«Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна)»

Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна) (fb2) - Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна) 1136K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Диана Ибрагимова

Диана Ибрагимова Меняющий лица

Глава 1

Огонь факела освещал низкие каменные своды и решётки по обеим сторонам коридора. Пахло сыростью, плесенью. Звук шагов обрастал гулким эхом, и Аринду казалось, что кто-то шёл следом. Он обернулся, боясь увидеть учителя или работников, но пламя выхватило только пробежавшую по луже крысу и неровную кладку арочного проёма.

Эта часть подземелья давно пустовала. Только двое в Северной тюрьме знали о скрытой в ней тайне, и сейчас Аринду не хотелось видеть даже учителя. Он остановился у последней двери и принялся искать в увесистой связке ключ.

– Кто здесь? – послышался из карцера тихий голос.

Звякнули цепи, зашуршала прелая солома, пленник ухватился за бурые прутья забранного решёткой окошка и прищурился, разглядывая Аринда.

– Ты, что ли, Мертвяков сын? Еды принёс? Наконец-то! У меня скоро брюхо к спине прилипнет!

Аринд отпер дверь и вошёл. В нос ударил резкий запах мочи и немытого тела. В темноте не сразу удалось разглядеть сидевшего на подстилке мальчишку. Холодный мрак выбелил его кожу, а голод истощил тело и заострил скулы, оставив на месте румяных щёк впадины. Прежним остался только взгляд Летфена – живой и участливый.

– Чего припёрся с пустыми руками? Думал, я твоей страшной роже обрадуюсь? – Мальчишка вздохнул с укором, но тут же повеселел. – Так и быть, заходи в мои покои. Совру, если скажу, что не рад тебя видеть.

Грязные кудряшки рыжих волос скрывали внимательные глаза Летфена и черневшее на шее клеймо. Он поджал под себя ноги и скрестил руки на груди, готовясь травить байки, но Аринд пришёл не за этим. Он осторожно вынул из кармана два флакона, и, откупорив, один за другим протянул Летфену.

– Опять?! – вспылил тот. – Это старик тебя прислал? А ты ему передай, что я хлеба просил. Понимаешь? Хле-ба! Сколько ещё я должен глотать эту гадость?

– Выпей, – сказал Аринд тихо, но твёрдо.

Летфен вздохнул, однако противиться не стал.

– И что теперь? – спросил он, морщась и утирая рот с засохшей в уголках чернотой. – Где колдун?

– Придёт завтра. Не говори ему, что я тут был.

– Ох, ты! – Летфен оживился. – Решил на мне опыты свои тайком проводить?

Аринд вынул нож, и пленник шарахнулся к стене, съёжившись под тяжёлым взглядом.

– Ладно тебе! – Он выставил руки в защитном жесте. – Не надо так смотреть, будто язык мне отрезать собрался!

Аринд вышел за дверь и задвинул дубовый засов. Беспокойство не отступало, но даже если мальчишка решит проболтаться, учитель наверняка ему не поверит. В последнее время у Летфена случались видения, он слышал голоса и часто говорил сам с собой. Саор ни за что не примет его бредни за чистую монету.

До Летфена были крепкие мужчины и женщины, бывалые убийцы и обыкновенные карманники, но все они погибали, не выдержав и нескольких недель. Аринд помнил каждого. Воспоминания въелись в память и не исчезали, только бледнели со временем.

Летфена учитель выкупил со светочного рудника в нескольких днях пути от Северной тюрьмы и вот уже почти год держал в здешних стенах. Мальчишка не зачах в сырости подземелья, выдержал все яды, а главное – сохранил словоохотливость и рассказывал выдуманные истории так, будто сам был героем всех приключений.

Аринд привык к грязной ругани, рыданиям и молитвам прежних пленников. Тем удивительнее было, что мальчишка не проронил за время заключения ни слезинки и оставался весёлым. Каждый день, принося ему еду, Аринд невольно задерживался у карцера – послушать байки о бродячих бардах, магах и принцессах. Ни в скудных рассказах отца, ни в учительских книгах об ядовитых растениях и алхимии не встречалось ничего подобного. Верхний мир манил, но пугал, и прикоснуться к нему, не выбираясь на поверхность, – лучшее, чего Аринд мог желать.

Отец начал брать его на работу лет десять назад. В тот самый год, когда умерла старуха-знахарка, у которой мать Аринда жила после того, как сбежала из деревни. Она была слаба на голову и, узнав, что муж в прошлом зарабатывал на жизнь убийствами, посчитала ребёнка демоновым отродьем и прятала от людей в подполе. Аринд почти не помнил её лица, только шёпот, когда мать вставала на колени и разговаривала с ним через щели между половицами. Она закололась на другой день после смерти старухи. Мальчика нашла жившая в том же селе тётка, пришедшая, чтобы обмыть тело. Она тайком отвела его к отцу, знать не знавшему о сыне: когда мать сбегала, у неё ещё не было живота. Редорф жил отшельником в лесу, и это спасло Аринда. Из-за матери он не получил обязательной печати, и мог умереть после первой же проверки.

Саор начал приглядывать за ним с их первой встречи. Он обучил Аринда грамоте и ядоварению, научил разбираться в травах и картах и постепенно сделал своим помощником.

– Эй, Мертвяков сын, останься! Историю расскажу! – Летфен снова вцепился в прутья окошка. – Я уж устал клопов тут давить.

Аринд развернулся и зашагал прочь. Сегодняшняя история должна была стать последней: утром мальчишку ожидала казнь.

На обратном пути Аринд прихватил кое-каких кореньев и поспешил в лабораторию, откуда уже доносился удушливый запах горелого. Саор – сухонький старик, древний и сморщенный, как высохшее яблоко, помешивал в котелке варево.

– Где тебя носило? – забрюзжал он, заметив ученика. – Я тебя на тот свет посылал?

Аринд разложил принесённое на столе и подошёл к учителю.

– Тьфу ты, – раздражённо сплюнул тот, снимая очки и протирая стёкла уголком заляпанного фартука, – я что-то напутал. Наверное, неправильно прочёл рецепт. А всё потому, что тебя носит невесть где! Опять торчал у клеток с элигросами?

Аринд не ответил и торопливо принялся за работу.

В подземной лаборатории было светло и просторно. Дальнюю стену закрывал выцветший гобелен с изображением алхимического таинства. Всюду крепились полки, заполненные флаконами, склянками и колбами. То тут, то там свисали с потолка пучки сушёных трав. На столе, среди кипы листков, примостилась статуэтка мужчины со ступкой и змеёй в руке – символом чёрных травников. Учитель страшно злился и оскорблялся, если кто-то называл его ядоваром.

– Этот старый дурак Бульмун давеча прислал мне письмо. – Саор стоял позади ученика, заложив руки за спину, и наблюдал, как тот вычищает котелок. – Ты помнишь Бульмуна? Он недавно стал королевским лекарем. У него теперь каждый конверт раздувается от бахвальства, а за пузом уже и ног не видать.

Аринд кивнул, не отвлекаясь от дела.

– Что за наглость! Я заучивал от корки до корки учёные книги, когда этот остолоп ещё пешком под стол ходил, а теперь он пишет, как ему жаль, что я не выбился в люди! Да узнай Майернс, какую штуку я изобрёл, всех королевских травников и алхимиков вышвырнули бы со двора как поганых собак! Я хоть сейчас могу отправить письмо и предоставить для доказательства мальчишку. Какого будет Бульмуну, когда он узнает, что моё лекарство вызывает привыкание к любому яду?

Саор ходил из стороны в сторону. Он часто повторял, что не ищет ни славы, ни денег, но на деле его останавливало несовершенство лекарства. Из всех подопытных выжил только Летфен. Один мальчишка за долгих десять лет – плохой результат.

– Из-за этого выскочки я того гляди разум потеряю, – устало выдохнул Саор. – Сейчас не об этом надо волноваться. Проверка через два дня. Не для того я столько лет прозябал в этой плесневелой дыре. Если б хотел – давно трудился бы при дворе, травил неугодных королю слуг и спал на пуховых перинах, но моё изобретение не для Майернса и не для кучки богатых обормотов, которые станут вытирать об меня ноги. Мальчишку накорми хорошенько, яд для него я уже сделал.

– Из мантекоры?

– Ясное дело, из мантекоры! Чем ты слушал, когда я вчера объяснял тебе рецепт?

Аринд промолчал, перечисляя в уме ингредиенты. Их он запомнил лучше, чем свои пять пальцев, но Саору об этом знать не следовало.

Северная тюрьма, где Аринд работал вместе с отцом и учителем, считалась венцом причуд короля Майернса. Слухи о ней ходили один мрачнее другого, а от работников шарахались, как от прокажённых. Саор говорил, что правитель помешался на отравах, когда его единственного сына отравили редким ядом, вызвавшим смертельную болезнь.

С тех пор Майернс поклялся опережать врагов. Новые рецепты и противоядия, за которые чёрным травникам платили золотом, испытывались на смертниках Северной тюрьмы, возведённой на острове Энсердар, полвека назад. Этот отвоёванный у язычников клочок суши славился залежами светочной породы, и рудникам требовалась дармовая рабочая сила, потому год за годом сюда свозили преступный сброд со всех уголков королевства.

Саор – человек ясного ума, но трудного нрава, перебрался на остров после ухода с должности главного алхимика из-за большого скандала, вспоминать о котором не любил. С тех пор его разумом завладели мысли о веществах и лекарствах, которых в природе не существовало, но одно дело проводить испытания на крысах, и совсем другое – на людях. Так, в поисках укромного места и подопытных, за которых не терзала бы совесть, он стал работать в тюрьме.

Дни сменялись годами, неудачи копились, и к тому времени, когда появился Летфен, Саор охладел к собственной затее. Известие о королевской проверке только подхлестнуло его неуверенность, и хотя Аринд знал множество способов укрыть мальчишку, учитель решил избавиться от него, едва прочёл приказ.

* * *

– Рано ты, – мрачно заметил Саор, когда Аринд, стараясь сохранять обычный вид, вошёл в лабораторию.

Учитель явно был не в духе, такое случалось с ним в те дни, когда он лишался заключённых, на которых испытывал лекарство.

– Что ты встал на пороге? Возьми бумаги и иди записывать, мне некогда. Проверка скоро, а этот болван Орхин опять что-то напутал в архиве.

Аринд взял из рук учителя несколько листов желтоватой бумаги и пишущий кристалл. Саор прекрасно знал, какую реакцию вызовет споенный мальчишке яд, ему не было смысла осматривать тело. Аринду же предстояла грязная, но привычная работа. Сначала требовалось сделать записи о смертях, потом вытащить мертвяков на поверхность и закопать в заранее приготовленные ямы.

Телега для вывоза Летфена ждала своего часа ещё со вчерашнего вечера. Аринд накидал поверх грубо сбитых досок найденные на складах мешки и солому, кинул внутрь котомку с едой и горсткой монет.

На этот раз, остановившись у знакомой камеры, он не услышал ни бормотания, ни приветствия. Гнетущая тишина сдавила виски. Аринд сдвинул засов и распахнул дверь. Летфен лежал на подстилке, съёжившись и прижав руки к груди. Его измученное посеревшее лицо казалось вылепленным из глины. Светочный камень выпал из ладони и покатился, бросая блики на лужи и влажную кладку стен.

– Мёртв, – выдохнул Аринд.

– Кто мёртв? – послышался испуганный шёпот Летфена.

К тому времени, когда поднятый камень вновь вырвал из темноты внутренности карцера, мальчишка уже сидел. Аринд удивлённо уставился на него, а потом понял, что тело выглядело таким бледным из-за белого света, который прежде заменял факельный. Он готов был рассмеяться собственной глупости.

Саор и представить не мог, что ученик сумел повторить рецепт лекарства и заранее споил его мальчишке вместе с ядом из мантекоры. Летфен выглядел вполне обычно, и тревожное волнение ненадолго стихло.

– О! Каменная рожа! Ты чего это дверь нараспашку? Заходи скорее, а то сквозняк.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Аринд.

– Он ещё спрашивает! – возмутился Летфен. – Да у меня зад такой плоский, что сидеть уже больно! Ты когда мне еды принесёшь?

– Тебя тошнило вчера?

– Нет, а ты лучше отойди, раз мутит, нечего мне пол пачкать. От меня смердит, как от недельного трупа, даже крысы стороной оббегают, а то я бы парочку прямо со шкурками съел.

Аринд не без отвращения присел рядом с Летфеном и принялся осматривать его. Вены не вздулись, черноты на руках было не больше, чем обычно.

– Да убери ты этот проклятый фонарь, я так без глаз останусь! Ты меня слышал вообще? Есть хочу! Есть! И пить!

– Угомонись, скоро накормлю.

За время работы в тюрьме Аринд многих проводил в последний путь. Он копал могилы и засыпал тела землёй, спаивал яды смертникам и делал записи, наблюдая за их мучениями. Он помнил каждого и не хотел, чтобы Летфена постигла такая же участь. Отец часто говорил, что привязанность – худшая из людских слабостей, и учил сына доверять только самому себе. До какого-то времени так всё и было. Люди прибывали в Северную тюрьму под конвоем и, проведя в сырых стенах подземелья пару недель, отправлялись в общие могилы. Аринд лишь наблюдал за ними и выполнял свою работу. Его не трогали ни слёзы, ни мольбы о помощи, не пугали злобные взгляды и проклятия. Те, кто оказался за решёткой, были для него уже мертвы.

Первое время после появления в тюрьме Летфена Аринд испытывал невероятное раздражение от болтовни, но потом привык и стал получать удовольствие от его рассказов. Мальчишка тараторил без умолку, стоило только подойти к двери, и радовался Аринду, будто закадычному другу. Пустая камера – единственное, что не устраивало Летфена. Казалось, даже труп мальчишки продолжит открывать рот по дороге на кладбище.

Аринд дал пленнику напиться, а потом заставил вдохнуть сонного порошка. Летфен будто состоял из воздуха, такой он был лёгкий. Аринд положил его в телегу, накрыл плотной тканью и повёз наружу как всамделишный труп.

Пропахший плесенью пустынный коридор упирался в лестницу. Было холодно, но ладони вспотели от волнения. Аринд подложил под колёса доски и вытолкал телегу на поверхность. Комната казней, откуда обыкновенно вывозили трупы, находилась за внутренним двориком, захламлённым телегами и носилками. Эти мрачные стены хранили память о днях, когда в воздухе витали предсмертные крики, а камни мощения впитывали кровь отрубленных голов и испражнения висельников. Со временем всё заменили яды, и отца перевели из палача в смотрители.

Утренний свет, лившийся из небольших окошек в потолке, становился ярче, но часть скамеек и пыточных стульев до сих пор терялась в сумраке. Аринд повернул тяжёлый отцовский ключ в замке и вытащил телегу на тюремные задворки.

Под колёсами ломалась натянутая за ночь корочка льда, хрустела трава, одетая в бахрому поблёскивавшего инея. Аринд плотнее запахнул полы плаща и поёжился. На фоне хмурого неба темнел шпиль донжона и смотровые вышки. За спиной возвышалась каменная стена, опоясывавшая многочисленные постройки и внутренний двор.

Летфен очухался, когда они уже достаточно отдалились от тюрьмы и миновали кладбище.

– Эй, Мертвяков сын, это ты? – спросил он испуганно, пытаясь стянуть с глаз повязку.

– Не трогай, ослепнешь.

– Где я? Где? – зашептал Летфен, ловя губами морозный воздух.

Наконец, Аринд развязал его и дал привыкнуть к свету. Мальчишка впервые за долгое время увидел серый полог облаков и высокие сосны. Золотистые стволы уносились в небо и лишь у самого верха, где им доставало солнца, рассыпались густыми шапками веток, походившими на гнёзда огромных птиц.

– Сначала выпьешь это, – сказал Аринд, протянув Летфену флакон с мутной жидкостью. – Это сыворотка для желудка, чтобы ты смог есть, а то умрёшь с непривычки.

– Какой дурак от еды умирает? – удивился Летфен, протирая слезящиеся глаза. – Ладно бы от голода! – Он вдруг потянулся к Аринду и схватил его за руку, тут же отпустил и расхохотался. – Ох, Мертвяков сын, какой же ты белый! Как мукой обсыпанный! Ладно, хоть тёплый, а то я уж думал, что колдун тебя из могилы вытащил и зельями своими ходить заставил.

Аринд, привыкший видеть во всяком резком движении опасность, порядком струхнул. Он отстранился, вынул из внутреннего кармана лист и развернул его. Летфен шмыгнул и почесал затылок.

– Ты говорил, что тебя карты понимать научили. Не врал? – спросил Аринд.

– С чего мне врать? – обиделся мальчишка. – Меня брат учил, он у нас в деревне главный грамотей! А потом Шастен учил, он весь остров знает, у него везде берлоги есть. Это что за река? Дрена?

– Нет, это Салхва. А мы вот здесь, у подножия Арильского леса. Дальше на восток – Прант, а вот тут рудники.

Летфен долго хмурился, кутаясь в шерстяной плащ, и наконец выдал:

– Рисовать ты мастер! Значит, если в лесах не заблудимся, доберёмся до Эдоса, он как раз в горах с той стороны, где солнце всходит.

Аринд недоумённо посмотрел на место, в которое указал Летфен, там не было ни селений, ни рек, только скалы.

– Что ещё за Эдос?

– Городок на месте старых шахт. Он в скале, так сразу и не найдёшь. Раньше там добывали руду, и осталось много пустот, вот беглецы и начали в этих местах от зверья прятаться, а через какое-то время и селение появилось. Я туда случайно попал, когда ещё был в шайке Скэлла.

– Так ты не врал?

– Ну и странный же ты! Решил со мной от колдуна сбежать, а сам до сих пор мне не веришь?

Аринд вздохнул с облегчением, бросил мальчишке котомку с едой и покатил телегу прочь. Летфен проводил спасителя удивлённым взглядом, потом будто очнулся и крикнул вслед:

– Как звать тебя хоть скажи! До гроба ведь вспоминать буду!

Ответом ему была тишина.

* * *

Через несколько дней отец вместе с остальными работниками отправился приветствовать поверяющих. Аринду велено было не высовываться из подземелья и ждать внизу. Скоро послышался звук шагов, Аринд отошёл от лестничного проёма и прислушался. Годы, проведённые в материнском подвале и лесной глуши, обострили слух, и он без труда мог разобрать суть беседы.

– Что-то ты постарел, Редорф, – послышался чей-то смешливый шёпот.

– А ты всё кремами своими красоту наводишь! – тихо, с ноткой укоризны заметил отец. – Сколько у вас, женщин, денег на это уходит? Как была девчонкой, так и осталась. Раньше мне в сёстры годилась, а теперь уж впору дочерью называть.

– Да ладно тебе, старикан! – хохотнула его спутница. – Мне теперь по статусу стареть не положено. Я ведь как-никак советница короля!

– Ох, ты ж! Нашла тёплое местечко! Давно ли ты в шайке клеймёных прозябала? Я-то думал, косточки твои уж истлели давно.

– Я тогда выбралась и к нашим вернулась, а ты так и не появился, это мне надо твоей живости удивляться.

– За мной охота была. Я долго по лесам скрывался, а как всё немного поутихло, перебрался сюда, на окраину. Знакомый помог устроиться в эту самую тюрьму. Раньше палачом тут был, теперь смотрителем работаю. А как же ты среди проверяющих оказалась, Сана?

– По приказу, как же ещё. Думаешь, мне нравится по тюрьмам разъезжать? А отказаться нельзя, спорить с Майернсом себе дороже.

– Ты всегда умела людьми крутить и речи вовремя подслащивать. Пойдём, я тебя с сыном познакомлю.

– Неужто ты дитём обзавёлся? Сам ведь всю жизнь женитьбу клял. Совсем с тобой неладное творится, постарел, хватку потерял, а, Дорф?

– Раньше сил хватало, здоров был, а теперь я уж не тот. Ногу вот повредил, да так и не срослась правильно, доживаю век хромой клячей, а сын – хорошее подспорье. Правда, странноватый он у меня. Мать его на голову была дурная.

– А сколько ему лет?

– Семнадцатый пошёл.

Голоса затихли, и вслед за Редорфом из проёма выпорхнула молодая светловолосая женщина. Полы синего плаща чуть развевались от лёгких шагов, показывая белую рубашку и зауженные штаны. Сана прикрывала нос узорчатым платком и не переставала возмущаться.

– Ужасный запах, как этим дышать?

– А ты думала – цветочные сады? – усмехнулся отец. – Это ещё ничего, вычистили всё перед гостями.

– Дорф, это и есть твой сын? – прощебетала Сана, с удивлением разглядывая Аринда. – Какой хорошенький! А кожа-то – чистый фарфор!

Оценивающий взгляд заставил Аринда внутренне сжаться, он молча склонил голову в знак приветствия и вопросительно уставился на отца.

– Имей совесть, Эсанора! – нахмурился Редорф. – Сорок лет уже, а всё как дитё малое.

– Не надо про возраст напоминать! – вспыхнула Сана. – Больше двадцати мне всё равно не дашь!

– Ну хоть так, – кивнул отец. – Соответствуешь поведению.

Сана шутливо хлопнула его по спине. Она кое-как свыклась с вонью и, недовольно морщась, спрятала платок во внутренний карман.

– Проводить тебя к камерам? – поинтересовался Редорф. – Пойдём, посмотришь на трупы, вдохнёшь местные ароматы полной грудью. Тебе положено знать все причуды короля, начиная от травли ядами и заканчивая Тихой зоной, где с ума от молчания сходят.

– Нет уж, этим пусть остальные займутся, – брезгливо отмахнулась советница. – Мне нужно в архив заглянуть – сверить записи за последние два года. Всё-таки не часто в этих местах бываем.

– Аринд тебя проводит. – Редорф положил руку ему на плечо. – А я пойду в западное крыло, может, подсоблю чем.

Сана отвела отца в сторону и, приблизившись к самому уху, прошептала, что будет ждать в закусочной «У Араля» после проверки. Редорф одобрительно хмыкнул. Он разговаривал с проверяющей как с давней знакомой, но от этого Аринду не становилось спокойней. Напротив, каждая минута усиливала напряжение. Оставшись с Эсанорой наедине, он окончательно растерялся.

– Выходит, ты мой сопровождающий, – ласково улыбнулась советница.

Миндалевидные глаза с длинными ресницами отливали золотом, блики светочей наполняли их сиянием жидкого янтаря. Эсанора олицетворяла собой воплощение баллад Летфена о прекрасных нимфах и принцессах, но в ней проглядывалось что-то неуловимо напоминавшее образ матери, до сих пор являвшийся Аринду в кошмарах.

– Не спеши так! – потребовала Сана, когда он быстрым шагом направился к лестнице. – Я могу споткнуться.

Тёплая ладонь схватила Аринда под руку. Советница улыбалась, хитро поглядывая на спутника. Она, должно быть, хотела разглядеть в нём смущение, но Аринд только нервно кусал губы.

Оказавшись в архиве, Сана то и дело убирала за ухо волнистые пряди и сосредоточенным взглядом скользила по строчкам, сверяя написанное и делая пометки в записной книжке. Орхин заискивал перед ней и так и эдак, приглаживал жиденькие волосы, закрывавшие часть лысины, и бегал между полками с небывалой резвостью, а Аринд стоял в сторонке и пытался понять, что его так насторожило.

В тот же вечер отец отправился в закусочную «У Араля», но домой так и не вернулся.

Глава 2

Зенфред пробрался через заросли папоротника и, рухнув на колени, окунул лицо в студёную воду ручья. Утолив жажду, он прислонился к широкому стволу, облепленному у основания мхом, и закрыл глаза, вслушиваясь в частое хриплое дыхание. Ноги дрожали, а сердце билось с такой частотой, словно хотело разом совершить все отмеренные жизнью удары.

– Где же прячется наш поросёночек? – послышался вдалеке голос Факела. – Выходи, свинка, я ещё не весь жир из тебя вытопил! Поищите с той стороны, этот тюфяк не мог далеко уйти!

Завеса густого кустарника, перемежавшаяся с лесной порослью, скрывала Зенфреда от взоров преследователей, но оставаться здесь надолго было нельзя.

– Магистр огорчится, если я не добуду на ужин кабана. Выходи, свинка, я тебя вижу!

Факел врал, иначе давно нашёл бы беглеца с помощью внутреннего зрения, но ни он, ни другие адепты не развивали эту магическую особенность так усердно, как делал это Зенфред. Внутреннее зрение или созерцание – низший навык, которым адепты Академии овладевали в первые годы обучения, оказался его единственной способностью и был отточен до совершенства.

Зенфред сосредоточился. На миг всё окутала непроницаемая темнота, но уже через несколько мгновений в груди начало медленно разрастаться свечение Источника – ослепительно-белого сгустка энергии, вокруг которого нет-нет и вспыхивали искры. Вдалеке показались другие, напоминавшие зияющие просветы на проткнутой шилом чёрной ткани. Они приближались, как летящие из ночного мрака снежинки, и Зенфреда прошиб холодный пот.

Он заставил себя подняться и побежал прочь от преследователей, с трудом перелезая через поваленные деревья и задыхаясь от усталости. Шутки учеников и раньше бывали жестокими, но на этот раз Факел чуть не лишил его головы. Этот белобрысый паршивец готов был жечь всё, до чего дотягивался Источник.

Зенфред не знал настоящего имени Факела, только прозвище, которое тот завоевал на поединках стихийных магов. Академия на десять лет отнимала у адептов имена и титулы и держала их в строжайшем секрете до самого выпуска. Здесь не было ни наследников лордов и королей, ни отпрысков высшего духовенства и сыновей купцов, которым хватило золота для оплаты обучения. Раскрытие имени и рода каралось позорным исключением, потому ученики могли завоевать уважение только силой и умелым владением магией. Каждый в Академии был сам за себя, сильнейших не порицали за издевательство над слабыми – это считалось их правом и наказанием для неумёх вроде Зенфреда. Таких, как он, запрещалось разве что убивать.

Факел раньше остальных научился управлять потоками внутренней энергии, нагревать воздух и высекать первые искры. Два года назад ему открыли третий сдерживавший силу канал. Он быстро вышел из разряда низших огненных магов, носивших общую кличку Коптильников и Лучинников, и теперь вёл себя словно король. Среди своих Факела в шутку именовали Светочем. Он и в самом деле выглядел так, будто был высечен из светочного камня, которым в богатых домах и замках заменяли свечи и масляные фонари. Зенфред, выросший на северном острове, сравнивал белизну его волос и кожи со снегом, которого в этих землях не видели со времён первых магов.

– Вот он! Я нашёл его!

Послышался топот копыт, и сквозь стену зарослей прорвалась четвёрка всадников в красных плащах. Сердце ёкнуло, рухнуло в пятки. Оказавшись в поле созерцания преследователей, Зенфред ощутил страх пойманного охотником животного. Для Факела он был дичью, желанной добычей, ради которой белобрысый мог загнать лошадь до белой пены.

Зенфред стоял как вкопанный и с отчаяньем ждал приближения мучителей. Он не владел магией, и ему нечего было противопоставить Факелу. На втором году обучения слова Верховного магистра о том, что его слабый Источник способен только на созерцание, звучали сродни приговору. После этого Зенфред лишился уважения адептов и всякой надежды оправдать ожидания родных. Он до сих пор не мог понять, почему Верховный не отослал его домой. Должно быть, причина крылась в отце – первом советнике короля, которому стареющий правитель, не оставивший после себя даже бастарда, намеревался передать власть. Имя Ханвиса Райелда внушало уважение и страх, но его наследник, слабый телом и духом, подходил на роль самодержца не больше, чем иной конюх.

– А вот и наш лакомый кусочек! – присвистнул подъехавший вплотную Факел. – Может, стоит соорудить для свинки жаровню?

– Что толку гоняться за кабанами, если и куска мяса в рот не попадёт? – фыркнул высокий темноволосый адепт, длинный и тощий, как жердь. – Ради того, чтобы эта свинья набила себе брюхо?

У него был землистый цвет лица и впалые щёки – последствия жёсткой диеты перед открытием очередного канала, усиливавшего магию. Подготовка к открытию длилась два или три месяца. В это время адептам дозволялось есть только хлеб и пить вместо воды особые отвары, от которых, как рассказывали, поначалу бедняг рвало целыми сутками. Зенфреда подобное не касалось, он мог есть, сколько хотел, и трапеза была для него своеобразным утешением. Теперь же он жалел о каждом лишнем съеденном куске.

– Я слышал, что язычники на Энсердаре питаются человечиной. Там одни камни, а земля белая от соли, и нет ни полей, ни пастбищ. Они откармливают сородичей, а потом забивают их и едят. Может, и нам попробовать? – В глазах Факела сверкнул огонёк азарта.

Язычники на Энсердаре не ели людей. Во всяком случае, Зенфред ничего об этом не слышал. Он провёл на острове большую часть детства и помнил хлебные поля, взращённые скудной почвой; отары овец, пасшихся в низинах у южных гор и крупных рыбин, завёрнутых в пахучие листья водорослей. Их приносили в замок рыбачившие на побережье крестьянские мальчишки и получали медные монеты за свой улов. Выросшему на материке Факелу это, конечно, было неведомо.

Зенфреда окружили с четырёх сторон, продолжая хохотать и подтрунивая над ним.

– Как вам недавняя тренировка? – продолжил Факел.

– От чучела и пыли не осталось, – гордо заметил постоянно шмыгавший носом рыжеволосый адепт.

– Старший сказал, что кости в таком пламени превращаются в пепел за минуту! – вдохновлённо выдал Факел. – Что, если наша свинка ушла за хворостом и потерялась? Папаша-мясник, наверное, расстроится, когда ему пришлют жаркое из сыночка. Или твой папочка свинопас?

От страха Зенфред не мог ни пошевелиться, ни закричать. Он был точно безмолвная соломенная кукла, каких использовали для оттачивания магических техник. Только когда адепты, подначиваемые Факелом, решились на жестокое завершение шутки, и вокруг Зенфреда полыхнули огненные стены, он вздрогнул, отшатнулся и истошно закричал. Пламя ринулось со всех сторон, Зенфред упал на колени и закрыл лицо руками. Оранжевые языки уже лизали одежду и волосы, но жара не чувствовалось. Зенфред открыл глаза и понял, что огненный кокон – всего лишь иллюзия, предназначенная для запугивания.

Факел и его прихвостни хохотали так, что едва не выпали из сёдел. Зенфред всхлипнул, чувствуя, как по лицу катятся крупные слёзы и капли пота, а тело трясёт мелкой дрожью.

– Вы только поглядите на него! – Факел смахнул с раскрасневшегося лица прядь белых волос и ткнул пальцем в Зенфреда. – Да он же обмочился!

Зенфред только теперь почувствовал под собой мокрую ткань и увидел пятно между ног. Он разрыдался от обиды и унижения, а четвёрка бравых огненных магов, вдоволь насмеявшись, скрылась за деревьями в поисках настоящего кабана.

Зенфред пошёл обратно к ручью, как мог, отстирал штаны и повесил сушиться на ветку того самого дерева, возле которого недавно прятался. Он просидел там до темноты, пропустив полдник и ужин, и вернулся, когда Академия уже светилась жёлтыми глазницами окон. Наверняка все узнали о его позоре, и даже Вельмунт – внук библиотекаря и единственный друг Зенфреда, больше не взглянет на него с уважением, а будет обходить стороной.

В первое время горе казалось таким сильным, что Зенфред даже думал покончить с собой, но пожалел матушку и решил тем же вечером просить магистра отправить его домой. Как раз в этом месяце Верховный писал ежегодный отчёт для глав семейств, чьи отпрыски проходили обучение в стенах магического оплота. В письмах указывались успехи и неудачи адептов, их способности, а также степень прилежности и послушания.

Неизвестно, какие небылицы Каснел каждый год сочинял о Зенфреде, раз отец до сих пор не отозвал бездарного сына обратно на остров или, на худой конец, не отказался от него. Зенфреду оставалось только надеяться, что через пару лет он повзрослеет и станет неузнаваем для выпускников Академии, где долго будут передаваться от старших к младшим приукрашенные грязными подробностями истории его неудач.

Трапезная давно опустела; адепты, окончившие ужин и вдоволь наслушавшиеся россказней Факела, разбрелись по комнатам; и только Зенфред всё ещё не добрался до своей постели. Наказание за прогулки в ночное время было суровым, но он не спешил возвращаться, а направился прямиком к центральному зданию, где находился кабинет магистра Каснела.

Зенфред миновал увитую плющом колоннаду, прячась в тени и затравленно озираясь по сторонам. Он боялся встретить учеников или старших магов, которые могли знать о сегодняшней шутке Факела.

Пробравшись к входу, горе-адепт бесшумно отворил дверь с бронзовыми ручками и пошёл по коридорам мимо бесчисленного множества комнат. К стенам крепились кольца с яркими камнями. Свет от них исходил белый, мягкий. Блики играли на позолоченных багетах картин, статуях и напольных вазах. Пробежали мимо возвращавшиеся из библиотеки мальчишки-первогодки. Зенфред завернул за угол, чтобы не столкнуться с ними, и дождался, пока стихнут шаги, гулким эхом раздававшиеся по мраморному полу. Убедившись, что рядом никого, он выглянул в центральную залу, где за арочным проёмом темнела дверь в кабинет Каснела. По бокам от неё стояли бесформенные постаменты в виде Источников, отлитые из крашеной светочной руды. Зенфред собирался с духом, когда вдруг из дальнего коридора появился незнакомый молодой мужчина и бесшумно проследовал в обитель магистра.

Зенфреда насторожила его одежда. В Академии дорогих тканей никто не носил. Даже Верховный всегда одевался просто, почти бедно, а на незнакомце была рубашка тончайшего шёлка и белый камзол с манжетами, вышитыми золотой нитью. Зенфред не припоминал его лица, хотя за девять лет изучил здесь всех – от конюшенных мальчиков до старших магов. Он немного потоптался на месте, но решил всё же не откладывать разговор, а подождать своей очереди. Когда он прильнул к замочной скважине, подстрекаемый любопытством, то услышал речь незнакомца:

– Корабль Ханвиса прибудет в порт к началу Скорбного месяца, мне пришлось убедить их отложить совет на несколько дней, чтобы успеть предупредить вас.

– Я так и знал, что этот старый дурак Майернс решит объявить преемника без моего присутствия. Он никогда не считался с магами, как будто мы здесь выращиваем ему скот для забоя, а не военную элиту! – в сердцах выпалил Каснел.

– Вы один из первых в списке приглашённых, я об этом позаботился. – Тон голоса незнакомца был, напротив, спокойным, даже холодным.

Зенфред подумал, что подслушивание может выйти ему боком, но речь шла об отце, а негодование магистра требовало разъяснений.

– Нет. Я не отправлюсь туда. Ты поедешь вместо меня и будешь следовать нашему плану. Я прибуду в столицу позже, когда Майернс соберёт второй совет, – теперь Каснел говорил отрывисто и сухо.

– Как прикажете, магистр.

– Хорошенько восстанови силы, тебе потребуется много энергии, дело нешуточное. Жаль, я не могу дать тебе с собой мальчишку. Он должен быть здесь, когда явятся солдаты.

– От него всё равно мало толку, – равнодушно заметил незнакомец. – Будь у него открыт хотя бы второй канал, я мог бы восстанавливаться как следует, а так я трачу больше сил на то, чтоб его усыпить.

Речь, должно быть, шла о ком-то из младших адептов, кому только-только открыли первый канал. Зенфред возмещал ущербность в магии науками и многое знал, но не мог понять, каким образом один человек может подпитываться от другого. Перейдя на созерцание и понаблюдав за незнакомцем, Зенфред обнаружил, что ещё не встречал такого Источника. Он был серого цвета. Не белого, принадлежавшего людям, никогда не пользовавшимся магией, но и без цветного оттенка, который сосуды приобретали после открытия.

– Ты лучше меня знаешь, почему ему нельзя усиливать доступ к Источнику, – раздражённо отрезал Каснел. – Магов такого типа, если им что-то взбредёт в голову, сдерживать одними запугиваниями не выйдет. Меня и без того беспокоило, что он торчит целыми днями в библиотеке, хотя я и велел убрать оттуда все сколько-нибудь затрагивающие эту область книги.

При упоминании библиотеки Зенфреда прошиб холодный пот. Он ведь и сам владел только одним открытым каналом и дни напролёт проводил за чтением, пытаясь обнаружить в себе склонности к той или иной магии.

– Не беспокойтесь, магистр, я уверен, он даже не догадывается об этом.

Дослушивать разговор Зенфред не решился. Он покинул главное здание прежде, чем незнакомец вышел из кабинета, и, получив взбучку от старшего мага, поднялся в спальню. Там он лёг на не расправленную постель и долго не мог сомкнуть глаз, обдумывая услышанное. Магистр не назвал имени адепта и причины, по которой в Академию должны были наведаться солдаты, но в его словах отчётливо чувствовалась угроза.

Спустя некоторое время Зенфред всё же заснул, сморённый усталостью и дневными тревогами, но спал недолго, а проснулся от давно забытого звука раскатов грома. Академию защищал купол погодной магии, и таких ливней на памяти Зенфреда здесь не случалось ни разу. Когда он открыл глаза, то вздрогнул: зарница на мгновение выбелила комнату и осветила стоявшую у распахнутого окна фигуру в длинном светло-сером плаще.

– К-кто вы?! – испуганно выпалил Зенфред.

Нежданный визитёр обернулся и, сняв капюшон, оказался незнакомцем, недавно беседовавшим с Каснелом.

– Каждый раз один и тот же вопрос, – сказал он со вздохом, облокотившись на широкий каменный подоконник. – Моё имя ничего тебе не даст, хотя бы потому, что у меня их больше, чем пальцев на обеих руках. А вот подслушивать чужие разговоры тебе не следовало, это добавит мне работы.

Ветер трепал его светлые волосы, капли дождя блестели на одежде и коже точно бисерины, вспышки молнии очерчивали красивый профиль с аккуратно остриженной бородой и усами.

После не было ничего. Ни ученической спальни, ни грозы и шума ветра за распахнутым окном, ни светлячка настенной лампы – только тишина и темнота, походившая на созерцание, когда вокруг нет ни одного Источника. Спустя некоторое время послышался стук сердца, медленный, едва различимый, следом дыхание. Веки казались вязкими, и как бы Зенфред ни силился открыть глаза – видел перед собой только чернильный мрак.

Он пролежал неподвижно довольно долго. Тело оцепенело и затекло. Где-то в углу капала с потолка вода, шуршала мышь в прелой соломе. Спёртый, неподвижный воздух пропитался вонью плесени. В груди чувствовалось едва заметное давление, от которого тошнило, но скоро оно прошло.

В голове что-то щёлкнуло и будто оборвалось. Зенфред неожиданно ощутил жуткий холод. Он поднимался от ступней к коленям и скоро охватил всё тело. Когда вдалеке послышались шаги и огонёк масляной лампы прорезал темноту, Зенфред обнаружил, что лежит на узкой скамье в одном из карцеров подземелья, где когда-то была тюрьма. Тусклое марево осветило поеденные ржавчиной решётки; темневшие за ними своды потолка с узором нервюр; древние барельефы, изображавшие пытки нечестивцев. Зенфред с трудом повернул голову и тут же сощурился, спасая глаза от света сального огарка.

– Эй, друг, как ты там? Это я! Вельмунт! – послышался шёпот мальчишки. – Ну же, не молчи! Скажи мне хоть что-нибудь! Я принёс твоих любимых пирожков с мясом! Ответь же, я не могу тут долго оставаться! – Он выглядел напуганным.

Зенфреду очень хотелось ответить. Хотелось настолько, что неподвижные губы зашевелились, и раздался хриплый стон.

– Где это я, Вельмунт? Это из-за того, что я ходил за пределами Академии ночью? Из-за этого меня сюда посадили?

Он напрочь забыл подслушанный разговор и незнакомца.

– Мой Создатель! О каких ещё твои проступках я не знал?! – ошеломлённо выпалил мальчишка.

– Ни о каких, Вельмунт. Всё это случилось вчера, я ещё не успел тебе рассказать.

– Вчерашний день ты пролежал здесь в беспамятстве. – Вельмунт смотрел в пол, прижимая к груди узелок с едой, видно было, как дрожат его губы.

Тело почти не слушалось, и Зенфред понял, что от слабости не может встать.

– Так за что я здесь, что случилось?

– Много всего, так сразу и не расскажешь. Ничего, друг, ничего, скоро всё уляжется, ты только держись. Поешь немного.

Не поднимая глаз, мальчишка просунул узелок между прутьями решётки и собрался уходить.

– Останься! – взмолился Зенфред. – Не бросай меня тут!

– Я должен идти, смотрители не обрадуются, если я задержусь дольше положенного. Прости, друг, я скоро навещу тебя, обещаю. – Вельмунт развернулся и торопливо зашагал прочь, унося с собой масляный фонарь, а вместе с ним огонёк надежды, ненадолго разорвавший путы тьмы.

Глава 3

Спор в питейной Груна затеялся нешуточный. У большого выскобленного стола собрались завсегдатаи и случайные посетители, пара крепких язычников с цветными лентами в волосах и клеймёные из местной шайки. Подошёл сделать ставку даже хозяин, пообещав всем бесплатного пива в случае выигрыша. Летфен храбрился, пока ему завязывали руки, дабы избежать мухлежа, и посматривал на дохлую мышь в клети местного торговца ядами. Диковатый старина Еноа продемонстрировал силу настойки из манровой травы, уколов грызуна смоченной в отваре иглой. Мышь тотчас испустила дух, и Еноа торжествовал, уверенный в убийственной силе своей лучшей отравы. Народу на стороне Летфена почти не было: никто не верил, что после глотка напитка тощий мальчишка останется жив.

– И пикнуть не успеет! – Еноа вылил в кружку с выпивкой добрую половину скляницы.

Кошелёк, оставленный недавним спасителем, быстро опустел, а заработать в Эдосе можно было, разве что примкнув к наёмникам. Затеяв спор, Летфен решил убить разом двух зайцев – набить карманы и попасть в расположение местного главаря. Он знал, что зелья Еноа едва ли его убьют. Колдун имел полезную привычку рассказывать составы ядов и описывать возможную смерть, прежде чем спаивать их Летфену. Отрава в Эдосе отличалась паршивостью и дешевизной. Старик делал её из гадов, пауков и растений, произраставших поблизости. Изредка ему удавалось раздобыть настойку из порошка жгара или флакон летучего оника, но подобные сокровища предназначались явно не для глупых споров, а простые рецепты Летфена не страшили.

– Проглочу и добавки потребую! – заявил он.

– Ну-у, хиляк, болтай, пока язык не отвалился, – расхохотался захмелевший щербатый главарь Авердо.

– Не поглядите, что ростком не вышел, – наклонился к нему подошедший мальчишка-разносчик, которому Летфен перед спором пообещал медяк. – Говорят, его никакая отрава не берёт, я сам на него поставил.

– Добро! – разгорячился Авердо, сверкнув синими глазами из-под густых светлых бровей. – Давай, ядоглот! Только если помрёшь, с кого ж я спрашивать буду?

Он достал висевший на груди кожаный кошель и присоединился к спорщикам. Стук пивных кружек сливался с общим гоготом, несколько порядком набравшихся посетителей едва не подрались за место с удобным обзором, но вот всё стихло. Еноа поднёс отраву ко рту Летфена и, брызгая слюной, завопил:

– Пей до дна!

Его подхватили остальные, питейная тотчас заполнилась множеством азартных возгласов, улюлюканьем, топотом, ударами кулаков по дереву и шлепками. Шум стоял небывалый. Летфен проглотил, сколько смог, благо, почти половина из-за трясущейся руки старика попала мимо рта и только намочила одежду.

– Вот-вот скрючится! – выдохнул Еноа, приоткрыв беззубый рот и выпучив глаза, из которых зрячим был только правый, а левый закрывало бельмо.

Летфен поморщился и икнул, сдерживая рвоту. Разбавленное пойло Груна мало походило на пиво, а после добавления настойки стало ещё и невыносимо горьким. Летфен спрыгнул с края стола, скрывая накатившую слабость и дурноту, и потребовал развязать руки. Спорщики наблюдали за каждым его движением, все ждали, когда подтвердятся слова Еноа – из ушей пойдёт кровь, а изо рта пена, но Летфен только отплёвывался.

– Ты говорил, сразу убивает! – кто-то пихнул старика.

– Да погоди ты! Сейчас повалится, сейчас!

– Если и повалюсь, то только с голоду, – отмахнулся Летфен. – Эй, Грун, глянь, какую я тебе сделал выручку, ты уж накорми дитятко и соломки на конюшне выдели.

– Какой тебе соломки? – Грун пригладил жидкие рыжие волосы. – В яму земляную сегодня спать пойдёшь, побелел, как светочная крошка!

– Так я, – Летфен икнул, – видать, из знатного рода! Белый, как королевский зад.

Первым загоготал Авердо, следом зашлись хохотом остальные. Карманы опустели, а брага осталась только на дне кувшинов, но никто не расходился. Летфен меж тем порозовел и продолжал требовать бесплатного ужина.

– Всё! – Авердо хлопнул кулаком по столу и принялся загребать деньги. – Живой ядоглот. Наша взяла.

– Не сегодня-завтра помрёт! – встрял кто-то.

Главаря попытались остановить, затеялась драка. Летфен спрятался за стойкой и, пока в питейной роняли столы и били посуду, жевал схваченный по дороге в убежище ломоть хлеба. Авердо быстро расправился с несогласными. Двоих пырнул ножом, остальным намяли бока его люди. Когда всё стихло, он вернул на место стол и потребовал ещё вина. Летфен с победной ухмылкой переступил через тела неудачливых спорщиков и занял место подле него.

– А-а, ядоглот, не помер ещё? – Авердо добродушно хлопнул его по спине и чуть не впечатал лицом в чашку.

– Жив буду, если дух не выбьешь, – Летфен поморщился от боли. – Я страшно удачливый! Как к кому примкну, так деньги рекой льются, возьмёшь к себе, а, главарь?

– На кой ты мне, сопля нежёваная? – удивился Авердо. – Болтать ты горазд, да только я не король, чтоб шутов держать, а на дело тебя не возьмёшь – того гляди ветром по дороге сдует.

– Да где ж ты второго такого бессмертного найдёшь? – возмутился Летфен. – Пригожусь ещё, хоть для споров.

– Уйди ты, щенок, – отмахнулся Авердо. – Дураков нету, один раз проверят, во второй – не поверят.

– Слышал, вы на гронулов через пару дней пойдёте.

– Пойдём. Вот просохнем и пойдём. А тебе-то что?

– Так я бегаю шустро! Приманкой буду, а, главарь?

– И всё-то тебе помереть не терпится, мальчишка! – Авердо громогласно рассмеялся и снова хлопнул Летфена по спине так, что тот согнулся и охнул. – Тебе годков-то сколько? Молоко ещё на губах не обсохло.

– Девятнадцать вёсен. – Летфен опустил ворот шерстяной рубахи и показал чёрное, как смоль, клеймо убийцы. – Не подведу, главарь, так и знай – не подведу.

Авердо прищурился, разглядел надоедливого собеседника с ног до головы и одобрительно хмыкнул.

– Эй, Грун, принеси ему чего пожрать, а то и падаль на такого не поведётся.

Веселье продолжалось до тех пор, пока Авердо не истратил все выигранные в споре деньги. Его громадной туше было мало даже бочки пива, хмель скоро выветрился, и пришла пора отправляться на отдых. Летфен водил пальцем по столу, мысленно проклиная колдуна, лишившего его одной из немногих радостей жизни. Главарь расщедрился, кувшины с вином не успевали опустеть, но голова Летфена оставалась ясной, точно ему в бокал подливали вместо горячительного колодезную воду.

– Места у меня нет. Спать будешь у Ферона, – сказал Авердо после долгой отрыжки, когда они покинули жаркое задымлённое нутро питейной. – Он мой должник, найдёт тебе угол, а завтра утром приходи, надо обговорить работёнку с язычниками.

Снаружи моросил дождь, дул холодный ветер, предрассветную темноту разгоняли тусклые фонари и светочные камни в лампах впереди идущих наёмников.

– Так мне бы кого в провожатые, а, главарь? – Летфен ёжился и кутался в надетую поверх своей видавшую виды куртку мужчины, убитого в питейной. – Прирежут же по дороге, кого потом на гронулов пустите?

– А наглости тебе не занимать! – Авердо сурово глянул на него сверху вниз. – Корми его, на ночлег устраивай, да ещё и охраняй! Не много ли чести для такого сопляка?

– Любую свинью откармливают и берегут, прежде чем заколоть, это всем известно!

– А я, по-твоему, дурак и не знаю? – Авердо рассердился было, но тут же остыл и подозвал кого-то. – Эй, ты, иди с ним к Ферону. Скажи, что от меня.

Угол, выделенный Летфену, был далёк от очага и завален прелыми мешками, но годы скитаний научили видеть удобство везде, где можно сомкнуть глаза и не очнуться с распоротым брюхом. Отвоевав место у тараканов, Летфен подложил под голову скрученное тряпьё и с наслаждением зевнул. День выдался на редкость удачный: желудок сыто урчал, спрятанная от дождя одёжка мало-помалу сохла. Впору было провалиться в сон, и любой другой бродяга на месте Летфена так бы и сделал, но вечные враги отдыха – мысли не желали покидать голову.

Ферон – бородатый торговец табаком с кривым носом и усталым лицом сидел на кресле у камелька и попыхивал трубкой, время от времени поглядывая в сторону нежданного постояльца. Ложиться он явно не собирался и поглаживал висевший на поясе нож, хотя охранять в халупе было нечего.

– Эй, хозяин, а ты откуда родом? – спросил Летфен, повернувшись лицом к огню.

– Лежи да помалкивай, раз место дали.

– Так и в зверя превратишься, если будешь всё время молчать. Оброс ты уже порядком и ходишь косолапо. Слышал историю про дикого старика? Он жил в лесу и на людей кидался, был сильней медведя и любого зайца загонял, а потом умер, испугавшись людской речи. Зверья в округе маловато. На кого ты охотиться будешь, если одичаешь? На гронулов?

– Да помолчи ты! – Ферон вытащил изо рта трубку и сплюнул. – С Роны я.

– С юга, значит? – оживился Летфен, приподнявшись и подложив руку под голову. – Ну, тогда недаром волосатый такой, холодно, поди, на севере, вот шерсть и отращиваешь.

– Ты сам-то откуда, кудрявая башка?

– Я с Нои.

– Не слыхал о такой.

– Деревенька на востоке. Она за горами, про неё мало кто знает.

– И как же ты тут оказался? – Торговец прищурился и сел вполоборота. – Тебе бы впору за мамкин подол цепляться, а ты по Эдосу шастаешь. Не знал, что уж и детей клеймят. Скоро младенцев от титьки отнимать будут и на рудники тащить.

– Как все, так и я. Не от хорошей жизни, – отмахнулся Летфен.

Ему невольно вспомнился покосившийся от времени, вросший в землю дом с облепленными мхом стенами и щелями, забитыми паклей. Крохотные окна, на зиму закрытые ставнями, а летом распахнутые навстречу шумному морю. Запах жареной рыбы и водорослей, аромат сушёных трав на чердаке и тепло натопленной матерью печи.

Память хранила воспоминания о днях, когда отец и старший брат Йозеф брали Летфена в море, учили ставить сети, потрошить и вялить глянцевитых рыбёшек, поддевать моллюсков, чтобы достать спрятанное под панцирем нежное розовое мясо. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Летфен в последний раз прыгал с камня на камень по гладкой прибрежной гальке и высматривал вдалеке суда. Он старался не вспоминать о той, другой жизни, где семья собиралась за скудным, но весёлым ужином, солёный ветер трепал вывешенное во дворе бельё и бросал в лицо брызги волн, а летнее солнце делало кожу такой тёмной, что пропадали веснушки.

Летфен перестал толком расти лет с тринадцати. Йозеф, которому к тому времени шёл семнадцатый год, не уставал подтрунивать над младшим братом. Он был высок, широк в плечах и очень похож на мать, слывшую по молодости красавицей. Деревенские девушки частенько делали крюк и ходили за водой к дальнему колодцу, только чтобы пройти через рынок и посмотреть на торговавшего рыбой или сетями Йозефа. Приходя домой, брат всегда хвастался если не выручкой, то женским вниманием.

В голодный год нежданным морозом среди лета побило хлебные поля, и отец стал чаще выходить в море. Когда его застиг шторм, не раз латаная лодка перевернулась, и тело рыбака, погребённое под пластом тёмных вод, досталось на съедение рыбам, которыми он всю жизнь питался.

Йозеф так и не женился, взвалив на себя заботы о брате и матери, слёгшей после смерти отца. Несмотря на его старания, денег не хватало, и Летфен вместо починки сетей начал подворовывать. Однажды он умудрился стянуть золотые часы у заезжего торговца и по глупости тут же попытался продать. Часы узнали, а их злосчастного хозяина в тот же день нашли мёртвым. Летфена посчитали убийцей и привлекли к ответу. Он отправился бы на рудник ещё в свою пятнадцатую весну, но Йозеф выгородил брата и выставил виновным себя. Ему прилюдно поставили клеймо и увезли на прииск, а по деревне поползли разные слухи. Одни говорили, что Йозефа забили на руднике или он умер там от чёрной болезни, другие утверждали, будто он сбежал по дороге и с тех пор прячется по лесам в шайке таких же клеймёных, грабит путников и ворует скот.

Матери не стало к следующей весне. С того дня, как забрали брата, и до самой её смерти Летфен ни разу не осмелился взглянуть ей в глаза. Молчание и отрешённый взгляд родительницы передавали укор острее любого слова.

Летфен ушёл из деревни на другой день после похорон. Он пытался отыскать Йозефа, примкнув к шайке клеймёных или попав в их города, о которых знал только со слов странников, смачивавших горло в деревенской питейной, но безрезультатно. Проведя несколько лет среди наёмников и совершенно отчаявшись, Летфен решился, заполучив клеймо, добраться до Северного рудника. Брата не оказалось и там. За каторгой последовал год в тесноте подземного карцера, белое, вечно равнодушное лицо Мертвякова сына и брюзжание колдуна с его колбами и склянками.

– Семья-то у тебя есть? – спросил вдруг Ферон.

– Есть. На том свете.

– Оно и видно. А у меня в Пранте дочка живёт. Редкая красавица.

– Да ты ведь страшила! – удивился Летфен, оборачиваясь. – В кого ей красавицей быть?

Он хотел отпустить едкую шуточку про гулящую жену, но вовремя одумался.

– В мать-покойницу, – задумчиво ответил Ферон, набивая в зажатую меж почерневших зубов трубку очередную порцию табаку. – Слегла от тифа лет пять назад. Всё внуков хотела, да так и не увидела.

– Не горюй, Ферон, – Летфен зевнул и потянулся. – Зато у тебя дочка есть. Дочка – это хорошо, а красивая – в два раза лучше. Будут красивые внуки.

– Уже есть один, – гордо сообщил Ферон. – Ох, и шустрый мальчишка! И тоже рыжий, как ты.

Сон сморил Летфена ближе к рассвету. Он не помнил, сколько проспал, прежде чем хозяин разбудил его настойчивыми пинками.

– Вставай, утро на дворе.

Летфен поднялся, чувствуя ломоту во всём теле и сухую горечь во рту. Ферон протянул ему кружку, от которой шёл пар, и ломоть чёрствого хлеба.

– Держи, кудрявый, живот от спины отлепи, погрейся и проваливай.

Летфен удивлённо посмотрел на хозяина и принял нежданный завтрак.

– Да ты прямо на человека похож стал! – пробубнил он с набитым ртом. – Даже волос как будто поубавилось! Ты так на всех не разоряйся, а то зима скоро. Зимой без шерсти туго.

– Отрезал бы я твой язык и продал нашему Еноа, вот уж где яд похлеще змеиного! – нахмурился Ферон.

Летфен в ответ широко улыбнулся.

Когда он вышел на улицу, солнце ещё не поднялось. Город просыпался, распахивал болезненно-красные от предрассветного марева веки-ставни, являл миру запавшие вглубь тёмных домов глазницы окон. Точно призраки бродили по узким улочкам жители. Вода в лужах рябила от шагов, отражала серое небо и низенькие халупы с кривой кладкой осыпающихся кирпичей.

До дома главаря Летфен добрался бегом, чтобы сохранить тепло. Авердо заметил его из окон и скоро вышел навстречу в сопровождении пяти крепко сложенных мужчин. Вместе они составляли отряд по поимке гронулов, обитавших в лесах вокруг Эдоса. Эти твари были, пожалуй, единственной причиной, по которой королевские чистильщики до сих пор не нашли и не выпотрошили город, потому, вылавливая и убивая их, клеймёные сами лишали себя убежища. Отрезанные головы продавали Груну, а тот, в свою очередь, отправлял товар на большой столичный рынок, где властями за него была назначена хорошая цена.

– Гляди-ка, и правда жив, – Авердо присвистнул. – Ну, пошли, ядоглот, узнаем, что там затеяли язычники.

– А куда идём? – Летфен едва поспевал за широкими шагами главаря.

– К Синлю, слыхал о таком? Он у них главный.

Синлю принадлежал постоялый двор на другом конце города. Он пользовался меньшим спросом, нежели питейная Груна, да и пускали туда не всякого. Хозяин был одним из язычников. Гонения на них в последнее время достигли пика, и мирные жители предпочитали клеймёные города правительственной опеке. Тех, кто не соглашался принимать веру в Создателя, прилюдно казнили, сжигали целыми деревнями, травили воду в колодцах и источниках, превращая жизнь верующих меньшинств в сущий ад.

Один поворот сменял другой, в некоторых местах улицы сужались настолько, что два встречных человека с трудом смогли бы разойтись. Наконец появился заветный дом в два этажа с нацарапанными на деревяшке перед входом словами «Гостевой дом у Синля». Авердо поднялся по ступеням и взялся за дверное кольцо. После пятого стука ответом ещё долго была тишина. Потом послышалась какая-то возня, грохот посуды, тяжёлые шаги.

– Кого там принесло в такую рань? – прозвучал хрипловатый голос хозяина.

– Это Авердо, хотел работёнку обговорить.

Слышно было, как изнутри сняли сначала засов, затем крюк и цепь. Щедро смазанные маслом петли не издали ни единого скрипа.

Хозяином оказался статный мужчина довольно приятной наружности: безбородый, с аккуратно остриженными усами и русой косой с вплетённой в неё красной лентой, означавшей, что Синль почитает огненных божеств. Одет он был в наспех накинутую шерстяную тунику и льняные штаны. По бокам стояли четверо парней несколькими годами старше Летфена, видно, сыновья – такие же рослые и крепкие.

Хозяин пригласил Авердо и его людей войти. Внутри было натоплено и пахло съестным. В камине горел огонь безо всякой там светочной крошки, самый обычный – древесный. Впереди утопала в темноте лестница, ведущая на второй этаж.

Все расположились за большим столом в общей комнате, и Синль, помолчав, начал:

– Грун говорит, ты продал ему не меньше десятка голов. Стало быть, ты опытный охотник. Я плачу в пять раз больше за одного гронула.

– И в чём подвох? – Главарь нахмурился и скрестил руки на груди, глаза его в свете пламени походили на два топаза.

– Гронул нужен мне живым.

– Живым?! – Авердо от удивления подался вперёд. – Ты, видно, рехнулся, Синль. Как, по-твоему, я притащу тебе эту тварь целиком, когда одна её голова каждый раз стоит жизни кому-то из моих людей?

– Это уж не мои заботы, – спокойно отозвался язычник. – Смастери ловушки, купи у Еноа сонной травы или возьми побольше верёвок. Я раздобыл кое-что для этого дела. – Он выставил на стол пузырёк из чёрного стекла. – Двумя каплями можно приманить любого гронула.

Авердо глянул на Летфена, тот презрительно фыркнул и спросил:

– Для чего тебе такая зверюга? В сани по зиме запрягать будешь?

Синль нахмурился. Лицо его как будто вытянулось. Выглядело так, будто вопрос его оскорбил.

– Твоё дело привести гронула, а не спрашивать, – сказал он, чеканя каждое слово.

– Ещё чего, – возмутился Летфен. – Да я за это страшилище собственной шкурой отвечать буду! Я тут главная приманка, а ты хочешь, чтоб я от любопытства умер?

Авердо шлёпнул его по затылку, и Летфен замолчал.

– В самом деле, зачем тебе зверь? – спросил главарь.

В воздухе повисло напряжение, и воцарилась такая тишина, словно в комнате не было ни единой живой души.

– Я где-то слышал, что язычники умеют заговаривать гронулов, и те становятся послушней собаки, правда это, Синль? – Летфен прищурился.

Все взгляды тотчас обратились к нему, затем переметнулись в сторону побледневшего хозяина.

– Правда, – вздохнул Синль, обведя взором присутствующих. – Во всяком случае, было правдой много лет назад. Моя прабабка заговаривала гронулов, сам я её не застал, но многое слышал. Передаётся это по женской линии, а в нашем роду долго девок не рождалось. Теперь у меня есть дочь, Эна, на днях вот в девицы перешла. По прабабкиным записям умение заговаривать с первой кровью приходит. Я не так давно был в Пранте, слышал всякое. Что, мол, власти готовят какую-то отраву для гронулов. Если от них леса почистят – в Эдосе житья не будет ни нам, ни вам.

– Эй, Синль, а если их заговорить, можно потом верхом кататься как на лошади? – спросил Летфен, ничуть не взволнованный тревожными вестями.

– Откуда мне знать? Столько лет этим никто не занимался, а при нынешней власти тем более боятся. Я сохранил кой-какие свитки от прабабки, но не уверен, хватит ли этого.

Летфен, зевая, откинулся на спинку стула и замер с открытым ртом, заметив выглянувшее из-за перил круглое личико. Девчонке было лет шестнадцать, она робко смотрела на собравшихся и, поймав взгляд Летфена, тотчас нырнула назад в безопасную темноту лестницы. Разговор меж тем продолжался. Десяток человек с разными историями и укладом жизни постепенно сплачивались и сходились на мысли, что отступать и прятаться дальше некуда: скоро придётся давать властям отпор.

Дочка Синля опять выглянула из темноты как пугливый птенец из гнезда. Летфен заметил её краем глаза и широко улыбнулся. Эна съёжилась, но осталась на месте, уголки её губ чуть приподнялись в ответ. Летфен про себя вздохнул, что девчонка наверняка видит в нём сопливого ребёнка, а не юношу, потому миловаться с ней он и не думал, но не мог отделаться от мысли, что она очень даже хорошенькая – розовощёкая, с длинной косой русых волос и красиво очерченными губами цвета вишнёвой настойки в питейной Груна. Такую и гронульей ведьмой не назовёшь.

Глава 4

Отца не было четыре дня. Он редко уезжал так надолго, и Аринд здорово волновался. Благо, Саор помогал, чем мог. Без обязательной печати Аринд считался вне закона и не мог посещать людные места. Мать долго прятала его в подвале, а к тому времени, когда о нём узнал Редорф, Аринду было уже пять, и краска попросту не прижилась бы.

Отец частенько повторял, что у Энсердара два рока – чёрный и красный. Первым значилось тюремное клеймо, вводимое под кожу преступникам, а вторым – обязательная печать, из-за которой островитянам был закрыт путь на материк.

Саор сходил за Редорфа на рынок, заплатил подслеповатому Греду, чтобы тот пару дней поработал за прогульщика, даже побывал в закусочной «У Араля», но ничего толком не разузнал и бранился, называя отца дураком, не отпустившим грязное прошлое. Должно быть, он загулял, ударившись в тоску по времени, проведённом в наёмничьих рядах; весёлой, сытой и пьяной жизни; молодости, здоровью и женщинам. Редорф любил вспоминать эти дни.

Аринд вошёл в лабораторию, смахнув пот с раскрасневшегося лица, и поставил в угол ведро с водой. Учитель ворошил стопку листков, что-то перечёркивал, барабанил пальцами по краю стола.

– Закрой дверь, – потребовал он, – всё тепло выпустишь. И оботрись, пока болячку не подхватил. Лучше бы над книгами сидел, а не тело своё худосочное мучил. Папаша твой ума недалёкого, раз думает, что ты ему под стать вырастешь. Много ли он убийствами заработал, кроме хромой ноги?

– Отец сказал, из меня не выйдет наёмника, – возразил Аринд, снимая мокрую рубаху. – Он говорит – я крыса.

– Мой Создатель! – Саор всплеснул костлявыми руками. – У тебя дар речи появился, мальчик? Я уж и не надеялся, что ты когда-нибудь сумеешь связать больше трёх слов.

Аринд так редко отвечал, что Саор порой забывал, как звучит его голос. Только беспокойство делало ученика разговорчивей.

– И правильно говорит, в кои-то веки. Какой из тебя душегуб, когда ты людей чураешься, а подземелья тебе милее дома родного? Подсунули мне ведьмино отродье, а ты вместо того, чтоб помогать, занимаешься невесть чем. Хорошему травнику сила нужна только на то, чтоб варево в котле мешать, а ты все деревья избил, все заборы поколотил, ни одной щепки не принёс! Людей убивать – не мешки с соломой протыкать. И травника из тебя не выйдет, так и знай.

Аринд поставил котелок на светочные камни, зачерпнул ковшом воды из ведра.

– Я плохой ученик? – спросил он.

– Стал бы я тебя учить, будь ты дураком? – Саор хлопнул его по затылку. – Ишь, разговорился. Стой тут и за отваром следи, а я ещё раз попробую краску для печати сделать. В прошлый раз цвет вышел похожий, правда, держался недолго.

Аринд невольно взглянул на запястье учителя. Обязательная печать считалась пропуском в селения и знаком того, что человек родился и вырос на тюремном острове. Эта метка не позволяла простым жителям покидать пределы Энсердара. Свободными считались только представители высшей знати, имевшие подписанные самим королём пропускные грамоты. До сих пор никто, кроме отца и Саора, не знал, что Аринд беспечатный, но решись он наведаться в деревню или на рынок, его бы казнили.

Предчувствие чего-то дурного всегда приходило неожиданно. Так случилось и в этот раз. Воздух пропитался тревогой. Сердце забилось чаще, а по спине поползли мурашки. Аринд напрягся и прислушался. Учитель перемалывал в ступке красные соцветия, брюзжал, чихал от пыльцы. Он был туг на ухо и не слышал поднявшегося в коридоре шума, топота шагов и голосов. Так многолюдно бывало только в дни, когда привозили новых заключённых, но срок для этого ещё не подошёл.

– А ну мешай как следует! – завопил Саор. – Горелым воняет! Что ты встал?

Спустя мгновение дверь распахнулась, и в лабораторию ворвались солдаты в белых плащах. Аринд шарахнулся к шкафу с порошками. Такую одежду носили чистильщики, о которых часто рассказывал отец. Их отряды занимались поимкой беглых каторжников и беспечатных, вырезанием строптивых язычников и наёмничьих шаек острова.

– Проверьте мальчишку! – рыкнул кто-то.

Застигнутый врасплох, Аринд замер и не смог сдвинуться с места, когда кто-то схватил его за запястье. Люди превратились в калейдоскоп цветных пятен, голоса слились в гул. Голова Аринда опустела от страха, и, хотя на поясе висел нож, а в шкафу поблёскивали флаконы с кислотой, он даже не пытался сопротивляться.

* * *

Грозовой горизонт утонул во тьме, грань между небом и землёй расчерчивалась только вспышками молний. Шелестели встревоженные ветром деревья, отовсюду слышалось шуршание палой листвы. Точно кости хрустели и пощёлкивали спрятанные под ней сухие ветки. Пахло мокрой древесной корой, грибами и смертью. Запах был в точности таким же, как у начавших разлагаться тел, которые Аринду не раз доводилось вывозить на тюремное кладбище.

Он чувствовал, что лежит на чём-то холодном и жёстком. Телега подпрыгивала, и голова раз за разом стукалась о дощатый настил. Скоро боль стала такой нестерпимой, что беспамятство отступило. Аринд открыл глаза и увидел прямо перед собой освещённое молнией лицо Саора, вымазанное в крови. Он в ужасе отпрянул и упёрся спиной в металлические прутья клетки. Связанные руки онемели, затылок, недавно огретый рукоятью меча, взорвался болью.

– Глядите-ка, наш беспечатный очнулся, – послышался голос одного из солдат.

Гнедой жеребец под ним фыркал, стряхивая с мокрой гривы капли.

– Слава Создателю! – отозвался второй. – Я уж боялся, помрёт по дороге.

Всадников, сопровождавших повозку, было семеро. Аринд отвёл от них взгляд и посмотрел на Саора. Кровь из перерезанного горла пропитала косу седых волос и струйками стекала в щели меж досок. Покрывание беспечатных каралось смертью, но учитель никогда не попрекал Аринда тем, что из-за него мог раньше времени слечь в могилу. Он брюзжал и часто бывал недоволен, но за грубостью скрывал привязанность и стариковскую ревность.

Закончились долгие годы учёбы и зимние вечера, когда отец и учитель беседовали за бокалом крепкого вина. Последний урок прервался на середине, главное наставление не успело прозвучать. Бульмун не узнает о чудном изобретении, а в подземной лаборатории, ставшей Аринду вторым домом, скоро появится новый хозяин. Со смертью Саора мир как будто сократился вдвое.

К утру стало невыносимо холодно. Аринд кутался в оставленный чистильщиками плащ и дрожал до тех пор, пока повозка не миновала городские ворота. За ними не было и намёка на непогоду. Аринд щурился, с удивлением разглядывая пронзительно-синее небо над головой. Ясные дни на Энсердаре случались раз в несколько месяцев и тут же сменялись чередой затяжных дождей, от которых осень казалась бесконечной. Ещё несколько мгновений назад Аринд наблюдал за жухлыми полями и скелетами деревьев, терявшими обноски последних листьев, а теперь вокруг благоухали цветы. Яркие венчики вторили красным кустарникам и деревьям с пушистой, будто посеребрённой листвой.

Впереди каменным гигантом возвышалась арка, увенчанная полуразрушенной скульптурой королевского наместника. Телега ехала по широкой дороге, выложенной мозаичным узором. За фонтаном в виде переплетающихся змей сиял белыми фасадами Дом Совета. Аринд не видел его раньше, но ещё издали прочёл выгравированное название. Осень выпила соки из растительности острова, но в столице было тепло, и здание утопало в зелени. Две башни, устремлённые в небо, казались почти невесомыми из-за множества окон. Из стен выступали резные пилястры. Бордовая черепица блестела на солнце.

Через некоторое время лошади остановились, и солдаты принялись отпирать клетку. Аринда вытащили наружу, ноги затекли, и он едва не потерял равновесие, оказавшись на земле. У главного входа поблёскивали отполированными доспехами стражники, а перед мраморной лестницей красовалась на пике изуродованная голова мужчины. Опухшие веки были опущены. Спрятанные в густой бороде и усах губы слиплись от запёкшейся крови, бордовые струйки засохли на древке и испачкали белый мрамор. Лицо, покрытое ссадинами и иссиня-фиолетовыми кровоподтёками, напоминало один большой синяк, но Аринд узнал в нём отца. Колени подкосились, мир за мгновение съёжился до стука сердца в собственной груди.

– Пошевеливайся! – рыкнул кто-то из солдат, в спину упёрлось древко копья.

Аринд двигался как заторможенный. Из головы мгновенно выбило все мысли, кроме одной: «Он мёртв».

Происходящее казалось затяжным кошмаром, из которого хотелось скорее проснуться. Аринд считал шаги, ожидая пробуждения. Он никогда не плакал. Даже будучи ребёнком, когда пугался или ранился. Не от крепости духа или чёрствости, а из-за микстуры, которую в детстве капали ему в глаза, чтобы приучить к дневному свету. Горечь от потери копилась глубоко внутри и разъедала душу.

С тыльной стороны здания виднелось несколько арок с широкими лестницами. Белые светильники освещали просторный коридор, галереи сменялись узкими проходами и колоннадами, под ногами мерцал мраморный пол. Наконец Аринда впихнули в небольшую пустую комнатку без окон. Дверь снаружи заперли, послышался звук удаляющихся шагов и голос одного из солдат за стеной:

– Госпожа Эсанора, ваш приказ выполнен!

Аринд не хотел верить. Он до последнего надеялся, что чистильщики не связаны с пропажей отца, а Редорф просто загулял или отправился вместе с Эсанорой навестить старых знакомых, но отец встретил его здесь, у центральных дверей, на окровавленной пике.

– Где он? – знакомый голос прозвучал как гром среди ясного неба.

– Здесь, госпожа. Желаете взглянуть?

– Непременно! Глоди! Иди сюда, дорогая, я тебе что-то покажу.

Дверь распахнулась, внутрь вошли несколько стражников и Сана, одетая в карминовый плащ с золотой вышивкой. Аринд кое-как поднялся и сел, не в силах оторвать взгляд от странно блестящих глаз советницы и хищной улыбки.

– Ну же, Глоди! – прикрикнула Эсанора, и следом в проёме появилась девушка лет двадцати в простеньком ситцевом платье, темноволосая, с крупными чертами лица.

Она ненадолго замерла и вся сжалась при виде Аринда, но переступила порог и встала рядом с советницей.

– Только посмотри, какое чудо! – не скрывая восторга воскликнула Эсанора. – Правда ведь, он как две капли воды похож на твоего полоумного братца? Я не смогла пройти мимо. Возьмём его для обряда, я хочу, чтобы ты полюбовалась его смертью. Только представь! Кровь с молоком!

– Да, госпожа, будет красиво, – тихо ответила Глоди.

– Я думал, вы уже собрали всю дюжину. Разве этот не тринадцатый?

Солдат потеснил высокий мужчина средних лет с короткими рыжими волосами и вытянутым лицом. Он был одет в чёрный плащ с красневшей на полах змеёй – символом Энсердара.

– Надо же, глава стражи Остант! И вы здесь! Подумаешь, тринадцатый, если всё дело в количестве камер, пусть его посадят с кем-то ещё.

– Как вам будет угодно, – Остант поклонился. – Наслышан о ваших успехах, госпожа. Пришёл лично выразить почтение. Всего за несколько недель произвели такую чистку, о какой мы и не мечтали.

– У меня нюх на такие вещи. Люблю разгребать осиные гнёзда, иногда в них можно найти настоящие сокровища. Коллекции, подобной этой, королевство ещё не видело!

– Вижу, вас очень увлекло поручение. – Остант ещё раз поклонился.

– Хорошо, что в Академии Каснела выбирают всего дюжину магов для обряда! – Сана хлопнула в ладоши. – Это позволило мне растянуть поиски. Я даже побывала на руднике, не могла удержаться, чтобы не взглянуть, как плавится светочная руда. Это сказочно красиво!

– Безмерно рад вашим приятным впечатлениям, – кивнул Остант, сдержанно улыбнувшись.

Первым делом советница распорядилась, чтобы пленнику поставили тюремное клеймо. Саор, всегда любивший разного рода запретные темы, не раз пытался вывести его из-под кожи, но всякий раз опыты заканчивались неудачей. Чёрная жидкость имела сложнейший состав. Одним из компонентов были живые частицы – редкий магический порошок, благодаря которому клеймо могло перемещаться. Это делалось на случай, если кто-то захочет выжечь его или вырезать. Даже краска для обязательной печати, которую Саор не смог сделать за десять лет, не шла ни в какое сравнение с создание преступной метки. Беглецы прятали обезображенную кожу под одеждой, но также, как беспечатные, никогда не совались в города и деревни, зная, что по улицам прогуливаются стражники с элигросами. В краску для клейма подмешивалось особое вещество, учуяв запах которого животные загрызали человека насмерть.

На следующий день растянутый на скамье Аринд надеялся, что Сана не станет пачкать превосходные мягкие сапожки, пробираясь сюда, но он ошибся. Советница пришла и стояла в дверях, самолично отдавая приказы о размере клейма.

Алхимик с помощниками приготовили сосуд, разложили странного вида инструменты на застиранной тряпице. От первого укола стало сначала холодно, потом невыносимо жарко. Аринд со всей силы сжал зубами палку. По телу будто проходились тысячи крошечных тварей, вгрызаясь в кожу и пуская под неё расплавленный металл. Бешено стучало сердце, вены на шее вздулись, лоб покрылся потом. Перед глазами всё плыло, Аринд видел то чёрные, то кровавые разводы.

Через несколько мучительных мгновений боль стала утихать, жар снова сменился холодом. Аринд слышал, как хмыкнула Сана, как застучали по мраморному полу её каблуки, как тихо переговаривались алхимик с помощниками. Мокрого и обессиленного, едва волочащего ноги, его впихнули в прежнюю комнату и заковали в цепи.

Аринд рухнул на пол и некоторое время пролежал в беспамятстве. Очнувшись, он не стал разглядывать клеймо, а сел к стене, дрожа от холода, утёр кровь с губ и принялся ждать. Раньше темнота казалась безопасной и уютной, но здесь она была другой. В ней тонули чужие звуки, запахи и голоса. Всюду сновали люди. Аринд слышал дыхание солдата за стеной, эхо чьих-то шагов, чувствовал едва уловимую вибрацию пола и впервые понимал, что находится не в уединении, а в большой каменной клетке.

В коридоре послышалась чья-то робкая поступь. Человек подошёл к двери, и Аринд отчётливо услышал голос Глоди:

– Госпожа велела его накормить.

– Так корми, – усмехнулся стражник, – только смотри, чтоб он от тебя кусок не отхватил.

Дверь отпёрлась, стражник вставил светочный камень в кольцо на стене. Комнату залил ровный белый свет, от которого у Аринда заслезились глаза. Глоди в том же голубом платье с накрахмаленным передником вошла внутрь, держа поднос с кувшином и четвертью каравая душистого хлеба. Аринд учуял запах съестного и невольно сглотнул, желудок протяжно заурчал, напоминая о нескольких днях голодовки. Глоди трясущимися руками опустила принесённое на пол и отошла.

Аринд потянулся к еде, но цепь оказалась слишком короткой. Глоди вздрогнула и отскочила к порогу под гогот стражника. Некоторое время она нервно мяла подол передника, потом собралась с духом и подтолкнула поднос носком ботинка. Аринд схватил кувшин и осушил его жадными глотками. Он жевал хлеб, когда в дверях появилась Эсанора.

– Как тут наш немой дурачок? – спросила она. – Отошёл? Да что ты так трясёшься, Глоди, он же не буйный!

Аринд не поднимал головы и продолжал есть, чтобы появились хоть какие-то силы. Эсанора подошла совсем близко, сердце забилось чаще. Она присела рядом с Ариндом и, схватив его за подбородок, заглянула в лицо. От её волос, одежды и кожи исходил тошнотворно-сладкий аромат.

– Ты погляди, он же не умнее осла. И впрямь такой же, как твой братец, разве что слюна по подбородку не течёт. Принеси я сейчас голову его папаши, он и глазом не моргнёт. А Дорф так просил меня раздобыть сыночку обязательную печать, аж жалость берёт.

* * *

– Проклятый холод, до костей пробирает.

Чистильщик надрывно кашлял в кулак, придерживая поводья одной рукой. Он с удовольствием променял бы редкую в этих краях ясную погоду на бокал тёплого вина и уютную постель. Несмотря на посиневшие губы, глава стражи Остант держался в седле гордо и ни слова не проронил в ответ.

Поля, покрытые пожухлой, чуть припорошённой инеем травой, дарили пейзажу особую свежесть. За ними виднелись невысокие холмы с одинокими деревьями на вершинах. Впервые за всё время высоко в небе Аринд увидел птиц. Каменистые пустоши переходили в ярко-зелёные долины, а впереди, как змея посреди дороги, чернела пропасть, разросшаяся глубокими разломами. На противоположной стороне обрыва шелестел лес. Телега неспешно миновала мост и, проехав по мшистому ковру, снова оказалась в объятиях света.

Скоро впереди показался храм. От железных ворот к главному входу вела галерея с колоннами зелёного мрамора. Башни словно вырастали одна из другой, опоясанные ритмичным аркатурным узором и продолговатыми окнами с резными решётками. Повозка нырнула в боковой тоннель и выехала на арену, окружённую стенами, из которых выступали ступени для сидения зрителей. Наверху, расположенные в лучших точках обзора, виднелись роскошные лоджии с витиеватыми козырьками, откуда в скором времени должна была наблюдать за происходящим советница.

У Аринда зарябило в глазах, лоб покрылся холодной испариной. Страшно было даже подумать о том, что он выберется из телеги и окажется один посреди огромного пустого пространства. Весь путь до следующего карцера Аринд смотрел под ноги, изучая каждую трещинку на поношенных ботинках. Дорожки внутреннего двора сменились мраморными ступенями, мозаичным узором, богатыми коврами и снова ступенями, а завершились каменным полом расположенной на верхнем этаже камеры. Аринд шагнул внутрь и оказался за решёткой, словно запертый в клеть для всеобщего обозрения элигрос. Когда он поднял голову, то увидел ещё одного пленника. Из темноты на него смотрел измождённый, полностью седой юноша. Взгляд его бледных соломенных глаз был пронзительным, и Аринд снова почувствовал, как воздух пропитался тревогой.

Свет из окон в конце коридора скоро погас, пространство освещали только факелы. Аринд сидел, не шевелясь, словно любое движение могло причинить ему боль. Неожиданно по телу прошёл жуткий холод, грудь сжало, будто кто-то с силой ударил под дых и вышиб весь воздух. Лёгкие съёжились, Аринд захрипел, хватаясь за горло. Лицо тут же раскраснелось, выступили слёзы. Аринд замер, вжатый в стену и натянутый, как струна. Вены на шее вздулись, сердце замедлилось. Холод сковал конечности, и стало невозможно пошевелиться. Минуло несколько ужасающе долгих мгновений, прежде чем всё внезапно прошло. Аринд покачнулся и закашлялся, падая на широко расставленные руки. Тело трясло, к горлу подступила сильная тошнота.

Он с трудом вернулся в прежнее положение. Сокамерник наблюдал за происходящим с явным интересом. Его осунувшееся лицо было почти полностью скрыто в тени. Глаза, не отражавшие света, выглядели пустыми провалами. Аринд помнил их светлый оттенок, но теперь они переменились. В них стыла матовая пугающе глубокая чернота.

Глава 5

Тишину нарушила чья-то гулкая поступь. Угольный мрак растворялся в белом свете фонаря, который человек нёс с собой. Зенфред встрепенулся и медленно встал. Подземелье, мерцающее и холодное, показалось ему тоннелем, вырубленным в огромном куске льда. От колонн поползли тени, на влажном полу заиграли блики. Темнота, ненадолго спрятавшаяся в глубине дверных порталов и пустых глазницах статуй, продолжала отступать, пока человек со светочем не подошёл совсем близко. Зенфред прикрыл рукой слезящиеся глаза и постарался разглядеть визитёра.

– Авел? А… это ты, Вельмунт. Я уж думал, наш старший пришёл.

– Тише, друг, – шепнул мальчишка, вынимая из внутреннего кармана плаща ключ. – Я тебя вытащу, иначе до конца жизни не смогу спокойно спать.

– Что ты задумал? – Зенфред вцепился в прутья решётки. – Откуда у тебя ключ? Ты что, стащил его? Да тебя выпорют за это! Я сам дождусь, пока закончится наказание. Не переживай, здесь не слишком уютно, зато Факел до меня не доберётся.

Он просунул руку и положил на плечо мальчишки. Тот стоял, опустив голову, и, казалось, не слышал, но от прикосновения всхлипнул и задрожал всем телом.

– Ты не понимаешь, друг! Это не наказание! Мне нельзя тебе говорить, нельзя даже приходить сюда. Я платил стражнику, чтобы он позволял приносить тебе еду вместо него.

Зенфред оцепенел.

– О чём ты говоришь, Вельмунт?

– Они мертвы, – выдавил тот сквозь слёзы. – Я не хотел тебе говорить. Не хотел говорить, чтобы ты не мучился.

Зенфред похолодел и убрал руку с его плеча. Испуганный взгляд Вельмунта метнулся к дальнему проходу, лицо побелело как полотно.

– Нужно спешить, – сказал он, вставляя ключ в замок.

– Объясни мне, что произошло, иначе я и шагу отсюда не ступлю! – выпалил Зенфред. – Кто мёртв? Кто-то из стражников?

– Твою семью казнили, – ответил Вельмунт тихим, слегка надтреснутым голосом. – Райелдов объявили предателями. Дед говорит, не было даже королевского суда. Их выволокли во двор, облили смолой и… – Он осёкся. – Солдаты скоро придут и за тобой, тебе надо бежать. Я принёс смотрителям вина и подмешал в него травы, которую дед заваривает от бессонницы. Они крепко спят, нужно уходить, пока есть время.

Зенфред захохотал. Самая идиотская шутка, какую он только слышал в своей жизни. Вельмунт всегда был остёр на язык и любил повеселиться над застигнутым врасплох другом. Его реплика походила на фразу из какой-нибудь легенды, найденной на библиотечных полках. Некоторое время прошло в молчании. Глаза Вельмунта источали столько жестокой уверенности, что уголки губ Зенфреда невольно опустились. Мальчишка схватил его за запястье и поволок к выходу, освещая дорогу фонарём.

– Будешь скорбеть о них потом, – сказал он. – Сейчас главное, чтобы и тебя не казнили. Я этого не переживу.

Зенфреду снова захотелось смеяться. Он всё ждал, когда Вельмунт обернётся и улыбнётся во весь рот, говоря, что разыграл его, но тот продолжал идти молча. Мрачный и как никогда взрослый.

Они были неразлучны с тех пор, как дед Вельмунта – подслеповатый библиотекарь – привёл внука в Академию, чтобы обучить архивному делу. Улыбчивый любознательный паренёк понравился Зенфреду с первых дней, а отсутствие соперничества в магии сделало их дружбу крепкой, несмотря на разницу в возрасте. Вместе они проводили долгие часы среди стеллажей с книгами и свитками, пахшими старой кожей и пылью. Беседовали о легендах и могущественных магах, читали и разглядывали старинные карты. Зенфред знал всё о прошлом Вельмунта, в то время как сам не мог открыть даже своего имени. Он изучил привычки друга и замечал, когда тот раздражён или хочет спросить о чём-то важном, но теперешний Вельмунт не походил на себя прежнего.

Усталость накатила спустя всего пару десятков шагов. Зенфред одёрнул руку и, тяжело дыша, привалился к стене. Он ослаб от переживаний и скудной пищи и чувствовал, как вместо растерянности в нём закипает раздражение.

– Прекрати, – резко сказал он. – Если, по-твоему, это забавно, то ты должен знать, что такими шутками даёшь фору даже Факелу. Как ты узнал о моём происхождении? Неужто рылся в записях магистра, когда тот попросил тебя навести порядок в его личной библиотеке?

– Замолчи! – вспыхнул Вельмунт. – Если бы я так шутил, мог бы я после этого называться твоим другом?

Он дал Зенфреду отдышаться и продолжил вести за собой. Фонарь покачивался в тощей, почти детской руке, плащ был ему велик и волочился по полу, собирая грязь и сырость.

Зенфред вдруг задрожал.

– Скажи, что это глупая шутка! Скажи, что шутишь! – он почти кричал.

Вельмунт обернулся и схватил его за грудки. Ему пришлось встать на цыпочки, чтобы оказаться с Зенфредом лицом к лицу.

– Молчи, – прошипел он, – иначе и себя и меня погубишь!

Зенфреда заполнило отчаяние. Весть о смерти родных из уст единственного человека, которому он мог доверять, показалась неподъёмным грузом. Хотелось упасть и разрыдаться, но рука Вельмунта настойчиво продолжала тянуть вперёд.

Перед лестницей, ведущей к выходу, мальчишка остановился и снял плащ.

– Вот, надень, я взял его у деда для тебя. Накинь капюшон и лучше вообще не снимай на людях, когда окажешься снаружи. В карманах немного денег, на первое время тебе хватит. Я ещё прихватил еды. – Зенфред только сейчас заметил перекинутую через плечо Вельмунта кожаную сумку. – Тут одеяло и одежда, которую мне удалось достать из твоей комнаты. Ещё пара светочных камней, но будь осторожен с костром: его хорошо видно ночью, и дым чувствуется далеко.

Руки Зенфреда стали точно войлочными и не слушались, пока он надевал плащ. Вельмунт говорил что-то о главных воротах, деревьях на заднем дворе, пути по крышам и тайном выходе из Академии, который проделал в стене кто-то из адептов, любивших посещать ночами питейные заведения и бордели в нижнем городе. Зенфред молча поднялся за ним по лестнице, у самой двери вдруг остановился и с ужасом в голосе спросил:

– Что я буду делать там один? Куда я пойду?

– За пределами Академии тебя никто не знает, и Источник твой почти закрыт. В тебе не распознают мага. Сменишь имя и будешь очень осторожен, а потом мы обязательно встретимся. Ты найдёшь меня или я найду тебя. – Вельмунт обернулся, он будто повзрослел на пять лет. – Я мало что могу, так что тебе надо быть сильным, Зенфред. Помнишь «Сказания Алтемора»? Мы будем как Алтемор и Ромс. Ты не должен чувствовать себя одиноким. Я с тобой, просто мы ненадолго разделимся.

Зенфред чуть заметно вздрогнул, впервые за много лет услышав собственное имя. Вельмунт толкнул дверь, и они выбрались наружу. Стояла глубокая ночь, огни спальных корпусов давно погасли. Светились только фонари перед главным зданием, окна библиотеки и трапезной, где поднимали стулья и выметали пол. Дул ветер. В воздухе пахло сырой травой и цветами. Журчала вода в центральном фонтане. По мраморным статуям и скамейкам скользили тени.

Вельмунт шёл уверенно и торопливо. Он то и дело озирался по сторонам. Зенфред плёлся за ним, неуклюжий и потерянный. В ночи двор Академии выглядел совсем не так, как днём. Они обогнули главное здание и стали красться вдоль стены с другой стороны от главных ворот.

– Старайся не шуметь, – шепнул Вельмунт. – Иди за мной след в след.

Зенфред часто оступался, шуршал палой листвой и цеплялся плащом за кусты шиповника, шумный, точно продирающийся через лес медведь, в то время как Вельмунт двигался с лёгкостью и изяществом лани.

– Хорошо было бы забраться по дубу с восточной стороны, но у тебя вряд ли получится, – сказал Вельмунт, когда они добрались до сада и оказались в безопасном отдалении от света центрального здания.

На пути изредка встречались спрятанные за деревьями и клумбами подсвеченные скульптуры, небольшие каскады и ротонды, где адепты в свободные от учебы часы занимались музыкой. В дальней части сада всё выглядело запущенным: кусты разрослись больше положенного, лианы оплетали стену, а древние деревья наверняка существовали ещё до того, как был заложен первый камень Академии. Вельмунт раздвинул сухую поросль у стены и принялся торопливо оттаскивать ветки.

– Ты пока посмотри, нет ли кого рядом, – попросил он.

Зенфред перешёл на внутреннее зрение, и его обдало волной хлестнувших по спине мурашек. Сзади приближались пятеро огненных магов. Их оранжевые Источники светились в темноте, словно языки пламени на невидимых свечах. Зенфред попытался что-то сказать, но не смог выдавить и слова, он тряхнул Вельмунта за плечо, тот резко обернулся и вскочил на ноги.

Факел шествовал впереди, освещая дорогу горевшим над ладонью голубым пламенем. За ним следовали ещё четверо. Зенфред стоял с минуту, ошеломлённый и напуганный, потом отшатнулся, со всей силы ударил себя по щекам и рассмеялся, убеждённый, что происходящее – жуткий кошмар, объединивший его главные страхи. В конце этого кошмара он должен был сгореть заживо и проснуться, обливаясь холодным потом.

– Стойте, где стоите, иначе я оставлю от вас одни головешки, – объявил Факел на удивление бесстрастным тоном.

Его спокойствие казалось ровным и глубоким, как дыхание во сне. Оно не было затишьем перед бурей или штилем после шторма. От Факела исходила уверенность абсолютного победителя, чья жертва в любой момент будет раздавлена щелчком пальцев.

Ветер вдруг стал обжигающе холодным, ноги потяжелели и словно примёрзли к земле. Зенфред понял, что не может сдвинуться с места.

– Лучина, сбегай за старшими, а вы, трое, возьмите их в круг, – скомандовал Факел.

Его пальцы напряглись, глаза почернели от перехода на внутреннее зрение.

– Только подумать, н-наша свинка – сыночек первого советника! Недаром ты мне так н-не нравился. Ты и твой папаша в-всем стояли поперёк горла. Я уж п-прослежу, чтобы ты отправился за ним следом. – Факел заикался и говорил медленно, боясь потерять концентрацию.

– А ты всё никак не научишься держать на замке свой поганый рот! – выпалил Вельмунт.

Факел скривился, но магию использовать не стал.

Скоро от главного здания потянулась процессия людей со светочными фонарями, возглавляемая Каснелом. Когда магистр подошёл достаточно близко, глаза адептов вернули прежний оттенок. Зенфред облегчённо вздохнул. Если Факел до сих пор не решился воспользоваться Источником, он уже не станет этого делать. Через минуту беглецы были связаны и стояли на коленях, окружённые старшими магами. Зенфреда наверняка тотчас вернули бы в карцер под усиленную стражу, а Вельмунта привлекли к ответу и выпороли за проступок, но Факел не желал отпускать добычу так просто.

– Магистр, – обратился он к Каснелу, – позвольте мне сказать.

Тот молча кивнул.

– Все мы стали свидетелями преступления, и по законам королевства предатель должен быть казнён на месте. Позвольте мне самому убить его.

Зенфред затрясся как в лихорадке. Он в ужасе поднял голову, и сердце пропустило удар. Бледный палец указывал не на него, а на всхлипывавшего за спиной Вельмунта. Каснел нахмурился, между бровями у него пролегла глубокая складка. Он долго смотрел на Факела. Ещё никто из адептов не осмеливался на подобную дерзость, никто не выдерживал такого взгляда. Любой другой давно отвёл бы глаза и потупился, бормоча извинения, но Факел стоял прямо и смотрел на магистра сверху вниз, как если бы тот был его слугой. Каснел заметно занервничал и перевёл внимание на Вельмунта.

– Мальчик ещё юн, – сказал он, вернув голосу привычное хладнокровие. – Но он знал, на что идёт, и по законам Хэлдвейна приговаривается к смерти.

Зенфред стоял на коленях как громом поражённый. Он очнулся, только когда двое магов подняли его и поволокли в сторону, чтобы освободить место для казни. Вельмунт рыдал и просил пощады. Он снова стал самим собой – двенадцатилетним мальчишкой, которого Зенфред считал младшим братом. Факел торжествовал. Его глаза почернели, как смола угольного дерева.

Через несколько мгновений напряжённой тишины Вельмунт вспыхнул. Голубое пламя вмиг объяло тело от макушки до пяток. Запахло горелой плотью. В первые секунды Вельмунт катался по земле, крича и пытаясь сбить огонь, но магия спалила его мгновенно. Когда Зенфред открыл глаза, на выжженной траве осталась темнеть только горка пепла.

* * *

Последнюю ночь в карцере Академии Зенфред провёл неподвижно, не смыкая глаз. Он вспоминал казнь Вельмунта и представлял, как мучительно медленно умирали от обычного огня облитые смолой отец и мать. В четырёх стенах, заполненных темнотой, некуда было деться от мыслей. Зенфред хотел забыться сном, но не мог спать. Он понимал, что вот-вот сойдёт с ума. Даже созерцание, требовавшее усилий, не отвлекало его. Чтобы усложнить задачу, Зенфред вставал и принимался ходить, натыкаясь на стены и гремя цепями. Он мог видеть сотни Источников вокруг. Он цитировал старинные трактаты и легенды, но и этого было недостаточно, чтобы занять всё внимание. То, с каким трудом Факел говорил во время концентрации, казалось ему нелепым.

Будь у Зенфреда та же огненная магия, он уничтожил бы любого противника с помощью одной только скорости. Раз или два ему удавалось даже то, о чём не мог мечтать сам магистр. Зенфред сумел разделить зрение, чтобы видеть мир Источников и реальный мир одновременно. Любой адепт отдал бы полжизни за такое умение, но теперь оно оказалось бесполезно. Зенфреду предстоял путь на остров и неделя ожидания перед казнью, которую третья советница Эсанора, по слухам обожавшая кровавые бойни, решила сделать всеобщей потехой, выставив Зенфреда одной из жертв для обряда первой крови.

Лучшая дюжина из выпускников Академии, избравших путь боевых магов, по древнему обычаю должна была публично убить своих первых жертв. Это считалось символом готовности служить королевству, знаком крепкой воли и образцом необходимого в битве хладнокровия. По сути, всё это было показушной традицией старых времён и способом продемонстрировать государям соседних королевств мощь военной элиты Хэлдвейна. После долгих лет жестокой учёбы нашлось не больше десятка тех, кто не решился на расправу и отказался от права вступить в королевскую армию. Смертников обыкновенно выбирали из приговорённых к казни клеймёных, поэтому последние лет тридцать обряд проводился на тюремном острове, которым управлял отец.

Речь Каснела Зенфред выслушал с неожиданным спокойствием, но мысль о том, что Факел и все те, кто виновен в смерти родителей, останутся безнаказанными, мучила его. Раз за разом Зенфред представлял ликование толпы на арене. Все будут шутить и рассказывать друг другу, как откормленный советничий сынок перед смертью визжал, точно свинья под ножом. Десять лет унижений, и всё ради позорного конца.

Зенфред пытался спрятаться от собственных мыслей и глубже уходил во внутреннее зрение. По камере начала расползаться гулкая тишина. Свет чужих Источников растворялся в темноте, словно тающее на горячих углях масло. Зенфред переставал ощущать холод стены и твёрдость грубо сколоченной скамьи. Он не чувствовал рук, покоящихся на коленях, не замечал зуда и ломоты в рёбрах. Внешний мир переставал существовать. Только собственный Источник продолжал мерцать, рассеивая вокруг пепельные искры.

Зенфред снял с шеи подаренный матушкой серебряный медальон – знак почитания Создателя и с горечью бросил его в сырой, затянутый паутиной угол камеры. Выход был один – умереть прежде, чем наступит утро. Нити при желании могли разрывать Источник. В совершенстве подобным владели Верховные, годами осваивавшие технику открытия каналов. Они могли делать отверстия для высвобождения магии с предельной точностью так, чтобы не навредить адепту. При неумелом вмешательстве бреши получались слишком большими, энергия постепенно разрушала тело или не успевала восполняться, и тогда Источник рассеивался вместе с душой.

Зенфред отделил крупный светящийся пучок и направил к одному из каналов, чтобы пробить в нём отверстие. Первым был выбран тот, что уже чуть приоткрыли в Академии. Нити врезались в него, вызвав ощутимый толчок, но сосуд остался прежним. Зенфред понял, что зря осторожничает, разделил нити и ударил изо всех сил. Ткань Источника прорвало в нескольких местах.

Рядом не было никого, кто мог бы хоть как-то облегчить открытие, и Зенфред знал, что, повредив разом все каналы, умрёт почти мгновенно. На лбу выступил холодный пот, сердце заколотилось с бешеной силой, однако волна жара быстро стихла, превратившись в терпимую боль. Путь энергии был освобождён, светящиеся искры расходились по всему телу и просачивались наружу, но большую их часть сдерживали нити.

Зенфред не мог понять, почему так вышло. Источник сам закрыл лишние повреждения. Он не приобрёл цветного оттенка, а стал полностью серым. Тусклая паутинка потоков оплетала грудь. Зенфред чувствовал сильное давление в висках. Голову распирало, но боль продолжала утихать. Зенфред постарался сосредоточиться и разглядеть проделанные нитями бреши. Магия, какой бы она ни была, не слушалась его. Энергия осталась неподвижной, когда Зенфред попытался открыть ей путь для выхода. Слабое сияние выдавало всплески потоков, накапливавшихся в теле, но Зенфред не испытывал неприятных ощущений и, вопреки всем прочитанным свиткам и книгам, – не умирал.

* * *

К утру во дворе собралось столько народу, что Зенфреду вспомнились празднования в честь дня основания Академии. Казалось, Каснел вот-вот встанет у главной статуи, чтобы вознести речь первым магам. На деле посмотреть вышли, конечно же, на Зенфреда – сына предателя, несостоявшегося беглеца, обжору, мальчика для битья и просто бездарного адепта.

Зенфреда на удивление не беспокоили сотни любопытных глаз и целый кортеж солдат, которым приказано было доставить его на остров. Куда больше раздражали связанные руки, сонливость и голод. Остаток ночи Зенфред просто спал, а, проснувшись, не обнаружил в сознании никаких изменений. Он был всё так же странно спокоен и даже сейчас смотрел на происходящее, как на игру плохих актёров. Невольно в голове возникли строки из ежегодной речи о первых магах. Той самой, которую адепты заучивали наизусть и повторяли за Каснелом каждый праздник основания.

– Первым был маг огня Гёльн, – пробормотал Зенфред, выискивая среди зевак Факела. – И города горели от его взгляда.

Люди выглядывали из окон, толпились у ворот, некоторые даже забрались на развесистые деревья для лучшего обзора. Всюду мелькали яркие плащи стихийников. Точно пятна крови на цветастой рубахе толпы алели впереди одежды огненных магов.

– Вторым был маг льда Триценн. И моря замерзали от его дыхания.

Зенфред вглядывался в лица адептов холода, но Линэ среди них не было. Наверняка она пряталась где-нибудь в библиотеке, и хотя Зенфреду так и не удалось ни разу с ней заговорить, он был счастлив уже тем, что мог дышать с ней одним воздухом.

– Третьим был маг ветра Оуэн. И от взмаха его ладони леса обращались в щепки.

Зенфред посмотрел на мальчишек чуть младше Вельмунта, одетых в белые робы. Пока их сил хватало только на то, чтобы закручивать маленькие смерчи или бросать в лицо противнику песок, но в скором времени и они смогут ломать если не леса, то отдельные деревья, задерживать в воздухе стрелы, раздувать паруса и разгонять облака.

– Четвёртым был маг камней Хист. И земля дрожала от его удара.

Серых плащей среди адептов было немного, но в ближнем бою их боялись больше всего. Зенфред помнил жуткие иллюстрации с людьми, тела которых напоминали игольницы, проткнутые десятками острых каменных пик.

– Пятым был маг жизни Цей. И смертельные раны заживали от его касания.

Целители, облачённые в зелёные плащи, стояли в стороне ото всех и о чём-то негромко переговаривались, а Зенфред вспоминал, сколько бинтов и мазей извели на него за десять лет.

– Шестым был маг барьеров Коурс. И ни один из магов не мог коснуться волоска на его голове.

У ворот стоял магистр Каснел – ещё не старый мужчина с аккуратно подстриженными бородой и усами. На нём не было ни дорогих тканей, ни драгоценных камней, ни мехов – только подпоясанная ремнём чёрная рубаха и шерстяные штаны, заправленные в высокие сапоги на ремешках. Магистр смотрел на Зенфреда тем же взглядом, каким одарил Вельмунта, прежде чем позволил Факелу его казнить.

– Седьмым был маг без имени. Он не владел ничем, но он был сама власть.

Небо над головой оставалось предательски ясным, а солнце тёплым. Казалось, сам Создатель смеялся над Зенфредом. Ни на земле, ни на небесах никому не было дела до его горя.

* * *

Путь к острову Зенфред помнил смутно из-за опиумной воды. Дурманящий отвар помогал на время забыться, уйти из внешнего мира и плавать где-то в подсознании, покачиваясь на волнах бесформенных мыслей. Большую часть пути было темно и очень сыро. Зенфреда укачивало, к горлу подступала тошнота. Прошло уже немало дней, и всё это время он ничего не ел, но желудок пищи и не просил, только во рту пересохло. Становилось холодно, будто тело медленно опускалось в ледяную воду. На самом деле холодно было уже давно, просто Зенфред не чувствовал озноба.

Судя по тряске, он находился не на корабле, а в какой-то повозке, закрытой непроницаемой тканью. Зенфред пытался высвободить затёкшие руки, пробовал двигать ногами – нужно было занять себя делом, чтобы не думать. Он ещё толком не соображал, когда в сознании всплыло лицо Факела. Разум, до того походивший на мутный сосуд, мгновенно прочистился. Образ убийцы Вельмунта попал внутрь огоньком, разразившимся в бешеное пламя и за мгновение пожравшим дурманящую безмятежность.

Зенфред судорожно вздохнул. Он удивлялся, как подмешанный в воду опий мог заставить забыть гнев и ярость, от которых не так давно вывернуло наизнанку весь его внутренний мир. Но вместе с ненавистью вернулся и страх. Зенфред съёжился, вслушиваясь в собственное дыхание – резкое отрывистое, шумное.

Когда лошади остановились, и снаружи подняли чёрную ткань, глаза заболели от вечернего света. Впереди возвышалась щетинистая громада храма, к которой вела колоннада зелёного мрамора. Капли дождя барабанили по листьям плюща, скатывались по желобкам и собирались в пастях венчавших капители змей. Гроза заканчивалась, а закатное солнце окаймляло края фиолетовых туч розовыми лучами. Прохладный ветер пах свободой и морозным холодом земель за пределами Храма. Он гонял лепестки цветов между колоннами просторной террасы, пронизывал казавшиеся невесомыми и беззащитными башенки, заставляя сферы в них сталкиваться с мелодичным звоном.

Карцеры находились на верхнем этаже, в полутёмном коридоре с единственным окном. Почти все камеры уже были заняты, и Зенфред мог разглядеть сидевших за решётками юношей примерно одного с ним возраста.

В холодной темноте снова стало не по себе и захотелось спрятаться во внутреннем зрении. Тишина убаюкивала, страх утихал. Зенфред глубоко вдохнул, но не услышал вдоха и того, как воздух с шумом покидает лёгкие. Разорванные каналы продолжали терять энергию. Зенфред жалел, что искусство Верховных оказалось для него таким же далёким, как и понимание собственной магии. С большим трудом он вынул одну из нитей и приказал ей выжечь искру – самое простое, что можно было попытаться сделать. В Академии Зенфред уделял огненной стихии больше времени, нежели другим. Он прилежно изучал истоки и применение пламени, надеясь обезопасить себя от шуток Факела, но всё равно часто оказывался застигнут врасплох.

Омут спокойствия зарябил. Воспоминания выпустили коготок и прочертили в сознании болезненную червоточину. Зенфред тут же постарался отгородиться от них и вернулся к свободной нити. Её вполне хватало на то, чтобы нагреть воздух или заморозить воду в кружке, но нить только колебалась, как волос под дуновением ветра.

Зенфред пробовал одну заученную практику за другой, но ни один из знаков, ни один из самых простых узлов магического плетения не складывался, точно он пытался связать кружево из воздушного потока. Вытянувшись и истончившись до предела, нить могла достигнуть конца коридора, а затем обрывалась. Дальность Источника оказалась куда меньше, чем у погодников или любого из боевых магов. Ей уступала только целительская.

Зенфред не помнил, сколько времени провёл, увлечённый загадкой. Из забвения его вырвал звон цепей и голоса. Один из солдат открывал дверь камеры, чтобы впихнуть в неё очередного пленника. Зенфред вернул обычное зрение и принялся разглядывать товарища по несчастью. Им оказался высокий, худощавый, но очень жилистый юноша. Чёрные волосы скрывали лицо, пока он смотрел под ноги, и Зенфред не мог рассмотреть так интересовавшее его выражение. Он, сам того не понимая, хотел увидеть отчаяние человека, оказавшегося с ним по одну сторону решётки.

Когда дверь захлопнулась, новоприбывший поднял голову и уставился на сокамерника, словно чувствовал его взгляд. Зенфред ожидал чего угодно – от гневной ухмылки до безумия, но обнаружил только застывшую в глазах отрешённость. Маска безразличия прилегала к лицу пленника так плотно, что, казалось, срослась с кожей. Было трудно представить хоть один дрогнувший мускул, хмуро сдвинутые брови или уголки губ, изогнутые в улыбке. Юноша безмолвной тенью направился к стене, выдавая движение только звяканьем кандалов, и сел, облокотившись спиной о холодные камни.

Зенфред понадеялся, что сможет завязать беседу, но не чувствовал со стороны сокамерника ни одобрения, ни отторжения, и потому не мог решиться на разговор. Между ними повисла тишина, полная напряжённого ожидания и прорезаемая редкими косыми взглядами.

– Как тебя зовут? – наконец спросил Зенфред.

Собственный голос показался ему надломленным и хриплым. Юноша проигнорировал его, как если бы был глухим, и продолжал сидеть, уставившись в одну точку.

Зенфред разочарованно вздохнул и вернулся к изучению Источников. Магов он увидел почти сразу. Среди них наверняка было множество адептов, приплывших на том же корабле, где под конвоем в плесневелом трюме везли последнего из Райелдов. До того он старался не касаться цветных сосудов, боясь потревожить корочку на затянувшейся ране. Любые воспоминания об Академии могли распалить злость и вернуть мысли о мести. Перед собственной казнью об этом не стоило даже мечтать.

Зенфред невольно задумался, возможно ли без подготовки и обучения порвать каналы внутри другого человека. Окажись он на арене жертвой Факела, смог бы сделать хоть что-нибудь, прежде чем белобрысый вызовет пламя? Возникшая в ночь после гибели Вельмунта мысль окончательно укоренилась в сознании. Зенфред с горечью понял, что хождение по головам и убийства себе во благо – необходимое зло, позволяющее низам пробираться наверх, а верхам не опускаться на дно.

Крупный пучок нитей выскользнул из Источника и потянулся в сторону сокамерника. Если чудо существовало, и можно было убить Факела, разорвав его магией, для начала стоило потренироваться.

Глава 6

Летфен жевал соломинку, глядя на рассохшиеся балки под потолком. Время перевалило за полночь, и Ферон храпел, уткнув лицо в бороду. Шум стоял такой, что в полудрёме Летфену привиделся рассвирепевший гронул. Спать решительно расхотелось, а до рассвета было ещё далеко. Серый кот, свернувшийся в ногах тёплым калачиком, зевнул и принялся переминать одеяло мягкими лапами. Летфену становилось не по себе от мыслей о предстоящей охоте, он долго ворочался и в конце концов разбудил хозяина.

– Что ты там возишься как жук навозный? – прохрипел торговец и закашлялся, прочищая горло.

– Да как тут спать? – жалобно протянул Летфен. – От твоего храпа пол ходуном ходит, и стены трясутся.

– Иди под забором дремли, если тут не нравится.

Ферон бросил в камин полено и снова уселся в старое скрипучее кресло. На стенах заплясали тени. Пламя охотно поедало дерево, и жар становился ощутимей. Комнату заполнил аромат смолы, смешанный с крепким запахом табака.

– Замёрз, рыжий? – Ферон потянулся за трубкой.

– Замёрз, – кивнул Летфен, подходя к огню. – Холодища у тебя тут, а ещё тоска смертная. Чем же ты занимаешься, когда один? В питейной я тебя ни разу не видел, и на торг редко заглядываешь.

– А ты всё вынюхивать вздумал? – рыкнул торговец. – Авердо надоумил?

– Нужен ты мне! Не хочешь, не рассказывай, но вот я бы тут один давно от скуки помер.

– А я и не один, у меня, вон, Серый есть, – Ферон кивнул на кота, пришедшего вслед за Летфеном и устроившегося у него на коленях. – Только не пойму, чего он всё к тебе ластится.

– Ко мне любая животинка ластится, – отмахнулся Летфен. – Лучше бы девки так ластились, честное слово.

Ферон хрипло рассмеялся.

– Не дорос ты ещё, до девок-то.

– Много ты понимаешь!

Торговец поднялся. Зажимая трубку в зубах, подошёл к стоявшему в полутьме у дальней стены сундуку, достал коробку и бутыль синего стекла, отливавшую чернотой.

– На вот. – Он разлил настойку по бокалам и протянул один Летфену. – Погрейся. В араман играть умеешь?

– На что играем? – Летфен отхлебнул угощение и подвинулся к столику на гнутых ножках, где уже стояла распахнутая коробка, полная разноцветных камней и нитей, связанных в узелки.

– На щелбаны, – сообщил Ферон, утирая бороду. – Денег у тебя всё равно ни гроша.

– Так у меня ж от одного твоего щелбана голова отлетит, Ферон! Ты глянь на свои кулачищи-то!

– А ты не проигрывай, – хмыкнул торговец, высыпая на стол первую порцию камней.

Не проигрывать, однако, не получилось. Ферон играл знатно и, должно быть, частенько разыгрывал партии сам с собой. Бой продолжался до самого утра, и в ушах Летфена звенело от щедрого града щелбанов. Торговец проиграл всего раз, но и у него на лбу красовалась оставленная Летфеном победная отметина.

Незадолго до восхода солнца утомившийся и разморённый выпивкой Ферон заснул, откинувшись в кресле. Летфен посидел ещё немного у остывающего камина и вышел на улицу, плотно прикрыв за собой дверь.

Громады туч, подгоняемые северным ветром, медленно плыли, то пропадая, то вновь появляясь в прогалинах между крышами домов. На улицах не было ни души, и через щели затворённых ставней не пробивался свет. Летфен спрятал руки в карманы, глубоко вздохнул, выпуская облачка пара. Эдос, всё ещё накрытый колпаком тишины, оставался безмолвен, но через несколько мгновений вдалеке послышались торопливые шаги. Летфен вжался в стену, боясь с утра пораньше попасть под горячую руку или холодный нож.

Из-за угла появился закутанный в плащ силуэт. По походке и расшитой узорами сумке Летфен решил, что это девушка, и оказался прав. Порыв холодного ветра сорвал капюшон, и прежде чем путница накинула его, Летфен успел разглядеть в ней дочку Синля. Он замер, не издавая ни звука, и нахмурился, проводив её взглядом.

– Как бы не сбежать решила перед обрядом, – пробормотал он. – Плохо, если так. Останусь без работы.

Он немного помедлил и, выйдя из тени Феронова дома, направился вслед за Эной. Петлявшие между хибарами улицы, узловатые и извилистые, как древесные корни, тонули в тумане. Эна озиралась по сторонам и изредка оглядывалась, но Летфен шёл достаточно далеко, прячась в сизой предрассветной мгле, и на всякий случай успевал нырнуть за угол или схорониться под козырьком чьей-нибудь халупы.

Окраины города переходили в рудник. Терпкий запах пробудил неприятные воспоминания, и Летфен с трудом подавил желание вернуться. Заброшенный прииск утопал в горах грязно-серой светочной крошки. Под натиском затяжных дождей она отсырела и стала непригодна для топки. Впереди возвышались наросты светочной породы, под них вели воронки и лазы. Череда вкопанных в землю столбов, куда прежде крепились светочные камни, тянулась к видневшимся вдали постройкам. Повсюду встречались колодцы с мутной водой и плававшими на поверхности желтоватыми хлопьями.

Эна перебралась через большой валун и торопливо зашагала к скалам, где виднелась пещера, вход в которую был почти целиком завален камнями.

– Или бесстрашная, или безмозглая, – проворчал Летфен, осторожно поднимаясь следом.

Внутри было сыро и пахло чем-то кислым. Звук шагов отдавался тройным эхом, и хотя Летфен старался идти тихо, его всё же было слышно. Отчего-то вспомнился Мертвяков сын, всегда ступавший бесшумно, как паук.

Тусклый свет поверхности растаял в темноте. Эна завернула за угол и достала светочный фонарь. Коридоры сменялись закутками и тесными проходами. Лаз расширился, и скоро можно было идти по нему, не опуская головы. Своды становились выше, откуда-то слышался звук падающих капель. Девчонка шла так быстро, что Летфен боялся потерять её из виду и заблудиться. Он перестал осторожничать, и Эна скоро услышала преследователя. Поняв, что его обнаружили, Летфен прижался к стене и завыл нарочито низким хриплым голосом:

– Кто-о-о посмел войти в мои владения?

Девчонка принялась судорожно озираться по сторонам, выставив перед собой фонарь, видно было, как трясётся её рука. Летфен хохотнул.

– Я всё гадал, ты бесстрашная или безмозглая? – сказал он, выходя на свет. – Боишься вроде, значит, безмозглая. Ты чего тут ходишь одна в потёмках?

Эна несколько мгновений испуганно смотрела на него.

– Это ты что тут делаешь? – спросила она, совладав с дрожью в голосе.

– За тобой следил, чтобы не сбежала. А то Синль нам потом не заплатит, а я своей шкурой просто так рисковать не хочу.

– Уходи, я никуда не сбегаю, – раздражённо бросила Эна.

– Прямо взял и ушёл! – Летфен сунул руки в карманы и приблизился к ней вплотную. – Что у тебя тут? Тайный ход из города?

– Не твоё дело, уходи.

– Да ну? – выдохнул Летфен. – Неужто с милым повидаться пришла? Давай, ты мне монетку, а я унесу твою тайну в могилу. А до могилы мне уже скоро, поверь на слово.

– Не выдумывай лишнего! Это моё святилище, а тебе тут делать нечего.

– Святилище? Ты тут жертвенным кроликам головы отрезаешь?

Эна побагровела от злости, резко развернулась и зашагала вглубь коридора.

– Я хотела помолиться, чтобы вы поймали гронула и всё вышло благополучно, но за тебя просить не стану.

– Ну теперь я точно помру, монетку дашь?

Лаз вёл в огромную подземную пещеру, на дне которой блестело озеро. В него, срываясь с кристаллических наростов, облепивших потолок, одна за другой падали звонкие капли. Свет фонаря выхватил из темноты часть громады древнего храма, вырубленного в толще скалы. Он походил на муравейник с множеством ходов. Всюду виднелись витиеватые рельефы и изображения диковинных животных. Колонны венчали скульптуры божеств и духов. Фасад рябил, будто был сделан из бесформенных кусков, налепленных на основу, и в темноте выглядел пугающе.

Эна не без труда спустилась к озеру и пошла вдоль него к храму. Здесь было ещё холоднее, и Летфен трижды проклял себя, что не вернулся обратно в город. У входа в святилище стояли большие чаши на прямоугольных постаментах. Летфен мельком заглянул внутрь и увидел тёмные разводы на стенках.

– Надеюсь, в них не наливали кровь жертвенных младенцев, – пробормотал он. – Эна, ты свой страх в колодце утопила? Какая нормальная девчонка пойдёт в такое место одна?

По бокам от центрального портала стояли иссиня-чёрные статуи божеств, за ним царил непроглядный мрак.

Эна молча вошла внутрь. По каменному полу ползли длинные тени, и казалось, кто-то метался между колоннами, прячась от света. Впереди возвышался алтарь с чашей белого мрамора. Эна подошла к нему и принялась выкладывать на обрядовый стол содержимое котомки: несколько пучков растений, лоскуты красной ткани, шило и кремний.

– Отойди подальше, – потребовала она. – Я сейчас зажгу ядовитую траву, чтобы отогнать злых духов.

– Да мне-то что, – пожал плечами Летфен. – Я ж бессмертный.

Эна растёрла между ладонями желтоватые соцветия и торопливо высекла искру. Сухие стебли вспыхнули, Летфен поморщился, вдыхая терпкий запах.

– Вонь знатная, – сообщил он, шмыгая носом.

Эна толкнула его к выходу.

– Не стой тут, – сердито сказала она. – Дым ядовитый, если много вдохнёшь, можешь не проснуться.

– Что за траву ты подожгла?

– Нердянник.

– А, ну это совсем не смертельно. Вот если бы пучок чёрного жгара спалила, мы бы уже кровью плевались.

Подождав некоторое время в отдалении, Эна вернулась к столу, перевязала красной лентой оставшиеся веточки и положила на дно чаши, из которой прежде вытряхнула пепел. Блеснула россыпь искорок, и над пучком поднялась струйка дыма. Эна осторожно подула, разжигая огонь. По стенкам чаши, заполненной тёплым оранжевым светом, заплясали тени. Пока язычница завершала обряд, жертвуя богам несколько капель крови из уколотого шилом пальца, Летфен стоял в стороне и насвистывал песенку о рыбаке в лодке с дырявыми вёслами.

– Чужаку нельзя приходить в наше святилище, – сказала Эна, подняв на него глаза. – Тебя накажут за это.

– Почему оно ваше? Сами строили? – поинтересовался Летфен, уперев руки в бока и оглядывая подножие лестницы, ведущей в башню.

– Этот храм стоял здесь ещё до того, как сюда пришли добывать светочи, и до того, как на остров приплыли единобожники с материка. Ему много сотен лет, а ты осквернил его своим присутствием.

– Ну, я готов к наказанию. – Летфен картинно расставил руки и запрокинул голову. – Когда меня пожрёт праведное пламя?

Стараясь не обращать на него внимания, Эна сложила всё, что оставалось на столе, обратно в котомку и направилась к входному порталу. Башмаки шлёпали по воде, с потолка то тут, то там свисали гроздья летучих мышей. Летфен с немалым облегчением спешил за ней к выходу. Здесь, в лабиринте скальных проходов, Эна совсем не походила на пугливую пташку, какой казалась в доме Синля.

– Ты мне Мертвякова сына напоминаешь, – сообщил Летфен. – Тоже ходит по подземельям, как привидение, и почти не разговаривает.

– А ты мне пиявку. Маленький, противный и никак не отлипнешь.

– Пиявка? – Летфен хохотнул, и эхо повторило его смех. – Мне нравится! Вот у табачника Ферона фантазия никуда не годится. Он все клички делит по цветам.

Запутанные коридоры наконец вывели к первоначальному лазу. Едва впереди забрезжил дневной свет, Эна резко развернулась, и Летфен почувствовал приставленное к горлу шило.

– Никто не должен знать, где ты был и что видел.

По вискам скатилось несколько капель пота. Летфен отступил на шаг.

– Никому не скажу, – пообещал он, разводя руками. – И монетку, так и быть, себе оставь.

Эна жестом показала, чтобы он шёл первым, и Летфен, кряхтя, полез в расщелину между камней. Воздух, наполненный терпкой горечью светочной крошки, заставил его поморщиться и раздражённо сплюнуть. Эна выбралась следом, быстрая как ящерица, и, не говоря ни слова, направилась в сторону города.

Летфен посмотрел на небо. Тусклый диск солнца поднялся над горизонтом на три пальца вытянутой руки. Стоило поторопиться к дому Авердо, назначившему сбор в это самое время. Летфен опустил ладонь и невольно обратил внимание на темневшие вдали грязно-серые силуэты общих могил. Когда-то он и сам копал такие же, а после заполнял землёй и негодной для топки светочной крошкой. Должно быть, тело Йозефа давно уже покоилось где-нибудь на Северном руднике под сыпучим пологом. Раз за разом вонзая лопату в грунт, Летфен не мог отделаться от мысли, что в какой-то из могил лежит его брат.

Ребёнком Летфен наивно верил, что светочные камни – хрустальные домики, внутри которых живут светлячки. Оказавшись на руднике, он долго смеялся над собственной глупостью. Дни напролёт проходили в узких лазах с низкими потолками. Наросты долбили изнутри, где минерал был мягче, и добраться до основных залежей выходило быстрее. Сотни вёдер, заполненных светочной крошкой, по цепочке передавали наверх. Потом от стенок откалывали по кусочку породы и складывали в хранилища. Когда сырья набиралось достаточно, всюду разжигали костры, на которые ставили огромные котлы и доверху заполняли рудой, промытой и вымоченной в особом отваре. Она плавилась и от жара начинала светиться, а через время застывала, становясь пригодной для огранки.

Солнце продолжало подниматься. С трудом оторвав взгляд от горизонта, Летфен побрёл вниз по склону. Когда он добрался до места сбора, Авердо и ещё четверо мужчин, вооружённых мечами, верёвками и прочим инструментом, уже стояли напротив крыльца.

– Пошевеливайся, ядоглот! – проревел главарь, издалека завидев Летфена. – Гронул трижды выпустит из тебя кишки, если будешь так плестись!

– Так я силы экономлю! – выкрикнул в ответ Летфен, но шаг всё же ускорил.

Скоро душный Эдос остался позади. Запахло хвоей. Высокие сосны, окружавшие скалы плотной стеной, перемежались с колючими кустарниками. Всюду прели заросшие голубоватым мхом деревья. Некоторые уже превратились в труху и крошились под ногами, а рядом, укрыв корни листвой, спали молодые побеги. По лесу бесшумно расходилось дыхание зимы. Белела окаймлённая инеем трава. Бледное небо готовилось стряхнуть с облачного стола первые крохи снега.

Охотники, ведомые главарём, продолжали углубляться в лес. Через некоторое время просветов между деревьями стало меньше, и кругом воцарился тревожный полумрак. Сердце Летфена забилось чаще. В воздухе появился сладкий запах гниения и грибов. Авердо подошёл к высокой сосне и указал на слизь, облепившую основание дерева.

– Эта тварь тут шкуру счищала, – сказал он, глядя на оставленную гронулом широкую тёмную колею. – Логово где-то рядом.

– Пещера, что ли? – спросил Летфен, ёжась от прошедших по спине мурашек.

– Какая пещера? – раздражённо отозвался долговязый Траф. – Ты совсем болван? Они под землёй живут.

Летфен с ужасом уставился себе под ноги.

– Солнце уже высоко, – сказал Авердо, глядя на скрытое за ветками небо. – Утром они редко выходят, но раз нам нужен всего один, сейчас самое лучшее время.

При виде флакона Синля Летфен напрягся.

– Иди сюда, ядоглот, окроплю тебя духами. Сейчас мы отойдём ближе к опушке, чтоб тащить меньше пришлось, а ты пойдёшь по гронульему следу, выманишь его и со всей силы побежишь в нашу сторону.

Авердо осторожно пропитывал одежду содержимым скляницы, но никакого особенного запаха Летфен не чувствовал.

– Хватит уже лить, ты хочешь, чтобы эта тварь сожрала меня ещё в прыжке?

– Гронулы не прыгают, – ухмыльнулся Авердо.

Летфен скорчил гримасу, пряча в рукаве незаметно снятый с пояса главаря нож. Авердо сказал ещё пару наставлений, и охотники поспешили прочь от логова, оставив приманку в одиночестве. Летфен вздохнул и двинулся по следу.

Вскрики редких птиц и хруст веток заставляли его вздрагивать и нервно озираться по сторонам. Летфен крепче сжал рукоять ножа и тихо запел любимую песенку, выдуманную от нечего делать в карцере:

Молодой не по годам Я за смертью по пятам Уж который год хожу, Смысла жить не нахожу. Ну а смерть воротит нос, Говорит, что не дорос. «Забери меня!» – кричу. Хочешь, даже заплачу. «Сгинь, паршивец!» – смерть вопит Мёртвых мир такими сыт! Будешь жить ты сотню лет, Проклиная Божий свет. И на сотенном году Я к тебе не подойду!

Заметив за дальним кустом движение, Летфен замер с открытым ртом.

– Ничего-ничего, – пробормотал он, успокаивая себя. – Там просто зайчик.

Выползший из-за зарослей вереска зайчик оказался уродливым существом, каких Летфену до сих пор не приходилось видеть. В Эдос он пробирался с севера, а там гронулы не водились. Существо походило на червя толщиной со здоровенную сосну и длиной в полтора человеческих роста. Не Летфенова роста, разумеется. Под бугристой кожей просвечивала сеть серебристых прожилок. Брюхо блестело от слизи, из складок выступали массивные конечности, на недоразвитой голове виднелись два фиолетовых глаза. Червь искривлялся, будто его разрывало изнутри, но это была не рана. В мясистой шее показывалась и пропадала тёмно-синяя пасть с острым белым языком.

Летфен дёрнулся и сделал шаг назад. Существо захрипело и изогнулось, обнажая острые ряды зубов. Лапы скрылись в складках кожи, и гронул метнулся к Летфену со скоростью, превосходящей лошадиный галоп. Тот бросился бежать, перепрыгивая через поваленные стволы. Кровь стучала в висках, лицо покрылось крупными каплями пота. Ладонь, в которой Летфен сжимал нож, быстро стала влажной, и он едва не выронил оружие. Стволы мелькали перед глазами, ветки хлестали по телу, ноги запинались об выступавшие из земли корни. Пару раз Летфен едва не упал и, стараясь оторваться от гронула, сделал несколько поворотов. Он уже почти выдохся, но светлее не становилось.

– Глава-а-арь! – хриплый крик растворился в холодном воздухе.

Охотников видно не было, и Летфен с ужасом понял, что бежит не в ту сторону. Когда он обернулся, червя поблизости не оказалось. Ни шороха, ни звука. Только птица перелетела с ветки на ветку. Летфен подошёл к большой сосне, где чернела полоса слизи, и успел только повернуться, прослеживая взглядом тянущийся по листьям след, когда прямо за ним, раскидав град ошмётков, из-под земли вырвался гронул. Летфен отшатнулся и врезался спиной в шершавый ствол. Червь привстал на задние лапы и раскрыл пасть, готовясь атаковать. Летфен поднырнул под живот и сделал длинную борозду ножом. Как и говорил Авердо, кожа здесь была тонкая, и с силой всаженное лезвие погрязло в плоти по самую рукоять. Из пореза, заливая одежду и руки, брызнула приторно пахнущая сладким жижа, тварь захрипела и, осев, придавила Летфена. Тот едва не захлебнулся во внутренностях червя. Когда гронул затих, Летфен кое-как выбрался из-под обмякшей туши, отплёвываясь и кашляя. В то же мгновение неподалёку раздался шорох.

Летфен поднялся и остался стоять, стирая с губ чёрную слизь и глядя, как ещё один гронул, гораздо меньше, но быстрее прежнего, движется в его сторону. Ноги дрожали и подкашивались от усталости, а нож Авердо остался под убитым червём. Недолго думая, Летфен схватился за тонкие у основания ветки сосны и принялся подниматься. Башмаки соскальзывали по стволу, и Летфен скинул их, оставшись босиком. Гронул уже подобрался вплотную, а Летфен всё ещё не смог залезть достаточно высоко. Мелкие ветки ломались под его весом. Летфен, рыча от усилий, подтянулся и успел забраться чуть дальше. В ту же секунду червь привстал на задние конечности, намереваясь добраться до него.

– Кажется, я прибил твоего родственничка, – тяжело дыша, сказал Летфен, едва держась на узкой ветке. – Но сначала он чуть не сожрал меня. Такая вот жизнь, понимаешь?

Гронул хрипел, то опуская, то привставая на задние лапы, как собака, выпрашивающая угощение. Стоило забраться повыше, но сил не осталось.

– Глава-а-а-арь! Я зде-е-е-есь!

Голос сорвался, но ответа не последовало.

– Какой ты красавец, – пробормотал Летфен, глядя в фиолетовые глаза гронула, ползающего возле трупа большого червя. – Я назову тебя Креветка и буду кормить теми, кто мне не понравится. Первым скормлю начальника рудника. Тебе он придётся по вкусу. Жирный и сочный, как поросёнок, правда, внутри гниловат.

Послышались шаги, и из-за деревьев показались знакомые силуэты. Летфен завопил, что было мочи, отвлекая внимание гронула на себя, и пока червь пытался откусить болтавшуюся перед носом руку, охотники накинули на него верёвку и придавили сетью. Авердо оглушил червя рукоятью меча и вместе с товарищами погрузил в клеть на колёсах, которую приволокли оставшиеся двое. Летфен кое-как слез с дерева.

– Ты погляди, главарь, какого здорового я зарезал!

– Нож мой где? – сурово спросил Авердо.

– Так под ним и остался. – Летфен сконфуженно почесал затылок. – Ты бы мне его всё равно не дал.

Авердо отсёк гронулью голову и заставил обессилевшего Летфена нести её до самого города. На площади, куда затащили повозку, уже столпились язычники во главе с Синлем. Эна стояла в стороне и нервно мяла в руках подол бордового платья. Летфен радостно помахал ей, показывая на трофей, но девчонка выглядела бледной и отстранённой, и даже не взглянула на него. Летфен решил, что она боится, и пожалел, что её отец недалёкого ума, раз собирается заставить дочь приручить такую зверюгу прабабкиным шептанием.

– Получай товар, – сказал Авердо, подходя к Синлю. – Я его пришиб маленько, но скоро очнётся.

Язычники обступили клеть. Синль осмотрел гронула и отдал главарю кошелёк, прежде наклонившись и прошептав что-то на ухо. Авердо обернулся в сторону Летфена и кивнул:

– Пять монет, и он твой.

Синль молча доплатил, и двое его сыновей направились к Летфену.

– Держите, не испачкайтесь. – Он протянул им голову.

– Тащите его в храм, – приказал Синль. – Начнём обряд, как только гронул очнётся.

Парни схватили недоумевающего Летфена. Выпавшую из его рук голову, присвистнув, подхватил кто-то из людей Авердо.

– Главарь, ты что, продал меня?!

– Ага, продал, – кивнул тот, пряча кошель за пазуху. – Выгодно продал. Ни за одно мясо на рынке столько не платят.

– Эй! Вы чего со мной делать собрались?! Пустите!

– Дочь сказала, что ты осквернил наш храм, – холодно произнёс Синль. – Мы должны очистить его и принести жертву богам, иначе гронул не подчинится.

Глава 7

В кабинете старика Майернса ничего не менялось вот уже много лет. С выцветших тканых гобеленов смотрели короли и лорды в богатых одеждах, коленопреклонённые послы, воины и охотники с соколами на руках. В центре комнаты стояли тяжёлые дубовые кресла, крытые кожей тёмно-синего цвета. На полу возле огромного, отделанного золотом стола, лежала шкура рыси. В дальнем углу темнел давно позабытый камин – скопище пыли и место для хранения курительных трубок.

Скрывать своё присутствие в главном замке оказалось непросто, поэтому работать приходилось ночью. Двести пятьдесят четыре проклятых приглашения предстояло приготовить к завтрашнему утру. Листы выбеленной бумаги пестрили печатями, похожими на пятна засохшей крови. Спина затекла, руки вымазались в чернилах и краске, а злосчастная стопка никак не заканчивалась. Хотелось накрыть яркие светильники колпаками и вздремнуть хотя бы самую малость, но позволить себе такую роскошь Алоис не мог.

Церемония выпадала на первый день зимы. Как раз к тому времени полнолуние обещало истончиться до серповидной нити, чтобы дать дорогу молодому месяцу, под знаком которого старый монарх намеревался объявить своего преемника. О существовании Алоиса, помимо магистра и Эсаноры, до сих пор не догадывалась ни одна живая душа, и это было особой заслугой за те шесть лет, пока он прокладывал путь к трону. Роль кукловода – скрываться в тени до конца представления и ждать, пока каждая человеческая марионетка сыграет свою роль.

Алоис отшвырнул очередной конверт, устало вздохнул и откинулся на спинку кресла. Вдалеке грохотал шторм: взметались в вышину блестящие бусины брызг, кренились верхушки прибрежных деревьев, глянцевые волны разбивались о скалы и оседали на камнях солёной пеной, но в замковых угодьях не было и намёка на непогоду. За окнами пели цикады, а тёплый ветер тревожил только крылья полуночных мотыльков. Какая досада – оказаться в такую бурю под куполом природной магии.

Алоису часто вспоминалась гроза в портовом городке Эль-Барико, тринадцать лет назад вырвавшая его из душных объятий отчего дома. Тогда он был ребёнком и с восторгом наблюдал за буйством стихии, стоя перед окном в одной ночной рубашке. Ливень скрыл за водяной ширмой далёкие холмы, полог туч застил небо, и ночь наступила раньше, чем солнце зашло за горизонт. По узким улочкам неслись потоки грязи вперемешку с навозом и клочками соломы. Ютившиеся в низине хибары бедняков оказались вмиг затоплены, даже в верхней части Эль-Барико вода поднялась до самого фундамента, и только дом градоправителя – отца Алоиса, возведённый из камня, гордо возвышался на вершине холма.

Вспышка молнии на миг выбелила окрестности, раздался оглушительный раскат грома, Алоис отпрянул от окна, но тут же вернулся, заметив мелькнувшие в темноте силуэты. В главные ворота въезжал экипаж, окружённый десятком закутанных в плащи всадников.

С появлением гостей в доме поднялась необыкновенная суматоха. На нижнем этаже проснулась прислуга: загремела посудой кухарка, послышались голоса, скрип рассохшихся лестничных ступеней и звон ключей, которыми отпирали давно пустовавшие гостевые комнаты.

Из-за шума Алоис долго не мог уснуть, а когда, наконец, задремал, из коридора донеслись шаги, и кто-то приоткрыл дверь, впустив в комнату полоску света масляной лампы.

– Молодой господин, вам велело спуститься к гостю.

Аиша – веснушчатая толстая девка, приставленная к Алоису в качестве няньки, умыла его прохладной водой и одела в лучший костюм, который подобало носить только по большим праздникам. Хмурый и сонный, в сопровождении ненавистной служанки, Алоис поплёлся вниз по скрипучим ступеням в гостиную, где пылал жарко натопленный камин.

В центре комнаты стояли туго набитые кресла. Одно привычно занимал глава семейства, тучной фигурой напоминавший медведя, во втором сидел гость – статный мужчина в сером камзоле с серебряной вышивкой.

– А-а, вот и мой сын!

Раззадоренный выпивкой отец произнёс это горячо и даже с некоторой гордостью, отчего Алоис ощутил невероятное волнение. Он с трудом выдавил приветствие и весь сжался под внимательным взглядом незнакомца.

– Сколько ему лет? – спокойно спросил гость, заедая вино козьим сыром и стряхивая с густых усов крошки.

– Почти десять. Это такая честь для нашей семьи, магистр Каснел! – воскликнул отец, наполняя бокалы.

– Ну что вы. – Магистр зашёлся икотой и сделал несколько жадных глотков. – К чему эти формальности. Я уже несколько лет путешествую по стране в поисках талантливых адептов, но, увы, они встречаются крайне редко. Если мальчик не подойдёт, я, конечно, не возьму его сейчас, но на будущий год, если вы задумаетесь о его обучении, я лично помогу устроить его в Академию.

– Разумеется, магистр! – Глаза отца заблестели.

У Алоиса быстро забилось сердце.

– Для обряда потребуется отдельная комната, прикажите не входить в неё и не шуметь, пока я не закончу.

Каснела проводили наверх в просторный кабинет, где прежде жила покойная мать отца. Алоис боялся её ещё при жизни. Когда старуха умерла, он долго мучился кошмарами и старался обходить комнату стороной. Временами мерещилось, что за дверью кто-то ходит, скрипят половицы и то закрывается, то открывается шкатулка, в которой старуха хранила свои драгоценности. Она запрещала называть себя бабушкой и приближаться к ней. Иногда Алоис стоял под дверью и слушал, как она пересыпает камни и бусы, бормоча под нос:

– А вот эту брошку мне подарил сам Лорд Эрегнайл. Он был так учтив на балу и три раза приглашал меня танцевать. Подумать только! Три раза!

Она смеялась, вспоминая прошлое, и бралась за что-нибудь другое. В последние дни перед смертью, нечёсаная и грязная, в одной ночной рубашке, она не выпускала шкатулку из рук и кричала, если кто-то пытался её забрать. Она совсем не ела, и её кожа стала жёлтой, как сливочное масло. В комнате постоянно дурно пахло, но старуха не позволяла себя мыть и визжала, если кто-то принимался убираться и переставлять вещи. Когда Алоиса привели проститься с покойной, он долго не решался подойти и поцеловать её сморщенную руку. Казалось, старуха подскочит и начнёт душить его со словами:

– Я же говорила, не смей подходить ко мне, мерзкий мальчишка!

Аиша распахнула дверь. Внутри пахло пылью и старостью. Кровати здесь давно не было. Вместо неё стоял старый, накрытый белой материей диван. Туалетный столик занимал прежнее место у окна, на нём, отражаясь в зеркале, стояла запертая на ключ резная шкатулка, которую отец так и не решился положить в гроб. Аиша торопливо поставила на стол свечу и убрала накрывавшие мебель тряпки. За окном продолжала бушевать гроза. Отсветы молний заполняли комнату голубым светом, делая её похожей на склеп. Старуха умерла, и все вещи как будто умерли вместе с ней. Побледневший от волнения и страха Алоис не мог вымолвить и слова, а оказавшись наедине с незнакомцем, и вовсе оробел.

– Не пугайся, мальчик, – мягко сказал румяный от вина магистр. – Я хочу узнать, каким Источником ты обладаешь.

– Что такое Источник? – робко спросил Алоис.

– Сосуд энергии внутри тебя, – улыбнулся Каснел. – Вот, прямо в груди, обычным взглядом его не приметишь, тут нужно особое зрение.

– А зачем он нужен?

– Ты что-нибудь знаешь о магии?

Алоис кивнул, вспоминая, как очень давно Аиша, водя пухлым пальцем по строкам, растягивала слова, читая ему сказки о магах. Потом отец зачем-то сжёг эту книгу. К тому времени, когда Алоис сам научился читать, в доме не осталось ни легенд, ни преданий, только скучные тома о науках.

– Я учу людей магии и ищу себе учеников. Ты хотел бы стать магом, Алоис?

У того перехватило дыхание, он быстро закивал.

– Тогда сядь удобно и закрой глаза.

Алоис боялся закрывать глаза. Ему казалось, призрак старухи витает где-то рядом, но разочаровывать магистра, а главное, отца, не хотелось. Раздался оглушительный раскат грома, и Алоис вздрогнул.

– Ты чувствуешь тепло в груди? – отвлёк его Каснел.

– Да. Мне щекотно.

– Это хорошо. Можешь пока открыть глаза.

Магистр поднялся и тщательно вымыл руки в принесённой Аишей мыльной воде, затем достал из сумки множество флаконов и разложил их. Алоис наблюдал за действом во все глаза. От волнения он едва не забыл, как дышать. Каснел взял кубок из янтаря, украшенный узорами в виде драконьих голов, и всыпал в него немного желтовато-коричневого порошка. Вода помутнела, за мгновение вспыхнула, но тут же потухла. Магистр обмакнул в ней пальцы и приложил к груди Алоиса. По телу пробежали волны тепла, но больше ничего не произошло. Каснел постоял неподвижно с минуту и сказал:

– Ты не огненный маг.

– Это плохо?

– О-о. Нет. Нет. Это хорошо. Огненных магов очень много. У каждого третьего в Академии огненный Источник.

Следующим был выбран кристалл, от которого хрустальная чаша покрылась корочкой льда. Пальцы магистра заледенели, по груди Алоиса от прикосновения прошёлся холод, но и на этот раз Источник никак себя не проявил. Магистр испробовал все зелья и порошки, но ничего не выходило.

– У меня нет Источника? – спросил Алоис, чувствуя подступившие слёзы.

– Это невозможно, – пробормотал магистр себе под нос. – Скорее всего, это барьерная магия. Никакой реакции. С другой стороны, мои нити не разрушились.

Магистр начал быстро ходить из стороны в сторону.

– Послушай, – сказал он, опустившись на колени перед Алоисом и заглядывая ему в лицо. – Мне нужно понять, какой у тебя Источник, но это немного больно. Ты сможешь потерпеть?

Алоис неуверенно кивнул.

Он плохо помнил, что случилось потом, и пролежал в беспамятстве два дня. Всё это время магистр гостил в их доме, а когда Алоис очнулся, сообщил ему, что он принят в Академию. Отец был счастлив. Мать только раз выглянула в окно, когда Алоис стоял у экипажа. Она не вышла его провожать, да он и не ждал. Аиша заливалась слезами, но Алоис не дал себя обнять, зная, что она плачет, потому что теперь отец уволит её.

– Тебе, должно быть, грустно? – спросил магистр, когда Эль-Барико скрылся за холмами, и белая точка отчего дома слилась с горизонтом.

Алоис оторвался от лицезрения зелёных полей и отрицательно мотнул головой.

– Твои родители будут гордиться тобой. Не скучай, у тебя впереди много интересного.

– Они меня ненавидят, – сказал Алоис, впервые не побоявшись прямо выразить мысли. – Я думаю, они рады, что избавились от меня.

– Почему ты так думаешь? – удивился Каснел.

– Я просто знаю. Отец презирает меня, а мать даже не смотрит в мою сторону. – Алоис обернулся к магистру. – Скажите, что со мной не так? Мне не разрешают играть с другими детьми, и я не знаю, чем от них отличаюсь. Может, я глупый или некрасивый?

– О-о, мой мальчик, – рассмеялся Каснел. – Ты самое красивое дитя, что я встречал, и совсем не глупый. Напротив, ты проницательный. Не беспокойся, в том месте, куда мы едем, много детей, ты скоро сможешь найти себе друзей.

– А как я узнаю, что нашёл друга?

– Не с первого взгляда, разумеется. Дружба начинается с улыбки и доброго слова.

– Тогда вы уже мой друг, магистр?

– Если хочешь, я буду твоим другом.

– Я хочу, – радостно кивнул Алоис.

Аромат роз в фарфоровой вазе мешался с запахом старых книг и прохладой ветра. Алоис закрыл глаза и почти задремал, но резкий всплеск чужого страха вырвал его из блаженной полудрёмы. Он вздрогнул и поднялся, посмотрел на массивную деревянную дверь в противоположном конце комнаты. Бронзовые ручки в виде змеиных голов в полутьме отливали золотом. За стеной послышались торопливые шаги. Алоис прощупал Источник и, убедившись, что он принадлежит матушке, беззвучно позвал её. Эсанора не знала спокойного сна, и даже магия Алоиса не могла ей помочь. Босая, в одном ночном платье, она распахнула тяжёлые створки и влетела в комнату. На бледном лице играл лихорадочный румянец, волны светлых волос растрепались и рассыпались по плечам, под глазами виднелись тёмные круги от долгой бессонницы.

– Он там! – выпалила Эсанора, указывая на дверь. – Он снова приходил! Стоял у моей кровати!

– Там никого нет, матушка, – ответил Алоис, обнимая её за плечи.

Нить выскользнула из Источника и, слившись с сознанием Эсаноры, частично заглушила страх.

– Он там! Я его видела! Видела! Его и тех троих.

– Пойдём вместе, и ты убедишься, что там никого нет, – спокойно сказал Алоис. – Пойдём. Я посижу с тобой, пока ты не заснёшь.

Сана вцепилась в его руку и опасливо озиралась по сторонам. Судьба была к ней слишком несправедлива. Не случись им расстаться, кто знает, как повернулась бы жизнь Алоиса. Счастливое, полное любви детство и здоровье матушки стоили дороже власти всего мира, которую теперь он мог получить. Разум дорогого ему человека разрушался, и даже магия мыслей была бессильна перед этой болезнью.

У Эсаноры всё чаще случались видения. Она слышала голоса и шаги в пустых комнатах. Воспоминания о прошлом возвращались к ней, сколько бы Алоис их ни стирал. Они ускользали от нитей, как уходит через крупную сеть скользкая речная плотва. Несмотря на годы учёбы, сотни прочитанных книг и долгих наставлений Каснела, Алоис был не способен помочь единственному человеку, которого искренне любил.

– Его здесь нет? – Эсанора неуверенно вошла в комнату.

– Здесь только я и ты, а ещё ночная бабочка вон там, видишь? Наверное, ты слышала, как она бьётся о стекло.

– Убей её, – потребовала Эсанора. – Из-за неё я видела жуткий кошмар.

Алоис подошёл к окну и, пока матушка ложилась, незаметно распахнул створку. Белый силуэт насекомого скрылся в темноте сада.

– Принести тебе медовой воды с валерианой? – спросил Алоис, усаживаясь на обитый бархатной тканью табурет у кровати.

– Не нужно, лучше дай мне руку, сынок. Дай мне скорее руку.

Алоис взял ладони матери в свои и поцеловал, обдав холодные пальцы горячим дыханием.

– Ты выглядишь нездоровым, мой дорогой. Забирайся сюда. Положи голову мне на колени и поспи немного. Поспи, ты совсем измучился.

– Я в порядке, матушка. Хочешь, я расскажу тебе какую-нибудь историю?

– Лучше спой. У тебя дивный голос, – попросила Эсанора, устало улыбнувшись. – Я очень люблю слушать, как ты поёшь.

Пламя на свечах вытягивалось и чуть коптило. По потолку плясали тени от листьев плюща. К ночи гроздья розовых соцветий раскрывались, капли нектара, скопившиеся в сердцевинках, источали сладкий аромат. Алоис проверил, нет ли кого рядом, и тихо запел:

Свет тихих звёзд согревает теплом, Сон смоет слёзы и боль. Ты растворишься, забудешься в нём, Сердце своё не неволь. Ночь – это время любить и мечтать, Отдых от суетных дней. Сон твою душу научит летать Сквозь лабиринты огней…

Нить незаметно скользнула в сознание матушки. Ей снилось небо, чистое и голубое. Показалось, будто она падает в него и постепенно превращается в безмятежную голубизну. Эсанора ощутила необыкновенное спокойствие. Небо обволакивало, а она всё падала и падала в него, оставляя на земле страхи и тревогу. Наверху было тепло, пахло чем-то сладким. Мягкий свет обволакивал, смывая мысли. Сана уже ощущала себя частью неба. Руки и ноги теперь облака, они остались позади, а сама она парила выше, навстречу ослепительному солнцу.

Алоис поднялся и тихо вышел из спальни. Он давно убил человека, из-за которого матушка стала такой, но ненависть к нему не исчезла, а с каждым днём разрасталась всё сильнее.

Глава 8

В конце коридора послышались голоса и шаги. Зенфред с трудом открыл глаза. Выходить из внутреннего зрения было неприятно, как покидать уютную постель в нетопленной комнате.

– Брось, Коф! У тебя любая блоха, повертевшись на языке, гронулом станет.

– Я тебе правду говорю! Как-то раз при мне сожгли заживо лошадь, которая взбрыкнула под огневиком. Я и охнуть не успел, когда её объяло белым, как эти светочи, пламенем, а через один вздох на земле только горка праха осталась!

Как только Зенфред отозвал нити, в другом углу камеры послышалось хриплое дыхание и кашель. Юноша судорожно глотал воздух, его чёрные волосы пропитались потом и прилипли ко лбу. Он пришёл в себя как раз к тому времени, когда отперли дверь.

Зенфред придвинул поднос и принялся за еду. Обед состоял из кувшина с водой, миски с размазанной по стенкам жидкой кашей и куска чёрствого хлеба. Зенфред жевал неторопливо и тщательно, раздражаясь, что его живое чучело для тренировок и вовсе не может есть. Стражники могли понять, что юноша не притворяется ради денька в лазарете, и позвать лекаря.

Разрывать клапаны в чужом теле Зенфред не мог, но обнаружил интересную способность нитей, которая требовала тщательного изучения. Он подождал, пока унесут подносы, и собрался снова перейти на внутреннее зрение, когда сокамерник сделал глоток воды и заговорил. Впервые за четыре дня.

– У тебя было так из-за клейма? – его голос был глуховатым и отрывистым.

– Ещё похуже твоего, – соврал Зенфред.

Он повернулся, показывая прежде скрытую в тени щёку, обезображенную меткой, и демонстративно потёр её. Юноша мельком глянул в его сторону, уронил голову на руки и не произнёс больше ни слова. Зенфред раздосадовался. Молчание тяготило, и единственной брошенной фразы не хватало, чтобы разорвать одинокую тишину.

– Ты не назвал своего имени. Я Зенфред, а ты?

– Аринд, – ответил юноша, дрожащей рукой утирая пот.

Он говорил с такой неохотой, будто его пытали за каждое слово. Зенфред сцепил пальцы в замок и снова прислонился к стене. Густая темнота закрасила остатки факельного света и спустя секунду явила взору сотни Источников. Белые, как светочные камни, принадлежали обыкновенным людям, цветные – магам. Последних было не так много, но Зенфред сразу увидел вдалеке красные угольки огневиков, Источники адептов холода, напоминавшие выброшенных на берег залива светящихся медуз; голубовато-белые, будто личинки москитов на потолке пещеры, сосуды ветряков и жёлто-зелёные светлячки целителей.

Нити высвободились из канала и скользнули в тело Аринда. Зенфред кашлянул, почувствовав его тошноту, и поспешил забраться глубже в Источник. Он сравнивал себя с древесным червём, копошащимся внутри ствола в поисках сердцевины. После него останется труха, и только тонкий наружный слой будет выглядеть нетронутым.

Настоящая магия вершилась изящно и тонко. Наверняка при умелом вмешательстве человек даже не осознавал вторжения, но Зенфреду было не до кропотливой волшбы. Он всё ещё не научился правильно распределять нити и с ходу находить нужный канал. Умений хватало только на чтение разрозненных воспоминаний, и это ничтожное свойство никак не сходилось с тем, что в легенде о Семерых называлось самой властью.

Факел уже неделю слонялся по территории храма, но короткие нити не дотягивались до него, и даже мелкая месть оказалась недоступной Зенфреду. Ему хотелось верить, что именно Седьмой маг-основатель, собравший по свету остальных, был первым носителем его Источника. Про себя Зенфред назвал это магией видения. Он в некотором роде противопоставлял её сомнительной волшбе деревенских бабок-ведуний, предсказывавших девушкам удачную замужнюю жизнь, и ясновидению просветлённых отшельников. Зенфред мог видеть только прошлое. Сначала оно проявлялось отрывисто и нечётко. Ровно так, как помнил его человек. Но, проникая глубже в подсознание, Зенфред научился различать всё, вплоть до запахов и вкусов.

Снова темнота. Сухая, тёплая, расчерченная тусклым светом из щелей между половицами. Внизу запах пропитанной мочой соломы и прелого тряпья, но если привстать на колени и, сдерживая кашель от пыльных досок, глубоко вдохнуть жёлтый воздух поверхности, можно учуять аромат парного молока и пряных трав, развешенных по углам белёной комнаты.

Мир Аринда всегда делился на «внутри» и «снаружи». Даже когда он узнал, что поверхность огромна и простирается далеко за пределы дома, в подполе которого ему довелось прожить почти пять лет. Проникавшие снаружи полосы света подсвечивали замершие на разных уровнях пылинки. Половицы дрожали, скрипели, и по шагам Аринд точно знал, идёт ли это мать или старуха-знахарка ковыляет от полатей к окну.

Картинка задрожала и сменилась. Её заполнил гуляющий по дому сквозняк. Сырой запах леса и стук дождя по крыше. Треск поленьев в очаге, широкая спина отца, вытряхивающего над топкой остатки светочной крошки из мешка. Белое, слепящее пламя. Закопчённый котелок с похлёбкой и уютное молчание.

Следующий виток вёл в сумеречные коридоры подземелья. Зенфред видел решётки карцеров, зловонные камеры, закорючки и похабные рисунки на стенах, легионы упившихся крови клопов, десятки трупов, свежие земляные ямы, телеги и движение колёс к одному и тому же выходу. День за днём, тело за телом.

Вся жизнь Аринда была как на ладони, особенно теперь, когда, стараниями Зенфреда, образы сменяли друг друга в правильном порядке и складывались в цельную картину. Зенфред судорожно дышал, точно человек, долгое время пробывший под водой. Чужая темнота тяготила его, а внутри Аринда она обитала всюду. Особенная для каждого места, наполненная разными образами и запахами, звучащая сотнями голосов и неизбежно напоминающая дни в подземелье Академии, ночь гибели Вельмунта и душный трюм корабля.

Источник Аринда был изрешечён нитями, но Зенфред и не думал оставлять его в покое. Он уже пробовал забираться в сознания всех, кто находился поблизости, но в другие Источники нити проникали с большим трудом и расходовали много сил. Зенфред скоро заметил, что с каждым разом они входят в один и тот же сосуд легче и быстрее, и остановился на сокамернике.

Он коротал время за чтением чужих воспоминаний, но на деле ждал, когда кто-нибудь придёт за ним. У приверженцев отца оставалось немного времени, чтобы собрать солдат и магов, устроить восстание, штурмовать храм и вызволить Зенфреда. Он до сих пор не представлял, чем отец заслужил смертную казнь от руки не чаявшего в нём души Майернса, и надеялся на появление множества несогласных, как среди народа, так и среди знати.

Голова наливалась свинцом. Зенфред потёр пульсирующие виски и нехотя взглянул на свой Источник. Лишняя энергия продолжала высвобождаться и разрушать тело, но он чувствовал только неприятное покалывание в груди и редкие волны жара. Нити расходились в разные стороны, и Зенфред вдруг заметил, как несколько тянутся от солнечного сплетения к ключицам и шее. Проследить их путь дальше было невозможно, но они наверняка шли к голове, оттого её так распирало с момента открытия.

Зенфред поколебал светящуюся паутинку, и грудь рвануло болью. Он сжался и резко выдохнул. Книги и свитки с именами почивших адептов, разорвавших каналы, больше не казались выдумкой. Всё это время Источник сдерживал боль, и нетрудно было догадаться, что защита исчезнет, как только энергия истощится.

Подумав о скорой смерти, Зенфред не почувствовал страха. Он уже давно не испытывал неприятных ощущений, но только сейчас обратил на это внимание. Должно быть, причина заключалась в магии. Зенфреду тотчас захотелось подтвердить возникшую догадку. Он посмотрел на уснувшего Аринда, высвободил нить и осторожно скользнул внутрь Источника. Тонкий поток легко пробрался в ткань сосуда, но не остался на месте, собирая обрывки воспоминаний, а, ведомый волей Зенфреда, поднялся к голове.

* * *

Аринд не верил ни одному слову сокамерника, нутром чувствуя исходившую от него опасность. В чём она заключалась, Аринд не знал. На вид это был неуклюжий парень с ладонями без единой мозоли, наверняка ни разу в жизни не державший в руках меч.

Аринд сглотнул, чувствуя подступивший к горлу ком. В последнее время запахи казались невыносимыми. Отец часто говорил, что у Аринда звериный нюх. Даже Саор удивлялся, когда ученик, разбирая бумаги в архиве нижнего этажа, замечал, как из лаборатории тянет горелым. Теперь вонь нужника, пота и прелой соломы вызывали постоянную тошноту. В те редкие часы, когда она отступала, Аринд забывался сном, но просыпался измученным и разбитым. В воздухе витала тревога. Он ощущал на себе взгляд Зенфреда, даже когда тот сидел с закрытыми глазами: дремал или думал о своём.

После очередной тревожной полудрёмы Аринд проснулся весь в поту и, перетерпев внезапно возникшую головную боль, заставил себя немного поесть. Хлеб давно высох и пах плесенью, но Аринд жадно разгрызал его и запивал водой, от которой во рту оставался неприятный привкус.

Это была не первая в жизни голодовка, но она давалась тяжелее предыдущих. Легче было, даже когда отец поздней осенью на две недели оставил его одного в лесу без огня и еды. Аринд страшно мёрз и делал никудышные ловушки, но всё же выжил, научившись разжигать костёр из сырых дров, ставить силки и есть всё, до чего получалось добраться.

– Ты не думал сбежать отсюда? – спросил вдруг Зенфред.

– Отсюда нельзя сбежать, – ответил Аринд после некоторого молчания.

Кому, как не ему, работнику тюрьмы, было знать о всех тонкостях побегов.

Зенфред нахмурился и неуверенно пожал плечами.

– Будь у меня такие жилистые руки, я бы попытался задушить цепью кого-нибудь из надсмотрщиков и достать ключи, – сказал он.

– Они не носят с собой всех ключей. Только те, которыми отпирают решётки.

– А от кандалов? Их хранят где-то отдельно? Может, есть способ как-нибудь снять без ключа?

Аринд отрицательно помотал головой. Отец научил его многому: расковывать, перепиливать, разрубать цепи, вырывать железные штыри, не слишком крепко всаженные в стены, но искусством заменять ключи тем, что попадётся под руку, он не владел.

Зенфред тяжело вздохнул.

«Какая незадача, – пробормотал он. – Что ни шаг, то преграда. Судьба как будто пытается уверить меня, что я зря пошёл против её воли».

Аринд наблюдал за ним с любопытством. Губы Зенфреда не шевелились, когда он говорил, но слова было слышно отчётливо. Летфен частенько проделывал подобное, и Аринд привык к чревовещанию. Зенфред удивлённо посмотрел на него и, всё так же, не размыкая губ, спросил:

«Ты слышишь меня?»

Аринд кивнул. Разумеется, он слышал каждое слово. Пять лет жизни, проведённые в темноте подвала, тишина лесной глуши и подземелий сделали его слух острым, как у слепца. Аринд мог различить даже самый тихий шёпот. До сих пор ещё никому не удавалось подкрасться к нему незамеченным.

Зенфред вернул лицу прежнее непроницаемое выражение и придвинулся, насколько позволяли цепи.

«Тебе не стоит отвечать вслух, – сообщил он после некоторого молчания. – Мне достаточно того, что ты думаешь».

– Тогда зачем ты сел ближе? Я думаю недостаточно громко? – поинтересовался Аринд вполне серьёзно.

Зенфред одарил его уничижающим взглядом.

«Как ты собираешься услышать мои мысли?» – спросил Аринд уже про себя.

«Явно не через ушные раковины», – отозвался Зенфред, подгребая под себя солому.

Он делал это как-то неуклюже, будто ничего не видел, хотя света, проникавшего через решётки, было достаточно. Аринд замер и от пришедшей на ум догадки почувствовал поднимающуюся внутри волну жара.

«О, прошу тебя! – воскликнул Зенфред. – Не рассуждай, как суеверный старик, спутавший пенёк с лесным духом. Конечно, я не демон и тебе не мерещится мой голос. Просто я маг и умею читать мысли. Ты ведь можешь спокойно это принять?»

Беспокойство и страх неожиданно отступили, оставив место лёгкому удивлению. Будто волна накрыла раскалившийся под жарким солнцем валун. Аринд вспомнил байки Летфена о волшебстве и магии, но ни одна из них не шла в сравнение с чтением мыслей.

Зенфреда, похоже, не интересовал ответ. Он прислонил голову к стене и устало закрыл глаза. По вискам катились капли пота, руки чуть заметно потряхивало. Аринд смотрел на него с недоумением.

«Это отбирает много сил, – пояснил Зенфред после некоторого молчания. – Но это лучший из возможных способов обсудить побег, не привлекая внимания».

«Забудь об этой затее, – отрезал Аринд. – Отсюда не сбежать, если только у тебя нет людей снаружи».

«Люди у меня есть, – сухо пояснил Зенфред. – Точнее, будут. Но мне нужна твоя помощь».

Кто-то за стеной закашлялся, звякнула цепь, послышался шёпот вечерней молитвы.

* * *

Чем больше Зенфред узнавал, тем чаще вспоминал мага без имени. Нити могли не только читать воспоминания, но и передавать мысли, внушать эмоции, менять чувства. Становилось ясно, почему Каснел скрывал от Зенфреда правду. Магистр наверняка был одним из тех, кто плёл заговор против отца. Это длилось не один день. Верных Райелдам подданных вырезали, запугивали, лишали титулов и земель, изгоняли за пределы королевства. Когда до обряда осталось три дня, Зенфред заставил себя выбросить из головы надежду на чудесное спасение и занялся приготовлениями.

Он начал со стражников. Еду приносили всегда одни и те же. Шейн и Коф. Они приходили утром и патрулировали верхний этаж до полудня. По звону колокола на их место приходила другая пара. Пока Коф ставил еду, Шейн обычно стоял у дверей. Он не заходил внутрь, и Зенфред знал – придётся потратить много сил, заманивая его.

Стражники на постах, расставленных по всему храму, сменяли друг друга каждые несколько часов. Их перемещение легко просчитывалось с помощью внутреннего зрения, и даже попав в пересменку, вполне можно было обойти их, отыскав боковые лестницы или чёрные ходы в восточном крыле. Куда большей проблемой оказались кандалы. Ключи от них приносили только в день обряда, когда храм кишел стражниками и магами. Зенфред клял себя за то, что начал обдумывать побег так поздно, но без знаний о магии, полученных за последние дни, он едва ли сдвинулся бы с места.

«Я слышу шаги», – сообщил Аринд.

Источники связывала всего одна нить, но мысли переходили из сознания в сознание удивительно легко.

Зенфред приготовился. Внутреннее зрение на мгновение ослепило, но нити быстро почувствовали приближение знакомых Источников. Тонкий связующий поток позволял видеть происходящее глазами Аринда, ведь пользоваться магией и одновременно наблюдать за реальным миром Зенфред не мог.

Зашедший внутрь Коф пнул поднос, пошатнулся и замер, тупо глядя себе под ноги. Зенфред зажмурился, чувствуя, как начинают трястись кисти рук и скатываются по вискам капли пота.

– Эй, ты что там застрял? – окликнул напарника Шейн. – Решил остаться тут на ночь?

Он насвистывал мелодию через щель между передних зубов и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Зенфред дёрнулся, в глазах потемнело, некоторое время он не видел даже света Источников.

– Создатель всемогущий! – охнул Коф, падая на колени. – У меня голова вот-вот взорвётся.

Он кое-как поднялся, растирая виски.

– А я говорил тебе не мешать вчера пиво с этой дрянью, – лениво отозвался Шейн. – Пошевеливайся, пока в штаны не наделал, не то запру тебя с ними.

Когда их голоса затихли в глубине коридора, Зенфред тихо застонал и стал качаться из стороны в сторону, сжимая себя за плечи. Боль проходила невыносимо медленно, но теперь он знал собственный предел. Не больше десяти секунд на одного, значит, всего по пять на каждого. Забираясь в сознания нескольких человек, он начинал терять контроль над Источником. Непослушные нити разрывали каналы и, вместо того чтобы использовать свободную часть энергии, магия пускала в дело ту, что заглушала боль.

«Этого достаточно?» – спросил Зенфред, когда Источник вернулся в равновесие и несколько вырванных нитей снова протянулись к голове.

«Я не уверен, – признался Аринд. – Не уверен, что выйдет тихо».

Он смотрел куда-то в пустоту и выглядел таким отрешённым, что не знай Зенфред его мыслей, точно счёл бы полоумным.

На время молчания всё вокруг окутала тишина. Темнота проглотила остаток факельного света, и глазу стало не за что зацепиться. Зенфред почувствовал отчаяние людей, сидевших за стенами в одиночных камерах. Стоило отвлечься, и страхи просачивались отовсюду.

* * *

Дневной свет, лившийся из стрельчатых окон над лестницами с обеих сторон коридора, рассеивался, становясь едва различимым в том месте, где стояла Эсанора. Её силуэт в тени играл контрастами. Лицо заострилось, глаза блестели как отполированный оникс, светлые кудри волнами рассыпались по плечам. Костюм, сапоги и плащ были ярко-красными без единого узора, и оттого казалось, что даже кожа Эсаноры отсвечивает алым.

– А это точно отпрыск Райелда, Марн? – спросила она, разглядывая Зенфреда. – Похоже, его мамаша по молодости загуляла со свинопасом. И почему обряд так поздно? Я не могу дождаться!

– Простите, госпожа, – ответил в полупоклоне глава храма. – Нужно подготовить всё к началу, это хлопотно, а людей у нас немного.

– Так возьмите кого-нибудь из моих служанок в помощь, – снисходительно отозвалась Эсанора. – Я обойдусь и двумя. Кто хочет послужить Создателю нашему и помочь святейшему Марну? – обратилась она к девушкам.

– Позвольте мне, госпожа, – Глоди выступила вперёд, не смея поднять глаз.

– На том и порешим. – Сана развернулась на каблуках и, не прощаясь, стремительно направилась к лестнице.

– Ваша доброта не знает границ, госпожа, – Марн поклонился, насколько позволял его статус, и стоял в полупоклоне, пока фигура Эсаноры в сопровождении двух фрейлин, стражников и непременного барьерного мага не скрылась в конце коридора.

– Тринадцать обрядников, – вздохнул Марн, отирая ладони о зелёную робу, через отверстия которой в некоторых местах проглядывала нательная рубаха. Его лысая голова блестела от пота, точно смазанная маслом. – И всех надо вымыть, натереть благовониями, нанести обрядовые знаки и одеть, как полагается. А нас всего трое. Благо, с тобой четверо, – он обернулся к Глоди с благодарной улыбкой и пригляделся. – Твоё лицо мне знакомо.

– Я раньше была здесь послушницей, глава Марн. Мела пол и мыла посуду.

– Вот оно как! – Священнослужитель казался искренне обрадованным. – Постой-ка, не ты ли та девочка, просившаяся домой следить за больным братом?

– Она самая, глава Марн.

– Как он?

Глоди потупилась.

– Я не виню тебя, – Марн положил руку ей на плечо. – Ты молода и должна строить жизнь и семью. Уверен, ему не так уж плохо в Доме неразумных.

– Я никогда не отдала бы его в Дом неразумных! – воскликнула Глоди. – Там их приковывают цепями и держат в нишах крепостных стен, где нельзя даже разогнуться, кормят прелым зерном или морят голодом, а ещё бьют, думая, что так выведут скверну.

– У лекарей свои методы, и мы не в праве их порицать, – холодно заметил Марн. – Так где же он теперь?

– Отошёл к Создателю нашему.

– Не печалься. Создатель принял его и избавил от скверны.

Глоди кивнула.

– Послушники прислуживают прибывшим господам? – тихо спросила она.

– Так и есть. – Марн достал шёлковый платочек и промокнул лицо.

Он сильно потел, хотя каменные стены коридора сохраняли прохладу.

– Пойдём в нижние комнаты, поможешь приготовить всё к началу, и будем выводить по одному. Как хорошо, что ты была здесь раньше, мне не придётся многое объяснять.

Уходя, Глоди мельком глянула на Аринда. В её глазах страх смешался с сожалением.

Храм гудел, точно заполненный пчёлами улей. Всюду слышались голоса, гулкое эхо разбегалось по коридорам, отталкиваясь от стен и мраморных колонн. Клеймёные, от которых прежде было мало шума, рыдали, молились и стенали.

Зенфред был особенно сосредоточен и молчалив. За всё утро от него не пришло ни единой мысли, на лице пролегла мрачная тень, и Аринд почти уверился в невозможности побега. В глазах Зенфреда тонула матовая чернота, не отражающая бликов пламени. Наконец он глубоко выдохнул и схватился за голову.

– Демон их забери! – прошептал он вслух срывающимся голосом. – Если бы не треклятый барьерщик, я мог бы попробовать добраться до этой змеи.

Аринд помрачнел, вспоминая перерезанное горло учителя и насаженную на пику голову отца. В момент, когда Эсанора стояла возле камеры, ему хотелось провалиться под землю, чтобы никогда больше не видеть её лица и не слышать голоса.

«Аринд, – мысли Зенфреда вырвали его из оцепенения. – Коф и Шейн, похоже, больше не придут. Вечером за нами явятся другие люди. Я не уверен, что смогу управлять ими. Нас поведут в обрядовую комнату. Попробуем сбежать из неё. Там должно быть меньше стражников и легче спрятать тела. Если их найдут в коридоре, будет плохо».

Аринд молча кивнул. Признать, ему было всё равно, что делать. Не хотелось только оказаться на арене перед Эсанорой, уже насладившейся казнью отца. Толпа означала страх, шум и оцепенение. Так уже было, когда чистильщики ворвались в Северную тюрьму и на глазах Аринда перерезали горло учителю, который пытался защитить его и даже облил кого-то припрятанной в рукаве кислотой. Немощный старик смог гораздо больше, чем крепкий юноша, которого учили сражаться и не бояться боли, и это даже лучше, что к моменту последней встречи с отцом глаза Редорфа уже не могли видеть.

«Забудь о страхе, – вмешался Зенфред. – Если хочешь, чтобы они на том свете радовались за тебя, ты должен выжить».

Аринду вспомнился холодный полумрак подземелья и хромающий Редорф со связкой факелов, которыми предстояло заменить отсыревшие.

– Все подохнем рано или поздно, – сказал он тогда, бросив тяжёлый взгляд на распластавшихся за решётками заключённых. – Когда подохнешь, всё закончится. Не сможешь ни видеть, ни чувствовать ничего. Будешь валяться и гнить, так же, как они.

«Нет никакого того света, – подумал Аринд. – Мёртвые слепы, и им нет дела до живых».

Пальцы нервно перебирали звенья цепи. Зенфред устало вздохнул и отёр пот со лба, его глаза снова стали светло-коричневыми.

– Давай просто выберемся отсюда, – сказал он. – Я готов умереть где угодно, хоть в трёх шагах от храма со стрелой в спине, но только не на арене. Моей семье хватило позора.

Глава 9

Из камеры их вывели последними. К тому времени храм облачился в вечерний полумрак. Центральный зал, по которому шла процессия, занимал высоту пяти ярусов и пронизывал здание от снования до шпиля главной башни. Сквозь многочисленные окна в барабане купола проникал ветер, и рождаемый им звон сфер у самой вершины напоминал звук столкновения хрустальных бокалов. Потолочные витражи роняли на пол цветные пятна. Оплетённые каменным кружевом белели в окружении светочей колонны. Мерцали своды, украшенные мозаикой из кусочков бледно-голубой и синей смальты.

«Зачем люди строят такие громадины? – подумал Аринд. – Это дом для великанов, а не для муравьёв вроде нас».

«Храмы возводятся, дабы внушать людям трепет и показывать, что каждый из нас лишь песчинка, сотворённая божественной дланью», – повторил Зенфред слова кого-то из священнослужителей, услышанные в детстве.

«И где здесь боги? Я ещё не увидел ни одного».

«И не увидишь. Нет никаких богов».

«Тогда зачем всё это?» – Аринд пытался прочесть письмена, испещрявшие мраморные плиты пола.

Зенфред задумался, вслушиваясь в пение сфер.

«Слабые люди предпочитают самообман. Всегда легче верить, что твоя судьба в руках кого-то неведомого. Боги – лучшее оправдание для трудных времён».

Процессия двигалась молча. Впереди с фонарём в руках торжественно шествовал глава Марн. Зенфред старался разглядеть боковые выходы, но солдаты окружали их плотным кольцом.

Обрядовая комната располагалась на нижнем этаже рядом с порталом, ведущим на арену. Лестницы и плутание по ярусам остались позади, но стало больше стражи и послушников.

По приходу часть солдат осталась снаружи, двое вошли внутрь вслед за Марном и встали у двери. Пленники оказались в келье без единого окна, согретой золотистым маревом десятка свечей. Вода в неглубоких чашах источала аромат цветов и мятных трав. Впереди высилась громада шкафа, занимавшая всю стену напротив входа. Возле длинного стола стояли двое мальчишек со стопками одежд.

«Теперь нас обмажут цветной глиной и нарядят в шутовские балахоны», – с отвращением подумал Зенфред.

Глава Марн подошёл к одной из чаш и опустил в неё палец.

– Вода уже остыла, принесите новой.

Послушники оставили одежду и, схватив стоявшие в углу вёдра, выбежали из комнаты.

Марн подошёл к столу, где Глоди растирала в ступке краску для обрядовых знаков, и что-то шепнул, наклонившись к ней. Зенфред почувствовал, как зудит правая щека. Вспомнилась ночь на корабле, когда алхимики обезображивали его кожу клеймом.

Аринд вспотел и был напряжён, точно зверь перед прыжком. Он не мог высвободить скрученные за спиной руки незаметно для стражников, и его волнение кольцами расходилось по озеру спокойствия внутри Зенфреда. Острый слух Аринда уловил скандирование толпы. Он вспомнил свежие пятна крови на мраморном полу коридора и представил, как его тело повезут в телеге, подобной той, в которой он сам вывозил трупы из недр подземелья.

– Ты, – Марн указал на Аринда. – Подойди.

Аринд нехотя шагнул вперёд. Священнослужитель достал нож и под внимательными взглядами солдат освободил пленника.

– Теперь сними одежду.

Глоди опустила голову так низко, как только могла.

Зенфред глубоко вздохнул. Миг, и тёплый свет затянула чернильная темнота. Вторая нить врезалась в сознание Аринда. Повинуясь воле Зенфреда, он выхватил нож из рук Марна и вонзил в ему в шею. Священнослужитель захрипел, падая на стол. Глоди не успела вскрикнуть, оказавшись под влиянием магии. Стоявшие у двери стражники бросились к Аринду, тот замер, оцепенев, но пучки энергии остановили солдат, прежде чем те успели сделать несколько шагов.

Зенфред упал на колени. Сияние Источников начинало расплываться, тело затрясло, и грудь сжало от резкой боли. Он согнулся, но не отозвал нити. Аринд медлил, разрываясь между готовой закричать Глоди и стражниками. Спустя мгновение Зенфред услышал хрипы, булькающий звук и то, как тела, одно за другим, тихо опустили на пол. Застывшая от ужаса помощница продолжала сидеть, сжимая в руках ступку. Лужа, натёкшая под телом Марна, добралась до края стола и струйкой лилась на подол её платья. Нити выскользнули из Источника Глоди, но она не шевельнулась и не издала ни звука.

Аринд подскочил к Зенфреду и принялся разрезать путы скользким от крови ножом.

– Поднимайся!

Зенфред закашлялся, хватаясь за грудь. Аринд резко обернулся, Глоди встала из-за стола и бросилась к двери, за которой слышались шаги.

Аринд дёрнулся, но Зенфред схватил его за рукав.

– Пусть уведёт детей, – сказал он. – Здесь хватает трупов.

– Она позовёт стражу!

– Не позовёт. Ей можно доверять.

Пока Аринд мешкал, Глоди приоткрыла дверь и выскользнула наружу, оставив за собой шлейф сквозняка. Зенфреда затошнило от вида перерезанных глоток. Аринд помог ему подняться, обмотал снятым с трупа плащом и сунул в руки меч.

– Куда нам теперь идти?

Зенфред едва не упал на колени, попытавшись перейти на внутреннее зрение.

– Дальше придётся без магии, – сказал он, бросая клинок на тело стражника и поднимая нож Марна.

– Что ты делаешь? – опешил Аринд, потрошащий карманы второго солдата.

– Слишком тяжёлый, – пояснил Зенфред, застёгивая обновку. – И воин из меня никудышный.

Он опёрся о стену и снова постарался перейти на внутреннее зрение. Боль не отпускала, перед глазами стояла мутная дымка. Аринд прильнул к двери и затаил дыхание.

– Я не слышу никого снаружи, – шепнул он.

В полутёмном коридоре было пустынно и тихо. Льдинки светочей, вставленных в железные кольца, делали его холодным и неуютным. Мимо пробежали послушники. Зенфреда прошиб озноб, но плащи в этот раз помогли беглецам остаться незамеченными.

Повреждённый Источник не укрывал сознание спокойствием, и Зенфреда охватил ужас, сравнимый с тем, что он испытал в ночь, когда пытался сбежать из Академии. Хотелось забиться в угол и зарыдать, но шум арены за спиной заглушал эту мысль.

Аринд неожиданно остановился и, одёрнув Зенфреда за плечо, прижал к колонне. Вдалеке послышались чьи-то шаги. Подождав, когда знатный господин в сопровождении слуг минует коридор, беглецы поспешили к арке, за которой звенели сферы центрального зала.

Северная часть храма была запутанней, чем паучья сеть. Повороты сменялись тупиками, а выход всё не находился. Идти с каждым шагом становилось труднее, боль не утихала. Подождав, пока очередная пара стражников скроется из виду, Зенфред сполз по стене и залился слезами.

– Я больше не могу, – выдавил он сквозь всхлипы. – Они скоро поднимут весь храм на наши поиски. Это уже третий тупик, мы не выберемся отсюда.

– Если ты не встанешь, я пойду дальше один.

Зенфред поднял глаза. Лицо Аринда не выражало ни жалости, ни сожаления. Он ни капли не походил на Вельмунта, и Зенфред почувствовал, как вслед за отчаянием в нём разрастается злоба. Он заставил себя подняться, держась за обрамление ниши, в которой только что прятался, тесня бесформенную статую. Аринд вздрогнул и испуганно обернулся, но не успел ничего сказать. В конце прохода появились огненные маги. Алые плащи, скреплённые на груди брошью в форме Источника, говорили о том, что они уже закончили обучение и готовились вступить в королевскую армию. Зенфреда затрясло, и он едва устоял на ногах.

– Мерзкая свинья! – задыхаясь, выпалил Факел. – Нужно было избавиться от тебя ещё в Академии! Как ты смеешь доставлять мне проблемы в такой день?

Его лицо раскраснелось, пряди волос прилипли к высокому лбу. Бежать было некуда. Позади тупиковая стена с крохотным окном и запертые двери в кельи послушников. Факел продолжал сыпать ругательствами, но Зенфред не слышал. Всё повторилось, как и в день побега из Академии. Воспоминания о казни Вельмунта, запрятанные глубоко в подсознании, опалили с новой силой. Зенфреду почудился запах горелой плоти. Он пытался закрыться Источником, но боль только усилилась, и хотя созерцание подчинилось, о том, чтобы пытаться остановить магию, не стоило даже думать.

Тонкая нить невольно вплелась в сознание Аринда. Поток мыслей разделился надвое.

– Я сожгу тебя по частям, выродок Райелдов! Я превращу тебя в пепел, и никто никогда не вспомнит, что такое недоразумение, как ты, когда-то существовало!

Перед глазами Зенфреда стояли образы обугленных родителей и горка сажи, оставшейся от тела Вельмунта. Зенфред почувствовал, как краска приливает к лицу, и волоски на теле встают дыбом. Он сжал в трясущейся руке нож и выставил перед собой. Прихвостни захохотали, Факел отвлёкся от внутреннего зрения и прыснул вместе с остальными. Они смеялись, как и все десять лет, и Зенфреду захотелось вырезать им рты.

– Что вы встали? Тащите их на арену! – скомандовал Факел, утирая слезящиеся глаза. – У нашей свинки и её уродца дружка будет жаркая ночь. Хотя, погодите, я сам его поведу!

Факел снял с пояса блестящий меч и направился прямиком к Зенфреду. Нож выпал из рук. Аринд продолжал стоять как вкопанный, глядя на приближавшихся к нему магов, Зенфред попятился к окну.

– Куда ты ползёшь, свинка? Падай на колени и благодари меня за оказанную честь!

Проходя мимо Аринда, Факел открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, и рухнул от удара в затылок. Аринд перестал прятать за спиной меч. Прихвостни выпучили глаза. Тот, что стоял дальше всех, рванул за стражей, но его догнал пущенный в спину нож Марна. Двое бросились на Аринда, третий отбежал, готовясь использовать магию. Зенфред прижался к стене, не в силах пошевелиться, и нащупал рукой холодный металл канделябра. Аринд отшатнулся, избегая шквала рубящих ударов. Левая сторона бедра пропиталась кровью от пореза. Один из магов замахнулся мечом, второй подскочил сбоку. Аринд нагнулся и успел вонзить лезвие в живот первого, второго ударил по коленям и, отбросив на пол пинком, всадил лезвие в горло. Из раны забил фонтан крови.

Стало горячо, воздух раскалился. Аринд почувствовал, как горит одежда. Запахло палёным. Окружившее его пламя стало ослепительным, Аринд выронил меч и закрыл лицо руками. По телу прошлась волна боли. Он почти закричал, когда послышался глухой звук удара, и всё стихло. Зенфред уронил на пол рядом с телом последнего мага канделябр и трясущимися руками вынул нож из лежащего неподалёку трупа. Когда он снова посмотрел на Аринда, тот озирался по сторонам, не понимая, что произошло. Он помнил только хлынувшую из ниоткуда волну гнева. Раздался звук шагов, в проёме появилась Глоди и призывно махнула рукой. Зенфред поднялся. Вот он, Факел. Всего в десяти шагах. Обезоруженный и обездвиженный. Можно одним ударом размозжить ему череп, можно пронзить его поганый язык, можно…

– Пошли, – Аринд потянул его к выходу. – Надо уходить.

Ведомые Глоди, они миновали ещё несколько узких коридоров и вошли в одну из дверей, за которой находилась кладовая. За дверцей расхлябанного шкафа обнаружилось заложенное камнями окно, достаточно большое для того, чтобы в него мог пролезть человек. Аринд бросился помогать Глоди оттаскивать камни. Зенфред продел метлу через дверную ручку и вслушался в шум снаружи. Раз или два мимо кто-то прошёл. Огоньки Источников то приближались, то отдалялись.

Из освобождённого проёма запахло сыростью и ночной прохладой. Аринд спрыгнул на мягкую траву. Зенфред прикрыл дверцу шкафа и неуклюже спустился по шероховатой стене. Бледный месяц прятался за облаками, в другой стороне виднелось марево освещённой огнями арены.

За регулярным парком темнела лента каменной стены. Аринд поднялся первым и помог забраться стёршему руки в кровь Зенфреду. К тому времени, когда стража взялась прочёсывать двор, беглецы уже добрались до подножия леса.

В низине было куда холодней. Шелестели верхушки высоких деревьев, скрипели на ветру сухие ветки. Птица перепорхнула с куста на пенёк, плащ зацепился за колючий шиповник. Трава в некоторых местах достигала человеческого роста, продираться через неё было нелегко. Зенфред тяжело дышал, утирая рукавом мокрое лицо. Он сильно похудел, но всё равно уставал куда быстрее товарища. Аринд двигался быстро и почти бесшумно. Казалось, в темноте он видел даже лучше, чем днём. Зенфред плёлся следом, то и дело оборачиваясь в страхе увидеть позади огни погони. Спустя несколько изнурительных часов ноги перестали слушаться.

– Давай передохнём! Не могу больше.

Аринд остановился и кивнул. Зенфред облокотился о ствол дуба.

– Воды бы, – пробормотал он, пытаясь отдышаться.

– Вот, держи, – Аринд протянул ему мех.

Зенфред только теперь заметил в его руках котомку. Он с удивлением принял воду и, сделав несколько жадных глотков, передал Аринду. Тот уселся на траву и, отрезав мечом лоскут ткани, принялся перевязывать кровоточащее бедро.

– Почему эта девушка помогла нам? – Аринд исподлобья посмотрел на Зенфреда.

– Ты похож на её брата.

– Только поэтому?

Ухнул филин, где-то рядом прожужжал комар. Зенфред отёр покрывшийся испариной лоб и плотнее укутался в шерстяную накидку.

– Я видел, о чём она думала, когда мы были в обрядовой комнате. Сана убила её мужа, а потом пытала брата, пока у того не остановилось сердце.

– Зачем она это сделала?

– Не знаю. У меня не было сил копаться в мыслях.

Зенфред не решался перейти на внутреннее зрение. После случившегося жизнь сократилась до нескольких дней, а может, даже часов. Конечности начинали неметь от того, что нити разошлись по всему телу. Зенфреду хотелось зарыться в груду прелой листвы, уснуть и тихо умереть.

Аринд молча поднялся и продолжил путь. Зенфред продолжал сидеть, глядя ему вслед. Оставалось только надеяться, что солдаты не найдут его. Сил идти дальше не было, а Аринд не намеревался тащить обузу за собой.

«Ты не идёшь?»

«Нет. Дальше иди без меня. Я уже сделал, что хотел».

Аринд вернулся и рывком поднял Зенфреда на ноги.

– Пошли, потом будешь отдыхать.

От его слов и крепкой руки в рыхлом теле прибавилось сил. К тому времени, когда начало светлеть, путь всё чаще преграждали крутые подъёмы, овраги и выступавшие из почвы горные породы. Вдали от храмовых земель царила поздняя осень. Зенфред жевал тронутые морозом терпкие ягоды. В желудке протяжно урчало, а ломоть хлеба из котомки, раздобытой Глоди, давно был разделен и съеден. Каким-то чудом Аринд отыскал горячий источник по колено глубиной, возле которого устроили привал. Здесь было куда теплее. Пока Зенфред отогревал окоченевшие руки в тёплой воде, Аринд отыскал где-то лечебных трав, растёр их в куске коры и занялся самолечением. Зенфред завидовал ему. Его крепкому телу, умению выживать в лесах и неоткрытому Источнику.

На завтрак были съедобные клубни, мёрзлая лягушка и пара грызунов. Аринд даже червей где-то раздобыл. Жирных, склизких и невероятно питательных, по его словам.

– Я не буду есть это сырым, – Зенфред поморщился.

– Орехов почти нет, – пожал плечами Аринд, свежуя крысу. – А костёр разжигать слишком опасно. Ветер в сторону храма, дым будет чувствоваться далеко.

Зенфред ткнул палочкой червя и со вздохом посмотрел на предложенную лягушку. Она оттаяла и многозначительно квакнула.

– Ты знаешь, куда мы идём? – спросил Зенфред.

– В Эдос, если он существует, – ответил Аринд, жуя мясо и отплёвываясь от крысиной шерсти.

Ни к червям, ни к лягушке Зенфред не притронулся. Пришлось подкрепиться жёстким корнем.

* * *

Аринд спал вполглаза и встал рано, чтобы перевязать порез и раздобыть завтрак. В простую ловушку, сооружённую из плоского камня и надрезанной палки попалась соблазнившаяся орехом белка. Ещё две оказались пусты.

Было прохладно и свежо, недавно прошёл дождь. В воздухе витал запах грибов и мокрой древесной коры. Слышался приглушённый стук падавших в сырую листву яблок, подмороженных, но всё ещё ароматных. Робко щебетали озябшие птахи, какая-то мошка прожужжала около уха и, не заметив преграды, ударилась о щеку. Разглядывая окрестности, Аринд нервничал. С некоторых деревьев была содрана кора. Пахло чем-то сладким. Всё говорило о том, что не одни они греются возле источника.

Аринд промыл рану и залепил жёваным мякишем из трав. Он шёл обратно, когда вдалеке послышался странный треск и шелест. Подобравшись достаточно близко, Аринд замедлил шаг и стал ступать бесшумно, стараясь разглядеть солдат. Возле воды двигался чей-то силуэт. Аринд приблизился и увидел между деревьями огромного червя.

– Создатель, что это?! – выдохнул подошедший слева Зенфред. – Что это за тварь?!

– Кажется, гронул.

Зенфред вцепился в рукав Аринда, зажимая ладонью рот.

– Пойдём отсюда! – прошептал он. – Пойдём, что ты встал!

– Не двигайся.

Гронул захрипел. Скользкая туша развернулась, и крошечные глаза червя уставились на беглецов. Ноги Зенфреда подкосились от ужаса.

– Ложись! Быстро! – скомандовал Аринд, пригибая его к земле.

– Ты рехнулся?!

Аринд лёг, подминая колкие ветки, рядом замер дрожащий Зенфред.

– Гронулы нападают только на тех, кто выше, – тихо сказал Аринд. – Дыши спокойно и не поднимай головы.

– Создатель, за что мне всё это! – всхлипнул Зенфред.

Гронул пересёк неглубокий ручеёк и стал быстро приближаться. Когда до него оставалось несколько метров, Аринд набрал полную грудь воздуха и замер, сжимая под собой меч.

Червь двигался кругами. Отец рассказывал о них, но Аринд никак не ожидал встретить гронулов здесь, в северных лесах. Червь подполз вплотную, и Аринд вздрогнул, чувствуя, как тяжёлая туша скользит по спине. Гронул придавил бедро, порез рвануло болью. Плащ намокал от слизи, Зенфред сдавленно завыл. Гронул захрипел, опустил голову, принюхиваясь, затем встал, высвободил мощные лапы и медленно побрёл прочь. Под его лапами хрустели шишки, бока и брюхо были облеплены листьями. Аринд судорожно вздохнул. Зенфред зарыдал в голос.

Путь продолжили молча, стараясь не останавливаться на отдых. За глубокими разломами следовали подъёмы. Вершины скал купались в облаках, их цвет переходил от бледно-серого к бурому и грязно-синему. Всё чаще стали попадаться сосны. Гронульих следов здесь было больше. По траве то тут, тот там тянулась паутина чёрных следов, но сами черви не больше встречались.

Глава 10

Летфен очнулся от гронульего хрипа. Кто-то из сыновей Синля хорошо приложил его по затылку: голова гудела, в пересохшем рту чувствовался солоноватый привкус. Было холодно, воняло жжёными волосами и чем-то сладким. Летфен сплюнул и с трудом разлепил веки. Туго стянутые ремнями конечности онемели, пошевелиться не выходило ни на волосок. Первое время из-за тумана в глазах вокруг было темно, только по бокам и впереди белели пятна светочей и оранжевые огни факелов.

– Дайте воды, – прохрипел Летфен. – Воды…

Два десятка человек не сводили с него глаз, но никто не шелохнулся. Лица язычников походили на каменные изваяния, облепившие нутро храма, как осиные гнёзда. Летфен судорожно вздохнул. Где-то рядом снова раздался гронулий хрип. Страх от недавней охоты пробудился, и сердце забилось чаще.

Летфен огляделся. К тонущим во мраке сводам тянулись высокие колонны из разных видов мрамора. Теперь, при свете ламп и вставленных в железные кольца светочей, стало видно, что каждая имеет свой цвет и наверняка принадлежит определённому божеству. Летфен был привязан к красному изваянию с похожими на вены бордовыми прожилками и вырезанными на поверхности узорами, напоминавшими языки пламени. Прикованный цепью к стене гронул позади него издал очередной хрип.

– О-о, Креветка, – слабо рассмеялся Летфен. – Вот и свиделись.

Червь, видно, не до конца оправился от удара Авердо. Он мотал головой и не спешил подниматься. Выстроившиеся напротив Летфена язычники ждали, когда зверь примет предложенное ему угощение. Цепь была выбрана ровно такой длины, чтобы гронул мог без труда добраться до Летфена, но не причинил вреда наблюдателям.

– А как вы потом собираетесь затащить его обратно в клетку? – поинтересовался Летфен. – Авердо и его братия теперь дня три из запоя не выйдут. Вы хоть бы оружие взяли.

Он отыскал глазами Эну, одетую в ярко-красное шерстяное платье. Её волосы были коротко обрезаны и, судя по вони, отданы в дар огненному божеству.

– А-а-а, – многозначительно протянул Летфен. – Значит, ты усмиришь его магией? Я бы на это поглядел! Правду говорят, что язычники полоумные. Это ведь не из-за того, что я осквернил храм, меня решили скормить гронулу? Просто вам нужен был кусок мяса, а я как раз продавался. А почему меня не сожгут, раз я привязан к вашей огненной штуковине? Все ваши божки такие уродливые, или у древних мастеров руки не из того места росли? Я бы лучше поклонялся грудастой водяной нимфе, обвешал бы всё вокруг водорослями, разбросал по полу чешую и устроил пляски возле котла с ухой, потряхивая в воздухе копьём из трёх рыбин, а после смерти нимфа забрала бы меня на дно и ублажала моё грешное мёртвое тело.

– Замолчи!

Эна сделала шаг вперёд, но Синль положил руку ей на плечо.

– Успокойся, Эна. Кровь всё очистит.

Словно в подтверждение его словам гронул поднялся и начал медленно приближаться. Слышно было, как волочится по каменному полу цепь. Хрип червя походил на стон.

– Досталось тебе, Креветка? Ну, не хрипи, вот слопаешь меня, и сразу полегчает.

У Летфена дрожали колени, но он продолжал улыбаться.

– Прими наш дар, создание земли, прими наш дар и внемли зову нашей дочери! – звучный голос Синля разошёлся по храму. – …очери, …очери, …очери, – посыпались отовсюду каскады эха.

– Долго ты ещё будешь распинаться, Синль? У гронула от этого аппетита не прибавится.

Червь подполз вплотную. Язычники отошли на шаг. Все они были напуганы не меньше Летфена. Наверняка многие видели гронула впервые. Червь встал на задние лапы, рванул цепь и издал оглушающе громкий вопль. Язычники попятились, толкая друг друга. Летфен съёжился, все волосы у него на теле встали дыбом. Червь снова дёрнул цепь, захрипел и повернулся. Лапы спрятались в складках кожи. Летфен зажмурился. Гронул метнулся к нему и повалил на пол вместе с каменным изваянием. По толпе прошёлся ропот. Летфен закашлялся, оттого что червь давил ему на грудь. Он весил, как хорошая лошадь, и легко мог сломать жертве рёбра. Гронул опустил голову к лицу Летфена, потом к одежде, втянул ноздрями воздух и протяжно захрипел. Ответом ему был сдавленный кашель.

– Прими наш дар, создание земли! – повторил Синль.

– Прими наш дар! – вторил ему хор голосов.

Летфен молил всех богов храма, чтобы зверь убил его быстро. Гронул выгнулся, тряхнул головой и бросился в сторону язычников. Продетая в железное кольцо цепь натянулась. У Летфена заслезились глаза. Он пытался высвободить измазанные жижей руки. Ремни стали скользкими и начинали поддаваться.

Эна забралась на постамент и с отчаянной решимостью выкрикнула:

– Подчинись!

Звонкий голос оттолкнулся от сводов и безобразных статуй божеств. Наполовину избавившийся от ремней Летфен увидел, как серебристые жилки под кожей червя начали раздуваться. Склизкое брюхо обросло чешуёй, мощные лапы удлинились, и когда червь поднялся, Эна казалась камушком на фоне скалы. Гронулий рёв прогремел и разнёсся по гулким коридорам подобно далёким раскатам грома. Зверь упёрся лапами и рванул цепь. Железное кольцо вышло из стены наполовину, а после второго рывка упало на каменный пол. Червь освободился. Язычники бросились врассыпную, только остолбеневшая от ужаса Эна осталась стоять на постаменте. Гронул раскрыл пасть, в этот миг Летфен, что было силы, рванул цепь на себя.

– Ты что стоишь, дура?! Беги!

Эна спрыгнула на пол и побежала вслед за язычниками к выходу. Гронул стряхнул Летфена как соринку, и метнулся следом. Девчонка завизжала, мгновение спустя её тело, переломленное челюстью гронула, оказалось отброшено на пол рядом с Летфеном. Тот осел на скользкие каменные плиты, глядя, как обезумевший от ярости зверь потрошит язычников одного за другим. Вслед за беглецами червь выскользнул за пределы храма, снаружи послышались крики. Гронул издал ещё один вопль, его поддержало тройное эхо.

Летфен подполз к Эне и долго смотрел на неё, прежде чем отвернулся и спрятал лицо в ладонях, стёртых до крови ремнями. Всё вокруг было в гронульей жиже. На полу валялись потухшие факелы и светочные фонари. Часть статуй обвалилась, среди обломков каменных рук и голов лежали мёртвые люди. Никто не стонал и не просил о помощи. Шум снаружи затих, слышно было только, как потрескивает огонь в обрядовой чаше и хрипит где-то вдалеке гронул.

Летфен просидел неподвижно, пока не онемел от холода. Одежда, лицо и волосы всё ещё воняли внутренностями убитого в лесу гронула. Должно быть, это его и спасло. Червь не возвращался, и Летфен не знал, выбрался ли он в город или до сих пор скитается в запутанных коридорах пещеры. По красному платью Эны разошлись тёмные пятна, под телом натекла лужа. Летфен отёр ладонь о штанину и закрыл умершей глаза. Затем с трудом встал и принялся обшаривать лежащих рядом язычников. Вынул из кармана Синля красивый складной нож, поднял светочный фонарь, снял куртку и добротные ботинки с долговязого парнишки неподалёку, но надевать не стал на случай, если гронул ещё раз решит его навестить.

Летфен вышел из храма, переступая через тела, и увидел с десяток разбросанных по камням трупов. Он страшно хотел пить, но не решался пробовать озёрную воду. Скользкая тропа, по которой червь преследовал оставшихся в живых беглецов, поднималась к знакомому лазу. Летфен остановился перед ним, пытаясь сообразить, где выход. Червя слышно не было. С потолка капала вода, под ногами блестели, отражая свет фонаря, тёмные лужи. Проход раздвоился, и Летфен двинулся вправо, по пути, показанному Эной. Он часто останавливался и подолгу сидел на полу пещеры, вдыхая запах плесени и затхлой воды, потом вставал и снова брёл по лабиринту ходов, стараясь учуять вонь светочной крошки. По дороге встретилось ещё несколько обезображенных тел. Летфену не верилось, что совсем недавно он убил зверя, способного разом растерзать два десятка человек.

Когда он выбрался из недр скалы, солнце почти закатилось. Часть камней, закрывавших вход в пещеру, оказалась разбросана, к руднику тянулся чёрный след. Летфен принялся ходить из стороны в сторону, не находя себе места. Червь выбрался в город и наверняка убил ещё кого-то, а всё потому, что он, Летфен, помог Авердо поймать его и привезти в Эдос. Главарь и его люди наверняка напились до полусмерти, и на улицах не осталось никого, кто мог бы усмирить червя. Летфен раскрыл складной нож Синля и поспешил вниз.

Было пустынно и тихо, как и всегда по вечерам. Летфен старался не смотреть на жертв гронула, распластавшихся в тёмных закоулках и прямо на площади среди корзин и ящиков. Десятки невидимых глаз прожигали спину, Летфен чувствовал вину за каждый непрожитый миг женщины в белом платке, старого бездомного бродяги и припозднившейся к ужину старухи. В щели между закрытыми ставнями били полоски света. Кто-то успел забежать в дом, а кому-то посчастливилось не выходить на улицу этим вечером.

Летфен завернул за узкий проулок. Посреди дороги лежала чумазая девочка лет пяти с широко раскрытыми глазами. Летфен выронил фонарь и опустился на колени рядом с ней. Гронулий след дорогой смерти тянулся к северной окраине города. Летфен подскочил и, что было сил, рванул по нему, держа перед собой нож.

* * *

Для того чтобы добраться до входа в Эдос пришлось проползти добрую сотню метров по узкому, спрятанному в гуще кустарника лазу. Аринд нашёл его по сломанным в некоторых местах веткам, утоптанной земле и комкам грязи на примятой траве. Зенфред долго не решался лезть в тесную червоточину, но оставаться одному ему не хотелось ещё больше.

– Что если это гронулья нора? – прошептал он. – Как ты можешь так спокойно лезть в первую попавшуюся дыру?

– Гронулами здесь не пахнет.

– Да какая разница! Мало ли чья это берлога!

– Здесь человеческие следы.

С потолка сыпалась земля, корни царапали лицо, застоявшийся спёртый воздух, казалось, можно было потрогать. Постепенно проход пошёл вверх, пока не упёрся в сырые доски. Прежде чем выбраться наружу, Аринд замер и прислушался. Вдалеке слышались чьи-то голоса. Он отодвинул деревянную крышку и огляделся. Помещение походило на заброшенный склад. Оно было обшарпанным с прелыми облепленными паутиной балками и множеством пустых ящиков. Оконные проёмы оказались забиты досками, а хлипкая дверь наполовину сошла с петель и раскачивалась в такт порывам ветра.

– Я думал, тут кто-нибудь охраняет, – сказал Зенфред.

Он испытывал немалое облегчение, выбравшись из лаза, и Аринд каким-то образом чувствовал это. Он кивнул. Летфен как-то рассказывал, что у ворот в таких городах обычно проверяют наличие клейма, но здесь и ворот-то не было. На ящике стояла бутыль и помятая жестяная кружка с влажным ободком. Кто-то совсем недавно пил из неё. Аринд осмотрел все углы, но никого не нашёл. Зенфред подтвердил его мысли, осмотрев склад с помощью магии.

– Надо бы найти гостевой дом, – сказал он. – Только кто нас пустит без гроша денег? Ты знаешь, сколько стоит комната? Хотя откуда тебе знать. Ты и на торгу-то никогда не бывал.

Аринд толкнул дверь, держа меч наготове. Скрытое тучами солнце опускалось к гряде темневших вдалеке гор. Редкие вкрапления фонарей освещали грязные узкие улочки, тянущиеся в разные стороны, как извилистые черви. Всюду пахло мочой. Низенькие дома с наглухо забитыми окнами и кривой кладкой кирпичей утопали в лужах помоев и зловоний от отбросов, которые жители выкидывали прямо на дорогу. Зенфреда тут же затошнило, и его дурнота передалась Аринду. Один поворот сменял другой, в некоторых местах улицы сужались настолько, что два встречных человека с трудом смогли бы разминуться. Изо рта шёл пар, было морозно и зябко, хотя ветер утих.

«Не хотел бы я называть это место домом, – признался Зенфред. – Надеюсь, мы здесь не задержимся».

Аринд пожал плечами. Время близилось к зиме. В эту пору в лесах выживать было трудно, а с клеймом все пути вели в Эдос и другие скрытые от властей города, большинства из которых после прибытия на материк Эсаноры уже не существовало. Вряд ли у неё был нюх на такие места. Она наверняка посещала их прежде, выполняя заказы или работая в шайках вроде той, которую когда-то возглавлял отец. Он никогда не рассказывал про Эдос. Аринд надеялся, что и советница не знала об этом оплоте беглой черни.

«Как думаешь, она пытается избавиться ото всех, кто знает её прошлое, или выслуживается перед королём? – спросил Зенфред, с отвращением переступая через мусор и овощные очистки. – Зачем она выполняет работу чистильщиков, если в этих городах могут быть её знакомые и даже друзья? Твой отец говорил, что она ему как сестра. Так почему она убила его?»

Аринд снова пожал плечами.

«Мне столько всего хотелось спросить у Глоди, – вздохнул Зенфред. – Как Сана стала советницей Майернса, и какие про неё ходят слухи. Возможно, она любовница второго советника, а может и самого короля. Кто-то ведь должен был задаться вопросом, откуда она взялась и как пробилась в верха. За всю историю я не помню ни одного случая, чтобы простолюдинка с разбойным прошлым стала правой рукой монарха».

«Почему тебя это так интересует?»

«Потому что она причастна к смерти моего отца, Ханвиса Райелда. Первого советника короля, наместника Энсердара. Того, кому Майернс намеревался передать трон, ещё когда я был ребёнком, – мысли Зенфреда стали жёсткими. – Она и второй советник, а ещё магистр Каснел. Это только верхушка заговора. Я не знаю, что они сделали и как убедили короля в неверности отца, но из-за них мою семью сожгли заживо. Теперь вся страна плюёт на имя моего рода, а я прячусь, как крыса, и ничего не могу сделать».

«Так ты сын наместника острова?» – Аринд вспомнил полуразрушенную скульптуру напротив Дома Совета и рассказы Саора, когда тот делился последними новостями о том, какие цены на зерно наместник установил в этом году, и кто из важных людей собирается навестить Энсердар.

«Бывшего наместника, – с горечью подумал Зенфред. – Когда мне было десять, меня забрали на материк в Академию. Отец хотел, чтобы я стал магом. Он считал, что я слишком мягок для будущего правителя и верил, будто в Академии из меня сделают мужчину. Создатель! Если бы я только знал, какой магией обладаю! Теперь-то я понимаю, что кто-то подкупил магистра Каснела, и он скрывал от меня мой вид Источника».

«Я не понял половины того, что ты сказал», – прервал его Аринд.

«Ты странный, – Зенфред вздохнул. – Согласился сбежать со мной. Позволил копаться в своих мыслях, но ни разу не спросил, кто я и откуда».

«Ничто не мешало тебе соврать в ответ на любой мой вопрос. И ты не спрашивал разрешения копаться в моих мыслях, я просто не могу тебе запретить».

Аринд вдруг остановился.

«Ты слышишь? Кто-то кричит».

Зенфред ничего не слышал, но от мыслей Аринда начал нервно озираться по сторонам.

«Тебе не послышалось?»

«Нет».

«Давай как-нибудь обойдём это место, иначе и до гостевого дома живыми не доберёмся».

Аринд кивнул и завернул вправо.

«Как выглядят гостевые дома?» – спросил он.

«Они большие. Часто в несколько этажей. Ещё на них обычно что-нибудь написано. – Зенфред то и дело оборачивался. – И освещены они должны быть лучше остальных».

Аринд снова остановился.

«Слышишь?»

«Да что опять?!»

Где-то неподалёку раздался протяжный гронулий вой. Зенфред побелел и схватился за нож. Аринд прижался к стене дома. За темневшей в конце проулка аркой появился силуэт червя. Это был не обычный чёрный гронул, а похожий на него зверь, покрытый полупрозрачной белой чешуёй. Зенфред бросился к двери и принялся колотить в неё, прося о помощи. Шум привлёк гронула. Он развернулся и бросился на звук. Дверь не открыли, и обезумевший от страха Зенфред сполз по стене.

Внутренний голос говорил, что ложиться бесполезно. Можно было попытаться сбежать, но когда Аринд подумал об этом, гронул уже сократил расстояние до нескольких метров. Аринд вспотел, но страх неожиданно исчез, как будто вместо гронула перед ним стояло соломенное чучело. Вспомнились давно забытые рассказы отца. Тело двигалось как никогда легко. Аринд снял с пояса нож, метнул в разинутую пасть червя и быстро присел. Когда гронул оказался прямо перед ним, Аринд резко подскочил и снизу пронзил мечом крошечную голову. Длинный хвост червя сбил с ног, Аринд едва успел увернуться от сомкнувшихся перед лицом челюстей. Гронул продолжал метаться из стороны в сторону. Аринд рывком поднялся и, улучив момент, всадил второй нож ему между глаз. Червь то сворачивался кольцом, то поднимался на задние лапы. Наконец он рухнул на землю и затих. Зенфред у стены застонал и стал заваливаться набок.

«Магия», – запоздало понял Аринд.

Страх медленно возвращался, руки начинало трясти. Он прислушался. Откуда-то слева доносился плач и стоны. Звуков других гронулов слышно не было. Аринд помог Зенфреду сесть.

– Как же больно, – выдавил тот, хватаясь за грудь и утирая мокрые от слёз глаза. – Проклятая магия скоро выжмет из меня все соки.

– Ты здорово мне помог, – тихо сказал Аринд. – Я никогда в жизни так не двигался.

– Я просто усилил твои инстинкты. У наших Источников сильная связь, так я ещё кое-что могу.

– О каких Источниках ты всё время говоришь?

– Вот здесь, – Зенфред ткнул Аринда в грудь. – Чуть выше солнечного сплетения есть такой вроде как сосуд, заполненный энергией. В магии он называется Источник.

Аринд посмотрел в то место, куда указывал Зенфред, и отрицательно помотал головой.

– Ты знаешь, я не раз вскрывал трупы. Тут нет никакого сосуда. Только сердце, рёбра и лёгкие.

– Ты его так не увидишь, – Зенфред раздражённо отмахнулся. – Для этого нужно развивать внутреннее зрение. С чего ты вдруг заинтересовался всем этим? Давай уже доберёмся до гостевого дома, пока нас не сожрал ещё один гронул.

– Ты часто повторяешь это слово, – пояснил Аринд, поднимаясь. – Мне не нравится, когда я не понимаю, о чём речь. Гронулы травоядные, они не будут есть тебя, просто убьют.

– Успокоил, – огрызнулся Зенфред.

Дверь, в которую он не так давно колотил, приоткрылась. Выглянувший из-за неё темноволосый мужчина со шрамом на лбу опасливо посмотрел на гронула и перевёл взгляд на незнакомцев.

– Нам бы узнать, где тут гостевой дом, – обратился к нему Зенфред, пока Аринд разглядывал тушу червя.

– Не местные, что ли?

– Только прибыли. Всегда у вас тут такое по улицам бродит?

– Да это Авердо, будь он трижды проклят, приволок с утра эту тварь в клети. Только она, вроде, чёрная была. Если вам голову продать, то это к Груну. Идите прямо, выйдете на площадь, там увидите его питейную.

Мужчина захлопнул дверь. Аринд тут же принялся резать червя. Делом это оказалось нелёгким, и Зенфред, пересилив отвращение, принялся помогать.

– Что ж, будем убивать гронулов и зарабатывать этим на жизнь, – пробормотал он, плохо скрывая раздражение.

– Почему ты злишься?

– Потому что мне больно! Потому что я чуть не умер десятый раз на дню! Потому что этот мужик не открыл дверь, когда я просил о помощи, и потому что мои враги нежатся в тёплых постелях, пока я ползаю в груде мусора и пилю шею уродливой твари, от которой меня тошнит!

Аринд наконец отделил голову от туловища и сунул в руки Зенфреду.

– Издеваешься? – вспылил тот. – Почему я должен это нести?

– Если появится ещё один, мне нужно будет держать в руках меч, а не гронулью башку, – сказал Аринд, вынимая из глотки червя нож. – Так что нести её будешь ты.

Они прошли несколько улиц и, оказавшись на площади, направились к освещённому лучше других зданию в два этажа. У входа Зенфред вспомнил, что солдатские плащи лучше бы снять.

В питейной пахло перегаром вперемешку с дымом. Едва хлопнула входная дверь, все, кто был внутри, обернулись, разглядывая вошедших. Аринду сделалось не по себе. Скопления людей пугали его гораздо больше тёмных переулков. Зенфред поплёлся к стойке.

– А я тебе говорю, налей!

Захмелевший мужик ударил ладонью по дереву, мутные стаканы жалобно задребезжали.

Грун отодвинул бутыль и брезгливо вытер руки потемневшим полотенцем.

– Выпивка подорожала, твоих грошей и на глоток не хватит.

– С какой стати она подорожала, жирный ты жмот?! – брюзжал пьяница так, что слюна разлеталась во все стороны.

– Доставать спиртное труднее стало, вот и цена поднялась, давай, проваливай, задаром не налью, – отмахнулся хозяин питейной.

Он выглядел на порядок приличнее остальных. В добротном костюме, поблёскивающей на груди цепи из белого металла и зализанными до блеска рыжими волосами. Грун оценивающе оглядел незнакомцев с ног до головы и только затем спросил:

– Выпивки или табаку?

– Мы на продажу, – сказал Зенфред, показывая гронулью голову. – А ещё нужна комната, еда и купальня.

Он едва держался на ногах, но продолжал пользоваться магией. Аринд заметил это по его дрожащим рукам.

– Тридцать монет.

– Я, по-твоему, идиот? Это белый гронул. Пятьдесят и не меньше.

– Если не нравится цена, попробуй продать в другом месте, – Грун хитро сощурился.

– Пятьдесят за головы и не меньше сотни вот за это, – Зенфред выложил на стойку солдатский плащ.

При виде него хозяин сразу же стал уступчивей и принялся осторожно расспрашивать, где они его раздобыли, но так и не получив внятного ответа, молча отсчитал полтораста монет.

Глава 11

Летфен постоял возле обезглавленной гронульей туши и, не зная куда податься, поплёлся к дому Ферона. Город накрыла ночь. С неба падали мелкие, похожие на пыль снежинки. Заметно похолодало, и Летфен стучал зубами, кутаясь во всю одежду, какая у него нашлась. Из трубы Фероновой халупы вилась струйка дыма. Если торговец ещё не знал новостей и того, что Авердо продал Летфена язычникам, можно было попробовать попроситься на постой. Летфену не хотелось идти в питейную Груна, и он уже подумывал о том, чтобы ночевать где-нибудь на старой конюшне вместе с дикими собаками. Лошадей там давно не держали из-за того, что после завала пробраться в город можно было только по узким лазам, а вот солома осталась.

Летфен три раза пнул дверь.

– Кого там принесло?

– Да я это.

Ферон распахнул дверь и уставился на Летфена во все глаза.

– Рыжий! – выдохнул он, едва не выронив изо рта трубку.

– Ну, чего ты встал, как будто привидение увидел? Пусти, пока от холода не околел. Я тебе даже денег дам.

Ферон отошёл, пропуская Летфена, опустил засов и вернул топор обратно на стену. Кот спрыгнул с подушки и принялся тереться у ног Летфена. Тот с отвращением стянул с себя измазанное гронульей жижей тряпьё и повесил сушить возле камина. Комнату заполнил сладковатый запах.

– Есть у тебя умыться? – спросил Летфен, разглядывая своё отражение в медном тазу.

Ферон молча поставил перед ним ведро с водой, на дне которого белели светочные камни, сунул в руки ковш и уселся в кресло.

– Я слышал, Авердо продал тебя Синлю, а тот скормил гронулу.

– А я вспорол ему брюхо и выбрался, – сообщил Летфен, фыркая и отплёвываясь. – Видишь, грязный какой. Весь в гронульих кишках.

– С чего вдруг они тебя отпустили?

– Да кто бы меня отпустил, Ферон! – Летфен обернулся к нему, показывая стёртые до крови запястья. – Ты сидишь тут, как ворона в гнезде, ничего дальше собственного клюва не видишь. Гронул с цепи сорвался, половину города распотрошил, там трупы на каждом шагу. Из язычников живых вообще никого. Ладно, хоть червя кто-то пришиб. Валяется возле площади.

– Врёшь! – Ферон подался вперёд.

– Выйди, полюбуйся, пока снег не засыпал. Неужели криков не слышал?

– Тут каждый день кто-нибудь кричит, – отмахнулся торговец. – Точно брешешь. Как же ты выбрался, если гронул всех порешил?

Летфен стянул с себя грязную рубаху и принялся намывать шею.

– А я бессмертный, – сказал он. – От яда не помираю, и червяки меня не едят.

Кот мурчал, вертясь у его ног. Ферон закурил, перебивая гронулью вонь табачным дымом.

– Сыграем в араман? – помолчав, предложил он.

– Сыграем, – устало кивнул Летфен. – Только поесть бы чего. С ног валюсь.

Ферон выскреб из котелка остатки каши, налил в кружку рябиновой настойки и поставил на столик возле кресла. Летфен сел на пол, скрестив ноги, и принялся уплетать ужин за обе щеки. Серый забрался ему на колени и стал тереться об руки, мешая есть. Ферон сделал большой глоток и со стуком поставил бокал. Доставать ящик с игрой он не спешил.

– А ты знаешь, – пробубнил Летфен с набитым ртом, одной рукой почёсывая кота, – что у твоего Серого яиц нет?

Ферон поперхнулся.

– Чего?

– Я говорю, кошка это. И брюхатая. Котята будут скоро.

Серый растянулся у него на коленях, мурлыча от удовольствия.

– Да кто их разберёт, – отмахнулся Ферон. – Я котам под хвосты не заглядываю. Будет Серая, значит.

Летфен облизал чашку, залпом выпил всё содержимое кружки, икнул и сказал:

– Ну, тащи свой араман.

– Иди-ка ты спать, – Ферон поворошил кочергой поленья в камине. – А сначала тряпки свои убери. Воняют, спасу нет.

* * *

Хозяин пересчитал деньги, окликнул паренька-разносчика лет двенадцати и велел ему передать кухарке, чтобы та приготовила ещё два ужина.

– А вы двое, – обратился он к помощникам, – принесите дров. Я пока покажу гостям комнату.

Похожий на Груна как две капли воды молодой мужчина занял место за стойкой. Аринд и Зенфред поспешили вслед за хозяином наверх, где тот показал им комнаты и отдал ключи.

Купальню плохо прогрели, потому Аринд оттирал грязь наспех и без особого удовольствия. Обмывшись, он натянул принесённую мальчишкой чистую одежду. Льняная туника оказалась великовата, но зато приятно пахла и не раздражала кожу. Зенфред с наслаждением отмокал в деревянной лохани, он почти не мёрз оттого, что тело теряло чувствительность.

– Как, по-твоему, – спросил он, проведя ладонями по впалым щекам. – Я всё ещё похож на свинью?

Аринд обернулся к нему, ероша волосы. Он делал это нарочито медленно, потому что не хотел выходить к людям один.

– Ты похож на волка, который пережил долгую зиму.

Зенфред натёр спину куском травяного мыла и принялся задумчиво отмывать грязь. Струйки потекли к ногам, смывая грязные разводы и частички скатавшейся кожи.

Зенфред и не помнил, с каких пор Факел, а с ним и половина Академии, стали называть его свинкой. Время шло, дни сменялись годами, а Зенфред таил обиду и терпел издёвки, утешая себя мыслью о том, что после выпуска Факел пожалеет о своих словах и будет долго, унизительно просить прощения. Зенфред часто представлял, как после смерти Майернса королевство расцветёт в руках отца. И как он, законный наследник престола, станет правой рукой Ханвиса, его помощником и опорой, а Вельмунта сделает смотрителем самой большой библиотеки Хэлдвейна. Теперь Вельмунт был мёртв, место отца заняли Эсанора и второй советник, Факел готовился праздновать окончание Академии, а всё, что осталось у Зенфреда – нож за пазухой и несколько дней до смерти.

– Как ты думаешь, почему мир так несправедлив? – Зенфред вылил на себя ковш воды и убрал прилипшие ко лбу волосы. – Почему одни получают всё, а другие ничего? Почему сильные издеваются над слабыми, а жизнь ещё и одаривает их за это?

– Сильный зверь всегда загрызёт слабого. Это закон жизни.

– Люди не звери! Как же дети и женщины? Разве они виноваты в том, что не могут себя защитить?

– Люди хуже зверей, – отрезал Аринд. – Ты быстро умрёшь, если будешь верить в справедливость.

– Умирать должны те, из-за кого её нет, – холодно сказал Зенфред.

К тому времени, когда они спустились ужинать, внизу что-то шумно обсуждали, сдвинув вместе четыре стола. Народу набралось порядочно, и те, кому не хватило места, толпились рядом. Грун стоял там же, приглаживая ладонью рыжие волосы.

Аринд и Зенфред уселись за свободный стол у дальней стены. По счастью, все были увлечены рассказом плачущего старика с волосами, переплетёнными синей лентой, и никто, кроме мальчишки-разносчика, не обратил на новичков внимания.

На столе скоро появились чашки с овощным супом, перловая каша на свином жиру, порезанная на куски солёная рыбина, пара ломтей хлеба и кувшин крепкого вина. Мясо тут подавали только по большим праздникам, потому что в округе, да и на всём острове, скотины почти никто не держал.

Зенфред набросился на еду, краем уха слушая разговор. Разобрать слова говорящего было трудно, потому пришлось пустить нить в сознание Аринда и воспользоваться его острым слухом.

– …один на другом лежат. Все там. Оба сына и внук. За что боги с нами так? Почему не взяли стариков? На кого мы теперь обопрёмся?

– От же, напасть, – вздохнул кто-то. – Как рассветёт, пойдём хоронить.

– И пойдём, – кивнул захмелевший щербатый мужик, хлопнув по столу широкой ладонью. – Я сам этому червю башку отрежу.

– Уж до тебя отрезали и продать успели, – Грун кивнул в сторону новых постояльцев.

Аринд сжался и ниже наклонился над чашкой. Щербатый так зыркнул в их сторону, что у Зенфреда по спине прошёлся неприятный холодок.

– А это ещё что за зелень? Эй, вы кто такие будете?

Входная дверь громко хлопнула, на пороге появился рыжий мальчишка, одетый в не по размеру большую куртку. Все замерли. Щербатый выронил кружку, её содержимое расплескалось по полу, в воздухе повис кислый запах пива. Все как один, округлив глаза, уставились на вошедшего. Зенфред хотел было переглянуться с Ариндом, но тот пялился с не меньшим удивлением.

– Ещё отмечаете или уже поминаете? – бесцеремонно поинтересовался мальчишка, расталкивая ошарашенных мужиков и усаживаясь к общему столу. – Меня уже помянули? Если нет, чур, вся выпивка мне. Я за себя сам выпью.

– Ядоглот! Ты живой, что ли? – щербатый опёрся о стол.

– Нет, Авердо, я умер и пришёл мстить. Буду теперь сниться тебе в кошмарах. Куда ты ручищи свои тянешь? Потрогать хочешь? Да я тебя сам потрогаю!

И мальчишка с размаху влепил щербатому оплеуху. Тот так и сел. Через мысли Аринда Зенфред понял, что это Летфен, тот самый клеймёный, пару недель назад освобождённый из Северной тюрьмы.

– Ты! – старик вцепился в него мёртвой хваткой. – Почему гронул тебя не тронул?

– Уйди ты, – Летфен вырвался и отряхнулся. – Бессмертный я, вот и не тронул.

Авердо захохотал, стуча кулаком по кромке стола так, что с него едва не упал кувшин.

– Бессмертный! Чтоб тебя, демонов сын! Вы слыхали? Он бессмертный!

– А кто гронула прирезал? – спросил Летфен. – Вы, я смотрю, и не просыхали с утра. По пьяни ловили, что ли?

– Вон те двое, – показал Грун, и все взгляды снова переметнулись к сидящим в тени юношам.

– Ба! – выдохнул Летфен, приглядевшись. – Мертвяков сын! Чтоб мне глаза выкололи! Да это ж Мертвяков сын!

Он забрался прямо на стол и, спрыгнув с него, понёсся в сторону испуганного Аринда, широко расставив руки. Тот невольно встал, потянулся за мечом и приставил его к горлу мальчишки, прежде чем тот попытался его обнять. Летфен поднырнул под лезвием и дружески похлопал Аринда по спине.

«Бесстрашный какой-то», – изумлённо подумал Зенфред.

– Ты всё-таки сбежал от колдуна! Чего ж так долго думал-то? Надо было тогда ещё со мной идти! Вместе-то веселее!

Аринд нехотя убрал меч в ножны и сел.

– А это кто? – Летфен перевёл взгляд на Зенфреда. – Его вместо меня отраву пить заставляли? Ты посмотри, бедняга, седой весь! – Он взъерошил волосы Зенфреда.

Тот помрачнел и отстранился. Мальчишка тут же обернулся к любопытным и объявил:

– Помните, я вам рассказывал про колдуна, который яды варит? Так это его ученик! Он такие отравы делает, что наш Еноа и рядом не стоял! Двинься, Мертвяков сын, я с вами сяду. Грун! Тащи нам пива и еды побольше, это надо отметить!

Зенфред молча поднялся из-за стола и направился к лестнице, чувствуя на себе внимательные взгляды. Аринд пошёл следом, не желая оставаться в шумной компании.

– Ну, вы чего? Куда вы?

Летфен обернулся к остальным и недоумённо пожал плечами.

– Эти колдуны все странные, – сказал он, жуя недоеденный ломоть хлеба и допивая вино прямо из кувшина, – лучше к ним не подходите, обольют ещё какой отравой.

* * *

Оставленная хозяином свеча погасла. Оказавшись в темноте, Зенфред чувствовал себя неуютно. Сумрак каждый раз возвращал воспоминания о сыром подвале Академии и опиумном путешествии в клетке, закрытой чёрной тканью. Аринд в соседней комнате давно уже сопел, сморённый трудной дорогой и плотным ужином, а вот к Зенфреду сон не шёл. Появление мальчишки покоробило его. Теперь даже у Аринда был друг, а у Зенфреда на этом свете не осталось никого.

Он долго ворочался, пытаясь заснуть, но страх не отступал, и Зенфред наконец решился перейти на внутреннее зрение. Источник уменьшился почти втрое. Большая часть нитей покинула его, образовав запутанный клубок, из-за которого ноющая боль в груди не утихала и становилось трудно дышать. Оставшиеся нити беспорядочно разошлись по телу, как серебристые венки под кожей гронула. Только одна тонкая паутинка тянулась через стену к сознанию Аринда. Ему снилась Северная тюрьма и Саор, подписывающий сосуды на полке. Привычный холод подземелья, тишина без незнакомых людей, где любую комнату можно найти даже с закрытыми глазами.

Руки онемели, растирая их, Зенфред не чувствовал тепла. Встреться ему лучший целитель Академии, и тот не смог бы помочь.

* * *

С утра Зенфред был бледным как смерть. Похоже, он не спал прошлой ночью и даже завтракать не спустился, попросив принести еду к нему в комнату. Хозяина за стойкой не оказалось, вместо него за питейной присматривал сын. Помимо Аринда за столом в общей зале сидели трое невзрачного вида постояльцев и полуслепой старик. Мальчишка-разносчик бегал туда-сюда с подносом в руках, расставляя чашки с кашей и разливая душистый чай, к которому полагалась хрустящая пресная лепёшка. Постояльцы с таким интересом прослеживали каждое движение ложки Аринда от чашки ко рту, что впору было подавиться. Он трижды пожалел, что не догадался поесть в комнате. Когда еду уже принесли, просить об этом было как-то неловко.

Старик неторопливо прихлёбывал из кружки и поглядывал в его сторону. Все четверо обсуждали вчерашнее: неудавшийся обряд язычников, убийство белого гронула и россказни Летфена о колдуне. Эдос наверняка не был скучным городишкой, где ничего не случалось и разговоры велись только о ценах на урожай и больной корове, но последние события обещали вертеться на языках горожан ещё долго. Никто толком не хотел верить рыжему пройдохе, но голову червя Грун с утра повёз в столицу, а уж он не станет ездить в Прант без надобности. Наконец, Еноа, так звали старика собеседники, поднялся и подсел за стол Аринда. От него воняло, и аппетит тотчас испортился.

– Ты откуда будешь, парнишка? – спросил старик, облокотившись о стол.

Его зрячий глаз был тусклым и мутным, цвета голубых кристаллов, встречавшихся на нижних этажах подземелья.

– Из Северной тюрьмы, – нехотя ответил Аринд.

Он хотел промолчать, но чувствовал, что Еноа, а с ним и его товарищи могут разозлиться.

– Слыхали? – присвистнул старик, оборачиваясь к остальным. – Уже из Северной тюрьмы сбегать начали!

Он снова обратился к Аринду, и тот поморщился от жуткой вони изо рта.

– Меня Еноа звать, а ты, значит, Мертвяков сын? Так тебя и зовут, что ли? Или прозвище такое? Клейма-то у тебя не видно. Нехорошо это. У нас так не принято. – Еноа оттянул ворот рубахи, показывая отметину на впалой груди. – Меня ещё зим пятнадцать назад клеймили. За то, что отравил сборщика податей. Он обеих моих дочек попортил, а чтоб замуж взять и словом не обмолвился. А ты? Покажи своё. У нас тут это не прячут.

Аринд нехотя повернулся и наполовину стянул хозяйскую тунику, его старая одежда до сих пор сохла в сушильне.

– Ба! – выдохнул Еноа. – На всю спину! Малец, да ты армию перебил?

Аринд недоумённо посмотрел на него.

– Я говорю, скольких ты человек порешил?

Аринд задумался. Он начал спаивать яды заключённым, когда ему было четырнадцать. Скольких он убил за это время?

– Сотен шесть, – ответил он, решив, что старик спрашивает, скольких он отравил.

– Шесть сотен?! – Еноа чуть не свалился со стула.

– А сколько ж тебе лет?

– Скоро семнадцать.

– Семнадцать! – эхом повторил старик. – Ты ври, да не завирайся! – он угрожающе потряс пальцем в воздухе. – Шесть сотен! Да на всём острове столько народу не наберётся!

Вонючая слюна попала в чашку. Аринд отодвинулся от стола. Ему хотелось уйти, но старик уже открыл рот, чтобы спросить что-то ещё.

– А вот и я! – крикнул Летфен, залетая в питейную. – О, Энфер, сегодня ты за главного? Мне бы завтрак и лучше двойной.

– Ты где так перемазался? – спросил Энфер, ставя бутыль на полку и вытирая руки передником.

– Так хоронить помогал, – отмахнулся тот. – Ещё в потёмках начали. Человек тридцать закопали, не меньше. Скажи Карнелит, пусть готовит побольше, народу теперь наплывёт, голодные все. А эти двое ещё не спускались?

Он не заметил Аринда за спиной Еноа.

– Один не спускался, а второй вон сидит, – кивнул Энфер, пересчитывая монеты.

– Ты погляди! – возмутился Летфен, пихнув Аринда и усаживаясь рядом с ним за стол. – Ещё и солнце глаза не протёрло, а наш Еноа уже прискакал за сплетнями!

– А ты-то чего в такую рань тут, ядоглот? – прибавление в компании старику не понравилось.

– Да я ж ради тебя спешил. Хоронить устал, а Мертвяков сын парень дикий, как порежет вас всех ни с того, ни с сего, а мне потом на горбу твоё тело бездыханное тащить придётся. Вот если бы ты мне заранее заплатил, Еноа, я бы тебя как следует в могилке засыпал. С горкой! А так, неблагодарное это дело, – Летфен утёр пот с чумазого лица.

– Говори, да не заговаривайся! – Еноа даже привстал от возмущения.

Аринд с горечью смотрел на испорченный завтрак. Он собирался уже подняться обратно в комнату, когда Летфен схватил его за рукав.

– Э-э-э, нет, друг мой, – протянул он. – Ты от меня так просто не уйдёшь! Сядь и жди, пока я поем. Раз я твой должник, куплю тебе лепёшку с маслом. А завтра мы с тобой в лес пойдём. За гронулами.

– Авердо опять собрался? – спросил Еноа.

– На кой мне Авердо? Мне с этим парнем, – Летфен хлопнул Аринда по плечу, – никакой Авердо не нужен. Вдвоём пойдём.

– Вдвоём? – старик выпучил глаза. – Да ты умом тронулся, ядоглот!

– А чего? Нам много не надо. Две головы на двоих, и сыт месяц, а на восьмерых делить, это ж никакой выгоды! А где этот седой? Я вчера забыл спросить, как его зовут. Ты мне, Мертвяков сын, рожу свою страшную не криви! Вот поедим и пойдём город смотреть. Я тебе тут всё покажу.

Зенфред спустился как раз к тому времени, когда завтрак подошёл к концу, и Летфен потащил его с собой. Он выглядел страшно довольным. Размахивал руками направо и налево, объясняя местное устройство и порядки, тыкал пальцами во всех прохожих, кого знал, и отпускал о некоторых курьёзные шуточки. Каждое его прикосновение, будь то хлопок по спине или резкое одёргивание, вызывало у Аринда желание схватиться за меч.

Частично отмытый и при дневном свете Летфен выглядел по-другому. Кудряшки коротко остриженных волос торчали во все стороны, в глазах будто замерли два маленьких солнечных затмения – золотистый ободок расходился от зрачка подобно лучам. Радужка меняла цвет, как небо в ветреный день, становясь то почти синей в тени, то ярко-голубой на свету.

Аринд иногда поглядывал на Зенфреда, но тот не выказывал никакого интереса. Он казался сосредоточенным и не замечал ни болтовни Летфена, ни дороги под ногами. Иногда Зенфред даже натыкался на камни и спотыкался. Это ненадолго выводило его из стопора, но он тут же возвращал лицу непроницаемое выражение и продолжал идти, сохраняя такой отсутствующий вид, словно был восковой куклой, а не человеком.

– Эх, Мертвяков сын, какой же ты нелюдимый. Придётся мне присматривать за тобой, а то прибьют в первом тёмном закоулке, – сказал Летфен, и в его словах на мгновение просквозила такая серьёзность, что Аринд оторвался от привычного лицезрения собственных ботинок и посмотрел на него.

В ответ мальчишка улыбнулся, и остатки твёрдости тут стёрлись с его лица. Он всегда выглядел так беззаботно, словно не знал, что на свете существуют поводы для грусти. Зенфред смотрел вперёд, но взгляд его был рассеянным. Аринд подумал, что никогда не видел его улыбки. Казалось, кто-то невидимый подшутил над этими двоими, разделив между ними крайности, оказавшись посреди которых Аринд не мог найти себе места.

Узнавать людей было гораздо сложней, чем понимать новые книги и придумывать рецепты. В каждом человеке прятался целый мир, такой же незнакомый и чуждый, как тот, в котором Аринд оказался теперь, и не существовало ни одного правила, ни одной алхимической связки, чтобы знать, как вести себя и что говорить.

Глава 12

Свеча на сундуке, стоявшем в изголовье кровати, почти догорела. Язычок пламени чуть коптил и то колебался, то вдруг выравнивался и тянулся вверх, отражаясь в растёкшемся по блюдцу воске. Зенфред не помнил, сколько времени пролежал в полутьме, бездумно пялясь на тёплое тусклое сияние. День вымотал его. Во время прогулки отказали ноги, а теперь не было сил даже сидеть.

Аринд вошёл без стука.

– Я принёс тебе ужин, – сказал он, прикрывая за собой дверь.

– Спасибо, – кивнул Зенфред всё так же отрешённо. – Посидишь, пока я ем? Мне немного не по себе одному.

– Ты чего-то боишься? – спросил Аринд, усаживаясь на табурет возле окна.

Его лицо стало оранжевым от света камелька.

– Смерти, – признался Зенфред.

Аринд помрачнел, но ничего не сказал.

– Раньше я думал, – Зенфред с трудом сел и принялся ковырять ложкой в супе, – что годы учёбы в Академии – худшее время в моей жизни, и что я должен перетерпеть их, а потом, как в сказке, до конца дней жить долго и счастливо. Теперь я понимаю, что это были лучшие дни. Дни счастливого неведения, когда у меня был друг и за океаном ждали родители. Дни, когда я мог строить мечты о будущем. Я как будто проснулся из одного кошмара и попал в другой, гораздо худший. Третий раз я проснусь, когда умру. Не знаю, куда я попаду. Может, в никуда, а может, в очередной жуткий сон.

– Это нельзя вылечить? Здесь наверняка есть лекарь.

– Нет, Аринд. Меня убивает собственная магия.

Тот вздохнул и поёрзал на сиденье. Зенфред отодвинул поднос.

– Съешь, если хочешь. Я не голоден.

– По крайней мере, Сана не увидит, как ты умрёшь.

– Никто не увидит. Но и я не увижу, как умрут мои враги. Это не даёт мне покоя. – Зенфред ненадолго замолчал. – Почему ты не хочешь отомстить, Аринд?

– Мёртвые не оживут, даже если я отомщу.

– Не понимаю тебя, – вздохнул Зенфред. – Сана не оставит тебя в покое. Ни тебя. Ни других клеймёных. Ты думаешь, сбежал от неё, спрятался в Эдосе, и на этом всё? Чистильщики будут преследовать тебя. Они перебьют всех, к кому ты привяжешься.

– Я уйду жить в леса, как отец. Главное, переждать зиму.

– Ты и в самом деле крыса, – пробормотал Зенфред, отворачиваясь к стене. – Ты не хочешь становиться волком. А я волк, но в крысином теле. Мне бы твоё здоровье и силу. Мир несправедлив. Мир ужасно несправедлив…

– Если не поешь – не сможешь ходить.

– Оставь меня.

Скрипнул табурет, дверь тихо закрылась. Зенфред снова остался один. Аринд был отражением его прошлого. Беспомощного ожидания и бездействия под гнётом ударов судьбы. Глядя на него, Зенфред не мог сдержать разочарования и обиды. Его время вышло. В часах жизни сыпались последние крупинки.

Ночь тянулась мучительно долго. Зенфред почти не мог шевелиться и спал тревожными урывками. Сны были мешаниной из кошмаров. Ликующий Факел верхом на белом гронуле, мёртвая Глоди, горящий Вельмунт. Утро прошло в полудрёме. Днём мальчишка-разносчик несколько раз стучался и звал обедать, но Зенфред отсылал его, говоря, что не голоден. Только к вечеру, собрав последние силы и превозмогая боль, он добрался до окна и отворил ставни. За мутным стеклом догорал закат. Сидеть было трудно, Зенфред вспотел, но не возвращался в постель. Внизу мелькали силуэты. Люди спешили разбрестись по домам, а Аринд всё не возвращался. Может, его и правда убили в первом тёмном закоулке или тот мальчишка, Летфен, втянул в какую-нибудь передрягу.

Зенфред уронил голову на подоконник и вслушивался в шум снаружи и голоса. Он боялся умирать в одиночестве и пожалел, что вчера прогнал единственного, с кем мог поговорить. Уличный свет тускнел. По комнате разливалась ненавистная темнота. Угли в камельке остыли, свеча давно прогорела. Не было ни матушки, сидевшей у кровати, когда Зенфред боялся засыпать, ни Вельмунта. На миг он даже подумал, что не так уж и плохо умереть на арене, там, где много людей.

Неожиданно боль прошла. Зенфред понял, что не ощущает тела. Он не мог пошевелиться и едва дышал. Сердце билось медленно и неровно, совершая последние усилия, как пропитанная ядом бабочка в паутине. Невидимый барабанщик в груди устал и потерял ритм. Удары то ускорялись, то отставали друг от друга, пока не затихли совсем.

«Я хочу жить», – подумал Зенфред, чувствуя, как рассеивается Источник, а вместе с ним душа покидает тело.

«Я хочу жить…» – последняя мысль растворилась в холодной темноте.

* * *

Аринд был жутко раздражён и напуган. Летфен, таскавший его весь день за собой, неожиданно ушёл, велев добираться до площади самому. Будь это лес или подземелье – Аринд нашёл бы выход немедленно, но до Эдоса он толком не видел ни одного города, и, оказавшись без проводника, растерялся, точно крот, которого вытащили на поверхность. Он плутал по улицам, сторонясь людей, до самой темноты. Питейная Груна обнаружилась только к ночи, в то же время, когда они с Зенфредом нашли её впервые.

Аринд почувствовал огромное облегчение, увидев знакомую надпись и услышав ставший привычным шум пьяных голосов и смеха. Внутри было душно, дымно и жарко. У стойки, сонно зевая, стоял сын хозяина Энфер. Незнакомая девушка мыла свободные столы и поднимала стулья, чтобы вытереть пролитое на пол вино.

Аринд поднялся наверх, не желая ужинать среди людей, где его опять могли начать расспрашивать, и решил прежде проведать Зенфреда. Тот сидел на табурете у окна, опустив голову на руки, и не отреагировал на появление визитёра. Аринд позвал его и, не дождавшись ответа, потормошил за плечо. Зенфред не проснулся, жилка на шее замерла, и не было слышно дыхания. Смерть побывала здесь совсем недавно, тело ещё не успело остыть. Аринд с трудом взвалил его на спину и перенёс на кровать. Мёртвые всегда тяжелее.

Не зная, что делать, он принёс ужин наверх, запер дверь и ел, сидя на табурете у окна. Сегодня Летфен показывал ему рудник и кладбище, но Аринд сомневался, что сможет найти его самостоятельно. Зенфред лежал, пялясь невидящим взглядом в потолок, неподвижный, как и все мертвецы. Теперь мысли и страхи Аринда были ему недоступны, и от этого невольно стало тоскливо. Хотелось, чтобы скорее прошла зима и можно было укрыться ото всех в лесу. Аринд больше не жаждал рассказов о внешнем мире и не восхищался им. Он сам стал его частью и мечтал о спокойном одиночестве, где приходилось слушать только звериные голоса и птичий щебет, песню ветра в кронах деревьев и скрип сучьев. Лучше быть живой крысой, чем мёртвым волком.

* * *

– Не будь я тебе должен, Мертвяков сын, ни за что бы не стал этим заниматься, – проворчал Летфен, вонзая лопату в мёрзлую землю. – И чего они мрут, как мухи? Скоро в городе, кроме нас с тобой, никого не останется. Будут ходить одни призраки. Хотя тебе-то что. Примут за своего, так что уживёшься с ними.

Аринд утёр со лба пот. За привычной работой можно было отвлечься и на время представить обыкновенный день в Северной тюрьме. Летфен распрямил натруженную спину и опёрся на лопату.

– Видишь вон там пещеру? – спросил он, указывая в сторону подступавших с юга скал. – Там здоровенные подземелья и храм внутри. Жуткое местечко, и мертвяки, наверное, ещё остались. В общем, самое то для тебя. Почти тюрьма. Лучше там живи, ко мне поближе, а то заладил про свой лес.

Аринд ненадолго задержал взгляд на чёрном зеве пещере и вернулся к делу. На кладбище Северной тюрьмы всегда царила тишина. Смерть заставляла людей молчать, и, закапывая их, Аринд размышлял, что мёртвые порой куда лучше живых.

– Эй, Мертвяков сын, а есть у тебя какая-нибудь мечта?

– Нет, наверное.

– Как, совсем ни одной? – не поверил Летфен. – Ладно, так и быть, я с тобой поделюсь. Когда накопим кучу денег, прошмыгнём на какое-нибудь торговое судно и спрячемся в товарном отсеке. Потом переплывём на материк, найдём себе работёнку где-нибудь у причала, подзаработаем немного. Купим тебе колб с порошками, и ты будешь делать всякие яды, а я их продавать. Глядишь, разбогатеем, женимся, построим дома и будем жить припеваючи!

– Как ты думаешь, что бывает после смерти? – неожиданно спросил Аринд.

Летфен непонимающе уставился на него, потом растянул рот до ушей и, уперев руки в бока, многозначительно сказал:

– Благодать! Вот что там. – Он уселся прямо на мёрзлую землю и принялся жевать припрятанный за пазухой ломоть хлеба. – Ты знаешь, Мертвяков сын. Если уж и сравнивать наш мир с чем-то, то, как по мне, он похож на морское дно, а наши души после смерти поднимаются на поверхность, как пузырьки из рыбьих жабр. Они объединяются в большие семейные пузыри и живут себе так же, как жили на земле, только без болячек и голода. Хорошо живут, в общем. Вот умру я, найду свой пузырь, зайду в него, а там дом, мамка моя пирог рыбный печёт, отец сети чинит, а брат… А брат, может, ещё и не там, – Летфен потёр ладони и поднялся. – Хоть бы рассказал про Седого, – он кивнул на телегу, в которой лежало тело Зенфреда. – Я ж его даже не знал. Он тоже с рудника?

– Он сын королевского наместника, – ответил Аринд, заметив, что Летфен перевёл тему.

– Чего? – мальчишка выпучил глаза. – Седой – сын Ханвиса Райелда?! Да ты рехнулся! Чего ему делать в Северной тюрьме?

– Я не говорил, что встретил его там.

– Так, Мертвяков сын. Сегодня я волью в тебя столько вина, что твой каменный язык зашевелится, и ты мне всё расскажешь! – Летфен разозлился не на шутку. – А для начала своё имя, понял меня?

* * *

В общей зале стоял такой шум, что Аринду хотелось провалиться под землю или, на худой конец, забраться в пустую бочку у дальней стены. А всё потому, что Летфен опустошил карманы, купив в оружейной лавке старенький лук, колчан и стрелы, и, оставшись без гроша, тут же решил покрыть трату спором. Он и стрелять-то не умел, но, в отличие от Зенфреда, в своё время разумно променявшего добротный меч на нож, ничуть не сомневался в собственных силах.

Грун выкатил из кладовой пузатый бочонок. На стол сыпались монеты. Главные пропойцы Эдоса делали ставки, кто кого перепьёт. Первым среди них был уже знакомый главарь Авердо. Летфен приблизился к самому уху Аринда и шепнул.

– Главное, это не выиграть, Мертвяков сын. Главное – заставить их заплатить. Народ тут не больно раскошеливаться любит. Особенно Авердо, так что нужна твоя помощь.

Аринд напрягся.

– Да ты не бойся, – Летфен хлопнул его по плечу. – Тебе и делать-то ничего не надо. Просто сиди на месте, молчи и скорчи самую страшную рожу, какую только сможешь. Брови нахмурь. Нахмурь брови, говорю, и голову наклони. Вот так. И зыркай на всех исподлобья. Представь, что тебе надо прожечь их взглядом. Сунь вот эти флаконы за пазуху. Да не бойся ты, это просто вода.

План Летфена Аринду не нравился, но ему ничего не оставалось, кроме как послушно принять скляницы и ещё ниже опуститься над бокалом, из которого он не сделал ни глотка. Мальчишка уселся за стол напротив троих амбалов, маленький и щуплый, как белка перед медведями.

– Наливай! – Авердо хлопнул себя по животу.

Мальчишка-разносчик принёс поднос с большими кружками и разлил на четверых первый кувшин. Летфен выпил и облизал белые усы над верхней губой. Кто-то громко рыгнул и потребовал добавки. Голоса веселели, спорщики розовели. Летфен смеялся и едко шутил. Аринд надеялся, что он свалится прежде, чем начнёт трясти с Авердо деньги, а главарь упадёт раньше, чем удушит назойливого мальчишку.

Шумная попойка продолжалась до утра. Аринд тёр сонные глаза и вздыхал. Двое мужчин уже храпели, лёжа на столе, а Авердо и Летфен всё продолжали бой. Главарь в очередной раз поднялся, чтобы опустошить место для пива, но запнулся о порог, упал и остался лежать. Мальчишка сделал последний глоток и поставил кружку с победным стуком.

– Моя взяла! – громко заявил он и потянулся к кучке монет.

Кто-то из людей Авердо со шрамом на щеке поставил поверх денег ладонь.

– Ну ладно, ядоглот. Пошутили и хватит. Авердо тебя в пивной бочке утопит, если узнает, что ты присвоил хоть одну его монетку.

– А кто ж присваивает? – Летфен прищурился. – Я выиграл спор, деньги мои.

– Иди-ка ты спать подобру-поздорову, – процедил мужчина, наклонившись к самому уху Летфена.

Мальчишка ухмыльнулся и посмотрел в сторону Аринда. Вспомнив о плане, тот нахмурил брови и зыркнул на собравшихся исподлобья.

– Я-то не против, – Летфен развёл руками, откинувшись на стуле. – Да только я Мертвякову сыну денег задолжал. Сказал, что сегодня отдам, а вы их присвоить решили. Мертвяков сын такого не любит. Эй, Еноа, ты слыхал, сколько людей он перебил?

– Как же, – старик рассмеялся, брызгая слюной и, поднявшись, заявил. – Шесть сотен!

Его поддержали дружным смехом.

– А он говорил тебе, Еноа, как их убивал?

Все замолчали, уставившись на старика. Тот пожал плечами. Летфен выдержал паузу и обвёл всех взглядом.

– Он душит летучим оником! Раздавит флакон, и людей как не бывало. Каждый раз по два десятка, вот вам и шесть сотен. Мне-то плевать, а ему и подавно никакая отрава ни страшна, это он меня учил яды глотать, как воду.

– Брешешь, – кто-то стукнул кулаком по столу.

– Ну, как хотите. – Летфен сунул в рот полоску сухого сыра. – Я греха на душу не брал. Эй, Мертвяков сын, доставай свои склянки, да забирай мой долг. Я умаялся уже. Спать пора.

Аринд поднялся и потянулся за флаконом, все шарахнулись прочь.

– Опять могилы копать! – недовольно пробубнил Летфен. – У меня уже спина отваливается!

– Да ну вас ко всем демонам, – Еноа поднялся и, схватив куртку, торопливо поплёлся к выходу.

– Ладно-ладно! – развёл руками мужчина со шрамом. – Пусть берёт деньги, но дело потом с Авердо иметь будет.

– Оттащи своего главаря подальше, – посоветовал Летфен. – Мертвяков сын – парень дикий. Никогда не знаешь, что он выкинет. Я его сам боюсь.

* * *

Зенфред проснулся с ощущением жуткой тошноты. Кто-то стучал в дверь, и каждый удар отзывался в висках болью.

– Открыто же, – выдавил он, недоумевая, с чего вдруг Аринд начал просить разрешения войти.

Вместо него на пороге появилась девушка в бордовом платье. На её бледном вытянутом лице читалась тревога. Пряди русых волос выбились из-под платка и спадали на плечи.

– Ты наконец-то проснулся, Энфер! – сказала она, торопливо ставя на столик рядом с кроватью поднос и наливая в чашку ароматный отвар из листьев мяты и сушёного клевера. – Как ты?

Зенфред заметил родинку на её щеке. Такая же была у матери. Девушка зарделась под его взглядом.

– Я знаю, ты его не любишь, но выпей. Тошнота сразу пройдёт.

– Долго я спал?

Голос звучал знакомо, но Зенфред смутно понимал, что он принадлежит не ему, да и комната не походила на его прежнюю. Эта была гораздо больше и светлее. Помимо кровати, сундука и тумбы Зенфред обнаружил стоявший у окна шкаф и несколько кресел перед камином. Лампы на стенах были прикрыты тёмными колпаками, чтобы свет не бил в глаза.

– Выпей, – девушка села на край кровати и поднесла чашку к губам Зенфреда. – Это от усталости. Не даром тебя два дня так мутило. Хозяин уже приехал. Я его сейчас позову, он просил сказать, когда ты очнёшься. Лекарка вчера приходила. Говорит, утомился просто.

Зенфред приподнялся и проглотил отвар, чашку с которым девушка заботливо держала у его губ. Когда она ушла, Зенфред сел и попытался перейти на внутреннее зрение. Ничего не вышло. Грудь не болела, а к разуму вернулось спокойствие, очень похожее на то, которое дарил Источник. Он осмотрел себя и понял, что тело принадлежит кому-то другому, но не успел испугаться. В комнату вошёл Грун.

– Заставил ты меня попотеть, сын, – сказал он, отирая платочком блестящий лоб. – У нас постояльцев прибавилось, а ты валяться вздумал. Ну, как ты? Может, выпил что-то не то?

– Не знаю, – потерянно сказал Зенфед.

– Так вот, – Грун рассмеялся. – А ты думал, легко одному питейную держать? Карнелит перепугал, вторую ночь не спит девчонка, лица на ней нет, и хлеб пересолила. Сейчас принесёт тебе поесть. Догадаешься, за сколько я продал голову? Не догадаешься, куда тебе. Двести серебряников! А за плащ я выручил пятьсот! – Он явно гордился собой. – Ну давай, поешь и отдохни, а я вниз пойду. Там этот ядоглот спор затеял, кто больше выпьет и не упадёт, так что выручка у нас будет хорошая.

Грун вышел, притворив за собой дверь. Следом в комнату вошла Карнелит. Румянец ещё не сошёл с её щёк, тревога в глазах сменилась блеском. Зенфред подвинулся к столу и освободил место для подноса, на котором дымился кусок мяса, две отварные картофелины и ломти пареной тыквы.

– Ешь побольше, – заботливо сказала Карнелит.

Зенфред смутился. Он и не помнил, когда в последний раз кто-то был с ним так ласков. Его мучила сотня вопросов. Сон ли это, или он всё-таки умер? Почему он в чужом теле, и с какой стати Грун называет его своим сыном? Но все их перебила мысль о том, что Карнелит пахнет свежим хлебом и яблоками. И это была чужая мысль. Зенфред почувствовал сильное головокружение, в глазах потемнело, он покачнулся и, кажется, упал.

Пространства заволокла вязкая темнота. Зенфред ощущал себя маленькой частицей, фрагментом незнакомой мозаики. Реальный мир перестал для него существовать, совсем как в тот день… Зенфреду вспомнилась гроза за окнами Академии и смутный силуэт у окна, а потом всё погасло.

Спустя несколько долгих мгновений темноту рассеял тусклый свет. Пятно становилось ярче и пускало во все стороны тонкие белые отростки. Они разрастались и покрывались наростами, похожими на двуцветные бутоны. Каждую ветку оплетала едва заметная серебристая паутинка. Бутоны распускались в мерцающие сферы и поднимались над материнской сетью, пока не заполнили всё пространство. Зенфред словно оказался окружён ночным небом. Сферы начали отдаляться, пока не превратились в крошечные искорки. Отростки наслаивались друг на друга, обретая форму, и Зенфред понял, что видит чужой Источник, опутанный и пронизанный сетью его нитей.

Он вспомнил, как большая часть энергии высвободилась и заполнила тело. И как сердце перестало биться. Источник должен был рассеяться вместе с душой, но он прикрепился к чужому телу. Думать становилось сложнее. Зенфреда обволакивала усталость. Ему хотелось слиться с белыми потоками и впустить в сознание чужие мысли. Это тело принадлежало не ему, и сопротивляться хозяину было трудно, но смириться и погрузиться в спокойствие означало умереть. Зенфред пытался вспомнить хоть что-то о переселении душ. Ни в одном магическом трактате он не находил и намёка на нечто подобное. Нужно было связать мысли и ухватиться за них, чтобы не погрузиться в забытьё. Пространство покрылось цветными пятнами. Они расплывались, превращаясь в смутные очертания и силуэты. Появились первые звуки. Стук ветки по оконному стеклу и треск пламени.

Зенфред слез с кровати, кутаясь в одеяло, и обул подбитые мехом сапожки. Давно пора было спать, но он всё ещё был слишком взволнован завтрашним отъездом и не мог сомкнуть глаз. Материк представлялся ему чем-то сказочным. По словам матушки, там никогда не было бурь и таких ветров, какие обыкновенно дули на острове.

Зенфред отодвинул тяжёлую штору и выглянул в окно. Погода бушевала, шёл дождь, всюду стояла темень, среди которой тусклыми пятнами горели светочные фонари, освещавшие дорогу к мосту. Время от времени сверкала молния, на фоне побелевшего неба выделялись корявые сучья деревьев, накренённые порывом ветра. Зенфреду казалось, что они стонут и просятся в дом. Он с испугом запахнул штору и вернулся в кровать. Свет от пылающего камелька рождал на стенах продолговатые тени, они тоже казались страшными. Зенфред потянулся к тумбе и снял колпак с лампы. Тени отступили, ровный белый свет обволок комнату.

Ночью замок умирал, и все жители умирали вместе с ним. Не слышалось шагов и голосов. Не звенела посуда. Не сновали туда-сюда служанки. Только если выйти в коридор и закричать, слуги тотчас выбегали из комнат с зажжёнными свечами, суетились, поили Зенфреда тёплым молоком и укладывали спать. Но едва они расходились по своим постелям, замок снова умирал.

Зенфред вздрогнул, когда за дверью послышались тихие шаги, и поспешно закрыл светоч: отец мог рассердиться, узнав, что сын ослушался его и до сих пор не лёг спать. Но это была матушка. Она вошла, тепло улыбаясь. Зенфред, тотчас спрыгнув с кровати, бросился в её объятия.

– Ты будешь спать со мной? – с надеждой спросил он.

– Да, любовь моя, эту ночь я буду охранять твой сон.

– А отец не рассердится? Он говорит, я уже должен ночевать один.

– Сегодня он разрешил, – голос матушки немного подрагивал, Зенфред и сам разволновался, не зная, почему.

– Расскажи мне про материк!

– Зачем же мне рассказывать о нём? Скоро ты сам всё увидишь.

Аврида привычно взяла гребень и, примостившись на краю кровати, принялась расчёсывать длинные русые волосы, в свете пламени казавшиеся золотисто-рыжими.

– Отец сказал, что магистр Каснел научит меня настоящей магии! Совсем как в сказках, что ты мне читала. А я смогу оживлять мёртвых людей, как лекарь Авелоп?

– Нет, сынок, Создатель не даёт умершим второй жизни.

Зенфред насупился и некоторое время молчал.

– Что с тобой? – Аврида закончила заплетать косу и погладила сына по голове.

– Отец говорит, что Создателя нет. Он сказал, что хочет, чтобы я стал сильным. Тогда я пообещал ему быть милосердным, как ты и велела мне, матушка. Ты ведь всегда говоришь, что милосердие – это главная сила. А отец рассердился и сказал, что это слабость, и прощают только глупцы.

– Твой отец не верит ни в кого, кроме себя, – грустно улыбнулась матушка. – Он хочет сделать тебя воином, но и в самого сильного человека Создатель вселил душу. А в ней должна быть доброта, – Аврида сняла с шеи серебряный медальон. – Вот, Зенфред. Теперь ты будешь далеко от дома, и я не смогу быть рядом. Этот медальон будет означать, что Создатель всегда с тобой. Он видит твои добрые дела и твои грехи, носи его всегда, пусть он будет твоим проводником на дороге жизни. Будь милосерден и учись прощать всех, даже врагов.

Зенфред заворожённо осмотрел подарок и радостно кивнул в ответ на внимательный взгляд матушки.

– Расскажи мне историю! – попросил он, тут же переменив тему.

– О ком ты хочешь послушать? – как всегда мягко сказала Аврида.

– Про бессмертных! – выпалил Зенфред. – Если я не смогу оживлять мёртвых, как тот лекарь, я хочу жить всегда!

– Зенфред, бессмертных людей не бывает.

– Но я ведь читал легенду о короле, который правил четыреста лет! – насупился Зенфред.

– В рассказах есть доля правды, но она очень мала и приукрашена. Скорее всего, тот правитель просто дожил до глубокой старости.

– Прочитай мне её! – не унимался Зенфред, доставая из-под подушки книгу в бордовой обложке с наполовину стёршимся позолоченным узором.

Матушка плотнее укрыла сына одеялом и, поцеловав в макушку, принялась читать.

– Когда-то давно, когда долина Лоа не была ещё заполнена водой, жил на свете славный король Дэскон. Страна его была совсем маленькая, но богатая. Люди в ней жили в мире и согласии, не зная ни войн, ни голода, потому что король управлял ей умеючи.

Был у него особый талант – каждого, кто бы ни пришёл к Дэскону, будь то друг, или враг, умел он приютить, обогреть и сделать своим товарищем. Дружно соседствовал он с другими государствами, и длилось это долгих тридцать лет.

Но вот Дэскон постарел, пришла ему пора передать престол одному из сыновей. Близнецы рождены были в один день, и ни один не хотел признавать себя младшим, вот и завязалась меж ними вражда. Король опечалился, видя, как ссорятся сыновья, но заболел и не мог уже оставаться на троне. Скоро Дэскон умер, а два его сына принялись поочерёдно править.

И настал конец миру и спокойствию маленькой страны: начались войны, грабежи и убийства, множество врагов нажили себе юноши. Народ голодал и нищал, войска собирались у границ маленькой страны – другие государства хотели поработить богатый край.

Неоткуда было ждать помощи, а братья всё ссорились и не могли поделить власть. И вот один из них убил второго и сам сел на трон, но ему было уже не под силу восстановить порядок: не владел он словом, как владел им отец, не был его разум ясен и спокоен, подобно разуму славного Дэскона.

Когда прибыл посол от того короля, что хотел пойти на маленькую страну войной, осветился вдруг лик молодого правителя. Смягчились его черты, и голосом покойного отца стал он вести беседу с послом и убедил его увести войска от границ.

С тех пор долго ещё светлый король не покидал свою страну, говоря устами внуков и правнуков. И так прожил он четыреста лет, пока маленькая страна в долине Лоа не ушла под большую воду. Тогда стало королю некого защищать, и он отправился на небо.

Воспоминание сменилось пустотой, и как бы Зенфред ни рвался обратно к матери, оно больше не появлялось. Светлый Дэскон владел словом и даром убеждения. Возможно, он и был седьмым магом и переносил свой Источник в тела потомков, из поколения в поколение передавая власть самому себе. Зенфреду захотелось всплыть на поверхность сознания и очнуться, но тело занимала другая душа, а у Источника едва хватало сил на то, чтобы цепляться за нераскрытый сосуд.

Матушкин медальон пылился в углу камеры, где Зенфред оставил его вместе с верой в Создателя. И хотя это была единственная память о ней, Зенфред не мог простить Творца за то, что он не помог и не спас его родных вопреки каждодневным молитвам и слепой наивной вере.

Глава 13

– У-у-у, – восхищённо протянул Летфен, выкатывая из золы покрытую золотистой корочкой печёную картофелину. – Вкуснотища!

Он проткнул её прутиком и разломил на две части. От жёлтой мякоти поднимался ароматный пар. Летфен крепко посолил половинку и сунул в рот.

– Жалко, рыба тут не водится, – он задумчиво облизал горькие от соли пальцы, тут же поморщился и сплюнул. – А то бы я точно поймал штуку-другую. Рыба на углях – объедение. Особенно, если жирная. И печёная хорошо, и солёная, и маринованная в водорослях. А уж мидии в яблочном уксусе! Вот где лакомство – язык проглотишь.

Аринд молча жевал, глядя на догоревший костёр, от которого ещё исходило приятное тепло. Лес темнел, в морозном небе сквозили первые звёзды. Летфен достал флягу с вином, отпил сам и протянул Аринду.

– Хочешь не хочешь, а гронула надо достать, иначе Авердо с нас шкуру спустит, когда протрезвеет. Надо всем показать, что ты людей как траву косишь, а гронулов нанизываешь на меч легче, чем червей на крючок. Тогда и трогать не будут. Да и деньги хорошие, хоть этот пройдоха Грун и дурит нас. – Летфен зевнул и потёр покрасневший от холода нос. – Работы к зиме мало. Дорог нет, и следы по снегу видно. Летом – другое дело. Можно торговцев грабить, можно скотину воровать, а иногда какие-нибудь знатные господа щедро платят за чью-нибудь случайную смерть. У нас этим Грун заправляет. Сам договаривается, сам предлагает, ну и наживается тоже сам. Наёмникам от него копейки достаются.

– Я не видел у него клейма, – сказал Аринд, грея над углями ладони. – Это правда, что он не клеймёный?

– А как бы он, по-твоему, с клеймом в столице торговал? Хоть знаешь, сколько по Пранту элигросов разгуливает? Ещё и клетки с этими тварями у каждых ворот. Попробуй, пройди. Я слышал, у Груна там огромный дом с прислугой, и жена совсем молодая, а дочка учится быть придворной дамой на материке. Представляешь, сколько у него денег?

Аринд кивнул, запивая вином сухарь. По груди разливалось приятное тепло, дрожь в теле утихала. Скоро ужин был окончен, и пришло время пробираться вглубь леса.

– Хоть убей, не вспомню, где этот дохлый червяк лежал, – сказал Летфен, озираясь по сторонам.

– Зачем он тебе? – Аринд накинул капюшон солдатского плаща.

Плащ был добротный и тёплый, но надевать его следовало, только когда никто не видел.

– Да я хотел его кишками обмазаться. Ты думаешь, почему меня в храме не сожрали? Потому что я провонял весь этой гадостью после охоты. Ты вот говоришь, что гронулы нападают только на тех, кто выше, а как по мне, если эта животинка озвереет, никакой рост не спасёт.

– Белый гронул атакует всё, что движется, – кивнул Аринд. – А чёрный очень разборчив.

– Всё-то ты знаешь, Мертвяков сын!

Ковёр жёлтой хвои проминался под ногами. Хрустели шишки. От стволов сосен исходил сладкий запах, смешанный с едва уловимым ароматом смолы. Летфен вдруг остановился и обернулся.

– Слушай, Мертвяков сын, всё хотел спросить. Я могу взаправду дышать ядами?

– Что значит, дышать? – не понял Аринд, вслушиваясь в звуки леса.

– Ну, если разбить передо мной флакон оника, я задохнусь или нет? Во мне столько отравы намешано, может, я и дышать ей могу? Только представь, сколько от меня сразу было бы пользы!

– Наверняка сказать не могу, – признался Аринд. – Оник был в составе нескольких ядов, которые ты пил, но так, чтобы в чистом виде…

– Давеча передо мной жгли нердянник. Я успел надышаться.

– И что? Горло отекло?

– Да какой-там! – отмахнулся Летфен, спотыкаясь о колючие ветки. – Только чихнул два раза.

– Стой, – резко сказал Аринд. – Слышишь?

Летфен тут же улёгся на колкую хвою и выставил нож остриём вверх.

– Ты что делаешь? – опешил Аринд.

– Гронула жду. Он подползёт, залезет на меня, а я его в брюхо – хрясь!

– Ты дурак?

Летфен тихо выругался и встал, стряхивая с волос иголки.

– Всё ты испортил, Мертвяков сын! Как по мне, отличная была идея.

* * *

Оказавшись в купальне, Зенфред торопливо стянул с себя одежду, протёр запотевшее зеркало и принялся искать клеймо. Источник плохо закрепился, и оставалось совсем немного времени перед возвращением в сознание хозяина тела. Это был пятый и самый долгий выход. Зенфред не знал, когда он закончится, и очень спешил. Клейма не нашлось. Грун не шутил, говоря, что завтра возьмёт его с собой за товаром. Теперь путь в Прант был открыт, требовалось только завладеть телом, вытеснив сознание Энфера и разорвав его сосуд, но сделать это было нельзя. Источник паразитировал и питался чужой энергией. Без неё он давно бы рассеялся.

Зенфред вздыхал, умывая лицо, покрытое жёсткой щетиной. Он потерял имя и внешность, а значит, род его предков прервался, и претендовать на трон больше некому, но второй шанс и новую жизнь следовало использовать с умом. Осмотрев красный круг на запястье, Зенфред понадеялся, что Эсанора всё ещё на острове. Энфера не очернили клеймом, но с печатью Энсердара выбраться на материк было почти невозможно.

В главном зале, как и всегда по вечерам, царило оживление. Грун стоял за стойкой, с ухмылкой слушая россказни Еноа. Главарь Авердо, едва оправившийся от жуткого похмелья, явился требовать плату с Летфена, но того и след простыл, а по питейной, нарастая, как снежный ком, расходились слухи про ученика колдуна, убившего шесть сотен людей летучей отравой.

Грун увидел Зенфреда и подозвал, чтобы что-то сказать. В этот момент дверь открылась. Весь грязный, с кровавым пятном на шее Летфен гордо зашагал к стойке, волоча за собой мешок и горланя:

Раз за грибами я пошёл И тушу гронулью нашёл. Наружу вылились кишки, Лежали рядом три башки. Я их в мешочек свой сложил И храбрым воином прослыл!

Все, кто был в зале, замолкли и проводили его взглядом.

– Ядоглот! Где деньги мои? – выпалил Авердо.

Летфен кивнул на вошедшего следом Аринда.

– Ты это у него спрашивай, если жизнь не дорога, а я пока с Груном поторгуюсь.

Мальчишка раскрыл мешок и сунул под нос хозяину. Тот побледнел, мельком глянул на усевшегося за стол Аринда и снова на Летфена.

– Ну, чего смотришь? – спросил тот, переводя дыхание. – Бери скорее и отсчитай сразу за ужин, а то Мертвяков сын злой, когда голодный. Представляешь, трёх червей за раз прирезал, и хоть бы царапинкой обзавёлся, а я пока одного кое-как пришиб, чуть не помер! Где справедливость?

– А ну, поди сюда! – разъярённый Авердо подскочил, едва не перевернув стол, и направился к Аринду.

У Зенфреда ёкнуло в груди.

– Выйди на улицу, главарь, – посоветовал Летфен. – Не хочу твоей кровищей аппетит портить, а оником тут нельзя. Если всех передушим, кому я потом головы продавать буду?

Авердо грозно зыркнул на него и, достав нож, пошёл на Аринда. Невесомая нить отделилась от сосуда и слилась со знакомым Источником.

– Давай мои деньги, – потребовал главарь.

К нему с обеих сторон подступили его люди. Аринд оцепенел от страха. Он ждал, когда Летфен что-нибудь скажет, но у мальчишки, похоже, закончилось остроумие. Зенфред сомневался пару мгновений, но всё же рискнул вынуть вторую нить. Аринд ощутил знакомое спокойствие. Такое же, как в поединке с белым гронулом. Он снял капюшон и поднял глаза, засовывая руку за пазуху в поисках ножа.

– Только пол не пачкай, – сказал Летфен, с трудом скрывая волнение. – Карнелит отмывать устанет, а мне ещё и платить за грязь придётся.

Подумав, что снаружи драться будет сподручней, Аринд встал и кивнул на дверь. У Летфена задрожали губы. Он сгрёб выручку и собирался уже предложить её главарю; но, увидев блеснувшие в ладони Аринда флаконы, наёмники, которых Еноа весь вечер потчевал байками о колдуне-убийце, порядком струхнули. Третья нить медленно, но уверенно, будто росток между камней, пробилась в Источник Авердо и добавила страха. В глазах Зенфреда всё раздвоилось, но боли не было.

– Тьфу ты, собакин сын. Убери свои склянки, – пробормотал главарь, возвращаясь обратно к столу.

Аринд спрятал флаконы и сел. Он ощущал присутствие Зенфреда, но боялся верить собственным чувствам. Летфен торопливо сунул ему деньги и устроился рядом. Зенфред облегчённо вздохнул. Грун пригладил волосы и, смахнув оставленные на стойке монеты, велел мальчишке-разносчику принести ещё два ужина.

* * *

Аринду не спалось. Он ворочался с боку на бок, ощущая знакомое давление в висках. Зенфред как будто лежал в соседней комнате, а не на рудниковом кладбище, и от этого становилось не по себе. В коридоре зазвучали шаги. Аринд приподнялся на кровати и заметил бившую из-под двери полоску света. Кто-то подошёл вплотную к его комнате. Аринд схватил висевший на спинке кровати меч и торопливо обулся.

«Это я, – зазвучал в голове знакомый голос. – Откроешь?»

Аринд замер на полувздохе. Там, за дверью, стоял Зенфред, тремя днями ранее закопанный и засыпанный землёй вперемешку со светочной крошкой. Аринд помнил его синие губы и остекленевший взгляд. Зенфред определённо был мёртв. Тогда что это? Видение? Призрак?

«Открой уже. Не хочу, чтобы меня здесь кто-то видел».

Аринд приблизился к двери, сжимая во вспотевшей руке меч. В коридоре стоял хозяйский сын, по обыкновению обутый в высокие сапоги на ремешках, одетый в тёмный костюм и передник. В зелёных глазах плясали блики свечи. На щеке темнело похожее на каплю родимое пятно, рыжие волосы были заплетены в короткую косу, несколько прядей прикрывало тронутый морщинами высокий лоб. Аринд недоумённо уставился на него и посторонился, когда Энфер вошёл в комнату.

«Закрой дверь, – попросил голос Зенфреда. – И не пугайся, это я. Просто выгляжу по-другому».

«Что это значит?» – Аринд был ошеломлён.

Энфер сел на сундук у изголовья кровати, поставил плошку со свечой и пожал плечами.

«Сам не понимаю, как так получилось, я вроде бы умер, а очнулся в этом теле. Обычно я прихожу в сознание, когда он засыпает, как сейчас, и бодрствую недолго, но всё же хотел поговорить с тобой».

Аринд сел на кровать и положил меч справа от себя. Восковые слёзы медленно стекали в плошку.

«Спасибо, что позаботился о моём теле, – сказал Зенфред. – Я ценю это».

«Не оставлять же его здесь».

«Вижу, ты привыкаешь к новой жизни. Только держись от этого Летфена подальше. Он тебя в гроб загонит».

«Так это был ты? – догадался Аринд. – Авердо просто так бы не ушёл».

«Убил трёх гронулов, но до сих пор боишься людей?»

«Люди страшнее любого зверя, и не верь Летфену. Я только первого убил».

Зенфред сцепил пальцы в замок.

«Завтра я еду с Груном в Прант. Если всё получится, останусь там и попробую добраться до Эсаноры. Хотел бы я, чтобы ты поехал со мной».

«Я уже бывал в столице, у меня нет желания попасть туда снова, но буду рад, если ты доберёшься до Саны».

Зенфред кивнул и откинул упавшую на глаза прядь волос.

«Страшная это штука – одиночество, – с грустью подумал он. – Вот живу я в теле Энфера. У него и семья есть, и эта девушка, Карнелит, его любит, а мне и поговорить-то не с кем, кроме тебя. Так что ты уж не умирай, пока я не вернусь, ладно? Хочу хоть с кем-то отпраздновать смерть Саны. В одиночестве любая победа горчит».

«Если только очередная затея Летфена меня не убьёт», – Аринд пожал плечами.

«Если не убьёт, – повторил Зенфред с усмешкой. – Держись от него подальше, правда. В следующий раз меня рядом не будет, а ты уж больно податливый – куда потянут, туда и идёшь».

Он поднялся.

– Оставить тебе свечу?

– Нет, не нужно.

– Ну, может, ещё увидимся. Я уезжаю рано утром.

Аринд проводил его до двери. Оказавшись за порогом, Зенфред повернулся и протянул ему руку.

– В знак нашего союзничества, – шёпотом сказал он.

Аринд крепко пожал его горячую шершавую ладонь. Он почувствовал облегчение от того, что Зенфред жив, пусть и в таком виде. Спокойствие не пропало и после того, как силуэт хозяйского сына скрылся на лестнице. Аринд запер дверь, лёг на кровать, крепко прижимая к груди меч, и уснул, едва голова коснулась подушки.

* * *

Следующим утром зима вступила в свои права. Небо укуталось в серую шаль облаков. Далёкие холмы и черневшие на скалах деревья было совсем не различить из-за плотной белой завесы. Тяжёлые пушистые хлопья снега таяли в ладонях и под подошвами сапог, втаптывались в мёрзлую землю.

– А она мне и говорит: «У тебя ещё, мол, и борода не выросла». Ну я, не будь дурак, пошёл ночью и отрезал у одного старика целый клок, да на рыбий клей себе приклеил. Крику-то было! Вся деревня надо мной потом смеялась. А девица эта меня вообще замечать перестала, зато брата моего сама на сеновал звала! Сколько девок перевидал, и каждый раз убеждаюсь, что они дуры!

Летфен перепрыгнул через валуны и забрался в пещеру.

– Слушай, Мертвяков сын, ты почему никогда не смеёшься? Совсем шуток не понимаешь?

– Не понимаю.

– Ну хоть делай вид, что тебе смешно.

Аринд постарался широко улыбнуться. Летфен скорчил гримасу, глянув на него.

– Жуть какая, не скалься. Слышал легенду про дикого мужика? Он, когда в лес жить ушёл, такие клыки отрастил, что если бы опустил голову, проткнул бы себе грудь. Вот уйдёшь в лес, и будешь совсем как он.

– Мой отец долго жил в лесу, – возразил Аринд. – Никаких клыков у него не выросло.

– Откуда тебе знать, что он их не подпиливал?

Летфен сделал на стене отметку кусочком мела.

– Зачем нам в этот храм? – спросил Аринд, озираясь по сторонам. – Снаружи не так уж и ветрено, можно и там жечь.

– Да не бойся, Мертвяков сын. Не придётся тебе меня на горбу наружу тащить, а в храм нам надо. Я хочу обряд провести.

– Какой обряд?

– Языческий! – Летфен поднял вверх указательный палец. – Знаешь, сколько народу тут умерло? А помолиться за них и некому. Там внизу специальная чаша есть, если в ней зажжём, заодно злых духов отгоним.

– Они пытались тебя убить, а ты хочешь за них помолиться? – опешил Аринд.

– Подумаешь, убить хотели. Мало ли на свете странных людей, что их теперь ненавидеть всех? Они своё уже получили. Надо, Мертвяков сын, больше любви к ближним иметь. Добро к добру тянется, как мошки на тёплый свет.

– Странный ты.

– Я самый обыкновенный. Это мир у нас странный.

Аринд разглядывал покрытые мхом влажные стены и запоминал дорогу на случай, если выбираться придётся одному. От центрального коридора, как прожилки на листе, отделялись в разные стороны узкие проходы. Летфен забрался в один из них и побрёл, наклонив голову.

Второй ход оказался куда длиннее, скоро он расширился и вывел в огромный куполообразный зал. Сверху поблёскивали игловидные карстовые наросты. Падавшие с них капли скапливались в полостях каменного пола и стекали в воронку голубого озера, воды которого брали начало где-то в недрах пород.

Храм был выдолблен в толще скалы и почти полностью утоплен в стену. Снаружи виднелся только портик с двумя колоннами и зев входного портала. Безобразные скульптуры облепляли его, как струпья лицо человека, больного оспой.

– Добрались, – выдохнул Летфен, взбегая по широким ступеням ко входу.

На камнях встречались тёмные пятна. По запаху Аринд знал, что это кровь. Он спешил, стараясь не отставать. Внутри царила разруха, и пахло смертью. У одной из поваленных колонн Летфен остановился и надолго замолчал, глядя в пол, потом встрепенулся и подошёл к белевшему в центре зала пьедесталу.

– Заходи, Мертвяков сын, – позвал он. – Смотри, сколько тут страшных рож. Ты такой красавец по сравнению с ними!

Аринд разглядывал изваяния на стенах и колоннах. Летфен снял с плеч котомку, ослабил зубами туго затянутый узел, разложил на большой плите пучки нердянника, подсушенную веточку белого мокха и флакон оника.

– Жалко, что я не умею зажигать огонь взглядом, – сказал он, пытаясь высечь искру, – ядом-ядом-ядом, – повторило за ним эхо.

В памяти промелькнул Факел и горящее тело мальчика чуть младше Летфена.

«Магия, – подумалось Аринду, – страшнее любого меча. Уж лучше бы никто ей не владел».

– Отойди ко входу.

Летфен поднёс к огню нердянник и, дождавшись, когда Аринд окажется достаточно далеко, подпалил пучок.

– Ну, духи-боги, – громко сказал он, вдыхая едкий дым и кашляя. – Я пришёл просить, чтоб вы помогли всем усопшим здесь подняться со дна нашей грешной земли и всплыть на поверхность лучшего мира. Крови у вас тут целое море, так что своей не дам.

Он снова закашлялся и добавил в чашу веточку мокха. Подсохшие фиолетовые цветы вспыхнули и сгорели быстрее, чем обожжённые свечой крылья полуночного мотылька. Летфен поморщился и в довершение капнул в чашу оника. У него заслезились глаза, но он не отходил от пьедестала и стоял, опёршись на него, пока огонь не потух. Любой другой на месте Летфена давно мог рухнуть без памяти. Саор обрадовался бы, увидев, на что способно его лекарство. Летфен поднял голову и утёр выступившие на глазах слёзы.

– Ну и вонь, – выдавил он, сморкаясь. – До затылка прошибает. Все волосы дыбом встали.

Он вдруг замер, вглядываясь в темноту, и отшатнулся, едва не упав со ступеней. Аринд схватился за меч.

– Мать моя! – выдохнул Летфен. – Ты это видишь, Мертвяков сын?

Он указал на потолок.

На глазах Летфена уродливые каменные изваяния зашевелились. Лица вырывались из стен, спускались со сводов храма и обретали бесформенные тела. Их было не меньше сотни. Прямо перед собой на пьедестале Летфен увидел Эну. Он отпрянул, не веря своим глазам. Девчонка улыбалась. Её короткие волосы блестели в свете масляного фонаря. За Эной стоял Синль и другие язычники. Они мешались с силуэтами божеств, и все как один смотрели на Летфена. Эна села на пьедестал и провела рукой по его волосам. Она продолжала улыбаться, и Летфен видел ямочки на её румяных щеках.

– Что ж ты туда залезла, дура? – выпалил он. – Стояла бы себе в сторонке, заклинания читала, червяк бы не взбесился!

Кто-то одёрнул его за плечо. Эна подняла голову и посмотрела за спину Летфена. Тот обернулся к Аринду.

– Чего тебе? Я тут разговариваю.

– Летфен, у тебя видения. Пойдём, пока совсем плохо не стало.

– Какие ещё видения? – вспылил тот, схватив Эну за руку. – Она настоящая!

Девчонка вырвала тёплую ладонь и рассмеялась.

– Там никого нет, Летфен.

– Да ты слепой просто!

– Пойдём, – Аринд настойчиво потянул его к выходу. – Яд может подействовать не сразу, нам лучше успеть выбраться наружу, я сделаю противоядие.

– Вы там брата моего не видели? – спросил Летфен язычников. – Он высокий, ростом примерно с него, – он указал на Аринда. – Его Йозеф зовут.

Язычники молча смотрели на него. Эна болтала ногами, сидя на пьедестале. Аринд схватил его за капюшон и поволок к выходу. Летфену не хотелось уходить. Он сопротивлялся, упираясь ногами в пол, и пытался расстегнуть плащ.

Эна, спрыгнув с постамента, побежала вслед за Летфеном. Её силуэт растворялся в темноте, и едва Летфен коснулся протянутой руки, как ничего не стало. Ни оживших божеств, ни язычников. Только гулкие шаги, крепкая ладонь Аринд и свет фонаря.

– Вот это я надышался, – выдохнул Летфен, покачиваясь. – Да пусти ты, сам пойду.

Аринд выпустил капюшон, и Летфен чуть не поцеловал каменную плиту, споткнувшись об обломок колонны.

– Тебя не тошнит?

– Я только что видел толпу мертвецов и ожившие каменные рожи, а ты интересуешься, тошнит ли меня?

– Так тошнит или нет?

– В горле свербит немного, а так ничего.

Он сделал ещё несколько шагов и, потеряв сознание, упал плашмя. Аринд бросился к нему, перевернул и проверил пульс. Летфен хрипло дышал, он был болезненно бледным и мокрым от пота.

Аринд посадил его на закорки и понёс прочь из храма. Весил Летфен немного, но подниматься с ним в гору было тяжело. Аринд торопился и клял себя, что не убедил мальчишку сделать прежде противоядие. Всё же Зенфреда стоило послушать.

Когда самая трудная часть пути осталась позади, и руки начали неметь от усталости, Летфен поднял голову, огляделся и не без энтузиазма сказал:

– Но-о, моя лошадка! – хлопнув Аринда по боку.

Тот вздрогнул и едва не выронил горе-товарища.

– Ты очнулся? – спросил он, опуская мальчишку.

– А я и не падал, – соврал Летфен, утирая дрожащей рукой капли со лба. – Просто хотел проверить, бросишь ты меня или нет. Хорошо, что ты простой, как пенёк. Люблю таких.

– Совсем плохо? – спросил Аринд.

– Ну, бывало и лучше, – веселье Летфена поутихло. – Колотит меня немного и жарко. Наверное, зря я травы смешал и оником приправил.

– Лучше сделать противоядие. Мы никогда не спаивали тебе одновременно несколько ядов.

– Что ж ты раньше не сказал? – Летфен сплюнул, ощущая горечь на языке.

– Откуда я знал, что ты будешь жечь всё подряд? Я думал, тебе хватит ума быть осторожней. – Аринд внезапно повысил голос и сам удивился тому, как резко он прозвучал.

Летфен уставился на него круглыми глазами.

– Мертвяков сын, – сказал он, тщательно подбирая слова. – Да ты злиться умеешь? Надо же. Прямо как живой.

Аринд молча поспешил к выходу. Он впервые в жизни был так раздражён, что не мог оставаться спокойным. Даже лицо Саны вызывало в нём меньше злости, чем непробиваемая тупость Летфена.

Противоядие мальчишке всё же не потребовалось. На обратном пути он был непривычно молчалив, но лихорадочный румянец скоро сошёл, а когда Летфен сообщил, что слопал бы даже гронула, волнение утихло. Аринду не нравилось переживать за него, но он уже ничего не мог с этим поделать и только вздыхал, вспоминая слова отца о том, что привязанность – худшая из человеческих слабостей. Почему-то про трусость отец никогда не говорил.

Глава 14

Зенфред очнулся от сильной боли в затылке и закашлялся. На камнях остались блестеть красные капли. Похоже, Энфер только что потерял сознание.

– Ты смотри, – удивился высокий девичий голосок. – Ещё шевелится. А ты его так хорошо по голове приложила, Шела.

Зенфред лежал на земле, в глазах стоял туман. Когда нить поднялась к затылку, зрение прояснилось, и ушибленному месту сразу полегчало. Кто-то пнул его по рёбрам и перевернул. Зенфред увидел над собой двух девушек лет восемнадцати в мужской одежде с коротко остриженными волосами цвета красного дерева. Они были так похожи, что Зенфред сначала подумал, что у него двоится в глазах. Обе в высоких сапогах, узких штанах и туниках, перехваченных широкими поясами с креплениями для ножей. Всё – чёрного цвета. Кроме того, на них были кожаные жилетки и браслеты на руках.

– А он ничего, – сказала та, у которой жилет был расстёгнут.

– Да брось. Уродливый, как его папаша.

– А мне кажется, ничего.

– Ну и продалась бы ему, что ж ты сплоховала? – вторая упёрла руки в бока и хмуро поглядела на сестру.

– Кудахчите, как клушки! Потрошите ему карманы, пока Грун не спохватился! – послышался рядом мужской голос.

– Ладно-ладно, только ещё раз его приложу.

Та, что не питала симпатии к внешности Энфера, опустилась на одно колено и замахнулась кастетом. Зенфред даже не испугался. Он не особенно понимал, что происходит, но получить в висок железкой и потерять последнее тело в узком переулке Пранта ему не льстило. Зенфред перешёл на внутреннее зрение. Девушка вскрикнула и отскочила, как ошпаренная.

– Маг! – выпалила она. – У него глаза чёрные! Он маг!

– Чего?! – хором выпалили остальные.

Зенфред медленно поднялся. Рана на голове кровоточила, но боли он не чувствовал, только жуткую слабость в теле. Две его грабительницы под командованием юноши лет двадцати в чёрном плаще с коротким ёжиком медно-красных волос попятились.

– Разве он учился на мага? – шёпотом спросила девушка с расстёгнутой жилеткой.

– А чего бы и нет? – фыркнула её сестра. – У Груна столько денег, что он своих отпрысков может до седьмого поколения в Академии учить.

– Да плевать я хотел, маг он или кто, – юноша выступил вперёд, вынимая из ножен меч. – Если Грун думает, что мы не доберёмся до него, он ошибается. Он заплатит за каждое клеймо. Я отрежу его поганый язык и заставлю сожрать. Что ты смотришь, рыжий ублюдок? Думаешь, твоему папаше сойдёт с рук, что он оклеветал столько людей? Живёшь на наши деньги и радуешься?

Его правую бровь рассекал белый шрам, глаза были жёлтыми, точно янтарь.

Зенфред встал, нетвёрдо держась на ногах, и огляделся. Всё происходило, как во сне, и гневная речь его совершенно не задела.

– Слушайте, – сказал он. – Эсанора ещё на острове?

– Чего? Делаешь вид, что ничего не слышал? Мерзавец!

Грабитель храбрился, но не подступал.

– Мне не до вас, – отмахнулся Зенфред, потирая виски. – Что это за город? Прант? Какой сегодня день?

– Дурака из себя строишь? – юноша закипел.

– Спокойней, Гальфред, – одна из близняшек положила руку на его плечо. – Может, он правда память потерял? Ты видел, как сестра его ударила?

Все трое были настроены как-то не особенно решительно и отомстить, похоже, хотели скорее Груну, поэтому Зенфред молча развернулся и зашагал прочь, не задумываясь, что может получить нож в спину. Ему было как-то подозрительно плевать.

– Эй! – Гальфред одёрнул его, задыхаясь от злости. – Ты издеваешься?

– Оставь меня, – отрешённо бросил Зенфред. – Мне некогда распинаться и просить прощения за какого-то трактирщика. Если ты его убьёшь, я не расстроюсь.

– Шела, да ты ему совсем мозги отшибла. Он бредит, – сказала вторая девушка.

Гальфред схватил Зенфреда за грудки и приставил к трахее нож.

– Я тебе верну память!

Зенфред плохо соображал и совсем не боялся, но происходящее ему надоело. Нить врезалась в Источник Гальфреда и пробуравила его насквозь. Это было не слишком изящно, зато быстро и действенно. Нож выпал из рук юноши, он пошатнулся и упал, хватаясь за грудь.

– Ах ты, ублюдок! – вспыхнула девушка с кастетом.

– Шела, стой! – Гальфред схватил её за руку.

– Что такого вам сделал Грун? – спросил Зенфред.

– Он заклеймил нашего дядю и присвоил все его деньги, – выпалила Шела. – И не только его. Ты хоть знаешь, что он творил?

– Я с этим разберусь, – пообещал Зенфред. – Когда стану королём. А если хотите убить меня – становитесь в очередь.

Все трое посмотрели на него, как на ненормального, и Зенфред неожиданно расхохотался, осознав, какую чушь несёт на больную голову. Планы и правда казались бредом сумасшедшего, но Зенфред не мог встать посреди улицы и завопить, что он, сын Ханвиса Райелда, выжил, стал последователем мага без имени, переселил душу в чужое тело и идёт за головами верхушки знати, дабы свергнуть правителя Хэлдвейна и учинить в стране переворот. Признаться, ещё недавно у него и в мыслях не было ничего подобного.

– Спасибо, – сказал он, просмеявшись. – Без вас кто знает, когда бы я очнулся.

* * *

Аринд проснулся из-за шума, доносившегося с улицы, и не успел толком одеться, когда в дверь забарабанили, и послышался испуганный голос Карнелит:

– Господин! Там солдаты!

Аринд распахнул окно и охнул. Улицы рядом с площадью заполонили чистильщики. Маги в цветных плащах жгли и рушили дома, заставляя спрятавшихся внутри людей выбегать наружу. Отовсюду слышались крики и стоны, пахло горелым. Женщин и детей вытаскивали на улицу и перерезали глотки. Вооружённые клеймёные с топорами и ножами высыпали на площадь и разрозненной волной двигались на противника.

Аринд схватил меч и выбежал из комнаты. Карнелит, зарёванная и дрожащая, стояла перед его дверью. За её подол цеплялся мальчишка-разносчик, имени которого Аринд до сих пор не знал.

– Вы же их убьёте, правда? – спросил он с надеждой. – Вы нас защитите?

– Хозяин ещё не приехал, – всхлипнув, сообщила Карнелит. – И Энфера нет. Все, кто был в охране, уже на площади, внизу только несколько постояльцев.

Аринд плохо соображал, а Зенфреда рядом не было.

– Летфен не заходил? – спросил он, вспомнив, что дом мальчишки в той части города, которую потрошат солдаты.

– Нет.

Чистильщики могли пробраться сюда только по лазу, и хотя ходов в Эдос было целых три, какой из них свободен и свободен ли, Аринд не знал, так что смысла бежать не было.

– Спрячьтесь где-нибудь, – сказал он.

Ему и самому очень хотелось спрятаться. Зенфред был прав, когда говорил, что Эсанора не оставит его в покое. Ни его, ни других клеймёных. И вот теперь белая лавина обрушилась на город, чтобы вычистить его от людского шлака. Аринд спустился по лестнице. Все, кто был в зале, столпились у двери с оружием на изготовье.

– Колдун! – шепнул кто-то.

Люди расступились, пропуская Аринда к выходу. Неожиданно дверь распахнулась, и в питейную влетел чумазый запыхавшийся Летфен.

– Мать моя! – воскликнул он, утирая испачканный сажей лоб. – Там просто толпы солдат! И эти! Маги! С огнём! Халупу Феронову спалили, я еле утёк через заднюю дверь! Мертвяков сын, чего встал? Пошли бить гадов!

Аринд отчётливо представил, как Летфену перерезают горло, как катятся по доскам отрубленные головы, как горят Карнелит и мальчишка-разносчик. Что-то внутри болезненно натянулось и оборвалось.

– Иди спрячься, Летфен. Тебе там делать нечего.

– Ага, – нахмурился мальчишка, доставая нож. – Разбежался. Значит, план такой. Я собираю вокруг себя побольше народу и душу их оником, а ты защищай, кого сможешь. Да что вы встали, поганцы? Там ваших детей и женщин убивают!

И он выскочил за дверь. Аринд рванул следом, чувствуя странную лёгкость в теле. Пока они мешкали, несколько солдат уже пробились на площадь и окружили питейную. Маг колдовал в отдалении, окружённый живым барьером из четырёх чистильщиков. Аринд опомнился только после того, как первый взрыв отбросил его в сторону. Стена и половина крыши за спиной разлетелись в щепки и тут же вспыхнули белым пламенем. С потолка упало несколько массивных балок, в глубине дома коротко вскрикнула Карнелит, и заплакал мальчишка.

– Берите на себя тех, что ближе, – заорал Летфен. – Я займусь магом!

Он рывком метнулся к первому солдату, поднырнул под мечом и проткнул ножом горло. Аринд бросился было следом, но дорогу ему преградили ещё трое. Аринд с размаху отрубил первому руку, резко развернулся, ударив второго под колени и пихая на третьего. Пока они барахтались на земле, сзади подоспели мужчины из питейной.

Оказавшись в отдалении, Летфен на ходу достал флакон и раздавил подошвой ботинка. Колба разлетелась на осколки, оник мгновенно испарился, превратившись в облако едкого пара. Ближайшие к Летфену пятеро солдат вместе с магом закашлялись от удушья. Глаза щипало, и дышалось с трудом, но Летфен не замечал этого и даже не почувствовал боли, когда один из чистильщиков, едва державшийся на ногах, успел оставить ему глубокий порез на боку.

Аринд подскочил чуть позже и, задержав дыхание, успел оттолкнуть Летфена от метнувшегося в ядовитое облако ножа. Он не слышал ни хрипов солдат, ни грохота падавших балок, ни крика обезумевшего от страха мага, которому вонзил в сердце меч. Оник рассеивался за несколько секунд, но те, кто сделал хотя бы вдох, уже не могли двигаться. Аринд отскочил в сторону, судорожно глотая воздух. Он не видел ничего, кроме белых плащей перед глазами.

Летфен рванул вглубь сражения. Он откупоривал второй флакон, когда почувствовал мощный удар в спину. Это был не кулак и не меч, скорее, крупный камень. Летфен рухнул на живот и первое время не мог вдохнуть, потому что отбил лёгкие. Его едва не затоптали, и не успели прикончить только потому, что из разбитой колбы вырвалось второе облако, помешав и магу, и солдатам, потерявшим цель в похожих на густой туман ядовитых клубах.

Аринда отбросило и оглушило очередным взрывом. В ушах звенело. Летфена видно не было. Болела нога, кажется, он вывихнул её, падая. За дымовой завесой Аринд разглядел очередного мага, но он был закрыт так же, как и предыдущий. Два из трёх брошенных ножей попали в солдат и ослабили живую стену, но маг уже целился в выскочившего из ниоткуда Летфена. Аринд метнул оставшийся нож. В цель он не попал, зато дал время мальчишке подобраться ближе и разбить рядом с противниками третью колбу. Солдаты успели оттащить в сторону мага. Тут же через едкое облако прорвалось ледяное копьё, а вслед за ним град игл. Летфен упал на живот, пропуская их над собой. Стоявший в отдалении Аринд успел отскочить от копья, но тонкие пластинки замёрзшей воды впились в кожу по всему телу. Боль стала отчётливей.

Летфен подобрал нож, выскочил из удушающего облака, прежде чем оно рассеялось, и вонзил лезвие в горло одного из чистильщиков. Второй, рыча, замахнулся и едва не снёс ему голову, но Летфен успел отвести меч, и незадачливый солдат обезглавил собственного мага. Тот был совершенно беззащитен во время своей волшбы и не мог даже шагу в сторону сделать, не чета Зенфреду, читавшему мысли в любой обстановке.

Аринд не помнил, скольких ещё он убил, прежде чем крики затихли. Летфен стоял спиной к нему и бил солдат в основном в живот, улучая момент, когда те замахнутся мечом, оставив беззащитным корпус. Всё заволок густой дым, воздух пропитался вонью палёной плоти, жжёного дерева и ядов.

Наконец всё закончилось. Перешагивая через трупы и прихрамывая, Аринд добрёл до останков питейной Груна. Летфен шёл следом, зажимая рану на боку ладонью. Чумазый, с разодранной щекой мальчишка рыдал, сидя на останках крыльца.

– Где Карнелит? – выдохнул Летфен.

Мальчишка мотнул головой, всхлипнул и, не в силах что-либо сказать, махнул в сторону горевших внутренностей дома. Летфен бросился туда и, едва не задохнувшись в дыму, после недолгих поисков обнаружил тело Карнелит, лежавшей на животе, придавленное тяжёлой балкой и проткнутое вырвавшимся из пола обломком доски. Он наклонился, пошатнулся и упал рядом с ней. Аринд вытащил его из питейной, последние брёвна которой готовились обрушиться, усадил поодаль и услышал приближающиеся сзади шаги. Мальчишка заплакал, и Аринд дал ему оплеуху, велев замолчать. За клубами дыма различались силуэты целой дюжины чистильщиков. Аринд обернулся. Всё, что он сейчас мог – отвлечь солдат, пока Летфен не придёт в себя.

– Спрячься и не высовывайся.

Он сжал в руке скользкий от крови меч и шагнул в дым.

* * *

Прант встретил Зенфреда шумным торгом, разодетыми горожанами и душистыми клумбами, усыпавшими дорожки аллей и парков ярко красными лепестками. Дома из бледно-жёлтого кирпича пестрили глиняной черепицей и выкрашенными едкой краской ставнями маленьких окон. По центральным улицам разъезжали дорогие экипажи, на площади били фонтаны, но плеск воды почти не различался, заглушаемый гомоном и смехом ребятни. Всюду царила осенняя прохлада, в звенящем, кристально чистом воздухе заливались трелями птицы, слетевшиеся в столицу со всего острова и нашедшие приют в её стенах.

Местные закусочные отличались чистотой и вкусной едой. Молоденькая разносчица в зелёном платье с накрахмаленным передником принесла Зенфреду поднос, на котором дымилась тушёная говядина с овощами и полкаравая душистого, ещё горячего хлеба. Зенфред принялся за еду, стараясь жевать неторопливо, хотя был страшно голоден с дороги.

Он не спал уже сутки, но не мог позволить себе передать тело Энферу. Столица была кладезем полезной информации и местом, в котором мог частенько появляться второй советник. Находясь здесь, стоило действовать продуманно и осторожно. Зенфреду хотелось узнать как можно больше последних новостей, но закрытый Источник не позволял устойчиво закрепиться в нём, поэтому положение Зенфреда оставалось шатким, и он мог пользоваться только одной или двумя нитями для чтения мыслей.

– Слыхал? – спросил один из постояльцев за соседним столом, отхлёбывая пива из большой кружки. – Грун опять в Пранте ошивается. Я вчера у него в долг брал. Так он говорит, в гронульих лесах ещё один клеймёный город нашли.

Зенфред надвинул капюшон и прислушался.

– Это не новость, – ответил другой, отерев усы от пены. – В прошлом месяце и до Карнса добрались. Говорят, клеймёные повадились за пожитками чумных в языческий городок, а там солдаты за ними проследили. Так и нашли по муравьям муравейник.

– Так я не о том. Туда послали целый отряд с магами. Всю чернь почти перебили. Несколько клеймёных, правда, сбежали и прячутся по лесам, только вот какая штука – после той облавы из чистильщиков почти никого в живых не осталось. Маги и вовсе четвертованы. А городок-то был – одно название! И народу там мало, треть так и вовсе женщины с детьми, за клеймёными мужьями ушедшие.

– А ты как хотел? Там же одни головорезы. Это тебе не крестьяне с вилами.

Аппетит у Зенфреда пропал, он торопливо поворошил мысли рассказчика, но тот почти ничего не упустил, разве что приукрасил историю четвертованными магами. В груди всё сжалось от плохого предчувствия, но желание вернуться к Эдосу и поискать Аринда пришлось сразу же отмести. Скорее всего, тот был уже мёртв, а если выжил – вполне мог спрятаться и переждать в лесах. Не так давно Зенфред узнал новости похуже, и у него было слишком мало времени, чтобы отклоняться от цели. Старый король передал контроль за островом второму советнику. Новоиспечённому управителю пришлось поселиться на Энсердаре в Пламенной Резиденции, принадлежавшей не так давно семье Зенфреда, и это стало последней каплей в чаше его гнева.

* * *

Летфен сидел, не в силах пошевелиться, и мог только смотреть, как десяток солдат вяжут и волокут прочь раненного Аринда. Брен сидел рядом и тихо всхлипывал, уткнувшись в колени. На какое-то время Летфен потерял сознание. Он очнулся, когда сбоку послышалась возня и из-за полуразрушенной стены появилась фигура Ферона. Он весь покрылся копотью, только глаза были белыми, будто их нарисовали мелом.

– Живой ты? – спросил он, подходя к Летфену.

– Да лучше б сдох, – выдавил тот, закусывая губы, чтобы не разреветься.

– Ну-ну, – пробормотал Ферон. – Вставай, перевязать тебя надо. Бок весь красный, так и лихорадить скоро начнёт.

– Да оставь ты меня, – отмахнулся Летфен. – Вон, о Брене лучше позаботься, раз делать тебе нечего.

– Ноги не ходят, так и скажи, – хмуро сказал Ферон и поставил Летфена легко, как тряпичную куклу.

Летфен и стоял, как тряпичная кукла – никак, поэтому торговцу пришлось тащить его на своём горбу. Брен шёл рядом, цепляясь за рукав Ферона. Он уже не плакал, только судорожно вздыхал и смотрел под ноги, чтобы не видеть мёртвых.

– Эй, Ферон, – пробормотал Летфен.

– Ну? – спросил тот, перекатывая во рту трубку.

– Чего ж я никак не сдохну? Брат мой из-за меня на каторгу пошёл, теперь вот Мертвякова сына забрали невесть куда. Может, уже и помер по дороге, а я всё живу и толку от меня, как от пустого семечка.

Ферон хмыкнул.

– Дурак ты. Живи, раз живётся, а не голову дурью забивай. Даром что ли за тебя помирают? Ты их всех пережить должен.

– Да не хочу я один жить, – Летфен всхлипнул.

– Ну, не реви, рыжий. Подлечим тебя сейчас. Поешь чего, выспишься и полегчает. Не реви, вон, даже Брен не ревёт. Так ведь тебя зовут, малый?

– Добрый ты мужик, Ферон, – Летфен шмыгнул носом.

– А ты думал, зверь? Не болтай, силы побереги.

* * *

– Глоди, – позвал целитель Жорк. – Мне нужна твоя помощь.

Глоди отложила мокрую метлу, к которой прилипло несколько листьев, и пошла вслед за Жорком вглубь храма. Она переняла от бабушки знания о лекарстве, потому смыслила в перевязках и разного рода полезных травах. На то время, пока она оставалась в храме с позволения Эсаноры, Жорк брал её в помощники, когда нужно было подготовить отвар, отмыть чашки от крови, нарезать чистых повязок или подлечить кого-то из адептов после поединка. С тех пор, как церемония первой крови, а за ней и показательные бои между магами прекратились, Жорк почти не прибегал к её помощи, казалось странным, что она потребовалось теперь.

Узкие тёмные коридоры сменялись широкими проходами, где сверху вниз на Глоди мрачно глядели статуи в нишах. Они держали факелы, пропитанные белой смолой, благодаря которой огонь не позволял пакле быстро прогореть.

– Помнишь фаворита госпожи, который сбежал вместе с сыном Ханвиса перед обрядом? – спросил лекарь, остановившись у двери в лазарет. – Черноволосый такой, в одной клетке с ним сидел.

Глоди кивнула.

– Нашли его, – сообщил Жорк. – Теперь вот сюда притащили, нам надо его подлечить до прибытия госпожи.

– А сильно ранен?

– Да уж я бы тебя не звал, если б слабо.

Жорк распахнул дверь и вошёл. Глоди на негнущихся от волнения ногах проследовала за ним. В лазарете было с десяток солдат. Юноша лежал на столе без сознания, его лихорадило, бок одежды и правая штанина пропитались кровью.

– Разрежь ткань вокруг ран и подготовь обеззараживающие отвары, – дал указания Жорк.

Глоди бросилась выполнять. Юноша едва дышал, у него была колотая рана в ноге и глубокий порез у бедра, но, к счастью, внутренние органы остались целы. Жорк как следует промыл кровоточащие места, наложил швы и помог тканям восстановиться с помощью магии, перевязку доверил Глоди.

– Должен оклематься, – сказал он устало, когда лечение окончилось. – Но денёк придётся подержать его здесь, в темницу пока нельзя. Глава уже отправил госпоже письмо, будем ждать её вердикта.

Когда Глоди вышла наружу, возле дверей стояли ещё шестеро стражников. В прошлый раз ей удалось обмануть госпожу и прикинуться жертвой беглецов, но в этот раз не стоило даже пытаться. Судьба упрямо говорила – от Эсаноры не сбежать, и раз уж ей взбрело в голову непременно досмотреть церемонию, даже гронульи леса не станут помехой для поимки беглецов.

Эсанора славилась любовью к жестоким зрелищам. Она была мужененавистницей и особую неприязнь питала к молодым юношам. Рядом с ней Глоди жила в страхе. Ей всегда казалось, что кто-то следит за ней, и все её мысли видны насквозь, потому боялась даже подумать о том, чтобы убить госпожу. Змейка горькой обиды и ненависти крепко обвивала сердце, и не проходило ни дня, когда Глоди не вспоминала кошмар, учинённый Эсанорой в её городке.

До замужества Глоди жила с отцом и больным братом, которому была и сестрой и матерью. Отец, бывалый кровельщик, сорвался с крыши и упал на частокол в семнадцатое лето Глоди. В то время к ней сватался сын кузнеца, увещевая, что позаботится и о ней, и о брате. Он был хорошим мужем, но когда выпивал, становился дурным и винил Глоди в том, что та до сих пор не родила ему сына, а всё внимание уделяет своему полоумному братцу. Раз он даже ударил её, когда Глоди уводила его из городской питейной. Так уж вышло, что в тот день там обедала ехавшая в Прант Эсанора. Она зарубила мужа на глазах у Глоди, а её брата, несмотря на все мольбы и слёзы, пытала, пока тот не умер.

– Чего ты плачешь, неблагодарная девчонка? – сказала она тогда. – Так бы и прожила всю жизнь под каблуком этого дерущегося дурака, да ещё с дурной обузой. Собирай вещи, мне нужна служанка, поедешь со мной.

Глоди служила советнице уже два года, но до этого ни разу не смела ослушаться. После случая с побегом она засыпала в слезах и молилась, ожидая, что госпожа вот-вот прознает о её проступке, но та даже не заподозрила. Или сделала вид, что не догадывается.

В главном замке Глоди неустанно преследовала Тень. Она ползла за ней, просачиваясь через щели запертых дверей и замочные скважины, скользила по подушкам и простыням, пока Глоди мучилась бессонницей, проникала во сны и мешала думать. У Тени не было имени, и хотя каждое зеркало отражало силуэт, никто не видел её лица. Глоди боялась сойти с ума подстать Эсаноре, ночами беседовавшей с куклами, но Тень чувствовала не только она. Все, кто бывал в замке, ощущали её присутствие.

Юноша, которого Эсанора нашла где-то в Северной тюрьме, и правда очень походил на брата. Глоди редко выходила с ним гулять и не выпускала одного, поэтому Норд был очень бледным. Чёрные волосы он получил от отца, а черты лица от матери, которая умерла почти сразу после родов. К шестнадцати годам брат вымахал на голову выше Глоди, но почти не говорил и рассуждал, как пятилетний мальчик. Глоди любила его, и если не любила, то ценила мужа. Дарованная Эсанорой свобода оставила глубокую дыру в её сердце. Даже видеть этого юношу было для Глоди мучением, а советница хотела потешиться его казнью. В прошлый раз беглецам удалось уйти, но что Глоди могла теперь?

Глава 15

Эсанора и второй советник Лариус неделю назад отбыли на материк по требованию Майернса, и пока они решали вопросы острова в безопасной недосягаемости, Зенфред не находил себе места. Прошло уже много времени, но он не приблизился к цели ни на шаг, а тут ещё Аринд попал в передрягу, и Зенфред понятия не имел, жив он или мёртв.

Пустой гнев подтачивал силы, а беспомощность удручала. Зенфреду нужно было не просто отомстить, но заставить врагов публично признать вину и выдать всех участников заговора. Такое дело требовало тонкого и обстоятельного подхода. Зенфред должен был видеть глазами высшего света и слышать его ушами, находиться в курсе всех политических событий последних лет, знать мотивы и планы врагов, уметь выявлять их слабости и постоянно находиться рядом, чтобы контролировать их поступки, при этом не вызывая ни у кого подозрений. Пробраться в змеиное логово можно было, только самому став змеёй, иначе старания Зенфреда скатывались в тупик, и он превращался в рыбу, бестолково бьющуюся об лёд.

Придуманный план был прост и опасен, как меч о двух концах. Зенфред решил ещё раз поменять тело и вселиться не в кого-нибудь, а в сына второго советника, о котором было известно только, что он учился магии и окончил учёбу в этом году. Второй переход был чреват рассеиванием Источника, но Зенфред решил, что лучше уж умереть в попытке, чем в бездействии.

Искать сына Лариуса среди трёхсот выпускников было непросто, но выбора не оставалось. Академия на десять лет отнимала у адептов имена и статусы. Они обязывались забыть о своём происхождении и о роли, уготованной им во внешнем мире. Но теперь маски были сняты, а знатные титулы вынуты из ларцов и выставлены напоказ. Юные маги и магини выпорхнули из каменной клетки Академии, обратившей белые куколки закрытых Источников в разноцветных бабочек.

После церемонии первой крови в Храме устраивалась неделя показательных поединков между адептами и подтверждение статуса тех, кто владел не боевыми талантами. Теперь всё закончилось, и магов ждал путь обратно на материк, в родные замки и поместья, а перед этим в Пранте готовилось грандиозное празднование для новоиспечённой элиты. Несмотря на солидное вложение средств со стороны самого Майернса, оно, однако, считалось неофициальным и практически не поддавалось контролю правительства и Академии. В этот день высший свет закрывал глаза на все причуды юных магов, и те вволю разминали затёкшие от строгости и множественных запретов крылышки. Празднование проводили в роскошном центральном дворце Пранта, туда и направлялся в дорогом экипаже приодетый под стать окружению Зенфред. Научившись вторгаться в Источники людей, он без шума и труда раздобыл деньги, и это оказалось весьма полезным приобретением.

Чувства, которые он сейчас испытывал, сложно было назвать однозначными. Зенфред знал, что скоро встретит тех, кто учился вместе с ним долгих десять лет, но теперь он находился от них по ту сторону стены и был тенью на чужом празднике жизни.

Зенфред скучал по себе прежнему, по времени, проведённом в тишине библиотек за бесконечным чтением или в вечерних беседах с Вельмунтом и мечтательном любовании Линэ, в редкие свободные часы сидевшей на краю фонтана во внутреннем саду. Зенфред запечатал всякие воспоминания о людях, которые никогда уже не станут считать его равным. В том числе и о Линэ, хотя он до сих пор любил её и тешил надежду увидеть снова.

Экипаж остановился, и Зенфред торопливо стряхнул с себя задумчивость. У высоких кованых ворот стояло несколько солдат, проверявших приглашения. Заветную бумагу с печатью Зенфред ещё вчера раздобыл у того самого мага, из мыслей которого стало известно о предстоящем праздновании. Дорогой костюм и впечатляющий экипаж сделали своё дело: применять на стражниках внушение не потребовалось.

Вечернее небо теряло краски лазури и пестрило розовыми мазками облаков. Ветер оставался тёплым и тихим, и не было ни намёка на зиму, объявшую большую часть острова. За воротами простирался регулярный парк с расположенными вдоль главной аллеи стрижеными кустарниками, деревьями, клумбами, многочисленными статуями и прозрачными фонтанами из разноцветного светочного камня. Впереди дышало прохладой озеро, отражавшее в небе тёмных вод звёзды фонарей. Людей было много. К воротам подъезжали экипажи за экипажами, дамы и кавалеры в вечерних нарядах гуляли в прохладной тиши деревьев и вдыхали запах роз.

Зенфред неторопливо подошёл к мосту, ведущему в центральный дворец. Его перила украшало множество искрящихся жёлтых фонариков, создававших ощущение звёздного лабиринта. Крошечные мотыльки облюбовали цветы и порхали с бутона на бутон, подхваченные ласковыми воздушными потоками. Фонарики сменили цвет на фиолетовый, теперь мост выглядел торжественно и загадочно. Ажурный, почти тающий в темноте дворец, казалось, был вырезан изо льда. Специально подобранный свет создавал иллюзию прозрачности сотен светящихся башен. Дорожка, мощённая кремовой плиткой, вела к широким, устланным ковром ступеням главного входа.

Зенфред восхитился представшей перед ним красотой, но как только он вошёл внутрь, люди превратились в бумажных человечков, а длинные столы, на которых стояло угощение и сверкали до блеска начищенные приборы, статуи и картины в золочёных багетах стали подобием декораций. Зенфред углубился в полутёмную часть зала и закрылся от царившего вокруг шума. Сейчас он должен был отыскать свою цель среди мелькающих лиц и россыпи разноцветных Источников.

Оркестр играл без передышки, отовсюду слышался заливистый смех, звон бокалов, топот ног, пустившихся в пляс. Маги развлекались, замораживая воду в фонтанах, взрывая фужеры и устраивая бои, во время которых некоторые оказывались нешуточно ранены или подожжены, но тут же лечились полупьяными целителями и парой-тройкой ошивавшихся рядом лекарей. Всё это веселье на грани безумства раздражало Зенфреда, но стоило отдать дань благодарности горячительным напиткам, изрядно влитым в адептов. У Зенфреда не было времени, за которое он мог позволить Источнику привыкнуть к новому телу, и нетрезвое состояние жертвы пришлось бы очень кстати.

Зенфред вернул обычное зрение и увидел Факела, окружённого толпой девушек и юношей. Первой мыслью было убить. Разорвать. Пробуравить Источник. Облить маслом и поджечь, чтобы он горел на глазах у всех, как горел Вельмунт, но не быстро, а мучительно и с осознанием. Когда волна гнева откатила, Зенфред заставил себя мыслить разумно. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять – это и есть Праен Лариус, сын второго советника и будущий наследник трона. Всё встало на свои места. Поведение Факела, ненависть к Райелдам и позволение магистра убить Вельмунта. Зенфреду стоило догадаться об этом раньше, много раньше, но он почему-то думал, что Праен должен быть похож на него самого, а Факел всего лишь младший сын какого-нибудь лорда, далёкий от власти и потому жаждущий её хотя бы в пределах Академии.

Праен был разгорячён и до безобразия пьян. Зенфред дождался, когда он выйдет подышать свежим воздухом, и пошёл следом.

«Убить, – пульсировал в висках гнев. – Убить. За Вельмунта, за матушку и отца. За годы издёвок. Убить».

Ещё недавно Зенфред был готов к какому угодно исходу, но теперь, когда его жертвой оказался Факел, в груди всё сжималось от болезненного сомнения. Зенфред понимал, что если сейчас не убьёт Праена и при переходе в его тело Источник рассеется, всё закончится, так и не начавшись. Факел избежит наказания, а последний из рода Райелдов канет в небытие, не отомстив за Вельмунта и даже не приблизившись к убийцам родителей.

Обернувшись в дверях на шум и хохот весёлой толпы, Зенфред понял, что всегда был чужим в этом мире. Нет ни родителей, ни друзей. Даже Аринд наверняка уже мёртв, а значит, терять, по сути, нечего. Он опрокинул в рот спрятанный в рукаве флакон и спустился по ступеням.

Нити врезались в Источник Факела гораздо мягче, чем хотелось Зенфреду, и Праен, покачиваясь и отмахиваясь от провожатых, поплёлся в дальнюю часть сада. Стараясь избегать взглядов, Зенфред приблизился к нему и, поддерживая под руку, повёл дальше от людей. Управлять сознанием пьяного человека было удивительно легко. Зенфред даже не почувствовал напряжения, но, к тому времени как они добрались до ротонды, с которой открывался чудесный вид на дальнее озеро, Праен протрезвел достаточно для того, чтобы одёрнуть локоть, спросить, как демона он здесь делает и потребовать выпивки.

Страха не было, потому что Источник не позволил ему проявиться. Зенфреду очень многое хотелось сказать, но теперь, когда убийца его друга стоял прямо перед ним, все слова исчезли, и осталась только беспомощная пустая злоба.

– Ты кто такой, парень? – спросил Праен, опёршись о балюстраду. – Чего уставился? Иди и принеси мне выпить.

– Ты помнишь Вельмунта, Факел?

– Перестань называть меня этим дерьмовым прозвищем, – вспыхнул тот. – Я Праен Лариус. Знай своё место, шавка.

– Ты помнишь Вельмунта, тупое белобрысое отродье, помнишь мальчика, которого ты убил?

Факел опешил и едва не задохнулся от услышанного.

– Как ты меня назвал? – процедил он. – Ты посмел меня оскорбить? Ты! Кусок рыжего дерьма! Да я оставлю от тебя кучку пепла, такую же, какую оставил от того паршивца, помогавшего сбежать Райелдовой свинье!

– Заткнись, – сухо сказал Зенфред. – Теперь ты будешь слушать меня.

Нити пронзили сосуд Факела, пытавшегося перейти на внутреннее зрение. Праен хотел схватиться за меч, но не смог пошевелиться и округлил глаза.

– Убить тебя было бы слишком великодушно, Факел. Поэтому я не проткну тебе горло прямо сейчас и не отрежу твой поганый язык, который поливал меня грязью десять лет. Я буду убивать тебя медленно и буду убивать других твоими руками. Запомни, это, Факел. Запомни. – Зенфред наклонился к самому уху и прошептал: – Зенфред Райелд жив. И он пришёл за тобой.

Факел стоял как вкопанный. Его пальцы замерли на рукояти. Губы дрожали. Зенфред отдалился на шаг и закашлялся. В его ладони чернела кровь, вены на руках вздулись, но Источнику всё ещё хватало сил удерживать Праена. Зенфред не видел его лица, но улыбался. Ноги подкосились, горло заполнилось новой порцией крови. Зенфред упал и замер. Чёрный жгар подействовал не мгновенно, но достаточно быстро. Знания Аринда пришлись очень кстати.

Окружающий мир утонул во тьме, разрываемой свечением Источников. Зенфред понятия не имел, как его душа закрепится в открытом сосуде, произойдёт ли это легче и быстрее или наоборот, но сил гадать уже не осталось, и нити поспешили к новому вместилищу. Сейчас Зенфред сконцентрировался на самом важном – он должен был сохранить сознание и не забыть цель, ради которой потребовалось новое тело. Главное, чтобы нити Источника не рассеялись вместе с частью души, но с тех пор, как Зенфред оказался среди энергетических потоков, он уже не мог толком контролировать процесс перехода, и только остаточные команды заставляли Источник стремиться к красному свечению.

* * *

Вход в убежище находился в одном из домов северной части Эдоса. Хибара была низенькая и обветшалая. В углу стояла бочка, пара скамеек вдоль стен и стол. В другой комнате под досками находился погреб. Ферон спустился первым и подхватил Брена, затем поднялся и помог Летфену.

Один за другим сменялись тоннели, по которым приходилось идти на ощупь. Несколько раз Летфен падал, и Ферону приходилось попотеть, чтоб поднять его. Еле волоча ноги, они добрались до убежища. Только у самого входа, закрытого деревянным полотном наподобие двери, Летфен позволил себе потерять сознание. Тёмная пелена накрыла сознание, заглушая боль, и скоро Летфен не слышал ни голосов, ни собственного натяжного дыхания.

Стало жарко, вся одежда промокла от пота. В горле пересохло, и вместо звука послышался слабый хрип. Летфен лежал на чём-то жёстком, укрытый едва не с головой. Он постарался перевернуться и застонал от боли, рванувшей бок.

Его приподняли, к губам поднесли чашку. Отвар был душистый, но невыносимо горький. Летфен закашлялся, хлебнув пару глотков, и рухнул обратно на подстилку.

Послышался скрип отодвигаемого дверного полотна. На мгновение потянуло холодом и сыростью. Летфен услышал знакомый шёпот Ферона.

– Ну, как он там? Не помер?

– А чего ж ему помереть? – ответил тихий женский голос. – Зря что ли ты на него половину лекарств извёл? Ты садись лучше, поешь. Снаружи-то всё ещё темно, поди?

Летфен с трудом приоткрыл глаза и увидел перед собой земляную стену. Всё тело зудело, хотелось пошевелиться, но конечности не слушались. Удалось кое-как повернуть затёкшую шею. Ферон опустил сумку на пол и принялся передавать её содержимое женщине лет тридцати на вид, растрёпанной, с мешками под глазами и впалыми щеками. Она торопливо принимала свёртки и кульки. В углу, жуя кусок хлеба, сидел Брен. Посреди убежища был выложен круг из светочных камней, от которых шло приятное тепло, не хуже, чем от костра, но без дыма.

– Эй, хозяин, мне идти надо, – сказал Летфен.

– Куда тебе идти? – хмуро спросил Ферон.

– Сначала пописать, а потом за Мертвяковым сыном. Выручать его надо.

– Бредит, – сказала женщина. – Брен, проводи его к нужнику. А то и правда тут надует.

– И надую, – пообещал Летфен, с трудом поднимаясь и оглядывая перевязанный бок.

– И проследи, чтоб обратно пришёл, – наставительно сказал Ферон.

– Вот дела! – Летфен откинул плохо выделанную шкуру, служившую одеялом. – Не успел на минутку глаза сомкнуть, как у меня уже и мамка, и папка, и брат новый появился. Чего я вам, маленький, что ли?

* * *

Ухнул филин на ветке, тявкнула вдалеке собака, где-то шумно перекатывалось море. Прохладный ночной воздух приносил с собой ароматы цветов из сада. Тихо шелестела купавшаяся в свежем бризе листва. Ветер тревожил мягкую траву, шумел в кронах деревьев. Зенфред глубоко вздохнул и открыл глаза. Сейчас Праен спал, и тело было расслаблено, потому Зенфред не чувствовал его, и оно не казалось чужим. Зенфред не смог бы наверняка определить, сколько времени провёл в забвении, но этого хватило для того, чтобы Источник восстановился, каналы сузились и начали питаться чужой энергией. Зенфред шевельнулся под покрывалом, зарылся в мягкие подушки и едва удержался от желания снова уснуть. Спокойствие и нега Праена казались сейчас его собственными. Тело двигалось на удивление легко. Зенфреду на миг подумалось, что хождение во сне – ни что иное, как завладение телом по ночам посторонними Источниками.

Он опустил босые ступни на устланный мягким ковром пол и подошёл к подоконнику. Пальцы прикоснулись к холодному мрамору. Зенфред подался вперёд и выглянул наружу. В небе замерла серебряная монета луны, тени от растущих у подножия замка кустов бродили по отвесным стенам. Зенфред обернулся и обвёл взглядом комнату. Впереди темнела дверь чёрного дерева, запертая изнутри на засов. Справа, освещённая лунным светом, белела подушками и шёлковыми простынями кровать под роскошным балдахином. Рядом примостилось кресло, на котором лежали наскоро скинутые вещи, ещё два, вместе со столом на гнутых ножках, стояли в темноте левой стены перед камином. Потолок поддерживали по углам четыре колонны.

Зенфреду всё здесь нравилось: тёплая погода, навеянная магией, уют и запахи, и ему совершенно не хотелось вспоминать, зачем он оказался в этом теле, и куда делось его собственное. Первым, что поколебало в нём спокойствие, были имена. Эсанора, Праен, советник Лариус, магистр Каснел, Майернс – они вонзились в память, будто ржавые гвозди, и с каждым ударом сердца вколачивались всё глубже, принося с собой мерзкие воспоминания. Зенфред окунулся в них, как в жерло вулкана, из которого вышел полным прежней ненависти. Заново распалённые раны заныли, и всё вокруг перестало казаться спокойным и прекрасным. Это было затишьем перед бурей, которая в скором времени обещала разразиться благодаря Зенфреду.

Он приблизился к зеркалу возле окна, раздражённо вздохнул и накинул на него простыню. Белое лицо Праена приводило его в бешенство. От одной мысли, что где-то рядом спит спокойным сном второй советник Лариус, бросало в дрожь. Зенфреду тошно было находиться в обители врага, и он не сразу понял, что это не замок второго советника, а его родная Пламенная Резиденция, чуть изменённая природной магией.

Зенфред вздрогнул, и его прошиб холодный пот. Он ничего не помнил о годах, проведённых в этих стенах, о матери и отце. Все события его жизни с рождения и до момента казни Райелдов превратились в один сплошной провал. Зенфред знал, что должен отомстить за семью, и знал, кому должен отомстить, но близкие люди для него перестали существовать. Они воплотились в пустых образах с именами и лицами, к которым Зенфред ничего не чувствовал. Он приказал Источнику сохранить главное, и магия выполнила приказ, оставив только ненависть к врагам и события, ставшие тому причиной. Зенфред мучительно пытался вытянуть из себя хотя бы каплю воспоминаний, но все усилия оказались тщетными.

Наутро, не найдя лучшего занятия, Зенфред решил продолжить воплощение плана в жизнь. Ему предстояло многое понять не только о втором советнике, но и о советнице. Эсанора была самой загадочной личностью из окружения короля. Появилась из ниоткуда пару лет назад и тут же прорвалась к власти. Как обычная женщина, пусть даже привлекательная и умная, могла заручиться поддержкой Майернса? Явно не через постель, если только лекари не придумали для семидесятилетнего правителя специальных отваров. О её прошлом никто ничего не знал. Ни рода, ни статуса её предков, но она была связана с отцом Аринда, да ещё и работала на него в шайке наёмников.

– Аринд… – Зенфред встрепенулся и подскочил в постели. – Чьё это имя? Кого звали Ариндом?

Он чувствовал, что упускает что-то очень важное. Этот человек был близок ему, связь с ним превосходила даже кровную, и в то же время он не ощущался ни как родственник, ни как близкий друг. Зенфред принялся ходить по комнате из угла в угол, в таком состоянии его и застала постучавшая в дверь служанка. Пришлось прекратить ворошение тлена памяти и сообразить, как должен бы вести себя Праен Лариус.

Девушка вошла, держа в руках чашу с ароматной тёплой водой. Зенфред умылся и позволил себя одеть.

– Господин Лариус передавал вам поздравления и сказал, что прибудет с Картана через четыре дня, – сообщила служанка. – Вместе с вашей матушкой леди Анбер и сёстрами.

Зенфред помрачнел: скоро всё сборище Лариусов соберётся в его родном доме.

– А не было ли писем от моего друга Аринда? – спросил он, пока Риала расчёсывала ему волосы.

В голове юного создания от каждого прикосновения к нему вспыхивали такие мысли, что Зенфред поспешил отвлечь её, изнемогая от пустых девичьих восторгов.

– Не было, господин, желаете сейчас же просмотреть почту?

– Нет, позже.

Служанка не знала никакого Аринда, и Зенфред не представлял, где теперь его искать, он даже записал имя, чтобы случайно не забыть. Риала принесла завтрак и стопку конвертов в комнату и бесшумно удалилась, получив указание не тревожить до обеда. Зенфред подвинул кресло к окну и опустился в него, ощущая утомление и лёгкую головную боль. Похоже, Праен страдал мигренями, а может, последствия бурного празднования до сих пор давали о себе знать.

По-летнему зелёный сад заливали солнечные лучи, но уже за пределами крепостной стены дышала холодом зима, и ветер пересыпал снежную крупу на заснеженных полях. Зенфред наскоро пробежал глазами послания. В основном это были поздравления, адресованные второму советнику в связи с новой должностью и концом обучения Праена, несколько приглашений на обеды и званые балы и весточки от дальней родни.

Для начала стоило разобраться если не с памятью, то хотя бы с Источником. Зенфред открыл внутреннее зрение и ахнул – мгновенно! В прошлый раз ему было куда труднее пользоваться магией, но теперь всё иначе, и, взглянув на переплетение энергий, Зенфред понял, почему. Остатки его сосуда не просто крепились к стенкам Источника Праена, но находились внутри него. Красный сосуд мерцал серыми искрами, а выходившие из него нити были двух цветов. Зенфреду не стоило волноваться об удержании души в этом теле: она практически слилась с чужим Источником, две энергии ощущались, как одна.

Сердце заколотилось с бешеной скоростью, дыхание участилось от волнения, вызванного ошеломляющей догадкой. Если связь настолько сильная, можно попробовать контролировать не только свою магию. Зенфред расслабился и высвободил красные нити. Источник Праена слушался почти без колебаний, хотя управлять им оказалось непросто из-за нехватки опыта. Нити высвобождались одна за другой, и вот уже Зенфреда окутывал целый кокон из мерцающих паутинок, но он знал, что способен на большее, ведь этот Источник открывали по всем правилам.

Нити встрепенулись и рассыпались в две стороны, будто крылья огненной птицы. Зенфред мог управлять формой, и это доставляло ему такое наслаждение, какого он никогда прежде не испытывал. Паутинки сплелись в сложную сеть, растянулись прямоугольной плоскостью по контурам пола, и фигура приобрела объём, разойдясь в плетёный огненный куб. Он продолжал бы бесконечно, но в дверь постучали, и волна негодования от потревоженного покоя едва не убила несчастную Риалу.

– Простите, господин, вы просили не беспокоить, но тут срочное письмо.

Зенфред вовремя остановил смертоносный пучок нитей и встряхнулся – возможно, оно от Аринда.

– Входи, – потребовал он, возвращая нормальное зрение.

Риала открыла дверь и ахнула: воздух стал горячим, вся комната от пола до потолка покрылась копотью. Напуганная девушка не сразу решилась переступить порог, когда молодой господин протянул руку за письмом. На нём значилась печать Эсаноры.

Глава 16

Летфен выковыривал из шишек крошечные маслянистые семечки и жевал, сплёвывая прозрачные хвостики. В лесу было донельзя холодно. Крупные хлопья снега застревали в иголках разлапистых сосен. Какая-то птица с криком сорвалась с ветки и, хлопая массивными крыльями, полетела прочь.

Перед глазами Летфена стоял Эдос. Когда он выбрался из убежища позапрошлым вечером, всё вокруг казалось свежим и чистым. Крыши домов покрылись тонким слоем снега, а освещённые фонарями улицы были празднично красивы. Вид портил только огромный костёр из трупов в центре площади, волдырём возвышавшийся над подтаявшей вокруг землёй. Прошлое напирало и сдавливало грудь, а колесо жизни, уже не раз ломанное, наехало на тот же камень и теперь скрипело, норовя развалиться.

Оставаться в мёртвом городе и бездействовать Летфен не мог. Ему нужно было что-то делать, куда-то идти, а не лежать целыми днями в земляной яме Ферона, мучаясь от мыслей. Как только порез на боку немного поджил, Летфен выбрался наружу, собрал, что мог, из провизии и одежды, подобрал короткий меч, приладил на пояс пару ножей и долго рылся в кладовой Еноа, но летучего оника там не оказалось. Пришлось разбавить последние два флакона водой и быстро закупорить в оставшиеся целыми колбы. По словам Мертвякова сына, разведённый оник не убивал, но мог надолго лишить человека сознания, а это уже лучше, чем ничего.

Летфен твёрдо вознамерился идти в храм, где, по его догадкам, держали друга. За день до случившегося измученный вопросами Аринд всё-таки рассказал о том, как попал в Эдос, о советнице Эсаноре, обряде первой крови и побеге. Летфен, наконец, узнал и его имя, но продолжал по привычке назвать Мертвяковым сыном. Он двигался по солдатским следам второй день, но храма всё не было, зато нашлось тёплое местечко с бившими из-под земли горячими источниками. Аринд много смыслил в охоте и выслеживании, и Летфену пригодились его знания. Он старательно избегал гронульих ходов и до сих пор не встретился ни с одним червём. Возможно, дело было в снеге, и на время зимы они большую часть времени проводили под землёй.

Летфен опустил руки в горячую воду, чувствуя, как тело покрывается приятными мурашками. Повязка на боку пропиталась кровью и прилипла. Отодрать её теперь можно было только вместе с подсохшей корочкой кожи, так что Летфен не рискнул тревожить порез. Ферон зашил его, и рана худо-бедно затягивалась.

Сжевав кусок рассыпчатого сыра и ломоть хлеба, Летфен прислонился к сосне и ненадолго закрыл глаза. Всё бы ничего, но сил не осталось. Спать прямо на земле было опасно, а забираться на дерево с такой раной не самая лучшая идея.

Летфен провалился в полудрёму. Ему казалось, что прошло несколько минут, но, когда он очнулся, уже стемнело. Обрамлённый венцом еловых лап сиял светоч луны, отовсюду слышалась приглушённая возня, плеск воды, чей-то хрип. У Летфена волосы встали дыбом от вида кучи гронулов, заполонивших берега источника подобно коровам на водопое. Чёрные туши скользили возле деревьев, глянцевитые спины блестели от воды.

Летфен потянулся за мечом, когда у самого уха послышался хрип. Молодой червь выполз из темноты и, придавив вытянутые ноги Летфена, встал перед ним на задних лапах. Он не хрипел и не обнюхивал его, только странно искривлял голову, как бы рассматривая жертву. Летфен почти не дышал. Любое резкое движение могло потревожить гронулов, и тогда всё стадо бросилось бы на помощь товарищу.

Так они и сидели, глядя друг на друга. Гронул опустил голову. Крошечная, размером с собачью, она задела капюшон Летфена и ткнулась в грудь. Тот вжался в ствол дерева и не шевелился. Червь вдруг повернул шею и отполз. У озера в лунном сиянии стояла Эна, окружённая склизкими чёрными тушами. Летфен часто заморгал и увидел, что это всего лишь сплетение веток ивы, похожее на женскую фигуру. Он медленно пополз прочь от гронульего стада, когда вдруг молодой червь развернулся и стремительно направился к нему, а за ним и остальные. Два десятка гронулов окружили жертву в смертельное кольцо.

* * *

Подвальный карцер напоминал колодец. Аринд лежал на прелой соломе и, заложив руки за голову, пялился в крошечный кружок света на потолке. Вокруг были каменные стены без решёток, деверей и окон, под ногами земляной пол. Наверху, судя по звукам, не меньше шести стражников.

Оказавшись в ловушке, Аринд терзался незнанием судьбы Летфена. Любой, даже самый хилый солдат мог без труда прикончить мальчишку, пока тот был без сознания.

Мимо пробежала крыса, Аринд машинально дёрнулся и схватил её. Если бы в детстве отец не выбрасывал тушки каждый раз, как находил, Аринд сшил бы целый ковёр из шкурок.

Крыса попалась тощая, взъерошенная и мокрая. Она верещала и дёргалась, норовя укусить мучителя за палец. Аринд раскачивал её за хвост и с интересом глядел на тщетные попытки вырваться. Он невольно задумался о том, что и сам очень похож на эту крысу. Закрытый в четырёх стенах карцера, вынужденный быть узником Эсаноры, сопротивляющийся, но беспомощный в итоге. Он вздохнул и впервые, вместо того, чтобы свернуть грызуну шею, разжал кулак. Крыса шлёпнулась на пол, тут же перевернулась и сбежала через какую-то щёлку. Аринд мысленно пожелал ей удачи.

* * *

Как же болела голова! Зенфред едва держался на ватных ногах и в первые минуты одурел от царившего вокруг шума.

«Неужели опять приложили по затылку?» – подумалось ему.

– Как вы, господин? – спросил девичий голос справа.

– Может, вам отдохнуть? – прощебетал второй голос, слева.

Зенфред сообразил, что Факел, должно быть, жутко напился, и это позволило Источнику завладеть телом.

– Я в порядке.

– Но вы же едва на ногах стоите! Позвольте, мы проводим вас в спальню, господин.

Что-то в этой слащавой заботе Зенфреду не нравилось. Уж не намеревались ли дамы затащить его в постель, а потом требовать женитьбы или денег? Он выпростался из навязчивых объятий и, пошатываясь, огляделся. Нет, это была не Пламенная резиденция и не дворец Пранта. Огромный зал, увенчанный люстрой с сотней светочных кристаллов, белая мраморная лестница, ведущая на второй этаж. Под ногами мозаичный пол. Громкая, бьющая в уши музыка, хохот, крики, шум. В нишах стен высокие вазы с цветами, длинные столы, накрытые белыми скатертями с золотым шитьём. Одуряющий запах пряностей, печива и жареного мяса. И люди, люди, люди – везде, куда ни глянь. Девушки в ярких нарядах и юноши в разноцветных плащах с гербами и нашивками Академии.

Зенфред соображал туго. Ещё хуже, чем после удара в затылок кастетом. Совершенно не хотелось напрягаться. Лучше лечь и уснуть, и почему бы не дать этим шаловливым красоткам раздеть себя и позволить показать всю преданность сыну самого Рамуса Лариуса. Зенфред вздрогнул. Это чужие мысли. Мысли подонка Праена.

Нити Источника скользнули к голове, думать стало легче. Кажется, что-то праздновали. В отсутствии отца Праен наверняка старался не пропускать ни одной попойки и воспользовался одним из приглашений, которые Зенфред перечитывал прошлым утром.

В голове крутилось что-то очень важное о послании Эсаноры. Через несколько дней по прибытии советницы на остров Праена ожидала поездка в храм на церемонию первой крови, которую он не завершил из-за побега пленника. Беглеца поймали, и Эсанора лично пожелала поприсутствовать на поединке Факела. Зенфред понятия не имел, зачем ей это нужно, но мысль о том, что скоро он сможет подобраться к советнице, будоражила рассудок. Если только… К Зенфреду вдруг пришла неприятная догадка. Возможно, поединок уже прошёл, и сегодняшнее празднование проходило в честь него? Источник ослаб со второго перехода, и вполне могло оказаться, что теперь Зенфред занимал тело куда реже и с большими перерывами.

– Господин, неужели вы не уделите внимания имениннице и не пригласите её на танец? – прозвенел чей-то голосок.

Зенфред опустил голову и увидел перед собой прелестную девушку с курчавыми светлыми волосами и большими глазами цвета штормового моря. На ней было лёгкое белое платье, перехваченное под грудью атласной лентой, и подобранные ей в тон зелёные туфельки. Украшением служила серебряная брошь Академии с изображением снежинки.

Зенфред полагал, что танцует неважно и обладает грациозностью медведя, поэтому предложение юной особы застало врасплох, но отказывать было неловко. Он поклонился, и маленькая белая ладонь опустилась в его руку. В конце концов, это был позор Факела, так что волноваться не стоило.

Пока Зенфред кружил в танце, все его мысли были заняты тем, как не наступить на ноги маленькой партнёрше. Выходило, однако, прилично. Тело двигалось легко и плавно. Зенфреду даже казалось, что он проделывал это уже много раз. Музыка то замедлялась, переходя на едва слышимые ноты арфы и переливы флейты, то ускорялась трелью скрипок. Наконец, оторвав взгляд от пола и сияющего личика именинницы, Зенфред обвёл взглядом присутствующих. Лариуса, внешность которого без труда отыскалась из воспоминаний Праена, не нашлось, зато среди девушек, сбившихся у окна, промелькнуло знакомое лицо.

«Линэ!» – подумал Зенфред, задыхаясь от волнения, и тут же осёкся.

Но кто такая Линэ? Кто эта девушка в бордовом платье с тёмно-каштановыми волосами до плеч, карими глазами и остреньким подбородком? Почему от одного её вида в груди разливается тепло, а сердце сжимается от сладкой истомы? В обрывках воспоминаний Зенфред видел её в простой одежде, сидящей на краю фонтана и читающей томик основ ледяной магии. Больше ничего, но колотящееся сердце упрямо твердило – Линэ значила для него очень много. Танец закончился. Зенфред опомнился и поклонился красной от смущения и восторга имениннице. Та поклонилась в ответ, и как только Зенфред отошёл, оказалась окружена стайкой подружек, налетевших на неё, точно стая голубей на хлебные крошки.

Начинался ещё один танец. Зенфред схватил с подноса стакан, чтобы не стоять столбом и хоть чем-то занять руки.

– Вы превосходно танцуете, – заметил статный пожилой мужчина в тёмном костюме с вышитым на плаще гербом в виде двух колец, между которыми высился хлебный колос.

Наверняка кто-то из лордов Объединённых земель.

– Благодарю.

Зенфреда тотчас окружили лестью и похвалой, а Линэ всё так же стояла в сторонке и наблюдала за празднеством. Когда объявили третий танец, и все разбрелись по парам, Зенфред не выдержал и двинулся к ней. Девушка сначала побледнела, потом порозовела и, робко поклонившись, вышла вслед за ним в зал.

Она пахла мёдом и фруктовыми пирожными. Рядом с ней Зенфреду казалось, что птица счастья, за которой он гонялся всю жизнь, сама влетела в его окно. Линэ танцевала, не поднимая глаз, и от этого казалась ещё милее. Мысли об Эсаноре, советнике Рамусе и мести гасли, потушенные сквозняком яркого бала. Зенфреду хотелось, чтобы эти мгновения продлились вечно.

Юноши смотрели на него с опаской и уважением, девушки шептались и краснели, глядя в его сторону. В их глазах он был огненным магом и будущим наследником Хэлдвейна – крупнейшего королевства материка Картан. А ещё с ним танцевала Линэ. Помнила ли она его?

Нить выскользнула из Источника. Зенфреду хотелось узнать как можно больше, пока не стихла музыка. Внутренняя Линэ лопалась от гордости и неожиданной удачи. Сам Праен Лариус выделил её из толпы! Уж теперь-то эта сплетница Жозефа умолкнет и перестанет хихикать над тем, что никто не соизволил пригласить её на танец. Они все умолкнут, после того как Линэ выйдет замуж за сына Лариусов, и пусть Праен ей ни капли не нравился – от такой выгодной партии просто грех отказаться.

Конечно, не стоило ждать, что этот паршивец Факел кому-то придётся по душе. Зенфред внутренне возликовал, но когда он опустился в воспоминания Линэ, радость утихла. Зенфред Райелд представал в её глазах неуклюжим трусливым тюфяком. Её тошнило, когда эта свинья, прячась между колоннами, пялилась на неё, едва не истекая слюной. Из-за воздыхателя мокроштанника над Линэ до сих пор посмеивалась вся Академия. Она была очень рада, когда Зенфреда убрали с её глаз.

Танец закончился. Девушка сдержано поклонилась и отошла на прежнее место, гордо вскинув голову. Зенфред был растерян и подавлен. Он убеждал себя в том, что всё это неважно. Совершенно неважно. Линэ ведь не знала причину, по которой он был таким, но разочарование не сгладила ни вкусная еда, ни музыка, ни толпа красивых магинь.

Зенфред почувствовал себя чужим. Это не его тело и не его праздник. Всё, о чём он когда-то мечтал, само рвалось в руки, и можно было попросту забыть о мести, оставшись тенью Праена и живя его жизнью в роскоши и уважении. Даже Линэ была бы с ним. Не по любви, но она могла принадлежать ему.

Зенфреду стало одиноко. Рядом не было никого, с кем можно хотя бы поговорить без притворства, и он сомневался, что такой человек когда-нибудь найдётся. Источник видел любую ложь, а люди лживы и лицемерны по своей натуре. Никто не горевал о Зенфреде Райелде. Его образ бледнел и накрывался потоком дней, чтобы в конце концов исчезнуть, как дурной сон.

* * *

Послышался навязчивый стук в дверь.

– Господин, вам пора вставать.

Праен бросил в открывшуюся дверь подушку.

– Принеси мне воды, тупая курица, у твоего господина раскалывается голова.

Праен был не в духе. Вторую ночь подряд он видел во сне выродка Райелдов. Его жирную тушу давно обглодали до белых косточек гронулы или волки, а вороны выклевали глаза, но он до сих пор смел портить Праену жизнь. Какая невероятная наглость!

Прошедший день помнился с трудом. Видно, праздник прошёл на славу, но Праен ожидал проснуться в постели не один и страшно разочаровался, когда первым увиденным с утра оказалось лицо похожей на моль служанки.

После мигрени и незадавшегося начала дня настроение могла улучшить разве что церемония первой крови, на которой обещала присутствовать Эсанора. Праен был благодарен этой властной женщине за такое внимание к своей особе. Нет большего стыда и разочарования, чем оказаться без жертвы перед самым обрядом, и хотя Праен стал магом без капли возражений со стороны академического совета, он мечтал уничтожить черноволосого ублюдка, посмевшего ударить его в затылок и убить товарищей. Мало того, он ещё и помог сбежать Свинке, и хотя Эсанора утверждала, что он немой и неразумный, Праен сделал бы всё, чтобы выбить из уродца подробный рассказ о том, где и в каких мучениях подох выродок Ханвиса.

* * *

Аринда вытолкнули из клетки. Перед ним простиралось песчаное блюдо Арены. Ноги подкашивались и буксовали. Толпа свистела, шумела, топала. День близился к закату, повсюду разожгли факелы, песок успел остыть, а люди одеться, кто в накидку, кто в тёплую куртку.

– Подарок госпожи Эсаноры, – робко проговорил подошедший юноша.

Аринд обернулся. На бордовой бархатной подушке лежал меч. Блестящая сталь отражала лучи заходящего солнца и отблески факелов. Навершие было инкрустировано гравировкой в виде змеиной головы и чёрными алмазами. Пальцы прикоснулись к холодной рукояти. Меч оказался лёгким и удобным. Аринд вгляделся в ложи, где под навесом наблюдала за происходящим Сана, и сумел отчётливо её разглядеть.

Противника Аринда толпа встретила радостными воплями.

– Ну что, уродец, повеселимся? – Факел вынул из ножен клинок. – Госпожа Эсанора сначала хочет увидеть, каков ты в бою, так что я постараюсь убить тебя медленно.

Смерть скалилась, белая, как нетоптаный снег, в развевающемся на ветру кроваво-красном плаще. Это он сжёг мальчика, образ которого до сих пор не выходил у Аринда из головы. Это его так отчаянно ненавидел Зенфред. Чужой гнев, всё ещё струившийся где-то в глубине мыслей, всплывал на поверхность. Страх – всего лишь осознание последствий. Нужно просто ни о чём не думать. Ни о чём.

Шаг. Ещё один. Вдох. Рывок. Аринд сорвался с места первым. Плоские грани лезвий встретились со звоном и тут же расцепились. Аринд отпрыгнул. Праен неплохо владел мечом, это было видно по тому, как он стоял, как держал оружие, как двигался. Аринд снова ринулся вперёд, противник поднял меч, чтобы парировать удар. Аринд неожиданно пригнулся и попытался ударить Праена в живот, но тот мгновенно изменил траекторию клинка, лезвия снова встретились.

Теперь противник медленно, но верно наступал, пришёл черёд Аринда защищаться. Праен бил осторожно, в основном наискосок и быстрыми колющими ударами. Со стороны казалось, что его движения скованны, на самом деле, он двигался так, чтобы не оставлять открытым корпус. Без щита и доспехов бой мог закончиться после одного удачного или, напротив, неудачного выпада.

Звон стали резонировал со стуками сердца. Движения ускорялись, Аринд знал, что схватка затянется, но не мог бить опрометчиво. Ещё один шаг. Он нагнулся, пропуская меч над собой, и задел бедро противника, тут же откатился вбок, избегая шквала рубящих ударов. Праен ослепил его брошенным в глаза песком и успел оставить кровоточащую диагональную полосу на груди. Аринд отвел клинок и, выбрав правильный разворот, ударил по мечу Праена с такой силой, что тот сломался.

Неожиданная воздушная волна сбила Аринда с ног. Он рухнул в пыль, кашляя и отплёвываясь от песка вперемешку с кровью. Несколько мгновений он не слышал ни рёва толпы, ни собственного хриплого дыхания. Взбешённый Факел подобрал его меч. Аринд замер, будто придавленный невидимым грузом. Он не мог пошевелиться, но не от страха. Глаза Факела за мгновение налились чернотой. Воздух раскалился. На лезвии меча и в чёрных бриллиантах рукояти отразились последние лучи солнца. Факел замахнулся и ударил, не жалея сил. Лезвие вошло глубоко. Факел придавил Аринда коленом и вынул меч. На груди разрасталось пятно крови. Толпа ликовала, Эсанора встала и захлопала в ладоши. Аринд закрыл глаза. Солнце угасало, и сознание угасло вместе с ним.

Глава 17

Мгла, как чернила, выпущенные огромным осьминогом, ринулась на Зенфреда и заполнила пространство. Её глубина прятала заветный свет потоков энергий. Мрак сгущался, становился вязким и обволакивал. Тишину не нарушало ни дыхание, ни стук сердца, ни голоса. Зенфред заставил себя расслабиться и позволил чужеродным потокам проникнуть внутрь Источника.

Он достаточно хорошо освоился в этом теле и не боялся пользоваться магией. Пока Факел бодрствовал, Зенфреду ничего не оставалось, кроме как коротать время за изучением Источника. Он без труда копался в прошлом Праена, но оно слишком часто ранило его. Воспоминания вспарывали старые раны и пускали кровь зарубцевавшимся шрамам, о которых так хотелось забыть.

Теперь, когда Зенфред смотрел на былое чужими глазами, злость удвоилась. Ненависть Факела и презрение к самому себе сплетались в поток гнева. Бушующий, словно горная река, он с рёвом обрушивался на Зенфреда, но разбивался о невидимую преграду Источника, откатывал и затихал до следующей волны.

За последние несколько дней Зенфред научился менять воспоминания Факела. Это было нетрудно, особенно в моменты после бурной попойки. Стирание и заполнение требовали предельного внимания и чётких команд, но здесь, в подсознании, Зенфреда ничто не отвлекало, и он продолжал беспрепятственно открывать новые грани знаний.

Зенфред узнал, что в Академии у него был всего один друг. Его звали Вельмунт, и это имя вызывало единственный образ – стрельчатое окно, спрятанное между рядами полок в дальней части библиотеки, пыльные доски пола, смешливый голос темноволосого мальчика, читавшего вслух книгу, на обложке которой блестело золотыми буквами название «Сказания Алтемора».

Спокойствие Зенфреда что-то потревожило. Источник забился о корку сознания Факела, но пока тот бодрствовал, в ней не было ни единой щели, через которую нити могли бы пробраться к голове и завладеть телом. Источник не находил себе места. Паутинки то и дело выскальзывали из него и колыхались, точно светящиеся водоросли в водном потоке. Сосуд стал походить на медузу, окружённую ореолом тонких щупалец. Возможно, Праен собирался использовать магию, но красное плетение оставалось неподвижным. Зенфред не понимал, в чём дело. Один из потоков внезапно вырвался за пределы Источника и вошёл в чьё-то сознание легче, чем горячий нож сквозь масло.

Человека звали Аринд, и прямо сейчас Праен собирался его убить. Нити Зенфреда прорвались наружу, как столбы горячих гейзеров, растопившие корку льда на замёрзшем озере. Темнота расступилась, в ушах появился шум, замелькали цветные пятна, в лицо ударил порыв холодного ветра. Зенфред очнулся. Он стоял на Арене, а перед ним, припечатанный нитями к земле, лежал, задыхаясь в пыли, темноволосый юноша.

– Смерть! Смерть! – скандировала толпа.

Зенфред замешкался. Этот человек был проводником к недостающим кускам памяти, но и оставить его в живых не представлялось возможным. План созрел быстро. Зенфред встал спиной к полукругу трибун, замахнулся мечом и вонзил лезвие в песок рядом с грудью Аринда. Дул сильный ветер, и почти скрытый полой развевающего плаща удар со стороны зрителей должен был выглядеть, как смертельный. Во всяком случае, Зенфред на это надеялся. Он с притворным усилием вынул меч и поднял его над телом поверженного противника. Толпа возликовала. На груди Аринда алела кровь, и сомнений в том, что он ранен, не было.

Тут же подбежали носильщики. Зенфреду пришлось потратить немало сил, но убеждение сработало. Аринда посчитали мёртвым и по указанию Зенфреда понесли в обрядовую комнату рядом с порталом, выводящим на Арену. Это было единственное место, расположение которого Зенфред помнил. Теперь оставалось только вывезти Аринда за пределы храма.

Эсанора спустилась с трибуны. Её сопровождали стражники и неизменный барьерный маг, из-за которого Зенфреду пришлось изображать почтительное внимание, пока советница лично поздравляла его с завершением обряда и восхищалась стилем боя. Перед барьерным, да и любым другим магом, двойной Источник следовало прятать. Серые нити углубились в красный кокон и стали почти незаметны для постороннего взгляда. Благодаря магии Зенфред оставался холоден и спокоен. Обстоятельства требовали отсрочить убийство Эсаноры.

Когда он, наконец, вырвался из неприятного диалога, выслушал шквал поздравлений и восхищений со стороны облепившей его знати и дождался, пока советница покинет Храм, по небосводу уже рассыпались похожие на светочную пыль звёзды. Зенфред решил заночевать здесь и в самое тихое время ночи отвести Аринда в повозку. Двойное внушение здорово вымотало его. Не стоило полагать, что такую же технику удастся применить ещё на десятке любопытствующих.

Зенфред плотно поужинал и, как только Храм заполнила тишина, отправился в обрядовую комнату. Он сильно нервничал, боясь, что Аринда кто-нибудь обнаружил, но из мыслей послушников знал – после убийства святейшего Марна это помещение не использовали и вообще обходили стороной.

Несмотря на все надежды Зенфреда, засов оказался снятым, а из щелей бил тусклый свет. Делать было нечего, и Зенфред толкнул дверь. Темноволосая девушка, сидевшая у стола, на котором лежал Аринд, подскочила и шарахнулась в сторону. Кого-то она ему напоминала. Зенфред молча вошёл и спросил.

– Что ты здесь делаешь?

– Простите, господин, – девушка низко поклонилась. – Я только хотела обмыть тело, прежде чем его закопают, простите меня.

– Ты зашивала его рану? – спросил Зенфред, подходя к столу.

Девушка сжалась и опустила глаза. Источник скользнул в её сознание, и спрятанный за спиной нож выпал из рук Глоди. Зенфред узнал её. Воспоминания о побеге из храма были гораздо свежее образов детства и восстанавливались легче.

– Продолжай, – приказал Зенфред, усаживаясь на низкий табурет. – Будет плохо, если рана загноится.

Глоди недоумённо посмотрела на него.

– Я тебе не враг, так что если можешь, помоги ему. Он нужен мне живым.

– Что вы с ним сделаете?

– Спрошу кое о чём.

– Вы будете его пытать, – решительно сказала Глоди.

– Замолчи и займись раной. Я могу убить тебя гораздо быстрее, чем твоя госпожа.

Глоди вздрогнула и дрожащими руками взяла иглу. По щекам текли слёзы, и она неустанно вытирала их тыльной стороной ладони. Зенфред слишком устал, чтобы копаться в её Источнике. Он слишком устал даже для того, чтобы разобраться, кто для него Аринд, а ещё предстояло стереть память этой девушке.

Путь от Храма Создателя до замка был неблизкий, поэтому то, что Праен предпочёл экипаж верховой езде, оказалось как нельзя кстати. Крытая повозка тряслась и подпрыгивала. Колёса то и дело наезжали на мелкие камни или проваливались в глубокие продольные рытвины. Тёплые объятия храмовых земель растаяли, и путников приняли чертоги зимнего холода. Ветер гонял по полям позёмку, в бледном небе протяжно кричали птицы.

Пустота в сознании Зенфреда медленно заполнялась фрагментами чужих воспоминаний. Аринд оказался кладезем полезной информации, и оставлять его мысли в покое не хотелось, но пришлось перебороть себя и отозвать нити ради решения неотложных дел. По пути в замок Зенфред практиковал общее внушение. Когда времени достаточно, и есть возможность как следует сосредоточиться, можно стереть и заменить память сразу нескольким людям с помощью общей команды. Для этого достаточно слиться с нужными Источниками и отдать приказ одновременно всем энергетическим потокам. В спокойной обстановке количество контролируемых людей ограничивалось только вместимостью сосуда, а если энергии собственного Источника не хватало, можно было без труда позаимствовать её у Праена.

Воздух был холодным и влажным, далёкие скалы терялись в густой дымке, облака над ними висели так низко, что, казалось, путались в кронах темневших наверху деревьев. Дорога привела к краю плато, под которым простиралась долина, и крытая повозка начала неторопливый путь по пологому спуску.

Серая мгла расступилась – за рекой на гребне горы появился замок. Будто остров, он величаво возвышался посреди белого океана, разрезая тучи высокими башнями и островерхими крышами. Резиденцию Райелдов недаром называли Пламенной. Возведённая из красного кирпича, она казалась факелом посреди моря тумана.

Преградой к замку служил глубокий ров. Перед ним чернел вал, нёсший на себе палисад из заострённых вверху, плотно подогнанных кольев. Подъёмный мост был опущен.

– С возвращением, молодой господин, – раздался хриплый бас стражника.

Послышалось лязганье цепей и скрип поднимаемой решётки.

* * *

Летфен напрасно разбил о дерево флакон яда. Будь это оник в чистом виде, гронулы, возможно, и почувствовали бы себя нездоровыми, но разбавленная настойка навредила им не больше комариного укуса.

– Что просил, то и получил, – пробормотал Летфен.

Сердце отплясывало, как скоморох на раскалённых углях. Гронулы подползли вплотную и теперь вытягивали шеи, тыкаясь носами в спину и ноги Летфена. Между деревьями мелькал силуэт Эны. Летфен даже головой боялся потрясти, чтобы избавиться от видения. Он сжался, уткнул лицо в колени и принялся ждать. Ничего особенного не происходило. Гронулы подползли до неприличия близко и принялись тереться об него.

– Вы меня жрать будете или нет? – поинтересовался Летфен, когда после оника страх сменился недоумением.

Напротив него, в колодце лунного света, сидела Эна. Она облюбовала трухлявый ствол, поросший голубым мхом, и как пастырь за овцами спокойно наблюдала за движением червей. Те уже образовали вокруг Летфена подобие гнезда и не переставали тыкаться в него головами, как глупые телята в поисках мамкиной титьки.

Решив, что под действием отравы умирать не страшно, Летфен поднялся. Гронулы облепили его со всех сторон. Несколько даже привстало и пыталось забраться на него.

– Тут вам что, мёдом намазано?

Летфен принялся переступать через скользкие туши. Два раза он падал прямо на червей, но есть его, похоже, никто не собирался.

– Твоих рук дело? – спросил он у Эны.

Та хохотнула, забравшись на ствол с ногами.

– Да убери ты их!

Эна встала, и черви тотчас метнулись к ней. Летфен, весь измазанный жижей и воняющий, как выгребная яма, остался в одиночестве.

– Довольна? – сердито сказал он, отмывая лицо в источнике. – Напугала, аж живот онемел. Прогони их подальше, у меня тут уже места чистого спать не осталось.

Эна пожала плечами и улыбнулась. Гронулье стадо скрылось за деревьями. Остался только один. Он свернулся калачиком возле дерева и, сунув голову под хвост, затих.

– Лучше б ты кошку завела, – фыркнул Летфен, усаживаясь рядом с Эной.

Трухлявый ствол под ним рухнул, изо всех щелей посыпались здоровенные муравьи. Летфен выругался, стряхивая их с зада. Девчонка покатилась со смеху, глядя на то, как он прыгает, доставая насекомых из штанов.

Когда всё успокоилось, Летфен забрался на крепкий пенёк и устало вздохнул. Действие оника должно было скоро закончиться, но видение отчего-то не пропадало.

– Что делать-то? Второй день иду наугад, где этот проклятый храм?

Эна пожала плечами.

– Ну так сходи, поищи его, тебе-то быстрее, а я живой, мне вздремнуть надо.

Летфен улёгся возле воды, покосился на гронула, нервно поёрзал и задремал.

Он проснулся, едва начало светать, от того, что по носу больно ударила шишка. Эна сидела на пне. Возле неё медленно дышал гронулий клубок.

– Экак меня вчера приложило со страху, – Летфен потёр виски и проморгался.

Девчонка не исчезла и выглядела вполне осязаемо. Она встала и поманила его за собой.

– Дорогу нашла? – спросил Летфен, не особенно удивившись.

Эна кивнула. Проснувшийся гронул зевнул, распахнув огромную пасть, и пополз следом.

* * *

В подземелье было холодно, с прелых деревянных балок свисала паутина. Плотная, почти ощутимая темнота подступала со всех сторон, и только огонёк масляной лампы в руках Зенфреда боролся с мраком. На стенах плясали причудливые тени, они изгибались и росли, порой раздваивались и будто преследовали друг друга.

Зенфред спускался по крутой каменной лестнице. На локте висел тяжёлый, вымокший от дождя плащ с гербом Лариусов – соколом, держащим в клюве свиток. Подошвы сапог хлюпали по воде. Потолок здесь был особенно низок, потому Зенфреду приходилось нагибаться. Мокрые волосы налипли на лоб и мешали смотреть, ступени под ногами попадались треснутые и даже сколотые. Каждый шаг отдавался от стен и сводов гулким тревожным эхом. Зенфред миновал арку и вошёл в чёрный коридор.

«Здравствуй, Аринд», – позвал он.

«Здравствуй», – последовал ответ.

Зенфред почти бегом добрался до крайней двери и отпер её. Аринд сидел на скамье у стены, кутаясь в шерстяное одеяло. Всю дорогу к замку он спал, но всё ещё не набрался сил. Зенфреду не хотелось держать товарища здесь, однако, на первое время это было лучшее место, чтобы спрятать его.

«Ходить можешь?»

Аринд кивнул и поднялся. Он выглядел нездоровым. Под глазами темнели круги, лоб покрылся испариной.

«Пойдём, только тихо. Моя служанка приготовила тебе комнату».

«Это ничего, что она знает про меня?»

«Она не знает. Я стёр ей память».

Они поднялись по лестнице и вышли из башни. Дождь уже прошёл, оставив во дворе тёмные лужи следов. Ветер очищал небо от рванья туч, ночь осыпала его бриллиантами звёздных россыпей. Пахло цветами, сыростью, с востока доносились запахи конюшни. В стойлах фыркали лошади. Охотничьи собаки выли на полную луну.

Внутренний двор юноши прошли в напряжённом молчании. Оказавшись в замке, Зенфред часто переходил на созерцание, проверяя, нет ли на пути посторонних. Наконец, они добрались до нужной комнаты. Массивные створки с бронзовыми ручками распахнулись, впуская в кабинет.

«Проходи», – торопливо подтолкнул Зенфред.

Помещение было просторным, с колоннами посредине и скрещивающимся узором нервюр на потолке. Стены украшали головы животных, оружие и многочисленные тканые гобелены, но больше всего озябшего Аринда интересовал камин в дальней части залы, отделанный ажурной балюстрадой и каменной резьбой. Возле него стоял стол красного дерева и несколько обитых бархатом кресел.

Зенфред направился к шкафу и, подняв полку, с которой были убраны все книги, сдвинул доску. Шкаф отошёл от стены, открылась потайная дверь.

«Там обширное подземелье, – объяснил Зенфред, снимая со стены светочный фонарь. – Оно довольно уютное, совсем не похоже на то, в котором ты побывал. Из него ведут три подземных выхода на случай осады, а ещё там старая библиотека. Новая в западном крыле, а здесь хранятся тома и книги, которыми никто не пользуется. Береги голову, тут низко».

«Подземелье – не лучшее место для хранения книг», – нахмурился Аринд.

«Там достаточно сухо», – заверил его Зенфред.

Внизу было светло и просторно. Всюду белели вставленные в кольца светочи. Ими же заполнили большой железный камин у стены. Камни разогрели металл, и было жарко, как в сухой бане. Аринд покрылся мурашками с непривычки.

– Ох, как душно, – сказал Зенфред, распахивая створки дверей, – но не оставляй их открытыми на ночь. Тут жуткие сквозняки.

Комната имела форму цилиндра, и можно было подумать, что это основание небольшой башни. Аринд насчитал в ней пять выходов. Один вёл в старую библиотеку, три – прочь от замка, и ещё один – куда-то в другую часть резиденции. Посредине стояла большая софа, рядом стол с множеством закусок и изящными графинами.

– Садись, поедим, – пригласил Зенфред. – Нелёгкий сегодня был день.

– Знаешь, мне не нравится твоё новое тело, – признался Аринд. – Кажется, ты вот-вот попытаешься меня убить.

– Что поделать, – Зенфред пожал плечами, впиваясь зубами в жареное баранье рёбрышко. – Мне и самому не радостно, но это сын моего врага. Находиться в его теле – лучший способ расправиться со всей верхушкой.

– Там, на Арене, ты вёл себя совсем как он.

– Это и был он, – пояснил Зенфред. – Не очнись я вовремя, он бы тебя убил. Твой Источник мне здорово помог. Не волнуйся, я почти научился подавлять его сознание, но на всякий случай не выходи отсюда и старайся никому не попадаться на глаза. Не ищи меня. Я буду навещать тебя сам, но если я не прихожу, значит, тело занято Факелом.

– Я не собираюсь здесь долго оставаться. Я хотел вернуться в Эдос, поискать Летфена.

Зенфред перестал жевать.

– Я тебя не держу, но сначала вылечись.

Аринд кивнул.

– Знаешь, – сказал он, отставляя кубок. – После этого могу я пойти с тобой?

– Зачем? – удивился Зенфред.

– Я должен убить Сану, – уверенно сказал Аринд. – Она управляет чистильщиками и не остановится, пока не перебьёт всех клеймёных на острове. Ты был прав, она не оставит меня в покое, и я не отсижусь в лесах. Отец всю жизнь прятался и всё равно умер не своей смертью.

Зенфред ощутил, как в груди разрастается тепло, и почувствовал себя невероятно счастливым.

– Ты знаешь, – сказал он, откинувшись на мягкую спинку. – Я не говорил тебе, но теперь, пожалуй, скажу. Попав в это тело, я потерял почти всю память. Помнишь, я как-то говорил, что одиночество – страшная штука? Тогда оно ещё не было таким страшным, а в этот раз я почувствовал себя травинкой посреди пустыни. Даже подумывал рассказать мою историю первому встречному, а потом стереть ему память. Не встреться мы на арене, я, возможно, никогда бы тебя не вспомнил.

– К чему ты это говоришь? – не понял Аринд.

– Я очень рад, – улыбнулся Зенфред. – Что мне есть с кем поговорить и отметить смерть моих врагов. Притворяться Праеном Лариусом – самое тошнотворное занятие в моей жизни. Я уж думал, никогда не смогу побыть самим собой.

Он разлил вино по кубкам и подвинул один Аринду. Тот принял угощение и сделал большой глоток.

– Ты поможешь мне найти одну книгу? – спросил Зенфред, когда ужин был съеден, а вино выпито. – После отдыха, разумеется.

– Я не устал, – уверенно сказал Аринд.

– Тогда пойдём, и возьми светоч, я покажу тебе библиотеку.

Библиотека выглядела как кладбище заброшенных книг. Это было огромное квадратное помещение с лабиринтом шкафов. Корешки и поребрики покрылись толстым слоем пыли, из-за которой названия читались с трудом. Углы заросли паутиной, вбитые в стены железные кольца пустовали.

– Какую книгу мы ищем? – спросил Аринд.

– Вообще-то я ищу много книг, – отозвался Зенфред. – Но не знаю их названий. Пока я ищу одну, которую читал когда-то. Ты слышал что-нибудь о «Сказаниях Алтемора»?

– Нет.

– Я почему-то уверен, что она должна быть где-то здесь. Верхнюю библиотеку обыскали слуги, но ничего не нашли, а сюда я никого не впускал.

* * *

– Это, по-твоему, храм? – спросил Летфен, уперев руки в бока.

Эна кивнула. Она сидела на куче поросших зеленовато-бурым мхом валунов.

– Эна, мы в лесу! – Летфен расставил руки. – Ты понимаешь? В лесу! Прошло четыре проклятых дня, а мы до сих пор посреди леса! О, духи предков, из тебя проводник, как из меня праведник!

Он принялся ходить из стороны в сторону. Наевшийся коры гронул зигзагами ползал за ним, видимо, принимая это за какую-то игру.

– Ну и что мне делать? Откатить эти камни и открыть путь в подземное царство?

Эна кивнула.

– Ладно, будь по-твоему, девчонка. Но если там ничего нет, я буду думать, что ты мне просто мерещишься.

За насыпью обнаружился лаз. Достаточно широкий для того, чтобы в него пролез человек или среднего размера гронул.

– Ага, – сказал Летфен, утирая лоб. – Вот он. Путь к храму. Что ж я, дурак, тебе сразу не объяснил? Мне не языческий нужен, а другой, наземный!

Гронул вместе с Эной уже скрылись в темноте.

– Отлично, – пробормотал Летфен, забираясь следом. – Просто отлично. Я самый верующий из безбожников. Настоящий пример для подражания. Моего единственного друга наверняка убили, а я четвёртый день хожу за мёртвой девчонкой в поисках языческого храма. Скоро у нас будет прибавление в компании, когда Мертвяков сын станет настоящим мертвяком. Всю жизнь мечтал о таких спутниках.

Глава 18

Очертания деревьев у подножия холма скрывал полог тумана. Сизая пелена прятала стволы и высокие травы, оставляя нетронутым только одинокий, затерянный среди леса островок, поросший куртинами полыни и белого клевера.

Кости Ахидны, твёрдые и тёмные, как морёный дуб, горели всю ночь и только к утру истлели, рассыпавшись прахом. Когда кострище остыло, Алтемор поворошил пепел и, убедившись, что от тела ничего не осталось, спрятал остатки жгучего порошка в нагрудный карман. Он знал, что за ним следят, но не подавал вида.

Наконец, Ромс вышел из-за за кустов жимолости. Бледностью и худобой он напоминал духа, решившего для забавы принять человеческое обличье. На нём была простая полотняная рубаха, шерстяные штаны и стоптанные башмаки, в которых не спрятать нож. Алтемор надеялся, что успел сохранить его рассудок, но издалека глаз было не разглядеть.

Ахидна пила Ромса не один год. Она уже вытянула силу из его рук и выбелила кожу до цвета лунного камня. Казалось, румянец никогда не касался бледного лица, а тело вырезали из сердцевины снежного дерева.

– Зачем ты убил её? – юноша произнёс это почти шёпотом, но Алтемор услышал каждое слово.

Ромс медленно шёл к кострищу. Каждый шаг давался ему с трудом. Непослушные ноги заплетались, руки, похожие на берёзовые ветви, безвольно свисали вдоль тела. Ни дать, ни взять – ходячий мертвец. Только глаза, чёрные и блестящие, как полированный оникс, были живее живых и сочились ядом. Алтемору не раз доводилось выдерживать такой взгляд. За всё время, что он преследовал и убивал Ахидну, те немногие, кто не утратил остатки разума, встречали его с одинаковой ненавистью. И они были вправе ненавидеть.

Одного Алтемор не мог понять: как юноша пробрался в Средний мир? Как преодолел туман и вышел к костру, который обычный человек разглядеть не в силах?

– Ты сжёг её! Сжёг! – Ромс упал на колени, подгрёб к себе пепел и затрясся в беззвучных рыданиях.

Ахидна запечатала слёзы несчастного, чтобы вся горечь оставалась внутри и травила душу. Ромс опустил голову и бездумно смотрел на чёрный пепел, в котором измазались его руки, колени и лицо.

– Она мертва, – повторил он, будто не веря своим словам.

Его сильно затрясло, и Алтемор отступил на шаг, готовясь, что Ромс вцепится в него, точно дикий зверь.

– Убийца! – выпалил тот, задыхаясь от злости.

Плечо Алтемора полоснула резкая боль, но он не подал вида. Ярость внутри юноши клокотала, вырождаясь в погибель. Проклятие Ахидны брало над ним верх. Впервые Алтемор встретил кого-то подобного себе. Он опустился на колени, отнял руки Ромса от лица и заглянул в него, словно в собственное отражение. Как же похож! Будь у Алтемора сын, и тот, наверное, уступал бы в сходстве. Ахидна всегда выбирала жертв под стать ему, таких же светловолосых и черноглазых, но этот был похож особенно, и ей не достаточно было просто выпить его.

– Теперь и ты проклят, – с горечью сказал Алтемор.

Юноша посмотрел на него с испугом, прежней ненависти на его лице не оказалось.

– Да, я проклят, – сказал он, обхватив себя за плечи и раскачиваясь. – Я обречён умереть в одиночестве. А всё потому, что ты убил мою сестру!

Теперь резануло грудь Алтемора, но рана на плече уже затянулась, не оставив ни рубца, ни шрама. Слишком большим подарком было бы наделить Ромса магией, способной убить Алтемора. Ахидна проклинала умеючи.

– Твоя сестра была уже мертва, я уничтожил лишь то, что засело в ней.

Ромс недоумённо посмотрел на него.

– Как ты вошёл в туман? – спросил Алтемор. – Тебе нужно скорее вернуть тело, иначе его растащит зверьё, или вселится бродячий дух.

– Какое тело?

Глаза юноши от удивления стали круглыми, как у совёнка.

– Вставай и постарайся вспомнить дорогу. Я проведу тебя, раз уж ты оказался здесь по моей вине.

«Подожди», – Аринд остановил Зенфреда.

«Что случилось? – недовольно спросил тот, прерывая чтение. – Тебе не интересно?»

«Тут кто-то есть. Я слышу шум за дверью позади тебя».

Зенфред нервно оглянулся.

«Может, просто крысы?»

«Это шаги и человеческий голос».

«Неужели кто-то добрался сюда из восточного крыла? Я думал, там проход замурован. Или кто-то пытается незаметно пробраться в замок? Воры? Наёмники? Сколько их?»

Аринд потянулся за мечом.

«Не больше троих».

«Тогда я справлюсь сам. Не вздумай убивать их. Нужно узнать, что это за люди и кто их прислал. Не хватало ещё заговора против Лариусов».

Зенфред снял внутренний засов с двери, которая оставалась закрытой. Через призму сознания Аринда он начал различать голоса, точнее, голос.

– Куда ты меня ведёшь, глупая женщина? После суток в этом каменном аду я должен найти как минимум сокровищницу! Или ты хочешь поскорее меня убить и представить Синлю в качестве жениха? И почему ты не отворачиваешься, когда я хочу писать? Совесть у тебя есть?

«Точно воры», – подумал Зенфред.

– Дверь! – шепнул голос. – О, семь небесных рыб, это дверь! Ты моя хорошая! Наконец-то! Я уж думал, не выберусь.

Снаружи осторожно приоткрыли дверное полотно, и в комнату протиснулся громадный чёрный червь. Зенфред опешил. Аринд выхватил меч.

– А ну, стой, Креветка! Куда ты пополз? – испуганно шепнул вошедший следом рыжий мальчишка.

Гронул остановился и, вернувшись к хозяину, принялся тереться у его ног. Все трое замерли, уставившись друг на друга. Первым опомнился Аринд.

– Летфен, ты как тут оказался?

Мальчишка, всё ещё не отпустивший дверную ручку, отшатнулся.

– Мертвяков сын! Ты, что же, правда помер?! – Он подскочил к нему и схватил за грудки. – Помер или нет? Отвечай!

– Да жив я, говори тише.

– Слава всем богам! У меня чуть сердце со страху не выпало.

Летфен радостно рассмеялся, хлопнул Аринда по плечу и, обернувшись, сказал:

– Эна! Да ты просто огонь-девка! Забудь, что я тебе говорил обидного. Дурак был неверующий.

– С кем это ты разговариваешь? – спросил ошеломлённый Зенфред.

– С призраком, – тут же ответил Летфен и, обернувшись, шарахнулся к столу. – Аринд! Тут ещё один мертвяк! Белее тебя!

– Это Зенфред, – Аринд сказал первое, что пришло в голову.

– Тот Седой, которого мы недавно закопали? – Летфен подозрительно прищурился. – Как-то не похож. Я его и не признал сразу. Тоже за тобой теперь ходит? А мне больше повезло. – Он упёр руки в бока и показал куда-то в пустоту. – У меня девчонка. И хорошенькая!

* * *

Утреннее небо походило на пылающий костёр, скрытый вуалью тумана. Дыхание зимы пробиралось во владения вечного лета, и в звенящем от тишины прозрачном воздухе сквозили нотки морозного холода. Зенфред встречал рассвет, сидя в беседке на небольшом холме посреди разбитого на вершине плато сада. Он закрыл глаза и едва не задремал, убаюканный тишиной и покоем. Пустынные коридоры замка, холодные каменные стены и огромные комнаты, каждый звук в которых отражался тройным эхом, угнетали его. Ночные часы проходили в тревоге и мрачных мыслях. Призраки Райелдов, казалось, скитались внутри замка, поднимались по лестницам башен и проходили сквозь двери собственных покоев, с безмолвным укором наблюдая за теми, кто осмелился вторгнуться в их жилище. Стояли за спиной бесполезного сына, не помнившего ничего, кроме их имён, и беззвучно шептали слова горьких обид и разочарований.

От бессонницы болела голова, и утреннее солнце казалось слишком ярким. Знакомый Источник заставил Зенфреда открыть глаза. Аринд, бродивший по дорожкам парка, едва не прошёл мимо, не заметив спрятанную за деревьями беседку.

– Не спится? – окликнул его Зенфред.

Аринд обернулся и приставил ладонь козырьком. Теперь он стал неотличим от сына лорда. Вечно сальные и запылённые волосы были отмыты и блестели. Чёрный камзол с серебряной вышивкой, штаны в тон и высокие сапоги делали Аринда издали похожим на мраморную статую, какие обыкновенно устанавливали в поместьях и замках аристократов.

– Летфен всю ночь рассказывал, как искал вход в тоннель, – признался он, сев на скамью напротив Зенфреда. – Только под утро уснул. Ты, я вижу, тоже не спал.

«Сегодня прибудут Лариусы, и всё прояснится. Я обдумал несколько возможностей, как нам добраться до Саны, но сначала мне нужно разобраться со вторым советником».

Зенфред посмотрел вдаль, где за скелетами голых деревьев между двумя скалами темнела полоска холодного моря. Ему вдруг стало очень спокойно, и он ощутил мимолётную радость от созерцания блёклого пейзажа. Что-то смутно знакомое и настоящее проглядывало в нём, и вечнозелёный сад на фоне стылого горизонта навевал тоску, но Зенфред не вспомнил, что десять лет назад Пламенная Резиденция не перечила природе и не знала природной магии. Она утопала в туманах по осени, куталась в снежную шаль зимой и цвела только в те короткие три месяца, когда бутоны скапливали достаточно тепла и распускались.

«Это ничего, что я не прячусь? – спросил Аринд. – Вчера ты говорил, что мне не стоит выходить».

«Всё в порядке, я полностью подавил Праена, а Лариусы вряд ли помнят тебя в лицо. Все, кроме Эсаноры, видели тебя только издалека. Остальных я убедил, что ты мой товарищ из Академии. А вот что делать с твоим странным другом? Я не могу сказать, что он мой товарищ, не подходит ни по возрасту, ни по манерам. Может, сказать, что он твой слуга?»

«Я не уверен. Он не умеет молчать, когда надо, и очень любит врать. А ещё гронула с собой притащил, он там весь пол испачкал, погрыз дверь и съел ножку стола».

Зенфред рассмеялся.

– Ну, не держать же его взаперти. У меня к тебе просьба. Ты не мог бы сходить со мной кое-куда?

Аринд кивнул, поднимаясь. Зенфред спустился по ступеням на мощёную дорожку и быстрым шагом направился к замку. Полы плаща развевались и цеплялись за розовые кусты, каблуки стучали по глазурованной плитке, и сердце принималось биться сильнее. Зенфред почти бежал вглубь сада. Деревья расступались, открывая взору Пламенную Резиденцию: белые стены; окна, украшенные лепниной; массивные колонны; башни и крышу с поблёскивавшей на солнце бордовой черепицей.

Зенфред пробыл здесь почти неделю, но так и не решился наведаться на задний двор – место, где сожгли его родителей. Он прошёл через арку и остановился, чтобы подождать отставшего Аринда. Задний двор был подобием большой террасы, с которой вниз вела крутая обрывистая тропка, уходившая к колодцу, прорубленному в скале. Камни грубого мощения не сохранили остатков крови или пепла – дожди смыли следы казни, но, миновав арку, Зенфред остановился и побледнел.

– Я не чувствую, – сказал он, обернувшись. – Их убили здесь, а я ничего не чувствую, кроме страха.

– Это плохо? – спросил Аринд, вглядываясь в полоску леса на горизонте.

– Не знаю, – Зенфред вздохнул. – Просто их как будто и не было. Я словно с самого рождения был один. Это очень неприятно.

* * *

Зенфред видел из окна, как поднимается железная решётка главных ворот, и экипаж Лариусов, запряжённый четвёркой тонконогих каурых жеребцов, минует подъездную аллею. Враг приближался, и сердце Зенфреда трепетало. Волны гнева прокатывались по нему, дыхание сделалось глубоким и частым. Предатели, давно похоронившие Райелдов, плюнувшие на могилу и присыпавшие воспоминания о них горсткой пепла из лживых слухов, даже не подозревали о том, как близка расплата. Никому, кроме Зенфреда, не положено ступать на эту землю в качестве хозяев. Лариусы скоро будут вопить от ночных кошмаров, видеть призраков в комнатах и за тяжёлыми портьерами. Зенфред выведает всё, что ему нужно, а потом насладится медленной агонией второго советника и дорогих ему людей.

– Эй, – одетый в костюм слуги Летфен пихнул его локтём. – Седой. Лицо сделай попроще, а то сбегут ещё твои ненаглядные.

Зенфред разжал кулаки с побелевшими от напряжения костяшками пальцев.

– Ты прав, – кивнул он и, резко развернувшись, направился к выходу.

Сейчас стоило разыгрывать любящего сына. Хорошо, что Праен не виделся с родными с момента прибытия из Академии. Все изменения в его характере оправдывались долгой разлукой и взрослением. Сладкая истома ожидания окутала Зенфреда, и он подавил её, потому что чувство принадлежало не ему.

Слуги уже выстроились у входа, дабы поприветствовать новых хозяев. Зенфред в сопровождении Аринда и Летфена спустился по лестнице и успел как раз к тому времени, когда лакеи распахивали двери.

– Где он? Папочка, ну где же он? А вдруг я его не узнаю? – послышался чей-то звонкий голосок.

В прихожую вбежала девочка лет двенадцати в пышном розовом платьице. Она оглянулась, придерживая подол, и, увидев стоявших перед ней юношей, сначала растерялась, не зная, который из них Праен.

– Здравствуй, Каирин, – мягко улыбнулся Зенфред, делая шаг навстречу.

Девочка встряхнула кудрями и, взвизгнув от восторга, понеслась к нему. Каблуки туфелек застучали по мраморному полу, и вот она уже заключила Зенфреда в объятья, повиснув на нём и радостно болтая ногами.

– Каирин, как ты себя ведёшь? Немедленно слезь с него и поздоровайся, как следует, – потребовал вошедший следом советник Рамус.

Девочка нехотя отлипла от брата и сделала реверанс. Огоньки в её глазах так и сверкали. Зенфред сдержанно обнялся с «отцом», попал под жаркие поцелуи матери и старшей сестры Праена. Затем последовало короткое представление Аринда и Летфена.

День прошёл в бесконечных разговорах, обедах и обсуждении планов. К ночи Зенфред был измучен и опустошён. Он лежал в постели и не мог уснуть, понимая, что не испытывает должной ненависти к Лариусам, и если питать отвращение к Рамусу он ещё мог, желать смерти матери и сёстрам Праена совершенно не выходило. Зенфред только сейчас понял, почему так крепка связь между Источниками. Он черпал недостающие чувства и черты из сознания Праена, а заглушить его любовь к родным не мог. Теперь он оказался в ловушке не только чужого тела, но и разума. Остатки сосуда не могли выдержать очередного перехода, Зенфред обрёк себя на жизнь в этой оболочке и зашёл в тупик. Родная семья стала ему чужой, и он готов был променять последние воспоминания о ней во благо вражеской. Стоило действовать незамедлительно, чтобы не позволить себе привязаться к Лариусам ещё больше.

Картина из воспоминаний второго советника складывалась весьма двусмысленная, но именно она помогла Зенфреду не потеряться окончательно и не проснуться наутро Праеном Лариусом. Рамус в самом деле предал его отца, сговорившись с Эсанорой, теперь уже первой советницей, и помогал манипулировать Майернсом. Убить немощного короля можно было в любую минуту, сославшись на болезнь или старость, но Майернс, определившийся с выбором преемника, не торопился сообщать об этом во всеуслышание. Его выбор пал на Эсанору, и, что странно, Лариуса это вполне устраивало. Он довольствовался второстепенной ролью управителя Энсердара и даже не думал претендовать на трон. При этом Рамус ненавидел Энсердар, и его сделка с Саной вряд ли изначально предполагала такой расклад.

Эсанора глазами Рамуса не совпадала с представлениями Зенфреда. Она никогда не теряла самообладания, действовала так, будто продумывала всё на сто шагов вперёд, и совсем не вязалась с той импульсивной женщиной, какой её помнил Аринд. Даже второй советник не знал, как она появилась в окружении короля, но был уверен, что Майернс давно её заприметил.

В мыслях Рамуса сквозили недомолвки. Сана как будто раздваивалась. За ней стояла чья-то тень, невидимая, но властная и расчётливая, и оттого страшная. Ощущение незримого присутствия преследовало Рамуса каждый раз, когда он беседовал с советницей. Не найдя этому других объяснений, Зенфред подумал, что советнику мерещится образ Ханвиса Райелда, место которого заняла Эсанора. Предыдущий шанс навредить был упущен, и теперь Зенфред знал наверняка – выманить её на остров не выйдет, придётся плыть на материк к Майернсу, но сначала предстояло разобраться со вторым советником.

Зенфред поднялся и, наспех одевшись, поспешил в покои Аринда. Тот спал, положив голову на раскрытую книгу.

– Эй, – Зенфред потряс его за плечо.

Аринд подскочил и, схватившись за нож, едва не всадил лезвие в Зенфреда.

– Не трогай меня, если я дремлю, – сказал он, протирая глаза. – Я могу тебя убить.

«Мне нужна твоя помощь, – сообщил Зенфред, усаживаясь на софу. – Хочу, чтобы Рамус умер без лишнего шума. Мне нужен яд, который выглядел бы, как болезнь, подхваченная, скажем, где-то в море».

«Потребуются материалы и подобие лаборатории», – подумав, сказал Аринд.

«Напиши всё, что нужно, я это раздобуду».

Аринд неожиданно переменился в лице, подскочил и схватился за меч. Снаружи раздался топот. Не успел Зенфред перейти на внутреннее зрение, как в подземелье влетел Летфен. Босой, в одном полотенце, обёрнутом вокруг бёдер, и страшно взволнованный.

– Что случилось? – испуганно выпалил Зенфред.

– Случилось! – эхом повторил Летфен, подскакивая к нему. – Оно случилось!

– Что? Что там?

Летфен, сияя, как начищенный самовар, ткнул себя в подбородок и, едва не лопаясь от гордости, сказал:

– Видали?! У меня первая бородинка появилась!

– Чего?

– Бородинка, говорю! Да нагнись ты, так не увидишь!

Летфен ухватился за жёсткий рыжий волосок и потянул его, демонстрируя товарищам.

– Смотрите! – он выглядел безумно счастливым. – Я же говорил, что старше вас обоих! Скоро я обрасту щетиной, как настоящий мужчина!

– Так ты за этим сюда пришёл? – мрачно спросил Зенфред.

– Ага, как увидел, так сразу и прибежал!

– Ты бежал от купальни в подземелье по всему замку с одной тряпкой на причинном месте, чтобы показать нам волосок на бороде?

– Так я ж не домылся ещё! Чего на немытое тело одежду напяливать?

– Тебе не нужна борода, – поразмыслив, заявил Аринд.

– Это почему?

– Ты будешь похож на бородатого ребёнка.

– Или карлика, – не без сарказма добавил Зенфред.

– Завидуйте-завидуйте, мелочь! Вам до такого ещё расти и расти!

С этими словами Летфен случайно выдернул волосок и долго смотрел на него немигающим взглядом. Зенфред не выдержал и расхохотался, зарывшись лицом в подушки софы. Летфен долго ругался, а выговорившись, поплёлся обратно в купальню.

Зенфред вернулся к себе, подошёл к окну и взглянул на полумесяц, обрамлённый созвездиями. Ветер приносил с собой ароматы ночных цветов. Исполинские деревья перешёптывались и качали кронами, шум листвы напоминал шелест юбок женского платья. Веселье быстро утихло, уступив место тревожным мыслям. Нельзя было позволить Лариусам оставаться в стенах Пламенной Резиденции. Уж лучше пусть это место зарастёт паутиной и запустеет, чем выветрятся последние воспоминания о настоящих хозяевах. Всё началось с Райелдов, и закончится ими.

Серые нити выскользнули из Источника и помчались в покои жильцов, превращая сны в кошмары, наполняя пустынные комнаты несуществующими звуками и бледными силуэтами, стоящими у изголовий кроватей. Пламенная Резиденция проснулась от криков и ещё долго светилась жёлтыми глазницами окон.

* * *

Рамус слёг спустя неделю, когда Зенфред выпытал из него всё, что мог. К тому времени жители замка не находили себе места и сходили с ума от кошмарных видений. Все говорили о проклятии Райелдов, второй советник, плача, шептал молитвы о прощении, но яд убивал его, а лекари и целители стараниями Зенфреда разводили руками, ссылаясь на страшную болезнь.

Стоя перед кроватью умирающего Рамуса, Зенфред, наконец, ощутил удовлетворение и радость, прежде скрытые чувствами Праена. Гнев возвращался, и Зенфред уверился, что выбрал правильный путь. Второй советник поплатился за удовольствие, с которым не так давно собирался понаблюдать за казнью Зенфреда на арене.

Час кончины приближался, понимая это, Рамус попросил всех уйти и подозвал к себе Праена.

– Теперь… все дела острова перейдут к тебе, – сказал он слабеющим голосом. – Заботься о сёстрах и матери. И первым делом бросьте этот проклятый замок. Здесь всюду. Всюду пахнёт мертвечиной.

– Мертвечиной пахнет только от тебя, отец, – ухмыльнулся Зенфред, скрестив руки на груди. – Право, я бы хотел, чтобы ты умер в больших мучениях. Скажем, сгорел, окунутый в смолу, как твой предшественник. Но и медленные муки созерцать приятно. Будь благодарен, что я использовал всего лишь яд.

Советник выпучил глаза и безмолвно шевелил губами. За спиной Праена один за другим появлялись Райелды. Они смотрели на Лариуса с укором, тот задыхался от ужаса и тянул руки к сыну, но Праен только улыбался, глядя на него. Принять смерть от рук собственного ребёнка гораздо худшее наказание, чем знать, что ты умер от рук врага.

Когда Рамус испустил последний вздох, Зенфред не почувствовал ничего, кроме разросшейся внутри пустоты и глухой боли Праена. Как приятно было знать, что он страдает! Зенфред вышел из покоев Лариуса, куда тут же бросились, рыдая, его жена и дочери, и пошёл прочь, улыбаясь.

Глава 19

Письмо от короля Майернса прибыло с гонцом этим утром, когда Зенфред исполнял роль главы семейства, разбирая почту. Он удивился скорому ответу на послание, отправленному меньше недели назад, но, прочитав содержимое, убедился в его срочности. Король передавал соболезнования по поводу внезапной кончины Рамуса и требовал, чтобы Праен, как его представитель, незамедлительно прибыл на материк для присутствия на церемонии оглашения преемника.

Всё шло по плану, и Зенфред не мог не радоваться. Он должен был разобраться с Эсанорой и Майернсом незамедлительно. Сознание Праена крепчало и поглощало его, а родственные связи только усиливали стремление Факела выпутаться из тюрьмы собственного тела. Счёт перешёл на считанные дни, и Зенфред не знал, какое утро окажется для него последним. Каждую минуту оставшейся жизни он старался проводить с пользой и часами практиковал владение чужим Источником. После того, как часть воспоминаний восстановилась, это давалось ему нелегко. Зенфред ненавидел огненную магию. Чем он отличался от Факела, если собирался сжигать своих врагов?

Увлёкшись летучими ядами, Аринд целыми днями пропадал в подземной лаборатории, где прежде готовилась отрава для Лариуса. Там он продолжал опыты учителя, пытаясь вывести из-под кожи клеймо. Неугомонный Летфен устраивал прогулки по тоннелям и без конца приставал к хорошеньким служанкам. Всё было хорошо и спокойно, но Зенфреда не покидало дурное предчувствие.

Лошадей заложили следующим утром, предварительно отправив в порт гонца с требованием немедленно готовить к отплытию судно. Зенфред отказался от помощи слуг и собирался в дорогу сам. Он надел приятную телу рубаху с широким рукавом, а поверх неё кольчугу тонкого стального плетения. Облачился в серебристо-белый камзол и широкий чёрный плащ, подбитый мехом, натянул высокие походные сапоги и прикрепил к поясу меч, которым не умел толком пользоваться.

За пределами замка дышалось легче. Воздух был свежий, напоённый предрассветным холодом, и прозрачный, как родниковая вода. Солнце нехотя выбиралось из одеяла тумана и медленно поднималось над озябшей землёй. Барьер природной магии закончился. Кругом, насколько хватало взгляда, простиралась пустошь. Всё было одноцветным, грязно-коричневым, но местами уже чуть припорошённым поблёскивающим инеем.

В смене времён года была своя прелесть. Поздняя осень, как дряхлая старуха, утратившая молодость, куталась в серебро и драгоценности, чтоб унять тоску об ушедшем. И чем ближе был исход, тем ярче и богаче становились украшения. Потом она надевала белую шаль и, превратившись в зиму, щедро разбрасывала по земле невидимую алмазную пыль. Выглянувшее солнце с лёгкостью отыскивало этот небывалый клад, заставляя его искриться мириадами бликов. Пока всё вокруг оставалось белоснежным и нетронутым, даже старуха казалась красавицей. Но зыбкую безмятежность портили следы. Будь то повозка, толпа или одинокий путник. Все они, проходя, оставляли на ровной пустоши бесчисленные шрамы. Разъярённая зима била морозами и бурями, а потом, обессилев, сбрасывала с себя украшения и заливалась капелью слёз. Тогда на душе её становилось теплее, и старуха снова превращалась в красавицу весну.

Глядя из окна экипажа на заиндевелые поля и одинокое дерево на далёком холме, Зенфред невольно сравнил себя с ним и чувствовал облегчение от мысли, что рядом с ним люди. Летфен оживлённо болтал со своей невидимой подружкой, пока Аринд пытался объяснить ему виды ядов.

Дорога резко шла вверх и сужалась. Скоро экипаж, сопровождаемый десятком всадников, оказался с обеих сторон укрыт стенами дымчато-бурых скал.

– Стой! – выпалил Зенфред.

Лошади резко остановились, и экипаж тряхнуло.

– Ну, что ещё? – возмутился Летфен. – Платочек кружевной дома забыл или вязанье?

– Засада, – сообщил Зенфред, нервно оглядываясь по сторонам. – Впереди на скалах два десятка лучников, дальше конный отряд и несколько магов.

– Так поворачиваем назад! – выпалил Летфен. – Успеем вырваться!

– Поздно. Они уже отрезали нам отход. Сзади ещё один отряд с двумя магами. Он будет здесь первым.

– Засада! – заорал начальник стражи. – Встать в круг, приготовить щиты!

Летфена прошиб холодный пот, пальцы пересчитывали колбы, прикреплённые к широкому поясу.

«Стрелки достанут нас, как только выберемся из экипажа», – Зенфред перешёл на мысленный диалог, чтобы сэкономить время.

«Они и внутри нас достанут, если подожгут», – добавил Аринд.

«Укрыться здесь негде, скалы кругом отвесные, если рванём обратно, точно не выйдем к морю: это единственная дорога».

Летфен недолго думая выскочил из экипажа.

– Умирать, так на свежем воздухе! – весело выкрикнул он. – Пойду потравлю этих тараканов!

Первое, что пришло в голову – огненная стена. Но ветряной маг мог так раздуть пламя, что оно спалило бы и Зенфреда, и всех его людей, а огневикам ничего не стоило разорвать пылающую завесу.

Всадники надвигались ощетинившимися сталью живыми стенами. Отряды стремились навстречу друг другу, сливаясь в смертельную петлю. Позади одинаково серых одежд наёмников мелькали цветные плащи. Из-под копыт летели камни, мёрзлая земля разбивалась в пыль.

Аринд потребовал лошадь и, вскочив в седло, рванул навстречу отряду, перекрывшему выход к морю. Летфен повернул в противоположную сторону. Он отъехал на расстояние, где летучий яд не мог навредить союзникам, и принялся пускать во врагов стрелы. Благодаря увеличившей меткость магии Зенфреда и помощи двух лучников он снял с сёдел семерых, но предстояло расправиться ещё с двумя десятками всадников, прежде чем со стороны моря подъедут остальные, и переместятся из тайных укрытий стрелки. Образовавшийся впереди вихрь закружил в воронку пыль и, набрав небывалую скорость, едва не выбил Летфена из седла.

«Убирайтесь оттуда! Лучники на подходе», – послышался в голове голос Зенфреда.

Арбалетный болт рассёк воздух рядом с виском. Аринд шарахнулся в сторону, и в ту же секунду пространство взорвалось градом свистящих стрел. Послышалось ржание лошадей и крики тех, в чью плоть впились острые наконечники. Два пронзили грудь ехавшего впереди начальника стражи, он покачнулся и свалился с седла прямо под копыта обезумевшего от боли жеребца. Ещё один болт попал в шею молодого стражника, из его горла вырвался булькающий крик, тело, грузно осев, стало клониться вбок.

Летфен рванул вперёд, выхватил колбу с ядом и, раздавив в кулаке, бросил порошок на всадников. Стрела впилась ему в плечо, но кожаный доспех смягчил ранение. Клубы едкого белого дыма, с виду похожего на пар, окутали наёмников, и пока они кашляли, хватаясь за грудь, Летфен успел ранить пятерых.

Аринд сражался вместе с оставшейся в живых стражей. Несколько врагов прорвались мимо него и мчались к Зенфреду. Оба рухнули, не достигнув экипажа. Лучники умерили пыл, боясь попасть в своих, но боковым зрением Аринд видел, как они зажигают стрелы.

«Выбирайся из экипажа, его сейчас подпалят!»

Аринд рубил врагам головы, те катились, оставляя на каменистой почве тёмные следы. По лезвию меча на руки и белую гриву коня стекала кровь. Попавшая в спину стрела была смазана ядом. Благодаря доспеху наконечник проник неглубоко, но в глазах уже двоилось. Аринд смахнул со лба пот и увидел, что огненные маги подобрались достаточно близко. Сердце заколотилось, как шальное. Стрелки отправили в полёт смертоносный груз луков одновременно с огнем магов. Белизну зимнего неба опалил десяток пылающих стрел, им вторили два огненных шара, нацеленных на крышу экипажа. У Аринда перехватило дыхание.

Внезапно поднялся ураганный ветер, лошади испуганно заржали, встав на дыбы. Пыль, мёрзлая земля и снег, слежавшийся на каменных уступах, взвились вверх, увлекаемые невидимой силой. Узор огненного полотна встретился со стеной грязного сырого воздуха и потух. Наконечники обволокла талая вода, и просмолённая пакля потеряла жар, покрывшись толстым слоем инея. Стрелы посыпались на землю, не достигнув цели, а огненные шары, не долетев нескольких метров до экипажа, исчезли так же, как и появились – из ниоткуда в никуда.

Вражеские отряды недолго пробыли в замешательстве: лучники разжигали новые стрелы, а всадники ринулись на оставшихся защитников. Часть наёмников стараниями Зенфреда оказалась удушена собственным ветряным магом, но это не слишком облегчало Аринду задачу. Яд попался сильный и быстродействующий. Силуэты конников расплывались. Очередной седок выронил поводья и рухнул на землю. Короткий резкий удар пришёлся по шее заходящего слева. Аринд увернулся от меча и, совершив обманный выпад, ловким движением выбил клинок. Через мгновение он снёс с седла совсем ещё молодого солдата, и жеребец, вставший на дыбы, подмял его под себя. Послышался хруст костей и раздавленного черепа. Последний из стражи до сих пор сражался плечом к плечу с Ариндом, но он был ранен в живот и тяжело дышал.

Лезвие бастарда с чавканьем входило в плоть. Лавируя между конских и людских трупов, Аринд пытался, пока не поздно, пробраться к стоявшим в отдалении магам. В глазах темнело, но красные пятна плащей светились подобно маякам среди грифельных волн неподвижного моря. Они были уже совсем близко. Снова тренькнули тетивы, и две стрелы попали Аринду в спину, а огненные болты впились в крышу экипажа. Аринд покачнулся и, вцепившись в гриву лошади, закашлялся кровью. Огненные шары магов на этот раз выбрали своей целью Аринда. Уже полуслепой он ощутил опаляющий жар у самого лица.

Позади раздался чей-то отчаянный крик, сферы, развернувшись, метнулись на серых всадников, и те вспыхнули. Сзади подъехал Летфен и, ударив лошадь Аринда по крупу, направил прочь от врагов. Наёмники, взяли Летфена в кольцо, но, удушенные смертельным облаком, повалились наземь вместе с лошадьми.

Помимо магов, врагов оставалось всего пятеро иди четверо. Трое дальних вместе с колдунами загорелись, ещё двое успели уйти от огненной стены. Подъехавший вплотную солдат занёс над Ариндом меч, но захлебнулся кровью, проткнутый невесть откуда взявшимся ледяным колом. Сзади подоспел на лошади Зенфред и неумело ранил последнего. Стрелков наверху не было. Аринд и не заметил, как после второго запала они посыпались вниз точно горох. Теперь изломанные трупы лежали на каменных уступах и у подножия скал.

Зенфреда трясло, как в лихорадке. Грудь разрывало от боли. Он израсходовал все силы, подчинив себе ветряного и ледяного магов и вычерпал энергию из сосуда Праена. Ещё немного, и Источник мог рассеяться, а впереди слышался топот очередного отряда. Бежать было некуда.

* * *

На поле боя Летфен остался один, не считая сидевшей позади Эны. Перед глазами расплывались белые круги. Последствия оника и других ядов давали о себе знать. У Летфена было ещё несколько флаконов, но руки онемели, и он почти не мог ими шевелить. Горло отекало, становилось трудно дышать. Закладывало уши, и топот копыт был еле слышен. Наёмников набралось не меньше десятка. Не стоило даже пытаться справиться с ними в одиночку.

– Плохо дело, Эна. Плохо дело. Ты ведь не бросишь меня, когда я умру?

Летфен закашлялся. Лучники целились в него на полном скаку, но мысли бежать и не возникало. Неожиданно лошади заржали и встали на дыбы, будто оказались у края обрыва. Земля под ногами начала дрожать. Конь Летфена загарцевал, и тот как мог крепко вцепился в поводья. Почву прорвало. Прямо перед всадниками вырвался на поверхность белый гронул. Лошади обезумели от страха. Несколько седоков сорвались с сёдел и рухнули под копыта. Образовалась давка. Животные бросились, было, назад, но затоптались на месте. Один конь уже лежал на боку, придавив наездника. Из распоротого брюха второго вывалились внутренности.

Гронул метался от жеребца к жеребцу. Огромная пасть вырывала куски мяса из шей. Хлестала кровь. Летфен не понимал, почему не сбегают остальные, пока не увидел мелькающую позади лошадиных крупов тушу второго червя. Гронулы взяли жертв в кольцо. Люди, животные – всё смешалось в месиво из тел, тряпья и металла. Только одна кобыла с опустевшим седлом как ошалелая мчалась в сторону моря. Больше живых не было. Результат бойни напоминал трупную гору посреди площади Эдоса, и Летфена страшно затошнило.

Он спустился с лошади, отполз в сторону и излил содержимое желудка. Белые черви с лапами и пастями, измазанными кишками и кровью, ринулись к нему.

– Эна! Убери их! – взмолился Летфен.

Он кое-как отвернулся от лужи рвоты и закрыл глаза. Черви покружили рядом и поползли прочь, выискивая среди несъедобного мяса деревянные рукояти мечей и останки несгоревших частей экипажа.

Летфен заставил себя подняться. Привязал к камню лошадь, поймал испуганного коня, на котором лежал обессилевший Аринд. Вытащил из-под завалов Зенфреда и только потом рухнул без сознания.

* * *

Ветра в ущелье между скалами почти не было, как и снега, подтаявшего от тепла нагретых на солнце скал. Зенфред с трудом стащил Аринда с лошади. Он был сильно ранен, а в лекарствах Зенфред не смыслил. Он знал только, что почерневшая вокруг ран кожа признак отравления. Аринд мог умереть в любую минуту. Зенфред осторожно вынул стрелы и накрыл его плащом.

Экипаж почти полностью сгорел, но некоторые вещи и еду сохранить удалось. Времени ждать не осталось, скоро могла прибыть подмога. Нужно было как можно скорее прочесть мысли нападавших и убираться прочь. Зенфред нарочно оставил в живых несколько человек, чтобы было с кого спрашивать, да и лишение сознания отбирало куда меньше сил, нежели убийство.

Людей на земле лежало, как палой листвы в осеннем лесу, но по свечению Источников Зенфред без труда мог определить, кто из них жив. Он ворошил память бессознательных жертв, надеясь увидеть за всем произошедшим одно лишь имя – Эсанора, но глубоко ошибся. Эти люди были наёмниками неких господ Брайданов, в прошлом смотрителей одного из Картских горных рудников, а ныне могущественных и очень влиятельных сиров, богатство которых росло из года в год благодаря найденному в горных породах редкому металлу, его тайной добыче и продажам в обход рынка Майернса. Торговля велась скрытно и понемногу, но жилка Брайданов успела принести им немало пользы. Засадой командовал старший из братьев. Зенфред лишил его сознания, когда тот был рядом с экипажем.

Брайданы метили на место управителей Энсердара ещё в то время, когда им правил первый советник. Именно они десять лет назад устроили засаду по пути в Содвейг, когда Зенфреда везли в тамошний порт, где ждал корабль, отплывающий на материк. Он не помнил об этом, но какая жуткая ирония, что засада настигла его и во второй раз уже в новом теле.

Воспользоваться смутой после смерти Ханвиса Брайданы не успели. Король заранее распорядился о назначении на эту должность второго советника, но теперь, когда Майернс был при смерти, а Лариус так удачно скончался от неизвестной болезни, возложив обязанности управителя на юного сына, шанс сам шёл в руки.

Зная недюжинные способности Факела, засаду планировали с большим перевесом. Если бы не сноровка Аринда, яды Летфена и магия, у Зенфреда не было бы и шанса выжить. Стоило отдать должное и храбрецам, положившим жизни ради лжегосподина и забравшим с собой немало врагов.

От Брайдана-старшего Зенфред узнал и ещё одну новость, вызвавшую в нём двоякие чувства. Второй брат вместе с крупным отрядом направился к Пламенной Резиденции. Мать и сёстры Праена наверняка были уже мертвы или взяты в плен. Второй советник получил расплату той же монетой, какую заплатил некогда Ханвис Райелд. Пусть Зенфред не смог сам покончить с Лариусами, судьба решила это за него.

Родовой замок перешёл в руки очередного мерзавца, и Энсердар никогда отныне не будет прежним. Брайдану хватит денег на наём хороших солдат, а если короли соседних государств позарятся на богатые приморские земли Хэлдвейна и вздумают воевать за них с Эсанорой, ослабленная власть позволит наместнику-самозванцу вырвать остров из лап материка.

Зенфред не знал, как ему должно поступить. Он возненавидел Брайданов, и ему тошно было от мысли, что его дом снова в чужом распоряжении, но вернуться туда он не мог, и потом, скоро все наёмники Энсердара начнут охотиться за Праеном. Нужно было бежать, пока не поздно. Не на корабле Лариуса. Тот, скорее всего, уже захвачен. Но на каком-то судёнышке, спрятавшись в торговом отсеке и медленно перекроив мысли экипажа. Главное, успеть до тех пор, пока метущийся Праен не завладел телом. Его боль была ужасна, и Зенфред помнил, как терзался когда-то он сам.

Со всех сторон начали слышаться стоны. Изувеченные или просто придушенные приходили в сознание. Зенфред вынул меч и, подойдя к первому очнувшемуся солдату, вонзил клинок ему в грудь. Лезвие вошло с неприятным хрустом, ткань вокруг раны тотчас пропиталась кровью, а Зенфред вынул оружие и пошёл дальше. Лица: бородатые и безбородые, красивые и уродливые мелькали перед его взором. Некоторые встречали смерть, глядя прямо на Зенфреда, другие так и не успевали очнуться.

Зенфред добивал раненных грубо и неумело. Он не мог понять, в самом ли деле не испытывает никаких чувств, или же их скрывает Источник. Толику удовольствия он получил, только убив старшего Брайдана – ещё не старого мужчину с залысинами у висков и крепким телом. На нём были отличные доспехи, так что Зенфред предпочёл проткнуть ему глотку и смотреть, как из раны бьёт фонтан крови.

Когда никого из врагов не осталось в живых, Зенфред вернулся к раненным товарищам. При виде них он ощутил, как из недр подсознания рвётся наружу ненависть. У этих двоих было прошлое и будущее, дружба и надежда на завтрашний день, возможность строить новый мир – выбор, которого Зенфред давно лишился. Чем он хуже их? Почему судьба распорядилась так несправедливо?

Между теми, у кого впереди целая вечность и теми, кто считает дни до смерти, всегда лежала огромная пропасть. Можно быть рядом с людьми, говорить с ними о личном и даже доверять, но в конце концов все умирают в одиночестве, и Зенфред успел в полной мере осознать смысл этих слов. Увидев раны товарищей, он испытал странную радость оттого, что они на грани мира мёртвых, в который скоро попадёт он сам. Тонкая нить, ограждавшая их от лишений, испытанных Зенфредом, могла порваться в любую секунду по его желанию. И тогда он окажется живее и чуточку счастливее.

Холодный рассудок твердил, что нужно убираться с места побоища как можно скорее. Аринд уже был мертвецом, а Летфен мог очнуться не скоро. Проще избавить их от мучений так же, как всех остальных.

Нет. Нет-нет. Зенфред отбросил меч и схватился за голову, заставляя ослабевший Источник задавить в себе мысли об убийстве. Их посылал Праен. Его сознание прорывалось наружу вместе с жаждой мести.

Зенфред рассмеялся.

– Страдай, ублюдок, – сказал он, утирая выступившие слёзы. – Перед тем, как умереть, я уничтожу твоё тело, а пока страдай. Ты не пробьёшься. Даже когда я буду на волоске от смерти, ты не пробьёшься. Ты никому больше не навредишь.

Ненависть отхлынула. В сознании Аринда была уйма знаний о ядах, но чем его отравили, Зенфред так и не понял. Он смог только замедлить кровоток и распространение отравы. Кожа Аринда стала холодной, дыхания почти не прослеживалось, стук сердца настолько замедлился, что казалось, кровь и вовсе не течёт по венам. Зенфред перекинул его через спину лошади и направился к Летфену. Даже с одним раненым путь замедлялся, а уж если везти без сознания двоих, не стоило даже надеяться раздобыть противоядие к сроку.

Летфен очнулся не сразу и выглядел страшно измученным. Первое время его даже не волновала судьба Аринда. Сознание здорово помутилось после боя, но в седле он, хоть и горем пополам, держался. Зенфред и сам невыносимо устал и даже удивлялся своей упорности. Лекари в деревнях не отличались мастерством. Нужен был город, и путь к нему предстоял неблизкий.

Глава 20

В коридоре царил тревожный полумрак. Алоис крепче прижал к груди тетрадь, посмотрел по сторонам и тихо постучался.

– Войдите, – послышался спокойный голос Каснела.

Алоис вошёл, прикрыв за собой дверь. В камине догорали поленья. На столе стояла свеча. Воск с неё капал в железную плошку, а тонкий, скрученный, будто свиной хвостик, фитиль заставлял пламя колебаться и коптить.

Мебели в кабинете было немного. Место посредине занимал большой стол. У стены стояли шкаф и сундук. На полу распласталась медвежья шкура, добытая на охоте кем-то из удачливых адептов. Подоконник украшала глиняная скульптурка мага.

– Что случилось, мой мальчик? – окружённый ворохом бумаг Каснел сощурился, в его глазах мелькнула хитринка, от которой захотелось улыбнуться.

– Я не могу спать, – пожаловался Алоис. – Я опять слышу голоса. Мне страшно, магистр.

– Вот оно что, – Каснел отложил записи, поднялся из кресла и указал на низкий пуф рядом с собой. – Садись сюда. Я заварю тебе чаю.

Алоис торопливо занял предложенное ему место. Рядом с магистром было спокойно, и изредка мелькавшие в голове чужие мысли казались безобидными. Каснел опустил светоч в заполненный водой чайничек. Камень зашипел, и комнату тотчас заполнил аромат смородинового листа, мёда и мяты.

– Ты всё записал? – спросил он.

– Да, – кивнул Алоис, принимая из рук магистра кружку.

– Вот и хорошо. Выпей горячего и поспи немного, а я пока прочту.

Магистр уселся в кресло и подвинул к себе тетрадь Алоиса.

– Мне кажется, я стал слышать их гораздо чаще. Это теперь не пройдёт?

– Обязательно пройдёт, – пообещал Каснел. – Это только второй канал, и тебе пока нелегко, но скоро ты научишься заглушать голоса и заставлять их звучать, когда тебе нужно.

– Мне кажется, со мной что-то не так, – вздохнул Алоис. – Все, кому открыли первый канал, могли уже что-нибудь делать, а я даже со вторым ничего не могу. Может, у вас есть какая-нибудь учёная книга по моему Источнику, магистр? Даже если она сложная, я прочту её и буду учиться.

– О-о-о, – тихо рассмеялся Каснел. – Если бы всё было так просто, дитя. Думаешь, я зря прошу тебя записывать то, что с тобой происходит? У тебя очень редкая магия, и я изучаю её вместе с тобой.

Алоис снова вздохнул, и магистр похлопал его по плечу.

– Давай, ложись мне на колени и поспи немного.

Алоис уютно устроился на коленях Каснела, тот укрыл его висевшим на спинке кресла шерстяным плащом и принялся читать.

– Когда-нибудь мы будем вершить великие дела, мой мальчик, – донеслись сквозь сон слова магистра.

* * *

Подходил к концу седьмой год учёбы в Академии. Каснел всё чаще заговаривал об открытии четвёртого канала, и Алоис считал себя почти полноценным магом. Ему хотелось побывать дома. Не от тоски по родным, но из-за желания увидеть одобрение на их лицах. Однако, просьбы нанести визит в Эль-Барико Каснел пропускал мимо ушей или мягко отказывал, боясь, что их общая тайна выйдет за пределы Академии. Как бы Алоис не увещевал его и не клялся хранить молчание, магистр оставался непреклонен. Даже решись Алоис применить убеждение, барьерная магия и близко не подпустила бы нити к Источнику Каснела. Невидимые оковы тяготили. Алоис ощущал себя птицей в клетке, но не смел противиться воле благодетеля. Так, в смятении и ожидании открытия четвёртого канала, прошёл год.

Алоис больше не вспоминал о доме вслух, и магистр, похоже, перестал видеть в этом угрозу. Он всё чаще брал ученика на званые обеды или собрания, где можно было практиковаться в чтении мыслей, и всё так же просил записывать услышанное в тетрадь, которую перечитывал каждый вечер и хранил в ящике с замком. Каснела интересовала не столько магия Алоиса, сколько возможность с её помощью влиять на нужных людей. О том, что Каснел метит в короли, ученику стало понятно к последним годам обучения. Ровно в то время терпение Алоиса лопнуло.

Ранним утром начала осени он покинул королевский дворец и один, безо всякого сопровождения, отправился в Эль-Барико, нарушив указание магистра задержаться в обители Майернса до конца месяца. Алоис не получал из дома ни одного письма и не знал, живы ли родители и в добром ли находятся здравии. Каснел заменил ему и родных, и друзей, которых из-за способностей его Источника Алоис так и не смог завести. Но острая необходимость показать отцу, что сын оправдал, а возможно и превзошёл ожидания, не покидала Алоиса ни на минуту.

На нижних улицах Эль-Барико привычно воняло тухлой рыбой, водорослями, застрявшими в сетях, и дымом. До первых холодов жители готовили еду снаружи домов из-за частых пожаров и тесноты. Ели из большого казана целыми семьями. Если у одного рыбака случался удачный улов, его жена варила уху и созывала всех соседей. В другой раз соседи делились с ними своим ужином. Так и жили. Ребятня рыбачила на пирсе с криками, шумом, плеском. Кого-то столкнули в холодную воду и тут же принялись вытаскивать, хохоча и подтрунивая.

Алоису вспомнилось, как в детстве по дороге на рынок он убегал от Аиши в нижний город, чтобы посмотреть на мальчишек, ловивших рыбу. Однажды он даже чуть не подрался с каким-то бродяжкой, и это было, пожалуй, единственным приключением, случившимся вне стен родительского дома. Аиша носилась за ним всюду, как приклеенная, а потом ещё доносила отцу, и тогда Алоиса по месяцу не выпускали из дома. Оставалось только сидеть у окна и считать водяные дорожки, проделанные дождём.

Наступило время отлива, берега были скользкими от тины. Широкая полоса тёмного песка тянулась по всему побережью и пропадала за скалистым мысом. Девчушки, шлёпая босыми ногами, собирали выброшенные волнами ракушки. С пристани доносилась песня пьяного рыбака в закатанных до колен штанах, сидевшего у кромки воды. Алоис радовался солнцу и простору. Впереди не было ни лесов, ни бесконечных строений столицы, только играющая бликами полоса моря и крики носящихся под облаками чаек.

На холме, возвышаясь над городом подобно айсбергу, стоял сложенный из белого камня дом Кортега Вартаци. Конь неторопливо поднимался в гору по мощёной плоскими плитами дороге. Под чёрным плащом Алоиса блестела брошь, украденная у одного из дворцовых магов. Каснел не позволял носить форму адепта и любые вещи, которые могли хотя бы намёком указывать на связь с магическим оплотом, а без них Алоису могли не поверить.

Академическая опека мало отличалась от родительской. Птицу пересадили в другую клетку и научили петь, но только тогда, когда этого захочется хозяину. Поездка домой очень походила на побег от Аиши в нижний город, и Алоис всё чаще задумывался о том, чтобы попробовать найти брешь в магии Каснела. Ему не хотелось остаться тенью магистра, и барьеры были единственной преградой на пути к свободе. Попытайся Алоис добраться до сознания Каснела, магистр пресек бы любую попытку и расценил её как предательство. Источник барьерного мага обладал высокой чувствительностью, даже самая тонкая волшба не могла пройти мимо его нитей, а убить Каснела означало лишиться единственного близкого человека.

Ворота открылись, Алоис не спеша въехал во двор. Здесь всё было по-прежнему за исключением разросшихся виноградников. Фронтоны подпирали увитые плющом скульптуры девушек с кувшинами на головах, отсветы заходящего солнца играли на узоре мощения, в листве апельсиновых деревьев и кадках с цветами, обрамлявшими парадный вход.

О прибытии Алоиса отцу уже доложили. Конюшенный мальчик поприветствовал молодого господина и взял из его рук поводья. Когда Алоис подходил к ступеням, в окне на миг появилось и пропало бледное лицо матери в венце каштановых волос. Выйдет ли она встретить его или продолжит избегать, как это было в детстве? И если так, то почему? Магия могла дать ответ на любой вопрос, но спешить Алоис не хотел. Прежде он жаждал показаться отцу.

Кортег Вартаци, седой и обрюзглый, встретил сына на пороге. Он смотрел на него глазами человека, потерявшего всякий интерес к жизни. На лице промелькнула бледная тень радости, но тут же скрылась в складках морщин. Мать спустилась и подошла. Она даже обняла Алоиса. Её руки при этом дрожали.

Ужин накрыли во дворе под большим раскидистым орехом. Ели почти молча, лишь изредка Алоис отвечал на вопросы. Для родителей по легенде, выдуманной ещё десять лет назад Каснелом, он обладал барьерной магией и в будущем намеревался служить в качестве личной охраны высоких особ. Узнав, что сын в скорости покинет их, чета Вартаци как будто почувствовала облегчение. Алоис и сам не желал задерживаться. Через столько лет находиться здесь было неловко.

Его комнату отдали кому-то из слуг, так что пришлось довольствоваться спальней старухи, куда уже принесли кровать и расстелили свежую постель. Оставшись в одиночестве Алоис вышел на балкон. Внутри было душно и неуютно, занавешенные зеркала и затхлый воздух навевали неприятные воспоминания.

Почти стемнело, но старик-садовник до сих пор срезал и складывал в корзину спелые гроздья винограда. Вдалеке дышало море. Потоки тёплого ветра скользили по коже, вызывая приятные мурашки. Алоис сел в плетёное кресло и расслабился, глядя, как чернеющий вал неба высветляет брызги белых, будто морская пена, звёзд. Нити Источника рассыпались по сторонам. Ему и хотелось, и было боязно узнать, что думали о нём мать и отец. Уже завтра предстоял путь обратно в Академию, но Алоис не спешил.

Той ночью, узнав правду, он так и не уснул. Его мать на самом деле не была ему родной, она вообще не могла иметь детей. Некогда работавшая на Вартаци молодая служанка зачала его от Кортега, не гнушавшегося пользоваться положением и властью, и любившего грязные развлечения. Узнав, что служанка беременна, он требовал избавиться от ребёнка, но та не решилась на аборт и долго пряталась. Нанятые Кортегом люди нашли её у старого знахаря. Старика убили, ребёнка отняли, а мать Алоиса отдали на растерзание наёмникам. Пятеро мужчин держали её в подвале дома убитого знахаря, били и насиловали до потери сознания. Никто из горожан не пришёл на помощь. Каким-то чудом она вырвалась и сбежала на тюремный остров, расположенный к северу от материка. С тех пор Кортег никогда её не видел. Его бесплодная жена не желала принимать чужого ребёнка, а её старуха-мать и подавно, но Кортег не имел наследников и решил оставить единственного сына подле себя.

Не в силах унять ярость, Алоис заколол его ножом, стёр память всему дому и, прежде чем занялся рассвет, навсегда покинул Эль-Барико.

* * *

– Это плохая новость, – магистр расхаживал по кабинету, заложив руки за спину. – Это очень плохая новость.

Он всегда вёл беседы вслух. В задачу Алоиса входило не подпускать близко, либо стирать память любому, кто мог услышать хотя бы обрывок их разговора. Куда удобнее воспользоваться мысленным диалогом, но Каснел не давал Алоису вторгаться в свой Источник. Пропусти он его нити всего один раз, и непреодолимый барьер тотчас рухнул бы, позволив увидеть изнанку магистра и обрести над ним власть.

– Совершенно недопустимо, – Каснел перешёл на шёпот. – Наследник Ханвиса. Вот уж какого подвоха я не ждал.

Алоиса коробило от мысли, что появился второй человек с его видом Источника. До этого дня он считал себя единственным, и новость застала его врасплох.

– Что ж, – магистр сцепил руки в замок. – Из всего можно извлечь пользу, мой мальчик. Это даже хорошо, что он будет под нашей опекой. Мы обрежем этой птичке крылья и не позволим взлететь слишком высоко.

– Если открыть ему первый канал, я смогу восполнять через него свой Источник, – сообщил Алоис. – Я читал об этом в книге о «Переходных энергиях».

– Это было бы весьма кстати, – кивнул Каснел. – В последнее время твоих сил не хватает, а у нас ещё много дел. Но дальше первого канала мы не пойдём. Только представь, что получится, если сделать из наследника Ханвиса мага твоего уровня!

– Идеальный правитель? – хмыкнул Алоис.

– Идеальный враг.

Каснел наконец успокоился и сел в кресло у окна.

– Подойди, мой мальчик, я давно тебя не видел, а с этими новостями и не поприветствовал как следует.

– Вы всегда можете рассказать мне всё, что вас тревожит.

Алоис приготовил травяной чай и поднёс магистру горячую кружку. Сам он со времён визита в Эль-Барико не мог поделиться тревогами даже с Каснелом. Отправляя его шпионить за высшим светом, магистр не предполагал, что Алоис вместо этого занимается поисками настоящей матери.

* * *

В зале были задёрнуты все шторы. Пламя свечей играло на вощёных досках паркета, каннелюрах колонн и драпировках; отражалось в устроенных друг напротив друга огромных зеркалах, создававших ощущение бесконечных порталов. Темнота заглушала цвета потолочных фресок и росписей, забивалась в складки одежд, пряталась под полами пышных платьев. Блеск светочных камней заставлял мерцать восковые лица, дарил мёртвым глазам россыпи ярких бликов.

Их было ровно тридцать, и каждая получила своё имя, за которым крылась целая история. Вот эта белокурая в костюме мужского покроя и крупной броши из белого золота на груди – Памеа Ладори. Хулиганка и хохотушка из деревеньки со смешным названием Пеньсно. Она не дожила и до двадцати, но её смех до сих пор отчётливо звучал в памяти Эсаноры. А вон та, в малиновом платье с огромным бантом, Асола – подруга детства, с которой они проводили долгие вечера, собирая ракушки и делая куколок из цветков мальв. Асола всегда выбирала розовые венчики. Юбки из них получались нежными, как закатное солнце, а Эсанора любила красные, напоминавшие мякоть сливы. Судьба по началу благоволила Асоле. Её выдали замуж за сына торговца, но она умерла, не разродившись двойней.

Было ещё много других. Мёртвых и, возможно, живых. Все они стояли здесь, прикреплённые к деревянным каркасам, одетые в парчу, шёлк и бархат. Восковые губы, изогнутые в полуулыбках, блестели, отражаясь в зеркалах, руки замерли на подолах платьев. Эти женщины навсегда застыли в моменте счастья, и ничто не могло потревожить их покой.

Зал Пандор существовал больше года, с тех пор, как на модном параде Эсанора выкупила первую куклу, получившую имя её матери. Она стояла в конце зала на возвышении, прекрасная и властная в золотой паутине кружев и ажурного плетения. Мать, портовая шлюха, умерла от сифилиса, кутаясь в тряпьё и замерзая в холоде нетопленой лачуги нижнего города, пока Сана пыталась заработать на хлеб в доме градоправителя, но теперь она стояла здесь, красивейшая из женщин Хэлдвейна, облачённая в наряд, изготовленный лучшими кружевницами и златошвейками королевства. Её труп сгорел в утлой лодке, а прах смешался с водорослями и попал в рыбьи тела, но образ, навечно запечатлённый в воске, и по сей день торжествовал над миром живых.

Служанки, ухаживавшие за коллекцией, и носильщики, знатные дамы и лорды – все, кому доводилось побывать в зале Пандор, видели в экспонатах лишь вешалки для модных нарядов, но перед Эсанорой куклы раскрывались. Вечерами, когда запахивали тяжёлые портьеры, и дневной свет прятался за горизонтом, пустые сосуды кукольных тел посещали души мёртвых. Они приходили из темноты зеркал, отыскивая путь по мареву зажжённых свечей, и занимали предложенные им вместилища.

Каждый день это был кто-то другой, и Эсанора неустанно гадала, кем окажется следующий визитёр. Чаще всего приходила Элика – её мертворождённая дочь, плод насилия, после которого Эсанора уже не могла иметь детей. В мире духов она росла и хорошела. Ей было бы почти столько же, сколько Алоису, но кукла Элики всегда оставалась маленькой девочкой с пушистыми кудрями, румяными щёчками и ореолом длинных ресниц.

Эсанора поцеловала её в лоб и, взяв восковое лицо в ладони, заглянула в глаза. Сегодня они были пусты, как покинутый бабочкой кокон. Сана продолжила медленно идти вдоль Пандор, пока не увидела в одном из зеркал движение. Она развернулась, закрыла глаза и хлопнула в ладоши:

– Адорин!

В ответ молчание.

– Стэя, – подумав, предположила Эсанора.

И снова молчание.

– Хасти, это, конечно же, ты, дорогая?

Приглушённое хихиканье.

– Как я могла не угадать!

Эсанора открыла глаза и торопливо приблизилась к кукле в фиалковом платье с рукавами-фонариками и длинным шлейфом.

– Тебе нравится твой новый наряд, дорогая? Помнится, твой мерзавец-муж не мог подарить тебе и нового платка.

Восковые веки медленно опустились и снова поднялись. Зашуршала ткань платья. Хасти осторожно высвободила руки из пышных складок и, двигаясь дёргано как марионетка, принялась осматривать себя.

– О-о-очень, – вырвалось из впадины открывшегося рта, – кр-расивое.

– Оно подходит к твоим глазам, – улыбнулась Эсанора, оглаживая ажурный воротничок с серебряным шитьём.

– А т-ты, – кукла склонила голову набок, опустила и снова подняла. – Твоя одежд-д-да. Как м-м-м-мальчишка.

– Ах, ну что ты, – Сана рассмеялась. – Что ты, дорогая. Я не люблю юбки, ты знаешь. Терпеть их не могу. Пусть меня нарядят в гробу, а пока я предпочитаю одежду, в которой легко спрятать нож.

Кукла захихикала. Прядь чёрных волос выбилась из-под серебристой сеточки и упала ей на грудь.

– Т-тревожишься?

– Не то чтобы… – Сана уселась на мягкий пуф и посмотрела на Хасти снизу-вверх. – Просто немного расстроена. Сын всё время занят, а у меня бессонница, и мне ужасно скучно. Ты знаешь, дорогая, я ведь присмотрела тебе прекрасного юношу!

– Гд-де он? – с интересом спросила кукла.

– Увы, – Эсанора пожала плечами, – он жив. Сын пока не хочет его убивать, но со временем он выполнит любой мой каприз. Правда ведь, чудный мальчик?

Кукла быстро закивала.

Послышался тихий стук в дверь. Алоис приоткрыл створки и вошёл. Скользнувший в залу вслед за ним сквозняк тотчас выдул жизнь из глаз Хасти.

– Скоро рассвет, матушка, а ты всё ещё не спала, – сказал Алоис, обнимая её за плечи.

– Я разговаривала с Хасти, – сказала Эсанора. – Это моя подруга с Энсердара, ты её, наверное, не помнишь. Мы как-то работали вместе.

– Прости, что помешал, но тебе в самом деле нужно поспать. Я надеюсь, Хасти не обидится, если вы продолжите разговор чуть позже?

– О, она обязательно простит тебя, дорогой. Но только если ты поскорее отправишь к ней того юношу, Рандо. Помнишь? Я тебе о нём говорила. Ты должен непременно убить его. Он красивый и смышлёный – отличная партия для Хасти. Бедняжке не повезло с мужем, и теперь ей одиноко, разве она не заслужила супружеского счастья?

– Конечно, заслужила, матушка, а теперь пойдём, тебе нужно выспаться.

– А как там моя живая куколка? Я так давно её не видела. Ты заезжал в Бренесдаль, дорогой? Она, наверное, подросла?

Алоис сдержано улыбнулся.

– Да, матушка. Не беспокойся. О ней хорошо заботятся. – Он ненадолго задумался и неуверенно продолжил: – Ты не думала о том, чтобы отправить и её в мир духов? Элика бы очень обрадовалась, появись у неё подружка.

– Ах, нет, дорогой, – Эсанора всплеснула руками. – Я не отдам её раньше времени даже Элике.

На лице Алоиса мелькнула тень раздражения.

– Как скажешь.

Глава 21

Небо на востоке за холмами едва начало светлеть. Долину укрывало одеяло густого тумана. Летфен ехал впереди, показывая дорогу.

– Эй, – он вдруг резко развернулся. – Прекрати!

– Что именно? – не понял Зенфред.

– Не лезь в мои мысли. Хватит копошиться в них, как червь в навозной куче.

Зенфред нехотя вынул нить из Источника Летфена.

– Как там Мертвяков сын? Живой?

– Пока живой.

– Хоть бы продержался, – вздохнул Летфен. – Скоро уже приедем.

– Послушай, как ты расправился с последним отрядом? – спросил Зенфред.

– Что, не успел подглядеть?

– Я бы с самого начала попросил тебя рассказать, но ты слишком часто врёшь.

– Когда это я врал? – оскорбился Летфен. – Я вообще никогда не вру! Только приукрашиваю, чтобы интересней было.

Вдалеке уже виднелся город. Прятавшиеся за стеной домики из светло-жёлтого и бурого кирпича казались совсем игрушечными. Впереди темнели ворота с мёртвыми камерами по бокам.

– Не хочется мне быть элигросьим завтраком, – признался Летфен. – Если попадёмся стражникам с этими тварями, от нас останется лужа крови и пара мясных кусочков. Ну, может ещё глазик в сторону откатится или пальчик.

– Не говори ерунды, – Зенфред поморщился. – В камеры мы не попадём, у меня хватит сил убедить стражу на входе.

– Дурак ты, Седой. Если бы беда была только в камерах, клеймёные сигали бы через стену и спокойно жили в городах, а вот когда по улицам разгуливает твоя смерть, соваться лишний раз не хочется. Я думал, Мертвяков сын что-нибудь придумает с нашими клеймами, а от него толку, как от гронула молока. Кстати, – Летфен огляделся, – куда подевались мои опарыши?

– Почему опарыши?

– Потому что белые. Вот когда гронул чёрный, я называю его червяк, а когда белый, он похож на опарыша.

Зенфред промолчал.

– А тебя я буду называть Пресный, – сообщил Летфен.

– Это ещё почему?

– А рожа у тебя всё время пресная. У Мертвякова сына тоже пресная, но он ещё и страшный, как недельный труп, хоть какая-то изюминка. Он там живой? Давай ускоримся немного.

– Его нельзя сильно трясти, – возразил Зенфред. – Иначе яд будет расходиться быстрей.

Оба замолчали, погружённые в мрачные думы. Летфен старался скоротать время за разговором, но волнение от этого никуда не девалось. Аринд почти не дышал.

– Эх, скорей бы на материк. Там тебе ни элигросов, ни чистильщиков. Убьём эту вашу бесноватую бабу и заживём как короли. Мертвякова сына в алхимики отправим, а я стану в море выходить. На больших кораблях. А может, и свой когда-нибудь куплю. Душа моряка не терпит простоя, а я большую воду уже который год только издалека и вижу.

– И всё-таки, как так вышло? – Зенфред поравнялся с мальчишкой. – Как ты приручил гронулов и заставил их убить наёмников? Я учился магии и знаю все её виды, но такого никогда не встречал.

– Думаешь, я ими управляю? – буркнул Летфен. – Это всё Эна. Её рук дело. Раньше ходили слухи, будто бы язычники приручали гронулов, как диких собак, а передавалось это по женской линии. Вот её отец и хотел это дело возобновить, чтобы давать чистильщикам отпор. Сделали, в общем, обряд. Ну, всё как положено. Храм со страшными рожами, червяк на цепи, и я, к столбу привязанный в качестве дара богам. Собралась толпа язычников и начали всем скопом вопить: «Прими, мол, червяк, нашу кровавую жертву и подчинись». Ну, кто из этих дураков с ленточками знал, как обращаться с гронулом? Да никто. Я сам от Мертвякова сына узнал, что они деревья жрут, а не мясо, и что вставать перед ними нельзя. В общем, приняли боги их жертву, – Летфен вздохнул. – Всех до единого приняли. Наверное, поэтому гронулы теперь и подчиняются. Не мне, конечно, а девчонке. А она всё время со мной. Как позвал, так и ходит следом. Я и не против. Какая-никакая женская компания, а то одни мужики кругом, глазу отдохнуть негде.

– Можно я взгляну на неё через тебя? – осторожно попросил Зенфред.

– Что, по юбкам соскучился, Седой? – Летфен хитро прищурился. – Ну, так и быть, только недолго. Меня тошнит, когда ты там копошишься, не хочу блевать прямо перед городскими воротами.

Зенфред перешёл на созерцание. Источник Летфена сиял нетронутой белизной. Никаких магических изменений в нём не было, но, соединившись с его зрением, Зенфред чётко увидел обвивающие талию ладони.

«Ты не мог бы повернуться?»

Летфен обернулся. Ему улыбалось личико сидевшей позади девушки, коротковолосой, с красивыми карими глазами.

Зенфред вынул нити, совершенно ошеломлённый.

– Думал, я рехнулся? – спросил Летфен. – Я тоже так думал. Сначала решил, что это из-за оника. И Мертвяков сын так сказал. Ну, не то что бы от оника бывали видения. Обычно до этого не доходило, человек просто сразу умирал. Но тут так совпало. Потом надышался ещё раз, и опять она появилась. С тех пор больше и не пропадает. Думаешь, я умом тронулся?

– Не похоже, – признался Зенфред. – То есть, когда со стороны смотришь, похоже, а когда твоими глазами…

– То-то и оно, Седой. То-то и оно.

* * *

Аринду снилось поле, простиравшееся до самого горизонта. Трава мягко шелестела на ветру, тонкие травинки волнами переливались друг в друга. Он лежал, заложив руки за голову, и смотрел вверх. Из-за лунного света крупные звёзды казались не такими яркими, а маленькие и вовсе пропадали из виду, как искры, поднимающиеся над котлами со светочной породой. Аринду казалось, что он плывёт в зелёном море. От земли исходило собранное за день тепло. В просветах между травинками замерли редкие облака.

Аринд вдруг понял, что лежит здесь очень долго. Не пришла ли пора ли заниматься рассвету? Луна не сходила с места и не путешествовала по небосводу, только прикрылась облаком, отчего звёзды стали казаться ярче. Время замерло, не слышалось шума насекомых или птиц, только шелест травы и прохладный ветер.

Вставать не хотелось, но Аринд всё же поднялся. Вокруг не было ни одного дерева. Только бескрайняя степь, посеребрённая куртинами седого ковыля. Сухой воздух пах ромашкой и полынью. Аринд побрёл, куда глядели глаза, утопая в разнотравье то по колено, то по пояс.

Откуда ни возьмись среди тёмной зелени появилась ровная, как стрела, дорога, ведущая за горизонт. Вдалеке прорисовывались очертания холма, окружённого раскидистыми дубами. Место выглядело очень знакомо. Аринд точно знал, под каким деревом спеет дикий крыжовник, где каждый год растут грибы и краснеет горькая до первых морозов калина. В какой стороне бьёт родник с ледяной водой и глинистыми берегами, истоптанными копытами кабанов и лосей.

Аринд неторопливо брёл по лесу. Впереди одиноким глазом-оконцем светился дом, из трубы вилась сизая струйка дыма. На душе стало уютно и очень спокойно.

– Сплю-сплю. Сплю-сплю.

Крошечная совка-сплюшка сорвалась с ветки и полетела на охоту за ночными бабочками, мотыльками и комарьём. С того места, где она сидела, упали два листика, и грузно плюхнулся в траву незрелый жёлудь.

Аринд сорвался на бег. Позади осталась опушка леса, трухлявые стволы, цепкая молодая поросль, заросшие трутовиками пни, густые заросли костяники. К дому вела утоптанная тропинка. Под навесом рябил боками расколотых поленьев дровник. Аринд постоял в нерешительности на крыльце и толкнул дверь. Та чуть скрипнула, отворившись. Полоска тёплого света первой выбралась поприветствовать гостя.

Внутри пахло свежим хлебом и ягодами. За столом у окна Редорф нарезал на тонкие ломтики кусок вынутого из бочки сала. У противоположного края примостился на сундуке Саор и, подперев острый подбородок ладонью, смотрел в темноту за окном. Когда Аринд вошёл, учитель обернулся и, сохраняя задумчивый вид, сказал:

– Заходишь, так заходи и дверь закрой, зря, что ли, печь топили?

Аринд переступил порог.

– Каша в горшке томится, – не отвлекаясь от дела, сказал отец. – Скоро упреет, будем есть, а пока сядь, закуси.

Он положил сало на ломоть хлеба и протянул Саору. Второй подвинул Аринду. Учитель разлил по бокалам черёмуховую настойку, глотнул, крякнул и отёр усы.

– А не спеть ли нам? – спросил он.

– Отчего же не спеть? – Редорф вытер руки лежавшей на подоконнике тряпицей. – Давай споём. А ты, сын, принеси пока кашу. Готова, поди.

Аринд пошёл к печи, а за спиной в два голоса протяжно запели:

Всадник-ветер лист гоняет Над озябшею землёй. Осень царственно ступает, Шлейф волочит золотой. О тебе ли моя песня, Грусть осенняя, тоска? Был я молод, был я весел, Нынче старость уж близка. Надо мною смерть витает, В стылый гроб торопит лечь. И весна уж не заставит В жилах кровь младую течь. Всадник-ветер лист гоняет Над озябшею землёй. Жизни искры догорают, Холод стелется змеёй. О тебе ли я горюю, Грусть осенняя, тоска? Время серебром рисует, Седину в моих висках.

Саор смахнул слезу и потянулся за кувшином. Аринд поставил на стол чашки с румяной кашей, где уже растопилось в золотистые кружки сливочное масло. Все принялись за еду. Тихо потрескивали поленья в печи, за окном шелестел лес. Саор хлебал из кружки горячий чай. Отец дул на кашу и ел, запивая молоком. И всё было хорошо. Так хорошо, что Аринду захотелось никогда больше не просыпаться.

* * *

Центральная улица пустовала. Туман скрадывал дома, прятал увитые пожелтевшими виноградными лозами плетни. Зенфред и Летфен спешились и вели лошадей на поводу. Аринда прикрыли серым плащом. Зенфред тоже примерил кое-что из наёмничьих одежд, чтобы спрятать герб Лариусов. Оба надели капюшоны и торопливо шли между пустовавших торговых рядов. Зенфред изредка спотыкался. Он почти ничего не видел, пока искал в мыслях редких горожан путь к лекарям, поэтому Летфен взял поводья обоих коней, а Зенфред держался за гриву.

«Это в южной части города. Там у них лечебный дом».

«Лучше не бывает, – возмутился про себя Летфен. – Попрёмся через весь город навстречу элиросьим пастям. Тебе-то хорошо, у тебя клейма нету».

«Думаешь, я вас брошу, если нападёт элигрос?»

«Я бы тебя бросил», – признался Летфен.

Цветы в палисадниках побило морозом. В воздухе серебрились едва заметные паутинки. Погоду улучшала магия, и Зенфред старался следить за Источником, боясь ненароком встретить кого-нибудь из бывших адептов.

«Мой план куда безопаснее, – проворчал Летфен, озираясь по сторонам. – Сидели бы с Мертвяковым сыном где-нибудь за городом под холмиком, пока ты бегаешь за лекарями. Никого бы не съели, все живы-здоровы, а мы вместо этого ходим по улицам, как живой корм».

«Будь у меня силы, так бы и сделали, – раздражённо ответил Зенфред. – Это ты ехал насвистывал, а мне пришлось всю дорогу поддерживать ритм его сердца. Хоть представляешь, сколько энергии нужно на то, чтоб заставить целителей идти за тобой без лишних вопросов? И как бы они излечили его за холмом? Без нормальной кровати, без нужных лекарств, без…»

«Хорошеньких лекарок, – мечтательно прервал его Летфен. – Ладно-ладно. Я тебя понял. Можешь не продолжать».

Посреди площади за аркой показался бассейн, в центре которого рос исполинский клён с огненно-красной кроной. Поверхность водного ложа пестрила мазками листьев. Ствол походил на мраморный. Каждая веточка была украшена гирляндой из светочных камней.

«Разве это не опасно? – невольно подумал Зенфред. – Дерево может загореться».

«Нашёл, о чём думать! Лучше бы солдат с элигросами искал, – возмутился Летфен. – Если меня не сожрут, я тебе расскажу, почему оно не загорится, а пока лучше смотри в оба».

Они миновали пустынную площадь, от которой тянулись вниз узкие улочки, и не успели углубиться в одну из них, как из-за угла вышел солдат с намотанной на руку мощной цепью.

– Мать моя рыба! – выпалил Летфен, вскакивая на лошадь и торопливо разворачиваясь.

Вслед за солдатом из переулка вышло существо, напоминавшее небрежно вырубленную из чёрного мрамора скульптуру ящера с головой, похожей на наконечник стрелы, и огромным шипастым хвостом. Под бугристой кожей элигроса вздымались мощные мускулы, щёлки ноздрёй втянули воздух, единственный глаз, жёлтый, как бельмо старика Еноа, уставился на замершего в проходе Зенфреда. Тот отпрянул, элигрос заверещал, рванул цепь и потянул солдата за собой.

– Ты что встал, Седой?! – послышался вопль Летфена.

Зенфред опомнился и, забравшись в седло, что было силы вдавил шпоры в бока испуганного коня, тот рванул галопом, едва не сбросив Аринда. Элигрос двигался то прыжками, то, как паук, быстро перебирая тремя парами лап. Со стороны площади, волоча по булыжному мощению цепи, появились ещё два. Лошади вставали на дыбы и взволнованно заржали.

– Давай в разные стороны! – Летфен дёрнул поводья, но жеребец не слушался.

Сквозь верещание элигросов и ржание гарцующих коней прорвался оглушительный гронулий рёв. Две массивные белые туши, разбрасывая горшки и подминая цветы на клумбах, неслись в их сторону. Летфен с трудом направил коня в свободный проулок, Зенфред помчался следом. Нагонявшему их элигросу преградил путь один из гронулов. Тела сплелись, контрастные, как снег и уголь. Червь рвал противнику лапы и пытался прокусить голову. Челюсть элигроса со скрежетом вонзалась в окаменевшую гронулью шкуру, шипастый хвост сдавливал туловище.

Ошалелые лошади, перепрыгивая через ящики и каналы, несли беглецов вглубь города, пока не пошли пеной и не стали заваливаться набок. Им недоставало воды и отдыха, и побег от элигросов стал для бедных животных последним рывком.

Летфен помог Зенфреду стащить Аринда, и вместе они поволокли его дальше. Из-за сделанного крюка лекарский дом теперь был дальше, чем ожидалось.

– И чего ж он такой тяжёлый! – задыхаясь, выпалил Летфен. – Нас или поймают стражники, или сожрут элигросы. Ладно, хоть народ ещё спит, а то бы мигом всю стражу подняли.

– Я успел стереть память солдату, – тяжело дыша, сообщил Зенфред. – Если не встретим ещё элигросов – прорвёмся.

Позади послышался шум. Зенфред резко обернулся. Скользя по камням, следом двигался измазанный кровью червь.

– А вот это уже лучше, – кивнул Летфен, глядя на гронула.

Червь нагнал их за мгновение и принялся виться у ног. Побелевший от страха Зенфред замер.

– Что ты встал, Седой? Помоги мне усадить его и поедем дальше.

Ошеломлённый Зенфред молча выполнил указания. Летфен забрался на червя, придерживая Аринда, и кивнул на приползшего следом второго.

– Садись, это твой.

Зенфред заставил себя успокоиться и оседлал гронула. Кожа червя становилась влажной и чёрной. Черви спрятали лапы и со скоростью, от которой захватило дух, метнулись к окраине города. Нижние улицы заполнял туман.

– Какая ж ты полезная оказалась, Эна! – радостно выдохнул Летфен, когда черви перешли на шаг. – Я тебе платье новое в награду куплю, хочешь? А… ты ведь его носить не сможешь. Что? Всё равно хочешь? Вот девчонки! Ну, раз хочешь, куплю. Сам буду носить. По праздникам.

* * *

Аринд сидел на груде мешков с хворостом, прислонившись спиной к горячей печи. Отец дремал, скрестив руки на груди. Саор сопел на полатях. Тянулась долгая спокойная ночь. Замерший в окне полумесяц заливал комнату белым светом.

Неожиданно раздался жуткий грохот, как будто кто-то снаружи пытался проломить дверь. Аринд подскочил. Редорф открыл глаза. Саор заворочался на лежанке.

– За тобой, поди, пришли, – проворчал он. – Иди открой.

Аринд подошёл к двери и прислушался. За ней слышались чьи-то голоса. Далёкие и глухие, как будто люди говорили под водой.

– …проклятый мертвяк! Вставай, кому говорю!

– Успокойся, Летфен.

– Да как я могу успокоиться? Почему он до сих пор не очнулся? Синий, как русалочий жених!

– Сядь, не мельтеши. Лучше поспи немного.

– Вот ты и спи, а я спать не могу!

Аринд отворил дверь, вздрогнул и замер на пороге. Там, снаружи, спокойствия не было, луна уступала место солнцу, а люди продолжали рождаться и умирать. За пределами пузыря бил яркий свет, в уши рвался шум, а в душу страх.

– Иди уже, – пробормотал Саор, поворачиваясь спиной и шумно вздыхая.

Окоченевшие от холода конечности начинали согреваться и неприятно покалывать. Тело тяжёлое, точно каменное, не пошевелиться. Аринд открыл глаза. Тёплый свет лампы освещал маленькую уютную комнату с закрытыми от ветра ставнями единственного окна. С трудом повернув голову, Аринд увидел спавшего в кресле Зенфреда. Вид у него был настолько измученный, что не хотелось будить, но едва Аринд пришёл себя, Зенфред почувствовал это и, вздрогнув, проснулся.

– Где это я? – спросил Аринд.

– В лечебном доме, – устало сообщил Зенфред. – Часть яда из тебя вытянули, а уж тот, что глубоко вошёл, убрали противоядием.

– А где Летфен?

– Да вон же.

Повернувшись в другую сторону, Аринд увидел Летфена, сопевшего на лавке у стены.

– Пойду узнаю, не осталось ли у них чего с ужина, – зевая, сказал Зенфред. – Пусть сообразят тебе поесть.

Аринд кивнул. Он почти не чувствовал голода, только страшную слабость и озноб. Скоро вернулся Зенфред с подносом, на котором стояла чашка с бульоном, каша с мясом и овощи. Аринд неторопливо жевал, чувствуя спокойствие и тихую радость от того, что с его товарищами всё в порядке. Завтра наступит потом, а пока он всё ещё жив, в безопасности и не один.

– Как только встанешь на ноги, отправимся в порт, – сказал Зенфред, устраиваясь в кресле и укрываясь плащом. – Надо убираться с острова. За Лариусами объявлена охота, неровен час сюда заявятся люди Брайданов. Мы выгадали немного времени, но они наверняка обыщут все близлежащие города и деревушки.

– Кто такие Брайданы?

– Я расскажу тебе завтра.

– Ты живой, Мертвяков сын? – протирая сонные глаза, спросил Летфен.

Аринд кивнул.

– У-у-у, проклятый, напугал, – мальчишка повернулся к стене, поёрзал и снова уснул.

* * *

В порт городка Левадро они попали спустя три дня. Добрались почти без приключений, не считая слежки из нескольких наёмников, которую Зенфред заметил и обезвредил почти мгновенно. Теперь все трое плыли в сторону материка на борту корабля со звучным названием «Сияние». Судно было средней паршивости, старое и замызганное. С Картана на Энсердар на нём прибывали клеймёные, а обратно в Хэлдвейн везли светочные камни. Должно быть, отсюда и пошло название.

Шёл уже третий день путешествия, а Аринд и Зенфред до сих пор валялись в каюте, стоная и ругая на чём свет стоит качку. Летфен чувствовал себя прекрасно. Мимо сновали матросы, все как один в штанах из желтоватой просмолённой ткани. Благодаря Зенфреду можно было бродить по палубе беспрепятственно, а не прятаться в торговом отсеке.

Море восхищало и пугало непостоянством. Оно меняло настроение, как капризная женщина, и Летфен никогда не знал, чего ждать завтра… Затишья голубых вод, исчерченных белыми дорожками штиля. Багрового тумана заходящего солнца, раскатавшего по сверкающей поверхности кровавую дорожку. Игры барашек, когда взбитые в пену гребни волн, точно маленькие крабики, быстро перебирая лапками, стремятся к берегу. Штормового ветра и крика птиц, теряющихся на фоне кварцевых облаков, или мерно откатывающих от берега волн, уносящих с собой песок и обломки ракушек.

Стоя на палубе, Летфен полной грудью вдыхал кисловато-солёный воздух. Сегодня вода напоминала суп: мутная, в водорослях и множестве прозрачных белых медуз, похожих на студень. Таких можно брать в руки и не бояться ужалиться. Сквозь тучи, то тут, то там проглядывало солнце.

«В море, как в жизни, – подумал Летфен. – Всё переменчиво».

«А счастье подобно лучам, прорывающимся после грозы сквозь завесу облаков», – добавил подошедший к борту Зенфред.

– Счастье – это сытое брюхо и красивая девка под боком, а не твои высокие речи, Седой, – сконфуженно буркнул Летфен. – Хотя у каждого оно своё. Мертвякову сыну счастье над колбами чахнуть, а тебе за бесноватыми бабами бегать.

Зенфред слабо рассмеялся.

* * *

Летфен проснулся от того, что упал с кровати. Всё вокруг ходило ходуном. Он накинул плащ и выбрался на палубу. По ночному небу неслись чёрные рваные облака, вдалеке то и дело сверкали молнии, слышались оглушительные раскаты грома, мачты кренились под порывами ветра. Корабль казался маленьким беззащитным зверьком в лапах хищника.

Летфена накрыло огромной волной, он едва успел ухватиться за мачту, чтобы не смыло за борт. Повсюду бегали матросы.

– Давай правее! – орал штурман.

Его голос почти заглушил зловещий гул моря. Накатилась ещё одна волна, залившая часть палубы.

– Все к левому краю! – проорал штурман.

Матросы бросились к борту и успели выровнять корабль. Бешеный ветер больно хлестал по щекам, но Летфен боялся расцепить руки. Мокрые волосы лезли в глаза, одежда промокла, и стало невыносимо холодно.

Небо разразилось раскатами грома, где-то совсем близко сверкнула молния, из тяжёлых туч полился дождь. Холодные капли разбивались в мелкие брызги. Подгоняемые шквальным ветром паруса раздувались, и корабль несло куда-то в темноту.

– Спустить паруса!

От толпы отделились несколько матросов и принялись выполнять приказ. С голыми мачтами держать равновесие стало легче. Капитан пытался повернуть корабль, но огромные волны не давали ему этого сделать.

– Впереди воронка! Срочно открыть второй клапан!

Матросы открыли люк и спустились в трюм, где находилось оснащение судна.

– Клапан открыт!

– Полным ходом вперёд! – проорал капитан и потянул рычаг на себя.

Судно за несколько мгновений набрало огромную скорость и вырвалось из штормовой зоны. Ветер тут же утих, строптивые волны всё спокойней бились о борт корабля.

– Вот это я понимаю, Эна, – шепнул Летфен посиневшими от холода губами. – Разбогатею и сам стану капитаном, а ты у меня будешь вместо украшения на носу корабля и пиратов отпугивать пригодишься. Призраки на судне – вещь страшно полезная.

Эны позади не было. Кажется, она и не появлялась с тех пор, как корабль отошёл от острова. Дрожащие колени не выдержали, и Летфен вынужденно сел.

Всю оставшуюся ночь он то и дело просыпался и выходил на палубу. По небу медленно проплывали чёрные с синим, а местами – фиолетовым, отливом тучи. В просветах между ними проглядывали звёзды. На палубе было тихо. Вновь поднятые паруса раздувались от солёного ветра, все на корабле спали, сквозь темноту просматривался силуэт оставленного на дежурство высокого матроса. Корабль, мерно покачиваясь, лавировал по волнам. На востоке красной полосой разгорался порез раненого неба.

Глава 22

Каюта была отвратительно тесной и узкой – сырой вонючий гроб для четверых. К верхней балке крепился плохо обработанный, покрытый пылью светочный камень. Друг над другом висели гамаки матросов. Лёжа в одном из них, Зенфред представлял себя мухой, замотанной в паучий кокон. На соседнем изнемогал от качки Аринд. Летфен снова слонялся по палубе.

– Как ты? – спросил Зенфред, убирая прилипшие ко лбу волосы.

– Плохо, – выдохнул Аринд, не открывая глаз.

– Я бы использовал магию, но она жутко выматывает. Это ничего. В последний раз, когда я плыл на корабле, было гораздо хуже, – Зенфред невольно потёр щёку. – Едва я отошёл от опиума, как мне поставили клеймо. Было совсем темно, всюду пищали крысы, а я лежал в блевотине, корчился от боли и даже пальцем пошевелить не мог.

– Тебе ещё повезло, они тут сытые, – сказал Аринд, закрывая глаза рукой. – Раньше в тюрьме, где я работал, копали земляные ямы для тех, кому не хватало карцеров. Сверху их закрывали решётками. От голода крысы забирались в них и объедали клеймёным носы и уши.

Зенфреда передёрнуло. Послышался топот шагов, в каюту вихрем влетел Летфен и радостно завопил:

– Эй, тошнотики! Айда наверх! Земля на горизонте!

На палубу Зенфред поднимался, держась за стены. Аринд сохранял равновесие куда легче, но выглядел не менее ужасно. Один Летфен в закатанных до колен штанах и матросской майке чувствовал себя, как рыба в воде. Он заметно загорел, веснушки на лице пропали, волосы стали бледно-рыжими.

Аринд приставил ладонь козырьком, отчего тёмные круги под глазами стали ещё заметнее. Зенфред зажмурился. От яркого солнца и бликующей водной ряби наворачивались слёзы. Вдалеке, подёрнутая воздушной дымкой, зеленела полоска материка Картан.

* * *

Летфен уминал соевый творог и рыбу, обсыпанную кунжутными семечками и обжаренную в слоёном тесте.

– Вот это жизнь! – протянул он, облизав пальцы и похлопав себя по полному животу. – Просто рай. Ещё бы девку красивую найти, и рай будет у всех частей тела.

Лёгкая полупрозрачная ткань драпировок колыхалась. Колонны террасы увивали виноградные лозы и цветы, похожие на искры в ночи тёмных листьев. Играла флейта, переливы мелодии вплетались в песнь тёплого влажного ветра. Вдалеке, за крышами домов, синело море, окаймлённое грядой сбившихся у горизонта облаков. Душа Летфена ликовала, и как никогда хотелось поговорить.

– Эй, Седой, ты чего жуёшь с такой миной, как будто тебе тухлых устриц в суп положили? А ты, Мертвяков сын, выпрямись и не зыркай так на людей, у них от тебя аппетит пропадает, смотри лучше в свою тарелку.

– Ты когда-нибудь замолкаешь? – раздражённо спросил Зенфред.

– А то! Когда сплю, например.

– Ты и во сне разговариваешь, – заметил Аринд, с подозрением рассматривая маринованное щупальце осьминога.

– Ох ты! – Летфен подался вперёд, едва не опрокинув кувшин с фруктовой водой. – Вы только гляньте на ту разносчицу! Вот это красотка! Я обожаю материк, тут у всех девок такие открытые платья! Плечи голенькие сверкают, а разрезы аж по самое неприличие!

– Слюной не захлебнись, – Зенфред стукнул его ложкой по лбу.

Летфен вернулся на место и обиженно потёр ушиб. Две виноградины, задетые его локтём, скатились с блюда и упали на пол.

– Эх вы, недорослики. Пора бы уже и женщин знать, а вы до сих пор и смотреть в их сторону боитесь. Хотите расскажу вам про свою первую? Это была дочка пекаря – ужасно толстая, да ещё и прыщавая.

– Ну всё, хватит! – вспылил Зенфред.

– Не то, чтобы она мне нравилась, но подержаться было за что и спереди, как говорится, и сзади.

Челюсть неожиданно свело. Летфен скорчился и принялся плеваться. Аринд хмыкнул. Кажется, это был первый раз, когда его что-то развеселило. Летфен потрогал онемевший язык пальцем и, дождавшись, когда глаза Зенфреда перестанут быть чёрными, продолжил:

– Ну, хочешь про хозяйку одной питейной расскажу? Она была старовата, и зубов у неё не доставало, но какая разница, я же с ней не целовался. У меня даже шрам от вил на заду есть. Это мне её муж поставил, когда по двору за мной бегал, а я всё никак штаны надеть не успевал. Потом я в курятнике от него спрятался, а там петух, зараза, меня клюнул, куда не положено.

Зенфред расхохотался, да так громко, что к нему обернулись все, кто сидел на террасе.

– Ладно-ладно, – сказал он, всё ещё посмеиваясь и утирая слёзы с уголков глаз. – Мы послушаем истории о твоих женщинах, но сначала вспомни хоть одну красивую.

– Да у меня их всего две было, – обиделся Летфен. – Чего вы ржёте, как кони?

Разносчица в воздушном платье с вырезами до бёдер не подошла, но подплыла к их столику. Оказавшись перед Зенфредом, она низко поклонилась. Грудь в узком лифе колыхнулась, и Летфен едва не уронил челюсть на стол. Девушка была похожа на тигрицу. Волны золотисто-рыжих волос рассыпались по спине и плечам. Чарующе хитрые глаза глубокого зелёного цвета смотрели прямо на Зенфреда, когда она поднималась.

– Лошади готовы, господин. Не желаете перед дорогой посетить наши купальни?

Намёк в её медовом голосе звучал так же отчётливо, как если бы она была полностью обнажена.

– Ещё как желаем! – воскликнул Летфен.

– Нет, мы отправляемся немедленно, – коротко ответил Зенфред.

Эта девушка легко могла оказаться в его постели, но после случая с Линэ Зенфреду противила мысль о связи с незнакомкой, жаждущей переспать с ним из-за корысти. К тому же, стоило поспешить на церемонию оглашения королевского преемника, до которой оставалась всего неделя. Летфен взвыл, но Источник тут же пресёк волну его недовольства и грязных ругательств. Аринду было совершенно всё равно. Он не смыслил в женщинах, а после знакомства с Эсанорой и вовсе старался избегать их общества.

Дорога в столицу Хэлдвейна на сменных лошадях заняла почти шесть дней. Всё шло на удивление спокойно, и Зенфред не находил себе места. Он слишком привык к погоням и смертям. По сравнению с Энсердаром, на материке было невообразимо тихо, только внутренняя борьба крепла с каждым днём. Сознание Праена нет-нет и прорывалось сквозь скорлупу Источника, всё чаще в голове появлялись чужие мысли. Прошлым утром Зенфред едва не упустил возможность управлять телом. Это напугало его, но осознание того, что цель уже близко, успокаивало.

Пахшее земляникой поле напоминало пёстрое одеяло. То тут, то там росли куртины клевера и зверобоя, раскачивались на ветру пышные соцветия гортензий. В одном из заброшенных садов на подъезде к столице путники устроили привал. После сытного обеда Зенфред распластался под широкой кроной и щурился на небо. Над ним сквозили на свету поеденные шелковицей кружевные листья яблонь. Мелкие плоды изредка срывались с веток и глухо падали в траву. Летфен с задумчивым видом ковырялся в носу и время от времени шмыгал. Аринд напряжённо смотрел вдаль. Его не покидала тревога, а это чувство никогда не обманывало.

«Что ты собираешься делать, когда всё закончится?» – спросил он.

«Я об этом не думал, – признался Зенфред. – У меня не так много времени, чтобы планировать. Ты хочешь вернуться на остров, ведь так? Летфен, пожалуй, расстроится».

«Здесь мне не место, а он и без меня не пропадёт, если только его не проткнёт вилами муж очередной хозяйки питейной».

Зенфред сдержал смешок.

– Чего это ты лыбишься, Седой? – нахмурился Летфен. – Опять без меня лясы точите?

– Я вспомнил о той истории с приклеенной бородой, про которую ты рассказывал.

– Правда же, смешная? – обрадовался Летфен. – А вот Мертвяков сын совсем шуток не понимает.

Эрехтайн – столица королевства, растянутая вдоль горного хребта между двумя крупными реками, была видна с плато, откуда вела вниз широкая дорога. Долина находилась ниже уровня моря, но защищалась многочисленными дамбами. Дворец, подобно верхушке торта, отделялся от нижнего города несколькими ярусами построек и издалека походил на грибницу. Башни завершались полушариями малахитового цвета. Самый большой купол со световым фонарём располагался на центральном донжоне, опоясанном сквозным барабаном с множеством окон.

– Вот это хоромы! – выдохнул Летфен. – Беленькое всё, как из человечьих костей вырезанное.

– Ну и сравнения у тебя, – покосился на него Зенфред.

– Человеческие кости не такие уж белые, – вставил Аринд, вспоминая обглоданный волками труп какого-то неудачливого охотника, на который они с отцом наткнулись прошлой осенью. – Если свежие.

– Вам бы только о костях и трупах.

Зенфред раздражённо вздохнул и пришпорил коня. Ему не хотелось думать о смерти. Мысли занимала скорая встреча с Эсанорой и Майернсом. После них стоило заглянуть в Академию к магистру Каснелу и сжечь его, подвесив где-нибудь на главной статуе.

Начиналась зима, но о снеге и холоде в этих местах знали только из легенд и сказок. На улицах царило небывалое оживление. Зенфред отгородился от шума и пёстрых нарядов горожан, углубившись в поиск магов. Герб Лариусов и именная печатка на пальце Праена помогли без труда попасть в верхний Эрехтайн. Пропускная грамота с печатью короля во внутреннем кармане плаща открывала путь во дворец. Всё складывалось удачно, но из-за толчков сознания Праена и предчувствия Аринда Зенфред нервничал и отовсюду ждал подвоха.

Летфен, занятый разглядыванием девушек, красивых домов и увитых розами арок, был так восхищён, что не сказал ни слова с тех пор, как они миновали главные ворота. К его поясу крепились скрытые туникой флаконы оника и других ядов, предусмотрительно купленные на рынке портового городка. Зенфред почувствовал лёгкий укол тщеславия от мысли, что ни отрава Летфена, ни ножи Аринда не потребуются для того, чтобы свергнуть всю элиту Хэлдвейна.

Он сможет устроить всё сам. Бесшумно и почти без усилий. Нужно только подобрать время. Дождаться, когда враги останутся без сопровождения барьерных магов и разорвать Источники, заставить самых близких слуг отравить пищу или заколоть во сне, усыпить стражу и проникнуть в покои. Осознание того, что Райелды скоро будут отомщены, как никогда грело душу. Прежде чем расправиться с предателями, следовало подобраться к ним как можно ближе, раскрыть заговор и заставить признать клевету, но времени для этого почти не осталось. Зенфред боялся умереть, так и не завершив начатое.

Следующим утром он стоял у окна центрального донжона в ожидании начала церемонии. Отсюда, с высоты птичьего полёта, хорошо просматривался восточный угол дворца. Башни и арочные мосты, фруктовые деревья в кадках и огороды, разбитые на плоских крышах. Холмистая долина у подножия Эрехтайна поросла лиственным лесом. В оврагах пряталась недоеденная утренним солнцем каша тумана. Стадо то ли коров, то ли лошадей, отсюда было не разглядеть, паслось у западного притока реки Рамхо – широкой и полноводной, берущей начало в толще скал и простирающей голубые отростки-пальцы до берегов моря. На севере чернел остов древней крепости.

Всё это должно было принадлежать единственному наследнику Ханвиса Райелда, но он стоял в стороне, вынужденный наблюдать за тем, как трон переходит к людям, убившим его семью. Пальцы, сжатые в кулаки, побелели. Зенфред почти не пользовался Источником из-за обилия магов и толком не мог прочесть мысли гостей замка. В каждой знатной семье, прибывшей на церемонию, имелся отпрыск, обученный в Академии, или наёмный адепт. Пока он знал лишь то, что большинство ожидает увидеть наследницей Эсанору. Если и существовал способ вскрывать защиту барьерных магов, всё вышло бы не так плачевно, но уповать на чудо Зенфред давно перестал.

Время – кровь, сочащаяся из раны. Каждая минута – капля. Каждый час – кубок. Когда наберётся полная чаша, смерть поднимет её и выпьет жизнь Зенфреда без остатка.

– Не хотел бы я отсюда свалиться, – сказал подошедший сзади Летфен. – Если плюхнуться во-он на тот мостик, лепёшка из тела получится жиже, чем коровья.

«Шёл бы ты мимо со своими фантазиями».

«А ты штаны не мочи, Седой. Раз уж взялся, так не трясись. Кто смерти боится – тот долго не живёт».

«Где Аринд? Я же просил не оставлять его одного, он заблудится».

«Не переживай, папаша. Мертвяков сын в библиотеке. Его оттуда даже клещами теперь не вытянешь. Вперился в какую-то книгу, вообще меня не слышит, я чуть со скуки не помер».

Зенфред вздохнул и снова посмотрел вниз. Из ниоткуда, напугав его, появился белый голубь и, усевшись на подоконник, принялся вальяжно расхаживать по нему.

«Ты погляди! Курица! – обрадовался Летфен. – Мы в голодное время только так их ловили и ели. Ох, и вкусные! Похлеще рябчиков. Знаешь, как ловят голубей, Седой?»

«Нет».

«Рассказать?»

«Ну, расскажи».

От мрачных дум Зенфреда не могло избавить ни вино, способное вырвать наружу сознание Праена, ни женщины, чьи мысли портили всю сладость речей и прикосновений. Даже еда давно утратила вкус, поэтому на случай, когда нужно отвлечься, ничего лучше Летфена мир ещё не создал.

«Это надо ночью делать. Меня, помню, брат учил. В общем, как стемнеет, светочный камень суёшь под чёрный колпак, потом за пазуху и идёшь на крышу сарая или на чердак. Там быстро достаёшь, смотришь, где они сидят, и тут же прячешь. Голуби ночью совсем слепые, а яркий свет их отупляет. Как подойдёшь ближе, ещё раз вынимаешь светоч, опять прячешь и хватаешь их. Потом голову сворачиваешь и в мешок. Всё просто».

«Неужели не улетают?» – спросил Зенфред, разглядывая птицу.

«Ну, самые глупые пытаются. Только они ж не видят ничего, то в стенку, то об потолок бьются и падают. Люблю их ловить. И занятие весёлое, и от голода спасало не раз. Вот даже сейчас руки чешутся».

«Не вздумай, – нахмурился Зенфред. – Не голодные времена».

«Нагадит он тебе на голову, сам захочешь ему шею свернуть».

Летфен встал возле другого окна, упёр руки в бока и принялся что-то насвистывать. Ветер трепал кудряшки его выгоревших волос.

«Почему ты не остался где-нибудь в портовом городе? – спросил Зенфред. – Глядишь, и устроился бы уже».

«Куда Мертвяков сын, туда и я. Я ему уже дважды жизнью обязан, а за добро надо платить».

«Да ты его скорее в гроб загонишь, – нахмурился Зенфред. – С такой-то жизнью».

«А что не так с моей жизнью?»

«Да ты сам подумай. Вечно лезешь на рожон, смерти не боишься, споры эти глупые затеваешь. Ты не понимаешь, что это опасно? Жизнь не игра. Надо быть осторожней, тем более, если хочешь помогать кому-то».

«Да я всегда так жил, и ни разу ещё не умер! Руки и ноги на месте, и оба глаза целы, а у тебя даже тела своего нет, а нравоучения мне читаешь».

«И почему дуракам вроде тебя так везёт? – вздохнул Зенфред. – Жизнь несправедлива».

«Жизнь мы делаем себе сами, Седой. И как мы к ней относимся, такой она и будет».

– Господин Лариус, – послышался голос запыхавшегося мальчика-пажа. – Вас ожидают в тронном зале, церемония скоро начнётся.

«Позови Аринда и отправляйтесь туда. Стойте в стороне, не подходите близко ко мне, кланяйтесь, когда…»

«Ваш глупый недостойный раб помнит все ваши наказы, о мой господин, седейший… то есть светлейший и прекрасный, как сияющий на солнце горный пик, припорошённый перхотью девственного снега!»

«Просто заткнись и иди за Ариндом».

Летфен картинно раскланялся и нырнул в боковой проход. Роль слуги у него выходила просто ужасно. Слава Источнику, что никто не мог слышать их разговор. Другое дело, Аринд. Оруженосец, как оруженосец: молчаливый, внешне спокойный, но расторопный. Таких сложно запомнить в толпе. Едва они пропадают из виду, память избавляется от воспоминаний, как солнце, стирающее мимолётную тень.

Огромный, перекрытый куполом зал постепенно заполнялся народом. Тянущиеся вверх зубья арок напоминали корону, а узкие колонны – свечи с зажжёнными на верхушках фитилями факелов. Проникавшие через световой фонарь столбы солнечных лучей растворялись, не достигнув пола, и сливались с тёмными стенами. Внизу царил полумрак. Вместо окон в нишах высились исполинские статуи древних королей, мрачные и пугающие. На мощёном нефритовыми плитами полу кровавыми реками алели ковры. В малахитовых вазах источали странный аромат благовония. Своды поддерживала двойная колоннада из зелёного мрамора, увенчанная позолоченными капителями.

Зенфред сделал глубокий вдох и на время затаил дыхание, успокаивая сердце. Нити, которые прежде защищали сознание, теперь сдерживали Праена, и подавить беспокойство не выходило. Впереди, на возвышении, стоял трон с золочёными подлокотниками и ножками, выполненный из светочного камня. Подушка для сиденья была сшита из узорчатого бархата. Трон пустовал. По бокам от него стояли два пуфа, должно быть, для советников. Зенфред похолодел. Не придётся ли ему сидеть рядом с Эсанорой и Майернсом вместо старшего Лариуса?

Народ всё прибывал. Знатные лорды выстраивались ближе к возвышению чуть позади Зенфреда. Дворцовые слуги и пажи господ стояли поодаль. Аринд и Летфен должны были находиться где-то там. Без них под боком становилось как-то неуютно.

В зале царил шум, подобный гулу осиного гнезда, но вот звучный голос объявил о появлении короля, и тотчас установилась гробовая тишина. С балкона спускался Майернс – старая развалина, поддерживаемая с обеих сторон слугами. Они почти волокли монарха вниз по лестнице, дабы тот снизошёл к трону согласно обычаю. Майернс едва передвигал ноги и, судя по мутному взгляду, находился где-то в другом мире. Присутствующие один за другим поприветствовали водружённого на престол короля почтительными глубокими поклонами, и церемония началась.

Майернс говорил на удивление связно. Спокойный властный тон плохо сочетался с полоумным взглядом. Гулкое эхо отталкивалось от высоких сводов и разносилось над толпой.

– Приветствую вас, сыны и дочери Хэлдвейна! Пусть в этот день глаза ваши будут ясны, а уши чутки, ибо сегодня все вы свидетели пред ликом Создателя нашего. Долг ваш – перенести слова мои на свои уста и донести их до народа. Пусть новый месяц ознаменует новую дорогу. Я долго ждал этого дня, и вот теперь я готов представить своего преемника. Нового короля величайшего королевства материка Картан – властителя Хэлдвейна. – С этими словами старый монарх поднял руку.

Зал ответил разрозненным:

– Во имя Создателя нашего!

И снова затих.

Стоявший ближе к выходу в толчее между колонн Летфен невозмутимо зевал. Аринд касался пальцами рукояти меча и страшно нервничал. Он чувствовал на себе чей-то взгляд. Вокруг было много людей, и кто-то из них сверлил его спину. Не выдержав, Аринд обернулся. Позади него стояла белая, как полотно, Глоди. Несколько долгих мгновений они молча смотрели друг на друга.

– И пусть шаг его продолжит мой шаг, – ораторствовал старик на пьедестале.

– Эй, – Летфен пихнул Аринда в бок и шёпотом сказал. – Ты чего девушку пугаешь? Не пялься, она не соблазнится на такое страшилище.

К величайшему удивлению мальчишки, Глоди протиснулась вперёд, встала рядом с Ариндом и потянула его за рукав, призывая наклониться.

– Зачем вы здесь? – испуганно шепнула она. – Госпожа убьёт вас, если увидит. Пожалуйста, уходите сейчас же.

– Я не могу уйти, – коротко ответил Аринд.

На пьедестал поднялась появившаяся из бокового прохода Эсанора и села на пуф справа от Майернса. Следом появился кто-то ещё, но из-за колонн и голов любопытствующих разглядеть его не удалось. Зато с того места, где стоял Зенфред, незнакомца было видно прекрасно. Он походил на хлебный колос – высокий, стройный и весь как будто позолоченный. От пшеничных волос и глаз цвета жидкого янтаря до расшитой золотом белоснежной одежды. О боги всех миров, как он походил на Эсанору! Неужели эта женщина умудрилась сделать своего отпрыска вторым советником короля?

Майернс с помощью слуг поднялся и трясущимися руками снял с себя венценосное украшение. Незнакомец опустился перед ним на одно колено.

– Я возлагаю корону на чело моего сына Алоиса. Нового властителя Хэлдвейна. Отца и хозяина великого королевства! Пусть годы его правления будут мудры и долги!

Новоиспечённый правитель встал перед народом и поднял ладонь. В это мгновение все, кроме ошеломлённого Зенфреда, одновременно согнулись в поклоне, точно невидимая коса обрезала нити марионеток. Вместо разрозненного приветствия сотни голосов зазвучали, как один:

– Да здравствуют король Алоис и королева Эсанора! Слава Создателю нашему! Пусть годы их правления будут мудры и долги!

Зенфред замешкался и остался стоять, как памятник посреди голого поля. Он торопливо нагнулся и открыл внутреннее зрение, пока никто не мог увидеть чёрных глаз. Сердце пропустило удар. Источник Алоиса был полностью серым, как необработанный светочный камень. Веер энергетических потоков, протянутых почти ко всем, кто находился в зале, просуществовал мгновение и рассеялся, едва замолк голос толпы. Зенфред выпрямился, чувствуя, как по телу разливается отупляющий вязкий страх. Жёлтые глаза смотрели на него в упор, и хотя Зенфред тщательно скрыл собственные нити, этот взгляд едва не довёл его до паники. Только что коронованный паук в обличье человека набросил на огромный зал паутину, в которой запутались разом все мошки.

Глава 23

Зенфред метался по комнате. Пиршество в честь нового монарха закончилось поздно ночью. Аринда и Летфена поселили в нижних комнатах, предназначенных для слуг. Расстояние до них было внушительным, нити не дотягивались, да и товарищи вряд ли могли чем-то помочь.

До церемонии никто и знать не знал этого Алоиса, но с его появлением все как по щелчку уверились в том, что незнакомец – сын Майернса, принц Хэлдвейна, которого якобы растили за пределами дворца и прятали от общества, потому что прошлый наследник был отравлен. Вот так просто. И ни у кого не возникло сомнений, ни один не задался вопросом и не заметил чудовищных несовпадений. Теперь стало ясно, кто убедил Майернса в предательстве отца и за несколько лет привёл к трону обычную наёмницу. Тень из мыслей советника Рамуса обрела плоть. Встретить такого врага Зенфред никак не ожидал. Источник Алоиса, открытый по всем правилам и способный управлять единовременно сознаниями сотен людей, был оружием, превосходившим мощь целой армии.

Зенфреда прошибал пот от воспоминаний о жёлтом взгляде. Алоис определённо что-то заподозрил, и хотя ни одна нить не коснулась Зенфреда, кто знает, когда он решит действовать и что намеревается делать. Капли крови, падавшие в чашу жизни, ускорились. Теперь это была уже струя. Зенфред не находил себе места, как зверь, загнанный в клетку. Он сам закрылся в этой ловушке и, что хуже всего, привёл на погибель товарищей. Нужно было сообщить им, чтобы убирались отсюда как можно дальше, если их ещё не схватили. Зенфред подскочил к двери и шарахнулся, когда снаружи послышался стук.

– Вы позволите, господин? – спросил мягкий женский голос.

Зенфред торопливо отошёл к креслу у окна. Девушка была одна, не считая охранявших дверь стражников.

– Входи.

Створки распахнулись. В комнату вошла служанка с подносом, заставленным фруктами, сыром, подогретым вином с пряностями, ломтями поджаристого хлеба и мяса.

– Ваш ужин, господин, – сказала она, ставя принесённое на столик, и, опустив глаза, смущённо спросила. – Желаете, чтобы я осталась?

От нервозности Зенфред не сразу заметил, что она очень красива и почти обнажена. Полупрозрачное платье едва скрывало девичьи прелести.

– Нет, – сказал он коротко. – Я очень устал, ты можешь идти.

Служанка поклонилась и вышла. Зенфред даже не взглянул на еду, ему кусок не лез в горло, да и какой ужин после пира. Он снова подошёл к выходу и резко обернулся, услышав шорох позади. Кто-то пытался проникнуть в его покои через окно. Зенфред открыл внутреннее зрение. Совсем рядом светились два Источника.

«Как вы сюда забрались?»

«По балконам прыгали, как белки, – ответил Летфен. – Мертвяков сын меня просто замучил своими предчувствиями! Он совсем свихнулся!»

«Я очень рад вас видеть, – признался Зенфред. – Источник отсюда не мог до вас дотянуться, я уже сам хотел вниз идти».

«О, не стоит беспокоиться, господин, – огрызнулся Летфен, хватая с подноса гроздь винограда и закидывая в рот несколько ягод. – С Мертвяковым сыном и не захочешь, попрёшься куда попало».

«Почему ты так злишься?» – Аринд задёрнул штору и присел на край пуфа.

«Он ещё спрашивает! Ну хоть ты, Седой, пойми меня, как мужчина мужчину! Я полдня, пока ты там шлялся с коронованными особами, ухаживал за одной красоткой, и она уже готова была упасть в мои объятья! У меня намечалась горячая ночь, а тут это проклятое гробовое изваяние начало изводить меня своими предчувствиями!»

«Она на тебя даже не смотрела», – мрачно заметил Аринд.

«Она мне улыбалась!»

«Она смеялась над тобой».

«Ладно, хватит, вы оба, – прервал их Зенфред. – Давайте обратно на балконы и марш из дворца как можно дальше».

«Что случилось?» – напряжённо спросил Аринд.

«Ещё не случилось, но вот-вот должно».

После короткого объяснения Зенфреда все некоторое время молчали.

«В общем, мне грозит ночь со стрелой в заднице, а не с красоткой в койке? – уточнил Летфен. – Плохо дело. Особенно учитывая эту вашу способность тела менять. Такого даже убьёшь, а он прыг, и в тебя. Бррр, кошмар какой. А чего это он до сих пор не зачесался? Я бы давно тебя убил, если бы чего заподозрил».

«Не знаю. Потому и с ума схожу. Не понимаю, почему он тянет. Он мог попытаться воспользоваться магией и убедить меня ещё на церемонии, чтобы я случайно не ляпнул лишнего».

«Я никуда не пойду», – уверенно заявил Аринд.

«Не глупи. Уходите по своей воле, иначе я применю магию».

«Эй, Седой, – сказал Летфен, морщась и отплёвываясь от виноградных косточек. – А ты знаешь, что у тебя еда отравлена?»

Аринд подскочил к подносу.

«Вкус какой?»

«Одно дело вкус, а другое – привкус. В винограде не так заметно. Я думал, он просто неспелый, потом за мясо взялся, а на языке кислота, как от…»

«Орабон, судя по запаху, – закончил за него Аринд. – Это млечный сок ядовитого цветка. Простой, но очень быстродействующий яд».

«Ага, – кивнул Летфен, запихивая в рот хлебец. – Придётся вам голодовать, бедняги».

«То-то я подумал, что это странно. Ужин после пира».

«Пойдём с нами. Если убираться отсюда, то всем вместе».

Ответить Зенфред не успел: в коридоре послышались шаги.

«Дюжина, не меньше», – определил Аринд.

«Дуйте на балкон, я придушу их оником», – предложил Летфен.

«Снаружи могут быть лучники, – отрезал Зенфред. – Они наверняка позволили вам подняться, чтобы не поднять шумиху раньше времени и не спугнуть меня».

«Ты прав, я видел там какое-то движение. Тогда задержи их, а я оглушу».

«Не выйдет, Аринд. Там барьерный маг и двое стихийников».

«Всем спокойно, – скомандовал Летфен. – Если сразу драться начнут, по моему сигналу задержите дыхание, если решат сначала поговорить, пусть Мертвяков сын, улучив момент, прибьёт барьерного мага, а уж следом ты подключишься, Седой господин».

Зенфред опустился в кресло, стараясь сохранять спокойствие. Летфен бесцеремонно уселся на широкий подлокотник слева от него и продолжил неспешно жевать кусок мяса, Аринд занял позицию справа. В таком виде их и застал ворвавшийся без стука глава стражи Остант в сопровождении десятка стражников и трёх магов.

– Господин Лариус, – сказал он, обведя взором присутствующих. – Король ожидает вас к совету.

– Я полагал, что совет будет утром, – холодно заметил Зенфред.

– Его перенесли. Прошу, следуйте за нами. Вашим слугам нет необходимости вас сопровождать, мы обеспечим достаточно охраны.

– С каких это пор конвой стали называть охраной, усатая ты жердь? – оскалился Летфен, вытирая жирные пальцы о тунику. – Господин, он мне не нравится. Почему у него такая роскошная борода? Можно я его убью, срежу бороду и приклею себе? Мне подойдёт, он тоже рыжий!

Остант переводил недоумённый взгляд с беспардонного Летфена, жующего кусок отравленного мяса, на Аринда, собственноручно убитого Праеном Лариусом на Арене.

– Ну можно я его убью? – канючил мальчишка. – Такой высокий, прямо бесит.

– Помолчи, – Зенфред раздражённо шлёпнул его по затылку.

Аринд опустил ладонь на рукоять меча.

– Нам велено взять вас живым, господин Лариус, – сухо сказал Остант. – Если вы достаточно разумны, то пойдёте с нами добровольно.

– Господин у нас разумный, а мы не очень, – пожал плечами Летфен. – Сунешься, станешь в два раза короче и бритый наголо, так и знай.

– Лариуса связать, – скомандовал Остант. – Остальных убить.

«Сейчас!»

Летфен выхватил из-за пазухи и раздавил перед лицами вырвавшихся вперёд солдат флакон оника. Стражники повалились на пол. Зенфред шарахнулся к стене. Аринд задержал дыхание и, следуя подсказкам, метнул нож в барьерного мага. Усиленный магией бросок вонзил лезвие между глаз несчастного. Аринд мгновенно снял голову с плеч Клека и бросился к двери, расчищая путь. Летфен радостно пнул её к стене и, едва оник рассеялся, потянул задыхающегося ослепшего от внутреннего зрения Зенфреда к выходу. Благодаря Аринду и нитям, задержавшим магов, противники были уже мертвы.

«Да мы трое просто отличная команда! – восторженно заявил Летфен. – Давайте всегда так делать!»

Радовались недолго. С обеих сторон коридор, как пробка горлышко бутылки, забили солдаты. Маги выставили барьеры. За спинами стражников до них было не добраться. Маленькая светловолосая девушка в синем плаще выступила вперёд и взмахом руки обрушила на беглецов град ледяных игл. Огненная стена, вызванная Зенфредом, растопила их, но рассеялась, попав в барьер. С другой стороны готовился к атаке каменный маг.

«Доберитесь до него как угодно! – выпалил Зенфред. – Иначе нам конец!»

Аринд рванул в гущу солдат, рассекая лезвием тела стражников. Магия Зенфреда ускоряла движения, но, оказавшись в кольце, он уже не мог вырваться. Летфен бросил в сторону ледяной магини флакон оника и рванул к Аринду. Зенфред не успел толком задержать дыхание и закашлялся. Бой закончился, когда Летфена приложили по голове и едва не затоптали. Аринд бросился на помощь и, ослабив защиту, сам рухнул от удара вырвавшегося из стены камня. Пол под ногами Зенфреда задрожал, плиты раскрошились в щебень и утопили его по щиколотку, в тот же миг кто-то из стражи подскочил сзади и ударил в висок тяжёлым кулаком в железной перчатке.

Мир провалился в темноту. Сознание Праена вырвалось наружу, и поняв, что конец близок, Зенфред позволил ему занять тело. Всё закончилось. Осталось только спрятаться в уголке сознания и дождаться, пока смерть сядет за стол и осушит чашу. Нити Источника расплетутся и рассеются без боли и страха. Только бы не видеть, как убьют Аринда и Летфена. Только бы…

* * *

В глубине Источника темно и тихо, как на дне мёртвого океана. Над головой пласты чёрных вод, смывающих мысли и страхи. Спокойствие – громада айсберга, застывшая в вечности. Невидимый рыбак запустил светящуюся леску и поддел Зенфреда на крючок. Его потянуло вверх к беспокойному течению жизни. Чувства – лава, вырвавшаяся из недр спящего вулкана: не спрятаться и не переждать.

Зенфред открыл глаза. Он сидел в кресле у распахнутого окна, за которым лились дождевые струи. Мелкие прохладные брызги разбивались о подоконник и попадали в лицо. В камине плясал огонь, обдавая комнату горячим дыханием.

– Погодники удивись моей просьбе, – послышался с балкона спокойный голос Алоиса. – Не каждый день их просят вызвать грозу, но сегодня мой триумф, надо же как-то себя порадовать.

Он вернулся в кабинет и занял кресло напротив.

– Ты поразил меня, Зенфред. Такого подарка я не ждал. Рад встретить тебя снова.

Злости не было. Сознание контролировали чужие нити.

– Где мои друзья?

– О, ты всё-таки признал их друзьями? – Алоис улыбнулся. – Завидую. Вот у меня до сих пор не появилось ни одного. Вокруг сплошь лживые корыстные безумцы. Не волнуйся, они живы. Оба слишком хороши, чтобы убивать их. Предпочитаю делать врагов союзниками. Придётся попотеть, перекраивая их сознания.

Алоис откинулся на спинку кресла и сцепил пальцы в замок. Вспышка молнии на мгновение сделала его лицо голубым, как у мертвеца. Глаза оставались светлыми, но Зенфред не мог пошевелиться, хотя и не был связан.

– Ты использовал парализующий яд? – спросил он.

– Я использовал магию.

– Она не может работать без внутреннего зрения. Что ты сделал?

– Наивный мальчик, – Алоис потянулся к графину на столике и наполнил кубки. – Ты и знать не знаешь свойства собственного Источника. Остаточные команды тебе неведомы. Впрочем, я не смотрю на тебя свысока.

Зенфред принял напиток и вопреки воле сделал глоток.

– Почему ты до сих пор не убил меня?

– Ты ценнейшее пособие по изучению свойств мысленной магии! Да и, честно говоря, просто хотелось поговорить. Опустим тот факт, что я убил твою семью, а ты спишь и видишь, как добраться до моей матери. Ты моя недостающая половина, Зенфред. Ты вторая часть книги, которую я до сих пор собирал по миру листок за листком.

– Что это значит?

– Я говорю о твоих знаниях. До этого дня я и подумать не мог о переселении душ и многих вещах, совершённых тобой. Мой Источник открывали год за годом, а твой… Боги, ты просто разорвал его, а потом творил такое, что, узнай об этом магистр Каснел, у него не осталось бы чёрных волос на голове!

Алоис поднялся из кресла и принялся ходить по комнате, плохо скрывая радостное волнение. Зенфред тяжело вздохнул.

– Знаешь, наш тип Источника довольно редкое явление. Со времён Цветной войны Каснел – первый человек, который осмелился воспитать адепта, владеющего магией управления сознанием.

– Что ещё за Цветная война?

– Расскажу тебе позже. Возможно.

– Тогда что такое остаточные команды?

Алоис облокотился о каменный подоконник, вспышка молнии очертила его профиль, и Зенфред наконец вспомнил ночь в Академии накануне заточения.

– Видишь ли, это основа магии нашего типа. То, как пользовался ей ты – невероятно грубо, но восхитительно. Я не кривлю душой, Зенфред, я восхищаюсь тобой. Ты правда подумал, что я могу разом управлять сотнями людей? – Алоис рассмеялся. – Я не могу и пятой части того, что можешь ты. Потому и вытянул из тебя почти всю энергию, прежде чем позволил проснуться. Раньше я думал, что заставить мага мыслей подчиниться против воли – всё равно, что пытаться удержать в оковах ветер, но, как мы оба видим, это не так уж и невозможно.

То, что произошло на церемонии – результат нескольких лет подготовки. Долгое время я вводил мысли людям, как микстуру. Убеждения формировались, спали в сознаниях годами, подобно бабочкам, заточённым в куколки, чтобы в нужное время проснуться от прикосновения моих нитей. Это и есть остаточные команды, Зенфред. Сначала создаёшь приказ и только через некоторое время видишь его в действии. А ты использовал Источник как боевой! Подумать только, ты буравил сосуды людей, мгновенно останавливал их, управлял движениями, стирал и заменял мысли не часами, как это приходится делать мне, а за считанные секунды! Это до сих пор не укладывается у меня в голове. Все знания о магах управленцах сводятся к эфирным легендам и весьма размытым записям. Я, как и ты, учился на собственных ошибках.

– Каснел твой отец?

– Скорее, опекун. Мой отец изрядная сволочь. Я рад, что избавился от него. Не стану лукавить, магистр растил меня своей собачонкой, а я устал подчиняться всем и вся.

– Что теперь будет со мной?

Радость Алоиса утихла, он сделался серьёзным.

– Я убью тебя, когда узнаю всё, что знаешь ты. Прости, но перекроить твоё сознание невозможно.

– Хотел бы я придушить тебя собственными руками.

– Ты подобрался близко, – хмыкнул Алоис. – Невероятно близко. Твои родители гордились бы тобой. Трусливый толстый мальчишка, каким я помнил тебя в Академии, вырос и стал мужчиной. Сама судьба привела тебя ко мне, чтобы я получил то, чего мне не доставало. Если бы ты умер где-нибудь на полпути, кто знает, сколько лет ушло бы на получение этих знаний. Теперь я смогу спокойно подготовить будущего носителя и возродить легенду четырёхсотлетнего короля. Звучит очень неплохо, хотя ты и не разделяешь моей радости.

* * *

– Эй, Мертвяков сын. Ты там живой?

– Живой.

– Значит, точно умерли! – обрадовался Летфен. – А Седой где? Седо-ой? Ты где?

– Не вопи, у меня голова болит. Мы в подземелье.

– Вот зачем ты меня расстроил? Я специально глаза не открывал! Теперь нас будут пытать, пока не замучают до смерти. А почему мы в разных камерах? Меня раздражают одиночные карцеры. Где свет? Какого водяного так темно?

– Летфен!

– Меня тоже бесит, что эти гады уволокли Седого! Он единственный, кто смеялся над моими шутками!

В коридоре кто-то всхлипнул и зарыдал в голос. Аринд приподнялся на скамье.

– Кто здесь?

– Ты пришла проститься со мной, любовь моя? – обрадовался Летфен. – Провести с тобой ночь я вряд ли смогу, но ты вполне можешь меня поцеловать на прощанье, я вытяну губы трубочкой!

Плач затих.

– Это я, Глоди, – с трудом сказала девушка.

– Конечно, я помню, как тебя зовут, моя дорогая, ты же у меня единственная!

– Заткнись, Летфен! – Аринд вцепился в прутья решётки. – Что ты здесь делаешь, Глоди? Немедленно уходи, не хватало ещё, чтоб Эсанора узнала.

– Я никак… – Девушка всхлипнула и помотала головой. – Никак вас не вытащу. Уже всё перепробовала. Хотела опоить стражу и принести напильники, но тут цепи из какого-то металла, я не знаю, его ничто не берёт.

– Мертвяков сын! – Летфен высунул нос наружу. – Как ты это делаешь, демон тебя забери? Ты что, околдовал бедняжку? Я-то думал, ты у нас глупый и невинный, а ты девок одним взглядом охмуряешь?

– Она помогла нам сбежать из храма Создателя.

– А-а-а, вон оно что. Ну, не плачь, красавица, лучше улыбнись. Говорят, два раза в одну реку не входят, так и мы. Однажды спаслись, а теперь уж как получится.

– Нас казнят? – спросил Аринд.

Тёплые пальцы прикоснулись к его ладони, он невольно вздрогнул, но не убрал руку.

– Вас… – Глоди судорожно вздохнула. – Про мальчика ничего не говорят, а тебя… Эсанора рвёт и мечет с тех пор, как узнала, что ты жив. Она совсем сошла с ума, разворотила покои, ничего не ест и отказывается спать, заперлась в комнате и всю ночь плачется куклам.

– Давай уже, не тяни, – поторопил её Летфен. – Что там собираются сделать с Мертвяковым сыном? И я тебе не мальчик, мне почти двадцать вёсен, чтоб вы все знали!

– Госпожа требует завершить обряд первой крови. Она хочет, чтобы Праен убил его. Новый король не сразу, но согласился.

Летфен плюхнулся обратно на скамью.

– Уж лучше бы меня пытали, – мрачно процедил он. – Ну, по крайней мере, Седой жив. Праен ведь жив?

– Да, он всё время находится в кабинете короля, – тихо ответила Глоди.

– Тебе бы самой бежать, куда глаза глядят, – вздохнул Аринд, высвобождая руку из её пальцев. – Алоис узнает, что ты приходила.

– Он не убьёт меня, – уверенно сказала Глоди. – Просто сотрёт память. Я слишком дорога госпоже Эсаноре.

– Живи и вспоминай о нас со слезами на глазах, – бодро посоветовал Летфен. – А чтобы жить дольше и без неприятностей иди отсюда поскорее, пока никто не заметил, а то мне завидно.

Глоди ушла. В коридоре снова стало пустынно и тихо.

– Эй, Мертвяков сын. Ты придёшь в мой пузырь, когда мы умрём?

– А нужно?

– Он ещё спрашивает! Ты даже не представляешь, какие моя мамка печёт рыбные пироги! Захватим Седого и сходим с моим братцем Йозефом на рыбалку. Я тебя научу ловить и на червя, и на мотыля, и на чёрный хлеб, и на тесто. Ты когда-нибудь пробовал живого осьминога? Совсем не то, что маринованный, тебе понравится! Эй, ну чего ты молчишь?

– Просто слушаю, – ответил Аринд. – Тогда и ты приходи в мой пузырь. Я угощу тебя томлёной тыквой и научу ставить силки.

– Я-то к тебе только так бегать в гости буду! Помрёшь ещё со скуки в своём лесу.

– Но я ведь уже буду мёртв.

– Ну и что! От скуки даже мёртвые умирают!

Аринд невольно улыбнулся. Ему вспомнился замерший в окне месяц, запах свежего хлеба и тягучая, как зрелый мёд, старая песня.

В коридоре послышались шаги.

– О, по нашу душу идут, – проворчал Летфен. – Топот, как от стада гронулов.

Светочный фонарь взрезал полумрак и ненадолго ослепил пленников. Клетку Аринда отперли, его выволокли наружу. Летфен подскочил к выходу, но на него внимания не обратили.

– Эй, обормоты, тащите первым меня пытать! – выпалил он, когда Аринда повели к лестнице. – Мертвяков сын всё равно ничего вам не скажет! Он немой! И дурак вообще! Возьмите лучше меня! Я разговаривать люблю! Я вам всё скажу! Эй!

Шаги затихли, подземелье снова утонуло в темноте. Летфен пнул решётку в порыве беспомощной злости и сполз по ней на пол.

Глава 24

Близился рассвет. Сонный месяц тускнел, прикрывшись одеялом облаков. Вместе с ним растворялись его слуги – звёзды. Холодные капли, собираясь на кончиках листьев громадного каштана, падали в траву, тревожа цикад. Дождь закончился, новый день смотрел на мир красным от слёз глазом солнца. Зенфред не помнил, сколько времени спал. Когда он очнулся, Алоис вешал плащ на стойку в углу комнаты. Он выглядел неважно. Под глазами пролегли тёмные круги, лицо посерело.

– У всех свои горести и заботы, – улыбнулся он в ответ на вопросительный взгляд Зенфреда. – Так уж устроена жизнь. Когда на одной стороне моста спокойно и устойчиво, противоположная гниёт и рушится. Невозможно получить всё и сразу. Где-нибудь всё равно будешь несчастлив. В мире остался всего один человек, любящий меня бескорыстно и искренне – моя матушка, но она неизлечимо больна. До тех пор, пока возможно, я буду выполнять любой её каприз. Я сделаю всё, только бы добиться её улыбки и продлить жизнь разуму. Ей становится хуже. Возможно, скоро она перестанет помнить меня. Вот тебе ещё одна особенность, Зенфред. Источник не может стереть все воспоминания. Например, воспоминания твоей знакомой Глоди об убийстве брата и мужа. А ещё наша магия бессильна перед болезнями разума. Если бы Майернса накрыл старческий маразм, я не приблизился бы к трону и на полпальца. Судьба любит подшучивать над людьми, не так ли?

– Зачем ты рассказываешь мне это? – Зенфред зевнул, ёрзая на сиденье. – Думаешь, я стану тебя жалеть?

– Я привык делиться с тобой всем, что меня тревожило, пока восстанавливал энергию через твой сосуд. – Алоис скормил умирающему огню смолистое полено. – В этом отношении мы с тобой почти друзья ещё со времён Академии.

Он встал и подошёл к шкафу, не глядя вытянул книгу в чёрном переплёте с едва различимым серебряным тиснением. Она называлась «Хроники великих войн Вертравии».

– Другой такой ты не найдёшь в целом мире. Я прочту для тебя отрывок о Цветной войне. Боюсь, как бы магистр Каснел в скором времени не решил устроить нечто подобное. Это справедливо, если перед смертью ты узнаешь от меня, что хотел. Я ведь уже вытянул из тебя всё до капли. Будем считать твою любознательность последним желанием.

– У меня другое желание, – сухо сказал Зенфред.

– Я не бог, – Алоис плюхнулся в кресло и погладил книгу по корешку. – Богам плевать на корысть и страх. Они бессмертны, а я простой человек и, к твоей печали, не дурак.

– Ты же сам сказал, что невозможно лишить человека всех воспоминаний. Они не станут считать тебя другом.

– Оставь глупые надежды, Зенфред. Я не отпущу твоих товарищей, пока не добуду всё, что меня интересует. А в них меня заинтересовало многое. Особенно этот Летфен. Он – настоящая находка. Его можно отправлять на званые балы и ужины, разумеется, прежде обучив дворцовому этикету, и умерщвлять лишних людей с помощью ядов. Он будет есть и пить вместе с жертвами, и никто ничего не заподозрит. Я уже не говорю о его боевых навыках и, если верить твоим воспоминаниям, способности управлять гронулами. Не будем нагонять тоску, давай я лучше прочту тебе легенду.

– Что на счёт Аринда?

Алоис отложил книгу. Его глаза в отсветах пламени казались заполненными жидким золотом. Он долго смотрел на Зенфреда, барабаня пальцами в перстнях по подлокотнику, тяжело вздохнул и сказал:

– Не хотел портить начало дня, но рано или поздно тебе всё равно пришлось бы узнать. Вечером я устрою для матушки представление. Твоему другу уготована в нём главная роль. Я очень люблю пьесы, особенно трагедии. Не книжные, нет. В книгах истории мертвы, а герои лишь совершают остаточные команды автора. Говорят, как он хочет, поступают по его желанию и идут на погибель по прочерченной им дороге. Стоит открыть последнюю страницу, и интрига закончится. Всё, что можно контролировать таким образом, для меня ужасно скучно. Совсем другое дело наблюдать, как выбор свершается на твоих глазах и, затаив дыхание, ждать концовки.

– Что ты с ним сделаешь? – прервал его Зенфред. – Я вижу, ты такой же полоумный, как твоя мать! Любишь играть чужими жизнями? Возомнил себя кукловодом?

– В этом мире ты обязан быть кукловодом или куклой, кому как не тебе это знать. Или захватываешь тело и управляешь, или управляют тобой.

– Я никогда не занимал тела ради развлечения!

– У матушки своеобразные радости, – снисходительно сказал Алоис. – Я не восторгаюсь подобными предпочтениями, но ради её спокойного сна готов устраивать представления хоть каждый день. Сегодняшнее будет называться «Церемония первой крови». Вторым героем в ней станешь ты, Зенфред. И я даю тебе выбор. Убей товарища, или же он убьёт тебя. Я уже настроил Аринда на смертельный поединок, он не станет колебаться. Спешу избавить и тебя от лишних метаний. Если попытаешься использовать мысленную магию, Источник рассеется. Я оставил в нём ровно столько энергии, чтобы её хватило на удержание души и закрыл переход нитей Праена, дабы ты не подпитывался от него. У тебя две возможности. Использовать меч или огонь. Не беспокойся, зрителей будет немного.

– Какой же ты подонок! – Зенфред спрятал лицо в дрожащих руках. – Ты поплатишься за это!

– Я уже поплатился здоровьем родительницы. На остальное мне плевать. Что ж, вижу, ты уже расхотел слушать легенду, верну её на место.

Он поднялся и пошёл к шкафу.

На столе перед смертью теперь стояло два кубка, и Зенфред должен был решить, какой опустеет первым.

* * *

Из-за лучей, проникавших через сквозной барабан, казалось, что купол со световым фонарём взмывает в небо и парит отдельно от башни. Внизу стояли канделябры с зажжёнными свечами, на стенах полыхали факелы. Снаружи ещё не наступила ночь, и тронный зал как бы делился на две части: верхнюю, залитую вечерним солнцем, и нижнюю, согретую огнём разгонявших тьму пламенников. Драпировки на стенах отливали золотом. Глаза древних королей из топазов, яшмы и изумрудов заполнились россыпями бликов. В руках исполинов грозно мерцали мечи. Высокие колонны зелёного мрамора тянулись к потолку, точно стебли бамбука с далёких островов Пархери.

Эсанора, одетая в белоснежное платье с длинным шлейфом, перехваченное под грудью кружевной лентой, подошла к сыну в сопровождении Глоди.

– Ты похожа на богиню, матушка, – улыбнулся Алоис, целуя её руку.

– Это всё благодаря тебе, мой дорогой! Я даже надела юбку ради сегодняшнего вечера! Уж и не помню, когда в последний раз совершала такой подвиг!

Она счастливо рассмеялась и заняла светочный трон. Исходившее от него сияние сквозило через тонкую ткань, серебрило волосы и подсвечивало кожу королевы.

Зенфред силился опуститься на дно колодца сознания, но Праен будто выталкивал его наружу. Слёз не было. Чувств вообще не осталось. Хотелось просто спокойно умереть. Таков выбор. Пусть Алоис и его сумасшедшая мамаша наслаждаются бездействием Праена Лариуса. Аринд умеет убивать быстро.

Шаг за шагом по мраморным плитам и кровавой дороге ковра. Смерть поднимает кубок и слизывает перелившиеся через край капли. Дыхание реже, а стук сердца чаще.

«Простите. Я сделал всё, что мог. Простите меня».

Зенфред надеялся, что того света не существует, и родители не видят его позора. По крайней мере, конец наступит от руки друга. Он всё равно случился бы в скором времени. Факел разрывал оковы, а у Зенфреда не оставалось сил для создания новых. Время вышло. Он и так занял у судьбы целую жизнь, вместив её в два коротких месяца, проведённых за пределами Академии. Конец нужно встретить достойно.

Подойдя к возвышению, на котором стоял трон, Зенфред, ведомый внушением, опустился на колени. Эсанора вскочила и зааплодировала. Стоявшая позади неё Глоди потерянно смотрела себе под ноги. Алоис устроился подле матери на пуфе и с улыбкой наблюдал за её восторгом. Следом вошёл Аринд. Один, без стражи. Он был облачён в чёрное в противовес светлому наряду Зенфреда и, оказавшись рядом, тоже опустился на колени.

– Боже мой! – воскликнула Эсанора. – Ты только взгляни на них! Они как снег и земля! Как светоч и оникс! Какой чудный контраст!

– Я знал, что тебе понравится, – рассмеялся Алоис.

Глоди закусила губу и мелко задрожала. Аринд стоял, не шелохнувшись. Мог ли он хотя бы думать? Если протянуть к нему нить, Источник рассеется, но Алоис не позволит представлению окончиться так скоро.

Тело двигалось вопреки воле Зенфреда. Он поднялся и отошёл влево. Аринд встал справа и вынул меч. Его серые глаза были пусты и мертвы, как камень.

«Прости меня и ты, – подумал Зенфред. – Я предал тебя так же, как Вельмунта».

Оба противника одновременно поклонились друг другу и снова выпрямились. Эсанора затаила дыхание. Алоис расслабленно улыбался, подкидывая в руке персик, взятый с подноса, принесённого Глоди.

Перед глазами Зенфреда проносились воспоминания. Вопреки ожиданию это были не жуткие ночи в подземелье, смерти и трупы, а забавные мелочи и несуразицы вроде Летфена в одном полотенце, хвастающего первым волоском на бороде, корабельной качки, улыбки рыжеволосой девушки из портовой закусочной, звонкого смеха сестрёнки Праена Каирин, песни моряков и танца с Линэ.

Рука сама собой потянулась к мечу. Резная рукоять удобно легла в ладонь. На лезвии темнела выгравированная на древнем языке надпись, значившая «Напои меня кровью врагов своих, и я волью в тебя их жизнь и силу». Всего два выбора. Огонь или сталь.

Эсанора хлопнула в ладоши. Аринд сорвался с места и рубанул пространство рядом с Зенфредом. Он орудовал клинком как-то неловко и не слишком умело. Тело Праена легко отклонилось, рассечённый воздух ударил в висок. Зенфред развернулся и ответил ударом на удар. Мечи схлестнулись, посыпались искры. Эсанора радостно взвизгнула. Вниз и вверх, парировать удар, атаковать, лезвие плашмя, укол в корпус, нагнуться, разворот. В висках пульсировала чужая кровь, в голове проносились не свои мысли.

Зенфред двигался быстро, удары походили на вспышки молний, скрежет стали отдавался от стен эхом. Они кружили, как два зверя внутри невидимой клетки, тяжело дыша и не спуская друг с друга глаз. Жар разошёлся по всему телу, ладони вспотели. Меч задел плечо Аринда. Тот отскочил и словно проснулся. Зенфред даже без магии почувствовал его мысли.

Первая кровь – сигнал. Стук сердца стал бешенным. Опасность сделала из загнанного зверя охотника. Звуки и запахи мгновенно обострились, всё лишнее накрылось пеленой и потеряло значимость. Теперь в поле восприятия Аринда оказался каждый шаг, каждый вздох, самые незначительные колебания воздуха. Он чувствовал противника кожей.

Внутри Зенфреда рванулся скованный цепями страх. Нити огненного Источника всколыхнулись, но остались на месте, изо всех сил сдерживаемые Зенфредом.

«Только не магия! Только не магия! – вопил рассудок. – Этот огонь убил Вельмунта! Я не хочу!»

Ещё один резкий выпад и удар. Зенфред неловко отшатнулся. Аринд отвёл меч, чтобы вонзить в сердце, и замер. На лезвии отразился танец факельного огня.

– Ну же! – воскликнула в нетерпении Эсанора. – Убей его!

Оба противника не шелохнулись. Руки Аринда дрожали, и в Зенфреде встрепенулась надежда. Нет, не спастись. Попрощаться. Он невольно перешёл на внутреннее зрение и направил нить к знакомому Источнику. Она вырвалась из плена остаточных команд, но спустя мгновение в Аринда врезались потоки Алоиса. Нити двух мысленных магов соприкоснулись.

Зенфред не успел защититься, и клинок с хрустом вошёл в грудь. Тело резануло жуткой болью. Зенфред закашлялся кровью, пошатнулся и упал. Аринд вонзил лезвие глубже и, припечатав противника к полу, остался стоять перед ним на коленях, держа обе руки на рукояти меча.

Эсанора захохотала. Энергия Алоиса покинула Источник Аринда. Зенфред дёрнулся и замер. Остекленевшие глаза были широко раскрыты. Казалось, он что-то увидел. На окровавленных губах замерли незаданные вопросы. Оба Источника в теле Праена мгновенно рассеялись.

– Потрясающе, мой дорогой! Кто бы мог подумать! Это потрясающе! – воскликнула Эсанора, смахивая счастливые слёзы. – А теперь отруби ему голову! И второму! Я хочу заспиртовать их в банках и поставить на входе в зал Пандор! Мои девочки так обрадуются!

– Матушка, разве это красиво? – поморщился Алоис, нехотя поднимаясь.

– О чём ты говоришь, дорогой? Это просто потрясающе! Боже мой! Только взгляни, сколько крови! Давай же! Отруби ему скорее голову! Только посмотри, как он склонился! Он ждёт этого!

– Хорошо, как скажешь, – сдержанно улыбнулся Алоис.

Он спустился по ступеням и не без отвращения вынул из руки мёртвого Праена меч. Зашёл сбоку, примериваясь.

– Честное слово, матушка, из меня плохой мясник!

Вместо ответа Эсанора захрипела.

Алоис резко развернулся. Глаза матушки расширились, она протянула к нему руки и упала с трона, как прекрасная сломанная кукла. В затылке меж волн золотистых волос торчал нож. Глоди не шелохнулась. Она смотрела на Алоиса без капли страха, на щеках до сих пор не высохли слёзы.

Осознание приходило медленно. Когда оно, наконец, настигло, захлестнув волной боли и ярости, Алоис закричал и замахнулся мечом, чтобы срубить Аринду голову и сделать убийце матери больно, прежде чем задушить.

Плиты под ногами задрожали. Алоис выпучил глаза, с трудом сохраняя равновесие. Поняв, что происходит, он со всей силы рубанул мечом. С грохотом вырвавшийся из пола каменный кол пронзил живот Алоиса. Он повис на нём, захлёбываясь в крови и истошно крича. Лезвие, не доставшее до затылка Аринда, срезало несколько волосков с его головы.

Глоди вскрикнула и отшатнулась. Аринд поднялся. Его чёрные глаза, матовые словно уголь, не отражали света. Спрятавшиеся меж фиолетовых потоков серые нити метнулись к сосуду Алоиса и разорвали его, прежде чем тело умерло, и Источник начал искать себе новое вместилище. Искры рассеялись и потухли. Одинокие паутинки, растеряв энергию, растаяли, как тает от тёплого дыхания снег.

Снаружи послышался топот. Глоди бросилась к Аринду и, схватив за руку, потянула за собой к потайному выходу, но тот остался стоять на месте. Дверь распахнулась, внутрь ворвались солдаты. Аринд подобрал меч и быстрым шагом направился к ним. Битвы не случилось. Все, кто стоял перед ним, умерли ещё до того, как он оказался близко. Серые нити остановили, а пики пронзили тела магов и солдат. Каменный Источник нанизал их как заячьи тушки на вертел.

– Куда ты? – выпалила Глоди, одёргивая Аринда за плечо.

– Я должен освободить Летфена.

– Создатель с тобой! Есть же другой путь! Зачем ты идёшь туда, где на каждом шагу стражники? Пойдём, я проведу тебя тайными ходами!

Аринд посмотрел на неё странным взглядом. Он как будто плохо соображал. Глоди схватила его за руку и потащила за собой.

– Я должен найти её, – сказал Аринд, когда они бежали по подземному коридору.

– Кого? – тяжело дыша, спросила Глоди.

– Должен найти, – глупо повторил Аринд.

– Пойдём скорее, вон там вход, но тюрьма охраняется.

Они пробежали мимо пронзённых в горло выросшими из стен каменными иглами стражников и вмиг оказались возле карцера, за которым, свернувшись калачиком, лежал повёрнутый к стене Летфен.

Услышав шаги, он обернулся и подскочил.

– Мертвяков сын!

– Я сейчас тебя вытащу! – Глоди завозилась со снятой с пояса Алоиса связкой ключей.

– Слишком долго, отойди.

Камни, удерживавшиеся металл, рассыпались песком. Глоди вскрикнула. Железная решётка рухнула с громким звоном, Летфен выскочил наружу.

– Что это было?! А где Седой? – испуганно спросил он.

Аринд не ответил и потащил его вслед за Глоди к выходу.

Они миновали несколько лестниц и выбежали из дальней башни дворца. Ночь украсила небо блёстками звёзд. Свежий ветер плясал в листьях и дул в спину, подгоняя беглецов. Свобода рвалась в лёгкие холодом и сладким запахом цветов валерианы.

* * *

В доме темно и тихо. Сопит на полатях Саор, шумно вздыхает во сне отец. Где-то вдалеке поскуливает дикая собака и скачут с ветки на ветку резвые белки. Аринд поднялся, увидев бивший из кладовой свет, подошёл и неуверенно толкнул рассохшуюся дверь. За ней откуда-то взялась большая библиотека. Внутри было светло и просторно. Солнце застыло в зените, в воздухе замерли сдутые с листков пылинки. Пахло старыми книгами, кожей, деревом, высохшими чернилами и клеем. На полу, у стрельчатого окна во всю стену, сидел темноволосый мальчик лет десяти-двенадцати и водил пальцем по строкам «Сказаний Алтемора», бормоча под нос:

– Где ты оставил тело? – спросил Алтемор, поднимаясь. – Тебе нужно скорее вернуть его, иначе его растащит зверьё или приключится ещё что-нибудь недоброе.

– Какое тело? – испугался юноша.

– Твоё. То, которое ты оставил у подножия леса, прежде чем зайти в туман.

– Я ничего не оставлял!

Аринда кто-то тронул за плечо. Он вздрогнул и обернулся. На пороге стоял Зенфред в своём настоящем обличье. Послышался какой-то шум, возня и хриплый голос Редорфа:

– Сын! Поди глянь, чего там так расшумелись?

Аринд улыбнулся и рванул к выходу. Зенфред почему-то остался стоять на пороге библиотеки.

– Эй, Мертвяков сын! Просыпайся! Да брось ты, Глоди, он притворяется, точно тебе говорю! Специально, чтобы на твоих коленях понежиться! Дай я ему оплеух надаю, живо встанет!

Аринд с трудом открыл глаза. Над ним, закрывая солнце, сквозящее через листву платана, склонилась веснушчатая физиономия Летфена.

– Вот! – воскликнул мальчишка! – Я же тебе говорил! Ну в каком месте он похож на больного? Одна царапина на плече!

Аринд зажмурился и прикрыл глаза рукой. Неподалёку журчала река. Последнее, что он помнил – лицо Алоиса, вошедшего в комнату, куда Аринда привели после подземелья.

– А где Зенфред? – спросил он, оглядев присутствующих.

– Помер он, – мрачно сообщил Летфен. – Лучше скажи, что это с тобой ночью творилось? Часом, не в тебя ли наш Седой прыгнул? Ты помнишь, как вчера решётки из стен выворачивал и стражу на камни нанизывал? А глазищи-то были! Нет, ты не обижайся, но я чуть штаны не намочил, когда у твоей страшной рожи ещё и глаза чернотой налились! Ты бы себя видел!

– Ничего не помню, – пробормотал Аринд, поднимаясь. – Помню только чьё-то имя. Хайна. Я должен её найти.

– Что ещё за Хайна? – нахмурился Летфен. – Вспомнил, так забудь. И вообще не думай лишнего. Вдруг это не твои мысли! Нет, Седой, конечно, мне товарищ, но то, что он решил использовать твоё тело, это уже ни в какие рамки! Да он из тебя всю душу выпьет! О, боги всего мира, я не переживу, если ты на моих глазах начнёшь превращаться в другого человека! Нам нужно скорее найти какую-нибудь ведьму и выкурить его из тебя!

– Подожди-подожди. – Аринд потёр виски. – Расскажите мне всё по порядку. Я ничего не понимаю.

– Поднимай задницу и пошли отсюда подальше, – вздохнул Летфен. – Расскажем по пути. Оставаться долго на одном месте чревато.

Глоди помогла ему встать, и все трое побрели на север – в сторону моря. Платановый лес дышал прохладой. Всюду белели стволы с наполовину облезшей корой, зеленели заросли папоротника. Начинался новый день. Колесо жизни продолжало вращаться, и никто не знал, когда дорога будет гладкой и ровной, где встретится очередная рытвина, и какой камень заставит колесо остановиться навсегда.

Вместо эпилога

Девочка спустилась с высокой кровати и подошла к окну. Для того, чтобы выглянуть наружу, ей пришлось встать на табурет. Залитый светом закатного солнца на далёкой горе высился Храм Создателя, похожий на вырезанный из белой бумаги ажурный замок. Лучи пронизывали верхушку донжона, вплетались в узоры фронтонов, золотили цветы и фруктовые деревья разбитого на вершине плато сада.

Хайна посмотрела вниз. Если спрыгнуть отсюда, с верхней комнаты башни, полёт будет долгим, а смерть быстрой. Боль, это страшно, но после смерти длань Создателя поднимет душу к небу и светлому миру, где нет ни госпожи Эсаноры, ни ненавистной надсмотрщицы Олвы. Там незачем бояться и плакать.

– Я не упаду, – с уверенностью шепнула Хайна, распахнув створку окна. – Упадёт только моё тело, а я оторвусь от него и буду парить.

В комнату ворвался ветер, у девочки захватило дыхание. Затрепетали страницы книги, с цветов в высоком вазоне сорвалось несколько лепестков.

– Мне не страшно. Мне совсем не страшно.

Руки вцепились в каменный подоконник. Хайна встала на носочки, но тут же вздрогнула и замерла, услышав стук в дверь.

– Маленькая госпожа, – сказала вошедшая в комнату седая горбунья Олва. – Вам прислали новый подарок. Желаете примерить? Там чудное платьице от госпожи Эсаноры.

– Пусть сама его носит, – фыркнула Хайна, бросив гневный взгляд на коробку. – Я лучше умру, чем приму хоть один её подарок.

– Госпожа будет недовольна, – Олва покачала головой с седыми космами волос. – Вы такая строптивая девочка. Очень строптивая. А госпожа заботится о вас.

Хайна любовно огладила подол бордовой юбки, на которой они с матушкой вместе вышили цветы и золотую птичку, горделиво вскинула голову и сказала:

– Ей стоило убить меня, а не тратить на меня столько денег. Я не стану носить ничего, кроме своей одежды. Можешь унести это и продать или выбросить.

Горбунья взяла коробку и, вздыхая, вышла. Опустился засов на двери. Хайна снова осталась одна. Солнце уже спряталось за деревьями, Храм Создателя потемнел. Пальцы прикоснулись к медальону на груди, губы сами собой зашептали молитву:

– Создатель наш, мир твой светел и прекрасен, пусть же сияние его согреет души созданий твоих, вознеси их к солнцу, утешь их горечь, сотри их страдания, умой их водой новой жизни. В мире же нашем, грешном и тёмном, освети путь брата моего, Зенфреда, даруй ему здоровье и силу, и помоги ему найти меня, а если он уже в мире твоём, прими его, Создатель, как принимаешь все творенья твои – с радостью и любовью.

Хайна вытерла подступившие слёзы и закрыла окно. Возможно, брат жив, и тогда умирать ей ещё не время. На подоконник сел белый голубь, он внимательно посмотрел на девочку круглым глазом, тут же вспорхнул и улетел.

«Это добрая весть, – подумала Хайна. – Создатель услышал мою молитву».

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Вместо эпилога Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg