«Я для тебя одной воскресну»

Я для тебя одной воскресну (fb2) - Я для тебя одной воскресну (Мельранские истории - 1) 529K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ясмина Сапфир

Ясмина Сапфир Я ДЛЯ ТЕБЯ ОДНОЙ ВОСКРЕСНУ

Глава 1 Если все происходит не так, как мы представляем, значит все так и должно быть

Воздушная трасса больше походила на поле боя. Машины шарахались над землей, как стаи птиц от выстрелов охотника.

Над моим такси пронеслась синяя легковушка. Кабиной вниз.

Скрипнул руль. Таксист вцепился в него со всей дури.

Переключилось, будто в фантастическом фильме, радио: громыхнул металл, оборвался, грянул марш.

В дверцу упёрлась морда красного большегруза. Опустилась пониже, и испуганное лицо водителя оказалось прямо напротив моего.

Я вжалась в сиденье. Сердце забилось где-то в горле, свинцовый воздух застрял в груди.

Шок не дал мне ни выругаться, ни расплакаться, ни запаниковать.

Мимо пронёсся черный джип. Сверху — серебристая легковушка. Руль заскрежетал, но таксист справился — мы снова отскочили вбок.

Большегруз продолжал двигаться следом. Мы резко развернулись. И… перед самым носом пролетел красный автомобиль. Повернулся боком, избегая столкновения.

Снизу мелькнула ещё кабина. Скрежет руля — и пулей вылетели с воздушной трассы.

Большегруз немного замедлился. Но синяя машина, как чертик из табакерки выскочила прямо на него. Закрутилась и пронеслась перед самым носом черного джипа… И вошла в неуправляемый вираж. Продолжая вращаться, врезалась в белую, что ехала по самому краю трассы…

— Снижайся! Снижайся! — крикнула я водителю, подаваясь вперед.

— Куда? С ума сошла? А если прилетит еще кто? — вспыхнул он.

— Снижайся, сказала! Там человек!

— Ладно, — процедил водитель. — Но если что — сама виновата. И заплатишь…

Неторопливо, словно нехотя, спускалось такси. Колеса медленно коснулись земли, встали на твердую опору… А я… я наблюдала за белой машиной.

Руки тряслись, внутри разливался холод, меня колотил озноб.

Белая машина крутилась в воздухе. Закладывала виражи. Снова и снова.

И, наконец, вылетела за пределы воздушной трассы. Врезалась в одно здание, в другое, в третье. Срикошетила и рухнула на пустошь поодаль от трассы. Покатилась, завертелась и встала на бампер. Задержалась на несколько секунд, покачиваясь, словно былинка на ветру. Грохнулась на колеса, прокатилась еще немного и замерла.

Я выудила из кармана сотовый и попыталась набрать номер службы спасения. Руки тряслись, как от озноба. С первой попытки получился нелепый набор цифр. Со второй включился режим фотографирования. Еле отключила. Тыкала-тыкала в виртуальную клавиатуру. И наконец… попала…Но тут упрямый телефон почти выскользнул из ладони. Я начала судорожно перехватывать его, пытаясь удержать.

— Давай уже, — раздраженно вырвал телефон водитель.

Молоточки в ушах заглушали басистый голос шофера:

— Да… южная часть двадцатой трассы… нарушитель скрылся в неизвестном направлении… возможно тяжело пострадали люди…

Все остальное осталось в голове картинками из калейдоскопа…

… Некоторое время я находилась в ступоре, уставившись в одну точку. На белую машину.

Казалось, время остановилось. Но это было не так.

Паутина трещин продолжала расползаться по лобовому стеклу. Смятый в гармошку перед машины приоткрыл пасть, и неприятно задребезжал от порыва ветра.

Только водитель не шевелился. Я видела его ауру и понимала, что скорая уже не поможет.

Водитель лишь наполовину человек, наполовину мельранец — сын инопланетника. Но и он не выдержит такое…

Издалека завыла сирена, и я вздрогнула, словно немного вернулась в реальность. Обернулась к многолюдной трассе, похожей на полноводную реку, где вместо воды разлиты разноцветные чернила.

Синяя молния машины службы спасения виднелась издалека. Ей уступали дорогу, и машина с алыми крестами на дверцах в мгновение ока долетела до нас. Проскользнула над головой, и села рядом с белым авто.

Спасатели суетились недолго. Двое здоровенных детин оторвали дверцу рядом с водительским сидением без всяких инструментов. Кажется, она держалась на честном слове. Помятый кусок металла выбросили чуть поодаль, и осторожно за руки и шею вытащили водителя.

Откуда-то подоспели санитары с носилками. Их холщовая ткань оставалась белой каких-то несколько секунд. Кровь медленно вытекала изо рта молодого мужчины и ран на теле, покрывая свободные части носилок бордово-алыми кляксами и крапинками.

Руки, ноги и туловище полумельранца рассекали порезы — глубокие и не очень. Некоторые открывали на обозрение белесые ленты сухожилий. Из других острыми пиками торчали сломанные кости.

Как ни странно, лицо бедолаги пострадало меньше всего.

Словно в замедленной съемке наблюдала я, как мимо проходят санитары с носилками. Внезапно рука пострадавшего соскользнула с носилок и едва ощутимо коснулась моей. Я вздрогнула: пальцы полумельранца ещё хранили тепло.

Пострадавший застонал — очень тихо, надсадно и… открыл глаза. Наши взгляды встретились. Он моргнул, веки закрылись, тело обмякло. Потерял сознание…

Но этот взгляд… он решил для меня все.

Я бросилась к худенькой медсестре — она ожидала в машине, с капельницей наготове. Сидела на специальной скамейке и почти не шевелилась.

Однако, как только пострадавшего поднесли поближе — ожила в мгновение ока. Пока она осторожно вводила катетер в вену раненного, я запрыгнула в машину. Кроссовки тихо звякнули о металл пола. В нос ударил запах железа и соли. Кровь…

— Что? Вы? Куда? — затараторила медсестра, оглядываясь в поисках коллег. Они вытащили из кабины красные чемоданчики и заспешили к нам.

Понимая, что времени совсем нет, я начала говорить первое, что пришло в голову.

— Девушка… пожалуйста… Я его любовница. У меня муж… он очень стар… Не могу бросить… Пожалуйста… сообщите что и как…

Медсестра изучала мое лицо, словно хотела прочесть на нем правду. Вздохнула и вытащила малюсенький розовый сотовый. Такими можно пользоваться только увеличивая и экран и клавиатуру виртуально.

— Давайте номер, — бросила она, кивнув в сторону санитаров. Здоровяки в синих футболках и штанах доставали из чемоданчиков какие-то приборы. Наверное, чтобы диагностировать пострадавшего еще по дороге. — Меня зовут Маргарита…

Я быстро продиктовала номер и выскочила вон.

Теплый ветер обдал с ног до головы, но я задрожала как от лихорадки. Задняя дверца машины беззвучно захлопнулась, и авто взмыло ввысь. А уже спустя минуту… растворилось в полноводной реке трассы…

И потянулись длинные недели…

Каждое утро начиналось со звонка Маргариты. Новости день ото дня становились всё неутешительнее.

Но я знала это и так. Просто ждала часа икс… Своего часа… Момента, когда смогу воскресить его…

…

В тот самый день я проснулась в небывалом воодушевлении. Знала, что случится. И чудилось мне, даже солнце светило в окна как-то по-особенному тепло. Согревало и обнадеживало.

Ежеминутно я ждала звонка.

Ожидание коротала за простыми, но порой такими важными, житейскими заботами — уборкой, готовкой.

Телефон зазвонил как раз, в тот момент, когда я помешивала борщ.

Обтёрла руки о полотенце, и, с поварёшкой в руках, приготовилась слушать, заранее зная, о чём пойдет речь.

Маргарита говорила тихо, вкрадчиво, будто стеснялась той новости, что планировала сообщить:

— Мне очень жаль… мы сделали все, что могли, — тянула она.

Я закусила губу, чтобы не поторопить Маргариту.

— Сегодня в половине двенадцатого его отключат.

Я молчала в трубку, суматошно соображая — как ее попросить. Но Маргарита сделала все за меня.

— Приходите попрощаться. Я проведу, — сказала еще тише. — Четвертый этаж, хирургия. Я буду ждать вас в два часа.

— Но он ведь уже… — язык не поворачивался договорить.

— Нет, он умрет не сразу. Вы успеете попрощаться, — Маргарита отключилась.

Я бросилась вон из квартиры и уже через двадцать минут стояла перед городской больницей.

Вокруг раскинулся нерукотворный парк. Ветер перебирал ветки деревьев, как гитарист — струны. Здесь пахло жизнью — прогретой на солнце хвоей, медовой пыльцой и росой, хотя она уже просохла.

— Ой, вы здесь? — послышался сзади голос Маргариты. — Отлично, я вас лучше черным ходом…

Она потянула меня за рукав. Травяной ковер щекотал лодыжки. Мы обогнули здание больницы, и Маргарита открыла железную, похожую на гаражную, дверь.

Мы взбежали по белой лестнице — такой новой, словно по ней не ступала нога человека.

И Маргарита решительно отворила еще одну дверь. Небольшую, деревянную.

В лицо так пахнуло запахом лекарств, что захотелось расчихаться. Маргарита потянула меня за собой, и мы вошли в длинный просторный коридор.

Белые стены словно светились под ослепительными лучами ламп, пол, выложенный теплой кафельной плиткой, шуршал под ногами.

Сновали туда-сюда деловитые медсестры и серьёзные врачи.

Санитары прогрохотали мимо тележкой, накрытой белой простыней. То ли с лекарствами, то ли с аппаратурой для стерилизации.

Маргарита затащила меня в комнату, на двери которой было написано «сестринская».

— Минуточку, — бросила суетливо и юркнула наружу.

Какое-то время я стояла посреди просторной комнаты, с двумя серыми диванами и плоским экраном в полстены. За окном пролетела голубая птица с желтым пятном на голове, что-то крикнула в мою сторону и унеслась прочь.

Маргарита вернулась, пряча глаза, и сунула мне в руки белый халат.

Я торопливо надела его.

Маргарита снова схватила меня за рукав и вывела в коридор. Мы почти пробежали до середины, когда провожатая впихнула меня в палату.

И я… застыла, оцепенела… Похолодела изнутри.

Койки уходили вперед ровными рядами. Сколько их? По десять в ряду? Двадцать?

На них лежали даже не гуманоиды… тела… в коконе трубок. На стенах мигали и пикали приборы. Тихо-тихо, словно боялись нарушить тишину.

Впалые глазницы, худые ладони, острые скулы… пациенты так походили друг на друга…

Полумельранец…

Он единственный был свободен от трубок. Под тонкой белой простыней угадывались очертания когда-то сильного мужского тела. Лицо словно побелили мелом, и посыпали серой пудрой.

В горле невесть откуда образовался колючий ком. На глаза навернулись слезы…

Но я отогнала сантименты: не время! Закрыла веки и вызвала плазму. Аурный огонь потек по венам — медленно и восхитительно.

Не помню, как подошла, как склонилась над ним. Помню лишь прикосновение к сухим губам… Жестким и неживым. И то, как плазма потекла от меня к нему.

Полумельранец распахнул глаза, и я внутренне сжалась, ожидая, что смертник вгрызется в ауру, спасая жизнь… Но…

Он вскочил — совершенно обнаженный, неожиданно быстрый, и я поняла, что полумельранец хочет совсем другого способа оживления.

На минуту, на секунду мной овладела паника.

Я никогда не соглашалась на этот способ воскрешения. Он виделся мне странным и… неправильным.

Глядя в налившиеся кровью губы умирающего, на румяное лицо, на его полную готовность, безумно хотелось развернутся и сбежать. Но… что-то меня остановило.

Наверное, его взгляд — голодный, откровенный, полный желания.

Он подскочил, подхватил меня и тут же вошел. Брал меня грубо, жадно, немного истерично. Как дикарь, варвар, вбивался до конца, резко выходил и врывался снова. Но неожиданно для меня самой внизу живота собиралось сладкое томление, сжималось, требовало продолжения. По телу шли волны удовольствия.

Он извергся… помедлил и начал прижимать, ласкать, целовать…

Я сомлела… потеряла контроль…

Я хотела этого мужчину. Впервые в жизни хотела того, с кем и парой слов не перемолвилась.

Он притянул меня — властно, но не жестко. И я запрыгнула сверху. Мы торопливо соединились и принялись двигаться. Теперь он медленно, с чувством входил до конца, немного задерживаясь, пока я дрожала от наслаждения, в предвкушении впивалась пальцами в его мощные плечи. Почти с сожалением покидал меня и снова рвался вперед.

И я потеряла ощущение реальности. Тепло и томление, сладкие сокращения, снова тепло и томление. Мурашки и дрожь оргазма… Больше не существовало ничего…

Ощутив, что дело сделано, еще одна жизнь спасена, я даже не отстранилась, отпрыгнула от спасённого.

Не глядя на своего недавнего пациента, быстро набросила платье, халат и заспешила прочь из отделения. Почти бежала по широким коридорам. Скорее, наружу, подальше от тех, кто может заметить, признать чужачку.

Больница казалась слишком уж светлой, слишком многолюдной для моей тайной миссии…

Еще несколько шагов, еще несколько секунд — и я покину отделение.

Но тут… дверь одного из кабинетов отворилась, и из нее вышел доктор. Сердце ухнуло в пятки, я забыла, как дышать, ватные ноги с трудом передвигались. Но серьезный, понурый врач на секунду задержался, резко развернулся и направился в другую сторону.

Я едва сдержала вздох облегчения. Еще не время. Еще немного.

Парадокс! В сети камер слежения моей родной организации, секретной, правительственной было несколько слепых зон. А больницу напичкали видеоаппаратурой, как новенький коробок — спичками. Отовсюду за тобой подсматривали, подслушивали — спасибо громким делам с кражей органов, и сотням нелепых, параноидальных обвинений, последовавших за ними. То и дело в разных концах Галактики родственники погибших людей кричали о том, что тела выпотрошили подчистую, забрали все, что можно пересадить. Судмедэксперты только и занимались, что новыми вскрытиями, хотя ни одно подозрение так и не подтвердилось.

Из-за всей этой шумихи сотни устройств слежения в самой обычной городской больнице лишили меня шансов на скачки порталом…

Дверь отделения захлопнулась за спиной, и я понеслась вниз, по лестнице, под стук молоточков в ушах, будто спасалась от погони, и старалась смотреть только под ноги. Я пронеслась мимо вахтера так, что он удивленно выкатил глаза.

И только выскочив в тепло солнечного дня, наконец-то вдохнула полной грудью.

Уффф… Дело сделано.

Я обновила наш со смертью счет. Двести семь ноль в мою пользу

Глава 2 Где кажется, что мельранцы и индиго, действительно, родственные расы

Я бродил в потемках, ища ее свет, ее огонь.

Лес тянул ко мне когтистые ветви деревьев, словно изломанные в мольбе руки. Они выстреливали из сумеречной полутьмы у самого лица, и я едва успевал уклониться.

Плазма мелькала вдалеке — крошечным огоньком, как сказочное существо. А то показывалась лишь отчасти. Вдруг вырывался из мглы между деревьями протуберанец ее волос. Или тонкие, подсвеченные оранжевым пальцы, гладили, перебирали еловые лапы.

Я оглядывался, видел ее и снова терял.

Лес подставлял мне подножки — поваленные деревья так и норовили сделать подсечку, корни — зацепить босые стопы, опутать. Лес прятал ее, а я стремился найти.

Но внезапно наверху, словно больничная лампа со знакомым мерным гудением зажглась Луна. Белая-белая, полная она поплыла по черному небу, без единой звезды и замигала — то погасая, то вспыхивая.

Серебряный свет пролился на лес, вырвав из сумрака ветки деревьев, листья, даже сосновые иголки.

Но этого Луне показалось мало. Света становилось все больше и больше. Он заполнял мир вокруг, как заливает вода скальные пустоты под морем.

Я утонул в свете, и неожиданно для себя самого открыл глаза.

…

Тик-тик-тик. Едва различимый звук больше не раздражал, как прежде. Напротив, послужил надежным якорем, по кускам возвращая мне реальность.

По телу разливалось приятное тепло — тепло жизни. И я впервые за последний месяц ощутил себя полностью. Каждую мышцу, каждый клочок кожи, боль, щекотку, движения. Я чувствовал себя, владел своим телом. Боже! Какое счастье снова владеть своим телом! Я запрыгал бы на месте, если бы не боялся слишком сильно пошевелиться и потерять то, что обрел. Я закричал бы что есть мочи, если бы не боялся, что меня примут за ненормального и отправят в психушку.

Я убежал бы со всех ног, если бы не забыл — как это, бегать.

Противный запах лекарств, едкий — дезинфектора ударил в нос со страшной силой. Так и хотелось вытолкнуть их наружу и больше никогда не вдыхать.

Надо мной склонился доктор. Молодой, с грустным, вытянутым лицом доктор реанимации — он отключал аппарат. Я запомнил длинные, тонкие «музыкальные» руки и одну лишнюю фалангу на правом мизинце — из-за нее все время чудилось, будто палец сломан. А еще правый карман халата — он частенько маячил перед глазами, пока я умирал здесь, на аппарате. Из кармана неизменно торчала новомодная ручка с чернилами разной видимости. Одни сияли в темноте, а на свету лист казался девственно чистым, другие искрили, третьи меняли цвет.

Производители ручек никак не хотели отказываться от старых кормушек, не верили, что от руки давно никто не пишет. Все набирают на виртуальной клавиатуре новомодных компьютеров. Плоских, как лист бумаги, с кучей возможностей и миллионом способов набора текста. Хочешь — пиши, хочешь — начитывай, хочешь — подбирай по словосочетаниям на виртуальном табло. Самые умные, передовые и дорогие компьютеры даже читали мысли. Не все, и не совсем точно, правильно, но читали и перекладывали в текстовый редактор.

Рядом с реаниматором застыл второй врач — худощавый брюнет с длинными, жилистыми руками. Вены обтягивали их тугими синими веревками, хорошо заметными под тонкой, светлой кожей. Он лечил меня весь этот месяц — пытался из лоскутов мяса, крошева костей, месива внутренних органов собрать человека. Но такое подвластно лишь богу, а он всего лишь врач.

Край белой больничной простыни, до мерзкости чистенькой, свеженькой неприятно скреб по подбородку.

Не успел я сообразить, что происходит, хирург, кажется, его звали Михаил, резко наклонился к лицу и пощелкал пальцами у самого носа. Не сильно, но громкий звук гонгом ударил по ушам. Я поморщился.

— Он что, реагирует? — искренне поразился Михаил, и глаза его округлились.

— Угу, — кивнул реаниматолог, и лицо его побелело, словно окунулось в муку.

— Ничего не понимаю, — возмутился Михаил, всплеснув руками.

Да, вот так и встречают врачи тех, кто вернулся с того света. Зачем вы пришли? Мы вас не ждали! Чего надо? Не хотите ли назад? Проводы уже заказаны, патологоанатом подготовил лазерные скальпели, прогрел крематорий.

Сарказм поразил меня самого. Никогда прежде не смеялся я над собственными несчастьями, а вот теперь вся ситуация выглядел жутко комичной. Обхохочешься. Эти два эскулапа с умным видом наклонились ко мне, и рассуждают о том, почему пациент скорее жив, чем мертв.

— Хм, — пожал плечами реаниматолог и наконец-то соизволил обратиться к «нему» — к «телу» то есть, ко мне.

— Вайлис? Вы меня слышите? Вайлис? Вы помните кто вы? Где вы? Как вы здесь очутились? — засыпал вопросами Михаил.

— П-помню, — голос звучал чисто, и даже заметно мелодичней, чем прежде.

— Говорите, — заинтересовался Михаил и присел рядом на кровать. Тут же с другой стороны устроился реаниматолог. Больничная койка заворчала противным скрипом — на троих ее не рассчитывали.

Пришпиленный к карману реаниматолога бейджик сообщал: «Илья Дерезин, старший врач реанимации».

Надо же! Очнувшись в больнице после аварии, я не смог прочесть его, как бы близко не наклонялся врач. Буквы расползались в уродливые иероглифы, жирными кляксами плыли перед глазами. А теперь я видел четче, чем когда бы то ни было. Не только буквы, но и крошечную точку, что ошибочно затесалась в углу таблички, малюсенькую складку сбоку — скорее всего, заводской брак.

А еще я видел родинки — много родинок на лице и шее Ильи Дерезина, и еще больше — веснушек. Отчетливо рассмотрел три шрама на щеке Михаила. Они шли один за другим, словно кто-то или он сам ногтями сдирал кожу.

В меня вонзились два взгляда — серо-голубой Ильи и темно-карий Михаила.

Чудеса! Я заметил несколько зеленых крапинок в левом глазу реаниматолога, не больше игольного ушка размером.

— Ну говорите же! — потребовал Михаил, хмуря густые черные брови и нервно пригладив ершик черных волос.

— Что говорить-то? — растерялся я и сел.

— Осторожно! — заволновался Илья, придержав меня за плечи. — Голова закружится.

Я повертел головой из стороны в сторону, отметив несколько неподвижных тел вокруг. Они, словно диковинные пауки, лежали, опутанные трубками. Приборы жизнеобеспечения мигали разноцветными огоньками, мониторы выводили какие-то кривые и заунывно пикали.

Пик-пик-пик.

Голова не кружилась совсем, сознание было на диво ясным, мысли — быстрыми, четкими.

— Кто это? — Михаил сунул мне под нос голографический паспорт.

Из картинки выплыло изображение мужчины, лет двадцати восьми, тридцати максимум. Повертелось перед самым моим носом, показалось в профиль, фас, сзади. Скуластый, высоколобый, наверняка тот еще упрямец. Со слишком пухлыми губами, но, на его счастье, не женственными. С тяжелой челюстью и внимательным взглядом темно-голубых глаз. Его светло-русые, белесые волосы стягивала в низкий хвост резинка. Его крепкой фигуре не хватало нарочитой рельефности качков, чтобы выглядеть эффектней. Но сила в ней ощущалась немалая — не человеческая, другая сила. Господи! Да это же я! Это же мой паспорт!

Даже странно, насколько чужеродным, не моим казалось мое, собственное лицо.

— Это я, — протянул, понимая, что врачи именно этого и ждут.

— Вы… — начал Михаил и покрутил рукой, предлагая «расширить» ответ.

— Вайлис Рамс. Наполовину человек, наполовину мельранец. Четыреста сорок шесть лет. Гражданин единого европейского государства. Сотрудник агентства по улаживанию чрезвычайных ситуаций в человеческих колониях на чужих планетах. На населенных другими разумными расами планетах. Коротко АУЧС, — отчеканил я без запинки. Михаил приподнял брови, Илья потрясенно покачал головой. — В последний раз летал на Лейлию. Это планета созвездия Оккии, заселена людьми лет сто назад. Колония неплохо поживает, только пресной воды мало, — продолжал я рассказывать о своей работе, биографии, с любопытством наблюдая, как меняются лица врачей. Заинтересованность во взглядах перерастала в истинное изумление — приоткрывались рты, хлопали глаза, улыбались губы.

Когда я закончил, Михаил осторожно, понизив голос спросил:

— Про аварию помните?

— Да.

— Как очнулись в больнице?

— Да.

— Меня и доктора Дерезина?

— Да.

— Как мы вчера отключили вам аппарат жизнеобеспечения помните? — вкрадчиво, с оттенком то ли жалости, то ли извинения закончил «пулеметный допрос» Михаил.

— Да, — выпалил я, понимая, что совершенно не злюсь на них. Пациент превратился в овощ, за органы его работали машины. Врачи дали подопечному месяц, но потом списали в утиль. Все по-честному, все правильно.

Койко-местА дОроги, карманы налогоплательщиков не резиновые, а родственники, похоже, отказались за меня платить. Ничего удивительного, я не в обиде. Когда мы виделись в последний раз? Я не смог точно вспомнить.

Я не был в родном городе лет двести, или больше. Рабочая суета, ремонт, обустройство на новой квартире, вечеринки с друзьями и коллегами, все это казалось гораздо важнее, чем навестить родные края. Глупо, некрасиво, но очень современно, до скрипа в зубах современно. Человеческие родственники, что еще знали меня лично, умерли или были дряхлыми стариками. Люди хоть и жили теперь до ста шестидесяти, а то и до двухсот лет, но старели по-прежнему, разве только медленней. Мельранская родня или эмигрировала на родину, за сотни тысяч световых лет от Земли, или забыла обо мне как о страшном сне. Седьмая вода на киселе, никому не нужный, нежданный полукровка. Сын человеческой женщины, с которой отец, мельранец, собирался лишь развлечься, сбросить гормоны, попробовать экзотики.

Мельранцы — очень похожая на людей древняя раса. Смелые ученые даже предполагали, что именно они некогда населили Землю. Но потеряли связь с родной планетой, смешались с аборигенами и забыли — кто они и откуда. Железным аргументом в пользу этой теории считали рождение почти в каждом человеческом поколении сверхлюдей — индиго. Они жили бесконечно долго, будто бы пробуждались древние гены и наделяли индиго удивительными способностями. Такими, например, как у Плазмы.

Мельранцы живут до двух тысяч лет. Сколько отмерила судьба мне, еще предстояло выяснить.

* * *

Меня продержали в больнице еще несколько дней. Брали анализы, следили, изучали всеми доступными современной человеческой медицине способами и машинами.

Дождаться не мог выписки. Но дождался.

Когда Михаил жал мне руку и прощался, желая больше никогда не возвращаться к ним, да и вообще в больницы, вопрос сорвался с губ сам собой.

— А Плазма не оставила адреса? Номера?

— Ктооо? — длинно поразился Михаил. Прищурился и вгляделся в мое лицо так, будто бы сомневался в рассудке пациента. Точно! Я ведь не знаю настоящего имени незнакомки! Это я прозвал ее Плазмой, мысленно, не помню даже в какой момент.

— Рыжая. Девушка, которая вызывала скорую.

— Хм… — Михаил пожал плечами, и сердце предательски екнуло. — Я ничего об этом не знаю. Насколько нам известно, скорую вызывала милиция. А милицию… кто-то из других водителей.

— Стойте! — ухватился я за соломинку воспоминания. — Но она же была здесь. В тот день, когда меня отключали?

Михаил улыбнулся — усталая улыбка человека, что ежечасно борется со смертью и проигрывает в неравной борьбе несколько раз в день, осветила его грустное лицо.

— Это все галлюцинации, — заверил он. — Мы ввели вам сильный наркотик, чтобы ушла боль. И вы… ммм… умерли без боли.

Я помедлил. Стоит ли говорить ему, что умирал я в страшных муках, и корчился бы и стонал бы от дикой боли, если бы не паралич? Наверное, не стоит. Что это изменит? Ни для меня, ни для тех, кому еще предстоит пройти через этот ужас, не изменится ничего. Выкарабкался — живи, нет — не лежать же столетья овощем, пока машина выполняет то, что должно делать тело?

— Вы уверены? — сердце снова екнуло, чувствительно кольнуло. — Ко мне точно никто не приходил? Ну… кроме родственников. Тогда, после отключения?

— Вайлис, — вздохнул Михаил — снова так, словно Вселенная лежала на его плечах. — Реанимация закрыта. Пускают туда только по пропускам. Пропуска к моим пациентам выдаются у секретаря моего отделения. Уж я бы точно знал. Без моего разрешения секретарь такой документ никогда не выдаст. Да и после отключения от аппарата до… ммм вскрытия к больным никого не пропускают. Приказ главврача. Были тут случаи… — он осекся и замолк. Наверняка хотел поведать о тех знаменитых, скандальных делах с кражей органов и тканей.

— Спасибо, наверное, и вправду, все это наркотик, — растерянно сказал я и вышел из отделения.

Длинный белый коридор реанимации, пол, выложенный плиткой с подогревом, белесые лампы, что заунывно гудят над головой… Все это осталось там, за деревянной дверью — вместе с противными запахами, вместе с днем моей смерти.

Я вырулил в каменный холл, на перекресток.

Сзади и спереди шли отделения больницы. Справа только что захлопнулись дверцы лифта, слева предлагала потренировать сердце после долгого лежания лестница.

Я свернул туда и слетел по каменным ступеням на первый этаж.

Регистратура мелькнула справа, помахала хвостом очереди посетителей.

Смурная женщина средних лет в окошке что-то разъясняла седому мужчине, тыкая пальцем с огромным кольцом то ли в карточку, то ли в карту больницы.

Я направился к вертушке. Молодой, улыбчивый вахтер в черной форменной одежде, с золотистыми клепками, кивнул, и нажал кнопку.

Зеленая стрелка загорелась, стеклянные двери разъехались, и меня встретил солнечный полдень.

Больница разместилась на окраине города, а вокруг раскинулся нерукотворный парк. Когда-то здесь теснили друг друга высокие ряды новостроек, но много позже горожан выселили в широкое кольцо небоскребов. Оно опоясывало центр города, такой же зеленый и цветущий, как и окраины.

Здания снесли быстро. Современные технологии превращали кирпич и камни в пыль, а ее тут же собирали две чудо-машины. Создавали воздушные воронки и всасывали, как древние пылесосы мусор.

Несколько лет горожане сомневались — будет ли толк от решения властей. Но природа взяла свое, разрешив все споры и сомнения.

Свечками потянулись к небу стройные деревья, распушили зеленые веера веток кустарники, густым ковром устлала землю трава. Зазолотились колосья, запестрели яркие полевые цветы, привлекая пчел сладким нектаром.

В каменные джунгли из центра, с задворок города, приносил ветер медовые, терпкие, огурцовые и пряные ароматы живой природы.

Вдохнув полной грудью, я направился к калитке с длинным шлагбаумом, и по дороге едва не сбил с пути нескольких пурпурных бабочек, размером с пол ладони.

Под аккомпанемент веселого птичьего гомона, я раздумывал — вызвать такси или пройтись пешком до нимбусной остановки. Магнитные автобусы, что летали по небу вместе с автомобилями, назвали, должно быть, в честь нимба. Хотя причем тут нимб? Городским властям виднее.

Я вышел из калитки, и прямо под ноги прыгнула белочка. Застыла, сложила лапки на груди, чуть склонила голову вбок и наблюдала глазками-бусинками.

Я порылся в карманах, вытащил припрятанные еще с завтрака орешки, сухарики, и бросил зверьку. Белочка схватила один, второй, третий и, смешно вихляя хвостиком, убежала подальше — прятать свой маленький клад.

Бззззз Бзззз Бззззз.

За месяц я так отвык от звонка мобильника, что не узнал его, не поверил ушам. Бззззз. Я поставил мобильник на виброзвонок в тот самый день, когда попал в аварию. Чтобы не отвлекаться от насыщенного движения трассы, не угодить в беду. Но угодил все равно. Забавно.

Хорошо, что нынешние аккумуляторы питали технику месяцами. Никаких тебе зарядок через два дня, никакого «синдрома внезапной смертности» телефонов. Хотя… иногда от новых технологий одни хлопоты. Лет сто назад не дозвонился бы до меня шеф, не достал бы. Кстати, а чего ему понадобилось?

— Где тебя черти носят? — Элдар Базретдинов открыто и усердно недолюбливал полукровок. Мельранцев не переваривал совершенно. Я и то и другое, оттого и получал за всех сразу.

— Так в больнице лежал. Почти умер. Аппарат отключили. Чудом выжил. Неужели вам не сообщили? — удивился я.

— Мне сообщили, что ты не умер! — язвительно парировал шеф. — Поэтому жду тебя в Центре через два часа. С важнейшим заданием. И чтобы не опаздывал! — Элдар Масгатович цыкнул и отключился.

Что ж, выбор сделан за меня — придется вызывать такси.

Тихая гавань природы ушла на задний фон. Меня вновь захватил вихрь жизни «агента по тарелочкам». Так прозвали нас в далеком прошлом, когда еще бродили по свету легенды, что инопланетяне навещают Землю на летающих тарелках.

Суетливая пчела обогнула меня и помчалась к ближайшему лугу. Вот и мне пора спешить на работу.

Глава 3 Где выясняется, что не все кого помнишь ты, хотят помнить тебя

Жалобный писк телефона оповестил об SMS. Я бросил взгляд на экран, занимавший не больше половины ладони, и решил не вызывать трехмерное изображение текста. И так понятно — скоро прибудет такси.

Несколько лет назад я установил на сообщения крик какой-то мельранской птицы, наивно предполагая, что он хоть немного мелодичен. Но очень ошибся — мерзкий звук походил на помесь пожарной сирены и скрипа пенопласта по стеклу. Я уже собирался сменить его на что-то более приятное слуху, но, неожиданно для самого себя, вошел во вкус.

Едва заслышав писк, переходящий в ультразвук, Элдар Масгатович смешно зеленел и возмущенно пыхтел. Кажется, вспоминал, как в недавней экспедиции на Мельрану всю ночь не спал из-за птичьей переклички.

Теперь звук вызывал у меня противоречивые эмоции. Мерзкий и противный до мурашек, он заставлял улыбаться, вспоминая, как кривился начальник, когда мне присылали сообщения.

После SMS показалось лиловое междугороднее такси с серебристыми полосками на дверцах и крыше.

Машина подлетела стремительно, подняла небольшой ветер, и в лицо пахнуло хвойным ароматизатором. По сравнению с запахами природы, он казался слишком синтетическим, рафинированным. Такси зависло в паре сантиметров от земли, воздушной волной перебирая высокую траву, и спугнуло божью коровку с подорожника у моих ног. Жучок с тремя черными точками на алых крылышках пронесся мимо самого носа и сел на плечо. Тонированное стекло опустилось, и бодрый брюнет средних лет в зеленой футболке уточнил:

— Вайлис Рамс?

— Да, — кивнул я, и водитель учтиво распахнул дверцу машины. — К главному офису АУЧС.

Я сдул божью коровку с плеча — не нужно ей с нами, пусть летит домой — и разместился рядом с шофером. Такси взмыло в небо, легче и быстрее иного вертолета времен моей юности, суетливо шарахнулась в сторону стайка птиц.

Остался позади голубой кристалл озера в рамке высоких камышей.

Двадцать минут — и мы пронеслись над стеной техногенных джунглей. Так прозвали каменную стену, высотой в триста этажей — она отгораживала жилые кварталы от царства дикой природы.

За стеной трехметровой толщины, мир менялся до неузнаваемости.

Вместо свечек сосен и кипарисов, косматых дубов и грациозных берез ввысь тянулись колоссы небоскребов из камня, металла и пластика. Усыпанные солнечными батареями, как новогодняя елка — игрушками. Они щедро отражали ослепительные лучи дневного светила. Пестрый луговой ковер сменяли булыжные мостовые приглушенных, пастельных тонов с геометрическим рисунком. Похожие на пышные букеты кустарники замещали невысокие пристройки кафе, ресторанов, клубов и офисов.

Редкие трели пернатых заглушало жужжание машин, что обслуживали квартиры и офисы. И лишь победоносный свист ветра, что стремглав мчался сквозь лабиринт каменных джунглей, перекрывал такие привычные звуки цивилизации.

Свежий воздух с огуречными, медовыми, пряными нотками уступил место удушливому городскому, переполненному другими, не природными запахами. И они были не столь уж и неприятными.

Из ближайшего кафе пахнуло жареным мясом и картошкой, и желудок сжался, напомнив об обеденном времени недовольным урчанием. Концентрированные запахи садовых цветов и свежескошенной травы из офисных и квартирных ароматизаторов защекотали ноздри. Мы обогнули один из черных небоскребов, похожий на цилиндр с сотнями очков-окон, и на долю секунды в машину просочился запах домашних блинчиков. Желудок вновь предательски заурчал в предвкушении. И я твердо решил, что, получив задание, первым делом загляну в офисную столовую.

Такси выписывало залихватские виражи, огибая небоскребы, и уступая дорогу другим автомобилям.

Машины, словно рой назойливых насекомых, вились между стройными рядами фонарей. Те же, длинные, тонкие, с шестью бутонами плафонов напротив каждого этажа здания, они походили на гигантские, тусклые цветы.

Синий, пятиэтажный офис АУЧС пристроился к голубому небоскребу с черными ажурными балконами. Собранные из тончайших металлических кружев они немного напоминали изысканную архитектуру далеких веков.

Здания центрального кольца жилых кварталов, фонари, мощеные тротуары и дороги были выдержаны в синей гамме. Тонированные окна спасали глаза жителей от бликов солнечных батарей.

Такси село под черным пластиковым козырьком офиса, без единого опознавательного знака, вывески. Так нашему начальству виделась особая секретность службы и ее базы. Хотя, на мой взгляд, именно полным отсутствием малейшего намека на владельца пристройка и привлекала особенное внимание.

Со мной соглашались случайные прохожие. Каждый, кто проходил мимо, ненадолго задерживался, и с любопытством оглядывал офис. Ладно, еще его спрятали от посторонних глаз во дворе четырех небоскребов. Два близнеца-цилиндра надежно отгораживали пристройку АУЧС от главных пешеходных улиц.

— Сто условок, — с дежурной улыбкой сообщил шофер.

Я отдал ему пластиковую карту, с треть ладони размером — уже лет сто никак не перейду на платежные браслеты, брелоки, кольца. Хорошо, что кассовые аппараты такси, магазинов, ресторанов все еще позволяли расплачиваться даже таким антиквариатом. Черная машинка, похожая на шкатулку, жадно всосала ее. Обнаружив нужную сумму, радостно пикнула, предложив мне подтвердить принадлежность денег моим ДНК. Я приложил палец к серебристому прямоугольнику, на крышке шкатулки. Машинка снова пикнула, высунула карточку, как язык, и следом, также, выплюнула чек.

— Благодарим за то, что воспользовались услугами нашего такси, — протараторил заученную фразу водитель. — Всегда рады видеть вас снова.

— Пожалуйста, — буркнул я в ответ и поспешил на работу.

По сравнению с соседями — конторами и ресторанами на первых этажах небоскребов — наш офис выглядел до ужаса скромно. На всех стенах и углах ближайших пристроек переливались сотни лампочек, над входом светились пестрые вывески. Даже детский живой уголок перещеголял нас ярко-изумрудной надписью над входом — каждую букву окаймлял сплошной ряд фонариков. Только ярко-желтые трехмерные цифры из электронных часов, у самого козырька АУЧС тщетно пытались соответствовать броскому сиянию соседских украшений.

Без трех минут два.

Что-то непонятное, мимолетное отвлекло меня. Казалось, мимо уха просвистела муха, сердце тревожно екнуло, в животе пробежал холодок. Но когда я огляделся, ровным счетом ничего не увидел. Хм… Странно…

Стеклянные двери открылись — считали ДНК на расстоянии — и я двинулся к лифту. В продвинутых офисах и жилых домах уже сотни лет не было ни охранников, ни домофонов, ни звонков. Где-то под козырьком подъезда прятался от посторонних глаз прибор, хранящий генный код владельцев квартир и сотрудников учреждений. Двери открывались только для них, всем остальным пришлось бы ломиться сквозь пуленепробиваемое, жаростойкое стекло. Оно выдерживало плазменный поток, лазерный луч и даже взрывную волну небольшой бомбы.

Фраза «мой дом — моя крепость» для богатеев и среднего класса звучала гораздо меньшей аллегорией, чем прежде. Еще больше она подходила для офисов правительственных учреждений и богатых компаний.

В холле царила пустота. Неудивительно — большинство коллег в командировках, в дальних уголках Галактики. В смутные политические времена мы почти не сидели на родной планете, залетая домой только, чтобы подготовиться к очередной поездке. А нынче как раз выдался непростой для Галактического Союза год — бесконечные столкновения землян и талькаирсов пошатнули хрупкий мир. Мы планировали первыми заселить две планеты с замечательными условиями для жизни — Муританну и Паллингру. Но, по несчастливому стечению обстоятельств, краснокожие гуманоиды с Талькаирсы высадились на Муританне в тот же день. И все бы ничего: в последние столетья соседство колоний разных рас на недавно открытых обитаемых планетах вовсе не редкость. Но поселенцы не поделили самую удобную и безопасную равнину Муританны. Горная гряда окружила ее короной, надежно защищая от природных бедствий и чужеземных нашествий. Лишь узкий перешеек невысокого холма соединял маленький, цветущий рай с внешним миром.

Наши правительства до сих пор ломали копья и головы на нескончаемых переговорах. Каждая раса желала отвоевать равнину для себя и выселить другую за забор скал. Охлаждение некогда теплых отношений между землянами и талькаирсами докатилось и до колоний на других планетах. И, конечно же, коллеги разлетелись по ним, наводя порядок и расследуя межрасовые преступления.

Пока я ждал лифта, мимо прошло только двое агентов. Едва знакомые друг с другом, мы обменялись формальными приветствиями и кивками. Эхо голосов полетело по громадному холлу — в дни общих собраний он легко вмещал больше тысячи человек.

Лифт доставил меня на четвертый этаж, и распахнул двери перед родным муравейником агентских кабинетов. От круглого холла по центру лучами расходились коридоры. И в каждом скучились десятки непрозрачных пластиковых дверей в рабочие помещения. Только один кабинет расположился прямо напротив лифта, в самом холле. Туда-то я и держал путь.

Если Элдар Масгатович вызывал сам, мы входили без стука. Так поступил я и сейчас и… застыл на пороге, пораженный до глубины души.

Плазма сидела напротив шефа, и ее длинный рыжий хвост пролился на спинку черного кожаного кресла, как лава из жерла вулкана. Тонкие, как любят иногда говорить, музыкальные ладони свободно свисали с подлокотников. Узкие серые брюки облегали стройные ноги, голубая блузка подчеркивала грудь и талию. Золотисто-карие глаза с поволокой смотрели на меня совсем не так, как в палате — заинтересованно, но холодно и отстраненно.

Сердце тревожно забилось, в голове запоздало заметались сотни мыслей. Так это было не видение! Прощание с Михаилом почти убедило меня в обратном. А если и не убедило, то посеяло серьезные сомнения. Но она настоящая, живая! Это точно она!

Я запомнил крохотный треугольник шрама на лбу Плазмы — он выделялся даже тогда, когда она запылала. Запомнил две родинки: одну — прямо в центре правого запястья, другую — на среднем пальце левой руки. Запомнил пять, нет, шесть дырок в правом ухе — сейчас в них поблескивали медные гвоздики.

В полном замешательстве, я переминался с ноги на ногу, и Элдар Масгатович недовольно поморщился. Его круглое, привлекательное лицо почти не портили ни массивный, слегка приплюснутый нос, ни слишком уж кустистые брови.

Рядом с бледной Плазмой, смуглый шеф казался едва ли не негром. Впечатление усиливал короткий ершик иссиня-черных волос — очень мелких, с благородной проседью у висков. Заметив, что я все еще в ступоре, Элдар Масгатович приподнялся из-за стола. Когда-то он занимался борьбой, и до сих пор выглядел весьма внушительно. Небольшой, округлый живот слегка полнил шефа, намекал на возраст, который скрывала моложавость лица. Но лишний вес Элдара Масгатовича здорово скрадывали массивные плечи и руки. При каждом мимолетном движении казалось, что бугры мышц вот-вот порвут тонкую белую рубашку.

Сам не знаю почему, но смутное волнение охватило меня — в груди забилось быстрее, вдохи давались через силу. Я искал взгляд Плазмы, а она изучала собственные ногти — без капли лака, подстриженные, как у ребенка. Отчего-то мне было очень сложно оторваться от нее, переключить внимание на шефа. Странно… Я видел женщин намного красивее и гораздо эффектнее. Но сочетание детских черт лица, гладкой, почти без морщин, кожи, — как у всех индиго, — с женственной фигурой, соблазнительными формами пьянило без вина.

— Ты очень долго, Вайлис, — проворчал шеф, и я удивился: почему он так мягок? Распекать подчиненных — с чувством, с толком, с расстановкой — Элдар Масгатович умел как никто другой. И любил, как немногие начальники отделов АУЧС. Агенты выходили из его кабинета, покачиваясь, не в силах вспомнить, что планировали, куда шли, когда вызов на ковер сломал рабочие планы.

Я ждал, что шеф выдаст еще что-нибудь эдакое — возмущенное, гневное, не без оскорбительных ноток, саркастических намеков. Но вместо этого он молча указал мне на кресло, в шаге от Плазмы. Волнение окатило удушливым жаром, противную влагу с ладоней так и подмывало вытереть о новые, хлопковые брюки. Я купил их в больничном магазинчике, за час до выписки, как и невесомую льняную рубашку. На черной ткани мокрые пятна не столь уж и заметны, в конце концов.

Сердце застучало быстрее шагов по гладкому деревянному паркету, тяжелое дыхание не желало выравниваться, предательски выдавало эмоции.

Я опустился в черное, кожаное кресло, заметив, что наши с Плазмой руки, на подлокотниках, совсем близко друг к другу.

Заметила и она — резко убрала ладонь и положила ее на рабочий стол Элдара Масгатовича, величиной с иной диван. Сквозь прозрачный, голубой пластик столешницы проступали нитки водорослей. Раскиданные между ними ракушки, пузырьки воздуха, морские звезды и ежи, напоминали об аквариуме, только без рыбок.

— Знакомься, Вайлис, — слишком вежливо начал Элдар Масгатович. Кажется, рисовался перед Плазмой. Даже басовитый голос его звучал особенно певуче: — Наш удаленный агент — Лелейна Милава.

Мне понравилось, как звучит имя Плазмы, как оно перекатывалось на языке тягучей, чистой мелодией. Ле-лей-на-а Ми-ла-ва…

— Можно просто — Леля, — ровным, официальным тоном предложила Плазма. Ее звонкий, высокий голос украсил бы не один эстрадный клип. На совершенно бесстрастном лице Лели неожиданно расцвела теплая, дружеская улыбка, в золотистых глазах мелькнули задорные искорки.

— У вас важнейшее задание. Отправитесь на Муританну, — торжественно сообщил шеф. Я не сдержался, удивленно приподнял брови, и Элдар Масгатович довольно ухмыльнулся. — Да, да, Вайлис, вы отправляетесь в самую гущу событий, — шеф усмехнулся еще раз — не столько по-доброму, сколько со своей излюбленной ехидцей. — Вы смените двух других агентов. Ты их не знаешь, — опередил готовый слететь с языка вопрос. — Оба были свидетелями неприятных инцидентов. Поэтому решено отозвать их и прислать кого-то беспристрастного. Отправка завтра в четыре утра из Центрального телекосмопорта. Я лично прослежу, чтобы все было чики-пики.

— А-а-а подробности не расскажете? — удивился я. Обычно Элдар Масгатович детально посвящал командировочных в проблемы колоний — с именами, фамилиями, явками. Бурно и многословно делился собственными подозрениями. И вдруг такое многозначительное молчание, такой минимум информации.

— Подробности слишком щекотливы для всех сторон, — понизил голос Элдар Масгатович. — Узнаете на корабле. Там приватные записи. Устроите киносеанс в тайной комнате. Звуко- свето- и всего-всего непроницаемой. В общем! Место встречи — Центральный телекосмопорт. Номер пути — двадцать. Кроме вас на корабле только шесть биоботов. Обслуга. Все понятно? Или повторить? — шеф перевел на меня взгляд — в нем, как и в его словах, читалась недвусмысленная издевка. Одна бровь заломилась, губы растянула кривая ухмылка. Не сдержался Элдар Масгатович, выпустил-таки отношение к полукровкам и мельрандцам на волю.

Плазма кивнула, и прежде чем я успел обронить хоть слово, дернуться с места, выскользнула из кабинета. Не убежала, но ушла так стремительно, быстро, что я снова растерялся.

— Мне все понятно, — бросил шефу и рванул следом за Лелей.

Я выскочил в круглый холл и потрясенно огляделся — Плазмы и след простыл. Над лифтом мигала стрелка вверх и номер пятого этажа — значит, она ушла пешком. Я метнулся к лестнице, и вмиг оставил за собой все восемь проемов. Но ни впереди, ни в холле первого этажа Лели не обнаружилось.

Казалось, она прошла кротовой норой, как новейшие корабли телекосмопорта. В открытом космосе они проводили ничтожно малое время. Ныряли из одной кротовой норы в другую, и за неделю пересекали Галактику вдоль и поперек.

Сам не понимая почему, я вдруг поставил себе задачей догнать Лелю. Бросился к офисным дверям, и пулей вылетел наружу.

Дневной двор приветствовал тишиной и покоем. Дети и подростки в школе, молодежь — в Академиях, Университетах и ПТУ, взрослые — на работе. На деревянных лавочках, у подъездов, кормили голубей несколько бабушек. Три молодые женщины с колясками о чем-то очень тихо переговаривались невдалеке от газона с огромными оранжевыми герберами.

Еще пара десятков мамочек зорко следили за чадами на просторной детской площадке. Ребята постарше с восторженными визгами катались с горки, прыгали внутри комнаты-батута, в форме дракона, лазили по турникам, качались на качелях. Малышня возилась в песочнице, где легко улеглись бы с десяток взрослых.

Ветер бросил в лицо запах жареной картошки, и желудок возмутился невниманием хозяина. Тем, что встретив Плазму, он совсем позабыл о недавнем чувстве голода. Но куда же она все-таки запропастилась? Неужели успела выскочить на центральную улицу? Тогда погоня бесполезна.

Там поджидают клиентов, зависнув в нескольких сантиметрах над землей, десятки такси. Она уже могла уже улететь в другой конец города, или, за его окраины. Из груди вырвался невольный вздох. Я пожал плечами, сам себе удивляясь, и прислушался к желудку. В самом деле, чего это я? Пойду-ка пообедаю. Никуда не денется Леля, завтра, как миленькая, прилетит в космотелепорт. И, как минимум, на двое суток, мы останемся единственными пассажирами транспортника. Больше того! Нам обоим нужно будет ознакомиться с причиной командировки, в одной и той же, суперзащищенной от всего комнате.

Эти мысли удивительным образом придали мне сил, бодрости и оптимизма.

Я расправил плечи, вдохнул поглубже и шагнул к ближайшему кафе. Обедать в офисной столовой резко расхотелось. Мысли о встрече с приятелями из АУЧС, как ни странно, не приносили приятных минут. Я вдруг понял, что до ужаса сторонюсь расспросов о том, как ухитрился выжить с переломами костей, с травмами всех органов, с множественными сотрясениями мозга. И еще больше чураюсь расспросов об аварии, о том, как все случилось. Обед в обществе малоизвестных агентов, обмен официальными фразами и обязательными пожеланиями приятного аппетита, привлекал еще меньше.

И я решительно дернул длинную, вертикальную ручку ресторанной двери с многообещающим названием «Сказочная трапеза». Знакомые агенты неплохо о нем отзывались, рекламировали кухни разных стран мира, советовали как-нибудь попробовать. И вот это «как-нибудь» наступило.

Глава 4 О том, что мы можем и жалеть и не жалеть об одном и том же поступке

День не заладился с самого начала. Как всегда, в промежутках между командировками, я проснулась поздно, ближе к половине двенадцатого.

Пока привела себя в чувство, умылась, оделась, стукнуло почти полпервого…

Я отправилась на кухню, заваривать чай, собираясь закончить отчеты за завтраком. В агентстве по тарелочкам бюрократия цвела ничуть не менее пышным цветом, чем в любой другой правительственной конторе.

Пухлый красный чайник закипел и выплюнул облачко пара. Я залила горячей водой заварочный — белый, щекастый, словно созданный для большой семьи. Люблю хороший чай. На просторной кухне под него отводился целый мини-шкафчик.

Много столетий назад, мы с мужем неизменно встречали гостей крепким, ароматным напитком. И друзья поражались: никогда не пили столько жидкости, а тут…

Летний день за окном развлекался тем, что запускал солнечных зайчиков на пол. Они носились по бежевому паркету из искусственного дерева, бросались под ноги. Напротив, моего, трехсотого этажа величаво плыли облачные корабли, позолоченные лучами.

Только налила себе чаю, меня позвал другой индиго — Заллис. Мы общались на расстоянии, мысленно и почти не встречались лично. Как и с большинством сородичей, с тех пор, как открылся дар. Кажется, я получила его лет в шестьдесят или около того.

Индиго воспринимают не только информацию, что летит сквозь пространство из мозга в мозг, как сообщение по интернету. Чувствуют эмоции собеседника, а иногда могут даже на мгновение увидеть его — смутно, неярко — словно карандашный набросок, почти без штриховки.

— Леля? — слишком высокий для мужчины голос вздрагивал, срывался. — Мне нужна помощь.

Я сразу поняла, что дело безнадежное.

— Оживи… брата. Пожалуйста… — Заллис всхлипнул — очень тихо, но я услышала. — Несчастный случай. Он же пожарник…

Эх! Давно надо было полностью заменить живых пожарных биоботами. Пока власти считали, что целиком перекладывать жизненно-важную для людей работу на полумашины опасно, гибли невинные.

Я знала, что новость расстроит Заллиса, но… деваться некуда. Уж если обрубать хвост, то целиком, а не по частям. Я отпила чаю — для храбрости и отставила большую белую чашку на желтый, щербатый пластик стола.

— Прости. Не могу. Никак не могу, — проронила, не скрывая досады.

— Недавно оживляла? — выдохнул Заллис. Вопрос был риторическим, но он все равно его задал. — Когда? Ты же можешь раз в год или даже чаще?

— Чуть больше двух недель назад, — через силу пояснила я. — Но нас ведь четверо. На Земле-то. Ну воскрешателей, — заторопилась с предложением. — Шестеро на Галактику. Попробуй достучаться до остальных.

— Попробую. Извини, что побеспокоил, — он отключился прежде, чем я успела сказать хоть слово в утешение. Ну и правильно! Надо спешить, искать других индиго, как я, а не языками чесать.

Донннн… Доннн… Доннн…

Колокольный звон вызова по сотовому заставил вздрогнуть. Я схватила старенький телефон — почти с ладонь размером. И к самому лицу выстрелило трехмерное изображение номера Элдара Масгатовича.

Сердце тревожно екнуло, словно предвещало беду.

Я присела в свое любимое кухонное кресло — мягкая, бархатистая обивка помогла расслабиться, унять беспокойство. Сложила ноги по-турецки, глотнула еще чаю и только потом приняла вызов.

— Леля, приезжай в офис. К часу или к полвторого, — без прелюдий изрек шеф. Его грубоватый голос, как обычно, звучал нарочито спокойно, вежливо. Элдар Масгатович относился к индиго с богоговейным трепетом.

— Хорошо, — ответила я. — Только отчеты еще не готовы.

— Плюнь на отчеты. Есть срочное дело. Жду, — и второй раз за утро собеседник отключился прежде, чем успела ответить.

Что-то будет…

Я метнула взгляд в окно. Три машины пролетели где-то на уровне двухсотых этажей, на глазах сбавляя скорость. Резко снизились и пошли на посадку во дворе. Ветер занес на кухню запах пережаренных гренок и одуванчиковый пух.

Такси! Надо вызвать заранее. Днем в моем направлении жуткие пробки.

Словно очнувшись от оцепенения, я заказала машину и рванула в кабинет…

…

Рабочая комната была точной копией той, что много столетий назад делили мы с мужем. Покупая квартиру, я смерила ее десятью шагами — вдоль и поперек. Черная шеренга пластиковых шкафов-солдатиков за спиной почти не отнимала пространства, но вмещала все, что нужно для работы и отдыха. Начиная от книг, инструментов, аккумуляторов и заканчивая сотнями полезных в хозяйстве вещей.

Я полюбила шкафы-солдатики после рождения сынишки. Они отлично запирались на магнитные замки, и вскоре туда переселилось все, до чего дотягивались маленькие ручки. Батарейки, зарядники для телефонов, сами телефоны, лекарства и куча другой, опасной для детей мелочевки. А все, что не умещалось внутрь, громоздилось сверху. Красная ванночка для грудничков, с исцарапанными игрушками краями, пролежала на шкафу-солдатике почти год. Мы отдали ее соседям, для их первенца. Тоже красная поляна для малыша с улиткой-зеркальцем и смешной обезьянкой на пружине продержалась на год дольше. Но потом перешла в наследство подругиному сынишке.

По старинке отстукивая пальцами по клавиатуре, я принялась перебрасывать все отчеты на флешку. Все, что успела подготовить — чуть больше половины. Реальными кнопками давно никто не пользовался. Я раздобыла этот антиквариат с огромным трудом — заказала в специальном магазине и ждала месяца три, пока соберут и доставят. Нынче все работали на трехмерной виртуальной клавиатуре — она пришла на смену сенсорным экранам. Надоело людям стирать жирные пятна, опечатки пальцев с новомодных тонких, как лист бумаги, мониторов. И все вернулось на круги своя. Зачем мне потребовалась пластиковая клавиатура? Сама не знаю. Приятно было ощущать под руками настоящие кнопки. Не утопать пальцами в трехмерных фантомах, а чувствовать, как они вдавливаются, как сопротивляются нажиму.

Десятки страниц перекочевали на флешку. Теперь их делали не больше пол ногтя в ширину, плоскими, как картонка. Я сунула флешку в карман и, в ожидании, такси, принялась бездумно листать новости в галанете — межгаллактическом интернете.

Внутри поднималась паника, больно колола сердце, сбивала дыхание.

Вызов к Элдару Масгатовичу насторожил не на шутку.

Я никогда не работала в центральном офисе, да и наведывалась туда считанные разы за столетья безупречной службы.

Должность «удаленного агента» меня более чем устраивала. Не требовалось встречаться с коллегами, создавать видимость общения, пропускать через себя приятную суету чужих жизней — рассказы о детях, любимых, друзьях.

Ох уж мне все эти обеденные чаепития с именными кружками, печеньем из магазинчика рядом с офисом и задушевной болтовней вприкуску… Дежурные вопросы вначале рабочего дня: как жизнь, как дела, как домашние? Они выводили из себя, лишали самообладания.

Когда-то и мне было чем поделиться, чем похвастаться. Давно, много-много столетий назад. А потом… потом я всех потеряла. Они ушли, один за другим, оставив мне лишь крошечные осколки своих жизней, маленькие сувениры на память. Я заперла их в ящике письменного стола, как в сейфе, и никогда никому не показывала.

Там, в отдельной, пластиковой коробочке, лежала беленькая бирка с ручки сына — ее надели малышу в роддоме. На тонком, дорогом пластике чернела надпись: «мальчик, 3,6 кг. Доношенный». Рядом, в точно таком же крошечном прозрачном мавзолее хранилась ириска «кис-кис». Дочка почти не ела сладкое, только эти конфеты и любила. Я нашла ириску в ее детском платьице, когда разбирала старые вещи, убранные в коробки, на лоджию. Власти осчастливили граждан четырьмя выходными подряд. И мне вздумалось выбросить ненужный хлам, а еще хорошие, почти новые вещи отдать друзьям с детьми, с дачами. И вот я начала складывать сарафанчик и… нащупала в кармане что-то жесткое. Я отдала дочке ириску в шутку — тогда она уже вышла замуж и жила отдельно. А вернулась конфетка ко мне уже при совсем других обстоятельствах.

Я снова набралась духу разобрать вещи. Пришла к дочке домой, после ее похорон. Трехкомнатная квартира еще хранила флер духов моей девочки — от запаха свежести и зеленых яблок на глаза навернулись непрошенные слезы. На кресле, аккуратно сложенный, лежал красный клетчатый плед — мой подарок на последний день рождения дочки. У нее стали часто мерзнуть ноги.

Меня словно вела интуиция. Я залезла в черный пластиковый шкаф — он высился в углу гостиной — и среди множества коробочек, пластиковых емкостей с бытовыми мелочевками… обнаружила маленькую шкатулку из бересты. Надпись на ее крышке гласила «капелька везения». Я приоткрыла шкатулку и обомлела. Там лежала ириска, та самая ириска…

Запертый ящик надежно прятал от чужих глаз коробочки с сотнями флешек. Сколько фотографий они хранили? Да кто ж их знает. Я брала любую, вставляла в компьютер и уходила от реальности.

Вот дочурка, вся такая торжественная и серьезная, выпрямилась на краешке нашего старого белого дивана. Пристроилась совсем рядом с тремя царапинами от колес игрушечной машинки — они небрежными росчерками упираются в поручень. Сынишка в детстве устраивал гонки по мебели, и она еще хранила отпечатки его веселых забав. Напряженная, со сложенными на коленях руками, в белой кофточке и черной юбке-карандаше, моя девочка похожа на молодую учительницу. Немного робкую и невероятно очаровательную.

Рядом, задевая богатырским плечом абажур антикварной желтой лампы — маминого подарка — насупился ее жених. И где только дочка его откопала? Курносый нос-картошка, весь усыпанный веснушками, черный ершик волос на голове, грубые, короткие ладони, нескладная, хотя и крепкая фигура… За дочкой ухаживали такие красавцы. А этот… Что она в нем нашла?

Вот мы танцуем с сыном на его свадьбе, вернее это он держит меня на руках и кружит, подняв над полом. Вокруг рассыпается в стороны пестрая до рези в глазах толпа гостей — благо громадный светло-голубой зал ресторана позволяет ретироваться по добру по здорову. А тяжелая, хрустальная люстра над головами позвякивает в такт мелодии бусами подвесок.

А вот… муж на балконе отеля, на каком-то морском курорте — сама фотографировала. Капельки крема от загара блестят на круглых щеках и курносом носу — опять поленился нормально размазать, голубая бандана смешно съехала набок. Веера пальмовых веток распушились на заднем фоне и тщетно пытаются скрыть от любопытных глаз лазурную полосу моря, в окантовке острых клыков скал.

Но все это осталось там, в прошлом.

А теперь… теперь я не находила сил вытерпеть то, как делились своим счастьем другие. И что еще важнее — не хотела терпеть. Наверное, во мне говорило малодушие. Но что поделать… Все мы не безгрешны.

Работа «на дому» и в командировках стала истинным спасением. Я нуждалась в ней, как утопающий в спасительной соломинке. Чтобы совсем не одичать, не забыть, как общаться с людьми, не забыть какие они — эти люди. Дар и служба позволяли ощущать себя полезной, причастной к чему-то большему, справедливому и нужному. Я не представляла себя без работы, хотя на собственные счета в банке могла безбедно существовать еще уйму времени. Казалось, уйду с должности, и ничего в жизни не останется. Ничего. Пустота.

Дзиннн… Дзиннн… Дзиннн…

Такси. Момент истины.

Пока ярко оранжевая машина неслась к цели, я все сильнее накручивала себя, в ужасе пытаясь угадать — что сделала неверно, чем нагрешила. И чем ближе подлетало такси к знакомому синему офису, тем все отчаянней колотилось сердце, все труднее становилось нормально мыслить. Когда подошла к кабинету Элдара Масгатовича, меня трясло изнутри. Минуты сменяли друг друга, а я замерла перед белой пластиковой дверью, не в силах справиться с волнением. Оно упорно рвалось наружу — неровным дыханием, дрожью в пальцах.

С огромным трудом совладав с собой, я вошла, морально готовясь к худшему. Но шеф по тарелочкам неожиданно тепло поприветствовал, мигом разрядив атмосферу. Предложил располагаться как дома. Мне надо было еще тогда насторожиться! Уж слишком он старался…

Где была интуиция индиго? Почему не сработала?

Я устроилась в кресле, у стола Элдара Масгатовича, и расслабилась на мягком сидении из натуральной кожи. Начальник позволил прийти в чувство. Не мешал, не торопил. Сел напротив, откинулся на спинку кресла и наблюдал с непроницаемым лицом профессионального агента. Сколько бы ни оттрубил он в кабинете, а былую выучку не пропьешь.

Стоило успокоиться, настроиться на рабочий лад, Элдар Масгатович выпрямился, растянул губы в неестественной улыбке и сообщил, что мне предстоит сменить коллегу на скандальной Муританне. Ничего себе! Задание с подвохом! В груди снова тревожно екнуло, ком в горле не желал сглатываться.

Увы! То были лишь цветочки. Не давая мне опомниться, Элдар Масгатович посерьезнел и предупредил, что мы ждем второго агента. Он будет сопровождать меня в почти наверняка провальной командировке. И он очень хорош в скользких делах, вроде нашего.

Едва Элдар Масгатович закончил свою речь, вновь откинулся на спинку кресла… в кабинет решительной походкой вошел Вайлис Рамс.

Я встретилась с ним глазами и… похолодела. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди и забьется на полу, словно беспомощная рыба на берегу.

Почти осязаемо ощущая на себе цепкий взгляд матерого агента, его повышенное внимание, я едва дышала.

Он… меня… узнал. В голове воцарился сумбур, мысли путались, ускользали. Как это вообще могло случиться? Это же невозможно! Невероятно! Он не мог узнать меня, не должен был! Но… узнал.

Казалось, земля ушла из-под ног, и там, внизу разверзлась пропасть, грозя поглотить меня в одно мгновение. А заодно, засосать и остальных индиго — тех, кто верил, что я сохраню наш секрет.

Никто, кроме самих индиго не знает всего о наших способностях. Ни ученые, ни врачи, ни чиновники, что выдают нам особые удостоверения личности, отмечают каждого нового сородича. Каждый из нас уникален, каждый может такое… Разнюхай об этом люди, не видать нам свободы, не видать гражданских прав. Сидели бы в клетках и работали на правительство, когда того требовала ситуация. А то и вовсе пополнили бы список анонимных объектов исследований какой-нибудь сверхсекретной лаборатории.

Вайлис должен был забыть те мгновения. Также, как и все остальные, оживленные мной люди. Также как все воскрешенные даром индиго с огнем в крови — любого из нас. Они же всегда забывают! Ну как же так?

Хлипкая надежда на то, что Вайлис спишет все на видения, на фантазии умирающего мозга, испарилась. Он смотрел на меня такими глазами… Не знаю как объяснить…

Чудилось — еще секунда и Вайлис в подробностях расскажет обо всем, что между нами было. Нарисует карту моих родинок, шрамов… эрогенных зон. И только начальник по тарелочкам мешает его откровениям.

Огромным усилием воли я заставила себя расправить плечи, вытянуться струной и сделать вид, что слушаю Элдара Масгатовича. Но его слова терялись, уходили за границы восприятия. Я только и думала, что о Вайлисе, и честила себя, на чем свет стоит.

Какая же я дура! Сентиментальная, слезливая дура, не способная мириться с нечаянными, неоправданными смертями. Вообще не способная мириться со смертью.

Надо было тысячу раз подумать, расспросить сородичей — оживляли ли они полумельранцев…

Ну да… все мы сильны… задним умом.

Как же мы сработаемся с Вайлисом, как уживемся бок о бок? Меня до холода в желудке пугала эта перспектива и соблазняла до тепла в животе. Так манит мотылька ослепительная смерть на раскаленном стекле фонаря. Но я индиго, и я справлюсь. Не девочка двадцатилетка все же — женщина с длинным прошлым за плечами.

…

Я собиралась в дорогу в какой-то странной, до ужаса непривычной лихорадке. Дежурный командировочный чемодан помог лишь отчасти. Я почти разобрала его, после предыдущей командировки. Думала, агентство даст небольшую передышку. Всегда давало…

Успокоившись по части сборов, я вдруг поняла — что так и не пообедала.

Захватила из холодильника вчерашние блинчики с мясом и решила, пока есть свободная минутка, проштудировать историю конфликта на Муританне. Хотя бы ту ее часть, что разошлась по Союзу благодаря прессе и галанету.

Устроилась с перекусом за черным пластиковым столом, и откинулась на спинку кожаного кресла.

Я не особо следила за новостями из скандальной колонии. И вот они посыпались как из рога изобилия. Вычленить нужные, отсечь слухи и сплетни, оказалось гораздо сложнее, чем я предполагала.

Все началось с того, что земляне и талькаирсы высадились на одной и той же Равнине Муританны — сейчас ее называют Коронованной. Кольцо гор вокруг, с почти симметричными скалистыми пиками, с вкраплениями эрридра — минерала, удивительно похожего на алмаз, и впрямь напоминало изысканную корону.

Несколько недель колонисты тщетно пытались договориться — кто займет райское место, защищенное от природных бедствий и хищников. Правительства Земли и Талькаирсы сражались за Равнину на другой, политической арене — немного более чистой и менее опасной. А тем временем, если верить галанет-версии, ситуация на Муританне накалилась добела.

Колонисты поделили Равнину и строго настрого запретили инопланетникам заходить на свою территорию. Но спустя несколько недель невдалеке от границы нашли трупы трех молодых землянок.

Зачем девушки так подставлялись? В тот момент я этого не понимала, считала ужасной глупостью. Конечно же, я им сочувствовала, но больше сочувствовала близким погибших… Они потеряли дочерей, сестер из-за неуместной беспечности. Но потом… потом выяснилось, что все происходило совершенно не так.

Через две недели при невыясненных обстоятельствах пропал молодой талькаирец. И, по какой-то непонятной никому причине, в гибели его тотчас обвинили землян. Инопланетники не нашли ни тела, ни подтверждений тому, что парня убили. Но спустя двое суток по времени Муританны, десять талькаирсов зверски избили и бросили умирать троих землян. Один из них чудом выжил, добрался до родной колонии и рассказал о страшном преступлении. На следующий день земляне ворвались в три дома талькаирсов и расстреляли всех: мужчин, женщин, детей. Вопросы множились в моей голове, а логики в событиях не добавилось ни на грош.

Почему жертвой пали три семьи? Почему не десять? Почему убили простых талькаирсов, а не руководство поселения? Разве не оно обязано держать всех в узде, наводить порядок?

А хуже всего то, что, в отличие от Вайлиса, я никогда прежде не работала с убийствами. В человеческих колониях вдосталь других преступлений.

Внутри поднималась знакомая, горячая волна. Зачем нужны все эти смерти? Кому стало от них легче? Их беспричинность и бессмысленность больно кололи сердце…

И внутри росло стойкое ощущение какой-то мистификации.

На следующий день после страшной расправы в поселениях высадились миротворцы с родных планет, границу начали патрулировать круглосуточно.

А спустя еще два дня в горах талькаирсы наткнулись на тело того самого парня, якобы убитого землянами. Похоже, он просто сорвался в ущелье и сломал позвоночник. Но смертельная гонка уже стартовала.

Не смотря на неусыпную охрану границы, на старания властей, спецслужб, наших коллег, люди и талькаирсы продолжали пропадать и обнаруживались уже мертвыми.

Агенты по тарелочкам, сыщики, тайные правительственные следователи изо всех сил пытались найти виновных в первых смертях. Если верить очевидцам, убийцы носили специальные маскировочные костюмы. Один поселенец даже ухитрился тайно снять мерзавцев на камеру.

Следователям пока не удалось даже установить — принимали ли участие в расправе обе расы, или же только одна. Слишком уж похоже телосложение людей и талькаирсов. Костюмы убийц скрывали лица, особенности фигуры, изменяли рост и комплекцию. Производились и продавались они на обеих планетах — либо в секретных магазинах для спецслужб, либо на черном рынке.

И вроде бы — куда уж проще? Проследить покупателя, выйти на заказчика. Но в официальных магазинах клялись, что никому «со стороны» ничего не продавали. Все костюмы были учтены и принадлежали существам, не покидавшим свои планеты. Прошерстили и продавцов с черного рынка. Но и этот след привел в тупик. На черном рынке костюмы не приобретали уже почти столетья.

И во всю эту сумятицу отправили нас с Вайлисом, отозвав одних из самых опытных коллег — они работали в колонии с момента высадки. Так решило даже не руководство агентства по тарелочкам, а объединенное правительство Земли. Для обсуждения планетарных дел особой важности созывались полномочные представители Азиатского и Европейского государства. И вот этим самым полномочным представителям стрельнуло в голову влить в конфликт «свежую кровь», посмотреть на него «свежим взглядом».

Задание вызывало у меня гораздо меньше восторга и оптимизма, чем у Вайлиса. Хотя, наверное, он убежден, что раскроет преступление и накажет виновных. Если верить досье Вайлиса, ему это удавалось и не один раз.

Я устало вздохнула и выключила компьютер. Но внезапно экран мигнул желтоватым светом, и наружу выстрелила надпись:

«Мы знаем кто ты. Мы знаем, что ты можешь. Не высовывайся. Или жди беды».

Сердце тревожно екнуло, в ушах застучали молоточки, меня пробила мелкая дрожь. Что это? О чем они?

Я замерла, перечитывая послание, как вдруг оно растворилось в воздухе. Экран почернел, синяя кнопка пуска на клавиатуре погасла. В суматохе, я подскочила к компьютеру и хотела загрузить его снова… Но странное безразличие разлилось по телу.

А спустя секунду я уже и не думала о случившемся. Словно кто-то выключил переживания и опасения по этому поводу…Даже странность этого меня не беспокоила.

Глава 5 В которой разница между сном и явью удивляет героя

Я вдруг почти перестал ощущать запахи ресторана — их заслонил ее аромат. Я не думал о нем в кабинете Элдара Масгатовича, не обращал внимания сознательно. Но сейчас даже упоительные запахи свежей еды — солянки, куриного рулета, горячего овощного рагу, будто бы исчезли.

Я жадно втягивал ее аромат — едва уловимый, похожий на смесь ноток мяты и корицы.

Желудок мгновенно перестал урчать и сжиматься. Внимание переключилась с горячего обеда на ту, что отодвинула занавеску моей «приватной кабинки» и остановилась напротив.

Выгнулась кошкой, и прислонилась к столбу из черного пластика, почти неотличимого от мрамора. На четырех таких столбах и держались занавески, отделяя нас от людного зала ресторана. Я скользнул взглядом по длинной шее Плазмы, прямой спине, резкому переходу между талией и круглыми ягодицами и захлебнулся воздухом. Отметил кокетливо приподнятую ножку в красной лодочке на высоченной шпильке. Жар и тяжесть прилили к лобку быстрее, чем я успел приласкать взглядом высокую грудь и ложбинку, такую заметную в декольте короткого топика.

А взгляд бесцеремонно опускался туда, где обрывался вышитый лиф, открывая наблюдателю идеальный живот и красивый пупок.

Сердце колотилось как сумасшедшее, воздух распирал грудь. Я стиснул Плазму в объятиях и стянул резинку с ее волос. Мне почему-то жутко хотелось освободить их от плена прически, дать волю огненной лаве янтарных прядей. Золотистые глаза Плазмы смотрели без прежней отчужденности, без холода, с лихорадкой желания. Как же это было здорово!

Вдохновленный и по-глупому восторженный, я опустил руку на бедро Плазмы и поспешно задрал коротенькую юбчонку — она едва прикрывала лобок. Жар охватил меня целиком, когда обнаружилось, что на индиго нет белья.

Не помню, как расстегнул брюки, как усадил ее на стол, и куда подевалась еда. Помню лишь это знакомое ощущение — себя в ней, такой тесной, влажной, возбуждающей. Помню, как впивался ртом в губы Плазмы — мягкие, нежные, как и в первый раз. Помню, как двигался, подгоняя минуту пика, сладостного освобождения. Помню, как дрожал от гнета страсти, от нетерпения. И ее тело вторило, ее руки скользили по спине, а губы обжигали шею и щеку.

Помню, как не мог насытиться Плазмой, как снова и снова обладал ею, будто в первый раз. Изливался и возбуждался все сильнее. Горячка желания не проходила. Но ни с чем несравнимое удовольствие прижимать ее, дрожать от долгожданного освобождения, вдавливаясь сильнее и сильнее, искупало все.

В каком-то тумане, в лихорадке увидел я, как распадается здание ресторана. Пфффф и стены, потолок, пол разлетаются как колода карт, кружа в голубом мареве, без верха и низа.

Нас с Плазмой, сплетенных воедино, окутал странный, розоватый туман. Заклубился вокруг, тонкими лентами опутал тела. Но мы так и не расстались. Словно все вдруг стало неважным, отступило перед силой нашей страсти. И мы парили в невесомости, не отрываясь друг от друга, продолжая то отдаляться на мгновения, то жадно стремиться навстречу друг другу.

…

Я проснулся — весь мокрый от пота, от собственного семени, едва дыша. Как и каждое утро после воскрешения.

Плазма… Я лежал с закрытыми глазами, и думал о ней.

Улыбка сама собой растянула губы, сердце екнуло и странное ощущение разлилось внутри. Ощущение, что то был не обычный эротический сон, нормальный для здорового мужчины, что уж говорить о полумельранце, с его неукротимым либидо. Я чувствовал себя с ней, в ней совсем не так как привык.

Было что-то до ужаса правильное в том, что мы вместе. Нечто невероятно сильное, незнакомое заставляло меня желать обнять ее и стиснуть даже после того, как стихло возбуждение.

Непривычные, новые чувства, эмоции будоражили и сбивали с толку. Я не хотел, чтобы она ушла после секса, чтобы уехала домой. Я фантазировал, как Плазма встанет с постели, потянется, неспешно подойдет к окну и, распахнув шторы, поприветствует новое утро. Воображал, как она примет душ и такая еще влажная, теплая вернется в спальню, обнимет, неловко чмокнет в щеку. А потом вдруг разулыбается, оденется и придет к завтраку.

Я не загадывал, как с прежними любовницами — хороший она кулинар или плохой, сварганит ли приличное блюдо или его придется заказывать. Достаточно того, что я сам неплохо готовлю, да и хороший ресторан доставит все, что пожелаешь за десять-пятнадцать минут.

Мысли пронеслись в голове, и улыбка растянула губы шире.

Я нехотя распахнул глаза, и розовые флаги рассвета у горизонта разбудили окончательно. С моего, четыреста пятого этажа городская граница, лес и горизонт были виды как на ладони.

Туманная, мечтательная дрема разом схлынула, уступив дневной суете. Я вскочил с постели и бросился в душ. Настенные трехмерные часы упорно крутили в воздухе голограмму 2: 48. У меня совсем не осталось времени. Надо спешить в космотелепорт.

…

Чемодан караулил у моих дверей всегда — агент АУЧС всегда должен быть готов к дальнему путешествию. После очередной командировки я отдавал грязные вещи домохозяйке, она быстро стирала их и через день сама загружала в сумку. Иногда казалось, что домохозяйка и четыре уборщицы стали мне почти друзьями, почти родственницами. Я дарил им духи, косметику и дорогую бижутерию на праздники и дни рождения, придирчиво выбирал открытки с россыпью брошек, кошечками и сердечками. Зачем? Наверное, ощущал потребность заботиться о ком-то. Хотя бы так, но заботиться.

Затертым до дыр ритуалом проверив удостоверение и платежные карточки, я выскочил из квартиры и на ходу вызвал такси. Когда вышел из подъезда, машина уже зависла неподалеку, и пестрые газонные цветы поклонились ветру из-под капота.

И снова, прямо как возле офиса АУЧС показалось — мимо пронеслось нечто. Очень быстрое, почти незаметное. Сердце екнуло, кольнуло, будто ледяная струйка затекла в желудок. И снова, в точности как тогда, я внимательно оглядел окрестности и ничего подозрительного не заметил. Может просто не выспался? Я часто встаю до семи утра, но вот в такую рань — почти никогда.

…

Здание космотелепорта напоминало то ли мечеть, то ли старинный замок.

Круглое, пятиэтажное среди цилиндров небоскребов, оно казалось пухлым холмом среди стройных утесов. На сизо-голубых стенах и куполах поблескивали на солнце тонкие золотистые узоры в восточном стиле.

Такси резко сбросило высоту и вонзилось в одну из десятков арок — они предваряли входы в космотелепорт. Три белесые пластиковые двери пропустили нас внутрь поочередно. Круглые ряды кресел для пассажиров остались позади в мгновение ока.

Затормозили мы ближе к центру зала, дав лихой вираж около виртуальной цифры двадцать — она вращалась в воздухе, словно по волшебству. Чуть повыше повторяло ее движения время рейса.

Мне сразу бросилась в глаза фигурка Плазмы. Она стояла почти под номером пути, облокотившись о прямоугольную ручку темно-синего чемодана с выключенной воздушной подушкой.

Собранные в высокий пучок волосы в свете желтых ламп на потолке отливали янтарем. Ярко-синяя блузка с умеренным вырезом, и узкие изумрудные брюки подчеркивали цвет прядей. Четкий, но мягкий профиль Лели так притягивал взгляд, что я не заметил Элдара Масгатовича. В традиционной белой рубашке и черных брюках, отглаженных до невозможности, он казался совершенно неуместным среди по-дорожному удобно одетых путешественников. Даже странно, что я упустил шефа из виду! Он возвышался в нескольких шагах от Лели в такой знакомой закрытой позе превосходства над всем и вся — руки сложены на груди, ноги широко расставлены, подбородок вздернут.

Я зацепил Элдара Масгатовича краем глаза, ощущая, как от вида Лели в животе разливается странное тепло и словно бы щекочет изнутри, улыбка сама напросилась на губы. А когда резко повернулась, словно ощутила мой взгляд, жар бросился в лицо, ладони снова вспотели.

— Вы куда-то еще? Вайлиис? — только теперь я сообразил, что шофер уже не одну минуту пытается привлечь внимание рассеянного пассажира.

— А? — обернулся я.

— Вы куда-то еще поедете или мы прибыли? — с явным облегчением повторил вопрос шофер.

— Нет, приехали, — сейчас улыбка казалась гораздо уместней, но губы упорно и не желали ее изображать.

Шофер бросил меткий взгляд через мое плечо, на Лелю — она стояла в нескольких метрах от нас — и выдал: — Красотка. Что правда, то правда.

Я сунул парню карточку, и не глядя на жадную до денег машинку, заранее положил палец на серебристый квадрат наверху.

Что-то не понравилось мне в тоне, в словах шофера, но никак не удавалось смекнуть — что же именно. В груди кипело непонятное возмущение, на языке вертелись неуместные грубости.

Леля отвернулась и посмотрела вправо.

— Вайлис? — позвал шофер и ткнул мне в руку карточку. — Двести условок. Вы выходите? Все еще в странном оцепенении я забрал свой «пластиковый мешок с золотом», отмахнулся от чека и вылез наружу.

Теперь стало ясно — что привлекло внимание Лели, да и Элдара Масгатовича тоже.

Воздух невдалеке от них заколебался и, казалось, настоящее, серебристое зеркало появилось еще в минуту назад совершенно пустом центре зала. Упираясь в пол и потолок, оно легко пропустило бы сквозь себя шеренгу в сотню человек. Когда входы в кротовые норы только появились, мы, путешественники тыкали в них пальцами, обходили вокруг, чтобы убедиться — «за зеркалом» нет ничего. Ничего не видно, словно входа вообще не существует. Помню, как дети носились вокруг и смеялись, как подначивали друг друга: ну суть туда руку, сунь, и ее откусят. Как же это было давно! Теперь входы в кротовые норы воспринимались пассажирами в зале ожидания также как поезда в давние времена. Обыденно. Дети даже не оборачивались, не отводили взгляд от трехмерных компьютерных игр.

Из зеркала высунулась металлическая лестница транспортника, и с недовольным цоканьем уперлась в пол. Из нее быстро выскочили перила, и лестница превратилась в нечто вроде самолетного трапа времен моей далекой юности. Только ветер из лопастей не швырял в лицо волосы, и бортпроводницы в оранжевых костюмах не следили за посадкой.

Шофер со стуком поставил рядом со мной чемодан. Я машинально схватился за ручку и встретил недовольный взгляд Элдара Масгатовича.

— Вайлис? Ты чего? Не проснулся что ли?

Леля метнула в меня испытующий взгляд и официально поприветствовала:

— Доброе утро, Вайлис.

Она слишком быстро отвернулась, словно торопилась прервать зрительный контакт, и сердце почему-то снова болезненно екнуло.

— Да проснись же, чертов полукровка! — окатил меня презрением, как холодным душем Элдар Масгатович. Я вдруг жутко захотел уложить его на обе лопатки, прямо на пол, обездвижить болевым приемом на глазах у Лели. Странные вещи творились со мной с момента нашей встречи. Я привык пропускать оскорбительные, вздорные пассажи шефа мимо ушей, снисходительно позволяя ему развлекаться за свой счет. Пусть насладится, если больше нечем себя потешить. Но сейчас раздражение закипело внутри, даже скулы свело, ноздри помимо воли начали раздуваться. Едва сдержав злые слова, уже готовые сорваться с языка, я кивнул Элдару Масгатовичу, предлагая продолжать.

— Ваша задача, дорогие мои, — неожиданно тихо и как-то даже задушевно произнес он. — Расследовать все осторожно, деликатно. Для столкновений и выяснения отношений там есть боевики. А вы обязаны сохранять нейтралитет. Общаться одинаково уважительно с руководством обеих колоний. Обеих, понятно? — он обвел нас с Лелей взглядом родителя, что втолковывает несмышленому ребенку как себя вести в школе. Я кивнул, она тоже.

— Правительства нашли компромисс. И от того, сможете ли вы примирить стороны на месте, зависит его судьба. Вы понимаете?

О да, я начал понимать. Все внутри закипало, тело напряглось в порыве врезать Элдару Масгатовичу по довольной физиономии. К чему убивать гонца? Чем это поможет?

Впервые агентам по тарелочкам вменялось не разобраться в преступлениях, не вывести негодяев на чистую воду. От нас требовалось найти тех, кто ответит за все и помирить стороны, сдав его на милость властей. Возможно, для такого как я, найти ответчика и раскрыть убийства — одно и тоже. Но не для Элдара Масгатовича, и не для планетарных господ президентов.

Они жаждали найти козла отпущения, того, на кого обе колонии без зазрения совести и капли жалости свалят все свои беды. Чтобы потом, вместе облегченно вздохнуть, убеждая себя, что виновника несчастий заслуженно и сурово покарали.

Мне было противно даже думать о таком исходе командировки. Леля нервно дернула плечом и поджала губы — видимо, ей тоже не понравилась истинная цель поездки. От этого простого, малозначительного наблюдения в животе очень некстати разлилось тепло. Я сглотнул, сам не пойму зачем.

— Итак? Всем все понятно? — Элдар Масгатович по привычке еще раз осчастливил нас пытливым взглядом.

Леля кивнула вновь, я повторил ее жест, и впервые шеф удовлетворился таким ответом.

— Удачи, — сказал с какой-то особой интонацией, кажется, с надеждой.

Леля схватилась руками за трап, быстро пробежала по лестнице и исчезла в зеркале. Ее чемодан залетел туда следом. Я поторопился за спутницей, но, когда очутился в коридоре корабля, ее там уже не было. Шустрая она, Леля. Но и я не лыком шит.

И вместо того, чтобы готовиться к миссии, разбирать вещи, я направился к главному бортовому компьютеру. Казалось, все коридоры, потолки и каюты корабля отделаны зеленым бархатом. На самом деле, на ощупь материал походил на ковер с тонким, мягким ворсом.

Внутри витал настойчивый дух уборки — едкие запахи дезинфекторов легко перебивали ароматизаторы и сводили все их усилия к нулю.

Каюта управления, куда я держал путь, располагалась, как обычно ближе к носу транспортника, по форме похожего на бескрылый самолет. Корабль явно был большим — в коридорах легко разминулись бы с десяток человек, а каюты ничем не уступали комнатам моей квартиры. Я закинул в одну из них чемодан, запомнив номер — двести пятьдесят два.

Каюта управления напоминала планетарий. По потолку и стенам плыли изображения звезд и планет, мимо которых нам предстояло лететь. Когда корабль начинал свой путь, пассажиры видели тут и в окнах кают все, что осталось снаружи кротовой норы. А в недолгие минуты, когда транспортник выныривал в открытый космос, зрелище становилось особенно ярким и четким.

Помню, впервые очутившись в каюте управления, я оробел, ощущая себя ребенком на праздничной ярмарке. Не хотел сводить глаз с космических тел — таких реальных, таких близких. Казалось, протяни руку и сорвешь с потолка метеорит, как яблоко с дерева или запустишь ладонь в кратер неведомой планеты, как в дупло.

Но после энной командировки планеты, звезды и астероидные поля больше не вызывали детского восторга, воспринимались чем-то обычным, как облака на небе.

Понятие бортовой компьютер давно не имело ничего общего с конкретной машиной, монитором, системным блоком. Он был везде и нигде, встраивался в каждую каюту и каждый коридор. Но отсюда пассажир с нужным уровнем доступа получал возможность общаться с бортовым компьютером, корректировать действия автопилота и даже менять заданный курс.

Я вступил в розовый круг, поблизости от стены и с минуту ожидал ответа. С потолка спустился виртуальный экран и пролился механический голос.

— Вайлис Рамс, уровень доступа восемьдесят из возможных ста. Слушаю ваши указания.

— Я хочу знать в какой каюте разместилась агент Лелея Милава, — интуитивно я старался говорить как можно менее эмоционально.

— Каюта номер сто пятьдесят один, — поделился информацией компьютер. — Вам нужно пройти вперед от своей каюты. Коридор пересекут еще четыре коридора. В пятом находится искомая вами каюта. Еще вопросы? Пожелания? Распоряжения?

— В возможности транспортника входит перемещение вещей пассажиров из одной каюты в другую?

— Да. Если вы поместите чемодан в голубой круг у входа в каюту.

— Именно там я его и оставил, — я нарочно водрузил багаж на это место — слышал, что в новых моделях кораблей есть механизм телепортации для пассажирских вещей.

— Куда вы хотите перемесить чемодан?

— В каюту номер сто пятьдесят.

— Чемодан доставлен.

— Благодарю. Других пожеланий нет.

Экран и клавиатура передо мной исчезли. Я вышел и отправился на поиски каюты Лели.

Пол дернулся из-под ног и снова замер — транспортник начал свой путь. Зачем я преследовал Лелю? К чему занимать ближайшую к ней каюту, если на корабле их не меньше тысячи? Я не знал ответа. Меня тянуло туда и все тут.

Как я ей объясню? Да легко! Должны же мы выработать общую стратегию, придумать, что предпримем на месте.

Глава 6 В которой героям придется поговорить, но многое останется невысказанным

К своему стыду я так и не придумала толкового объяснения для Вайлиса и просто сбежала от него в космотелепорте.

Смех да и только! Глупое ребячество, недостойное индиго с плазмой в крови. Но я действовала на каких-то инстинктах, почти не думая, что творю и зачем. Страх бешеным стуком сердца отдавался в ушах, гнал меня, гнал, не давая вздохнуть, подумать.

Захлопнув спасительную дверь каюты, я плюхнулась на кровать, пытаясь отдышаться и одновременно озираясь вокруг. Летать на транспортниках последней модели мне пока не доводилось. Да еще на таких махинах — самый большой корабль, на котором я путешествовала, втрое уступал нашему в размерах.

В каюте можно было устраивать приемы человек на пятьдесят, а то и больше. На пластиковой кровати уместились бы трое пассажиров, в металлическом платяном гардеробе — четверо. Эх! Какой простор для нелегальных мигрантов! Сколько народу можно было бы выручить, спасти!

Однажды я уже тайно провозила парня, несправедливо осужденного за убийство. Друг-индиго устроил ему побег из тюрьмы, а я помогла выбраться за пределы Солнечной системы. Пришлось отдать нелегальному соседу подушку и матрас, а самой спать на жестком пластиковом ложе. Я решила не рисковать, и «дополнительную постель» у биоботов обслуги не брать. Мало ли что придет им в голову? Поделиться одеялом было выше моих сил. Без него при стандартных «корабельных» двадцати двух градусах за ночь я бы просто окоченела. Теперь парень живет себе в колонии, под новым именем, воспитывает двух дочерей, и водит туристов по местным горам. А настоящего преступника нашли, спустя несколько лет и наказали по всей строгости закона.

Из главной комнаты три двери вели на кухню, в ванную и в кабинет.

Я приподнялась с кровати, намереваясь исследовать их, но в дверь постучали.

Вайлис? А кто же еще? На корабле только я, он и биоботы. Они-то уж точно не заглянут на огонек. Меня накрыло ощущение птицы в клетке. Казалось, я наглухо заперта и мечусь из угла в угол, бьюсь о решетки. А кот подходит вплотную, гипнотизирует, ловко поддевает когтем крючок защелки. Незаметным движением отбрасывает дверцу и засовывает внутрь загребущую лапу.

Стук в дверь усилился. Я задохнулась от волнения, сердце загрохотало в ушах, от страха похолодело в желудке. Я боялась Вайлиса — его вопросов, его воспоминаний и собственной на них реакции. Я не могу себя выдать! Не могу выдать индиго с огнем в крови! Это не мой секрет. Он принадлежит нам всем. И если дам слабину, если расколюсь, пострадают ни в чем не повинные сородичи. Пострадают из-за моей оплошности. Хотя я так и не поняла — в чем же она заключалась.

Годами мы удачно скрывали свои возможности и — на тебе!

Ну почему же он меня помнит?

Весь прошлый опыт индиго говорит о том, что это невозможно. Даже тех, кто намного старше меня, оживил не тысячи существ, десятки тысяч! Ни один воскрешенный не узнал спасителя при встрече. Даже лицом к лицу! Даже в дружеской беседе.

В чем же я-то прокололась?

Слишком рано начала оживлять? Слишком много вложила эмоций? Слишком глубоко погрузилась в чтения прошлого и характера Вайлиса?

А может, все дело в мельранских генах? Хотя, какая теперь разница? Надо выпутываться, спасать себя и тех, кто мне доверяет. Особенно их. Как бы мало мы ни общались, как бы мало ни соприкасались, я чувствовала ответственность за судьбы сородичей.

Несколько вдохов-выдохов слегка уняли тревогу. В конце концов, я не смогу избегать Вайлиса вечно. Нам придется работать вместе, сообща. Деваться некуда — нужно обсудить стратегию, договориться. Да и скрытность порождает куда больше подозрений, вопросов, чем напускная откровенность, видимая общительность.

— Леля? Я могу войти? — осторожно поинтересовался Вайлис.

Мне все больше нравился его голос — низкий, бархатистый и одновременно очень чистый. От него по телу пробегала странная, теплая волна и легкая дрожь.

— Д-да, — промямлила я и пересела в кресло. Короткая спинка, узкие подлокотники, мягкая, но шершавая тканная обивка, заставили помимо воли собраться, придали толику уверенности.

Вайлис стремительно вошел и застыл напротив, не сводя с меня цепкого взгляда. Снова эти агентские штучки! Я вдруг поймала себя на том, как же неприятно, когда на тебя намеренно воздействуют, провоцируют на желанную реакцию. А ведь сама сплошь и рядом использовала такие методы в расследованиях.

В черных брюках и темно-серой рубашке Вайлис выглядел румяным и свежим — спасибо мельранским генам. Его белокурый хвост явно собирался наспех — два петуха торчали в стороны, одна прядь бесхозно висела справа. Небрежность прически не придавала внешности Вайлиса неряшливости, скорее шарм настоящего мужчины, чуждого наносному лоску.

Три больших лампы у потолка обливали его брутальную фигуру ярким светом. Но даже он не делал глаза Вайлиса голубыми. Они казались светло-синими, гораздо ярче, чем у обычного человека.

Сердце зачастило сильнее, хотя куда уж сильнее. Я попыталась принять непринужденную позу, изобразить невозмутимое лицо и как можно равнодушней произнесла:

— Вы не дадите мне даже разобрать вещи?

Вместо ответа Вайлис пересек комнату, взял себе кресло и словно игрушечное, небрежным движением руки переставил его напротив моего. Казалось, на достаточном расстоянии. Но когда он сел и подался вперед, мне резко захотелось отодвинуться — между нашими лицами оставались считанные сантиметры. Чудилось — стоит слегка наклониться в ответ, и мы «поздороваемся» носами. Под внимательным, долгим взглядом Вайлиса жар бросился в лицо, руки и ноги похолодели. Ну сколько можно так пялиться? Не мигая, не произнося ни слова. Я стойко выдержала затяжную паузу, в ожидании хотя бы слова от Вайлиса. Это ведь он пришел ко мне, вот пусть первый и говорит.

На долю секунды подумалось, что Вайлис, возможно, сбит с толку не меньше моего. Он ведь тоже не подозревал о том, что увидит меня вновь. И уж конечно не думал, что нас сведет вместе важная галактическая миссия.

Как ни удивительно, эти мысли расслабили меня. Боль в икрах, спине и шее напомнила о недавно сведенных до предела мышцах — тело жаловалось на излишнюю нервозность хозяйки.

Пауза затягивалась. И как Вайлису удается так долго смотреть в упор, не моргая?

Внезапно он странно улыбнулся — немного криво и не слишком весело. Рывком откинулся на спинку кресла и ошарашил так, как матерые агенты сбивают с толку свидетеля:

— Я помню тебя. Помню, как ты приходила ко мне в больницу. Это ведь была ты! Я тебя узнал.

Дыхание перехватило, словно горло стянула петля. Я едва слышала собственный голос — грохот сердца в ушах заглушал его напрочь.

— В-в-в… какую больницу? — с трудом выдавила из себя.

— В ту, где я умирал, — добил он, не сводя с меня взгляда, изучая, как ученый подопытную крысу.

Странно, но от напора Вайлиса, у меня открылось второе дыхание. Удушливое волнение схлынуло, сердце слегка успокоилось, дыхание выровнялось, а следом окреп и голос.

— Вайлис, я понятия не имею о чем вы, — заявила я и как можно небрежней откинулась на спинку кресла, положив ногу на ногу. Поза очень выручила. Я снова почувствовала себя полноправной владелицей собственной каюты. Не пленницей Вайлиса и его вопросов, а хозяйкой положения.

— Ну как же, — с нажимом продолжил спутник и слегка придвинулся вместе с креслом. Его теплое дыхание коснулось кончика носа. — Меня отключили от аппарата, а потом явилась ты. Я почти умер, а ты…

— Вайлис, — внезапное озарение принесло огромное облегчение. Я принялась врать настолько вдохновенно, как никогда не удавалось. — Ты же полумельранец, верно?

Он охотно кивнул. К полукровкам в Союзе относились по-разному. Кто-то считал их едва ли не панацеей от вырождения людей, высшими существами, кто-то — грязью под ногами. Но Вайлис явно гордился своим происхождением. Я же привыкла не обращать внимания на расу тех, с кем столкнула жизнь. За долгую работу агентом убеждалась не раз — среди чистокровных землян, инопланетников, помесей, лжецы, преступники и подлецы рождались в одинаковом количестве. Да и стоит ли акцентироваться на происхождении собеседника той, чей вид так до конца и не определили? Индиго все еще активно исследовали. Ученые не решались отнести нас ни к разряду новых людей, ни к разряду потомков полукровок.

— Ты чем-то похож на нас, индиго, — продолжила я. — Значит, и способности какие-то имеешь.

— Возможно, — опрометчиво согласился он, пожимая он плечами.

Ну все, рыбка заглотила наживку, главное вовремя подсечь.

— Тогда ты должен знать, что всех нас окружает информационное поле. Оно почти осязаемо. Это силовое поле вроде даже физики уже признали. Рассчитали и засекли. Так?

Он снова кивнул и подозрительно нахмурился, будто почуял подвох. Поздновато спохватился — дело почти сделано.

— Во время смерти ты вполне мог предвидеть нашу встречу, — победоносно выпалила я. — Твоя аура частично отделилась от тела, попала в информационное поле. И взаимодействовала с ним так, как ауры индиго. Ну как ауры тех индиго, что видят будущее. Или считывают информацию из поля.

Вайлис застыл, продолжая буравить меня немигающим взглядом — внимательным, дотошным.

— Да нет! — вдруг возразил слишком горячо, слишком резко. Его руки взметнулись в воздух и упали назад, на колени. Ничего себе «всплеснул руками»! — Я видел тебя!

— Конечно, ты меня видел! — воскликнула я, подстраиваясь под его тон. — В информационном поле. А умирающий мозг объяснил это по-своему. Может уже к расследованию приступим? — не дала я ему опомниться, переварить услышанное. — Позволь чуток переведу дух и пойдем в ту самую чудо комнату. Посмотрим записи, изучим задание досконально. Что скажешь?

Я намеренно перешла на ты, на доверительный тон — так людям легче поверить, проще отмести сомнения. Вайлис немного помедлил, мотнул головой и сдался:

— Ладно. Может ты и права. Буду ждать через час. Хватит тебе времени на свои дела?

— Конечно, — я постаралась говорить как можно энергичней, хотя внутренне еще дрожала. Он как-то слишком быстро пошел на попятные, отказался от выяснений. Что-то подсказывало — это не последний наш разговор о больнице. Не мог такой опытный, умный агент поменять мнение в мгновение ока, без доказательств, не проверив мои слова. Но уже и эта маленькая победа вдохновляла как ничто другое в последние дни. Вайлис поднялся, выпрямился во весь свой немалый рост, немного постоял, изучая меня — с головы до ног. Волнение окатило ледяной волной, жутко захотелось завернуться во что-нибудь вроде пледа или одеяла, скрыться от пытливых глаз спутника. Но я поборола это ощущение, расправила плечи и как можно спокойней поинтересовалась:

— Что-то еще?

— А? — Вайлис встрепенулся, расплылся в улыбке — непривычно хитроватой, лукавой, кивнул, словно приветствовал, и вышел из комнаты.

Я ненадолго сдержала облегченный вздох — вдруг он еще за дверью. Кто знает какой слух у полумельранцев? Каждый такой полукровка уникален, как и индиго, не зря я сравнила наши расы. У каждого может открыться необычная способность или даже несколько. И, что самое интересное — открыться в любой момент жизни. В сто лет, в двести, и даже под тысячу.

Услышав слабый щелчок соседней двери, я расслабилась, и воздух с шумом вырвался из груди. Слава богу! Первый раунд выигран!

Я прикрыла глаза и свободно откинулась на спинку кресла, стараясь привести себя в чувство.

…

Несколько минут сердце упорно частило, воздух распирал грудь, не желая выходить наружу, а тепло собиралось внизу живота. Прямо как тогда, в палате, когда увидела — насколько Вайлис хочет меня. С облегчением поняла — теперь он спасен.

Я тряхнула головой, из последних сил уводя мысли в другое русло. Не знаю как Вайлис, а я так и не удосужилась выяснить — где находится та самая свето- звуко- непроницаемая чудокомната.

Мысли о цели командировки охладили сразу же.

Задание не понравилось мне еще вчера днем, в кабинете Элдара Масгатовича. Накануне вечером я поближе познакомилась с колониальным беспределом, а сегодня утром начальник агентства по тарелочкам разразился недвусмысленным напутствием. Теперь стало ясно — нас практически подставили. Никакого «честного расследования» никто и не ожидал. Мы играли роль свадебных генералов, и играли весьма неплохо. Агенты, на чьем счету масса раскрытых дел, немало сенсационных разоблачений, просто обязаны справиться с возложенной миссией. Так должны были думать простые люди — те, кто ужасался новостям в галанете, сочувствовал поселенцам. А, самое главное, те, кто лично заинтересован в правосудии — родственники, друзья, компании, что возлагали на колонию большие надежды.

Правительствам Земли и Талькаирсы требовались козлы отпущения и хорошие улики против них. Причем, требовались немедленно, еще вчера. Опытные агенты — свидетели происшествий в колониях, наверняка, уже летят домой. Готова поспорить, нам не дадут даже пересечься, обменяться информацией, посоветоваться.

От этих мыслей внутри забурлило возмущение. Захотелось бить и крушить, но я привычно перевела все в мирное русло. До назначенной встречи с Вайлисом успела разложить вещи по двум металлическим стенным шкафам, проверить постельное белье и провести ревизию на небольшой кухоньке. В транспортниках такого класса еда доставлялась в «хранилище» — нечто вроде большого металлического ящика на стене. Если пассажир хотел оставить немного «на потом», программировал «хранилище» не отправлять недоеденное в утиль. Можно было поддерживать продукты горячими, теплыми, охлаждать или замораживать. Чай, кофе, травяные напитки наливали из нескольких кранов у противоположной к столу стены. Три стула и три кресла дополняли скудную меблировку кухни. Больше там ничего и не требовалось.

Если пассажирам не нравилось меню, они отправляли заказы через все то же хранилище.

Странные, полузеркальные окна спальни и кухни предназначались для создания уюта. Но я так и не сумела привыкнуть к их блеску и космическим пейзажам на зеркальной поверхности. Все эти ноу-хау почему-то заставляли ощущать себя безнадежно старой, пожалуй, даже устаревшей. Словно мое время давно ушло. Время, когда поезда соединяли континенты под ритмичный стук колес и мелькание зелени за окнами. Время, когда на плоском экране часов без устали кружили стрелки, и минуты капали под мерное тиканье шестеренок. Время, когда все заявления, ругаясь и плюясь, писали служащие на бумаге и носились по десяткам кабинетов за собственноручными подписями боссов.

Все это заменил галанет, виртуальные документы и слепки ДНК, показывая гражданам жизнь через серые окна мониторов. Теперь люди чаще общались комментариями и смайликами, и все реже болтали с подружками в маленьких, уютных кафе, наполненных запахами домашней еды и кофе.

Большой стакан мятного чая успокоил меня окончательно. Я метнула взгляд на трехмерные цифры электронных часов — они вращались в центре комнаты, в нескольких метрах от высокого потолка и всегда оставались «лицом» к пассажиру.

Шесть тридцать утра. Вайлис наверняка уже ждет за дверью. Из его ауры я узнала, что спутник на редкость пунктуален и точен.

Мысли о Вайлисе снова заставили сердце припустить, а воздух загустеть в груди. Я налила себе еще полстакана теплого мятного чая и направилась к выходу.

…

Вайлис и, правда, ждал в коридоре. Его аура так фонила эмоциями, что я оторопело затормозила, отдернув ладонь от дверной ручки, словно та раскалилась до бела. Индиго отлично читают ощущения и чувства по энергетике людей. С инопланетниками и полукровками дело обстоит намного сложнее. Я впервые пожалела, что совсем не разбираюсь в ауре мельранцев — Вайлис унаследовал ее почти целиком. Человеческая словно бы повторяла контуры тела, утолщаясь у головы и немного истончаясь у пальцев. Аура Вайлиса походила на призрачную птицу. За спиной его вздрагивали четыре огромных крыла, похожих на лебединые. Будь у Вайлиса на голове еще и что-то вроде энергетической короны, ни один индиго по биополю не узнал бы в нем полукровку. Почему-то вдруг стало до ужаса приятно осознавать, что и моя собственная аура тоже крылатая. Вот только энергетические крылья индиго больше похожи на бабочкины.

Стоя у двери в каком-то полуступоре, оглушенная эмоциями Вайлиса, я вдруг поймала себя на мысли, что он впервые проявляет такие сильные чувства. В кабинете Элдара Масгатовича, я едва различала несколько тоненьких энергетических ручейков. А сейчас, чудилось, в биополе врезаются мощные струи. Превратись они в водяные, уже смели бы с ног, унесли от двери.

Самой яркой, цветной эмоциональной струей была темно-розовая. Отблеск такого же оттенка я видела и в кабинете и в палате. Но сейчас от Вайлиса во все стороны струились густые розовые протуберанцы. Судя по тому, что они развевались флагами, дрожали и слегка меняли оттенок, эмоция была незрелой, сильной, порывистой. К ней примешивались и другие: фиолетовая, лимонная, лиловая. Фиолетовая улавливалась и в офисе агентства по тарелочкам. Но остальные появились впервые.

Но все же самым поразительным в ауре Вайлиса оказалась не эмоциональная радуга.

Вокруг его биополя вились едва заметные языки пламени, словно оно полыхало. Вот это да-а-а! Почему они все еще там? Что за чертовщина, в самом деле?

Такой эффект неизменно давало оживление моим огнем, но обычно он проходил за часы, изредка за сутки. Но чтобы энергия плазмы бурлила в ауре существа так долго! Да еще в почти неизмененном виде… О таком я даже не слышала. Надо бы поспрашивать сородичей. Вдруг кто-то что-нибудь да подскажет…

Черт! Вот я растяпа! Надо было читать Вайлиса, когда он ввалился с допросом! Но у меня душа ушла в пятки, а страх разоблачения настолько затмил разум, что про астральное зрение и думать забыла. А зря! Хотя бы набрала какую-то статистику. Эх! Будь что будет.

Я дернула ручку двери, распахнула ее и выскочила наружу, с трудом затормозив в миллиметрах от Вайлиса.

Считанные секунды мы стояли так близко, что его горячее дыхание щекотало лоб. Я опешила, а Вайлис словно бы растерялся. Смотрел на меня сверху вниз своими темно-голубыми глазами, молчал и не двигался с места. Красиво очерченные губы Вайлиса пару раз дрогнули — то ли он хотел улыбнуться, то ли что-то сказать. Я почти залюбовалась спутником. В его резковатых чертах мужественность сочеталась с утонченной красотой, присущей только мельранцам.

Очень некстати, сердце пропустило удар, тепло наполнило живот, и у лобка собрался горячий спазм. Вайлис дернулся — слабо и непривычно неловко. Даже в больнице, после месячного паралича, он двигался словно большой кот — в каждом жесте сквозили сила и гибкость. Сейчас же казалось передо мной не кот, а медведь. Вайлис косолапо переставил ноги, несуразно повел плечами, словно вдруг почувствовал себя жутко неуютно в собственном теле.

Ослепительная вспышка густо-розового в его ауре начала разрастаться, захватывая и меня тоже. Слава богу, я ежедневно обновляла щит от чужой энергетики, иначе уже очутилась бы в плену эмоций Вайлиса. Очень сильных, хотя и неведомых.

Щеки спутника резко окрасил румянец — на фоне загорелой кожи смотрелось очень мужественно, красиво. Вайлис растянул губы в нервной улыбке и слегка наклонился. Увы! Расстояние между нами было таким ничтожным, что теперь его лицо почти соприкоснулось с моим. Щеки Вайлиса налились кровью, а следом за ними и губы. Я почти не обратила на них внимания при первой встрече, там, в больнице. Губы как губы — по-мужски грубовато выточенные, немного иссохшие, бледные. Но теперь они казались невероятно чувственными, яркими, манящими.

Я утонула в эмоциях, в ощущениях, не в силах прервать зрительный контакт с Вайлисом, не в силах обронить ни слова, предпринять ни шага. Духу не хватало оборвать наш молчаливый диалог, но и высказать то, что чувствовала, было страшно до жути.

Я хотела отгородиться от Вайлиса, установить дистанцию. Тряхнула головой, сбрасывая наваждение, усиленно отключая внимание от горячего спазма внизу живота, от посасывания. Из последних сил гася желание прижаться к крепкой мужской груди, испытать близость хоть с кем-то, пусть даже в краткий миг любовной утехи избавиться от душевного сиротства. Подменить душевную близость близостью с мужчиной.

Но тут Вайлис придвинулся, коснулся ладонями талии и почти обнял.

Я суматошно отскочила, разрывая кольцо его рук, и это отрезвило нас обоих.

Вайлис словно очнулся, осмотрел меня с головы до ног — внимательно, изучающе. И вдруг резко поймал взгляд. Почудилось, мир покачнулся, а ноги предательски ослабели. Захотелось провалиться сквозь землю. Ой! Я же на корабле! Значит, на нижнюю палубу, только бы избавиться от настырного внимания спутника.

Но Вайлис и не думал сводить с меня глаз. Густо-розовая дымка окутывала его, крылья начали расправляться. Упрямец снова шагнул навстречу, а я опять дернулась назад, на чистых инстинктах отступая к двери. И… врезалась бы в нее, если бы не спасительный безэмоциональный голос.

— Уважаемые агенты. Добро пожаловать на борт, — мы с Вайлисом почти синхронно обернулись к биоботу.

За всю историю создания этих существ они меняли внешность сотни раз. Сначала биоботы походили на манекены непонятного пола и возраста, с неподвижными лицами и губами. Они говорили, не раскрывая рта — голос лился откуда-то, даже не сказала бы, что из головы. Они пугали меня, напоминая древние ужастики с ожившими куклами-убийцами, времен далекой молодости.

Потом одни биоботы стали подчеркнуто женственными, другие подчеркнуто мужественными, словно создатели резко пересмотрели порно. Инженеры наделили их способностью нормально говорить, улыбаться, хмуриться. Появились сотни вариаций разного роста, комплекции и даже возраста. От юных худышек, вроде подиумных моделей до пышных дам «тридцать плюс». От громил с горами мышц до худощавых ребят. Изредка попадались даже детские версии.

Наверное, немногие, как и я, начали задумываться — как относиться к этим технолюдям, как воспринимать их? Как равных себе или как машины? Я решила для себя, что второе проще. Постоянно вспоминала «Терминатора» и бездушных машин с человеческими телами — они убивали создателей по приказу программы, захватившей мир. И все равно, встречая биоботов обслуги я, городская сумасшедшая, приветствовала их просто так, как нечаянных соседей. Давала чаевые неживым официантам под перекрестным огнем пораженных взглядов других посетителей. А что? Биоботы покупали себе одежду, украшения. Так почему не порадовать их маленькой премией так, как радовали официантов-гуманоидов все кому не лень?

В последние годы вошли в моду биоботы унисекс. Я почти не отличала мужские модели от женских. С высокими, звонкими голосами, длинными волосами, смазливыми лицами, они одинаково хорошо смотрелись в одежде для обоих полов.

Они почему-то напоминали мне этих мальчиков-трансвеститов из восточных городов Азии. Я толерантно относилась к ним в далекие времена. А сейчас и подавно, но от ассоциации никак не удавалось избавиться.

Биобот с иссиня-черной шевелюрой, собранной в высокий хвост, большими, раскосыми глазами цвета горького шоколада, происходил явно из «андрогинной серии». Но на его голубой жилетке, надетой поверх белоснежной туники, висел бейджик с именем Миетта.

Такой же был пришит к карману черных шаровар.

Миетта расплылась в улыбке, захлопала длинными ресницами и подошла поближе.

Глава 7 В которой герои наконец-то приступят к обязанностям

У меня были свои планы на нынешнюю командировку. Если точнее, два плана — один агентский, другой мужской.

Я собирался раскрутить запутанное дело, отыскать истинных виновников и отдать их под суд. А еще… еще я собирался разобраться в наших отношениях с Лелей.

Она так разволновалась от вопроса про больницу, начала плести такой откровенный бред, что я немного опешил. Почему Леля не хотела признавать, что была со мной? Почему открещивалась от нашей встречи, от нашей страсти?

Клубок сомнений путал меня, выводил из себя. Неужели ей было настолько неприятно? Я причинил боль? Я почти не владел собой, почти не соображал, что делаю. Действовал на каких-то дремучих инстинктах. Я не мог с уверенностью сказать — получила ли Леля хоть каплю удовольствия. Я так стремился овладеть ей, так резко и суматошно двигался…

И снова душу рвали странные, незнакомые эмоции и ощущения. В груди ныло, воздух тяжелой, вязкой массой застревал в легких, комком вставал в горле. Я ощущал такой дискомфорт, словно вот прямо сейчас терял что-то невероятно важное. Так чувствовал себя после аварии, слушая, как врачи обсуждают — смогу ли ходить. Тогда они еще надеялись вылечить переломанного полукровку, строили планы реабилитации. Оптимизм эскулапов резко угас, когда пришли результаты сканирования.

Прежде я плюнул бы на все, перевел наши отношения с Лелей в чисто профессиональную плоскость. Но что-то не позволяло этого сделать. Что-то настолько мощное, неуправляемое, что моя хваленая сила воли летела к чертям. Капитулировала — полностью и безоговорочно.

Я очень хотел бы оставить все как есть. К чему унижаться, к чему пытаться узнать то, что Леля не желает рассказывать? Но эмоции упорно толкали на другое.

Я не поверил в теорию Лели про информационное поле ни на секунду. Конечно же, я слышал то, о чем она толковала. Но чем больше уверяла Леля, что наша страсть — плод воспаленной фантазии смертника, тем сильнее я убеждался в обратном. Любой нормальный агент чует ложь за версту. Тем более, такую неумелую, явно сляпанную наспех, на ходу.

И все-таки я решил временно отступить. Становилось очевидным — Леля умрет, но не сознается. К чему же настаивать? Для начала попробую втереться в доверие. Понять — почему Леля скрытничает, зачем все отрицает. Допустим, еле живой полукровка показался ей ужасным любовником и Плазма категорически не хочет даже встречаться со мной. Почему не сказать все в лицо? Я не мальчишка, не способный спокойно принять отказ. Я взрослый мужчина, прожил немало лет, испытал немало разочарований. Да, сейчас, неожиданно для себя самого дал слабину. Одна мысль о том, что Леля сочла отвратительным любовником, не желает никаких отношений — и внутри бурлили непривычные эмоции. Было до жути неуютно, неприятно в собственном теле, в этой ситуации, где ничего от меня не зависело, ничего не удавалось изменить. На грудь словно легла каменная глыба, мешала дышать, сбивала пульс. Меня неудержимо тянуло к Леле. Именно к ней. Не к женщине, чтобы удовлетворить либидо полумельранца, а к Леле.

Впервые за многие столетья, мне с огромным трудом удалось отказаться от претензий на женщину. Пусть даже временно отказаться. Все внутри протестовало против такого решения. Но я ушел и дал ей возможность успокоиться, прийти в более приятное расположение духа.

В какой-то непонятной горячке, метался по каюте, не зная — куда себя деть, как загасить энергию, что кипела внутри, на что ее растратить. Все валилось из рук, занять себя хоть чем-то никак не выходило. Я брался за чемоданы, но один вид пустых шкафов и вещей, которые предстояло разложить, охлаждал пыл. Я садился за мини-компьютер, чтобы выудить из галанета побольше о жертвах коронованной равнины, но не успевали страницы загрузиться, интерес к ним как ножом отрезало. Я выключал мини-компьютер и вскакивал как ошпаренный. Наливал себе травяных настоек, чтобы попробовать, как их готовят на новеньком транспортнике. Но едва начав дегустацию, погружался в свои мысли и переставал ощущать вкус.

Так ничего толком и не сделав, я скоротал час и поспешил на встречу с Лелей.

Но она почему-то замешкалась. Я нарезал круги возле каюты Плазмы, и беспокойство накатывало штормовыми волнами. В мыслях царила сумятица, эмоции били через край. Сердце бешено колотилось, дышать забывалось через раз, остановиться, подумать не получалось.

Почему она медлит? Не верит, что прекращу расспросы? Ищет способ не приближаться к неприятному инопланетнику? От предположений холодело в животе. Зубы хрустели до мурашек — на инстинктах я слишком сильно сжал челюсти.

В какой-то момент я уже было решил плюнуть на манеры и ворваться к Леле. Вот именно не войти, а ворваться. Высказать все, что накипело. Потребовать объяснений. Отмахнуться от ее лжи, от ее нелепых выдумок…

Но тут Леля пулей выскочила навстречу.

Не справилась со скоростью и едва не врезалась в меня. Почему-то когда Плазма застопорила движение, так и не коснувшись меня, разочарование кольнуло грудь. Казалось, все внутри только и ждет, когда мы снова прижмемся друг к другу. Резко и быстро внизу живота нагрелось, потяжелело. Болезненное желание свело мышцы. Я никогда так сильно не хотел женщину. Вернее не совсем так. Я никогда так сильно не хотел конкретную женщину. Не просто избавиться от излишка гормонов после затянувшегося воздержания, а овладеть именно ей, Лелей.

Я боролся с собой с таким трудом, что — чудилось еще немного и эмоции, тело выйдут из-под контроля. Как назло Леля тоже медлила, оцепенело изучала. Наверное, мой вид напугал ее, ошарашил. Но помочь Леле я не мог. Не сейчас и не здесь, когда внутри зрел четкий план — схватить ее, прижать, затащить в каюту, сорвать одежду и… заняться любовью.

Я мог отсчитывать собственный пульс по пульсации внизу живота.

Жар опалил лицо и губы, тело напряглось, словно я уже делаю то, о чем думал.

Руки непроизвольно потянулись к тонкой талии Лели.

Да что же происходит?

Либидо у мельранцев конечно то еще. И я унаследовал его в полной мере — с трудом выдерживал недельное воздержание. Две недели — мой предел. Потом хотелось просто лезть на стены, все мысли сводились к одному, а все женщины оценивались исключительно по доступности и сексапильности. Но то, что происходило сейчас, ни в какие ворота не лезло. Я с огромным трудом держал себя в руках. И даже когда пришла биобот, не нашел сил оторваться от Лели. Не мог даже подумать удовлетвориться с этой Миеттой. Хотя биоботы отличные любовницы — неутомимые, гибкие, способные часами заниматься сексом в самых невероятных позах. И все же я не мог думать ни о ком, кроме Лели.

Она отскочила от меня как ошпаренная, словно вдруг очнулась от приветствия биобота. А я продолжал бороться с собой. Желание отдавалось тяжестью в паху, жаром, отчасти даже болью. Я никак не мог отпустить мгновения, когда Леля была так близко, никак не мог перестать чувствовать ее даже на расстоянии.

— С вами все в порядке, агент Вайлис Рамс? — Миетта опустила голову и окатила почти по-человечески внимательным взглядом. — Хочу на всякий случай сообщить, — добавила прежде, чем я нашелся с ответом. — Что мы созданы с телом настоящих женщин. И вы очень привлекательный мужчина. Мне было бы приятно провести с вами ночь. И даже несколько ночей.

Я никогда не стеснялся проявлений своего либидо. К чему эта ложная скромность? Но сейчас почему-то откровения Миетты заставили щеки и уши вспыхнуть, а руки сжаться в кулаки. От хруста собственных зубов по коже снова побежали мурашки.

Я не мог отрицать своего возбуждения при биоботе — она считывала температуру тела, четко оценивала контуры. И все признаки были на лицо.

Миетта растянула губы в улыбке, и даже глаза ее слегка блеснули. Биоботов учили проявлять человеческие эмоции, чтобы мы ощущали себя с ними как можно комфортней. Но чего-то им все же не хватало. Вернее не так. Любой другой женщине чего-то не хватало, чтобы отвлечь меня от Лели — живой или механической, неважно.

Краем глаза я все время держал Плазму в поле зрения. Она выглядела растерянной и даже немного смутилась, когда Миетта недвусмысленно намекнула на причины моего «недомогания». Но как только биобот застыла в улыбке, в ожидании ответа, Леля словно потеряла к нам интерес. Не знаю почему, но это взбесило меня. Вот прямо взбесило. Я развернулся к Леле и почти прорычал:

— Может, мы наконец-то займемся делом? Или посвятим поездку общению с роботами? Может, еще с бортовым компьютером пофлиртуем? О жизни поговорим?

Улыбка Миетты схлопнулась. Вот именно схлопнулась — резко и внезапно. Биобот вытянулась струной, отчего долговязая фигура ее еще сильнее проигрывала женственной Лелиной, и тихо предложила:

— Проводить вас в звуко- светонепроницаемую комнату?

— Да! Да! Черт возьми! — вспылил я. — Сколько можно языками чесать? А чем мне заняться ночью я решу как-нибудь без посторонних! Без машин уж точно!

Миетта развернулась и пошла вперед.

Весь путь до места назначения мы провели в гробовом молчании. Леля тихо и недовольно сопела, и я понял, что перегнул палку. Сам не знаю, с чего вдруг так вышел из себя. Меня как подменили. Или это последствия клинической смерти?

Да нет же! Не может быть. В больнице и потом я ощущал себя совершенно обычно, нормально. Даже звонок шефа, его пренебрежительный тон, откровенное наплевательство на то, что совсем недавно я был на волоске от смерти, не задели ни капли. Привычное спокойствие жило внутри… Пока не встретил Лелю в кабинете Элдара Масгатовича. Нет! Даже там я еще был вполне верен себе. Меня понесло позже, когда мы сели в транспортник.

Леля шла за спиной, и я кожей ощущал ее гневный взгляд. Может ли индиго такого уровня прожечь дыру в полумельранце? Хм… Я никогда не задумывался о том, что Леля на самом деле была огнем, в ее жилах текла плазма… Воспоминания почему-то упорно уносили не туда, куда следовало. Мне бы насторожиться, ведь за спиной шла живая молния, но перед внутренним взором упорно крутились воспоминания. Леля, абсолютно обнаженная, в огне, ее руки на моей шее и ноги на моих бедрах.

Вот теперь я был в шаге от того, чтобы воспользоваться предложением Миетты. Желание начало всерьез беспокоить, болезненные ощущения усилились. Но тут биобот резко притормозила возле одной из ничем не примечательных кают. Открыла дверь и пригласила внутрь.

Разница между суперкомнатой и жилыми помещениями бросалась в глаза. Прежде всего, там не было кухни, только уборная и ванная. Кровати не было тоже. Несколько кресел хаотично разбросанных по комнате, подчеркивали ее масштабы. Каюта выглядела огромной, гораздо больше моей и Лелиной спален. Биобот помахала рукой, и к нам выехал виртуальный экран. Вначале он занимал половину стены, но быстро подстроился и растянулся на всю ее площадь.

Призрачная голубоватая поверхность вспыхнула и превратилась в подобие водопада. Казалось, мощные струи воды срываются с потолка и обрушиваются на пол. Картинка выглядела настолько реалистичной, что, чудилось — нас вот-вот затопит. Не хватало лишь привычного гула воды. Виртуальный водопад бурлил совершенно беззвучно.

— Присаживайтесь, — предложила Миетта. — Сейчас загрузятся данные. А я вынуждена вас покинуть. У меня нет к ним допуска. Если понадоблюсь, — она бросила взгляд через плечо и пошловато подмигнула. — Меня можно найти в каюте обслуживающих ботов, рядом с каютой управления.

— Иди, — поторопил я Миетту — ее жест почему-то вызвал ощущение, очень близкое к омерзению.

Биобот выскользнула из двери, и мы с Лелей провели в полной тишине еще несколько минут. Компьютер бесшумно загружал данные, а Плазма молчала, как рыба об лед.

Ноздри ее раздувались, и это не сулило ничего хорошего. И снова я понял, что не могу удержаться в рамках профессионального общения. Присел на кресло и как можно дружелюбней пригласил Лелю на соседнее. Она пожала плечами и разместилась через кресло от меня. Уже не так плохо.

— Я что-то пропустил? Что-то произошло? — попытался я разрядить обстановку. — Почему ты такая напряженная? Еще недавно мы разговаривали почти как приятели.

Леля повернулась, гордо вскинула голову, и в чуть прищуренных глазах ее засверкало, полилось желтое золото.

— Это было до того, как ты позволил себе наорать на меня, — жестко процедила Плазма. — Я не вижу в этом ни профессионализма, ни уважения к напарнику. К женщине, в конце концов.

Ах вот оно что! Я с самого начала понимал, что перегнул палку. Но не думал, что настолько сильно задел Лелю.

— Извини, — выдавил из себя. Я не привык давать волю эмоциям и уж, конечно же, не привык просить за это прощения. — Я не хотел. Постараюсь впредь разговаривать вежливо. Хорошо?

Она всмотрелась в мое лицо — изучающе, под стать биоботу. Но сейчас, по непонятной для себя самого причине, я волновался намного сильнее. Леля не могла посчитать мой пульс, хотя он и припустил как сумасшедший, не могла снять температуру тела, хотя оно горело от желания, не могла оценить, насколько расширены зрачки. Но ее повышенное внимание обеспокоило меня всерьез.

Несколько секунд показались чистейшей пыткой. Наконец, Леля слабо улыбнулась и почти мягко сказала:

— Ладно, давай будем работать.

Странно, но родилось ощущение, что она отдаляется, стремится разделить нас стеной задания, оставить отношения на том самом уровне, которого недостаточно мне. Сердце болезненно екнуло, внутри словно что-то оборвалось.

Пока компьютер выводил на экран фотографии — пачку снимков, будто бы разложенных встык, я изучал профиль Лели. Высокий, гладкий лоб, фактурный, но аккуратный нос, очень чувственные, по-детски маленькие губы. Я позволил себе буквально пялиться на Лелю, а она усердно делала вид, что ничего не замечает. Или, Плазму, на самом деле, настолько увлекло то, что показывал экран?

Я постарался переключить внимание туда. Мысли о губах Лели, ее коже, похожей на тончайший шелк слишком сильно будоражили, лишали самообладания. Куда оно подевалось? Сотни лет служило верой и правдой и вдруг растворилось как капля в море. Раз — и исчезло, сметенное небывалым потоком эмоций. Он лился на меня как настоящий, отнюдь не виртуальный водопад, не давал вздохнуть, не позволял опомниться.

Я хотел Лелю, раздражался, когда она отгораживалась, бесился, когда отрицала что нас тянет друг к другу и… боялся… Очень боялся, что Плазма и впрямь совсем мною не интересуется. Все это кипело в душе и выплескивалось рваным, жарким дыханием, словно вода из горячего чайника.

И очень перетягивал на себя внимание бугор в паху — горячий, твердый и большой. Сидя он ощущался намного сильнее.

Я принялся изучать фотографии и мысли о расследовании медленно охлаждали пыл.

— Желаете спрашивать, получать ответы и пояснения в голосовом режиме?

Я слабо вздрогнул от металлического голоса — нарочито-искусственного, без единой интонации. Теперь речь Миетты казалась безумно экспрессивной. Служебные компьютеры специально «учили» так говорить. Чтобы настраивать владельцев на рабочий лад, заставлять концентрироваться, встряхивать. И новоиспеченный электронный знакомый справился с задачей как нельзя лучше. Я весь собрался, как тигр перед охотой. Сфокусировался на снимках, а все остальное отошло на второй план.

Краем глаза заметил, как подалась вперед Леля. Вцепилась в поручни черного кожаного кресла и замерла, глядя на экран — до нее компьютер достучался тоже. По-своему, но достучался.

…

Спустя каких-то полчаса напряжение в воздухе, стойкий привкус невысказанного на языке, растаяли. Мы с Лелей заработали удивительно слаженно, как будто всю агентскую жизнь трудились бок о бок.

Она умела слушать и слышать, умела говорить, но не заговариваться, умела пропускать мимо ушей и глаз ненужные детали и цепляться за нужные мертвой хваткой.

Леля оказалась невероятно умным, опытным агентом. И чем дальше мы обсуждали дело, чем дольше придумывали общую стратегию, делили подозреваемых и свидетелей, тем больше мне нравилось с ней работать.

Для начала мы определили психотипы всех, с кем предстояло иметь дело, договорились — кто с кем и как общается по прилету, кто кого и как опрашивает.

Было очень важно с первого же знакомства, с первого же взгляда расположить к себе очевидцев, убедить, что мы на их стороне. Даже тех, кто выглядел подозреваемым номер один.

Поначалу мы с Лелей заподозрили, что в деле замешаны, как минимум, три группы существ. Слишком разными были способы убийств, и слишком отличались психологические портреты виновников.

— Смотри! — с горящими глазами рассуждала Леля, слабо жестикулируя. — Первых жертв отравили колючками риллака. Муританского кустарника. Очень редкого, между прочим. И заметь! Он не растет на Коронованной равнине. Только в горах. Это ж надо сутками бродить по скалам. И то не факт, что повезет. Рилакк можно годами искать.

— Наталкивает на мысль о долго зревшем плане? Верно? — подхватывал я мысль Лели. — Как будто преступник такое неторопливое, чистоплотное существо. Ты погляди анализы, исследования одежды и тел жертв. Там ни следа чужого ДНК, ни волокон чужих, ни отпечатков.

— Я думаю, если бы девушек нашли раньше, то спасли бы, — расстроилась Леля. — Спецы не говорят об этом прямо. Но — посмотри, — она подвинула ко мне поближе виртуальный отчет судебного медика. Он казался почти настоящим, только листок немного отсвечивал голубым. — Они умерли через десять часов после отравления… — Плазма тяжело вздохнула. — А точно талькаирс случайно грохнулся в ущелье? Ну тот, что погиб вторым… — встрепенулась она и вгляделась в другой отчет.

— Ну точно тебе уже никто не скажет, — пожал плечами я. — Но похоже что так. Растянул лодыжку, поскользнулся и… сломал шею. Просто нашли его не сразу…

— Вот так и рождаются войны из ничего. На пустом месте, — Леля посмотрела сквозь меня и на мгновение, тяжесть прошлых лет и потерь промелькнула на ее лице. Под глазами проступили темные круги, взгляд потух, скулы натянулись. Мне до боли в теле захотелось просто обнять ее, утешить на своей груди. Поразительно! Но желание отступало на второй план, когда я думал о том — насколько ранима Леля, сколько ей пришлось пережить. Она резко встрепенулась, отодвинулась, будто бы догадалась и нарочито бодро продолжила: — Такс! Ладно. Значит, твердолобые талькаирсы решили, что их товарища убили земляне. И потом… потом… — она запнулась и ткнула пальцем в отчет.

Там говорилось — молодых землян избили так, что опознавать их пришлось по ДНК. Троих нашли сразу же, неподалеку от главного здания поселения, четвертого через несколько часов, внутри, на самом верхнем, пятом этаже. Талькаирсы словно бы сообщали — мы можем прийти к вам в дом, мы можем сделать с вами тоже, что и с ними. Берегитесь! Не суйтесь к нам со своей местью.

Судмедэксперты установили, что погибших избивали даже после остановки сердца. А она произошла от специфических ударов в грудь — их практикуют в дельбо — традиционной борьбе восточных талькаирсов. Сразу напрашивался вывод о том, что убийцы — инопланетники.

— Погодиии, — вдруг подала голос Леля, нарушив затянувшуюся паузу. — Тебе не кажется это странным… Хм… У талькаирсов туловище длиннее, чем у землян, а ноги короче. Сердца намного выше, чем у людей. Я ничего не говорю. Они могли изучить особенности физиологии землян. Могли обратить внимание на расположение жизненно-важных органов. Но убивали-то будто бы в порыве ярости. Разве не так? Землян лупили как боксерские груши. Даже после смерти продолжали молотить и молотить. И в порыве ярости, наадреналиненные по самое немогу талькаирсы четко помнили о разнице физиологий? Нет, что-то здесь не вяжется.

Я кивнул, переходя к следующему отчету. Мы с Лелей молча изучили его, почти плечом к плечу. И снова во мне спорило желание, сосредоточенность на работе и… ощущение родства с Плазмой. Такого родства, какого ни с кем еще не испытывал.

Следующими жертвами стали три семьи талькаирсов. И, что самое ужасное — во всех были маленькие дети, до четырех лет. Их расстреляли из новейшего плазменного оружия. Судмедэсперты отмечали точные первые выстрелы в сердце и следующие — в уже мертвые тела. Словно убийцы пытались изобразить беспорядочную пальбу, на эмоциях, в состоянии аффекта, но перестраховались.

Чем дольше Леля изучала отчет, тем все более нервной она выглядела. Подергивала плечом, часто меняла позу, предельно выпрямила спину. Наконец, выдавила, словно через силу:

— Как думаешь? Преступления совершили одни и те же существа? Как-то странно все. Наиграно, что ли… Как будто кто-то что-то подстроил. Но я никак не пойму что.

Оставалось лишь пожать плечами. Я все время об этом думал, и что-то не сходилось ни в одной из версий. Что-то было не так.

— С одной стороны, первое и последнее убийство могло быть делом рук одной группы существ, — изложил я свои рассуждения вслух. — С другой… Почему преступник не использовал яд снова? Шипы — очень универсальное оружие. Хочешь — стреляй, хочешь — рассыпь на постели жертвы, хочешь — в еду подкинь. Столько способов. Зачем тогда стрельба?

— Да уж, — согласилась Леля. — Потратить столько сил на добычу колючек рилакки… На поиски редчайшего кустарника… А после этого стрелять из плазменного оружия? Зачем такие сложности? Плазменное-то опасней… Нет. Колючками можно случайно отравиться. Останутся на одежде, прилипнут — цеплючие ведь. Но все равно…

— Тут есть еще момент, — встрял я — мысленная горячка не давала покоя. — Плазменным оружием мало кто из колонистов владеет в совершенстве. Это первое. Второе. Его еще надо доставить на Муританну. Любому ясно — тех, кто привез туда оружие, мы заподозрим в первую очередь. И найдем без труда. Это как дважды два. Нелегально провезти плазменные стволы на транспортнике сложно. Смертельно опасно. Нужны специальные условия. Слишком велик риск спонтанного взрыва. А специальные условия только в оружейных отсеках. Значит, колонисту пришлось бы зарегистрировать оружие у биоботов. Они обслуживают отсеки.

— Ты прав, — согласилась Леля. Со щелчком открыла пластиковый контейнер с едой и положила в рот ложку тушеной курицы с овощами. Мы достали блюдо из хранилища, когда время подошло к обеду, но так увлеклись, что часа полтора оно простояло нетронутым. — А кустарник мог найти любой, кому повезло. А хуже всего знаешь что? — она вгляделась в мое лицо, словно ожидала, что снова прочту мысли. Я кивнул, предлагая Леле продолжить: — Остальные преступления дают такую же запутанную картину. Не помогают остановиться на одной версии… Нас будто нарочно запутывают…

Действительно, несколько человек и талькаирсов были отравлены иглами рилакки. В основном, пострадали те, кто пытался договориться с другой колонией, установить какой-никакой мир. И это само по себе наводило на размышления.

Еще с десяток талькаирсов расстреляли вблизи границ, троих землян избили до полусмерти. Почерки преступников не менялись, присутствовали все три типа оружия.

— Тяжелый случай, — невесело усмехнулась Леля, после очередного затяжного марафона по изучению отчетов, фотографий, выводов экспертов и лабораторных тестов. — Иголки мог набрать кто-то один или целая компания. Один хороший мастер дельбо уложит троих землян в легкую. С плазменными расстрелами запутанней. Видишь, свидетели твердят, что крики и огонь появились во всех злополучных домах одновременно. Стало быть, стреляли, как минимум, трое. Плазменные автоматы пялят очень быстро. Перезаряжать их не требуется. Значит, по одному стрелку в доме хватило бы за глаза.

Остальные происшествия тоже не проливали свет на численность преступников. Орудовали ли на Коронованной равнине большие банды или несколько ловких одиночек? Вопрос так и остался без ответа.

Также как и другой, намного более щекотливый вопрос — к какой расе принадлежали убийцы. Ничто не указывало на то, что преступники — земляне, но исключить такую версию тоже не удавалось. Ничто не подтверждало того, что в убийствах замешаны талькаирсы, но отмести такую версию казалось преждевременным.

Незаметно для себя самих мы провели за изучением снимков, отчетов судебных медиков, протоколов, опросов свидетелей львиную долю дня.

Очень легко потеряться во времени, когда увлечен любимым делом, в обществе агента с не менее пытливым и острым умом, чем твой собственный.

Когда из электронных часов над нашими головами выплыли цифры 17:00, Леля сидела передо мной на большом складном столике. Кажется, я заметил его в дальнем углу комнаты, и Плазма предложила воспользоваться находкой.

Мы приказывали компьютеру проецировать на столешницу виртуальные снимки, придавая им максимум достоверности. На гладкую металлическую поверхность словно ложились настоящие фотографии — как выяснилось, и мне и Леле так проще работать. Наверное, все дело в том, что мы оба родом из тех веков, когда снимки еще любили подержать в руках. А потом бережно засунуть под прозрачную пленку листа в фотоальбоме с какой-нибудь милой зверушкой на обложке.

Технологии позволяли нам пользоваться виртуальными снимками как бумажными: менять их местами без помощи компьютера, приближать, накладывать друг на друга. Но и «нематериальность» фотографий тоже пригодилась как нельзя лучше. Мы превращали их в полупрозрачные слепки, поворачивали убитых вправо, влево, вокруг своей оси и совмещали, проверяя — насколько совпадают характеры травм.

И вот тут нас ждало первое шокирующее открытие. Леля даже вскрикнула, когда мы почти одновременно это заметили.

— Вайлис! — она последовательно ткнула пальцами в травмы жертв. — Первые избитые, и все остальные… они получили совершенно одинаковые повреждения! Не похожие. Один в один. Удары в грудь остановили сердца. А остальные? Посмотри? Гематомы, раны, ссадины от них почти идентичны. Плюс минус разница в физиологии, в тренированности.

Не дожидаясь моего ответа, Плазма скрупулезно пометила время каждой травмы. Сканирование тела позволяло определить его с точностью до минуты от момента первого повреждения. С минуту Леля буравила схемы не верящим взглядом, а потом не сдержалась и присвистнула.

Создавалось впечатление, что жертв колотили по какой-то одной, отточенной схеме. Мы не медля расчертили ее на трехмерном изображении человеческого тела. Леля долго вертела наше художество перед глазами и, наконец, поделилась:

— Я почти уверена, что где-то все это видела. Но не могу вспомнить где. Прямо дежавю какое-то.

И вот, когда я очнулся, и обнаружил, что мы провели в чудокомнате почти девять часов, она продолжала задумчиво изучать схему.

Я же будто бы вынырнул из пучины информации и залюбовался Лелей. На столе, возле ее узкой ладошки все еще лежал недоеденный бутерброд с ветчиной. Мы перекусывали ими часа два назад.

Подумал было выбросить остатки еды в мусорку. Но двигаться с места решительно не хотелось.

Босые стопы Лели покоились на моих коленях. Маленькие, аккуратные с невероятно высоким, балетным подъемом одним прикосновением они будили больше фантазий и ощущений, чем самые изощренные ласки. Меня разом повело — буквально мгновенно. Казалось, утонул в странном тумане. Будто бы хорошенько напился — еще не потерял координацию, не утратил ясность мышления, но все чувства и эмоции взвились до небывалых высот.

Желание причиняло почти болезненный дискомфорт, а воспитание летело в тартарары. Я бесстыдно скользнул взглядом по ногам Лели и дальше — туда, где они сходились. Неловко заерзал на стуле, пытаясь найти более удобное положение.

И тут Плазма хмыкнула, и взгляд ее сфокусировался на мне. Рассеянная задумчивость в глазах Лели исчезла в одно мгновение, сменилась настороженностью. Скулы Плазмы резко очертились, и лицо стало почти треугольным. Нежные, сочные губы поджались, немного даже втянулись. Она пораженно огляделась, оттолкнула от лица трехмерное изображение и поспешно спрыгнула со стола. Красивые, голубые кеды с белыми драконами валялись неподалеку. Леля схватила их и присела подальше, на кресло, молча надевая обувь и застегивая липучки.

Я нехотя привстал, чувствуя, что должен, наверное, что-то сказать. Но Леля опередила.

— Я устала. Пойду к себе. Завтра продолжим. Я бы хотела сличить плазменные ранения. Также, как повреждения избитых до смерти, — бросила мне и выскочила вон, словно боялась преследования.

Надо сказать — пару минут я был очень близок к тому, чтобы оправдать опасения Лели. Что такого она увидела? Почему вдруг так изменилась? Я смутно припоминал, что в пылу обсуждения расследования, мы вели себя почти как семейная пара. Я присаживал Лелю на стол, приобнимал, наслаждаясь едва уловимым запахом мяты и корицы. Она облокачивалась на мои плечи, ложилась на них грудью, показывая что-то на экране. Забиралась на стол и ставила стопы мне на колени, а я грел их руками. Индиго ужасные мерзляки. Но это лишь придавало Леле очарования. Особенно, когда она клала мои горячие руки себе на колени, на плечи. И желание заботиться о Леле, заслонять от невзгод, даже от элементарного холода, внезапно перебивало все остальные, чисто мужские потребности.

Мы слегка увлеклись, с головой ушли в расследование. Но сейчас, когда все закончилось, я ощущал себя как прежде. Чего не скажешь о Леле. Она снова шарахалась, отгораживалась, убегала. Да что ж такое-то? Будь я противен Плазме, она не касалась бы столь уверенно, раскрепощенно тогда, несколько минут назад, и несколько часов назад тоже.

Я решил поразмыслить над этим позже. Усталость навалилась внезапно, веки потяжелели, а мышцы расслабились. Я добрел до своей каюты и, не раздеваясь, плюхнулся в самый центр просторной постели. Закрыл глаза и провалился в сон.

Глава 7 О том как героиня узнала еще несколько удивительных фактов

Я поразилась тому, как здорово мы сработались с Вайлисом. Словно не в первый раз отправлялись на задание в паре, прошли через многие испытания и понимаем друг друга с полуслова.

Странное, томительное напряжение растаяло как дым. Нам было на удивление легко и комфортно вместе… пока… занимались делом. Но потом… потом я будто бы проснулась.

Встретилась взглядом с Вайлисом… и обомлела.

Он смотрел так странно. То ли изучал, то ли следил сверкающими глазами и снова не мигал. Мышцы Вайлиса окаменели, тело напряглось, черты заострились. Да что с ним такое? Вспомнил нашу встречу в больнице? Пытался прочесть на моем лице правду?

Черт! Рано я расслабилась! Рано доверилась спутнику! Рано забыла про элементарную осторожность, жизненно важную для меня и других индиго.

Как же быстро и легко подкупили меня наша близость и наше взаимопонимание. Я так истосковалась по душевному теплу, по крепкому плечу рядом, что совершенно забылась рядом с почти незнакомым мужчиной. Хорошо хоть спохватилась, осознала.

И я снова поступила не умнее пятилетнего ребенка — сбежала.

Неслась по коридорам корабля, как от пожара и поминутно оглядывалась. Молоточки стучали в ушах, а в груди бился страх — вдруг Вайлис бросится догонять, как утром. Начнет выяснять — в чем дело, что стряслось. Его напор, его харизма ломали мою защиту гораздо быстрей, намного успешней, чем настоящие пытки.

Добежав до каюты, я заскочила внутрь и заперлась на магнитный замок. Еще несколько минут маниакально носилась по комнатам, в ожидании, что Вайлис опять нагрянет с допросом. Молоточки в ушах забарабанили громче, дыхание участилось, а воздуха все равно не хватало.

Но он не пришел.

Смешанные чувства охватили меня, когда поняла, что спутник уже не появится.

Облегчение теснило разочарование, и я вконец запуталась в собственных желаниях.

Вдруг, откуда ни возьмись, снова закололо в груди тоскливое одиночество, меня даже продрал озноб. Казалось, не пришел Вайлис, и что-то важное обошло меня стороной.

Словно что-то, о чем давно мечтала, вдруг мелькнуло перед самым носом и исчезло. Растворилось в дымке бесследно.

Я напилась мятного чая и немного побродила, успокаиваясь мерной ходьбой.

Когда усталость и измотанность победили нервную горячку, быстро разделась и легла в постель.

Думала, проворочаюсь бог знает сколько времени. Но стоило коснуться головой подушки, уснула мертвецким сном.

…

Дома я встаю поздно, не раньше десяти. Но корабельная обстановка, как обычно, сбила режим напрочь. За окном каюты не полыхал у горизонта рассвет и не плыли по небу светло-бордовые кляксы заката. Только мерно скользили на темно-синем фоне планеты и звезды, напоминая дорогие трехмерные фотообои. Именно такие однажды подарил мне муж на день рождения. Тогда люди только мечтали о межпланетных рейсах. А муж любил все эти космосаги, с упоением в сотый раз пересматривал «Звездные войны». Я не разделяла его увлечения этой киноэпопеей. Но в редкие тихие вечера мы вместе собирались перед небольшим жидкокристаллическим телевизором — тогда они только-только появились в продаже. Устраивались на том самом диване, которому досталось от сына. Рядом с громадным фикусом в человеческий рост — разлапистым и ветвистым как настоящее дерево. С рождением сынишки фикус переехал в другой угол комнаты, подальше от ловких маленьких ручек.

Мы включали старенький видеоплеер и ставили громоздкую кассету. За чаем и жевательным мармеладом смотрели «Вавилон 5» и десятки подобных ему сериалов. Я забыла их названия. Помнила только теплое плечо рядом, близость, для которой не нужны даже слова. Но мы говорили — много и горячо. Спорили о расах и галактической политике, о том, что логично, а что — нет.

Я дожила до всего этого, увидела воочию. А муж…

Я отключилась вчера еще до шести вечера, а сегодня, в шесть утра уже была на ногах. Любопытство гнало меня в чудокомнату — сличить ранения расстрелянных жертв коронованной равнины. А, может, сработала интуиция индиго? Подозрения не давали покоя, как нестерпимый зуд.

Я даже решила позавтракать на месте — заказала через «хранилище» творожную запеканку.

Наспех нацепив трикотажные шаровары и блузку, уже почти выскочила из каюты, но зачем-то притормозила у зеркала.

Увы! Черный ну совсем не мой цвет. Да и волосы стоит собрать поаккуратней. Я распустила пучок и закрутила его заново, скрепив двумя резинками. Повертелась перед зеркалом еще немного. Черный не к лицу даже тем, у кого на щеках цветет яркий румянец, вот как у Вайлиса. Бледных индиго он делает похожими на тяжелобольных.

Я давно не надевала украшений, но сегодня решила изменить привычке. Тем более, любимое ожерелье всегда с собой, как талисман. Я осторожно застегнула за спиной мамин подарок и провела по нему ладонью. Холод металла разлился по телу теплом воспоминаний.

Мама… она принесла мне ожерелье в бумажном пакетике и спрятала под подушку. Я вернулась с работы — усталая, измотанная и переодеваясь в спальне, заметила скромный коричневый краешек… Мама уже стояла в дверях комнаты — такая красивая, такая молодая и держала в руках мой любимый торт — графские развалины.

Даже сейчас едва коснувшись прохладного ожерелья, я ощутила тепло маминых маленьких рук, темно-карих глаз.

Разноцветные разводы и пятна на крупных бронзовых бляхах придали лицу свежести, красок.

Я еще немного покрутилась перед зеркалом, оценила свой вид как терпимый и рванула к цели.

Чудокомната пустовала, хоть эхо слушай. Но едва я заскочила внутрь, автоматически зажегся свет, и проснулся компьютер. Мы специально не выключали его вчера — суперпередовая машина безумно долго загружалась.

Мгновенно сосредоточившись, с головой уйдя в процесс, я собрала трехмерные изображения жертв, убитых плазменным оружием. Первые три семьи и всех расстрелянных позже.

Меня ждало новое невероятное открытие. Конечно, выстрелы не повторяли друг друга с той же точностью, что удары делбо. Но… первые всегда аккуратно попадали в сердце, а следующие, хаотичные… Складывалось ощущение, что убийца проходился по телам зигзагами. Справа налево или слева направо, но всегда снизу вверх. Только так и не иначе. Ничего себе!

В лихорадке предвкушения нового, поразительного открытия, я занялась тем, до чего у нас с Вайлисом вчера просто не дошли руки. Мы дотошно проштудировали все, что касалось психологического портрета преступников: доклады коллег и агентов спецслужб, показания свидетелей и очевидцев. Но даже не брались за предположительное описание преступников и их возраста.

И правильно сделали. Новые данные о сходстве повреждений, ранений, и действий убийц добавляли их портретам красок, деталей. Я загрузила все в компьютер и ожидала, пока он переварит информацию и спроецирует в комнату трехмерное изображение предполагаемых преступников. На отравителей рассчитывать не приходилось — о них не было почти никаких сведений. Зато остальных худо-бедно удавалось описать даже мне. Что уж говорить о компьютере последней модели.

«Хранилище» подмигнуло голубым, намекая, что пора перекусить. Запеканку я съела давно, но корабельный распорядок предполагал еще один, нормальный по времени завтрак — в девять утра. Ой! Я, что здесь, уже три часа?

Электронные часы подтвердили мои догадки — над головой зависли цифры 9:20. Ну сколько может тормозить этот суперкомпьютер? Пора бы и честь знать!

Словно в ответ на мой невысказанный вопрос из экрана начали выплывать трехмерные изображения людей, в полный рост.

Я вытащила из «хранилища» горячий травяной напиток с облепихой, залезла с ногами на складной столик и принялась разглядывать виртуальных незнакомцев. Их было четверо. Четверо возможных подозреваемых в избиениях и расстрелах. Немало, но и не так плохо.

Но чем дольше я изучала их, тем сильнее закрадывались неприятные подозрения, ощущения. Они, словно склизкие змеи скользили по телу, обдавая душем мурашек.

Я отставила чашку, спрыгнула со стола и обошла фигуры по часовой стрелке. Вообще этого не требовалось — они вращались вокруг своей оси, стоило лишь приказать, но мне почему-то легче думалось «на ногах».

Нарезав несколько кругов возле бесплотных статуй подозреваемых, я остановилась и еще раз оглядела их с ног до головы. Черт! Страннее уже некуда…

— Тааак… Смотрю ты уже вовсю работаешь, — от голоса Вайлиса я вздрогнула и повернула голову так резко, что шея заныла. Жар бросился в лицо, уши запылали, меня охватило удушливое волнение. Такое ненужное сейчас, не своевременное.

Спутник стоял у двери, прислонившись к косяку, и изучал меня — один в один как вчера, после нашего мозгового штурма. Его синие глаза нездорово поблескивали, а тело было очень напряжено, не смотря на нарочито свободную позу.

Вайлис перекинул одну ногу через другую, большие пальцы рук зацепил за карманы темно-фиолетовых брюк из дорогого льна.

Сегодня спутник оделся гораздо менее официозно, чем вчера и гораздо более открыто. Я уже и забыла — какое у него тело! Какое… Мышцы бугрились в треугольном вырезе белой футболки Вайлиса. Тонкая как чулок она не скрывала ни один кубик пресса. В ужасном смятении, смущаясь, я не могла оторвать взгляда от фигуры спутника. Сердце начало отстукивать неровный ритм, воздуха не хватало.

Тем временем Вайлис напрягся сильнее. Казалось, передо мной каменный валун. Стукнись, и отлетишь как мячик. Черты спутника вновь заострились, задвигались желваки. Но губы начали растягиваться в неестественную улыбку.

Я осторожно отошла от трехмерных изображений, давая Вайлису простор для их изучения. Но спутник продолжал неподвижно стоять у двери и изучать меня.

Грудь, талия, ноги, лицо, снова грудь.

Оцепенение проходило, и на смену ему по телу разливалась тревога. В груди кольнуло, сердце подскочило к горлу, на живот словно мешок со льдом положили.

Да что с такое Вайлисом?

И что такое со мной?

Я ведь далеко не робкого десятка. Но перед Вайлисом робела и тушевалась. Я боец по натуре, свободолюбива и независима. Но рядом с ним жутко хотела почувствовать себя слабой и беззащитной в плену сильного мужчины. Я никогда не смущалась внимания. Но под немигающим взглядом Вайлиса жаждала то ли прикрыться, то ли сбежать.

Вдруг, странным образом, я снова увидела в нем хищника — матерого, гибкого и опасного. Вернулось ощущение птицы в клетке перед неминуемой встречей с когтями кота. Исчезло томление и желание, их вытеснила подозрительность. Жар схлынул с лица, даже голова закружилась, ладони увлажнились.

Я встрепенулась и решительность, смелость вернулись — в точности, как вчера.

Медленно прошлась я перед Вайлисом, отмечая как он завороженно следит за каждым шагом, каждым жестом. Приблизилась на совсем не дружеское расстояние, внезапно почувствовав на своем лице горячий вздох спутника.

— А что такое? — спросила с изрядной долей дерзости, шагнула еще ближе и… Вайлис выдохнул опять. Меня охватили противоречивые эмоции. Он будоражил, все равно будоражил. Как ни убеждала себя, как внутренне не собиралась, ничего не помогало. Приковывали взгляд грудные мускулы, шея Вайлиса — всем качкам на зависть, тело — такое сильное и ощутимо гибкое. Пульс неминуемо ускорялся, стучал в ушах — сильное волнение накатывало волнами. С ним спорило недоверие, желание бороться с собой, чтобы вырваться из-под влияния Вайлиса. Грудь его заходила мехами, а взгляд вонзился в мой. Казалось, спутник пытается добраться до самого моего мозга — до мыслей, до эмоций. Как бы не так! Я себя не выдам.

Чем больше напирал Вайлис, тем уверенней я себя чувствовала, и тем легче становилось отражать его психологические атаки. Теперь я понимала, почему спутник такой успешный агент. Он умел и расположить к себе, и напугать, и морально подавить. Но я тоже не лыком шита!

Знай наших!

— Ты-ы, — его голос почему-то резко сел, осип. Я даже подумала — не заболел ли Вайлис. Он заметил мое удивление, попытался прочистить горло, начал заново, но ничего не поменялось: — Тыы… такая красивая когда ходишь и изучаешь преступников. Тебе очень идет задумчивость.

Я шагнула назад — еще и еще. Мне словно стало легче, даже удалось выдохнуть. Он, что, сделал комплимент? Зачем? Да еще таким сиплым голосом, с такой приторной интонацией.

— Ты пришел работать или издеваться? — нашлась я.

Вайлис наконец-то отлип от косяка, и двинулся навстречу. В нем вперемежку сквозили то привычная кошачья грация, то медвежья неуклюжесть. Но все вместе производило отнюдь не отталкивающее и не смешное впечатление. Я была совершенно сбита с толку, и потрясена мощью спутника — истинно мужской, нечеловеческой, тем не менее. Теперь я понимала, почему мельранцы так легко соблазняли землянок. Почему после их первого визита на мою родину появилось столько полукровок.

Смесь же человеческой брутальности с мельранской грацией, сексуальностью била наотмашь. Сердце екнуло, заколотилось — быстро и неровно. Я едва могла вдохнуть, а выдохнуть уже не выходило совсем. Вайлис приблизился, гипнотизируя как удав кролика, медленно положил руку мне на бедро и это отрезвило почище ушата ледяной воды.

Я отпрыгнула назад, глотая возмущенные тирады, пытаясь совладать с яростной вспышкой негодования. Да как он смеет! Обращаться со мной, как с биоботом! Как со шлюхой! Хватает, лапает, поедает взглядом без грамма стеснения, без спросу!

Сама не понимаю, с чего так взвилась. Мужчины часто обращали на меня внимание. Кто-то украдкой, почти стесняясь своего порыва, а кто-то прямо и недвусмысленно, как настоящий мачо. «Ты моя, детка, и не рыпайся!»

Нередко мне откровенно предлагали переспать, хотя и флиртовали, ухаживали тоже порядочно. Думаю, меня бесило не столько поведение Вайлиса, его намеки, его нескромное и очевидное намерение, сколько собственная на них реакция.

Я безвольной куклой позволяла спутнику до себя дотрагиваться, думая лишь о том, чтобы вот сейчас он прижал покрепче и поцеловал. Также поцеловал, как в палате. И я совсем не против была бы поцеловаться с ним, совсем не против даже заняться любовью. Но… Боялась потерять контроль. Никогда в жизни я не теряла самообладания рядом с мужчиной, не поддавалась его чарам. Всегда за мной было последнее слово. Но сейчас, казалось, еще немного и я, словно сталь в печи, расплавлюсь в руках Вайлиса и позволю ему все, что захочет.

Что в этом плохого? Да все! Я не могла расслабиться, ведь Вайлис умел пользоваться такими ситуациями. Умел филигранно, шикарно, если верить его досье и тому, что считала во время нашего слияния. Я находилась в шаге от того, чтобы случайно выдать ему себя, правду об индиго. Выдать незаметно для себя самой, спохватившись гораздо позже.

Я отлично понимала, что агент уровня Вайлиса, мужчина его способностей, его внешности и харизмы, легко расколет даже самую упрямую женщину. Даже такую, как я.

Сама сотни раз поступала также, знала, как все работает. И вот это бесило по-настоящему. Ярость разливалась по телу от мысли, что он меня путает, провоцирует, сбивает с толку лишь ради того, чтобы узнать о происшествии в больнице. Зачем? Почему Вайлису столь важно докопаться до правды? Он должен был умереть, но жив! И, очень надеюсь, все будет хорошо. При любом раскладе, он живет благодаря мне уже почти месяц… Какого черта?

Стоило мне отшатнуться, настроение спутника разом изменилось. Неуклюжесть уступила место резкости, жесткости движений. Губы изогнулись в недовольной ухмылке, а глаза сверкнули лазерами:

— В чем дело, Леля? — выпалил он и продолжил наступление, вынудив меня попятиться.

— Чего ты все время шарахаешься? Что такое? Я тебе неприятен? — в голосе Вайлиса звенел металл, в интонациях звучала жгучая обида. От неожиданности я вздрогнула, отскочила и налетела на стену.

Теперь уже Вайлис вздрогнул, смешно поднял руки, словно сдавался и остановился в нескольких шагах.

— Да ты чего? — произнес уже намного мягче, почти ласково, насупился и нахмурил брови. Удивительно, но сейчас его потемневшее, недовольное лицо не рождало такую бурю эмоций, как минуту назад. Почему-то астральное зрение включилось само, и я залюбовалась аурой Вайлиса.

Огромные крылья полностью расправились за его спиной, а вокруг полыхали светло-розовые протуберанцы. Неровные, но потрясающе красивые они струились и трепетали, пронзая ауру Вайлиса и окутывая ее, как солнечные лучи в жаркий день. А плазма… Плазма наполняла биополе спутника так, как биополе любого индиго, как мое собственное. Словно она была там с самого рождения, словно там ей самое место. Чертовщина какая-то!

Но и это еще не все. Тонкие фиолетовые прожилки испещряли ауру Вайлиса, как темные полоски белоснежный мрамор.

— Ну и что замолчала? Только что говорила и даже очень, — не выдержал паузы Вайлис. Не ожидала, что он так быстро потеряет терпение. Видимо, то, что случилось в больнице, всерьез тревожило спутника. Вот бы выяснить почему. Может он опасался побочных эффектов? О чем-то догадывался? Пенял? Но ведь я понятия не имела, как отреагирует аура Вайлиса на мою плазму. Да и развеять его сомнения, рассказать обо всем не могла. Просто не имела права.

В следующий раз постараюсь подготовиться, держать все под контролем.

Легко сказать… трудно сделать. Главное сейчас переключить внимание Вайлиса на расследование. А это легче легкого.

— Я вывела изображения предполагаемых преступников, — кивнула в сторону бесплотных изваяний — без моего приказа они неподвижно зависли в паре сантиметров от пола. — Тебя ничего не настораживает? Не удивляет?

Вайлис нехотя перевел взгляд с меня на фигуры, недолго поизучал их и выдал:

— Они просто невероятно похожи. Похожи телосложением, похожи особыми приметами. У всех очень развиты мышцы, которые отличают высоких мастеров делбо. Все очень высокие и поджарые. Но не слишком крепкие. У всех правое плечо ниже левого. И это странно. Обычно наоборот. У таких стопроцентных правшей, однозначно должно быть наоборот. Но при этом левая ладонь меньше правой и уже. У всех очень сильные кисти, но маленькие пальцы. И пропорции тела необычны. Ноги короткие, торс удлиненный. Но не настолько, чтобы с уверенность заявить, что перед нами талькаирсы. Хм, — Вайлис подошел поближе, продолжая озвучивать и мои недавние размышления. — И у них одинаковая костно-мышечная структура. Почти до мелочей. Вот, погляди-ка! Даже один и тот же палец был сломан несколько лет назад и одно плечо вывихнуто! Нет! Сустав был почти целиком потерян из-за травмы! И замещен искусственно выращенным! Понятно, почему при такой физподготовке, правое плечо все равно ниже левого! А различия легко можно списать… на…

— Ошибку компьютера, — закончила я за спутника.

Вайлис хмыкнул, еще раз обошел фигуры и резюмировал:

— Либо стрелял и бил один и тот же гуманоид, либо это сделали близнецы. Нет! Один и тот же! У близнецов не обязательно мышцы развивались бы одинаково. Не говоря уже о плече, осанке. Но зачем ему пользоваться разным оружием? Почему не расстрелять всех или перебить?

— И у нас остается еще отравитель, — напомнила я. — Про него мы ничего сказать не можем. Кроме психологического портрета.

— Зато можем точно сказать, что этот самый психопортрет не совпадает с психопортретами остальных преступников, — продолжил мою мысль Вайлис и тут же нахмурился. — Если только…

— Если он не специально добивался такого эффекта? — поймала я на лету идею Вайлиса. — Но тогда получается, он хорошо знает наши методы. Знает как составляются психологические портреты, — в животе похолодело. Если предположение Вайлиса верно, нам противостоит очень опасный и очень могущественный противник. Не просто чиновник из земного правительства, один из тысяч голосов в совете и парламенте. Кто-то, кто имеет реальную власть, вес, право слова и не боится воспользоваться всем этим ради собственной выгоды.

— Леля, это еще не доказано, — будто бы уловив изменение моего настроения, приободрил Вайлис.

Я обернулась к нему, встретила знакомый, заботливый, теплый взгляд и… успокоилась. Неожиданно для себя самой успокоилась.

Странно… Снова между нами рухнули стены, исчезло непонимание. Мы общались и думали как слаженная команда, почти как единый механизм. На лету ловили идеи друг друга, почти читали мысли.

Мне очень нравилось работать с Вайлисом, а вот все остальное… Все остальное вызывало слишком противоречивые эмоции. И я решила обрубить его на корню. Как это сделать? Да легко! Вайлис пользуется своим мужским обаянием, неповторимой харизмой хищника? Значит, нужен другой хищник. Тот, кто отвлечет меня от него.

Собственная идея вызвала дикую, не совсем уместную радость, и всколыхнула целый ворох непривычно контрастных, как огонь и лед, эмоций. Мысли о том, что меня поцелует, обнимет другой, не Вайлис, вызывали слабые желудочные спазмы, по телу проходили волны отвращения.

Но надежда на избавление от влияния спутника рождала полудетский восторг вперемежку со знакомым ощущением потери чего-то далекого, но важного. Так чувствовала я себя, когда узнала, что умерла четвероюродная, кажется, родственница.

Помню, сидела на балконе, пила чай и наблюдала за привычной суетой дневного города. Плотные тучи сгущались на небе, царапали мягкие брюшка об углы зданий. Птицы летали все ниже, предрекая дождь. Их гомон перекрывал звуки дворовой суеты.

С балконов соседних корпусов перекрикивались соседки. Крайне находчиво, в век мобильников-то. Делились рецептами приготовления кролика. Детская площадка шумела и галдела сотнями звонких голосов. От них в груди привычно щемило, тоска холодила тело, давила на виски. Машины то взмывали в небо и уносились куда-то прочь, то медленно садились на стоянку. Разноцветными пятнами мельтешили перед глазами.

В воздухе пахло влагой и неприятностями. Я ощущала их кожей, но не могла понять — в чем дело. И тут подала голос мгновенная виртуальная система оповещения. Что-то вроде галанета, только более индивидуального что ли… Принцип работы тот же, но никто другой не мог узнать то, что сообщалось мне.

Я вернулась в комнату и посмотрела на монитор.

Я не видела женщину с фотографии в некрологе ни разу, но теперь отчетливо осознала, что одним родным человеком на планете стало меньше. Последним родным стало меньше. Об этом не преминула напомнить все та же мгновенная виртуальная система оповещений. В качестве контрольного выстрела.

Бабах! Бабах! Буммммм… Я задрожала — от неожиданности и безысходности. За окном раскатисто гремел гром. Я закрыла балкон, задернула жалюзи, села в кресло и закуталась в шерстяное одеяло. Оно должно было окружить домашним теплом. Но не окружило. Бесприютное одиночество поселилось в душе и от него, изнутри разливался по телу холод.

Поразительно, что Вайлис мог вызывать во мне такие эмоции! Мы ведь едва знакомы! Кто он мне? Случайный спасенный? Напарник? Сосед?

Но ощущения не отпускали, накрыли с головой…

Ничего. Я справлюсь. И не такое пережила.

Глава 8 В которой задумка Лели вызывает в герое больше эмоций, чем он сам мог предположить

Говорят, для каждого найдется тот, кто выведет его эмоции на новый уровень. Сотни лет я считал себя спокойным и рассудительным, где-то даже холодным. Умел сопереживать чужому горю, но никогда не испытывал таких сильных эмоций, как сейчас. Рядом с Лелей меня словно подменили.

Едва продрав глаза, я связался с отсеком обслуги.

— Да-да? — почти томно ответила Миетта.

— Где находится Лелейна Милава? — сходу озадачил ее я, параллельно умываясь.

— В звуко- свето- непроницаемой комнате, — отчеканила биобот с оттенком недовольства.

Я отключил связь и поспешил завершить утренний моцион. Аппетит резко улетучился, хотя спросонья желудок буквально сводило от голода. На каком-то болезненном душевном подъеме бросился я к Плазме и застал умилительнейшую картину.

Леля стояла и в задумчивости разглядывала трехмерные изображения преступников.

Расслабленная поза очень шла ей. Чуть приоткрытые губы напоминали экзотический цветок — маленький, но невероятно совершенный. Огромные распахнутые глаза зачаровывали почище всяких духов с феромонами — новомодного манка для противоположного пола. Трикотажный костюм не скрывал точеных линий фигуры, даже сквозь шаровары отчетливо проступали очертания круглых, соблазнительных ягодиц.

Несколько секунд наблюдения стоили мне всего самообладания разом, замутили рассудок похлеще сильного алкоголя. Я сомлел, рисуя себе, как обниму Лелю, разверну и поцелую. А потом…

Болезненное возбуждение вернулось, такое же сильное как вчера и до неприличия навязчивое. Зацепив руки за карманы, чтобы немного сгладить внушительный бугор на брюках, я не сдержался, прокомментировал действия Плазмы в расчете на флирт, шутку. Но Леля резко напряглась — вся как-то подобралась, вытянулась, замерла.

Я попытался сблизиться с ней, осторожно приобнять, хотя тело настойчиво требовало другого, гораздо большего. Но Леля отшатнулась как от мерзкой жабы. На душе заскребли кошки, больно зацарапали коготками. В груди словно что-то застряло — очень острое, тяжелое. Оно резало и сдавливало одновременно. Я вдыхал через раз, а Леля… Леля продолжала избегать малейшего контакта, отдаляться на приличное расстояние.

Непривычное бешенство охватило все мое существо. Почему она так? Какого черта? Я нормальный мужчина! И даже получше многих! А то, что вытворяю в постели, черта с два повторит землянин! Чем я ей так неприятен? И почему она не скажет этого вслух, в лицо? Какого черта держит за дурака? Я млею рядом с ней, теряю контроль, а Леля скачет как газель от тигра.

Я хотел схватить ее, сжать в руках, почти до боли, до неподвижности, и заставить говорить. Вынудить объясниться, в конце-то концов!

Но почему-то отступил.

И мы снова с головой ушли в работу.

— Ну вот как один гуманоид… человек… мог одновременно расстрелять три семьи талькаирсов? — бормотала себе под нос Леля, закапываясь в бумаги. — В домах, разнесенных друг от друга на весьма приличное расстояние? Он, что растроился? Зачем вообще пользоваться такими разными способами убийства? А еще этот загадочный отравитель…

Она забавно хмурилась и продолжала то ли ворчать, то ли думать вслух.

— Жертв находили всегда поодаль от домов. Непременно вблизи границы. В одиночестве. Все как в первый раз. Убийцу никто не видел. Никто не слышал, чтобы один или несколько колонистов нашли иглы рилакки. И ведь преступнику надо было где-то прятать их! Прятать хорошо, качественно. Не повредиться самому, уберечь близких. Они же прозрачные, липкие эти колючки. Случайно остались на одежде, прилипли к волосам… и пиши пропало.

Мы до самого вечера копались в документах, в тщетных поисках хотя бы какой-то зацепки. Но так ничего и не обнаружили.

— А если расспросить агентов, что работали над делом до нас? — предложила вдруг Леля, но потом расстроенно покачала головой. — Скорее всего, ничего не выйдет.

— Ну попробовать-то можно, — попытался приободрить ее я.

— Хах… Почему нет? — вздохнула Леля и нажала кнопку вызова обслуги. Конечно же, отозвалась Миетта.

— Да?

— Мы можем связаться с агентами, которые вели дела колоний до нас?

— Нет, — предсказуемо сообщила Миетта. — Они в дороге. Летят домой. Связи нет.

Леля недвусмысленно хмыкнула и кивнула, словно хотела сказать: «Так я и думала».

Чего уж тут думать! Яснее ясного. Правительства заметали какие-то следы. Что-то не должны были мы обнаружить, о чем-то не должны были догадаться.

…

Плазма снова подошла к неподвижным призракам убийц. Казалось, она заметила что-то новое, удивительное. Даже глаза Лели расширились. Она медленно присела и приблизила лицо к ладоням трехмерных фигур. Вдруг резко вскинула голову, хмыкнула и хотела что-то сказать…

Но тут нас основательно качнуло. Я едва восстановил равновесие. Плазма ловко присела почти в позу йоги. Одну ногу выставила вбок, другую согнула. Оперлась ладонью в пол и вроде бы зафиксировала положение. Казалось, все позади. Мы встревоженно переглянулись, Леля приоткрыла рот, снова намереваясь что-то сказать…

И тут зеленый ковер ушел из-под ботинок, а стены задрожали. Нас тряхнуло еще раз. Да так основательно, что Леля пошатнулась и почти распласталась на полу. Я прыгнул к ней в последнюю секунду. Упал на колени и удержал лицо Плазмы в сантиметре от зеленого ковра. Леля быстро схватилась за мое плечо, и скопировала позу. Нас затрясло сильнее. Пол, стены и потолок заходили ходуном. Складной столик зашатался, задергался. Жалобно звякнул, сложился и с грохотом рухнул на пол стопкой железа. А потом уверенно поехал к дальней стене. Врезался в нее и начал биться, словно намеревался выйти вон. Кресла покатились в одну сторону, в другую. Начали цепляться ножками, сталкиваться и переворачиваться.

Леля всхлипнула и прижалась ко мне. Я обнял ее, словно мог закрыть от надвигающейся беды и ощутил себя едва ли не суперменом. Сейчас, здесь, казалось, мне под силу испепелить целую планету, взорвать взглядом звезду, лишь бы защитить хрупкую женщину на своей груди.

Я не успел понять — что чувствовал по поводу неожиданного несчастья. Лишь тепло разливалось внутри, а мощь прибывала в тело. Лишь сердце отстукивало в такт с Лелиным и я ничего не боялся. Так странно… Там, в больнице я отчаянно боялся смерти. Того, что боль усилится до невозможной, нестерпимой. Того, что это все… конец. А сейчас… сейчас меня не страшило ничего.

Нас затрясло так, что кресла начали подпрыгивать как громадные жабы. Грохот их встреч с полом заглушал столик. Он заскакал тоже, зазвенел и продолжил штурмовать стену.

Нас с Лелей ежеминутно подбрасывало вверх. Я подхватил ее на руки, чтобы не повредилась от удара об пол. Приземления были чувствительными.

Несколько кресел решительно запрыгали в нашу сторону. Преодолели полкомнаты, с глухим звуком столкнулись и кубарем покатились навстречу.

Я подскочил на корточки и рванул вбок. Еле увернулся от еще одного кресла, и еще двух.

Они сгрудились впереди, и корабль дернулся еще раз.

Нас подкинуло вверх так, что кресла остались внизу. Плохо соображая, что делаю, я сгруппировался, закрывая Лелю. Она сжалась комочком у меня в руках, спрятала лицо на груди и затихла.

Падение, как и ожидалось, было жестким. Я использовал технику парашютистов. Приземлился на полусогнутых ногах, и, не пытаясь удержаться вертикально, повалился вбок, защищая Лелю рукой и ногой. Мы рухнули на пол.

Да, гематом после всего этого можно уже не считать. Сарказм придал мне сил. Я прижал Лелю покрепче. Она съежилась в позе зародыша. Очень вовремя. Нас швырнуло опять. Вверх и вперед, прямо на кресла.

Они сгрудились бесформенной мебельной кучей и глухо гудели, толкая друг друга, как овцы в загоне. Я понимал, что лучший шанс попасть ногами на сиденье. Но слегка промахнулся. Угодил на поручень, и кресло начало переворачиваться. Я отчаянно толкнулся и все-таки отскочил вбок. Приземлился на пол и чуть прокатился по инерции.

Казалось, конца и края не будет светопредставлению.

Я приготовился к худшему. Защищать Лелю от этого худшего. Но тут все прекратилось. Замерли кресла, хотя только что бились об стены, словно пытались проделать в них дыры и выйти в открытый космос. Стол вонзился в угол и замер там, неприятно дребезжа. Стены и пол медленно восстановили прежнее положение. Или это мы его восстановили?

Леля пораженно посмотрела на меня и немного отстранилась.

— Ч-что это было? — произнесла почти шепотом, вся дрожа.

— Уже все хорошо. Прошу сохранять спокойствие, — ответил вместо меня ровный голос Миетты, и тут же экран на стене погас. Считал ДНК гостьи и защитил секретную информацию.

Биобот застыла в дверях и изображала, похоже, самую широкую из своих улыбок.

— Что это было? — мой вопрос прозвучал почти грубо. Миетта перестала улыбаться и монотонно пояснила:

— В нас врезался массивный плазменный сгусток.

— Что? — рот Лели приоткрылся, а глаза расширились. Она мигом прекратила дрожать, вместо этого мускулы натянулись лентами, а ладони сжались в кулаки. — В нас стреляли из плазменной пушки?

— Именно это я и сказала, — как ни в чем ни бывало сообщила Миетта, и прежде чем мы успели задать новый вопрос, добавила: — Но как я уже сказала, все позади. Волноваться не из-за чего. Корабль создавал вокруг себя искажающее силовое поле. Поэтому выстрел едва задел нас. Транспортник почти не поврежден. Мы сразу вошли в ближайшую кротовую нору. Изменили курс. На планету прибудем с небольшим опозданием. Новый курс не предполагает выхода в открытый космос. Поэтому беспокоиться не о чем. Вы высадитесь в колонии не утром, а после трех часов дня по земному времени. Зато иные сюрпризы невозможны. Приношу извинения за неудобства. В хранилище вы найдете успокоительный чай.

Миетта уже почти скрылась за дверью, когда нервный крик Лели остановил ее.

— Искажающее поле? Это же новые военные технологии! Зачем обычный транспортник ими снабдили? Кто летал тут до нас? Кому вообще стрельнуло напасть на мирный корабль? Что тут происходит? — городила Плазма один вопрос на другой.

Я понимал ее — то, что сообщила Миетта, казалось немыслимым, а самое главное — абсолютно не логичным.

Летели себе агенты, никого не трогали. И вдруг — бац — в них палят из боевых плазменных пушек, как во время какого-нибудь конфликта галактического масштаба.

И главное — зачем? Правительства Земли и Талькаирсы недвусмысленно передали нам через шефа, что ждут, надеются, мечтают, чтобы мы добрались до места и назначили кого-то виновником. В их интересах побыстрее доставить агентов на Муританну, живыми и невредимыми. Другим расам плевать на конфликт с большой колокольни. Никто из них не высказался в поддержку одной из сторон, никто не вызвался помочь в расследовании, никто не проявил хотя бы толики заинтересованности.

И если мы не мешаем землянам, не мешаем талькаирсам, не мешаем другим расам Галактического союза, тогда кому взбрело в голову разнести транспортник на десятки кусков? И ведь начальство что-то пронюхало! Не зря же снабдило нас самыми передовыми средствами защиты. Где это видано, чтобы транспортник оборудовали лучше, чем военные истребители последней модели?

Пока я ошалело осмысливал произошедшее, биобот развернулась — как манекен, ей богу — и ошарашила нас почище недавнего происшествия.

— Никто не летал. Транспортник новый и готовился к вашей командировке специально. Я могу идти?

— Нет уж! — Леля вскочила на ноги едва уловимым движением и в мгновение ока очутилась рядом с Миеттой. Сильная, ловкая и стремительная Плазма восхищала меня все сильнее. — Вы говорите, транспортник готовился для нас. То есть предполагалось, что нас атакуют самым современным оружием?

— Об этом мне неизвестно, — пожала плечами Миетта.

— Стоп, — я присоединился к девушкам, всем телом ощущая близость Лели — она ужасно мешала думать, зато совсем избавляла от страха и сомнений. — Зачем корабль, рассчитанный только на нашу миссию снабжать защитой сверсовременных военных истребителей?

— Простите. Я не владею такой информацией, — снова пожала плечами Миетта. Скорее всего набор ее недоуменных и удивленных жестов этим и ограничивался.

— Вайлис, — Леля потянула меня за рукав и хитро подмигнула. Странно, между нами снова установилась невидимая связь. Я ловил мысли Плазмы на лету и продолжал ощущать ее всем телом.

Никогда еще не испытывал такого бешеного коктейля эмоций. Желание не уходило. Рядом с Лелей оно теплилось во мне, не зависимо от ситуации и часто причиняло сильный дискомфорт. Зато другие чувства сменяли друг друга как в кайлейдоскопе. Когда Леля льнула, искала совета, помощи, я ощущал себя суперменом, готовым в одночасье сгонять на Муритану без корабля. Разобраться со всем и со всеми. Мускулы наливались силой, мысли не текли, летали со скоростью света. Казалось, я даже видел и слышал лучше прежнего. Когда она шарахалась, отталкивала, накатывало острое чувство собственной неполноценности, ничтожности и непригодности абсолютно ни на что. Сердце билось с усилием, с болью, грудь наполнялась тяжелым, вязким воздухом, и выдохнуть его обратно было целой проблемой. Когда, вот как сейчас, Леля предлагала действовать сообща, вовлекала в мозговой штурм, в игру, меня охватывало небывалое воодушевление, идеи били через край.

— Миетта, — ласково обратилась Леля к биоботу — а она хитрюга, эта Леля. — Скажите пожалуйста, корабль предназначался только для нашей миссии? Ну его не запланировали сразу на две? На три?

— Только для вашей, — очень ровно сообщила Миетта.

— А стреляли с дальнего расстояния? — теперь я прямо чувствовал, как вздрагивает Леля, вспоминая про пережитую атаку. Она не просила об этом и всегда отталкивала меня, если брал инициативу в свои руки. Но сдержаться не вышло. Даже не так — сначала я ободряюще пожал руку Плазмы, и лишь потом подумал. Она слабо дернулась и предсказуемо отстранилась, но в голосе появилась прежняя уверенность. — Палили издалека? И куда метили?

— Метили в двигательные отсеки, — ошарашила Миетта. Даже мне стало не по себе от новости. Несколько минут назад мы могли взорваться, сгореть в одночасье. Даже попрощаться бы не успели. Леля вздрогнула вновь, как-то немного сникла, но с видимым усилием расправила плечи и слушала без очевидных признаков паники.

— Стреляли с другого транспортника, — продолжала между тем Миетта. — Расстояние определить не удалось. Оружие последней модели. Скорость плазменного выброса очень мало гасится расстоянием. Поэтому возможный диапазон дистанции между нашим транспортником и нападавшим слишком велик. В ближайшем космосе неучтенных транспортников не обнаружено. Только те, которые следуют по графику космотелепередвижений.

Леля нахмурилась и вдруг сама пожала мою руку. Ее прохладная, чуть влажная ладошка уместилась в моей целиком. Я сжал ее, согревая. Стало до щемящего тепла в груди приятно, что Леля обращается за помощью. Господи! Как же здорово опекать ее, оберегать и поддерживать! Пусть даже я отлично понял жест Плазмы — она предлагала вступить в разговор, задать свой вопрос, сбив Миетту с панталыги. Вполне возможно, биобот и впрямь не знает ничего важного. Но не исключено и то, что ее запрограммировали не выдавать определенные сведения. Только вот общалась Миетта не с обычными гражданами Союза, а с опытными агентами АУЧС. Мы, как никто, умели обойти программные блоки роботов, сбить их с толку.

— Двигательные отсеки? Это где? — притворился я дураком.

Следующие несколько минут Миетта подробно объясняла нам структуру корабля, и Леля прикрывала рот ладонью, чтобы не зевнуть.

Как только биобот закончила, Плазма встрепенулась и уточнила:

— Значит, если бы не искажающее поле, мы бы взорвались?

— Нне… совсем так… — медленно начала Миетта. — Есть скрытый, резервный двигательный отсек. Он включен в корабль как запасное оборудование. Если бы мы успели дезактивировать топливо в стандартном двигательном отсеке, удар не уничтожил бы транспортник. А мы смогли бы двигаться дальше. По курсу.

— Плазменный сгусток… он был большой? Какой температуры? — снова потребовал я у биобота энциклопедические сведения.

Такие модели с огромным трудом переключались. И если хорошенько погонять их туда-сюда, есть шанс прорваться через блоки секретности.

Миетта с небольшими, но уже заметными задержками, выдала целый список плазменных характеристик, и Леля мигом вернулась к нашим баранам:

— А нападавшие не предполагали, что у нас может быть искажающее поле?

— Предполагали. Поэтому стреляли очень крупным сгустком плазмы. Для поражения такого не требовалось. Но последняя версия искажающего поля позволяет вдобавок размазать энергию любой подобной атаки. Данную версию пока не устанавливали ни на одном истребителе. Информация о ней строго засекречена.

— На какое расстояние размазывает искажающее поле плазму? Какая итоговая энергия доходит до корабля? — без перехода встрял я.

На нас с Лелей пролился очередной ушат никчемных цифр и пояснений.

— Получается, кто-то знал, что обычный агентский транспортник оснащен как военный корабль. Но не владел точными характеристиками спецоборудования. То есть этот кто-то обладает высокой степенью доступа к секретным данным. Но не самой высокой. Так?

— Степень доступа девяноста из возможных ста, — проронила Миетта и замолчала — мы вытащили из нее что-то лишнее.

Как всегда после такой процедуры биобот ненадолго «подвисла» — замерла как манекен, взгляд потух, руки безвольно повисли вдоль тела. Программные блоки восстанавливали контроль над мозгом Миетты, запрещая и дальше делиться секретными сведениями.

Пока биобот приходила в себя после внезапного хакерства, я кивнул Леле и мы отошли к креслам. Я поставил два напротив экрана, близко друг к другу. Опустился в одно и жестом предложил Плазме сделать тоже самое. Она не сопротивлялась, как опасался, устроилась рядом, положила руку на подлокотник и ненадолго наши ладони соприкоснулись.

Я удивлялся себе все больше и больше.

Прежде сосредоточенность на работе, на неприятностях неизменно отключала эмоции, чувства и желания. Не зависимо от их силы и срочности. Только не сейчас. Я чувствовал близость Лели, как будто не был с женщиной не месяц, а два или даже три. И как бы не менял позу в кресле, комфорта не добился. Но сладкая дымка в голове не мешала связно и быстро мыслить. Возможно, не так кристально ясно, как прежде, но я почти не чувствовал разницы.

— Это кто-то из планетарного правительства. Но не из самых высоких шишек, — шепнул Леле. Она согласно кивнула.

— Не понимаю зачем? — спросила немного растерянно и, кажется, слегка оцепенело.

— Хм. Думаю, он замешал в происшествиях. Пока не уложил в голове стройную теорию. Но, кажется, кто-то пытался решить проблему собственными методами. Возможно, он как-то заинтересован в колонии. Слышал, как минимум, три земные корпорации нацелились на Муританну. А где корпорации там и…

— Продажные политики, — закивала Леля, — Очень даже может быть, — и забавно поморщила нос. — Не люблю политику. Всегда старалась держаться в стороне. А теперь получается, у нас появился враг. И враг могущественный. Очень могущественный. Бррр… — Плазма уронила голову и вздохнула — то ли опасливо, то ли расстроенно. Во мне забурлили такие эмоции, что сдержаться снова не получилось. Я обнял Лелю за плечи, и притянул поближе, положив ее голову себе на плечо. Страх ушел совершенно. Хотя сейчас было самое время бояться. И даже очень бояться.

Я четко осознавал, что теперь нам нужно держать ухо востро. Что расследование ставит под удар не только наши репутации, но и жизни. И был готов защищаться, а самое главное — защищать Лелю. Почему-то это казалось намного важнее, чем спастись самому. Вытащить ее из передряги, вернуть на землю и… И уже не отпускать. Очень некстати, мельранское либидо затмило разум. Близость Лели, то, как она прильнула ко мне, совсем сбили с толку. Мигом унесли мысли очень далеко от нападения, от угрозы нашим жизням, от нового, нежданного врага. Неведомого и оттого вдвойне опасного.

В паху стало горячо и тяжело, но я почти не чувствовал дискомфорта — настолько было тепло, уютно и приятно, что Леля не отталкивает, не напрягается. Я даже чуть прикрыл глаза, наслаждаясь моментом, чувствуя, что еще немного и выгоню биобота, усажу Лелю на себя. А потом…

— У вас есть еще вопросы? — испортила все Миетта.

Леля вздрогнула и даже не отстранилась, пулей выскочила из кресла.

В груди снова заныло, почудилось, на плечи резко свалилась каменная глыба и придавила к земле. Я с трудом поднялся на ноги, и, не скрывая раздражения, бросил в сторону биобота.

— Да, вы свободны.

Я остановился, наблюдая за Лелей. А она в задумчивости обошла по-прежнему зависшие посреди комнаты трехмерные изображения преступников. То ли намеренно разрывала нашу незримую связь, то ли, на самом деле, обнаружила нечто новое и крайне важное.

Не успел я накрутить себя по поводу того, что даже мерзавец-убийца приятней Плазме, как она разрешила сомнения.

— Посмотри, — ткнула пальцем в левую ладонь ближайшего виртуального призрака, а затем в другую. — Ничего не замечаешь?

— Они разного размера? Я сразу это заметил, — согласился, не понимая еще — к чему она клонит.

— У остальных тоже есть этот дефект, — Леля кивнула на три другие фигуры. — Но у этого он заметней. И приглядись сюда, — она отошла, жестом приглашая меня приблизиться.

Я проглотил гневные слова по поводу того, что Плазма снова шарахается, как от мерзкой жабы или склизкой каракатицы. Жар бросился в лицо, ладони сжались в кулаки. Я решительно двинулся к Леле, с твердым намерением объяснить, что не собираюсь терпеть ее пренебрежение. Сердце поминутно екало и больно кололо, но внезапно рука преступника немного охладила пыл, ослабила неприятные ощущения.

Я отчетливо увидел разницу между строением костей одной ладони виртуального призрака и другой. Не слишком заметную, но достаточную, чтобы догадка лучом света мелькнула в голове.

Я поднял глаза на Лелю, и мы почти хором произнесли:

— Нарощена. От самого локтя!

— Господи! — всплеснула руками Леля. — Эта процедура стоит целое состояние. Проще пересадить.

— Но тогда нет идентичности ДНК. А значит, нужно постоянно следить за отторжением тканей и костей, — парировал я. — Вечные анализы, таблетки любому жизнь испортят.

— Но это же бешено дорого! — снова возмутилась Леля.

— В том-то вся и прелесть! — выпалил я, и она пораженно захлопала глазами. Красиво. У Лели были длинные ресницы — не загнутые вверх, но очень длинные. Она не красилась, не завивала ресницы, и они не слишком бросались в глаза. Зато когда Плазма моргала или прикрывала глаза, казалось, тонкая вуаль ложилась на нижнее веко.

— Я… не… поняла, — отвлекла меня Леля от приятных наблюдений.

— Теперь мы знаем, что подозреваемый богат или имеет богатых друзей, покровителей, работодателей, — с удовольствием поделился я. — Кстати, факт очень даже вписывается в теорию о нападении…

Леля вздрогнула, но очень быстро выпрямилась и расправила плечи. С такой женщиной я пошел бы в разведку. Если она и поддавалась страху, то всегда умела побороть его и сосредоточиться на важном.

Я сдержал неуместную улыбку и закончил: — А еще… еще мы знаем, что его левая рука…

— Младше правой! — выпалила Леля. Она даже слегка подпрыгнула от воодушевления.

…

Встряска, как обычно подействовала на меня благотворно. Голова прояснилась, мысли перестали беспорядочно роиться, сбивать с панталыги.

И я решил иначе подойти к общению с Лелей. Будто бы внезапно прозрел.

Она расслаблялась во время мозгового штурма, раскрывалась, сама за собой не замечая. Этим грех не воспользоваться! Мы всерьез занялись отравителем, вытащили отчеты, данные судмедэкспертизы, показания свидетелей и я решил, что пора.

Как и ожидал, полезных сведений набралось шишь да маленько. Но проштудировать наработки по делу был наш долг и мой шанс хоть немного сблизиться с Лелей. Кроме сумасшедшего, болезненного, почти бесконтрольного желания, Плазма рождала все больший интерес. Мне все сильнее хотелось узнать ее получше. Чем жила Леля? Скольких любила? О чем мечтала перед сном?

Почему-то казалось у нее глубокий внутренний мир, ужасно и возмутительно никем не востребованный.

И вот пока мы перечитывали и обсуждали отчеты, показания, я потихоньку начал закидывать удочку.

Поначалу все шло идеально, в точности так, как и планировал.

— Леля? — спросил Плазму, пока она по самую макушку углубилась в наброски психологов разных спецслужб. — А индиго сразу получают способности? Мне всегда было любопытно. Вот каково это родиться и сразу — бац — не такой как все.

Леля метнула в меня пораженный взгляд и пожала плечами:

— Я думала полукровки лучше нашего знают — каково это быть особенными. Хм… Я получила дар лет в шестьдесят. До этого лишь немного управляла электричеством. Способности не с рождения появились, конечно. Нееет. Позже. Я не отловила — когда. Просто однажды поняла. Сложнее было обуздать дар. Вначале сжигала все, что ни попадя, — она повествовала почти безэмоционально, даже где-то отстраненно. Словно пересказывала старый-престарый фильм. Давным-давно он затронул за живое, но теперь… теперь остался лишь блеклым черно-белым снимком рядом с пестротой реальности, безумными красками новых впечатлений.

Я помолчал, давая Леле вчитаться в документы. Она дотошно сверяла описания преступника разными психологами, отмечала — в чем они сходились друг с другом и в чем не соглашались категорически.

— А долголетие? — выждав паузу, продолжил расспросы.

— Я просто знала и все, — она немного растерялась, окатила задумчивым взглядом, будто бы не понимала — как объяснить. Но мне этого и не требовалось.

— Мне говорили, вы общаетесь мысленно. А давно ты слышишь их? Каково это вообще? Ну слышать голоса в голове?

— Да никак, — задумчиво ответила Леля. — Ты просто получаешь какую-то информацию, обрывки фраз. Ну как будто бы слышишь их. Иногда видишь картинки. Воспоминания, истории… Что-то вроде того. И точно знаешь — они не твои. Потом учишься общаться. Связываться, прежде всего. Потом долго и нудно осваиваешь отключение от чужого сознания. Оно гораздо сложнее, чем подключение. Хотя кажется наоборот. На самом деле все как-то интуитивно. Неосознанно. Будто бы мы как биоботы на что-то изначально запрограммированы.

— А вы… как-то тренируетесь? Общаетесь? У вас есть профсоюз индиго?

Леля усмехнулась — мне удалось совершенно раскрепостить ее. Мышцы Плазмы расслабились. Она неосознанно откинулась на спинку стула, положила стопу на колено, словно планировала сесть в позу лотоса, но остановилась посередине. Немного помедлив, Леля устроилась в кресле по-турецки и бросила на меня прямой, почти заинтересованный взгляд.

— Иногда встречаемся. Но очень редко. Я видела от силы шесть индиго, из сотен земных. Не говоря уже о тех, кто живет в колониях. Зато мы всегда помогаем друг другу, если сталкиваемся. А ты видел отца? Родственников-мельранцев?

На долю секунды я опешил, оцепенел. Она вот так запросто, залезла в душу, нашла самое болезненное место и ковырнула. Но весь ужас заключался в том, что мне вдруг очень захотелось поделиться с Лелей сокровенным. Тем, чем никогда и ни с кем не делился.

Мама приучила меня не жаловаться, не стенать на судьбу и никому не показывать, даже если тебе совсем худо. Редких приятелей я уверял, что люблю мельранскую родню, а они принимают байстрюка с распростертыми объятиями. Только встречаемся мы очень редко. Но… это всего лишь веяние времени — любить за тысячи километров, а то и световых лет. По горло в суете и заботах видеться только при крайней необходимости, перекидываться смайликами и комментариями в блогах, на форумах. Годами искать минутку на разговор по видеосвязи и вечно отменять его из-за пустяшных, в общем-то, причин. Отчасти так оно и было. Но в глубине души я знал, что если бы хотел, нашел время и место, и достучался до тех, инопланетных родственников. Но я не хотел. И вот сейчас, впервые за столетья, возникла потребность рассказать об этом. Откровения полились из меня рекой, наполненные непривычно бешеными эмоциями.

Внутри закипала злость, круто замешанная на горечи и боли. И снова, как очень-очень давно к ним примешивалось это неистребимое ощущение потери.

При всем желании я не мог остановиться. А Леля… Леля застыла — то ли удивилась, то ли сосредоточилась на моем рассказе. Хотелось бы думать, что второе. Я почему-то изо всех сил искал ее взгляд, но Плазма отвела глаза и посматривала искоса, из-под опущенных ресниц. Я не мог разгадать выражение ее лица. Губы Лели чуть вытянулись, вздрагивали, но в остальном она казалось неподвижной и бледной, как мраморное изваяние. Только пальцы жили своей жизнью, сминая и перебирая виртуальные листки. Компьютер реагировал на манипуляции Лели — страницы вздрагивали, шелестели, уголки загибались, как настоящие.

Меня беспокоила реакция Плазмы, но остановиться, дать нам обоим передышку, не получалось.

Словно вскрылся нарыв, и он должен был очиститься, чтобы перестать болеть, зажить.

Я поведал Леле о том, что мельранская родня поначалу не признавала ни меня, ни маму. Потребовала ее письменно отказаться от претензий, и от алиментов, от встреч с отцом. Угрожала расправой над всей семьей — над дедом, бабушкой, тетей. Позже я выяснил, что мельранцы не могли выполнить гадкие обещания — наши правительства на тот момент уже заключили договор. Даже таким высокородным, богатым инопланетникам, как мои родственники, убийство землян не сошло бы с рук. АУЧС уже тогда жестко контролировало людей, так или иначе связанных с мельранцами. Мама и ее семья находились под защитой нескольких спецслужб сразу.

Но, знай она об этом, уверен, все равно подписала бы документы. Мама была такой — решительной и сильной, по-настоящему сильной душой женщиной.

Я ни разу не заставал ее плачущей.

Помню, когда пошел в школу — до 12 лет меня обучали на дому репетиторы — впервые столкнулся и с обожанием и ненавистью к полукровкам.

Химичка — очень полная, похожая на жабу в очках — презрительно потребовала, чтобы я встал и при всем классе, поставленным лекторским голосом продекламировала:

— Вот! Полюбуйтесь! Результат химической реакции между не способной устоять перед инопланетником землянки и похотливым мельранцем.

Чтобы класс проникся всерьез, химичка ткнула в меня толстым пальцем, похожим на сардельку. Ребята притихли — справа захихикали, слева зашушукались, сзади завздыхали. Химичка подошла поближе, поправила узкую фиолетовую блузку, и складки жира на ее животе и бедрах проступили сильнее. Обрюзгшее лицо, с несвежей, прыщавой кожей, заштукатуренное так, что казалось еще немного и косметика склизким желе свалится на пол, приблизилось к моему.

— Ну, покажи, как тебя там дома учили! — с вызовом потребовала химичка.

И я показал. Рассказал урок так, что ее отвислые щеки задрожали от бессильной злобы.

Но придя домой, дал волю чувствам. Плакал и рвал тетрадь по химии, словно передо мной эта ужасная жаба. И тогда мама подошла своей летящей походкой, словно не касаясь земли маленькими стопами. Ноги у нее, на зависть всем подругам, были тридцать шестого размера, удивительного для женщины среднего роста. Как сейчас помню одухотворенное, точеное лицо мамы, с острыми скулами и подбородком, с родинкой под губой и маленьким шрамом на носу. Она наклонилась, обдав меня запахами новомодных художественных красок и домашних оладьев, обняла за плечи теплой рукой и сказала:

— Никогда не позволяй обиде себя обидеть.

И поцеловала, так как умела только она — в затылок, потрепав непокорные вихры.

Мама никогда не давала обиде себя обидеть и никогда не унывала.

Ксенофобы — дед с бабушкой — вышвырнули ее с младенцем из дома за то, что связалась с инопланетником. Но мама была художницей и картины ее продавались весьма неплохо. Мы не шиковали, не излишествовали, но ни в чем не нуждались. Даже тете помогали.

Когда родители выгнали маму из дома, ее сестра получила все — внимание, заботу, и… материальный достаток. Дед много лет работал строителем в одной богатой фирме, и пенсию получал очень неплохую. Бабушка вышивала шикарные натюрморты на заказ. Тетя училась — сначала в ВУЗЕ, потом в аспирантуре, а потом в другом Вузе. И сидела у родителей на шее долгие годы. А когда деда с бабушкой не стало, оказалось, что у нее нет ни сбережений, ни работы. Тогда-то тетя внезапно и воспылала любовью к сестре и раскаянием, что так давно ее не видела, не навещала, не познакомилась с племянником.

Мне исполнилось десять, когда она появилась у нас на пороге. Высокая, нескладная, с крупными чертами лица — совсем как у деда, в узких джинсах и футболке с блестками. Ее длинные, немного крупные пальцы, унизанные кольцами с синими и зелеными самоцветами, без конца теребили ручку сумки. И брелоки на ней — стилизованные кошки из натурального меха — смешно подпрыгивали. Словно стесняясь, тетя все время прикрывала большим пальцем правой руки ноготь указательного — он был кривоват. Долго мялась на пороге, мычала что-то о том, что я ее не знаю, но узнаю, вылила на меня кучу другой словесной белиберды.

Какой я красивый, какой неземной. Я слушал в пол уха, в надежде, что мама выгонит ее взашей. Мама все отлично понимала, но подкидывала сестре немного денег, чтобы встала на ноги.

Позже, спустя много лет на меня вышел отец.

Я вернулся из очередной командировки, плюхнулся в кровать, почти задремал и тут заголосил мобильник. Ни за что не взял бы, знай я, кто звонит. Но мелькнула шальная мысль — вдруг шеф хочет уточнить что-то по поводу поездки, или первый, черновой отчет вызвал какой-то вопрос. Я принял вызов, не глядя.

И услышал тихий, вкрадчивый, очень мелодичный голос мельранца.

Я никогда не разговаривал с отцом, но сразу понял — кто «на том конце провода». Почему-то инстинктивно открыл глаза, и заходящее солнце ослепило последними лучиками.

Отец не дал и слова вымолвить — тараторил как, будто за ним гнались. Извинялся, уверял, что мечтает наладить связь. Зачем? Я не верил ему — ни в добрые намерения, ни в искреннее раскаяние. Лишь обещал подумать. Но через день позвонил мельранский дядя и потребовал оставить их семью в покое. Казалось странным, что один брат отыскал меня — не без труда, между прочим — я переехал в другой конец Земли, и почти не сидел дома, мотался по колониям, а другой открестился. Ужасно не хотелось разбираться в семейных дрязгах. Я возненавидел их всей душой, еще когда мамина родня делила наследство, пыталась урвать кусок пожирнее, картину подороже.

Они собрались в нашей старой квартире, там, где еще пахло мамиными красками и маминым оладьями… Кричали, вопили, хватали завещанные ею полотна.

Я смотрел на этих чужих, малознакомых людей отстраненно, в оцепенении — как на цирковых клоунов. И не мог дождаться, когда же они покинут осиротевшее жилище.

Наверное, после всего этого мне, за многие столетья и в голову не пришло жениться, завести детей. Казалось, нет ничего хуже, чем разбогатеть новыми родственниками. Уже и прежних хватало с лихвой.

И вот только умирая, я вдруг понял — как же хочется, чтобы кто-то присел на смертное ложе, взял за руку, утешил. Сказал, что любит и будет помнить.

Что-то сломалось во мне в тот день.

Но когда вышел из больницы, и не подумал связаться хоть с кем-то из многочисленной родни. Даже с теми немногими, кто все-таки навещал умирающего паралитика. Робко просачивался в реанимацию и, не зная, что сказать, просто стоял невдалеке от кровати, буравя полным сочувствия взглядом. Я почти не запомнил их лица. Слишком плохо видел, чтобы различать мелкие детали на таком расстоянии.

Отметил лишь иссиня-черные волосы одного — они походили на птичьи перья, запах пряностей от другой, тихое позвякивание массивной пряжки ремня третьего.

А сейчас, ни с того, ни с сего мне безумно захотелось, чтобы Леля… Леля ждала дома или, вот как теперь, сопровождала на задания. Чтобы по утрам вставала и желала доброго дня, чтобы звонила вечером, уточнить — во сколько вернусь. Я не мечтал, чтобы она ждала с горячим ужином, слишком хорошо знал, что для этого достаточно заплатить домохозяйке. Не воображал, как она вылижет дом или постирает, как многие мои коллеги. Обслуга справлялась со всем великолепно.

Но мне ужасно захотелось чмокнуть Лелю с утра — сонную и растрепанную, обнять ее, приехав из офиса — домашнюю, в халатике или трикотажных лосинах с футболкой. Двигать баночки с ее кремом на полке в ванной, чтобы поставить лосьон для бритья — теперь им достаточно было смазаться — и волосы не росли еще месяц. Захотелось, чтобы она попросила шампунь, потому что истратила свой и не заметила.

Не знаю, что на меня нашло, но от мысли об этих маленьких бытовых глупостях в животе теплело и щекотало, а голова наполнялась патокой приятного дурмана.

— Ты хочешь жениться? — Леля отшатнулась как от чумного, и лишь тогда я понял, что выложил ей все, о чем думал и грезил. Она смотрела с таким удивлением, словно я только что поделился планами убийства президента Европы или ограбления Всеземного банковского сообщества.

Я совсем растерялся. Сердце выдало сильный удар, будто пыталось вырваться из грудной клетки и замерло, сжалось. Почему она так отреагировала? Я почувствовал себя неуместным и жалким. Впервые в жизни. Я поделился с Лелей тем, что зрело глубоко внутри, тем, что еще сам едва осознавал, не понимал вовсе. А она отреагировала так… Она плюнула в душу… Мне плюнули в душу.

Наверное, я должен был разозлиться, потешить гордость, выдав ей что-нибудь оскорбительное и лживое. Вроде: «Да я пошутить над тобой хотел. Проверял — насколько ты хороший агент. Распознаешь ли вранье. А ты попалась как новичок!»

Эти слова вертелись на языке, но не хотели слетать с него — прямо прилипли, заразы.

Я смотрел в лицо Лели — расширившиеся глаза, приоткрытые губы, натянутые скулы и молчал.

Внезапно она тяжело вздохнула — как-то совсем тяжело. Будто едва могла сделать этот вздох. Покачала головой и смешно, как ребенок подтерла нос пальцем. И я увидел прозрачную капельку на щеке Лели и на пальце тоже. Она плачет?

Сердце сжалось сильнее и заколотилось так, что загрохотало в ушах. Я дернулся, чтобы обнять ее, прежде чем подумал. Но Леля пулей вылетела из кресла. С разбега плюхнулась в другое, поодаль, обхватила колени руками и спрятала в них лицо. Плечи ее вздрагивали. Да чего я ей такого сказал?

Я не понимал, что происходит и от этого ощущал себя совершенно беспомощным, ненужным.

Не смотря на протесты Лели, подскочил, сгреб ее в охапку, опустился на кресло и посадил к себе на колени. Она спрятала лицо у меня на груди и заплакала. Так горько, что мне захотелось тоже всплакнуть. Я всегда ощущал чужую боль, сочувствовал. Но как-то издалека, отстранено. Так, как сочувствуешь героям фильма, зная, что они не настоящие, не живые люди. Но сейчас… казалось раскаленные пруты жгут виски, а сердце бьется с неимоверным трудом и каждый удар приносит боль.

— Ллеля, — промямлил я. — Тыы… извини. Если что не так сказал. Ну зачем же так расстраиваться? Хочешь мятного чая?

— Шампунь с апельсиновой отдушкой… Шампунь, — прошептала она и снова залилась слезами. Плечи Лели поникли, а ладошки вздрагивали на моих плечах.

Я смутно припомнил, что заикался про этот шампунь в своей исповеди. Но кто же мог подумать, что Леля так расстроится?

Мне нравилось, когда от женщин приятно пахло, особенно цитрусами. Что же тут такого?

Аромат «привязался ко мне» из первого, тогда еще лубочного кино 4Д. Трехмерного и с запахами. Там была героиня — удивительная, милая и по-настоящему домашняя девушка. Красивая, но не такая модная как подружки. Одноклассницы считали ее невзрачной, а одноклассники вздыхали по ней издалека. Мне нравилась не столько актриса — слишком зрелая, фигуристая, взрослая для такой роли, сколько ощущения от героини. Этот флер ненавязчивого обаяния — ты чувствуешь его всем существом и запоминаешь надолго. И запах ее волос — апельсиновый.

Я ждал объяснений, но их не последовало. Вместо этого Леля резко выпрямилась — я прямо чувствовал, как разом напряглись, налились силой ее мышцы, и вскочила на ноги. Не успел снова ощутить себя хуже некуда, как обычно, когда она ни с того ни с сего шарахалась, словно от чумного, Плазма махнула мне рукой и бросилась к дверям.

— Идем со мной! — позвала уже держась за ручку.

— Что такое? — совсем растерялся я.

— Шеф! — глаза Лели гневно сверкнули, кожа на скулах натянулась. — Он что-то знает! И не будь я индиго, если не заставлю его выложить все начистоту! — с этими словами она выскочила вон, а я рванул вдогонку.

Глава 9 Где герой впервые понимает, что такое страсть

Я бежала от Вайлиса сломя голову. От его объятий, от собственных ощущений рядом со спутником. Бежала к Элдару Масгатовичу. Звучит парадоксально, но факт.

В чудокаюте связи, естественно, не было. Секретность, чтоб ее!

Я рванула в соседнюю — пустую, копию моей, да и почти всех остальных на корабле. С силой нажала едва заметную розовую кнопку на стене. Навстречу выплыл виртуальный телефон — что-то вроде трехмерной проекции старых стационарных аппаратов. Мобильники в кротовых норах не действовали. Но корабельная связь иногда пробивалась куда надо. Как и почему понятия не имею. Но мне срочно требовалось поговорить с шефом. Вчера! Как он сам обожал говорить.

Флер близости Вайлиса, тепло в животе, желание прильнуть к спутнику, спрятаться у него на груди от всех бед, никак не отпускали. Да что это со мной? Еще недавно казалось, между нами только желание. Зашкаливающее, горячее, почти как плазма в моей крови. Но только лишь животное влечение, если выражаться грубо и прямолинейно.

И вот теперь… теперь случилось что-то непонятное и напугало меня не на шутку. Я ждала, пока виртуальный телефон включится, даст сигнал, что можно звонить и внутренне напрягалась все сильнее. Мышцы натянулась струнами и, чудилось мне — одно неверное движение и они лопнут со звоном и треском. Птичкой в клетке билось сердце. Вайлис навис за спиной, почти касаясь. Шелохнись я хоть немного — и обязательно задела бы его.

Я чувствовала жар тела спутника, его эмоции бились в несчастный аурный щит как волны в прибрежные валуны. Еще немного — и обтешут их, огранят под себя.

Я страшилась обернуться и встретиться взглядом с Вайлисом. Чертов телефон! Ну почему же ты так долго! Ну давай же! Давай!

Ненавижу все эти виртуальные штуки. Так приятно было бы подержать в руках нормальную трубку, скользнуть пальцами по гладкой пластмассе. И что современные люди нашли в этих призраках вещей?

Казалось, все вокруг ненастоящее. Дунь — и оно развеется как туман. И останусь только я. В полной пустоте, такой же глухой и отвратительной, как та, что живет внутри.

Впервые за долгие годы я почему-то дала слабину. Захотела чужой защиты, защиты незнакомца, захотела чужой помощи, сочувствия. Неужели всему виной тот самый шампунь с цитрусовой отдушкой? На глаза снова навернулись слезы. Колючий ком в горле причинял боль, по телу прошли спазмы, будто бы я, на самом деле, опять зарыдала. Дочка, моя девочка. Она обожала этот шампунь.

Когда ей исполнилось четырнадцать, мы вместе пошли в косметический магазин.

Картонные модели у входа зазывно улыбались, предлагая помаду и тушь.

Яркие люстры у потолка заставляли постоянно щуриться. Отражаясь от стеклянных витрин и зеркал их свет, казалось, заливал помещение до краев, как вода.

Длинные ряды витрин ломились от баночек, скляночек, тюбиков, пластиковых пакетиков. Мимо нас сновали сумасшедшие толпы. Женщины, девушки, девочки хватали крема, пудру, помаду, карандаши для всего на свете, пшикали духами на тестовые полоски. Нюхали, изучали, теснили друг друга возле табличек с популярными брендами.

Ни я, ни дочка никогда особенно не пользовались всеми этими дамскими штучками. Мы сразу отправились к стенду с шампунями. Я с умилением наблюдала, как дочка читает этикетки, нюхает пробники. Наконец, она восхищенно выдохнула и сунула мне под нос один из них. В лицо пахнуло апельсином и чем-то сладким, но не приторным.

— Мой аромат! — заявила дочка.

Она всегда пользовалась только этим шампунем. Даже когда вышла замуж, даже когда родила свою дочку. И когда Вайлис его упомянул… внутри что-то взорвалось. Казалось — боль везде, по всему телу — ноет и рвет на части. А сердце… сердце остановилось, замерло в груди, словно устало биться без моих детей, без любимых.

Ззззнь…. Дзззнь.

Колокольный звон сообщил о том, что телефон включился и есть какая-никакая связь. Без особой надежды я набрала мобильный номер шефа так быстро, что Вайлис тихо присвистнул и прибалдело выдал:

— Ты на клавиатуре работаешь со скоростью света.

— Две диссертации любого так научат, — отмахнулась я и приложила к уху виртуальную трубку. Этого можно было и не делать. Но сказывалась сила привычки.

— Ты кандидат наук? — воскликнул Вайлис — его эмоции снова ударились в мою защиту, как девятый вал в борт корабля.

— Доктор, — неохотно призналась я — это было давно и неправда. В той, другой, счастливой жизни. Вайлис снова присвистнул, но тут на телефоне зажегся зеленый огонек. Неужели?

— Ало? — послышался в трубке взволнованный голос Элдара Масгатовича. — Вы в порядке? — спросил он так, словно знал о нападении. Чертов пройдоха! И ведь не предупредил!

Я проглотила несколько нецензурных фраз, так и вертевшихся на кончике языка, и как можно спокойней произнесла:

— Что здесь происходит? Почему на корабль напали? Мы думали, наша миссия полезна всем? А оказывается у нас могущественные враги? И какого черта нас оснастили как военный истребитель? Даже круче?

Пока я громоздила один вопрос на другой, шеф недовольно сопел в трубку. Но не перебивал — значит, чувствовал себя виноватым. Остановилась я с трудом. Вайлис бережно пожал ладонь — прикосновение его теплых пальцев, ободряющий жест успокаивали помимо воли. Спутник обошел меня, встал рядом, слегка прислонился плечом.

И я обомлела, потеряла дар речи. Если бы вместо Вайлиса рядом очутился Элдар Масгатович, я и то бы не так поразилась. Сердце судорожно забилось, внутри похолодело — то ли от испуга, то ли от дурного предчувствия.

Аура Вайлиса пылала, как у настоящего индиго с огнем в крови. Рыжие всполохи не исчезли, наоборот — охватили биополе целиком. Теперь оно напоминало мультяшный цветок-костер — лепестки его трепетали, словно от порывов ветра, переливались кусочками радуги.

Да что с ним не так? То есть плазма в ауре — очень полезная штука. Она делает существо почти неуязвимым — достаточно лишь вовремя «загораться». Дает массу чудесных способностей. Истощает не в пример любым другим способностям — что правда, то правда. Но избежать этого не сложно. Нужно только вовремя восстанавливать энергию, не растрачивать куда ни попадя, следить, если близка к перерасходу.

Но Вайлис не индиго. В его ауре не должна жить плазма, не столько времени, по крайней мере. Это очень опасно, а возможно и фатально. Что за чертовщина? Мои суматошные размышления прервал голос Элдара Масгатовича — неожиданно спокойный и даже немного виноватый.

— Я попробую объясни…

Я не сразу поняла, что оборвалась связь. Думала, шеф заикается на нервной почве. Но внезапно в каюте погас свет.

Раздался грохот падения тела. Неподалеку смачно выругался Вайлис, и меня повалили на пол. Вместо того, чтобы пытаться проморгаться, я перешла на астральное зрение и мигом оценила диспозицию. Вайлис дрался с одним биоботом, а на меня замахивался другой. Примеривался, чтобы приложить уж наверняка, в полной уверенности, что все еще невидимка. Как ни парадоксально, но у гуманоидов-полумашин невесть откуда появлялась своя, неповторимая аура. Она походила на молочную пену вокруг фигуры.

Я откатилась вбок, и кулак биобота пришелся на металл корабля. Из ауры врага выстрелил фейерверк желтых и бордовых искр. Это вам не Вайлис! Все как у людей. Биобот больно ударился, и бесился по этому поводу. Не рассчитал, полумашинка, что я — индиго.

У твоего подлеца-начальника не хватило уровня доступа. Не разнюхал он о моем происхождении. Что ж! Пеняйте на себя, господин новый враг!

Биобот нервно замахнулся еще раз, метя в голову. Прыгнул, рассчитывая усесться на меня, придавить мощным телом. Его размеры и контуры фигуры выдавали мужчину недюжинного веса и силы. Уж придавит, так придавит.

Я изо всех сил толкнулась ногами и уехала далеко вперед, не смотря на нескользкое, бархатистое покрытие пола. Биобот промахнулся, присел вхолостую. Я тут же воспользовалась ситуацией — локтем добавила ему скорости. Полумашина сильно ударился коленями. Завалился вперед, фонтанируя болью и яростью. Плевать! Так тебе и надо, мразь!

Я выбросила вперед ноги и нанесла серию быстрых ударов в лицо наглой биобота. Он уклонился от половины — явно включил инфракрасное зрение. Ну и ладушки. Я вскочила на ноги, и нанесла мерзавцу удар локтем в живот. В то самое место, где у биобота сходились нервные пучки. Громила задергался, все вокруг него пожелтело. Бордовые ручьи заструились из ауры как лучи из мультяшного солнца. Злись, себе, злись. Думаешь, подло напал в темноте и уже победитель? Как бы не так!

Я хорошенько замахнулась и рубанула ребром ладони по нервным центрам — у переносицы и в районе щитовидки.

Биобот рухнул навзничь, как подкошенный. Взвыл и закусил губу, пытаясь справиться с болью. Так тебе! Знай наших! Этот вид борьбы практиковали только мельранцы и индиго. Слишком точное требовалось попадание. Мы видели крупные нервные сплетения по ауре, как определяли ее мельранцы — не имею понятия. Но другие гуманоиды не завалили бы биобота так, как я. Промахнись я на миллиметры — нервное сплетение не отреагировало бы такой невыносимой болью. Не выстрелило бы ею во все части тела.

Биобот не выдержал. Застонал в голос, почти как человек и обмяк — болевой шок ненадолго отключил мозг.

В этот момент зажегся свет и к нам подскочил взволнованный Вайлис.

Взгляд его расширенных глаз неверяще скользил от меня к биоботу и назад.

Спутник небрежным ударом ноги перевернул полумашину. Ну так и есть! Квадратногнездовой брутал. Квадратная челюсть, квадратный лоб, низкие надбровные дуги, горы мышц — все, как положено такой конструкции.

Своего противника Вайлис оставил в углу, тоже в шоковой отключке. Он походил на моего также, как качок на качка. Только лица отличались — инженеры постарались придать биоботам побольше индивидуальности.

Вайлис «отмерз» быстро — расплылся в улыбке, восхищенно подмигнул и выпалил:

— Слава богу! С тобой все хорошо.

Я даже немного опешила. Думала, он потрясен моими боевыми навыками, не ожидал такой силы, прыти. А он… он… на самом деле беспокоился?

Аура Вайлиса полыхнула плазмой так, как полыхают ауры индиго, если они очень сильно взволнованы. Чудеса да и только!

Вопросы роились в голове как пчелы в растревоженном улье. Одни наполняли медовой сладостью, рождали давно позабытое ощущение радости бытия. Другие чувствительно жалили, напоминая о странности происходящего.

Сердце тревожно сжималось, в животе холодело, скулы свело.

Почему на нас напали, понятней понятного. Тот, кто атаковал корабль, попытался сделать свое дело иначе, тоньше. При его уровне доступа, подсунуть нам «подсадных» биоботов обслуги, раз плюнуть.

Было бы даже нелепо, если бы наш неведомый, могущественный враг не подстраховался таким способом.

Послать биоботам сигнал к нападению, тоже не составляло труда — некоторые силовые поля легко проникают даже в кротовые норы.

Но почему аура Вайлиса все больше напоминает ауру индиго с огнем в крови?

Я изучала его биополе там, на трассе, сразу после аварии. Детально изучала. Ничто не предвещало беды. Обычная аура полукровки, плюс минус.

Я изучала ауру Вайлиса в больнице, когда пришла оживлять его. И она ничуть не поменялась. Добавилось энергетическое истощение, истончение биополя там, где тело повредилось сильнее всего. Обычное дело для тяжело больных. Ничего нового.

А теперь…

Не успела слово сказать, Вайлис ошарашил так, что я села на кровать — благо она оказалась неподалеку, иначе могла просто упасть на пол.

— Представляешь! — довольно завил спутник. — Раньше я видел в темноте едва различимые контуры существ. У мельранцев что-то вроде недоразвитого инфракрасного зрения. А сегодня! Сегодня я отчетливо разглядел биоботов! Только почему-то не светло-светло красными… А ярко-белыми! Леля? Ты в порядке?

Я замерла на кровати, переваривая услышанное. Черт! Да что же происходит-то?

Срочно надо связаться с самыми старыми и могущественными индиго. Они помнят еще Октябрьскую революцию. Я старалась поменьше общаться с этими динозаврами среди сородичей. Лекции о том, как загубили настоящий коммунизм «западной буржуазной заразой» раздражали как ничто другое. Но… потерплю. Дело серьезное.

И вопрос даже не в том, какие еще способности получил Вайлис от неожиданного исцеления. Неет! Вопрос куда сложнее и опасней. Чем грозит ему мутация биополя?

Ауру индиго нельзя прикрепить, например, к человеку. Тело не выдержит. Бешеные всплески эмоций, сумасшедшие перепады настроения, в конце концов, энергетическое истощение, самое малое, что ожидает такое существо. Ни один человек не проживет с аурой индиго больше года. Да какое там! Больше нескольких месяцев не протянет.

Правда, Вайлис не человек. Точнее не так. Он не совсем человек. Аура у него почти мельранская. Для полукровок такая, чистая энергетика — большая редкость. Но тело-то у Вайлиса частично человеческое. Насколько частично? Этого я не знала. Для столь детального изучения органов и крови при помощи ауры нужно долго учиться. Я никогда этим не интересовалась. Просто не было ни желания, ни повода. Не представлялось случая.

Что ж. Пора заполнять пробелы.

Почему-то вспомнился один индиго — мы были знакомы только по мысленным диалогам. Японец. Он связался со мной однажды сам, без малейшей необходимости. Иду себе по улице, раздумываю — что купить к ужину и — бац — в голове чужой голос. Нет, чужие мысли, окрашенные в тембр голоса, в темперамент. Мы прозвали этого индиго Ледик — парень управляется с холодом. Может даже заморозить, при желании, затушить порывы чувств. Некоторые индиго смеются, что ему и морозилка-то без надобности.

Ледик говорил очень быстро, но невероятно точно и кратко. Каждое слово было на своем месте, ничего лишнего. Речь его выглядела не столько эмоциональной, сколько энергичной и бодрящей.

Я проболтала с Ледиком до самого дома. Купила по его советам рыбу и по ним же сварила самую вкусную уху, какую пробовала. Мы болтали совершенно ни о чем. Просто так. Но не могли прервать контакт — настолько оказались друг другу интересны. Ледик рассказывал о своем даре, о его проявлениях, я — о своем. Не припомню, чтобы с кем-то еще делилась тем, как тренировала способности, как они пробуждались. То меня раздражало — как медленно, неспешно проявлялся дар, то пугали внезапные вспышки новых возможностей.

А потом, вдруг Ледик спросил — знаю ли я, представляю ли, как работает слияние аур, обмен энергией в момент оживления. Понимаю ли — что происходит с воскрешенным, когда плазма проникает в его биополе, перерождает клетки одну за другой.

Я отмахнулась. Мол, не знаю и знать не хочу. Эффект пропадает за часы. Зачем мне его понимать? И Ледик вдруг тихо проронил: «Однажды, наверняка, случится иначе. И тебе придется выяснять».

Он был чертовски, по-восточному прав. Со своей философией, что ничто в мире не проходит бесследно и у всего есть своя цена.

Я смотрела на Вайлиса, и сердце сжималось в груди. Он не заплатит за мою ошибку. Нет, я не позволю.

Сделаю все, чтобы исправить оплошность и постараюсь разорвать незримую связь между нами. Вайлис должен забыть меня. Забыть, как страшный сон.

От этой мысли вдруг снова захотелось заплакать.

Но меня встряхнул сам Вайлис:

— Леля? Да что с тобой? — встревоженно спросил он.

— Мне нужно связаться со своими, — выкрикнула я и метнулась к дверям.

— А я-то чем мешаю? — полетел вслед вопрос Вайлиса. — Почему не отсюда связаться? Ладно… — добавил он без надежды на ответ. — Отключу этих деятелей совсем. И проверю остальную обслугу. Надо убедиться, что мы вырубили всех лживых биоботов. По логике всех. Иначе остальные пришли бы на помощь проигравшим. Но лучше убедиться.

Я слушала Вайлиса в полуха. Неслась к себе в каюту, на бегу вызывая Илью — того самого, древнего индиго — поклонника коммунизма на всей планете. Теперь, наверное, во всей Галактике. И будь я проклята, если не выслушаю все его бредовые идеи на этот счет, лишь бы узнать — что творится с Вайлисом.

…

Илья откликнулся сразу. Как всегда.

Одинокий, как и все мы, он любил пообщаться — лично, мысленно, по телефону — значения не имело. Илья хватался за любой шанс.

Мы не любили с ним связываться. Всему виной эти бесконечные рассказы о себе, о том, как провел день, как провел лето. О том, как хорошо было при Ленине, а как при Сталине и при Брежневе. Возможно, прожив столько же, сколько Илья, и я стану такой же. Болтушкой, брюзгой, для которой все нынешнее — плохо, а старое — недостижимый предел совершенства.

Страдая от одиночества, Илья принципиально не общался по интернету. Не признавал его как вид общения вовсе. Говорил — это способ обезличить собеседника. Любой псих, любой тролль может писать тебе, навязывать общение — на своих правилах, на своем интеллектуальном и культурном уровне. Ты не видишь выражения лица оппонента, как при беседе глаза в глаза, не слышишь его голоса, как по телефону, не ощущаешь его эмоций, интонаций, как мысленно.

Ты не знаешь о нем ничего, кроме любви к тем или иным смайликам, к длинным или коротким сообщениям, к троллингу или нормальному диалогу.

В чем-то Илья был прав.

Помню, как тролли донимали меня на одном сайте, доводили почти до слез откровенной клеветой. Индиго не может разбазаривать свои данные на весь галанет. И низкие людишки вовсю этим пользовались.

И лишь один человек тогда вдруг послал сообщение: «Господа! Как вы можете верить и вообще принимать во внимание сообщения тех, кто не оставляет даже мыла! Может они сидят и злорадно ухмыляются над чужим горем? Может они намеренно порочат тех, кто лучше их и порядочней стократ? Вы не думали об этом?»

Илья отозвался на мой мысленный призыв еще по дороге в каюту. А когда я плюхнулась на кровать и устроилась по-турецки, уже прослушала несколько лекций. В лучших своих традициях Илья начал с того, чего ждал от революции Ленин и как его задумку загубили бездарные последователи, жадные до денег и власти.

Про сталинские времена я пропустила мимо ушей — многозначительно мычала и кивала. Не знаю смог ли он увидеть. Чтобы не раздражаться на длинные монологи Ильи, я представляла, как иду по берегу моря. Ласковые ладошки массажистов-волн гладят ноги, а солнце обливает кожу желанным теплом.

Когда между фразами Ильи уже можно было вставить несколько слов, я вступила в диалог:

— Мне очень нужен твой опыт. Поможешь? — спросила напрямую.

— Чего стряслось? Говори! — предложил Илья, разом прервав рассказ о бессвязных брежневских речах по телевизору и его знаменитых бровях.

— Гм… — замялась я. — Столкнулась тут с проблемой. Во время оживления. Раньше такого не было. Никогда.

— Плазма! Давай уже начистоту! Не зря же ты меня столько времени слушала, — хмыкнул Илья. — Я тебе благодарен. В кои-то веки хоть кто-то не прерывал. Не голосил — какой я зануда. Вываливай напрямую.

— Я оживила полумельранца. Полукровку, короче. И он… у него… Его аура осталась такой же, как у индиго.

— Стоп! — скомандовал Илья. — А сколько прошло времени с момента оживления?

— Две недели с копейками.

Я прямо увидела, как он нахмурил кустистые брови и покачал головой:

— Есть два варианта, Плазма. Либо он станет как индиго, либо…

— Умрет, — закончила я через вздох. — А какой вероятней?

— Ну кто ж его знает, — пожал плечами Илья — я то ли догадалась, то ли снова увидела жест собеседника. — От физики парня зависит. Если тело крепкое, если много мельранских генов, то бояться нечего.

— А есть какие-то признаки? Ну что он выживет или…

— Следи за ним и сама поймешь. Разве ты не видишь, когда человек умирает? Даже индиго без огня в крови заметно.

— Вижу, — растерялась я, усиленно пытаясь вспомнить — были ли признаки разрушения в ауре Вайлиса. — Но он не человек. Он же полумельранец. У него другая аура, — зачастила, с ужасом осознавая, что не поняла и половины того, о чем говорило, а порой даже кричало, биополе Вайлиса.

— Тогда доверься интуиции, — посоветовал Илья. — Слушай, я сказал все, что знаю, — закруглил он разговор. — Если хочешь послушать про Хрущева….

— Нет! — быстро ответила я и отключилась.

— Плазма? Леля? Плазма? — когда взгляд сфокусировался, я увидела Вайлиса — он сидел рядом и тряс меня за плечи.

На спутнике лица не было. Бледный, хмурый, с горящим взглядом он казался воплощением тревоги. Окаменевшее тело дополняло картину. Жгуты мускулов проступили на руках, шее. Желваки ходили ходуном.

— Что? — испугалась я.

— Это я тебя хотел спросить «что»! — возмутился Вайлис. — Я зашел сказать, что остальные биоботы в норме. Что наши вражины повержены. Лежат себе в блоке для запасных деталей балластом. И больше не причинят вреда. Я отключил их совсем. Без питания больше трех суток не протянут. А ты сидишь как статуя и ни на что не реагируешь. Еще немного, и я засунул бы тебя под холодную воду.

— Ах эээто, — облегченно вздохнула я. — Я разговаривала с другим индиго.

— По поводу нас? — Вайлис не отстранился, придвинулся, касаясь меня ногой, бедром и боком. Я чувствовала его каждой клеткой, каждым нервом. Жар опалил лицо, грудь, быстро собрался у лобка и отозвался нежным томлением. Горячее тело Вайлиса было очень напряженным, но совсем не так как прежде. И, казалось, это напряжение заразительно — перетекает на мое, собственное тело. По лицу спутника разлился знакомый румянец — красивый и какой-то неземной. Глаза Вайлиса лихорадочно поблескивали, губы алели, и мне безумно захотелось коснуться их ртом, попробовать на вкус, как тогда, в палате.

— Н-нас, — уточнила я. Казалось, нет ничего и никого в мире, кроме меня и мужчины рядом, кроме его губ и глаз. Вайлис наклонился — еще и еще. Слова не успела сказать, он повалил меня на кровать и придавил своим телом. И я поняла, как сильно возбужден Вайлис. Не только по тому, как твердый бугор на его брюках вдавился в живот и вздрагивал учащенным пульсом… Еще и по ауре. Она горела плазмой — оранжевые языки отсвечивали алым. Так бывает у индиго, когда желание зашкаливает, когда почти не контролируешь его. Я с огромным трудом собралась с духом убеждать Вайлиса отпустить, но он накрыл губы поцелуем. Ворвался в рот горячим языком, поглаживая, касаясь так нежно… так отчаянно. Словно сейчас просто умрет, сойдет с ума, если не возьмет меня.

Все доводы разума испарились, голова совершенно опустела. Внизу живота стягивалось, и снова расслаблялось. Желание подчинило меня себе. Я выгнулась и прильнула к Вайлису. Он застонал, задрожал и принялся расстегивать брюки. Непослушные пальцы Вайлиса не справлялись с молнией. Он дернул штаны несколько раз, и она разошлась. Секунды не прошло, как спутник стащил с меня свободные брюки, проехался ладонями по ногам, и остановился на бедрах. Опустился к животу и продолжил дорожку поцелуев, от которых я извивалась и млела, словно девственница в постели с шикарным мужчиной.

Вайлис сдернул с меня белье, блузку, попытался снять брюки, не вставая, словно боялся, что я сбегу. Не вышло. Он дернул одну штанину, другую, раздался оглушительный треск и брюки разошлись по швам. Вайлис отбросил их и также, уже без сожалений, сдернул плавки. Мог и не снимать. Фактически его белье уже ничего не прикрывало и не сдерживало.

Не давая мне опомниться, Вайлис схватил и буквально насадил на себя. На долю секунды я испугалась, что будет больно. Но… Вайлис остановился настолько вовремя, будто чувствовал меня, понимал без слов. Недолго мы замерли, соединенные вместе. И меня посетило ощущение, что так оно и должно быть. Вот именно так и не иначе. Как вообще можно представить, что меня возьмет кто-то другой?

Сладкий дурман поплыл в голове. Вайлис задвигался — с нажимом, с напором, но заметно сдерживая бешеный мельранский темперамент. Я поймала его ритм, и совершенно потеряла контроль. Вокруг нас вспыхнуло пламя — не настоящее, аурное, но выглядело оно самым настоящим костром.

Я прижималась к Вайлису и отступала, а он догонял, дергал на себя за ноги, чтобы наши тела не расставались. По телу шли сладкие волны — нега и напряжение сменяли друг друга бесконечное количество раз. Внизу живота посасывало, сжималось, нагнетался жар.

Вайлис издавал странные звуки — то ли стоны, то ли рычание. И от каждого по моему телу проходила сладкая дрожь. Наконец, он дернулся и застыл. Выдохнул так, словно только что избавился от ужасной, мучительной боли, или жажды. Ненадолго замер, не отпуская меня, не выходя, и вдруг задвигался снова.

Еще и еще…

И я снова плыла, плавилась воском в его руках и млела, а затем резко натягивалась, как тетива лука. И снова и снова меня встряхивал сумасшедший оргазм.

Спустя некоторое время мы упали на постель, и Вайлис по-хозяйски положил мою голову на свое плечо. Вместо того, чтобы пойти в душ или заснуть, как многие другие мои мужчины, выдохнул:

— Леля… Плазма… Это было… правильно… Так должно быть всегда…

Я хотела возразить. Но решила, что не время.

Он был слишком взбудоражен, слишком возбужден, чтобы принять отказ.

И я прикрыла глаза, давая Вайлису успокоиться, а себе — считать его ауру.

Поразительно! В ней все еще оставалась энергия желания. Не настолько мощная, неукротимая, как недавно, но она не растратилась полностью. Будто бы Вайлису… не хватило?

Зато очень изменились знакомые розовые протуберанцы в его ауре. Они больше не бледнели, не темнели, не дрожали, словно под свирепым ветром. Казалось, внутри ауры Вайлиса цвел огромный розовый цветок. Эмоция созрела. Светло-светло-голубые разводы по всему биополю спутника, уродись он человеком, говорили бы о безмятежном спокойствии. А в дополнении к оранжевым ниточкам — о том, что он почти счастлив.

Но у инопланетников все иначе. Их эмоции окрашивают ауру не так как у землян. Иногда палитра похожа, порой почти идентична, а временами отличается полностью. Мне не доводилось общаться с мельранцами иначе как по телефону. И это очень осложняло чтение ауры Вайлиса.

Как осложняло и оценку ее реакции на мутацию. Признаков близкой смерти я не обнаружила — ни резкого истончения биополя местами, ни разрывов, ни трещин. Уффф… Кажется, облегченный вздох все же вырвался из груди. В ближайшие недели Вайлису ничего не грозит. Но нет никакой гарантии, что превращение в индиго не навредит его здоровью позже. Расслабляться и успокаиваться слишком рано. Все решится в ближайшие недели… Как и судьба нашего расследования, как и наши с Вайлисом судьбы на Муританне.

Сказать ему? Или не надо? Мысли заметались в голове, как безумная стая птиц под выстрелами охотника. Тревожно застучало сердце, холодок разлился в животе. Пугать Вайлиса раньше времени совсем не хотелось. Но разве он не имеет права знать, чем рискует?

Хотя…

Во мне боролись два противоположных порыва. Рассказать все Вайлису прямо здесь сейчас, или скрыть от него, пока не разгадала исход мутации ауры. Он имеет право знать, твердила я себе. И тотчас торопилась себя отговаривать — зачем ему раньше времени этот груз на душе.

— Леля? — позвал Вайлис, и я отчетливо ощутила всю неправильность нынешней ситуации. Мы уже бог знает сколько времени лежали рядом, голые. Вайлис прикрыл нас мягким, голубым покрывалом и совсем как-то по-хозяйски положил на меня руку.

Но добило не это.

Он вдруг пропустил мои волосы сквозь пальцы и выдал как свершившийся факт:

— Ты моя Леля… я хочу тебя себе… Я хочу тебя… как собственную женщину…

Меня как громом ударило. Опять он за свое! Стоит немного расслабиться — и опять эти агентские хитрости. Даже в постели, даже после ошеломляющего секса!

Конечно же, я отлично помнила эту фразу.

В больнице, в полубреду, пока застегивала халат медсестры, Вайлис прошептал:

— Я хочу тебя… как собственную женщину…

Какие образы витали в его помутненном рассудке? Что он имел ввиду? Может и сам не ведает.

Но услышав эту фразу — слово в слово — после нашей любовной горячки, я опешила. Тихая нега в мягкой постели, рядом с мужчиной, который так притягивал, так будоражил, испарилась в одном мгновение.

Я вскочила как ужаленная и шарахнулась к окну. Вайлис резко сел на кровати и ошарашенно уставился на меня, словно впервые видит. Он даже и не думал прикрываться. Да и зачем? Я оценила все, чуть раньше, да и смущаться Вайлису было совершенно нечего. Таким телом гордиться надо!

Ни единого переразвитого мускула, ни единого обвисшего, ни единой складки жира. Фигура Вайлиса выглядела гармоничной, почти идеальной — хоть сейчас лепи скульптуры богов.

Я дрожала у окна, не в силах побороть волнение, слушая грохот пульса в ушах, усиленно пытаясь глотнуть побольше воздуха. Но сколько бы ни вдохнула, чудилось — задыхаюсь, как рыба на берегу.

А Вайлис оставался на кровати, чуть опустил голову и изучал — с ног до головы, раз за разом. Я никак не могла разгадать его настроение, его намерения. Губы Вайлиса сжались, немного по-детски, но не забавно, не трогательно, скорее озадаченно. Скулы натянулись, предельно очертив контур лица, желваки заходили ходуном.

— Что случилось? — вспыхнул Вайлис. — Говори уже! Почему если я сделал что-то не так просто не рассказать об этом? Какого черта? Ты шарахаешься как от чумного… Это… неприятно, — в его голосе промелькнуло удивление, замешанное на досаде. Словно сам Вайлис поражался собственной реакции. Да нет. Бред какой-то! — Может у тебя были любовники получше меня! — вот теперь его губы поджались как у обиженного ребенка. — Может я торопился и потерял голову, — он замолчал, и после небольшой паузы продолжил. — Я сам удивляюсь своей горячности, знаешь ли. Но это не значит, что надо сразу списывать меня со счетов. Почему ты так уверена, что я не могу лучше? Я могу лучше. Уж поверь, могу. Дай только шанс.

Такого поворота я уж точно не ожидала. Слова не шли на ум, объяснения тоже. Сердце екнуло и замерло в груди. Предательское тепло разлилось внутри. Почему он подумал, что мне не понравилось? И почему меня это так обеспокоило?

Что происходит, в конце-то концов? Я совершенно растерялась. Эта фраза, зачем он снова произнес ее? Что за игру затеял? Почему теперь делает вид, что ничего не имел в виду? Что не взялся за очередной виток расследования происшествия в больнице? Что же такое-то?

Понимая, что все больше путаюсь, теряюсь в догадках, в эмоциях, я решила отложить выяснение отношений до другого момента. До лучшего момента. Когда развеется дурман в голове, прояснятся мысли, уйдет смятение.

— Вайлис, — попросила как можно более проникновенно. — Пожалуйста, давай в другой раз, а? Я очень устала. Сегодня был сумасшедший день. А хочется отдохнуть перед высадкой на планету. Можно я чуток полежу, приду в себя, а? А потом мы поговорим.

Вайлис помедлил. Неподвижно застыл на кровати, словно решая — как поступить и все еще не сводя с меня глаз. Наконец, он встал, сгреб в охапку остатки одежды и стремительно вышел из каюты. Не прикрываясь, нет, размахивая вещами, как флагами.

Глава 10 Где герой узнает, что такое ревность

После драки Леля сбежала по своим таинственным индиговским делам, а я занялся нашими, агентскими.

Отсек для обслуги мало чем отличался от остальных. Те же зеленые бархатистые стены, те же каюты. Разве что несколько огромных складов в самом конце коридора.

Не церемонясь, я нажимал кнопку вызова на каждой двери.

Одна за другой кнопки загорелись синим, и тут же в коридор высыпали наши с Лелей соседи по кораблю.

Миетта хотела что-то сказать, но я поднял руку, призывая биоботов ко вниманию.

— Среди вас обнаружены предатели. Они пытались нас убить.

На лицах биоботов отразилось беспокойство — сильная реакция для полумашин, внешне почти безэмоциональных.

Миетта снова хотела что-то сказать. Но я продолжил:

— Немедленно откройте мне доступ к вашим центрам управления. Всех, кто не согласен, вырублю насильственно.

Я был уверен, что большая часть обслуги верна нам. Поэтому и решился на шантаж.

Окажись предателей хотя бы четверо, мы с Лелей дракой с двумя биоботами не отделались бы. Подоспело бы подкрепление.

При худшем раскладе среди обслуги затаился еще один вражеский прихвостень.

Биоботы выстроились в шеренгу, как солдаты, и послушно позволили мне рыться в своих «мозгах».

Одно это сразу же исключало их из числа подозреваемых. Но я решил подстраховаться. Серьезность угрозы не оставляла права на ошибку. Кто знает, не нападут ли на нас в следующий раз во сне? Не затеряется ли транспортник в кротовой норе. Наш курс лепился на ходу, фактически «на коленях». Самое то, чтобы оправдать пропажу корабля досадной ошибкой в расчетах.

Свернули не в ту кротовую нору, вывалились в черную дыру или прямо на звезду…

Такое случалось. Пусть и очень редко.

Власти Галактического союза тщательно скрывали происшествия. Опасались паники, страхов перед космотелепортами, массовой истерии. Людям свойственно пугаться всего непонятного. Объясняй потом, доказывай, что жертв у кротовых нор в тысячи раз меньше, чем у воздушных трасс. А уж как далеко кораблям до старых-добрых поездов и самолетов! По количеству несчастных случаев древний транспорт превосходил их, как превосходит море аквариум по количеству живности.

Но у агентов АУЧС хватало уровня доступа, чтобы знать о каждом несчастном случае. И во всех подробностях.

На затылке у каждого биобота обслуги открывалась дверца, не больше спичечного коробка величиной. У обычных полумашин такого не было. Никто не мог залезть им в «голову» и запрограммировать на что-то.

Нападение биоботов на нас с Лелей, похоже, дало сигнал к снятию грифа секретности с тайной информации из арсенала обслуги. Я залез во все данные, даже в те, для которых требовался гораздо более высокий уровень доступа.

Вдоволь покопавшись в «чужих головах», с облегчением убедился, что больше подсадных уток нет, и напоследок скомандовал:

— Тела в каюте, откуда проходил звонок к Элдару Масгатовичу, отключить полностью. Отправить в хранилище.

Обслуга взяла под козырек, а я поспешил к Леле. Хотел успокоить ее и застал в непонятном оцепенении. Леля выпрямилась на кровати, и ни на что не реагировала. В тревоге, в смятении, я пытался ее растормошить, ощущая, как пульс взвивается до небывалых высот, грудь режет боль, а голову словно сжимают тиски.

А когда Леля очнулась…

Все начиналось так хорошо… а закончилось… так плохо.

Я не мог поверить, не хотел верить, что Леля выгнала меня после того, как мы стали единым целым. Чувствовали друг друга, любили и нежились в объятиях. Делали все то, что я ненавидел в слащавых мечтах своих любовниц. Женщины обожают мечтать вслух… Даже тогда, когда слушатели не очень-то и за…

Вместо того, чтобы уйти к себе, я бесцельно бродил по коридорам корабля. Голый, держа в руке шмоток разодранной в порыве страсти одежды, я запинался через каждые три шага и думал, думал, думал. Сердце тревожно билось в груди, гремело в ушах, пульсировало в висках. Казалось, меня придавило каменной глыбой. Я судорожно глотал воздух, но его все равно не хватало. Я расправлял плечи, но их все равно тянуло к земле. И перемалывал в голове мгновение за мгновением. Когда все так изменилось?

Когда я сказал Леле о том, что хочу ее себе, как женщину? От этой мысли в груди екнуло и заболело сильнее. Кончики пальцев закололо, как будто снова повредил нервные центры, под лопатками. Почему ей так неприятно, что наш секс не был одноразовым? Разве не все женщины хотят совершенно обратного? Неужели я настолько не подхожу ей? Не как любовник, как человек. Но… ведь мы так замечательно работали в связке, понимали друг друга с полуслова. Я запутался.

Исходив полкорабля, я вернулся в свою каюту. Выбросил негодные остатки одежды в мусор, и нацепил джинсы с футболкой.

Странное, нервное перевозбуждение никак не стихало — все валилось из рук, сосредоточиться не получалось. Я разбил три чашки, уронил контейнер с едой и, конечно же, по закону подлости, плов размазался по всему полу. Пришлось вызывать биобота обслуги. Я бы удивился, если бы на кнопку вызова отреагировала не Миетта.

Она вошла в каюту, повела бедрами и улыбнулась:

— Чем могу помочь?

— Идемте, — я проводил Миетту на кухню и ткнул пальцем в измызганный пол.

Биобот посмотрела с откровенным разочарованием. Даже не знал, что эти искусственные создания так могут. Ни слова не говоря, Миетта достала из встроенного в стену шкафчика моющий пылесос и ликвидировала грязь за считанные минуты. Я ждал у «окна», наблюдая за тремя темно-коричневыми планетами. Они медленно уплывали вдаль, вращаясь вокруг голубой звезды, похожей на огромный сапфир.

По поверхности одной из планет скользили ярко-синие разводы. Вода или атмосфера или что-то в этом роде.

Порой, казалось, они остаются на месте, лишь планета вращается. Но временами чудилось — синие пятна расплываются, троятся, вытягиваются.

— Я закончила, — бодро сообщила мне в спину Миетта.

— Благодарю, мне бы еще новый ужин, — развернулся я к биоботу.

Миетта прислонилась к косяку входной двери и предложила:

— Я могу сама принести его и потом… развлекать вас. Хоть всю ночь, — в ее голосе послышались мурлыкающие нотки.

— Ужин отправьте в хранилище. Развлечений не надо, — отрезал я и демонстративно вновь повернулся к биоботу спиной. На душе стало мерзко. Мне даже дотрагиваться до Миетты не хотелось. Дверь каюты едва слышно щелкнула, а спустя считанные минуты хранилище звякнуло и замерцало голубым — прибыл новый ужин.

Я запихнул в себя половину порции плова и продолжил шарахаться уже по спальне.

Да что же такое с Лелей? Что с ней не так?

Вроде бы она и сама стремилась ко мне. Когда мы были вместе, когда устраивали мозговой штурм, когда занимались сексом, казалось, весь мир у моих ног. Словно мы давно женаты. Нет, даже не так. Словно мы давно счастливы, и любим друг друга… Я боялся признаться самому себе, какой глубокий след оставила Леля в сердце и в душе. Никогда прежде я так не относился к женщине. Никогда.

Чем больше я прокручивал в голове недавние события, тем больше терялся и тем меньше понимал — что происходит с Лелей.

Сегодня я лежал, обняв Плазму после нашей страсти, и думал об этом, о том, как менялся рядом с ней. Неуловимо и поразительно сильно. Вместо желания по-быстрому встать, принять душ, перекусить, восстанавливая силы, меня охватило неодолимое желание так и остаться с ней, в постели. Прижать Лелю покрепче и всем телом ощущать прохладу кожи индиго, отдавая взамен свое, человеческое тепло.

А потом она вскочила, шарахнулась как от чумного и выставила за дверь.

Не в силах успокоиться, я рванул вон из каюты и сделал несколько новых бесполезных витков по кораблю. Задержался возле ярко-бирюзовой двери с надписью: «Развлекательный центр».

Толкнул ее и очутился в подсвеченном синим помещении. Я забредал в такие, на других транспортниках. Здесь все было точно также, только с бОльшим размахом. Во всю дальнюю стену раскинулся плоский экран компьютера. Хочешь — смотри трехмерные фильмы, хочешь — попроси воссоздать вокруг сад, лес, поле. И вдыхай себе ароматы цветов, перекатывай подошвы на упругих стеблях травы, корми виртуальных зверушек виртуальным кормом.

Хочешь — играй в трехмерные игры. Бегай с копьем как пещерный человек, охотясь на мамонта. Сражайся в толпе рыцарей как средневековый крестоносец. Пали из танка по противнику или управляй космолетом. Хочешь — создай вокруг виртуальный бар, танцуй среди толпы фантомов, пей ненастоящие напитки, ощущая на языке самый настоящий вкус алкоголя или чего-то еще. Что уж закажешь. Программа действовала на вкусовые рецепторы силовым полем.

Я постоял напротив компьютера. Он мигнул мне зеленым, загружаясь.

Убить что ли кого-нибудь? Эта мысль вызвала истинное воодушевление.

Словно в ответ мне навстречу выплыла виртуальная клавиатура, а на экране появились значки всех развлечений сразу.

Я нажал на лучника в костюме Робин-Гуда. Он подмигивал и ежеминутно натягивал тетиву. Только почему-то не стрелял.

Тут же руки ощутили оружие, за плечами появился колчан, полный стрел.

Компьютер предложил мне широкий выбор «жертв»: виртуальных гуманоидов всех рас, животных, мишени как в тире.

Я не любил бессмысленных убийств. Даже понарошку. Поэтому попросил движущиеся мишени в форме человека.

Не помню, сколько раз натягивал тетиву, сколько раз пополнялся колчан, тяжелея за спиной. Не помню, сколько «виртуальных» сердец пронзили мои стрелы. Помню лишь, что усталость пришла, а успокоение — нет.

Я выключил игру, и покинул развлекательную комнату.

Добрел до каюты и плюхнулся в кровать, не раздеваясь.

За сегодняшний день я словно прожил маленькую жизнь. Меня раздирали незнакомые, очень сильные, противоположные эмоции. То чудилось — все замечательно, то вдруг мир рушился, как тогда, в каюте Лели и погребал меня под обломками.

Поворочавшись с полчаса, я наконец-то провалился в беспокойный сон.

…

Проснулся я намного раньше привычного. Быстро привел себя в порядок, накинул первое, что попалось под руку в чемодане, и поспешил в суперомнату, в надежде увидеть Лелю. Вчера она изучала материалы расследования спозаранку. А сейчас «стукнула» уже половина девятого.

Я влетел в суперкомнату как вихрь и… застыл, в оцепенении и разочаровании.

Плазмы внутри не было. Казалось, земля ушла из-под ног, небо рухнуло на голову.

Наверное, она у себя в каюте. Прячется от меня по какой-то своей, непонятной причине. И даже не пытается объясниться! Даже не намекнет!

Сердце упало, болезненно сжалось, голова опустела.

Я понимал, что вламываться к Леле снова — не самая удачная идея. Придется ждать. Другого варианта я не видел.

Слушая молоточки в ушах и собственное рваное дыхание, я некоторое время метался по комнате — бесцельно и глупо, как и вчера.

Время шло, а Леля все не приходила.

Я выпил травяного чая из хранилища. Запросил туда еду и связался по внутреннему телефону с Миеттой.

— Да, Вайлис Рамс, — с приторно-ласковой интонацией в голосе отозвалась она. С каждым днем Миетта все ярче выражала эмоции: голосом, мимикой и жестами.

То ли пыталась произвести впечатление, то ли недавно «сошла с конвейера» и училась «выглядеть человеком». В последнее время среди биоботов это стало почти фетишем.

— Вы не могли бы сказать, где Лелейна Милава, — подчеркнуто официальным тоном спросил я.

— Лелейна Милава не покидала каюты, — с нотками разочарования в голосе поведала биобот.

— Когда высадка?

— Примерно через четыре с половиной часа.

Она ждала чего-то еще, но я отключил связь.

Не зная чем себя занять, заново вызвал трехмерные изображения преступников и принялся обходить их, детально исследуя.

Как и предполагал, ничего нового не обнаружилось. Съел «на ногах» какую-то овощную смесь с мясом — вкуса я почти не чувствовал — и порылся в отчетах.

Время тянулось медленно, и я, словно мотылек в паутине, запутался в эмоциях, событиях. Дергался, в отчаянной попытке вырваться, но лишь приклеивался все сильнее.

Когда корабль дернулся, а пол попытался ускользнуть из-под ног, я понял, что мы прибыли. И тут же в дверях появилась Леля.

Выдавила из себя дежурную улыбку и кивнула, приглашая на выход.

Леля юркнула в коридор, и я заспешил за ней.

Огненные волосы Плазмы на фоне синей блузки опять напомнили о жидкой лаве. Узкие черные брюки подчеркивали красивые, подтянутые ягодицы. Знакомые тяжесть и жар прилили к паху.

Я постарался отвлечься. Сейчас не время и не место. Да и поведение Лели тревожило все сильнее.

Она так усердно делала вид, будто между нами ничего не произошло, что у меня снова закололо в груди. Изнутри поднималась буря злости. Почему она так? Что, черт возьми, происходит? Почему не объяснит все толком? Что я ей сделал?

Похоже, корабль выскользнул из кротовой норы вблизи поверхности планеты. Иначе так быстро он бы не сел. Миетта выполнила обещание — транспортник больше не вылетал в открытый космос.

Мы с Лелей остановились у выхода.

По счастью, никаких устройств и лекарств для биологической адаптации не требовалось. Гравитация Муританны почти равнялась земной. Атмосфера не содержала ничего, вредного для наших организмов, кислорода в ней хватало с лихвой. Даже голова закружилась с непривычки.

Металлический язык корабельной двери уже вывалился наружу, и вниз неспешно спускалась лестница, раскладываясь по дороге.

Перед нами распростерлась скандальная Коронованная равнина. Ее покрывали кустистые заросли всех оттенков зеленого. Одни распушились букетами, другие склонились к земле плакучими ивами. В лицо пахнУло безумным сочетанием ароматов: пряные и сладкие, терпкие и соленые, они оставляли на языке странный привкус. Словно ел десерт и основное блюдо сразу, закусывал жгучим перцем и запивал рассолом.

Вдалеке резным частоколом опоясывали равнину горы. То там, то тут ослепительными вспышками мелькали эрридровые жилы. Тоже мне корона!

Небо хмурилось. Кустистые тучи лениво плыли от горизонта к горизонту, и стрелы солнечных лучей, пронзая их, ложились на темный металл лестницы золотистой пыльцой.

Беспокойные стаи красно-рыжих птиц носились очень низко к земле, и надсадно кричали, предвещая дождь.

Тревога усилилась. Я не понимал, почему она нагнетается, но чувствовал кожей, всем телом.

Справа и слева от корабля раскинулись поселения землян и талькаирсов. Они мало чем отличались друг от друга — технологии быстрого строительства давно облетели весь Галактический союз.

Малопримечательные высотки, этажей на десять раскладывались как гармошка и закреплялись специальным силовым полем. Между ними змеились, так называемые, полудорожки из тонких листов специального пластика. Трава с легкостью пробивалась сквозь него, но сильно не вытягивалась. Не больше пары сантиметров в высоту, она стелилась живым паласом, приятно пружиня под ногами.

Я бы не отличил колонии друг от друга, если бы не флаги — они реяли на стенах и крыше единственного двухэтажного здания каждого поселения. Штаб-квартиру землян обозначали алые стяги с голубыми разводами в виде рисунка морей и океанов на карте. Мэрию талькаирсов — ярко-желтые флаги с лимонными цветами, похожими то ли на пионы, то ли на георгины.

Лестница с глухим звуком вонзилась в землю, вздрогнула и замерла. Леля поспешила на спуск. Я хотел остановить ее и сойти первым, но Плазма уже была на середине пути. Я бросился за ней, и боковым зрением увидел нечто странное.

Не успел определить что именно, как в наши головы устремились огненные сгустки.

Плазменные автоматы!

Леля вздрогнула и спрыгнула вниз. И тут же вдогонку полетели еще сгустки.

Леля приземлилась на полусогнутых ногах. Увернулась от огненного шара. Отшатнулась от следующего. Я вскрикнул — новый сгусток едва не попал Леле в лицо. Она пригнулась в последний момент. Суматошно всплеснула руками. Очередной огненный шар чуть не угодил Леле в ухо. Она отпрыгнула и нервно отбежала на несколько шагов.

И вдруг… застыла, как замороженная. Выпрямилась, хлопая глазами и поджав губы, как маленькая.

Невесть откуда прямо ей в спину устремились еще два огненных шара. Слава богу, издалека. Словно убийца выстрелил несколько раз в меня — сгустки опасно приближались к голове, отбежал подальше и начал палить в Лелю. Но вот беда — она не видела опасности.

— На землю! — что есть мочи крикнул я. Но Леля то ли не поняла, то ли не расслышала. Продолжала стоять в каком-то оцепенении. Господи! Ее же сейчас поджарят! Даже такие индиго, как Леля, не способны управлять плазмой, не рожденной в их собственной ауре. Я слышал, что они умеют «вспыхивать», если все вокруг горит. Становиться неуязвимыми для любого ненастья. Но такая неуязвимость пожирает адски много энергии. Силы на нее приходится копить по полгода или даже больше. А ведь Леля уже пылала, когда оживляла меня. Буквально две недели назад.

Вереница неприятных, ошалелых мыслей пронеслась в голове за секунды.

Я пригнулся. Пропустил три огненных шара над спиной. Едва успел уклониться от четвертого. Он метил в правый висок.

Выдохнул и сиганул за Лелей. До земли было не меньше четырех метров. Оставалось лишь надеялся, что мельранские гены спасут от переломов, как случалось уже не раз. А если и не спасут… Плевать. Главное защитить Лелю. Еще секунда, доля секунды и огненный шар опалит ей голову. А остальные вонзятся в спину.

Леля не двигалась и продолжала смотреть в другую сторону. Кажется, у нее был шок. Или что-то вроде этого.

Удар о землю вышел чувствительным. Я приземлялся по всем правилам — на полусогнутых ногах. Но колени все равно хрустнули и заныли. Стопы обожгло.

Я закусил губу и рванул к Леле.

До Плазмы оставался один прыжок, когда… ее повалил на землю талькаирс. Я плюхнулся рядом. Огненный шар пронесся в сантиметрах от инопланетника.

И тут же еще один и еще, и еще. Они метили прямо нам в головы. Талькаирс ловко уворачивался, не поднимаясь с земли. Одновременно поддерживал Лелю. Я не отставал. Плазменные сгустки летели один за другим, не давая нам даже приподняться.

Палить еще ниже неведомый враг не рисковал. Думаю, опасался пожара. Сухая трава и ветки вмиг растащат огонь по всей равнине. А портить стратегически важный объект в планы преступника явно не входило.

Я приподнял голову, в тщетной попытке увидеть стрелка. Без толку. Вокруг никого не было. Зато в нашу сторону устремились с десяток новых огненных шаров. Два отскочили от силового поля корабля. Ого! А он еще и так оснащен! Стоит призадуматься. Как правило, когда транспортник приземлялся, почти все средства защиты отключались. Кроме совсем уж простецких. Я вообще не слышал, чтобы такой корабль выдерживал два выстрела из плазменного автомата. Как минимум, внешняя обшивка стен разлетелась бы в клочья.

— Считаем до пяти и бежим за мной, — бросил мне талькаирс на общегалактическом языке.

Леля что-то пробурчала из-под него. И мне резко захотелось, чтобы новая атака хорошенько поджарила парня. Я отлично понимал, что он защищает Лелю. Но при мысли о том, насколько близки их тела, внутри закипал гнев, сердце яростно колотилось, желчная горечь жгла язык.

Над головой пронеслась очередная огненная армада. Я вжался в землю. Талькаирс тоже.

Я отсчитал почти одновременно с ним. Талькаирс отскочил от земли пружиной. Подхватил Лелю на руки и бросился в ближайшие заросли голубого кустарника. Зачем? Что за тупизм?! А если стрелок скрывается там?

Я отлично осознавал, что злюсь на талькаирса не поэтому. Наверняка у него есть план. Талькаирс местный и явно знает, что делает.

И все равно жутко хотелось расписаться у него на лице кулаком. Чтобы выпустить наружу гнев и чтобы Леля увидела — насколько я сильнее. Вот так глупо, банально, как пещерный человек, доказать ей свое превосходство над соперником.

Талькаирс опустился на землю и пошарил в зарослях. Схватил что-то рукой и резко дернул. Я не успел разглядеть что именно, зато отметил про себя, что гаденыш воспользовался случаем и прижал Лелю посильнее. Раздался слабый щелчок, скрип и в густом дерне открылся люк. Осторожно опустив массивную крышку на землю, талькаирс прыгнул внутрь с Лелей на руках и приземлился почти бесшумно. Я последовал за ним, но ботинки гулко ударились об пол. Черт!

Мы очутились в очень светлом подземном ходе. Ну прямо как в старом кино. Коридор уходил куда-то вдаль — в обе стороны. Отделанные новым строительным пластиком стены, потолок и пол, по прочности не уступали каменным.

Серо-голубой материал едва заметно мерцал в белом свете круглых лампочек — они шли вдоль потолка четырьмя стройными рядами.

Талькаирс уверенно понес Лелю вперед, и я уже собирался возмутиться. Но меня опередила Плазма.

— Может, отпустите уже, — попросила она слишком уж вежливо и не достаточно возмущенно на мой взгляд.

Талькаирс притормозил. На его квадратном бронзовом лице расплылась довольная улыбка, и шрам от недавнего рассечения на нижней губе побелел:

— Простите. Я машинально, — в словах талькаирса ощущалось еще больше патоки, чем в его мимике. У меня сжались кулаки, а зубы громко скрипнули. Леля и талькаирс одновременно обернулись, окатив вопросительными взглядами. Плазма чуть прищурилась и оглядела с ног до головы, словно впервые видела.

— Пойдемте, — примирительно предложил талькаирс, и взял Лелю под локоть. Я снова скрипнул зубами так, что по спине побежали стаи мурашек. Плазма высвободилась из рук громилы — она едва доставала ему до плеча.

Талькаирс чуть заметно ссутулился. Ага! Расстроился. Так и надо нахалу! Я с трудом сдержал победный возглас.

Талькаирс прибавил скорости и вырвался вперед, показывая дорогу. Из-за размашистой походки и коротких, по сравнению с человеком ног, плечи его заметно покачивались из стороны в сторону. Руки болтались плетьми. Я проследил взглядом за черной дорожкой волос на шее талькаирса. Она начиналась от короткого ежика на голове и спускалась в ворот свободной футболки.

Какой же образина! Переразвитые мускулы, выпирающие жилы, шея шире головы. Желтая футболка и мешковатые бежевые брюки придавали бронзово-красной коже неприятный и даже болезненный оттенок. Словно талькаирс сильно обгорел на солнце, и вот-вот начнет облезать. Но Леля быстро поравнялась с ним и поглядывала с… восхищением. Так, как никогда не смотрела на меня.

От этой мысли кровь закипала в жилах.

Мне впору бы думать о нападении, о том, что кто-то позволил себе атаковать правительственных агентов. Вот так запросто и нагло атаковать возле самых колоний.

А он, рисковый мужик, это кто-то. Глупый, но рисковый. Или настолько уверен в том, что некто могущественный из правительства Земли все равно прикроет? Если так, то дело дрянь.

Меня передернуло. От всего сразу. От мыслей о мерзавце, что напал вот так, из засады. От мыслей о Лели.

Из корабля казалось — до колоний рукой подать. Но мы шли так долго, что у меня назрел вопрос.

— В какое поселение направляемся? — как бы ни пытался говорить нейтрально, раздражение металлом звенело в каждом слове.

Талькаирс не обиделся, пояснил ровно и дружелюбно:

— Пока идем к нам. Оттуда тем же путем отведу к людям.

— Тем же путем? — удивилась Леля.

— Мы на осадном положении, — пожал плечами талькаирс. — Вернее нас осаждают неизвестные из какой-то колонии. Пока так и не выяснилось — кто они и чего хотят.

— Ну ясное дело они связаны с какой-то шишкой из земных правительств, — прыснул я желчью.

Талькаирс снова пожал плечами.

— Возможно. Мы, главы и помощники давно договорились о перемирии. Кстати, этот ход делался совместно. Но знают о нем немногие.

— В колониях также палят? — сам себе удивляясь, я сыпал вопросами, не в силах остановиться. Словно рассчитывал, что талькаирс запнется, выдаст нечто подозрительное, и Леля перестанет так на него смотреть.

— Нет. Колонии круглосуточно патрулируют спецслужбы обеих планет. И там скрыться сложнее. Но там иногда ловят, как стемнеет. И избивают до смерти.

— Какой ужас! — ахнула Леля и посмотрела на талькаирса с таким сочувствием, что мне захотелось лично избить его до полусмерти. В ушах стучали молоточки, кулаки сами собой сжимались, зубовному скрежету я уже даже не удивлялся.

— Не переживайте, — талькаирс приобнял Лелю за талию так, как мне она никогда не позволяла. И Плазма не возмутилась! Даже не попыталась отстраниться!

Я оглох от грохота в ушах, ощущая, что еще мгновение и наброшусь на талькаирса, словно он мой личный враг. А инопланетник, будто бы нарочно напрашивался.

— Днем у нас не страшно, — тепло обратился он к Леле. — А если что в обиду не дадим. Даже не сомневайтесь. Мы красивых женщин всегда защитим.

— А некрасивых — в расход? — брызнул я очередной порцией яда.

Талькаирс пожал плечами и беззлобно усмехнулся:

— Это просто присказка.

— Мы должны сохранять нейтралитет и жить на корабле, — напомнил я больше Леле, чем талькаирсу. — Кстати, почему вы до сих пор не представились? — попенял ему ни с того, ни с сего.

Я и сам отлично понимал — времени на раскланивания не было. Талькаирс защищал нас и фактически вывел из-под обстрела. Но почему-то до ужаса хотелось поддеть его, уличить в невежливости, неуместной скрытности.

— Нестрель Бриотти, — словно назло мне инопланетник продолжал отвечать очень спокойно, и даже не думал убирать руку с талии Лели. — Помощник главы поселения талькаирсов. А вы, я так понимаю, Вайлис Рамс и Лелейна Милава. Мы думали, вы рано утром прилетите.

Леля собиралась ответить, но я опередил ее.

— Мы тоже так думали, — процедил сквозь зубы, будто бы именно Нестрель — главная причина нашей задержки. — Но по дороге транспортник атаковали. Пришлось изменить курс и не выходить из кротовых нор.

Талькаирс наконец-то обернулся через плечо и его резкий профиль показался мне еще уродливей.

Массивный нос с горбинкой, выпуклые надбровные дуги — неандерталец обзавидуется, выпирающая челюсть и фиолетовые губы. Талькаирс вытащил сережку из правой ноздри, наверное, для солидности, но дырка была прекрасно видна. С одной стороны, Нестрель выглядел очень мужественно. Женщины таких любят. С другой — ну как моя утонченная Леля могла обратить на такого внимание?

Сердце больно екнуло и сжалось. Талькаирс посмотрел на меня как-то свысока. Или мне только почудилось? Если верить досье Нестреля, рост у нас одинаковый.

— Жаль, что так вышло, — слишком дружелюбно произнес талькаирс. Мне хотелось бы, чтобы он взвился и наорал. Но Нестрель вел себя благородно и сдержанно. А я… я выглядел как идиот и грубиян. Отличный способ привлечь внимание Лели, что уж говорить.

Пока я пытался найтись с ответом, талькаирс остановился, потянулся к потолку и дернул за основание складной лестницы. Она выскочила наружу и разложилась сама. Нестрель поднялся первым — так ловко и быстро, словно и не громила вовсе, а какой-нибудь гимнаст. Недолго ощупывал потолок — похоже, искал люк. Толкнул крышку наверх, она отскочила и глухо ударилась о землю.

Нас захватил круг света. Хорошо, что день выдался пасмурный, иначе страдали бы резью в глазах еще несколько секунд! Снова я сам себя не узнавал. Понимал, что злюсь не на то, о чем зудят сварливые мысли. Но ничего не мог с собой поделать…

Талькаирс ловко спустился и подсадил Лелю аж на середину лестницы. Она и сама бы спокойно забралась, но как же не повыпендриваться?

Плазма вылезла наружу. Талькаирс последовал за ней, и я замкнул шествие.

Мы очутились на одной из дорожек, устланной мягким светло-зеленым травяным ковром. Плотные стебли захрустели под ногами.

Десятиэтажки вокруг казались ненастоящими из-за глянцевых стен, похожих на огромные журнальные обложки. Искусные граффити на них добавляли сходства.

На ближайших стенах бегали животные, похожие на рыжих, мохнатых носорогов со свиными пятачками и смешными копытцами. В изумрудном небе летали птицы, вроде красных журавлей с павлиньими хохолками. К ним тянули заостренные лепестки фиолетовые цветы. Их толстые, покрытые темно-желтой корой стебли напоминали стволы молодых сосен.

На всю стену одного из дальних домов раскинулось странное дерево. Его ствол и ветки скручивались и свивались в невообразимые узоры. Под раскидистой кроной паслось стадо зверей, похожих на голубоватых кроликов с короткими, заостренными ушами.

Талькаирсы привезли с собой каплю родного дома. Было в этом что-то… не знаю… что-то такое, от чего у меня сжималось сердце. И что хотелось бы иметь самому, испытать хотя бы раз в жизни.

В воздухе пахло хвоей и медовым нектаром цветов. Ароматы поселения почти не ощущались. Только откуда-то сбоку тянуло жареным. То ли овощами, то ли фруктами.

Город выглядел древним, почти как города моей молодости.

Низкорослые поселения, где деревья и кустарники еще соседствовали с домами. Тревожно стучались в окна длинными пальцами веток, предвещая ураган, шлепали по стеклу листьями, словно в знак приветствия. Под окном свивали гнезда птицы, а во дворе цвела вишня.

И только когда над нашими головами пролетело несколько машин, повеяло современностью. От них шарахнулась в нашу сторону стайка лиловых жуков. Недовольно жужжа и стрекоча серебристыми крыльями, насекомые стремительно пронеслась мимо. В небе прокричала птица — ее голос походил на треск сломанного дерева.

Спешившие по своим делам талькаирсы бросали на нас любопытные взгляды. Издалека они мало отличались от людей. Вблизи бросался в глаза цвет кожи и необычные пропорции тела. Словно бы переразвитые мускулы, длинный торс и короткие ноги. Не до безобразия короткие, но заметно.

Талькаирс дал нам оглядеться и спросил:

— Ну что? В мэрию? Или ко мне? На чашечку травяной настойки?

Вот еще выдумал! Каков хитрец! Не хватало еще, чтобы мы шли к нему домой! Он — один из подозреваемых. Ничем не лучше остальных. В глубине души я понимал, что просто не хочу, чтобы Леля общалась с талькаирсом в свободной, непринужденной обстановке. Но силы воли признать это даже перед самим собой катастрофически не хватало.

— Нет! — слишком резко ответил я, пока Плазма обдумывала предложение талькаирса. — Мы должны сохранять нейтралитет. Зайдем в гости к кому-то из участников инцидента, и другие сочтут, что мы пристрастны. Так и до скандала недалеко.

Леля внимательно вгляделась в мое лицо, и сердце болезненно екнуло. Ладони заболели — я не разжимал кулаков с момента, когда мы вышли из корабля. Суставы неприятно хрустнули.

Я ждал от Плазмы хоть слова, хоть жеста. Все, что угодно только не это тихое, молчаливое осуждение! Но Леля промолчала и отвернулась. Зато подал голос талькаирс.

— Разумеется. Я не подумал об этом, — улыбнулся он, приоткрыв рот и демонстрируя острые клыки. — Тогда идемте в мэрию. Мэра сейчас нет. Ненадолго отбыл домой. Но завтра появится. А пока могу обеспечить вам отдых. Отвечу на все вопросы. Чай, обед и все остальное прилагается.

Леля кивнула и улыбнулась талькаирсу. Его клыкастая улыбка расширилась, а физиономия так и лучилась довольством. Прямо просила кулака или кирпича. Я кивнул через силу.

Талькаирс снова бесцеремонно приобнял Лелю за талию, направляя ее в нужную сторону. Мы и сами нашли бы здание! Без подсказок. Белую мэрию, среди бежевых жилых домов, двухэтажку на фоне десятиэтажек, нашел бы даже полуслепой. Ярость кипела внутри. Хотелось бить и крушить все, что попадется под руку. Давненько я не доходил до такого остервенения. Бешенство вообще не свойственная мне эмоция. Я с трудом вспомнил, когда испытывал такое прежде.

Ах да. Точно… Это было лет семьдесят назад… На планете Элегия. Мы сидели с убийцей в одной комнате. Сквозь голубые в белый цветочек жалюзи просачивался розоватый свет Дикурры — солнца Элегии. На безобразно ярком оранжевом паркете его лучи казались недомытыми кровавыми следами.

Он ухмылялся мне в лицо. Лиловый гуманоид Зельмер, убийца четырех ни в чем не повинных землян-колонистов. Чего еще ожидать от представителя народа, чья слюна и пот ядовиты для десятка других рас Союза? Его острые зубы, похожие на иглы, словно вонзались в мое чувство собственного достоинства. Розоватые глаза издевательски щурились, а вертикальные щелки ноздрей довольно раздувались.

Только тогда я испытывал такое же бессильное бешенство. До помутнения в голове, до алой пелены перед глазами, до пульсации в висках.

Проклятая амфибия — лысая, скользкая — и внешне и по сути — разлеглась в кресле, закинув ногу на ногу. Зельмер излучал неприкрытое, отвратительное чувство собственного превосходства. И, что гораздо хуже — к нему примешивалось чувство собственной безнаказанности. Мне безумно хотелось плюнуть на кодекс агентов, на законы Союза и порвать мерзавца собственными руками. Прямо там порвать, в этой самой комнате.

Сейчас в душе бушевали похожие чувства. Только прежнего повода не было. Еще на корабле, изучая свидетельства, протоколы, анализы, мы с Лелей пришли к выводу о непричастности Нестреля. И, как ни странно, это бесило еще сильнее.

Словно кипяток тек по венам, в ушах били молоточки, в висках яростно пульсировало.

Привычная пластиково-травяная дорожка вывела нас к зданию мэрии очень быстро. Из корабля казалось — оно почти в центре поселения. Но на месте выяснилось, что это лишь видимость — мэрия расположилась поблизости от границы между колониями.

Вблизи лимонные цветы на флагах Талькаирсы выглядели еще более аляповатыми и некрасивыми.

Нестрель открыл нам дверь и пригласил Лелю внутрь.

Она вошла, талькаирс поспешил следом, будто бы нарочно разделял нас, даже в таких мелочах.

С досады я хлопнул дверью, и Нестрель с Лелей обернулись. Как назло почти синхронно. Плазма едва заметно нахмурилась, снова изучала, как подопытного кролика. Талькаирс удивился, даже глаза выпучил.

Я пожал плечами, и Нестрель с Лелей пошли вперед. В колониальных зданиях, выстроенных по последним технологиям, я бывал не раз. Это ничем не отличалось от сотен остальных. Те же глянцевые коридоры — узковатые для обычного жилья, но для временного очень даже просторные. Те же запахи ароматизаторов — слишком пряные и острые они напоминали старую земную Индию. Те же квадратные комнаты — все стандартного размера. В одну из таких мы и вошли.

Огромное окно — от одной стены до другой начиналось на уровне моего живота и заканчивалось под потолком. Талькаирс широким жестом пригласил нас разместиться в креслах — они походили на пуфики, которым придали более-менее четкую форму. Леля села на ближайшее к столу — неуклюжая пластиковая громада загораживала пол окна. На столешнице громоздились полупрозрачные пластины — на них писали талькаирсы. Тончайшие пластины, также как и листы, сшивались в книги, только почти не гнулись.

Нестрель устроился за столом, в таком же розовом кресле, как и Плазма. Я взял другое, оранжевое и поставил рядом с лелиным. Она окатила удивленным взглядом, но ничего не сказала. Снова, как в кабинете Элдара Масгатовича, наши руки почти соприкасались. И сладкий дурман в голове, бешеный стук сердца в ушах на время отвлекли от флирта между Плазмой и талькаирсом. Я снова всем телом чувствовал ее близость. И снова в паху собирался жар, ощутимо тяжелело.

Нестрель ненадолго замер в кресле, переводя взгляд с меня на Лелю. То ли о чем-то догадался, то ли просто изучал залетных агентов. В конце концов, от нас зависели тысячи судеб.

— Давно у вас так? — спросила вдруг Леля. Ее голос выдавал сильное волнение. Неужели настолько переживает за поселенцев? Впрочем… Плазма отдалась первому встречному, чтобы спасти ему жизнь…

Внезапно словно нож вонзился в сердце и провернулся там несколько раз, прежде, чем я понял… Конечно же! Она оживила меня из сострадания. И не понимает — зачем все эти допросы, попытки завести отношения…

Именно отношения. Вот чего я так отчаянно желал. Почему? Я и сам не понимал. Но мечтал об отношениях с ней, с Лелей. Настоящих, долгих, семейных. Мечтал о месте, где ждала бы она. И я звал бы это место домом. Окажись оно здесь, на Муританне или в любой другой колонии, неважно. Неважны удобства, климат. Важна она…

В груди сгустился тяжелый воздух. Но если Леля не хочет никаких отношений, тогда что же произошло между нами вчера? Просто секс?

— «Так» это как? — опять слишком дружелюбно уточнил талькаирс и нажал оранжевую кнопку на стене, вызывая кого-то по внутренней связи.

Я попытался сосредоточиться — мысли о нас с Лелей уносили все дальше от цели визита в инопланетную мэрию и поездки вообще.

— «Так» это стреляют, — ответила Леля после недолгой паузы.

Нестрель поморщился, собирался ответить, но в комнату вошла талькаирса.

Она выглядела гораздо изящней нашего нового знакомого. Мелкие, хоть и резковатые черты лица казались почти красивыми. Родинка над губой придавала облику девушки пикантности.

В отличие от Нестреля, одевалась она со вкусом. Серебристо-серая блузка по фигуре придавала коже оттенок благородного загара. Укороченные штанины узких черных брюк скрадывали недостаточную длину ног. Еще недавно я очень даже заинтересовался бы обладательницей таких ягодиц. Крепкие и округлые они наверняка вызывали в мужчинах совершенно определенные желания. И во мне бы вызвали. До аварии так точно. Талькаирса виляла бедрами при ходьбе, поводила плечами, демонстрируя полушария грудей и острые соски — они просвечивали сквозь блузку. Балансировала на тонкой грани между вызовом и распущенностью. Но на откровенную распущенность не скатывались.

Поразительно! Я ощутил себя богачом, выросшим в пент-хаусе, на пороге предмета хвастовства друга — квартиры средней руки.

Чем откровенней талькаирса соблазняла, тем отчетливей я понимал — как сильно хочу Лелю. Инопланетница, достаточно привлекательная, чтобы завести даже мельранца, не вызывала во мне желания. Хотя желание бурлило внутри просто бешеное. Близость Лели заставляла все мысли улетучиваться. И я радовался тому — насколько мягкое кресло и как здорово оно повторяет любые изгибы тела. В обычном я не знал бы как сесть, чтобы избавиться от дискомфорта.

Талькаирса бросила недвусмысленный взгляд на бугор на моих брюках — он так выпирал, что и полуслепая бы заметила. Зазывно вильнула бедрами, и я ощутил тоже самое, что чувствовал всякий раз, когда Миетта предлагала себя на ночь. Омерзение и разочарование от того, что она не Леля.

Немая сцена длилась недолго. Нестрель позволил талькаирсе несколько секунд любоваться на то, что сделала со мной близость Плазмы, и приказал:

— Мадисса, принеси нам поесть, попить. И все что касается наших дел.

Талькаирса кивнула, крутанулась на высоченных шпильках и ушла.

— Стреляют? — удивительным образом Нестрель помнил, на чем прервался его диалог с Лелей. И снова кровь медленно, но верно закипала в моих венах. Он слишком старался. Ну прямо душка! Такой хороший. И спас девушку от плазменных сгустков, и теперь выеживается.

— Точно не скажу, — слегка нахмурился талькаирс. — Наверное, с тех пор, как случилась вторая перестрелка.

— И вот так вот запросто палят в кого попало прямо среди бела дня? — возмутилась Леля.

Почему-то мне вдруг стало тепло и хорошо от мысли о том, как она воспринимает происходящее. Казалось бы — Леля давно работает агентом. Казалось бы — смертей и кровавых преступлений насмотрелась больше некуда. Но умудрилась не очерстветь душой.

Нестрель сбил мне весь настрой.

— Нет, на улицах не стреляют, — возразил он. — За этим следят спецслужбы обеих планет. Палят всегда вблизи границы. Вот как сегодня. Вы приземлились прямо на границе.

— Погоди! — Леля подалась вперед и спросила: — А за поселением? Ну со стороны гор?

Меня как по голове шибануло! Точно! Как же я сам не заметил. Ну да, меня порядочно развезло. Но…

— Нет, только вблизи границы, — заверил талькаирс.

Леля повернулась ко мне — резко, но приятно. Сердце радостно забилось в груди, я забыл, как дышать и зачем. Она хотела поделиться мыслью. Со мной, не с ним! Но тут вернулась Мадисса — с подносом, полным еды. Земной и инопланетной — на наш выбор.

Комнату наполнила такая смесь запахов, что мне захотелось срочно открыть окно. Нестрель усмехнулся и сделал это, будто бы прочел мои мысли.

Талькаирская кухня использовала слишком много соли, перца, пряностей и всяких едреных эссенций, вроде уксусной. Даже десерты ее на вкус больше напоминали маринованные помидоры, чем торты и пирожные.

Почему-то меня ужасно обрадовало то, как решительно отодвинула Леля глубокие белые плошки с инопланетными яствами. Одним своим видом они вызывали желание выпить побольше воды. А от запаха так и тянуло расчихаться.

Леля взяла печеную картошку с камбалой. Глядя на ее поджаристые бока, и я глотал слюни. Конечно же, я повторил выбор Лели. Нестрель подумал и присоединился к нашему пиршеству.

Мадисса налила всем травяной настойки — она пахла ромашкой и шалфеем.

Вильнув бедрами и метнув в меня многозначительный взгляд, талькаирса ушла из комнаты.

— Нет, со стороны гор не нападали, — внезапно ответил Нестрель. Не ожидал, что он настолько собран — любой другой на месте талькаирса уже не вспомнил бы последнего вопроса Лели. Я бы не вспомнил.

— Нападают только возле границы? Вот прямо рядом с границей? — еще раз уточнила Плазма — будто бы сама не верила собственной догадке.

Нестрель кивнул, отправил ложку в рот и уточнил:

— Нападают исключительно невдалеке от границы.

— Они боятся разоблачения. Это кто-то местный, — обратилась ко мне Леля и глотнула настойки. — И еще… Что-то держит их возле границы. Проще палить со стороны гор. Там легче спрятаться. Ущелья всякие. Пещеры. Промежуточные пики. Но они выбрали свободное пространство. Что-то их тут держит или… защищает.

— Мы не видели их, — догадался я. — Потому что они нападали у границы. Там у них какие-то маскировочные устройства.

— Точно! — Леля почти подскочила в кресле. — Из космоса можно проецировать сюда очередное искажающее поле. Мы думаем, что не видим их. А мы их видим! Только они видятся нам в другом месте. Или вообще не попадают в поле зрения. В поселениях этот трюк сразу заметили бы. Представь. Бегает по улице человек с автоматом. Среди бела дня бегает. К нему, конечно же, несутся агенты спецслужб. Пытаются схватить, скрутить и… хватают воздух. Трюк рассекретили бы махом. А там и до подсчетов реального положения автоматчика недолго. В горах гибло бы много народу. Они сами бы ошибались — где ущелья, где вершины. Опять же! Слишком много внимания.

— Вы действительно лучшие, — прервал наш диалог Нестрель.

Боже! Как же мне хотелось ему врезать!

…

Мы провели в мэрии талькаирсов еще пару часов.

День клонился к вечеру. В небе вспыхнули оранжевые крапинки звезд, а за окном включилось уличное освещение. Вместо обычных фонарей колонии использовали светящиеся пластиковые плиты. Днем они сливались со стенами домов, а вечером зажигались ярко-оранжевыми огнями. Комнату рассекли широкие ленты света, и тени веток деревьев изящными пальцами легли на пол. Нестрель предложил наведаться к людям завтра. Пообещал лично провести нас подземным ходом.

Леля поддержала его идею на ура. Я не устал, но согласился, чтобы сделать ей приятное.

У кабинета крутилась Мадисса. Неужели все это время ждала? Талькаирса встретила меня огненным взглядом, повела бедрами и прошла совсем близко, почти касаясь. На что-то рассчитывала.

— До свидания, Мадисса, — холодно сказал я, стараясь пресечь ее фантазии на корню. Мадисса оглядела меня, Лелю — она, как назло, о чем-то говорила с Нестрелем, обиженно надула губы и ушла.

Талькаирс проводил нас к транспортнику знакомым путем.

Я уже надеялся избавиться от него, но тут Нестрель задержал Лелю за руку, у самой лестницы.

Кровь закипела в венах, сердце бешено заколотилось, от ярости голова гудела как чугунный котел. Я едва сдерживался — так сильно хотелось врезать талькаирсу по руке. Исполнить свой коронный прием — точечный удар по нервному сплетению на запястье. После этого Нестрель еще несколько месяцев не взял бы Лелю за руку. Не этой пятерней уж точно.

Талькаирс явно ждал, когда я уйду. А я не собирался ему подыгрывать. Стоял за спиной Лели, и не двигался с места. Плазма обернулась, с минуту смотрела в глаза… Я просто таял от ее взгляда, превращался в тряпку. Попроси она: «Уйди, Вайлис», и ноги сами унесли бы меня в каюту. Помимо воли, вопреки желаниям. По счастью, Леля не попросила.

Нестрель едва заметно вздохнул и обратился к Плазме:

— Лелейна. Не сочтите за наглость. Я очень хотел бы пригласить вас на свидание. Сегодня, вечером. Поздними вечерами на Муританне очень красиво и тепло. А на коронованной равнине тем более.

— И стреляют, — ядовито усмехнулся я.

Талькаирс хотел что-то сказать, я готовился достойно ему ответить, но Леля встряла.

— Хорошо, Нестрель. Проветриться мне не помешает. Заходите минут через двадцать. Я буду готова.

У меня отнялся язык. Она что, только что согласилась с ним встретиться? При его очевидных намерениях? Да еще прямо сейчас?

От этой мысли в груди заныло. В ушах загремел пульс, воздух потяжелел и распирал грудь. Мне хотелось поколотить Нестреля, хотелось встряхнуть Лелю. Крикнуть ей в лицо. Да что же ты делаешь? Неужели ты не видишь, что делаешь со мной?

Но Леля забрала руку у талькаирса и торопливо поднялась на корабль. Минуту или больше мы с Нестрелем стояли друг напротив друга. Как олени в брачный период, ей богу.

Как же я мечтал избить его! Измазать руки лиловой кровью инопланетника. Грязной, мерзкой, с запахом жженого стекла. Превратить его дружелюбное лицо в кровавую кашу… Заставить согнуться, ныть от боли…

Но я сдержался. Почему? Не знаю.

В спешке, чтобы не передумать, бросился за Лелей и настиг ее в коридоре. До наших кают оставалось всего ничего. Леля так рвалась сбежать от разговоров, от выяснений, что я окончательно слетел с катушек.

— Плазма? — окликнул ее, и голос вздрогнул от ярости.

Леля обернулась, вся такая собранная, вся такая серьезная.

— Да, Вайлис, — произнесла официально, словно мы едва знакомы.

— Ты… мы… мы вчера были вместе. А сегодня… ты идешь на встречу с ним? — я сорвался на крик. Плазма вздрогнула и отступила, но я последовал за ней. Азарт разгорелся в золотистых глазах Лели — жидкое золото засверкало в них. Плазма выпрямилась и бросила мне в лицо, как перчатку:

— Я тебе ничего не обещала! Я ни на что не соглашалась! Это был только секс.

— Только секс? — вспыхнул я, сорвав голос. Задохнулся от возмущения, ненадолго потерял дар речи. Но когда смог закончить, остаток фразы прозвучал как обвинение: — В палате, значит, ничего не было. А вчера был только секс? Ты это серьезно?

Леля вздрогнула, словно ее ударили, попятилась снова, вся как-то съежилась, нахмурилась и процедила:

— Ничего между нами… в палате… не было. Ты помнишь то, чего нет. Остынь. Я пошла.

Она так легко, так безапелляционно отреклась от меня — второй раз за этот тяжелый день. Там, на планете и здесь, снова, лгала в глаза, выкручивалась, выдумывала.

Могла бы просто сказать — Вайлис, ты мне не пара. Я отдалась тебе только, чтобы оживить. Но мне не понравилось. И ты мне не нравишься.

Но она прикидывалась дурочкой, делала вид, что мы никогда не…

И флиртовала с этим проклятым талькаирсом — строила глазки, улыбалась ему так, как ни разу за всю поездку не улыбнулась мне! С ним-то она согласилась встретиться, прогуляться, поужинать! И вместо того, чтобы честно отбрить меня, откровенно плюнуть в душу, снова обманывала, лицемерила, открещивалась!

Не знаю, что на меня нашло. Никогда в жизни не применял я к женщинам силу. Даже преступниц, с оружием в руках, старался вначале увещевать. Но глядя в ее такое спокойное, бледное лицо, внезапно ощутил, как изнутри поднимается незнакомое бешенство. Такое непривычное, что я не успел уловить, когда пересек черту.

В висках пульсировало, в грудь словно ножи вонзали — один за другим, один за другим. Я не мог отвести взгляда от Лели, от Плазмы…

А она поджала губы, упрямо наклонила голову вперед, прищурилась и молчала. И это презрительное молчание сводило с ума почище хлестких обвинений, оскорбительных эпитетов, криков в лицо. Никогда прежде, даже в смертельных передрягах у меня настолько не сносило крышу.

Я схватил Лелю за плечи, прижал к бархатистой стене транспортника, не отдавая себе отчета, не соображая — сильно ли, терпимо ли. Наклонился к ее лицу, ощущая, что жар снова и снова катится от затылка вниз. Собирается там, где сейчас совсем неуместен, совершенно не нужен. Мужской орган, горячий, тяжелый с трудом умещался в брюках. Почти ничего не соображая, я наклонился к Леле ближе, еще ближе и от тепла ее дыхания окончательно слетел с катушек.

— Значит, ты меня не помнишь? Совсем не помнишь? Ничего не было? И ты не была со мной? Моей? И вчера тоже не была? Не была моей? Целиком и без остатка?

Она вжалась в стену, нервно дернулась и снова будто бы окаменела. Я прижался к Леле всем телом, ощущая, как сильно хочу большего — до одержимости, до боли хочу ее прямо здесь и сейчас. И это подхлестнуло безумие. Я нагнулся к ней, впился ртом в маленькие, манящие губы. Раздвинул их языком, коснулся теплых щек, неба и впервые тело готово было взорваться от желания так быстро, без единого ее жеста, без ее согласия.

Леля дернула головой вбок, и наши губы разъединились. Толкнула меня в грудь, не так чтобы чувствительно, не так чтобы она со мной справилась. Но этот отчаянный жест отрезвил почище ведра ледяной воды.

— От-пус-ти, — прошептала Леля, глядя расширившимися глазами, и я опешил. Послушно отступил — медленно, шаг за шагом. Откуда ни возьмись, пришло понимание, что ее голос и ее требование имеют надо мной большую власть, чем желание. Хотя оно уже билось вслед за пульсом внизу живота. Я хотел ее до боли и не хотел причинять ей боль. Я отступил, давая ей простор для маневра, и Леля немедленно этим воспользовалась.

Бросилась прочь. Быстрее, еще быстрее.

— Леля? Да погоди ты! — на долю секунды я оторопел, не зная, что предпринять. Но ноги сами понесли вслед за ней. Сердце бухало в ушах — тревожно и виновато. Я обидел ее, хотя и не желал. Я применил к ней силу, хотя не имел права. И она не ответила. Ведь могла, я точно знал, что могла. Шарахнуть плазмой, огнем, ударить коленом по чувствительному месту, ну очень чувствительному в тот момент. Но Леля ничего не сделала, и от этого я почему-то ощущал себя еще поганей. Желчь на языке усиливала впечатление. Я бросился за ней по широкому коридору транспортника. По нашему с ней маленькому, замкнутому мирку, надежно отгороженному металлом, пластиком и силовым полем от сумасшествия на планете.

У поворота в свою каюту, Леля обернулась и выбросила вперед руки — на ладонях ее плясали плазменные сгустки. Словно мириады шаровых молний — крохотных, но смертоносных.

— А ну стой! — скомандовала она — резко и недружелюбно. Меня словно в лед окунули и утопили там с головой. Даже в животе похолодело. Сердце больно екнуло в груди и замерло от расстройства. Не привычный к таким эмоциям, перепадам настроения, порывам, я едва держал себя в узде. Тело буквально потряхивало. В голове бились шальные мысли — подскочить, обездвижить тонкие запястья и поцеловать. Поцеловать в знак того, что ничего плохого я и не хотел, и не пытался сделать. А потом попробовать объясниться. Я плохо соображал, что именно ей скажу, как оправдаюсь. Но мне ужасно хотелось, чтобы Леля выслушала, просто спокойно выслушала, без оглядки на прошлый кошмар, без предубеждения.

— Стой, сказала! — повторила она, видимо, заметив, что я качнулся вперед. Нет, разговора не получится. Сердце екнуло снова, и боль в груди усилилась.

— Леля, подожди, послушай, — выдохнул я — собственный хриплый от возбуждения и волнения голос резанул по ушам. — Извини, — я зачем-то развел руки, приподнял их, будто бы сдавался. — Я… я перегнул… палку. Да погоди же! — крикнул с досадой, потому, что она метнула взгляд, острее кинжала и бросилась к себе в каюту. Минуту или больше я колебался — замер в коридоре, не в силах уйти и не решаясь последовать за Лелей. Минуты капали как вода из неисправного крана — кап-кап-кап. Безумие, все это какое-то безумие! Я никогда так не хотел женщину, и никогда женщина не имела надо мной такой власти. Я вдруг осознал, что всю поездку тешил себя тем, что вот же она, рядом, только руку протяни. И мир Вайлиса Рамса покоился не на трех китах, а на убежденности, что она так близко, на том, что в любой момент я смогу объясниться, поговорить… обнять.

Я затряс головой, но мысли не собирались уходить. В каком-то оцепенении, едва передвигая ногами, развернулся я к своей каюте, думая о том, что отныне жизнь круто изменилась. Вот только женщина, от которой теперь столько зависело — настроение, будущее, стремления, думала обо мне хуже, чем об этом мерзавце с равнины. Тяжелый вздох не избавил меня от лишнего воздуха. Нужно успокоиться — билась в голове одна лишь разумная мысль. Нужно успокоиться.

Я почти зашел в каюту и вдруг передумал. Что я там буду делать? Метаться из угла в угол как раненый зверь. Ломать и ронять все подряд? Нет уж…

Пошатываясь на неверных ногах, я направился в увеселительный блок, в надежде посмотреть какой-нибудь трехмерный фильм. Но проклятый талькаирс нарушил все планы.

Бесшабашный Нестрель шел мне навстречу и явно собирался к Леле. Что она нашла в этом краснокожем громиле?

Нестрель, похоже, заметил мое настроение, остановился и внимательно посмотрел в глаза.

— Что-то не так, полукровка? — спросил пренебрежительно, с вызовом.

— Я считаю, талькаирс, тебе не следует тут ошеваться, — меня снова понесло и снова я лишь потом, много позже, сообразил, что творю. — Наша миссия — держать нейтралитет. Твои встречи с Лелей могут быть негативно восприняты.

— И кем же они могут быть негативно восприняты? — Нестрель издевательски заломил иссиня-черную бровь, и нервно пригладил ежик волос на голове. — Не тобой ли?

Он прекрасно понимал — о чем я. Но и другое он, к сожалению, понимал тоже.

С минуту мы застыли друг напротив друга. Уже не как олени в брачный период, как два льва, готовые драть друг другу глотку за прайд. Но вдруг Нестрель покачал головой и невесело усмехнулся.

— Слушай, Вайлис, — произнес до противного дружески. — Я тебя понимаю, — он неловко похлопал меня по плечу своей огромной пятерней с черными блестящими ногтями. — Она тебе очень нравится. Я заметил это сразу. Но ведь выбор за Лелей.

Эти его слова взбесили меня больше, чем прежнее пренебрежение и откровенный вызов. Я бросился на Нестреля, замахнулся, чтобы врезать ему по лицу. Талькаирс ловко уклонился, отскочил, дернул меня за руку. Не в силах удержать равновесие, я полетел на пол, но едва коснулся его, изо всех сил рванул за лодыжку Нестреля. Талькаирс покачнулся и грохнулся следом. Мы сцепились как какие-то дикие коты, и покатились по коридору, врезаясь в стены, молотя друг друга куда попало. Я почти не чувствовал боли, лишь желание наподдать ему посильнее, выплеснуть злость на то, что он приятней Леле.

— А ну-ка прекратите! — ее высокий голос, с визжащими нотками, не вызывал отторжения. Откровенный приказ не возмутил, скорее охладил, почище ведра ледяной воды.

Охладил нас обоих — Нестрель остановился, как и я. Мы резко расцепились и вскочили на ноги.

— Вайлис! — недружелюбный тон Лели резанул по ушам. — Какая муха тебя сегодня укусила? — она нахмурилась, чуть дернула плечом, как всегда, когда сильно злилась.

Я не знал, что сказать. Молчал, не сводя глаз с Лели. Спустя несколько минут, когда молчание тяжелым грузом легло на плечи, Плазма вздохнула — тяжело и устало. И мне стало стыдно за свое поведение, за глупую, мальчишескую реакцию, за соперничество.

— Прости, Леля, это все я, — вырвалось на эмоциях.

Она приподняла брови и посмотрела уже без злости, скорее с изрядной долей сомнения.

— Да не-ет, — вступился Нестрель. — Оба мы хороши. Я тоже.

Мне стало еще поганей. Талькаирс брал часть вины на себя, хотя я и не стоил таких жертв.

— Нестрель, — обратилась к нему Леля, и я ожидал, что она сейчас уйдет с новым ухажером, оставив мне злость на собственное поведение и ревность. Но по счастью у Плазмы были другие планы. — Давай мы поговорим с тобой завтра, хорошо?

Я испытал нелепое облегчение от того, что она его отсылает. Нестрель покачал головой, вздохнул и более-менее ровно ответил:

— Хорошо, Леля. Я зайду завтра, как договаривались. Провожу к людям. Прости еще раз, — развернулся и ушел прочь.

Плазма тоже рванула от меня подальше по коридору. Понимая, что снова наломаю дров, я бросился следом и нагнал ее у самой двери. Леля резко развернулась, кажется, готовилась к очередному нападению. Но я застыл в нескольких шагах и демонстративно убрал руки за спину.

— Что? — спросила она, снова изогнув бровь.

— Слушай, Леля, — тихо и осторожно заговорил я. — Прости меня за все эти допытывания. За допросы. За недоверие.

Она удивленно приподняла брови, приоткрыла рот, но ничего не сказала и я продолжил:

— Не знаю, почему так себя вел. Я был не прав. Просто… да, я тоже хочу с тобой встречаться. И мне плевать — видел ли я в больнице глюки. Давай забудем про больницу вообще. Будем считать, что я ничего про нее не спрашивал, а ты не говорила. Я просто… просто… хочу чтобы ты дала мне шанс.

Она как-то вся расслабилась, чуть опустила голову вбок и продолжала слушать. А у меня было что еще сказать.

— В конце концов, это неважно. Что там случилось, какие видения ко мне приходили в полубессознательном состоянии. Я ведь почти умер. И да, согласен. Информационное поле — занятная штукенция. Кто знает, откуда пришло видение. Как я увидел в тебе этот огонь. Тебя в огне. Может, умирая, я вошел в информационное поле, как вы, индиго.

Она кивнула, и широко улыбнулась. Облегчение разлилось в животе теплом, щекоткой. Мне жутко захотелось подскочить к Леле, стиснуть ее объятиях и продолжать говорить уже не вслух, а на ушко.

Очень некстати, в паху снова собрались тяжесть и жар.

— Леля, я хочу, чтобы ты дала мне шанс. И давай забудем все мои нелепые подозрения и тупые предположения. А?

Она кивнула и едва слышно ответила:

— Хорошо, Вайлис. Но ты больше никогда не вспомнишь о своих видениях?

— Никогда, — решительно кивнул я.

Улыбка Лели расширилась.

— Я планировала сегодня сходить в развлекательный блок или прогуляться по равнине. Что думаешь?

— Думаю, это отличная идея, чтобы отвлечься. И ты можешь поделиться подозрениями… Или просто… поделиться чем угодно? Но развлекательный блок все же лучше. Кто ее знает, эту равнину…

— Ты прав, блок лучше и безопасней, — согласилась Леля — просто и без раздумий. — Тогда заходи через два часа. Я успокоюсь и приведу себя в порядок, — и прежде, чем я успел обронить хоть слово, она исчезла за дверью каюты.

Я немного постоял в коридоре, перекатывая ступни по мягкому полу — с носка на пятки, с пятки на носок. Зашел в свою каюту, плюхнулся в кресло, и озарение внезапно накрыло с головой.

Я все время искал в словах Лели ложь, подтверждение того, что там, в больнице она была со мной, она была моей, лишь потому, что очень этого хотел.

До одури, до тумана в голове желал ее близости, с самого начала, с первой же нашей встречи в кабинете Элдара Масгатовича.

И теперь, когда Леля согласилась со мной встречаться, бурная жажда докопаться до истины прошла сама, без утоления фактами. Я откинулся на спинку кресла, завел руки за голову и облегченно вздохнул.

Я просто мечтал быть с Лелей, чтобы она дала мне шанс, дала нам шанс. Остальное казалось настолько неважным, что я удивился — почему так цеплялся за те воспоминания, так удерживал их.

И вдруг, неожиданно, пришло очередное прозрение. Те мгновения в больнице, Леля была полностью моей. Больше моей, чем здесь, на кораблей, днем назад. Тогда мы просто упивались страстью, выплескивали напряжение последних событий. А в больнице мы стали одним целым.

И я не мог отказаться от этого, жаждал вернуть те ощущения. Не себе вернуть — Леле. Чтобы она снова отдалась — вся, без остатка. Не телом, как на корабле, а душой и сердцем — всем существом. Чтобы приняла меня не только как любовника, как своего мужчину, как единственного претендента на… на себя как на спутника жизни.

Глава 11 Где герои пытаются разобраться в своих отношениях и тараканах у себя в голове

В ожидании Вайлиса, я переоделась в изумрудные трикотажные лосины и блузку. Налила себе ромашкового чая и устроилась в кресле, стараясь унять нервное перевозбуждение. Меня основательно потряхивало.

И не мудрено! Денек выдался тот еще.

С самого утра я боялась встречи с Вайлисом. Накрутила себя до невозможности. Я была уверена — вчера он опять намекал на происшествие в больнице. Тонко намекал, по-агентски. Пытался подловить меня в момент полной расслабленности, неги.

Напомнил ту самую фразу, которую обронил после нашего первого слияния. И наблюдал, как отреагирую, что отвечу. Проколюсь или нет.

Всю ночь я просыпалась в холодном поту, с криком отчаяния на губах, со слезами на глазах. Дрожала так, что зуб на зуб не попадал. Вот уже много столетий не мучили меня кошмары о том, как некто очень ловкий, коварный подкрадывается сзади и усыпляет на несколько часов. А потом я пробуждаюсь в клетке. Стоит коснуться прутьев — меня бьет током. А снаружи бродят сумасшедшие доктора, готовясь подвергнуть нового подопытного ужасным тестам.

Тычут иголками, жгут каленым железом, вырывают клочки мяса. Морят голодом и жаждой.

Звучит гротескно, нелепо и по-киношному смешно. Но я пугалась до чертиков.

Высадка на Муританну тоже не прошла гладко.

В нас начали палить из плазменных автоматов, и я здорово прокололась. Почудилось — рядом мелькает аура индиго. В полном замешательстве, я сосредоточилась на этом ощущении, попыталась астральным зрением найти сородича, и едва не погибла.

Слава богу, прибежал Нестрель. Он оказался именно таким, каким я и представляла себе помощника главы талькаирсов по досье. Отзывчивым, не злобливым, умным и обаятельным.

Но… меня все равно тянуло к Вайлису.

Сердце трепетало рядом с ним как крылья мотылька, сила воли улетучивалась, ноги слабели. Желание бороться, защищать свой секрет вытесняло желание прижаться к крепкому мужскому телу и забыть обо всем.

Не знаю, почему я не рассердилась на Вайлиса всерьез, когда он хватал и прижимал. Наверное, потому что в его жестах, словах, голосе сквозило какое-то глухое отчаяние, а в глазах не было ни капли подлинной ярости, жестокости.

Он пообещал больше не вспоминать эпизод в больнице и… я словно очнулась от страшного сна. Все то, чего так хотела рядом с Вайлисом, на что толкало желание, страсть и притяжение между нами вдруг из призрачного стало возможным.

С души будто камень свалился. Казалось, я начинаю жить заново, с чистого листа. Это было непривычно и на удивление приятно.

Почему я доверилась Вайлису? Поняла, что могу отдать ему на хранение свою тайну, тайну таких же индиго?

Не знаю. Было что-то в словах Вайлиса, в выражении побелевшего лица, в суматошных, угловатых жестах… Что-то истошное, до боли искреннее… Настоящее.

Омрачало мою радость лишь то, что творилось с аурой Вайлиса. Я понимала — ему может грозить беда. Но исправить ничего не могла. Оставалось лишь ждать… И надеяться на лучшее. На то, что смогу снова воскресить Вайлиса, если потребуется. Пусть сотни, пусть тысячи раз…

Я ощутила приближение спутника за несколько секунд до того, как он постучался.

В каюту ворвался розовый вихрь. Энергетика Вайлиса менялась ежечасно. Теперь его биополе заполняла не только плазма, но и розовая эмоция. Струилась и полыхала вокруг, вместе с огненными языками. Чувство созрело. Знать бы еще какое…

Почти совсем пропали фиолетовые прожилки. Только кое-где, словно плохо стертые ластиком с карандашного наброска, мелькали крохотные точки. Вайлис поборол это чувство или оно ушло само, за ненадобностью.

Я открыла дверь и встретила улыбку спутника. Не помню, чтобы он так улыбался. Немного смущенно, как мальчишка и очень страстно — губы Вайлиса алели, а по щекам разливался румянец. Он засунул руки в карманы брюк, немного ссутулился и улыбался все шире. У меня ослабели колени. Теперь, когда я больше не боролась с ощущениями от близости Вайлиса, они нахлынули с новой силой. По телу разлилось тепло, в голове царил хаос, томление и жар собирались у лобка.

Вайлис постоял с минуту и вдруг сгреб меня в охапку.

Мы прильнули друг к другу так, как замученный жаждой путник припадает к живительному источнику.

Словно рухнули стены, рухнули запреты и остались лишь мы. Мужчина и женщина и наша… страсть.

С затаенным удовольствием я отметила, насколько возбужден Вайлис. Сердце зачастило, и я потянулась к спутнику, прильнула к его горячему, окаменевшему телу. Вайлис задрожал, и это распаляло еще сильнее. Накрыв мои губы своими, спутник потерся о живот твердым бугром на брюках, словно давал понять — как сильно хочет меня.

По телу прошла сладостная волна предвкушения, и я изогнулась дугой, навстречу Вайлису. Он принялся ласкать мой рот языком, подхватил за ягодицы и поднял над полом. Я послушно сцепила ноги у него на бедрах, запустила пальцы в волосы. И тело спутника вновь охватила крупная дрожь.

Вайлис приподнял меня, пытаясь расстегнуть брюки. Не вышло. Он намеревался дернуть их и порвать в клочья, как вчера. Но я остановила руку Вайлиса и нащупала ладонью молнию.

Спутник напрягся сильнее, двинулся навстречу, когда я провела ладонью по твердому бугру на его брюках. Я повторила жест, и Вайлис издал что-то вроде сдавленного стона. Я расстегнула молнию, и спутник, не выпуская меня из рук, мигом освободился от брюк и белья. Снова приподнял меня и сдернул лосины с бельем так ловко, что оставалось непонятным, как ему это удалось.

Секунда — и Вайлис вошел в меня, задвигался, все быстрее и быстрее. Он так ненасытно врывался, так впивался в губы ртом, словно хотел меня целый год и целый год мечтал об этой минуте. А может даже дольше.

Я тоже не отставала. Волнами накатывало наслаждение. Меня даже потряхивало. Внизу живота пульсировало, сжималось и разнеживалось. Я снова выгибалась кошкой, стискивала пальцами литые мускулы на спине Вайлиса. Такие упругие, такие мощные они перекатывались под кожей.

Я повторяла сумасшедший ритм Вайлиса час или больше. Пока, наконец, он не излился в меня третий раз, не прижал так, что дышать стало трудно. По телу прошла дрожь удовольствия, и я расслабилась в руках спутника.

— Ты моя, — как-то неуверенно произнес Вайлис, словно убеждал кого-то.

Несколько минут он держал меня так, на весу, не отпуская. И просто смотрел. Смотрел своими синими глазами и тяжело дышал.

Наконец, Вайлис медленно поставил меня на ноги. Я подцепила пальцем халат и собралась в душ. Но он подошел сзади, поцеловал в шею так, что мурашки побежали по телу, развернул к себе и спросил:

— Ты больше не сбежишь? — голос Вайлиса сорвался на хрип.

— Нет, я больше не сбегу, — ответила, как могла ласково.

— Тогда иди в душ, — в шутку разрешил он, снова любуясь на меня. Боже! Как мне этого не хватало! Чтобы кто-то любовался мной, ласкал не только руками, но и взглядом.

Вайлис улыбнулся — как-то очень светло и кивнул:

— Иди-иди. У нас еще аттракционы впереди. Я собираюсь развлекать тебя, Леля. Чтобы ты забыла неприятности…

…

Мы собрались в рекордные сроки. Пока я принимала душ, Вайлис налил чашку ромашкового чая и немного остудил его. Пока одевалась, помылся и нацепил футболку с брюками.

Попивая теплый чай, я пошла следом за Вайлисом.

Мы отмотали пол корабля или чуть больше и остановились перед тяжелой дверью в развлекательный центр.

Я всегда избегала таких мест на транспортниках. Все эти компьютерные имитации еды, питья, охоты и танцев почему-то вызывали щемящую тоску по настоящим праздникам. Как в дни моей молодости.

Когда колонки взрывались от очередного хита-однодневки, а тело само просилось в пляс. И каждая клетка вибрировала под сумасшедший грохот барабанов.

Светомузыка разрезала темный зал ночного клуба секирами бликов. А вокруг извивались, прыгали, отплясывали сотни парней и девушек.

Мы с подругами вставали в круг и лихо крутили бедрами в мини-юбках.

Тот мир был живым, дышащим, в отличие от призрачных копий, загруженных в мощный компьютер.

Но сейчас, рядом с Вайлисом, мне было все равно — виртуальный мир вокруг или реальный.

Он приобнял меня за талию и открыл дверь, пропуская внутрь.

Я вошла и ахнула.

Невдалеке плескалось море. Словно настоящее оно накатывало волнами на прибрежную гальку, шуршало камушками и обдавало лицо запахом соли и специй. Вдалеке кричали чайки. Камнем падали в воду и победоносно взлетали с рыбой в клюве.

Каменистый пляж выглядел пустынным и уютным. Солнце не жарило, лишь золотило гальку и бликовало на валунах волн. Два деревянных сиденья-тапчана, застеленные мягкими махровыми полотенцами, ждали невдалеке от берега.

Я обернулась к Вайлису. Он улыбался. Улыбался как ребенок, которому удалось чудом выяснить потаенное желание мамы и принести ей то самое, любимое, редкое мороженое.

— Как ты догадался? — спросила я, хотя заранее знала ответ.

— Прости, — Вайлис обезоруживающе улыбнулся снова, пожал плечами и сознался. — Залез в твое досье.

И не успела я составить мнение о поступке спутника, тем более, высказать его вслух, Вайлис поднял руки вверх, словно сдавался и добавил: — Читал только о любимом виде отдыха. Честно.

— Жулик, — усмехнулась я и присела в кресло-тапчан. Вайлис разместился рядом. Не сводил глаз и не переставал улыбаться.

И мне вдруг стало так хорошо и так спокойно. Так безмятежно… Словно все вокруг прекрасно и все в мире создано для нас, ради нашего счастья.

И впервые за долгие годы мне не хотелось мысленно вернуться к прошлому. Вспомнить — когда еще чувствовала себя также чудесно.

Я просто наслаждалась моментом, без оглядки назад.

…

Недолго мы сидели так и болтали о чепухе. О всяких глупостях, вроде того на каком этаже мечтаем жить или какую приобрести машину. В каком районе города хотели бы поселиться, и какой мебелью обставить квартиру.

Мы держались за руки как подростки и смеялись по поводу и без повода.

А потом вдруг с неожиданным воодушевлением перешли к расследованию.

— Есть шикарная идея, как поймать стрелка, — Вайлис приподнялся в кресле, развернулся ко мне и заглянул в глаза. В них зажегся до боли знакомый азарт матерого агента, который ценой многих раздумий нашел-таки способ вывести преступника на чистую воду.

Я кивнула, предлагая Вайлису продолжать. Странно. Но дневного страха и паники не было. Под градом плазменных сгустков я ненадолго растерялась, испугалась, оцепенела. Давненько в меня не стреляли из-за угла. Если и нападали, то напрямую, дрались лицом к лицу. Неведомый противник и огненные снаряды «из ниоткуда» почему-то заставили почувствовать себя совершенно беспомощной. Или всему виной расшатанные нервы?

Но сейчас, рядом с Вайлисом я ничего не боялась. Его присутствие рождало в душе уверенность и спокойствие, каких не испытывала уже очень давно.

— Он использует искажающее поле, — Вайлис хитро прищурился. — А мы используем свое.

— Поле транспортника, — привычно поймала я мысль спутника на лету. Не припомню, когда еще испытывала такое вдохновение во время расследования. — Но мы же не можем его включить… Только биоботы. А у них наверняка все засекречено.

Закончив, я вдруг подумала, что Вайлис, наверняка, и это успел предусмотреть. И не ошиблась.

Спутник пожал мою руку, погладил ее, и по коже побежали мурашки, тепло разлилось по телу.

— Всю информацию кто-то рассекретил, — заговорщически сообщил Вайлис.

— Когда? — поразилась я.

— Не уверен, — пожал плечами Вайлис. — Думаю, когда на нас напали биоботы. В общем…

Его план выглядел очень простым и действенным.

Изложив все в деталях, Вайлис посерьезнел, снова пожал мою руку и потребовал:

— Только пообещай, что не выйдешь из зоны действия поля. Хорошо? Все остальное я беру на себя. Да и Нестрель не из пугливых.

Я выпустила тревогу наружу тяжелым вздохом. Мужчины! Вечно им нужно лезть в самое пекло. Тестостерон, как же без него.

— Ладно, — согласилась нехотя.

— Вот и ладушки, — обрадовался Вайлис. — А теперь давай оторвемся на всю катушку. Ведь так говорили в твоей молодости?

— Неет, — захихикала я. — В моей говорили — оттянемся.

Вайлис подмигнул, и запросил у компьютера виртуальный бар с дискотекой.

Пляж оживился. За стойкой под соломенной крышей появился улыбчивый бармен — загорелый красавец-латиноамериканец в белоснежной майке-алкоголичке. Его джинсы держались на бедрах каким-то чудом. Возле бара столпились туристы всех мастей и рас.

Шоколадная мулатка с копной забавных кудряшек грациозно выгнула спину и подставила лицо солнцу. Ее белоснежное мини-бикини почти светилось на темной коже.

Две натуральные блондинки в алом и оранжевом купальнике спрятались под крышей и поминутно обмахивались пестрыми веерами с грубо прорисованными жар-птицами.

Четверо смуглых крепышей в плавках-шортах что-то громко обсуждали, попивая пиво и закусывая орешками. Временами бросали недвусмысленные взгляды в сторону двух фигуристых шатенок топлесс, с ярко-голубыми коктейлями.

Еще двое жгучих брюнетов облокотились о стойку и что-то друг другу доказывали, жестикулируя почище иной мельницы и порой заглушая остальных напрочь.

Внезапно зазвучала музыка. Она звенела в каждой клетке моего тела, будоражила и звала расслабиться.

Боже! Как давно я не танцевала.

Вокруг нас с Вайлисом мгновенно выросла толпа. Женщины в купальниках зазывно крутили бедрами, поводили грудью. Мужчины отплясывали в меру своих талантов. Некоторые даже просто стояли и едва заметно дрыгались в такт музыке, словно наступили на оголенный провод.

Под ногами хрустела галька, ветер перекатывал возле бара три пластиковых стаканчика, случайно оброненных кем-то из туристов. То и дело кто-то с танцплощадки подпрыгивал к стойке, подогревая кровь коктейлями.

Реалистично.

Вайлис кружил меня, поднимал на руки и вел, как бог… Мы лихо танцевали под заводное диско, переходили к страстному танго, утопали в строгой романтичности вальса и выписывали невероятные кренделя ногами под эстрадные песни.

Вайлис оказался очень даже подвижным и грациозным для мужчины такой комплекции…

А мельранская сила позволяла ему вертеть и крутить мной как игрушкой.

К середине ночи ноги ужасно ныли, по телу разлилась усталость. Но я не жалела ни секунды.

Прохладный бриз немного остужал разгоряченное тело.

Ближе к двенадцати по земному времени, я плюхнулась в кресло-тапчан и выдохнула:

— Было невероятно, но пора и честь знать. Тем более, завтра нас ждут великие дела.

Ни слова не говоря, Вайлис выключил компьютер с пульта и все пропало.

Остались только мы, посреди огромной комнаты, залитой густым синим светом.

Вайлис взял меня под руку и чинно проводил до каюты.

Недолго помялся у двери, словно ожидая — приглашу внутрь или нет.

И выглядело таким заманчивым — проснуться рядом с дорогим мужчиной, нежась в его объятиях, скрываясь в них от всех ненастий.

Но что-то меня останавливало… Почему-то хотелось пусть немного, но походить на свидания с Вайлисом, и лишь потом окончательно поселиться вместе. Казалось — это более правильно что ли… По-настоящему…

Я взяла его лицо в ладони и попросила:

— Давай все постепенно, хорошо?

Вайлис вздохнул — так, что даже сердце сжалось. Его аура полыхнула темно-зеленым — универсальным для всех известных рас цветом досады. Я испугалась новой ссоры, принялась судорожно складывать в голове объяснения, оправдания… Но Вайлис поморщился, чмокнул в щеку и ушел.

Я приняла душ, намазала ноги гелем, снимающим мышечную усталость, и нырнула в постель.

И впервые за последние годы уснула как младенец.

Глава 12 Где герои ловят лазутчика и лишаются дома

Лежа в постели, после свидания с Лелей, я все еще пребывал в эйфории от нового ощущения — полного счастья. Такого, что умри я вот прямо сейчас и здесь — не пожалел бы ни на секунду. Не жаждал бы выкарабкаться, как тогда, после аварии. Не цеплялся бы за жизнь.

Рядом с Лелей я купался в тепле, безмятежности и радости.

Я не мог вспомнить, чтобы эти эмоции приходили вот так — чисто, не замутнено, без малейшей капли дегтя в бочке меда. И сколько бы я не упивался ими, все казалось мало.

Было бы чудесно остаться в каюте с Лелей.

Обнять ее в постели, прижать и так уснуть. А с утра… с утра снова утолять страсть, без ограничений и без оглядки, как сегодня.

Но Леля ясно дала понять, что не готова к такому кардинальному решению. Почему? Я не понимал. Казалось, бесконечно долгие столетья я не жил, а лишь существовал в ожидании встречи с ней.

Я тосковал по ней, не понимая этого, мечтал, не отдавая себе отчета.

Я чувствовал ее даже сквозь стены каюты. Такую мою, родную, словно всю свою жизнь мы были предназначены друг другу.

Тепло струилось в животе, что-то порхало, щекотало внутри. Я смаковал каждый взгляд Лели, каждую улыбку, каждое касание.

С этими мыслями и уснул.

…

Будильник прозвенел, когда я уже вскочил с постели и привел себя в порядок.

В лихорадке предвкушения опасной игры, я связался с обслугой.

— Да? — ответила, конечно же, Миетта.

— Включите искажающее поле корабля на полную мощность, — приказал я как можно более безапелляционным тоном.

Биобот замолчала, и долю секунды я опасался, что просчитался. Вдруг не все блоки секретности рухнули? И я обнадежил Лелю напрасно? Почему-то ее реакция на мою ошибку беспокоила гораздо сильнее, чем наш возможный провал.

— На какое время оставить поле? — облегчила мои муки биобот.

— На два часа, не больше, — ответил я, сдержав радостный возглас.

— Начиная с этой минуты? — уточнила Миетта.

— Да, — бросил я и выскочил из каюты.

Леля ждала за дверью — вся такая собранная, энергичная. Кажется, ее даже потряхивало. Настал момент истины…

До выхода из корабля мы почти добежали. Сегодня язык двери не вывалился сам — обслуга не знала, когда пассажиры планируют высадку на поверхность. Я нажал кнопку спуска двери, и отжал вторую — предохранительную, на случай, если первую заденут случайно.

На старых транспортниках нас немедленно окружил бы жуткий скрежет. Сейчас дверь разгерметизировалась и открывалась совершенно бесшумно. И, казалось, напряжение в воздухе вот-вот заискрит, разрядится сотнями молний.

Леля едва заметно подергивалась. Я приобнял ее за плечи и прижал покрепче. Леля подняла на меня свои удивительные глаза. В преддверии драки в них снова сверкало жидкое золото.

— Все будет хорошо, — прошептал я и не удержался, поцеловал Лелю, чувствуя, что совершенно сомлел от касания наших губ. Как же некстати! Жар и тяжесть в паху напомнили о моей мельранской природе и о том, как желанна Леля. Но время было совсем неподходящее. Она ответила едва ощутимо. И слава богу! Я с трудом совладал со своим либидо. Рабочие проблемы выветрились из головы, меня захватило желание взять ее, прямо здесь и сейчас…

Леля отстранилась, и я мысленно поблагодарил ее.

Дверь полностью вывалилась наружу и лестница начала резво спускаться к Муританне.

Я с силой ущипнул себя, чтобы собраться. Помогло. Вздрогнув, я напрягся, как лев перед прыжком.

Еще немного…

Ночью пролился дождь, и влажная почва приобрела оттенок очень темной стали.

На траве и кустах еще серебрились капельки, похожие на стеклянные шарики.

Солнце светило вовсю, нещадно жарило, и в воздухе парило марево.

Действие искажающего поля заметил бы только тот, кто хорошо помнил местность. Например, я.

Вчера к самому брюху транспортника тянулся кустарник, очень похожий на можжевельник. Его белым ковром покрывали крохотные цветочки. Сегодня кустарник словно бы исчез. Я поискал глазами и заметил его, в нескольких метрах от транспортника.

Отлично. Поле работает на ура. Дело за нами.

Посмотрим, насколько преступник заинтересован нас убить.

Я начал спускаться по лестнице первым и сразу же убедился в серьезности намерений стрелка.

Плазменные сгустки полетели прямо в лицо. Ого! Да он настроен серьезно.

Я прыгнул вниз, под искажающее поле. Леля быстро побежала по лестнице. В нее выстрелили тоже. У меня загудело в голове, сердце бешено припустило. Леля присела, и три огненных шара пронеслись над ее затылком. Ну давай же! Спускайся! Не медли!

Я так отвлекся, что Леля крикнула:

— Вайлис! Вниз!

Я машинально подчинился приказу. Упал на руки, словно намеревался отжиматься. Сверху пронеслись несколько плазменных сгустков. Жар коснулся бока. Плохо. Вчера я ни разу не подпустил огненные шары так близко.

Но я не мог не смотреть на Лелю. Не переживать за нее. Зато в голове созрел новый план.

Я вскочил и бросился в искажающее поле. Преступник обрадовался, что можно палить выше, без риска пожара, и выпустил в меня несколько огненных шаров.

Промахнулся. Искажающее поле позволило мне проскочить под транспортником и заметить, что Леля наконец-то тоже под защитой обманки для зрения.

Теперь мой черед.

Я внимательно огляделся.

Никого. Черт. Он не видит ни меня, ни Лелю. Мы его тоже. Сражение трех невидимок. Что ж, я иду искать.

Я поднялся с земли и двинулся прочь от корабля. Снова огненные шары. Раз, два, три. Если нельзя увидеть — кто их выпустил, надо проследить, откуда летят. Легко сказать! Плазменный автомат палил не переставая. Меня атаковали один сгусток за другим. Я уклонялся, подпрыгивал, шарахался, пригибался, падал ничком. И не переставал крутить головой, судорожно озираясь. Попытка объять необъятное немедленно вышла мне боком. Послышалось новое предупреждение Лели:

— Вайлис! Слева и сзади!

Не думая, я просто упал на землю. Леля проскочила под кораблем. Схватила меня за ногу и дернула в искажающее поле. Перед самым лицом пронеслись огненные шары. А он решился на риск, наш стрелок. Палит почти по траве. Несколько свежих стебельков обуглились и скрутились спиральками. В нос ударил мерзкий запах паленой зелени.

— Какого черта ты так подставляешься? — возмутилась Леля, и на душе стало теплее. Она за меня волнуется.

— Ладно, я потом дам тебе нагоняй, — Леля отчитывала как мальчишку, а мне все больше нравилось. То, как дрожал ее голос, как сверкали золотом глаза. Я ей небезразличен. Не безразличен!

— Он вон там, — Леля показала пальцем на два одиноких дерева. Они распушили кроны где-то между поселением и тремя неровными рядами голубого кустарника. За первым мы вчера спускались в подземный ход.

— Как ты поняла? — удивился я.

— Вижу ауру, — Леля странно поморщилась и потупила взгляд.

— Он что, индиго? — и сам до конца не понял, как догадался. Леля окатила потрясенным взглядом и едва слышно выдохнула:

— Да.

— Хорошо, — я соображал на редкость быстро. — Ты остаешься в поле. Отступаешь к кораблю. Я обойду транспортник сзади. И попробую в обход.

— Сомнительный трюк, — вздохнула Леля. — Он видит твою ауру. Куда ни пойдешь, заметит.

Меня как током ударило.

— Значит и тебя он видит? И поле не помогло? — испугался я.

— Не совсем, — немного успокоила меня Леля. — Я сама обнаружила его с огромным трудом. Поле действует и на ауру тоже. Но, похоже, перенести изображение ауры индиго не так-то просто. Иногда она будто бы проявляется на старом месте. Я ощутила стрелка и в прошлый раз. Поэтому оцепенела.

Я вспомнил, как Леля замерла, глядя куда-то вдаль. Так вот что это было!

— Стрелок — слабый индиго. Поэтому меня видит едва ли, — продолжила пояснять Леля. — Да и тебя в поле тоже. На астральное зрение, даже на чтение эмоций тратится энергия. Немного, но тратится. Но если выйдешь из зоны действия поля, враг заметит тут же.

— Давай все-таки попробуем, — попросил я.

— Стой! — Леля схватила меня за рукав и странно махнула рукой — вперед и в сторону невидимки-убийцы.

— Ну давайте же, — почти вскрикнула она.

В следующую секунду из-за деревьев, как чертики из табакерки, выскочили гуманоиды и люди. Мгновение назад их скрывало искажающее поле, перенося изображение куда-то в другое место. И теперь казалось — толпа материализовалась из воздуха.

Нестрель возглавлял группу из десяти талькаирсов. Таким же мини-отрядом землян командовал Бельдебер Водри — я знал его по другим колониям. Этого крупного, сероглазого мужчину, в прошлом борца-вольника часто отправляли руководить поселениями в дни их становления. Или нанимали кризисным управляющим, когда дела шли совсем плохо. Не знаю уж, что тут ближе к истине…

Талькаирсы вели пленного гуманоида в маскировочном костюме.

Нестрель победоносно помахал нам плазменным автоматом новейшей модели. Легкий, компактный — не больше локтя в длину, он стрелял почти без перерыва и не требовал подзарядки два месяца или больше. Некоторые автоматы последних поколений могли палить по мысленному приказу человека, на чьи мозговые волны настроены. Не исключено, что и этот как раз из таких. Да-а-а… Вооружили нашего убийцу неслабо.

Водри кивнул мне в знак приветствия и бросил заинтересованный взгляд на Лелю.

— Мы идем к нам, через подземный ход, — сообщил дружелюбно.

— Доброе утро, Лелейна, — мягко произнес Нестрель, проходя мимо.

И не смотря на вчерашний вечер, на обещание Лели, грудь снова уколола ревность.

Плазма кивнула талькаирсу — в рамках приличий, и мы последовали за процессией.

…

Дорога к землянам оказалась чуть дольше, чем к талькаирсам.

Мы с Лелей переглядывались, облегченно улыбались друг другу и изучали провожатых.

Судя по выправке, суровым, квадратным лицам, почти одинаково великанскому росту и слаженным движениям, спутники Нестреля и Водри были военными в штатском. Талькаирсы оделись почти как командир — в толстовки и мешковатые брюки. Земляне — в футболки и джинсы. Водри традиционно щеголял в белой рубашке и черных брюках. Никогда не видел его затрапезно одетым, без фирменной модельной стрижки с удлиненной челкой и почти налысо выбритым затылком. Косматые, густые, сросшиеся на переносице брови придавали лицу Водри суровый вид. Нос картошкой, неровная, широкая линия губ и квадратная челюсть простили. И борец с тремя высшими образованиями и одной ученой степенью активно этим пользовался, притворяясь эдаким недалеким крепышом. Вояки — все как один — шли почти строевым шагом, и в каждом их отточенном жесте чувствовалась многолетняя выучка.

Нестрель и Водри командовали — остальные молча подчинялись. Пока ни один вояка не издал не звука.

Двое людей выглядели помладше остальных — большинству дал бы лет тридцать пять. По нынешним меркам даже не средний возраст. Про талькаирсов я мог сказать лишь, что они весьма молоды.

Мы снова вышли из подземного хода в самую гущу поселения. И снова любопытные взгляды устремились к нам с Лелей. Мы отвлекли колонистов даже от процессии талькаирсов и сородичей, которая вела пленного.

Я обратил внимание, что в обоих поселениях разговаривали на общегалактическом диалекте. Хотя могли бы перейти на свой, планетарный. Или даже на один из национальных — многие из них до сих пор изучали в школах. Колонисты явно доверяли друг другу…

В мэрии землян кресла больше походили на кресла, а их строгие темные цвета — черный и коричневый — настраивали на серьезный лад. Все остальное ничем не отличалось от того, что мы видели у талькаирсов и того, что я видел в сотнях колоний до этого.

Водри предложил нам с Лелей кресла, а сам занялся пленником. Если бы я не видел его лица, сейчас узнал бы по движениям. Водри стремился как можно реже отрывать ноги от пола и всегда оставлял между собой и остальными расстояние не меньше полруки. По сравнению с ним Нестрель с его размашистыми, неряшливыми жестами выглядел просто клоуном.

До определенного момента мы оставались лишь зрителями. Я по-прежнему всем телом, всем существом чувствовал Лелю. Но не так как прежде. Не было того надрыва, того истошного стремления. Я чувствовал ее как часть себя — ногу или руку… нет… наверное все же как что-то гораздо более жизненно-важное… Сердце, скорее всего.

Талькаирсы уважительно уступили землянам первенство в их колонии. Делали, что говорил Водри. И лишь изредка поглядывали на Нестреля, получая его одобрительный кивок.

Я отметил про себя, что особого напряжения между «служивыми» разных рас не ощущалось. Да и мирные поселенцы дружелюбно относились к военным инопланетникам. Не провожали их испепеляющими взглядами — при столкновении колоний я такое видел не раз. Никто не возмущался тем, что «чужеземная солдатня» ведет себя в земной колонии как дома. Их воспринимали почти как собственных военных.

Хм… Все интересней и интересней.

Создавалось стойкое впечатление, что о неприязни между поселенцами кричали на всех углах галанета намеренно. Кто-то очень хотел, чтобы все думали именно так. Даже я попался на уловку. Даром, что матерый агент, опытный следопыт.

Но зачем все это неведомому врагу? Я наблюдал, как земляне и талькаирсы борются с маскировочным костюмом пленника и усиленно размышлял на эту тему.

Спецодежда снималась слоями — каждый придавал телу новую форму, скрывая особенности фигуры и добавляя новые, ложные очертания.

Кто-то не пожалел средств, изрядно потратился на то, чтобы в галанете остались только нужные ему мнения. При видимой простоте, работа адская. Стоит лишь вспомнить — сколько рас сидят в галактической сети, сколько разных существ. Да и сами колонисты, наверняка, выходили туда и пытались донести до общественности правду.

Вредные для неведомого врага комментарии, фотографии, ссылки затирались и исчезали так быстро и так бесследно, что даже я ничего не нарыл. Даже Леля.

Кто-то усиленно разжигал неприязнь между расами. Или хотел, чтобы все в нее верили. Что далеко не одно и тоже. В первом случае, он всего лишь пытался столкнуть талькаирсов и землян лбами. Во втором же затеял гораздо более опасную и хитрую игру.

Если весь Союз пребывает в убежденности, что талькаирсы и земляне только и ждут момента, чтобы перегрызть друг другу глотки… Никто не удивится, когда поселения исчезнут с лица планеты… Черт! И почему я раньше об этом не подумал?

Леля обернулась ко мне, словно услышала мысли. Или услышала? В голове прозвучал знакомый мелодичный голос. Я готов был поклясться, что со мной говорит Леля. Телепатически, как с индиго.

— Колонии почти дружат. Но кто-то убеждает весь Союз, что между ними — страх и ненависть. Это плохо, очень плохо. Кто-то планирует уничтожить оба поселения, — Леля снова ловила мои идеи на лету.

Я внимательно посмотрел ей в глаза. Леля кивнула и едва заметно улыбнулась.

— Я слышу твои мысли? — не удержался от телепатического вопроса.

— Да. Давай позже. Потом объясню, — почти попросила она. Я даже уловил интонацию.

Только собрался согласиться, люди предъявили нам разоблаченного преступника.

Стрелку оставили трикотажный спортивный костюм. Тонкий и эластичный, он сидел как чулок, и цвет соответствовал — точно в тон кожи. Левая рука индиго была заметно меньше правой. Жаль, из-за особенностей его расы нам едва ли удастся доказать, что она еще и моложе. Хотя кожа на нарощенной руке преступника выглядела нежнее, чем на родной.

Невысокий жилистый индиго явно обладал недюжинной силой, и без проблем мог забить человека до смерти. Голову его едва покрывала короткая поросль черных волос. Умно! Гораздо легче изменить форму черепа, если прическа не мешает.

Слегка опустив голову, стрелок уставился на Лелю с изрядной долей вызова. Она дернулась, стиснула мою ладонь и подалась вперед, плотно сжав губы. Узнала. И стрелок ее тоже.

Его темно-карие глаза сузились, на смуглом скуластом лице мелькнула досада. Губы вытянулись в жесткую полоску и презрительно изогнулись.

Я почувствовал, как дрожит рука Лели и накрыл ее второй ладонью. Обернулся к Плазме и обнаружил, что ее заметно потряхивает.

— Что такое, моя девочка? — сама собой потекла к Леле глупая мысль. Она не девочка, да и я ей пока никто. Просто вырвалось.

— Если Магрис работает на правительство… он мог рассказать им о том… об индиго… то, что…

— Им знать не следует, — закончил я за Лелю. — Не переживай, все уладится, — добавил зачем-то. — Не думаю, что он им все выложил. Это и его ставит под удар.

— Не знаю, — Леля перестала дрожать и вся как-то напряглась. Я проследил за ее взглядом.

Пленник смотрел на меня, не мигая, и на лице его удивление смешалось с испугом. Глаза расширились, ладони сжались в кулаки, скулы натянулись, рот чуть приоткрылся.

Леля стиснула мою руку почти до боли. И тут стрелок процедил сквозь зубы:

— А ты что за чудо-юдо?

Меня насмешило то, как засипел от страха голос преступника. Хотя и озадачило тоже. Как опытного агента АУЧС и полумельранца меня опасались многие. Особенно те, кто знал, как веду дела, хотя бы примерно представлял количество раскрытых преступлений. Но чтобы реагировать настолько бурно…

— Индиго с мельранской аурой? — не на шутку поразил меня пленник. — Такого же не бывает?

Леля нервно повела плечом. Я постарался успокоить ее, пожав ледяную ладошку. Не помогло. Плазму трясло все сильнее.

Пленник хотел сказать что-то еще, но вмешался Нестрель. Он хмуро следил за реакцией Лели на стрелка, и, похоже, решил поддержать ее.

— Вопросы тут задаем мы, — в голосе талькаирса звенел металл.

Я бросил на Нестреля благодарный взгляд. И впервые за наше знакомство не испытал к нему неприязни.

Талькаирсы схватили пленника, и оттащили в дальний конец комнаты. Насильно усадили в кресло и удерживали в нем так, что стрелок едва трепыхался.

Леля по-прежнему дрожала. На чистой интуиции я послал ей все свое спокойствие, всю свою уверенность… И… сработало! Леля выпрямилась и расправила плечи. Я узнал этот жест — так она избавлялась от страха и смятения.

— Ну и сколько вас тут? — спросил Нестрель у пленника.

Тот странно поежился, но внезапно телефон Лели звякнул колокольчиком — пришла срочная смс. Плазма удивленно посмотрела на сотовый и растерянно произнесла:

— Шеф просит вернуться на корабль и связаться с ним по внутренней связи.

Медленно встала и направилась к выходу.

— Я провожу, — вызвался Нестрель.

— Я с тобой, — вскочил я. Почему-то в ушах тревожно застучали молоточки, плечи потянуло к земле.

— Ты должен остаться на допросе, Вайлис, — с сожалением произнесла Леля. — Нестрель проводит меня только до транспортника. Шеф сообщил, что разговор конфиденциальный.

В каком-то странном ступоре наблюдал я, как Леля с талькаирсом покидают комнату. В груди колотилось все сильнее, в висках пульсировало. Да что со мной такое? Я почти не ревновал к Нестрелю. Как никто другой понимал, что хотя бы один из агентов обязан присутствовать на допросе столь важного свидетеля…

Минут десять провел я в странном оцепенении. Только поручни кресла тихо трещали под мертвой хваткой моих рук.

Словно издалека, из другой вселенной слушал, как Валдо засыпАл стрелка вопросами.

Тот молчал как рыба об лед и только буравил меня странным взглядом. Так смотрят на существо, которого нет и не может быть в природе.

Но реакция стрелка на мою ауру, да и вообще на меня, волновала сейчас меньше всего.

Леля… Она занимала все мои мысли.

Внутри нагнеталась тревога, переходя в сумасшедшую панику. В ушах барабанил пульс, о том, что нужно дышать, вспоминалось через раз. Я едва удерживал себя в кресле — тело само рвалось вдогонку за Лелей. И тут…

Земля содрогнулась — слабо и предупреждающе. Затем еще раз. И еще. Ноги подскакивали на полу, как на батуте, тело подпрыгивало в кресле.

Следом пришел грохот. Казалось, какое-то огромное животное кричит от боли. Даже в висках заболело.

Корабль!

Я вскочил на ноги и бросился к выходу. Пулей вылетел наружу и сердце окаменело от ужаса, колючий ком застрял в горле, а желудок свело спазмом. Транспортник полыхал, как огромный факел. Алые лепестки пламени взмывали от обшивки, сливались друг с другом и флагами реяли на ветру.

Не помню, как добежал до корабля. Плюнув на все, несся по поверхности планеты. Разумные доводы: «а вдруг стрелок был не один», «вдруг возле транспортника ждут с плазменным автоматом», мелькнули в голове и пропали. Не помню, как заскочил в открытый люк корабля. Внутри взрывалось и горело все подряд — оборудование, мебель, обшивка. Пластик пузырился, шипел и капал на пол, металл плавился, скользя по стенам и стекая на пол.

Задыхаясь в дыму я несся к каюте Лели и звал ее… Так, словно надеялся на чудо.

Все внутри щипало от ядовитых испарений. Глаза слезились. Я бежал наощупь, интуитивно шарахаясь от языков пламени.

Вот, уже совсем рядом.

Дверь моей каюты была приоткрыта. И почудилось мне, что оттуда зовет Леля. Я бросился внутрь, упал на пол и понял, что ошибся. То ли отравленный дымом и копотью мозг сыграл со мной злую шутку, то ли еще что. Но Лели нигде не было. Значит, она у себя.

Я едва сумел подняться на ватные ноги, когда ослеп от нового взрыва.

Гарь и копоть плеснулись в лицо. Я зажмурился, задержал дыхание. Леля! Я все равно тебя найду! Спасу. Даже если сам погибну. Горло жгло как горячим маслом, внутренности словно плавила кислота.

Я выбрался наружу по стенке. Какого же труда стоили мне эти несколько шагов до каюты Лели! Казалось, она на другом конце транспортника. Неизмеримо далеко.

Я схватился за ручку. Дернул. Она не поддалась. Я упал на колени. Ноги пронзила острая боль. С именем Лели я дернулся, попытался встать и рухнул навзничь.

Сознание заволокла мгла.

…

— Вайлиис! Вайлииис! Очнись! — Леля звала меня, звала словно издалека.

Я открыл глаза и в них ударил яркий свет. Над головой распростерлись еловые лапы. Они словно тянулись ко мне, предлагая помощь. Голубое небо было безоблачным, чистым-чистым. Но местами почему-то посерело. Словно картина, выцветшая со временем.

Голос Лели растаял, стоило мне открыть глаза. Я огляделся и встал на ноги.

Внезапно, откуда ни возьмись, вокруг вспыхнул огонь. Я подумал — все, ожогов не миновать. Но пламя ласково касалось тела, струилось по коже, не причиняя вреда.

Я набрал в грудь побольше воздуха, и огонь начал разгораться, мягко потрескивая. Я выбросил руки в стороны, и пламя повторило форму тела.

Внезапно в голове зазвучал какой-то ура-патриотический марш.

Смело, товарищи, в ногу! Духом окрепнем в борьбе, В царство свободы дорогу Грудью проложим себе.

— Ну давай парень! — словно бы очень издалека послышался недовольный мужской голос. — Или они тебя или ты их. Подчини плазму! Воскреси себя.

Я не понял ни слова, но внутри закипела злость. Я не сдамся! Я выживу и спасу Лелю.

Внезапно пламя вокруг меня взвилось до небес. Мигом поглотило деревья, и даже небо. Передо мной сплошной стеной вырос красно-оранжевый огонь. Я закашлялся и… очнулся.

Стебли зеленого дыма вились перед глазами, вокруг плясали искры. Но дышать внезапно стало легче. Исчезло жжение внутри, а зрение вернулось. Сквозь туман, сквозь корабельные стены я увидел Лелю.

Не в каюте, нет. Невдалеке от отсека для обслуги.

На удивление легко вскочил на ноги и бросился туда. В считанные минуты преодолел пол корабля и склонился над телом Лели. Она лежала на полу, едва дыша.

Я поднял Плазму на руки и кинулся вон из корабля. Бегом, бегом, бегом.

Внезапно что-то или кто-то придал мне сил. Почему-то я точно знал — надо спешить, очень спешить.

Не думая о переломах и высоте, выскочил из двери. Следом за мной прыгнула Миетта и еще один биобот. Вместо одежды их тела едва прикрывали жженые лохмотья неопределимого цвета.

Не замедляясь, я добежал почти до земного поселения. И лишь тогда ноги подкосились. Я рухнул на колени, осторожно опустил Лелю на землю и раздался взрыв.

Земля затряслась подо мной, задрожала, заставляя тело вибрировать в такт. Леля застонала и открыла глаза. Я заслонил ее своим телом, и тут же пришла воздушная волна. Она шибанула сверху с такой силой, что казалось, на меня обрушились тонны воды. Я прижался к Леле, и как мог, закрыл ее от ненастья. Следом за волной пришел жар. Горячим воздухом облизал он тело, ворвался внутрь, отзываясь в глотке нестерпимым жжением. Я закашлялся снова.

Вторая волна не заставила себя ждать. Сверху, на меня навалились биоботы — защищали нас от воздушного удара. Теперь я чувствовал его слабо. Только волосы взметнулись вперед и несколько прядей вырвались с корнем. Плевать. Отрастут. Леля дрожала подо мной как осиновый лист, но сознания не теряла. И на том спасибо.

Я прямо чувствовал, как она слабеет, как устало прикрываются веки, как с каждой секундой замедляется пульс. Леля! Только не это! Пожалуйста! Не теряй сознания!

На каком-то странном душевном подъеме я изо всех сил пожелал отдать ей часть своей силы, своей энергии. Леля встрепенулась, глаза ее распахнулись и расширились.

Обмякшее тело налилось силой, мышцы окаменели. Леля прижалась ко мне, и новая волна накрыла нас с головой.

Боты отлетели, словно ничего и не весили и ударились в дерево. Мужской, кажется, его звали Болди, сломался пополам, как игрушечная кукла. На лице его застыло выражение безмятежного спокойствия. Так умирают биоботы обслуги, выполнив свою миссию. Кровавые ошметки полетели во все стороны. По дереву размазались ало-бордовые разводы.

Миетта подскочила и снова прижалась к нам, продолжая защищать своим телом. Воздушный удар будто бы пытался впечатать нас в землю, закопать туда. Словно тонны свинца лились сверху.

Спина взорвалась режущей болью, шея захрустела, ног я уже почти не чувствовал.

Голова гудела как чугунный котел, волосы продолжали вырываться с корнем и уноситься прочь.

Леля прижалась ко мне сильнее и нас накрыла плазма. Та самая воскрешающая плазма, я помнил ее из больницы. Но не собирался говорить Леле. Пусть хранит свою тайну. Если Леля со мной, это уже не имеет значения.

Ноги снова начали слушаться, боль ушла, как небывало, а силы вернулись.

Воздушный поток схлынул. Миетта упала на спину, рядом с нами, натужно хватая ртом воздух. Половину ее лица покрывали ожоги. С тела то тут то там слезала кожа. Для биобота не смертельно. Наверняка она уже отключила болевые рецепторы.

Я улыбнулся Миетте и прошептал:

— Спасибо.

Биобот кивнула.

…

Какое-то время мы лежали на выжженной траве. Над головами клубились спиральки дыма — серые и призрачные.

От корабля осталась бесформенная куча металла и жаростойкого пластика. Высотой с четырехэтажный дом, она напоминала странный темно-серый холм, из которого острыми краями торчали длинные железяки.

Не мудрено, что нас так накрыло воздушными ударами. Все топливные отсеки превратились в расплавленную серебристую жижу. Она растекалась на черной земле и застывала бесформенными кляксами.

Ветер подхватывал черный пепел пожарища и швырял прочь.

Невдалеке от нас словно перекати-поле дергался от каждого дуновения вырванный с корнем кустарник. Белые цветы осыпались и кружили на ветру как снежинки. Забавно для той части планеты, где никогда не бывает морозов.

Мы с Лелей поглядывали на свое почившее временное жилище, друг на друга и словно не верили, что все позади. Вернее, не все. Позади страшный взрыв и ударные волны, способные превратить в бесформенные куски мяса десятки таких агентов, как мы.

Я чувствовал себя совершенно разбитым, смятым поездом событий, запутавшимся в ворохе эмоций. Леля смотрела в небо и дышала так, словно не могла надышаться. А я любовался ей и не мог налюбоваться.

— Сейчас мы вам поможем.

— Все уже хорошо.

— Мы частично экранировали взрывную волну…

— Вставайте. Мы поселим вас в одной из колоний.

— Куда пойдете?

Слова доносились словно бы издалека.

Надо мной раскинулось ясное голубое небо.

Неподалеку, недовольно жужжа носились красные жуки размером с пол ладони и трещали крыльями такие же великанские стрекозы. Издалека, со стороны гор приносил ветер приглушенные крики птиц. Одни словно насвистывали тягучий мотив, другие перебивали их бойким рэпом, третьи будто бы отстукивали барабанную дробь. А поблизости шумели кроны деревьев, будто бы нашептывали что-то.

И казалось мне, шепчут они: вы живы… вы живы… вы живы…

Когда я пришел в себя, Леля уже обсуждала с Нестрелем, что мы поселимся у талькаирсов. Мы? Нет! Что, черт возьми, происходит? Сердце пропустило удар. Долю секунды я надеялся, что ослушался, ошибся… Но это было не так. Леля обсуждала с Нестрелем, что поселится у талькаирсов. Одна, без меня. А меня проводит в свою вотчину Водри.

Казалось, мир замерз, рассыпался на ледяные осколки. Их острые концы вонзились в меня, прямо в сердце. Что с ней? Почему? Я не понимал и не хотел понимать.

Я поднялся с земли и подошел к Нестрелю с Лелей. Вокруг мельтешили с три десятка людей и талькаирсов. Прежние вояки и простые колонисты. Они суетились, помогая Миетте, собирая останки Болди, чтобы похоронить его как полагается. Но я не обращал на это внимания. Вселенная схлопнулась до одного-единственного вопроса. И я намеревался прояснить его, здесь и сейчас.

Ноги казались немного ватными. Сердце громыхало в ушах, а на грудь словно упал многотонный булыжник. До нелепости часто глотая воздух, я смотрел в глаза Лели.

— О чем вы? — спросил напрямую. — Я пойду с тобой. Мы вместе, Леля! Мы вместе. Ты моя женщина.

— Вайлис, — ее голос зазвучал тихо, вкрадчиво и грустно. Глаза наполнились слезами. Я хотел прижать Лелю, утешить на своей груди как раньше. Но она уперлась ладонями мне в плечи, не давая приблизиться. И я мог бы сломить сопротивление, но Леля одним взглядом заставила повиноваться. — Я тебе не рассказала. Да, это я оживила тебя в больнице. Ты получил от меня плазму ауры. И почему-то… впервые за все время, что я оживляла людей, таким способом… плазма ауры превратила тебя в индиго. Думаю, твое влечение ко мне связано с ней. Это скоро пройдет. Мы должны расстаться.

Леля резко отвернулась и спрятала глаза. Я не понимал, что она пытается сказать. Я знал, что в больнице все было по-настоящему. Я догадался, на каком-то интуитивном уровне, что стал индиго из-за вливания ауры Лели. Сейчас, в эту самую минуту вдруг понял и другое — она хранила тайну сородичей. Поэтому скрывала от меня правду, старалась убедить, что в больнице я бредил. И я готов был всю жизнь делать вид, что верю в сказки про умирающего, который внезапно проник в инфополе. В чем же проблема?

— Л-леля? — протянул через силу — голос дрогнул, слова едва слетали с языка, в горле пересохло до боли. — Я знал про больницу. С самого начала. Мне все равно. Я догадался про индиго. Но это ничего не меняет. Леля?

Я звал ее, как тогда, в лесу, в полубреду, а она отворачивалась. Я пытался взять ее за руку, а она отдергивала ладонь. Я стремился к ней — всей душой, всем телом, а она опять шарахалась. Наверное, стоило привыкнуть, ожидать чего-то такого. Разве наши отношения не строились именно так с самого начала? Почему я вдруг решил, что дальше будет иначе?

В груди заныло, плечи потянуло к земле, внутри возникла пустота. Словно у меня отняли что-то жизненно-важное. То, ради чего существовал все последнее время. Тяжелой, вязкой массой загустел в груди воздух. Я старался вдохнуть поглубже, но ничего не выходило.

— Л-леля, — мой возглас больше походил на стон. — Да пойми же. Все это не имеет значения. Ты… мне… нужна… Очень. И я готов за тебя бороться. Что еще тебе нужно? Забыть о больнице? Считай, забыто. Стать индиго? Да ради бога. Хранить ваши тайны. Я уже храню.

Я плохо соображал, что говорю, но каждое слово шло из самого сердца. Жаль, что она не увидела и не прониклась.

Леля подняла на меня влажные глаза, полные невысказанной тоски. Губы ее дрожали, уголки опустились вниз.

— Мне нужно, чтобы чувства были настоящими. Без плазмы, — она всхлипнула, развернулась и побежала в сторону колонии талькаирсов. — Не ходи за мной! — бросила через плечо. — Увидимся завтра, на допросе свидетелей.

Противоречивые желания, порывы рвали меня на части. Больше всего на свете я хотел догнать ее, поймать, сжать в руках и шептать на ухо. Нужна… Нужна… Важна… Моя… Больше всего на свете я хотел чтобы она поверила. Я знал, что мои чувства не связаны с плазмой. Я хотел ее, стремился к ней в больнице, до исцеления. Я вспомнил ее, хотя видел лишь раз — на трассе, с носилок скорой помощи. Израненный и переломанный, в горячке, корчась от боли, я запечатлел ее облик в душе и в сердце. Я ждал ее. Но не мог ей этого объяснить.

Леля убегала все дальше. Нестрель несся за ней.

А я… я снова мечтал убить его. Стереть в порошок. Перед глазами поплыла красная пелена, в голове гудело, в висках пульсировало. Уничтожить Нестреля, чтобы не вставал между нами. А потом поймать Лелю и силой заставить выслушать, понять, наконец.

Но от требования Плазмы «Не ходи за мной!» ноги словно вросли в землю. Не подчинялись.

И она убежала. А я остался. Внутри поселилась пустота и… тоска. Я смотрел на ясное небо и не понимал — зачем оно? Ярко-алая бабочка с синим узором на крыльях, размером с ладонь, покружила перед носом и села на плечо. Зачем?

Несколько минут я стоял так, словно в шоке…

Меня окутали тишина и безразличие. Казалось, я так глубоко ушел в себя, что уже не вынырну в окружающий мир. Да и зачем? Чего мне там ждать? Что там меня держит?

Очнулся я от того, что Водри тряс за плечо и что-то тараторил.

Я вслушался.

— Вайлис, идем. Я тебя поселю. Потом разберетесь. Дай ей успокоиться, — кто бы мог подумать, что этот титан — так прозвали Водри в АУЧС, умеет говорить так вкрадчиво, так сочувственно.

Я смотрел в лицо Водри и едва понимал, что он хочет донести. Титан похлопал меня по плечу и потянул за руку в сторону человеческой колонии. Я побрел за ним, как телок на поводке, с трудом соображая — что делаю и зачем. Просто шел куда-то, потому что ничего иного не оставалось…

Передвигал ногами, потому, что не знал, что еще предпринять.

Глава 14 Про переселение и не только

И снова я бежала от Вайлиса так, словно спасалась от убийц. И снова сердце отстукивало неровный ритм, а воздух загустел в груди и тянул к земле непомерной тяжестью.

Не в силах остановиться, я неслась, как заполошная, перемахивая через кочки, запинаясь за ветки кустарника — он словно нарочно вытянул их, подставляя беглянке подножки.

Затормозила я только посреди колонии талькаирсов, пораженно оглядываясь. Так далеко мы сюда еще не заходили.

На стенах ближайших домов летали громадные птицы-ящеры. Пестрые и яркие, как бабочки, с перьями на кончиках крыльев и хохолках, они напоминали динозавров.

— Леля? — Нестрель нагнал меня, остановился и изучал внимательным взглядом, не комментируя случившееся. Меня переполнила благодарность за его деликатность, за сочувствие и понимание.

— Посели меня… куда-нибудь, — едва ворочая языком, пробормотала я, отводя глаза. Выдержать взгляд Нестреля — неравнодушный, грустный, но ласковый было выше моих сил.

— Куда-нибудь это не ко мне в дом? Я верно понял? — талькаирс говорил расстроенно, но не досадовал и не обижался.

Не в силах встретиться с ним взглядом, слушая молоточки в ушах, я промямлила:

— Да, не к тебе домой. В одну из колониальных квартир.

— Идем, — тихо предложил Нестрель, резко вырвался вперед и жестом пригласил следовать за собой.

…

В каком-то полусне, в тумане добрела я до дома с пестрыми цветами на стенах. Они походили на георгины всех размеров и цветов радуги.

На лепестках и остроконечных листьях поблескивали капельки росы — прямо как настоящие. Казалось, дунь, и тебя окатит прохладным душем. Вот только мне было не до того.

Чудилось — мир рухнул. Сломался на тысячи осколков, оставив мне лишь ноющую боль в груди и тоску воспоминаний.

Почему я считала, что снова обрету счастье? Это же так глупо, так нелепо! Я уже получила свой кусочек счастья. У меня был любимый муж, дети, внуки и друзья.

Я задувала свечи на безейном торте в честь Дня Рождения. А гости, в глупых картонных колпаках с огромными пестрыми горошинами и мультяшными зверятами, кричали и подначивали.

Тот январский день… Я помню его в деталях до сих пор.

Мороз чертил восточные узоры льдинок на окнах. Крупные хлопья снега ватой падали с неба и кружили в вихре сумасшедшей метели. Даже в самые крошечные щели ставен завывала она свою тягучую, минорную песню.

А дома тепло… Не от батарей — от счастливых улыбок, любящих взглядов, добрых пожеланий.

Муж, весь такой торжественный в белой рубашке и брюках со стрелками, вносит в гостевую этот самый торт. Залитое шоколадом безе фигурной горой громоздится на толстой стеклянной тарелке с голубыми ромашками. Свечи мерцают — ровно двадцать шесть.

Вбегают дочка с сыном.

Моя девочка сияет — она на втором месяце беременности и животик еще не видно в черном свободном платье, с юбкой солнцеклеш. Но что-то неуловимо изменилось в ее лице, в походке. Взгляд стал мягким, лучистым.

Сын, как всегда подскакивает и поднимает на руки — кружит, кружит.

Я закрываю глаза и ощущаю безмятежное счастье.

А потом спрашиваю:

— А почему двадцать шесть?

— Ну ты же индиго. Вечно юная, — светится радостью дочка.

В комнату втекает поток гостей. Друзья, родственники, знакомые. И мы веселимся. Просто потому, что вместе и счастливы.

Почему я решила, что все это можно вернуть? Я всего лишь человек. Не такой как все. Но только человек. И отмеряно мне не больше, чем остальным людям. Не больше…

Сердце билось глухо, ноги заплетались…

Глянцево-желтоватое парадное, лифт, площадка третьего этажа…

Я вошла в свою новую квартиру и услышала за спиной вопрос Нестреля:

— Лелейна? Вы в порядке? Может, я чем-то помогу?

— Нет, — бросила я через плечо. — Пожалуйста, оставьте меня одну. Мне нужно успокоиться.

— Вы уверены? — в его голосе звенела тревога.

— Прошу вас, — взмолилась я.

Ненадолго Нестрель затих у дверей. А затем… щелчок и удаление его ауры сообщили, что моя просьба услышана.

Стандартная бежевая колониальная комната, ничем не отличимая от тех, где мы недавно были, давила. Просторная, с минимумом мебели, она окружала пустотой. Веселый оранжевый диван, три бесформенных кресла-пуфика, стол, похожий на зигзаг молнии. Все это выглядело чужим, не моим.

За окнами шуршали ветвями деревья, суетливо сновали ярко-розовые жуки, похожие на божьих коровок. Опасно пикировали прямо на них остроклювые птицы с изумрудным опереньем.

Упрямый ветер добирался до собранных по краям ставень жалюзи. Тряс пластинками, отщелкивая какой-то сложный, рваный ритм. С гор изредка доносились гулкие звуки. То ли камнепады предупреждали о том, насколько опасны эти прекрасные с виду хребты, то ли кричали местные птицы.

Этот мир казался столь же прекрасным, сколь и безразличным ко мне.

Я плюхнулась в кресло, утонула в нем и разрыдалась.

Вайлис… Ты сам не понимаешь, что творишь. Это все плазма в твоей ауре. Она усиливает эмоции, обостряет ощущения. Я помню, как впервые овладела даром. Казалось — каждая обида — острый нож в сердце. Каждая радость — глубокое, по-детски искристое счастье. Каждая несправедливость — конец света.

Это пройдет. И ты поймешь, что все было наносным и неправильным.

Слезы лили из глаз, я бессильно лежала в кресле и впервые за столетья с головой тонула в жалости к себе.

— Леля, ты неправа, — я попыталась блокировать связь, но слишком ослабла после воскрешения себя и Вайлиса. Взрыв едва не убил нас, а плазма аур, слившись воедино, вернула к жизни.

— Отстань. Не до тебя, — я чувствовала себя настолько раздавленной, уничтоженной, что даже на вежливость не хватало сил.

Илья не обиделся. Скорее расстроился. Я так и почувствовала его печальный импульс сквозь пространство.

— Эмоции, Леля, порывы… усиливаются. Что я тебе говорил? — терпеливо продолжил он. — Нельзя усилить то, чего нет. Он любит тебя Леля. Зря ты так. Я помогал ему овладеть плазмой. Он почти умер, из-за взрыва, из-за огня в своей крови. И я попытался помочь ему овладеть плазмой. Обернуть ее на пользу. И как ты думаешь, какой крючок сработал?

— Крючок? — я вытерла слезы и шмыгнула носом. — Ты о чем? — в голове царила неразбериха, я не понимала, что пытается втолковать Илья.

— Леля! Он не хотел оживать ради себя. Он пересилил плазму и переродился, чтобы спасти тебя.

Илья пожал плечами — я прямо видела этот его жест, и отключился.

Не знаю — поверила ли. Но внутри проснулась небывалая энергия. Я бросилась к внутренней связи и набрала тайный номер Элдара Масгатовича. Он обязан объяснить, что тут происходит. Пусть даже не пытается вилять хвостом! Карты на стол!

Шеф отозвался сразу и начал… с усмешки.

— А вы с Вайлисом здорово сработались, — ошарашил сходу. — Он у меня на другой линии. Сейчас включу общую связь. Нам есть что обсудить. И новости неутешительные.

Я задрожала всем телом, услышав глухой голос Вайлиса. Он звучал словно из глубокого колодца — какой-то безразличный, равнодушный ко всему. Неужели это из-за меня? Сердце болезненно екнуло в груди и сжалось. И почудилось снова в голове звучат слова Ильи: «Он пересилил плазму и переродился, чтобы спасти тебя…»

— Я просто хочу знать — было ли происшествие с кораблем случайностью? Нападением террористов? Или это наше агентство постаралось? — никогда не слышала, чтобы голос Вайлиса так сочился ядом, желчью. Я даже немного опешила.

— Вайлис, что ты себе позволяешь? — вспыхнул шеф. — Конечно, мы ничего не знали!

— Разве не вы вызвали Лелю на корабль, а через минуту он взорвался? — тон Вайлиса стал обвинительным, жестким и злым. Словно именно этот взрыв разлучил нас. Хотя… может так оно и есть.

— Лелю? На корабль? — ошарашенно переспросил Элдар Масгатович. — Когда? Я никого никуда не вызывал.

Ненадолго по связи транслировалась похоронная тишина. Каждый переваривал услышанное, и никто не испытывал приятных эмоций. Шеф первым нарушил молчание:

— Мы разберемся в происшествии. Обещаю. Еще есть вопросы?

— Разумеется, — не менее едко, чем раньше встрял Вайлис, не давая мне вставить ни слова. — Какого черта тут творится? Колонисты сто лет назад договорились. Живут в мире и согласии. Дружат домами, мэрами. Тогда кто на них охотится?

Удивление так и сочилось на нас от Элдара Масгатовича. Он помолчал немного и, наконец, выдавил:

— И это мы тоже выясним. Все очень странно.

— Когда же вы выясните «и это тоже»? — яростно вскрикнул Вайлис. — Когда тут всех перебьют?

— Очень надеюсь, что раньше, — устало вздохнул Элдар Масгатович. Кажется, напугали и озадачили мы его всерьез. Прежде шеф никогда не позволил бы полукровке так с собой разговаривать. Но сейчас он словно не замечал — насколько зарвался Вайлис. Наши вопросы, новости волновали шефа куда больше.

— Нужно как можно быстрее выяснить про всех заинтересованных лиц, — воспользовавшись заминкой, вступила я в разговор. — Если все как мы думаем, дела плохи. Да и связь может прослушиваться. Впрочем, они уже знают, что мы догадались. Так что… вопрос лишь в том, кто кого опередит. И заговорит ли пленник.

— Вы поймали стрелка? — оживился шеф.

— Да. Но пока он молчит, — снова прыснул ядом Вайлис. — И велика вероятность — ничего не скажет.

— Сделаю все, что смогу. Постараюсь нажать на все рычаги. Помочь всем, чем только получится, — с особой интонацией произнес Элдар Масгатович, словно давал клятву и отключился.

Мы с Вайлисом остались «на проводе» вдвоем.

Рваное дыхание говорило об эмоциях Вайлиса лучше, чем любые душераздирающие крики. Я молчала, не в силах отключиться. Выдавить хотя бы слово тоже не выходило. Молчал и Вайлис. Напряжение росло. Складывалось ощущение, что еще немного и раздастся взрыв. Но вместо этого Вайлис заговорил.

— Леля, — я поразилась насколько изменился его голос. Разом и почти до неузнаваемости. Он звучал по-прежнему глухо, но вкрадчиво и мягко. — Леля, — повторил Вайлис. — Я прошу тебя об одном. Береги там себя, — его голос сорвался. Вайлис помолчал и закончил. — И подумай. Теперь я знаю. Илья рассказал. Есть два способа оживления. Подумай почему я так безумно хотел тебя в больнице. После поцелуя. Помнишь? Я ведь не был индиго. И я узнал тебя. Хотя видел на трассе, полуслепым и израненным. Ты не думала почему?

Он затих. Слеза скатилась по моей щеке, и упала на гладкий, бежевый пол. Капля растеклась по пластику, растянулась в плоский круг.

— Подумай, — донеслось в голове, и я сообразила, что Вайлис отключил связь.

Спотыкаясь, на ватных ногах, добрела до кровати, и слезы застили глаза.

Казалось, мне давным-давно нужно было очиститься через них. Умыть душу и тело, чтобы встретить будущее. Какое оно? Страх ли гнал меня к прошлому, или практицизм?

Я разберусь в этом. Обязательно. Вот только выплачу соленую влагу, напьюсь успокоительного чая и посплю.

Завтра будет новый день.

А сегодняшний клонился к вечеру. И впервые за пребывание на Муританне, я увидела две ее луны. Едва заметные на синеющем небе, они напоминали два белых колечка. Нынче орбиты небесных тел словно нарочно пересеклись, и они будто бы склеились краями.

Символично.

За окном зашуршала крона дерева. Давненько я не могла из окна поздороваться с зеленой веткой.

По ней, словно по парапету гордо шествовал зверек, похожий на голубую белку с пятью черными полосками на спине и пушистом хвосте. Заметив меня, он остановился и, чуть наклонив голову вбок, несколько секунд наблюдал. Словно знакомился. Прыгнул, расправил лапки и как белка-летяга долетел до широкого подоконника. Я отскочила от неожиданности. Зверек прыгнул в комнату, заскрежетал по пластику коготками. Лихо вскочил на стол.

В вазе лежало несколько земных и неземных фруктов. Зверек схватил яблоко и, крепко сжав его в передних лапках, сиганул в окно.

Не знаю почему, но мне вдруг стало легче. Я наблюдала, как зверек улепетывает по кустам, словно кто-то догонит и отнимет сладкий трофей. И улыбка сама просилась на губы.

…

Я выпила успокоительного чая, съела пару мандаринов и прилегла на кровать. События дня выжали как лимон. И хотя на улице лишь вечерело, серо-синие сумерки лишь набирали обороты, меня моментально сморило.

Я была уже в полудреме, когда показалось вдалеке, в горах, полыхнула аурная плазма. Словно десятки индиго с огнем в крови обнялись и соединили биополя.

Сон как рукой сняло.

Я даже приподнялась на кровати, на локтях и выглянула в окно.

Но ничего даже похожего на смутное видение не обнаружила. Горы, как горы. Далекие, укутанные синей дымкой вершины с ушанками снега по-прежнему огибали равнину естественной короной.

Решив, что мне почудилось, я рухнула на кровать и уснула мертвецким сном. На сей раз без приключений.

Около восьми утра по земному времени, если верить моему телефону, по внутренней связи позвонил Нестрель.

— Леля, сегодня допрос подозреваемого. У людей. Зайти за тобой?

— Хорошо, — кивнула я, хотя и понимала, что он не увидит.

Немного приведя себя в порядок, перекусив омлетом из хранилища — здесь они тоже работали — я мысленно подготовилась к встрече.

Магрис. Я почти не знала этого индиго. Он управлял магнитным полем. Притягивал металлические предметы, лишал магниты их свойств. Не слишком полезные качества, но все-таки. С нашими Магрис почти не контачил. Плазменные индиго — особый каст. Мы оживляли людей и относились к нам по-особенному. Каждый помнил — именно мы можем стать последней надеждой для него и близких.

Кто-то стремился почаще попадаться на глаза, выходить на связь, кто-то, напротив, старался не беспокоить. Чтобы затем, при случае напомнить об этом.

Я никогда не слышала, чтобы кто-то из наших работал на правительство. Вернее не так. На правительство работали многие. Но Магрис… почему-то я сразу поняла, что его начальство в курсе особенностей сотрудника. Впервые за долгую жизнь я оказалась с другим индиго по разные стороны баррикад и это пугало до чертиков.

Но гораздо сильнее пугала встреча с Вайлисом. Какой она будет, после всего сказанного и невысказанного?

Пока я привычно накручивала себя, в дверь постучал Нестрель.

— Иду, — крикнула я и выскочила из квартиры.

Талькаирс приветливо улыбнулся. Он не просто старался выглядеть дружелюбным, аура его лучилась дружелюбием. Нестрель казался тем самым хорошим парнем, о которых так мечтают женщины, но почему-то предпочитают их плохишам.

— Идем, — талькаирс осторожно приобнял меня за талию. Я высвободилась и поняла, что пора расставить точки над «и».

Мы подошли к лифту, в центре лестничной площадки на четыре квартиры, и Нестрель нажал кнопку вызова. Из высоких сводчатых окон пробивалось утреннее солнце. Безоблачное небо позволило лучам залить почти весь пол желтоватыми разводами.

Радостно щебетали птицы — наконец-то пролился дождь, и небо снова принадлежало им.

— Нестрель, — я подняла взгляд на талькаирса и ненадолго замолчала. Его чистые, серые глаза смущали, сбивали с толку. Я вздохнула и все-таки заставила себя это сказать: — Нестрель. У нас ничего не выйдет. Прости.

Он нахмурился, по-детски поморщился. И тихо ответил, глядя куда-то в угол:

— Да я уже догадался. Ты и Вайлис, верно? — Нестрель резко перевел на меня взгляд. Я потупилась и кивнула.

— Все сложно, — промямлила тихо.

— Да нет, — махнул рукой Нестрель и, тяжело вздохнув, закончил. — Это ты все усложняешь, Леля. Строишь между вами несуществующие стены. Для него все просто, поверь. Я это понял еще позавчера, на корабле.

Сердце забилось испуганной птицей, я задержала дыхание и спросила:

— Что значит для него все просто? Что он тебе сказал?

— Ничего особенного, — пожал плечами Нестрель. Приехал лифт, он неловко подтолкнул меня в плечо, словно не хотел слишком интимных жестов и выдал: — Он просто хочет тебя себе. И все. Для него это все. А ты… Ты чего-то боишься. Опасаешься. И зря. Зря.

Нестрель нажал первый этаж, и просторная белая кабинка ухнула вниз. Я ощутила невесомость движения и пуховую легкость от слов талькаирса. Да чего он такого сказал? Ведь почти тоже самое вчера втолковывал Илья. Почему сейчас мне так хорошо от слов Нестреля?

Мы спустились до первого этажа. И из стены кабинки мигнула еще одна кнопка. Нестрель нажал ее, и лифт поехал ниже. В подземный ход, догадалась я.

Туннель привел нас в поселение людей.

Здесь все было как вчера. Обычная городская суета, словно и не существовало никакого конфликта между колониями.

— Нестрель? — ни с того, ни с сего осенило меня.

Он повернулся ко мне и внимательно заглянул в глаза.

— А как вы договорились с людьми? В смысле — ну вы же сражались за равнину. Как же договорились?

— А-а-а… — разочарованно начал талькаирс, будто бы ожидал чего-то другого. — Да никак. Договорились, что равнину если что поделим. Места тут много.

— Тогда из-за чего же весь сыр бор? — поразилась я. — Снаружи нас убеждали, что вы грызетесь из-за равнины. Но если тут хватит места всем, в чем же загвоздка?

— А черт его знает? — озадачился Нестрель. — Вначале, и правда, были проблемы с высадкой и поселением. Каждый хотел кусочек получше. А потом…потом сделали границу и вроде бы всех все устраивало. И вдруг эти убийства. И пошло поехало. Все начали друг друга подозревать. Все начали кричать о том, что инопланетники выживают их за горную гряду.

— Погоди, — я даже замедлила шаг. — Получается, что особо никому не нужно было выживать инопланетников?

— После дележа равнины, нет, — согласился Нестрель. — Но кому-то же не моглось… или как вы там говорите, люди… неймется.

— Что-то здесь не так, — вслух рассудила я. — Такое ощущение, что конфликт разжигался искусственно. Но зачем? Политики столько пота пролили на ниве переговоров… Если только…

Мы дошли до мэрии землян, и я замерла на пороге, глядя на приближающегося Вайлиса. И его присутствие, взгляд синих глаз помогли довести идею до ума.

— Тут явно замешан кто-то третий, — сообщила я так, чтобы Вайлис тоже слышал.

Он подошел, и колени ослабели, а тепло в животе заставило глупо улыбнуться.

— Я скучал по тебе, Леля, — вот так запросто признался Вайлис, хотя за моей спиной стоял Нестрель, а за его спиной вышагивал Валдо и еще человек десять. Я сразу узнала в них правительственных агентов. Когда-то их называли агенты ЦРУ и ФСБ. Теперь спецагенты и особые агенты. С какими из них мы имели дело сегодня, я еще не определила. Но их присутствие ощутимо напрягало. Любого индиго напрягло бы. А уж плазменного и подавно. Мне сразу стало не по себе. Я отлично понимала, что не только загадочный конфликт колоний, не только преступник, но и я с Вайлисом для них — предметы изучения. И теперь мы идем по очень тонкому льду. Не ошибиться, не расслабляться, не сболтнуть лишнего — вот что не менее важно, чем выжать из стрелка хоть каплю информации.

Выправка десятки напоминала ту, что демонстрировали вчерашние вояки. Но участники схватки с Магрисом вели себя попроще, и демонстрировали больше мощи, чем ловкости. В каждом жесте новых сопровождающих Валдо ощущалась почти змеиная гибкость. Смотрели они не прямо и с вызовом, а очень въедливо, словно стремились просочиться в самый твой мозг.

Также, как и вчерашние вояки, сегодняшние агенты были как на подбор. Высокие, крепкие, почти как Валдо. Разве что менее сутулые из-за переразвитых мышц спины. Да и ходили не строем. Скорее каждый сам по себе, собственной походкой. Одевались будто бы нарочно, чтобы не выделяться из толпы.

В основной своей массе поселенцы носили рабочую одежду. Брюки с множеством карманов — нечто среднее между джинсами и армейскими штанами — и футболки с толстовками.

Точно также оделись и агенты. Выдавала лишь нулячесть вещей и почти стерильная чистота. Да вот еще что… Не знаю как остальные, а я отчетливо заметила, что в карманах агентов не просто нужные для колонистов штуки. Лазерные ножи, саморазжигающиеся угли, уменьшенные по новейшим технологиям рулоны веревок. Их бросали в ущелье нитками для шитья, а вытаскивали канатами для альпинизма.

Валдо кивнул на мой вопросительный взгляд, словно сообщал: да, ты угадала на счет агентов.

И тут же один из них, самый старший, лет пятидесяти на вид, обратился ко мне сам.

— Лелейна Милава, — он склонился, словно хотел поцеловать руку, демонстрируя идеально зачесанные назад каштановые кудри. Вблизи стало заметно, что черты у правительственных агентов тонкие, на лбу буквально пропечатаны не школьные классы, а, как минимум, несколько ученых степеней.

Вояки выглядели попроще, да и вели себя тоже.

— Позвольте представиться, Аскольд Баско, — выдержав недолгую паузу, продолжил старший агент, не сводя с меня внимательного взгляда зелено-коричневых глаз. Резко выпрямился и на редкость мясистые мочки его ушей вздрогнули.

Привычка собираться в трудные минуты не подвела — я разом успокоилась и встретила гипноз агента отнюдь не вымученной улыбкой.

Аскольд попытался вывести меня из равновесия, усиленно сверля взглядом дырку во лбу. Будто бы намекал на ту самую аджну-чакру, которой часто пользовались индиго, как оружием. Сильный поток нашей энергии из «третьего глаза» — и человек со слабой аурой в обмороке, с сильной — обескуражен, сбит с толку. Я улыбнулась шире, и Аскольд закончил очень спокойно, хотя аура его так и фонила недовольством:

— Мои товарищи, — и он провел рукой вдоль неровной шеренги спутников, представляя их поочередно.

Я кивала каждому, почему-то вспомнив Булгакова и Маргариту на балу с ее знаменитым: «Я в восхищении».

Вайлис не выдержал. Пристроился рядом, словно защищал и взял под руку.

Аскольд смерил его внимательным взглядом. И я готова была поклясться, что он о чем-то догадался. Не-индиго не способен читать ауры. Но что-то неуловимо изменилось в Вайлисе, с тех пор, как моя плазма изменила его сущность.

И я вдруг ощутила, что и его хочу защищать. Также как остальных. А еще… я почувствовала, насколько близок мне Вайлис. Мы едва касались друг друга ладонями, но по телу разливалось тепло и уверенность. Мы не смотрели друг на друга, но я знала, что Вайлис рядом, и подставит плечо, если потребуется.

Стоп! Вчера Магрис прилюдно удивился ауре Вайлиса. Я метнула взгляд на Валдо. Он расплылся в улыбке и покачал головой, заложив руки за дорогой кожаный ремень с орлом на бляхе. Нет, агенты не знают. Надеюсь, у Магриса хватит ума не говорить им то, о чем пожалеем мы все. Хотя… терять ему уже нечего. Или есть что?

Мы молча покивали друг другу в знак приветствия, и Валдо пригласил всех внутрь.

Тягостное напряжение давило на плечи, пока наша честная компания шествовала в оборудованную для допроса комнату мэрии. Агенты не доверяли нам, пытались что-то разнюхать про индиго. Мы не доверяли агентам, скрывали свои тайны. Валдо выглядел ужасно недовольным вмешательством «не своих людей». И тоже не доверял им до конца.

А Нестрель так и искрил презрением к правительственным ищейкам. Да, допрос будет тем еще спектаклем. Боюсь, мы сработаемся как лебедь, рак и щука в знаменитой басне Крылова. Каждому нужно что-то свое, делиться с другими он не намерен, да и не доверяет остальным ни на грош.

Я поежилась. А Вайлис с какой-то отчаянной прямотой и упрямством притянул меня за талию, и шепнул на ухо:

— Все будет хорошо, Леля. Я с тобой. Всегда. Даже когда гонишь.

Горечь его слов отдалась болью в душе, царапнула льдинками грудь. Но следом снова разлилось тепло уверенности, близости. Я кивнула и положила ладонь на талию Вайлиса. Теперь все видели наши скрещенные руки и понимали значение этого жеста.

Глава 15 Каждый сам за себя, но предатели против всех

Я почти не спал этой ночью. Бродил по темной комнате, бесцельно разглядывая мир за окном. На фоне темно-синего неба Луны Муританны чудились набросками незадачливого художника. Того, что расчертил яркие белые круги, а закрасить их внутри не хватило акварели. И получились диски с призрачной, молочно-голубой сердцевиной.

Возле осветительных плит колониальных зданий роились насекомые. Блекло-лиловые ночные бабочки, размером с ладонь бесшумно бились в холодные псевдосолнца. Они не обжигали, и бабочки возвращались снова и снова. Мошкара не больше булавочной головки, странные длинные жуки, похожие на кузнечиков теснили друг друга внутри световой дорожки.

Пряно-горчичные ароматы ночных цветов смешивались с арбузным запахом отдушки и слабым, очень искусственным — свежего строительного пластика. Бррр…

В горах глухо кричали птицы, по притихшей равнине то и дело разносились резкие оклики здешних пернатых.

Я ощущал себя странно. То чувство, что нахлынуло, когда сбежала Леля — истошное, до боли, до надрыва чего-то внутри — медленно, но верно проходило. Я выплеснул его досадой и злостью на Элдара Масгатовича и сразу полегчало. Еще сильнее полегчало от понимания — он попустительствовал. Позволял мне, полукровке почти грубить, настолько был пришиблен новостями. Сердце то колотилось как сумасшедшее, то затихало, пропускало удары. Воздух то свинцовой тяжестью переполнял грудь, то дурманил — невесомый и пьяный.

Несмотря на бессонную ночь, к утру голова оставалась на диво ясной, и я понял одну важнейшую вещь.

До сих пор я плыл по течению. Позволял Леле распоряжаться нашими отношениями. Не настаивал, повинуясь ее незримой власти. Пора с этим заканчивать.

Я позавтракал чем-то вроде жаркого из хранилища, наспех умылся, оделся и по дороге на допрос окончательно решил для себя. Я не позволю Леле больше отстраняться, уходить, бояться отношений. Заставлю ее прекратить строить между нами искусственные стены и услышать меня.

Но стоило увидеть ее — немного растерянную, в очередном синем трикотажном костюме, ладно сидящем на стройной фигурке, всю решимость как потопом смыло.

Я шел к Леле, то замедляя, то ускоряя шаг и понимал, что опять позволю ей делать все, что захочет. Но не уйду. Только не сам.

Я плохо понимал, что происходит между нами. Но Леля внезапно взяла за руку и восстановила невероятно прочную, неведомую связь, что безжалостно разорвала вчера.

На меня пахнуло запахом мандаринов, Нового года и… дома. Того самого, о котором так мечтал рядом с Лелей.

И снова я почувствовал себя суперменом — самым могучим, самым быстрым и самым умным.

Встал рядом с Лелей, когда на нее нацелились особые агенты. Хитрые лисы вынюхивали все на свете, стремились из каждого встречного вытащить полезную правительству информацию. Леля ощущала это — рука ее чуть вздрагивала, сильно вспотела. Но я обнял Лелю за талию и вдруг почувствовал ее прохладную ладошку на пояснице.

Плазма выпрямилась, расправила плечи — как обычно, когда восстанавливала душевное равновесие. А мое мельранское либидо снова дало о себе знать. Жар и тяжесть в паху усиливались от каждого касания наших с Лелей бедер и ног. Я из последних сил пытался отвлечься. Но точно знал — стоит Плазме сделать хоть что-то возбуждающее, даже просто подмигнуть с намеком, сдержаться будет сложнее, чем вручную остановить Цунами.

По счастью, Леля ничего не сделала.

И мы вошли в допросную, на втором этаже мэрии.

По сравнению с нынешним действом, казалось, вчера мы присутствовали на детском утреннике. Леля напряглась, понимая, что сегодня пулеметным расспросом не обойдется. И у правительственных агентов в руках не обычные шариковые ручки, а приборы, которые испускают электрические импульсы определенной частоты. Они могут сбить работу сердца, ненадолго отключить любой отдел мозга, повысить или понизить давление.

Магрис тоже явно узнал приборы. Насупился, задергался, заерзал на жестком деревянном кресле. Руки и ноги пленника намертво сковывали и удерживали розоватые ремни из особого синтетического материала. Крепче титана, эластичней резины, они не плавились даже от плазменного сгустка, не резались лазером.

Шею Магриса фиксировал такой же ошейник. Он почти задевал родимое пятно на скуле, похожее на треугольник.

Агенты рассредоточились по комнате — расселись по разным углам. Мы с Лелей устроились рядом с Валдо и Нестрелем, ближе к окну.

Ветер отстукивал жалюзи по стене, придавая моменту драматизма и напряженности.

Я был уверен, что Аскольд, как главный, начнет допрос первым, но голос подал блондин с истинно-арийской внешностью. Мышцы на его длинной шее натянулись жгутами, но лицо выглядело совершенно спокойным, почти как у биобота.

Несколько веснушек на носу и под глазами придавали суровой внешности арийца неуместного задора. Из-за немного ассиметричного лица чудилось, что он постоянно криво ухмыляется. Аскольд представил арийца как Тралгиса Вонга.

Засунув руки в карманы брюк зеленой маскировочной расцветки, он неестественно выпрямился и подошел к Магрису.

Индиго пришлось задрать голову, чтобы встретиться с Тралгисом взглядом. Ариец застыл соляным столбом, и только одна бровь едва заметно дергалась вверх.

— Где вы взяли антидот от яда руккоя? — недружелюбно спросил Тралгис.

— А они времени зря не теряли, — послала мне мысль Леля. — Успели проанализировать кровь. Очень надеюсь, руку исследовали тоже.

Я мог бы возмутиться тем, что нас не сочли нужным ознакомить с новыми фактами. Полномочия АУЧС ничуть не меньше, чем у правительственных спецслужб. Но не видел смысла зря сотрясать воздух. Мы присутствовали при допросе и слышали все, что требовалось.

— Нашел, — прищурился тем временем Магрис.

— Хм… Наверное тут вся колония усыпана пробирками с несуществующими в природе химическими соединениями, — недобро ухмыльнулся Тралгис, и лицо его стало еще более ассиметричным. Теперь она чем-то напоминало театральную маску — одна половина серьезна, другая весела. — Неведомые благодетели разбрасывают дорогущие препараты как снег, чтобы всякие индиго вкалывали их себе в огромных количествах. Трудно с колючками руккоя, верно? То и дело остаются на одежде, в волосах и травят владельца.

Магрис пожал плечами, насколько позволяло скованное положение, и промолчал.

— В клинике на Олимпии подтвердили, что наращивали вам руку год назад, — извлек из-под полы очередной козырь Тралгис. — Как вы оплатили эту операцию? Богатых родственников, насколько нам известно, у вас нет. Из официальной зарплаты пришлось копить бы всю жизнь. И то не хватило бы.

— Благотворительность хороших друзей, — снова пожал плечами Магрис.

— А-А-А… Хороших друзей, — чуть оживился Тралгис. — А не подскажете, кого именно? У меня даже есть для вас несколько вариантов.

Он с нарочитым шуршанием достал из кармана бумажку с фамилиями. И прежде чем я возмутился, сунул ее под нос нам с Лелей. Там значились десять имен советников президентов Земных государств. Тех самых, к которым прислушивались непременно. Одни финансировали партии и правительственные компании, другие имели обширные связи по всему Галактическому союзу.

После нас бумажка досталась Магрису. Он выглядел совершенно спокойным, даже отрешенным, на надписи едва взглянул, словно из уважения.

Но в нас с Лелей буквально ударила энергетическая волна немалой силы. Плазма даже вжалась в спинку кресла, я, с непривычки, дернулся.

— Что это? — спросил мысленно.

— Страх и скрытность, — ответила Леля. — Он кого-то узнал.

— И очень его боится, — продолжил я ее мысль.

— Может попросить Тралгиса показывать фамилии поочередно? — предложил Леле.

— Ни в коем случае! — не на шутку испугалась она. — Агенты не знают о нашей способности чувствовать эмоции на таком уровне. О чем-то подобном догадываются. Но не могут доказать. И не уверены наверняка.

— Да, незадача, — расстроился я.

— Чего молчишь? — вторгся в наш мысленный диалог Тралгис, продолжая допрос. — Отвечай!

— Конечно, я всех их знаю, — улыбнулся Магрис. — Их по телеку раз сто показывали. Галанет забит видео с их участием. Про фотографии уже молчу. Эти люди засветились дальше некуда.

— Шикарно его вышколили, — мысленно вздохнула Леля. — Для индиго просто чудо настолько сохранять невозмутимость. Особенно когда внутри бурлят такие эмоции. Стоп! — она даже подскочила в кресле. И не успел я слово сказать, не успел даже подумать, Плазма подскочила к Магрису. Тралгис уставился на нее как баран на новые ворота. Аскольд слегка подался вперед, но промолчал — он не имел права нами распоряжаться, и препятствовать тоже.

— Магрис? Теперь магнитные способности так используют? Никогда бы не подумала, что твой дар можно применить таким образом, — звонкий возглас Лели так и колол упреком, холодил почище ведра льда.

Магрис дернулся, словно и впрямь усовестился. О чем это она?

— Держать магнитным полем плазменные автоматы, чтобы палить в трех домах сразу, — Леля обвела взглядом присутствующих. Даже на лицах правительственных агентов мелькнуло удивление. — Господа! — Плазма торжественно уперла руки в боки. — Позвольте представить вам нашего отравителя, стрелка и борца одновременно. Единственного и неповторимого. Ему в одиночку удалось создать видимость, что преступления совершают несколько разных существ. Браво, Магрис! А мы полагали, твой дар только вилки к груди приклеивать. Только на цирковые трюки и годится. Ну, может, еще девушек развлекать в компании…. Мы тебя недооценили, оказывается. А могущественный покровитель разглядел и оценил…

Парень надулся как индюк, правительственные агенты скривились — все до единого, почти синхронно. Словно заранее тренировались.

Еще бы! Уступили пальму первенства нам, агентам по тарелочкам. Леле удалось вывести Магриса из себя гораздо быстрее, чем Тралгису!

Какая умничка! Надо же. Догадалась.

Аскольд не выдержал, подошел и надавил на болевую точку на плече Магриса. В меня ударила очередная энергетическая волна — на лицо и грудь словно водопад обрушился. Горячий водопад — кожу защипало и обожгло.

Лицо Магриса побледнело, губы — посинели, ладони сжались в кулаки, а зубы заскрежетали так, что у меня мурашки побежали по спине. Парень мелко задрожал от боли, но не издал ни звука. Редкое терпение или шикарная выучка. А может и то и другое. Натаскивали Магриса явно на славу.

— Чего молчишь? Говори, кто тебя такого суперпупериндиго нанял? — плюнул Аскольд в лицо пленнику.

— Не знаю, — соврал Магрис. — По галанету нанимали. Деньги перечисляли сразу на карту. Задания присылали тоже по галанету. С несуществующих адресов. Не звонили. Личных встреч не назначали. Платили четко, как обещали. Я и не рыпался.

— Врет, я уверена, — хмыкнула Леля. Аскольд метнул в нее взгляд — теперь в нем было гораздо больше уважения, чем прежде. Вот так-то! Знай наших.

— А почему наняли тебя? — спросила Леля, как-то так, словно невзначай, походя.

— Другие не согласились, — Магрис осекся и обжег Плазму яростным взглядом.

Леля сделала вид, что не заметила и кивнула Аскольду.

— Спросите у других, у своих? — ну очень вежливо, даже почти ласково обратился к ней глава правительственных агентов. — Может и их пытались нанять?

— Может и спрошу… Может и нет, — пожала плечами Леля. — Как-то мне не нравится ход расследования, — она вернулась в кресло и откинулась на спинку. — Вы нам ничего не рассказываете. Вообще. Данные замалчиваете. Откуда ни возьмись появились анализы, списки… Попахивает недоверием.

— Ваша взяла, — ухмыльнулся Аскольд, будто бы говорил «а ты круче, чем я думал». Вытащил из кармана флешку и бросил Леле. Плазма поймала ее и кивнула.

— Просмотрим результаты ваших изысканий. И я попробую расспросить наших. Кто-то что-то да знает…

Магрис зашипел в кресле. Не так уж он и силен по части контроля эмоций, как представлялось вначале.

— Допрос закончите сами, — Леля встала и кивнула мне, предлагая уйти вместе. Нестрель следил за каждым ее жестом, едва слышно вздохнул, но промолчал.

— Закончим, — недовольно отозвался Тагрис, понимая, что ему поручили самую грязную и ненужную рутину.

Я быстро встал и взял Лелю за руку. По телу разлилось тепло, сила и радость переполнили до краев. Я не знал, что она надумала в отношении нас. Но… стало так хорошо от близости Лели, от ее желания уйти со мной, не с талькаирсом, что сомнения улетучились. Мы покинули допросную вдвоем, держась за руки. И весь мир внезапно расцвел новыми красками.

Сердце радостно колотилось. Почудилось — я легче воздуха. И не иду вовсе, так, парю над землей, едва касаясь ее ногами, исключительно ради приличия.

Опасности представлялись хоть и серьезными, но преодолимыми. Враг — коварным, сильным, но победимым.

Я не сдержался, обнял Лелю и прижал к себе. Желание жаром хлынуло к паху. Между ног потяжелело, и свободные брюки показались ужасно тесными.

Леля прильнула ко мне и не глядя в глаза прошептала:

— Я соскучилась за ночь.

— Я тоже, — вырвалась глупая фраза. — Давай не будем жить раздельно? А? — И чтобы она не поняла превратно, я торопливо добавил. — То есть не обязательно вместе. Но хотя бы в соседних квартирах.

Мы как раз спустились по бежевой лестнице мэрии к выходу на улицу.

Над потолком мигнули датчики — считали ДНК, и блестящие створки дверей разъехались, выпуская нас наружу.

Леля остановилась, подняла голову и наши взгляды встретились. А потом вдруг прильнула, спрятала лицо на моей груди и затихла.

Я обнял ее — сначала осторожно, словно еще не веря, что все это не сон, не фантазия, а затем прижал сильно-сильно. Захлебнулся воздухом, ощущая как бешено бьется в груди сердце, как горячка желания охватывает тело.

— И где же мы будем жить? — тихо шепнула Леля.

— Да где захочешь, — ответил я. И впрямь — какая разница? Пусть выбирает. Мы вместе и это главное.

Я упивался тем, как Леля уткнулась в грудь лицом, как прижалась всем телом. Брюки казались все более тесными, в паху припекало. Хотелось плюнуть на все — на то, что мы на улице и вокруг мельтешат колонисты, на то, что из окна наверняка наблюдают правительственные агенты… Раздеться, позволить телу стремиться к Леле и доставить ей такое удовольствие, чтобы не пожалела о выборе. Чтобы никогда больше и не подумала о другом мужчине. Леля едва ощутимо потерлась о бугор в паху, и я не выдержал. Поднял Плазму на руки и понес в ее квартиру.

Сегодня Валдо, словно бы между делом, сообщил, куда Нестрель поселил Лелю. Титан умел быть нарочитым и деликатным тоже.

…

Я почти добежал до дома Лели и тут… земля содрогнулась.

Затряслась, подбрасывая нас вверх. Грохот и крики взорвали тихую заводь поселения. Казалось, вокруг что-то очень плотное лопается и плюется огнем. И люди беснуются в панике, визжат и орут. Кто-то звал детей, кто-то — жен, мужей. Кто-то просто заходился в отчаянном крике и плаче. Звуки катастрофы всегда такие похожие и неизменно такие разные наполнили воздух стойким ощущением безысходности.

Нас бомбили с космоса! Плазменными снарядами! А этот покровитель Магриса почувствовал неладное или… ему сообщил индиго. Но как?

Они же не могли связаться… Если только…

Если только он…

Леля спрыгнула с моих рук. Огляделась. Натянутая как пружина, собранная, она не тряслась от страха, как день назад, во время пальбы из плазменного автомата. Я тоже не испытывал ни паники, ни ужаса. Наша близость помогала сохранять спокойствие и хладнокровие.

Некоторое время мы стояли в нерешительности. Не понимали — что делать и куда податься.

Вокруг один за другим взрывались дома. Пластик пузырился, натягивался сотнями воздушных шаров и лопался, выпуская наружу клубы дыма и выплевывая копоть. По земле разливались синтетические лужицы, растекалась бежевая кашица. Трава под ней тлела, и темными прожилками застывала внутри светлых пластиковых клякс.

Поселенцы высыпали и высыпали на улицы. Одни метались в панике, другие — действовали как настоящие спасатели. Взрослые хватали детей, мужчины — женщин. Оставалось лишь надеяться, что никто не остался погребенным в горящих домах.

Пожарных как таковых в колониях не было. Тушили поселенцы — добровольные бригады, обученные еще на планетах.

Я заметил, что они уже взмыли в воздух на маленьких рыжих машинках, совсем не похожих на красные пожарные колоссы моей молодости. Спецодежда добровольцев больше смахивала на водолазные костюмы, чем на полускафандры, в которые когда-то рядились пожарные.

Рыжие машинки стаями жуков мельтешили над поселением, изрыгая столбы воды, и новейшие смеси. Они тушили все, что не гасло под водой — проводку, новые синтетические материалы.

Спрессованные по последним технологиям тонны жидкости, песка и чудовеществ умещались в литровых контейнерах. Их монтировали в машины, снабжая те шлангами особой прочности. По ним под невероятным напором, мгновенно увеличиваясь в объеме в сотни раз, вылетали жидкости, кашицы, песок.

Из мэрии выскочил Нестрель, следом Валдо, следом агенты — они волокли Магриса вместе с креслом, не отстегивая.

О как!

Буум… Бац… Хрясть…

Ближайший дом загорелся. Сначала ярко-синим. Но почти сразу языки пламени окрасились алым и оранжевым. На стенах и крыше, то тут, то там вздувались пузыри. И тут же каждый из них покрывался пеной, неприятно потрескивая.

Я отскочил, дернув Лелю за собой, и раздался взрыв. В нашу сторону понесся острый осколок стены. Еще и еще. Следом устремились металлические прутья. Мы с Лелей наклонились, и ужасная посылка просвистела над головой. Унеслась подальше и тяжело рухнула в кусты.

Земля снова дрогнула. В лицо полетели горсти пепла. Я отвернулся, закрыв собой Лелю.

Краем глаза увидел, как очередной дом с хлюпаньем осел на землю, продолжая дымиться и медленно превращаясь в странную бурую кашицу.

— Сюдааааа! — донесся до нас возглас Нестреля.

— Вайлис, давай же! — вторил ему Валдо.

Рядом факелом вспыхнуло дерево. Крону плазменный сгусток снес напрочь. Она догорала на земле огненным шаром, захватывая все больше травы. Стебли обугливались, скручивались, и рассыпались пеплом. От них во все стороны лучами устремлялись огненные нити. Ствол дерева заалел, расцвел протуберанцами и потянулся к небу черным дымом.

— Вайлис! Леля!

Плазма дернула меня в сторону, и я послушно побежал за ней, не чуя ног. Вокруг мелькали куски пластика, так и норовя вонзиться острыми краями в тело. Пепел летел в лицо как снег в метель. Куски огня метались в воздухе. Колонисты сновали туда-сюда, все больше поддаваясь панике. Но сохраняли достаточно рассудка, чтобы суматошно нестись вслед за нами.

Нас окутывала плотная энергия эмоций поселенцев. Давила, словно пыталась расплющить, обжигала и жалила сотнями больших красных муравьев.

Нестрель звал из знакомых зарослей кустарника.

До них оставалось несколько десятков метров, когда перед нами рухнуло горящее дерево.

От ствола вились стебли пламени, плюясь в небо черным дымом.

Мы так разогнались, что почти налетели на громадный факел. Я с трудом успел затормозить, и прыгнул перед Лелей. Она врезалась в спину, я пошатнулся, но удержался на ногах.

Дерево выплюнуло еще столбцы черного дыма.

Я закрыл от них Лелю и закашлялся.

Плазма словно очнулась от шока и потянула меня вправо. Мы поспешно обогнули огненное препятствие. Ствол полыхал все сильнее, крона напоминала фейерверк. Искры взметались в воздух и словно нарочно летели в нашу сторону.

Мы припустили быстрее. Рядом несся мужчина с девочкой на плече. Жена семенила следом, придерживаясь за его плечо.

Не думая, что делаю, на инстинктах я помог отцу семейства. Он был близок к тому, чтобы выронить девочку. Отчаянно перехватывал ее, испускал во все стороны фонтаны сильной эмоции. Мое лицо и руки щипало от нее, как от концентрированной уксусной эссенции. Я перехватил ребенка и понес вместе с Лелей. Малышка прижалась к плечу и затихла, не выпуская из рук белого плюшевого совенка. Один ее бантик смешно развязался, и коричневая ленточка некстати развевалась по ветру. Лишь однажды девочка вздрогнула — в ее маму летел металлический прут. Машинально я поддернул женщину за руку. Железяка просвистела в миллиметрах от ее спины. Женщина вскрикнула, и меня словно кипятком окатило ужасом.

Выдохнув, я нырнул в самую гущу зарослей кустарника.

В спину полетело три «спасибо». Но этого не требовалось. Я сделал то, что должен был любой нормальный гуманоид в сложившихся обстоятельствах. Не хороший, просто нормальный.

Поросшая травой полянка внутри кустарниковых порослей словно самой природой создавалась для входа в тайное убежище.

Валдо уже почти спустился в подземный ход. Нестрель ждал нас, не прекращая звать поселенцев.

И тут колонию накрыло второй раз. Пожарные машины испуганной стаей птиц заметались прочь от огненных сгустков — они так и норовили приземлиться прямо на крыши.

Казалось, неведомый враг намерен полностью стереть поселение с лица планеты. И просчитался лишь потому, что понятия не имел про существование подземного хода. Не зря его держали в таком секрете.

Добровольцы опустили машины пониже, послали их на автопилоте назад, в небо, а сами бросились к нам.

Их расчеты оправдались — неведомый враг начал палить по машинам, давая людям время на побег в безопасное место. Ручейками стекался со всех сторон народ. Скоро тут будет не протолкнуться.

Оранжевые машинки взрывались с оглушительными хлопками, осыпая все вокруг песком, пеной, и щедро поливая водой. Даже в последний момент они выполняли свою миссию. — Мы к талькаирсам? — спросила Леля у хмурого Нестреля, и голос ее звучал почти спокойно.

— Нас тоже бомбят, — ошарашил талькаирс. — Мы в подземный город.

— Куда? — поразился я.

Нестрель невесело усмехнулся и помог Леле спуститься вниз, в сизый пластиковый коридор. Я прыгнул следом.

Думал, при таком землетрясении в туннеле тоже будет несладко. Но он даже не вздрагивал. Похоже, колонисты строили подземный ход из спецматериалов. Какие же молодцы!

— Мы что-то такое подозревали… с Валдо, — пояснил Нестрель, приземляясь неподалеку. Крылья его носа раздувались от гнева, и дырка для серьги стала заметней. — Поэтому тайно соорудили подземный город. Как убежище. Даже в правительствах планет знали только единицы. Благо колонии снабжают тройным резервом заготовок зданий. И наши и ваши, по закону Союза. Наверное, впервые правила оправдали себя. Теперь народ будет меньше возмущаться. Кричать, что зазря тащим тонны ненужного груза.

— А мэр талькаирсов? — я вдруг вспомнил, что нам обещали встречу с ним еще день назад. И до сих пор мэром инопланетников даже не пахло.

— Пропал при невыясненных обстоятельствах, — расщедрился на правду Нестрель, отводя глаза. — Несколько дней назад зачем-то улетел в горы и не вернулся. Когда вы только прибыли, я не знал — кому можно доверять. Тем более, что и время вашего прибытия не совпало с заявленным агентством. Да и не ждали мы такой навороченный транспортник, если честно. Думали — прибудет обычный кораблик. А тут… такое… Как будто не двое агентов прилетели, а, как минимум, сотня. Вот я и подстраховался. Повременил со стратегически важной информацией.

— Ясно, — невнятно отмахнулась Леля, давая понять, что мы не в обиде. — Ну ведите, что ли.

На кряхтение у люка обернулись все. Четверо правительственных агентов не без труда просовывали в него кресло с пленником.

Вначале оно едва протискивалось. И вдруг махом проскочило внутрь. Повисло на верхней ступеньке лестницы, опасно раскачиваясь и норовя сверзиться. Тихий скрип нарушил тишину подземного хода. Магрис зажмурился, видимо, ожидая хорошенького удара об пол. Но подчиненные Аскольда ловко сиганули вниз. Поймали кресло и спустили без приключений.

…

У лестницы остались встречать беженцев двое правительственных агентов. Один лихо спускал женщин и детей, другой мужчин. Их отточенными, слаженными действиями впору было залюбоваться.

Но подземный ход свернул вправо, и мы потеряли лестницу из виду.

Шествие возглавляли Нестрель и Валдо. Следом вышагивал Аскольд с оставшейся ватагой подчиненных, замыкали мы с Лелей.

Спустя минут десять, позади, на расстоянии нескольких сотен метров, появилась первая группа колонистов. Ее возглавлял отряд военных в штатском. Нескольких служивых я узнал в лицо — они помогали ловить Магриса.

Сизый материал стен и пола поглощал не только энергию взрывов, но и звуки шагов. Никто не услышит нас наверху, никто не догадается.

И только сейчас, вдохнув поглубже, я понял, что совсем не чувствую ядовитого запаха дыма. Гарь и копоть исчезли тоже.

Они тонкими струйками просачивались в подземный ход, когда мы спускались внутрь.

Но по сравнению с удушливым смрадом наверху, атмосфера казалась терпимой. И вдруг очистилась совершенно.

Надо же! Колонисты и это предусмотрели! Они явно использовали пористый пластик, а под него проложили слой особого синтетического материала. Он как губка впитывал все нехорошие запахи, вредные примеси, нейтрализовывал летучие яды. Последние поколения этого материала даже радиацию сводили до терпимого уровня.

Леля кивнула мне так, словно услышала размышления.

— Я бы дал ему идти самому, — телепортировал я ей, махнув рукой в сторону Магриса. На задворках сознания мелькала идея, посетившая в тот момент, когда близость Лели направила мысли в русло, очень далекое от расследования. О чем-то я тогда догадался. Но вспомнить — о чем же именно — никак не выходило.

— Нет, они хитрят, — ответила, между тем, Леля. — Кресло экранирует магнитное поле. Боятся, что Магрис припрятал где-то оружие и начнет дистанционно палить. Вряд ли… Думаю, он и тот трюк освоил с трудом. Не настолько силен. Да и о подземном ходе знали лишь единицы.

— Но задумано мастерски, — отозвался я.

— Он долго все планировал. И, уверена, тренировался не один месяц. Как придем на место, свяжемся с Ильей. Пусть вместе с нами расспрашивает остальных. Так быстрее. Кому-то еще предлагали грязную работенку.

— Не думаю, что заказчик представлялся. Да и вряд ли обращался к потенциальным исполнителям лично. Скорее всего, через какую-нибудь подсадную утку.

— Все равно можно что-то разнюхать. Подсадные утки тоже на дороге не валяются. Проследить их связь с работодателем сложно. Но можно.

— У вас все в порядке? — обернулся Нестрель. — Не ранены?

— Мы в порядке, — ответила за нас обоих Леля. — А город еще далеко?

— Не очень, — хмыкнул Нестрель. — Почти в горах.

— Использовали естественные пещеры или была другая причина? — заинтересовалась Леля.

— Другая, — снова оглянулся Нестрель. — Там не нападали ни разу. Почему? Не знаю. Но мы решили, что так безопасней.

— Логично, — согласилась Леля и мысленно поделилась со мной догадкой. — Что-то такое важное для заказчика притаилось в горах. Поэтому он их и не трогает. Все дело не в равнине. В горном хребте.

— Поэтому преступники и сфокусировали всеобщее внимание на равнине, — подхватил я. — Пусть все думают, что именно она — камень преткновения. И очень кстати колонии вначале столкнулись лбами. О горах-то никто и не подумал. Их даже толком не исследовали. Так, поверхностно определили, что нет серьезных опасностей. Ядов, радиоактивных жил тоже не нашли. И успокоились.

— А кто-то что-то нашел. И этот кто-то бывал на планете. Но почему же о нем ничего неизвестно? — рассуждала на ходу Леля и вдруг бросила в спину Нестреля очередной вопрос. — А до талькаирсов и землян планету никто не исследовал?

— Не слышал о таком, — пожал плечами Нестрель. — Даже наши правительства еще толком не решили, чем озадачить колонию. Полезных ископаемых тут как везде. Плюс-минус. Но ничего выдающегося. Под туристов оборудовать что-то можно. Но идея еще витает в воздухе. Можно просто создать новое постоянное поселение. Чтобы разгрузить родную планету.

— Валдо? — попытался я выяснить у землянина то, о чем не знал талькаирс.

— Я тоже не в курсе, — не пролил свет на происходящее титан. — Цели нашей экспедиции те же, что и у соседей. Мы вообще потрясены. К чему такие нападения, убийства? Вроде все всем довольны. Колонии друг другу не мешают. По крайней мере, не мешают уже давно. Если замутим производства, уж как-нибудь да разойдемся. Планета немаленькая. Если туристов водить, так можно и вовсе совместно. Черт знает что, короче.

— Лучше и не скажешь, — послала мне мысль Леля. — Надо копать в горах. Там ответы. Я уверена.

— А парень, что погиб в горах, — вспомнил я почему-то. — Его как нашли?

— Детишки лазали в поисках ягод. Есть тут такие. Маласи называются. Очень сладкие, почти как земная малина, — пояснил Нестрель. — Ну и напоролись на мумию. Вернее на мумифицированное тело.

— То есть как это мумифицированное? — удивилась Леля.

— А вот так — сухонький трупик, не разложившийся. Хорошенький такой, почти как живой, — хмыкнул талькаирс.

Леля мотнула головой.

— Почему это не разложившийся? Он же неделю валялся, или больше?

— Медики сказали, скорее всего, он потреблял какие-то препараты из адаптантов, — пожал плечами Нестрель. — Они иногда дают такой эффект.

Леля метнула в меня заинтересованный взгляд и следом послала мысль:

— Надо выяснить, что еще дает такой эффект.

— Займусь сразу же, как поселимся, — заверил я.

Не смотря на беспрерывную череду ненастий, благодаря близости Лели я чувствовал себя собранным и спокойным. Мышцы звенели от силы. Казалось, я, как былинный богатырь, могу перевернуть всю планету вверх дном, лишь бы найти рычаг.

Леля. Она была моим вдохновением. Моей силой и слабостью одновременно.

— Нестрель, ты сказал мэр ушел в горы перед своим исчезновением, — вдруг вспомнил я. Леля едва заметно встрепенулась и пожала мне руку, словно поздравляла с правильным течением мыслей.

— Да. Он был странным в последние дни, — поделился через плечо талькаирс. — Постоянно витал в облаках. Каждую свободную минуту проводил возле карты гор. Что-то помечал. Затребовал данные биологического сканирования. Мы делали, перед высадкой. А потом вдруг сказал, что ненадолго полетит в горы. Что-то проверить. Я видел его машину. Ничего для ночевки мэр не взял. Даже перекус не взял. Я думал, он вернется через пару часов. Максимум к ужину. Но… он так и не вернулся.

— Мы тоже думали о горах, — вдруг отозвался Аскольд. — Слишком странно, что колонии никогда не атаковали с той стороны. Словно боялись что-то там повредить. Мы просканировали все, что только можно. Но ничего особенного не нашли.

— Эрридий? — без особой надежды спросил я.

— Камушки как камушки, — пожал плечами Аскольд. — Используются только для бижутерии. Пластик заменяют. Такого добра на многих планетах полно. И получше есть. Некоторые на свету радугой играют. И даже ради них поселения не жгут подчистую.

— Эрридий прочный материал, — вмешалась вдруг Леля. — А мы говорим о чем-то хрупком. О том, что либо горит, либо даже взрывается без прямого попадания плазмы. Или погибает… Как вариант.

— Хм… интересное уточнение, — кивнул Аскольд и притормозил, чтобы поравняться с Лелей. Остальные агенты продолжали идти, не оборачиваясь, словно повиновались незримому приказу. — Что-то, что легко портится от температуры… повреждается или гибнет. Хм…

— Кстати. Большинство ископаемых можно снова перевести из жидкого или газообразного вида в твердый. И наоборот. И потом. Представьте, что поселения, по официальной версии, друг друга истребили. И вдруг тут высаживается некая корпорация. Разворачивает разработку месторождения какого-то ценного материала… Думаете, это не вызовет подозрений? А как добывать ископаемые настолько скрытно, чтобы даже современная аппаратура из космоса не засекла? Невозможно. Тем более, если добывать массово. А не массово — какой смысл? — Леля слегка отстранилась от Аскольда и придвинулась ко мне. Я пожал ее руку, ощущая такие уют и тепло, каких не испытывал в своей комфортабельной квартире, в полной безопасности.

Поразительно. Я лишился временного жилья… обоих временных жилищ. Но чувствовал себя так, будто бы владел даже не домом, настоящей роскошной крепостью. Да и вообще, словно я хозяин мира.

Бедро Лели, то и дело касалось моего, и привычный дурман в голове развеял остатки тревоги. А желание вернулось — предсказуемо и ужасно не вовремя.

Жар и тяжесть в паху нагнетались, сколько ни старался отвлечься. Но я все равно внимательно слушал Лелю. Хотя теперь меня куда больше занимали ее губы — яркие, маленькие, сладкие… И запах мандаринов вперемежку с мятой. Почему я мечтал об аромате цитрусового шампуня в волосах девушки? Я был глупцом. Нелепым глупцом с фантазиями о настоящей привязанности, которую стоит пронести сквозь годы. Запах Лели — такой изменчивый и такой родной — вот о чем стоило грезить.

— Значит… скорее всего речь о чем-то живом… — вдруг догадалась Плазма. Магрис так дернулся в кресле, что оно покачнулось, и агенты на долю секунды застопорились.

Леля кивнула мне и Аскольду.

Тот вернул жест с полуулыбкой. Теперь стало заметно, что на его верхней губе две маленькие родинки.

— Знаешь что-то, Магрис, — обратился к пленнику Аскольд. — Ничего. Рано или поздно расколешься. Деваться тебе некуда. Работодатель тебя похоронил. Вместе с колонистами. Про подземный город никто не знает. Ты один. И мы не отступимся. А наши методы ты, кажется, уже представляешь. Живым ты нам не нужен. Целым и подавно. Развлечемся.

— Вот и сидите под землей, как черви. Высунете нос наружу — хана вам, — вдруг вспыхнул Магрис — его эмоции ударили в меня так, что почудилось — кувалда с размаху опустилась на грудь. Удивительно! Энергия чувств одного-единственного индиго порой была намного ощутимей, чем энергия чувств целой колонии! Даже в момент бомбежки!

Мы не могли видеть лица Магриса — он сидел, прикованный к креслу, к нам спиной. Но злорадный смешок слышали отлично.

— Не все так просто, — каким-то очень будничным тоном сказал ему Аскольд. — Ты не все знаешь.

Леля нервно вздрогнула и посмотрела на меня с ужасом — обещания Магриса не на шутку напугали ее. Я обнял Плазму за плечи, прижал покрепче, старательно игнорируя пульсацию в паху. Мельранское либидо разыгралось не на шутку, а Леля была такой близкой, такой соблазнительной…

На секунду маска невозмутимого агента исчезла с лица Аскольда. Он тепло улыбнулся Леле, продемонстрировав ряд очень ровных, жемчужно-белых зубов и подмигнул.

— Не все так просто, — повторил уже больше для Плазмы, чем для ее продажного сородича.

Леля вгляделась в лицо Аскольда.

— Мы вчера тоже не спать ушли пораньше, — многозначительно кивнул ей глава правительственных агентов. Метнул взгляд на Магриса, и лицо его снова обрело привычное выражение. — В горах могут расти растения и бегать животные… — мы зорко наблюдали за пленным. И он это понимал. Понимал, что каждым жестом, каждым взглядом или звуком может выдать работодателя. И, кажется, очень его боялся. Я ощутил это на собственной шкуре — эмоции Магриса опять походили на штормовой шквал.

— Страх, — дополнила мои наблюдения мысль Лели.

— Почему ты так боишься своего работодателя? — спросила вдруг Магриса.

Он дернулся, странно вздохнул и промолчал.

Аскольд благодарно кивнул Леле — она дала новую почву для размышлений.

Внезапно процессия притормозила. Впереди оказался тупик. Магрис злорадно усмехнулся, но все смотрели на Нестреля. Талькаирс провел по глянцевой стене рукой. Поверхность ее заколебалась, пошла волнами, и превратилась в двери лифта.

Маскирующее изображение! Ничего себе. А эти поселенцы готовились на славу!

Рядом с дверями кабинки, все из того же материала, что и подземный ход, светились три кнопки. Нестрель нажал среднюю.

Лифт открылся. Мы вошли в помещение, где легко уместилась бы процессия втрое больше. Его тоже готовили для бегства колонистов. Вскоре тут будет не продохнуть.

Двери бесшумно закрылись, и Нестрель снова провел рукой вдоль абсолютно гладкой на вид стены. Но ожидаемого пульта или еще чего-то такого не появилось. Талькаирс повторил жест несколько раз, и лифт ухнул вниз.

Летел он недолго, и остановился резко. Леля сжала мою руку, когда кабинка толчком затормозила. Двери открылись и… даже я не сдержал пораженного возгласа.

Перед нами раскинулся настоящий подземный город.

Он почти ничем не отличался от поселений снаружи. Разве что здания были пониже — этажей пять, не больше. Свысока, с искусственного неба светило искусственное солнце. Неведомо откуда дул ветер, шелестели деревья. Самые настоящие, между прочим, живые. Правда, в кадках. Роились вокруг цветов насекомые. Носились в ветвях и по земле зверьки, похожие на белок и кошек.

Я много слышал об искусственной биосфере — разработки велись на разных планетах с попеременным успехом. Но никогда не видел результата воочию.

— Я бы попросил поторопиться, — без особой гордости произнес Нестрель. — Скоро прибудет основной поток беженцев. Мы задерживаем лифт.

Вся честная компания поспешно покинула кабинку.

Валдо и Нестрель остановились посреди мощеной площади, и талькаирс почти церемонно сообщил:

— Добро пожаловать в первую смешанную колонию двух рас. Выбирайте любое жилье. Тут все квартиры одинаковые. Так что…

— А еда? Питье? — спросил Аскольд.

— Что-то выращивается в оранжереях, — Нестрель указал рукой на плотное кольцо двухэтажных зданий вокруг города. — Что-то создается на молекулярной основе. Нас снабдили новыми технологиями обе планеты. Мы соединили достижения ученых Земли и Талькаирсы, — не без гордости добавил инопланетник.

— Ого! А вы неслабо тут развернулись, — похвалил мэров Аскольд.

— Идите уже по домам, — с оттенком усталости попросил Валдо. — У нас сейчас будет дел невпроворот.

Аскольд кивнул нам, подчиненным и углубился в город. Правительственные агенты махом рассыпались по колонии.

А мы с Лелей все еще медлили в сердце подземного поселения. Вокруг лучами расходились мощеные улочки с клумбами, деревьями и кустарниками.

— Идем, — потянула меня за руку Леля. — Займем какую-нибудь квартиру.

От этой фразы мне стало так хорошо, как еще никогда. Плевать, что мы остались без дома. Плевать, что там, на поверхности планеты бомбят без остановки. Плевать, что враг пока празднует, и даже Магрис это понимает.

Она со мной, и предлагает жить вместе.

И впервые в жизни меня осенило полное счастье. Такое, какого не испытывал даже в детстве.

Я прижал Лелю, и впился в ее губы поцелуем.

Двинул бедрами, весь дрожа от возбуждения, давая Плазме понять — как сильно хочу ее. Леля тут же запрыгнула ко мне на руки и скомандовала:

— Ну неси меня в жилище. А там… обновим кровать, — и прижалась щекой к щеке. — А потом… озадачим наших покровителем Магриса…

Глава 16 Беженцы и предатель

Вайлис внес меня в первый попавшийся дом, ввалился в первую попавшуюся квартиру и усадил на стол.

А дальше… дальше мы отдались страсти полностью, без остатка, сомнений и страхов.

Забыв обо всем и совершенно забывшись.

Я никогда не испытывала ничего подобного. Наверное, повлияли наши огненные ауры, или наше неукротимое стремление друг к другу наконец-то нашло выход…

Мы махом избавились от одежды. И соединились…

Толкнулись навстречу… и задвигались в унисон…

Сладкий дурман в голове… и напряжение сменяется томлением, а томление негой.

Удар сердца и вздох, еще один удар и выдох… Его сильное тело дрожит рядом с моим в горячке страсти. Его руки жадно сжимают мои ягодицы. Подтягивают, надевают меня на напряженный мужской орган.

Удерживают, не давая отодвинуться. С сожалением мы расстаемся на миг, чтобы снова приблизиться, еще и еще.

Вайлис рычит или стонет или все вместе. Входит в меня, слегка вращает бедрами, продолжая трястись как от сильной лихорадки. Притягивает, не отпуская. Неохотно позволяет немного отстраниться. И снова прижимает, входит, толкается.

Мои руки царапают его спину, мнут мощные плечи.

Наши губы встречаются, а языки ласкают во рту друг у друга, выписывая внутри замысловатые узоры.

Мы пылаем, охлаждаемся и вспыхиваем вновь…

Это было невероятным, невозможным и потрясающим.

Наверное, разбомби нас неведомый враг, ни я, ни Вайлис не заметили бы.

Когда же устало откинулась на столешницу, он поднял меня и бережно уложил на кровать.

— Отдохни, Леля, — сказал так ласково и мелодично, что слова укутали, будто кашемировый плед.

— Нет, не время, — сладко потягиваясь, вздохнула я. — Нам надо связаться с остальными индиго.

Вайлис присел рядом, не одеваясь, и пытливо заглянул в лицо. Он казался воплощенным напряжением, просьбой: брови — домиком, желваки ходят ходуном, тело под стать каменному валуну.

— Не убегай от меня больше, — выдавил с такой интонацией, что сердце зашлось, а внутри потеплело.

— Постараюсь, — честно ответила я.

— Что мне делать? — тотчас оживился Вайлис. Вскочил, сунулся в пластиковый гардероб, встроенный в стену, и присвистнул. — Да тут горы нарядов. Не скажу, что мне нравятся фасоны… — он вытащил на свет божий трикотажные спортивные костюмы нескольких цветов и размеров. — Зато можно переодеться в свежее.

— Давай, — махнула я рукой, соглашаясь на что угодно, лишь бы не натягивать заново то, в чем нас бомбили. То, к чему прилипли куски пластмассы, пепел и ужасный след безысходности бегства. — Я попробую соединить тебя с другими индиго, — объяснила, поймав брошенные Вайлисом футболку и трико. — Сам ты пока телепатический мост не сделаешь. Но воспользоваться уже сможешь. Я перекину тебя в головы нескольких индиго сразу. Не пугайся. Будут картинки, голоса. Будто бы кадры из кино. Возможно, ты не сразу поймешь слова. Не дергайся. Жди. Дай мозгу и ауре подстроиться. Спросишь о нашем деле. А я пообщаюсь с другими.

— Давай, — Вайлис уже натягивал серую футболку и трико.

…

Следующие несколько часов мы с Вайлисом провели за беседами с другими индиго.

К несчастью, наши ожидания не оправдались. Никто не вспомнил, чтобы его приглашали работать на правительство. Никто вообще не вспомнил, чтобы его приглашали куда-то работать.

От многих дальних телемостов у меня загудела голова, энергетическое истощение тоже было не за горами. Ноги предательски дрожали от слабости, в сон тянуло так, словно не высыпалась месяцами, глаза слипались, мысленные вопросы путались.

Без особой надежды собиралась я позвать Илью и двух таких же «октябрьских индиго». Но вместо этого он «постучался в голову» сам, будто бы нарочно экономил мне силы. И даже Вайлиса подключил.

Древние индиго многое умели лучше нас, и не все свои секреты охотно раскрывали новичкам. Илья делился, но только если его об этом просили.

— До меня дошли слухи, что вы, ребята, ищете индиго, которых пытались нанять для грязных правительственных дел, — так начал диалог Илья, не тратясь на лишние раскланивания.

— Да уж, — вздохнула я. — Только без толку.

— Про Магриса мне Вайлис еще вчера рассказал, — признался Илья. — Но вы не найдете то, что ищете.

— Почему? — напрягся Вайлис и пожал мою руку с соседнего кресла.

— Да потому, что действовали они тоньше. Этот покровитель… Магриса… он немного индиго…

— Точно! — воскликнул Вайлис. — Я тоже об этом думал! Когда началась бомбежка. Иначе как он так быстро узнал, что пятки горят? Мы только вчера поймали стрелка…

— Погоди, — остановила я поток красноречия Вайлиса. — Это как — частично?

— Ну помнишь среди нас изредка появлялись слабые индиго. Очень слабые?

— Не особо.

— Это потому, что мы не брали их в расчет. Зачем? Они же ничего не могут. Разве только регенерируют лучше обычных людей.

— Зато они могут пользоваться мыслесвязью, если другой индиго инициирует ее! — наконец догадалась я.

— А еще они живут долго, но не как мы.

— Погоди… Если покровитель Магриса индиго, почему мы с ним не знакомы? Вообще? — удивилась я. — Мы же всех наших знаем… наперечет. Даже самых слабых хотя бы раз да засекали. Иначе как они поняли, что могут других слышать?

— Просто он давно ни с кем не общался. И про него забыли, — буднично сообщил Илья. — Нас ведь тысячи по Галактике. Всех не упомнишь. Он затихарился на пару сотен лет и… затерялся. Но ты отвлеклась. Он знает про индиго. И посылал всем закодированные послания. Мне тоже.

— Всем? Послания? — я приподнялась в кресле, и Вайлис ободряюще погладил ладонь.

«Мы знаем кто ты. Мы знаем, что ты можешь. Не высовывайся. Или жди беды».

Фразы всплыли в голове яркими вспышками. Но я никак не могла сообразить — откуда они взялись.

— Вот видишь. И с тобой связывались, — хмыкнул Илья.

— Погоди, — опешила я. — Белиберда какая-то. Это же не предложение сотрудничать. Что-то вроде угрозы…

— Не совсем, — усмехнулся Илья. — Это крючок. Фразы проверяли тебя на устойчивость к воздействию. Если бы ты сильно испугалась, захотела что-то предпринять. Срочно куда-то бежать, что-то делать… С кем-то договариваться… — он выдержал театральную паузу, позволив мне дойти до ответа своим умом и закончил — Вот тогда тебе предложили бы сотрудничество. Им важно, чтобы тайный сотрудник был… как бы это сказать. Морально неустойчивый что ли…

— Я поняла. ХитрО. А почему никто другой не вспомнил послания?

— Потому что это не слова, — издал очередной уже смешок Илья. — Это нечто вроде тревожных мысленных волн. Они могут посеять беспокойство или панику. Могут растревожить. Вот это и проверялось. А в слова послание облекла ты сама. Ты панически боишься, что нас рассекретят. Это твой самый большой подсознательный страх. Поэтому фразы получились такими.

До меня медленно, но верно доходило. Я посмотрела на Вайлиса. Он пожал мою руку и ободряюще улыбнулся. Теплая ладонь спутника, его неравнодушие придали уверенности и сил.

— Значит, каждый понимал послание по-своему? — уточнила я.

— Совершенно верно.

— А откуда ты об этом знаешь?

— Плазма. Я живу поболее многих. И мозги мне пытались запудрить куда чаще, чем вам. Я сразу отловил импульс. Проверил все.

— Как найти того самого слабого индиго? — вступил в разговор Вайлис. — Такое ощущение, что вычислить его по способностям будет проще, чем другими способами.

— Я подумаю, — пообещал Илья. — Дайте немного времени.

— А вот со временем у нас как раз не очень, — возразил Вайлис. — На поверхности бомбят. Уверен, покажи мы нос, тут же будем поджарены как зверушка на вертеле.

— Сделаю так быстро, как смогу, — пообещал Илья. — А пока надо подкачать вас энергией. Так и до истощения недолго. У меня есть время и возможность восстановиться. И парочка друзей. Октябрьских индиго. Вы ведь так их называете? — по мыслесвязи прошел смешок. Готова поклясться, что Илья увидел, как горят мои уши. Я даже подумала начать извиняться, но он еще раз усмехнулся и очень тепло закончил. — В общем, держите. Подарок с далекого конца Галактики.

И прежде чем я успела возразить, в тело заструился мощный поток энергии.

Вайлис тоже это почувствовал, даже вздрогнул, весь напрягся. Мы непроизвольно сжали руки друг друга.

…

Илья «подкачал» нас на славу. Когда он отключился, энергия просто била ключом. Казалось, я не оживляла никого год или больше. Не пережила все эти ужасные дни, не связывалась с десятками индиго, теряя куски ауры на далекие телемосты в другую часть Галактики.

Вайлис даже разрумянился. Его аура стала полноценной индиговой. Плазма заливала ее всю, равномерно, плескалась огненными всполохами на кончиках крыльев и пальцев. Розовая эмоция густыми лепестками струилась сквозь аурный огонь. Фиолетовые точки исчезли. Но добавились оранжевые. Если бы Вайлис родился человеком, я сказала бы — что он очень счастлив и любит по-настоящему.

Свет искусственного солнца подземного города пошел на убыль, и за окнами сгустились ненастоящие сумерки.

В комнату пахнуло нектаром ночных цветов. Мы с Вайлисом обустроились на первом этаже дома, и некоторые из них, на длинных, одеревеневших стеблях, почти доставали до окон.

— Надо бы провести ревизию хранилища, — сообщил Вайлис, отправляясь на кухню. Кроме меблировки она ничем не отличалась от спальни. В колониальных зданиях все комнаты были одного размера и квадратной формы.

Я пошла следом, ощущая, что желудок более чем согласен с Вайлисом.

Он подставил мне кресло, а сам полез в хранилище.

Судя по всему, в отличие от корабля, остатки пищи тут выбрасывались отдельно. В хранилище лежали запечатанные обед и ужин.

Вайлис достал все и налил нам травяной настойки из крана над бежевым шкафчиком с посудой.

В ассортименте был еще черный кофе, молоко и два вида чая — черный и зеленый.

Судя по содержимым контейнеров, на обед подавали жаркое из говядины и какого-то талькаирского мяса. Обычное блюдо и перчено-соленое предусмотрительно разделяла перегородка. На ужин предлагались сырники, зеленые талькаирские макароны и творог.

Пока мы с Вайлисом восстанавливали силы обедом и ужином сразу, по внутренней связи позвонил Валдо.

— Вайлис? Леля? Вы тут поселились? — похоже, они с Нестрелем не сразу нас нашли. Вайлис дал мне знак продолжать есть, а сам вернулся в спальню, к виртуальному телефону.

— Следователи-расследователи собираются завтра с утра, — сообщил, когда вернулся. — Займемся горами и работодателем Магриса.

Я откусила сырник и предложила:

— Может, тогда я проведу тебе ускоренный курс обучения способностям индиго?

— Думал, ты не предложишь, — подначил Вайлис. Его хитрое выражение лица явно говорило, что спутник только и ждал возможности попрактиковаться.

— Начнем с техники безопасности. Ты ешь, ешь, — хмыкнула я. Странно. Рядом с Вайлисом я ощущала себя как за каменной стеной. Не страшилась будущего, хотя пока что оно не обещало ничего хорошего. Снаружи нас ждали с распростертыми объятиями плазменные пушки. Завтра предстояло узнать — сколько народу пострадало во время бомбардировки. Я всегда боялась этих цифр и грустных списков. Хотелось лечить всех и вся — подряд, не выбирая. Лечить, пока не упаду без сил, в обморок. Со мной такое уже случалось, на заре становления дара. Тогда я еще не знала его ограничений, а если бы и знала… все равно вряд ли сдержалась бы…

Перед глазами до сих пор стоит тот школьный автобус. Как и в день аварии Вайлиса, тогда я всего лишь ехала мимо…

Прозрачный зимний воздух дышит морозом. Солнце превращает снежные барханы под трассой в россыпь бриллиантов. Неуместными глыбами пластика и металла взмывают к небу дома.

Утренняя воздушная трасса кажется безлюдной и сиротливой. Ну кто же кроме меня, командировочной поедет куда-то в пять утра? Да еще в феврале, самом лютом зимнем месяце на нашем континенте?

Я зеваю, придремывая на сиденье, кутаюсь в шерстяной шарфик.

И вдруг накатывают волны: страха, паники, боли. Я подскакиваю, словно на пружине и с ужасом оцениваю масштаб катастрофы…

Ярко-оранжевая гусеница автобуса замирает в небе, как подстреленная, и со всего размаху падает на ледяную дорогу. Грохот и скрежет прорывается сквозь стекла моей машины. Шквал эмоций обрушивается на меня, не взирая на защиту. Боль, ужас, паника… По-моему водителя и школьного механика посадили после этого происшествия. Но мне было все равно.

Сердце заходится в груди, ледяная волна прокатывается в животе. Меня даже передергивает от озноба…

Автобус проскальзывает по катку дороги и падает вниз, в овраг. Переворачивается, как огромная катушка с нитками, расталкивая деревья. Они недовольно трещат и возмущенно размахивают голыми ветками.

И снова я требую водителя остановиться. Отпускаю такси, вызываю спасателей и бросаюсь в автобус.

Дверец уже нет, они остались где-то по дороге. Я карабкаюсь по высоким колесам, подтягиваюсь и запрыгиваю в салон.

Покореженные куски металла со всех сторон угрожают острыми лезвиями. Крошево из пластика хрустит под ногами. Перевернутые, сломанные пассажирские кресла похожи на груду хлама. Некоторые насквозь пронзили острые обломки металла и пластика.

Внутри пахнет кровью, смертью, безысходностью. Повсюду россыпью зерен граната поблескивают кровавые капли. Алыми чернилами растеклись кровавые лужицы. Отпечатки рук и ног — грязные, бордовые и алые на полу, стенах и даже на потолке…

Теплый дымок вьется в воздухе белесой пеленой, будто бы пытаясь скрыть ужасную картину.

Тишина холодит почище тридцатиградусного мороза. Вокруг — куда ни кинь взгляд — покореженные, безжизненные тела. Маленькие, хрупкие, будто сломанные куклы. Их хочется сгрести в охапку и согреть своей плазмой, вдохнуть жизнь.

Я поскальзываюсь на вмиг обледеневшем полу, и падаю в кровавую лужицу. По белому пальто размазывается алая клякса, впитывается и расплывается по кашемиру.

Меня трясет, сердце екает где-то в горле, колючий ком мешает глотать. Но тут кто-то шевелится позади автобуса, стонет, и я отчетливо слышу:

— Мама… мама… помоги.

Из глаз катятся слезы. Я вспыхиваю плазмой и лечу по салону, оживляя всех подряд. Пока… перед глазами не простирается черная пустыня. Она охватывает все вокруг. Я вздрагиваю от слабости, пытаюсь сделать шаг. Но ватные ноги подкашиваются, роняя меня на резиновую дорожку автобусного пола.

Она хрустит подо мной — совсем обледенела. Воздух наполняют детские голоса.

Они кричат что-то, называют меня спасительницей. Обещают, что никому не расскажут мой секрет, хотя я вроде бы и не просила.

Я закрываю глаза и уплываю в черноту.

— Ты безумная, сентиментальная дура! — орет в голове Илья и собирает нескольких индиго. Вместе они накачивают меня энергией. Не до нынешней бодрости, нет. Но перед глазами светлеет, я с трудом разлепляю тяжелые веки и вижу перед собой несколько встревоженных детских лиц.

— Ты настоящая маленькая героиня, — только сейчас я поняла, что Вайлис просмотрел мои воспоминания, как киноленту. Его синие глаза наполнились теплым светом, брови сложились домиком. Вайлис сгреб меня в охапку, крепко прижал и присел на кровать.

— Ты мое маленькое чудо, Леля, — прошептал очень тихо. — Я буду учиться у тебя. Как быть индиго, таким, как ты. И Илья конечно тоже.

— Ему бы твои слова понравились, — усмехнулась я. — Он у нас один из древнейших и мудрейших.

— Ну что ж… — бодро произнес Вайлис. — Давай начнем. Если завтра мы планируем что-то разнюхивать, то следует быть во всеоружии.

— Разнюхивать? — удивилась я. — Думала, мы просто встречаемся для обсуждения насущных проблем.

— Наши хитромудрые мэры планируют вылазку в горы, — хмыкнул Вайлис, все еще крепко прижимая меня к себе. — Прямо они мне об этом не сказали. Но намекнули на то, что неплохо бы расследовать все там, где оно началось… В горах.

— Разумно, — кивнула я — эмоции отпустили и привычное уже спокойствие, воодушевление от близости Вайлиса разлилось внутри. — Ну давай начнем лепить из тебя индиго.

Глава 17 Тайна муританских гор

Я много чему обучался за долгую жизнь. Дедукция, индукция, агентские методы расположить к себе свидетеля и даже подозреваемого, гипноз, НЛП — лишь вершина айсберга.

Я освоил многие виды борьбы, оружия. Старался идти в ногу со временем, навострился использовать новейшие военные технологии.

Но только обучаясь управлять даром индиго понял, что еще очень многого не испытал в этой жизни…

Как и обещала Леля, начали мы с техники безопасности. Убили несколько часов на то, чтобы я наконец-то поставил блок от чужих воздействий. Научился приоткрывать его для чтения эмоций — частично, не полностью и замуровывать опять.

Потом Леля натаскивала меня читать ауру.

Оказывается, я уже видел ее, только смутно и размазано. Не целиком — лишь контуры и границы. Чтение ауры напоминало просмотр старых добрых стереограмм. Сначала ты часами в поте лица, злясь на себя и все на свете, пытаешься за монотонным узором увидеть дельфинов, человечков, цифры. Но потом налету перестраиваешь зрение так, чтобы каждый пестрый ковер стереограммы вмиг раскрывался потаенным изображением.

Глаза слезились и болели, голова раскалывалась. Но я начал отчетливо различать цвета ауры, внутренний ее узор, сотканный из эмоций и отпечатков физического тела.

— Цвета чувств я знаю лишь для людей и пары других рас, — пожала плечами Леля. — Про мельранцев ничего.

Так вот почему она мне не верила! Не смогла прочесть эмоции! Леля… я ведь раскрытая книга… Разве для того, чтобы понять чувства другого обязательно нужно читать ауру?

Она увидела в моих глазах вопрос и сожаление. Подошла, осторожно провела ладошкой по плечу и тихо произнесла:

— Я просто очень боялась за наши секреты. Пойми… Мы отвечаем не только за себя. Раскрывая кому-то тайны индиго, мы подставляем всех остальных.

Я застыл на месте, прижал Лелю к себе и впервые понял ее по-настоящему. Она не отталкивала меня, не шарахалась. Она, моя маленькая Леля, как всегда ограждала других от опасности. От этой мысли на душе потеплело. Мне захотелось никогда не выпускать Лелю из объятий. Никогда с ней больше не расставаться. Желание прилило тяжестью к паху — так резко и быстро, что я только диву давался. За считанные минуты между ног стало горячо. Трико ничего не сдерживали. Леля подняла на меня глаза и покачала головой.

— Вайлис. Я еще не встречала такого любвеобильного мужчину.

Внезапно мне стало не по себе. Сердце забилось быстро и неровно, воздух загустел в груди. Впервые в жизни я не гордился своим либидо. Опасался, что оно напугает Лелю, оттолкнет.

— Я… не знаю что сказать, — выдавил из себя. — Надеюсь, это не повод меня бросить?

— Ты же понимаешь, что я не всегда готова удовлетворить твой… хм… голод, — Леля заглянула в глаза — пытливо, как умела только она. — И я никогда не прощу, если ты решить проблему с… другой. Даже с биоботом, — она уронила взгляд, изучая гладкий пластиковый пол.

Я инстинктивно прижал Лелю посильнее, словно боялся, что она ускользнет, сбежит. И тело тут же отреагировало. Теперь уже даже трико показались тесными, в паху стало горячо, тяжело и даже немного влажно.

Леля молчала — не отстранялась, и ничего не говорила.

— Ты мне ничем не обязана, Леля, — произнес я, и голос задрожал от волнения. — И я не собираюсь… не хочу ни с кем… больше. Просто игнорируй… хм… предложения моего тела… Когда не хочешь, — попросил без особой надежды.

Сердце замерло в ожидании ее ответа.

Леля подняла на меня глаза — жидкое золото переливалось в них вновь.

— Тебя это устроит? — уточнила, сверля внимательным взглядом.

— Да, — выдохнул я, не в силах отпустить ее.

— Ладно, поверю тебе, — хмыкнула Леля, и только теперь я нашел в себе смелость ослабить объятия.

— Скоро ночь, — Плазма ткнула пальцем в окно. Искусственное светило почти погасло. Над подземным городом медленно зажигались искры звезд — рассыпались в синеве над зданиями желто-белым фейерверком.

…

За три-четыре часа до сна, я навострился перекидывать мысленный мост к Леле в любой момент. Я словно медленно, кирпичик за кирпичиком выстраивал энергетическийканал… и резко включалась телепатическая связь. До Ильи пока дотянуться не удалось. Отключаться не получалось тоже. Но Леля сказала — это дело наживное.

Зажигать плазму получалось лучше всего. Словно нет ничего естественней для индиго, вроде меня и Лели. И, что самое странное, я не чувствовал огня в венах, жжения, как в больнице. Жар нагнетался изнутри, но, казалось, я просто прогрелся в бане или сауне.

Пламя струилось по коже, слегка покалывая, словно мириадами иголок. И растекалось по телу, приятно щекоча. Чудилось — впервые за долгие годы я в своей стихии.

Закончив с тренировками, мы с Лелей выпили травяного напитка и уснули на одной кровати, обнявшись.

Давно я не ощущал себя таким бесконечно счастливым. Жаль, что Леля не верила цветам моей ауры. Она не обманывала. Наверное, все дело было в том, что я чувствовал себя скорее человеком, чем мельранцем. Особым человеком, не таким как все, но не инопланетником, ни чудом-юдом полукровкой.

Пленив Лелю кольцом рук, я ощущал себя дома. Наконец-то нашелся тот уголок, куда всегда вернусь, чего бы мне это ни стоило. Наконец-то нашлось то, к чему буду стремиться, вопреки любым ненастьям. Мой дом, моя женщина, моя Леля.

И только иногда вдруг больно екало сердце. Если она меня бросит… Меня просто не станет…

…

Утро в искусственной биосфере очень походило на обычное. В открытые окна пахнуло свежестью и ароматом цветов, на широких белых подоконниках запрыгали розовые блики. На деревьях, напротив дома серебрилась роса.

Я не сразу понял, чего мне не хватает. Только открыв глаза, наблюдая как Леля выскочила из душа и ищет себе трикотажный костюм по размеру, я наконец-то догадался. Звуки.

В окно прилетали отголоски чьих-то разговоров, тихие стуки дверцами шкафов, стульями, гул воды… Но… ни разу не прокричала птица, не застрекотало в зарослях насекомое.

— Хватит валяться, — попеняла мне Леля. — Иди в душ, позавтракаем и в мэрию. До встречи меньше часа.

Я невольно скользнул взглядом по ее гибкой фигурке, обернутой в полотенце. Узкая спина, изящные плечи, высокая грудь, налитые ягодицы…

Леля укоризненно посмотрела на мои трико. Свободные штаны без белья демонстрировали все, что сделала со мной ее красота, ее соблазнительность. Пульсация в паху, жар и тяжесть нарастали. А я не мог оторвать взгляда от Лели.

— Вайлис, ну не время же! — взмолилась она.

Дааа… Тяжело мне придется с мельранским либидо. Никогда еще я так сильно не желал женщину. Никогда еще столь часто не желал женщину с такой силой. Придется брать себя в руки.

Я выдавил самую невинную улыбку, какая получилась. Мысли упорно стремились к одному, и Леля, которая переодевалась на выход, совсем не помогала успокоиться.

Пришлось поскорее встать и пойти в душ.

Не припомню, чтобы мое тело настолько бунтовало.

Прохладный душ и мысли о работе помогли переключиться.

На кухне ждала с завтраком Леля. От травяного чая тянуло ромашкой, а свежие оладьи выпятили румяные бока.

Мы быстро позавтракали и отправились в мэрию.

У меня назревало ощущение, что сегодня случится что-то важное. Не роковое, как вчера, а именно важное. И Леля жутко нервничала, думая о жертвах бомбардировки. Я изо всех сил стремился отвлечь ее и настроить на работу. Терять энергию на помощь раненым мы просто не имели права. Мало ли что приготовил нам неведомый враг. Тем более, мы нацелились на то, ради чего он затеял всю мистификацию с войной колоний и ради чего безжалостно стер их с поверхности планеты. Не пожалел ни детей, ни беременных женщин.

— Почему-то мне кажется, что дело не только в шкурном интересе, — вдруг подала голос Леля.

Мы вышли на центральную улицу, куда вчера приехали на лифте. Он столбом соединял небо и землю, словно закованный в пластик Атлант. Потребовались бы десятки людей, чтобы обхватить монументальное сооружение.

Цветочные ароматы наполняли влажный воздух. Сладкие, терпкие, и пряные они создавали ощущение близости природы.

Мэрия была точной копией колониальных. Двери впускали по ДНК, а за дверями ждали Водри, Нестрель и Аскольд с его архаровцами. Куда дели пленного, я спрашивать не стал, да и Лелю кажется, больше интересовало другое.

— Как поселенцы? — быстро спросила она у Нестреля.

Талькаирс потупился.

— Пострадавших много. Погибших около сотни. Люди и талькаисы. Досталось всем. Медики обещали, что раненые выкарабкаются.

При слове «погибших» Леля вздрогнула и потупилась так, словно лично виновна в их смерти.

Она жалела, что не бросилась воскрешать всех и каждого, как тогда, в школьном автобусе. Жалела, хотя знала, что сил не хватило бы даже на одного смертника.

Ненадолго в холле повисла тягостная тишина. Мы словно выдерживали минуту молчания по невинным жизням, утраченным из-за чьей-то жадности или амбиций. Нарушил паузу Водри:

— Взбодритесь, народ, — хмыкнул титан. — Нас ждут великие дела, — и жестом пригласил вверх по лестнице.

В мэрии пахло хвойным и мятным ароматизатороми. Бежевый пол тихо шуршал под шагами.

Мы поднялись на второй этаж, и зашли в одну из ничем не примечательных комнат.

Черные кресла ждали гостей, письменный стол был завален бумагами, на обе стены проецировались карты гор, разного масштаба.

Готовились мэры всерьез.

Мы с Лелей уселись по центру комнаты, чтобы видеть обе карты. Аскольд разместился рядом с Плазмой, остальные агенты расселись неподалеку.

Нестрель встал в углу, возле окна, позволив Валдо вести наше маленькое совещание.

— Пока мы загнаны в угол, — в своей традиционной манере начал с плохого титан. — Если выберемся на поверхность, рискуем превратиться в шкварки. Враг прямо-таки жаждет стереть поселенцев с лица Муританны. А потом, видимо, представит все как результат войны между колониями. Поэтому, как мне кажется, разумней всего найти то, ради чего все это затевалось. В горах. Подниматься туда очень рискованно. Но есть ответвление подземного хода почти до самых хребтов. Думаю, нужно отправиться туда.

Аскольд кивнул. Я посмотрел на Лелю. Она едва заметно мотнула головой. Я повторил жест.

— Но для начала нам стоит хотя бы примерно прикинуть — что именно ищем, — взял слово глава правительственных агентов. — Лелейна очень здраво предположила, что это нечто из разряда растений или животных, — Аскольд склонил голову в сторону Лели, словно отдавал честь. — Но есть и другие соображения.

— Выкладывай, — не сдержался Нестрель.

— Животных можно увезти на другую планету. Смастерить искусственную биосферу и разводить там. С растениями еще проще. Сейчас свет нужного спектра, состав почвы и атмосферы моделируется в оранжереях на раз. Дорого, конечно. Но, судя по размаху действий врага, денег он не считает.

— И что из этого следует? — поторопил Аскольда Валдо.

— А из этого всего лишь следует то, что ищем мы нечто, что меняет свойства вне планеты. Зависит от ее биополя, скорее всего. Здесь оно обладает нужными врагу характеристиками, а в другом месте их утрачивает.

— Умно, — согласился Нестрель. — Только как нам это поможет?

— Хм, — Аскольд бросил недвусмысленный взгляд в сторону Лели. — У нас есть чтец ауры. Возможно, она чем-то поможет.

Леля пожала плечами и обратилась ко всем сразу, глядя куда-то в окно:

— Если увижу связь между чем-то живым и планетой, скажу. Но пока плохо представляю, что именно искать. Как и все мы.

— Чтобы представлять лучше, мы тут накидали, где и что обитает в горах, — отозвался Валдо. — Виды животных, растений, и даже мхов. Если мы ищем не одноклеточных, ответ должен быть в наших списках.

Титан протянул каждому из нас по исписанному с обеих сторон листку бумаги. Аскольд брезгливо поморщился и посмотрел на Валдо так, как смотрят во времена микроволновок и электропечей на человека возле бурлящего на костре котла.

— А залить в сотовый инфу нельзя было? — со смешком спросил Аскольд. — Бумага это даже не прошлый век. Несколько прошлых веков.

— Ничего ты не понимаешь, — с назидательными нотками в голосе встрял Нестрель. — Бумагу можно сжечь, бросить в воду, съесть, наконец. Есть уйма способов сделать наш список нечитаемым для агентов врага. Если таковые еще есть на планете. Кроме Магриса.

А из электроники, как ни затирай следы, умный спец информацию выудит.

Аскольд удивленно приподнял брови, кивнул и согласился:

— Вы правы, об этом я не подумал.

— Итак, давайте я поясню, как и куда можно ходить в горах, — предложил Валдо. — У нас есть специальные горные ботинки — в них почти нет риска упасть в ущелье. Есть липучки, мини-лестницы, перила и все остальные мини-заготовки. После того как они примут верный размер, просто бросайте, не тащите ненужный объем. Вес у заготовок тоже меньше, сами знаете. Обезвоживание, откачка воздуха в упаковках. Вес снижен по максимуму. Летать на машинах не рекомендую. Из космоса засекут. Возможно, бомбить и не начнут. Горы они берегут. Но могут послать убийц или еще чего. Лучше поостеречься.

— Пойдем по старинке, как древние альпинисты, — хмыкнула Леля.

— Не совсем, — покачал головой Нестрель. — Самые неинтересные, неживые участки можно пролетать на горных ботинках. Они поднимают в воздух на несколько сантиметров. Скорость развивают приличную — нечета человеку. Главное ничего не упустить. Каждому выдадим по две пары ботинок — на случай, если одни повредятся, намокнут или еще чего. Перед выходом примете адаптанты. Разреженный воздух, резкие скачки температуры даже не заметите. На всякий случай наденете специальные костюмы. Они тоже защищают от изменений климата вокруг. А теперь давайте расскажу про сами горы… Все, что выявила сканирующая аппаратура. Не повредит.

…

Водри и Нестрель закатили нам неплохую лекцию про хребты Муританны. За считанные сорок минут или того меньше мы узнали почти все самое важное. Где часто случаются камнепады, где лежит снег, где находятся пещеры, где самые сильные и непредсказуемые воздушные течения, где горные ключи. Карты к изображениям на стене тоже прилагались.

— Кто пойдет? — уточнил Аскольд. — Лелейна, Вайлис и мы? Или еще кто?

— Я пошлю отряд личной охраны, — добавил Валдо.

— А я свой, — отозвался Нестрель.

— Наверное, те самые вояки, что вязали Магриса, — послала мне мысль Леля.

После совещания нам выдали рюкзаки со всем необходимым, подробно объяснив — где и что лежит.

Я взялся нести оба — свой и Лелин. Мельранские гены здорово повышали выносливость. Да и тяжести я поднимал вдвое больше среднего земного атлета.

Выходя из кабинета, мы сразу приняли адаптанты. Розовые таблетки в сладкой глазури начинали действовать в течение часа.

У дверей ждали знакомые вояки с готовыми рюкзаками. Я надел свои два как один — сцепил ремни и накрепко соединил рюкзаки между собой. Груз вышел не таким уж и большим.

Леля посмотрела на меня-черепаху и усмехнулась:

— Может все-таки помочь?

— Не надо, — отмахнулся я. — Донесу, увидишь.

— Вайлис у нас легенда, — ни с того, ни с сего взялся рекламировать меня Валдо. Наша маленькая процессия покинула мэрию и вошла в лифт. — Он такие фортеля выделывал в погоне за преступниками… — титан закатил глаза.

— Ну хватит, — оборвал его я и взял Лелю за руку. — Все, что нужно она и сама знает.

Валдо хмыкнул, Нестрель старался не смотреть в нашу сторону. Кажется, Леля зацепила его всерьез. Я даже немного сочувствовал талькаирсу. Наверное, ровно до тех пор, пока он не пытался снова ухаживать за моей Лелей.

Лифт резво поднял нас в подземный ход. Здесь все надели спецкостюмы — серые в голубую полоску. Они натягивались как чулок и походили на очень тонкие водолазные. Явно синтетические, костюмы все же позволяли телу дышать, а полоски наверняка светились в темноте.

Ботинки выглядели как зимние полусапоги без утепления, и отлично контролировали положение ноги. Чтобы подвернуть в них лодыжку нужно было ну очень постараться.

В рисунок широкой подошвы вплетались десятки цветных кнопок. Регулировали «липкость», включали режим полета, и многие другие полезные в горах свойства.

Заметив, что все облачились, Валдо инструктировал:

— Потрогайте капюшон, найдите на макушке несколько выступов.

Мы принялись смешно ощупывать руками плотно прилегающие к голове капюшоны. Спустя несколько секунд все закивали.

— Центральная кнопка включает ночное освещение, — удовлетворенно продолжил Валдо. — Правая и левая регулируют яркость и направленность света. Не стоит фонить во все стороны, верно ж? Жмете правую один раз — светите вперед, дважды — вперед и назад. Жмете левую один раз — светите влево, дважды — в право, трижды — туда и сюда. Кнопка, что спереди, в районе лба, прогревает весь костюм. Задняя — делает его нескользящим. Кнопка над правым ухом включает общую связь. Вашу — друг с другом и с нами.

Выступ на тыльной стороне правого запястья включает сканер всего живого. Активируете в горах. При встрече с растением, животным, гуманоидом из сканера выстрелит информация. Не то чтобы прямо полная… но достаточно содержательная.

Теперь ботинки. Красная кнопка сбоку на подошве дает максимальную липкость. И так по убывающей — от красной, оранжевой и желтой к белой. Черная включает полет. Рядом с ней три серых регулируют скорость. Передняя серая добавляет каждым нажатием. Задняя сбивает тем же макаром. Синяя кнопка по центру хлястика — тормоз. Фиолетовая, по центру носка регулирует шипы. Каждое нажатие добавляет длины, после максимальной — убавляет. Белая кнопка на пятке включает подогрев. В принципе, обувь термостойкая. Но так, на всякий случай, добавили функцию. Жмете зеленую кнопку в районе голени и получаете металлическую ручку из самой подошвы. Это если вдруг повиснете где-нибудь и потребуется подтянуться, — Валдо кряхтя изобразил наши мучения. — Включаете ручку, ставите максимальную липкость подошвы и подтягиваетесь на собственном ботинке.

Заметив ошарашенные выражения на наших лицах, титан смущенно улыбнулся.

— Это все предосторожности. Мне лично ничего кроме адаптантов и липучек на подошве в местных горах не требовалось. Ну разве что еще ночное освещение… На ботинках летал редко, но путь сокращается только так. Остальное — скорее для спокойствия.

Теперь, — снова переключился он на рабочий лад. — Если не рискуете регулировать скорость, включать шипы и тормозить, задирая ноги. У вас на поясе костюма, справа, есть такие же кнопки. Цвета — один в один, по ним и ориентируетесь. Кроме одной кнопки — красной, квадратной. Она там, где у ремня обычно пряжка. Жмете эту кнопку — и костюм становится единым целым с ботинками. И ботинки управляются с пояса.

Всем все ясно?

Я кивнул, Леля тоже. Аскольд и его компания промолчали. Вояки синхронно закивали.

— Отлично, — подал голос Нестрель. — Идем.

Следующие пару часов мы вышагивали по сизому коридору почти в полной тишине. Даже сквозь перчатки костюма я ощущал прохладную ладошку Лели в своей, и это придавало уверенности, сил.

Напряжение витало в воздухе только вначале пути, а затем плавно сошло на нет.

Слишком долго ничего не происходило и монотонность движений, тишина подземного хода, сделали свое дело. Мы уже почти задремали и шагали на каком-то автопилоте, когда Валдо с Нестрелем резко затормозили.

Вот так — прямо посреди подземного хода.

Валдо провел рукой возле стены. И нам открылся еще один коридор. Здорово они тут все замаскировали. Кто знает — сколько ответвлений мы прошли, даже не заметив.

Мы свернули вправо и продолжили путь.

…

Через пару часов я понял — зачем нам ночное освещение. Путь в горы оказался намного дольше, чем предполагал.

— Почему мы здесь не сократили дорогу на ботинках? — возмутился Аскольд, теряя терпение.

— Силовое поле ботинок может плохо повлиять на стыки плит подземного хода, — спокойно объяснил Нестрель.

А Валдо лишь добавил:

— Угум.

Без всякой надежды мы брели дальше и дальше, пока, наконец, Валдо не застрял возле очередной лже-стены.

После его колдовских пасов перед нами предстал лифт. Кабинка взмыла ввысь и ехала непривычно долго.

Но когда двери открылись, и влажный воздух окутал лицо туманом… я с трудом сдержал удивленный возглас. Леля ахнула. Вояки засопели. Остальные издали тихие возгласы.

Мы очутились в пещере. Весь ее вид навевал на мысли о чем-то космическом.

Высокие своды соединяли с полом тонкие каменные колонны. Они походили на жвачки, прилепленные к полу и потолку, растянутые посередине и дыроватые по всей длине. Овальные отверстия почему-то напоминали о картинах Сальвадора Дали — я очень любил его в молодости.

Сверху, в щели свода просачивались нити солнечных лучей, создавая в пещере терпимую для глаз полутьму. Над полом явно поработали.

Мы вышли из лифта на абсолютно гладкую поверхность. Узкая тропка такого же глянцево-выровненного камня шла к выходу. Оттуда в пещеру врывался густой пучок яркого света.

— Дальше вы сами, карты у вас, — напутствовал Нестрель. — Удачи нам всем.

— Ждем вас, как только обойдете свой сектор, — добавил Валдо.

Мы молча направились к выходу.

Пещера оказалась почти на вершине одного из хребтов. С высоты птичьего полета Коронованная равнина выглядела еще красивей, чем из транспортника.

Густые поросли кустарника словно кружевная вуаль покрывали россыпи белых и желтых цветов. Высокие деревья, похожие на дубы с раскидистыми кронами напоминали крыши естественных беседок. Острыми пиками уносились в небо хвойные. Новогодними украшениями выглядели полупрозрачные голубые шишки на кончиках веток.

Шелест листвы, многоголосье птиц и крики зверьков наполняли равнину. Дотягивались до нас и запахи. В горах их было ничтожно мало. На поверхности хребта запах сырости исчез вовсе. И ветер принес с равнины медовые, терпкие, острые ароматы цветов. К ним примешивались огуречно-свежие запахи листвы и травы. И незнакомые, кислые нотки каких-то плодов.

Разбомбленное поселение напоминало залысину в густой шевелюре равнины. Но дым, копоть и гарь развеял ветер, а куски металла и пластика растащили насекомые и животные для своих домов. Почти ничто не напоминало о вчерашнем ужасе.

Я мог бы тут жить.

Впрочем… я мог бы жить где угодно. Лишь бы с Лелей.

Она прильнула, приобняла и неуемное мельранское либидо спорило во мне с ощущением огромного, безбрежного счастья. Казалось, оно так велико, что не умещается во мне, выплескивается наружу.

И тут же меня охватил страх.

Откуда он взялся, сам не пойму. Но в желудке разом похолодело, а дыхание прервалось. Слишком хорошо мне было с Лелей, слишком здорово…

Такое не может продлиться долго.

От этой мысли захотелось прыгнуть вниз, разбиться у подножия гор, унеся с собой ощущение безграничного счастья рядом со своей женщиной.

Леля потрясла меня за плечо — почувствовала эмоции, поймала страхи.

Прижалась так, что бугор в штанах затвердел окончательно, вздрагивал от каждого удара сердца.

Леля спрятала лицо у меня на груди и прошептала:

— Давай надеяться на лучшее.

Немного помедлила, наверное, слушая как бешено бьется мое сердце, и подняла глаза.

Жидкое золото в них снова гипнотизировало безо всяких психологических штучек.

— Давай надеяться, — ответил я ей, потому что Леля этого ждала.

— Ну тогда идем? — бодро предложила Плазма, резко отстраняясь.

Я подавил это новое, ужасно непривычное ощущение. Всякий раз, когда Леля вот так быстро прерывала контакт наших тел, даже только рук, накрывало ощущение, словно от меня отрывают куски.

И мы пошли в горы.

…

То ли нам с Лелей попался такой участок, то ли хребты оказались не столь уж и непроходимыми, как подумалось вначале.

Корона гор изобиловала плато, естественными выступами, по которым можно было карабкаться наверх и спускаться вниз. Ущелья разевали жадные пасти не так уж и редко, и виднелись издалека. Если нога начинала опасно скользить, мы просто добавляли липкости подошве.

Поход вышел не столько сложным, сколько утомительным.

Километры позади, несколько привалов, и ничего интересного…

Сканеры кропотливо фиксировали каждое растение и животное. Даже жуки не пролетали незамеченными. Вот только толку от этого не было никакого.

Мы не нашли ничего интересного.

Спугнули несколько забавных пушистых ящериц. Клочки меха и пуха торчали у них по бокам и вдоль гребня. Зверушки сворачивались в клубки и терялись посреди густых зарослей оранжево-красного мха — он пышным цветом цвел рядом с пещерами и родниками.

Заставили взмыть в небо стайку лиловых птиц — они свили гнезда во впадинках на обрыве скалы.

Растормошили семейство грызунов. Белые-белые, размером с собаку зверьки, питались местными злаковыми. Они кололись почище иных кактусов. Но грызуны умудрялись раскусывать стволы и добывать оттуда сочные и калорийные зерна.

С растениями в горах Муританны оказалось еще хуже. Кроме все тех же колючек нескольких разновидностей и мхов на склонах росли только хвойные деревья. Их корни, проступая наружу, напоминали сложные ажурные скульптуры. То они походили на великана, который прилег отдыхать на гору, то на огромный цветок, то на загадочные письмена.

Раза два мы заметили цветы. Очень красивые, хотя и маленькие.

Ярко-алые, с оранжевыми пестиками внутри, они напоминали орхидеи и росли прямо на склонах.

Но ни сканер, ни Леля не заметили ничего особенного.

Я тоже тренировался читать ауру всего вокруг. С удивлением выяснил, что размеры биополя не всегда зависят от размеров тела. Аура больших грызунов возвышалась над телом на считанные миллиметры. Зато от муританнских орхидей струились энергетические всполохи длиной в мою руку, не меньше.

Без конца тормоша зверушек, я наконец-то начал различать цвета страха, тревоги и спокойствия. У животных и растений разных планет они почти не отличались друг от друга. В отличие от эмоций гуманоидов…

Последние участки своего сектора мы обходили под яркий свет полосок на костюмах.

Луны Муританны проявились на темно-синем небе двумя кольцами. И, казалось, кольца эти пересекли друг друга, сцепились воедино.

Звезд было мало. Но все очень яркие, желто-белые.

Когда мы отправились назад, к пещере с лифтом, ноги ныли, но сильной усталости я не чувствовал.

Леля не жаловалась, хотя я видел, что ей тяжело. Ноги Плазмы временами заплетались, шаркали по каменному крошеву, жесты свелись к минимальным.

Леля почти не смотрела по сторонам, только вперед и поминутно сверяла по сканеру на левой руке расстояние до нужной пещеры.

Нам оставалось пройти всего ничего.

Внезапно где-то справа мелькнули алые всполохи биополя. Что-то они мне напомнили. Что-то почти родное… Точно! Они выглядели точь-в-точь как плазма наших с Лелей биополей. Внутри также плясали голубоватые отсветы, по краям трепетали язычки пламени.

Что такое? Индиго? Мы с Лелей переглянулись.

Пламя было слишком велико для одного индиго. Казалось, с десяток их собрались вместе и обнялись, чтобы соединить биополя.

Не сговариваясь, мы осторожно двинулись в сторону всполохов.

Казалось, диковинное явление совсем рядом, только руку протяни. Но мы шли и шли, а плазма биополя почти не приближалась.

Ночь долила пейзажу и небу черной краски. А мы добавили яркости полоскам на костюмах и продолжили путь.

От удивления, нетерпения Лелю даже потряхивало. Усталость как рукой сняло. Я ощущал ее эмоции все лучше и лучше, и это помогало действовать сообща, не сговариваясь.

Мы миновали два пологих склона. По сторонам их торчали лохматые поросли колючек, словно бакенбарды на лысой голове. И наконец-то плазма приблизилась. Яркие протуберанцы лизали чернеющее небо, отливая все более заметной синевой.

Мы прибавили шагу.

Внезапно под подошвами что-то хрустнуло. Еще раз и еще. Казалось, мы наступили на груду сухих веток и те возмущаются вопиющим неуважением незваных гостей.

Я даже пикнуть не успел, как под ногами разверзлась пустота. Выдохнул и ухнул вниз. Следом полетела и Леля. Только теперь дошло. Мы напоролись на вход в пещеру, замаскированный листвой и ветошью!

Костюмы позволили приземлиться почти без ушибов. Мы с Лелей одновременно вскочили на ноги, глядя на зарево аурной плазмы — оно освещало всю пещеру, плясало на стенах и взвивалось к потолку.

И кто бы мог подумать, что такой плазменный пожар устроили… крошечные черные зверьки. Они столпились в углу пещеры пушистой массой, и напоминали то ли сурков, то ли сусликов. Смешные мордочки с глазками-бусинками, по-беличьи пушистые хвосты, и маленькие когтистые лапки… Зверьки вызывали умиление одним своим видом, и аурой добавляли окружающим дружелюбия.

Я приоткрыл рот, чтобы удивиться, но что-то укололо в шею и тело обмякло.

Знакомое ощущение паралича сковало по рукам и ногам. Я только-только встал на ноги после падения и вот теперь снова мешком рухнул на пол. Пальцы закололо, сердце замедлило ритм, голова загудела.

Лекарство действовало на удивление быстро — я уже почти не мог пошевелиться, только шея еще поворачивалась.

— Ну что ж… Вайлис… Леля… Добро пожаловать. Не думал, что вы выживете. Хотя… таких индиго очень сложно убить, не так ли?

Звонкий и до противного мелодичный голос лился откуда-то сбоку. Я огляделся — вокруг никого не было видно. Леля тоже ошарашенно озиралась, бросая на меня встревоженные взгляды.

Не без труда я заметил, что у пещеры есть еще одна «комната».

Оттуда навстречу вышел человек… Индиго. Очень слабый, но индиго.

Мы не заметили бы его по ауре — плазменная энергия заслоняла слабые всполохи биополя незнакомца.

Даже сейчас на ее фоне его собственная аура едва просматривалась. От нее во все стороны струились желтые, бордовые и лимонные лепестки. Злость, досада и боль — отличный набор, чтобы совершить нечто отвратительное.

Глава 18 Тайна муританских гор — вторая часть

Не успев испугаться, подумать, мы с Вайлисом рухнули в пещеру и обнаружили удивительных зверьков.

Их ауру наполняла плазма, один в один как у индиго с огнем в крови. Яркая и насыщенная, казалось, она разгорается, когда животные собираются вместе.

Я с удивлением обнаружила, что среди них нет малышей и большинству уже далеко за сто лет. Столетние грызуны… ничего себе.

Когда нас окликнул Беззар, я уже узнала его по уникальной ауре. Мы не встречались лично. Но дважды я видела его по телевизору лет двести назад.

Нет, он не значился в том самом списке, который Аскольд совал под нос Магрису. Беззар был племянником одного из олигархов. И вот его дядюшку, правительственные агенты «сосчитали».

Беззар выстрелил в Вайлиса сверхпрочной иглой с каким-то сильным паралитиком. Другая не пронзила бы горный костюм. Спутник осел и распластался на полу.

Сердце тревожно забилось, екнуло. Я наклонилась к Вайлису, проверяя пульс. Он замедлился, но не до потери сознания. Синие глаза Вайлиса смотрела на меня с… сожалением и будто бы даже виновато.

— Прости. Я не могу тебе помочь, — послал мысль Вайлис.

Я покачала головой и услышала самодовольный возглас Беззара.

— Да не переживай, ничего не случится с твоим разлюбезным. Полежит так часов десять и сможет снова бегать и расследовать что ни попадя. У меня к вам разговор. К тебе, если быть точным. Насколько я понимаю, Вайлис тебя поддержит, — он многозначительно кивнул в сторону спутника.

Вайлис дернулся, я покачала головой, давая ему знак на время затихариться.

— Слушаю, — предложила Беззару высказаться.

— Устраивайся поудобней, — он бросил мне заготовку кресла. Непонятной формы черный комок с шорохом покатился по полу и мигом разложился в кресло-пуфик. Я осторожно ощупала сиденье на предмет очередных каверзных сюрпризов. Беззар хихикал за спиной. Иголок с паралитиком из кресла не торчало. Я присела, ощущая, как ноют усталые ноги. Придвинула легкое кресло поближе к Вайлису.

Одно его присутствие вселяло уверенность, почти не уместный оптимизм.

Я выпрямилась, расправила плечи и предложила Беззару:

— Давай уже, говори.

Беззар бросил себе вторую заготовку кресла, плюхнулся в него и начал:

— Позволь представить тебе самых удивительных животных Галактики, — он ткнул пальцем в кучку грызунов. — Пестреконы. Существа с плазмой индиго в ауре.

— Я заметила, — кивнула я. — Ну и что?

— Для такого агента как ты нелепо мыслить настолько немасштабно, — хмыкнул Беззар. — Мы обнаружили пестреконов случайно. Прогуливались тут с друзьями и — бац — такое биополе. Сложно не заметить, верно? Вы ведь нашли их также?

— Дальше, — кивнула я. Напряжение казалось осязаемым. Ложилось на плечи тяжелым грузом, давило на грудь, мешало дышать. Вайлис оставался в сознании — я проверяла его ауру каждую минуту.

— Вроде бы ничего выдающегося… Но! — Беззар выдержал театральную паузу. — Оказалось, что их кровь позволяет… та-а-дам! Зачать индиго. Не любому конечно… Только тому, кто сам индиго. Одна моя знакомая, очень слабая индиго это установила. Случайно. Приспичило ей с мужем друг друга… полюбить в этой пещере. Сырость, темнота, холод… романтика, — Беззар презрительно усмехнулся. — И в процессе девушка зацепила хвост зверушки. Какой был писк! — индиго до противного визгливо расхохотался. — Зверушка укусила девушку, девушка поранила ножичком зверушку. А та возьми, да и испусти дух. Мы грешным делом решили — чего добру пропадать и съели ее. Кстати, мясо у пестрекотов не ахти. Не рекомендую. Жесткое, сколько ни вари. Да еще и горчит… А потом… представь! Через восемь месяцев моя подруга родила индиго. А потом еще одного! И еще! Представляешь! Трое детей и все индиго! Ну а после уже мы исследовали все и выяснили причины… сама понимаешь…

У меня внутри что-то оборвалось. Вспомнилась дочка, сын, последние вздохи любимых детей и умиротворенные морщинистые лица, после того как врачи закрыли им глаза…

Они могли бы жить…

В груди заныло, боль растеклась по телу, и резала и рвала на части. Из глаз брызнули слезы.

— К сожалению, — прервал мои терзания Беззар. — Если забрать зверушек с планеты, они теряют свои свойства и плазму ауры тоже. Что-то вроде биоценоза у них с Муританной… Незадача, верно?

— И что? — я все еще не понимала — к чему он клонит.

— И это не все. Полтора литра крови пестреконов замедляют старение на сотни лет! Но пить кровь тоже нужно здесь, пока в ауре зверьков живет плазма.

До меня медленно, но верно доходило. И все-таки осмыслить до конца не получалось.

— Ты все еще не догоняешь, — деланно вздохнул Беззар. — Пестреконы — вымирающий вид. Ты заметила, что у них нет ни детей, ни беременных самок?

Я машинально кивнула — понимание не приносило приятных эмоций.

— На всех их не хватит. У нас с отцом целая очередь на условное бессмертие в этих горах. Мы нашли тут всего три колонии пестреконов. Полторы сотни зверушек, плюс-минус. И все. Зверьки не плодятся уже почти шестьдесят лет. Все исследованные нами самки бесплодны.

Беззар замолчал, выдерживая очередную нелепо-театральную паузу и закончил:

— Таким образом. Жаждущих бессмертия много. Желающих родить индиго тоже немеряно. Не все такие ура-патриотичные и принципиальные, как твой друг Илья. А запас зверушек ограничен. Предлагаю сделку. Вы с Вайлисом получаете себе ребеночка, который не умрет, как твои дети. А мы получаем тебя в помощь и конфиденциальность.

В груди больно кольнуло. Я всхлипнула, сжала кулаки, стараясь отключиться, взять себя в руки. Не время.

Вайлис издал странный звук.

— Леля, держись. Не поддавайся на уговоры мерзавца, — пришла от него тихая мысль. — Я с тобой Леля. Я с тобой… моя… Леля.

Казалось, внутри меня что-то умерло, боль нарастала. Сердце колотилось как сумасшедшее, воздуха не хватало. Меня рвали на части противоречивые желания. Господи! Сколько раз я хотела, чтобы мои ребята родилИсь индиго. Увы. По статистике у дети индиго почти никогда не наследуют способности. Почти… это слово мы оставили только ради надежды. Я не знала ни одного сородича, чьи дети получили бы нашу ауру и долголетие.

Мысль о том, чтобы наверняка родить ребенка, которого не придется хоронить, заставляла сердце радостно стучать в груди. Безумно хотелось плюнуть на все. На колонистов, на принципы, на долг агента. На все плюнуть.

Улететь с Вайлисом куда-нибудь на далекую планету. Жить с любимым мужчиной, в доме, полном детей и внуков много сотен лет. Разве не об этом я мечтала всю жизнь?

— Леля… Это все… не так… ты пожалеешь, — прорывались в спутанное сознание мысли Вайлиса. — Я поддержу тебя, чтобы ни сделала… Но ты сама пожалеешь.

И как ни странно, отрезвили меня не слова Вайлиса о том, что пожалею, о том, что все не так, не так просто… Отрезвила меня именно эта фраза. «Я поддержу тебя, чтобы ни сделала».

Беззар ждал. Развалился в кресле как хозяин положения. Словно он уже владеет всей Муританной и всеми пестеконами заодно. Почему он так в себе уверен? Ах да, он думает — колонии погибли. Только мы выжили, благодаря моей плазме. Отлично… Это мне на руку.

Прозрение холодом прошлось по телу. Я выпрямилась и поудобней устроилась в кресле. Как же подать сигнал остальным? Смогу ли сама повязать Беззара? А если он тут не один? Мысли метались в голове со скоростью света.

— Он наверняка как-то связывается с дядей, — подсказал Вайлис. — Нужно лишить его этой связи. Иначе нам конец.

Даже парализованным он помогал мне как никто другой. Я закинула ногу на ногу, вольготно развалилась в кресле и вгляделась лицо Беззара. Он заметно напрягся. Из ауры заструились ручейки страха.

— А почему ты уверен, что колонисты не выжили. Ну вот прям никто. Среди них были боевики. Агенты всякие, — исподволь начала я. — Мы сейчас договоримся. А завтра нас повяжут со всеми потрохами.

Беззар расслабился и расхохотался.

— Никто нас не повяжет. Вот это видишь, — он показал на манжет своего горного костюма — почти один в один как наши. — Это связь с дядей. Ему долгожитие тоже не помешает. Он ждет от меня вестей.

— Хм… — я все еще тянула время, усиленно соображая, как бы сделать так, чтобы Беззар не послал сигнал о помощи. — А чего ты сам на планету высадился? Да и вообще мелковато как-то. Один индиго, в одиночку.

— Ну почему же в одиночку, — пожал плечами Беззар. — На орбите корабль и там дежурят вояки. Просто пестрекоты чуют скопление народу и могут сбежать. В прошлую высадку мы спугнули их и зверьки затаились. Они как-то умеют приглушать ауру. Мы их потом два года по всем горам разыскивали. Замучились тут все прочесывать.

— А потом появились колонисты, — догадалась я.

— Да уж, принесла нелегкая, — отмахнулся Беззар. — Пришлось всех зажарить.

— Вначале вроде хотели чтобы они сами друг друга… Стравливали стравливали, — пока шел диалог, я усиленно соображала.

Итак. Тут Беззар один. Но у него есть связь с кораблем и дядей. Надо эту связь прервать. Но вот незадача. Неизвестно как отреагируют те, кто на корабле на исчезновение Беззара с «радаров». Может, высадятся и бросятся разыскивать. А там и до подземного хода доберутся.

Словно в ответ на мои мысли нас слегка встряхнуло, приглушенные хлопки донеслись как раскаты грома.

— Наши зачищают территорию колоний второй раз, — как ни в чем ни бывало выдал Беззар. — Никто не должен остаться в живых.

Внутренне содрогнувшись от его слов, от тона — совершенно будничного, равнодушного я с трудом нашла в себе силы продолжить разговор в том же духе:

— К чему такие грубости? — спросила с напускным удивлением. — Зачем же всех до единого?

— Кто-то пронюхал про пестреконов, — сообщил Беззар. — Кто-то очень умный. Ластриф — мэр талькаирсов — прилетал сюда проверить догадки. Кто знает, кому он еще сообщил. Лишний риск нам ни к чему. Да и Магрис не должен остаться в живых.

— Он же ваш? Не так ли? — уже вполне искренне удивилась я. До этого момента я полагала, что Магрис просто случайная жертва. Его поймали, и глава операции распорядился уничтожать поселения, предоставив Магрису выживать своими силами. Как выяснилось, все еще хуже. Работодатель Магриса решил избавиться и от него тоже.

— Много знает, много хочет, — ответил тем временем Беззар. — Обычное заблуждение мелких сошек. Все они считают себя слишком важными и требуют многого.

— Например?

— Например, крови пестрекона для рождения индиго. На Магриса мы не рассчитывали. Хотели расплатиться деньгами. Парень в долгах как в шелках, а туда же… выставлять условия… Дурак. Мы и так потратились, наращивая ему руку. Надо же головой думать, а не только тем местом, на котором сидят… — Беззар немного поменял позу, но продолжал всем своим видом излучать уверенность хозяина положения. Внешне. Аура индиго продолжала транслировать еще и совершенно другие эмоции.

И все же у Беззара были причины для толики самоуверенности.

Дернись я — он свяжется с кораблем. Стоп! А зачем я вообще ему понадобилась? Этот момент почему-то ускользнул от внимания вначале. А теперь, вдруг вопросы снова начали роиться в голове.

Почему не парализовать меня как Вайлиса из засады? К чему эти душещипательные беседы и откровенные разговоры о страшных злодейских планах в духе детских сказок.

— Гадаешь — почему я тебя тоже не парализовал, также как и его? — догадался Беззар, кивнув в сторону Вайлиса. — Все просто, Плазма. Буквально сегодня утром обнаружилось, что ты… индиго-воскрешатель… Спасатель жизней, можно сказать… Кудесница…

— У твоего дяди недостаточно доступа на мое досье индиго, — усомнилась я. Но ведь как-то же он узнал. Неужели врагов в президентских кланах у нас еще больше? Или Элдар Масгатович все же продался? Он ведь знал о возможных нападениях, знал гораздо больше, чем нам рассказывал… Неужели и к неподкупному шефу по тарелочкам нашелся подход? Беззар развеял мои сомнения.

— Все верно. У дяди нет доступа. Поэтому вначале планировалось уничтожить и тебя тоже. Но! — он поднял палец вверх, придавая тираде значимости. — Тебе крупно повезло! Вояки с корабля прислали нам пленку, где ты спасаешь себя и Вайлиса… после взрыва транспортника.

Я едва сдержала вздох облегчения. Значит, нас никто не предал. Шеф ни причем. Беззар узнал обо мне случайно. О Вайлисе и не догадывается.

Прямо камень с плеч. И все же. Зачем я им нужна?

— Ты не закончил. Так зачем я вам? — поспешила прояснить ситуацию.

Беззар хмыкнул.

— Нам во время испытаний пригодится существо твоих способностей.

Все интересней и интересней. Я с трудом сдержалась, чтобы не податься вперед на кресле.

— Что еще за испытания?

— Хм… видишь ли… моя дядя-то не индиго… человек…

И тут до меня дошло. Организм индиго благодатно принимает ауру пестреконов. Но с людьми все гораздо сложнее. Их тело может не выдержать вливания такой энергетики, также как не выдерживает биополя индиго. Беззар и его дядя решили купить меня. Купить возможностью иметь детей-долгожителей, получив взамен силу воскрешения.

Страховку на случай, если организм олигарха не сдюжит скрещивания человеческой ауры и плазмы пестреконов.

Ларчик-то просто открывался!

— Что же делать? — послала я мысль Вайлису, без надежды на дельный совет.

— Отбирать у него связь опасно, — ответил спутник. — Мало ли как у них оговорено. Я бы на их месте условился выходить на связь через определенное время. Или просто пеленговать сигнал. Нет сигнала — здравствуй бомбежка.

— Тогда у нас нет выхода, — мысленно вздохнула я.

Положение, в самом деле, выглядело безнадежным.

Корабль на орбите Муританны, вооруженный плазменными пушками последнего поколения лишал нас любого шанса одолеть Беззара. А без этого… я могу лишь согласиться. Хотя бы на время. Попытаться обманом протянуть время…

— Аскольд с агентами, наверное, уже отдыхают себе в подземном городе, — подумалось с тоской.

— Леля, ты справишься, — пришло от Вайлиса.

Да уж… Справлюсь. Вот только как? Придется идти на сделку с Беззаром. Другого выхода у меня просто нет.

Глава 19 Профсоюз индиго существует

Я думал, Леля согласится сотрудничать с проклятым индиго. А куда еще деваться? Нас обложили со всех сторон. Колонии бомбили снова и снова. Казалось, ситуации еще безвыходней, чем думалось недавно.

Леля спросила моего совета, и я ответил, что поддержу любое ее решение.

Плазма открыла рот, и тут мне в голову полился голос Ильи.

— А ну стойте! Самодеятели! Корабль мы нейтрализовали. Теперь пусть Леля нейтрализует племянничка.

Я знал, что и Леля все слышала. Она замешкалась с фразой, и Беззар заметил это. Скорее всего, шестым чувством индиго заподозрил неладное. Приподнялся в кресле и поторопил:

— Так, хватит уже рассусоливать. Либо соглашайся, либо оставайся тут. Двинешься, подстрелю паралитиком. Какая-то ты странная. Вон предыдущие ваши агенты — взяли деньги и положили начальству на стол лживые отчеты. А ты все телишься…

Леля будто бы расслабилась, но я видел, как натянулись ее мышцы, и чувствовал предельную концентрацию.

Она развела руками и очень спокойно произнесла:

— Я согласна. Почему нет? Я уже потеряла двоих детей… Где подписать?

Беззар хмыкнул — понял шутку и посерьезнел:

— Тебе надо только сказать свое согласие в мое устройство связи. Это будет компроматом. Если что — пойдешь под суд за предательство агентства, Земли и Галактического Союза.

— Да брось! Я за вас, — голос Лели звучал слишком равнодушно, слишком безжизненно, — она усиленно гасила эмоции. — Давай свое устройство.

Беззар побуравил Лелю внимательным взглядом и совершил роковую ошибку. Привстал и протянул руку вперед.

Леля метнулась к нему как молния, нажала на три болевые центра сразу, и с рукавом оторвала устройство слежения.

Беззар бросился к Леле, но она отскочила. Перемахнула через меня, и точным движением руки вытащила из кармана рюкзака веревку. Оба рюкзака громоздились за моей спиной.

Беззар попытался ударить Лелю в грудь, остановив сердце — его тоже обучали элитным видам борьбы. Плазма на секунду замешкалась. Сердце замерло в груди, разом ушло в пятки, когда рука мерзавца прошла в миллиметре от тела моей Лели.

Беззар выбросил вторую руку вперед, и в Плазму выстрелила парализующая игла. Я чуть не вскрикнул. Но умничка Леля пригнулась, и игла со звоном врезалась в стену пещеры.

Леля отскочила дальше и нанесла Беззару удар в нервный центр за ухом. Он пошатнулся и потерял равновесие. Леля присела и сделала Беззару подножку. Тот рухнул на пол и смачно выругался. Леля подскочила к Беззару, уселась сверху и связала ему руки так быстро, что я только диву давался. Наверное, помог адреналин. Парень оказался подготовленным лучше, чем мы думали. Как минимум, на уровне агента АУЧС.

Недолгое время Беззар еще трепыхался на полу пещеры, пытаясь не дать Плазме связать ноги. Но Леля справилась, хотя и не без возни.

Облегченно выдохнула и устало плюхнулась в кресло, спрятав устройство связи в рукаве Беззара в рюкзак.

— Зря стараешься, — желчно выплюнул парень. — Если я не подам специфический сигнал на корабль, сюда прибудет подмога.

— Не прибудет твоя подмога, — не выдержал я, — Ваш корабль уже обезвредили.

Беззар дернулся, перевернулся и сел, прислонившись к стене спиной.

Выдержал небольшую паузу и обратился к Леле уже совсем по-другому.

— Да ты понимаешь, какой теряешь шанс? Только не говори, что ты бы этого не хотела! — почти выплюнул он в лицо Леле. — Ты. Несчастная одинокая дура. Ты спасла тысячи жизней от случайной смерти. Но пережила всех любимых потому, что они умерли естественно, от старости, — Беззар скривился. Его красивое лицо, с тонкими чертами приобрело еще более хищное выражение, чем прежде. — Ты хотела этого, Лелейна. Просто не знала, как это сделать. И если ты меня не выдашь… Ты ведь можешь меня спрятать. Тут полно других пещер. Прямо рядом… В двух шагах… Если ты не расскажешь про две другие колонии пестреконов… А корабль… черт с ним. Вояки ничего не скажут. Умрут, а не скажут.

Леля замотала головой. Если бы я мог подняться, хотя бы пошевелить рукой. Но парализующий укол сделал свое дело. Я не чувствовал ничего, кроме боли Лели, кроме ее истошного беззвучного крика. Я не видел ничего — зрение резко отказало, перед глазами мелькали белые круги. Но в голову заливались картинки из мозга Лели.

Похороны, цветы, похороны… Мерзлая земля под лопатой могильщика. Заунывная песня саксофона и голубая брошка в руке Лели. Острая застежка колет пальцы. Гранатовми зернами капают из ладони капельки крови, орошая черную землю.

Снова похороны.

Горсть сухой глины в руке. Слезы. Шкаф и шкатулка с ириской. Кашемировый плед, пестрый, клетчатый.

Леля дрогнула, застыла с пляшущим огоньком в ладони.

Такая родная, такая несчастная, такая маленькая посреди огромной Галактики чужаков, посреди бед, оскалившихся со всех сторон. Я должен был ее защитить, но снова не сумел.

Внутри что-то взорвалось. Словно сердце не выдержало и треснуло.

— Если ты никому не скажешь, мы используем всех пестреконов из двух других колоний. А пока ловим, кто знает, возможно, они снова начнут плодиться, — Беззар напоминал мне демона. Самого настоящего, адского демона в человеческом обличие. Он соблазнял Лелю, давил на самые болевые точки. И она дрожала от боли воспоминаний, от тоски и безысходности прошлого.

А я… я слова не мог выдавить в поддержку Лели.

Внезапно Плазма выпрямилась, расправила плечи и повернула голову. Моя уже не ворочалась, но по лицу Лели, по ее настроению стало ясно — прибыло подкрепление.

Как они узнали — где мы? Тоже благодаря Илье, скорее всего. Вездесущий коммунист, похоже, имел гораздо более серьезные связи, чем полагала Леля. Иначе как он так быстро нейтрализовал корабль на орбите Муританны?

— Дура, — выплюнул Беззар.

— Аскооольд! — закричала Леля. Мои глаза застила белая пелена. Но я еще слышал топот ног правительственных агентов, ругань Беззара и вздохи Лели. И прежде чем провалиться в темноту ощутил ее прохладную ладошку на лице.

…

Тьма владела моим сознанием недолго.

Боль пронзила запястье, расползлась по венам, и я открыл глаза. Зрение сфокусировалось в рекордно быстрые сроки — военный антидот действовал превосходно.

Правительственных агентов и вояк уже не было видно.

Леля сидела рядом, на полу пещеры и гладила меня по голове, пропуская волосы сквозь пальцы.

— Я-а-а… — голос был еще хриплым, слова скатывались с одеревеневшего языка ценой огромных усилий. — Я люблю тебя, Леля, — выжал из себя.

Она посмотрела — удивленно, словно не веря собственным ушам.

— Что такое? — сердце гулко ударилось о грудную клетку. Я приподнялся на руках, игнорируя уколы — при каждом движении, казалось, в кожу вонзаются сотни булавок.

Вгляделся в лицо Лели. Она осунулась, побледнела, под глазами проступили синие круги. На щеках белели засохшие дорожки слез.

— Ты не веришь? — с каким-то глухим отчаянием спросил я. Снова здорово! Она опять от меня шарахается. Усталая обреченность разлилась по телу слабостью, даже немощью.

Я едва удержался, чтобы не рухнуть на каменный пол пещеры заново — даже руки затряслись.

— Да нет, верю, — вздохнула Леля. — Просто не думала, что ты скажешь это первым. Только очнулся и сразу об этом.

— Я очнулся ради этого. Ради тебя, — признался я — ее неравнодушие и ответ придали сил. Я поднялся и посадил Лелю к себе на колени, чтобы не мерзла на каменном полу. — Тяжело тебе пришлось. И я не помог, — не сдержал сожаления.

Она помолчала, шмыгнула и вдруг прильнула ко мне всем телом. И так, ни говоря ни слова, просидели мы несколько минут, наслаждаясь близостью друг друга. Тем, что мы друг у друга есть. Тем, что мы друг друга нашли.

Эпилог

Все колониальные квартиры похожи одна на другую.

Бежевые квадратные комнаты, однотипная мебель.

В подземном городе не кричат птицы и не стрекочут насекомые. И словно в качестве утешения шуршит искусственный ветер кронами деревьев, забрасывает в окно медово-пряные запахи цветочного нектара.

Зато здесь теперь новая база совместных научных исследований талькаирсов и землян. Нас с Лелей ненадолго оставили на Муританне. Следить за тем, как сработаются две расы. Все-таки первый опыт совместных научных исследований… Никакие эксцессы не исключены.

А надземные города еще предстоит отстроить. С новыми технологиями на это уйдет недели три. Ушло бы меньше. Но не хватает материалов. Их растратили на подземный ход и тайное поселение.

Вчера галанет взорвала новость о том, что дядю Беззара судили за превышение полномочий, и дышать на Муританне сразу стало легче. Сам Беззар пропал прямо из следственного изолятора. Никто из заключенных не помнит, как это произошло. Был индиго в камере и словно сквозь землю провалился.

Колонии пестреконов взяли под охрану биологи Талькаирсы и Земли. Никто не узнал про невероятное действие их крови на индиго. Зато все убедились, что она продлевает жизнь обычным гуманоидам. Не всех рас и не каждому. Но все-таки.

Чтобы удивительных существ не истребили, их днем и ночью охраняют, а нескольких изучают в лабораториях подземного города. Выясняют — почему зверьки перестали плодиться.

…

За окнами только что погасло искусственное солнце. Искусственная биосфера наполнила воздух влагой и вечерней свежестью.

Леля вышла из душа, обернутая в полотенце. Такая домашняя и такая моя. На шее блестит россыпь капелек, словно бриллиантовое колье.

Леля снимает заколку, и огненные локоны лавой льются на спину. Босые стопы — совершенные, с высоким, балетным подъемом, неспешно перекатываются по гладкому полу.

Я любуюсь ей, моей женщиной, моим тылом и домом, и мельранское либидо напоминает, что нет никого прекрасней и желанней.

Леля скользит взглядом по моему возбужденному телу, хихикает:

— Я начинаю думать, что тебя невозможно удовлетворить.

— А ты попробуй, — предлагаю я, роняю Лелю на кровать, прижимаю, и сливаюсь с ней воедино.

И снова бушует вокруг нас аурное пламя, взвивая ощущения до новых, небывалых высот.

Оглавление

Глава 1 Если все происходит не так, как мы представляем, значит все так и должно быть

Глава 2 Где кажется, что мельранцы и индиго, действительно, родственные расы

Глава 3 Где выясняется, что не все кого помнишь ты, хотят помнить тебя

Глава 4 О том, что мы можем и жалеть и не жалеть об одном и том же поступке

Глава 5 В которой разница между сном и явью удивляет героя

Глава 6 В которой героям придется поговорить, но многое останется невысказанным

Глава 7 В которой герои наконец-то приступят к обязанностям

Глава 7 О том как героиня узнала еще несколько удивительных фактов

Глава 8 В которой задумка Лели вызывает в герое больше эмоций, чем он сам мог предположить

Глава 9 Где герой впервые понимает, что такое страсть

Глава 10 Где герой узнает, что такое ревность

Глава 11 Где герои пытаются разобраться в своих отношениях и тараканах у себя в голове

Глава 12 Где герои ловят лазутчика и лишаются дома

Глава 14 Про переселение и не только

Глава 15 Каждый сам за себя, но предатели против всех

Глава 16 Беженцы и предатель

Глава 17 Тайна муританских гор

Глава 18 Тайна муританских гор — вторая часть

Глава 19 Профсоюз индиго существует

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg