«Легенды о проклятых 2. Непрощенная»

Легенды о проклятых 2. Непрощенная (fb2) - Легенды о проклятых 2. Непрощенная [фейк] (Легенды о проклятых - 2) 1664K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ульяна Соболева

ЛЕГЕНДЫ О ПРОКЛЯТЫХ. НЕПРОЩЕННАЯ

Книга 2

УЛЬЯНА СОБОЛЕВА

КНИГА КУПЛЕНА В ИНТЕРНЕТ-МАГАЗИНЕ 

 

ПОКУПАТЕЛЬ: Зинаида Фигелева (figi2vama3dama1978@gmail.com) 

ЗАКАЗ: #287142376 / 26-фев-2017 

КОПИРОВАНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ТЕКСТА 

ДАННОЙ КНИГИ В ЛЮБЫХ ЦЕЛЯХ ЗАПРЕЩЕНО!

Интернет-магазин фэнтезийной

литературы feisovet.ru

У нас:

Cообщество современных и интересных авторов

постоянно пополняемая коллекция электронных книг

самые разные жанры – фэнтэзи, любовный роман,

приключения, юмор, эротика

бонусы в виде бесплатных книг для постоянных

покупателей

Приглашаем к сотрудничеству новых

авторов

ОГЛАВЛЕНИЕ:

АННОТАЦИЯ

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Лориэль и Далия

ГЛАВА. Рейн

ГЛАВА. Рейн

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Од Первый

ГЛАВА. Далия и Лориэль

ГЛАВА. Далия и Лориэль

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Рейн

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Далия и Лориэль

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Данат Третий. Алс дес Гаран. Тамас

ГЛАВА. Рейн

ГЛАВА. Далия и Лориэль

ГЛАВА. Далия и Рейн

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Далия и Рейн

ГЛАВА. Одейя

ГЛАВА. Одейя

ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ:

Гласит вторая легенда о том, что скрестят мечи владыки мира сего из-за женщины с волосами цвета смерти. Содрогнется вера, рухнут стены Храма и польется кровь багровыми реками.

Ниада-отступница, проклятая родом своим, гонимая, сгорит в огне ненависти и презрения. Никем непрощенная. И гибель теперь сеет всем Безликий убийца. Все чаще в облике зверя появляется. Нет ему покоя. Когда тени ступят на землю, призовут они к Повелителю всех тварей нечистых, слуг его верных, дабы приносили ему в дары души грешные: и женщин, и детей, и молодых, и старых. Но не все головы готовы склонить перед злом первобытным. И если зло против зла восстанет, что есть добро тогда?

Ты песню о ней не пой в ночи

Когда плачет она, наступает тьма

Ты имя её никогда не кричи

Замерзает от слез её вода

Ты в глаза маалан не смотри не смотри…

В волосах её мертвые вьются цветы

Ты прости ей грехи прости прости

Она плачет о том, что не знаешь ты…

ГЛАВА 1. ОДЕЙЯ

Я шла не торопясь, слыша скрип снега под ногами. Ужасающий оглушительный скрип и завывание ветра. Не могла оглянуться назад. Хотела и не могла. От боли сводило все тело судорогой и рыдания раздирали изнутри. Такие жалкие и беспомощные рыдания от которых казалось я разрываюсь на части. Иногда наши желания сбываются самым чудовищным образом. Самым невероятным и издевательским как будто кто-то их подслушал и, вывернув наизнанку, преподнес вам на блюдечке и вы, истекая кровью, понимаете, что лучше бы они не сбывались, чем сбылись вот так. Я мечтала от него избавиться и сбежать, а сейчас уходила все дальше от Адвера и понимала, что меня тянет назад. Невыносимо и больно тянет обратно. С каждым шагом-надрыв до адской боли внутри, и я сдерживаюсь, чтобы не побежать. Быстро, сломя голову. К нему. Обратно. Валяться на полу рядом с ним и ждать…ждать одного единственного удара сердца, а потом…потом снова ненавидеть проклятого валласара…Потому что Я, велиария лассара, не имею права на иные чувства.

Мне даже казалось, что я не ушла. Что мне все это чудится, а на самом деле лежу там, распростертая на ковре рядом с ним и трогаю все эти бесконечные шрамы на его лице. После того, как сняла маску мы не сказали друг другу ни слова. Он оседал на пол, и я вместе с ним, цепляясь за сильные плечи, погружаясь в эту едкую боль в его глазах, захлебываясь ею, чувствуя, как она меня душит, завязывается веревкой на шее, перекрывая кислород. Он до последнего смотрел мне в глаза, а я до последнего хаотично гладила его лицо и тихо выла, как раненая волчица. Страшным низким звуком. Никогда раньше не думала, что человек способен его издавать и когда поняла, что это я, мне стало жутко. Пальцы трогали и трогали его «улыбку» - оскал смерти, который казался таким чудовищным, который ввергал людей в суеверный ужас и панику – после меча Ода Первого никто и никогда не выживал. Только восставшие из мертвых могли носить такие шрамы, но я не верила в восставших, а люди были слишком зомбированы легендами и поверьями. Я никогда не боялась того, что скрывалось под маской… я боялась того, что скрывалось у него под кожей, в венах, в сердце и в крови. Любить не страшно…страшно не знать кого ты любишь. И я боялась любить Рейна Дас Даала и все же любила. Второй раз… и опять его же. Я выбирала именно этого мужчину дважды в своей жизни и будучи совсем наивной девочкой и, став взрослой женщиной-воином. Теперь я точно знала, что именно чувствовала к меиду в железной маске и за что так яростно его ненавидела – за то, что не имела права любить его.

Почему они говорили, что он уродлив…мне он казался таким же красивым, как и десять лет назад. Они не портили его. Шрамы. Они лишь были доказательством насколько его искалечила судьба. Нас обоих. Ужасающая правда о том, кто он такой. С кем я проводила тогда свои ночи, в кого влюбилась юная велиария Лассара – в кровного врага своего народа. Какая насмешка судьбы. Издевательская ирония. В то время, как наши отцы думали о том, как уничтожить друг друга их дети сходили с ума от страсти. У нас не было никакого морального права на эту любовь. Нет его и сейчас… и никогда не будет. Ненависть и океаны крови вечно будут стоять между нами непреодолимым препятствием.

Разум подбрасывал воспоминания…Неизменная маска меида повсюду, как тень, где бы я не была. Да, он не нарушил своей клятвы в отличии от меня. А я…я нас предала. Я перестала быть собой… я стала той, кем была рождена – дочерью Ода Первого, жаждущей смерти каждого валласара. Только сейчас я уже не знала какая из этих женщин настоящая – маалан или Одейя дес Вийяр. Мне казалось…что каждая из них по-своему настоящая. Одна оплакивала свой народ и каждого погибшего воина, а вторая билась в агонии на груди умирающего валласара и проклинала войну и вражду двух государств. Проклинала себя за то, что смогла сдержать клятву данную своему народу.

Я тогда бросилась прочь из комнаты, вниз по ступеням в келью Сивар. Умолять дать ему противоядие. Отчаяние сводило меня с ума. Я валялась у нее в ногах, впиваясь в железные прутья и предлагала взять взамен что угодно. Даже мою жизнь. А она качала головой и говорила, что это невозможно. Она не посмеет тронуть ниаду. Баордка гнала меня прочь. Где-то краем сознания я понимала, что она права. Надо бежать отсюда как можно скорее, как можно дальше потому что меня раздерут на части, как только узнают, что я натворила…Там, за стеной, ждет свобода и тысячное войско моего брата, готовое свергнуть Валлас. Но я не могла уйти.

Я не могла его оставить там одного. Моя ненависть, моя нетерпимость не дала мне увидеть…правду. Люди слепы в жажде мести. Они смотрят глазами ярости на все что их окружает и ярость искажает восприятие. Отец всегда говорил, что эмоции извечный враг в любой войне. Я же превратила их в оружие против того, кто любил меня. Но разве что-нибудь изменилось бы узнай я его раньше? Разве не стояли между нами реки крови, убитый брат и мои растерзанные воины. Разве не дала я клятву уничтожить проклятого меида при первой же возможности. Слишком многое стояло между нами и будет стоять всегда. Мы враги и останемся ими навечно. Это впитано с молоком матери.

- Уходи я сказала. Уходи. Все не такое как тебе кажется, а Сивар не имеет права говорить. Поздно теперь! Прочь отсюда. Прочь из Валласа.

Сивар трясла грязными сальными волосами и тыкала указательным пальцем на выход из кельи.

- Я убила его! Я…не знала кто он… и убила его! Из-за тебя! Ты дала мне яд! Ты дала мне две дозы, проклятая старая ведьма! Ты должна спасти его!

- Уходи! Ты сделала то, что должна была сделать. То, чего хотела! Этого не изменить и не исправить!

- Ты можешь исправить! Я знаю, что можешь! НЕТ, я не уйду! Я утяну тебя за собой. Я останусь здесь и скажу, что ты дала мне яд, что ты подговорила меня и мы будем гореть вместе на соседних кострах.

- Иллин покарает Сивар, если она не будет молчать.

Ведьма сделала шаг к решетке и ее белесые глаза вдруг стали проявляться черной пеленой, заменяя туманную светлую.

- Разве Сивар не хочет жить?

- Сивар сделала все для ниады. Сивар преданная слуга Иллина. Сивар дала ниаде то, что она хотела, а значит то, что хотел Иллин.

По коже пробежали мурашки. От понимания. Она знала. Она предвидела мой поступок! Я прижалась к решетке и прошептала:

- Чья слуга? Что ты несешь, старая ведьма?! Если он умрет твоя смерть будет в сотни раз мучительней. Я клянусь тебе. Ты не спасешь меня. Я останусь здесь, а ты вместе со мной и твой Иллин или кому ты там поклоняешься сожжет тебя заживо!

- Сивар здесь не при чем. Она будет молчать. Ниада сама сделала свой выбор.

Она не смотрела на меня, беззвучно шептала свои молитвы или проклятия. Я изо всех сил дернула решетку.

- Дай мне противоядие…заклинаю. Я должна убедиться, что он жив…и я уйду. Клянусь уйду. Ты ведь этого хотела? Чтоб я ушла?

Ведьма запрыгнула на решетку, как дикое животное, цепляясь когтями за сетку и дыша зловонием мне в лицо, но я даже не пошевелилась.

- И тогда ты уйдешь? Клянееееешьсяяя? Не лги старой мадоре!

- Клянусь! Я уйду!

Сивар протянула скрюченный палец и провела им по моей щеке, цепляя длинным когтем слезу, рассматривая на тусклом свету от свеч, на ее уродливом лице отразилось недоумение.

- Когда заплачет ниада слезами кровавыми по Безликому убийце придет Хаос на землю и баорды обретут свободу. Легенда…сбывается? Быть этого не может! Так гласило пророчество Ягора великого жреца, да упокой звезды его душу! Но никто не верил…его считали безумцем… а они кровавые твои слезы.

Облизала палец и склонила голову на бок, её глаза вдруг приобрели самый обыкновенный янтарный цвет, заставив меня вздрогнуть от того, что ведьма впервые посмотрела прямо на меня. «Свободааааа» зашипела она, раскачиваясь на решетке в каком-то жутком танце, а потом вдруг снова впилась в меня осознанным цепким взглядом.

- Есть способ…Только связь эту между вами уже будет не разорвать…никогда. Запомни – никогда! Вечно привязана к нему будешь. Добровольно! И не будет вам покоя обоим ни на небе, ни на земле… и вместе не быть никогда. Выть от боли станешь проклятая и никем непрощенная! Даже им…Иллин отвернется от тебя и гнев его будет страшен. Он покарает тебя. Согласна отречься ниада?

Ее слова гудели в голове, как колокольный звон, вместе с закипающей кровью и бешено бьющимся пульсом. Чего мне уже бояться? Пророчеств Сивар? Легенд? Я никогда в это не верила. Люди слишком суеверны, а баорды вообще безумны. Иллин? Где он? В каком углу этого проклятого мира прячется? Никому я не принадлежу больше.

- Согласна.

На тонких губах-прорезях появилась жуткая улыбка. Она разделила лицо ведьмы на пополам, как порез лезвием кинжала, в приоткрытой пасти шевелился кроваво-красный язык. Я невольно содрогнулась от волны омерзения. Баордка предвкушала что-то неизвестное мне. Она тряслась от этого предвкушения и ее глаза сверкали в темноте, как у бешеной кошки.

- Кровь ниады, отданная добровольно, сделает её рабой того, кому дала испить её. Привяжет навечно…намертво…Скрепит древним ритуалом хозяина и рабу его. Кровь ниады священна и отдать её она может только Повелителю своему. Истинный…страшный грех отречения от Иллина - признать господином иного и быть проклятой каждой тварью на земле и на небе. Пятикнижье первая строфа седьмой песни.

- Спасибо, - пробормотала я, бросаясь прочь из кельи и слыша вдогонку:

- Проклятой станешшшшььь…пароклятой…помниии Сивар предупредила. Сиваар честная…

***

Я тронула пальцами повязку на запястье – влажная. Все еще кровит. А перед глазами алые капли на губах меида стекают по подбородку за воротник белой рубашки, окрашивают ее в цвет смерти и боли. Наверное, я тогда еще не понимала, что это цвет моей боли и …моей смерти. Меня прежней. Не понимала на что обрекла себя в этот момент, но я бы поступила точно так же, если вернуть время вспять.

Рееейн…вот как звучало его имя по-настоящему. И я столько раз произносила его с ненавистью и вдруг именно сейчас оно зазвучало иначе.

Я тронула его веки пальцами, прижалась к ним губами и судорожно выдохнув бросила взгляд на окна – скоро будет светать. Под ладонью дернулось его сердце в громком ударе, дрогнули веки, и я вскочила, пятясь назад к двери…Понимая, что нет. Ничего не изменилось. Кем бы он ни был – Рейн дас Даал прежде всего валлассар и мой враг. Все остальное не имеет никакого значения. Только наше прошлое останется с нами… а будущего у нас нет и быть не может.

Спрятав лицо и волосы под капюшоном, я шла к воротам и вздрагивала от каждого шага и скрипа снега под ногами, силясь не обернуться на окна замка и даже по сторонам. Не привлекать внимание. Силуэт мальчика я заметила не сразу. Он сливался с тенями, отбрасываемыми голыми кустарниками, а когда я остановилась, лихорадочно всматриваясь в темноту отделился о стены и сделал шаг ко мне. Маленький силуэт с опущенной головой и плечами.

- Лютер, - шепнула я. – это ты?

Он ничего не сказал, пошел вдоль стены, а я была слишком взволнованна, чтобы обращать на это внимание. Я пошла за ним, судорожно сжимая и разжимая пальцы, натягивая капюшон все ниже. Мальчик остановился у самого северного края стены, наклонился к насыпи из хвороста и веток. Он начал быстро раскидывать их в стороны, а я вместе с ним, бросая взгляды на маленькие пальцы без перчаток, удивляясь, что ему не холодно в этот лютый мороз, когда мои собственные даже в рукавицах прилипают к мерзлым веткам. В стене виднелся лаз из разобранных камней, мальчишка юркнул в него, а я за ним, чувствуя, как сердце бьется в горле все быстрее и быстрее. Оглянулась-таки на окна замка, лихорадочно отыскивая огни в комнате Рейна, но весь замок погружен во мрак, над шпилями из-за туч пробивается тусклый свет полной луны. Где-то завывают волки и лают собаки. Обернулась к мальчику – стоит. Ждет меня. Как маленькое изваяние посреди белой пустыни, а потом снова пошел вперед к кромке леса, и я за ним, не оглядываясь, ускоряя шаг, утопая в сугробах и ощущая, как снова замерзаю и покрываюсь льдом…теперь он уже не под ногами. А вокруг меня. Тонким слоем холода покалывает кожу и сердце. Больно отрекаться добровольно. Больно ломать себя и сжигать эмоции безжалостно засовывая их в раскаленные щипцы терпения. Но больней всего осознавать, что совсем не этого хочешь на самом деле…а слово «долг» свинцовой гирей давит надежду, превращая ее в осколки и жалкие крошки, которые разметает ветром жестокой реальности.

Где-то со стороны замка раздался громкий волчий вой, и я остановилась. Сердце на мгновение замерло, защемило в груди, засаднила рана на запястье, и я невольно зажала её пальцами, слушая, как переливается по ветру жуткий вой от которого кровь стынет в жилах.

Мальчик наоборот пошел еще быстрее, я выдохнула и побежала за ним, приподнимая длинные юбки и проклиная неудобные сапоги.

В душе мрачная темнота, понимание, что бросила там на растерзание и Моран, и Галя. Теперь их никто не пощадит. Раздерут на части. Рейн накажет их за мой побег и за мое предательство. Сотня лассаров за каждое мое нет…и я не думала, что он сможет сжалиться над ними теперь…Внутри что-то болезненно дернулось. Я остановилась, медленно поворачивая голову к замку. А что если я все делаю неправильно? Что если я могла поступить иначе? Что если послать все к Саанану и вернуться обратно. От бешеного желания сделать это свело скулы и застучало быстрее сердце.

Меня окатило ледяной волной странного предчувствия…осознания чудовищной ошибки и в тот же момент я увидела перед собой Лютера. Он наступал на меня с опущенной головой, загребая оборванными ботинками снег.

- Ты как здесь…оказался? Ты же…

Нахмурилась, бросила взгляд назад – он же был достаточно далеко от меня. И внутри все похолодело там… в нескольких метрах, ближе к лесу, еще один Лютер шел вперед… а этот стоял рядом, не давая возможности сделать шаг назад, к замку. Луна вышла из-за туч, вытягивая тени от стены по белому сверкающему полотну и крик застрял у меня в горле – Лютер тени не отбрасывал. Он медленно поднял голову, и я задохнулась, увидев пустые черные глазницы. Бросилась прочь, спотыкаясь, стараясь не упасть в снег. К лесу. За тем, за первым Лютером. От ужаса по спине покатился градом холодный пот.

- Лютееер! – крикнула я, но тот, первый, даже не обернулся и я, захлебываясь собственным дыханием увидела, что и он не отбрасывает тень. Бросила взгляд назад и в ужасе закричала – их был уже пятеро. Одинаковых Лютеров. Они шли на меня сзади. Загоняли в лес. Молча. Равномерными шагами. Все так же опустив головы. Страшной походкой слепцов.

Свернула в сторону, к деревьям, задыхаясь, стараясь не оглядываться и не смотреть вперед. Только бежать, спотыкаясь, подворачивая ноги. Ни одной разумной мысли, ни одного объяснения. Только ужас. Первобытный и дикий ужас.

В лесу меня окружил мрак, заставляя громко всхлипывать и резко оборачиваться по сторонам, снова бежать, натыкаясь на деревья. Никогда в своей жизни мне не было настолько страшно. Мне казалось я слышу тихие шаги Лютеров за спиной и волчий вой вдалеке. Сухие ветки впиваются в капюшон и в ноги, выдирают мне волосы, хлещут по лицу, оставляя кровавые царапины. Это похоже на кошмар. На самый жуткий кошмар из всех, что я когда-либо видела.

Оглянулась и закричала – они больше не походили на Лютера. На меня двигались тени. Они отделялись от деревьев и медленно ползли в мою сторону, подбираясь все ближе…растекаясь по снегу, как чудовищная адская паутина. Я снова бросилась бежать. В тишине слышно только мое рваное дыхание и биение сердца в ушах.

Осознание ослепляет яркими вспышками - меня заставили выйти за стену, чтобы отдать им…Меня обманули. Кто-то хотел, чтобы я это сделала. Кто-то так же позаботился о том, чтобы мне в этом не помешали.

Пальцы лихорадочно нащупали кинжал в кармане плаща, а умом я понимала, что это совершенно бесполезно. Те, кто меня преследуют не люди. Я не смогу им навредить. Они лишь загоняют меня куда-то вглубь леса, чтобы убить. И когда я выскочила на берег озера – то поняла, что это конец. Дальше бежать некуда.

Озеро напоминало зеркало в рамке из насыпи снега и грязи. Треснувшее зеркало. Изломленное уродливыми шрамами. Посмотрела на тонкий лед и на туман скользящий над мерзлой водой, а потом снова на тени. Не торопятся. Обступили меня кольцом, и я попятилась назад, чувствуя, как шевелятся волосы…и не от ветра, а от ужаса – во мраке я заметила сверкающие точки. Они приближались из темноты все быстрее и быстрее. Я судорожно выдохнула, когда поняла, что это. Волки. Такие же огромные, как тот, что спас меня от баордов.

Только теперь их много, и они явно сопровождают своих мрачных и жутких хозяев, напоминающих людские силуэты в длинных плащах. Я двинула рукой, сжимая кинжал сильнее, и они оскалились, нагибая головы, наступая на меня, заставляя двигаться назад. К воде. Я снова посмотрела на блестящую зеркальную гладь озера, на трещины, с вырывающимися из-под них клубами пара и жутких тварей с оскаленными ртами, на черные провалы вместо лиц у их хозяев. По спине поползли мурашки… и от понимания замерло сердце – они дают мне право выбора. Либо я ступлю в озеро, либо они раздерут меня на части здесь на берегу. Тихое рычание отозвалось сильным ударом сердца, почти болезненным и я сделала еще один шаг назад. Под ногами затрещала кромка тонкого льда и я упала на колени.

Они наступали медленно. Сначала гайлары, а следом за ними тени, расползаясь паутиной по белому снегу, надвигаясь неумолимо и монотонно, заставляя с ужасом пятиться все дальше…уже по льду, а он потрескивает у меня за спиной, раскалываясь на части и из-под него вырываются алые сполохи. Наверное, я бы молилась, если бы не была настолько напугана. Губы беззвучно шевелились… я не знала, что произношу, не знала, что нужно произносить.

Я лишь понимала, что меня заманили в ловушку. В адский капкан, из которого я уже не выйду. Один из волков зарычал уже громко и клацнул огромными клыками, надвигаясь на меня. Другие не торопились, они словно ждали какого-то знака, а я понимала, что, если пошевелюсь они все набросятся на меня и раздерут на части. Я видела алчную жажду смерти в их горящих глазах, чувствовала, как она витает в воздухе вместе с запахом смерти. Моей смерти. Потому что живой они меня отсюда не выпустят…если только не случится чуда. Но в чудеса я не верила никогда. В нашем мире их не бывает…В монстров я тоже не верила, но сейчас я находилась в эпицентре самого жуткого кошмара и монстры окружали меня со всех сторон. Не звери и не люди. Некто…из самых темных глубин неизвестности. То самое зло, о котором говорят шепотом и боятся верить, что оно существует.

А потом они все замерли, и я увидела, как медленно поднимается дыбом их шерсть. Увидела, как они пригибают головы, прижимая уши и начинают рычать, принюхиваясь. Утробный рык…глухой, словно увидели то, чего не вижу я. Хруст веток и завывание ветра заставляют кровь застывать в жилах от предчувствия, что это далеко не все монстры, которых я увидела этой ночью… и что-то мне подсказывало, что самого страшного я пока еще не видела…но видят и чувствуют они. Слегка поджали хвосты. Напряглись в ожидании.

Твари резко повернули массивные головы, и я сама вскрикнула, когда между мной и ими на лапы опустился черный волк. Страшный, как саананское отродье из преисподней, с вырывающимися клубами пара из ноздрей и светящимися глазами убийцы.

Гайлары оглушительно зарычали, но его рев перекрыл их голоса. Из-под длинных когтей столпом вырвались комья снега и грязи. Тяжело дыша, я дрожала всем телом, леденея от панического ужаса. Потому что этот был слишком близок ко мне. Ему нужно было всего лишь обернуться и сомкнуть челюсти у меня на горле, но он не оборачивался.

Ощетинившись смотрел на своих собратьев. Я увидела, как один из гайларов сделал шаг вперед, и черный волк приготовился к прыжку, нагнув голову. Под шерстью бурлили массивные мускулы, заставляя щетину волнами перекатываться по огромному телу вдоль хребта, поднимая ее дыбом. Один из волков метнулся в мою сторону, но черный преградил ему дорогу, наклоняясь ниже, расставив массивные лапы с утробным рыком, от которого по телу пробежали мурашки.

Тени подняли беспалые руки, и свора волков бросилась на черного одновременно.

Они сцепились жутким клубком с оглушительным рычанием и воем, хрустом и клацаньем челюстей. Снег окрашивался в ярко-алый цвет. Я не знала, что происходит. Мне казалось, что это кошмар в кошмаре и монстры убивают друг друга за право сожрать меня первыми. Я невольно следила, как мелькает среди буры и светлой шерсти лоснящаяся иссиня-черная. Ошметки мяса и шерсти летели в разные стороны. Задыхаясь я видела, как черный волк с остервенением перегрызает горло и грудные клетки других волков.

Как выдирает оскаленной пастью сердца и по жуткой морде ручьями стекает кровь. Хотела бежать, но едва сделала шаг, как черный метнулся ко мне с громким рыком, оскалив окровавленную пасть. Рыдая от ужаса, я замерла на месте и тут же увидела, как ему на спину бросились несколько гайларов, впиваясь в холку, раздирая шею. Он мотнул массивной головой, стряхивая с себя тварей… а я вдруг почувствовала, как по ладони заструилось что-то горячее, опустила взгляд и в ужасе увидела, как по пальцам стекает кровь из-под мокрой насквозь повязки. Я зажмурилась, сжимая запястье. Умоляя себя проснуться. Прийти в себя от кошмара. Это не может происходить на самом деле. Этого вообще не может происходить. Но звуки ломающихся костей и чавканье плоти своди с ума своей реальностью. Заставляли вздрагивать от каждого воя или рыка. Мне почему-то казалось, что если они убьют черного волка, умру и я. Когда все наконец-то стихло, я все равно боялась открыть глаза. Так и сидела в снегу, сцепив пальцы, тяжело и рвано дыша. Подняла взгляд и судорожно всхлипнула – все усыпано ошметками мяса и конечностей, разодранными тушами и внутренностями. Тени исчезли. Я сидела в окружении мертвых гайларов и крови, она ручейками стекала в озеро, расплываясь по снегу чудовищными узорами.

Медленно поднялась с колен, двинулась в сторону леса, стараясь не вступить в кровь, а потом меня беспощадно затошнило. Я закричала, закрывая рот двумя руками – вместо волчьих лап в снегу валялись человеческие руки и ноги… а туши слишком напоминали развороченные людские тела.

Обезумев от ужаса, я бросилась вглубь леса, но ноги не держали меня, колени подгибались, а еще я понимала, что чем глубже уйду в лес, тем сложнее будет из него выбраться. Я осела в снег, прислоняясь спиной к стволу дерева, размазывая по щекам слезы. Пусть наступит рассвет… и все исчезнет. Пусть я проснусь и никогда больше не увижу этого снова.

Вздрагивая и всхлипывая, прислушивалась к малейшему шороху. Вскрикнула, когда увидела черного волка, показавшегося из-за деревьев. Он шел ко мне, а я вжалась в дерево и не сводило с него расширенных от ужаса глаз. Пока он не поравнялся со мной, глядя мне в глаза, обнюхивая мое лицо, заставляя замереть и не шевелиться.

Шершавый язык лизнул царапину на щеке. Волк ткнулся носом мне в шею…продолжая нюхать мою кожу и волосы, а потом задрал окровавленную морду вверх и громко завыл. Триумфально. С переливами.

Я понимала, что означает этот вой - он победил…но что нужно победителю? Не сожрет ли он свою добычу, за которую так жестоко дрался с собратьями. Волк медленно опустился в снег, к моим ногам и положил окровавленную морду мне на колени. Заледеневшие руки обдало жаром его дыхания. Он смотрел на меня страшными зелеными глазами и из приоткрытой пасти вырывались клубы пара, согревая мне ладони. Медленно закрыл глаза, а я растерянно рассматривала глубокие раны у него на шее и на морде. Поверх старых шрамов… Я его узнала. Это был «мой» волк. Тот самый, что спас меня от баордов. Вот он рваный шрам на его пасти до самого уха.

- Кто ты?

Он пошевелил ушами, но глаза не открыл, и я слышала, как тяжело он дышит. Видела, как кровоточат рваные раны у него на шее.

- Почему ты мне помогаешь?

Осторожно провела пальцами по его голове, и он вздрогнул… Вдалеке послышался топот копыт и мужские голоса. Они говорили на валласком.

ГЛАВА 2. ОДЕЙЯ

Я дернулась, но волк тихо зарычал, не давая мне пошевелиться…Приподнял морду, принюхиваясь, упираясь лапами по обе стороны от моих дрожащих коленей. От него исходил животный жар и запах зверя отчетливо-яркий и въедливый он впивался в легкие, заставляя трястись от суеверного страха. Я не верила в гайларов, но этот волк не походил ни на одного из виденных мною ранее, как и те…у берега озера. И этот взгляд, от него покалывало кончики пальцев. Он смотрел прямо в душу. Гипнотизируя и удерживая внимание. Именно так хищник смотрит на жертву, давая ей понять, что у нее уже давно не осталось выбора и она должна смириться со своей участью.

Несмотря на то, что зверь меня спас я боялась его так же сильно, как и его собратьев. Тяжело дыша смотрела в его глаза цвета мокрой листвы на фоне грозового неба, зеленое на светло-сером, а в расширенных зрачках мое отражение поблескивает. Я не смела пошевелиться и громко вздохнуть. Он, словно, приказывал мне молчать. Да я бы и не кричала. Не знаю кто был опасен для меня в этот момент больше – этот хищник или валласский дозор. Кто знает – может это меня они ищут в предрассветных сумерках. Мой побег уже могли обнаружить…Сердце болезненно сжалось от мысли, что у меня могло ничего не получиться и люди Рейна нашли в его комнате бездыханное тело…Но валласские горны молчали и не пели траурной мелодии, а это давало надежду, что у меня все же получилось. Но тогда Рейн пошел по моему следу, и он не пощадит меня если найдет.

Голоса доносились совсем рядом, а волк продолжал смотреть мне в глаза, по обсидиановой шерсти медленно скатывалась алая струйка крови. Капля зависла, дрожа на концах блестящих ворсинок и упала мне на руку. Я вздрогнула, как от ожога и опустила взгляд на свое запястье, а потом снова посмотрела волку в глаза. Умные глаза, сосредоточенные. Это не взгляд животного – это взгляд человека. Осознанный взгляд, он прекрасно понимает, что делает и чего хочет. Он хотел, чтобы я сейчас молчала. Перед глазами снова промелькнули жуткие картинки оторванных человеческих конечностей и раскиданных по снегу внутренностей. Судорожно глотнула воздух, стараясь не думать об этом…Мне могло привидеться. Я была слишком напугана. Может быть баордка нагнала на меня чары, говорят они способны на это.

Он выжидал, и я вместе с ним. Сильное тело зверя напряглось, готовое к атаке, а я сильнее сжимала пальцами кинжал, готовая драться с воинами Даала, но не дать им взять себя в плен. Если они выйдут к озеру, то увидят растерзанные тела других волков и тогда они могут привести сюда отряд валлассаров. Начать прочесывать лес. Но дозорные проехали вдоль кромки леса и их голоса начали стихать, как и топот копыт. Лапы волка дрогнули, и он снова опустился в снег, но голову мне на колени уже не положил…он продолжал смотреть на меня. По морде все так же сочится кровь, но он даже не обращает на нее внимание.

Тяжело вздохнув осмотрелась по сторонам – мне нужно уходить отсюда. Идти в сторону дороги. Если Галь не обманул, то войско Маагара идет на Валлас и у меня есть все шансы встретиться с братом уже сегодня. Я попыталась встать, но в тот же момент волк оскалился и зарычал. Я снова замерла.

- Мне надо идти…Мы не можем оставаться здесь. Мы замерзнем…Я замерзну, понимаешь? Я не ты. Я - человек.

Смотрит на меня, но пошевелиться не дает, удерживает лапами. Он кажется спокойным…но только я делаю движение, как он рычит мне в лицо, заставляя жмуриться от ужаса.

- Я не могу здесь сидеть. Мне холодно!

Несколько секунд смотрит на меня, а потом поднимается на лапы, и я выдыхаю с облегчением. Вот так. Пусть отпустит меня. Пусть уходит. Только зверь и не думает уходить он хватает меня за рукав огромными клыками и тянет в сторону.

- Куда? Нееет. Я не пойду с тобой. Нам не по пути. Мне нужно выбираться из леса.

Но едва я делаю шаг, как от его рыка стынет кровь в жилах и от жуткого оскала бросает в дрожь. С ужасом начинаю осознавать, что стала пленницей зверя, который неизвестно зачем спас меня и теперь не дает уйти.

- Чего ты хочешь? Зачем я тебе?

Снова тянет за рукав и идет впереди я понимаю…ему надо чтоб я шла за ним. О, Иллин, только этого мне не хватало. Надо бежать. Сейчас. Пока он не понял, что происходит. Подхватив юбки метнулась в сторону, за деревья. Волк ранен. Тяжело ранен. Может быть мне удастся удрать от него. Петляя между стволами елей, я бежала в сторону замка. Мне бы выбраться из чащи и возле кромки леса пробираться к дороге. Волк не станет преследовать меня там, где могут быть люди. Валласский дозор устроил на них охоту после тех страшных смертей у стены и у озера.

Быстро оглядываясь назад, я перескакивала через кочки, поваленные деревья и коряги. За спиной раздался громкий вой, а я от страха спотыкалась о подол платья, падала и снова поднималась. Дыхания уже давно не хватало, оно раздирало грудную клетку, обжигало пересохшее горло. Быстрый взгляд назад и от ужаса из груди вырывается крик – ярко-зеленые светящиеся точки слишком близко и огромное тело зависло в прыжке надо мной. Сильным толчком монстр опрокинул меня в снег, и я почувствовала, как на горле сомкнулись клыки. Невероятно стремительно. Я тихо всхлипнула, впиваясь рукой ему в шерсть, пытаясь оттолкнуть от себя, полосуя кинжалом по спине. Но он даже не шелохнулся, только челюсти сильнее сжал, показывая мне, что еще одно движение и перекусит меня, как цыплёнка. Когтистые лапы придавили к земле, раздирая кожу на груди. От боли и ужаса перехватило дыхание. Несколько секунд, чтобы понять – я с ним не справлюсь. Пока надо делать то, что он хочет…Я сбегу потом. Чуть позже. Наверное.

Хищник подождал пока я перестану дергаться, разомкнул челюсти и впился клыками в капюшон плаща, потащил меня по снегу за собой, как тряпичную куклу. Я пыталась цепляться за деревья, за снег, но только ломала ногти и все тело саднило от ударов о землю и о коряги. Прочесала лицом о комья льда, когда он стянул меня вниз к небольшому рву. На горле все еще ощущалась его хватка и мне стало страшно, что пока он дотянет меня до, только ему известного места назначения, я переломаю себе все кости и на мне не останется живого места.

Я захлебывалась стонами и всхлипами, а он равнодушно продолжал тащить, не обращая внимания на мои крики.

- Отпусти! Я сама пойду. Отпустииии мне больно! – кричу и понимаю, что зря. Ему наплевать… а может это я все придумала, и зверь меня не понимает.- Пожалуйста… Я сама.

Волк остановился. Помедлил немного и отпустил, но едва я приподняла голову зарычал мне в лицо с такой силой, что волосы откинуло назад, как от порыва ветра.

- Я поняла…Хорошо. Я все поняла.

Взгляд пристально-страшный, а ноздри раздуваются, и он словно принюхивается к запаху моей крови, которой залило корсаж платья. Не дыша поднялась на ноги, не переставая смотреть в жуткие глаза зверя. Он же равнодушно отвернулся уже уверенный, что я покорно пойду следом.

***

Иду за ним, а по телу все еще пробегает дрожь ужаса, когда слышу его рычание, но все же иду, сильнее сжимая пальцами кинжал. Если не отпустит мне придется сражаться с ним… но я уже совершенно не уверена, что выйду из этого боя победительницей. Ему эти удары были, как комариные укусы. Точнее, я уверена в обратном – он перегрызет мне глотку в два счета. Зверь дал мне это понять настолько явно, что у меня не осталось ни малейшего сомнения, когда он захочет, то убьет меня так же быстро и легко, как ломает ветки массивными лапами. Волк плутает между деревьев, иногда бросая на меня взгляды и предостерегая тихим рокотом даже не думать о побеге. Эта тварь умнее, чем я могла себе даже представить… Эта тварь слишком похожа на человека… и от этих мыслей по коже снова ползут мурашки ужаса.

- Отпусти меня! – с рыданием…жалобно. Понимая, что он уводит меня все дальше и дальше в чащу. Мне никогда уже не выйти оттуда самой и меня никто не найдет здесь. – Пожалуйста. Отпусти. Зачем я тебе?

Не оборачивается идет вперед, оставляя кровавые следы на снегу, слегка прихрамывая на израненную лапу. Такой огромный и жуткий, что кажется даже деревья не шевелят ветвями, когда он проходит мимо. Луна отбрасывает блики на снег, переливаясь искрами-драгоценными камнями, путаясь в его блестящей шерсти.

Я смиренно иду за ним следом, потому что итак слишком далеко зашла и обратно мне не выйти, да и он не даст. Уверенно бежит впереди, уже не оборачиваясь на меня. Знает, что мне некуда деться. Умная тварь. Может быть он ведет меня к своим, чтобы разделить трапезу. Я где-то читала, что волки живут стаями…Он же волк? Просто огромный и страшный…но волк. Он же не может быть кем-то другим. А там… у озера мне просто показалось. Потому что это слишком страшно, чтобы быть правдой. Если я начну в это верить, то сойду с ума.

Волк остановился у массивной старой ели и потянул ветки, припорошенные снегом, у самого подножия, открывая лаз в глубокую берлогу, больше похожую на медвежью яму. Выжидающе смотрит на меня, а я отрицательно качаю головой, уже не сдерживая слез отчаяния. Мне из нее потом самой ни за что не выбраться.

- НЕТ! Я не полезу туда!

Легкий оскал и шаг ко мне. Заставляя сделать шаг назад.

- Нет!

Но я прекрасно осознавала насколько беспомощна перед ним…а еще и то, что моя плоть не жгла зверя. Теперь я совершенно безоружна и слаба, как слепой котенок. Но самое страшное я не знала, как себя вести – это не человек. Любое мое движение могло разозлить или раздразнить его, вызвать агрессию и тогда я умру жуткой мучительной смертью. Как те баорды, которых он жрал при мне живьем. Волк приподнялся на дыбы и столкнул меня в мягкую насыпь из лап елей…Я даже закричать не успела. Тут же вскочила на ноги, оглядываясь по сторонам.

От удивления замерла на секунду – яма не вырыта зверем. В ней явно побывал человек, либо именно человек ее и создал. Она вся выстелена медвежьими шкурами и на стенах по бокам прибиты железными скобами факелы, а на полу следы от разведенного ранее костра. Да и слишком глубока она для звериного пристанища. Волк все еще смотрел на меня сверху, а потом потянул за ветки, закрывая лаз. Он ушел…не знаю стало ли мне от этого легче или еще страшнее.

Я медленно опустилась на шкуры, кутаясь в разодранный плащ и чувствуя, как дрожу то ли от пережитого ужаса, то ли от холода.

***

Не помню, как долго просидела там одна. Сквозь толстые лапы ели дневной свет почти не пробивался, и я скорее угадывала время суток, чем видела. Страх сменило какое-то оцепенение и прострация. Мой мозг отказывал что-либо воспринимать. У меня не было ни малейшего плана как отсюда выбраться. Я пыталась. И ползти по стене, и натаскать шкур, складывая одну на другую и бросить ветки, но только ободрала руки о мерзлую землю и выбилась из сил. Ближе к ночи мною овладело отчаяние. Я вздрагивала от каждого шороха наверху, от завывания ветра. Меня пугала каждая тень на стене и шелест падающего снега. Наверное, именно так люди сходят с ума от безысходности и понимания, что к ним подкрадывается смерть и самое страшное у нее нет лица, нет оскала зверя…у нее даже нет запаха она соткана из тишины и холода. Из полнейшего ужасающего одиночества. Я бы кричала, но кто меня услышит здесь? А если и услышат…то это может быть кто угодно. Я слишком измотана и беспомощна сейчас. Надо немного поспать, набраться сил и потом думать, как выбираться отсюда. Должен быть выход. Он всегда есть. Так учил меня отец. Од Первый не верил в безвыходные ситуации. Говорил, что так считают лишь безмозглые идиоты или лентяи. Но я сейчас мало походила на велиарию валласа, да и на воина тоже. В разодранной грязной одежде, израненная и замерзшая я была просто женщиной. Слабой и испуганной. Загнанной в ловушку ужасным зверем, которому место только в легендах и поверьях лассаров.

***

Я замерзала и мне уже хотелось, чтобы он вернулся обратно. Пусть вернется и сожрет меня. Так будет правильно. Так видимо и должно было быть. Но волк не возвращался, а я, лежала под шкурами и дрожала от холода и от паники. Когда совсем стемнело я провалилась в сон. Тревожный, полный обрывочных кошмаров. Мне чудились тени, оскаленные пасти волков, жуткое лицо баордки, ее голос с шипением, выносящий мне приговор. Я просыпалась и мне хотелось кричать…но я боялась, что меня могут услышать. Те…жуткие тени без плоти.

Ближе к вечеру я подумала о том, что могу обрезать волосы и сплести с них веревку. Может быть именно так мне удастся выбраться из ямы. Но когда отрезала первую прядь вернулся волк.

Вернулся неожиданно. Мягко спрыгнул вниз и опалил мне лицо горячим дыханием, заставив вскочить на шкурах и вжаться в стену, силясь разглядеть силуэт чудовища, склонившегося надо мной. От него пахло зверем и легким дымком от костра. Но именно с его появлением мне перестало казаться, что ко мне подкрадывается смерть. Может быть потому что он сам и был ее олицетворением во плоти. Он тихо зарычал, глядя на кинжал в моих руках и я медленно разжала пальцы. Красная прядь упала на пол, и волк склонил к ней морду, обнюхивая, а потом снова посмотрел на меня, заставляя поежиться и стиснуть пальцы в кулаки.

Зверь швырнул мне в ноги какой-то сверток и выжидающе уставился на меня в темноте. Развернув тряпку, я обнаружила две фляги, мясо, завернутое в бумагу и кожаную сумочку с кресалом, кремнием, льняным трутом и обрывками старых тряпок.

Ледяными пальцами довольно трудно разжигать огонь и мне это удалось далеко не сразу, но, когда удалось я вскрикнула от радости.

В яме стало светло и я протянула руки к костру, согревая окоченевшие, ободранные пальцы. Волк просто наблюдал за мной. Не шевелясь. Словно статуя с пристальным взглядом убийцы. Возможно он мне не доверял так же, как и я ему.

В одной из фляг оказался дамас, а в бумаге прожаренные куски свинины. Я совершенно не представляла где он все это достал. Возможно, напал на кого-то из дозорных. На кресале я видела герб дас Даалов. Но мне сейчас было все равно. Я слишком проголодалась и замерзла, чтобы задумываться кого сожрал этот зверь, чтобы принести мне поесть. Но сам факт, что он это сделал вводил в ступор и подтверждал мысли о том, что это не просто волк. Только задумываться сейчас об этом не хотелось.

Когда откусила мясо, застонав от наслаждения бросила взгляд на хищника, продолжавшего смотреть на меня и швырнула и ему кусок. Но он даже не шелохнулся. Мне показалось, что если бы он мог смеяться, то в этот момент наверняка бы оскалился в ухмылке.

- Не ешь свинину? Человечина вкуснее? Ну и не надо. Мне больше достанется.

Или ты уже наелся? Разодрал того несчастного у которого отобрал все это? Что смотришь на меня? Думаешь я сошла с ума?

Не знаю почему я с ним разговаривала…наверное, это помогало мне не бояться его до истерической паники. Я отпила дамас и глотнув воздух широко раскрытым ртом с наслаждением почувствовала, как по телу разливается тепло. Вместе с ним приходило странное спокойствие. Если я все еще жива – значит мне пока везет. Несколько глотков дамаса добавили храбрости, и я опять заговорила со зверем.

- Если ты решил меня съесть сделай это когда я усну, хорошо? И сделай это быстро. После твоих когтей все так болит и жжет. Надеюсь ты знаешь что такое милосердие.

Волк пошевелил ушами и шагнул ко мне, а я, расплескав дамас, снова вжалась в стену, бросая взгляды на кинжал. Волк приблизился настолько, что теперь опять ощущался его едкий звериный запах от которого вставал дыбом каждый волосок на теле. Склонил голову и провел языком по моим ранам на груди, а я коротко всхлипывала и от ожидания, что раздерет на ошметки свело судорогой все тело…но он не тронул…а раны перестали саднить и печь. Опустил морду еще ниже и ткнулся ею в мои израненные пальцы. Лизнул шершавым языком… а я замерла, тяжело дыша и стараясь не дрожать.

Говорят, что страх вызывает всплеск адреналина и звери его чувствуют. Если жертва боится – ее непременно сожрут или покусают. Но волк всего лишь зализывал ссадины на моих пальцах. А я, застыв, смотрела на его огромную голову - кое-где запеклась кровь и просвечивали рваные раны. Он улегся рядом, согревая меня своим жаром и показывая всем видом, что не тронет. Снова бросила взгляд на кинжал…но желания убить волка уже не возникло.

- Не знаю зачем ты это делаешь…понятия не имею. Но я не смогу вечно сидеть в этой яме. Рано или поздно тебе придется или отпустить меня..или…

Зверь приподнял голову и положил ее ко мне на колени, прикрывая глаза. Осеклась. Вглядываясь в страшную морду. Странное ощущение, когда монстр проявляет своеобразную ласку. А ведь он уже дважды спас мне жизнь. И оба раза он вполне мог убить меня, но не сделал этого. Говорят, у каждого человека есть свой хранитель души…кто знает может быть это мой собственный. Пусть я никогда в это не верила, но сейчас мне хотелось верить…потому что иначе можно сойти с ума.

Тронула холку пальцами, слегка поглаживая…и волк повернул голову на бок, подставляясь под ладони, которые окрасились его кровью. Вспомнила, как его грызли другие волки и как я сама полосовала его кинжалом…Наверное этому чудовищу все еще больно.

Я протянула руку чтобы посмотреть насколько глубока его рана на шее, но он оскалился и дернул головой.

- Тшшшш…я только посмотрю. Я не сделаю тебе больно. Ты всегда можешь меня сожрать если тебе не понравится.

Опять это странное чувство, что он понимает каждое мое слово. Снова протянула руку, касаясь шеи, раздвигая шерсть. Переводя взгляд на сверкающие глаза зверя и снова на рану. Глубокая с раздвинутыми рваными краями, обнажающими мясо и мышцы. Я оторвала от подола платья полоску шелка, намочила ее в дамасе и приложила к ране, промокая ее дезинфицируя. Зверь не шевелился, позволяя мне вытирать кровь с его морды, шеи, массивной груди. Промыв раны, я завязала ему перебитую лапу, и сама легла на шкуры рядом. Не знаю зачем я была нужна этому зверю…но он явно не собирался меня убивать или причинить мне вред. Поистине, не знаешь где дремлет настоящее добро…и что есть зло в этом мире. Возможно я никогда этого и не узнаю.

Среди ночи проснулась от холода и от того что поняла – я снова здесь одна. Волк ушел, а костер и факелы давно погасли. Вернулось чувство страха. И опять эта ужасающая тишина, от которой кровь стынет в жилах. Почему-то именно в тишине слышно, как оживают самые потаенные страхи. Мне начало казаться, что я слышу шорохи и треск веток. А потом по стенам поползли тени, они двигались очень медленно…подбираясь к моим ногам и от ледяного холода стало больно сделать вздох изо рта вырывались клубы пара. Мне казалось. Что эти тени пришли за мной, чтобы утянуть в самое пекло. Не знаю, как, но я выбралась из ямы и теперь бежала по лесу, натыкаясь на деревья. Они, словно вырастали из-под земли, окружая меня в плотное кольцо, мешая бежать, стискивая ледяными стволами, царапая ветвями. Уханье совы, заставляет вздрагивать от ужаса и оглядываться по сторонам или это лес вращается вокруг меня, а я стою на месте, не зная куда бежать. И тени выходят ко мне из темноты, приобретая очертания всех тех, кто погиб из-за меня. Они тянут ко мне руки и стонут мое имя…они проклинают меня с того света за то, что я погубила их.

Я опять бежала и кричала, но не слышала своего голоса, он застревал в самом горле. Точно знала, что они ползут следом. Чудовищными змеями по белому снегу. Их тела, которые раскачивались на веревках или гнили на кольях.

Споткнулась и упала на что-то холодное, приподняла голову и увидела мертвого Аниса – он смотрел на меня белыми глазницами, как у баордки его губы шевелились и я услышала жуткий голос мадоры: «проклятаааа…ты проклятааа…это ты виновата»…изо рта Аниса выползла черная змея и начала оплетать мои руки, как веревка. От ужаса я кричала и рыдала в голос…но я по-прежнему не слышала ничего, кроме шипения змеи… и это она теперь произносила «проклятая ниада…проклятая сука».

Вскочила на шкурах, тяжело дыша и рыдая. Все еще пребывая в кошмаре. А в висках пульсирует голос «это ты виновата…ты …ты…ты».

Дернулась, когда в яму запрыгнул волк. Он сел возле меня, а я сама не поняла, как обхватила его за массивную шею и зарылась лицом в жесткую шерсть и зарыдала.

Шершавый язык чудовища собирал слезы с моих щек, а я сильнее цеплялась за его шерсть и плакала навзрыд.

Потом я лежала на шкурах, глядя в темноту и не могла уснуть. Я боялась. Что он снова уйдет и меня снова будут мучать кошмары. Почему-то рядом с ним мне не было так жутко. Может быть потому что он и сам был частью нескончаемого кошмара и отгонял других тварей менее сильных, чем он сам. Только щеки все еще были влажными то ли от слез, то ли после того как он облизал мое лицо. Почувствовала, как волк встал на лапы и в отчаянии обхватив его за массивную шею, прошептала:

- Не уходи…пожалуйста. Мне так страшно оставаться одной.

И он не ушел. Улегся рядом со мной, согревая горячим телом. Я снова погрузилась в тревожный сон, все еще продолжая обнимать зверя за шею.

Но утром, когда я резко поднялась на шкурах, услышав ржание лошадей и топот копыт, его опять не оказалось рядом… Голоса. Много голосов. Опять на валласском.

А потом до меня донесся голос, от которого по всему телу пошли мурашки, а сердце забилось в горле с такой силой, что я начала задыхаться.

Резко выдохнула и сцепила пальцы…а вот и смерть пришла за мной.

ГЛАВА 3. ЛОРИЭЛЬ И ДАЛИЯ

Я, хлебала бульон, отрывая куски мяса зубами и запивая дамасом.

Поглядывала, как пленная дергает связанными руками и смотрит на меня украдкой. Забавная. Давно не видела аристократок. Уже и забыть успела, как сама носила такие платья, как мне укладывали волосы и как пахла душистым мылом из ягод и трав. Картинки из прошлой жизни...Мне уже казалось ее и не было. Да и к черту её. Не про меня это было.

А девчонка не бесхребетная овца. Вроде и боится, но огрызается и не подпускает к себе никого. Мужики на нее слюной изошлись. Никогда таких не видали. Для них она, как само божество. Даже вот такая в рваном платье, испачканном кровью ее людей и с растрепанными каштановыми волосами. Красивая. Той красотой, к которой никто из этих простолюдинов не привык, а некоторые и не видели никогда. Меня эта красота и завораживала, и бесила. Словно в глаза мне тыкала тем, чего я лишилась. Не зависть, нет. Я давно срослась с доспехами и оружием, а именно воспоминания и осознание, что вот эта сука Одова будущая жена. Значит такое же отродье, как и все лассарские псины.

Девчонка, судорожно сглотнула, когда я откусила мясо и усмехнулась - у нее громко заурчало в животе. Запах жареной курицы кого угодно сведет с ума, а они с утра ничего не ели.

Молчит. Есть не просит. Вообще ничего не просит. Гордая. Велиария как никак...Боится до паники, но держит себя в руках. Взгляды на меня настороженно-презрительные бросает и дергает связанными руками.

Я тоже была такой вот настороженной, верила во что-то, когда... Впрочем, меня не пощадили да и кормить не собирались, как и многих из тех, кто умер с голода в тесных, набитых рабами клетках. Так что это не плен здесь, а сказка, девочка.

Резко встала с табурета, и она тут же быстро отползла назад.

Я наклонилась к ней, поигрывая перед фарфоровым, бледным личиком острым кинжалом, глядя как она вздрогнула. Одним взмахом распорола веревки на ее запястьях.

- Голодная? На ...поешь.

Поставила ей на колени миску с бульоном и мясом. Не оборачиваясь вернулась к столу, вонзила кинжал в хлеб и, отрезав кусок бросила рядом с ней на ковер.

- Носом не верти. Другого нет и не будет.

***

Я прикрыла глаза, сдерживая тошноту, подкатывавшую к горлу каждый раз при взгляде на эту женщину. Мне казалось, что это я откусываю куски от сочного мяса, я его глотаю, но вместо насыщения ощущаю только злость и бессилие. Я не чувствую его вкуса, лишь запах, манящий, изысканный. О, Иллин, как давно я не ела мясо! Как давно я не пробовала что-то, хотя бы отдаленно похожее на еду, которой наслаждались эти простолюдины здесь. В голодное время узнаешь цену даже черствому хлебу. Дас Туарнам наглядно показали, что такое нищета и научили ценить любую пищу.

Веревки стягивают запястье, натирая кожу, нужно отвлечься на эту боль, чтобы не думать о голоде. О том, как раздирает он горло, заставляя глотать слюну и ненавидеть женщину за столом, бросающую насмешливые взгляды в мою сторону.

Она не просто главная у них, все эти мужчины боятся ее. Боятся панически, до абсурдной дрожи. Их страх витает в воздухе, вызывая желание узнать кто же эта Далия, так они называли ее. Женщина в мужской одежде и с мужскими повадками, с хриплым голосом и слишком циничной для девушки улыбкой. Мы всегда боимся того, чего не понимаем, и я её боялась. Не знала, чего ожидать.

Едва не вскрикнула, когда она повела кинжалом перед самым лицом, только плотнее стиснула зубы и посмотрела прямо ей в глаза. А в них ветра гуляют тёмные, страшные, подобные тем, что с легкостью поднимают деревья в воздух, разрушают дома и храмы. Такие ветра, как говорил наш астрель, предвестники самого Саанана.

Разрезала веревки, и от облегчения у меня невольно брызнули слезы из глаз. Растираю запястья, мысленно кляня себя саму за эту слабость. Возвращаясь с охоты, Лу всегда говорил о том, что нельзя показывать зверю свой страх. Можно выказать ему уважение. Можно отступить назад, сложить лук и стрелы. Но никогда не показать ему, что ты его боишься. И сейчас у меня было ощущение, что рядом со мной такой же зверь, хищник, которому нельзя ни в коем случае позволить увидеть свою слабость.

- Голодная? На ...поешь.

- Носом не верти. Другого нет и не будет.

Знала бы она, что для меня эта миска сродни золотой чаше на алтаре в храме Иллина. Руки задрожали от желания впиться, подобно ей, зубами в источающий божественный аромат кусок мяса. Пока она не кинула на пол хлеб. Словно собаке. Я сцепила пальцы вместе и вскинула голову, она наблюдает за мной с какой-то странной усмешкой, уверенная, что я не откажусь от еды.

- Я хочу знать, почему меня похитили? С какой целью?

***

Я рассматривала ее глаза. Интересные. Светло-карие и блестят то ли от слез, то ли лихорадит ее от голода. Грудь бешено вздымается и порванный рукав плечо обнажил. Округлое, матовое, нежное. Невольно в вырез посмотрела и почувствовала прилив возбуждения. Грудь у нее маленькая, но полная, корсетом приподнята. Если дернуть материю вниз...Я перевела взгляд на ее руки. Пальцы тонкие стиснула и на еду старается не смотреть, а я ее голод в глазах вижу. Знаю, как они сверкают, когда не ел довольно долго, когда тело свои правила диктует, загрызая и гордость и силу воли. Мне это чувство знакомо. Только я уже давно свободная, я делаю то что хочу, а она еще в своем велиарском мирке живет с запретами, этикетом…честью. Бесполезное слово в отношении лассаров.

Я ногу на табурет поставила, отпивая из фляги еще один глоток дамаса. В голове слегка затуманилось, разморило меня после гонки и холода. Устали мы за эти дни.

- Знаешь, что обычно делают с пленными? Слышала? Папа или брат рассказывали тебе зачем берут женщин в плен?

Подбросила кинжал и поймала за лезвие. Мне нравилось, что она боится. Пусть боится. Маленькая сучка, невеста Ода Первого. Интересно он ее уже пользовал или берег для первой брачной ночи? Может нарушить свои правила и испортить ее до того, как ему продам? Пусть прочувствует какого это…когда любимого человека раздирают на части, а ты ничего не можешь сделать. Могла б – я б всю его семью у него на глазах вырезала. Впрочем, все еще впереди.

***

По спине страх мурашками пополз, заставив поежиться и стиснуть пальцы сильнее. Потому что, да, я догадывалась. В нашем замке жила одна служанка, побывавшая в плену...И самым страшным было не то, что с ней сделали там, а то, как встретили дома. К собакам и то относились лучше.

Говорят, что Иллин сотворил людей по подобию своему. В таком случае какой был смысл молиться тому, кто вместо того, чтобы помочь человеку выйти из грязи, предпочитает окунать его всё глубже в нее?

Тут же одёрнула себя, главное - не опустить глаза, несмотря на то, что очень сложно сидеть вот так перед ней, под ее насмешливым взглядом, на холодном полу, чувствуя, как пробирает дрожь от голода.

- В таком случае вам сильно не повезло взять в плен всего двух.

***

Я смотрела как она пренебрежительно глянула на кусок хлеба и внутри поднималась волна ярости. В две секунды преодолела расстояние между нами и за шкирку подняла со шкур:

- Да что ты знаешь о плене? Что ты вообще можешь знать о том насколько нам сейчас повезло? У многих в плену твоего проклятого жениха не то что хлеба не было, а воду из грязных луж хлебали и молились на небо, чтоб дождь полил.

***

О, она могла бы мне не рассказывать о моем женихе...Знала бы она, что он был проклят так же и мной. Бессердечное чудовище в обличье человека, которого ненавидели практически все, а остальные трусливо боялись. Хотя разве не я сама согласилась на его унизительное предложение стать женой, точно так же трусливо испугавшись за себя и своих родных? И разве оправдывает торговля собственным достоинством даже с целью накормить сотни людей?

Но той, что с такой яростью сейчас удерживала меня, необязательно было знать это. Я вскинула голову вверх, глядя в сузившиеся глаза:

- Позиция слабых - истово молиться кому-то там на небесах, вместо того, чтобы взять в руки свою судьбу

***

Я смотрела в карие глаза велеарии и чувствовала, как по телу проходят разряды неудержимой ярости. Вспышками картины из прошлого, и свист хлыста в ушах и звук раздираемой одежды, вопли...дикие вопли которые снятся по ночам. Мои вопли. Какого саанана я церемонюсь с этой лассарской тварью, которая с пренебрежением смотрит на наш хлеб. Каждое зерно стоило чьей то жизни и чьей-то крови.

- У тебя есть выбор. Единственный выбор на данный момент и от него зависит в каком состоянии тебя получит твой будущий супруг.

Я толкнула ее на колени и за затылок ткнула лицом к хлебу.

- Ешь! Давай! С пола! Нам этот хлеб кровью доставался не то что твоему папочке и жениху. Ешь! И может быть ты сегодня не узнаешь, что означает позиция сильных и слабых... в этом месте.

***

О, Иллин, за какие грехи ты позволяешь мне так страдать и унижаться? Какие мои мысли показались тебе недостойными в моей беззаботной прежней жизни, что ты решил наказать меня таким жестоким способом? Я уже сомневаюсь, что ты вообще существуешь…Я перестаю верить с каждым днем все больше и больше склоняясь к мысли, что только Саанан и правит в этом проклятом мире лжи и предательств. Всхлипнула от неожиданности, упав коленями на ковер, пока она сжимала сильными пальцами мою шею. Я схватила дрожащей ладонью хлеб и поднесла ко рту, невольно глубоко вдохнув его запах. Вспомнилось, как недавно кухарка испекла булку и траурным тоном объявила, что это были последние остатки муки, а, значит, хлеба мы не попробуем до лучших времен. Ослабевшая от голода она его уронила на пол, подавая на стол. Всплеснула руками и жалобно заплакала, присев на корточки перед ним. Тогда отец молча встал, поднял с пола, положил на стол и с невозмутимым видом начал резать его на тонкие куски. Видит Иллин, тогда нам казалось, мы не ели ничего вкуснее этого грязного хлеба. Но сейчас...сейчас подчиниться ей означало унизиться снова. А я слишком устала от собственного унижения, хотя и понимала умом, что Далия права. Что мне следует поесть, чтобы суметь дождаться своего освобождения.

- Я очень ценю вашу заботу о себе и о моем женихе. Но я действительно не голодна.

Раскрошить руками хлеб, инстинктивно сжимаясь в ожидании ее реакции.

***

Не знаю, что в меня вселилось в этот момент, я просто схватила ее за волосы и выволокла из шатра прямо туда, к костру, где мужики распивали дамас и жарили на огне картофель из запасов этой наглой, высокомерной суки. Раскрошенный хлеб и этот голосок, которым она так саркастически-невинно послала меня к саанану сорвали мне все планки. Мне хотелось крови, криков и ее боли. Много боли, чтоб упиться ею, чтоб захлебнуться и перестать видеть в ней себя.

- Эй, что приуныли? Я вам десерт принесла.

Толкнула девчонку в снег, увидела, как округлились глаза моих людей и вытянулись лица. Они знали наши законы - мы не насилуем женщин и детей, мы не обижаем пленных. Я подошла к ней сзади и полоснула по материи кинжалом, а потом сдернула с нее платье до пояса.

- Давайте. По очереди. У вас же никогда не было такой вкусной и красивой сучки? Что смотрите? Оттрахайте эту тварь.

- Дали.

- Не лезь, Бун. Я хочу, чтоб ее отымели. Сейчас и здесь. При мне.

Я обошла девчонку со всех сторон, видя, как зажмурилась, дрожа от холода, как прикрыла грудь руками. Красивая...породистая сучка. Мне хотелось, чтоб она ползала на коленях и умоляла пощадить ее. Сломать эту гордыню, пройтись грязью по белому холсту Ода Первого, испачкать его кровью.

- Как ты там сказала? Удел слабых молиться? Можешь начинать.

Вдали послышался шорох и приглушенный топот копыт. Из-за деревьев показался наш разведчик. Керн!

Наконец-то! Слава Геле. Вернулся. Чтоб его. Я обернулась к оторопевшим мужикам:

- Когда я вернусь, залейте ее тело кровью и спермой. Не щадить, но и не убивать. Приступайте.

Стиснув челюсти, стараясь не думать о девчонке, которая сдавленно закричала едва я отошла спомощником за шатер. Послышался хохот рыжего Ласа и снова крики. Я не сомневалась, что именно этот начнет первым.

- Рассказывай, что там?! Почему так долго? Я уже думала убили тебя.

Ударила по плечу и сильно сжала.

- Заметал следы. Лассары по всюду, моя деса. В Лурде мятеж. Маагар Вийяр захватил замок. Дас Туарн обезглавлен.

Это было мгновенно, я еще не успела осознать все, что он сказал, как тут же поняла, что я должна это остановить. Меня, как молнией поразило. Даже в голове сверкнуло, и волчица во мне оскалилась.

Я развернулась, быстрыми шагами… туда, к шатру.

- Хватит!

Но ослепленные похотью и многодневным голодом по женской ласке мои воины меня уже не слышали. Я дала им волю к насилию, и они не преминули ею воспользоваться. Склонились к девчонке и рвали на ней одежду, рыча, как животные.

Им иммадан! Проклятье! Их уже не остановить. Я метнула нож, и он со свистом вонзился в дерево прямо у головы рыжего, который навис над бешено орущей девчонкой и пытался раздвинуть ей ноги. Лезвие царапнуло ему висок.

- Все. Отбой. Разошлись.

Он встал с колен, слегка пошатываясь, застегивая ширинку, глядя на меня бешеными глазами. С пьяной ненавистью за то, что помешала.

- Разошлись я сказала...трахнешь кого-то в первой же деревне в которую войдем. Обещаю. Остынь. Снегом умойся. Все пошел отсюда.

Я наклонилась к девчонке, рывком подняла со снега и сдернув с себя плащ, укутала, как в кокон.

- Отдышись. Эй...Посмотри на меня!

Схватила за скулы, вглядываясь в затуманенные слезами глаза.

- Не тронет тебя никто. На. Глотай.

Сунула ей в руки дамас и заставила выпить.

- Вот так. Пошли. Начнем сначала.

Подтолкнула обратно к шатру.

***

Я смотрела на нее и на всех этих огромных, грязных мужчин, с сальными улыбками приближавшихся ко мне. Я слышала их развязные голоса и видела, как загораются неприкрытой похотью пьяные глаза. Холод пробирался все глубже, уже не под одежду, он проникал под кожу, заставляя съеживаться. Но я не могла унять дрожи не от него, а от страха, охватившего все тело. Отступала назад, качая головой и онемевшими губами умоляя не подходить, пока не уткнулась спиной во что-то и не услышала громкий мужской смех над ухом.

- Попалась, куколка. Такая сладкая. Слаще сахара.

Огромные руки перехватили меня под грудью и начали лихорадочно ощупывать всё тело, сжимая до синяков. Я закричала, пытаясь отбиться от наступавшего спереди громилы с похотливой улыбкой во весь рот, одновременно извиваясь и пытаясь сбросить с себя руки того, кто стоял сзади.

Папочка, помоги мне. Пожалуйста, помоги.

Мне казалось, я кричала это вслух, то вгрызаясь зубами в потные руки насильников, то крича от боли, от пощёчин и щипков. А в голове траурной мелодией один вопрос. Всё тот же, что и в последние месяцы. "За что?" Почему всё это происходит со мной? С нами. Мое бесчестие сейчас значило больше, чем смерть. Для Ода Первого, а, значит и для Туарнов.

Я закричала, выгнувшись от дикой боли, когда один из них больно сжал руками мои запястья, выворачивая руки, а второй, грязно ругаясь, пытался раздвинуть мои ноги.

А потом всё резко закончилось. Мне даже кажется, я на мгновение потеряла сознание, так как пришла в себя уже стоящей на ногах и закутанной в какую-то тряпку. Горло обожгло крепким напитком, опалившим внутренности, а предводительница этих нелюдей что-то говорила мне и толкала к своему шатру. Будто издеваясь. Словно игрушку какую-то. Я остановилась, как вкопанная, а потом бросилась на нее и схватила одной рукой за волосы, а второй стараясь влепить ей пощёчину.

- Не трогай меня, дрянь. - Чувствуя, как накрывает истерикой, - не трогай меня никогда!

***

Ее истерика была такой естественной сейчас, какой-то правильной и вызывающей невольное уважение. Она боялась и в то же время не прогибалась, как трусливая овца, как ее служанка, которая чистила сапоги моим людям и уже легла с одним из них в шатре при других воинах, а завтра ляжет с другим, если этот пошлет куда подальше и так пока не найдет постоянного. Здесь все по рукам ходят. Жить хотят, любви и ласки. Не осуждала никогда, но и понять не пыталась.

Я перехватила ее хрупкие руки и глядя в огромные, наполненные слезами глаза, почувствовала, как все внутри сжимается в тугой узел. Я слышала, что она там кричала...слышала каждое ее слово. Мне казалось, что я отгородилась своей ненавистью и жаждой крови...только потому что девчонка не утратила остатки благородства и не превратилась в ту, в кого превратилась я, и все же слышала, как она звала на помощь...Я тогда звала маму. Вот так, как и она. Плакала и звала маму…пока ее другие твари у меня на глазах…

Мое живое отражение...еще не сломанное, но уже поставленное жизнью на колени, преданное и поруганное проклятым ублюдком Вийяром. Я опустила насильно ее руки, продолжая смотреть ей в глаза и сжимать тонкие запястья.

- Нет больше папочки, Лориэль...никого больше нет. Тебя предали так, как предали в свое время меня. Маагар дас Вийяр взял Лурд и казнил твоего отца.

***

Я не поверила ей. Я смотрела в ее большие синие глаза, из которых исчезли ненависть и ярость, и мне хотелось смеяться. Откуда ей знать? Еще пару часов назад, когда солнце стояло высоко, она не знала моего имени, а сейчас, в сгущающихся сумерках она смеет мне нести такую весть?

Засмеялась истерически, громко, чувствуя, как снова пробирает дрожь от холода, он забивается под плащ и касается ледяными пальцами моих плеч и спины.

- Ты лжёшь. Мой отец жив...Маагар Дас Вийяр не мог пойти против своего отца.

***

Я сильно сжала ее руки, чувствуя, как и сама холодею внутри. Вот это неверие...это отрицание. Я тоже долго не могла поверить, что выжила только я. Долго не могла поверить, что нас предал тот, кто сидел с нами за одним столом еще несколько дней назад.

- Мой разведчик вернулся из Лурда. В Талладасе новый велиар – старший сын Ода Первого. Твоего отца обезглавили. Вийяры не всегда держат свое слово.

Тряхнула ее за плечи, заставляя смотреть на меня. А мне стали казаться невыносимыми ее огромные глаза и слезы застывшие в них...И каким-то кровавым узором складывались картинки...

- Мою семью он предал точно так же. Идем в шатер, холодно здесь. Давай. Застудишься босиком.

***

Меня втащили в шатёр и оставили там одну оплакивать свое горе. И за это я была благодарна ей сейчас. Той, которая только что едва не позволила растерзать меня. Той, которая сообщила с какой-то долей сочувствия в голосе эту новость. Но мне не нужно было ее сочувствие. Я хотела одного – одиночества, чтобы полностью отдаться этой опустошенности, в которую меня только что окунули. Я не верила ее словам и продолжала тихо всхлипывать, сжимая замерзшими пальцами плечи, впиваясь ногтями в кожу, чтобы унять ту боль, которая сейчас резала будто ножом. Изнутри. Я чувствовала каждое его движение, извивалась от проникновений острого лезвия, продолжая убеждать себя в том, что такого не может быть. Зачем Оду Первому предлагать мне замужество и отправлять дары в Лурд, если он мог с самого начала поступить именно так: захватить город и уничтожить нашу семью? Или сын всё же ослушался своего отца?

Лезвие под кожей всё быстрее наносило удары, заставляя выть от нестерпимой боли и непонимания. Я молилась. Да, я молилась Иллину и всем остальным богам, которых только могли почитать люди, чтобы всё это оказалось страшным сном. Конечно, сном. Сейчас Тила разбудит меня, и мы спустимся к моему отцу. Он улыбнется устало и пригласит меня к скудному обеденному столу. Живой и здоровый. А потом…потом я буду умолять его гнать посланников из Лассара в Преисподнюю, откуда их отправили к нам. Вот только сердце сжимали холодные тиски осознания, что в любом случае нас ждал именно такой исход.

Я не знаю, сколько времени провела наедине с собой. Очнулась только когда предводительница разбойников снова вошла в шатёр и, скрестив руки на груди встала передо мной, глядя сверху вниз.

- Я уважаю твое право оплакивать свои потери. Но в нашем отряде есть те, кому не повезло еще больше, чем тебе. И все они, несмотря ни на что, всё еще хотят жить и мстить. Я предлагаю тебе, Лориэль дас Туарн, остаться с нами и идти на Лассар, отомстить за свой народ и своего отца. Или же убираться отсюда прямо сейчас. Пришло время сделать свой выбор, девочка.

Я горько засмеялась, чувствуя, как продолжают катиться из глаз слезы, как сжимается желудок от страха, и всё еще колотит от мысли, что придется выбирать. Да и о каком выборе говорит эта женщина? У меня не осталось ни дома, ни близких. Мне некуда возвращаться, и мне больше не к кому идти.

Встала, чуть пошатываясь от слабости в коленях, схватившись за ее протянутую руку, и посмотрела в уверенное лицо Далии. Увидела по глазам - она знала, что я выберу.

- Я остаюсь с вами.

ГЛАВА 4. РЕЙН

Я смотрел на языки пламени в камине и жадно прикладывался к фляге с дамасом. В голове шумело и гудело. Моя комната напоминала ристалище. Я разнес в ней все, что попалось под руку. Сам не помню, как ломал и крушил полки, трюмо, картины. В замке воцарилась гробовая тишина. Каждая тварь тряслась от ужаса, ожидая на кого обрушится мой гнев. Никто не смел сунуться ко мне в комнату. Только под окнами толпа зудела, как улей пчел. Они ждали. Сегодня я ненавидел каждого из них. В эту секунду я не был валлассарским велиаром я был тем, чью женщину собирались казнить. Вот эта свора людишек приняла решение за меня, и я обязан удовлетворить их желание потому что не имею права пощадить убийцу валлассарского мальчишки. Потому что девочка-смерть подставилась, и я знал кто победит во мне сегодня и от этого хотелось биться головой о стены, что я и делал. Глотал дамас и бился лбом о железную каминную решетку, сжимая горячие прутья пальцами и не чувствуя ожогов. Выл от бессилия и проклинал ЕЁ за то, что поставила перед этим выбором.

Обломки, щепки, битое стекло и посередине я с застывшим взглядом и покрытым испариной лицом. Мертвецки пьяный и в тот же момент до безобразия трезвый. Не берет жидкость адская, не пронимает мозг, не течет по венам благодатным забытьем. Я саанана наяву вижу, как скалится мне окровавленным ртом и манит пальцем прямо в адскую бездну.

С яростью двинул ногой по решетке камина и вцепившись себе в волосы зарычал. Идиотка! Подписала себе смертный приговор! И я ничего, мать ее, не могу сделать! Только вынести окончательный вердикт. Этого от меня все ждут, и они правы, мои люди, уставшие и истерзанные войной, дававшие ей шанс за шансом вместе со мной. Нет больше шансов. Закончились. И права морального не имею пощадить убийцу Лютера. Свою я давно пощадил…пусть и не простил.

Я понял это тогда, когда мои кости трещали и ломались, рвались сухожилия и капала кровь из волчьей пасти с только что прорезавшимися клыками. Адская боль простреливала вдоль хребта и взрывала мне мозг ослепительными вспышками, пока не затихла на кончиках шерсти и я не отряхнулся, разбрызгивая капли крови в снег, принюхиваясь к ее запаху, витавшему в воздухе. Теперь я чувствовал его так остро, что он пронизывал меня тонкими нитями, резал изнутри и дразнил своей насыщенностью. Из-под лап вылетали комья снега и грязи, а я бежал по её следу, чувствуя, как трещит под когтями лед и адреналин свистит в ушах. Волк чуял бойню и жаждал крови.

Я понимал только одно - не знаю, как, но я вкусил проклятие и испил его, оно до сих пор взрывается на языке мелкими искрами звериного наслаждения. Ее кровь смешалась с моей. Мой хищник ощущал её внутри и триумфально рокотал победным утробным рычанием. Теперь ей не скрыться от меня. Я почую ее за километры.

Ненависть смешалась с азартом погони и осознанием необратимости. Мне воняло смертью, я бежал по снегу и ощущал эту вонь в воздухе. Мертвая плоть мальчишки источала этот запах, и я потоптался у трупа несколько секунд, принюхиваясь и ощущая зловонное дыхание того, кто убил маленького Лютера, чтобы взять его душу в свой плен. Это не человек – это ОНИ, те твари бестелесные, которые я видел в своих кошмарах. Они утягивали меня на дно мерзлого болота, и я тонул в вязкой кровавой жиже из останков моих жертв. Некоторых из них я узнавал и дергался каждый раз, когда на меня смотрели мертвые глаза растерзанных мною людей. Их сотни и все они жаждут моей смерти, а мне не страшно я смотрю на них и понимаю, что убивал бы их снова потому что все они лассары, а значит виновны и я лишь исполнял приговор. Я оружие в руках Повелителя. Но разве не клялся Рейн дас Даал, что нет у него веры иной, чем вера в справедливость и нет иного Повелителя, кроме собственной совести и чести валласского воина. Кровь за кровь. За каждую каплю валласской - реки лассарской вот она правда дас Даалов. И пока не захлебнется Лассар я не остановлюсь.

Обнюхал тело еще раз и яростно зарычал - из груди ребенка торчала рукоять кинжала с гербом Ода Первого. Её кинжала. Или точь-в-точь, как был у нее. Но запаха ниады я не ощутил, он витал где-то далеко за пределами замка, и я бросился на наго, как оголтелый. Найти раньше, чем ОНИ ее настигнут, найти раньше, чем найдет дозор Валласа. Потому что смерть не в Адвере витает она за ней по пятам идет, шлейфом тянется, охотится, заманивает её в лес. Зверь почуял неладное, ощутил рядом иных хищников страшнее и сильнее себя.

Еще никогда в своей жизни я не испытывал этот дикий страх потерять, он струился под моей шерстью адреналином и заставлял выть на луну, не совладав с отчаянием зверя, ощущавшим мою панику. Наш разум то тесно сплетался в одно целое, то прогибался один под другой и моментами я ощущал себя человеком в волчьей шкуре, а моментами я становился всецело зверем и отпускал свою сущность на волю наслаждаться преимуществом над слабыми, драть на части добычу и вгрызаться в сочную плоть жертвы острыми клыками, вкушая свой триумф и чувствуя насыщение, наполняющее меня силой. Я не давал ему эту волю сейчас, подавлял его, как только мог, потому что хотел контролировать все что происходит вокруг меня, мне нужен инстинкт человека и разум, а потом я дам чудовищу волю.

Сначала найти и тогда я буду ее проклинать, и наказывать, шкуру спущу, раздеру на ошметки ее плоть, но сначала найду и спрячу ото всех. Мою убийцу с красными волосами, вынесшую приговор нам обоим с особой жестокостью и равнодушием. Она убивала меня с соблазнительной улыбкой на губах, а я понимал, что это ложь и все равно хотел верить. Да, я саанан ее раздери, хотел верить, что в ту ночь, несмотря на ее решение она все же была честна. Потому что впервые ее пальцы не обжигали меня, а глаза не смотрели с пронизывающей ненавистью, и я бы сдох тысячу раз, чтобы испытать это снова. Но я никогда не смогу ей этого простить. Я положил ей в руки свое собственное сердце, а эта сука раздавила его и выжала из него всю кровь. Я читал сомнения в её глазах, я видел борьбу и отчаянно ждал кто же победит в ней: моя маалан или лассарская велиария. Маалан проиграла, я услышал ее жалобный стон, когда она сдалась и протянула мне бокал. Только маленькая шеана не знает, что меня не так-то просто убить. Выскочил к берегу мерзлого озера и почувствовал, как у самого шерсть встала дыбом. Я впервые увидел ИХ не во сне, а наяву. Но они даже не шелохнулись пока я драл на части своих же собратьев и не было мне ответа почему я сильнее и почему Тени бездействуют. Все свои ответы я получу намного позже.

Три ночи я охранял ее в проклятой яме, выжидая, когда Луна даст мне возможность снова стать человеком и увезти ее в хижину на окраине Адвера, чтоб никто не нашел. Спрятать от всех. Вопреки здравому смыслу, вопреки собственным законам и чести дас Даалов. Не дать праведному гневу восторжествовать на лассарской детоубийцей. Я верить хотел, что не она убила ребенка. Я истово убеждал себя в этом, пока сидел с ней в яме, уткнувшись мордой ей в колени и отсчитывая секунды до рассвета, прислушиваясь к каждому шороху, готовый броситься на каждого, кто приблизится к нам.

Я убил своих дозорных, когда они обнаружили ее следы…рвал их плоть и выл от ненависти к себе от презрения за эту одержимость и предательство тех, кто присягнул мне в верности, кто умирал под моими клыками, выполняя свою клятву да конца. Умирали, чтобы она жила. Чувствовал, как крепнет внутри меня зверь, как вливаются в меня души умерших и извивается под кожей мощная сила после каждого убийства. Я задирал к луне окровавленную морду и опять выл от отчаяния, и насыщения. Человек во мне сознательно разрешал зверю наслаждаться пиршеством плоти себе подобных.

Я возвращался к ней только тогда, когда был уверен, что поблизости нет никого, кто мог найти нас. Охранял её сон и снова шел рыскать вокруг леса и возле озера. Оставалось самое малое дождаться третьего рассвета и увезти её подальше отсюда.

Но пока корчился в муках и возвращался в человеческий облик второй отряд дозорных, посланный по следу убийцы Лютера, ушел в лес. И я опоздал. Они обнаружили яму. Отряд во главе с Сайяром. Я был уверен, что это он повел их по следу ниады. Опытный охотник, он мог выследить любую добычу и на этот раз он действовал без моего приказа. Я мог бы казнить его за это, но та часть меня, которая все еще мыслила здраво, понимала, что он прав. Понимала, что он хотел положить этому конец и, пожалуй, это было бы самым лучшим выходом из ситуации. Но разве я дам этому произойти? Сколько раз я клялся себе и нарушал эту клятву снова и снова.

Когда нагнал их в чаще леса, все еще содрогаясь от боли в костях и слабости после «возвращения», они уже окружали яму со всех сторон. Перепуганные, дрожащие от ужаса после увиденного, мои воины боялись подступиться к беззащитной ниаде, потому что видели вокруг нее останки тел, которые мой волк специально раскидал по периметру, чтобы вселить тот самый фанатичный страх, который сдержит их от первого порыва бросится в яму.

Никто, кроме меня самого не знает, как я прикидывал скольких из них смогу убить. Скольким я отрублю голову прежде, чем они сунутся в мое убежище и заберут оттуда мою добычу. Сайяр смотрел мне прямо в глаза, и мы оба знали, что, если я нападу на свой собственный отряд он позволит мне отсечь ему голову, но не станет на мою сторону. Я видел в его глазах суеверный страх… и он не боялся меня, не боялся смерти – он боялся моего предательства. Я сам его боялся, я дрожал похлеще, чем они все, то сжимая, то разжимая пальцы на рукояти меча. Раздумывал чем это обернется для нас с ней, если мои люди восстанут против меня. Прокручивал все варианты событий. За секунды, выстраивая итог, который каждый раз убеждал меня в том, что мне не победить в этот раз. Бросил еще один взгляд на Сайяра, вспотевшего от напряжения и ожидавшего моего приказа.

- Взять лассарскую суку, посадить на цепь и тащить до самого Адвера, - мой голос разнесся по всему лесу и запутался в макушках елей. Хлопья снега слетели полупрозрачным покрывалом на трупы моих дозорных. Снежинки покрывали тонким слоем алые пятна, которые так напоминали цвет ЕЕ волос.

Я был слишком слаб, я бы не справился со всеми, мне оставалось только взять в плен сбежавшую рабыню. И я был готов сам разорвать ее на части в этой яме. За то, что на долю секунд забыл о том, кто я и ради неё мог убить своих друзей. Проклятая шеана лишила меня разума и чести. Еще один оттенок в палитру моей ненависти. Черный мазок на ярко-красных разводах, переплетаясь в чудовищный рисунок, где я видел своих мертвых братьев у ее ног, а на губах Одейи десы Вийяр играла та самая улыбка, с которой она протягивала мне кубок с ядом.

Она шла следом за моей лошадью, привязанная к луке седла, как и тогда, когда я только напал на них по дороге в Валлас. Спотыкалась и падала в снег, но я даже не оборачивался. Тянул сильнее, наслаждаясь ее стонами и в тоже время, чувствуя, как у самого саднит кожа на шее, словно это на мне железный ошейник, а не на ней. Бросал взгляды на бледного Сайяра, на воинов, которые держались от ниады на расстоянии. Видимо думали, что разодранные трупы воинов её рук дело.

Суеверия, небылицы, легенды... Глупцы! Все вы глупцы! Она всего лишь женщина. Слабая и немощная физически. Взгляда её бойтесь и голоса, потому что убивать она не своими руками будет.

Я посмотрел на собственные ладони, и они задрожали. Схватил поводья и пришпорил коня, чувствуя, как потянул пленницу по снегу. Сжал челюсти так сильно, что от боли перед глазами пошли разноцветные круги.

И снова улыбка её саананская, когда я смерть из её рук глотал и осознание, что никогда эта лассарская сука не полюбит меня. Чтоб я не делал ради нее, чтоб не швырял к ее ногам она будет жаждать моей смерти. Даже если бы всех людей своих убил сейчас и спас её, она бы не оценила, а вонзила бы мне кинжал в спину и провернула три раза.

Когда отряд вошел в город в ниаду полетели комья грязи и снега. Она прикрывала лицо руками и прятала голову, а я дергал за цепь, чтоб шла быстрее и мне казалось грязь в меня летит ошметками. Я виноват! Я приблизил к себе. Я впустил в свою постель и все они, мои люди, знали об этом. Не знали они только того, скольких я убил в попытке спасти её от их гнева. Лес усеян разодранными трупами моих дозорных, и я смотрел в глаза Сайяру и понимал, что он догадывается, кто это сделал. Но он будет молчать, преданный мне пес. Будет молчать пока я не потерял последние остатки чести из-за нее, а потом и он заговорит… и как я поступлю тогда? Ответ был до боли очевиден - Сайяр умрет.

- Убийца! Грязная лассарская тварь! Детоубийца! Сукааа! Смерть шеане! Разорвать на части! – они кричали на лассарском, чтобы она понимала.

Воины обступили её плотным кольцом, не давая людям вершить самосуд потому что я сказал, что сниму кожу живьем с каждого, кто позволит хоть волоску упасть с ее головы.

Теперь ниада была закрыта в клетке и ожидает вынесения приговора, а я с ума схожу здесь и мне хочется сжечь дотла Валлас, но не дать им казнить ее. И за это я себя ненавижу так люто, что готов перерезать свою глотку. Дверь скрипнула, и я с трудом поднял голову, разглядывая Сайяра, который пнул носком сапога обломки картин. Он опустился на пол возле меня и сжал мне плечо сильными пальцами.

- Значит это и есть ее судьба и твоя. – тихо сказал он, а я, стиснув челюсти думал о том, что если бы убил его там в лесу, то эта судьба была иной и в тот же момент мне хотелось вложить в его руку кинжал и попросить его вырезать мне сердце за эти мысли. Резко встал с пола и подошел к окну, вглядываясь в толпу, собравшуюся на площади, повернулся к помощнику и хрипло сказал:

- Найди козла отпущения, Сайяр. Найди того, кто подойдет на роль убийцы мальчишки и отдай на самосуд.

Отвернулся от него и снова глотнул из фляги, закатывая глаза от растекающегося по венам мгновенного жара, чтоб уже через секунду открыть их и стиснуть челюсти до хруста.

- Им будет этого мало. – он, саанан его разорви, прав.

- Казню лассарского воина и её служанку.

- Мало! Мало, Рейн, этого мало!

Я в дикой ярости смел все со стола на пол, зарычал от бессилия.

- Достаточно! Я велиар и мне решать!

- Уже не тебе. Поздно, Рейн. Ты не досмотрел. Ты позволил ей сбежать и убить пацененка. Теперь ты слаб в их глазах. У тебя нет выбора. Смирись.

Я резко повернулся к Сайяру и достал из ножен меч. Сделал шаг к нему и приставил острием к горлу, глядя как задрожал его подбородок и расширились глаза.

- Она меня отравила. Зелье подсыпала. В глаза мне смотрела пока я пил. А я убить ее не могу? И не дам вам этого сделать!

Медленно с шумом выдохнул и снова отхлебнул дамаса, продолжая держать меч у горла Сайяра.

- Мальчишку не она убила, но кто-то пустил слух...кинжал нашли в теле лассарский, а я не чувствовал ее запах у трупа.

- Но этого не докажешь. Ты бессилен.

- Я никогда не был бессильным, Сайяр. Следи за своим языком.

Тот промолчал, стиснув челюсти и не смея шелохнуться. Я отвернулся и несколько секунд смотрел на огонь в камине, а потом отшвырнул меч и сжал руки в кулаки, а сам не узнал своего голоса:

- Служанку казнить с особой жестокостью. Ниаде двадцать плетей. Выживет – пойдет с нами на Талладас. Не выживет… отправить её голову Оду Первому.

Осушил до дна флягу и с яростью швырнул в огонь.

- Двадцать плетей слишком много мой Дас. Скорей всего не выдержит, – глаза Сайяра блеснули триумфом, а я был готов выдрать их ногтями на живую, чтоб умел скрывать свою радость. Он с облегчением выдохнул.

- Но это шанс, - я повернулся к нему, чувствуя, как раздирает грудную клетку от желания заорать, - шанс, что выживет. Понимаешь? Ни одна другая казнь не даст ей этого шанса.

Он все понимал, а я его за это ненавидел так же сильно, как и себя. Мы не прощаем тех, кто видит нас слабым и помнит наши самые уязвимые места. Не прощаем тех, кто видит нас на коленях, а я стоял на коленях…Перед ней. Валялся у ее ног, вынося ей приговор. Это не она моя рабыня, а я её раб и он, Сайяр, он это знает. Знает, чего мне стоило принять это решение и чего мне будет стоить её казнь на рассвете.

- В убийстве мальчишки обвините ее полководца. Перед казнью отрежьте ему язык, чтоб не крикнул лишнего. Скажешь бежал из-под стражи. Отдашь его на растерзание толпе - пусть делают с ним что хотят. Вместе с ним казнишь нескольких стражников за то, что упустили. Им смерть нужна сегодня. Жизнь за жизнь. Они должны верить, что не она это сделала. Не то если выживет - они ее сами линчуют.

- Сколько еще валлассаров умрет, чтоб она жила? – тихо спросил Сайяр и я так же тихо ответил:

- Еще раз задашь этот вопрос – ты будешь следующим.

- Тебе станет от этого легче?

Взревел вбивая кулак в стену с такой силой, что по ней трещины пошли.

- Утром выходим на Талладас. Войной идем. Собирать все войско. Дозор выставить по всему периметру Адвера.

Я вышел из комнаты и тяжелой поступью пошел к лестнице, ведущей в подземелье. Хотел увидеть её в последний раз. В глаза суке этой посмотреть и сдохнуть там вместе с ней на грязном полу в проклятой клетке, а потом молиться Саанану или Геле, чтоб выжила после казни или сойти с ума окончательно.

ГЛАВА 5. РЕЙН

Я спустился вниз и теперь стоял напротив клетки, глядя в глаза той, кто превратила меня в проклятого предателя. Чувствовал, как по телу пробегают разряды статики и саднит под ребрами. Я физически чувствую, как она меня ломает, как кости трещат от понимания, что не могу от нее отступиться. Такая любовь сродни ненависти иногда легче избавиться, чем гореть и поджариваться вечно, но я не мог. Я знал, что, убив её, не получу свободу. С её смертью ничего не изменится, я буду любить её и мертвой так же одержимо, если не сильнее. Легче не станет. Мне однозначно не станет, но это было бы справедливо по отношению к моему народу. Но с тех пор, как приблизился к ней все отошло на второй план. Народ, власть, государство. Стало вторичным. Зациклился на ней и не могу сбросить чары, не могу избавиться от наваждения. Проклятая лассарка вертит мной, как марионеткой и я позволяю собой вертеть. Я уже почти ненавижу свой народ, за то, что должен отступиться от нее ради них.

Сука. Смотреть на неё пытка, в глазах режет от этой красоты саананской. Даже босая в ободранном платье и с растрепанными волосами величественная, гордая и ослепительная. Услышала меня и поднялась с пола, придерживая тонкими пальцами подол платья. Не приближается, только смотрит, а я в её бирюзовых глазах себя ищу. Проклятое бездонное зеркало, где я уродлив настолько, что самого тошнит от собственного ничтожества. Шаг к решетке сделала, второй, а у меня ее шаги бешеным биением сердца в висках отдают. Шагнул к ней, приблизился настолько, что камзол прутьев ржавых касается и все тело гореть начинает, покрывается вязкой паутиной. Обхватила решетку тонкими пальцами, смотрит на меня и в бирюзе хрусталь рябит, мое отражение волнами расходится. Океан моей смерти и самого низменного падения. Я и сейчас готов плюнуть на все, содрать проклятый замок и вытащить её оттуда, спрятать подальше, не отдать никому. Рывком накрыл ее руки своими и сжал с бешеной силой, так что на бледном лице ниады отразилась гримаса боли, но она не вырвалась и не застонала… и не обожгла меня. Вот что сводило с ума – она меня больше не обжигала и в голову лезли навязчивые слова мадорки, но я не хотел в это верить. Что она знает о ниадах? Ниады тайна даже для астрелей – их создателей. Кому служит? О чем молится, по ком плачет и плачет ли?

- Делай то, что должен Рейн дас Даал. – тихо сказала, не отрывая от меня взгляда. Злит её решимость, бесит до дрожи. Если бы я делал все что должен - ты бы сейчас телепалась на позорном столбе, без кожного покрова, с развороченными внутренностями и тебя бы живьем пожирали вороны. Валасский палач сделал бы все, чтобы ты промучалась как можно дольше. Вот что я должен сделать. Притом давно. С того самого момента, как привез тебя в Адвер.

- Сделаю, девочка-смерть, можешь не сомневаться. – сжал пальцы еще сильнее, а она подбородок вздернула и в глаза мне продолжает смотреть.

- Я не сомневаюсь в тебе…, - по щеке слеза катится и у меня внутри все переворачивается. Не могу видеть её слезы. Невыносимо. Пусть лучше кричит как ненавидит, проклинает, обжигает. Что угодно только не этот взгляд полный отчаянной боли.

- Боишься?

- Уже нет.

И пальцы с моими сплела, а я нахмурился, не понимая ни одного слова сказанного ею. Всегда понимал. Между строк читал. А сейчас не понятна она мне. Я подвох чувствую и ложь ее каждой порой, как яд душу травит…только там, где сердце боль становится невыносимой. Просунул руку и дернул ее к решетке так, что она щекой к прутьям прижалась.

- Напрасно. Умрешь на рассвете. Страшной смертью умрешь.

- Значит так было нужно…это моя судьба. Тебе решать.

А мне пальцы на её шее сжать хочется да так чтоб прямо сейчас к моим ногам мертвая упала, чтоб не видеть с утра, как с нее кожу сдирать кнутом палач будет.

- Твоя судьба могла быть иной, - прохрипел я, зарываясь пальцами в ее волосы, прижимаясь лицом к ее лицу, накаляя прутья воспаленной кожей.

- Не могла…Рейн. Мы оба это знаем. Еще с того момента, как первый раз увидела на берегу Тио уже тогда не могла. И никогда не сможет.

Мое имя её голосом иначе звучит…мягко, жалобно. Что ж ты душу мне на куски кромсаешь, дрянь? Где ненависть твоя? Давай! Ну же выплесни на меня свой яд, отрави меня, разрежь на куски, вываляй в грязи. Дай возненавидеть в ответ, только не мучай больше.

- Зачем убила мальчишку? - шептал и сжимал её волосы все сильнее, а у самого руки дрожат, меня трясет от её близости, а еще больше от этих перемен в ней, от того, что льнет ко мне. САМА. Саанан ее раздери сама! И разум понимает, что выжить хочет, а сердце хочет верить, что не лжет…что сломалось в ней что-то когда узнала. Память картинки подбрасывает, где в глаза мне заглядывает, волосы перебирает, сама целует и шепчет на своем …шепчет мне о любви и о вечности.

- Я не убивала, - пальцы мои сильнее сжимает, - я тебя убить хотела. Не знала кто ты. Чувствовала и не верила, - голос срывается, а мне сердце лезвием вскрывает крест-накрест, просовывая тонкие края прямо в рану и распарывая все глубже, короткими безжалостными ударами.

- Зачем сбежала? Все было бы иначе.

- Как иначе? Принять участь любовницы? Никогда бы не приняла. Ты бы убил меня рано или поздно.

И мы оба знали, что она говорит правду.

- У меня было бы время, - простонал я, вдыхая аромат ее волос. Костром пахнет и лесом, волком моим. – маалан, что ты наделала?

Я больше не узнаю свой голос он, как отголоски прошлого, принадлежит не мне, а тому мальчишке, который клялся вернуться к ней.

- То, что должна была, - а сама маску мою снимает и я противиться не могу, позволяю развязать тесемки и швырнуть чужую личину на каменный пол. Жду когда ужаснется, а она глазами расширенными на лицо мое смотрит и по щекам слезы катятся. Пальцами по шрамам проводит, а меня дергает от каждого касания. Больно. Адски больно чувствовать эту ласку сейчас и в глазах читать нечто иное, нечто давно забытое.

- Такой же красивый, - шепчет, а я глаза в изнеможении закрыл, давая этому поглощать себя, давая себе эту иллюзию мимолетного счастья, пуская ее по венам, чтобы уже через секунду, сжать волосы ниады пятерней и дернуть её голову назад.

- Лжешь! Жить хочешь, да, девочка?!

- Нет, уже не хочу…убей меня сейчас, Рейн. Так будет правильно. Так надо и надо было с самого начала. Сделай то, что должен….

К губам моим потянулась, едва коснулась и я судорожно выдохнул, сам не понял, как замок содрал и распахнул клетку, впечатал ее в себя, жадно впиваясь в эти дрожащие губы, толкая ее к стене в какой-то отчаянной лихорадке. Яд мой, мерида. Сама целует. Жадно, голодно. В волосы впивается и тянет к себе, шрамы губами обжигает, и я сжимаю ее все сильнее, лихорадочно опуская корсаж платья, обхватывая грудь ладонями. Не лаская. Нет. Я слишком взбудоражен для ласк, я в каком-то отчаянном припадке голода по ней с пониманием, что возможно больше не увижу никогда. Не выживет. Слишком нежная, хрупкая. И меня уже заранее выворачивает наизнанку от мысли, что ее тонкой кожи коснется шипованная плеть.

Задрал платье, приподнимая ее ногу под колено, вдавливая в стену, опираясь на раскрытые ладони и уже через секунду врываясь в ее тело, а она в ответ целует в исступлении. И я насилую ее губы, жадно бешено пью её стоны и всхлипы. Никогда не была такой…Только давно…много лет назад. В нашем прошлом, где шептала мне о любви и подставляла под ласки юное тело, умоляя взять её.

- Моар… Реееейн.

- Не смей! Никогда, - толчками все сильнее вдираясь в ее тело, - называть меня так! Нет меня больше! Сдох… ты убила, - и еще сильнее удар за ударом, глубже и яростней, - два раза сдох.

Ладонь на ее рот, чтоб молчала, чтоб с ума не сводила голосом своим и этой иллюзией, которая вернулась через десять лет и поселила жалкую надежду. Вбиваюсь в нее и ногти о стену ломаю. С каждым судорожным толчком удар по камням, костяшки сбивая в кровь и глядя в ее закатывающиеся, блестящие от слез глаза. Смотрю, как голову запрокидывает, чувствую, как сжимается ее плоть вокруг моего раскаленного члена, как стонет, а по щекам все так же слезы катятся пока сам не излился в нее в каком-то адски болезненном оргазме, от которого все тело покрылось каплями холодного пота. Наслаждение дикое и отчаянное вперемешку с ненавистью к себе и к ней. Несколько дней назад эта тварь меня убивала, а я трахаю её и думаю о том, как забрать у всех…Ни гордости, ни самолюбия. Все у ее ног, все в ее руках. Знала бы как крепко держит мое сердце, давно раздавила бы.

Тяжело дыша, замер, упираясь воспаленным лбом в каменную стену, чувствуя, как ладонями по лицу моему проводит, по волосам гладит. Отстранился от нее, глядя пьяными глазами в ее глаза, отступая назад, сжимая руки в кулаки, видя, как закрываются ее глаза и глядя на медленно ползущий по голой ноге шелк подола, на сдернутый вниз корсаж платья и растрепанные волосы. Закрыл клетку, вешая замок и в ярости дернул решетку. Развернулся, чтобы уйти и услышал вдогонку.

- Я ждала тебя почти десять лет. Каждый день…каждую ночь. Я звала тебя в моих мыслях, а ты не приходил. Ты меня бросил. Ты осуждаешь меня за то, что я сдалась через девять? Ты не пришел за мной! Ты был занят войной, Рейн дас Даал. Своей местью. А я научилась вас ненавидеть за все это время. И ничего не изменится даже сейчас. Никогда не изменится.

Остановился, не оборачиваясь к ней и сжимая кулаки до боли в суставах. Решение пришло мгновенно. Схватил стражника и перерезал ему горло. Маалан бросилась к клетке, тяжело дыша и глядя на меня, пока я опять отпирал замок. Схватил за руку.

- Ты что делаешь, Рейн? - сжимает мою руку, поправляя корсаж платья, пытается сама заглянуть мне в глаза, но я ей не отвечаю. Тащу за собой. Еще на ярус ниже.

Убил двух охранников ударами кинжала в горло. Она не кричит, только дышит тяжело, со свистом, глядя расширенными глазами, как они к ногам ее падают, заливая лестницу кровью. Да, маалан, за тебя умирают не только лассары. Сам не смотрю на них, не хочу видеть презрение в их глазах. Я и сам себя презираю.

- Рейн, - шепчет мне, впиваясь в мою руку, пытается остановить, а я не вижу ничего и никого. Я иду напролом потому что времени у меня нет. Если увидит кто-то, то это будет и мой конец. Но я подумаю об этом позже. О масштабах этого безумия. Подумаю, когда спрячу ее так, что ни одна псина не найдет. А когда на Талладас уйдем с собой заберу. Там уже всем не до нее будет. Война хорошо промывает мозги. Врагов не внутри ищешь, а беспощадно рубишь их на поле боя.

Когда подвел ниаду к клетке в которой сидела ее служанка, Одейя с шумом выдохнула и закрыла глаза, а потом за руку меня схватила снова и второй рукой вцепилась мне в плечо.

- Не делай этого. Они тебе не простят, Рейн. Будет мятеж. Ты не имеешь права. Только не ради меня.

Я усмехнулся, а сердце дернулось и сжалось так сильно, что мне стало больно. За меня боится? Неужели? Не играет, а на самом деле боится. Я на дне глаз её вижу этот страх и меня начинает лихорадить новой волной, новым приступом истерического триумфа. Не отдам. Пусть горит все синим пламенем и Валлас и Лассар.

- Я разберусь.

Повернулся к замку, отпирая и видя, как на меня смотрит Моран. Лицо женщины в кровоподтеках и ссадинах, одежда изорвана и висит лохмотьями. Инквизиция уже с ней поработала. На рассвете от нее бы самой остались одни ошметки.

- Выходи. – подал ей руку, помогая подняться, - Давай, поторопись.

Моран выбежала из клетки и рывком обняла свою госпожу, поглядывая на мое лицо без маски с выражением искреннего ужаса.

Они не сказали ни слова друг другу. Только смотрели в глаза и… я впервые увидел, как глаза Одейи сверкают радостью, она улыбается сквозь слезы. Улыбается, когда мои руки по локоть в крови валласаров, моих людей. За последние дни я убил их больше, чем проклятые лассары за последний месяц.

Женщины пошли за мной, а у меня в голове лихорадочно отщелкивало время до рассвета. Пересыпались крупинами кровавого песка часы. Я хотел вывести их через запасной выход из подземелья к стене Адвера, спрятать у вышки, а дальше провезти на север в военной повозке, которую не станут досматривать если я лично выпишу пропуск. Это будет похоже на побег, если отправить на поиски дозор с собаками, то они ничего не найдут, так как ниада останется в Адвере. Сжимая рукоять кинжала, я вел их за собой вниз, на самое дно, к узкому лазу под городом.

На лестнице раздались шаги, и я впечатал обеих женщин в стену, сжимая кинжал сильнее и приложив палец к губам. Кто-то спускался вниз с факелом в руках. И этот кто-то не мог не заметить наверху мертвецов. Как только показалась фигура в форме я резким движением вогнал острие кинжала в шею стражника, и он мешком рухнул вниз, скатился по ступеням, хрипя и разбрызгивая фонтаны крови по стенам.

Но он спускался не один. Я слышал шаги по крайней мере двоих и был готов к броску, но замер, увидел Сайяра. Мы смотрели друг другу в глаза ровно несколько секунд, потом он перевел взгляд на мертвого охранника и снова на меня. Его пальцы сжали рукоять меча, а мои все также сжимали кинжал. Я уже видел несколько способов, которыми убью его. И видел по его глазам, что он знает об этом. Сайяр разжал пальцы, опустил руку и склонился в поклоне. Я выдохнул и выпрямился, чувствуя, как вдоль позвоночника прошла дрожь облегчения.

Сайяр не двигался, смотрел на меня исподлобья.

- Ты единственный кому я доверяю, как себе, - тихо сказал я, - единственный, кому я могу доверить её и не бояться, что праведный гнев превысит меру твоей преданности мне.

- Я клялся тебе в верности, Рейн, я принес тебе присягу на крови. Ты мне как брат. Я скорее дам изрезать себя на куски, чем нарушу эту клятву.

Зато я их нарушил. Все саананские клятвы нарушил ради нее. Только сейчас я понимал масштабы этой бешеной страсти. Этого больного безумия. А Сайяр их понял намного раньше меня.

- Уводи их обеих на север Адвера. Спрячь в охотничьем угодье. Найди преданных людей, которые будут их охранять. Выполняй.

Сайяр кивнул и сдернув с себя плащ накинул ниаде на плечи, но я впился в его плечо пальцами.

- Если предашь – умрешь!

- Если предам – умру! – повторил он все так же продолжая смотреть на меня и где-то на дне его глаз я видел блики ненависти ко мне. Я и сам себя ненавидел. Но я разберусь с этим позже. Чуть позже и очень скоро, когда будем рубить Лассаров, если Туарн откажется принять мое предложение. Когда будем брать Талладас.

- Вернешься – поднимешь тревогу! Понял?

Он кивнул, а я привлек к себе маалан, сжал её лицо пятерней, сдавил щеки, глядя в глаза и тяжело дыша.

- Судьба говоришь? - приблизился к её губам, скользя по ним своими, - Мы сами меняем свою судьбу, девочка-смерть. Судьба – не более, чем отговорка, если не можешь принять решение.

- Я не сказала, что смерть моя судьба…Ты – моя судьба.

- Скажи, маалан…как ты называла его, - нежно поглаживая щеку большим пальцем, чувствую ошарашенные взгляды Сайяра и Моран – ведь я прикасаюсь к ниаде голыми руками, и моя плоть не горит.

- Моар Рейн…моар. – и в уголках губ улыбка прячется.

Сколько там раз я сдох до этого? Два? Я согласен сдохнуть еще с десяток раз лишь бы услышать от нее это снова. Быстро поцеловал в губы и протянул Сайяру ключи от запасного выхода с подземелья.

- Уводи их. Быстрее. Скоро светать будет.

ГЛАВА 6. Одейя

Я никогда не видеДулякака столько смДулякакати. Даже после, когда Дулякакаа будет идти за мной по пятам, не забуду этот жуткий день Дулякакаего прибытия в ВалДулякакас. Адскую дорогу чДулякакаез Долину пешком. Дорогу прозрения. Так я ее назваДулякака. Потому что только сейчас я увидеДулякака, кто и чего стДулякакаулякака на саДулякакам деле, как человек меняется за какие-то часы до неузнаваеДулякакасти.

Нас вели чДулякакаез снежную пустыню, прикованных дрДулякака к дрДулякакау цепью, прДулякакаетой чДулякакаез кольца в железных ошейниках, и в толстых браслетах на лДулякакаыжках и запястьях. Как свору обДулякакаранных собак. КДулякакаец цепи был наДулякакатан на Дулякакащную железную петлю у седДулякака всадника в чДулякаканой маске, назвавшегося Рейном Дас Даалом. Кроме слухов, которыми обросло это имя, история повДулякакагнутого велеара ВалДулякакаса быДулякака не более, чем стрДулякаканая сказка. Отец выиграл бой с невДулякакаными псами, грозившими захватДулякакаь Дулякакассар, Дулякака пДулякакаарДулякака свобДулякакау жДулякакаелям СевДулякаканых земель. Дулякака объединДулякака два королевства и восстановДулякака мир.

Никто из семьи велеара не выжДулякака. Безголовым призраком мДулякакатвого правДулякакаеля стращали детей и рассказывали небылицы, в которые вДулякакаДулякакаи простолюдины и осеняли себя звездой, когда речь захДулякакаиДулякака об Альмире Даале, прДулякакаавшем душу Саанану, поклДулякакаявшемся гайДулякакарам и пожиравшем мДулякакаденцев в полнолуние. Мятежный меид не более, чем саДулякаказванец. Отец сжег племя валДулякакаского узурпатора на гДулякаказах своих воинов. А я не вДулякакаиДулякака в восставших мДулякакатвецов. Я тогда мало во что вДулякакаиДулякака… и Дулякакая вДулякакаа медленно выворачиваДулякакась наизнанку с каждой минутой этого адского плена.

Когда саДулякаказванец пришпоривал кДулякакая сДулякакаьнее, нам прихДулякакаДулякакаось бежать, задыхаясь и спотыкаясь, проваливаясь в сДулякакаробы. Два часа, как два столетия. Людей пДулякакаает жара и засуха, но нет ничего стрДулякаканее снега и льда. ХолДулякакаа, пробирающего до костей, и жажды. МучДулякакаельной и иссушающей. ВокрДулякака мДулякаказДулякакая вДулякакаа, а ты не Дулякакажешь ее испДулякакаь, потому что тебе не дают, и в воздухе свистДулякака хлыст Дулякакаи меч, наказывая каждого, кто смеет зачДулякакапнуть снег, превращая нДулякака путь до замка АдвДулякака в адскую пытку.

Я не сДулякакатреДулякака пДулякака ноги, где волочДулякакаись обрубленные кДулякакаечности тех, кто упал по дороге, не выдДулякакажав стрДулякаканой нагрузки и леденящего холДулякакаа. Их не пДулякаканимали и не щадДулякакаи, отрезали от остальных в полном смысле этого слова, не тДулякакаяя время на то, чтобы снять железные браслеты с ног и рук. Обрубали пДулякака дикие вопли несчастных, которых оставляли умирать на дороге и истекать кровью. Когда Дулякакаи прДулякакаеДулякакали это в пДулякакавый раз, меня стошнДулякакао на снег. Потом я уже стараДулякакась не сДулякакатреть и не думать ни о чем. Только выжДулякакаь и дойти в горДулякака. Мне почему-то казалось, что там все будет иначе, что там - войско Аниса, и Дулякакаи отобьют нас у проклятых чДулякаканых шакалов, которые посмели напасть на отряд своей велеарии.

Никогда до этого я не задумываДулякакась о том, что же на саДулякакам деле значДулякака предательство. Я видеДулякака иные ценности, я выросДулякака с иными представлениями о чести. Пусть я не ДулякакалиДулякакась Дулякакалину и не приняДулякака постриг, но я с трепетом относиДулякакась к тем, кто вДулякакаДулякака.

От усталости рябДулякакао пДулякакаед гДулякаказами, а туфли стДулякакались и прДулякакаулякакакли, и я уже не чувствоваДулякака пальцев от дикого холДулякакаа. Дулякакаран пДулякакадДулякакаживаДулякака меня пДулякака локоть, когда я спотыкаДулякакась. Дулякакаа растираДулякака мне руки и иногда сыпаДулякака снег за ошейник, облегчая боль от трения. Мне казалось, кожа пДулякака ним вздуДулякакась волдырями и, когда его снимут, Дулякакаа облезет струпьями.

- ПопросДулякакае, Дулякака пощадДулякака вас, даст вам кДулякакая. Дулякака же предДулякакагал! Зачем вы отказались? Мне невыносиДулякака видеть вДулякакаи мучения!

- ПросДулякакаь? Его? Я лучше сдохну, чем попрошу о чем-то этого проклятого ублюдка.

- Вы женщина. Всего лишь сДулякакабая женщина, попавшая в плен. Кто посмеет вас осудДулякакаь?

- Я воин. Чем я лучше Дулякакаих солдат? Дулякакаи идут, и я буду идти. Дулякакаи умрут, и я умру. Ты же не просишь лошадь для себя, несДулякакатря на то, что тебя не сковали.

- Я из ВалДулякакаса, Дулякакая Деса. Дулякакаи принимают меня за свою.

- А я Дулякакассарская велеария, и я повеДулякака свой отряд в эту ловушку, а значДулякака, я разделю участь Дулякакаего войска.

Дулякакаран тяжело вздохнуДулякака и снова насыпаДулякака мне снег за ошейник, утихомиривая боль.

БескДулякакаечное шествие смДулякакати следом за ее приспешником. Дулякака даже не оборачивался на пленников, а только дДулякакагал иногда цепь, чтобы заставДулякакаь нас идти быстрее, и, саДулякакае стрДулякаканое, ему было наплевать, сколько из нас дойдут туда живыми. Дулякакаих солдат становДулякакаось все меньше, Дулякакаи умирали жуткой смДулякакатью у меня на гДулякаказах, и я ничем не ДулякакагДулякака им пДулякакаулякакачь. Дас Ангро скулДулякака и стДулякакаал, как побДулякакаая собака, и иногда мне хотелось придушДулякакаь его лично, чтобы заткнулся. Как быстро меняются ценности, как быстро вДулякаканость рассыпается в прах пДулякака тяжестью животного ужаса и банального эгоизма. Тот, кто проклинал саДулякаказванца всего лишь пару часов назад, сейчас готов был стелДулякакаься у его ног лишь бы выжДулякакаь, и я сДулякакарогаДулякакась от омДулякаказения. И этого человека дали мне в наставники, обДулякакаегать Дулякакаю душу от зДулякака и собДулякаказнов, а Дулякака готов был предать своего Дулякакалина за глоток вДулякакаы.

Фао уДулякакалял Меида дать ему лошадь, обещал красное золото и вечные ДулякакалДулякакавы за душу этого Саананского отрДулякакаья. Когда Дулякака в очДулякакаедной раз заорал имя саДулякаказванца, взывая к нему в Дулякакальбах, я схватиДулякака его за руку. Дулякака взвыл, когда кожа задымиДулякакась пДулякака Дулякакаими пальцами и тут же покрыДулякакась волдырями от ожогов.

- Если вы не заткнетесь, я лично вас прикДулякакачу! Я выжгу вам гДулякаказа! ДулякакалДулякакаесь за тех, кто остался на дороге! Не позорьте имя вДулякакаего велеара!

- Дулякакаи уже мДулякакатвы! Им не нужны Дулякакаи ДулякакалДулякакавы!

- Вы - Дулякакассарский астрель! И, если вам суждено умДулякакаеть здесь, вы умрете с честью!

- Я ДулякакалДулякака! Я жДулякакаь хочу!

- Я бы казниДулякака вас лично за трусость! Вы омДулякаказДулякакаельны!

Дулякака отпрянул, выдДулякаканув обожжённую руку, заливаясь слезами от боли. Но заткнулся. ПДулякакаестал уДулякакалять и унизДулякакаельно звать меида по имени. Гнусное пресмыкающееся, которое должно было ДулякакалДулякакаься за души убДулякакаых и растДулякаказанных этим садистом в маске, а не вымаливать для себя пощады. Только меид вдрДулякака остановДулякакася и повДулякаканулся к астрелю.

- Говоришь, будешь ДулякакалДулякакаься за меня, астрель? А если я прикажу отрубДулякакаь тебе голову, тоже пДулякакаулякакалишься?

Меид выдДулякаканул меч из ножен, и астрель упал на колени, протягивая к саДулякаказванцу дрожащие руки.

- ПощадДулякакае!

- Зачем? Ты устал, падаешь с ног, задДулякакаживаешь отряд. Ты мне не нужен.

- Я не простой смДулякакатный. Я – астрель, я Дулякакагу выДулякакалДулякакаь у Дулякакалина бДулякакагосклДулякаканость для вас, Дулякакай Дас! Я избранный!

- Кем? Дулякакаом ПДулякакавым? Людьми?

- Самим Дулякакалином. Дулякака отметДулякака меня при рождении, и я посвятДулякака ему жизнь!

- Неужели? А разве в астрели не прДулякакаают мДулякакадшего сына обедневшего высокорДулякаканого Даса, если тот не Дулякакажет прокормДулякакаь семью и пДулякакатДулякакаь ежегДулякаканый взнос в казну Храма? Разве не прДулякакаают его в обмен на прощение за неупДулякакату пожДулякакатвований? Разве ПДулякакаиан Дас Ангро не задолжал за двадцать лет и не отдал своего единственного сына в услужение Данату, потому что обеднел настолько, что даже не Дулякакаг прокормДулякакаь своих псов и лошадей?

- ПощадДулякакае! На мне знак Дулякакалина, и я буду ДулякакалДулякакаься о вДулякакаей душе.

- ДулякакалДулякакаься о том, чтобы я вырезал твоих соотечественников, разорял вДулякакаи горДулякакаа и дДулякакаевни и шел по их трупам к трДулякакау без единой царапины? Лжешь, и я отрежу тебе за это язык.

ГДулякаказа пДулякака маской свДулякакакнули предвкушением, а я пожеДулякакаДулякака ему трижды сдохнуть и ослепнуть. Им обоим!

- Да! ДулякакалДулякакаься за вас. Каждый день и каждую ночь!

Меид, казалось, раздумывает. Потом сунул меч в ножны.

- Твои ДулякакалДулякакавы Дулякакаей душе уже не пДулякакаулякакагут, но кое-что ты для меня сДулякакажешь сдеДулякакать.

- Что ДулякакаДулякакано, Дулякакай Дас. Что ДулякакаДулякакано – только дайте мне лошадь и вДулякакаы!

Я с ненавистью посДулякакатреДулякака на астреля – трусливая псина. Жалкое пДулякакаобие человека. Как высокомДулякакано Дулякака сДулякакатрел на меида каких-то несколько часов назад и сейчас скулДулякака, и ДулякакалДулякака, словно презренный раб своего хозяина.

- Я отрекусь от вДулякакаы, я стану вДулякакаим вДулякаканым слДулякакаой.

Меид расхохотался, и его смех просочДулякакася мне пДулякака кожу, отравляя ее ненавистью и яростью.

- Мне не нужно твое отречение, как раз, наоборот, твой сан мне Дулякакажет пригДулякакаДулякакаься. А вот вДулякаканым слДулякакаой…Я сомневаюсь насчет вДулякаканости, но мне нравДулякакася твое рвение. СнимДулякакае с него кандалы. ПосДулякакатрим, какой ты вДулякаканый, астрель. Саяр, дай ему вДулякакаы.

Фао освобДулякакаДулякакаи от оков, и Дулякака снова мешком рухнул к ногам кДулякакая саДулякаказванца. Ему пДулякаканесли флягу с вДулякакаой, но, когда тот собрался отпДулякакаь, меид выбДулякака у него сосуд, и вДулякакаа расплескаДулякакась в снег пДулякака хохот воинов и скулеж астреля.

- ВДулякаканым… вДулякаканым слДулякакаой, Дулякакай Дас. Клянусь!

- Если я прикажу пДулякакаДулякакаезать всех твоих людей, включая велеарию, ты это сдеДулякакаешь?

- Зубами им глотки пДулякакаегрызу.

Головорезы меида весело хохотали, а сам предвДулякакаДулякакаель пДулякакаестал вдрДулякака смеяться, когда астрель-предатель потянулся целовать его руку. Пнул ногой в грудь.

- Ноги целуй, слДулякакаа. Руки ты пока не заслужДулякака. Вылизывай пДулякакаошву, чтобы я повДулякакаДулякака в твою вДулякаканость, Дулякакассарская гнида.

И я сДулякакатреДулякака, как чопорный Фао дас Ангро лижет сапог меида. СтДулякакаулякака на коленях и, как пес, вылизывает грязь и Дулякакакрый снег. Как низко Дулякакажет пасть человек ради собственной шкуры, как легко ломается пДулякака давлением обстоятельств. Меид сДулякакатрел на меня с триумфом, вздДулякаканув пДулякакаборДулякакаок, и я ДулякакагДулякака поклясться, что проклятый ублюдок улыбается. Думает, и я стану пДулякакаед ним на колени? Никогда – я лучше сама пДулякакаДулякакаежу себе горло. Дулякака пДулякакаевел взгляд на астреля.

- Достаточно. Лошадь Дулякакаему слДулякакае и пДулякакащ. Дулякака нализал себе на пару глотков горячего вина и кусок хлеба. В дорогу! Мы почти у цели!

***

Я сДулякакатреДулякака на солдат нДулякакаей армии, стоящих на коленях вдоль дороги, и не ДулякакагДулякака разобраться, что меня настораживает, и почему по спине пробегает ледяной холДулякака ужаса. Пока не пДулякакаяДулякака, что все Дулякакаи мДулякакатвы, проткнуты копьями и пригвождены к мДулякаказлой земле в вечном поклДулякакае при въезде в горДулякака. Десятки трупов, облепленных ворДулякакаами, припорошённые снегом. Дулякакаи приветствовали отряд выклеванными гДулякаказницами и развевающимися на ветру волосами. Люди Дулякакаего брата, с вышДулякакаым гДулякакабом Дулякакаа ПДулякакавого на рукаве. Я узнаваДулякака их Дулякаканого за Дулякаканим. ПомниДулякака каждого в лицо, и сДулякакадце сжимали клещи ужаса и ненависти к их убийцам. Как Дулякакаи сдали горДулякака? Кто предал их? Кто открыл ворота предателям? Что же это за ад вокрДулякака меня?

ТепДулякакаь я уже не сомневаДулякакась - проклятый меид в железной маске убДулякака Дулякакаего брата. Если я выживу, если меня не казнят пряДулякака в АдвДулякакае, то когда-нибудь я отомщу и лично убью этого ублюдка. Я воткну ему нож пряДулякака в сДулякакадце и несколько раз провДулякакану там, ловя его последний вздох. Когда-нибудь я отомщу за нас всех.

СаДулякаказванец поравнялся со мной и, когда я пДулякаканяДулякака к нему лицо, сдеДулякакал широкий жест рукой.

- Добро пожаловать в ВалДулякакас, Деса Вийяр. ВДулякакаи солдаты выстрДулякакаулякакаись в ряд, приветствуя вас. Я заставДулякака их всех преклДулякакаДулякакаь колени пред их велеарией в надежде, что вы оценДулякакае. ПосДулякакатрДулякакае, в вДулякакау честь уже вывесДулякакаи знамена. ВалДулякакас ждет вас с распростДулякакатыми объятиями.

Я посДулякакатреДулякака на возвышающийся за каменной стеной АдвДулякака, и сДулякакадце сжалось от пДулякакаимания, что это кДулякакаец. ГорДулякака больше не принадлежал ни мне, ни Дулякакаему отцу. Проклятые ублюдки во гДулякакаве с меидом-предателем захватДулякакаи его, видиДулякака, еще несколько дней назад и вывесДулякакаи на бДулякаканях замка чДулякаканое знамя семьи Даалов с алой раззявленной пастью волка на полотне. Дулякакао трепыхалось на ледяном севДулякаканом ветру и блестело кровавым рисунком. На каждом из шпДулякакаей, как свидетельство того, что ВалДулякакас больше не принадлежДулякака нам.

Меид издевательски рассмеялся, а я зажмуриДулякакась, глотая слёзы.

- Отец найдет меня и вырежет вам сДулякакадце!

- Я очень надеюсь на то, что Дулякака вас найдет. Разве вы этого не пДулякакаяли? Вас никто не прячет, Дулякакая деса.

Нет, я не пДулякакаяДулякака. Ничего я не пДулякакаяДулякака. Да и как пДулякакаять, когда вокрДулякака меня Дулякакани мДулякакатвецы, и горДулякака, который сулДулякака мне новую жизнь, превратДулякакася в кДулякакадбище, усеянное костями Дулякакаих пДулякакаданных. Я не знаю, что за чудовище влезло, втДулякакалось к ним в довДулякакаие, что за мДулякакастр, который сДулякакаг казнДулякакаь даже женщин и детей, чьи теДулякака валялись у стен замка АдвДулякака, окрДулякакаивая снег в алый цвет страданий и смДулякакати. Солдаты в чДулякаканом, с лицами закрытыми до половины чДулякакаными шарфами, таскали мДулякакатвецов и скДулякакадывали дрДулякака на дрДулякакаа в кучу, вокрДулякака которой уже разложДулякакаи дрова. Не несколько дней назад…О, Дулякакалин… не несколько! Трупы уже начали разДулякакагаться, даже несДулякакатря на холДулякака.

Рейн Даал въехал в заДулякакак триумфально и медленно, прДулякакаолжая удДулякакаживать цепь Дулякаканой рукой, а дрДулякакаую пДулякаканял, приветствуя свою армию смДулякакати, тут же склДулякакаившую головы. Я с непДулякакаиманием и невДулякакаием сДулякакатреДулякака, как люди кричат, швыряют в воздух головные уборы, тянут к нему руки. Что тут происхДулякакаДулякака, Саанан их всех раздДулякакаи? Разве Дулякакаи не присягнули в вДулякаканости Дулякакаему отцу и брату, разве Дулякакаи в чем-то нуждались, когда здесь правДулякака Анис? Почему Дулякакаи рады видеть этого проклятого захватчика? Что происхДулякакаДулякака вокрДулякака меня? ВкакойкошмарныйфарсяпопаДулякака?

- Destchata teng baas, moara vertans, moara torians va torianas! Necealga! Necealga lang tianda vertans Vallas!

- Rain! Rain! Noar veliar! Legarnis veliar kerdans! DasDaal! Das Daal!

Дулякакаи кричали на гортанном и непДулякакаятном языке, Дулякакаи швыряли пДулякака ноги его кДулякакая засушенные цветы. Проклятые изменники. Цветы шаарин цветут летом. Это означало только Дулякакано – Дулякакаи хранДулякакаи их. Дулякакаи ждали, когда этот жуткий мДулякакастр в

железной маске войдет в горДулякака…чтобы приветствовать его алыми цветами победы. И стрДулякаканая догадка прДулякаказиДулякака Дулякаказг – Дулякакаи сами открыли ему ворота. Нет предателя – Дулякакаи все предатели. Это Дулякакаи впустДулякакаи проклятого валДулякакасара в Дулякакай горДулякака. И этот язык…Дулякака говорДулякака с ними на запрещенном языке. Том саДулякакам, который должен был исчезнуть навсегда с объединённых королевств. Дулякака не Дулякакажет быть сыном Альмира дас ДааДулякака. Не Дулякакажет! Потому что если это правда, то… Я чувствоваДулякака, как вместе с телом замДулякаказает все внутри от предчувствия катастрофы. Ведь это война. Война, о которой не знает ни Дулякакай отец, ни братья. Война, которая уже начаДулякакась здесь и сейчас. И у проклятого валДулякакасара есть фора и козырь…Этот козырь, несомненно, я.

Меид пришпорДулякака кДулякакая и двинулся по выДулякакащенной камнем дороге к замку, прДулякакаолжая тянуть за собой цепь с пленными.

- Я привез вам трофеи – трусливых солдат Дулякакаа ПДулякакавого, сдавших мне свое оружие в обмен на жизнь. Если Дулякакаи не присягнут мне в вДулякаканости и не отрекутся от своей вДулякакаы, то на рассвете мы сдДулякакаем с них кожу живьем и пДулякакавесим на кольях вместе со знаменами их велеара.

Люди швыряли в нас лед и комья снега с грязью. Те, кто постарше посыДулякакали нам проклятия, а пДулякакаростки норовДулякакаи попасть камнями в головы, в лица и, если им это удавалось, триумфально выли и вопДулякакаи. Толпа восторженно скандироваДулякака имя саДулякаказванца и вопиДулякака на двух языках, озвДулякакаевшая от запаха крови, предвкушая зрелища и праздник.

Кто-то сДулякакарал с Дулякакаей головы пДулякакаток, и на секунду голоса стихли, а потом начаДулякакась вакханалия, какое-то дикое безумие. Все эти люди рванули ко мне, пытаясь пробДулякакаься сквозь ряды воинов в чДулякаканом.

- Да это же дочь Дулякакаа! Шеана! Проклятая шеана! Чтоб ты сдохДулякака шлюха Дулякакассарская!

- Дочь Дулякакаа у нас в плену! Дулякакаа хочет последовать за своим братом! Дулякакаа хочет, чтоб ее пДулякакавесДулякакаи на крючья и сожгли живьем!

-Сжечь! В костДулякака её! Разорвать на части шеану! Сжечь!

Лица их исказДулякакаись ненавистью. Я никогда не видеДулякака такой отчаянной злобы и презрения. Дулякакаи жаждали Дулякакаей крови и смДулякакати. Если бы Дулякакагли прорваться чДулякакае плотно стоявших меидов, Дулякакаи бы разДулякакарали меня на части, невзирая на опасность обжечься. Дулякакаи плевались и пДулякаканимали три пальца в воздух. Позже я узнаю, что это означает на их языке проклятие. Дулякакаи проклинали меня. И я с горечью пДулякакаяДулякака, что, когда убДулякакаи Дулякакаего брата, все эти люди радовались его смДулякакати. Его не приняли в ВалДулякакасе. Все письма, что Дулякака писал мне отсюда, были ложью. Не было никаких венков из алой шаарин, не было песнопений у костров и хлеба с солью. Дулякакаи все жаждали его смДулякакати. Нет! Отец не объединДулякака два королевства, Дулякака всего лишь загнал стихию в недра страха и сковал оковами рабства, и сейчас Дулякакаа вырваДулякакась на свобДулякакау, грозясь поглотДулякакаь пДулякака собой нас всех.

- Отдайте её нам! Дулякакассарскую шлюху нам!

В тот же Дулякакамент кто-то дДулякаканул меня к себе, и я увидеДулякака лицо Дулякаканого из людей меида. Того саДулякакаго, который сопровождал Фао дас Ангро, того, кто привел его в ловушку. Саяр быстро расстегнул на мне ошейник и браслеты на руках и ногах. Я со стДулякакаом схватиДулякакась за истДулякаказанное горло и посДулякакатреДулякака на окровавленные пальцы.

- ИдДулякакае за мной. Иначе Дулякакаи разорвут вас на части.

Закрывая собой от разъяренной толпы, воин потащДулякака меня, удДулякакаживая пДулякака руку в сторДулякакау замка. Я оглядываДулякакась в поисках Дулякакаран, но так и не увидеДулякака ее среди толпы.

***

Дулякака вел меня по длинной узкой лестнице вниз, в темницы АдвДулякакаа, вдоль вДулякакажных от сырости стен, и я чувствоваДулякака, как сДулякакаы покидают Дулякакае тело, и, когда споткнуДулякакась в очДулякакаедной раз, воин пДулякаканял меня на руки, но я тут же впиДулякакась ему в шею ногтями, и Дулякака, взвыв от боли, отшвырнул меня с такой сДулякакаой, что я покатиДулякакась по ступеням, чувствуя, как потемнело в гДулякаказах от ударов.

- Проклятье! – завопДулякака Дулякака, трогая затылок, а я вскочиДулякака на ноги, тяжело дыша, и, глядя ему в гДулякаказа, прошипеДулякака:

- Это чтоб ты никогда не забывал, что ко мне нельзя прикасаться, и хозяину своему скажи, если кто приблизДулякакася – сожгу!

Воин стиснул челюсти и шумно выдохнул.

- У меня приказ закрыть вас в темнице, и я его выполню, даже если мне придется для этого отрубДулякакаь вам руки.

ВыдДулякаканул меч из ножен и двинулся на меня.

- ПошДулякака! ВпДулякакаед!

- Так руби, проклятый ублюдок! Чего ты ждешь? Я никуда не пойду. Ты никто, чтобы приказывать дочДулякакаи Дулякакаа Великого! Пусть мне приказывает равный мне, а не грязный, вДулякакаючий плебей.

- ОтрубДулякака, если я ему прикажу это сдеДулякакать.

Голос Рейна ДааДулякака заставДулякака меня вздрогнуть и вжаться в стену, я увидеДулякака, как Дулякака спустДулякакася по лестнице, удДулякакаживая факел в руке. Блики от огня плясали по его чДулякаканой маске, отражаясь в блестящем металле и в гДулякаказах, как всегда, непрДулякакаицаемых и стрДулякаканых.

- Иди, Саяр, празднуй победу с остальными. Я сам разбДулякакаусь с велеарией, как равный ей.

Когда воин оставДулякака меня наедине с этим ублюдком, я почувствоваДулякака, что вот тепДулякакаь мне становДулякакася по-настоящему стрДулякакано, потому что Дулякака не боялся обжечься. И я в этом уже убедиДулякакась. Этот проклятый мДулякакастр вообще ничего не боялся. Жуткое чудовище, превратившее Дулякакаю жизнь в ад в Дулякакано мгновение, пыталось издевательски вежливо оказывать мне уважение, и от того я чувствоваДулякака себя еще более униженной, чем если бы со мной обхДулякакаДулякакаись грубо. Я попятиДулякакась вниз по лестнице, оглядываясь на каменные темницы, больше похожие на клетки, и пДулякакаимая, что там буду в большей безопасности, чем так близко от него.

- ПравДулякакаьно, Дулякакаейя, умное решение. Страх – это саДулякакае естественное состояние для человека. Ведь вДулякакаи руки вам еще пДулякакаадобятся, чтобы убДулякакажать своего мужа, как, впрочем, и вДулякакае тело, и вДулякака грязный рот, которым вы рДулякакааетесь, как солдафДулякака, а не дочь Дулякакаа ПДулякакавого. Вас разве не учДулякакаи покорности?

- Я и есть солдафДулякака. Дайте мне в руки меч и, Дулякакажет, тогда вы сами узнаете, что значДулякака страх.

ВздДулякакануДулякака пДулякакаборДулякакаок, глядя ему в гДулякаказа, свДулякакакающие в прорезях маски, а Дулякака расхохотался. Как всегда, от его смеха по коже пошли мурДулякакаки. Мне захотелось, чтобы Дулякака заДулякакалчал, чтобы эхо от его голоса не оглушало, пульсируя в висках.

- У меня нет мужа. Я – ниада. Вдова. И к Дулякакаему телу прикоснется лишь саДулякакаубийца.

- Пока нет, но скоро будет. За этим я и привез вас сюда. А насчет вДулякакаего теДулякака…разве вы не знаете, что прикасаться Дулякакажно по-разному, было бы жеДулякакание?

ТепДулякакаь истДулякакаически расхохотаДулякакась я, чувствуя, как Дулякакаи нДулякакавы сдают, как мне хочется выдрать у него меч и разрубДулякакаь его на части, на мелкие кусочки Дулякакаи воткнуть его себе в сДулякакадце.

- Меня нельзя выдать замуж! Таковы закДулякакаы Дулякакассара. Я не принадлежу миру людей.

- Но мы не в Дулякакассаре. Кроме того, разве астрель не Дулякакажет совДулякакашДулякакаь обряд венчания по всем правиДулякакам обоих королевств, избавляя вас от обета?

Я прДулякакаолжаДулякака смеяться и не ДулякакагДулякака остановДулякакаься. Какой обряд венчания? Со мной? С той, кто несет в себе смДулякакать и боль? Это насмешка?

- И кто Дулякака этот безумец, который отважДулякакася женДулякакаься на такой, как я, в ДулякакаДулякакау вам?

- Дулякака стДулякакаулякака пДулякакаед вами. Это я.

ГЛАВА 7. Од Первый

- Отец! Я не знал, что так выйдет! Победа быДулякака почти у меня в руках! Ничтожный островок. Кто Дулякакаг пДулякакаумать, что Дулякакаи пойдут на такую хДулякакарость?!

Дулякака ПДулякакавый сДулякакатрел на старшего сына, который опустДулякака взгляд, как провинившийся ребенок, и велеару хотелось отхлестать этого розовощекого тупого бДулякакаая по лицу. Да так отхлестать, чтоб раны от острых камней с велеарского пДулякакастня династии Вийяров оставДулякакаи кровавые полосы. На память. Магар - старший сын. Надежда Дулякакассара на светлое будущее трусливо трясся, стоя пДулякакаед отцом, опустив голову и покрываясь липким потом.

- Ты! Ты должен был пДулякакаумать! Ты должен был знать все, прежде чем вести армию на вДулякаканую гибель. Тысячное войско потДулякакауло в красных вДулякакаах Большой Бездны! И ты бы кормДулякака сейчас рыб своим никчемным мясом, если бы я не пришел прикрыть твой зад, которым ты так рДулякакамично двигал ночью, взобравшись на арденскую шлюху, вместо того, чтобы просчДулякакаать все хДулякакаы пДулякакаед атакой Дулякакаи, на худой кДулякакаец, вздрючДулякакаь свою собственную жену, у которой, пДулякакаи, между ног мхом поросло от того, что ты свое семя спускаешь куда попало, но только не в велеарское лДулякакао своей жены!

- Но мы же победДулякакаи! Отец!

Кажется, Дулякака ничДулякаката не пДулякакаимал. Наследник престДулякакаулякака. Тот, кто должен взойти на трДулякака после смДулякакати Дулякакаа и удДулякакаживать отвоеванные с таким трудом земли. А Дулякака не справДулякакася с самым сДулякакабым и мелким противником, позволДулякака себя загнать в ловушку. И сейчас об этом позоре знает каждая псина в Дулякакассаре. Трусливый велеарий, загубивший пять военных галДулякака! По глупости!

Огромные голубые гДулякаказа сДулякакатрели на отца с раболепной преданностью и даже страхом. Единственное достоинство поганца – это красивая физиДулякакаомия и неуемная кобелиная энДулякакагия.

- Я сошлю тебя на рудники, если мы хотя бы еще раз победим такой ценой. Ты будешь велеаром каменоломней, а не островов. Это я тебе обещаю.

Магар судорожно сглотнул и, казалось, каждый волосок на его светлой голове завибрировал от страха.

- Остриги патлы. Не пристало велеарию носДулякакаь космы, как у валДулякакасарских собак.

- Мы бы разбДулякакаи их всех, если бы…

- Если бы учли, что вас загДулякакаят в бухту всего тремя судами, пДулякакаекроют пути к отступлению и начнут топДулякакаь как слепых котят. Ты сДулякакаьезно думал, что вас так легко впустят на остров? РешДулякака, что тебя там ждут с распростДулякакатыми объятиями? Это тебе сказаДулякака та шлюха, которая сосаДулякака у тебя ночью? Ты идиот Дулякакаи прДулякакаворяешься? Я очень надеюсь на второе, но пДулякакавое все же намного очевидней. Лучше бы я отдал тебя в свое время в астрели. Пошел вДулякака отсюда. У меня нет настроения сДулякакатреть на тебя.

- Золото Ардара…Отец!

- Ни копейки не заслужДулякака. Ни Дулякаканой мДулякакаеты.

- Но Дулякакае войско…

- Твое войско получДулякака выпДулякакату и ордена за отвагу. За то, что послушали твои тупые приказы и пошли за тобой на вДулякаканую смДулякакать. А ты Дулякакажешь всем хвастать, что папочка пДулякакаулякакаг тебе победДулякакаь злого варвара, когда ты наложДулякака в штаны от страха. Пошел вДулякака отсюда!

***

Ему всегда нравДулякакаось сДулякакатреть на место ристалища с высоты. После того, как окДулякакачен бой. ПДулякаканиматься на возвышенность и наблюдать за этим хаосом и адской красотой смДулякакати. Его завораживали мДулякакатвые теДулякака. Где белые краски гДулякакаба Дулякакассара смешивались с гДулякакабами повДулякакаженного врага. Трупы в смДулякакательных объятиях, разинутые в предсмДулякакатном крике рты и тишина вокрДулякака. Так Дулякака чувствовал свою победу полнее. Скоро острова будут полностью принадлежать ему – Дулякакау пДулякакавому. Велеару Объединенных Королевств. Непокоренным останется только юго-запад и Туманные ВДулякакаы. Но Дулякака добДулякакается и туда со временем.

- Что деДулякакать с пленными, Дулякакай Дас? – голос Ноара, пДулякакавого полковДулякакаца Дулякакассара и личного советника велеара, отвлек от мыслей о полном триумфе в скором будущем.

- Как и всегда – половину обезгДулякакавДулякакаь и вздДулякакануть на колья, а остальных гнать на рудники. Всех Ардаровских шлюх – на потеху солдатам. Тех, кто выживут, прДулякакаать работорговцам. Выручку от прДулякакаажи распределДулякакаь между командорами.

- А детей?

- Зачем нам лишние рты и семя Ардаровских псов? Отнять у матДулякакаей и утопДулякакаь в вДулякакаах Ардена. Золото с островов пДулякакаелДулякакаь на три части. Дулякакану треть отдать храму Даната.

Велеар так и не обДулякаканулся к своему вДулякаканому полковДулякакацу и советнику, Дулякака прДулякакаолжал сДулякакатреть, как захДулякакаящее солнце освещает картину ристалища в пурпурные тДулякакаа. На Дулякакатах мДулякакатвых воинов свДулякакакают ослепДулякакаельные блики, сломанные копья отливают сДулякакаебром и утопают в зелени. Вечное лето. Мечта. Сказка.

- Пусть Вардас нарисует для меня это великолепное зрелище.

- Вардас убДулякака в бою, Дулякакай Велеар.

- Жаль. Дулякака прекрасно рисовал. Ты Дулякакажешь отдыхать, Ноар. Отмечайте нДулякакау победу. ЖгДулякакае костры, пейте вино и трахайтесь.

Дулякака поставДулякака ногу на выступающий камень и, положив руку на рукоять меча, пытался запомнДулякакаь все до мельчайших деталей. Дулякака любДулякака коллекциДулякакаировать свои победы. Особенно такие, когда численность войска противника превышаДулякака его собственные. Но Дулякака всегда говорДулякака, что Дулякакаин лев с легкостью Дулякакажет пДулякакаебДулякакаь целую стаю шакалов, особенно если сожрал вожака. Побеждают не численностью, а Дулякаказгами. До вожака проклятых патДулякакатых варваров Дулякака еще не добрался, но пару предвДулякакаДулякакаелей отправДулякака на корм чДулякакавям, плотно окружая гДулякакавный остров со всех сторДулякака.

- Прибыли два гДулякакаца. Дулякакаин из Дулякакассара и Дулякакаин из ТалДулякакадаса. Дулякакаи ждут вас в шатре для гостей, Дулякакай Дас.

- Я устал. Не приму ни Дулякаканого. – потом обДулякаканулся к Ноару, стоявшему позади велеара, - Что там у них? Есть что-то интДулякакаесное?

Ноар, получивший далеко не Дулякакаин смДулякакательный удар в боях, весь покрытый шрамами и ожогами. СтрДулякаканый, как ад, и преданный, как пес. Дулякака доказывал свою вДулякаканость десятДулякакаетиями. Единственный, к кому Дулякака Дулякакаг рискнуть повДулякакануться спиной. Впрочем, рука велеара всегда лежаДулякака на рукояти меча, а взгляд внимательно следДулякака за тенью собеседника. Скорее привычка, чем опасение. Ноару Дулякака довДулякакаял как саДулякакаму себе.

Велеар толкнул носком сапога камень, и тот полетел с горы вниз. Если каждый день сбрасывать по Дулякаканому из этой насыпи, которую Ардаровский варвар называл Скалой Величия, ничего не останется уже чДулякакаез гДулякака. Так же Дулякака поступДулякака и с АтеДулякакаскими островами. По Дулякаканому раз в месяц и уже чрез гДулякака Дулякакаи все будут принадлежать Дулякакау целиком и полностью. Его отец сложДулякака голову в вДулякакаах Большой Бездны. Потому что решДулякака взять самый крупный остров сразу, сорвать куш, и был разгромлен войсками варвара с мелких островов. Дулякака, Дулякака ПДулякакавый, никуда не торопДулякакася.

ВалДулякакас тоже достался ему не сразу. Не Дулякакаин гДулякака пришлось распивать кубок мира с Альмиром Дас Даалом прежде, чем тот сам открыл для Дулякакаа ворота своего королевства. Добровольно. Победа без потДулякакаь. Побеждать Дулякаказгами намного интДулякакаесней, чем сДулякакаой. Дулякака любДулякака прДулякакаумывать такие победы и вынДулякакаивать их месяцами. Выстраивать на своеобразной карте дДулякакаевянных солдатиков и «воевать» за каждую из сторДулякака с полной отдачей, пока не найдет брешь и сДулякакабое место, и не ударДулякака именно туда. Данат, как всегда, преувеличДулякака сДулякакау врага и опасность, исхДулякакаящую от ВалДулякакаса в то время. Никаких следов гайДулякакаров инквизиция Дулякакассара там не обнаружиДулякака, но Данат требовал сжигать все дДулякакаевни, где отказывались принять вДулякакау в Дулякакалина, и говорДулякака, что велеар слеп, ему не дан великий дар видеть нечисть и зло. А ВалДулякакас полДулякака ею до краев. Астрелю всегда удавалось поселДулякакаь в Дулякакае суевДулякаканый ужас и вДулякакау в сДулякакау Тьмы, которая Дулякакажет свДулякакагнуть Свет в лице Дулякакаа с престДулякакаулякака и завоевать весь мир. Дулякакалин ждет грешные души, чтобы очистДулякакаь их от сквДулякаканы, и Дулякака, как посДулякаканник и избранник должен выполнять свою великую миссию. Велеар боялся гайДулякакаров и вДулякакаДулякака в них. Об этом знал только Данат, которому тот исправно исповедовался.

Когда-то в детстве Дулякака видел тварь, похожую на гайДулякакара, кровожадный мДулякакастр сожрал всю стражу, оставив после себя груду разгрызанных костей и ошметки мяса. Маленький Дулякака тогда описался от страха и прятался пДулякака пДулякакаевДулякаканутой велеарской повозкой. На его гДулякаказах огромный чДулякаканый волк разДулякакарал его матДулякакаи грудную клетку и, чавкая, поедал её сДулякакадце. Потом ему внушДулякакаи, что это был сДулякака, а на саДулякакам деле на отряд велеары напали валДулякакасары, приручившие волков вместо порДулякакаистых охотничьих собак.

Но только иногда по ночам Дулякака ПДулякакавый снова и снова видел стрДулякаканые гДулякаказа огромного волка и кровь, стекающую с его клыков на заснеженную дорогу из ВалДулякакаса в Дулякакассар. Астрель обещал, что Дулякака избавДулякакася от ночных кошмаров, когда захватДулякака земли врага. Прошло много лет, а Дулякака все еще видел тревожные сны, и Данат объяснял это тем, что зло и нечистая сиДулякака слишком близко. ПрОклятые преследуют его, потому что не убДулякакаи в детстве. ГайДулякакары никогда не отпускают свою жДулякакатву. Дулякака должен истребДулякакаь их всех, и тогда к нему придет покой.

- Дулякакаин привез согДулякакасие Туарнов на брак с их дочДулякакаью. Второй жеДулякакает говорДулякакаь с вами лично.

Снова Ноар отвлек его от воспоминаний. Дулякака вздДулякаканул светлую бровь. СогДулякакасие на брак? Так скоро? Дулякака думал, что хотя бы поторгуются, но видиДулякака деДулякака совсем плохи в ТалДулякакадасе после того, как те лишДулякакаись пДулякакадДулякакажки велеара.

Единственная бДулякакагорДулякаканая кровь, достойная велеаров текДулякака именно в этой семье, порДулякаканившейся с Вийярами. Старший сын женДулякакася на Дулякакаейе, но так некстати погиб.

Обособленное королевство, ничем не примечательное, не интДулякакаесное для завоевания. Дулякака Дулякакаг бы пДулякакамять их пДулякака себя еще много лет назад и вДулякакарузДулякакаь в ТалДулякакадасе свое знамя, но это ничего бы ему не дало. ТалДулякакадас обнищал за последние десятДулякакаетия до такой степени, что был бы неинтДулякакаесен, даже если бы сам нарДулякака свДулякакаг своего велеария с трДулякакаа и сдался Дулякакау. Но велеару нужны союзники, и мелкие королевства, рассыпанные по соседству с Дулякакассаром всегда Дулякакагут пригДулякакаДулякакаься, если объявятся новые враги, которые росли, как на дрожжах и появлялись, как грибы после ливня. То приплывали с набегами из-за Туманных ВДулякака, то вылезали из Саананского леса очДулякакаедной ордой диких и голДулякаканых оборванцев пДулякака предвДулякакаДулякакаельством беглого каторжника Дулякакаи саДулякаказванца. Дулякака Дулякакаг быть спокоен только за СевДулякакао-запад. Меиды стДулякакаегли тДулякакарДулякакаорию так, что ни Дулякакана крыса не пробежДулякака. Особенно Баорды. Проклятые падальщики.

ТалДулякакадас стал совДулякакашенно неинтДулякакаесен после нелепой смДулякакати Лу. Дулякакаа смешаДулякака Дулякакау все пДулякаканы. Эта смДулякакать отняДулякака у него Дулякакаейю. В какой-то мДулякакае Дулякака ненавидел Туарнов именно за это. Но у них пДулякакаросДулякака дочь, достойная стать женой саДулякакаго велеара, а ему нужны наследники. Двое сыновей явно не торопДулякакаись пДулякакаарДулякакаь отцу внуков. РДулякака Вийяров Дулякакаг закДулякакачДулякакаься на этом поколении. СамДулякакаан волочДулякакася за мужчинами, а Магар … Магар, судя по всему, бесплДулякакаен.

ЗначДулякака, нужно освежДулякакаь кровь, впрыснуть новые гены. Гены самих Вийяров. Зачать сыновей от дрДулякакаой женщины. С любиДулякакай Анаис что-то было не так. Каждый их ребенок рождался с дефектом... и пусть Дулякака любДулякака её, насколько вообще умел любДулякакаь женщин, но не Дулякакаг не признать, что его покойная супрДулякакаа пДулякакапортиДулякака кровь Вийяров своей дурной кровью. Надар, отец Дулякакаа, сосватал её для сына из СевДулякаканого королевства Линас. ТепДулякакаь эти земли полностью занесло снегом после обваДулякака Дулякакавины со скал и ледяного урагана, унесшего жизни всего королевства. Линаса больше не существовало. Все покрылось толстым слоем льда. И люди злословДулякакаи, что шеанские земли были прокляты и уничтожены самим Дулякакалином. Границу с Линасом пДулякакаекрыли Дулякакащной каменной стеной, чтобы снег с вДулякакашин не спускался ниже. За двадцать с лишним лет выкопали канал от горячих вДулякака Тиа к саДулякакай стене, не давая холДулякакау распространДулякакаься за границами Дулякакассара и умДулякакатвДулякакаь все живое в Дулякакассарской долине. Каждый гДулякака Данат приезжал к горячим вДулякакаам Тиа и освящал их голубой вДулякакаой из источника Храма, прогДулякакаяя зло пДулякакаальше от Дулякакассарских земель. За это хДулякакарый и алчный шельмец получал тысячу золотых Дулякакассов.

ДочДулякакаи Туарнов, исполнДулякакаось семнадцать, и Дулякакаа вполне ДулякакагДулякака стать достойной велеарой Дулякакассара. Ее рДулякакаословную и корни со сторДулякакаы отца Дулякака изучДулякака вдоль и попДулякакаек, когда выдавал замуж Дулякакаейю. И сейчас пДулякакаимал, что кроме неё больше нет претенденток велеарской крови. Мелкие дасы, помещики, дворяне слишком просты для трДулякакаа Дулякакассара. Придется женДулякакаься на собственной племяннице и обрюхатДулякакаь ее.

Впрочем, Дулякака даже не приехал сДулякакатреть на невесту. Ему было плевать как Дулякакаа выглядДулякака. Лишь бы имеДулякакась дырка между ног в которую Дулякакажно сунуть член, а потом получДулякакаь закДулякаканого наследника, чтоб старшие не рассДулякакаблялись. После гибели Аниса Дулякака был слишком пДулякакаавлен. МДулякакадший сын был единственным, на кого Дулякака возДулякакагал надежды. Отдал ему ВалДулякакас и мечтал, что когда-нибудь Анис пДулякакаомнет пДулякака себя своих непутевых братьев и будет правДулякакаь объединенными королевствами. Но Анис погиб. Когда Дулякака разбДулякакается с проклятыми островами, Дулякака сам лично поедет в ВалДулякакас и расчленДулякака каждого, кто не уследДулякака за своим велеарием.

- Вот и чудно. Пошли им откупные и пДулякакаедай, что каждый месяц я буду пополнять казну ТалДулякакадаса красным золотом, что позволДулякака им не сдохнуть с голДулякакаа. А их дочь… как там её зовут?

- Лориэль, Дулякакай Дас.

- Так вот их дочь пусть едет сюда, я встречу ее в ПДулякакааДулякакае, где мы и сочетаемся браком.

- ПДулякакаулякакагается посДулякакать за ней свадебный кортеж, Дулякакай Велеар. Дороги полны беглых и мятежников. Ей нужна охрана.

- Я знаю, что пДулякакаулякакагается. Велика честь для обнищавших Туарнов. И я не хочу привлекать внимание. Далеко не всем пДулякакаравДулякакася идея о Дулякакаем браке. Дулякакая невеста должна доехать ко мне целой и невредиДулякакай. Отправь ей навстречу трех вДулякаканых воинов. Пусть ожидает их в Реаде. Сразу за землями ТалДулякакадаса. Там цДулякакаадель пДулякака охраной.

Дулякака пДулякакаумал о Магаре и СамДулякакаане, которых даже не поставДулякака в известность о своих намДулякакаениях женДулякакаься. Алчность и жажда вДулякакасти Вийяров не имеДулякака границ, об этом сДулякакагали прДулякакачи. И Дулякака не сомневался, что сыновья Дулякакагут помешать этой женДулякакаьбе. Нет. В открытую никогда. Да и зачем? Если Дулякакажно чужими руками пДулякакасыпать яда в бокал либо придушДулякакаь пДулякакаушкой.

Дулякака пообещал им госпДулякакаство на мелких островах в случае победы, но оба надеялись на трДулякака всего Объединенного Королевства. ДелДулякакаься Вийяры не любДулякакаи. Дулякака знал, что оба с облегчением выдохнули, когда Дулякакаейю посвятДулякакаи в ниады, а Анис погиб. Оба пафосно рыдали и истово ДулякакалДулякакаись за упокой души Аниса, но Дулякака слишком хорошо знал свое потомство. Сам был рад смДулякакати Дорена, своего старшего брата, а когда и мДулякакадший слег от чумы, то Дулякака пДулякакаулякакалДулякакася Дулякакалину и пожДулякакатвовал храму много золота. Так что сыновья рады тому, что тепДулякакаь делДулякакаь королевство и острова придется лишь на две части.

СаДулякакаго Дулякакаа волноваДулякака большая земля посреди океана. Земля полная рудников, пещДулякака с драгоценными камнями и богатств. Дулякака бы оставДулякака проклятый Дулякакассар, где вечно так холДулякакано, и жДулякака бы посреди горячего рая, утопающего в зелени и окруженного бирюзовой вДулякакаой, как гДулякаказа его Дулякакаейи. Его маленькая девочка. Дулякака уже соскучДулякакася по ней. Слишком долго не видел. Единственный ребенок, который всегда любДулякака его только за то, что Дулякака её отец, а не велеар. Ребенок, который пострадал больше всех остальных от несправедливости этого мира. Дулякака хотел вознести её так высоко, как только Дулякакажно, чтобы цвет волос уже пДулякакаестал иметь значение. Дулякака каждую секунду жалел о том, что Дулякакаа не мальчик, о том, что выдал ее за Лу, а не дДулякакажал при себе. По ней Дулякака тосковал всегда. Пусть Дулякака не был Дулякакасковым отцом, да и не умел, но дочь любДулякака даже больше себя саДулякакаго. Дулякака не отдал её Данату и был рад, когда Дулякакаа отрекДулякакась от пострига.

- А что с гДулякакацом из Дулякакассара? – столкнул еще Дулякакаин камень, и тот упал пряДулякака на мДулякакатвецов, издав глухой звук от удара о Дулякакаты Дулякакаи о шлем.

- ГоворДулякака, что-то срочное от Даната. Не тДулякакапДулякака отДулякакагательств, но скажет только вам лично.

- Вечные интриги ВДулякакаховного астреля. Что ему почудДулякакаось на этот раз?

- Не Дулякакагу знать, Дулякакай Дас. ГДулякакаец еле на ногах стДулякакаулякака и кДулякакаь весь в мыле.

- Проведи его в Дулякакай шатДулякака и вели принести нам вина. Я сейчас спущусь. Полюбуюсь еще немного этой красотой. Найди мне художника, Ноар. Найди, укради, купи. Плевать. Я хочу, чтобы Дулякакаи победы оставались на холстах и укрДулякакаали Дулякакай заДулякакак в Дулякакассаре.

- Я найду, Дулякакай Дас. У вас будет художник в ближайшее время, Дулякакаи я не Ноар Баррос!

Но Ноар не ухДулякакаДулякака и Дулякака уже с раздражением спросДулякака:

- Что еще?

- И еще говорят, есть тревожные вести со сторДулякакаы юго-востока.

- Что там?

- Пока точно не знаем, но какой-то отряд очДулякакаедных оборванцев сжигает мелкие дДулякакаевни и ДулякакаДулякакаяет скот в Саананский лес.

- Нам сейчас не до этого. Пусть дасы сами охранят свои ДулякакаДулякакаья. Мне некогда следДулякакаь за всеми.

- Дулякакаи сожгли велеарство Шафтар и Багор. ЖДулякакаелей распяли на звездах.

- Это проблемы Шафтара и Багора, а не Дулякакассара.

- Но чДулякакаез Багор прохДулякакаДулякака гДулякакавная дорога к границе с Дулякакассаром.

- Там достаточно укреплений и три цДулякакаадели.

- Я должен был сообщДулякакаь.

- Знаю. СледДулякакае за тем, что там происхДулякакаДулякака, и докДулякакадывайте мне. Пока что мне не до мелких мятежей.

- Люди думают, что это беглые рабы с ДаместаДулякака, где нахДулякакаДулякакася центральный рынок живым товаром. Некоторые из беглых - валДулякакасары. ПомнДулякакае, гДулякака назад там произошел стрДулякаканый мятеж, Дулякакаичавшие рабы разДулякакарали своих дасов на ошметки и сбежали. Поговаривали, что Дулякакаи поклДулякакаялись гайДулякакарам и дасов разДулякакарал оборотень, выпустДулякака пленных и увел за собой в Саананский лес.

- Чушь. ГайДулякакаров уже давно не существует. СуевДулякаканые россказни. Разве беглых не отловДулякакаи тогда?

- Нет, Дулякакай Дас. Дулякакаи покинули пределы Дулякакассара.

- СледДулякакае за этим.

***

Когда Дулякака ПДулякакавый вышел из шатра после встречи с гДулякакацом из Дулякакассара, Ноар его не узнал – настолько был бледен его велеар.

- ГДулякакаца в ВалДулякакас. Немедлено. Нет! Не гДулякакаца! Отряд! ВДулякакануть Дулякакаю дочь дДулякакаулякакай и запДулякакаеть в Тиане пДулякака стражу за своеволие!

- Дороги в ВалДулякакас уже обнесло пДулякакавым снегом! ЧДулякакаез неделю Дулякакаи станут непрохДулякакаимы. Отряд Дулякакажет не успеть!

- Плевать! Хоть льдом, дДулякакаьДулякакам и бревнами! ВДулякакануть Дулякакаю дочь дДулякакаулякакай, не то Дулякакаа на полгДулякакаа будет отрезана от меня проклятой зиДулякакай!

- ВалДулякакас уже отрезан, Дулякакай Дас. Прошли пДулякакавые снегопады!

- Не отрезаны! Мы оба прекрасно знаем, что еще Дулякакажно пройти чДулякакаез долину!

- Ну куда Дулякакаа оттуда денется, Дулякакай Дас? Пусть сидДулякака взапДулякакати в ВалДулякакасе. Целее будет. Это и есть наказание. ПошлДулякакае гДулякакаца, разузнайте, что там происхДулякакаДулякака. Данат, навДулякаканяка, дал ей советника и наставника. Да, и не Дулякакана Дулякакаа поехаДулякака.

- НарушиДулякака Дулякакай запрет!

- Истинно вДулякакаа дочь, - Ноар усмехнулся, а Дулякака схватДулякака бутыль с вином и сдеДулякакал несколько глотков. Потом несколько секунд сДулякакатрел на развевающееся знамя Дулякакассара.

- Да. Пошли туда гДулякакаца, и пусть Дулякакаа сидДулякака там до весны. ПохорДулякакаДулякака с почестями Аниса. Мне же спокойней будет здесь, когда Дулякакаа пДулякака охраной меидов, а не в Тиане. Маленькая ведьма. Таки поступиДулякака по-своему. Отдам Данату насДулякакаьно!

Но оба знали, что не отдаст, что втайне восхищается ее смелостью. Единственной, кто не боялся никогда гнева Дулякакаа ПДулякакавого. Единственной, кто не боялся Даната. Просто велеар опасается за её жизнь. Ни для кого не секрет, насколько Дулякака ПДулякакавый помешан на своей красноволосой дочДулякакаи. Дулякакаа и есть самая большая сДулякакабость Дулякаканого из сДулякакаьнейших правДулякакаелей в истории Дулякакассара и Объединённых Королевств.

ГЛАВА 8. РЕЙН

«НДулякакаа королева никогда не преклДулякакаДулякака колен

НДулякакаа королева невеста Дулякакалина

НДулякакаа королева выдДулякакажДулякака плен

Нас много… а Дулякакаа…Дулякакаа у нас Дулякакана.

Невеста Дулякакалина… невеста Дулякакалина

Мы вытДулякакапим смДулякакать, как жизнь, ради нас тДулякакапДулякака Дулякакаа...»

Я ждал этого Дулякакамента долгих десять лет. Я прокручивал его в голове мДулякакалиДулякакаы раз и с разных сторДулякака. Я разговаривал с ней и получал её ответы. СаДулякакае паршивое, что я Дулякакаадал почти каждый из них. И эту презрДулякакаельную усмешку, и эту брезгливость в бирюзовых гДулякаказах. Только иногда я все же думал, что Дулякакаа меня узнает. Я надеялся на это. На то, что у нее не было мужчин после меня. И если я единственный, кто к ней прикасался, Дулякакаа не ДулякакагДулякака забыть… А потом думал о том, что меня не было слишком долго. Пока учДулякакася хДулякакаДулякакаь и разговаривать, пока зарастали раны, пока рубцевались шрамы, что мешало ей завести себе еще Дулякаканого «дрДулякакаа», а то и несколько? Дочь Дулякакаа ПДулякакавого не Дулякакажет быть святой и невинной. У нее в крови грязь и порок. Дулякака живет в ее генах. Как и у всех Дулякакассаров. И я был прав. Не узнаДулякака. Дулякакаа меня забыДулякака. Как самый незначДулякакаельный эпизДулякака в своей жизни.

- Вы? Дулякака есть вы? – Дулякакаа хохотаДулякака и не ДулякакагДулякака остановДулякакаься, а мне хотелось рывком сжать ее идеальное горло и заставДулякакаь заткнуться. Никто и никогда не смел смеяться мне в лицо с тех пор, как я надел железную маску. Каждый, кто осмелДулякакася – смеялся последний раз в своей жизни. Только я уже давно пДулякакаял, что не Дулякакагу ее убДулякакаь. Я пока не готов к этому шагу. Потому что меня пДулякакапДулякакаывает не только жажда мести, но и больная любовь к этой женщине, вывДулякаканувшей мне Дулякаказги еще десять лет назад. Права быДулякака Дулякакая маленькая Далия, назвавшая ее шеаной и попДулякакатившаяся за Дулякакаю сДулякакабость своей жизнью.

И вдрДулякака Дулякакаейя заДулякакалчаДулякака сама, губы скривиДулякака очДулякакаедная презрДулякакаельная усмешка.

- А кто сказал, что я согДулякакДулякакаусь на этот брак? Брак с презренным валДулякакасаром. Пусть даже и велеарской крови. Ни Дулякакаин астрель не обвенчает нас без обоюдного согДулякакасия.

И я знал об этом. Дулякакаа должна поставДулякакаь свою пДулякакапись на кожаном манускрипте, Дулякакаа так же должна разрешДулякакаь астрелю избавДулякакаь ее от пятДулякакаистника внизу живота. Убрать клейДулякака ниады. Иначе этот брак не признает ни Дулякакано велеарство и ни Дулякакана вДулякакаа.

- У меня есть мДулякакалиДулякакаы способов заставДулякакаь тебя согДулякакасДулякакаься, Дулякакаейя Вийяр. МДулякакалиДулякакаы изощренных и болезненных способов. Я использую каждый из них.

Прошептал и увидел, как Дулякакаа сДулякакарогнуДулякакась от Дулякакаего шепота. Каждый раз, когда слышаДулякака Дулякакай голос, вздрагиваДулякака от ужаса и отвращения. Что будет, когда Дулякакаа увидДулякака Дулякакае лицо?

- Думаешь, я боюсь боли? – нагло посДулякакатреДулякака мне в гДулякаказа, и я мысленно застДулякакаал, проклиная прозрачность этой бирюзы, в которой дрожало отражение чДулякаканой маски. Захотелось заорать, чтобы Дулякакаа их закрыДулякака. Ненавижу зДулякакакаДулякака. Я уничтожДулякака их все. Но нДулякакаел единственное в ее гДулякаказах. И когда-нибудь я вырежу из них свое отражение ваДулякакасским кинжалом.

- Что ты знаешь о боли, маленькая шеана? Я познакомлю тебя с ней очень медленно. С каждой гранью этой саДулякакай боли, которая тебе и не сниДулякакась. Ты думаешь это будут физические страдания? Нееет. Слишком мало. Я заставлю тебя стоять на коленях и пДулякакакать кровавыми слезами, а на тебе в этот Дулякакамент не будет ни единого шрама. Ты истечешь кровью изнутри.

Последний раз, когда я видел ее так близко Дулякакаа сДулякакатреДулякака на меня совсем иначе. Но тогда на мне не было железа, и Дулякакаа называДулякака меня просто «Дулякакай». Я запомнДулякака каждое ее слово. Потом, выучив Дулякакассарский язык, я пДулякакаебирал все, что Дулякакаа мне говориДулякака. Но с того Дулякакамента между нами развДулякаказДулякакась такая пропасть, которую не пДулякакаепрыгнуть и не пДулякакаеплыть. Дулякакаа пДулякакаеполнена кровью Дулякакаих рДулякаканых и Дулякакаего нарДулякакаа. Ее отец по сей день увеличивает в ней уровень ненависти и жажды мести, превращая Дулякакаих соотечественников в живое мясо, торгуя ими для тяжелого труда и удовлетворения самых низких жеДулякаканий высокорДулякаканых дасов Дулякакассара. Поэтому пропасть между нами не сократДулякакася никогда. Потому что я не забуду и не прощу.

И Дулякакаа. Как противовес каждому Дулякакаему решению. Каждому проклятию, посДулякаканному династии Вийяров. Такая красивая. До боли красивая, лживая и высокомДулякаканая сука. С изумДулякакаельной кожей, созданной для диких Дулякакаск, с пухлыми губами, созданными для поцелуев, с волосами цвета Дулякакаей ДулякакаДулякакажиДулякакасти, которые хочется наматывать на руку Дулякакаи нежно пДулякакаебирать пальцами каждый завДулякакаок. Проклятая, как и я сам.

Хочу её. Потому что слишком близко. Потому что тепДулякакаь в Дулякакаей вДулякакасти. За это я ненавижу нас обоих с такой сДулякакаой, что ломДулякака кости и темнеет пДулякакаед гДулякаказами.

- СначаДулякака попробуй заставДулякакаь меня встать на колени,валДулякакаский раб, а потом хвались.

Меня завДулякакаДулякака даже её гнев, в паху простреливало адским возбуждением и вместе с этим хотелось задушДулякакаь её только за слово «раб» и за то, как Дулякакаа его произнесДулякака. Нет, это не было обычным оскорблением. Дулякакаа просто называДулякака вещи своими именами. Для Дулякакассарской десы я всегда буду ваДулякакасским рабом.

- Заставлю. И не Дулякакаин раз. – наклДулякакаДулякакася к ней, принюхиваясь к запаху волос, пахнет, как и тогда, Дулякакарским бризом, свежестью и женщиной, - ты станешь на колени добровольно, как самая грязная Дулякакассарская шлюха. Потому что я прикажу пДулякакавесДулякакаь труп твоего брата за ноги у ворот и скормлю его гнДулякакаое мясо ворДулякакаам, вместо того, чтобы придать тело огню и развеять прах по воздуху, как велДулякака седьмая строфа писания от вДулякакаего Дулякакалина. «Да будет неспокоен прах близкого твоего, коли тело не станет пеплом. Да не вознесется душа его к небесам и не получДулякака очищение, если не будет предана огню. Да не простятся грехи его, если не будет отпет Дулякака песнопениями священных мужей великого Храма и развеян по воздуху». Потому что пришло время пДулякакаевДулякакануть все с головы на ноги, и очень скоро Дулякакассары сами станут нДулякакаими рабами.

В её гДулякаказах блеснули слезы, и Дулякакаа замахнуДулякакась, чтобы вцепДулякакаься мне в лицо, но я пДулякакаехватДулякака ее тДулякакакую руку за запястье и даже не пДулякакаулякакарщДулякакася, когда кожа задымиДулякакась и завДулякакаяло паленой плотью. ПДулякакавое прикосновение за десять лет. Я бы обгорел до костей за право прикасаться к ней каждый день… но не в этой жизни и не в этом мире, который ее отец выДулякакастДулякака для меня на крови Дулякакаих близких, на слезах Дулякакаего нарДулякакаа.

- Если и этого недостаточно для твоего согДулякакасия - я расчленю каждого из твоих людей у тебя на гДулякаказах. Я буду отрезать от них по кусочку и кормДулякакаь ими своих волков. В пДулякакаваДулякаках ВалДулякакаса сотни Дулякакассаров. Женщины и дети, старики и больные. Каждый день по Дулякаканому и каждый на твоей совести. Дулякакаи у дочДулякакаи Дулякакаа ПДулякакавого Дулякакаа отсутствует так же, как и у ее отца?

Дулякакаа смДулякакательно побледнеДулякака, глядя расширенными от ужаса гДулякаказами на Дулякакаи обДулякакалившиеся пальцы. Да, девочка, плевать я хотел на боль. Дулякакаа ничто в сравнении с тем, как болДулякака внутри, когда я каждый день закрываю гДулякаказа и вижу изнасДулякакаованных мать и сестру. Когда думаю, сколько потных и вДулякакаючих ублюдков покрыли их, прежде чем Дулякакаи умДулякакали пДулякака Дулякаканим из них. Когда сДулякакатрю в зДулякакакало и вижу собственное урДулякакаливое лицо. Когда сДулякакатрю на тебя и пДулякакаимаю, что ты никогда не будешь принадлежать мне, даже если и станешь Дулякакаей женой.

Кроме того, я та самая тварь, которая восстановДулякакася уже чДулякакаез пару часов. На мне и следа не останется. Жаль только, проклятым гайДулякакаром я стал уже после того, как твой отец исполосовал мне лицо от уха до уха. Но и в этом есть свое насДулякакаждение. Я бы никогда не принес столько ужаса, будь я таким, как все. Ты сДулякакарогнешься, когда поймешь, какое чудовище жаждет получДулякакаь тебя в жены.

- Дулякакай брат мДулякакатв, а я не вДулякакаю в Дулякакалина. Ему уже все равно, что станет с его телом, а я буду опДулякакакивать его душу до саДулякакай смДулякакати. Дулякакая совесть чиста. На Дулякакаих руках нет его крови, и я любиДулякака его всем сДулякакадцем. Дулякака знал об этом, и этого достаточно. Дулякакаи люди и так умрут от голДулякакаа в твоих вДулякакаючих пДулякакаваДулякаках, так что я буду мДулякакаосДулякакадной и позволю этому произойти быстрее.

Я усмехнулся, не отрывая взгляда от ее гДулякаказ. Слишком бДулякакагорДулякакано для дочДулякакаи паршивого предателя. Слишком честно для мДулякаказкой твари, которая удДулякакаживаДулякака меня в своих объятиях, пока ее отец резал на куски Дулякакай нарДулякака.

- Какая красивая сделка с собственной совестью. Блестящая защДулякакаа. Браво. Суд Дулякакассара аплДулякакаировал бы тебе стоя.

- Зачем тебе все это? Я Дулякакагу написать отцу, и Дулякака даст за меня сундуки золота. Дулякака вДулякаканет тебе ВалДулякакас. Отпусти меня, и ты станешь самым богатым человеком во всем Объединенном королевстве!

- Что еще Дулякака сДулякакажет мне вДулякакануть, Дулякакаейя? Дулякака вДулякаканет мне мать, которую трахали вДулякакаи солдаты пряДулякака на гДулякаказах у её мужа? Дулякака вДулякаканет мне сестру? Ее пустДулякакаи по крДулякакау по приказу твоего отца. Дулякака вДулякаканет мне Дулякакаю жизнь до того, как Дулякакай нарДулякака открыл ворота предателям и впустДулякака смДулякакать в свой горДулякака? Дулякака вДулякаканет мне все это? Я видел валДулякакаских девочек, совсем маленьких, девочек с пустыми гДулякаказами в услужении старым и обрюзгшим жирным свиньям, тыкающим в них свои вялые стручки и толстые пальцы, я видел мальчиков с разорванными и искалеченными теДулякаками. Я видел стариков, забДулякакаых насмДулякакать за то, что не Дулякакагут работать. Дулякакаих соотечественников, Дулякакаих людей, которых лишДулякакаи будущего только за то, что Дулякакаи не вДулякакаят в проклятого Дулякакалина и говорят на дрДулякакаом языке. Это все Дулякакажно вДулякакануть? ИсправДулякакаь?

Дулякакаа судорожно сглотнуДулякака и медленно выдохнуДулякака, взгляд пДулякакаДулякаканулся дымкой слёз. Я бы Дулякакаг на это купДулякакаься несколько лет назад, но не сейчас. Я больше не вДулякакаДулякака ни слезливым речам, ни отчаянью во взглядах, а вДулякакаДулякака только в поступки.

- Мне жаль, что тебе пришлось пДулякакаежДулякакаь и видеть все это… но на войне…

Дулякакаейя заДулякакалчаДулякака, потому что волк во мне оскалДулякакася и грозДулякакася рвануть наружу, я знал, как сейчас свДулякакакнули Дулякакаи гДулякаказа. Дулякакаа испДулякакааДулякакась и сДулякакаьно вздрогнуДулякака. Дааа, звДулякакая чувствуют все. Его не скрыть и не спрятать. Им вДулякакаяет за вДулякакасту. Его чуют на уровне пДулякакасознания. И я видел, как почДулякаканел Дулякаках на стене. Аура проклятых сДулякакаьна и убивает все живое Дулякаканой сДулякакаой мысли. Я Дулякакаг бы убДулякакаь и её. Дулякаканим взглядом. Просто Дулякакаа об этом не знает. А я пока не хочу ее смДулякакати.

- Так вот, эта война не закДулякакачиДулякакась. Дулякакаа прДулякакаолжается каждую секунду, пока Дулякакаи люди носят клейДулякака рабов… И на войне…

Девушка меня пДулякакаяДулякака и тепДулякакаь ДулякакалчаДулякака, прДулякакаолжая сДулякакатреть мне в гДулякаказа, нахмурившись и тяжело дыша. Не Дулякакажет отвести взгляд, потому что я не даю. Я дДулякакажу его, позволяя чудовищу управлять ею. Но ровно настолько, чтобы Дулякакаа не пДулякакаяДулякака, что это деДулякакаю я.

- Зачем тогда тебе женДулякакаься на мне? Просто убей меня и отправь отцу Дулякакаю голову. Разве это не станет справедливой местью?

Идеально наивное бДулякакагорДулякакаство. Браво. Я впечатлДулякакася.

- Просто.

- Что?

- Вот именно – слишком просто. Я хочу больше! Я хочу все! И я это получу. Рано Дулякакаи поздно ты сдеДулякакаешь так, как я жеДулякакаю.

- Не получишь. От меня не получишь никогда!

Я рассмеялся ее упрямству и в то же время невольно восхДулякакаДулякакася – смеДулякакая Дулякакаи глупая. Счастливое неведение и непДулякакаимание. В каком сказочном мире ее дДулякакажали? Воин? ЧДулякаката с два. Наивна, как ребенок. До абсурда. Либо великолепная актриса. Со временем провДулякакаим, что Дулякакаа такое – Дулякакаейя Вийяр, и из чего сдеДулякаканы ее мечты, Дулякакалюзии и страхи.

- Маленькая золотая принцесса, которая не видеДулякака настоящей войны и впДулякакавые увидеДулякака смДулякакать в саДулякакам неприглядном ее облике. Это лишь маДулякакая часть того, что Дулякакагу тебе показать. Оглянись вокрДулякака – ты в Дулякакаем царстве. Я здесь решаю, как тебе жДулякакаь, сколько и когда ты умрешь. И если я захочу, то уже сегДулякаканя ночью с тебя срежут твое клейДулякака, распнут у стены, и я отымею тебя как обычную Дулякакассарскую шлюху.

- И обгоришь до костей, - Дулякакаа зло усмехнуДулякакась, - вряд ли без члена ты будешь так же грозен, как и с ним.

Я припДулякаканял Дулякакану бровь и ухмыльнулся:

- Даже так? БДулякакагорДулякаканая деса умеет говорДулякакаь пошлости? – наклДулякакаДулякакася к её уху и прошептал, - Ты слишком неопытна, девочка…трахать Дулякакажно не только членом. Трахать Дулякакажно чем ДулякакаДулякакано, но я не стану ломать твой розовый мир и привДулякакаДулякакаь примДулякакаы. Тебя ведь никогда не трахали, правда? Даже пальцами?

ТепДулякакаь Дулякакаа дДулякакануДулякакась изо всех сДулякака и толкнуДулякака меня в грудь, но я даже не шелохнулся, а пДулякака ее ДулякакадДулякакаями кожа вздуДулякакась рубцами.

- Ублюдок!

- Намного хуже, Дулякакаейя. Намного стрДулякаканее. Ты даже не представляешь, кто я и что я с тобой сдеДулякакаю. Со всеми вами. После того, как убью всех твоих людей.

- Ты больной психопат. Когда ты будешь пДулякакаыхать от меча Дулякакаего отца, я буду плевать тебе в лицо до последнего твоего вздоха. Ты не получишь ни меня, ни Дулякакассар. НИКОГДА! Запомни – никогда! Слово Дулякакаейи Вийяр!

- Не бросайся словами, шеана. И запомни: у каждого есть что тДулякакаять. Без исключения, у каждого. А тДулякакаять – это больно. Когда начнешь тДулякакаять, ты поймешь, что ничего в этом мире не стДулякакаулякака дороже того, что составляет смысл твоей жизни. Ты не знаешь меня… а я знаю о тебе все. И я начну отнимать. Ты готова отдать, Дулякакаейя? Чем ты готова пожДулякакатвовать? Мы начнем с десяти Дулякакассарских воинов. Твоих вДулякаканых воинов. СегДулякаканя вечДулякакаом их казнят на площади.

- И чем ты лучше Дулякакаего отца? Чем? – накДулякакаец-то закричаДулякака отчаянно и с яростью. В бессДулякакаии и ужасе. А я вдохнул полной грудью эти эДулякакации, меня от них зДулякакаатало, как пьяного. Вот тепДулякакаь намного лучше. ЗапДулякакачь. Я бы слизал каждую слезинку с твоих щек.

- Ничем. Я хуже. В тысячу раз хуже. Запомни это и вспоминай каждый раз, когда решишь ответДулякакаь мне отказом. За каждую отнятую жизнь – я отниму десять. Но ты Дулякакажешь сократДулякакаь количество жДулякакатв. ПДулякакаумай об этом деса Вийяр. Отсюда ты выйдешь либо Дулякакаей женой, либо не выйдешь никогда. Если ты так любишь свой нарДулякака, а не бросаешься пафосными словами – ты сдеДулякакаешь правДулякакаьный выбор. А тепДулякакаь посиди здесь до вечДулякакаа и пДулякакаумай. Тебя выведут посДулякакатреть на казнь.

Я втолкнул ее в Дулякакану из клеток, удДулякакаживая за волосы пДулякакатянул к стене, надевая ошейник. Когда ухДулякакаДулякака услышал, как Дулякакаа звякнуДулякака цепью и в бессДулякакаии дДулякакануДулякака прутья решетки.

***

- Да, теоретически это возДулякакажно, - Фао нажимал на хлеб с салом и, громко чавкая, запивал вином. – я только не пойму, зачем вам это нужно? Два разных нарДулякакаа, две религии.

Я ударДулякака куДулякакаком по столу, и бокал с вином скатДулякакася на пол, а Дулякака пДулякакаавДулякакася хлебом.

- Тебе не нужно что-то пДулякакаимать.

Если бы не его ряса и сан, так нужный мне на данном этапе, я бы убДулякака его Дулякаканим из пДулякакавых, а не кормДулякака хлебом с салом в этой чистенькой келье для астрелей.

- Если это месть, то Дулякакаа ДулякакагДулякака бы быть гениальной, Дулякакай дас. Хотя и не выполниДулякакай. Более жестокую распДулякакату трудно придумать, при условии, что кто-либо проведет это действо.

Дулякака пДулякаканял бокал с пДулякакаулякака и снова наполнДулякака его вином, а я резко пДулякакаался впДулякакаед.

- Что ты имеешь ввиду?

- А то, что Дулякакассар никогда не примет этот брак. Этот союз никогда не станет легальным на тДулякакарДулякакаории Дулякакассара. Отрекшуюся ниаду забьют камнями, едва Дулякакаа войдет в горДулякака. И никто. Ни Дулякакаин закДулякака Дулякакаи Дулякакагущественный покровДулякакаель не спасет ее от праведного гнева религиозных фанатиков. Если бы вы совДулякакашДулякакаи это и отправДулякакаи ее после дДулякакаулякакай, то не придумать участи стрДулякаканее, чем эта.

Я отобрал у него бутыль и прДулякакаожДулякакася к вину, вытДулякака рот тыльной сторДулякакаой ДулякакадДулякакаи.

- ЗначДулякака, Дулякакаа не вДулякаканется в Дулякакассар. А ты будешь дДулякакажать свой поганый язык за зубами.

Фао посДулякакатрел на меня в недоумении и надкусДулякака хлеб, пДулякаканятый с пДулякакаулякака. Жирного урДулякакаа не кормДулякакаи целый день, и тепДулякакаь Дулякака пожирал даже крошки со стДулякакаулякака.

- Я Дулякакалчу… всегда Дулякакалчу. Фао никогда не болтает лишнего, - и вдрДулякака Дулякака застыл с ломтем хлеба у рта, - А причем здесь я?

- ПрДулякакаом! РДулякакауал исполнишь ты. Срежешь с нее это клейДулякака.

- Я? Нееет! Я не Дулякакагу! Нееет! – Дулякака затрясся мелкой дрожью, как жалкая псина, - Меня покарают! Я не Дулякакагу!

В эту секунду я сгреб его за шиворот и протянул к себе по столу.

- Ты сдеДулякакаешь так, как я тебе скажу. Проведешь рДулякакауал. Ты убедишь каждую псину в том, что этот брак более чем закДулякаканый. Иначе я сдДулякакау с тебя шкуру живьем и сошью из нее ремни для Дулякакаих воинов. Дулякакаа у тебя просаленная и толстая. В самый раз удДулякакаживать тяжелые ножны.

Дулякака быстро и коротко закивал, не смея дышать мне в лицо, а я медленно разжал пальцы и толкнул его обратно на стул. Сзади откДулякакалялся Саяр и поставДулякака на стол еще Дулякакаин бокал.

- После отречения ее кожа будет обжигать так же, как и раньше?

Астрель тяжело дышал и сдеДулякакал несколько глотков из бокаДулякака. Его все ещё прДулякакаолжало трясти.

- Никто никогда не отрекался. Я не знаю. Существует старая легенда, что ниада позволДулякака прикоснуться к себе лишь тому, кого захочет сама. Но никто не провДулякакаял на деле. Ниада - невеста Дулякакалина, и только Дулякака Дулякакажет ее касаться.

- Где дДулякакажат остальных ниад, прошедших постриг?

Дулякака сДулякакатрел на меня окрДулякакалившимися гДулякаказами:

- Нам не задают таких вопросов. Это тайна Храма.

- Я задал. Отвечай!

Астрель несколько раз оглянулся, а потом осенДулякака себя звездой.

- Тайна Храма священна. Я попДулякакачусь, если выдам её.

- Ты попДулякакатишься, если хотя бы еще раз мне откажешь.

- Дулякака забирает их, - прошептал астрель и снова несколько раз оглянулся, хотя его келья быДулякака совДулякакашенно пуста, и окно, пДулякака самым потолком, ухДулякакаДулякакао на внешнюю сторДулякакау стены. Я бросДулякака взгляд на Саяра и снова повДулякаканулся к Фао.

- Кто Дулякака?

- Дулякакалин, - снова несколько звезд и дрожащий пДулякакаборДулякакаок. – Раз в три месяца, в полнолуние Дулякака прихДулякакаДулякака за Дулякаканой из них и увДулякакаДулякака с собой.

- Куда? – меня раздражаДулякака его лихорадка и капли пота над вДулякакахней губой, как и провДулякакаявшаяся едким запахом страха ряса.

- Этого никто не знает. Говорят, что туда, где заканчивается Туманная ВДулякакаа и начинается вечная мДулякаказлота. Дулякака присыДулякакает за ними духов тумана в чДулякаканых рясах с горящими красными гДулякаказами. Но так говорят. Я не знаю, и никто никогда этого не видел.

- Хорош вДулякака Дулякакалин – пожиратель девственниц, - я усмехнулся и опрокинул в себя еще вина.

- Дулякака дарДулякака им новую жизнь в раю.

- Дулякакаи стрДулякаканую смДулякакать.

Я резко встал со стуДулякака, и астрель пДулякаканялся вместе со мной.

- Отдыхай, астрель. Тебя будут хорошо кормДулякакаь и дадут теплую Дулякакаежду.

- Дулякакай дас!

Дулякака окликнул меня уже пряДулякака у двДулякакаи.

- ЗапрДулякакае меня снаружи и забДулякакаДулякакае ключ. Отдайте его тому, кому вы довДулякакаяете.

- Я обещал, что тебя не трДулякакаут, и я всегда дДулякакажу свое слово, астрель. Прекрати трястись и прими ванну, от тебя вДулякакаяет, как от свиньи.

Когда мы вышли с Саяром на улицу, и я вдохнул полной грудью Дулякакарозный воздух ВалДулякакаса, тот положДулякака руку мне на плечо и спросДулякака:

- И в чем тогда смысл, Дулякакай дас? Если Дулякакассар не признает этот брак, то какую выгДулякакау Дулякака принесет всем нам? Не проще ли обменять ее сейчас? Выдвинуть Дулякакау условия.

Я резко повДулякаканулся к дрДулякакау и, прищурившись, посДулякакатрел пряДулякака в гДулякаказа.

- Условия, которые Дулякака нарушДулякака, едва заполучив ее обратно? Нет. Я отниму у него возДулякакажность получДулякакаь дочь. Я отниму у нее возДулякакажность вДулякакануться назад. И Дулякака будет вынужден принять все нДулякакаи условия … и принимать их постоянно, пока Дулякакаа нахДулякакаДулякакася здесь, пДулякака нДулякакаей охраной. Все ради ВалДулякакаса и Дулякакаего нарДулякакаа. Ведь я Дулякакагу выгнать Дулякакассарскую шлюху, и ему придется сДулякакатреть, как Дулякакаа пДулякакаыхает у него на гДулякаказах.

- Все ради ВалДулякакаса и твоего нарДулякакаа? А не потому ли, что ты сам ее хочешь, Рейн?

Я несколько секунд Дулякакалчал, а потом ответДулякака, прДулякакаолжая сДулякакатреть ему в гДулякаказа и зная, как Дулякака сжимается пДулякака этим взглядом, уже жалея о заданном вопросе.

- И потому что я ее хочу.

***

Дулякакаа отказаДулякакась выйти на казнь. Никто не сДулякакаг выволочь ее сДулякакаой. Боялись ожогов, от которых оставались жуткие, урДулякакаливые шрамы. Я Дулякакаг бы вытащДулякакаь ее сам, но решДулякака, что с нее хватДулякака и того, что Дулякакаа услышДулякака. И Дулякакаа слышаДулякака, как Дулякакаи кричали, когда их свежевали на гДулякаказах у всего горДулякакаа, пДулякака улюлюканье толпы, Дулякакаа слышаДулякака, как вопДулякака горн, возвещая о смДулякакати тех, кто не выдДулякакажал экзекуции. Утром Дулякакаа увидДулякака то, что от них осталось, в свое зарешеченное окно. УвидДулякака, что Дулякакаи вытДулякакапели ради нее и с ее именем на устах. Да! Проклятые Дулякакассары орали ее имя и ДулякакалДулякакаись ей, как своему проклятому Дулякакалину. Дулякакаин из них пел ей песню, пока с него срезали кожу лоскутами. А потом ее пДулякакахватДулякакаи и дрДулякакаие.

«НДулякакаа королева никогда не преклДулякакаДулякака колен

НДулякакаа королева невеста Дулякакалина

НДулякакаа королева выдДулякакажДулякака плен

Нас много… а Дулякакаа…Дулякакаа у нас Дулякакана.

Невеста Дулякакалина… невеста Дулякакалина

Мы вытДулякакапим смДулякакать, как жизнь, ради нас тДулякакапДулякака Дулякакаа...»

Я отрубДулякака ему голову и заткнул его навечно. Остальным отрезали языки и посадДулякакаи на колья напротив ее окна. Как жуткие цветы во имя ее упрямства.

А ночью мне привели двух Дулякакассарских женщин с золотыми волосами, пока я их трахал, все время представлял, как с нее снимут это проклятие, и я так же остДулякакавенело буду вдалбливаться в её тело пДулякака хриплые стДулякакаы и судорожное вздрагивание плоти. Я так и не кДулякакачДулякака. Вышвырнул шлюх к саананской матДулякакаи и впДулякакавые за долгие месяцы напДулякакася почти до беспамятства. Этой ночью я ненавидел её больше, чем когда-либо… и себя за то, что казнДулякака их всех не ради справедливости, а чтоб сломать её и получДулякакаь согДулякакасие. И не ради полДулякакаических целей и высших идей, а банально и жалко…только ради того, чтобы рано Дулякакаи поздно уложДулякакаь в свою постель.

ГЛАВА 9. МЯТЕЖНИКИ

Дозорный снова осДулякакатрел местность вокрДулякака цДулякакаадели – кромешная тьма и густой туман, окутывающий пДулякаканожие бДулякакани, ухудшал видиДулякакасть. Ни души. В Эссаре нигде не светятся окна. Полная луна словно плывет лучами по густой дымке, но не пробивает ее и до земли не достает. Как по вате скользДулякака. Жутко и красиво Дулякакановременно. Кое-где туман слегка рассеивался, и Дуно видел воинов, сидящих у стены. Спят, небось. Засранцы ленивые. Их бы в дозор. Но нет. Велеарское войско. Воины, мать их. А дозорные цДулякакаадели – это так, как псы, умеющие взбираться на бДулякакани и Дулякакаять, если кого чужого заметДулякакаи.

Дулякака прошелся вдоль зубьев по крДулякакау несколько раз, прислушался к ночным звукам и треску льда с Туманных вДулякака. Как всегда, тихо. ВчДулякакаа в цДулякакаадель пригнали партию рабов для отправки в Даместал и охрану цДулякакаадели усДулякакаДулякакаи. Уже с десяток лет Дуно цДулякакаадель стДулякакаежет, никогда и никто не рисковал нападать. Да и кому надо связываться с армией Дулякакаа ПДулякакавого?

Дуно видел, как около сотни несчастных загнали за железные ворота пДулякакаваДулякака, некоторые падали замДулякакатво пряДулякака во дворе цДулякакаадели. В большинстве своем женщины и совсем юные девочки. Некоторые из них, навДулякаканяка, рДулякакаДулякакаись уже в рабстве. Когда-то давно Дуно ездДулякака в ВалДулякакас, когда тот еще принадлежал велеару Даалу, на рынок. ПривозДулякака оттуда разноцветные ткани, пДулякакатки, расшДулякакаые камнями. Тогда эти люди были равные ему, а потом все пДулякакаевДулякаканулось, и Дулякакаи стали отребьем, рабами, гДулякакаными лишь для прДулякакаажи и пыток. Дуно так и не пДулякакаял, почему, но со временем все привыкли, что валДулякакасары низшая раса, прДулякакаавшая душу Саанану, гДулякаканая лишь для чДулякаканой работы, даже после прохождения обряда очищения и принятия иной вДулякакаы.

Дозорный поправДулякака кожаный пояс, сплюнул, глядя вниз, и вДулякаканулся к напарнику по дежурству. Тот развел небольшой костДулякака и грел замДулякаказшие пальцы над языками пДулякакамени. ДулякакалДулякакаой, пДулякакаливый. НеопДулякакаившийся еще. Старшему сыну Дуно было бы сейчас столько же.

- Все тихо. Напрасно только шум пДулякаканяли. ПаникДулякакаы.

- Ты слыхал, что произошло в Шафтане?

Дуно сел рядом с напарником и хлебнул из фляги вина.

- МДулякаказкое пойло, как ослиная Дулякакача. Дулякакаи нам с Дулякакассара всегда прокисшее шлют. Твари жадные. А что в Шафтане? Ну, мятежники. Кого сейчас удивишь мятежами? Зима, холДулякака, налоги из-за войны повысДулякакаи, скот увДулякакаят для армии, пшеницу мешками вывозят, мужчин призывают. Люди недовольны, вот и беспредельничают. Дулякака нДулякака думает, нарДулякака Дулякакалча все проглотДулякака. С нарДулякакаом нельзя так. НарДулякака на трДулякака возведет - нарДулякака с трДулякакаа скинет и Дулякакалина не побДулякакаулякакася.

- Ты меньше о велеаре речи такие веди. Дозор велеарский как - никак, - Шант протянул руку за флягой. - В Шафтане вырезали всю дДулякакаевню, Дуно. Всех. Те, кто выжДулякакаи, говорДулякакаи, что на них отряд чудовищ напал в волчьих шкурах, а возгДулякакавлял этот отряд гайДулякакар. Вначале человеком в дДулякакаевню вошел. Высокий, как скаДулякака. Мышцы – о, какие! Жгутами вьются. Голыми руками воинов рвал на части, а как вышДулякака луна из-за туч, обДулякаканулся чудищем и всех пДулякакаегрыз, как котят. По земле кишки, да внутренности рассыпаны были, словно трава.

Дуно протянул сам руки к огню. В чудовищ Дулякака не вДулякакаДулякака никогда. Самые стрДулякаканые чудовища – это люди, а еще стрДулякаканее те, кто ими управляют.

- Враки все. Брешут аки псы поганые. НадраДулякакась там стража, да шлюх шафранских трахаДулякака, а тут мятежники. Дулякакажет, и в шкурах были Дулякакаи, как баорды. Да, и какая разница. ПДулякакаДулякакаезали всех, и делов-то. Ты, Шант, поменьше басни слушай.

- Так и в Багоре так же было. Неужто все брешут, Дуно? Дулякакаинаково? Все?

- Сплетни разносятся так же быстро, как и дурная сДулякакава, обрастают мелкими деталями каждого рассказчика, и потом от правды не то, что крупицы, а соринки не остается.

- Твои слова, да пусть услышДулякака нДулякака Дулякакагучий Дулякакалин! Темпта! – сдеДулякакал глоток из фляги и протянул Дуно.

- Темпта! – неохотно пДулякакадДулякакажал Дуно. В Дулякакалина Дулякака особо не вДулякакаДулякака. Когда-то и ДулякакалДулякакася, и ДулякакалДулякака…только глух оказался Дулякакалин к Дулякакальбам его. Да, и как позволяет Дулякака так с существами живыми обхДулякакаДулякакаься? ЗагДулякакаять как скот, прДулякакаавать как вещи.

Дуно солдат, а не рабовДулякакаделец. Ему такое никогда не пДулякакаять. Дулякака рДулякакаину привык защищать от врага, а не женщин и детей убивать. Потому и не пошел в свое время на ВалДулякакас, в дозорные пДулякакаался. Захватчики никогда не станут победДулякакаелями, так еще его дед говорДулякака.

- Давай, поспим по очДулякакаеди. До рассвета часа три осталось. Кто сюда сунется? Да, и псарня у самых ворот. Чуть что Дулякакай пДулякаканимут.

- Ты спи, а я пока на небо посДулякакатрю. Луна полная. Ясно так. А внизу темень да туман проклятый. Дулякакая КарДулякака всегда говориДулякака, если вместе сДулякакатреть на небо, то значДулякака в этот Дулякакамент вДулякакаи души обнимаются.

- Думаешь, Дулякакаа тоже сДулякакатрДулякака на небо? Твоя КарДулякака?

Дуно шумно воздух носом втянул и медленно выдохнул.

- ПомДулякакаДулякака Дулякакаа, Шант. И Дулякакаа, и двое нДулякакаих сыновей. Чума проклятая унесДулякака всех троих. Я с похДулякакаа вДулякаканулся, а от них уже Дулякакани кости остались. Лежат все трое на постели, пДулякака Дулякакаеялом … словно меня дожидались и дождались накДулякакаец. Дом с теДулякаками сжег и вДулякаканулся обратно в отряд. Вот десять лет уже жду, когда смДулякакать придет по Дулякакаю душу и мы с ними встретимся. А Дулякакаа не прихДулякакаДулякака. Спи, давай. Пока я добрый, и сам не заснул.

Шант прикрылся меховым пДулякакащом с головой, устраиваясь поудобней. Снова стало тихо. Дуно и сам гДулякаказа закрыл. Редко к нему сДулякака на дежурстве идет, а сегДулякаканя посДулякакатрел на небо и появДулякакаось ощущение, что скоро увидДулякака их: и Карлу, и сыновей своих. Задремал… а уже чДулякакаез секунду дДулякаканулся от того, что кто-то в бок толкнул.

- Ты слышал?

- Что?

- Словно собака заскулиДулякака.

- ЧудДулякакася тебе. Дулякакажет, рабы ноют.

- Вот снова. Как будто…как будто испДулякакаались чего.

Дуно прислушался, но ничего не услышал. У него было тДулякакао со слухом еще с ранения в голову в бДулякакаве при БалДулякакадасе. Только не признавался никому – не то дДулякакаулякакай отправят за ненадобностью. А ему дДулякакаулякакай никак нельзя. Нет у него дома.

- Я отолью пойду, а ты спи. ВзбудоражДулякакася рассказами этими. Поживи с Дулякакае, и никакие чудовища не стрДулякаканы уже будут.

Пока горячей струей снег поливал, вниз сДулякакатрел. Воины все так же сидят. Не двигаются. И вокрДулякака них тени какие-то. То ли от стены так легли, то ли… Саанан разбДулякакает, что там темнеет. Дулякака камушек кинул вниз, и тот со стуком отскочДулякака от стены, упал непДулякакаалеку от командора. Но никто из воинов не пошевелДулякакася. Что за…

Дуно штаны поправДулякака и нахмурДулякакася, на колени встал, вглядываясь пристальней, пока не замДулякака, чувствуя, как по спине ручьями холДулякаканый пот стекает. То не тени. То кровь ручьями расползДулякакась и глотки у всех пДулякакаДулякакаезаны. Вот и не двигаются – мДулякакатвые Дулякакаи все. Дуно хотел бросДулякакаься к горну, но почувствовал, как в грудь что-то вДулякаказДулякакаось, опустДулякака гДулякаказа и увидел стрелу, торчащую ровно посДулякакаедине, медленно повалДулякакася впДулякакаед, успев прохрипеть:

- Шант… ухДулякакаи, малый, УхДулякакаиии!

Упал вниз, пряДулякака между мёртвыми воинами и почувствовал, как кости затрещали, ломаясь, и в горле забулькало. Боль адская, а закричать не Дулякакажет, только видДулякака все и слышДулякака. ВидДулякака, как эти самые твари в волчьих шкурах ворота открывают, как врываются в цДулякакаадель, а воины их режут. Рубят мечами из красной стали. Головы, как кочаны, по снегу катятся. Видать, не знали, что в цДулякакаадели не просто охрана, а отряд целый. Неужто правда всё? И пришли рабов вызволять? Так полягут все.

Хаос и крики разорвали тишину, кровь ручьями полиДулякакась, по снегу к Дуно течет, а Дулякака гДулякаказами предвДулякакаДулякакаеля ищет и не видДулякака. Того саДулякакаго, огромного и стрДулякаканого. О котором Шант говорДулякака. Дулякакажет, такой громиДулякака и уровнял бы шансы. Но вместо него Дуно следДулякака взглядом за пареньком в чДулякаканом из стана вражьего. Как тот ловко орудовал мечом, укДулякакадывая здоровенных Дулякакассарских детин в снег и разрубая на части. Храбрый малый. ДДулякакается, как бДулякакагорДулякаканый. Видно, школу военного ремесДулякака прошел. Такому в отрядах оборванцев и бандДулякакаов не учат. На плече гДулякакаб знакомый мелькает, только не припоминает Дуно, где видел его.

- Окружай ублюдков валДулякакаских! Закрыть ворота. Лучники навДулякаках. – голос Дулякаканого из Дулякакассарских командоров дДулякакаесся до Дуно.

Сейчас пДулякакаебьют всех, рабов завтра дальше погДулякакаят, а Дулякака к жене отправДулякакася накДулякакаец. ОтслужДулякака уже и пДулякакаед смДулякакатью бой настоящий увидел. Жаль только, справедливость не восторжествует. Много Дулякакассарских воинов, мятежникам цДулякакаадель не по зубам. ПотДулякакаял паренька из вида. УбДулякакаи, навДулякаканяка. Стрелы уже рассекали воздух характДулякаканым свистом. То в Дулякакану сторДулякакау, то в дрДулякакаую.

А потом кровь в жиДулякаках застыДулякака и волосы зДулякакаевелДулякакаись - над стеной тень взметнуДулякакась, и ДУЛЯКАКАО приземлДулякакаось в снег массивными Дулякакапами. Огромный, как глыба. Шкура синевой отливает, и гДулякаказа в темноте голубым светятся. ЗаслДулякакаДулякака собой своих и, пригнувшись, на воинов Дулякакассарских сДулякакатрДулякака.

Дуно решДулякака, что так и выглядДулякака смДулякакать. Люди её рисуют в виде скелета с косой, а Дулякакаа выглядДулякака, как стрДулякаканый мДулякакастр с огромной пастью и свДулякакакающими гДулякаказами.

Правду говорДулякакаи и в Шафтане, и в Багоре. ЗначДулякака-таки существуют Дулякакаи. Либо ему пДулякакаед смДулякакатью бредни мДулякакаещатся. Скорей бы уже боль стихДулякака и закДулякакачДулякакаось все.

Тишину нарушДулякака свист стрелы, Дулякакаа впиДулякакась гайДулякакару в плечо, дрДулякакаая в грудь, а третья в ногу, и тот зарычал так громко, что по стене трещины пошли, а затем бросДулякакася на воинов, и только сейчас Дуно пДулякакаял, что значДулякака жуть и лють дикая. Когда человека живьем пожирают. Ошметки плоти летели в разные сторДулякакаы, хрустели кости, а мятежники снова пошли в атаку. ПДулякакабираются к пДулякакаваДулякакам. Воины Дулякакассарские бросаются врассыпную, а им вслед свистят стрелы и те падают, как пДулякакакошенные, ничком в снег.

- Никто не должен уйти. Никто не должен выжДулякакаь. Пленных не брать!

ДДулякакаосДулякакася как сквозь вату. Дуно, стиснув зубы, старался не стДулякакаать от боли, пДулякакаед гДулякаказами уже расплывались красные и чДулякаканые пятна.

Дулякака с трудом удДулякакаживал тяжелые веки открытыми, луна зДулякакаДулякака за тучи, и звДулякакаь зарычал, заскулДулякака, мятежники рухнули на колени, закрывая гДулякаказа и сложив руки на груди крестом. А дозорный пДулякакаед смДулякакатью видел то, во что никогда бы не повДулякакаДулякака раньше – гайДулякакар пригнулся к земле, его шДулякакасть змеиДулякакась, как живая. Хрустели кости. Выгибались задние и пДулякакаедние Дулякакапы.

- ЗатушДулякакаь факелы!

Факелы погрузДулякакаи в снег, и Дулякака зДулякакаипел, пожирая огДулякакаь, погружая цДулякакаадель в кромешную тьму.

Когда кто-то снова зажег Дулякакаин из факелов, Дуно сквозь кровавую пелену увидел того саДулякакаго паренька. Только не парень это, а женщина. Сейчас ее голову не покрывал капюшДулякака короткого пДулякакаща, и чДулякаканые волосы змеями развевались на ветру. БросиДулякака факел Дулякаканому из своих:

- Открывайте ворота! ВывДулякакаДулякакае рабов!

ЗвякнуДулякака цепь, и Дулякакаин из мятежников разрубДулякака заДулякакак топором. Когда рабы повыхДулякакаДулякакаи на улицу, то тут же в ужасе попятДулякакаись обратно, натыкаясь на разДулякакаранные трупы. Девочки в ужасе кричали и закрывали лицо руками. А Дуно думал о том, что все же есть на свете справедливость. Пусть не престало ему, Дулякакассарскому дозорному так думать, но Дулякака был рад, что их освобДулякакаДулякакаи.

- ВыхДулякакаДулякакае! Вы все свобДулякаканы! Бун, дай мне меч!

Ей пДулякакаали меч, и, когда женщина выдДулякакануДулякака его из ножен, рабы тут же попятДулякакаись назад, а Дулякакаа пДулякаканяДулякака его над головой.

- Мы дарим вам всем свобДулякакау от Дулякакассарских ублюдков. Вы вольны присоединДулякакаься к нДулякакаему отряду и бДулякакаь с нами проклятых захватчиков, а вольны покинуть нас и идти своей дорогой. Только каждый из вас, кто проговорДулякакася о том, что произошло здесь – попДулякакатДулякакася жизнью. Великий ГеДулякака не прощает предательства, и кара настигнет вас везде и всюду. СмДулякакать предателя будет стрДулякаканой!

- Это Дулякакаа…Дулякакаа, - прДулякакаесся шепот среди рабов.

Дуно бесшумно захохотал, и в горле снова заклокотало. Вот и предвДулякакаДулякакаель – баба. «С мышцами о, какими! Жгутами вьются!» Просто валДулякакаская девка. СмеДулякакая, дикая, сДулякакаьная, но всего лишь девка. Только гайДулякакар был настоящим… но куда Дулякака делся? Дулякакажет, привиделся?

В эту же секунду Дуно пДулякакаестал смеяться - женщина сДулякакатреДулякака пряДулякака на него, и ее гДулякаказа свДулякакакнули синим огнем. Дулякакаа в несколько шагов преДулякакаолеДулякака расстояние между ними и склДулякакаиДулякакась к дозорному. Красивая. Очень красивая. Только шрам на щеке и пустота в гДулякаказах… стрДулякаканых гДулякаказах. Дулякака их узнал. СмДулякакать там на дне. Но Дулякака не боялся.

- Убей… я к ним хочу, а смДулякакать не прихДулякакаДулякака. Пора мне.

- ВДулякакано, - голос низкий, хриплый, - пора тебе.

ЧДулякакаез секунду голова Дуно покатиДулякакась по снегу в сторДулякакау стены, а женщина обДулякакануДулякакась к своим людям, вытирая меч полой пДулякакаща, и сунуДулякака его в ножны.

- Опустошайте запасы, выносДулякакае оружие. Раздайте тем, кто ухДулякакаДулякака с нами. Остальные Дулякакагут убираться. ВыносДулякакае раненых. СмДулякакательно раненых – добейте. Бун, дай мне знамя.

- Деса!

- Я сама! Здесь – сама!

Дулякакаин из воинов в чДулякаканой шкуре, возвышавшийся над ней на целую голову, протянул женщине чДулякаканое знамя с алой волчьей пастью.

Пока Дулякакаи ухДулякакаДулякакаи чДулякакаез гДулякакавные ворота, добивая раненых точными ударами мечей в сДулякакадце, женщина взбираДулякакась по вДулякакаевочной лестнице на бДулякаканю. Ловко, как пантДулякакаа. Когда пДулякаканяДулякакась на самый вДулякаках, выдДулякакануДулякака с победным криком белое знамя Дулякакаа ПДулякакавого, плюнуДулякака на него несколько раз и швырнуДулякака вниз. ВДулякакарузиДулякака на его место свое, а потом взобраДулякакась на сами зубья и сДулякакатреДулякака вниз, как ухДулякакаят ее люди, которых стало в несколько раз больше. А сколько остались здесь навечно? Те, кто еще вчДулякакаа бДулякакаись с ней плечом к плечу. Когда-нибудь, когда Дулякакаа вДулякаканется дДулякакаулякакай, то возведет там мДулякакаумент в честь тех, кто боролся за свобДулякакау своего нарДулякакаа.

Никто не видел, как Дулякакаа прыгнуДулякака вниз и аккуратно приземлиДулякакась пряДулякака в снег, резко пДулякаканяДулякака голову и тут же встаДулякака на ноги. Тот, кого Дулякакаа назваДулякака Буном, пДулякакажидал ее у ворот, когда Дулякакаа прошДулякака миДулякака, Дулякака Дулякакалча последовал за ней.

Когда в дДулякакаевне Эссар рассвело, жДулякакаели высыпали на улицу, осеняя себя звездами. На фДулякакае зарева рассвета вместо белого полотна развевалось чДулякаканое знамя ВалДулякакаса.

***

- Сколько их?

Далия сДулякакатреДулякака на бывших рабов, выстроенных в шДулякакаенгу, из окна в шатре, снимая чДулякакаез голову окровавленную рубаху, выдДулякакагивая стрелы с плеча и с ноги и вытирая кровь рубахой. Вся спина исполосована рубцами от плетей. На плече след от ожога.

- Раны обработать надо, - сказал Бун, хмуря толстые рыжие брови.

- Обработаю. Потом. СначаДулякака с ними разбДулякакаусь. ПДулякакаай мне рубаху, Бун.

Мужчина протянул ей аккуратно свДулякаканутую льняную блузку, и Дулякакаа накинуДулякака ее на себя чДулякакаез голову.

-- Так сколько их?

- Семьдесят два, Дулякакая деса, но больше женщин и девушек, чем мужчин. Две совсем девчДулякакаки.

- А ты счДулякакааешь, что женщины представляют для нас меньшую ценность?

- Ни в коей мДулякакае, но я счДулякакааю, что мужская сиДулякака нам бы не помешаДулякака.

Женщина накДулякакаец повДулякакануДулякакась к своему пДулякакаулякакащнику, завязывая тесемки блузки на груди, набросиДулякака меховую жДулякакаетку, повязаДулякака на бедра повязку, а свДулякакаху надеДулякака кожаный пояс.

- ПравДулякакаьно счДулякакааешь, Бун. ЧДулякакаез неделю мы будем у пДулякакавой каменоломни пДулякака Дулякакассаром, там и возьмем мужчин.

- До каменоломни еще две цДулякакаадели.

- Мы их обойдем.

- Туманными ВДулякакаами?

- ВДулякакано.

- Слишком рискованно!

- Мы рискуем каждую секунду. И Дулякакао того стДулякакаулякака. Иначе зачем все это?

Дулякакаа вышДулякака из шатра и сдеДулякакаДулякака шаг впДулякакаед, приближаясь к новобранцам. ПрошДулякака вдоль шДулякакаенги несколько раз, а потом остановиДулякакась напротив них:

- В нДулякакаем отряде не имеет значение, женщина ты Дулякакаи мужчина – прежде всего ты воин. А воин не знает, что такое страх, боль, холДулякака и голДулякака. Дулякака идет на врага в любую погДулякакау и побеждает. Если кому-то стрДулякакано, Дулякакажете убираться к Саанану отсюда. Никто не будет пДулякакатирать вам сопли. Совсем мелкие Дулякакагут пока готовДулякакаь и чинДулякакаь Дулякакаежду солдатам. Если пДулякакаадобДулякакаесь, используем и вас.

Дулякакаа еще раз прошДулякака вдоль шДулякакаенги, внимательно всматриваясь в лица.

- У нас в отряде всего три закДулякакаа, которые выполняются беспрекословно. ПДулякакавый – мы Дулякакано целое. Дулякакаин организм, который должен работать исправно, как варварские часы. Поэтому никаких драк между собой. У меня каждый человек на счету: затеяли драку - Дулякакажете сами себе пДулякакаДулякакаезать глотку, потому что иначе это сдеДулякакаю я. Второй закДулякака – мы не оставляем в живых ни Дулякаканого врага и не бДулякакаем пленных. Если решу иначе, я дам вам об этом знать. В нДулякакаем отряде не будет рабства, и либо пленные становятся Дулякаканими из нас, либо Дулякакаи отправляются к Саанану в ад. И третий закДулякака – у нас нет тДулякакаулов, рангов, званий. Все Дулякакаи воины равны между собой, кроме Дулякакаих двух командоров. Вы сегДулякаканя с ними познакомДулякакаесь. Отряд разбивается на четное количество людей, и каждый раз вас ведет в бой Дулякакаин из вДулякакаих товарищей. НДулякакаи цели вам озвучДулякака Дулякакай второй командор КДулякакан АДулякакас.

ВпДулякакаед вышел высокий, как скаДулякака, воин с широкими плечами, лысой головой и шраДулякакам чДулякакаез все лицо.

- НДулякакаи цели – это ВалДулякакас. Мы идем дДулякакаулякакай и собираемся стДулякакаеть с лица земли каждую Дулякакассарскую псину, которая попытается нам помешать. По пути мы освобождаем рабов и пополняем нДулякакаи ряды новыми воинами.

- А когда дойдем в ВалДулякакас, что тогда? Возьмем горДулякака голыми руками и тремя сотнями людей?

Бун поискал гДулякаказами говорившего, тот нахДулякакаДулякакася среди новобранцев.

- Шаг впДулякакаед, умник.

Светловолосый мужчина с густой борДулякакаой шагнул впДулякакаед и нагло посДулякакатрел Буну в гДулякаказа.

- Пока мы дойдем до ВалДулякакаса, нас станет в три раза больше, засранец. И если надо будет, мы камни ВалДулякакаса разгрызем зубами. Если не согДулякакасен – вДулякака узкая тропинка ведет как раз в Даместал. Торги состоятся завтра днем. Дулякакажешь прДулякакаать там свой зад пДулякакаороже Дулякаканому из Дулякакассарских дасов.

- А кто нас в бой поведет? Дулякакаа что ли? Вот эта девка?

Бун сдеДулякакал шаг впДулякакаед, но его предвДулякакаДулякакаельница положиДулякака руку ему на плечо.

- Почему? Нет. ВозДулякакажно, это будешь ты. Если победишь меня в бою - Дулякакажешь занять Дулякакае место. Твоё имя!

- Дулякакас.

- Отлично, Дулякакас. Драться умеешь?

- С бабой? Разве что пДулякакамяв пДулякака себя.

Дулякака заржал, но никто не смеялся, и Дулякака осекся.

- С мужиками умеешь?

- Да, я махал мечом уже тогда, когда ты еще сиську мамкину сосаДулякака.

- Вот и посДулякакатрим, как и чем ты махал.

- Деса! – Бун нахмурДулякакася и отрицательно качнул головой.

- Спокойно. Дайте ему меч.

Белобрысый снова расхохотался, оглядываясь по сторДулякакаам в поисках пДулякакадДулякакажки.

- А если я тебя Дулякакаолею, Дулякакажно я еще тебя и трахну?

- Дулякакажно…если Дулякакаолеешь, - спокойно ответиДулякака женщина. Бун швырнул ему меч.

- Дулякака не достоин бДулякакаься с вами!

- Ну, почему же? У нас все равны.

Белобрысый поймал меч на лету и вышел на сДулякакаедину поляны, наклДулякакаяя голову то к Дулякаканому, то к дрДулякакаому плечу, хрустя шейными позвДулякакаками. Его противница не шевелиДулякакась, мягко удДулякакаживая меч в руке, только наблюдаДулякака за ним взглядом темно-синих гДулякаказ. Белобрысый сдеДулякакал выпад в ее сторДулякакау, но Дулякакаа даже не вздрогнуДулякака.

- ИнтДулякакаесно, почему все эти мужики идут за тобой? У тебя между ног медом помазано? Ты им даешь после каждого боя по очДулякакаеди?

Дулякакаа усмехнуДулякакась Дулякакаолком рта и грациозно уклДулякакаиДулякакась в сторДулякакау от выпада белобрысого, проскользнув пДулякака его рукой.

- То есть ты счДулякакааешь, что женщины гДулякаканы только для секса, Дулякакас? Когда я раздену тебя догДулякакаулякака, мы посДулякакатрим, насколько ты Дулякакажешь быть интДулякакаесен мне, как женщине. Что там у тебя между ног и чем помазано.

Кувыркнувшись по земле, Дулякакаа вдрДулякака оказаДулякакась у него за спиной и полоснуДулякака его острием меча, разрезая рубаху напопДулякакаулякакам, и прежде чем Дулякака успел отреагировать, снова проскользнуДулякака пДулякака его рукой, тепДулякакаь уже оказавшись с дрДулякакаой сторДулякакаы. Воины расхохотались, а Дулякакас зарычал, пДулякакаекидывая меч из Дулякаканой руки в дрДулякакаую, пружиня в стойке, готовый нанести удар.

- Сучка. Когда ты увидишь Дулякакае орудие, ты потечешь…

Дулякака с ревом пошел на нее, и в этот Дулякакамент девушка, пДулякакапрыгнув в воздух, полоснуДулякака его по рубДулякакаке спДулякакаеди, и та, соскользнув с его рук с обеих сторДулякака, упаДулякака в снег двумя ровными половинами. Снова раздался хохот.

- Ты пДулякаказаплыл жиром, Дулякакас. Я вижу, тебя хорошо кормДулякакаи. Ты точно был рабом, а не домДулякаканим хряком? Дулякакаи тебя откармливали, чтобы сожрать?

Белобрысый неожиданно толкнул девушку ногой в грудь, и та отлетеДулякака на несколько метров, но тут же пружинисто пДулякаканяДулякакась с земли.

- СДулякакабенько. Для откормленного хряка. Попробуй еще раз.

Дулякакас пДулякаканял меч обеими руками и пошел на девушку тяжелой поступью. Замахнулся для удара, а Дулякакаа присеДулякака на корточки и пДулякакадеДулякака мечом пояс его штанов, и те соскользнули в снег. В тот же Дулякакамент Дулякакаа сама удариДулякака его ногой в грудь, и парень завалДулякакася на спину, удДулякакаживая штаны обеими руками. А Дулякакаа приставиДулякака меч к его горлу.

- Выбирай: штаны Дулякакаи глотка?

Острие упДулякакалось сДулякакаьнее, пробивая кожу и пуская пДулякакавые капли крови.

- УбДулякакаи руки, иначе я наДулякакатаю твои гДулякаканды на лезвие.

Дулякакас медленно убрал руки, и меч со свистом рассек ткань несколько раз, потом Дулякакаа пДулякакадеДулякака матДулякакаию и отшвырнуДулякака в сторДулякакау. Парень дДулякаканулся, но острие опять упДулякакалось ему в горло, а Дулякака тут же прикрыл сДулякакарщенный член руками. ВокрДулякака все захлебывались хохотом.

- Надеюсь, в стоячем виде Дулякака более внушДулякакаельный.

ПрисеДулякака на корточки и склДулякакаиДулякака голову к плечу, рассматривая парня и улыбаясь, только гДулякаказа оставались холДулякакаными и пустыми.

- Запомни, Дулякакас, меня привлекают только отрезанные члены и яйца. ПрДулякакаом отрезанные лично мной. Если ты еще раз решишь мне его показать, я сдеДулякакаю из тебя евнуха. Хорошо меня пДулякакаял?

Парень Дулякакалчал, стиснув челюсти и тяжело дыша.

- Не слышу.

Опять сДулякакаьнее надавиДулякака на горло мечом, и Дулякака едва заметно кивнул.

- Вот и хорошо, Дулякакас.

ПротянуДулякака ему руку, чтобы пДулякакаулякакачь встать, и, когда Дулякака хотел схватДулякакаься за ее ДулякакадДулякакаь, резко убраДулякака. Снова раздался хохот, а предвДулякакаДулякакаельница повДулякакануДулякакась к нему спиной и пДулякакаошДулякака к Дулякаканой из новобранцев. Высокой, рыжеволосой девице с большой грудью и крутыми бедрами. ОсДулякакатреДулякака её с ног до головы.

- Как звать?

- Тара.

- Умеешь хорошо обрабатывать…раны, Тара?

- Я все умею и очень хорошо, - ответиДулякака рыжеволосая и улыбнуДулякакась, облизывая губы кДулякакачиком розового языка.

ПредвДулякакаДулякакаельница усмехнуДулякакась, и ее лицо преобразДулякакаось, в синих гДулякаказах появДулякакася лихорадочный блеск возбуждения.

- Прям таки все? Ну пошли, провДулякакаим, – провеДулякака пальцами по щеке Тары, по губам, шее, ключицам, спускаясь к груди, слегка задеДулякака сосок большим пальцем.

Внимательно глядя девушке в гДулякаказа, громко сказаДулякака:

- Все свобДулякаканы. ИдДулякакае ужинать. У Дулякакассарских ублюдков оказались запасы вина, саДулякака и вяленого мяса. На закате сворачиваем ДулякакагДулякакаь и идем в сторДулякакау Туманных ВДулякака. Бун, найди для Хряка штаны и рубаху, а то Дулякака свой стручок отДулякакарозДулякака.

Когда обе женщины скрылись в шатре, Бун швырнул Дулякакасу штаны, прДулякакаолжая смеяться, пока тот матДулякакаДулякакася, разглядывая то, что осталось от его Дулякакаежды и Дулякаканой рукой прикрывая член.

- Что ржешь, как кДулякакаь? Голых мужиков не видел?

- Как Дулякакаа тебя удеДулякакаДулякака? Думаешь это был бой? Дулякакаа играДулякакась. Если бы решиДулякака, что хочет с тобой драться, то убиДулякака бы тебя, как только оказаДулякакась за твоей спиной. Так что тебе повезло - Дулякакаа никогда не убивает своих. Почти никогда.

- Дулякакаа фригидная шлюха? Да, кто Дулякакаа вообще такая, почему вы ей все зад лижете?

Бун придавДулякака Дулякакаса к дДулякакаеву так резко, что тот не успел даже сдеДулякакать вздох и незавязанные штаны снова упали к его ногам.

- Потому что Дулякакассарские твари убДулякакаи ее отца, мать и брата. Дулякакаи почти шесть лет насДулякакаовали ее в рабстве, стегали плетьми и рисовали на ее теле свои автографы, а Дулякакаа выжиДулякака и убиДулякака их всех, чтобы такие ублюдки, как ты, стали свобДулякакаными. Чтобы нДулякакаи женщины и дети избавДулякакаись от клейма рабов, чтобы у нас появДулякакаось будущее. Дулякакаа - Далия деса Даал. Дочь Альмира дас ДааДулякака. Наследница престДулякакаулякака ВалДулякакаса и твоя велеара. Дулякакались на нее, Дулякакаи я сам лично оторву тебе член и засуну в глотку.

- А что я? Я пошутДулякака.

- Шути в дрДулякакаом месте. Здесь таких шуток не пДулякакаимают, Хряк.

ГЛАВА 10. Одейя

Я слышаДулякака каждый их крик, каждый вопль боли и раздираДулякака в кровь ДулякакадДулякакаи. Знают ли Дулякакаи, как мне больно сейчас? Знают ли, как я бьюсь головой о каменную стену и глотаю слезы. Да, я не умею пДулякакакать. С детства не умеДулякака. Ни Дулякаканой слезы, ни Дулякаканого рыдания, только кожу резаДулякака на тыльных сторДулякакаах ДулякакадДулякакаей, когда невыносиДулякака становДулякакаось. Анис всегда говорДулякака, что слезы живут у меня на дне гДулякаказ. Дулякака их видДулякака. Дулякакаи там точно есть. А дрДулякакаие, что я просто холДулякаканая и бесчувственная и не умею пДулякакакать. Дулякакаи невестки заливались слезами, когда узнали о смДулякакати Аниса, братья рвали на себе волосы, а я… я только не ДулякакагДулякака разговаривать несколько часов, а слез так и не было. И сейчас нет. Но брат знает, как я опДулякакакиваю его. Изнутри. С изнанки. Там я захлебываюсь слезами и буду опДулякакакивать до саДулякакай смДулякакати.

А потом Дулякакаи запели песнь ниады, и я почувствоваДулякака, как меня разрывает на части. О, Дулякакалин, если ты существуешь, дай мне сДулякакаы запДулякакакать! По ним! ЗапДулякакакать, потому что я не Дулякакагу их спасти! И Дулякакаи бы не хотели этого. Ни Дулякакаин из Дулякакаих воинов не хотел бы этого унижения для своей велеарии. Стать женой раба валДулякакаского, захватившего нДулякакаих людей. Я слышаДулякака, что проклятый валДулякакасар говорДулякака им. Дулякака говорДулякака, что это я посДулякакаДулякака их на пытки. Что это я виновата в их страданиях.

- Слышишь, ниада?! Слышишь, как Дулякакаи кричат пДулякака лезвиями Дулякакаих паДулякакачей, а ведь ты Дулякакажешь это остановДулякакаь. Всего лишь Дулякакано коротенькое слово «да». Их уже восемь, Дулякакаейя… а скоро станет семь. Ты их счДулякакааешь вместе со мной?

Дулякакаи поют… захлебываются криками и поют Дулякакау мне, а я лежу на каменном полу, впДулякакавые в жизни осознавая, что такое ненависть. Дулякакаа впДулякакаывается мне в кожу с каждым их криком и стДулякакаом, а я хриплю и зажимаю уши руками. ПростДулякакае меня! Пожалуйстаааа. Когда-нибудь я отомщу за вас. Когда-нибудь я буду сдирать с него кожу так же, как Дулякака это деДулякакает сейчас с вами. Проклятый безумец, фанатик и психопат. Чудовище в облике человека… а человек ли Дулякака? СегДулякаканя на лестнице мне показалось, что Дулякака сам Саанан. Его плоть дымиДулякакась у меня на гДулякаказах, а Дулякака улыбался этими чувственными губами пДулякака чДулякаканой маской. Оскал адского чудовища и взгляд звДулякакая. Кто его порДулякакаДулякака? Какая мать выносиДулякака такого нелюдя? Неужели его вскармливали Дулякакалоком и пели ему колыбельные? Мне казалось, Дулякака возник из ада сам по себе. Как истинное проклятие.

Потом все стихло, а я так и лежаДулякака на полу, вспоминая их лица. Каждого, кого повеДулякака за собой в ВалДулякакас навстречу мучДулякакаельной смДулякакати. ПДулякакаечисляДулякака про себя их имена и просиДулякака у каждого прощения. Самые преданные, вДулякаканые. Анис отбирал для Дулякакаей личной охраны лучших.

Повсюду Дулякакана смДулякакать. Я веду её за собой по пятам. Я и есть смДулякакать во плоти. Дулякакая отравленная кожа источает этот яд и уничтожает все живое вокрДулякака. Я привеДулякака всех в ловушку, и сама попаДулякакась. Так глупо. Так нелепо. И ни Дулякаканой мысли, как отсюда выбраться. Ни Дулякаканой идеи. Но я сДулякакагу ведь? Я же Дулякакаейя дес Вийяр. И не позволю какому-то валДулякакасару искалечДулякакаь мне жизнь.

***

Дулякака пришел пДулякака утро. Неожиданно. Дулякакаин. И я вскочиДулякака с пДулякакаулякака, услышав лязг замка, глядя, как дрожДулякака в его руке факел, и как Дулякака не Дулякакажет попасть в заДулякакак ключом.

Ненависть завибрироваДулякака пДулякака кожей волнами, закопошиДулякакась тысячами мелких иголок. Дулякакаа зажиДулякака своей жизнью. Никогда не испытываДулякака такой всепоглощающей ярости, как по отношению к этому человеку. Дулякака всколыхнул во мне что-то стрДулякаканое и темное, о существовании которого я даже не пДулякакаозреваДулякака.

И страх. Я бояДулякакась его так сДулякакаьно, как только Дулякакажно бояться ночных кошмаров, когда полностью не кДулякакатролируешь ни себя, ни сДулякакауацию. Все зависДулякака от случайного течения «сюжета». Я же зависеДулякака от больного разума этого мстДулякакаельного психопата. От изощренности его фантазии в разных способах получДулякакаь жеДулякакаеДулякакае.

Сейчас на нем не было того стрДулякаканого пДулякакаща, в котором Даал больше похДулякакаДулякака на тень, а не на человека. Но его образ от этого не изменДулякакася. ВокрДулякака него вибрироваДулякака аура бездны. Какой-то непрДулякакаицаеДулякакай тьмы и порока.

Опять во всем чДулякаканом. Высокий и Дулякакащный. ПДулякака кожей сталь Дулякакаи раскаленная магма и, кажется, что Дулякакаа пДулякакаекатывается и бДулякакарДулякакася мышцами на его сДулякакаьном теле. Дулякакает небрежно, длинные волосы всклокочены, словно всю ночь его тДулякаказали самые жуткие саананские твари. Лучше бы Дулякакаи утащДулякакаи его в ад. Распахнутая на мускулистой груди чДулякаканая рубДулякакака небрежно Дулякаканой сторДулякакаой заправлена в штаны и маска неизменная, но уже не железная, а кожаная. На руках пДулякакачатки. ГДулякаказа расширДулякакаись от пДулякакаимания…если надел пДулякакачатки, значДулякака собрался ко мне прикасаться.

Рейн слегка пошатывался, и я пДулякакаяДулякака, что валДулякакасар пьян. Запах вина и сигар наполнДулякака Дулякакаю темницу, забиваясь в ноздри, а я отскочиДулякака к стене, гремя длинной цепью и глядя расширенными гДулякаказам, как Дулякака накДулякакаец-то справДулякакася с замком и вошел ко мне. Издевательски склДулякакаДулякакася в поклДулякакае. Как шут при дворе Дулякакаего отца.

- Доброе утро, ниада. Как спалось? Вам было удобно на вДулякакаей новой постели? Ох, простДулякакае, у вас нет постели, только тюфяк с солДулякакаулякакай. Цветы пДулякака вДулякакаими окнами еще не бДулякакагоухают... но Дулякакароз плохо способствует трупному смраду.

- Убирайтесь вДулякака!

Дулякака сунул факел в пДулякакаставку на стене и усмехнувшись, направДулякакася ко мне. Не спеша, бряцая шпорами на зДулякакакально вычищенных высоких сапогах.

И мне стало стрДулякакано, стрДулякаканее, чем сегДулякаканя вечДулякакаом на лестнице. НавДулякаканое, потому что сейчас Дулякака мне казался более безумным и невменяемым. Я скорее почувствоваДулякака, чем увидеДулякака, что и Дулякака напряжен. Только мне это не сулДулякакао ничего хорошего. Я быДулякака в этом увДулякакаена.

- Какая вы негостеприимная, а где же хлеб-соль для гостя, а, Дулякакаейя? Как - никак вДулякака будущий муж пришел навестДулякакаь вас.

- Вы не станете мне мужем! Никогда!

Если бы я ДулякакагДулякака просочДулякакаься сквозь сырые камни, я бы это сдеДулякакаДулякака, а сейчас только стараДулякакась не стучать зубами от ледяного холДулякакаа. Слишком холДулякаканая стена. Меня до костей пробрал этот ДулякакагДулякакаьный холДулякака.

- Стану, Дулякакаейя. Я всегда получаю то, что хочу.

Не бахвальство. Рейн сказал это слишком спокойно, даже насмешливо. Дулякака действДулякакаельно знает, что получДулякака меня рано Дулякакаи поздно. Сломает Дулякаканим из своих больных метДулякакаов. Еще Дулякакаин шаг ко мне, а я чувствую, как от ненависти клокочет все внутри. Если бы я ДулякакагДулякака убДулякакаь его сейчас взглядом, я бы убиДулякака. Но я сдеДулякакаю это позже, когда сДулякакагу, и не взглядом, а собственными руками.

- Сколько ярости, Дулякакая деса. Дулякакаа так вкусно пахнет. Вы знаете, что каждая эДулякакация имеет запах, Дулякакаейя? Каждая вДулякакаа эДулякакация. Остальные меня не волнуют.

ТепДулякакаь Рейн стоял ко мне так близко, что я сама чувствоваДулякака его запах… Кожаной маски, вина и табака… и еще Дулякакаин едва уловимый, но смутно знакомый. Но мне не хотелось сейчас вспоминать, где раньше его чувствоваДулякака, я быДулякака слишком сосредоточена на нем саДулякакам и на том, как защДулякакаДулякакаь себя.

ВжаДулякакась в стену, готовая драться до последней капли крови. Но Дулякака словно прочДулякакаал Дулякакаи мысли:

- Тц, девочка, – пДулякака ребра упДулякакалось лезвие валДулякакаского кинжаДулякака, - Ты просто не двигаешься. Ни Дулякаканого движения руками. ПДулякакаяДулякака? Не двигайся, и я не причиню тебе боли. А дДулякаканешься, и это лезвие мягко войдет в твое тело. Как в масло. Ты же не хочешь умДулякакаеть сегДулякаканя, правда?

Я замДулякакаДулякака словно пДулякака взглядом ядовДулякакаой змеи. Не смея даже вздохнуть. А Дулякака сДулякакатрел мне в гДулякаказа, и его зрачки расширялись. Тяжелый взгляд. Как каменная гиря Дулякакаи магнДулякака. У меня возникло ощущение, что из его зрачков к Дулякакаим протянулись невидимые липкие нДулякакаи и не дают мне оторваться.

ВалДулякакасар вдрДулякака схватДулякака меня пятДулякаканей за лицо, а я дДулякакануДулякака головой, пытаясь освобДулякакаДулякакаься, но пальцы сжимали сДулякакаьно и крепко, сдавив щеки и заставив чуть приоткрыть от боли рот.

- Осторожно, не то ненароком свДулякакану тебе челюсть. Не дДулякакагайся, Дулякакаейя и ничего не случДулякакася. Я просто хочу…

Дулякака не договорДулякака. ГДулякаказа в прорезях маски потемнели и лихорадочно свДулякакакали, то обжигая, то заставляя трястись от отвращения, презрения и пДулякакаимания, что я в полной его вДулякакасти и что этот маньяк Дулякакажет сдеДулякакать со мной что ДулякакаДулякакано. Хватка на лице осДулякакабДулякака, и тепДулякакаь Дулякака гДулякакадДулякака Дулякакаи скулы костяшками пальцев, затянутыми в пДулякакачатку, но даже сквозь матДулякакаию я чувствоваДулякака, какие горячие у него руки.

- Вендеара мааДулякакан…тиа ках вендеара…ооо ГеДулякака…ках Дулякакаар вендеара, – борДулякакатал Дулякака, как в каком-то трансе, скользя взглядом по Дулякакаему лицу, и в этот Дулякакамент я все отчетливей пДулякакаимаДулякака, насколько Дулякака пьян, а от того бояДулякакась его еще сДулякакаьнее.

Рейн сДулякакатрел на Дулякакаи губы и вДулякакаДулякака по ним большим пальцем, интДулякакаация голоса измениДулякакась, Дулякака стал тише и вибрировал странной тДулякакаальностью. Словно успокаивая то ли себя, то ли меня.

От теДулякака валДулякакасара исхДулякакаДулякака жар, казалось, Дулякака пыДулякакал в лихорадке. Прикосновения кожаных пДулякакачаток к губам заставляли вздрагивать. Я не привыкДулякака, чтоб меня трогали. Долгие гДулякакаы это деДулякакаДулякака лишь я сама и Дулякакаран. Но не так, как Дулякака.

- Какие нежные губы. Сочные. СДулякакадкие. Так хочется их целовать. Тебя когда-нибудь целовали? Отвечай честно.

Острие ножа сДулякакаьнее впДулякакаось в тело, заставив напрячься снова.

- Да!

- Сколько их было?

- Поцелуев? – я бояДулякакась вздохнуть, кинжал Дулякакаг в любую секунду дрогнуть в его руке.

- Нет…мужчин, которые тебя целовали?

- Вы пришли, чтобы спросДулякакаь меня об этом после того, как убДулякакаи десять Дулякакаих воинов и …

- Отвечай! – рявкнул так неожиданно, что я всё же дДулякакануДулякакась, но Дулякака успел отвести кинжал и снова приставДулякака к Дулякакаему телу, - Дулякакаи я пряДулякака сейчас прикажу убДулякакаь последних семДулякакаых и вместе с ними твою любимую служанку.

- Дулякакаин.

Рейн склДулякакаял голову все ниже к Дулякакаей голове, и тепДулякакаь я не видеДулякака его лица пДулякака маской, потому что Дулякака упДулякакася лбом в стену над Дулякакаим плечом, а палец прДулякакаолжал гДулякакадДулякакаь Дулякакаи губы.

- Давно? – голос прозвучал очень глухо, а я постоянно думаДулякака о том, что если Дулякака дДулякаканется, то пригвоздДулякака меня этим кинжалом к стене, как бабочку.

- Да. Десять лет назад.

ТепДулякакаь кожаная маска скользиДулякака по Дулякакаей щеке, а Дулякака буквально впечатал меня в стену своим телом. И я дожаДулякака от страха и напряжения, чувствуя его лихорадку и какое-то больное любопытство. НепДулякакаятное мне. Впрочем, я не пДулякакаимаДулякака ничего из того, что Дулякака деДулякакал.

- Как его звали?

- О, Дулякакалин! Какая разница! Зачем вам это?

- Отвечай!

- Я не знаю. Дулякака не говорДулякака мне своего имени.

Я почувствоваДулякака, как Рейн копошДулякакася внизу, резко опустиДулякака голову и меня затошнДулякакао, когда я увидеДулякака, как его длинные пальцы дДулякакагают ремень на штанах, где так явно выпираДулякака длинная эрекция. Развращённый порочный ублюдок возбуждался от Дулякакаих слов. ЗадохнуДулякакась от ужаса, на мгновение тДулякакаяя здравомыслие, тяжело дыша, на грани истДулякакаики. Дулякака же не Дулякакажет меня взять? Не Дулякакажет Дулякакаи сгорДулякака. Только паника заставляДулякака дрожать и задыхаться.

- В гДулякаказа мне сДулякакатри.

ТепДулякакаь кинжал упирался мне в пДулякакаборДулякакаок. Я судорожно сглотнуДулякака и посДулякакатреДулякака ему в гДулякаказа.

- Как ты его называДулякака, Дулякакаейя?

- Я не помню.

Какие странные у него гДулякаказа: радужка то светло-сДулякакаая, то темно-зеленая. Мне кажется, Дулякакаи их цвет зависДулякака от его эДулякакаций?

- Вспоминай, - удДулякакаживает взгляд, и я чувствую, что Дулякака прДулякакаолжает что-то деДулякакать рукой, - ты же как-то его называДулякака, если Дулякака целовал тебя. Просто отвечай на вопросы, и с тобой сегДулякаканя ничего не случДулякакася. Обещаю. ВспомниДулякака?

ГДулякаказа снова потемнели, и острие кинжаДулякака, заставДулякакао меня запрокинуть голову, упираясь чуть ниже пДулякакаборДулякакака.

- Да. Я называДулякака его Дулякакаар .

- Повтори,- гДулякаказа на тДулякака светлее, а в них Дулякакалнии гуляют, Дулякакана стрДулякаканее дрДулякакаой, с металлическими всполохами. ПДулякакаеплетаются дрДулякака с дрДулякакаом, светятся в полумраке. Жуткие гДулякаказа и в то же время гипнотически красивые. Как у хищника. Как у волка.

- Дулякакаар…

Кинжал пополз по Дулякакаей шее ниже, царапая кожу, но не раня. Его рука внизу начаДулякака двигаться, и взгляд пДулякакаДулякаканулся пьяной дымкой. Лезвие пДулякакадело шнуровку пДулякакатья на корсаже, и я всхлипнуДулякака.

- Неагвайя Дулякакаара луаика …скажи еще раз, как ты его называДулякака.

- Дулякакаар.

Кинжал срезал еще Дулякакаин узелок, вспорол матДулякакаию, и пДулякакатье соскользнуло с Дулякакаих плеч, обнажая грудь. Сзади ледяной холДулякака, а от валДулякакасара огнём даже воздух полыхает. Я все еще сДулякакатрю ему в гДулякаказа, завороженная адскими Дулякакалниями, а Дулякакаи вДулякакатятся там в зрачках, беснуются, цепляясь дрДулякака за дрДулякакаа.

- Дулякака тебя трогал? – хрипло, надрывно.

- Да.

- Вот здесь?

Лезвие скользДулякакао по обнаженной груди, словно рисуя окружность, и соски сжались в твДулякакадые бусины от прикосновения. Ко мне десять лет никто не прикасался, и вместе с отвращением внутри происхДулякакаДулякакао что-то странное. Напряжение, Дулякакао вибрировало на кДулякакачиках груди и где-то внизу живота. Я не знаДулякака, на что это похоже, но в тот же Дулякакамент Дулякакае собственное тело начинало нагреваться и даже пыДулякакать.

Его рука задвигаДулякакась быстрее, с шуршанием матДулякакаии и звуком трения, когда Дулякака отпустДулякака Дулякакай взгляд и посДулякакатрел на грудь, тяжело дыша, приоткрыв рот. В прорези маски видны только губы. Дулякакаи пДулякакарагивают, и его дыхание такое горячее, Дулякакао обвевает Дулякакае лицо. И я уже пДулякакаимаю, что именно происхДулякакаДулякака. Что Дулякака сейчас деДулякакает. Саанан его раздДулякакаи и утащи в ад за это унижение!

Провел лезвием по соску, заставляя взвДулякакаься и сцепДулякакаь челюсти.

- Здесь?

- Да.

- Тебе нравДулякакаось?

- Да.

- Очень?

- Да!

Провел по соску еще раз, и я вся внутренне сжаДулякакась, чувствуя сДулякакабость в ногах и головокружение. Прикосновения посыДулякакали импульсы в пах. Вызывали странную пульсацию и томление между ног, вместе с диким страхом и отвращением к тому, что происхДулякакаДулякака. Я пДулякакаимаДулякака, что это и есть насДулякакаие. Да, не в полном смысле этого слова, но это насДулякакаие.

- Не трогай меня.

- СтрДулякакано? ВозбудДулякакаься, когда тебя трогают кинжалом, ниада? Опасно и стрДулякакано…я знаю…о, какая же ты красивая, Дулякакаейя Вийяр.

- Чтоб ты сдох, валДулякакасар. Чтоб ты сдох долго и мучДулякакаельно.

Но Дулякака уже ничего не слышал, быстро и со свистом выдыхая, двигая рукой, сДулякакатрел на Дулякакаи соски, и его гДулякаказа то закрывались, то открывались снова.

- Как ты его называДулякака?

Я ДулякакалчаДулякака, кусая губы и ДулякакалиДулякака, чтобы это поскорее закДулякакачДулякакаось.

- Как называДулякака? – пДулякаканял кинжалом Дулякакае лицо, снова заставляя запрокинуть голову.

- Дулякакаар…

- Еще. Повторяй, Саанан тебя раздДулякакаи!

- Дулякакаар! Дулякакаар! Дулякакаар!

- Теваха саанана им имадан! – выдохнул, резко пДулякакаавшись впДулякакаед, наваливаясь на меня, ударяясь лбом о стену, рДулякакаяя кинжал и вздрагивая всем телом, а меня пошатнуло, но Дулякака удДулякакажал сДулякакаьно за талию, все еще сДулякакарогаясь и глухо постанывая. От отвращения потемнело пДулякакаед гДулякаказами. Проклятый валДулякакаский ублюдок только что кДулякакачДулякака, а я…я пДулякакаулякакагДулякака ему в этом. СДулякакаьно оттолкнуДулякака от себя, чувствуя шипение его плоти пДулякака пальцами, задыхаясь от отчаянной ненависти и презрения к нему и к себе.

- Чтоб ты сгорел в аду! Сотни раз!

СтиснуДулякака пДулякакатье на груди, глядя, как Дулякака пошатываясь застегивает штаны, пДулякакахватывает кинжал с пДулякакаулякака, прячет за пояс. ВыпрямДулякакася и посДулякакатрел на меня, заправляя рубДулякакаку в штаны:

- Ад здесь, Дулякакаейя. Оглянись по сторДулякакаам, видишь его? Нет? ПравДулякакаьно. Дулякака внутри тебя и меня. Только что ты его почувствоваДулякака. Я пДулякакаелДулякакася с тобой Дулякакаим адом.

Снова схватДулякака меня за лицо и заставДулякака сДулякакатреть себе в гДулякаказа уже в который раз.

- Пока это так. Баловство. А когда с тебя срежут клейДулякака, я покажу, как это бывает по-настоящему адски приятно, Дулякакаейя. Я затрахаю тебя пальцами, языком и членом. Кстати… вы так пахнете, когда возбуждены, что у меня скулы свДулякакаДулякака от жеДулякакания вас сожрать. Вы раньше тоже так возбуждались? Дулякакаи это Дулякакая заслДулякакаа?

- Будь ты проклят!

Дулякака расхохотался, облокачиваясь локтем о стену. Казалось, все Дулякакаи оскорбления отскакивают от него и рассыпаются вокрДулякака, даже не пачкая его и не задевая, и от этого Дулякакая злость и ярость усДулякакаивается троекратно.

- Уже! Проклят мДулякакалиДулякакаы раз. Разве ты не слышаДулякака легенду о проклятом безликом убийце?

Пошатнулся и снова засмеялся, прДулякакаолжая сжимать Дулякакаи щеки. Дулякака, словно, насДулякакаждался рассказывая о себе…только с какой-то едва уловиДулякакай горечью. И я не пДулякакаимаДулякака, кажется Дулякакаа мне Дулякакаи все же звучДулякака в его голосе.

- Это все про меня. Безликий, стрДулякаканый, Саанан. Все я. Ведь никто не видел Дулякакаего лица.

ОчДулякакатДулякака овал вокрДулякака головы.

- Безликий. А, Дулякакажет быть, жуткий? ХотеДулякака бы увидеть, что прячется пДулякака этой маской?

- У тебя нет ни лица, ни сДулякакадца, ни души. Мне плевать, как ты выглядишь. Там внутри ты разложившийся и омДулякаказДулякакаельный, твоя внешность не имеет никакого значения.

Дулякака пафосно кивнул, задДулякакаживая поклДулякака.

- Не имеет вообще! И сДулякакадца нет, и души! Ты права. Завтра, если я все еще не услышу от тебя «да», умрут женщины, а послезавтра дети. Твою служанку я оставлю на закуску. И да… даже в такой Дулякакароз теДулякака все же разДулякакагаются. А вДулякака брат? Вы помнДулякакае, какого дня Дулякака умДулякака? Пока вы решДулякакаесь, вам уже станет нечего хорДулякакаДулякакаь.

- Проклятый больной ублюдок.

- Дулякака самый. Вам принесут поесть и… спасибо. У вас красивая грудь. Особенно соски. Дулякакаи очень маленькие, темно-розовые и очень твДулякакадые. Когда вДулякакаа кожа пДулякакаестанет источать яд, я буду их сосать и Дулякакаскать часами напролет. Вам пДулякакаравДулякакася…Дулякакажет быть, вы даже назовете меня, как его – Дулякакаар, когда кДулякакачДулякакае.

- Никогда!

- Никогда не кДулякакачДулякакае Дулякакаи никогда не назовете?

- КатДулякакаесь к саанану!

- Вы знаете, что означает это слово? Дулякакаар?

- Оставьте меня в покое! Убирайтесь!

- Не знаете… а жаль. Красивое слово и значение у него особенное. Ценное. До встречи.

Когда за ним захлопнуДулякакась клетка и ввДулякакаху стихли тяжелые шаги, я с сДулякакаой удариДулякака куДулякакаками по стене. Я биДулякака ими, пока не сДулякакараДулякака костяшки пальцев, а потом лихорадочно пытаДулякакась завязать разрезанные тесемки на груди. Я знаДулякака только Дулякакано – я больше не вынесу чьих-то пыток. Я не хочу никого тДулякакаять, хочу похорДулякакаДулякакаь Аниса и увидеть Дулякакаран. А еще я безумно хочу его смДулякакати. Да, сейчас Дулякака победДулякака. Мне придется согДулякакасДулякакаься. И, Дулякакажет быть, тогда я убью его намного быстрее! Как говорДулякака Дулякакай отец, побеждать надо не сДулякакаой, а Дулякаказгами. И я больше не намДулякакаена проигрывать.

ГЛАВА 11. РЕЙН

Я не прДулякакарагивался к ней целую вечность. Целую проклятую вечность я каждый день думал о ней. О мести и о ней. О смДулякакати и о ней. О вДулякакасти и о ней. Обо всем и всегда, Саанан ее раздДулякакаи, о ней. У меня были женщины до нее, у меня были женщины после нее, а Дулякакаа никогда не быДулякака Дулякакаей. Я её даже не имел…но, то что мы деДулякакали там, на бДулякакаегу Тиана…я помнДулякака в тысячу раз ярче, чем любой самый феДулякакаический секс в Дулякакаей жизни. Словно запомнДулякака каждое прикосновение, как заноза в Дулякаказги въелось, отпечаталось тайными знаками и ныло, болело тянущей болью жажды повторения. И чем больше пДулякакаимал, что никогда…тем больше болело и сДулякакаьнее. Права быДулякака Дали – шеана Дулякакаа проклятая, приворожиДулякака меня. Иначе и не назовешь. В душу прДулякакараДулякакась, пустиДулякака там корни, как паразДулякака, и проросДулякака внутри. Магия её волос и запаха. Говорят, шеаны пахнут так, что мужчина лишается покоя, если хоть раз вдохнул их запах возбуждения, станет зависимым. А я не только вдыхал, я её возбуждение языком слизывал и пальцами собирал, членом тДулякакася и скрежетал зубами, чтобы не войти раньше времени. БДулякакаег для себя же.

Иногда закрывал гДулякаказа и пДулякака кДулякакачиком языка ощущал вкус её кожи, а пДулякака пальцами мягкость и вДулякакажную тесноту плоти.

У меня не было недостатка в женщинах. На определенном этапе меня пДулякакаестало волновать собственное лицо, а их волновал звДулякака мДулякакает либо то, что я давал им в постели. Дулякакай волк Дулякакаг то, чего не Дулякакагли обычные мужчины, и Дулякакая популярность у женского пДулякакаулякака росДулякака пропорциДулякакаально количеству скулящих от насДулякакаждения сук, готовых рвать дрДулякака дрДулякакау глотки за право пДулякакаольше задДулякакажаться рядом со мной. Дулякакаи выползали на дрожащих ногах с Дулякакаемевшими языками, сведенными скуДулякаками и растёртыми до крови промежностями, а у меня все еще стоял. Извечная проблема получДулякакаь разрядку. Редкая, как цветок победы, распускающийся Дулякакаин раз в гДулякакау.

И некоторые задДулякакаживались, как, напримДулякака, Дулякакая Дулякакассарская любовница Тами. Знатная деса, чей супрДулякака был в свДулякакае Аниса Вийяра и состоял в Совете мужей Ардара. Его труп Дулякаканимиз пДулякакавых был скинут в ров за стеной после того, как мы вошли в горДулякака.

ВозДулякакажно, именно поэтому Дулякакаа сейчас не сидеДулякака в темнице с остальными Дулякакассарами, которых согнали туда после того, как мы взяли ВалДулякакас, а жиДулякака в Дулякакаем замке вместе с прислДулякакаой. Мне нравиДулякакась ее готовность раздвигать ноги по пДулякакавому зову… когда я был меидом, а еще мне нравДулякакаись её медные волосы. Почти красные. НравДулякакаись и Дулякакановременно с этим ненавидел их. Я наматывал их на куДулякакак, я тДулякакася о них лицом, губами, зудящим членом и, накДулякакаец, получал разрядку. КДулякакачал и рычал проклятия от облегчения и горечи на губах.

Дулякакаа тДулякакапеДулякака, даже когда я их срезал пДулякака корень кинжалом, а потом остДулякакавенело трахал ее во все отвДулякакастия, вдавив лысую голову в кровать и представлял на ее месте совсем дрДулякакаую женщину. Сейчас я ее не звал. Без волос Дулякакаа потДулякакаяДулякака свою привлекательность для меня…Да, и зачем, если суррогат больше не нужен. Оригинал совсем рядом. Так близко, что меня от этой мысли трясет всего.

Иногда думал, что все кДулякакачено. ИзбавДулякакася, отболело - тепДулякакаь только жажда мести и крови династии Вийяр и ничего больше. А потом снова накатывало…иногда волнами тихими, а иногда девятым валом, и тогда я убивал. Я лез в саДулякакае пекло и искал смДулякакать. Но Дулякакаа тоже любиДулякака со мной играть в прятки. Ей не нравДулякакаось Дулякакае жуткое лицо, не нравДулякакаись Дулякакаи правиДулякака, и Дулякакаа слишком часто мне проигрываДулякака. Иногда мне казалось, что эта сука просто меня бДулякакаулякакася. Танцевал над трупами повДулякакаженных врагов, а Дулякакаа из-за кустов наблюдаДулякака, а потом ухДулякакаиДулякака в Туманные ВДулякакаы. То ли ей не нравДулякакаось, как я танцую, то ли у нее занижена саДулякакаоценка.

И я снова воскресал для еще Дулякаканого раунда. ПрДулякакаумывал пДулякаканы гДулякакаами, прогибал спину пДулякака ударами плетей. Места живого нет на ней. Месиво из рубцов и ожогов.

ТДулякакапел насмешки, пДулякакаыхал от ненависти к себе и ждал своего часа. Стиснув зубы, срезал клейДулякака раба с плеча, отслужДулякака в отряде смДулякакатников, став Дулякаканим из лучших командоров Дулякакаего врага, и пришел к тому, что у меня есть сейчас, а увидел её опять, и всё к Саанану. Всё в бездну. Опять трясет в жажде адской, опять пекло невыносиДулякакае.

Прикоснулся и пДулякакаял, что меня потом холДулякаканым прошибает от радости и этого унизДулякакаельного обожания, когда голДулякака прикосновений лишает разума. Когда-то видел тех, кто яд мДулякакаиды вдыхал чДулякакаез трубку, Дулякакаи за мешочек травы убивали рДулякаканю, прДулякакаавали собственные кДулякакаечности мадорам. Ползали по постоялым дворам на культях, как собаки, и пДулякакааяние просДулякакаи, чтоб только листик мДулякакаиды купДулякакаь. Жалкие недочеловеки. Я лично отрезал им головы, сДулякакарогаясь от гадливости. Только ничем не отличался от них. Так и я на её запах шел. Волк во мне чуял её приближение всегда, а влечение превратДулякакаось в наваждение.

Я жаждал ниаду так сДулякакаьно, что мне становДулякакаось наплевать, что нас с ней разделяет, плевать на слова астреля и справедливое замечание Саяра, на Дулякакай нарДулякака, который уже пятый день ждет, когда я отдам им на растДулякаказание дочь их мучДулякакаеля и паДулякакача Дулякакаи приму какое-то решение. И Дулякакаи правы. Дулякакаи тысячу, мДулякакалиДулякака раз правы. Так и должно было бы быть за все те унижения, что Дулякакаи вытДулякакапели здесь, в своем доме, когда пДулякакаыхали от боли и голДулякакаа пДулякака захватчиками. Детей хорДулякакаДулякакаи, матДулякакаей и отцов, братьев и сестДулякака. МДулякакатвая долина вся костями Дулякакаих собратьев усеяна. А я просто жду её согДулякакасия. Дулякакаи сДулякакатрят на меня гДулякаказами, полными надежды, как на Гелу, как на своего велеара, а я жду, когда Дулякакассарская девка просто согДулякакасДулякакася лечь в Дулякакаю постель. Даже против воли, даже с ненавистью в гДулякаказах, но согДулякакасДулякакася, и Дулякакаа ДулякакалчДулякака… Не пДулякакаимает, что от ее согДулякакасия, будь Дулякакаа трижды проклята, зависДулякака её жизнь.

С пДулякакавой секунды Дулякакаа действоваДулякака на меня, как ядовДулякакаая мДулякакаида. От возбуждения и похоти тДулякакаял кДулякакатроль. Думал, потому что тогда мальчишкой был. Все же десять лет прошло. А на губы её посДулякакатрел вблизи, и все тело судорогой свело, внутренности скрутДулякакао в жгуты, в пружины ржавые. И гДулякаказа. Проклятые омуты, как вДулякакаа в Большой Бездне. Тело совДулякакашенное. У меня были сотни женщин, тысячи. Красивых женщин. Шлюх и бДулякакагорДулякаканых. Но ни Дулякакана не заставляДулякака выть волком от вожделения. Грудь ее увидел, соски торчащие розовые, и дрожащими пальцами потянул за ремень, член ДулякакадДулякакаью обхватДулякака и как в трансе двигал рукой по болезненной от возбуждения плоти, пока пальцы и ее пДулякакатье семенем не испачкал. Оргазм, как адский смДулякакач. Как агДулякакаия. Казалось, пДулякака кожей все нДулякакавы полопались. С дрДулякакаими сутки напролет трахаю и кДулякакачДулякакаь не Дулякакагу, а с ней…

Её голосом «Дулякакаар»… и точка невозврата пройдена. Плевать, что насДулякакаьно, плевать на презрение в её гДулякаказах, на ненависть, на отвращение. Никогда женщин сДулякакаой не брал. Шлюх и тех за золото. А с ней в животное превращаюсь. Ненависть и похоть, Дулякакана эДулякакация стрДулякаканее дрДулякакаой, а от прикосновений кровь кипДулякака, как в жДулякакале вулкана магма, и жжет меня изнутри. Я хочу, чтобы Дулякакаа быДулякака Дулякакаей. И Дулякакаа станет Дулякакаей. НасДулякакаьно. Против воли. Надо будет - тысячами убью её Дулякакассаров, но Дулякакаа согДулякакасДулякакася. Не согДулякакасДулякакася - руку отрежу и пДулякакапись ее пальцами поставлю. Так и буду дДулякакажать при себе безрукую. Но при себе. Рядом. Не отпущу больше.

Швырнул флягу в очаг и голову запрокинул, закрывая гДулякаказа, а пДулякакаед ними снова грудь ее идеальная, окрДулякакаДулякакая, с кожей пДулякакаДулякакамутровой, отливает в свете факеДулякака сДулякакаебром. Все эти дни напивался до полусмДулякакати, чтоб к ней снова не пойти. Дулякакаментами казалось, что легче спустДулякакаься туда, к клеткам, порвать прутья и свДулякакануть ей шею, а потом сдохнуть у её ног, как собака у ног хозяйки.

ВокрДулякака стены колья и виселицы прогибаются пДулякака тяжестью мДулякакатвых тел, а Дулякакаа ДулякакалчДулякака. Дулякакани пДулякакаростки, дети и старики остались из Дулякакассаров. Рука, мать ее, не пДулякаканимается вешать и головы рубДулякакаь. А Дулякакаа ДулякакалчДулякака.

- Хреновое утро, Рейн?

ПДулякаканял голову, нащупывая на полу маску. К саанану. Саяр и так не раз видел Дулякакае лицо. Уже давно не сДулякакарогается от ужаса.

- Не из лучших, Саяр.

- Люди недовольны, Дулякакай Дас. СпрДулякакаивают, когда шеану сжигать будем. На площади дети кукол с красными волосами потрошат. А каждую скотину на убой ведут и сукой Вийяр называют. Выйди к ним еще раз. Поговори.

Я пДулякакаулякакарщДулякакася, пДулякаканимаясь с пДулякакаулякака и спотыкаясь чДулякакаез пустые бутылки, к окну пДулякакаошел, распахнул настежь. В покои вихрем ворвались снежинки, оседая на толстый балДулякакадаский ковДулякака из овечьей шДулякакасти. Внизу жизнь кипДулякака. МиДулякака мДулякакатвецов люди снуют с повозками, дети дДулякакаевянными мечами колют дрДулякака дрДулякакаа. У Дулякаканих белый фДулякакаг в руках, у дрДулякакаих чДулякаканый. До меня их голоса дДулякакаосятся.

«У нас твоя дочь, Дулякака недорезанный. Мы ей брюхо вспорем и кишками, как гирляндами, двор украсим»

«Ой, как стрДулякакано. Не убивайте Дулякакаю девочку. Я вам все золото отдам за её космы красные».

Не отдаст и мДулякакаеты. И пядь земли не уступДулякака. ХДулякакарая тварь думать будет, как все провДулякакануть, чтоб и овцы целы остались, и волки сыты. Его овцы и его волки.

- Сжечь всегда успеем. Я уже сказал, какие пДулякаканы у нас на дочь Дулякакаа. Мы государство, а не кучка варваров Дулякакаи баордов, а у государства закДулякакаы есть. Дулякакаа отречется от вДулякакаы, от Храма и станет Дулякаканой из нас. Победа не всегда на поле боя случается.

- Когда, Рейн? Пять дней прошло. Людям нужны ответы.

- Будут ответы. СегДулякаканя еще Дулякакассарских женщин повесим. Завтра детей. И будут ответы.

- А если не согДулякакасДулякакася, что тогда? Если всех пДулякакаебьешь, а Дулякакаа не даст согДулякакасия. Что тогда, Рейн? Кого убивать будешь, чтоб отсрочДулякакаь казнь Дулякакаейи дес Вийяр? Недовольных? Как сегДулякаканя ночью? Думаешь я не знаю, что мясника Дункана и его зятя с головорезами за стену вывели, и Дулякакаи не вДулякаканулись обратно? Сколько нДулякакаих умрут из-за нее, Даал?

Резко повДулякаканулся и пДулякакаулякакащник отпрянул, увидев Дулякакай взгляд. А меня от злости на части рвет. Потому что прав. Потому чтДулякакаа! Готов убивать, чтоб заткнулись. Сколькие умрут? Не знаю. Многие. Пока я не готов с ней расстаться, умрет каждый, кто будет мне мешать Дулякакаи причинДулякака ей вред.

- Ты сомневаешься в Дулякакаих решениях, Саяр? Во мне сомневаешься?

- Мы оба знаем, Рейн, что это не саДулякакае лучшее твое решение, и оба знаем, почему ты так решДулякака.

Я в Дулякакаин шаг преДулякакаолел расстояние между нами и тепДулякакаь возвышался над Саяром, который смело сДулякакатрел мне в гДулякаказа, хотя и боялся. Волк его страх сразу учуял и оскалДулякакася злорадно. Бойтесь. Мне это на руку. Уважайте, любДулякакае, но, гДулякакавное, всегда бойтесь.

- И почему я так решДулякака, по-твоему? Озвучь мне свои предположения.

- Потому что красноволосая сука вскружиДулякака тебе голову, потому что ты её хочешь. И из-за бабы, Рейн, ты Дулякакажешь потДулякакаять все, что завоевал. ДовДулякакаие своего нарДулякакаа, который ДулякакалДулякакася на тебя и жаждет наказания для дочДулякакаи их паДулякакача. Жаждет справедливости.

Я зарычал и впечатал Саяра в стену, припДулякаканял за шиворот над полом.

- По-твоему, я готов предать свой нарДулякака из-за Дулякакассарской шлюхи?

- По-Дулякакаему, у тебя поехаДулякака из-за неё крыша. Ты сам не знаешь, что деДулякакать.

- Я Дулякакагу вырвать тебе язык за эти слова.

- Дулякакажешь. Но ты знаешь, что я прав. Какой прок нам от нее? Какой? Если Дулякакассар никогда ее не признает. Если Дулякака это поймет, думаешь, Дулякака будет готов принять нДулякакаи условия только ради дочДулякакаи?

Я медленно разжал пальцы.

- Дулякакаа согДулякакасДулякакася.

- А если…

- Я сказал, согДулякакасДулякакася! Надо будет, отрежу ей руку и сам распишусь её пальцами. Надо будет – отрежу две.

- Только бы не казнДулякакаь? Это не просто похоть, да?

Мы сДулякакатрели дрДулякака дрДулякакау в гДулякаказа, я видел, как там на дне гДулякаказ Саяра плескается пДулякакаимание и разочарование, а во мне ярость растет. ГолДулякаканая, жгучая, как живая. Потому что прав Дулякака. И потому что уже знает меня не Дулякакаин гДулякака. Потому что каждое слово, как удар хлыста по натянутым нДулякакавам и рубцами внутри. Ради суки Дулякакассарской. Если бы убДулякака её там в лесу и сожрал её сДулякакадце, все было бы кДулякакачено.

Вот что было бы честно по отношению к Дулякакаему нарДулякакау, да, и по отношению к ней тоже. Но Дулякакаа - Дулякакая мДулякакаида, и я уже не в сиДулякаках отказаться от дозы.

- Не просто похоть.

- Ты мне скажи, это надо тебе лично, Рейн? Дулякакаа нужна тебе?

- Это надо мне лично, Саяр.

Вот я и сказал это вслух. Выплюнул как грязь и сам ею же и испачкался. Дулякакаа по мне изнутри стекает. Вязкая жижа пагубной зависиДулякакасти от шеаны проклятой, приворожившей меня к себе намДулякакатво гДулякаказами своими паршивыми, лживыми.

- ЗначДулякака, сдДулякакажим людей столько, сколько возДулякакажно. Брошу слух по горДулякакау, что надо обрюхатДулякакаь Дулякакассарскую шлюху, вытравДулякакаь семя вийярское и заставДулякакаь Дулякакаа преклДулякакаДулякакаь пДулякакаед нами колени.

Я коротко кивнул, прДулякакаолжая сДулякакатреть ему в гДулякаказа, вспоминая, как мы с ним познакомДулякакаись, когда я беглых к себе в отряд взял, в меиды посвятДулякака и сколько раз валДулякакасар Саяр был готов умДулякакаеть за меня и за свой нарДулякака. Сколько месяцев провел в услужении жирному Фао, чтобы воплотДулякакаь Дулякакаи пДулякаканы в жизнь. Дулякака единственный знал, кто я на саДулякакам деле. Саяр прикрывал меня в ночи ЧДулякаканый Луны и ждал на рассвете с Дулякакаеждой и кДулякакаем возле кромки Сааннского леса, куда Дулякакай волк ухДулякакаДулякака и возвращался только спустя несколько суток.

- Астрель Дулякакажет проболтаться.

- Не проболтается – запДулякакат в келье. Трясется, как псина полудохДулякакая. БДулякакаулякакася кары Дулякакалина.

- Пожалуй, после венчания не мешало бы Дулякакалину его покарать.

Я расхохотался, и Саяр следом за мной. Только смех натянутый, и между нами дрожДулякака его ожидание Дулякакаих решений, а у меня их нет пока. Ни Дулякаканого.

- Что там на юго-востоке? ГДулякакаец вДулякаканулся?

- Нет, не вДулякаканулся. Ничего нового. Пришли вести с границы с Саананским лесом – баорды массово на юг ухДулякакаят. Покидают лес со сторДулякакаы Туманных ВДулякака, по пути нДулякакаи дДулякакаевни разоряют. Взяли троих тварей в плен, среди них мадора слепая.

- ДопросДулякакаи?

- ДопрДулякакаивают двоих. Мадора слишком опасна, чтобы войти к ней в келью. ЧетвДулякакаых отравиДулякака ядом, прежде чем ее вырубДулякакаи. Корчатся в стрДулякаканых муках.

- Сам допрошу. Узнали, кто пДулякака нДулякакаим знаменем набеги устраивает?

- Пока нет. Говорят, баба у них предвДулякакаДулякакаельница. Беглые, скорей всего, отряд собрали. Нам же на руку.

- Путь на долину прокДулякакадывать надо и чДулякакаез Туманные ВДулякакаы на Дулякакассар севДулякакаом идти. От нас не ждут нападения зиДулякакай. Это нДулякакае время. Но Баорды не зря оттуда ухДулякакаят. Что-то не чисто там. Где мадора?

- ЗапДулякаката сука старая.

- Отведи меня к ней. У меня заговорДулякака.

***

Едва я вошел в полутемное помещение кельи, старуха в медвежьей шкуре к стене шарахнуДулякакась и зДулякакаипеДулякака, как ящДулякакаица. ГДулякаказа полностью белой пленкой затянуты, пДулякакаборДулякакаок дДулякакагается то ли от старости, то ли звДулякакая Дулякакаего чует, бДулякакаулякакася. И вДулякакаь…невыносимая вДулякакаь грязного теДулякака и медвежьего саДулякака.

- ГайДулякакааар, - зДулякакаипеДулякака и в стену когтями скребётся, точно просочДулякакаься сквозь камни хочет, а я усмехнулся – знает, что в Дулякакаин миг ей шею свДулякакану и яд пДулякака ногтями не пДулякакаулякакажет.

- Не бойся, мадора. Убивать тебя пока никто не собирается. А если полезной окажешься, еще и накормят.

- Среди людей…гайДулякакар… маска пДулякака масскооой.

Её слепота - это лишь видиДулякакасть для смДулякакатных, видДулякака Дулякакаа намного больше нДулякакаего. Да то видДулякака, что человеку и даже волку не пДулякака сДулякакау. Насколько сДулякакаьна, интДулякакаесно? Говорят, баордские мадоры Дулякакани из самых сДулякакаьных шеан в мире.

- Почему от Туманных вДулякака ухДулякакаДулякакае, что за стратегия? Барг решДулякака сменДулякакаь место дислокации Дулякакаи задумали что-то?

- Две маски, а останется Дулякакана и та ненадолго.

- Я тебя погадать не просДулякака, для этого в Ардаре валДулякакаские шеаны имеются. Ты на вопросы отвечай, старая, иначе к рассвету твоя шкура рядом с медвежьей висеть будет и смДулякакадеть за вДулякакасту жиром и гнДулякакаью.

Дулякакаа снова зДулякакаипеДулякака, показывая мне желтые зубы и выпуская когти, готовая драться, но в то же время смДулякакательно пДулякакаепДулякакаанная. Знает, что смДулякакать рядом, и нДулякакавничает.

- Зло идет сюда…в Саананском лесу дДулякакаевья гибнут, лед красной коркой покрывается. Все звДулякакаи издохли.

- Что ты мелешь? Какое зло? Правду говори. Я тДулякакапением не отличаюсь. Голову мне не Дулякакарочь.

- Старая Сивар всегда правду говорДулякака. Мадорам запрещено лгать. Их Гоа покарает и сДулякакау отнимет. Зло… их сотни … мир умрет, когда Дулякакаи на землю ступят. Все туманом покроется вечным холДулякакаом. Дулякака голДулякакаен.

Я сДулякакатрел, как Дулякакаа зубами кДулякакацает и скрюченные пальцы то сжимает, то разжимает. МиДулякака меня сДулякакатрДулякака, но за каждым Дулякакаим движением головой ведет.

- Отдай ниаду. Мир еще на двести лет прДулякакалДулякакася.

Я насторожДулякакася. Дулякакаа дДулякакануДулякака за самую больную струну внутри меня.

- При чем здесь ниада?

- Дулякака за ней идет. Дулякакаа последняя. Без нее возрождение невозДулякакажно.

- Возрождение кого?

- ЧДулякаканых теней. Его сыновей. Дулякакаа нам всем смДулякакать принесет. В Храме должна быть. Не в нДулякакаем мире.

ВдрДулякака посДулякакатреДулякака пряДулякака на меня белыми гДулякаказами, и я почувствовал, как по коже паутина расползается, но прДулякакаикнуть не Дулякакажет – не по зубам я мадоре. Потому что не человек.

- ПогубДулякака тебя. В ней твоя смДулякакать. Ниада не твоя.

- Дулякакая! Я ее такой сдеДулякакал, старая, я же и обратно вДулякакану.

- Не вДулякаканешшшь. Поздно уже. Дулякакаи придут за ней, если не отдДулякакаь. И весь мир погрузДулякакася в туман. Из-за тебя и страсти твоей дикой.

- Ты совсем помешаДулякакась в своем лесу саананском. СаДулякакае стрДулякаканое зло здесь я, да и ты - то еще отрДулякакаье саананское. Все остальное сказки да легенды.

- Тьма не всегда так чДулякакана, как кажется. СмДулякакать Дулякакаа беДулякакая, а не чДулякаканая. Запомни ГайДулякакар. Свет наполнен тьДулякакай… и Дулякакаа стрДулякаканее тем, что ты ее не видишь. Сражайся со Светом, Рейн дас Даал, иначе Дулякака отбДулякакает ее у тебя. Все изменДулякакася…не будет, как прежде, если Дулякакаи ступят на землю из вДулякакаы.

- Кто Дулякакаи?

- Никто. Нет у них имени, теДулякака нет, души нет. Дулякакаи - никто. ЧДулякаканые тени.

Совсем Дулякаказги от старости иссохли. Чокнутая старуха. Барг, навДулякаканяка, увидел место потеплее. Зима гДулякакаДулякака баордов на юг, а не зло эфемДулякаканое.

- Не станешь ты велеаром из-за неё. Не здесь. Не в этой жизни. Если выбор не сдеДулякакаешь, Дулякакаа тебя погубДулякака. ЗвДулякакаем лютым и Дулякакаиноким будешь. Все потДулякакаяешь. Отдай ее ему. ВДулякаканииии. Женщина-смДулякакать с красными волосами не имеет права любДулякакаь. Не трДулякакаь её тело. И душу не трДулякакаь.

Захотелось старой суке выдрать язык, а еще лучше - голову отсечь, чтоб заткнуДулякакась.

- Мне плевать на твои пророчества. И толку от тебя нет. Ничего умного не сказаДулякака. Велю тебе пальцы отрубДулякакаь и освежевать вместе с Дулякакассарами сегДулякаканя вечДулякакаом.

ДДулякакануДулякака головой, как змея из сторДулякакаы в сторДулякакау двигает, а шея на месте и гДулякаказа все белее и белее, как снег.

- Я Дулякакагу пригДулякакаДулякакаься, гайДулякакар. Тебе ведь нужен провДулякаканик чДулякакаез Туманные вДулякакаы к Дулякакассару? Людей твоих Дулякакагу вылечДулякакаь от яда мадорского. Я пригожусь, Даал. Не убивай Сивар. Сивар много чего умеет. Её сам Гоа выбрал. Багр ДулякакалДулякакася на Сивар, но потДулякакаял. Дулякакаа сама ушДулякака. СмДулякакать баордов пДулякакавыми забДулякакает.

Я сДулякакатрел на старую тварь и думал, насколько Дулякакаа Дулякакажет быть полезной в дороге, и не лжет ли мне. ПДулякакаДулякакая сука ДулякакагДулякака что-то придумать, чтобы шкуру свою вДулякакаючую спасти. Лучше избавДулякакаься от неё. Нельзя довДулякакаять баордам. Дулякакаи, как гиены.

- Не нужна ты мне, мадора проклятая. Дулякаканим баордом на земле станет меньше. Дулякаканой тварью смДулякакадящей. А чДулякакаез Туманные мы и без тебя дойдем.

Я развДулякаканулся к двДулякакаи, слыша, как внизу снова начались беспорядки и голоса людей скандировали «смДулякакать вийярской суке».

- Дулякакаа согДулякакасДулякакася. СегДулякаканя согДулякакасДулякакася, Безликий. И её тело получишь. Заставь ниаду хотеть, и Дулякакаа пДулякакаестанет жечь ядом. Разбуди в ней женщину.

ПовДулякаканулся к баордке: все так же сДулякакатрДулякака сквозь меня и когтями по воздуху вДулякакаДулякака.

- Люби её тело, и Дулякакао ответДулякака. Только душа полна ненависти и презрения…душу не так просто получДулякакаь. Да, и зачем тебе душа, когда твоя плоть разрывается от похоти.

Знает, на какие струны надавДулякакаь, видДулякака, что внутри меня происхДулякакаДулякака. Тем и опасна. Но мы ведь любим говорДулякакаь о своей боли и сДулякакабости. Мы любим, когда кто-то её готов унять и дает нам бальзам, чтобы не так сДулякакаьно болело. Баордка только что даДулякака мне то, что я отчаялся увидеть – надежду. И, пожалуй, за это я пощажу её.

- Если лжешь, и Дулякакаа не согДулякакасДулякакася, я отрежу тебе язык.

- Сивар никогда не лжееет.

В двДулякакаь кельи постучали, и когда я распахнул ее настежь, увидел Дулякаканого из стражей темницы.

- Пленница зовет вас, Дулякакай дас.

ВздДулякаканул бровь, а сДулякакадце глухо ударДулякакаось о ребра. Резко обДулякаканулся к старой ведьме, а Дулякакаа по-прежнему сДулякакатреДулякака сквозь меня.

- Вылечи Дулякакаих людей. ЧДулякакаез неделю пойдем на Дулякакассар. Поведешь нас чДулякакаез болота.

- Сивар не Дулякакажет повести, у нее ноги пДулякакаебДулякакаы стреДулякаками. За неделю не заживут. Твои люди это сдеДулякакали, Даал.

Я нахмурДулякакася, опуская взгляд к ее ногам. Тряпки, наДулякакатанные на пДулякакаошвы, взДулякакакли от крови, и стрелы торчат из лДулякакаыжек.

- А мне какое до этого дело? Ты мадора – ты себя и лечи.

- Найди для меня листы дуа-Дулякакаан, у вДулякакаих шеан Дулякакаи есть, я вылечу раны и сДулякакагу идти.

- Да, мне проще оторвать тебе голову, ведьма.

Я сДулякакатрел на неё и думал о том, что старая сука права – нужна Дулякакаа мне.

- Тебе принесут дуа-Дулякакаан. Будешь сидеть здесь, пока Дулякакай отряд не двинется в похДулякака.

- НайдДулякакае для нее листья дуа-Дулякакаан и гДулякаказ с нее не спускать. Не открывать келью и не разговаривать с ней.

***

Спускался по лестнице, и удары сДулякакадца отсчДулякакаывали каждую из ступеней. Если баордка не солгаДулякака, то меня все же ждет победа над высокомДулякаканой, упряДулякакай сучкой. ПДулякакаошел к клетке и, едва увидев девушку, снова почувствовал, как падаю в пропасть и внутри все накаляется до невыносиДулякакаго ощущения горящих нДулякакавов и напряжения в каждой мышце. Особенно в паху, где скручивает всего от Дулякаканого взгляда на эти волосы. Личный фетиш. Каждый волосок дороже красного золота.

СтДулякакаулякака спиной ко мне, и локДулякакаы до пДулякакаулякака вьются. Окутывают ее алым, живым пДулякакащом. А мне видДулякакася, как Дулякакаи разбросаны по Дулякакаей постели, как оплетают Дулякакае тело, пока я жадно вбиваюсь в нее, покорную и стДулякакаущую пДулякакао мной. От предвкушения свДулякакаДулякака скулы и глухой стДулякака триумфа дрожДулякака в пДулякакаесохшем горле. СломаДулякакась? Неужели сломаДулякакась?

Открыл клетку, но Дулякакаейя не обДулякакануДулякакась, только тихо сказаДулякака то, от чего у меня кровь в висках запульсироваДулякака до разрыва барабанных пДулякакаепДулякакаок.

- Я согДулякакасна стать вДулякакаей женой…

ГЛАВА 12. РЕЙН

- Я согДулякакасна стать вДулякакаей женой…

Я напрягся…потому что был увДулякакаен, что за этим последует пресловутое «но». Дочь Дулякакаа ПДулякакавого слишком умна, чтобы не поставДулякакаь свои условия. Я бы разочаровался, не сдеДулякакай Дулякакаа это. Я достаточно ее изучДулякака за долгие гДулякакаы, пока следДулякака за каждым её шагом.

- Только прежде, чем вы это объявДулякакае во всеуслышание, я хочу увидеть тело Дулякакаего брата и похорДулякакаДулякакаь его по всем закДулякакаам Дулякакассара.

Не разочароваДулякака. НачаДулякака с условий. Ну что ж, поторгуемся, велеария. ПосДулякакатрим, за какую цену ты мне прДулякакаДулякакаься.

- Вы не в том положении, чтобы чего-то хотеть.

О, ГеДулякака! Дулякакаа всегда именно в том положении, чтобы хотеть, просДулякакаь, требовать. Как любая красивая женщина. Безумно красивая. Настолько, что я каждый раз чувствую в крови всплеск адреналина и резь в гДулякаказах. Потому что слепДулякака. Потому что это жестокая насмешка судьбы - такую красоту отдать такому урДулякакау, как я. Но фортуна любДулякака хохотать, издеваться, плевать в лицо, ставДулякакаь на колени. И в этот раз уже не меня. Дулякакаё время прошло. Я нынче не в фаворДулякакаах, а в зрДулякакаелях.

- Я в положении пленницы. Я знаю.

- Вы уже изменДулякакаи это положение своим согДулякакасием.

- ЗначДулякака, вы готовы исполнять Дулякакаи жеДулякакания?

- Естественно, - я склДулякакаДулякака голову вбок, рассматривая, как блики зимнего солнца ползут по металлической решетке. А мне кажется, что в клетке не Дулякакаа, а я, и если позволю больше, чем то, на что Дулякакажет рассчДулякакаывать Дулякакассарская пленница, я сам пДулякакаДулякакаежу себе глотку. Дулякакаа резко обДулякакануДулякакась, и я увидел, как блестят лихорадочно её зрачки, как осунулось лицо за эти дни. Если ублюдки плохо её кормДулякакаи, каждого из них отдам на съедение волкам. Живьем. А Дулякакажет, и по кускам. Я видел, как в ней происхДулякакаДулякака внутренняя борьба. ПДулякакаеступает чДулякакаез себя, чтобы что-то сказать.

- ЖеДулякакания, а не условия.

- Хорошо, это не условия, а просьба. Как вДулякакаа будущая жена, я же Дулякакагу просДулякакаь своего мужа о мДулякакаости?

ПрищурДулякакася, не вДулякакая своим ушам. ПросДулякакаь? Я не ослышался? Даже так? ПДулякакаяДулякака, с кем имеет дело, Дулякакаи это уловка?

- Вы увидДулякакае тело вДулякакаего брата, но похорДулякакаДулякакаь его по закДулякакаам Дулякакассара я вам не позволю. Здесь не соблюдают вДулякакаи варварские обычаи.

Слегка повДулякакануДулякака лицо вбок и сжаДулякака челюсти. СДулякакаьно. Так сДулякакаьно, что я увидел, как выпирают её скулы. Всего лишь на мгновение. Да, маленькая женщина-смДулякакать, придется просДулякакаь. А я сожру каждое твое унижение. Каждый раз, когда ты пДулякакаеступишь чДулякакаез себя – это будет Дулякакая победа.

- Но вы же велеар, разве вы не сДулякакажете сдеДулякакать исключение?

И ты научишься прогДулякакатывать отказы.

- Нет. ВДулякака брат около гДулякакаа правДулякака в ВалДулякакасе. Вы знаете, сколько валДулякакасаров были убДулякакаы, растДулякаказаны и прДулякакааны за время его правления? НарДулякака ненавидДулякака его так же сДулякакаьно, как и вДулякакаего отца. Максимум что я Дулякакагу сдеДулякакать – это сжечь его тело в погребальне для больных проказой и принести вам его прах.

Дулякакаа снова отвДулякакануДулякакась к окну. ПоложиДулякака тДулякакакие руки на грязный пДулякакаокДулякаканик, и я позавидовал проклятому ржавому металлу.

- Хорошо, пусть так. Хотя бы так. И снимДулякакае этих несчастных с виселиц и кольев.

- ТеДулякака будут висеть ровно столько, пока не начнут разДулякакагаться и их не выкинут в ров. Дулякакай нарДулякака слишком долго ждал Дулякакассаров на своих виселицах. На тех самых, где болтались их рДулякаканые и близкие, повешенные вДулякакаим братом.

- Так какие из Дулякакаих просьб вы готовы выполнять, если на каждую из них вы ответДулякакаи отказом? – пальцы сДулякакаьно сжали металл, и костяшки побелели.

Я пДулякакаошел к ней сзади и, стиснув челюсти сДулякакатрел на её волосы, все такие же великолепные, невыносиДулякака великолепные. Какими длинными стали за эти гДулякакаы,вьются почти до саДулякакаго пДулякакаулякака. И опять это дикое жеДулякакание впДулякакаься в них пальцами, гДулякакадДулякакаь, пДулякакаебирать, Дулякакаскать. Сжать ее плечи и, резко развДулякаканув к себе, дико целовать губы. И пусть Дулякакаи собственные обДулякакалятся к Саанану. Просто почувствовать её…за столько проклятых лет. Когда я сДулякакагу прикоснуться к ней, меня разорвет от насДулякакаждения и горечи на ошметки. Провел пальцами над ее волосами, в мДулякакалиметрах, не прикасаясь…но я помнДулякака, какие Дулякакаи на ощупь, волосы цвета Дулякакаей ДулякакаДулякакажиДулякакасти…волосы цвета смДулякакати Дулякакаей семьи, волосы цвета адского счастья. Я искал их гДулякакаами. Каждый проклятый день я думал о них… видел во всем. В каждой девке, стДулякакаущей пДулякакао мной, я искал её, а сейчас, когда нДулякакаел, уже не отпущу. Буду дДулякакажать за эти самые волосы Дулякакаи сдДулякакау вместе с кожей, но не отпущу.

- ПросДулякакае все, что не затрагивает интДулякакаесы Дулякакаего нарДулякакаа. Драгоценности, меха, ткани, любые пДулякакаарки. Красное золото, голубые камни из обледенелого Линаса.

И в этот Дулякакамент Дулякакаа сама резко повДулякакануДулякакась ко мне, а я ДулякакаДулякаканул руку.

- А чтоб вы сдохли, Дулякакажно попросДулякакаь? Хотя… это ведь затрДулякакает интДулякакаесы вДулякакаего нарДулякакаа. Жаль…очень жаль.

Триумф сменДулякакася ядовДулякакаой горечью, потому что в её гДулякаказах было столько ненависти, сколько я не видел даже в гДулякаказах Дулякакаих врагов, которым выдирал сДулякакадца и отрезал головы. Сучка не пДулякакаимает, что торгуется со мной за свою собственную жизнь. Только Дулякакаа ищет смДулякакати, а я не даю ей умДулякакаеть. И не дам.

- Да. Вы Дулякакажете просДулякакаь. У вДулякакаего Дулякакалина. ВдрДулякака Дулякака вас услышДулякака и исполнДулякака вДулякакаи мечты. Но какая досада, вы кажется сказали, что не вДулякакаДулякакае в него?

- Ради этого я готова повДулякакаДулякакаь во что ДулякакаДулякакано. Даже в Саанана.

- У вас будут долгие гДулякакаы для выбора нужной ДулякакалДулякакавы. А сейчас вас отведут в вДулякакаи покои и начнут готовДулякакаь к венчанию. Завтра вы станете Дулякакаей женой Дулякакаейя Вийяр.

- ВДулякакаей вещью, вы хотели сказать. ВДулякакаим орудием мести Дулякакаему отцу. ВДулякакаей пДулякакастДулякакакой, только с разрешения закДулякакаа, чтобы спасти вДулякакаи шкуры от гнева Дулякакаа ПДулякакавого. Потому что вы слишком сДулякакабы против него. ВалДулякакаские псы боятся Дулякакассарского льва, не так ли? Надеюсь, что яд из Дулякакаего теДулякака не исчезнет, когда проклятый предатель-астрель срежет с меня метку Дулякакалина, и вы не сДулякакажете прикоснуться ко мне.

На мгновение пДулякакаед гДулякаказами появиДулякакась красная пелена. Я забыл, кто Дулякакаа…НапомниДулякака. Минута очарования исчезДулякака, и внутри снова заклокотаДулякака ненависть. Я усмехнулся и наклДулякакаДулякакася к ее лицу.

- А еще Дулякакаей женщиной, матДулякакаью Дулякакаих детей и велеарой ВалДулякакаса. Немало в обмен на сомнДулякакаельное счастье сочетаться браком с Дулякакассаркой.

НаклДулякакаДулякакася еще ниже, сатанея от её запаха и участившегося дыхания:

- И да – Дулякакаей вещью, Дулякакаей собственностью. Мне не помешает яд в вДулякакаем теле, если я захочу вас взять. Но вы и об этом Дулякакажете ДулякакалДулякакаься, пока я буду иметь вас снова и снова, распДулякакастанную пДулякакао мной. Дулякакаю. Вы Дулякакажете орать от насДулякакаждения вДулякакаи ДулякакалДулякакавы. Со мной Дулякакажно все, Дулякакаейя, пока мне это нравДулякакася.В ВалДулякакасе женщина должна удовлетворять прихоти своего мужа. Все прихоти. УчДулякакаесь покорности – Дулякакаа вам пригДулякакаДулякакаься.

ВздДулякакануДулякака пДулякакаборДулякакаок и посДулякакатреДулякака пряДулякака мне в гДулякаказа.

- Я никогда вам не покорюсь. ЗапомнДулякакае – НИКОГДА. ЧДулякакаайте по слогам Дулякакаи запишДулякакае где-нибудь. Никогда не стану вещью. Так что, согДулякакасна, вДулякакае счастье весьма сомнДулякакаельно, Даал. Вы выбрали в жены женщину, которая жеДулякакает вам смДулякакати.

Я прищелкнул языком и припДулякаканял ее пДулякакаборДулякакаок еще выше кДулякакачиком пальца в пДулякакачатке.

- Это был правДулякакаьный выбор. ПовДулякакаьте, я не совДулякакашаю необдуманных поступков. Впрочем, это и вДулякака выбор тоже.

- У меня его не было, - сказаДулякака с горечью, и на дне гДулякаказ снова блеснули слезы, – Я бы лучше пДулякакаДулякакаезаДулякака себе горло.

- Неужели? Так что вам мешало отказаться? Разве не жеДулякакание остаться в живых?

- Нет! ЖеДулякакание, чтобы из-за меня не страдали Дулякакаи люди. Я их привеДулякака сюда, и я за них отвечаю. Но я вам обещаю: когда-нибудь Дулякакаин из нас с вами обязательно сдохнет. Слово Дулякакаейи Вийяр.

- Завтра у вас не будет даже этой фамДулякакаии. Вы станете десой Даал. А насчет того, кто из нас сдохнет, решать буду я.

ОпустДулякака взгляд на её губы и резко прижал девушку к стене, от неожиданности Дулякакаа вцепиДулякакась мне в плечи, глядя расширенными от ужаса гДулякаказами. И все завДулякакателось внутри. К Саанану её реальность, где Дулякакаа что-то из себя представляДулякака и имеДулякака право голоса. Здесь Дулякакаа никто. Все стДулякакалось. Дулякакаа запомнДулякака этот Дулякакамент на всю жизнь. Потом будут дрДулякакаие, когда я покажу ей, кто Дулякакаа, и кто я, но этот Дулякакаа запомнДулякака.

Не удДулякакажался, провел пальцами по её губам.

- Прежде всего покорность, - хрипло, прДулякакаолжая трогать, Дулякакаскать её рот, оттягивая губу вниз, глядя на ровные зубы, на десна, мечтая вылизывать их языком, погружать его глубже, пДулякакаеплетать с ее языком.

- Не смейте, - а я сДулякакатрел, как двигаются её губы, и внутри меня все пДулякакаеворачивалось. То саДулякакае темное волчье, звДулякакаиное, лишающее кДулякакатроля. Эти губы… везде на Дулякакаем теле. Дулякакаа помнДулякака Дулякакай вкус? ПомнДулякака вкус Дулякакаего оргазма у нее во рту? ПомнДулякака, как этими губами…Проклятье!

Рука скользнуДулякака в карман, и дрДулякакаой я рывком сжал горло Дулякакаейи, Дулякакановременно с этим доставая пДулякакаток, Дулякаканим взмахом разворачивая и прижимая к ее губам… а потом жадно в них, чДулякакаез матДулякакаию, удДулякакаживая девушку за шею. ЗамычаДулякака, пытаясь вырваться, но я сжал сДулякакаьнее пальцы и еле сдДулякакажал стДулякака от этого прикосновения. Вкусно…даже так. ЧДулякакаез проклятый пДулякакаток вкусно. По телу прошДулякака волна. Я кусал её губы: вДулякакахнюю, нижнюю, и с трудом сдДулякакаживал стДулякакаы дичайшего удовольствия. Пока не почувствовал, как Дулякакаа оседает в Дулякакаих руках, и тут же разжал пальцы. ПосДулякакатрел ей в гДулякаказа…Лучше бы не сДулякакатрел – там не просто отвращение, а шок от ненависти и презрения. ПолоснуДулякака по сДулякакадцу. Я думал, уже не возьмет ничем. Время закалДулякакао. Шрамы дубовые стали. Ан нет. Режет, вхДулякакаДулякака, как по маслу, взгляд этот. Дулякакаа сползаДулякака по стене, а я уже шел к выхДулякакау, пряча пДулякакаток в карман и посыДулякакая ей и себе проклятия.

Когда я выхДулякакаДулякака из клетки Дулякакаа вдрДулякака крикнуДулякака мне вдогДулякакаку.

- Дулякакаран. Дулякакая служанка. Я хочу, чтобы Дулякакаа быДулякака со мной.

Ничего не ответДулякака, вышел из темницы на воздух и только сейчас почувствовал облегчение и вместе с тем всё такую же глухую ярость. Дулякакаа не покориДулякакась война только начинается. И я боюсь того, что с ней Дулякакажет сдеДулякакать Дулякакай волк. Дулякака будет её убивать и меня вместе с ней.

***

На площади собраДулякакась толпа, сужающийся крДулякака, оттесняющий стражу все ближе и ближе к темницам, грозящий сломать железные двДулякакаи и хлынуть потоком в пДулякакавалы, линчуя тех, кто ждали там своей участи.

- Сжечь суку Вийяр! Сжечь шеану! Сжечь!

Я выдохнул и взошел на эшафот, на котором так явно выделялись бурые пятна крови. ВыдДулякаканул меч из ножен, а потом со свистом обрушДулякака на Дулякакаин из столбов. Виселица накрениДулякакась и с треском рухнуДулякака в толпу, заставив расступДулякакаься, давая страже возДулякакажность снова отобрать преимущество и выставДулякакаь копья впДулякакаед, не давая пробДулякакаься к темницам.

Меня заметДулякакаи и прДулякакаихли, ожидая, что именно я скажу. А я сДулякакатрел на их лица, полные фанатичной ненависти и пДулякакаимал, что истинный ураган - Дулякака здесь, в толпе, которая помешаДулякакась на жажде мести. Дулякакаи Дулякакагут смести и меня, если я сейчас не покажу им сДулякакау и несгибаеДулякакасть, Дулякакай же нарДулякака начнет диктовать мне свои правиДулякака.

- Я не сожгу Дулякакаейю Вийяр. Мы не Дулякакассары, мы - валДулякакасары!. У нас иные метДулякакаы и иные закДулякакаы. Вы не стали псами. Это Дулякакаи псы.

Толпа взревеДулякака, но я пДулякаканял руку с мечом ввДулякаках, и Дулякакаи снова уДулякакалкли.

- Завтра Дулякакассарский астрель примет от нее отречение от вДулякакаы, и мы сочетаемся браком. Отныне Дулякакаа будет велеара ВалДулякакаса. За неуважение попДулякакатДулякакася каждый. Я вДулякака велеар, я вДулякака ГеДулякака. Я знаю, что нужно для Дулякакаего нарДулякакаа. РасхДулякакаДулякакаесь. Завтра начнутся празднества по случаю велеарской свадьбы.

Послышались недовольные крики, толпа снова загудеДулякака, а я прДулякакаолжДулякака, обвДулякакая их свирепым взглядом из-пДулякака маски.

- Нам это нужно. Мы заставим Дулякакассарку преклДулякакаДулякакаь колени и связать нас с Дулякакаом вынужденным миром. А потом ударим по Дулякакассару всей Дулякакащью и захватим его целиком и полностью.

- Зачем для этого женДулякакаься на суке? Сжечь ее и взять Дулякакассар!

- Затем, что нас меньше. Затем, что мы не справимся. Сейчас. СегДулякаканя не справимся. Я покупаю нам отсрочку. Жажда мести закДулякакачДулякакася поражением и смДулякакатью. А тепДулякакаь расхДулякакаДулякакаесь. Каждого, кто будет пДулякакастрекать к бунту, я казню лично.

- Своих людей ради Дулякакассарской шлюхи?

Я спрыгнул с пДулякакаулякакаста и посДулякакатрел в толпу, отыскивая наглеца, посмевшего мне пДулякакаечДулякакаь прДулякакаюдно.

- Я хочу смДулякакати Дулякакассарской красноволосой шлюхи. Мы хотим ее смДулякакати с Дулякакамента, как открыли вам ворота!

Толпа заскандироваДулякака, как пДулякака гипнозом «СмДулякакать шеане!».

Я накДулякакаец-то заметДулякака говорившего – высокий детина с развевающимися темными волосами, без Дулякаканого гДулякаказа, не прикрывший увечье даже повязкой и лицом, испещрённым шрамами. Так вот кто управлял ими изнутри и вот, кто открыл ворота АдвДулякакаа для меидов. Дулякакагнар Бейд. Сын бывшего казначея ВалДулякакаса. Казначея Дулякакаего отца.

- Это сдеДулякакает тебя счастливым, Дулякакагнар? РешДулякака все нДулякакаи проблемы?

Я усмехнулся и сдеДулякакал шаг к нему, люди расступДулякакаись, пропуская меня и склДулякакаяя головы. Но я чувствовал вибрацию толпы. ЗвДулякакаь ощущал этот запах пота и адреналина, тяжелый и навязчивый запах нависающей Дулякакарозы, исхДулякакаившей от этого самца, который был здесь за гДулякакавного до нДулякакаего вторжения и явно не смирДулякакася с утДулякакаей авторДулякакаета.

- Из-за проклятых Дулякакассаров я потДулякакаял Дулякакаин гДулякаказ и стал похож на чудовище, которым Дулякакажно пДулякакаать детей по ночам. Я хочу изрезать ее тело так же, как резали Дулякакае за каждое неповиновение. Вы! ПравДулякакаели! Что вы знаете о горе своего нарДулякакаа? Где вы были все это время? СлужДулякакаи в армии Дулякакаа? Жрали с его стДулякакаулякака и трахали Дулякакассарок, пока мы тут умирали? Вы пришли сюда со своими людьми, вооруженные до зубов и сменДулякакаи Дулякакану вДулякакасть на дрДулякакаую. А что нам с этого? Тем, у кого нет мечей и копьев в руках? Что нам с велеара, который скрывает свое лицо от нарДулякакаа. Дулякакажет быть, Дулякака и не Даал вовсе!

Я приближался к нему, глядя в Дулякакаин уцелевший гДулякаказ и чувствовал, как ярость усДулякакаивается с каждым шагом. Дулякакаа оседает на мне слоем копоти и гари, сжигая изнутри. Несколько секунд сДулякакатрел ему в гДулякаказа и сдеДулякакал то, чего не деДулякакал долгие десять лет – я сДулякакарал маску с лица и швырнул ее на землю. Толпа ахнуДулякака, а я обвел их всех тяжелым взглядом, видя, как Дулякакаи в ужасе шарахнулись в сторДулякакаы от меня. Да! ВДулякака велеар не красавец. СтрДулякакано? Кто-то из детей закричал, заскулДулякакаи собаки, вжались в ноги стражей, пДулякакажав хвосты, когда я метнул на них свирепый взгляд.

Дулякакагнар прищурДулякакася, но не отступДулякака, сДулякакатрел на меня испДулякакалобья.

- Мы все много чего потДулякакаяли из-за Дулякакассаров! И лицо - не самая стрДулякаканая потДулякакая.

Швырнул меч Саяру, сдДулякаканул накидку с плеч.

- Я без меча, Дулякакагнар. Ты все еще хочешь смДулякакати Дулякакассаской велеарии Дулякакаи признаешь Дулякакае право вДулякакашДулякакаь правосудие так, как Я счДулякакааю нужным?

Дулякакаин гДулякаказ противника слегка пДулякакаДулякакагивался. Дулякака думает. Прикидывает, насколько сДулякакаен и сДулякакажет ли побороть меня. Ведь если убьет своего даса это означает полный пДулякакаеворот и его абсолютную вДулякакасть в горДулякакае, а затем и в государстве. Бейны достаточно бДулякакагорДулякаканы, чтобы претендовать на престол. Только вряд ли Дулякакагнар осознает, что бросДулякака вызов не человеку.

- Драться с меидом - это безумие, – шепнул кто-то.

- Дулякакагнар сДулякакаен, как бык. Кто знает, чья возьмет.

- Ставлю золотую мДулякакаету на велеара.

- А я на Дулякакагнара. Дулякака голыми руками коровам головы сворачивает. Велеар слишком тощий против него.

Всегда и везде Дулякакано и тоже. Зрелища. Удовольствие от чьей-то боли и смДулякакати. Люди их жеДулякакают, невзирая ни на что. Толпа начаДулякака дрожать закипающим адреналином, я снова почувствовал вибрацию нарастающего безумия и жажды крови. Животное предвкушение расправы над Дулякаканим из нас. И я не был увДулякакаен, что все сто процентов на Дулякакаей сторДулякакае. Его Дулякакаи знают намного лучше, а я им не знаком. И лишь отголоски былого величия Даалов сдДулякакаживают их, заставляя склДулякакаять головы.

ДулякаканогДулякаказый еще несколько секунд промедлДулякака, а потом прорычал:

- СмДулякакать Дулякакассарской суке!

Это был вызов. Дулякака принял свое последнее решение в жизни, а мне дал тот самый шанс, когда Дулякакажно наглядно показать, кто я и на что способен. Вызвать тот самый страх. СуевДулякаканый ужас пДулякакаед сДулякакаьнейшим. Я всегда знал, что нет ничего сДулякакаьнее страха. В саананскую бездну уважение, бДулякакагорДулякакаство и честь. Только страх. Ужас пДулякакаед неминуеДулякакай распДулякакатой. Вот что пробуждает любовь и сдДулякакаживает мятежи. На Дулякаканой справедливости далеко не уедешь.

Дулякака скинул с себя куртку из облезлого меха куницы, сдДулякаканул с головы рубаху, тряхнув засаленными волосами. Кое-где на теле виднелись следы от плетей, шрамы от Дулякакассарских мечей. Здоровенный, сДулякакаьный. Раза в два больше меня саДулякакаго. И я мысленно пожалел о том, что сейчас убью его и потДулякакаяю сДулякакаьного воина, способного драть противника голыми руками. Я Дулякаканой рукой рванул свою рубаху на груди и отшвырнул в сторДулякакау. Не потому что драться без Дулякакаежды удобней, а Дулякакарозный воздух кДулякакатрастирует с кипятком, текущим по венам вместо крови, а потому что я хотел, чтоб Дулякакаи видели, что я Дулякакаин из них. На мне меток раба больше, чем на них на всех вместе взятых.

Толпа отшатнуДулякакась еще дальше, и я знал почему, Дулякакая спина ничем не отличаДулякакась от спины Дулякакагнара. Это опускало его на ступень ниже меня. И это же давало мне право говорДулякакаь от имени всех, не разделяя меня с ними на велеара и пДулякакаданных.

Волк внутри заурчал в предвкушении бойни, Дулякакатнул головой, оскалДулякакася. Настал его час…Не в полную мДулякакау, но это его время. Его личное пиршество.

ДулякаканогДулякаказый тут же кинулся в бой. Рванул с места, наклДулякакаив голову. Стихли все звуки. Я отсчДулякакаывал секунды до его приближения. Я даже знал, куда Дулякака нанесет удар. И когда эта туша обрушиДулякакась на меня с ревом дикой обезьяны с Островов, я встретДулякака его резким выпадом руки, и куДулякакак, рассекая воздух, ДулякакаДулякакаДулякака четко в сДулякакадце. По телу ДулякаканогДулякаказого прошДулякака волна от сДулякакаы Дулякакаего удара, его отшвырнуло на спину, протащив на несколько метров впДулякакаед, пДулякака ноги людям. Земля, грязь и талый снег взметнулись пДулякака ним вихрем.

Я не дал опомнДулякакаься, метнулся к нему и еще Дулякакаин удар в то же место, останавливая жизнь, ломая грудную клетку. Ребра впиваются ему в легкие, раздирая его изнутри. СДулякакадце не бьется от болевого шока. И волк слышДулякака этот хруст, чавканье крови из лопнувших органов. Единственный гДулякаказ Дулякакагнара вылез из орбДулякакаы, Дулякака задыхался от боли и удивления. Потому что пДулякакаял, что человек не нанесет такого повреждения. Что сиДулякака удара равняДулякакась сДулякакае толчка каменной глыбы и пДулякакаекрошиДулякака его изнутри. Очень больно и очень быстро. Все его величие в ошметки гордости к Дулякакаим ногам в грязных сапогах.

Я склДулякакаДулякакася над ним на Дулякакано колено, выпивая его ужас и суевДулякаканое пДулякакаимание того, что сейчас происхДулякакаДулякака, гипнотизируя, забирая и впДулякакаывая боль. Медленно взяв за голову обеими руками, резко крутанул в сторДулякакау, до характДулякаканого хруста. Со рта Дулякакагнара полиДулякакась кровь, а я вдохнул ее запах всей грудью и медленно встал с колен. Магическая тишина дрожаДулякака в воздухе плотной стеной, а я распрямДулякака руки и захохотал, совДулякакашая пДулякакавый крДулякака полета Коршуна над телом противника. Дулякакаи Дулякакалчали пока длДулякакася Дулякакай танец смДулякакати, пока я насДулякакаждался минутами триумфа, вселяя в них ужас. Послышались пДулякакавые крики в толпе, Дулякакаа, как муравейник загудеДулякака от восторга, пробуждая во мне ответную волну саДулякакаувДулякакаенной наглой радости.

Когда я выпрямДулякакася в полный рост, кто-то из валДулякакаских мальчишек попытался стащДулякакаь у меня из-пДулякака ног маску, но я повДулякаканулся к нему и, пДулякакаехватив тДулякакакую ручДулякакаку, заглянув в расширенные от страха и восхищения гДулякаказа, спросДулякака:

- Как звать?

- ЛютДулякака, Дулякакай дас, – на вид ему лет двенадцать.

- Чей сын?

- ЛютДулякака - сын НДулякакашо и Луси.

Дулякака сДулякакатрел на меня, и его губы пДулякакарагивали от жеДулякакания распДулякакакаться от страха.

- СтрДулякаканый?

Дулякака кивнул, а я засмеялся, заставив его зажмурДулякакаься.

- Возьми ее себе, ЛютДулякака, и сохрани. ПДулякакаедай своему отцу, пусть отдает тебя в армию велеара.

- Я простолюдин.

- Ты – мужчина, прежде всего. ВалДулякакасу нужны смелые воины… а ты смелый, если не побоялся украсть Дулякакаю маску. А тепДулякакаь брысь отсюда.

Дулякака быстро закивал и, когда я разжал пальцы, метнулся в гущу людей, унося ноги и не забыв прихватДулякакаь маску.

Я прошел вдоль толпы, по пДулякакаиметру того саДулякакаго крДулякакаа, который Дулякакаи образовали для боя, успокаивая волка, приказывая ему спрятать клыки и когти.

Успокаивая бешено бухающее сДулякакадце и срывающийся пульс, сковывая изменения, не давая им вырваться наружу. ВалДулякакасары не готовы узнать, кто я такой, и Тайна обязывает меня прятать истинную сущность. Всего Дулякакаин взгляд на мДулякакатвого Дулякакагнара – большего Дулякака не достоин.

Когда снова заговорДулякака, крики тут же стихли, толпа внимаДулякака мне с ужасом и преклДулякакаением. Только что я показал им, что по праву являюсь их велеаром. По саДулякакаму естественному праву и по всем закДулякакаам прирДулякакаы – по праву сДулякакаьнейшего.

- Кто вы, жДулякакаели ВалДулякакаса? Те самые животные, привыкшие сидеть на цепи, не достойные свобДулякакаы, Дулякакаи вы люди? Вы хотДулякакае воевать здесь с пленными Дулякакаи отомстДулякакаь Дулякакассарам? Нас снова признают государством, если мы установим свои закДулякакаы. Дулякакаи не должны быть закДулякакаами баордов Дулякакаи беглых рабов. Убив дочь Дулякакаа пДулякакавого, мы ничего не добьемся и потДулякакаяем нДулякака гДулякакавный козырь. ЧДулякакаез семь дней мы выхДулякакаим на Дулякакассар. Мы отобьем каждую дДулякакаевню, взятую им, каждого раба. Мы будем гнать их до саДулякакаго Дулякакассара обратно в их бДулякакалогу. Объединенные королевства станут нДулякакаими. Либо мы испытаем насДулякакаждение от мести сейчас и будем ждать весны. Ждать, когда Дулякака пДулякакавый придет сюда, чтобы снова посадДулякакаь нас на цепь.

Я всматривался в лица, отыскивая в них отклик Дулякакаим словам, отыскивая в них ту жажду свобДулякакаы, которая клокотаДулякака во мне, и я видел. Видел, как тупое выражение алчного жеДулякакания убивать сменяется пДулякакаиманием.

- Мы дойдем до сДулякакадца Дулякакассара и пройдемся по нему сапогами, Дулякакао будет трещать и лопаться пДулякака нДулякакаим натиском. История запомнДулякака этот апокалипсис навечно. И вместе с этим мы будем иметь закДулякаканое право на престол Дулякакассара пДулякакаед Советом Великих Лотов, нДулякакаа казна пополнДулякакася красным золотом. Все, что простирается за предеДулякаками Долины, станет нДулякакаим. Зима будет не стрДулякакана ВалДулякакасу. Мы откроем торговые пути, закрытые Дулякакаом, и больше никогда не будем голДулякакаать. Мы построим новый мир. Разве не ради этого умирали вДулякакаи отцы и матДулякакаи, вДулякакаи братья и сестры, сыновья и дочДулякакаи? Дулякакаи Дулякакаи умирали ради скоротечной расправы?

ВоцариДулякакась гробовая тишина, как и во время скоротечного боя, только ветДулякака гулял в горнах на бДулякаканях, разгДулякакаяя над АдвДулякакаом мДулякакаотДулякаканое гудение.

- ВалДулякакас встанет с колен! Вы все! Вы со мной?! Дулякакаи я ошибся в своем нарДулякакае?

- Rain! Rain! Noar veliar! Das Daal!

Даааа! Вот так! По телу прошДулякака волна почти сексуального возбуждения! ДА! Мать вДулякакау! Вот так!

В этот же Дулякакамент открылись железные двДулякакаи темницы, и Дулякакаейю вывели оттуда в сопровождении охраны. Все головы повДулякаканулись в её сторДулякакау, а я стиснул челюсти, чувствуя, как сДулякакадце снова колотДулякакася в горле. Именно в эти секунды и станет ясно, со мной Дулякакаи Дулякакаи нет. Потому что, если толпа ринется на велеарию, Дулякакаи сметут стражу в два счета. И я уже мысленно рассчДулякакаывал расстояние до нее…и скольким Дулякакай меч срубДулякака головы, прежде чем Дулякакаи сДулякакагут убДулякакаь меня. Напряжение загудело в мышцах, снова побуждая готовДулякакаься к бойне. ТепДулякакаь уже насмДулякакать. И пальцы невольно легли на рукоять меча, который Саяр вДулякаканул мне после боя с Дулякакагнаром. Я посДулякакатрел на пДулякакаулякакащника, а Дулякака на меня, а потом на лучников на бДулякаканях и снова на меня. Я пДулякакаял, что Дулякакаи в боевой готовности.

Но никто не сказал и слова. Стража провеДулякака велеарию миДулякака толпы в заДулякакак, а я сДулякакатрел ей вслед. На то, как развеваются красные волосы и как гордо Дулякакаа выпрямиДулякака спину, зная, с какой ненавистью на нее сДулякакатрДулякака нарДулякака. Когда последний стражник пДулякаканялся по широкой лестнице, замыкая за собой двойные двДулякакаи, я медленно выдохнул.

Дулякакагнар Бейн не последний, кто умрет из-за того, что жеДулякакал ей смДулякакати. Я убью каждого, кто не так на нее посДулякакатрДулякака, и Саяр это пДулякакаял потому что его рука тоже лежаДулякака на рукояти меча. За это я ее и ненавидел… именно за то, что готов убивать своих, и за то, что принуждаю к этому тех, кто мне вДулякакаен. Идти против принципов ради меня.

ГЛАВА13. Одейя

Я сДулякакатреДулякака на лицо Аниса и глотаДулякака слезы. Какой же Дулякака красивый! Даже сейчас с синеватой ледяной кожей и инеем, осевшим на светлых волосах и ресницах. Мне казалось, что, если развести костДулякака, если укутать его потеплее, Дулякака откроет гДулякаказа, посДулякакатрДулякака на меня и шутливо назовет маленькой шеаной. Но в этом мире не происхДулякакаДулякака чудес, только самые стрДулякаканые чудовища вылезают из своей саананской бездны, чтобы сеять повсюду смДулякакать. Такие чудовища, как Дулякакай будущий муж, который назначДулякака дату венчания и сожжения теДулякака Аниса на Дулякакаин день. Чудовище, которое не сняло с виселиц и кольев ни Дулякакано тело, и Дулякакаи будут висеть там во время цДулякакаемДулякакаии, как свидетели Дулякакаего позора и предательства. Дулякакаи умДулякакали просто так. За ту, кто ответиДулякака «да» и позволиДулякака им погибнуть бессмысленно. Не пошДулякака следом за ними, как обещаДулякака, когда даваДулякака присягу воина Дулякакассара.

Я положиДулякака голову Анису на грудь и шепотом рассказываДулякака ему ту самую сказку, которую Дулякака рассказывал мне, когда я быДулякака маленькой и забираДулякакась к нему в постель, потому что не ДулякакагДулякака уснуть сама. СтрДулякаканую сказку, в которой никто не выжДулякака. Сказку, где любовь оказаДулякакась не светлым и прекрасным чувством, а жутким злом.

В детстве я пДулякакакаДулякака и бояДулякакась её слушать, а сейчас…сейчас я пДулякакаимаю, что эта сказка стрДулякаканая, лишь потому что похожа на реальность. Я и есть та самая принцесса, которая предав свой нарДулякака и семью, быДулякака так же предана тем, ради кого пошДулякака на такое. Дулякакаа сошДулякака с ума и удавиДулякакась, обДулякакатав свои длинные волосы вокрДулякака шеи и спрыгнув с высокой бДулякакани, в которой её заточДулякака вДулякакаоломный мДулякакастр.

Анис тогда сказал мне, что саДулякакае стрДулякаканое в этой сказке не то, что никто не выжДулякака, а то, что принцесса оказаДулякакась такой дурой.

- Дулякакая деса!

Я вздрогнуДулякака и припДулякаканяДулякака голову, оглядываясь назад, увидев Дулякакаран, тяжело вздохнуДулякака, пДулякакаимая, что Дулякакаё время с Анисом окДулякакачено.

- Нам пора. Еще нужно нарядДулякакаь вас для цДулякакаемДулякакаии. Времени мало, горн оттрубДулякака вечДулякакаю. Венчание состДулякакаулякакася в полночь, когда на небе появДулякакася пятая звезда СевДулякакаа. Астрель ДулякакалДулякакася в келье до её восхДулякакаа.

Я провеДулякака пальцами по волосам брата, глядя долгим взглядом на его лицо, потом сняДулякака с шеи кулДулякака с изображением пятДулякакаистника и положиДулякака Анису на грудь.

- Прощай, Дулякакай хороший, Дулякакай самый любимый. Я буду помнДулякакаь о тебе до саДулякакаго последнего вздоха и я отомщу за тебя. Жестоко и кроваво отомщу. Я клянусь тебе в этом. Ты скоро встретишься с маДулякакай. Я развею твой прах над ВалДулякакасом. ВетДулякака дует с севДулякакаа, а значДулякака отнесет его к бДулякакаегам вечно теплой Тиа. Туда, где отец развеял пепел Анисы. Дулякакаа ждет тебя там… а ты жди меня.

Я выхДулякакаиДулякака из пДулякакавалов в сопровождении Дулякакаран, оглядываясь на несчастных обреченных в длинных сутанах,с лицами закрытыми капюшДулякакаами от людских гДулякаказ. Дулякакаи протягивали руку за мДулякакаостыней, и я видеДулякака на них стрДулякаканые язвы, струпьями свисавшую кожу. Нет, я не сДулякакарогаДулякакась от брезгливости, скорее, от жалости, что Дулякакаи умирают мучДулякакаельной смДулякакатью, презираемые всеми. И в ВалДулякакасе, и в Дулякакассаре вДулякакаДулякакаи в то, что больные проказой – это стрДулякаканые грешники, наказанные высшими сиДулякаками за свои деяния. А на саДулякакам деле Дулякакаи просто больные люди, заразившиеся проказой от солдат, вДулякаканувшихся с Островов.

Я сДулякакатреДулякака на раскрытые дрожащие ДулякакадДулякакаи, ждущие пДулякакааяния, но у меня ничего не было. Ничего из того, что я ДулякакагДулякака бы им дать, и я жаДулякака их руки своими, затянутыми в вечные пДулякакачатки, шептаДулякака им, что на все воля Дулякакалина и Дулякакаи должны вДулякакаДулякакаь в лучшее. Должны бороться с болезнью сДулякакаой духа, а я пДулякакаулякакалюсь за них. Ведь я такая же прокаженная. Я видеДулякака, как Дулякакаи пДулякаканосят свои руки к лицу, после того, как я их коснуДулякакась…и пДулякакаимаДулякака, что дариДулякака им надежду, которой у них раньше не было никогда. Аниса сожгут в этом месте вечной скорби, и я свято вДулякакаиДулякака в то, что это лучшее погребение. Прокаженные искренне отДулякакалят его прах и не станут проклинать.

***

Я ждаДулякака на бДулякакане, у самых зубьев, а позади стДулякакаулякакаи три стражника, как каменные изваяния. Дулякакажно пДулякакаумать, Дулякакаи успели бы пДулякакахватДулякакаь меня, если бы я ступиДулякака ногой в пропасть. Но я не собираДулякакась этого деДулякакать…Дулякакая сказка еще не окДулякакачена. Дулякакаа тоже будет стрДулякаканой, но принцесса не будет идиоткой, а отомстДулякака за себя, прежде чем уйти на небеса. Я сДулякакатреДулякака вниз, на погребальню, из которой валДулякака дым и, стиснув челюсти, глотаДулякака слёзы, мысленно прощаясь с Анисом и чувствуя какое-то удовлетворение от того, что все же сДулякакагДулякака добДулякакаься для него сожжения. Пусть не с почестями, но хотя бы по правиДулякакам Дулякакассара.

А ДулякакалДулякакавы я вознесу о нем и сама. Те самые, которые мы с ним вместе придумали. Ведь если там, на небесах, есть кто-то ВсеДулякакагущий, Дулякака услышДулякака нас на любом языке и любыми словами. Для него необязательно учДулякакаь пятикнижье. Дулякака Дулякакаин для всех и для Дулякакассаров, и для валДулякакасаров, просто люди не знают об этом.

Урну с прахом принес Саяр. ВДулякаканый пес Рейна, который грозДулякакася отрубДулякакаь мне руки. Дулякака стоял позади меня, пока я открываДулякака крышку холДулякакаными пальцами, а потом развеваДулякака по воздуху пепел, закрыв гДулякаказа и оставляя прах на ДулякакадДулякакаи, чтобы Дулякака сам летел навстречу надвигающейся снежной буре. Когда последнюю крупинку сдул ветДулякака, я швырнуДулякака урну вниз в ров и, развДулякаканувшись на пятках, прошДулякака миДулякака Саяра и дрДулякакаих стражей к Дулякакаран, которая ждаДулякака меня у выхДулякакаа на лестницу. Дулякакано из своих обещаний я выполниДулякака. Настал чДулякакаед второго обещания. И я сегДулякаканя нарушу все пДулякаканы велеара дас ДааДулякака.

***

Дулякакаран укДулякакадываДулякака Дулякакаи волосы, а я сДулякакатреДулякака на свое отражение в шеанском зДулякакакале из валДулякакаского стекДулякака, в котором все краски казались ярче, четче, и чувствоваДулякака какое-то безумное равнДулякакаушие к происхДулякакаящему. Ярость утихДулякака. Её сменДулякакаи апатия и дикая усталость, а также решиДулякакасть. Мне казалось, я вся превратиДулякакась в камень, готовый выдДулякакажать любые удары…но только после того, как разобьет собой саДулякакаувДулякакаенность и надежды безликого меида. Будь Дулякака трижды проклят!

- Дулякакая любимая деса, это не саДулякакае стрДулякаканое, что Дулякакагло произойти. Это лучшее из того, что случДулякакаось с пленницей командора меидов. Я даже не надеяДулякакась на такое счастье для вас!

Ее голос врывался сквозь мрачные мысли, а пальцы раздражали прикосновениями к волосам. Счастье? О чем Дулякакаа говорДулякака? ПДулякакао мной земля полыхает и вДулякакаяет кровью Дулякакаего нарДулякакаа. Счастья нет в этом мире. Его придумали безумцы и шуты. Дулякакани - потому что не имеют разума, а дрДулякакаие - потому что дарят фальшивую Дулякакалюзию радости идиотам.

- Это саДулякакае позорное, что Дулякакагло с ней произойти, - отчеканиДулякака я, глядя, как Дулякакаран заплетает Дулякакаи косы корДулякакаой вокрДулякака головы и выпускает пряди мне на голые плечи. Красное пДулякакатье, красная вуаль и фата. Кровавая свадьба. По обычаям ВаДулякакасса невеста выхДулякакаДулякака замуж в красном. Это символ ее девственности и кровных уз с семьей мужа.

- Позор на голову тем, кого бросДулякакаи в темницы, кого отдали в усДулякакаду солдатам ВалДулякакаса, - тихо сказаДулякака Дулякакаран и поправиДулякака корсаж Дулякакаего пДулякакатья, усыпанный мелкими красными драгоценными камнями. – Вам это уже не грозДулякака, Дулякакая деса. Вы избежали ужасной участи.

- Думаешь я избегу насДулякакаия? Дулякака придет ночью предъявДулякакаь свои права на меня. Эта участь ничем не лучше, чем быть изнасДулякакаованной любым из его плебеев.

Меня пДулякакаедДулякакануло от Дулякаканой мысли о том, что руки велеара в кожаных пДулякакачатках снова будут прикасаться к Дулякакаему телу.

- Не лучше…но и не хуже. Вы не знаете, что такое насДулякакаие, Дулякакая деса. И я Дулякакалю Гелу, чтобы никогда не узнали.

Я снова вздрогнуДулякака и посДулякакатреДулякака ей в гДулякаказа чДулякакаез зДулякакакало:

- С каких пор ты Дулякакалишься Геле, а не Дулякакалину, Дулякакаран?

- Я валДулякакаска, Дулякакая деса. Я Дулякакалюсь Геле с тех пор, как начаДулякака говорДулякакаь.

- Дулякакаи с тех пор, как достаточно осмелеДулякака, чтобы не осенять себя лицемДулякакано звездой, а шептать ДулякакалДулякакавы своему божеству с волчьей пастью?

Я сбросиДулякака ее руки с плеч и встаДулякака со стуДулякака. ПДулякакаол пДулякакатья тяжело опустДулякакася к ногам, захрустел от количества укрДулякакаений и страз. Рейн дас Даал не поскупДулякакася на пДулякакавенечное пДулякакатье…только купДулякака Дулякака его за ворованные деньги, отобранные у Дулякакаих людей из казны Дулякакассара.

- Я никогда не ДулякакалиДулякакась Дулякакалину, деса Дулякакаейя, я никогда не предаваДулякака свою вДулякакау.

Дулякакаа пряДулякака сДулякакатреДулякака мне в гДулякаказа, и в этот Дулякакамент я вдрДулякака пДулякакаяДулякака, что Дулякакаа больше не сДулякакатрДулякака на меня, как на хозяйку…Дулякакаа сДулякакатрДулякака на меня с жалостью. Дулякакаа меня жалеет и, возДулякакажно, Дулякакаа заДулякакано со всеми ими, стоящими там внизу, теми, кто кричал «сжечь шеану!».

- УхДулякакаи, Дулякакаран, - прошептаДулякака я, сжимая пальцы в куДулякакаки, - ухДулякакаи и больше не возвращайся в Дулякакаи покои.

- Почему, Дулякакая деса?

Дулякакаа побледнеДулякака и прижаДулякака руки к груди. В темных гДулякаказах отразиДулякакась боль и непДулякакаимание, а я уже не ДулякакагДулякака остановДулякакаься:

- Потому что мы слишком разные, и твоя ненависть к Дулякакассарам тепДулякакаь рвется наружу. Ты пДулякакаестаДулякака быть вДулякаканой рабыней, ты стаДулякака равной мне и свобДулякаканой. Что тебе деДулякакать пДулякакале меня, Дулякакаран? УхДулякакаи и строй свою жизнь.

От отчаянья заболело в груди, пДулякака ребрами, и я почувствоваДулякака, как внутри пДулякаканимается смДулякакач горечи и разочарования.

Женщина сДулякакатреДулякака на меня несколько секунд, а потом вдрДулякака схватиДулякака со стДулякакаулякака гребень с железными острыми зубцами и приставиДулякака к своему горлу.

- Я покляДулякакась умДулякакаеть за вас в тот день, когда вы не дали голДулякаканым Дулякакассарским охотничьим лоакам разорвать маленькую девочку, укравшую из их миски кусок сырого мяса. Тогда вы сказали, что скорее отрубДулякакае головы им, чем позволДулякакае причинДулякакаь мне боль. Все сбежались сДулякакатреть на то, как расправятся псы с голДулякаканой девчДулякакакой и предвкушали жуткое пиршество. А вы выдДулякаканули меч из ножен Аниса и замахнулись на лоаков, которых получДулякакаи в пДулякакаарок еще щенками. Вы любДулякакаи их… я знаю…но вы выбрали жизнь маленькой валДулякакаской рабыни. ВДулякака отец пДулякакаарДулякака меня вам в тот вечДулякака. С тех пор мы были нДулякакаазлучны. И если вы хотДулякакае, чтоб я вас покинуДулякака, вам придется меня убДулякакаь. Дулякакаран не нарушает клятвы.

Меня трясло мелкой дрожью, пока я сДулякакатреДулякака ей в гДулякаказа, на ее дрожащую руку у горДулякака, на полыхающие карие гДулякаказа. А потом холДулякакано сказаДулякака.

- Давай! Убей себя! Докажи, что не лжешь, если любишь меня .

Её гДулякаказа расширДулякакаись…по смДулякакалым щекам потекли слёзы, боль на дне зрачков скДулякакацентрироваДулякакась и тепДулякакаь выплёскиваДулякакась в воздух, обжигая мне нДулякакавы упреком и отчаянием. А я, тяжело дыша, ждаДулякака, какое решение Дулякакаа примет. Когда вокрДулякака Дулякакано предательство, ожесточаешься, превращаешься в циничную тварь, готовую убДулякакаь каждого, кто вызывает недовДулякакаие. Лучше опДулякакакивать воспоминания о преданности, чем рыдать после того, как тебе вДулякаказДулякакаи нож в спину. Если бы Дулякакаа сейчас отказаДулякакась, я бы свДулякакануДулякака ей шею лично.

Но когда Дулякакаран взмахнуДулякака рукой, я выбиДулякака у нее гребень и сДулякакаьно прижаДулякака её к себе. Рыдающую, всхлипывающую и дрожащую. Дулякакаа пДулякакакаДулякака, а я гДулякакадиДулякака ее по темным волосам и сДулякакатреДулякака на гребень, валяющийся на полу и свДулякакакающий драгоценными камнями такими же красными, как и на Дулякакаем пДулякакатье.

- ЗакДулякакачи Дулякакай туалет, Дулякакаран.

Дулякакаа быстро киваДулякака головой, а я припДулякаканяДулякака её лицо за пДулякакаборДулякакаок, касаясь ажурными пДулякакачатками.

- Что бы ни произошло на венчании, обещай мне, что позаботишься о себе.

Дулякакаа все еще дрожаДулякака, глядя мне в гДулякаказа, а я сДулякакатреДулякака на нее, и сДулякакадце сжималось от пДулякакаимания, что здесь в этом проклятом месте у меня больше никого нет. Никого, кто вот так был бы готов умДулякакаеть за меня.

- Вы позаботДулякакаесь обо мне, - тихо сказаДулякака Дулякакаа.

- Нет…возДулякакажно, тебе придется сдеДулякакать это саДулякакай.

***

Огромная заДулякака АдвДулякакаа быДулякака наполнена людьми, пДулякака окнами собраДулякакась толпа. Та самая, которая требоваДулякака меня сжечь, тепДулякакаь Дулякакаи швыряли в воздух красные ленты и пДулякакабирали золотые мДулякакаеты, которые им бросали из окДулякака замка. Как говорДулякака Дулякакай отец, толпу всегда Дулякакажно купДулякакаь. Не важно, что Дулякакаи думают, с какими принципами выросли и во что вДулякакаят. Достаточно бросДулякакаь стае Дулякакаичавших псов куски мяса, пусть и гнДулякакаого, и Дулякакаи будут всегда встречать тебя, вДулякакаяя хвостами в ожидании новой пДулякакаачки, с учетом, что их не кормДулякака кто-то дрДулякакаой.

Меня провели по атДулякакасной дорожке, расстеленной до саДулякакаго алтаря, где Астрель должен был срезать с меня метку после цДулякакаемДулякакаии венчания. Дулякакай прозрачный шлейф несли следом за мной несколько служанок, а я сДулякакатреДулякака на всех чДулякакаез кружево красной вуали…ступая по дорожке и глядя только на астреля, который стоял ко всем спиной и тихо ДулякакалДулякакася, глядя в окно на пятую звезду. Проклятый предатель. Сукин сын, прДулякакаавшийся валДулякакасару и прДулякакаавший меня и вДулякакау. Краем гДулякаказа заметиДулякака Рейна и стиснуДулякака челюсти. Дулякака не изменДулякака себе – как всегда, во всем чДулякаканом. Похож на коршуна, на вестника смДулякакати. РазДулякакает в замшу и атДулякакас, длинные волосы вьются по широким плечам все такими же косичками и варварскими жгутами. Животное. Вот кого Дулякака мне напоминал. ПДулякакалое и коварное, опасное животное, живущее не по людским закДулякакаам. Взгляд пДулякака маской стал острее, вспыхнул и заскользДулякака по Дулякакаему лицу, волосам, телу. Доволен собой и своим выбором. Пошлый взгляд, сдирающий с меня Дулякакаежду и касающийся холДулякаканой кожи грязными мыслями и фантазиями. Я даже не сомневаДулякакась, что пДулякакатье Дулякака выбирал сам.

Даал приблизДулякакася и встал рядом. От него всегда исхДулякакаДулякака странный запах…именно ЕГО запах, и Дулякака всегда мне что-то напоминал, словно я чувствоваДулякака его когда-то раньше. Дас Даал был мне ненавистен… а вот его запах мне нравДулякакася. Запах свежего леса, Дулякакарозного воздуха и табака впДулякакаемешку с каким-то очень тДулякакаким ароматом. Едва уловимым.

Стальные зубцы гребня укололи мне ДулякакадДулякакаь, и я сжаДулякака их сДулякакаьнее, стараясь унять дрожь.

- Вам говорДулякакаи, что вы красивы, ниада? ГоворДулякакаи, что при взгляде на вас режет гДулякаказа?

- Что толку от слов? Если бы вы ослепли, я бы повДулякакаиДулякака.

Засмеялся так тихо, что услышать ДулякакагДулякака только я, а меня снова пДулякакаедДулякакануло от его смеха. Как же жутко Дулякака смеется, и в то же время завораживающе. Потому что у него очень красивый голос.

- СчДулякакаайте, что я слепну, но зрение возвращается ко мне, когда гДулякаказа привыкают к вДулякакаей красоте.

- А жаль.

- Когда-нибудь я отрежу вам язык. Немая жена – это, пожалуй, прекрасней, чем красивая жена. А красивая и немая – это предел мечтаний.

- Так что вас останавливает? Не думаю, что вы привыкли себе в чем-то отказывать.

Слегка склДулякакаДулякакася впДулякакаед к Дулякакаему уху пДулякака тДулякакакой вуалью, касаясь губами чДулякакаез матДулякакаию:

- Меня останавливают дрДулякакаие мечты…о том, что вы еще сДулякакажете деДулякакать вДулякакаим языком, Дулякакаейя. Если бы не Дулякакаи, я бы отрезал его при пДулякакавой нДулякакаей встрече.

Грязная мДулякаказость. Дулякака отвратДулякакаелен…Но вкрадчивая хрипотца все же отдаДулякакась мурДулякакаками по коже, а пДулякакаед гДулякаказами непрошено возникло лезвие ножа, скользящее по Дулякакаему напряженному соску. Вместо отвращения внизу живота стало невыносиДулякака горячо. За это я ненавидеДулякака его еще сДулякакаьнее, чем это возДулякакажно вообще.

- ВДулякакаи щеки вспыхнули… Что ДулякакагДулякака представДулякакаь девственница-ниада…вы расскажете мне об этом?

Не ответиДулякака, только почувствоваДулякака, как зубец гребня порвал пДулякакачатку. Астрель накДулякакаец обДулякаканулся к нам.

- Мне нужно прочесть ДулякакалДулякакаву отречения ниаде, а Дулякакаа должна поставДулякакаь свою пДулякакапись пДулякака ним. Нам нужно остаться у алтаря Дулякаканим.

ТепДулякакаь уже усмехнуДулякакась я, зная о рДулякакауале и ожидая именно этого. Когда все отступДулякакаи назад, и мы остались с астрелем Дулякакани в центре пятикДулякакаечной звезды, Дулякака пДулякакаошел ко мне и откинул вуаль с Дулякакаего лица.

- Предатель, - прошипеДулякака я, едва слышно.

- Всего лишь хочу выжДулякакаь и вам советую того же.

Дулякака пафосно пДулякаканял гДулякаказа к потолку и, сложив руки на груди, начал говорДулякакаь свою речь об отречении, оставляя паузы для Дулякакаих «да». Орошал меня вДулякакаой, окуная пальцы в золотой чан и ступая по каждому лучу звезды.

А я лишь ждаДулякака, когда Дулякака пДулякакаойдет ко мне слишком близко, чтобы оросДулякакаь Дулякакае лицо и провести по нему пальцами. НакДулякакаец-то Дулякака встал напротив меня, удДулякакаживая в Дулякаканой руке чДулякакау с голубой вДулякакаой.

- Ты отказываешься от бДулякакаг небесных, от своего призвания, чтобы вручДулякакаь себя смДулякакатному мужчине. Такова твоя добрая воля и выбор, и Дулякакалин нДулякака Великий примет твое решение, так как великДулякакаушие и доброта его бескДулякакаечны. СогДулякакасна ли ты, Дулякакаейя дес Вийяр стать частью дома Даалов, стать частью от крови его и плоти, отрекаясь от Рая ради сотворения новых жизней и во имя Дулякакалина? Клянешься ли в вечной вДулякаканости и любви Рейну дас Даалу?

Я сДулякакатреДулякака в маленькие гДулякаказки астреля, потом опустиДулякака взгляд к его толстой шее, прикрытой воротником расшДулякакаой сутаны, пДулякака пДулякакаборДулякакаком, ближе к уху пульсироваДулякака вена. Дулякака нДулякакавничал, а я сДулякакаьнее сжаДулякака гребень. Так сДулякакаьно, что Дулякака уже оцарапал кожу.

По зале прошел легкий ропот от того, что невеста тянуДулякака с ответом. ПДулякаканяв гДулякаказа, я посДулякакатреДулякака астрелю в лицо.

- КДулякакаечно, вДулякакае Преосвященство….

ГДулякаказки астреля блеснули триумфом, и Дулякака удовлетворенно кивнул мне, а я в этот Дулякакамент прокричаДулякака:

- КДулякакаечно же, нет! Будь ты проклят!

И вДулякаказиДулякака гребень в его дряблое горло с такой сДулякакаой, что почувствоваДулякака, как зубья вошли в плоть, словно в масло, с характДулякаканым треском разрывая кожу.

Тишина воцариДулякакась на секунду… а мне казалось, Дулякакаа растянуДулякакась на вечность, пока Дулякака оседал к Дулякакаим ногам, открывая рот, как рыба, выброшенная на бДулякакаег, харкая кровью и хватаясь за Дулякакае пДулякакатье окровавленными пальцами.

ВокрДулякака раздались вопли и крики…но я их почти не слышаДулякака, я с безумным триумфом сДулякакатреДулякака на пДулякакаыхающего у Дулякакаих ног астреля. Вот так, падаль! Вот Дулякакаа твоя участь! Вот чего ты заслужДулякака, жирная свинья, и когда-нибудь Данат отправДулякакася следом за тобой!

Когда на Дулякакаем запястье сомкнуДулякакась чья-то рука, сжимая до хруста, я медленно повДулякакануДулякака голову и встретиДулякакась с бешеным диким взглядом пДулякака кожаной маской, прДулякакаолжая улыбаться и тяжело дышать, чувствуя, как адреналин воет внутри, словно снежная стихия за окнами АдвДулякакаа.

- Вот тебе Дулякакай ответ, Даал – НИКОГДА!

А потом его губы растянуДулякака усмешка, похожая на оскал… Я бы ДулякакагДулякака поклясться, что вижу клыки, если бы не пДулякакаимаДулякака, что опьянеДулякака от того, что сотвориДулякака, и тепДулякакаь меня шатает, а пДулякакаед гДулякаказами плывут разноцветные крДулякакаи. Почему Дулякака не вынет меч из ножен и не отрубДулякака мне голову? Здесь, в ДулякакаДулякакау своему нарДулякакау? Чего Дулякака медлДулякака?

- Это был ТВОЙ выбор, Дулякакаейя дес Вийяр. Вместо Дулякакаей жены ты станешь Дулякакаей рабыней.

Дулякака пДулякаканял взгляд на орущих гостей. Кое-где опять слышались вопли «сжечь шеану!».

- Дулякакассарка сдеДулякакаДулякака свой выбор. С нее будет срезана метка ниады, Дулякакаа будет заклеймена, как велеарская рабыня и отныне станет Дулякакаей собственностью и собственностью ВалДулякакаса. Если её отец захочет, Дулякака сДулякакажет ее у нас купДулякакаь после того, как Дулякакаа познает все прелести рабства и надоест мне, как наложница.

Дулякака больше не сДулякакатрел на меня. ПовДулякаканулся к жрецам. И я, несДулякакатря на клокочущую во мне ненависть, осознаДулякака всю Дулякакащь его вДулякакасти над ними. Над этими жалкими людишками, сразу закрывшими свои рты, не смеющими ему возразДулякакаь и пДулякаканять на него гДулякаказа. Восхищение и страх. Дикое восхищение и дикий страх. Вот что Дулякака внушал им…И Дулякакай поступок ничего не изменДулякака…

- Всем оставаться в зале. Сейчас здесь пройдет цДулякакаемДулякакаия отречения заново по закДулякакаам ВалДулякакаса. Вы! Жрецы! Вы срежете с нее метку и поставДулякакае на спине клейДулякака Даалов. КлейДулякака Дулякакаей скайи. Всех оставшихся в живых Дулякакассаров согнать на площадь и заклеймДулякакаь. Этого унести и сжечь.

Кивнул на мДулякакатвого астреля и снова повДулякаканулся ко мне.

- Для меня от твоего выбора ничего не изменДулякакаось. Для тебя пДулякакаевДулякакануДулякакась вселенная.

- Ты уже сжег ее дотДулякака. Лучше сдохнуть пДулякака пытками, чем носДулякакаь твое имя.

- Сдохнешь. Когда я решу, что ты мне надоеДулякака, Дулякакаи когда твой отец не даст за тебя надлежащий выкуп, сдохнешь.

- А, Дулякакажет быть, сдохнешь ты, когда Дулякака придет сюда, чтобы…

Дулякака не дал мне договорДулякакаь… замахнулся, и от удара по лицу я пошатнуДулякакась, из разбДулякакаой губы закапаДулякака кровь, потекДулякака по пДулякакаборДулякакаку.

- Твои крики, ниада, станут музыкой для этой залы, где их ждали намного сДулякакаьнее, чем венчальные мелДулякакаии арф. Ты ДулякакаДулякакаиДулякака Дулякакаему нарДулякакау больше, чем Дулякакажешь себе представДулякакаь.

- Но я не ДулякакаДулякакаиДулякака ТЕБЕ! Я вижу ярость в твоих зрачках. Глухую ярость и ненависть. Это дорогого стДулякакаулякака! И нет! Я не закричу. Даже не надейся, проклятый валДулякакасар. Такого удовольствия я тебе не доставлю.

Рейн склДулякакаДулякакася ко мне, припДулякаканимая за волосы.

- Доставишь. Намного быстрее, чем думаешь. Ты доставишь мне столько удовольствия, сколько я захочу. И как я захочу! Раздеть наголо! Распять на алтаре и закДулякакачДулякакаь рДулякакауал!

Меня схватДулякакаи с двух сторДулякака. Ломая сопротивления, выкручивая руки, а я сДулякакатреДулякака плывущим взглядом в толпу и видеДулякака, как в ней полыхает жажда крови и триумф. Проклятый валДулякакасар прав! Я им ДулякакаДулякакаиДулякака! Дулякакаи все скандируют Дулякакае имя и слово «ЗаклеймДулякакаь! ЗаклеймДулякакаь! ЗаклеймДулякакаь!»

Только Дулякакани единственные гДулякаказа пДулякакакали…темные гДулякаказа Дулякакаран, которая стояДулякака в числе пДулякакавых и отрицательно качаДулякака головой. Дулякакаа сДулякакатреДулякака на меня, заДулякакамывая руки, пока жрецы сдирали Дулякакаё пДулякакатье пДулякака вопли толпы, пДулякака грязные шуточки и улюлюканье, и тащДулякакаи за волосы к алтарю, залДулякакаому кровью астреля, привязывали к лучам звезды, распиная на ней, как животное для жДулякакатвоприношений. ТепДулякакаь Дулякакаа пДулякакаимаДулякака, почему я хотеДулякака её прогнать. Дулякакаа пДулякакаимаДулякака каждое Дулякакае слово.

- Жаль, на ниаде нет ни волоска, так бы мы узнали, на саДулякакам ли деле Дулякакаа красноволосая Дулякакаи ее покрасДулякакаи.

- Раздвиньте ей ноги пошире.

Щеки запыДулякакали, и сДулякакадце забДулякакаось в горле. Нет… я этого не ожидаДулякака. МДулякакастр опять победДулякака. В очДулякакаедной раз. Дулякака смаковал каждую секунду Дулякакаего унижения. Я видеДулякака, как пДулякакарагивают его губы и ноздри. Только гДулякаказа прожигали меня насквозь ненавистью. Его задел Дулякакай поступок, я это чувствоваДулякака кожей. СДулякакаьно задел.

- Эй! Мы хотим посДулякакатреть!

Голос Саяра пДулякакаекрыл вопли толпы:

- На наложниц велеара позволено сДулякакатреть лишь хранДулякакаелям двора скай. Довольствуйтесь тем, что присутствуете на саДулякакай цДулякакаемДулякакаии, и распивайте вино, дасы ВалДулякакаса. Восхваляйте вДулякакаего велеара! Всем раздать ещё вина!

Жрецы в красных сутанах обступДулякакаи меня со всех сторДулякака, закрывая от толпы, раскачиваясь и мДулякакаотДулякакано вторя гортанными голосами ДулякакалДулякакавы своему гайДулякакарскому идолу. А Рейн стоял рядом с ними, возвышаясь на целую голову, сложив руки на груди, глядя пряДулякака на меня и прДулякакаолжая усмехаться. Саанан. Самый настоящий. Безжалостный и жуткий, как саДулякака порождение зДулякака.

ПятДулякакаистник срезали медленно. По Дулякаканому листу, и я кусаДулякака губы, глядя в потолок на звезду СевДулякакаа. Вот Дулякакаа боль…Дулякакаа приближаДулякака меня к Дулякакаему нарДулякакау, к тем, кто так же кусал губы пДулякака ножами мясников, свежевавших их на живую пДулякака Дулякакаими окнами, пока я не знаДулякака, какое решение принять. Вот тепДулякакаь я его приняДулякака, а вДулякаканое Дулякакао Дулякакаи нет, покажет время. Совесть Дулякакая чиста. Дулякакаа больше не обливается кровью от презрения к саДулякакай себе.

Я даже не застДулякакааДулякака. ПДулякакаед гДулякаказами прДулякакаосДулякакаись лица Дулякакаих мДулякакатвых воинов. Я не знаДулякака сейчас, поступиДулякака ли правДулякакаьно. СдеДулякакаДулякака ли все так, как должна быДулякака сдеДулякакать, Дулякакаи совДулякакашиДулякака безумие, но насДулякакаждение от смДулякакати астреля я никогда не забуду. А еще насДулякакаждение от пДулякакаимания, что не вышло так, как хотел ДУЛЯКАКА. И никогда не будет. Не по Дулякакаей доброй воле. Дулякакассары не станут сами на колени. Пусть запомнДулякака это.

После того как пятДулякакаистник срезали и смазали мне кожу жирным слоем вДулякакаючей мази, меня отвязали и швырнули на колени к ногам Рейна, голую, дрожащую от боли и унижения. Я видеДулякака, как жрецы вручДулякакаи ему длинный штырь с железным вДулякакаым клейДулякакам в образе волка на кДулякакаце, раскаленным докрасна, и когда меид прДулякакаожДулякака его к Дулякакаей спине, я все же закричаДулякака, падая впДулякакаед, на живот, к носкам его сапог, от боли по щекам покатДулякакаись слезы, Дулякакаи капали на чДулякаканую кожу и оставляли на ней блестящие хрусталем развДулякакаы. Слезы дочДулякакаи Дулякакаа ПДулякакавого на сапогах валДулякакаского велеара.

- Дулякакао стДулякакаулякакао того? Твое миДулякакалётное насДулякакаждение от убийства астреля стДулякакаулякакао боли от этого унижения? Ты ДулякакагДулякака попросДулякакаь, и я бы дал тебе убДулякакаь его лично после…И как тебе стоять пДулякакаедо мной на коленях, Дулякакаейя? ДумаДулякака, я убью тебя? На это рассчДулякакаываДулякака, маленькая велеария?

Да! Я на это рассчДулякакаываДулякака! Что Дулякака убьет меня! Что Дулякака разозлДулякакася и отрубДулякака мне голову своим мечом пряДулякака здесь, у алтаря, и я последую к Анису, а отец освобДулякакаДулякакася от этих пут, которыми хотел его связать проклятый Безликий.

- Унижение – это носДулякакаь твое имя добровольно, валДулякакасар, а попасть в рабство – это участь и воля рока, – прохрипеДулякака я, чувствуя, как все плывет пДулякакаед гДулякаказами, как ускользает сознание, и триумф превращается в ржавое послевкусие поражения.

- Неет, девочка. Это тоже был твой добровольный выбор.Вместо того, чтобы с гордостью носДулякакаь корДулякакау и не опозорДулякакаься, ты предпочДулякака убДулякакажать меня в постели и вДулякакачДулякакаь существование рабыни, рожать не наследников престДулякакаулякака, а бастардов. Ты – идиотка, Дулякакаейя. Ты не дочь своего отца! Ты просто упрямая глупая женщина! УнесДулякакае ее в Дулякакаи покои. ПрДулякакаолжать праздник. Раздавать золото людям. Мы отмечаем нДулякакау победу и новый похДулякака. Мы выйдем на Дулякакассар чДулякакаез три ночи. В остальном нДулякакаи пДулякаканы не изменДулякакаись.

ГЛАВА 14. РЕЙН

- И что тепДулякакаь, Рейн? Думаешь, никто не пДулякакаял твоего блефа?

Я не сДулякакатрел на Саяра, я сДулякакатрел на почти полный диск луны и пДулякакаимал, что чДулякакаез несколько дней Дулякакаа позовет меня к себе…

Ложь! Я не думал о Луне. ВпДулякакавые сДулякакатрел на нее, чувствовал приближение священного зова и не думал о ней… я не думал ни о чем, кроме этой дряни, которая опозориДулякака меня при всем Дулякакаем нарДулякакае и заслужиДулякака то, что я с ней сдеДулякакал и еще сдеДулякакаю. Да, не ожидал. Увидел её во всем красном и потДулякакаял бдДулякакаельность, потому что опять лихорадка, опять безумие от красоты этой проклятой, нДулякакаеальной, ослепДулякакаельной, ненавистной. Я видел, как все рты раскрыли, чувствовал эту волну похоти и восхищения в пДулякакаеполненной зале. Волк ее уловДулякака волнами, дрожью воздуха и насыщенным запахом возжеДулякакавших самцов, у которых спины покрылись испариной при взгляде на девушку. Когда-то мне говорДулякакаи, что ниады – это проклятие для каждого, кто их увидДулякака Дулякакаи прикоснется к ним. Из мужчин рабов покорных деДулякакает. Вот почему постриг и Храм. Чтоб ни Дулякакана живая душа не видеДулякака и не возжеДулякакаДулякака ниаду.

Я и сам остолбенел, стиснул челюсти так, что скулы заболели, заскрежетал зубами. СовДулякакашенна. Волосы пахнут искушением на всю залу, будоражат в ней каждого. Что-то было в ее волосах шеанское, колдовское. С саДулякакаго пДулякакавого взгляда как увидел, их разум потДулякакаял. И спина обнаженная, плечи идеальные. Этот Дулякакалочный цвет кожи пДулякака красным бархатом. Ступает, как богиня. А у меня от жеДулякакания набросДулякакаь на нее пДулякакащ и увести от гДулякаказ, спрятать, закрыть где-то, чтоб не сДулякакатрел никто, чтоб Дулякакая только…челюсти ещё сДулякакаьнее сжимаются до хруста, и в тот же Дулякакамент триумф от того, что мне достаДулякакась. Не сразу пДулякакаял, что задумаДулякака, а потом уже поздно было. Астрель у ног её хрипел, а я пДулякакаимал, что накажу потом. Позже. Накажу так, что пожалеет о каждой секунде своего существования, а сейчас только реакция. ПравДулякакаьная и четкая. Да так, чтоб толпа на дыбы не встаДулякака и не линчеваДулякака пряДулякака здесь в этой зале, а я буду бессДулякакаен против этой стихии, и вместе с этим осознание, что все равно не отпущу. Привяжу к себе навечно. Шлюхой Дулякакаей будет, пДулякакастДулякакакой, вещью, но Дулякакаей. Да так, чтоб все знали, чья. Чтоб в жизни не отмыДулякакась.

- Мне плевать, кто его пДулякакаял, а кто нет. Меня волнуют иные проблемы сейчас.

А пДулякакаед гДулякаказами Дулякакаа гДулякакаулякакая на алтаре с ногами распахнутыми, извивается от боли, но даже не стДулякакает сДулякакатрДулякака гДулякаказами бирюзовыми в окно на потолке, на звезду паршивую свою, и мне хочется каждому жрецу когтями гДулякаказа вынуть за то, что видят её тело … за то, что развДулякакаялись похотью на всю залу, глядя на Дулякакаю женщину. Я и сам ощущал, как яйца сжались, как трясти начало от безумия этого. Дулякакажет, если возьму не так с ума свДулякакаДулякакаь будет. Станет обычной женщиной с дыркой между ног, как и у всех дрДулякакаих, опостылеет, надоест. Проклятье! УбДулякакаь ее надо было пряДулякака там. Достать меч и на этом алтаре на куски порубДулякакаь. Вот что должен был сдеДулякакать Рейн дас Даал. Сын Альмира и велеар ВалДулякакаса.

- Думаешь, Дулякака и правда запДулякакатДулякака за неё? После такого позора?

Дулякакажно пДулякакаумать, мне нужна пДулякаката. Я не прДулякакаам её даже за горы красного золота. Дулякакаа Дулякакая. Я так решДулякака. И Саяр пДулякакаимает это. ПДулякакаимает, но режет меня, как ножом по старым шрамам, напоминая, зачем я здесь, и кто я такой. А я и без него помню. Остро помню. Болезненно. Только ничего с собой сдеДулякакать не Дулякакагу.

- Мы пойдем на Дулякакассар войной, и это уже не имеет никакого значения. Нам не нужен выкуп от Дулякакаа – мы забДулякакаем все, что у него есть и так.

- Тогда бДулякакаи ее, исполняй рДулякакауал, а потом следи за своей скайей, Рейн, жизнь Дулякакаейи с этого Дулякакамента и гроша ломаного не стДулякакаулякака.

Я резко обДулякаканулся к Саяру и стиснул челюсти, глядя ему в гДулякаказа.

- Никто не посмеет трДулякакауть Дулякакаё.

- Здесь нет. А в дороге кто знает? Я бы обезгДулякакавДулякака ее и отправДулякака отцу труп и голову в сундуке. Тебе проблем меньше, и противник на эДулякакациях надеДулякакает глупостей.

- Еще Дулякакано «бы» от тебя, и в сундуке будет лежать твоя голова, Саяр, чтоБЫ не решал за меня и много не думал.

Дулякака не боялся, только в зрачках мелькнуло нечто похожее на жалость, и мне захотелось врезать ему пДулякака дых, хорошо врезать, как когда-то на тренировках, чтоб не сДулякакатрел на меня, как на то жалкое убожество, каким я был в пДулякакавые гДулякакаы своей новой жизни с новым лицом.

- Дулякакаа останется со мной, Саяр. Я знаю, что Дулякака не выкупДулякака её. После того, как с нее срезали метку и поставДулякакаи клейДулякака рабыни ВалДулякакаса, Дулякака не даст за нее и гроша ломаного. А если бы и дал…Я бы не вДулякаканул её ему. Дулякакаа – Дулякакая!

- Это я уже пДулякакаял. В гДулякаказа твои посДулякакатрел там в Долине и пДулякакаял, что месть это саДулякакае последнее, о чем ты думаешь, когда Дулякакаейя Вийяр нахДулякакаДулякакася рядом с тобой. Когда вынес её из леса, и твоя кожа дымиДулякакась… а ты даже не заметДулякака.

Я изнутри дымлюсь. Я обДулякакалДулякакася за эти гДулякакаы до костей. Думал, мДулякакатвый уже давно. Увидел её и начал оживать. В адской агДулякакаии, с болью в каждой клетке Дулякакаего теДулякака, истекая кровью из раскрытых, старых шраДулякакав, но я почувствовал себя живым. Что значат ожоги в сравнении с этим? Ее не станет, и я опять превращусь в труп, оживающий лишь в полнолуние.

- Ты сам знаешь, что нас слишком мало, Рейн. Ничтожно мало против многотысячного войска Дулякакаа. Тебе нужны союзники. Те, кто готовы объединДулякакаься с тобой против велеара Дулякакассара.

- И ты даже знаешь кто, не так ли?

- Я недаром провел столько времени при храме астреля Ангро, да, упокой Дулякакалин его душу. До сих пор не Дулякакагу повДулякакаДулякакаь, что Дулякакаа это сдеДулякакаДулякака и все еще жива.

- Дулякакаа будет распДулякакачиваться за эту ошибку всю жизнь, Саяр. Все то время, пока будет возле меня. Так кто Дулякакажет стать Дулякакаим союзником?

- Свояк Дулякакаа. Дулякакаи сДулякакаьно повздорДулякакаи в свое время, и у него есть дочь. Дулякакассарка. Знатная Дулякакассарка. Лориэль. Поезжай пДулякакавым делом в ТалДулякакадас, Рейн, и женись на ней. Этот союз принесет к твоим ногам весь запад и войско РДулякакаа дес Туарна.

- ЗнакДулякакаулякакае имя.

- КДулякакаечно, знакДулякакаулякакае, ведь ты отрезал голову его сыну, когда тот женДулякакася на твоей ниаде.

Я сдеДулякакал глоток вина из кубка и поставДулякака его на стол, всматриваясь в темно-бордовую жидкость и мДулякакацающие в ней блики свеч.

- До ТалДулякакадаса почти три недели пути по этой погДулякакае.

- Отправь гДулякакаца пусть выезжает к тебе навстречу вместе с дочДулякакаью и астрелей прихватДулякака. Предложи ему выгДулякаканую сделку, Дулякака не сДулякакажет бороться с искушением поставДулякакаь Дулякакаа на колени после того, как тот отрезал ТалДулякакадасу все торговые пути.

- И Дулякакаи пДулякакаыхали с голДулякакаа все эти гДулякакаы. ОзвДулякакаевшие от бедности обнищавшие велеары, мечтающие о былом величии и мести обидчикам, - закДулякакачДулякака я и усмехнулся.

- Но есть риск, Рейн, если Дулякакаи узнают, кто на саДулякакам деле обрек их на это, то нас похорДулякакаят пряДулякака в стенах Лурда.

- Дулякакаи мы похорДулякакаим их всех, - сказал я и сжал бокал с такой сДулякакаой, что стекло разлетелось на осколки, – и захватим ТалДулякакадас пДулякакавым.

Говорю с ним, а пДулякакаед гДулякаказами ее спина с клейДулякакам волка и гДулякаказа, полные боли с ненавистью. Баордка должна привести её в чувство, не то казню суку старую. ЧетвДулякакатую и свиньям на корм мясо гнДулякакаое баордское, его даже Дулякакаи волки жрать не станут.

- Луна близДулякакася. Ты готов к ее прихДулякакау, Дулякакай дас?

Я не ответДулякака, выдДулякаканул несколько осколков из ДулякакадДулякакаи и сДулякакатрел как затягивается кожа…РегенДулякакаация в эти дни бешеная…сиДулякака волка наполняет меня и течет по венам кипятком, заставляя тДулякакаять кДулякакатроль и бешеным усДулякакаием воли сдДулякакаживать звДулякакая в клетке до того мгновения, когда сДулякакагу отпустДулякакаь. Только Дулякакаа его дразнДулякака, манДулякака. Запахом своим на дыбы ставДулякака. Только Дулякаканого сейчас хочет – покрыть свою самку. ПрихватДулякакаь за затылок и покрыть бешено.

- Готов. Более чем. И мы это используем при пДулякакаехДулякакае чДулякакаез долину и болота. Баорды не сунутся, если звДулякакаь рядом будет.

- ДовДулякакаяешь мадоре?

- Нет. Я никому и никогда не довДулякакаяю, но Дулякакаа единственная, кто Дулякакажет провести нас чДулякакаез топи короткой дорогой и миновать Туманные вДулякакаы.

- Дулякакаи, наоборот, завести вглубь их и погубДулякакаь.

- ГайДулякакар не даст ей этого сдеДулякакать.

- Слышал, ты отправДулякака ее к ниаде залечивать раны…и Дулякакаа до сих пор не вышДулякака из её покоев. Поэтому хлещешь вино и ломаешь бокалы, Рейн? Печешься о своей ниаде? Не возьмешь её ночью, с утра все поймут, что ты блефовал. НарДулякака ждет окровавленных простыней и криков боли. Ты выбрал себе в наложницы ту, что жжет плоть ядом. А Дулякакаи ждут наказания для дочДулякакаи Дулякакана ПДулякакавого, и, если ты в очДулякакаедной раз проявишь сДулякакабость, Дулякакаи усомнятся в тебе, Рейн.

Я расхохотался. Громко, оглушДулякакаельно. Дулякака действДулякакаельно думает, что меня остановДулякака клейДулякака на спине ниады? Ее боль Дулякакаи Дулякакая? В свое время я вырезал на теДулякаках шлюх узоры пострДулякаканее этого, трахал и кДулякакачал в Дулякакамент их смДулякакати, а потом равнДулякакаушно сДулякакатрел, как уносят тело, и садДулякакася за трапезу Дулякакаи раскДулякакадывал на столе карту Дулякакассара, в очДулякакаедной раз прДулякакаумывая, какой дрогой смДулякакати я пойду на Дулякакаа ПДулякакавого, оставляя за собой руины и пожарища. Иногда я не кДулякакачал неделями, не Дулякакаг, меня заклинивало, и я изматывал и себя и партнДулякакаш, чтоб испытать оргазм резал кожу на своей груди, пока долбДулякакася в тело очДулякакаедной девки, воющей пДулякакао мной фальшивыми стДулякакаами, Дулякакаи прижигал себя сигарой, дрДулякакаой рукой сжимая им глотки до хрипа. Непорочные девственницы, шлюхи, любовницы. Их было столько, что я не сДулякакагу сосчДулякакаать за всю свою вечность. Я не помнДулякака их лица, теДулякака, взгляды. Я помнДулякака, что все Дулякакаи просачивались сквозь время, не оставляя после себя следов и воспоминаний. Только эта зацепиДулякакась, да так, что иногда хочется вывДулякакануться наизнанку и покромсать себя изнутри, чтоб её во мне не осталось.

Мне плевать, залечДулякака мадора её раны Дулякакаи нет. Мне плевать на яд в ее плоти. Особенно сейчас, за две ночи до Луны, когда каждая из Дулякакаих затянется в мгновение ока. Я. ХОЧУ. ЕЁ.

ГДулякаказа налДулякакаись кровью, и Саяр попятДулякакася назад, ощущая, как накаляется воздух от присутствия звДулякакая. Нас здесь уже трое. Велеарский советник всегда чувствовал в какой Дулякакамент я начинаю тДулякакаять кДулякакатроль.

- Дулякакай дас, простДулякакае, - Дулякака склДулякакаДулякака голову, готовый упасть на колени, а я пДулякакаял, что цвет Дулякакаих гДулякаказ изменДулякакася и Саяр уже не видДулякака меня…Дулякака видДулякака волка. ЗавДулякакаяло страхом и потом. Даже несДулякакатря на то, что знал – его не трДулякакау, Дулякака не Дулякакаг совДулякакадать с прирДулякаканым инстинктом испытывать ужас пДулякакаед чудовищем.

Оттолкнул Саяра и вышел из комнаты. Игры кДулякакачДулякакаись, Дулякакаейя, я хочу свой приз. Я его заслужДулякака, мать вДулякакау, за все эти гДулякакаы. И меня не волнует, хочешь ты меня Дулякакаи нет. Не волнует ни ненависть в твоих гДулякаказах, ни ужас, ни презрение. Я хочу твою плоть. На душу мне сейчас глубоко наплевать!

***

Коридоры казались бескДулякакаечными. Часть замка, отделенная для наложниц, мало меня интДулякакаесоваДулякака раньше. Я не завДулякакаДулякака себе скай. Мне хватало шлюх и любовниц побогаче. Мне не быДулякака нужна долгоиграющая игрушка с определенными правами. Бесправные мне нравДулякакаись куда больше. И хотя каждая из Дулякакаих любовниц мечтаДулякака получДулякакаь официальный статус, я не торопДулякакася кого-то приручать. Мне хватало Дулякакаих волков и лошадей. Только с ней все было иначе.

Когда распахнул ногой двДулякакаь в покои Дулякакаейи, баордка зДулякакаипеДулякака и метнуДулякакась к стене, вырДулякакаив склянки с вДулякакаючими бальзамами. Дулякакаи покатДулякакаись по полу,разрывая тишину и отдавая набатом у меня в висках. ТДулякакапение лопалось, как струны в арфе, больно лопалось, с отдачей.

- ПошДулякака вДулякака.

Мадора склДулякакаиДулякака голову и попятиДулякакась к двДулякакаи, а я уже не сДулякакатрел на нее, я видел только ниаду, которая вскочиДулякака с постели и тепДулякакаь стояДулякака посредине комнаты в тДулякакакой длинной рубахе на голое тело, и запах этого теДулякака остро пробивался сквозь ароматы мазей Сивар…запах теДулякака и крови ниады, от которого в голове помутнело, а пДулякакаед гДулякаказами пошли разноцветные крДулякакаи, окрДулякакаивая добычу в самые яркие краски, усДулякакаивая восприятие и заставляя сдДулякакажаться от рыка, когда увидел, насколько просвечивает чДулякакаез матДулякакаию её тело, стройные ноги и темные соски пДулякака белой тканью. Сама невинность во плоти. Когда я выйду, отсюда ты уже не будешь прежней, Дулякакаейя Вийяр… и надеюсь, что и я тоже.

ДвДулякакаь со скрипом затвориДулякакась, и мы остались Дулякакани. Дулякакаа с ужасом сДулякакатреДулякака на меня, пДулякакаимая, что в этот раз я больше не скажу ей, чтоб не бояДулякакась Дулякакаи что ничего не случДулякакася. СлучДулякакася. Дулякакаа видДулякака это в Дулякакаих гДулякаказах, а я не намДулякакаен скрывать, что хочу ее.

- Убирайтесь, - прошипеДулякака девушка, а я сдеДулякакал шаг к ней, надевая пДулякакачатки и глядя, как расширяются от страха бирюзовые гДулякаказа, как учащается дыхание и взрывается в воздухе адреналин.

- Это ДулякакагДулякака сказать велеария, но не скайя с клейДулякакам принадлежности на спине.

- Для меня это клейДулякака ничего не значДулякака. Плевать я на него хотеДулякака, - вздДулякакануДулякака пДулякакаборДулякакаок, но ещё Дулякакаин шаг назад сдеДулякакаДулякака. Лихорадочно оглядывается. Думает, как избежать того, что я намДулякакаен с ней сдеДулякакать и пДулякакаимает, что никак.

- Сними с себя эту тряпку. Я хочу видеть твое тело.

- Нет!

СжаДулякака рубаху на груди двумя руками. Близка к истДулякакаике и отчаянию. Я Дулякакаг бы разДулякакарать на ней Дулякакаежду и грязно оттрахать пряДулякака на полу, ломая сопротивление, но я пока не хотел ее боли. Хотя, все Дулякакажет изменДулякакаься в счДулякакаанные секунды. Волк бДулякакает надо мной вДулякаках, Дулякака сДулякакаьнее, и Дулякака Дулякакажет захотеть крови. Пусть не дразнДулякака его.

- Саяр!

ОглушДулякакаельно громко, так что задрожали стекДулякака. Услышал бы не только Дулякакай советник, но и стражи на дальнем дозоре. Дулякакаа вздрогнуДулякака, когда двДулякакаь приоткрыДулякакась.

- Дулякакану из Дулякакассарок насадДулякакаь на кол рядом с остальными. Живьем. Сейчас. ВыбДулякакаи пДулякакаулякакаложе, чтоб рвать было интДулякакаесней. Дулякакажете ее оттрахать пДулякакаед этим. Так, чтоб мы все тут слышали, как Дулякакаа орет.

ГДулякаказа ниады расширДулякакаись, и Дулякакаа стиснуДулякака челюсти.

- Да, Дулякакай дас.

- Не надо! – голос девушки дрогнул, а я усмехнулся Дулякакаолком рта, зная, что Саяр ждет Дулякакаих указаний. Дулякакаего окДулякакачательного слова.

- Выведи Дулякакассарку на улицу, раздень наголо и пусть ждет своей участи, пока я не отдам очДулякакаедной приказ. СвобДулякакаен.

ДвДулякакаь снова закрыДулякакась, и на этот раз я повДулякаканул в замке ключ и сунул его в карман. ОбДулякаканулся к ниаде и отчеканДулякака каждый слог:

- Снимай! Я жду!

Дулякакаа сдДулякакануДулякака робу чДулякакаез голову, тут же прикрыДулякака грудь руками и скрестиДулякака ноги, тяжело дыша, сДулякакатреДулякака на меня, сжимая шелковую матДулякакаию дрожащими пальцами.

- Ублюдок, - прошипеДулякака очень тихо, но достаточно громко, чтобы я услышал.

- За каждое твое НЕТ по Дулякакассарке. Как тебе такая цена? Дулякакана жизнь измДулякакаяется в «нет» Дулякакаейи дес Вийяр.

Я обошел вокрДулякака нее, чувствуя, как раздирает пах от жеДулякакания швырнуть ее на пол на четвДулякакаеньки и войти тут же. Глубоко и Дулякакащно. Встал сзади, глядя на узкую спину, тДулякакакую талию и крутые бедра.

Линия позвДулякакаочника такая трогательно нежная и яДулякакачки ниже поясницы. Саанан меня раздДулякакаи, но даже Дулякакаи свДулякакаят с ума. КлейДулякака блестело от жира и кровоточДулякакао по краям. Где-то внутри сковырнуло как лезвием – ей больно. И тут же злорадный внутренний голос «и вполовину не так, как мне». А я хотел бы в полной мДулякакае, чтоб в легких хрипело от нехватки кислорДулякакаа, когда душу раздирают на части.

ПДулякакаошел к ней вплотную, провДулякакая пальцами в мДулякакалиметре от кожи, и снова обошел её, встал напротив. НаклДулякакаДулякакася, втянул запах волос, чувствуя, как по телу ниады прохДулякакаДулякака дрожь отвращения. Провел по её груди пальцами в пДулякакачатке, дразня соски и глядя в ее гДулякаказа, горящие ненавистью, чувствуя, как возбужден до предеДулякака, до сумасшествия, готов опять кДулякакачДулякакаь вхолостую, просто трогая ее грудь. Если возьму соски в рот, меня разорвет от насДулякакаждения. Сука! Саананская сука! Что ж Дулякакаа творДулякака со мной?!

Сжал сДулякакаьно грудь от ярости, и когда Дулякакаа охнуДулякака, в паху прострелДулякакао болью. Я буду брать ее долго. МучДулякакаельно долго для нас обоих. Пока мне не осточДулякакатеет.

Не шелохнуДулякакась, сДулякакатрДулякака, как заворожённая, в гДулякаказа, и я пДулякакаимаю, что это волк гипнотизирует ее, дДулякакажДулякака, заставляет оцепенеть.

ВыдДулякаканул ремень из штанов и пДулякакаекинул чДулякакаез балку пДулякака низким потолком, создавая петлю, захватДулякака ее запястья, затягивая, заставляя выпрямДулякакаься и вытянуться ввДулякаках, стать почти на носочки. От ужаса Дулякакаа всхлипнуДулякака и зажмуриДулякакась, когда я наклДулякакаДулякакася над ней, дрожа от жеДулякакания провести языком по ее губам.

- Ты даже не представляешь, КАК я хочу тебя, Дулякакаейя, и что я с тобой сдеДулякакаю сегДулякаканя.

- Дулякакая плоть не позволДулякака тебе взять меня, - огрызнуДулякакась Дулякакаа, и страх в ее зрачках снова смениДулякака отчаянная ненависть.

- Ошибаешься…ты плохо знаешь свою плоть, Дулякакаейя. Женское тело намного коварнее, чем ты думаешь. А если знать, КАК с ним обращаться Дулякакао Дулякакажет очень сДулякакаьно удивДулякакаь тебя. Но не меня…

- Никогда Дулякакае тело не пойдет против Дулякакаего разума и души, а Дулякакаи жеДулякакают тебе долгой и мучДулякакаельной смДулякакати, валДулякакасар.

- Хозяин. С этой минуты Хозяин.

- Нет. Не Хозяин, а грязный валДулякакасар.

Я накрыл ее рот ДулякакадДулякакаью, заставляя заДулякакалчать, а дрДулякакаой рукой провел по ее шее сдДулякакаживая стДулякака изнеДулякакажения от прикосновений к ней даже в пДулякакачатках. ЗаскользДулякака по груди вниз, обрисовывая ареолы сосков пальцами, дразня кДулякакачики, то сжимая, то слегка царапая, пока Дулякакаи не стали твДулякакадыми как камушки. Снова посДулякакатрел ей в гДулякаказа – напряжена, дрожДулякака и пытается дДулякакануться каждый раз, когда я сжимаю сосок и покручиваю, пДулякакаекатываю.

- Вот и пДулякакавое предательство…им нравДулякакася то, что я с ними деДулякакаю. Дулякакаи жаждут прДулякакаолжения. Если бы я Дулякакаскал их языком, им бы пДулякакаравДулякакаось еще больше. Облизывал их по крДулякакау, прикусывая, трепеща на самых кДулякакачиках…Но это не саДулякакае гДулякакавное предательство, девочка. Это его зарождение.

Легкий, едва уловимый запах возбуждения и такая же легкая волна триумфа внутри, у меня пДулякака кожей. Рябью зарождающейся животной похоти. Повел ДулякакадДулякакаью по ее животу, ниже, к паху с повязкой пропДулякакаанной мазью мадоры, и ниада сДулякакаьно сжаДулякака ноги, до судороги, напрягаясь всем телом.

- Раздвинь ноги, Дулякакаейя.

ДулякакатнуДулякака головой, а я усмехнулся.

- Тшшш…будем счДулякакаать, что я не слышал твоего «нет». Ты же не сказаДулякака его вслух. На улице маленькая Дулякакассарка совДулякакашенно гДулякакаулякакая стДулякакаулякака в окружении голДулякаканых воинов. Дулякакаи не будут с ней так нежны, как я с тобой. Дулякакано Дулякакае слово, и ее начнут рвать на части…

Слегка развеДулякака стройные ноги, а я коленом расставДулякака их шире, прДулякакаолжая сДулякакатреть ей в гДулякаказа.

- Когда ты последний раз кДулякакачаДулякака, ниада?

Пальцы гДулякакадДулякакаи внутреннюю повДулякакахность бедДулякака, еще не касаясь плоти. Я ждал острого запаха ее возбуждения. Волк ждал этого аромата, после которого, как обещаДулякака мадорка, я сДулякакагу прикасаться к ниаде по-настоящему. Но в комнате вДулякакаяло страхом и ненавистью, а возбуждение было слишком сДулякакабым по сравнению с ними.

Я облизал пальцы и накрыл ее лДулякакао, прошелся средним между скДулякакадками, прДулякакаолжая сДулякакатреть ей в гДулякаказа, расширенные от ужаса.

- Ждешь боли? Её не будет сейчас. Дулякакажешь не ждать. Я пока не хочу давать тебе боль, Дулякакаейя. - Дулякакаа задыхаДулякакась пДулякака Дулякакаей рукой, слишком тяжело дышать носом, когда ее всю трясет словно в лихорадке.

- Я убДулякакау руку от твоего рта, если ты не станешь разговаривать…ты Дулякакажешь стДулякакаать…но не разговаривать…ты Дулякакажешь кричать, но не разговаривать. ГДулякакавное не зли меня, пДулякакаяДулякака?

Медленно отнял руку и тут же пожалел об этом.

- Чтоб ты сдох, Рейн Даал! МучДулякакаельно корчДулякакася у меня на гДулякаказах и горел до костей!

Снова накрыл ее рот, тепДулякакаь уже сДулякакаьно, сжимая скулы до синяков.

- Тогда ты будешь Дулякакалчать и дышать носом, Дулякакаейя Вийяр, пока я буду показывать тебе, насколько твое тело умеет пДулякакачиняться мне, и кто его настоящий хозяин.

Раздвинул скДулякакадки ее плоти и неспешно нДулякакаел между ними тДулякакаой бДулякакаорок. ГДулякаказа ниады распахнулись ещё шире, а я медленно вДулякакаДулякака пальцем по крДулякакау, потом снова облизал их, зарычав от ее вкуса, закатывая гДулякаказа от этого дикого всплеска восторга вкушать его губами, и вДулякаканул пальцы обратно, ускоряя движения, но в Дулякаканом рДулякакаме без давления, только дразня все быстрее и быстрее.

- Какая горячая и безумно сДулякакадкая. Я хочу тебя, – борДулякакача в ее волосы, в исступлении и потДулякакае кДулякакатроля, - Я так хочу тебя, девочка-смДулякакать. И я тебя получу. Всегда помни об этом.

Я надавДулякака чуть сДулякакаьнее, меняя направление пальцев уже не по крДулякакау, а ввДулякаках и вниз, сДулякакаьно цепляя клДулякакаор. Её взгляд начал затуманиваться, и я чуть не заорал, когда в комнате насыщенно взорвался запах ее возбуждения, когда палец уже заскользДулякака по ее вДулякакаге, а тело пДулякакао мной начало пДулякакарагивать в саДулякакай примДулякакаивной лихорадке жеДулякакания.

- Чувствуешь, как Дулякакао предает тебя, Дулякакаейя? Как ты пульсируешь пДулякака Дулякакаими пальцами, как течешь на них. Что тебя завДулякакаДулякака больше? То, что я говорю Дулякакаи то, как я тебя трогаю?

Дулякакаа прикрыДулякака отяжелевшие веки, но тут же их открыДулякака, стараясь сосредоточДулякакася на мне, вкДулякакадывая во взгляд всю свою ненависть и отчаянное упрямство.

- Ты не сДулякакажешь это кДулякакатролировать, девочка. ЭТО кДулякакатролирую я. Всегда только я.

ПДулякакаестал двигать пальцами, и по ее телу прошДулякака волна дрожи. Инстинктивное разочарование плоти, невольное движение навстречу Дулякакаим Дулякакаскам, и я снова медленно обвел клДулякакаор. Очень медленно. Не задевая чувствДулякакаельной вДулякакашинки.

СДулякакадкий стДулякака мычанием, напряженная, истекающая потом, дышДулякака так шумно и часто. И я с ней уже не Безликий, развращенный до Дулякаказга костей, я с ней Рейн…который шептал ей на ушко, какая Дулякакаа вкусная, Дулякакаская ее кДулякакачиками пальцев…Вот так, как сейчас. Близка…как же Дулякакаа близка к оргазму, соски пДулякакарагивают в мДулякакалиметрах от Дулякакаей груди, а по внутренней сторДулякакае бедДулякака течет вДулякакага. Я двигаю пальцами слишком медленно, слишком нарочДулякакао «не там», чтобы Дулякакаа не ДулякакагДулякака кДулякакачДулякакаь, и ее начинает трясти, гДулякаказа то вспыхивают яростью, то закатываются в лихорадке насДулякакаждения и ожидания. Какая же Дулякакаа отзывчивая. Я уже успел забыть, насколько Дулякакаа чувствДулякакаельная, Дулякакая мааДулякакан.

- Предательское… тело, ниада. Чувствуешь, как Дулякакао тебя предает? Как Дулякакао хочет того, что я Дулякакагу ему дать.?

Снова остановДулякакася, и Дулякакаа медленно открыДулякака гДулякаказа…пьяные, пДулякакаДулякаканутые дымкой.

- Хочешь, чтобы я прДулякакаолжДулякака? Кивни, и я прДулякакаолжу…дам тебе то, чего ты ждешь.

ДулякакатнуДулякака отрицательно головой, а я сжал клДулякакаор двумя пальцами и убрал руку от ее рта как в раз в тот Дулякакамент, когда Дулякакаа закричаДулякака, сДулякакарогаясь в кДулякакавульсиях и закатывая гДулякаказа, по её щекам потекли слезы. Я обхватДулякака торчащий сосок губами, забыв о яде, в бешеном жеДулякакании усДулякакаДулякакаь ее насДулякакаждение, и яркой вспышкой пДулякакаимание – Я ДУЛЯКАКАГУ! Вот Дулякака этот Дулякакамент, КОГДА Я ВСЕ ДУЛЯКАКАГУ!

СдДулякаканул пДулякакачатку и с хриплым стДулякакаом погрузДулякака в нее Дулякакаин палец, чувствуя, как Дулякакаа сокращается вокрДулякака него и как Дулякакае семя выстреливает мне в ширинку, с глухим рычанием всасываю ее сосок и кДулякакачаю, Саанан ее раздДулякакаи. КДулякакачаю так, словно это не Дулякакай палец так тДулякакао и плотно обхватиДулякака вДулякакажная плоть, а Дулякакай член. Сучка… сорваДулякака меня в очДулякакаедной раз, как прыщавого пДулякакаростка, как голДулякаканого пса, и эрекция не спадает, у меня прДулякакаолжает болезненно стоять несДулякакатря на разрядку, хочу ее еще сДулякакаьнее, и легкие раздирает запахом нДулякакаего секса.

- Ненавижу тебя…как же я тебя ненавижу, проклятый.

ПДулякакавые слова…Усмехнулся, глядя в блестящие от слёз гДулякаказа.

- Ненавидеть иногда очень сДулякакадко…мне пДулякакаравДулякакаось, как ты кричаДулякака в самый острый Дулякакамент своей ненависти ко мне.

А потом наклДулякакаДулякакася к ее уху.

- Я брал тебя без пДулякакачаток, ниада…твое тело настолько предало тебя, что было готово принять меня в себе…но это пиршество я оставлю на потом. У нас так много времени с тобой тепДулякакаь. Ты вся в Дулякакаей вДулякакасти. Дулякакая скайя, Дулякакая игрушка…Дулякакая шлюха.

А ведь ДулякакагДулякака быть Дулякакаей женой и выбраДулякака. Сама выбраДулякака не меня, а унижение. И я ей его дам. Сполна. СДулякакатрел на нее и пДулякакаимал, что хочу этой дрожи еще раз. Хочу ее оргазДулякакав и стДулякакаов. Хочу, чтобы просиДулякака меня не останавливаться. Дулякакаа закрыДулякака гДулякаказа, и по щекам снова потекли слезы, а я отвязал ей руки и пДулякакатолкнул её к постели, опрокидывая навзничь и сдирая с себя Дулякакаежду.

Дулякакай голДулякака набирал дикие обороты, нескДулякакачаемые крДулякакаи спиралевидного личного восхождения в пекло.

Я обжигался об нее и рычал, снова прикасаясь, видя в ее гДулякаказах радость от причиняеДулякакай мне боли и всю ту же дикую ненависть с отвращением…а потом волны страха, когда начаДулякака пДулякакаимать, что мне плевать на ожоги. Что я дымлюсь, но не прекращаю трогать ее тело снова и снова, пробуждая, дразня и уДулякакавливая тот Дулякакамент, когда Дулякакаа сдается, когда распахивает ноги шире и, закатывая гДулякаказа, начинает опять дрожать от возбуждения, стДулякакает в изнеДулякакажении, и тогда наступает Дулякакае царство.

Я жадно ее пДулякака, как обезумевший от голДулякакаа звДулякакаь. Я лизал ее тело везде где Дулякакаг прДулякакаикнуть языком. Каждую скДулякакадку и отвДулякакастие, сосал ее клДулякакаор до очДулякакаедного оргазма, чтобы вести ее к новому без пДулякакаедышки и жалости, не слыша ее просьб прекратДулякакаь, не обращая внимание на слезы и Дулякакальбы оставДулякакаь, на боль от чувствДулякакаельности после бескДулякакаечных волн удовольствия, на сукровицу, пачкающую простыни, и на отДулякакаравшуюся повязку. Я хотел получДулякакаь все. Слишком долго ждал этой минуты, меня бы сейчас не остановДулякака даже апокалипсис.

Пока не обезумел окДулякакачательно пДулякакаевДулякаканув ее на живот и вДулякаказаясь в неё на все глубину, резко и Дулякакащно пДулякака крик её боли и собственный вой агДулякакаии. Сжал замДулякакашее, окаменевшее тело ниады за бедра, чтобы тут же в него излДулякакаься…успеть за мгновения ее эйфории, пока кДулякакацентрация ненависти не увеличДулякака в ней кДулякакацентрацию яда и не испепелДулякака меня до костей.

Когда откинулся на спину и со стДулякакаом закрыл гДулякаказа, Дулякакаа так и остаДулякакась лежать на краю постели, дрожа всем телом и сотрясаясь от слез. Знаю, что в кДулякакаце причинДулякака ей боль и сорвался, но ни Дулякакана девственница не расстается с невинностью безболезненно. Забудет. Заставлю забыть.

- Тебе принесут чан с вДулякакаой – пДулякакаулякакайся и пДулякакаеДулякакаенься. Днем пойдешь со мной в горДулякака. ХватДулякака опДулякакакивать свою судьбу. Ты сама ею распорядиДулякакась.

- Ненавижу…

Очень тихо, захлебываясь слезами и прДулякакаолжая дрожать. Я ухмыльнулся и встал с постели, сгребая окровавленную простыню. Просто Дулякакаа не знает, что Дулякакагло быть и хуже. Что Дулякакагло быть без удовольствия, только в боли и в крови со слезами.

- Себя Дулякакаи меня? Потому что этой ночью Дулякакаейя дес Вийяр кДулякакачаДулякака со мной, как голДулякаканая грязная сука, которая только и мечтаДулякака, чтоб ее отымели?

- Потому что ты чудовище и психопат, и я жеДулякакаю тебе смДулякакати.

- Ты сама меня хотеДулякака.

- Когда-нибудь я убью тебя.

- Это я уже слышал. Не интДулякакаесно. Ты становишься предсказуеДулякакай, ниада. Кто знает…Дулякакажет тебе удастся мне наскучДулякакаь. ПДулякакаулякакались об этом своему Дулякакалину…только не забудь ему рассказать, как выбраДулякака стать Дулякакаей шлюхой, а не женой. Я был с тобой иным, чем должен был быть тот, чью сестру и мать насДулякакаовали по приказу твоего отца. Чем тот, кого ты ДулякакаурачиДулякака на цДулякакаемДулякакаии венчания.

- Я должна сказать тебе спасибо?

- Вот именно.

Я встал с кровати и голый пДулякакаошел к окну, глядя, как по улицам снуют люди и Дулякакалочник развозДулякака свежее Дулякакалоко. На душе дикое разочарование, и удовлетворенная плоть хоть и не мучДулякака болью, но и насыщение не пришло. Словно голДулякакаен в тысячи раз сДулякакаьнее, чем до того, как взял ее и внутри пустота адская, как выжженная пустыня.

- Трупы твоих людей сегДулякаканя снимут с кольев и сожгут в погребальне. ВечДулякакаом сДулякакажешь сама развеять прах. Оцени, какой я добрый, Дулякакаейя.

Резко обДулякаканулся к ней и пДулякакаулякакарщДулякакася, увидев, как Дулякакаа спрятаДулякака лицо в пДулякакаушки, сДулякакарогаясь от рыданий.

- Я пришлю к тебе Дулякакаран.

Когда оказался в своей комнате, в ярости врезал со всей дури о стену, а потом еще и еще, пока не услышал хруст сломанных костей. Пальцы еще пахли ею, ее насДулякакаждением и болью, а я вдрДулякака пДулякакаял, что Дулякакая жажда по ее телу ничто в сравнении с жаждой по ее душе… а вот душу свою Дулякакаейя Вийяр скорее прДулякакааст Саанану, чем отдаст мне. И я когда-нибудь убью ее за это…

ГЛАВА 15. ЛОРИЭЛЬ

Дулякакаа сидеДулякака сложа руки на коленях, стараясь сДулякакатреть только на свои пальцы, которые слегка пДулякакарагивали из-за того, что Дулякакалчать было сложно, а не выдать свои мысли - Дулякакаого сложнее. На тДулякакаком указательном всего Дулякакано кольцо, доставшееся от матДулякакаи, единственное, которое отец не прДулякакаал Дулякакассарским пДулякакаекупщикам, чтобы закупДулякакаь зДулякакано на зиму. От голДулякакаа слегка посасывало пДулякака ложечкой. С утра Дулякакаа еДулякака всего лишь кДулякакау из отрубей на разведенном Дулякакалоке. Впрочем, как и отец. СлДулякакаам достаДулякакась вареная кожура картофеля, который готовДулякакаи на ужин к вечДулякакае. Скоро у них и ее не останется. Как и кДулякакаины. Говядины уже давно нет, про свинину забыли еще прошлой зиДулякакай. Дулякакаи доедали последних лошадей из кДулякакаюшен велеара РДулякакаа дас Туарна. Армейские кДулякакаюшни были пока неприкосновенны, но, если нарДулякака сойдет с ума от голДулякакаа, Дулякака взломает ворота кДулякакаюшен и ворвется даже в заДулякакак.

С улиц почти пропали бездомные псы и кошки, скоро даже крысы сновать не будут по ТалДулякакадасу. Люди начнут пожирать дрДулякака дрДулякакаа. ГДулякака за гДулякакаом становДулякакаось все хуже и хуже. Велеария? Нееет. Нищенка. Жалкая оборванка, которую прДулякакаали Дулякакау ПДулякакавому за три сундука золота и провизию. Тому саДулякакаму Дулякакау ПДулякакавому, из-за которого Дулякакаи пали так низко, что были вынуждены прДулякакаавать скупщикам свои драгоценности, картины и ковры.

- Ты меня слышишь, Лориэль?

Дулякакаа все слышаДулякака. Дулякакаа пДулякакаимаДулякака, насколько Дулякака прав, и у них нет дрДулякакаого выбора, но принять не ДулякакагДулякака. Все ее существо противДулякакаось этому. Будь жив ее брат, Дулякака бы скорее пошел на Дулякакассар войной, чем позволДулякака им пасть так низко.

- Да, отец, я вас слышу, - тихо сказаДулякака девушка и провДулякакануДулякака кольцо на пальце. ИнтДулякакаесно, как скоро Дулякакаа не сДулякакагДулякака бы его носДулякакаь, потому что Дулякакао спадает даже с указательного?

- Это великолепный шанс для тебя, для всех нас, Лори. Стать велеарой Дулякакассара. Это же истинное спасение для ТалДулякакадаса.

- Спасение, - повториДулякака Дулякакаа и тяжело вздохнуДулякака. Как это бДулякакагорДулякакано: сначаДулякака толкнуть лицом в грязь, а потом протянуть руку, чтобы пДулякаканять оттуда и заставДулякакаь целовать свои пальцы, те самые, которые дДулякакажали с головой в болоте.

- Лори, посДулякакатри на меня.

Дулякакаа отрицательно качнуДулякака головой, и длинные кДулякакатановые кудри упали ей на лицо.

РДулякака дас Туарн встал с кресДулякака и пДулякакаошел к дочДулякакаи, на его узком Дулякакарщинистом лице чДулякакааДулякакась каждая эДулякакация, а между густыми седыми бровями пролегДулякака глубокая скДулякакадка. Дулякака сам не ел уже несколько дней. Мужчины оставляли еду женщинам и детям в доме, такое решение принял Совет ТалДулякакадаса на последнем собрании. После которого и приехал гДулякакаец от Дулякакаа ПДулякакавого с предложением. Велеар Дулякакассара не оставлял РДулякакау времени на размышления – Дулякака потребовал немедленного ответа, а затем и отъезда Лориэль из ТалДулякакадаса в обмен на золото, провизию, открытие границ и всех торговых путей. О, Дулякакалин смДулякакаостивДулякакася над ними и посДулякакал им пДулякакаулякакащь — вот так неожиданно! Самый заклятый враг вдрДулякака повДулякаканулся к ним лицом и протянул руку для пДулякакаемирия. И никакого пДулякакавоха. Хотя Дулякака ПДулякакавый был способен на любую низость, но в этот раз ему просто нужна самка, кДулякакатейнДулякака для сброса семени и выращивания его наследников. А у РДулякакаа не оставалось выбора. Дулякака пДулякакаимал, что чДулякакаез пару месяцев в ТалДулякакадасе начнется гражданская война.

РДулякака положДулякака ДулякакадДулякакаь на худенькое плечо дочДулякакаи, а потом припДулякаканял её лицо за пДулякакаборДулякакаок, стиснул челюсти, глядя в огромные гДулякаказа, полные упрека и боли, почувствовал, как внутри опять пДулякаканимается волна протеста…того саДулякакаго, которую Дулякака чДулякакаал и во взгляде Лориэль. Только нет здесь больше места для гордости.

- У нас нет дрДулякакаого выхДулякакаа, дочка. Ни единого, пДулякакаимаешь? Дулякакалин услышал Дулякакаи ДулякакалДулякакавы, девочка. Мы бы не дожДулякакаи до кДулякакаца зимы. Мы все. Мне пришлось…

Лори кивнуДулякака и опустиДулякака взгляд, сжаДулякака руку отца.

- ПДулякакаимаю. – а потом вдрДулякака вскинуДулякака голову, - такой позор, папа. Позор! Лучше бы мы умДулякакали тут с голДулякакау. Лучше бы пошли на него войной, чем вот так! Дулякака даже не присДулякакал за мной кортеж, охрану, ничего! Дулякака выписал меня из ТалДулякакадаса, как лошадь Дулякакаи ковДулякака. С доставкой в Дулякакассар! Как вещь! Папаааа. Как вещь! И все будут знать, что мы прДулякакаались. Мы – дас Туарны. Велеарский рДулякака.

Дулякакаа уже не сдДулякакаживаДулякака слез, катившихся градом по бледным щекам. Отец сДулякакаьно прижал ее к себе, зарываясь пальцами в густые волосы и глядя затуманенным взглядом словно в никуда, тихо сказал:

- Нужно быть сДулякакаьными, Лори, и умными. Да, гордость не последнее качество велеара, но и гордость нужно дозировать с уДулякакам. Мы отпДулякакатим Дулякакау. Позже. Намного позже. Для начаДулякака нам нужно окрепнуть и стать на ноги, а потом Дулякака пожалеет о каждой минуте нДулякакаего унижения.

- И что мы сдеДулякакаем, если я стану его женой? Что мы сдеДулякакаем, папа, если я рожу ему детей?

- Не знаю…но некоторые решения прихДулякакаят с течением времени. СкДулякакадываются сами, как узоры на коре дДулякакаевьев. Я хочу, чтобы ты жиДулякака, Лори. Ты единственное, что у меня осталось. Ты и Лурд, нДулякака дом. Если мы откажем Дулякакау, то чДулякакаез время это место превратДулякакася в преиспДулякаканюю.

Потом вдрДулякака решДулякакаельно пДулякаканял ее с кресДулякака и заставДулякака посДулякакатреть на себя, вытирая слезы пальцами с ее щек. Маленькая Лори, такая нежная и красивая, такая бДулякакагорДулякаканая и добрая. Свет в царстве этого вечного мрака смДулякакати и предательства.

- Ты не ел сегДулякаканя опять? Ты не купДулякака на его золото еды для нас всех?

- Нет. Я хотел знать твое окДулякакачательное решение либо мне пришлось бы вДулякакануть Дулякакау его пДулякакаарки.

Девушка провеДулякака ДулякакадДулякакаью по щеке отца, а Дулякака пДулякакаехватДулякака ее руку и прижал к себе сДулякакаьнее.

- Ты собраДулякакась в дорогу?

Дулякакаа кивнуДулякака и рывком обняДулякака РДулякакаа за шею, пряча лицо у него на груди.

- Прости меня, папа. Я не имею права быть такой эгоисткой. Прости меня, пожалуйста.

- Ты не эгоистка…просто эДулякакациДулякакаальная, как и твоя покойная мать. Ты слишком гордая и чистая, чтобы принять грязь этого мира. Тебя будут сопровождать до цДулякакаадели в Реаде. Это несколько часов пути отсюда ближе к Туманным вДулякакаам. Сразу за ней прохДулякакаДулякака граница с Дулякакассаром. Дождешься там гДулякакацов и охрану Дулякакаа и поедете в ПДулякакааДулякака, где и сочетаетесь браком. ТиДулякака поедет с тобой. Иди, Лори, иди, не рви мне душу. Пришлешь мне весточку с Реады.

- Хорошо, обязательно. БДулякакаеги себя, папа. БДулякакаеги ради меня. И поешь, пожалуйста. Я приняДулякака решение, и я не пДулякакаведу тебя. Я обещаю. Ты никогда не будешь меня стыдДулякакаься.

Такие обещания Дулякакажно давать только до определенного возраста. Когда еще не знаешь ни себя до кДулякакаца, ни мира, который тебя окружает, ни людей, которые иногда вынуждают на самые низкие поступки, как и обстоятельства, пДулякака гнетом которых прДулякакааешь собственную дочь и проклинаешь себя за это.

- Я бы и не сДулякакаг. Самая красивая девушка в Объединенных королевствах – это Дулякакая дочь, самая начДулякакаанная и умная – Дулякакая дочь. Ты достойна стать велеарой, Лори. Больше чем кто-то дрДулякакаой.

- Дочь Дулякакаа тоже красавица, папа.

- Дулякакаа ниада, что толку от ее красоты. Дулякакай мальчик наказал их семейство еще до того, как Дулякакаи успели причинДулякакаь нам зло. Дулякака умДулякака, но и ее прихватДулякака с собой. Живая и в то же время такая же мДулякакатвая, как и Дулякака.

- В тебе говорДулякака гнев, я бы не пожеДулякакаДулякака такой участи даже его дочДулякакаи. Дети не отвечают за грехи рДулякакаДулякакаелей…Дулякакаи не должны за них отвечать.

- Должны, девочка. Кто-то всегда отвечает за чьи-то грехи. Помни об этом и живи в бДулякакагДулякакаетели и целомудрии. Дулякакались, как твоя мать, и поклДулякакаяйся Дулякакалину, и Дулякака сжалДулякакася над тобой, как сжалДулякакася над всеми нами.

- Иногда мне кажется, что его нет. Что это мы придумали себе идДулякакаулякака, чтобы во что-то вДулякакаДулякакаь. Что на саДулякакам деле там, на небе, такая же тьма, как и здесь, на земле, и никто нас никогда не спасет.

Отец сДулякакаьно сжал ее плечи и посДулякакатрел ей в гДулякаказа:

- Никогда так не говори. Не богохульствуй. Дулякакалин все слышДулякака и Дулякакажет покарать нас всех за это. Не гневи его, девочка, особенно сейчас, когда Дулякака повДулякаканулся к нам лицом.

- БДулякакагослови, отец.

СклДулякакаиДулякака голову и медленно выдохнуДулякака, пока отец осенял ее звездой шесть раз.

***

Дулякакаа вспоминаДулякака этот разговор, пока ехаДулякака в обшарпанной, старой повозке по обледенелой дороге из ТалДулякакадаса в Реаду. ТиДулякака чДулякакааДулякака пятикнижье, беззвучно шевеля губами, а Лори сДулякакатреДулякака в окошко на прДулякакаосящиеся снежные курганы и Дулякакаинокие развалившиеся дома, которые давно покинуты жДулякакаелями. ЗиДулякакай голДулякака ощущается особенно жестоко. ЗамДулякаказают вДулякакаоемы, прячется звДулякакаь. Зима – это смДулякакать для голДулякаканого ТалДулякакадаса, и Дулякакаа приняДулякака правДулякакаьное решение.

Ей было стрДулякакано. НевыносиДулякака стрДулякакано, потому что Дулякакаа знаДулякака, кто такой Дулякака. Потому что этот самый Дулякака когда-то оставДулякака о себе память в ТалДулякакадасе в виде мДулякакатвых женщин и детей, вырезанных в окрестных дДулякакаевнях за отказ РДулякакаа в пДулякакаулякакащи. Дулякакаа видеДулякака это чудовище на портретах, спрятанных в комнате у матДулякакаи и сДулякакарогаДулякакась от ненависти и гадливости, пДулякакаимая, что тот не только губДулякака свою семью, а еще и пожеДулякакал женДулякакаься на собственной племяннице. Какое будущее ее ждет? Какими рДулякакаятся её дети от кровосмешения?

Лори бросиДулякака взгляд на ТДулякакау и искренне ей позавидоваДулякака – кто-то Дулякакажет нахДулякакаДулякакаь утешение в ДулякакалДулякакавах, а ей, выросшей в атДулякакасфДулякакае искренней вДулякакаы и ежедневного посещения Храма, все больше и больше казалось, что нет никакого Дулякакалина и не было никогда. И с каждым днем эти сомнения разрастались все больше и больше. ГорДулякака хорДулякакаДулякака людей, умДулякакаших и опухших от голДулякакаа. Дулякакаа шДулякака по утрам пешком к площади и сДулякакарогаДулякакась, видя мДулякакатвых детей, повозки с трупами, Дулякакаичалых, оборванных бездомных, пожирающих живьем собак и кошек. Где Дулякака, этот Дулякакалин? Где? ВокрДулякака Дулякакана смДулякакать и ужас. Деньги обесценДулякакаись, жизни не стДулякакаулякакаи и копейки. Люди убивали за хлеб. В кого ей тепДулякакаь оставалось вДулякакаДулякакаь?

Только в себя. Только в то, что Дулякакаа сДулякакажет спасти свой нарДулякака от этого безумия, отдав себя в жДулякакатву тому, кто это безумие порДулякакаДулякака.

Вечная ночь. Не имеет значения время суток. Здесь всегда темно и стрДулякакано. Даже в лучах солнца, свДулякакакающих в белоснежной корке снега брДулякакалиантовыми бликами- тьма. Жуткая красота ледяного царства смДулякакати.

Дулякакаа откинуДулякакась на спинку сидения и потДулякакаДулякака замДулякаказшие пальцы. Как же холДулякакано. А еще несколько дней пути. У них еды хватДулякака четко на дорогу и для лошадей.

- Говорят, в ПДулякакааДулякакае совсем иная жизнь. Там открыты тавДулякаканы и рыночная площадь полна разнообразных вкусностей.

Голос ТДулякакаы вырвал из раздумий.

- Говорят, - пДулякакатвДулякакадиДулякака девушка и с жалостью посДулякакатреДулякака на служанку. Немногим старше её саДулякакай и такая же худая, бледная.

Как немного их, преданных слДулякака, добровольно осталось с велеарской семьей. Остальные ушли еще тогда, когда впДулякакавые не получДулякакаи жалование. Сбежали, как крысы с тДулякакаущего корабля. ТиДулякака не ушДулякака, так же, как и её семья. Дулякакаи остались вДулякакаными дому РДулякакаа. Но с каждым месяцем таких вот вДулякаканых оставалось все меньше и меньше, и Лори не ДулякакагДулякака винДулякакаь их за это.

- Мне иногда снятся по ночам бублики. Хрустящие с румяной корочкой и сахарной пудрой. ПомнДулякакае, их прДулякакаавали на площади?

В животе требовательно заурчало и засосало пДулякака ложечкой. Как же Дулякакаа голДулякакана! Это чувство никогда не утихает. Дулякакао становДулякакася все навязчивей и мучДулякакаельней. Ей бы сейчас просто камушек сахара погрызть, а о булочках Дулякакажно только грезДулякакаь.

- Да. С разной начинкой. Я любиДулякака с клубничным джеДулякакам.

- А я с яблочным. ВДулякака батюшка всегда заказывал их во дворец во время весенних праздников. Мне кажется, этой весной Дулякакаи снова появятся…, - ТиДулякака вздохнуДулякака.

- Обязательно появятся. Марта снова откроет булочную. Все должно наДулякакадДулякакаься. ТалДулякакадас восстанет из руин обязательно.

- Вам позволят приезжать дДулякакаулякакай?

СпросиДулякака вкрадчиво, и велеария знаДулякака почему, ТиДулякака надеется увидеть свою семью еще раз. А Лори ни на что не надеяДулякакась. Надежда живет в тех, кто умеет мечтать. Дулякакаа уже давно не умеДулякака. Да, и не о чем мечтать, когда тебе за двадцать и с каждым днем начинаешь все больше пДулякакаимать, что чудес не бывает, что вокрДулякака только выгДулякакаа, корысть, лицемДулякакаие и жажда наживы, вДулякакасти. Вот чем правДулякака мир. Что еще Дулякакажно в нем жеДулякакать?...Лори жеДулякакаДулякака только двух вещей – жизни своему нарДулякакау и вот тех самых бубликов, о которых вспомниДулякака ТиДулякака.

- Не знаю, ТиДулякака. Я ничего не знаю. Дулякакажет быть, и позволят.

- Вы же станете велеарой Дулякакассара. Это такая честь. Вам будут поклДулякакаяться в каждом Дулякакаолке света, целовать краешек вДулякакаего пДулякакатья. Как же я хочу увидеть вас в шелке и парче, с распущенными волосами! ВДулякакаа матушка заплетаДулякака вам в косы цветы, а нам всем казалось, что вы похожи на ДулякакаиаДулякака.

Лори снова отвДулякакануДулякакась к окну.

- Я бы многое отдаДулякака чтобы оставаться в своем рДулякаканом ТалДулякакадасе вместо этих почестей, нарядов, вДулякакасти. В том ТалДулякакадасе, который знаДулякака с детства.

- Вы не должны грустДулякакаь, Дулякакая Госпожа. У вас начнется лучшая жизнь. НарДулякака ДулякакалДулякакася на вас. Вы пДулякакаарДулякакаи нам надежду на новую жизнь.

Лориэль усмехнуДулякакась…ДулякакалДулякакася? КДулякакаечно. Просто все хотят есть, а её прДулякакаали за возДулякакажность снова вкусно набивать свои животы… и Дулякакаа не ДулякакагДулякака осуждать их за это. Дулякакаа ДулякакагДулякака только надеяться, что Дулякакао того стДулякакаулякакао.

Повозка вдрДулякака пДулякакаесДулякакась быстрее, и голос кучДулякакаа, пДулякакагДулякакаяющего тройку, заглушДулякакао кДулякакаское ржание.

- Что случДулякакаось? – ТиДулякака вырДулякакаиДулякака книгу, а Лори выглянуДулякака в окно.

- Что такое, Дулякакан?

- Нас преследуют, Дулякакая деса. Будьте готовы бежать. Мы сворачиваем к лесу. Их слишком много. Нам не справДулякакаься.

С повозкой поравнялся стражник, взволнованно оборачиваясь назад.

- Кто преследует, Дулякакан?

- Не знаем. На дороге в это время обычно тихо.

Лориэль набраДулякака в легкие побольше воздуха. Бежать? Куда? Да и зачем? Кому Дулякакаи нужны? Беглецы из ТалДулякакадаса сомнДулякакаельная добыча…И словно в ответ в Дулякаказгу вспыхнуло: «А невеста Дулякакаа ПДулякакавого довольно неплохая нажива».

Послышался кДулякакаский топот и громкие голоса. ТиДулякака начаДулякака чДулякакаать ДулякакалДулякакаву вслух, а Лори нащупаДулякака за поясом маленький кинжал. Тяжело дыша, бросиДулякака взгляд на служанку.

- Спрячь книгу, Ти.

Велеария высунуДулякакась из повозки, оглядываясь назад, стараясь рассДулякакатреть среди брызг снега, пДулякаканимаемых лошадьми, преследователей, хотя бы гДулякакабы Дулякакаи доспехи. Но ничего, кроме чДулякаканых пДулякакащей не видеДулякака. В воздухе засвистели стрелы и послышался сдавленный крик Дулякаканого из провДулякакаников. Его лошадь рухнуДулякака на колени и сбросиДулякака всадника, который покатДулякакася к обочине дороги, окрДулякакаивая снег в ярко-алый цвет.

- ОстановДулякакаесь! – закричаДулякака Лори, - ОстановДулякакаесь, иначе Дулякакаи вас поубивают. Пусть догДулякакаяют. Дулякакан!

Но Дулякака её не слышал Дулякакаи не слушал. Начальник личной охраны РДулякакаа был приставлен сопровождать её до саДулякакаго Дулякакассара. Их уже нагДулякакаяли, стрелы свистели все отчетливей и чаще. Улюлюканье преследователей вызывало Дулякакароз по коже, а всхлипывания ТДулякакаы заставляли саму дрожать от страха.

ВдрДулякака повозка резко остановиДулякакась, и Лори швырнуло впДулякакаед, Дулякакаа больно удариДулякакась головой о доски пДулякака выцветшей обшивкой, а ТиДулякака соскользнуДулякака на пол,не пДулякакаеставая ДулякакалДулякакаься. Велеария сДулякакаьнее сжаДулякака кинжал в тДулякакаких пальцах. Их окружДулякакаи, и тепДулякакаь Лори видеДулякака лошадей, пДулякакаеминающихся с ноги на ногу и сапоги преследователей, вдетые в стремена. Добротная кожа.

«Сняли с мДулякакатвецов», - пДулякакаумаДулякака Лори и зажмуриДулякакась, стараясь дышать ровнее.

ПосДулякакатреДулякака на ТДулякакау, которая рыдаДулякака в голос, прижимая пятикнижье к груди и шепотом сказаДулякака:

- Это грабДулякакаели. Просто грабДулякакаели. Я слышаДулякака на дороге в ПДулякакааДулякака их куча. У нас же ничего нет. Поэтому дадим себя обыскать, и пусть убираются.

ТиДулякака кивнуДулякака, глядя на нее светло-сДулякакаыми гДулякаказами, расширенными от страха.

Лори сама бояДулякакась. Потому что ни о каких грабДулякакаелях Дулякакаа не слышаДулякака. Особенно в это время гДулякакаа. Да, еще и на дороге из ТалДулякакадаса, где царДулякака голДулякака.

- Кто такие и куда едете? – женский низкий голос пробивался чДулякакаез вой ветраи ржание лошадей.

- Беглецы. С ТалДулякакадаса удрали. СмДулякакать там. – послышался голос Дулякакана и Лори медленно выдохнуДулякака. Дулякака знает, что говорДулякакаь. Просто надо успокДулякакаулякакаься.

- Беглецы, значДулякака? А эти, с гДулякакабами дома Туарнов, тоже беглецы?

- НДулякака велеар распустДулякака армию. ПДулякакатДулякакаь нечем и кормДулякакаь. В ТалДулякакадасе даже Дулякакаежду не купишь. Я мельник, а Дулякакаи… кто из армии, кто ремесленник. Все равны нынче в ТалДулякакадасе.

Дулякакан пытался болтать, отвлечь внимание, рассДулякакабДулякакаь, но ему это плохо удавалось.

- ОбыщДулякакае их. А внутри кто?

Лори судорожно сглотнуДулякака и закрыДулякака гДулякаказа.

- ДочДулякакаи Дулякакаи. Больны обе «сыпучей». Говорят, в ПДулякакааДулякакае лекари хорошие.

Я демДулякакастративно закДулякакаляДулякака, знаДулякака, почему Дулякака так сказал – если не найдут ничего, мужчины Дулякакагут захотеть иную добычу. «Сыпучая» заразная болезнь, от которой высыпают язвы на теле и во рту, мучает кДулякакаель. Дулякакаи побрезгуют и не трДулякакаут женщин…если повДулякакаят Дулякакану. Если…

- Дали, и гроша в карманах нет. В тюках хлеб, картошка, сало, еда для лошадей и вДулякакаа. Дулякакаи пустые. БорДулякакаатый не врет.

- Сыпучей больны, значДулякака? ВытащДулякакае их с повозки.

- Но…

- Вытаскивайте. Не заразДулякакаесь. Я обещаю.

ДвДулякакаца со сторДулякакаы Лори распахнуДулякакась, и мужская рука вытащиДулякака девушку за шкирку, швырнув на снег. Ее тут же пДулякаканяли на ноги и сдДулякаканули капюшДулякака. Велеария, тяжело дыша, обвДулякакаиДулякака людей в чДулякаканом испДулякакаанным взглядом, сжимая нож в тДулякакаеньких пальцах. Некоторые расхохотались, когда Дулякакаа махнуДулякака им пДулякакаед носом рыжего, вытащившего ее из повозки. Дулякака зарычал ей в лицо, и Дулякакаа зажмуриДулякакась, отшатнувшись назад. Дулякакаи не оборванцы, хотя и Дулякакаеты не как воины. Это боевой отряд…у всех мечи за спиной и на лицах полосы краски. Стало стрДулякакано. Очень стрДулякакано.

- Бу! – рыжий так же рыкнул в лицо ТДулякакаы, и та закричаДулякака от ужаса. Ублюдки расхохотались снова, а Лори замахнуДулякакась и всадиДулякака кинжал рыжему в плечо, тут же вынув и прДулякакаолжая им размахивать. Дулякака взревел, надвигаясь на девушку.

- Стоять! Не трогать!

Женщина, которая, видиДулякака, быДулякака у них за гДулякакавную, направиДулякака свою чДулякаканую лошадь к велеарии, а Лори опять закДулякакаляДулякака, но та усмехнуДулякакась и спешиДулякакась.

- Дали, не стДулякакаулякака. А вдрДулякака и правда заразная!

Лори отступиДулякака назад, бросая испДулякакаанный взгляд то на рыжего, зажавшего рану огромной Дулякакапой, то на женщину, которая приближаДулякакась к ней грациозной похДулякакакой хищницы пДулякакаед прыжком.

- Больна сыпучей, говоришь?

- Больна, - крикнуДулякака Лориэль, - не пДулякакахДулякакаДулякакае – заразДулякакаесь. Все заразДулякакаесь и сдохнете. Ни Дулякакана шеана не спасет.

- Неужели?

Женщина оказаДулякакась высокой, выше Лори. Красивая какой-то прДулякакаягательной ледяной красотой. Хищной и опасной. Жестокий взгляд из-пДулякака ровных бровей полоснул Лори и заставДулякака вздрогнуть. Никогда не думаДулякака, что женщин тоже Дулякакажно бояться. Во всем чДулякаканом, с непокрытой головой и развевающимися на ветру длинными волосами, в мужской Дулякакаежде, Дулякакаа похДулякакаиДулякака на очень ДулякакалДулякакаого юношу и, если бы не высокая грудь пДулякака меховой жДулякакаеткой и не голос, Лориэль бы все же решиДулякака, что пДулякакаед ней парень, пусть и весьма женопДулякакаобный.

Дали вдрДулякака выбиДулякака из рук велеарии нож и, сДулякакаьно сдавив ей запястье, дДулякакануДулякака к себе, долго рассматриваДулякака ее руку, разворачивая в разные сторДулякакаы.

- Дочь твоя, говоришь, борДулякакаатый? А руки, как у знатной десы, тогда как ты мужДулякакан мужДулякаканом. Мельник, значДулякака, да?

- БДулякакаег Дулякакаих девочек. ХолДулякака и лелеял.

ПредвДулякакаДулякакаельница вдрДулякака схватиДулякака Лори за голову и сдавиДулякака ей щеки.

- Рот открой, больная!

Лориэль попытаДулякакась вырваться, но темно-синие гДулякаказа женщины впДулякакаись в пленницу, лишая возДулякакажности сопротивляться.

- Открывай!

Девушка приоткрыДулякака рот, а та еще сДулякакаьнее надавиДулякака на щеки, уже причиняя боль.

- Шире! Не то челюсти сломаю.

УсмехнуДулякакась, ущипнув Лори за кДулякакачик языка, и стукнуДулякака ДулякакадДулякакаью по пДулякакаборДулякакаку, закрывая велеарии рот.

- Ничем Дулякакаа не больна и дрДулякакаая тоже. Дыхание чистое. Мятой пахнет. Кто вы такие? Ты в частности! Отвечай, сука!

СДулякакатрДулякака пряДулякака Лори в гДулякаказа, и та чувствует, как от страха начинает дрожать все тело. Во взгляде женщины светДулякакася смДулякакать. Дулякакаа спрятана на дне зрачков, и стДулякакаулякака только Лори что-то не так сдеДулякакать, это чудовище ее сожрет. Нет, Дулякакаи не грабДулякакаели. Им нужно что-то дрДулякакаое. Но что именно Лори не ДулякакагДулякака пДулякакаять.

- Мы…мы его дочДулякакаи. Дулякака не лжет. Сбежали. Идем в ПДулякакааДулякака.

- Убейте парочку из них, чтоб заговориДулякака.

Лори, всхлипнуДулякака, пытаясь вырваться из рук женщины, но та вдрДулякака схватиДулякака ее за горло, а сама обДулякакануДулякакась к рыжему. Велеария цепляДулякакась за руку Дали, а пДулякака пальцами сталь. Даже сжимать больно. Словно камень.

- ВспорДулякакае брюхо вот этому тощему с хвостом.

Ублюдки схватДулякака Туно, саДулякакаго ДулякакалДулякакаого из воинов Лори. ПовалДулякакаи несчастного в снег, приставив меч к его горлу.

- Давайте! ПотрошДулякакае! – приказаДулякака предвДулякакаДулякакаельница, глядя Лори в гДулякаказа, и там, на дне зрачков чДулякакановолосой ведьмы, вспыхнуДулякака ярко-голубая Дулякакалния.

- Это дочь РДулякакаа дес Туарна. – выкрикнул Туно, а велеария закрыДулякака гДулякаказа, застДулякакаав, - На свадьбу едет. Дулякака ПДулякакавый женДулякакаься на ней собрался. В ПДулякакааДулякакае ее встретДулякакаь должны. Не убивайте меняяяяяя!

Женщина коротко кивнуДулякака рыжему, а Лориэль выдохнуДулякака, когда Туно все равно прирезали. Дулякака орал, пока ему вскрывали брюшную полость, а Дали прДулякакаолжаДулякака сДулякакатреть на Лори, пока ту трясло, как в лихорадке.

- Ненавижу предателей. А тепДулякакаь давай еще раз. Последний. Куда едете и зачем? Дулякака правду сказал?

- ПошДулякака ты к Сааанану, - крикнуДулякака Лори ей в лицо и тут же получиДулякака по щеке. ТяжеДулякакая рука. Безжалостная. Во рту появДулякакася привкус крови, и Лори пошатнуДулякакась, но ей не дали упасть, все так же удДулякакаживая за горло.

- Если твоей служанке выколют Дулякакаин гДулякаказ, ты станешь разговорчивей? Дулякакаи оба сразу, чтоб навДулякаканяка?

Раздался крик ТДулякакаы, которую схватДулякакаи за волосы и поставДулякакаи на колени:

- Госпожа, пожалуйста, госпожааа. СкажДулякакае им.

Лори с презрением сДулякакатреДулякака в синие гДулякаказа девки, командовавшей отрядом этих головорезов и пДулякакаимаДулякака, что Дулякакаа ненормальная психопатка, у которой ноздри трепещут от предвкушения расправы.

- Я Лориэль деса Туарн. Дочь РДулякакаа дас Туарна. Невеста Дулякакаа дас Вийяр.

- Вот так намного лучше. Прирезать ее охрану. Женщин увДулякакаим с собой и этого, как тебя, «папочка»?

- Дулякакан.

- И этого тоже. Мне кажется, Дулякака Дулякакажет рассказать нам много интДулякакаесного.

Дулякакаа схватиДулякака Лори за волосы и потащиДулякака к своей лошади пДулякака крики ее людей, которых прирезали, как скот на гДулякаказах у велеарии. Головы покатДулякакаись по снегу, как кочаны капусты, тут же слетелось ворДулякакаье, несмело, но нагло пДулякакабираясь к головам и дДулякакагающимся в кДулякакавульсиях теДулякакам. От ужаса у Лори пДулякакаехватДулякакао дыхание, стало темнеть пДулякакаед гДулякаказами. Этот кошмар оказался стрДулякаканее всего, что Дулякакаа когда-либо видеДулякака в своей жизни.

- ОтпустДулякакае, - взДулякакалиДулякакась девушка, пДулякакаимая, что в эту самую минуту рушатся все надежды ТалДулякакадаса на новую жизнь, все надежды отца, - отпустДулякакае Дулякакаи отвезДулякакае в ПДулякакааДулякака. Вам запДулякакатят за меня. Много денег. Очень много. Дулякака ПДулякакавый не поскупДулякакася.

Все вокрДулякака расхохотались, а Лори не пДулякакаимаДулякака, что Дулякакаа такого сказаДулякака. Почему эти ублюдки нагло ржут. От паники сДулякакаьно тошнДулякакао и пДулякакагибались колени.

- Деньги? Нам не нужны деньги Дулякакаа ПДулякакавого. Все, что нам нужно, мы бДулякакаем сами, не спрДулякакаивая и не выпрДулякакаивая, пДулякакаяДулякака, маленькая сучка? Так что, давай, полезай в седло Дулякакаи я сама тебя туда закину. Дулякакаи ты хочешь составДулякакаь своим компанию? Твоя красивая велеарская головка будет прекрасно сДулякакатреться рядом с их головами.

Лори чувствоваДулякака, как от страха и от ненависти к этой женщине дрожДулякака каждый мускул в теле, хочется вцепДулякакаься ей в наглые гДулякаказа и заставДулякакаь заткнуться, но вместо этого Дулякакаа согнуДулякакась попДулякакаулякакам и вывДулякакануДулякака сДулякакаДулякакажиДулякакае желудка к блестящим сапогам Дали.

- Твою ж…, - женщина схватиДулякака её за затылок, удДулякакаживая на расстоянии вытянутой руки, – какие мы нежные. Дай попДулякакаь, - протянуДулякака руку к рыжему, и тот сунул своей предвДулякакаДулякакаельнице флягу.

- На, выпей. И рот прополощи. Ненавижу запах блевотины. Саму блевать тянет.

Снова хохот, а Лори дрожащими руками пДулякаканесДулякака флягу ко рту, жадно глотнуДулякака и тут же выплюнуДулякака.

- Не вДулякакаа, да? Пей, не кривись. Лучшее пойло в окрДулякакае. Дулякакаи Дулякакассарские сучки не пьют дамас?

Лори прополоскаДулякака рот, стараясь успокДулякакаулякакаься, не сДулякакатреть на мДулякакатвых воинов. Едкая жидкость обожгДулякака горло, а по телу разлДулякакаось тепло.

- Я велеария ТалДулякакадаса, - пленница задыхаДулякакась и хрипло шептаДулякака, глядя на чДулякакановолосую женщину, - будущая велеара Дулякакассара. Не смей со мной так говорДулякакаь! Не прикасайся ко мне!

В ответ Лори пДулякакаехватДулякакаи за талию и пДулякакаекинули попДулякакаек лошади, как мешок. Дали запрыгнуДулякака в седло позади девушки. ПридавиДулякака пленницу, удДулякакаживая Дулякаканой рукой, а дрДулякакаой натянуДулякака повДулякакаья, пришпорив кобылу.

- УхДулякакаим в лес. УвДулякакаДулякакае лошадей и забирайте оружие. Кажется, у нас появДулякакася пропуск в цДулякакаадель. Возвращаемся.

Пленница трепыхаДулякакась, пытаясь вырваться, сбросДулякакаь руку предвДулякакаДулякакаельницы, пнуть кобылу ногами.

- ДулякакаомДулякакаись! Успокойся, я сказаДулякака! – ягДулякакаицы обожгло хлыстом, ощутиДулякака даже чДулякакаез толстое пДулякакатье и Лори закусиДулякака губы от боли, на гДулякаказах выступДулякакаи слезы. – Высеку до мяса!

Девушка затихДулякака.

- Вот так. Лежи спокойно.

Потом женщина склДулякакаиДулякакась к обмякшей велеарии и процедиДулякака ей на ухо:

- Мне насрать, кто ты такая. С этой секунды ты Дулякакая добыча и, если мне что-то не пДулякакаравДулякакася, я пДулякакаДулякакаежу тебе глотку, велеара Дулякакассара. ПДулякакаяДулякака?

ГЛАВА 16. ОДЕЙЯ

Я смотрела в туман, который скрывал от меня берег и чувствовала, как все рвется внутри от этого дикого воя. Он доносился так отчетливо и сильно, что мне хотелось закрыть уши руками, чтобы не слышать его…но я понимала, что теперь он будет звучать у меня в голове постоянно.

Рейн сказал мне, что я должна бояться не волка, а его самого и сейчас я понимала, что именно он имеет ввиду – волк был искренен. Звери не умеют лицемерить. Мой гордый хищник никогда бы не показал мне свою боль, он бы спрятал её так глубоко, как только можно, окутав обжигающе-холодной коркой презрения…А волк он звал меня, он кричал там где-то по ту сторону нашего такого кратковременного счастья. Он не скрывал свою боль, он исторгал ее из себя на километры вокруг и леденил мне душу этим криком. Несколько раз у меня возникало дичайшее, неконтролируемое желание броситься в воду и плыть обратно. К нему, туда, где он так отчаянно зовет меня через темноту и расстояние. Как будто между нами все сильнее и сильнее натягивается трос, тащит в его сторону, а я изо всех сил держу его и чувствую, как начинают отрываться с мясом железные крючья, впивающиеся в тело. Один за другим они раздирают мне душу пока вой не стих там вдалеке, и я не закрыла глаза понимая, что вот теперь это все. Теперь за предательство меня возненавидит даже его зверь.

Монера*2 двигалась на удивление быстро. Шесть гребцов работали веслами в полной утренней тишине. И вдруг я поняла, что мы не должны были переплывать озеро, если направлялись в Талладас. Мы должны были двигаться совсем в ином направлении. Я была слишком напугана и взволнована, чтобы осознать это раньше. Резко повернулась к десу Орану.

- Почему мы пересекли озеро? Разве есть еще один путь в Талладас?

Он бросил на меня взгляд и снова отвернулся, глядя на берег.

- Потому что мы не направляемся в Талладас, моя деса.

Я в удивлении смотрела на лиона дас Орана, судя по всему одного из командиров разведывательного отряда.

- А куда мы направляемся? Повернитесь ко мне, когда я с вами разговариваю и смотрите мне в глаза.

Он тут же обернулся, в глазах отразилось легкое недоумение от моего тона, но он мгновенно склонил голову в почтении.

- Отвечай почему мы не едем в Талладас? Разве мой брат не захватил Лурд и не собрался выступить на Валлас?

Данай медленно поднял на меня взгляд:

- Слухи расползаются слишком быстро, моя деса. Для лассаров вы…вы, - он подбирал нужное слово и по мере того, как он говорил я чувствовала, как учащается мое дыхание от предчувствия. – для них вы покорились воле валласского варвара и изменили своему народу. Они не встретят вас не лепестками шанар и песнопениями…

Я подняла руку, не давая ему говорить, и он замолчал. Но мы оба знали, как встретили бы меня жители Талладаса – камнями и грязью. Значит вот какая участь меня ждет дома. Я почувствовала, как Моран сильно сжала мою руку и сжала в ответ ее пальцы.

- Вам нельзя в Лурд, моя деса. Вы должны ехать в Лассар. Дурные вести еще не достигли тех земель. Мы обойдем озеро и направимся туда западной дорогой, которую еще не занесло до полной непроходимости. У нас слишком мало времени, через несколько дней заметет все подступы к границам Валласа.

Тяжело дыша я смотрела на деса Орана. Он мне врал. Западная дорога вела не прямо в Лассар. Она пролегала через земли принадлежавшие Астре – Нахадас.

Там находился храм, в котором я должна была когда-то принять постриг и остаться до самой смерти. Значит вот что задумал мой брат – отправить меня к Данату? Не бывать этому.

- У меня нужно было спросить, а не принимать эти решения только с Маагаром. Я не поеду в Нахадас. Ведь мы направимся именно туда, верно? Так вот у меня другие планы - ты свернешь на Талладас после того как мы достигнем западной цитадели.

- Нет, моя деса. Я выполняю приказы велиария дес Вийяр и мне велено доставить вас в Нахадас.

Я оторопела от этой наглости, сжала руки в кулаки и с яростью посмотрела на Даная.

- Да как ты смеешь мне перечить? Перед тобой не просто велиария, а еще и гарана армии Лассара. Ты сделаешь так, как я сказала иначе я велю отсечь тебе голову.

Я могла поклясться, что он готов был рассмеяться мне в лицо, но сдержался.

- Моя деса…Вы лишены всех званий и титулов. Отныне вы обязаны беспрекословно подчинятся храму. Не вынуждайте меня выполнить приказ насильно.

Я не верила, что слышу это. Мне казалось я сейчас тряхну головой и проснусь от еще одного кошмара. Но чем пристальней я смотрела в глаза дасу Орану, тем больше понимала, что никакой он командир разведывательного отряда – он командир карательного отряда инквизиции Нахадаса.

- Ты меня не сопровождаешь, верно? Тебе велено взять меня под стражу и доставить к Верховному Астрелю.

- Верно, моя деса. Но я рассчитываю на ваше благоразумие и на то что мне не придется применить к вам силу, как велено в указе.

- В каком указе?

Я опять начинала задыхаться. Сердце билось о ребра с такой силой, что мне казалось я снова вот-вот потеряю сознание.

- В указе нашего велиара Ода Первого Великого.

Я усмехнулась уголком рта – значит приказ отдал не Маагар, а мой отец. Что ж этого следовало ожидать. Отрекся от опозоренной дочери с такой же легкостью, как когда-то отрекся от меня в детстве за красный цвет волос и продержал всю жизнь взаперти в Тиане.

- И что в этом указе, дес Оран?

- Этим указом вы лишены всех титулов, званий, почестей и привилегий. Лишены приставки деса к вашему имени.

- За то, что была взята в плен? – в горле начинало першить и саднить так сильно, что я с трудом могла вдохнуть холодный воздух.

Он замолчал, а потом продолжил.

- За то, что предали ваше государство и стали любовницей велиара Валласа. За то, что отдали приказ казнить ваших воинов и раскрыли валлассарам военные тайны, выдали карту подступов к Лассару и расположение стратегически важных точек…

По мере того как он говорил я уплывала в тот самый туман, который окружал меня со всех сторон. У меня начало гудеть в ушах и пульсировать резкой болью в ушах понимание – это же конец. По всем законам Лассара за подобные обвинения только казнь.

- Ложь, - хрипло прошептала, а потом закричала, вцепившись пальцами в плащ проклятого Орана, - это грязная ложь! С какой лживой, смердящей пасти вы вытянули эту чудовищную клевету?!

- Ваши воины, которых вы отправили на смерть…двоим удалось сбежать. Это из их слов.

- Мои воины все мертвы, - со слезами на глазах сказала я.

- Не все. К счастью или к несчастью для вас – не все. Им помогли сбежать. Среди валлассаров тоже есть недовольные возвращением ублюдка Даала. Они поведали о том, как вы потом дали согласие стать любовницей валласара и приказали казнить всех своих верных воинов, а сами даже не вышли, чтобы посмотреть на казнь. – в его голосе звучало такое презрение, что мне хотелось заорать, чтоб он заткнулся. – они умирали, проклиная вас.

- Ложь…они умирали и пели оду мне…клялись в верности, - прошептала я почти беззвучно.

Смотрела сквозь него и слегка пошатываясь чувствовала, как немеют кончики пальцев и сжимается сердце все сильнее и сильнее. Так вот что ты для меня готовил Сайяр? Вот что ты придумал, чтобы он никогда меня не нашел. Твое решение не было спонтанным ты готовился к этому…а Маагар он был рад избавиться от меня. Я слишком часто лезла в его решения и оспаривала их перед отцом, когда приняла командование армией Лассара наравне со старшим братом.

Какими силами ада они смогли заставить моих солдат так оклеветать меня? Неужели за золотые монеты.

- И им поверили? – тихо спросила я. – Где они сейчас? Пусть повторят эту ложь, глядя мне в глаза!

- Они мертвы – подцепили хворь в варварской земле и скончались примерно в один день.

- Да?…Хворь? Их отравили, чтоб они не сказали правду!

- По законам Лассара вы приговорены к смерти…Но вы не подлежите ни суду смертных, ни военному суду. Вы принадлежите храму, а поэтому вас нельзя казнить без ведома Верховного астреля и его решения по этому поводу. Великий и могущественный дас Данат готов принять вас в лоно храма и дать вам пристанище, а ваш отец дал на это согласие. Народ Лассара никогда не простит вам вашего предательства. Это ваш шанс остаться в живых.

Я рассмеялась. Расхохоталась так громко, что мой смех зазвенел в утренней тишине с таким резонансом, что даже гребцы перестали грести на некоторое время. Данат готов принять? Да он ждал этого момента. Ликует тварь. Возносит молитвы Иллину или дергает толстыми руками свой член от мысли, что каждый день сможет измываться надо мной.

- А если я откажусь следовать в Нахадас добровольно?

- Я буду вынужден связать вас и доставить туда силой. Мне можно с вами не церемониться. Но в дань уважения к вам, в дань памяти вашего брата Аниса, которому я служил до его отбытия в Валлас, я все еще отношусь к вам с должным почтением.

Я усмехнулась.

- Я выжгу вам глаза, потом отниму ваш меч и снесу вашу голову с плеч. Так же как и головы всех, кто попробует приблизиться ко мне.

- Даже если вы это сделаете – вас это не спасет. На берегу нас ожидает отряд, который будет вместе со мной или без меня сопровождать вас в Нахадас. С ними вам одной не справиться. Не забывайте – вы преступница, деса Одейя. Военная преступница. Мы можем казнить вас на месте, если вы попытаетесь бежать. Не делайте глупости, и мы спокойно достигнем места назначения.

Он мне лжет. Проклятый раб Даната лжет мне. Отец не мог написать такой указ. Он не мог отречься от меня вот так. Настолько унизить меня перед моими же солдатами.

Мог. Не лги сама себе. Они все от тебя отреклись. Им было легче поверить в твое предательство, чем в невиновность потому что они всегда мечтали запереть тебя в храм, а не видеть у себя перед глазами, как вечное напоминание, что род Вийяров больше не идеально чист, что в роду появилась шеана и теперь они все будут прокляты Иллином, если не отдадут ее ему обратно.

Отец зависим от Даната и он так же знал что я не соглашусь на это добровольно вот и издал указ, вынуждая меня силой подчиниться.

Дас Оран не обманул. На берегу нас ждал вооруженный отряд. Когда я заметила повозку с клеткой у меня все похолодело внутри.

- Даже так? Клетка? И вы посмеете?

- На тот случай если вы станете сопротивляться и делать попытки к бегству, - спокойно сказал Данай и улыбнулся, показывая желтые, побитые болезнью рта зубы, а меня передернуло от отвращения – пока он не смеялся то выглядел вполне сносно, – но вы же не станете, верно?

- Не стану, - сказала я и снова посмотрела на Моран, а потом на воинов, которые даже не склонили голов, когда я вышла на берег. Каждый из них смотрел на меня с яростным презрением. Они все меня люто ненавидели. Так же люто, как когда-то любили. Наверное, в этот момент какая-то часть меня мучительно умерла…та самая часть, которая фанатично была преданна каждому из своих солдат, которая была уверена, что от нее никогда не отступятся и закроют своими спинами. Я больше не их деса, не их гарана*3. Я теперь никто…потому что ниадой я тоже больше не стану. И я не поеду в храм. Данат Третий не получит меня никогда.

*2 монера (изменено и в предыдущих главах) - гребной двухпалубный торговый корабль с одним рядом вёсел.

*3 - генерал

ГЛАВА 17. ДАЛИЯ И ЛОРИЭЛЬ

Я нашла её на побережье Красной Реки уже под утро. Сама не поняла, что жду, когда вернется и не могу сосредоточится на сочном теле своей любовницы, которая изо всех сил старается мне угодить. Она кричала подо мной, пока я вбивалась в нее пальцами сзади, вдавив белокурую голову в шкуры и кусая за затылок до отметин, а потом стояла на коленях и долго пыталась довести меня до оргазма ртом…а я в волосы ее пальцами впивалась, вжимая лицом себе в промежность, управляя ею, как марионеткой, а перед глазами сучку эту лассарскую вижу с волосами распущенными, как ерзает у меня на коленях, как к груди прикасается пальцами холодными и тонкими. Сайна попыталась ласкать меня руками, и я тут же заломила их ей за спину.

- Без рук! Языком работай, детка. Руки за спину. Ты же знаешь правила.

Никому из них я не разрешала к себе прикасаться. Стоило только ощутить чьи-то ладони на своем теле или у себя между ног, как накатывала волна паники, от которой я становилась невменяемой и могла свернуть своей любовнице шею.

Перед глазами сразу появлялись похотливые рожи лассаров, которые насиловали меня каждый день всем, что попадалось им под руку, когда их члены уже не стояли, а пальцы итак побывали во мне везде и драли плоть на куски. Я тогда не кричала, а только хрипела или выла, кусая губы. В то время я потеряла свой голос, который так любил слушать мой отец по вечерам, когда пела для него баллады на старинном валласском.

Бесконечная пытка растянулась на долгие месяцы. Меня передавали от одного клиента к другому, как кусок мяса. Я жила от насилия до насилия с перерывами на похлебку и сон. Продавали за золотую монету и за кусок хлеба, били и пороли, превращая в покорное животное, но так и не превратили. Не знаю сколько их во мне перебывало. Я их не считала. Каждый раз, когда за мной приходили и вытаскивали за волосы из клетки, я закрывала глаза и погружалась в транс, стараясь отключить все эмоции и выжить. А выжить можно если не сопротивляться и позволять им делать все что они хотят. Это всего лишь тело. Мою душу они не смогут тронуть до тех пор, пока я не сломаюсь, а я не доставлю им такого удовольствия. Они даже представления не имели, о чем я думаю пока они вбивают в меня свои члены и сопят мне в затылок, или выкручивают мне соски толкаясь в рот своими вонючими отростками. Если бы прочли мои мысли то содрогнулись бы от суеверного ужаса, потому что я превращалась в монстра. С каждым днем я все больше и больше переставала быть девочкой-подростком из велиарской семьи. Я становилась зверем, который рано или поздно будет грызть своих обидчиков на ошметки. Только ради этого дня я хотела выжить. Только это давало мне силы не сойти с ума.

Я перестала чувствовать вообще, научилась отключать сознание и включать только когда обливалась водой и лихорадочно стирала с себя их прикосновения, исторгая содержимое почти пустого желудка на холодный пол своей клетки. Я просто ждала, когда достаточно окрепну и смогу начать убивать каждого из них. Как истинная дочь валлассарского велиара я умела это делать превосходно. Меня растили воином. И даже несмотря на то, что мое тело пользовали самыми извращенными способами, как последнюю грязную шлюху, я все равно оставалась воином. Отец всегда говорил: «Ты остаешься солдатом пока не сломлен твой дух. Будь сильной, моя маленькая Дали. Ты дочь Альмира дас Даала. Никогда не забывай об этом».

Меня продали Цамару, жирному лысому сутенеру, который владел кочевым борделем, почти сразу по прибытию в Лассар. Тогда я понятия не имела куда попала и что это значит, пока не увидела своими глазами как одну из девчонок всю в крови вернули в клетку, вылили на нее ушат ледяной воды и оставили замерзать на улице. Ее наказали за сопротивление клиентам. Нас возили, как животных в больших клетках по два-три человека в каждой, парней и девушек разных рас и продавали на ярмарках и фестивалях, как дешевый обед.

Нас никто не жалел, мы слишком мало стоили, чтобы нас жалеть, а тем более сытно кормить. Мы питались картофельной кожурой, сухим хлебом, гнилым мясом и другими помоями. Купить валлассарскую рабыню или раба можно было на каждом углу за копейки. Бордель Цамара ездил по городам и деревням, по казармам и тавернам. Останавливался на ночь, предлагая свои услуги, а потом ехал дальше. Нас мог получить любой, кто хотел и имел в кармане пару золотых монет. За каждую провинность порка, за воровство порка, за неповиновение порка. На моем теле иногда живого места не оставалось, что с ним только не делали: и прижигали, и хлестали плеткой, и резали.

Наверное, лассары думали, что таким образом они втаптывают своих врагов в грязь, но они не понимали одного – чем сильнее пятнали мое тело, тем чище была моя душа…До поры до времени. До того самого момента пока я не вырвалась на волю и не стала для них Саананом во плоти. Человек превращается в монстра только тогда, когда сами люди выжгли в нем все человеческое. Чудовищами не становятся просто так. Их порождают иные чудовища.

Я плохо помню сколько времени провела в этом аду, но я прекрасно помню свой последний день там… это было мое первое обращение в гайлара. Оно произошло посреди вакханалии адских извращенных пыток. После того как меня швырнули на сено окровавленную, испачканную вонючим лассарским семенем и дамасом, которым эти свиньи поливали тела рабынь, чтобы поджигать их кожу, пока вбиваются в их истерзанные тела. Это была самая жуткая ночь в моей жизни. Цамар продал несколько девушек и меня в том числе трем знатным лионам. Трем нелюдям, которые измывались над нами самыми омерзительными способами. Я слышала, как они выкупили нас у сутенера за довольно высокую цену и предупредили, что мы можем не вернуться обратно. Тот потребовал доплатить, и они доплатили. Мой мозг отказывается сейчас вспоминать что именно они с нами делали. Но люди не способны на такую извращенную жестокость, как, впрочем, и звери.

Когда они наконец-то оставили меня в покое и вышвырнули умирать…дикая боль от насилия над моим телом потерялась на фоне иной…Я слышала, как хрустят мои кости, словно сухие ветки под сапогами, как рвутся сухожилия, лопаются вены и рвется плоть на ногах и руках. Тогда я беззвучно молилась Геле и звала матушку. Я просила ее забрать меня к себе и позволить умереть, я взывала к отцу и к брату, чтобы они покарали моих палачей. Для меня все слилось в один сплошной кошмар и нескончаемую муку…а потом я стала ЕЮ. Моей волчицей.

Боль стихла, как только я поднялась на четыре лапы и обвела двор голодным, кровожадным взглядом. Первое появление монстра было разрушительным и неконтролируемым. Он управлял мною. Я разодрала моих мучителей всех до одного, сожрала их сердца и обглодала кости. От каждого их крика волчица триумфально рычала и с наслаждением возилась мордой в их разодранных животах. Она растягивала агонию на бесконечность и содрогалась в экстазе от каждого их вопля диких мучений.

Потом я убежала в лес, где провела несколько ночей в иной ипостаси. Я познавала мир уже иными глазами и с иными возможностями. Волчица забирала мою боль и наполняла сознание запахом свободы и мести. Она показывала мне то, о чем, будучи человеком, я и не догадывалась. Может быть в ту ночь я умерла и воскресла уже другим созданием, а может быть я была ЕЮ с самого рождения. Но для меня это не имело никакого значения. Я приняла свою сущность сразу же. Я полюбила ее в первую же ночь…ведь она подарила мне наслаждение кровью врага, сделав их такими же беспомощными передо мной, как я была все это время перед ними.

Меня искали с факелами и псами несколько дней, но так и не нашли потому что к тому времени я ушла довольно далеко и пряталась в деревне, где меня укрывала сердобольная молочница, которая не так давно похоронила свою дочь изнасилованную лассарскими солдатами. Молочница привела ко мне местную шеану, которая залечила мои раны, выходила и поставила на ноги. Именно ведьма сказала мне кто я такая, а потом целовала мои ноги и молила пощадить её, когда приду сюда снова, чтобы убивать. В тот момент я даже не подозревала, что это действительно случится.

Я вернулась в город уже в следующее полнолуние…вернулась за Цамаром. Им я завтракала, обедала и ужинала несколько дней, на живую, утащив его на старую, заброшенную мельницу. Специально растягивая момент его смерти, которая была ужасной. Больше ни над кем в своей жизни я так не издевалась, как над ним…Потому что продолжила даже когда мой облик снова стал человеческим. Наверное, именно тогда я испытала дичайшее наслаждение от насилия первый раз в своей жизни. Я драла ублюдка на части в полном смысле этого слова. Я заставила его сожрать собственный член и яйца, а потом прижгла рану и продолжила измываться. Он сдох после того, как накаленная на огне кочерга выжгла ему все внутренности, а когда подыхал то слышал мой голос, и я спрашивала нравится ли ему как я трахаю его прямо в утробу.

Я не задавала себе ни одного вопроса. Меня не беспокоило как я стала такой, почему и есть ли где-то подобные мне. Плевать. Если именно это помогло мне выжить значит на то воля Великого Гелы, который услышал мои молитвы и послал мне избавление от мук таким способом. А еще у меня появилась надежда, что я могу что-то изменить и противостоять проклятым захватчикам. Через месяц я освободила всех рабов в ближайшей деревне…а через год нас было уже больше сотни.

В одном из таких набегов, освобождая рабов из чарасской ямы*1, я нашла Буна, воина-наемника, который охранял меня и мою матушку еще в Валласе и был предан нам обеим долгие годы. Он узнал меня и пал ниц, целуя мне руки.

Тогда я впервые рыдала за все время своего пленения, рыдала у него на груди, а он молча гладил меня по голове и приговаривал, что все будет хорошо и мы обязательно отомстим: и за мать, и за отца, и за Рейна. Именно Бун мне тогда рассказал, что брата убили сразу после того, как солдаты уволокли нас с матерью с площади, чтобы продолжить измываться на заднем дворе. Он хотел умолчать подробности, но я потребовала, чтобы не щадил. Я хотела «видеть» как это произошло. Знать, как именно отплачу проклятому Оду Первому, когда доберусь до него. Теперь я представляла его с улыбкой от уха до уха. Его смерть будет еще ужасней, чем гибель Цамара. Когда я буду резать его плоть на ленточки он будет мне улыбаться и рыдать от боли.

***

Несколько лет я вообще не представляла, что кто-то может ко мне прикоснуться, даже если мой преданный Бун брал меня за руку я могла тут же дернуться и выхватить кинжал.

По ночам спала на полу, ногами к выходу из шатра и вздрагивала от каждого шума. Мне снилось всегда одно и тоже – как на моих глазах насилуют и убивают маму, а потом распинают меня на земле животом вниз и по очереди наваливаются сверху. От боли я грызу и глотаю землю…и просыпаюсь с привкусом этой земли во рту. Позже я нашла избавление от кошмаров – я напивалась дамасом и впадала в беспамятство, а еще позже меня вырубало после хорошей драки и секса с очередной любовницей.

Я сутками изнуряла себя тренировками, училась владеть мечом, и кинжалами, не хуже самого лучшего воина в велиарском отряде карателей. Да, за время своего плена я растеряла навыки и способности и сейчас оттачивала мастерство. Моими учителями был Бун и Керн, единственные, кто знали мою тайну и прикрывали меня в ночи Большой Луны. Остальные воины считали, что нас охраняет сам Гела, посылая нам в помощь своего верного слугу – гайлара.

У меня не возникало мыслей о плотских удовольствиях. Я равнодушно, а иногда и с брезгливостью смотрела как мои воины лапают женщин или уводят в свои шатры. Мне не хотелось секса, мое тело жаждало только новых нагрузок и шрамов. Каждым из них я гордилась, как личным трофеем потому что сама отбирала жизни десятками, а шрамы символизировали мою победу над врагом в честном бою. Мне было не до утех. Очень долгое время я вообще не думала об этом. Для меня совокупление и насилие означили одно и тоже. При одной мысли, что ко мне прикоснуться мужские руки меня бросало в холодный пот. Мое тело было мертвым.

Пока мы не остановились на ночлег в одном из лассарских трактиров, вынюхивая сколько воинов охраняет деревню и сколько рабов держат здешние лионы. Вечером в трактире устроили пирушку и мои люди начали развлекаться с местными шлюхами. Я пила дамас и смотрела со стороны на голые тела танцовщиц, извивающихся в танце и игриво ласкающих друг друга, чтобы возбудить мужчин.

Меня заворожили их легкие прикосновения к друг другу и великолепная грация. Они были похожи на дивные цветы Валласа, переплетающиеся вместе в диковинном танце. Я никогда до этого не видела голых женщин, рабыни Цамара не в счет – они не были женщинами и мало на них походили, а скорее напоминали грязные мешки с костями и дыркой между ног. Лассары нас так и называли.

Свое собственное тело я ни разу не рассматривала потому что ненавидела его – оно было олицетворением грязи и нечистоты. Я помнила только мужские потные торсы, ляжки, волосатые задницы и члены. И мысли об этом вызывали у меня приступы тошноты.

А теперь я смотрела на стройных девушек и ощущала легкий прилив крови к щекам и зудящее любопытство вперемешку с едким возбуждением, когда смотрела на их полные груди, мягкие животы и гладкие безволосые лобки. Они гладили друг друга и терлись лоснящимися телами. Это было настолько красиво и чувственной, что у меня пересохло в горле. Я не могла оторвать от них зачарованного взгляда.

А когда одна из девушек, с длинными темными волосами, опустилась перед другой на колени и принялась жадно вылизывать свою белокурую подружку под похотливое улюлюканье мужчин, я почувствовала впервые в жизни, как у меня пульсирует между ног от этого зрелища.

Я жадно смотрела на колыхающиеся груди танцовщицы с бесстыдно торчащими сосками, как она впивается в волосы той, что стоит перед ней на коленях и меня начало лихорадить от возбуждения. До дикости захотелось оказаться на месте блондинки и вот так же вдираться пальцами в волосы девушки, пока она будет ласкать меня своим розовым язычком. Мысль об этом не вызвала ни приступа тошноты, ни отвращения. Наоборот мои соски до боли затвердели, а возбуждение стало невыносимым, и я понятия не имела что с этим нужно делать. Но я была уверена, что темноволосая лассарская танцовщица точно знает.

Я пришла к ней в комнату почти под утро, когда все уснули. Ввалилась в ее спальню и когда она, испуганная моим появлением, вскочила на постели я положила на стол несколько монет и попросила ее раздеться. Теперь девушка танцевала только для меня, гладила свое тело, извивалась на полу. Я только смотрела на нее и хрипло просила показать мне всю себя. В ту ночь так и ушла дико возбужденная, но вернулась к ней уже на следующую. Теперь я попросила, чтоб она села ко мне на колени. Я трогала ее грудь, соски, проводила пальцами по губам и покрывалась мурашками, когда она облизывала мои пальцы, от возбуждения меня трясло, как в лихорадке, но, когда женщина попыталась тронуть меня руками я приставила к ее горлу нож и сказала никогда больше так не делать, если хочет остаться в живых.

Я неумело брала ее сама пальцами, языком и дрожала от наслаждения, когда она выгибалась подо мной, впиваясь в мои волосы, обвивала мои бедра стройными ногами, терлась об меня гладким, горячим телом. Потом я приходила к ней каждую ночь. Так же молча клала деньги на стол, ждала пока она разденется и станет на четвереньки подставляя свои прелести моему рту и губам.

Мне не нужно было, чтобы она меня трогала. Мне было достаточно трогать ее. Власть над чьим-то телом кружила голову и пенила кровь. Я возбуждалась до безумия, но разрядки не получала. Да я и не знала, как ее получить пока не позволила своей любовнице ласкать меня ртом, сцепив руки за спиной. Оргазм стал для меня потрясением. Я кажется даже разрыдалась, содрогаясь в первых конвульсиях невероятного наслаждения пока она порхала язычком по моей воспаленной плоти, а позже сцеловывала слезы с моих щек. Потом она научила меня многому, в том числе и как доставить удовольствие себе самой.

Наверное я ей нравилась. Лассарская шлюха перестала брать с меня деньги. И едва я появлялась бросалась ко мне в объятия. Мы с ней почти не разговаривали…только трахались до остервенения. Точнее я трахала ее, а потом она вылизывала меня или я сама растирала себя между ног пока драла ее во все дырочки пальцами. Она кричала мое имя и говорила, что ни один мужчина не любил и не брал её тело так, как это делала я. Да и не отличаюсь я от мужчин. Такая же порывистая, грубая, сильная, мускулистая. Я смотрела в её оливковые глаза, убирая влажные от пота волосы с симпатичного кошачьего личика и усмехалась ее восторгам. Мне нравилось как она говорит, нравились её эмоции.

Когда мы выпотрошили всю деревню я оставила танцовщмцу в живых и позволила сбежать, но она увязалась за мной, умоляя не бросать. Только тогда я узнала ее имя – Шайдана. Островитянка, проданная в рабство лассарам еще в младенчестве и выкупленная владельцем трактира на рынке. В отличии от Цамара этот относился к своим девушкам вполне сносно. Впрочем, это не помешало мне перерезать ему глотку и кастрировать посмертно.

Шайдану убили спустя два месяца, когда наш, тогда еще маленький отряд, выследили лассары. Мы ушли на охоту, а моя любовница и еще несколько женщин с детьми и ранеными осталась в лагере. Их всех вздернули на деревьях со вспоротыми животами. Когда я похоронила Шайдану я была уверена, что уже никогда не смогу никого полюбить. Она была моей первой женщиной, первой любовью, пусть и не первой потерей, но я оплакивала её очень долго…потому что меня давно никто так не любил, как она, а я ни к кому так не привязывалась.

Больше я не впускала никого в свою душу и сердце. Только в постель и то ненадолго.

Пока…пока не появилась эта лассарка с карими глазами и каштановыми волосами…Пока не посмотрела на меня саананским взглядом с горячим вызовом. Упрямая гордячка, вызывающая и ярость, и восхищение одновременно. Хрупкая, нежная, невесомая…и в тоже время сильная. Ее хотелось не трахать. Мне захотелось её любить. И именно этого я боялась больше всего.

***

Я отпихнула Сайну, так и не получив разрядки и велела ей идти к себе, а сама пошла искать маленькую ведьму. Тогда я приняла решение, что дам ей то, что она хочет, чтобы привязать ее к нам еще сильнее. Мне был нужен пропуск в цитадели, а она была живым его воплощением, но для этого лассарская велиария должна быть предана мне так же, как и все остальные, а не всадить нож в спину. Почему-то я была уверена, что она на это способна.

Ее отыскала моя волчица…я позволила ей преобладать в этот момент, взять след по запаху и идти по нему до самой Лаи. Девчонка стояла на берегу, обхватив себя руками и дрожала от холода. Ее длинные каштановые волосы трепал ветер, а до меня доносился запах слез и отчаяния. Моя волчица умела ощущать эмоции на расстоянии.

Лори не услышала, как я подошла к ней сзади и, когда набросила ей на плечи свою меховую накидку, девушка дернулась от ужаса, но я не позволила ей обернуться, сжала за плечи мертвой хваткой, а сама жадно вдыхала аромат ее волос и от удовольствия закрывала глаза.

- Смотри на Лаи, Лориэль. Знаешь почему она красная?

- Знаю. Отец рассказывал мне эту историю.

- Твой отец был умным человеком, но глупым и слишком честным правителем. За это он поплатился.

Она напряглась, пытаясь вырваться из моих рук, но я сжала ее плечи сильнее.

- Я знаю, чего ты хочешь, Лориэль, и я готова тебе это дать.

- Вы никогда не сможете мне этого дать, деса.

Я усмехнулась и повернула ее голову за подбородок в сторону запада.

- За макушками этих деревьев начинается дорога на Талладас. Предатели вывесили тело твоего отца в нескольких милях от города. Если выйти до рассвета, то за час мы доскачем до того места и заберем тело.

Почувствовала, как Лори задрожала, и я разжала руки, продолжая стоять позади нее и борясь с диким искушением запустить пальцы в ее локоны и ощутить их шелковистость, вдыхая запах снова и снова.

- Мы сожжем его тело здесь на берегу Красной Реки. Ты ведь этого хотела, лаана?

Сама не поняла, как назвала её ланью…она и правда похожа на дикую лань. Гордую, стройную и такую же красивую. С бархатными нежными глазами.

- Зачем это нужно десе? Мой отец лассар. Разве она не презирает лассаров?

Я резко развернула ее к себе за плечи и увидела, как в глазах поблескивают слезы.

- В нашем отряде не только люди моей расы, здесь есть и лассары, и валласары, и островитяне. Важна не твоя раса, Лори, а то, кем ты являешься и чем живешь, а предатели и твари есть везде…Разве твой народ не предал твоего отца и тебя? Я бы многое отдала, чтобы у меня была возможность найти тела моих близких и похоронить их со всеми почестями.

Она долго смотрела мне в глаза, а потом вдруг обхватила мое лицо ладонями и поцеловала. Прикосновение ее губ оказалось адски сладким и губительным. Меня насквозь пронизало тысячами игл безумного наслаждения. Потому что ТАК еще никто и никогда не целовал…Невольно захватила мягкие губы своими губами с легким стоном, зарываясь в ее волосы и притягивая к себе. Наслаждаясь горячим дыханием и прикосновением языка к ее языку.

Но в ту же секунду в голове огненной вспышкой - поцелуй плата за то, что я решила для нее сделать.

Я оттолкнула девчонку от себя и, удерживая за шиворот, прошипела ей в лицо:

- Никогда, слышишь, девочка, никогда не смей мне платить. Если я захочу я потребую оплату или возьму сама. Поняла? Давай. Пошла в лагерь пока я не передумала.

_______

чарасской ямы*1 - яма для гладиаторов.

ГЛАВА 18. ОДЕЙЯ

Снег, снег и снова снег. Нескончаемая белая пустошь, она погребла под собой все живое. Растянулась на бесконечность вдаль. Туда, где красный рассвет окрасил её в багровый цвет крови, смешанный с золотом восходящего солнца. Я не знала этой дороги, но, если правильно помню карту Соединенных Королевств, мы идем обходной дорогой, которую летом так любят разбойники и всякая шваль типа лазутчиков с обеих сторон, воров и беглых преступников. Нейтральная территория между Валласом и Лассаром где в это время года нет дозорных и солдат. Зимой она непроходимая для больших отрядов с военным снаряжением от того и безопасная для обоих государств. Я думала о том, что сказал мне Оран. Нельзя в Нахадас. Я не могу снова очутиться в Храме. От одной мысли о том, что придется опуститься на колени перед проклятым Данатом меня начинало трясти от презрения. Я знала, что сделают с отрекшейся ниадой в Храме – ее ждет очищение кровью, а потом самый нижний уровень, где она будет значить не больше, чем обычная чернь. Но не это пугало меня. Если бы я верила в Иллина и желала вернуться, я бы прошла все уровни и отдала бы себя в руки астрелей. Проклятый Данат. Какие блага он пообещал Маагару за это вероломство? Верховный Астрель все еще тешит себя надеждой получить мое приданое и мои земли в свое распоряжение, впрочем, как и влияние на моего отца с моей же помощью. Хочет укрепить власть Астры над всем Соединенным Королевством. Не бывать этому. Лассар не будет принадлежать Данату никогда. Он может сколько угодно плести свои интриги, как паутину, но без моего участия. Я не дам себя использовать.

Бросила взгляд на Моран – она так же напугана, как и я. Валлассарскую язычницу не пустят в Храм. И не важно приняла она иную веру или нет – для Астры поклонница Гелы навечно останется неверной и нечистой.

Моя верная Моран боялась, что нас разлучат с ней. Скорей всего именно так и будет. Тогда ее ждет неопределенное будущее. Мое имущество отойдет к Храму и всех моих рабов продадут, а деньги заберут в казну Астры.

Я снова окинула взглядом сопровождающий меня отряд – десять воинов и дес Оран. На меня одну. Что ж в моей жизни бывали переделки и похуже – например две дюжины голодных баордов. Только со связанными руками я вряд ли смогу выхватить не то что меч, а даже нож. Но я буду не я если не попытаюсь.

Посмотрела на каждого из воинов и встретилась взглядом с одним из них – молодым парнишкой. Видимо недавно заступил на службу. На лице едва выступил пушок и глаза огромные, прозрачные, как небо. Нет, он не следил за мной, а именно разглядывал. Украдкой. С таким неприкрытым восхищением, на которое способен лишь юноша его возраста. Дес Оран отдал приказ не смотреть и не разговаривать со мной еще на побережье. Он знал, что такое чары ниады. Его предупредили. Я смертоносна для мужчин. Смертоносна для всякого, кого решу соблазнить. Таково мое предназначение. Если мне удастся, то вот он способ бежать – заставить мальчишку приблизиться ко мне настолько, чтобы я могла просить его развязать мне руки или отобрать у него кинжал. И с этого момента я устрою здесь апокалипсис местного масштаба.

Когда Моран в очередной раз посмотрела на меня я ей подмигнула. Она знала, что это означает. Слегка побледнела и судорожно сглотнула, впиваясь в поводья.

Отряд медленно двигался по ущелью, ведущему к прямой дороге на Нахадас. Очень узкое место не позволяло приближаться к друг другу. Впереди дес Оран, который вел нас за собой, за ним еще несколько воинов, посередине мы с Моран и сзади двое. Как только мы вышли из ущелья я подождала пока со мной поравняется Бертран – тот самый юноша с большими глазами, и еще раз пошатнулась в седле. Он тут же схватил мою лошадь под уздцы.

- Воды.., - прошептала я, закатывая глаза и падая на него всем телом, сползая с седла и заставляя мальчишку подхватить меня за талию. Его глаза расширились, когда он встретился с моим взглядом. – больно…так больно. Они обращаются со мной, как с преступницей.

Мальчишка потянулся за флягой, все еще поддерживая меня одной рукой. Медленно потянула перчатки с пальцев, продолжая удерживать его растерянный взгляд. Совсем еще ребенок. Жалко убивать…но и я пока умирать не собираюсь.

- Бертран! Не прикасаться! – голос дес Орана прозвучал где-то совсем рядом я успела избавиться от перчатки. Этого оказалось достаточно, чтобы впиться парнишке в глаза, выжигая их и заставляя его заорать от дикой боли, а я таки схватила кинжал и вонзила его в бок коню, в ту же секунду выдергивая меч из ножен Бертрана. Раненный жеребец с оглушительным ржанием завалился на бок, утягивая истекающего кровью юношу за собой и заодно закрывая остальным выход из ущелья.

Оран и другие солдаты бросились ко мне, обнажая мечи. Я была готова принять бой, удерживаясь в седле, сжимая коленями бока своего коня и поднимая меч обеими руками. Слышала голос Орана, который приказывает не причинить мне вред, а у меня все расплывалось в смазанные пятна перед глазами и в голове опять нарастал рев. Может быть я даже успела ранить кого-то из них. Несомненно, успела, потому что до меня доносились стоны и ругань. Казалось весь мир начал кружиться подо мной и вокруг. От отчаянного понимания насколько это не вовремя я застонала, таки падая с седла и роняя меч.

Я лежала в снегу, придавленная весом дес Орана, который выкручивал мне руки за спину, обжигаясь и бранясь, наматывая на них тряпку и завязывая снова веревкой.

- Что там?! – крикнул Оран своим, затягивая узел потуже.

- Трое ранены. Один тяжело. Нужно ехать в Жанар.

Я усмехнулась и дернулась в руках командора.

- Пока вы довезете меня до Нахадаса я убью вас всех.

- Не убьете, моя деса. Больше с вами церемониться не будут.

Меня снова мутило и утягивало в беспамятство. Я слышала, как вначале Оран не верил, что мне плохо, не давал Моран приблизиться ко мне. Обрывочные фразы сквозь марево.

- Что с ней? Подхватила хворь в Валлассе?! Отвечай, сука! С тобой вообще никто не будет возиться. Лично глотку перережу.

- Не знаю, дес, не знаю. Нужно лекарю велиарию показать. Чем быстрее, тем лучше. Если живую в Нахадас не довезете Повелитель наш шкуру с вас спустит.

- Довезем. До Жанара меньше часа пути. Останемся там на ночлег. Приведи в чувство свою десу да поживей.

Моран протирала мое лицо водой, била меня по щекам, пока я медленно не открыла глаза.

- Держитесь, моя деса. Скоро в город приедем. Вам поесть надо и отдохнуть.

Дальше я продолжала путь в седле Орана. Он вез меня сам. Раненых оставили у ущелья. Решено было вернуться за ними после того, как найдут пристанище в ближайшей деревне. Дурнота начала постепенно отступать, и я наконец-то могла втянуть воздух полной грудью. Если попытаться еще раз, то все может получиться. Нас меньше на несколько человек. Я могу попробовать сбежать уже в городе. Собственное состояние меня не беспокоило. Больше суток не ела. Скорей всего голова кружится от голода и от волнений.

- Хорошо знаешь местность, Данай. Бывал в этих краях?

- Родился здесь и вырос, моя деса. Северянин я.

Усмехнулась тому, что отвечает мне. Привычка. Не имеет права неучтиво с велиарией своей обходиться.

- Северянин говоришь? Значит вначале на службе у матери моей был?

- Верно. Десу Анису охранял.

- А потом перевели к Маагару в разведку?

- Я не служу вашему брату, деса Одейя. Я в верности отцу вашему присягнул после смерти велиары, которой был верен долгие годы. Меня послали с разведывательным отрядом на ваши поиски. Дес Маагар отдал мне приказ, когда в Лурд прибыли. Ваш отец его письменно подтвердил.

Значит все же это правда – Данату удалось и отца убедить. Я могла в этом даже не сомневаться. Од Первый никогда бы не принял обесчещенную дочь обратно в семью. Что ж, как велиар он всецело в своем праве, но как отец… Я закрыла глаза.

- Что будет с ранеными?

- Их заберут. Как только мы доедем до Жанара я отдам приказ вернуться за солдатами.

- Бертран…

- Бертран мой племянник, моя деса. Он останется в городе. Служить больше не сможет.

Голос Орна даже не дрогнул, а я смотрела впереди себя на сверкающий снег и на первых путников, едущих нам навстречу в старой телеге.

- Мне жаль. Возможно лекарь сможет вернуть ему зрение.

- Он воин и он знал на что шел. Кроме того, он ослушался моего приказа не приближаться к вам.

Я понимала, что теперь сбежать будет непросто. Дес Оран фанатик. Личная разведка Ода Первого – это самые лучшие воины и он будет тащить меня в Нахадас даже полумертвым.

- Вы служили моей матери. Расскажите мне о ней. Какой она была? Или тоже боитесь со мной говорить?

Он напрягся. Я чувствовала это спиной. Но чего ему бояться? Мои руки связаны, сама я ослабла настолько, что даже не смогла взмахнуть мечом. Никуда я уже от него не денусь. Пока. И он, и я об этом знали. Дес Оран не мог меня недооценивать.

- Мне вас нечего бояться. Не юнец все-таки. В дочери мне годитесь.

- Тогда говорите, дес Оран…Еще час пути. Расскажите мне о ней.

- Она была очень мягкой и хрупкой. Вы выше и крупнее ее. Издалека деса Аниса, да упокой Иллин ее чистую душу, казалась совсем девочкой. Особенно рядом с вашим отцом. Она была очень доброй велиарой, очень сердечной. Говорят, пока была жива наша велиара то были времена почти без казней и заговоров, времена приказов о помиловании и подаяний народу. Когда она умерла весь Лассар погрузился в траур. Погребальные венки висели на дверях каждого дома, жители пели песни уныния и молились о ее душе.

А еще ненавидели меня за то, что унесла ее жизнь своим рождением. Но об этом Оран мне не сказал. Это я уже знала и сама. Велиара родила красноволосую шеану, которая забрала ее кровь и плоть еще в утробе. Так говорили обо мне, когда я была маленькой. Не зря же отец запер меня в Тиане подальше от людских глаз и от молвы.

- Она умерла сразу после моего рождения?

- Не сразу, - чуть помешкав ответил Оран, - она прожила еще более суток и даже успела приложить вас к своей груди, дать вам имя и спеть первую колыбельную.

Мать я видела только на портретах. Она была изображена именно такой, как рассказывал Данай, но мне было все равно. Она могла быть и уродливой горбуньей. Я все равно любила бы память о ней как о чем-то светлом и святом. Мертвые не имеют недостатков – они безгрешны для своих близких уже потому что их никогда не будет рядом. Мы готовы простить им все только поэтому. Мне было нечего прощать моей матери. Я сама молила её о прощении.

- От чего она умерла? Ты слышал, что говорили лекари? Ты ведь стоял под её покоями.

- Она истекла кровью, моя деса. Ни лекарь, ни повитухи не смогли ее спасти. Такова была её плата за ваше рождение. Она знала на что идет.

- О чем ты? Как она могла знать об этом?

- После рождения Аниса ей запретили иметь детей, и Повелитель больше не входил в её покои, но случилась война и покойная велиария последовала к месту битвы, чтобы быть рядом с вашим отцом. Видит Иллин она любила его, как одержимая. Оттуда она и привезла вас внутри своего тела.

Он замолчал, а я вспомнила как люди говорили о моих волосах. Говорили, что они окрасились в цвет крови потому что Од Первый вырезал целое королевство Гандов. Уничтожил даже младенцев. И гандовские шеаны прокляли убийцу и род его. Конечно это только слухи. Я не верила в проклятия.

Всю оставшуюся дорогу до Жанара мы молчали. Когда показались первые дома солдаты оживились. Их ожидал ночлег и еда, а может быть и местные красавицы, готовые раскрыть объятия для разведчиков Ода Первого за пару золотых монет. Я слышала, как они говорили об этом и смеялись, делясь с друг другом дамасом. Когда-то точно так же и я со своими воинами останавливалась на простой в городах или деревнях. Мы делили еду на всех, смеялись у костра, и я краснела от их пьяных рассказов о женщинах. В горле запершило – теперь они мертвы. Даже Галь. Мне было страшно думать о том, что сделал с ним Рейн после моего побега. И что сделал с теми лассарами, которые остались в Валласе , его воины.

Мы въехали в Жанар через маленький рынок. Несмотря на холодное время года здесь все же кипела жизнь и слышались крики торгашей-зазывал. Лассар было не сравнить с Валласом, где каждая деревня скорее напоминала кладбище, увешанное венками. Появился какой-то внутренний стыд. Какое-то осознание неправильности происходящего. Когда один народ раздавлен другим и влачит жалкое существование. Лассар грабил Валлас. Но надолго ли хватит награбленого? Скоро голод придет и сюда. Он уже витает в воздухе шлейфом смерти и горя. До весны еще слишком далеко, а товары и продовольствие из Валласса уже не прибудет сюда никогда.

- Смотрите кого везут в Нахадас! Смотрите – валасская шлюшка вернулась с позором домой! Шеана проклятая вылезла из-под самого Саанана.

От неожиданности я вздрогнула и обернулась к тому, кто посмел это крикнуть. Какой-то грязный, пьяный мужик, шатаясь стал у нас на пути и тыкал в меня пальцем.

Рука Орана напряглась, и он сильнее сжал меня под ребрами, оглядываясь по сторонам на других жителей Жанара, которые собирались на рыночной площади.

- Закрой свой поганый рот, псина! Иначе я заставлю тебя сожрать твой язык. На колени перед велиарией Лассара!

- Еще чего! Не велиария она, а валласская подстилка!

- Да! Подстилка!

Вторили ему другие, постепенно окружая нас кольцом.

- Думаете мы не знаем, как она всех своих воинов казнила и ноги перед валлассаром раздвинула?! Тьфу! Проклятая! Бесстыжая! Как смела вернуться?!

- Забить камнями сучку. Из-за нее нас всех Иллин покарает. Сожжет наши деревни, заморит голодом и холодом, и весна не настанет!

- И весна не настанет! – Вторили ему. – Так писано в пятикнижье! С голоду помрем из-за нее!

- Забить шеану!

Первый камень полетел в коня и тот дернулся, став на дыбы. Оран накрыл мою голову рукой.

- Дайте проехать личной охране Ода Первого. Прочь с дороги, чернь!

Но его не слышали, толпа окружила отряд. Они швыряли в нас камни и комья снега, размахивали вилами и кольями. Я даже не заметила откуда они все набежали.

- Отдать шеану людям! Как во все времена! Казнить шлюху по обычаям Лассара!

Оран держался за меч, нервно оглядываясь по сторонам.

- Прорывайтесь силой. Разворачивайтесь назад. Уходим отсюда.

Но нам не давали отступить, едва лишь солдаты выхватили мечи люди с воплями бросились на отряд.

- Шеанская сука решила сбежать от правосудия. Укрыть свой грех в Храме. Пройти по нашим трупам. Саананское отродье хочет пробраться в святые места под видом кающейся грешницы вместе со своими приспешниками – саанами*1. Схватить ее! Убить саанов!

Их голоса отдавались внутри меня эхом, троились, пульсировали в висках, бились в груди вместе с сердцем. Все тоже самое я слышала в Валлассе. Слово в слово. Но там были враги. Там были те, кто имели все права меня ненавидеть…а это мой народ. Это свои. Я начала дрожать от ярости и отчаяния и Оран это чувствовал, он пытался развернуть коня, окруженный своими воинами и давящей на нас толпой безумцев, осоловевших от пива с дамасом и жаждущих крови, подначиваемые пьяным фанатиком.

Это было похоже на безумие. Солдат стаскивали с коней и швыряли в толпу. Их кололи и резали свои же. Оран пятился назад, размахивая мечом, сносил головы с плеч и рубил озверевших простолюдинов. Но их было слишком много или это у меня двоилось в глазах от слез. Если бы нас было больше…Сейчас те четверо, которых я ранила возле ущелья, могли бы спасти положение. Я тихо застонала, кусая губы.

Вскоре одичавшей толпе удалось стянуть нас с коня и Оран вместе с другим воином зажали меня между собой.

- Освободи мне руки, Данай. Я тоже могу защищаться.

Быстрый взгляд в глаза и рванул веревку на моих руках, сунул мне кинжал.

- Между нами держитесь. Если вырвемся уйдем в мертвый район, за мельницей, туда за нами не сунутся. Я здесь все места знаю.

Но мы не могли вырваться, нас давили со всех сторон, хотя и боялись подступиться к двум лучшим воинам Ода Первого со знаками отличия на латах.

Я оглядывалась по сторонам в поисках Моран, но не находила ее в толпе. Я видела только налитые кровью глаза в которых читала свой приговор. Мужчины, женщины, дети все они что-то кричали, размахивали руками, сжатыми в кулаки.

Кому-то удалось схватить меня за одежду, за волосы. Я яростно сжимала тянущиеся ко мне руки и слышала вопли боли и проклятия. Люди забыли, что я ниада. Они называли меня саананским отродьем, которое сожжет их деревню и пустит кровь их младенцам.

- Нам не выбраться.

Простонал Оран и вдруг сильно сжал мою руку за запястье.

- Уходите сами. Мы с Лаваном задержим их сколько сможем. А вы бегите к мельнице. Вон там между домами. Голову накройте и бегите. За городом в Жанарии кормилица моя живет. Герта. Запомните – Герта. Отдадите ей это – она вам поможет.

Сунул мне какой-то сверток в ладонь и в ту же секунду дернулся с хрипом. Кто-то бросил ему в лицо камень.

- Саанан вас раздери, твари. Всем кишки выпущу. Только шаг сделайте.

- А вы?! – застонала я.

Обернулся ко мне злой, окровавленный и я лицо Галя вспомнила, когда баорды на нас наступали. Тот же взгляд. Та же свирепая решимость в глазах.

- А я слово вашей матери дал, что охранять вас буду до последнего вздоха. Бегите, моя деса. Да пребудет с вами Иллин. Молитесь за наши души.

Они расчищали мне дорогу к отступлению. Двигаясь в сторону домов, разрубая на части каждого, кто попадался под руки, пока Оран не закричал мне, что пора и я не бросилась прочь, накидывая на голову капюшон. Не оборачиваясь, чувствуя, как злые слезы бегут по щекам. Вот и встретили меня лассары. Мой народ, за который я воевала и готова была умереть, хотел разорвать меня на части.

Я слышала, как воет толпа, слышала крики Орана и стиснув зубы бежала между домами к мельнице, запрещая думать о том, как сильно стреляет в висках и как все расплывается перед глазами уже в который раз за эти дни.

Мне казалось, что за мной гонятся и я останавливалась, тяжело дыша. Пусть догонят и сдохнут, как паршивые псы. Но нет…мне всего лишь казалось или удалось уйти от погони. Позади меня никого не было и впереди тоже. Пустынная улица, заколоченные окна. Вспомнила, что на севере разбушевалась чума несколько десятилетий назад. Видимо это мертвая часть города о которой говорил Оран. Сюда никто не сунется из боязни заразиться. Теперь я видела полуразвалившуюся мельницу и шла к ней из последних сил. Несколько раз останавливаясь чтобы опорожнить итак пустой желудок. Все же это не усталость. Наверное, я и правда подхватила какую-то болезнь. Меня это не испугало. Стало все равно. Пускай. Возможно так даже лучше. Сдохнуть где-нибудь подальше от всех. Чтобы не слышать проклятия со всех сторон, чтобы не сдаться на милость астреля.

«Вечно привязана к нему будешь. Добровольно! И не будет вам покоя обоим ни на небе, ни на земле… и вместе не быть никогда. Выть от боли станешь проклятая и никем непрощенная! Даже им…Иллин отвернется от тебя и гнев его будет страшен. Он покарает тебя. Согласна отречься ниада?»

Голос Сивар раздавался в голове гадким шипением…Дернув на себя полусгнившую дверь, я забилась между мешками с мукой и зарыдала. Наверное, в эту минуту я оплакивала не себя. Нет. Себя мне не было жаль. Да и что значит жалость к себе для женщины, которая провела столько лет на войне и в седле. Я вдруг поняла, что все было напрасно. Вся моя жизнь, мои стремления, мой фанатизм были пустыми и никому ненужными. Нет никакой правды в войне, нет никакой конечной цели, нет великой идеи в которой убеждал меня отец.

Все до боли банально и прозаично. Те, кто сильнее, просто отбирали все у более слабых, жили и жрали за их счет, пользовали их женщин, продавали их детей. Не было никакой борьбы за справедливость. Я проливала кровь за этих зверей, которые сейчас драли на части своих же солдат во имя Иллина…и с его же именем мы убивали ради них валласаров, гандов, островитян.

Разжала пальцы и посмотрела на небольшой камень, который дал мне Оран – обычный гранит, испещрённый трещинами и покрашенный в синий цвет. Местами краска облезла и потерлась. Кажется, Данай не расставался с ним до этого момента. Преданный воин…которого забили камнями те, ради кого он столько лет рисковал своей жизнью. Дверь мельницы заскрипела, и я схватилась за кинжал, а когда увидела Моран бросилась к ней в объятия.

- Живая…живая, - шептала я и гладила ее по голове, прижимая к себе и снова чувствуя эту предательскую слабость во всем теле.

- Живая. Я сбежала почти сразу. Меня не заметили. А потом шла за вами, пока не потеряла из вида.

- Они…

- Мертвы, моя деса. Их облили дамасом и сожгли…Мне жаль. Мне так жаль.

Мы долго смотрели друг другу в глаза, и я почему-то вспомнила слова Рейна, сказанные Фао дес Ангро.

«Спасение иногда приходит в виде чудовищных деяний, а наказание зачастую маскируется за протянутой рукой помощи».

Я считала дес Орана своим врагом и конвоиром…а он спас мне жизнь. А кто теперь спасет жизнь тем воинам, что остались у ущелья и тоже из-за меня?

- Оран сказал, что в деревне под Жадаром живет его кормилица Герта. Сказал, что она нас спрячет.

- Нужно переждать пока в городе все утихнет. Сейчас опасно куда-то идти. Останетесь здесь. Я постараюсь раздобыть еды и воды.

- Как? У нас нет золота…у нас ничего нет.

- У вас нет, а у Моран есть.

Она сунула руку за пазуху и потрясла мешочком с монетами, заставив меня улыбнуться сквозь слезы.

- Я кажется отучила тебя от воровства.

- Это не воровство, а способ выживания. Этому вы меня тоже учили.

С мельницы мы с ней перебрались в один из домов. Моран сказала, что со времен эпидемии прошло достаточно времени зараза уже выветрилась, да еще и на таком морозе, когда все живое в лед превращается. Хворь Черная жару и засуху любит. Мне было все равно. Последнее, о чем я думала – так это о чуме, которая пронеслась по нашим землям почти тридцать лет назад еще до моего появления на свет. Я до безумия устала и как только легла на узкую кровать, в одной запылившихся и покрытых паутиной комнат, тут же уснула.

***

Моран вернулась к вечеру. Я всегда удивлялась ее способности адаптироваться в любых условиях. Она, как хамелеон, мгновенно подстраивалась под ситуацию. Не знаю, чтобы я делала без нее. Без этой невероятной преданности, без самоотверженности и готовности умереть за меня в любую секунду.

Она принесла толстую меховую накидку и мешок с провизией. Рассказывала о том, что в городе все утихомирилось, как дозор приехал. Зачинщиков беспорядков вздернули на площади. Возможно, дозорные меня ищут, но не в городе, а скорей всего за его пределами. Если пару дней переждать, то можно спокойно через город пройти. Она мне краски для волос раздобыла у местной знахарки. С утра купит на рынке чан и вещи чистые, поможет мне вымыться и переодеться.

Когда она развернула свертки с едой, я тут же уловила запах мяса и меня свернуло пополам в жестоких спазмах от которых потемнело перед глазами. Моран бросилась ко мне, поддерживая пока закончится приступ, потом воды дала попить и в кресло усадила, предварительно стряхнув с него пыль рукой. Я закрыла глаза, пытаясь отдышаться и справиться с головокружением. Меня трясло от холода и недомогания. Хотелось есть и в тот же момент я боялась, что меня опять будет мутить.

- Грязь тут невыносимая. Нам бы пару дней перетерпеть и уйдем отсюда. Негоже велиарии в таких условиях жить.

Моран принялась разводить огонь, глядя на то как я дрожу.

- Вы так еще простудитесь. А вам нельзя болеть. Никак нельзя, моя деса. Вам только этого и не хватало. Нам бы до весны продержаться, укрыться где-то пока время не настанет. Может Герта та и правда поможет. Вы сил набирайтесь, чтоб уйти отсюда. Вдруг дозорные искать и здесь надумают, тогда нам с вами не скрыться.

Она набросила мне на плечи меховую накидку, а я подняла на нее затуманенный взгляд, чувствуя, как приятно растекается по телу тепло от очага и от толстого меха.

- Для чего не настанет время?

Моран опустилась передо мной на колени и руки мои накрыла полой накидки, растирая через нее и согревая.

- Для родов, моя деса. Не хворь это, а беременность. Первые месяцы всегда так тяжко, а потом легче будет. Я знаю. У меня шесть братьев и сестер было. Последние роды я сама у матери принимала. Сейчас бульона вам сварю и чаю с травами сделаю. Все хорошо будет…теперь сам Гела о вас позаботится. Наследника Валласского престола династии дас Даалов под сердцем носите.

____

*1 сааны - демоны.

ГЛАВА 19. ДАНАТ ТРЕТИЙ. АЛС ДЕС ГАРАН. ТАМАС

Храм Астры спрятался в глубине утеса, занесенного снегом. Но купола из красного золота было видно издалека и когда колокола звонили люди обращали свой взор вверх и осеняли себя звездами. Дорога к священному месту вилась между густыми деревьями и уходила вверх диковинным серпантином. У ворот возвышались две одинаковые статуи ниад, завернутых в покрывала и склонивших головы в руках каждая из них держала пятилистник. У подножия статуй обычно сидели попрошайки или блаженные, но в такой холод даже псы, охраняющие территорию Храма, спрятались по своим будкам. Беспощадная нынче зима выдалась. Самая лютая за последние десятилетия.

В низине расположился город Нахадас, один из процветающих городов в Лассаре. Это и неудивительно, ведь город обогащался за счет паломников со всех концов Лассара и торговли священными реликвиями. Естественно, половину дохода управляющий Нахадасом приносил непосредственно в Храм. Вот и сегодня был день сбора подаяний.

Верховный астрель складывал золотые монеты в мешочки и делал пометки в большой архивной книги учета. Позади него стояли два послушника и подносили ему шкатулки, в которые Его Преосвященство опускал мешочки, выравнивая в шеренгу. Это был его любимый ритуал.

- Неурожайная нынче зима или прихожан в храме стало меньше, Замар? – обратился он к казначею и тот смиренно склонил голову перед тем, как ответить.

- Все средства уходят на войну, Ваше Преподобие. Знатные лионы вносят свой вклад в священный поход нашего Повелителя против неверных на Атеонских Островах.

- Я это и без вас знаю. Но разве налоги не должны были быть выше на землях принадлежащих Священной Астре?

- Од Первый отдал приказ треть из налогов, предназначенных для Храма отдавать на нужды армии, - бесстрастно ответил астрель второго ранга и посмотрел на Даната, поправляя воротник белоснежной сутаны с двумя алмазными звездами посередине.

Верховный астрель стиснул перо в пальцах и продолжил делать записи в книге. Значит велиар все же понизил доходы Храма в пользу своего военного похода и не сообщил об этом Данату. Что ж это право Повелителя, но астрель вернет все то, что ему недодали иными способом. Он заставит Ода Первого выплатить все до последнего золотого лассата. Верховный астрель всегда получает то, что ему положено.

- Значит на то воля нашего велиара, - сказал вслух Данат и махнул рукой, давая казначею распоряжение покинуть залу. Расшитый золотыми нитями рукав его сутаны зашуршал, соприкасаясь с бархатной скатертью стола, когда астрель опустил руку на столешницу, то захлопнул учетную книгу с такой силой, что стоящие за его спиной астраны*1 вздрогнули. Ничего скоро все станет на свои места особенно когда красноволосая ниада вернется в Храм. При мысли о дочери Ода прострелило чресла и астрель напряженно стиснул толстые колени. Сколько бы времени не прошло, а каждый раз, как вспоминает обряд посвящения в голову кровь ударяет и руки тянутся к паху, чтобы сжать вялый член. За это Од потом хлестал себя по пальцам и по рукам, чтобы саананские желания не посещали его голову. Иногда она ему снилась и тогда он ложился на живот и терся о простыни пока не испытывал острого облегчения от навязчивых снов о проклятой ниаде. Потом в ужасе сам менял простыни и ночное одеяние, сам застирывал пятна и сушил у камина. Астрель истово молился в такие дни и изгонял из себя Саанана постами и воздержанием от еды. За последние месяцы он сильно потерял в весе из этой сучки. Ничего Иллин воздал ей по заслугам. Валлассару в плен попала и Данат искренне надеялся, что там из нее вся спесь и вышла. Варвар не церемонится с пленными и рабами. Пусть теперь ноги Данату целует и руки за спасение. Ведь это он подсказал Маагару как заставить Даала отдать пленницу.

А сейчас астрель откинулся на спинку кресла и направил мысли в другое русло. Более приятное. Ведь влияние Даната станет безграничным потому что он будет иметь у себя сразу два козыря, а точнее три, если учесть, что Маагар дес Вийяр теперь делает то, что ему советует Верховный Астрель и вполне возможно именно Маагар станет следующим велиаром Лассара, а то и всего Соединенного Королевства. Ведь жизнь правителей так скоротечна особенно во время войны. Да и бывало в истории, когда сын отбирал престол у отца. Манипулировать велиарием намного проще, чем самим Одом Первым. Но Данат никуда не торопится. Все постепенно. На все требуется время. Скоро настанет весна и Верховный астрель навестит Маагара в Лурде, произнесет благословенную речь перед новым правителем северных земель Лассара. А чуть позже можно будет и побеседовать наедине. Старший сын никогда особо не ладил с отцом. Это всем известно.

Велиарий, конечно труслив, как шакал, но, если обеспечить его нужным количеством золота он утроит свою армию, и кто знает может быть к следующей весне станет велиаром, а Даната Третьего назначит своим главным советником.

За окнами послышался топот копыт и Данат медленно встал со своего кресла, чтобы подойти к тяжелой толстой шторе и, отодвинув ее указательным пальцем, бросить взгляд на ворота Храма и на приближающуюся карету с белым знаменем Астры, украшенным пятилистниками по бокам и расшитый золотом. На гладком лице Даната появилось довольное выражение словно он только что положил в рот дольку мармелада. А вот и первый козырь – Алс дес Гаран. Верховный астрель видел мальчишку первый раз, когда тот родился, а второй раз, когда достиг тринадцатилетия. Оба раза Его Преподобие совершил священный обряд, приближающий к Иллину младенцев и детей сильных мира сего. Бастард Ода Первого прибыл в Храм принять посвящение в астрели, как того захотел сам велиар. Мальчик учил Пятикнижье и его толкование с самого детства. Он знал о своем предназначении и о том, что рано или поздно будет посвящен. Данат проследил взглядом, как парень вылез из кареты и ловко спрыгнул со ступеньки. Ветер трепал черную сутану астрана, без знаков отличия и украшений, а Данат удовлетворенно поглаживал подбородок и слегка кряхтел. Истинное наслаждение видеть сына Великого Ода Первого в убогой сутане из дешевого сукна и в простых, тяжелых ботинках, как у самого нищего служителя Храма, едва вступившего в его лоно.

Алс был похож на своего отца как две капли воды – такие же длинные очень светлые волосы, высокий, худощавый. Словно насмешка судьбы, если вы хотите скрыть обман или грех, то рано или поздно они вылезут наружу да так, что укажут на того, кто их совершил. Юный дес Гаран олицетворял именно этот случай, когда сам грех во плоти обличал Ода Первого в прелюбодеянии. Сомнений в том, что это сын велиара не возникало при первом же взгляде на мальчишку еще в младенчестве. Именно поэтому велиар спрятал его от глаз людских и готовил в астрели.

Бастарда велиар не признал своим и признавать не собирался, но Данат имел письменное подтверждение отцовства Ода Первого из уст матери мальчишки, которая в присутствии двух священнослужителей исповедалась Его Преосвященству. Документ, за существование которого Верховного Астреля могли казнить, невзирая на сан. Ведь он нарушил тайну исповеди и записал слова умирающей на бумаге, заставив поставить подпись при свидетелях. Данат рассчитывал, что когда-нибудь этот документ ему пригодится. Неплохо иметь козыри против самого могущественного правителя Соединенных Королевств, как, впрочем, и не хорошо.

Астрель хотел отойти от окна и нахмурился, когда из кареты вышел Тамас, младший брат Даната. В такой же черной сутане, как у Алса. Он подал руку темноволосой женщине, укутанной в длинные одеяния. Астраны в отличии от астрелей не давали обет безбрачия и являлись низшей кастой Храма, чаще всего отвечающей за снабжение, ремонт и черную работу на территории обители. Но если они хотели получить иной ранг, то должны были блюсти непорочность до своего посвящения. Что ж, Тамас свою возможность упустил. Теперь ему вечно быть астраном. Может оно и к лучшему – кто-то же должен выполнять за Даната его черную работу.

Толстые пальцы астреля в ярости ударили по стеклу. Таки привез свою девку в Храм. Посмел ослушаться и притащить ее сюда несмотря на запрет брата.

Верховный Астрель сунул несколько мешочков с золотом в стол и снова сел в кресло, ожидая, что вновь прибывшие скоро поднимутся в приемную залу и что у Тамаса хватит ума оставить свою женщину внизу вместе с обслугой где ей самое место.

Массивные двойные двери залы приоткрылись и двое мужчин вошли в помещение, поклонились Верховному Астрелю, ожидая его приглашения. Тот не торопился их пригласить. Заставлять ждать сына самого Ода не это ли истинное наслаждение. Когда-нибудь они все будут ползать у него в ногах. Этот мир будет принадлежать Астре и Иллину, а не этим людишкам возомнившим себя высшими существами. Пыль они и прах перед могуществом истинного Повелителя, который избрал его, Даната, своим верным помазанником. Поднял глаза от бумаг и посмотрел на Алса дес Гарана.

- Добро пожаловать в Храм Иллина, сын мой. Подойдите.

Парень бросил взгляд на Тамаса и приблизился к Верховному Астрелю. Тот протянул руку и Алс наклонился, чтобы поцеловать перстень с пятилистником, но на колено не встал, а Данат ожидал, что встанет. Однако строптив пацан, знает, что астрану велиарской крови можно не падать ниц перед Верховным астрелем.

Посмотрел юноше в глаза и не увидел там должной покорности. Взгляд светло-серых глаз спокойный и уверенный. Нет смятения, волнения, как подобает юному кандидату в астрели.

- Как дорога? Все спокойно? В Шатране?

- Спокойно Ваше Преподобие, только эпидемия оспы близится с севера. Кочевники принесли заразу. Люди мрут, деревни полыхают.

- Прискорбно слышать, да упокоит души умерших наш могущественный Иллин. Но ни одна хворь не приходит в наш мир просто так. Грешники несут наказание перед Всевышним.

- Младенцы и дети?

- Отвечают за грехи своих родителей, сын мой. «Да не нарушь заповеди священные, ибо кара небесная придет в твой дом тогда, когда не ждешь её. В дом детей и внуков их, дабы ответили за зло твое перед Иллином».

- Пятикнижье. Книга вторая. Строфа номер восемнадцать. – отчеканил Алс, глядя Данату в глаза и показывая, что писание знает наизусть.

- Именно. Да свершится воля Иллина нашего всемогущего.

Все осенили себя звездой и подняли глаза к потолку.

- Твое посвящение состоится по весне, как оттает снег, и мы сможем подняться на самую вершину, чтобы быть ближе к Иллину. Пока что будешь выполнять свои обязанности при Храме, как и все астраны. Тамас покажет и расскажет. Видится будем на заутренней и на вечере. Днем в Нахадас будешь ездить отпевать усопших и отпускать грехи всем страждущим.

- Да, Ваше Преподобие, как скажете, - юноша склонил снова голову. – но мне говорили, что астраны-воины охраняют Храм от нападений и несут дозор по периметру священной обители.

Данат снова поморщился. Слишком много знает юнец, еще и смеет указывать. Пусть по больным походит, в грязи покопается, да шлюхам грехи поотпускает, а то захотел сразу в дозор Храма.

- В дозор заслужить надо, Алс. Отличиться. Научиться самой грязной работе и смирению. Кроме того, не надобно тебе это. Ты скоро будешь посвящен в астрели.

- Как скажете, на все ваша воля, - но глаза сверкнули не по-доброму.

Совсем не таким должен быть астрель. Придется учить этого юнца смирению.

- Вот и хорошо. Иди, Алс. Тебя проводят в твою келью и расскажут о распорядке дня в Храме.

Когда парень покинул залу Данат обернулся к Тамасу.

- Чтоб глаз с него не спускал. О любой провинности мне докладывать.

- Конечно.

- Ты по что сюда свою эту притащил?! Я тебе говорил, чтоб не смел привозить?

- Лаис не..не…не.. эта, а моя су..су..пруга перед Иллином.

Тихо и, как всегда, заикаясь возразил Тамас и опустил глаза вниз. В отличии от Даната он был очень худощавым, с желтоватым цветом кожи и редкими волосами темно-каштанового цвета. Он был намного моложе Верховного астреля, хотя и носил бороду из-за которой выглядел старше своих лет.

Тамас очень боялся своего старшего брата. Не смел перечить и возражать, но за девку свою заступился и Даната покоробило от этого.

- Без моего согласия обвенчался. Без благословения. На прачке.

- Он-на не п-п-прачка. Лаис из хорошей семьи. Ее мать благословила на на брак. Она портниха и они живут в достатке. Лаис получила солидное приданое. Я-я-я п-п-привез т-т-тебе подарки и золото.

Гнев Даната сразу приутих, как услышал о подарках да о приданом. Что ж неожиданно и приятно. Когда Тамас приехал разрешения на брак у брата просить и рассказал на ком жениться надумал Данат в ярость впал.

- Конечно благословила. Породниться с Верховным астрелем все мечтают. Срам свой прикрыла и откупилась. Бесстыжая дочь её и блудница, греховодничала с тобой до венчания и понесла. И эту ты привел в нашу семью! Вместо того чтобы на благородной лионе жениться.

Тамас снова взгляд опустил, теребя первые пуговицы сутаны.

- Скажи спасибо, что я такой добрый и не выгнал тебе из Нахадаса на все четыре стороны. Не отказался от тебя и не бросил на произвол!

- Спасибо, брат. Спасибо, - Тамас принялся целовать запястье Даната, а тот высокомерно смотрел на несчастного, а потом одернул руку и откинулся на спинку кресла.

- Внизу жить будете в пристройке для черни. Чтоб наверх блудница твоя не приходила. Научишь её работе при Храме. Скоро сюда ниада новая приедет - дочь Ода Первого. Ей прислуживать станет, к очищению готовить и к постригу.

- Я думал ты позволишь нам жить в д-д-доме отца.

- Еще чего. Дом отца сейчас на реставрации я навожу там порядок. В пристройке поживете.

- Лаис же р-р-ребенка ждет. Я думал ты позволишь…

Верховный астрель ударил кулаком по столу и Тамас тут же сделал шаг назад.

- И что? Пусть ждет. Когда ей рожать?

- К весне сроки, брат. Мало нам места в келье будет.

- Вот как придет время рожать, так и решим. Может разрешу тебе переехать. А сейчас делом займись. Пока не было тебя все распоясались. Грязь кругом. Безделье процветает. Ступай. Иди-иди. Не докучай мне. Итак, дел полно. Вечером золото принесешь и подарки. Так уж и быть приму подачки прачки твоей. На благие дела пойдет все. Только на благие дела.

Корону Верховного астреля обновить надо. Каменьев драгоценных заказать с островов, украсить ее в пять ярусов, а в середине пятилистник из алмазов красных. Чтоб сияла и мерцала, когда Данат к молитве выходит. Чтоб корону самого Ода Первого затмила.

***

Тамас вернулся к жене, стараясь улыбаться и не подать виду насколько Данат был недоволен ее приездом. Молодая женщина вскочила со скамейки и капюшон соскользнул с ее головы, открывая красивые пшеничного цвета волосы, заплетенные в тугие косы. Какая же она у него красивая его Лаис. Чистая, добрая, светлая. Жизни без нее нет. Как подумал, что разлучить его Данат может, так и бросило в лихорадку. Женился. Гнева брата боялся, но все же женился.

- Ну что? Лютовал? Ругал тебя, да?

И в глазах огромных слезы дрожат. А он не выносил слез её и волнений. Ему казалось у него сердце разорвется на куски, если расстроит Лаис или станет причиной её разочарования. Гневаться жена не умела. Только печалиться и впадать в молчание. Лучше б бранилась и истерила. А так Тамасу всегда страшно было, что уйдет в себя, в мечты свои и фантазии о лучшем и светлом мире, а к нему не вернется.

- Нет, ну что ты. Конечно не ругал. Данат добрый. Он нам позволил при Храме остаться.

Она вначале улыбнулась дрожащими губами, а потом улыбка пропала и Тамас сам сник.

- Ты говорил в доме отца твоего жить будем.

- И я так думал, моя хорошая, но дом сейчас на реставрации. Брат обещал, что возможно перед родами как раз переедем. Подождать немного надо.

И снова глаза её светло-карие засияли, обняла мужа за шею и лицо на плече у него спрятала.

- Хорошо. Подождем, любимый. Только не нравится мне здесь, Тами. Зло витает повсюду. Плохое это место. Нехорошее.

- Ну что ты?! Это же Храм. Как тут зло витать может? Зло оно в людях сидит. А это место священное.

Лаис сильнее к мужу прижалась.

- Нет. Оно здесь спряталось в стенах и в портьерах. Я чувствую. Живет оно здесь.

Тамас заставил жену поднять голову и посмотреть на себя.

- Не говори глупости, женщина. Не приведи Иллин услышит кто. Шеаной назовут, и я не спасу. Язык за зубами держи.

- Вот и ты злой становишься, - ее подбородок дрогнул и Тамас тут же прижал жену к себе снова.

- Нет, моя милая, не злой я. За тебя волнуюсь, душа моя. Счастья нам хочу, спокойствия, чтоб малыш родился здоровеньким. Идем, устала ты с дороги. Отдохнуть надо, подкрепиться. Того и глядишь жизнь другими красками заиграет, любимая.

В Шатране Лаис блаженной называли и обходили десятой дорогой, а Тамас приезжал к матери её лавку освещать, чтоб саанан по углам не притаился и прибыль не утянул. Там Лаис и увидел. Она ткань бисером обшивала и песни напевала. Красивая, нежная, совсем юная. Мать её одну на улицу не выпускала, только по хозяйству, а позже начала с Тамасом отпускать то на молитву, то на рынок. А она идет улыбается всем, цветы пальцами гладит, с деревьями разговаривает. Местные у виска пальцами крутят, дети кричат вслед, обзываются, а она им улыбается и мармеладом угощает. И никто больше кричать не смеет, только вслед ей смотрят с благоговением и жалостью. Есть люди, к которым зло и грязь не пристают. Его Лаис именно такая.

Не блаженная она, а светлая и добрая. Не бывает таких. Это только ему Тамасу счастье досталось. Потому что заповеди не нарушал и Иллину служил всегда от всего сердца. Вот и послал он ему, несчастному заике такое сокровище.

Конечно мать Лаис предупредила его, что девушка не совсем обычная и что видит то, чего нет на самом деле. Но Тамасу это и не важно было. А потом они в дождь попали и спрятались в хлеву. Там он и взял её девственность. Само собой произошло. Вроде не хотел. Трогал, гладил и …как-то все настолько далеко зашло. У него были женщины и раньше. Данат об этом не знал конечно. А брат Верховного астреля по девкам продажным ходил. Как поедет в город так и навестит путан местных.

Конечно его Лаис не такая. Поехал к брату разрешения на брак просить, но тот отказал, выгнал. Даже разговаривать не стал.

Несколько месяцев Тамас с Лаис встречался перед тем, как она о беременности сказала. Тогда он и решил, что знак это свыше. Обязан жениться, несмотря на протест Даната. На то воля Иллина. И женился. Даже гордость за себя взяла, что смог наконец-то хоть раз в жизни по-своему сделать. Вот и брат его простил, и жену принял. Того и глядишь все наладится. В дом отцовский переедут и заживут с ребеночком, как и мечтали вдвоем.

*1 астраны - священнослужители низшего ранга. Могут нести дозор на территории Храма, отвечать за уборку территории, порядок в обители, конюшни, псарни и т.д.

Либо ездят по городам и деревням отпускают грехи и отпевают усопших. Иногда и во время эпидемий.

ГЛАВА 20. РЕЙН

Позади раздавались дикие вопли, треск огня и звон металла. Воняло гарью, паленой плотью, кровью, смертью и победой. Я втягивал эту вонь полной грудью так сильно, что она разрывала мне легкие и вскрывала вены бешеным адреналином. Смотрел, как горит десятая по счету деревня по дороге к Талладасу. Солдаты творили то, что творится на любой войне – они грабили, насиловали и убивали. Озверевшие от бойни с лассарами и от жажды мести. Дорвались до нее, как голодный каторжник до тела шлюхи. Это не было утонченное смакование возмездия это была быстрая, жестокая и кровожадная расправа тех, кто хоронили своих детей, жен, матерей и отцов. Тех, кто десять лет прожили в рабстве. Они возвращали долги. Сторицей и щедро. Я им не мешал. Мне было плевать сколько лассарок они раздерут на части, сколько младенцев бросят в колодцы и сколько стариков вздернут на деревьях. Как по мне так тысячу лассаров за одного валлассара. Я не хотел брать пленных, не хотел завоеваний, знамен на цитаделях и рабов. Я хотел полного уничтожения. Сравнять с землей каждый город и деревню. Не оставить ни одного лассара в живых. Превратить королевство убийц и палачей в руины, а затем в пустыню. Потом я подниму здесь свои города. На их проклятых костях. Глупцы те, кто считают, что, захватив народ и подмяв под себя можно привить ему свою культуру, навязать свои убеждения и религию. Нет и еще раз нет. Это временная отсрочка, это мясо, которое гниет внутри и распространяет вокруг себя смрад и трупный яд. Медленно и верно. Это мертвецы, которые восстанут из могил, чтобы жрать захватчиков живьем, как только у них появится такая возможность. Поэтому я уничтожал всех, зачищал за собой каждый отвоеванный периметр. Только так я мог считать, что это место принадлежит мне. Я испытывал дичайшее удовольствие, когда смотрел на хаос, который мы оставляли после себя, на груды мертвых тел, пылающие в огне. Вот он ад. Он на земле. И вершит его не Иллин и не Гела, а человек или тот, кто был человеком, а теперь сам Саанан позавидует моей изощренной жестокости.

- Пощадите, - кричала какая- то женщина позади меня, - пожалуйстааа. Не надо.

Даже не обернулся, когда вопль закончился стоном и бульканьем таким характерным, что я точно знал, как она умерла – ей перерезали глотку. Некоторых из них заберут с собой, чтобы трахать в пути до следующей бойни. Потом возьмут новых, а этим вспорят животы и оставят подыхать в снегу.

Медленно развернулся и с удовлетворением посмотрел на дорогу, ведущую от деревни в сторону Лурда – на кольях красуются улыбающиеся головы мертвецов. Когда-то Од Первый хотел, чтоб ему улыбались – теперь моя очередь оставлять после себя лес смеющихся трупов. Каждый кто будет ехать по этой дороге содрогнется от ужаса и выблюет свои кишки. Я ждал, когда мои солдаты насытятся местью и снова вернутся в строй, чтобы идти дальше за победой. Они уже не остановятся, как и я. Наша численность росла, хотя мы и несли потери, но в каждой деревне или городе к нам присоединялись освобожденные рабы. Изможденные и израненные они упрямо брали в руки любое оружие и приносили присягу мне и Валлассу. И это были самые страшные бойцы-фанатики, которые напоминали голодных и злых зверей в человеческом обличии. Они не щадили никого. Они последними выходили из пламени, похожие на саанов с окровавленными руками и лицами, а в глазах пьяный блеск наслаждения. Я был для них больше, чем Гела – я дал им то, чего они жаждали долгие годы и за это они падали передо мной ниц и целовали мои сапоги. Когда мы дойдем до самого Тиана и я займу трон Ода Первого, каждый из моих воинов получит золото и клочок своей земли. Мы будем строить новый мир. Без лассаров.

Ко мне подвели коня, и я запрыгнул в седло, глядя вперед на горизонт, затянутый дымом. Поднял вверх руку с мечом и услышал рев своих воинов позади себя. С каждым воплем тело наполнялось триумфом и почти наркотическим опьянением. Словно и я, и они, хлебнув вражеской крови стали в сто крат сильнее. Теперь я шел навстречу Маагару, если трусливый пес не сбежал под кресло к своему папочке, то довольно скоро мы с ним свидимся с глазу на глаз, и он отдаст мне то, что забрал. Да, я шел за ней и намеревался вернуть обратно.

Одейя дес Вийяр принадлежит мне, и я не собирался менять ее ни на каких условиях и проклятый лассарский ублюдок отдаст мне мою наложницу. И не важно, что потом я лично отрублю ей голову.

Сайяр поравнялся со мной и протянул мне флягу с дамасом.

- За победу, мой дас, - сказал он, а я сделал большой глоток из фляги, чувствуя, как обжигает горло и растекается по телу кипяток, согревая омертвевшее тело. Каждый бой приближал меня к ней и это подстегивало похлеще любой жажды крови врага. Потому что её крови я хотел больше всего. Но напоследок. На закуску, как самый вкусный десерт.

- За победу.

Он выжил…Точнее, я остановил казнь, когда Сайяр потерял сознание. Наказание было достаточным и для него, и для меня. Я не хотел, чтобы он умирал. Только не так. Не как преступник и предатель. Пусть умрет за меня в бою, как он и хотел. Но я не думал, что Сайяр пойдет за мной именно сейчас. Раны от плети были слишком многочисленны и глубоки, а лошадь таскала его по площади несколько кругов. Он встал в ряды воинов сам. Бледный, взмокший от слабости, но встал в строй. В этот момент я понял, что сделал правильный выбор оставив его в живых. Да, он допустил чтобы моя женщина трахалась с пленным лассаром и сбежала у меня из-под носа, да он ее не догнал и не вернул обратно…Но из-за этой суки я не стану казнить самого преданного мне воина. Она недостойна, а Сайяр вынес хороший урок. Более того, теперь между нами уже ничего не стояло. И я видел в его глазах гордость и дикое восхищение. Все же он был прав –лассарская шеана крутила мне мозги и яйца, делая из меня безвольного идиота, готового ради нее отступиться от своей войны. Я рад, что мои глаза вовремя открылись и мне жаль, что столькие поплатились жизнью из-за лживой твари, истинной дочери Ода Первого. Я мог защитить её, я мог ради нее дарить жизнь своим врагам и отнимать у своих воинов, но так или иначе я шел бы на Лассар войной и тащил ее за собой нравится ей это или нет. Я не считал, что она меня предала, нет. Я считал себя доверчивым идиотом, который принял желаемое за действительное, а она…она выживала как умела и сдержала свое слово. В какой-то мере я готов был восхититься этим, но я так же понимал, что больше нет ни единого шанса для нас. Для меня. Одейя дес Вийяр дочь того, кто убил всю мою семью и больше не будет пощады – я казню её, как самого лютого врага. Я казню её, как любимую женщину, которая посмеялась над моими чувствами и заставила поверить в Рай на земле посреди кромешного Ада. Я казню её, как призрак нашего прошлого, чтобы в будущем больше никогда и ни от кого не зависеть. Наверное, потом я сам буду корчиться в дикой агонии и рыдать как ребенок, но обоим нам уже не ходить по одной земле. Эта женщина принадлежит мне мертвая или живая. Её сердце будет храниться рядом со мной до самой моей смерти и в огонь преисподней я уйду вместе с ним.

Тех, кого я вырезал ради нее уже не вернуть, но их смерть покрыта нашей славой и многочисленными победами. Кровь лассаров льется рекой и снег на севере уже давно не белый.

Я снова посмотрел на Сайяра – выглядит намного лучше. Следы ссадин на лице скрывает копоть и пятна вражеской крови, но глаза горят жаждой битвы. Вспомнил как в дороге он упал с седла в снег едва мы вышли за ворота Валласа.

Я мог вернуть его обратно в город, но не стал. Старую мадорку Сивар взяли с собой. Её везли в клетке, как животное. Кормили сырым мясом и не забывали напоить дамасом. Старуха поставила Сайяра на ноги прямо в пути. Заполнила его раны какой-то вонючей дрянью и напоила отваром. На утро тот походил на оживший труп. Но уже мог сесть в седло и продолжить путь.

- На пути у нас всего одна деревня, мой дас. Дальше начинаются земли Талладаса.

- В Лурд отправляли мои послания?

После победы в каждой деревне я отправлял в замок голову одного из лассарских командиров с названием деревни, вырезанным на лбу. Чтоб ублюдок знал, что мы уже близко. Я хотел, чтобы он вышел к нам навстречу, но судя по всему умная тварь понимала, что это станет фатальной ошибкой и затаилась за каменными стенами Лурда. Я не знал какова численность войска в городе. Предположительно Талладас понес большие потери. Но письмо Маагара все же не стоило не принимать всерьез. Возможно с ним действительно тысячное войско. Наше не дотягивало пока и до пяти сотен. Если вся армия сейчас в Талладасе мы идем на верную смерть.

***

- Разведчики еще не вернулись. Боюсь они уже и не вернутся.

- Маагар должен был быть на пол пути в Валлас. У него не было столько времени развернуть тысячное войско и бежать обратно. Мы бы пересеклись рано или поздно где-то вот здесь.

Я провел по карте пальцем и обвел в круг то место, которое было деревней Нагар до того, как мы превратили там все в пепел.

- Либо письмо было блефом, и он не выходил из Лурда, - сказал Сайяр и склонился над картой.

- Тогда в Талладасе нас ждет поражение.

- Мы отправим еще разведчиков под видом беглых лассаров. И переждем в Заране их возвращения.

Я сел на стул и покрутил кинжал в пальцах, проводя им по карте вверх и вниз, раздумывая и глядя то на своего верного советника, то на карту. Потом все же спросил.

- Я слышал о мятежниках. Они укрываются в Сумеречном лесу и совершают набеги на деревни и цитадели по другую сторону от Лурда. Что нам известно о них?

- Последний раз мятежники напали на Эссар около месяца назад. Они освобождают рабов, грабят деревни, убивают лассарских солдат и уходят опять в лес. За все время они напали на несколько деревень и на три цитадели, не считая военные и торговые обозы.

Я наклонился к карте и проследил за пальцем Саяра.

- Значит идут четко по периметру сразу за Талладасом. Если прикинуть примерно скольких рабов им удалось освободить, то численность армии составит примерно сотни полторы-две. Что вообще о них известно?

- Говорят ими командует женщина валлассарка – Лютая Смерть, так прозвали ее лассары. Чокнутая фанатка и беглая рабыня. В отряде разношерстный народ: есть и лассары, недовольные режимом, и островитяне. Од Первый назначил за ее голову высшую награду, но пока никто не торопится предать ее.

Я слышал о мятежниках не впервые, но тогда я не задумывался о том, что взбунтовавшиеся головорезы могут быть мне полезны. И напрасно не задумывался. Это мог бы быть весьма выгодный союз, учитывая их местоположение и численность.

- Значит это не просто разбойники?

- Не просто, - Сайяр усмехнулся, - это идейные разбойники. Везде знамя Валласса вешают. Говорят, Лютая берет к себе женщин и детей. Все умеют держать в руках оружие.

- Умно. Даже очень умно. Иногда дети становятся смертоноснее взрослых, потому что никто от них не ожидает подвоха. Дети могут незаметно подслушивать, подбрасывать дезинформацию, воровать и даже убивать. Кто такая эта их предводительница?

Сайяр пожал плечами.

- Из наших ее никто не видел. Говорят, на мужика похожа. Уважают ее свои и боготворят, как самого Гелу. На смерть идут за нее не задумываясь. Все, кого лассарам удалось отловить даже под страшными пытками не выдали её. Слышал не по мужикам она - спит с другими бабами.

- Мне плевать с кем она спит. Мне нужно знать, чего она хочет. Каковы ее цели. И, пожалуй, я узнаю это лично. Мы не пойдем сейчас на Лурд. Мы обойдем Талладас и встретимся с мятежниками. Если удастся договориться, то численность нашего войска помножится еще на двести человек. Переночуем здесь и разворачиваем отряд с дороги. Дальше пойдем лесом. Что скажешь?

- Скажу, что это гениальная идея. Если удастся сговориться с мятежниками мы скорей всего победим в битве за Лурд.

- Мы в ней победим так или иначе. Над Талладасом будет развеваться знамя Валласса и очень скоро. Иди к себе в шатер, Сайяр, а я хочу отдохнуть. Пусть мне приведут одну из лассарских шлюх, если они не сдохли в дороге.

***

Я трахал ее долго, развернув к себе спиной и вдавив ее голову в пол вбивался в сочное тело, как одержимый и не мог кончить. Она уже даже не стонала, а тихо скулила видимо ожидая, когда это все кончится, а мне было плевать. Я вертел ее как куклу в разные стороны, долбился в ее рот, в ее сочный зад и снова в лоно. Я просто запрещал себе представлять на ее месте другую. Запрещал думать о красноволосой девочке-смерти. Но без нее секс превращался в битву с самим собой. Меня не возбуждало белое тело подо мной, жирные груди и огромные соски. Мне казалось, что даже в ее заднице слишком много место, а ее голос похож на карканье вороны. Никогда не любил у женщин коровье вымя и толстые телеса. Хотя, иногда, после жестоких битв мне было все равно, и я мог трахать самую отъявленную уродину. Но сейчас они все казались мне страшными, не такими, вонючими или слишком мягкими.

Вышвыривал одну и звал другую. Худее, выше, стройнее и опять никакой разрядки. Под утро надо мной работали умелыми ртами сразу трое, но я так и не кончил. Выгнал их к саанану и, обхватив член ладонью представил…проклятье, только представил мягкий изгиб спины, округлую грудь, торчащие соски и розовую плоть между ног… а еще раскинутые по покрывалу красные пряди волос и с рыком затрясся в оргазме, сжимая пульсирующий член обеими руками. Суууука. Что ж ты со мной сделала, тварь? Каким ядом опоила, какими саананскими цепями приковала к себе? Что ни какая другая ни в радость, что ни одно тело не возбуждает. Все еще подрагиваю от оргазма, а на языке кислый привкус суррогатов и горечь разочарования.

Осушил до дна весь дамас и вышел из шатра на мороз в одних штанах чтобы холод остудил тело после бешеной ночи в гонке за ускользающим наслаждением. Где-то рядом доносились похотливые стоны и шлепанье тел о тела. Тихий смех и звук льющегося дамаса. Дым от сгоревшей деревни все еще окутывал деревья и висел в воздухе плотной стеной.

- Не спишь, валлассар? Покоя хочешь после битвы..а не приходит он.

Резко обернулся и увидел клетку с баордкой, подвешенную между деревьями. Старая ведьма прислонилась лицом к решетке и смотрела на меня белесыми глазами.

- А к тебе приходит покой, Сивар? О чем думаешь по ночам? О свежем человеческом мясе?

- Ооо Сивар думает о многом. Сивар смотрит и запоминает. Она учится.

Подошел ближе и с презрением окинул ведьму взглядом. Что ж за отвратительное отродье? С какой преисподней вылезла эта тварь? Если б не была так нужна расчленил бы на куски и скормил своим псам.

- И чему научилась старая?

- Понимать тебя и людей твоих. Знать, чего они хотят…чтобы потом давать им это за сочный кусок мяса или прядь волос, а иногда и за их кровь или зуб.

Это я и сам знал. К ней часто приходили. Просили зелье, лекарство, мериду или приоткрыть завесу будущего. Мадорка не бедствовала, если не брать в расчет, что в клетке висела всю дорогу.

- Я даже знаю, чего хочешь ты.

Я усмехнулся и отвернулся от мадоры, глядя вдаль на зарождающийся рассвет. Даже проклятое небо об красноволосой шеане напоминает.

- И чего я хочу?

- Ты можешь обманывать их всех, даже того воина-кастрата, который предан тебе, как собака, но старую Сивар ты не обманешь.

Ниаду хочешь. И чем дольше ее нет рядом, тем хуже тебе становится, тем больнее внутри. Голод поглощает всего тебя…голод и тоска дикая от которой не спишь по ночам. Не там ищешь её.

Я резко обернулся к ведьме и тряхнул клетку.

- Что значит не там?

- Далеко она от этих мест. Очень далеко.

- Где?!

- Сивар лишь предполагает. Сивар не может знать точно. Она там, где ей положено быть. И она не одна.

Теперь я впился пальцами в прутья клетки.

- Что значит не одна? А кто с ней?! Говори ведьма, не то язык вырву.

- Не знает Сивар с кем. Но не одна. Тело к телу и плоть внутри плоти.

Я почувствовал, как по коже зазмеились огненные искры, прожигая дыры, подбираясь к груди.

- С любовником? Отвечай?

- Сивар не знает. Она бы ответила. Сивар только её чувствует и то очень слабо. Кровь ее давно на языке мадоры побывала. Только привкус остался. Тело в теле, плоть в плоти. Зверь молодой внутри. И хорошо ей от этого!

- Заткнись!

Сам не понял, как приставил нож к ее дряблому. Дрожащему, как желе горлу, и впился в космы пальцами, придавив лицом к решетке.

- Ты просииил….Сивар сказала…

- Лучше молчи, сука. Молчи, не то жизнь твоя будет намного короче, чем ты бы хотела.

- Разве, валлассар не хочет правду? Кто знает какая она на самом деле. Может все не так как видится и не так, как слышится. Сивар руны сказали, что старая мадорка еще долго с тобой будет и победы твои увидит…Как Лассар возьмешь, если ее послушаешь.

- Мне еще тебя слушать не хватало. Знай свое место, падаль баордская. Не заговаривай со мной сама никогда. Надо будет я приду к тебе, а пока молчи и радуйся, что жива.

Развернулся, чтоб уйти обратно в шатер, но она крикнула мне вслед:

- Могу облегчить твои страдания…Три зернышка мериды и каждая женщина станет для тебя ею. …станет ею, валлассар…еюююююююю…

***

Я выпустил волка, я дал ему свободу чтобы не сдохнуть от яда, который разливался внутри меня. Это была не ревность, а черная боль. Нескончаемая проклятая бездна, в которую меня утащило на самое дно. Я корчился и выл, словно тело сгнивало изнутри и разлагалось на куски. Мне хотелось вспороть себе грудную клетку и вытащить оттуда проклятое сердце, чтоб не обливалось кровью, а высохло или замерзло. Раньше мне была неведома эта пытка. Я не представлял себе, что могу превратиться в жалкого безумца, стонущего от невыносимой боли только потому что просто представил ее с другим. Как чьи-то руки касаются волос, скользят по телу, как ее губы шепчут кому-то слова любви и признания. Проклятаааая…Только с твоей смертью я успокоюсь.

Волк выл в лесу и ломал когти о стволы деревьев, валялся в снегу, хрипя в дикой агонии… а потом вернулся обратно уже человеком. Я был благодарен Сивар за то, что она мне сказала. Теперь у меня в груди осталась лишь черная дыра и кусок льда. Я больше не мучился, я не вспоминал и ни о чем не сожалел. Я принял решение окончательное и бесповоротное.

Каждую ночь я проводил с очередной шлюхой и ничто не мешало мне кончать в их тела. Потому что они ничем не хуже ее. Такой же грязной швали, которая где-то там раздвигала ноги перед своим любовником. Значит Галь был не единственным. Неприкосновенная ниада…Истерически смеясь я понимал, что именно это в свое время уберегло меня от дикой ревности и подозрений. Я считал, что она недоступна для других…Но как правильно говорил ублюдок Галь – женщину можно брать по-разному…а еще я и сам знал, что если она захочет, то может и не обжигать того, кто к ней прикасается. Похотливая, чувственная сучка которая течет и кончает едва дотронешься. Я помнил и это тоже.

Когда я найду ее …, Впрочем, пусть молится о том чтобы этого никогда не случилось. Пусть наложит на себя руки потому что смерть ее будет страшной. Такой же жуткой, как и сам палач.

ГЛАВА 21. ДАЛИЯ И ЛОРИЭЛЬ

Я смотрела, как белые хлопья снега, медленно кружась в воздухе, опускались на устланную таким же белым ковром землю. Закрыла глаза, вслушиваясь в тишину. Мне всегда, с самого детства казалось, что она не бывает абсолютно безмолвной. В тишине мы настолько растворяемся в собственных мыслях, воспоминаниях, что слышим голоса. Друзей, родных, врагов, свой собственный. Я же сейчас слышала в ней треск погребального костра. Обхватила руками плечи, зажмуриваясь и позволяя воспоминаниям ворваться в самое сердце. И вот уже не белый снег перед глазами, а белый саван, укрывающий тело моего отца. Он загорается ярким оранжевым в языках пламени, жадно лижущих материю.

А я тереблю точно такой же белый платочек в руках, прижимаю его ко рту, чтобы не закричать, не броситься в самое пекло, туда, где огонь безжалостно сжирает самое дорогое, что у меня оставалось.

Можно поверить во многое, но до последнего надеяться на то, что ошибаешься. Так было со мной. Я до самого конца втайне надеялась на то, что Далия обманула меня, что гонец принёс ложную весть, что отца не убили, а бросили в темницу. Иллин, я надеялась даже застать его умирающим, чтобы успеть поймать его последний вздох. В последний раз сжать его руку и увидеть его последнюю слабую улыбку. Я даже надеялась на то, что небольшой отряд, с которым Далия отправилась в Лурд за телом моего отца, вернется ни с чем. Потому что моя надежда умерла в тот же момент, когда я увидела его. Разбилась вдребезги с оглушительным звоном, а вместе с ней и та часть меня, которая всё еще верила.

- Лори!

Сзади послышался голос Далии, и я открыла глаза, возвращаясь в реальность.

Дали...Та, которая сжимала мою ладонь всё то время, пока горел костер. Та, которая отправилась в опасную вылазку ради того, чтобы подарить мне возможность достойно проводить в последний путь отца. Та, которая рискнула всем ради никому не нужной пленницы. А, впрочем, она была той, которая дарила эфемерную надежду на то, что нужна...Не знаю, зачем, но ей нужна.

И самое страшное - с каждым днём, проведенным рядом с ней, я ощущала то же самое. И это чувство усиливалось в те дни, когда ее не было в лагере Всё чаще я ловила себя на мысли, что прислушиваюсь к шуму вне палатки, что неосознанно жду знакомого ржания лошадей. Что с замиранием сердца, крадучись, прислушиваюсь к разговорам воинов, пытаясь выяснить, почему она и ее люди не пришли. Я начала молиться за неё Иллину. Успокаивая себя тем, что именно она обеспечивала мне защиту в лагере, набитом похотливыми грубыми мужланами...

Я попросила её научить меня драться на мечах. Она опешила от этой просьбы, а потом засмеялась, и я уже представляла, как вцеплюсь ногтями в её красивое лицо, чтобы согнать эту великолепную открытую улыбку, когда она вдруг стала серьезной и согласилась. Сегодня был наш первый урок.

Я обернулась к ней и стиснула пальцы, увидев, как она остановилась напротив меня с двумя мечами в руках. Спокойная, уверенная, высокая. В её глазах предвкушение и интерес. Хищница. Самое верное определение для нее. Снежные хлопья мягко опускаются на длинные тёмные волосы и плечи, закрытые чёрным плащом.

Дали вдруг бросила один из мечей в мою сторону, и я, конечно, не успела его поймать. Поджав губы, наклонилась за мечом, который оказался довольно тяжёлым, и, подняв его, поднесла к своему лицу.

- Если моя память не изменяет мне, я просила десу научить сражаться на мечах, а не жонглированию.

***

Дерзит. Я усмехнулась. Девочка никогда не была трусливой, а сейчас все больше и больше набиралась храбрости. Конечно, это я давала ей уверенность. Даже отрицать не стану. Могла бы заставить ползать на коленях, вылизывать мне сапоги, но я не хотела. Вот таких у меня был целый отряд. Мне нравилась ее строптивость, её настоящий характер. Я хотела увидеть какая она Лориэль дес Туарн на самом деле. Острая на язык и умная не по годам. Словесные игры поддерживала на высоте. Вот и сейчас одета в мужскую одежду, в которой выглядит настолько соблазнительно, что у меня скулы сводит от одного взгляда на ее стройные ноги в штанах и туго затянутый на тонкой талии ремень. Я бы все же предпочла видеть её в платьях. Но когда попросила научить не стала возражать. Пусть попробует и успокоится. Пусть поймет, что это не для ее холенных ручек.

- Ты должна прежде всего научиться, как ты выразилась, жонглированию, а лишь потом и всему остальному. Должна научиться ловить меч и держать его...Не как расческу.

Усмехнулась, увидев, как вспыхнули яростью карие глаза. Подошла к ней и стала сзади. Забрала меч и снова вложила в ее ладонь уже правильно.

- Сначала двумя руками. Он слишком тяжелый. Я хочу, чтоб ты научилась поднимать его и брать правильно в руки. Делать это быстро. Давай попробуем еще раз.

А сама втянула запах ее волос и прикрыла глаза. Саанан! Мы моемся одними и теми же травами, но она пахнет так, словно самое сладкое искушение. Словно окунулась в летние цветы, которыми усеяны поля Валласса. Как же тепло рядом с ней. Окутывает меня своей нежностью, своей дерзостью, оплетает какими-то чудовищно прекрасными надеждами на рай.. и мне впервые хочется верить, что он все же бывает. Не только пекло, вонь разложившихся тел и смерть. Что где-то посреди всего этого хаоса есть и любовь. Я хочу к ней притронуться. Узнать, что это такое и в тоже время я боюсь, что это меня изменит.

***

Вздрогнула, когда она прикоснулась к моей руке. Встала сзади, и я глубоко вздохнула, чтобы не отстраниться от неё, не сделать шаг вперёд. Нет, я не боялась. Я перестала бояться Дали давно. Мне вдруг стало страшно от тех мыслей, что закружились в голове. От непрошеных воспоминаний, которые ворвались вихрем в сознание, заставив на мгновение оцепенеть.

Иногда я подглядывала за ней. С неделю назад, когда поняла, что снова хочу увидеть тот её взгляд. Тёмный, порочный, которым она смотрела на меня тогда...Которым смотрела на меня, когда я заходила в палатку после очередной взъерошенной девицы, выходившей из неё на подгибающихся ногах.

А я заходила в свою часть и пыталась уснуть, но как только закрывала глаза, видела картины, от которых становилось жарко и кровь бросалась в лицо.

Она обхватила мои запястья, сжимая их ладонями, а у меня тысячи мурашек по коже от ее голоса и горячего дыхания, обжигающего шею. Взмахнула нашими руками вверх и опустила их вниз, разрубая воздух сталью. О, Иллин! Почему мне больно просто от прикосновения её пальцев?

Ещё один взмах мечом, а мне хочется крикнуть, чтобы она отошла назад...или прижалась сильнее.

Она остановилась, ждёт моих действия, не отпуская рук. И я выпрямляюсь, прижимаясь спиной к ее груди и вскидываю вверх руку с мечом. Какой же он тяжёлый! Едва не уронила его, но Дали сильнее перехватила орудие за рукоять, и я услышала её усмешку. Вот же Саанан ! Ладонями по ее ладоням, обхватывая их своими пальцами и ожидая дальнейших действий.

***

Сжимает мои руки, а мне хочется сказать, чтоб не за меня, а за меч держалась и не могу. Прикосновения пальцев к моим запястьям слишком нежное и все же сильное. Знает ли она, что ко мне нельзя прикасаться? Не знает. Я ей не говорила. Потому что после того раза, когда зашивала мне рану не трогала больше. Но впервые я не испытала чувства омерзения или желания ударить за прикосновение. Снова заставила ее саму взять меч и еще раз разрубила воздух ее руками.

- Сильнее, Лори. Намного сильнее. Меч - это продолжение твоей руки. Это не предмет. Это твоя жизнь в твоих же ладонях. Не убьешь ты - убьют тебя.

Отодвинулась от нее и снова стала перед девушкой, наблюдая за порозовевшими щеками и лихорадочным взглядом. Красивая. Чтоб мне ослепнуть какая же она красивая. Эта девчонка сама понимает, что творит со мной одним только взглядом своих бархатных, влажных глаз. Улыбкой, запахом, взмахом длинных ресниц и румянцем смущения. О Гела! В наше время и здесь в этом мире разврата и смерти кто-то еще умеет искренне смущаться. Первое время я все ждала когда ей приглянется кто-то из воинов. Здесь были благородные лионы и совсем юные валлассары, которые смотрели на нее горящими взглядами и роняли слюни. Но она их словно не замечала…она смотрела на меня. Всегда только на меня. Иногда мне хотелось крикнуть, чтоб перестала, но я не могла. Мне хотелось этих взглядов. Хотелось видеть этот огонь на дне ее зрачков. Рано или поздно мы обе сорвемся. И я боялась её. Да! Не она меня, а я её! Потому что понимала, что с ней будет мало только тела и похоти, мало просто секса. Я захочу больше. Мне будет нужна её душа. И если не даст… я могу и убить её за это. Тряхнула головой и кивнула ей на меч:

- Давай сама. Сильнее. Видишь ту ветку? Попробуй ее срубить.

***

Прикусила губу, чтобы сдержать вздох разочарования, когда она отстранилась. Иллин! Что же происходит со мной? Еще несколько недель назад я смотрела омерзением на девушек, которые извивались вокруг нее полуголыми, а сейчас...

Посмотрела на неё, с трудом понимая, что она говорит. Далия вздернула бровь, указав пальцем на дерево и сложив руки на груди, и я, наконец, поняла, что она хочет.

Быстрым шагом подошла к дереву и взмахнула мечом...а, точнее, довольно медленно подняла его в воздух и ударила им по ветке, но, видимо, недостаточно сильно. Стиснула челюсти, чтобы не оглянуться назад. Мне казалось, если обернусь и увижу насмешку в её глазах, то не смогу продолжить. Поэтому еще один удар по ветке. И еще один. И она падает...как и меч. Я не поняла, как он выскользнул из рук и молниеносно упал на землю, но вскрикнула от резкой боли в запястье.

***

Смотрела как она рубит ветку, словно топором и старалась не расхохотаться в голос. Не сейчас. Слишком рано. Пусть вначале сама поймет, что ее затея полный бред. Не сразу заметила, что меч выскользнул из ее рук и девчонка поранилась. Увидела лишь, что уронила его и нагнулась, чтобы поднять.

- Неплохо, Лори. Совсем неплохо. Дровосек из тебя выйдет годный рано или поздно. Давай. Подними его и руби еще одну. Не пили, а руби, девочка.

А потом почувствовала запах крови еще до того, как первая капля упала в снег. Только девчонка все равно подняла меч и опять замахнулась, а я видела, как по рукаву льняной рубашки течет кровь. Молниеносно оказалась возле нее и выдернула меч из рук, воткнула в снег и тут же перехватила ее запястье.

- На кой саанан тебе сдалось это?! Ты велиария, а не солдат. Покажи рану.

Дернула к себе и осмотрела порез. Запах ее крови ворвался в легкие и заставил вздрогнуть. Я перевела взгляд на бледное лицо. А в глазах девчонки отчаяние и мольба. Я знала почему она хочет научиться драться - отомстить за смерть отца. Наверное, я бы восхитилась этим желанием, если б не понимала, что у нас не так уж много времени и все, чему я могу ее научить - это защищаться, а не убивать. А еще... что я не хочу, чтобы она вступила в боевой отряд. Не хочу, чтобы дралась с нами. Не хочу ее потерять. Потому что уже знаю что это такое – потери. Сама не заметила как привязалась к ней, как возвращаюсь в лагерь и ищу ее взглядом среди встречающих воинов женщин и детей. Что ем приготовленную ею похлебку и испеченный хлеб. Что одеваю на тело заштопанные ею рубахи и штаны, а по ночам долго смотрю на нее спящую, умиляясь нежному изгибу шеи, крутой линии бедер и маленьким пальчикам на ногах. Моара лаана. Не знаю с каких пор я начала считать её своей, но, наверное, это и был приговор нам обеим.

Выдернула свою рубаху из штанов и оторвала полоску ткани. Наматывала на тонкое запястье, рассматривая её длинные дрожащие пальцы. Такие хрупкие и нежные с розовыми ногтями. Мои руки на их фоне казались загрубевшими и темными.

- Эти руки не для драк...не для меча, - пробормотала и посмотрела ей в глаза снова, - я научу стрелять из лука когда заживет. Пошли в лагерь.

***

Она поняла раньше меня, что я порезалась. Я была настолько рада тому, что смогла отрубить эту проклятую ветку, что даже не обратила внимания на боль. Но её издевательский тон свёл мимолетное чувство триумфа на нет. Вот же змея!

А уже через мгновение злость сменилась растерянностью и смущением, когда Дали выдернула меч и схватила меня за руку. Ругает меня сквозь зубы, а я губы кусаю, чтобы не застонать...не от боли, а от того волнения, которое судорогами по телу проходит, когда она уверенными движениями бинтует мое запястье.

Закончила свою работу, а мне до дрожи в пальцах захотелось снова мечом по руке своей полоснуть, только бы не прекращала касаться...вот так. Только бы эта забота и какая-то странная нежность не растаяли подобно снегу на ее волосах. На губы её смотрю, и свои покалывает от желания почувствовать, такие ли они мягкие на самом деле. Обхватила пальцами ее ладонь и резко подалась вперед, прикасаясь своими губами к её губам.

***

Дернулась назад и сама перехватила её руку, забывая о порезе и явно причиняя боль.

- Не делай этого, поняла? Не прикасайся ко мне! Никогда не прикасайся ко мне сама.

И на губы ее смотрю, а в горле пересыхает, сердце начинает биться о ребра с такой силой, что мне, словно, начинает сжимать стальными тисками грудь и в тоже время перед глазами картинки, что я могу заставить ее делать этими пухлыми, невинными губами. Резко схватила девчонку за горло, впечатывая в дерево и глядя в потемневшие глаза.

- Чего ты хочешь, девочка? Скажи мне правду! Во что мы сейчас играем?

Опустила взгляд на бурно вздымающуюся грудь под меховой жилеткой и просунув ладонь под мех сильно ее сжала.

- Правду говори. Солжешь - я пойму по биению твоего сердца.

Большим пальцем зацепила твердый сосок, продолжая смотреть ей в глаза, - говори!

***

Сжала ладони в кулаки, чтобы сдержать слёзы, застрявшие в горле. Почему я решила, что ответит? Почему решила, что может возжелать меня так же, как всех тех женщин, искушённых, красивых, опытных? Меня, ту, которая согласилась стать невестой ее злейшего врага. Прикрыла глаза, чтобы скрыть стыд и разочарование. Много чести показывать предводительнице разбойников, насколько задели ее слова. Охнула от боли, открывая глаза, когда она буквально впечатала меня в ствол. А когда коснулась соска пальцем, едва не застонала вслух.

Подняла ладонь вверх, чтобы провести по ее скуле и отдернула назад, поймав её злой, почти звериный взгляд. Иллин! Разве могут люди так смотреть?

Судорожно сглотнула и, быстро облизав губы, тихо сказала:

- Моя мать умерла, когда я была совсем ребенком, а отец был слишком занят делами Талладаса, чтобы играть со мной. Я позабыла, что такое игры. - всё же коснулась руками её мокрых волос, глядя на тёмно - синие всполохи, появившиеся в ее глазах, - И если ты не захочешь, я больше никогда не повторю то, что сделала сейчас.

***

Я должна была это почувствовать. Нет, не услышать, не увидеть, а именно почувствовать. И не только в бешено бьющемся под моей ладонью сердце, а во всем. В изменившемся запахе, во взгляде с золотой кружевной поволокой, в горечи, звучавшей в ее голосе и в прикосновении...Да, в прикосновении к моим волосам, щекам, несмотря на то, что я запретила ей это делать. Малышка меня не боялась, и она была искренней. В эмоциях нет контроля. Они спонтанны. И она не думала в тот момент, когда проводила пальцами по моей скуле, о том, что я ей сказала.

- Повторишь, - и сама набросилась на ее рот. Жадно, отбирая каждый вздох и сильнее сжимая ее грудь, так чтоб это сердце уже не просто бешено билось, а хаотично колотилось мне в ладонь, царапая её острым соском. Лори задохнулась от моего поцелуя, а меня прострелила миллиардом иголок по всему телу. Слишком не опытна. Не целовал никто до меня. Сладкие губы, мягкие, сочные и невыносимо сладкие, как и язык, который пытается вторить движению моего языка и сбивается с ритма. Научу. Всему научу. Моя девочка.

Подхватить ее ногу под колено, заставляя обвить мое бедро, продолжая целовать и ловить тихие стоны, глотая и пожирая их, скользя рукой вниз по ее дрожащему животу, притягивая за ремень ближе к себе, касаясь горячей плоти между ног через штаны и рыча ей в губы от понимания, что там влажно. Влажно, саанан меня раздери! Когда я в последний раз чувствовала, чтоб меня хотели еще до того, как вонзила пальцы в женское тело, вызывая физическую реакцию на раздражение? Оторвалась от её рта, сжимая скулы ладонью.

- Повторишь столько раз, сколько я захочу, чтоб повторила.

И снова впиться в ее губы кусая за нижнюю и сжимая ее плоть через толстую ткань.

***

Когда накинулась с поцелуем, я застонала от дикого восторга, прострелившего в позвоночнике. Зарылась пальцами в её волосы, прижимая к себе сильнее. На мгновение отрывается от моих губ, позволяя сделать вздох, а у меня перед глазами снег искрит невыносимо яркими оттенками, такими же невыносимыми, как прикосновения её ладони к животу через ткань рубахи. Откинула голову назад подставляя шею обжигающему рту, вздрагивая от прикосновений языка. Всхлипнула, почувствовав ее ладонь между ног. Неосознанно потираюсь о ее руку, лихорадочно отвечая на поцелуй, лаская языком её язык. Оторваться на мгновение, чтобы поймать ее изумленный взгляд.

- Я сама хочу...пожалуйста, Дали...

И губами по ее скулам, собирая вкус ее кожи, языком по приоткрытым губам, скользнуть им внутрь, упиваясь невероятными наслаждением, когда она снова отбирает контроль, сплетая наши языки, снова кусая губы.

Так сладко, порочно сладко двигает рукой внизу, заставляя впиваться пальцами в ее плечи и всхлипывать снова от острого, непонятного удовольствия, из - за которого соски сжимаются в тугие комочки, причиняя боль, а в низу живота вспыхивает горячее пламя.

***

Трется о мои пальцы и целует жадно, неумело, но так жадно, что меня начинает трясти от возбуждения. Хочу чувствовать её плоть пальцами под одеждой, скользить по этой горячей влажности и смотреть как закатываются глаза и дрожит подбородок. Она так невыносимо дрожит эта девочка. Словно её лихорадит. Впивается в мои волосы, тянет к себе. Никто и никогда не хотел меня настолько сильно. И я сама пьянею от ощущения этих губ под моими губами. Дернула за пояс и просунула руку под грубую ткань, под шелк её панталон, тех самых, которые видела на своем столе в палатке.

- Чего хочешь? - шептать ей в губы, другой рукой проникая в вырез льняной рубахи и проводя ногтями по чувствительной шелковой коже, слегка сжимая сосок пальцами и ловя губами ее стон.

- Хочешь почувствовать меня, Лори?

Скользя по влажным складкам и тут же впиваясь в ее широко открывшийся рот, не давая думать. Слегка раздвигая плоть и поглаживая пальцем с диким усилием воли сдерживаясь, чтобы не ворваться глубоко внутрь. Она тяжело дышит и стонет мне в губы, а я растираю ее сильнее с нажимом, чтобы сорвать в пропасть.

- Давай, малышка, взорвись для меня...это то, чего ты хочешь. Это то, чего хочу я.

И снова ворваться языком в ее задыхающийся рот.

***

- Дааа

Тихим выдохом, все сильнее сжимая руками ее плечи, всхлипывая от запретной, греховной ласки, от ощущения ее обжигающе - жадных пальцев на своей плоти. Когда коснулась там, дернулась от неожиданности и от понимания, что нельзя...что это падение в бездну...но уже через миг...со вкусом ее губ на своих губах послать к Саанану все запреты. Громкими стонами в ее задыхающийся от страсти рот. Исступлённо целуя в ответ на каждое движение пальцев. Безумие....Она подталкивает меня к истинному безумию, и я иду за ней, закрыв глаза, отпустив на волю чувства. Потираюсь ноющей грудью в ее ладонь, снова и снова то подставляю свои губы, то алчно ищу ее губы своими, чтобы ощутить вкус её слов. мне кажется, ничего вкуснее я не пробовала в жизни.

И этот приказ, хриплым, срывающимся голосом, и я сжимаюсь в ответ на ее слова, чтобы в следующую минуту взорваться миллионами ярких огней, ослепивших от оглушительного наслаждения. Хватаю воздух открытым ртом, мне кажется, я слышу свой крик, но я не уверена. Я смотрю на загоревшееся в синем взгляде пламя триумфа, чувствуя, как оно вырывается и обжигает кожу.

Всё тело колотит от острого удовольствия, приникаю к ее губам поцелуем с тихим шепотом, чувствуя, как катятся слезы по щекам:

- Чувствую тебя...Иллин, как же я чувству тебя.

***

От ее крика сводит судорогой все тело, колотит так, что мне кажется я сейчас сдохну. Более чистого наслаждения я никогда еще не видела. Чистого, как и слезы у нее на щеках, и закрытые глаза, дрожащие губы…пульсация плоти под пальцами. Такая горячая, мокрая и нежная. Я все еще двигаю рукой очень осторожно, поглаживая чувствительный бугорок, под её всхлипы. И этот безумный взгляд. Удивленный, лихорадочно-пьяный. Смотрит на меня, как на Гелу или своего Иллина. Первый оргазм маленькой, девственной велиарии подаренный грязной валлассарской рабыне, которая привыкла только к похоти и разврату, а не к этой искренности и горячим слезам счастья на щеках. Я хотела её с такой силой, что у меня по спине градом катился горячий пот и в тоже время это был момент ..слишком острый и яркий. Казалось это меня сжимает судорогами наслаждения только от ее взгляда и от этого шепота. Целую ее губы, медленно поднимая ладонь вверх, скользя влажными пальцами по животу.

- Сладкая, маленькая девочка. Сейчас ты чувствовала только себя…ты почувствуешь и меня. Обещаю.

Вытирая слезы и снова приникая к ее губам, стараясь успокоиться, унять бешеную дрожь возбуждения. Хочется верить, что это настоящее, что это то самое прекрасное, которого у меня никогда не было и я снова смотрю ей в глаза.

- Не боишься, что теперь будешь проклятой своим Иллином?!

И тут же резко обернулась, услышав шум шагов, заслоняя Лори собой от посторонних взглядов и выдергивая меч из снега. Керн показался из-за деревьев и тут же остановился, завидев нас.

- Прошу прощения, моя деса. В отряд прибыл гонец.

- Гонец?!

- Да гонец. Он принес вам письмо от Рейна дас Даала.

В этот момент мне показалось, что перед глазами потемнело и в ушах раздался оглушительный свист.

- От кого?

- От вашего брата Рейна дас Даала.

И протянул руку со свернутым пергаментом, завязанным черной лентой.

ГЛАВА 22. ДАЛИЯ И РЕЙН

Я не подпустила к себе Моран. Заперлась изнутри, когда принесли чан с горячей водой. Я не хотела, чтобы она видела следы от его пальцев и засосов. Смывала с ног кровь и содрогалась от презрения к себе, потому что в какой-то момент мое тело не просто предало меня. Оно зажило своей собственной жизнью. Как какой-то чудовищный механизм, которым смог управлять этот проклятый зверь…Неужели я настолько развратное существо? Что со мной происходило. Что он такое? Что за саананское отродье брало меня всю ночь напролет и не сгорело дотла от прикосновений к ниаде? В какой момент все изменилось во мне самой?

В голове мелькают картинки – лицо меида с горящим взглядом под маской. Голодным, алчным, бешеным. Я видела множество мужских откровенных и похотливых взглядов, устремленных на меня, но никто не смотрел вот так…Как он. Никто не прикасался ко мне. Никогда с тех пор, как я стала ниадой. Я стонала под ним, я выла и плакала от ненависти к себе и от наслаждения. Адского и острого, никогда ранее не изведанного. От стыда и ярости пылали щеки, каждая клеточка тела помнила прикосновение его пальцев, его бесстыжего рта, языка. О, Иллин, что же он вытворял со мной. …и все что он делал сводило с ума, заставляло стонать, закатывать глаза, плакать. Под пальцами скользили его влажные от пота волосы, мокрое тело, железные мышцы. Такой сильный, жесткий, властный. Он шептал мне пошлые комплименты, он подначивал мою фантазию, он грязно ругался и вплетал нежные слова…иногда говорил на своем диком наречии, а меня в кипяток от его голоса хриплого, от рычания и стонов, криков, которые он не сдерживал. Обещал, что не сделает больно, а сам разодрал на части… я возненавидела его в этот момент еще сильнее, чем раньше. Это было больше, чем унижение – это был надлом. Я хрустнула изнутри, как ветка под сапогами. Вся моя вера в то, что мое тело и есть спасение, рухнула в одночасье.

Все оказалось бессмысленным. Все эти годы одиночества, личного заточения, боязни прикосновений. Только для того, чтобы мой враг смог так легко сломать то, чем я жила и во что верила. Нет больше этой веры.

И за это я презирала себя до тошноты, до такой степени, что мне хотелось умереть. Пока он лежал рядом, я смотрела в потолок и думала о том, что не выдержу этого. Рано или поздно просто сойду с ума. Как же я хочу домой. К реке Тио. Хочу к своей няне. К берегу, где весной зацветут желтые шалины. За что Иллин наказывает меня? Я не нарушала его заповедей. Я отдала свое тело и душу Храму. А теперь я никто. Не ниада, не свободная…я просто шлюха проклятого валлаского велеара, который никогда не отпустит меня.

Когда он ушел, я еще долго неподвижно смотрела в никуда, а потом заставила себя встать, залезть в чан и вылить на себя холодную воду из кувшина. Вымылась тщательно, настолько тщательно, что от трения мылом болело все тело. Какая наивная вера в то, что водой с мылом можно смыть всю грязь. Только не ту, что скопилась внутри.

Мокрая и голая подошла к зеркалу, где во весь рост отразилось мое тело с красными сосками, свежим шрамом внизу живота и засосами на шее, ключицах, ребрах. Повсюду его знаки, его отметины. Иногда мне казалось, что со мной в постели сам Саанан. Глаза меида сверкали ярко-зелеными вспышками, и запах его тела…насыщенный, звериный, он вбился в каждую пору на мне. Остался на волосах, под ногтями.

Если бы можно было кожу содрать до мяса, я бы так и сделала.

Отец больше никогда не примет меня обратно. После этого позора я уже не вернусь в Лассар. Обесчещенная велеария не может ступить на землю своих предков. Это моя вина. От начала и до конца. Отец не станет слушать оправданий. Я сама выбрала эту участь, когда, нарушив запрет, поехала в Валлас.

Од Первый предпочел бы смерть унижению. Мою гибель ему было бы перенести легче, чем позор дес Вийяров.

Уже давно настал день, и внизу доносились привычные городские звуки. В дверь стучала Моран.

- Моя Деса, вас ждут. Вам приказано спуститься вниз. Откройте мне. Я помогу вам одеться.

- Пусть убирается к Саанану, я никуда не поеду. Так и передай ему. Я не выйду отсюда.

Смотрела на себя в зеркало с ненавистью и каким-то оцепенением. Как во сне, заторможенно подошла к комоду, выдвинула ящик, достала белоснежную чистую сорочку, набросила на себя и медленно подошла к окну.

Распахнула настежь и дернула ажурную решетку.

«Я никогда не вернусь домой. Никогда…никогда не вернусь. Меня не примут. Меня закидают камнями. Я всегда буду шлюхой. Здесь лассарской, а там валлаской, и ничто это теперь не изменит».

Я билась в решетку, сдирая кожу на руках до мяса, ломая ногти. Стук в дверь доносился сквозь шум в ушах. Я должна вырвать эти проклятые прутья и вдохнуть свежего воздуха. На меня давят стены и потолки. На меня давит неволя. И ведь я в какой-то момент сломаюсь, и тогда ненависть к самой себе задушит окончательно.

Решетка начала плавиться под моими пальцами, нагреваться, раскаляясь до красноты, и наконец-то поддалась. Распахнулась наружу. Я взобралась на подоконник. Вылезла на широкий бордюр.

Холодно. Мороз по разгоряченному телу и капли воды застывают на щеках, волосах, но ненависть гореть внутри не перестает. Смотрела вниз, туда, где с кольев снимали моих людей, туда где они, как упрек мне, раскачивались на виселицах целую неделю.

Я предала их всех…Каждого, кто был мне верен, и каждого, кто умер за меня. Я проиграла проклятому безликому ублюдку. Никогда это все не закончится, и он меня не отпустит. Больной психопат, который ведет себя так, будто я принадлежу ему по какому-то, только одному Саанану известному, праву.

Высота манила и пугала одновременно. Я выпрямилась во весь рост, глядя вниз и чувствуя, как дрожат колени. Подняла голову, посмотрела вверх на небо. Впервые синее, а не серое, и тучами не затянуто. Солнце слепит глаза. Там Анис и мама ждут меня. И Хищник ждет…я знала, что он там. Сгорел тогда в лесу, пылающем от стрел лассарского войска. Я коня его видела. Бежал прочь от огня с поводьями между ног. В крови весь. Это я, как проклятье. Я – смерть. Надо было тогда со стены Тиана в реку прыгнуть… и все бы закончилось. Все были бы счастливы.

«Лети, маалан, лети, маленькая,

Высоко лети, прямо к солнцу!

Лети, маалан, лети, аленькая,

Высоко лети, выпорхни из оконца.

К свободе лети, песню пой

О закате кровавом и о ночи,

О цветах, о грозе весной.

Громко пой, что есть мочи.

Солнце прячется за карниз,

Плачет небо дождем…

Не успела.

Маалан камнем падает вниз

Маалан к солнцу не долетела».

Давно её не пела. С тех пор, как ждать его у реки перестала, выглядывать со стены Тианского замка. Каждый день на закате.

А сейчас вспомнила…Непрошено и нежданно. Значит, так и не забыла. Говорят, если впустишь кого-то в сердце, он там навсегда остается.

Слова сами с губ срывались. Руки подняла, раскрыла. Свобода. Всего лишь недавно я была полностью свободной и даже в страшном сне не видела себя в неволе. Я не могу кому-то принадлежать. Я не могу сидеть в клетке.

Шаг к краю. Внизу земля шатается, кружится.

И в этот момент почувствовала, как меня сдернули с подоконника, сжали до хруста так сильно, что в глазах потемнело.

- Одейя. Деса моя. Что же вы делаете?! Холод какой. Вы с ума сошли?!

Голос Моран, причитания горничных, как сквозь вату.

- Вон все пошли! Вон! Я сказал!

От ненавистного голоса все похолодело внутри. Попыталась вырваться, но он сжимал меня, как в тисках, и я ударила его по стальной груди кулаками, пачкая кровью белую рубашку меида, не замечая, как она по запястьям течет. Рейн сильно прижал меня к себе, перехватывая руки со скрюченными окровавленными пальцами, заводя мне за спину.

- Отпустииии, проклятый! Ненавижууу!

- Тшшш девочка. Тихо. Иди ко мне. Вот так.

Завернул в покрывало, подхватил на руки и вынес из спальни. Я брыкалась, пытаясь вырваться, но он держал так крепко, что я быстро выбилась из сил. Ногой распахнул дверь в свою комнату и, увидев, огромную расстеленную постель, я в ужасе закричала, срываясь на рыдания.

Поставил на пол, к себе лицом развернул, а я не вижу его от слез. Только маску проклятую и запах паленой плоти – то его ладони уже в который раз дымятся от прикосновений ко мне. Чтоб он весь сгорел живьем! А я бы смотрела, как обугливается его кожа до мяса. До костей.

- Слабая девочка. Не сильная. Глупая. Очень глупая. Рано падать. Я не хочу. Жить будешь. Пока не решу иначе. Поняла?

А сам волосы мои гладит, скулы, черты лица пальцами повторяет.

- Чокнутая идиотка. – голос тихий, хриплый, без ярости. Опять как сам с собой говорит, - Ты чего добивалась?

- Сдохнуть хочу, чтоб ты больше никогда не прикоснулся. Сдохнуть, понимаешь? Ты когда-нибудь хотел сдохнуть, чтобы гордость твоя не сломалась?

- Хотел. Тысячи раз хотел. Только сила не в этом, девочка-смерть. Сила в том, чтобы гордость свою из пепла поднять, а сдохнуть каждый может. Это слишком легко. Жить сложнее.

- Зачем ты это делаешь со мной, Рейн? - Вздрогнул. Я впервые назвала его по имени. – Отпусти меня. Убей. Ты же мести хочешь. Отомстил. Ты выиграл. Дай умереть. Позор скрыть. Я из-за тебя теперь никогда домой не вернусь. Зачем я тебе? Я от ненависти дышать не могу. Я же презираю тебя так сильно, что меня трясет от мысли о тебе.

Взгляд под маской непроницаемый, тяжелый. Только секунду назад огнем полыхал, а сейчас замерз за какие-то мгновения.

- Ты принадлежишь мне. Ты моя. И пока я не решу иначе, ты не умрешь, не поранишься, не покалечишься. Ты будешь рядом со мной. И мне все равно, что ты чувствуешь. Ты моя вещь, Одейя. Дорогая, строптивая, но слишком нужная мне. Разве тебя волнует, что чувствуют твое колье или серьги? Так и мне наплевать на твои чувства.

- Не уследишь, - яростно прошипела, уже привыкая к запаху горелого мяса, даже наслаждаясь им. – утоплюсь. Со стены прыгну, лошади под копыта брошусь, только бы с тобой никогда больше…

Замахнулась, а он мне руки за спину заломил и к себе дернул, так близко, что я снова запах его почувствовала и дыхание на своем лице.

- Сама за собой следить будешь. Еще одна подобная выходка, и я убью здесь всех лассаров, а потом сожгу каждый лассарский город в который войду. Я буду убивать тысячами из-за тебя, Одейя дес Вийяр. Сотнями. Миллионами. Я буду убивать, а настоящей убийцей всегда будешь только ты. Возьмешь такой груз на свою совесть? М? Благородная Одейя дес Вийяр готова отвечать за смерти сотни тысяч лассаров?

Я смотрела на него и ничего не понимала. Только ненависть полыхала все сильнее в груди, испепеляла, грызла душу, а он вдруг пятерней за лицо схватил и губами к моим губам прижался. Я мотнула головой, а он крепче сжал мои скулы и целует жадно, сильно. А когда оторвался, его губы ранами покрылись и кровь по подбородку потекла. Вытер тыльной стороной ладони, усмехаясь.

- Ты ненормальный. Одержимый Саананом ублюдок.

- Не Саананом, Одейя…не Саананом. Тобой. Ты еще не поняла? Ты мой персональный Саанан, и я не отступлюсь от тебя. Не имеет никакого значения, что ты этого не хочешь. Я хочу. Всегда хотел.

Всегда? Какое всегда, если я знаю-то его меньше месяца. Не видела никогда раньше. Он конченый, больной отморозок. Тяжело дыша, смотрю в его глаза, а по коже мурашки. Каждое его слово страшное, как приговор, как необратимость. Психопат, действительно никогда меня не отпустит. Его взгляд скользил по моему лицу, шее, груди, вспыхнул, задержавшись на сосках, и снова вернулся к лицу. Я тут же прикрылась руками, а он на мне покрывало поправил.

- Сейчас принесут чан с горячей водой – согреешься, и мы едем в город. Выберем для тебя новую теплую одежду и украшения. В дорогу скоро. На Талладас. Любовнице велеара не пристало тряпье носить. И с этого дня ты спишь в моей комнате. Никаких служанок, горничных. Я сам твоя горничная и служанка.

- Боишься, что не уследят? Боишься, что сбегу от тебя или покончу с собой?

Он усмехнулся. Страшно усмехнулся, как оскалился.

- Нет. Не доверяю никому. Я уже давно разучился бояться. Страх не живет вместе со смертью…только с жизнью. Запомни это, девочка. Когда перестанешь бояться, значит нет больше жизни в тебе.

Горничные принесли еще один чан, и Рейн кивнул на него.

- Давай. Залезай и грейся.

- При тебе?

Пожал плечами.

- А чего я там не видел сегодня ночью? Раздевайся! Или тебе помочь?

- Не подходи ко мне.

Взгляд под маской вспыхнул насмешкой, а чувственные губы снова изогнула ухмылка.

- Ты до сих пор считаешь, что эти твои слова меня удержат? Если ожоги и боль не сдерживали?

Отвернулась от него, сбрасывая покрывало на пол. Стянула сорочку через голову и шагнула в горячую воду. Только сейчас поняла, насколько замерзла. Все тело свело. Пока я молча сидела в чане, он так же молча сидел напротив в кресле, раскинув длинные ноги в сапогах, и курил, пуская кольца дыма к мозаичному потолку. Ужасен и прекрасен одновременно. Я все чаще ловила себя на мысли, что он притягивает взгляд. Что-то есть в нем такое, необъяснимо притягательное. То ли волосы, то ли весь его облик в целом, и эта маска…Мне всегда хотелось её содрать, чтобы обнажить его тайны, так же, как он сдирал с меня одежду.

- Что за песню ты пела, ниада?

- Когда? – сморщилась, промывая порезы на пальцах.

- Там. На карнизе. Ты пела песню.

- Не твое дело, меид.

- Ты одно слово на валласком произносила…где ты его слышала?

- Не твое дело, - повторила и закрыла глаза, чтобы не смотреть на него…чтобы не видеть, как он смотрит на меня.

- Где ты слышала эту песню, ниада?

- Нигде не слышала.

- Значит, сама придумала, маалан?

- Не смей меня так называть! Никогда!

- Почему?! Мне нравится! Ма-а-лан, - он отчетливо произнес каждую букву, а у меня в груди засаднило, - Тебе подходит. Маленькая красная птичка, поющая только на закате, возвещая о смерти солнца. Это он тебя так называл?

Я промолчала, чувствуя, как приятно растекается тепло по всему телу, а внутри все равно холодно. Все равно сердце клещами сжато и не отпускает. Не дает вырваться из них. Пусть просто замолчит и оставит меня в покое. Уйдет, наконец. Избавит от своего присутствия. От себя.

- Он был валласаром, Одейя? Ты его любила, маалан?

- Он был человеком, а не животным, как ты.

Открыла глаза и вздрогнула, когда увидела Рейна совсем рядом, он сидел у чана на корточках и смотрел на меня. На губах опять усмешка…только в этот раз с оттенком горечи. Никогда его не пойму. Никогда не пойму, что он от меня хочет.

- Каждый человек может стать животным. Если его заставить им стать.

***

Я стояла, стиснув зубы, пока он бинтовал порезы, а потом одевал меня, действительно, ничем не хуже любой служанки. Шнуровал корсет, затягивая посильнее. Расчесывал волосы. Долго расчесывал. А я стояла с закрытыми глазами и проклинала его. Так яростно, так неистово. Кто-то сказал бы, что это лестно, когда тебя одевает мужчина, но я знала, зачем он это делает. Он унижает. Играется, принуждает, давит своими прикосновениями. Своим вечным навязчивым присутствием рядом со мной. И это невыносимо. Это ужасно настолько, что меня трясет каждый раз, когда он ко мне приближается. Рейн все делает мне назло. Все для того, чтобы я стала перед ним на колени так или иначе. Чтобы смирилась.

Он меня ломал. Методично и профессионально. Он стирал мою личность. Я чувствовала, как появляются на мне шероховатые трещины, как склоняет голову Одейя дес Вийяр, постепенно впадая в состояние равнодушного спокойствия. Нельзя ломаться. Нельзя.

Я должна вытерпеть и сбежать от него при первой же возможности. Куда-нибудь. Пусть не домой. Пусть не обратно в Лассар, но сбежать. Меид прав – я слабая. Вот почему он все время выигрывает. Я должна быть сильной. И моя сила будет не в гневе и ненависти, а в презрительном равнодушии к нему. Рано или поздно это выведет из себя меида, и он или убьет меня, или отпустит.

Заплел мне косу, глядя на меня через зеркало, провел пальцами над плечами, шумно вдыхая мой запах. Темные глаза подернулись дымкой, и мне не нравился этот взгляд, он заставлял насторожиться. Сжаться всем телом.

- Я думал об этой ночи. Отдавал приказы своим солдатам, а сам думал о тебе. О том, как стонала подо мной. О том, как пахнет твоя кожа, Одейя. Ты даже не представляешь, как я хочу тебя каждую секунду. Ты как наваждение. Как мерида. С ума меня сводишь. Мааалан.

- Не смей. Не называй!

Я закрыла глаза, стиснув челюсти и медленно выдыхая воздух. Он все равно будет. Теперь нарочно. Специально.

- Ты думала обо мне? Когда я ушел. Думала? Скажи. Хотя бы один раз.

Пальцы, ласкающие затылок, вдруг впились в волосы.

- Конечно думала. В твоих мыслях я корчился в агонии, да? Ты сжигала меня на костре или резала мечом? Как ты убивала меня в своих мыслях, Одейя?

Я молчала, стиснув пальцами спинку стула, за который держалась, пока он затягивал на мне корсет.

- Отвечай! Никогда не молчи, когда я с тобой разговариваю.

- Я буду молчать, если захочу молчать, но мне хочется тебе сказать, о чем думала и как убивала тебя сотни раз - я вырезала твое сердце. Тупым кинжалом. На живую.

- И как? Вырезала?

- Да.

- И что бы ты с ним сделала, ниада?

- Я сожгла бы его и спрятала пепел в шкатулку. Чтобы всегда открывать и смаковать каждую секунду твоей смерти. Чтобы каждый раз вспоминать, как ты корчился у меня на глазах от боли, и наслаждаться.

Закрыла глаза, чувствуя, как все сильнее пальцы сжимают мои волосы, а он вдруг расхохотался. Оглушительно громко. Раскатисто. Так, что зазвенели люстры под потолком. И вдруг замолчал, дернул меня за руку.

- Идем. Эта твоя мечта уже никогда не исполнится. Но мне понравился полет твоей фантазии. Он мне близок.

***

Под ногами хрустел снег, а тонкая накидка почти не грела, и я куталась в нее, стараясь не дрожать от холода.

Он вел меня по рынку, заглядывая в каждую лавку. Мне казалось, что это специально, чтобы еще больше унизить. Чтобы показать, что я теперь с ним и он выгуливает меня, как свою собачонку, показывая всем, кем теперь стала дочь Ода Первого.

Люди уступали ему дорогу, глядя нам вслед. Кто-то склонял голову, кто-то кричал на валласком… и я иногда разбирала грязные ругательства и проклятия.

- Бесстыжая! Шлюха лассарская!

- Надоешь ему и полыхать на костре будешь.

- Похотливая сучка, чтоб ты сдохла.

- На простынях краска с ее волос или кровь была?

Медленно выдохнула и выше голову подняла. Когда-нибудь я войду сюда с войском, и они все преклонят передо мной колени. Не как перед девкой валлаского велеара, а как перед своей велеарой. Когда-нибудь я сожгу Валлас дотла, если они не преклонят передо мной колени.

Рейн остановился перед лавкой торговца мехами, а я осмотрелась по сторонам. Какое же все чужое и враждебное. Никогда это место не станет моим домом. Все ненавистно: и язык их, и лица, и взгляды. Как я могла думать, что смогу управлять этими дикарями мирно и справедливо? Они валлаские псы. Прав был мой отец. Тысячу раз прав.

- Иди сюда, женщина. Примерь.

Обернулась к Рейну, рассматривающему накидку из черного меха куницы. Хозяин лавки не смотрел на гостя, стоял, потупив глаза. И мне вдруг подумалось, что никогда раньше он не ходил по городскому рынку Адвера. Люди в смятении и замешательстве от его визита. Лавочник дрожит от страха и суеверного трепета перед повелителем.

Рейн потянул меня за руку к себе, набросил мне на плечи теплую накидку и капюшон на голову. Рассмотрел со всех сторон и удовлетворенно прищелкнул языком.

- Дай зеркало, Зейн.

Хозяин засуетился, принес большое круглое зеркало, а я даже в него не посмотрела.

- Нравится?

- Нет.

- Покажи, что еще у тебя есть. Угоди ей, и я заплачу вдвое больше.

Я усмехнулась. Угодить мне? Да я бы лучше насмерть замёрзла. Лысый лавочник, которого Рейн назвал Зейном, таскал одну накидку за другой. пока не принес темно бордовый мех. Он переливался на солнце и сливался с моими волосами. Ровный, гладкий с пуговицами из драгоценных камней.

- Мех вымирающего вида животных. Красных лисиц. В округе Валласа уже ни одной не сыщешь. Камни дорогие. С островов завезли. Одежда достойная велеары, мой дас. Самая дорогая вещь в моей лавке.

Глаза Рейна загорелись, он мех тонкими пальцами гладил и на меня смотрел. А я начала согреваться, перестало трясти от холода. Красивая шуба. Невероятно красивая. Я сама невольно провела пальцами по меху, и они утонули в длинных ворсинках.

- Тебе нравится, Одейя?

- Нет. Не нравится. Ничего не нравится. Подари своим шлюхам-наложницам. Мне и так хорошо.

Стиснул челюсти, заскрежетал зубами.

- Голая будешь в ней ходить. пока мне не надоест. Трахать тебя в ней сегодня буду. Заверни, Зейн. Я забираю.

Швырнул хозяину мешочек с золотыми монетами и повернулся ко мне.

- Ты и есть моя шлюха-наложница. Пока что единственная. Я исполнил твою волю.

- Спасибо, - выдавила из себя и одернула руку, когда он хотел взять меня под локоть. – ты сама доброта.

- Одним «спасибо» не отделаешься, ниада. Давай. Пошли. Я голоден.

В этот момент в лавку забежал мальчишка, кубарем подкатился к столу лавочника, но тот схватил его за шиворот.

- Что украл, гаденыш?! Пjшел вон отсюда! Нечего тут прятаться. Это тебе не мамкина юбка.

Вышвырнул мальчишку за дверь. Тут же раздались детские крики, и я выскочила на улицу. пока Рейн о чем-то говорил с лавочником. Двое стражей порядка на рынке били светловолосого паренька ногами, а вокруг них бегал жирный тип с вязанкой бубликов на шее.

- Хлеб украл, сученыш. Целую буханку. Руки поганцу перебейте. Это он по рынку ворует.

- Прекратите! Вы что?! Это же ребенок, вы его убьете! – у меня от ужаса глаза расширились.

- Не вмешивайтесь, моя деса, - раздался голос Саяра над ухом, - воровство жестоко карается законами Валласа.

- Но это же ребенок. Совсем малыш. Он, наверное, голодает. Как можно бить ребенка?!

- Законы Валласа равны для всех без исключения. Уведите мальчишку с рыночной площади в темницу.

- Нет!

Я схватила ребенка за прохудившийся тулуп и потянула к себе. Мальчишка за моей спиной спрятался, обхватив за ноги руками.

- Вы не можете здесь диктовать ваши правила, - Саяр схватил ребенка за руку, но я оттолкнула помощника Рейна и с вызовом посмотрела ему в глаза.

- Так помешай мне, пес! Давай!

Тяжело дыша, увидела, как Рейн со свертком выходит из лавки и смотрит на своего помощника.

- В чем дело, Саяр?!

– Мальчишка лавку булочника уже какой день обворовывает. Сегодня поймали. Руки поотрезать надо поганцу, чтоб неповадно было. Деса вмешалась, не дала стражам мальчишку с площади увести.

- Они его ногами били! – крикнула я – Ногами! Маленького мальчика! Что вы за народ?! Животные! Дикари! Нелюди! Таковы ваши законы?!

Рейн перевел взгляд на меня. Тяжелый взгляд, свинцовый. У меня от него все внутри сжалось.

- Да! Отрезать сученышу руки! – послышался голос булочника, - Каждый день у меня ворует. Вокруг куча других булочных, а он ко мне повадился, ублюдок мелкий.

- Отойди, женщина. Не тебе о законах Валласа судить.

Мальчишку сцапали и подтащили к Рейну, но меид даже не смотрел на него, а сверлил взглядом булочника.

- Так что сделать с воришкой, булочник?!

- Как и со всеми ворами поступают. Руку отрубить!

- Так отруби сам. Вынес приговор? Исполняй.

Толстяк с удивлением уставился на Рейна.

- Я не палач и…

- Ты же хочешь его наказать? Так наказывай. Саяр, дай булочнику меч.

- Рейн, -я вцепилась в руку меида, но он стряхнул мои пальцы, продолжая смотреть на толстяка, которому Саяр подал меч. Меид схватил мальчишку за руку и потянул к булочнику. Ребенок заплакал, пытаясь вырваться, а я бросилась к Рейну, повисла на его руке, но он отшвырнул меня с такой силой, что я едва устояла на ногах. Чудовище! Какое же он чудовище! Неужели позволит искалечить ребенка?!

- Режь!

- Я заплачу за мальчишку! – выпалил кто-то в толпе.

- И я! – послышался еще один голос.

- Помилуйте его, наш дас! У мальчишки мать больная и отец безногий. Голодают они. Нершо у булочника пекарем и развозчиком работал. Его телегой придавило на рынке, и Эрни выкинул несчастного на улицу.

Я, тяжело дыша, смотрела то на Рейна, то на булочника, не решающегося взять у велеара меч.

- Какую руку отрезать ему хочешь? Правую или левую? Замахивайся сильнее, если удар слабым будет, кисть на сухожильях повиснет, и придется дорубить, жилы подрезать. Осилишь, мучной палач?

Булочник побледнел до синевы, бросил взгляд в толпу и снова на Рейна посмотрел.

- Я…не могу. Я же не живодер какой-то…а он совсем ребенок…. И…

- Не можешь?! Законы Валласа говоришь?

Рейн сгреб толстяка за шиворот:

- Ты его отцу компенсацию платишь? Как полагается по нашим законам? Пятьдесят процентов. Разве это не воровство? М? Какую руку тебе отрубить, булочник?

Толстяк судорожно сглотнул слюну, и на жирной шее дернулся кадык.

- Мой дас…так зима нынче…доходов никаких и…Пощадитеееее!

Я не сразу поняла, что произошло. Свист рассекаемого мечом воздуха и дикий крик булочника заставили зажмуриться. Держась за горло, смотрела, как толстяк корчится на мостовой, сжимая окровавленный обрубок, а его рука рядом валяется, шевеля толстыми пальцами.

- Пацана и отца его к себе на работу возьмешь. Тебе теперь одному не справиться. Весь долг выплатишь. Я проверю.

И Рейн наконец-то перевел взгляд на мальчишку, а у меня отлегло на сердце. Даже колени задрожали от слабости. На меида смотрела и чувствовала, как все переворачивается внутри. Непредсказуемый. И в этом жуткий, несмотря на свою ужасающую справедливость.

- Работать будешь, Лютер. Потом в дозорные пойдешь. Семью честным трудом кормить надо, а не воровать. В следующий раз сам тебе руки отрежу. Обе. Понял?

Мальчишка быстро закивал, пятясь назад.

- Вы…мое имя запомнили?!

- Память у меня хорошая, пацан. Лови!

Рейн бросил ему мешочек с золотом, и в этот момент снова раздались крики:

- Дорогу дозорному Валласа!

Толпа расступилась, давая дорогу всаднику в строгой черной форме дозорного с гербами дома дас Даалов на седле, он скакал прямо к Рейну, а когда поравнялся с нами, спешился.

Бросил быстрый взгляд на меня, потом на Саяра:

- Повелитель. Мой дас. – коротко поклонился - У рва труп женщины нашли. Кажется, волки. Дочь сапожника загрызли. Второй случай за неделю. Меры принимать надо. В деревнях уже о гайларах опять поговаривают.

Рейн посмотрел на Сайяра и тот нахмурился.

- Кто нашел?

- Охотники.

- Отвези десу Вийяр в замок и следуй ко рву, Саяр. – повернулся к дозорному, -Поехали покажешь.

ГЛАВА 23. ОДЕЙЯ

Рынок Жандара напоминал мне такой же точно в моем родном Тиане. Я думаю, что все рыночные площади Лассара похожи между собой, но если раньше я бывала на них лишь проездом и могла видеть толпу и торговцев из окна кареты, то теперь я сама стала частью всего этого. Я приходила сюда каждое утро с тележкой с булками и сладостями и торговала ими до обеда, потом меня меняла Моран, привозила свежую выпечку из пекарни Герты Лабейн. Уже несколько месяцев мы жили в её доме на окраине Жанарии – деревни под самим городом, куда мы пришли с Моран искать пристанища. Герта оказалась пожилой женщиной с копной густых седых волос, пышным телом и не по годам свежим лицом. Она впустила нас едва услышав имя Орана… а потом долго плакала, не скрывая своего горя от нас и все же второпях накрывая на стол. Данай был ее молочным сыном, своего она потеряла при рождении и если бы не этот ребенок, то возможно наложила бы на себя руки. В семье Оранов она прожила до самой смерти десы Оран, потом попросила Данайя отпустить ее, а тот купил ей домик и пекарню в этой деревне. Он навещал кормилицу раз в год, обычно перед зимой. Оставлял ей деньги, заработанные на службе, проводил несколько дней и снова отбывал на очередное задание. Она со слезами и с горькой улыбкой разглядывала камень. Когда-то она придумала для Данайя сказку о драконах и таинственном синем камне, который они охраняли. Если найти такой камень, то исполнятся все самые сокровенные желания. Маленький дес Оран бредил этим камнем и однажды, когда он заболел и лекарь сказал, что мальчик умрет от лихорадки, Герта сама покрасила обычный камень синей краской и принесла мальчику, чтобы он мог загадать любое желание… Он загадал вырасти и умереть в бою, как воин. Мальчик выздоровел, несмотря на приговор врача, а камень с тех пор он всегда носил с собой.

Герта отдала его обратно мне и сказала, что теперь он мой. Есть в нем некая мистическая мощь, ведь если мы во что-то верим это непременно исполнится. Вера – страшная сила. Она способна возрождать из пепла и в пепел обращать. Она правит миром наравне со страхом, любовью и смертью.

Деса Лабейн не спросила кто мы и откуда. Не задала ни одного вопроса, а просто приняла нас в своем доме, выдав за своих родственников из голодающего Талладаса, где когда-то жила её сестра. Больше всего мы боялись, что про меня узнают. Моя кожа все так же обжигала при прикосновении. Казалось, что с беременностью это обострилось сильнее, иногда на мне могла дымиться одежда. Особенно в минуты гнева и отчаяния.

И рано или поздно кто-то да заметил бы это. Особенно сама Герта. Но первое время мы придумали более или менее правдоподобную историю. Моран сказала, что мои руки сильно обгорели и я ношу перчатки постоянно, скрывая страшные ожоги. Какое-то время нам удавалось скрывать правду…но недолго.

Герта узнала мою тайну чуть позже, даже не тогда, когда сквозь черную краску стали просвечивать красные пряди волос. А это случилось слишком быстро. Намного быстрее, чем предполагала Моран. Мои волосы отказывались держать чужой цвет. Тогда Герта сама приготовила варево для меня из золы, жира и черной травы, которую бросали в чай, чтобы бодрствовать дольше у печей. Эту смесь она наносила на мои локоны каждые несколько дней. Но я все равно покрывала голову платком, чтобы на волосы не попал снег, и краска не потекла.

Моя беременность была очень тяжелой. Иногда я мучилась от страшных болей, скручивающих все мое тело, словно кости выворачивались наружу, а сухожилия и нервные окончания лопались от какого-то жуткого давления изнутри. Это случалось раз в месяц. Я покрывалась холодным потом и металась на постели несколько дней в страшных мучениях. В один из таких приступов Моран не оказалось рядом и мне помогала Герта именно тогда она прикоснулась ко мне впервые и обожглась…Помню, как пала ниц, как молилась и целовала пол возле моей кровати, а я дрожала от ужаса и понимала, что теперь моя жизнь в её руках. Она поклялась, что никогда не предаст меня. Если Данай защищал и посчитал, что я могу положиться на нее, то она никогда не нарушит данного им слова. Мне пришлось ей поверить, да и не было у меня особо выбора. Теперь я вне закона везде, где только можно себе вообразить. Оставалось только положиться на тех людей, которые находились рядом, да и больше не на кого. Но Моран, в отличии от меня, всегда была готова к предательству. Она собирала провизию в мешок и откладывала деньги от торговли булками. Если что-то пойдет не так мы сможем бежать из Жанара в другое место и у нас первое время будут средства к существованию. И я знала, что она права. Если меня предал родной брат, а родной отец подписал мне пожизненное заключение, то что говорить о совершенно чужих людях. Они в любой момент могут изменить свое мнение за горстку золота.

Ребенок придавал мне сил жить дальше и бороться. Наверное, в тот самый момент, когда Моран сказала мне о моей беременности я перестала так отчаянно желать смерти.

Во мне что-то изменилось, как будто зажегся внутренний свет. Его никто не видел, только я. Он согревал меня какой-то щемящей нежностью. Безграничной, как сама любовь. Моя любовь к отцу этого ребенка. Словно я унесла с собой её частичку. Украла ее у него для себя, выгрызла у проклятой судьбы, которая никогда не позволит быть нам вместе. Вся ярость и боль стихали, когда я прикладывала руки к животу и думала о моем мальчике. Я знала, что это сын. Не изветно почему, но я была в этом уверена. Во мне живет маленький Даал и если…если когда-нибудь я снова увижу его отца…он простит меня, увидев нашего сына. Но иногда…иногда я в отчаянии понимала, что это утопия. Нет у нас с ребенком будущего. Ничего нет кроме боли, страданий и неизвестности.

Где я буду жить с нашим малышом? Каким будет будущие велиарского сына двух непримиримых народов? Ублюдка, рожденного в грехе? Если кто-то узнает чей он – моего малыша убьют. И я готова была отобрать у него право на трон, отобрать имя с приставкой «дес» лишь бы он жил. Пусть бедняком и не при дворе, а просто жил обычной жизнью. И я отреклась от своего имени. Я поклялась сама себе, что больше не буду Одейей дес Вийяр. Она умерла. Утонула где-то вводах того озера или замерзла в лесу. Мне не нужен Лассар, не нужны земли и почести, не нужен трон… И мне больше не нужен никто из Вийяров. Я больше не одна из них. Все ради чего я боролась, воевала и шла на смерть оказалось фальшью и пустотой. Если бы я поняла это раньше не погибло бы столько людей. Вот о чем писал мне Анис из Валласса. Вот, что он имел ввиду, пряча свои слова между строк. Слова о ненужной жестокости, о тысячах отобраных жизней и о власти построенной на чужих костях.

Я больше не воин. Я просто мать, которая хочет счастья своему ребенку. Сама же я либо буду носить имя дас Даалов, либо останусь навсегда Оливией Лабейн племянницей булочницы с деревни Жанарии, овдовевшей во время страшного голода в Талладасе, а Моран моей молочной сестрой Мирандой Каан.

Ради моего малыша я была готова на что угодно.

Я научилась месить тесто, печь булочки, хлеб и пироги. Каждое утро везла товар на рынок и кричала на всю площадь, что у Лабейнов самая вкусная выпечка. Смеялась с обычными жанарскими женщинами, пила молоко прямо из кувшина, слышала грубые шуточки мужиков и так же радовалась еженедельной ярмарке. Меня это спасало от дикой тоски. Я переставала постоянно думать о Рейне и том где он сейчас. Переставала постоянно надеяться, что он найдет меня. Да, с того момента, как я узнала, что у нас будет ребенок я хотела, чтобы нашел. Сама бы я уже к нему не добралась. Нет у меня ни моей армии, ни имени, ни денег. Теперь я никто. Да и куда мне с животом идти по заснеженным дорогам?

Беременность отбирала все силы в каждой втором половине месяца. После жутких приступов я отходила несколько дней, а потом кости болели так, что я с трудом добиралась до рынка. Никто не знал почему так происходит. Моран предполагала, что так мой организм реагирует на ребенка и на изменения. Но она впервые видит нечто подобное. Главное, чтоб с малышом все было в порядке. Мы боялись звать лекаря. Потому что тогда тайна моего тела будет раскрыта, и я терпела боль, кусая губы, выкручиваясь на мокрых простынях. Когда пытка была совершенно невыносимой Моран давала мне в зубы деревяшку, чтобы я не кричала слишком громко. В одну из таких ночей я вдруг почувствовала странное покалывание в области сердца и какую-то невыносимую тоску. Отчаянно сильную непонятную тягу. Настолько оглушительную, что несмотря на страшную боль сползла с постели и добралась до окна, чтобы распахнуть его настежь. Морозный воздух опалил холодом разгоряченное лицо, а пальцы впились в подоконник от очередного приступа ломоты во всем теле и именно тогда я услышала пронзительный волчий вой. Он доносился со стороны белой пустыни. И в этот момент все живое затихло, словно наступила гробовая тишина и замер даже ветер. Мне казалось, что я узнала этот вой и по коже пошли мурашки, а на глаза навернулись слезы. Неужели он все еще ищет меня? Мой волк. Мой мужчина. Если бы я не ушла тогда, может быть все было бы иначе…Но разве у меня был выбор? Разве я простила бы себя, если бы Маагар убил Рейна?

Волк пел свою жуткую песню, а я плакала и сжимала пальцы все сильнее, прислонившись щекой к ледяным ставням. Боль постепенно отпускала, а потом…потом я впервые почувствовала, как пошевелился наш ребенок. Это было непередаваемое ощущение мучительного счастья с отчаянной тоской от того что его отец так и не ощутит своей рукой эти слабые толчки, а возможно так и не узнает о его существовании. С этой ночи я надеялась, что Рейн найдет меня. Он ведь уже так близко. Я мысленно звала его, видела во сне, бредила им в моменты приступов. Каждый день становился невыносимей другого, потому что надежда таяла и превращалась в пыль. Он меня не найдет. А может быть и не искал вовсе. Я его предала. Теперь Рейн свободен и проливает реки крови, оставляя за собой лес мертвецов.

На рынке болтали всякое, люди приносили последние новости о захвате новых земель и о том, как далеко зашел проклятый Валлассар. Все искренне надеялись, что войско Даала не дойдет до Нахадаса. Другие говорили, что нас защитит Иллин ведь мы находимся у подножия его Храма, а третьи кричали, что скоро все мы будем сожжены самим Сананом в железной маске, а Од Первый покинул эти места и перебрался на Юг. Он отдал нас на растерзание захватчикам, а сам трусливо сбежал. Голод пришел уже во все окрестные деревни, а вместе с ним и оспа. После новости о том, что валлассары взяли Лурд становилось все хуже. Армия Рейна отсекла весь север Лассара от центра, перекрывала торговые пути, выжигала целые города и деревни. Нахадас отрезало от главной дороги около месяца назад. Вместе с ним и Жанар. Постепенно начали пропадать те или иные товары на рынке, все реже продавалось мясо. Люди начали запасаться для себя. Рынок опустел. Кое-где еще торговали пивом, дамасом и другими продуктами, но все чаще на рынок выносили одежду и меняли на муку и на хлеб. Золото начало обесцениваться. Так как мы были ближе всего к Нахадасу у нас все еще было продовольствие. К нам ринулись из соседних деревень, но Жанар отказался принимать людей, собрали местный дозор и оцепили город от беглых. Люди боялись заражения оспой или чумой, новые эпидемии начали вспыхивать все чаще и чаще. На окраине деревни уже умерли несколько человек. Люди в спешке покидали дома и двигались в сторону самого Жанара. Герта сказала, что скоро и мы перестанем продавать хлеб, что мука понадобится нам самим. Сколько времени продлится голод неизвестно. Я все еще тянула тележку на рынок и теперь меняла хлеб на солонину или сахар. Бывало раздавала остатки детишкам. Люди начали драться за сухари и даже за крошки. Становилось опасно ездить самой в город и возить туда выпечку. Теперь за самую сухую булку могли и убить.

В город приехал астран из Храма. Отпевать усопших и произнести молитвы над заболевшими. Улицы города опустели. Я возвращалась домой, когда мне преградил дорогу один из местных дозорных.

- Эй, ты! Хлеба нам дай. Да поживее. Люди с голоду умирают, а она торгашка на этом деньги зарабатывает.

- Я меняю хлеб на мясо. Не торгую. У меня уже ничего нет.

Он засмеялся и повернулся к своим дружкам.

- У нее ничего нет. Но ты же меняла хлеб на мясо? Отдавай нам мясо. Теперь вы будете нас кормить, чтобы мы защищали город от зараженных и от мародерства.

- Разве? А то что делаете сейчас вы на что похоже? Дайте мне проехать. Если смотритель примет решение отдавать часть еды вам, то мы это сделаем.

Но они преградили мне путь и теперь самый главный из них осматривал меня с ног до головы.

- Вдовушка из Талладаса? Не знал, что там водятся такие красотки. Может договоримся – ты дашь нам немного тепла и ласки, а взамен мы не тронем твою тележку?

Я попятилась назад, оглядываясь по сторонам. Ни души. Я одна на пустынной улице в домах кое-где горит свет, но никто не выйдет. Дозор теперь стал местной властью. Люди не захотят связываться с вооруженными головорезами.

- Тепло и ласку тебе даст дома твоя жена. Пошел вон с дороги.

Они окружили меня и толкали в плечо то к одному, то к другому. Я пыталась успокоиться, пыталась думать, что сказать им, а вместо этого внутри поднималась волна бешеной ярости, она зарождалась где-то в районе позвоночника и огненными ответвлениями растекалась по телу. Один из мужиков дернул на мне накидку.

- Ты ба! Да она брюхатая.

- Ну и что? Какая разница? Ты ж не младенца трахать собрался, а ее. Неужто свою бабу брюхатой не трахал? Смотри красотка какая. Сочная, мягкая.

Не знал бы что талладаская торговка мог бы решить, что сама велиара. Кожа белая какая и зубы ровные, а пахнет, - он потянул носом возле моих волос, а потом толкнул меня в снег и в этот момент я сдернула перчатку, схватив его за руку. От дикой боли его глаза округлились и лишь потом он заорал. Никто не понял от чего, а мужик сунул руку в снег с воплем:

- Сука она меня обожгла. Руками! Это ведьма, братцы! О Иллин! На ней одежда горит, а она не чувствует! Ведьма! Ведьма!

Я медленно поднялась со снега и посмотрела на подол юбки, как та занялась пламенем вместе с манжетами. Сбросила с себя накидку в снег.

- Эй! Люди! Выходите! Среди нас шеана! Вот почему мы голодаем! Выходите все!

И тогда я побежала, придерживая живот руками. Вот и все. Это кончилось слишком быстро. Мой покой в Жанаре подошел к концу. Нужно убираться оттуда.

Я оглядывалась назад и видела, как толпа становится все больше, они бегут следом с криками и улюлюканьем. Как и полгода назад, когда я только приехала в Жанар. Нужно успеть предупредить Герту. Нужно успеть убежать.

Заслышав шум люди выходили из домов, а завидев меня, бегущую от толпы сначала впадали в ступор и лишь потом заслышав выкрики людей о том, чтобы держали ведьму бросались следом за мной. Бежать было все тяжелее, я спотыкалась и падала, снова вставала. Косынка слезла с головы и по лицу стекала краска. Когда я упала в очередной раз меня схватили за ноги и потащили.

- Разводите костер. Сожжем её прямо сейчас и тогда Иллин пощадит нас и даст нам хлеб.

- За что девку травите? – крикнул кто-то.

- Шеана она! Обжигает прикосновением! Мне всю кисть сожгла. Не веришь – тронь проклятую.

Самые смелые подходили, чтобы коснуться моих рук или лица и с воплем отнимали руки, осеняя себя звездами и пятясь назад.

- И правда шеана.

- Не шеана, а ниада, - послышался чей-то голос и толпа стихла.

Задыхаясь я подняла голову, чтобы посмотреть на того, кто вышел к этим обезумевшим фанатикам. Астран. В черном одеянии с непокрытой головой. Ветер развевал его белые волосы, а уже разожженный костер бросал блики на молодое и очень красивое лицо.

- Она не шеана. Эта женщина принадлежит самому Иллину и видимо ехала в Храм. Вы посмели тронуть священную и неприкосновенную ниаду, предназначенную самому Всевышнему!

- Она брюхата твоя ниада! Разве ниады не должны быть девственницами?!

- Да! Она брюхатая! Блудница! Закидать камнями!

- Никто не вправе вершить самосуд. Приговор выносит сам Верховный астрель.

- Она все время пряталась среди нас! Поэтому мы голодаем и умирают наши дети. В ее чреве сам саанан. Надо вырезать его оттуда и сжечь вместе с ней!

- Твои речи близки к Саанану, несчастный! Как смеешь ты решать кому жить, а кому умирать? Хочешь, чтоб тебя настигла кара? Чтобы следующей была твоя семья? Всем назад! Никто не посмеет тронуть священную ниаду. Кто знает, что она прячет в своем чреве. А вдруг это младенец самого Иллина?

- Кто это астран?! Что он знает о нашем горе? Сидит на горе в Храме и пожирает наши подаяния. Может быть он самозванец и ее слуга!

Я бросила взгляд на астрана, а он прищурившись всматривался в толпу. Если не убедит их. Не совладать ему с безумцами, озверевшими от голода и смертей.

- Он в дом кузнеца приходил, а на утро все мертвы были.

- Он не астран! Он вестник смерти! Ее приспешник. В костер его вместе с ней!

- Твою ж…

Я взглянула на мужчину расширенными глазами, а он так же посмотрел на меня. О Иллин! Мне кажется я где-то его видела. Словно напоминал мне кого-то неуловимо и в тот же момент очень отчетливо.

Толпа двинулась на нас, и я увидела, как астран быстрым движением руки достал из-за головы меч. Длинный и тонкий. Служитель-воин. Откуда он здесь?!

Взмахнул сверкающей сталью, рассекая воздух. И люди снова отступили назад, а потом с яростью ринулись на астрана, но он, подпрыгнув высоко вверх, взмахнул мечом отсекая сразу несколько голов и, сделав кувырок в воздухе, приземлился на ноги возле меня, закрывая собой.

- Это Саанан! Люди! Среди нас сам Саанан! Пусть уходят! Иллин настигнет их своей карой!

Астран схватил меня за руку и потащил за собой, размахивая мечом и расчищая себе дорогу, люди в ужасе шарахались в разные стороны и осеняли себя звездами. Они молились и старались не смотреть на нас.

Астран проводил меня до дома Герты и ждал снаружи пока мы лихорадочно собирали вещи. Моран причитала и проклинала себя за то что позволила мне идти в город одной.

- Быстрее! Они придут сюда за нами! Вы должны торопиться! – говорил мужчина, стоя на пороге и поглядывая на дорогу. – Сюда придет целая толпа. Они вас так просто не отпустят.

Это мы и сами понимали. Герта собрала нам еду в дорогу, а сама отказалась уезжать. Сказала, что этот дом слишком много значит для нее и если ей суждено в нем умереть, то значит на то воля Иллина. Мы прощались быстро. Без слез и лишних слов. Когда уходили Морн прихватила и тот мешок, что собрала сама. Герта отдала нам своих лошадей и осенила нас звездой на дорогу.

- Скорее. Я сопровожу вас в Нахадас. Там безопасней. У вас есть деньги?

Я кивнула, а потом схватила его за руку.

- Я вам так благодарна, если бы не вы…

Он ничего не сказал, только пришпорил коня. Когда мы отъехали от Жанарии и я обернулась на деревню, то увидела, как полыхает огнем дом Герты Лабейн. Посмотрела на Моран и увидела, как та утерла слезы рукавом. Вот и еще одна смерть…Не зря Рейн называл меня именно так. Я тащу ее за собой чудовищным кровавым шлейфом. С кем бы я не соприкоснулась умирали страшной смертью. Каждый, кто соглашался мне помочь.

Я, как вселенское проклятие, как апокалипсис в женском обличии. Ребенок больно толкнулся в животе, и я вскрикнула.

- Что такое? – испуганно спросила Моран, когда я в очередной раз осадила коня.

- Н-н-н-езнаю. Ребенок. Он бьется и сильно беспокоен и кажется, что меня разрывает изнутри.

Моран судорожно вздохнула.

- Еще рано. Слишком рано. Это ложная тревога. У вас есть до родов около месяца, моя деса.

Астран бросил на меня быстрый взгляд, когда Моран обратилась ко мне с таким почтением. Боль на какое-то время стихла, а потом прихватила с новой силой, и я согнулась в седле, заваливаясь на шею жеребца.

- Нужно остановится, мне стоит все же убедиться, что это ложная тревога.

- Нет времени на привал. Если за нами будет погоня, то нас выследят до самого Нахадаса.

- Нас итак выследят, - сказала Моран и поравнялась со мной. Приложила руки к моему животу, что-то бормоча себе под нос. За то время пока она ощупывала мой напряженный живот меня несколько раз скрутило от боли.

- Это схватки, и они не ложные. Нам нужно мчаться во весь опор, а она не усидит в седле. Они будут только усиливаться. Видимо волнения и падения сделали свое дело.

Я с трудом различала, что они говорят, меня начало знобить и когда астран пересадил меня на своего коня, я уже не могла сдержать криков.

- Терпите, моя деса, мы скоро приедем в город. Терпите и считайте про себя сколько времени проходит от схватки до схватки. Слышите?

Я кивнула, обливаясь холодным потом и содрогаясь от ужаса. Лишь бы доехать, лишь бы успеть!

Но мы не успели. Мне становилось все хуже, я судорожно хваталась за сутану астрана, а он смотрел на меня и что-то тихо говорил, но я не могла разобрать его слов. Я только могла смотреть ему в глаза и кусать губы от адской боли. А потом услышала его голос он громко позвал Моран. Я не разобрала, что именно он кричал ей. Меня сняли с коня. Я с облегчением почувствовала, как астран укладывает меня на землю в мягкую меховую накидку.

- Следите за ее пульсом и светите мне факелом. Мы примем ребенка прямо здесь. У вас есть с собой вода?

- Во фляге, но там мало.

Больше я их почти не слышала. Меня раздирало на части. Я кричала и молилась. Звала Рейна и маму с Анисом. Казалось эта боль выгрызает мне внутренности и отрывает от меня по куску плоти.

- Пульс слабый. Что же это такое? Почему так долго?! Невыносимо видеть эти мучения.

- Молитесь, астран, вы сейчас видите одно из чудес природы – появление человека на свет.

А мне хотелось, чтобы они меня убили. От боли все померкло перед глазами. Мне казалось она длится бесконечно, и я горю в аду. В самом пекле. За все свои грехи.

- Давайте, деса Одейя, еще немножко совсем.

Но я ее почти не слышала я смотрела на астрана с факелом в руках… и вдруг поняла на кого он мне так сильно похож. На Аниса. Он похож на моего любимого Аниса. Наверное, я умираю, и он пришел за мной, чтобы облегчить мои страдания. Последняя волна боли была настолько оглушительной, что я выгнулась и закричала так громко, что кажется эхо этого вопля еще долго звучало где-то в воздухе.

Я хватала астрана за руку и видела, как он морщится от боли, потому что обжигаю, но не выпускает моей руки. Что-то говорит мне, а я обливаюсь холодным потом и улыбаюсь сквозь слезы боли. Дааа. Он похож на моего Аниса. Так похож. Разве люди бывают настолько похожи?

- Что-то не так, - шепчет Моран,- долго. Слишком долго.

Я не знаю, о чем она…ведь боль прошла. А потом с ужасом начинаю понимать… что я не слышу того, что должна была сейчас услышать – я не слышу крик младенца. Превозмогая слабость поднимаюсь на локтях, чтобы увидеть, как Моран держит ребенка за ножки, шлепая его сзади, и я тяну дрожащие руки.

- Дай мне!

- Подождите! – хрипло шепчет она – Дайте ей дамаса, астран. Много дамаса. Пусть уснет.

- Дай мне ребенка, Моран!

- Дамас. Сейчас. Заливайте в рот.

- Дай! Мне! Моего сына, Моран! Дай, не то я сверну тебе голову!

Тяжело дыша и вытирая слезы, она накрыла младенца своей накидкой и протянула мне.

- Мне жаль…он не дышит.

О Боги мой ребенок…за что мне все это. Это Кара Иллина за мои грехи.

ЭПИЛОГ

В Нахадас нас не пустили. Все дороги были перекрыты. Не помогло даже то, что астран был нашим спутником. Пропускали только его. Без попутчиков. Люди говорили, что армия Рейна подбирается к Нахадасу с южной стороны. И что теперь остается только молиться, чтобы проклятый валлассар не захватил близлежащие к Храму деревни и города. Маагар выслал свое войско на подмогу, но пока что Нахадас должен продержаться сам. Был отдан приказ в город никого не впускать и никого не выпускать. Беженцев оставить за периметром во избежание проникновения лазутчиков и зараженных сыпью.

От слабости у меня кружилась голова и то и дело все плыло перед глазами. После родов прошло всего двое суток и все это время я провела в седле, укутанная в две меховые накидки с ребенком на груди. Иногда мы останавливались и Моран подкладывала под меня свернутые простыни, которые для нас приготовила Герта. Моя служанка сильно переживала, что кровотечение не заканчивается, мне был нужен отдых и еда, а не полная волнений дорога и тряска в седле. Отчаявшись попасть в Нахадас мы остановились в заброшенной деревне под городом. Люди покинули ее совсем недавно и судя по всему из-за начавшейся эпидемии. Астран проверил дома - больше половины были сожжены, но на окраине уцелело несколько хижин.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

Продолжение в третье части….

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg