взгляд.

Серебристый смех показал, что его маневр оценили.

– Даже не посмотришь? – Еще одна пуговица оказалась расстегнутой. – Там есть на что посмотреть!

Если бы кто-то посмел ему намекнуть о симпатии к Айрин, он бы возмутился и попытался все опровергнуть. И еще долго не отдавал бы себе отчета в том, почему его тянет к девушке, наивно веря, что его забота ограничивается лишь желанием вернуть заблудшую ледяную на родину предков.

И сейчас, стараясь удержаться от стоящего перед ним искушения, он вспоминал их первую встречу. Воскрешал перед глазами облик вытащенного на тропинку и крайне недовольного этим взъерошенного воробушка – короткие волосы с застрявшими в них иголками и лесным мусором, светло-голубые глаза, тонкие черты лица и упрямый, гордо вздернутый подборок. Вспоминал восхищение, промелькнувшее в голубых глазах, и сменившее его после обвинения в шпионаже настороженное презрение.

Вспоминал проснувшееся в душе уважение после долгого и быстрого перехода по лесу. У воробушка оказался стальной характер. Девушка не жаловалась, не старалась облегчить свою участь, стоически перенося плен. Другая бы на ее месте закатила истерику, пытаясь доказать, что она – ледяная. И он конечно же ей не поверил. При такой внешности отсутствие дара буквально вопило об обмане.

Ночью, когда они почуяли присутствие льолдов, он первым делом блокировал Айрин. Слишком подозрительным казалась их встреча в лесу, слишком невероятным было последующее появление льолдов. Совпадение? Он давно в них не верил.

Но девушка не делала попыток освободиться. Лежала, молча глядя в черное небо, а он с замиранием сердца смотрел, как в ее глазах начинают отражаться звезды и серебристо-голубыми искрами просыпается дар.

Удивление? Нет, пожалуй, полное замешательство и первая реакция – не может такого быть, потому что быть не может. Но искрам было наплевать на его мнение, они, словно насмехаясь, продолжали мерцать, сводя с ума своим блеском.

А затем мысли ушли совсем в другую сторону. Помешательство решило поиграть с ним в новую игру. И как-то внезапно стало не все равно, что под ним мягкое женское тело и теплое дыхание щекочет ладонь. Он ощущал ее запах: острую смесь кострового дыма, осеннего леса и еще чего-то неуловимо женского, дразнящего и будоражащего кровь.

Тогда он списал все на долгое воздержание, но воспоминание об их вынужденной близости преследовало его всю оставшуюся ночь и утро и лишь днем отпустило, сменившись картиной изломанного, впечатывающегося в забор тела.

Ему доводилось терять людей. Война не бывает милосердной, но почему-то сегодня боль от потери казалась пугающе острой. Поднимаясь с земли, куда его зашвырнула взрывная волна, он почти не чувствовал полученных ушибов и синяков, другая боль оказалась сильнее. Она раскаленной иглой сидела в сердце, и он не мог заставить себя пойти туда, чтобы убедиться, проверить. И лишь когда Сойка крикнул: «Жива!», его отпустило, он закачался на ослабевших ногах и несколько долгих секунд приходил в себя.

Потом была изнуряющая расчистка дороги, и он нагружал тело, очищая тяжелой работой мозг. И все должно было идти по плану. Должно…

В комнате сильнее пахло плавящимся воском свечей. Было жарко, и давно следовало скинуть плащ, но Отшельник боялся пошевелиться. Неподвижность была его защитой, пусть слабой и временной, но защитой.

Последняя пуговица на рубашке. И ткань светлой птицей спланировала на пол, открывая ему совершенство. Надо было закрыть глаза, отвернуться, но он застыл, не в силах отвести взгляд. Небольшие упругие груди с горошинками напрягшихся сосков, плоский живот. По-мальчишески подтянутая фигура, ему такие всегда нравились. Ниже не смотрел, но и этого ему хватило, чтобы ощутить, как пересохло в горле, как сильнее забилось сердце и напрягся низ живота.

Девушка постояла, наслаждаясь произведенным впечатлением, затем скользнула за спину, прижалась, и он едва сдержал стон от накатившего желания. Вожделение ударило по нервам, плавя последние преграды.

Она обняла его, потянулась к застежке плаща…

– Нет, – скрипнул зубами он и перехватил ее руки, накрыв ладонями, – это будет нечестно по отношению к ней.

– Глупый, благородный мальчик, – мурлыкнули сзади, и девушка сильнее вжалась в него, потерлась бедрами, – так и будешь упрямиться?

– Буду, – хрипло ответил он, со страхом ощущая, как остро реагирует тело на ласку, как наслаждение затуманивает мозг, хороня остатки совести.

– Ну хорошо, – недовольно протянули за спиной. На столе задрожали огоньки свечей, и в комнате ощутимо похолодало. – Ты сам это выбрал. Девочка ничего не будет помнить утром, доволен? Только учти, она останется чужой, и ее доверие придется завоевывать. Видишь ли, милый, любовь без доверия растет плохо. Согласен?

– Нет, – повторил он, прекрасно понимая, что удар в спину отразить не сможет. И несмотря на зажатые в его ладонях руки, стоящее за спиной существо справится с ним играючи.

– Молодой и глупый, – хмыкнули сзади. Стало еще холоднее, а часть свечей погрузилась во мрак. – Заменить тебя, что ли? Второй, хоть и трусливый, но посговорчивее будет.

Отшельник промолчал. Ночь, изба, свечи, он в объятиях обнаженной женщины… И все так сложно и непонятно.

– Хорошо, откажись. Только знай, встречу с некромантом ей не пережить.

Знакомое чувство тщательно расставленной ловушки. Только сейчас он не просто попал в нее, а увяз – полностью и бесповоротно.

– Так-то лучше. – Она улыбнулась. Отшельник не видел, просто знал, что она улыбнулась. Ослабил руки, позволяя расстегнуть застежку на плаще.

Плащ упал на пол, как рухнувшая линия обороны.

Дар не обманывает – это закон. Использует втемную, недоговаривает, но прямого обмана в его словах нет. И вполне может оказаться, что своим отказом Отшельник нарушил бы какое-нибудь древнее правило, и тогда сегодняшний моральный выбор показался бы ему детским лепетом.

И все равно его не покидало чувство, что он еще пожалеет о своем согласии, и расплата будет горькой. Это такой выбор… меньшего из зол.

Плечи придавило чувство ответственности, а внутри зрело решение, окончательное и бесповоротное – он должен привести Айрин в Северную Шарналию, пусть и ценой собственной жизни.

Игры проклятого! Пять лет назад Отшельник бежал из родного дома. Бежал, задыхаясь от идиотских запретов, миллиона табу, нелогичных законов и ничем не объясненных решений Совета. Бежал, не в силах примириться с безоговорочным послушанием Матери рода. И долго не понимал, почему его отпустили. Понимание пришло через год, когда его откопали в вербовочном центре особых войск его королевского величества и предложили поработать на родину за ее пределами.

Вот она, издевка проклятого. Дар ледяных никогда не забывает о своих детях. Рано или поздно берет свое.

– Не мучай себя, – прошептало его наваждение, касаясь теплой рукой щеки. Она расправилась с плащом и теперь стояла перед ним, нацелившись на гимнастерку. – Просто доверься.

Отшельник усмехнулся – доверять он отучился давно. Провел рукой по мягким волосам, осторожно коснулся обнаженной спины, словно все еще не веря, что это происходит с ним наяву.

– Айрин будет моей, по-настоящему, – пообещал больше себе, чем ей.

Короткий смешок показал, что его упрямство оценили, но в конечном результате сильно сомневаются, а затем стало не до разговоров. Погасли свечи, погружая комнату в полумрак. Теплые девичьи губы коснулись его губ. Осмелев, он притянул девушку к себе и нежно провел рукой по ее спине. Смял губы первым поцелуем, с восторгом ощущая, как ему отвечают взаимностью.

Пусть это иллюзия, пусть одна ночь. Но кто знает, куда заведет дорога, а у него останется хотя бы это воспоминание.

Горячее тело под руками. Запах страсти, смешанный с запахом воска. Дразнящие прикосновения, и стук ее сердца под ладонью. Упоительные изгибы и становящиеся все более смелыми ласки.

Он подхватил ее под ягодицы, вжал в себя, вдыхая одуряющий запах женского тела. Торопливо подошел к кровати, осторожно опустил драгоценную ношу на постель. Пусть их первая ночь станет такой же странной, как и вся жизнь ледяных, но второй раз будет достойнее, и крестьянскую избу сменят дорогие палаты, а простыня будет не грубой льняной, а из тончайшего шелка.

Он разделся по-военному быстро, не отводя глаз от белеющего в темноте тела, затем наклонился и проложил цепочку горячих поцелуев от шеи до живота. Тонкие женские руки обхватили его шею, пальцы погрузились в волосы. Он слышал стон, чувствовал, как Айрин изгибалась под его ласками, и перестал сдерживаться. Этой ночью она целиком его, без остатка.

Глава 9 Льолды, некромант, или Ледяным не чужды душевные переживания

Они долго лежали обнявшись, не в силах оторваться друг от друга. Комната потихоньку остывала, и луна все настойчивее светила в окно, намекая, что пора возвращаться к земным обыденным делам. Время волшебства истекло.

Отшельник чувствовал необъяснимую бодрость во всем теле, точно и не провел ночь без сна.

Айрин, пристроив голову ему на плечо, дышала ровно и спокойно, а вот он так и не смог сомкнуть глаз. Верил и одновременно не верил в случившееся. Он осторожно встал, накрыл девушку одеялом.

Решение рассказать обо всем Айрин крепло, но сначала надо ее подготовить, чтобы не испугалась, не отстранилась.

В одних лишь штанах он вышел во двор, с наслаждением ощущая, как ночной воздух охлаждает разгоряченное тело. Набрал в колодце воды, принес в избу. Согрел заклинанием.

Поднял сонную нежность с кровати, поставил в таз и обмыл, как ребенка. Айрин стояла с закрытыми глазами, и он поддерживал ее за талию, чтобы не упала. Вытер чистым полотенцем, найденным в шкафу, одел в рубашку, нижнее белье и уложил спать, подоткнув одеяло.

Оделся сам, потом долго стоял над спящей девушкой, разглядывая тонкое, изящное лицо, разметавшиеся по подушке волосы, в которых после сегодняшней ночи появились более светлые, почти белые полосы. Не удержался, коснулся губами лба, вдыхая ставший родным запах, и, уже не оглядываясь, вышел из дома.

На улице стало еще холоднее, и он запахнул плащ, не желая делиться остатками тепла. Разожравшийся за полночи туман подползал к домам, грозя вскоре поглотить деревню целиком.

Восточная окраина его волновала мало, а вот западная доставляла некоторое беспокойство.

Сойка сидел на бревне перед первым завалом. Нахохлившийся и закутанный по самый нос в плащ, он напоминал лесную птицу, которую ночью застиг на ветке луч фонаря. Отшельник постоял, разглядывая спину брата, точно обнаружил на ней нечто занятное.

– Ты сопишь на всю деревню, – произнес Сойка, не оглядываясь.

– Думал, что ты заснул, – усмехнулся Отшельник, присаживаясь рядом.

– Просто так пришел или?..

– За помощью.

– Что? – Сойка от избытка удивления даже закашлялся.

– Ну, другого спеца по дару у нас нет, а ты, я смотрю, мастер нужные разговоры подслушивать.

– Тогда случайно вышло, – насупился младший.

– Вышло очень удачно, – поправил его Отшельник. – Лучше скажи, нам теперь эту страсть голубоглазую все время терпеть? Или утром к нам вернется привычная Айрин?

Сойка облегченно выдохнул:

– Я уж решил, ты меня за другой помощью позвать решил.

– Да? – картинно удивился Отшельник. – Впрочем, посмотри ее, когда вернемся, хорошо?

– Посмотрю, – согласился Сойка, – а дар… Не уверен, но вроде как он берет полный контроль над телом только во время смертельной опасности.

– Смертельной, говоришь? – прищурился Отшельник, чувствуя, как сердце одевается в ледяную броню плохих предчувствий. Смертельных, значит. И что, интересно, дар имел в виду, говоря о некроманте? Какая встреча? Не будет ее, и точка. А вот с льолдами он сегодня с удовольствием побеседует. Языком стали, конечно.

На дороге за деревьями расцвели ярко-красные цветы сигналок, противно и тонко взвыли предупреждающие сирены.

– Началось! – Сойка соскочил с бревна и азартно потер руки. – Наконец-то согреюсь. Это некоторые в любовном гнездышке развлекались, а честные солдаты мерзли, охраняя их покой.

– Сой-ка, – протянул по слогам Отшельник, – заканчивай. А то не посмотрю, что брат. Живо кулаком воспитаю.

Сойка угрозу пропустил мимо ушей, его сейчас волновало совсем другое. Например, сколько льолдов отправил на разведку некромант, и не останется ли он без боевых подвигов, как это частенько бывало, когда брат решал, что намечающееся дело слишком опасно для младшего. Но сейчас их только двое. И кто ему спину прикроет, как не он, Сойка?

Торжественность момента немного пугала. Это же не рядовая военная операция, а фактически северный рейд против нечисти, даром что не в горах, а в южных болотах, но сути это не меняет. Нечисть – вон она. Темные раскачивающиеся силуэты были заметны среди стволов деревьев. Сигналки подсвечивали их красным, и оттого казалось, что кто-то вылил на льолдов пару ведер краски. А красные отблески в глазах, как вечная жажда крови?

– Не меньше десятка, – прикинул Сойка. – Может, сразу за поводырем?

– Успеет убежать, – покачал головой Отшельник, – надо дать втянуться. Пусть увлечется. Я скажу когда.

Сойка достал меч, покрутил, убрал обратно. Что заранее-то махать? Пока эти доползут, можно успеть и чаю выпить. Льолды двигались неторопливо, зато учуяв запах свежей крови, развивали поразительную скорость, а в ближнем бою напоминали разъяренных медведей: сильные, ловкие и такие же охочие до мяса.

Жаль, что нет привычной пары мечей за спиной. Здесь, на юге, приходилось обходиться одним. Ничего не поделаешь, маскировка. Он передернул плечами, кинул завистливый взгляд на брата – тот обращался с единственным мечом легко и непринужденно, будто и не было долгих лет практики с двумя.

– Не нервничай, – бросил ему Отшельник.

Сойка только вздохнул – брат был по-северному спокоен и собран, словно погулять вышел, а за околицей сейчас друзей дожидается.

– Легко сказать, – проворчал Сойка и с удивлением посмотрел на меч в своих руках. Когда успел достать? Непонятно.

Лезвие неприятно отливало фиолетовым. Прямо не меч, а колдовской посох.

Накатил страх, принеся с собой неуверенность: вдруг не справится? Наставник частенько называл его позорищем с зубочистками в руках. А если сейчас он этой зубочисткой махать будет, да все мимо? Ладони разом вспотели, и он торопливо вытер их об штаны.

– Что дальше? – спросил, чтобы отвлечься.

Отшельник вместо ответа чиркнул спичкой о подошву сапога, поджег факел. Ярко полыхнул огонь, высвечивая поваленные дома, завал за спиной. По дороге поползли тени, и Сойка моргнул, прогоняя цветные пятна перед глазами.

Брат метнул факел, тот угодил в кучу валежника, сваленного поперек. Жаркое пламя лизнуло политые керосином ветки, и разом взметнулся вверх фонтан золотых искр.

Передние льолды озадаченно притормозили около огня, но приказ поводыря погнал их дальше.

– Жениться, – неожиданно высказался Отшельник, шагая к первому гостю – здоровому мужику, который при жизни был, по-видимому, кузнецом. По крайней мере, его пудовые кулаки наводили именно на такие мысли.

– Жениться? – присвистнул Сойка, внимательно следя, как в круг света вступает еще один – тощий рыжий парень в длинной рубахе.

– Да кто же тебе позволит? – Первый взмах заставил рыжего отступить. Льолд ощерился, утробно зарычал и бросился вперед.

– Мы даже не знаем, какого она рода. – Сойка ловко уклонился, сместился вправо, подсек рыжего под ноги, и, когда тот стал заваливаться, рубанул по открывшейся шее. С хрустом перерубились шейные позвонки, и голова покатилась под уклон дороги.

– Узнаем, – лаконично ответил Отшельник, принимая на лезвие следующего гостя, и посоветовал: – Поменьше болтай, береги дыхание.

Сойка и сам это понимал, но тема личной жизни старшего брата оказалась слишком волнующей, чтобы можно было смолчать.

– И когда собираешься осчастливить?

Выскочившая из темноты собачонка взвизгнула, получив от Сойки лезвием по лапе. Некромант был неразборчив и поднимал все, что могло нападать, кусать и питалось в прошлой жизни мясом.

– Завтра, точнее, уже сегодня.

Отшельник крутанулся, не давая здоровой бабище напасть на него сзади, быстро взглянул, как идут дела у мелкого. Пока справляется, хорошо.

– И что, планируешь прямо так ошарашить? Мол, я тут переспал с твоим даром и готов жениться?

– Не вижу смысла откладывать.

Гости все прибывали, и на дороге становилось тесно. Хорошо, что на разведку отправили только взрослых. Воевать с детьми, пусть разум и понимал, что душой они мертвы, не слишком приятное занятие.

– А дать ей привыкнуть к себе не хочешь? – Сойка наклонился, пропуская над головой кулак льолда.

Тот встретился со стеной, и по дереву пошли крупные трещины. Твари были до проклятого сильны, и подпускать их ближе длины лезвия было весьма рискованно.

Он нырнул под замах, распарывая бок мелкому чернявому мужику, оказался со спины. Тварь зашипела от боли, попыталась развернуться и дотянуться до куска еды, но Сойка оказался проворнее. Подпрыгнул, ударом ноги отправляя тварь на встречу с остатками стены. Бревна от удара зашатались, однако устояли.

– Женщины, знаешь ли, любят, когда за ними ухаживают, – выдал он прописную истину, почерпнутую из единственного любовного романа, который читал пару лет назад.

Быстрое движение меча, пока тварь не очухалась, и голова скатилась со своего законного места. Тело, лишенное головы, еще пыталось сопротивляться. Залитые в него силы не желали так быстро расставаться с приобретенным домом, и пришлось подсечь сухожилия на ногах, чтобы тварь наконец рухнула на землю.

«Они много чего любят», – усмехнулся про себя Отшельник, вспоминая, как знатно полегчал его кошелек после встреч с графиней, но мысль об ухаживании показалась здравой. Он быстро припомнил жаркие встречи с опытной и соблазнительной Жаннет. Странно, но та на ухаживаниях не настаивала, частенько называя его «мой северный красавчик», и даже прощала, когда он приходил к ней без цветов или украшений. А вот счета за рестораны выходили разорительными, причем в буквальном смысле этого слова… Менее родовитые горожанки тоже были не прочь свести знакомство с ледяным, примечательная внешность делала его объектом домогательств многих, как совсем молоденьких, так и разменявших четвертый десяток.

Молодуха лет двадцати, не больше, оскалилась и попыталась взять Отшельника без долгой осады – нахрапом. На протянутых к его шее руках стукнулись друг о дружку костяные браслеты. Красным мелькнули на пышной, колыхающейся груди бусы. И это колышущееся великолепие живо напомнило выдающиеся формы графини. От воспоминаний стало жарко, сердце застучало быстрее, и он чуть было не поплатился головой за глупое промедление.

В последний момент уклонился от смертельных объятий, перекатом ушел в сторону, бешеным зайцем прыгнул назад, затем вбок, влево. Тварь закрутилась, не успевая за ним, запуталась в широкой юбке, и ему оставалось лишь точным ударом оборвать ее бездушную жизнь.

Вытер выступивший на лбу пот. Вот же, удача проклятого, чуть не достала. Правду говорят – все беды от женщин.

Взглянул, как дела у Сойки. Его активно теснили двое, и брат все тяжелее махал мечом, отступая в сторону завала.

– Давай за поводырем, – скомандовал Отшельник, отсекая излишне ретивую тварь, подбирающуюся к Сойке сбоку. – Разболтались мы, как бабы на базаре, – добавил себе под нос.

Сойка кивнул и шустро исчез в темноте. Двое льолдов проводили исчезновение еды разочарованными взглядами, а затем попытались рвануть следом.

– Куда? – Отшельник приглашающе улыбнулся. – Станцуем, милашки?

Милашки, одной из которых было под шестьдесят, а второй чуть меньше, дружно обнажили пожелтевшие от старости зубы.

Сойка вернулся минут через пятнадцать, когда все было кончено. Отшельник занимался физическими упражнениями, таская трупы с дороги и скидывая их в канаву.

Посмотрел на сумрачное лицо брата и уточнил:

– Удрал?

– Нет, – махнул рукой Сойка, – этот придурок на лошади удержаться не смог. Я коника пугнул немного, тот на дыбы, а этот с него кубарем. Только упал неудачно, прямо на шею.

– Ясно. – Отшельник ухватил очередного покойничка и поволок за деревню. Дорогу следовало очистить от трупов. Ссориться утром с Айрин и выслушивать вопли «Почему без меня?!» не хотелось.

Сойка горестно вздохнул, ожидая серьезного разноса – ничего, пусть привыкает к ответственности за свои поступки, – и присоединился к зачистке.

На обратном пути с опушки леса он остановился, сунул руку за пазуху.

– Вот, – вытащил круглый медальон на толстой цепочке, – сувенир.

Отшельник взял некромантский медальон, ощутив, как жаром ударила по рукам чужая магия, наложил экранное заклинание и, когда кругляш похолодел, убрал в потайной карман. Жаль, не удалось захватить ученика живым, но медальон тоже неплохо. Будет чем помахать перед красным носом полковника.

Сойка звучно зевнул, покосился на брата и снова зевнул. Намек был более чем прозрачен. Отшельник и сам чувствовал, как усталость начинает брать свое, а в глаза словно песку насыпали.

Последний покойник с мягким стуком рухнул в канаву.

– Ладно, обновляй охранки, и спать. Больше гостей не ждем.

Я проснулась с потрясающим чувством, что жизнь прекрасна. Более того, что она просто восхитительна и прелестна сквозь призму невероятной бодрости. Хотелось петь, танцевать, обнимать и любить всех.

Чудесное утро! Вот что значит одна ночь на кровати под одеялом после стольких ночевок в лесу. Как тяжело тело отвыкало от комфорта и как обрадовалось его возвращению.

Вскочила, с трудом удержавшись, чтобы не воскликнуть:

– С добрым утром!

Слава Трехликому, хватило ума сначала оглядеться.

Изба напоминала сонное царство. Очень сонное царство двух усталых ледяных, уснувших сидя за столом, и одной ну просто неприлично бодрой девицы.

Пробудившаяся совесть заставила тихонько соскользнуть с кровати, потянуться за одеждой.

Сойка поднял от стола голову, посмотрел на меня мутными со сна глазами и тихо простонал:

– Айрин, дай поспать, а?

И уронил голову обратно на руки.

От такой наглости я даже не нашлась, что ответить. Вот чем, интересно, они ночью занимались? Да еще вдвоем и, что самое возмутительное, без меня?

Плащи в спешно замытых бурых пятнах, подозрительно напоминающих засохшую кровь, утомленный донельзя вид… Спросить в лоб? Так не ответят же. Если не разбудили, значит, справились. Если справились без меня, то и откровенничать не станут.

– Я на двор, – застенчиво улыбнулась.

Сойка не ответил, Отшельник просто проигнорировал, как будто я не слышу, что его сопение изменило тональность.

Быстро влезла в штаны, надела на рубашку свитер. В избе было прохладно, за ночь комната выстудилась до бодрячка. На мгновение откуда-то пахнуло воском, словно здесь долго горели свечи. Должно быть, показалось. Я не настолько крепко сплю, чтобы пропустить ночные посиделки со свечами и задушевными разговорами. Если только…

И сразу вспомнился странный вкус отвара, которым меня поил Сойка, и его кристально честные глаза… Вот сволочь. Не отравит он… Он и не отравил, просто усыпил, и все.

Кинула убийственный взгляд на светлый затылок. Не помогло. Затылок даже не покраснел. Ну и проклятый с ним. Зато выспалась. И сны снились такие занятные… Не помню точно, что именно, но сон оставил ощущение приятного взлета, всплеска странного удовольствия. Хм, я даже покраснела, когда пыталась вспомнить детали. И показалось, что в нем фигурировал некто светловолосый? Черты лица смазались, но я почему-то была уверена, что это ледяной.

Мелькнула шаловливая мысль: уж не жених ли привиделся на новом месте?

Вышла во двор. Солнце поднялось довольно высоко над деревьями, и лучи красиво подсвечивали ускользающие от них клочки тумана. И захотелось улыбнуться: осени, яркому солнцу, пронзительно-чистому, голубому небу, желтеющим листьям на яблонях и манящему, чуть горьковатому, грибному аромату, доносящемуся из леса.

Жизнь – прекрасна!!! И никто сегодня не испортит мне чудного настроения.

Возвращаться в избу желания не было. Если ледяные дрыхнут, значит, и мне безопасно будет прогуляться по округе. Изучить, так сказать, при дневном свете место боевого подвига. Ведь если разобраться по сути и отринуть всякие панические мысли: не хочу ничего слышать о даре, и даром он мне не нужен, это моя первая боевая операция. Не просто там – случайно наткнулась на гвардейцев, порубилась и сбежала, – а настоящая разведка в компании суровых северных разведчиков. Можно сказать, разведка боем, точнее, взломом ловушки, но это уже детали.

Прошлась по улице. Честно сказать, я ее помнила совсем другой. Где тот милый палисадник с солнышками астр? Или симпатичный домик с резными ставнями? Сильно же тут все изменилось. Не будь я уверена, что ночью оставалась на месте, решила бы, что эти развалины не имеют никакого отношения к вчерашней деревне.

Хотя нет. Вон валяется кусок резного ставня, а там стоит чудом уцелевший остов колодца. А в остальном… Дома разметало, как от удара гигантского кулака. Даже не верится, что это все я. Точнее, мы – я и некромант – постарались.

Дошла до места взрыва. Выжженное пятно черной кляксой темнело на дороге. Обошла его по краю. Касаться этой гадости даже кончиком сапога желания не было.

Дальше дорогу преграждал качественный завал. Плотные ряды бревен, мусор и обломки мебели были уложены в одну кучу, а сбоку, сквозь почему-то уцелевший забор, виднелся полукруг двора с покосившейся стеной дома.

Не удержалась, заглянула и тут же пожалела об этом. В пыли были видны какие-то темные узоры, точно кто-то пролил краски, да так удачно, что вырисовалась сложная пентаграмма.

Сглотнула подступивший к горлу комок, во рту стало горько, а пальцы похолодели. Некто не удачно, а целенаправленно чертил на дворе пентаграмму, и бурые линии были не краской, а кровью. Так вот где работал некромант!

Я отшатнулась и поспешила прочь. Я не специалист по темной магии, да и не хочу им быть. И ни капельки не интересно, что он там вычерчивал. Меня от одного вида его творения тошнить начинает, и голова простреливает болью.

Перелезла через завал и… здравствуй, околица. Дальше деревня заканчивалась, и вставал лес.

И вот тут обнаружилось самое интересное. Нет, трупа некроманта на дороге не было. Честно сказать, ни одного трупа там не было вообще, зато дорога напоминала площадку перед скотобойней. Серая пыль была густо орошена темной жидкостью, а кое-где целые лужи натекли.

Присела, размяла в пальцах комочек грязи, поднесла к лицу и вдохнула слабый железистый запах крови.

Сомнений быть не могло, не далее как ночью тут кого-то активно резали, причем явно не в единственном числе.

Встала, окинула взглядом поле боя, и внутри зашевелилась злость. Теперь понятно, чем занимались спящие красавцы. Вот же… засранцы, да простит меня мама за крепкое словцо.

Села на бревнышко, подставив лицо под теплые солнечные лучи, и крепко задумалась. Жизнь оставалась все еще прекрасной, но в ней появилась горькая нотка разочарования.

И все же я неправильная княжна. Спокойно сижу перед залитой кровью дорогой и никакого ужаса по данному поводу не испытываю.

Неправильная. Не такая, как все. Другая.

Мысль пошла дальше.

Отличная от всех. Лучше.

«Чем лучше?» – насмешливо уточнил некто внутри, и пришлось прекратить заниматься самовосхвалением. До добра это еще никого не доводило.

Представила, как выгляжу со стороны… Лужи крови, развалины домов, и посреди этого хаоса я на бревнышке загораю… такая хрупкая и неотразимая. Да любой, кто сейчас на дорогу выйдет, решит, что бояться здесь надо именно меня.

Ощутила себя главным монстром, посмеялась, и на душе полегчало. А то ведь закралась тайная мыслишка, что ледяные меня своим хладнокровием заразили и мое сердце медленно, но верно покрывается корочкой льда. Брр.

На размышлениях, стану ли я ледышкой или останусь прежней, меня прервали:

– Айрин, ты вещи забыла.

Через завал ловко перемахнул Сойка, кинул мне на колени мешок, следом бросил плащ.

– И твой завтрак, – Отшельник протягивал мне сверток с сухпайком, – пожалуйста.

Взяла, поблагодарила, и только потом до меня дошло, что вместо привычного: «Быстро ешь, сейчас выходим» – северянин сказал: «Пожалуйста». Подлизывается? Да пусть! Все равно не прощу!

– Мы торопимся?

– В целом да, – подтвердил Отшельник. – Будет неплохо, если ты перекусишь на ходу.

Вот, это уже знакомый разговор. Осталось только скомандовать: «Бегом!»

– Айрин, мы и так отстаем от графика. – Сойка отвлекся от разглядывания окрестностей.

– Ну так идите, я вас не держу. – И, пока северяне переваривали ответ, встала, забрала у Отшельника свой меч, а пакет с завтраком сунула в мешок.

– Айрин, как это понимать? – очень спокойно спросил Отшельник, а Сойка сделал страшные глаза, мол, что еще удумала?

– Все очень просто. У вас свои дела, у меня свои. Надо уходить – уходите, а я здесь должна разобраться.

– Должна? – От спокойного тона Отшельника меня мороз пробрал по коже, но отступление в мои планы не входило.

Я вспыхнула и, наверное, покраснела, сжала кулаки и шагнула вперед. Хотелось подпрыгнуть, стать выше, чтобы оказаться на равных с ледяным, но, увы, голову задирать приходилось мне, а не ему.

– Да, должна! Забыл, что я южанка? Эта тварь ходит по моей земле, убивает моих сограждан. Думаешь, я могу уйти и спокойно спать, зная, что каждая ночь вычеркивает из жизни целую деревню?

Отшельник стоял молча, разглядывая меня так, словно увидел впервые. И это молчание раздражало еще больше. Лучше бы наорал, сказал «нет», а так орала я, окончательно срываясь.

– Да я лучше здесь сдохну, чем убегу, поджав хвост. Слышишь?

– Слышу, – кивнул он. – А я лучше свяжу тебя и потащу на себе, чем позволю так глупо закончить жизнь.

– Ах да! – саркастически улыбнулась я. – Это же любимая ваша практика – напоить снотворным, а затем спокойно работать за моей спиной. Я, между прочим, к вам в группу не напрашивалась, сами позвали. Так определитесь наконец, доверять мне или нет.

– Айрин, – поморщился Отшельник, – все было совсем не так.

– А как? – вздернула брови я. – Дорога сама случайно покрылась свежей кровью? Могли бы предупредить, а не устраивать шпионские игры.

– Айрин, мы поняли, раскаиваемся целиком и полностью, – дернул меня за рукав Сойка и состроил просительную гримасу.

– А с тобой, целитель, я отдельно поговорю.

– Айрин, нам действительно пора, – напряженно проговорил Отшельник.

– Ты меня не слышишь! – покачала головой я. – Понимаю, северным нет дела до бед южных. Пусть нас всех превратят в льолдов – тебе плевать. Лишь бы твоей страны это не касалось! Но я никуда не пойду, пока не разберусь с некромантом или, по крайней мере, не попытаюсь этого сделать!

И тут наш разговор неожиданным образом прервали:

– Прошу прощения, что вмешиваюсь в ваш жаркий спор.

Глава 10 Одним меньше, одним больше

На дороге стоял низенький, я бы даже сказала, плюгавенький черноволосый мужичок в длинном, заляпанном грязью халате, из-под которого высовывались кожаные штаны и черные сапоги. Единственной чистой деталью его наряда был довольно дорогой платок из светлой шерсти, аккуратно повязанный на шею.

– Еще раз мои извинения за вмешательство, – он изящно поклонился, – но так как речь некоторым образом идет обо мне, я не мог остаться в стороне.

И тонкие губы сложились в гаденькую улыбочку взрослого, который застукал детей за хулиганством и теперь упивается своей властью.

– Н-н-некромант? – выдавила из себя.

Мужичок кивнул и улыбнулся шире, продемонстрировав желтые зубы и дыру в верхнем ряду.

– Он самый.

Довольный вид некроманта наводил на неприятные мысли. И напряжение разливалось в воздухе, заставляя дышать через раз и слышать в ушах стук обеспокоенного сердца.

– А вы, стало быть, ледяные. Я-то думаю, кто это у меня за спиной хулиганит, ловушки ломает, учеников убивает. Нехорошо.

Он сокрушенно покачал головой и огорченно причмокнул, но, глядя ему в лицо, я ни капельки не верила в искренность его скорби. Некромант был лжив и скользок, как водяная змея на каменистых перекатах. И, как змея, готовился нанести удар исподтишка.

Я скорее почувствовала, чем поняла, что он кинул заклинание. Разом полыхнули выставленные справа и слева щиты, некромант бил, но не по мне.

– Нет! – Чей-то женский крик ударил по ушам, и только потом пришло осознание, что кричала я сама, видя, как падают на землю Сойка с Отшельником.

А в следующее мгновение картинка изменилась. Раз – я кидаюсь вперед, два – стою на обочине, меня корчит от спазмов, и я давлюсь слизью, отдавая земле остатки ужина. Рядом обнаружился Отшельник. Северянин придерживал меня за плечо, второй рукой гладил по спине, шепча что-то ободряющее.

– Держи, – протянул флягу с водой, когда я выпрямилась.

С отвращением вытерла рот, тщательно прополоскала водой и умылась. Когда же будет дно моего падения? Что еще я должна нарушить в этой жизни, чтобы пасть еще ниже, чем сейчас?

Вопросов было много, но я кинула взгляд на дорогу, и они как-то разом закончились.

Некромант лежал навзничь метрах в десяти от нас, широко раскинув руки и задрав в небо узкий подбородок, а в центре его груди дымилось огромное черное пятно. Воняло горелой плотью, и тошнота опять подкатила к горлу.

Рядом с трупом сидел на корточках Сойка и вертел в руках что-то на длинной цепочке.

От зрелища поверженного некроманта у меня перехватило дыхание, а способность связно говорить куда-то испарилась.

– Эт-т-то? – Я ткнула пальцем в труп.

– Некромант, Айрин. – Отшельник взял меня за руку, ободряюще сжал ладонь, и дышать стало легче.

– И кто его? – сглотнула я, не в силах оторвать взгляд от дымящейся груди.

– Не смотри. – Отшельник потянул меня на себя.

– Ну ты даешь! – восхищенно присвистнул Сойка, отходя от некроманта. – Ты действительно не помнишь, как его прикончила?

– Я?

Голос дал слабину, и вопрос прозвучал тоньше мышиного писка. Отшельник наградил брата укоризненным взглядом.

– Айрин, посмотри на меня. – Он развернул меня лицом к себе. – Все нормально, слышишь?

Притянул, обнимая, закрывая. Защищая от самой себя.

Я слабо кивнула. В груди давило, около сердца ворочалось что-то темное и гадкое. «Я ничего не помню! Ничего!» – пришла паническая мысль. Доигралась! Во что я превращаюсь, когда убиваю некромантов? В чудовище? С хвостом и когтями?

– Какие когти, Айрин? – возмутился Сойка. Оказывается, последний вопрос я задала вслух. – Ты же его молнией приложила. Через все щиты пробило.

Я? Чем? Молнией? Какой, к проклятому, молнией, когда я ничегошеньки не помню! Я напрягла память, но та выдала нечто маловразумительное и непонятное, мол, ничего такого не было, а если и было, это не ко мне.

– У меня даже волосы дыбом встали, видишь? – И он продемонстрировал всклокоченную прическу.

Не удержалась, взглянула.

– Это ты с утра не причесался. – Я попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалкой, но Отшельник выдохнул с облегчением.

– Не переживай, Айрин. Одним гадом на свете меньше, – подмигнул Сойка.

– Боюсь, это не все наши проблемы.

Отшельник резко отстранился, прислушался.

– Уходим, быстро.

Но было уже поздно. Теперь услышала и я – нарастающий мерный топот, доносящийся из-за деревьев. Мы не успевали. Они неслись лавиной, и на первый взгляд их было много… Слишком много для троих.

Я будто примерзла, не в силах сдвинуться с места. Стояла, глядя, как становятся ближе раскрытые в злобном крике рты, заполненные тьмой глаза, искаженные жаждой крови лица. Моей, нет, нашей крови.

– Айрин, уходи. – Глухой голос Отшельника я узнала с трудом. – Мы их задержим.

– Поцелуй проклятого, северянин, – предложила я, доставая светящийся фиолетовым меч и вставая третьей в ряд с ледяными.

Они неслись волной, страшной, неумолимой и оттого еще более жуткой. Но паника ушла. Рука крепко сжимала рукоять, я шире расставила ноги, покачалась на носках, занимая устойчивую позицию для боя.

– В ближний не лезь, у них силы немерено, – коротко инструктировал Отшельник, – не коли. Бесполезно. Отрубай что только можешь, а лучше сразу голову.

Значит, в ближний не лезем, дальше лезвия не пускаем, а то у меня масса тела небольшая, меня стукнуть – и я мгновенно улечу далеко-далеко…

– Мы прикроем, – приободрил Сойка, и на душе потеплело, но я тут же постаралась отстраниться. Любые эмоции – помеха. Для боя требуется выбросить мысли из головы, забыть обо всем, кроме стали в руке и врага напротив.

Льолды приближались с неотвратимой стремительностью, и их залитые тьмой глаза уже не оставляли сомнений, кто перед тобой – обычный живой человек или некто в человеческом обличье.

Когда до нас оставалось метров десять, толпа резко разделилась на два ручейка, обтекая лежащее на дороге тело некроманта. Даже после смерти твари боялись хозяина, не желая дотрагиваться до него.

Стук копыт вплелся в шум приближающейся толпы так внезапно, что я едва успела среагировать. Рванула в сторону, над головой промелькнули копыта лошади, перемахивающей через завал. Гнедой конь с лету столкнулся с толпой льолдов, врезался в нее, проделывая грудью широкую прореху, которая, впрочем, быстро зарастала встающими с дороги тварями. Простого удара копытами им было мало, чтобы отправиться обратно за грань.

В руке всадника – мне была видна лишь спина в плотной коричневой куртке – мелькнуло что-то металлическое.

– Ложись! – заорал Сойка, перемахивая через завал.

Отшельник поступил проще – повалил меня на землю и придавил для надежности своим телом. Земля содрогнулась, еще раз и еще, взрывом заложило уши, а дорогу заволокло едким сизым дымом.

– Ты как? – уточнил лежащий на мне мужчина.

– Нормально, – ответила я. Конечно, что может быть нормальнее для княжны, чем валяться на дороге в обнимку с мужчиной, который мне даже не представлен!

– Тогда работаем. – Отшельник встал, протянул руку и вздернул меня вверх.

– Кто этот придурок с гранатами? – уточнил Сойка, вставая рядом.

– Не знаю, – пожал плечами старший брат, перехватывая удобнее меч, – но он кстати. Твари на него отвлекутся.

Дым потихоньку рассеялся, и стало видно жуткое побоище. Конь отчаянно крутился на месте, пытаясь отбиться, всадника в седле уже не было. Вместо задних рядов льолдов на дороге валялись кровавые ошметки тел, часть из них еще шевелилась, упорно не желая издохнуть.

Сердце екнуло. Я сделала шаг вперед.

– Айрин, – предостерег Отшельник.

– Ему надо помочь.

– Надо так надо, – хмыкнул Сойка и вдруг заорал: – Эй, убогие! Про нас не забыли?

Убогие, часть из которых занималась конем, а остальные толпились справа на дороге, резко обернулись. Оценили свежее мясо и рванули к нам.

И сразу стало не до смельчака с гранатами, но краем глаза я успела уловить, как шарахнулись в сторону льолды, а среди рубашек и сарафанов замелькала коричневая куртка и засверкало лезвие меча.

– Надеюсь, оно у него с серебром, – прошептала я, встречая первого гостя.

Первые ряды, до которых не достал взрыв гранат и которые готовились достать нас, состояли из мужчин. Эдакий авангард сильных и быстрых. Остальным повезло меньше, и они валялись на дороге.

Бой… точнее, бойня. У противника нет стали. Есть скорость, сила и жажда добраться до твоего горла быстрее, чем твой меч снесет ему голову. И единственное, что отличает его от тебя, – тьма вместо глаз.

Они люди. Были ими еще вчера. И нет их вины в том, что некромант прогулялся по дороге, заглянул в деревню и забрал души, впустив в тела тварей из другого мира. Но мне от этого не легче. Да лучше один шатар с когтями и шипастым хвостом, что три десятка крестьян, лишенных душ.

Удар, уход, подсечка. Мы держим круг на четверых. И кровью дышит мир живых. И бьется стали в тон сердечко.

Закрыть бы глаза и упасть в банальный обморок, чтобы очнуться дома, в чистом белье, на мягкой постели. Чтобы рядом суетилась нянюшка, перекладывая с подноса на тарелку свежеиспеченные булочки с корицей и наливая в высокую фарфоровую чашку ароматный кофе. Чтобы в комнату сквозь открытое окно залетал утренний ветерок, принося с собой запах цветущего сада. Чтобы…

Вытерла пот со лба. Рубашка прилипла к взмокшей спине. Подозреваю, воняю я сейчас не хуже любого солдата с передовой, а дышу, как загнанная лошадь. С отвращением оттерла кровь с лица. Чужую кровь.

Меня берегли и прикрывали. Исправляли ошибки и брали на себя излишне ретивых. Любитель гранат быстро сориентировался и прорвался к нам, разделив круг на четверых. Так вчетвером и отбились.

После шума боя, визга и хрипов тварей, собственного сиплого дыхания и хруста перерубаемых позвонков стояла удивительно мирная тишина, и просто не верилось, что все уже позади. Адреналин в крови еще требовал куда-то бежать, с кем-то сражаться, но тело уже остывало после горячки боя, руки наливались тяжестью, и гудящие ноги намекали, что неплохо бы передохнуть.

С отвращением отвела взгляд от залитой кровью дороги. Буду ли я когда-нибудь рассказывать своим детям об этом бое? Нет. Забыть, стереть, выкинуть из памяти.

Передо мной лежали крестьяне, обычные такие крестьяне, порубленные мною. Было ли что-то достойное в этом бою? Нет, а потому мне хотелось убраться отсюда как можно скорее.

Сойка только что закончил латать темноволосого южанина. Ему прилично досталось, и, если бы не помощь целителя, валялся бы рядом с льолдами, мало чем от них отличаясь.

Как ни странно, но тело некроманта не пострадало ни от взрывов, ни от копыт лошади. Заговоренное? Но со смертью обладателя любая защита должна была пропасть.

«Отличная вышла драчка. Даже не жаль, что этого идиота прихлопнули».

На странный шепелявый голос я среагировала быстро. Подпрыгнула, огляделась по сторонам, меч сам собой возник в руке.

«И не говори… Классно повеселились!»

А вот и второй. Голос чуть грубее, но те же противно скрежещущие звуки.

– Айрин, что случилось? – Отшельник удивленно смотрел на меня, да и Сойка с незнакомцем отвлеклись от перевязки.

Не поняла. Я схожу с ума или слышу голоса у себя в голове? Впрочем, кажется, это одно и то же.

Придурь проклятого! Сначала провалы в памяти, теперь голоса. Что дальше? Видения? Как-то мне расхотелось становиться ледяной, только кто меня об этом спросит.

– Ничего, – прошептала я. Убрала меч. С голосами в голове он не поможет.

– Уверена? – недоверчиво прищурился Отшельник.

Пожала плечами. Я и уверена – несовместимые понятия сегодня.

«А девочка хороша. Даже очень».

«Ага, жаль, вскрытая коробочка. И ведь совсем недавно».

– Смотри, – прошептал вдруг Сойка, глядя на дорогу.

Проследила за его взглядом. Над телом некроманта, едва видимые, клубились две полоски. Они становились плотнее, раздавались в ширину и вскоре стали напоминать человеческие тени. Обычные тени, только движущиеся.

«Хозяин будет недоволен. Просмотрели».

«Очень недоволен».

«Возьмем этого с собой. Будет на ком хозяину гнев сорвать».

«Отличная идея!» – заскрежетал хохотом голос.

А дальше над телом некроманта распахнулась темнота. Две тени подхватили некроманта под руки. Миг – и вся троица исчезла в портале, словно их здесь и не было.

Сглотнула ком в горле. Вытерла вспотевшие ладони о штаны. Вот придурь проклятого, да мне во время боя с льолдами не было так страшно, как сейчас. И что эта теневая парочка имела в виду под словами «вскрытая коробочка»? Активированный дар? Или что-то еще?

Ну надо же, портал. Не поверила, если бы не видела его собственными глазами. Наши маги уже и забыли, что так можно перемещаться. Ну, души, конечно, да всякие бестелесные сущности могут и сквозь миры проходить, а вот плоть… Льолды, тени, утаскивающие в портал некромантов, – к чему готовиться дальше? Может, вариант со сдачей Тайной канцелярии был не так уж и плох?

Поймала обеспокоенный взгляд Отшельника – выдавила в ответ улыбку, мол, все в порядке: жива, частично здорова (пара синяков и царапин не в счет), ну а поврежденной психикой будем заниматься после войны.

– Занятные вещи у вас здесь творятся, ледяные, – проговорил южанин. Голос у него оказался глухим, с необычной хрипотцой, да и внешность была довольна экзотичной даже для Южной Шарналии. Черные волосы подстрижены коротким ежиком, глаза раскосые, темные, скулы высокие, кожа смуглая (подозреваю, это не загар), рост средний. Если не ошибаюсь, родом он из степей Тардии. Далеко же его занесло от родины.

– Сами в восторге, – криво ухмыльнулся Сойка, затягивая на нем повязку. – Все, жить будешь.

Южанин ощупал повязку на боку, покрутил рукой, поморщился.

– Я сказал, жить, а не гимнастикой заниматься, – предостерег его целитель.

– Я понял, – ответил южанин.

– Как твое имя? – Отшельник переключился с опустевшего места на дороге на незнакомца.

– Имя, ледяной, что листва на дереве. Осень пришла, ветер сдул, весной новый вырос, – ответил южанин.

Он прошел вперед, наклонился над упавшим конем, ласково похлопал его по шее. Тот захрипел, закатил глаза. Я отвернулась и все равно вздрогнула, когда хлопнул одиночный выстрел. Закаркали вороны, срываясь с деревьев. Еще одна смерть, надеюсь, последняя.

– И как нам тебя звать, философ? – Сойка собрал бинты и завязывал мешок.

Мне тоже нужно собираться. Хотелось уйти как есть, но я взяла плащ, достала грязную рубашку из мешка, обтерла меч, а затем брезгливо отбросила испачканную в крови одежду. Есть еще пара запасных, а эту даже стирать не хочу.

– Лист подойдет, – донеслось негромкое.

Взглянула в ту сторону, южанин снимал поклажу с павшей лошади.

– Лист так Лист, – пожал плечами ледяной. – Я – Отшельник, он – Сойка, а это Айрин. Мы сейчас уходим, здесь, кроме смерти, больше делать нечего. Будем не против твоей компании.

Мужчины обменялись долгими взглядами. Да что тут думать! Я бы с радостью убралась отсюда, причем бегом и без оглядки, но…

– Мы их оставим просто так? – спросила я, не глядя на северян.

Сойка страдальчески закатил глаза.

– Хоронить нет времени, – ответил Отшельник, и я была согласна с ним. Каждая лишняя минута здесь тянется вечность.

– Можно сжечь, – предложил вдруг Сойка, – я видел канистру с керосином в сарае.

– Хорошо, – кивнул Отшельник, и у меня отлегло от сердца. Огонь – это не земля, но тоже неплохо. Огонь очистит то, что испоганил некромант.

Пока Сойка ходил за канистрой, Отшельник стащил часть трупов в кучу. Я пыталась помочь, но меня отправили погулять. Южанин стоял рядом с конем – прощался, и в их сторону я старалась не смотреть. Сердце и без того болело, а на душе точно с десяток камней подвесили.

– Я сам. – Лист отобрал канистру из рук Отшельника, щедро плеснул на коня, чиркнул спичкой и поджег. Ярко полыхнуло пламя, побежало дорожкой по камням.

– Идем, – дернул за рукав Сойка, вырывая меня из оцепенения.

Осень горчила на губах, заставляя сожалеть о чем-то несбывшемся и безвозвратно утерянном. Небо затянули серые тучи, даже не верилось, что утром светило солнце. Не сговариваясь, мы перешли на быстрый шаг. Позади черными клубами поднимался дым, и выворачивающий наизнанку запах паленого мяса растекался по округе.

Убраться как можно дальше – вот единственное владеющее мной сейчас желание.

Шли молча. Южанин не отставал, видимо решив, что нам временно по пути. Надо же, Листом назвался. Почему не деревом или пнем? Вот одна я, как честная, с нормальным именем. Честная или глупая? Да какая разница. Впрочем, можно поговорить с Отшельником. Раз уж мы теперь повязаны кровью, пусть придумает позывной. Например, Стремительная Смерть или Разящий Клинок. Нет, смерти сегодня и так довольно. Чаровница – слишком фривольно, а на Белку я сама не согласна.

– Ты как? – заботливо поинтересовался Отшельник. Настолько неожиданно, что я не заметила ямку среди мха, ступила в нее правой ногой, провалилась, потеряв равновесие…

– Нормально, – просипела, практически вися на руках у северянина.

– Вижу, как нормально, – не поверил он. – Почему Сойке не показалась?

– Сказала же, что нормально, – огрызнулась я. Выпуталась из заботливых объятий и зашагала дальше.

Не люблю, когда меня за маленькую держат. Как будто я не знаю, что Сойка и так порядком выложился, а южанину сильно досталось. Зачем тратить силы на меня, если можно потерпеть и обойтись без целительства?

Глава 11 Выбор меньшего из зол

Примерно через час Отшельник скомандовал привал. Под ногами кое-где хлюпало. Нас ждали болота, а пока мы расположились на берегу небольшого ручья. В голове было пусто, на душе гадко, и светлое утро вспоминалось растаявшим миражом.

Я сидела, привалившись к стволу березы, и собиралась с силами, чтобы встать и хотя бы умыться. Хорошо бы еще почистить плащ, да и вообще обмыться, но зачем тратить силы, если впереди болотная грязь?

Отшельник решил, что нам всем не помешает горячий обед, и на берегу весело трещал небольшой костерок. Огонь… Сглотнула вязкую слюну и отвернулась. После сегодняшнего насыщенного утра мне кусок в горло не полезет.

Южанин сидел на плаще и выправлял точильным камнем лезвие меча. Меланхолично, мерно и спокойно. Мне бы такую выдержку.

– Знаешь, Отшельник, а зря ты тогда гранаты отдал. Смотри, как пригодились. Наука идет вперед. Скоро всю нечисть подрывать будем, а?

Лист, а именно ему на самом деле предназначалась фраза Сойки, даже бровью не повел.

– Гранаты, Сойка, с умом подрывать надо, чтобы самому не прилетело, – заметил Отшельник, ставя котелок на огонь. Провел рукой над водой, и та из светло-коричневой стала прозрачной.

Я усмехнулась. Все-таки северяне забавны. Пытаются разговорить южанина, будто тот юная девица. Видно же, что Лист из наемников. Для мага – слишком застенчив. Тот бы давно своим знаком нам в лицо тыкал. На монаха не похож. Они не любят цивильную одежду. Мастерское владение мечом, простая кожаная куртка и отличный меч… Наемник он, больше быть некому.

И все эти обходные намеки ему как лепет детворы – забавная глупость, не более.

Видимо, Отшельник это тоже понял, а потому спросил прямо:

– Лист, признаю, ты очень вовремя оказался в той деревеньке, но не расскажешь, каким ветром тебя занесло в те края?

Лист отложил точильный камень, усмехнулся:

– Северянин, ты спрашиваешь, что я здесь делаю?

Отшельник намек понял, помрачнел. Похоже, он как-то подзабыл, что мы на территории Южной, а не Северной Шарналии, и Лист имеет право здесь находиться, а вот двое северян…

– Шатар, ледяной. До меня дошли слухи, что эта тварь завелась в здешних лесах.

Вжик-вжик – Лист возобновил прерванное занятие.

– Мы в курсе.

– Даже так? – На лице наемника промелькнуло легкое разочарование.

– Он охотился, – пояснил Сойка, – а при таком раскладе, сам понимаешь, либо он, либо мы.

Лист промолчал. Он вообще был малоразговорчив и отлично умел прятать эмоции. Невыразительное лицо напоминало застывшую маску, а темные глаза смотрели с едва заметной насмешкой, а может, я все придумала: и насмешку, и маску, а Лист – обычный наемник. Вот только обычный не пойдет в одиночку против шатара, да и толпа льолдов его не вдохновит на боевые подвиги.

– Значит, ты из-за нас потерял заказ, – задумчиво проговорил Отшельник, подбрасывая дрова в костер, – да и без коня остался, нехорошо.

Если Лист и был согласен, он ничем этого не выдал.

– У меня предложение, – продолжил ледяной, – нам нужно вернуться, дорога сложная, и помощь не помешает.

Я от удивления даже вынырнула из дремы, в которую постепенно погружалась. Отшельнику требуется помощь, чтобы пройти через болота? Или чтобы пересечь линию фронта? Мы вроде как не планировали прорываться с боем, или планы изменились?

– Ты меня нанимаешь? – Лист выпрямился, рука легла на рукоять меча.

– За хорошую плату. – Отшельник встал, и, хоть меч остался в ножнах, что-то мне подсказывало – клинок может оказаться в его руках за доли секунды.

Лист медленно поднялся, не сводя внимательного взгляда с Отшельника, чуть развернулся, чтобы не выпускать из поля зрения Сойку. Да какого здесь творится? Мы же недавно дрались спина к спине, а теперь эти двое готовы обнажить мечи друг против друга?

– Жизнью не торгую, – покачал головой Лист.

– Значит, нет, – криво усмехнулся Отшельник, и я кожей ощутила, как копится напряжение, и все сильнее раскачивается маятник равновесия между жизнью и смертью, и в воздухе снова пахнет кровью.

Ненавижу. Всех троих.

– Вы с ума сошли? – Я подскочила, встала между ними.

– Айрин, не вмешивайся.

Ага, как же.

– Леди, он прав, это мужской разговор.

Вежливость приятна, но мужские разговоры разводить я не дам.

– Тогда давайте поговорим по-другому, – я демонстративно положила руку на рукоять своего клинка, – по-женски. И кто-нибудь мне внятно, словами, объяснит, в какое место вас укусил проклятый?

Отшельник озадаченно моргнул пару раз и смутился, да и Лист немного расслабился.

– Айрин, – Сойка подошел сбоку, – мы не можем его отпустить. Если он кому-то расскажет, что видел, только представь, какие поползут слухи. В льолдов и некроманта никто не поверит, а вот трое ледяных в тылу, уверен, крайне заинтересуют вашего короля.

– Как будто это может еще больше испортить наши отношения, – пожала плечами я.

– Может, Айрин, – ответил Отшельник. – До этого момента, официально, ледяные держали нейтралитет. С десяток наших на фронте – не в счет, но теперь нейтралитет будет нарушен.

Я обдумала его слова, и чем больше обдумывала, тем больше они мне не нравились. Самый безопасный вариант для нас – взять Листа с собой. Именно для нас. А вот наемнику он явно не по душе. И я понимаю почему.

– Хорошо, может, ты и прав. Лист, – повернулась я к наемнику, – ты не связан здесь обязательствами?

– У меня нет заказов, леди. – Он склонил голову.

– Тогда у меня предложение. – Помолчала, подбирая слова. Все-таки делаю это впервые. – Я, княжна Таль-Сорецки, предлагаю вассалитет. Словом, титулом и честью клянусь защищать и обеспечивать свободу в обмен на верность и преданность.

Свист Сойки испортил всю торжественность момента (мальчишка, честное слово), на Отшельника я не смотрела, важнее была реакция Листа, ради него, собственно, и старалась, а еще ради себя. Устала от крови. Хочу мира, покоя и пирожное с заварным кремом, непременно шоколадным.

Лист пару раз моргнул, видимо, от удивления, затем взял себя в руки, изобразил глубокий поклон, а когда выпрямился, уточнил:

– Пожизненно?

У меня закралось подозрение, что передо мной отъявленный душегуб, который спешит укрыться от правосудия за моим вассалитетом. Представила последствия, ехидный шепот соседок… Да какие, к проклятому, соседки, когда я сама в бегах?

– Мм… – замялась я, не зная, как лучше обозначить сроки.

– До Ледяных гор, – пришел мне на помощь Отшельник, – дашь клятву о неразглашении Матери рода Таль-Сорецки, получишь вознаграждение и можешь быть свободен.

Я кивнула в подтверждение. Действительно, это устроит всех. Клятва будет магической, а потому надежно защитит нашу тайну, да и от Ледяных гор, если я ничего не путаю, недалеко до Айронии, а там и до Жардении рукой подать. Обе страны заняли нейтралитет, и на границе проблем быть не должно.

– За молчание мне платили, было дело, – покрутил головой Лист, разминая шею, – а вот за сопровождение леди, да еще и княжны, брать деньги не доводилось.

Я выдохнула. Раз речь зашла о деньгах, значит, Лист согласен. Иными словами, здоровый и сильный мужчина верит, что слабая и хрупкая княжна обезопасит его от притязаний разведки северных, домогательств ледяных и прочих неприятностей. Приятно, что мое слово оценили столь высоко, главное, чтобы не слишком дорого. Я не могу рассчитывать, что родственники деда захотят оплачивать услуги моего вассала, а денег с собой у меня не слишком много. Н-да, оказывается, мирное дело довольно затратно.

– Желаешь озвучить сумму?

– Двадцать пять золотых.

Сколько?! Да за эти деньги отряд нанять можно, а не одного узкоглазого. Прямо-таки чудо с мечом, а не простой смертный.

Отшельник порывался вмешаться в торг, да и вообще стоял с крайне недовольным видом, но я взмахом руки не позволила ни вмешаться, ни высказать своего недовольства. С оплатой разберусь сама. У ледяного хватит ума согласиться на все сразу, чтобы закрыть вопрос. Не ему же платить!

– Двенадцать плюс кормежка за наш счет.

Сухпайки не жалко. Пусть ими за компанию давится.

– Двадцать, исключительно из уважения к вашему титулу.

Дался ему мой титул. И почему простой народ так уверен, что высокородные не нарушают клятв? Еще как нарушают, особенно за двадцать золотых.

– Пятнадцать, и ни золотым больше.

А то я решу, что мне проще удавить вассала, чем оплачивать его молчание и сомнительные услуги.

Видимо, последняя мысль очень ярко отразилась на моем лице, потому как Лист нервно дернул уголком рта и глухо пробурчал:

– Согласен.

– Половина сейчас, половина после принесения клятвы, – быстро пробормотала я, пока не передумала. С ума сойти, на что я трачу пятнадцать золотых?! Просто безумие какое-то.

– Айрин, ты уверена в том, что делаешь? – напряженно спросил Отшельник.

Уверена ли я? Да к проклятому такую уверенность.

– Конечно да.

Лист опустился на одно колено, держа меч на вытянутых руках. Сразу видно, мой будущий вассал привык действовать быстро, а не разводить долгие разговоры.

Приняла меч. Тяжелый, но баланс неплохой, да и сталь, насколько я разбираюсь, с приличной примесью серебра.

Поморщилась, кожу на ладони обожгла боль – надрез вышел хоть и недлинный, но глубокий и закровоточил сразу. И почему все подобные обряды должны скрепляться кровью? Как будто нельзя просто похлопать мечом по плечу!

– Я, княжна Айрин Лэриш Таль-Сорецки, из рода ледяных, словом, титулом и честью клянусь защищать и обеспечивать свободу… – Я запнулась. «Обеспечивать Листу» – звучало не слишком прилично.

– Хасару Асталиньяну, – тихо проговорил Лист, не сводя с меня глаз.

– …свободу Хасару Асталиньяну в обмен на верную службу и преданность благородству крови.

Канонический текст клятвы звучал несколько иначе, но я решила, что добавка о свободе будет важна при наших обстоятельствах.

– Я, Хасар Асталиньян, вверяю себя в руки вашей светлости, клянусь в безграничной верности, уважении и послушании. Да не будет у меня другого владыки и не послужу словом или делом никому другому. Клянусь служить покорно до исполнения службы или освобождения.

– Честь. – Я макнула палец в набежавшую в ладонь кровь и провела горизонтальную черту на лбу Листа.

– Честь, – эхом отозвался он.

– Верность. – Еще одна черта, на этот раз вертикальная.

И снова Хасар повторяет за мной.

– Преданность. – На этот раз я перечеркнула обе линии.

– Преданность, – подтвердил Лист.

– До исполнения дела. – Я обвела свое творчество широким кругом.

– До освобождения.

Я глубоко и с явным облегчением вздохнула. Время покажет, было это верным решением – принимать в вассалы незнакомца, да еще и наемника, или нет. Доверять Хасару хотелось, как хотелось иметь рядом надежного человека, в чьей преданности не сомневаешься, в пределах пятнадцати золотых, конечно.

Почему-то ледяные такого чувства не вызывали. Не то чтобы я им не доверяла, просто была уверена: если дело затронет их обожаемый дар, мое мнение и желание не будут приняты в расчет. Они поступят так, как надо, а не так, как захочу я.

Мы словно из разных миров. Их мир полон чудовищ, легенд и мистических таинств, мой гораздо проще и приятнее: балы, пикники, немного политики, учебы и конечно же друзья, из которых я должна была подобрать себе пару.

Знаю, нехорошо так думать, но моя жизнь выглядит более нормальной, чем их, ледяная. Меня тошнит от одной мысли, что бой с льолдами – не единственный, а лишь первый в череде подобных. Ведай я заранее, с чем придется столкнуться, наверное, бегом отправилась бы на юг, а не на север.

Безусловно, кому-то надо уничтожать льолдов, но почему именно я? За что я так прогневила Трехликого?

Не найдя достойной причины гнева, немного успокоилась. Страх – первый признак неуверенности. А как можно быть в чем-то уверенной, когда ничего не знаешь о просыпающемся даре, когда уничтожаешь некроманта, не понимая как. Как будто я не человек, а некая оболочка для чего-то живущего внутри. И когда наступает момент, это нечто просыпается, берет управление телом, а меня, княжну Таль-Сорецки, отправляет в забытье. Отличное сосуществование, если бы не одно «но» – меня категорически не устраивает роль оболочки.

Обряд вассалитета – событие не рядовое. Его обычно проводят под барабанный бой, при полном параде и в главном зале города, точнее сказать, проводили. Гравюры и картины – все, что нам осталось. Сам обряд ушел в прошлое, новое время – новые правила. И все же вассальная клятва входила в обязательную программу для изучения, как еще одно напоминание о грани ответственности высокородных.

Мой вассал поднялся с болотного мха, убрал в ножны меч и хозяйским взглядом окинул мою фигуру. Меня оценивали, словно приобретение на базаре. Не поняла. Мы, случайно, не перепутали слова клятвы и порядок, кто из нас вассал?

Нет, не перепутали. Хасар протянул руку за первой половиной своего жалованья. Я отвернулась, доставая кошель из потайного кармана.

– Айрин, мы заплатим, – закончилось терпение у Сойки.

– У тебя есть семь с половиной золотых? – поинтересовалась я.

Ледяной смутился:

– С собой нет, но…

– Тогда не мешай сделке, парень, – посоветовал Хасар, и лицо Сойки вспыхнуло от гнева.

Северянин явно порывался достойно ответить, но брат положил руку ему на плечо и сжал, успокаивая.

– Ваша светлость…

Ого, мы опять на «вы».

– Предлагаю разоружить вашего, гм, вассала, раз он отправляется с нами.

– Может, еще и свяжем?

– Было бы неплохо, – без тени улыбки ответил Отшельник.

И почему рядом с ним я всегда чувствую себя маленькой девочкой, которая делает глупость за глупостью?

– Леди? – Хасар встал рядом.

Отличное начало мирного диалога. Двое на двое.

– Никто никого связывать не будет, – отчеканила я, затем выдохнула, немного успокаиваясь. – Вы сами хотели обеспечить секретность, но убивать того, кто спас нам жизнь… Прости, Отшельник, для меня это слишком. Хасар идет с нами, как свободный, – подчеркнула я, – боец отряда. Нашего отряда. Делиться с ним секретами вы не обязаны, но открытого неуважения не потерплю. Он – мой вассал, хотите того или нет. Оскорбляя его, вы оскорбляете меня. Ясно?

– Ясно, – подтвердил Сойка, скривив такую рожу, чтобы было понятно без слов: у проклятого в гостях видал он такое уважение.

– Твоя плата, – протянула я деньги.

Хасар подкинул золотые на ладони, улыбнулся их звону и убрал в мешочек, висящий на шее.

– Ваша светлость, я полностью к вашим услугам. – Он изобразил поклон.

Отшельник буркнул что-то неприличное, Сойка горестно вздохнул. Оба ледяных вернулись к своим делам, а Хасар занялся мечом.

Я осталась одна. И никто ни единым словом не поинтересовался, что чувствует ее светлость, не пожалел: взвалила на себя узкоглазую проблему, будто своих мало. Ну и пожалуйста… Плюхнулась на мох, прислонилась к березе, прикрыла глаза. На душе копилась горечь. Я бы дорого сейчас отдала, чтобы прижаться к надежной и родной груди и выплакаться вволю, до последней слезинки. Только где ее найдешь, грудь-то, когда кругом одна мужская воинственность, не терпящая слабости и слез.

Заморосило. Я подняла лицо. Темно-серые тучи висели сплошной ватой так низко, что казалось, они застряли здесь, зацепившись за верхушки деревьев.

Погода точно подстраивалась под мое настроение. Холодно, грустно и одиноко. Я прикусила губу. Не помогло. В глазах защипало. Холодные мелкие капли касались кожи, смешивались со слезами и стекали к подбородку. Это дождь, и ничего более. Всего лишь глупый дождь.

Рядом в мох воткнулась оструганная палка, и небо закрыл темный плащ. Вытерла мокрое лицо. Что же, пожалела себя, и хватит. Пора и честь знать.

– Спасибо, – поблагодарила Хасара.

Вытащила палку, переставила ближе к костру. Не глядя на северян, пристроила плащ. Южанин вернулся с еще одной палкой, и мы вдвоем соорудили навес. Сойка притащил лапника, бросил на мох. Отличное ложе, если накрыть плащом.

Все так же молча я попробовала варево в котелке, скривилась – ну и гадость! – полезла в свой мешок. Откопала соль, перец. Хасар щедро поделился пятью картофелинами, двумя луковицами и морковкой. Быстро начистила, порезала и добавила в закипающую воду. У нас будет настоящий суп, а не просто несоленая крупа с жестким мясом.

Идти за грибами под моросью было лень. Да и какие тут грибы? Горькушки да сыроежки, вот и все богатство.

– Готово, – объявила я, когда по поляне уже давно расстилался одуряющий запах мясной похлебки, а около костра сидели, глотая слюни, мужчины. Общая трапеза сближает. Маленький навес около костра примиряет даже непримиримых. Лучше теплый бок недруга, чем холодная сырость.

Мы ели, обжигаясь, торопливо заглатывая восхитительную на вкус, а главное, горячую похлебку. Мясо так и осталось жестким, и его приходилось запихивать в рот целиком и долго пережевывать. Пару раз поймала себя на том, что чавкнула с набитым ртом. И почему-то совсем не расстроилась. Дичаю помаленьку. Еще пара дней в лесу, и на «вашу светлость» буду недоуменно вздергивать брови.

Сойка набрал брусничного листа и заварил чай в маленьком котелке. Пили долго. Макая кусочки сахара в светлый травяной чай, старательно дуя на воду и прихлебывая кипяток маленькими глотками.

Морось постепенно прекратилась, просветлело. Голова от еды сделалась тяжелая, захотелось спать, но Отшельник уже нетерпеливо поглядывал по сторонам, и скоро я услышу команду выдвигаться дальше.

– Ваша светлость. – Хасар протянул мне половину печатного пряника. Пряник был старый, каменный на вкус, но я все равно приняла с благодарностью. Вот только с этой «светлостью» надо что-то делать. Уж лучше Айрин, чем каждый раз вспоминать о своем падении от княжны до бродяжки.

– Хасар, давай договоримся, сейчас в лесу и потом наедине ты можешь звать меня по имени.

– Хорошо, – пожал плечами наемник. Ему было все равно, а вот Отшельник явно не пришел в восторг от нашего панибратства.

– Ваша светлость уверена в своем решении?

– Светлость, Отшельник, осталась в имении. Здесь, – я обвела рукой зелено-желтую сырость, – есть только Айрин. Или ты предпочитаешь представиться, и мы будем выкать друг другу всю оставшуюся дорогу?

Заглянула в голубые глаза.

«Может, хватит меня унижать?» – спросила взглядом.

«Я беспокоюсь, и мне не нравится чужак. Он лишний и может быть опасен», – прочла в его глазах.

«Так дай ему шанс доказать свою честность», – нетерпеливо дернула я плечом и отвернулась.

– Всему свое время и место, Айрин, – глухо ответил Отшельник.

Я разочарованно вздохнула. Не то чтобы очень хотелось узнать, с кем я брожу по лесам, просто воспитание требовало соблюдать приличия и не делить кров и еду с не представленными тебе людьми.

– Честно, северянин, мне все равно, как ты себя называешь, хоть ослом, – наемник ухмыльнулся, поворошил палкой угли костра, и те взметнулись фонтанчиком золотых искр, – но то, что случилось на дороге… У человека не бывает двух теней, и тела не исчезают средь бела дня.

– А убитые крестьяне тебя не волнуют? – поинтересовался Отшельник. Если он и обиделся на «осла», то не показал виду.

– Когда на меня нападают, я сначала защищаюсь, а потом уже задаю вопросы.

Хасар нравился мне все больше. У наемников простая философия: заказ хорошо, но жизнь лучше.

– Тени как тени, – хмыкнул Сойка, снимая котелок и идя мыть его к ручью, – одна, две, какая разница!

– Большая, если это тени проклятого, – глухо возразил Хасар, и я вздрогнула.

Как-то резко стало холодно, сбоку потянуло сыростью, а по коже побежали мурашки. Села, обняла колени. Тени проклятого! Проклятые тени! Я читала о них в древних хрониках. Они служили проклятому, точнее, были его оружием.

Да сколько можно! Как будто мне мало оживших сказок, давайте добавим к ним еще и воскресшие легенды. И почему я сразу не сообразила? Тени, разговаривающие в моей голове, неведомый хозяин…

– Они не только портал открывать умеют, – прошептала я еле слышно.

– Что? – Отшельник замер с мешком в руках. – Айрин, что ты сейчас сказала?

Подозреваю, улыбка вышла жалкой.

– Говорящие тени – глупо, да?

– Совсем не глупо, – возразил Отшельник, присел на корточки, взял меня за руки.

Его ладони были согревающе-теплыми, и мне захотелось прижаться к северянину, обнять, ощутить его руки на своей спине… Словом, сделать все то, что обычно проделывают женатые или глубоко помолвленные пары. Схожу с ума, без вариантов.

– Не говори ничего, – прошептал Отшельник, и я понятливо кивнула. Даже я своим скудным умом понимала, что откровенничать при Хасаре не стоит.

Отшельник с непонятным сожалением посмотрел на меня, отпустил руки, поднялся.

– Мы возвращаемся, и как можно скорее. Совет должен быть извещен.

– Да уж, ледяные, вам не позавидуешь, – скривился Хасар, не торопясь бросаться к своим вещам. – Вы сейчас в полной… короче, не позавидуешь.

– Нам всем, южанин, – поправил его Отшельник, – если тут замешаны тени проклятого, одной северной частью они вряд ли ограничатся.

Хасар промолчал, оставив свое мнение при себе.

Глава 12 Южно-северное противостояние

Мы быстро свернули стоянку и скоро мерили широкими шагами местные болотные мхи. Как объяснил Отшельник, до темноты нужно добраться до прохода через болота. Через трясину пойдем завтра, тропа сложная, а по темноте ходить – только смерти искать.

Я представила черную трясину, терпеливо ждущую свою добычу…

Ненавижу болота с их влажным воздухом, хлюпающей жижей под ногами и скрюченными стволами деревьев. Ненавижу, но другого пути нет.

Была и хорошая новость. Ночевать будем в настоящей землянке. Много лет она исправно служила охотникам, бьющим по осени уток на болотах, теперь послужит и нам.

Перед тем как выдвинуться, мы немного поспорили о том, кто за кем идет. Отшельник был категорически против моей беззащитной спины перед глазами южанина, а Хасар – ну точно дети – требовал соблюдать правило: вассал охраняет своего сюзерена, а вот северян он охранять не нанимался, и точка. С небольшим перевесом победили северяне. Первым шел Сойка, за ним Хасар, следом я, а замыкал наш походный порядок Отшельник.

Я спиной ощущала его взгляд, и на душе было тепло от уверенности, что спину мне прикроют в любом случае.

К землянке подошли в закатных сиреневых сумерках. Сойка пытался намекнуть на ужин, но Отшельник разрешил только вскипятить чай да запечь грибы, которые набрали по пути.

Я так устала, что мысль о сухпайке не казалась больше отвратительной. Ноги немилосердно гудели, спина налилась свинцом, хотелось вытянуться, лечь и отрубиться. Без снов, без мыслей, без страхов.

Но в стылой землянке не оказалось ни дров, ни лапника. Я с тоской оглядела голые доски, закопченное пятно очага и поплелась наверх за дровами.

Сойка остался чистить грибы, а мы разбрелись по округе, пытаясь найти сушняк – бесполезное занятие на границе болот. Мне повезло напасть на малинник и набрать пригоршню сладких ягод да наломать пахучих веток в чай.

Вот странное дело, я шла в другую от всех сторону, однако то Отшельник, то Хасар мелькали поблизости, будто и не удалялись никуда.

– Айрин, нам надо поговорить. – Отшельник возник сбоку, словно шагнул из пустоты.

Я вздрогнула и рассыпала ягоды.

– Прости, напугал. – Северянин бросился собирать убежавшие ягоды.

Я присела рядом, искоса глядя на ледяного. Раньше он казался мне слишком… слишком красивым, слишком высокомерным, слишком далеким от дел простой княжны, а сейчас я видела перед собой обычного… ну ладно, весьма симпатичного мужчину, с усталым от забот лицом. И внезапно захотелось дотронуться до его лба, разгладить собравшуюся там морщинку, прогнать печать забот, но я сдержалась. Будь реалисткой, Айрин. Кто он, а кто ты?

– Вот. – Он протянул мне ягоды, и закатное солнце высветило смущенную улыбку на лице северянина. Подозреваю, мне досталось редкое зрелище.

Где-то в глубине души постепенно зарождалось чувство радостного ожидания. И плевать оно хотело на здравый смысл, на войну и кучу сопутствующих обстоятельств. Чувству хватило одного смущенного взгляда, чтобы вылиться в румянец на щеках.

Мы стояли друг против друга, и никто не торопился прервать молчание. Где-то над головой выстукивал бодрую дробь дятел, вдалеке противно скрежетала сойка, недовольная нашим присутствием, лес жил своей жизнью, готовясь к наступлению ночи.

Красные ягоды. Я взяла одну, рассеянно покатала в руке.

– Ты о чем-то хотел поговорить?

– Я беспокоюсь о тебе, Айрин. Ты мне небезразлична.

Отшельник сделал шаг, превращая расстояние между нами в непозволительную малость. Сердце ускорилось, мне стало жарко, только пальцы почему-то коченели от холода.

Подозреваю, о чем бы ни начал говорить Отшельник, я все равно его не услышу. От мысли, что мы рядом и его рука легко касается пряди волос, внутри все цепенело в сладостном предвкушении.

– Айрин, моя северная роза, – прошептал он.

Я завороженно смотрела в его глаза. Они темнели, становились похожими на предгрозовое небо, и мне было немного боязно, совсем чуть-чуть.

Ягоды упали на землю, нам уже не до них.

– Ты совсем замерзла. – Он покачал головой и взял мои ладони в свои. Медленно и нежно растер каждый пальчик, подышал на них, согревая своим дыханием. А затем…

Я смущенно отвела взгляд. Его губы на моей коже – так неприлично и так волнующе.

– Моя ледяная красавица. – Отшельник перестал покрывать поцелуями мои руки, наклонился ко мне…

И странным образом исчез окружающий лес, стихла сойка, стало неважным все, кроме его взгляда, его губ, приближающихся к моим. Я почувствовала тяжесть рук на своих плечах, теплоту его дыхания на щеке. От собственной смелости у меня кружилась голова.

– Айри-и-ин… – Мое имя стоном слетело с его уст, земля ушла из-под ног, и я задохнулась от нахлынувших чувств. Он прочитал разрешение в моих глазах, и взгляд Отшельника стал сумасшедшим.

Его руки уже на моей спине и даже чуть ниже, а губы… Ледяной решил начать с волос, спускался, касаясь губами чувствительной кожи за ухом, а затем я вздрогнула от жадного поцелуя в шею. И объятия стали слишком настойчивыми, а одна ладонь уже забралась под плащ.

– Прекрати! – Мой удар в грудь Отшельник просто игнорировал. Стало страшно и немного противно. Его страсти оказалось слишком много для меня, и я просто не знала, как реагировать.

– Вы не увлеклись?

Голос за спиной – нагло-уверенный, и Отшельник замер. Он тяжело дышал, словно только что бежал пару километров. Медленно отстранился, поправил на мне одежду. Легкий поцелуй в щеку – само целомудрие.

– Айрин, вернись в землянку, пожалуйста.

Я лишь хмыкнула в ответ:

– Сам сказал, нам нужны дрова, а в землянке их нет. Я вернусь, когда наберу.

И продолжила внимательнейшим образом изучать землю у себя под ногами.

– Айрин, посмотри на меня.

Что я там не видела? Разгневанного ледяного? Видела, и не раз. Больше не хочется.

– Отшельник, нам правда нужны дрова.

Я ненавидела себя за просительные нотки, но мне очень хотелось, чтобы он сейчас ушел.

Ушел. И сразу стало пусто и одиноко. Придурь проклятого! Если это та самая любовь, проще остаться старой девой, чем так мучиться.

– Хасар. – Я подняла взгляд на наемника. Оскорбленная гордость требовала двинуть ему в морду вместо Отшельника, а воспитание призывало поблагодарить за сохранение чести. В итоге решила ограничиться внушением. – Я не маленькая, сама разберусь. – И, увидев недоверчиво вздернутые брови, поспешно добавила: – Честно, разберусь.

– Он как минимум вдвое сильнее и выше, княжна. Вы правда думаете, что справитесь?

– Он – ледяной! – парировала я, чувствуя, как нарастает злость. Да кто он такой, чтобы указывать, с кем мне обниматься!

«Твой вассал», – съехидничал внутренний голос.

Вассал и нянька – разные вещи. Должны ими быть.

– Он – мужчина, – пожал плечами Хасар и наклонился, чтобы поднять большую охапку хвороста. – Вас ждать?

– Позже приду, – буркнула я, досадливо кусая губы.

И ведь прав, стервец, что ни говори. С чего я решила, что ледяной – синоним благородства. Да если рассудить здраво, Отшельник ни в чем не признался, ни о чем меня не спросил, а сразу начал руки распускать. И все же немного жаль, что Хасар вмешался. Мой первый несостоявшийся поцелуй…

Проклятая война. Насколько было проще в мирное время! Гостиная, я в нежнейшем белом платье, рядом обязательно нянюшка или мама, как гарант соблюдения приличий. Обмен светскими любезностями и радушные улыбки. Букет цветов или коробка конфет. Выразительные взгляды, тонкие намеки и чуть затянувшийся поцелуй руки. Разговор с отцом, благословение и… обручение. Вот примерно на этом этапе я и могла себе представить наш первый «взрослый» поцелуй.

Война скомкала мою жизнь, отбросив на обочину титул и прочие светские условности, но понятия о чести остались. Должны были остаться…

А не вмешайся Хасар? Дошло бы дело до того самого, о чем иногда секретничали девчонки в старших классах? Разложили бы меня прямо здесь, в малиннике?

Я знала, что такое шлюха, и чувствовала себя так, словно это знание из теории перешло в практику.

Хотелось ругаться. Долго, с полной самоотдачей, вплоть до пятого колена рода Отшельника, а еще уйти куда глаза глядят. Как я могла вернуться в землянку после всего, что было?

Пнула ни в чем не повинную корягу.

Мы взрослые люди. Я могла сказать «нет», но не сказала. Могла дать пощечину, но не дала. Да я много чего могла, только какой в этом смысл?

Сумерки стремительно сгущались, ноги уже тонули в темноте, серостью расползающейся по земле. Еще чуть-чуть – и дрова мне придется собирать на ощупь.

Глупо предаваться угрызениям совести, когда ходишь по краю, но и повода для жарких поцелуев в малиннике у нас нет. Я княжна, а не… дворовая девка. И одних чувств к Отшельнику недостаточно для моего падения. А для любви?

Упрямо тряхнула головой, запрещая себе думать об этом. Вот доберемся до гор, познакомимся с родней – его и моей, – и тогда, если захочет, пусть сватается. Может, я и соглашусь, если доживу до этого момента. Если мы доживем.

«А если нет?» – искушающе прошептал внутренний голос.

Значит, так и помру… не старой, но девой.

Ветки были скользкими на ощупь и норовили расползтись в разные стороны. Впервые за этот день я подумала о том, как выгляжу. Посмотрела на испачканные руки, на заляпанный плащ… Хороша княжна. Нечего сказать, красавица.

В землянку вернулась злая, как сотня проклятых. Бросила охапку в угол. Огляделась.

Когда вошла, трое мужчин повернулись ко входу, но тут же сделали вид, что сильно заняты своими делами. На Отшельника я принципиально не смотрела. Пока не решу, как к нему относиться, буду делать вид, что ничего не произошло. А вот Хасара оглядела внимательнейшим образом. Наемник выглядел вполне прилично, и новых синяков на лице не появилось. Не могу понять, что я к нему чувствую. Наверное, это та самая родовая ответственность, о которой так долго твердили учителя.

У дальней стены уютно потрескивал костер, сизый дым полз под низким потолком и исчезал в дымовом отверстии. В землянке было тепло, пахло сырой землей, дымом и еловой смолой. На досках был набросан свежий лапник. Как же хочется постелить сверху плащ, укрыться одеялом и… до утра.

Подошла к костру, достала из кармана веточки малины, протянула Сойке:

– Держи.

Тот молча взял, бросил в один из двух котелков. Никак Отшельник дал себя уговорить на горячий ужин? Вот только сил на готовку совсем не осталось.

– Айрин, взглянешь? – Ледяной умоляюще посмотрел на меня. – Я крупу добавил и даже посолил.

Вздохнула:

– Взгляну. Только… – Я замялась. – Переодеться мне надо.

– О чем речь! Конечно! – засуетился Сойка. – А ну, мужики, на выход. Прогуляемся.

За спиной скрипнула рассохшаяся дверь, и все стихло, лишь треск и шипение сырых дров разбавляли застоявшуюся тишину землянки.

Переодеваться перед болотами было глупо, но так хотелось лечь спать в чистом.

Быстро поменяла рубашку, с наслаждением вдохнула запах лаванды. Казалось, это было в прошлой жизни: дом, гардеробная и мешочки с лавандой среди белья.

Достала флягу и умылась, экономя воду. Помечтала о том, чтобы помыть голову. И все же интересно, что во мне нашел Отшельник. Немного поколебалась, но достала зеркальце. Взглянула на свое отражение и не смогла сдержать сдавленный крик.

Я? Нет, это точно не я.

Снаружи совсем стемнело, и на развидневшемся небе серебром переливалась паутина первых звезд. Подмораживало. Сойка выдохнул облачко пара, с удовлетворением подумав, что лучше холод, чем слякотный дождь.

– Я прогуляюсь. – Хасар, не задерживаясь, направился в сторону.

– Осторожнее с прогулками, – бросил ему в спину Сойка, – не все охранки на нечисть настроены.

Ответа не последовало, темная фигура наемника бесшумно растворилась в ближайших кустах, и ни одна веточка не хрустнула под его ногами.

– Вот урод, – сплюнул на землю Сойка.

– Южанин, – спокойно поправил его Отшельник.

– Да хоть сам проклятый, мне без разницы. Что мы скажем полковнику, когда притащим это чудо на свою сторону?

– Интересы ледяных, – пожал плечами Отшельник.

– Он тебе такие интересы покажет, – скривился Сойка и, подражая скрипучему голосу полковника, произнес: – Мальчик мой, если ты забыл, мы в состоянии войны, а не на дружеской вечеринке. Заводить себе друзей в рядах противника, в этом еще можно найти здравый смысл, но притаскивать их сюда?! Неужели я должен заподозрить тебя в таком удручающем диагнозе, как милосердие?

– Нам еще дойти до полковника надо. Доберемся, тогда и будем думать, как оправдываться, – отмахнулся от проблемы Отшельник. Его явно занимали совсем другие мысли, и Сойка даже подозревал какие.

– Я должен был догадаться, что она Таль-Сорецки, – произнес он через какое-то время. – Мы на занятиях операции князя подробно разбирали. Знаешь, какие дела он проворачивал? Не человек, а легенда. Теперь понятно, кого Айрин мне напоминала.

– Ты бы лучше не дедом восхищался, а думал, что делать. Таль-Сорецки за тебя даже кухарку не выдадут, не то что ледяную.

Отшельник скрипнул зубами. Как давно это было, а чувство беспомощной ярости все еще душило при воспоминании о пережитом позоре. Навязанный брак, сговор родни. Он, возможно, и согласился бы… э-э-э… познакомиться с невестой поближе, если бы будущая жена не была как минимум в два раза старше и не пережила уже двух мужей, не собиралась, видимо, останавливаться на третьем.

– Я их спрашивать не буду, – мотнул головой, прогоняя из памяти первую и очень краткую встречу с Мальер. Уходить пришлось через окно, третий этаж и решетка не стали помехой на пути к свободе. Уж очень не понравилось ему злое разочарование, вспыхнувшее в глазах ледяной при его отказе.

– У тебя две возможности: ребенок или оформленный брак, хоть по южным, хоть по северным обычаям. Ты с ней уже говорил?

– Пытался, – снова скрипнул зубами Отшельник. Он правда пытался. Днем долго выстраивал мысленный диалог, находил аргументы, красивые слова. И в созданной им картинке Айрин все понимала, соглашалась и даже позволяла себя поцеловать. Вот только когда настало время воплощать разговор в жизнь, все заготовленные фразы вылетели из головы.

Она стояла среди зарослей малины такая хрупкая и красивая в лучах уходящего солнца, которые падали на белые волосы девушки, придавая им нереально розовый оттенок. От увиденного перехватило дыхание, мысли сбились и… словно безумие накатило. Он вдруг понял, что прошлая ночь прочно въелась в сознание, до последнего жеста, до самого слабого вздоха и нежного поцелуя. И если он сейчас не дотронется до нее, не сожмет в объятиях, то просто сойдет с ума. Алые губы – он помнил, какими сладкими на вкус они были, руки – неожиданно сильные, с тонкими и длинными пальцами, и маленькая упругая грудь, которую так приятно сжимать в ладони. Наваждение… сладкое наваждение.

Если бы не Хасар…

– Убью, – выдохнул он в холод ночи, прекрасно понимая, что должен быть благодарен южанину за то, что остановил, не дал окончательно все испортить и напугать Айрин постигшим его безумием.

– Помочь? – поинтересовался брат, даже не уточняя, кого именно он собирается убить.

– Справлюсь.

В этот момент из землянки донесся слабый вскрик. Они немного потолкались на входе, победил Отшельник, первым ворвавшийся внутрь.

Айрин сидела на топчане, спрятав лицо в ладонях, и тихонько раскачивалась из стороны в сторону. Он первым делом проверил землянку – никого, кинул поисковую сеть – возмущений магического поля не наблюдалось, и уже с недоумением уточнил:

– Что случилось?

Айрин не ответила. Сойка изобразил пантомиму: вопросительно вздернул брови, повертел рукой около виска, затем указал на зеркальце, лежавшее рядом с девушкой. Отшельник понял, что он ничего не понял, однако интуиция подсказывала, что дело не в прямой угрозе жизни, а в чем-то более тонком.

От входа донеслось глубокомысленное хмыканье. Там Хасар подпирал плечом косяк и делал вид, что зашел только сейчас, а не ворвался за ними пятью секундами позже.

Отшельник присел на корточки, оторвал руки девушки от лица, заглянул в глаза – какие же они красивые, пусть и покраснели от слез.

– Айрин, ты можешь толком сказать, что тебя расстроило?

Ледяная прикусила губу, наморщила лоб и страдальчески вздохнула:

– Разве не видно?

Отшельник с трудом сдержал ругательство, просившееся на язык, и окинул девушку внимательным взглядом – все было в порядке. Нос, глаза на месте, синяков на лице не наблюдалось. Протянул руку и вытащил запутавшуюся в волосах веточку.

– Тебя это расстроило?

– Отшельник, не делай из меня идиотку! – огрызнулась княжна и обиженно надулась. – Я выгляжу как старуха, а тебе все равно?!

Сойка выразительно закатил глаза и принял самое правильное решение – вернулся к приготовлению ужина. Более чем правильное, так как к запаху дыма уже начал примешиваться аромат подгорающей каши. Хасар отлип от косяка и решил внести свой вклад в ужин, достав из мешка луковицу. Вдвоем они принялись колдовать над котелком, оставив командира успокаивать ледяную.

– Айрин, ну какая из тебя старуха! Это просто смешно! – попытался он воззвать к здравому смыслу девушки.

Бесполезно. Айрин в ответ лишь зло зыркнула глазами.

– Ты это видел? – Она дернула себя за белую прядь волос. – Даже брови и те седые!

– Не седые, а серебристые, – поправил ее Сойка, дуя на горячую кашу в ложке. Попробовал, скривился и потянулся за солью.

– У вас на севере они, может, и серебристые, а у нас се-ды-е! Отшельник, мне и восемнадцати нет, а я за день с вами поседела. Что дальше будет?

Ледяной перевел дух. Айрин снова стала прежней – язвительной и острой на язык, а из голубых глаз исчезло выражение затравленной паники.

– Дальше, – он сделал вид, что глубоко задумался, – выпадут.

– Что?! – подскочила Айрин.

– Ты разве не знаешь, что все ледяные носят парики? – включился в игру Сойка.

– Лысая женщина – или больная, или уже давно мертвая, – с невозмутимым видом высказался Хасар.

Айрин рассвирепела:

– Сейчас у меня кое-кто станет недавно мертвым. – Она привстала с топчана, потянулась за мечом.

– Я пошутил, – тронул ее за рукав Отшельник. Он честно пытался остаться серьезным, но губы расплывались в улыбке. – И не переживай за цвет. Он еще поменяется. Станет более белым или чуть желтым. Серебро – это временно.

– А глаза? – прищурилась Айрин. – Ты видел, они меняют цвет?

– В голубой гамме, – спокойно кивнул Отшельник, – от темно-фиолетового до светло-голубого. Айрин, это нормально. Они просто реагируют на твое настроение. Очень удобно, между прочим.

– Удобно ему, – проворчала девушка, окончательно успокаиваясь, – а искры – тоже нормально?

– Искры – проявление твоего дара, – понизив голос, произнес ледяной, – когда они разгораются, кажется, в твоих глазах прячется целая вселенная.

Девушка в ответ лишь грустно улыбнулась. Спрятанная вселенная в глазах – звучало красиво и одновременно жутко.

– Айрин, я понимаю, тебе не по себе, но со временем ты привыкнешь.

– Да и было бы о чем переживать, – подмигнул Сойка. – У нас все женщины такие, и ничего, даже замуж выходят.

– Сойка! – одернул его Отшельник.

– Ну а что сразу Сойка, – обиделся тот. – Я дело говорю. За такой красавицей женихи в очередь выстраиваться будут. А ты – старуха… Тьфу, а не проблема. Вот каша пригорела – это беда.

– Ничего, – улыбнулась Айрин, – мы и горелую съедим. Я ужас какая голодная!

Раннее утро встретило нас туманом и поблекшими звездами. Пушистое одеяло лежало меж деревьев как сказочный белый зверь. До проклятого было холодно. Я выдохнула облачко пара изо рта, полюбовалась на него и прибавила шаг. Вот сейчас я была не прочь даже пробежаться, чтобы согреться.

Ночь прошла спокойно, ну почти спокойно. Я так и не решила, должно мне быть стыдно за истерику или нет. Потом вспомнила соседку Лирру, которая обожала паниковать по поводу и без, и поняла, что мое скромное недовольство из-за внезапного и незапланированного изменения внешности было более чем скромным.

А затем и эти мысли улетучились прочь, когда выяснилось, что ночевать придется вповалку. Топчан из грубо сколоченных досок занимал почти всю ширину землянки и был, безусловно, приятнее голой земли, но… Обдумав ситуацию, я поняла, что условности трогают меня мало, и спать я буду в землянке, на досках, около теплого очага, пусть даже с проклятым под боком, а не на холодной земле, из-за чего потом противно ноет поясница и ломит кости.

Так что после сытной каши с грибами и чая с малиной я улеглась на край, завернулась в одеяло и предоставила мужчинам самим решать, кто с кем будет толкаться локтями и коленями. Легла и не заметила, как уснула. Проснулась от того, что меня аккуратно отодвинули к стенке и кто-то неслышно лег рядом, прижавшись теплой спиной. Сквозь сонную дрему донеслась перебранка Сойки с Хасаром, делящих край топчана. Ругаться шепотом было неудобно, и скоро в землянке воцарилась умиротворенная тишина, нарушаемая мужским храпом да потрескиванием дров в очаге.

Смущение так и не пришло – усталость оказалась сильнее, и я снова задремала, чтобы проснуться от женского крика. Села, обливаясь ледяным потом и хватая ртом воздух. Холод обжег легкие, колючками забрался под одеяло. С вечера в землянке сильно посвежело. Было темно, лишь красноватые угли загадочно мерцали россыпью золотистых точек, не давая света. А перед глазами стояли перекошенные лица, раскрытые рты, скрюченные пальцы тянулись к груди – вырвать сердце, сожрать…

Теплая рука накрыла плечо, и кто-то мягко развернул меня к себе.

– Что с тобой?

В темноте белели волосы, хриплый спросонья голос был хорошо знаком мне. Отшельник! И почему я не удивлена и даже рада, что это не Хасар или Сойка.

Страх, противными щупальцами облепивший душу, понемногу отпускал, сердце успокаивалось, перестав пытаться выпрыгнуть из груди.

Рядом завозились остальные. Сойка шумно зевнул и поинтересовался:

– Дурной сон?

Дурнее не бывает. Я одна, без оружия против толпы льолдов, а из союзников лишь дикий ужас.

– Просто поняла, что охрану мы не выставили.

Сойка озадаченно крякнул.

– Айрин, ты за кого нас принимаешь? – возмутился он. – Да я лично по всей округе сигналки обновил! И место здесь верное, проверенное. И это… в следующий раз, когда решишь усомниться в нашей компетентности, просто спроси. Кричать необязательно.

Фыркнула в ответ – нужны мне его советы!

Отшельник вздохнул и притянул меня к себе.

– Спи, – прошептал в макушку, пристраивая мою голову к себе на грудь и обнимая за плечи, – я покараулю твои сны. Обещаю, больше никаких кошмаров.

Отшельник не обманул. Дурные сны меня больше не мучили, как и совесть.

Вместо льолдов приснился дед: помолодевший, без следа смертельной болезни на лице, одетый в его любимый синий костюм. Дед был не один. Напротив него около окна стояла женщина в простом белом платье с длинными до пят белоснежными волосами, сплошной волной покрывающими плечи и спину. Мне был виден лишь профиль незнакомки и порхающие в яростной жестикуляции руки.

– Я ничего не обещала! – Голос у женщины был громким и гневным, а вот дед, наоборот, держался невозмутимо.

– Она должна была знать.

– Зачем? Чтобы отказаться?

– Ты обещала выбор!

– Выбор между мгновенной смертью и смертью долгой и мучительной? – насмешливо фыркнула женщина. – Я спасала ей жизнь!

– Ты решала за нее!

– И буду решать, если это потребуется.

Дед тяжело вздохнул, и я видела, как он стремительно теряет терпение.

– Ты нарушаешь сделку, и у меня развязаны руки.

– И что ты сделаешь? – В голосе женщины прозвучал откровенный сарказм. – Вмешаешься? Правда лишь причинит боль и ничего не изменит.

– Посмотрим.

Внезапно они оба замерли. Женщина повернула голову, и я увидела полыхающие голубым огнем глаза, в которых закручивались золотыми спиралями далекие галактики.

– А ну, кыш отсюда, – махнула она рукой в мою сторону.

Я успела возмутиться – княжне сказали «кыш»? – заметить одобрительный взгляд деда и разведенные руки – прости, помочь не могу, а в следующее мгновение меня осторожно трясли за плечо и ласково шептали на ухо:

– Айрии-и-ин, проснись. Уже утро, соня.

Какое утро? Темно, хоть глаз выколи, и жутко холодно. А тут рядом грелка – живая и теплая. Не открывая глаз, я заползла выше, обняла и, прижавшись к широкой груди, замерла. Хорошо. Никуда не хочу. Хочу остаться под теплым одеялом, поспать еще немного, а не встречать, зевая, промозглость раннего утра.

– Милая, я бы вечность тебя от себя не отпускал, но надо идти. – В голосе Отшельника явное сожаление, а рука на моей талии подозрительно сползает вниз…

Я скатилась с Отшельника, нырнула с топчана в темноту, попутно попав локтем во что-то мягкое. Темнота недовольно хекнула голосом Сойки. Я шарахнулась в сторону, налетела на кого-то еще.

– Ваш-ша светлость, – прошипел Хасар, мягко удерживая меня на месте, – здесь вам не бальная зала, а ноги мне еще пригодятся.

– Прошу прощения, – извинилась я, хотя больше всего на свете мне хотелось провалиться сквозь земляной пол. Доночевалась с мужиками в одной землянке! Хорошо, что темно и мои алеющие щеки никому не видны. Еще парочка таких ночевок – и для спасения моей репутации Отшельнику придется жениться, а Сойке с Хасаром идти свидетелями.

При мысли о свадьбе стало весело. А что? «Княжна путешествовала по болотам в сопровождении жениха и его брата» звучит гораздо приличнее, чем переход границы в компании трех посторонних мужчин.

– Выходим? – осведомилась я, начиная постукивать зубами от холода.

Сойка ответил тяжелым вздохом, я даже начала беспокоиться, не сильно ли ему досталось. Мигнул огонек фонаря, высвечивая убогое убранство землянки, мешки на полу и наши помятые лица. Отшельник сидел на топчане, натягивая плащ. От его внимательного взгляда меня бросило в жар. Я отвернулась, вспоминая все нехорошие слова, которые знала. Не помогло. В душе разливалась сладкая радость, хотелось смеяться – без всякого смысла, шалить, сделать что-то неподобающее княжне, совсем неподобающее.

– Айрин права. Позавтракаем на ходу, – бросил Отшельник, поднимаясь.

Хасару было все равно, а укоризненный взгляд Сойки я проигнорировала. Какая разница, где мерзнуть? Уж лучше быстро идти, чем давиться сухпаем, трясясь в выстуженной землянке. Натянула один свитер, подумала и достала жилетку. Позже я пожалею об этом, но сейчас хотелось укутаться во все, что у меня есть из вещей.

Глава 13 Болотные страдания

Под ногами проминался мох, над лесом вставал дивный рассвет, протыкая туманную серость тонкими лучиками розового света. Пробовали голоса птицы. Где-то вдали крякала утка, собирая сородичей. Деревья тончали, пока наконец не превратились в скрюченных уродцев, лишь отдаленно напоминающих своих могучих собратьев. Кочки, заросшие травой и брусничными кустами, были похожи на спины неведомых животных, а на широких полянах зеленого мха каплями крови алела крупная клюква. Мох уже не проминался, он просто исчезал под ногами, сапог погружался в темную жижу, сердце испуганно екало и тут же успокаивалось, когда подошва касалась твердого дна.

Мы шли цепочкой. В руках крепкие палки, и каждый шаг сначала делали они, прощупывая для нас дно. Отшельник называл это тропой. На мой взгляд, болото под ногами ничем не отличалось от лежащих рядом мхов. Да и сама тропа мало подходила для прогулки. Шаг – погружение, с усилием выдираешь сапог из грязевых объятий, чавк – трясина нехотя отпускает, следующий шаг – и по новой.

Через пару часов я взмокла. Пот катился по спине, жутко чесалась левая лопатка, а вдобавок ко всем бедам противные мелкие мошки (как только выжили при таком холоде) лезли в лицо.

– Айрин, не отставай. Скоро остров, передохнем.

Я ускорила шаг. Остров на болоте – звучало странно, зато мысль об отдыхе была приятна как никогда. Еще через час мы вышли к широкому зеркалу темной воды. На той стороне заводи над желтыми зарослями тростника возвышались зеленые кроны дубов. Я успела заметить мелькнувший в излучине хвост утки, предупредительное кряканье раздалось еще в нескольких местах. Не зря сюда охотники наведывались. Птицы здесь действительно много.

– Когда-то давно здесь было озеро, – рассказывал Отшельник, разглядывая в подзорную трубу остров, – но потом берега начали заболачиваться, а затем и вовсе превратились в болото. Только остров от былой красоты и остался.

Что бы там ни выглядывал ледяной, он остался удовлетворен увиденным.

– Переправляемся, – отдал команду, опуская подзорную трубу.

Я вздрогнула. Темно-коричневая вода намекала на глубину и холод. В тростнике громко крякнула утка, соглашаясь с моими мыслями – плавать в такую погоду станет только полный дурак.

Хасар молча взял ножны в руки, поддернул мешок повыше и шагнул к воде. Но в последний момент все же оглянулся и уточнил:

– Вплавь?

– Да.

– Нет.

Ответы прозвучали одновременно. Сойка с невинным видом пожал плечами: нет так нет, но я успела заметить, как хитро блеснули его глаза. Отшельник укоризненно качнул головой, но промолчал.

– А может, все-таки вплавь? – Я шагнула к темному краю, полюбовалась на свое отражение: черный плащ, короткие волосы, чужие в своей белизне, помятая трилби. Узнала бы меня сейчас мама? Что за глупый вопрос? Конечно же да. Я покачалась на высокой кочке и… в следующий миг была сдернута с нее.

– Это была шутка, Айрин, – проговорил Отшельник, удерживая меня за руку.

– Плохая шутка, – заметила я, мягко высвобождаясь.

– Больше не повторится, – заверил ледяной, кинув многозначительный взгляд на брата. Сойка делал вид, что следит за окрестностями, и вины никакой за собой не видел. Хасар был занят примерно тем же, разве что в его равнодушие я ни капельки не верила.

Интересно, долго они еще будут испытывать друг друга? Лучше бы подрались, честное слово! Я слышала от брата, что для крепкой мужской дружбы требуется хорошая мужская драка. Подозреваю, это именно наш вариант.

И все же любопытно, как именно ледяные планируют переправляться? Не по воздуху же!

Оказалось, все просто. Отшельник прошелся по берегу, выглядывая что-то в воде. Затем нагнулся и с трудом вытащил толстый канат. Набухшая от влаги веревка нехотя поднялась над водой, сбрасывая вниз сверкающие грозди капель.

– Эх, тянем-потянем! – Сойка подскочил сзади, уцепился за канат.

Хасар помедлил, но тоже присоединился к перетягиванию. Я осталась на месте. Моя помощь была явно лишней. Да и не хотелось, если честно. Могу я позволить себе слабость и полюбоваться на чужую работу?

– И раз! – командовал Сойка.

Веревка нехотя ползла над водой. Топкий берег не позволял упереться ногами. Мокрый канат скользил в руках и пока одерживал верх.

– И два!

Мужчины рывком раскачивали нечто, застрявшее на той стороне. Их лица раскраснелись от напряжения, глаза азартно блестели. Поймала себя на мысли, что Хасар органично вписывается в компанию. Устроить им драку, что ли? Для нахождения взаимопонимания.

– И три!

Из камышей показался нос маленькой лодки. На счет шесть она ткнулась в наш берег.

Переправились за четыре раза. Сойка работал паромщиком, перевозя нас по одному, а в последнем рейсе захватив багаж.

Лодка со мной поднырнула под растущие над водой кусты, и я поднырнула вместе с ней, оказавшись в крохотной заводи, над которой нависал высокий берег.

Переправившись, укрыли лодку в тростнике, разобрали мешки и по песчаному обрыву вскарабкались наверх. Болото здесь явно проигрывало в борьбе за остров. Шумела высокая трава, блестели разноцветные шляпки сыроежек, а среди них скромно темнели светло-коричневые белых грибов. Сороки, треща, прыгали по веткам, интересуясь гостями, потом с шумом поднялись и улетели в лес, видимо, докладывать о нашем визите.

– Отдыхаем час.

Отшельник сбросил мешок, вытянулся на траве. Надо бы последовать его примеру, но любопытство победило усталость.

– Пойду прогуляюсь.

Я бросила мешок, оставила на поясе меч и шагнула в дубравный полумрак. Пахло осенней горечью и грибами. Под ногами хрустели желуди. По веткам промелькнул рыжий хвост, сверху гневно зацокали – я вторглась в беличье пространство.

На другой стороне острова дубы сменились соснами. Я присела на корточки, черные ягоды так и просились в руку.

– Ого, какая крупная!

Отшельник наклонился к соседнему кусту. Я вздохнула с досадой – даже на безопасном острове нельзя побыть одной.

– Мы скоро догоним остальных? – спросила, отправляя в рот полную пригоршню ягод.

– Догнать не получится, – вздохнул Отшельник и погрустнел. – Они пошли другим, более легким маршрутом.

Ягоды разом потеряли свой восхитительно сладкий вкус. Я понимала, почему мы не идем той же дорогой, что и основной отряд. Северяне не в восторге от общества Хасара и не жаждут раскрывать южанину удобные проходы. Ну ладно, пусть наш путь будет не слишком удобным, но почему мне не нравится грустное выражение лица Отшельника?

– Легким?

– Айрин, не бойся, что бы ни случилось, я тебя вытащу.

Я нервно сглотнула. Вот теперь мне стало страшно по-настоящему. Разжала кулак, посмотрела на раздавленные ягоды и окрасившуюся в синий цвет ладонь. Кажется, от судьбы не убежишь, и мне придется сегодня поплавать.

Подняла глаза на Отшельника. Он смотрел странно, словно хотел что-то сказать, но не решался.

– Идем, надо перекусить, пока…

Северянин смолк, но продолжения и не требовалось. Действительно, надо поесть, пока мы еще сухие.

Я повернулась и, оттирая испачканную ладонь, пошла к стоянке. В спину донеслось тихое:

– Я напугал тебя, прости.

Хмыкнула – уж больно странно прозвучало. И разом закрались подозрения: а только ли за предстоящее утопление в болоте у меня попросили прощения? Но даже если и так, не хочу ничего знать. Северяне изрядно пошатнули мое представление о мире и самой себе. Желаю ли я услышать что-то новое и, скорее всего, неприятное? Только если столкновение с этим неприятным будет неизбежным. Поводов для расстройства у меня и без того хватает.

Вернулась на полянку. Сойка уже ждал, держа сухпаек в руке, а Хасар доедал свою порцию. Идиллия. Была бы. Напряженная поза наемника и виноватый вид ледяного намекали, что разговор состоялся не только у меня. Оставалось надеяться, это был именно разговор.

От воды донесся шумный всплеск.

– Щука гуляет, – сообщил наемник и добавил, мечтательно глядя в сторону берега: – Запечь бы.

Не одной мне при виде сухого обеда в голову приходят мысли о чем-то питательном и горячем.

– Ты поймай ее вначале, – предложил Сойка.

– У меня снасти есть, – влезла в разговор я. Печеная щука… мм… Мечта.

– Отставить, – оборвал наши надежды Отшельник. – Если обед закончен, выдвигаемся.

Тяжелый вздох вырвался у всех троих любителей рыбы.

На той стороне острова нас ждал пологий песчаный берег. Когда-то он представлял собой очаровательный пляж, ведущий в кристально чистую воду. Теперь за песком тянулась лишь тонкая полоска воды, а дальше, насколько хватало глаз, лежали болотные кочки с карликовыми уродцами деревьев, трясинные проплешины и глубинные окна.

Мужчины подошли к воде, постояли, оценивая лежащее перед ними болотное царство. Я не торопилась присоединиться.

– Айрин, пойдешь налегке, – скомандовал, не оборачиваясь, Отшельник. – Меч отдашь Сойке. Мешок Хасару. И…

Что там дальше собирался поведать ледяной, мы так и не узнали. Серый, с коричневыми пятнами лишайника валун, лежащий у самой воды, медленно зашевелился, потянулся, распрямляясь.

– Назад!

Тревожный окрик Хасара немного запоздал. Я уже успела отступить метров на пять вглубь острова и продолжала отходить. Твареведение было моим любимым предметом, а потому болотницу я узнала с первого взгляда.

Между тем тварь полностью распрямилась, продемонстрировав нам гибкое тело буро-серого цвета с тошнотворными коричневыми пятнами на бугристой шкуре, маленькую острую морду, выпуклые глаза и длинные перепончатые лапы, на концах которых красовались впечатляющего размера когти. Три меча показались ей трудной добычей, и болотница решила не рисковать.

– Уйдет, – простонал Сойка, видя, как тварь пятится к воде.

Я прекрасно понимала его отчаяние. Здесь, на берегу, мы были на равных, а вот в темной воде преимущество будет явно на стороне болотницы.

Боль обожгла только успевший закрыться порез на ладони, и тварь замерла, учуяв запах свежей крови.

– Давай, ну же! – прошептала я, видя, что она колеблется.

Я стояла в стороне, чуть выше по берегу, далековато, конечно, от воды, но мой невысокий рост и хрупкость должны были соблазнить болотницу легкой добычей.

Да! Манящий запах крови пересилил опасения и страх. Тварь с противным клекотаньем прыгнула в мою сторону.

И время растянулось в бесконечность. Отшельник бросился наперерез, но он явно не успевал. Болотница неслась по песку крупными прыжками.

– Дура! – скорее угадала я по губам Сойки, чем услышала.

Блестящее солнце в фасеточных глазах болотницы.

Рукоять немного скользит в ладони.

Шаг вбок, и тварь пронеслась мимо, чтобы тут же замереть, наткнувшись на лезвие моего меча.

Я держала, чувствуя, как бьется чужая жизнь на лезвии клинка.

Держала – и боль отдавалась во вспоротом когтями плече.

Держала – тварь дернулась в последний раз и замерла.

Вытащила меч. Болотница упала мордой вперед, открывая спину с торчащими в ней четырьмя рукоятками ножей.

Подскочивший Отшельник рывком развернул меня к себе, сжимая плечи так, что у меня потемнело в глазах.

– Ты… ты… – От бешенства ледяной не находил слов.

– Пусти, больно, – прошептала я еле слышно.

Отшельник побледнел, ярость в голубых глазах сменилась испугом. Он опустил руки и пару мгновений смотрел на свою испачканную кровью ладонь.

– Ты сведешь меня в могилу раньше, чем я доведу тебя до гор, – сказал он так, что где-то на краю моего сознания шевельнулся стыд. – Сойка!

– Уже здесь, – отозвался тот.

– Айрин, Айрин… – укоризненно покачал головой целитель, осматривая рану. – Когти могли пройтись чуть выше, а с разорванной артерией долго не живут. И было бы у нас на руках два остывающих трупа вместо одного.

– Не надо меня пугать сослагательными наклонениями, я не ребенок и могу оценить риск.

Больно, а еще немного стыдно. Чуть-чуть. И запоздало нахлынул страх. Когда приманивала болотницу, страха не было, зато теперь он возник во всей своей красе: с дрожащими руками, вспотевшей спиной и слабостью в ногах.

– Ну да, ну да, – как с душевнобольной согласился Сойка, – ты очень сильная, храбрая, но немного самонадеянная ледяная.

Я недовольно дернула уголком рта, но тут же закусила губу от накатившей боли. Плечо обожгло огнем.

– Да пойми ты наконец, – продолжал увещевать целитель, – твоя подготовка, какой бы хорошей она ни была, недотягивает до нужного уровня. Наши женщины начинают тренироваться с раннего возраста, и в двенадцать уже могут справиться со взрослым бойцом, а в двадцать каждая стоит десятка воинов. Ты, безусловно, хороша для южанки, но до настоящего мастерства ледяной тебе еще очень далеко.

Огонь сменился холодом. Такое ощущение, что под кожу загнали кусок льда.

– Потерпи. Надо выжечь заразу.

Слабое утешение.

– В следующий раз будешь думать головой, а не одним местом.

Грубо сказано. А еще подло не использовать болеутоляющее заклинание. Но Таль-Сорецки не плачут. Они, сжав зубы, терпят боль. Пара скатившихся слезинок не в счет.

Подошедший Хасар наклонился над болотницей, вытащил из спины два метательных ножа, поколебавшись, достал еще два и протянул Сойке. Тот взял, не глядя обтер о подол плаща и сунул за пояс.

Я сморгнула слезы и поймала подбадривающий взгляд наемника.

– Отличный удар, княжна. – Хасар поднял вверх большой палец, и у меня на душе потеплело. Ну хоть кто-то меня одобряет.

– Некоторым лучше бы помолчать, – сквозь зубы проговорил Сойка, но Хасар сделал вид, что сказанное его не касается. Подмигнул мне и, насвистывая веселенькую мелодию, неторопливо удалился в сторону берега.

Сойка с шумом втянул воздух, выдохнул и… ничего не добавил. Жаль, я рассчитывала пополнить словарный запас.

Вскоре к нам подошел Отшельник, неся в руке длинную жердь.

– Как она? – спросил, не глядя на меня.

– Жить будет, если поумнеет и перестанет совершать подвиги, – криво усмехнулся Сойка.

Я скрипнула зубами и с вызовом взглянула на ледяного:

– А если нет?

Отшельник помолчал, отвел глаза в сторону:

– Все будет хорошо, Айрин, обещаю.

Развернулся и пошел к воде.

Я проводила его недоуменным взглядом. И как это понимать? Где угрозы или обещания дотащить меня до гор в любом состоянии, даже если придется связать? Или это новая хитрость – делать все по-своему, а на словах соглашаться со мной?

– Все, я закончил. – Сойка потер ладони, стряхивая с них напряжение. – Убрал, что можно. Утром будет ясно, пойдет заражение или нет.

Я сглотнула. «Заражение» прозвучало не слишком приятно.

– Спасибо, – поблагодарила с улыбкой, подозреваю, выглядевшей весьма жалко. – Я тебе стольким обязана.

– Это моя работа, – скромно заметил Сойка и добавил многозначительно: – Главное, чтобы было кого лечить.

Намек, что следующая авантюра может закончиться не так благополучно, я молча проглотила. Спорить не было ни сил, ни желания, как и доказывать, что мой так называемый подвиг был единственным правильным решением. И не убей я болотницу сейчас, она бы не отстала, не получив труп одного из нас. Да и зачем спорить, когда впереди нас ждал заплыв по болоту, и мне понадобятся все силы, чтобы его преодолеть.

– Говорят, они забирают золото с жертв и прячут его под камнями, – сообщил Хасар, стоя у краешка воды.

– Хочешь поискать? – уточнил Сойка, пристраивая мой меч сверху на мешок.

Ветер гнал слабую рябь по воде, дно просматривалось лишь у самого берега, дальше все скрывалось во мраке. Воображение рисовало запрятанные болотницей сокровища…

– В другой раз, – вздохнул Хасар, расставаясь с мечтой разбогатеть разом.

Холод. Убивающий все эмоции. Даже страх куда-то исчез. Темная вода закручивалась вокруг нас, расходясь широкими волнами. Сойка шел впереди так легко и непринужденно, словно и не существовало проваливающегося под ногами ила, превращающего каждый шаг в ходьбу по канату – соскользнешь или устоишь?

Я шла налегке. В одной руке палка, вторая намертво вцепилась в жердь, которая фактически плыла по поверхности воды слева от нас. Слабое утешение на тот случай, если нырнешь. Хасар получил в нагрузку мой багаж, Сойка – оружие, Отшельнику досталось контролировать самое ценное – меня.

Рослым мужчинам приходилось легче, чем мне. Для них уровень воды на перешейке держался чуть ниже пояса, мне же иной раз вода доставала почти до груди. Когда-то давно здесь был брод до острова, но со временем слой болотного ила подпортил переправу, однако она все еще была преодолима.

Лес на берегу, казалось, был совсем близко. Там шумели зелеными шапками сосны, и я ничего не желала в данный момент так страстно, как ощутить твердую почву под ногами, скинуть промокшую одежду и… залезть в ванну с горячей водой. Пусть это будет просто вода, без ароматных масел и пенистой шапки пузырьков. Я согласна и на бочку, лишь бы вода в ней была горячей.

Я шла, стараясь смотреть на зелень берега и не задумываться о том, во что проваливаются мои ноги и кто скрывается в темной воде. Болотницы живут поодиночке. Лягушки уснули, щуки на людей не нападают, а пиявки вымерзли, должны были вымерзнуть от холода. Потому как единственное, что меня сейчас расстроит еще больше, будет присосавшаяся к ноге пиявка.

Громкий чих эхом разнесся над водой, разбивая тишину болота.

– Айрин, ты придумываешь, – не оборачиваясь, произнес Сойка. – Так быстро охлаждение не действует. Твой организм вполне способен продержаться в холодной воде без серьезных последствий еще как минимум полчаса.

Да я и пяти минут больше не вынесу! Желание притопить умника пересилило мечту о горячей ванне. У меня зуб на зуб уже не попадает, я ноги с трудом чувствую, а он «придумываешь»!

Обиделась и… чихнула еще раз. Левая нога предательски поехала по дну, я наклонилась набок…

– Айрин, сосредоточься. – Рука Отшельника на плече остановила мое неминуемое падение. – Я понимаю, ты устала. Мы прошли уже больше половины, осталось чуть-чуть.

Я устала, замерзла, вдобавок болело плечо, намекая на возможное заражение. Сжала зубы, выдохнула и зашагала дальше. Сдохнуть в болоте как-то не входит в мои планы.

Еще через вечность и один миг уровень воды стал понижаться, кое-где под ногами ощущался твердый песок, и я могла уже различить прибрежные заросли во всех подробностях.

Мы дружно ускорили шаг, пробрались через полоску камышей и вышли на берег. Здесь еще ощущалось болото, кочки проминались под нашим весом, но худшее осталось позади. Чувствую, я надолго запомню процесс смены своего места жительства.

– Айрин, бегом, – раздалось сзади.

Я не поверила ушам.

– Бего-ом, – повторил Отшельник команду и легонько подтолкнул меня в спину.

– Догоняй. – Хасар обошел нас троих и смуглым зайцем ловко заскакал по кочкам.

Сойка проводил его тоскливым взглядом, не выдержал и припустил следом.

А я… У меня штаны прилипли везде, в сапогах хлюпало, рубашка грязная, и вообще, я выгляжу как чучело. Отвязала плащ, опустила закатанный свитер. И-эх!!! Тех двоих мне точно не догнать, так хоть Отшельника опережу.

Глава 14 Наши и не наши

Избушка была крохотной. Одна комната с маленькой печкой, рассохшимся от старости столом, сломанной скамейкой и паутиной на окне, размером больше напоминающем бойницу. В доме витал стойкий запах плесени и заброшенного жилья. Доски опасно скрипели под ногами, но проваливаться не спешили.

– Ваши ставили такие избушки через каждые десять километров, чтобы охрана на границе могла укрыться в них от непогоды, – рассказывал Сойка, возясь с печкой. Печка упрямилась и разгораться не желала. – Эту построили по тому же приказу, но фактически не использовали. Места здесь дикие. Если не знать о переправе на остров, пройти через болота шансов нет.

Я пританцовывала на полу, одновременно пытаясь стащить мокрые штаны. Тело одеревенело от холода и слушалось с трудом. Растянутый на веревке плащ закрывал меня от нескромных глаз, но, честно сказать, я так замерзла, что мысль о демонстрации синюшных ног меня слабо волновала. И как-то сразу перестали казаться сомнительными рассказы о трудном быте женщин на войне. Еще месяц в полевых условиях, подозреваю, я не то что переодеваться за ширмой смогу, но и без ширмы или даже… При мысли о совместном принятии ванны, например, с Отшельником щеки полыхнули румянцем. Пожалуй, я пока недостаточно военизировалась для подобных вольностей, и приличия еще что-то значат для меня. Пока…

Наконец штаны поддались и соскользнули вниз. Я перевернула сапоги, из них вытекли грязные струйки воды. Подозреваю, внешне я сейчас мало чем отличаюсь от болотницы. Стащила рубашку, надела свитер, шерстяные носки и закуталась в одеяло, изобразив из него юбку.

– Айрин, можно?

– Да, заходи.

Плащ колыхнулся, пропуская Отшельника и ведро с водой. Над водой поднимался восхитительный пар. Я замерла. Неужели?

– Тут родник рядом, и ведро нашлось, – почему-то смутился ледяной, – я решил, ты будешь не против.

Еще как не против! Конечно, ведро не бочка, но привередничать в высшей степени глупо. Тем более когда ради твоего комфорта тратят собственную силу.

– Спасибо! – Поддавшись порыву, я коснулась губами щеки Отшельника и тут же отпрянула.

– Айрин… – Ледяной потянулся ко мне, но я отшагнула, оставив между нами ведро. Выразительно взглянула под ноги, Отшельник намек понял, опустил голову. – Когда будешь готова, поговорим.

Плащ скрыл фигуру ледяного, а я осталась стоять в глубокой задумчивости. Ох, как мне не нравятся подобные фразы. За ними, как правило, следуют одни только неприятности.

Но меня ждала горячая вода, и я легкомысленно выбросила из головы слова Отшельника. Глупо переживать о том, что еще не случилось.

Говорят, настоящие разведчики обходятся стаканом воды для утренних процедур, мне же вполне хватило ведра и чтобы обтереть тело, и голову помыть. Штаны слегка потерла мокрой рукой, а вот рубашки замочила в оставшейся мыльной воде. По моей просьбе Отшельник принес ведро холодной воды, в которой я выполоскала штаны и рубашки. Даже после такого скромного мытья я сразу почувствовала себя другим человеком, будто заново родилась.

Печурка не столько горела, сколько чадила, оглушительно треща дровами. По комнате плыл сизый дым, и Сойка подпер дверь, оставив в ней щель, чтобы мы не угорели. Около печки через всю избу была протянута веревка, на которой болтались мокрые плащи, штаны. От вещей поднимался густой пар, пахло болотом и терпким мужским потом. Я пристроила сбоку свои вещи.

– Дымоход зарос, – пожаловался Сойка, когда я вышла из угла. Он все еще колдовал около печки, пытаясь заставить ее работать в полную силу.

– Ничего, и так хорошо. – Я присела около открытой дверцы, протянула к огню озябшие руки. – Если кто-то еще хочет помыться…

– Айрин, – усмехнулся ледяной, – нам и холодная вода сгодится.

Хлопнула дверь. Вошел румяный Хасар, потряс мокрыми волосами.

– Я такой голодный, – известил он нас, усаживаясь за стол.

Сойка пренебрежительно фыркнул, отворачиваясь.

– Госпожа, присоединяйтесь, – позвал меня наемник.

Я не гордая, дважды звать не нужно.

– Ого! – не сдержала восхищенного возгласа. – Откуда такое великолепие?

Тушенка в жестяных банках (говорили, их поставляют только военным), сухари, галеты, шоколад и даже сгущенное молоко.

– Мы умеем удивлять, правда? – ловко ушел от ответа Сойка.

Он мог и не отвечать. Тайник, без вариантов. Хорошо, что Хасар обыкновенный наемник. Был бы военным, давно бы волосы повыдергивал от возмущения. Досадно, когда противник ходит на твою территорию, вдвойне возмутительно, когда еще и оборудует там продовольственные схроны.

Хасар же без всяких угрызений совести выкладывал на галету толстый слой тушенки. Я посмотрела на уплетающего за обе щеки наемника и поспешила присоединиться.

– Айрин, держи.

Сойка наклонился, достал из-за печки банку тушенки, вскрыл ножом. По избе поплыл одуряющий аромат мяса. Я сглотнула слюну, чувствуя себя безумно голодной.

– Осторожно, горячая, – предупредил он, протягивая банку.

– А мне, значит, холодную, – нахмурился Хасар.

– Ну, женщина у нас одна, разве нет? – пожал плечами Сойка.

Наемник потемнел лицом, и я поспешила вмешаться:

– Любопытно, а кто из вас первым сюда добрался?

– Кхм, – почему-то подавился Хасар.

– Да мы и не соревновались, – отвел взгляд Сойка.

Он живо вспомнил, как мелькала впереди спина ненавистного южанина, как тот внезапно исчез среди широких лап елок, чтобы затем вынырнуть сбоку. Удар воткнул его в самую гущу колючих ветвей. Пока выбирался, пока ругался, сын шакала и гадюки скрылся из виду. Сойка ускорился, забирая левее. Лежащий впереди овраг заставит наемника повернуть, а тут уж он не оплошает.

Они вдвоем катились по склону, пересчитывая спиной камни и торчащие из песка корни. Внизу разлетелись в разные стороны. Кряхтя поднялись. Одновременно оценили помятый вид друг друга.

– Пожалуй, хватит, – первым предложил Сойка.

– Еще заметит, – опасливо взглянул наверх Хасар, словно там уже стояла княжна, и признался: – Не хочу, как тот мужик, с дырой в груди валяться.

– Наблюдал, значит, – принялся отряхиваться Сойка.

– Я же не идиот, сломя голову в бой бросаться, – пожал плечами наемник, хотя, на взгляд ледяного, тот прыжок на коне именно так и выглядел.

– Если не злить, ничего не будет, – посоветовал Сойка.

– Уже осознал, – с серьезным видом кивнул наемник и добавил: – Не понимаю, как вы с ними живете.

– Привычка, – усмехнулся ледяной, еле сдерживая улыбку. Похоже, он только что своими руками создал еще один слух о страшных ледяных ведьмах. Впрочем, не слух, скорее легенду.

Теперь стало понятно, почему наемник без раздумий согласился на вассальную клятву. Посчитал, что она обезопасит его не только от удара ледяных, но и от гнева Айрин. Той, кто убивает взглядом, не отказывают. Шансов уйти у него все равно не было, так хоть жизнь и призрачную свободу выторговал, да еще и с оплатой. Хитер мерзавец. Вот ясно же, что мерзавец, и все же что-то внутри заставляло Сойку относиться к Хасару с толикой уважения, но как говаривал полковник: «Уважать противника можно, а вот доверять – нет».

Я вопросительно вздернула брови. Хм, если соревнования не было, то что было? Стоило только посмотреть на виноватые рожи, как становилось ясно – скрывают. Ну и проклятый с ними. Аромат тушенки начисто перебивал желание проводить допрос. Пусть сами разбираются, не маленькие.

Хлопнула дверь, и в комнатке сразу стало тесно. На Отшельнике была безрукавка, на плечах блестели капельки воды, мокрые, взъерошенные волосы придавали грозному ледяному милый и домашний вид. Такого бы приручить, посадить рядом с собой и любоваться.

– Айрин, ешь. Или невкусно?

Я вздрогнула. С недоумением посмотрела на ложку, которая застыла около рта.

– Милая, ты спишь на ходу, – озвучил очевидное Отшельник.

И вовсе я не сплю. Просто мечтаю о всяких глупостях.

– Держи. – Сойка выкатил еще одну банку, обернул рукавом плаща и кинул Отшельнику.

Тот поймал горячую банку голыми руками, поставил на стол. Игнорируя недовольные взгляды Хасара, неторопливо вскрыл ножом, принюхался и блаженно улыбнулся – не мне одной надоели сухпайки. Лавка под весом ледяного опасно скрипнула, но выдержала.

– Быстро едим и отбой, – не теряя времени, начал он вводную. – Часа четыре до темноты у нас есть. Ночью идем через охранную полосу.

– Обязательно ночью? – сварливо уточнила я. – Днем нельзя под кустик замаскироваться?

Вот я, например, так и планировала проползти опасный участок.

– Айрин, там нет кустов. На полосе все выжжено и выкорчевано. – Отшельник отложил банку, посмотрел на меня тяжелым взглядом. – Днем мы будем как на ладони, а конные патрули оснащены дальновизорами, да и патрулируют тот участок не по графику, можно случайно нарваться. А ночью только роконы.

– Р-роконы? Это такие бестелесные сущности, которые питаются жизненной энергией?

В конце фразы мой голос практически сорвался на визг. Нервы ни к проклятому. Пора лечить. Мне срочно требуется ванна, чашка горячего шоколада и пудинг со взбитыми сливками.

– Ты ничего не путаешь, ледяной? – решил прояснить обстановку Хасар. – Твари опасны. Их нельзя заставить работать на человека.

– Ваши как-то смогли, – равнодушно пожал плечами Отшельник. – Эксперимент начали год назад и признали успешным. Места здесь глухие, границу плотно не перекрыть. Ваши давно искали нечто, что поможет им сделать эту часть непроходимой.

– А что поможет нам пройти ее завтра?

Ванна, шоколад и сливки остались в мечтах. Я хотела знать, что придумали ледяные. Не верилось, что мы шли через болота только ради того, чтобы потоптаться у полосы.

– Увидишь, – загадочно улыбнулся Сойка.

– Есть еще одна проблема, – пресек улыбку брата Отшельник. – Ситуация на фронте меняется быстро. Мы не знаем, что произошло за время нашего отсутствия и где теперь позиции наших.

– И где наших, – глубокомысленно кивнул Хасар.

Сойку аж передернуло, но он смолчал.

В избушке повисла тишина. Мне вспомнились отец, брат. Как они там? Где? Живы ли?

– Ладно, доедаем и на боковую. Перейдем, сориентируемся, – подвел итог размышлениям Отшельник.

Они вышли, оставив в избе укладывающуюся спать Айрин. Хасар ушел к роднику мыть котелок после чая, его же нагрузили пустыми банками, чтобы закопал подальше и поглубже.

– Долго тянуть будешь? – первым нарушил молчание Сойка.

– Если скажу сейчас, психанет. Момент неподходящий.

– Боишься, своим сдаст? – не удержался от подколки младший брат.

– Боюсь, мы ее потеряем. А искать одну обиженную девицу меж двух воющих сторон – не слишком приятное занятие. Путь лучше она будет злиться и орать на меня в мирном тылу, чем среди окопов.

– А ты изменился. Помнится, раньше хотел ей сразу признаться. А как продвигается процесс ухаживания? Ты ей уже признался в любви?

– Э-э-э… – замялся Отшельник. – Как-то к слову не пришлось.

– Ты вообще ей что-то приятное говорил или сразу целоваться полез?

Хруст сломанной ветки нарушил покой предвечерних сумерек.

– Понятно, – хмыкнул Сойка, искоса поглядывая на мрачного брата.

– Ничего тебе не понятно, – выдавил тот, снова ломая ветку и отбрасывая прочь половинки. – Рядом с ней я чувствую себя косноязычным уродом. Столько всего хочу сказать, а не могу…

– Это любовь, – со знанием дела поведал Сойка и утешительно похлопал Отшельника по плечу. – Держись, брат. Женщины, они такие. Сначала отбирают сердце, потом мозг, а потом и не заметишь, как будешь принадлежать им целиком, со всеми потрохами.

– Откуда такие познания? – скептически уточнил Отшельник.

– Да преподавал у нас один целитель. Занятный такой старикан. Талантище о-го-го какой, а на одно место слаб, точно мартовский ледок. Его и увещевали, и от работы отстраняли, а все без толку – считай, каждый месяц с новой любовью носился. Так и смирились. Толку от него все равно больше, чем вреда. Иной раз с того света пациентов доставал.

– Теперь понятно, кто тебя надоумил рвануть свет посмотреть да любовь познать, – хмыкнул Отшельник.

Сойка ничего не ответил, а сумерки скрыли румянец досады, проступивший на щеках. И сколько еще брат будет попрекать его этим побегом? Он ничем не хуже Отшельника и не раз доказывал свою пользу, а тот все равно считает его малым дитятей.

Ночь густыми чернилами ложилась под ноги, путалась среди стволов и мешала идти, скрывая неровности почвы. Луна еще не соблаговолила выйти на небосклон, и видимость была как у проклятого в одном месте. По крайней мере, именно такими словами оценивал освещение конюшни наш старший конюх.

Потеплело. В воздухе пахло горькой сыростью, намекая на грибной дождь. Ветер гнал облака, и они серыми клочками скользили по небу. От тушенки в животе осталась приятная тяжесть, навевающая сонливость. Идти было откровенно лень, но близость границы воодушевляла активнее переставлять ноги.

Полоса вынырнула внезапно. Расступились деревья, раскрывая пространство, темнота стала сплошной, черное небо справа и слева сливалось с краями поля, а впереди вставала стена нашего леса. Или все-таки не нашего? Это с какой стороны посмотреть. Если с моей, то сзади остался бывший наш лес, а впереди лежал лес чужой, который, я надеялась, когда-нибудь станет частью моей второй родины.

Мы стояли тесной группкой, напряженно выглядывая тех самых роконов. Воображение рисовало всяческие ужасы, и я все ближе подбиралась к Отшельнику, пока не нарвалась на:

– Айрин, если ты постоишь спокойно и перестанешь подпрыгивать на каждый шорох, я смогу быстрее настроиться на защитное поле.

– Защитное поле? – уточнила шепотом. Мне было все равно, на что он там настраивался, просто тишина давила на нервы и… Кажется, я опять подпрыгнула.

– Это я, – покаялся Хасар, – случайно на ветку наступил.

Я заподозрила неладное. И, похоже, была права, но развить мысль о возмездии мне не дали. Отшельник скомандовал:

– Вперед.

И мы шагнули на разделительную полосу.

Когда-то она действительно разделяла наши государства, но сейчас служила скорее психологическим барьером для войск. Если наших отшвырнут сюда – дальше отступать будет уже нельзя. За спиной родная земля, и из захватчиков мы превратимся в защитников. Ну и чисто технически на полосе легче отслеживать нарушителей вроде нас.

– Полоса закрыта особым полем, которое удерживает роконов на месте, – прошептал Сойка мне на ухо. – Мы вскрыли его, чтобы пройти, не подняв тревогу. Не бойся, нас не видно. Для роконов мы сейчас пустое место.

Я уже собиралась поаплодировать блестящей идее, как вдруг увидела рокона, стремительно несущегося к нам. По виду тварь больше всего напоминала плотный мыльный пузырь размером с крупную собаку. По поверхности скользили разноцветные тени, и рокон выглядел как большой елочный шар, которому наскучило висеть на праздничном дереве и он решил прогуляться по округе. Впрочем, не было ошибкой предположить, что шар еще и голоден и видит сейчас не пустоту перед собой, а очень даже аппетитную еду, от которой текут слюнки.

Додумать, есть ли слюни у рокона, я не успела.

– Бежим! – заорал Хасар и дернул меня за руку.

Я чуть было не вспахала носом то, что еще было не вспахано, и устремилась следом, быстро-быстро перебирая ногами. Наемник пер с силой тягловой лошади, а я болталась у него на хвосте на манер бестолковой тележки, которая вот-вот развалится на части.

За спиной с жутким грохотом что-то взрывалось, озаряя деревья и землю мертвенным лиловым светом. Сквозь грохот был слышен голос Сойки. Жаль, слов не разобрать. Сердце билось как бешеное, и было страшно за того, кто сейчас прикрывает наш отход.

Мыльные пузыри неслись со всех сторон, и их было много. Слишком много для нас.

Лес стремительно приближался. Легкие жгло от недостатка воздуха, я в жизни не бегала так быстро. Хасар тянул и тянул, не давая замедлить темп. По ощущениям, рука у меня стала как минимум в два раза длиннее.

Когда до спасительного леса оставалось буквально метров пять, один из роконов, оказавшийся хитрее остальных, решил не преследовать добычу, а встретить ее у выхода. Ему понадобилась пара секунд, чтобы возникнуть перед нами, отрезая путь.

– Бегите! – толкнул в спину крик Сойки.

Я попыталась затормозить, сказать, что мы должны помочь, что своих бросать нельзя, но наемник оказался не просто по-лошадиному силен, но вдобавок еще и по-ослиному упрям. На пару секунд дохнуло потусторонним холодом, а затем меня, как мешок с мукой, зашвырнули меж двух стволов, да еще и путь назад перекрыли, чтобы по дурости обратно не сунулась.

Я больно ударилась коленями о землю и тут же вскочила.

– Гад! – Кулак впечатался в спину наемника.

Спина отодвинулась в сторону, открывая моим глазам двух измученных, но вполне целых ледяных. Сойка стоял согнувшись, уперев руки в колени, и дышал тяжело с присвистом. Бледный как смерть Отшельник подпирал ствол дерева и, кажется, был готов сползти по нему вниз.

Я закашлялась, выдохнула раз-другой и, наплевав на гордость, опустилась на колени. В боку кололо, сердце выпрыгивало из груди, во рту пересохло, я жадно заглатывала холодный ночной воздух, стремясь погасить бушующий в легких пожар. Попросить меня добить, что ли?

– Отлично сработали? Защиту вскрыли, да? – ядовито спросил Хасар, обнаружив не только отличный слух, но еще и способность к логическому мышлению. – Это нас чуть не вскрыли по вашей милости.

Удивительная манера ругаться спокойным тоном. Надо будет взять на вооружение.

– Заканчивай, южанин, а? – попытался урезонить его Сойка.

– Я закончу, когда ты перестанешь подставлять нас под удар.

– Значит, это я подставляю нас под удар?

Сойка выпрямился и шагнул в сторону наемника. Удавить бы обоих, но я отвлеклась.

– Отшельник, – позвала шепотом.

– Что, Айрин? – устало откликнулся ледяной, и меня неприятно поразил его тусклый и безжизненный голос.

Похоже, северянин выложился полностью, прикрывая наш отход. Вот что за жизнь! Первый раз я стала свидетелем магического боя и пропустила его, улепетывая без оглядки.

– Там кто-то есть. – Я ткнула пальцем в темноту. Доказывать ничего не пришлось. Ослепительный свет ударил по глазам, лес ожил, наполнился звуками, и чей-то громкий голос удовлетворенно произнес:

– Попались, пташки! Так, кто там что вскрыл?

Я застонала про себя, прикрываясь рукой от бьющего по глазам света. Похоже, наши. Или не наши?

– И не простые пташки, как я посмотрю, – наслаждался ситуацией невидимка. – Целых два ледяных! То-то командир обрадуется.

Острый звук передернутых затворов – все-таки армия – резко охладил пыл дернувшегося было Сойки. Хасар и не думал рыпаться. Он успел прикинуть численный перевес и сейчас спокойно стоял, держа руки подальше от оружия. А может, посчитал, что его вассальная клятва на безумство не распространяется. Отшельник… Я не стала оглядываться, понимая, что сейчас увижу – мой бравый ледяной на какое-то время выпал из боевого строя.

Медленно встала, отряхнула колени и гордо выпрямилась. Терять было нечего.

– Кто здесь главный?

– А кто это у нас такой смелый?

Сразу несколько лучей скрестилось на мне. Я моргнула, прогоняя набежавшие слезы, даже не думая отвечать. Пусть гавкает, мелочь.

– Баба! – возмутительно присвистнули сбоку.

– Да ну? – неверяще осведомился его сосед.

Сквозь темноту я чувствовала на себе сальные взгляды. Страх потихоньку вползал в душу. Что я делаю? Полное безумие.

– Братцы, да это ж ведьма! – перекрыл нарастающий гомон чей-то тонкий голос, и на лес рухнула тишина. Сразу в нескольких местах треснули ветки под ногами шарахнувшихся назад людей.

Я ощущала их страх, их неуверенность, слышала трусливый шепот: «Ледяная. Ведьма», и плечи сами собой распрямились, а коленки перестали дрожать и подгибаться.

Ведьма? Да я готова назваться хоть чудищем лесным, если это поможет нам пройти сквозь ряды южан.

– Кто здесь главный? – спокойно и гораздо уверенней повторила я, позволив добавить капельку насмешки. Похоже, я ошибалась, считая, что дурная репутация – всегда плохо.

– Да это всего лишь девчонка, – пробормотал кто-то, шагая из темноты в круг света.

Серо-зеленая форма, широкий ремень с кобурой на боку, заляпанные грязью высокие сапоги – все промелькнуло перед глазами в одно мгновение. Я вгляделась в лицо военного. Заросший щетиной подбородок, тонкие губы и прячущиеся в тени козырька фуражки глаза.

– С кем имею честь? – холодно уточнила я.

– Простой смертный, госпожа, – коротко поклонился он и перехватил инициативу: – Старший лейтенант Шайло, к вашим ледяным услугам. Уж простите за негостеприимный прием, сами понимаете, война.

Война… ирония заключалась в том, что воевали наши страны, а мы были лазутчиками, возвращающимися на свои позиции из чужого тыла. И если бы не наша принадлежность к ледяным, кто знает, может, и расстреляли бы на месте.

– Если вы позволите, я сопровожу вас в штаб командования.

Учтивый тон старшего лейтенанта звучал подозрительно, я засомневалась…

– Да, конечно. – И приняла протянутую мне руку. Выбора все равно не было.

А в следующее мгновение затылок пронзила резкая боль, перед глазами вспыхнули разноцветные звезды, и все резко погрузилось во тьму.

Сколько я была без сознания, не знаю. Когда очнулась, первым впечатлением от вернувшейся реальности был отвратительный запах гнилой соломы и навоза. Пошевелила руками, ногами – все цело и свободно. Попыталась открыть глаза и приподняться, но тут же со стоном рухнула обратно.

– Сейчас-сейчас, – услышала я голос Сойки, а затем на лоб легли прохладные пальцы целителя. Боль начала отступать, перестав сжимать голову железным кольцом.

– Лучше? – спросил Сойка.

– Божественно! – улыбнулась я и добавила, открывая глаза: – Прости, я опять в твоих пациентах.

– Ерунда, – отмахнулся целитель, – всего лишь шишка на голове. Больше ничего не болит?

Я села, огляделась – вокруг все еще была ночь, и луна заглядывала к нам сквозь дыры в крыше сарая, посылая вниз потоки серебряного света. Пошевелила руками и зашипела от боли, по коже побежали огненные иголочки.

– Ох, прости, как я сразу не подумал. – Сойка принялся растирать мои запястья. – Сильно они тебя связали, – огорченно заметил он, разглядывая сизо-красные полосы на коже. – А если бы некоторые не возились так долго с простым узлом… – Он чуть повысил голос и мотнул головой в сторону ближнего угла.

– А если бы некоторые не занимались неизвестно чем, – отозвался угол голосом Хасара.

– Хватит! – гаркнула я и поморщилась от тупой боли в голове. – Нашли время грызться. Мы в плену неизвестно где, а вы как две бабы на базаре.

– Я Отшельника вытаскивал, – обиженно заметил Сойка.

– Как он?

Сердце немедленно отреагировало, сжавшись в ожидании неприятностей.

– Не переживай, он не первый раз до нуля резерв доводит, – успокоил меня Сойка. – Часов десять сна, и будет как новенький, разве что магичить неделю не сможет.

Все помолчали, каждый думая о своем.

– Глупо получилось, да? – спросила я в темноту.

Сойка ответил не сразу.

– Случившегося назад не вернуть, – проговорил он с тяжким вздохом, – теоретически, Айрин, мы могли бы попытаться выдать тебя за юношу. Короткие волосы, мужская одежда, но не уверен, что обман продержался бы долго. Прости, но мужчина из тебя никакой. Ты слишком воздушна для нашего брата.

– Айрин, не слушай его, – вмешался Хасар, – пара тренировок, и из тебя вышел бы отличный парень.

– И где были твои тренировки? – яростным шепотом осведомился Сойка.

– Так никто и не просил.

Раздавшиеся на улице шаги погасили спор. Часовые зашевелились, затребовали пароль. Дальше они долго обменивались какими-то приказами. Толстая дверь глушила часть звуков. Наконец раздался скрип несмазанных петель, внутрь хлынул поток света.

– Эй, ледяная, на выход, – позвали с улицы, не решаясь входить внутрь.

– Айрин, не смей, – потянулся ко мне Сойка.

– Госпожа, это опасно, – высунулся из угла Хасар.

Я криво усмехнулась, оглядела своих побитых защитников.

– Нам нужно время.

И шагнула в холодную ночь южного плена.

Глава 15 Родственные обиды

Мои провожатые сделали вид, что пленница, вышедшая из сарая на своих двоих со свободными руками, – явление запланированное и даже ожидаемое. Похоже, никто и не рассчитывал, что мы будем сидеть связанными и, как бараны, терпеливо покоримся своей участи. Суровая репутация, пусть и не заслуженная лично мною, приятно грела душу.

Я шла в окружении конвоиров, а внутри нарастало неуместное веселье. Хотелось разорвать пелену настороженного внимания и выкинуть что-нибудь эдакое, абсолютно дурацкое. Например, повернуть голову и громко сказать «бу!» на ухо солдату. И ожидаемо получить в ответ штыком промеж глаз, чтобы больше так не шутила. Пожалуй, не стоит пугать и без того пуганых.

Солдаты шли плотным строем, выставив в мою сторону обнаженные штыки, отчего создавалось стойкое впечатление, что меня взяло в плен невиданное многоногое и многозубое чудовище и ведет в свое логово на съедение.

Блестели штыки, напряженно сопели конвоиры, вокруг дремал утомленный лагерь. Даже костры и те потеряли былую мощь, ныне скромно переливаясь красноватыми углями отгоревших дров. Где-то вдалеке слышалось ржание, в той стороне ночевал табун. Слева доносились стоны и громкие голоса, там вовсю горели костры, лампы, метались тени, и темнели кресты на боках палатки. Госпиталь.

Несмотря на глубокую ночь, лагерь продолжал жить своей непростой жизнью. Шагали в темноту смены часовых, торопились к лошадям вестовые, прижимая к бокам сумки с архиважными поручениями, густой храп доносился от костров, где лежали вповалку бойцы. В стылом ночном воздухе горечь осени смешивалась с запахами дыма, мужского пота, крови, пороха, страха и доблести и уносилась вверх, к равнодушному сиянию звезд.

Мы остановились около просторной палатки, входное полотнище хлопнуло за спиной одного из конвоиров и тут же снова распахнулось.

– Заходи, – мотнул он головой.

Я вошла, огляделась. Временность сего пристанища чувствовалась во всем. Серое одеяло так и осталось свернутым на узкой койке. Керосиновая лампа покачивалась под потолком, заливая желтым светом широкий стол, на котором были в беспорядке навалены карты и бумаги. Сидящий за столом мужчина сосредоточенно писал. Не прекращая своего занятия, он коротко бросил:

– Свободны.

– Но… – попытался возразить один из конвоиров и нарвался на повторное и угрожающее:

– Свободны!

Конвоиров как ветром сдуло. Полотнище удовлетворенно захлопнулось за ними. Я хмыкнула – дисциплина, однако, – прошла к столу, выдвинула табурет и уселась. Зоркий взгляд голодного человека (тушенка уже испарилась от беготни по лесу) выхватил стоящий на столе котелок, заботливо обернутый в газету. Пододвинула к себе, открыла крышку. Мм, каша с мясом. Уже успела остыть, но еще не заледенела.

Мужчина наконец дописал свое важное донесение, отложил перьевую ручку в сторону, помахал листом, подсушивая чернила.

– Так проголодалась? Давно по лесам бегаешь? – спросил он, не глядя мне в глаза.

– С тех пор как к нам решила наведаться Тайная канцелярия, – пробубнила я с набитым ртом.

Высоко поднятые брови и неодобрительный взгляд отца… Да, я в курсе, что мои манеры значительно ухудшились за последние дни, но время такое, что не до манер.

– Значит, канцелярия.

Тонкие пальцы рассерженно забарабанили по краю стола. Отец рывком поднялся, потер лицо. Я следила за ним и видела, как он устал, как опухли и покраснели от бессонных ночей глаза, а лицо осунулось и побледнело.

Отец опустился передо мной на колени.

– Она была права, твой дар еще удивит своей силой. – Вглядываясь в мое лицо, он покачал головой и огорченно поджал губы.

– Я тоже рада тебя видеть, папа. – Я отложила ложку в сторону.

– Прости, – выдохнул он, обнимая меня, – прости за все, солнышко.

В Танилграде отца уважали за твердость, он всегда держал свое слово. К нему приходили за советом соседи, отцу прочили место народного судьи, так как в споре его нельзя было подкупом заставить встать на чью-либо сторону. Он был опорой семьи, нашей каменной стеной, за которой так легко было укрыться маленькой девочке. Но девочка выросла, а стена оказалась с тайниками.

Я отстранилась, чувствуя огромную неловкость. Он понял. Встал, отвернулся к стене палатки, как будто там можно было найти подсказку по разбиванию стен между близкими.

Повисло тягостное молчание. Глупо. Я так мечтала об этой встрече, так надеялась на нее, а теперь сердце разрывалось пополам от противоречивых обид, и любовь в нем боролась с оскорбленной гордостью.

Он мой отец и любит меня!

Он обманул и предал меня, заставив поверить, что дара нет.

Он хотел как лучше, хотел, чтобы я жила обычной жизнью, не сталкиваясь со злом.

Он сделал выбор за меня, как будто я кукла, а не живой человек.

Он хотел…

– Твои не бросятся спасать командира от ледяной? – прервала я молчание.

Отец повернулся, и на мгновение мне показалось, что его глаза покраснели еще больше. Нет, точно показалось. Такие мужчины, как он, никогда не плачут.

– Я – маг, – он пожал плечами, словно извиняясь за данный факт, – и не самого низкого уровня. Так что наша беседа наедине лишь добавит мне популярности. Полог тишины я опустил, не переживай.

– У меня осталось мало сил, чтобы переживать.

Обида взяла верх. В горле образовался комок горечи, который никак не хотел проглатываться. Еще немного – и плотину прорвет, выплеснутся наружу накопленные боль, страх, отчаяние.

– Если бы я мог…

– Мог! – Я с ужасом поняла, что кричу и не могу остановиться. – Мог все рассказать! Мог дать право выбора, а не лгать!

– Риш! – Он попробовал меня одернуть.

– Нет больше Риш. Посмотри на меня! Что во мне осталось от прежней белокурой девочки, которой ты восхищался? Я – Айрин, папа. Ледяная ведьма. Та самая, от которой вы пытались меня уберечь. И я ничего не знаю. Ни о даре, ни о ледяных. Одни только дедовы сказки, а сказки, как оказывается, врут.

Он не перебивал, давая выговориться, и только потемневшее лицо и тусклые глаза говорили о том, что каждое мое слово находит кровавый путь в его сердце.

Гнев угас. Осталась лишь горечь. Я могла бы рассказать еще так много и стольким поделиться… Но он был южанином, а я ледяной.

– Не стану оправдываться, Айрин. – Голос его был глух, а опущенные глаза говорили о многом. – Думаю, ты уже поняла, что такое жизнь ледяных… Если ее и можно назвать сказкой, то очень страшной. Мы не желали такой участи для тебя. Никто не хочет отправлять на войну ребенка. Семья Таль-Сорецки была кое-чем обязана твоему деду, и только поэтому нам разрешили оставить тебя дома. Особое снадобье подавляло дар. Еще лет пять, и он бы не проснулся никогда. Ты бы повзрослела, вышла замуж, родила детей и никогда бы не боялась спать по ночам.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, в котором было столько горечи и сожаления, что я не выдержала. Слезы покатились по щекам. Это был плач по розовому платью, которое мне должны были сшить к совершеннолетию, по любимому пирогу с яблоками и корицей, по теплым летним вечерам, когда так приятно прогуливаться среди пологих холмов Танилграда, по всему тому, что я навсегда оставила дома.

– Милая…

Он пересадил меня на колени, обнял, гладя по спине, а я сотрясалась в рыданиях, не в силах остановиться, и не сразу поняла, о чем он говорит.

– Но даже сейчас действие снадобья должно было его сдерживать. Твой дар, Айрин, что-то его спровоцировало. Кто те люди, с которыми тебя задержали? И где слуги? Ты ведь не одна бежала из дому?

Вытерла слезы. Всхлипнула пару раз для порядка, успокаиваясь, и горько усмехнулась про себя. Мужчины везде одинаковы. Мысль об одинокой женщине, путешествующей без сопровождения, вызывает у них ужас, даже если эта женщина – ледяная ведьма.

– Не важно.

– Нет, важно!

Глубокая морщина на лбу, лед в усталых глазах. Ты беспокоишься обо мне, это понятно, но я уже не маленькая девочка и могу сама отвечать за свои поступки.

– Эти люди спасли мне жизнь, я им верю. Этого достаточно.

Насмешка в глазах, дернувшийся уголок рта. Для тебя я все еще маленькая девочка, которая нуждается в защите. Прости, папа, но это уже не так.

– А слуги… между временем на побег и парой людей под боком я выбрала время.

Сузившиеся глаза и болезненное осознание истины. Да, ты прав, было нелегко, но я выжила и стала сильнее.

– Дар пробудился, чтобы защитить тебя, – прошептал отец, вздохнул, расправил плечи. – Не хочешь ничего рассказать?

– Ты не ледяной и должен спать спокойно, – с горькой улыбкой покачала головой я.

Он замер, осознавая, что впервые у дочери появились секреты, на которые она имеет право.

– Я могу дать тебе своих людей, – проговорил глухо, пряча отчаяние.

– Нет. Рисковать кем-то еще я не буду. Ледяные, что со мной, опытные люди и не раз бывали у вас в гостях. Не переживай, мы пройдем без проблем.

Говорила и сама верила. Почти.

– А третий? Он степняк.

– Мой вассал.

Глаза отца удивленно расширились.

– Так получилось, – виновато пожала плечами я, – но я его освобожу, как только дойдем до гор.

– Понятно, – пробормотал отец, окончательно расставаясь с иллюзией: маленькая девочка в белоснежном платье радостно прыгает у него на коленях. – Чай будешь?

– Не откажусь.

Мы пили горячий чай из алюминиевых кружек, говоря обо всем, кроме моего будущего. Кружка приятно грела ладони, а кусочек сахара вкусно хрустел на зубах. Война отодвинулась за полог палатки. Она была где-то там, далеко, а здесь уютно пахло свежезаваренным листом и кашей, мягко светила лампа, а главное, рядом сидел отец, на которого я смотрела и не могла насмотреться.

– Меня заставили взять полк под командование. Я уже и рапорт подал об отставке, но пригрозили вашим арестом. Знаю, многие из высших офицеров, кто поумнее, давно подумывали о мирной жизни, но близкие люди есть у всех, а спрятать семью от канцелярии мало кто догадался. Мы только день как ушли с передовой. Еле уговорил дать время на отдых и принятие новобранцев. В последних боях нас сильно потрепали, настолько сильно, что я потерял треть своих людей.

– А Толир? – уточнила я дрогнувшим голосом.

– Схлопотал пулю в плечо и два дня назад был отправлен в тыловой госпиталь. Лично в грузовик посадил. Наш вояка рвался обратно в бой. Госпиталь, правда, не слишком далеко отсюда, километров двадцать, но лучше там, чем здесь.

Фраза «не слишком далеко» царапнула сердце.

– Все так плохо?

– Хуже не бывает. Нас медленно, но верно выдавливают к границе, и мы ничего не можем с этим поделать. Нет, что-то можем. Например, отправить роконов летать вдоль полосы и жрать дезертиров. Если бы не эти твари, мой полк уменьшился бы еще на треть. Войска теперь идут через четыре пропускных пункта, а отсюда туда выпускают только снабженцев, штабных и раненых.

Отец взъерошил короткие волосы, заглянул в пустую кружку и плеснул себе еще кипятка.

– Уйдем со мной? – Я потянула его за рукав, смаргивая набежавшие слезы.

– Прости, дочь, не могу. Был бы один, давно ушел бы, но за мной люди. Они верят в меня, надеются, что я выведу их из этой мясорубки. Убежать сейчас – подставить их под удар. Ты не поверишь, какой идиот этот новенький из штаба. Только и умеет сапоги драить до блеска да перед начальством… гм, вытанцовывать. Воткнут такого на мое место – и прощай, полк.

– Понимаю, – вздохнула я, чувствуя, как нестерпимо ноет левая часть груди.

– Да и маму не оставишь. Боюсь за нее.

– Дед в обиду не даст, – отрицательно мотнула головой я, вспоминая маминого отца – всегда подтянутого и бодрого духом графа Рель-Эльтари. Тот хоть и недолюбливал зятя, но за дочь был готов перегрызть горло любому.

– Так и выходит, права была твоя двоюродная бабка, когда грозила, что ты все равно попадешь в горы, только путь будет в сто раз сложнее. А наши с тобой дороги разойдутся. Не знаю, что там не поделили величества, но ледяных постараются использовать и те и другие.

– Уже используют.

И я кратко рассказала о некроманте, опустив опасные подробности.

– Ну если отбросить в сторону некроманта, то я все равно не поверил бы в причастность ледяных. Не стали бы они так глупо подставляться – поднимать деревни, чтобы атаковать нас с тыла. Им в прошлые времена прилично досталось. В чем только не обвиняли, начиная от колдовства и заканчивая связью с проклятым. Скорее похоже на провокацию. Кто-то старательно пытается вытащить твоих родственников из-за гор и втянуть в войну. А вот зачем – об этом лучше поинтересуйся у них самих. Впрочем, дело явно темное, и не нам с тобой его решать.

– Обещаешь, что уйдешь, если здесь не останется кого спасать? – Я просительно заглянула отцу в глаза.

– Я не глупец, дочка. Уйду. Ждать смерти не стану. А сейчас запоминай. – Отец расстелил на столе крупную карту, на которой широким кругом был обозначен лагерь. – Вещи найдете здесь, – он ткнул пальцем на север от лагеря, – место приметное, на дне оврага. Верные мне люди сменят караул и выведут вас из лагеря.

– Не нравится мне это, – нахмурилась я, соображая, что за побег отца по головке не погладят.

– Не бойся, – отец подбадривающе улыбнулся, – я еще могу устроить побег родной дочери так, чтобы хватились не сразу. Ну а стоит сказать, кто у нас был пленницей, и мне поверят без всяких доказательств.

– Страшная ледяная ведьма? – хихикнула я.

– Очень страшная, – кивнул отец, притягивая меня к себе и целуя в макушку. – Люблю тебя, милая. Люблю так сильно, что и представить нельзя.

– И я тебя.

Обняла его, прижалась всем телом. Больно, до крови прикусила губу, чтобы не зарыдать. Увидимся ли когда-нибудь? Обнимемся еще раз?

– Все, тебе пора. – Он отстранился первым.

Я шмыгнула носом. Чтобы отвлечься от похоронных мыслей, занялась делами насущными – грабежом. Рассовала сахар по карманам, соорудила бутерброды из хлеба и сала, спрятала за пазуху.

Отец с улыбкой наблюдал за исчезновением еды со стола.

– У меня трое мужиков голодных, – буркнула я, краснея от смущения.

– Передай, что, если не уберегут, я этим голодным лично животы узлом позавязываю, – пригрозил отец, доставая из мешка флягу. – И это тоже передай. Ночи холодные, пригодится.

Открутила крышку, нюхнула и сморщилась – в нос шибануло дубовым запахом коньяка. Уверена, ледяные оценят, а если нет – отдам Хасару. Должна же я поощрять своего вассала!

– Скажешь маме, что я ее люблю? – попросила я, когда прощались. – И береги себя. Очень прошу, береги.

– Обязательно, дочь. – Отец поцеловал меня в лоб, крепко прижал к груди. – А ты будь осторожна с родней деда. Судя по тому, что я слышал от отца, слишком часто для них дар оказывался важнее живых людей. Жаль, у нас не осталось времени поговорить, впрочем, мое мнение будет излишним. Уверен, разберешься сама, ты у меня умница.

Я кивала, соглашаясь, а внутри все замирало от страха. Впервые встреча с неизвестной мне родней казалась реальной. И эта реальность пугала больше, чем переход через линию фронта. Как меня встретят? Отправят сразу в горы или начнут гонять до изнеможения на тренировки? Дар одновременно усложнял и упрощал мою встречу с родственниками.

Я вошла в сарай и задержала дыхание – после свежего воздуха запах навоза сбивал с ног. Вспомнилась карта и изображение пары домов рядом с лагерем. Здесь неподалеку был хутор, но, видимо, сарай – все, что от него осталось.

За спиной глухо бумкнула дверь, скрипнул засов, отрезая от свободы. Я поморгала, привыкая к темноте.

– Айрин, ты как? – обеспокоенно уточнила темнота голосом Сойки.

– Они что-то с тобою сделали? Допрашивали? – внес конкретику Хасар.

Инстинктивно потрогала разбитую губу. На этой детали я настаивала особо рьяно. Отец сопротивлялся, как мог, но в итоге сдался. Не знаю, почему мне въелось в память, что допрос без разбитого лица – не допрос, а безоговорочная сдача, но версию о твердости пленницы следовало поддержать моим плачевным внешним видом. Ведь впереди у нас побег, отцу и так придется нелегко, пусть хотя бы конвоиры видят, что их командир не скупился на средства, «выбивая» из меня информацию.

– Все нормально. – Я сделала осторожный шажок в темноту. – Лучше скажите, как Отшельник.

– Да что ему сделается, спит, – успокоил меня Сойка.

Его рука нашла мою, поддержала, пока я усаживалась на бревно. Глаза постепенно привыкали к темноте, и я уже различала силуэты своих сокамерников.

– Кстати, есть кто-нибудь хочет? – поинтересовалась я через некоторое время.

– Это шутка? – напряженно уточнил Сойка.

– Да нет. – Я достала из-за пазухи бумагу, зашуршала.

Силуэты придвинулись ближе.

– Ого! – обрадованно воскликнули сбоку, и на один бутерброд в свертке стало меньше.

– Ты же на допросе была, – с подозрением уточнил ледяной.

– Мы, южане, народ милосердный. Пленников голодом не морим, – прочавкал в темноте Хасар, – но если ты принципиально в плену не ешь…

– Еще чего, – отрезал Сойка, беря свою долю.

– Ешьте, скоро выдвигаемся.

Я невольно скопировала тон Отшельника, но возмущения не последовало, как будто я имела право на командование. Ну, с Хасаром все понятно, но почему Сойка так легко принял мое главенство?

– Сойка, сможешь привести в чувство Отшельника?

– Как скоро?

Я прикинула время:

– Через полчаса, может, чуть больше.

– Сделаем. Особо вменяемым он не будет, но идти сможет.

– Отлично.

Одной проблемой меньше.

– Вопросы потом. Идем тихо, в разговоры не вступаем, в пререкания тоже. Хватит мне южно-северного противостояния в отряде. Понятно?

– Айрин, мы не маленькие, – с обидой возмутился Сойка.

– Не переживайте, госпожа, Хасар будет нем как могила.

– Не каркай.

– Это лишь слова, или ты даже их боишься?

Я скрипнула зубами, мысленно представила двух окрашенных в национальные цвета Северной и Южной Шарналии ворон, затем медленно и с наслаждением свернула тощие шеи и… успокоилась. Этих двоих и правда только могила исправит.

Полчаса тянулись вечность, и мне казалось, что ничего не получится, что мы застряли в этом вонючем сарае навсегда, но вот за стеной раздались голоса, сквозь дощатые щели острыми лучами заметались огни фонарей. Я напряглась, вытерла мгновенно вспотевшие ладони о штаны и затаила дыхание, чутко прислушиваясь к тому, что происходит снаружи.

Караул перекинулся парой фраз, сухой смех рассыпался в ночи, а затем солдаты отбыли досыпать. Я дотронулась до руки Сойки и прошептала:

– Пора.

Тот кивнул, поднялся, подошел к сидящему у стены Отшельнику. Время пошло.

Стало тихо, лишь стук собственного сердца раздавался в ушах. Тонкий хрип, донесшийся снаружи, я уловила на грани слуха. Сердце ускорилось, выстукивая ритм тревоги. Беззвучно распахнулась дверь, впуская внутрь волну свежего воздуха с тонкой примесью кострового дыма. Отдельного приглашения не требовалось. Я встала, неторопливо шагнула к порогу. В спину полетели невысказанные вопросы, но я лишь дернула плечом в ответ – игра началась, и медлить не стоило. Они либо идут за мной, либо остаются.

Солдат в паре метров от меня растаптывал последние оставшиеся в живых угольки. Сделала шаг и чуть не упала, запнувшись о сапог. Вздрогнув от неожиданности, наклонилась, чтобы рассмотреть его владельца. Мужчина лежал навзничь, запрокинув голову, на груди расплывалось темное пятно, в центре которого торчала рукоять кинжала. Без сомнения, лежащий на земле был бесповоротно мертв.

Разом стало душно. Воздух из легких испарился, и я просто забыла, как дышать. Все же к смерти нельзя привыкнуть, особенно когда она внезапно оказывается у твоих ног.

– Нас вы оглушили своей силой, оставив валяться на земле. – Из темноты бесшумно выступила фигура.

Хасар, шедший за мной, подпрыгнул и попытался изобразить руками нечто такое, воинственное.

Незнакомец коротко хохотнул:

– Слышь, кузнечик, прыгать у себя дома будешь, а здесь можно и в лоб получить. Мне все равно, сколько вас выйдет отсюда – трое или четверо.

И сказано это было таким тоном, что стало ясно даже мне: действительно все равно, и, если будет отдан приказ, он легко вытащит кинжал из груди мертвеца и без раздумий вонзит в меня.

Холод ночи ознобом прошелся по спине. Я прикусила губу, пытаясь совладать со страхом.

Хасар дураком не был и предупреждению внял. Руки опустил, приняв свою обычную, равнодушно-расслабленную позу.

Я оглянулась, из сарая показался Сойка, он покачивался под тяжестью висящего на нем Отшельника. Ледяной с трудом переставлял ноги и шел с закрытыми глазами, продолжая спать на ходу. Наемник оценил положение, недовольно дернул головой, но все же подставил свое плечо под вторую руку ледяного.

Военный окинул троицу презрительным взглядом, скривился, однако промолчал. И правильно. Оскорблять своих людей я бы не позволила.

– Госпожа, нам сюда, – махнул он рукой налево, – и постарайтесь идти тихо.

Тихо – это не ко мне, даже Отшельник смирился с моей неспособностью неслышно передвигаться по лесу, но огорчать нашего провожатого я не стала. Не знаю, кого прислал отец, но этот человек вызывал у меня безотчетный страх. А еще в голове неотступно крутилась мысль об убитом. Ведь выходило, что его убили ради достоверности нашего побега.

Мой тяжелый вздох военный понял правильно:

– Не переживайте, госпожа. Его смерть никого не огорчит.

Убитый был порядочной сволочью, и с его смертью все вздохнут спокойно, расшифровала я для себя.

Вот только из его груди торчала рукоять моего кинжала, и именно мой побег вынудил отца принести в жертву неугодного подчиненного. Я прекрасно понимала, что такое суровая необходимость и законы выживания, но совесть не сдавалась, комком горечи поселившись в груди.

Мы довольно успешно продвигались по лагерю, обходя костры и пропуская патрули. Сопровождали нас двое, один показывал дорогу, второй контролировал тылы, но я была уверена – пособников побега больше. Еще один должен был остаться около сарая, и как минимум двое прикрывали наше продвижение. Я видела, как в темноте мелькали неясные тени, подавались понятные только нашему проводнику сигналы. Пару раз мы останавливались, пропуская кого-то, а один раз пришлось залечь, когда круглое пятно от лампы прошлось в опасной близости от наших голов.

Проводнику свет был не нужен, он прекрасно ориентировался в темноте, ухитряясь одновременно отслеживать сигналы, направлять меня и в опасные моменты удерживать от падения. Как справлялась наша троица, сказать было сложно. Однако справлялись. Шли, поддерживая Отшельника, и даже ни разу не упали.

Наконец костры остались позади. Наш проводник перешел на быстрый шаг и уже не останавливался до самого оврага.

– Вещи здесь. – Пятно света метнулось на дно, высвечивая небрежно сваленные в кучу мешки.

– Оружие? – хрипло уточнил Хасар.

– Нам своего хватает, – тут же поставил его на место вояка.

Хасар хмыкнул и полез проверять.

– Спасибо, – повернулась я к проводнику.

– Вам благодарить меня не за что, я возвращал долг другому человеку. Теперь мы в расчете. Но могу дать совет бесплатно. Вчера днем около Туполевской рощи разбомбили батарею. Людей туда подогнать не успели, там меньше взвода осталось по окопам.

– И я снова должна сказать вам спасибо, – улыбнулась я, абсолютно не понимая, как себя вести с этим человеком. Мой ответ потонул в темноте, в которой незаметно исчез проводник.

– Я запомню, ледяная, – внезапно пообещала темнота.

Я вздрогнула и мысленно пожелала себе не иметь больше никаких дел с любителем чужих кинжалов. Доберусь до родни, запрусь в комнате и отосплюсь дня три, не меньше. И чтобы никаких смертей и ночных побегов. И пусть все что-либо от меня хотящие идут далеко и надолго.

– Госпожа, ваши вещи.

Мешок упал к ногам, сверху аккуратно лег меч. На душе потеплело. Что и говорить, за последнее время я сроднилась с оружием и не представляла себя без привычной тяжести на поясе.

Взвалила на спину мешок, поправила меч, окинула испытующим взглядом мужчин. Отшельник все еще пребывал в странном состоянии полусна-полуяви.

– Он дойдет, не переживай, – поймал мой взгляд Сойка.

– Если надо, понесем. – Лично я никого бросать не собираюсь. – Идем до рощи? – уточнила, хотя сама уже приняла решение.

– Место для перехода не лучше и не хуже других, – пожал плечами Сойка. Значит, он тоже предпочел рискнуть просочиться через разбомбленную батарею.

– Тогда чего ждем? Погоню? – И я первой шагнула навстречу сереющему утру.

Глава 16 Война и… ледяные

Отшельник продержался часа три. Он шел пошатываясь, временами натыкаясь на деревья, и Сойка вел его, держа за руку, как ребенка.

– Госпожа… – Хасар воровато оглянулся на ледяных, идущих метрах в двадцати позади нас. – Айрин, вы уверены, что нам надо с ними? Не хочу вас пугать, но старший явно что-то скрывает.

– Хасар, мы все что-то скрываем, – вздохнула я. Я ждала этого разговора, но надеялась, что он не состоится. – Мне сложно объяснить почему, но я им верю. И запомни: своих не бросаю.

– Понял, – кивнул наемник, но я видела, что ответ пришелся ему не по душе. С другой стороны, он сам сделал выбор, когда принял вассалитет, и даже еще раньше, когда ввязался в драку с льолдами. И хочется наемнику или нет, ему придется мириться с пребыванием в одном отряде с ледяными.

Я не сразу поняла, что заставило меня остановиться. Неясное чувство тревоги кольнуло сердце и потянуло назад. Взгляду предстало печальное зрелище медленно оседающего на землю Отшельника. Рядом топтался Сойка, продолжая держать брата за руку и смешно уговаривая его пройти еще чуть-чуть.

– Нам осталось немного. – Я подсветила фонарем карту, прикидывая расстояние, которое мы прошли.

Увы, небо стремительно светлело, разбавляя темную синь на голубую серость. Наш план пересечь в полумраке линию фронта летел к проклятому в гости. Утро из серых сумерек уверенно разворачивалось в прозрачную розовость восхода, насыщая окружающий лес красноватыми бликами встающего за деревьями солнца.

До рощи мы добрались, когда окончательно рассвело. Впереди лежали окопы, оттуда тянуло гарью и смертью, и хорошо были видны искореженные останки сгоревших орудий, а еще дальше, на той стороне огромного поля, должны были стоять северные войска. Наши или все-таки не наши?

Сойка закашлялся, сплюнул и вытер пот со лба. Хасар упал рядом с Отшельником и сейчас лежал, раскинув руки и дыша часто-часто. Сойка покачался, словно о чем-то раздумывая, и рухнул рядом. Да… Этот переход дался нам нелегко. Я с удовольствием сбросила мешок Отшельника, который вытребовала тащить на себе. Села, вытянула ноги.

– Идем сейчас или ждем до вечера?

Хасар застонал, прикрывая глаза и делая вид, что отключился.

– Прости, Айрин, нам бы хоть пару часов отдохнуть. Не дойдем.

Я и сама это прекрасно понимала, как и то, что возможность легкого перехода через линию фронта тает с каждой минутой промедления. К вечеру сюда перебросят пополнение, чтобы закрыть образовавшуюся дыру в обороне, и наша жизнь станет еще сложнее. Но то будет к вечеру, а сейчас можно поспать.

– Айрин!

Далекий гул перерос в пронзительный визг, который сменился оглушительным грохотом. Земля подпрыгнула, сверху посыпались иголки.

– Айрин, да проснись же!

Ах, так это сон! Я открыла глаза. Гул, визг и грохот на этот раз явственнее и гораздо ближе. Что это? Если то, о чем я думаю, мне срочно требуется зарыться в землю, а еще стать маленькой и незаметной.

– Айрин, слышишь?

Да, я не глухая. Такое не услышать трудновато будет.

– Это не просто обстрел, – Сойка перекрикивал взрывы, отчего его слова то доносились издалека, то резали уши громким звуком, – это наступление, Айрин. Полномасштабное наступление по всему фронту.

Ух ты! Вот это новость. Только я, такая маленькая и незаметная, здесь при чем?

– Надо уходить. Прямо сейчас, пока это место утюжить не начали.

Зарыться в землю. Глубоко. И не слышать леденящих душу звуков.

– Идем. А как же Отшельник? – Я оглянулась на лежащего на земле ледяного.

– Он должен был проснуться, – с беспомощным видом признался Сойка, – времени прошло достаточно. Не знаю, что не так.

– Я знаю. Кто-то любит поспать. – Хасар шагнул к Отшельнику, наклонился и со всего маху закатил ему оплеуху. Занес руку для синхронизации с другой стороны.

Сойка дернулся к нему:

– Ах ты, гнида южная!

– Стой! – Я удержала его за рукав.

Отшельник перехватил занесенную над ним руку, и через мгновение они с Хасаром поменялись местами. Наемник лежал на земле, хрипя от захвата, придавленный окончательно проснувшимся ледяным.

– Отшельник, хватит!

– Он меня ударил, – спокойно пояснил командир, не двигаясь с места.

– Это было необходимо, Сойка, подтверди!

– Ну… да, – нехотя кивнул Сойка.

Отшельник недоверчиво вскинул брови, но с Хасара сполз.

– Что произошло? Мне казалось, нас взяли в плен.

– Как взяли, так и отпустили.

Вдаваться в детали у меня сейчас не было никакого желания, да и у остальных тоже. Какие, к проклятому, разговоры, когда канонада сливается в один тревожный гул, и душа в пятках срочно требует сделать хоть что-нибудь, а не глупо стоять на месте.

– Кто? – вдруг спросил Отшельник, в три шага оказываясь рядом со мной и беря меня за подбородок. – Кто? – уронил глухо, глядя на мои губы.

Вот что бы ответить такое нейтральное, но убедительное? Шла, упала, а тут пенек? Так не поверит же!

– Я все потом расскажу, честно, а сейчас надо уходить.

– Она права, – вступился за меня Сойка, – или уходим, или попадем под атаку своих же.

Ледяной подарил мне многообещающий взгляд, от которого захотелось пригнуться, как от пули, и развернулся к полю.

– Обстрел пока не в данном квадрате. У нас есть шанс пройти, а еще лучше проползти, чтобы южные не ударили в спину.

Мешок впереди, кажется, весил не меньше тонны. Я толкала его, затем тянула за собой. Неудобно. Вообще никак неудобно. Каждая кочка на поле, как нарочно, стремилась зацепиться и задержать. Я – не червяк. Однозначно нет. Но в данный момент – это единственный шанс добраться живой до противоположного края поля.

Нам удалось незаметно просочиться через окопы южан. Разговоры, запах махорки, чей-то надсадный кашель – все это осталось там, за спиной. Сейчас мы осваивали заросшее желтеющей травой поле. Его перебежать – нечего делать, а вот переползать можно до бесконечности.

Обстрел усилился, и в него после некоторого промедления вступила наша артиллерия. Активно прилетало и с той и с другой стороны, причем недолеты, на мой взгляд, были слишком частыми. Именно они заставляли замирать, вжиматься в землю, распластываясь на ней темной бабочкой и шептать с детства известные молитвы, потому как от прямого попадания меня ни один дар не защитит.

Взлетали вверх комья земли, глухо бумкало по ушам, дрожью отзывалось подо мной поле, обстрел продолжался, мы ползли.

Рядом пыхтели трое. Я с тревогой оглядывалась на отстающего Отшельника. Ледяной хоть и пришел в себя, но выглядел не краше покойника.

– Перестань! – донеслось до меня в наступившем затишье.

– Я ничего не делаю, – слишком обиженно для говорящего правду заявил Сойка.

– Ты хочешь, чтобы мы свалились здесь вдвоем?

Бумкнуло. Ответ потонул в грохоте разрыва. Выходит, наш целитель все это время подпитывал брата и теперь верно приближался к собственному истощению. Хм, одного Хасар как-нибудь утащит, а второго? Я прикинула расстояние до конца поля и приуныла. Не дотяну.

Внезапно по ушам ударил пронзительный свист, и через секунду в нескольких метрах впереди нас взлетела земля, вывернутая взрывом. Мир странно стих, словно разом на него надели плотный мешок, а в ушах продолжало противно звенеть.

– Айрин!!!! – донеслось словно сквозь вату. – Бегом!!!

Чья-то рука вздернула меня за шкирку, с другой стороны вырвали из моих рук мешок, а чья-то заботливая ладонь придала ускорения в спину так, что я не просто побежала, а полетела по полю.

Четверкой всполошенных зайцев мы неслись вперед, а сзади и с боков нас догоняла, наступая на пятки, визгливая смерть. Южане решили взять реванш за последние поражения и теперь всеми силами старались достать ускользающих от них беглецов. Северные тоже включились в игру, решив не дать южным ни единого шанса отыграться. Ядра летели с ужасающей частотой как с одной, так и с другой стороны, а мы продолжали нестись под железным дождем, моля только об одном: чтобы никто не попал.

Влетели в лесок, проломились сквозь кусты и загнанными лошадьми рухнули в окоп.

Старый солдат с седыми усами, одетый в серо-голубую форму северян, при виде такого безобразия крякнул и крутанул левый ус, но стрелять не спешил.

– Смелые вы ребята, – выдал он наконец, не снимая палец с крючка.

– Спокойно, дед, свои, – прохрипел Хасар.

Я сидела на дне окопа, хватая ртом воздух. Не слишком ли часто за последнее время я устраиваю забеги со смертью, и кто придет к финишу первым в следующий раз?

Ледяные сравнялись по бледности друг с другом и сейчас полулежали, привалившись к стене окопа. Кажется, Сойка все-таки не послушался брата и дотянул его, подпитывая своей силой.

Штаб дивизии встретил нас сонной тишиной покинутой школы, лишь в окне в конце коридора, надрывно жужжа, билась о грязное стекло муха, да где-то за дверью монотонно стучали клавиши печатной машинки. Обеденный перерыв и быстро продвинувшийся фронт вернули в здание мирное время, но треснутые стекла, вытащенные в коридор парты и выбитые пулями куски штукатурки на стенах намекали, что война здесь хозяйничала еще недавно.

– Ледяная!!!

Радостный вопль, встретивший меня в дверях, заставил запнуться о порог и некрасиво ввалиться в комнату. И это секретный отдел разведуправления какой-то там дивизии? Номер я честно пропустила мимо ушей.

Небольшого роста человечек, сияя широкой улыбкой и сверкая внушительной лысиной, шариком выкатился из-за стола и бросился мне навстречу.

– Не верю своим глазам! – причитал он, протягивая руки – неужели полезет обниматься? – Вас ко мне послало само Провидение.

Вот в последнем я была не уверена. Я, случаем, дверью не ошиблась?

За пару шагов до моего остолбеневшего тела мужчина сумел взять себя в руки, для верности заложив их за спину, и, шаркнув ножкой, представился:

– Полковник Дуглас Кюртис, к вашим услугам.

– Княжна Таль-Сорецки, – выдохнула я, с облегчением отметая в сторону мысль обнажить клинок, приставить к горлу полковника и потребовать объяснений, не сумасшедший ли он. Судя по вздоху, раздавшемуся за моей спиной, Хасар пребывал в таких же сомнениях.

Моя фамилия вызвала секундное замешательство, в серых глазах полковника мелькнуло узнавание и тут же скрылось под натиском эмоций.

– Очень рад, ваша светлость, очень рад! – потер ладони полковник, сияя от удовольствия. – Да проходите же, не стойте в дверях! – Он протянул руку, чтобы подхватить меня под локоток и подвести к столу.

Я отшатнулась, скрипнув зубами, выдавила некое подобие вежливой улыбки, разжала стиснутые на рукояти меча пальцы и прошла к столу. Меня не покидало четкое ощущение пребывания в сумасшедшем доме.

– Я… – решила я вернуться в реальность и объяснить суть своего здесь появления.

– Знаю-знаю, – замахал на меня пухлыми ручками полковник, – мне уже передали записку Отшельника.

То есть наш бравый командир между отправкой в госпиталь и очередным обмороком сумел переслать краткий отчет своему начальству? И это в тот момент, когда я орала как оглашенная на северян, требуя срочно предоставить транспорт для двух раненых?!

Вдох-выдох и обещание придушить помогают успокоиться.

– Вы не представляете, как вовремя вы появились!

Судя по азартному блеску в глазах полковника, более чем вовремя. И к легкому привкусу сумасшествия добавилось тревожное ожидание неприятностей.

– Полковник Кюртис, ближе к делу.

– Да-да, – суетливо закивал Дуглас и предложил: – Может, чаю?

– Полковник! – Я повысила голос и тут же в этом раскаялась. – Нет, спасибо. Меня ваши помощники уже напоили.

Это была ложь, но полковник мог и не знать об этом, а мне требовалось как можно скорее покинуть этот кабинет, разобраться с бумажной волокитой, подтвердить свою личность и проведать, как там наши больные. Да еще подумать о том, как добраться до гор.

Полковник какое-то время поизучал стену за моей спиной, Хасара, стоящего там же, и наконец перешел к делу:

– Как вы уже знаете, ваша светлость, на сегодня было запланировано наступление по всему фронту. Мы фактически прижали этих южных… мм… ваших к границе, и оставалось всего ничего, чтобы вышвырнуть их вон из страны. На особое сопротивление мы не рассчитывали, ваши, уж простите за откровенность, давно потеряли боевой дух. Оно и понятно, столько времени отступать. Все шло по плану. Мы наступали, ваши бежали, но в какой-то момент они кардинально изменили ход своего движения. Более того, начали отстреливаться назад, крича, чтобы мы не стреляли. Когда войска сблизились, стала ясна причина такого странного поведения. Хотя для вас, наверное, ничего странного в этом нет, но мы, знаете ли, не привыкли к такому.

Я поняла, что теряю нить разговора, и вопросительно приподняла брови.

– Льолды, ваша светлость. Обычные такие, для вас, конечно, льолды.

Горло перехватило, и я просипела еле слышно:

– Льолды?

– Они самые. Свеженькие.

Полковник понятливо потянулся за стаканом, щедро плеснул воды до краев и поставил передо мной.

– Ну, знаете, которые старые, их сразу видно. Одежда порванная, лицо в засохшей крови, руки опять же.

Стакан предательски задрожал в моей руке, и немного воды выплеснулось на гладкую поверхность стола.

– А тут свежачок. Чистенькие еще.

Меня замутило, я быстро сделала глоток из стакана и закашлялась от попавшей не в то горло воды. Полковник тактично сделал вид, что ничего не заметил.

– Здесь, на моем участке, все прошло тихо. На удивление, никаких неожиданностей, кроме вас конечно же. Подозреваю, вам мы и обязаны этим. А вот на остальных полная за… сложная ситуация. Где их немного было – гранатами закидали, а вот здесь, – Кюртис ткнул пальцем в левую часть карты, – штук пятьсот подвалило. Последние сводки… – Он пошуршал бумагами. – «Тварей слишком много. Гранаты заканчиваются. Скоро прорвутся». Вот такие дела, ледяная, – полковник посмотрел на меня усталым взглядом, – сами видите, нам без вас никак. Только вы их можете упокоить.

– Вас ввели в заблуждение, полковник. – Хасар, до сих пор изображавший деталь интерьера, шагнул к столу. – Ее светлость не ледяная, а только готовится ею стать, – по-военному отчеканил наемник.

Сложил все же два и два и понял мое настоящее положение.

– Полковник Кюртис, а далеко ли до вашего сложного участка? – спросила я, не поднимая глаз от стола. Пятьсот тварей! Это же до проклятого много! Руки стремительно холодели, и в душе разворачивалась паника. Спрашивается, куда я лезу? Ну вот куда?

– Айрин! – На мое плечо легла тяжелая ладонь, горячие пальцы обожгли сквозь ткань рубашки. – Они меня на части порвут, если с вами что-нибудь случится!

– А ты сделай так, чтобы не порвали, – осторожно отстранилась я. – Так что у вас с транспортом, полковник, или пешком пойдем?

– Ну зачем же пешком? – расплылся в широкой улыбке Кюртис. – Я для вас самолет приготовил. Вы летали когда-нибудь?

– Только на воздушном шаре.

В памяти всплыл единственный подъем в корзине огромного воздушного шара, нереальное ощущение от захватывающей дух высоты и раскинувшихся внизу съежившихся пейзажей, от огромного прозрачного неба и собственной малости…

– Это почти одно и то же, – обнадежил меня полковник, – чуть быстрее будет, и все.

Кивнула, соглашаясь на это безумство. Буду первой из Таль-Сорецки, освоившей небо.

– А что случилось с теми, кто был на вашем участке? – спросила я и затаила дыхание в ожидании ответа.

– Гм… – Полковник постучал пальцем по столу. – Что обычно бывает в проигранной войне, ваша светлость? Плен или смерть.

– Тогда у меня к вам просьба, – решилась я.

– Слушаю. – Кюртис наклонился вперед, изображая полнейшую внимательность. Подозреваю, попроси я его станцевать, полковник лишь уточнил бы, какой именно танец мне хочется увидеть в его исполнении.

Затылок тяжелел от недоброго взгляда Хасара. Наемник явно прикидывал, как удобнее отстранить одну глупую ледяную от возложенной на ее хрупкие плечи миссии, но с полковником ему еще рано тягаться. Тот не позволит вмешаться в свои, а теперь и мои планы.

– Буду откровенна. Меня интересует судьба моего отца. Он командовал полком в этом районе. Пару дней назад его полк снялся с позиций для укомплектовки и отдыха, но, подозреваю, это их не спасло.

– Князь Таль-Сорецки. – Кюртис задумчиво поскреб подбородок. – Теперь понятно, кто не давал нам житья. Мм… простите, если невольно обидел, но ваш отец доставил нам немало неприятных минут своими контрманеврами.

– Уверена, он счел бы ваши слова комплиментом, – улыбнулась я.

– Обещаю, если ваш отец среди пленных…

Полковник сделал паузу, и сердце противно заныло. Пусть обязательно будет это «если».

– …по возвращении он будет ждать вас в этом кабинете. Даю слово.

– Тогда не станем терять время? – Я легко встала со стула, хоть и тянуло согнуться от тяжести, поселившейся на сердце.

Честная дура, так назвала бы меня знакомая нашей семьи Тинея – знающая цену себе и жизни дочь владельца местного мыловаренного заводика. Пусть дура, но честь Таль-Сорецки – не просто слова. Что-то внутри меня сжималось от омерзения при мысли уйти, струсить, бросить этих людей один на один с льолдами.

– Гранат дадите? – недовольно и даже с обидой уточнил Хасар.

– Конечно, дорогой, конечно. – Полковник фамильярно подмигнул наемнику. Лицо Хасара перекосилось, но он сдержался. Разумно. Гранаты были важнее скандала. – Двадцать, тридцать… Сколько скажешь.

Они сошлись на сорока. С учетом остального груза самолет больше не поднял бы в воздух.

– Первый раз? – весело осведомился у меня высокий кучерявый летчик, протирая ветровое стекло.

– Первый раз, ваша светлость, – педантично поправил его Хасар. Он еще не отошел от общения с полковником и от потери надежды отговорить меня лететь. Глядя на его хмурый вид, я бы на месте летчика не стала спорить.

– Ого! – присвистнул северянин, спрыгнул вниз, внимательно оглядел мой непрезентабельный вид и внезапно вытянулся по стойке «смирно». – Старший лейтенант Кабасов. Для меня честь доставить вашу светлость до места назначения.

– Точно доставите? – Хотела пошутить, а вышло жалко.

– Не беспокойтесь, ваша ледовость! Час полета, и мы на месте.

Я и не беспокоюсь, просто нервничаю немного. Ледовость, надо же… Звучало странно, но гораздо лучше, чем ледяная ведьма.

Маленький четырехместный самолетик, по виду напоминающий стрекозу-переростка, послушно заурчал мотором, задрожал всеми частями тела и попрыгал по полю. Мимо пробегали деревья, ангары, домики, мелькали машущие руками люди, а мы все подпрыгивали и подпрыгивали, и стена леса стремительно неслась нам навстречу. И так же стремительно страх вытеснял собою разум. Хотелось зажмуриться, закрыть глаза и не видеть этой глупой смерти. Шмяк об деревья – и мое тело среди обломков…

Я вцепилась руками в ремни, до крови прикусив губу. Ну кто меня дергал за язык? Зачем я согласилась на это безумие?

Все, не могу больше. Прикрыла глаза. Отрыв от земли я проворонила. Просто в какой-то момент поняла, что мы больше не прыгаем, а плавно покачиваемся. Глянула вниз – мамочки! Под ногами проплывало зеленое море со светлыми проплешинами полян, а мы неторопливо взбирались по невидимой лестнице вверх – в бескрайнее голубое небо.

Глава 17 Героями не рождаются

Небо. Огромное, нереально близкое. Оно бережно обнимало наш самолетик, и мы летели, такие крохотные в бесконечной голубизне. Только мы и небо. Небо и мы.

Восторг захлестывал душу. Хотелось вскочить с места, запрыгать от радости и закричать:

– Я лечу-у-у-у!!!

Земля все удалялась, сливаясь в плоские цветные картинки, а облака приближались, распушив над нами свои объемные тела. Холодный ветер дул из щелей, пробираясь под одежду, но я не чувствовала холода. Мне было хорошо.

Сдерживаться больше не было сил, и я повернулась к Хасару:

– Здорово, правда?!

Наемник сидел неестественно прямо, глядя перед собой в одну точку. На темной коже проступила бледность, придавая ей болезненный желтушный вид. Плотно сжатые губы побелели. Руки вцепились в сумку с гранатами, обнимая ее, точно она была последней надеждой вернуться на землю, ну или парашютом.

Хотя парашютов в салоне как раз и не было. Как пояснил Кабасов, нежно поглаживая крыло самолета, его ласточка настолько умна и послушна, что сядет даже на пятачок и даже при неработающем двигателе. И в парашютах нет нужды. Я не поверила, но требовать парашют не стала, постеснялась. Да и неприлично было столь откровенно демонстрировать свой страх.

– Здорово, да?! – повторила вопрос, не дождавшись ответа от наемника.

Хасар едва заметно моргнул. Мне стало ясно, что большего от него добиться невозможно, а душе требовалась поддержка, чтобы излить обуревающие меня эмоции.

Я отстегнула ремни и, удивляясь собственной наглости, полезла на переднее сиденье.

– Красота! – прокричала в ответ на вопросительно-изумленный взгляд летчика и кивнула на приближающееся облако.

Летчик понимающе улыбнулся:

– Это еще что! Сейчас нырнем!

И мы нырнули. Яркий свет померк, сменившись тягучей серостью, струйки воды побежали по лобовому стеклу, самолет мелко затрясло. Кажется, сзади послышался стон.

– Это облако?

– Оно самое, – довольно улыбнулся Кабасов, радуясь моему изумлению.

То самое белое, воздушное и пушистое имело внутри отвратительно серую и мокрую начинку.

Яркий свет резанул по глазам. Мы вынырнули из серости, оставив позади парящую слякоть.

– Жаль, грозы нет! – наклонившись ко мне, прокричал северянин. – Я бы вам тогда показал настоящую красоту.

Я представила угрожающую мглу клубящихся туч, молнии, вспарывающие темноту, и поняла, что моего смелого восторга на такую красоту точно не хватит. Я не самоубийца.

– Снижаемся, – известил Кабасов через некоторое время.

И точно! Наш самолетик плавно заскользил вниз, почти незаметно, но земля с каждой минутой разбухала в размерах, а облака, наоборот, съеживались. Вот уже можно было различить не только пятна крыш домов, но и сами домики. Мы проскользнули над деревней, наклонившись на крыло, зашли на разворот. Самолет вдруг резко провалился на пару метров вниз, отчего мой желудок так же резко устремился вверх.

Фраза летчика: «Воздушная яма, бояться нечего» – и мучительный стон Хасара слились воедино. Я пожала плечами. Яма так яма. Не страшнее, чем на качелях.

Скоро под крылом показалось широкое поле, замелькали смешные в своей крохотности человеческие фигурки. Почему-то они махали руками и подбрасывали вверх каски. Неужели так радуются нашему прилету или гранатам, которые мы везем?

Самолет снизился настолько, что оказался вровень с верхушками деревьев. Качнул для порядка крыльями, а затем шасси плавно опустились на землю, и мы запрыгали по полю. Взревел мотор, гася скорость. Ласточка лихо развернулась у кромки леса, прокатилась еще немного и замерла.

Я сидела, привыкая к приземлению. Странное чувство. Вот ты летишь, ощущая пустоту под ногами, и вот ты на земле, а в глазах еще стоит вид разноцветного одеяла далеко внизу.

Хлопнула задняя дверца, а затем послышались не совсем приличные для слуха благородной княжны звуки.

– Укачало вашего друга-то, – посетовал Кабасов. – У нас так: либо веришь небу, либо своему страху. А вы молодец! – похвалил он, и румянец смущения обжег мои щеки. – Из вас вышел бы отличный летчик, будь вы мужчиной.

Сказал и покраснел от собственной смелости.

Мою дверцу рванули, и настоящий гигант в форме пехоты южан восторженно прокричал:

– Ледяная, родненькая вы наша, наконец-то!

От этой фразы, а еще от фанатичного восторга в глазах солдата мне стало не по себе, захотелось забиться куда-нибудь подальше, хоть под сиденье.

– Рядовой Пальянов! – послышалось из-за широкой спины. – Отставить самоуправство!

Пальянов мучительно покраснел и сконфуженно пробормотал:

– Так ведь оно самое-то…

– Оно самое… – передразнил кто-то.

Смущенный Пальянов уплыл в сторону, а его место занял невысокий седоволосый солдат в серо-голубом мундире северян. Хитрый прищур карих глаз и добрая улыбка располагали к себе, и я немного расслабилась.

За северянином толпились солдаты. Они вытягивали шеи, силясь заглянуть в кабину, отчего я чувствовала себя диковинным зверем, привезенным на ярмарку для потехи толпы. Серо-голубая форма северян смешивалась с серо-зелеными мундирами южан, образуя вполне гармоничную картину. И странно было представить, что буквально вчера эти люди бросались друг на друга в смертельном противостоянии, а сегодня вот, пожалуйста, мирно стояли рядом.

– Госпожа, – вежливо поклонился северянин, представляясь, – капитан Юктарис. Добро пожаловать на Центральный фронт.

– Княжна Таль-Сорецки, – представилась я в ответ.

Он протянул руку, помогая выбраться из кабины. Я шагнула на металлический порог, и сразу с десяток рук потянулись поддержать и помочь сойти.

– Братцы, ледяная! – прозвучал чей-то возглас и был подхвачен дружным многоголосым эхом.

– Ледяная! – разносилось по лесу, и повсюду я видела широкие улыбки и радостные взгляды измученных войной людей. Они свято верили, что с моим приходом все закончится.

Сглотнула ставшую вязкой слюну, нервно проверила, на месте ли меч. Мне бы их веру. Я до проклятого боюсь и льолдов, и собственный дар, который мне не подчиняется. А вдруг ничего не получится? Вдруг ничего не выйдет? Меня даже ледяной назвать-то нельзя. Всего лишь маленькая девочка, в которой внезапно проснулся дар и которая, по сути, сама ничего не умеет.

Спрыгнула вниз, меня подхватили, не дали упасть. Где-то совсем близко послышались разрывы гранат. Ноги ослабели, страх сковал тело в ледяные тиски, я замерла, не в силах пошевелиться.

Они рядом, нетерпеливо сглатывают голодную слюну, ждут, чтобы разорвать меня на части.

– Опять поперли, твари, – со злостью проговорил кто-то. – И гранат почти не осталось, а без них там делать нечего.

– Ничего, сейчас узнают, почем у нас порох, – пробасили за спиной, и я узнала голос Пальянова.

Признаться. Прямо сейчас признаться, что ничего не умею, и улететь, пока еще не поздно. Я украдкой вытерла вспотевшие ладони:

– Капитан Юктарис, мы привезли гранат. Все, что есть, в вашем распоряжении.

– Балакин, Карасюк, разгрузить! – отдал команду капитан. – Ваша светлость, – повернулся он ко мне, – разрешите проводить.

Разрешаю отправить меня домой к белому бальному платью и веселым беззаботным вечерам, к прогулкам по озеру на лодке и к романтическим пикникам в компании друзей и подруг.

– Буду рада, – вежливо улыбнулась я, – хотя здесь сложно ошибиться направлением. – И кивнула в сторону доносящихся звуков разрывов.

Даже забавно… Смерть дышит нам в лицо, а мы ведем вполне светский разговор, обмениваемся любезностями и улыбками. Странно, не то слово, но, если отступить от привычной вежливости, что останется? Удушающая в своей глупости паника?

Позади нас солдаты споро разгружали самолет, набитый ящиками с гранатами. Здесь же раздавали боеприпасы, и солдаты, получив вожделенные гранаты, спешили вслед за нами.

Все еще бледный после перенесенного полета Хасар уверенно шагал рядом со мной, бережно прижимая к себе сумку с гранатами. С ней он так и не расстался, несмотря на поступавшие предложения помочь понести.

– Смотрю и глазам не верю, вы здесь, – откровенно делился со мной недавними переживаниями капитан. – Я, главное, передаю в штаб: «Где хотите, а ледяную мне достаньте, хоть из-под земли». Они, конечно, отвечают: «Зажрался ты, Юктарис. Где же мы тебе ледяную достанем, когда они из своих гор и носа не кажут? Гранат тебе подкинем, а вот ледяную даже не проси». Но я не отступаю. Да и куда отступать, когда командира убило, зама убило, а за спиной деревни и люди. Вот и вышло, что по старшинству теперь я здесь за главного. Ну а потом уже передали: везунчик ты, Юктарис. Встречай свою ледяную.

Звуки боя стремительно приближались. Навстречу нам попались санитары, бегом несущие на носилках окровавленное тело.

Спокойно, княжна, спокойно. Умереть ты всегда успеешь.

Войска, отступая от льолдов, заняли высокий берег плотно заросшей травой реки, которая неспешно несла свои воды на запад. Здесь они смогли закрепиться по одной простой причине: льолды не владели военными хитростями, раз за разом идя в лобовую атаку и откатываясь под разрывами гранат. Несмотря на всепоглощающую жажду крови, у них сохранилось понятие об уязвимости собственной жизни, и скоро им надоест этот огрызающийся гранатами берег, и они отправятся искать другую, более легкую добычу.

Взгляд споткнулся о лежащее на земле тело. Серая крестьянская рубаха, развороченная грудь. Не все атаки были безуспешными.

– Сколько попаданий они выдерживают? – поинтересовалась я у капитана.

– Пуль хоть с десяток вгони, не упадут. Гранаты вернее будут. Сюда бы пару пушек, да нельзя, своих положим. Больно близко держатся, твари.

При нашем появлении по рядам обороняющихся прокатилось негромкое: «Ледяная», и отпугивающие взрывы гранат стали реже. Солдаты поворачивались в нашу сторону… Ждали.

Я стиснула зубы. У меня все получится. Должно получиться. Как там говорил полковник: упокоить?

Ступила на край обрыва. Подо мной старое русло реки, когда-то густо поросшее тростником, сейчас обезображенное воронками взрывов и вывернутой комьями земли. И трупы. Много трупов в разных позах разбросано по траве, но еще больше я вижу там внизу живых людей.

Если их можно назвать людьми. Я не вглядывалась. Не хочу помнить этот момент до глубокой старости, но глаза невольно выхватили ближних к берегу льолдов, их странные застывшие позы, их медленно разворачивающиеся в мою сторону лица и нелепые, точно принюхивающиеся, движения головой.

Страшный дикий вопль ударил по нервам.

Льолды резко, как по команде, сорвались с места и живой волной устремились к нам.

– А-а-а! – тонко на одной ноте вопил солдат чуть в стороне от нас.

Те, кто покрепче, лишь побелели лицами, а в их руках появились гранаты. Хасар уже давно распаковал сумку и сейчас торопливо распихивал гранаты по карманам, чтобы были под рукой.

Все это я видела боковым зрением. Мозг отказывался воспринимать происходящее, а тело повиноваться. Ноги словно вросли в землю, в груди разливался холод, воздуха не хватало. Я раскрывала рот, забыв, как надо дышать.

Это уже было. И перекошенные лица, по-звериному оскаленные рты и темные провалы глаз без единого проблеска милосердия. Все повторилось, только на этот раз я была одна, без поддержки ледяных.

– Готовсь! – отчетливо разнеслось по цепи. – Без команды не кидать!

– И почему она медлит? – услышала я шепот за спиной. И поняла, что не могу сосредоточиться, что в голове пустота и ни единой мысли.

– Огонь! – гаркнул капитан, я вздрогнула от взрывов, многоголосым эхом взмывающих к небу. И вопль боли взметнулся следом. Жуткой боли, обиды и отчаяния.

Соберись, княжна, ну же! Там внизу те, кто когда-то были людьми. Они не виноваты, что попали в игры некромантов. Там не льолды. Там женщины, мужчины и дети. Еще недавно у каждого была своя обычная жизнь и привычная нам человеческая душа.

Душа. Я уцепилась за это слово, как за соломинку. Сделала маленький шаг вперед. Встала на самом краю, так надо, чтобы видеть всех и каждого. Слезы застилали глаза, я сморгнула их, и они потекли по щекам. Сердце рвалось на части от жалости и боли за тех, кто уже фактически был мертв. Или нет? Где ты, милость Создателя, Создателя, который одним желанием перемещает горы, рождает вселенные и создает из кусочка плоти человека, вдыхая в него свою частицу? Где ты, всепрощающая любовь, которая сносит преграды, заменяя тьму ночи светом дня?

Я не ведала, что привело меня сюда: самонадеянная глупость или желание помочь. Да и не важно это. За свое отвечу сама, но этим внизу помоги. Не допусти…

Не сразу осознала, что вокруг опустилась тишина. Стало так тихо, что слышно было, как невдалеке шуршит сухим камышом ветер.

Льолды стояли не двигаясь, точно ждали чего-то. Я уже без страха или отвращения вглядывалась в их лица, пытаясь найти там что-то новое, что подскажет мне, как действовать дальше. И внезапно осознала, что смотрю на мир будто чужими глазами. Фигуры льолдов расплывались в очертаниях, вокруг них появляется разноцветный ореол. У некоторых он был яркий, насыщенный, у кого-то совсем прозрачный.

Мой взгляд выхватил темное пятно в груди широкоплечего мужчины с густой рыжей бородой. Мысленно я потянулась к нему и поняла, что могу извлечь, выманить наружу темноту, поселившуюся в его теле. Протянула к ней ниточку, дернула. Одно усилие, и я вытащу ее из тела. Но одним мне сегодня не обойтись.

Время растянулось в бесконечность. Льолды, пятна. Я торопилась, мне надо проверить каждого и никого не пропустить. Наконец все готово. Время, отпущенное мне, истекло. Пора.

Тишина лопнула эхом последних отгремевших взрывов, и в руках солдат блестели черными боками новые гранаты, кое-кто отвел руку назад, прицеливаясь метнуть подальше. Для них прошли доли секунды, для меня… как минимум половина вечности.

Противника на берегу больше не было. Льолды один за другим валились как подкошенные на землю, глядя на мир застывшими серыми, черными, голубыми, зелеными, карими глазами.

– Отставить! – скомандовал Юктарис и добавил, обращаясь ко мне: – Мои поздравления, ваша светлость. Отличная работа. Наслышан, что вы, ледяные, ухитряетесь проделывать все без единого выстрела, но вижу впервые.

Я едва понимала, о чем он говорит. Мокрая от пота рубашка неприятно холодила тело, и отвратительное чувство, что я что-то упустила из виду, не проходило.

Он встал, поднимаясь над павшими. Черный плащ, длинные темные волосы собраны в хвост. Наглый взгляд выстрелил в самое сердце, и оно пропустило удар.

– Эй, ледяная! Радуешься? Рано. Мы еще не закончили.

Я смотрела ему в глаза и видела там смерть, и на этот раз мне нечего было ей противопоставить.

Тяжелая пустота внутри меня была недовольна. Она ворчала, что маленькой глупой девочке не стоило тратить столько сил на упокоение, что можно было убить, уничтожить, а не пытаться восстановить справедливость. «Глупо, – вздохнула она и повторила: – Глупо и безрассудно. Всех не пережалеешь, а этот слишком силен для тебя».

Я и сама понимала, что глупо было не вспомнить о некроманте. Ясно же, что льолды не гуляют сами по себе и у них должен быть хозяин. Тот, кто провел ритуал, кто отправил их сюда, на позиции, убивать.

Некромант улыбался. Он видел перед собой молоденькую ледяную, которая едва стояла на ногах от усталости, он читал страх и досаду в моих глазах, и улыбка на его темном от загара лице становилась шире. И сладкий аромат победы уже кружил ему голову.

– Ах ты, гнида заморская!

Меня аккуратно, но твердо задвинули назад, и Хасар занял мое место на краю обрыва. Серебристый револьвер в его руке выцелил черную фигуру некроманта.

Я сместилась, чтобы спина наемника не загораживала обзор, и в такт ударам сердца гулко забумкали выстрелы. Один, второй, третий… Но некромант и не думал подыхать. Он будто играл с нами. Приглашающе распахнул плащ, демонстрируя идеально белую рубашку.

Слева поддержали огнем из винтовки, затем присоединились еще с десяток стволов, но тщетно – я не видела ни одного пятна крови на рубашке.

«Проклятый», – зашелестело по рядам. Нет, не проклятый, а тот, кто встал на его путь.

Улыбка некроманта стала откровенно издевательской, затем окаменела, и он сделал первый шаг ко мне и к моей смерти.

– Можно мне, сынок?

Соткавшаяся из воздуха призрачная фигура протянула руку к остолбеневшему от удивления Хасару. Наемник побледнел, судорожно сглотнул, но револьвер отдал и даже осмелился предупредить:

– Там последний патрон остался.

– Мне хватит, – спокойно ответил призрак.

Я знала этот голос, эти черты лица, пусть сквозь них и просвечивали стоящие рядом солдаты.

– Дед! – прошептали непослушные губы.

Призрак не обернулся. Он прицелился и нажал на спуск. Мне показалось, я увидела, как в яркой вспышке искр вылетела из ствола пуля, закручиваясь по своей оси и покрываясь серебристым облаком, как вошла в грудь некроманта, и на белой рубашке расцвел красный цветок.

Он неверяще поднес руку к груди, посмотрел на капли крови, оставшиеся на подушечках пальцев, запрокинул голову к небу, и хриплый страшный смех дрожью отдался в моем теле. Черная кукла сложилась пополам и упала на землю. Все, кончено.

– Дед, – позвала я тихонько, боясь спугнуть.

– Спасибо, сынок. – Дед вернул оружие Хасару.

Тот сначала помотал головой, но затем принял револьвер. Не скажешь же «Оставьте себе», призраку вроде как оружие ни к чему.

– А ты молодец. – Дед похлопал наемника по плечу.

Хасар побледнел, но в обморок не упал. Силен! Выплатить, что ли, вознаграждение за общение со всеми моими родственниками, живыми и мертвыми?

Ох, не о том ты думаешь, княжна, не о том.

– Внучка.

Я сглотнула внезапно возникший в горле ком. Призрачная рука мягко коснулась моей щеки, вытирая слезы.

– Будь осторожна. За мою помощь придется заплатить, и, боюсь, цена тебе не понравится. И еще, – он помедлил, и я затаила дыхание, – не тяни со старшим. Он хороший парень, а главное, надежный.

Не поняла. Меня сейчас сватают, что ли? Ну дед, даже с того света женихов подбирает.

– Сама разберусь, – хмыкнула я.

– Знаю я, как ты разберешься, – улыбнулся воздух, в котором стремительно таяла фигура деда.

– Дед! – Я дернулась к нему в тщетной попытке остановить.

– Люблю тебя! – прошелестел ветер голосом деда.

Ушел. Как же больно!

Солдаты выжидающе разглядывали берег, но никто больше вставать не собирался, воскресать тоже, и вот раздался первый несмелый возглас:

– Братцы, кажись, победа?

И тут же подхватила, понесла волна перекличку:

– Победа!

– Братцы!

– Ура-а-а! – грянуло дружно и многоголосо. И в небо взлетели каски и фуражки!

– Ура! – влился мой тонкий вопль, и вверх полетела трилби.

– Качать ледяную! Ка-ча-а-ать!

Эй, не поняла, это шутка? Уберите руки. Руки, говорю, уберите. Ай! Ой! Если меня уронят, лично упокою! Я вроде как умею теперь это делать.

– А ну, отставить, медведи неотесанные. Она же княжна, а не хухры-мухры какая.

Капитан Юктарис, родненький, как хорошо, что вы есть на свете. Еще бы чуть-чуть – и меня бы порвали на радостях. Я даже готова простить вам это нелепое сравнение с хухры-мухры. Понятия не имею, что это, надеюсь, оно достойно упоминания вместе с моим именем. Надо не забыть при случае уточнить у брата. Он никогда не стеснялся называть вещи своими именами, и своим посвящением в тонкости взрослой жизни я обязана именно ему.

– Айрин, как вы?

А вот и мой защитник объявился. Нашел время отвлекаться на встречу с земляком! Меня тут… закачали, одним словом.

– Все в порядке, Хасар. Просто… непривычно.

Наемник пожал плечами. В его понимании ничего особенного не произошло. Ну, подкинули княжну пару раз под голубое небо, так в штанах была, не в платье.

– Ваша светлость, – капитан вытянулся по струнке, – для меня честь сражаться вместе с вами. Спасибо от всех нас и от меня лично! – выдохнул он и протянул руку.

Я посмотрела на нее в некотором замешательстве, не похоже, чтобы он пытался поцеловать мне руку. Даже если так… Мое первое рукопожатие вышло уверенным и сильным. Не знаю, что сказала бы мама, увидев меня сейчас, но я не чувствовала никакого стеснения. Наоборот, казалось, я знаю капитана с детства. Наверное, это и есть настоящее боевое братство.

Представила себя в глубокой старости, рассказывающей внукам: «Знаете, детишки, однажды мы били льолдов на границе…», и поняла, что сегодняшняя победа останется одним из самых светлых моих воспоминаний. И я навсегда запомню взгляды солдат, в которых сейчас читался не страх перед ледяной ведьмой, а восхищение совершенным подвигом. Хотелось бы, чтобы так все и оставалось… но через пару дней яркость победы померкнет, роль ледяной в ней угаснет, а через год исчезнет совсем. Я не циник, просто реалист.

Обратный полет запомнился слабо. Перед взлетом мы с Хасаром немного поспорили, он упорно твердил, что день на коне в сто раз лучше часа полета на этой проклятой табуретке. Хорошо еще, что спорили мы в сторонке и Кабасов не слышал неприличного эпитета о своей ласточке, а то бы пришлось нам вдвоем трястись целый день на лошади.

Хасар еще немного поупирался, но между категоричным «хоть пешком иди, хоть тут оставайся, мне все равно» разумно выбрал «ради вас рискую жизнью, Айрин».

На этот раз я не боялась, и взлет показался во много раз мягче и плавнее, чем по пути сюда. Мы быстро набрали высоту. Кабасов сидел за штурвалом с торжественно-сосредоточенным видом, словно вез целую королеву, и даже не пытался завести разговор.

Огромное красное солнце готовилось уйти за лес, и наша маленькая стрекоза, уютно урча мотором, целилась в самое сердце огненного шара. Мы летели в закат, внизу темной тенью простирался лес, и я не заметила, как крепко уснула под шум двигателя самолета.

Глава 18 Ледяные, они такие ледяные…

Штаб в сумерках приветливо горел огнями желтых окон. Я с трудом удерживала зевоту, ноги заплетались, а мысли крутились вокруг мягкой кровати и теплого одеяла. За спиной осталась долгая ночь и не менее долгий день. Удивительно, сколько всего они в себя вместили: переход границы, плен, встреча с отцом и марш-бросок до линии фронта, перелет на самолете и битву с льолдами. Гибель некроманта на этот раз не была моей заслугой, да я и не стремилась к славе. Более того, геройство меня пугало своим близким родством с непредсказуемой случайностью и глупой надеждой на авось.

Я вспомнила разговор с дедом и поморщилась. Дед никогда не употреблял слова впустую, и к его предупреждению следовало отнестись серьезно. Вот только я категорически не представляла, чем мне придется расплачиваться за нежданную помощь. С другой стороны, какова бы ни была цена, я все еще шла по этой земле, вдыхая горечь осеннего воздуха, и благодарить за это мне следовало высшие силы, почему-то решившие принять участие в моей судьбе. Странно? Не то слово. Впрочем, не страннее всей моей жизни за последнее время.

По скрипучему крыльцу мы с Хасаром поднялись в штаб, вошли в пропахший табаком коридор. Караульный проводил нашу пару усталым взглядом, но задерживать не стал. Нас ждали.

Нужную дверь я нашла сразу, но немного помедлила у входа. Сердце испуганно билось, в горле застрял ком невыплаканных слез. Что скажет полковник? Какие новости он мне приготовил?

Но мои сомнения плавно отошли на второй план, когда за дверью послышался странный шум, точно на перроне сцепились два паровоза и ни один не хотел уступать другому. Затем что-то упало, трагично разлетевшись вдребезги. Не в силах больше сдерживать любопытство, я рванула дверь на себя.

– Полковник Кюртис, вы нашли моего отца?

Фраза повисла в воздухе, оставшись без ответа.

Двое, держа друг друга за грудки, застыли напротив окна. И оба при моем появлении выдохнули с явным облегчением. Отлично. Я там рискую жизнью, а они здесь друг другу морду бьют!

– Вот, жива! – с трудом пропыхтел полковник, указывая на меня подбородком.

– Скажите спасибо, Кюртис, что Айрин вернулась живой и невредимой, а то, клянусь своим родом, в армии стало бы на одного полковника меньше. – С брезгливой гримасой Отшельник разжал пальцы, отпуская противника, и отряхнул руки, словно к ним прилипло нечто мерзкое.

Хасар за моей спиной удивленно присвистнул, и в кои-то веки я была с ним полностью согласна. С дисциплиной у северян не все гладко.

– Не усугубляйте свое положение, капитан, – полковник нервно расстегнул ворот гимнастерки, поправил портупею, – а то я не посмотрю на ваши заслуги, подам рапорт…

– Подавайте, – равнодушно пожал плечами Отшельник, – только прежде подпишите мой об отставке. Война закончилась, и вы, как я понимаю, больше не желаете терпеть мои выходки.

Полковник открыл рот, чтобы достойно ответить, но тут из темного угла в круг света настольной лампы шагнул Сойка.

– И мой рапорт, – протянул он лист бумаги, глядя на полковника глазами честного человека.

Кюртис возмущенно выдохнул, зашипев, как большой рассерженный кот.

– И кстати, если бы у брата не вышло, вам бы пришлось иметь дело со мной, – угрожающе закончил Сойка, буквально впихивая рапорт в руки полковника.

Тот помолчал, переводя взгляд с бумаги на Сойку и обратно, но, не обнаружив признаков раскаяния или сожаления, безнадежно махнул рукой.

– Ледяные, – заклеймил он нас и, повернувшись к столу, нервно зазвенел стаканами.

– Айрин!

Меня беззастенчиво облапали с двух сторон, и это было так приятно, что совесть даже не дернулась. Подумаешь, обнимаюсь с двумя мужчинами сразу. И вообще, если рассматривать родство по количеству спасенных жизней, то оба брата давно уже моя семья.

Хасару достались от Сойки дружеские похлопывания по плечам и многозначительное: «Еще поговорим, южанин». Я мысленно взяла себе на заметку обязательно присутствовать при разговоре, направив его в мирное русло.

– Ты не представляешь, как я рад, что ты жива.

От проникновенного шепота Отшельника сердце ускорило свой бег, а в груди разрастался теплый комок радости. За меня переживали, боялись, били морду целому полковнику и подали рапорт об оставке. Кстати, о последнем.

– Ты серьезно уходишь из армии? – Я отстранилась, заглянула в лицо Отшельника.

– Да, – кивнул он. – Пока официального объявления нет, но ваши согласились на капитуляцию. Война закончена, мой договор теряет силу. Могу уйти в любой момент, что и собираюсь сделать. Ведь я обещал доставить домой одну маленькую ледяную, которая, оставшись без присмотра, так и норовит влипнуть в неприятности.

Я хотела возмутиться, но… вынуждена была признать некую правоту Отшельника. Влипнуть в неприятности оказалось довольно легко.

– Действительно, Айрин, как ты могла согласиться? – уточнил Сойка, кидая возмущенный взгляд в сторону полковника.

Тот невозмутимо выстраивал в ряд на столе шесть широких бокалов и даже не вздрогнул под прицельным выстрелом голубых глаз. Выдержки Кюртису было не занимать.

Я с сожалением высвободилась из теплых объятий Отшельника, даже удивительно, насколько я по ним соскучилась, шагнула к столу.

– Полковник Кюртис, я выполнила свою часть договора, что с вашей?

Янтарная жидкость, выливаемая из бутылки в бокал, изменила траекторию, оказавшись частью на столе. Полковник напрягся, задумчиво посмотрел на разливающееся желтое пятно и бросился спасать бумаги.

Я молча смотрела, как он суетится около стола, и очень хотелось вцепиться в уже потрепанную Отшельником гимнастерку полковника да тряхануть его пару раз для стимуляции красноречия. Определенно дичаю и обрастаю дурными манерами. Раньше мне и в голову не пришло бы подобное, а теперь аж руки чешутся, так хочется схватить Кюртиса за грудки и проорать в лицо: «Говори, сволочь!»

– Айрин, что происходит? – зло и напряженно поинтересовался Отшельник.

Я бы и сама хотела это знать. Сердце отказывалось верить в дурные вести.

Полковник невозмутимо спасал бумаги от золотистой лужи, которой было все равно, сколько грифов секретности она зальет. Вытащил один лист, огорченно поцокал языком, скомкал и бросил в корзину. Трехликий, когда же это закончится?!

Наконец на столе был наведен относительный порядок, лужа изничтожена белым вафельным полотенцем, а все бокалы наполнены до половины. Обоюдное молчание было более чем красноречивым, но кидаться на полковника я не спешила. И не потому, что успокоилась, нет. Мне было до проклятого страшно услышать приговор своим надеждам. И я, как и сам полковник, трусливо тянула время.

– Ваша светлость, – он поднял на меня усталый взгляд, – сегодняшним подвигом вы заслужили больше, чем я могу вам дать, но позвольте вручить хотя бы это.

Кюртис нагнулся и достал из ящика стола красную бархатную коробочку.

– Видите ли, – он покрутил коробочку в руках и даже изобразил смущение, – подозреваю, мы больше не встретимся, а мне не хотелось бы, чтобы у вас осталось неприятное впечатление от нашего сотрудничества.

– Полковник, я гарантирую, вы действительно больше не встретитесь.

Тон Отшельника звучал весьма убедительно, полковник скривился, но отвечать на угрозу не стал.

– Эта награда, – вздохнул он с мученическим видом, – лишь малая толика той признательности, которую я и государство в моем лице испытываю по отношению к вам.

Я сжала кулаки, желание броситься на полковника сделалось нестерпимым. Сколько можно мучить неизвестностью? Да пошел он со своей наградой куда подальше! Нужна она мне, как собаке пятая нога.

– Полковник Кюртис… – Я шагнула ближе, заглянула ему в глаза. Полковник почему-то вздрогнул и попятился, выставив перед собой щитом красную коробочку. В комнате стремительно холодало, и я с неудовольствием подумала об идиоте, который зачем-то открыл дверь, но отвлекаться на такую мелочь не стала. – Вы же знаете, мне не нужны награды, тем более от вас. У нас был сделка, извольте ее выполнять.

– Д-д-да, – затряс головой полковник, – к-к-конечно. П-п-просто успокойтесь.

Успокойтесь? Я спокойна. Я вообще никогда не была так спокойна, как сейчас. Мне просто нужно узнать, что с моим отцом!

– Айрин, не надо.

Тихий голос Отшельника заставил меня вздрогнуть и бросить взгляд по сторонам. Нет, они совсем с ума посходили – так выстудить комнату. Стены в инее, на стеклах морозные узоры, полковник уже синий от холода. Странно, что я не мерзну.

– Отшельник, не мешай! – бросила я, не оборачиваясь и с мстительной радостью видя, как гаснет в серых глазах полковника вспыхнувшая было надежда. Я наклонилась, вдыхая запах его страха. – Что, Кюртис, тянете время? Боитесь признаться, что не нашли? Или, наоборот, нашли? Чего вы боитесь, полковник?

В серых глазах мелькнуло безумие, и я с досадой поняла, что ответ на последний вопрос до глупости очевиден: он боится меня.

– Он мертв, да? – крикнула, теряя терпение.

Звонко раскололся кувшин с замерзшей водой. Полковник пригнул голову, втянув шею в плечи.

– Доченька! – донеслось от двери, и я застыла, не веря своим ушам.

Медленно повернулась, отстраненно отмечая, как полковник, пошатнувшись, ухватился за край стола, как облегченно выдохнули ледяные, а Хасар утер покрытый капельками пота лоб.

У распахнутой двери, со связанными руками меж двух конвоиров стоял отец.

– Папа! – Голос предательски дрогнул. – Отец!

В пару шагов я преодолела комнату и обхватила отца руками, вдыхая запахи войны, которыми пропиталась его одежда. Прижалась, спрятав лицо на его груди и страстно желая вновь ощутить себя маленькой девочкой, забыть хоть на пару мгновений свою теперешнюю взрослую жизнь. Тихая радость – он жив! – заставляла трепетать сердце.

Отец переступил с ноги на ногу, неловко держа перед собой связанные руки.

– Видишь, как оно странно вышло, доченька. Сначала ты у меня в плену была, теперь вот я.

Я отстранилась, и все странности сложились наконец в целостную картину. Бинт на плече с бурыми пятнами крови, простая гимнастерка без знаков различия, серое от усталости лицо и покрытые грязью сапоги.

– Ты вернулся за мной? – прошептала я.

– Я ощутил твой дар… И не смог уйти не попрощавшись. Прости, если нарушил твои планы.

Вдох-выдох. Ох уж эти мужчины. Все им чудятся какие-то планы, заговоры и комбинации. А я всего лишь хотела убедиться, что он жив.

Повернулась к столу. В комнате странным образом потеплело. Исчез иней со стен, а полковник перестал напоминать свежего покойника.

– Полковник Кюртис, мне кажется, вы что-то говорили о награде?

Кюртис уныло кивнул. Он вышел из-за стола, подошел к конвоирам, и один из них, повинуясь жесту полковника, разрезал веревку.

– Ваша светлость, не скажу, что обстоятельства нашего знакомства приятны, но, буду чистосердечен, я до проклятого рад вас видеть.

Отец удивленно вскинул брови, но промолчал. Кюртис снял наручники и отпустил конвоиров, плотно прикрыв за ними дверь.

– Ну, все в сборе, прошу к столу, – широким жестом пригласил он, открывая дверцу шкафа и доставая сыр, колбасу, полбуханки хлеба, банку рыбных консервов и плитку шоколада. Кусок хлеба, приготовленный для шестого бокала, забросил в самую глубь шкафа, от греха подальше. Слава Трехликому, тот сегодня не понадобился. Князь нашелся сам, по собственной воле, и это не могло не радовать.

Полковник раскладывал на столе нехитрую снедь, размышляя о том, что надо бы зайти в ближайший храм и поставить пару свечей Создателю. Слишком много в последнее время было случайностей, которые ломали приготовленные планы, и слишком часто удача расставляла все по своим местам. Бесконечно такое везение продолжаться не могло, и следовало готовиться к скорым неприятностям.

– Отец, познакомься, это Хасар. Мой… э-э-э…

– Боевой товарищ? – решил помочь мне отец, обмениваясь с наемником крепким рукопожатием.

– Боевой, – согласилась я, вспоминая, как Хасар отстреливался от некроманта, закрывая меня собой.

– А это, так понимаю, те самые ледяные. – Отец повернулся к братьям.

– Торес Таль-Акерси и мой брат Сетальди Таль-Акерси, – первым представился Отшельник, отвесив церемонный поклон, словно мы были на великосветском приеме, а не в штабе северян, и представлялся он князю, а не военнопленному.

Так, значит, Торес и Сетальди. Честно, Отшельник и Сойка мне нравятся, привыкла я к ним, но… война закончилась. Пора возвращаться в мирное время.

– Рэстан Таль-Сорецки, – протянул руку отец.

Они обменялись рукопожатием и внимательными взглядами и, кажется, остались довольны друг другом.

– Давайте обойдемся без титулов, – предложил отец.

Остальные согласно закивали. В бывшей учительской, от которой на стенах остались висеть детские рисунки, а на шкафу горкой лежали свернутые карты, титулы были не нужны.

– Предлагаю тост за благоразумие тех, кто носит корону, – поднял бокал полковник.

Тост был политически смелым, янтарная жидкость в бокале приятно холодной, пусть и крепкой, и пахла жарким полднем в дубовой роще. Я сделала осторожный глоток и только потом осознала, что отец не стал возражать против моего участия в мужской попойке. Признал за мной право быть самостоятельной? Я улыбнулась, пряча улыбку за бокалом.

– Ваша светлость, – обратился Кюртис к князю, – я много слышал о вашем отце. Он был не последним человеком в королевстве, хоть многие и не одобряли его отъезда на юг, и тем не менее его имя внесено в королевскую Книгу почета.

– Даже так? – почему-то нахмурился отец.

– Наверное, мое предложение не слишком уместно, и вы вправе его отвергнуть, но, прошу, выслушайте. Ваша дочь отправляется в Ледяные горы и вернуться в Южную Шарналию уже не сможет. Ваши таланты я вполне оценил, и, поверьте, мы найдем им применение даже в мирное время.

– Вербуете? – Отец залпом допил коньяк, поставил на стол.

– С таким количеством свидетелей? – Кюртис удивленно обвел рукой комнату. – Трехликий с вами, князь, просто предлагаю сменить местожительство и перебраться поближе к дочери. Согласитесь, иметь родственников на севере не слишком приветствуется в вашей стране.

– Спасибо за вежливость, полковник, – горько улыбнулся отец, – я подумаю над вашим предложением. Если моя семья не будет против…

Мое сердце радостно забилось. Неужели мы сможем видеться? Пусть нечасто, но «редко» звучит гораздо лучше, чем «никогда».

– Папа… – Я умоляюще взглянула на отца.

Он притянул меня к себе, вздохнув, взъерошил мои короткие волосы и поцеловал в макушку.

– Милая, я тоже хочу быть рядом, но посмотрим, что скажет мама.

Надеюсь, она согласится. Не знаю, что творится в голове у нашего величества, но если так дальше пойдет, то лучше поменять страну, чем заполучить одиночную камеру вместо родного дома.

Торес, он же Отшельник, поставил бокал на стол и с видом решившегося на что-то серьезное человека обратился к отцу:

– Господин Таль-Сорецки, можно вас на пару слов?

– С удовольствием, – благожелательно улыбнулся отец.

Я кинула обеспокоенный взгляд на Отшельника. Что он задумал? Весь вечер был сам не свой, упорно делая вид, что смотрит мимо меня, хотя я буквально кожей ощущала его внимательные взгляды. Да еще это сватовство деда не выходило из головы. Глупость, но сердце не желало расставаться с розовыми мечтами. Ему было наплевать на войну, на льолдов и некромантов, как будто вокруг оставалось еще место для романтики.

«Он ведь так и не признался в своих чувствах», – попыталась вернуть себя с небес на землю.

«А ты?» – не осталось в долгу сердце.

«Еще чего!» – негодующе фыркнула в ответ, представив это вопиющее нарушение приличий. К тому же нет у меня уверенности, что мои чувства к Отшельнику не являются сложным отражением благодарности, замешенной на остроте риска, которому так часто подвергались наши жизни, и приправленной детскими мечтаниями.

Сложность данной мысли намекала на ее ущербность, но я решила принять все как данность, а там посмотрим. Люблю, не люблю… Меня тянуло к Отшельнику, он мне, безусловно, нравился, но зыбкость будущего не позволяла заглянуть глубже. Я банально боялась получить в довесок ко всем проблемам еще и любовь.

– Выйдем на крыльцо?

– Да, конечно.

Хлопнула дверь, мужские голоса затихли в коридоре. Я серьезно обдумывала вариант: наплевать на титульное достоинство и под любым предлогом отлучиться из кабинета. Наткнулась на понимающий взгляд Сойки и попыталась замаскировать смущение коньяком. В расстроенных чувствах сделала слишком большой глоток, закашлялась.

– Вы закусывайте, ваша светлость. – Полковник заботливо протянул грубо состряпанный бутерброд.

Дожила… И почему нельзя провалиться сквозь землю, когда этого так хочется?

– Спасибо, я не голодна.

Желудок протестующе заурчал, намекая, что последний раз его кормили ночью, но мне было не до еды. Коньяк теплой волной скатился вниз. Так все-таки люблю или не люблю?

– Айрин, расскажешь, куда и зачем вас отправили, пока мы в госпитале койки занимали? – отвлек меня от размышлений Сойка – Сетальди.

Кинула быстрый взгляд на полковника. Кюртис заметно побледнел и потянулся за коньяком. Не успел рассказать или не захотел?

– А кстати, как вас так быстро выписали? – поинтересовалась я, беря с тарелки кусочек сыра. Мм, отличный выдержанный вкус и пряный аромат… Сто лет такого не ела.

– Нас и не выписывали, – пожал плечами ледяной, – мы сбежали.

Кусочек сыра застрял в горле, пришлось срочно сделать еще один глоток. Тепло разошлось по всему телу, в голове загудело, а мысли загустели до состояния суфле. Княжна, да вы пьяны. Хм, самую малость, не более.

– Не уходи от ответа. Что у вас произошло?

– Ничего особенного, – пришла моя очередь пожимать плечами, – немного помогли северянам. Они же теперь и мои сограждане. Вот и оказала посильную помощь.

Полковник облегченно выдохнул и промокнул пот со лба.

– Нас отправили на Центральный фронт, – неожиданно выступил вперед Хасар.

Кюртис вздрогнул, мучительно скривился и потянулся взглядом за оставшимся в бутылке коньяком, но наливать не стал.

– И отправили на летающей… хм, на самолете, короче, – с явной обидой продолжил наемник. Конечно, будь его воля, до сих пор на лошадях тряслись бы.

Кюртис побледнел.

– И мы отлично долетели. – Я отсалютовала полковнику бокалом.

– А затем нам пришлось сражаться с льолдами, – решил побыть правдолюбцем наемник.

– Ерунда! Это первый раз страшно, а сегодня, да еще и с гранатами… Я даже не устала.

– Больше чем с тремя сотнями льолдов, – уточнил Хасар.

Полковник для разнообразия стремительно покраснел и стал похож на перезрелый помидор.

– Так и гранат было много.

– А некромант?

Последний аргумент…

– Ты же его застрелил? – Я мило улыбнулась Хасару. Тот сделал круглые глаза, затем в них наконец промелькнуло понимание.

– Застрелил, – завороженно повторил он за мной.

– Собственно, так оно и было. – Я с довольным видом повернулась к ледяному.

Я уже мечтала о том, чтобы научиться проваливаться сквозь землю? Кажется, начинаю повторяться.

– Если бы это было возможно, – процедил Сойка сквозь зубы, – я бы сначала выполнил обещание брата, а потом немедля отправил тебя в горы. Желательно без единой остановки где-либо.

– Она и так отправится в горы прямо сейчас.

Я медленно обернулась. На пороге комнаты стояла настоящая снежная дева. Именно такой ее рисовали художники, когда представляли хозяйку зимы: белоснежная волна длинных до пояса волос, огромные голубые глаза с белыми ресницами, фарфоровая кожа, дорогой, подбитый мехом костюм – брюки с курткой, и равнодушный взгляд безразличного к чужим слабостям существа. Сомнений быть не могло, на пороге комнаты стояла ледяная.

Хмель сразу выветрился из головы, и у меня возникло странное чувство, что я знаю гостью не один десяток лет. Тепло, доверие, родство? Нет, все эти слова не могли передать то, что я чувствовала к ней. Наверное, самым подходящим определением будет сопричастность к одной великой тайне. Да, именно так. Глядя на ледяную, я чувствовала эту самую сопричастность, не понимая, правда, к какой именно тайне.

И ледяная смотрела на меня так, как смотрят на провинившуюся младшую сестренку, которая вернулась домой с прогулки в грязном и рваном платье: с огорчением, усталостью и даже раздражением, но презрения или ненависти в ее взгляде не было, а ведь мой облик иначе как убогим не назовешь. Страшно вспомнить, когда я мылась в последний раз.

За спиной у гостьи стояли двое: высокие блондины с застывшими в безразличии ко всему происходящему лицами. Почетный эскорт. Для меня? Или всего лишь приличествующее сопровождение для леди?

Я не знала, как относиться к неожиданно явившейся на порог ледяной, а потому заняла позицию настороженной вежливости. Улыбаемся, не разжимая губ. Искусство, еще в детстве изученное мною в совершенстве.

– Полковник Кюртис, спасибо, что сообщили. Вижу, использование экстренной связи было полностью оправданным. Девочку нужно срочно доставить в семью. – Холодный взгляд в сторону вытянувшегося по стойке «смирно» полковника и полная искренней доброжелательности улыбка мне. – Все хорошо, милая, ты в безопасности. Мы позаботимся о тебе. Гордись, Айрин, ради тебя семья выпросила разрешение использовать переносной портал, а их осталось не так уж и много. Секрет давно утерян, и порталов никто уже не делает.

– Леди Лазарита, – склонился в поклоне Сойка, привлекая к себе внимание, хотя готова спорить на что угодно, ледяная заметила его сразу, как вошла.

– Младший Таль-Акерси, если не ошибаюсь, – повернула в его сторону голову ледяная. – Не ожидала… Ах да, вы служите в этой части.

Холодное презрение, звучащее в ее голосе, заставило меня зябко повести плечами. Что-то мне подсказывало, что отношения наших семей далеки от теплых.

– Уже нет, – с аналогичным отсутствием теплоты в голосе возразил Сетальди. – Полковник только что принял мою отставку.

– Рада за вас. – Лазарита равнодушно отвернулась от него. – Милая, если ты готова, мы можем идти. Дома уже заждались. – Ласковая улыбка, и… снова мне.

Мне, значит, ласково, а остальным… Да пустое место значило для нее больше, чем люди в кабинете, но не для меня. Даже полковник, пусть тот и поступил не слишком честно, отправив сообщение ледяным лишь после моего отбытия на Центральный фронт. Мол, если ранят – свои быстро помогут, если убьют – отомстят, а если все хорошо сложится, то просто избавят его от ставшей ненужной княжны из Южной Шарналии.

– Леди Лазарита… – Я решила придерживаться светской учтивости и тут же получила искреннюю улыбку в ответ:

– Просто Лазарита, девочка. Ты что-то хотела?

Нет, я с ума с ней сойду от контраста холода зимы и теплого обаяния лета. Нельзя же вот так демонстрировать разницу: своя и чужие. Это как минимум неприлично. Хотя… что я знаю о приличиях ледяных?

– Мой отец и старший Таль-Акерси, вы должны были их встретить.

– Ах, эти двое! – Легкая гримаса презрения и взмах рукой. – Пусть войдут.

Вошли. Напряженно огляделись по сторонам. Отец обеспокоенно шагнул ко мне, а вот Отшельник… Его левая скула стремительно краснела, а взгляд был как у больного зверя, очень сожалеющего об упущенной на охоте добыче. Ладно, потом поговорим, сейчас есть проблемы поважнее.

– Отец, мне пора.

– Понимаю.

От теплых объятий запершило в горле, а в глазах защипало. Ненавижу прощания.

– Я Орлика оставила в Зеленом Озере. Заберешь?

– Конечно, дочка, не волнуйся. И вообще ни о чем не волнуйся. У нас с мамой все будет хорошо. Женим Талира на дочери какого-нибудь сановника, и нас никто тронуть не посмеет. А если не получится, приедем к тебе, так, полковник?

– Безусловно, ваша светлость.

Кюртис наконец вернул себе нормальный цвет лица, а с ним и душевное равновесие.

– Ваша светлость, не беспокойтесь. Отца мы с почетом доставим до границы, а там я дам контакт надежного человека в Танилграде. Вывезем ваших родных без единой накладки.

– В Танилграде, значит. – Отец пожевал губу. – Следили?

– Такую семью и оставить без внимания, – развел руками полковник. – Вас, ваша светлость, правда упустили. Больно шустро вы ушли в бега.

Мелочь, а все же приятно, когда твои способности оценил настоящий полковник, пусть и северной армии.

Прижалась к отцу в последний раз, отстранилась. Прошлое осталось в прошлом. Оглядываться назад – роскошь, которая мне сейчас не по карману.

– Лазарита, позвольте представить вам моего вассала.

Ледяная удивленно вскинула брови, но вежливо ответила на приветствие Хасара.

– Хасар, ты не обязан идти со мной. Вернешься с отцом, доберешься до своих. Оплату могу выдать сейчас.

– Спасибо, Айрин, но, если вы позволите, я хотел бы вас сопровождать и далее.

Неожиданно. Мне казалось, я хорошо успела изучить наемника, и вот надо же, такой просчет.

– Почему?

Хасар замялся, взглядом поискал ответ на полу, нашел и смущенно выдал:

– Может, это и глупо звучит, но с вами моя жизнь обрела другой смысл.

Хм, еще немного, и я заподозрю его в тяге к романтике. В тяге ко мне лично, слава Трехликому, заподозрить будет совсем трудно.

– Айрин, ваша светлость, я готов обсудить новые условия службы.

Мне предлагают сократить расходы на содержание? Отличная новость. Проблема в одном, я сама еще не знаю своего содержания, ну или заработка. Обуза, обуза и еще раз обуза.

Ответ в моем взгляде был так очевиден, что Хасар потускнел, а в его глазах появилось отчаяние.

– Ты знаешь, какая это честь – служить у ледяной? – с королевским, не меньше, достоинством осведомилась Лазарита. Насмешка в ее глазах уточняла: «Будешь ли ты достоин стоять рядом, не говоря уже о вассалитете?»

Вот эта насмешка и сделала свое дело. Не люблю, когда пытаются решить мои проблемы.

– Хасар, если ты действительно хочешь отправиться со мной – возражать не буду, но назначу испытательный срок: месяц. Не выдержишь сам или не справишься, извини, отправлю обратно.

– Согласен, – глухо отозвался наемник.

Лазарита заметно поморщилась. Мое решение взять с собой чужака пришлось ей не по душе, но возражать она не стала.

Я мысленно взяла себе на заметку вытащить Хасара на откровенный разговор. Ошибка в человеке, которого я приблизила к себе, может стоить дорого. А в бред о новом смысле жизни я не верю, как и в мужской романтизм. Хасар не тот человек, который станет кардинально менять свою жизнь из-за веры в светлое и прекрасное.

Глава 19 Новый дом, новые правила

– Ты закончила? – осведомилась Лазарита, нетерпеливо постукивая пальцами правой руки по бедру.

Хм, закончила? Так, с отцом попрощалась, с вассалом, к своему удивлению, нет, осталось самое главное: Таль-Акерси. Ледяная явно не жаждала пригласить их с собой, а я?

Торес решил проявить инициативу:

– Леди Лазарита, прошу прощения за недостойное поведение. Просто ваше появление было столь же неожиданным, сколь не совсем уместным.

Ледяная прищурилась и окинула Отшельника весьма выразительным взглядом. Так смотрят, когда не верят ни единому слову, а еще не на шутку злятся.

– Торес, – протянула она, склонив голову набок, – сотрясение воздуха, которое ты именуешь недостойным поведением, меня давно уже не трогает. Хочешь, чтобы я подбросила тебя в Ларгард?

– Был бы весьма признателен. – Он изобразил безупречный поклон. – Нам с братишкой ужасно не хочется тащиться через всю страну, стаптывая ноги. И если прекрасная дева пожалеет двух несчастных…

Комедия начинала меня раздражать. Прекрасная дева… надо же, как поэтично… А мне, помнится, только «бегом и быстро» доставалось.

– Лазарита, у нас есть важная информация, касающаяся всех ледяных. Чем быстрее мы попадем в горы, тем будет лучше, поверь, – выпалила я и выжидающе замолкла. От злости незаметно перешла на «ты», но поправляться не стала. Мы с ней ровня, так что могу и понизить уровень официальности.

Лазарита окинула меня удивленным взглядом, в котором впервые промелькнул живой интерес.

– Хорошо, – кивнула она и добавила: – Надеюсь, твоя информация стоит того, что мне придется терпеть рядом с собой двух Таль-Акерси.

Я выдавила из себя подтверждающую улыбку. Уверена, стоит, и даже больше. На братьев я не смотрела. Ясно, что им нелегко сейчас приходится. Неужели я права и наши семьи не в ладах? Какая же я все-таки дура, что не спросила об этом раньше. Не пришлось бы сейчас импровизировать на ходу.

– Ваша светлость… – Полковник растерянно теребил в руках обтянутую бархатом коробочку. Похоже, на его памяти впервые кто-то добровольно отказывался от награды, и от этого он чувствовал себя крайне неуютно. – Прошу, возьмите, ну хоть на память.

На память? Да я и без ордена ничего не забуду. Такое точно не забывается, но все же протянула руку за наградой, взвесила орден на ладони, и что-то дрогнуло внутри. Моя первая боевая награда. Мечтала ли я о таком? Максимум о новой броши к бальному платью. Кстати, а с чем его носят? Ох, и глупые мысли бродят у вас в голове, княжна. Орден носят с гордостью, и ни с чем больше.

Последний прощальный взгляд на отца, мешок за плечи, и я почувствовала, что сейчас переворачивается целая страница моей жизни.

Вышли в коридор. Ледяные клином впереди, за ними Хасар с Сойкой, и как-то так получилось, что замыкающими оказались мы с Отшельником. Отец остался в кабинете, обсуждать с полковником детали перехода через границу.

Провожать нас не пошел, он тоже не любил прощания.

Снаружи уже полноправно хозяйничала ночь, рассыпав серебряные звезды по небосводу. Окна домов кое-где светились теплым светом, но большая часть погрузилась в сон. По улице прошагал патруль, солдаты замедлили шаг, увидев нашу странную компанию, но ледяная создала в воздухе что-то воздушно-серебристое, и вопросов нам никто задавать не стал. И почему я чувствую себя так, будто в мое распоряжение предоставили всю королевскую рать? Странно и одновременно волнующе.

Ясное небо намекало на заморозки, и действительно холодало. Я выдохнула облачко пара, зябко поежилась, запахивая плащ. «А в горах еще холоднее», – мелькнула мысль.

Рука Тореса нашла мою, и горячие пальцы сжали ладонь.

– Нам надо поговорить. – Он понизил голос до шепота, но никому из впереди идущих не было до нас никакого дела.

Ледяная не стала бы унижаться до подслушивания, а Сетальди с Хасаром увлеченно обсуждали боевой подвиг в моем исполнении. Могу поспорить, наемник долго не продержится и скоро выложит полную версию событий.

– Я перед тобой виноват, – низко склонив голову, еле слышно прошептал ледяной. И столько было боли в его голосе, что мне трусливо захотелось приказать ему замолчать.

Не хочу. Не желаю слышать ни о чем плохом. Хватит, устала.

Я знаю, к чему приводят подобные откровения, а я только-только нашла друга, а может, и кого-то более близкого, в твоем лице, Отшельник. Еще немного – и я останусь одна среди чужих мне родственников, а мне так хочется верить, что моя семья это ты, Сетальди и Хасар. Мы вчетвером прошли через многое, и, я надеюсь, это нас сплотило. Потерять тебя будет тяжелым ударом. Не надо признаний, горестных исповедей. Какой бы ни была правда, для нее сейчас не время и не место.

– Не знаю, простишь ли ты меня когда-нибудь?

Комок горечи в горле мешает дышать. Тянуще ноет сердце. Затопать ногами, накричать, ударить. Сделать хоть что-нибудь, чтобы разорвать протянувшиеся между нами нити вины.

– Я прощу все, кроме предательства.

Темнота удобно скрывает лицо. Нет нужды следить за эмоциями. Что я делаю? Фактически признаюсь, что он мне небезразличен.

– Я никогда не предам тебя, Айрин, ты самое ценное, что у меня есть. Стоит мне только закрыть глаза, и я вижу твое лицо. В тишине слышу твой голос. Ты в каждом моем сне, в каждой мысли. Без тебя моя жизнь – пустота.

Лазарита замедлила шаг, обернулась. Свет фонаря бросал причудливые тени на ее лицо, но я и без того знала, что она сердится. Наше время истекало.

Торес это осознал вместе со мной.

– Айрин, нам, скорее всего, не разрешат видеться, – торопливо произнес он, – но есть способ. Представь меня своим карьеном, и они будут вынуждены позволить нам встречаться. Против традиций твоя семья не пойдет.

«Встречаться» звучит лучше, чем «не видеться», но я не могла избавиться от подозрений.

– Кто такой карьен?

– Друг, – еле слышно ответил Торес, и я уловила в его смущенном голосе отголосок вины. – Очень близкий друг.

Понятно. На грани приличия… если оно есть у ледяных, это приличие. А впрочем, плевать.

В груди разрастался теплый комок радости. Вот оно… Женское чутье безошибочно угадало, какие слова сейчас будут произнесены, и я затаила дыхание, предвкушая…

– Айрин, прошу, доверься. Мы справимся. Все, что я хочу, – быть рядом и помочь. Ты должна мне верить. Дороже тебя у меня ничего нет. Я…

– Девочка, боюсь, на разговоры нет времени.

Едва заметная брезгливая гримаса на лице Лазариты дополнила: «тем более с этим».

И когда только успела оказаться так близко? А главное, много ли слышала?

– Пришли? – уточнила я, пытаясь скрыть разочарование. Да она мне первое признание в любви испоганила… Ну где, спрашивается, справедливость? И почему последнее время моя жизнь несется со скоростью безумной белки, и я даже с близким мне человеком спокойно пообщаться не могу?

Лазарита не ответила. Повернулась, кивком отдала команду своим безмолвным сопровождающим.

Мы на поляне. Вокруг темной стеной шумел лес. Гигантскими светлячками в темноте висели фонари. Ледяные раскладывали на траве четыре светящихся столбика. Мы встали в незримый прямоугольник, по углам которого расположились столбики. Я немного нервничала, но в присутствии ледяной отчаянно храбрилась. Подумаешь, портал. Да я сегодня на самолете летала, и ничего, жива.

– Ваше величество? – робко заглянул в кабинет первый министр и тут же отшатнулся от метко брошенной в створку фигурки пресс-папье.

– Вон!

Дверь захлопнулась. Министр обвел собравшихся беспомощным взглядом и пробормотал растерянно:

– Они же ждут… Что же делать?

Эдгард Третий в бессильной ярости посмотрел на дверь, как будто та была виновата во всех его бедах. Потянулся за бутылкой с коньяком, но ярость оказалась сильнее желания выпить.

Бамс! Белое с золотыми завитушками узоров полотно двери украсилось уродливым желтым пятном, а внизу заблестели осколки и капли дорогого напитка, на стоимость которого обычная семья могла прожить целый месяц. Но было ли до этого дело Эдгарду? Конечно нет!

Он встал из-за стола – темноволосый, грузный, но все еще в хорошей форме, о чем активно судачили в кулуарах дворца его многочисленные любовные пташки. Прошелся по кабинету, выхватывая взглядом из обстановки знакомые предметы. Мягкий диван, большой стол для заседаний, еще один – рабочий из красного дерева. Пара кожаных кресел в углу и книжный шкаф. В каждой детали видны роскошь и богатство.

Эдгард раздраженно поморщился. Роскошь? Богатство? Уже сегодня это могло остаться в прошлом! Он пнул кресло, опрокинул пару стульев, с каким-то диким наслаждением швырнул в стену графин с водой, и тот брызнул в стороны осколками хрусталя. Из-за двери отчетливо потянуло страхом подданных.

Трусы и предатели! Он кинул тяжелый взгляд в ту сторону. Мелькнула шальная мысль: поджечь, чтобы не досталось врагу. Какому врагу? – тут же спохватился он. Вернулся к столу. Взгляд сам собой остановился на желтой гербовой бумаге – капитуляция.

Порвать и сжечь. Нет, сначала потоптаться, плюнуть, растереть, а потом порвать и сжечь.

Как будто это могло спасти хоть что-то! Капитуляция… позорная капитуляция. Он проиграл. Эдгард до боли сжал кулаки. Надо было наплевать на кудахчущий Совет министров и самому отправиться на войну.

Он все подготовил, разработал идеальный во всех отношениях план. Юный, неопытный монарх на троне, реформа армии, нехватка средств и разногласия среди аристократов. Северная Шарналия висела созревшим плодом, который только надо было взять.

Они и этого не сумели. «Вокруг одни бездари и идиоты, а мне теперь расхлебывать!» – в который раз за день мелькнула мысль. Он все же открыл новую бутылку, налил себе полстакана коньяка и выпил. Тепло ринулось вниз.

– Так, что у нас тут? – Взял бумагу, с удовлетворением отмечая, что руки почти не дрожат. Он всегда умел держать удар и гордился этим. Справится и на этот раз.

– Хм, репарация. Ну это понятно. Ого, как замахнулись. Линскую область им подавай. Подавятся. Да и сами выплаты можно сократить вдвое и растянуть на тридцать лет. Переживут. А вот это уже интересно…

Он беззвучно зашевелил губами, водя рукой по бумаге. Затем поднял голову, задумчиво почесал подбородок. Неужели старый Тах был прав, и ледяные скрывают что-то серьезное? Иначе с чего бы им просить не предавать огласке эту странную историю с обезумевшими людьми, которые напали на войска? Массовое помешательство, природный газ неизвестного происхождения? Бред, конечно, но, если подвести что-нибудь научно-магическое, поверят. И не рано ли он дал «добро» на отлов ведьм? Кстати, где эти союзнички, которые обещали ему мощное оружие против северян? Ради этого он даже не пожалел пару десятков женщин. И каков результат?

А результат таков, что предложение о капитуляции он держит в руках, испорчены отношения со многими аристократическими семьями, и, самое гнусное, оружия никто так и не видел. Внезапно закралось нехорошее подозрение, что безумцы, атаковавшие войска, и есть та самая помощь.

Да к проклятому такую помощь. Похоже, с ведьмами его нагло обвели вокруг пальца. Такого прощать нельзя, и он, как только разберется с контрибуцией, вышвырнет из страны союзников вместе с их безумными предложениями. Доверился, наивный идиот. А пока…

Эдгард умел чувствовать выгодные ситуации, и сейчас во мраке безнадежного проигрыша для него мелькнул луч надежды.

Король подошел к двери, резко распахнул ее – и толпа придворных отпрянула в сторону. Его величество обвел подданных тяжелым взглядом.

– Что, трусы, ждете, когда король сам корону с себя сложит?

Волна монаршего гнева пригибала к полу, и отдельные впечатлительные, согнувшись, отползали прочь.

– Не дождетесь! Слышите? Не дождетесь! Подыхать будем вместе. Кьербо ко мне, Шагнье и Лахеро, быстро. Буду спасать ваши жалкие шкуры. Тьфу! – Королевский плевок смачно шлепнулся на пол.

Послышался вздох и звук оседающего в обморок тела. Его величество презрительно дернул плечом и громко хлопнул дверью. Его ждали бессонная ночь и сложный план, как проиграть и выиграть одновременно.

А в это время в Северной Шарналии так же мучилось бессонницей его королевское величество. Несмотря на жарко пылающий камин, он стоял у окна, кутаясь в теплый, подбитый мехом плед. Звезды дрожали за стеклом, а луна походила на сырный колобок, который пекли на праздник поминовения предков.

Рагорн Первый в очередной раз глубоко вздохнул, и на стекле осело туманное облачко. Сомнения – вот что мучило его сейчас, не давая уснуть. Впрочем, подобное случалось довольно часто. Легко ли управлять страной, когда ты сам едва можешь похвастаться чем-то выдающимся? Природа наградила его величество всем, что полагалось иметь здоровому человеку, но отнеслась к творению с прохладной ленцой, не добавив ничего сверх нормы. Обыкновенная, незапоминающаяся внешность, средний рост, щуплая фигура, серые глаза, и даже волосы были того цвета, что в народе именовался мышиным. А про способности и говорить нечего: ни к пению, ни к рисованию Рагорн склонности не проявлял, как и к ратному делу. Был он тих и застенчив с детства, ненавидел шумные развлечения и предпочитал проводить время за книжкой. Увы, качества не слишком полезные для управления страной.

Рагорн учился прилежно, но к власти не стремился, лелея надежду, что венец обойдет его стороной. Не обошел. Принц рано лишился матери, а отец не торопился с повторной женитьбой, не желая ради любимого сына вводить в семью мачеху. Все хотел дождаться, когда сын подрастет. Не дождался. Жестокая лихорадка, подхваченная на охоте, обострила наследственное заболевание сердца, и король скоропостижно скончался, оставив пятнадцатилетнего сына сиротой.

Рагорн подышал на стекло, нарисовал смешную рожицу. Досадливо поморщился и стер свое творение. Шел третий год его правления и первый год войны. Войны, которая чуть не разрушила его страну.

– Ваше величество? – В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, вошли.

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто решился его побеспокоить в столь поздний час.

– Снова бессонница?

За спиной скрипнуло кресло, его ставили поближе к огню. Камин загудел, пожирая подкинутые дрова, и комната осветилась красно-золотыми всполохами пламени.

– И отвар не выпили… Вот, уже холодный.

Звякнул стакан, в воздухе пахнуло морозом, словно кто-то приоткрыл окно в зимний лес. Рагорн заставил себя не вздрогнуть. За эти годы он почти привык к дару, почти…

– Мальчик мой, ты совсем замерз. – Теплые руки легли на его плечи, а стекло отразило высокую женщину с белыми волосами, убранными в сложную прическу. Как всегда неотразима, прекрасна в любое время суток, как всегда царственна и холодна с виду – его ледяная. – Хватит себя мучить. Все уже сделано, и сделано правильно.

Он позволил себя увести от окна, усадить в кресло. Послушно пригубил подогретый отвар. Ледяная, точно ребенку, поправила плед, укутав ноги. Сколько он себя помнил, она всегда была рядом, с тех пор как умерла мать. Горло привычно перехватило от горечи утраты. Он почти не помнил маму, но от этого боль не становилась слабее, занозой сидя в сердце и остро напоминая о себе в подобные моменты.

Ледяная заменила ему мать, став и первым учителем, и наставницей. Придворные поговаривали, что король не женился во второй раз во многом из-за леди Севера, как титуловали ледяную, присланную на службу во дворец. Отношения отца и Орелии мало волновали Рагорна. Главное, они были рядом, а после смерти отца ему стало не до сплетен.

– Он подпишет капитуляцию?

Горький отвар хотелось выпить залпом, но Рагорн специально сдерживал себя, отхлебывая по глоточку.

– У него нет выбора.

Она села напротив, и платье идеальными складками легло по кругу. Сколько он себя помнил, она всегда была такой: прямая спина, безупречная прическа и совершенные в своей элегантности наряды. И только усталые глаза выдавали прожитые годы.

– Лорд Кастагно продолжает настаивать на вторжении. В его словах есть здравый смысл. Ты согласна, что, один раз попробовав, они продолжат мечтать об объединении?

Отвар стоял уже поперек горла, но за столько лет он смирился и со своим хилым здоровьем, и с горькими лекарствами, которыми за эту хилость приходилось расплачиваться.

– Дай медведю вкусить человеческого мяса, и он навсегда станет людоедом, – тихо прозвучал ответ.

В комнате не горел свет, лишь пламя камина разгоняло темноту, и в его желтом свете волосы ледяной блестели золотом.

– В любое другое время, мой мальчик, я бы первой предложила тебе идти дальше, но не сейчас. Я чувствую, медведь не думал о человеческом мясе, пока ему его не подбросили.

– Ты оправдываешь его? – зло вскинулся Рагорн.

– Нет, – покачала головой Орелия, – войне нет оправданий. Эдгард жаден, но не глуп. Он подпишет капитуляцию, но будет настаивать на своем варианте.

– Еще бы, – фыркнул король, с облегчением ставя на стол пустой стакан, – мы сами дали ему это право. Не понимаю, зачем тебе понадобилось утаивать льолдов, если это, конечно, были они. Твари пришли с юга, нападали на всех без разбора… Мы-то здесь при чем? А сейчас мой царственный враг решит, что мы замешаны, раз пытаемся все скрыть.

Пламя уютно потрескивало в камине, добавляя умиротворения в тишину, и ледяная не спешила с ответом. И только когда Рагорн уже потерял надежду, она все же ответила:

– Чужаки. Те, что пришли с юга и несут с собой смерть и разрушения. Старый враг, давно забытый, но не ушедший в забвение. Моя южная сестра писала о них, но мы оказались слепы и глухи к ее предостережениям, – она тяжело вздохнула, переживая собственный промах, – и начали действовать, когда стало слишком поздно. Первый ход мы проиграли, ваше величество, а второй сыграли вничью, и то, можно сказать, чудом.

– Знаю я, о каком чуде ты говоришь, – проворчал Рагорн, – приказ о награждении я подписал вперед капитуляции.

– Она это заслужила, – тепло улыбнулась Орелия, и Рагорн почувствовал укол зависти.

Ей ведь столько же лет, этой княжне, сколько и ему. И вот пожалуйста, уже слава, почет и целый орден. А что у него? Старый потертый трон, неудобный до мозоли на заднице, тяжелая корона и куча бумаг. Где, спрашивается, справедливость?

– И все-таки не понимаю, зачем нам понадобилось скрывать ту резню? – спросил он, не тая недовольства.

– Лучше сокрыть одну резню, чем вызвать другую, еще более кровавую, – покачала головой леди Севера. – Льолды, кто бы их ни создал, удар по нам. Ты и сам это прекрасно понимаешь. Война лишь декорация, не более. И как бы мы ни были красноречивы и доказательны, люди охотнее поверят в злой умысел, чем в неведомого врага, как и в то, что льолды могли появиться только по нашей воле, и ни по чьей больше. Мой народ был и остается для них страшной и крайне неудобной сказкой, которой не место в обычной жизни. Не хочу повторения Урганской резни, когда за одну ночь было истреблено три рода.

В комнате ощутимо похолодало, по стеклам побежали резные узоры. Огонь в камине испуганно притих, и Рагорн со вздохом подтянул плед повыше. Вот так всегда. Стоит зайти разговору о том, что произошло семьдесят лет назад, когда несколько лет холода и неурожая лишили многих людей рассудка, как от Орелии начинали идти волны злой стужи.

– Прости. – Она виновато улыбнулась, заметив его жест.

Стужа послушно вернулась обратно, в неведомые глубины сердца, а огонь с удвоенной силой принялся трещать дровами, радуясь, что его не заморозили окончательно.

– Наш мир меняется, мой король. – Орелия расслабленно откинулась на спинку кресла, огонь отражался в ее глазах, придавая леди Севера вид потустороннего существа.

Рагорн поежился и поспешно выкинул из головы трусливые мысли. Какой бы странной ни была его наставница, она не желала ему зла.

– Простые люди все реже обращаются за помощью к непонятному, предпочитая грубую силу, надежность молотка и понятность механизмов. И даже если у ребенка обнаруживается дар, его родители не спешат прыгать от радости и бежать записывать его в магическую школу, ведь магия – это так опасно!

Интонация ледяной живо напомнила Рагорну тетушку Джиль – известную болтушку и сплетницу королевства, он ухмыльнулся, но тут же посерьезнел.

– Но они правы. Среди магов до глубокой старости доживают единицы. А сколько гибнет при обучении!

– Глупость выводится сама. Чем выше уровень силы, тем больше она требует к себе уважения. Если посадить мальчишку на дикого жеребца, тот, скорее всего, сломает себе шею. Учить надо долго и с малых лет, а ваши боятся отпустить пятилетнее дитя в школу, а начинать в пятнадцать уже поздно.

Рагорн согласно вздохнул. Он и сам осознавал недостаток магического образования, и разговор этот заходил не в первый раз, но любые попытки понизить возраст студентов натыкались на барьер непонимания со стороны магов, впрочем, и сами университеты физически не были готовы принимать детей. Кое-как созданная пара школ еще держалась, но учеников в них набралось едва по сотне на каждую.

– Вот и выходит, что каждый нераскрытый дар засыпает навсегда, и детям уже ничего не передается.

Рагорн притих, погружаясь в размышления. Когда-то давно его прадед решил, что магия станет помехой в государственных делах, и вместо университета отправился изучать военное дело, затем пришел черед политических наук, торговых, а вот до магии у короля руки так и не дошли. С тех пор никто из его потомков не мог похвастаться даже слабеньким даром. А жаль. Лично Рагорну магия не помешала бы. Он готов был ради нее рискнуть даже своим хилым здоровьем, лишь бы не чувствовать себя «слепым и глухим» рядом с Орелией.

– Что будем делать с льолдами? – спросил, стряхивая задумчивость.

– С ними как раз уже все сделали. И, предвосхищая твой следующий вопрос, отвечу сразу: со всем остальным разберемся сами.

– Ну как же, – хмыкнул Рагорн, отворачиваясь к огню, чтобы скрыть досаду, – дела ледяных.

Тихий вздох дал понять, что его сарказм услышали. Король заерзал в кресле, чувствуя, как начинают гореть кончики ушей.

– Не обижайся, но так и вправду будет лучше для всех. Страна обескровлена и вымотана войной, а мы давно готовы к нападению.

И добавила про себя: «С пяти лет каждая».

Глава 20 Ледяные страсти

Перенос порталом мало напоминал полет на самолете и уж совсем отличался от скачки на коне. Мы вчетвером стояли тесно прижавшись друг к другу, а троица ледяных даже сейчас ухитрялась сохранять пусть и минимальную дистанцию от нас.

Столбики постепенно разгорались, заливая поляну бледным светом. Скоро над нами повисла сверкающая сфера, сквозь которую едва просматривалось темное небо. Затем сфера полыхнула белым так ярко, что я мгновенно ослепла. Однако слепота не стала последним испытанием на сегодня. Следующим, к моему ужасу, стало исчезновение опоры из-под ног, и… мы все полетели вниз. От падения желудок скрутило жгутом, и он рванул вверх. Сердце же умчалось в пятки, не желая участвовать в этом безобразии. А мы все падали и падали, как будто под нами была бесконечная дыра. Глаза открыть я не могла, и в моем представлении мы летели в абсолютной и очень холодной темноте. Торес ухитрился притиснуть меня к себе, и мы скользили вниз дуэтом. Спина нежилась в тепле его тела, зато лицо и все остальное верно покрывалось коркой льда. Мы падали без звука, без ветра, без ощущения приближающегося дна.

В какой-то момент показалось: мы просто застываем в стакане со льдом, вмерзая в него, как глупые мошки.

Свет, тепло, свежий воздух нахлынули разом, твердая поверхность ощутимо ударила по ногам. Навскидку, мы упали с полуметра, не больше, а летели, казалось, вечность.

Рядом кто-то выругался. Хасар. Торес только прошипел что-то неразборчиво, не размыкая объятий. Я шевельнула одной рукой, второй. Сглотнула подступившую тошноту и осторожно разлепила смерзшиеся ресницы. Потерла глаза пальцами. Чтобы я еще раз куда-то отправилась порталом? Да никогда в жизни. Не хочу больше чувствовать себя кусочком падающего льда. Судя по стонам, раздающимся рядом, остальные полностью разделяли мое мнение.

Проморгалась, огляделась. Первым бросилось в глаза зеленоватое лицо Хасара в обрамлении покрытых белым инеем волос. Бедняга… Небось пожалел, что согласился сопровождать меня. Сначала самолет, теперь вот портал.

– Надо было самолетом лететь, – пробормотал Хасар, думая о том же, о чем и я.

– Замерзли? – отвратительно бодро поинтересовалась Лазарита.

Мы хмуро посмотрели на ледяную. Свежий до боли в стиснутых зубах вид, глаза даже не покраснели (она их точно прикрыла, а вот нас предупредить забыла или не захотела?), щечки раскраснелись от холода.

– Не успели, – я сладко улыбнулась синими губами, – так все быстро прошло. Отличный способ путешествовать. Раз – и ты за сотню километров.

Лазарита приуныла (шутка не удалась), но вида не подала.

– Тогда прошу за мной. – Она махнула в сторону высоких дверей, которые вели на выход из зала.

Мы молча прошествовали за ледяной, покидая круглый пустой зал, у которого было единственное предназначение – служить для приема путешествующих порталом. Живопись на стенах подтверждала мою догадку. На картинах были запечатлены различные этапы пути: от сферы и падения до появления в другом месте.

– Ларгард! – выдохнул с восхищением Торес.

Мы стояли на широкой открытой террасе, выступающей из скалы. За спиной остался лабиринт закоптелых ходов и стертых каменных плит. Подозреваю, гостям здесь не всегда были рады. Я не специалист, но взгляд несколько раз выхватывал на стенах подозрительные следы, могу поспорить – в коридорах шел бой.

Лабиринт закончился узкой щелью, из которой тянуло холодным воздухом. Неожиданно. Ни дверей тебе, ни ковровых дорожек. Гости попадали в город через обыкновенную щель в скале. Интересный контраст между вполне достойным дворцовым залом, загадочным лабиринтом и необработанной скальной породой.

Я поправила плащ и шагнула под звездное небо. Бледная луна висела над городом, кутаясь в тонкие облака. Воздух колючками холода пробирался под одежду, заставляя задерживать дыхание. Далекие и в то же время близкие звезды притягивали своим сиянием, маня подняться к ним, взлететь ввысь и остаться навсегда. Я с сожалением отвела взгляд от небесной красоты. Меня ждали земные дела.

Впереди в лунном свете серебрился город, покрытым тонким слоем изморози – первой предвестницей зимы. Я ждала чего угодно, но только не современности, соперничающей со столицей. На улицах горели электрические фонари, над крышами не вился дым от труб. Двух-трехэтажные каменные дома стояли ровными рядами вдоль широких улиц.

Стояла обычная ночная тишина, только мне почему-то представлялось, что внизу спит огромный зверь, дремлет вполглаза, готовый в любой момент взвиться с места и вцепиться в шею врага.

– Красиво, – шепнула я.

– Сказочно, – подтвердил Сетальди, жадно втягивая носом воздух. – Эх, жаль, в темноте не видно, как он прекрасен. Отсюда особенно удачный вид, но ничего, я обязательно тебя сюда приведу на закате, если Торес будет не против.

– Не против, если меня с собой возьмете, – с насмешкой ответил ледяной, одной рукой прижимая меня к себе. Я откинула голову ему на грудь, чувствуя, как отпускает напряжение последних дней, как наваливается жуткая усталость. Какой закат или рассвет? Спать, спать и спать.

И тут в нашу идиллию грубо вмешались:

– Сегодня ночуем в городе, а завтра отправляемся в поместье. Тебя давно ждут.

Я мысленно встряхнулась, собираясь с силами. Аккуратно отстранилась от Тореса, теплые объятия выпустили меня с неохотой. Как бы я хотела быть хозяйкой своих желаний! Послать к проклятому семью, вверить себя Торесу и отдохнуть, полностью доверяя себя ледяному. Но нет… долг, приличия и честь княжны, будь они все неладны.

– Когда мы увидимся? – повернулась я к Торесу, с тревогой вглядываясь в его помрачневшее лицо. О нет, только не сейчас и не так…

– Милая, он обязательно тебя навестит, я уверена.

Я горько усмехнулась. Таким тоном говорят маленьким детям об уехавшем, когда знают, что он точно не вернется.

– Торес?

Губы ледяного беззвучно произнесли: «Карьен», глаза молили о надежде. Я помедлила лишь пару мгновений. Выпрямила спину, взгляд сделала тверже, а тон величественнее. Княжна, она даже после боя и бессонной ночи должна быть княжной.

– Торес, я буду признательна, если завтра, точнее, уже сегодня ты покажешь мне город. А в поместье мы может уехать и позже, верно, Лазарита? Меня так долго ждали, один день ничего не изменит.

Ледяная недовольно наморщила носик, поджала губки. В голубых глазах легко прочитался отказ.

– И кстати, – выложила я свой козырь, – Торес – мой карьен, и ты не имеешь права ему отказать в визите. – Светской улыбкой я смягчила ультиматум.

Похолодало. Резко и внушительно. Даже кончик носа заледенел, а пальцы закоченели.

– Лазарита, – прошипел Торес, зачем-то вставая между мной и ледяной, – прекрати немедленно!

По серым плитам террасы пополз белый узор изморози. До меня медленно начало доходить, кто виноват в перемене погоды, но тогда получается, что в кабинете полковника… Ох, твою же проклятую душу…

– Успокойся, Таль-Акерси, я себя полностью контролирую. – Голос ледяной замораживал своим холодом. Было ясно, что она в ярости. – Да, я даю тебе разрешение на визит сегодня вечером, доволен? Но дальше будет так, как решит леди Нурея.

Она повернулась и зашагала в сторону лестницы, ведущей вниз. Двое ледяных безмолвными тенями последовали за ней.

– Иди. – Меня чмокнули в щеку, обняли напоследок и легонько подтолкнули в спину. – Помни, я не дам тебя в обиду.

– Мы не дадим, – добавил Сетальди, и на душе у меня потеплело. Сбоку шагал Хасар, за спиной остались друзья, и меня уже не так сильно пугала встреча с семьей, ведь я была не одна в этом странном мире ледяных.

По широкой лестнице, подсвеченной желтыми фонарями, мы спускались вниз. Впереди маячила фигура Лазариты, и даже прямая спина ледяной излучала неодобрение.

Хасар, словно подлаживаясь под общий настрой, недовольно сопел. Я успела хорошо изучить своего вассала, чтобы внести ясность:

– Ну, что еще?

– Таль-Акерси. Им явно что-то нужно от вас.

Ожидаемо. Бессонная ночь. Резкая смена климата и расцветшая паранойя наемника, усиленная неприязнью к северянами.

– Хасар, ты считаешь, мы должны просто разойтись, как незнакомые люди?

Наемник промолчал, видимо, так он и считал. Похоже, в мировоззрении Хасара романтические отношения стояли между «есть деньги, надо отдохнуть» и «вот та красотка хороша, но без цветов к ней не сунешься». Отлично, мало мне Лазариты, еще и собственный вассал будет читать нотации по поводу и без. Уволю. Вот прямо сейчас и уволю.

– С другой стороны, – задумчиво проговорил наемник, спускаясь по лестнице, – я бы предпочел иметь дело с Таль-Акерси, чем с этой. – Он кивком указал на спину ледяной.

Я бы тоже… но вида не подала. Родственников не выбирают, в отличие от вассалов.

– Хасар, спасибо за совет. Понимаешь, я здесь никого не знаю, не с кем даже посоветоваться, что надеть, отправляясь на прогулку. Ты ведь не откажешься мне помочь?

Он издал странный звук, подавившись смешком. Картинка сидящего на кровати наемника и выбирающего мне платье отдавала неприличием, но была чудо как хороша. Губы невольно расползлись в улыбке, когда фантазия пошла дальше, используя наемника в качестве манекена.

– Если ваша светлость нуждается в подобных услугах, я готов. – Шагая по ступенькам, Хасар ухитрился изобразить поклон, а об остро-обиженный тон можно было порезаться. – Боюсь, толку от меня будет мало. Я в кружавчиках и чепчиках не смыслю ни хр… – Он запнулся и поправился: – Ровным счетом ничего.

Хасар в розовом чепчике с кружевами… Княжна, вы определенно утомились, раз позволяете себе такие шуточки.

Я промолчала. Надеюсь, теперь при мысли о советах наемник будет вспоминать кружавчики и держать свое мнение при себе. Как я успела убедиться, ледяные – леди горячие. И отмораживать наемника у меня желания нет.

Внизу нас ждал экипаж. Четверка лошадей нетерпеливо перетаптывалась, потряхивая головами и выдыхая облачка пара, серебристые шкуры переливались искорками инея. При виде нас возничий засуетился, соскочил с козел, отвесил глубокий поклон, пожелав доброй ночи, и распахнул дверцы.

Впятером мы с трудом поместились в экипаж. Лазарита бросила недовольный взгляд в сторону наемника, но промолчала. Я – гостья. Мне позволены странности и нарушения приличий, но до определенного предела. Вопрос: когда я в него уткнусь и мне продемонстрируют место, отведенное дальней родственнице?

Копыта гулко стучали по мостовой, будя ночную тишину. Я откинулась на мягкую спинку, прикрыла глаза. У меня осталось лишь одно желание – спать. Желтые полосы света от фонарей, покачивание экипажа, холодное недовольство Лазариты, розовый чепчик… Кажется, я задремала. Очнулась от стука хлопнувшей дверцы. Подавила зевок и выбралась наружу.

Экипаж стоял около парадного крыльца трехэтажного особняка, единственного на площади, чьи окна горели светом. Нас ждали.

Дальнейшее прошло как в тумане. Знакомство с прислугой, тепло от разожженного камина, механически пережеванный ужин в комнате, восхитительно горячая ванна с травами, где я опять задремала. Мягкость ворсистого полотенца, шелк ночной рубашки и пухлость перины. Я заснула, стоило только голове коснуться подушки.

Проснулась поздно. Солнце заливало комнату ярким светом, отражаясь в высоком зеркале, обрамленном золотой рамой, и путаясь лучами в десятке стеклянных флаконов, выстроенных на столике перед ним. Я обвела заспанным взглядом комнату. Мило. Обои в бежево-золотых цветах и коричневых стрекозах, пузатый комод и шкаф с зеркальными дверцами. Мягкая кушетка, пуфик. Комната явно принадлежала женщине, и, готова поспорить, легкомысленной либо еще не успевшей повзрослеть. Милые картинки собак и кошек, развешанные по стенам, служили тому подтверждением.

Я потянулась и охнула. Мышцы ног и спины свело болезненной судорогой. Тело, добравшись наконец до теплой и мягкой кровати, решило отыграться и за ночи в лесу, на земле, и за безумные пробежки по пересеченной местности.

Пришлось начать день с разминки. Попрыгала, помахала воображаемым мечом, затем отправилась в ванную. Когда вышла, меня уже ждала горничная Аннет с платьем в руках.

– Доброго дня, леди Айрин. Позвольте, я помогу вам одеться.

– Здравствуй, Аннет. А моя одежда не готова?

Горничная покраснела, потупилась:

– Простите, леди Айрин. Леди Лазарита приказала ее выбросить.

Все ясно. Пару рубашек да штанов не жаль, но это были мои штаны и мои рубашки.

– Остальное я убрала в шкаф, – испуганно заверила меня Аннет, зачем-то отступая на шаг, – и вот платье, – она выставила его щитом перед собой, – красивое. Вам не нравится?

Жалобный тон горничной подействовал отрезвляюще. Я такая страшная? Странно, в зеркале все было как всегда: встрепанные короткие волосы, приятного голубого оттенка глаза и лицо выспавшегося человека. В чем-то даже милое.

Я сделала над собой усилие и улыбнулась. Не монстр я, совсем не монстр. Нечего меня бояться.

– Скажи, Аннет, а чье это платье? – сменила я тему.

– Ваше, ваша светлость.

Не поняла.

– А комната? – Моя паранойя расцветала.

– Тоже ваша. Еще год назад велели приготовить.

Со стен скалились легкомысленные собачки, щурились котята. Моя, значит…

Усилием воли попыталась задавить поднимающуюся волну злости. Не удалось. Холодом потянуло от пола, платье в руках горничной мелко затряслось, а в зеленых глазах Аннет появилась такая обреченность… Да что я, монстр какой?

– Прости, – отвернулась я, кусая губы. Ну как тут сдержаться, когда твоя свобода воли в итоге оказалась лишь частью чьего-то давно утвержденного плана?!

– Аннет, свободна. – В проеме распахнутой двери стояла Лазарита: руки сложены на груди, носок туфли, выглядывающий из-под подола темно-синего домашнего платья, нервно постукивает по полу. – Одежду положи на кровать. Мы сами справимся.

Аннет, не скрывая облегчения, мышкой шмыгнула мимо ледяной, оставив нас одних. С полминуты мы с Лазаритой молча изучали друг друга. Не знаю, что увидела ледяная, но она удовлетворенно хмыкнула и, не спрашивая разрешения, вошла в комнату.

– У тебя тут мило, – отметила, рассматривая картинки.

Я сжала зубы, пытаясь найти в глубине своего «я» островок спокойствия и не допустить комнатного оледенения. Как бы не хотелось этого признавать, но связь между приступами зимы и собственным настроением, увы, реальность. Теперь бы научиться держать себя в руках и не пугать прислугу морозом. Одно радовало – даже обученным ледяным были свойственны вспышки неконтролируемой ярости.

– Это не моя комната.

Недовольство скрыть не удалось, и Лазарита живо на него прореагировала:

– Не нравится?

Я помолчала, подбирая слова.

– Год назад я была уверена, что через пару, максимум три сезона выйду замуж. У меня появятся дети, я стану хозяйкой в доме, буду устраивать званые вечера, заниматься благотворительностью и заводить знакомства с умными и влиятельными людьми. Год назад я считала, что моя жизнь сложится так, как должна сложиться судьба благородной, обеспеченной и воспитанной девушки. И даже мое излишне углубленное образование не мешало этим планам. Многим мужчинам нравится, когда женщина умеет постоять за себя и не падает в обморок от капли крови.

Я с вызовом посмотрела на Лазариту, но та слушала внимательно, не спешила перебивать или смеяться. Вдохновленная ее молчанием, я продолжила:

– Я бежала из дома за полчаса до ареста. Бежала одна, без слуг, без друзей. Чудом не погибла при встрече с шатаром, заколола гвардейца и еще парочку положила выстрелами. Всю дорогу я была на волоске от смерти, а вы приготовили комнату год назад?

– Значит, не нравится, – вздохнула Лазарита и пожала плечами. – Ну в чем-то и мы можем ошибаться. Открою секрет, – подмигнула она, – меня тоже раздражают все эти котята и щенки. Хочешь, прикажу их снять и поменять на что-то другое?

Я не знала, смеяться мне или плакать… И почему-то захотелось посмотреть на комнату ледяной. Что у нее висит на стенах?

– Не надо, – обреченно махнула рукой. Похоже, в дурдоме под названием «ледяные» я разберусь не скоро.

– Тогда обед? – Лазарита примирительно улыбнулась. – Но сначала дай помогу с платьем. Или ты предпочитаешь брюки?

Я отрицательно покачала головой. Хватит с меня брюк, ночевок в лесу и утомительных переходов. Хочу вспомнить, каково это жить без меча за спиной и револьвера на поясе.

– Ну и правильно. Мне самой они за патрулирование и тренировки так надоедают, дома только в платье хожу.

И уже застегивая мне пуговицы на спине, ледяная задала тот самый вопрос, который я давно ждала:

– У тебя со старшим Таль-Акерси серьезно или так, первая влюбленность?

Как можно ответить на вопрос, на который не знаешь ответа?

Если быть откровенной, я серьезно отношусь к мнению Тореса, мне не безразлична его судьба, в присутствии ледяного я чувствую себя уверенной и защищенной, мне приятно ощущать сильную мужскую руку на своей талии и знать, что я имею над ним власть. Меня тянет к нему, и сейчас без Тореса словно чего-то не хватает. Когда он рядом, этого не замечаешь, но стоит встать между нами разлуке, и будто крохотный червячок начинает точить сердце. Я привыкла к ледяному, что и говорить. Мне нравится, как он двигается, как говорит, как загораются страстным огнем его глаза, и как он старательно пытается это скрыть. Он спокойный, уверенный, и мне это по душе. Однако я знаю, кто легко способен вывести его из равновесия, и, что уж скрывать, это нравится мне даже больше, чем его спокойствие.

Но проклятый знает, люблю я его или нет!

– Ты ведь спрашиваешь не из простого любопытства?

– Лед и пламя, Айрин! Конечно нет! Тот, кто рядом с тобой, очень важен. Ты же подставляешь ему спину, когда спишь! Доверяешь самое ценное – сон. Карьен, понимаю… Первый мужчина в твоей жизни и, как я вижу, первая любовь, но, запомни, не последняя. Он ведь даже не страж!

Я прикусила губу. Да уж, ситуация глупее не придумаешь. Признаться сейчас, что не знаю точно, кто такой карьен, значит, подвести Тореса. Придется молчать с умным видом. Однако «первый мужчина» звучит весьма неприлично, понять бы еще, что подразумевает под этим Лазарита. Во что же ты втянул меня, Торес?

– Просто не торопись, хорошо? Вокруг много достойных парней и, поверь, гораздо более достойных, чем Таль-Акерси.

– Чем он тебе не угодил?

– Он – бегун. Сначала удрал из-под венца, потом с рубежа, как будто там, – она выделила последнее слово интонацией, явно имея в виду остальной мир, – есть что-то более важное, чем твоя родина, семья и долг.

Однако сколько всего сразу. Выходит, моего Отшельника пытались женить. Видимо, неудачно и совсем не взаимно. А порядки здесь суровые. Родина, семья, долг, а главное, сколько убеждения в голосе!

– Знаешь, Лазарита, мой дед – тоже бегун, однако я не считаю его плохим человеком.

Ледяной мой ответ явно не понравился. Она нахмурилась, опустила глаза, однако сказать что-то против деда не решилась. Понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Лазарита, спасибо за предупреждение, с Торесом я разберусь сама. Сейчас главное другое. Мы встретили кое-что важное и непонятное на границе, ваши обязаны об этом узнать.

– Об этом не переживай, – Лазарита с явным облегчением приняла смену темы, – это проблема Таль-Акерси. Они все сделают сами. Если понадобишься, тебя пригласят, но беспокоить просто так не станут. Все понимают, ты только вернулась домой, еще ничего не знаешь и не умеешь.

А вот и истинное отношение. Ничего не знаю и не умею… Впрочем, на правду не обижаются. Тогда почему мне сейчас так горько на душе?

Я подошла к зеркалу. Платье сидело как влитое – серая шерсть с голубым кружевом, и даже мне шло. Волосы и вправду начали белеть, не напоминая больше седую старость. Скоро я стану такой же, как Лазарита, – надменной ледяной с белоснежными волосами и ярко-голубыми глазами. Вот только хочу ли я этого?

Отец просил, чтобы я не торопилась судить и хорошенько разобралась, прежде чем рубить сплеча. Значит, будем разбираться. Одно плохо – проснувшийся дар сжег все мосты. Нет мне обратной дороги, и выживать придется здесь, и нигде больше.

– Кто такие стражи? – спросила я, и собственный голос показался чужим.

– Наши боевые товарищи. – Лазарита подошла ближе, встала рядом, и зеркало послушно отразило ледяную.

Хм, а мы и вправду похожи. Вид у нее был немного виноватый, и у меня шевельнулась надежда, что еще не все потеряно и мы сможем найти общий язык. Не зря же именно ее отправили мне навстречу.

– Мы вместе патрулируем горы, вместе охраняем рубежи, вместе тренируемся. Они защищают нашу жизнь, а мы прикрываем их.

– Телохранители? – попыталась перевести на понятный мне язык.

– Я похожа на ту, которой требуются телохранители? – искренне возмутилась Лазарита. – И не вздумай сказать это кому-то из наших. Телохранители! – фыркнула она. – Придумала тоже. Просто стражи и все.

Очень хотелось уточнить про это «все». Уж больно провокационно зарделись скулы у ледяной. Что-то там нечисто. Ну да проклятый с ними. У меня и без стражей есть от чего голове болеть.

Глава 21 Первое свидание с горьким привкусом разочарования

Обед прошел на удивление мирно. Я была так голодна, что мысль о поддержании светской беседы пришла ко мне лишь во время десерта. Мама бы точно со стыда сгорела за мою невоспитанность, а вот Лазарита, наоборот, вела себя так, будто молчание за столом ее полностью устраивало.

– Чем займемся? – Ледяная придвинула к себе тарелку с ягодным пирогом и принялась за его активное уничтожение. Я с невольным уважением покосилась в ее сторону. Вот это аппетит! И главное, никаких избытков на фигуре.

– Есть предложения?

– Тебе не понравится, – честно призналась Лазарита.

– Тогда просто не говори. – Я спрятала улыбку за чашкой чая. Прямолинейность ледяной мне начинала нравиться. – Тем более что мне обещали прогулку по городу.

– Свидание. – Она неодобрительно покачала головой и предупредила: – Одну не отпущу.

– Не доверяешь? – Я удивленно вскинула брови.

– Отвечаю за тебя, – отрезала она жестко и бескомпромиссно и добавила, смягчаясь: – Но с одеждой помогу.

Город еще только готовился встретить сумерки, когда мы спустились с крыльца. Оба Таль-Акерси нас уже ждали. Лицо Тореса при виде меня осветилось радостью, но тут же погасло, когда следом за мной вышла Лазарита. Я состроила гримасу, прося прощения, ледяной ответил успокаивающей улыбкой и скосил глаза вправо – там топтался запасной вариант. Ясно, будем отвлекать.

Я оглядела круглую уютную площадь, на которую выходил парадный вход в особняк. Первым привлекал внимание фонтан. Пенистые струи, изрыгаемые из распахнутых звериных пастей, взметались вверх и опадали водопадами брызг, а в центре этого водяного великолепия стояла девушка: длинные волосы закрывали половину спины, тонкое намокшее платье облепило ноги и изящную фигуру, а рука покоилась на голове большой кошки. Скульптору удалось мастерски передать контраст хрупкой девушки и сильного дикого зверя. Глядя на них, казалось, что барс застыл, покоренный женской красотой.

– Нравится? – спросила Лазарита.

Я кивнула.

– Барс – символ нашего дома. Когда-то давно они водились в горах, жаль, больше не встречаются. Хотя я слышала, что кое-кому из нашей семьи доводилось видеть зверя в горах.

– Сказки, – презрительно хмыкнул Сетальди.

– Ах, сказки! – выдохнула Лазарита, мигом приходя в состояние пока еще тихой ярости. – Тебе напомнить, как в прошлом году Таль-Акерси всюду рассказывали о гигантском орле, прилетающем к ним в поместье?

– Это была истинная правда! – заявил с оскорбленным видом Сетальди.

– Неужели?

– Идем, – тихонько потянул меня за рукав Торес, – это надолго.

– Что он делает? – Я пошла за ледяным, оглядываясь назад. – Она же его заморозит.

– Берет огонь на себя. Это единственный способ дать нам побыть наедине.

Грусть в его голосе передалась и мне. Неужели прощание? Нет, не хочу.

– Давай убежим, а? – предложила я, чувствуя, как душу затапливает бесшабашная радость.

– Готова?

Его ладонь крепко сжала мою. Сердце суматошно билось в груди, каждый вздох пьянил не хуже вина. Мне никогда в жизни не было так весело.

– Да!

И мы сорвались с места.

Пробежали до угла, свернули и рванули вверх по лестнице.

– Напрямик быстрее, – пояснил Торес.

Мне оставалось козочкой скакать за ним, прыгая от восторга в буквальном смысле этого слова. Одна рука придерживала край теплой юбки, вторая крепко вцепилась в ладонь Тореса. И-эх! Я чувствовала себя ребенком, удравшим из-под опеки взрослых навстречу приключениям.

– Еще чуть-чуть, – часто дыша, проговорил ледяной, я молча хватала ртом воздух, в легких кололо, а ноги стали свинцовыми.

Город за нашими спинами гигантскими ступенями спускался в долину, где-то там петляла окружная дорога, шумели редкие машины, цокали копытами лошади, а здесь, на лестнице, было пустынно. Впереди возвышались отвесные скалы, и уже была видна терраса, ведущая в зал портала.

– Держись, – внезапно сказал Торес, и не успела я ответить, как оказалась тесно прижатой к его груди, а ледяной рванул вверх.

Мимо мелькали стены домов, Торес со мной на руках перебегал улицы и снова устремлялся по ступеням. Я чувствовала его дыхание, слышала, как гулко бьется сердце, и счастье захлестывало меня, заставляя трепетать от восторга.

Наконец последняя лестница осталась позади, и меня бережно опустили на каменные плиты. Мы стояли на краю террасы. Отсюда было видно, как горы расступались, открывая вид на долину, широким клином вбившуюся в неприступные скалы, и на город, сползающий от подножия скал вниз, в зеленое море деревьев. Город лежал перед нами как на ладони, и разноцветные двускатные крыши казались цветным ковром, наброшенным на долину. Острой пикой стремилась в небо колокольня собора, закатное солнце играло ослепительными бликами на золоченом куполе. Город окружала массивная стена, словно он всерьез собирался от кого-то обороняться. Несколько десятков церковных шпилей практически окружали собор, выстраивая еще одни стены уже для духовной борьбы.

Было тихо и совсем не холодно. Нагретый за день воздух лишь начинал пропитываться ночной прохладой, обещая в скором времени заледенеть. Ослепительно-белые вершины хребта на противоположном краю долины уже окрасились в цвета заката, а в горных складках поселились лиловые сумерки. Закат. Дивное время перед наступлением ночи. День практически закончен, пора подвести итоги или, как в моем случае, шагнуть в неизвестность.

– Ларгард был заложен через тридцать лет после битвы с проклятым.

– Ого, так давно?

– Очень давно. Несколько раз перестраивался, был дважды разрушен землетрясениями, горел, но каждый раз возрождался заново. Наш Ларгард. Его еще называют Сороковником. Сорок площадей, сорок церквей…

– И сорок фонтанов?

– И сорок фонтанов. Только у каждого свой тотем.

– У вас орел, я помню. Покажешь потом?

– Если захочешь.

Он оторвал взгляд от города, повернулся ко мне. Взгляд больного зверя. Прощальный взгляд.

– Тебе, наверное, уже сказали, что я не могу даже произносить твоего имени вслух. Что вокруг множество достойных молодых людей, а я… лишь бегун, опозоривший честь двух родов.

– Это не важно для меня.

Я попыталась прогнать набежавшие слезы и даже улыбнулась. Вышло плохо.

– Нет, важно. Потому что это правда. Я – слабак, который сбежал от своей судьбы. И дурак, потому что судьба лишь посмеялась над моим бегством. Я стою здесь, но в этот раз со мной рядом та, которой суждено стать великой ледяной и которой не нужно будет такое ничтожество, как я. Но хуже всего другое. Я предал тебя, Айрин, и ты вправе меня ненавидеть. Нет, не говори ничего, просто выслушай. Время, отпущенное нам, на исходе, и это единственный шанс облегчить душу перед тем, как мы расстанемся. Вот, держи.

Он протянул плотный конверт. Я недоуменно вздернула брови, но конверт взяла.

– Обещай, что откроешь его, когда останешься одна. Не хочу, чтобы кто-то видел твои слезы. И еще пообещай, что сделаешь это сегодня вечером, когда в доме будет Лазарита.

– Почему?

Он смутился:

– Ты, точнее, твой дар не совсем стабилен. Это одна из причин, почему я тянул так долго, хотя должен был признаться сразу. Чем сильнее дар, тем сложнее с ним справиться. Просто обещай, что сделаешь так, как я прошу.

– Обещаю, – прошептала я, чувствуя, как слабеют ноги, как холодом разливается в душе понимание, что моему счастью только что нанесена смертельная рана. – И ты обещай, что не уйдешь просто так. Что найдешь меня, где бы я ни была.

Я не готова сейчас отказаться и потерять тебя, Отшельник. Понять и простить могу многое. Еще бы знать, какую жертву ты от меня потребуешь, Торес.

Он покачал головой:

– Если ты захочешь меня видеть…

Все ясно – уже решил за меня, принеся наше счастье на алтарь моего будущего успеха. Мужчина…

– А ты попробуй сделать так, чтобы захотела. – Я склонила голову набок и… Моя подруга Эстер мною бы гордилась. Это был идеальный взгляд кокетки.

– Айрин, – выдохнул Торес, делая шаг ко мне, – ты сводишь меня с ума, заставляешь забывать обо всех обещаниях. Я… – он запнулся, – позволь мне вспомнить, какая ты… на вкус.

На вкус? Щеки полыхнули румянцем, но глаза выдали меня. Он нежно коснулся моих губ, сначала робко, но затем все настойчивее пробуя их на вкус, сминая и покусывая. И пусть у поцелуя присутствовала горечь прощания, пусть мы, точно преступники, прятались ото всех. Мы воровали счастье у судьбы, но я ни в чем не раскаивалась.

– Люблю тебя, – коснулся моей щеки горячий шепот, – люблю и хочу, чтобы ты была счастлива.

Мне стало больно при мысли, что Торес не видит для себя места в этом счастье. И потому я не торопилась с ответом. Тяжелым грузом лежал спрятанный в кармане конверт, и, подозреваю, ничего хорошего для меня в нем нет.

– Не нужно меня уговаривать полюбоваться на чудный закат, – ворвался в наше уединение язвительный голос Лазариты. – Еще немного, и я решу, что ты собираешься претендовать на место моего стража. А что, целитель мне не помешает… Да не бледней так, я пошутила.

Лазарита говорила нарочито громко. Голос Сетальди был неразборчиво тихим.

Я стояла, спрятав лицо на груди у Тореса. Случись подобное месяца два назад – от стыда бы сгорела, а так даже забавно. Ну точно старшая сестра поймала на запретном, а тебе ни капельки не стыдно, потому как уверена, что сама она не образец добродетели. И смех и грех, одним словом.

– Впрочем, могу и передумать. Что значит, есть ли у меня совесть? Конечно, есть, но не для всех. Ах, прощальный поцелуй? Прощальный, так уж и быть, потерплю. Только мне кажется, никакой он не прощальный. Вполне себе обычный…

Ну все. Надоел мне этот балаган, пора заканчивать. А так все хорошо начиналось… Мой первый день в Ларгарде, первое свидание, розовый закат. Для канона не хватило букета роз и плачущей скрипки. Впрочем, подозреваю, розы здесь не выживают, а скрипка считается инструментом слабаков.

Я мягко высвободилась из объятий Тореса и, не оборачиваясь, пошла к лестнице. Я решу, что делать дальше, но не сейчас. В данный момент мне хочется побыть одной. Спине стало жарко от взгляда Тореса, сбоку доносились сбивчивые извинения Сетальди. Будто и не было того похода, словно еще вчера нас не связывало боевое братство, словно мы в один миг стали чужими.

– Ты обиделась? – догнала меня Лазарита.

– Нет.

– Прости, я вела себя по-свински. – Она дернула плечом, явно злясь, но мне было все равно. Внутри царила пустота, и пеплом горечи оседали сгоревшие мечты. Но самое отвратительное было то, что мне только предстояло узнать, ради чего Торес устроил наше расставание.

– Ты тоже хороша – сбежать с Торесом! Могла бы и спросить, я бы отпустила.

– Нет.

– Ладно, ты права, не отпустила бы. Но представляешь, как глупо я себя чувствовала, гоняясь за вами по городу?!

– Нет.

– С тобой невозможно разговаривать! – надулась Лазарита, и остаток дороги прошел в долгожданном молчании.

Торес проводил взглядом удаляющуюся фигуру Айрин. В голове свербела лишь одна заманчивая мысль – напиться. Нет, две. Вернуться в столицу, а еще лучше к полковнику, порвать рапорт об отставке и с головой погрузиться в знакомые заботы: операции, марш-броски, разведка. Даже если война закончилась, люди его профессии легко найдут себе применение и в мирное время. Главное, это будет далеко отсюда.

– Отпустишь так просто? – Сетальди остановился рядом, хмуро посмотрел на брата.

– Что я могу? – Торес отвернулся от лестницы.

Равнодушный город лежал у ног, погружаясь в закатные сумерки. Сердце ныло, словно ему была нанесена глубокая рана. Перед глазами стояла картина уходящей Айрин, и хотелось выть от бессилия. К проклятому все условности, традиции. Она – его женщина, и только его.

– Заслужи ее, – вдруг посоветовал Сетальди, как будто смог прочитать его мысли. – Тебе оставалась пара месяцев до посвящения. Сходи к Дуку, может, он и возьмет на последний курс.

– Стать стражем? – усмехнулся Торес, предвкушая, как удивится его бывший наставник.

– Староват ты, конечно, – Сетальди окинул его испытующим взглядом, – да и растолстел немного.

– Я староват?! – возмутился Торес, уже прикидывая, сколько всего придется вынести, тренируясь с подростками. Скидок на возраст никто делать не станет. – Сейчас накостыляю, тогда и узнаешь, кто тут старый и толстый.

Он, шутя, замахнулся, Сетальди уклонился, тут же подставил старшему брату подножку. Вдвоем рухнули на каменные плиты. Торес извернулся, перехватив ногу брата, выкручивая ее в болезненном заломе. Тот застучал ладонью по полу.

– Чуть не сломал, зверь, – пробурчал, принимая руку и поднимаясь, – если надо помочь, скажи. У меня есть парочка нормальных ребят на примете. Они будут не прочь натаскать тебя до экзамена.

– Спасибо. Дай сначала переговорить с Дуком, а там решим, – отказался Торес и, насвистывая, направился к лестнице.

С плеч будто пару лет скинули. Родной город радостно подмигивал загорающимися фонарями. Утро обещало быть насыщенным. Еще одна встреча-допрос в Малом Совете ледяных, хотя сегодня днем из них с братом вытрясли все, что можно, затем посещение казарм стражей и, напоследок, запрос на визит в дом Таль-Сорецки. Откажут или нет, но попытаться он должен.

Парой часов позже

Нос распух, в глазах по тонне песка. Мокрый платок уже откровенно перебрал воды, и его можно было выжимать.

– А-а-а, сволочь, урод, подлец! – За последние полчаса я исчерпала ругательства, опустошила годовой запас злости и обиды.

– Ну хочешь, я его убью, и ты успокоишься? – предложила Лазарита, испробовав все известные ей способы прекращения истерики.

Стакан с водой от избытка огорчения, не иначе, превратился в моих подрагивающих руках в кусок льда и теперь валялся под креслом. Успокоительные капли постигла та же участь. Вариант с пощечиной я гневно отвергла, прошипев: «Только тронь», а попытка выплеснуть на меня воду из ведра превратила пол в комнате в каток. Больше ничего путного Лазарита придумать не смогла.

– И почему мне сразу в голову не пришло? – рассуждала она, направляясь к двери, покрытой толстым слоем белой изморози. – Прямо сейчас убью голыми руками, а голову тебе принесу.

– Нет! – выкрикнула я, понимая, что ледяная не шутит.

– А! – понимающе кивнула она. – Ты хочешь убить его сама! Одобряю и поддерживаю. И не переживай, поддерживать буду крепко, не рыпнется. Хоть ножом, хоть мечом, хоть из…

– Нет! – Я вскочила на ноги, отшвыривая платок в сторону и едва не поскальзываясь на покрытом льдом полу. – Не смей его трогать. Слышишь? Не смей. Иначе я… Да я…

– Но почему? – с искренним недоумением спросила Лазарита. – Я же правда помочь хочу.

– Люблю его, – выдохнула я, обессиленно падая на кровать.

– Н-да, – задумчиво проговорила ледяная, явно не зная, кого ей убить: то ли Тореса, то ли меня, чтобы не мучилась больше.

В дверь робко поскреблись.

– Открыто! – рявкнула Лазарита, но с той стороны открывать не спешили.

Ледяная поморщилась, потянула ручку на себя. В коридоре кто-то сопел, толкая примерзшую створку к нам. Наконец та поддалась, медленно приоткрылась, и в образовавшуюся щель горничная просунула длинный сверток, скороговоркой доложила: «Для леди Айрин, просили передать», и через мгновение из коридора донесся звук быстро удаляющихся шагов. У меня возникло страшное подозрение, что одной замороженной комнатой в доме дело не обошлось.

– Хм, что тут у нас?

С моего молчаливого согласия Лазарита разорвала бумагу. Из упаковки была торжественно извлечена белая роза. Я невольно залюбовалась красавицей. Длинная, с идеально ровным бутоном, по краям нежнейших лепестков которого серебрился узор, а к стеблю была привязана карточка.

– Таль-Акерси! – не скрывая недовольства, прочитала Лазарита, и роза в ее руках вдруг потемнела, покрываясь тонкой корочкой льда.

– Ой, прости! – огорченно прикусила губу ледяная. – Я правда не хотела.

– Не переживай, – махнула рукой я, смаргивая накатившие слезы. Действительно, стоило ли огорчаться из-за розы, когда мне только что разбили сердце.

– Это у нас семейное, – поделилась Лазарита, кладя заледеневшую розу на столик, – меня бабушка потому замуж и не торопит.

– Боится, что мужа заморозишь? – усмехнулась я.

– Ага! – широко улыбнулась Лазарита, и я поняла, что сердиться на нее у меня не хватает сил. – И за комнату не переживай. Когда тетя Аглая замуж выходила, мы неделю в шубах дома ходили, так она нервничала перед свадьбой.

Я с облегчением улыбнулась. Так, значит, нервное оледенение – семейная традиция, и слуги к подобному привыкли. Первая хорошая новость сегодня.

– А вообще, он и вправду сволочь, – она плюхнулась на кровать, – даже не дал тебе права выбора.

– Так его как бы и не было, – грустно пожала плечами я.

Торес все четко объяснил в письме. Дар и девственность – вещи мало совместимые. Правда, посоветовал уточнить подробности у бабушки. Обязательно уточню, когда соберусь с духом обсудить деликатную тему.

– Как это «не было»? – возмутилась Лазарита. – Он же там не один был.

– Кто? – переспросила я, понимая, что мое воспитание не дает уловить ход мыслей ледяной.

– Ну Торес, конечно. Ты могла и не его выбрать.

Я представила себе это самое. Картинка настолько захватывала дух, что я хватанула ртом воздух и закашлялась.

– Не-е, – потрясла головой я, – не было у него выбора, а у меня тем более.

Лазарита пренебрежительно фыркнула, всем своим видом показывая, что ее подобные вещи ни разу бы не смутили и выборы она провела бы с легкостью.

– Видишь, ты и сама все понимаешь. И стоило так расстраиваться?

Я обвела комнату задумчивым взглядом. Неплохо порыдала, как минимум на чертоги Хозяйки Зимы. Покрытые белой шубой стены, окна, разукрашенные затейливыми узорами, погасший камин и укутанная в изморозь мебель. Странно, но холода я не чувствовала, словно в комнате сохранялось привычное тепло, или оно осталось лишь внутри меня?

Понять Тореса я могла, но принять, что он сделал?! И что ответить Лазарите? Как объяснить то, что тебе внушали с детства? Чистота до брака. Первая ночь – и единственный мужчина на всю жизнь, а иначе шлейф осуждения и противный шепот за спиной: «Падшая». Хуже оступившихся были только продажные. А теперь, выходит, мне до их уровня остался один шаг. Один шаг – и тогда действительно падать будет некуда. Хотя последнее время жизнь преподносит такие сюрпризы, что я бы не зарекалась от бездонности своего падения.

Попыталась объяснить свой взгляд на случившееся и получила в ответ взрыв смеха.

– Так ты из-за этого переживала? – отсмеявшись, спросила Лазарита и сама же ответила: – Бабушка предупреждала, что тебя воспитывали не в наших традициях, но не знать такого? Хотя о чем это я. Рядом с тобой не было ледяной, а мужчины не считают нужным вникать в детали. Просто у нас девственность убирают сразу с наступлением лунных дней.

У меня даже слезы высохли. Они начали подсыхать уже от обидного смеха Лазариты, а теперь испарились окончательно. Нечто подобное я предполагала, прочитав письмо Тореса, но одно дело – предполагать, а совсем другое – убедиться воочию.

– Убирают? – уточнила я, выпрямляясь и кладя руки на колени, чтобы скрыть подрагивающие пальцы. Мамочки, куда я попала? – И каждый раз для этого нужно… э-э-э… выбирать мужчину?

– Ох и чудная ты! Конечно нет! Сто лет они нам нужны для этого! – с оттенком превосходства фыркнула ледяная. – Скажешь, у вас не удаляют больные органы бесконтактным методом?

– Удаляют, – кивнула я. Действительно, целители-хирурги работают бесконтактно с больными органами, хотя… какая разница в самом деле?

– Так и у нас. Раньше да, было дело. Сразу замуж выдавали, как дар в полную силу вступал, а сейчас все проще. Хочешь – выходи, хочешь – нет, дело твое. Меня вон четыре раза один звал, – Лазарита подперла кулаком подбородок, взгляд смягчился, и в нем появилась задумчивость, – позвал бы на пятый, я бы, наверное, пошла.

Лазарита замолчала, погрузившись в воспоминания. Задумчивость, легшая на ее лицо, делала его невыразимо милым, а локон, накручиваемый на палец, придавал девушке хрупкость, словно с нее одномоментно слетели все боевые щиты и Лазарита стала такой, какой и должна быть юная женщина: милой, привлекательной и немного беззащитной, самую малость, не более.

– И что, не позвал? – спросила я, разбивая молчание.

– Да нет, – пожала плечами ледяная и с сожалением пояснила: – Я ему на четвертый раз ногу неудачно сломала, до сих пор хромает.

Стало понятно, что жизнь ледяных для меня еще не раскрытая книга. За последнее время тактичность и стеснительность отошли на второй план, и я не постеснялась переспросить:

– Сломала на четвертый раз?

– Ах да, все время забываю, что ты о нас ничего не знаешь. Впрочем, тебе это скоро, может, и пригодится. – Она бросила на меня хитрый взгляд. – Ну слушай. У нас мужчина должен доказать, что он сильнее тебя. Чтобы в семье потом не было споров, кто главный. Да и кому вообще нужен слабак?

Да, действительно, кому? Та-а-ак, не поняла. На что она сейчас намекает? Неужели они дерутся с будущими мужьями? Да нет, не может быть. Дикость какая-то! Женщины бьют мужиков, чтобы выйти за них замуж? Бред полный. Мама, забери меня обратно. Я не хочу себе битьем мужа искать.

– Вот и проверяем. Проще всего поединком, но можно и задания всякие придумать. Там камень со дна озера достать или мешок с мукой на вершину горы донести. Ну а после поединка ему точно не до брачной ночи бывает, иначе какая же это проверка! Вылечится, тогда и пир праздничный устраивают, и все остальное. Но мужем он сразу после победы считается.

– Погоди, – я пыталась нащупать разумное зерно во всей этой дикости и не могла, – а как же ритуал?

– А что ритуал? – вскинулась Лазарита. – У нас и на боевом выходе можно замуж выйти, а священника там попробуй найди. Кто-то сразу в храм идет, кто-то только когда ребенка ждет. Дети должны в освященном союзе рождаться, с этим у нас строго.

Ну хоть что-то совпадает. Радует, что не только бить, но и камни заставить таскать можно. С такой проверкой я еще могу смириться.

– Да не качай ты так головой и не хмурься. Привыкнешь. Дома тяжело, в горах легче. Там сама жизнь все по своим местам расставляет.

Глава 22 Чужие традиции не то чтобы потемки, но странностей в них хватает

На ночь пришлось перебираться в другую комнату. Лед, к сожалению, имеет весьма неприятную особенность – таять и заливать все вокруг водой. Когда я уходила из спальни, активная капель намекала на скорый потоп, а слуги спешили с тазами и ведрами, дабы спасти хоть что-то. К слову сказать, порыдала я знатно. Коридор также пребывал в замороженном состоянии, покрытая льдом статуя в нише смотрелась феерично, а вот цветы на подоконнике погибли, жаль. Электричество не горело, и ледяные шубы стен таинственно сверкали в свете наших свечей.

Поселили меня этажом выше, и я полночи провела без сна, в переживаниях по поводу заморозки дома, загубленной невинности и разрушенных иллюзий: «Еще и целовалась с ним! Знала бы – придушила, живым бы не ушел».

Представила придушенного Тореса, стало жалко. Нашла другой объект для злости – собственный дар. Чем ему, спрашивается, моя девственность помешала? Диктатор нашелся, понимаешь ли. Использует всех направо и налево, да еще и втемную.

Почему-то именно это использование и казалось самым обидным. Я, можно сказать, к нему всей душой – к ледяным подалась, с некромантом сражалась и вообще вела себя героическим образом, вместо того чтобы драпать куда-нибудь на юг, а он в это время нагло и втихомолку занимался избавлением от ненужных ему частей моего тела. Да еще и арендовав для этого моего мужчину! Это же получается, что Торес с даром изменили мне со мной у меня за спиной? Звучало бредово и ровно столько же содержало смысла, но при этом являлось чистой правдой. Не от этого ли сбежал Торес, когда отказался жениться? Кстати, а кого именно хотели осчастливить моим мужчиной? Не то чтобы я сильно ревновала, просто хотелось знать, откуда может прилететь снежок весом в полтонны. Подозреваю, невеста была из моей семьи, а ледяная несдержанность у нас – семейное.

И как-то разом стала понятна мудрость ледяных. Если мужчина не хочет жениться – просто поддастся воинственной невесте, а если наоборот, то девушки тут не промах, живо что-нибудь сломают. И выходит, только по обоюдному согласию этот поединок может закончиться победой мужчины.

Поймала себя на мысли, что прикидываю, как сложилось бы у нас с Торесом. Поединок или испытания? Быстро же я перенимаю нравы местных жителей. С другой стороны, в стае жить – по-волчьи выть. Чего лишилась – не вернуть, так стоит ли убиваться?

Но что сказала бы мама? Ох, не хочу даже думать об этом. Я для нее всегда останусь милой и правильной девочкой, достойной самого лучшего. Знала бы она, сколько всего немилого и неправильного мне пришлось совершить, чтобы выжить! Папа бы понял, на то он и папа. А вот мама… Нет, она, конечно, простила бы. Полютовала бы пару дней, грозясь сровнять горы с землей и обещая лично оторвать голову Торесу, но в конце концов сменила бы гнев на милость и… потребовала скорейшей свадьбы. Именно так, и без вариантов.

Готова ли я выйти замуж за Тореса? Там, на закатной террасе, я была уверена, что он самый лучший мужчина на земле и я согласна пойти за ним хоть на край света. Дома, когда я прочитала письмо, моя уверенность сильно уменьшилась. Внутренний голос упрямо нашептывал, что я не могу больше доверять тому, кто обманул, пусть и во благо.

Мне надо увидеться с ним еще раз, взглянуть в глаза и почувствовать сердцем, готова ли я разделить с ним радости и горе. Традиция ледяных одновременно упрощала и усложняла мою жизнь. Здесь не порицалось то, что я стала женщиной, а принималось как данность, и главное – замуж меня никто не гнал. Стала и стала. Мне предоставлялась полная свобода, в пределах одобрения семьи, и я малодушно решила ею воспользоваться.

Утром мы быстро позавтракали в холодной столовой. Кофе был горячим, булочки свежайшими, сыр восхитительным, а движения служанки слегка заторможенными. Даже Лазарита зевала, прикрывая ладошкой рот. Надо срочно учиться себя контролировать, а то мои истерики дорого обходятся в прямом и переносном смысле.

Когда вышли на улицу, стоял легкий морозец, фонтан бил, будто ему не были страшны холода – подозреваю, дело не обошлось без магии, – воздух был прозрачно свеж, и я вдохнула полной грудью, с удовольствием ощущая, как исчезает утренняя сонливость, а тело наполняется приятной бодростью. Солнце уже поднялось над крышами, и лучи играли в струях фонтана, рассыпая искры по воде. Перед крыльцом нас ждал автомобиль, чтобы отвезти нас к дороге, ведущей в поместье.

Автомобиль, бодро подпрыгивая на булыжниках, покатил по мостовой. Я с любопытством разглядывала город. Вчерашнее знакомство с ним было слишком суматошным, чтобы составить цельное впечатление, и сегодня мне хотелось рассмотреть его получше.

На улицах было многолюдно. Спешили по делам одетые в рабочее платье мастеровые, возвращались с рынка служанки с корзинами, неспешно прогуливались знатные дамы в дорогих нарядах и щегольски одетые джентльмены, но их было немного. Большая часть встреченных нами женщин словно сошла с картины «Амазонки в степях Кальеры». Удобные штаны, подбитые тонким мехом куртки, высокие сапоги, обрезанные перчатки и рукояти мечей за спиной. Да, оружие здесь носили не на поясе, а в хитрых ножнах, висящих за спиной. Впрочем, пояс тоже не пустовал, на нем были закреплены короткие ножны. Кинжалы, метательные ножи? А еще всех женщин-воительниц отличали светлая кожа и голубые глаза. Часто они шли по улицам не одни, а в сопровождении высоких, крепких парней, от вида которых у меня мурашки пробегали по коже. Стражи!

Я представила себе, как иду вот так же неспешно и уверенно. За спиной приятная тяжесть клинков, а по бокам, прикрывая тыл, тенями двигаются стражи. Обязательно двое. Они лучше смотрятся парами. Ну и логично, когда прикрыты оба фланга. И поняла, что нарисовавшаяся картина мне по душе.

Обязательно заведу себе стража, нет, сразу двух. Только понять бы еще, как и откуда они заводятся и что там с ними связано. После истории с карьеном я зареклась принимать скоропалительные решения.

Как ни странно, но среди прохожих нам попадались не только блондины, хотя их было, конечно, большинство и всех оттенков: от золотого до пепельно-фиолетового. Встречались и брюнеты, а пару раз я углядела рыжих. Выходит, ледяные не такой уж закрытый народ, если принимают к себе чужаков.

Автомобиль катил по улицам, рядом со мной дремала Лазарита, а напротив напряженно замер Хасар. Вчера, когда началось великое обледенение, он рвался ко мне в комнату, но был настоятельно препровожден обратно. Настоятельность выражалась лиловым синяком на скуле и скованной позой наемника.

Утром я попыталась разобраться, но мне досталась лишь вежливая улыбка в ответ и заверения, что все в порядке и никаких претензий ни к кому у Хасара нет. После чего у меня закралось обоснованное подозрение, кто именно является автором синяка и поражения наемника. Дабы не ущемлять мужскую гордость, пришлось сделать вид, что побитый вассал – явление вполне рядовое.

Проехав примерно полгорода и поднявшись на верхние улицы, мы вырулили на широкую площадь, за которой начиналось просторное здание высотой в три этажа, не меньше. Оно словно вросло в гору, плотно примыкая задней частью к стенам скалы. Здесь было людно. Сновали рабочие с тележками, груженными багажом, целые семьи, оставив на площади экипажи и машины, направлялись внутрь, а навстречу им выходили прибывшие в город. Настоящий вокзал, очень похожий на тот, что построили лет пять назад в Танилграде и к которому пока еще редко приходили дымящие паровозы из столицы. Вот только здесь я не видела никаких намеков на железнодорожные пути.

– Удивлена? – Лазарита не скрывала удовольствия при виде моего растерянного лица. – Небось считала, что в глушь едешь? Будешь у печи греться да на дровах готовить? Ты знаешь, кто изобрел первый автомобиль, тот самый, что работал на пару?

Я, к стыду своему, в ответ лишь пожала плечами.

– Жан-Эль Гостер! И сделал это здесь, в Ларгарде, – торжественно объявила ледяная.

– Гостер?!

Этого имени не слышал только глухой! Тот самый непризнанный гений, который творил в прошлом веке и которому мы были обязаны резко рванувшим вперед прогрессом, а также такими благами цивилизации, как паровое отопление и электричество. Именно его ученики доработали паровоз, а также создали машину, работающую уже на бензине. Ходили упорные слухи, что вначале гению здорово досталось от церкви, затем к травле присоединились маги, когда поняли, что ученый не собирается работать на их благосостояние, а идет своим путем. Гостер спасся, таинственным образом исчезнув и объявившись через пару десятков лет с настолько успешными изобретениями, что разом заткнулись все недовольные. Так вот где пропадал ученый – в самом центре Ледяных гор.

Теперь понятно, откуда у ледяных такой развитый город. Даже завидно немного. У нас в Танилграде первые автомобили появились лет десять назад и до сих пор были редкостью на улицах. Электрическим освещением могли похвастаться лишь самые богатые дома, а на улицах разгоняли мрак газовые фонари. Я уж молчу о том, что до сих пор на каждый приход паровоза народ собирался как на праздник. А ведь нас нельзя назвать захолустьем, и все же…

Завидно, что и говорить. Ледяные обхитрили всех, приютив опального ученого. Могу поспорить, далеко не все изобретения Гостера ушли в мир. Самые сливки осели здесь, в горах.

Мое неподдельное изумление пришлось по душе Лазарите. Она с довольной улыбкой кивнула в сторону вокзала:

– Идем, покажу настоящее чудо.

И зашагала крупными шагами через площадь. Мне, с моим выдрессированным мамой крошечным шагом, пришлось семенить следом. Хасар нес свои вещи и мой изрядно похудевший мешок. Оружие, кроме кинжала, я тоже доверила ему. Использовать вассала в качестве носильщика было, конечно, не слишком разумно, но слуг с нами в путешествие Лазарита не взяла. Кстати, о сопровождающих.

– Лазарита, а где твои стражи? Те, которые с тобой вначале были.

– Ах, эти… – безразлично проронила Лазарита, не сбавляя шага, но я уже успела изучить ледяную, чтобы уловить смущенную паузу в ответе. – Не стражи они мне вовсе. У подруги взяла. Нам вне гор запрещено без сопровождения появляться, вот и пришлось попросить на время.

Странно, но известие, что стражей у Лазариты нет, полностью примирило меня с ледяной. Подумаешь, она мечом лучше меня владеет, хотя это еще проверить надо, зато я стреляю неплохо, а тут револьверов ни у кого не видела. Да и дар контролировать у Лазариты не слишком хорошо получается. И все это наводило на следующий вопрос:

– Лазарита, а сколько тебе лет?

– Девятнадцать. И сразу отвечу: мы с тобой троюродные сестры. Моя бабушка родная сестра твоего деда.

Хм, а мне казалось, мы нисколько не похожи, разве что формой носа и разрезом глаз. Бросила искоса взгляд на ледяную, пытаясь оценить ее по-новому. Чуть больше года разница в возрасте, а по внутренним ощущениям кузина старше меня лет на пять, не меньше. Попыталась представить Лазариту на балу среди щебечущих подруг, обмахивающих веерами разгоряченные от танцев лица. Воображение отмело веер, заменив на короткий хищный кинжал, платье на штаны, а подруг на стражей. Танцы превратились в стремительные поединки, на которые Лазарита одобрительно поглядывала, выбирая взглядом того единственного, который не испугается сломанной ноги…

Я помотала головой, прогоняя картинку. Хватит ледяных страстей. Никто не заставляет меня принимать их традиции. Может, я буду первой, которая выберет мужа по другим правилам, без пролитой крови. Если вообще выберу…

Площадь осталась позади, огромные двери постоянно пребывали в движении, выпуская и впуская народ. Толкучки не было, никто никуда не бежал, и носильщики проявляли виртуозное искусство, огибая пассажиров тележками с багажом.

Внутри вокзал был просторным и светлым. Огромные стекла пропускали столпы света, падавшего квадратами на пол. Шум расположенного в центре зала фонтана заглушался гомоном толпы. Было странно видеть разбегающиеся переливами света струи воды среди хаоса багажа, перемещающихся людей, бегающих детей, напряженно следящих за ними родителей и строгих служителей в красно-синей форме, с достоинством прохаживающихся по залу.

Противоположная от нас стена вокзала так и осталось скалой, разве что острые выступы были сглажены, а часть стены пряталась под красно-зелеными листьями плюща, уверенно пустившего побеги аж до самой крыши. Внизу темнели арки проходов. Туда, разделяясь на ручейки, устремлялись пассажиры.

– Наш поезд, – объявила Лазарита, махнув рукой направо. Около каждой арки виднелась надпись с названием конечного пункта и временем отправления. На нашей значилось: «Скала Безголового орла. Восточный кряж».

Занятные у них тут названия. Интересно, что подвигло жителей так назвать станцию?

Лазарита первой вошла под арку, я шагнула за ней. Мне почти восемнадцать, а внутри все скручивалось от любопытства, и я с трудом сдерживалась, чтобы не рвануть вперед бегом. Что там внутри? Паровоз? Автомобиль? Или мы поедем верхом на горном червяке? Я читала, что подобные твари жили в давние времена.

Короткий широкий коридор привел нас в небольшой зал. Мы поднялись на платформу, вдоль которой стоял… Больше всего это походило на сцепленные между собой открытые экипажи. Часть были четырехместными, но присутствовала и парочка длинных, попроще, со скамейками вдоль стен вместо мягких сидений. Головной вагон был также открытый, но с широким, закругленным носом. Никаких труб или печей видно не было.

Лазарита заплатила пару монет служащему, который встретил нас у платформы, и мы прошли в один из вагончиков. Сиденье приняло меня в мягкие объятия. Лазарита села рядом, Хасар, чуть морщась, устроился напротив. Надо все же провести беседу с обоими. А если она ему не только гордость ущемит, но и что-нибудь сломает? Лишиться вассала в мои планы не входит.

– Дай догадаюсь, – я завертела головой, пытаясь определить, на каком топливе работает это чудо техники, – вам удалось приручить силовые линии, и мы поедем по ним?

– Нет, – довольно улыбнулась Лазарита.

– Тогда бензин?

– И задыхаться от выхлопов в пещерах? – хмыкнула ледяная.

– Так. На пар не похоже… – Я задумалась, перебирая в голове все, что знала об изобретениях Гостера.

– Ладно, не мучайся. Электричество. Эти пещеры были вырублены еще до битвы с проклятым. По ним мы перемещались под горами и могли атаковать практически из-под земли.

Раздался тихий свисток, служитель прошелся вдоль состава, проверяя защелки на дверцах, а затем поезд мягко тронулся с места, потихоньку набирая ход. В лицо ударил теплый, застоявшийся воздух пещеры. Вспыхнули фонари на краях купе, разгоняя мрак. Мимо мелькали однообразно серые стены, постукивали колеса на стыках рельс.

– Видишь закопченный потолок? Сколько лет здесь пешком ходили, потом животных особых вывели, но все равно неудобно и небыстро получалось. Гостер долго бился, пока не придумал машину, которая могла бы ездить по пещерам. Перед смертью он почти решил задачу, а строили и прокладывали рельсы уже его ученики.

– Откуда электричество берете? – проявил любопытство Хасар.

– Водопады, – снизошла до ответа ледяная, – недалеко отсюда их целая долина. Свожу вас как-нибудь. Там очень красиво.

Фонари, постукивание колес, теплый воздух, мягко овевающий лицо. Я почти задремала, когда впереди стало светлеть.

– Глаза прикрой, – посоветовала Лазарита, и вовремя. Через пару минут наш поезд вынырнул из пещеры в залитую солнцем долину.

По бокам лежали покатые уступы гор, заросшие соснами, на мгновение блеснул синей ниткой ручей. Я поежилась, смаргивая выступившие слезы. Контраст после темноты был слишком резок, да и холодный ветер бил в лицо, вызывая желание закутаться потеплее.

Поезд стал замедлять ход, останавливаясь у деревянной платформы. Чуть в стороне среди зелени виднелись серые крыши домов. Стоянка заняла пару минут, а затем мы бодро покатили дальше. Впереди чернел вход в пещеру, и на этот раз мы почти сразу же заскользили под уклон в стылую темноту глубинных пещер, затем резко вывернули направо, устремились вверх, затем опять вниз. С непривычки эти маневры в темноте воспринимались с опаской. Надеюсь, машинист поезда знает, что делать, лично мне было не по себе в раскачивающейся повозке, слабый свет фонарей которой разгонял темноту на пару метров вокруг. Стен и потолка видно не было, я различала лишь желтые пятна света передних вагончиков, отчего наш паровоз воспринимался праздничной гирляндой, растянутой на полу пещеры.

Стало еще холодней, и я отдернула руки от заледеневших поручней.

– Первая из пещер Ралькерии. – Голос Лазариты звучал приглушенно, словно доносясь издалека. – Сейчас увидишь, почему наши горы называются Ледяными. Накинь, а то замерзнешь.

Мне на ноги легла теплая накидка, которую Лазарита извлекла из-под сиденья. Хасар, помедлив, последовал ее примеру.

Поезд замедлил ход, вкатываясь в следующую пещеру. Я натянула накидку повыше, пряча под нее озябшие руки, и… забыла о холоде. Это было похоже на настоящее царство Хозяйки Зимы. Гигантские сосульки свисали с потолка, вырастали из пола, вспыхивая в свете фонарей мириадами бриллиантов. Мы будто попали в гигантскую сокровищницу дракона, и россыпи драгоценных камней валялись буквально у нас под колесами. Вот сбоку выплыл голубой стеной ледник, и по нему заскользили смутные тени с желтыми пятнами – отражение поезда. Где-то явственно шумела вода, звук шел из глубины пещеры. Вода в таком холоде? Неужели теплые источники?

Но уточнить не успела, ледник остался позади, а мы оказались в другой пещере. Льда здесь было меньше, стены в желтых потеках, а еще изменился воздух. В нем ощутимо прорезался сладковатый запах гнили.

– Третья пещера Ралькерии, – тяжело, задерживая дыхание, произнесла Лазарита.

– Долго еще? – уточнил Хасар.

Красоты ледяных пещер его явно не впечатлили, и я понимала почему. Было что-то неестественное в их великолепии, что-то чуждое и непонятное. Мы, как воры, прокрадывались сейчас по владениям льда, незаконно подглядывая за его чудесами.

– Всего пещер на этой ветви двенадцать, южанин, – чуть помедлив, ответила ледяная, и в ее голосе явственно звучала насмешка. – Мы проедем по семи. Если тебя это утешит, через час наша остановка.

– Утешит, – недовольно буркнул наемник.

Я озадаченно нахмурилась. Как же я сразу не заметила, что, во-первых, Лазарита начала разговаривать с Хасаром, а во-вторых, тон ее ответов нельзя было более назвать равнодушным, скорее издевательски-терпеливым. Прогресс радовал лишь отчасти, особенно при воспоминании о местных способах отбора женихов. Стоило признаться, что, когда Хасар высказал желание сопровождать меня на родину предков, я в глубине души уже видела себя крестной матерью его детей. Желание устроить чужое счастье досталось мне от мамы. Та всегда хлопотала о судьбе друзей, знакомых, арендаторов и даже слуг. Но в этот раз все могло закончиться плачевно. Боюсь, Хасару отбор ледяных не по плечу.

Третья пещера осталась позади, и я с облегчением выдохнула. Дышать стало легче, и даже фонари, словно обрадовавшись, засияли ярче. Мы набрали ход, мимо понеслись стены прохода, затем они провалились в темноту – очередная пещера вобрала нас в себя.

Через какое-то время впереди забрезжил свет. Поезд, не сбавляя ход, проскочил по узкому мосту. Я даже испугаться не успела мелькнувшей внизу пропасти ущелья. И снова темнота, убаюкивающий стук колес. Я почти задремала, когда резкий свет ударил по глазам и волна свежего воздуха принесла с собой горьковато-смолистый аромат сосны. Приехали.

Поезд тихо подкатил к платформе. Лазарита дернула за колокольчик, и служитель из первого вагона торопливо подбежал к нам, распахивая дверь. Помог выбраться нам с Лазаритой, Хасар помощь отверг, вышел сам, неся в руках багаж. Поезд прощально свистнул и покатил дальше, оставляя нас на платформе.

– Калаграй! – выдохнула Лазарита, разводя руки в стороны и обращая лицо к солнцу. – Вот мы и дома.

С платформы была видна широкая гладь озера и отражающиеся в ней дома. Двухэтажный особняк со служебными постройками главенствовал на зеленом мысу, больше напоминая небольшой замок, чем усадьбу. Стоило, однако, признать, что место для постройки было выбрано идеально. И почти правильный овал голубого озера, и выглядевший основательным дом-крепость, и встающие вокруг горы, и россыпь каменных построек деревни чуть дальше по берегу – все это создавало единую гармоничную картину, так и просившуюся на холст. Право, жаль, что мои способности к рисованию, несмотря на все старания мамы, не смогли развиться дальше оценки «удовлетворительно».

Я вдохнула, вбирая в себя воздух, пахнущий нагретой на солнце смолой, и с улыбкой шагнула к ступеням. Место мне однозначно нравилось. Осталось убедиться, смогу ли я ужиться в новой семье. Я специально не стала расспрашивать Лазариту, чтобы составить свое мнение о родственниках.

Около платформы стоял красавец-автомобиль: белоснежный корпус, красные сиденья и черный откинутый верх. Не машина, а изящная игрушка, смотрящаяся абсолютно чужеродно на проселочной дороге среди зеленых склонов долины. Прислонившись к дверце этого чуда, нас поджидал молодой человек, чьи светлые коротко стриженные волосы и ярко-голубые глаза выдавали в нем принадлежность к роду ледяных. А вот лицо, к моему удивлению, было покрыто темным слоем южного загара. Впрочем, загар совсем не портил внешность ледяного, придавая ей особый шарм.

– Лазарик! – шагнул он к нам навстречу, радостно заключая Лазариту в горячие объятия.

– Шарн, не утерпел-таки. Сам отправился встречать. Да мы бы и пешком дошли, – ворчала Лазарита, обнимая незнакомца с не меньшей радостью.

– И позволить нашим гостям волочиться по дороге? – Голубые глаза с интересом стрельнули в мою сторону.

– Хитришь… – покачала головой Лазарита, поворачиваясь ко мне. – Айрин, это мой двоюродный брат Шарн. Шарн, это наша кузина из Южной Шарналии и ее слуга Хасар.

– Вассал, – мягко поправила я, улыбаясь и протягивая руку для поцелуя.

– Шарн, очень приятно. – Ледяной ухватил кончики моих пальцев и энергично потряс.

– Слуга, вассал, какая разница, – дернула плечом Лазарита и не удержалась от комментария: – Руку целовать надо было. – И добавила со вздохом осуждения: – Совсем одичал на своих островах, братец.

– Да? – Шарн с недоумением посмотрел на тонкие пальцы в своей ладони. Я медленно, но верно краснела. – А почему только руку? Я, может, желаю по-родственному поприветствовать кузину. – И, не обращая внимания на мой возмущенный писк, наклонился и быстро запечатлел поцелуй на щеке. – Добро пожаловать в Калаграй, Айрин.

Я даже не нашлась что ответить. Просто промолчала, сжимая ладони в кулаки и заставляя вспомнить об одном уже подвергшемся заморозке доме.

– Поосторожней, братец, – посоветовала Лазарита, садясь в машину, – она не такая южная, какой кажется. И, кстати, кошечки и собачки ей совсем не нравятся, как и цветы.

Последнее было наглой ложью, но я сочла за лучшее промолчать.

Глава 23 Родственная неродня

– Что значит, как сквозь землю провалились? – напряженно осведомился Эдгард Третий. Одно дело услышать подобное от няньки двух своих неугомонных отпрысков, и совсем другое – получить то же самое из уст начальника Тайной канцелярии.

Глава Магического совета виновато потупился и украдкой вздохнул. Началось. Сейчас его величество приступит к разносу мебели в кабинете, затем переключится на неудачливых подданных. Проигранная война сделала его нервным и крайне восприимчивым к любым провалам. А провал вышел знатным, настолько, что он, Тинай Люстерус, вчера составил завещание, раздал руководящие указания и назначил заместителя. Жена с утра отправилась в храм Трехликого – вымолить у небес пощаду для мужа.

Тинай в заступничество небес верил слабо, его материалистический ум был скорее готов поверить в идеально составленное заклинание и успешное воздействие энергии на материю мира, чем в божественное происхождение этой самой материи. Довольно странная позиция для мага, но Тинай был больше ученым, чем поклонником слепых разбрасываний энергетических формул. И студентам на его занятиях приходилось не только размахивать руками, но и раскладывать по полочкам каждый жест, каждое слово. В итоге заклинания превращались в каскад формул и цифр, а Тинай, глядя на этот математически упорядоченный хаос, ощущал полное удовлетворение. Никто больше не смел назвать магию архаическим пережитком прошлого. Магия должна стать достойной опорой стремительно развивающегося прогресса. И Тинай делал для этого все и преуспел бы, не имей его сделка с сынами дохлых шакалов настолько печальных последствий.

Ледяные… будь они трижды прокляты. Еще в детстве его заинтересовало странное государство в государстве. Закрытые границы, режим секретности, какой не снился Тайной канцелярии, и странный, овеянный многочисленными загадками дар. Надо же такое создать в природе. Дар, передающийся по наследству, но подчиняющийся только женщинам! Да еще в таком идиотском спектре сил.

Насколько он смог выяснить, ледяные чуть ли не с закрытыми глазами работали со льдом и водой. Собственно, их название говорило само за себя, но был один нюанс. Голубоглазые блондинки – еще одна причуда природы – могли взаимодействовать напрямую с гранью. Грубо говоря, призывать мертвых оттуда или отправлять незваных гостей обратно. Именно для этого в обеих Шарналиях при дворе жило по ледяной – на случай серьезного прорыва из-за грани или впавшего в безумие мага.

Да, маги тоже могли призвать сущности из тонкого мира. Для этого требовалось иметь уровень не ниже мастера и владеть довольно сложным ритуалом призыва. Самое мерзкое заключалось в том, что призыв мог найти кого угодно: от любопытного духа до поглотителя душ. И, как показывала практика, не каждый мастер был в состоянии удержать гостя в оковах.

На памяти Тиная таких смертей было две. Из-за последней он был вынужден идти на поклон к ледяной. Вырвавшаяся сущность плевать хотела даже на молитвы динатросов.

О том визите у Тиная остались самые тягостные впечатления. Ледяная не отказалась помочь, но сделала это с видом величайшего одолжения. Его, главу Магического совета, почетного академика Магической академии, заморозили, унизили, растерли в пыль одним только взглядом голубых глаз. Красивых, между прочим, глаз. Обиду он, скрипя зубами, проглотил. Не до гордыни, когда по милости зарвавшегося идиота престиж магии летит к проклятому в тыл. Обиду проглотил, но забыть не смог.

Когда на пороге его особняка появился одетый в странный халат загорелый мужчина, первым желанием было придать гостю пинка в направлении выхода, но что-то остановило Тиная. Дальнейшее походило на дурной сон. Гость назвался Ибрасом, наследником древнего шаманского рода, продемонстрировал потрясающую работу с природными силами, пообещал обратить эту силу против северян, гарантируя безоговорочную победу, а взамен попросил такую малость… Одну ледяную и с десяток вероятных, чьи родственники были когда-либо связаны с ледяными.

На тот момент их страна проигрывала, и настолько очевидно, что в победу не верил никто. Помощь странного союзника пришлась бы весьма кстати. Было, конечно, сложно представить, что горстка шаманов повернет маятник проигрыша вспять, но Ибрас предложил лично ему, Тинаю, нечто более существенное, чем выигрыш в этой глупой войне.

Ничего конкретного, но одних намеков хватило, чтобы Тинай полночи проворочался в волнении. Он всегда подозревал, что ледяные не так просты, как кажутся. Кто верит в эти сказки об охране севера, проклятых землях и лезущую оттуда нечисть? В их-то век машин и паровозов? Смешно. А вот в оставшиеся от проклятых времен мощные артефакты он поверил сразу же. Артефакты объяснили многое: и секретность, и закрытость, и странную искаженность дара…

«Сидят там, как драконы на яйцах», – с неудовольствием думал Тинай, пытаясь понять, как уговорить его упрямое величество подписать указ об аресте ледяной и остальных ведьм. Придумал на свою голову. Свои дальнейшие действия он ничем иным, как результатом сложного ментального воздействия, оправдать не мог.

– Ты мне тут мозги пудрить не смей! – распалялся король, уже примериваясь, чем помощнее запустить в безопасника. – Нашел виноватого! Провалились! Ха! Такие не проваливаются. А тебе есть что добавить, разлюбезнейший? – обратил он взор на Тиная.

Тинай побледнел, зачем-то скороговоркой прочитал про себя молитву и обреченно покачал головой. Добавить было нечего.

– Молчишь? – нехорошо прищурился король, и Тинай принялся лихорадочно вспоминать давно забытые молитвы. – Это ты чем объяснишь?

В лицо веером полетела стопка бумаг. Тинай дернулся, как от пощечины, и поспешно перевел взгляд на приземлившийся около ног лист. На нем крупно значился оттиск «Побег», еще более крупно «Розыск», а дальше шел список из десяти имен. Первым в нем значилось имя леди Севера.

Тинай не был полным идиотом, и ледяную с остальными ведьмами должны были передать шаманам только после завершения сделки – то есть после победы. Однако произошедшее на границе перечеркивало договор напрочь. Мало того что эти гнусные сыны шакалов, выкормыши пауков и тарантулов использовали запрещенную магию, так они же превратили и так изрядно поредевшую приграничную полосу деревень в опустевшее кладбище. Даже детей не пожалели, уроды.

В итоге от их помощи пришлось отбиваться вместе с северянами. Монстры изрядно поспособствовали объединению двух армий, и бывшие враги братались там же, над поверженными страшилищами, отказываясь воевать друг с другом. Странно, что не сработала расхваленная коллегами из Академии боевой магии полоса отчуждения с прогуливающимися по ней роконами. Монстры прошлись по ней, как по своей деревне, из чего можно было сделать вывод, что нечисть нечисти не помеха.

До вчерашнего дня все пойманные по стране ведьмы содержались в особой тюрьме для высокородных. Тинай прекрасно понимал, что отпустить их придется, на этом настаивали северяне, но король тянул время, используя заложниц как последний козырь, выторговывая поблажки, послабления и отступные. Доторговался.

Холодок нехорошего подозрения пополз по спине.

– Смотри, маг, смотри, – шипел его величество, потрясая бумагами и брызгая слюной на стол. – Ничего не хочешь сказать?

Актавиус, начальник Тайной канцелярии, застыл в образцовой стойке «смирно» и преданнейшим образом поедал своего короля глазами. Небось рад-радешенек, что величество про него забыл.

– А может, они сами… – промямлил Тинай, хватаясь за внезапную мысль. – Ну, сами сбежали, или им свои помогли.

– Тогда с какой стати им продолжать требовать выдачи беглецов? – прищурился король.

– Чтобы отвести от себя подозрения, – тут же нашелся с ответом маг.

– Хм… – Его величество задумчиво поскреб широкий подбородок. – Может, ты и прав. Хотя… почему тогда сбежали только десять? Сами не могли, это же бабы, значит, помог кто-то. Говоришь, ледяные устроили? Им-то зачем? Я же клятвенно обещал, что ледяной вред причинен не будет и освобожу всех пленниц, как только подпишем договор. Они мне за них пятую часть долга простили.

– За такие деньги я сам кого угодно и откуда угодно вытащу, – внезапно поддержал его Актавиус.

– Вот же сукины дети, – ладонь его величества с размаху шлепнулась на стол, – денег пожалели. Я им устрою встречу родственников… Я им такое устрою! – Он погрозил пустоте за спиной Тиная и махнул рукой, отпуская подданных. – Свободны оба. Но чтоб у меня!..

И на этот раз кулак был продемонстрирован длинному носу Тиная. Что именно нужно было сделать, маг уточнять не стал, но усердно закивал, выражая полное понимание монаршей воли.

Кажется, гроза прошла стороной. Королю, занятому разборками с незавоеванными соседями, было не до проштрафившегося мага.

Непрестанно кланяясь, Тинай попятился из кабинета, рядом совершал подобные телодвижения Актавиус. Оба, не сговариваясь, облегченно выдохнули, как только дверь отрезала их от короля.

– Ну вы… – Актавиус помедлил, подбирая эпитет, потом махнул рукой: – Нашли с кем связываться. Шаманы… Да еще в обход меня. Следующий раз вы кого притащите? Гоблинов? – скривился он, покачал головой и зашагал прочь по коридору.

Тинай посмотрел на удаляющегося безопасника… Актавиуса было немного жаль. С другой стороны, он должен был найти шаманов. Не нашел, значит, тоже виноват.

Однако следовало заняться другим делом. Увы, абсолютно неприятным. И начать придется с тюрьмы. Дело в том, что Тинай был абсолютно уверен: ледяные непричастны к исчезновению ведьм, а значит, подписание мирного договора под угрозой. И когда его величество осознает данный факт, потребуется нечто более весомое, чтобы удовлетворить его гнев. И к тому моменту Тинаю лучше самому найти пропавших, в противном случае он легко может лишиться головы.

Машина мягко катила по проселочной дороге, мы ехали берегом озера. Отражаясь от воды, блестело серебряными переливами солнце, ветер гнал небольшую волну, и рябь завораживала своим непрерывным бегом. Седые валуны, заросшие мхом, как стражи высились вдоль воды. Вверху беззвучной тенью скользил орел, высматривая добычу. Впереди вырастала громада дома, и только сейчас становились понятны его истинные размеры. Было мирно и спокойно. И даже непрерывная болтовня Шарна не портила окружающую идиллию.

– Отличная машина, правда?

Руки в кожаных перчатках уверенно лежали на руле, и было понятно, что Шарн не новичок в вождении.

– Да, отличная, – вежливо согласилась я.

На самом деле меня больше интересовали долина и приближающийся дом, чем игрушка Шарна. Я жадно вдыхала наполненный озерным духом воздух, вглядывалась в окружающие пейзажи, в дома на противоположном берегу озера. Мне здесь однозначно нравилось, и покатые склоны долины чем-то напоминали родные холмы Танилграда.

– Под заказ делали. Сам проект рисовал, – делился со мной достижениями кузен.

– Лучше расскажи, что ты пообещал лорду Дарильски за провоз твоей красотки по подгорной, – насмешливо перебила его Лазарита.

Шарн вспыхнул и замолчал. Все ясно, сестра с братом не церемонилась.

– Занимаешься проектами машин? – поинтересовалась я, чтобы сгладить неловкость.

– У нас свое предприятие на побережье и островах, – охотно откликнулся Шарн. – Лидгарзский архипелаг. Слышала о таком?

Я кивнула. Слышала, но что именно, не помню.

– У них отличная, очень прочная древесина. Мы доставляем всю механику, а целиком собираем прямо на месте.

Я призадумалась. Чем дальше в горы, тем более интересные детали всплывали о ледяных. Раньше мне казалось, что закрытое общество не может быстро развиваться, но ледяные нарушали все шаблоны. Впрочем, все ли? Если у них прочные связи с архипелагом… Я мысленно представила себе карту. Тасская империя! Как же я раньше не догадалась. Архипелаг расположен крайне удачно для торговли с заморскими соседями. Тасцы заглядывали и к нам, покупая уголь, древесину и вино. Многие торговые дома мечтали наладить с ними отношения, но имперцы были крайне придирчивы как в выборе партнеров, так и в покупке товаров. Готовые изделия их почти не интересовали, тасцы закупали сырье, а здесь, надо же, не побоялись связываться с ледяными.

Горы одним боком сползали в океан, и, насколько я помнила объяснения деда, на побережье у ледяных был основан большой город и порт. Теперь понятно, что позволяло им поддерживать обособленность даже от Северной Шарналии.

– Я весной опять на острова поеду, хочешь, вместе отправимся? Там хорошо летом, – неожиданно предложил Шарн, заруливая на широкий двор.

– Даже не знаю, – растерялась я.

– Плохая идея, братец, – быстро разрешила мои сомнения Лазарита, выпрыгивая из машины. Открыть дверцу она не удосужилась. – Летом ей не до островов будет.

Сердце сжалось от тревоги. Сбывались худшие опасения. Мои родственники приготовили мне не только комнату, но и расписали всю жизнь. Осталась сущая мелочь – убедить меня, что лучшего варианта не существовало. Я невольно нахмурилась, внутри колючками прорастал протест: «А вот проклятого им в гости! Еще посмотрим, чье упрямство окажется фамильнее: южное или северное».

– Бабушка! – Лазарита первой заметила стоящую на крыльце женщину. Длинное белое платье свободного покроя, накинутая на плечи пушистая шаль. От застывшей фигуры веяло тем самым фамильным упрямством, о котором я только что вспоминала.

Леди Нурея – всплыло в памяти имя ледяной, а заодно и наша единственная встреча в день моего десятилетия. Полный неодобрения взгляд, суровость на лице и огорченное покачивание головой. Что ждало меня сейчас?

Хасар успел открыть дверцу, опередив Шарна. Я сжала губы, подняла подбородок повыше и, вспомнив все мамины уроки грации и изящества, вышла из машины. Ни толики страха и неуверенности. Бой надо начинать еще до встречи с противником.

Подошла к массивному крыльцу, которое охраняли два каменных барса. Большие кошки сидели, обвив хвостами лапы. Торчащие вверх уши и напряженные позы словно говорили: «Мы готовы к твоей атаке».

– Леди Нурея. – Я присела в реверансе и, выпрямившись, встретилась взглядом с хозяйкой дома. Белые от седины волосы заплетены в сложную косу, лицо не избежало следов старости, но взгляд был по-молодому острым и твердым.

– Ты выросла. – Ледяная грустно улыбнулась, и в голубых глазах промелькнули слезы. – Брат был не прав. Ты очень похожа на него.

Сердце защемило от грусти. Дед…

– Добро пожаловать домой, Айрин. – Она шагнула навстречу, первой раскрыла объятия и крепко прижала меня к себе.

От ледяной пахло лавандой и почему-то оружейной смазкой. Последнее заставило живо вспомнить, что я сюда не отдыхать приехала.

– Восемь лет, – вздохнула леди, отстраняясь, – будет трудно их нагнать, но мы справимся, правда? – Она ласково провела рукой по моей щеке, а в моей душе волной поднимался страх. Справимся с чем?

– Леди…

– Просто Нурея, – быстро перебила она меня. – Мне будет приятно, если ты иногда станешь звать меня бабушкой.

Отличная бабушка. Лаванда и запах свежей оружейной смазки. Добрая улыбка и стальной взгляд голубых глаз. Я с тоской вспомнила чудные пирожки с вишней, что пекла бабушка Ринева, ее теплые руки и тихий ласковый голос, рассказывающий добрые сказки. Бабушки бывают разными, как и сказки. Пора взрослеть, княжна, пора.

– Я очень рада вас видеть, – искренне сказала я. Проклятый знает сколько всего мне пришлось пережить, чтобы добраться сюда. Обратного пути нет. Нигде, кроме Ледяных гор, мне не научиться работать с даром.

– Ее, между прочим, орденом успели наградить, – обмолвилась Лазарита, проходя в дом, – а про кошечек ты была права. И, кстати, ножик Чарины отлично будет дополнять мою коллекцию.

То есть они не просто готовились к моему приезду, а еще и делали ставки, как я восприму их старания. Мне стало легко и весело.

– Я хочу знать все, – заявила Нурея, беря мои руки в свои, – до последних подробностей. И кто этот молодой человек со взглядом убийцы?

Это она о Хасаре? Быстро же она вычислила его род занятий.

– Хасар. Мой вассал, – представила я и поманила наемника к себе. – Хасар, это леди Нурея.

– Очень рада, – благосклонно кивнула бабушка, окидывая его внимательным взглядом. – За возможность видеть внучку живой и здоровой мне следует благодарить именно вас?

– Никак нет! – по-военному отрапортовал Хасар, вытягиваясь по струнке. – Наоборот, ваша внучка несколько раз спасала мне жизнь.

Бабушка удивленно приподняла бровь, одобрительно хмыкнула и вдруг по-мужски протянула руку Хасару.

– Буду рада принимать вас в нашем доме.

Хасар с обалдевшим выражением лица растерянно ответил на рукопожатие.

– А теперь прошу внутрь. Хватит мерзнуть на крыльце, да и обед стынет. – И, подходя к дверям, бросила тихо: – Отличный выбор, Айрин.

Я моргнула, переваривая сказанное. И вот проклятый знает, что она имела в виду. Чувствую, нескоро я начну понимать логику ледяных, а уж до того момента, когда смогу причислить себя к ним, осталась лишь вечность.

Мне выделили комнату на втором этаже, с огромным полукруглым окном и потрясающим видом на горы. К огромнейшему удивлению, она была пустой. Абсолютно. Я озадаченно оглядела голые стены, обтянутые бежевым шелком, массивную люстру, нишу для кровати и натертый до блеска пол.

Лазарита, довольно ухмыляясь, откровенно любовалась моей растерянной физиономией.

– Никаких собачек, да?

Собачки, честно сказать, меня волновали в последнюю очередь, а вот отсутствие кровати и шкафа удручало. О чем я и сказала кузине.

– Вон там ванная комната, – она махнула рукой в сторону второй двери в комнате и указала на третью дверь, – а здесь гардероб. Можешь освежиться и переодеться к обеду, а потом займемся мебелью. Бабушка решила, что свою комнату ты должна обставить сама. Так быстрее почувствуешь себя дома.

В просторной столовой нас ждал праздничный обед. Яркие лучи солнца, проникая сквозь окна, отражались в хрустальных бокалах золотым блеском роскоши. Скатерть соревновалась белизной с шапками снежных вершин, а высокие, потемневшие от времени стулья явно служили этой семье не один год. На стенах висела парочка натюрмортов, но больше меня заинтересовали выставленные на каминной полке камни. Некоторые были знакомы: прозрачный, кажущийся невесомым хрусталь и зеленый, с черными прожилками малахит, но остальные я видела впервые.

– Нравятся? – Незнакомый приятный голос, прозвучавший за спиной, заставил меня обернуться.

Высокий, с поседевшими висками и короткой стрижкой мужчина смотрел благожелательно, чуть прищурив светло-серые глаза. Короткий шрам на подбородке придавал его лицу оттенок мужественности, а во взгляде читалась та самая уверенность, которая бывает у людей, вволю вкусивших власти и ее горьких плодов.

– Очень, – призналась, отвечая на любопытствующий взгляд улыбкой. Незнакомец вызывал отчетливую симпатию, а на столь малое нарушение приличий, как разговор с не представленным мне мужчиной, я даже внимания не обратила. Мелькнула смелая мысль – назваться первой и протянуть руку для рукопожатия, – но в последний момент я передумала.

– Здесь лучшая часть коллекции моего сына. Пожалуй, это единственное, что он по-настоящему любит в жизни. Если хотите, отведу вас в малую галерею. Там этого добра навалом.

– Хочу, – ответила я, представляя груды камней на полу.

– Отлично. Сегодня отдыхайте, а завтра я проведу для вас экскурсию по каменным завалам.

Ну точно, завалы до потолка, булыжники под ногами… Красота.

– И кстати, меня зовут Дитрих. – Мужчина коротко поклонился. – Я ваш дядя.

– Очень приятно.

– И мне. Добро пожаловать домой.

У Дитриха оказалась теплая, уютная улыбка, и я окончательно расслабилась, временно перестав опасаться за свое положение бедной родственницы.

Не знаю, что там бабушка решила по поводу Хасара, но за обедом наемник сидел напротив меня, рядом с крайне недовольной этим обстоятельством Лазаритой. Ледяная делала вид, что соседний стул пуст. Хасар, ничуть не смущаясь холодностью дамы, активно ухаживал за соседкой. Наблюдать за ними было одно удовольствие, и я снова напомнила себе, что надо предупредить наемника о местных обычаях. Надеюсь, это заставит его быть осторожнее.

Бабушка сидела во главе стола, напротив нее было место Дитриха, и я мысленно взяла себе на заметку выяснить, у кого из них бразды правления. Часть стульев пустовала, а на остальных разместились члены моей, как оказалось, немаленькой семьи.

Кузина Чарина с двумя стражами. Стражей звали Ромул и Тальнак, и я сразу признала в них тех самых «стражей» Лазариты. Мужчины окинули меня оценивающими взглядами, мысленно присвоили статус «неопасна» и забыли о моем существовании. А вот Чарина не была так равнодушна при нашем знакомстве. Она, конечно, постаралась скрыть презрение при виде южной кузины, но мою интуицию ее попытки не обманули. Не ошибусь, если предположу, что в глазах ледяной я осталась слабой южанкой, которой не место на суровом севере.

От сильного мужского рукопожатия Чарины долго ныла рука, и я оценила приятность поцелуя в щеку, которым наградила меня жена Дитриха Спирфея. Очаровательная особа с посеребренными волосами и вызывающе зелеными глазами, в которых плескались готовые вырваться на волю смешинки. Сразу видно, в кого Шарн унаследовал свой легкий характер.

За столом присутствовали лишь близкие родственники, да и то не все. Младший сын Нуреи жил с семьей на побережье, возглавляя торговый дом Таль-Сорецки. Они собирались приехать через пару дней познакомиться со мной. Ну да, занятная южная зверушка пожаловала. Впрочем, злилась я скорее на себя, чем на ледяных. Родственники вели себя тактично, вопросами не мучили, любопытными взглядами не сверлили и вообще старались проявить максимум радушия. Именно это меня и настораживало. Тело настолько привыкло к опасностям за время путешествия, что категорически отказывалось поверить в мирную обстановку дома.

Десерт был чудесен. Взбитые сливки и тонкий бисквит, пропитанный ягодным соком. Я ковыряла ложечкой мечту гурмана, а мысли крутились вокруг Таль-Сорецки, и сладость десерта перебивалась ядом моих размышлений.

Бабушка. Старшая сестра деда. Выглядит и двигается отлично, даже не скажешь, что ей много лет. Мужа за столом нет. Похоже, вдова.

Дитрих. Яркий пример главы семейства, но при этом старательно ловит каждое слово матери.

Спирфея. Не ледяная, и, похоже, этим гордится. Держится немного отстраненно и снисходительно. Мол, ледяные, что с них возьмешь.

Чарина. Классическая ледяная. Даже за столом сидит так, словно у нее за спиной пара мечей, а в руках вместо вилки кинжал.

Стражи. Странная парочка. Воображение легко дорисовывало за их спинами мечи, но дальше спотыкалось о полные нежности взгляды, которые эти двое кидали на Чарину. Да и сама ледяная нет-нет да и вела себя как обычная замужняя женщина. Вот только кто именно из них был ее мужем, мне не сказали, а поверить, что мужей у нее двое, я просто не могла.

Лазарита. Старается во всем походить на старшую сестру, однако упорно это отрицает. Классический пример успеха старшей и тайной зависти младшей.

Шарн. Хоть и выглядит как ледяной, но смуглость кожи и живой насмешливый взгляд выдают в нем примесь чужой крови. Отличный малый. С таким легко будет подружиться.

Мне не представили родителей Лазариты и Чарины. О них не упоминали как об отсутствующих, из чего я могла сделать грустный вывод, что сестры – сироты.

За столом присутствовал еще один мужчина, назвавшийся Лаккери. На вид он был ровесником Дитриха, но кем он приходится этой семье, я так и не поняла.

Обед не затянулся долго. Меня вежливо расспросили о семье, рассказали пару историй о бурном детстве Шарна, посетовали на глупость правителей, ведущих войну, и дальше я оказалась в компании бабушки.

Мы медленно шли по галерее. В каждом благородном доме есть подобное место. Картины предков, гордость истории, дыхание чужой славы, отголоски удачных браков и горечь разорения – все это присутствовало здесь, на стенах. На меня смотрели голубые глаза предков, и я чувствовала себя совсем чужой под их строгими взглядами. А еще эти мечи… За редким исключением каждый женский и через один мужские портреты были дополнены парой висящих под ними мечами.

– Вижу, у тебя уже появились вопросы, – мудро подметила бабушка.

– Да.

Я остановилась напротив группового портрета. Ледяная в центре – длинные белые волосы, пара мечей за спиной – те самые, что висели сейчас под картиной, и двое мужчин по бокам – стражи.

– С кем вы воюете, Нурея?

Бабушка устремила на меня долгий оценивающий взгляд. Я затаила дыхание, чувствуя, как принимается важное для меня решение.

– Вижу, ты научилась задавать правильные вопросы, – вымолвила она после паузы. – Что же… ответ будет завтра. Выходим рано, Лазарита подскажет, что надеть, а сейчас отдыхай.

Занятно… разговор закончился, не успев начаться, но я ощущала странное удовлетворение, словно выиграла партию в неизвестной мне игре.

Глава 24 Право, некоторым тайнам лучше оставаться нераскрытыми

Остаток дня прошел в приятной суете. Лазарита вызвалась мне помочь обустроить комнату, а Хасар был привлечен в качестве тягловой силы.

Дом, в котором жили Таль-Сорецки, поражал своими размерами. Я впервые встретила такую странную конструкцию: дом в доме. Внешний, в два этажа, имел узкие окна, а его крышу обрамляла по периметру зубчатая стена высотой в человеческий рост, с пробитыми в ней настоящими бойницами.

Внутренний дом отделялся от внешнего узким двором с крытыми переходами. Он стоял на высоком фундаменте, и получалось, что второй и третий этажи дома возвышались над зубчатой стеной. Ну точно замок в миниатюре.

Дом был явно рассчитан на проживание нескольких семей, и сейчас многие комнаты пустовали, а чердак был заполнен ненужной мебелью. Именно там мы и устроили пыльные раскопки.

– Смотри, какой подсвечник! – радостно провозгласила Лазарита, вытаскивая из-под тяжелой портьеры массивный позолоченный предмет с витой ножкой и пятью подставками под свечи.

– У вас же электричество. – Я с сомнением оглядела громоздкую ненужность, пытаясь понять, куда его можно будет поставить.

– Зато красиво, – парировала Лазарита, нажимая что-то на подставке. С тихим щелчком подсвечник ощерился пятью лезвиями. – И полезно.

Она махнула превратившимся в опасное оружие канделябром. Выпад пришелся в сторону, где стоял ничего не подозревающий Хасар. Наемник с тихим ругательством уклонился, ухватил портьеру и попытался набросить ткань на лезвия. Ледяная с довольным хмыканьем дернула и портьеру и наемника на себя, а затем от души приложила Хасара кулаком в бок.

И-эх! Я выхватила из подставки каминную кочергу и включилась в потасовку. Кузина мгновенно оценила новую угрозу, избавилась от портьеры и встретила мою кочергу пятью лезвиями. Кочерга была длиннее подсвечника, и я легко удерживала дистанцию между нами, но очень скоро пришлось уйти в глухую оборону. Лазарита фехтовала не просто хорошо, а практически идеально. Даже подсвечником, даже шутя.

Хасар с видом судьи наблюдал за нашим поединком, скрестив руки на груди. И, пожалуй, не стоило спрашивать, за кого он болеет, во избежание, так сказать, разочарования.

– Развлекаетесь? – На заставленном мебелью чердаке появилась Чарина в сопровождении незнакомого мне ледяного. Лазарита небрежно кивнула ему.

Есть ли на свете совершенство? Голубоглазое, светловолосое, с волевым подбородком и тоненькой косичкой, спускающейся с виска, одетое в белоснежную рубашку, кожаную жилетку и штаны. До сего момента я была уверена, что он существует только в моем воображении. Ледяной принц из белоснежной сказки. И надо же… такая встреча.

Хоть и хотелось бесконечно любоваться его красотой, но я заставила себя отвести глаза, чтобы не выдать обуревавшие меня эмоции. На память пришла спасительная мысль о Торесе, и дышать сразу стало легче.

С приходом Чарины и ее спутника чердак стал в два раза теснее, темнее и грязнее, и я вспомнила, что одежда у меня в пыли, лицо раскраснелось от поединка, да еще эта дурацкая кочерга в руках…

– Сестричка, если решишь взять в руки меч, я готова дать тебе пару уроков. – Снисходительный тон Чарины заставил меня вспыхнуть от негодования, а насмешка в глазах «принца» ударила завершающим залпом по моей осторожности. Разум был забыт.

– Если не побоишься, готова завтра показать, как дерутся у нас на юге. – Я гордо вскинула подбородок, игнорируя предупреждающее шипение Лазариты.

– Принято, – кивнула Чарина, даря мне скупую улыбку.

И на меня накатило запоздалое осознание случившегося. Что же… завтра меня ожидает насыщенный день. Прогулка за ответами с бабушкой, осмотр коллекции камней и на десерт – поединок с кузиной. Вполне обычный день для ледяной и из ряда вон выходящий для княжны Таль-Сорецки. Даже интересно, что сказала бы мама?

– Леди, – протестующе поднял руку незнакомец, – мне кажется, поединок не слишком хорошая идея.

– Ну ты и змея! – Лазарита высказалась более конкретно. – Заняться больше нечем, как избивать младенцев?

Та-а-ак! Младенец, значит, это я?!

– Я готов сражаться вместо леди, – подставил плечо вассала Хасар.

– Остынь, южанин, если кто и может просветлить ей мозги, так это я. – Лазарита ткнула пальцем себе в грудь.

– Но я мужчина, – парировал Хасар.

– И что? – Ледяная уперла руки в боки, всем видом демонстрируя слабость данного аргумента.

Пора вмешаться, пока эти двое не передрались за право получить по лицу вместо меня.

– Я и сама могу за себя постоять.

Мое высказывание проигнорировали, точнее, оно потонуло в разгорающемся споре. «Принц» участия в нем не принимал, беззастенчиво разглядывая меня, а Чарина откровенно развлекалась.

– Я сама могу за себя постоять! – Пришлось повысить голос.

Меня услышали. Лазарита возмущенно засопела и наградила выразительным взглядом, Хасар ограничился укоризненным вздохом.

Чарина пожала плечами:

– Видишь, она не такая уж и беззащитная. У тебя нет права вмешиваться в бой. Лайз, не лезь, – оборвала она открывшего было рот «принца», – ты здесь гость, и у тебя вообще прав нет.

Она круто развернулась на каблуках и вышла за дверь.

«Принц» пробормотал что-то неразборчивое, но явно неодобрительное.

– Леди… – Он изящно поклонился и удалился вслед за ледяной.

Я вздохнула свободнее и расправила плечи. Все-таки чужое совершенство – тяжкий груз, и без разницы, в чем оно выражается: во внешности или во владении мечом. Сложно сохранить «я» в целости и сохранности, когда перед тобой яркое доказательство своей ущербности. Еще немного – и комплекс «бедная и неумелая родственница с юга» расцветет в полную силу. Пожалуй, я даже рада, что так вышло с Чариной. Идиотская затея, и я, конечно, проиграю. Но лучше проиграть честно в схватке, чем трусливо прятаться за своим южным происхождением.

– Ну ты и… – повернулась ко мне Лазарита.

– Пожалуй, я все-таки его возьму. – Я ухватила канделябр и позорно удрала в свою комнату. Было и без того понятно, что именно мне собиралась высказать Лазарита, и я справедливо боялась, что не сдержусь в ответ, а портить отношения с кузиной не хотелось.

Лазарита появилась ближе к вечеру, когда уставшие служанки заканчивали вытирать мебель и наводить уют в моей комнате. Хмурая ледяная молча открыла дверь в гардеробную, быстро выбрала рубашку, штаны, теплую куртку, высокие ботинки, добавив к этому перчатки с обрезанными пальцами.

– На завтра, – объявила она, положив одежду на кровать.

– Подожди, – остановила я собравшуюся уходить кузину и жестом отослала служанок прочь. – Что будет завтра?

Лазарита помолчала, разглядывая пейзаж на стене. Встающая над горами радуга идеально вписывалась в интерьер комнаты, внося нотку радости в повседневность.

– Не переживай, мы все прошли через это, – ответила она загадочно, и я внутренне поморщилась. Ответа не добиться. Придется ждать до завтра.

– И лучше не завтракай, – добавила она.

Отличный совет, а главное, очень способствующий аппетиту. В результате я практически не ужинала, а ночью долго не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок.

Утро того же дня. Ларгард

– Ты слышал, что Таль-Сорецки обзавелись новой родственницей? – Высокая светловолосая женщина отвернулась от окна и бросила взгляд вглубь комнаты.

За широким, накрытым зеленым сукном столом, проглядывая бумаги, сидел молодой мужчина. Природа щедро наградила его той редкой красотой, которую художники спешат запечатлеть на своих полотнах. Впрочем, жесткий взгляд и волевое выражение лица резко отличали его от слащавых молодчиков, которых обряди в платья – и не отличишь от особы женского пола. Единственное украшение – тонкая косичка, спускающаяся с правого виска, делала его милым, однако залегшая складка около губ намекала на циничное отношение к любым сюсюкающим шалостям.

– Неужели? – Он без особого интереса оторвал взгляд от бумаг. – Внебрачное создание?

– Нет, девочка – наследница рода. Южная ветвь.

– Вот как, – хмыкнул он, раздумывая, затем уточнил: – Внучка того самого князя? Что же, повезло девочке вырваться из страны. Наши вывезли?

– Нет, – покачала головой женщина, – сама добралась.

– Сама? В десять лет?

– Ей восемнадцать.

– Но… – Он нахмурился, пытаясь понять, как такое возможно. – Драконов корень, его же запретили!

Женщина таинственно улыбнулась и пожала плечами:

– В каждой семье хранится секрет его изготовления. В жизни всякое бывает. И если она добралась сама, то…

– …ее ведут, – выдохнул собеседник, и в голубых глазах мелькнуло понимание. – Хочешь, чтобы я посмотрел на нее?

– Да, Лайз, информация нам не помешает. Пока сложно понять, чем важна эта южанка, но чем быстрее мы поймем ее роль, тем лучше, – кивнула женщина, кидая на сына любящий взгляд. Ее гордость, гордость ее семьи. Лучший из лучших. На него она смело могла положиться, вот и сейчас, как быстро он вник в ситуацию.

– Хорошо, – Лайз поднялся со стула, – я успею на дневной. Вечером буду в поместье. Таль-Сорецки не откажутся меня принять.

Женщина проводила сына взглядом, затем повернулась к окну, обозревая горный пейзаж. Складка раздумий залегла на ее высоком лбу. Сорецки, конечно, слабый род. Несколько раз был на грани вырождения, но чудом выкарабкивался. Основная ветвь на данный момент состояла из трех ледяных, одна из которых – преклонного возраста Мать рода, а две ледяные еще недавно ползали в ползунках.

Сорецки откровенно не везло. За последний век они потеряли несколько сильных ледяных, а пять лет назад вместе с мужем погибла наследница рода, оставив после себя двух дочерей.

Боковые ветви были относительно перспективны, но именно, что относительно. К тому же именно на их плечи ложилась охрана периметра, что значительно сокращало эту самую перспективность. Подобным образом поступали практически все, ведь выживание основной ветви означало выживание самого рода.

Впрочем, слабость собственного рода не помешала Великой Литэрре стать Великой Матерью всех времен. Да и последняя Мать – глава Совета была не из сильного рода. Так что мысль породниться с Сорецки не так уж и плоха. Благосклонность духов стоила дорого, а Лайзу давно пора обзавестись семьей и порадовать ее внуками, а лучше внучкой.

Утро встретило меня туманом, заливистой перебранкой птиц и жутким нежеланием вставать. Было до проклятого рано. Настолько рано, что в голове шумело от недосыпа, а челюсти сводило от нестерпимого желания зевнуть.

Служанка, разбудившая меня, удалилась досыпать, а я, поборов желание остаться в постели, резким движением откинула одеяло. Пора.

Холодная вода помогла проснуться, я быстро оделась и выскользнула за дверь. Бабушка нашлась на кухне с кружкой горячего чая в руках. Одежда на ней была практически точной копией моей, разве что перевязь крест-накрест пересекала грудь, а не опоясывала талию.

– Поешь? – предложила Нурея вместо приветствия.

– Доброе утро. Нет, пожалуй, воздержусь.

Я приняла кружку чая из рук кухарки, сделала пару глотков. Чай был сладким и крепким, то что надо для раннего подъема. В голове окончательно прояснилось, и мир перестал отдавать серой безысходностью.

Кухня, завтрак на ходу… Здесь относились гораздо проще к манере поведения и не страдали от отсутствия белоснежных салфеток и фарфоровых чашек на столе. И мне это нравилось. Никогда не понимала танилградских леди, теряющих душевное равновесие при виде пятна на платье или сломанного ногтя.

– Идем, – позвала меня бабушка, когда я отставила полупустую чашку.

К моему удивлению, направились мы в цокольный этаж. Нурея отперла ключом металлическую дверь, щелкнула выключателем, и желтый свет залил просторную комнату, отражаясь зайчиками от висящих на стенах лезвий. Оружейная.

– Меч клади сюда, – велела бабушка, указывая на крышку сундука. – Я портрет Честера заказала. Когда готов будет, меч пригодится.

– Вы его простили? – тихо спросила я, отстегивая ножны и снимая перевязь.

– За столько лет? – хмыкнула бабушка. – Да и не злятся на покойников-то. Ты деда не вини. Не мог он по-другому, после того как Цветочка сам из петли вытащил. А я только сестру потеряла и не могла еще и брата лишиться. Да и какой из него страж вышел бы после всего этого… – Она досадливо махнула рукой. – Сгинул бы только зря. Отправила я его прочь. Считай, из дома выгнала. Да к добру все вышло. Горы мне тебя назад вернули. – Она улыбнулась, протянула руку, и я шагнула к ней.

Цветочек… Похоже, Нурея так называла свою младшую сестру, которая погибла на руках у деда. Странно, что он никогда об этом не рассказывал.

– Красавицей стала, – теплая рука коснулась моей головы, пробежалась по волосам, – и умницей. А за остальное не переживай, приложится.

Приложится… Сколько еще потов с меня сойдет, чтобы оно приложилось. Одно радовало, дед не был трусом, по прихоти покинувшим горы.

– Ну давай мечи выбирать, – предложила бабушка, и я не стала отказываться, да и выбор был таким, что во рту пересохло от волнения. Ледяные не зря славились холодным оружием, а здесь были собраны лучшие из лучших.

Мы медленно ходили по кругу, примеряя разные пары, пока одна из них не легла в руки как влитая. Я покрутила клинки, проверяя баланс. Правая будто родилась с оружием, а вот левую придется разрабатывать. Работать с двумя я все же не привыкла.

– Научишься, – резюмировала Нурея, глядя на мои жалкие попытки, – а сейчас поторопимся, иначе опоздаем на поезд.

Когда мы подходили к платформе, вдали послышался тихий перестук колес, сонную тишину гор прорезал звонкий гудок, и вскоре поезд, покачивая желтыми фонарями, бодро подкатил к нам.

Вежливый проводник открыл дверцу вагончика. Мы были практически единственными пассажирами, едущими в столь ранний час в сторону столицы, лишь в общем вагоне я заметила двух прикорнувших около входа рабочих.

Последовал плавный рывок, и поезд покатил по рельсам. Позади осталось розовеющее в цветах восхода озеро, а впереди темнел тоннель – чрево пещеры готовилось проглотить наш крохотный поезд.

– Нурея, – я с трудом сдержала зевок, от плавного перестука колес клонило ко сну, – а почему у вас открытые вагоны? Разве не безопаснее ездить под крышей?

– Ни одна крыша не убережет от сильного камнепада, – покачала головой бабушка. Она сидела напротив меня, и я с завистью отметила ее бодрый вид. – Тот малый, что так ловко открывает дверцы и помогает выйти из вагона, сильный маг. Держит защитный купол над поездом и отвечает за целостность пути. Просто поверь, бояться здесь стоит не камнепада, – проникновенно добавила Нурея, и страх холодными лапками пробежался по моей спине. – Раньше нас часто пытались атаковать в лоб, и в пещерах не раз шли бои, открытые вагоны дань тем временам. Правда, сейчас зимой их стали менять на утепленные, с крышами и обитые изнутри мехом.

Слабое утешение. Я представила пробирающийся по снежным заносам поезд и поежилась. В метель открытые вагоны – не лучший вариант для путешествия, а в пещеры, полные опасностей, вообще соваться не хочется.

Не удержалась, зевнула и, кляня себя за слабость, с тоской подумала о теплой кровати. А ведь хотела выспаться и отдохнуть… Эх, мечты… Что-то мне подсказывало, выскажи я подобное пожелание, и ледяные не стали бы ему противиться. Вот только сегодняшней поездки точно не было бы.

Пещеры встретили нас гулкой тишиной, словно ватное одеяло опустилось на поезд, лишь звонкий перестук колес нарушал веками царившее здесь спокойствие. Огромными светлячками покачивались фонари, лицо бабушки едва угадывалось в полумраке, и я решила оставить разговоры на потом.

Примерно через час поезд замедлил ход, фонари вспыхнули ярче, и тут же накатила волна знакомой вони. Как там сказала Лазарита? Третья пещера Ралькерии? Ну и вонь… А почему мы стоим? Что-то случилось? О нет…

Подтверждая мои худшие опасения, бабушка поднялась с места:

– Выходим.

Я поправила перевязь на груди, проверила, крепко ли держится на боку фляжка и мешочек с пирожками, который вручила нам заботливая кухарка. Надо ли говорить, что выходить из безопасного вагона в гулкую тишину пещеры у меня не было ни малейшего желания.

– Леди… – Дверца распахнулась, и в круге света возникла долговязая фигура проводника. После слов бабушки я по-новому взглянула на парнишку, к слову сказать, чуть старше меня по возрасту.

– Чар, мы должны успеть на обратный. – Бабушка спрыгнула на пол пещеры. – Если нас не будет, ты знаешь, что делать.

– Не беспокойтесь, леди, я обо всем позабочусь. – Чар вежливо поклонился и пожелал от чистого сердца: – Удачи вам, и да пребудет с вами милость Трехликого.

Я проводила тоскливым взглядом упархивающие в темноту огоньки поезда, постояла, прислушиваясь к затихающему перестуку колес, ткнула кнопку на фонаре и побежала догонять бабушку.

Два широких пятна света скользили по неровному полу пещеры, едва дотягиваясь до стен.

– А почему здесь так… пахнет?

– Воняет, – внесла поправку Нурея и посоветовала: – Дыши ртом, легче будет.

Где-то капала вода, что-то шуршало. Темнота жила своей жизнью, от которой у меня волосы вставали дыбом, а воображение рисовало разных страхолюдин. Пятно света было ужасающе малым и до противного эфемерным.

– Тебе уже рассказывали о пещерах Ралькерии? – Голос бабушки звучал по-домашнему уютно.

Чтобы успокоиться, я набрала в легкие побольше воздуха, едва не задохнувшись от подкатившей к горлу тошноты, и впредь дышала только ртом.

– Их двенадцать.

– Так указано на всех картах нашей страны.

Что-то в голосе Нуреи заставило меня усомниться в правильности этих самых карт, но озвучивать сомнения я не стала. Если я права, мне расскажут ровно столько, сколько необходимо знать новичку. Правда, обряд посвящения в историю ледяных опоздал лет на восемь, но тут уж ничего не поделаешь.

– Смотри. – Луч фонаря из-под ног метнулся на стену.

Мы стояли на пороге следующей пещеры. Я пустила луч света по кругу. Перед нами лежал настоящий подземный театр. Огромные валуны ступенями спускались вниз, левая сторона пещеры потекла желто-белым органом колонн, а правая, наоборот, была идеально выглажена, словно ее отсекли острым лезвием. Именно на нее сейчас указывал фонарь Нуреи.

Я шагнула ближе, вглядываясь в рисунок, мастерски выложенный из драгоценных камней.

– Мы сейчас в тринадцатой пещере. Доступ сюда открыт только ледяным. Обернись.

Я послушно обернулась, и луч фонаря высветил серый камень за нашими спинами. Ни намека на проход.

– Морок, – пояснила бабушка. – Не слишком надежно, но от любопытных защищает. А вот здесь истинная карта нашей страны. Это Ларгард… – В свете фонаря таинственно замерцал алый рубин. – Здесь Риельштан. – Еще один красный камешек поменьше – город на побережье. – А это карта поместий. – Синее ожерелье сапфиров замерцало на стене.

Мне сразу бросилось в глаза, что центр этого ожерелья лежит за пределами столицы. Голубые огоньки словно окружали нечто, лежащее в стороне от города. Случайность? Или нет?

– Что там? – Я сместила свой фонарь в воображаемый центр.

– Умная девочка. Туда мы сейчас и направляемся. Остались две пещеры, так что давай ускорим шаг.

Ускорим – это хорошо. Вонь здесь была особенно сильна и, казалось, уже въелась под кожу. Даже думать не хочется, чем от меня будет нести по возвращении. Сера, протухшая селедка, гнилое мясо… Все вместе и разом, так что и не понять, что там сдохло.

В центре каменного театра темнел провал. Хотя какой там провал… Так, дыра, чуть больше двух метров в диаметре. К нему мы и спустились. А сбоку от провала на полу чернело пятно примерно с кулак. Зеленоватым дымком от него курилась та самая вонь, от которой перехватывало дыхание.

– Что это? – просипела я, стараясь не дышать.

Вместо ответа Нурея махнула рукой, мол, потом, и исчезла в провале. Я осторожно приблизилась. Высота была небольшой, но прыгнуть я не рискнула. Трусливо спустилась по лестнице и оказалась в узком коридоре, идущем резко вниз и расширяющемся с каждым шагом.

Вонь здесь чувствовалась гораздо меньше, и воздух казался сладким от своей чистоты.

– Так что это было? – повторила я свой вопрос, с наслаждением дыша полной грудью.

– Кровь проклятого, – ответила Нурея, устремляясь дальше.

– В смысле? – Я почти бегом догнала ледяную.

Та остановилась:

– Без всякого смысла. Просто кровь проклятого. Пролили немного, пока сюда тащили. С тех пор и смердит, как… – Она помолчала, подбирая слово, но не нашла. Повернулась и зашагала по коридору.

Я в растерянности последовала за ней. Проклятый… это же присказка. Ругательство, которое позволительно даже леди и не считается чем-то из ряда вон выходящим. Легенда, старая сказка. Просто… кровь, смердящая на полу пещеры.

Коридор вывел нас в пещеру, поражающую своими размерами – пара крестьянских полей, не меньше. А еще здесь было до прокля… гм, просто очень холодно. Я выдохнула облачко пара и огляделась. То тут, то там виднелись каменные насыпи, которые имели слишком правильную форму, чтобы быть творениями природы. И сразу вспомнились слова Нуреи о боях в пещерах. Неужели они проходили здесь?

А еще в пещере были статуи. Много странных ледяных статуй, большей частью обломанных, с отколотыми конечностями, но кое-что осталось. Страшные когти длиной с руку, раскрытые в вопле зубастые пасти, мускулистые четырехлапые тела.

– Последняя битва Тапорской девы, – с горечью проговорила Нурея. – Обязательно расскажу потом.

И мы зашагали дальше, мимо каменных насыпей, мимо ледяных уродцев, мимо чужой мне истории, которой в скором времени предстояло стать моей.

Глава 25 Опасная встреча и дикое знакомство

Пещера заканчивалась стеной. Высокой – луч еле дотягивался до потолка, с неровными уступами и трещинами. Кое-где темнели пятна копоти, словно стену пытались поджечь.

– Ты идешь?

Я увлеклась размышлениями о природе появления копоти на высоте трех метров и не сразу заметила, что перед стеной осталась одна. Паника ударила по нервам, спина покрылась холодным потом, и, лишь чуть успокоившись, я увидела, как сбоку мелькнул отблеск света по стене.

Это был узкий проход, фактически щель меж двух стен. Сразу и не заметишь, да и оборонять легко – пройти можно только боком.

Через десяток осторожных шагов я очутилась в последней, пятнадцатой пещере. Здесь пахло чем-то острым и свежим и было довольно светло. Хотя я бы предпочла, чтобы тьма скрывала некоторые детали. Например, полупрозрачный кокон, подвешенный под потолком в центре пещеры на невидимых глазу нитях, и темнеющее внутри него человеческое тело. Горящие синим пламенем светильники по периметру. Только в природе нет такого пламени, которое давало бы застывший, мертвенно-голубой свет и в то же время распространяло вокруг себя обжигающий холод.

Хрустальные столбы, стражами замершие вокруг кокона. Присмотревшись, я заметила высеченные на камне письмена. Между столбами протянулись тяжелые цепи, покрытые белым слоем изморози. Время от времени по ним проскальзывали алые искры – защита периметра.

Впрочем, здесь все было защитой. Древние письмена покрывали пол, стены, потолок. Откуда-то я знала, что стоит их активировать, и пещера превратится в ад для чужаков. Пещера, но не кокон.

– Его ведь нельзя убить, да? – прошептала я. Говорить громко не хотелось. Словно малейшее колебание воздуха могло нарушить равновесие защиты.

Нурея покачала головой. Изморозь покрыла волосы ледяной, отчего она стала похожа на снежника.

Один из факелов внезапно затрепетал, будто в него влетел рой пчел, над моей головой прошелся холодок, а затем я ощутила пристальное внимание извне. Очень настойчивое и неприятное. Кто-то большой и сильный вдруг проявил интерес к букашке у себя под ногами.

Сглотнула, понимая, как ничтожна моя жизнь для этого существа. Краем глаза уловила тень, протянувшуюся по полу. Пока мозг пытался сообразить, была ли она здесь раньше, тень внезапно поползла. Я с трудом удержалась, чтобы не подпрыгнуть, не сорваться с места и не рвануть отсюда так быстро, насколько это возможно.

Тень слабо шевельнулась и свернулась калачиком около столба, как большая черная кошка. Жуть! Этот столб отличался от остальных. Он был темным, словно внутрь хрусталя налили чернил. Я обвела взглядом пещеру и заметила еще два таких же, пропитанных тьмой. Стало страшно, но оказалось, что по-настоящему испугаться я просто не успела.

Краем глаза уловила смазанное движение в центре. Кокон медленно разворачивался и вроде как даже стал ближе. Тело закаменело, волосы на голове встали дыбом, а потом я услышала нарастающий шелест, словно сзади меня призрачные волны набегали на призрачный берег несуществующего моря.

– Ш-ш-ш-едяная. С-с-славная.

– Идем!

Резкий рывок вырвал из оцепенения. Меня затошнило, и по спине потек холодный пот.

– Идем же! – повторила Нурея, таща меня за руку.

Я слабо понимала, что происходит, но инстинктивно повиновалась. На подгибающихся ногах вышла в зал изломанных скульптур.

– Выпей! – приказала Нурея, поднося фляжку к моему рту. Резко пахнуло спиртом. Кажется, я проглотила огонь, горло перехватило, и я закашлялась. Дышать, однако, стало легче.

– Тень! Она двигалась, да?

Почему-то именно это показалось самым неправильным. С коконом я решила разобраться потом, когда окажусь дома, в безопасности, но тень требовала немедленных объяснений.

– Странно. – Ледяная помолчала, разглядывая меня, и от ее внимательного взгляда мне стало не по себе. – Я приводила сюда стольких, что уже и счет потеряла. Были обмороки, истерики, столбняк, но жажду познания я встречаю впервые.

– Просто я видела таких раньше, – пробормотала я смущенно. Ну действительно, что я привязалась к тени? Что она значит по сравнению с хозяином. Хозяином! В памяти молнией сверкнул разговор теней. – Не только видела, но и слышала, – добавила я.

На лице Нуреи промелькнуло тревожное удивление, а в следующий момент из пещеры донесся душераздирающий скрежет, затем кто-то вздохнул, и мелко-мелко застучали камушки по полу.

– Буйствует, тварь! Мало ему трех колонн. – Бабушка чуть ли не плюнула в ту сторону. – Не дождешься! – крикнула она в проход и, развернувшись, бросила мне: – Идем, нечего радовать его разговорами.

Я еле успевала за крупными шагами Нуреи, та неслась как на пожар. И с каждым шагом разжимались невидимые тиски, сжимавшие голову, а с плеч исчезала тяжесть. Только сейчас я поняла, почему здесь нет ни стражи, ни охраны. Никто живой не смог бы выдержать в пещере дольше получаса. Слишком тут было… тягостно, страшно и неприятно. Слишком чуждым был заключенный в нее пленник.

Нет, не может быть! Проклятый – легенда. Проклятый – миф. «А кокон – плод твоего воображения!» – съехидничало сознание. Но тогда получается, и битва, и все эти лежащие вне человеческого понимания события – правда.

– Тварь – это проклятый, да? – уточнила я на всякий случай. Нет, ну вдруг, а?

– А кто же еще? – удивилась бабушка.

«Вдруг» не случилось… Да и кого еще могли прятать от мира ледяные, взвалившие на себя тяжкое бремя много лет назад. Кому еще мог довериться Трехликий, как не тем, кто однажды спас его Мать.

– А вы его видели, да? – Дурное любопытство не смогла притупить даже волна вони, радостно рванувшая нам навстречу.

Нурея остановилась, хмыкнула, покачала головой, пробормотав:

– Чему вас только учат там, на юге, – и пошла уже медленнее. – Про Трехликого тебе тоже рассказывать? – уточнила со вздохом.

Я кивнула – с раскрытым ртом особо не поотвечаешь. Одно радовало, если Нурея привыкла, то и я со временем перестану замечать смердящую кровь проклятого.

– Раньше Трехликого звали по-другому, – начала она рассказ. – Вообще, у него было множество имен, но Триединый точнее всех отражало его суть. Три единства: душа человека, сила земли и дух неба сошлись в одном. Сошлись с целью создать того, кто уничтожит тварь. Он мог принимать облик любого из творений земли, ему подчинялись все звери и птицы. Ему не нужны были крылья, чтобы летать. Воздух держал его так же уверенно, как и земля под ногами. Он был сильнее любого из живущих в то время магов, мог читать мысли, мог делать то, что сейчас сложно представить. Он знал, зачем живет и что должен совершить. Лишь в одном была его слабость… – Ледяная вздохнула, словно все случилось вчера и еще можно было что-то исправить. – В день битвы ему исполнилось пятнадцать. Мальчишка, а держал весь мир на плечах.

– Пятнадцать! – потрясенно повторила я, забыв, что дышать надо ртом. – Но…

– Не веришь? – усмехнулась Нурея. – Вот историки тоже не поверили.

Я вспомнила канонические изображения Трехликого: седобородый старец с мудрым взглядом, сидящая у его ног огромная белая собака (второй наиболее часто встречающийся лик) и парящий над их головами орел (олицетворение небесного лика) с белоснежными перьями и все тем же мудрым взглядом желтых глаз. Три лика – человек, собака и орел, – и как разнятся, так сказать, с оригиналом. Суть та же – человек, земля, воздух, – но воплощение кардинально другое. Да, символизм, да, мистическое значение, но мы же говорим о реальных событиях, а не о легендах. Хотя если бы я не увидела место заключения проклятого, продолжала считать его мифом.

– А что с ним стало? После битвы?

– Ушел, – пожала плечами ледяная. – Никто не знает куда. Ему тяжело среди нас.

Я представила пятнадцатилетнего ребенка, который только что спас мир, но которому нет места среди живых, как нет места чуду, лежащему вне человеческого бытия. Не человек, не зверь, не птица. Что-то среднее и ни на кого не похожее. Сердце защемило от жалости. Дожила, жалею того, кто одним движением руки двигал горы. С другой стороны, и сильные страдают от одиночества и непонимания.

– А… проклятый?

– А что с ним сделается? Тварью был, тварью и остался. – Лицо ледяной исказила гримаса презрения. Именно презрения, а не страха. – Никто точно не знает, кто он и откуда взялся. А вот почему проклятый, я тебе скажу. Не его прокляли, а нас, когда позволили ему прийти в наш мир. Видать, было за что, если наслали на нас эту беду.

– А потом? – спросила я. Мир стремительно вставал с ног на голову, руша устоявшиеся представления о себе.

– Потом, видно, простили, раз Трехликий родился. Давай лучше о тенях поговорим.

Я вздохнула, собираясь с мыслями. Мысли собираться не хотели, слишком велико было потрясение, слишком странно было обнаружить, что сказка, которую мне рассказывали в детстве, оказалась реальной историей, а ее главные герои до сих пор среди нас. Ведь если жив проклятый, почему бы не жить Трехликому?

Прикусила губу, вспоминая встречу с некромантом, и кратко, без эмоций, попыталась пересказать те события. Хотела кратко, а внутри как заглушку вынули, и поток слов хлынул безостановочно. Нурея слушала внимательно и лишь один раз перебила меня, хмыкнув:

– Коробочку, говоришь, вскрыли?

– Я потом уже поняла, о чем они, – мучительно покраснела я.

– Не осуждаешь? – Она кинула на меня быстрый взгляд.

– Скорее не понимаю почему, – призналась я.

– Подбирают ключ к защите. Многим не дает покоя проклятый, даже не он, а та сила, которой он обладает. И твой «хозяин» с некромантами не первый и не последний. – Она презрительно дернула плечом. – Как будто зло можно заставить кому-нибудь служить, пусть даже его освободителю. Но тебя не обманули, дар полноценно разовьется лишь в той, что познала мужчину и готова продолжить род ледяных.

Мне стало жарко. Разговор перешел на тонкую тему, и кровь прилила к щекам.

– Поэтому сразу после наступления первых лунных дней мы проводим особый обряд. Мужчин к нему давно уже не привлекают, да и замуж сейчас ледяные выходят позднее. Вот и получается, что девушку среди ледяных встретить практически невозможно. Теперь понимаешь, почему некоторые считают кровь девственницы с даром ледяных ключом к защите?

– Это на самом деле так?

– Да кто его знает! – махнула рукой Нурея. – Защиту не мы ставили, а проверять, что ее разрушит… Сама понимаешь – глупость. Но кровь девственницы – еще большая глупость, – заключила она.

Кому-то, может, и глупость, вот только тени выглядели реально расстроенными. Или они сами знают не больше своего хозяина? Интересная теория, надо будет обсудить с бабушкой. Может, и не зря вся эта возня вокруг девственниц. Хорошо еще, что я сама ничего не помню. Хотя… на мгновение мелькнуло сожаление, что первая ночь не запечатлелась в памяти. Идиотская ситуация, вроде я уже женщина, но сам процесс знаю по-прежнему лишь в теории.

Спокойно, княжна. Какие твои годы? Успеешь и практику освоить, а если Трехликий позволит, то и подзабыть, в конце жизни растеряв большую часть памяти.

Мысли невольно вернулись к пещере, и я поняла, что мне не давало покоя.

– Скажите, Нурея, а те колонны, вокруг… мм… проклятого. Три из них отличались от остальных. Почему?

Бабушка ответила не сразу.

– Умеешь ты задавать неудобные вопросы, – проворчала она. – Колонны, как ты понимаешь, часть защиты. Что-то вроде печатей на узилище. Когда ставили защиту, двенадцать наших пожертвовали собой, чтобы замкнуть круг. Еще двенадцать приняли их дар, став Хранительницами печатей.

У меня мурашки побежали по коже. Здесь, во мраке пещер эти слова воспринимались по-другому, и сказка становилась не просто страшной, а очень страшной. Впрочем, о чем это я. Сказкой здесь даже не пахло.

– Их осталось девять? – уточнила я, прекрасно зная ответ.

– Да, – сухо кивнула бабушка. – Если Хранительница погибает, не передав дар, защита ослабевает, и ее можно взломать, чем тварь и пользуется. Одна из них была из нашей семьи, – добавила она тихо и замолчала.

Молчала и я. Слишком много всего для одного утра. Хранительницы, проклятый, жертвы и печати. Одна из моих прапрабабушек подвела остальных. Почему, когда и как – уже не важно. Черный столб остался стоять там, в пещере, к торжеству беснующейся в холодном свете твари.

Мы вышли в третью пещеру. Знакомо блеснули рельсы в свете фонаря, и на душе окончательно посветлело – скоро домой. Внезапно шагах в тридцати от нас что-то зашуршало по камням, послышалось шлепанье босых ног, и, кажется, я даже различила чье-то сопение. В луче мелькнула темная фигура, бросившаяся наутек.

– Это кто там еще? – пробормотала Нурея, взмахивая рукой.

Пол в том конце пещеры вспучился, вырос стеной в половину моего роста, и тишину пронзил тонкий крик. Кто-то явно попался.

Пещера, окружающая нас темнота и неприятно-жалобное хныканье в углу. Страшно? Должно быть, я слишком устала, чтобы бояться. Фонарь, правда, подрагивал в руке, и пятно света дергалось, прыгая по камням. Потянулась было за клинком, но Нурея вела себя спокойно, и я не стала хвататься за оружие.

– Так-так, – проговорила ледяная, дойдя до своего творения и оглядывая ловушку. – Ну конечно.

Конечно – кто? Я с любопытством заглянула внутрь. Существо было небольшого роста. Лохматые спутанные волосы, темное рубище на плечах, все в прорехах, серая кожа: бледная и давно немытая. Запах… Я сглотнула, но после той вони эта воспринималась легче.

Существо жалобно заскулило, прикрывая руками голову, и мое сердце сжалось – на коже красовались свежие порезы. Кто-то здорово поработал – на руках от укусов, синяков и порезов почти не осталось живого места.

– Кто это? – спросила я шепотом.

– Слышала о магических орденах?

Слышала ли я о них? Не просто слышала, но даже защищала по ним доклад. Ордена были довольно популярны в прошлом веке. Возникали как грибы – хаотично и плодовито. Каждый мнил себя самым-самым. Свято верил в собственную уникальность, ревностно хранил секреты и пытался привнести в мир добро. Способы привнесения были от безопасно-рассудительных до кровавых с многочисленными жертвами. После парочки крупных катастроф терпение у правителей лопнуло, и большинство орденов кануло в прошлое, не пройдя мимо посещения камеры, виселицы или плахи, в зависимости от милосердия того или иного правителя. Впрочем, некоторые ограничились изгнанием.

– Знаю, конечно.

Луч фонаря Нуреи прошелся по сжавшейся в комок фигурке.

– Этот бедолага – потомок тех несчастных, оставшихся от бывшего ордена Хранителей земли. Не знаю, что именно они собирались сохранить, но в результате одной их волшбы довольно приличный кусок земли превратился в пустыню. После этого орден в полном составе вместе с семьями сослали сюда, в горы. Видимо, потому что камни сложнее испортить. К сожалению, во главе ордена стоял настоящий фанатик, который увел их глубоко под землю. Там они и живут до сих пор. Наружу выбираются единицы. Наши подкармливают их немного, но последнее время они совсем одичали. Ты и сама это видишь.

Я потрясенно молчала. Это человек? Не может быть! Вопросов возникло множество, но я прекрасно понимала их тщетность. Обвинить ледяных в равнодушии к чужой беде? Так не они сослали сюда бывших магов. Не они загнали их в пещеры. Не они заставили людей потерять человеческий облик.

Но это существо, прикрывающее глаза дрожащими пальцами и тихо скулящее, не было ответственным за глупость взрослых.

– Что у него с руками? – спросила я совсем не о том, о чем собиралась.

– Выгнали. Скорее всего, нарушил что-то, вот и поплатился, – равнодушно ответила ледяная, отводя фонарь в сторону.

– И что с ним будет? – Я сжала кулаки.

– А надо ли нам это знать? – спросила Нурея. Она взмахнула рукой, чтобы разрушить ловушку, но я остановила ее. Не знаю, что мною двигало: жалость, желание помочь или радение за правду, но мысль бросить ребенка, пусть и дикого, казалась чудовищной.

– Если его выгнали из племени, – назвать одичавших людей орденом язык не повернулся, – он может погибнуть.

– Может, – согласилась бабушка, и по ее отстраненному голосу было ясно, что мыслями ледяная далеко от судьбы найденыша.

Где-то вдалеке послышался перестук колес. Поезд! Уже близко. И я решилась.

– Я отработаю его содержание, сама буду за ним следить и обучу его сама, – затараторила я, одновременно нагибаясь и подхватывая на руки подземника. Его пальцы больно вцепились мне в плечо, а коленки уперлись в живот. – Тише, тише, – зашептала я, пытаясь успокоить забившегося на моих руках ребенка. К слову сказать, весил он совсем немного, а худой был… Я клятвенно пообещала себе, что откормлю.

Между тем Нурея ничего не ответила, отвернулась и пошла навстречу подъезжающему поезду. Я с трудом удерживала рвущегося в спасительную темноту ребенка. А… была не была. Все равно не брошу.

Дошла до поезда, кивнула ошарашенному появлением еще одного пассажира Чару, ввалилась в вагончик, выгрузила свою беспокойную ношу на скамейку и придавила собой сверху, чтоб не дергался. Вытерла вспотевший лоб. Плечо ныло, на боку точно будет синяк. Всегда знала, что дети – хлопотное приобретение, но не подозревала насколько.

Нурея скептически оглядела обоих, хмыкнула, но возражать не стала, и то хлеб.

Поезд бодро катил по рельсам, и пещеры, обнажив свою самую страшную тайну, не казались мне такими уж загадочными. Сегодняшний визит сдернул покров с их темного нутра, и в данный момент меня больше занимал мой сосед по сиденью, чем окружающий мрак, в котором желтыми бабочками подрагивали фонари.

– Успокойся, – сказала я, пытаясь усадить найденыша рядом с собой, в то время как это чудо норовило сползти на пол. Я ухватила его за талию, подтянула к себе, и острые зубы сомкнулись на моем запястье. От неожиданности я зашипела, придавила его за шею и прошептала: – Я ведь тоже укусить могу.

Найденыш нехотя выпустил мою руку. Кожа заныла, но я запретила себе думать об укусе, о грязи и прочем. Вот приедем домой, надраю дикаря до блеска, тогда и поговорим. Тем более что мою речь он понимает.

– Я все думала, – неожиданно произнесла Нурея, наблюдая за нашей возней, – как тебя лучше будет отучить от южной несдержанности и привить терпение, но, похоже, ты меня опередила.

Мы с Диком (не мудрствуя, я решила сократить дикого до Дика) замерли, переваривая сказанное. Дик, естественно, мало понял, ну а я… Иллюзий относительно найденыша я не питала. Так что не думаю, что воспитание Дика привьет мне терпение или хладнокровие, скорее, в ближайшее время мне грозят сорванные связки, покусанные руки и синяки по всему телу.

Внутренний голос уже тонко намекал на собственную глупость, но я велела ему заткнуться. Представила, как еду домой, мучаясь мыслями о брошенном на произвол судьбы дикаре… Справлюсь. В конце концов, это всего лишь маленький мальчик, а я взрослая и к тому же женщина. Воспитывают же некоторые по пять детей.

Хм, кстати о воспитании. Я нащупала на поясе мешочек с пирожками. Развязала. Рядом шумно засопели и сглотнули слюну.

– Ешь, – протянула один.

Тот мгновенно исчез по рту мальчика. За ним последовал второй, третий, пока мешочек не опустел. После еды Дик притулился рядом, смирившись с необходимостью сидеть на чем-то ином, нежели пол. Я победно улыбнулась. На первое время подход найден, а дальше посмотрим.

Вдали посветлело. Дик притих, жадно втягивая носом непривычно свежий воздух.

– Повяжи ему на глаза. – Нурея подала свой шарф. – Ослепнуть может.

Я обругала себя – расслабилась, а о том, что вряд ли покидавшему раньше пещеры ребенку солнце вредно, забыла.

Сначала показала Дику шарф, дала пощупать, затем дотронулась до начинающих слезиться глазенок, которые поблескивали из-под свисающих на лицо косм.

– Это защитит их.

Ребенок нерешительно вертел в руках шарф, а мы уже вкатывались в полосу света. Я быстро вытащила шарф из его грязных пальцев, повязала на глаза и легонько ударила его по рукам, чтобы не тянулся снять.

– Потерпишь, – прикрикнула строго.

К моему глубочайшему удивлению, Дик послушался и замер на сиденье. Скорее всего, он был ошарашен быстрой сменой судьбы, а главное, слепящим солнцем, ударившим по глазам. Дик зашипел от боли, по щекам побежали дорожки слез.

– Держи. – Нурея протянула два кусочка льда, которые сотворила прямо из воздуха.

Я приложила их поверх шарфа, и Дик вцепился в мои руки своими грязными пальчиками, но брыкаться не стал. На душе потеплело. Похоже, он понял, что я не собираюсь причинять ему вред.

Поезд мягко затормозил, я подхватила Дика на руки и вышла на платформу. Мальчик уткнулся лицом мне в плечо и сопел. Мельком подумала, что на плечах наверняка останутся синяки от его пальцев.

Странное дело, меня должен был потрясти факт нахождения проклятого в одной из пещер, да еще вполне здравствующего, хоть и заключенного в кокон, как и осознание своей дальнейшей судьбы, тесно связанной с охраной этой твари. Ладно бы просто сторожить, так еще и отгонять всяких нелюдей, лезущих туда, словно им там медом намазано. Однако все эти переживания смазались, отступили на задний план перед лицом насущной проблемы, напряженно сопящей в ухо.

Проклятый остался в пещере, а Дик здесь, у меня на руках – голодный, грязный и совсем не цивилизованный ребенок. Мой ребенок.

– Вернулись!

Радостный вопль потряс двор, и по ступеням крыльца сбежала Лазарита. За ней высыпали остальные.

– Ой, а кто это? – уточнила кузина, с удивлением рассматривая мою ношу.

– Не видишь? Подземник, – презрительно дернула уголком рта Чарина и добавила насмешливо: – Дикая дикого привезла.

Я прикусила губу, отчаянно жалея, что меня хорошо воспитали и я не могу просто так пойти и отхлестать ее по щекам.

– Чарина! – повысила голос бабушка и устало проговорила: – Кто-то засиделся дома. Завтра отправишься на внутренний патруль.

– Но… – вскинулась ледяная.

– Лазарита уступит тебе свою очередь, так ведь? – обманчиво ласково спросила Нурея, и кузина послушно кивнула.

Чарина кинула на меня многообещающий взгляд и ушла в дом. Поздравляю, княжна. Один враг у тебя уже есть. Думать о вечере не хотелось. Не явиться на бой я не могла, так что… будь что будет.

– Тебе помочь?

Ко мне шагнул ледяной «принц», и в голову сразу полезли дурные мысли о том, как я выгляжу после пещер, да еще и с грязным оборвышем на руках. Услышав чужую речь, оборвыш сильнее вцепился в мои плечи, явно не желая, чтобы кто-то другой носил его на руках.

Я покачала головой:

– Нет, спасибо.

– Нас вчера не представили. – «Принц» словно не заметил моего отказа и продолжал лучезарно улыбаться. – Меня зовут Лайз, я близкий друг семьи Сорецки.

– Хасар, близкий друг ее светлости. – Мой вассал фактически оттер плечом Лайза от меня.

Ледяной поморщился, но отступил. Я наградила наемника недоуменным взглядом. Что на него нашло? Или решил, что в обязанности вассала входит охрана моего личного пространства? Так я не маленькая, справлюсь сама.

– Лайз, очень приятно, – улыбнулась я ледяному, пожалев, что я в штанах, да еще и с ребенком на руках, и мне не изобразить элегантный реверанс.

Хасар нахмурился и явно вознамерился сказать какую-то гадость, но я его опередила, выпалив скороговоркой:

– Хасар, твоя помощь мне не помешает. Лайз, рада была познакомиться, увидимся за обедом.

И зашагала к дому. Я уже не чувствовала рук под тяжестью Дика, да и ноги ощутимо ныли. Хотелось рухнуть куда-нибудь, желательно в горячую ванну, выпить чашечку чего-нибудь покрепче и подремать хоть полчасика, отрешившись от всего.

Я не оглядывалась, надеясь, что Хасар идет за мной. Меж лопаток чесалось от пристального взгляда ледяного, и сердце кольнуло неприятное предчувствие. Зачем он здесь? Просто приехал в гости? Все, что я увидела до сих пор, позволяло сделать вывод, что ледяным не свойственно гостеприимство. Тогда зачем приехал Лайз? И не связан ли его визит со мной?

Ба, княжна, да у вас паранойя! Еще немного, и я стану шарахаться от собственной тени. Впрочем, после сегодняшней экскурсии легкая паранойя скорее норма, чем диагноз. Удивительно, как ледяные вообще ухитряются оставаться внешне нормальными людьми, с такой-то историей.

Сегодняшнее утро открыло мне на многое глаза, и я стала лучше понимать внешнюю холодность ледяных. Сложно быть честным и открытым, когда к тебе в гости постоянно лезет всякая гадость, и любой визит может оказаться диверсией, а друг обернуться врагом. Кстати, о друзьях, точнее, вассалах.

– Хасар, давно хотела у тебя спросить, почему ты решил остаться со мной?

Мы поднялись в мою комнату, наемник галантно придержал дверь ванной, пока я отдавала приказания служанкам принести полотенца, халат, мыла, и побольше, а также задернуть шторы, оставив лишь тусклый светильник на потолке.

Служанки шустро выполнили распоряжения. Дик испуганно задергался, услышав шум набирающейся в ванну воды, и мне пришлось сесть на скамейку, чтобы не выронить беспокойную ношу.

– Давайте я его подержу, а вы снимите хотя бы куртку и мечи, – предложил наемник, не спеша отвечать на мой вопрос.

Сказать было легче, чем сделать. Дик протестующе запищал и клещом вцепился в меня в хорошем таком удушающем захвате. Я, конечно, была не против помыться, но не вдвоем же!

Наемник, пыхтя, пытался отодрать от меня ребенка, тот, сжав зубы, отдираться не желал. Мне было уже наплевать на куртку, на мечи. С каждой секундой воздуха в легких становилось все меньше, а стиснутые коленками ребра жалобно трещали.

– Хасар, хватит. Так мы ничего не добьемся. Неси еду, и побольше.

Наемник исчез и вернулся через пару минут с куском одуряюще пахнущего запеченного мяса. Дик шумно вздохнул и обмяк.

– Давай договоримся. Ты сейчас отпускаешь мою шею и делаешь что тебе скажут, а затем получаешь мясо. Много мяса.

Я говорила медленно, четко выговаривая слова, чтобы Дик понял. Кажется, понял. Несмело отцепил одну руку, потом другую. Хасар тут же этим воспользовался – быстро подхватил ребенка на руки и прямо в одежде опустил в воду. Подземник завопил от ужаса и попытался выскочить из воды, однако наемник держал крепко. Мальчишка взбаламучивал руками-ногами воду, отчего создавалось впечатление, что в ванной работает бешеный фонтан, в центре которого пребывали мы с Хасаром.

Я скинула успевшую вымокнуть куртку, сняла оружие, закатала рукава рубашки и приступила к мытью.

Через полчаса мы мокрые с ног до головы полулежали в креслах в моей комнате, и оба пребывали в полном недоумении, как такое маленькое создание могло полностью вымотать двух взрослых. В данный момент создание сидело на кровати, закутанное в одеяло, с повязкой на глазах, и, причмокивая, уничтожало мясо. Грязные лохмотья уже унесли сжечь, а в воздухе стоял насыщенный аромат ромашки, лаванды и туалетного мыла.

– Вы хотели знать, почему я отправился с вами? – спросил вдруг Хасар.

Мокрая одежда неприятно холодила кожу, и нестерпимо хотелось от нее избавиться, но я боялась сбить настрой вассала. Вдруг завтра он передумает быть со мной откровенным?

В наемники шли не от хорошей жизни. И не всегда задания ограничивались лишь честной ловлей магических тварей. Да что там говорить! Гильдия сквозь пальцы смотрела на подработки ее членов, лишь бы взносы регулярно платили. Отец не раз с грустью говорил, что настоящих тварей становится все меньше, а подонков, желающих на них заработать, все больше. На всех не хватает, вот и берутся за грязные делишки, не связанные с тонкими материями.

Пауза затягивалась, сидеть в мокрой одежде становилось все неприятнее, но Хасар, погруженный в свои мысли, казалось, ничего не замечал.

Наконец он поднял на меня твердый взгляд, в котором светилась отчаянная решимость:

– Госпожа, я готов отказаться от второй части гонорара.

Неожиданно… я разом забыла о мокрой одежде. Отказаться от семи с половиной золотых? Да за гораздо меньшее по голове стукнут и в канаве прикопают. На такие деньги и коня боевого можно купить, и сбрую, и на жизнь останется, да что там говорить! Целая семья год может прожить на семь золотых, не слишком себя обделяя, а он «готов отказаться».

– И кого я должна убить? – попыталась пошутить я.

Шутка не удалась. Хасар не мигая смотрел на меня, и под его взглядом мне становилось все больше не по себе. Ну ладно, не убить, а что тогда? Продать секрет доступа к проклятому – слишком дешево, отвести туда Хасара – бессмысленно. Больше ничего ценного в голову не приходило.

– Я хочу стать стражем, госпожа, – понес он полную околесицу.

Я выпрямилась в кресле.

– Но, Хасар…

– Погодите, не отказывайтесь сразу, – торопливо заговорил наемник. – Я принесу полную клятву подчинения леди Нурее и, таким образом, войду во внешний круг семьи. Ваше поручительство позволит мне получить статус жителя и принять участие в ежегодных Ледяных играх.

– В каких играх? – переспросила я, с удивлением осознавая, что Хасар хоть и несет полный бред, но одновременно с тем хорошо подготовленный бред. И скорее всего, даже нашел лазейку, как осуществить свою затею. А ведь я была абсолютно уверена, что подготовка стражей, как и самих ледяных, начинается с раннего детства. И попасть к ним чужаку, да еще и такому взрослому, невозможно.

– Я утром успел пообщаться со стражами Чарины, – немного виновато сообщил Хасар.

Ну точно подготовился. Значит, эта идея родилась у него не вчера. Занятно.

– Раз в год ледяные устраивают игры, на которых выбирают лучших стражей, но фактически любой желающий может принять в них участие. Любой получивший гражданство, – поправился он. – Надо всего лишь пройти полосу препятствий и выстоять три минуты против стража. А затем ты получаешь право на испытание.

– Испытание? – Я вздернула брови. Чем дальше, тем больше мне не нравилась затея Хасара. Вот с чего, спрашивается, ему стукнуло в голову стать стражем? Ладно, у меня выбора нет. Дар определяет жизнь и не позволяет вносить в нее изменения, но у Хасара-то руки развязаны. Хочешь – возвращайся домой, хочешь – оставайся. Никто не гонит. Уверена, у ледяных найдутся другие занятия, помимо великой миссии охраны великого зла.

– Просто проверка, на какую ступень обучения ты сможешь претендовать, – пояснил Хасар.

Звучало легко и просто, но мне ни капли не верилось, что так оно и будет. И «всего лишь полоса препятствий» на самом деле окажется чем-то костедробительным и ломательным, а «три минуты» станут нереальным временем для боя.

Тяжелый вздох сдержать не удалось. Вроде мы и знакомы недолго, а оказывается, я успела прикипеть сердцем к всегда спокойному и уверенному в себе степняку. Отпускать его к злобным дядям-стражам не хотелось. Но я отлично знала это выражение на его лице – отговаривать бесполезно.

– Хорошо, я дам рекомендации и попрошу Нурею ввести тебя в семью. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Спасибо, госпожа! – просиял Хасар, вскакивая с кресла и явно намереваясь мчаться на игры прямо сейчас.

– Последний вопрос, – остановила я его. – Зачем тебе становиться стражем? Надеюсь, дело не в Лазарите?

Хасар покраснел, отчего его смуглая кожа стала еще темнее. Отрицательно мотнул головой.

– Клятва свяжет тебя по рукам и ногам. Причинить вред кому-то из ледяных либо предать их ты не сможешь. Наемник, страж… – Я задумчиво посмотрела в окно, перевела взгляд на Дика. Ну конечно, как я сразу не догадалась! – За что ты так ненавидишь тварей, Хасар?

Хасар напрягся, его широкое лицо закаменело, и я поняла, что попала в точку.

– Это мои долги, госпожа, – сипло выдавил он из себя, – мне их и возвращать.

И вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Глава 26 Бои с правилами, горькая сладость и примирение с прошлым

В комнате стало тихо, даже Дик застыл на кровати и, похоже, засыпал сидя. Надо было встать, содрать с себя мокрую одежду, залезть в ванную, но я продолжала сидеть в кресле, придавленная внезапно свалившимся грузом.

В душе задрожала невидимая струна, обещая скорые слезы. По сердцу остро полоснуло тоской. Он обещал найти меня, обещал объясниться и в конце концов получить от меня по лицу за… все, что сделал. Он просто не имел права меня бросить. Не сейчас, когда вокруг оживали страшные сказки, а единственный друг стремился стать их частью. Всегда думала, что Хасар останется нормальным человеком среди ледяного кошмара, нормальным и верящим в золото в кармане и остроту ножа на поясе.

Я откинулась в кресле, прикрыла глаза. И как я жила раньше? Как-как… Тихо и спокойно, а главное, с уверенностью в завтрашнем дне. А сейчас? Что будет, если он освободится? Сколько ему надо сломать столбов, чтобы вырваться на свободу? Что, если некроманты доберутся сюда, прикончат еще парочку Хранительниц и…

Я обхватила себя за плечи, чувствуя, как противная мелкая дрожь начинает сотрясать тело.

Что он сделает с теми, кто столько лет держал его в заточении? Даже думать страшно. И я… я буду среди них! Ладно, ледяные… они привыкшие, но я так не могу.

Резко встала, закрыла дверь на щеколду и прошла в ванную. С отвращением бросила мокрую одежду на пол, пустила горячую воду и с наслаждением забралась в нее. Вода расслабляла, согревая и принося с собой успокоение.

Первым делом надо известить отца, чтобы никуда не ехал. Чем дальше отсюда, тем надежнее. Затем попытаться отослать Хасара. Я не прощу себе, если с ним что-нибудь случится. И попросить Нурею подобрать мне учителя. Хорошего учителя, чтобы продержаться как можно дольше, когда эта тварь вырвется на свободу.

Стоп! Кажется, это называется паника. Сколько лет здесь эта тварь? И сколько лет ее охраняют? Три столба, княжна, они потеряли за это время лишь три столба. Хватит вести себя как трусливая собачонка, которая первый раз оказалась на улице. Что сказал бы дед?

При мысли о деде полегчало. Я растерлась полотенцем, надела халат, вышла в комнату и замерла – кровать была пустой.

Спокойно! Дверь я заперла, он не мог улизнуть. Значит… заглянула под кровать и увидела свернувшегося в клубок Дика. Поразмыслив, решила оставить ребенка в покое. Пусть спит пока на полу, а там постепенно и к кровати приучим. Отогнала мысль прилечь рядом и пошла одеваться к обеду. Помощь служанки мне не требовалась, платья здесь были удобных фасонов. Никаких корсетов, пуговиц сзади и длина на грани приличия – до середины икр.

Обед прошел мирно. Разговоры ни о чем, милые улыбки, даже притягательность Лайза померкла после сегодняшнего утра, хоть ледяной и старался привлечь мое внимание. Но, несмотря на домашнюю обстановку, я чувствовала себя пациентом на приеме у врача. Мои родственнички нет-нет да и бросали испытующие взгляды в мою сторону, словно проверяя – дышу или уже помирать собралась. Нет, не собралась. Не дождетесь. Мы, южные, не только танцевать да петь умеем. Так что не стоило ждать от меня слез и стенаний о горестной судьбе.

После чая я увела Лазариту на балкон. Та понимающе вздохнула, и на меня накатила ярость. Они правда так уверены, что я не справлюсь и запрошусь домой?

– Лазарита, что слышно о Торесе? – без околичностей спросила я. Все же ледяные дурно на меня влияют. Интересуюсь мужчиной, да еще и не скрывая этого.

– Тебе он нужен? Так я велю его сюда доставить, – предложила кузина, будто речь шла о новом платье. Я представила перевязанного розовой ленточкой Тореса в яркой бумажной упаковке и потрясла головой. Мой первый мужчина в подарок от сестры.

– Н-н-нет, – ужаснулась собственной фантазии.

– А что же тогда ты хочешь? – уточнила Лазарита, не видя никакой проблемы в подобном подарке.

Что я хочу? Букет роз, прогулку по тенистой аллее парка, робкое прикосновение к руке и обжигающий страстью взгляд. Только взгляд, и ничего более! Нет, бесполезно объяснять. Все равно не поймет. Да и глупо надеяться, что с Торесом у нас будет именно так, как мечталось в наивном девичестве.

– Забудь, – махнула рукой, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Я-то забуду, а кто-то нет, – многозначительно произнесли за спиной, и мои щеки полыхнули румянцем. Нет, стоп. Я его не простила. Тогда почему мне так хочется его увидеть?

– Что ты сказала? – медленно повернулась я.

– Айрин, – она взяла меня за руки, заглянула в глаза, – я знаю, как это тяжело. Пусть никто из нас не признается, но лучше десять раз сходить во внешку, чем один раз на последний рубеж прогуляться. Охранять тварь – то еще удовольствие. Пара часов в его пещере – и словно два года с тебя списали. Совет Матерей давно запретил одиночные посещения. Были случаи, когда… – Лазарита замолчала, ее голубые глаза потемнели от неприятных воспоминаний. – В общем, чем дальше от него, тем спокойнее. Если тебе что-то нужно – поддержка, помощь, – только скажи.

– Спасибо, но…

– Айрин, я серьезно. Для тебя сейчас очень важно остаться в здравом рассудке. Понимаешь, у нас еще не было положительного опыта с дикими. Ты – первая. И если потребуется Торес для снятия, скажем так, напряжения… Только скажи – его мигом привезут. А если кто другой понравился…

– Стоп! – резко оборвала я кузину. Щеки уже пунцовели от стыда. Поганка, на что сейчас намекает! Я ей покажу «снятие напряжения». Я ей такое «снятие» устрою вместе с ледяным развратом!

Руки сжались в кулаки, кровь отхлынула от лица, и в воздухе запахло морозной свежестью.

– Айрин, – жалобно произнесла Лазарита, меняясь в лице. И отступила от набегающей по полу ледяной корки.

Дикая, значит. Запомним. И «принца» тоже. Случайно он в гости приехал, как же!

– Так некому нравиться! – выдохнула я, дыша часто и чувствуя, как внутри поднимается волна гнева, застилая разум. – Вы сюда еще не всех пригласили. Выбор слабоват. Одни голубоглазые да блондины. А мне, может, с детства брюнеты зеленоглазые нравятся!

Ветер в неспешном вальсе кружил редкие снежинки, и те, падая на кожу, не торопились таять.

Глупый разговор, дурацкая ситуация. Гнев тугой веревкой стянул шею, мешая вздохнуть.

Лазарита медленно отступала к перилам. Радетельница… Да в могиле я видела таких радетельниц. Как же хочется все бросить и уехать прямо сейчас! Подальше от душащей заботы и гнусных намеков!

– Значит, мужика мне надо, да? Только у меня предложение получше будет.

Я быстро дошла до гостиной, бросила рассевшейся в креслах компании:

– Через полчаса за домом.

И отправилась в комнату переодеваться.

Дик еще спал, и поднос с едой, стоящий у кровати, не был тронут. Я не стала будить найденыша, лишь, выходя из комнаты, попросила одну из горничных присматривать за мальчиком.

На улице ярко светило солнце, было тепло, но осень вовсю хозяйничала в горах, щедро расцвечивая листву в великолепные наряды. Одинокие фиолетовые ромашки красовались на полупустой клумбе перед входом на небольшую лужайку, а ровно подстриженные кусты застыли по краям пурпурной оградой.

Я передернула плечами, собирая всю злость и решимость. Гордо подняла подбородок и шагнула на уже поблекшую от легких морозцев траву. Ледяные ждали. Хмурая Лазарита нервно мерила шагами газон, рядом топтался с несчастным видом Шарн. Им в противовес молчаливой группой застыли Чарина со стражами. Хасара видно не было, и я вздохнула спокойнее. Не хотелось бы, чтобы вассал мне помешал.

– Пришла, – немного удивленно отметила факт моего появления Чарина и предвкушающе улыбнулась.

Я улыбнулась в ответ. Подняла глаза к небу, глубоким вдохом вбирая в себя его бесконечную синеву. Я должна примириться с собой, должна принять дар и стать одной из них, а главное – перестать бояться проклятого. Обратно к маме под юбку меня никто не отпустит. Значит, станут ломать.

Но Таль-Сорецки не ломаются!

С этой мыслью я вытащила клинки. Один воткнула в траву, биться обоими в моем случае – цирк, а не бой. Чарина скинула куртку, приняла клинки от стража. Пренебрежительно хмыкнула, но все же сравняла шансы. Ее клинок, красиво описав сверкающую дугу, воткнулся в землю рядом с моим. Задрожал, отражая на идеальной поверхности солнечный луч.

Мы стояли друг против друга, и напряжение тягучей патокой разливалось в воздухе. Глаза в глаза.

«Проверим, что ты собой представляешь, южанка», – читалось в ее спокойном взгляде.

«Смотри, как бы проверка боком не вышла», – мысленно ответила я, вставая в стойку.

Чарина продолжала стоять в той же позе, опустив меч и предоставляя право атаковать первой. Ладно, я не гордая. Я и первой могу.

Я рванула вперед так, словно земля загорелась у меня под ногами. Дед бы мною гордился. Я работала не просто хорошо, а практически идеально. Финты, подрезы, восьмерки. Меч летал в руке, но я била не в полную силу. Моей задачей было не убить, а всего лишь достать хотя бы кончиком меча до ледяной.

Тщетно. Мне ни на мгновение не удалось прорвать глухую оборону ледяной. Мои атаки встречали лезвие ее меча. Рука уже начала уставать, я поневоле сбавляла темп, судорожно пытаясь нащупать хотя бы крошечную брешь в ее защите.

Краем глаза успела заметить Хасара и горячо что-то втолковывающую ему Лазариту. Кажется, его ускоренно вводили в культуру ледяных, не давая вмешаться в поединок. А затем мне стало не до вассала – ледяная перешла в наступление. Теперь я наглухо закрылась, и все мысли были сосредоточены на одном: предугадать, где в следующее мгновение окажется лезвие ее меча. Дыхание стало рваным и сиплым. Плохо. Долго не продержусь. Отход, уклон. Лезвие просвистело в опасной близости от лица, я успела уклониться лишь в последний момент.

Ах так! Играем по-взрослому? Приняла лезвие, отводя его в сторону, а второй рукой заехала в живот ледяной. Чарина охнула и пошатнулась. Так-то лучше. А локоть уже шел в сторону ее подбородка.

Ледяная изящно отклонилась назад, отпрыгнула, разрывая дистанцию. Потерла живот и неожиданно улыбнулась.

– Хорошо. Попробуем так! – И кинула меч стражу.

Я нехотя выпустила клинок из рук, с оружием как-то надежнее. Лазарита приняла меч, ободряюще улыбнулась. Мне бы ее уверенность.

В этот раз ледяная атаковала первой. От удара я ушла, а вот захвата избежать не удалось. При падении на землю у меня вышибло воздух из легких. Я вывернулась, скидывая с себя Чарину, и, когда ледяная попробовала встать, банально дернула за ногу, заваливая на себя.

Достать кинжал из-за пояса – секундное дело, приставить к обнаженному горлу… Что бы сделала Чарина с ножом у горла, я узнать не успела, хотя и была уверена, что сдаваться она не станет.

Жгучий холод ведром стужи вывернулся за шиворот.

– Б-б-бабушка, – простучала зубами Чарина, расслабляя руку, которой собиралась выбить нож из моей ладони.

– Н-н-нурея, – согласилась я с ледяной.

– Встать!

От грозного окрика мое тело само собой приняло вертикальное положение, а руки вытянулись по швам. Нурея прошлась по нам раздосадованным взглядом и заговорила неожиданно спокойным голосом:

– Я вижу, что недостаточно уделяла внимания вашей занятости. Придется доработать.

Уж лучше бы она орала на нас, было бы легче, чем стоять, склонив голову, и краснеть со стыда.

– Чарина…

– Утром меня уже не будет здесь, – быстро проговорила ледяная.

– До того как заступишь в патруль, будь добра зайти к старшей Лоске и передай ей от меня привет и пожелание поработать над твоей техникой. А то неудобно перед Айрин. Ей столько рассказывали о нашей подготовке, а на практике все иначе выходит.

Чарина отчетливо скрипнула зубами.

– Айрин, – бабушка обратила взгляд голубых глаз на меня, и их выражение смягчилось, – завтра едешь со мной в столицу. Жаль нести плохие вести, но мы должны быть готовы ко всему.

– Вторжение? – жадно выдохнула Чарина, облизывая пересохшие губы. Она подобралась и даже шею вытянула, став похожей на охотничью собаку, взявшую след.

– Патруль, милая, – покачала головой Нурея. – И не забудь посетить Лоске. Лайз, будь добр, проводи Айрин в ее комнату. Хасар, вам не стоит оставлять леди одну.

Последняя фраза прозвучала приказом. Хасар поморщился, но возражать не стал. Нас активно выпроваживали прочь.

Бабушка намерена устроить разнос членам семьи? Или не хочет делиться секретами?

Я забрала клинок у Лазариты, стараясь не встречаться взглядом с ледяной. Даже не помню, когда мне последний раз было так стыдно. Сорвалась, словно истеричка! Ладно бы за дело, так вообще непонятно из-за чего мы с Чариной сцепились, как две кошки! Мелькнула мысль о проверке новеньких, но разум отказывался верить в подобную чушь. Здесь вполне цивилизованное общество, даже поезда есть. А тут проверка боем… Чушь, чушь и еще раз чушь!

– Айрин.

Я с трудом вынырнула из раздраженных мыслей и с большим удивлением обнаружила, что Лайз держит меня за руку. Да еще и называет по имени!

– Э-э-э… – Я хотела обратиться к Лайзу официально, но поняла, что полным именем его никто не представлял. И вся моя приготовленная отповедь лопнула как мыльный пузырь. – Да, Лайз, – отозвалась я, одновременно выдергивая руку, точнее, пытаясь это сделать. Ладонь будто в тиски попала. Пришлось остановиться и развернуться к ледяному лицом.

– Не переживайте из-за дуэли. – Лайз широко улыбнулся, излучая невероятное обаяние. Я нервно сглотнула, с ужасом понимая, что вдолбленные с детства понятия о чести тают, стремительно капитулируя перед ледяным. – Вы все сделали правильно. Здесь не любят слабых и уважают силу. А Чарина, она хорошая. Иногда ее, правда, заносит, но вам, наверное, сложно это понять. Я с трудом представляю, что вы сейчас чувствуете, вас ведь воспитывали совсем иначе.

От сочувствия в голосе Лайза внутри что-то размякло, к глазам подступили слезы. Еще немного, и разревусь, как последняя дура, встретившая доброго дядю посреди разбойничьего притона.

– Лайз, спасибо за заботу, я справлюсь. – Улыбка вышла кривой и далекой от идеала. – Просто столько всего навалилось… голова кругом.

– Я готов вам помочь.

Голубые глаза ледяного смотрели пристально, изучающе, и улыбка на его губах не вязалась с их серьезностью.

– Я запомню, – кивнула, выдергивая руку. Нас догонял Хасар, которого задержала на поляне Лазарита. – Простите, мне пора. Дела.

– Я вас провожу, – запротестовал было Лайз.

– Справимся сами, – с ходу врезался между нами Хасар, одновременно беря меня под руку и увлекая за собой.

Ледяной остался позади. Я пребывала в легком шоке от подобной бесцеремонности, но одновременно была благодарна Хасару за вмешательство. Лайз меня настораживал. Даже не он сам, а собственная реакция на него. Пожалуй, хватит с меня глупостей на сегодня.

– Что вы задумали, Айрин? – проворчал Хасар, быстрым шагом направляясь к входной двери. Я еле поспевала за ним. – Не хочу лезть в вашу личную жизнь, но ледяные – то еще гадючье гнездо. Так и норовят плюнуть ядом в соседа. Я пообщался немного со стражами. Их семьи грызутся за власть, как собаки за кость. Нечисть давно занесена в Книгу редкостей, в горах тихо, вот и маются от безделья. Я тут подумал, – он придержал дверь, пропуская меня внутрь, – не просто так они все это затеяли, а? Стражи там, патрули. На дуэль вон вас спровоцировали. Должна же быть какая-то цель?

Я прикусила губу, проклиная про себя ледяных с их таинственностью. Заморочили парню голову, а мне теперь что ему отвечать?

– Хасар… – Горестный вздох сдержать не удалось.

– Не надо, Айрин, – с неожиданной мягкостью проговорил Хасар, – не мучьтесь. Я все понимаю. Вы лучше поосторожней с этим парнем. Мутный он какой-то. Торес, хоть и не страж, но гораздо лучше его.

Мы как раз поднимались по лестнице, и мне удалось ухватиться за перила, чтобы не упасть от удивления. Сначала непривычная болтливость Хасара, теперь это признание. Что дальше?

– А тайну их я и сам раскопаю, – добавил вассал, распахивая дверь моей комнаты.

– Я тоже по нему скучаю, – еле слышно прошептала я в спину удаляющемуся Хасару, вошла в комнату, прикрыла дверь и застыла на пороге.

Полумрак, царящий в комнате из-за опущенных на окна плотных штор, не мог скрыть произошедших здесь перемен. Прежней уютной, обставленной с любовью комнаты больше не было. Подушки и покрывала валялись на полу. Одна подушка была полностью выпотрошена, и наперник свисал с перевернутого столика. Пол, кровать, кресла и кушетка восхитительно бежевого оттенка были покрыты слоем пуха. Даже на канделябре застряло несколько перьев, отчего грозное оружие приобрело шаловливый вид.

В носу сразу зачесалось, а еще зачесались руки надрать чью-то попу. Осторожно переступила через остатки обеда, тарелку, подушку, подошла к кровати, присела на краешек. Сняла перевязь, раздумывая, как ловчее извлечь Дика из-под кровати.

Все-таки есть нечто положительное в способности детей переворачивать все с ног на голову. Только что у меня на душе кошки скребли, и вот на тебе… Стоило увидеть учиненный в комнате бардак, как тяжелые мысли разом испарились, точнее, переключились на явное и материальное.

Хм, задача. Найденыш сыт, и на еду его не выманишь. Силой вытаскивать не хочется, сам ни за что не вылезет, чует, поганец, что натворил.

– В одной дальней-предальней деревушке жил себе да поживал мальчик, – начала я сказку, которую часто рассказывала мне в детстве няня.

Я перемещалась по комнате, потихоньку наводя порядок. Подняла подушки и покрывало, перестелила заново постель. Убрала пух с комода, вернула на место столик.

– Был он пригож собой и умен, да вот беда, родители у него умерли рано, и остался он сиротой.

Рассказывала, понижая голос, а потом вообще ушла в ванную комнату, оставив дверь открытой. В зеркале отражалась часть комнаты, и я, к своему удовлетворению, вскоре заметила лохматую голову Дика. Подземник был не безнадежен. Он сидел на полу, все так же одетый в мой халат – на голове жуткое лохматое гнездо, срочно стричь, – и ручонками подгребал с пола пух в одну кучу.

– Как тебя зовут? – внезапно спросила я, оборвав рассказ и стоя на пороге ванной комнаты.

Дик напрягся, замер, потом, заметив, что я не двигаюсь с места и не планирую на него кидаться, расслабился. На бледной мордашке появилось плутовское выражение.

– Дик, – назвался он, – а ты – Айрин, – ткнул он в меня пальцем.

– Леди Айрин, – поправила я.

– Айрин, – нахмурив темные брови, упрямо повторил Дик. После ванны грязное нечто превратилось во вполне симпатичного ребенка с бледной кожей, черными волосами, огромными темными глазами. Обычный ребенок, а что худой да бледный – дело поправимое.

– Дик так Дик, – пожала плечами я. Малыш принял имя, которое я дала ему. Хороший знак.

Ночью я проснулась от скрипа кровати, а затем почувствовала, как сбоку привалился кто-то теплый и костлявый. Улыбнулась в темноту, обняла Дика покрепче, прижала к себе и погрузилась в сон.

Утро повторяло предыдущее, разве что было не таким ранним, как вчера. Мы с Нуреей снова шли по дороге к станции. За спиной остался дом, теплая кухня, восхитительный аромат свежей выпечки и кофе. Сладко сопящий Дик был поручен Хасару. Вассал обещал в мое отсутствие сделать невозможное: одеть, подстричь, накормить и проследить, чтобы чадо не натворило бед.

Показавшееся из-за гор солнце подсушило росу и прогнало туман. Осенняя сырость здесь совсем не чувствовалась, казалось, что лето немного простыло и вот-вот вернется привычным теплом. Над озером еще колыхалось белое одеяло, в котором проступали лодки рыбаков. Из деревни доносилось мычание коров, блеяние овец и лай собак. Жизнь продолжалась.

– Они не знают? – нарушила молчание я, кивая головой в сторону деревни.

– Достаточно того, что знаем мы, – ответила бабушка. – Если кто и догадывается, у него хватает ума не болтать об этом на базаре.

И снова молчание повисло над дорогой. Нурея была явно чем-то встревожена и не настроена на разговор. Вчера она заходила в мою комнату, но, посмотрев на уборку и остатки разгрома, благоразумно удалилась, отложив разговор. И вот сейчас почему-то не торопилась его начать.

Я, прищурившись и прикрыв рукой глаза от солнца, вглядывалась в темное пятно на склоне горы, куда уходили рельсы. Надо отдать должное ледяным, они со всей ответственностью подошли к возложенной на них миссии, не стесняясь прибегать к помощи науки и техники. Как говорится, все для дела!

После вчерашнего я по-новому взглянула на ледяных и их творения. Дома-крепости, выгодное расположение столицы, защищенный телепорт и удобные подземные дороги, позволяющие быстро оказаться в нужной части гор. Насколько я помнила из уроков географии, из Северной Шарналии сюда вела единственная дорога, проходящая через два перевала. Другая выходила к морю. Остальные пути были проложены под горами и охранялись ледяными. Идеально. Ну почти.

Изъян есть. Иначе откуда взяться следам боя у самого узилища?

– Подожди меня в приемной, – попросила бабушка, когда мы очутились у входа в зал Малого Совета.

Я присела на краешек бархатного стула и застыла с прямой спиной. За всю дорогу мы с Нуреей перекинулись лишь парой слов. Пещеры встретили нас все тем же полумраком, я с опасением ждала прихода страха, но его не было. Неужели начинаю привыкать и скоро буду, как бабушка, ругаться на проклятого за сломанные колонны?

От вокзала до здания Совета нас минут за десять домчал новенький автомобиль. А дальше я осталась сидеть в одиночестве в просторной комнате с десятком стульев, выстроенных вдоль стен.

Ждать пришлось около получаса. Наконец двери распахнулись, из них с достоинством вышла крайне рассерженная бабушка, ее голубые глаза потемнели от гнева. Она быстрым шагом пересекла приемную, бросив мне на ходу:

– Пошли.

– Что-то случилось? – спросила я, поспешив за ней.

Бабушка резко остановилась, и я налетела на нее.

– Эти глупые курицы не видят дальше своего носа. И помяни мое слово, они опомнятся, только когда тварь будет доламывать последнюю колонну.

– Нурея!

Громкий возглас за нашими спинами заставил бабушку презрительно фыркнуть, развернуться и почти бегом направиться прочь по коридору. Ледяная догнала нас только у самого выхода.

– Да погоди ты, – пропыхтела она, ухватив бабушку за рукав. – Поговорить надо.

– Я все уже услышала, Оливия, – покачала головой бабушка, и горькая усмешка тронула ее губы. – Ноги моей больше у них не будет!

– Но со мной-то ты можешь поговорить! – с нажимом произнесла Оливия, и Нурея со вздохом согласилась:

– Хорошо, пойдем к Ходору. Побалую внучку пирожными.

Я неотрывно смотрела на лежащее передо мной на тарелке пирожное и не могла заставить себя прикоснуться к нему. Шоколадный кекс с воздушным суфле, обсыпанный ореховой крошкой и с голубой розочкой из крема с лесными ягодами, дразнил ароматом горячего какао. Я была готова спорить на что угодно, что внутри пирожного прячется тягучий, густой, горьковато-сладкий шоколад.

Смотрела, и ком стоял в горле. Вспомнился вдруг темный, холодный и до омерзения промозглый лес. Ночные переходы, ночевки на земле, когда утром рукой пошевелить было нельзя от стылого холода. Тогда я готова была душу продать за такое чудо на тарелочке. Ну не душу, а половину состояния отдала бы точно.

Еще вспомнились рассыпчатые корзиночки с воздушным кремом и ягодной начинкой, которыми угощал губернатор своих гостей. Там, на последнем в моей жизни балу все было правильно. Белое платье с кружевами, веселая музыка, смех подруг, жаркие взгляды кавалеров и сладкие с тонкой кислинкой пирожные.

Здесь, в отделанном деревом зале, с отгороженными кабинетами и живыми цветами было по-своему уютно. Вкусно пахло горячей выпечкой, ванилью и шоколадом. Но на моих руках красовались обрезанные перчатки, вместо платья – парадный костюм ледяной воительницы: подбитая мехом куртка, штаны и высокие сапоги. Рядом на стене на специальном крючке висела перевязь с мечами. Протянуть руку и взять – секундное дело. Все под рукой, все готово к отражению нападения. И пирожное не вписывалось в картину постоянной готовности к войне. Его не должно быть здесь!

– Я выйду руки помыть? – спросила я у бабушки, вставая из-за стола.

Та кивнула:

– По лестнице на второй этаж, налево.

Они с Оливией только что закончили обсуждать меня, такую хорошую и так похожую на деда. Плавно перешли к детским воспоминаниям: а помнишь, как мы втроем удрали в пещеры и наткнулись на гнездо шруней? Ох и влетело нам тогда от патруля…

Я усмехнулась. Мы с братом в детстве могли похвастаться разве что украденными в соседском саду яблоками да вылазкой на деревенское кладбище. Уточнять, кто такие шруни, не было нужды. В тех пещерах, с проклятым под боком, ничего хорошего жить не могло.

Поднимаясь по лестнице, я бросила взгляд на зал. Довольно многолюдно. Для завтрака уже поздно, для обеда еще рано. Практически все посетители – ледяные. Со стражами и без, группками и в одиночку. Дух разнеженности витал в воздухе, и на лицах блуждали улыбки. Шустрые официантки в длинных светлых платьях сновали по залу. Почти как дома. Одеть ледяных воительниц в платья, убрать оружие со стен, заставить стражей улыбаться, и совсем хорошо будет.

Ах да, волосы… У нас женщины не носили коротких стрижек, только больные, а здесь мужские стрижки не были редкостью. Вон у Оливии волосы не прикрывали даже уши, и никакого стеснения по данному поводу. Впрочем, стоило признать, стрижка ей шла: короткие волосы пепельного оттенка молодили ледяную, скидывая ей лет десять, не меньше. И все равно это выглядело странно, к тому же короткие волосы никогда не уложить в нечто воздушное и перевитое жемчужными нитями. Нет, какой все-таки бред лезет сегодня в голову!

Я вздохнула и отвела взгляд от зала. Глупо надеяться, что когда-нибудь моя жизнь станет прежней. Глупо… но перестать скучать по ней не могу.

Когда поднялась на второй этаж, увидела, что лестница идет дальше. Остановила пробегавшую мимо служанку и получила ответ, что наверху терраса с видом на город, и, если леди желает, можно принести заказ туда. Леди заказ не желала, а вот посмотреть на город было любопытно.

Прошла в распахнутые двери и очутилась на залитой солнцем площадке. Несколько столиков скучали около стены, а за витыми перилами балюстрады убегал вниз город, разноцветными крышами дразня суровые горы. Нагретый воздух колыхался над домами, искривляя горизонт. Я улыбнулась, подставляя лицо под лучи. Привыкну, обязательно привыкну.

– Милая.

Теплые руки легли на талию, легкий поцелуй коснулся кожи на шее… Я замерла, и дыхание перехватило от нахлынувших чувств.

– Ты!

Обернулась, чтобы встретиться взглядом с ледяным. И мир отошел на второй план. Я видела перед собой только Тореса, не замечая никого больше. Его теплые, обнимающие руки, его сияющие от радости глаза, вдыхала горьковатый аромат мужского тела и ощущала спокойствие, пришедшее в душу. Меня будто завернули в пуховое одеяло, согрели и уверили: никто больше не обидит, никто не посмеет и пальцем тронуть. Мир стал теплее и уютнее. В нем больше не было пугающих сказок, и даже проклятый казался древней страшилкой, запертой в своем коконе.

– Я так скучал по тебе.

Он крепко прижал меня к себе, так крепко, словно боялся, что я исчезну.

– Как же я скучал по тебе, – повторил он, покрывая поцелуями мои волосы.

Я позволила себе расслабиться, пригреться, а затем со всего размаху припечатала каблуком пальцы его ноги.

Он дернулся, но не отпустил, только резко выдохнул и часто-часто задышал.

– Прости, – прошептал, сжимая меня еще крепче, – просто прости. Ничего больше мне и не надо.

Горло сдавило от слез, внутри всколыхнулась давняя обида.

– Не надо? – Я тряхнула головой. – А кто обещал найти? Кто обещал прийти и все объяснить, или смелости хватило только письмо написать?

Торес тяжело вздохнул и, чуть помедлив, ответил:

– Я был там. Стоял на улице и, поверь, если бы мог помочь, пришел бы. Но твой дар…

– Не надо, – оборвала я резко. Все было ясно и так. Он видел замерзающий от моей истерики дом. Не лучшие воспоминания, чтобы обсуждать их еще раз.

– Если бы я мог…

Мог что? На языке вертелась язвительная фраза о выборе другого мужчины или еще каких-нибудь вариантах решения проблемы с просыпающимся даром. Кстати, о даре. Торес проявил странную настойчивость. Зачем было торопиться, неужели нельзя было потерпеть до дома? И встреча с некромантом на следующее утро. Совпадение? Не верю я в подобные совпадения. Выходит, Нурея либо недоговаривала, либо сама не знала, что точно происходит с кровью девственницы и защитой. С другой стороны, меня подобные вещи уже не должны волновать благодаря все тому же Торесу.

– Ты – мог! – Я уперла палец ему в грудь. – Признаться!

И усложнить мою и без того непростую жизнь беглянки.

– Мог… – Я задумалась. А что, собственно, он мог? Не подчиниться? Думаю, дар ему выбора не оставил. Эх, где же ты, благородный герой, погибающий за честь героини?

– Айрин…

Торес сжал мою руку, поднес к губам. Я затаила дыхание, сердце забилось сильно-сильно. И стало не важно все, что было. Торес, мой Торес. Здесь и сейчас рядом со мной. Как же хочется снова начать доверять ему!

– Признаться… Именно это я и хотел сделать.

Золотым солнышком блеснул ободок кольца, яркой каплей вспыхнул на нем бриллиант.

– Айрин, любимая. Я не умею говорить красиво и долго и поэтому спрошу прямо: ты выйдешь за меня?

Во рту пересохло, на глаза навернулись слезы. Он просит стать его женой!

– Плачешь? – озабоченно спросил Торес, протянул руку и провел пальцем по дорожке слез.

– Это… – Я отмахнулась. Просто сердце не выдерживало нахлынувшей радости, просто мир в один миг стал ярче, словно с него стерли пыль уныния, просто я стала самой счастливой на свете. И не хватало слов, чтобы описать мои чувства. Да и нужны ли они, эти слова?

Я вертела в руках кольцо, не решаясь примерить. Занятно, сейчас эта вещица была для меня серьезнее государственной границы. С одной стороны – свободная от обязательств княжна, с другой – невеста, почти жена.

– Не отвечай, – вдруг нахмурившись, попросил Торес. – Я понимаю, тебе нелегко. Не торопись с ответом. Через месяц Ледяные игры. Когда стану стражем, попрошу твоей руки по всем правилам.

– Зачем? – Я потянулась и с наслаждением взъерошила волосы Тореса. Мой почти жених! – Дались вам всем эти игры и стражи.

– Айрин, ты – сильная ледяная, семья не отдаст тебя за простого солдата.

– Но ты же ровня мне! – возразила я, чувствуя, как тускнеет ярко-праздничный день, как стынет воздух вокруг.

– Успокойся. – Он снова прижал меня к себе, и холод отступил. – Я никому тебя не отдам. Дни без тебя как в тумане, а ночи без сна. Я даже стихи сочинять начал.

Я улыбнулась, окончательно успокаиваясь.

– Почитаешь? И кстати, как ты нашел меня? – спросила я, отстраняясь.

– Сердце вдруг потянуло. – Торес хитро улыбнулся и сменил тему: – А почему ты сказала «дались вам»?

– Хасар вдруг решил податься в стражи, – не стала скрывать я. – Уверен, что, только перебив всех тварей, сможет упокоить призраков прошлого.

– Занятно, – задумчиво проговорил Торес. – И все же он хороший парень. Ты можешь ему доверять. Лаккери ведь живет с вами?

– Да. – И я мысленно отметила обязательно спросить у Нуреи, кем он приходится нашей семье.

– У него должок передо мной. Думаю, он не откажется позаниматься с Хасаром. Надо дать парню шанс. – И улыбнулся непонятно чему.

– Ты не станешь его отговаривать? – расстроенно спросила я.

– Твой вассал – мужик крепкий. Будет забавно, если он первым из южных станет стражем. – Внезапно Торес напрягся, к чему-то прислушиваясь. – Тебе пора, – произнес быстро. Наклонился, впился в мои губы поцелуем, затем резко отстранился, одарил голодным взглядом, от которого у меня ослабли ноги, а ладони вспотели. – Люблю тебя.

Миг – и он исчез за ограждением террасы. Спрыгнул? Я бросилась к перилам – нет, спустился по плющу, покрывающему стену красно-зеленым ковром листьев. Торес послал мне воздушный поцелуй и скрылся за углом. На перилах осталась лежать одинокая белая роза. Я задумчиво провела пальцем по стеблю, отдернула руку, наткнувшись на колючку, и развернулась к двери. Пора было возвращаться.

Зажатое в руке кольцо перекочевало в карман. Месяц на раздумья. У меня будет еще время подумать.

Глава 27 Счастье по-ледяному

– Хорошая девочка, – сказала Оливия, проводив взглядом южанку. – Не понимаю, как ты могла оставить ее там!

– Могла! – резко ответила Нурея, отодвигая в сторону чашку с ягодным чаем. – И не собираюсь обсуждать то, что было восемь лет назад.

– Ну хорошо, – примирительно подняла руки Оливия. – Ты права, что было, то прошло. Скажи лучше, что собираешься делать сейчас.

– Я уже сказала на Совете. – Нурея взяла с тарелки пирожок с яблочным повидлом.

– Нурея, – покачала головой Оливия, – мы знаем друг друга очень давно. Так что давай говорить начистоту. Пятьдесят, точнее, сорок восемь лет без серьезного прорыва. Единичные стычки – как праздник. У меня девчонки уже от тоски сохнут. И даже ежегодные вылазки по соседям не помогают. Мы зачистили не только горы, но и предгорья от всего, что могло представлять угрозу. У нас не осталось дыр в обороне. Все просчитано и проверено тысячу раз. И почему нам должно быть дело до того, что творится в паре сотен километров от гор? Да пусть там десяток некромантов решит повоевать, сюда они не дойдут.

– Нельзя их недооценивать. – Нурея поджала губы. Покрутила пирожок и со вздохом положила обратно. Разговор отбивал аппетит. – Ты помнишь, чем закончился последний визит господина с тенями? А ведь тогда они ему просто подчинялись. Сейчас все по-другому! Они не просто ему подчиняются, а самостоятельно принимают решение! Тот, кто стоит за этим, безумно талантлив, либо ему помогают сама понимаешь какие силы.

– А не могло твоей девочке привидеться все это?

– Могло, – хладнокровно подтвердила Нурея, – только портал видели все четверо, а не она одна.

– Я понимаю, тебе есть о ком беспокоиться. Но даже если это прорыв, они готовят его издалека, – задумчиво проговорила Оливия, делая глоток сладкого какао. – В горах давно не было чужаков, а без разведки здесь делать нечего. Идти в лоб – глупо.

– Вот именно эта глупость меня и беспокоит. Зачем было влезать в войну, гоняться за женщинами, имеющими хоть какое-то отношение к ледяным, и что потом? Просто исчезнуть? Ерунда какая-то, – вздохнула Нурея.

Они помолчали, раздумывая о планах неведомого врага. Некроманты сами по себе их не пугали. В хрониках было полно упоминаний и о том, как они действовали и какой силой обладали. Однако даже хроники были бессильны предсказать, куда и когда противник ударит в следующий раз.

– Затишье перед бурей, – тихо проговорила Нурея, разглядывая поверхность стола, будто там можно было найти ответ.

– Долгое затишье, – поправила ее Оливия. – Надеюсь, буря останется лишь нашим домыслом.

– Надеюсь, – согласно кивнула Нурея. – У меня к тебе просьба. Хочу, чтобы ты помогла мне с ритуалом рождения.

– Ты с ума сошла! – вскинулась ледяная и заговорила страстно, с напором: – Хочешь погубить девочку? Она до сих пор смотрит на все круглыми от удивления глазами. Ритуал если не убьет, то сведет Айрин с ума. Я всегда считала, ты понимаешь, насколько не подготовлена твоя внучка к нашей жизни. Выдай ее замуж, пусть сидит дома, пополняет семью девочками. Дар останется в ней лишь тенью силы, с которой даже дикая сможет совладать, но проводить полное пробуждение… Прости, это безумие.

– Я видела сон, – тихо проговорила Нурея, и Оливия разом растеряла все свои доводы.

Налила в стакан темного, крепко сваренного морса, выпила залпом. Подумала, что неплохо бы заказать что-нибудь покрепче, но днем пить было не в ее правилах. Хотя какие сейчас правила!

– И кто на этот раз?

Нурея лишь покачала головой, не поднимая взгляда от стола. Чем-то страшным повеяло в воздухе, и ледяная посмотрела на верные клинки. Рядом, только руку протянуть. Но даже они были не в силах прогнать тревожное чувство надвигающейся беды.

– Молчишь? Ты же всегда видишь чью-то смерть. – Оливия побарабанила пальцами по столу, задержала дыхание, собираясь с силами, и резко выдохнула: – Мою, да?

Нурея нахмурилась, прикусила губу и с жалостью взглянула на подругу. Липкое чувство страха холодило ей затылок.

– Кровь, Оливия, я видела много крови. Смерть придет в горы, и, думаю, скоро.

Оливия сжала руку в кулак так, что побелели костяшки, и глухо проговорила, глядя в сторону:

– Я возьму еще троих. Через два часа будем на месте.

– Хорошо. Мы поедем дальней дорогой.

В этот момент к ним подошла служанка, наклонилась и что-то жарко зашептала на ухо Нурее. Та сначала нахмурилась, потом махнула рукой и приказала:

– Наблюдать, не вмешиваться.

Оливия удивленно вскинула брови, и Нурея пояснила:

– Я просила присмотреть за Айрин. И не зря. Старший Акерси. Знаешь его?

– Конечно. Дважды беседовала за последние дни. Вполне достойный молодой человек. Так это он ухаживает за твоей внучкой? И что думаешь? Акерси – неплохая партия.

Она ухватилась за безопасную тему, потому что говорить о другом не хватало сил. Смерти Оливия не боялась, давно привыкла к мысли о ее неизбежности, жалко было оставлять семью без поддержки, да и младшие внучки толком на ноги не встали.

– Против Акерси я ничего не имею, но Торес ненадежен. Сбежав один раз, он может сбежать и во второй.

– Ты несправедлива. От вашей невесты любой бы сбежал. – Оливия скрыла улыбку, поднеся чашку к губам.

– Никто не заставлял его жениться, – пробурчала Нурея, – всего-то надо было проиграть Мальер, пережить час позора и быть свободным.

Мальер на тот момент была главной защитницей семьи, и отказать ей Нурея не могла даже в таком глупом желании, как выйти замуж в третий раз.

– А для него честь оказалась важнее. И где она сейчас?

– Я отослала ее на дальний рубеж, – поморщившись, махнула рукой Нурея. – Вроде и с мозгами, и мечом отлично машет, а как красавчика какого увидит – голову теряет напрочь.

Они помолчали, думая каждая о своем. Беда незримо стояла за спиной, и даже сладкий запах шоколада словно впитал в себя горечь свежепролитой крови.

Оливия хотела поделиться новостью, доставленной вчера с дипломатической почтой, но не решилась еще больше тревожить и без того подавленную страшным сном-видением Нурею.

А новость была самая что ни на есть поганая. Южная сестра пропала без вести, сгинув вместе с еще десятком женщин, арестованных по подозрению в связи с ледяными. Король юлил, сыпля заверениями, что женщины под надежной охраной в тюрьме, тянул время, обещая выпустить арестованных, но ничего не происходило. Тогда ледяные подловили начальника тюрьмы, заглянувшего вечером в таверну, и напоили. Спьяну мучимый угрызениями совести южанин во всем признался.

На беду, чистка, прошедшая в Южной Шарналии до и во время войны, сильно проредила ряды агентов, и надежных людей осталось немного. Все они были сейчас брошены на поиски пропавших женщин. Однако надежда найти их живыми таяла с каждым часом. Мотивы похитителей были понятны – выведать у ледяной слабые места обороны, используя остальных для давления.

Оливия вздохнула, думая о том, что в следующий раз будет голосовать против отправки сестры ко двору короля. Сколько можно терять своих из-за глупости и жадности людей?

– Вон твоя красавица. – Она первой заметила спускающуюся по лестнице Айрин. – Смотри, глазки сверкают, щечки розовые. Опоздала ты со своими страхами. Внучка уже выбор сделала. Могу поспорить, к весне тебе благословлять молодых.

– Не торопись, – отмахнулась Нурея, тоже внимательно наблюдая за Айрин. Внучка и правда расцвела как роза. И куда только делся изможденный вид, который так серьезно беспокоил Нурею? Исчезли синяки под глазами, щечки налились румянцем, походка и та поменялась. – Любовь – дело молодое. Сегодня по нраву, завтра нет.

– И это говорит та, которая после смерти Феркла ни на кого больше не взглянула, – насмешливо приподняла брови Оливия. – Да и братец твой за единственной к южанам подался. Ох, Нурея, тешишь ты себя напрасными надеждами. Внучка у тебя хорошая, правильная, а что мужчину не того выбрала, так с кем не бывает. Ты же знаешь, счастье не только в этом. – Взгляд Оливии затуманился, и она вздохнула, явно думая сейчас о чем-то своем, глубоко личном.

Я медленно подходила к столику, стараясь придать своему лицу безмятежное выражение. Получалось плохо. Внутри все пело и ликовало, нестерпимо тянуло броситься бабушке на шею с криком: «Он – лучший!» Расцеловать Оливию, протанцевать вместе с официанткой, перехватив у нее поднос из рук, и совершить с десяток глупостей просто так, от переполняющего меня счастья.

– А в чем счастье? – спросила я, услышав последнюю фразу Оливии и присаживаясь за стол.

Ледяные заговорщицки переглянулись.

– Видишь, Айрин, хозяина сего заведения? – Оливия кивнула в сторону двери, из которой только что вышел в зал невысокий мужчина с пухлым животиком. Аккуратно подстриженные седые волосы обрамляли лысину, нос кнопкой и весело глядящие на мир глаза в окружении морщин говорили о добром нраве почтенного господина.

– Между прочим, знаменитая личность. Именно благодаря ему в нашем городе можно отведать изысканные сладости Шорского королевства.

Я с уважением взглянула на пирожное, томящееся передо мной на тарелке. О сладостях Шорского королевства ходили легенды. Повара оттуда ценились на вес золота, и таким сокровищем могли похвастаться лишь два дома в Южной Шарналии – один графский, второй княжеский. А вот его величество, как ни пытался, мастера сладостей заманить к себе не смог.

– И как он здесь оказался? – спросила я, подозревая, что не просто так в гости приехал. Явно в этой истории крылся подвох.

Бабушка сидела молча, не вмешиваясь. И вид у нее был отстраненный, словно она обдумывала нечто важное для себя.

– Каждый год несколько наших покидают горы, – начала рассказ Оливия. – От пары недель до трех месяцев они проводят на чужбине. Мы называем это практикой. Мир, который нас окружает, не всегда добр к нам, Айрин, и ты понимаешь почему.

Я кивнула. Понимала я слабо и не до конца, но перебивать и лезть с уточняющими вопросами не стала.

– Мы стараемся расширить так называемую зону чистоты вокруг гор, плюс тренировки никогда не помешают. Да и неплохо, когда жители того или иного городка вспоминают нас добром за избавление от нечисти. Денег мы не берем. Горожане расплачиваются едой и жильем.

Когда мне и твоей бабушке было примерно столько же лет, сколько и тебе, нам вместе с Ильсаной выпала честь ехать в небольшой городок, недалеко от границы с Шорским королевством. Местный маг, юный, самоуверенный и совершенно безголовый, решил угробить свою жизнь опасным опытом, заодно, правда, прихватив с десяток почтенных граждан. Граждане до конца умирать не захотели, посчитав, что жить можно и после смерти, и устроили кровавую резню своих соседей. Мы прибыли вовремя. Еще чуть-чуть – и город превратился бы в одно большое кладбище. Тогда-то Ильсана первый раз и встретила Ходора. Спасла его, прибив тварь, которая подбиралась к его горлу, но парень избавление от смерти не забыл. Наша ледяная поразила его в самое сердце. Можно сказать, спасла и одновременно погубила.

Оклемавшись немного, он заявился к нам в гостиницу и был благополучно спущен с лестницы. Во второй визит отделался сломанной ногой, а пока ее залечивал, мы отбыли домой. Но уже через месяц дозор выловил нарушителя границы. Конечно, это был Ходор. Над незадачливым влюбленным посмеялись и отправили восвояси. Но парень оказался настырным как репей. На третий раз патрулю надоело вытаскивать хитреца из тюков торгового каравана, и они доставили его к Ильсане. Уж не знаю, что там у них произошло, но ходят слухи, что Ходор попросил лишь об одном: приготовить десерт для любимой и после этого уехать навсегда. Она согласилась. Как видишь, Ходор никуда не уехал, а мы до сих пор радуемся его десертам, – закончила Оливия, откидываясь на спинку стула. Голубые глаза светились лукавством.

Я представила, как Ходор ставит перед суровой воительницей свое творение – единственный шанс доказать любовь к ней и… потянулась за ложечкой. Вот воительница небрежно отковырнула десерт, отправила кусочек в рот и недоверчиво вскинула брови. Могу засвидетельствовать, это было не просто вкусно, а восхитительно вкусно. Горький шоколад, нежнейшее суфле с ягодной кислинкой и ореховая обсыпка. За такое чудо… Я оценивающе взглянула на Ходора.

В этот момент в зал впорхнула невысокая хрупкая женщина. Коротко стриженные волосы были белыми от седины, но фигура смотрелась по-девичьему стройной, а движения были легкими и плавными. Она поправила перевязь с мечами, одернула короткую куртку, улыбнулась знакомым в зале, махнула рукой Нурее и Оливии, но нежный и любящий взгляд достался только Ходору. Ильсана – а никем другим эта ледяная быть не могла – поцеловала его в щеку, ласково провела рукой по плечу, поправила воротник рубашки, что-то быстро шепнула на ухо и вышла из зала.

Пришлось признать, идея была провальной. Я с удивлением посмотрела на пустую тарелку перед собой и с сожалением отложила ложку.

– Узнаю этот взгляд, – со смехом сказала Оливия. – Когда Ходор открыл кондитерскую, многие оценили его таланты, но Ильсана опередила нас всех.

Ледяные синхронно вздохнули и смущенно замолчали. Приятно сознавать, что не только я пала жертвой кулинарного таланта Ходора.

– Милая, нам пора, – встрепенулась Нурея и, порывшись в кошельке, кинула на стол пять монет.

– Да и мне тоже, – поднялась Оливия. – Приятно было познакомиться, Айрин. Будешь в городе, заходи. Всегда буду рада.

– Мне тоже было очень приятно. – Я искренне улыбнулась и с удовольствием пожала протянутую мне руку.

Глава 28 Смерть и безумие ходят рядом

Она давно уже перестала замечать время, и только появление солнечного луча заставляло ее выныривать из погруженного во мрак сознания.

Тишина подвала напоминала вязкое болото. Можно биться в истерике, как билась дочка графа с нелепыми кудряшками на голове, можно уйти в себя и сидеть раскачиваясь, глядя в одну точку, чтобы в какой-то момент просто упасть лицом вниз и больше не подняться. А можно придумать массу способов побега, но, когда тебе всего лишь двенадцать, они так и останутся в твоей голове.

Она привыкла к постоянному страху, и даже чувство голода не было таким острым, как в первые дни, но холод донимал хуже всего. Он поднимался вверх по ногам, стылой волной шел к озябшим пальцам рук, подмораживал кончик носа и глухо сипел в груди сухим кашлем.

Тогда она вставала и начинала ходить по каменному полу, с ненавистью глядя на покрытые слоем изморози кирпичи. Тонкое пальто плохо защищало от холода, а вместо изящных летних ботинок она бы предпочла иметь на ногах простые деревенские валенки. Сколько она здесь? Три дня? Неделю? Вечность?

Стыдно вспомнить, еще недавно королевская тюрьма казалась ей полным убожеством. Сейчас собственная камера с чистым бельем, рукомойником, широким, пусть и зарешеченным окном, трехразовым и довольно сносным питанием представлялась дворцовыми апартаментами, а прежняя жизнь в родной усадьбе воспринималась далеким и сказочным сном.

В подвале было окно – маленькое, квадратное, пробитое высоко под потолком, через которое едва проникал солнечный свет, но раз в день на пару часов солнце заглядывало в эту обитель сумрака, и тогда на полу возникало пятно света.

Жаррин прошлась по центру подвала. Она напрягла зрение, пытаясь уловить появление первого луча, – тщетно. Похоже, на небе сегодня тучи, и солнца им не дождаться. Но нет, полумрак посветлел, и девочка торжествующе улыбнулась, шагая в квадрат, еще блеклый, едва различимый, но с каждой минутой все больше наливающийся теплом.

Жаррин казалось, что она живет от квадрата к квадрату. И не появись солнце в следующий раз, у нее не хватит сил подняться с пола и выползти из своего угла.

Раздались шаркающие шаги. Тени выходили на свет, превращаясь в изможденных, грязных женщин с потухшими глазами. Они протягивали к свету озябшие руки, жадно впитывая тепло. По еще приличной одежде можно было определить новеньких, появившихся вместе с Жаррин, но в глазах всех обитательниц этого странного подвала читалась обреченность.

Каждый день их становилось все меньше. Одну за другой женщин уводили за дверь, и никто из них не возвращался.

Громко лязгнул засов, протяжно заскрипела дверь. Тени заволновались. Миг – и на полу осталось пустое пятно света, а во мраке замерли, напряженно ожидая, кто следующий.

– Жратва! – объявил парень в смешном длинном халате, спускаясь по лестнице.

Жаррин облегченно выдохнула. Еда – это хорошо. Еда – это отсрочка смерти.

Парень шел по кругу, беря с подноса, который нес за ним здоровый мужик, одетый в штаны и куртку, по куску хлеба и бросал в угол. Странным образом Халаточник, как называла его про себя Жаррин, не ошибался. И если сегодня угол одной из ниш пустовал, кусок хлеба в ту сторону не отправлялся.

– Держи, мелочь.

Жаррин успела поймать хлеб до того, как он упал на грязный пол. В животе заурчало, и она едва сдержалась, чтобы не запихнуть кусок целиком в рот.

За ее спиной бренчали мисками служители, разливая варево из котла. Так называемый суп был слегка теплым, отвратительно жидким и ужасно безвкусным, но Жаррин заглатывала его за пару секунд и долгой ночью вспоминала чувство сытости, на мгновение поселившееся в желудке.

– Съела? – спросил вдруг Халаточник, почему-то не уходя.

Колокольчиком прозвенела тревога, Жаррин попятилась и замерла, ощутив лопатками холод стены.

– Пошли, – равнодушно махнул рукой Халаточник.

У девочки внутри все заледенело, а кусок хлеба потерял свой вкус. Быть может, последний кусок хлеба в ее жизни.

Она медленно поднялась, ватные ноги не слушались, и ей с трудом удалось заставить себя сделать первый шаг.

«Упасть бы в обморок или умереть, чтобы закончилось все разом», – мелькнула мысль. Жаррин прикусила губу, ощутив, как во рту появился привкус железа.

Боль придала сил. Девочка выпрямилась, с ненавистью глядя в равнодушное лицо тюремщика. Чуть старше ее, темные красивые глаза и смешные оттопыренные уши. Лицо простого паренька, любящего загорать. Он ни капли не походил на злодея, и в то же время вел ее на смерть.

Из подвала уходили по-разному. Кто рыдая, заламывая руки и проклиная всех и вся, кого выносили в бессознательном состоянии, а кто-то закатывал истерику, судорожно цепляясь за пол, как за жизнь, пальцами с обломанными ногтями.

Жаррин шла, сжав губы, так что было больно, гордо подняв голову, провожаемая сочувственными взглядами подруг по несчастью. И единственное желание крепло в душе – плюнуть в лицо тому, кто выдрал ее из прошлой жизни, сделал несчастными ее родителей и сейчас убивал их одну за другой…

Плюнуть, а потом умереть! Хоть в малом отомстив за все.

Шаг становился тверже, мысли злее, и по лестнице она поднималась, четко впечатывая каблуки в полустертые ступени. Как там сказала ледяная, прежде чем исчезнуть за дверью? «За нас все равно отомстят»? Жаль, она не успеет насладиться этим радостным моментом.

Воздух в темном коридоре был сырым и затхлым, но Жаррин вдыхала его полной грудью. После подвала он казался удивительно свежим.

Длинный коридор привел к узкой каменной лестнице.

– Вперед! – несильно ткнул ее кулаком в спину Халаточник.

Жаррин шагнула на нижнюю ступеньку. По стенам рос зеленоватый мох, сочилась потеками вода. При их приближении испуганно рванул в сторону паук. Жаррин приостановилась, чтобы разглядеть его получше, но тот уже удрал в щель.

В эти последние мгновения в жизнь будто добавили красок. Запахи стали ярче, каждая деталь приобрела особую важность.

Они поднялись на первый этаж. Дом был явно заброшен, везде валялись кучи мусора, откуда-то противно воняло пригорелой едой.

Жаррин страстно захотелось выйти на улицу, хоть на мгновение увидеть голубое небо, но Халаточник повернул в глубь дома. От них не отставал здоровый мужик, сопя в спину, и о побеге можно было забыть.

Она шла, воспринимая все отстраненно, словно это происходило не с ней, а с кем-то другим, словно не ее сейчас вели умирать.

Пройдя по широкому холлу и анфиладе из нескольких комнат, в которых Жаррин жадно выглядывала зелень за окнами, они втроем подошли к металлической двери. Халаточник нервно облизнул губы и тихонько постучал. Сначала ничего не происходило, затем дверь распахнулась, на пороге стоял хмурый мужчина, одетый в такой же странный халат. Он окинул их равнодушно-усталым взглядом и мотнул головой:

– Заводи.

– Ты это… – прокашлялся Халаточник номер один, – давай сам, а?

Халаточник номер два презрительно хмыкнул:

– Ну давай сам. – И, посторонившись, приказал: – Заходи, красавица.

Жаррин вздрогнула, глубоко вздохнула и шагнула за порог.

Широкая лестница с десятком мраморных ступеней вела в просторное помещение с лепным потолком и золочеными рамами. Когда-то это был праздничный зал, но сейчас проемы окон были заделаны кирпичами, рамы висели пустыми, без зеркал, свет давали с десяток факелов, развешанных по стенам, их чадящий смрад поднимался вверх, просачиваясь наружу через щели в потолке.

Здесь пахло дымом, кровью и смертью.

Жаррин замерла, пытаясь понять, что перед ней. Лаборатория? Больница? Морг? Или святилище древнего храма?

Странные росписи углем на стенах. Красные полосы на полу, складывающиеся в нечто хаотичное и зловещее. Медицинский стол в центре и рядом блестящей горкой инструменты. Диковинные идолы, выстроенные вокруг стола, и воткнутые в них зажженные палочки с благовониями, чей тонкий аромат не мог перебить тяжелый запах крови, царящий в зале. В угол, где лежало нечто накрытое грязной тряпкой с кровавыми разводами, Жаррин только один раз взглянула и больше не смотрела.

Стоящий к ним боком человек в светлой рубашке с закатанными рукавами просматривал бумаги, которыми был завален еще один стол. Мужчина держал в руках пожелтевший от времени свиток, вчитываясь в полустертые буквы и бормоча что-то на незнакомом языке. Вот он отшвырнул свиток в сторону и выругался.

Халаточник номер два почтительно кашлянул, привлекая внимание.

Мужчина резко повернулся, и Жаррин замерла испуганным кроликом. Хозяин этого кошмара был невысок, сухощав, короткие черные волосы густой волной шли от высокого лба, цвет кожи был слишком темным для жителя Южной Шарналии, но главным было не это. Глаза! Словно два уголька они выделялись на его довольно привлекательном лице, придавая ему жуткий потусторонний вид.

Жаррин мгновенно вспомнила детский страх о живущем в чулане бабае. Вспомнила преследовавшие ее в кошмарах огромные черные глаза, отвратительно желтые зубы и тянущиеся к ее горлу руки с кривыми длинными когтями.

Она окаменела от ужаса, а воздух в зале вдруг резко похолодел.

Черные глаза бабая прошлись по ее фигурке, особое внимание уделили лицу и почему-то животу, затем бабай недовольно скривился и заговорил с акцентом на шарнальском:

– Кого вы мне привели? Ребенка? Я же просил женщин, желательно рожавших, а у этой еще даже лунные дни не начались.

– Да? – Халаточник номер два с удивлением оглядел Жаррин, и девочка ощутила, как стремительно краснеет. – А выглядит вполне.

– Вполне… – передразнил его бабай. – Не туда смотреть надо, идиот. Все, свободны. – И, махнув рукой, повернулся к столу.

– Так это… – Халаточник мучительно долго обдумывал вопрос. – Хозяин, делать-то с ней что?

– Что хотите, – бросил через плечо бабай, потеряв к ним интерес.

– А может, на кухню? – несмело предложил Халаточник. – Пусть посуду моет. Дудук вечно все жирным оставляет.

Бабай ничего не ответил, занятый перелистыванием огромной книги в кожаном переплете.

Халаточник потоптался, повздыхал, затем ухватил Жаррин за плечо:

– Пошли.

Она с трудом отвела взгляд от спины бабая, от блестящей горки инструментов, от бурых разводов на медицинском столе, на прямых ногах развернулась и шагнула в сторону двери. Тело стало деревянным, и Жаррин шла, не понимая, куда она идет, зачем. Шаг, еще один. Не верилось, что все позади, что ей дали отсрочку и будут еще небо, зеленая трава и надежда остаться живой.

Она так хотела жить, но после стылой полужизни в подвале хотелось умереть, желательно достойно, и вот теперь Жаррин шагала в растерянности за широкой спиной в полосатом халате, не зная, что ей делать дальше.

Коридор встретил жарким теплом, словно она вынырнула из ледяной проруби на летний песчаный пляж. Девочка передернула плечами, таким резким оказался переход от холода к теплу. И сердце вернулось из пяток, забившись с привычной силой, и голова стала ясной, и мысли понеслись с огромной скоростью.

«Убегу! – поняла она в одно мгновение. – Убегу, приведу помощь и освобожу остальных».

И даже тени сомнения не возникло, таким хорошим показался план. И страх перед бабаем потускнел под яростным напором: свобода и жизнь.

Тот, кого Халаточник назвал хозяином, уже забыл о приведенной к нему девочке. Он провел пальцем по пергаментной странице, выискивая среди слов то одно, что даст ему подсказку. Затем с раздражением захлопнул фолиант.

– Все без толку, – пробормотал он. Заложил руки за спину и зашагал по залу. – Кругом бездари и идиоты. Тащат один мусор. Ну кому нужны эти девственницы, которые только и умеют, что в обморок падать да выть по-шакальи. И ведь объяснял, показывал… Нет, им чем моложе, тем лучше. Привыкли, что у нас в двенадцать замуж, в тринадцать рожает, а в тридцать старуха. И хоть нагайкой шкуру спусти, не переубедишь! Помощнички!.. – Он шагнул к шторе, отгораживающей угол зала. Отдернул и залюбовался лежащей на столе женщиной.

Она была словно припорошена снегом. Синевато-белая кожа, закрытые глаза, даже волосы казались серебряными от покрывшего их инея, и лишь едва заметно вздымающаяся грудь говорила о том, что женщина жива.

– Но мы-то знаем, что главная драгоценность лежит здесь. Да, моя милая?

Он провел рукой по рассыпанным по деревянной поверхности стола волосам, коснулся щеки, наклонился, вдыхая идущий от женщины аромат морозной свежести. И едва сдержался, чтобы не впиться ртом в бледно-розовые губы. Лишь мысль о том, что ледяная все равно ничего не почувствует, заставила его отшатнуться.

Эти ежедневные разговоры, точнее, монологи стали традицией. Вот только он ни за что бы ни признался себе, что его тянет сюда.

– Ты сегодня особенно холодна, – посетовал мужчина, когда дыхание успокоилось, а кровь перестала стучать в висках.

С каждым днем сдерживаться становилось все труднее. Ледяная манила его своей недоступностью, холод казался закрытой дверью, за которой бушевало пламя. Или это пламя бушевало в его груди?

– Впрочем, как и вчера. – И повторил рассеянно: – Как и вчера.

Пару дней он потратил на то, чтобы взломать саркофаг, в который погрузила себя ледяная, пока не понял, что может биться над ним до конца жизни. Ее тело не чувствовало боли, его можно было резать, бить, ломать. Душа ледяной сейчас была далеко, под защитой дара. И как только тело перестанет удерживать свою хозяйку, она уйдет за черту.

– Знаешь, что меня всегда раздражало в вас, ледяных? – Он постучал пальцем по столу, не удержался, сжал холодную женскую руку. Сжал сильно, с наслаждением осознавая, что на тонкой коже останутся синяки. – Ваша абсолютная уверенность в своей правоте. Мните себя спасителями мира, не понимая, что этот мир не нуждается в вашем спасении. Оглянись вокруг, моя красавица. Люди рвут друг другу глотку за пару монет, гоняются за чужими женами и убивают за теплое место наверху. Они меряются друг перед другом домами, шубами, женами, и им глубоко плевать на правильных вас, защищающих их от проклятого. Проклятый давно стал для них сказкой, которой пугают детей, да удобной присказкой – и все. А вместе с проклятым сказкой стали вы. Еще немного, и ледяных забудут. Никто не будет помнить храбрых дев, сковавших кровью зло. Зря ты отказалась мне помочь добровольно, моя милая. Отличное бы вышло соглашение. Я выпускаю проклятого, мир получает то, что он заслуживает, а вы становитесь свободны от своей службы и живете себе мирно в горах. Все справедливо. И если кто-то останется недоволен, так есть ли нам дело, моя красавица, до этих червей, мнящих себя людьми и живущих ради нового платья и пары серег?

Азарт от своей правоты все больше овладевал им. Воображение рисовало сладостные картины, и успех надо было с кем-то разделить. Он положил ладонь на живот ледяной, медленно провел рукой до холмиков груди.

– Жаль, что ты не со мной. Мы бы нашли чем заняться, да?

Пальцы сжались, затем принялись поглаживать, уминать мягкую плоть. Он наклонился, коснулся губами уголка ее рта и тут же отпрянул. Укол холода был болезненным и неприятным.

– Твой выбор, красавица, – усмехнулся он, стараясь не показать разочарования. – Если передумаешь, я здесь. – И вышел, задернув штору. До последнего этапа надо было проверить весь материал.

Мы быстро доехали до вокзала. На этот раз вокзальная суета оставила меня равнодушной – привыкаю, а вот поведение Нуреи удивило. Бабушка направилась в левую часть вокзала, проигнорировав платформу, от которой отходил поезд домой.

– Быстрее, – поторопила она меня, ускоряя шаг.

Пришлось бежать следом. У начала платформы Нурея не глядя швырнула горсть монет служащему, тот ловко их поймал, не уронив ни одной, и в ответ на странную фразу: «Остановишь у Мертвого озера» – с готовностью отозвался: «Слушаюсь, ваша светлость!»

Поезд громко свистнул, призывая не медлить, и только мы вскочили в свободное купе, как он тронулся и бодро покатил в темноту. Фонари тихонько разгорались, становясь все больше похожими на желтых мотыльков, пойманных и привязанных к вагонам.

Нурея защелкнула задвижку на дверце, села удобнее и проговорила, глядя в проносящуюся тьму:

– Спросить ничего не хочешь?

– Хочу, – подтвердила я, – только вы все равно скажете ровно столько, сколько мне требуется знать.

– Умная девочка, – похвалила бабушка.

Я отвернулась, последовав ее примеру, как будто за качающимся желтым кругом света можно было что-то разглядеть.

В душе крепло раздражение. Опять куда-то потащили. Опять без объяснений, да еще и не стесняются подтверждать, что до ответов мне еще расти и расти. С одной стороны, я понимала правильность данной позиции, с другой… обида только копилась, и никакими доводами разума ее было не заглушить.

– Айрин, ты мне веришь? – спросила вдруг Нурея.

Я насторожилась. Начало разговора не сулило ничего хорошего.

– Смотря в чем.

– В том, что я никогда не причиню тебе вреда.

Я прикусила губу. «Не причиню» – это хорошо, но Нурея не сказала: «Не сделаю больно», а пользу можно и через боль принести. И если брать во внимание мое первое знакомство с даром и его проделками, то…

Похоже, меня ждет не легкая прогулка, как там сказала бабушка, к Мертвому озеру – кстати, весьма «оптимистичное» название, – а нечто малоприятное или даже опасное.

– Я могу отказаться? – решила я обозначить пути отхода.

– Не советовала бы. Хочешь научиться работать с даром, придется довериться. – Бабушка кинула на меня цепкий взгляд, и в желудке поселился комок льда. Страшно и одновременно волнующе.

Я облизнула пересохшие губы и уточнила:

– С даром?

– Да. Риск есть, не спорю. Но мне кажется, у тебя получится.

Заманчиво. Весьма заманчиво. Перестать быть неполноценной ледяной, понять наконец, что за зверь этот дар, и подчинить его себе. И никаких больше выпадений из реальности, когда сила, сидящая во мне, берет тело под свой контроль, а я потом дура дурой и ничего не понимаю.

Риск… Да мало ли было риска за последнее время? Как говорится, одним больше, одним меньше.

– Согласна, – выпалила я, пока сомнения не перетянули чашу весов на себя.

Бабушка расслабилась и улыбнулась, только глаза остались тревожно-серьезными. Неужели не была уверена, что соглашусь? И на что я только что согласилась?

Поезд тем временем начал притормаживать.

– Выходим, – поднялась бабушка, – подробности по ходу. Главное, ничего не бойся и слушай меня. У нас все получится.

Наш вагон остановился точно против маленькой платформы. Похоже, посетители здесь бывают не часто. Очередное место не для всех?

Мы сошли, и поезд, подбадривающе свистнув, покатил дальше. Эхо подхватило свист, разнеся его по пещере. А через пару мгновений мы остались одни, лишь издалека какое-то время доносилось ровное «тук-тук, тук-тук».

Постояли, давая глазам привыкнуть к темноте. Скоро я смогла различить тонкую полоску света, пробивающуюся слева.

– Осторожно, лестница крутая, – предупредила Нурея, спускаясь первой.

Рассохшиеся от времени деревянные ступени жалобно заскрипели под нашими ногами. А вот и камень. Пол пещеры был вычищен от булыжников, и идти было легко.

– Когда-то здесь было соленое озеро. Все, что осталось от древнего моря, отрезанного от океана поднявшимися горами. – В тишине пещеры голос ледяной звучал таинственно и глухо, и в моей груди росло предвкушение. Соленое озеро, надо же. Я о таком даже и не слышала. – Но когда тварь пленили и доставили сюда, те, кто выжил в Последней битве, попытались его отбить. Их встретили здесь, на берегу.

Первый луч света после мрака пещеры показался обжигающе горячим. Я зажмурилась и, с трудом проморгавшись, огляделась. Мы стояли на узком каменном языке, выступающем над глубокой чашей долины. Солнце заливало ярким светом горы, и лежащий под нами пейзаж был абсолютно нереален в своей правильности.

До уровня выхода из пещеры все было привычным: осыпающиеся склоны, покрытые буграми камней, выщербленные на ветру скалы и черная точка парящего в синеватой прозрачности орла.

Я подошла к краю и аккуратно заглянула вниз. В нос ударил горький запах соли, а глаза заслезились от искрящейся белизны, ровным слоем покрывающей дно долины. Гладкие стены, плоское дно, как будто некто решил устроить себе гигантский бассейн, да забыл наполнить его водой. Или?..

Нурея встала рядом на краю.

– Чтобы их уничтожить, озеро прикрыли мощным щитом. Жаркой была битва.

Настолько жаркой, что от воды ничего не осталось? Неужели такое возможно? Выкипевшее озеро?

На душе стало неспокойно от осознания масштабов чужой силы. Н-да, умели воевать предки, не то что мы сейчас.

– Щит стоит до сих пор. – Нурея протянула руку, коснулась невидимой границы, и воздух поплыл фиолетовыми разводами. – Идеальный полигон для новичков. Идем, закат не заставит себя ждать.

По узенькой тропинке мы спустились вниз, и с каждым шагом во мне нарастала тревога. А если не справлюсь? Если не смогу?

Понятно, щит прикроет, и вред я нанесу только себе, но тогда на всю жизнь останусь «дикой» и буду ловить сочувственные взгляды семьи… Нет, не за тем я сюда пришла, не за тем прорывалась сквозь линию фронта. Если жить, то полной жизнью, а не существовать ущербным недоделком.

Внизу было жарко, словно осень на время передала свои права знойному лету. Даже ветер с гор старательно обходил чашу бывшего озера стороной, и только солнце царило здесь безгранично, слепя глаза блеском соли.

Хоть дно сверху и выглядело ровным, внизу соляная пустыня шла гладкими волнами, текла ручейками с покатыми соляными берегами. Отдельные участки представляли собой сплавленные в стекло горные породы, и белоснежная соль красиво искрилась по краям этих черных, желтых, коричневых и даже слегка красноватых озер.

Я шагнула к одному, но бабушка меня остановила:

– Не стоит тревожить чужую могилу.

Несколько секунд я смотрела на темное зеркало сплава, пока до меня дошло, чья могила здесь могла быть. И ноги сами сделали шаг назад. Тревожить приспешников проклятого, пусть и мертвых, та еще глупость.

Во рту стало горько. Соль. Везде. Под ногами, в воздухе, на стенах. Еще немного, и я сама покроюсь слоем соли.

– Ну хватит, пожалуй, – решила вдруг бабушка, когда мы углубились метров на сто от стены. – Теперь просто закрой глаза и расслабься.

Легко сказать «расслабься», когда внутри все дрожит от напряжения: выйдет или нет?

Внезапно потянуло прохладой. Я мигом ощутила, как отпускает напряжение, как становится расслабленным тело, но соль… Проклятая соль не давала покоя, лезла в ноздри, щекотала горло.

Я кашлянула раз, другой.

– Стой смирно! – рявкнула бабушка, но мне было уже не до «смирно».

Словно издеваясь, жутко зачесался нос, затем засвербела левая лопатка. Я сжала зубы – терпеть. Попыталась думать о чем-то другом – бесполезно. Нос занимал все мои мысли. Да еще эта жара, а я в куртке. Рубашка, наверное, уже насквозь мокрая от пота.

– Айрин, ты что-нибудь чувствуешь?

О да! Много всего. Соль, пот на спине, желание чихнуть, выругаться и скинуть куртку.

Боюсь, все это никак не поможет мне стать ледяной.

– Ты! – разнесся над озером ставший вдруг оглушительно громким голос Нуреи. Громким и каким-то злым.

Я вздрогнула и открыла глаза.

Бабушка стояла напротив. Да полно! Бабушка ли это? Белые, без зрачков глаза, бледная кожа, струящийся ореол волос вокруг головы. Страшно-то как, мамочки!

– Зачем здесь? – Голос давил, заставляя вжимать голову в плечи. Воздух сыпал искрами, и к запаху соли примешивался запах свежего озона.

Зачем я здесь? Надо было ответить кратко, но в голову лезла всякая чушь. Сказать, что бежала? Так почему не вернулась обратно. Сослаться на дар? Мм, не слишком вежливо ссылаться на подобные обстоятельства, особенно когда они стоят перед тобой.

– Драться, – сорвалось с языка прежде, чем я успела додумать вежливый ответ. Ну а на самом деле чем я, собственно, занималась всю дорогу, даже здесь ухитрившись сцепиться с Чариной.

– Вот и дерись! – прогремело над озером.

Голубая молния ярко сверкнула на солнце и пребольно ужалила в плечо. Не поняла…

Я дернулась, зашипела от боли, но все еще пребывала в состоянии ступора.

– Дерись! – Чудовище с белыми волосами, кажется, всерьез решило меня прикончить.

Вторая молния последовала за первой. Я не стала больше медлить, развернулась, чтобы тут же получить разряд ниже поясницы, зашипела – больно же! – и петляя как заяц рванула прочь.

Глаза слезились, во рту пересохло, но я мало обращала внимания на эти мелочи. Не до них, когда в тебя швыряются молниями. И каждая из них больнее предыдущей.

Голова еще не успела ничего толком сообразить, а тело уже среагировало – упасть, уйти перекатом. Залегла ничком в канаве, спрятавшись за соляными берегами.

Укрытие так себе, а главное, обидно: лежишь, как последний трус, и голову поднять не смеешь. Ну не умею я создавать щиты и молнии. Да и разве так учат? А где объяснения, где тренировки? Я просто лягу тут – и все. Вот не выдержит сердце, и что тогда?

Накатила злость. Меня, княжну, в канаве гнобить? Да не бывать такому.

Поднялась.

Ноги подрагивали, ладони сделались холодными как лед, и сердце звучно выстукивало в груди барабанную дробь.

Она медленно шла за мной, не торопясь, понимая, что деваться мне некуда.

И шестым чувством пришло осознание: если не придумаю сейчас что-нибудь в ответ, мне прилетит нечто серьезнее легкой молнии.

Сжала кулаки. Дар, где ты там прячешься? Сидишь тихой мышкой, да? Сколько раз я пыталась вызвать тебя на разговор, но ты упрямо отмалчивался, предпочитая действовать у меня за спиной.

А сейчас за спиной не получится, не те обстоятельства. Так что выбирай, либо умрем оба, либо начнем работать вместе.

Голову сжало тисками, затылок пронзила резкая боль, рот наполнился вкусом крови, и горизонт закачался перед глазами. Вдох-выдох.

Спокойно, княжна, спокойно. Любая сила – нелегкое испытание. Даже если эта сила дарована тебе Трехликим.

В голове замелькали чужие образы, и пришлось прикрыть глаза, чтобы не сойти с ума от раздваивающегося сознания. Перед глазами стояла соляная пустыня, а внутри набирала силу круговерть теней, образов, мыслей. Я потрясла головой, пытаясь совладать с калейдоскопом картин.

Удалось. Хоровод остался, но теперь в нем четко прослеживались отдельные, самые яркие образы.

Сидящая перед костром женщина в длинном плаще. Сердце сжимается от оглушающей любви и нежности к ней.

Темнота. Там явно кто-то есть, я слышу тяжелое дыхание, вижу, как ворочается черная масса в узком проходе, как нетерпеливо скребут когти по камню.

Боль. Ударяет плашмя по спине, заставляя изгибаться к ней навстречу и раскрывать рот в безмолвном крике.

Усталая радость. Еще одна победа, еще один день мир может спать спокойно.

Я видела их всех. Тех, кто владел даром до меня. Не меньше десяти ледяных внесли свой вклад в память моего дара. И я вместе с ними тысячу раз держала в руках меч, втыкая его в податливую плоть врагов. Я смеялась над болью, я срывалась в пропасть, я глотала слезы над телами сестер. Я знала, кто такая Тапорская дева и почему тогда враги подошли так близко, что до проклятого им оставалось с десяток метров. Знала и то, что оставшиеся в живых ледяные пожертвовали собой, своей смертью превратив все живое в ледяной камень. Я была там, в пещере, и осталась там же…

Сознание двоилось, троилось, к горлу подкатывала тошнота. А в голове, словно тысяча маленьких раскаленных гвоздиков. Как же больно!

«Нет, не я, – шепнул внутренний голос, – они».

Не я это делала, а они. Их память сейчас говорила во мне, их опыт они передали мне, их боль я буду помнить всегда, их жертву никогда не забуду.

– Буду помнить, – прошептала спекшимися губами, – и, если доверите, понесу вашу ношу дальше.

Мне поверили, и стало легче. Образы остались, уйдя глубоко в память. Я знала, что они вернутся, когда будет нужно.

Открыла глаза. Нурея была уже совсем близко, в пяти шагах. Я отступила немного, выигрывая время. «Бабушка» презрительно поморщилась от моей очевидной трусости, а затем одним движением руки собрала соль с земли и швырнула искрящийся дождь в меня.

Красиво, но подозрительно.

Я даже не сделала попытки вернуться в канаву. Зачем? Теперь я знала, что и как нужно сделать. Выставила тонкий щит, и вовремя! Острыми гранями песчинки соли забарабанили о мою защиту.

Удивленное лицо Нуреи было истинной наградой за все мои злоключения.

Но затем ехидная усмешка нарисовалась на губах «бабушки», и я поняла, что испытания не закончены. Она явно готовилась проверить мою выдержку и силу воли.

Ну что же… поиграем.

Самое главное оружие ледяных – вода, превращенная в лед. А где ее взять в этой соляной пустыне? Я прислушалась, пытаясь мысленно проникнуть в глубь, под толщу песка.

Есть! Не вся вода испарилась. Часть ушла вниз, долгие годы накапливаясь под дном озера.

А если?..

Я потянулась, вытаскивая на поверхность нечто очень и очень тяжелое… Тянулась до дрожи в ногах, до зайчиков в глазах и мокрой от пота спины. Тянулась, пока земля не качнулась под ногами, а затем метрах в десяти корку соли разорвал фонтан воды.

Вода вздыбилась на десять метров, рассыпаясь стеной сверкающих брызг, и воздух вокруг наполнился сладкой свежестью.

Но что такое один фонтан против ледяной? Маловато будет. И прикрыла глаза, удваивая усилия. На этот раз дело пошло веселее. Вода, почувствовав свободу, сама рвалась наверх.

Я представила, как красиво смотрится озеро сверху. Высушенная на солнце соль вспучивается маленьким взрывом, затем выстреливает водяной струей. И мечется солнце в брызгах, и пенится вода, изливаясь на пересушенную землю. И так по всему разбуженному мною озеру.

Красиво, но мне от этой красоты становилось все хуже и хуже. Уже и ноги держат с трудом, да что там говорить, стою на одном княжеском упрямстве.

– Хорошая девочка! – милостиво кивнула «бабушка». – Но будь осторожна с силой. Ничто не дается просто так.

Весьма оптимистично. Открыла было рот, чтобы ответить, но не успела произнести и слова.

– Айрин! – Моя, да, именно моя бабушка, а не всякие там с живыми волосами, всплеснула руками, по-бабьи всхлипнула и бросилась ко мне. – Жива!

Она крепко обняла меня, осторожно прижимая к груди, но я почти сразу же отстранилась.

– Прости, – прошептала она, гладя меня по плечу. В глазах плескалась такая боль, что мне стало стыдно за свой порыв. Кто я такая, чтобы судить? – Так надо было. Она обещала, что не причинит тебе вреда, и я позволила…

Бабушка смущенно умолкла. Если я сейчас что-то понимаю, дар взял на себя мое ускоренное обучение. А я-то, помнится, переживала, что дар со мной так вольготно обращается, а оказывается, здесь это почти норма. Неприятное открытие.

«Не выдумывай!» – сердито буркнули внутри.

Я замерла, пытаясь осознать. Неужели? Со мной соизволили заговорить? Какая честь!

«Ты не была готова».

А теперь готова?

«Время пришло. И если тебя это утешит, решения принимаешь ты сама».

Ощущение чужого присутствия исчезло, словно его никогда и не было. Н-да, странные вещи творятся у вас в голове, ваша светлость. Весьма странные.

Нет, это нервы. Требуется время и принять дар, и свыкнуться с его причудами, а еще смириться с тем, что отныне я в своей дурной голове буду не одна.

Нурея тронула меня за плечо:

– Айрин, обещаю ответить на любые твои вопросы, но сейчас нам пора убираться отсюда.

И она выразительно посмотрела себе под ноги.

Я тоже посмотрела вниз. Вода уже подбиралась к сапогам. Перевела взгляд на озеро. Фонтаны били слабее, опускаясь все ниже и ниже, но напор воды возрастал. Скоро здесь будет много воды… очень много.

Накатило осознание – я только что уничтожила полигон. Ой, что будет!

Нурея легко прочитала ужас, отразившийся на моем лице, озорно улыбнулась и предложила:

– Не бери в голову. Никогда не любила это место, а озеро здесь получится чудесное. А теперь бегом, да?

И мы побежали, разбрызгивая уже успевшие собраться лужи, смеясь как дети от капель, прилетавших в лицо. Высоко в небе все так же сияло солнце, но в его свете мне чудилось скрытое одобрение. Справилась! Смогла!

Я подняла лицо и с трудом удержалась, чтобы не помахать трем ледяным, стоящим на высоком берегу. Да, теперь я ощущала их как зажженные свечи – тускло-голубые огоньки среди камней. И было в этом нечто настолько правильное, что мои губы растянулись в улыбке.

Я теперь одна из них. А хорошо это или плохо, решу потом.

Глава 29 Свой путь мы выбираем сами и только потом иногда сожалеем о собственной глупости

До столицы мы добирались верхним путем. Взбежали по насыпи, точнее, Нурея взлетела вверх, а я практически вползала, так меня измотала идиотская затея с озером. И что меня потянуло похулиганить, а главное, как вовремя! Хрипя как загнанная лошадь, я вскарабкалась на крутой берег котлована, откуда уходила широкая дорога в город, желтой змеей петляя меж гор. Между тем наверху уже успели перекинуться парой фраз и готовились отбыть домой. Тихо урчали хорошо отлаженными двигателями два автомобиля. Я успела заметить три женских силуэта в одном, водитель приветственно поднял руку, затем круто развернул машину, взметнув тучу пыли, и сразу же затерялся в ней. Второй остался ждать нас, и это было весьма кстати.

За рулем сидела Оливия. Она сняла большие темные очки, поправила платок на голове и широко улыбнулась.

– Спасибо, – внезапно поблагодарила меня ледяная, вновь надевая очки и включая первую передачу Машина мягко тронулась с места, быстро набирая ход. Я ухватилась за спинку переднего сиденья, чтобы не вывалиться. Дорога была не из ровных, и нас здорово трясло.

– За что? – прокричала я в спину ледяной.

– За озеро, конечно. Никогда не любила этот соляной котлован. А озеро здесь выйдет отличное.

Осталось кивнуть, мол, да, отличное. Странные они все же. Я им только что затопила полигон, а они еще и благодарят за это.

– А за полигон не переживай, – словно прочитав мои мысли, прокричала Оливия. Ветер свистел в ушах, за обочиной зеленела пропасть, и я поспешно отвела взгляд – надеюсь, Оливия хороший водитель, а то я лучше пешком пойду. – Защита никуда не делась, срубим плоты, в конце концов. Я на ближайшем совете предложу добавить в программу обучения заплывы и подводные тренировки. А то некоторые обленились, считают, им и плавать не надо, раз мы в горах живем.

Заплывы так заплывы. С опозданием пришла мысль, что это нововведение коснется и меня. А плаваю я… Нет, на воде держусь и даже плыву, но догнать брата не удалось ни разу, как я ни старалась «почувствовать себя рыбой» по совету деда.

При мысли о родных сердце кольнула тоска. Сколько мы не виделись? Надо попросить Нурею отправить весточку через посольство. И тут же отругала себя: давно надо было это сделать. Мама небось с ума сходит от беспокойства. Да и про отца с братом хотелось бы узнать. Не то что я не доверяла словам полковника Кюртиса, но убедиться, что с родными все в порядке, хотелось.

И снова я задумалась, а стоит ли им переезжать в Северную Шарналию? Маме тяжело будет бросать родных, друзей и уезжать на чужбину, а отец так сильно ее любит, что не станет настаивать на своем решении.

Не хочу давить. Как решат, так и будет.

Въехали в город, Оливия лихо припарковалась на площади между повозкой с флегматичной лошадью и длинным черным автомобилем. Я завистливо покосилась на ледяную. Ладони аж зачесались от желания ощутить под ними кожаный обод руля.

– Смотри, Нурея, как у внучки глаза горят! – с одобрительной насмешкой произнесла Оливия. – Это ты у нас по старости и немощности никак к машинам не привыкнешь, а молодежь-то по-другому на жизнь смотрит.

– Да я не против, – пожала плечами бабушка, – пусть учится, только сама экзамен принимать буду.

– По рукам! – подмигнула мне Оливия. – Будешь в городе, заходи, договоримся о занятиях. – Она помолчала, внимательно глядя на меня. – Я рада, что мы не ошиблись в тебе, Айрин.

Гомон привокзальной площади на мгновение перекрыл резкий гудок клаксона. Лошадь очнулась от своего дневного сна, всхрапнула, дернулась.

– Тпру, зараза, – донеслось с козел, и бородатый мужик хватанул вожжами по широкой пегой спине.

Над открытым верхом машины показалась поднятая в прощальном жесте рука, и в следующее мгновение автомобиль Оливии скрылся из виду.

– Как была егозой, так ею и осталась, – проворчала бабушка, однако глаза ее смеялись, и было ясно, что она нисколько не сердится на подругу. – Пойдем перекусим, да домой.

И мы пошли в дальний конец площади, где под раскидистой сосной стояли столики, вкусно пахло свежей сдобой, пенился в кружках хлебный напиток, который здесь называли коротко: квас.

За столиками сидела компания из трех воительниц и четырех стражей. Они прошлись по нам настороженными взглядами, но почти мгновенно их взгляды смягчились, и ледяные чуть ли не хором пожелали нам доброго вечера.

А крайняя привстала и искренне поздравила. Так и сказала: «Поздравляю, южанка».

– Ты популярна, – объяснила бабушка, когда мы сели за дальний столик и быстро сделали заказ: по кружке морса, четыре шарика мороженого и два сладких пирожка.

Я удивленно приподняла брови и покосилась на соседей. Оттуда тихо, но явственно донеслось несколько раз слово «дикая».

Ее светлость дикая княжна Таль-Сорецки. Звучит, да? Слышали бы это мои подруги по классу! Вот был бы стыд!

Нам принесли заказ, и бабушка без лишних слов приступила к рассказу:

– Каждый год в конце весны, когда склоны гор покрыты цветочным ковром, мы устраиваем Праздник рождения. Ты, наверное, догадалась, что это за праздник? По лицу вижу, что да. В этот день «рождаются» ледяные. Все девочки в возрасте тринадцати-четырнадцати лет проходят через обряд. Не позже. Родовая память – непростой груз, и чем гибче психика, тем лучше. Долгие годы мы теряли одну-две сестры после Даръэсте – ритуала памяти, пока не научились готовить девочек к нему. Смерть еще заглядывает к нам на праздник, но гораздо реже, чем раньше. – На лицо Нуреи набежала тень, взгляд стал печальным.

Смерть! Я сделала большой глоток морса, ледяной напиток охладил прорывавшуюся панику. То есть этот самый обряд… Я, конечно, подозревала, но не думала, что все так плохо. С другой стороны, если бы знала заранее, все равно бы не отказалась. От мысли, как легко я отделалась, навалилась противная слабость, рука с кружкой задрожала, и я поспешно поставила ее на стол, чтобы не расплескать морс.

Нервничаем, ледяная? А ты думала, раз – и в дамки?

– Не стану скрывать, ты – единственная, которая прошла обряд так поздно, да еще и без подготовки, и осталась жива. И я не планировала проводить тебя через него. – Нурея положила прохладную ладонь на мою руку и сжала. – Поверь, я бы не простила себе, случись что с тобой. Но… весь твой путь стал подготовкой к обряду. Схватка с некромантом, битва с льолдами, даже… гм, ну ты поняла… Все это позволило тебе пройти Даръэсте. И лучше было это сделать сейчас, когда есть время, чем… – Она замолчала, взгляд сделался отстраненным.

Я вежливо кашлянула.

– Ох, нам же пора! – встрепенулась Нурея. – Опоздаем.

Фраза так и осталась незаконченной, как и наш разговор.

Она вошла практически беззвучно, но ему не нужны были глаза, чтобы почувствовать ее присутствие. Ощутить, как изменился воздух в комнате, и в нем запахло морозной свежестью.

Он не поменял позы, и рука продолжала все так же водить бруском по лезвию меча, но плавный ход его мыслей был нарушен. И воин в нем сейчас недоумевал: пришла сама к нему в комнату? Зачем?

Хотя чему он удивляется? Для ледяной нет ничего зазорного заглянуть в комнату вассала своей сестры.

– Сидишь? – В голосе гостьи явственно слышалось раздражение. – А знаешь, куда и зачем уехала твоя госпожа?

Теперь раздражение сменилось насмешкой. Хасар не прервал своего занятия, хотя внутри все заныло от нехорошего предчувствия. Надо было напроситься и поехать с ней. Надо было.

У него оставались еще пара десятков взмахов до того, как разразится гроза и ледяная выплеснет накопившееся в ней напряжение.

– В Ларгард. По делам леди Нуреи, – спокойно ответил он, все так же не поднимая глаз.

– По делам, – передразнила его Лазарита, отлипая от дверного косяка и делая шаг к кровати. Теперь она стояла прямо перед ним, и делать вид, что ему все равно, становилось все труднее.

– Глупенький, наивный южанин, – ледяная храбрилась, но он чувствовал, что за насмешкой скрывается страх, – сидишь и ничего не знаешь. А если она не вернется? Или вернется, но не она?

– Говори! – то ли попросил, то ли приказал Хасар. В лезвии клинка отражались, множась и переплетаясь, комната, тоненькая фигурка ледяной и его рука, нерешительно занесенная над лезвием.

– Легко сказать, – вздохнула Лазарита, наматывая кончик косы на палец. Молчаливый и спокойный южанин одновременно раздражал своим хладнокровием и… никак не хотел выходить у нее из головы. Вот и сейчас, не находя себе места от беспокойства за Айрин, она почему-то пошла именно к нему. – Бабушка хочет провести ее через Даръэсте. А, – махнула она рукой, заметив его непонимающий взгляд, – ты же ничего не знаешь. Даръэсте – ритуал памяти. Видишь ли, чистый, неиспользованный дар сейчас большая редкость. В основном ледяная оказывается хозяйкой подержанного дара и наследницей памяти его владельцев. Немного утомительно, да? – Она состроила недовольную гримасу.

– Ты помнишь все, что делали ледяные до тебя? – уточнил Хасар.

– Слава Трехликому, не всех, а только тех, кто владел даром до тебя. У меня, например, было пятеро. Я год с ними примирялась. Поначалу они пытались диктовать, что делать, куда ходить. Никак не хотели смириться с тем, что от них осталась лишь память. Потом привыкла. Но мне было тринадцать! Я сама еще была ребенком, и, поверь, не все переносят это так легко.

Хасар напрягся. Выражение его лица не изменилось, он мастерски владел собой, но внутри нарастали тревога и раздражение.

Айрин могла бы предупредить, попросить поддержки, совета! Или ее использовали втемную?

Рука снова потянулась провести бруском по лезвию.

Вжик. Проклятые ледяные с их тайнами!

Вжик. Ритуал опасен, а они используют его чуть ли не сразу.

Вжик. Похоже, им нужна еще одна ледяная, а живая, но без дара Айрин их не устраивает.

– А если Даръэсте провести позже? – задал он вопрос и замер, ожидая ответа.

– А если попробовать стать стражем? – парировала Лазарита, складывая руки на груди.

Гроза приближалась, и уже явственно доносились раскаты грома. В комнате посвежело.

– Ты знаешь, – произнес он, убирая брусок в карман и кладя руки на лезвие меча.

– Лаккери рассказал. Говорит, ты просил его с тобой позаниматься.

– Он согласился.

– Месяц! – выдохнула ледяная, и Хасар отдернул пальцы от налившегося холодом меча. – Ты понимаешь, что до игр не год, не полтора года, а месяц!

Он не ответил.

– Ты просто сдохнешь. На потеху всем. Южанин решил стать стражем! – Голос ледяной звенел от ярости, а воздух в комнате стыл от холода.

– Я все решил, – прозвучал ответ.

Лазарита замерла на мгновение, потом скривилась, дернула плечом и вышла, бросив на ходу:

– И не надейся, что Лаккери сможет тебе помочь.

– Дурак! – донеслось до него перед тем, как захлопнулась дверь в комнату.

Он вздохнул, медленно поднялся. Меч сам прыгнул ему в руку. Старый, верный товарищ! Взгляд прошелся от рукояти до кончика лезвия, и в душе поднялась теплая волна.

Взмах, сверкающее лезвие описало полукруг. Тело двигалось легко, плавно перетекая из одной стойки в другую.

«Меч должен стать частью тебя, только тогда ты будешь уверен в его ударе».

Выдох. Точность, выверенная годами тренировок. Разноцветными волнами пробегало по лезвию отражение комнаты.

«Путь воина не терпит суеты и торопливости, но больше всего он не терпит трусости».

Движения становились быстрее, тело ускорялось, все еще удерживая ритм танца.

«Приняв решение, воин должен ему следовать. Пустые сомнения – ржавчина, разъедающая твое оружие».

Теснота комнаты не позволяла развернуться в полную силу. Ничего, завтра он начнет тренировки, и тогда ему придется жалеть совсем о другом.

«Ты – последний из нас. Помни об этом».

Он помнил. Всегда помнил.

А вот с даром все непросто. Зачем нужно было заставлять женщин брать в руки оружие, как будто для этого недостаточно мужчин?

Сила женщин в их слабости. Именно она позволяет мужчинам чувствовать полноту жизни, избавляет их кровь от хладности и прибавляет ума.

И кто будет продолжать род, если все начнут браться за оружие? Кто станет готовить, воспитывать детей?

Неправильно здесь все. Неразумно. Если только… Чувство, что он не видит чего-то, лежащего на поверхности, вызывало досаду. Чужая тайна манила к себе, как запретный плод. Впрочем, попытайся он действовать открыто, его вышвырнули бы из Ледяных гор в двадцать четыре часа, и никакое заступничество Айрин не помогло.

Хасар опустил меч, пару секунд постоял, восстанавливая дыхание, убрал оружие и вышел в коридор. Беспокойство Лазариты передалось и ему. Он прошел по коридору в другое крыло, поднялся на второй этаж и приоткрыл дверь в комнату Айрин. Здесь царила умиротворенная тишина. Разметавшись на кровати, спал Дик, утомленный играми на улице. Рядом дремала в кресле служанка. Хасар внимательно осмотрел комнату и, не найдя причин для тревоги, прикрыл дверь и вернулся к себе.

Этот приграничный городок мало чем отличался от десятка таких же, разместившихся на пути вечного движения из одной страны в другую и наоборот. Тени войны еще стояли в воздухе, выглядывали из разбитых стекол, просвечивая в изрешеченных пулями стенах, валяясь мусором на неубранных улицах, чернея занавешенными в комнатах зеркалами и отмечаясь свежими могильными холмиками на городском кладбище.

Но жизнь потихоньку возвращалась и сюда. Уже колыхались свежие занавески на окне первого этажа каменного дома, из кухни пахло едой, а со двора доносились азартные детские крики.

Он оглядел пустую улицу, сморщил нос, уловив донесшееся из переулка зловоние, и ускорил шаг. До встречи оставалось минут десять. Попавшийся ему навстречу патруль проводил его внимательными взглядами, но останавливать не стал. Кому нужен щуплый подросток с кучей веснушек на носу и щеках, глуповатым выражением на лице и рыжими, взлохмаченными волосами? Сколько их сейчас бродит по выжженной войной стране – одичавших, голодных и потерявших в водовороте жизни родных и семью.

Он свернул на центральную улицу. Здесь были видны судорожные попытки привести город в порядок. Сверкали свежевставленные стекла, мусор был сметен в кучи, а с террасы единственной работающей в городе таверны доносились заунывные звуки скрипки. Рядом на дереве устроили шумную перепалку вороны, заглушая карканьем и скрипку, и шум кухни, и разговоры немногочисленных посетителей, предпочитавших по случаю хорошей погоды террасу душному залу.

Игнорируя напряженные взгляды подавальщиков, он неторопливо поднялся по скрипучим ступеням и направился к угловому столику, прикорнувшему в тени соседнего дома. Вид нового посетителя не внушал уверенности в оплате заказа, да что там, можно было поспорить, что в его дырявых карманах не найдется и пары монет, но подавальщиков сбивал с толку самоуверенный вид парнишки, и они медлили с его выдворением.

Он усмехнулся. Ничего, скоро здесь появится еще одно действующее лицо, и тогда все вопросы отпадут. Он бы предпочел встретиться где-нибудь в менее людном месте, но она… Она была ужасно упряма, в своем упрямстве напоминая ему боевую ослицу. Те же повадки, то же самомнение и тот же вредный, вздорный характер, прикрытый внешним спокойствием, а еще этот забавный страх-преклонение окружающих перед ослицей.

Он откинулся на спинку стула, приготовившись насладиться спектаклем. Первыми стихли вороны. Из чувства самосохранения, наверное. Затем перестала терзать уши фальшивой игрой скрипка. Подул холодный ветерок, сминая необычную для осени полуденную жару. На лицах подавальщиков появилось оживление. Они перетаптывались, вытянув шеи, дружно глядя в одну сторону. И стоило носку ее сапога коснуться первой ступеньки этого убогого заведения, они как по команде сорвались с места. В одно мгновение появилась сияющая чистотой скатерть, графин с водой и даже чуть подвянувшая роза.

– Ты опоздала, – вместо приветствия сказал он, когда ледяная прошла мимо приготовленного для нее столика, даже не бросив на него взгляд, и села напротив.

В ответ ему досталось раздраженное:

– Прикуси язык.

Она поморщилась, разглядывая его конопатое лицо, взлохмаченные волосы и пальцы с черными ободками под ногтями.

– Обязательно было так выряжаться?

Рыжий подождал, пока кожу перестанет покалывать иголочками – ледяная заканчивала ставить непроницаемый полог. Теперь никто и ничто не сможет помешать их разговору. Один из подавальщиков ринулся было с заказом, но второй, более опытный, его перехватил. Посетители старательно делали вид, что ничего странного не происходит, но их взгляды то и дело возвращались к серебристому прозрачному куполу, накрывшему двоих.

– Если вы забыли, леди, – он сменил тон на почтительно-вежливый, только в зеленых глазах сверкало плутовское веселье, – здесь я рискую всем, что у меня есть, а вы у себя дома.

Ледяная дернула уголком идеальных губ, но хмурая складка на лбу уже разгладилась, взгляд стал спокойнее, а воздух вокруг потеплел.

– Не прибедняйся, за возможность потрепать нас ты получишь столько, что хватит на полкоролевства и еще останется.

– Увы, жизнь дорожает с каждым годом. – Он скорбно наклонил голову. – Да и хлопотно это, заводить королевство. Я предпочту остров в океане, ближе к южным широтам. Стану богом для местных дикарей…

«Скорее нечистью», – подумала ледяная и оборвала нетерпеливо:

– Когда будешь готов?

Рыжий вздохнул, задумчиво пожевал губу.

– Дней через десять-двенадцать. Точно не скажу. Вы же хотите полную имитацию нападения?

Ледяная вздрогнула: на мгновение образ рыжего помутнел, и на его месте возник кто-то другой – темный и очень опасный. Она усомнилась в правильности своего плана, но тьма исчезла как не бывало, и ледяная снова смотрела на веснушчатое простоватое лицо. Показалось.

В любом случае других желающих сложить голову в Ледяных горах не нашлось.

Когда восемь лет назад Анариль заняла пост командующей, ей казалось, что работы будет немного. Да и сложно ожидать каких-либо трудностей там, где до тебя все проверили и перепроверили. Однако именно эта стабильность и отсутствие трудностей заставляли ее работать с удвоенной силой, гоняя подчиненных по пещерам, проверяя в сотый раз оборону рубежей.

Шесть веков они стояли на страже мира, шесть веков сражались со злом. Сколько доблестных имен хранила история ледяных! Сколько подвигов и примеров самопожертвования запечатлено в Залах славы! А чем запомнится она, Анариль? Лишь упоминанием в длинном списке командующих?

На Совете ей мягко намекали – угомонись, но Анариль свято верила в свою правоту. Мир меняется, оружие усовершенствуется, и оборона только тогда будет эффективной, когда ее постоянно пробует на зуб неприятель. С этой мыслью она засыпала и просыпалась. Она отчаянно искала выход и нашла…

Но где взять неприятеля, когда полвека все тихо и мирно, словно они монастырь с монашками, а не боевая армия?

Два года она искала того, кто поможет ей найти слабые места в обороне. Два года тайных встреч и осторожных предложений лучшим наемникам, кланам убийц и пиратам. Все впустую. Стоило только озвучить место диверсии, как наемники вставали и уходили, не закончив разговор. И вот полгода назад ей повезло.

Он нашел ее сам через главу клана Сахрани – одного из преступных кланов Лихляндии. И не сбежал, услышав о том, кого ему предлагают атаковать. Правда, за услугу запросил сумму равную бюджету средней по размеру державы.

Она поторговалась для виду, все равно рыжему не уйти живым из гор, но запрошенную четверть гонорара выплатила честно, тем более что рыжий потребовал не только аванс, но и полгода на подготовку.

Деликатность дела требовала скрытности, Анариль и рыжий приходили на встречи под чужими личинами, но ледяная дурой не была. Как ни таился рыжий, Анариль потребовалось не много времени, чтобы отследить наемника. Рыжий оказался Черным Шакалом, предводителем шайки, давно и успешно державшей в страхе приграничья Лихляндии и Южной Шарналии. Его не раз пытались изловить, но Шакал, как заговоренный, уходил от облав.

Умный, удачливый и жадный до денег. Идеальный исполнитель.

Поговаривали, он был сильным магом, да еще и провидцем. Анариль все это было лишь на руку. Чем сильнее окажутся нападающие, тем больше пользы они принесут, указав на слабые места в обороне.

Рыжий также не был дураком и кроме денег выторговал план обороны одного из участков, ключи к ловушкам и одну портальную пару, чтобы уйти из гор. Анариль согласилась на все, иначе у шайки Шакала не было бы шансов даже пересечь границу, а вот портал рыжий должен был забрать сам в условленном месте в горах. И ему не стоило знать, что кроме артефакта его дожидаться будет она сама. Отпускать Шакала из гор живым Анариль не собиралась.

И вот теперь долгое ожидание подходило к концу.

– Все должно случиться не позже чем через две недели.

– Слушаюсь, леди, – склонил голову рыжий, и Анариль с раздражением отметила, что в рыжем не чувствовалось ни капли покорности. – Вы принесли требуемое?

– Держи!

На стол лег тонкий пакет, который почти мгновенно оказался в волосатой руке рыжего. Он заглянул внутрь, пошелестел бумагами, замер, считывая информацию с ключей, и удовлетворенно кивнул:

– С вами приятно иметь дело, леди.

– Смотри, не позднее двух недель, – начала она, но рыжий нагло перебил:

– Помню-помню. Иначе шкуру спустите, в лед превратите и всю жизнь будете моей синей физиономией любоваться. Не знал, что я вам так нравлюсь, леди. – Он захлопал жидкими рыжими ресницами и даже посмел призывно улыбнуться, продемонстрировав желтые зубы.

Анариль почувствовала, как от ярости в груди заканчивается воздух, а на кончиках пальцев собирается сила.

– До встречи, милая, – вконец обнаглел рыжий, поднимаясь из-за стола.

– Убью, – прошипела Анариль, до боли в пальцах сжимая край стола и с ненавистью глядя, как рыжий кланяется. Со стороны казалось, что верный слуга получил распоряжение от госпожи и торопится его исполнить.

– Поймай сначала, – пожал плечами рыжий, выпрямляясь и одаривая ее насмешливым взглядом.

Она проследила, как Шакал покидает таверну. Видение стекленеющих зеленых глаз и уходящей из тела рыжего жизни принесло успокоение. Она даже улыбнулась, подумав, что быстро убивать не станет. Долгая смерть – вполне достойная цена за оскорбление.

– Эй! – Она щелкнула пальцами, снимая полог и одновременно подзывая подавальщика. – Кувшин чего-нибудь покрепче.

Глава 30 Тяжело в ученье – легко в бою

– Принес? – Он обернулся на звук шагов и нетерпеливо подался навстречу входящему в зал рыжему пареньку.

Тот менялся на ходу, словно сбрасывал старую шкуру. Взлохмаченные волосы легли аккуратными волнами и потемнели до цвета бронзы. Глаза стали серо-зелеными, лицо сделалось старше, на подбородке появилась ухоженная бородка, и чуть позже проступил шрам, косой линией разрубающий левую бровь пополам.

Шакал двигался неторопливо, с ленцой отожравшегося хищника. И будь сейчас в зале женщины, ему непременно достались бы их полные восхищения взгляды. Но женское тело, без движения лежавшее на столе, было не в состоянии оценить ни яркую красоту Шакала, ни его обаятельную улыбку. Голубые глаза безжизненно изучали потолок зала.

– Дайте мне женщину, и я заставлю ее сделать все что угодно. – Он помахал в воздухе пакетом. – Да не переживай так, Хозе, – проговорил Шакал, видя, как шаман торопливо изучает принесенные им бумаги. – Ослица заглотила морковку и прочно сидит у нас на крючке.

Тот, кто для остальных был хозяином, привычно поморщился. Хозе звучало так панибратски, что хотелось кого-нибудь убить от досады, но Шакал был ему нужен. Более того, без этого волочащегося за каждой юбкой душегубца его план не был бы так близок к идеалу.

– Ослицы имеют обыкновение брыкаться не к месту, – проворчал он, скрывая досаду.

– Не трусь. – Шакал даже протянул руку, чтобы – о наглость! – похлопать его по плечу, но вовремя остановился. – Кстати, скажи своим чернушкам, чтобы не высовывались посреди разговора. В этот раз она их едва не засекла.

Шаман только головой покачал. Шакал имел отвратительную способность извращать все, что слетало с его языка. Ледяную звал ослицей, его – Хозе, а теней, тех самых порождений темных сил, добыть и приручить которых стоило ему стольких усилий, называл чернушками.

Пол около его ног потемнел, выдвинулся и обрел очертания лежащего на плитах черного человека. Плоская тень привстала и сделала неприличный жест в сторону Шакала.

Тот расхохотался, будто не было в мире ничего более смешного, чем злящаяся темная сила, один вид которой довел бы до инфаркта половину жителей Шарналии, а вторую отправил бы сразу в морг.

Одно время он всерьез переживал, что шуточки Шакала лишат его помощника и придется начинать все заново, но дальше словесных угроз содрать с наглеца шкуру тени не заходили.

Шаман подозревал, что тени, несмотря на всю свою инфернальность, относились к существам женского пола и подпадали под очарование лихляндского разбойника, как простые смертные.

– Когда, она сказала, нам нужно начинать? – спросил шаман, кладя бумаги на стол. Ледяная не обманула, в пакете было все, что нужно. Невзирая на упрямство и воинственность, ледяные были честны и оттого предсказуемы, как карапуз, тянущийся за конфетой.

– Не позже чем через две недели, – мигом посерьезнел Шакал.

Хозяин обвел задумчивым взглядом зал, поскреб пальцем подбородок.

– Мы нападем раньше. Через пять дней. Готовь своих.

Он отвернулся к столу. Работы предстояло много. Проверить за три дня весь материал и за два завершить работу, создав тех, кто сомнет сопротивление ледяных и позволит остальным пробиться к пещере.

– Ты обещал защиту моим людям, не забыл? – напомнил Шакал, не удосужившись убраться из зала.

Шаман поморщился, повернулся к бандиту, мысленно увещевая себя, что тот ему еще нужен.

– Не трусь, – передразнил он Шакала, – будет тебе защита. А теперь вон. Не мешай, если не хочешь увидеть на выходе из портала твою ослицу в компании подруг.

Шакал хмыкнул, криво усмехнулся, давая понять, что шутку оценил, и, о радость, решил-таки убраться восвояси. Тень как-то совсем по-человечески вздохнула и отправилась следом. Лихляндца требовалось доставить домой, и с этой работой могли справиться только тени.

– Хозяин, – прошептал один из слуг, бросив выразительный взгляд на уходящего Шакала.

Шаман едва заметно кивнул: да, проследить, чтобы лихляндец отправился прямиком домой, не задерживаясь нигде по дороге.

Хозяин… Он и забыл, когда последний раз кто-то называл его по-другому, наглый лихляндец не в счет. Десять, нет, двенадцать лет назад его считали самым талантливым шаманом в пустыне Карибадо. И среди барханов и обильно зеленеющих оазисов передавалась осторожная весть: растет достойный преемник Великого Тахара.

Но шаману было тесно на родине, пустыня с каждым годом становилась больше похожей на песчаную клетку, а проблемы беркеров – молодого племени, желающего привнести на родину новые знания из стремительно ускоряющего свой бег мира, – представлялись надуманными глупостями. И место главного шамана Карибадо, которое ему прочили, вместо почтительного трепета вызывало стойкое отвращение.

Мир лежал у его ног. Целый мир. И разве мог он променять его на родную, но крошечную пустыню с ее не стоящими и яйца черепахи проблемами?

Нет, не мог.

Проклятый, можно сказать, стал проклятием для его семьи и одновременно удачей. Его прадед был единственным, кто выбрался живым из ледяной мясорубки, что устроили ведьмы почти сто тридцать лет назад.

И не только выбрался, но и тщательно записал все, что помнил о неудачной атаке шарнальского герцога, о его полубезумной кузине – Тапорской деве, как ее называл в записках прадед. Написал о том, как близки они были к пещере, как чувствовал он радость проклятого, как текла к ним его сила, прорываясь сквозь барьеры защиты, но… ледяные оказались настоящими фанатиками. И предпочли погибнуть вместе с врагом, но не отдать им узника.

Герцог тогда привлек немало сил, собрав под знамена почти армию. По миру только что прокатилась эпидемия черной смерти, собрав кровавую дань со всех стран без исключения. Напуганным, потерявшим близких людям нужно было найти виновного в распространении страшной болезни, и ведьмы стали удобной мишенью. Герцогу не понадобилось много времени, чтобы убедить и простых горожан, и правителей, что с ведьмами пора кончать. Люди устали бояться прихода смерти, люди жаждали мести, которая заглушила бы их страх, а герцог оказался весьма и весьма убедителен.

Лишь немногие из его приверженцев знали истинную причину похода в Ледяные горы. Знали – и целиком и полностью поддерживали.

Впрочем, шаман не собирался повторять путь герцогской армии.

– Следующую, а эту убрать, – бросил он, направляясь к столику и на ходу надевая халат.

Работы непочатый край. Самое отвратительное, ему так и не удалось нащупать тот самый момент зарождения новой жизни и не переусердствовать при этом со смертью. Потому как в мертвом теле жизнь зарождаться отказывалась, даже такая извращенная, как жэрды.

Жаррин устало вытерла пот со лба, бросила в кастрюлю очередную картофелину и перевела дух. На кухне было ужасно жарко, воняло топленым жиром, пригорелым мясом и еще чем-то тухлым и кислым. Наверное, молоком, которое Халаточники предпочитали пить исключительно скисшим.

Дудук, ее новый хозяин, что звучало смешно, если бы не было так страшно, был толст, вонюч и волосат. Его широкое и плоское лицо напоминало блин, из которого между парой поблескивающих маленьких черных глаз выпирал толстый мясистый нос.

Первый раз увидев Жаррин, Дудук радостно причмокнул, черные глазки заблестели от удовольствия, и сердце девочки испуганно екнуло. Впрочем, волновалась она напрасно. Дудука интересовала исключительно работа на кухне, которую он и взвалил на нее практически полностью, не доверив лишь разделку и приготовление мяса.

За пару дней Жаррин, имевшая весьма смутное представление о кулинарии, научилась варить похлебку, чистить, мыть, убирать. И так по кругу, с утра до позднего вечера.

Спину ломило от тяжелых ведер, руки загрубели, как у трактирной служанки, а ноги к вечеру наливались чугунной тяжестью. И все же она была жива. Пусть и усталая, измученная, но не потерявшая желания убежать.

Сегодняшний сон, в отличие от пустоты, в которую она теперь проваливалась каждый вечер, Жаррин помнила четко и ясно, словно и не сон был, а видение.

Вот постоянно напевающий что-то на своем языке Дудук машет рукой и сует ей бидон для молока. Она выскальзывает из кухни и видит, что Тасыр, ее обычный сопровождающий, болтает в коридоре у дальней двери, а путь во двор открыт.

Она не торопится. Степенно кивает Тасыру, показывает бидон и выходит за дверь. Свежий воздух чуть не сбивает с ног, ветер подталкивает в спину, но в окне маячит силуэт Тасыра, и ему понадобится совсем немного времени, чтобы выскочить следом за ней во двор.

Она идет, спиной чувствуя его внимательный взгляд. Ветер гонит темные тучи, вот-вот пойдет дождь. На дорожке кружат желтые и красные листья. Им нет дела до маленькой девочки, до ее страхов и опасений.

Молочница стоит у ворот. Она старая и морщинистая, как упавший с дуба лист. Глаза блеклые, рот беззубый. Старуха живет одна на хуторе близ усадьбы, и в округе есть только она да ее корова, и больше никого.

Жаррин открывает калитку, и молочница, часто кивая головой, как игрушечный болванчик, входит во двор. Она становится спиной к дому, кряхтя снимает с тележки свой бидон, в нем вкусно плещется свежее молоко.

Жаррин облизывает пересохшие губы.

– Скажете, что у меня живот скрутило, – срывающимся голосом просит она, бросая свой бидон на землю и выскальзывая за калитку.

Мы возвращались домой уже в полной темноте.

Домой…

Я перекатываю это слово на языке, пробуя его на вкус. Мимолетом вспоминаю, что на самом деле я здесь всего несколько дней, а кажется – годы, месяцы. И стук колес привычно разносится в гулкой тишине пещер, и вагончик усыпляюще покачивается из стороны в сторону, и желтыми мотыльками подрагивают фонари.

Домой…

Вот знакомый поворот, на нас резко обрушивается волна свежего воздуха, поезд радостно гудит, приветствуя ночь, опустившуюся на горы.

На платформе пусто. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не зевнуть. Усталость, казалось, только и ждет, чтобы навалиться в полной мере.

Помотала головой, прогоняя сон. До мягкой кровати с теплым одеялом еще не меньше получаса ходьбы. Тяжела, однако, жизнь воительницы. Ни тебе экипажа с кучером, ни теплой меховой накидки на ноги, ни сопровождающих. Н-да, от экипажа я бы сейчас не отказалась.

Наполненная звездами ночь, пронзительные вопли вышедшего на охоту крылатого хищника, запах ночной свежести, идущий с озера, под ногами едва просматриваемая дорога с густыми тенями по краям. Рядом легко шагает Нурея, и я завистливо кошусь в ее сторону – ни намека на усталость. Мне бы такую закалку. Держусь на одной гордости, а то давно бы уже лежала в канаве у обочины.

Казалось, близка полночь, но особняк сиял ярко освещенными окнами. Нас заметили еще на подходе, и в холле собралась, кажется, вся семья и даже слуги.

– Жива! – Лазарита сжала меня в крепких объятиях.

– Госпожа. – Хасар невозмутимо поклонился, но его невозмутимость меня не обманула. Я легко прочитала следы недавней тревоги на лице.

От Шарна мне досталось похлопывание по плечу и поцелуй в щеку, а еще громкое:

– Молодец! Так их всех!

Лайз явно намеревался повторить приветствие Шарна.

– У нас что, свадьба или похороны? – Тихий голос Нуреи странным образом перекрыл оживленный шум. И сразу воцарилась тишина, слуги первыми поспешили убраться прочь.

Подмигнув мне, следом испарился Шарн, Лазарита, сделав странный жест рукой, исчезла из виду. Не двинулись с места только Хасар и Лайз.

– И кто проговорился… – недовольно покачала головой Нурея, обводя нас троих тяжелым взглядом. – Не клан, а сборище болтунов. Разошлись все – и спать.

– Айрин, позвольте вас проводить, – вызвался Лайз.

Я так устала, что возражать не стала и позволила себе опереться на предложенную мне руку. Хасар увязался за нами. Ну и хорошо. Мне все равно нужно узнать, как там мой найденыш.

К чести ледяного, Лайз вполне оценил мой измученный вид и высказался, только стоя на пороге комнаты:

– Айрин, в ближайшее время вы должны будете выбрать себе стража. Не торопитесь. Такая удивительная девушка, как вы, достойна самого лучшего.

С чарующей улыбкой Лайз наклонился и запечатлел поцелуй на моей руке. Я светски улыбнулась, едва удержалась, чтобы не присесть в реверансе, и пожелала ледяному спокойной ночи.

Хасар презрительно фыркнул ему в спину.

– Ты что-то хочешь сказать? – устало поинтересовалась я, входя в комнату.

Зашла и застыла, умиленная картиной спящего на диванчике Дика. Одеяло он, правда, сбросил на пол, но это была сущая ерунда после того, как он спал под кроватью.

– Как тебе удалось? – Я перешла на шепот.

– Я обещал научить его драться, – невозмутимо ответил Хасар.

Ну да… драться. Чем еще можно купить дикаря, выросшего в пещерах среди одичавших людей.

Все, спать. Сил нет на выяснение наших с вассалом странных отношений.

Утром проснулась, оглядела пустую комнату и подскочила на кровати. В открытое окно со двора доносился звон железа, чьи-то крики. Я подбежала, распахнула пошире створку, высунулась по пояс, чтобы увидеть самый разгар тренировки. Как? Самое веселье и без меня?!

Вихрем промчалась по комнате, одеваясь. Плеснула водой в лицо и бегом на улицу. И даже мысли не возникло понежиться в кровати, а раньше бы до полудня провалялась. Когда был жив дед, он вытаскивал нас затемно на улицу, но после его смерти моя жизнь под влиянием матушки приобрела черты «леди изволит почивать до полудня и гулять на балу до полуночи».

Но все возвращается на круги своя. Я сбежала по лестнице вниз, на ходу застегивая перевязь. В голове крутились остатки сна. Кажется, мне провели небольшой экскурс в историю ледяных. Что же… обучение во сне – удобный вариант, посмотрим, насколько эффективный.

На огороженном плацу, посыпанном песком, сражались Хасар и Лаккери. Занятно… Похоже, мой вассал успел сам решить вопрос с обучением.

Ледяной бился двумя мечами, южанин предпочел более привычный вариант: меч и дага. Действовал он, на мой взгляд, довольно умело, технично и вполне сносно отражал атаки Лаккери. Неподалеку топтался Дик, орудуя палкой вместо меча.

Лазарита ловко прыгала по деревянным препятствиям, расставленным вокруг площадки, лихо крутила сальто на брусьях, карабкалась по канату, одним словом, разминалась, ухитряясь не выпускать из виду Хасара. Что-то было в этом… показательное.

И я в очередной раз дала себе слово вытрясти правду из своего упертого до зубовного скрежета вассала. В конце концов, здешние отношения мужчин и женщин далеки от простоты нравов Южной Шарналии, и за ошибки здесь платят кровью.

Около ограждения болтали Нурея и Оливия. Визит Оливии, да еще с утра пораньше…

Мои опасения целиком и полностью оправдались.

– А вот и наша героиня! – громко возвестила Оливия, широко улыбаясь. – Весь город только о тебе и говорит. Давно у нас не было такого симпатичного повода для сплетен.

Я почувствовала, что мучительно краснею. Нет, никогда мне не привыкнуть к бесцеремонности ледяных.

– Перестань, Оли, – шикнула на нее Нурея, – испортишь мне девочку. Не обижайся, милая, на старух. Лучше скажи, как спалось?

– Хорошо спалось.

Ледяные переглянулись, улыбаясь.

– Хочешь, потренируемся немного? – предложила Оливия.

Потренируемся? Хм, звучало заманчиво. После вчерашнего я чувствовала себя разбитой и не выспавшейся, но отказать, когда на тебя выжидательно смотрят две «старухи», не могла. И под пристальными взглядами ледяных отправилась на разминочный круг.

Разогрелась, сбила дыхание и уже шагом – короткий вдох, долгий, на четыре счета, выдох – вышла на площадку.

Оливия ждала. Нурея с непроницаемым лицом стояла рядом. Вот нутром чувствую – очередную проверку задумали. Ладно, посмотрим, чему сегодня во сне меня научили предки.

Вытащила из ножен оба меча, покрутила, привыкая к балансу. Можно было, конечно, и одним обойтись, но хотелось проверить, смогу ли двумя сразу. Мысленно прокрутила в голове основные стойки и удары. Да, определенно смогу.

Оливия подбадривающе улыбнулась, я улыбнулась в ответ. Кого-то бабушки учат вязать и пироги печь, а у меня боевые бабушки.

Оливия мгновенно перешла в наступление, и лезвия засверкали в опасной близости от моей шеи.

Пожалуй, даже слишком боевые.

Я не успевала. Ушла в глухую защиту, позорно отступая. Да, мозг подсказывал: влево, вправо, уход, блокировка, – но тело отставало. Дыхание сиплыми хрипами вырывалось из груди, сердце испуганно екало каждый раз, когда казалось, что лезвию дотянуться до меня ничего не стоит.

Я начала злиться. Оливия двигалась с грацией цапли, нанося стремительные удары, и даже дыхание не сорвала, а я рядом пыхтела ежиком, пот заливал лоб, удары, точнее, блоки давались все труднее. Интересно, если я просто упаду на песок, это будет считаться поражением?

Краем глаза заметила, что наш бой привлек внимание. Вон, даже Лайз заинтересовался, и Хасар с Лаккери остановили тренировку. Теперь вассал мог учиться на чужих, то есть на моих, ошибках. Хорошо еще, Чарина уехала. Вот бы она повеселилась, глядя на мой позор.

Плечо внезапно обожгло болью. Я остановилась, посмотрела на руку. Так и есть. Светлая ткань рубашки выше локтя набухала красным. Это же тренировка! Всего лишь тренировка! Если мы каждый раз так заниматься будем, я сдохну через месяц, а то и раньше.

Опустила мечи. Оливия понимающе усмехнулась.

– Злишься? – Она выразительно кивнула на покрывшийся инеем песок.

Ого! Я даже не заметила, когда успела его заморозить.

– Сама объяснишь, или помочь?

Хм, мы, княжны, гордые. И помогать нам не надо.

– Хотели показать, что знания – только начало? – устало предположила, опираясь на воткнутые в песок мечи. – Что телу нужно время.

– Что самое опасное в нашем деле – это самоуверенность, – дополнила мой ответ Нурея. Она подошла, положила ладонь на плечо, и холодные иголочки исцеления закололи кожу. – Это еще один полезный навык, которой стоит освоить, – пояснила бабушка, заметив мой удивленный взгляд. – Настоящим целителем тебе не стать, способностей маловато, но уметь остановить кровь – всегда полезно.

Кто бы спорил! Только не хочется применять навык этот слишком часто.

Голова закружилась, перед глазами заметались черные точки, и я оперлась на мечи, сглотнув ставшую вязкой слюну. Подумала с тоской: и зачем мне эти радости жизни? Насколько проще было раньше, когда сложности сводились к выбору платья перед балом. Эх… Что там говорить! Возврата к прошлому все равно нет.

– Долго мне отрабатывать? – глухо спросила я, не отрывая глаз от песчаной площадки, плотно утрамбованной ногами поединщиков.

– Ты у нас девочка способная, – чуть помедлив, ответила Оливия. – Месяца три-четыре, и можно попытаться сдать на десятый уровень.

– Десятый – несерьезно, – хмыкнула Нурея, – сразу на восьмой.

– Надорвется, – возразила Оливия.

Они немного поспорили о том, какой уровень будет для меня подходящим, чтобы сразу не помереть, а еще немного помучиться. Из чего я сделала вывод, что у ледяных существует градация мастерства от десятого уровня до первого. Интересно, а какой у бабушки? Надо будет уточнить при случае.

– Учеба – еще не все, – прервала мои размышления Нурея. – Если хочешь чего-то достичь, добиться уважения и ходить на боевые задания, а не просто патрулировать окрестности столицы, прости, милая, скажу прямо: придется выйти замуж. И не просто замуж, а родить двух детей. Как видишь, карьера у нас – вопрос непростой и довольно щекотливый.

– Сейчас с этим легче стало, – добавила Оливия, – раньше надо было обязательно родить одну девочку. И никого не волновало, возможно это или нет. У меня до сих пор дома полный сундук амулетов, помогающих с этим делом.

Я сделала глубокий вдох. Замуж, значит. Двое детей. Отличные условия для продвижения по службе. Нет, я понимаю, дети – вопрос выживания для ледяных, но все равно обидно вот так заводить детей, словно по принуждению.

– И как скоро я должна обзавестись мужем?

Мой вопрос изрядно повеселил бабушек. У Оливии даже ямочки на щеках появились.

– Завтра сможешь? – подмигнула она мне.

– Оли! – осуждающе покачала головой Нурея.

– Ох и шустрая у тебя внучка, Нурея, – продолжала веселиться ледяная, – вся в тебя.

– Не слушай ее. Как правило, сначала стражей выбирают, а потом уже с мужем определяются. Но с тобой можно и наоборот.

Я вспомнила кондитерскую с восхитительными пирожными и уточнила:

– Муж обязательно из стражей?

– Так удобнее, – пожала плечами Нурея. – Много мужчин в жизни – хлопотное дело. Достаточно одного-двух, которым доверяешь спину, и одного, которому доверишь душу.

– Тогда я свой выбор уже сделала. – Я гордо выпрямила спину, вытащила из-под рубашки цепочку, сняла кольцо.

Нурея, нахмурившись, следила за моими действиями. Воздух вокруг внезапно посвежел, так что по моей взмокшей от пота спине прошла дрожь, но меня это не остановило. Медленно надела кольцо на палец, полюбовалась результатом – красиво.

– Только через мой меч, – бросила бабушка, круто развернулась и зашагала к дому.

Глава 31 Стражи и снова стражи

Не то чтобы реакция бабушки была неожиданной, но… неприятно, одним словом.

На душе стало горько, вчерашняя победа уже не радовала. Зачем прикладывать усилия, если не можешь разделить успех с любимым человеком? Если твоя семья встает против, понуждая выбирать.

Вот если бы здесь была мама… Она не стала бы высказываться столь категорично. Мама умела подобрать нужные слова, мягко подвести к правильному решению или найти компромисс. Похоже, здесь этого слова не знают. Рубят сплеча, общаются точно воюют. И даже мужей ищут в драке. Как же мне не хватает южной мягкости и гибкости. Мы даже «нет» стараемся не говорить, предпочитая уклончивые ответы.

Мы… Я горько усмехнулась про себя. Хватит себя жалеть. «Мы» теперь совсем другое: рубленое, прямолинейное и колюче-холодное.

– Давай прогуляемся, Айрин, – прервала мои горестные размышления Оливия.

Я со вздохом убрала мечи в ножны. Обвела взглядом площадку – ледяные упорно делали вид, что ничего не произошло. Покачала головой и… позволила увести себя за каменную ограду дома.

Какое-то время мы шли молча. Неспешный шаг помог привести мысли в порядок, и я уже начинала жалеть, что поступила так опрометчиво, не посоветовавшись с Торесом. И усложнит ли еще больше мой поступок жизнь ледяному?

– Понимаешь, что бабушка желает тебе добра?

Я раздраженно дернула плечом. Все мы желаем добра друг другу, вот только «добро» выходит для каждого свое.

– У нее есть причины быть против твоего союза с Таль-Акерси.

– Он не трус! – Я остановилась, сжала кулаки. – Вас там не было! Никого из вас там не было, когда он прикрывал меня от льолдов!

– Защищаешь? – удивилась Оливия и по-новому взглянула на меня.

И мне сразу вспомнилось, что она входит в Малый Совет, а значит, должна быть в курсе нашего похода.

– Предупреждала я Нурею, что ты не станешь ее слушать, – сказала Оливия, и глубокая складка залегла меж ее бровей. – Все мы верим, что сможем уберечь детей от любых ошибок. Только в жизни так не бывает. Хоть устели пухом дорожку, камни на ней все равно останутся. И пока их не соберешь, не поумнеешь. Ты уже взрослая, Айрин. Должна понимать, что такое брак. И твоя бабушка, как никто другой, хочет, чтобы ты была счастлива, но за счастье, милая, здесь платят свою цену. Если твой избранник не сможет тебя защитить, придется выбирать кого-то другого в стражи, и, поверь, не всегда удобно делить оружие с одним, а постель с другим. Тем более в твоем случае. – Она улыбнулась, а вот я, наоборот, нахмурилась. Намек на мое южное происхождение был понятен, как и про удобство стража и мужа в одном лице, но…

– Он справится, – ответила я с уверенностью, хотя в глубине души и не ощущала ее.

Оливия остановилась и похлопала меня по плечу:

– Надеюсь, милая, потому как разбитое сердце еще никому не помогало в жизни.

За обедом выяснилось, что бабушка вместе с Оливией покинула усадьбу. Надо ли говорить, что за столом я сидела как на иголках. Неизвестность пугала хуже отказа. Что она задумала и куда ее понесло? И была ли фраза «Через мой меч» простой угрозой или планом, который она поехала воплощать?

Когда все успело настолько усложниться, что я стала всерьез опасаться за жизнь Тореса? А когда успела принять предложение и стать невестой? Н-да… о моей жизни только роман писать. И что я буду рассказывать своим детям? Знаете, милые, ваш папа сделал маме предложение, она думала-думала, а когда одна бабушка проткнула ей мечом плечо, тут же решила выйти за него замуж. Нет, бабушка не была плохой, просто у нее манера обучения такая. Чуть что, мечи в руки и вперед – мудрость втыкать.

Впрочем, плохо было не мне одной. Хасар даже вилку с трудом держал, настолько его измучили тренировки. Упрямый… Мне бы такую силу воли – до полудня выдержал, еще и вечером пойдет.

С Диком у нас возникло своего рода молчаливое соглашение. Я говорила много нужного и полезного, найденыш хмурил брови либо нехотя кивал. Но в целом вел себя примерно, то есть подкупался и уговаривался, когда нужно было умыться, одеться, посидеть и посмотреть книжку, а не прыгать на моей кровати. Ему отгородили ширмой угол комнаты, и там на кушетке он устроил настоящее гнездо из одеял и подушек, куда закапывался с головой и тихо сопел.

Вот кого он слушал сразу и безоговорочно, так это Хасара. Мне оставалось только завидовать авторитету вассала.

На обед Дик дал себя уговорить выйти к столу, но больше ерзал на стуле да баловался, чем ел.

Удивил Дитрих. Сел с Диком, завладел рукой мальчика и терпеливо доказывал, что суп удобнее есть ложкой, а не прихлебывать из тарелки. Дик мрачнел, пыхтел, но возражать боялся. В итоге он сам, скатерть, рукав Дитриха и подол моего платья носили на себе следы учебы: желтые потеки супа-пюре из тыквы. Со вторым блюдом, куском мяса и тонко нарезанным картофелем, дело пошло быстрее. Дик старательно тыкал вилкой в тарелку, второй рукой таская куски и украдкой отправляя их в рот. Найденыш на глазах становился похож на обычного ребенка, и я следила за его успехами, ощущая приступ материнской гордости.

После обеда я прикорнула, давая отдых измученному вчера организму. Дик был со мной солидарен, а затем нас обоих бесцеремонно разбудила Лазарита и предложила прогуляться.

Надо было догадаться, когда она отвергла платье и настояла на том, чтобы я надела штаны и куртку, что понятия о прогулке у нас совершенно разные.

– Знаешь, сколько поколений здесь тренировалось?

Лазарита легко пробежала по бревну, побалансировала на краю, повернула обратно. Я с сомнением оглядела потемневшее, но вполне еще крепкое бревно, закрепленное на высоте двух метров над землей. Не знаю, сколько поколений, но выглядело оно устрашающе.

– Нет, Дик, тебе туда нельзя, – остановила я малыша, точнее, попыталась. Тот ускользнул из-под руки, белкой взлетел на бревно и бодро так, на четвереньках, прополз по нему.

– Ну? – выжидательно посмотрела на меня ледяная. – Айрин, оно широкое. Видишь, даже ребенок прошел.

Угу, ребенок. Обезьянка на четырех конечностях. Ползком и я могу, да только княжны по бревнам не ползают.

Влезла, глянула вниз: мамочки! Помнится, у деда такое пониже и шире было, или мне это со страху кажется?

Расставила руки, поймала равновесие. Пусть я и тренировалась последний раз давно, но тело ничего не забыло. Мелкими шажками двинулась вперед.

– Нормально, – успокоила меня Лазарита, когда я дошла до края. – Мы тут каждое утро. Научишься.

Я обвела взглядом бревна, веревки, мостки, лабиринты, отвесные стены с уступами и поняла: легко не будет. Живой бы остаться.

Это нельзя было назвать тренировкой, скорее экскурсией по тропе. Лазарита показывала, что и как следует проходить, я старательно повторяла, с ужасом представляя, как будут бегать здесь завтра утром.

– Давно хотела спросить… – Я с завистью наблюдала, как легко и непринужденно карабкается ледяная по веревочной паутине, натянутой между деревьями. – Чарина уже выбрала себе стражей, а замуж вышла?

Спросила и покраснела, настолько бестактно прозвучал вопрос, но Лазарита даже бровью не повела.

– Нет, – ответила она, спрыгивая вниз, и пояснила: – Никак из двух выбрать не может. А ты, я слышала, торопишься?

Я пожала плечами. Обсуждать свою личную жизнь я была пока не готова.

– Знаешь, – вдруг помрачнела Лазарита, – дело твое. Если Торес нравится, выходи, только страж тебе все равно понадобится. Мой отец не защитил маму, и, когда они погибли, нас с сестрой воспитывал Лаккери – второй страж мамы. Как видишь, не такие уж мы и сильные, раз все равно гибнем.

Повисла неловкая пауза, я с жалостью взглянула на Лазариту, готовясь принести соболезнования, но ледяная вдруг зло мотнула головой:

– Не вздумай жалеть! Она погибла как герой, защищая ваш мир, чтобы такие, как ты, могли спокойно танцевать и развлекаться!

Дик испуганно прижался ко мне. Я обняла его за плечи, успокаивая.

– Если тебе будет легче, жалеть не стану.

Грязевая лужа, через которую были перекинуты качающиеся на веревках бревнышки, медленно покрывалась корочкой льда.

– Жалость – не всегда слабость. Сильный должен быть милосерден, иначе вы ничем не отличаетесь от того, кого охраняете!

– Ну ты… – Лазарита сморщила нос и явно хотела выругаться, но покосилась на Дика и сдержалась.

Признаю, сравнение с проклятым было не совсем удачным, но других слов у меня не нашлось.

– Ничего не знающая южанка? – подсказала я.

– Язва, – припечатала Лазарита.

– Есть в кого, – улыбнулась я.

– Побежали! – вдруг сорвалась с места ледяная.

Теперь пришла моя очередь вспоминать бранные слова, ибо отстать было ниже, да-да, того самого почти похороненного, но удивительно живучего княжеского достоинства.

Поздно вечером меня пригласили к бабушке. С неприятным чувством я входила в кабинет. Что такое решила сообщить мне Нурея, что не могло подождать до утра? Вошла, остановилась на пороге.

Бабушка в дорожном костюме, значит, даже переодеваться не стала, прохаживалась перед окном. Кивнула на кресло:

– Присаживайся, Айрин.

Я осталась стоять. Она сделала вид, что не заметила мой маневр, подошла ближе, встала напротив. Ее внимательный взгляд я встретила во всеоружии и глаз не отвела.

– Айрин, – смягчилась Нурея, – разговор предстоит серьезный. Право, сейчас я думаю, что порядком сглупила, когда отказалась забрать тебя восемь лет назад. Впрочем, тогда еще была жива Эстер и… – Она помолчала, по лицу мелькнула тень плохих воспоминаний. – Ну, не будем об этом. Случилось то, что должно было случиться, и изменить прошлое мы не можем, а вот будущее – вполне.

– Я не откажусь от своих слов, – торопливо выпалила я.

– Родовое упрямство, – вздохнула Нурея и добавила: – А по-другому у нас и не бывает. Хорошо, Торес так Торес. В конце концов, его семья не так уж и плоха, и идти против ваших чувств мне не хочется, но вот мое слово: до свадьбы ты выберешь себе стражей.

– С-с-стражей?

– Стражей, – подтвердила бабушка. – Ты не обучена как следует. Что-то мы наверстаем, но все равно я не буду уверена в твоей безопасности, если рядом не будет пары хороших парней.

Все ясно. Бабушка пытается навязать мне стражей в надежде, что до свадьбы я сойдусь с одним из них. Все логично, кроме одного: я люблю Тореса, и никто другой мне не интересен.

– Зачем так много? – попыталась пошутить я.

– Я была бы только рада большему числу, – без тени улыбки ответила Нурея, и мне стало не по себе от ее серьезности, – но, насколько я успела тебя изучить, ты согласишься на двоих.

– Почему? – изумилась я.

– Потому, что это логично и удобно. Один лекарь, второй воин. Ты – глаза и уши отряда. Идеально.

Да, идеально. А еще я умная девочка и не устою перед разумными доводами.

– Другим вариантом, как я понимаю, будет запирание меня в четырех стенах?

Лицо Нуреи стало жестким.

– Других вариантов у тебя просто нет. Твой дар не даст запереть тебя, а отправить без обучения и поддержки в боевые выходы не дам я.

– Но ведь тихо же! – возразила я, отчетливо понимая, насколько слабым прозвучал мой довод.

– Айрин, завтра начнется твое обучение. Учитывая обстоятельства, я предпочту проводить его в домашних условиях. Лазарита займется твоей физической подготовкой, Лаккери и Оливия боем на мечах, Дитрих систематизирует твои знания о нашей истории и заодно объяснит, почему мы не верим в затишье. Шарн обучит вождению машины, ну а я буду учить тебя всему остальному.

– Отлично, – выдохнула я и попыталась улыбнуться, кажется, выбор стражей откладывается до конца первого этапа обучения.

– Ты так торопишься замуж, – остудила мой пыл Нурея, – что мне пришлось взять подбор стражей на себя. Лайза ты уже знаешь, ну а лекарь прибудет утром. Нет-нет, – подняла она руки, видя мое вспыхнувшее от возмущения лицо, – это лишь подбор. Начнете тренироваться тройкой. Если что-то пойдет не так, поменяем партнеров. Или ты хотела выбрать сама?

Я попыталась представить, как сама выбираю стража, и поняла, что бабушка тысячу раз права. Ни прокля… ничего я не понимаю ни в стражах, ни в принципах их выбора. А на одном «нравится – не нравится» далеко не уедешь, точнее, не повоюешь.

– Пусть будет Лайз, – равнодушно согласилась я. – Но я бы хотела обговорить сроки и условия замужества.

Бабушка одобрительно хмыкнула. Похоже, моя сдача обороны ее порадовала.

– Помолвка через полгода. Сдашь на уровень, и можно объявлять. Не спорь! – повысила она голос. – Раньше никак нельзя. У нас без уровня все равно что ребенок. Скажут, я дитя замуж отдаю. Еще через три месяца и свадьбу можно сыграть. Довольна?

Я кивнула. Конечно, помолвку ждать долго, зато потом у ледяных нет принятого в Южной Шарналии полугода до свадьбы. А за девять месяцев можно и со стражами разобраться, и остановиться на одном, оставив вакантное место для Тореса. Права Оливия, много мужчин – хлопотное дело.

– Пригласишь его?

– Ближайшее воскресенье подойдет? Тогда будем ждать будущего жениха на ужин. Заодно обговорим испытания, которые он пройдет ради тебя. Нет-нет, никакой помолвки без испытаний. Ты – единственная внучка моего брата, и отдавать тебя без крови я не намерена. Таль-Сорецки – уважаемый род, так что прошу, не вмешивайся. Ты по неопытности сама достойную проверку не проведешь. Жалостлива больно.

Я вздрогнула, так угрожающе это прозвучало. Похоже, Нурея решила подстраховаться. Если мне не понравится никто из стражей, она просто угробит Тореса на испытаниях. Дикая страна, дикие нравы и… я ничего не могу с этим поделать. Пока не могу, а там посмотрим.

– И кстати, без одобрения Матери рода у нас свадьбы не справляют. – Нурея хитро посмотрела на меня. – Но тебе повезло. Считай, что я, как Мать рода, дала свое согласие. А теперь бегом спать. Завтра у тебя тяжелый день.

Ночь мягко опустилась на долину. С тихим плеском волны накатывали на берег, в темной воде дрожали серебряные силуэты звезд. Со стороны деревни донеслось протяжное мычание, его поддержал отрывистый собачий лай, а затем все стихло, как отрезало. Один за другим гасли желтые огни на том берегу, и дома погружались в сон.

Лайз поежился. Воздух все больше свежел, намекая на неуместность ночной прогулки. Зима в горах наступала рано, практически минуя стадию теплой и дождливой осени. И скоро черные склоны обелит снег. Поезда станут ходить реже, вагоны обзаведутся крышами, а впереди состава будут пускать снегоочистительную машину. Жизнь среди высоких сугробов, сильных ветров и мощных снегопадов заползет в разные щели и там будет греться около жарких очагов и каминов.

Пожалуй, только столица останется полна свежести и энергичной деятельности. Дворники заменят метлы на лопаты, а извозчики на санях будут снова в цене, так как автомобили имеют ужасную привычку вязнуть в свежевыпавшем снеге.

Лайз засунул руки в карманы куртки, но капюшон накидывать не стал. Холод прекрасно освежал голову, а ему сейчас хотелось именно этого – ясности и четкости в мыслях.

Он давно мог уехать. Мать в последнем письме намекала на это, но он почему-то медлил, будто что-то удерживало его в поместье Таль-Сорецки.

Лайз зашагал вдоль берега, под ногами пружинил песок. Ночь, звезды и одно из лучших озер Ледяных гор ждали его откровенности.

Пожалуй, началось все с любопытства. Южанка оказалась занятной зверушкой. За ней было интересно наблюдать, видеть, как она тщательно скрывает свою растерянность, как бодрится и пытается казаться взрослой и независимой в тех обстоятельствах, когда обычный человек давно бы уже спасовал. Лайз в свое время много поездил по обеим Шарналиям – у сына члена Малого Совета есть преимущества, – и хорошо понимал, что представляют собой надушенные, напудренные, затянутые в корсеты леди, падающие в обморок при виде безобидного паука.

Но Айрин была другой. Он с удивлением обнаружил, что в ней довольно много от ледяной. Ее отношения с Хасаром сильно напоминали связь ледяная – страж, с поправкой, что эти двое об этом даже не подозревали. Она так же злилась, теряя контроль над даром, так же старалась быть сильной, идя на пределе своих возможностей.

Но было, конечно, и полно странностей. Взять, например, случай с найденышем. Лайз слышал, что в некоторых деревнях живут эти несчастные, выбравшиеся на поверхность, но подбирать и тащить в дом почти животное, пусть и на двух ногах?!

Ледяных еще в детстве приучают не заниматься подобными глупостями. Животные могут использоваться, если они полезны, но привязанности отвлекают и ослабляют бдительность. К тому же подобранное из жалости существо вполне может оказаться «подарком» врага. И тогда жалость принесет в семью смерть. Будь он на месте Матери, давно бы уже избавился от ребенка, отправив его в деревню, но Нурея отчего-то посчитала его пребывание в доме полезным для Айрин.

Она вообще много тряслась над внучкой. Многое ей позволяла и в то же время торопила события, не давая девушке привыкнуть, осмотреться.

Лайз внезапно вспомнил, что Таль-Сорецки всегда славились тонким чутьем будущего. Быть может, торопливость Матери связана с чем-то большим, чем забота о внучке? И не упускает ли он за мелкими деталями главного?

Он дошел до края песчаного пляжа и повернул обратно. Вышедший из-за отрога месяц посеребрил воду, разделяя ее светлой полосой на две части.

На чем он остановился? Ах да. Любопытство. Когда Айрин увезли на полигон Мертвого озера, Лайз, к своему удивлению, ощутил тревогу. Это беспокойство за чужую в общем-то женщину было для него в новинку. Мать никогда не торопила его с выбором пары. По меркам ледяных его непростительно долго не выбирали в мужья или стражи.

Вызов ему бросали часто. Высокий, сильный, в отца широкоплечий, но при этом с тонкой талией. Выразительные темно-голубые глаза, длинные ресницы, ровная, без изъяна кожа на лице. Он был лучшим среди выпуска стражей, ему даже предлагали карьеру в посольстве Северной Шарналии, но Лайз остался верен семейной традиции, вот только никак не мог определиться с ледяной. Идти вторым – глупо. Он не мыслил себе другого варианта, чем дэн-страж – главный в паре и одновременно муж.

Лайз вспомнил, как в последний брачный поединок, который он, естественно, проиграл, Листэра, разозлившись, его едва не заморозила.

«Чтоб тебе полюбить ту, которая на тебя и не взглянет!» – кричала она ему в спину.

Может, это было проклятие?

Лайз тряхнул головой, прогоняя непрошеные мысли. Глупо бояться того, что еще не случилось. Впрочем, он только начал осаду крепости по имени Айрин и сам не уверен в результате.

Ледяные отлично умеют скрывать свои слабости, Айрин этого делать не умела, и ее хрупкость, сосредоточенно закушенная губа, пот на лбу и дерганые неидеальные движения вместо положенного презрения вызывали у него странное, противоречивое желание защитить, оберечь, словно она была ребенком.

Но Айрин не реагировала на его внимание, держалась ровно и вежливо, и эта равнодушная холодность раззадоривала его еще больше.

Вчера, когда до обеда его перехватила Мать Таль-Сорецки и прямо выложила свои соображения начать тренировки внучки вместе со стражами, он опешил от неожиданности. Почему-то в случае с Айрин он больше рассматривал вопрос ухаживания и женитьбы, чем стражничества, но отказываться не стал. Совместное обучение могло принести неожиданные плоды.

Естественно, он не преминул спросить о старшем Таль-Акерси – о его роли в судьбе южанки ему подробно рассказала мать, – и по путаному ответу легко догадался, что ситуация сложнее, чем скомканно рассказывала Нурея.

Итак, завтра он работает с Айрин. У него есть серьезный соперник и перспектива выбрать себе ледяную или нажить много ненужных проблем.

Глава 32 Смерть полезная и бесполезная

Эдгард Третий пребывал в пресквернейшем настроении. Впрочем, как и все последние дни. А чему, скажите, радоваться? Война проиграна, да еще эти некстати пропавшие ледяные ведьмы, чтоб их проклятый забрал. Как будто ему и без них мало проблем.

Пришлось, чтобы смягчить северян, расстаться с Дальским округом, отдать, прямо нож в сердце, Турские шахты и еще добавить сверху золота. Его, правда, оставалось в казне немного. Скажем прямо, совсем немного. А заем проигравшему давали гораздо неохотнее, чем будущему победителю, да и процент назначали грабительский.

Дожил… король, а по итогу – нищий дурень с короной на голове и дырой в кармане.

Эдгард побарабанил пальцами по столу и хмуро оглядел двух подданных, сидевших в креслах напротив.

Его магичество с их последней встречи растерял добрую часть прежнего величия. С должности его пока не сняли, но успели знатно потаскать и по кабинетам, и по допросным, снимая, как стружку, самоуверенность и лоск, которых у первого магического лица королевства было хоть отбавляй. И там еще строгать и строгать, но король жаждал сам переговорить с опальным подданным. Пришлось срочно доставить Тиная пред королевские очи.

Актавиус, сидя в соседнем кресле, тоже не выглядел слишком счастливым. За прошедшие бессонные ночи начальник Тайной канцелярии потускнел, цветом лица напоминал тяжелобольного, но глаза лихорадочно блестели от жажды деятельности.

Приказ короля был однозначен: хоть из-под земли, но баб достать. Вот и рыли молчаливые люди с невзрачной внешностью, перетряхивая каждый камень Южной Шарналии, врываясь по ночам к самым влиятельным магическим семействам страны, и устанавливали, выбивали, вытаскивали на белый свет самые неприглядные секреты, но, увы, расследование с упорством ишака топталось на месте.

Актавиус свирепел, раздавая бодрящие начальственные тычки направо и налево, однако дело казалось пустым, как мешок воздуха, и вертким, как струя воды. Оно утекало сквозь пальцы, смеясь сыщикам в лицо порванными ниточками следов.

С одной стороны, Актавиусу было даже приятно поприжать магов. Распустились, понимаешь, совсем страх потеряли. Опять же Тинай. Вроде и умный мужик, а купился, как последняя баба, на цацки. Как будто мало их натаскано в сокровищницу.

С другой стороны, не найдет он пропавших, и тогда уже его голова полетит вслед за головой мага.

– Как я понимаю, докладывать нечего, – тихо, со значением произнес король, и оба подданных синхронно вжали голову в плечи.

Актавиус откашлялся, покосился на мага. Тот застыл бледной статуей и на связную речь был явно не способен. Жаль. Он с удовольствием ткнул бы в мага пальцем и, как в детстве, сдал: «Это он во всем виноват». Актавиус даже мурлыкнул про себя от удовольствия, так ему понравилась эта мысль. Однако на его лице не дрогнул ни один мускул, и даже выражение глаз осталось сосредоточенно-скорбным.

– Ваше величество? – В кабинет просунул вихрастую голову секретарь. Рыжий, наглый, но до проклятого верткий и умный молодой человек буквально за три года целиком и полностью завоевавший доверие короля. Тот прощал любимцу многое, даже такое бесцеремонное вторжение.

– Ну что там? – недовольно пробурчал Эдгард, хмурясь больше для проформы. Дело о пропавших ведьмах, как больная мозоль, начинало надоедать, и сейчас он был рад прерваться.

Эдгард прекрасно понимал, что подобные промахи решаются одним лишь действенным способом: топором палача, а лишиться сразу и главы магов, и главы Тайной канцелярии он был не готов.

«Прямо жаль, что нельзя тут же обоих…» – подумал он, кивком разрешая секретарю войти.

– Вот, – почтительно, но с достоинством секретарь подал королю свернутую ленту телефонограммы. – Только что из Анаполя телеграфировали. А это вам.

Серый конверт шлепнулся на колени Актавиусу, и тот с раздражением подумал, что юнец вконец зарвался, даже жаль, что у его ведомства на выскочку ничего нет. Но это не страшно. Все ошибаются рано или поздно, надо только не упустить момент.

Эдгард вчитался в мелкие буковки, и его тяжелое, обвисшее за последнее время лицо разгладилось.

– Ну вот, а говорили, ничего нет. Нашлась ведь эта, как ее, – он сверился с лентой, – Жаррин. А где одна, там и остальные, верно, Актавиус?

– Верно, ваше величество, – склонил голову начальник канцелярии. Он только что закончил просматривать донесение агента. Как это обычно бывает, официальный доклад, пусть и отправленный по проводам, недавно протянутым к нескольким крупным городам Шарналии, пришел одновременно с донесением курьера. Его люди сработали быстрее лопухов из Анаполя, которые небось два дня сочиняли телеграмму для его величества.

Сам Актавиус лопухом не был. А потому не стал говорить о том, что, кроме бедняжки Жаррин, шансов найти остальных просто нет. Как докладывал агент, ими было проверено поместье, принадлежавшее графу Зельцеру и до сего времени считавшееся заброшенным. Граф уже был схвачен и прямо из спальни городского дома препровожден в камеру, где и ожидал допроса. Впрочем, его арест наверняка ничего не даст. Просто люди Актавиуса, доведенные до отчаяния проклятым делом, хватались за любой след.

Кстати, о них. Следов в поместье было оставлено множество, в основном кровавых, но направления, куда они вели дальше, не существовало. Как добавил от себя агент, возникало впечатление, что все обитатели усадьбы в один миг взяли и растворились в воздухе, оставив после себя только грязь, кровь и трупы.

Их особо и не прятали, сбрасывая в пересохший колодец усадьбы. Количество не было указано, но Актавиус почему-то не сомневался, что в колодце найдутся все до одной пропавшие. В отчете упоминался также труп мужчины. Свой? Чужой? Случайный свидетель? Жаль, его личность установить не удалось. Впрочем, халат и темно-коричневый цвет кожи убитого, по мнению агента, позволяли сделать вывод, что свой.

Значит, не церемонятся. Что же…

Актавиус потер подбородок, краем уха прислушиваясь к радостному кудахтанью ожившего мага и его заверениям в глубоком раскаянии и надеждам, что все наладится. Что же… ставки выше, чем он предполагал, и, кажется, он догадывается, кто является целью убийц в халатах.

Мелькнула мысль предупредить, но он тут же отбросил ее как сентиментальную и потому недостойную его личности.

Двумя днями ранее

Все вышло так, как и предлагал сон. Когда она поняла это? Наверное, когда вышла в коридор… или нет, еще раньше. Когда шагнула за порог душной кухни, когда поймала взгляд конвоира, когда щелкой голубого неба поманила открытая входная дверь…

Руки и ноги заледенели, во рту пересохло.

Не смогу! Не получится!

Давай! – холодом ткнулся невесть откуда взявшийся в коридоре сквозняк.

Торопись! – подтолкнул в спину.

Беги! – ударил порывом в полную силу, когда она очутилась за калиткой.

Они так и бежали вместе. Она и ледяной ветер. И за свистом ей слышался ласковый женский голос: «Беги, девочка, беги».

Она не помнила, как бежала. Как рваным хрипом вырывалось из горла дыхание, как резало в груди от боли, как пот заливал глаза. Она просто бежала, а ветер вел, помогал, подсказывал.

Поздно ночью Жаррин увидела сквозь густые еловые ветви желтые огоньки избушки. Пошатываясь, чувствуя неимоверную слабость во всем теле, дошла до домика, рванула на себя скрипучую дверь, перешагнула через подгнивший порог и под испуганный мужской вскрик рухнула на темный дощатый пол.

– Хозяин…

Взволнованный шепот за спиной заставил его поморщиться. Опять… Не могут без него и шагу ступить. Отвлекают…

Чувствуя, как нарастает в груди ярость, шаман медленно повернулся. Нельзя отвлекать, когда он приступил к завершающему этапу. И какой идиот этого не понимает?

При виде залитых тьмой глаз хозяина у Тасыра отхлынула кровь от лица, он шагнул было назад, но тут же остановился, словно наткнувшись на стену. Густыми, ожившими чернилами с пола поднялись тени. Они всегда приходили на смерть.

Осознав это, Тасыр упал на колени и тоненько завыл, обхватив голову трясущимися руками.

– Говори! – громовым раскатом прозвучал обычно тихий голос хозяина.

Тасыр онемел от страха и вжал голову в плечи, но ослушаться не посмел. Захлебываясь от ужаса, зачастил, глотая слова и не поднимая головы. Хотел было зажмуриться, но оторвать взгляд от черных кожаных туфель хозяина не мог.

Тасыр рассказал и о побеге, и о девчонке, и о поисках, но та как вода сквозь песок утекла, а когда начал повторяться, услышал холодное:

– Он ваш.

Его визг захлебнулся быстро. Тени работали аккуратно, не оставляя следов крови. Их привлекало нечто более вкусное – жизнь, которую они забирали с превеликим удовольствием.

Шаман встряхнул тонкими кистями рук, размял пальцы. Задумался.

Побег девчонки – досадная оплошность. Она наверняка сгинет в чаще или утонет в болоте, если только…

Он прошагал в дальний угол, отдернул занавеску.

– Твоя работа? – спросил, глядя на лежащую на столе ледяную.

Ответа, естественно, не дождался. Впрочем, он ему был и не нужен.

– Решила погеройствовать? – Усмехнулся и добавил: – Теперь ход за мной, дорогая. Он тебе, конечно, не понравится, но ведь мы никогда не скрывали правду друг от друга, верно?

Не удержался, провел по змеистому покрытию браслета на руке женщины. Того самого, который позволил поместить ледяной дар вместе с его хозяйкой в тюрьму.

– Моя доверчивая леди, – пробормотал он, с удовольствием вспоминая, как расширились от удивления глаза ледяной, когда она поняла, кто пришел забирать их из тюрьмы. И как быстро удивление в них сменилось болью. Жаль, страха он не дождался. Зато теперь…

– Пришло время, моя леди, поработать на благо того, которого вы так боитесь. Твоя сегодняшняя глупость уже ничего не изменит, лишь ускорит события.

Шаман потер руки в предвкушении. Здесь, за шторой, он мог позволить себе проблеск настоящих эмоций.

– Не догадалась еще?

Шаман нарисовал широкий круг на животе женщины, пристально вглядываясь в застывшее лицо. Дернул уголком рта. Безмолвие раздражало.

– На самом деле ты мне и не нужна, моя радость. Достаточно будет твоего тела. – И, наклонившись, прошептал на ухо – Жэрды, моя любовь. Мы станем отличными родителями. Моя сила и твоя. Наши дети ужаснут этот мир.

На мгновение ему показалось, что ресницы ледяной дрогнули, и лицо шамана расцвело довольной улыбкой.

– Пора, дорогая. Он ждет.

Шаман ухватил столик за край, колеса противно заскрипели, и он потащил его в центр зала. Рядом игривыми щенками стелились тени. Им тоже не терпелось посмотреть на гибель мира.

Следуя его указаниям, слуги быстро доставили еще четырех женщин, которых он определил как самых перспективных. Выстроил звездой столы, предварительно отправив жертв в глубокий сон. Холодное спокойствие ледяной нравилось ему гораздо больше истеричных воплей. Жаль, что удалось захватить лишь одну, но… Он бросил быстрый взгляд на лицо женщины. Ему довольно и одного бриллианта в коллекции.

Шаман обвел пристальным взглядом зал, проверяя, все ли на месте. Окна занавешены темными шторами, в светильниках горит живой огонь, отчего создается впечатление, что зал превращен в древнее святилище неведомого бога. Трупы убраны. Залитый кровью пол смотрится неопрятно, подчеркивая временность их пребывания здесь и жизни вообще. Лишь столик с блестящими хирургическими инструментами выглядит чужеродно, но он нужен, если ритуал пойдет не так и его придется прервать.

Мелькнула мысль переодеться, но он ее отринул. Тем, кто должен появиться на свет благодаря его воле, все равно, надета на нем свежая рубашка или нет.

Запах горящего масла щекотал нос. Он смешивался с тяжелым горьковатым ароматом застарелой крови и приятно возбуждал. Шаманом овладело легкое волнение. Скоро все решится. Совсем скоро.

Вдох. Выдох. Отбросить сомнения.

Пора.

Тяжелый кинжал лег в руку. Острое лезвие надрезало одежду, обнажая тонкую белую кожу. Тени нетерпеливо вились под ногами, лезли под руки, и он прикрикнул на них, чтобы призвать к порядку.

Один из трех приближенных учеников почтительно подал чашу с маслом черного варда. Шаман обмакнул кисточку в густую смесь и аккуратно, не торопясь, нанес рисунок на кожу каждой из пяти женщин. Черная вязь древних букв изящно вилась по нежной коже, оживляя слова мертвого языка.

Он переходил от одной к другой, ставя отметки на лбу, щеках, ладонях и ступнях, и затем приступил к основному – нанес сложный рисунок на животы женщин.

Когда-то давно в этом зале гремели пиры, звучали легкие звуки вальса, женский смех и звон бокалов. Здесь влюблялись, расставались, пили и гуляли. Здесь жили полной жизнью, а теперь новая, чужая сила подчиняла себе местный воздух, наполняя его звенящими словами смерти.

Ритуал начался, и темнота слоями отходила от стен, наплывая на столы, на шамана и учеников. Тени купались в ней, ныряя и снова всплывая на поверхность, как большие черные рыбины.

Белыми островками лежали в этом море женщины. Затем ожили письмена, нанесенные на их тела. Поползли, закручиваясь в новые узоры, сливаясь друг с другом, пока не начали исчезать, впитываясь под кожу.

И голос шамана, наливаясь тьмой, густел, становясь глухим и низким.

Тени мелькали вокруг так быстро, что становилось неясно, сколько их. Две? Четыре? Пять?

И тьма, и погруженные в нее по пояс ученики, застывшие позади шамана, и сам учитель с поднятыми вверх руками казались актерами некоего спектакля. Да… спектакля. Вот только едва выступающие из темноты женщины были весьма странным реквизитом.

Голос шамана между тем окреп, он рос в своей силе, заставляя вибрировать воздух. И в такт этой вибрации мелко подрагивали столы, волновалась тьма, позвякивали инструменты на столике.

И с каждым словом, с каждым выкрикнутым заклинанием, напряжение росло. Снизу шел непрерывный гул, громыхали листы железа на крыше, дрожали окна, и само здание, казалось, сотрясалось от ужаса происходящего. В зале тьма плескалась крупными черными волнами, захлестывая столы и доставая людям до груди.

Последние слова ритуала, и пять теней скрылись, нырнув, в тела женщин. И наступила тишина. Тьма поднялась, окончательно покрывая под собой тела, и что там происходило, не было видно даже шаману.

Ждать. Осталось только ждать результат.

И они стояли, боясь шелохнуться и затаив дыхание.

Внезапно чернильная поверхность вздыбилась крупным пузырем, который лопнул через считаные секунды, обдав людей жутким зловонием.

Шаман радостно улыбнулся, приветствуя первенца. Лысая голова с массивным гребнем, широкие дуги бровей и маленькие темные глазки. Красавчик!

Получилось!

Взмахом руки он подозвал вновь показавшихся теней:

– Дайте сигнал всем. Мы выступаем.

В казарме царила тишина. Не было еще и восьми вечера, но уставшие после ночной тревоги и тяжелых занятий солдаты уже отмечали наступающую ночь дружным храпом.

Ему не спалось. В голове крутились разные мысли. Последние дни казались жестким куском мяса. Жуешь, жуешь, а он все не кончается.

Война позади. Как и закономерное поражение. А начальству все неймется. Проверки, смотры, даже учения обещают. Кто-то еще желает понять, почему они проиграли и что нужно изменить, улучшить… Как будто сейчас это имеет какое-то значение, когда до настоящего наступления осталось совсем немного.

Тьма около кровати ожила. Блеснула красным угольком. Он сел, и кровь резко прилила к лицу. Неужели?

– Не спишь, сладенький? – пропела тень в своей излюбленной ехидной манере.

– С чем пожаловала? – прошептал он. Тень, кроме него, никто не слышал, а вот его голос вполне мог кого-нибудь насторожить.

– Да уж, пожаловала, – не стала отрицать тень. – Хватит прохлаждаться. Пришла пора поработать. У тебя час.

И исчезла. Он еще посидел на кровати несколько минут, успокаивая зашедшееся сердце. Обвел медленным взглядом сослуживцев, бывших сослуживцев.

Подтолкнуть две страны к войне было несложно, как поднести спичку к уже сложенному костру. Пых – и все загорелось. Влиться в ряды ополченцев, тогда гребли всех подряд, выжить, точнее, не дать себя убить. Он на войне с первого месяца – хозяин не хотел рисковать. И даже потренироваться успел перед сегодняшним ритуалом.

Тренировка оказалась весьма кстати. Превращать людей в льолдов – дело нехитрое, а вот убить быстро большое количество людей… С этим ему пришлось повозиться, пока не выработал свой метод. Жаль, не у всех тренировка вышла удачной. Они потеряли двоих из-за невесть откуда взявшейся в приграничной территории ледяной.

Но на войне без потерь не бывает.

Он вытащил из рукава длинную иглу. Перехватил поудобнее. Навел на казарму крепкий сон. Можно было убить и ментально, но игла у него непростая, темной магией заговоренная, так что никуда они от него не денутся. Встанут льолдами как миленькие. Быстро и надежно. За час управится с казармой. Еще караульных не забыть, чтобы тревогу не подняли.

Как дела идут у остальных, он не знал. Хотя издали видел трех. Один служил в соседнем полку. Еще двое у кавалеристов.

Лошади им в горах ни к чему, а вот оружие они обязательно захватят. Льолды короткое время сохраняли память о прежних навыках, так что стрелять разучатся через полдня, не раньше, а больше им и не требуется. Тут либо они, либо ледяные. Другого не дано.

Она резко проснулась, вынырнув из темного омута сна. Ночная рубашка сдавила горло. Орелия села, чувствуя прилипшую к взмокшей спине ткань. Рванула воротник, не обращая внимания на жалобно треснувший шелк.

Это случилось. То, что давно скапливалось на юге, наконец прорвалось гнойником. Южная сестра, скорее всего, мертва. Они не были особенно близки, но смерть любой из них – тяжелый удар. Надо было ее увозить из страны с началом войны. Вывозить, не обращая внимания на все возражения этой упрямицы. А теперь?

Орелия прислушалась к себе. Что-то плохое затевалось на юге. И пахло оно смертью. Отвратительной, чужеродной смертью, которая при этом живет и убивает все живое.

Надо сообщить остальным. Пусть на всякий случай приведут семьи в боевую готовность. Конечно, это сотни километров от цели, но…

Она встала, прошлась в волнении по комнате. Затем открыла дверь в кабинет. Шагнула к столу и замерла. В ее любимом кожаном кресле темнел силуэт человека.

Орелия создала огонек, и голубой свет высветил гостя. Ледяная, как ни старалась, дрожь сдержать не смогла, и огонек, висящий около лица, судорожно замигал, но тут же выровнялся и засиял сильнее.

– Не ждала? – протянула тень, нагловато сверкнув алыми глазами.

– Ну почему же, – справившись с удивлением, вполне спокойно произнесла ледяная. – Давно тебя видно не было. Поистаскалась небось за гранью-то?

Тень недовольно фыркнула:

– Вечно вы, ледяные, не о том думаете. Другое тебя должно волновать: окажешься сама за гранью или нет.

– На все воля Трехликого, – ответила ледяная и сразу же ударила.

Голубоватый сгусток холода влетел в кожаное кресло, превращая его в кусок льда. Издевательский смех прозвучал слева, и ледяная без промедления ударила туда. Хохот, уже со всхлипыванием, донесся справа.

Орелия ответила широкой волной холода, захватывая весь кабинет.

Сзади недовольно зашипели. «Зацепила!» – мелькнула радостная мысль, но тут же погасла. Радоваться было рано. Тень – непростой противник, очень непростой.

– Достала ты меня, ледяная, – донеслось из-за спины. – Пора кончать.

Орелия на провокацию не поддалась. Лишь крепче стиснула зубы. Давненько она не была на боевых выходах. Расслабилась при дворце да политикой занимаясь. Хотя тень и сложный противник, но его вполне можно победить, надо лишь не терять бдительности.

Внезапно раздался звон разбитого стекла, и в кабинет влетел камень в металлической оплетке. Пахнуло жаром, песком и чужой, выворачивающей душу магией. Камень грохнулся, покатился по полу, и в то же мгновение прогремел оглушительный взрыв. Орелию вынесло волной из комнаты, больно приложив о стену.

«Предательство», – эхом боли отдалась мысль. Щиты прогибались под нестерпимым жаром, который жадными языками вырывался из кабинета.

– Прости, – прошептала Орелия, теряя сознание.

Глава 33 Семейный ужин в компании ледяных… не к добру

Воскресное утро было солнечным и сухим, и это не могло не радовать – все же бегать в хорошую погоду неизмеримо приятнее, чем в дождь. Мышцы болели не так сильно, как вчера, тропа казалась почти родной, и я бежала по ней легко, не сбивая дыхания. До злополучного бревна и последующих мучений оставалось метров триста, можно было подвести итоги сумасшедших дней и поразмыслить.

Сегодня ледяные так уверились в моих силах, что отправили на пробежку в одиночестве. Впрочем, у бревна меня будут ждать… причем оба. Одна – в роли суровой наставницы, второй – в роли стража.

Два дня, прошедшие со знаменательного решения бабушки начать мое домашнее обучение, выдались чрезвычайно насыщенными. Оказалось, что быть единственной ученицей у шести наставников дело хлопотное, грозящее членовредительством и нервными срывами.

Каждый стремился передать свой драгоценный опыт, довести мои действия и знания до идеала, и все это в рекордно короткие сроки. Мое состояние практически не учитывалось. В итоге временами мне хотелось кого-нибудь убить или заморозить, что в моем случае означало одно и то же.

Голова пухла от количества сведений, поправок, правил. И пока только мешала, а не помогала память дара, всплывая внезапными, но крайне бесполезными озарениями. Лазарита утешала, говоря, что это временно и потом я научусь вызывать нужные сведения, но пока хаос раздражал до… замороженного в чашке чая, до покрытых изморозью перчаток, до подмерзшей лужицы, на которой я благополучно и растянулась вчера днем.

Страж у меня, слава Трехликому, был пока один. Второго задержали срочные семейные дела, и он обещал прибыть завтра. Бабушка недовольно поджала губы, но кандидатуру менять не стала. А мне пока и одного Лайза было достаточно, чтобы почувствовать себя не в своей тарелке.

После пары совместных тренировок стало ясно, почему Лазарита медлит с выбором стража.

Доверие… Перестать вздрагивать, когда его тело касается меня. Не дергаться, когда рука оказывается на талии, а спокойный голос над ухом объясняет, в чем была ошибка, и направляет тело в нужную сторону. Не затаивать дыхание, падая спиной назад и гадая, поймает или нет. Не сжиматься от неловкого смущения, не краснеть, не вести себя полной дурой и думать о тренировке, а не о красивом парне, который все время рядом.

А еще не корить себя, потому что все равно сравниваешь одного с другим.

От Лайза я ожидала худшего. Представлялось эдакое боевое ухаживание, приправленное силовыми нагрузками, но вышло все по-другому. Лайз – страж и Лайз – гость семьи оказались двумя разными людьми. И страж в исполнении Лайза нравился мне гораздо больше, чем намеки на грани приличия Лайза-гостя.

Он никогда не повышал голос, не выходил из себя при виде даже самых глупых моих ошибок. Терпеливо повторял одно и то же, раз за разом добиваясь правильного выполнения. И еще не дергался, когда от меня разило холодом и я начинала злиться. А злилась я, увы, часто и много. Слишком много для когда-то уравновешенной княжны.

Непросто из любимицы родителей и лучшей ученицы гимназии оказаться неучем. И я прекрасно понимала, почему бабушка настаивала на домашнем обучении. С моим уровнем подготовки мне пришлось бы идти в младший класс. Позор для княжны… Впрочем, от княжны во мне практически ничего и не осталось. Так, крохотный уголок души, куда я почти и не заглядывала. Все остальное принадлежало ледяной – сильной, жесткой и немного циничной.

Осознание собственной отсталости подстегивало лучше любого стимула. Я позволяла себя жалеть только вечером в подушку, а днем стискивала зубы, задирала повыше подбородок и работала, работала, работала до изнеможения, до кругов перед глазами и трясущихся рук и ног.

Кроме меня на тропе тренировались и гвардейцы. Большинство из них проживали в деревне вместе со своими семьями, но каждое утро собирались здесь на пробежку, а затем уходили на тренировочный полигон, который был построен для них недалеко от деревни.

Сложившаяся здесь годами воинственность органично встраивалась в мирную жизнь. Утром – тренируешься, днем – на поле или со скотиной, вечер проводишь с семьей. Летом тренировки переносились на вечер, а зимой могли и целый день заниматься. Молодежь до двадцати пяти лет была на постоянной службе по разбросанным среди гор и на побережье форпостам.

Кроме стражей и ледяных воевать в этой стране, и воевать хорошо, мог любой, будь то крестьянин, рабочий или торговец. Мальчиков с детства учили обращаться с оружием, каждые полгода все мужчины по очереди, вне зависимости от рода занятий, отправлялись на недельные сборы, сдавали зачеты и обновляли в памяти военную науку. Осенью и зимой проводились большие военные игры, на которых собиралось полстраны.

Осенние были своего рода личным зачетом стражей и ледяных. Хотя последние годы леди все меньше в них участвовали, предпочитая больше смотреть да выбирать. Не зря большинство свадеб проходили после осенних игр.

На зимних соревновались семьями. Каждая долина выставляла команду молодежи. Прописывался сюжет: нападение противника, блокировка страны и так далее. В игру включались все, от разведки до членов Совета. Эдакие всеобщие военные учения.

Каждая населенная долина представляла собой небольшой гарнизон с тренировочным полигоном под управлением семьи. Дитрих был одновременно и главой семьи, и управляющим, и командиром гарнизона. Только ледяные со стражами не были в его прямом подчинении.

Боковые ветви семьи жили в деревне и в нескольких хуторах, разбросанных по долине. Пятнадцать ледяных со стражами, примерно треть от общего количества ледяных нашей семьи, пребывали на дежурствах и боевых выходах. И это при том, что некоторые семьи выставляли по пять десятков. Зато на побережье у нашей семьи был крупный завод, несколько мелких предприятий и фирм, объединенных в торговый дом Таль-Сорецки. Всем этим заправлял младший сын бабушки, постоянной проживающий в Фареи – втором по величине после столицы городе ледяных. Да и Шарн, сын Дитриха, большую часть времени проводил там же, активно работая на благо семьи.

Как с горечью пояснила бабушка, наша семья не могла похвастаться большим количеством ледяных и стражей. Так уж повелось, что мужчины Сорецки больше тяготели к торговле, а девочки рождались реже мальчиков.

Дитрих не приводил точных цифр, но я подозревала, добрая половина мужского населения страны – это армия, элиту которой составляли стражи с ледяными. А вторая, «мирная» половина легко могла заткнуть за пояс лучших вояк Южной Шарналии.

И вот теперь я часть этой огромной тюрьмы, в единственной камере которой томится проклятый. Княжна-тюремщица – «отличный» выбор жизненного пути. Наверное, прав был дед, когда хотел уберечь меня от всего этого. Но, видно, от судьбы не уйдешь…

Сегодня утром меня ждала на подоконнике белая роза. Как она попала за закрытое окно, осталось для меня загадкой, но настроение поднялось. И на разминку я выбежала, едва чувствуя землю под ногами. И не пугали занятия, которые никто не посчитал нужным отменить в выходной день.

Незримая поддержка Тореса придала сил и избавила от сомнений. Я – любима. Что может быть лучше? Вместе мы преодолеем все. И неприязнь семьи, и навязанных мне стражей, и…

Только сейчас подумала, что ничего не знаю о Таль-Акерси. Как они отнесутся ко мне? Впрочем, здесь, в горах, муж ледяной приходил в семью жены, а не наоборот. Так что мне не нужно беспокоиться, как отнесется ко мне будущая свекровь, а вот Торесу придется нелегко. У бабушки непростой характер.

Мысли невольно свернули на сегодняшний ужин. Надеюсь, все останутся живы. Я несколько раз подступала к бабушке с расспросами, но она упорно отмалчивалась, не желая раскрывать подробности. Можно будет делать ставки по составу приглашенных. Если приедет один Торес, его кандидатуру в мужья никто не рассматривает всерьез, если кроме него ожидается Мать семьи Акерси, то у меня есть шанс выйти замуж за любимого.

Сзади раздался дружный топот. Я замедлила бег, пропуская гвардейцев. Несколько человек обернулись, бросив на меня любопытные взгляды. И я искренне порадовалась, что мы тренируемся отдельно. Хватит с меня Лайза, который все тренировки не сводит с меня глаз. И главное, совершенно непонятно, что он в эти моменты думает. Поразительная способность «держать лицо» без следа эмоций.

А вот и он. Стоит около бревна, брови нахмурены.

– Я хочу, чтобы завтра ты была первой.

Это он о гвардейцах? Но мы же не на соревнованиях!

– Айрин, мы – лучшие. Всегда и везде. Запомни это. – Лазарита нетерпеливо постучала носком сапога по камню. – Начнем?

Я выдохнула, мысленно досчитала до десяти. И полезла на бревно. Спорить было глупо, как и доказывать что-то. А вот пройти тропу без ошибок хотелось. Хотя бы ради того, кто появится в поместье сегодня вечером.

Вечерний поезд замедлился, подъезжая к долине Сорецки. Звонкий гудок разрезал сумеречную тишину. Я вздрогнула, нервно сжала в руках нижнюю юбку. Взгляд заметался между разложенными на кровати нарядами. Он уже здесь, а я все еще не готова!

И что же надеть? Белое платье? Привычные штаны с курткой? Юбку с нежно-розовой блузкой? Или?..

Я так увлеклась учебой, что пополнение гардероба целиком возложила на жену Дитриха, которая с радостью вызвалась помочь. Две портнихи обшивали нашу семью и сейчас усердно трудились над моими нарядами.

Возложила. И что в итоге? Спирфея выросла на побережье, где ввиду жаркого климата были приняты легкие и весьма открытые наряды. А я поняла это только сегодня, когда мне были с гордостью продемонстрированы новые туалеты.

Юбка… Колени она прикрывает, да и только. Блузка в противовес ей закрытая, со строгим воротничком, но прозрачная ткань разрушала всю строгость наряда… Будто голая, честное слово.

Бросила нервный взгляд на платье. Длина приличная, в пол. И декольте довольно скромное. Я бы даже сказала, его можно носить без корсета. Мой выбор был почти сделан в пользу платья, но ровно до момента его примерки. Нижних юбок там не полагалось вообще. Никаких. И ткань облепила бедра как вторая кожа. Нижние воланы, колышущиеся у ног, смотрелись издевкой.

Не то. Все не то.

Ну не надевать же домашнее платье? Если на обеде будет родня Тореса, то какое впечатление я на них произведу своим легкомыслием или пренебрежением к торжеству?

Было еще одно платье. То, в котором я ходила на первое в своей жизни свидание. Но Торес меня в нем уже видел, а мне хотелось сегодня быть неотразимой, скромной, изящной и элегантной. Непростая задача для обладательницы гардероба, в котором преобладают штаны, куртки, рубашки и свитера.

Дверь распахнулась, и в комнату без стука влетела Лазарита.

– Еще не готова? – Она с ходу оценила ситуацию. – Почему не позвала Лигаду? Она бы помогла с платьем.

– Лигада скоро придет, чтобы сделать прическу, но… – Я прикусила губу.

– Не знаешь, что надеть? – хмыкнула ледяная. – Нашла проблему. Надень кивойт. – И, видя недоумение на моем лице, пояснила: – Парадный костюм. Ты же ледяная. Имеешь полное право.

Кивойт. Тонкая рубашка и облегченный вариант короткой куртки, с вышитым на спине символом дома. Обтягивающие бедра штаны. Короткие волосы, прямой взгляд и высокие сапоги вместо изящных туфель. Куда ты катишься, княжна? К чему стремишься? И как не потерять себя среди этого?

Акерси неспешно входили в дом. Я стояла в гостиной за спиной Нуреи, стараясь выглядеть спокойно и безмятежно, между тем внутри скручивался от волнения тугой узел. Дрожь становилась все сильней, словно некто невидимый дергал за струны души, заставляя их вибрировать в бешеном темпе. Подозреваю, дай мне сейчас в руки револьвер, я и с пяти метров промахнусь.

Холодные пальцы рук безуспешно пытались нащупать подол платья, натыкаясь на грубоватую ткань штанов. Под полурасстегнутой курткой пряталась та самая рубашка из тончайшей прозрачной ткани. Это был компромисс между княжной и ледяной. С волосами особых вариантов не было. Лигада подровняла и уложила концы, закрепив по бокам пряди заколками, украшенными драгоценными камнями.

Кожаный браслет, подаренный Лазаритой. Подвеска на цепочке – наследство от бабушки, вот и все мои украшения сегодня.

Мельком взглянула на себя в зеркало. Бледная, глаза ярко-синие и какие-то шальные, губы искусанные. Не хватает перевязи и рукоятей мечей за спиной для полноты картины: невеста встречает жениха холодом оружия. Дабы устрашился и сразу понял, кто в доме хозяин.

Лазарита из солидарности оделась так же. На память пришла сцена из детства. Несколько лет назад я гостила у кузины, когда к ее старшей сестре прислали сватов. Тогда мы надели лучшие наряды, украшения, какие только были, и с важным видом встречали сватов. Нам хотелось сразить их наповал внешним видом, чтобы родственники жениха прониклись великолепием и богатством семьи.

Сейчас, похоже, сражать будем по-ледяному. Не ошибусь, если предположу, что семья здесь оценивается количеством выставленных мечей, а не величиной бриллиантов на жене хозяина дома.

Мечи, правда, были оставлены в комнатах, но кинжал у Лазариты на боку я приметила.

Нурея, как Мать семьи, могла позволить себе любой наряд, но предпочла длинное простое платье светло-бежевого оттенка. Никаких украшений и никакого оружия. Сама простота, отточенная как лезвие кинжала.

В холле послышались приветственные голоса. Первыми гостей встречали мужчины, затем дверь распахнулась, и в гостиную вошли двое Акерси: старший и младший. Никаких женщин, стражей и ледяных дев с ними не наблюдалось.

Мне показалось, что сердце остановилось, а потом застучало редко, с гулкой силой отдаваясь в ушах. Дрожь ушла, уступив место странному спокойствию. И мир перестал существовать, замкнувшись на знакомой фигуре, стоящей в паре метров от меня.

Так непривычно было находиться среди людей и понимать, что важны только двое. Он и я. Все остальные остались в тени. Я видела, как они перемещаются по комнате, говорят что-то друг другу, смеются над шутками Сетальди, но не понимала ни слова из разговора, будто я разом оглохла и ослепла. Лишь один человек был действительно важен. И его взгляд обжигал сквозь одежду, и кожа начинала гореть под тонкой тканью рубашки.

Стало жарко, и мучительно захотелось выйти на улицу, вдохнуть ледяной воздух, прийти в себя и прекратить эту пытку огнем. Но я осталась на месте.

Что-то спросила Лазарита, ее тут же отвлек Хасар. Нурея беседовала с Сетальди, и на нас старательно не обращали внимания. Лишь один раз я вынырнула из дурмана, когда чей-то холодный взгляд ожег спину. Обернулась и заметила уходящего из зала Лайза. Шевельнулась виноватая досада, но тут же пропала. Торес вдруг оказался рядом, более того, моя рука уже лежала в его ладони, а такой родной и любимый голос спрашивал, как я себя чувствую.

– Скучаю по вас, – призналась честно. – В лесу было проще.

– Понимаю. – Он ласково провел пальцем по руке, у меня перехватило дыхание от нахлынувших чувств, голова закружилась, и сердце сжалось от нежности.

Я глубоко вздохнула, чтобы избавиться от головокружения. Зря я согласилась на полгода. Замуж, и желательно прямо завтра.

– У нас непросто. Но если станет невмоготу, дай знать, я увезу тебя отсюда. Жизнь есть не только в горах.

Кажется, мне только что предложили совместное бегство из дома. На мгновение в воображении мелькнул домик, увитый плющом, берег озера, детские качели и лодка у пристани. Горечь подкатила к горлу, я сглотнула образовавшийся комок, помотала головой.

– От него не убежишь.

Торес сжал мои пальцы, прижал ладонь к груди и, глядя в сторону, проговорил глухо:

– Если бы это было возможно, давно бы раздавил гадину. Столько лет он нас словно на цепи здесь держит. Сколько жизней из-за него сломано. Убил бы…

– Торес, Айрин, прошу к столу.

Ну хоть что-то остается неизменным – пары чинно направились в столовую. Сетальди сопровождал Нурею, ухитряясь при этом выглядеть абсолютно довольным. Дитрих вел жену. Все-таки они отличная пара, а вот Лазарита меня удивила. Неужели мой вассал смог затронуть ее сердце? Или наш с Торесом пример неравного союза вышел заразительным для них?

– Я забыл сказать спасибо.

Шаг, еще один. Моя рука на его руке. Наши бедра слегка соприкасаются при ходьбе. Не понимаю, почему так жарко в доме. Надо будет попросить приоткрыть окно в столовой, пока я не стала неприлично потеть под курткой. Все же затея надеть штаны была идиотской. Чувствую себя не на ужине, а на учениях.

– А я извиниться. Я не должна была объявлять о помолвке, не посоветовавшись с тобой.

– Ерунда, – улыбнулся он. – Даже брат не верит, что у меня получится стать стражем. Ты ведь поэтому согласилась, да?

– Нет, – помолчав, ответила я. – Для меня не важно, страж ты или нет. Конечно, это устроило бы мою семью, но ты женишься на мне, а не на всех Таль-Сорецки. Я выйду за тебя в любом случае.

Он остановился, пропуская вперед Хасара с Лазаритой.

– Больше всего мне хочется схватить тебя и унести куда-нибудь, где никто не помешает сделать тебя счастливой.

От жаркого шепота, а еще больше от неприличности сказанного стало совсем нехорошо. И страстно захотелось пить, а еще лучше выпить, потому как одна часть меня была солидарна с Торесом, а слабые протесты второй, лучшей моей части слабели с каждой минутой.

Замуж. Прямо сейчас. Ибо, как говаривала моя няня, когда ужас как хочется, значит, пора. Нечего до греха томить.

Я села за стол с четким ощущением, что следующие полгода будут самыми непростыми в моей жизни. Может, правда, сбежать? Жить, наслаждаясь личным счастьем – более чем заманчиво, но не для Сорецки. Дед, прежде чем жениться на бабушке, полжизни посвятил Ледяным горам, служа дипломатом и, как я понимаю, разведчиком. И лишь потом, вступив в пятый десяток, счел возможным устроить свою жизнь.

Так неужели меня, его внучку, испугают полгода ожидания свадьбы? Впрочем, пугало не ожидание. Пугало собственное будущее. Сдача какого-то уровня, ну словно в армии на звание, кровавое обручение, обязательно с испытанием жениха, практика и боевые выходы. Что меня ждет в горах? Легкая прогулка или встреча с отголосками той битвы?

Сейчас все говорили о затишье, но прочного мира в горах не было никогда. Нечисть тянуло сюда как магнитом. И как ни выжигай гнезда даркаров или чушей, каждой весной они вылезают из щелей, ухитряясь заводить потомство. Природная аномалия, так, кажется, выразился Дитрих, рассказывая о горах.

Но, на мой взгляд, главная аномалия лежала не здесь, а на севере, за горами. Спекшийся в стекло камень, слежавшиеся в барханы горы пепла, растрескавшиеся болота и озера, застывшие потекшими слезами скалы. И даже солнце оттуда казалось черным шаром на сером небе. Любые заклинания там выкручивало, ломая энергетические структуры. Человек в тех местах погибал через пять часов, маг через восемь.

Боевые выходы и подразумевали патрулирование северной части гор, той самой, что граничила с мертвыми землями. Последние пятьдесят лет активность тварей, лезущих из мертвых земель, упала, а некоторые признаки – птицы, летящие с севера, дожди, переставшие игнорировать этот клочок суши, – говорили о возможном восстановлении.

Даже странно, что в наших учебниках не только не упоминалось об этом месте. Его вообще вычеркнули из географии мира. «На севере Ледяные горы подступают к Бельгайскому морю», – пришла на память цитата из учебника. Вот и все, что удосужились оставить ученые на изучение потомкам. Но у меня будет шанс воочию убедиться в их лжи.

Мертвые земли, боевой выход, сдача экзамена на уровень и замужество. Плотный график, ничего не скажешь.

Глава 34 Начало конца

Анариль собиралась принять ванну, а затем, лежа в кровати, просмотреть кое-какие документы перед сном. Воскресный вечер обещал быть скучно-уютным. Она даже Шерля с Виктом отослала прочь из спальни. Сегодня ей хотелось побыть одной. Неясное беспокойство не давало возможности расслабиться даже с мужчиной.

Правильно ли она поступила, доверившись рыжему? Впрочем, поздно о чем-либо жалеть. Выбор сделан. Если рыжему с его головорезами удастся потрепать горы, то что с ними сделают настоящие приспешники проклятого? Вот именно поэтому она внесла в план учений элемент предательства. Нельзя недооценивать противника, как и наивно думать, что среди сестер нет и не будет предателей.

Мало кто знал, что Тапорской деве с ее братцем помогала южная леди Севера. На чем именно ее подловили и каким образом заставили работать на герцога, выяснить не удалось. Попытки установить истину через дар ничего не дали. После долгих дебатов Совет закрыл эту информацию, дабы не вносить смятение в ряды сестер.

Проверки боеготовности следовало проводить внезапно и в обстановке, максимально приближенной к боевой.

Пару десятков лет назад Анариль была на практике у восточных соседей. Местное начальство в лице губернатора решило произвести впечатление на ледяных дев и пригласило их на военные учения.

Анариль фыркнула, вспоминая растянутые тенты над скамейками, столики с прохладительными напитками, официантов в белых рубашках и прессу с блокнотами. Леди из высшего света лениво обмахивались веерами, неодобрительно косясь на девиц в штанах.

Под громкие команды солдаты кололи, стреляли, бегали по лестницам, прыгали через рвы, и Анариль было их даже жаль. Словно актеры в плохом спектакле, они должны были играть в войну на потеху собравшейся публике.

Потом были визиты инкогнито в страны Большого архипелага Надежды и даже участие в заварушке против пиратов. Она никогда не боялась обагрить мечи кровью, как не чуралась попросить об учебном бое. Учиться убивать и защищать можно всю жизнь.

Анариль зевнула, перелистнула страницу. Визита рыжего следовало ждать не раньше вторника, тогда откуда это растущее беспокойство? Это тянущее низ живота ощущение надвигающейся катастрофы?

Встала, прошлась по комнате. Надо было заставить себя заснуть, но что-то удерживало ее от сна.

Шерль без стука ворвался в спальню, удивленно моргнул, увидев Анариль полностью одетой и с мечами за спиной, но мгновенно совладал с собой и коротко доложил:

– Прорыв обороны в седьмом секторе.

И замер, пораженный ее улыбкой.

– Все хорошо, милый, – попыталась успокоить его Анариль. Вышло плохо. Шерль слишком хорошо ее знал, чтобы поверить и в улыбку, и в спокойствие. – Тревогу уже объявили? Отлично. Жду вас с Виктом в штабе.

И быстрым шагом вышла из комнаты.

Внутри распускалось напряжение последних часов. Теперь она четко знала, что делать. Есть враг – его надо уничтожить. Любой ценой. Оценивать ущерб и думать об ошибках она будет позже.

Поздний час потерял свою расслабленную усталость под напором людей, прибывающих в штаб обороны Ледяных гор. Свет из окон падал на подхваченную ночным заморозком мостовую, искря разноцветными бликами. Трехэтажное здание казалось охваченным праздничным весельем – в каждом окне горел свет, мелькали тени, входная дверь постоянно распахивалась, выпуская наружу облачко пара, но впечатление праздника рассеивалось, стоило лишь переступить порог.

Впрочем, суеты или чего похуже – панической нервозности – в штабе не было. В воздухе ощущалось напряжение, а еще по-хорошему правильный азарт, и Анариль, вдохнув поглубже запах войны, улыбнулась.

Она кивнула члену Совета, мельком поздоровалась с дежурным и быстро, но не торопясь, поднялась по лестнице. Сдерживая нетерпение, она заставила себя сделать глубокий вдох-выдох и только после этого распахнула дверь в святая святых – зал координации и управления.

– Командующая в зале! – раздался громкий возглас, и люди, вскочив с мест, вытянулись по стойке «смирно».

– Вольно, – скомандовала Анариль, проходя на свое место. – Катаржина, доклад.

Высокая, с короткой стрижкой, полными губами и узким лицом ледяная шагнула вперед. Лист в ее руке едва заметно подрагивал, и Анариль отметила нервозность своего заместителя. Впрочем, голос Катаржины, когда она зачитывала сводку, звучал ровно и спокойно.

– Около девяти часов вечера неизвестными была произведена попытка прорвать оборону в седьмом секторе. Бои идут на всем рубеже, численность нападающих до ста человек.

«Маловато, – с неудовольствием подумала Анариль, – мог бы и побольше собрать».

– Перевал? – спросила она, уже зная ответ на вопрос.

– Связи нет, – понизив голос, ответила Катаржина и облизала губы.

«Девчонка!» – хмыкнула про себя Анариль. На войне, пусть и ею же подготовленной, не обходится без потерь. И потери эти, увы, настоящие.

– Значит, так, – она обвела подчиненных внимательным взглядом, – враг проник к нам под видом каравана. Скорее всего, купцов вырезали по пути сюда, заняв их место. Подлинные бумаги, видимо, ввели в заблуждение пост охраны, и защита была снята. Тревогу не подняли по той же причине.

Говорила, зная, что на самом деле все было по-другому. На караван рыжий не стал тратить сил, боясь привлечь внимание раньше времени. Подобраться к посту охраны можно и другими способами. А вот дальше в ход пошли те самые ключи, которые она дала.

Дорога с перевала до первой долины Ледяных гор защищена магическими ловушками. Их отключала охрана, убедившись, что у каравана в порядке документы и товары. Рыжему с ключами отключение не требовалось.

Все как она и планировала. Неужели никаких сюрпризов?

– Катаржина, свяжись с отрядами Такары и Тойлы. Пусть выступают. Зажмем гадов в клещи, ни один не уйдет, а мне обеспечьте связь с седьмым сектором.

Лет пять назад телеграфная линия была проведена по всей стране, правда, пользоваться в личных целях ею запрещалось. По проводам шли донесения постов охраны, отчеты патрулей, и распоряжения Малого Совета для отдаленных частей страны.

Она задумалась, а не объявить ли всеобщую тревогу, задействовав звуковые сирены, которые были установлены в столице, на перегонах и станциях, но потом решила, что много чести для одного рыжего. Два отряда плюс собственные силы седьмого сектора – этого хватит с лихвой, чтобы размазать сотню вояк по скалам.

Однако каков рыжий! Не стал тянуть. И как только успел так быстро сюда добраться?

Она просмотрела телеграфную ленту с последними новостями. Сектор бодро докладывал, что наступление врага остановлено и они планируют идти в атаку, выдавливая чужаков обратно на дорогу. О желаемой помощи ни слова.

Анариль хмыкнула – герои. Не хотят делиться славой. Однако помощь им точно не помешает. Сейчас расклад обороняющихся и атакующих – один к пяти. Два отряда изменят его на один к трем – более чем достаточно для рыжего.

Через двадцать минут, рекордно короткое время, пришло сообщение о прибытии отрядов.

Анариль расслабилась – все шло по плану, и скоро можно приступать к завершающему этапу. Она обернулась к двери, убедилась, что ее стражи на месте. Один кивок, один взгляд – они знали, что делать. Придется задействовать портал, но другого варианта надежно перехватить рыжего нет. Да и не могла она никому больше доверить столь щекотливое дело – убийство главного свидетеля.

Что же… рыжего ждет двойной сюрприз. Хотела бы она посмотреть на его лицо, но, увы, не по рангу командующей лично гоняться за бандитами.

Изменение магического фона над столицей она ощутила как слабое беспокойство. Еще не понимая, что происходит, шагнула к панорамному окну и замерла.

В ночном небе над городом распускались черные цветы. Мохнатыми хоботами они тянулись вверх, лепестками приближаясь к земле. И оттуда, из темного нутра сверху на город, как конфеты из мешка, сыпались темные фигуры.

Кто-то сдавленно охнул, сбоку послышался всхлип, а рука дежурного уже давила кнопку тревоги. Бои стремительно завязывались на улицах города.

Сбегая вниз по лестнице, Анариль думала только об одном: как? Вопросов «почему» и «зачем» не возникало. Рыжий решил сыграть на два поля. И у ледяных пошалить, если он вообще сюда сунулся, и ключи продать. Даже не важно кому, важно как?

Ей вдруг вспомнилось упоминание о двух тенях, которые утащили некроманта из-под носа Акерси. Возможно, зря они тогда не обратили внимания на эту деталь. Возможно… Но пары теней слишком мало для такого вторжения. Их должно быть не меньше пяти, чтобы обеспечить пробивание порталами защиты города.

Она выскочила из здания, на ходу выхватывая мечи. Может, и зря, может, ей стоило остаться в штабе, но усидеть на месте было выше ее сил. Враг у порога – и остаться в стороне было бы трусостью. Очистить город, не пропустить дальше, рубить, колоть, убивать – все что угодно, лишь бы не думать о своей слепоте, фактически о предательстве, но судить себя она будет потом, после победы.

Общая тревога отменяла все предыдущие приказы, вводя в стране режим чрезвычайной ситуации. На этот случай действовала особая инструкция, которая четко расписывала роль каждого, сводясь к одному: «Не допустить освобождения любой ценой». И сейчас тысячи людей, напряженно прислушиваясь к звукам сирены, вооружались, устремляясь на рубежи обороны.

Воздух над городом гудел от напряжения, слева доносился оглушительный хруст, словно некий гигант разрывал праздничную обертку. Надрывно завывала сирена, громко и часто трещали выстрелы, затем они утонули в серии хлопков-взрывов. С таким же треском лопался лед по весне на реках, только на этот раз это был не лед, а треснувшая, как скорлупа, защита города.

А потом наступила оглушительная тишина, и свет фонарей тревожно замигал, но не отключился, и Анариль мысленно поблагодарила тех, кто обеспечил освещение в городе, невзирая на атаку. И в этой особенно страшной тишине слышалось уверенно-басовитое гудение порталов.

Она подняла голову. Отсюда был виден один из четырех цветов-хоботов. Анариль бегом устремилась в его сторону. За ней спешили стражи и еще несколько ледяных из штаба.

На площади с помпезным названием Воинская Доблесть их заставил замереть и пригнуться оглушительный раскат грома, и в ту же секунду их накрыла волна чужой, выворачивающей наизнанку своей противоестественностью магии смерти. Воздух загустел, стал тяжелее, сменив горную свежесть на отвратительное зловоние.

Анариль замутило, и она, дыша часто и через рот, заставила себя выпрямиться и оглянуться. За спиной медленно раскрывал свои жуткие лепестки черный цветок портала – пятый по счету.

Его длинный хобот терялся в темноте ночного неба, и ледяная точно знала, что начинается он от купола защиты, где протискивается сквозь проломленную брешь и раскрывается уже здесь, почти у поверхности. Оттого и выглядел портал страшным цветком-переростком, выплевывающим свое содержимое из наполненного тьмой нутра.

Анариль усмехнулась. Судьба решила за нее. Здесь и сейчас ее искупление.

Шагнула к цветку, выставив мечи и одновременно собирая силы для удара. Синхронно с ней сделали шаг ее стражи.

Кинуть бы заклинание, чтобы это извращение природы заткнулось на выходе и подавилось бы своими внутренностями, но портал держали на точке входа, а не выхода.

Первыми из цветка спрыгнули на мостовую десятка три мужчин, почему-то одетых в форму южан. Они держали в руках оружие, но их выдавали бессмысленные лица и горящие нечеловеческой злобой глаза. Льолды!

Она отступила в сторону, давая дорогу своим стражам. Чутье буквально вопило: льолды – лишь начало, и неразумно тратить силы на мелкую нечисть, когда на пороге ожидается некто более сильный и серьезный.

Однако поведение льолдов стало неприятным сюрпризом. Они выстроились в линию, взяв на прицел ледяных. Вы только посмотрите на это – даже нечисть берется за оружие! Того и гляди вместо мечей придется вооружаться гранатами и винтовками.

Анариль быстро сотворила защиту и вдруг пошатнулась. Прозрачный купол силы, который должен был укрыть их от пуль, полыхнул стеной пламени. Только она успела проморгаться, как сбоку полыхнуло вторично, и вслед за ругательством донеслось очевидное:

– Сдвиг спектра сил.

Чужая сила, активно вливаемая на ограниченное пространство над городом, внесла искажения в привычный фон. И теперь любое заклинание грозило неожиданным результатом. Радовало одно – нападавшие были в том же положении.

Грянул слаженный залп, Анариль упала на мостовую, пытаясь высмотреть некроманта. Но на площади присутствовали лишь льолды. Где же прячется этот гнилой сын смерти? Твари не могут действовать без кукловода.

Воспользовавшись перезарядкой, часть ледяных бросилась на льолдов. Следом в помощь сорвались ее стражи. Завязалась рукопашная, а сверху между тем завыло совсем уж громко, оборвалось так же внезапно, и на мостовую приземлилось настоящее чудовище. Метра три ростом, с приплюснутой, грубо посаженной на плечи головой, на которой вместо волос блестели короткие шипы-иголки. Из одежды наличествовала темная тряпка, опоясавшая чресла. Собственно, одежда чудовищу была и не нужна. Кожу покрывали темно-серые пластины чешуи. Толстые шипы опасно щерились на плечах, спине и хвосте.

Приземлившийся спиной монстр резко крутанулся на хвосте, выставив массивные руки в широком обхвате. Площадь содрогнулась от оглушительного рева – тварь узрела цель.

– Как валить будем? – осведомилась Шарни, до сего дня занимавшаяся в основном бумажной работой в штабе.

Анариль с сомнением посмотрела на ее преисполненное отчаянной решимости лицо. Помощи от ледяной будет немного, но не отправлять же ее обратно к бумагам?

– Завалить будет несложно. Это животное. Сильное, свирепое, но не слишком разумное.

Не слишком разумное животное внезапно потянуло за цепь, которая была прикована к браслету на запястье, размотало огромный шипастый шар и с потрясающей легкостью швырнуло его в ледяных.

Анариль ушла в сторону перекатом. Несколько камней из взорвавшейся сзади мостовой больно ударили по спине.

Выругалась, рукой нащупала выпавший меч и в следующий миг уже была на ногах, ударив со всех сил по уползающей цепи. Сноп золотых искр пронзил черноту ночи. Толстое железо устояло, но продвижение замедлилось, словно удивившийся монстр решил посмотреть, что будет дальше.

Она метнула взгляд в ту сторону, заметив, как три очень маленькие по сравнению с громадным монстром фигуры ринулись в атаку, выигрывая время.

– А-а-а! – закричала Шарни и принялась осыпать цепь ударами.

«Бесполезно», – хотела было сказать Анариль, но вместо этого воткнула меч в центр одного из звеньев. Лезвие, скользнув до половины меж камней, заклинило цепь, та резко натянулась и замерла, дрожа от напряжения, как пойманная в ловушку змея. Меч, устояв, жалобно зазвенел. Надолго ли?

– Руби! – крикнула Анариль, широко замахиваясь вторым мечом.

Спереди донеслось обиженное ворчание. Плохие тети отобрали у монстра игрушку.

Цепь затанцевала на камнях, пытаясь выбраться из плена. Но меж вывороченных камней воткнулось еще одно лезвие меча, и цепь вновь замерла натянутой тетивой. Мечи стонали, монстр ревел, отбиваясь от атаки и дергая за цепь, а они рубили проклятое железо как умалишенные в безумной надежде успеть раньше, чем сломаются мечи.

Не успели. Тоненько треснул один меч, второму оставалось жить считаные секунды.

«Да пропади оно все пропадом», – подумала Анариль и создала заклинание огня, пустив его чуть дальше по цепи. И получилось. Ей чудом удалось нащупать градус смещения сил, и вместо огненной волны железо покрылось знакомой изморозью. И одновременно со вторым мечом лопнула замороженная цепь.

Анариль бросилась к монстру. Уклонилась от обрывка цепи, которым судорожно размахивало перед собой чудовище, проскользнула между его ног, в доли секунды разминулась с хвостом и, выкатившись из-под него и ухватившись за шипы, птицей взлетела на спину.

Монстр завертелся волчком, пытаясь сбросить наездницу, но та уже успела добраться до шеи и со всего размаха воткнула лезвие в щель меж двух пластин. Хрустнула перебитая кость, голова монстра дернулась, он тяжело ухнул, обмяк и завалился вперед.

Анариль упала вместе с ним, чувствуя себя полностью обессиленной. Саднили ладони и колени, ободранные о камень, ныли ребра и плечо – хвост по касательной прошелся по ним, во рту стоял металлический привкус крови, но она привычно приказала себе забыть о боли.

Тяжело привстала, скатилась с поверженной туши… Один из льолдов внезапно оказался совсем рядом, и глаза его были насмешливо разумны.

– Пока, – произнес он одними губами, нажимая на спусковой крючок.

Боль пронзила грудь, ослепляя, перехватывая дыхание. Анариль почувствовала, как ставшее чужим тело валится на мостовую, мир закружился перед глазами, а затем все исчезло, отдаляясь, раз и навсегда.

Десерт был испорчен. Безнадежно. Да и какой, к прокля… к бездне, десерт, когда над озером еще недавно надрывно, с тревожной тоской завывала сирена.

В первый момент я и не поняла, что за странный звук доносится сквозь полуоткрытое окно. Сердце от неожиданности рухнуло куда-то вниз, захотелось зажмуриться и заткнуть уши, чтобы не слышать вой, не видеть ставшие напряженными лица ледяных. А еще броситься вдогонку за развеивающимся как дым, опьяняющим чувством счастья.

Впрочем, полностью оно меня не покинуло, съежившись где-то в глубине души, но ощущение, что меня выдернули за шкирку из какого-то иного мира в суровую действительность, было довольно неприятным.

Судьба, оказывается, весьма завистлива к чужому счастью, и, едва на горизонте замерцала чья-то звезда, со всех сторон к ней потянулись руки: затушить, погасить, не дать ослепить других силой своей любви.

Вот и сейчас у меня было такое чувство, что мою звезду просто прихлопнули, притушили. И не осталось больше прав наслаждаться счастьем, когда весь мир, похоже, катится в бездну.

Я не понимала, что происходит, зато остальные поняли очень хорошо. Лазарита испуганно охнула, со звоном уронив вилку на тарелку, Нурея стремительно побледнела, но уже в следующий момент от ее растерянности не осталось и следа.

Бабушка встала из-за стола и со сдержанным спокойствием принялась отдавать команды, словно ничего страшного не произошло, словно сирены тревоги звучат здесь довольно часто, и лишь едва заметно подрагивающие пальцы рук выдавали ее нервозность.

Я с испугом посмотрела на Тореса и выдохнула, поймав его ободряющий взгляд. Действительно, что мне волноваться – я с любимым, под защитой стен дома, да и не пошлют меня на передовую. Недоучка в боевой обстановке – хуже ребенка с гранатой в руке.

– Дитрих, Лаккери, выступаем через десять минут. Шарн, подготовь грузовик. Добросишь нас до станции и вернешься за остальными. На вас с матерью, сам знаешь, доставить семьи гвардейцев в убежище. Лазарита… – Она помолчала, принимая решение.

Ледяная замерла, подавшись вперед. В ее глазах светился азарт и нетерпеливое желание сорваться с места – прямо отсюда, из-за стола с одним кинжалом, но на врага.

– …останешься здесь.

Кузина сникла, пробормотав что-то неразборчивое себе под нос.

– Отвечаешь за безопасность убежища.

Ледяная погрустнела еще больше. Блистательная надежда оказаться на передовой меркла, превращаясь в совсем не героическое «ледяная пережидает драку в убежище».

– Хасар, я не могу вам приказывать, но надеюсь, вы составите компанию моей внучке.

Лазарита выразительно фыркнула, однако Хасар с самым серьезным видом ответил, что головой отвечает за меня. Бабушка одобрительно улыбнулась и повернулась ко мне:

– Айрин, мы продолжим обучение, как только разберемся, что произошло. Пока, сама понимаешь, ты остаешься здесь. И мне приятно, что о тебе есть кому позаботиться. – Ее взгляд в сторону Тореса был понятен без слов, однако продолжение мне не понравилось: – Но, несмотря на незаконченность обучения, Лайз – страж. Твой страж. Отныне вы двое – одно целое, а получится из вас боевая пара или нет, разберемся, когда все закончится.

Когда… мне бы уверенность бабушки. Внутри росла паника, и я давно уже заменила про себя утверждающее «когда» на осторожное «если».

– Я провожу, – встал из-за стола Торес.

Глухо под окнами затарахтел грузовик. Послышались голоса, перекличка. Проживающие здесь гвардейцы собрались во дворе, остальные, видимо, прибудут на платформу прямиком из деревни. За ними придет какой-нибудь особый состав, и отправятся они…

– Спорим, что тревога – очередная выдумка Аны-мечницы? – проворчала Лазарита.

– Кто это? – спросила я, выныривая из раздумий.

– Командующая, – чуть помедлив, словно нехотя пояснила кузина. – Наши от нее все стонут. И то ей не так, и это не этак. Погонит в ночь по горам, да под дождем, а попробуй опоздать к месту сбора, так сразу орать: «Вы ледяные или продажные девки? А ну, марш домой, к мамкам под юбки. Развели детский сад вместо армии», – скопировала она чужую интонацию и добавила с обидой: – И ведь никто не просит лезть с проверками в учебную часть. Нет же… каждый месяц наведывается, – закончила она с тяжелым вздохом.

Я внимательно посмотрела на Лазариту. Кузина было явно не в восторге от того, что ее оставили дома. Глупая! Я на секунду представила, как ухожу в ночь, зная, что темнота скрывает в себе так много, и так мало из этого доступно увидеть, почувствовать, предугадать…

Почему-то не верилось, что ради пустой проверки взрослый человек может поставить на уши всю страну. Ну не настолько они здесь сумасшедшие, или как раз настолько?

Я запуталась от всех этих «может или нет» и поняла, что оставаться за столом не в силах. Надо что-то делать, куда-то бежать, за мечами сходить, в конце концов.

Паникуете, княжна? А может, трусите?

– Ты что думаешь, Сет? – повернулась Лазарита к младшему Акерси.

Тот пожал плечами:

– Даже если это учебная тревога, надо что-то делать. Глупо сидеть и ждать, пока вернутся старшие и объявят об окончании учений.

– Глупо, – согласилась Лазарита, – но и тащиться в убежище вместе с детьми – еще глупее. Вечно они… – она помолчала, подбирая нужное слово, – перестраховываются. А тебе разве не надо возвращаться к своим?

– Надо, – так же флегматично пожал плечами лекарь, – утром отправлюсь, если ничего не изменится.

Поздний вечер, огонь в камине, постреливающий сучковатым поленом, давно остывший чай и медленно оплывающее в серебряных тарелочках мороженое.

Торес во дворе провожал остальных, и мне было неуютно и тоскливо без него, особенно сейчас. Хотелось услышать его спокойный голос, уловить ободряющую улыбку и понять – все будет хорошо.

Только откуда это жуткое чувство надвигающейся катастрофы?

Я встала, и стул, дернувшись, проскрежетал ножками по полу. Подошла к окну, распахивая настежь створку. Вдохнула полной грудью холодный, с легким привкусом надвигающейся зимы воздух и поняла, что пахнет он не только стужей и снегом. Едва ощутимо сладковатая вонь коснулась ноздрей и, словно испугавшись, исчезла.

– Это не учебная тревога, – сказала я, вглядываясь в ночь.

Окна столовой выходили на озеро, и темная вода еще не была рассечена надвое лунной дорожкой, но первые звезды уже дрожали на черном небе.

Пророкотали моторы, заплясали фары по дороге. Одна пара, две, три. Машины везли на станцию тех, кого подняла в ружье тревога… Их, но не меня. Странное чувство оставленного за ненадобностью саквояжа. Бросили, не пригодилась. Ни на что не пригодилась, кроме как утирать носы детям.

И сама же себя одернула: дурочка, ну какая из тебя ледяная? Думаешь, если дар подчинила, так все можешь? Если силу в себе почувствовала, так вперед – на передовую? Меч в руки – и крошить врага в капусту? Глупость… несусветная глупость. Но детская обида и не думала проходить.

Чернильным пятном темнело озеро, затаившись под острыми взглядами звезд. Где-то там, за хребтом, быть может, решалась судьба мира, а я здесь дуюсь, что меня не взяли, и при этом отчаянно боюсь, что моя помощь потребуется. Нормальная противоречивая позиция новоиспеченной ледяной.

– Что ты сказала? – переспросила у меня Лазарита.

– Она сказала, что любая тревога может оказаться боевой, – донеслось от порога. В комнату шагнул Лайз, и мне бросилось в глаза его полное боевое облачение. Два меча, ножны и пояс с ремнями, идущими крест-накрест на груди. На поясе кроме ножа были видны крюки, веревки и масса других полезных вещей.

Ледяной дошел до стола, налил себе стакан воды, осушил его залпом.

Я с жадным любопытством рассматривала спину Лайза. До этого мне не доводилось видеть странного, но весьма удобного простроченного мешка с несколькими отделениями. Под ним проходили ножны с мечами. Отлично придумано, что и говорить. Главное – освобождает руки, и мечи при подъеме не цепляются за скалы.

Создатель, о чем я только думаю. Какие скалы, какие мечи?!

– Почему вы еще не готовы? – резко спросил Лайз. – Приказ был собраться и принимать охрану убежища.

Лазарита закатила глаза и по-детски надула губы.

– Убежище… да оно так запрятано и замаскировано, годами можно искать. К тому же там точно будут, – принялась загибать пальцы кузина, – Марриса, она опять в положении, и тревога не для нее. Льерана – еще кормит грудью, тоже останется, ну и хромая Фатигара. Три ледяные, пять стражей. Мы-то куда? К детям?

– А хоть бы и к детям! – разозлился Лайз. – Беременная, хромая и с грудным младенцем. Целая армия, не находишь?

Лазарита побледнела, потом покраснела, открыла было рот, но тут поднялся Хасар и спокойно проговорил, глядя куда-то за спину ледяной:

– Я за оружием. С ним спокойнее.

Лайз одобрительно кивнул.

– Я с тобой, – вставая из-за стола, сказала я. – Заодно проследим, чтобы Дик уехал с Шарном. Ему-то уж точно надо к детям.

Глава 35 Героями не рождаются

Когда я вошла в свою комнату, две горничные без суеты, но быстро одевали сонного Дика. Я присела на корточки, заглянула в черные глаза ребенка. Хотелось сказать что-то хорошее, ободряющее, но в горле внезапно образовался ком, мешающий говорить, и я просто прижала Дика к себе, ткнувшись губами в щеку. Затем откашлялась и отстранилась.

– Береги себя, милый. – Дик смотрел на меня по-взрослому серьезным взглядом. – Мы скоро увидимся, не переживай. А сейчас тебя ждет поездка на машине в одно очень интересное место, где будет много детей. – Я улыбнулась, пытаясь приободрить напрягшегося Дика, но тот мне явно не поверил, впрочем, и протестовать не стал, позволив увести себя вниз.

Мечи привычно легли в руки, волной нахлынули воспоминания, но я уже научилась отгонять их прочь. Теперь перевязь. Ремни крест-накрест на груди, сухо щелкнула пряжка. Я засомневалась, брать ли все остальное, но обозвала себя паникершей и пошла в столовую.

Дом стремительно пустел. Во дворе тарахтел мотором грузовик Шарна, на лестнице слышался громкий голос Спирфеи. Кажется, она кого-то отчитывала за медлительность. Вот уж кто точно не сомневался, уезжать в убежище или нет. Сорвалась из-за стола вместе с мужем.

– Айрин. – От этого голоса внутри все всколыхнулось, а сердце затрепетало, и сладкая истома разлилась по телу.

– Торес. – Я протянула руку, касаясь его лица, – ледяной стоял на нижней ступеньке, и наши лица оказались на одном уровне.

Он перехватил мою руку:

– Айрин, прости, не время. Шарн сейчас везет первую партию, затем вернется за нами и остальными. Надо приготовиться. Может, наведаемся в оружейную?

– Отличная идея. – Голос Лайза окатил лютым холодом, я едва сдержалась, чтобы не передернуть плечами от зябкой дрожи. – Следуйте за мной.

Мы успели пройти половину галереи, когда западную часть окон озарила яркая вспышка, следом по долине прокатился рокочущий грохот. Стекла отчаянно задребезжали, грозя осыпаться сотнями осколков.

Мужчины синхронно присели, я осталась стоять, не в силах отвести взгляд от уцелевших окон, но за ними уже царила тьма, и ничего не было видно.

– Что это? – выдохнула я.

– Боюсь, это был тоннель, – сумрачно отозвался Торес, выпрямляясь. Мечи он уже держал в руках.

– Южный проход, – уточнил Лайз, тоже извлекая мечи из ножен.

– Южный? – повторила я, глядя в окно, как будто там можно было найти подсказку. Ноги стали ватными, а руки заледенели. И внезапно мне стало ясно – мир изменился. Вот прямо сейчас, в одно мгновение перестав существовать. На нас стремительно накатывала волна перемен. Выживем или будем погребены под ней, во многом зависит от нас самих.

– Путь в столицу завален. – Торес устремил на меня тревожный взгляд.

Завален – прозвучало приговором, но думать о плохом не хотелось. Нурея не так проста, чтобы позволить кучке камней прикончить себя. С другой стороны, если завал не единственный…

И словно в подтверждение моих мыслей слева и справа донеслись далекие глухие хлопки, будто на детском празднике лопнули надувные шары.

– Они взрывают тоннели, – севшим голосом произнес Лайз.

Темнота за окном вдруг показалась нестерпимо страшной. Она насмешливо перебирала тени, отражая невинную картинку – размытые силуэты, дрожащие огоньки ламп, только я знала – это ложь. Мира, в котором мы трое имеем право стоять и смотреть в окно, больше не существует.

Задохнувшись от накатившего страха, я круто развернулась и зашагала вниз, в оружейную. Там не было окон, и там было оружие.

Ледяные молча шли рядом, и я была благодарна им за молчание. Потому что, услышав даже самый простой вопрос, я была готова завизжать от ужаса, порожденного осознанием того, что сейчас может происходить или уже произошло. Нет, не думать об этом. Просто жить, просто делать то, что должна. А ругаться и отчаиваться буду потом, когда… все станет настолько плохо, что ничто другое не поможет.

Одно можно было сказать определенно – тревога оказалась настоящей, на мой вкус, слишком настоящей, я бы предпочла учебный вариант.

Оружейная встретила нас теплым светом желтых ламп и холодным сиянием оружия. При виде выстроенных вдоль стен стройных рядов копий, алебард и пик, уложенных на полки мечей, развешанных на стенах пузатых щитов, блестящих доспехов у меня невольно вырвался вздох облегчения, я даже улыбнулась, будто старых друзей увидела.

Распахнулась дверь, в комнату влетела возбужденная Лазарита, следом, не потеряв привычного спокойствия, показался Хасар. Замыкающим был Сетальди. Он мягко прикрыл дверь, не забыв проверить коридор у себя за спиной.

Я вздрогнула. Поведение ледяного вернуло меня на десяток дней назад: лес, ночь, аккомпанемент стука зубов от холода и стойкое ощущение, что я только что прошла по грани, а смерть так и осталась стоять за моим плечом.

– Я приказала им уезжать без нас, – выпалила Лазарита, не замедляя темпа. Она прошлась вдоль стеллажей, касаясь рукоятей ножей и мечей, потом метнулась к столу, где были разложены мешки, ремни, крюки и еще какие-то странные приспособления.

– Приказала! – фыркнул Лайз. – Шарн и сам прекрасно понимает, что задерживаться не стоит. А вот что будем делать мы?

– Как что? – Лазарита перестала ворошить ремни на столе и уставилась на ледяного своими прекрасными голубыми глазами. – Я считаю, на столицу не стоит тратить время. Если там кто и уцелел, они сами о себе позаботятся, а вот рубежам без помощи не выстоять, тем более что помощь большей частью блокирована в тоннелях.

Я откашлялась и уточнила:

– Ты хочешь пойти прямиком к…

– Тише! – прикрикнула на меня кузина. – Не стоит привлекать к себе внимание даже словами! – И, смягчившись, добавила: – Мы не знаем, остался ли кто-то жив в тоннелях, но наш долг – поспешить на помощь защитникам рубежей.

Лайз выразительно оглядел скромное общество, собравшееся в оружейной, и я подумала, что сейчас мы напоминаем компанию детей, оставшуюся без попечения взрослых и не знающую, что делать со свалившейся свободой.

– Леди Нурея просила присмотреть за детьми, – напомнил Хасар и заслужил презрительный взгляд Лазариты.

– Нападение отменяет предыдущие приказы, – сдержанно пояснила она, – а трусы могут отправляться утирать детские носы, если им так хочется.

Хасар побагровел, отчего его смуглое лицо приобрело оттенок перезрелой тыквы.

– Гранаты есть? – спросил он.

– В ящике, в углу, – махнула рукой Лазарита.

Я хотела взять и себе штук пять, но меня отвлекли.

– Надо разделиться, – сказал Торес, и его взгляд, брошенный в мою сторону, мне крайне не понравился.

– Деление ослабляет силы, – возразила я. – Надо идти всем вместе.

Только пусть попробуют отказаться от моей компании. Я уже присмотрела себе аккуратный мешок и сейчас вертела его в руках, пытаясь сообразить, что брать в первую очередь: гранаты или пару крюков с веревкой. Остановилась на веревке, все равно гранатами я не умею пользоваться.

Торес с Лайзом синхронно вздохнули, но открытых возражений не последовало. Похоже, они даже не надеялись, что я останусь.

– Лазарита, тоннель завален, – сказал Лайз, и ледяная насторожилась. – Ты проведешь нас тайной тропой?

Кузина фыркнула, запыхтела, что-то уронила с полки, выругалась вполголоса и наконец буркнула:

– Проведу, куда я денусь. С другой стороны, ты – практически страж Айрин, Торес – практически муж, Хасар – слуга, давший клятву, остается Сет, но лекари держатся в стороне от политики.

– О чем речь? – не поняла я.

– Тайные, или быстрые, тропы – запасной путь до рубежей, – пояснил Лайз. – Они есть в каждой долине. Конечно, идти ими медленнее, чем под землей, но все равно быстрее, чем через перевалы. На случай предательства семьи держат их расположение в секрете. Тропы – последний шанс добраться до рубежей, если что-то пойдет не так.

Я вздохнула и покачала головой:

– На мой взгляд, все идет не так. Как вообще удалось подорвать тоннели?

– Заминировали заранее? – предположил Хасар.

– Исключено, – покачала головой Лазарита. – Пути проверяют каждый день.

– Пронесли взрывчатку сегодня? – озвучил свою догадку Сетальди.

– Нет, – скривилась ледяная, – слишком сложно. Это сколько же предателей надо найти…

– Давайте не будем гадать.

К веревке в моем рюкзаке присоединились набор первой помощи, фляга и фонарь.

– У нас будет время поразмыслить в дороге, а сейчас предлагаю быстро собраться и выступать. Или ждем рассвета?

– Ни бездны мы не ждем, – проворчала Лазарита. – Собираемся и выступаем. Начнем с осмотра завала. Все равно тропа оттуда недалеко.

Лайз хмыкнул и заявил, что в целом он не против данного плана, но лидерство мелких, пусть и воинственных дев его категорически не устраивает. Лазарита возразила. К спору немедля присоединился Торес, перетягивая одеяло лидерства в отряде на себя.

– Как думаешь, сколько гранат брать? – Я присела на корточки около Хасара. Главенство в предстоящем походе меня абсолютно не трогало, а вот собственная беззащитность сильно волновала. Попросить Хасара по пути научить обращаться с гранатами?

– Сколько унесешь и еще немного, – туманно высказался вассал. – Этого добра мало не бывает. Смотрите, что я нашел.

И он откинул крышку сундука, где темным металлом холодно блеснули стволы винтовок. Похоже, ледяные воевали не только мечами и, как трудолюбивые муравьи, тащили домой любое оружие.

– Думаешь, стоит? – Я с сомнением оглядела арсенал.

– От парочки стволов хуже не будет. – Хасар протянул мне револьвер, и сердце радостно екнуло – мой. Верный и испытанный. Его точно беру с собой.

В споре о том, кто будет командовать, с небольшим перевесом в нарушение всех традиций победил Лайз. Его уровень воинского мастерства оказался на пару порядков выше, чем у Лазариты, да и отсутствие собственного стража не добавляло авторитета ледяной. Кажется, сейчас она уже жалела, что в свое время тянула с выбором.

Я украдкой бросила сочувственный взгляд на расстроенную кузину и решила отвлечь ее от горестных мыслей, с самым что ни на есть удрученным видом признавшись в собственном невежестве. И ведь почти не покривила душой. Разобрать с ходу, что именно стоит взять из оружейной комнаты, было не так-то просто.

Лазарита встрепенулась, вспомнив о своих обязанностях опекать непутевую родственницу, и кинулась собирать меня в дорогу. Деловито роясь в полезных мелочах и одновременно ругая кого-то, оставившего после себя нечищеное оружие, она довольно быстро накидала на угол стола вещи, которые могли пригодиться в походе.

Торес с братом с разрешения Лазариты подобрали себе оружие и одежду. Хасар никак не мог оторваться от огнестрела, видимо решив уволочь на себе добрую половину.

– Боишься? – спросил Лайз, взяв у меня из рук мешок и уложив вещи по-своему.

Я вспыхнула и попыталась отобрать мешок, но быстро остыла. С чего я злюсь, собственно? Он опытный в таких делах человек, к тому же страж. Только почему в его обществе мне категорически не нравится чувствовать себя неумелой пустышкой?

– К чему такие вопросы?

Чуть подрагивающей рукой я принялась складывать в мешок коробки с патронами, гранаты, чуть помедлив, добавила туда же. Дар даром, но оружие хочу иметь под рукой. Кто знает, что нас ждет на этой тропе? А уж про пещеры и думать не хочется. Одна надежда – встретить своих, желательно более опытных, которые возьмут нас под свое командование.

– Страх – это нормально, – открыл мне истину ледяной.

– Желаешь подбодрить? – хмыкнула я, проверяя револьвер.

– Желаю, – покладисто согласился Лайз, – а еще хочу, чтобы ты знала: мне можно доверять. Что бы ни случилось, моя цель – защитить тебя.

Звучало прекрасно и успокаивающе, если бы моя цель не была столь… хм, высокой. Защитить мир, ни больше ни меньше. Клянусь, закажу самую дорогую службу в храме Трехликого, если окажется, что мир совсем и не нужно было спасать.

Я позволила себе помечтать, представив, что мы доберемся до пещер, когда, собственно, все будет кончено. Ну парочка тварей по пути, еще с десяток отступающих, которых мы браво нарежем мелкой стружкой, вот и все мои притязания на подвиг. Я – не герой. Меня воспитывали, старательно делая вид, что занятия деда – одна лишь ему понятная блажь.

Побегала утром, попрыгала с мечом, будь добра переодеться в платье и вечером отправиться на прием. Вот такая двойная княжеская жизнь. И уж конечно, никто не готовил меня в герои.

Бросила взгляд на Лазариту и залюбовалась: глаза горят, на лице написано воодушевление предстоящими свершениями, движения точны и безукоризненны, лишь губы немного искусаны от нетерпения. Вот кому и слава и подвиги.

– Лайз, не сочти за труд исполнить мою просьбу.

Ледяной подобрался и кивнул.

– Если так получится, что тебе придется выбирать между… – Я замялась, но все же решилась: – Между моей жизнью и выполнением задания, – я выразительно взглянула на кузину, – полагаю, неразумно будет приносить себя в бессмысленную жертву.

Лайз странно сгорбился, наклонил голову, пряча лицо, и до меня донесся его глухой, невыразительный голос:

– Я все понял, Айрин. Не волнуйся, выбор будет сделан правильно.

Я и не волнуюсь, я вообще не понимаю, с чего меня потянуло на подобные идеи. Передать стража Лазарите – что может быть глупее. Мне он и самой пригодится. Но в том-то и дело, что Лазарита с Лайзом будут действовать гораздо эффективнее, чем моя светлость.

Мы вышли из дома, вступая в холод осенней ночи. Ярко-желтый полумесяц повис над озером. Ночь была ясной, и далекие звезды дрожали в темном небе, словно им было холодно висеть там, в глубине чернильного мрака.

Я поежилась и в последний раз оглянулась на дом. С темными проемами окон, он стоял грустный и покинутый всеми. А ведь совсем недавно особняк был для меня чужим и незнакомым, зато теперь я считала его родным пристанищем, куда мечтала вернуться. Живой и желательно невредимой.

Шли в темноте, молча и быстро, словно кто-то подталкивал в спину. Перед выходом я сверилась с часами и сильно удивилась: прошло не более часа с момента подачи сигнала тревоги, а казалось – вечность и еще немного. Всего лишь час назад мы были беспечны и счастливы. Я купалась в лучах любви, которые посылал мне Торес, и мечтала о будущем – нашем совместном будущем.

А что теперь?

Ночь, подмороженная дорога под ногами, темнота, черной кошкой залегшая на обочинах, пар, вырывающийся игривым облачком изо рта, и червячок тревоги, растущий внутри с каждым шагом.

А еще благодарность судьбе, что не одна. Что идут рядом товарищи, которые и спину прикроют, и подскажут, в какую сторону наступать или отступать, смотря по обстоятельствам.

Лазарита нарушила молчание, сочтя нужным объяснить, что происходит после объявления тревоги. Каждая долина, как я уже знала, собирает до пяти отрядов, за которыми закреплены определенные участки обороны. Ждущие в специально оборудованном тупике один или парочка составов доставляют ледяных с гвардейцами в столицу или сразу до рубежей.

Быстрая ходьба подстегивала работу мыслей. Было любопытно, кто же такой наглый и умелый решился посягнуть на самое охраняемое место в мире? Память услужливо подбросила несколько фактов из прошлого ледяных. Погрузившись в чужие воспоминания, я не сразу поняла, почему мы остановились.

Мы с Хасаром включили фонари, и пятна света скользнули по гладким рельсам, убегающим в гору. Хасар щелкнул предохранителем на винтовке, но Лазарита смело шагнула на пути. И нам ничего не оставалось, как последовать за ледяной.

Идти было неудобно, но скоро я приспособилась шагать по шпалам. Еще минут пятнадцать, и гора вплотную надвинулась на нас. Пахнуло свежей землей, в носу зачесалось от каменной пыли, не до конца осевшей после обвала.

Пятна света беспомощно прошлись по камням, вываленным из прохода, скользнули выше и уперлись в отколовшийся у скалы «нос». Между сколом и горой камней темнела мешанина из земли и каменных обломков.

Одним словом – обвал прочно закрыл собой вход в тоннель.

Я не удержалась от вздоха. Надежда найти проход в пещеры была слабой, и теперь она умерла окончательно. Нечего и думать о том, чтобы прокопаться через завал.

Время и неизвестность – вот наши сиюминутные враги, и надо постараться их победить.

Остальные, похоже, пришли к тем же выводам. Первой очнулась Лазарита и распорядилась:

– Фонари не выключайте. Склон здесь неровный. Метров тридцать помучаемся до тропы, дальше легче будет. Иду первой, – зачем-то предупредила она нас, будто кто-то еще мог провести чужаков по семейной тропе.

Мы выстроились цепочкой. Хасар встал вторым, следом шел Сетальди, затем я, за моей спиной пристроился Торес, Лайз был замыкающим.

После первых же метров я сильно пожалела, что холмы Танилграда были такими низкими. Фонарь в одной руке, вторая судорожно цеплялась за что-то выпирающее из склона, пока нога пыталась найти новую точку опоры. Еще один шаг-подъем. Холодный пот давно заливал глаза, а сердце уже устало бояться.

– Айрин, бездну тебе в гости, фонарь закрепи на плече, – донесся сверху раздраженный шепот кузины.

А раньше сказать нельзя было?! Или ждали, пока я навернусь на подъеме?

Быстро закрепила фонарь в специальной петле и бодро поползла наверх, чувствуя себя кротом, вылезшим на скалы. Вижу отвратительно мало, цепляюсь до обмирания сердца слабо, и камни, как один, норовят выскользнуть из-под ног. И вдобавок пальцы рук сводит от холода.

Я не жалуюсь, нет. Торесу, например, приходится хуже. Потому как падать я буду на него, и только потом – мы оба на Лайза.

Пока добрались, я успела шесть раз взмокнуть, пять раз проститься с жизнью и раз десять обозвать себя неуклюжей козой. Естественно, мысленно.

Выползла. Выдохнула с облегчением, но тут же насторожилась, так как Сетальди очень ласково предложил выключить фонарь и не светить им на половину гор.

Выключила, поморгала, привыкая к обступившей меня темноте. Сложное это дело – идти по горам ночью. Точнее, для ледяных сложное, а для меня – просто невозможное.

– Айрин, слушай внимательно. Ты переправу помнишь? – спросила Лазарита. Силуэт кузины едва угадывался на фоне скал.

Помню ли я переправу? Ту тоненькую жердочку под мягким местом и пару метров пустоты под ногами? Отлично помню, как и захватывающий дух полет в обнимку с жесткой веревкой, на которой, собственно, все и держалось.

Мое «да» было воспринято весьма благосклонно. Сестра заметила, что в таком случае и волноваться не о чем, мгновенно перейдя от слов к делу.

«Дело» выглядело набором веревок с двумя зацепами на краях, обвязкой на талии и парой петель для ног, которые закреплялись чуть ниже бедер. Что и куда надевалось, я помнила смутно. Тренировались мы с этим чудом раза два и, конечно, днем.

– Айрин, не волнуйся, я помогу, – пришел мне на помощь Торес. Он быстро нацепил на меня сбрую, прикрепив один зацеп к боковой веревке, второй протянув куда-то вверх, и заставил сделать вперед с десяток шагов.

– Я скоро догоню, – ласково произнес мой коварный, прижавшись на мгновение к спине, крепко обнял и коснулся губами щеки, заставив мое сердце забиться сильнее, а затем довольно-таки сильно подтолкнул в спину и под ту часть, которой воспитанные молодые люди касаются только взглядами, да и то украдкой.

И тут выяснилось, что опора под ногами закончилась на следующем шаге. Тугой порыв ветра ударил в лицо, замораживая кожу. Глаза заслезились. И я понеслась, разрезая темноту и стремительно набирая скорость.

Первая мысль была ну очень неприличной, как и вторая, впрочем, третья тоже. Мог бы и предупредить, что меня ждет, я бы подготовилась… Хотя кого я обманываю? К такому невозможно подготовиться. Такое переживают в кошмарах, стремясь забыть как можно скорее.

Летела, понимая, что не в состоянии ничего изменить, особенно скалу, если ей взбредет в голову вырасти у меня на пути.

Но все обошлось. Вместо твердого камня меня встретили объятия Сетальди, рядом слышался недовольный голос Лазариты, выговаривающей Хасару за какую-то оплошность.

– Все здесь? – отвлеклась она на нас.

Сзади послышался стук камней, и Торес ответил:

– Лайз задерживается.

Н-да, чувствую себя слепой на оживленной улице. Все вокруг видят, куда ставить ноги, а я страшно боюсь рухнуть в расщелину, потому как именно расщелиной кажутся все тени, падающие от камней.

– Ждем, – отчетливо скрипнув зубами, скомандовала Лазарита. – Айрин, не старайся увидеть предметы в темноте, смотри сквозь нее, словно она – прозрачное покрывало, а затем представь, что оно исчезает полностью.

Я не удержалась от фырканья.

– Просто попробуй, хорошо? – не стала настаивать ледяная, прекрасно понимая, что без должной тренировки ни один полезный навык на пустом месте не возникает.

Я послушно уставилась в темноту и даже моргать перестала. Не знаю, что помогло, но появление Лайза с грузом я сначала увидела, а только затем услышала, как он коснулся ногами скалы, сделал несколько шагов, гася скорость, и неспешно подошел к нам.

А вот его груз мне удалось рассмотреть не сразу. И только когда странный мешок соскользнул с живота ледяного, я испуганно и удивленно ахнула:

– Дик!

Глава 36 Бои на подступах

– Пришлось взять, не бросать же его на скалах, – резко, но все же немного смущенно пояснил Лайз. – И как он там оказался, ума не приложу. Одним словом, подземник. Тайком увязался, а как переправляться стали – объявился.

Мы озадаченно замолчали, а Дик, воспользовавшись паузой, подбежал ко мне, прижался всем телом, крепко обнял и прошептал, уткнувшись лицом в грудь:

– Не бросай!

В глазах защипало, сердце заныло, и я, толком не думая о последствиях, ответила ломким голосом:

– Не брошу.

Лазарита выразительно кашлянула, но я крепче прижала Дика к себе.

– Доведем до рубежей, спрячем в укромном уголке, а потом вернемся.

Я присела на корточки, внимательно глядя на мальчика:

– Дик, ты пойдешь с нами до пещер, а затем поклянешься сидеть тихо-тихо на одном месте и никуда, слышишь, никуда не отлучаться, пока мы за тобой не вернемся.

– Детский сад, – простонала Лазарита. – Да мы с ним тащиться будем со скоростью черепахи.

– Я понесу, – как всегда немногословно высказался Хасар, переживая не меньше меня за своего любимца.

– Ребенок не помешает, – поддержал его Торес, вызвав у меня горячую благодарность, а еще несвоевременную мысль о том, что ледяной станет неплохим отцом.

Фырканье кузины сделалось ну просто неприличным, как лошадь, честное слово. Да, ребенок, да, обуза, но не бросать же его здесь, чтобы всю дорогу мучиться сомнениями: свалился в пропасть, разбился на скалах или еще что похуже. Кроме того, в пещерах он прекрасно ориентируется.

– Понесем по очереди, – принял решение Лайз. И сказано это было так убедительно, что даже Лазарита не рискнула спорить.

Дальнейший путь я запомнила урывками. Именно урывками мне удавалось заглянуть под окружающую нас завесу тьмы, и, честно сказать, в некоторых случаях я бы предпочла двигаться вслепую.

Мои родичи с огромным трудолюбием выстроили тропу, сделав все, чтобы путь по горам проходил быстро и… очень быстро. Поэтому большую часть пути мы летали птицами, с помощью хитрой системы тросов и крючков, проходили пробитые в скалах и искусно замаскированные тоннели, одолевали многочисленные ступени. Но летали недостаточно быстро, потому как Лазарита на каждом перегоне находила к чему или к кому придраться.

Устав от ее ворчания, я поинтересовалась, сколько нам еще осталось до цели. Лучше бы не спрашивала. В ответ мне поведали, что рекорд прохождения тропы – три с половиной часа, а мы, если Трехликий будет милостив, за все пять уложимся, и это в то время, когда наши сестры… Лазарита не закончила предложение, словно споткнулась. Что именно ей сказал Хасар, я не расслышала, но оставшийся путь мы проделали в полной тишине, прерываемой лишь четкими указаниями кузины.

Самым запоминающимся стал переход через ледник. Лучи фонарей скользили по голубовато-зеленому льду, подсвечивая гладкие стены тоннеля: пузырьки воздуха, навечно вмерзшие в лед, белесые прожилки, закрученные в спирали и сложные узоры, но главной была бездонная голубизна ледника, притягивающая к себе взгляд.

– Смогли стабилизировать ледник… – проговорил Лайз с еле заметным восхищением, отдавая дань мастерству чужой семьи.

Лазарите его восхищение явно польстило, но она лишь пренебрежительно хмыкнула в ответ.

Впрочем, это пренебрежение имело свои корни. Прогулка по леднику оказалась именно прогулкой. Дальше пол резко ушел под уклон. Воздух потяжелел, теряя свою восхитительную морозную свежесть.

– Спуск крутоват, зато приведет нас к нужному месту, – словно невзначай предупредила Лазарита.

Мне оставалось только вздохнуть. Сколько раз на пути эти предупреждения «невзначай» предваряли собой опасные вещи.

У стены тоннеля стояло с десяток деревянных корыт. Впрочем, от обычного корыта их отличали металлические стержни, вставленные по бокам.

– Едем по двое, старайтесь держаться середины, о стены можно здорово приложиться, – инструктировала нас Лазарита. – Аккуратней на поворотах, их будет два. Примерно через три минуты каждый. Как спустимся, опускайте стержни. Сначала боковые, потом задние. Они помогут затормозить.

Я содрогнулась, представив скорость, которую нужно гасить вот таким хитроумным приспособлением. Честно, даже пешком захотелось прогуляться, но я мужественно села в корыто, крепко ухватившись за края.

– Поехали, – выдохнул Лайз, толкая деревянное убожество и запрыгивая в него на ходу. Жаль, что Торес сейчас в няньках, но, с другой стороны, за Дика можно не волноваться, а с Лайзом мы с ледника как-нибудь скатимся без последствий.

Корыто бодро стартовало, почти мгновенно набрав приличную скорость. В ушах противно засвистело, а следом пришел восторг пополам со страхом и ощущение полнейшей беспомощности. Лет восемь назад в Танилграде зима выдалась особенно суровой, отец повелел выстроить горку и залить ее льдом. Ох и восторга было у детворы. Катались на чем угодно: от шкур, брошенных на лед, до искусно смастеренных салазок. Горка была невысокой, но достаточно длинной для захватывающего дух разгона.

Сейчас спуск мало чем напоминал детскую забаву. Я летела вниз на корыте, изо всех сил вцепившись побелевшими пальцами в передний край. Слабое утешение. Если меня швырнет вперед, ничто не поможет удержаться. И кто только придумал этот безумный спуск? Я бы того умника отправила вниз без всякого корыта.

Клац! Зубы звонко стукнули друг о друга на очередной колдобине. Корыто подпрыгнуло, глухо бумкнув днищем об лед, и понеслось дальше.

Точно отправила бы, чтобы собственной задницей заровнял спуск.

Да… княжна, у вас появилась дурная привычка выражаться как садовник, уронивший камень себе на ногу. Так раньше я и не оказывалась в ситуациях, когда не только камень, а целое корыто может свалиться на голову, перед этим вышвырнув тебя вон.

Бух! Еще один подброс тела вверх, я затаила дыхание… фух, обошлось.

– Поворот! – крикнул Лайз.

Луч фонаря отобразил громадину стены, надвигающуюся на нас. Первый из двух поворотов, о которых предупреждала Лазарита. Неужели прошло лишь три минуты?

Стена была совсем рядом, и мы неслись на нее по прямой – жуткое зрелище.

Если к одному и тому же объекту прикладывается удвоенное усилие (одна с перепугу, второй – хладнокровно и умеючи), что происходит с объектом? Верно, под мой тихий визг он в два раза сильнее шарахается о противоположную стену, закручивается и начинает катиться задом наперед.

Ездить спиной вперед, доложу я вам, то еще удовольствие. Все подскоки и метания корыта на дороге становятся в два раза страшнее.

Сдавленное ругательство Лайза донеслось сзади, точнее, спереди.

– Айрин, не вмешивайся, попробую нас развернуть.

Легко сказать – развернуть корыто, несущееся со скоростью выпущенного из пушки ядра. А впереди еще один поворот. И входить в него спиной вперед мне совсем не хотелось.

– Лучше я, – предложила, прикидывая, как создам большую сосульку чуть сбоку от траектории пути и садану по ней ногой… Нет, лучше предложу это сделать Лайзу, у него кости покрепче. От заданного импульса нас развернет…

В мои мысли ворвался душераздирающий скрежет.

– Держись! – очень вовремя предупредил Лайз. Воткнутый в лед кинжал сработал не хуже сосульки, разворачивая нас на месте, а второй помог удержать корыто в нужном положении.

Последний поворот мы прошли идеально. Ровно по центру и без малейших приложений силы с моей стороны. Все-таки ювелирность – не мой конек. Вот растопить или разрушить – пожалуйста, а корытами управлять… не княжеское это дело, однозначно не княжеское.

Дальше спуск резко ускорился, можно сказать, мы почти упали вниз, подпрыгнув на трамплине, и корытным ядром выскочили в огромный зал. Рядами возвышались гигантские колонны, стены тонули в далекой темноте, а пол в зале был бело-голубым от покрывающего его льда.

Первая моя мысль была не о торможении, а почему здесь пахнет гнилью. Одновременно внимание привлекли засверкавшие впереди голубые и красные молнии. Я услышала гортанный крик Хасара, глухо застучали выстрелы, эхом прокатываясь вдоль стен пещеры, следом накатило осознание: мы влетаем прямо в бой.

– Айрин, на счет раз! – крикнул Лайз, и я с трудом поняла, что от меня требуется. Нехотя отпустила силу, и по команде нажала на металлические стержни. Оглушительный скрежет наполнил вокруг воздух. Но мы продолжали бодро катиться в центр схватки, а где-то позади неслись Торес с Сетальди и маленький мальчик, которому я должна была найти безопасное место. Взяла, называется, с собой.

– Айрин, не спеши, мы еще далеко.

Легко сказать, не спеши. Наше появление не осталось незамеченным, и воздух вокруг уплотнился, готовясь встретить нас какой-нибудь гадостью.

Ненавижу запах гнили. Ненавижу тех, кто мешает мне жить. Ненавижу всех, кто пытается убить дорогих мне людей.

Я ударила на ходу, целясь в темные силуэты, которые продвигались к прерывистому огоньку выстрелов Хасара.

Решили с тыла зайти, сволочи? А тут мы на корытах. Не ждали?

– Айрин, прекрати, ты тратишь силу зря! – рыкнул Лайз.

Да помню я о рассеивании энергии в пространстве, а еще о том, что прямой контакт с объектом является наилучшей позицией для атаки. Только кто меня допустит до своего темного тела?

Но Лайз прав, где-то там впереди сражаются Лазарита с Хасаром. Не хочется зацепить кого-нибудь из них.

Громкий крик боли наполнил пещеру, следом загрохотали разрывы гранат. По глазам саданула ослепительно-яркая вспышка света, и волна тугой, горячей силы наполнила легкие жарким воздухом.

Я закашлялась, отчаянно смаргивая слезы, и просипела:

– Вперед! Гони!

Не знаю, что там посреди грохота услышал Лайз, но наше корыто вдруг резко вильнуло в сторону, замедлилось, а затем и вовсе остановилось.

– Выходим, быстро! – Ледяной выскочил из корыта, одной рукой вытаскивая меня.

Я хоть и была полуослепшей и наполовину оглохшей, но подобное самоуправство стерпеть не могла.

– Куда? – заупрямилась, когда меня потянули в сторону.

После вспышки окружающий мир пребывал раскрашенным в разноцветные пятна, а одно, самое большое, легонько тряхнуло меня за руку и удивительно спокойным тоном назвало дурой.

– Она тараном шарахнула в потолок. Сейчас здесь все на голову посыплется. Ты все равно ей ничем не поможешь. Только зря погибнешь.

И словно в подтверждение слов Лайза пол мелко затрясся, как в приступе лихорадки, а потом икнул, приняв свалившийся на него сверху кусок скальной породы. Еще и еще. И самое противное – камнепад шел на нас.

– Быстрее! – дернул меня за руку Лайз.

Я машинально последовала за ледяным. Как это – ничем не поможешь? Что значит – только погибнешь?

Еще один грохот слева, и нас обдало волной мелких каменных осколков, которые с гулким стуком забарабанили по щиту. Лайз перешел на бег, и я послушной козой понеслась следом.

Было страшно. До жути, до заледеневших рук, до ставших ватными ног, до бешено колотящегося сердца и горького привкуса во рту. Страшно так, что хотелось стать легким облачком, уплывающим по небу.

– Мы должны вернуться, – резко остановилась я, натягивая «поводок». – Я смогу удержать щит. Мы пробьемся.

– Айрин, таран в пещере – это фактически огонь на себя. – Судя по тону, Лайз еле сдерживался, чтобы не залепить мне оплеуху и взвалить на плечо. – В такое не вмешиваются и тем более не мешают. Зачем множить смерть? Думаешь, сестра хотела, чтобы твой уход из мира оказался настолько глупым, а тем более бессмысленным?

Я уцепилась за последнее слово. Бессмысленным!

– У тебя есть план? – Теперь мы поменялись местами, я бежала впереди, а Лайз еле успевал за мной. И темнота, сжалившись, посветлела, позволяя ориентироваться в пещере.

– Убраться, – озвучил очевидное Лайз.

– Зайти им в тыл, – поправила я.

Сбоку пару раз оглушительно грохнуло. Пол пустился в пляс, сбивая с ног. Ближайшая к нам колонна опасно захрустела. Когда я оглянулась – в конце зала творился самый настоящий хаос. Собственно, зала больше не было. Нагромождения камней, вздыбленные и отливающие голубым куски ледника, как зубы торчащие среди обломков.

– Они могли успеть уйти, – подарил мне надежду Лайз, – там есть несколько выходов.

Да, могли. Я хотела поблагодарить за подарок, но вместо этого сказала:

– Надо подождать Тореса.

– Айрин, впереди есть проход. Я знаю это место. Если промедлим… Его может завалить, а это ближайший путь до рубежей.

– Хорошо, – приняла решение я. Прости, Торес. Ждать времени нет. Если сможешь – догоняй. Если останешься здесь – не обижусь, наоборот, буду только рада, что ты пребываешь вдали от ожидающейся бойни. А у меня… другая цель – не погибнуть бессмысленно.

Мы влетели в низкий коридор, стены которого были покрыты фосфоресцирующим мхом. В другое время я обязательно задержалась бы, чтобы полюбоваться чудом, светящимся мягким зеленым светом, но не сейчас. В данный момент для меня важнее было удобство живых светильников, чем их красота. Смерть, стоящая за плечом, весьма способствовала выветриванию из головы романтики. Лучше удобно, чем красиво, лучше быть изуродованной и живой, чем красивой, но мертвой.

Та-а-ак, прочь эти мысли из головы, прочь.

Коридор вначале шел прямо, потом резко повернул направо. Если я что-то понимаю, мы огибали заваленный зал по широкой дуге. И я снова порадовалась предусмотрительности предков. Столько нор, столько путей… Чужой здесь заблудится надолго, а вот свои имеют множество вариантов для маневра.

На потерявшихся чужих мы наткнулись минут через пятнадцать бодрого бега. Завал остался позади – коридор вел на рубежи, а не к залу, как я надеялась. От бессилия что-либо сделать, чем-то помочь внутри поднималась глухая злоба, а потому враги появились как нельзя кстати.

И снова волна гнили ударила наотмашь по лицу, заставляя резко остановиться, схватиться за живот – резкий спазм скрутил желудок. Лайз замер рядом и еле слышно, одними губами уточнил:

– Они?

Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Медленно и осторожно мы приблизились к повороту.

– Сразу атакуй, – прошептал страж мне на ухо, – нас вот-вот почуют.

Ох! Сердце провалилось вниз, ладони взмокли, ноги налились тяжестью, и руки сами потянулись за мечами, но я буквально вытолкнула себя из коридора.

Метрах в пятнадцати от нас проход расширялся и раздваивался. Вот в правом коридоре и толпились незваные гости. Чем они были заняты, я вначале не поняла. Лишь позже осознала, что дорогу им преграждала огромная, во весь проем паутина, полыхающая голубым светом.

А я все внимание сосредоточила на черных, отливающих зеленым в свете фосфоресцирующего мха фигурах, медленно разворачивающихся в нашу сторону.

Я бежала, ощущая, как замедляется время, как оно утекает по крупинке, давая мне шанс успеть первой. Мечи светились голубым, и сила проходила по ним, срываясь с лезвий блестящей волной.

Предки внутри взволнованно гудели, но я мысленно отмахнулась. Не до советов. Сила, просто сила без всяких сложностей. В бою нет времени на фантазии.

И первый же удар принес сюрприз. Огромная фигура, возвышавшаяся над толпой, отозвалась чем-то знакомым. Более того, она впитала мою силу как губка.

– Здоровяк… там… не… могу… убить.

К моему облегчению, Лайз понял и кивнул. Я поспешила заняться остальными.

Чужаки выхватили револьверы и дали слаженный залп. Я упала, больно ударившись коленями о камень. Пули жужжали злыми пчелами, рикошетили, я слышала чей-то злой крик – стрелять в узком коридоре та еще глупость, но десяток смертей пронеслись мимо.

Я подняла голову и вскочила. Стремительным калейдоскопом замелькали лица: рыжий – красивый и опасный, рядом с ним – пехотинец в форме южан, от него разило гнилью, и я поняла, что передо мной некромант. Еще с пяток пехотинцев… льолдов, поправила я себя, и с десяток мужиков, по виду наемников. По-настоящему опасны лишь двое: рыжий и чернявый, нет, трое, еще та гора мяса, от которой почему-то фонило родовой магией ледяных.

Мой удар заставил черного поморщиться. Его защита покрылась грязными мыльными разводами, но, увы, устояла.

Я ударила снова. Льолды зашипели, им был неприятен голубой свет, исходящий от мечей. Защита бурлила, как котел старой ведьмы, и мои искры злыми пчелами впивались в нее, проникая все глубже. Чернявый кривил тонкие губы, его загорелое лицо побледнело от напряжения, и меня накрыло чужой силой.

Во рту появился металлический привкус, а в глазах потемнело. Я мысленно закатила себе оплеуху – защита! Да, княжна, дар успел среагировать, но вам-то стыдно так прошляпить. Не из одного нападения строится битва.

Я поспешила исправиться: нарастила защиту и ударила снова, забыв про месть, холодно и расчетливо. Вышло отлично – защита лопнула, а льолды, оглушительно взвыв, бросились в атаку. За ними неслись наемники. Нас же только двое…

Не люблю ближний бой. Меч с чавканьем вонзается в чужую плоть, и меня обдает запахом крови, пота и страха. Хорошо бы гранатой в них… Жаль, что железяка, начиненная порохом, не выбирает, кого рвать на клочки – живую плоть или камень, своих или чужих.

Я ушла от тяжелого удара, попутно не забывая отслеживать атаки чернявого. Но некромант затаился и не спешил атаковать. Рассчитывал, что меня измотает бой. Зря… Княжны, они стойкие.

Рядом сражался Лайз, странным образом оказываясь везде: у меня за спиной, перед здоровым мужиком с двуручным мечом, сбоку, когда я подпустила к себе невысокого вертлявого блондина. Узкий коридор не позволял нападать толпой, и через несколько минут льолды с наемниками закончились.

Трое еще жались к начальству, уступая дорогу горе мяса. Та, как по приказу, ожила, повертела лысой головой и вытащила из-за пояса металлический шар на цепи, а затем с громким кхеканьем метнула его в нас.

Мамочки!

Шар впечатался в каменную стену, во все стороны полетел зеленый мох, а в опасной близости от моего лица прожужжали каменные крошки. Я инстинктивно дернулась, забывая о защите.

Однако… Красавчик полон сюрпризов. Сначала магия, теперь оружие, что еще? Ах да, кожа, покрытая чешуей. И как нам его одолеть?

Но Лайз уже нашел решение.

– Прикрой, – прошептал он и стремительной тенью скользнул вперед. Рядом с ним от удара цепи взорвался воздух, мне захотелось зажмуриться и не смотреть, но я заставила себя забыть о минутной слабости и верить: он справится, он сможет. Мой страж… мой…

Чернявый решил, что ледяной обнаглел, и пустил в его сторону стрелу черного дыма. Защита Лайза выдержала, но он дернулся, отвлекся и едва избежал встречи с шаром. Я выругалась про себя и атаковала черного.

Еще один мыльный пузырь, уже поменьше – сил у некроманта поубавилось, но я все равно была начеку – сюрпризы могут быть не только у горы мяса.

Лайз тем временем блохой скакал около великана, заманивая его в соседний проход и пытаясь нащупать слабые места. Ноги и сухожилия защищал хвост, кожу – чешуя, одно хорошо – в коридоре нельзя развернуться, и цепь больше волочилась по полу, чем летала в воздухе. Везде валялись клочки мха и мелкие камни, а на стенах красовались выбоины.

Мы с чернявым обменивались ударами, и пока у нас паритет. Никто не хотел тратить силу, приберегая как можно больше для последнего победного удара.

Рыжий не вмешивался, рассматривая меня с недоверчивым интересом, словно не верил своим глазам: женщина в штанах и с мечами в руках. Душещипательное зрелище, ага. И вдруг он стремительно бросился в атаку.

Я уже говорила, что не люблю ближний бой? Так вот, я его просто ненавижу. Вдох-выдох, унять зашедшееся сердце, отбросить лишние мысли. Я справлюсь, я смогу.

Мы танцевали втроем – я, рыжий и смерть.

Краем глаза я увидела, как меч Лайза нашел свою цель, и в следующий миг коридор наполнился обиженным ревом. Так его, так.

Но мне было не до успехов стража, у меня свой бой. И если я продолжу в том же духе – защита, отступление и снова защита, не видать мне победы – рыжий фехтует лучше меня, и намного. Но я ведь ледяная, а значит, не обязана соблюдать правила боя. Да и какие, к бездне, правила, когда мне надо торопиться, а я тут флиртую на мечах с рыжим.

Я потянулась к крупицам воды, которая присутствовала подо мхом, заставила ее стечь на пол и подморозила. Рыжий потерял равновесие, и мой меч дотянулся до его груди. В серо-зеленых глазах прочитала удивление и понимание близкого конца. Сердце болезненно сжалось – рыжий красив, и его внешность не портил даже шрам, косой линией проходящий через левую бровь. Волной поднялись жалость и злость: на себя, на рыжего, на мир, в котором мы должны убивать друг друга.

– Всегда мечтал умереть у ног красивой женщины, – прошептал бледными губами рыжий, опускаясь к моим ногам.

– Прости, – прошептала я в ответ, и тут же моя грудь взорвалась приступом острой боли, будто в кожу разом воткнули тысячу иголок. Дыхание перехватило, я стала задыхаться. Мелькнула мысль: это конец. Я подняла взгляд и увидела перекошенную ухмылку чернявого. Он все-таки достал меня, пусть и выложился полностью, лишившись защиты.

Я наклонилась, опираясь на мечи. Рыжий лежал, остекленевшими глазами смотря в потолок, и мне было противно падать рядом с ним. Надо отойти в сторонку, но тело не слушалось, наливалось дурной слабостью, и я не упала лишь из чистого упрямства.

– Айрин! – ударил по ушам встревоженный крик стража.

А мне было уже все равно. Следом за слабостью пришло полнейшее равнодушие.

Вы проиграли, княжна. Ну и пусть.

У рыжего хотя бы сбылась мечта, а что сбылось у меня? Героическая смерть?

Я с сомнением взглянула на рыжего. Не тянет он на подвиг, даже не некромант. Впрочем, все равно, кто он там.

Лайз молнией носился вокруг горы мяса, и мои глаза улавливали лишь смазанные движения, настолько он был быстр. На великане уже с десяток ран, а он все никак не сдохнет. Наконец ледяному удалось перерубить сухожилие на одной ноге, и гигант с глубоким вздохом опустился на колено. Но даже раненый он был опасен. И все же ему оставалось недолго – меч Лайза проткнул глазницу монстра и вышел с противоположной стороны.

Рев оглушил меня, а следом наступила тишина. Гора мяса упала с глухим стуком. Секундой позже чернявый с удивлением рассматривал рукоять кинжала в своей груди.

А меня тем временем обнимали теплые руки, ласковый шепот повторял мое имя. Но в сердце будто поселился кусочек льда, я ничего не чувствовала, кроме равнодушия.

– Милая, как же так?! – Лайз гладил меня по волосам, а я наблюдала, как за его спиной оставшиеся в живых наемники пытались пройти сквозь паутину. Та почему-то пугала их меньше ледяного. Их крики звучали раздражающе долго, но затем стихли и они, лишь запах паленого мяса щекотал ноздри.

Странно, но я все еще жива.

Теплые губы скользнули по моему виску, и страж выдохнул:

– Айрин, я не могу снять проклятие.

«Так это проклятие…» – равнодушно удивилась я. Всегда считала их глупым пережитком суеверных страхов.

У меня леденели пальцы на руках, и по телу разливался холод.

– Айрин, слушай внимательно. – Голос Лайза был мягок и полон боли. – Проклятие можно перебороть. Я знаю, ты сильная, у тебя получится.

«Зачем?»

– Айрин, там гибнут твои сестры. Им нужна твоя помощь!

«Сестры? Моя сестра уже погибла, а все остальное не важно». Я отвернулась – почему-то при взгляде в голубые глаза у меня начинала болеть голова и ныло в груди.

Лайз тряс меня, звал по имени, а затем прижал к себе и впился в губы жадным поцелуем.

– Люблю тебя, – пробормотал он, отрываясь от губ, – люблю больше жизни. Слышишь?

Его слова протекли сквозь меня как вода, не оставляя никакого следа.

– Айрин, любовь моя, не сдавайся, борись! Уйдешь ты, уйду следом!

Грудь пекло, мне было больно и неуютно. Все, что мне нужно – это покой. Упасть, все равно где, заснуть и не думать ни о чем.

– Айрин! – Оглушительная пощечина прилетела слева, голова мотнулась следом, в ушах зазвенело, а рот наполнился вкусом крови.

– Уйди, – прошептала еле слышно.

– Никогда. – Упрямец стиснул меня так, что едва не хрустнули ребра, я почувствовала горячее дыхание на своем лице. Он осторожно поцеловал мою разбитую губу и прошептал что-то утешительное. От ледяного шло тепло – неудобное, болезненное, но тепло. И я не стала отстраняться, прижалась к нему крепче.

Поцелуй давно уже утратил свою легкость, я почувствовала, как кровь заструилась по венам. Страсть лавой вскипела между нами. Она пылала невидимым пламенем, и даже воздух стал теплее.

Я задыхалась. Сердце оглушительно стучало в груди, в животе творилось несусветное, а в голове не было ни одной приличной мысли. Руки Лайза гуляли по моей спине, спустились ниже, и с моих губ сорвался стон.

Кажется, мне стало жаль, что рядом нет кровати или чего-то похожего.

Когда мы оторвались друг от друга, Лайз огляделся по сторонам – похоже, не я одна мечтала о кровати, – наткнулся взглядом на рыжего и пробормотал:

– Убираемся отсюда.

Я пошла за ним, чувствуя, как жизнь вновь заиграла красками. Еще бы эти краски не были такими… гм, чувственными.

Пять минут – и столько проблем на мою голову. Умеете вы, страж, испортить репутацию. И как мне вести себя? Как будто ничего не было? Сняли проклятие, и все.

Только почему при мысли о поцелуе, точнее, поцелуях щеки начинают жарко пылать, губы саднят сильнее, а в животе разливается приятное напряжение?

Лукавите, княжна, если рассчитываете все забыть и вернуться к прежним отношениям.

Я потрогала распухшие губы, поморщилась.

– Бить было обязательно? – спросила с обидой, глядя в спину ледяного.

– Необходимо, – незамедлительно отозвался тот.

Ясно. О поцелуях можно не спрашивать. Ответ будет таким же.

– Что это вообще было? – с досадой уточнила я. С досадой на себя, конечно. Женщина несет равную ответственность за отношения с мужчиной. Так что… нечего злиться только на Лайза.

– Темное проклятие, – медленно, словно нехотя ответил Лайз, – довольно сильное и… Не вини себя, тебя к такому не готовили. Против него нужна особая защита.

Особая защита… кажется, я нашла на ком сорвать злость, но предки чуть ли не хором отозвались, что слышали о подобном, но на себе ни разу не испытывали, а потому помочь не могли.

И почему мне хочется прямо сейчас оказаться в самом пекле боя и хорошенько кому-нибудь врезать несколько раз? Зачем, спрашивается, я, глупая, раньше боялась драк? Это же так здорово! Не нужно ломать голову над такими сложными вещами, как собственное предательство по отношению к жениху, не нужно гадать, почему мне вдруг стал небезразличен идущий впереди страж и отчего меня тянет к нему. Что кроме неприличного по своей сути желания я к нему испытываю?

– Э-э-э… спасибо, – наконец выдала я, не отрывая глаз от спины Лайза.

– Это мой долг, – легко отозвался страж.

Мне оставалось только позавидовать. Вот он точно не испытывает никаких мук совести.

Хочу в бой. Немедленно.

Глава 37 Больше жизни, сильнее смерти

Еще вкатываясь на деревянных салазках в пещеру, Лазарита почти мгновенно ощутила чужое присутствие, а затем и увидела… Приспешники проклятого, растянувшись цепочкой, выходили из бокового прохода. Авангард отряда уже достиг центра зала и невольно замедлил шаг, пытаясь понять, куда двигаться дальше – выбор из нескольких коридоров сбивал их с толку, а арьергард еще подтягивался, и было непонятно, сколько людей и нелюдей направляется к рубежам.

Много! Екнуло радостно сердце.

Много! Тревожная морщинка легла на лоб.

Слишком много для одной, нет, все-таки двоих. Ее пальцы сжали рукояти мечей.

Решение пришло мгновенно. Пока их не заметили, Лазарита не стала тормозить, молясь про себя, чтобы южанин не испугался и не выдал их в последний момент.

Но все обошлось. Тихо шелестел лед под днищем салазок, мимо проносились покрытые влагой колонны Зала встречи. Она помнила из рассказов, что на строительство этого гигантского сооружения потратили больше десяти лет. Сюда вело много путей, одно время семьи использовали зал для тайных встреч, пока не было отстроено здание Совета в столице.

Сейчас хмурый и почти всегда пустынный зал был наполнен звуками: шаркали льолды, тяжело ступал странный человек-гора, возвышаясь над всеми на три головы, крались люди, с тревогой осматриваясь по сторонам. Пустое пространство заставляло их нервничать, лишь льолды были по-своему спокойны. Их могла возбудить разве что свежая кровь, а в пещерах пахло пылью и мерзлой водой.

Внезапно раздались тревожные крики – в отряде заметили движение, и сразу несколько заклинаний полетело в стремительно приближающийся объект. Салазки подпрыгнули, перевернулись и, скользя на боку, подкатили к отряду. Люди шарахнулись, пропуская их. Салазки гулко стукнулись о стену, перевернулись еще раз и застыли кверху днищем. Они были пусты.

– Какого… – вымолвил высокий мужчина в военной форме, но закончить не успел.

Ожила тень от ближайшего столба, и оттуда ударило холодом, а следом за волной дикого мороза выступила женская фигура. Потусторонним светом блеснули голубые глаза, белые волосы казались седыми, и фиолетовыми тенями на них ложились отблески от светящихся клинков в руках. Мужчина ощутил, как иррациональный страх окутывает сознание.

– Ведьма! – выговорил он, сплевывая на пол. Выругался, полегчало, и уже спокойно он поднял руку, облекая энергию в форму заклинания.

Сбоку застучали выстрелы. Военный удивленно нахмурился. Стражи обычно не жаловали огнестрел, неужели разведчики ошиблись? Впрочем, это уже не важно. Ведьма одна, как и страж. Этих двоих они сомнут за пару минут.

Она знала, время работает против нее. Через минуту-другую враг справится с растерянностью и огрызнется по-настоящему.

Во рту стремительно пересохло. От сосредоточенности и попытки делать несколько дел одновременно: атаковать, наращивать защиту, вычленять поводырей, отслеживать смешную, но иногда эффективную стрельбу Хасара, анализировать и просчитывать дальнейшие ходы – заломило затылок. Вот когда она действительно пожалела, что у нее нет хотя бы одного стража под боком.

Хасар старался, работал, но по-своему, как южанин. Пули рвали льолдов, даже не сбивая их с ног. А человеку-горе они вообще были как комариные укусы, впрочем, его и магия не брала. Принимала как родного. Лазарита не стала ломать себе голову над причиной такой странности, мало ли аномалий среди темных, а сосредоточилась на главном: сломать защиту и выбить некромантов. Льолды, потеряв поводырей, станут легкой добычей. Пока же нежить вяло отстреливалась, крепко сидя на поводке.

Их было четверо, смердящих гнилью и смертью. Что-то предупреждающе крикнул Хасар, она кинула встревоженный взгляд налево – в зал входил еще один человек-гора, рядом с ним отчетливо ощущались некромант и маг.

«Кажется, все в сборе, пора начинать», – мелькнула горькая мысль. И уверенность рождалась внутри, придавая сил совершить задуманное.

За спиной слабо ощущался родной огонек. Ее сестренка, милая, смешная и любимая. Нельзя допустить, чтобы она погибла. Слишком неравным выходит бой даже для двух ледяных и одного стража, пусть и с поддержкой еще пары мечей и револьверов.

Принятое решение жгло изнутри, торопило – тянуть время нельзя, еще немного – и ты упустишь возможность. И так арьергард отряда скорее всего успеет уйти.

– Отсекай! – не глядя и подгадав под паузу между выстрелами, негромко крикнула она и показала рукой направление удара.

Удивительно, но он ее понял. Стащил мешок с плеч, дальше Лазарита смотреть не стала – некогда. Ледник легко отозвался на зов, глыбы вспучились, взорвались, перекрывая выходы из зала, заставляя незваных гостей шарахнуться прочь от коридоров.

Согнать как можно больше тварей в центр, чтобы никто не ушел.

Теперь самое трудное – открыться. Полностью снять с себя защиту.

– Давай! – скомандовала она Хасару, прикрывая глаза. И содрогнулась от боли. Ее как будто опустили в котел с кипящими нечистотами. От жуткой вони скрутило желудок, кожа горела, а рвотные позывы перехватывали горло.

Разрывы гранат прозвучали странно глухо, да и остальные звуки боя стихли, заглушенные разлившейся вокруг вонью.

С трудом, медленно – каждый вздох словно рождение заново – она направила силу в камень. Тот поддавался неохотно, откликаясь раздражающе долго, и наконец, когда ледяная уже потеряла надежду, взорвался вспышкой света, разом забирая всю силу без остатка.

И тело стало легким, невесомым, даже боль ушла. Сознание наполнили гордость и удовлетворение от хорошо выполненной работы.

Смогла, справилась.

Рядом угрожающе трещал камень, ставший внезапно хрупким и текучим, как речной песок. Гулко бумкнул сорвавшийся сверху кусок скалы, разлетаясь на тысячи мелких осколков. У нее даже сил не осталось, чтобы поставить щит. Кожу на лице обожгло, по лбу потекло что-то теплое – кровь.

Пол затрясся в лихорадке, икая от падающих сверху глыб. Голубым крошевом взметнулись рваные раны на льду, сбоку медленно заваливалась колонна. И на фоне творящегося светопреставления сладкой музыкой звучали крики врагов.

Смерть надо встречать глаза в глаза, и Лазарита смотрела на опасно наклонившуюся колонну, на выбиваемые фонтанчики льда, на рушащийся потолок. Смотрела с чувством полного удовлетворения.

Рядом возник Хасар, и его слова заглушил треск падающей колонны.

Лазарита хотела крикнуть: «Беги!», хотя на самом деле бежать было уже бесполезно, и этот дурак совершил полнейшую глупость, вернувшись за ней.

Но южанин с чего-то решил, что данный участок зала не подходит для смерти, иначе зачем ему подхватывать ледяную на руки, забрасывать на плечо и обезумевшим зайцем скакать по залу.

– Идиот! – простонала она, подпрыгивая на жестком плече и рискуя остаться без языка. Рядом падали настоящие гиганты, осколки больно били по телу, кожу жгло, но хуже было другое – южанин никак не мог успокоиться и умереть, как подобает мужчине.

Она успела проклясть тот момент, когда, поддавшись непонятному чувству, связалась с Хасаром. Потом до нее дошло: сын южных степей просто боится смерти. Мелькнула мысль – прикончить его самой, но она была так слаба, да и прыгая на плече, не дотянуться до кинжала, а мечи… Она вспомнила обжигающую боль в ладонях. Мечей больше не было.

Но эту пытку надо прекращать. Быть может, если спасти южанина, он бросит ее и даст умереть?

Она с трудом приподнялась, оглянулась, чтобы сориентироваться, куда несет этого безумца, и прохрипела ему в ухо:

– Бери левее.

Ей внезапно стало любопытно, насколько сильна удача Хасара. Жив же до сих пор, может, ему и дальше будет везти, и щель, которую она обнаружила пару лет назад во время Ледяных игр, еще не завалило камнями.

Повезло. Лазарита уже устала удивляться и упрямству южанина, и его наглости, и трусости. Видать, сам проклятый помогает.

Щель была узкой, невысокой, но, главное, она выходила в один из коридоров, паутиной окружающих зал. Лазариту аккуратно и бережно пронесли по проходу, пусть самому Хасару пришлось нелегко: бугристые стены больно стирали кожу на плечах, но он, стиснув зубы, нес свою драгоценную ношу так, чтобы не причинять лишний раз девушке боль.

Вынес. И в первой же пещере опустил на пол. Выдохнул, утирая выступившие капли пота на лбу. Потрогал рану на щеке, недовольно поморщился – зацепило. Но тут же отбросил мысли о себе, склонившись над ледяной.

Бледная, кожа белее мела, зрачки неестественно расширены, редкое, едва заметное дыхание, на лбу крупный порез и наливается синевой шишка. Впрочем, шишки и синяки ерунда, заживут, гораздо больше его беспокоили заострившиеся черты лица и холодная кожа девушки. Ледяная выглядела слабее ребенка, и эта беспомощность надрывала ему сердце, вместе с тем вызывая злость. Эта… упрямая ослица твердо решила уйти сегодня за солнцем, как будто можно самому ставить точку в жизни.

Жизнь – величайший дар Трехликого. И обязанность каждого бороться за него до последнего вздоха. Жертвовать собой ради спасения других – подвиг, но если есть шанс при этом остаться в живых, то почему бы им не воспользоваться?

Он снова вспомнил застывшую ледяную, такую хрупкую среди взрывающихся глыб. Такую хрупкую и… такую глупую в своем упрямстве умереть. Впрочем, его желания жить хватит на них обоих.

Внезапно раздавшийся шорох заставил его насторожиться и прислушаться. Сомнений не было – кто-то двигался по проходу к пещере. Захотелось выругаться и сплюнуть: принесла нелегкая, но он сдержался, задавив эмоции. Не мужское это дело – впадать в истерики. А гостей… встретим. Сколько бы их там ни принесло.

Лазарита пошевелилась, пытаясь сесть удобнее. Хасар дернулся помочь, и его будто в прорубь окунули – столько ненависти было во взгляде ледяной. Ненависти и обвинений.

Что же… он готов и к этому. Его ошибка – ему исправлять. Жаль, патроны закончились, как, впрочем, и гранаты. Отвратительное чувство – ну словно голый без оружия. Придется встречать гостей верным мечом, да острием последнего оставшегося при нем ножа.

Первого, припорошенного пылью мужика с висящей плетью рукой он пропустил, отправив следом нож. Тот закачался в затылочной впадине, мужик запнулся, рыкнул по-звериному и начал медленно разворачиваться в его сторону.

Чавкнул меч, вонзаясь в грудь следующему. Хасар бросил мимолетный взгляд на первого и мигом сориентировался, снеся голову второму гостю. Нежить! Такой только голову отсекать, простой порез лишь разозлит. Нож жалко – зря пропал.

Рычащий уже примеривался, с какой стороны откусить от него кусок мяса, и Хасар мощным ударом ноги в грудь отправил его в полет по пещере. Льолд со всего размаху ударился спиной и затылком об камень, лезвие ножа прошило горло насквозь, показавшись под подбородком. Льолд захрипел, роняя розовую от крови слюну, но сдохнуть не спешил. Он завозился, пытаясь встать, однако добить тварь Хасар уже не успевал – из прохода ударило душно-зеленой волной тумана, и он отшатнулся, пропуская темную ворожбу перед собой.

А вот и сын тьмы – отец смерти пожаловал.

Туман оказался хиленьким, тоненьким ручейком растекся на метр и испарился за пару минут. И тут же из прохода выскочил пехотинец, отпрянул в сторону, уходя от рубящего удара Хасара. В пещере разом стало тесно.

Выглядел маг не слишком впечатляюще: черный плащ, надетый поверх мундира, больше походил на старую тряпку, волосы спутались в воронье гнездо, к тому же он сильно прихрамывал, однако сердце Хасара заледенело – отец смерти не был простым противником, да и отступать было некуда – за спиной беспомощная женщина, которую он обязан защитить.

Следом шагнул еще один льолд – рослый вояка в форме пехоты. Сукно потемнело от пыли, нескольких пуговиц не хватало, на лице красовался здоровенный синяк, а глаза пылали алой жаждой крови.

Трое, точнее, два с половиной против одного. Скверный расклад, впрочем, бывало и хуже. Да и разве не за этим он подался к ледяным? Перед мысленным взором промелькнула картинка разоренной деревни, дым пожарищ, курящийся над остатками хижин. И память вернула в сердце чувство беспомощной ярости увозимого торговым караваном подростка.

Он холодно улыбнулся, приветствуя старого врага, ярость давно уже перегорела в глубокую ненависть, и… удивленно вскинул брови: меч отозвался знакомым теплом. Древние письмена потекли алым по поверхности лезвия, и кожу защипало, как бывало во времена его обучения.

– Пес, – прошипел некромант и ринулся в атаку.

«Последний из Псов», – мысленно поправил его Хасар, принимая удар черного, истекающего тьмой меча.

Трое против одного… Лазарита сидела, прислонившись к стене, и наблюдала, как Хасар – и откуда только такие идиоты берутся? – пытался переиграть смерть. Просто поразительно, насколько сильна жажда жизни у некоторых. Она еще только обдумывала эту мысль, а рука уже сама тянулась за кинжалом. Сил для одного удара должно хватить. Неужели страх смерти заразен?

Некромант криво усмехнулся, оглядывая пещеру, и Лазарита приготовилась к броску – если не убить, так хоть отвлечь. А этот… ненормальный вместо того, чтобы драться с льолдами, выступил вперед. Глупо! Как будто не понимает, что шансов против мага у него нет. Никаких.

Лазарита уже даже замахнулась, как вдруг меч южанина полыхнул алым. По лезвию кровавой вязью побежали руны, а некромант ощутимо скис лицом. Он буквально выплюнул короткое слово на чужом языке, и девушка застонала от бессилия, видя, как в руке у некроманта возник черный, дрожащий от окутывающей его мглы меч.

И в следующее мгновение оба меча схлестнулись, а по пещере закрутились вихрем двое бойцов.

Льолды, как по команде, переместились к стене и стояли там, не делая никаких поползновений принять участие в драке. Ну да, хозяину сейчас не до них. Вот через пару минут, когда ослабнет контроль…

Она, пошатываясь, чувствуя себя отвратительно слабой, поднялась на ноги. Рукой по стеночке, не отрывая взгляд от кружащих мужчин. Добрела до льолдов. Те лишь покосились, а мужик со сломанной рукой и ножом в горле даже подвинулся, но больше на ее соседство никак не реагировали.

Лазарита осталась стоять рядом, не зная, что делать дальше. Точнее, она знала, но рука почему-то не поднималась нарушить возникшее между ними странное равновесие. Они стояли словно три зрителя, прикипев взглядами к поединку.

Красные блики скользили по стенам, прерываясь глубокими провалами тьмы. В воздухе висела странная смесь запахов. Они расходились волнами от сражающихся, и Лазариту поочередно накрывало то ароматом остро-пряных трав, выжженных на солнце, то густой гнилостной вонью убийцы.

Бой захватывал, заставлял задерживать дыхание, сжимать кулаки. Куда-то пропали мысли об идиотском поведении южанина. Осталось лишь желание победы для него.

Ах, если бы она могла… Это был бы отличный бой: спина к спине, дыхание в едином ритме, одно движение на двоих. А после победы… Ей вдруг захотелось прижаться к нему всем телом, вдыхая резкий запах пота, обнять, слушая, как бьется чужое сердце, и жарко, до дрожи в кончиках пальцев поцеловать.

Лазарита помотала головой, прогоняя непрошеные мысли. Она поцелует, обязательно поцелует, только пусть он останется жив.

Лазарита сама не заметила, как начала подбадривать Хасара, сначала шепотом, затем в полный голос. Льолды не остались в стороне, болея за хозяина хрипами, рычанием и топаньем ног. Особенно выделялся мужик с ножом в горле. В запале он пару раз толкнул ледяную в бок, и та, потеряв терпение, провернула нож полукругом по его шее и пнула льолда под зад. Тот свалился мешком на пол, из-под полуотрезанной головы хлынула кровь, тварь заскребла руками по полу и затихла.

Его сосед шумно выдохнул и начал медленно поворачиваться в сторону ледяной, но тут между ними черной молнией промелькнул выбитый из руки меч некроманта, вонзился до середины лезвия в камень и мелко задрожал, рассыпая темные нити на пол.

Оба шарахнулись в стороны. Замерли. Голубые и красные глаза встретились на мгновение, а затем ледяная и льолд отвернулись друг от друга, сделав вид, что ничего не произошло.

В бою явно наметился перевес, вот только Лазарита не могла понять, в чью сторону. Некромант, потеряв меч, не пал духом. В его руке практически тут же возник еще один, но его создание не прошло для мага даром. Цветом лица он сравнялся с лежащим на полу трупом, темная от природы кожа приобрела голубовато-сизый оттенок.

Но и Хасару досталось. Бок окрасился красным, на лбу выступили бисеринки пота, а движения потеряли прежнюю силу. Южанин сдавал. И Лазариту пронзила догадка – мечи черпают силу от своих хозяев, и победу одержит не тот, кто лучше фехтует, а у кого хватит сил дожить до конца боя.

Ах, если бы здесь была вода. Много воды…

Девушка прислонилась к стене, чтобы не упасть, полоснула кинжалом по запястью и прикрыла глаза. Зарычал льолд – запах свежей крови пробудил его жажду, но меч и приказ хозяина все еще удерживали его на месте.

Кровь текла по руке и, повинуясь желанию ледяной, собиралась в плотное алое облако. Уплотнившись, облако вытянулось, заострилось на конце и сорвалось с места, беззвучно войдя точно в спину некроманта. Тот вздрогнул всем телом и замер, продолжая удерживать меч в руке. Широко распахнутыми глазами маг неверяще взглянул на свою грудь, а в следующее мгновение точным ударом Хасар снес ему голову.

Лазарита слабо улыбнулась – получилось! – и начала медленно оседать на пол. Последним осталось в сознании – дикий рев льолда и наваливающаяся сверху тяжесть.

Хасар пнул слетевшую голову, и та, подскочив несколько раз, укатилась в дальний угол пещеры. Даже не верилось – получилось! Ноги гудели, будто он бежал целый день, во рту пересохло от потери крови, а бок горел огнем. Но это все ерунда. Главное, жив, а пожиратель падали там, где ему и следует быть.

Дикий рев ударил по ушам. Хасар оглянулся, и ужас морозом прошелся по нервам – уцелевший льолд бросился на Лазариту.

Он не помнил, что кричал, когда, вцепившись в шею твари, оттаскивал ее от ледяной. А потом просто бил. Ногами, не выбирая куда, и перед глазами стояло застывшее лицо любимой. Очнулся, сжимая в руках что-то теплое. Взглянул и брезгливо выбросил в полумрак истекающее кровью сердце.

Кое-как оттер руки и шагнул к ледяной. Наклонился, поднял ее и отнес в пустой угол пещеры. Сел, усадив девушку на колени, и принялся укачивать, как ребенка.

Он так устал…

Губами коснулся холодной кожи на шее и спустя несколько томительных секунд уловил слабый толчок пульса. Жива! Глаза предательски защипало, он с трудом сглотнул появившийся в горле комок. Только какая же она холодная, его ледяная.

Надо согреть, но как? Осторожно опустил легкое тело на камень, подошел к трупам. Стащил плащ, отрезав запачканный верх. Получившимся покрывалом укутал Лазариту, снова усадив к себе на колени, и крепко обнял.

«Дурак!» – тут же обругал себя. Плащ не поможет. На память пришло единственное, что он может сделать для девушки. Хасар сдвинул Лазариту чуть в сторону. Пальцами коснулся раны на боку и, морщась, расширил края, подставив ладонь ковшиком под потекшую кровь.

Набрав достаточное количество, он поднес руку к губам девушки, приоткрыл ей рот и принялся вливать теплую кровь. Память не подвела. Слова ритуала сами лились из его уст, ожившие руны проступали на коже рук.

– Пей, – то ли попросил, то ли приказал он, и ледяная, резко вздохнув, принялась жадно глотать кровь. Он видел, как розовеет кожа на ее лице, чувствовал, как теплеет тело, слушал ставшее ровным дыхание.

– Спи, любимая. – Хасар коснулся губами ее лба, затем привалился спиной к скале и прошептал: – Я тоже посплю. Устал сегодня.

Глава 38 Бой у каждого свой

На трупы мы наткнулись примерно через полчаса быстрой ходьбы по извилистому лабиринту ходов, окружающих рубежи. Я давно уже потеряла направление и шла, не отрывая взгляда от спины Лайза.

Быстрый шаг, каменные стены и голова, полная отвратительно радостных мыслей. Так и хотелось сказать самой себе: «Княжна, я вас не понимаю. Совсем. Вы практически обручены, имеется жених, и что это за новое веяние – целоваться с другим мужчиной?»

Как было бы легко обвинить во всем Лайза. Заставить себя поверить, что ничего не произошло. Один поцелуй – такая мелочь.

Княжна, будем откровенны. То, что произошло, выходит за рамки просто поцелуя.

Я ощутила, как вновь запылали щеки. Стало жарко, и захотелось пить. А вот ладони, наоборот, заледенели, и мысли стали такими откровенными…

Да если бы не трупы вокруг и холодный пол, кто знает, до чего мы дошли бы, до каких пределов, если этих самых пределов в тот момент не наблюдалось. Этакая ледяная романтика – поверженные враги, кровь на одежде, растянутые мышцы и завершающий аккорд – поцелуй любимого!

«Почему любимого?» – возмутилась я.

Внутренний голос хихикнул в ответ.

Я вспомнила, как сгорала в объятиях, каким чувственным стало тело, как оно отзывалось на прикосновения Лайза. И с пугающей четкостью я осознала: еще раз – и падение станет реальностью.

Это безумие! Но какое сладкое!

Я с ненавистью уставилась на спину Лайза. Да как он смеет?! Между прочим, я княжна. И почти замужем. Выбор сделан. И почему я, собственно, должна переживать? У меня есть Торес. Умный, воспитанный, понимающий. И целуется он… хм, хорошо. Нет, просто отлично. И с ним я чувствую себя уверенно и спокойно. Разве это плохо?

«Но с ним ты никогда не сгорала от любви».

Внутренний голос, поганец, никак не мог успокоиться. Пришлось прикрикнуть на саму себя. Ишь разошелся. Так ведь и до греха дойти недолго или до сумасшествия.

Я все больше убеждала себя, что нечего тут думать. Страсть в семейной жизни хороша, но в меру. Пылать, любить, ненавидеть и снова любить? Так с ума сойти можно. Да и воспитывали меня по-другому, и семейную жизнь я представляла иначе. Доброжелательность, доверие, участие в делах друг друга и милые знаки внимания.

Я прекрасно понимала, почему полюбила Тореса. Первый ледяной в моей жизни. Можно сказать, ожившая сказка. Принц холода и одновременно защитник, спаситель. Он был рядом, когда я делала первые шаги на трудной дороге под названием «Пробуждение дара». Он был нужен мне, как бы я не хотела этого признавать. И стал первым мужчиной, пусть невольно и под давлением обстоятельств.

Но Лайз?! Я долго ломала голову над тем, зачем он остался в доме бабушки, зачем согласился стать стражем южанки, которая толком ничего не умеет и которая, скорее всего, так и останется неполноценной ледяной. Думала и не понимала… Ни себя, ни его.

Побиться, что ли, головой о стену, благо выбор в подземных коридорах большой. Хочешь о правую, хочешь о левую…

Попыталась представить Лайза в семейной жизни, наши ужины на двоих, неспешные беседы, прогулки и завтрак в постель. Воображение споткнулось об кровать и унеслось в другие дали.

С трудом призвала его в реальность. В принципе что я знаю о Лайзе? Он – отличный страж, можно сказать, один из лучших. Предан делу ледяных, и я с легким сердцем пойду с ним в разведку.

А замуж?

Я скрипнула зубами. Ох уж это воображение… Замуж никто и не звал, так что нечего строить замки из песка, пока их не смыла горькая правда жизни.

Решено. Прошу бабушку поменять мне стража. И точка. Нечего дурить голову княжнам.

Мысли еще продолжали крутиться вокруг Лайза и Тореса, но их резко вымело вон, стоило мне наткнуться взглядом на первый труп. Через несколько метров пришлось уже тщательно выбирать, куда ставить ногу, чтобы не наступить на чье-либо тело, ну или часть этого тела.

Не знаю, кто тут работал, но результат был впечатляющим. И что самое приятное – форма на трупах сплошь южношарнальская.

Когда выбрались в пещеру, стало свободнее. Впереди заблестели рельсы, повеяло знакомой вонью. Замешенная на запахе свежей крови, сегодня она воспринималась особенно ярко, до тошноты.

Третья пещера Ралькерии.

Здесь явно было жарко. Вздыбленный колесами вверх локомотив, перевернутые вагоны. Спешно наведенные баррикады из льда. Странные провалы в полу, часть из них заполненная водой. Резервуары для атаки? Умно.

И тела, тела, тела… Взгляд выхватил серебро волос, разметавшихся по полу. Я сглотнула и отвела глаза. Кто-то из сестер нашел здесь свою смерть, и мне внезапно стало стыдно и за свои мысли, и за опоздание – меня не было рядом, и за то, что я такая неумеха и толком ничего не знаю.

Сердце заныло от тревожных предчувствий, ноги сами понесли меня вперед, но Лайз остановил меня за плечо и развернул к себе. Его прикосновение обожгло, заставив тело напрячься в сладкой истоме. Я испуганно отшатнулась. Да что, к бездне, со мною творится?

«Любовь», – съехидничал внутренний голос.

– Айрин, не спеши, – хмуро сказал Лайз. От него не укрылось мое движение, и я готова была прибить себя на месте. Хороша княжна… От собственного стража как от огня шарахается. А впереди бой, между прочим, а не романтическое свидание.

Я пристыженно опустила глаза. Действительно, веду себя как… дитя несмышленое.

– Продвигаемся тихо и не торопясь. Наше оружие – внезапность. Поняла?

Я кивнула. Вопрос в том, ждут ли враги нападения с тыла или потеряли осторожность в горячке боя.

Мерно капала вода. Глаза щипало от запаха дыма, во рту стоял отвратительный привкус гнилой рыбы, водорослей и еще чего-то не менее отвратного, а снизу нарастал шум. И стали уже слышны отдельные звуки: чьи-то выкрики, гулкий грохот, треск, удары и звон стали.

Тринадцатую пещеру мы проскочили не задерживаясь. Звуки шли снизу, а значит – враг близко, совсем близко к цели.

И все явственней давила на плечи тяжесть его присутствия, сжимая голову плотным обручем боли.

Ну, здравствуй, проклятый. Радуешься, падаль? Рано! Мы еще посмотрим, чья возьмет.

Я сиганула в провал следом за Лайзом и не узнала коридор, ведущий в ледяной зал. Стены покрывал толстый слой копоти, сапоги тонули в пепле, а вонь приобрела оттенок разлитых лекарств.

Что здесь произошло?

С трудом сдержала рвущийся из легких кашель. Закрыла рот и нос полой куртки, стараясь дышать через раз. Но жаловаться было глупо. Вонючий пепельный коридор радовал своей пустотой.

И когда, присев на корточки, я осторожно выглянула в зал, все стало ясно. Льолды не годились в охрану, а странные солдаты, одетые в полосатые халаты, были людьми. И, как люди, страдали любопытством. Зачем смотреть в пустой забитый пылью коридор, когда впереди разворачивалось ну просто эпическое сражение.

Выглянув, я тут же отшатнулась обратно под защиту стен. С последнего моего визита зал претерпел кардинальные изменения. Здесь стало холоднее и свежее, что ли. Во всю ширину тянулись мощные, в несколько ярусов ледяные стены – эдакие разноуровневые баррикады, частью высотой до потолка и с бойницами. Стены мерцали голубым, отчего и зал и баррикады казались чертогами Хозяйки Зимы. Бывшими чертогами. Ибо ни одна хозяйка не потерпит таких гостей.

Что там творилось около стен, разобрать было нельзя, обзор перекрыт, но и увиденного мне хватило, чтобы похолодеть. Над бело-голубыми баррикадами мелькали черные тени. Они носились в воздухе рваными тряпками, кляксами скользили по льду. Чаще всего их отшвыривали прочь, но иногда одна из теней пробивалась внутрь и…

Одобрительный крик прокатился над рядами – тень потрясла оторванной головой, держа ее за волосы, а потом отшвырнула. Кажется, это называется предварительная зачистка территории.

Я прикусила губу, усилием воли заставив себя остаться на месте.

Гады, сволочи, падаль…

– Их три, – прервал мой внутренний монолог шепот Лайза.

Да, теней действительно три. Еще бы понять, много это или мало.

– Держат в резерве. Но скоро пустят в ход.

Я непонимающе нахмурилась, но потом до меня дошло: страж говорил о горах мяса. Их правда было три. И стояли они в задних рядах, распределившись по длине: в центре, слева и справа.

И совсем близко от нас. Жаль, магией их бесполезно атаковать. Если только…

Я сняла мешок и с гордым видом продемонстрировала Лайзу его содержимое. Восемь гранат – сила! А если связать по четыре и метнуть, тут и горе мяса не поздоровится.

Озвучила свою идею стражу.

– Ты хоть пользоваться ими умеешь? – скептически осведомился Лайз.

Я пренебрежительно фыркнула.

– Понятно. – Он взял гранату. – Смотри, это чека. Мы свяжем их, кстати, отличная идея…

Я польщенно покраснела.

– …и надо будет выдернуть только одну. Четыре секунды, Айрин, и она взорвется, поняла?

Я кивнула. Что тут может быть непонятного?

– Я выбегаю первым и отвлекаю их внимание. Ты за мной на счет шесть. Твой тот, что справа. Мой – слева. Пять метров – бросок. Ближе нельзя – зацепит осколками. Бросила, тут же назад и падай, ногами в сторону взрыва. Рвануло, не лежи, бегом сюда, чтобы не отрезали от коридора. Отсюда и обороняться удобно.

– А ты?

– Попытаюсь достать того, кто в центре. – Он помолчал. – Если не сложно, заморозь его цепь. Проще будет.

Я кивнула, досадуя на себя. Глупая я, глупая. Это же так просто – если нельзя воздействовать на саму гору, то на его оружие можно. И почему такая отличная идея не пришла мне в голову раньше?

Достав из своего мешка тонкий шнур, Лайз связал им гранаты по четыре. Передал одну связку мне. Я взвесила в руке – тяжелая, не уронить бы себе под ноги раньше времени.

– Айрин.

От того, как он произнес мое имя, у меня перехватило дыхание. А взгляд… Я снова чувствовала его губы на коже, его руки… Это безумие! Настоящее безумие.

Я жаждала и одновременно боялась, что он ко мне прикоснется. Нечто такое, видимо, отразилось на моем лице, и Лайз тяжело вздохнул:

– Береги себя. Да пребудет с нами Трехликий, – добавил он ритуальную фразу.

– Да пребудет, – эхом отозвалась я. Сегодня его помощь нам точно не помешает.

Ледяной выскользнул из прохода.

Я осталась. Прижала гранаты к груди.

Два, три…

Стало страшно, сердце подкатило к горлу, и ладони предательски вспотели.

Пять, шесть…

Выскочила из укрытия.

Влево или вправо?!

Слева раздались удивленные возгласы. Значит, мне направо.

За считаные секунды я преодолела метры до горы мяса.

Чека.

Нащупала, потянула.

И сердце провалилось в пустоту – чека не поддалась. Дико взглянула на обернувшегося на шум солдата и рванула непослушное кольцо. Оно осталось в руке, а на второй повисли разом ставшие тяжелыми килограммы взрывчатой смерти.

Два или уже три?

Да какая, к проклятому, разница!

Замахнулась со всей дури, в плече что-то жалобно хрустнуло. Бросок. Гулкое эхо от взрыва слева прокатилось по пещере, подстегивая: быстрей!

Я даже не стала смотреть, попала или нет. Сумасшедшей белкой прыгнула в сторону, наткнулась на подкрадывавшегося со спины мужика в халате, сбила его с ног, рухнула, перекатившись через него, и… оглушительный взрыв ударил по ушам, прошелся жаром по спине, рядом хрипло булькнул мужик в халате, дернулся и затих.

Приподняла голову. В метре от меня на полу валялся кусок руки. Я сглотнула подкатившую к горлу тошноту.

Надо же… Неплохая вещь – гранаты. Вот только звон стоял в ушах, и странно плыл мир, словно после пары лишних бокалов вина.

Привстала, мельком взглянув на соседа. Не повезло ему. Крупный осколок вошел в грудь, проделав приличных размеров отверстие.

«На его месте могла быть я», – мелькнула мысль и быстро испарилась. Бояться и ругать себя за самонадеянность буду потом, когда найдется на это время, а пока…

Кое-кто уже начал приходить в себя, и скоро нам с Лайзом придется нелегко.

Не разгибаясь, я метнулась к центру, на ходу призывая лед. Слава Создателю, сестры позаботились, чтобы нам было чем воевать. Льдом были покрыты потолок, стены и частично пол.

– Куда ш-ш-ш торопиш-ш-шься? – прошипели вдруг. Голос звучал отовсюду, словом, он звучал у меня в голове.

Прости, Лайз. Я наугад отправила волну холода, надеясь хоть краем зацепить цепь, и медленно повернулась, уже понимая, что или кого мне предстоит увидеть.

– К тебе на встречу, – ответила я, доставая мечи. Интересно, гранаты на них действуют? Жаль, ни одной не осталось попробовать. Я бы с удовольствием посмотрела, как эта тварь разлетается на сотню маленьких клочков.

– Х-храбрая, но глуп-п-пая, – подвела итог тень и бросилась в атаку.

«Уходи! В сторону»! – разом завопили предки.

Я отшатнулась, одновременно пуская в ход мечи. Лицо опалило жаром, горло перехватило от горячей смеси непередаваемых ароматов, а перед глазами промелькнуло видение странного места: плотный, насыщенный клубами дыма всех оттенков воздух, длинные змеи-тени и ровный серый свет, заливающий этот гигантских размеров кипящий чугунок ведьмы.

И меня словно камнем в грудь ударили. В глазах вспыхнули звезды, а в легких разом закончился воздух.

Суровый голос деда:

– Вставай!

Я лежу? И когда только успела упасть? Сдохнуть… прямо сейчас. Вот было бы счастье!

Поднялась на четвереньки, потрясла головой. Почему не добивает? Чего ждет?

Растягивает удовольствие?

В голове мерзко хихикнули. И как победить того, кто копается в моих мозгах, как у себя дома?

Не думать. Ни о чем не думать.

Смех в голове стал издевательским.

А ну-ка, предки, не спеть ли нам что-нибудь героическое?

Предки не возражали. И под разухабистое «Раз в горах встретил вдовушку юнец» я поднялась, сплевывая кровь на пол.

Нам не мешали, более того, освободили место, и зрители устроились кругом, предвкушая спектакль «Избиение ледяной, чтоб другим неповадно было».

В голове вдовушка соблазняла молодца, попутно проверяя его силу и выносливость, а в реальности тень готовилась убить меня. Без спешки, не торопясь, видимо, ей тоже хотелось узнать, чем закончатся приключения вдовушки.

Я встала в стойку. Тень, рисуясь, скопировала ее, черные мечи затрепетали в руках.

Я ухмыльнулась – шутить изволим?

Поймала ответную гримасу. Улыбка на черном лице с горящими алым глазами смотрелась… нереально дико, но мне было все равно.

Тень поняла, что улыбается впустую, и сжала губы.

Ну-с, поехали.

Иногда наступают такие моменты в жизни, когда приходит понимание, а зачем, собственно, столько лет тренировалась, зачем потела, рвала связки и ходила в синяках.

Тень была нечеловечески быстра, но фамильное упрямство Сорецки пока побеждало. И потому я еще двигалась, еще держала мечи в руках и даже пыталась атаковать. И раз за разом вставала с пола, куда меня отбрасывала тень, сплевывала кровь и поднимала ставшие такими тяжелыми мечи.

Яростно завизжал лед. Горизонт рухнул влево, и Торес инстинктивно перенес вес на правую сторону, чтобы выровнять взбесившиеся салазки. Их закрутило, завертело по льду, и перед глазами в бешеном ритме замелькали колонны, стены, падающие с потолка камни, и казалось, что сейчас все рухнет прямо на них.

– Прыгай! – прокричал он брату, сгребая Дика в охапку.

Падение отозвалось болью в боку, кажется, хрустнуло ребро, но, главное, он удержался от кувырка и спиной, прижимая мальчика к груди, заскользил по льду.

В голове неотрывно билась тревожная мысль: «Айрин!»

Его девочка где-то там, во взрывающейся камнями темноте. Он должен быть рядом.

Секунда, чтобы передать тщедушное тело мальчика Сетальди. Потерянная секунда.

– Отвечаешь.

– Стой!

Он скинул руку брата с плеча. Грохот стоял такой, что Сетальди приходилось кричать.

– Да погоди ты! – Сетальди прыжком оказался у него на дороге. Дик смотрел широко распахнутыми глазами, и в них читался страх.

– Не дури! Не пройдешь. – Брат поставил Дика на пол и попросил: – Постой-ка, малыш.

Удар в челюсть удивил Тореса, второй, прилетевший в ухо, заставил пошатнуться и потрясти головой. Туман в голове начал медленно рассеиваться, и он замер, пытаясь понять, что говорит ему Сетальди. Чувства буквально умоляли его идти вперед, в хаос обвала, а инстинкт самосохранения вторил брату.

– …толку не будет. Резерв высадишь в момент, а дальше тебя накроет. Погибнешь, не дойдя и до середины. Айрин умница, наверняка нашла выход, да и Лайз рядом.

Торес потер лоб. Сетальди прав… К бездне, тысячу раз прав, вот только сердце не хотело это понимать.

– Надо выбираться. Я видел слева проход. Еще успеем.

Торес повернулся спиной к центру зала и сделал шаг в сторону стены.

– Если этот, который рядом, ее не спасет, я его и с того света достану.

Он осознал новую цель: если Айрин жива, она обязательно появится на рубежах. Торес почти мгновенно перешел на бег, интуитивно выбирая дорогу. Обвал становился все ближе, с силой швыряя камни об пол, и огромные колонны трескались, будто были стеклянными, а на плитах угрожающе расползались глубокие провалы.

Сетальди выругался, подхватил мальчика на руки, и тот повис на манер обезьянки, крепко вцепившись руками и ногами – не оторвешь, и устремился следом за братом.

Они бежали по узкому коридору, и гул за спиной постепенно стихал, а затем пол резко пошел вверх и воздух стал свежее.

Ледяные остановились, переводя дух. Сетальди аккуратно спустил мальчика на пол. Вытер пот со лба.

Дик поводил головой, принюхался и радостно заявил:

– Выход.

– Как выход? – удивленно переспросил Сетальди.

Мальчик пожал плечами. Он не понимал, почему огорчились взрослые. Ведь гора сегодня злилась, даже не злилась, она была в бешенстве. И в такое время безопаснее быть снаружи.

Торес внезапно замер, поднял руку, к чему-то напряженно прислушиваясь, и обнажил мечи. Сетальди последовал его примеру, хотя и ничего не слышал.

– Спокойнее, мальчики, – с насмешкой произнес некто из темноты, – уберите, еще порежетесь.

Тень ожила, отойдя от стены, и исчезла, явив собой высокую светловолосую женщину. Неземным светом сияли голубые глаза, юные черты лица казались застывшими вне времени, хотя Сетальди знал, что ледяной не может быть меньше сорока. Дополняли образ скупые, плавные движения и взгляд, пронизывающий насквозь. Он внезапно ощутил себя провинившимся мальчишкой, пойманным на горячем.

А затем из темноты показались остальные. Сетальди прикинул – не меньше тридцати. Четыре женщины помладше, со стражами, и гвардейцы. Семья Таль-Сэльери.

– Мать Хоршея. – Он уважительно поклонился.

Торес застыл удивленным болваном. Сетальди лишь удрученно вздохнул – слишком долго брат был вне гор, подзабыл, какими бывают боевые выходы ледяных.

– Акерси, младший и старший. – В голосе Хоршеи снова были насмешка и пренебрежение. – У вас странный маршрут.

Краска стыда медленно залила лицо Тореса, когда он понял, на что намекает Хоршея.

– Зала встреч больше нет, обвал, – выдавил он сквозь силу. Хотелось орать, что-то немедленно доказывать, но ледяной сдержался. – Это был единственный путь, мы надеялись, он приведет к третьей пещере.

Хоршея в задумчивости постучала носком сапога по полу.

– Поищем другой, – проговорила она наконец, и в ее голосе прозвучало недовольство.

Сетальди понимал почему: гору пронизывали ходы, но все они были расположены так хитро, что с поверхности к нужному месту вели единицы, да и расстояние между входами за час не преодолеть. А в их положении каждая минута на счету.

– Могу показать, – деловито прозвучал тоненький голос Дика, и мальчик уточнил, ткнув поочередно в Тореса и Сетальди: – Им.

Брови Хоршеи удивленно поползли вверх, в глазах зажегся огонек любопытства. Мальчишку она заметила сразу, но такой реакции на свои слова не ожидала.

– Кто он? – требовательно спросила она у Сетальди.

Тот замялся, но все же ответил:

– Подземник.

– Так-так, – оживилась Хоршея, подошла ближе и присела на корточки перед Диком. – Ты знаешь, куда нам надо?

– Догадываюсь, – буркнул мальчик, пребывая не в восторге от внимания ледяной. – То место воняет, но вы туда часто ходите.

– Неплохо, – улыбнулась ледяная, пытаясь выглядеть доброй волшебницей. Получалось плохо: теплое дружелюбие выстуживал холодный лед. – И что ты предлагаешь?

Дик пожал плечами и просто пошел вперед, исчерпав свой лимит речи на сегодня.

Сетальди повторил его жест и примирительно улыбнулся, мол, извините, мы ему верим, а вы как хотите, и зашагал следом. Торес неопределенно хмыкнул, кивнул Хоршее:

– Спокойных гор, – и присоединился к ним.

Глава 39 А что ты готов сделать ради победы?

Через пару минут их догнали. Сетальди понимал – в любое другое время наглость Акерси не прошла бы даром, но сейчас они были в равном положении: дороги нет, времени тоже, и вся надежда на малолетнего подземника.

Щель в стене была прикрыта наростом, словно некто разглаживал складки, а одну забыл, вот за ней и прятался проход.

Хоршея недовольно нахмурилась, а Сетальди стало приятно от мысли, что ледяные знают не все и проход вниз остался скрыт от их внимательных глаз.

Дик мышкой проскользнул внутрь. Сетальди горестно вздохнул, снял мешок со спины, мечи и начал протискиваться следом. Ну точно червяк внутри камня. Малейшее сотрясение, сдвиг породы – и его раздавит, только мокрое место останется. Чуть позади сквозь зубы ругался Торес. Ему приходилось тяжелее – брат был крупнее и шире в плечах.

Скоро щель заполнилась сопением, шуршанием, будто стая мышей – очень больших мышей – пробиралась по проходу. Сэльери не отставали. Видать, совсем дело плохо, раз рискнули идти низом.

Слава Трехликому, щель была не бесконечной. Понижаясь, она тянулась метров на сто, обрываясь узким колодцем, в который Сетальди чуть было не угодил головой вниз. Дик предупредительно кашлянул, и ледяной успел затормозить, чудом не сверзнувшись в прикрытую темнотой бездну. С трудом нащупал верхнюю ступеньку, сказал Торесу, чтобы смотрел под ноги, и осторожно зашагал вниз, держась за стену.

Торес предупреждению внял, отправив его дальше по цепочке.

Нижний уровень пещер встретил их стылым застоявшимся воздухом. Низкий, заросший бледно-синим мхом коридор раздваивался, и Сетальди вопросительно посмотрел на Дика: куда?

Тот покрутил головой, словно принюхиваясь к чему-то, затем уверенно двинулся направо.

Через какое-то время Сетальди обнаружил, что Хоршея возглавила отряд. Вот она шла позади и левее, а вот уже впереди, прямо за спиной мальчика, а рядом с ней идут два стража ледяной. Сетальди тихонько фыркнул, но возражать не стал. Только дурак, ну или самоубийца станет возражать ледяной во время действия высшего уровня защиты, когда их власть из полной переходит во всеобъемлющую, и каждый житель обязан подчиниться им, каким бы безумным ни казалось отданное распоряжение.

Хоршея о чем-то тихо попросила Дика, и отряд перешел на быстрый шаг, затем на легкий бег, но затем внезапно последовала остановка.

Несколько проходов, темнеющих по стенам большой пещеры, поставили проводника в тупик, и мальчик замешкался, вспоминая дорогу. Сетальди остановился рядом, переводя дух. Ледяные рассредоточились по периметру, и он завертел головой, осматриваясь. К слову сказать, смотреть тут было на что: огромные сталактиты свисали с потолка, капельные потеки украшали стены, превращая их в загадочное творение неизвестного скульптора.

Заглядевшись, он позорно прозевал нападение. Просто в один миг в пещере стало тесно, замелькали тени, и ледяных окружили двуногие, лохматые, а уж аромат пошел – слезы вышибло.

Дик испуганно метнулся за спину Тореса.

А вот Хоршея никак не реагировала на появление подземников, разве что лицо стало отчужденным и высокомерным, как у породистой собаки, обнаружившей себя в окружении блохастых шавок.

– Чужаки! – Толстый здоровый мужик со вздыбленной копной нечесаных волос, одетый в старый, без одного рукава плащ, выплевывал каждое слово по отдельности. – Здесь! Не! Пройдут! Смерть!

– Смерть! – эхом прокатилось по толпе грязных, оборванных существ, когда-то бывших людьми.

Ледяная королева снисходительно улыбнулась, и Сетальди ощутил, как мороз пробежался у него по коже. Так смотрит хищник на букашку, пытающуюся ему угрожать. Смешно, нелепо и забавно. Чавк – ой, вот и нет букашки.

Острый крик вспорол воздух пещеры, булькнул и затих.

– Сме-е-ерть? – протянула Хоршея. Передние ряды подземников отшатнулись. Если разум у них одичал, то инстинкты, наоборот, обострились.

Крик, еще и еще, и вот ряды смялись, подались назад, откатились в тоннели.

– Смерть! – взвизгнул вдруг толстяк тонким голосом, дергая за какую-то висюльку на шее. Толпа ахнула и… растворилась в темноте, лишь топот ног указывал, что подземников в пещере больше нет, кроме одного: застывшего на месте с лезвием у шеи.

– Эта свинья так потеет, что я дышать не могу, – пожаловалась ледяная, приставившая меч к шее подземника.

– Потерпи, – оборвала ее Хоршея, – мне надо понять, что эта сволочь активировала.

– Кажется, мы скоро и так поймем, – пробормотал Торес, к чему-то прислушиваясь.

– В круг! – вдруг крикнула Хоршея, и ледяные за считаные секунды образовали плотный круг, включив в него Тореса и Сетальди, а Дик оказался внутри, под защитой.

Подземник куда-то испарился, но ледяным было не до него.

Пронзительно вибрирующий вой ударил по ушам, а затем в пещеру ворвался темный рой. Он пронесся вокруг ледяных, распался на отдельные фрагменты – черные клочки тумана – и ринулся в атаку.

Вильсы, существа без тела, зато с весьма прожорливой душой, бросались в атаку, раз за разом натыкаясь на защиту. Сетальди стоял, обнажив мечи, прекрасно понимая, что мечами здесь не поможешь.

– Держать строй! – скомандовала Хоршея.

Из прохода показалась новая напасть. Узкомордые твари на шести лапах, с длинными хвостами и покрытыми жесткой щетиной телами просачивались сквозь защиту за пару секунд, и в пещере разгорелся бой. Запахло кровью, потом и еще чем-то кислым и неприятным.

– И откуда только лезут? – выдохнул Торес, отсекая башку очередной твари. На его бедре красовалась большая царапина, да и руку когтями зацепило.

– На зов идут, – спокойно, будто они на прогулке, ответила Хоршея, изящно укорачивая еще одну тварь.

Строй распался, а твари все лезли и лезли, словно осы на мед.

Ледяная вдруг остановилась, взглядом окинула пещеру – кое-где вильсы добились успеха, взламывая защиту, и туда спешили сестры, чтобы принять удар призрачных тварей на себя.

Хоршея покачала головой, тяжело вздохнула и, достав из висящего на поясе длинного футляра короткую палку, взмахнула ею, и та удлинилась до размера посоха. Холодный голубой свет ударил с навершия, заполняя собой пещеру. Истошно взвыли вильсы, судорожно заметались шестилапые твари, названия которых Сетальди не знал, но удрать не успели – упали замертво, а летающие клочки тьмы исчезли, словно их и не было.

Свет погас, и ледяной заморгал, привыкая к обступившей их темноте.

– Хорошая вещь, – не к месту проявил болтливость Торес.

– Хорош-ш-шая? – зашипела вдруг Хоршея, ее голубые глаза наполнились грозовой темнотой, а два стража ледяной подобрались. – Да, Акерси, ты прав. Вещь действительно хорошая, вот только с чем мы теперь сунемся к нему? С голой задницей?

Следовало бы промолчать и повиниться, но Торес – как же, бывший командир разведчиков, бездну ему под ноги, – вызов принял.

– Можно и с задницей, если ничего больше не осталось. Хотя я предпочитаю мечи и магию.

– Мальчишка! – фыркнула ледяная, успокаиваясь. – Мечи ему как зубочистки, а магию с твоим резервом он даже не почувствует.

Она встряхнула посох, и тот сложился втрое. Навершие слабо блеснуло.

– Надеюсь, нам хватит оставшегося заряда, чтобы успокоить самых ретивых, а там как Трехликий решит, – закончила Хоршея и добавила, повысив голос: – Бегом!

– Э-э-э… а где Дик? – закрутил головой Сетальди.

Все принялись осматриваться, но мальчишки нигде не было.

Торес грязно выругался. Сетальди предложил разделиться на поиски, но Хоршея остановила направившихся в сторону проходов братьев.

– Тихо! Я поставила на мальчика следилку. Сейчас он в левом коридоре, быстро удаляется. Вы со мной, остальные – ждать.

Бежали быстро. Сетальди успел подлечить полученную от твари царапину и сейчас присматривался к брату – помочь или не надо? Хоршея не пострадала, да и оба стража выглядели свежими и совсем не уставшими. Вот что значит опыт!

Скоро впереди послышались сиплое дыхание и топот, а затем показался и сам подземник. При виде безвольно болтающегося на плече толстяка Дика у Сетальди перехватило дыхание.

– Он мой! – предупредил Торес, в три прыжка догоняя толстяка.

Ледяной пнул подземника под коленку, отчего тот потерял равновесие и стал заваливаться вперед. Аккуратно снял с его плеча Дика и, придерживая мальчика одной рукой, второй нанес точный удар толстяку, вспоров мечом горло. Веером брызнула кровь, и подземник рухнул на пол, испуская дух.

– Собака! – пнул его Сетальди.

– Посмотришь? – Торес протянул ему мальчика, и целитель быстро просканировал Дика.

Слава Трехликому, жив. Свежая рана на голове – неприятно, но не опасно. Через пару минут мальчик открыл глаза. Обвел всех мутным взглядом, вздрогнул при виде толстяка, но Сетальди успокаивающе улыбнулся:

– Мертв и ничего больше тебе не сделает.

Дик расслабился и улыбнулся в ответ, а Сетальди искренне пожалел, что толстяк сдох так быстро.

– Мальчика несем по очереди, – скомандовала Хоршея, и Дик с готовностью обхватил шею целителя, доверчиво прижавшись к нему.

«А теперь бегом!» – мысленно закончил за Хоршею Сетальди, и они действительно побежали.

Я давно должна была умереть. Бой с превосходящим по силе противником длится недолго, если только противник не решает поиграть, доводя до исступления мелкими ранами, заставляя потерять от боли голову. Только я голову терять не хотела, упрямо вела бой так, как учил дед: отбросив эмоции и предоставив телу работать на инстинктах.

В голове звучала фривольная песенка, и некоторые моменты заставили бы меня покраснеть… в мирное время, конечно. А сейчас, во время боя, мне было все равно, сколько раз юнец заставил вдовушку оказаться на небесах. Но любой игре приходит конец.

Падение. Один меч выбит из рук, второй прижат к полу.

Холод лезвия у горла. Я еще пыталась трепыхаться – прыжком вскочить, но усталое тело подвело, ответив судорогой вместо прыжка.

По коже потекло теплое – кровь, а в следующий миг тень по-поросячьи взвизгнула и исчезла из виду.

– Жива? – Незнакомая ледяная помогла мне встать.

Я потрогала порез на шее, поморщилась и кивнула.

– Отлично! – Девушка чуть старше меня одобрительно улыбнулась и кивнула в сторону: – Не беспокойся, Мать задаст ей жару.

Я повернула голову. Тень уже с одним мечом отбивалась от наседающей на нее ледяной. Видимо, той самой Матери. А вокруг кипел настоящий бой.

– Айрин! – прорвался сквозь шум голос Тореса.

Щеки разом полыхнули, а в ногах образовалась предательская слабость.

– Ах ты, гад! – Я увидела, как здоровый мужик подкрадывался со спины к ледяному, и решила помочь. На всякий случай… а вдруг тот его не видит.

Страж ответил недоуменным взглядом, когда я атаковала мужика у него за спиной, но возражать не стал. И правильно. Не стоит мешать ледяной, у которой неожиданно возникли личные проблемы и которая не жаждет их решать.

Бой – это хорошо. Противников много, и времени на разговоры нет. Можно не думать о пробившемся ко мне Торесе, об изрядно потрепанном, но вполне держащемся на ногах Лайзе, возникшем из ниоткуда.

Впереди нарастал шум, ледяные с баррикад пошли в контратаку, и зал наполнился ударами, криками, запахом крови и смерти.

А потом… некроманты выложили на стол свой козырь. Сначала воздух загустел, и вонь стала до тошноты острой, а затем в центре будто лопнул нарыв – раздался треск, и тугая, горячая волна, пахнущая почему-то солнцем, зноем и раскаленным песком, пронеслась по пещере, разбрасывая как песчинки людей и нелюдей.

Меня протащило метра три, и синяков на спине изрядно прибавилось, стукнуло обо что-то мягкое. Повернулась – рядом лежал мужик в халате. Полы задрались, обнажив ярко-голубые шаровары. Мужик напрягся, но я светски улыбнулась – не драться же лежа, да и моветон это бросаться на лежачего мужчину, и мы молча расползлись в разные стороны.

Я еще немного полежала… Так было приятно дать отдохнуть вымотанному телу, но предки вопили что-то невразумительное, и пришлось вставать.

Взглянула в центр пещеры… Вот честное слово, лучше бы осталась лежать. Глаза бы мои не смотрели на зарождающийся вихрь. Мохнатые веревки, сотканные из тьмы, спиралью закручивались к потолку. Их басовитое гудение стремительно нарастало, как и скорость вращения. Сумерки опустились на пещеру, воздух пропитался тьмой, от которой саднило в груди и каждый вздох требовал усилий. В горле запершило, а в легкие словно песку насыпали.

Чья-то рука нашла мою ладонь и крепко сжала – Торес. И стало легче – не одна. Вдвоем, нет, втроем – Лайз стоял с другой стороны – никакие вихри не страшны.

Что именно там творилось, разобрать было сложно, впрочем, и без разбирательств было ясно – от всего этого нужно держаться подальше.

Время от времени во вращающейся черноте мелькали руки, ноги, и чернота приобретала бордовый оттенок. Вихрь расширялся. Да, определенно он рос не только вверх, но и в ширину, возвышаясь над нами как бешено крутящееся веретено.

Вот же бездна. И как с этим бороться?

И словно в ответ на мой невысказанный вопрос сбоку полыхнуло голубым. Я обернулась: свет бил из жезла, который держала в руке спасшая меня от тени ледяная. А вот самой тени нигде не было видно. Хотелось верить, что удрать исчадию тьмы не удалось.

Пока искала взглядом тень, голубой свет загустел, приобретя плотность, и волной покатился в сторону вихря. Добрался до невидимой границы, за которой тьма вокруг вихря была особенно плотной, обтек его со всех сторон и остановился. Больше всего это походило на столкновение двух сфер: черной и голубой. Вихрь сначала отступил, съежившись, и ледяные приветствовали победу радостными криками, но затем вихрь уплотнился, просветы между нитями исчезли – теперь в зале раскручивалась воронка непроглядной тьмы, и стена голубого света начала отступать.

Впрочем, отступление было недолгим. Свет, идущий от жезла, также потемнел, приобретя насыщенность синего цвета и потеряв прозрачность. За синевой, разлившейся вокруг, пропали из виду потолок и стены пещеры. Я с трудом могла различить стоящего Тореса. Мы все тонули в синем, я ощущала его прохладно-ласковое прикосновение, словно свет был живым.

На какое-то время установилось равновесие: синий – черный, но Лайз внезапно дернул меня вниз, Торес рухнул рядом, прикрывая. Воздух зазвенел от напряжения, а кожа на руках начала бледно светиться. Я приподняла голову – светилось все: лежащие на полу люди, оружие, вещи, а над всем этим колыхалось марево из тысячи крошечных огней – от темно-синих до бледно-голубых.

Пол ощутимо завибрировал. Мелькнула мысль: вот он, конец, сейчас тут все взорвется.

И действительно взорвалось. Лопнуло с глухим звоном, словно разбившаяся бутыль вина. Яркая вспышка полоснула по глазам, тугая волна воздуха попыталась оторвать меня от пола, потом прошлась еще раз, вдавливая в камень, и… стихла. Я подняла голову – пусто. Не было никаких огней, марева, странного свечения, а главное – исчез вихрь, как не бывало, и стены с потолком выдержали, не обвалились. Пещера оказалась крепкой, впрочем, это было не первое сражение на ее веку.

Я поднялась, отряхнула штаны. Сразу стало легко-легко, словно камень с плеч свалился. И боль с усталостью отступили. Захотелось танцевать, петь и смеяться. Победа!

Даже не так. ПОБЕДА! Я ухватила Лайза за руки, закружила, обняла.

Как же здорово быть живой! Дышать, держать кого-то за руки, обнимать и… целовать. Мм, княжна, что-то вас не в ту сторону занесло.

Да плевать!

Я радостно засмеялась, привстала на цыпочки и коснулась губами щеки Лайза.

Мы победили! Остались в живых и победили. Всем назло, всем!

– Айрин. – Мое имя никогда так не произносили – с болью, нежностью и тоской.

Я обернулась. Торес был бледен, его лицо осунулось, на куртке кровь, а взгляд… как у побитой любимым хозяином собаки.

Я шагнула к нему, но Торес отшатнулся, помотал головой, словно не в силах примириться с чем-то, развернулся и… ушел.

– Торес!

Хотела сорваться следом, догнать, объяснить. Сердце рвалось на части, словно его резала сотня крошечных ножей.

– Не надо, Айрин. – Рука Лайза легла на мое плечо, остановила. – Он вернется. Дай ему время смириться с тем, что ты больше не южанка, а ледяная.

Я замерла, осознавая справедливость сказанных слов, сердцем, однако, уходя вместе с Торесом.

Вокруг кипела жизнь: вязали сдающихся в плен наемников, целители спасали тех, кого еще можно было спасти, добивали недобитую нечисть. Парочку оставшихся некромантов попытались взять живьем – не дались, предпочтя умереть свободными. Я стояла, оглушенная потерей, и голоса, радостный смех, громкие команды обтекали меня, словно вода, не задерживаясь в сознании.

– Айрин? – ворвался в раздумья громкий оклик. – Я – Хоршея, – представилась ледяная, подходя и протягивая руку. Я озадаченно посмотрела на нее, потом крепко пожала. – Ты отлично держалась против тени.

– Нет, – возразила я, – это вы вовремя вмешались. И спасибо за помощь.

– Не гордая. – Хоршея одобрительно улыбнулась и предложила: – Не хочешь прогуляться? Мне надо кое-что проверить.

Я оглянулась на Лайза, тот кивнул.

Прогуляться по трупам врагов? Что же… отличная идея.

К моему удивлению, трупов оказалось немного.

Чуть больше вначале, и мысль, что часть из них пала от моих мечей, была удивительно приятной. Странное чувство, если разобраться. Вроде в смерти нет ничего хорошего, но убитый враг не вызывал ни жалости, ни сожаления. И куда делась та княжна, безудержно рыдающая над погибшим котенком? Хотя нет, котенка до сих пор жалко, а вот льолдов нет.

В центре, где недавно хозяйничал вихрь, было пусто. Словно метлой прошлись. Ни живых, ни мертвых, лишь спекшийся в стекло камень, по которому я ступала с осторожностью.

– Я случайно оказалась рядом, – нарушила молчание Хоршея, – твой страж прав: Акерси вернется, если достоин. Нет – к лучшему. Обижаясь, ты предаешь. Предавая, позволяешь смерти приблизиться на шаг. Сейчас он ушел. Ушел, когда бой еще не закончен.

– Не закончен? – Я облизнула пересохшие губы.

– Пока он здесь, – вздохнула Хоршея, – наш бой никогда не закончен. Подумай хорошенько и посоветуйся со своим стражем. Знаешь, иногда мужчины легче находят общий язык, особенно когда у них одна цель.

Я запнулась об оставленный кем-то меч, с трудом удержалась от падения. Щеки предательски заполыхали.

– Он не мой страж, – пробормотала я и осеклась, нарвавшись на понимающую улыбку Хоршеи.

– Разберешься, – хлопнула меня по плечу Хоршея и повернулась к ледяной крепости. Кто-то расплавил часть льда, соорудив проход на ту сторону, и под ногами хлюпала вода.

– Айрин! – С пола, отстранив целителя, тяжело поднялась Чарина. Выглядела она страшно: лицо залито кровью, на плече выдран кусок мяса, а вместо левой кисти – обрубок, спешно затянутый бинтами.

– Чарина, – прошептала я, протягивая руки и нежно обнимая кузину. Та напряглась, а затем разрыдалась у меня на плече. Я растерянно гладила ее по спине, стараясь не коснуться ран.

– Ромул, – с трудом уловила я сквозь рыдания, – она убила Ромула.

Чужая боль ранит сильнее.

Я прикусила губу, чувствуя, как слезы текут по щекам. Ромул, Нурея, Лазарита, Хасар… Что значат все мои глупые переживания перед лицом смерти?

– Мне так жаль.

Все, что я могу сказать, как будто слова могут хоть что-то исправить.

– Что с Тальнаком? – спросила я, замирая.

– Жив, – глухо ответила Чарина. – Серьезно ранен, но жив.

Я отстранилась:

– Значит, ты должна о нем позаботиться. Ромулу уже ничем не поможем, а вот живые нуждаются в помощи.

– Тальнак, да. – Глаза ледяной прояснились. – Ты права.

Она хотела пойти к своему раненому стражу, но целитель, ждущий неподалеку, перехватил ее, усадил и настоял на лечении.

Я облегченно выдохнула, нашла взглядом Хоршею. Та стояла около входа в узилище и о чем-то яростно спорила с двумя ледяными. Подойдя ближе, я поняла, что спорили они о темнице. Хоршея зачем-то рвалась туда, ледяные не пускали, а в следующий миг все изменилось. Словно взяли и разом перевернули мир перед глазами.

Вот я стою у входа в темницу, а вот я внутри. Впереди переливаются отраженным от факелов голубым светом знакомые по прошлому визиту хрустальные столбы, белеют покрытые изморозью цепи.

Глаза привыкли к полумраку, и я различаю застывшие в обнимку с колоннами женские фигуры. Быстро сосчитала – девять. В памяти всплыла подсказка от предков: Хранительницы.

Все это время они тоже вели бой. Каждая сражалась с собой, со своими страхами, неуверенностью, потому как тварь, томившаяся в коконе меж столбов, очень хотела выйти наружу и использовала для этого любую возможность.

И теперь эту возможность получила.

Вскрикнув, обмякла одна из Хранительниц, загудели цепи, взметнулось пламя факелов и погасло, а в наступившей темноте затрещал хрусталь, пахнуло теплом – это невидимо сгорали защитные письмена, и тьма вокруг меня радовалась, словно живая. От этой жуткой радости хищника, добравшегося до свежего мяса, с каждой секундой становилось все страшнее. Страх тяжеленным камнем наваливался на плечи, не давая вздохнуть. А потом раздался еще один крик…

– Айрин!

Я вздрогнула, посмотрела на Лайза невидящим взглядом и сорвалась с места.

– Стой! – вскричала за моей спиной ледяная. Вторая, получив удар в живот, молча отлетела с дороги, а Хоршея сама посторонилась, пропуская меня.

Я не видела, как за спиной незримая стена заставила Лайза отлететь назад. Ему чуть-чуть не хватило, чтобы дотянуться до меня. Не слышала, как ругалась ледяная, потирая живот, не видела, как от баррикад бежали люди.

Задыхаясь, я ворвалась в узилище, не останавливаясь подлетела к нужному столбу, обняла со спины Хранительницу, положив руки на оказавшийся теплым хрусталь.

– Спасибо. – Я едва разобрала ее шепот. – Вовремя.

Ледяная обмякла, сползла на пол, и мне сразу стало не до нее. Ладони раскалились, словно я погрузила их в огонь, в голове разом взорвали десяток гранат, а тело по макушку окунули в бочку с нечистотами.

– Ну здравствуй, девочка, – прозвучал ехидный голос. – Поговорим?

Эпилог

Первым в сознание вошел аромат цветов. Любопытно… Так сильно могли пахнуть только розы, если их не меньше сотни. Тонкий, сладкий аромат словно приглашал открыть глаза и вынырнуть из дремоты, но мне не хотелось нарушать хрупкую завесу сна, однако сквозь нее начали проникать звуки. Два голоса старательно говорили шепотом, но ругаться шепотом неудобно, и временами до меня долетали отдельные, самые сильные аргументы.

– Никогда не прощу, что ты потащила ее с собой.

– Да не нужно мне твое прощение! Девочка молодец, жива, и мы все живы благодаря ей.

– Ты же знаешь, как он калечит психику?! – возмутился первый голос.

Я напряглась, пытаясь понять, где я его слышала и почему он мне знаком. В голове предупреждающе загудело, а потом на меня снизошло озарение – Нурея!

Я открыла глаза и попробовала сесть. Тело едва дернулось, в глазах все поплыло, и слабость навалилась такая, что и рукой не пошевелить.

– Тихо-тихо, – тут же остановила меня Хоршея. – Куда рвешься? Лежи.

С другой стороны ко мне наклонилось доброе и родное лицо бабушки. Я почувствовала, как защипало в глазах и ком встал в горле.

– Айрин, как ты, милая? Хочешь чего-нибудь?

Я кивнула. Хочу, чтобы ничего не было. Чтобы все было как раньше. Балы, красивые платья, музыкальные вечера и прогулки на лодках. Но тогда не будет Тореса и Лайза… Хорошо, пусть будут тренировки, забеги по полосе и бои на мечах, чудесные пирожные в чайной, ледяные с их ужасными манерами, а еще закаты и рассветы в горах, поездка на острова и…

– Пить, – попросила я.

Нурея поднесла мне стакан с водой, помогла напиться. В голове прояснилось, я обвела взглядом окрашенную в нежно-зеленый цвет комнату – явно больничную палату, вазы с розами на столе, подоконнике и даже на полу.

Подняла руку – поправить волосы, и лба коснулся холод металла: на запястье красовался массивный золотой браслет. Поднесла к глазам – на гладком металле выделялись словно выдавленные изнутри руны. Никаких камней и завитушек. Благородное золото и древние буквы.

Я откашлялась и спросила:

– Что это?

Обе ледяные хмуро переглянулись.

– А что ты помнишь, милая? – осторожно спросила Нурея.

Что я помню?

Прикрыла глаза, вспоминая. Ледяные баррикады, вода под ногами, жуткое видение и собственный дурацкий порыв. Жадная до крови темнота, нахлынувшее одиночество. Я помнила холод, страх, казалось, меня все забыли, никто не понимает, и я одна на целом свете. Отчетливо вспомнился обман родителей, пренебрежительное отношение ледяных к южной родственнице, даже Торес и тот отвернулся от меня. И пришло понимание, здесь меня ничто не держит, никто не любит, никому я не нужна. Зачем тогда жить?

И когда я была готова сдаться, тонкий, чуть с хрипотцой, едва начинающийся ломаться голос вдруг спросил:

– И это все, на что ты способна, княжна? А как же фамильное упрямство?

Не ищите темноту в светлой комнате, лучше поищите свет в темноте.

И я искала. Вспомнила лицо деда, его добрые, всепонимающие глаза, вспомнила отца с его шутками, маму и ее веселый смех, наше вечное соревнование с братом и слишком взрослые для юной княжны разговоры. Вспомнила Нурею с ее страхом за меня, Лазариту с грубоватой заботой, Отшельника, Сойку и Хасара, Лайза… А еще пирожные Ходора. Я же только одно попробовала.

И знакомый мальчишеский смех был мне ответом, а тьма съежилась, забившись в дальний уголок души. Мой собственный проклятый. Навечно со мной и всегда начеку…

Поздравляю, княжна. Кажется, вы нашли себе проблему на всю оставшуюся жизнь. И поздравляю с новой должностью, Хранительница.

– Где Дик? – спросила я, открывая глаза.

Виноватые взгляды ледяных были более чем красноречивы.

– Его не нашли, – тихо проговорила Нурея, а Хоршея встала и подошла к окну.

– Странный мальчик. Слишком умный для подземника. Я лично искала его среди погибших, но… – Она пожала плечами и добавила: – Как сквозь камень просочился.

Я снова прикрыла глаза. Навалилась усталость, но не спросить я не могла:

– Много наших?

– Не думай об этом, – одернула меня Хоршея. – Война не бывает без жертв.

– Есть и хорошие новости, – мягко проговорила Нурея и вдруг попросила: – Оставь нас, пожалуйста.

Хоршея недовольно хмыкнула, но возражать не стала. Теплые губы коснулись моего лба, скрипнула дверь, и мы с бабушкой остались вдвоем.

– Как оклемаешься, – она поправила на мне одеяло, – сходи проверить Лазариту.

– Она?.. – Я даже привстала на кровати от такой новости.

– Жива-жива, – успокоила меня Нурея.

– А Хасар?

– А что ему сделается? – махнула рукой бабушка. – Лежит рядышком. Их теперь не разлучишь. Этот… гм, Пес провел какой-то хитрый ритуал, разделив жизненную энергию на двоих. Наши целители и трогать их боятся, чтобы не нарушить ничего.

– Пес? – непонимающе нахмурилась я.

– Не знала? – улыбнулась Нурея. – Да, дела… Для меня тоже это стало сюрпризом. Вообще, о Псах, как они себя называют, мало что известно. Около трех сотен лет назад, когда некроманты пришли к нам в первый раз, за ними последовали странные люди. Помнится, по хроникам, мы сначала здорово подрались, а только потом выяснили, что у нас общий враг. Псы живут на границе с пустыней и с некромантами враждуют давно. Сами они не маги, а вот оружие у них примечательное, можно сказать, магическое. Спит себе такой меч, а стоит рядом темному начать колдовать, как он просыпается. Хорошая вещь, кстати, любому магу голову сносит. Жаль, они нам секрет его изготовления отказались открыть… Прости старую, заболтала тебя. Отдыхай.

– Нурея, – остановила я бабушку, – а как ты выбралась?

– Да что мне сделается, – отмахнулась ледяная. – Обвала и всего остального маловато будет, чтобы отправить меня за грань.

Она поднялась с кровати и грузно, прихрамывая, по-утиному вперевалочку зашагала к двери.

Сердце кольнула жалость: не просто так ей далось «все остальное».

Когда я проснулась в следующий раз, почувствовала, что жизнь перестала быть черно-белой. Открыла глаза и… жаль, притвориться спящей уже не получится.

Они сидели около кровати. Лайз справа, Торес слева. Вид у обоих… напряженно-выжидательный. Мм… интересно, как я выгляжу? Впрочем, как может выглядеть человек, провалявшийся неизвестно сколько без сознания, а до этого активно работавший мечами?

Н-да, о внешности лучше не думать, как и сожалеть об отсутствии нового платья, прически и чайного столика, словом, всего того, что делает визит двух молодых людей по-настоящему приятным.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил Торес, словно боясь даже голосом причинить мне боль.

Я подумала и ответила честно:

– Бывало и лучше.

Лайз решил начать с разноса:

– Айрин, не знаю, как принято у вас в Шарналии, но у нас, если маленькая девочка с кулаками бросается на пещерного медведя, ее наказывают, если, конечно, она остается в живых.

Понятно. Эдакий завуалированный намек на полный идиотизм моего поступка и на явную обиду стража – не смог помешать совершить самоубийственную глупость.

– Но взрослых пороть бессмысленно, да и командующая Хоршея, – а вот это новость! Значит, предыдущую сместили или было некого смещать, – запретила… мм… ругать новую Хранительницу.

– Айрин, не слушай его, – вмешался Торес, – никто и не собирался тебя ругать. Просто в следующий раз посоветуйся с нами, если захочешь сделать нечто подобное.

Я хмыкнула: второго проклятого не существует, так что повторение мне не грозит.

– Айрин, – Торес бросил напряженный взгляд на Лайза, но тот даже бровью не повел, – прости, я подвел тебя и пойму, если ты не захочешь меня больше видеть.

Н-да, воспитательная беседа налицо. И на лице. Помнится, в нашу последнюю встречу у Тореса не было такого впечатляющего синяка под глазом, да и Лайз не мог похвастаться распухшей губой. И залечивать ушибы не стали… Решили оставить на память? Похоже, права Хоршея – мужчинам легче договориться между собой.

А что касается «подвел». Вдвоем к проклятому они бы меня точно не пустили.

Я коснулась руки Тореса, взглянув с нежностью на любимого мужчину:

– Торес, я всегда в тебя верила и верю до сих пор. Ошибиться может каждый.

Торес просветлел лицом и как будто стал выше ростом.

– Ты не будешь против, если я стану твоим стражем? – спросил он прямо.

Лайз страдальчески вздохнул и с надеждой посмотрел на меня.

– Конечно, – улыбнулась я, – почту за честь.

Лайз помрачнел. Рассчитывал на другой ответ? Ну извини.

– Ты уже выбрала, кто из нас будет дэн-стражем? – нарочито безразлично осведомился Лайз, и я ощутила, как в воздухе повисло незримое напряжение.

Дэн-страж? Первый в паре и муж – всплыла подсказка из памяти.

– Вон. – Моим ровным и твердым голосом могла бы гордиться наставница по этикету. – Оба вон отсюда.

Четыре недели спустя

– Ты уверена, что хочешь надеть платье? – в десятый раз осведомилась Лазарита. Сама она предпочла парадный костюм и даже ножны с мечами за спиной оставила.

Впрочем, я ее понимала. После того, что нам довелось пережить, моя паранойя расцвела махровым цветом. И спала я с кинжалом под подушкой…

Но свадьба. Свадьба – это как мечта из детства. Праздник, о котором грезишь, глядя на закат. Праздник, которого ждешь, получив первое приглашение на бал.

И я хотела платье. Белоснежное, с легкой вуалью-фатой, открытое на спине и наглухо, под воротничок-стойку, закрытое на груди, с широкими воздушными воланами, обволакивающими низ платья, и длинным шлейфом.

– Красота! – Лазарита с опаской потрогала шлейф, и на ее лице отразилась представленная ею картина: гости поочередно наступают на хвост платья, и невеста падает носом в пол.

– Ничего ты не понимаешь. – Я отобрала у нее шлейф и аккуратно сложила обратно. – Красота не дается легко.

– Угу, – невнятно согласилась кузина и добавила: – Прическу себе новую сделать, что ли?

Я улыбнулась: красота вещь заразная.

Подошла к окну, взглянула на Ларгард. Осень уже полностью вступила в свои права, украсив разноцветными листьями деревья, улицы, крыши домов. Столица практически оправилась от нападения, лишь кое-где зияли проплешины на месте разрушенных домов. Ледяные предпочитали не ремонтировать, а сносить и строить заново.

Где-то там, за городом, на страшно секретном полигоне стражей проходил прием новых членов. И где-то там Хасар с Торесом получали мечи стражей. Бои месячной давности зачли им как выпускной экзамен, впрочем, подозреваю, дело было не столько в храбрости претендентов, сколько в насущной задаче пополнить ряды стражей.

Я машинально погладила браслет. Хранительница… Кто бы мог подумать, чем обернется для меня тот сумасшедший поступок и внезапно открывшийся дар предвидения.

Мне тоже многое зачли без испытаний. Как сказала Хоршея: «Хранительница без уровня – позор для всех нас, а потому, девочка, десятый уровень тебе за храбрость, девятый за силу воли, восьмой за бой с тенью, а остальные два за то, что не боишься следовать за сердцем».

Так что теперь я – настоящая ледяная пятого уровня. Маловато для Хранительницы, но Хоршея обещала лично дотянуть до третьего. Подозреваю, я еще вспомню недобрым словом свое согласие на тренировки с ней.

– Думаешь, я сделала правильный выбор? – спросила я у Лазариты, глядя, как загораются желтым светом на улице фонари.

– Конечно, – фыркнула та. – И хватит себя мучить. Лайз – отличная партия. Его семья тебя всегда поддержит в Совете и поможет. С Лайзом ты как за скалой. А Торес… Никто ведь не лишает тебя права определять, кто и в какое время будет посещать твою спальню?

Вот в этом вся Лазарита. Грубо и по существу. Ледяные только делают вид, что они другие. На самом деле все как в высшем свете Южной Шарналии. Есть политически выгодная партия, за нее и выходишь замуж, а если хочется кого-то еще – заводишь любовника.

Для моих родственников в Шарналии все так и будет выглядеть. Что касается ледяных… Им важно другое: у новой Хранительницы надежно прикрыт тыл, и она счастлива в личной жизни. Потому как личное счастье Хранительницы имеет значение государственной важности. Это мне тоже объяснила Хоршея.

Хранительницы проверяют защиту каждый месяц, и каждый визит – маленький бой с собственной тенью, которая прекрасно себя чувствует в любых жизненных неурядицах. Затаила обиду, позавидовала, разозлилась… Ничего страшного не произойдет, остальные восемь Хранительниц возьмут часть защиты на себя, но как же неудобно подводить других.

Я еще не встречалась с видящей, которая разрешает нам спускаться к проклятому, но, подозреваю, от нее не скрыть никакие эмоции.

И если для того, чтобы выжить, требуется быть счастливой, я буду счастливой. Назло проклятому и остальным.

Свадьба…

Психику Хранительницы тщательно оберегали и на испытания не пустили. Я немного обиделась, потом подумала и махнула рукой. Наверное, они правы. Смотреть, как ради обычаев калечат любимых – зрелище не для слабонервных, то есть не для меня.

Испытания устроили с размахом, и на него собрались многие. А когда еще доведется посмотреть на желтолицего чужака, посмевшего получить меч стража, да еще и отхватить младшую дочь семьи Сорецки.

Мой безумный поступок сделал популярной не только меня. И как пояснила, ухмыляясь, Лазарита, претенденты на место второго стража обращались к ней каждый день. Впрочем, кузина не торопилась. Им с Хасаром требовалось время, чтобы привыкнуть друг к другу, и южанин пока в штыки принимал все намеки о втором страже. Счастливая…

Я же все чаще ловила себя на мысли, что живу на два мира, меж двух огней. Нет, они старались, честно старались, но Лайз с Торесом были слишком разными, чтобы легко привыкнуть друг к другу. Это понимала не я одна. За последний месяц мы виделись раза три и всегда накоротке.

Нас всех закружили перемены.

Меня спешно учили основам медитации, ментальной защиты. Медитация… я уже ненавидела это слово. Сидеть, погружаясь в себя, – идиотское времяпрепровождение. Насколько проще махать мечом или бегать по тропе. Но мои наставницы считали иначе. Так что на наших редких свиданиях я пару раз ловила себя на мысли, что сплю с открытыми глазами.

А стражи… Доступ в узилище для них был закрыт, но в случае прорыва они становились якорями, удерживающими сознание Хранительницы. И требования к их подготовке предъявлялись суровые. Настолько суровые, что ко мне на свидания приползали два полутрупа, едва не засыпающие во время разговора.

Общие проблемы сближают. Общие враги делают друзьями. Общие наставники, которых мечтаешь придушить, заставляют ощутить друг друга практически родственными душами.

К свадьбе – день выбирался из расчета, чтобы все брачующиеся встали на ноги после ранений, – эти двое вполне могли без членовредительства находиться в одной комнате. А вот я с каждым днем все больше нервничала, так как не могла себе представить наше совместное проживание.

Я – нет, они – да.

Лайза с детства воспитывали в традициях стражей, у него самого было два отца, а Торес вынужден был вспомнить, каково это быть стражем и ледяным.

Хранительнице полагался отдельный дом, куда мы должны были заехать после свадьбы. По глупой традиции ледяных, дом для жены готовил мужчина, и первый раз я должна его увидеть после церемонии в храме. Сложно представить, что они там вдвоем приготовят…

Лазарите было легче. Она оставалась жить в поместье. И ее не ждал сюрприз в виде украшенной собачками и кошечками спальни. Впрочем, скорее всего, там будут мечи и кинжалы, развешанные на каждой свободной стене.

Испытания прошли… как именно, мне рассказать отказались. Лазарита лишь закатила глаза, выражая восторг, но, увидев мое стремительно бледнеющее лицо, успокаивающе пробормотала:

– Было достойно. У тебя отличный вкус.

Мое воображение дорисовало детали, я нервно сглотнула и спросила:

– Живы?

– Залатали, – ответила кузина и тут же поправилась: – Пара царапин, ерунда.

Зато на свадьбе я отыгралась за все испытания, заявив, что светская часть должна пройти по обычаям моей родины.

Ледяные осторожно передвигались между высокими столиками, уставленными закусками, напряженно косились на фонтаны с шампанским, струящиеся по хрустальным бокалам, недоверчиво хмыкали при виде скульптур из льда и завороженно разглядывали вырезанные из фруктов натюрморты. Звучала непривычная для них музыка, и я на спор – а иначе никак не получалось – выманивала Лазариту с Хасаром танцевать.

Торес танцевал великолепно, Лайз быстро уловил суть, и… свадьба удалась. Никто не тыкал пальцами в нашу троицу, не бросал укоризненных взглядов, не шептался за спиной, и я расслабилась, наконец ощутив себя дома.

Зимнее солнце стояло в зените, холодными лучами освещая землю. Легкий морозец пощипывал нос и щеки, под ногами хрустел выпавший ночью снег. Я шла по улице, приветливо раскланиваясь с прохожими. За спиной привычной тяжестью висели мечи, а по бокам шли два самых дорогих для меня человека – стражи.

Неделю назад уехали домой родители с братом. Они не смогли присутствовать на свадьбе, зато выбрались на праздник зимнего солнцестояния. Мама с трудом держала лицо и ни разу не сорвалась, но я видела, какого труда ей стоило сдерживать эмоции. Да, ледяные на неподготовленного человека производят сильное впечатление. Кажется, она не догадалась об истинном положении стражей в моей семье, а возможно, просто решила промолчать. Тема была уж больно деликатной.

Зато отец не только не промолчал, но даже выразил одобрение: мол, два защитника его девочки лучше, чем один, а все остальное его не волнует. Одним словом – мужчина!

Мы прошли по центральной улице, свернули на площадь и остановились у недавно открытого мемориала.

На блоках, сложенных из хрусталя, стояла женская фигура с поднятыми вверх мечами, рядом застыли двое мужчин. Наша боль, наша победа и наша память.

По хрусталю золотом бежали имена: Оливия, трагически погибшая при обороне столицы, Ромул, Шарни, Катаржина и многие, многие, чья героическая смерть помогла нам выстоять и победить.

Здесь горели свечи. Они стояли на рукоятях воткнутых в насыпанный песок кинжалов. Скоро воск покроет оружие целиком, но свечи будут гореть ровно год. Еще одна традиция.

Я вытащила из кармана свечу, нашла кинжал Ромула и зажгла ее. Покойся с миром, страж. И не беспокойся, мир остался в надежных руках.

Выпрямилась, оглянулась. Я знала, зачем живу и за кого сражаюсь. За тех, кто стоял рядом, за тех, кто был дорог мне. За родных и близких я буду драться с кем угодно, даже с проклятым.

Сноски

1

Группа 25/17. «Зима-мама».

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Начало пути

Глава 2 Зеленое озеро

Глава 3 Нежданные встречи

Глава 4 Знакомства не всегда бывают приятными

Глава 5 Скелеты в чужих шкафах

Глава 6 Северные сказки, которые совсем не сказки

Глава 7 Лиса видела сон, где ты и кто-то с косой[1]

Глава 8 Романтика шантажа

Глава 9 Льолды, некромант, или Ледяным не чужды душевные переживания

Глава 10 Одним меньше, одним больше

Глава 11 Выбор меньшего из зол

Глава 12 Южно-северное противостояние

Глава 13 Болотные страдания

Глава 14 Наши и не наши

Глава 15 Родственные обиды

Глава 16 Война и… ледяные

Глава 17 Героями не рождаются

Глава 18 Ледяные, они такие ледяные…

Глава 19 Новый дом, новые правила

Глава 20 Ледяные страсти

Глава 21 Первое свидание с горьким привкусом разочарования

Глава 22 Чужие традиции не то чтобы потемки, но странностей в них хватает

Глава 23 Родственная неродня

Глава 24 Право, некоторым тайнам лучше оставаться нераскрытыми

Глава 25 Опасная встреча и дикое знакомство

Глава 26 Бои с правилами, горькая сладость и примирение с прошлым

Глава 27 Счастье по-ледяному

Глава 28 Смерть и безумие ходят рядом

Глава 29 Свой путь мы выбираем сами и только потом иногда сожалеем о собственной глупости

Глава 30 Тяжело в ученье – легко в бою

Глава 31 Стражи и снова стражи

Глава 32 Смерть полезная и бесполезная

Глава 33 Семейный ужин в компании ледяных… не к добру

Глава 34 Начало конца

Глава 35 Героями не рождаются

Глава 36 Бои на подступах

Глава 37 Больше жизни, сильнее смерти

Глава 38 Бой у каждого свой

Глава 39 А что ты готов сделать ради победы?

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg