«Бремя Крузенштерна»

Бремя Крузенштерна (fb2) - Бремя Крузенштерна 298K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ирина Владимировна Баздырева

Ирина Баздырева БРЕМЯ КРУЗЕНШТЕРНА

Часть 1

Водрузив на стол стопу книг, Лена подумала, что, наверное, не стоит за нее сегодня даже браться, потому что к концу дня она все равно не успеет с ней управиться. Ее ведь, собственно, никто не подгоняет и эту стопку книг она разберет завтра с утра, со свежей головой и отдохнувшими глазами. Никто бы не упрекнул ее за это — известно что свою работу Лена делала от души и на совесть. Тогда отчего на душе так не спокойно? Отчего нет у нее сейчас согласия с самой собой? Почему ее прямо подмывает сию же минуту заняться этими книгами?

Встав из-за стола, Лена отошла к стеллажам, тянувшимся вдоль стен ее подвальчика. Маленькое, забранное толстой решеткой пыльное оконце не давало ни света, ни притока свежего воздуха. Под потолком, мерно гудя, слабо светила трубка люминесцентной лампы, сжатая меж нависающих труб, обернутых изоляцией. На громоздком, двухтумбовом письменном столе мерцал монитором допотопный компьютер, а под мощной лампой, крепленой на шарнире к кирпичной стене, лежала не дающая Лене покоя стопа слежавшихся старых книг.

Они завладели ее вниманием с той самой минуты, когда она сорвала с них коричневую упаковочную бумагу. Да что с ней происходит-то? Разумеется, она займется этими книгами, кто бы в этом сомневался, но не сию же минуту. Лена упорно сопротивлялась своему непонятному желанию, которое даже отдаленно не походило на предвкушение.

Она вернулась к столу и, стараясь не смотреть на книги, выключила компьютер. Монитор погас и темный экран отражал теперь лишь свет нависшей над столом лампы. Аккуратно прикрыв клавиатуру пластиковым футляром, Лена педантично прибралась на столе. Она умела, но не любила работать на компьютере. Ей было милее брать каждую книгу в руки, поглаживая ее корешок, открывая наугад, бережно перелистывать страницы и, читая одну две строчки, угадывать ее содержание. В компьютер же вводились исключительно сухие данные о каждой вновь поступившей книге: автор, название, год издания, издательство в котором она родилась, краткие сведения о ее содержании и к какому отделу отныне она теперь будет принадлежать — гуманитарному, техническому или научному. Все эти сведения и составляли базу данных электронного каталога редких книг. И обязанностью Лены было не только дополнять его, но и определять, насколько попавшая в их библиотеку книга ценна.

Книги шли из расформированных, закрывающихся сельских и профсоюзных библиотек областных городков, чьи власти не пожелали и дальше содержать их, считая убыточными. А потому стеллажи ее подвальчика постепенно забивались раритетами: надменными фолиантами, растрепанными забавными книжицами без начала и конца и толстыми мемуарами с плотными негнущимися страницами с выцветшим шрифтом.

Как же было трудно отказываться от многих изданий. Правда попадались и такие, с которыми Лена расставалась без всякого сожаления. С какими-то скрепя сердце, понимая, что ее подвальчик не резиновый и не сможет вместить все, что ей хотелось бы сохранить. Но книги никогда не подчиняли ее волю так, как сейчас.

Она решительно взяла со стола злополучную стопку книг, подошла к стеллажу и не глядя сунула их на полку, на которой они вдруг расползлись, падая друг на друга. Одна из них, скользнув с полки, шлепнулась на пол. Как всегда! Подняв ее с пола, Лена собралась уже было в сердцах засунуть ее между остальными книгами, но остановилась, не веря своим глазам. Инкубула? Не может быть! Лена провела дрожащими пальцами по прохладному, твердому переплету, ощущая тяжесть книги в своих руках. От нее веяло невыразимо далекими веками. Она пахла древностью. Едва сдерживая свое нетерпение, Лена поспешила к столу, положила книгу под лампу, ногой придвинула к себе стул и склонилась над нею.

Разглядывая ее, она бессознательно поглаживала жесткий корешок и вытертый, лоснящийся кожаный переплет. Там, где кожа потрескалась и разошлась, виднелось основание обложки — потемневшая от времени деревяшка. Не отрывая от книги глаз, Лена нашла свисавшие с шеи на шнурке очки, надела их, даже не замечая, что они криво сели на переносицу. Теперь стал отчетливее виден оттиск на переплете, в котором еще можно было угадать очертание герба. Вокруг него шла какая-то надпись, возможно девиз владельца этого герба, или название самой книги.

Склонившись ниже, она разглядела на позеленевших от времени медных уголках и застежке гравировку с затейливым орнаментом. Застежка имела форму изогнутого стебля, петлей захлестывающего нераскрывшийся бутон цветка. Осторожно отогнув бутон, Лена сняла с него стебель-застежку и откинула тяжелую обложку.

Вытерев вмиг вспотевшие ладони о синий рабочий халат, девушка шумно сглотнула вставший в горле ком. В ее подвал еще не поступало ни одной рукописной книги — инкубулы, редчайшего экземпляра рукописного издания. Такие книги изготовлялись в единственном числе и в свое время стоили невероятно дорого. В среднем такая книга оценивалась в каменный дом с виноградником, а сейчас она и вовсе бесценна.

Титульный лист и первые страницы отсутствовали и, судя по тому, насколько добротно она была прошита, они не выпали, а просто были выдраны самым варварским образом. Плотный пергамент страниц пожелтел, уголки истрепались от времени, а их поверхность испещряли безукоризненно ровные, выведенные витиеватым мелким почерком строчки незнакомого письма.

Осторожно перелистывая жесткие листы, Лена силилась хоть что-то прочесть, но не узнавала в мелком ажуре письма ни одной буквы. Язык, на котором была написана книга, оказался непонятным ей. Лена поскребла ногтем чернила — они не отслаивались, нигде не размылись и даже не выцвели. Каждая страница начиналась с литеры, выписанной в виде миниатюры, изображающей переплетение стеблей с настолько искусно прорисованными листьями, цветами и бутонами, что они выглядели до жути реалистично. Никаких рисунков, миниатюр и виньеток в книге больше не было. Более того, в тексте полностью отсутствовали знаки препинания.

Книга стоила того, чтобы она, Лена, просидела в этом подвале, день за днем разгребая отсыревший хлам бумажного старья в ожидании подобного редкого дара. Не ее ли Лена ждала всю свою унылую, ничем не примечательную, размеренную жизнь? Не от того ли так явно почувствовала настойчивый зов загадочной книги, готовая принять то сокровенное, что было в ней сокрыто. Книге было что ей сказать, только вот сумеет ли Лена правильно понять поведанное? Похоже придется упорно потрудиться, но ей было не привыкать, к тому же она чувствовала небывалый подъем и ей не терпелось начать разбираться сейчас же.

Она склонилась к миниатюре, пристально разглядывая ее. Что это? Ей показалось или нет? Затейливое переплетение стеблей словно дрогнуло, сдвинулось и поползло. В своем неторопливом движении стебли задевали и цепляли друг друга упругими листьями и вздрагивающими роскошными головками цветов. Веря и не веря в то, что сейчас видит, Лена не могла отвести взгляд от ожившей вдруг картинки, ставшей настолько реальной, что на миг, испытав какое-то жуткое чувство, ей захотелось просто закрыть глаза. Но вместо этого она отыскала полураскрытый бутон цветка с которого начинался узор и, медленно, стараясь не терять, проследила взглядом по извивам стебля, что вытягивался из него.

Та часть ее сознания, которая еще не подчинилась опасному гипнозу волшебства, забилась в панике. И Лена поняла, что теряет себя. Оживший узор стеблей все больше и больше притягивал ее, заслоняя собой окружающее, подчиняя ее чувства и волю. Он разрастался, заполняя собой затхлое помещение подвальчика. Стебли опутали компьютер, стол, стеллажи, ползли по полу и вверх по стенам. Она ощущала слабое благоухание бледно-розовых цветов, слышала шорох листьев… и невольно протянула руку, чтобы дотронуться до глянцевого стебля, что тянулся перед ней по столу, отчего-то хорошо понимая: сделай она это и узор поглотит ее. Она уже не принадлежала себе. Пальцы девушки чуть коснулись гладкой прохладной поверхности листочка, она уже вдохнула источаемою им терпкую горьковатую свежесть, когда откуда-то издалека раздался знакомый голос, зовущий ее.

— Лена! Леночка…

Девушка вздрогнула, будто ее грубо выдернули из некой фантастической реальности, которая оказалась куда реальней действительности которую она знала.

— Лена! — настойчиво звал ее голос Ангелины Ивановны с верхней площадки лестницы, ведущей в подвал.

— Да, Ангелина Ивановна, — отозвалась Лена, борясь с дурнотой. — Телефон?

— Какой телефон… Рабочий день, как пять минут уже закончился.

— Ах, ну да. Конечно, — пробормотала Лена и, крикнув в ответ: — Иду! — вернулась к столу.

Что-то на миг сделалось с ее зрением потому что, глядя сейчас на раскрытую книгу, лежащей под настольной лампой, ей казалось что не лампа освещает книгу, стол и угол комнаты, а сама книга излучает свет. Тени в дальних углах подвальчика и за стеллажами сгустились, придвинулись к границе света, обступив ее плотной стеной. Крепко зажмурившись и резко открыв глаза, она проморгалась и, сняв очки, неуверенно огляделась. Все как будто опять встало на свои места, все было как обычно: тени как тени, книга как книга и лампа высвечивала своим ярким безжалостным светом ее потертую ветхость. Ничего пугающего и необычного, но Лена знала, что это уже не так. Эта кажущаяся обычность и спокойствие было, на самом деле, таким зыбким и ненадежным.

— Ладно, я завтра с тобой разберусь, — пообещала Лена, захлапывая ее и пряча в ящик стола.

Сбросив рабочий халат на спинку стула, она внимательно осмотрелась — все ли оставляет после себя в порядке — и, прихватив сумку, выключила свет. Плотно закрыла тяжелую стальную дверь, навесила на нее старый амбарный замок, после чего замкнула его, для уверенности еще и подергав. Щелкнула тумблером сигнализации на щитке, что располагался прямо возле двери, и дождалась, когда в ответ замигает красная лампочка, означавшая, что ее сигнал принят на пульте охраны.

Каждый день, проделывая это обязательное действо с сигнализацией, Лена вспоминала слова Светланы с абонемента, как-то с насмешкой уверявшей ее, что замок и сигнализация в Ленином подвале ни к чему, потому что ни кому и в голову не придет позариться на все то барахло, что хранится за этой стальной дверью. Тогда Лена обиделась на нее, все же частично признав Светину правоту. Не она ли всего несколько минут назад думала как Света.

Как ни хотелось Лене, но кабинета Ангелины Ивановны ей было не миновать — в нем она оставляла ключи от своего подвала. Маленькая, аккуратная, с тщательно уложенными в прическу седыми прядками, Ангелина Ивановна строго посмотрела поверх очков на вошедшую Лену. Возле стола на электрической плитке, пристроенной на грубо сколоченном табурете, закипал эмалированный чайник.

— Как раз к чайку успела, — добродушно заметила Ангелина Ивановна, вытаскивая из-под кипы бумаг, загромоздивших стол, плитку импортного шоколада. — Светлана принесла, — пояснила она, выключила чайник и залила кипяток в кружки, где уже лежали пакетики «Ахмат».

— Сегодня ей, что-то как никогда много надарили, — продолжала Ангелина Ивановна, возвращая чайник обратно на табурет. — Руки иди помой.

Пристроив сумку на стуле, Лена послушно отправилась мыть руки, думая о Светлане, у которой вошло в привычку раздавать сладости, которые накапливались у нее на кафедре в течение дня. А началось это с тех пор, когда Ангелина Ивановна заметила, что посадив новую сотрудницу на абонемент, посещаемость и выдача книг там резко возросла. Теперь в библиотеку шли не только учащиеся и пенсионеры, но и молодые, вечно занятые, мужчины. Именно они взяли за правило одаривать сексапильную библиотекаршу сладкими презентами, которые Светлана, фанатично следящая за своей фигурой, терпеть не могла и тут же раздавала их своим коллегам, не догадываясь, что лишний раз вызывает зависть у своих, менее броских и не очень удачливых подруг.

Лена несколько раз была свидетельницей того, как Светлане перемывали косточки и все сплетни и пересуды сводились к одному: красивой Светке все дается даром, а потому она слишком легкомысленно относится к жизни. И только, быть может, Лена прекрасно знала, что это далеко не так, являясь поверенной ее сердечных тайн.

Время от времени, Светлана сама спускалась к Лене, когда ей оставленной очередным поклонником с которым она уже решительно связывала свое будущее, было тяжко и горько. Либо, наоборот, она никак не могла решиться разорвать отношения с опостылевшим любовником и тогда в тишине подвала, куда редко кто заглядывал и где никто не мог ни помешать, ни подслушать их, изливала Лене душу, а иногда просто молча плакала. Утешая и сочувствуя подруге, Лена тогда поняла, что быть красивой тоже не сахар.

Но став свидетельницей рухнувших надежд, горечи расставаний и унизительных объяснений, Лена поняла и то, что Светлана отчасти виновата сама, упрямо гоняясь за мечтами о неземной любви, мерседесом и вечным праздником Парижа, искренне удивляясь, почему эти мечты так и не осуществляются. Но тогда чего же ожидать ей, Лене? А она уже ничего не ждала. Тщательно вытирая руки о полотенце, она разглядывала себя в маленькое зеркальце, висящее над умывальником.

Было время и она жестоко завидовала Светлане, но, к счастью, быстро сообразила, что легче ей самой от этого не будет, и что Светлана — это Светлана: ей, с ее красотой где-то будет легко, а где-то трудно и это ее крест. А Лена — это Лена и ей, старой деве, уготованы одинокие холодные ночи, неясные грезы, единственное, что будет согревать их, и дни похожие один на другой.

Ну вот, Лена вздохнув, потянула себя за прядь волос: ведь только что вымыла голову, а они опять висят сосульками. М-да, это не Светланины пышные локоны, но зато у Лены есть квартирка, оставшаяся после маминой смерти и подвал, в котором кроме Лены никто не горит желанием работать. Об этом ей сказала все та же Светлана, как-то оторвавшись от чтения любовного романа, которые поглощала в немереных количествах. Тогда она заявила Лене, поднявшейся за какой-то надобностью на абонемент, что она может смело требовать повышение зарплаты, потому что кроме Лены никто не будет работать в подвале, в этом, так называемом, отделе редких книг.

Ангелина Ивановна, случившаяся здесь же, сделал вид, что не слышала ее. Сама Ангелина Ивановна, будучи директором их маленькой библиотеки, не часто беспокоила Лену, зная ее аккуратность и обязательность, что Лену устраивало вполне.

Ей только решительно не нравилось, что в последнее время Ангелина Ивановна вознамерилась устроить ее личную жизнь. Похоже, что сейчас, за чаем речь пойдет именно об этом. Обреченно вздохнув, Лена вернулась в кабинет — больше всего на свете ей не хотелось обижать заботливую Ангелину Ивановну.

Чай заварился, между кружками на фольге лежал шоколад. Помешивая ложечкой горячий чай, Ангелина Ивановна задумчиво наблюдая за усаживающейся Леной, поинтересовалась:

— Как у тебя дела?

— Хорошо. Отчет за месяц я сдам вам завтра.

— Знаю, что сдашь, — с досадой отмахнулась Ангелина Ивановна и нейтрально сообщила: — Юлия Петровна отложила тебе журнальчики которые ты просила. Перед уходом велела передать их персонально тебе. Вот, — и протянула Лене «Лизу», «Gеo» и газету «Книжное обозрение».

— Спасибо, — Лена суетливо принялась запиживать их в сумку.

— Ты же не собираешься губить вечер на эти журналы?

— Собираюсь, — кивнула Лена, грея пальцы о фаянсовые бока горячей кружки, не смея поднять глаз на собеседницу, уже с тоской понимая, куда та клонит.

— Ты кушай, кушай, — подвинула поближе к ней шоколад Ангелина Ивановна, заметив, что девушка скована.

Шоколад оказался вкусным и нежным. Какое-то время понаблюдав за Леной, сосредоточено жующей шоколад и видимо не думая поддерживать начатый разговор, Ангелина Ивановна выбралась из-за стола, взяла чайник, зачем-то переставив его на подоконник. Какое-то время она смотрела в окно, предоставив Лене возможность спокойно попить чай.

— Подойди-ка сюда, Леночка, — вдруг позвала она ее, и когда девушка подошла, кивком показала на то, что ее заинтересовало.

От библиотечного крыльца по тенистой дорожке, которую перегораживал припаркованный серебристый Опель, шла пара. Парень в разноцветной гавайской рубахе с могучей шеей и бритым затылком уверенно вел под руку свою спутницу — девушку в коротенькой юбке, открывавшей длинные стройные ноги. Густая волна каштановых локонов упруго подрагивала в такт ее походки. Парень распахнул перед девушкой дверцу Опеля и, как только она села в него, захлопнул. «Словно дверцу ловушки» — подумалось Лене. Машина уехала, а Ангелина Ивановна не скрывала своего возмущения.

— Поразительно! Вчера один, сегодня другой и все в открытую, не стесняясь, как будто, так и должно быть. А ведь было время, когда таких вещей стыдились.

— Ну… теперь девушки могут сами выбирать кавалеров, — заступилась за подругу Лена.

— Чушь! Это простое, слишком простое, оправдание безнравственности. Ты вот не подражаешь Светланиному поведению? — кивнула в сторону окна директриса.

— Я не Света, — улыбнулась Лена.

— Вот именно! — назидательно подняла палец Ангелина Ивановна. — Ты умная девушка и понимаешь: тут нечем гордиться. Гоняясь за журавлями, не удержишь и синицу в руках. Нужно уметь удержать то, что имеешь. Леночка, ты же знаешь: твоя судьба мне не безразлична. Есть хороший человек, во всех отношениях положительный… ты ведь понимаешь о ком я говорю? Мой тебе совет, девочка, брось-ка свои журнальчики и сходи с Васей в кино или куда-нибудь туда, что посещает нынешняя молодежь.

Лена сдержала улыбку: ее и Васю было как-то трудновато причислить к молодежи, хотя по меркам шестидесятилетней Ангелины Ивановны они ею конечно и являлись.

— В конце концов, ты ничем не рискуешь, если даже пригласишь Васю к себе в гости. Он в высшей степени порядочный и скромный молодой человек. За такого мужчину как Вася следует держаться. Сейчас так много одиноких, неустроенных женщин. Уведут… Ах, если бы не мои годы…

Лена с подозрением смотрела на Ангелину Ивановну. На что это она намекает?

— Леночка, я ведь знаю как к тебе относится Вася, — продолжала та, доверительно понизив голос. — Я ведь очень близка к этой семье и будущее мальчика, как и твое, мне не безразлично. Не только я вижу, что вы подходите друг к другу. Однако, я прекрасно понимаю и тебя. Трудно в тридцать лет решиться резко изменить свою судьбу. Он конечно не Ален Делон, но как ведь, как говорят: стерпится — слюбится. Вам просто надо хорошенько узнать друг дружку. У тебя же есть заработанные отгулы? Вот и возьми их. Побудьте в обществе друг друга подольше…

— Да… конечно… Я, пожалуй, пойду… До свидания, Ангелина Ивановна, — подхватив сумку, попятилась из кабинета Лена.

Глупо как-то все вышло. Похоже, своим нелепым бегством, она обидела Ангелину Ивановну, но пора было их обеих спасать из того неловкого положения, которое Ангелина Ивановна старательно создала этим своим нелепым сватовством.

Попрощавшись с тетей Женей, гардеробщицей и по совместительству уборщицей, Лена вышла в теплый, весенний вечер, и неторопливо пошла по аллейке, засаженной кустами акаций со стороны домов, и тополями со стороны проезжей части. Было слишком хорошо, чтобы расстраиваться из-за никчемного разговора с Ангелиной Ивановной.

— Елены Николаевна… Э… Лена… — окликнули ее.

Обернувшись, она увидела спешащего к ней мужчину за которого ей следовало держаться. Небольшого роста, склонный к полноте Василий имел при круглом лице и упитанных щеках мелкие черты: острый носик, маленькие губы и невыразительные глаза, смотревшие сейчас на нее вопросительно, как-будто он не был уверен в своих поступках, а потому старался угадать чего от него ожидают, а после эти ожидания оправдать. Время от времени он нерешительно поглаживал себя по лысеющей макушке. На нем был явно выходной костюм, шею теснил воротничок бледно-голубой рубашки, застегнутой до последней верхней пуговицы и стянутой узлом галстука. Это и был мужчина за которого Лене следовало держаться.

— Здравствуй, Вася, — протянула ему руку Лена.

— Здравствуй… а я полчаса уже жду. Думал, что пропустил тебя, — мягкой ладонью он слабо тряхнул протянутую ему руку, и тут же отпустил.

— Пришлось немного задержаться.

— Я… наверно, надо было самому позвонить, а так вот пришлось дожидаться. Вот… вечер-то какой хороший… э… может, погуляем немного? — неуверенно предложил он, идя за Леной.

— Погуляем, — согласилась Лена, сбавляя шаг.

Они медленно шли рядом. Василий сделал было движение чтобы взять ее под руку, но так и не решился. Тогда Лена сама просунула свою руку под его локоть. Хорошо бы они выглядели со стороны, идя рядышком, как два оробевших подростка на первом свидании. Рука мужчины чуть дрожала.

Оба молчали. Лена чувствовала, что Василий мучается, не зная с чего начать разговор. Так при их встречах было всегда. Лена не торопилась помочь ему и молчала, потому что их беседы были скучны и ни о чем. Василий работал мастером холодильных установок и о своей работе рассказал все, что мог. Каждый раз он начинал с того, что пересказывал ей о том, что прочел в «Вечерке», и неизменно заканчивал тем, чего бы он мог достичь в жизни, если бы ему не мешали и не подсиживали. Правда, кто именно мешал ему и кто подсиживал, для Лены так и оставалось загадкой, как и то, чем уж таким завидным было место мастера холодильных установок.

Эти разговоры, на одни и те же темы повторялись неизменно, раз за разом, так что Лена научилась кивать к месту и отделываясь общими фразами, думать о своем. Правда в начале их знакомства она честно пыталась заинтересоваться Васей, понять и найти то, что зажгло бы в ней искру симпатии к этому человеку, но через какое-то время оставила эти попытки, попросту терпя его общество из-за добрейшей Ангелины Ивановны.

До сих пор Лена помнила одного ничем непримечательного, щуплого паренька, что одно время, каждый день приходил в библиотеку. Его юмор и обаяние буквально влюбили в себя всех библиотечных девчонок. Помнится, Вика, работавшая на абонементе, рассердилась на одну даму, назвавшую его «шибзиком». А вскоре вся библиотека отплясывала на свадьбе «шибзика» и Вики.

Вообще место за кафедрой абонемента считалось приносящим удачу в плане скорого замужества. По библиотеке до сих пор ходил слух о некой сорокалетней старой деве, работавшей там еще до Вики. Не прошло и месяца, как ее сосватал офицер. Правда сама Лена эту даму тоже не застала и лично ее не знала. Теперь вот Светлана ждет не дождется этого чуда. Может попросить ее дать Васе, хоть полчасика, постоять за кафедрой абонемента. Вежливо улыбаясь, она искоса взглянула на него. Ему было явно жарко в костюме. Его круглое лицо покраснело и блестело от пота. Он что-то рассказывал и Лена прислушалась: опять холодильники.

Их обогнала девушка в туго обтягивающих джинсах и в коротком топе. Вася запнулся и умолк. Он провожал девушку с нескрываемым вожделением. Не отрывая загоревшегося взгляда от соблазнительной фигурки, удаляющейся девушки, он невольно облизнул губы. Что ж, нормальная реакция нормального мужчины, попыталась оправдать его Лена, подавляя растущее чувство отвращения. Но все равно было противно и она убрала из-под его локтя руку, что похоже и привело Василия в себя. Он смутился так, словно его, как шестиклашку застукали за просмотром эротического журнала.

— Э-э… м-м… — силился выйти из неловкого положения смущенный Василий, пытаясь вспомнить о чем же он только что рассказывал.

— Ты говорил, что если вентилятор выходит из строя, то мотор холодильника забивается пылью, — пришла ему на помощь Лена, пожалев беднягу.

— Конечно… Ну да… Хм… Так вот, — и снова обретя почву под ногами, он принялся рассказывать дальше о холодильниках.

А может это с ней, Леной, не все в порядке? Нормально ли то, что в подвале для нее мир расцвечен яркими красками? Судьбы книжных героев, плод авторской фантазии, и людей, живших когда-то и оставивших после себя свои мемуары, проходили перед ее внутренним взором как на киноэкране. Но стоило ей покинуть подвал, как ее начинала давить безысходностью серая действительность. И сейчас, шедший радом мужчина навевал на нее лишь тоску, невнятно рассказывая что-то о своих холодильниках. Когда их только познакомили, Лена долго не могла отойти от этих встреч, впадая в уныние на целый вечер. Будущее тогда ей казалось безнадежным, каким-то мутным, не сулящим ничего, кроме безрадостного существования рядом с чужим человеком. Уж лучше полное одиночество. Но ведь у нее есть еще Мисюсь и работа.

Она вспомнила о загадочной книге и ее настроение вмиг изменилось. То, что с ней произошло в подвале, не могло быть только ее игрой ее воображения — слишком реально и логично все происходило. Она взяла книгу, открыла ее, попыталась прочесть и ей вдруг открылось нечто необычное, что-то необъяснимое. Даже сейчас, когда Лена немного отошла от первого шока, остыла и успокоилась, когда впечатление от произошедшего немного улеглось и перебилось другими, менее сильными, впечатлениями: от разговора с Ангелиной Ивановной и от встречи с Васей, ее будоражила одна только мысль о ней.

Надо избавляться от Васи, пока он окончательно не испортил ей настроения. Почему они остановились? Лена огляделась. Ах да… они стояли возле ее дома, у ее подъезда.

— Спасибо, что проводил, — быстренько попрощалась с ним Лена, радуясь, что наконец-то отделается от него.

— Я… э-э… хотел бы… — замялся он.

— Что? — резко спросила Лена. Раньше он уходил сразу, как только они говорили друг другу «до свидания».

— Но… — Вася потерянно глядел ей в лицо, — э… я хотел бы проводить вас до двери… э-э… если вы не возражаете…

Не возражает ли она?! Возражает! Да еще как! Стоп! Нехорошее подозрение шевельнулось в ней. Прежде Вася никогда не был таким настойчивым. Ох, уж эта Ангелина Ивановна! Сколько же ей, бедняжке, потребовалось времени, чтобы вложить в него эти крохи решительности. Вася, часто моргая, смотрел заискивающе, просяще.

Перед подъездом, на скамеечке сосредоточенно смотря перед собой, сидели Трофимовна и Кузминична, соседки Лены с верхнего и нижнего этажей. Каждое, произнесенное сейчас молодыми людьми слово будет для них темой разговоров на всю неделю.

Резко развернувшись, Лена молча пошла прочь. Не такой уж Вася дурак и сообразит, что он нежеланный гость, раз его не приглашают, но он пошел за нею в подъезд и топтался рядом, пока она искала в сумочке ключи. Открыв дверь, Лена сказала ему «Прощайте» и мстительно захлопнула ее перед его носом. Ей нисколько не было его жаль. Сам виноват. Будучи взвинченной, она не сразу сообразила, что Мисюсь не вышла ее встречать.

Обычно, как только Лена скидывала туфли, Мисюсь уже была тут как тут, мурлыкая, отиралась у ее ног. «Кис-кис-кис» — позвала Лена, проходя на кухню. Однокомнатная хрущевка позволяла сразу же из прихожей попадать в комнату, а шага через три и на кухню. Мисюсь не показывалась, а это означало, что она сидит под ванной, больше спрятаться ей было негде. Чего испугалась, глупая? Неужели Васи? И вдруг похолодев, она остановилась. В комнате, на ее продавленном диване кто-то сидел. Еще толком не осознав, что делает, девушка испуганно крикнула:

— Вася! — и кинулась к двери.

Слава богу, тот еще спускался по лестнице, а потому вмиг оказался рядом с ней. Схватив его за руку, перепуганная Лена, втащила в квартиру ничего не понимающего мужчину и подвела к дивану.

— Вот! — возмущенно показала она на незнакомого типа, устроившегося на нем с таким видом, словно находился у себя дома.

Тот даже не пошевелился, только с улыбкой, коснулся кончиками пальцев набалдашника своей трости. Вместо того чтобы спросить: кто это? Или хотя бы поздороваться с незнакомцем, Вася довольно улыбаясь, уселся на диван рядом с ним и вообще повел себя так, словно они с Леной были в комнате наедине.

— Ты, что же ничего не видишь? — показав в сторону взломщика, возмутилась она не столько Васиной аморфностью, этого следовало от него ожидать, сколько на удивление наглым спокойствием незнакомца.

— Да… — довольно протянул Вася, оглядываясь, — у тебя уютно, а я это в женщинах уважаю, — добавил он многозначительно глядя на нее, ослабил узел галстука и вдруг принялся снимать пиджак. Идиот!

Незнакомец насмешливо глядя на Лену, приподнял бровь и покачал головой. И тогда не на шутку перепугавшись, поняв, что от Васи толку не будет и что спасать уже надо не только себя, но и его, Лена выскочила на лестничную площадку и с силой вдавила кнопку звонка соседней квартиры. Она жала на нее до тех пор пока, резко распахнувшаяся, дверь не явила на пороге возмущенную хозяйку квартиры в шелковом кимоно и короной бигудей на голове.

— Ты чего это хулиганишь, а? Совсем крыша поехала?

— Люб, пойдем ко мне… сейчас же! — взмолилась Лена, видя, что возмущенная подруга готова вот-вот захлопнуть дверь перед ее носом.

Поглядев на, не на шутку встревоженную, соседку, Люба не говоря ни слова, прикрыла дверь своей квартиры и двинулась за ней.

— Ой! — смутилась она, увидев, расположившихся на диване, мужчин. — У тебя оказывается гость? Извините, ради бога, что я в таком виде… Неловко как получилось… — защебетала, несколько растерявшаяся Любаша, поправляя на груди халат и метнув на Лену свирепый взгляд. — Люба, — быстро приходя в себя, протянула она руку, разглядывавшего ее во все глаза, ничего не понимающему Василию. — Соседка этой ненормальной, — представилась она кокетливо.

Покрасневший вдруг Василий вскочил и тряхнув Любашину ладошку, тут же отпустил ее.

— Василий, — заикаясь, пробормотал он. — Я… э… так сказать, знакомый Елены Николаевны.

— Понятно, — протянула Любаша, оглядывая мнущегося Васю с головы до ног, от чего он еще больше потерялся.

— Погоди, — потянула Любашу за рукав кимоно Лена. — Ты разве никого больше не видишь?

— Тебя, дуру этакую, вижу, — зашипела на нее рассерженная Любаша и направилась к двери.

— Люб, мне честное слово, не до шуток, — кинулась за ней Лена. — Там ведь сидит…

Люба с досадой подняла глаза к потолку и шепотом посоветовала:

— Гони этого дебила в шею. Где ты его, вообще, откопала?

— Тогда, выручи, а? Выпроводи его аккуратненько. Не хочется из-за него портить отношения с начальством, а Ангелина Ивановна что-то там ему наобещала. У тебя отшивать, как ни у кого получается.

— Ладненько, — согласилась Любаша, мигом приходя в состояние боевой готовности. — Начальству перечить нельзя — это мы понимаем, но предупреждаю: сейчас придет Славка, и за дальнейшее я не отвечаю. Ну как, рискнем?

— Забирай, — кивнула Лена, которую сейчас меньше всего интересовала дальнейшая судьба Васи.

Да и выбора у нее не было. В ее квартире творилось что-то непонятное и не исключено, что скорей всего это с головой у нее не все в порядке.

— Ну смотри, — еще раз шепнула Любаша и величественно прошествовала обратно в комнату, не обращая внимания на вновь разошедшийся на груди халат.

— Вася, — услышала Лена ее томный голос, — к сожалению, не знаю вашего отчества… — тут послышалось невнятное Васино бормотание. — Как? Так вот, Василий Семенович, я приглашаю вас к себе на чай… Что значит — неудобно? А почему? — капризно поинтересовалась Любаша.

При других обстоятельства, Лену уже душил бы приступ смеха, слыша как Вася что-то мямлит в ответ, но сейчас она напряженно ждала, что Любаша или Вася наконец воскликнет, что-то вроде: «А это, что за тип?!» Но вместо этого, Люба, повысив голос, объявила:

— Так вот, Василий Семенович, к сожалению Леночке сейчас нездоровится… температура поднялась и… ее кажется тошнит.

Отлично! Любаша просто молодец. Лена юркнула в ванну и прикрыв дверь, включила воду. Мимо двери ванной прошел Вася, бормоча, что-то о том, что Лене может быть, нужна помощь и вдруг у нее что-нибудь серьезное, но Любаша решительно пресекла его попытки остаться, громко заверив его, что Лене сейчас необходим покой и сон и что у бедняжки даже нет сил попрощаться с ним. Лене представилось, как Любаша при этом буквально выталкивает его за дверь в тычки и, чуть не прыснула от смеха, но образ вломившегося в ее квартиру типа, которого не замечал никто, кроме нее, держало в постоянном напряжении.

Она все гадала в комнате он сейчас или нет и если, выйдя из ванной, она не обнаружит его, не означает ли это, что с ее психикой не все в порядке. Склонившись над раковиной, Лена поплескала в лицо холодной водой. Она испытывала одновременно два противоречивых чувства: ей не терпелось войти в комнату, чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения насчет своей ненормальности и, в то же время страшилась этого шага. Вытерая лицо полотенцем, Лена вдруг вспомнила о Мисюсь и опустившись на колени, заглянула под ванну. Так и есть. Под ней, в темноте, сверкнули два огромных глаза.

— Мисюсь, — позвала Лена. — Вылезай! Мне и без того страшно.

Но Мисюсь, как Лена ее ни упрашивала, ни за что не хотела вылезать из-под ванны. Девушка поднялась с колен, немного постояла прислушиваясь и, наконец, решившись, прошла в комнату. Видение не исчезло, продолжая сидеть на диване на том же самом месте. Тогда остановившись перед ним, Лена принялась изучать свое видение. В свою очередь, видение не сводило с нее темных, пронзительных глаз.

Выглядело оно как мужчина лет пятидесяти с черными широкими бровями и густой бородой, но при этом на голове его не имелось ни волоска и было совершенно гладким. Надменное властное лицо с крупными чертами выдавало сильную волю и привычку повелевать. Такому человеку невозможно было не подчиниться.

Одежды незваного гостя: длинный плащ, водолазка и брюки было черным. Еще Лене бросились в глаза его, скрюченные артритом, пальцы. Ладони незнакомца сложенные одна на другую, покоились на искусно вырезанном, из бледного камня, набалдашнике трости. Узловатый указательный палец украшал перстень с необычным крупным черным камнем, в глубине которого играли багровые искорки.

— Я был уверен, что меня увидите только вы, — произнесло видение низким голосом.

— Почему? — с боязливой осторожностью спросила Лена, украдкой ущипнув себя за бедро, после чего уже решительно потребовала ответа: — Что все это значит?

— То, что сидело рядом со мной, полагаю, был ваш жених? — не отвечая на ее вопросы, растянуло губы в язвительной улыбке видение, после чего покачало головой. — Жалкий выбор.

— Не ваше дело, — разозлилась Лена.

Мало того, что этот тип вломился в ее квартиру, так еще позволяет себе влезать в ее личную жизнь со своим мнением о котором его, кстати, никто не спрашивал.

— Вы незаконно проникли в мою квартиру и я звоню в милицию!

— О, разумеется, — кивнул незнакомец улыбнувшись, всем своим видом показывая, что слова Лены тронули его мало. — И я не собираюсь, даже, препятствовать вам в этом. Только, что они увидят, когда придут сюда? Я навел морок, и стражи порядка, как и ваш жених, и та разбитная бабенка, которую вы призвали на помощь, не увидят меня. Вас накажут за ложь и, может быть, после объявят сумасшедшей.

— Что вам от меня нужно?

— Книгу.

— Что? — не поняла Лена. — Какую книгу?

— Мне нужна книга, которую вы сегодня держали в руках.

— Ну, знаете ли… — развела руками Лена, не зная смеяться ей или возмущаться. Ее вдруг осенило — человек который сидел сейчас перед ней, на ее диване, сам был сумасшедший. Поэтому она терпеливо и медленно, чтобы достучаться до его сознания, принялась объяснять ему: — Через мои руки за день проходят столько книг… Знаете, приходите завтра в библиотеку, и там объясните мне или покажете какая книга вам нужна. Но приходить ко мне домой за книгами не нужно. Здесь у меня не пункт выдачи.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, — выслушав ее, спокойно заявил Чернобородый. — Ты выдала себя уже тем, что увидела меня через морок, а это значит, что Кора открылась тебе, — и вдруг воскликнул, как человек, которого покидает самообладание когда дело коснулось наболевшего: — Какая чудовищная несправедливость! Попасть в руки какому-то ничтожеству, прячась от меня, словно я какое-то грязный тупой раб. Ее магия до сих пор витает над тобой, а ведь ты даже не сознаешь, что к тебе попало, — сокрушался он не скрывая злой досады, затем отчеканил со скрытой угрозой: — Мне нужна книга.

— Я не понимаю всего этого бреда, что вы мне здесь наговорили, да и не хочу понимать, и требую чтобы вы немедленно ушли отсюда немедленно, — Лена нервничала все больше, по мере того как крепло ее подозрение в том, что перед нею какой-то ненормальный.

Незнакомец вдруг резко встал, напугав ее еще больше.

— Ней смей говорить со мной подобным тоном! Ты понятия не имеешь кто перед тобой! — он надвигался на нее и в полутьме комнаты его глаза вдруг полыхнули неестественным, нечеловеческим огнем.

Девушка в ужасе пятилась от него, не в силах отвести взгляда от его горящего взора. Зрачки незнакомца разгорались багровым накалом, буравили, прожигая ее мозг, причиняя невыносимую головную боль.

— Прекратите… пожалуйста… — прохрипела Лена, сжимая голову руками.

Ноги ее подкосились и она упала на колени. Ее мучитель встал над нею.

— Надеюсь, ты усвоила урок и больше не проявишь своеволия. Завтра я буду ждать тебя здесь, в этой твоей убогой конуре. Ты принесешь книгу сюда и отдашь ее мне. Завтра! Запомни это хорошенько. Завтра…

От слез, лившихся не переставая и ослепительной вспышки боли, Лена ничего не видела. Больше всего на свете сейчас она хотела одного, чтобы это прекратилось. Ведь когда-нибудь, настанет конец ее мучениям. Но боль нарастала, становясь все тяжелее и непереносимее, пока не достигла своего пика, когда Лене показалось, что ей разносит голову на мелкие куски и, повалившись на пол, она потеряла сознание.

Что-то влажное коснулось ее лица, потом еще раз и еще. Лена постепенно приходила в себя. Голова раскалывалась так, что даже поднять веки и то было больно. Но это было только отголоском того мучения, что ей пришлось испытать. Не дай бог, чтобы такое повторилось еще раз. Она просто не переживет этого. Что-то влажное и шершавое опять коснулось ее щеки и Лена со стоном открыла глаза.

— Ох, Мисюсь, — простонала она жалобно.

Довольная, от того что хозяйка наконец-то пришла в себя, кошка мурлыча принялась месить лапками по ее груди.

— Отстань… Ох, как же мне плохо… — жаловалась Лена, пытаясь подняться и принять сидячее положение.

Перед глазами все кружилось, ее знобило, руки и ноги дрожали от противной слабости. Наконец, спихнув с себя мурлыкавшую Мисюсь, ей удалось с трудом подняться и она, опираясь о стену, побрела на кухню. Пересиливая головокружение и тошноту, поставила чайник на газ, — благо там, кажется, плескалось немного воды, — достала из холодильника пакет молока и наполнила им кошачью миску, возле которой уже крутилась, нетерпеливо мяукая, Мисюсь.

— Пей осторожно… оно холодное, — опустившись на табурет, предупредила девушка, жадно лакавшую кошку.

Засвистел, закипевший чайник и Лена навела себе кофе. В голове назойливо стучали одни и те же мысли: «…завтра…работа…это ужасно…книга…работа». Лена посмотрела на часы. Какая работа в шесть утра? До девяти еще уйма времени и можно наконец поспать, выпив анальгин. Голову тут же прострелила знакомая вспышка боли. Кинувшись к шкафчику, Лена дрожащими руками нашла в жестяной коробке из-под печенья какие-то болеутоляющие таблетки и запила, сразу две, горячим кофе.

— Что же это такое? — жалобно спросила она у Мисюсь.

Кошка подняла от миски мордочку, облизнулась и уселась на задние лапки, глядя на хозяйку огромными изумрудными глазищами.

— Эй! — раздался от входной двери Любашин голос. — Ленка, ау! Ты еще спишь? И как оно спиться при открытых дверях?

— Я на кухне, — отозвалась Лена.

— Ага, не спишь, значит, — обрадовалась Любаша, входя на кухню в светлом плаще с уложенными в пышную прическу волосами, заполнив все вокруг тонким ароматом духов. — Ты, что, правда всю ночь провела с открытой дверью?

Лена оглядела свои мятые джинсы и блузку в которых всю ночь провалялась на полу.

— Так худо? — с тревогой вглядываясь в ее лицо, спросила Любаша, заняв свободный табурет и пристроив на коленях лакированную сумочку. — Я как чувствовала, что надо заглянуть к тебе. Ты вчера была такой странной.

И Любаша замолчала, выжидающе глядя на соседку. Ее молчание давало Лене время объяснить причину своих поступков и больного вида.

— Все в порядке… Правда… Я всю ночь… читала, — и, видя, что Любаша нисколько ей не поверила, не впопад продолжала: — Хочешь кофе?

— Давай, — неожиданно согласилась Любаша, несмотря на то что, как надеялась Лена, той давно уже надо было выходить на работу.

Но, видимо, Любашино любопытство было сильнее боязни выговора начальства. Достав еще одну чашку, Лена засыпала в нее кофе и долила оставшийся в чайнике кипяток, которого едва хватило на полкружки.

— Молока? Бери сахар. Вот печенье. Как все прошло с Василием? — через силу поинтересовалась Лена, боясь предстоящего дотошного допроса Любаши. — Слушай, у тебя нет с собой обезболивающего?

— Солпадеин.

— Давай!

Щелкнув застежкой, Любаша открыла свою сумочку и достала начатую упаковку таблеток.

— Спасибо.

— Ну и фрукт твой Вася, — хихикнула Любаша и принялась рассказывать, прихлебывая горячий кофе, не заметив, что сумочка сползла с ее колен, шлепнувшись на пол. — Я вела себя дипломатично, как мы с тобой и договаривались. Пригласила его за стол и только мы начали пить чай, как объявился Славик.

— Так рано? — удивилась Лена.

— Представляешь! — отчего-то у Любаши это вызывало один восторг и именно этим ей не терпелось поделиться с подругой. — Все случилось как в тех классических анекдотах про, неожиданно вернувшихся домой, мужей… Я, конечно же, слегка напряглась. Не то, чтобы я ждала, что Славик сразу же кинется калечить мужчинку, которого застал со мной, но по шее уж точно бы накостылял. Но, знаешь, поглядев на твоего Василия, он даже ни о чем таком и не подумал, просто уселся за стол, третьим — пить чай, — не выдержав, Любаша прыснула. — Зато Вася та-ак разнервничался… Короче, одной одной чашки из сервиза больше нет. Славик до сих пор не понимает, почему мастер по холодильникам так быстро, просто мигом, слинял. Думает, что из-за разбитой чашки, а он уж было настроился поговорить с ним о футболе. Ты же знаешь, он ни о чем больше говорить не может, кроме как об этом, — Любаша поболтала ложечкой в кофе и не глядя на Лену, будто о чем-то только что вспомнив, добавила: — Да, все время забываю… Между прочим, со Славиком работает один классный, парень…

— Люб, я тебя умоляю, — поморщилась Лена. — Мне Васи за глаза хватает.

— Ладно, — отступилась Любаша, взглянув на часики и подбирая с пола сумочку, — мы об этом потом поговорим. Я побежала, а тебе лучше дома остаться. Выглядишь ты — краше в гроб кладут. Пока! — попрощалась она уже в дверях. — И спасибо за кофе!

Какое-то время, Лена сидела тупо уставившись на пустую Любашину чашку, пока к ней на колени не вспрыгнула Мисюсь.

— Да-да, конечно… надо идти… — очнувшись, пробормотала Лена и побрела в ванну.

Умываясь, чистя зубы и причесываясь, она прислушивалась к утихшей, но не исчезнувшей головной боли. Насыпав для Мисюсь «Вискаса» она, закрывая дверь квартиры, горько усмехнулась: к чему, собственно, ее закрывать, если в квартиру проникают все кому не лень.

А вдруг она подверглась гипнозу? А пульсирующая, назойливой болью, точка в мозгу, всего лишь внушение? Когда этот тип начал ее гипнотизировать? Сразу, как только она вошла в квартиру? А как же Любаша и Вася? Они же не могли быть плодом ее воображения? Скорей всего, после того как Любаша выпроводила Васю из квартиры. Неужели он говорил о той странной и чудесной книге? Но как, когда и от кого узнал о ней? Неужели она проговорилась сразу же, когда он посмотрел на нее своими страшными, мерцающими багровыми отблесками, глазами. Она впала в гипнотический сон и проговорилась. А разве вопросы задают не перед гипнозом? Помнится этот, вломившийся к ней мерзавец, ни о чем и не спрашивал, только требовал, грозил и мучил… А она вот возьмет, и не вернется сегодня домой…

Но едва подумав об этом, Лена остановилась, как вкопанная, сжав голову руками. Точка боли вспыхнув, разрослась, на миг поглотив ее сознание, потом, отхлынув, стала постепенно утихать, снова сжимаясь в крошечный пульсирующий очаг, который ни на секунду не давал забывать о себе. Смахнув с ресниц выступившие слезы и подтянув съехавший на сгиб локтя ремешок сумки, Лена неверным шагом двинулась дальше под любопытные взгляды ранних прохожих.

Тетя Женя видимо только открыла библиотеку и где-то в ее недрах гремела ведром, собираясь мыть полы. Наткнувшись на нее у кабинета Ангелины Ивановны, Лена поздаровавшись, быстро прошла мимо, и прихватив ключи от своего подвала, спустилась к стальной двери. Отключив сигнализацию и отомкнув замок, вошла в его такую знакому и родную прохладу со стойким запахом старой бумаги и успокоилась. Здесь она чувствовала себя в безопасности.

Рухнув на стул, Лена выдвинула ящик стола, достала книгу и бережно, почти благоговейно, раскрыла ее. В подвальной полутьме ее страницы и впрямь излучали слабое бледное сияние. Галлюцинация? Включив настольную лампу и надев очки, девушка принялась копировать незнакомые письмена, тщательно выписывая каждую букву, на каталожную карточку. Пока она занималась этим, ее мысли кружили вокруг загадочного письма и непонятных знаков, означающих буквы и того, кто смог бы прочесть их. Но когда она подумала о том, что было бы величайшей глупостью и непростительной ошибкой отдать книгу так и не узнав, что в ней… Додумать она так и не успела — острая боль полоснула по глазам, мозг разорвало на атомы, и Лена, потеряв сознание, уронила голову на разворот книги.

Из самых глубин бытия, ее звал голос:

— Лена-а!

Ангелина Ивановна.

— Леночка-а!

— Да, — с трудом подняв голову, что была тяжелее чугуна, дрожа от озноба и слабости, шепотом отозвалась Лена.

— Ле-ена! Я знаю, что ты там. Евгения Владимировна сказала, что ты пришла ни свет, ни заря. Поднимайся, чай уже готов.

— Сейчас, — пробормотала Лена, ладонями растирая лицо.

Боль утихла, но, все равно, пульсировала где-то в голове, тикая там словно бомба замедленного действия, готовая вот-вот взорваться новым невыносимым приступом. Опершись локтями о стол и положив свою многострадальную голову на ладони, Лена закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, не обращая внимание на уже слабо стучавшую боль. Она твердо знала одно, что ни за что не пойдет к Ангелине Ивановне на чай. Так Лена сидела до тех пор, пока не услышала, что Ангелина Ивановна удалилась к себе в кабинет, так и не дождавшись ее.

Тогда лихорадочно засунув исписанные карточки в карман джинсов и на всякий случай, немного постояв в дверях, чутко прислушиваясь, Лена быстро, стараясь не выдать себя случайным шумом, поднялась наверх, рассчитывая незаметно миновать кабинет заведующей и, столкнулась с ней на площадке. Придирчиво оглядев девушку с головы до ног, Ангелина Ивановна смотрела на нее взглядом сообщницы. И пока Лена, которую все же застали врасплох, собиралась с мыслями, чтобы избежать объяснения, Ангелина Ивановна заговорщически зашептала:

— Надеюсь, Леночка, ты, перед тем как отправить Васю на работу, покормила его?

— Покормила? — тупо повторила за ней Лена, не понимая, о чем идет речь.

— Ну да, — быстро осмотревшись вокруг, кивнула Ангелина Ивановна. — Конечно дело молодое и вам было не до того, да и Вася сразу не скажет, но… он привык к плотному завтраку. Думаю, ты должна теперь об этом знать. Его мать, знаешь ли, придирчиво следит за его питанием.

— Питанием? — эхом вторила за ней Лена.

— Зайди-ка ко мне в кабинет: ведь нам есть о чем поговорить? — заулыбалась Ангелина Ивановна, еще раз оглядев помятый вид девушки и, видимо, сделав какие-то свои выводы на сей счет.

— Ой, — осторожно прижав ладонь ко лбу с неловкой наигранностью, воскликнула Лена. — Извините, Ангелина Ивановна, но я обещала прямо сейчас зайти к Юлии Петровне. Это ненадолго… — попятилась она под ее недоумевающим взглядом.

— Ты забыла про чай… — вдогонку быстро удаляющейся Лене, напомнила Ангелина Ивановна.

А сбежавшая от нее Лена, проходя в читальный зал через абонемент, увидела за кафедрой вопреки своему ожиданию не Светлану, а Юлию Петровну.

— Здравствуй, Леночка, — тепло поздоровалась с ней женщина. — Ты все же решилась подняться из своего подвала на поверхность?

Большая, уютная женщина, мать троих детей, счастливая жена, казалось Юлия Петровна, свое благополучие распространяла на окружающих. Ее, с ее добродушным характером, трудно было вывести из себя, и ко всем этим достоинствам, она еще была безотказна.

— Юлечка Петровна, вы-то мне и нужны. Так нужны, что из-за вас я и покинула свой подвал. А Света где?

Загадочно улыбнувшись, Юлия Петровна поправила, сползшую с полного плеча, ажурную шаль.

— И что за нужда у тебя такая ко мне? — улыбнулась она.

— Надо разрешить небольшую загвоздку… — и Лена полезла в карман джинсов за карточками.

— Ага, стало быть, вот они какие твои небольшие загвоздки, — и Юлия Петровна опустила со лба на переносицу очки. — Что касается Светланы, то мы с ней на время поменялись местами. Она теперь обслуживает читателя в читальном зале, — пояснила она, вглядываясь в исписанные карточки.

— ?

Опустив карточки, Юлия Петровна, склонилась над кафедрой, лукаво покосившись на пенсионерку, с озабоченным видом, бродившую между книжными стеллажами, и зашептала:

— Очень Света просила поменяться с ней местами. Ей, видишь, не терпится закадрить парнишку, что пришел сейчас в читальный зал и, не мне тебе говорить, до чего она настырная, когда речь заходит о молодых людях, — и Юлия Петровна вновь всмотрелась в исписанные Леной карточки.

— Как вы думаете, на каком языке это написано? — едва справляясь со своим нетерпением, спросила девушка.

Юлия Петровна поднесла карточку к самым глазам и, подняв очки, сощурившись, всмотрелась в строчки.

— Интересно, — задумчиво пробормотала она и не отрывая глаз от карточки, спросила: — Ты уверена, что точно скопировала оригинал?

— Угу.

— Шрифт не готический, не арабская вязь, не латинское написание, но и не кириллица, но что письмо древнее — однозначно. Ничегошеньки не могу прочесть. Знаешь что, загляни ко мне перед тем, как будешь уходить.

— Я, наверное, после обеда уйду, — не уверенно сказала Лена, еще ничего точно для себя не решив.

— Тогда спущусь в хранение сейчас. Думаю к твоему уходу управлюсь… Что с тобой, миленькая? Тебе плохо?

— Ничего… ничего… сейчас пройдет… — бормотала Лена, стараясь преодолеть полуобморочное состояние.

Разговаривая с Юлией Петровной, она прикидывала к кому из знакомых, с кем позволяли боле-менее короткие отношения, она могла бы напроситься ночевать, когда очажок боли разросся терновым венцом обхватив ее голову, вонзая в нее свои шипы. Чувствуя, как едет ее сознание, Лена вцепилась в край стола, тяжко переводя дыхание.

— Попей водички, — поднесла к ее губам стакан с водой, встревоженная ее состоянием Юлия Петровна.

Глоток холодной воды привел Лену в себя и она поспешно отбросила от себя мысль о бегстве из дома, словно какую-нибудь ядовитую змею.

— Господи, да на тебе лица нет! Ты же зеленая. Пойдем-ка в читальный зал, там воздуха побольше и потише, — причитала сердобольная Юлия Петровна, и обхватив Лену за плечи, повела ее подальше от любопытных глаз пенсионерки, выглядывающей из-за стеллажей.

Сидящая за конторкой Свтлана увидев их, вскинулась было, но поняв, что это не читатели, успокоилась.

— Привет, — улыбнулась она Лене, которую Юлия Петровна принялась заботливо усаживать за стол.

— Эй, что это с тобой? — тут же нахмурилась Светлана и показала на стул за конторкой возле себя. — Садись сюда. Может врача вызвать?

— Да что вы в самом-то деле? Со мной все в порядке, — слабо запротестовала Лена.

Хотя мысль о том, чтобы укрыться в больнице показалась ей очень привлекательной, если бы Лена терпеть не могла больницы, да и книгу тогда придеться оставить.

На абонементе раздраженно постучали по кафедре.

— Я пойде, а ты присмотри за ней, — велела Светлане Юлия Петровна. Когда она удалилась, Светлана вплотную придвинула свой стул к Лене.

— С тобой, правда, все в порядке? Ты хреново выглядишь.

— Знаю. После обеда отпрошусь домой, — проговорила Лена, с ужасом прислушиваясь к себе.

— Здорово, что ты пришла, — зашептала Светлана. — Погляди-ка на это чудо, только осторожно… Да не верти ты головой! Из деревни что ли…

Она чуть кивнула, указывая в сторону стола с разложенными на нем свежими газетами. Возле него, положив ногу на ногу, сидел молодой человек и читал «Комсомольскую правду», не замечая жгучего интереса, который вызвал у двух старшеклассниц. Склонясь над раскрытой энциклопедией они украдкой поглядывали на него.

Парень и впрямь был необыкновенно красив. Голубоглазый блондин, с раскосыми, приподнятыми к вискам глазами, он имел удлиненный овал лица с высокими скулами. Платиновые волосы, стянутые на затылке в длинный хвост, контрастировали с черными бровями и ресницами. Бледное лицо было по девичьи гладким. Даже странноватая форма ушей: при маленькой и аккуратной мочке, козелок был вытянут немного вверх, не портило его, а даже придавало некий шарм.

Но, похоже, ему было мало дела до того как он выглядит и как его внешность действует на окружающих. Вещи которые были на нем, оказались каким-то убогим тряпьем, но, как ни странно, смотрелись на нем стильно, если так можно было выразиться о потертых до белых дыр джинсах, растоптанных китайских кроссовках, и черного растянутого свалявшегося свитера. И Лена нисколько не удивилась, если бы этого красавца в таком затрапезно-бомжеватом виде запросто пустили в ресторан.

Однако при такой потрясающей красоте, было в нем что-то отталкивающее. Может, напряженно сжатые губы, или надменная сдержанность, а может высокомерная бесстрастность. Вот и газету он читал без всякого интереса, просто потому, что надо убить время. Он раздраженно встряхнул ее, и Лена невольно взглянула на его руки. Узкая ладонь, длинные пальцы принадлежали музыканту, да и попсовый вид подтверждал эту догадку, только вот разбитые, костяшки на них, сбивали с толку.

— Ты, что-нибудь подобное, видела? — страстно зашептала Света.

— Он записан?

— Черт! — с досадой чертыхнулась подруга. — Совсем из головы вылетело. Он вошел, и сразу перестала соображать. Глвное дело, он бродит по абонементу и ничего не выбирает. Я предложила ему помочь, а он смотрит на меня, и будто не видит, думает о чем-то своем. Вот. Прошел в читалку, порылся в газетах и уже полчаса читает один номер, — взволнованным шепотом рассказывала Светлана. — Сейчас подойду и спрошу у него паспорт. А вдруг он женат? Нет, только не это… я этого не переживу. Ладно… Паспорт все-таки отличный повод завести разговор, правда ведь? Как ты считаешь?

— Как, как… Вставай и иди спрашивать документ.

— Я боюсь…

— А он сейчас встанет и уйдет, — пригрозила Лена, поморщившись от стиснувшей голову боли.

И Света решилась. Глубоко вдохнув и выдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, она встала и двинулась к молодому человеку. Старшеклассницы, перестав делать вид, что изучают энциклопедию, ревниво наблюдали за нею. Лена отлично понимала их тревогу. Света сегодня выглядела как никогда сексапильно и могла выбить дух из любого мужчины, а потому ее неуверенность просто удивляла Лену.

Подойдя к столу, девушка склонилась над газетами, — поскольку, облегающий ее стройную фигурку, джемпер имел глубокий вырез, — и принялась деловито приводить их в порядок, казалось не обращая на незнакомца никакого внимания. Потом, словно, что-то вспомнив, она повернулась к нему о чем-то спросив. Сперва, парень явно не понимал чего от него хотят, потом, отложив газету, озадаченно принялся, что-то искать в карманах джинсов.

Наконец, выудив из заднего кармана потрепанный документ, он протянул его Светлане. Не спеша откинув за спину роскошные локоны, девушка взяла паспорт и что-то с обворожительной улыбкой произнесла. Но парень, только вопросительно глядел на нее и как только Светлана отошла, вновь погрузился в чтение своей газеты. Старшеклассницы, склонившись над энциклопедией, зашептались.

— Это, просто пресыщенный вниманием, тип, — хлопнув истрепанным паспортом по ладони, с досадой заявила Светлана и усевшись рядом с Леной, принялась листать его.

— Ага! — торжествующе зашептала она, раскрыв паспорт на развороте, где обычно ставился штамп о заключении брака. К ее радости, листы здесь были девственно чисты.

— Так, — Светлана быстренько перелистала паспорт дальше, туда где стоял штамп о прописке. Но как пристально не изучала она неясно пропечатанный штамп и блеклые чернила, которыми в него был вписан адрес, так толком ничего не разобрала.

— Ладно, — с некоторым разочарованием, отступилась она. — Теперь узнаем как тебя зовут, — и раскрыла паспорт на первой странице.

— Генадий Ари-ста-рхо-вич Кру-зен-ште-рн, — по слогам прочитала Светлана и девушки переглянулись. — Это, что шутка? — оскорбилась она. — Может паспорт поддельный? Надо посмотреть странички на свет: если там есть водяные знаки…

— Света… — одернула, увлекшуюся подругу, Лена.

— Ну, Крузенштерн, так Крузенштерн, — покладисто вздохнула та. — Может он его потомок. Правда?

Лена задумчиво кивнула. Во всей этой истории с паспортом ей виделась какая-то странность. В чем она была Лена объяснить не могла, и это не давало ей покоя. Лене, почему-то, эту странность необходимо было объяснить, но мешала пульсирующая точка боли, сидевшая в голове, вечным напоминанием о том страдании, которое может обрушиться на нее в любой момент.

Света что-то говорила, а Лена подняв взгляд на Крузенштерна, вдруг встретилась с пристальным взглядом его прозрачно голубых раскосых глаз. Смутившись, она тот час хотела отвернуться, но не смогла: какая-то сила сковала ее, не давая ни опустить глаз, ни даже моргнуть. Крузенштерн резко поднялся и решительно двинулся к ней, продолжая держать ее взгляд своим взглядом, не давая ни отвернуться, ни пошевелиться. От расширившихся зрачков его глаза стали темными, а боль в голове Лены судорожно забилась, разрослась и разорвала ее на части.

— Лен… Ну Ленка… Ну же… — слышался над ней испуганно дрожащий голос.

По лицу лилась вода, стекая по подбородку, щекам, шее, попадая за воротник блузки. Вздохнув, Лена открыла глаза. Она лежала на полу. Над ней склонилась Светлана, держа ее голову у себя на коленях. Над ними, со стаканом в руках, нависала Юлия Петровна.

— Как же ты меня напугала, — не на шутку перепуганная Светлана, помогла подруге подняться и сесть.

— Да что с тобой такое творится, девочка? — волновалась Юлия Петровна, с беспокойством оглядывая Лену. — За утро ты уже второй раз падаешь в обморок. Тебе нужно, не мешкая, показаться врачу. Пусть назначит обследование. С такими вещами не шутят.

— Это все белобрысый виноват. Если так пялиться кто хочешь в обморок брякнется, — пожаловалась Светлана.

— Ну конечно! У тебя во всех болячках мужики виноваты, — иронично хмыкнула Юлия Петровна и, обняв Лену, прижала ее голову к своей мягкой необъятной груди. — Бедная девочка. Думаю, будет лучше если мы вызовем «скорую». Вдруг это отравление. Что ты сегодня ела?

— Не надо «скорую» Юлия Петровна! — дернулась из ее теплых объятий Лена. — Я пойду домой и полежу… Это давление. У меня уже с утра жутко болела голова.

«Ой, нет! Домой нельзя» — спохватилась Лена и быстренько зажмурилась в ожидании новой вспышки боли, но вместо этого вдруг обнаружила, что не было даже намека на боль, засевшая точка боли, не дававшая забыть о ней, исчезла. Голова была ясной и легкой и боль не возвращалась, каким бы крамольным мыслям не предавалась Лена.

— Посиди немного, сразу не вставай и, никуда не уходи. Тем более в свой подвал, — строго велела ей Юлия Петровна. — А я с твоей загвоздкой еще повожусь. Хорошо?

Лена кивнула.

— Ты точно чувствуешь себя нормально? — спросила Светлана, и когда Лена утвердительно кивнула, заметно успокоилась. — Я тогда на свое место пойду.

Светлана ушла. Ей нельзя было оставлять абонемент без присмотра. Некоторое время Лена просто наслаждалась свободой от боли, рассматривая то на чем останавливался ее бесцельно блуждающий взгляд, пока не упал на выставочный стенд с литературой, посвященный русскому путешественнику и мореплавателю Крузенштерну. Лена резко выпрямилась. Что это? Совпадение? Но тут подошли старшеклассницы — сдать энциклопедию и пока Лена вычеркивала из формуляров их росписи, они придирчиво разглядывали ее. С абонемента донеслись голоса: недовольный — Светланы, и старушичий сварливый — пенсионерки.

Рассеяно прислушиваясь к их пререканиям, Лена с тревогой думала, что стала жертвой чьих-то непонятных манипуляций. Неважно как, но ей всадили в голову что-то вроде болевого стимулятора, чтобы она думала и поступала так, как нужно тому типу, что вломился вчера к ней домой. И вот теперь еще один странный тип влез в ее голову, уже для того, чтобы погасить контролирующий ее болевой очажок, и от этого она напоминала самой себе собаку Павлова.

— Свет!

— Что? — сразу же заглянула в читальный зал Светлана.

— А этот потомок Крузенштерна паспорт взял?

— Понятия не имею, — пожала та плечами. — Во всяком случае, ему я его не отдавала. Когда ты хлопнулась на пол, мне уже все по фигу было.

— На стойке его нет. Значит, либо Юлия Петровна отдала ему паспорт, либо он сам его забрал.

Светлана задумалась.

— Юлия Петровна отдать точно не могла — она сразу же бросилась к тебе. Я тоже была занята тобой. Ты же нас до смерти напугала…

— Девушка, сколько можно ждать! — донесся с абонемента визгливый голос и Света, скорчив, недовольную гримасу, исчезла.

Вскоре, появилась запыхавшаяся Юлия Петровна.

— Не знаю что и сказать про эту твою закавыку, — отдышавшись покачала она головой. — Начала я, аж с вавилонской и шумерской клинописи. Шучу. Но ни к какому, известному мне шрифту, я твои закорюки, причислить не могу. Уже не шучу. Может это какой-то шифровальный код?

— Как это? Вся книга, что ли зашифрована?

— Бывает и не такое, — не очень уверенно заметила Юлия Петровна. — Но ты расстраиваться погоди. Я ведь не первая и не последняя инстанция в этом вопросе, и эти записи можно показать Льву Кирилловичу. Помнишь такого? Он еще приходил к нам в таком берете и с платочком на шее?

— Француз, что ли?

— Он самый. Когда-то он преподавал лингвистику в нашем институте. Сейчас давно на пенсии.

— Но…

— Ничего тут неудобного нет, — упредила сомнения Лены Юлия Петровна. — Уверена, ему будет приятно, что кто-то вспомнил о нем и что кому-то понадобилась его консультация. Где-то у меня записан его телефон, — выдвинула она ящик с формулярами неперерегистрированных читателей за прошедших три года. — Я, если хочешь, договорюсь с ним о вашей встрече.

И Юлия Петровна основательно села за телефон, сразу дозвонилась до Льва Кирилловича, и завела с ним светский разговор ни о чем. После продолжительных взаимных приветствий, последовали ахи и охи по поводу собственного здоровья, потом здоровья детей и внуков, цен на продукты, после чего досталось политикам и местному правительству, а уж потом ДЕЗам и ЖЭКам и плавно перешли к положению дел в стране и в мире.

Юлия Петровна важно кивала головой, сочувственно охала: «Ну надо же», и когда разговор подошел к своему логическому завершению, изложила свою просьбу, молча выслушала ответ и передала трубку Лене. Лев Кириллович предложил ей, хоть сейчас, приехать с образцами таинственного письма, подробно объяснив как к нему добраться. Лена попросила Юлию Петровну отпросить ее у Ангелины Ивановны и покинула библиотеку.

Дом Льва Кирилловича оказался добротной сталинской пятиэтажкой с тенистой двором, обсаженным старыми липами и переросшими крышу высокими, раскидистыми тополями.

Прежде чем идти в гости, Лена зашла в кондитерскую, поэтому у подъезда, указанном в записке с адресом, стояла с небольшой коробкой «Праги». Нажав на кнопку домофона, она назвалась. Хозяин квартиры не заставил ее ждать — замок подъездной двери тут же щелкнул, пропуская гостью в дом где ее ждали с нетерпением и любопытством.

Лев Кириллович оказался из той породы исчезающих интеллигентов, которые еще не позволяли себе сидеть в присутствии женщин, называя их дамами и барышнями; галантно целовали ручку, не вызывая при этом улыбок, так как это выходило у них естественно, само собой разумеющимся. В этом семидесятилетнем мужчине не было и намека на старческую расслабленность и дряхлость. Одет он был по-домашнему: в стеганный атласный халат поверх футболки и спортивных штанов, подпоясанный перекрученным поясом с кистями на концах. Для полного сходства с Тургеневским Кирсановым не хватало лишь фески, а она бы Льву Кирилловичу, очень даже, пошла.

Его жилище, тоже удивило Лену. Следуя за хозяином по длинному коридору трехкомнатной квартиры, она разглядывала стопки книг составленных вдоль стен, аккуратно переступая через некоторые из них. Книги были везде: на креслах, столах, стульях, подоконниках, диване — этакий книжный рай. Сам Лев Кириллович уже давно перестал извинятся за этот беспорядок, вовсе не считая его таковым.

Как поняла из разговора Лена, он жил один: жена умерла, сыновья разъехались по-заграницам, а у него раз в неделю убирала квартиру, да и то чисто символически, домработница живущая в соседнем подъезде. Льва Кирилловича она вполне устраивала, потому что не передвигала и не перекладывала книг и ничего не трогала на его письменном столе.

Лена сидела на огромной кухне с высоким потолком, с сохранившейся по углам лепниной и пила чай из старинной чашки тонкого фарфора с тортом, порезанным на ровные доли. Лев Кириллович примостившись рядом с толстым семейным фотоальбомом в бордовом бархатном переплете, постукивал пальцем по потрескавшейся фотографической карточке, вдохновенно рассказывал:

— Дед мой профессорствовал, а бабушка слушала его лекции будучи молоденькой курсисткой. Там и познакомились. Теперь взгляните, Леночка, на эту карточку. Это мой старший сын. Неправда ли, он похож на своего прадеда?

— Поразительное сходство, — с неподдельным интересом, разглядывала Лена современный полароидный снимок представительного мужчины с зачесанными назад волосами, с умным взглядом из-за очков в модной оправе. Точно такое же лицо смотрело на нее со старой карточки конца прошлого века, отличаясь, лишь небольшой аккуратной бородкой, модным веянием того времени и какой-то одухотворенностью.

— Сыновья присылают мне видеозаписи своих дней рождений, Рождества, семейных праздников, но я люблю фотографии, а старые особенно. На них ты видишь, остановленный момент жизни в который можно вглядываться и вглядываться. Поверите ли, но иногда мне кажется, что я знаю о чем думал мой дед, сидя перед объективом фотоаппарата.

Лена с грустью посмотрела на Льва Кирилловича. Он был так далек от всех этих жалюзи, заменивших обычные, в его время, занавески; от кофеварки «Бош», примостившийся рядом с медным самоваром на буфете; от пылившейся микроволновки и сиротливо приткнувшейся среди фарфорового старинного сервиза, тостером, этими подарками собственных детей, решивших почему-то, что этими современными вещами они облегчают одинокую жизнь старика. Но насколько ближе и реальнее для него был его дед, которого Лев Кириллович и не помнил вовсе, но понимал так, что глядя на его карточку не чувствовал одиночества.

— Утомил я вас, Леночка, своими воспоминаниями, но эта извинительная слабость всех одиноких стариков. Вы же приехали сюда не за этим. Вроде как, весь регламент вежливости уже исчерпан и теперь мы можем переходить прямо к вашему делу. Верно?

Покраснев, Лена низко склонилась над нечеткой фотографией круглолицей девушки с переброшенной на грудь толстой косой. Она, ведь и правда, спросила Льва Кирилловича о его семье из вежливости.

— Ну, нет, Лев Кириллович, регламент исчерпан еще не весь: я ведь не спросила вас о вашем самочувствии, — попыталась отшутиться она, закрывая старый семейный альбом.

— О, только увольте меня от светских разговоров и о погоде, — рассмеялся Лев Кириллович, с удовольствием поддерживая шутку. — Что касается самочувствия, то какое оно может быть у стариков? Ну вот видите, я опять жалуюсь. Сережа, осматривая меня на днях, пригрозил: мол, не вздумай, Левушка, помереть. Кому, говорит, я буду нужен в качестве семейного врача. Мне что, с тобой тогда помирать придется? Зато, отвечаю, у тебя будет больше времени по девушкам бегать, ведь совсем еще молодой, всего-то шестьдесят пять.

Лена засмеялась.

— А если честно, — улыбнулся старик, — то меня в форме держит Надежда, моя домработница. Упрямая женщина, доложу я. В самом начале, когда она только появилась у меня, началось у нас с ней тихое противостояние. Она, нет-нет да незаметно в коридоре, мне стопку книг и приберет. Думала, что я, старый маразматик, ничего не замечу и не вспомню о ней. А, я ее, эту стопу книг, обратно на место складываю. И вот если замечаю пропажу и возвращаю на место, то значит еще поскрипываю, соображаю. Кажется, Надежда, дай бог ей здоровья, еще не угомонилась. Ну, а теперь, Леночка, выкладывайте, наконец, что там у вас, а то терпение мое мое кончается.

Лена достала из сумки исписанные карточки и протянула их Льву Кирилловичу. Скинув очки, он надел другие, с более сильными стеклами, которыми пользовался для чтения и внимательно изучил каждую карточку. Лицо старика стало строгим, неприступным.

— Вы сможете прочесть, что здесь написано? — решившись прервать его сосредоточенность, робко спросила Лена.

— Откуда списан текст? — строго спросил Лев Кириллович.

— Из книги. Из очень старой книги.

— Откуда она?

— Ну… это неизвестно. У нее нет ни начала, ни конца. Один текст, написанный непонятно каким языком.

— Как она к вам попала?

— Обычно мне присылают книги из закрывающихся библиотек. Приносят старые, редкие книги, остальные расходятся по другим фондам. Мне даже неизвестно из какого города ее прислали. Конечно, я могу навести справки, но это вряд ли что даст. Да и на упаковке посылки не было обратного адреса. Я это хорошо помню.

— Пойдемте, — Лев Кириллович поднялся и зашагал из кухни по темному коридору, привычно идя между стопками книг, расставленных вдоль стен. В небольшом кабинете, чье пространство занимали опять же книги и журналы, он, прежде чем занять вращающееся кресло перед компьютерным столом, пригласил сесть гостью:

— Скиньте журналы с кресла и устраивайтесь, — велел он, включая компьютер.

Споткнувшись о стопку книг и чуть не рассыпав ее, Лена пробралась к креслу, сняла с него глянцевые компьютерные журналы, и примостилась на его краешке. Сначала она внимательно наблюдала за работой Льва Кирилловича, смотря в мерцающий голубоватым светом монитор. Потом, усевшись в кресло поудобнее, задумалась, под частый перестук клавиш под проворными пальцами Льва Кирилловича.

Мысли вернулись к зловещему черному типу, которому была так необходима эта древняя книга с таинственным письмом, что он подверг Лену мучению. И она была уверена, что он пойдет на большее не только в своих угрозах. Однако почему, при его способности беспрепятственно проникать повсюду и узнавать о местонахождении книги, он не может взять ее сам? Почему для этого нужно кого-то пытать и запугивать, раскрывать перед кем-то свое желание заполучить эту книгу, во чтобы то ни стало, принуждать отдать ее ему прямо в руки?

Потому что… и Лена чуть ли не подпрыгнула от озарившей ее догадки: этот страшный тип по каким-то, неизвестным ей причинам, не может взять сам то, чего так жаждет. Возможно, он не то что взять, но не в состоянии даже приблизиться к книге. Лена приободрилась, почувствовав покинувшую ее было уверенность, найдя слабое место у того кто, обладая невероятными сверхчеловеческими способностями, возымел над нею такую власть. Она усмехнулась. То о чем она сейчас так серьезно размышляла, с точки зрения реальности, выглядело сущим бредом и было бы смешным донельзя, если бы не создавало серьезной проблемы.

Она вспомнила с какой злобой говорил ее мучитель об отсветах магии на ее руках, оставленных книгой. Неужели было настолько ясно, что они оставлены книгой? Хотя, после того, что с ней случилось в подвале, когда она в первый раз открыла ее, стоило ли удивляться этому. Теперь Лене важно было понять: как ей поступить дальше? Очень не хотелось отдавать книгу Чернобородому и раз появилась возможность оставить ее у себя, то было бы большой глупостью не узнать, что же в ней такого, от чего ее мучитель жаждет заполучить ее всеми средствами. Пожалуй, она оставит ее у себя. Почему бы ей, в конце концов, не рискнуть?

— Можно уже, что нибудь сказать о письме? — спросила Лена.

— Пока, ничего сказать не могу?

— А сколько времени займет работа над этим письмом?

— Терпение, Леночка, — с нескрываемой досадой ответил ей Лев Кириллович, не отрываясь от компьютера. — С ним придется посидеть и будет лучше если ты оставишь карточки у меня. Когда я, что нибудь раскопаю, сразу же дам тебе знать.

Лена покусала губы и от волнения перекрутив ремешок сумочки, решилась:

— Лев Кириллович, простите мою бесцеремонность, но… можно мне сегодня переночевать у вас?

— Разумеется, — машинально кивнул в ответ старик, не отвлекаясь от чтения текста на мониторе. И Лена решила было, что он попросту не расслышал ее просьбы, пока он тут же не добавил: — При условии, что ты не будешь отвлекать меня.

— Спасибо, вам, большое, — оживилась Лена. По крайне мере, одна ее проблема благополучно разрешилась. — А можно я от вас позвоню?

— Телефон в коридоре. Только звони сейчас, потому что, мне нужно подключиться к Интернету.

Выглянув в коридор, Лена увидела телефон, стоящий на полочке под включателем. Она набрала Любашин номер.

— Славик? Привет… Да все в порядке… Спасибо. Любаша дома? Привет, это я… Нет не скоро… нет, не приду… не голоси, я не у Васи… Да… Присмотри за Мисюсь… Конечно забери, мне спокойней будет. Ко мне никто не приходил? Не заметила? Ну ладно, тогда до завтра. Пока, — Лена озадачено опустила трубку на рычаг.

Может, ей показалось, но когда она сказала Любаше, что не придет домой, то ощутила слабый, словно отголосок, едва уловимый толчок боли в голове.

— Лев Кириллович, — заглянула она в кабинет, — если уж я у вас остаюсь, то, может быть, займусь ужином?

— Сделай одолжение, Леночка, — последовал нетерпеливый ответ. — Будь хозяйкой и располагай всем, что найдешь в холодильнике.

Получив добро, Лена, улыбаясь, пошла на кухню. Как-то незаметно они с Львом Кирилловичем перешли на «ты». Лена была не против — Лев Кириллович ей нравился. Легкий человек.

Холодильник оказался набит продуктами, видимо стараниями неутомимой домработницы Надежды. Для Лены, привыкшей довольствоваться малым, готовить из такого обилия продуктов, доставляло удовольствие. Тем более стряпать для Льва Кирилловича. Почему-то она подумала о своем деде, которого не помнила и о котором совсем ничего не знала, впрочем, так же как и о своем отце. Их фотографии мама бережно хранила в шкатулке и Лена частенько доставала их, когда мамы не было дома, потому что мама всякий раз плакала, когда смотрела их. О гибели отца, молодого офицера, бесшабашно и дерзко смотрящего с фотографий, ни мать, ни дочь не говорили. Лене достаточно было знать о том, что он нелепо погиб на учении, а расспрашивать подробнее она перестала, когда поняла, какую боль это причиняет маме.

В коридоре послышались шаркающие шаги: Лев Кириллович отключил телефон, подключившись к Интернету.

— М-м… как вкусно пахнет, — заглянул он на кухню с удовольствием принюхиваясь. — Давненько в моей квартире не стоял аромат стряпни. Какая уж тут работа. Леночка, покорми меня скорей, а то бедный старик вот-вот изойдет слюной.

Польщенная Лена наполнила тарелку салатом, положила котлету и поставила ее перед Львом Кирилловичем, не забыв пододвинуть вилку и корзиночку с хлебом. Наблюдая с каким аппетитом он ест, она решила почаще заглядывать к нему, так приятно хоть кого-то баловать своей стряпней. Он же, глядя, как она вынимает из духовки противень с румяными пирожками и ловко укладывает их на блюдо, не удержался:

— Леночка, ты, конечно, можешь послать любопытного старика куда подальше и поделом… Но скажи откровенно — ты скрываешься у меня от мужа? Вы поссорились и ты решила его проучить? Он, наверное, страшно переживает?

— Не от мужа, — помолчав сказала Лена.

— Понимаю, — вздохнул старик.

— А у вас, как продвигаются дела?

— Задала ты мне задачку. Я, было, подумал, что это идиш, только это не идиш, точно. Но и не шифр, как решила Юлия Петровна. Попробую запустить эту таинственную абракадабру в Интернет. Кто-нибудь да откликнется. Только, рассчитывать на это тоже особо не стоит и похоже, придется, все же, разгадывать эту головоломку самому.

— Чепуха какая-то. Если существует книга, значит, ее кто-то написал и значит, ее можно прочесть.

— Так-то оно так. Но к сожалению бывает так, что уже не существует тех, кто бы помнил древнюю письменность, а уж прочесть ее… Как никто не может прочесть древних инков. Я зайду завтра в библиотеку и мы с тобой отсканируем с книги несколько страниц.

Они немного поболтали, пока Лена мыла посуду, скрашивая вечер.

— Пора и на покой, — поднялся из-за стола Лев Кириллович. — Но это касается только тебя, Леночка. Я же вновь сяду за компьютер, — он стряхнул крошки со своего стеганного халата и черной футболки, видневшейся из-за его отворотов. — Пойдем, я покажу, где ты будешь спать.

В комнату, где Лене предстояло ночевать, похоже заглядывали не часто. Здесь пахло нежилым. Пыль лежала на телевизоре, тумбочке, стенке-гостиной занимавшую всю стену, за стеклами которой красовались статуэтки, английский охотничий сервиз и фотографии мальчиков: сыновей и внуков хозяина квартиры.

— Постельное белье, — Лев Кириллович достал из тумбочки стопку белья, одеяло и подушку, сложив их на диван. — Будильник и пульт от телевизора здесь. Если что понадобиться — я в соседней комнате.

— Вы что, всю ночь будете сидеть за компьютером? Господи, я чувствую себя виноватой.

— Леночка, ты еще так молода и незнакома с бессонницей. Где тебе знать, что такое бестолково и бесцельно слоняться из комнаты в комнату всю ночь напролет. И не дай бог тебе узнать, что это такое. В голову лезет всякое… М-да… Ты же подкинула мне интересное дельце и время, поверь, пролетит для меня незаметно. Спокойной тебе ночи.

Она уснула сразу, как только голова ее коснулась подушки. На новом месте спалось беспокойно, чутко. Все было чужое, непривычное, не было рядом мурлыкающей Мисюсь, что всегда спала рядом, под боком у Лены, свернувшись в клубочек. А потому, проснувшись среди ночи, она долго не могла узнать темную комнату и, понять, почему находиться здесь, а не у себя.

Мерно тикал в изголовье будильник, показывая полтретьего ночи. Вспомнив, наконец, где она, Лена прислушалась к тишине квартиры, потом нашарив возле дивана джинсы и блузку, кое-как натянув их в темноте на себя, сунув ноги в тенниски, путаясь в шнурках, она вышла из комнаты и, почти наощупь, побрела в сторону туалета. В квартире было как-то непривычно тихо. Осторожно, чтобы не споткнуться в темноте о стопки книг, она прокралась мимо кабинета, прислушиваясь. Ни стука клавиш, ни поскрипывания кресла, только пробивалось из-под двери слабое мерцание монитора. Все-таки сон сморил Льва Кирилловича, как он ни храбрился перед Леной. Она покачала головой и двинулась, было дальше, когда в кабинете раздался тихий шорох и дверь, скрипнув, приоткрылась.

— Вы не спите? — прошептала Лена. — А я-то надеялась, что на этот раз с вашей бессонницей покончено. Если я разбудила вас, то извините, я не хотела.

Старик молча наблюдал за нею неподвижным взглядом из-за приоткрытой двери.

— Лев Кириллович? — дрожащим голосом позвала она его.

Ей, вдруг стало страшно, одной, в квартире со, странно ведущим себя, стариком. Вдруг он того… Вытерев враз вспотевшие ладони о джинсы, она испуганно спросила:

— Вам плохо? Вызвать врача? Может принести лекарство? Только скажите где оно лежит?

Но Лев Кириллович все так же, не шелохнувшись, смотрел немигающим взглядом, будто, не видя ее вовсе.

— Иди… сюда… — хрипло прошептал он и Лена похолодела, не узнавая его голоса.

Все это до того не вязалось с реальностью, что она решила, что спит и видит жуткий сон, в котором ее словно парализовала и она не в силах была пошевелиться.

Дверь резко распахнулась, ударившись о стену и Лев Кириллович, лишившись опоры, безвольным кулем повалился на пол. Тогда-то Лена увидела, что в кабинете был еще кто-то. В голубоватом неверном свете компьютера, угадывался черный силуэт, сидящего в кресле человека и Лена уже знала кто это.

— Подойди, — велел ей властный голос и в глубине темного силуэта вспыхнул мерцающей искоркой огонек, разгораясь все больше и больше, пока в его приглушенном багровом свете окружающее не приобрело более четких очертаний. Камень в перстне переливался золотистыми и красными вспыхивающими бликами. Завороженная этой игрой света, Лена так и не двинулась с места.

— Как вы, люди любите, чтобы с вами возились, — ночной гость поманил ее пальцем к себе и Лена, против воли, переступила порог кабинета, сделав все же слабую попытку остановиться и тот час ее голова чуть не взорвалась от знакомой боли.

— Не смей противиться мне, — бесстрастно произнес ее мучитель.

В его голосе не слышалось ни угрозы, ни гнева. Яркое свечение перстня освещало снизу черные пряди бороды, делая глубже и резче темные провалы глаз и впадины щек на его лице.

— Посмотри, что бывает с теми, кто не подчиняется моим приказам — показал он в сторону Льва Кирилловича. — Этому ничтожеству, тоже вздумалось сопротивляться мне. Вы, люди, глупы, — негромко, с глубоким отвращением добавил он и это впечатляло сильнее, чем если бы он кричал. — Вас оправдывает одно — вы не понимаете, с кем имеете дело.

— Отпусти его, — через силу, сковывавшую ее, тихо попросила Лена. — Зачем тебе больной старик?

Чернобородый царственным жестом отвел руку с тростью в сторону, надменно вскинул голову так, что его глаза полыхнули багровым отблеском и оскалился.

— Не тебе в твоем положении просить за эту рухлядь. Подумай о себе. Ты посмела выйти из-под моей воли, доставила массу хлопот, заставляя искать себя. Не много ли внимания ты требуешь к своей особе? Но, я, все же, еще желаю раскрыть тебе глаза на истинное положение вещей. Ты должна быть благодарна мне за это, а не думать о таком пустяке, как он, — кивнул Чернобородый на Льва Кирилловича, лежащего на полу. — Знаешь кому я обязан тем, что нашел тебя? Ему. Он так настойчиво разыскивал хоть что-то о таинственной книге, что сотряс весь ментальный эфир. Ты и теперь будешь просить за того, кто предал тебя?

Сил у Лены хватило на то, чтобы только кивнуть.

— Что заставляет тебя поступать так? Чем таким запугал тебя этот никчемный старик, что ты принесла книгу ему, а не мне? Может он посулил тебе сокровища, которых у него нет? И зачем ему Кора? Разве ты не задавалась этим вопросом? Ведь ответ так очевиден, — он опять оскалился. — Разве все ничтожное не жаждет владычества?

Лена, едва осознавая себя от страха, чувствуя себя совершенно беспомощной перед Чернобородым, полностью подчиненная его воле, лишь слабо пожала плечами, на что ушли все ее силы.

— Забавно, как порой безрассудно ведут себя людишки, не понимая, кого смеют злить — процедил Чернобородый, раздраженно оглядывая, стоящую перед ним девушку.

— У меня нет… никакого желания… узнать… кого я злю… — с трудом выговорила Лена, сопротивляясь мощному желанию молча повиноваться, быть просто безмолвной жертвой.

— Магия Коры настолько велика, что дает такие силы, какой-то безмозглой твари, сопротивляться мне? Но ведь старик не держал ее в руках и даже не видел ее, однако смел перечить мне и оказать противодействие моей воле, стоя на своем до конца. О Кора, Кора… — и зловещий незнакомец задумчиво, почти восхищенно, покачал головой, погрузившись в свои мысли.

Чужая воля, сковывавшая Лену, заметно ослабла и едва почувствовав это, она бросилась ко Льву Кирилловичу. Он, слава богу, был жив, но дышал тяжело и прерывисто, смотря перед собой невидящим, ушедшим в себя взглядом. Он выглядел таким дряхлым, больным и беспомощным, что невольно наворачивались слезы.

— Отойди от него! — прогремел вдруг над нею ненавистный голос. — Разве я закончил говорить с тобою?

Лену что-то подняло, выпрямило и подтолкнуло навстречу Чернобородому. Невольно сделав шаг к нему, она запредельным усилием своей воли заставила себя остановиться.

— Ты будешь умирать долго и мучительно, — страстно пообещал Чернобородый. — Но перед тем расскажешь, кто посмел снять мое заклятие, следящее за тобой, после чего отдашь Кору мне.

— Кто снял твое заклятие — не знаю. Он не представился. А свою Кору забирай хоть сейчас.

— Он? — быстро переспросил Чернобородый, заметно встревожившись. — Но я не чувствую рядом с тобой присутствия этого эльфийского отродья, — пробормотал он, похоже успокоившись и вновь обретя прежнюю самоуверенность, продолжал. — Кора. Ты ведь посмела заглянуть в нее, осквернив своим прикосновением, эту священную реликвию. Пыталась прочесть ее, да? Знай же: никто, кроме меня не может владеть этой книгой, тем более, читать ее вечную мудрость, которая не может открыться тебе, рабыня. Она страдала от твоих грязных прикосновений, от мелкого, никчемного любопытства и липкого суетливого взгляда. Я чувствую ее страдание, как свое, но они скоро прекратятся. Великая Кора вновь очиститься, омытая твоей кровью. Это будет моим жертвоприношением ее священной магии.

Лена не слушала его разглагольствований, занятая больным впавшим в забытьи стариком похлопывая его по щекам и пытаясь привести в чувство.

— Ты сейчас же поведешь меня к книге и отдашь ее мне в руки.

— Да, отдам я тебе твой хлам, но сперва не сообразил бы ты с помощью своих фокусов стакан водички, а еще лучше бригаду «скорой помощи».

В страшном раздражении вскочил со своего места маг, стукнув тростью об пол. Тело Льва Кирилловича резко вывернулось из-под рук девушки и зависло в воздухе, прямо перед ней. С безвольно свисавшей ступни слетел тапочек и шлепнулся на пол. Старик неожиданно поднял голову и близоруко щурясь, огляделся. Чернобородый чуть повернул ладонь и стеганный халат, сам собой, сполз с сутулых старческих плеч. Следом за ним, будто ожив, с тихим шорохом упала на пол остальная одежда несчастного. Видеть дряблое, бледное тело было выше сил, тем более, что старик, лишенный собственной воли, не в силах был даже прикрыться. Но самым ужасным было то, что он сознавал свое унижение.

— Посмотри на него! — тоном насмешливого превосходства, приказал Лене маг. — Разве стоит тратить мое время на этого отвратительного, жалкого червя. Как мне нет дела до этого бесполезного старика, так и тебя не должна волновать его судьба. Неужели, ты, глупое ничтожество, до сих пор не поняла, что отныне я твой повелитель. Вы все рождаетесь рабами, но почему-то упорно считаете себя свободными в своем выборе.

Тем временем, Лена смотрела на Льва Кирилловича по щекам которого катились слезы. Взяв его холодную руку, глядя ему в лицо, девушка тихо произнесла:

— Я не встречала человека лучшего и достойного чем вы.

Ответом ей было слабое пожатие его руки. Последовавший за этим вопль ярости и ураганный порыв ветра, сбил Лену с ног, ошеломив ее. Как в замедленном кошмарном сне она смотрела, как голову Льва Кирилловича вывернуло лицом к затылку, с тошнотворным хрустом ломаемых позвонков и мертвое тело, глухо шлепнулось на пол.

Открывая и закрывая рот в беззвучном плаче, Лена подползла к нему. Стараясь не смотреть на свернутую голову, она вытащила его неловко подвернутую руку, вытянув ее вдоль тела, и накрыла Льва Кирилловича халатом. Но халата не хватало: если она укрывала его с головой, то нелепо торчали голые ступни, если же одергивала халат к ступням, открывалась голова, а Лене было важно укрыть его полностью.

— Не выводи меня из себя, если ты не желаешь, чтобы я еще раз прибег к своей способности убивать на расстоянии.

Услышав голос Чернобородого, Лена вздрогнула, укрыла Льва Кирилловича халатом с головой, поднялась и с молчаливой яростью кинулась на врага. Тот резко вскинул навстречу ей ладонь, и упругая невидимая сила отшвырнула девушку к стене, распластала по ней и повлекла вверх, к потолку, и вынесла затем на середину комнаты, где она повисла в воздухе безвольным кулем, прямо над безжизненным телом Льва Кирилловича.

Приблизившись к ней, Чернобородый остановился, сложив ладони на набалдашнике трости и склонив голову на бок, минуту рассматривал пленницу с таким выражением, будто перед ним была, пришпиленная булавкой, мошка.

— Во имя всех демонов, как же мне хочется выпотрошить тебя и насладиться твоей медленной смертью, — прошептал он, заметным усилием сдерживая себя. — И я, клянусь Корой, сделаю это, но после того, как выполню свое обещание. Ты ведь не забыла, что я обещал убить того, кто дорог тебе, не сходя с этого места.

Он отошел к столу и не сводя с Лены своих страшных глаз, дотронулся пальцем до экрана компьютера. Мерцающая заставка звездного неба сменилась подрагивающим изображением темной комнаты. Обзор медленно переместился с комода на двуспальную кровать в которой безмятежно спали Славик и Любаша. Похолодев, Лена дернулась.

На пальце Чернобородого прижатого к экрану, пульсируя, разгорался ярким накалом багровый камень перстня. С ужасом глядя на него, девушка задергалась, пытаясь подчинить себе свое безвольное тело. Но не смогла не то что пошевелить руками и ногами, а даже рта раскрыть, чтобы крикнуть. Все ее тело словно парализовало, она не чувствовала его совсем и ей ничего не оставалось, как беспомощно смотреть на Любашу, чья голова покоилась на груди мужа. В ногах кровати, свернувшись калачиком, уютно устроилась Мисюсь. Колотящееся сердце Лены, отсчитывало секунды до того, когда этот покой вот-вот будет нарушен и ее друзья, так ничего и не поняв, погибнут на ее глазах. За что ей это?!

Вдруг Мисюсь жмурясь подняла голову и навострила уши. Огромные фосфоресцирующие глаза уставились прямо с экрана на Лену и Чернобородого. Коротко мяукнув, кошка бесшумно соскочила с кровати и скрылась из вида. А узловатый, скрюченный палец с пульсирующим багровым перстнем, передвинулся, упершись в Любашино изображение. Чернобородый принялся, что-то нараспев нашептывать. Любаша поморщилась во сне, беспокойно заворочалась. Лена взмолилась, крича про себя: «Помогите! Помогите же кто-нибудь!». А в спальне, по ту сторону экрана, промелькнула темная тень и изображение закрылось шипящим, фыркающим, вздыбленным комком.

Чернобородый от неожиданности отшатнулся, поперхнувшись словами словами своего заклинания. Экран погас. Лена безмолвно ликовала: «Молодец, Мисюсь! Моя храбрая девочка!» С искаженным злобой лицом, Чернобородый развернулся к ней, перехватил свою трость и с бешенством замахнулся тяжелым набалдашником на парящую перед ним беспомощную жертву. Девушка зажмурилась, ожидая рокового удара и прощаясь с жизнью. Стук оконных рам, звон разбитого стекла, яркая белая вспышка, что ослепила ее даже сквозь сомкнутые веки. С грохотом упал компьютер. Чьи-то сильные руки обхватили ее, легко сдернув с места и она стремительно куда-то понесло.

«Кемру… Темпора… Оффу…!» — слышался удаляющийся крик Чернобородого. В лицо Лене бил встречный ветер и когда она разомкнула веки, то с ужасом увидела, что летит вниз с пятого этажа. Но ее падение, вместо того, чтобы набирать скорость, наоборот начало замедляться и Лена плавно опускалась вниз, пока между третьим и вторым этажами, ее не настигла огненная вспышка заклятия, брошенная вслед Чернобородым. Ей повезло: бесформенный, похожий на сгусток крови, шар был встречен ветвями тополя, что качнулись к нему, приняв в себя огненное заклятие и вспыхнув, мигом обуглились. Синее пламя пробежало по стволу и ушло в землю, сделав гибельное заклятие бесполезным.

Падение Лены стало стремительнее, но земля, слава богу, была уже близко, так что встреча с ней не причинила ей какого-нибудь ощутимого вреда. Лена просто шлепнулась в траву, но только поднялась на ноги, как снова была вынуждена опуститься на колени: ноги дрожали и подкашивались. Приходя в себя от своего необычного, противоестественного падения и еще не веря тому, что избежала смерти от руки Чернобородого, она недоверчиво смотрела как рядом легко приземлился на ноги, светловолосый, смутно знакомый парень.

Едва приземлившись, он повел себя странно. Тут же бросился к сгоревшему тополю и обхватив его руками, прижался лицом к обугленному стволу. Потом, отстранившись, прошептал:

— Прости, я больше ничего не смогу сделать для тебя.

Тополь вдруг дрогнул и качнул обгоревшими ветвями изуродованными ветвями, хотя ночь была тихой и безветренной. Ошеломленная, ничего не понимающая Лена, отметила это мимолетно, поверхностно, слишком много сегодня приходилось принимать на веру и она просто не поспевала осмыслить, следующие один за другим, события. Зато она узнала парня, спешащего к ней — это был Крузенштерн.

— Бежим! — скомандовал он, схватив ее за руку, резко вздергивая на ноги и таща за собой.

Но вскоре отпустил ее руку. Лена бежала за ним так быстро, как только могла Праень все время с раздражением оборачивался на нее, вынужденно сбавляя темп. Лена, начав спотыкаться, стала для него тормозом и в конце концов она перешла на шаг, прижимая руки к груди, пытаясь унять хриплое дыхание, разрывающее ее грудь. Ее легкие горели, в боку кололо. «А куда, собственно, мы бежим?» — задалась она вопросом, глядя, как парень скрылся за угол, уверенный, что Лена следует за ним. Она наклонилась, опершись ладонями о колени, выравнивая дыхание. Куда она бежит? Разве от Чернобородого можно укрыться? Он везде отыщет ее.

Парень вышел из-за угла и быстро пошел к ней, настороженно оглядывая пустынную улицу и темные крыши домов. На проезжей части сиротливо мигал зеленым глазом, единственный светофор. Лена выпрямилась, чтобы поблагодарить своего спасителя и распрощаться с ним, но взвыв от боли, пронзившей ее голову и выворачивавшей ее всю, обхватила свою многострадальную голову. Опять! Она этого не выдержит! Боль тисками сжимала голову все сильнее и сильнее, еще немного и она расколется, как орех.

Обхватив голову, Лена раскачиваясь из стороны в сторону, брела куда-то, ослепнув от боли. С каждым верным шагом, боль, чуть-чуть, отпускала, но стоило ей повернуть, отклониться не туда, как боль с новой силой скручивала ее. Лену взяли за плечи и остановили. Кто-то, что-то говорил, но она вырывалась, не слушая. Ей нужно было идти туда, где боль становилась терпимой и где, возможно, она утихнет совсем. Но ее, крепко держа за плечи, спиной вперед повлекли совсем не туда, куда надо, потому что стало так невыносимо больно, что она закричала, отбиваясь изо всех сил. Через расплющивающую ее голову боль, слабым, уже оставляющим ее сознанием, она смутно чувствовала, как ее с силой прижали к холодной стене, схватили за руки, и тяжело навалились, не давая пошевелиться, лишая возможности сопротивляться. Лена брыкалась до тех пор, пока совсем не обессилев, услышала, что ей кричали в самое ухо:

— Открой глаза! Открой глаза!

Сжав зубы, она замотала головой. Чьи-то ладони крепко обхватили ее голову и в лицо ей отчетливо сказали:

— Открой глаза и я помогу тебе.

Она едва смогла разлепить мокрые от слез ресницы. Крузенштерн, немного присев перед ней так, что бы его лицо находилось с лицом девушки, впился взглядом в ее зрачки. По мере того как они, расширяясь, поглощали радужку его глаз, боль Лены стихала, будто кто-то вытягивал ее из головы. Продолжая удерживать ее взгляд своим, парень отстранился от Лены, престав налегать на нее своим телом, и она смогла свободно и глубоко вздохнуть. Крузенштерн с силой вдавил, сложенные щепотью пальцы в ее виски и резко развел руки в стороны. В ее многострадальной голове, будто, что-то оборвалось и боль исчезла совсем, словно ее и не было. Предметы приобрели четкость, и Лена начала ясно осознавать окружающее.

Отведя руки в стороны, Крузенштерн с отвращением стряхивал грязно-багровый ореол, дрожащий на его пальцах. Рассыпаясь, он рваными хлопьями падал на асфальт с шипением тая на нем. До них донесся далекий, жуткий вой, полный ярости и отчаяния. Стены домов с темными провалами окон, с готовностью докатили его эхом по безмолвным лабиринтам улиц до Лены и Крузенштерна. Парень прислушался, брезгливо вытирая руки о свитер, потом взял Лену за руку и потянул за собой. Но теперь Лену не нужно было подгонять, она бежала прилагая все свои силы, лишь бы очутиться еще дальше от жуткого воя, до сих пор стоящий в ушах, который человек был просто не способен издать. Вскоре они сменили бег на быстрый шаг, а потом, вообще, пошли медленно, пока не остановились у освещенной витрины какого-то универмага. Похоже, погоня им больше не грозила.

Лена прислушивалась не столько к тишине ночных улиц, сколько к своим ощущениям. Еще один приступ подобной боли точно доконает ее. Где-то в стороне протяжно и раздраженно мяукали коты. Что-то метнулось из мусорного бака в глубь темного переулка. Парень, как будто, тоже прислушивался, его странный уши даже шевельнулись, как у Мисюсь, когда та слышала, что-то подозрительное. Над ним шипел, потрескивая и мигая, потухающий фонарь.

— Нужно уходить, — сказал он, так и не сдвинувшись с места, продолжая напряженно прислушиваться.

Лена глянула в подворотню, где только что промелькнула неясная тень и в панике, дернулась назад.

— Поздно, — прошептал, удерживая ее Крузенштерн.

Из подворотни не торопясь, вышла огромная собака и уселась на границе света, отбрасываемого фонарем, и глухой тьмы подворотни. И хотя их разделяла проезжая часть, Лена отлично разглядела эту собаку, которую приняла за огромного дога. Однако, это существо даже издали не напоминало собаку.

Оно было намного выше и крупнее, имело более длинные лапы, было бесхвосто и не имело шерсти. Под белесой кожей, свисавшей дряблыми складками, перекатывались мышцы. Безобразную морду, отдаленно похожую на собачью, отличали мощные челюсти. Из приоткрытой пасти свисал узкий длинный язык и Лена видела, блеснувший в свете фонаря, ряд острейших клыком, которые продемонстрировал монстр. Его влажный нос, похожий на свиной пятак, все время нервно вздрагивал, втягивая в себя холодный ночной воздух, насыщенный их страхом и отвращением. Ей показалось или на самом деле маленькие, злобные глазки монстра, сидящие глубоко под покатым лбом, насмешливо блеснули?

— Мамочка, — выдохнула, пораженная столь жутким видением, Лена.

Монстр шевельнул ушами, почти человеческими — они располагались на его звериной голове там же, где и у людей. Выглядело это и странно и отвратительно.

— Не беги… пока нельзя… — шепнул Крузенштерн, крепко сжимая ее руку. — Держись подле меня.

С надеждой, Лена взглянула на него и по выражению его лица поняла, что шансов на спасение у них, похоже, нет.

Монстр вдруг резко поднялся и повернулся в сторону поворота, туда где дрога уходила за угол десятиэтажной высотки и обнажив влажные десна, оскалил клыки. Оттуда медленно выехал, дребезжа и лязгая, видавший виды жигуленок, каким-то образом все еще остававшийся на ходу.

— Бежим! — скомандовал Крузенштерн, дернув Лену за собой.

Они рванули к машине, надеясь укрыться за нею от прыгнувшего на них монстра. На этот раз Лена неслась чуть ли не впереди Крузенштерна, отчаянно махая жигуленку, надеясь, что их заметят и их подберут. Но когда увидела, как тварь, без разбега, легко прямо с места, прыгнула, она поняла, что им не спастись, но оставался шанс, что он хотя бы прикроет их от монстра, лишь бы добежать до желанной защиты жигуленка. Они бы и не добежали, но жигуленок газанул навстречу, выстрелив черным густым выхлопом, неожиданной для этой проржавевшей развалины прыти. Для твари, вытянувшей в прыжке длинные передние лапы, готовой уже обрушиться на свою жертву, и разделаться до того как к ней подоспеет эта громыхающая раздолбайка, оказалось неожиданностью, когда вонючая железяка, вдруг увеличив скорость, сшибла ее, так и не дав приземлиться. Чудовище отшвырнуло шагов на двадцать, где оно шлепнулось на асфальт и осталось лежать неподвижной бесформенной тушей.

Рванув дверцу на себя, Лена ввалилась в салон, упав на потертый дерматин заднего сиденья. За нею запрыгнул Крузенштерн, на ходу захлопывая дверцу, набиравшего скорость жигуленка. Лена оглянулась, с тревогой глядя через запыленное заднее окно на валяющегося, без всяких признаков жизни, монстра.

— Мы убили его? — плохо веря в то, что тварь погибла, но отчаянно надеясь на это, дрожащим голосом спросила Лена.

— Скорей всего оглушили… Шакера не так просто убить, — морщась от тяжелого запаха бензина стоящего в салоне машины, проговорил Крузенштерн, стараясь разглядеть оставшегося позади бездыханного врага.

— Погоди! Ты что, хочешь сказать, что это Чернобородый? — содрогнулась Лена.

— Ты удивлена? — надменно бросил Крузенштерн.

— Так он еще и оборотень впридачу ко всем своим остальным достоинствам. Ну так и есть зверюга, — разволновалась Лена.

— Ребята, вы как? — обернулся к ним водитель.

— Нормально, — ответила Лена. — Спасибо, что не бросили.

— Не за что, — великодушно отмахнулся владелец жигуленка, молодой парень со взъерошенными волосами, в линялой ковбойке. — Вам, вообще-то, куда?

Лена зачем-то назвала адрес библиотеки.

— Найдем, — успокоил ее парень.

— Спасибо, но мы вас, наверное, задерживаем?

— Не… — обернулся он к ним, широко улыбаясь, — я ведь бомблю на этой развалине.

— Разве в такое время еще находятся пассажиры?

— Время самое то. Вы не представляете сколько народу не спит по ночам. Та что прибыток у меня неплохой. Мне ночью удобно, ведь прав-то я не имею, а ее, — он похлопал по рулю, — собрал сам, своими собственными руками. Ребята, конечно, помогали, но в основном с ней парился я. А когда начали ее испытывать и обкатывать по ночам, глядим, нас останавливают — голосуют, не боясь, что мое транспортное средство, кажется вот-вот, развалится. Но это только кажется. Видали, как моя инвалидка с вашей собакой разделалась. Она меня ни разу не подводила. Ну вот, мы и решили на ней подрабатывать. Ребята даже иногда берут ее у меня — девчонок покатать, правда, редко. Говорят, вид у моей тачки непрезентабельный. Девчонки, видишь, нос воротят, не хотят на этой франкенштеке кататься. Потому-то днем мы на ней не ездим — не рискуем оскорблять ее видом народ.

— Когда же вы спите?

— А на лекциях. Самое то. Слушайте, ребята, только без обид, ладно? Хотелось бы деньги вперед получить.

— Конечно, — пихнула Лена Крузенштерна локтем в бок. Пусть он выкручивается.

Тот, словно очнувшись, вытянул из кармана джинсов три сторублевки и неуверенно протянул их парню.

— Надеюсь, этого будет достаточно. Но если этого мало, только скажите и дам еще.

— Порядок, друг, этого более чем достаточно, — и довольный парень небрежно сунул деньги в нагрудный карман своей клетчатой рубахи. — А, что это за псина такая набргосилась на вас? Впервые вижу такую чудную породу. Элитная, наверное? Не собака, а Баскервиля какая-то.

— Я не знаю, — пожала плечами Лена, радуясь, что парень невольно подсказал им ответ. — Набросилась ни с того, ни с сего… Если бы не вы…

— Ну, народ! — возмутился их спаситель. — Вырастят животное непомерных размеров, а потом выбрасывают. Это ж надо постараться, чтобы откормить такую псину. Понятное дело, что бы ее одну прокормить, приходилось, наверное, сутками пахать. А в квартире так, вообще, с ней не развернуться. И ведь, как-то удалось им избавиться от своего домашнего любимчика. А может хозяева того, со страху сами померли. Как увидели кого откормили… Х-хосподи! — выдохнул вдруг парень и выпустив из рук руль, перекрестился.

Лена и Крузенштерн сразу обернулись. Тварь огромными прыжками нагоняла их жигуленок.

— Это не собачище, нет… это гепард какой-то, — пробормотал пораженный парень, но опомнившись, схватился за руль, быстро переключив рычаг скорости. Потом, кидая нервные взгляды за припустившим за машиной и нисколько не отстававшем от нее, чудовищем, решил, что: — Это не гепард, а лошадь… Во, дает! Ну раз хочешь в догонялки поиграть — устроим! — с загоревшимися азартом глазами, воскликну он и жигуленок, взревев мотором, начал набирать скорость, хотя Лена до сих пор была уверена, что они и так уже неслись на пределе.

— Ну, и что теперь?! А! Фиг, ты меня догонишь!

С проспекта, жигуленок на полной скорости, взвизгнув покрышками, круто свернул в переулок.

— Что выкусил? — захохотал парень, но опять взглянув взглянув в зеркальце заднего вида, восхитился: — Во, дает, скотина!

Лена обернулась и волосы ее зашевилились, когда она увидела бегущую по отвесным стенам домов, перепрыгивающую через темные проемы окон, через проулки отделявшего один угол дома от другого, тварь. Законов притяжения для нее, казалось, вовсе не существовало и она неслась за ними, нагоняя, так же как бежала до того по ровной асфальтовой дороге.

— Ладно, лошадь-гепард или кто ты там есть на самом деле… — кивнул парень, словно соглашаясь и принимая увиденное. — Посмотрим кто кого…

И жигуленок лихо заложил вираж на повороте в темную улочку и принялась петлять по каким-то задворкам, чудом минуя тупики, уверенно проезжая проходными дворами, пытаясь сбить, сбросить упорно преследующую их тварь со следа.

Лену и Крузенштерна то и дело бросало то вперед. То назад, то в одну сторону, то в другую, а то и друг на друга. Лена начала подозревать, что их добрый самаритянин никак обкурился. Но самое смешное было то, что и у того относительно своих пассажиров возникло такое же подозрение.

— Вы, ребята, здорово ширнулись, да? Не иначе, какой-нибудь новый состав попробовали? Вы, блин, кайф словили, а я с вашим глюком теперь разбирайся? — обернулся он к ним. — Колитесь, чего приняли?

— За дорогой смотри, придурок! — закричала на него Лена, когда машина подскочила на полном ходу на «полицае» и она, подскочив, ударилась головой о потолок.

Впереди неожиданно выросла торцовая глухая стена дома, преградившая им путь. Крузенштерн, вцепившись в разболтанную спинку переднего сидения, широко раскрыл глаза.

— Смотри! — завопила Лена, протянув руку в сторону стены, на которой, головой вниз, притаился монстр, приготовившись прыгнуть на проносящуюся под ним машину, громыхающей раскрытой крышкой багажника. Он следил за ней, горящими багровым, маленькими глазками.

— Ух, ты! — оценил парень прыжок монстра, приземлившегося точно на крышу жигуленка, клацнув когтями о металл, и чуть не прогнув ее своим весом. Тварь, запустив когти в крышу салона так же легко как будто нож прошел сквозь масло, вцепилась в нее.

— С-скотина! — в сердцах выругался парень, расстроившись. — Машину мне покорежила, сволочь! Держитесь, ребята! — и он ударил по тормозам, резко останавливая жигуленок.

Монстр чуть было не вылетела вперед, следуя силе инерции мчащейся машины, но смог удержаться. Лену и Крузенштерна швырнуло на спинки передних кресел. В это же время, машина резко развернулась и обоих повалило на дверцу, тут же распахнувшейся под напором их тел.

Тварь кувыркнулся на багажник, и запустила, цепляясь, в него свои когти, чудом удерживаясь на стремительно мчащейся машине.

— Цепкая сволочь! — выругался парень и снова ударил по тормозам.

Пролетев вперед, тварь стукнулась о стекло заднего окна и пробив его, влетела головой в салон, клацнув клыками возле уха Лены.

Жигуленок газанул, рванув вперед. От резкого толчка, тварь вышвырнуло из салона обратно на багажник и, она, проехалась по нему, скрежеща когтями по металлу, оставляя на нем новые глубокие борозды.

— Да, чтоб тебе все когти повыдрало, — психанул парень.

Все-таки не удержавшись на той бешеной скорости, какую умудрился развить жигуленок, тварь сорвалась с багажника и, покатилась по асфальту, оглушенная падением.

— Ха, кажется, оторвались! — ликовал парень.

— Кто бы сомневался. Ты по жизни случаем не гонщик? — переводя дух от бешенной гонки, с уважением поинтересовалась Лена.

— По жизни, я вообще-то, студент, а по призванию гонщик. Сколько времени бомблю, а так весело еще никогда не было. Заметила? У моей инвалидки мотор не хуже авиационного. Сам собирал, — хвалился он, не скрывая гордости за свою ненаглядную инвалидку.

— Еще бы не заметить…

— Приехали. Может дадим еще кружок другой? Я давно такого кайфа не ловил. Улет! — парень остановился, глуша мотор.

— Тебе нужно оставить машину и вернутся в свой дом без нее, — вдруг произнес Крузенштерн таким ровным и бесстрастным голосом, словно и не пережил только что сумасшедшей гонки.

— Ага, — кивнул взлохмаченной головой парень. — Щас! Что б к утру от нее ничего не осталось? Тут на минутку без присмотра оставишь и растащат все на запчасти к чертовой матери…

— Забудь про нее, — настаивал Крузенштерн и вновь полез в карман, откуда вынул пачку денег, которую протянул парню. — Возьми, купишь себе новый экипаж.

Глянув на доллары, парень присвистнул, а Лена промолчала.

— Как-то ты легко расстаешься с такой кучей бабла, — подозрительно посмотрел он на Крузенштерна.

— Ты спас нам жизнь. Возьми. Они по праву принадлежат тебе. Ты их заслужил.

— Не, ребят, — упрямо помотал головой парень. — Без обид, ладно. Но свою плату с вас я взял, а это… — показал он глазами на пачку долларов, — это легкие, дурные деньги. А новой машины мне не надо. У меня, вон, есть моя инвалидка, — и он нежно погладил руль.

Крузенштерн спрятал деньги обратно.

— Хорошо, — сказал он. — Оставь ее и безбоязненно возвращайся домой. Это сохранит твою жизнь. Обещаю, с твоим инвалидным экипажем ничего не случиться. Раз ты так дорожишь им. А утром ты найдешь ее на этом же самом месте, целым и невредимым.

— Точняк? Или гонишь? — парень пристально глядел на него. — Почему я должен тебе верить?

— Я не настаиваю, но я говорю тебе правду, — пожал плечами Крузенштерн. — Ты великий воин и для меня честь встретиться с тобой.

— Ладно, — подумав немного, решил парень. — У меня тут недалеко кореш живет. Я могу у него заночевать, а машину поставлю неподалеку. Ну все, ребята, счастливо оставаться. Пока!

Лена и Крузенштерн смотрели вслед удаляющемуся автомобилю и даже когда он, свернув за угол, исчез с их глаз, все еще слышали постукивание незапертого багажника, пока и он не затих, где-то в глубине дворов. Молодых людей вновь обступила ночная тишина, спящего города.

Отступив от Крузенштерна, Леная, кашлянув, сказала:

— Спасибо за помощь… Ну и… прощайте.

— Нет, — решительно преградил он ей дорогу.

— Что? Тоже книга нужна? — догадалась она, недобро усмехаясь.

Крузенштерн молча, исподлобья, смотрел на нее засунув руки в карманы джинсов.

— Устала я от всего этого, — вздохнув пожаловалась Лена, оглядываясь вокруг. — Знать больше ничего не желаю: ни про книгу, ни про тебя, ни про эту сволочь, ни про ваши с ним разборки. Понятно! Достаточно уже того, что из-за вас погиб человек! — Лена закусила губу, сдерживая набегавшие слезы. — Знаешь что! Я скажу тебе, где книга. Забирай ее и избавь меня от всего этого кошмара.

— Ты не можешь этого оставить, только потому, что тебе так хочется. Ты ничего не понимаешь…

— Да пошел ты! — с досадой отмахнулась от него Лена и пораженная своим поступком и словами, остановилась.

Раньше она никогда не позволила бы себе сказать что-то подобное. Ей стало не по себе. Что с ней происходит? Разве это она? Во что она превратилась за эти несколько часов?

— Я не могу ее просто взять… — набравшись терпения, начал тем временем объяснять Крузенштерн.

— Пока!

— Куда ты?

— Домой.

— Где твой дом?

Лена махнула в ту сторону где находился ее дом и по скользнувшей улыбке белобрысого, сообразила, что домой-то ей никак нельзя. Именно с той стороны раздавался тот жуткий вой, а Чернобородый, науськавший на них свое чудовище, знает где она живет, и конечно ждет ее там. Девушка поежилась от охватившего, ее озноба.

Тогда надо шагать до библиотеки, тем более до нее осталось всего ничего — две остановки, отдать книгу Крузенштерну и избавиться от нее и от всех кошмаров, что преследуют Лену с ее появлением. Ей больше уже не хотелось знать, что неписано в книге, слишком большую цену она платит за тайны, которые ей, быть может, и ни к чему знать.

В этот поздний час транспорт уже не ходил и Лена прикинула, что пешком доберется до библиотеки за два-три часа. И еще где-то нужно отсидеться до ее открытия. Ей страстно захотелось вернуть назад свою, пусть скучную, пусть будничную, но такую предсказуемую и спокойную жизнь. Она всей душой желала, чтобы жестокий Чернобородый и непонятный Крузенштерн исчезли из ее бытия и все вернулось на круги своя, а Лев Кириллович был бы жив. Вот сейчас она проснется и…

— …если бы ее можно было просто взять, то ты никого бы не интересовала: ни Шакера, ни меня. Но священная Кора открылась почему-то тебе. Никто не способен прочесть ее, даже наши мудрецы. У Шакера больше самоуверенности, чем шансов, когда-нибудь постичь ее тайны. Ответь: Кора ведь призвала тебя? Как это, чувствовать ее зов? Куда ты?

Лена свернула к телефонной будке, что попалась ей на глаза.

— Это так по-людски грубо, молчать, когда тебя спрашивают. Но мне сдается, что ты вообще не слушаешь меня.

Лена вошла в будку, борясь с искушением захлопнуть дверь перед самым носом этого зануды и, сняв трубку телефона, послушала ее долгие гудки. Работает.

— Слушай, а этот Чернобородый садист тебе, случаем не родня? — спросила она и по выразительному взгляду Крузенштерна поняла, что тяжко оскорбила его.

— Он не чистокровный сид, — сухо проговорил парень, справившись с собой и счел нужным веско добавить: — Он полукровка, изгой.

— А по занудству и высокомерию вы, как близнецы-братья.

Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения парня. Поджав губы, он отвернулся и не сказав больше ни слова, пошел прочь. Лена пожала плечами, отвернулась и быстро набрав номер, прижала трубку к уху. Наконец, гудки оборвались и женский голос произнес:

— Дежурная 02. Слушаю вас.

— Перегонная улица, дом тридцать. Квартира шестьдесят два. Труп мужчины. Убийство, — скороговоркой сообщила Лена.

— Записано. Пожалуйста, назовите свою фамилию, имя, отчество и коо…

Лена повесила трубку. Выйдя из освещенной будки, она одиноко побрела по пустынной улице, ежась от пронизывающего утреннего холода. Было еще темно, но рассвет уже угадывался — светлело где-то за дальними домами, чьи силуэты кубами темнели на фоне разбавленного прозрачным светом, ночной тьмы. Она прошла мимо дома, на третьем этаже которого светилось единственное окно. Там, в тепле и уюте, встречали новорожденное утро те, кто не подозревал о том, какие же они счастливые.

Шмыгнув носом, Лена ускорила шаг. Ладно! И к ней вернется то, что она потеряла. Теперь-то она знает, как много имела. Нужно только избавиться от источника ее проблем и бед — книги.

Впереди замигал праздничными огнями круглосуточный ларек, один из тех, что торгуют самопальной водкой, мутным пивом и просроченными орешками. Ни на что особо не надеясь, Лена тщательно обшарила свои карманы, не найдя в них ничего кроме раздавленной пачки со жвачкой и ключа от квартиры. Вблизи ларек уже не производил своей обшарпанностью праздничного впечатления, а вызвал скорее разочарование и уныние зарешеченным окошечком, витриной с обязательным ассортиментом продуктов и грубо намалеванной вывеской с роскошным названием «Парадиз», кое-где подсвеченной лампочками, половина из которых перегорела.

— Эй, Крузенштерн, — позвала она, подпиравшего угол ларька, парня. — У тебя деньги есть?

Тот не шелохнулся, всем своим видом показывая свою неприязнь к Лене, давая понять, что знать не знает кто она такая и не желает этого знать. Но потом, нехотя опустил сложенные на груди руки и вынул из карманов джинсов две смятые сторублевки, которые и были протянуты Лене. Взяв их, она постучала в запертое окошко ларька и поздоровалась:

— Доброе утро.

В ответ донеслось сонное «м-м».

— Вока есть? — ободренная тем, что уже услышана, поинтересовалась она.

— Че надо-то? — окошечко открылось.

— Пожевать чего-нибудь надо на стольник, — грубо ответила Лена.

— Чипся, соленые палочки, орешки, шоколад, — тяжко зевнув, отозвались из спертого нутра ларька.

— А водка самопальна?

— Чего? — оскорбились из «Парадиза».

— Водка, спрашиваю, самопальная? — продолжала переговоры Лена, тихо удивляясь своей нахальности.

— Мартини, джин-тоник, виски — дерьмо, а водка самая, что ни на есть, настоящая.

— Тогда чакушку.

— Девушка, мы стаканчиками не продаем. Пол-литра устроит?

Лена просунула в окошечко деньги, после чего показалась бутылка Перцовки, просунутая горлышком вперед.

— Закуску-то брать будешь? — забеспокоились из ларька.

— Не-а…

— Видать, ночка тяжелая выдалась, трудовая, так, что с самого ранья за водку взялась, — сделали выводы в «Парадизе» и в окошечке показалось заспанное, помятое женское лицо неопределенного возраста.

— Не то слово, — буркнула Лена, принимая сдачу.

— Бросай ты эту работу. Кто не дает?

— Хорошо. Я подумаю, — пообещала Лена хозяйке «Парадиза», отходя от ларька. — Пошли, Крузенштерн, помянем Льва Кирилловича — она подошла к нему и ссыпала мелочь в его узкую ладонь, добавив две бумажные десятки.

Подержав сдачу в руке, он рассовал ее по карманам и молча, ни о чем не спрашивая, двинулся за ней.

Они дошли до скверика, где Лена, плюхнувшись на сырую от ночной росы, скамейку, взглянула на свои часы. Четыре утра. Скоро запоют петухи и вся нечисть исчезнет. Блаженно вытянув ноги, Лена отвинтила крышку бутылки и протянула ее своему новому знакомому, мысленно усмехаясь: неслабо напоить нечисть перед тем, как ей кануть обратно за пределы этого мира. К ее сожалению, Крузенштерн от водки брезгливо отказался:

— Я это не пью.

Пожав плечами — настаивать она не собиралась, Лена, выдохнув, храбро глотнула из горлышка. Водка, отдававшая тяжелым сивушным привкусом и запахом, обожгла горло и пищевод, зато озябнувшая девушка сразу же согрелась.

— Пусть земля вам будет пухом. Простите меня, Лев Кириллович, — Лена глотнула из горлышка еще раз и мучительно, взахлеб закашлялась. Водка больше не шла.

— Что с тобой? — переполошился, сидевший рядом Крузенштерн.

— Ничего, — помотала головой Лена и сдавленно попросила: — Стукни меня по спине… Да не там… повыше… О, Господи! Бей посильнее… У-у! Больно же! — и она заплакала, перепугав, итак ничего не понимающего парня, еще больше.

Он принялся извиняться, что невольно причинил ей боль, но Лена плакала вовсе не из-за этого. Все слезы, что копились в ней и которые она сдерживала в себе, теперь текли безудержно, словно прорвало плотину ее сдержанности и выдержки, усердно воздвигавшуюся ею. Она всегда гордилась своим философским подходом к жизненным неурядицам, считая слезы уделом слабых. А всего-то и надо было иногда поплакать.

Водку она пила впервые и пила ее, как бомж, на первой попавшейся скамейке, в каком-то сквере, в компании с незнакомым, сомнительным типом, с тяжким чувством вины, совершенно не понимая, как ее угораздило вляпаться в подобную скверную историю.

Выплакавшись, она хлебнула из бутылки еще несколько раз. Пойло, что называлось водкой, теперь не казалось ей таким противным. Сознание расползалось, мысли беспорядочно скакали и она была не в силах, сосредоточиться на какой-то одной из них. Удивляясь и забавляясь новым для себя состоянием, Лена не могла понять, что ее теперь так напрягает. Ах, да! Книга.

— Эй! Ты ведь не отстанешь от меня без этой… своей… как ее… книги? — Лена с интересом прислушивалась к своему пьяному голосу. Было забавно.

Крузенштерн что-то сказал и она с трудом заставила себя вникнуть в его слова.

— …и ты ведь не жаждешь новой встречи с Шакером…

— Ты… вообще, кто такой? А?

Белобрысый осекся, странно посмотрел на нее, подумал и сказал:

— Эльф…

— Ага! — захохотала Лена, подыгрывая шутке. — А я русалка! И где же ты живешь, эльф? Наверное, на каком-нибудь цветочке, или листочке… Спишь на паутинке, умываешься росинкой…

— Почему это листочек-цветочек должен быть моим домом? — обиделся он.

Но Лену разобрал дикий неуправляемый хохот, до слез, до икоты. Стоило ей только взять себя в руки, но едва взглянув на белобрысого, ее снова разбирало от смеха. Она никак не могла остановиться, пока опять не хлебнула из горлышка перцовки.

— Вот объясни мне тогда… Ты эльф или все-таки потомок мореплавателя? — немного успокоившись, вновь прицепилась она к нему. — Вопрос… конечно интересный… да?

— Я эльф. И я не понимаю, почему ты так уверена, что мой предок плавал по морям? Мы, эльфы…

— А с того… — с пьяной бесцеремонностью перебила его девушка и заплетающимся языком пояснила: — Фамилия у тебя не только редкая, но и знаменитая — Кру-зе-н-н-ш-тер-н. В России знают одного Крузе… Крузя… короче… он был путешественником — мореплавателем прошлого века. Как же мне, блин, повезло увидеть не просто эльфа, а эльфа-мореплавателя!

Подняв бутылку, она произнесла «прозит» и выпила еще. Скривилась, передернув плечами и зажмурилась, а когда обрела способность видеть и слышать, то увидела перед собой расплывающееся, раскачивающееся лицо какого-то белобрысого парня. Его голос доносился до нее словно из далека и говорил он непонятные вещи;

— …да будет тебе известно, что этой фамилией я назвался потому что, она была первой, что попалась мне на глаза…

С усилием удерживая в голове тот важный вопрос, который ей просто необходимо было задать этому типу, она старательно выговорила:

— Ты… хто? — и вцепилась в спинку лавки, чтобы не упасть с нее, потому что все вокруг было неустойчивым и, почему-то, раскачивалось и кружилось.

— Я? — осекся незнакомец и помолчав, сказал: — Я Геннальфаэльторрумпелуиэлор…

— Ч-чего-о? — изумилась Лена.

— Словом, для тебя я — Крузенштерн, — обреченно вздохнув, поправился эльф. — Мне все равно, как ты будешь меня называть.

— А… — успокоилась Лена и начала устраиваться на скамейке, обещая ему, но больше самой себе: — Через полчасика я проснусь. Понял?

— Нет, — покачав головой, честно ответил белобрысый.

— Я проснусь и… ни тебя… ни этого… Шкуры… не будет. Это был сон… Вот увидишь… Я проснусь… — и махнув рукой, она повалилась на качающуюся, словно плот на неспокойной воде реки, скамейку.

Что-то уж очень болела шея и, в квартире так холодно, что она замерзла даже под одеялом. Наверное, с вечера забыла закрыть окно и к утру всю квартиру выстудило. И все равно, это не объясняло ее странного состояния. Что-то было не так. Лена теснее прижала к себе сложенные руки и сообразила, что спит без одеяла, на жестком полу. А когда открыла глаза, обнаружила себя, лежащей даже не на полу своей квартиры, а в парке на скамейке под открытым небом. Все тело занемело от холода и неудобного положения.

С трудом вытянув руку, она, старательно тараща глаза, посмотрела на часы. Шесть утра. И тут же припомнила все. Не поднимаясь со скамейки, она, в паршивом состоянии: голова кружилась, тошнило, хотелось пить, посмотрела в безоблачно чистое, утреннее небо.

Солнце только встало, но уже начало заметно пригревать. Дома разбрызгивали солнечные зайчики распахнутых окон, в новый день лета. В листве тополей расчирикались задиристые воробьи. От скамьи по гравиевой дорожке тянулись утренние тени.

Лена глубоко вдохнула еще не загазованный, чистый, пахнущей утренней свежестью и росой, воздух и морщась, преодолевая головокружение, зыбкость своего состояния и тошноту, поднялась. А когда с трудом приняла сидячее положение, то обнаружила, что в этот ранний час, она в сквере не одна, если не считать, сидящего рядом с отсутствующим видом, Крузенштерна. Скамейка напротив оказалась занята двумя молодыми особами, которые, склонив друг к дружке головы, тихо переговаривались. Точнее, одна что-то шептала другой на ухо, а та внимательно слушала, откровенно разглядывая Крузенштерна. Эта девушка, явно копировала роковых киношных красавиц: двумя пальчиками с длиннющими ногтями держала на отлете, тонкую сигару и, закинув ногу на ногу, покачивала точеной ножкой в остроносой изящной туфельке, с тонким каблуком-шпилькой.

Затянувшись сигаретой, она, округлив ярко-красные губы, выпустила дым в сторону Крузенштерна. Юные лица девушек были подпорчены не столько обилием макияжа, скольку вульгарным выранием. Та, что молчала, не обращая внимания на продолжавшую, что-то шептать ей подружку, вдруг поднялась и, бросив недокуренную сигарету мимо урны, пошла к Крузенштерну. Ей надоело ждать и она решила сама подтолкнуть события. Пристроив локти на спинку скамьи, вольготно сидящий на ней Крузенштерн, наблюдал за девицей. Она же подойдя к нему вплотную, достала, из болтающейся у нее на плече сумочки, пачку «Salem» и вытащила из нее новую сигарету, подцепив ее длинными ногтями.

— Огоньку не найдется? — прокуренным голосом спросила она, нависнув над парнем так, что он просто не мог не заметить ее роскошной груди и ложбинку в низком вырезе блузки.

Крузенштерн не шевельнулся, лишь неприязненно глянул на девицу и отвернулся. Нисколько не смутившись его холодным приемом, она уселась рядом с ним так, чтобы оказаться между предметом своего вожделения и Леной. Обдав последнюю терпким ароматом духов и сигарет, она повернулась к ней.

— Куришь?

Преодолевая тошноту, Лена отрицательно покачала головой. Сунув сигарету в рот, девица усмехнулась:

— Так же как и не пьешь? — выразительно показав глазами на ополовиненную бутылку Перцовки, стоящую у скамьи. Незажженная сигарета подрагивала в ее, цветом похожих на перезрелую черешню, губах.

— Педик? — кивнула она на Крузенштерна.

— Не знаю, — пожала плечами Лена, чувствуя подкатывающийся к горлу ком тошноты. — Вообще первый раз вижу. Проснулась, а тут вы сидите.

— Угу, — щелкнув зажигалкой, девица прикурила и пустив в сторону клуб дыма, прищурилась. — Можешь вкручивать кому-нибудь другому, а не мне. Любому недоумку ясно, что он тебя сторожит. А шикарный парень! — восхитилась она, одновременно придирчиво оглядев Лену. — Может он извращенец?

— Я пошла, — Лена, хоть и с трудом, но решительно поднялась. — Сама с ним разбирайся.

— Эй, пузырь не забудь прихватить! — вдогонку напомнила девица, коснувшись носком туфли початой бутылки Перцовки.

Равнодушно махнув на нее рукой, Лена побрела от скамейки прочь, мимоходом отметив, что Крузенштерн вскочил вслед за ней. Девицы тут же повскакивали со своих мест, преграждая ему дорогу. Последнее, что видела Лена, поспешно завернув за угол, это то, как Крузенштерн безуспешно пытался обойти их, провожая ее отчаянным взглядом. Она добралась до остановки и ввалилась в первый же подошедший трамвай.

Все! Сейчас она доедет до библиотеки и разберется с книгой и не будет в ее жизни жестокого Шакера и этого ненормального, искренне считающего себя эльфом. К ней, мотаясь по ходу трамвая, подошла не выспавшаяся, хмурая, хоть сейчас готовая сорваться на скандал, кондукторша. Но вглядевшись в помятое лицо Лены и принюхавшись, отошла к двум другим пассажирам: что с бомжихи возьмешь и так жизнью обижена. А Лену одолевало нетерпение побыстрее добраться до библиотеки.

От остановки она буквально бежала. Ей повезло — библиотека была уже открыта. Не очень хорошо было то, что тетя Женя успела вымыть полы и теперь сидела за гардеробной стойкой, а Лене не очень хотелось объясняться с, любопытной до всего, тетей Женей.

— Доброе утро, — бросила Лена, торопливо проходя мимо нее.

— Ой! — вскинулась женщина, прижав ладони к груди. — Ух, напугала-то как! Чего опять рано-то. Еще никого нету! — крикнула она ей вслед, поправляя сползший с головы платок. — Ну и иди, коли надо, — добавила она философски, махнув рукой.

А Лена, прихватив ключ в кабинете Ангелины Ивановны, заскочила в туалет, жадно напилась воды из-под крана и умылась.

Отключив сигнализацию и сняв с дужек тяжелый замок, она отворила стальную дверь и вошла в свой подвал с чувством, что прошла целая вечность с тех пор как она была здесь в последний раз. А ведь этот «последний раз» случился только вчера. Но нужно было поспешить — до прихода остальных сотрудников библиотеки, оставалось совсем немного времени.

Рывком выдвинув ящик стола, она достала книгу, выволокла из-за стеллажа ведро с облезлым веником и проржавевшим совком и, вытряхнув все это на пол, принялась набивать его старыми газетами и оберточной бумагой, соображая, чем бы поджечь все это. На книгу, брошенную на пол между совком и веником, она старалась не смотреть, боясь «услышать» ее зов. Припомнив, что в кабинете у Ангелины Ивановны видела спичечный коробок, Лена поднялась с колен. Но уверенности в том, что там будут именно спички, а не скрепки или кнопки, у нее не было. Вот у Светы в столе, которая жить не может без сигарет, наверняка найдется зажигалка.

— Тебе так не терпится уничтожит книгу эльфийских мудрецов? — раздался за ее спиной до омерзения, до зубовного скрежета ненавистный голос Чернобородого.

Не веря самой себе — ведь его точно здесь не было, когда она спустилась в подвал, — Лена медленно, замирая от нехорошего предчувствия, обернулась. Шакер по-хозяйски развалился на стуле за ее рабочим столом, с усмешкой превосходства наблюдая за ней. Лена ненавидяще смотрела на него. Как она могла не услышать его шагов? Как он прошел мимо бдительной тети Жени. И ведь рядом с ним, на столе, опять стоит компьютер, который мог послужить ему для истязания тех, кем Лена дорожила. Прижав ладонь ко лбу и часто задышав, она попыталась справиться с навалившейся на нее дурнотой.

— Это лучшее, что ты могла придумать? — насмешливо говорил Чернобородый, забавляясь ее паническим состоянием. — Меня, скажем, не совсем устраивает такой поворот, но ведь и эльфам Кора не достанется, а это принесет мне хоть какое-то удовлетворение от столь невосполнимой потери. Но… все же подумай. За Кору ты сможешь получить все, что ни пожелаешь. Для меня нет ничего невозможного.

— Что еще, кроме головной боли, я смогу получить от тебя, — произнесла Лена, избегая смотреть ему в лицо.

Растянув губы в улыбке, Чернобородый, постукивая пальцем по набалдашнику трости, довольно заметил:

— Хорошо, что ты помнишь об этом. Уверен, хвастливый эльф не преминул тебе рассказать о том, сколь мощная сила сокрыта в этой книге. Она дарит могущество и безмерную власть и я готов платить за это. За нее ты можешь просить у меня все, чего ни пожелаешь. Я знаю, человек ненасытен в своих желаниях, — говоря это, он не сводил жесткого взгляда с Лены, медленно подобравшей книгу и прижавшей ее к себе. — Чего ты хочешь? Любви? Богатства? Славы? Красоты? Дать все это по силам мне. Можешь не беспокоиться, наша сделка будет честной, ведь ты взяла вверх надо мной. Итак, чего ты желаешь?

— Ты исполнишь любое мое желание?

— Любое, — глаза Чернобородого загорелись в надежде и предвкушение близкой цели.

— Оживляешь Льва Кирилловича и книга твоя.

Огонь восторга, вспыхнувший во взоре Чернобородого, померк. Теперь он глядел на девушку с лютой злобой, угрюмо поджав губы.

Лицо его приняло обычное выражение надменного высокомерия. Он с силой сжал набалдашник трости изо всех сил сдерживаясь, чтобы тут же не убить эту непокорную, своенравную девку. Все демоны ада, сколько же надо иметь терпения, чтобы иметь дело с людьми. Не владея даже элементарными навыками магии, не умея защитить себя ею, это мелкое бесполезное ничтожество ставила его, Шакера, в безвыходное положение, диктуя свою волю. И сейчас, эта мерзавка, напомнила ему о том, что он останется, увы, не всемогущим даже владея Корой. Он останется не властен над смертью. Но разве это его остановит? Кем он был, вступая на опасную стезю Великих магов? Жалким полукровкой. Слабым и жалким выродком, молча сносящим оскорбления и высокомерное презрение эльфов. Так неужели сейчас, какое-то безмозглое отродье выведет его из себя, заставив забыть ради чего он здесь.

— Не я, а ты своим упрямством погубила старика, — язвительно напомнил он Лене и усмехнувшись, добавил: — Но если хочешь, я оживлю его тело. Представь только, как он будет вышагивать с болтающейся головой на свернутой шее. Он сможет говорить и возможно, даже, поблагодарит тебя за свое воскрешение.

— Не перекладывай гибель Льва Кирилловича на меня, подонок! — вскинулась Лена.

От поднявшегося в ней гнева, страх прошел, позволив ей твердо выдержать злобный взгляд Чернобородого.

— Стало быть, книгу ты мне не отдашь, — скорее подтверждая собственную мысль, чем спрашивая Лену, произнес он.

— Тебе — нет.

Чернобородый величественно откинулся на спинку стула, отставив руку с тростью в сторону, как монаршая особа, надменно бросил:

— Тогда — жги. Я помогу тебе, — и шевельнул пальцами, лежащими на набалдашнике трости. Камень в перстне ярко вспыхнул, в ведре полыхнули скомканные газеты.

От неожиданности Лена отшатнулась от огня, крепче прижимая к себе книгу.

— Чего же ты медлишь?! Тебе ведь хотелось уничтожить ее! — вдруг потеряв терпение, вскочил с места Шакер. — Бросай книгу в огонь, если твои угрозы, хоть чего-то стоят! — его вопль гремел в тесноте подвала многократным эхом.

От страха Лена зажмурилась, но наступившая тишина, а за нею и неизвестность, пугали еще больше, и открыв глаза, она поспешила отвести их в сторону, заметив во взгляде Чернобородого, так хорошо знакомые ей, багровые отблески — предвестники будущей жуткой боли, с помощью которой он подчинял ее своей воле. Краем глаза, стараясь смотреть искоса, она, с нарастающим ужасом наблюдала, как его рука с усилием сжимается в кулак, как багровый камень перстня пульсируя, бился будто чье-то живое, заключенное в нем, сердце.

Между стеллажами и по углам сгустились тени, материализуясь в темные непонятные сущности, что всегда живут во мраке. Они медленно, нехотя выползали к освещенной полыхающим в ведре огнем, границе круга, но достигнув его, отступали. Шакер тяжело оперся на трость и тогда они встали вокруг девушки плотной стеной тьмы. Лена чувствовала их агрессию и нетерпение в ожидании мига, когда можно будет накинуться на жертву и поглотить ее. И хотя она стояла у жарко пылающего огня, страх холодом прошелся по ней. Она затравленно вздрогнула, когда громоподобным голосом Чернобородый приказал:

— Подойди к огню, — при этом, что-то упруго подтолкнуло Лену к раскаленному ведру, и она, сопротивляясь чужой воле, напряглась не желая делать того, что ждал от нее маг.

— Брось книгу в огонь и все кончиться. Ничто больше не потревожит тебя и ты никогда не увидишь ни меня, ни эльфа. Сожги ее!

Щупальце тьмы, взметнувшись, ощутимо толкнуло девушку к огню и она, против воли, шагнула вперед, с усилием остановившись над взвившемуся ей навстречу языку пламени.

— Разожми руки и опусти ношу. Она не твоя, — раздался шепот Чернобородого, словно он стоял возле Лены, склонившись к ее уху.

Лена закусила губу и замотала головой, не давая своим, в миг ослабевшим, рукам разжаться.

— Н-нет, — прохрипела она, отодвигаясь от огня. На что ушли все ее силы и то крошечное желание сопротивляться, что еще не было раздавлено мощной волей мага.

— Я поражен твоим упрямством и непоследовательностью, но, знаешь что: меня все больше прельщает мысль иметь такого ученика как ты, — будничным голосом, который уже не был усилен магией, произнес Чернобородый из-за шевелящейся завесы тьмы.

— В тебе есть характер и стержень воли — качество, которое необходимо, чтобы стать магом. Твое упрямство не даст тебе сбиться с выбранного пути. Я передам тебе все свои знания, ибо оценил в тебе достойного противника. Мы, маги, я в это верю, сможем достичь могущества эльфийских волшебников. И в этом нам с тобой поможет Кора. Волшебники не обладают тем, чем обладаем, мы, маги — волей, обретенной в тяжком упорном труде в поисках знаний. Так уж повелось, что магам приходилось до всего доходить собственным умом, веками копя по крупицам свои знания. Потому-то, маги больше ученые, чем волхвы и у тебя есть все задатки, чтобы стать сильным магом. А мне нужен ученик, потому что последний из них изменил мне, малодушно сбежав от меня.

Этому эльфу было не по нраву учиться у такого, как я полукровки. Он был настолько ленив и высокомерен, что не хотел выполнять моих уроков и трудиться в поте лица, добывая знания. Мы с тобой поймем друг друга и вместе обретем небывалое могущество и власть и кроме этого, с помощью сокровенной тайной эльфийской магии, ты обретешь бессмертие и вечную молодость. Мы вместе прочтем Кору и станем владыками миров.

Вот так, ни много ни мало, а пообещал ей Чернобородый, как нечего делать, целые миры. Лена поняла одно, что он скорей всего, почувствовал ее слабость и подленькое желание сдаться, пойдя на поводу у вовремя подвернувшейся мыслишки: «Мне-то зачем все это нужно?». Уговорами и обещаниями, он усыплял ее волю к сопротивлению, против своей воли к обладанию Коры. Лена только покачала головой.

— Что ж, ты сама выбрала свою судьбу. Отныне ты, никогда не расстанешься с книгой Кора, — снова загромыхал под сводами подвала голос Шакера, полный лютой злобы. Его чары, его воля оказались бессильны против упрямства этой жалкой девки.

Заметались вокруг нее тени и Лену с неумолимой силой начало пригибать к огню.

— Ты сгоришь вместе с нею!

Мотая головой, пытаясь стряхнуть то ли капли пота, то ли слезы, застилавшие глаза, несчастная пыталась отстраниться от невыносимого жара шедшего от раскаленного ведра. У нее уже не было сил сопротивляться. Неужели все закончится так бессмысленно, не справедливо. От ощущения своего полного бессилия, она в отчаянии закричала.

— Не-ет! Тебя ни кто не услышит и не придет на помощь. Та старуха, что сидит у входа, забыть забыла о том, что ты приходила. Дверь в подвал закрыта и на ней висит замок. Ты здесь не появлялась. Тебя здесь не было. О тебе не скоро вспомнят и не найдут, а если найдут, то не поймут, что же такое нашли. Трудно узнать в горстке остывшего пепла на дне ведра, то, что когда-то было человеком. Но вот Кора, возможно, сгорит не вся. Мне же достаточно будет и той малости, что останется от нее.

Неимоверная сила швырнула Лену в высокий огненный столб, взметнувшийся из ведра. Дико закричав, она вскинула руки, закрываясь от жестокой, мучительной смерти, ее адского жара. А растрепавшаяся книга полетела в огненное ведро, когда ее перехватил над неистово бушующими огненными языками, набалдашник трости. Но повиснув на трости, книга начала съезжать вниз. Взмах! И трость откинула ее в сторону, подальше от пекла. Как птица, расправившая крылья, книга разметав белеющие листы страниц, полетела в темноту, жадно поглотившую ее. И тут же гневно выкрикнул Шакер:

— Ты просто несносен, эльфийский выродок!

Ведро вдруг опрокинулось от сильного пинка и с грохотом покатилось по каменному полу, разбрызгивая искры, вываливая пепел из своего раскаленного нутра. Падая, Лена увидела опускающуюся на пол ногу, обутую в растоптанную кроссовку, кое-где разошедшуюся по шву. Ее, вот-вот готовую со всего муха приложиться лицом к каменному полу, поймали сильные руки. Ошалевшая, потрясенная от того, какой гибели только что избежала, она дрожала как осиновый лист в крепких объятиях своего спасителя, вцепившись в его черный свитер.

— Успокойся, тебе больше нечего бояться. Шакер ушел, — тихо произнес Крузенштерн и, отстранившись, чуть встряхнул девушку, приводя ее в себя.

— А — а к-книга, — дрожа и заикаясь спросила Лена.

— Ее забрал Шакер, — ответил Крузенштерн таким ровным голосом, словно не произошло ничего особенно.

— З-забрал? Она теперь у него? Да?

— Да.

Лена бессильно опустилась на пол, там же где стояла, а Крузенштерн, отойдя к столу, упал на стул, на котором восседал Чернобородый и опустил голову на руки.

— Что же теперь делать? — жалобно прошептала девушка, потерянно оглядываясь. Ее продолжало трясти и она, кое-как справлялась с подступившей истерикой. — Нужно успокоиться и… Да… Мы что-нибудь придумаем…

— Мне нужно в лес. Сейчас, — глухо пробормотал эльф, не отнимая ладоней от лица.

Часть 2

Лена с трудом поднялась, вытерла ладони о джинсы и огляделась. Все было здесь привычно и буднично: пыльные темные углы, неяркий рассеянный свет люминесцентной лампы под потолком, пробивавшийся сквозь клубы дыма и никакой зловещей игры теней, как напоминание о только что разыгравшейся здесь трагедии. Лишь пустое обугленное ведро, рассыпавшийся серый пепел под ногами, да витавший под потолком дым, напоминал о произошедшем. От одежды, несло гарью. Тут до Лены дошли слова эльфа и она недоверчиво спросила, решив, что ослышалась:

— В лес?

До леса ли сейчас? А как же книга? Но если он больше думает о лесных прогулках, то ей, тем более можно расслабиться. И в это время Крузенштерн поднял к ней лицо. Она ахнула: он осунулся, кожа посерела, под глазами залегли темные тени, губы побелели. У него был вид тяжелобольного человека.

— Что с тобой? Тебе плохо? Этот, гад, ранил тебя? — перепугалась Лена.

— Нет времени… Мне нужно в лес.

— Тебе к врачу нужно! — выкрикнула она, но эльф так посмотрел на нее, что Лена притихла. — Как скажешь. В лес так в лес.

Опираясь о стол, он поднялся, и пошатываясь, направился к двери. Лена подхватила его под руку, на которую он тут же тяжело налег и словно, извиняясь, сказал:

— Лес даст мне сил. Я слишком ослаб в этой стычке с Шакером не дав ему сжечь тебя. Огонь повиновался мне и не тронул тебя. Мне нужны силы. В лесу станет намного лучше, только бы поскорей добраться до него.

Они медленно поднялись из подвала наверх, вышли из библиотеки, так никого и не встретив. Тетя Женя, пользуясь выпавшим свободным временем, ушла в магазин. Ее вязание лежало на прилавке гардероба. Как долго останется незамеченным то безобразие, что творится сейчас в подвале?

Они вышли на улицу, прикрыв за собой дверь библиотеки, спеша уйти от нее подальше, чтобы не попасться на глаза коллегам, знакомым и читателям. Лена, поддерживала Крузенштерна, полной грудью с наслаждением вдыхая свежий утренний воздух. До чего сладок он и приятен! Эльф тоже жадно, глубоко дышал.

Проехав на трамвае, они пересели на автобус и вышли у платформы пригородных электричек. Эльф, с плохо скрываемым отвращением, смотрел на голую, вымощенную плиткой платформу и щадя его, Лена отвела его на скамейку стоявшую под липами, окруженную со всех сторон разросшейся акацией. С возрастающей тревогой она смотрела, как он медленно опустился на скамью: словно дряхлый, немощный старик. Надо было торопиться. Взяв у него деньги на билет, она перебежала дорогу, к кассам. Изучив расписание пригородных электричек, купила два билета на ближайшую из них, не забыв взять билеты обратно. Направление, выбранное ею, вело в сторону самых дальних и глухих дачных поселков, только-только осваиваемых. Они начинались после трех небольших городков поселкового типа и вольно раскинувшихся деревушек, это была конечная станция электрички.

Удовлетворенная своим выбором, Лена поспешила к дожидавшемуся ее Крузенштерну. И в том, что произошло дальше, виновата была она, по своей всегдашней привычке беспечно перебегать дорогу. Вывернувший из-за поворота Камаз, Лена заметила краем глаза, но прикинула, что вполне успеет перебежать перед ним дорогу. В свою очередь водитель Камаза, увидев нетерпеливого пешехода, привычно сбавил скорость, собственно это его и спасло. Огромная машина ни с того, вдруг встала как вкопанная, натужно ревя, продолжавшим работать в полную силу, мощным мотором. Вместо того, что бы быстро уйти с пути огромной махины, Лена встала перед ней как вкопанная. Она видела, как водителя Камаза, здоровенного дядьку, сила инерции бросило на стекло, о которое он ударился лбом. Не переставая ругаться, он заглушил мотор, выбрался из кабины и обойдя вокруг Камаза, озадачено почесывая в затылке, заглянул даже под колеса.

Когда шок прошел, Лена вспомнила о Крузенштерне, быстро глянув в его сторону. Он стоял у края тротуара и в страшном напряжении, не сводил темных глаз с Камаза. Ахнув, Лена бросилась к нему, подхватила под руку, потащила к скамейке. Он послушно следовал за ней, тяжело опершись на ее руку и едва передвигая ноги.

— Ты, что это вытворяешь, а? — накинулась она на него, едва он обессилено рухнул на скамейку.

— Ты напугала меня, — переведя дух, тихо ответил он.

— Да, чтоб тебя! Зачем ты тратишь силы, которых у тебя и так уже нет!

— Ты напугала меня, — упрямо твердил Крузенштерн. — Если бы не я это чудовище раздавило бы тебя.

— Меня не раздавило бы и не мечтай. Господи, да в городе, это обычное явление — перебегать дорогу перед транспортом. Я городской житель и для меня это обыденность. Не надо меня опекать! О себе бы лучше думал.

— Я и думаю о себе, — огрызнулся эльф. — Без тебя я не справлюсь. А вот ты забыла, что являешься избранницей Коры и твоя жизнь уже не принадлежит тебе, а…

— Да плевать я хотела на то, избранница я или нет! Ты свихнулся со своей Корой, раз уже не соображаешь, что творишь!

— Почему ты так разговариваешь со мной! Ты понятия не имеешь кто я такой, смертная!

— А мне плевать, кто ты такой: эльф или свихнувшийся потомок знаменитого мореплавателя!

Они вовсю орали друг на друга.

— Ты грубая, невоспитанная, глупая и невежественная, как все люди!

— Тогда отстань от меня и не доставай своей дурацкой книгой!

В крайнем раздражении, они отвернулись друг от друга, усевшись на разных концах скамьи, подальше друг от друга, медленно отходя от скандала.

— Прости меня, ладно? — тихо попросила Лена, повернувшись к Крузенштерну, сидевшего к ней спиной. И дело было не в том, что он спас ее, хотя и это, конечно же, имело значение, но ей стало стыдно, что она накинулась на него, ослабленного и беспомощного.

— Ты не должна была так поступать. Я испугался, — не поворачиваясь к ней, отозвался он.

— Я тоже испугалась — призналась Лена — Очень. У тебя был такой вид, будто ты сейчас же рухнешь в обморок.

Так, за выяснением отношений, они чуть не пропустили свою электричку. На перроне в этот ранний час народу было немного. Подошла электричка. Они сели в последний вагон, заняв места у окна, друг против друга. Вагоны были почти пусты.

— Зачем ты это сделал? Из-за книги? — тихо спросила Лене и тут же смутилась. Ее вопрос попахивали дешевым кокетством, вынуждая парня сказать, что-то вроде: «Ах, я готов жизнь отдать за тебя, крошка!». В сердцах она обозвала себя идиоткой.

— Сам не понимаю, как все вышло, — просто ответил эльф, прислонившись лбом к прохладному стеклу, и тяжко вздохнул. — Если дома узнают, что книга была у меня в руках, а я упустил ее, спасая человека, меня накажут. Очень странно, но мне все время кажется, что твоя жизнь много важнее моей миссии, хотя я знаю, что это не так. Может это темное наваждение Шакера?

Крузенштерн был явно озабочен.

— Вот уж нет! Я имела счастье пообщаться с этим господином и поверь, он бы не сумел внушить тебе подобного просто потому, что не имеет понятие о таких чувствах как дружба и сострадание.

— Но между эльфом и человеком не может быть подобных отношений. Тем более дружбы, — искренне изумился Крузенштерн.

— Почему? — не меньше его удивилась Лена.

— Так испокон веков, от начала времен, говорили наши мудрецы.

— Видишь — они брешут.

— Ты не смеешь так отзываться о эльфийских учителях! Мудрость их проверена жизнью многих поколений и много раз спасала наш мир от катастроф и разрушений. Благодаря им мы живем и процветаем в гармонии, — слабо, но тем не менее, пылко, возразил эльф.

— Прости, ладно? Просто до меня все еще не доходит, что имею дело с настоящим эльфом. До сих пор считала, что вы существуете лишь в сказках.

— Мудрецы предупреждали и об этом тоже. Они говорят, что люди настолько самонадеянны, что считают нас: эльфов, гномов, гоблинов, драконов всего лишь плодом своего воображения, только мы существуем, не зависимо от того, что о нас думаете вы, люди.

— И где это вы «существуете»?

— В мире параллельном вашему. Уверяю тебя наш мир волшебства и магии также реален, как и ваша техническая реальность. Наши предки, я имею в виду предков эльфов и людей, могли запросто общаться друг с другом, и были добрыми соседями, живя бок о бок. Они даже завязывали более тесные отношения между собой. Так рассказывали старейшие нашего народа — продолжал эльф — Только человек постепенно терял свою невинность, становясь корыстным, лживым и подозрительным. Он все чаще использовал нашу магию и волшебство в корыстных целях. Мы покинули ваш мир, когда церковники больше не пожелали мириться с нашим существованием, называя нас нечистью и сжигая на костре не только нас, но и людей, общающихся с нами. Теперь только в дни летнего и осеннего равноденствий мы можем посещать ваш мир, и особенно в день всех Святых: в Хэллоуин. В эти дни наши миры соприкасаются столь тесно, что мы как в стародавние времена можем запросто общаться с вами. В эти дни человек может попасть в наш, как вы говорите, Волшебный мир и остаться в нем навсегда.

— Вот ведь даже эльфы знают об американском Хэллоуине. Задолбали уже этой заграницей, — у Лены, окончательно испортилось настроение и она начала «цепляться». — Конечно, мы на Руси не так продвинуты, где уж нам создать собственный Хеллоуин.

— Ты напрасно огорчаешься, он был и на Руси, только назывался не Хэллоуин, а Самхэйн.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросила она.

— Наши братья жили на Руси. Возможно и сейчас живут в дремучих, глухих местах, которых у вас еще не мало.

— Русь и эльфы? — теперь ее раздражительность сменилась озадаченностью. — Я всегда думала, что они предпочитают жить в Европе.

— Мы селимся везде где нам понравится, но в разных странах люди называют нас по-разному.

Мимо окон все реже проплывали высотки, оживленные городские автострады и все чаще — незамысловатые домики, крыши которых, утопали в яблоневых садах. Крузенштерн с тоской и нетерпением смотрел в окно. Из вагона выходили немногочисленные пассажиры и к конечной остановке они прибыли в вагоне почти одни. Они, да пожилая супружеская пара дачников, с туго набитыми рюкзаками и авоськами с саженцами. Вышли на безлюдную платформу с двумя скамейками под навесом да будкой, на которой висела табличка с выцветшими буквами «касса» чье окошечко было наглухо забито досками.

В обшарпанном, запущенном станционном магазинчике, мимо которого они проходили, спустившись с платформы, по трем обвалившимся ступеням, Лена купила пакет молока, батон хлеба и маленькую баночку джема «Ассорти», изготовленного не понятно из чего и, уверенно зашагали по утрамбованной проселочной дорожке. Крузенштерн не отставал, шел с отсутствующим видом, засунув руки в карманы и зябко поводя плечами. То и дело Лена оглядывалась и глядя в его утомленное лицо, спрашивала: не остановиться ли им и отдохнуть. Крузенштерн отрицательно качал головой, и они продолжали идти дальше пока дорога из проторенной не перешла в тропу и, когда они миновали последний дачный поселок, превратилась в едва заметную тропинку. Лес вокруг стал гуще, темнее, непролазнее. Тропинка безнадежно потерялась в зарослях, и они, продирались через кусты уже наугад, но Крузенштерн, по-прежнему и слышать не хотел о привале.

Когда, они выбрались на небольшую прогалину, он рухнул в траву и уже не двигался. А Лена, потоптавшись рядом, неуверенно поглядывая на неподвижно лежащего парня, устроилась рядышком, и не спеша, пообедала, после чего улеглась рядом с ним в траву, глядя в бездонное небо.

Сначала его глубина захватила ее так, что перехватило дух, но неспешно плывущие облака успокаивали и умиротворяли. У нее было чувство, что она прикоснулась к Вечности. Она смотрела как небо и облака постепенно меняли свой цвет. Прозрачная голубизна, становилась плотнее, гуще, а воздушные облака, наливались розоватым оттенком. Потом, затаив дыхание, слушала в траве шорохи. Шелестел ветер в листьях, перебирая их. Какая-то пичуга упоенно передразнивала других голоса других птиц. Издалека доносился дробный перестук дятла и размеренное «ку-ку». Мысли текли лениво, чувства замерли, обретая целительный покой. Даже то, что враг одержал победу, не казалось ей теперь вселенской несправедливостью, трагедией и крахом мироздания.

Она впала в чуткую дрему, в которой осознавала все, происходящее вокруг, но неожиданно, стряхнула с себя сонное забытье, приподнялась и огляделась. Что-то было не так, но что именно, она понять не могла. Тишина. Она стояла вокруг полная, непроницаемая и абсолютная: ни шороха в траве, ни шелеста листьев, ни птичьего гомона, ничего не было слышно, словно прогалину накрыло гигантским колпаком. С нарастающей паникой, Лена взглянула на эльфа. Он лежал, перевернувшись на спину, и тоже смотрел в небо неподвижными глазами такими же прозрачными и ясными как оно само. Волосы золотистыми прядями рассыпались в траве. Подобравшись поближе, она всмотрелась в его лицо, ожившее и помолодевшее.

— Как ты?

— Этот лес еще полон сил. Вы еще не загубили его, — не отрывая взгляда от величественно, плывущих облаков, сказал он скорее себе, чем, отвечая на ее вопрос. Потом повернулся к ней. — Надо быстрее найти Шакера, пока он не покинул этот город.

— Знать бы еще, где его искать. Мне кажется, он уже далеко отсюда.

Скорей всего у себя дома в вашем Волшебном мире.

— Он все еще здесь, — уверенно сказал эльф. — Я закрыл и запечатал заклятиями невозвращения проход, через который он проник сюда. Ему остается одно: вырваться из города и с помощью Коры, создать его вновь, но Лес не пропустит его через себя. Остаются дороги и машины, которыми он обязательно воспользуется.

— Думаю, это тоже не проблема. Я заявлю в милицию о том, что знаю, кто убил Льва Кирилловича, дам подробное описание Шакера и предупрежу, что он опасен. Милиция перекроет все дороги, что бы поймать его. Поешь, я тебе оставила.

Пока эльф жевал хлеб с джемом, запивая его молоком, Лена украдкой разглядывала его.

— Скажи, а в твоем мире, все такие?

— Какие?

— Ну… — замялась Лена и решилась — Красивые.

— Красивые? Сиды…

— Погоди, — перебила его Лена. — Кто такие сиды?

Эльф смерил ее надменным взглядом.

— Сиды — аристократия эльфов. Сама королева Меднб принадлежит ей. Люди мало знают о сидах и это понятно. Сиды никогда не откроются смертным, ибо им нет до них никакого дела. Знай же, что и я, верный слуга Мендб, от сидов, — с откровенным снобизмом, произнес эльф.

— О! Для меня это такая честь, сэр, — тут же отреагировала Лена, сделав, что-то вроде книксена, и как всегда, ее насмешливый тон заметно задел эльфа. — Ладно, не обращай внимания. На меня иногда находит. Продолжай.

— Тебе бы увидеть нашу королеву Мендб, так звучит ее имя на вашем языке. Она может одним прикосновением лишить человека разума. Мужчина, если ему доведется встретиться с королевой, умрет от любовной тоски по ней, — с мечтательным восхищением, говорил эльф, жуя хлеб. — Если же человеку случиться попасть к нам, он становится рабом, а если все же сбегает, то теряет рассудок. В лучшем случае становится юродивым или пророком, предсказывающим будущее.

— Похоже, ты влюблен в свою королеву, — пытаясь казаться равнодушной, хмыкнула Лена.

— Влюблен? — переспросил эльф. — Она моя королева…

— Но вот мы, люди, не кажемся тебе…

— Вы просто другие, — перебил ее эльф и принялся старательно вымазывать куском хлеба остатки джема из баночки. — Вы настолько другие, что как-то приспособились жить без магии.

— Ну, значит, нам эта магия и не нужна.

— Но насколько легче было бы нам совладать с Шакером, обладай ты хоть каким нибудь умением колдовать.

— Мы его и без магии сделаем. Зачем нам она?

Эльф недоверчиво покачал головой, не принимая ее оптимизма.

— Дело в том, что вы, люди, слишком грубы и примитивны для столь тонкой материи, в которой рождается чудо. Вы верите только в то, что можно потрогать и съесть, — и он отправил в рот последний кусок хлеба.

— Ну, знаешь ли, и мы можем творим чудо и мы умеем верить, — обиделась Лена.

— М-да, и о каком чуде ты говоришь? — с высокомерным раздражением поинтересовался эльф. — Может ты имеешь в виду ту ужасную, похожую на разжиревшего дракона железяку, в душном чреве которой люди поднимаются в высь? А может коробку, которая показывает все на свете, но больше то, чего в нем на самом деле нет? Я уж не говорю о машинах, которыми забиты улицы ваших городов, чад испускаемый ими душит все живое вокруг. Все, чем бы люди ни пользовались, создано их мастерством.

Вы ремесленники. Тут нет волшебства. Оно не может жить среди людей — они просто не верят в него, в силу своей ремесленной натуры. К тому же вы не знаете самих себя, для вас ваши поступки так же неожиданны как для других.

— Кто бы говорил, — не удержалась Лена от замечания.

— Я слишком долго общаюсь с людьми, а это пагубно сказывается на нас, эльфах. Потому-то наши братья, живущие здесь, скрываются от вас, прячутся. А в последнее время их беспокоит еще и шум ваших машин.

— От чего же они не иммигрируют в вашу страну?

— Ваши пороки заразительны. Мы не можем уже принять наших братьев, не боясь, что они не развратят умы обитателей Волшебной страны. Они стали больше людьми, чем эльфами.

— Значит у вас, эльфов и дружба считается пороком?

— Дружба между эльфами — это высокое чувство, а между эльфом и чужаком — порок.

— Этому вас учат ваши мудрецы?

— Мы хотим только выжить, сохранив в чистоте наш род.

— У-у… — разочаровано протянула Лена: ее все больше и больше раздражал высокомерие эльфа. — Знаем мы непререкаемые авторитеты, мудрецов — советников и учителей всех времен и народов. Накушались!

— Ты так непочтительно говоришь о них… Впрочем, чему тут удивляться.

Я читал ваши листки-газеты. Все что там написано — правда?

— Мой совет: читай их поменьше. В нашем мире нужно уметь думать своей головой, а не слушать всяких мудрецов. Что касается твоей, хваленой магии… То не понимаю зачем обслуживать себя ею, если для этого есть мозги и руки. Только насчет волшебства ты был не совсем прав, когда говорил, что оно нам не доступно, и мы не в силах поверить в чудо. Человечеству дано одно на всех чудо, имеющую колоссальную силу. Волшебство, преображающего каждого, и если человек допустит это чудо в свое сердце, жизнь его становится чудесной. Прости за каламбур.

— Одно чудо на всех? — островерхие уши эльфа, встали торчком, от жгучего любопытства, которое он не скрывал.

— Может. Оно имеет колоссальную силу и его хватает на всех и чем больше о нем узнают, тем лучше.

— Что же это за чудо. О! Я понимаю это сокровенная тайна, вашей расы, точно такая же, как для нас книга Коры.

— Сокровенная тайна… — фыркнула девушка. — Носитесь вы с этой вашей Корой. Хочешь услышать об этом чуде? — и когда эльф, еще не веря тому, что вот сейчас узнает о величайшей человеческой тайне, торопливо кивнул, продолжала. — Представь, что живет себе, ничем не примечательный человек и вот его, в один прекрасный день взяли и полюбили. По-настоящему.

Преданно. Глубоко. Вот и все чудо, — рассмеялась она.

— Полюбили? — эльф был потрясен. — И это вы, люди, считаете чудом?!

В который раз я убеждаюсь в прозорливости наших мудрецов. Знай же, что вы глубоко заблуждаетесь, называя чудом — обыкновенную похоть, которую, не зная того, принимаете за любовь.

— Похоть — это страсть, физическое влечение, я права? Ага, похоже, хоть здесь, я с вашими мудрецами не расхожусь во мнении. Возразить нечего, этого добра у нас навалом, я имею в виду — похоти. Кстати наши мудрецы, так и говорили, еще в древние-предревние времена: «мир погряз в похоти». И что? Мы в ней так и сидим, но мы отлично знаем, что сидим в дерьме, и хотя бы поэтому, нам трудно спутать похоть с любовью. Мы сейчас говорим не о физическом влечение, я-то говорю об истинной любви. Любят за то, что человек — есть со всеми достоинствами и недостатками. Любящий именно с этим человеком мечтает прожить до конца своих дней. Любящие очень жертвенные люди.

Эльф подумал, и спросил:

— Но если тот, кого так любят, не желает принимать эту любовь?

Если ему все равно?

— Я не знаю, но, как правило, это ничего не меняет для любящего. Любить он будет молча.

— Но, это просто… глупо, — эльф казался безмерно удивленным. — Какое чудо ты видишь в том, что приносит одну боль, тому, кто жертвует своим сердцем другому.

— Не только боль. Кроме нее, человек испытывает другие чувства: радость, счастье, печаль и грусть… всего не перескажешь. Я не испытала еще это волшебное чувство…

— Но ты говоришь так, будто испытала его.

— Нет, к сожалению, — покачала головой Лена. — Не дано мне.

— Подозреваю, что ты согласилась бы на безответную любовь?

— Да, наверное…

— И ты говоришь, что каждый из людей мечтает испытать подобное чувство? — продолжал допытываться эльф.

— В большей или меньшей степени.

— Но ведь ты же не отрицаешь, что и тогда, человек испытывает животное себялюбивое желание?

Лена с укоризной посмотрела на него: Крузенштерн не понял ничего или не желал понять или попросту, не верил ей, поэтому Лена ограничилась общими фразами:

— Человечество не может объяснить это чувство словами с момента своего существования. Но вы-то разве не испытываете их. Скажем, ту же нежности, или вам только знакома так пугающая вас похоть? — не удержавшись, поддела она его.

Но эльф был слишком сосредоточен, на своих размышлениях, для того что бы услышать ее слова и обидеться на них. Решив, не мешать ему Лена закинула в пакет банку из-под джема.

— Если я подарю тебе частичку того, что умею, не сможешь ли и ты позволить мне испытать одно из тех чувств, что составляют любовь? — спросил он, глядя на нее.

Лена остановилась, держа пакет в руке, вдруг смутившись под его пристальным, взглядом.

— Э-э… извини, но я, наверное, не сумею… Я, ведь, говорила тебео том, что не испытывала ничего подобного.

— Но, тем не менее, ты так же говорила, что готова полюбить. Ты человек и, щадя тебя, я не требую, чего-то особенного. Догадываюсь — все не так просто. Меня о многом предупреждали. Говорили, что от общения с человеком во мне проснуться недозволенные низменные инстинкты. Меня к этому готовили и я, кажется… С Шакером, мне пришлось испытать низменное чувство унижения, страха и мстительности. Но я прошел испытание этими тяжкими чувствами, поняв, что это такое. Послушай, мы эльфы, умеем творить такие чудеса, о которых человечество не подозревает: мы можем изумлять, наводить ужас, менять облик, но то о чем ты говоришь. И хотя учителя предупреждали, что все человеческие чувства непостоянны, мимолетны и имеют в своей основе одну лишь корысть, позволь мне испытать хоть кроху того, о чем ты рассказала мне, великодушно приоткрыв эту тайну.

— У нас нет времени на эксперименты, — этот разговор все меньше нравился Лене, особенно воззрения эльфийских мудрецов на людской род.

— Знаю, знаю… Может статься мы погибнем и я унесу тайну вашего чуда с собой в Вечное Небытие и я готов заплатить эту страшную цену.

Теребя ручку пакета, Лена неуверенно пожала плечами, готовая уступить под настойчивым натиском эльфа. Она уже была не рада, что завела подобный разговор.

— Твой дар не останется не отплаченным. Я тоже готов продемонстрировать тебе силу эльфийского волшебства, — продолжал он уговаривать, ободренный ее молчанием. — Тебе выпал редкостный шанс, познать смысл элфийской магии. Решайся же! Это будет равноценный обмен.

— Боюсь, ты многого ждешь от меня. Я думаю, что ты тяжко разочаруешься, — Лена чувствовала себя обманщицей.

Но эльф, похоже, не верил ей, считая, что она уже просто не хочет раскрывать ему огромный секрет человечества. Как будто не слыша ее неуверенных слов, он поспешно предложил:

— Если ты не против, то начну я. Встань и повернись лицом к дубу. Ничего не бойся. Я буду рядом все время. Обхвати ствол руками, прижмись к нему и закрой глаза. Постарайся ни о чем не думать.

Смущенная, Лена исполнила эту странную просьбу, спрашивая себя: насколько она доверяет этому парню. А когда он притиснул ее всем своим телом к шероховатому жесткому дереву, с силой вжимая в него, перепугалась не на шутку.

— Не бойся, — шепнул ей на ухо эльф. — Доверься мне… Старайся ни о чем не думать.

Она сумела отогнать рой панических, скабрезных мыслишек и закрыв глаза, успокоилась, ощущая тепло, что обволакивало ее. Неожиданно, она перестала чувствовать чужеродную твердую враждебность дуба: кора оказалась мягкой, а ствол прогнулся под нажимом их тел. «Этого не может быть!» — не поверила она в происходящее. Она не понимала, что с ней произошло. Какое-то время она находилась в полной темноте, с нарастающим страхом, чувствуя как за эти доли секунды ее ноги, сначала по щиколотку, а потом чуть ли, не по колено уходили в землю, врастая в нее, достигая невиданных глубин, расщепляясь, разъединяясь, разрастаясь узловатыми переплетениями корней, достигавшими ледяной влаги подземных вод.

Ее кожа преобразилась, став толстым слоем коры, укрывая и защищая под собою нежное, чувствительное тело. Руки вытянулись в ветви. Она чувствовала каждой веточкой, каждый листком своей пышной кроны, который ежесекундно напоминал о себе легким покачиванием и шелестом даже от легчайшего дуновения ветра. Все что составляло ее многообразное, сложное древесное тело, было неотделимо от ее человеческих чувств и сознания. Она сознавала каждую чешуйку коры на себе, нежила каждый листочек под ласковым дождем, чувствовала как ветер, трепля и раскачивая ее крону, высушивал их, и он же заставлял ее сгибаться под своим напором, и она отвечала ему сварливым скрипом, возмущенно шелестя листвой.

Не совладав с ней, ветер уносился, оставляя в покое ее ветви, на которых рассаживались пичуги. Она же тянулась и тянулась ветвями к солнцу, его свету и теплу, разворачивая к нему многочисленные ладошки листвы, одновременно удивляясь возможности видеть вокруг себя. Она видела, чувствовала и переживала все это. Почему деревья, а дуб особенно, называют бесчувственными? Вот сейчас она знает себя как дуб и в то же время как человека. Потом пришло новое удивительное открытие. При всей кажущейся неподвижности, ее не покидало чувство вечного движения. Может оттого, что над нею медленно, плывут облака, а ее зеленая крона все шелестит и шумит, не зная покоя, качая в своих ветвях гнездо малиновки. Ей были приятны цепкие прикосновения быстрых беличьих лапок. Рыжий, гибкий зверек стремительно взвился по ее телу-стволу вверх, едва касаясь веток, перепрыгивал с одной ветки на другую, покачиваясь на них. Оббежав по спирали ствол, белка, распушив хвост, перепрыгнул на ветку соседнего клена. Одновременно с этим, Лена чувствовала, как крот роя под нею один из своих многочисленных подземных ходов, подрыл ее корни. Она обозревала с самой высоты своей раскачивающейся макушки, даль лесных просторов. Новизна чувств, хотя ошеломляла ее но, не пугало, потому что рядом с ней мерно билось живое сердце — сердце эльфа.

Торопясь, друг за другом, дисциплинированно начала по ее стволу подъем муравьиная шеренга. Личинки, подъедая кору, уже точили ее нежную сердцевину, и каким же было облегчением, когда дятел длинным клювом вытаскивал зловредную на белый свет. Она познала другой ход времени. Утро, весеннего пробуждения, и долгий зной летнего дня, неизбежный приход сумерек осени и вот она сбрасывает листву, что бы приготовиться к долгому, глубокому зимнему сну под теплым, легким снежным одеялом, заботливо укрывшей каждую ее ветку, и видеть сны-грезы.

В этих снах ей явственно видится другой, суматошный, суетящийся мир, в котором ее природа совсем иная. И кто она на самом деле — неизвестно. Она медленно приходила в себя, постепенно отделяя свое сознание от жизни древнего дуба. Открыв глаза, обнаружила, что стоит, обняв его ствол, прижавшись к шершавой коре щекой, и глубоко вздохнула, будто пробудившись от сна. Все, что она увидела и пережила потрясло ее. Это было так явственно, реально и… это было. Эльф отступил от нее и Лена, поморщившись, пошевелила сначала затекшими руками, потом размяла одеревеневшие ноги. Эльф сел на траву, пристроив локти на коленях, расслаблено свесив руки. Закрыв глаза, он поднял лицо, подставляя его дуновению ветра. Только что он подарил ей чудо. Лена медленно приходила в себя. Действительность постепенно брала свое и как ей ни хотелось тревожить его, но она понимала, что время уходит, работая на их врага. А так не хотелось уходить от сюда.

— Нам пора идти, — произнесла она присев перед ним на корточки.

— Пожалуй, — отозвался эльф, не шевельнувшись и не открывая глаз.

Наблюдая, как ветер шевелит его светлые волосы, Лена не удержавшись, провела по ним ладонью. Эльф вздрогнул и, открыв глаза, непонимающе смотрел на нее.

— Ты опять впустую потратил силы — тихо произнесла Лена, ласково коснувшись его лица.

Эльф лишь пожал плечами.

Благодарно, погладив его по щеке, она отняла руку, но эльф потянулся за ее ладонью, не желая, что бы она прерывала ласку. Тогда девушка едва-едва провела пальцем по его темным, тонким бровям. Эльф затаил дыхание, глядя на нее потемневшими глазами.

— Неприятно?

— Нет-нет… прошу тебя… — торопливо пробормотал он, изумляясь себе и тому, что он сейчас чувствовал.

Едва касаясь, она провела пальцем, по его плотно сжатые губам, повторяя их рисунок. Они дрогнули, и приоткрылись. Тогда, приблизившись к нему лицом и ясно видя панику отразившуюся в его глазах, она едва коснулась губами его губ. Эльф резко отпрянул с испугом и тихой паникой глядя на нее.

— Что это?

— Это была нежность — улыбнулась Лена, видя его состояние, которое он не мог ясно объяснить себе — Ты же просил…

— Нежность? Ко мне?

— Ну, конечно, дурачок.

— И я отверг ее… Теперь тебе будет невыносимо больно? — перепугался он не на шутку. Он ни как не мог подобрать слов, которые объяснили бы то, что он сейчас чувствовал.

— Жалко, конечно, что тебе не понравилось, — принужденно засмеялась девушка.

— Не понравилось? — озадаченно нахмурился эльф, прислушиваясь к себе — Это не так… Мне сложно объяснить, что я сейчас чувствую, — он встал и отряхнул джинсы. — Мне никогда не доводилось испытывать ничего подобного.

Лена поднялась за ним. Пора было идти. Ей стало горько и тоскливо, и она, чтобы не выдать своего состояния, постаралась обернуть все в шутку:

— Теперь по видимому мне суждено умереть от тоски по тебе?

— О нет! Ты не умрешь. Я этого не хочу, — он как всегда, был серьезен.

Эльф уверенно шел впереди, не оборачиваясь. Ни разу не сбившись, они вышли на едва приметную тропинку, которая вывела их к проторенной дорожке, доведшей их до станции. Так же молча, не говоря друг другу ни слова, дождались электрички. На перроне, по-прежнему никого не было, если не считать пьянчужки, что, подобрав ноги, спал на единственной скамейке с вывороченной спинкой. Рядом валялась рваная сумка с пустыми бутылками.

— Скажи, ты только ко мне испытывала нежность или… еще к кому-то?

Лена, не удержавшись, прыснула: мужчина будь он эльфом, йети или инопланетянином, все равно остается мужчиной.

— Нет. Я ни к кому не испытывала больше нежности.

— Почему тогда мой вопрос рассмешил тебя? — с подозрением глянул на нее Крузенштерн.

— Не обижайся, ладно. Но ты сейчас очень похож на наших парней.

И Лена приготовилась выслушать возмущенную тираду Крузенштерна, о правоте эльфийских мудрецов, которую он, увы, подтверждает, становясь похожим, по ее словам, на людей.

— Я вижу, многие женщины твоего возраста уже имеют семью? Разве нет мужчины, который хочет заботиться о тебе и ваших детях? Почему ты одна?

— Потому что все жду чуда, идиотка.

— О нет! Совсем не идиотка, — в его голосе слышалось искреннее возмущение.

— А тебе лет-то сколько? Тоже ведь наверно пора иметь семью, а ты даже не знаешь, что такое нежность и целоваться не умеешь.

— Я молод и не прожил даже трех веков.

От неожиданности Лена чуть не повалилась с холодных металлических перил ограждения, на которых они сидели.

— Да ведь ты же дряхлый старик, прямо Кащей Бессмертный какой-то, — засмеялась она.

— Кто такой Кащей Бессмертный? — тут же спросил Крузнштерн. Любопытство придавало его лицу забавное, мальчишеское выражение. — Это кажется странным. И ты говоришь, что он дряхлый старик?

— Да и живет в вашей Волшебной стране, — поддакнула Лена, подзадоривая его.

— Но я не слышал о нем? — озадачился эльф. — Но обязательно спрошу наших мудрецов.

— Ну, ну, — развеселилась Лена, но постаралась вновь вернуться к интересующей ее теме. — Так вы эльфы, женитесь по любви?

— Конечно, — согласился Крузенштерн. — Только после того как наши старейшины одобрят выбор молодых. Старейшины устраивать браки внутри кланов, и молодые эльфы всегда подчиняются их решению.

— И вас это устраивает? Ну, что за вас выбирают?

— Старейшины никогда не ошибаются, — категорично заявил эльф, которому, по-видимому, даже в голову не приходило подвергать сомнению их выбор. — Это делаться на благо клана.

— Что такого случится, если молодые эльфы из разных кланов захотят быть вместе и поженятся?

— Это недопустимо и считается преступлением. Каждый клан владеет, каким ни будь тайным волшебством, которое оттачивались столетиями, или знанием, что передавалось в этом клане из поколения в поколение. Очень важно, что бы эта тайное знание не стало известно другим.

— Почему?

Крузенштерн вздохнул, и терпеливо объяснил:

— Эльфы очень пекутся о своем положении в обществе, а особые знания укрепляет это положение и делает его еще прочнее.

— Все как у людей… Скажи, вот ты говорил, что любой житель вашей страны, может переселиться сюда?

Эльф кивнул.

— И драконы тоже?

— И драконы тоже.

— Лох-Несское чудовище это то, о чем мы сейчас говорим?

— Видимо, в этом озере рыба для него оказалась вкуснее, — улыбнулся Крузенштерн.

«Ты погляди, а у нас появилось чувство юмора» — не без удовольствия отметила про себя Лена.

— Скажи, а почему именно тебя послали перехватить у Шакера книгу Коры?

— Потому что я был его учеником и как никто другой знаю, на что он способен.

— Что? Как такое возможно? Ведь он же ненавидит эльфов?

— Он маг, — ответил эльф так, как будто этим объяснял все. — Искусство магии и ворожбы он постигал своим умом, упорством и знаниями. Он сильный маг. Как-то он попросил у Мендб в ученики способного молодого эльфа. Королева, не желая раздражать его, согласилась удовлетворить его просьбу, и выбор пал на меня. Я старался быть прилежным учеником, но скоро понял, что Шакеру вовсе не нужен ученик. Он попросту изучал меня. Ему важно было понять эльфийскую природу волшебства, с которой мы рождаемся на свет. Он уже тогда, что-то замышлял. Помнишь, я говорил тебе, что он полукровка. Шакер рожден от эльфийки и знатного рыцаря и потому, не обладая природной способностью к волшебству, овладел знаниями магии, самостоятельно постигая ее. Он рос среди нас. Его воспитали эльфы, клана его матери.

— И конечно вы не раз и не два, напоминали ему, что он полукровка? — иронично заметила Лена.

— У эльфов не в чести скрывать правду и он, должен был знать ее.

— «В поисках правды, мы иногда удаляемся от истины».

— Кто это сказал? — повернулся к ней эльф.

— Наш мудрец, а ваши мудрецы умудрились собственными руками создать себе сильного врага, который создал им уйму хлопот. Чистоплюи.

— Почему ты все время оскорбляешь мудрейших? И почему все время позволяешь себе подвергать сомнению их решения? Как ты, не прожив даже половины века, можешь понять ход их отточенных долгим жизненным опытом, мыслей?

— Где уж мне понять твой хваленый Совет мудрецов, если они посылают к могущественному, безжалостному магу-садисту, с которым не связывается даже королева, какого-то ученика.

— Я же тебе объяснял, почему!

Они опять начали кричать друг на друга. На них со своей скамейки недовольно уставился, разбуженный их руганью, бомж.

— Хорошо, — попыталась сбавить обороты Лена. — Скажи, что будет, если ты не одолеешь Шакера? Что?

— Меня накажут.

— Как?

— Казнят, — пожал плечами эльф, не глядя на нее. — Я буду обвинен в том, что помогал Шакеру, потому что, будучи его учеником и не предупредил Совет о его замыслах выкрасть Кору.

— Мудрецы! — выругалась Лена и, соскочила с перил. — А?! Каково! У нас это называется найти стрелочника.

Эльф ничего не ответил. Подошла электричка. Они, вошли в нее раздраженные, недовольные друг другом, молча заняв место у окна. Крузенштерн сел так, чтобы сохранять между ними дистанцию и все время следил за тем, что бы невзначай, случайно не коснуться Лены. На каждой станции народа в вагон набивалось все больше. В город возвращались усталые дачники. Стало тесно и душно. Мерное покачивание вагона убаюкивало, и Лена не заметно для себя задремала.

— Проснись — негромко сказали над ней, она открыла глаза и, обнаружила себя тесно прижатой к Крузенштерну. Ее голова лежит на плече эльфа, а он, поддерживая, обнял ее за плечи.

Сонно моргая, она подавила зевок и, огляделась. Да уж, трудно принципиально выдерживать дистанцию, когда тебя, не считаясь с твоими деликатными и тонкими чувствами, бесцеремонно подвинула тучная тетка, занимавшая сразу два сидячих места. Эльф смирился с этим, потому что даже ему было понятно, что выдерживать целый час на опухших ногах подобный вес вместе с хозяйственными сумками — мучение, а потому он с дремлющей Леной потеснился к окну. И все равно оба, своим молчанием продолжали держать эту дистанцию по отношению друг к другу.

Сойдя, с электрички и миновав привокзальную площадь, они остановились у таксофонов. Крузенштерн молча следовал за Леной, стараясь не потерять ее в толпе, и вопросов, слава богу, не задавал. Лена раздумывала, как им лучше поступить: позвонить в милицию и рассказать о Шакере? Но они начнут разбираться и конца их разбирательству не предвидеться. Или же прежде позвонить на работу и успокоить Ангелину Ивановну? Она, наверное, сильно волнуется. Да и Любаше не плохо бы дать о себе знать. В конце концов она остановилась на последнем варианте.

— У тебя еще остались монетки?

Крузенштерн послушно выгреб из кармана целую их пригоршню. Опустив одну из них в щель автомата, Лена отстучала по его клавишам номер.

— Слушаю, — отозвались после третьего гудка.

— Любаша?

— Ты? — испуганно охнула подруга и, понизив голос, зашептала: — Во что ты умудрилась ввязаться, идиотка?! Вчера к нам милиция заявилась, и о тебе выспрашивала. Начали передо мной трясти твоей сумочкой: мол, узнаю я ее, или нет? Я естественно, заявила, что понятия не имею, чья она, а с тобой знакома, постольку поскольку, мы раскланиваемся при встрече на лестничной площадке: здрастье и до свидания. А они мне начали по ушам ездить, якобы сумочка твоя была найдена на месте преступления, чуть ли не рядом с трупом. Прикинь?

— Это не я!

— Понятно дело, не ты, — фыркнула Любаша. — Уж кому об этом знать как не мне. Ты вон, продавщицу завернувшую тебе не тех пуговиц лишний раз потревожить боялась, не то, что убить кого-то. Мы со Славой подумали: езжай-ка к нам на дачу и укройся там, пока менты настоящего убийцу не задержат. Деньги-то у тебя есть?

— Любаш, я тебе перезвоню, — и Лена повесила трубку. Ей нужно было отдышаться, немного успокоиться и поразмыслить над тем, что она только что услышала, от тарахтевшей как пулемет Любаши, а уж потом принять какое-нибудь решение. Крузенштерн, примостившись у одного из столиков привокзального кафе, читал газету, попивая чай из пластикового стаканчика. Судя по сиротливо свисавшей разноцветной бирке заварочного пакетика — это был «Липтон».

— Откуда она у тебя? — подошла к нему Лена, кивнув на газету.

— На столике кто-то оставил. Я подумал, что если она никому не нужна, то можно взять почитать. Я положу обратно.

— Ладно, не переживай. Читай, сколько хочется. Она, действительно, уже ни кому не нужна.

— Прочти вот здесь, — он протянул ей газету, сложенную так, что в глаза сразу бросалась колонка криминальных новостей. Лена быстро пробежала глазами по мелким строчкам газетного текста, потом, выхватив газету из рук Крузенштерна, прочла ее еще раз — внимательнее. В небольшой заметке, сжато, без подробностей сообщалось, о том, что этим утром, на выезде из города к Аэропорту, были найдены тела двух мужчин, примерно тридцати лет. У обоих сломаны шейные позвонки. Где-то к полудню на северной автостраде, в противоположном конце города, обнаружены еще три мужских трупа со сломанными шеями. Следствие выдвинуло предположение, что, судя по схожести преступлений, они совершены одними и теми же людьми. Корреспондент был склонен видеть в этих преступлениях, начавшийся в городе передел власти, поскольку трое убитых на северной автостраде принадлежали к группировке крупного бизнесмена Батаева И.А.

— Дай монетку, — и, получив ее, Лена поспешно вернулась к таксофонам.

— О, боже! Ленка! — запричитала Света узнав ее голос. — Слава богу, наконец-то ты объявилась. Мы тут места себе не находим, гадая, что с тобой и куда ты пропала. Особенно после прихода милиции.

— Они и в библиотеку приходили? — расстроилась Лена.

— Ага! Ввалились, и давай по библиотеке шарить. Думали, что ты где-то здесь прячешься, придурки. Читателей распугали, допрашивали кто к тебе приходил, да о чем вы говорили и что ты вообще в подвале делала, и в каких отношениях ты была со Львом Кирилловичем. Тут какой-то мент расстарался и приволок из подвала обугленное ведро. Ангелина начала глотать валидол, а Юлия Петровна впала в шок, узнав, что ты причастна к убийству этого Льва Кирилловича. Короче, после визита милиции, здесь одна только я и функционирую.

— Свет, ты веришь в то, что… словом, что это я… виновата в смерти Льва Кирилловича?

— С ума сошла… Конечно, если только он не был извращенцем и не приставал к тебе то…

— Света!

— Молчу… Извини, я понимаю, тебе сейчас не до шуток.

— Не до шуток. Слушай, ты не могла бы пробить по компьютеру, где можно найти, некоего Батаева И. В. Записала?

— Записала. Зачем он тебе?

— Мне нужно встретиться с ним.

— Не понимаю, чем этот тип тебе может помочь?

— Я только что прочитала, что убиты его люди, я уверена, тем же гадом, что убил Льва Кирилловича.

— Ага. Кажется, поняла. В милицию, ясно дело, тебе нельзя: они и так на тебя вешают убийство француза, но и Батаев этот… Думаю, тебе не стоит соваться к нему.

— Почему?

— Знаешь, кто он такой? Это негласный хозяин города. Мы все ходим под ним.

— Мафия?

— Угу. Видела моего Колю? Так вот, он работает на Казначея. Под таким именем знает Батаева вся здешняя братва. Только с ним, с Казначеем этим, не так-то легко встретиться. Осторожный и к себе никого не подпускает. Коля намекал, что на него не один раз покушались.

— А если твой Коля скажет господину Батаеву, что кое-кто знает, кто убил его людей? Может он согласиться поговорить со мной?

— Ты хочешь, что бы я сказала Коле, что бы он замолвил перед Казначеем за тебя словечко? Верно?

— Свет, а можно это провернуть в срочном порядке? Когда мне лучше перезвонить тебе?

— Думаю, минут через тридцать. У меня есть сотовый Коляна.

Ободренная, Светиными обещаниями, Лена вернулась к столику и на оставшиеся деньги, купила себе кофе, потягивая его в ожидание назначенного времени. Горячий кофе потихоньку остывал. Откуда-то доносилась мелодия модного хита, перекрывающего неумолчный ровный шум вокзальной толчеи, которую время от времени прерывал мелодичный сигнал и приятный голос, объявлявшим прибытие на назначенный путь очередной электрички. Эльф с беспокойством смотрел на нее, но помалкивал. Болтая ложечкой в кофе, Лена думала о том как ей выбраться из того переплета в который попала, и как избежать неприятностей с милицией. Ее соблазняла идея, наплевать на все и скрыться на даче у Любаши и пусть Крузенштерн сам разбирается с Шакером. В конце концов, это не ее война.

Однако нужно было подумать о предстоящем разговоре с Батаевым, если конечно, ему суждено было состояться. Допустим, встреча их состоится, сумеет ли она убедить его в том, что именно Шакер убийца его людей и направить его жажду мести и желание поквитаться за своих ребят на мага. Как она докажет, что их убил Шакер? А ведь Батаев обязательно потребует доказательств. Что у нее есть, кроме одних слов? Крузенштерна, что ли предъявлять? Хорошо если Казначей после того, как выслушает, не пристрелил ее сразу, приняв за спятившую. Доказательства. Эльф? Она внимательно оглядела его: он ничем не отличался от обычных людей. Указать на его странные уши? А Батаев скажет, что это обыкновенное уродство и чего доброго, отхватит их ножом, что бы парень с ними не мучился. Лена вздохнула: чем дальше, тем меньше ей нравилась собственная идея идти за помощью к Казначею. Все так непредсказуемо и вряд ли она повлияет на события, а вдруг они обернуться слишком неожиданным образом. Кто она и кто Батаев? Он раздавит ее как мошку и забудет о ее существовании в следующую же минуту. Ладно, она — но ведь рискует и Крузенштерн с его и без того нелегкой миссией? Не облегчит ли она своим поступком жизнь Шакеру? Надо сейчас же, не мешкая, позвонить Свете и дать отбой.

— Как бы худо не складывались дела, но Шакер не должен уйти с книгой, — вдруг, произнес эльф.

— А если они складываются хуже некуда? — невесело усмехнулась Лена.

— Что ты решила делать?

Лена постаралась доходчивее объяснить эльфу, с чем им придется столкнуться в ближайшее время.

— Нам предстоит визит к очень могущественному и опасному человеку и неизвестно чем он может завершиться для нас обоих.

— Думаешь, этот человек опаснее Шакера? — недоверчиво посмотрел на нее Крузенштерн.

— С той лишь разницей, что обходится без всякого колдовства. Поэтому очень прошу, что бы ни случилось — молчи.

— Я подумаю — отозвался эльф, глядя в сторону.

— Крузенштерн! — требовательно посмотрела на него Лена.

— Хорошо. Я буду молчать. Но лучше бы, я сам пошел к этому могущественному человеку и поговорил с ним, а ты дождалась бы меня, где нибудь в безопасном месте.

— Это даже не обсуждается.

Лицо эльфа приняло упрямое выражение, и похоже, опять назревала ссора. Неожиданно он сменил тему.

— И вы слушаете это? — презрительно поджал он губы. Лена не сразу сообразила, о чем идет речь, потому что уже приготовилась, было спорить и возражать ему. Она прислушалась, пытаясь понять о чем он говорит. Из музыкального центра, стоящего за прилавком кафе монотонно повторялся примитивный припев модного хита, имеющим в своем тексте минимум слов и три ноты. Эта модная песенка кроме раздражения и неловкости не вызывала больше никаких чувств.

— Кто не хочет, не слушает, — пожала плечами Лена. — Эта сгодиться для вокзала, но есть и другая музыка.

— Есть, — согласился эльф. — Вот послушай.

Он прикоснулся пальцем к ее виску, и она услышала негромкий, нежный напев, такой чистый и щемящий, что ей захотелось плакать. Все окружающие звуки перестали для нее существовать.

— Что это? — Лена подняла на Крузенштерна блестевшие от набежавших слез глаза. — Откуда?

— Это то, что я слышу вот здесь, — он прижал ладонь к груди. — Это началось с той поры, как мы покинули лес.

Музыка захватывала ее все больше, пока вдруг резко не оборвалась, вернув Лену к шуму вокзала и, слава богу, что вместо бьющего своим ритмом по нервам хита, звучала другая песня. Крузенштерн прислушался.

«Прощай, это значит, что мы никогда Это значит, что нечем дышать Это значит веками не спать Стала слишком широкой кровать для меня одного. Прощай! Будет долго твой запах витать И твой смех, отражаясь от стен На бокалах звенеть и дрожать В зеркалах нашу жизнь отражать, Продолжать, отражать И бессонными ночами боль накатит как прибой Унесет река печали за собой. Прощай! Я не верил, что такая будет боль. Прощай, во Вселенной стало меньше на одну любовь!»

Лена и Крузенштерн посмотрели друг на друга и отвели глаза, подумав об одном и том же: они расстанутся и это произойдет не сегодня — завтра. Она не ожидала, что от одной мысли о расставании с ним испытает боль.

— Я отойду. Ладно? — тихо проговорила она.

Лене хотелось побыть одной, собраться с духом, обрести душевное равновесие и хоть какую-то уверенность в том, что она все делает правильно. Еще оставалось время, чтобы зайти в туалет, умыться и насколько это, возможно, почистить блузку и джинсы.

В назначенное время Лена подошла к телефонам-автоматам. Все три будки, как назло, оказались заняты. Минут через пять, одна из них освободилась. Света, до которой Лена дозвонилась сразу же, сообщила, что Коля подъедет за ней туда, куда она скажет. Они договорились, что Лена будет ждать его у пригородных касс, под табло. Напоследок, дав подробное описание импортным шмоткам Коли по которым Лена узнает его, Света попросила ее быть поосторожней и обязательно, после встречи с Батаевым, позвонит ей. С тем они распрощались.

Вернувшись обратно, Лена растерянно заозиралась. Эльфа у столика не было. Решив, что он попросту отлучился, Лена все больше беспокоясь, ждала, сколько позволяло отпущенное, до встречи с Колей, время, но оно уходило, а эльф все не появлялся. Так и не дождавшись его Лена, поспешила к табло, не представляя где теперь искать потерявшегося эльфа.

Среди отъезжающих, внимательно изучающих расписание электричек, она сразу же приметила Колю. Как и говорила Света, на нем были льняные брюки и яркая гавайская рубаха. Но Лена узнала бы его и без подробного описания подруги. Это был тот самый парень которого они с Ангелиной Ивановной видели из окна библиотеки. Стоя под табло, парень со скучающим видом разглядывал спешащих мимо прохожих, как и тех, кто читал расписание электричек. Оглядевшись в последний раз, в надежде увидеть среди людского потока светловолосую голову эльфа, она пошла к нему.

— Здравствуйте, Коля.

Цепко оглядев девушку с ног до головы, он кивнул:

— А ты Лена. Точно. Я тебя в библиотеке видел, когда за Светкой заезжал. Ну, пошли, что-ли…

В стороне, у тротуара, там где, стоянка была запрещена, стоял знакомый Лене серебристый «опель».

— По всему видать попала ты в переплет, подруга, — усмехнулся Коля, открывая перед ней дверцу машины.

— Почему вы так решили? — беспокойно оглядываясь, рассеяно спросила Лена.

— Ты бомжа — бомжой, — веселился Коля, после чего философски заметил: — Значит, фишка тебе так выпала. Тут не угадаешь. Верно, я говорю?

Лена собралась, было попросить его вернуться с ней к столику кафе, возле которого ее наверное уже давно ждал растерянный Крузенштерн, как Коля резко сменив тон, агрессивно сказал:

— А ну отвали от тачки! Нечего отираться возле нее, мудила!

Перепуганная Лена, тут же отступила от машины, не понимая, чего он вдруг разъярился на нее. Неужели за то, что ее вид, не соответствовал празднично-серебристому «опелю»? Отступая от разгневанного парня, она на кого-то натолкнулась позади и обернувшись, чтобы извиниться, с облегчением вздохнула.

— Где ты был? Еще немного и я бы уехала без тебя, — негромко выговорила она Крузенштерну, как ни в чем, ни бывало, разглядывавшего Колю и его «опель».

— Э-э нет, подруга, мы так не договаривались, — возмутился Коля, подняв ладони на уровне груди, как это делали итальянские мафиози в боевиках. — У нас был уговор, что к боссу я везу только тебя. Тебя я знаю, а это чмо вижу впервые. Не-е, его я не повезу. Может у него пушка под свитером, почем я знаю? Пусть проваливает.

— Ладно, — кивнула Лена, испытывая облегчение от того что теперь не надо ехать ни к какому Казначею и все решилось само собой. — Я тоже не еду.

Колиному возмущению не было предела.

— Ты че, совсем охренела? Ты встречи с боссом просила? Просила. Я с боссом о тебе говорил? Говорил. Вы, дуры, кашу заварили, а теперь мне ее расхлебывать? Так, что ли? Поздно метаться, подруга. Так что сама в машину по быстрому лезешь или мне самому твою жопу туда затолкать? — и он решительно двинулся к Лене. До того молча стоявший за ее спиной Крузенштерн, вынул руки из карманов джинсов и шагнул ему на встречу. Коля похожий на разъяренного быка, увидевшего матадора, остановился, готовый тут же наброситься на него.

— Та-ак, — с угрозой протянул он, окидывая хрупкого противника с головы до ног, оценивающим взглядом. — Никак нарываешься, козлик? Прикинь — не жидковат против меня будешь? — хмыкнул парень и, коротко, без замаха, ткнул противника кулаком в живот. Перепуганная Лена, так и не поняла, как эльф перехватил пудовый Колин кулак, сжав его запястье. Коля удивленно смотрел на свою руку, не понимая, как такой доходяга умудрился уследить за его движением, отработанным тренировками и, в общем-то, никогда не подводившим его до сих пор.

Морщась, он, набычившись, сверлил эльфа глазами, пытаясь выкрутить запястье из его захвата. От натуги его широкий затылок побагровел. Он засопел и со всей силой дернул руку на себя, надеясь, что доходяга не устоит на ногах и упадет на него. Но тот стоял как стоял, продолжая стискивать Колино запястье так, что у того начали неметь пальцы. Со стороны казалось, что два встретившихся приятеля, обмениваются крепким рукопожатием.

— Слышь, отпусти, — просипел Коля эльфу. Тот не сразу отпустил его руку, прежде посмотрев на Лену, словно спрашивая у нее позволение. Она кивнула, и эльф отступил от Коли, освободив его от своей хватки.

— Ладно, поехали. У Казначея разберемся, что ты за фрукт, — буркнул парень стараясь не глядеть на них.

Его наглость и агрессивность уступили место невольному уважению и осторожности к непонятному парню. Коля теперь не знал, с кем имеет дело, но как бы о ни было — незнакомец оказался крутым, а он таких уважал. Настороженно поглядывая на доходягу, он быстренько обошел машину и забрался не водительское сиденье. За ним села Лена. Крузенштерн устроился впереди, рядом с Колей.

Всю дорогу ехали молча. С заднего сиденья Лена наблюдала, как Коля переживал свое поражение. Крузенштерн же с интересом наблюдал, как он вовсю подрезает машины, лихо перестраивается из ряда в ряд, и нахально гонит на красный свет.

Разноцветные огни ресторана Лена заметила издалека, как и скопление дорогих иномарок на размеченной парковке, где для них не хватало места. Заехав на чахлый газончик, «опель» остановился.

Последовала мрачная команда «выгружаться», после чего Коля тщательно проверил, заперты ли дверцы и включил сигнализацию. Автомобиль послушно мигнул своему владельцу раскосыми фарами, словно успокаивая его. Поднимаясь вслед за своим провожатым, по мраморным ступеням крыльца, Лена пыталась придать себе равнодушный и независимый вид, Крузенштерн же с любопытством оглядывался.

— Кого это ты притащил, Колян, — окликнул его один из громил, дежуривших у входа. — Здесь все-таки приличный кабак.

— Проводи нас к боссу, Мешок, и помалкивай, — раздраженно огрызнулся тот.

— Да ладно, че ты дергаешься? — добродушно заметил громила. — А, вы, — он брезгливо оглядел Лену и широко улыбнулся Крузенштерну, — двигайте за мной.

И они, войдя в полутемный зал ресторана, двинулись за ним, огибая в полумраке столики, занятые разряженной, публикой к ярко освещенному подиуму где, блистая узкой серебряной полоской стрингов, переливающимся бюстгальтером и серебряным макияжем, извивалась вокруг стального шеста стриптизерша. Мешок приветственно махнул ей рукой, проходя мимо и она, ослепительно улыбнувшись, под аплодисменты, свист и улюлюканье подвыпившей публики, сорвала с себя, сверкнувший бюстгальтер. Мешок обернулся на шедших за ним, чтобы увидеть их восхищение и восторг, в который неизменно ввергала посетителей, роскошная грудь стриптизерши. Но замызганной озабоченной тетке, была не до этого. Блондин же оставался равнодушным. Остановившись, Мешок прикрикнул на серебряную блондинку:

— А ну выложись, лентяйка!

И «лентяйка» выложилась: держась одной рукой за шест, а другой чувственно поддерживая тяжелую грудь, медленно заскользила вниз, выгнувшись и плавно разводя бедра, приседая все ниже и ниже. Мешок наблюдал за блондином, хорошо зная, что такое срабатывает безотказно. Но парень, похоже, всего лишь терпеливо пережидал вынужденную задержку. На подиум полетели зеленые купюры, а Мешок сквозь зубы, обложил халтурщицу матом.

Она же, легко и грациозно, выпрямилась на высоченных шпильках, с ослепительной улыбкой, показывая ему средний палец. Публика взревела от восторга. Качая головой, Мешок добродушно рассмеялся и двинулся дальше, ловко лавируя бочкообразным телом между столиками. Они вышли в небольшой коридор-тупичок. За ними тут же прикрыли дверь, отсекая гул зала и ритмичный грохот музыки, звучавшей теперь приглушенно и по ковровой дорожке, скрадывавшей шаги, вслед за Мешком подошли к двери из темного полированного дерева, в которую тот деликатно стукнул. Последовало приглашение войти, и Мешок распахнул ее перед гостями. Лена и Крузенштерн вошли в кабинет. Коля встал у порога, а Мешок, закрыв за ними дверь, занял свой пост в коридоре.

Мельком оглядев стильный кабинет, выдержанный в темно-синих тонах, Лена все свое внимание обратила на его хозяина, который больше всего интересовал ее. Глядя на мужчину в темном элегантном костюме, оттеняющим белоснежность тонкой рубашки, на его гладко зачесанные черные волосы, на хитроватый прищур темных глаз, она отчетливо поняла какую сваляла глупость, придя сюда. От его взгляда холодного, просчитывающего, ей сделалось не по себе.

Батаев цепко разглядывал пришедших сквозь сигаретный дым, и ей стало ясно — он ничему не поверит из того, что она ему расскажет. От прежней истории, которую Лена сочинила для него, она благоразумно отказалась. Но ведь и правду рассказать было невозможно. Заворожено, глядя на золотую печатку поблескивающую на мизинце руки, держащую сигару в псевдоаристократическом жесте, Лена догадывалась, что Батаев вообще не способен поверить кому бы то ни было.

Избегая его изучающего взгляда, она обратила свое внимание на примостившегося рядом с ним лысеющего толстяка. Он курил дешевую сигаретку ни сколько не волнуясь, что пепел от нее сыпался на его фирменный спортивный костюм и с любопытством глядел на гостей, стоявших перед ним в ожидании, когда хозяин кабинета соизволит начать разговор.

— Это про тебя, что ли мне толковал Колян? — наконец поинтересовался Батаев у Лены. — М-да, вид у тебя не товарный.

— Я пришла поговорить, а не танцевать стриптиз, — ответила Лена, изумляясь тому, что с ходу начала хамить всесильному Казначею. Куда подевалось ее благоразумие?

— Не одобряешь, значит? — лениво усмехнулся Казначей, стряхивая пепел с сигары в хрустальную пепельницу.

— Это не мое дело.

— Точно. Не твое. Этот, педик, считает так же? — он ткнул сигарой в сторону эльфа.

— Вас интересует, кто убил ваших людей? — быстро спросила Лена, поспешив переключить его внимание на себя. Губы Казначея сложились в жесткую складку. Он глянул на тлеющий кончик сигары. У дверей шевельнулся Колян. Толстяк осуждающе посмотрел на нее. Сейчас Лена словно балансировала на острие ножа, который в любой момент мог вонзиться в нее.

— Уже нет, — Растянул губы в улыбке Казначей, глядя на девушку холодными глазами. — Эти козлы сами нарвались на психопата. Пусть им занимается милиция.

Толстяк хмыкнул.

— Мне нужно найти убийцу, а в милицию я обратиться не могу: они обвиняют меня в этом преступлении, которого я не совершала, и… Помогите мне, — ломанулась напрямую Лена. Что ей было терять?

— Я благотворительностью не занимаюсь. Зря ты давишь на мое чувство мести. Мои парни сами оплошали: одни от своей жадности решили тормознуть того, кого не следовало. Другие решили отомстить за братанов, возомнив себя Рембо. На хрен, мне тупоголовые бараны. И откуда мне знать: может, на самом деле это ты, пришила старикана. Женщина вполне способна свернуть шею, назойливому, похотливому сморчку. Куришь?

— Нет, спасибо.

— А ты? — обратился Казначей к Крузенштерну, — Эй! Я тебя, кажется, спрашиваю.

Лена, со свирепым выражением лица, повернулась к Крузенштерну. Нельзя же было так буквально понимать ее слова о молчании. Эльф, хмуря тонкие брови и опустив к полу раскосые глаза, вообще никого и ничего не замечал.

— Ты обыскал его? — Казначей кивнул на него Коляну.

— Так вроде… — виновато промямлил тот.

— Так обыщи его сейчас, дебил!

— Опиши убийцу, — попросил Лену толстяк, пока Колян, с опаской приблизившись к Крузенштерну, осторожно похлопывал его по карманам джинсов и свитеру. После чего, повернувшись к Казначею, отрицательно покачал головой. Тот взмахом руки, вернул его обратно к двери.

— Он выше вас, Аркадий Семеныч, — от такого обращения брови Казначея поползли вверх. — Носит длинный плащ с капюшоном. Голова гладко выбрита. Черты лица крупные. Нос длинный. Глаза черные. Борода. На пальце перстень с крупным рубином. Зовут Шакер.

— Чечен, мать твою! — удивленный и возмущенный Казначей развернулся к толстяку. В его глазах проскользнула шальная искорка. — Это меняет дело. У себя в городе я их не потерплю!

— Погоди-ка, — поднял руку тот и с невозмутимым видом спросил Лену: — Вижу, убийца тебе знаком? При каких обстоятельствах ты успела так хорошо его рассмотреть? Да ты садись.

— Спасибо, но я лучше так… Я работаю с редкими книгами, а Лев Кириллович лингвист и преподает, точнее, преподавал языки… — начала рассказывать она.

— Кто такой этот Лев Кириллович? — перебил ее Казначей.

— Старик, в убийстве которого ее обвиняют, — пояснил ему толстяк. — Преподавал языки в университете.

— Понял. Она тоже преподает? — ткнул сигаретой в Лену Казначей.

— Она библиотекарь, — пояснил толстяк.

— Библиотекарь?! — присвистнул Казначей, оглядев Лену с головы до ног, как будто увидел перед собой реликт каменного века. — Ты смотри, до чего их жизнь довела.

— Семен, — сухо попросил его толстяк и Казначей покладисто поднял обе ладони в знак послушания. — Продолжай.

— Я принесла ему одну редкую книгу, которую он хотел просмотреть. За ней мы просидели допоздна и Лев Кириллович предложил мне переночевать…

— А я что говорил, — оживился Казначей. — Все одно и то же, ничего не меняется. Ай да, старикашка! Покойничек — то, видать, был не промах!

— Он беспокоился, чтобы вечером со мной на улице, что ни будь, не произошло.

— Ну, разуме-ется, — ехидно протянул Казначей и хохотнув, добавил: — Библиотекарь.

Видимо само это слово очень забавляло его. Толстяк слушал Лену внимательно, всем своим видом понуждая ее к дальнейшему рассказу.

— Когда он устроил меня на ночлег в соседней комнате, то сам сел за компьютер, — продолжала Лена, стараясь, не обращая внимания на недвусмысленные выпады Казначея, который задевали ее.

— Он решил просидеть всю ночь из-за этой книги? — уточняя, нейтрально поинтересовался толстяк, затягиваясь сигареткой.

— Его часто мучила бессонница, а это было хоть какое-то занятие в ночные часы.

— Ты не благодарная и знаешь почему? — тыкая в ее сторону сигарой, опять прервал ее Казначей. — Потому что могла бы так утомить старика, что он позабыл бы о своей бессоннице. Ну ладно, ври дальше.

— Среди ночи я проснулась от громкого разговора в соседней комнате и пошла посмотреть, что там происходит. До того Лев Кириллович не говорил мне, что ждет гостей в три часа ночи. Я постучалась, вошла в кабинет… и увидела Льва Кирилловича мертвым… Он лежал на полу, а тот тип рылся на столе в его бумагах. Кажется, я закричала, потому что убийца… он обернулся. От страха, что он… что-нибудь сделает со мной, я схватила первое, что мне попалось под руку и запустила в его сторону. Не знаю, попала я в него или нет, потому что сразу же побежала к двери, но отчетливо слышала звон стекла, наверное, угодила в окно. Когда я, рванув из квартиры вылетела в подъезд, там у окна курил этот парень, — Лена кивнула на Крузенштерна. — Он крикнул мне вдогонку, что случилось, а я заорала, чтобы он вызывал милицию. Ну и когда из квартиры за мной вывалился убийца, мы уже вместе, мчались от него как угорелые. Мы решили, что будет лучше пока укрыться в библиотеке до утра, а потом уехали за город в дачный поселок, где узнали, что меня же и обвиняют в этом злодеянии.

Откинувшись на спинку стула, толстяк вмял окурок в хрустальную пепельницу.

— А тебе не пришло в голову, что он, — толстяк кивнул на Крузенштерна — Мог быть подельником убийцы? Стоял, к примеру, на шухере. Скажи-ка, парень, что ты делал на лестничной площадке в такой час?

— Я же говорю — он курил, — ответила за него Лена.

— Ну, хорошо, — отступился толстяк, сложив руки на круглом брюшке. — Откуда тебе известно, что убийцу зовут Шакер?

— Я ведь говорю, что проснулась от того, что Лев Кириллович громко произнес: «Нет, Шакер!»

— Чем ты в него запустила?

— Не помню. Это было, что-то тяжелое.

— Что он мог искать на столе у Притыкина?

— Понятие не имею, — пожала плечами Лена.

— И ты говоришь, что с этим парнем до той ночи не была знакома?

— Угу.

— Хорошо. Ну, а ты, сам, не хочешь ничего добавить? — толстяк посмотрел на Крузенштерна. По-видимому, тот отрицательно покачал головой, потому что, вздохнув, толстяк без надежды получить от него ответ, спросил: — Представиться не хочешь?

— Он случайно, не немой? Может не в себе, после того как увидел чечена? Эти гомики впечатлительные будто кисейные барышни. Мешок умеет таких «барышень» утешать. А, Мешок? — забавлялся Казначей, глядя на Лену холодными глазами.

— Семен, — укоризненно заметил ему толстяк, но Казначей отмахнулся от него:-Да вижу я, что у парня крепкие нервы и что он не гомик. Заметил, как он напрягся, когда Колян его обыскивал? Что-то мне подсказывает, что это хорошо обученный волчара. Одно то, что он грамотно встал между девчонкой и Коляном…

— Точно, босс, — подобострастно поддакнул Колян. — Когда я хотел девку силком в машину запихать, этот отмороженный чуть не порвал меня.

— Твои соображения, — повернулся толстяк к Казначею, проигнорировав Коляна.

— Мои соображения таковы. Девка таскает за собой прибалта. Он рта не раскрывает, потому что его может выдать акцент. С нею они вместе с самого начала.

— С начала чего?

— Хрен его знает, — пожал плечами Казначей. — Но друг друга, эта сладкая парочка, знает давно. Уверен, прибалт и этот Шакер схлестнулись еще в Чечне. Вот и гоняются друг за другом. Кровники, чтоб им…

— Так ты считаешь тут месть? А старик тут причем?

— Что же еще, как не месть? А старикашка укрывал прибалта, чечен же его выследил. Все сходится как видишь. Может Мешок с ними потолкует? Тут ведь может быть дурь замешана или еще что нибудь интересное.

— Почему убийца ломанулся по дороге из города, а не затаился в какой-нибудь норе? Да еще начал, в открытую, без разбора убивать? Ведь не мог не знать, что на выездах его будут ждать? — потер щеку толстяк.

— По мне так пусть убирается из города. Чечены кровники. Завалим его здесь, придут другие, мстить.

— Не, — покачал головой толстяк. — Не пойдет. На въезде, со стороны П-нова, на обочине в кустах нашли двоих ребят из ДПС со свернутыми шеями. Мои парни начнут задавать вопросы, если я ничего не предприму.

Чувствуешь, как эта сволочь мечется, чтобы сбежать из города? Так что мне любая информация, даже самая ничтожная, необходима и если тебе удастся, хоть что нибудь разузнать, буду очень обязан, если поделишься со мной. А этих двоих, я забираю.

— А ты не торопишься, Макарыч? — оскалился Казначей. Насмешливое выражение исчезло с его физиономии. — Не забывай, что не только ты пострадал от этого чечена и мои ребятки тоже жаждут порвать его на ремешки. Будет лучше, — с нажимом проговорил он, — если ты оставишь прибалта мне.

Лена похолодела и открыла, было, рот, что бы возразить, не смотря на свой липкий страх перед Казначеем, но толстяк так посмотрел на нее, что она промолчала.

— Ты мне не доверяешь, что ли? — проникновенно спросил он Казначея и разочарованно добавил, поднимаясь из-за стола с замкнутым лицом. — Что ж, смотри, дело твое.

— Макарыч, ты че, обиделся? — наивно округлил глаза Казначей. — Да забирай ты этого прибалта, на хрен он мне нужен. Ты же все равно будешь держать меня в курсе дела? А?

— Всенепременно, — буркнул толстяк, выбираясь из-за стола, и проходя мимо Лены и Крузенштерна, хмуро бросил им: — Следуйте за мной.

— Возьми с собой Коляна, — вдогонку велел толстяку, Казначей. — Он, если, что поможет.

На что толстяк только пожал плечами, словно ничего не обещая, но и не возражая. Когда Лена и Крузенштерн выйдя за ним, скрылись за дверями, Казначей не глядя, на, застывшего у порога, Коляна, брезгливо сморщился от запаха дешевой сигареты, что курил его гость и взял из, гостеприимно раскрытой шкатулки новую сигару и раскурил ее.

— За прибалта головой отвечаешь. Сдается мне, что намечается новый канал поставок дури в обход нас. Все просеки и докладывай мне. Даже то, что лично тебе покажется легким ничего не значащим трепом. Понял?

— Ага, — с готовностью кивнул Колян и поторопился выйти, что бы догнать визитеров, которые в сопровождении Мешка уже пересекали переполненный зал. У самого выхода Мешок отошел от них и дорогу им перегородил один из вышибал, демонстративно встав перед толстяком, сложа на груди здоровенные руки. Толстяк невозмутимо поинтересовался:

— Ты, что-то хочешь сказать, Сивый?

— За тобой должок, Макарыч, — прогудел вышибала. — Будет лучше, если ты, этого оставишь нам, — он кивнул на Крузенштерна, нависая над толстяком. — Нам позабавиться охота.

— Тебе мало тех сисек? — мотнул головой Макарыч в сторону подиума, где у шеста извивалась блондинка.

— Так то наш огород…

— Вот и жуй свою капустку, — огрызнулся толстяк, — а я тороплюсь.

Сивый, нехотя подвинулся, пропуская мимо себя Макарыча, Лену, Крузенштерна и Колю, многозначительно подмигнувшему ему.

— Ты, мой юный друг, следуй за нами на своем «опельке» и не вздумай крутиться у меня под ногами. Ясно? — не церемонясь с шестеркой Казначея, предупредил Коляна Макарыч, когда они шли к парковке. Колян пожал плечами и направился к своей машине, а толстяк повел Лену и Крузенштерна к обшарпанному «рафику», который в окружении иномарок выглядел словно нищий, случайно затесавшийся среди элегантной публики. Едва Макарыч, занял место рядом с водителем, то тут же развернулся к Лене и Крузенштерну.:

— У кого из вас, умников, возникла гениальная идея идти за поддержкой к Казначею? — рявкнул он.

— Лену обвинили в убийстве, Владимир Макарович, в котором она не виновна, — вдруг произнес Крузенштерн так, будто они с толстяком были век знакомы. Лена же не могла припомнить, чтобы при них толстяка хоть раз назвали имени и отчеству.

— Ба-а, да ты говорить умеешь? — пытался скрыть за насмешкой свое удивление толстяк. — Откуда узнал, как меня зовут? Не помню, чтобы я представлялся.

— Знаю.

— Что ж, исчерпывающий ответ, — хмыкнул Владимир Макарович. — Может, тоже представишься?

— Она, зовет меня Крузенштерном, — кивнул эльф на Лену.

— Ясно. Почему молчал у Казначея? Мне было не легко отбить вас у него.

— С ним нельзя говорить. Бесполезно. Этот человек, насквозь порочный.

— Точно подмечено. А я, стало быть, могу рассчитывать на твое доверие?

Водитель, молодой парень, захохотал, мотая головой, но поскольку он веселился один, то тут же успокоился.

— Вы не желали нам зла, — Крузенштерна нисколько не задевали их насмешки.

— Если ты знаешь Казначея, то какого черта, пришел к нему?

— Я тогда ничего о нем не знал.

— Это ее идея? — посмотрел на Лену Владимир Макарович.

Крузенштерн промолчал и толстяк, укоризненно покачав головой, заметил:

— Вот веками нас мужиков учат, делать наоборот того, что задумано бабой и, каждый раз, от начала мира, история повторяется вновь и вновь. Чего ты ревешь? Ваше счастье, что так легко отделались, не то сейчас ваши тела лежали бы, искалеченные, на каком ни будь пустыре с дыркой промеж глаз. Ты что же, серьезно думала, что Казначей примет тебя с распростертыми объятиями только потому, что ты знаешь, кто свернул головы его ребятам? — гневно смотрел на Лену Владимир Макарович. — Да ему начхать на них. Ей, видите ли, не понравилось, что ее обвиняют в убийстве. А что ты хотела? На месте преступления найдена твоя сумочка, по всей квартире отпечатки твоих пальцев. Что мы должны были думать на этот счет?

— Вы потеряли бы время, пока выясняли правду. Шакера нужно остановить сейчас, — шмыгнув носом, упрямо возразила Лена.

— Ага, а Казначей, по-твоему, все бы сделал быстренько? А ты чего стоишь?! — рявкнул он на водителя. — Езжай, давай.

— А куда ехать-то, Владимир Макарович?

— Куда, куда… к По-вке. Это единственная дорога из города, на которой еще не отметился убийца. Там и будем его дожидаться.

— Понял.

— Да, ребят туда же подтяни.

— Есть.

— Не реви? — повернулся к Лене Макарыч, видя, как растерянный Крузенштерн переживает, не представляя как утешить ее. — Это хорошо, что до тебя дошло, чего ты только, что избежала.

— Я думала… — всхлипнула Лена.

— Она думала. Ты думалку, свою, попридержи. Это ж, надо умудриться — сунуться к мафии. И так уже вон надумала с целый короб вранья.

— Я не врала.

— Поговори мне еще. Не врала она… Ты куда едешь?

— Там дорога перерыта. Трубы кладут.

— Слышь, Серега, ты, вот, к примеру, смог бы добросить тяжелый табурет с порога пятнадцатиметровой комнаты до самого окна и высадить им его?

— Ну-у, — не уверенно протянул, парень, поведя узкими плечами под форменным кителем, — если постараться очень…

— А вот эта махонькая, смогла. Причем, она даже не припомнит, чем швырялась. Походя спасла из рук убийцы незнакомого красавца, прятала его где-то за городом, после чего заявилась с ним к Казначею. Как?

— Не слабо! — загоготал Серега, мотая от восторга головой.

— За дорогой смотри! — велел Макарыч и опять повернулся к Лене и Крузенштерну. — Курить хочешь?

— Нет. — отозвался эльф. — Я не люблю…

— Вот! Что и требовалось доказать. Не было тебя в ту ночь на лестничной площадке. А теперь объясните мне, что значит, то сгоревшее дерево под разбитым профессорским окном? От жильцов мы ничего так толком и не добились, потому что ни кто, ни чего не видел, и не слышал. А дерево сгорело. Обуглилось.

— Вы не поверите, если мы расскажем все, как было, — буркнула Лена, утирая слезы.

— Ты уж постарайся. Ох, надо было оставить тебя у Казначея, он бы с тобой не цацкался.

— Вы бы меня у него не оставили.

— Ну, ты погляди! — повернулся Макарыч к водителю, возмущенный уверенным тоном девушки, но вздохнув, согласился: — Ну да, не оставил бы…

— Тогда зачем вы водитесь с Казначеем?

— Детский сад какой-то: водишься — не водишься? Все не так просто. У меня вот внуки и вместо того, чтобы нянчиться с ними, я нянчусь с Казначеем, потому что знаю, чего от него ожидать. Этот враг, хоть и опасен, но предсказуем и мне хоть как-то удается сохранять, в городе, приемлемое равновесие сил. Время сейчас такое, что приходиться считаться с такими, как Казначей. Я ему в чем-то уступаю, он где-то как-то придержит своих отморозков. Опять же, договориться можем, как, например, сегодня. Знаешь, почему его Казначеем прозвали? Когда он с зоны откинулся, доверили ему воровской общак, который он, преспокойно, присвоил себе. А подельников, как только те стали выходить на волю, по одному вырезал. Последний из тех, кто претендовал на эти деньги, благоразумно остался на зоне, окружив себя верными нукерами. И что? Казначей и там достал его. Причем убийства те, были обставлен так, что к самому Казначею никак не подкопаешься, хотя все знали, что это его рук дело, и он этого даже не скрывал…

— Он рядом… — тихо произнес эльф.

— Кто? — живо обернулся к нему Макарыч.

— Шакер, — поняла его Лена.

— Остановите здесь и не выходите из машины, — велел Крузенштерн, открывая дверцу со своей стороны.

— То есть, как это не выходи… — Макарыч толкнулся в дверцу. — Серега, что у тебя с дверьми? Почему не открываются?

— Не знаю, Владимир Макарович, — удивился Серега и в свою очередь, попытался открыть дверцу со своей стороны. — С утра все нормально было.

— Делайте, как он говорит, — попросила их Лена, оставаясь на месте, хотя ей, больше кому-либо из них, хотелось броситься за Крузенштерном.

— Товарищ капитан… — позвал Серега и кивнул Макарычу на сгущающуюся, вокруг «рафика», темноту.

— Эй! — позвал эльфа из окна, Макарыч, — Что, это за хрень, такая? Ты хоть вооружен?

Эльф, сделав шаг в сторону от автомобиля, и пропал в непроницаемой тьме.

— Сергей, посвети фарами… Тебе два раза, что ли повторять?

— Да включил я их.

— Так, — Макарыч пыхтя, достал из бардачка пистолет и передернул затвор. — Сережа, где твой табельный?

— Здесь, товарищ капитан… Что это?! — взвизгнул Серега, отшатнувшись от неожиданности, когда к ним на капот из завесы темноты, прыгнул человек.

— Твою мать! — заорал перепуганный парень. То, что они видели, не могло происходить в реальности. Встав на капоте на четвереньки, человек прижался лицом к лобовому стеклу, вглядываясь внутрь, горящим багровым отблеском, глазами, как будто в глазницах полыхали горящие угли. На двух мужчин, сидящих прямо перед ним и оторопело разглядывавшего его, он не обращал внимания, а увидев Лену, злобно оскалился, сделав какой-то жест руками. Машину тряхнуло так, что у сидящих в ней, клацнули зубы, после чего она начала вибрировать. Воздев руки к небу, человек пронзительно крикнул и с натугой будто держал что-то тяжелое, взмахнув в сторону лобового стекла, бросил в него это невидимое. «Рафик» сильно тряхнуло. Тьма вокруг него пришла в движение, заклубилась.

— Это вообще, кто? — спокойно поинтересовался сохранявший самообладание Макарыч, с любопытством разглядывая мечущегося на капоте, человека в длинном темном плаще.

— Может, фокусник, какой? — дрожащим голосом предположил Серега.

— Это Шакер, — отозвалась с заднего сидения Лена. — Он не может пробиться через заслон Крузенштерна, и злиться, что ему не достать нас.

Она сознательно избегала слов «магия» и «волшебство»: придет время и Макарыч дойдет до всего сам.

— Можно я пальну по этому психу? Достал уже, — нервничая, предложил Серега.

— Я те пальну! Видишь, как он старается, а ты хочешь облегчить ему работу, да?

— Нет.

— И, небось, через лобовое стекло стрелять собрался? — насмешливо поинтересовался Макарыч, наблюдая за тем, как Шакер, перехватив свою трость со всего маха, колотил набалдашником по стеклу, вкладывая всю ярость и силу в свои удары.

— А, — дошло до Сереги и, вжавшись в сидение так, чтобы быть от окна как можно дальше простонал: — Че, ему от нас надо?

Но сколько ни колотил Шакер по окну — оно оставалось целым и невредимым, не дав даже трещинки.

— Где ты такое стекло умудрился раздобыть, а Серега? Бронебойное! Молодец, что поставил. Хвалю!

— Я не ставил. Это старое стекло, Владимир Макарович. Вот бешеный!

— Серега машинально прикрылся рукой, когда набалдашник трости обрушился на стекло прямо над его головой.

— Точно чечен. Прям бешеный какой-то. Никак не угомонится, — и капитан пригрозил Шакеру пистолетом. Тот опустил трость, оскалился и, спрыгнув с капота, исчез.

— Хреново! — пробормотал Владимир Макарович, осматриваясь вокруг, и пытаясь, хоть что-то рассмотреть во тьме. — Лучше бы он был у нас на глазах.

Под днищем заскрежетало, и пол под ними вздулся от сильнейшего удара.

— Блин! — хныкнул Серега, а капитан обложил матом Шакера и всю его родню до пятого поколения.

Лену мало трогало происходящее, все ее мысли крутились вокруг эльфа. Она подозревала, что он потратил много больше сил чем мог себе позволить на их защиту. Сможет ли он теперь противостоять Шакеру. О том, что он, возможно, уже повержен она не разрешала себе думать, подкрепляя свою уверенность тем доводом, что Шакер появился сразу же, как только эльф покинул машину и значит, они не еще не столкнулись. Только почему Крузенштерна до сих пор не видно. «Господи, если ты есть, прошу тебя» — молилась она, отгоняя ужасную догадку, что Шакер и эльф все же столкнулись и Шакер походя, расправился с обессилевшим Крузенштерном.

— …сволочь, свернул ребятам шеи. Выкинул их из машины, но далеко не уехал. На него, говорят, свалилось, аж, два дерева. Одно на кабину, другое прямо перед машиной, поперек дороги. Пацаны до сих пор удивляются, почему его не раздавило в лепешку, — донеся до нее возмущенный голос Сергея. — Мне шестерки казначеевы сейчас рассказывали, что с ихними братанами что-то подобное случилось и машину тоже, то ли деревом, то ли фонарным столбом подавило.

— Ты бы по рации вызвал кого-нибудь.

— Не отзываются. Рация молчит, как проклятая.

— Странно, почему это до сих пор наша машина не раздолбана эти отморозком? А, Серега? — Владимир Макарович замолчал, потому что перед «рафиком» вновь появился Шакер, озираясь и явно, к чему-то, прислушиваясь. В машине настороженно наблюдали за ним. И тут в чернильную мглу, въехал серебристый «опель» Коляна, притормозив рядом с ними. Пригнувшись над рулем, высматривая сидящих в «рафике», он приветственно помахал им рукой довольный тем, что сумел догнать ментов, норовивших смыться от него. Перегнувшись через пассажирское сидение, он принялся опускать стекло, чтобы переброситься с ними парой слов, забавляясь их нелепой, отчаянной жестикуляцией. Колян ухмылялся до тех пор, пока трость, пущенная Шакером, не влетела точно в зазор приспущенного окна, застряв в нем набалдашником. Только это была уже не трость, а нечто ожившее, похожее на извивающуюся змею. Оно, оскалившись белесым вырезанным из камня черепом, извиваясь как пиявка, пыталось протиснуться внутрь.

Бесконечно долгие секунды Колян озадаченно разглядывал эту тварь, пытавшуюся влезть, на его обтянутые зеленой кожей сиденья. Очнувшись от заворожившего своей противоестественностью зрелища, Колян, привыкший сперва действовать, а потом рассуждать, не долго думая развернулся на сидение ногами к окну, в которое извивающееся порождение Шакера, било наконечником хвоста и тяжелыми ботинками, вышиб ее вон. Она отлетела обратно в раскрытую ладонь Шакера, вновь превратившись в его руке в трость.

Взяв ее наперевес, черный маг перепрыгнул на капот «опеля» и со всего маха ударил набалдашником по лобовому стеклу. Оно разлетелось фонтаном мелких сверкающих осколков с шорохом осыпав капот и крышу машины. Шакер наклонившись, протянул руку к скорчившемуся на сидении, прикрывшего руками голову от сыпавшего на него стекла, Коляну, намереваясь вытащить его из машины, пока что-то, буквально не сдернуло самого Шакера с капота, отшвырнув, прочь, от «опеля». Сидящие в «рафике», увидели эльфа стоящего в нескольких шагах от машин. В его ладонях дрожала, мерцая зыбким голубоватым светом собранная в шар, энергия.

Вскочив на ноги, Шакер вытянув руку с перстнем с заметным напряжением, прошипел, брызгая слюной, заклинание. Из вспыхнувшего багровым светом камня в сторону врага метнулся острый ярко-красный луч, встретившийся с летящим в черного мага сгустком светлой эльфийской энергии. Ярко-красная нить луча оплела шар, и Шакер, с садисткой улыбкой, принялся медленно, но верно, теснить эльфа прочь от машин. Медленно, упорствуя, эльф шаг за шагом отступал. Шар в его руках помутнел, и прежде четкие, очертания этого сгустка силы стали зыбкими, расплывчатыми. В «рафике» приуныли, но только не Владимир Макарович.

— Глядите, Крузенштерн держится определенного направления, — проговорил он, обращая их внимание на это. Действительно, как только Шакер поворачивал или отступал в сторону, эльф упорно, разворачивал его в нужном направлении. Черный маг до поры до времени, увлеченный преследованием противника, не замечал подвоха, а когда заметил, было уже поздно, что-либо исправить. Подвох же заключался в круге, поблескивающем на земле бледным, фосфорическим очертанием.

Едва увидев его, Шакер, испустив крик злой досады, начал прикладывать все силы, чтобы держаться от него как можно дальше и вырваться из сковывающего плена эльфийской энергии. Он, по-видимому, не мог запросто взять и оборвать свой ярко-красный луч, увязнувший в бледно-голубом шаре, и отчаянно силился разъединить, ставшую для него опасной, связку. Эльф неумолимо влек его к светящемуся кругу, и Шакер пытался остановиться, сопротивляясь, и напрягая для этого все силы. Руки его дрожали от неимоверного усилия, шея напряглась так, что на ней вздулись вены, глаза налились кровью, губы растянулись, обнажая стиснутые зубы. Эльф, полузакрыв глаза, тяжело дышал, но неумолимо, шаг за шагом, отступал к кругу. Голубоватая энергия шара тускнела и истончалась. Тогда Шакер дернул руку с перстнем на себя, шагнув вперед.

— Товарищ капитан, позвольте помочь пацану, — вдруг стал рваться из машины Сергей. — Ну не дело же, ей богу, сидеть здесь, когда наших гнобят.

— Я те вылезу, обормот! Ты, что до сих пор не просек, что творится? Мы ему ничем не сможем помочь, как бы еще хуже не сделать. Потерпи немного. Тут ясность нужна, а ну вмешаемся не вовремя. Случай помочь, помяни мое слово, обязательно подвернется.

— Так ведь и так все ясно, — горячился Серега, не принимая доводов здравомыслия и потихоньку дергал дверную ручку. — Козла этого надо загнать вон в тот круг на земле.

— Сидеть! Нам тут непонятно с чем приходиться иметь дело, а он «загнать в тот круг на земле», — передразнил своего водителя, Макарыч. — Это тебе не футбол!

Пока они спорили, пришедший в себя Колян, стряхнул с себя россыпь стекла, вывалился из машины, с ходу ввязавшись в схватку. Он не собирался выжидать, какого-то там удобного случая, и наплевав на все непонятное, поднял пистолет. Всаживая пулю за пулей в Шакера, он изо всех своих сил жаждал поквитаться с ним за свою покалеченную иномарку, громко и, разочарованно матерился, когда пули отскакивали от мага, Шакер не пожалел сил, что бы окружить себя надежной защитой. Импульсивная пальба Коляна, хоть и не принесла магу никакого урона, все же заставила его отвлечься. Он с гневом обернулся он на назойливого смертного, и был тут же бит с ног эльфом, быстро притянувшим его к кругу. Шакера протащило по земле так, что он только что не пропахал ее, пытаясь зацепиться за что-нибудь, затормозить и удержаться на месте хоть на какое-то мгновение, которого было достаточно, чтобы исправить безысходное положение, в которое он попал.

Все же ему удалось подняться сначала на колени, сопротивляясь той силе, что влекла его к границе круга. Бледно-голубой шар в руках эльфа судорожно вспыхнул и он с силой притянул Шакера к себе. Пробежав, несколько шагов, черный маг угодил в черту круга. Не растерявшись и не собираясь сдаваться, Шакер тут же попытался вырваться, но везде натыкался на невидимую преграду. Тогда выставив перед собой трость, он пошел по кругу, нащупывая в ней слабые места, пытаясь пронзить ее корчившимся набалдашником. Эльф вступил в круг и Шакер, обернувшись, тут же яростно набросился на ненавистного врага. Раскинув руки, эльф спокойно встретил противника, словно желая заключить его в свои объятия. Они сцепились и их накрыл бешеный вихрь, состоящий из двух переплетенных между собой упругих струй. Одна из них была красная, со всеми оттенками бордового, доходившей до цвета темной запекшейся крови. Другая — голубовато-зеленая, цветов ясного летнего неба и весенней листвы. Эти струи-вихри стремительно переливались, переходя одна в другую так, что не возможно было уследить за ними. Но как ни яростно бушевал вихрь, он не выходил за пределы круга, то, вздымаясь ввысь, то, опадая, так что, со стороны было похоже, будто кто-то взбивает в гигантском стакане тягучий коктейль.

Стискивая спинку переднего сидения, Лена не отрывала глаз от светло-зеленой струи вихря, к тому времени превратившегося в торнадо, который то взмывал вверх под самые небеса, то пригибался, уплотняясь, то истончаясь до такой степени, что казалось вот-вот исчезнет совсем, поглощаемая налитой багрово-черной струей. Сергей и Макарыч заворожено наблюдали за стремительной пляской вихря заключенной в границу круга. Лена все это время бессознательно кусала губы в кровь.

— Пусть… пусть я никогда его больше не увижу… Только бы он остался жив. Мне так мало нужно, только бы он был жив. Для меня достаточно и этого. Я так люблю его… — молила она.

Ее руки похолодели, дыхание пресекалось, сквозь слезы она видела, как бледно зеленый, истончавшийся в легкую дымку вихрь, клубился, исчезая в глянцевых, лениво копошащихся жирных щупальцах вихря черного. «Я умру вместе с ним» — сказала себе Лена, представив на миг, что в этом и параллельном мире не станет Крузенштерна и тут же, успокоилась, приняв решение. И сразу же на ее глазах светло зеленая струя вихря обрела силу, упруго вывернувшись из змеившегося багрово-черного щупальца.

— И как помочь, не ясно, — вздыхал Сергей. — Пулей этого, гада, не возьмешь. Опять же, морду, сейчас ввиду ее отсутствия, не набьешь. Даже наручники, блин, не на что накинуть.

— Думай о нем, — тихо попросила его Лена.

— Как это? — повернулся к ней Сергей.

Владимир Макарович, угадав мысль девушки, принялся объяснять Сереге:

— Ты за кого переживаешь вообще-то?

— Так за Крузя… ну за нашего, конечно. За кого же еще?

— Желаешь его победы?

— А то!

— Вот и желай, только очень сильно.

— Так же, когда наши играют с «Динамо»?

— Даже еще сильнее, обормот, ты этакий. Подумай, что с нами будет, если чечен победит? — и он, кряхтя, выбрался из машины. — Пойду, посмотрю, что можно сделать при этаком раскладе.

Ни кто из них не обратил внимания, что дверь автомобиля легко поддалась, сразу же открывшись. Было не до того. За ним вышли Лена и Сергей. Они остановились у кромки круга, заворожено следя за круговертью к которой, можно было прикоснуться, только руку протяни. Странно, хоть они и стояли рядом с бушевавшим ураганом, но ни один волосок не шевельнулся на их голове. Они не чувствовали не то что дуновения ветра, но даже слабого движения воздуха. Не различали ни шума, ни свиста ветра, обычно сопровождавшие такие явления.

Сергей, то ли поддавшись любопытству, то ли гипнозу магической стихии, все же поднял было руку, чтобы коснуться, бешено вращающейся перед его лицом темной струи вихря, но Макарыч так глянул на него, что у парня сразу же пропала охота к подобному эксперименту. Лена, пристально вглядываясь в бушующую круговерть, силилась хоть что-то разглядеть сквозь нее, надеясь увидеть эльфа. Она беспомощно посмотрела на Макарыча. Тот не отрывая завороженного взгляда от многоцветной круговерти, чуть прикрыл утомленные глаза. Над его верхней губой и на лбу поблескивали капельки пота. Серега, присел на корточки и сдвинув милицейскую фуражку на затылок, пробормотал:

— Прям, шоу какое-то…

От «опеля» доносился, злой мат Коляна, который находил на своей ненаглядной машине новые повреждения. Ни Лену, ни Макарыча, ни Сергея его отчаяние не трогало. Затаив дыхание, они смотрели, как голубовато-зеленая часть вихря-урагана набирает силу, возобладав над черно-красным, вытесняя, пригибая, подминая его к земле. Никто из них троих так и не смог уловить тот момент, когда ураган вдруг распался. Был бушующий столб стихии, и вот уже нет его.

Слышно было как ругался Колян. Эльф и Шакер стояли, друг перед другом как стояли до того как вихрь магии укрыл их от посторонних глаз, словно его не было, и только искрящиеся разряды молний пробегали между ними, да ветер, которого никто вне круга не так и не чувствовал, развевал светлые волосы эльфа и черную бороду мага. Под горящей лютой ненавистью взглядом Шакера, эльф казался невозмутимым и отрешенным. Он стоял глядя перед собой, не обращая на врага никакого внимания, он словно прислушивался к себе. Сам маг выглядел неважно, борьба изнурила его, но он не собирался сдаваться.

Взмахнув рукой, Шакер направил перстень на эльфа, но тот, при всем своем кажущемся невниманию к происходящему, тут же отразил смертоносный луч, вытянув навстречу руку с раскрытой ладонью. Шакера отшвырнуло с невероятной силой. Он выронил трость, которая отлетела на расстояние вытянутой руки, а сам он упал навзничь. Поднимаясь, и не сводя глаз со своего врага, он зашептал, речитативом, заклинание. Его лицо, стало вытягиваться в звериную морду, пальцы скрючились, ногти заострились, удлинившись в когти.

Видимо это и был тот самый момент, которого ожидал Макарыч, потому что, вынув, свой табельный пистолет он начал стрелять в монстра, однако пули пробиваясь сквозь невидимую магическую стену, теряли свою убойную скорость и падали на землю. Тогда, чертыхнувшись, Макарыч решился и шагнул в круг, но налетел ударившись, на все тот же невидимый, барьер и нехотя отступил. Зато, взвинтивший себя до предела, подсчетом причиненным его машине ущерба, Колян, запросто шагнул в этот самый круг, мало обращая внимания на какие-то линии на земле, и схватил первое, что попало ему под руку — трость Шакера.

Перехватив ее двумя руками за набалдашник, он с холодной яростью, коротким, сильным замахом всадил ее меж лопаток того, что раньше было чародеем. Кончик трости пробил уродливое тело насквозь. Секунду монстр разглядывал кончик трости, вышедший из его груди. В маленьких, злобных глазках, мелькнуло изумление и, словно, не веря в то что, с ним произошло, оглянулся на своего убийцу. В мучительных конвульсиях повалившись на землю, медленно обретая человеческий облик, страшно умирал Шакер.

— Ты получил по заслугам, падла! — наскакивая на корчившееся в агонии тело, тыча в него пальцем, неистово выкрикивал, брызжа слюной Колян. — На кого наехал, козел?! Ты на самого Коляна наехал… Понял?! Теперь сдохни, тварь!

Шакер сцепив, зубы, жутко оскалился, вытянулся, скрючив пальцы перед собой, и затих.

— Начальник, ты видел, да, что он с моей тачкой сделал? — уже остывая, призвал в свидетели Макарыча, Колян. — Теперь валяй, вяжи меня. Я не жалею, что завалил ублюдка. Тьфу! — в сердцах плюнул он на неподвижное тело мага.

Макарыч устало отмахнулся от него, и направился к эльфу. Опустошенный и обессиленный, стоял тот над телом поверженного врага, еще не веря в исход схватки. Положив ладонь на набалдашник трости, торчащий, из спины Шакера он закрыл глаза, сосредотачиваясь. Набалдашник, шевельнулся и с треском отскочил. На глазах Макарыча, трость начала преображаться. Знаки, вырезанные на ней, исчезли и затянулись выступившей на поверхность корой, проклюнулись, проросли и потянулись в стороны гибкие ветви. Из набухших почек, показались клейкие нежно зеленые язычки, развернувшиеся в листья. Через тело мага, врастал в землю комок переплетенных корней, похожий на клубок шевелящихся змей. Тело, что напитало собой это странное деревце, разлагалось с такой же быстротой, с какой он вырастало из бывшей трости. Черные одежды остались лежать истлевшим тряпьем. Отвалившийся, потрескавшийся набалдашник, как и перстень с помутневшим камнем, завалились между корней, потеряв свою ценность и блеск.

— Так, — Макарыч, подошел к эльфу. — У меня, к тебе парень, возникли кое-какие вопросы. Как считаешь: не пора ли нам потолковать, как следует?

Не отвечая, эльф с обостренным вниманием оглядывал землю вокруг деревца.

— Почему вы не арестовываете Коляна, — накинулась на капитана, поспешившая к ним Лена. — Он на ваших глазах совершил убийство, из-за своей машины, а Крузенштерн защищал нас.

— С Коляном-то как раз все ясно, а с этим парнем — нет, — и Макарыч защелкнул на запястьях эльфа наручники. — Я, конечно, впечатлен всеми этими трюками и ты парень мне расскажешь о них поподробнее. Порядок должен быть во всем. Согласен со мной?

Эльф, не отвечая, в отчаянии смотрел на раскидистое, невысокое деревце, вытянувшееся из останков Шакера. Он покорно последовал за Макарычем, по-видимому, даже не понимая, что его арестовывают. Ему теперь, похоже, было все равно. У Лены сердце перевернулось от жалости к нему. Книга. Эльф думал найти книгу у Шакера, которой у того попросту не оказалось. Миссия Крузенштерна провалилась. Она догадывалась, что его сородичам будет неинтересно знать, сколько усилий он приложил и на какие компромиссы, противные его эльфийской природе шел, чтобы выполнить свой долг.

Неужели у них нет больше никаких шансов, чтобы отыскать, эту самую судьбоносную Кору, переживала Лена. Правда, эльфы интересовали Лену постольку, поскольку к нему принадлежал Крузенштерн. Эх, мореплаватель, как же тебе помочь?

Наклонившись и внимательно осмотрев взрыхленную землю вокруг странного деревца, брезгливо раздвинув его ветви, она поворошила черное тряпье. Видимо Шакер спрятал Кору в каком нибудь особом, только ему известном месте, надеясь забрать ее, когда окончательно избавиться от преследования эльфа. Из отрывочных фраз Крузенштерна, она поняла, что эльф перекрыл для мага проход в Волшебный мир, понимая, что Шакер не рискнет воспользоваться книгой Кора, чтобы не быть, обнаруженным бдительным преследователем. Лена догадывалась, что и по ту сторону Шакера видимо поджидали. Вот маг и метался по городу, чтобы уйти, не обнаруживая себя магией, пытаясь скрыться от эльфа по человечески: угнал машину, убивал голыми руками, не применяя магии.

Лена старалась больше не смотреть на поникшего эльфа, на его опущенные плечи, не в силах вынести его обреченного вида и отчаяния, от которого ей становилось не по себе. Где искать эту чертову книгу? Шакер наверняка постарался так припрятать ее, что о ней, скорее всего, уже никто ничего никогда не узнает. Хотя, если честно, в глубине души Лена эгоистически немного радовалась такому повороту событий. Крузенштерну придется остаться здесь, что бы отыскать Кору, а значит, Лена будет рядом с ним, ведь не откажется же он от ее дружеского участия. А то, что она испытывает к нему более сильное чувство чем дружба, он никогда не узнает и не потому, что эльф с высокомерной брезгливостью относиться к людям, а потому что, у ее сказочной любви нет будущего. Ее любовь к эльфу безнадежна, горька и безответна. Она знала, что им суждено расстаться.

Она побрела к «рафику», где на заднем сидение с безразличием ожидал своей участи Крузенштерн и на полпути остановилась у помятого «опеля». Она смотрела на блестящее мелкое крошево стекла, которым был усеян капот и земля под его колесами — все, что осталось от лобового стекла. Серега и Колян, присев на корточки, осматривали заднее колесо. Из слов Коляна выходило, как поняла Лена из той нецензурщины, на, которой он изъяснялся, что шины оказались, порезаны в лоскуты. Серега лишь сочувственно качал головой, неловко прижимая к себе локтем какой то предмет.

Вдалеке послышался приближающийся истошный вой сирен. Через минуту другую эскорт патрульных машин остановился вокруг места происшествия, заливая его нервным светом маячков и фар. Макарыч прошел навстречу двум, появившимся из «форда» чинам, объясняться. Интересно, как в его изложении будет выглядеть то, что здесь произошло? Из машин, хлопая дверцами, выходили люди. Сразу стало многолюдно. Везде начали бродить какие-то личности, деловито осматриваясь, что-то подбирая с земли и складывая в полиэтиленовые мешочки. Как с удивлением заметила Лена, это оказались окурки, фантики и даже пластиковая бутылка. Кто-то озадачено ворошил тряпье Шакера. Вокруг деревца растянули желтую ленту. К Лене, Крузенштерну и Коляну никто не подходил, и похоже на них, пока, не обращали внимания. Заставив себя успокоиться и расслабиться, Лена, стоя за спиной Сергея, разглядывала, заинтересовавший ее предмет, который он держал подмышкой, борясь с вновь вспыхнувшей надеждой и страшась ошибиться.

— Слышь, будь другом, подержи эту штуковину, пока мы колесо не поменяем, — обернулся к ней Сергей. — А то она все время выскальзывает, зараза и мешается. Так и потерять ее не долго.

— Давай, — с безразличием произнесла Леня, борясь с желанием, чтобы тут же не выхватить книгу из его рук, и тем не охотнее взяла ее. — Где ты ее взял? — поинтересовалась она, прижав к груди книгу Кора.

— Валялась под «опелем», — отмахнулся Серега, берясь за домкрат. — Я подобрал, вдруг сгодится как вещдок?

Колян, пыхтя, вытащил из багажника запаску и они занялись машиной, полностью поглощенные ею, и не обращая на Лену больше внимания. Украдкой оглядевшись и убедившись, что ни кто не смотрит на нее, Лена, прижимая книгу к себе, потихоньку ретировалась к «рафику». Все его дверцы были распахнуты. Эльф, глядя перед собой неподвижным взглядом, сидел на заднем сидении, сжав меж колен, скованные наручниками руки. Лена присела на водительское место, напротив, но эльф даже головы не поднял. Ему было все безразлично.

— Не переживай ты так. Ведь еще не все потеряно? Правда?

Эльф не шевельнулся, не поднял головы.

— А если я тебе кое-что покажу, обещаешь не думать о нас, людях, плохо? Что мы все гнусные и… А, ладно… Смотри! — Лена положила ему на колени книгу. — Тише… не ори… да не вскакивай ты… Заметят же!

Эльф сдавленно стонал, подавляя свое ликование. От избытка чувств он произнес длинную фразу на непонятном, мелодичном языке.

— Кажется это замысловатое эльфийское ругательство? Угадала? — сдержанно улыбаясь, поддела его Лена, хотя ей очень хотелось петь во все горло и скакать от, радости.

Сияющими глазами он смотрел на Лену и его взгляд говорил сильнее всяких слов благодарности.

— Теперь тебе надо незаметно сбежать отсюда, пока мы никому не нужны. Немного подожди. Я сбегаю к Коляну, стащу у него отмычку.

— Зачем?

— Ты, собрался удариться в бега в наручниках?

Эльф удивленно воззрился на стальные кольца, сковавшие его запястья, будто увидел впервые и пожав плечами, развел руки в стороны, разорвав их так легко, словно сверхпрочная цепочка, была, какой-то гнилой ниткой. Засовывая книгу за пояс джинс, и бережно прикрыв ее сверху свитером, он улыбнувшись сказал:

— Обещаю, что отныне буду думать о людях лучше.

— Обещаешь? — Лене, до смерти не хотелось с ним расставаться. Сейчас он уйдет, и она больше никогда его не увидит.

— К сожалению, мы различаемся и очень, — услышав эти слова, Лена вздохнула: даже в минуту расставания, эльф опять умудрился оседлать своего любимого конька. — Ваша жизнь коротка, но будучи рабами времени, вы имеете бессмертную душу и у вас есть надежда встретить любимых в Великой вечности. Мы бессмертные и, если умираем, то навсегда. Мы больше никогда не увидимся с тобой, даже в Великой вечности.

Лицо Лены против воли вытянулось, хотя она старалась через силу, выдавить из себя улыбку под испытующим взглядом эльфа. Ничего себе утешил. Его глаза, искрящиеся золотистыми огоньками, погасли. Радость от обретения Коры исчезла. Лена собрала все свое мужество и самообладание, что бы сказать:

— Что ж, прощай. Желаю тебе счастья.

— Какого? — тихо спросил он, склоняясь к ней, продлевая ее пытку. — человеческого или эльфийского?

Но закусив до боли губу, Лена помотала головой и махнула рукой, давая понять, что бы он уходил. Слишком больно было видеть сейчас его и говорить, хотелось плакать, но не при нем же. Эльф все медлил.

— Позволь спросить тебя. Там у дуба… это было просто так?

— Что: просто так? Прошу тебя, — мучаясь, застонала Лена. — Это жестоко.

— Я должен знать… Мне важно это знать…

— А твой дар? Уходи же… Иначе будет поздно.

Они молча смотрели друг на друга.

— Спасибо тебе за все и прощай, — сказал эльф, так и не сдвинувшись с места.

— Прощай, — шепнула, Лена, глотая полившиеся слезы. — Уходи, прошу тебя.

— Странно…. но я не могу. Я не в силах отойти от тебя даже на шаг… Пойдем со мной.

Лена разрыдалась, закрыв лицо руками, качая головой.

— Я расскажу Совету и королеве, о том, что без тебя я не одолел бы Шакера, — торопливо заговорил он, стараясь убедить ее. — В конце концов, ты — избранница Коры и это заставит сидов считаться с тобой. Но почему?! — чуть не закричал эльф, когда Лена всхлипнув, опять покачала головой.

— Ты же сама знаешь — мы уже не сможем друг без друга. О, Небо! Что же это такое! Знай, что теперь я живу для тебя, Лена. Ну, хорошо. Ты права: надо разобраться с Корой, а потом я подумаю о нас.

Эльф, обхватил ладонями лицо девушки, осторожно и неловко коснулся губами ее губ, так как это сделала она там, в лесу. Их потянуло друг к другу с неожиданной силой и неумелый поцелуй, обрел такую страстность, что перепуганная Лена, не ожидавшая ничего подобного от сдержанного эльфа, отпрянула, но он тут же с нетерпением привлек ее обратно к себе. Им жутко мешало, разделявшая их, спинка сидения.

— Нет, нет… — у Лены хватило сил запротестовать, когда эльф одним рывком обошел эту помеху — Тебе надо уходить… Сейчас… Постой… Я хочу сказать тебе… Кору не нужно читать. Попробуй вглядеться в узоры, украшающие ее литеры…

— Ты ведь дождешься меня? — настойчиво потребовал он, севшим голосом пропустив мимо ушей слова, имевшие для него раньше огромную важность. Раньше, но не сейчас. Сейчас для него были важны другие слова, которые он со страхом ожидал услышать от девушки, которую прижимал к себе.

Лена кивнула.

— Я хочу это услышать, — шепнул эльф, прижимая ее к себе сильнее и думая где взять решимости, что бы отпустить ее и уйти без нее. — Произнеси их… — потребовал он.

— Дождусь. Я обещаю тебе. Теперь уходи, — и Лена, собрав всю свою волю, слабо оттолкнула его от себя.

Тогда соскочив с подножки «рафика», эльф быстро, не оборачиваясь, зашагал к лесу, на ходу запустив пальцы в волосы, откидывая их с лица, свойственным ему жестом. Его не остановили, будто не видели, что кто-то покидает место преступления. Только Лена, не отрываясь, смотрела ему вслед, пытаясь четче и яснее запомнить этот миг, последний, когда она видела его. В какой-то момент он пропал. Исчез, будто его и не было, но ведь он, Лена могла в этом поклясться, даже не дошел до леса. С силой, зажмурившись и тут же открыв глаза, она отмахнулась от подкравшейся, было мыслишки — а было ли все это на самом деле? Не было ли это всего лишь сном? Что ж, боль в сердце была вернее всяких доказательств того, что все произошедшее с ней случилось на самом деле. Ей оставалось лишь верить, любить и ждать.

* * *

— Ле-ена! — доносился сверху, голос Светланы, звавший ее.

— Иду, иду… — отозвалась Лена, поднимаясь по лестнице с кипой газет.

— К тебе читатель.

— Будь другом, обслужи его сама.

— Но он спрашивает тебя, — многозначительно сказала Света.

На Лену навалилась предательская слабость. Ноги отказывались держать ее. Крузенштерн… Она была уверена, что это он.

— Это, что так срочно? — недовольно произнесла, она шлепнув газеты на гардеробную стойку, пытаясь справиться с собой, призывая на помощь все свое самообладание. — Минутку ведь можно подождать. Сейчас подойду.

Сердце билось так сильно, что она едва слышала себя.

— Да вы ступайте себе, а я газетки то разберу, — с готовностью отложила свое вязание тетя Женя.

Чувствуя на себе взгляд Светы, сгорающей от любопытства, Лена на подгибающихся ногах двинулась в сторону читального зала. Она и не подозревала, что до него так долго идти, а ведь она теперь каждый день мотается из подвала туда и обратно, потому что больше не работала с редкими книгами с тех пор, как Юлия Петровна уволилась в очередной раз, став счастливой бабушкой.

Лена обслуживала читальный зал, попутно замещая, частенько болевшую Ангелину Ивановну, готовившуюся полностью передать ей заведование библиотекой. Раньше быть зав. библиотекой, было для Лены пределом мечтаний, и этот предел казался ей недосягаем. Сейчас же она восприняла эти перемены почти равнодушно, зная, что как только появиться эльф и позовет ее за собой, она бросит все. Но чем дальше отсчитывало время дни ожиданий, тем чаще Лену охватывала мысль, что она ждет напрасно. Ну, так, что же, утешала она себя в эти тягостные минуты, зато судьба с лихвой одарила ее небывалым приключением и нежданной любовью. Не о такой ли любви она мечтала?

Войдя в читальный зал с его шестью столами, Лена остановилась, испытав жестокое разочарование. В зале находился один единственный посетитель, который удобно устроившийся возле стола с газетами, читал «Аргументы и факты» и которого Лене, меньше всего хотелось бы видеть. Подавив порыв тут же уйти, и где ни будь выплакать свою досаду, Лена, почему то оставалась на месте. Ей бросилось в глаза, как изменился за эти полгода Вася. Куда пропала его упитанность? Он похудел, хоть и оставался плотным мужчиной, и загорел. А под ногтями, Лена заметила, въевшуюся грязь. Не было на нем любимого костюма его матушки. Остается только удивляться, как она терпит на нем джинсы и черную футболку видневшейся под расстегнутой джинсовой рубахой, и жутко растоптанные кроссовки, вместо тесных, узких ботинок. Может, за это время в жизни Васи произошли печальные изменения, заставившие его быть немножко самостоятельным, но Ангелина Ивановна ни словом не обмолвилась об этом.

— Лена?

Время, что бы уйти было потеряно — Вася, подняв глаза от газеты, заметил ее.

— Здравствуйте, Вася, — произнесла Лена, набираясь терпения, что бы выдержать его приветствие, которое он будет мямлить не меньше часа.

— Ты стала такой красивой, — вдруг прямо и уверенно произнес он после того, как минуту, молча смотрел на нее, забыв даже поздороваться.

С некоторых пор, Лена забросив удобные джинсы, начала носить платья. Она опустила волосы, что очень шло ей. У нее вошло в привычку, уделять себе больше внимания, чем раньше. Ведь она ждала.

— Спасибо, — удивилась Лена, неожиданно смутившись не столько от комплимента, сколько от Васиной непосредственности, которой он никогда не грешил. Отложив газету, он поднялся и, зачем-то, протянул ей руку. Лена улыбнулась, протягивая ему свою ладонь и, снова удивилась его довольно крепкому пожатию. Он задержал ее руку в своей.

— Может прогуляемся? — продолжал удивлять ее дальше Вася.

— Извини, но я на работе, — промямлила Лена. Все его поведение сбивало ее с толку.

— Я могу подменить тебя, — тут же встряла Света, что-то очень вовремя возникшая рядом, видно не в силах справиться с любопытством. Вася благодарно улыбнулся ей.

— Я был бы вам очень признателен за это, — непосредственно поклонился он ей, чуть не лишив Лену дара речи, этой своей, откуда-то появившейся, галантностью.

Лена тоже обещающе, улыбалась ей: «Вернусь — убью, честное слово».

Вася, без всяких церемоний, больше ни о чем не спрашивая, подхватил Лену под руку и повел к выходу. Света же в ответ на растерянный взгляд обернувшейся к ней, подруги, в искреннем восхищении подняла вверх большой палец, что на ее языке означало — «классный мужик». Как-то не верилось в то, что Вася, почти насильно уводил ее из библиотеки. Лена совсем потерялась от, не зная как расценивать его поступки и что ожидать от этого нового Васи.

Выйдя из библиотеки, они, как и раньше, пошли рядом молча, но Лену это молчание, как ни странно, не тяготило. Она украдкой взглянула на него, решая взять его под руку или нет. Вася шел, засунув руки в карманы джинсов. Тогда Лена применила ранее испытанный, никогда не подводивший ее способ, разговорить его.

— Что ты прочитал в «Аргументах»? — она помнила, с какой скрупулезностью, не отступая от текста, пересказывал он раньше, то, что прочел.

— Да, ерунда всякая, — пожал он плечами, поставив Лену в тупик.

Лена непонимающе смотрела на него и сделала вторую попытку завязать разговор.

— Как у тебя дела на работе? Собираешь все те же моторы для холодильников?

— Я больше не работаю с холодильниками. Теперь я озеленитель.

— Ты кто?

— Я озеленяю газоны, — ограничился он коротким объяснением.

— Это твоя мама так решила?

— У матери своя жизнь, у меня своя.

Лена примолкла, осмысливая услышанное. Они уже подошли к ее пятиэтажке, а она никак не могла освоиться с нынешним Васей. Что такого с ним могло произойти, чтобы он, мог до такой степени измениться?

Возле подъезда добросовестно несли свою вахту, сидя на скамеечке, Кузьминична и Трофимовна.

— Может, зайдешь ко мне на чай? — неуверенно предложила Лена, а вдруг он откажется, памятуя о своем последнем неудачном визите к ней, и расстроилась.

— Конечно, — с готовностью принял ее предложение, оживившийся Вася. Вежливо кивнул старушками, пройдя к подъезду, открыл перед Леной дверь подъезда. Но ей пришлось посторониться, пропуская выходивших Любашу и Славика с которыми она столкнулась.

— О! Привет! — удивленно приветствовал Васю Славики тут же простодушно поинтересовался: — А че, это ты тогда сбежал? Футбол не любишь? Или из-за разбитой чашки? — глаза Славика лукаво блеснули, видимо Любаша все ему рассказала.

Любаша же, в это время, округлив глаза, смотрела на Лену, а Лена, игнорируя этот живой знак вопроса, с нетерпением ждала Васиного ответа.

— Так ты же болеешь за «Динамо», а я за «Спартак». Извини, — пожал плечами Вася.

— Да ты че? Я же тоже спартаковец. Оле, друг! Видел последнюю игру, когда наши забили гол в самом конце?

— Да уж пришлось поволноваться, но чего тут удивляться, наши всегда выкладываются на самой последней минуте.

— Так-то оно так! — вздохнул Славик. — Только они все равно не прошли в финал…

— Вася, может, зайдете к нам на чаек? — тем же томным голосом, который в свое время так напугал Васю, проворковала Любаша.

— С удовольствием, но только не сегодня, — улыбнулся ей Вася.

— Какой разговор, — поймал его на обещании Славик. — Прямо сегодня и заходи. Зайдешь, а? — и тут же опомнился. — Люб нам, как бы, уже пора — Ну бывай, Вася, — пожал он ему руку. — Сегодня же и пересечемся?

— Договорились, — с готовность тряхнул его руку Вася. — Только не подсовывайте мне те чашки из сервиза.

Поднимаясь по лестнице, Лена от души забавлялась, вспоминая ошарашенный, взгляд, ничего не понимающей Любаши, который она бросила напоследок на Васю. Похоже, вечером, Лене предстояло долгое объяснение с ней. В прихожей, чинно дожидалась прихода хозяйки, Мисюсь, обвив лапки своим пушистым хвостом, лениво жмурясь.

— У нас гости, Мисюсь. Познакомься — Лена скинула туфли и прошла на кухню — Проходи же. Сейчас приготовлю чай.

Она наблюдала с кухни, как Василий вполне серьезно представился ее кошке:

— Как вы здравствуете, барышня? — присев перед ней на корточки, он протянул ей руку, ладонью вверх. Мисюсь с достоинством хозяйки, которой представили гостя, потянулась к его руке и неторопливо обнюхала его пальцы. Покачав головой, Лена поставила чайник на газ. Странные порой дела творятся под солнцем. Когда чайник закипел, и Лена заваривала чай, на кухни появился Вася. Оглядевшись, он уверенно занял место между холодильником и столом сев на табуретку, втиснутую между ними. Мисюсь проследовав за гостем и вспрыгнула ему на колени.

— Вижу, вы с ней отлично поладили, Мисюсь чужих терпеть не может, — улыбнулась Лена и когда он неопределенно пожал плечами, добавила. — Скажи-ка мне Крузенштерн, что ты делаешь в Васином теле?

До этой минуты, Лена и не подозревала, что молчание можно ощущать физически. Оно тяжело давило, как каменная крышка саркофага — готовая рухнуть на нее и придавить своей тяжестью. Это длившееся века молчание, вытягивало из нее все душевные силы, уходящие на ожидание его ответа. Неужели она ошиблась? Но ничто не могло бы так изменить за каких — то полгода, так и не повзрослевшего, вечного маменькина сынка Васю, превратив его в нынешнего, что сейчас, рассеяно, поглаживал, мурлыкавшую от удовольствия, Мисюсь и упорно молчал.

— Вася? — не выдержала Лена. Пусть хоть, что нибудь, скажет, удивиться, в конце концов, рассердиться, или спросит, что она имела в виду. Только бы не молчал.

— Тебе не нравится? — наконец тихо спросил он.

— Главное ты сдержал обещание, — всхлипнув, Лена заплакала.

— Я знал, что ты разочаруешься, — расстроился Вася — Крузерштерн. — Но у меня не было другого способа попасть к тебе, — и словно боясь услышать ее слова, начал рассказывать: — Когда следуя нашим обычаям у меня спросили, какую награду я желаю получить за то, что вернул святыню эльфов, принадлежавшую нам испокон веков, я объявил, что хочу уйти к смертной. Конечно, это формальность и у нас давно было принято отвечать на такой вопрос «моя награда — исполнение моего долга», примерно так это можно перевести с эльфийского. Но оказалось, ответив не так, как было принято, я совершил тяжкий проступок. Мало того, что осмелился, чего-то просить, поломав извечный ритуал, так еще признался, что полюбил смертную.

После этого меня заточили в подземелье ущелья Чарриз. Я сильно сократил, пригладив название этого узилища. На самом деле оно длиннее и звучит страшнее. Попав туда однажды, эльф становиться изгоем среди своих и многие мои братья, предпочитали умереть, чем терпеть вечный позор и презрение, которое накладывает на эльфа пребывание в подобном месте. Я перетерпел и это. Правда, учтя, то, что я вернул священную Кору, мне дали время одуматься и отказаться от своего решения. Меня бы простили.

Три раза меня навещали те, чья мудрость идет от начала веков, они увещевали меня, и даже применили ко мне магию прозрения, решив, что я поддался низменному человеческому влиянию. Они обвинили меня в том, что я предавался с тобой грязной похоти.

Лена поперхнулась чаем, а Вася горько засмеялся.

— Да, они решили, что ты совратила меня, а я не оказался достаточно тверд, что бы устоять перед низменным искушением. Но, если бы я только согласился с ними, то был бы прощен. Мне сказали, что я не представляю последствий, того низменного союза к которому стремился всем своим существом. Из него ничего хорошего не выйдет, а получится лишь злобное потомство, враждебное всем и всему, такое же, как полукровка Шакер. Странно, но мне стало жаль моего погибшего врага.

Сидя в одиночестве в Чарризе, я много думал о том, кого уничтожил. Я представил, что чувствовал он с того самого момента как его, еще ребенком, начали окружать холодным презрением, вечное напоминая, о том, что он изгой — и ни кто не забывал этого, и ему не позволяли забыть — что он был чужим среди нас. Я не желал такой судьбы нашим детям. Мне было смешно, что мудрецы, встревоженные тем, что не могут снять с меня наваждение, не поняли простой вещи: магия против любви бессильна. Было и такое, что я отступался от тебя, думая, что с веками позабуду, но вспоминал то потрясение, которое испытал, когда ты меня поцеловала и века, вечная молодость без тебя казались мне тяжким бременем. Знаешь, почему я одолел Шакера?

Лена покачала головой, во все глаза, смотря на него, невольно видя в Васе прежнего Крузенштерна, а он продолжал свой рассказ:

— Оставшись с ним один на один, заключенный в священном круге, я чувствовал, как ты вливаешь в меня свои силы, думая обо мне, переживая, отдавая мне свою душу, сердце и жизнь. Ты, ведь, я знал, решилась умереть вместе со мной. Потом я чувствовал силу вашего духа, Макарыча и Сергея. Она пробивалась ко мне, через плотную стену магии, что я сам же и воздвиг, защищая вас от нашего противостояния с Шакером. А вот ему было нелегко. Шакеру, кроме боя со мной, приходилось выдерживать еще и ненависть Коляна, которая была так велика, что он сумел преодолеть магию очерченного для Шакера, круга-западни. Обо всем этом я думал. И когда ко мне пришли за окончательным ответом, я объявил, что отказываюсь от бессмертия. Мне сказали, что тогда меня казнят, потому что я уже изгой, потому, что люди не должны знать об эльфийском народе, тем более о сидах, и мне не позволят уйти к смертной женщине. Но я уже решил свою судьбу, когда смотрел на Мендб — на само совершенство, воплощение красоты о которой не смеешь даже мечтать, но… в моем сердце она не могла сравниться с тобою. Она не выдерживала сравнения с тобой.

Я ждал казни, но обо мне словно забыли, а когда пришли вновь, первое, о чем спросили: не передумал ли я. Нет, я не передумал. Как я узнал после, королева Мендб заступилась за меня. Она объявила совету, о том, что в Коре сказано: «да грядет союз эльфа со смертной». Только королеве я сказал, как читать Кору и, это уже само по себе доказывало, что Кора избрала тебя, ведь я все рассказал о тебе. «Тогда, — сказали мне, — ты будешь влачить свое существование в теле жалкого человека». Мне показали его, того парня с кем мне суждено было поменяться телом. Я видел никчемного человека, прожившего большую часть своей жизни впустую. Как он обрадовался, когда увидел, каким ему суждено стать. Мне было его жаль — влачить вечное существование пусть и в бессмертном теле… Но ему будет хорошо, потому что, ему всегда будут указывать, что надо делать, как поступать, как думать. Я помнил твои слова о том, что любят и обыкновенных людей. Любят просто так. Ты примешь меня таким, в этой плоти?

— Не переживай, я привыкну, — засмеялась Лена, взяв его за руку. — Одного не пойму, сколько ни думаю: почему Шакер не смог сам взять Кору? Вот, Сергей, например, запросто держал ее подмышкой?

— Кора перестала защищаться после смерти мага. У вещей есть своя собственная жизнь, и воля. Особенно у тех, которые имеют для души владеющего ей, священное значение. Кора не просто мудра — она имеет собственную волю. Я не даром спросил тебя: позвала ли тебя Кора? Ты стала ее избранницей, она доверилась тебе и открыла свою тайну и ты поняла ее, хотя не была эльфийка.

Шакер же, полагал, что сможет подчинить себе. Ему это удалось на короткое время, но думаю, Кора сама пошла на это. Наши мудрецы до сих пор не могут понять, что же произошло. Ведь они, из века в век, окружали ее мощной защитой, дотошно следуя завету предков. Я догадываюсь, что Кора не только мудра, но и умеет предвидеть. Эльфам нельзя больше жить в изоляции, что вредит им, извращает и ограничивает их мировоззрение. Я, как никто понял это. Я пытался рассказать об этом, но мудрецы закостенели в своей ограниченной мудрости. Часто я вспоминал о наших с тобой спорах и понял, что мудрецов оскорбили не столько мои слова и упорство, как-то, что Кора сама пошла в руки человека. Эльфам пора перестать грезить своей исключительностью. Кора соединила наши с тобой судьбы, и я с радостью подчиняюсь ее воле.

— Я тоже, — улыбнулась Лена. Они держали друг друга за руки. — Но как тогда Шакеру удалось взять святыню у меня из рук?

— Вспомни, ведь он не дотрагивался до нее рукой, — терпеливо объяснял Вася.

— Ах, да. Он перехватил ее тростью.

— Магическим жезлом, — поправил он. — Он вздумал одурачить ее.

— Но ведь ему это удалось.

— Ненадолго. Ты ведь уже никуда сегодня не уйдешь? — спросил Вася, заглядывая в ее глаза.

— Уже нет — Лена нежно, погладила его руку.

— И ты станешь моей женщиной?

— Да.

— И мы предадимся похоти?

— Да, — засмеялась она.

— Сейчас?

— Сейчас.

Резко поднявшись, так, что едва не опрокинул табуретку, Вася, перегнувшись через стол, поцеловал Лену долгим поцелуем. Едва успевшая спрыгнуть с его колен, Мисюсь, недовольно смотрела на них, обижено дергая хвостом. И тут же опять вспрыгнула на табуретку, как только Вася отошел от нее. Видя, что хозяева покинули кухню и больше не побеспокоят ее, она поджала под себя лапки и, обвившись хвостом, устроилась на табурете основательно. Ну и пусть, хозяин плотно прикрыл за собой дверь, зато ее миска была переполнена «Вискасом» его заботливой рукой.

Оглавление

Часть 1

Часть 2 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg