«Вылечим всех!»

Вылечим всех! (fb2) - Вылечим всех! 883K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ясмина Сапфир

1

— Вербера в десятую операционную! Да не пыхти ты! Не такой уж он и тяжелый! Ты чего творишь, криворучка? А ну стой! Куда ты тащишь валькирию? В десятую палату, дурень! Таак! Погоди-и-и… Вертигра на МРТ! А мне плевать, что он много весит! Поместится, куда он денется? Коленом запихай, недотепа! Подкинь энергии жизни, чтобы обратился. Снимок должен быть в ординаторской через двадцать минут! Маргона в пятую смотровую! Я сам туда приду!

Кому-то все эти фразы могут показаться фантастической белибердой, кому-то розыгрышем. Только не мне. Я работаю в ночной смене в больнице на перекрестке семи миров больше двух лет.

Однажды вечером шла с работы, на родной Земле, поймала такси и… очутилась тут, среди волшебных существ. Полтора года обучения и стажировки медсестрой и вот он, головокружительный карьерный взлет — я врач третьей категории. Человеку пришлось бы учиться почти десять лет, стажироваться… Но мозг валькирии усваивает информацию не в пример быстрее, легче.

Но самое интересное не это! Самое интересное, что все два года я работала на испытательном сроке, в ожидании пока получу диплом Академии магической медицины. Стану врачом уже официально, по документам.

Еще бы! Валькирий седьмого уровня тут почти нет. Исцелять, как я, под силу лишь единицам. А то, что я никакой не медик, а рекламщик, дело десятое.

Начальнику ночной смены — Риккару, Рику, как его тут все зовут, так и вовсе плевать на мою прежнюю профессию. Василиск, что с него взять.

— Самира! Тебе нечем заняться? Или все же зашьешь парню лапу? — одернул меня Рик, привычно хмуря иссиня-черные брови. Его ярко-синие глаза полыхнули знакомым огнем.

Я отставила чашку с черным кофе на стойку регистрации — голубую, из пластика, похожего на подтаявший лед, и поспешила в первую операционную.

Следом засеменила медсестра Латифа — с ней я любила работать больше остальных. Маленькая, юркая и узкоглазая она напоминала кореянку, хотя на самом деле происходила из рода оборотней-лис.

Шустрая, с очень легкой рукой, Латифа была незаменима на осмотре и даже в операционной. А еще она никогда ничего не говорила мне под руку.

Первая операционная, как и вторая предназначалась для несрочных травм, требующих минимума энергии исцеления.

Рик брезговал рутиной. Поэтому особыми крестовыми швами из резиновых нитей— единственных, какие выдерживали обращение оборотней, обработкой ран специальным антисептиком для сверхсуществ занимались мы, его подчиненные. Точнее, наверное, подданные.

Василиск, способный видеть всех насквозь, почище рентгеновского аппарата и воскрешать только что умерших, имел здесь неофициальный статус царя и бога. И официальный — главврача и засранца, каких свет не видывал.

Операционная, выложенная полупрозрачной голубой плиткой, как и стойка регистратуры, напоминала ледяную пещеру. И холодрыга тут была такая же. Хорошо, что я ходила на работу не иначе как в шерстяных колготках и свитере, под голубой робой. Даже от нее словно веяло прохладой.

Рысь сидел на кушетке, положив больную руку на специальный высокий столик-подставку из того же пластика, что и все вокруг.

В воздухе пахло кровью и дезинфектором — ядреный аромат, хорошо, что я давно привычная. Поначалу глаза жутко слезились, болели, в горле першило.

Жилистый, гибкий оборотень, с ярко-рыжей, как и у большинства рысей шевелюрой наблюдал за мной хитрющими темно-серыми глазами.

— А ты ниче? — хмыкнул рысь, оглядев меня с ног до головы взглядом голодающего, обнаружившего на витрине сочный сэндвич. — Как зовут?

— Твой перелом ключицы, если не прекратишь на меня пялиться, — осадила я оборотня.

Все как обычно в нашем «дурдоме». Двусущие любвеобильные и нахальные, Маргоны, с которых люди рисовали эльфов, загадочные и утонченные. Даже если любвеобильные как двусущие. Василиски и драконы высокомерные до тошноты. А мы, валькирии, врачи и медсестры, стараемся не обращать на все это внимания. Потому, что все мы, валькирии из неволшебных миров, вроде моей, обычной Земли. И угодив в сказку, начинаем любить ее и получать удовольствие от общения даже с такими засранцами, как Рик.

Даже о том, что переход между мирами забирает воспоминания, почти никто не жалел.

Рысь хмыкнул, и пока я обрабатывала его рану откровенно «ночевал взглядом» на груди. Грудь у меня не огромная, но и не маленькая. Подчеркивать ее головокружительным декольте как некоторые местные девушки-оборотни не позволяет мерзлячесть. Но двусущим достаточно намека. Горячие они, оборотни — температура тела под 37, 5. И темперамент соответственный.

Рысь подвинулся на кушетке, поддернул черные джинсы и заломил бровь.

— Срежь ему рукав, — попросила я у Латифы. — И мне, пожалуйста, бинты, швы для оборотней, иголку и шпильку.

— А шпильку зачем? — хихикнула медсестра.

— Вставлю ему куда-нибудь, в чувствительное место. Слыхала выражение вставить шпильку? Пошутить, значит. Вот я и пошучу.

С внутренней стороны предплечье рыси было рассечено почти от локтя до запястья, но крупные сосуды не пострадали, да и рана выглядела чистой.

Я тщательно обработала ее дезинфектором. Оборотню явно успели вколоть обезболивающее, потому, что сидел он расслабленно и напрягался только чтобы изучить мою грудь с другого ракурса.

Я окатила рысь новым взглядом оскорбленной невинности, но это ситуацию не исправило. Оборотень хохотнул.

— Люблю недотрог! Они такие сладкие!

— А я люблю потрогать! — и я кивнула Латифе, чтобы она стянула рану. Рысь чуть заметно скривился, но почти тут же снова сально ухмыльнулся.

Я принялась зашивать, а оборотень, как завороженный, наблюдал за процессом.

— Я так понимаю, у вас опять сезонные драки за охотничью территорию? Или самку не поделили? А может даже чужую территорию с перепугу пометили? — не удержалась от ехидного вопроса.

Рысь не обиделся.

— Сезонные прошли. Это мы так, игрались и сорвались с гор междумирья. А за самку я уже готов подраться, — он подмигнул, давая понять, что мои «шпильки» не нашли цель.

Шов вышел аккуратный и вроде бы вполне себе прочный.

— Обратись, — попросила я рысь.

— Хочешь увидеть меня голым? — он легко спрыгнул с кушетки и в одно мгновение расстегнул серую рубашку.

— Мечтаю! — съехидничала я. — Давай быстрее, у меня там таких как ты еще десятки, в приемном маются.

— А ты горячая, хоть и холодная, — улыбнулся рысь, показывая небольшие клыки, чуть острее, чем у человека. — Десятки в приемной… как я.

Он двинулся навстречу. Я попятилась, не выпуская рысь из виду, и привычным движением отскочила к окну. Еще несколько метров — и преследователя ослепят жемчужины фонарей, на улице. Знаю по опыту — один прямой взгляд — и пара минут пляски кружочков перед глазами обеспечены.

— А еще ты шустрая, — хохотнул оборотень, но все же приостановился в нескольких шагах от меня. — И я очень люблю рыженьких валькирий, особенно с янтарными глазами. И с белой кожей, и с таким детским личиком. И с…

— Я поняла! — прервала я словесный поток рыси. — Я в твоем вкусе. Особенно после укола обезболивающего. А если вкатить еще дозу, вообще примешь за богиню любви и красоты. Обращайся, говорю. Швы надо проверить! Не в первый раз ведь небось! Хватит кочеврежиться.

— Зря, — пожал плечами рысь, — С твоей работой да с моими способностями…

Я взяла с металлического блюдца для инструментов самый большой скальпель — для верберов. Рысь снова хмыкнул и обратился.

Никак не привыкну, что происходит это в одно мгновение. Не ломаются кости, не расходится рваными лоскутами кожа. Раз — и он уже не человек.

Громадная рыжая рысь с хитрющими серыми глазами запрыгнула на белую кушетку и протянула лапу.

Я осторожно раздвинула густую шерсть и подшерcток.

Фуф. Швы в порядке.

Прикрыла глаза и послала сгусток энергии исцеления — сквозь веки, в глаза рыси. Оборотень довольно заурчал, как сытый кот от ласки хозяйки.

Получать лечебный импульс приятно. Тело становился легким, силы утраиваются, боль сходит на нет, раны мгновенно зарубцовываются. На себе довелось испытать. Вот только тот, кто делится энергией испытывает вовсе не столько приятные ощущения. Головная боль запульсировала в висках, выстрелила в шею. Я стиснула челюсти, добавила еще немного волшебного лекарства и выдохнула.

Открыла глаза, кивнула Латифе и поспешила к двери.

— Не попрощаешься даже? — послышался в спину мужской голос, кушетка запоздало скрипнула, оповещая о превращении. Из коридора потянуло соленым запахом крови.

Я вышла за дверь и едва не столкнулась с Риком.

Красивое, очень смуглое лицо василиска резко осунулось, скулы заострились. Крепкая, но гибкая фигура, обтянутая темно-синей врачебной робой чувствовалось сильное напряжение.

— У нас срочный вызов. Выборы вожака у верберов! — бросил мне Рик. — Не могут без нас начать друг друга месить. Нужны зрители. Собирайся! На завтра дам освобождение от занятий.

— Не надо! — резко отказалась я, переобуваясь в резиновые сапоги и набрасывая плащ. — Завтра мы вскрываем дракона и василиска! Хочу поучаствовать.

Рик ухмыльнулся, махнул рукой, и мы поспешили на выход.

…

Василиск накинул черный кожаный плащ, снял одноразовую синюю шапочку и иссиня-черные волосы, собранные в высокий хвост, упали ему на спину.

У турникета больницы дежурили два охранника-вербера. Громилы, размером с полтора человека, что в высоту, что в ширину, застыли, словно окаменели.

Выпятили квадратные челюсти и массивные подбородки, сложили руки на животе.

Я поежилась, глядя на футболки верберов и тонкие джинсы. Оборотни не мерзли. Особенно такие большие и такие хищные. Вегетарианцы, размером поменьше, гораздо хуже переносили холод, зато намного лучше — жару.

Заметив нас, охранники оскалились в приветственной улыбке, демонстрируя по четыре острых конусовидных клыка.

Рик даже не покосился в их сторону, я кивнула, и мы вышли наружу, по колени утонув в густом сиреневом тумане.

Влажный ночной воздух пах мятой и мелиссой.

Гулко, протяжно перекрикивались птицы.

Ночь на перекрестье выглядела сказочно, невероятно. Я любовалась ей миллиарды раз, выходя ночью из больницы, но привыкнуть так и не смогла.

Золотистые звезды не стояли на месте, как на Земле, а каравеллами плыли по темно-фиолетовому небу. Две белые круглолицые Луны кружили, то и дело менялись местами.

Похожие на свечки кипарисы возле больницы словно парили над землей, скрытой сиреневым туманом.

То высовывались из него, то прятались вновь мордашки местных котов — приживалок возле больницы. Мы прикармливали крупных зверушек, размером с земную собаку. А они предупреждали о магических бурях и, если требовалось, искали животных, которых вовсю использовали здешние медики.

В нашей больнице многие лечебные аппараты были живыми, имели глаза, рты, а некоторые еще и ноги с ушами. И вот последнее было настоящей проблемой. Потому что эти самые глаза норовили что-то рассмотреть, уши ловили резкие звуки, а ноги пытались унести владельца подальше от всего, что казалось опасным.

Сверкающий, черный лимузин висел у входа, словно корабль, который плывет по туману-морю.

Рик открыл дверь и как обычно подсадил меня, схватив за ягодицы раньше, чем успела отпрянуть или ударить по нахальным змеиным рущичам.

— Если чешутся руки, лучше почеши их скальпелем, — съязвила, торопясь в салон.

Плюхнулась в мягкое черное кресло и пожалела, что не взяла кофе — уснуть в таких сиденьях ничего не стоит.

Слабый медовый запах отдушки, как назло расслаблял, разнеживал. Нет бы источать что-нибудь ядреное, как наш дезинфектор!

Рик беззвучно заскочил в машину и, конечно же, занял место рядом со мной.

Из двадцати кресел по бокам огромного салона он выбрал именно то, в котором мог доставать меня всю поездку. Как обычно.

И как обычно Рик прижал колено к моему, не смотря на то, что в наших креслах уместились бы еще человека три.

Я посмотрела на василиска. На лице его появилась прекрасно знакомая мне кривая усмешка.

— Смущает? — с явным вызовом спросил Рик, сверкнув синими глазами.

— Тот факт, что тебе всегда не хватает места — да! — парировала я. — Такое ощущение, что еду с тремя василисками и двумя драконами.

— И пятью верберами, — рассмеялся Рик, но ногу не сдвинул ни на миллиметр.

Глаза его светились, а улыбка не сходила с губ.

— Не переживай, дорогуша! Сейчас повеселимся, — хмыкнул Рик. — Бои без правил. Команда поддержки с фигурами боксеров и гривами на шее и спине. Раны, травмы, кровь, кишки. Веселуха!

Поразительно, как резко и сильно он менялся, когда мы оставались наедине. В больнице Рик вел себя как строгий начальник, заноза в одном мягком месте.

Но когда мы вместе отправлялись на выезд, шутил, подкалывал и вообще вел себя скорее как старший приятель.

Казалось, он меня опекает…

Да и на вызовы Рик брал меня чаще остальных. Даже не так — если я была свободна, василиск непременно звал с собой. Если занята ненадолго — ждал. И брал кого-то другого, только если мой пациент требовал много времени, а вызов не мог ждать.

Машина резко набрала высоту — мы летели над горами перекрестья.

Странная тут местность, плохо понятная законченному материалисту, вроде меня. Я ведь даже в ауру раньше не верила. А теперь разглядывала ее, изучала, восстанавливала. Делала слепок и накладывала на физическое тело владельца… Чтобы быстрее поправлялся.

Занималась тем самым «шарлатанством», которое в своем мире осуждала сколько лет?.. Не уверена. Прежняя жизнь почти стерлась из памяти. Лишь иногда будоражили обрывочные образы, картины. Некоторые визитеры в перекрестье умудряются частично вернуть «потерянное время»… Но большинству это не удается вовсе.

Горная гряда напоминала ряд переломленных слоеных пирогов из розового, голубого, зеленого и желтого теста. Сиреневый туман пушистыми шапками ложился на вершины, стелился вдоль тропок и клубился в расщелинах.

Выглядело нереально красиво.

— Только валькирии может быть интересен холодный, мертвый камень, чем живой, горячий мужчина, — хмыкнул прямо над ухом Рик, опалив меня дыханием.

Мурашки побежали по шее.

— Ты слишком горячий, боюсь, спалишь, — Развернулась я к василиску. Он снова расплылся в кривой ухмылке. Лицо Рика оказалось близко-близко. От него пахло приятным парфюмом — свежим, с ноткой мяты. Рик задышал быстрее, обдавая мое лицо жаром. Я отлично знала — он может дышать даже огнем. В мифологии принято считать, что василиски сжигают взглядом. На самом деле, эти ящеры-оборотни недалеко ушли от драконов. Разве что выглядели немного иначе и не столько летали, сколько передвигались порталами. И часто наведывались в перекрестье.

Перекрестье соединяло несколько волшебных и обычных миров, но и разделяло тоже. Попасть сюда могли лишь существа с очень сильной аурой и мощными магическими способностями. Так они и делали — шастали туда и обратно, создавая нам лишнюю работу неудачными выходами прямо в горные утесы, а то и вовсе посреди неба.

Многие сверхъестественные расы селились именно здесь, на перекрестье, привлеченные особенным волшебством, какое больше нигде не встретишь. На перекрестье быстрее заживали раны и травмы, удлинялась жизнь, ивсе механизмы работали на особенной энергии. Она витала повсюду в неограниченном количестве. Приборы питались буквально из воздуха, обходясь без розеток, аккумуляторов и батарей. И никаких тебе отключений электричества! Ни на день, ни на час, ни на секунду!

Красота!

На перекрестье в мире жили почти все волшебные расы, сколотив общее правительство — что-то вроде парламента. Тут было интересно и загадочно. А местная медицина собрала все лучшее из ближайших миров, и добавила чудеса самого перекрестья.

Машина словно увязла в невидимой преграде. Дернулась, замедлила ход, за окнами сгустился сиреневый туман. Налип на прозрачный пластик и стекал вниз, как дым.

Секунда-другая глухой тишины и… мы в другом мире, на опушке смешанного леса. Вот так запросто, одномоментно.

Пушистые треугольники елей казались призрачно-голубыми в лучах сотен ярких «летающих лампочек». Повинуясь магии, они висели в воздухе, и едва заметно вздрагивали от порывов ветра. Днем они гасли, а с наступлением сумерек вспыхивали безо всякого вмешательства со стороны. Курчавые дубы распростерли громадные кроны на опушке. Аккуратные, тонкие березки словно бы светились изнутри.

Поселок верберов напоминал коттеджный. Кирпичные дома — строгие и лаконичные с разноцветными черепичными крышами огораживали бревенчатые заборы.

В самом центре поселения бросалась в глаза громадная площадка-арена, ярко-освещенная такими же «летающими лампочками», как и возле лесной опушки.

Нас уже ждали. Вокруг арены толпились верберы — шумели, галдели, толкались. Но бои не начинались.

Когда машина выплыла из темноты, оборотни довольно загудели, кольцо зевак разомкнулось, давая нам сесть у самых заграждений площадки для боев. Сверху столбики по углам арены выглядели совсем небольшими. Но я-то знала, что каждый из них в два человеческих роста.

Между столбами были натянуты тугие канаты, с три моих пальца толщиной.

Среди верберов я всегда ощущала себя маленькой и хрупкой. Даже среди женщин. И почему-то очень хотелось держаться рядом с Риком, казавшимся могучим и сильным. Ростом лишь слегка ниже самых высоких верберов, он был заметно изящней, но в каждом движении василиска ощущалась невероятная мощь. Такая, перед которой отступали самые крупные оборотни.

Если же они слишком увлекались, зарывались Рик полуобращался. В такие минуты он человеческого обличья не терял, но контуры тела словно размывались. И чудилось — василиск увеличивается в размерах раза в полтора, становится тяжелым, грузным.

Машина замерла в метре от земли, Рик выпрыгнул наружу, и подал мне руку. Я оперлась об нее и вынырнула из уютной кабины в суматоху поселения верберов.

2

В поселке пахло жареным мясом и хлебом.

Взвинченные оборотни в нетерпении мялись у арены, шумно переговаривались, и даже не смеялись — утробно гоготали.

Секунда, другая и… я окунулась в эмоции верберов, как в воду, и они накрыли с головой, ненадолго почти лишили ясности мысли.

Я отчетливо ощущала адреналин — он витал в воздухе, нагнетая напряжение.

Черт! Это ведь мои вторые бои! Пора бы привыкнуть… Но сказать легче чем сделать. Особенно когда отовсюду давят чужие эмоции, энергетика — дикие, мощные, неконтролируемые…

Кровь бешено застучала в висках, страх сковал по рукам и ногам, изнутри поднялось сильное раздражение.

Рик властно приобнял меня за талию и медленно повел к арене.

Вот сейчас, здесь, мне и в голову не пришло возражать, возмущаться его нахальством и бесцеремонностью.

Напротив, покровительственный жест пришелся более чем кстати. Навязанные эмоциями оборотней чувства сразу отпустили, пульс почти выровнялся, и я вздохнула с облечением.

Верберы столпились вокруг, и, не взирая на близость Рика, я почувствовала себя неуютно. Даже подростки были выше меня на голову и крупнее в раза в полтора. Высокие, статные женщины почему-то напоминали строки из классики: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет».

По сравнению с ними я выглядела лилипуткой, с подтянутой, правда, фигурой — об этом я заботилась регулярно. На мои узкие плечи и худые икры большие и хищные оборотни неизменно смотрели с жалостью.

Мы с Риком остановились у заграждений. Сзади снова набежали зеваки. Но вокруг нас образовалось словно безопасная зона. Верберы не напирали, как друг на друга, выдерживали расстояние в несколько шагов. Еще бы! Уж я-то знала, что Рик легким движением руки уложит любого из них. А хвостом… хвостом расплющит всмятку так, что ни один хирург не соберет.

Словно ощутив мою неуверенность, василиск вновь обнял, притянул к своему горячему телу.

Вдох… выдох… вдох… выдох… Отпустило.

Сколько тут верберов? Навскидку не меньше тысячи. Только взрослые и подростки, детей на такие мероприятия не пускали.

В шуме и гаме я едва слышала василиска.

— Сейчас придет Маллес, — деловито сообщил он.

— Он же вроде главный среди других верберов? Нет? — удивилась я, повернула голову и носом едва не уткнулась в грудь Рика.

Василиск хмыкнул, но не отодвинулся ни на миллиметр. Наклонился, обжигая висок дыханием.

— Дикая ты, Самира. Как будто все эти два года жила в лесу, причем среди одних деревьев и кустов. Как можно не знать вожака вожаков? Так можно и начальство забыть… Маллес — куратор всех племен верберов в мирах перекрестья и на самом перекрестье тоже. Он объявит претендентов и даст сигнал к началу боев.

Недовольный возглас вырвался сам собой.

Ну да! Конечно! Как я могла не знать? Я крутилась как белка в колесе, не останавливаясь, не отдыхая. Смена, несколько часов беспокойного сна, учеба, новая смена… Лекции, практики, раны, переломы и опять все по-новой.

— Я просто видела Маллеса в другом поселке верберов, — пробубнила себе под нос. — Выезжала к нескольким детям — играли в лесу и упали в овраг. Маллес вызвал дежурную бригаду, объяснял ситуацию, успокаивал мамочек… Откуда мне было знать, что он такая шишка?

Даже краем глаза я видела, как тепло улыбается Рик, будто слушает оправдания ребенка. Василиск погладил по голове, по спине, и вдруг без малейшей тени издевки произнес:

— Ничего. Еще всех узнаешь…

От его тона — почти нежного, слишком ласкового, у меня мурашки побежали по спине. Сама себе удивляясь, я вернула Рику улыбку и резко сменила тему:

— А предыдущий альфа?

— Оттрубил на посту двести лет. Ушел на заслуженный отдых. Если повезет, мы его еще увидим.

— Верберы живут триста-триста пятьдесят лет, — зачем-то повторила я вслух материал давнишней лекции про двусущих.

— Молодец! Выучила урок! — вновь погладил меня по голове Рик, словно отец — послушную дочь. Даже пучок на затылке растрепал. Плевать! Хотя мои длинные шелковистые волосы не так-то просто собрать и заставить лежать как надо.

Странно, многозначительно покосились на нас две верберши, в темных джинсах и футболках, как и большинство соплеменников. За редким исключением, оборотни предпочитали простую, удобную одежду. Только драконы, василиски и… лисы щеголяли в рубашках и брюках из дорогой ткани и вообще любили наряжаться.

Внезапно все стихло. Казалось, только что я смотрела фильм с очень громким звуком и его резко выключили.

Тишина звенела, как натянутая до предела струна.

Толпа на противоположном конце площадки расступилась, и на арену вышел Маллес. Сейчас он выглядел также диковато, как и в нашу первую встречу. Вздыбленная светлая шевелюра, чуть ниже лопаток, кустистые темно-русые брови, трехдневная щетина. Резкие, крупные черты, высокий лоб и квадратная челюсть. Если бы я не знала, что Маллесу уже под двести лет, приняла бы за мужчину лет тридцати пяти, как говорят люди, в самом соку.

Мешковатая серая футболка и вытертые джинсы придавали облику вожака вожаков почти мальчишескую расхлябанность, бесшабашность.

Женщины от него просто млели. И не только верберши, и не только оборотни. Помню, к нам случайно занесло двух туристок — человеческих женщин, или просто человечек, как любили называть их сверхестественные расы. Вроде бы людям на перекрестье вход заказан, но иногда они как-то туда прорывались. Говорят, проходили там, где истончалась граница между ближайшими мирами и перекрестьем. Жить у нас смертные не могли — особая энергия убивала их за считанные недели. Поэтому «туристов» отправляли назад, подлечив, если требовалось. Человечки прибыли с ушибами и ссадинами, а Маллес как раз навещал раненого альфу. Что было-о-о! Женщины охали и ахали на всю больницу.

«Какой мужчина», «Вот это мужик», «А он огого!»

Маллес обвел присутствующих пронзительным взглядом темно-карих глаз. Зеленые крапинки на его радужках удивительно поблескивали в свете летучих лампочек.

Грубо очерченные губы вожака вожаков растянулись в хищной улыбке. Было видно насколько Маллесу нравится происходящее, что он почти кайфует в предвкушении боев. Чего нельзя было сказать про меня. Я поежилась, представляя грядущий кошмар, инстинктивно втянула голову в плечи. Рик обнял покрепче и заметно напрягся, окаменел — должно быть, заранее прикидывал, сколько работы нам предстоит. Я об этом предпочитала даже не думать.

— Ты в порядке? — дыхание василиска вновь обожгло висок.

Я кивнула, наслаждаясь теплом Рика, и неожиданно поймала себя на мысли, что принимаю его заботу как нечто очень нужное и совершенно естественное.

— Мы начинаем бои за главенство над племенем, — низкий, немного рычащий голос Маллеса пронесся над ареной. Я всегда поражалась — как удается верберам покрывать голосом такие расстояния? Другой бы давно сорвал связки, как минимум, охрип.

— Луженая у него глотка, — словно в ответ на мои мысли хмыкнул Рик.

Три молодых вербера, справа, посмотрели на нас то ли с интересом, то ли с осуждением. Не всякий здесь рискнул бы обсуждать Маллеса. Неважно, в каком ключе — восхищенном, насмешливом, обсуждать, в принципе.

Маллес оскалился сильнее и рубанул рукой по воздуху. Толпа расступилась вновь — справа от нас, и через образовавшийся перешеек на арену вышли около сотни верберов.

Все до единого огромные, даже по сравнению со зрителями, они выглядели свежими, отдохнувшими, готовым к бою. Хотя я-то знала, что прежде чем выйти на финальный поединок, оборотни прошли строгий отбор. Совет вожаков неделями проверял их силу, ум, ловкость, способность стратегически мыслить, решать племенные задачи.

Смотрели претенденты с прищуром, даже с хитрецой, едва заметно поводили мышцами, разминаясь.

И… разошлись по сторонам, торопливо сбрасывая одежду.

Сейчас начнется.

Поединщики будут драться небольшими группками то в звериной ипостаси, то в человеческой, десятки раз обращаясь во время боя. Людьми верберы более ловкие, лучше предвидят действия противника. В звериной ипостаси силы у оборотней почти не прибывает, но вырастают острые как бритвы, когти, и почти непробиваемая шкура.

Претенденты будут что есть сил драть друг друга клыками и когтями, бить наотмашь и пинать в самые чувствительные места. В таких сражениях друг друга не щадили, но и погибших почти не было. Поединщики больше старались вывести противников из строя, отстранить от борьбы, чем убить.

Я резко выдохнула, застыла в ожидании.

Секунда — и перед нами вперемежку люди и медведи — темно-бурые, иссиня-черные, ярко-рыжие… Среди обычных косолапых таких окрасов и не встретишь.

Маллес все еще возвышался посреди арены, и только когда обвел всех взглядом — и претендентов, и зевак, вновь рубанул рукой по воздуху.

Поединщики в едином порыве утробно зарычали и бросились друг на друга…

…

Запах крови смешался с запахом жареного мяса, рычание — с криками боли и воплями зевак. Ненадолго я почти оглохла, в ушах застучали молоточки, руки похолодели, ледяной ком упал в желудок.

Захотелось развернуться спиной к кошмарному действу, заткнуть уши, зажмуриться и ждать.

Рик осторожно убрал с моего лица непослушную прядь, погладил по спине и шепнул, привычно обжигая ухо:

— Переключись. Давай нашу любимую игру. Смотри и говори. Поглядим, как я тебя натаскал. В прошлый раз за тобой осталась гора трупов. Многие племена варваров обзавидовались бы.

По непонятной причине я сразу расслабилась, паника исчезла как небывало, пришло странное, будто навязанное извне спокойствие. Хм… Неожиданно… Приступ паники не так-то легко снять, даже нашими волшебными лекарствами. Рик напрягся сильнее, переступил с ноги на ногу.

Ближе к центру площадки сцепились с десяток верберов, в зверином обличье. Они остервенело рвали друг друга клыками и когтями — клочки шерсти, шмотки плоти, брызги крови летели во все стороны.

Хорошо, что Рик так вовремя меня настроил. Я больше не воспринимала схватку как нечто ужасающее.

Смотрела на все деловито, без особых эмоций, как инженер, который изучает поломку оборудования и прикидывает — что нужно заменить, залатать, припаять.

Иначе, как в свой первый выезд на бои тигров, уже сползла бы на землю, оглохла от гонга сердца в ушах и зажмурилась так, что веки заныли. Тогда я сама не сильно отличалась от пациента. Даже странно, что василиск продолжил брать меня на выезды и ни разу не припомнил той оплошности. Я-то ожидала от него череду язвительных комплиментов. Типа — били тигров, а грохнулась ты… Не иначе как особое волшебство валькирий… Рик обожал рассказывать о том, как слабые духом врачи «облажались на выезде», «распустили нюни», «растеклись жалобной медузой». Обязательно добавлял, что таким бы не в перекрестной больнице работать, а в институте благородных девиц танцы преподавать. И собирал на эти побасенки немало слушателей со всего лечебного заведения. Но про меня почему-то ни разуне проронил ни слова…

Будто бы и впрямь взял на себя роль заботливого опекуна.

Эти мысли тоже придали мне уверенности. Вдруг подумалось, что я в полной безопасности, василиск защитит, отведет любую беду…

Тем временем, клубок тел распался и оттуда вывалился один из верберов. Он как-то неловко, неестественно рубанул лапами по воздуху, словно пытался вспороть его окровавленными когтями, и распластался на бурой траве. Из рваной раны на виске оборотня, неподалеку от маленького медвежьего уха, брызнула кровь. Пострадавший натужным рывком приподнялся на четвереньки и часто задышал, бешено вращая глазами. Попытался встать, но зашатался и снова грохнулся навзничь.

— Сотрясение, — ткнула я в него пальцем. — Срочная помощь не нужна. Не человек все же, вербер. Сам очухается. По окончанию боя срочно сделать МРТ. И поместить восстанавливающего кровообращение моллюска на голову. Если совсем плохо, уложить на левый бок, — я приостановилась, вспоминая. — Так… людей и маргонов — на правый, оборотней — на левый. У них желудок иначе расположен. Если не тошнит, голову выше, лекарственную настойку и покой на сутки или двое. Если рвет — уложить на бок, чтобы не захлебнулся.

— А моллюска на случай микрокровоизлияния в мозг? Чтобы уж наверняка пробило? А то вдруг выкарабкается, зараза! — ухмыльнулся Рик.

Я пожала плечами и кивнула, отдавая должное его уму и врачебному опыту.

— Ладно-ладно, — василиск погладил меня по спине снова, даже почти без снисхождения, скорее с какой-то утешительной лаской. — Ты почти права. Но у оборотней слишком быстрая регенерация. На МРТ микротравмы уже будут не видны. Но слабое место в сосудах останется. Что-то вроде усталости металла… Поэтому лучше все же закрыть пациентам глаза и положить на веки ррагона. С его целебными щупальцами и успокоительной слизью на коже.

Как и большинство уроженцев перекрестья, моллюск ррагон имел две ипостаси. В твердой он походил на лилового паука, покрытого той самой лечебной слизью. В жидкой — на улитку — щупальца исчезали, оставалось лишь тельце, глаза и мягкий панцирь.

— Туда глянь! — Рик ткнул пальцем в другой конец арены. Там трое верберов, в человеческом обличье, остервенело пинали четверых, в живот и в грудь.

Те сжались в позе зародыша, плевались кровью, а одного кровью даже рвало.

Я уже дернулась, собираясь рвануть к нему. А вдруг кровотечение из дыхательных путей? Даже оборотень умрет до конца боя. Но неет… Вербер приподнялся на локте, и алая струя хлынула уже не изо рта — из разбитого, немного даже расплющенного носа.

— Поврежден шнобель, — облегченно выдохнула я. — После драки МРТ. Надо убедиться, что цела кость или хотя бы не сместилась. Посмотреть — насколько повреждены хрящи. Если за время боя зарастут криво, сломать, вправить и дать энергию жизни.

— Ну да, а пока пусть истекает кровью. В конце концов, у верберов ее целых семь литров. Не то, что жалкие пять, у людей. Пусть поделится с миром, — хохотнул Рик.

— Тогда свертывающую мазь. Потом МРТ. Если образуются паталогические рубцы, придется удалять.

— А чтобы не образовались? — Рик изогнул бровь, синие глаза его улыбались.

— Можно дать замедлители регенерации. Но только после анализа крови на Р-частицы*, — опередила я василиска. Он явно горел желанием напомнить, что теперь я забыла о самом страшном биче двусущих.

Совершенно нерастяжимые, жесткие шрамы, при обращении причиняли оборотням ужасную боль, а порой даже трескались, образуя незаживающие язвы.

— Ладно-ладно, — криво усмехнулся Рик. — Вот тот?

В углу арены катался вербер, схватившись за руку и за ногу. Из рваных ран белесыми пиками торчали куски костей.

— Открытый перелом со смещением. Если преодолеет боль и вправит, заживет само. Обычно верберы так и делают. Но после драки стоит перестраховаться. Рентген, антибиотики, покой. Иммунитет у верберов железный. Но есть бактерии, с которыми даже они не справляются. Плюс потеря крови и потеря энергии на превращения.

— Кровью дадим истечь? Или этого пощадим?

— Пощадим. Анализ крови и свертывающая настойка, если потребуется.

— Нам повезло, что пациенты не люди, — хохотнул Рик. — Иначе больницу пришлось бы переименовать в агентство киллеров. Думаю, работы бы у нас не убавилось. Зато эффективность возросла бы в сотни раз.

__________________________

*Частицы крови, отвечающие за ускоренную регенерацию. Если их слишком много, образуются нерастяжимые рубцы.

…

Игра «Сколько Самира убьет пациентов» всегда веселила Рика. Он язвил не переставая, по поводу и без, но и обучал очень многому, делился бесценным опытом.

Пока я убивала больше верберов, чем спасала, бои закончились, а на горизонте забрезжил рассвет. Алые лепестки лениво потянулись ввысь, раскрашивая белесые облачка красно-розовыми кляксами.

На ближайших к перекрестью планетах время непостижимым образом подстраивалось под само перекрестье. Из его ночи мы почти всегда попадали в ночь соседних миров, из утра — в утро. Я никак не могла разгадать этот парадокс. Но факт оставался фактом. Продолжительность суток на планетах была почти одинаковой, но вращались-то они вокруг своих звезд каждая по-своему… В моей голове убежденного материалиста не укладывалось, как эти громадные космические системы чувствовали друг друга и как умудрялись подладиться.

Над ареной витал запах крови — соленый и очень густой.

Эмоции верберов хлынули со всех сторон — боль, азарт, восторг победы, горечь поражения смешивались в жуткий коктейль, заставив дрожать и ежиться. Казалось, плотину моего спокойствия прорвало, и все, что она сдерживала, бурным потоком обрушилось на голову.

Рик привычным жестом погладил по спине. Вначале я вздрогнула от неожиданности, а потом, резко стало легче. Эмоции ушли как вода в песок.

Появилась деловитость, собранность.

Я окинула изучающим взглядом простор для деятельности.

Легкораненые торопливо ретировались с места поражения. На обильно политой кровью буро-зеленой арене остались лишь пострадавшие гораздо более серьезно. Не меньше сорока оборотней, по моим скромным подсчетам. По счастью, далеко не все они стали нашей заботой. У верберов была своя больница и свои врачи. Они уже ловко орудовали на площадке для боев, осматривая и сортируя пациентов. Всех, кому могли помочь сами, «латали» на месте и уносили прочь. Оставляли лишь тех, кто, по их мнению, нуждался в более серьезном обследовании или лечении. Или в нашей энергии жизни, способной исправить то, что не в силах исцелить местная медицина.

Оборотни обладали почти такой же живучестью, как бессмертные из книг моего родного мира. По крайней мере, из тех, которые я еще помнила.

Самые страшные, казалось бы, травмы на них почти всегда заживали бесследно. Наша задача по большей части заключалась в том, чтобы этому ничто не помешало. Плохая свертываемость крови, криво вправленные кости, инфекции, все те же паталогические рубцы. В остальном, организмы верберов делали все сами.

Я не понимала — кто победил, пока Маллес не появился на площадке, среди окровавленных тел.

Рядом с ним размашистой, вальяжной походкой вышагивал черноволосый вербер. Его длинная курчавая грива все еще стояла дыбом и огромной шапкой обрамляла квадратное лицо.

Победитель выглядел далеко не самым крупным из претендентов, но очень гармонично сложенным. Только переразвитые мышцы спины, из-за которых оборотень немного сутулился, портили впечатление.

На носу будущего вожака уже зарубцевались несколько ран от когтей, под глазом почти прирос назад отодранный клок мяса. Но в остальном, если не считать нескольких ссадин на руках, обнаженный вербер выглядел целым и невредимым.

На долю секунды над площадкой воцарилась уважительная тишина.

Беснующаяся толпа смолкла, замерла — прониклась торжественностью момента. Врачи-оборотни прервались, вскочили, выпрямились по струнке, приветствуя нового альфу, и вернулись к пациентам.

Только птицы нарушали звенящую тишину мелодичными утренними трелями, да легкий ветерок шуршал листвой.

Даже раненые перестали стонать.

— Это ваш новый вожак — Раттибор! — рык Маллеса разнесся по площади.

Верберы загудели, зарычали, потрясая в воздухе огромными кулаками.

Сейчас они напоминали мне племя древних людей, после удачной охоты на мамонта.

— Вот теперь пошли, — Рик ловко проскользнул между канатами и потянул меня следом. Я перелезла тоже. Василиск снял с плеча одну из аптечных сумок. Он нес их обе, как обычно. Протянул сумку мне и вдруг метнулся на другой конец арены. Один из верберов не утерпел, не дождался помощи, привстал, собираясь дойти до ближайшего врача-сородича. Вдруг резко побледнел, упал как подкошенный, и из живота его фонтаном хлынула кровь. Должно быть, порвалась крупная артерия… Рик склонился над пациентом, первым делом вливая ему энергию жизни…

Я собиралась рвануть к другому, с проломленным черепом и безумно вытаращенными глазами. Но в этот момент Маллес странно выпрямился, пошатнулся и завалился на спину. Глаза его закатились, закрылись, и главный вербер перекрестья отключился. Ни с того, ни с сего. Просто так.

— Рик! — вырвалось у меня.

Василиск обернулся, спал с лица.

Крикнул одного из врачей оборотней, передал ему пациента и подскочил к Маллесу.

За вожака вожаков переживали все. Только что толпа возле арены вопила от восторга, азартно обсуждала схватку. И вот отовсюду загремели встревоженные возгласы, оборотни плотнее сгрудились вокруг площадки. Некоторые даже собирались залезть на арену, но их остановили быстрые медбратья-сородичи.

Даже мой парень, с проломленным черепом привстал и пополз в сторону «вожака вожаков», оставляя за собой кровавые дорожки.

Раттибор присел рядом с Маллесом на одно колено и придерживал его голову. Изо рта оборотня шла пена.

— Ну чего телишься?! На бок его! — рявкнул Рик.

Раттибор быстро перевернул Маллеса. Василиск опустился на корточки, пощупал пульс вожака вожаков, вытащил стетоскоп. Задрал футболку Маллеса, и некоторое время сосредоточенно слушал.

Неудовлетворенно покачал головой, отложил стетоскоп и скомандовал нам с Раттибором.

— Отойдите шагов на пять!

Мы послушно подчинились. Не знаю, понимал ли новый вожак, что Рик собирается исследовать больного рентгеновским зрением. Но я догадалась сразу же. Значит, дело еще хуже, чем предполагала. Либо легкие совсем не прослушиваются, либо сердце остановилось, а может и все вместе. Иначе Рик не стал бы так рисковать, облучая пациента. Рентгеновское зрение — штука замечательная, можно видеть всех насквозь, никаких приборов не требуется. Вот только дозу точно не рассчитаешь никак. И можно причинить больше ущерба, чем кажется.

Из глаз Рика выстрелила вспышка — как всегда, перед рентгеновским излучением. Я зажмурилась. В этот раз ярче прежнего. Наверное, перенервничал. Рик жестом подозвал меня поближе.

— Очень странное поражение внутренних органов. Не похоже ни на инфекцию, ни на травму. Но его словно что-то пожирает изнутри. Нюхом чую — это что-то не заразно. Но как-то оно туда попало.

— Будешь исцелять? — предположила я.

— Нет. Не выйдет, — покачал головой Рик, все сильнее хмурясь. — Дам энергию ему, дам и тому, что его убивает. Прокачаю селективно — только сердце и легкие, чтобы заработали по полной, и повезем на исследование. Иди, почини парню голову, — он кивнул на все того же вербера, с раскроенным черепом. Я вздохнула и направилась к нему. Но… была задержана горячей стальной пятерней Раттибора. От одного ее касания жар прошелся по руке.

— Вы спасете его? — пробасил верзила, совсем по-детски сложив брови домиком.

— Постараемся, — честно ответила я.

Раттибор еще какое-то время изучал мое лицо пронзительными черными глазами, словно пытался прочесть мысли, но затем кивнул и отпустил.

3

Как обычно дежурство выжало меня, как лимон. И как обычно поняла я это лишь, когда все закончилось. Были наложены последние швы, проведен последний анализ, вправлен последний вывих.

На смене, на вызовах у меня словно вырастали крылья, открывалось второе дыхание. И усталость наваливалась на плечи непосильным грузом только когда напряженная работа подходила к концу, а больные оказывались вне опасности. Или, что по счастью случалось крайне редко, я уже ничем не могла им помочь.

Солнце встало, высветило березки на опушке леса, позолотило далекие макушки сосен, заиграло на капельках росы в траве, превратив их в бриллианты.

В воздухе запахло прокаленной хвоей, листвой и медовым нектаром.

Завели утренние трели птицы — их многоголосье походило на нестройный, но все равно удивительно приятный слуху хор.

Из-за полного безветрия облака застыли в небе кусками ваты.

Рик помог мне сесть в машину — ноги заплетались, руки повисли плетьми, все тело ныло. Малейшее движение — и мышцы отзывались сильной болью.

В кабине пахло сливовой отдушкой — такой упоительно-вкусной после вони на боях.

Мало того, что мы работали в полевых условиях, временами приходилось ворочать верберов, помогать им передвинуться. А весят эти оборотни как три человека. Не меньше.

Слава богу, хоть встревоженный Раттибор, который кружил возле меня стервятником не меньше часа, потом все же отправился по племенным делам. Обнаженный вербер — оборотни вечно забывали одеться, если переключались на нечто важное — который все время что-то спрашивает, теребит — то еще испытание для нервов.

Медсестры и медбратья «перекрестной больницы» энергией жизни не управляли. Все, кому она подвластна, срочно натаскивались, обучались и становились врачами. На бойни, вроде сегодняшней, к «тяжелым» выезжали только они, то есть мы. Выглядело расточительно, хлопотно для врачей, но оправдано.

Не дай бог неудачно пошевелишь пациента, а у него обнаружится перелом, или того хуже — серьезные внутренние повреждения. Обломки кости попадут в кровоток, откроется внутреннее кровотечение, оторвется орган. Исправить такое за секунды способна только наша особенная энергетика.

По счастью, сегодня, из тяжелых с нами летел только Маллес. Рик уложил его на задние сиденья, и вербер, благодаря «подпитке» от василиска ощутивший сильное облегчение, негромко похрапывал.

Уснула и я. Просто отключилась. А когда очнулась, то лежала на плече у Рика, а он застыл, словно окаменел.

— Пора заказывать сюда кровать, — усмехнулся василиск, заметив, что я зашевелилась. — Может, заодно кроме сна еще чему хорошему научишься. Все-таки женщина… Красивая, и фигурка что надо, — василиск нарочито прошелся по мне взглядом оборотня в брачный период. Интересно, у этих змеюк случаются такие периоды на самом деле?

Я выбралась из-под плаща Рика, и сладко потянулась.

Машина снизилась, и села возле моего двухэтажного общежития, выстроенного из громадных светлых булыжников. Оно угловатой анакондой тянулось вдоль всей улицы, и сворачивало за угол, огибая парк.

Высотки на перекрестье не строили. Спустя несколько лет они начинали шататься и разрушались до третьего этажа. Что за силы воздействовали на здания, местные ученые так и не определили. Но строители решили подстраховаться и ограничиваться двумя этажами.

— Иди, передохни. И лучше не ходи на занятия. Я дам справку, — очень мягко, почти ласково произнес Рик. И помог мне выбраться наружу.

— Я отвезу Маллеса в больницу. Будем думать, что с ним делать, — сообщил в спину василиск. — И подумай над моим предложением. Мои предложения никто и никогда не отвергал.

Я хотела пошутить на этот счет, спросить — сколько же раз тогда он женился по пьяни, но дверца уже захлопнулась, и машина взмыла в небо.

Сиреневый туман перекрестья рассеялся. Спрятался в щели, в закоулки, под землю, освободив темно-серую брусчатку дороги, с коричневыми вкраплениями и затаился до следующей ночи.

Солнце начинало припекать, и в плаще стало жарковато. Я поспешила в подъезд общежития. Напротив благоухал цветами белый бутик с ярко-алой вывеской «Букеты». Чуть поодаль только-только открывалась такая же белая булочная. Оттуда доносился упоительный запах свежей сдобы, и желудок недовольно заурчал, сжался в комок.

Я заставила себя войти в общежитие и даже кивнуть Олдису — белокурому охраннику-верберу в парадном.

Он кивнул в ответ, сверкнув в полутьме подъезда темно-серыми глазами и снова замер, словно окаменел.

Длинный коридор с деревянными дверями по сторонам освещался розоватымисветильниками на потолке.

Я дошла до своей двери с именной табличкой Самира Рарвес. Так назвал меня Рик, в нашу первую встречу, на перекрестье.

Очутившись здесь, я забыла свое настоящее имя, как и все остальное из прошлой жизни. В последнее время она упорно напоминала о себе — всплывала в голове урывками, отдельными кадрами, почти не связанными друг с другом. Но темных пятен по-прежнему оставалось слишком много.

Говорят, так перекрестье лишает нас желания вернуться домой. Мы не помним к чему, к кому и зачем.

Я поднесла руку к двери, и та отворилась. Так действовала охранная магия. Почуяв хозяйку, она распахивала квартиру, заметив мое удаление, блокировала все входы и выходы. Первым делом я забрела в уборную, справа от двери. Большая зеленая ванная так и манила лечь, расслабиться в теплой воде, понежиться в пене.

Нет уж, спасибо! Понежилась после предыдущей смены! Проснулась в ледяной воде, уже под вечер. Продрогла так, что зуб на зуб не попадал. Пришлось экстренно лечить у Рика насморк. Как же он смеялся и как издевался: мол, взяла бы меня в ванную, уж точно б не замерла.

Я подошла к зеленой, как и ванна раковине. Березовое мыло упоительно пахло дегтем. Умылась, почистила зубы и вернулась в коридор.

Решила, что до кухни не дойду, как бы ни урчал недовольный желудок, и направилась прямиком к кровати. Она высилась у окна, рядом с деревянным рабочим столом.

Улица зашумела — перекрестье просыпалось, одаривая обитателей новым днем и новыми надеждами.

Я установила в ауре энергопрограмму, чтобы проснуться через шесть часов и успеть на занятия.

Запрыгнула на высокую и по моим ощущениям где-то пятиместную кровать, юркнула под темно-фиолетовое шерстяное одеяло, раскинула руки и ноги в стороны и уснула.

…

Аурная программа разбудила меня звонком прямо в голове. Я вскочила, метнула взгляд на белые настенные ходики — простецкие, круглые с карандашами-стрелками. Часы показывали двенадцать. Самое то.

Я метнулась в ванную, быстренько умылась и поспешила на кухню.

Комнату заливал яркий солнечный свет, неподалеку от общежития шумели два кряжистых дерева, листьями похожие на клены.

В окна влетали кошачье мяуканье, птичья перекличка, стрекот жуков, редкий лай и много, много разговоров. На улице было шумно и людно, и только машины реяли в небе беззвучно, словно в фильме по телевизору с испорченным звуком.

Ветер то приносил, то уносил назад запахи. Приторно-сладкий аромат сдобы из булочной, упоительный — свежесрезанных цветочных стеблей, каноничный — распустившихся бутонов роз. Все остальное: духи, одеколоны, запахи еды из ближайших окон, смешивалось в дикий коктейль, заставляя поморщиться и помечтать о какой-нибудь волшебной вытяжке.

Я включила оранжевый энергочайник.

Отыскав в веселом желтом шкафчике любимую красную чашку с толстым белым котом на бочине, я устроилась за деревянным столом. Обивка деревянных стульев была в меру мягкая и упругая — все, как я люблю.

Выудив из увесистой металлической вазы с печеньем и сухариками несколько крекеров, я принялась с аппетитом их грызть. Бросила взгляд на огромный серый холодильник, почти во всю стену. Но решила, что сытный завтрак не то, что мне сейчас нужно.

Слабый голод поможет не уснуть.

В сон клонило сильно. Еще бы! В последние месяцы казалось счастьем, если удавалось поспать хотя бы четыре-пять часов в сутки, вот как сегодня.

Два ночных дежурства подряд, собственно у меня их по пять на неделе, плюс ужесточенный график занятий. Декан решил, что наш поток засиделся за партами, и нужно срочно уплотнить расписание и выпихнуть старшекурсников из Вуза пораньше. Чего еще ждать от василиска? Змеи они и есть змеи. Как Рик…

Печенька хрустнула в зубах, неожиданно громко зашипел чайник. Или мне только почудилось? Неужели я утонула в воспоминаниях о начальнике? Хм… Удивительно.

Я заварила шиповниковый чай в небольшом, пухлощеком желтом чайнике, налила себя кружку и вернулась за стол. Мда… Странно. Не то чтобы я никогда не думала о Рике как о мужчине… Я ведь тоже женщина, а он… он хорош. Засранец, но хорош. Шикарное тело, движения по-змеиному быстрые, лаконичные, точные и одновременно невероятно пластичные. Он так выделялся среди оборотней, даже среди тех же драконов. При всей их мощи, грацииящеры казались неуклюжими увальнями рядом с Риком… Змеище, что с него возьмешь. А этот питоний взгляд… засасывающий, гипнотический… Фуф… Ну да, он хорош. Просто… просто я никогда даже не думала о нас… о нем и обо мне, вместе и всерьез…

Я глотнула чаю и закашлялась. В задумчивости выпила всю чашку и чаинки попали в горло. Та-ак! Надо сбросить сон и этот змеиное наваждение.

Меня ждет очередной подвиг! Маленький, никому незаметный, но подвиг.

Я должна выдержать хотя бы три пары и потом новую смену.

Пора!

Черные лосины из искусственной кожи и серая трикотажная блузка совсем не стесняли движения. То, что надо. Я собрала волосы в пучок на затылке и закрепила его двумя тугими резинками. Рик очень любил подскочить сзади, сдернуть резинки и распустить мои волосы, чтобы упали на спину, покрыли ее до самой талии. Еще василиску нравилось неторопливо пропускать тяжелые пряди между пальцев. Я, конечно же, в долгу не оставалась, шлепала его по ладоням, делала замечания. Но Рик не обращал внимания.

Стоп! Какой Рик? У меня же занятия!

Академия, курс для врачей, и занятия уже через полчаса. Бежать! И только бежать!

…

Бежать до родного вуза было недолго.

Всего каких-то пару улиц. Брусчатка пружинила под ногами, свежий воздух придавал сил. Хотелось надышаться до дежурства.

Двухэтажная, как и все здания, серо-зеленая Академия, походила на спиральный лабиринт.

А чтобы не сажать на вход Ариадну и не выдавать ей тысячи путеводных нитей, здания снабдили огромным количеством арок. Достаточным, чтобы пробежать весь лабиринт насквозь почти с любой его точки.

По сторонам от арок распушились лиственницы, источая густой, мягкий хвойный аромат.

Непунктуальных студентов отчисляли быстро, поэтому опаздывали вместе со мной всего три тигра-оборотня. Валькирий уважали, а скорее даже боялись, что окатим огненным дождем, кипятком или заключим в плазменный купол. Поэтому, а возможно даже из мужской галантности, оборотни уступили дорогу, позволяя первой пронестись по череде арок к нужному корпусу.

Я влетела в парадное, и Лим — охранник-вербер, в синей униформе приветливо улыбнулся. Служба безопасности, уборщицы и электрики меня любили — что здесь, что в больнице, что в общежитии. Наверное, потому, что я, одна из немногих, всегда здоровалась, не считала зазорным пригласить на чай и знала их всех по именам.

Я хотела метнуться к лестнице на второй этаж — большой, серой, занимавшей почти половину холла, но Лим придержал за руку.

— Самира. Они пошли в подвал. Только что. Успеешь догнать.

И указал в сторону служебного входа, справа от лестницы.

— Большое тебе спасибо, — кивнула я охраннику, и он расцвел, расплылся в клыкастой улыбке. Радостно сверкнул черными глазами из-под кустистых каштановых бровей.

Я метнулась в указанном направлении и действительно, уже через пару минут нагнала группу на третьем лестничном пролете.

Тихонько юркнула в толпу и продолжила путь, будто бы с самого начала так тут и шла.

Группа спустилась в подвал Академии, и валькирии, как и я, предсказуемо закутались в меховые кофты. Теплые маргоны с заостренными ушами и горячие вертигры как были в футболках, так в них и остались. Дарген и Гронос — два брата-дракона демонстративно расстегнули ворот рубашки.

Я почти не общалась с однокашниками. Разве только с маргоной Камелией, с кожей цвета молочного шоколада и волосами белее снега. Тонкой, как тростинка, с ногами «от ушей», чуть более удлиненным, чем у человека лицом, чуть более узким носом, и огромными изумрудными глазами. Она очень напоминала темную фейри из мифов Земли.

Камелия не шла — плыла, какую бы сумасшедшую скорость не развивала.

Вот и сейчас она вышагивала рядом, покачивая бедрами в узких джинсах, и совершенно не мерзла в своей тоненькой белой блузке с коротким рукавом.

Розовые булыжники стен в подвале выглядели грубыми, неотесанными и сильно отличались по размеру.

Мы миновали один пустой зал, с колоннами из все тех же булыжников, вышли в другой и обомлели… Широкие аквариумы от пола до потолка словно делили помещение на десятки комнат.

В них плавали или лежали на камнях, лишь слегка утопленных в воде, самые причудливые оборотни, каких я видела. Самые причудливые, даже если считать рисунки в фантастических и фэнтезийных романах моего мира, в интернете и в кино.

Наш преподаватель — специалист по болезням оборотней, маргон Эмерт, с длинной белокурой косой, шустро семенил мимо аквариумов, без устали подгоняя группу. Похоже, не хотел, чтобы беспардонные студенты долго пялились на существ «за стеклом». Но оградить «пациентов» клиники при медакадемии от любопытных взглядов не получалось, уж слишком они были причудливыми, слишком редкими.

Оборотни-крокодилы щелкали смертельно опасными челюстями и вдруг превращались в обнаженных мужчин и женщин. Очень жилистых, с перепонками между пальцами, с безволосыми телами и 32 клыками вместо зубов.

Оборотни-морские котики — такие гладкие, милые, ныряли и плавали, временами высовывая из-под воды человеческие головы, с коротким ершиком жестких волос.

Оборотни-дельфины превращались прямо в прыжке, демонстрируя тела, достойные легкоатлета, и белую-белую кожу, гладкую и блестящую как у мраморных статуй. На их коже не было ни волосинки, только на голове с трудом угадывался редкий белокурый ежик.

Но когда Эмерт остановился, грациозным жестом приглашая нас к аквариуму, даже Дарген присвистнул. На долю секунды его оранжевые глаза с черным вертикальным зрачком сверкнули, и, кажется, фиолетовые глаза Гроноса тоже.

Статные драконы приблизились к стеклу, зачем-то почти одновременно закатывая рукава рубашек из дорогого тонкого льна. Дарген носил только черные, в цвет длинных волос, а Гронос яркие, вот как сегодня — цвета фуксии. Его огненно-красная коса все равно перетягивала внимание.

Дарген поморщил немного массивный, но красиво выточенный нос и коснулся стекла громадной пятерней, с черными когтями. Эмерт покачал головой, и дракон отдернул руку. Гронос спрятал ладони в карманы темно-синих джинсов, убрал с лица длинную прядь.

В голубоватом освещении его светлая кожа, сплошь покрытая крупными веснушками, казалась мертвенно-бледной. Даже румянец Даргена словно почти пропал.

Остальная группа держалась в полуметре от искусственного водоема и потрясенно шушукалась.

К стеклу медленно подплыла… русалка? Да ладно! Существо очень напоминало русалок из нашей мифологии.

Голубоватая кожа, еще более гладкая, чем у Камелии мерцала. Черные, словно куски гематита, глаза сияли. Женское тело чуть ниже груди покрывала чешуя, и дальше шел длинный, толстый рыбий хвост с красивым плавником, похожим на тонкую перламутровую вуаль. Такие же, растущие от плеча до локтя, развевались от любого движения рук существа.

Золотистые волосы «русалки» струились по воде, густые-густые, или так только казалось?

Существо приблизилось к стеклу, с интересом разглядывая группу, и его жабры под ребрами быстро задвигались.

Внезапно женщина-оборотень изменилась. Тело ее резко обросло чешуей, целиком, до самой шеи. А вскоре и она стала походить на широкую, рыбью. Только треугольное личико, с пухлыми губами еще напоминало о русалке. Мгновение — и перед нами зависла в водеогромная рыбина, косясь слишком уж осмысленным и недоверчивым взглядом.

— Вайолы, оборотни-рыбы, — невозмутимо представил нам существо Эмерт. — Единственные в своем роде. Жить могут только в воде. На сушу выходят очень редко и больше нескольких часов не выдерживают. Обратите внимание, что войолы могут варьировать процент превращения. Кроме них на такое не способен больше никто. Они могут целиком обратиться в рыбу или выглядеть так, как мы видели пару минут назад. И даже покрываться чешуей только по пояс. Отсюда и легенды о русалках.

— А теперь обратите внимание на ее рот, — Эмерт ткнул пальцем в аквариум, вайола подплыла поближе, и я заметила рваную рану на ее губе. А ведь в человеческом обличье ее не было! — Как называются раны оборотней, проявляющиеся только в звериной ипостаси? — маргон обвел группу внимательным взглядом темно-зеленых глаз, закатал рукава белой рубашки и подбоченился.

— Не помню, как называется, но помню, что в таких случаях надо заставлять оборотня большую часть времени проводить в человеческой ипостаси. А в звериной обрабатывать рану как обычно.

— И как обычно обрабатывают в воде? — Эмерт перевел взгляд на меня, заломил изящную светлую бровь и сунул руки в карманы.

Группа зашушукалась. Кажется, кроме меня никто не сталкивалась с такими травмами. А вот мне приходилось, благодаря Рику.

— Добавить в воду соли, посыпать ранку солью и йодом, — ответила я не без гордости. — Если есть отмершая ткань, удалить, зачистив рану до здоровой.

Эмерт кивнул, и на красивом, хотя и немного женоподобном лице его отразилось одобрение.

Камелия показала большой палец. Драконы фыркнули и вернулись к созерцанию вайолы. Она снова превращалась в женщину. Исчезала чешуя, гладкая, чуть голубоватая кожа поблескивала в свете ламп. Вайола обратилась до пояса, и я не удержалась — удостоверилась. Нет, на губах ее не было ни малейшего следа травмы.

Такое бывает, если оборотни получают ранения в момент превращения в зверя или спустя считанные мгновения после этого.

Словно в ту минуту их ипостаси не совсем одно целое и одна главенствует над другой.

4

Вскрытие василиска доставило мне море удовольствия. Я радовалась, как ребенок, в отличие от большинства однокашников.

Леолайла — высокого, жилистого маргона, с пронзительными глазами цвета красной яшмы стошнило. Он еще долго отстирывал у раковины в анатомичке желтоватую тунику и черные, атласные брюки, смывал остатки обеда с каштанового хвоста.

Камелия морщила длинный, тонкий нос и брезгливо сопела. Дарген с Гроносом хмурились. Остальные — кто бледный, как мел, а кто и вовсе — зеленый, спали с лица и с нескрываемым ужасом следили за отточенными действиями нашего препода по анатомии — Опала. Оборотень-пантера с коротким ежиком светлых волос, острыми, хищными чертами и бледно-голубыми глазами, лихо орудовал скальпелем и не без удовольствия вытаскивал внутренности.

Опал просто обожал шокировать студентов, и в этом ему равных не было.

То он клал на труп бутерброды, а затем с аппетитом жевал их и нарочно причавкивал, то вытаскивал органы и принюхивался к ним. Если группа попадалась не слишком впечатлительная, мог даже лизнуть.

Наверное, за это его и прозвали прозвали «жутик». Опал знал о кличке и, по-моему, даже гордился ею.

Но еще больше, чем пугать студентов, доводить до приступа неконтролируемого отвращения, Опал любил смущать их. Желательно до жгуче-красного румянца и потупленных глаз. С хитрющим выражением лица совалкому-нибудь под нос печень или почки, а то и вовсе — гениталии. И чем более ошарашенным выглядел студент, тем дольше расспрашивал его пантера, требуя рассказать об органе во всех красках и деталях.

Прямо-таки классикой жанра стало для Опала отсекать мужские гениталии и заставлять девушек громко произносить их названия, перечислять функции и возможности. Если речь шла об оборотнях с особенно мощным либидо, жутик требовал подробного отчета: как долго они могут заниматься любовью, каково наполнение органа кровью.

И добивал фирменными вопросами: «А это больно, если орган готов, а женщина нет? Для организма вредно? И если вредно, то что же делать?»

Я приблизилась к голубой кушетке, накрытой тонким листом полиэтилена, стремясь получше разглядеть внутренности василиска, и почему-то снова подумала о Рике. Подопытный был очень крупным, гораздо больше начальника, высоким и мускулистым, как и положено любому уважающему себя оборотню. Полнели двусущие крайне редко, и только если редко «выгуливали зверя» — бегали в животной ипостаси.

Чаще всего набирали лишний вес вовсе не драконы с василисками, а лисы с медведями. Рик объяснял это склонностью к медленному обмену веществ, а я — природной ленью.

Внутри василиск мало отличался от человека, если не считать нескольких дополнительных желез и пары органов. В остальном, он вполне походил на мужчину в самом расцвете лет. Даже в том месте, которое резво отчекрыжил Опал и в мгновение ока сунул под нос Амалле — еще одной маргонке. Изящная, гибкая, как лиана брюнетка, с миндалевидными глазами, похожими на влажные маслины, отшатнулась от гениталий, как от шипящей змеи. Ее тонкие, длинные пальцы нервно затеребили ворот белого платья с пышной юбкой и оборками по подолу.

— Что это? И для чего оно нужно? — сдерживая смешки, потребовал Опал.

Амалла зарделась, как школьница при виде обнаженного красавца, опустила взгляд на орган, и посмотрела на меня с немой мольбой.

Я хотела громко назвать то, что отрезал василиску Опал, но препод сделал предупреждающий жест рукой.

— Если вы хотите ЭТО лечить, научитесь ЭТО хотя бы называть! — крикнул он так громко, что эхо облетело просторный зал, осыпаясь с выложенных белоснежной плиткой стен и пола.

Амалла стала уже даже не красной — скорее пунцовой. Причем вся — уши, нос, грудь, шея и даже руки.

— Эмм… нижний орган оплодотворения? — робко промямлила она.

Группа зашлась хохотом. Леолайл прыснул у крана, обрызгался с ног до головы, но смеяться не перестал. Опал подхватил, взвесил добычу в руке, перехватил двумя пальцами и потряс перед лицом Амаллы, как каким-нибудь фруктом.

— Простите мне мое любопытство. А верхний орган оплодотворения он… хм… какой? — спросил жутик у маргоны. — Не нос ли часом?

Группа прыснула ещегромче. Эхо нашего хохота отразилось от стен, и, казалось, где-то рядом загудела вода.

Да-а-а. Занятия по анатомии всегда превращались в шоу одного актера.

Только со мной у Опала ничего не выходило. С каждой парой он спрашивал меня все реже, и только в особо сложных, исключительных случаях.

После двухгодичной стажировки в больнице и общения с Риком, что такое тушеваться, я забыла давно. А уж крови, кишок и костей насмотрелась на сто лет вперед. Никакое вскрытие не сравнится с одной ночью в перекрестной больнице скорой медпомощи.

Вот и сейчас, вдруг ужасно захотелось щелкнуть Опала по носу и спасти красную, как рак Амаллу. Она косилась на орган, застывший перед самым лицом, и до крови кусала губы.

— А мне интересно другое. Как нам ЭТО лечить, если ОНО, простите, в ипостаси крылатого змея прячется внутри тела. Кстати? Опал? Не расскажете, могут ли василиски заниматься сексом в зверином обличье? — самым невинным тоном спросила я, и нарочито небрежно коснулась отрезанной у василиска части тела. Благо хирургические перчатки мы надевали при входе в анатомичку. Так, на всякий случай. А скорее на случай «сезонного обострения» чувства юмора жутика. В такие дни он мог кинуть кому-нибудь очередной орган со словами: «Лови, дарю, как запаска пригодится!»

Анатомичка снова взорвалась хохотом. Пантера не сдержался — тоже рассмеялся и внезапно, вполне серьезно ответил:

— Василиски, дорогая моя Самира, могут и так и сяк. А как именно… хм… ты можешь изучить сама. Все-таки работаешь с одним из них. Да еще с тем, чья репутация бабника известна во всех семи мирах.

Вот оно как! А я и не знала! И не успела поразиться тому, что этот прославленный на все перекрестье бабник так скромно вел себя в моем присутствии, Опал добил:

— А то что-то с твоим приходом у него резко появились моральные принципы и даже способность к целибату. Не заболел бы с не привычки то…

Однокашники продолжали заразительно смеяться. Амалла посмотрела с благодарностью — после беседы со мной довольный жутик убрал орган от ее лица и вернул на тело. Я подмигнула маргонке, думая о Рике. Надо же! Чего только не узнаешь вот так, случайно, глядя на расчлененного василиска!

А ведь я ни разу не видела Рика с женщиной! Ни разу не замечала, чтобы он оказывал кому-то особенное внимание, даже просто флиртовал.

…

После занятий я забежала домой — перекусить и глотнуть немного крепкого чая.

Нужнобыло срочно взбодриться перед сменой.

Несколько кусков индейки, тушеная картошка, разогретые в энергопечи, — и желудок перестал урчать и сжиматься. Но вот бодрости не прибавилось ни на грамм. Наоборот, после сытного ужина меня неумолимо клонило в сон.

Крепкий черный чай помог лишь немного. Влив в себя три кружки, я надела длинный черный шерстяной кардиган и отправилась в больницу.

Вечерело. Серо-синяя дымка легла на перекрестье, но было еще очень светло. Темнело тут почти одномоментно. Только что ты вышагивал почти по дневному поселению, и уже спустя несколько минут ориентируешься в кромешной тьме только благодаря белым жемчужинам фонарей.

Сиреневый туман уже выполз из расщелин между булыжниками мостовой, выскользнул из закоулков между зданиями и клубился под ногами. Еще тонким-тонким слоем, но часа через два прохожие не увидят даже своих колен.

В воздухе запахло влагой. Поднялся сильный ветер, и из цветочных магазинов потянуло густым запахом роз. Ненавижу местные ветра — не холодные, но и не теплые. А еще ненавижу розы! Они всегда казались какими-то ненастоящими, лживыми. Если знакомые мужчины ленились узнать — какие цветы любят их женщины, или просто ленились подумать о том, какой купить букет, непременно брали розы. Универсальное мерило любви и желания. Чем больше роз, тем более откровенные у мужчины намерения.

Я посильнее закуталась в кардиган, поддернула ворот голубого шерстяного свитера и заторопилась. Улица с одинаковыми светлыми двухэтажками осталась позади, и впереди замаячила больничная ограда. Высокие, черные металлические колья, на какие и преступника можно посадить, устремлялись высоко в небо. Я всегда гадала — какова высота забора? Четыре василиска или пять драконов?

Распахнутые двери ограды дергались на ветру, и громыхали. Длинная вымощенная бордовыми булыжниками дорожка почти скрылась в сиреневом тумане. Он стелился по ней, подкрадывалсяк светло-голубому двухэтажному зданию больницы, окутывал его основание и делал похожим на плавучий дом.

Еще торчали над туманом верхушки пышных зарослей мяты и мелиссы по сторонам от дорожки, источая знакомый аромат.

Несколько серых в розовые полоски котов важно сопровождали меня к дверям. Размером с кавказскую овчарку, с кисточками на ушах, как у мейн-кунов они вышагивали грациозно, легко, словно вообще ничего не весили.

Я погладила Мурашку — самого большого, зеленоглазого. Он заурчал и потерся о ноги.

— Ты всегда такая ласковая к тем, кто в ногах или это только к котам относится? — мелодичный, насмешливый голос начальника заставил поторопиться.

Рик, в темно-синей толстовке и джинсах встречал меня у дверей больницы, словно ждал.

И почему-то, после замечаний Опала, впервые за два года, я не знала, куда деть глаза под внимательным синим взглядом василиска, сердце пропустило удар и заколотилось быстрее. Резко засосало под ложечкой, и, казалось, Рик видит меня насквозь своим рентгеновским зрением. Не органы видит — эмоции, мысли, порывы.

— М-м-м, — Покачал головой василиск. — Все с тобой ясно. Не смогла удержаться, разглядывала моего сородича голым. Попросила бы, я бы и так разделся, — Он картинно дернул за черный кожаный ремень на джинсах. — А то опять не выспалась. Это не дело. Совсем не дело.

Пикнуть не успела, Рик подскочил, близко-близко, опалил знойным дыханием, схватил за плечи и… меня окутало тепло. Вдруг стало жарко, захотелось даже сбросить кардиган, свитер, стянуть кожаные лосины. Резко исчезла сонливость. Казалось, я выспалась лет на триста вперед.

Рик усмехнулся — криво, в своей излюбленной манере. На долю секунды замер напротив, не сводя сверкающего взгляда, приоткрыв жестко очерченные, но ужасно чувственные губы. Как-то весь напрягся, чуть ссутулился, и я инстинктивно дернулась назад. Наверное, потому, что меня страшно тянуло вперед, в объятия василиска и внутри зрело ощущение, что сегодня все происходит не так, как обычно.

Было что-то очень странное в том, как Рик поддержал меня своей энергией жизни. Что-то непривычное, неправильное даже.

Мне и раньше приходилось получать от Рика «подарочную силу». Но таких ощущений, как сегодня не испытывала никогда. Только бодрость и слабое, ненавязчивое тепло.

— А ты пугливая после энергии жизни! — невесело усмехнулся Рик, и скривил губы. — Пошли. Дел по горло. Поможешь мне с Маллесом, и срочники прибывают. Все как обычно. Маленький мальчик на перекрестье гулял, скалы с расщелинами не замечал. Вот загляделся парнишка на птицу, и оказался он в нашей больнице.

Этот стишок скандировали все кому не лень, но мне все равно нравилось.

Поднималось настроение, хотелось работать, возникало ощущение собственной нужности, важности.

Рик поспешил в здание, но белую деревянную дверь для меня придержал.

Охранники уже сменились. Теперь на входе в больницу дежурили брюнет и очень светлый блондин, почти альбинос, конечно же, верберы, как и предшественники. Россыпь веснушек на щеках, носу и на лбу блондина придавала его лицу мальчишеского задора.

Я поздоровалась с охранниками — с каждым поочередно. Блондин улыбнулся, брюнет серьезно кивнул.

— Давай-давай! Хватит строить глазки всем подряд! Если нужно потренироваться, я к твоим услугам всю смену! — резко окликнул Рик, и мне показалось, в голосе его отчетливо звучит досада. Хм… все чудесатее и чудесатее… Наверное, все из-за Маллеса.

Насколько я поняла ночью, а точнее уже утром, положение у главного вербера более чем отчаянное. Если мы не определим, что его убивает, придется оборотням устраивать очередные кровавые побоища. Уже среди старейшин и действующих вожаков.

Холл больницы, с пухлыми бежевыми диванами вдоль стен, еще не был забит до отказа, как к середине ночи. Но пациенты прибывали со страшной силой.

У регистрационной стойки мялась высокая и плечистая верберша, с высвеченными перекисью белыми волосами и густыми, темными бровями.

Положив на стойку пышную грудь, туго обтянутую белой футболкой, она то и дело вытаскивала из кармана черных джинсов сотовый, размером с четыре моих ладони. Таким телефоном и убить не долго!

Судя по совсем гладкому лицу, верберша едва ли перешагнула сорокалетний рубеж. А судя по тому, что она постоянно оглядывалась на мальчика, возле одного из диванов, пришла посетительница с ребенком. Парнишка, вербер, лет пятнадцати, «баюкал» замотанную окровавленным бинтом руку. Кисть выглядела неестественно вывернутой, а предплечье словно бы обрело новый сустав — значит, открытый перелом со смещением.

По холлу нарезала круги стройная маргона с белоснежной кожей и иссиня-черной косой, одетая в серый трикотажный спортивный костюм.

Она явно тоже пришла не одна. Маргонка грустно подмигивала второй, такой же белокожей соплеменнице, с рваной раной на плече. Отодранный рукав толстовки ее узкого ярко-розового спортивного костюма болтался на нескольких нитках. Раненая тряслась мелкой дрожью — то ли от боли, то ли на нервной почве.

У дверей в приемное отделение мы разминулись с верлисом, в длинном фиолетовом плаще, на костылях и с фиксирующей повязкой на ноге.

Оборотень лихо прыгал, и рыжие кудряшки его смешно пружинили на плечах. Между изящных бровей верлиса темнели две родинки, а серо-зеленые глаза лучились хитрецой, не смотря на травму.

Рик то и дело оборачивался, окидывая меня странным, и по-прежнему немного досадливым взглядом.

Непонятный он сегодня какой-то. Наверное, и впрямь переживает из-за Маллеса.

Мы проскочили мимо кабинетов дежурных врачей, осторожно лавируя между очередями страждущих.

Удушливый запах дезинфекторов — сразу трех или четырех — ударил в нос.

Я поморщилась и принялась отчаянно тереть переносицу, чтобы не чихнуть.

Полупрозрачная голубая дверь в стационар открывалась с огромным трудом. Вход запечатывала какая-то особая магия, и распахнуть дверь можно было только мощным энергетическим толчком. Рик отворил ее так, словно это ничего не стоило, и придержал, пропуская меня в отделение.

Снова я поймала на себе этот непонятный, волнующий синий взгляд, и василиск расплылся в кривой усмешке.

— Ну что… Если Маллес выживет, нам надо требовать премию, — сказал как-то немного зло, раздраженно и резко стартанул по широкому темно-синему коридору, за считанные секунды миновав десяткипалатных дверей. Глянцевая пластиковая плитка на стенах и полу блестела под светом маленьких лампочек, встроенных в потолок тремя сплошными рядами.

Я поспешила за Риком. Он преодолел полкоридора, длиной, наверное, метров сто за считанные секунды, и ждал возле одной из палат, неподалеку от крутого поворота. Я побежала… После подпитки энергией василиска, ноги вдруг сами понеслись с невиданной скоростью. Раз — и я уже рядом с Риком. Хм… И вот это тоже очень неожиданно…

Рик впился в лицо немигающим взглядом, оценивая впечатление. О да! Это было невероятно. Василиск хмыкнул.

— Захочешь еще такого сеанса, ты знаешь, как попросить, — Провел рукой по спине и задержался на ягодицах. Я отстранилась, ощущая, как снова предательски засосало под ложечкой, потеплело в животе.

— Держи руки при себе! — я не хотела этого, и все-таки потребовала. Но мы же на смене! Какие могут быть заигрывания? Рик криво усмехнулся и заявил:

— При себе держат руки только очень неуверенные и страшные мужчины.

И сунул мне синий халат.

— Когда научишься надевать спецодежду? — вскинул бровь василиск, и глаза его странно сверкнули.

Я молча надела халат, застегнула на все пуговицы, и Рик отворил палатную дверь.

В просторном помещении, размером с иную квартиру царствовал приглушенный свет. Серые жалюзи на окнах были плотно закрыты, и комнату заливали лучи нескольких круглых светильников, на потолке и стенах.

На громадной кровати полулежал Маллес, в белой больничной робе и щелкал пультом, переключая каналы на большом, тонком как лист бумаги, телевизоре. Трехмерные фильмы сменяли новостные дикторы перекрестья, в строгих костюмах и обязательных галстуках, мультфильмы — развлекательные телепередачи.

Заметив нас, Маллес отложил пульт на полочку, пристроенную справа от кровати, и вымученно улыбнулся.

Выглядел он, прямо скажем, не очень. Под темно-карими глазами пролегли черные тени, а сами глаза словно ввалились. Лицо осунулось, а движения казались слишком медленными, порывистыми. Будто каждое требовало немалых усилий, но Маллес стремился даже сейчас действовать мощно, бодро, как привык.

На долю секунды меня пронзило сочувствие, боль за этого умного, сильного, еще молодого по меркам верберов мужчину. В груди кольнуло, и Рик осторожно приобнял за талию, как делал всегда, когда меня поглощали неуместные эмоции. Медиков учат как-то их отключать, или чувства сами атрофируются, но мне до этого было еще ой как далеко.

Горячая рука Рика на талии, жар его мощного тела за спиной, странное напряжение, которое ощущалось в каждой мышце василиска всегда, когда он обнимал меня… Как обычно они сделали свое дело. Я расслабилась, почувствовала прилив сил, и настроилась на работу.

На небольшой полочке, встроенной в изголовье кровати мигал черный ящик, не больше двух ладоней размером. Этот внешне не примечательный прибор за доли секунды оценивал температуру тела, давление, состояние организма.

На руке Маллеса уже распласталась розовая медуза. Большая, похожая на комок неприятной жижи, она медленно твердела, и преображалась.

Казалось, из морского жителя прорастает деревце— невысокое, морковного цвета оно тянулось и тянулось вверх и словно затвердевало у нас на глазах.

Хэлла — медуза-растение, очередной местный оборотень, обладала уникальными свойствами. Она впитывала выделения с кожи любого существа и разлагала их на составляющие, реагируя на состав, количество и качество. Не прошло и секунды как перед нами кустился алый бонсай, не больше ладони, с желтыми иглами-листьями.

Рик протянул резиновые перчатки, которые я снова забыла прихватить у дежурной медсестры. Я надела их и осторожно взяла хэлу. Положила на прибор, и он мгновенно выдал нам десятки виртуальных цифр. Они вереницей промелькнули перед глазами.

Рик поднес к цифрам лист бумаги, и на нем словно бы возникла распечатка темно-синими чернилами.

Больница перекрестья, уникальная в своем роде, сочетала ноу-хау ближайших миров, технологически намного более развитых, чем моя Земля, живые аппараты и магию. Сочетала настолько причудливо, удивительно и гармонично, что я не уставала поражаться.

Результаты обследования Маллеса выглядели неутешительно.

Его органы словно кто-то уничтожал изнутри — клетку за клеткой. Вот только ни вирусов, ни бактерий, ни паразитов, ни опухолей у вербера не обнаружилось. Хэла подтвердила, что никаких инородных тел, выделений, продуктов чужой жизнедеятельности в теле Маллеса нет. Состав крови и других жидкостей организма, хоть и говорил о сильной потери железа и еще уймы жизненно-важных веществ, но тоже не указывал на постороннее присутствие.

Я забрала медузу, осторожно опустила ее в громадный аквариум, на окне, литров на четыреста. Растение мигом растеклось, поменяло цвет на густо-розовый, выпустило щупальца и отплыло к дальнему стеклу.

Маллес посмотрел на меня, на Рика и по выражению лица его стало ясно — вербер все отлично понял.

Рик принес из угла палаты два вместительных кожаных кресла, пригласил меня сесть напротив больного, и сам разместился рядом. Конечно же, его горячее колено касалось моего, отвлекая от работы, направляя мысли в далекое от тяжелого пациента русло.

Маллес заметил это, ухмыльнулся, совсем по-прежнему, и кивнул.

— Ребятки, говорите уже. Если мне осталось недолго, просто объявлю бои на свое место, — меня восхитило то, насколько спокойно и достойно говорил о своей возможной кончине вербер. Отчаянно захотелось спасти его, вот прямо во что бы то ни стало.

Рик покосился на меня, покачал головой, и знойная ладонь его накрыла мою. Снова я ощущала поддержку, опеку и то, что больше не одна в этом чудном, но опасном мире перекрестья.

— Ничего не могу тебе обещать, — откровенно начал василиск. — И скажу прямо — дела плохи как никогда. Но у меня был один такой случай, много-много лет назад. В темные для перекрестья и верхних миров времена.

Я еще не особенно разобралась в здешней географии. Но уяснила, что верхние миры — это наши, а нижние — намного хуже, намного опасней. И тамошние жители очень даже не прочь отвоевать себе более безопасный и комфортный дом.

— Я понял, — Нахмурился Маллес.

— Ты ходил на порталы-болота? — изогнул бровь Рик.

— Да, грешен, — усмехнулся вербер, разведя руками. — Мальчишку одного туда потянуло. Зачем, не знаю. Наши панически боялись за ним идти. Я мог приказать, заставить… Но пожалел… Сам пошел. Нашел паренька без сознания. Принес домой, вроде бы откачали. А через день он скончался.

— Ты чувствовал недомогания после этого?

— Да, пару раз. Но стоило обратиться все проходило.

— Почему не пришел? Ты же знаешь про нижние миры и про их пакости! — Рик вдруг заговорил с нажимом, с осуждением. Но Маллес не обиделся.

— А ты знаешь верберов… — пожал он могучими плечами. — Думал, пройдет. Обычно мы либо быстро умираем, либо восстанавливаемся сами.

— К сожалению, я вас и, правда, знаю, — тяжело вздохнул Рик, разом теряя гневный запал. — К нам каждый день такие вот как ты поступают. Сначала надеются на авось, а потом приходят лечить запущенное. Про криво и косо сросшиеся кости и сухожилия вообще молчу. Если бы мне за каждый прооперированный паталогический рубец давали по ордену, уже сляпал бы из них кольчугу на все тело. Чего стоит только попросить вправить, зашить, правильно соединить края раны? Нет же! Все на авось…

— И я не пример, — спокойно согласился Маллес. — Ну и?

— Схожу туда, возьму Тарса и Гвера. На рептилий нижняя магия не действует.

— Василиск и драконы… главное не перессорьтесь в видовом соперничестве, — усмехнулся Маллес, и тут же скривился от боли.

— Дам тебе что-нибудь, — помотал головой хмурый Рик. — А теперь расскажи подробно, какие симптомы были у погибшего мальчика. И — главное — немедленно прикажи его вырыть и принести сюда. Сам знаешь зачем. И понимаешь — почему так срочно. Если еще не поздно…

— Знаю, понимаю, — повел плечом Маллес и слегка поменял позу, разминая затекшие ноги. — Прикажу. Дай только межперекрестный телефон…

5

Рик позвал меня на мозговой штурм, в свой кабинет.

На вопрос — почему только меня, а не как обычно — всех лучших врачей отделения — василиск странно скуксился, немного помолчал и все же разродился:

— Дело дрянь. Не хочу создавать панику и ажиотаж. Да и не помешает тебе узнать кое-что о перекрестье и нижних мирах. Другие врачи в курсе.

Что-то он темнил, не договаривал. Но я давно поняла — если Рик в таком настроении, даже пытки бессмысленны.

Всякий раз, когда входила в кабинет василиска, казалось — очутилась далеко от больницы, в лаборатории какого-нибудь алхимика-чародея.

За обычной больничной дверью открывалась просторная комната, со всех стен которой тянулись к гостям чучела причудливых тварей. Двухголовые ящеры, похожие то ли на раптора, то ли на тиранозавра смотрели немигающими алыми глазами с вертикальным зрачком. Скалились острыми как иглы зубами существа, напоминающие собак, с серебристым птичьим опереньем. Гордо выпятили черные, словно лакированные клювы алые птицы с очень длинными шеями и острыми шипами вдоль позвоночника, как у стегозавра… Глаза разбегались.

Зеленые, красные, фиолетовые, клыкастые, двух или трехголовые чудища поражали воображение.

Но еще больше поражали его те, кто хранился в громадных банках, литров на пятьдесят, не меньше. Пластиковые емкости, с желтоватой жидкостью и диковинными тварями, батареей выстроились на стеллажах, теснивших друг друга у стен. И лишь у одной из них сплошной ряд стеллажей разрывал диван — самый удобный из всех, что я встречала. Садишься на коричневую тканную обивку и… тебя со всех сторон обнимает упругая, но мягкая спинка.

Так я и сделала. Как обычно во время мозгового штурма, Рик не устроился рядом, не прижал горячую ногу к моей, и даже не приобнял.

Василиск отошел к светло-серому деревянному столу, присел на него и нахмурился.

Однажды я попыталась поиздеваться: мол, что ж так скромно-то? Василиск криво усмехнулся и невозмутимо сообщил:

— Твоя близость мешает мне думать о деле. А к тому, о чем я думаю в такие минуты, ты, очевидно не готова. А я не готов поменять свои принципы в отношении насилия над женщиной.

Помню, как мурашки побежали вдоль позвоночника, и засосало под ложечкой — предательски, сладко. Больше эту тему я не поднимала.

В кабинете Рика мое обоняние отдыхало. Здесь витал очень слабый запах яблок. Они всегда наполняли громадную плетеную вазу на письменном столе василиска. То ярко-красные, то зеленые, то желтоватые, сочные фрукты неизменно вызывали у меня повышенный аппетит. И, как обычно, Рик заметил это. Обернулся, схватил самый большой и спелый плод и бросил через всю комнату. Поначалу я ловила вкусные подарки с большим трудом. Но постепенно так наловчилась, что делала это одним ненавязчивым движением руки.

Яблоко было зеленым, и таким сочным, что после первого же укуса ароматная жидкость потекла по подбородку. Я вытерла ее пальцем, и перехватила взгляд Рика. Неожиданно жадный, почти хищный и очень порочный. Не припомню, чтобы он смотрел так прежде, или просто не успевала заметить. От василиска не ускользнуло мое внимание и реакция тоже. Он хмыкнул, расплылся в кривой улыбке, перекинул ногу за ногу, и весь очень напрягся, прямо-таки окаменел.

— А что я однажды говорил про насилие? — напомнил, сверкая синими глазами — в них плясал незнакомый, неуправляемый огонь. Но почему-то вместо страха я ощутила, как тепло собирается в животе, опускается ниже, вызывая сладкое томление. Губы Рика внезапно показались еще более чувственными, а их жесткие, резкие очертания еще более мужественными, соблазнительными.

Василиск облизал губы, будто почувствовал мой взгляд, быстро сглотнул и произнес неожиданно хриплым голосом:

— Самира! Ты полегче на поворотах! Думай, что делаешь.

Я отвела взгляд, и в комнате повисла звенящая тишина. Я прямо чувствовала, как Рик пожирает глазами — каждый миллиметр тела, каждую впадинку и выпуклость. Его шумное дыхание нарушало беззвучие.

Некоторое время я старалась сидеть тихо, не смотреть на василиска, сама не понимая почему. Больше всего на свете мне хотелось сейчас встать, прильнуть к нему и поцеловать. Вот так вот нахально — в жесткие, чувственные губы. А потом сказать что-нибудь язвительно-возбуждающее. Вроде: «Как бы ты сам не опалился от моего огня…»

Вместо этого я сжалась, свела колени и напряженно выжидала. Сильное, неконтролируемое смущение сковало по рукам и ногам. Рик понял мои телодвижения по-своему:

— Тише, трусишка. Не трону! — сказал с металлом, с раздражением в голосе и тут же, словно опомнился, перешел на спокойный тон: — Давай отвлечемся и займемся делом. Я расскажу тебе предысторию. А потом перечтем и подытожим все, что рассказал о симптомах Маллес. Нюхом чую — нам это очень понадобится.

Из рассказа Рика, обильно сдобренного черным юмором, следовало, что полторы столетья назад эту часть перекрестья пытались отвоевать оборотни из нижних миров. Какие-то жуткие твари, похожие на порождения ночных кошмаров. Что-то вроде тех мерзких существ, что мариновались в исследовательских банках в кабинете Рика.

Их магия могла перерождать ткани и клетки разных существ. Некоторые умирали, некоторые выздоравливали, после долгой и продолжительной болезни. А некоторые превращались в злобных монстров. Убивали, крушили, носились как безумные. Их называли — озверелые.

Часть из них удалось победить местным медикам, часть — погибли.

Тем временем, монстры пришли на перекрестье, чтобы захватить его и построить свои поселения.

Жизнь в нижних мирах — извечная борьба. Либо тебя сегодня съедят, либо ты. Животные, растения и даже грибы там плотоядные. А все, что не питается другими, выделяет смертельные яды, отращивает жуткие шипы, острые как скальпели, плюется парализующими веществами.

Для тамошних рас — перекрестье — все равно что новый Эдем. И оттяпать его кусочек они пытались уже раз двадцать, если не больше. Проблема в том, что жители перекрестья, и ближайших миров совсем не в восторге от такого соседства. Не говоря уже о том, чтобы уступить жутким тварям свои территории.

И те самые болота, где нашел Маллес погибшего мальчика — нечто вроде туннеля из нижних миров сюда и обратно. Запечатанного туннеля. Чтобы прорваться к нам, захватчикам пришлось бы снять печать. В прошлый раз это сделали озверелые. Они странным образом подчинялись «нижним жителям». Когда орды монстров хлынули на перекрестье, присоединились к армии перерожденных.

Но… как и в прошлые разы потерпели неудачу.

Рик опасался — как бы не повторилась история. Уж слишком знакомыми выглядели симптомы погибшего мальчика.

Слабость, пена изо рта и носа, кровь из глаз и ушей. Временная потеря сознания, бред, галлюцинации и смерть. В случае озверелых существа словно впадали в кому и пробуждались уже невменяемыми.

Поэтому Рик и потребовал, чтобы Маллес приказал выкопать погибшего и принести сюда, в больницу. Тут он собирался наложить на мальчика специальную магию, парализующую озверелых. И если ребенок на самом деле не умер, а перерождается, она не позволит ему даже пальцем пошевелить.

— Они тянули какие-то магические щупальца из болот, привлекая все больше случайных жертв, — закончил рассказ Рик. — Вот их и пойдем искать.

Страх холодил желудок, сжимал его болезненным спазмом, пока василиск обрисовывал возможные беды. А еще… еще мне было до чертиков страшно за Рика. Я вдруг испугалась, что с ним случится плохое. Хотя начальник четко сказал Маллесу — на рептилий нижняя магия не действует. И повторил для меня, с почти хвастливой, превосходной интонацией. Будто выпячивал себя, презентовал.

Тарс и Гверс — друзья Рика, драконы, их на перекрестье обитало намного больше, чем василисков, магией обладали немалой. Но мне все равно стало страшно. Оказывается, я ужасно привязалась к Рику. И даже… почти полюбила его… как старшего брата? Или нет? Странное ощущение зародилось где-то внизу живота. Я скользнула взглядом по фигуре Рика. Боже! Как он хорош, даже когда хмурится! Василиск окаменел, прямо как недавно, поменял позу, засунул руки в карманы и почти прорычал:

— Самира! Думай что делаешь!

Но вместо испуга, я почему-то испытала удовольствие. Казалось, я имею над Риком незримую власть. Раньше думалось, что он помогает из чистого покровительства, просто хочет проявлять о ком-то заботу и заблудшая девушка из чужого мира — отличный кандидат. Но теперь… Теперь чудилось — он как-то очень по-мужски на меня реагирует.

Невольно, сама себе поражаясь, я скользнула взглядом по брюкам Рика и заметила то, чего не видела раньше. Ничего себе! Я даже рот приоткрыла.

— Иди работать! — хрипло прорычал василиск, явно уловив направление моего внимания. — Если не хочешь убедиться в подозрениях. Я могу показать тебе гораздо больше, чем то, что позволяет покров ткани.

Жар бросился в лицо, уши загорелись тоже. Я вскочила с дивана и чуть замешкалась. Рик пригнулся, словно хищник для броска, губы его налились кровью, щеки зарделись. Никогда прежде не видела василиска таким… возбужденным. Вот именно возбужденным! От моего присутствия, от нашей странной, почти неуловимой посторонним игры, флирта лишь на уровне взглядов, намеков.

Рик двинулся за мной, притормозил и опалил сверкающими глазами.

— Ты уходишь или остаешься? — спросил вдруг, кивнув на диван.

Я суматошно крутанулась, и выскочила вон. Развернулась в сторону приемного и… с размаху врезалась в чью-то мощную грудь.

Судя по синей врачебной робе, врезалась я в кого-то из коллег. Но судя по ауре, едва уловимому запаху грозы, я сталкивалась с ним впервые — во всех смыслах слова.

— Осторожно, валькирия. Я не очень-то мягкий, — раздался насмешливый голос — низкий, но бархатистый и приятный.

Я подняла глаза и встретилась с изумрудным взглядом… дракона. Красивое, мужественное лицо его, в отличие от других хищных оборотней выглядело благородней, что ли, немного изящней выточенным. Выдающийся лоб и челюсть чем-то напоминали Рика, глаза окружали длинные каштановые стрелы густых ресниц. Маленький шрам под соболиной бровью, лишь придавал внешности изюминки.

— Так и будешь меня разглядывать или познакомимся? — хмыкнул дракон. — Ты, кстати, тоже хороша.

И только я собралась с духом ответить, как сзади послышался голос Рика:

— Вагрим! Отойди от нее!

Так он еще никогда не рычал. Я слышала, как василиск отчитывал медперсонал, как он орал на врачей, если те ошибались или не оказывали пациенту помощь вовремя. Но чтобы так… Голос Рика пронесся по коридору, срезонировал от стен.

Дракон нахмурился, повернулся к василиску, и я поняла, что на боях верберов и тигров тестостерона с адреналином было ничтожно мало. Вот теперь… Теперь воздух буквально пропитался ими. Даже на языке загорчило.

Рик и Вагрим набычились, замерли друг напротив друга, словно львы перед дракой за прайд.

Медбратья и медсестры рассыпались по сторонам. Откуда ни возьмись, появилась Латифа, и настойчиво потянула меня за рукав. Не припомню, чтобы она так делала прежде. Лисицы обычно ненавязчивые, и каждый их жест, каждое слово — скорее предложение, чем требование.

Но сосредоточиться на изменении повадок Латифы мне не дали. Василиск и дракон расправили плечи и разом увеличились в размерах — частично перешли в звериную форму. Казалось, перед нами два великана. Одежда Рика и Вагрима разошлась по швам, лохмотья повисли на мускулистых телах, словно вылепленных искусным скульптором.

— Мда… Угораздило же тебя понравиться Вагру, — шепнула на ухо Латифа.

— А что? — поразилась я. — Что вообще за буря в стакане? Они как с ума посходили! Что за глупости?

— Вагр с Риком давние враги и соперники. Не знаю точно, в чем там было дело, но, эти двое и так готовы рвать друг друга на куски. Каждая встреча как боксерский поединок. А тут еще ты…

— А-а-а… Вагрим?

— Наш новый врач. Пришел из другой перекрестной больницы. Из обычной, не срочной. Вроде власти настояли. Считают, нам нужно исследовательское отделение. Вагрим на самых передовых новинках собаку съел.

— Но если они с Риком так друг друга не выносят…

— Времена, говорят, грядут тяжелые, — вздохнула Латифа. — Думаю, ты знаешь об этом больше моего. Ты же осматривала Маллеса.

— В трудные времена все должны работать сообща, — вдруг вспомнила я давнюю присказку Рика.

Он говаривал так, когда случалась масштабная катастрофа и больницу переполняли больные. Все стояли на ушах, бесились, метались туда-сюда. Каждый врач, каждая медсестра или медбрат превращались в комок нервов и резко реагировали на любую невинную шутку. Да что там на шутку! Наступив кому-нибудь на ногу легко можно было схлопотать гневный выговор или даже равнозначный, по мнению мстителя, ответ.

— В трудные времена надо работать сообща? — окликнула я дракона и василиска — они начинали надуваться, явно планируя обдать друг друга легким огненным душем. А заодно поджарить всех, кто не убежал и больницу тоже.

Рик обернулся. Полоснул синим взглядом так, словно я в чем-то провинилась.

Изумрудный взгляд Вагра тоже прошелся по мне — скорее довольный, чем возмущенный.

Дракон выплюнул в василиска тонкую струйку пламени, оно зашипело, окутало лицо Рика. Тот фыркнули ответил тем же. Вагр тряхнул головой, словно стряхивал огонь.

Ни тому, ни другому жаркий душ не причинил никакого вреда. Даже волосы не подпалил. Окружающих, слава богу, не задело тоже. Но сражение крылатого змея с ящером становилось все опасней и опасней. Хотя бы потому, что в коридор начали подтягиваться больные. Все, кто нормально ходил, стремился полюбоваться невиданным зрелищем.

Рик повел богатырскими плечами и бросился на Вагра. Дракон прыгнул тоже. Они столкнулись как две скалы, и повалились на пол. Сбили с ног не успевших отскочить медсестер — пантеру и лисицу. Девушки вскрикнули, попытались выбраться из-под титанов. Забились, но все тщетно.

Рик дубасил Вагра по голове, Вагр отвечал тем же, Рик пинал Вагра в живот и получал такой же ответ. Они продолжали кататься и молотить друг друга чем попало, а у меня внутри закипала злость. Клокотала в груди, комом стояла в горле. Да что же такое! Неужели из-за какой-то древней вражды, и нашего с драконом дурацкого флирта, эти двое будут разрушать больницу и причинять другим неприятности?

Вагр с Риком покатились по коридору, смели трех медбратьев — верберов и те присоединились к куче мале.

Я сжала кулаки, ощущая, что злость выплескивается, как вода из кипящего котла и закричала:

— Да хватит уже! Взрослые же мужики! Хватит!

И, что самое странно — ящер и крылатый змей послушались. Замерли, обменялись десятком ударов — так, словно бы для острастки противника, и расцепились, натужно дыша.

Из их ноздрей валил пар. Запах гари перебил запах дезинфектора.

Сбитые с ног драчунами медсестры и медбратья суматошно вскочили на ноги и торопливо удалились с места «катастрофы».

Мужчины уставились на меня с одинаковым выражением лиц. Странным, необъяснимым. Рик выдохнул и уменьшился, Вагр тоже.

Одетые в лохмотья, словно древние люди, с горящими глазами, мужчины разошлись в разные стороны. Рик метнулся в кабинет, одарив меня последним взглядом — холодным и колючим. Вагр хмыкнул, подмигнул. Бросил через плечо:

— Жду тебя после смены. Сходим в кафе, познакомимся, — и размашисто вышел из коридора в приемное отделение.

Там раздалось шушуканье, комментарии, нечленораздельные возгласы.

Латифа потянула меня в ординаторскую.

Белая, круглая комната с диванами по всем стенам, тоже белыми, никогда мне особо не нравилась. Но сейчас она казалась островком разума среди всеобщего безумия. Даже не смотря на то, что в самом центре ординаторской царствовала барная стойка — черная, лакированная, заставленная чашками, чайниками, вазами с печеньем и булочками.

Латифа метнулась к большому черному чайнику. Налила чая с облепихой и заглянув в глаза спросила:

— Ты, правда, не понимаешь?

Я пожала плечами.

— Чего?

Она ухмыльнулась.

— У них сейчас брачные игры. А ты… кажется понравилась обоим.

Я хотела рассмеяться, подивиться шутке, но Латифа продолжала смотреть серьезно, даже немного грустно.

— Брачные игры? Это правда? — поразилась я.

— У василисков после того как обменяются энергией со своей избранницей. У драконов как раз сезон.

Я вспомнила Дарго и Гроноса на занятиях. Как они оживились возле обнаженной вайолы, как реагировали на других девушек. Черт! Ведь мы изучали все это! Год назад! На занятиях по размножению перекрестных видов. Как я могла забыть? Камелия, такая независимая, гордая старательно держалась подальше от братьев-драконов. Амелла сторонилась их, обходила за метры.

А я… я все на свете профукала.

Стоп! А Рик? Рик только сегодня дал мне своей энергии… но мы ведь не обменивались? Или обменивались?

Я вспомнила это ощущение, как уходит сонливость, слабость, усталость. Черт! Впервые за наше знакомство Рик не просто прокачал меня, забрал плохую энергию и дал свою, живительную. Вот тебе и раз!

Зачем он это сделал?

Единственный вывод, который упорно напрашивался — василиск готовил меня к опасным приключениям. Случившееся с Маллесом, Вагр, присланный нам в помощь… все это говорило само за себя. Многие обеспокоены происходящим и ожидают худшего.

И что самое удивительное, вместо страха, да хотя бы опасений внутри зарождалось незнакомое воодушевление. Будто я готовилась драться. Отстаивать наше перекрестье, отражать атаки нижних тварей.

— Внимание! Всем готовиться! Операционные подготовить! Освободить место в приемном! К нам везут пассажиров из перевернувшегося автобуса!

Такие объявления по громкой связи редкость даже для нашей больницы. Тяжело стало на сердце, вязкий воздух загустел в груди. Представляю, сколько там жертв!

Внезапно в голове пронеслась вспышка воспоминаний. Резко, как ракета…

Тонкая, серая материя на… бездыханном теле. Я шагаю к нему на неверных ногах, глаза жгут слезы, щекочут щеки. Инстинктивно слизываю языком соленые капли и шагаю дальше. Боль разливается в груди с каждым ударом сердца.

Черное пятно… брешь в воспоминаниях и новая вспышка…

Я возле большой, щербатой стены — черной, высокой, увитой плющом. Тополиный пух валит с неба, как снег, забивается в ноздри, в рот, в глаза.

Противный, белый, неугомонный…

Имена, имена, имена… Стена памяти… Памяти? Да… Стена памяти по усопшим. Длинные тени косматых кленов ложатся на землю, заслоняют яркое солнце.

Я задираю голову выше, еще выше. Туда, где под ясным, голубым небом выбиты на стене буквы.

Они складываются в слова — медленно и нехотя, словно хранят страшную тайну. Эти буквы я выучила недавно. Они — часть нашей тайны, тайны валькирий моей Земли. Малочисленной расы особых существ, не так давно нашедших друг друга для общения. Чтобы вырываться из глубокого колодца одиночества. Когда кричишь, срывая голос, но отвечаешь лишь эхо, когда обнимаешь изо всех сил, но в руках оказывается подушка, когда плачешь, но в утешение лишь несколько капель валерьянки.

«Те, кого пережили почти бессмертные». Вот что означает эта надпись.

Я смотрю и чувствую, что дышать все труднее. Воздух густеет в груди, вязкий и какой-то тяжелый.

Наваливается глухое безразличие. Хочется сесть прямо тут и остаться… навсегда…

Би-би-и-и… Би-би-и-и…

Гудит за спиной такси.

Странный мужчина, с косматой гривой черных волос и острыми клыками смотрит внимательно, словно хочет удостовериться, что я это я. Что за бред? Мы не знакомы. Я впервые его вижу…

— Самира? Ты в порядке? Самира? — голос Рика вздрагивает — никогда еще не слышала, чтобы в нем звучало столько тревоги.

Я словно пришла в себя.

Василиск едва ощутимо встряхнул за плечи — напряженный, встревоженный. Уже переоделся в новую, синюю рубашку, в цвет глаз и черные джинсы.

— Самира? — повторил он. — Ты в порядке?

Я машинально кивнула. Рик слабо улыбнулся.

— Не переживай из-за драки. Самцовые разборки, — криво усмехнулся василиск. — У проклятых ящеров гон… Вот и бросаются на… женщин, которые им не принадлежат.

Сама не знаю почему, но фраза не вызвала у меня отторжения. Хотя, складывалось ощущение, что еще немного, и Рик объяснит — кому принадлежу я. И этот кто-то окажется им самим. Но от этой мысли возмущение не закипело как масло на сковороде, наоборот в животе приятно защекотало, потеплело.

— А ты? Сам зачем дрался? — спросила зачем-то василиска. Он поморщился, отвел взгляд, и вдруг посмотрел совсем иначе — словно я ударила по больному.

— Обменялся с тобой энергией. Хотел поддержать, почистить твою ауру. Мало ли… Похоже, нас ждут опасные приключения, — в стену ответил Рик. — А после этого… все чувства василиска обостряются. Любовь, ненависть, ревность…

Он осекся и замолчал, не глядя в глаза.

На языке так и вертелся вопрос, так и просился наружу. Но… пока я собиралась с духом, с мыслями, по больнице разнеслось новое сообщение:

— Пациенты уже на подходе. Всем готовность номер один.

Рик оглянулся так, словно впервые видит и коридор с голубой пластиковой плиткой на стенах, и больницу в целом. И только я ему знакома и близка.

Хотел что-то сказать, но крутанулся на пятках и поторопил:

— Пошли. Кроить, латать, резать. Швейная мастерская имени перекрестья открыта. Будем собирать живые конструкторы. Хватило бы деталей. Все лишнее закопаем на перекрестье.

…

Суеты почти не было. В ожидании наплыва пациентов больница заработала как единый слаженный механизм.

Уборщицы трижды прошлись по приемному и операционным с дезинфектором. Потом мы все вышли в круглые зеленые ординаторские стационара, и Рик запустил какое-то «синее облучение». Оно обеззараживало гораздо лучше кварцевания.

Едва василиск выключил лучевую установку, охранники принесли из хозяйственной кладовой, на втором этаже длинные ряды кожаных кресел. Черных, чтобы не так бросались в глаза кровавые разводы. Диваны вплотную приставили к стенам. Теперь просторный холл напоминал театральный зрительный зал.

После перестановок облучение включили снова, еще на несколько минут.

Не успели мы убедиться, что все операционные готовы, инструменты на месте, бинты, повязки, обеззараживающие растворы с присыпками и живые аппараты тоже, началось…

Приемное отделение переполнилось моментально.

Оборотни, маргоны, василиски, драконы — кого тут только не было.

А машины перекрестной скорой продолжали прибывать и прибывать. Они подъезжали со всех сторон — к дверям приемного, к заднему ходу, к запасному. Желто-белые полосатые авто выстроились в длинные гусеницы очередей. Медбратья носились туда-сюда, выгружая тяжелых. Те, кто пострадал меньше, выходили сами, или с помощью медсестер.

Старшая медсестра Маргитанна — маргонка с кожей цвета молочного шоколада и оранжевыми, как всполохи огня, волосами строгораздавала указания.

Своими плавными, но стремительными жестами Маргитанна всегда напоминала мне балерину.

Под ее чутким руководством медбратья и медсестры сновали сквозь толпы в приемном, сортируя больных.

Очень вытянутое, даже для маргонки лицо Маргитанна, казалось, осунулось еще сильнее. В янтарных глазах светилось сочувствие. Тонкий, длинный нос морщился от вони. Запахи крови, дезинфекторов, косметики и духов смешивались в такой дикий коктейль, что у меня свербило в носу. На языке ощущались горечь, соль и медикаменты.

Экспрессивно переживали за друзей верберы, мрачно и нелюдимо вели себя раненые драконы и василиски. Лисы нервничали «на ногах» — все, кто мог активничать носились туда-сюда, мимо кресел с пациентами. «Сидячие» дергались, теребили волосы, уши, ежесекундно оправляли одежду.

И беспрестанно что-то уточняли у медсестер.

Маргонки съежились и затихли, маргоны успокаивали сородичей.

Больше всего среди больных было лисов и верберов. Приемное гудело как растревоженный улей, и казалось, толпа беспрестанно волнуется, как штормовое море.

Кровавые кляксы и ручейки убирали в мгновение ока. И по отделению снова проносились удушливые волны запаха дезинфектора, ненадолго перебивая все остальные.

Рик был в своей стихии. Деловитый, спокойный, он отправлял каталку за каталкой, врача за врачом. Василиск точно знал — кто лучше всех латает раны, кто вправляет переломы, кто умеет пришивать оторванные ткани и органы. А кто, как я, делает все относительно неплохо, но на самые серьезные операции еще не заточен.

В отделении срочной медпомощи работало больше пяти десятков врачей, но Рик помнил особенности каждого, каждому находил дело по способностям.

Операционные переполнились вслед за приемным.

Чуть больше двух часов я, как автомат, зашивала и пришивала, вправляла и останавливала кровотечения. Слишком сложных заданий Рик не давал, но и расслабляться не позволял ни на секунду.

В первые такие дежурства, эмоции зашкаливали, выплескивались через край. Несколько раз я оказывалась опасно близка к истерике. Но сегодня… сегодня режим эмоционального ступора включился сам. Я понимала — какой ужас творится вокруг, но почти ничего по этому поводу не испытывала.

Мне, как врачу, нужен был твердый рассудок.

Как говаривал Рик: «Утешать пациентов — дело родственников, близких, на крайний случай медсестер. Дело врачей — лечить».

Операционные занимали только под тех, кому нельзя было оказать помощь прямо в приемном.

Уборщицы продолжали и продолжали мыть и дезинфицировать полы, не останавливаясь почти ни на минуту. Медсестры почти не выпускали из рук бинты, шины, лейкопластыри, подносы с обеззараживающими средствами, марлей, тампонами.

Я едва успела залатать разодранную икру вербера под перекрестными взглядами пациента и его друга, когда на все отделение послышался призыв василиска:

— Самира! У нас сложный случай неразлучников. Давай уже. Остальные хирурги заняты. Постараемся из композиции создать портреты героев. Все лишнее можно смело выбрасывать как не нужное.

Я сразу поняла — если Рик так расшутился — дело плохо.

Латифа кивнула, подтверждая мою догадку. В ее темно-зеленых глазах застыла дикая смесь страха и интереса. Случай был явно из ряда вон выходящим. Уж Латифа-то чего только тут не насмотрелась.

Верлиса махнула мне рукой и под неприличные предложения верберов — кто бы сомневался, что они воспользуются случаем — мы покинули палату.

Седьмая операционная, рассчитанная на сложные случаи и на несколько пациентов одновременно, располагалась почти в конце коридора.

По дороге я отметила, что самые лучшие наши хирурги-травматологи и впрямь заняты по горло. Благо, в такие дни, как сегодня, на двери каждой операционной высвечивалось нечто вроде магического экрана, который вполне себе сносно транслировал все, происходящее внутри.

Так, на всякий случай. Вдруг кто-то не справляется, и не может отойти от больного, позвать коллег, а медсестры, как назло тоже заняты.

Один из наших лучших хирургов штопал артерии верлиса — на бедре и на шее, и как раз собирался латать громадную рваную рану на груди. Второй — пришивал дракону оторванную ногу. Третий явно складывал внутренности вербера как мозаику, выражаясь языком Рика. И судя по тому, что рядом с пациентом, во льду лежали части здоровой печени, легкого и еще нескольких специфических «медвежьих желез», планировал пересадки.

Возле двери его операционной бездумно бродила взад-вперед молодая верберша, слишком хрупкая и тонкая для своей расы.

Ее длинные пальцы, исполосованные ссадинами, беспрерывно теребили взлохмаченные черные волосы. В темно-стальных глазах, с зелеными крапинками застыл испуг. Немного асимметричное треугольное лицо было очень бледным, не смотря на смуглость.

Заметив меня, девушка на секунду притормозила, окатила внимательным, даже пристрастным взглядом, кивнула на магический экран и вдруг почти простонала:

— Вы ведь разбираетесь в этом, верно? Вы же врач! — она кивнула еще раз, словно намекая на мое «врачебное обмундирование».

И пока я искала слова, верберша подскочила и схватила за руку так сильно, что вся ее внешняя хрупкость разом забылась.

— Скажите мне правду! Он может выжить? Пожалуйста.

Господи! Сколько раз мне так заглядывали в лицо, сколько раз задавали почти один и тот же вопрос! Сколько раз вот также ждали ответа — недвижимо, напряженно, с надеждой. Я так и не привыкла к этой части работы в больнице. К той самой важной части, когда нужно поведать родственникам тяжелого пациента о его состоянии, дать хоть какой-нибудь прогноз. Сообщать о страшном исходе лечения Рик не поручал мне ни разу. То ли жалел, то ли считал, что я еще не готова. Чем бы он ни руководствовался, я была от всей души благодарна василиску.

Я бы не смогла… Просто не смогла бы…

Я глубоко вдохнула, словно ныряла в прорубь и выдавила:

— Операция очень сложная. Но пока надежда есть. И пока она есть, надейтесь. Не раскисайте.

Верберша окатила меня новым, внимательным взглядом, словно проверяла — насколько ответ искренен. В третий раз кивнула и отпустила руку.

Ее собственная рука повисла безжизненной плетью, из горла вырывался тяжелый вздох.

— Операция продлится не меньше двух часов. Может и больше. Рекомендую вам пока сходить в ординаторскую и попросить у медсестер успокоительной настойки, — осторожно посоветовала я, отлично понимая, что домой верберша не уедет.

Мне хотелось утешить ее, обнять, может даже погладить. Но это казалось неправильным, ненужным сейчас. Латифа дернула за рукав, напоминая о том, что нас ждет Рик.

Верберша вздохнула и промямлила:

— Спасибо, — и отправилась в ординаторскую.

С минуту я смотрела ей вслед, словно что-то вспомнила.

В такие тяжелые дни, когда эмоции то и дело сметали самоконтроль, почти всегда возвращались осколки воспоминаний. Просто пока они никак не желали складываться в общую картину.

Я уже где-то видела такую спину, немного сутулую, сгорбленную под тяжестью происходящего, такие плечи, немного опущенные, унылые. А еще… еще такую шею — напряженную настолько, что мышцы натянулись лентами, под плотной смуглой кожей вздулись синие прожилки вен…

Что-то мне все это сильно напоминало… Вот только что?

Но прежде чем в голове появилось хотя бы малейшее предположение, по коридору снова пронесся нетерпеливый призыв Рика:

— Самира! Ну, где ты там застряла? Я же сказал — дело срочное!

Латифа потянула меня за рукав снова, и я машинально устремилась к нужной операционной.

Ах да! Надо спешить! О чем я только думаю?

Все остальные хирурги заняты, и помочь Рику некому. А пациенты… их время истекает намного быстрее, чем мы бы того хотели.

В самом центре седьмой операционной высился громадный стол, специально заказанный для пациентов-неразлучников. Так называли у нас тех, чьи тела пронзило одним и тем же прутом, шестом… да чем угодно. Тех, кого нельзя разъединять просто так, без особых предосторожностей, без дополнительных исследований.

Судя по тому, что хвосты очередей на рентген и МРТ высунулись в приемную, Рик снова будет исследовать или уже исследовал больных своим чудо-зрением.

Помню, однажды Латифа пошутила: «С таким как Рик надо быть осторожней. Того и гляди увидит насквозь».

— Ого! — только и сказала верлиса, пропуская меня вперед, в операционную.

Я едва сдержала такой же возглас.

Длинный металлический штырь пробил голову верберу, ногу верлису, бедро дракону и живот маргону.

Такого я еще не видела. Сердце подсочило с горлу, и Рик, в повязке из особого тканного волокна, поднял на меня глаза, вдохнул и выдохнул. Словно показывал, как успокоиться.

Суровая Латифа подала повязку и шапочку. Я надела их, стараясь выйти из ступора, сделала вдох-выдох и шагнула к пациентам.

На первый, беглый взгляд самыми тяжелыми были вербер и маргон — у него частично вывалились внутренности, напоминая груду тушеных овощей.

Но и дракон меня беспокоил тоже — его рана проходила близко к большой артерии. Пока кровила не сильно, но не исключено, что сосуд пережимал штырь. Кто знает, что случится, если его вытащить. Я поменяла перчатки на обработанные энергией заживления — она дезинфицировала получше иных ядреных химикатов и вплотную подошла к столу.

Яркие круглые светильники очень быстро кружили над пациентами, обливая их ровным белым светом.

По операционной плыла гнетущая тишина.

Только тихой капелью вытекала из ран кровь, да порывистый ветер насвистывал в щели плотно закрытых окон.

Вербер и маргон были без сознания — наверняка получили лошадиную дозу наркоза. Остальные следили за нами с неприкрытым ужасом. Словно не металлический прут, а именно мы угрожали их жизни.

Я сделала последний шаг к столу, и Рик снова вдохнул и выдохнул. Глубоко и спокойно. Я повторила. Замерла и постаралась снова переключиться.

Отодвинуть на задний план мысли о том, что на кону жизни. Отвлечься от вывалившихся органов и клочках мяса — они драными лоскутами болтались возле мест, где вошел прут.

Все это неважно сейчас.

Я инженер. Передо мной оборудование — красивые, почти идеальные машины, поврежденные неумелыми пользователями.

Рик кивнул, и начал командовать.

— Есть хорошая новость! — сообщил он без особой радости. — Анализы у всех норма.

Следующий час я действовала как робот. Подавала скальпели, зажимы, тампоны, вливала в пациентов немного энергии жизни и снова подавала тампоны, скальпели, зажимы. Резала, шила, вправляла.

Латифа ставила капельницы, убирала грязные инструменты, обеззараживала раны.

Еще одна медсестра, Горделия — черноглазая верпантера, ассистировавшая василиску до нас, помогала тоже, хотя и немного медленней. То ли перенервничала, то ли не хватало опыта верлисы.

Для начала Рик раскалил штырь между пациентами тонкой струйкой пламени изо рта. Когда черно-рыжий металл окрасился белым, руками осторожно переломил прут и разделил пострадавших.

Все это время мы с медсестрами фиксировали положение тел больных, изо всех сил, не давая им сдвинуться даже на миллиметр. И все вроде шло хорошо. Но как всегда в медицине заранее ничего предсказать невозможно. Тем более в такой ситуации.

Верлис дернулся, словно хотел побыстрее отделаться от остальных, более тяжелых пациентов…Прут сдвинулся вверх по его ноге и… колено хрустнуло, засочилось суставной жидкостью вперемежку с кровью.

Тихо выругался Рик. Пациент вскрикнул и рыжий дракон, весь в веснушках и родинках обернулся. Штырь в его бедре сдвинулся на считанные миллиметры, но оттуда фонтаном хлынула кровь.

— Латифа! Давай! — крикнул Рик. Медсестра одновременно выдернула железяки из ног верлиса и дракона. Кровь и суставная жидкость выплеснулись на пол. Я тут же поставила зажим на артерию ящера. Нашла на чистой интуиции. Рик говорил — у валькирий особое чутье. Наверное, это оно и было. В кровавом месиве не то чтобы артерию, даже края раны не всякий бы определил.

Случись все в обычной больнице, дракон мог не выжить. Его глаза расширились от ужаса, лицо побелело, синюшные губы плотно сжались. Кровь продолжала лить, пока я суматошно накачивала рану энергией заживления, рубцуя артерию вопреки нашим правилам. Обычно вначале убеждались, что в рану не попала грязь, бактерии. Но сейчас на это не оставалось времени.

Медсестры принялись вливать в оборотней питательный раствор — пакет за пакетом. Дракону Латифа добавила донорской крови. Организм рептилий принимал почти любую группу, кроме крови верберов.

Секунды капали, отсчитывая чужое время.

Я старалась действовать планомерно, спокойно, без суматохи. Как Рик.

Он кропотливо собирал по частям колено верлиса и заживлял его. Оборотень жалобно скулил, почти как настоящая лисица, а мой дракон лишь хрустел зубами.

Казалось, конца и края не будет его кровотечению. На светло-голубом кафельном полу операционной засыхали бордовые пятна. Бурые брызги ягодами граната рассыпались по моему белому халату. К ним добавлялись новые, образуя причудливые кляксы, похожие то на ромашки, то на фигурки ушастых зверей.

А я продолжала вливать в разорванную артерию энергию. Дракон замер, не шевелился. Только глаза его бешено округлились и посекундно смаргивали.

Шур-шур-шур… Латифа поменяла пакет с кровью на капельнице. Шур-шур-шур… Горделия поставила в другую вену дракона новый питательный раствор.

Не отвлекаться. Действовать. Четко, без паники — так, как учили.

Струя резко превратилась в тоненький ручеек и… кровь спеклась.

Я невольно выдохнула и отступила на пару шагов.

Латифа марлей промакнула испарину со лба, ободряюще подмигнула.

Пару минут я передыхала — тело потряхивало, в груди бешено колотилось. Как я не замечала этого раньше? И хорошо, что не замечала! Могла сбиться, не помочь пациенту.

Рик поднял на меня глаза, продемонстрировал вдох-выдох. Я машинально повторила— еще и еще и… успокоилась.

С каждым разом это получалось все лучше и лучше.

Пульс и дыхание выровнялись, тело налилось силой.

Латифа подала новые перчатки — с этих стекал алый дождь.

Рик переместился к дракону. Требовалось срочно проверить — нет ли в ране ящера грязи или какой-нибудь заразы. Только после этого можно будет зашить. Я наблюдала за василиском — таким спокойным, таким почти отрешенным и невольно любовалась им. Все-таки он врач от бога.

К верберу боялась даже прикасаться. Судя по тому, как осторожно обходил его Рик, штырь вонзился не слишком удачно, и любое, даже минимальное его смещение грозило необратимыми повреждениями мозга.

— Все хорошо, кроме этого, — Рик вытащил из раны дракона несколько крохотных кусков металла. Латифа тут же приложила моската — кальмара, который питался бактериями. Прозрачный моллюск был незаменимым помощником в операционной. Но, к сожалению, питался только из свежих ран, категорически отказываясь «работать» с воспаленными.

Москат начал наливаться бордовым и увеличиваться в размерах, меняя форму. Как и все живые перекрестные аппараты он был оборотнем. Медленно тело кальмара покрылось блестящей желтой чешуей, исчезли щупальца, выросли шесть лапок. И спустя несколько минут рану вылизывала длиннотелая ящерица с голубыми глазами, похожими на два сапфира.

Я сняла моската с дракона и опустила в один из шести аквариумов на громадной черной пластиковой стойке, у окна. Ящерица мгновенно растеклась в моллюска и зависла рядом с двумя десятками хэлл.

Рик едва заметно кивнул Латифе, и та подала мне инструменты. Я начала старательно зашивать рану дракона — сосуд за сосудом, мышцу за мышцой, нерв за нервом. Мелкие повреждения латала энергией жизни, крупным тоже давала немного.

Завершив свою миссию, уступила место Латифе и подоспевшей Нессе — еще одной медсестре-маргонке. Жилистой, сухощавой, очень высокой, с почти желтыми глазами и волосами цвета спелой ржи. На фоне темно-бронзовой кожи они почти сияли.

Пока девушки готовили бинты, мази и дезинфекторы, мы с Риком синхронно вдавили кнопки по краям стола-кушетки, и он разъединился.

Медсестры увезли прооперированных подальше и быстро наложили повязки.

Теперь на нашей совести остались вербер с маргоном.

Верпантера поставила ему капельницу с питательным раствором, а Несса взялась обеззараживать раскроенную брюшину.

Внутри и снаружи просветила фоскатом — так назывался свет еще одного перекрестного чуда — алема. Огромный жук ночью испускал особые лучи. Они дезинфицировали, подсушивали раны и… привлекали самок. Посияв несколько секунд, жук затаился, как обычно, в ожидании дамы сердца. А Рик приступил к операции, все еще оттягивая минуты освобождения раны вербера от прута.

Пока василиск обрабатывал брюшину маргона и помещал внутренности на место, я лишь ассистировала. Подавала инструменты, зажимала сосуды, шила. В такие минуты я мысленно благодарила Рика за его извечные шуточки про живые конструкторы. Было намного проще воспринимать пациента именно так. Как механизм, который мы собирали по частям.

Установили переключатель тут, добавили батарейку там, подключили фильтр здесь — и машина исправно заработала.

Последний шов Рик поручил наложить Латифе, и мы вернулись к верберу. Его глаза вдруг задвигались под сомкнутыми веками — слишком быстро и суматошно для сна. Кажется, пошли повреждения мозга. Рик вздохнул, пожал плечами.

— Не знаю, что с ним делать, — поделился немного расстроенно и очень зло. — Прут рядом с жизненно-важными центрами. Любой его сдвиг, неудачное извлечение, и все — у нас на руках паралитик или оборотень со слабоумием.

— Хм… Наверное поэтому вам нужен я! — низкий, бархатистый голос Вагра звучал до ужаса самодовольно. Так и хотелось осадить дракона. Но сейчас, в операционной, главный Рик. Он царь и бог, ему и карты в руки.

Вагр вошел размашисто, с самодовольной миной на лице. Казалось, все только его и ждали, только на него и надеялись.

Рик поднял на дракона взгляд, полный ледяного презрения. Вагр ответил тем же, расплылся в хищной улыбке и повел плечами, словно разминался.

Пока мужчины демонстрировали друг другу альфа-самцовость, в операционную вбежали медбратья. Принялись осторожно перекладывать прооперированных на каталки и увозить в стационар. Верлиса с драконом, если все будет неплохо, выпишут уже послезавтра. Маргону придется у нас задержаться, но он явно родился в рубашке.

Когда последняя каталка скрылась за дверью, Вагр набычился, пригнулся и двинулся к Рику. Василиск последовал его примеру. Меня посетило дежавю. Вот точно также, совсем недавно, они сближались в коридоре дежурной хирургии, а потом началась драка.

— Немедленно покинь мою операционную! Тут и без тебя духотища! — прорычал Рик. Метнул в меня взгляд, каким только костры поджигать, и повернулся к Варгу — теперь его взглядом можно было заморозить даже горячие гейзеры.

— Да бро-ось! Не веди себя как ребенок! — хищно усмехнулся дракон, откидывая за спину тугую каштановую косу. — Вам нужна моя помощь. И я достаточно добр, чтобы не демонстрировать превосходство!

— Покинь… мою… операционную! — процедил Рик. И снова я его не узнавала. С каких пор мой любимый учитель, мудрый главврач отказывается от помощи в том случае, когда сам не уверен — что предпринять? Ах да! Проклятые брачные игры! Тестостерон в голову ударил!

Рик оскалился, Вагр тоже. Дракон и василиск закружили вокруг кушетки с пациентом, словно боксеры перед боем. Ну уж не-ет! Этого я им не позволю!

Сама не знаю откуда, но внутри родилась невиданная энергия и решимость. Я всплеснула руками и резко скомандовала:

— А ну-ка оба прекратили!

Мужчины обернулись ко мне в едином порыве. На долю секунды я оторопела, растерялась, переводя взгляд с одного на другого.

Рик смотрел с затаенной болью, впервые она была так заметна, неприкрыта очередной ехидной усмешкой. Вагр просто пожирал меня глазами — жадно и страстно.

У меня закружилась голова. Так неуместно и не ко времени. Я и сама не сразу поняла — какой из мужчин так подействовал. Только сладко засосало под ложечкой, тепло спустилось в живот и ниже… Быстро-быстро забилось сердце, а рваное дыхание услышали бы все в палате, если бы мужчины не дышали еще чаще, еще натужней.

Я шагнула к ним, задела рукой холодный хирургический стол и все вернулось. Пациент! Он же здесь! Как мы можем! У меня в глазах потемнело, захотелось провалиться сквозь землю.

А сколько времени он под наркозом? Когда нужно будет вводить новую дозу? Где анестезиолог? Кажется, я видела его во второй операционной, но это было так давно… Тогда Рик только позвал меня сюда…

— Вагр! Ты тут без году неделя, а уже всеми командуешь? — я приподняла бровь, и дракон прищурился, изучая изумрудным взглядом так, словно впервые увидел.

— Рик! Ты, правда, готов пожертвовать пациентом ради ваших разборок? Ты же врач от бога! — обратилась я к василиску. Он нахмурился, торопливо отвел глаза и прорычал:

— Давайте обсудим, что делать.

— Давайте, — согласился дракон, не скрывая недовольства в голосе.

Латифа мазнула по мне улыбчивым взглядом — таким неуместным рядом с умирающим вербером, но таким понятным. Она словно хвалила меня за правильную тактику, за то, что осадила мужчин в такой важный момент.

Сейчас нужно было думать не о брачных играх. Не о том — с кем мне пойти на свидание, а о том — как спасти больного. И я собиралась приложить к этому максимум усилий.

Никто не умрет в мою смену!

6

Рик словно очнулся. Сразу после моей знаменательной фразы, он как-то весь собрался, отступил от дракона, словно молчаливо отказывался от драки.

Окинул медсестер внимательным взглядом и разразился распоряжениями — почти такими же спокойными и обстоятельными как раньше.

— Несса, срочно во вторую операционную. Тащи сюда анестезиолога. Горделия! Немедленно тащи новую кровь, питательный раствор и готовь инструменты! Быстро!

Девушки метнулись в двери.

Латифа вытянулась по стойке смирно, ожидая команды Рика, и она не заставила себя ждать.

— Ты! — обратился к ней василиск. — Сделай из операционного стола полукресло. Но так, чтобы голова вербера ни на сантиметр не сдвинулась. Поняла?

Латифа закивала, и бросилась выполнять. В принципе, ничего сложного в указании Рика не было. Стол изменялся непосредственным нажатием кнопок сбоку или дистанционно, с пульта — он лежал возле аквариумов.

Опытная Латифа решила правильно — схватила зеленый пульт с разноцветными кнопками и зафиксировала голову вербера эластичными, но прочными тисками. Они выдвигались из стола и меняли форму, размер, длину, подстраиваясь под пациента.

Дальше я не смотрела.

Рик подошел ко мне и Вагру, дракон сложил руки на груди, словно говорил: «Ты крутой, но я сейчас продемонстрирую собственное превосходство». И не обманул.

— Предлагаю новую методику. Превратить прут внутри головы в чистую энергию и вывести. Почти никакой механики, никакого воздействия.

Рик рубанул рукой по воздуху, явно намеревался ответить что-то очень резкое, но передумал и произнес почти спокойно:

— Хороший метод, но еще малоопробованный. Мы не знаем — нагреваются ли ближайшие ткани. И как вообще они отреагируют на мгновенное превращение. Слишком мало информации, чтобы делать прогнозы…

— Смотрю, ты забыл, что мы все переходим в энергию во время превращений из человека в зверя? — хмыкнул Вагр, вскинув бровь.

— Не забыл, — с нотками рычания парировал василиск. — Но мы это делаем с помощью энергии ауры. А ты собираешься использовать…

— Энергию перекрестья, — ответил за него дракон. — Ну и что?

Рик задумался, словно взвешивал — стоит ли споритьдальше, принять предложение или отвергнуть его. В конце концов, в этой операционной решал он, и все это прекрасно понимали, даже Вагр.

Василиск выдержал небольшую паузу, косясь на меня внимательным синим взглядом, с примесью затаенной обиды. Казалось таким непривычным общаться с Риком настолько близко, настолько душевно что ли… Прежде он не позволял проникать в его эмоции, не выказывал их — отшучивался, лапал, делал неприличные предложения. Как свыкнуться с тем, что за всем этим стояла не просто мужская бравада, а нечто гораздо большее?

У меня вновь засосало под ложечкой. Из глотки Вагра вырвалось рычание и наши с Риком взгляды разомкнулись, внимание переключилось на дракона.

Василиск резко выпрямился, и произнес:

— Давай!

— Давно бы так, — пробормотал себе под нос дракон.

— А? — нахмурился Рик.

Вагр пожал плечами и усмехнулся, без прежнего запала:

— Забыли. Давай займемся делом.

Из кармана голубого халата дракон извлек маленькое устройство, похожее на шариковую ручку.

Рик осторожно отодвинул меня и заслонил своим телом. Латифа отступила к стене сама. Я думала, Вагр подойдет к пациенту, уже зафиксированному в полусидячем положении. Но дракон словно бы прицелился в голову больного и замер в ожидании.

Чего? Я поняла только когда дракон Праф, наш анестезиолог заскочил в операционную. За ним семенила Несса, с подносом, накрытым белой марлей. Праф окинул вербера наметанным взглядом малахитовых глаз.

Красивое смуглое лицо анестезиолога портил немного узкий, удлиненный нос, похожий на клюв. Длинные темно-русые волосы были забраны под синюю шапочку. Праф немного помедлил, изучая в карточке параметры вербера — рост, вес, особенности строения. Как ни удивительно, у одних оборотней мышцы были очень плотными, у других — напротив, легкими и словно бы рыхлыми. Первые превращались чуть медленней, но могли сильно увеличиться в размерах в звериной ипостаси. У вторых очень быстро всасывались лекарства и усваивались по максимуму. Праф вскинул глаза к потолку и, как обычно, в уме точно рассчитал дозировку. Я всегда поражалась этой его способности — быстро и без усилий складывать, умножать и делить даже самые сложные и не целые числа.

Анестезиолог взял с подноса Нессы черный шприц-пистолет, от одного вида которого мне неизменно плохело, обошел «кресло пациента» и присел на корточки.

Даже не видя, я знала, что он прицеливается в позвоночный столб вербера. В кресле открывалось округлое отверстие — специально для таких случаев.

Латифа и Несса почти единым движением зафиксировали пациента. Тут механизмы не помощники — оборотень может лишь слегка дернуться, и игла войдет в жизненно важный центр спинного мозга. Тогда паралич обеспечен.

Через пару минут довольный Праф встал, поклонился, демонстрируя пустой шприц-пистолет, и отошел к стене.

— Ждем пять минут и можно жарить из него шашлыки. Ничего не почувствует. Разве только потом заметит, что чего-то не хватает, — хмыкнул анестезиолог. — Но вы всегда можете списать это на аварию и предложить поискать пальцы-руки где-нибудь на автотрассе.

Вагр посмотрел на Рика, Рик кивнул, словно давая добро. Дракон продолжил целиться, словно снайпер, что ожидает удачного для выстрела момента.

Праф застыл неподалеку от аквариумов, скрестив руки на груди и будто бы потеряв к происходящему интерес. Но я отлично знала — анестезиолог внимательно следит за состоянием пациента по одному ему понятным приметам: цвету лица, губ, движению глаз, дыханию.

В операционную бесшумно прошмыгнула Горделия, с каталкой. На ней пластиково-бурой горой громоздились пакетики с кровью и прозрачным питательным раствором.

Медсестры поставили капельницы, и замерли, не сводя глаз с Вагра.

— Давай, — неожиданно скомандовал Праф.

Я ждала вспышки, или чего-то такого. Но… ничего не произошло. Зато вместо прута из головы вербера газом заструилась черно-коричневая субстанция. Вязкая, но легкая, эфемерная, она походила на пар и на жидкость одновременно, и переливалась синим.

Вагр ловким движением пальцев поменял положение «ручки» в ладони — и субстанция тонкой струйкой устремилась в прибор.

Раз — и ее уже нет.

А из головы вербера нитями ручейков засочилась серо-белая мозговая жидкость, вперемежку с кровью. Бордовые разводы снова окропили кафельный пол.

Мы с Риком подскочили к верберу одновременно и принялись вливать энергию заживления. Еще, еще, еще. С двух сторон.

«Течь» прекратилась быстро. Рик махнул всем рукой, предлагая отойти и явно планируя новое исследование рентгеновским зрением. Вагр презрительно хмыкнул:

— Аппарат лучше. Регулировать дозу проще.

Рик не удостоил его даже взглядом — весь ушел в пациента.

А когда «вынырнул» в реальность, пожал плечами — не то чтобы расстроенно, скорее немного досадливо.

— Повреждения есть. Небольшие. Но кто знает, какие центры пострадали. Ждем пробуждения. И там уже все станет ясно. Давай, — вдруг обратился к дракону. — Покажи, как ты это умеешь.

Вагр подошел к верберу, протянул руки над его головой и… отверстия в ней зарубцевались.

Я слышала, что некоторые драконы могут давать особый вид энергии заживления. Она хорошо действует на кости и ткани, но плохо на мышцы и внутренние органы.

Рик устало вздохнул, кивнул медсестрам, подоспевшим медбратьям и те засуетились. Переложили вербера на каталку и увезли в стационар.

Следующим ушел Праф.

В огромной пустой операционной остались только я, Рик и Вагр.

Василиск явно ждал, когда дракон покинет помещение. Но Вагр и не собирался этого делать.

Мужчины насупились и уставились на меня. Под прицелом двух немигающих взглядов — синего и изумрудного, какими только факелы поджигать, стало очень не по себе. Не сразу я поняла — чего же от меня ждут. От усталости в голове было пусто-пусто и как-то гулко. Мужчины напряглись, и даже свободные синие халаты не скрывали игру могучих мышц. Желваки Рика ходили ходуном, Вагр выпятил челюсть и упрямый лоб.

В комнате повисла гнетущая тишина, зазвенела в воздухе, навалилась на грудь тяжестью.

Тррк… Тррк… Два черных алема в аквариуме у окна вытянули красные усики и поползли по стеклу.

Бульк… Москаты из соседнего «пластикового водоема» выпустили несколько пузырьков.

Динн… Рик вздрогнул, Вагр встрепенулся.

Василиск достал из кармана энергофон — устройство, вроде мобильника, как и все здесь работающее на энергии перекрестья, безо всяких вышек.

— Я слушаю, Агастин, — кивнул Рик, словно наш василиск-паталогоанатом мог его видеть. — Я понял. Да, адская была сменка. Почти закончилась. Думаю, отпущу персонал чуть пораньше. Новые дежурные всегда прибывают за час-полтора до начала смены. Наверняка уже на месте. Закончу с делами и приду.

Была сменка? Отпустит пораньше? А сколько вообще времени?

Я метнула взгляд на энергочасы. Они напоминали доисторические электронные — серая прямоугольная коробка на стене, темное табло и желтые цифры через двоеточие.

Ничего себе! Уже почти семь утра?!

Я посмотрела на Рика — он сбросил звонок и снова замер соляным столбом, перевела взгляд на Вагра — он хмыкнул.

— В такие дни время летит как птица, верно? — ухмыльнулся дракон. — Хочешь позавтракать?

Рик зарычал, в мгновение ока сбросил халат и одежду. Надо сказать, обнаженным он был очень хорош. Я просто ахнула. Крепкий, но не перекаченный, с треугольником торса и мощными бедрами… Уух! У меня аж дыхание перехватило, внизу живота стало тепло и томно.

Следующим избавился от одежды Вагр. Его фигура впечатляла не меньше. Но уж слишком рельефными показались мне грудные мышцы дракона, слишком выпирающими.

Пока я, в каком-то ступоре оценивала шикарную наготу мужчин, Рик как-то весь передернулся и… обратился. Громадный, темно-синий змей, с четырьмя мощными перепончатыми крыльями враз заполнил четверть свободного пространства. Еще четверть занял золотой дракон, с черными крыльями за спиной.

— Да ладно вам! Не пойду я ни на какой завтрак! Домой хочу, упасть и уснуть! — попыталась я запоздало образумить мужчин.

Но… меня уже никто не слушал. Василиск и дракон сцепились в клубок мощных тел, покатились по полу, сбили столик с инструментами. Он опрокинулся, рассыпав по полу скальпели, зажимы и еще кучу хирургических инструментов. Василиск и дракон проехались по ним, ничуть не пострадав. Еще бы! После обращения их тела не пробить ни лазером, ни металлом, ни пулей.

Сверкающий сине-золотой комок раздавил столик как кулак спичечный коробок.

Я забеспокоилась за аквариумы, но мужчины благоразумно держались поодаль от окна.

Какое-то время они катались, хлеща друг друга хвостами, кусаясь и рыча. Но без особого толку.

Я начала опасаться, что следующая смена, заступая на работу, застанет знаменательную драку в самом разгаре. Мысленно заметалась, прикидывая — что бы предпринять.

Тестостерон загорчил на языке, почти как на боях верберов. Сильно запахло дезинфектором — коридоры и операционные убирали после наплыва больных.

Растерянность разлилась по телу, а вместе с ней навалилась и вселенская усталость. Кажется, собранность и рабочий настрой улетучились, и я наконец-то поняла, насколько измотана.

Все тело ныло, ломило, голова гудела, как чугунный котел, ноги подкашивались. Я с трудом отошла к стене и оперлась на нее, запрокинув голову и прикрыв глаза.

— Самира? Ты в порядке?

— Самира? Ты как?

Я разлепила свинцовые веки, чтобы обнаружить обнаженных мужчин, совсем близко. Их рваное дыхание обжигало лицо.

— Слушайте, я адски устала, — взмолилась я. — Пойду домой. Не хочу никаких свиданий. Хочу лечь и уснуть.

Вагр нахмурился, криво усмехнулся.

— Отмазка принята. Давай я тебя провожу.

— Нет! — сама себе удивляясь воскликнула я. — Меня проводит Рик.

Почему-то себя в таком состоянии я могла доверить только ему. Рик просиял улыбкой, и хотел подхватить на руки.

Вагр с рычанием набросил халат и скрылся за дверью.

— Только оденься, а? — попросила я василиска, потому что он навис и тяжело дышал, все больше каменея.

— Стесняешься видеть, что сделала со мной? — странно усмехнулся василиск и отступил на несколько шагов, демонстрируясь во всей красе. Я невольно приоткрыла рот. Жар бросился в лицо, а внизу живота стало совсем горячо.

Рик замер, и не думая одеваться.

— Что скажешь? — спросил неожиданно. — Нравится? Ты всегда на меня так действуешь. Поняла теперь? Или повторить? Каждый раз, когда мы вместе. Никаких ласк не надо… Раз — и готов.

Я снова приоткрыла рот, но сказать ничего не успела.

Василиск подскочил, схватил, прижался — всем тем, на что я подействовала, и накрыл губы поцелуем. Жадно, ненасытно словно пытался высосать жизнь.

Странно, но силы ко мне вернулись, больше того — утроились. Только что я едва стояла на ногах, а теперь смело могла бежать марафон по улицам перекрестья.

Думаю, не обошлось без помощи Рика и его знаменитой энергии. В голове поплыл сладкий туман.

Я подпрыгнула, обхватила Рика ногами. Он зарычал, задрожал, рывком сбросил мой халат, стянул лосины, блузку и белье. Не прошло и секунды, как василиск брал меня, слегка прислонив к стене. Скорее для моего удобства — он держал меня как игрушку, почти без усилий.

Двигался — быстро, мощно, словно ждал этого бесконечно долго. Целовал — всю-всю, заставляя выгибаться и млеть в своих руках.

Я задыхалась от удовольствия, напрягалась и расслаблялась от движений василиска и прижималась к нему все сильнее, почти безотчетно ища его близости, его тепла.

Все вокруг исчезло, растворилось в пьяном мареве страсти. Были только он и я. Его губы, его рваное дыхание у меня во рту, его бешеный пульс под моими пальцами и этот ненавязчивый запах мяты. Мой любимый запах!

Василиск излился несколько раз, прежде чем я ощутила, как все внутри взрывается жаром и наслаждением. Сладкие сокращения и разнеживания охватили низ живота, по телу потекли волны удовольствия, мышцы потряхивало.

Рик прижал — так сильно, что я едва делала вдох, поцеловал в плечо и вдруг… укусил?

Я посмотрела на плечо — на коже не было ни следа зубов или чего-то еще. Значит почудилось…

Не мудрено! После почти двух суток без сна, адского дежурства и… марафона страсти.

Рик как-то странно улыбнулся, и усадил меня на уцелевший столик с бинтами и ватой.

Протянул лосины, блузку и белье. Я подняла на василиска глаза, обнаружив, что он уже в своей синей рубашке и джинсах!

Да-а-а! Раздевал девушку и одевался василиск просто молниеносно!

На мой пораженный взгляд он только криво усмехнулся:

— Я и не такое умею. Еще увидишь.

Пока одевалась, вновь накатила усталость. Рик словно заметил, подскочил и приобнял за талию.

Молча вышли мы из кабинета и прошествовали в полупустой уже приемный. Голубые плитки пола блестели чистотой. Лишь удушливый запах дезинфекторов, лекарств, металла и густой запах страха, боли, напоминали о том, что творилось тут несколькими часами раньше.

В приемном дежурили четыре вербера, два дракона, с десяток маргонов и пантера.

Похоже, ждали близких, родственников.

Заметив нас, посетители в едином порыве подняли головы, двинулись навстречу — наверняка хотели разузнать о больных. Но Рик выбросил вперед руку и очень ровно сообщил:

— О состоянии пациентов вам расскажут лечащие врачи из стационара. Они выйдут с минуты на минуту.

Вот и правильно! Сегодня стационар работал в обычном режиме — принимал больных, размещал по палатам, приносил еду и питье тем, кому уже можно.

Ожидающие немного помедлили, словно решали — стоит ли все же засыпать нас вопросами или и подождать обещанных лечащих врачей.

В конце концов, драконы отступили, верберы вернулись к тихой беседе и остальные последовали их примеру.

…

В темно-зеленой машине василиска меня сморило.

Даже не помню, как отключилась. Раз — и все, уже сплю.

Проснулась я у себя в квартире, в собственной постели, в пижаме.

Ничего себе! Меня успели помыть — запахи пота, дезинфекторов, лекарств и крови исчезли без следа. От кожи исходил любимый аромат дегтярного мыла.

Не успела удивиться, из кухни выглянул Рик. Кивнул мне, подмигнул и снова скрылся за дверью. Я присела на кровати, опершись о стену — на то, чтобы сесть нормально сил не хватало.

Рик принес крепкого чаю, осторожно провел рукой по волосам и мягко, но как-то очень требовательно спросил:

— Тебе вколоть снотворного? Или сама проспишь до вечера? Справку для университетских бюрократов я уже накатал. Возьмешь на кухне.

Сегодня меня уговаривать не пришлось.

Тело казалось ватным, слабым, язык едва ворочался. Вылезать из постели и то выглядело непомерным трудом, чего уж говорить о том, чтобы выдержать полноценный учебный день.

А! Ладно! Высплюсь хоть раз!

Все равно сегодня ничего интересного.

Лекция по анатомии маргонов — уже насмотрелась, на операции. Практика по вскрытию драконов. Обойдусь без их особых желез. Теория переливаний крови. Я уже на практике этих переливаний насмотрелась выше крыши.

Ну и несколько очередных лабораторок. Либо надо будет зашивать раны бананам, либо вправлять вывихи с переломами резиновым куклам, либо учиться обращаться с живыми аппаратами перекрестья. За дежурство я таких лабораторок сделала несколько сотен.

Рик изучал мое лицо и словно прочел на нем согласие.

Резко присел на корточки возле кровати, и не успела я пикнуть, накрыл губы своими. С минуту он углублял поцелуй — так жарко и страстно, будто бы только что не получил, как минимум, четыре оргазма.

Отстранился — каменный, возбужденный. Выпрямился, дернул бедрами вперед.

— Видишь, как ты на меня действуешь? — спросил, не сводя синего взгляда.

Удушливый стыд снова окутал жаркой дымкой. Уши и щеки вспыхнули.

Василиск усмехнулся — то ли досадливо, то ли грустно.

— Вагр умеет красиво говорить? — уточнил с вызовом.

Я пожала плечами.

— Его мотивы понятней твоих, — сказала честно, потому что василиск меня слишком путал. Слишком непонятными выглядели его намерения — во всем, что не касалось хорошего секса.

Рик снова невесело усмехнулся.

Вдруг вытащил из кармана джинсов тонкую брошюру. Показал издалека.

«Особенности эмоциональной связи василиска с избранницей. Как определить влюблен ли змей. Что такое гон». Значилось на обложке. Ничего себе! Тут и такие книжицы выпускают?

Пока я удивлялась, Рик бросил брошюру на кровать, крутанулся на пятках и направился к двери.

— Заинтересуешься результатами вскрытия ребенка, которого спасал Маллес, приходи за пару часов до смены. Приятного сна и… чтения, — бросил с порога и вышел вон.

Я выпила мятный чай с мелиссой, отставила чашку на прикроватную тумбочку из зеленого пластика, легла и отключилась.

7

Открыв глаза только под вечер, я обнаружила, что энергофон принял несколько смс.

Вагр желал приятного сна и предлагал встретиться после следующей смены.

Рик писал о том, что вскрытие закончилось хуже, чем ожидали и советовал хорошенько отдохнуть — начинались тяжелые времена.

Сожалел, что мы не встретимся вначале смены — он с драконами срочно отправился на «проклятые болота».

Латифа писала, что вскрытый мальчик переродился в какого-то «полудемона» и носился по больнице, пока его не скрутили и не «заморозили» с помощью энергии перекрестья.

Теперь его планируется сжечь — только так можно уничтожить «перерожденную тварь».

Да-а-а. Много же воды утекло с тех пор, как я уснула.

Надеюсь, сегодняшняя смена будет не такой, как предыдущая.

Пока умывалась и приводила себя в порядок, пульс набирал обороты, и страх за Рика звенел в каждой клетке. Он там, где погиб мальчик, в месте, которое почти убило Маллеса…

Мятно-ромашковый чай и малиновый йогурт не особенно подняли настроение.

Я торопилась в больницу, хотя отлично понимала — Рик еще на болотах, и ничего пока не узнать.

И все-таки погрузиться в работу с головой казалось гораздо более разумным, чем сидеть как на иголках, трястись от страха, в ожидании василиска.

Оказывается, я дорожила им больше, чем предполагала!

Некстати вспомнилась наша страсть, в операционной — неуместная, всепоглощающая, неуправляемая.

Как он сжимал меня руками, как целовал, как брал — раз за разом, словно в последний раз в жизни.

Стоп! Брошюра! Я метнулась в спальню и схватила тонкую книжицу с глянцевой обложкой.

Трактат был написан почти научным языком. Но главное, что из него следовало, наполнило живот теплом, заставило сердце забиться чаще.

Оказывается, василиски выбирают себе спутницу только раз в жизни. И даже если она погибает, довольствуются лишь одноразовым сексом, без обязательств.

Обмен энергией с избранницей вызывает у крылатых змеев ну просто буйство гормонов. Тогда-то и начинается пресловутый гон.

В брошюре отдельно подчеркивалось, что у драконов — гон сезонное явление, замешанное на симпатии и невероятно усиленном либидо. У крылатых змеев же он наступает только после «переливания энергий» между ними и той самой, единственной.

После этого василиск почти сходит с ума от желания и ревности. А если на горизонте появляется соперник, у него сносит крышу окончательно. Крылатый змей может сражаться и даже убить другого претендента на избранницу.

Власти перекрестья — нечто вроде парламента — официально разрешили василискам «брачные бои». В законе черным по белому писалось, что соперник сам принимает свою участь. Незнание природы крылатых змей не освобождает от ответственности…

Из всего прочитанного следовало: если василиск с кем-то из-за вас подрался, значит, влюблен всерьез. Иначе он просто бросил бы случайную любовницу, «подарил» счастливому сопернику, не трудясь завоевать ее или отбить.

Ого! А почему он сам не сказал? Ни разу даже не намекнул?

Увы! Кажется, Рик вообще не умел ухаживать. Ему проще было отпускать сальные шуточки, намеки, лапать, чем один раз поговорить по душам. Но если оценивать мужчинку не по словам, а по делам… пожалуй, Рик сделал для меня больше, чем кто бы то ни было.

С нашей первой встречи на перекрестье и по сей день он, единственный, заботился обо мне безо всякой на то причины. Ни разу не попросил ничего взамен и никогда не отказывал в помощи.

Я отложила брошюру и застыла в странном оцепенении.

Почему я раньше не понимала, как дорожу Риком? Почему не осознавала, как к нему отношусь?

Я ведь и мысли не допускала, что не увижу его на очередном дежурстве. Я шла в больницу и думала, что вот сейчас его встречу, поздороваюсь, обменяюсь взглядами и… все будет хорошо. Все встанет на свои места… Как же так? Неужели я с первого знакомства чувствовала к нему что-то и даже не осознавала?

Я тряхнула головой.

Ну да… Я просто чувствовала. Что он рядом, не бросит в трудную минуту, стремилась к нему, старалась оправдать надежды, не подвести на очередном вызове, стать лучшей ученицей. Я просто купалась в синем взгляде Рика, позволяла ему то, чего никогда не позволила бы ни одному другому — обнимать, прижимать, трогать…

Хотя… Стоит ли удивляться? Когда я только здесь устроилась, поступила в ВУЗ, жизнь завертелась в бешеном темпе.

Больница, Академия, пара часов на сон и отдых, снова больница и академия.

И ни там, ни там я не могла ни на секунду позволить себе расслабиться!

Один неаккуратный шов, не слишком качественно промытая рана, неверно вправленный вывих, перелом… и пациент мог потерять здоровье, а то и жизнь.

Я просто не имела права ни на миг отвлечься от работы. На учебе… Там тоже были свои сложности. Первое время я старалась впитывать знания как губка. Мне остро требовалось понимание — как устроены эти удивительные существа, где и какие органы, какие у них особенности. Я уже не говорю про все местные чудеса техники и живые аппараты.

Приходилось от корки до корки штудировать учебники, трактаты по местной медицине.

Вот, пожалуй, лишь недавно, буквально месяц, может даже неделю назад стало легче.

Количество переросло в качество. Я перестала анализировать, что же делать, а сразу действовала, на уровне инстинктов. Сейчас, наконец-то появилось время и возможность обдумать наши с Риком отношения … Черт! Как же не вовремя активизировались нижние твари. Зачем вообще он пошел туда? Почему не послал кого-то еще?

Сердце сжалось, больно екнуло, свинцовый воздух не желал выдыхаться.

Рик… Мой Рик. Ты не можешь пострадать! Не сейчас, когда я вдруг поняла, что все это время ты для меня значил.

Память услужливо взорвалась образами…

Такси останавливается, и водитель почти вытаскивает меня наружу. Ноги тонут в сиреневом тумане. Вокруг незнакомый двухэтажный город, и странные существа с клыками, когтями, глазами диковинной формы и цвета.

Я оборачиваюсь — а машины уже нет.

И я остаюсь одна.

В чужом мире, среди незнакомцев, явно не людей. Как я не перепугалась тогда? Как не сошла с ума? Не впала в истерию? Сама не знаю.

Скорее всего, помогло то, что я и сама ведь не человек. Наверное, все свои долгие десятилетья валькирии, я ощущала, что существуют и другие диковинные расы.

Жизнь вокруг не прекращается ни на минуту.

— Лагри-им! — окликает долговязого, но мускулистого парнишку гибкая, жилистая женщина в синих джинсах и белой футболке. Он хватает из кустов большой зеленый мяч и несется мимо меня. На простом, курносом лице играет клыкастая улыбка. Одна штанина свободных брюк цвета хаки подогнута, другая отпущена, белые, извилистые подошвы кроссовок мелькают на бегу. Капюшон бежевой футболки ритмично бьется о спину.

Женщина улыбается тоже, лохматит густую черную шевелюру ребенка, приобнимает и ведет в сторону булочной. Оттуда ветер приносит запах свежей сдобы и сытного черного хлеба. Но у меня ни копейки. Да и нужны ли тут они, мои копейки?

Как вообще жить без работы, без денег, без квартиры в чужом мире? Голодать? Ночевать под забором? Просить милостыню?

Сиреневый туман вьется вокруг ног, словно хочет что-то сказать.

Страх забирается в желудок холодом, ледяной волной спускается вдоль позвоночника.

Я озираюсь снова.

Косматый темноволосый громила, килограмм под сто двадцать, если не больше, в мешковатых черных джинсах и угольной рубахе, покупает букет больших красных ромашек в белом магазинчике.

Юркая, белокурая, с рыжиной девушка, с острым носом и подбородком, торопится куда-то, постоянно поправляя коротенькую желтую юбку и серую блузку.

Что-то выглядывает в окне ближайшего белого дома немного нескладная, непривычно мускулистая девочка. Ветер треплет ее зеленый сарафан с клубничками и темно-русые косы с громадными красными бантиками. Девочка привстает на цыпочки и зычно кричит:

— Аля-я! Выходи-и!

Все вокруг знают зачем они и что тут делают… Все, кроме меня.

— Еще одна потеряшка-гостья? — мелодичный, приятный мужской голос заставляет вздрогнуть.

Я оборачиваюсь и встречаю синий взгляд на красиво выточенном, мужественном лице.

— Валькирия, — констатирует незнакомец, расплываясь в кривой улыбке. — Такая мне и нужна. Идем, я все устрою.

И я шагаю за ним, отмечая гибкую, но мощную фигуру, длинную иссиня-черную косу, что бьется о крепкие круглые ягодицы.

А он хорош! Думаю зачем-то.

Сладко сосет под ложечкой, в животе растекается тепло.

И неприятности улетучиваются. Ощущение потерянности пропадает. Словно я прибыла сюда специально для этой встречи и теперь все будет хорошо…

Словно я могу доверить синеглазому незнакомцу всю себя без остатка — жизнь и будущее в придачу…

Господи! Как же я потеряла из виду, забыла об этих ощущениях? О том, что именно Рик нашел меня, обеспечил жильем, работой, устроил в ВУЗ и каждый день заботился, оберегал, учил.

Круговерть нового мира, непростое вхождение в очень трудную для меня профессию, растерянность, не понимание — как и что тут устроено… Вот что сбило меня на долгие два года, пока опыт не перерос в умение, а обучение — в повтор того, что я отлично знала и так.

…

С трудом вынырнув из воспоминаний, я засобиралась дальше.

Надела очередные серые лосины с длинным черным кардиганом и заплела волосы в тугую косу. Высунулась в окно — погода безветренная, но прохладная. Сумерки уже подернули перекрестье серовато-синей дымкой, поземкой стелился по брусчатке старый знакомый — сиреневый туман. На улице пахло сыростью, сдобой с карамелью и свежесрезанными лилиями. Жуткая смесь, я аж поморщилась.

Накинула серую шерстяную кофту, нырнула в черные кроссовки с серебристыми узорами и отправилась в больницу.

Закончив свои дела на проклятых болотах, Рик обязательно придет туда. Он обещал, а василиск еще никогда меня не обманывал. Я ждала рассказа Рика про вскрытие, про то, что он обнаружил. Латифа уже почти все поведала, но я хотела узнать, что собирается предпринять Рик по поводу Маллеса. Вдруг вербера ждет участь мальчика? А если нет — сможем ли мы спасти его?

Я усердно гнала прочь мысли о том, как сильно рискует василиск, запретила себе думать о плохом.

Рик вернется. Хотя бы для того, чтобы уточнить — что вынесла я для себя из брошюры, как отношусь к нему.

Я так погрузилась в собственные переживания, что не заметила, как больница выросла впереди голубой каменной громадой.

Дверь пыталась открыть светловолосая верпантера на костылях, с фиксирующей повязкой на лодыжке. До боли знакомая ситуация — крупные оборотни вечно подворачивают ноги. Кто до растяжения, кто до вывиха, а кто и до перелома. В человеческом обличье подошвы у грозных хищников слишком малы, почти как у детей других рас, связки слабые, а вес мускулистого тела приличный — что у женщин, что у мужчин.

Я открыла пациентке дверь. Она улыбнулась, поблагодарила и заковыляла к перевязочной.

В приемном было шумно, людно, но не настолько, как вчера.

По счастью, очередных глобальных катаклизмов пока не случилось, и посетители прибывали в обычном режиме.

У регистрационной стойки крутились три мамочки-пантеры. Гибкие, изящные, грациозные как настоящие кошки темноволосые и голубоглазые женщины казались невероятно красивыми. Крупные черты лица, массивные носы их не портили — все равно первым делом притягивали взгляд огромные, миндалевидные глаза, в окружение пушистых ресниц.

Женщины явно собирались наспех — серая рубашка одной была криво застегнута, ремень на синих джинсах заправлен только в две штрипки.

Другая мамочка и вовсе прибыла в чем-то вроде домашнего халата — фланелевого, розового, в ярко-желтых цветах.

На бедрах третьей висели черные спортивные брюки, с подранной коленкой. Канареечная футболка была завязана на животе узлом.

Такое чувство, что женщины рванули прямо из дома, даже переодеться не успели. Запах мясного жаркого и молочного супа, теряющийся в удушливом запахе дезинфекторов подтверждал мою догадку.

Я обернулась к диванам и поняла причину суеты верпантер.

Здесь сидели и недовольно шипели друг на друга пятеро мальчишек примерно одного возраста. Ну как одного? С разницей в два-три года максимум.

Грязные с ног до головы, в синяках и рассеченных ранах по всему телу, едва прикрытому лохмотьями одежды, они не выглядели расстроенными, скорее злыми.

Все ясно! Впервые пробовали драться в зверином обличье. Хехех. Я таких уже шила, обрабатывала, вправляла вывихи.

Взлохмаченный темно-русый вербер в футболке цвета хаки и штанах с множеством карманов, положил на подколотник дивана правую руку и закусил губу. Из разодранного предплечья торчало белое острие кости. Скорее всего, неудачно плюхнулся на руки.

Болевой порог у оборотней очень высок, ив таких случаях простыми ушибами и вывихами почти никогда не обходилось.

В дверях появилась молодая лиса с ярко-красной шевелюрой, с обмотанным окровавленным бинтом пальцем. Ее красивое, голубое платье с приталенным лифом и пышной юбкой покрывала россыпь алых клякс. Все понятно, либо стекло в саду, либо неудачные кулинарные подвиги.

— Сами? — окликнула Латифа и помахала рукой, зазывая в ординаторскую.

Честно говоря, я планировала с головой уйти в рутину, чтобы забыться и не думать о том, где сейчас Рик, грозит ли ему опасность. Но Латифа зазря звать не будет. Наверняка хочет поделиться новостями о том самом зомби-мальчике. А может даже и о Маллесе тоже?

Я кивнула и поторопилась за верлисой. Врачей сегодня предостаточно, всем помогут.

Да и наш разговор с Латифой, будем надеяться, надолго не затянется.

Я осторожно просочилась сквозь хвостатую очередь в перевязочный кабинет. Обогнула толпу к хирургу-Лору, с кровавыми платками в руках, заткнутыми ушами и прочими знакомыми атрибутами, и юркнула в ординаторскую.

Латифа сидела возле барной стойки, заваривала шиповниковый чай и заговорщически мне подмигивала. Напуганной она не выглядела, а вот озадаченной — да.

Верлиса похлопала по соседней табуретке, приглашая присоединиться к чаепитию и беседе. Я запрыгнула на верхатуру, повернулась на вращающемся сидении с невысокой спинкой и кивнула Латифе.

Она налила мне чая, себе тоже, придвинула розовую вазочку с длинными черными сухариками и разродилась:

— Ты про нижнюю магию в курсе?

— Что-то слышала, мельком.

— Не слишком приятная вещь. В общем, мальчишка переродился прямо на вскрытии. Представь! Агастин его режет, а парень вскакивает и несется по больнице, теряя по дороге внутренности. Ужас! Новенькие санитарки в обморок попадали. Часть посетителей тоже. Те, кто покрепче нервами, похватали друзей и бежать. Шороху было… — Латифа закатила глаза к потолку и прищелкнула языком.

— Эти переродившиеся, как зомби что ли? — полюбопытствовала я. Что интересно — ни ужаса, ни отвращения рассказ медсестры не вызвал, скорее жгучий интерес и стойкое предчувствие грядущей беды. Латифа резко помотала головой, словно я сказала что-то невероятное.

— Да не-ет! Ну какие зомби? Они никого не едят и не заражают вирусом. Слышала я ваши сказки, — хмыкнула верлиса. — Они делают то, что прикажут создатели. Как роботы. Живые роботы. С выпавшими внутренностями долго не живут. Не больше суток. Но мало ли как за это время парень бы набедокурил?

— О-о! Да тут отличная компания! — послышался сзади, от дверей низкий, бархатистый голос Вагра.

Дракон вошел размашистым шагом, тряхнул головой, словно нарочно демонстрируя светло-каштановую косу, до пояса.

Черная рубашка на его груди была расстегнута так, что не заметить мощные мышцы мог только слепой. Изумрудный взгляд прошелся по моей фигуре, останавливаясь на груди, на бедрах, и стрельнул в глаза.

Вагр приблизился в два шага, остановился рядом, чуть касаясь меня плечом. Благодаря высокой барной табуретке, наши глаза очутились вровень. Дракон придвинулся еще, и на меня пахнуло чем-то цитрусовым, кисловатым и приятным.

Вагр шумно вдохнул, и почти коснулся моего носа своим, весь как-то напрягся, чуть отпрянул и расплылся в улыбке. Такой порочной улыбки я еще не видела — все в ней говорило о желании, о сексе. Мда… Гон в его лучших проявлениях.

Латифа лихо спрыгнула с табуретки и выскользнула из ординаторской, оставляя меня наедине с возбужденным Вагром.

Ну во-от! В другое время я бы с ним даже пофлиртовала. Дракон был очень хорош и его настойчивость, на грани наглости, подзадоривала. Меня всегда притягивали мужчины, которые не верили в собственное поражение, не относились к нему всерьез, как Рик. И превращали ухаживания в увлекательную игру.

Вот только после всего, что случилось между нами с Риком, после брошюры, я не испытывала к дракону ничего. Не сосало под ложечкой, не екало сердце. Разве что хотелось улыбаться его ухищрениям.

Но Вагр, похоже, и не думал сдаваться.

— Я знаю, что вчера ты ушла с Риком. Значит, сегодня моя очередь соблазнять нашу Валькирию! — как ни в чем ни бывало, сообщил дракон. — После смены идем в кафе.

Я аж оторопела. Настолько неожиданным, настолько безапелляционным оказалось приглашение. Словно отказ невозможен в принципе. В замешательстве, я приоткрыла рот, раздумывая как бы вежливо объяснить Вагру, что я почти занята. Но дракон снова опередил — наклонился и впился в губы поцелуем.

И тут случилось нечто совершенно неожиданное для нас обоих. Плечо защипало, закололо, и в воздух выстрелил фейерверк искр. Вагр отшатнулся, а я оттянула кофту и обнаружила нечто вроде огненной татуировки. Она напоминала змею и медленно затухала, исчезая на глазах. И пока я растерянно следила за полыхающим рисунком, Вагр расхохотался.

— Вот он дает! Поставил брачную метку! Ты соглашалась или Рик так, без разрешения?

Меня как обухом по голове ударили. Конечно же! Тот самый укус, который не был укусом! Сердце яростно заколотилось, и все романтические мысли мигом выветрились из головы. Да как он посмел? Без моего согласия? Мы ведь даже не поговорили!

Я вгляделась в изумрудные глаза Вагра.

Дракон пожал плечами.

— Рик такой. Палец в рот не клади, откусит. Змей же. Чего ты ждала?

— Ччто такое брачная метка? — уточнила я, внутренне закипая. Хоть буду знать, за что убивать василиска. Негодование закипело внутри как суп в котле, даже кулаки сжались. Ну, вот чего ему стоило хотя бы спросить? Поинтересоваться моим мнением?

— Брачная метка, моя дорогая валькирия, — растягивая слова, словно получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие, пояснил Вагр. — Это метка, которая обозначает, что ты принадлежишь Рику. Вся, без остатка. Если конечно…

Он замолк, запрыгнул на соседнюю табуретку и уставился немигающим, насмешливым взглядом.

— Если что? — не выдержала я затянувшейся паузы.

— Если ты не обменяешься сексуальной энергией с другим. Это снимает метку.

Вагр прошелся по мне красноречивым взглядом, слегка напрягся, пригнулся и коснулся рукой щеки. Я отпрянула, едва не упав с табуретки.

В этот момент из дверей послышалось утробное рычание — словно дикий зверь вернулся в стаю и обнаружил, что ее пытается захватить соперник. И не успела я слова выдавить, рядом с нами пыхтел донельзя взбешенный Рик. Синие глаза метали молнии, желваки ходили ходуном, мускулы вздулись буграми и, казалось, они вот-вот прорвут темно-зеленую футболку, и синие джинсы. Халат василиск еще не надел, и слава богу. Целее будет.

Не здороваясь, ничего не говоря, он перехватил руку Вагра у моей щеки, сдернул дракона с табуретки так, что тот едва не распластался на полу. Но ящер сгруппировался, присел на корточки и встал — пружиной. Неожиданно и, пожалуй, даже красиво.

— А я думал ты на болотах, — ухмыльнулся Вагр, отступая от Рика подальше. Василиск зарычал снова и бросился следом. Мужчины сцепились мертвой хваткой. Рик усиленно сжимал руки на горле Вагра, а дракон сдерживал их мощными пятернями.

— Я вернулся, и очень вовремя! — рявкнул Рик. Я аж вздрогнула.

— Конечно-конечно! Почувствовал метку. А Сами о ней рассказал? — прищурился Вагр. Удар настиг цель. Руки василиска мигом ослабли, и дракон отбросил их в стороны.

Мужчины закружили по ординаторской, как боксеры по рингу.

— А ты знаешь, Сами, что по метке Рик может отследить прикосновение любого самца к своей собственности? — хохотнул дракон.

Снова в яблочко! Я инстинктивно сжала кулаки и едва сдержалась, чтобы самой не огреть василиска чем-нибудь тяжелым по голове. А потом еще раз и еще.

— И что с того? — Рик метнул в меня растерянный синий взгляд, полный невысказанных эмоций. — Ей метка ничем не грозит. Захочет — снимет. Безболезненно и быстро. Уверен! Ты ей об этом не сказал? — Василиск скривился так, словно именно ему мое избавление от метки принесет страдания. У меня екнуло сердце, засосало под ложечкой. Так не хотелось причинять ему страдания! Как ни крути, я очень дорожила Риком. И еще пару часов назад готова была на все, лишь бы с ним ничего не случилось.

— Ну почему же? — Вагр заломил бровь. — Сказал, и еще как. Даже предложил себя в качестве инструмента!

Рик уже даже не зарычал, заревел, как медведь перед атакой, хищно оскалился, сбросил одежду и превратился. Вагр сделал тоже самое. И спустя минуту передо мной снова катался крылато-чешуйчатый клубок тел.

Мда… Если так будет каждую смену, придется запастись успокоительными и, желательно, транквилизаторами. Интересно, какую дозу нужно вкатить таким монстрам? Так, чтобы вырубить часа на три-четыре. Пусть полежат, отдохнут, гормоны выветрятся из головы.

Пока Рик и Вагр дрались, катаясь по ординаторской и натыкаясь на стены, во мне боролись противоположные эмоции. С одной стороны, я хотела встречаться с василиском, уже почти представляла его своим мужчиной. С другой, я в упор не понимала — ну как он мог поставить метку, тем более брачную, без разрешения. Отслеживать — кто ко мне прикасается и когда!

Я ужасно хотела расцеловать Рика уже за то, что вернулся невредимым. Закидать вопросами о проклятых болотах. И не менее сильно жаждала врезать ему по наглой физиономии, а потом сковородкой по темечку. Жаль, вся кухонная утварь осталась дома, а здешние стеклянные вазочки вряд ли выдержали бы встречу с бронебойным затылком василиска.

Спустя некоторое время стало ясно — силы противников почти равны. Ящер и змей продолжали сражаться, а мне становилось скучно. Я понимала, что Рик не пострадает — пока Вагр даже на шаг не приблизился к победе, но и одолеть дракона василиску будет не так-то просто.

Удивительным образом забиякам удавалось держаться подальше от диванов и барной стойки. Не то пришлось бы закупать мебель в ординаторскую заново.

Не знаю — сколько еще продлился бы их поединок, если бы не Латифа. Еще никогда я не была так рада ее видеть!

Я уже хотела восхититься тем, что верлиса нашла способ разнять этих двоих чешуйчатых, но она выглядела слишком серьезной, слишком напуганой.

Вагр и Рик просекли тоже — в одно мгновение. Расцепились, обратились и оделись так быстро, что я только ахнула.

Когда-то, едва попав на перекрестье, я тушевалась, поражалась тому, что оборотни вот так вот запросто могут разнагишаться перед другими. Не уставала удивляться, как легко они демонстрируют окружающим свое тело. Сейчас же, я настолько к этому привыкла, что при виде абсолютно голых мужчин даже не отводила взгляд.

Рик подошел ко мне, встал рядом, косясь так, что возмущенные реплики прилипли к языку. Напротив, я взяла его под руку, и Вагр полоснул по нам взглядом — холодным, колючим. Казалось, им можно было резать, как скальпелем. Я поежилась — обижать дракона не хотелось. Он поджал губы и походил на расстроенного мальчика и таким, как ни странно, нравился мне еще больше.

Латифа ждала у дверей, наблюдая за происходящим с нескрываемым интересом — и к этому беспардонному поведению оборотней я давно привыкла тоже.

— Закончили? — спросила верлиса, обводя нас осуждающим взглядом.

Я хотела было удивиться ее реакции, но Латифа сразу расставила все по местам.

— Маллесу плохо. Вы нужны все, срочно.

Я крепче сжала ладонь Рика, и все недовольства, обиды испарились перед лицом ненастья. Василиск осторожно погладил мои пальцы своими — горячими, вздрагивающими. И даже сейчас, когда сердце заходилось от страха, в животе разлилось тепло, а в голове поплыл сладкий турман.

Синий взгляд Рика ласкал так, как не все самые страстные любовники умеют ласкать своих женщин. Похоже, василиск благодарил за понимание по поводу метки.

— Мы еще все обсудим! — намекнула я на то, что придется объясниться, оправдаться.

Рик криво улыбнулся, но глаза его продолжали сиять.

— Что с Маллесом? — уточнила я у Латифы. — Он переродился?

Верлиса отрицательно помотала головой.

— Нет. Он, как очень немногие, поборол нижнюю магию. Но дело плохо.

Рик кивнул, словно понимал о чем речь. Вагр нахмурился. Латифа протянула нам халаты.

Мужчины накинули их махом, я немного медленней, и мы вместе рванулись за верлисой, в стационар.

Наша маленькая процессия шустро просочилась мимо пациентов хирургических кабинетов и перевязочной. Я отметила про себя, что толпы выросли вдвое-втрое, но не так, как в прошлое дежурство. Мы все еще работали в штатном режиме. Фуф! Слава богу!

Латифа неслась впереди, словно показывала дорогу, почти вровень с ней стремительно вышагивал Рик, я семенила следом, в затылок дышал Вагр. Я не могла не оборачиваться, не проверять. Его взгляд почти осязаемо вонзился в спину, а шумное дыхание напоминало о сцене в ординаторской.

Черт! Что у меня в голове? Да собственно ничего. На чистых инстинктах пытаюсь отвлечься, не думать о том, что увижу. Конечно же, я переживала за Маллеса куда больше, чем за самцовые разборки чешуйчатых. И вот именно это очень мешало.

Врач должен быть спокойным, деловитым, должен принимать решения холодной головой. А у меня все больше слабели колени, сердце неровно стучало в ушах, спину и лопатки свело от перенапряжения. Какие уж тут умные мысли? Не грохнуться бы в обморок.

Запертая магией дверь осталась позади — ее открыл Рик, потому что Латифе не удалось с первого раза. То ли перенервничала, то ли не хватало энергии. Темно-синий коридор слишком уж весело засверкал вокруг.

В стационаре редко пахло дезинфекторами — их запахи перебивали ароматы из местной кухни. Сегодня оттуда тянуло сдобой и жареной курицей. Желудок сжался в тугой узел. Но мне было не до еды.

Палатные двери быстро остались позади. Не притормаживая, Рик взял меня за руку, подтянул к себе, и мы вошли к Маллесу первыми, плечо к плечу.

Я ожидала увидеть нечто, вроде сцены из земных ужастиков. Как человек рыча перерождается в монстра. Трещат кости, тело обрастает жуткими шипами, мехом, чем-то еще. Как он весь ломается, неестественно складывается и выпрямляется — белый, как мел, злобный и неживой…

Но то, что я увидела даже близко на все это не походило.

Маллес выгнулся на кровати дугой. Его мощное, жилистое тело напряглось и мышечный рельеф проступил сквозь плотную больничную робу. Вены вздулись под кожей так, словно вот-вот лопнут, забрызгав все кровью.

Лицо выглядело очень напряженным, будто бы разом свело все мышцы. Я думала, Маллес сейчас расслабился, сдвинется с места, но он так и замер, почти на мостике, опираясь на кровать неестественно выгнутыми руками и ногами. От зубовного скрежета оборотня меня аж передернуло.

Рик и Вагр единым движением метнулись к аквариумам, словно репетировали. Вытащили енталии — круглолистные камни-водоросли. Темно-зеленые, в белую крапинку кустики на воздухе затвердели, и теперь напоминали искусно высеченные из дорогого самоцвета украшения.

Чешуйчатые в едином порыве разодрали больничную робу на теле Маллеса, быстро опутали его енталиями, и я увидела то, чего не могла заметить раньше. Кожа вербера менялась ежеминутно. То из нее выстреливали острые шипы, как у динозавров, то проступали куски панциря, как у крокодила. То прорастал длинноворсый мех с редкими клочками белесого пуха.

Зубы Маллеса продолжали скрежетать — все громче и все сильнее.

Я растерялась, застыла в дверях, не зная, что предпринять, как помочь. Я никогда не лечила таких больных, не сталкивалась с ними за двухлетнюю практику.

Рик кивнул на хелу, и я поймала его мысль на лету.

Осторожно вытащила медузу из аквариума, и та растеклась по рукам как нагретое желе, заняв почти обе ладони. Я неторопливо разложила хелу на лбу Маллеса, и она тотчас обратилась. Окрасилась в темно-фиолетовый, будто напиталась чернилами, и вытянулась вверх, напоминая кряжистое дерево, без листьев. Все больше щетинясь иглами веток в разные стороны медуза, казалось, увеличилась в размерах раза в полтора. И перестала расти лишь тогда, когда покрылась ярко-алыми, словно брызги крови, пятнами.

Такого я еще не видела. Оставалось лишь надеяться, что Рик и Вагр представляют — что происходит. Василиск нахмурился, спал с лица, Вагр осунулся, выпятил челюсть и скрестил руки на груди. Да, похоже, они все отлично понимали.

Мужчины переглянулись, Латифа застыла у двери, в ожидании приказов.

Я переставила хелу на черный ящичек-сканер в изголовье кровати. Как же он замигал, как запищал! Кнопки вспыхнули всеми цветами радуги. Рик привычно вытащил из кармана листок бумаги, «записал» на него показания прибора, и мы с Вагром подошли, чтобы прочитать тоже.

Данные выглядели странно. Одних веществ в организме Маллеса было слишком много, вплоть до летальной дозы, других не оставалось вовсе. Казалось, вся эта великолепная, отточенная веками эволюции машина, под названием тело вербера, работала совершенно не так как надо.

— Нижняя магия оставляет такой отпечаток, — вздохнул Рик. — Останавливает почти все процессы в организме, заставляет его уничтожать самого себя. Латифа?

Медсестра подскочила, демонстрируя полную готовность.

Рик достал из другого кармана синий маркер, поставил галочки в результатах анализов и всучил верлисе со словами:

— Ты знаешь, что делать. Скоординируй местных медсестер. Пусть меняют капельницы до утра. Потом придем, еще раз проведем тесты и решим, что дальше.

Латифа метнулась к двери, а я осторожно убрала хелу в аквариум. Она махом растеклась и выбросила в воду фиолетовые всполохи, похожие на клубы грязного дыма.

Маллес застыл в том же положении, в том же виде, что и прежде. Остекленевший взгляд его уперся в потолок.

Понимал ли вербер, что происходит? Осознавал ли суету вокруг, попытки помочь? Даже не знаю — что лучше. Чтобы Маллес впал в беспамятство, или хотя бы жестом, взглядом дал знать, что он все еще с нами…

Рик кивнул мне, недовольно сощурился в сторону Вагра. Мы подошли к пациенту вплотную, в едином порыве давая ему энергию.

Енталии изменились — листья замерцали, а прожилки засветились, как яркие лампочки. Теперь водоросли напоминали елочные гирлянды, выточенные искусным мастером.

Напитались ядами, поняла я. В последний раз, когда при мне использовали енталии, они лишь на секунду замерцали на теле пациента. А ведь он почти умер от переизбытка какой-то отравы в крови! Представляю, как много опасных веществ в теле Маллеса, если енталии не только не погасли, но загорались все ярче и ярче. Еще несколько минут — и листья засияли так, что пришлось отвести глаза.

Рик покачал головой и приобнял меня за талию. Вагр метнул в нас убийственный взгляд и пожал плечами.

— Мы сделали все, что могли. Медсестры управятся. Думаю, здесь больше нечего ждать. Новости в любом случае прогремят на всю больницу. Если он продержится ближайшие пару суток, то, скорее всего, выкарабкается. Не такой Маллес слабак, чтобы сдаться. Тем более, после того, как не позволил себе переродиться.

С этими словами, дракон окатил меня многозначительным взглядом, василиска — испепеляющим и вышел вон.

— Мы не закончили, красотка, — послышалось из-за двери.

Ну да, Вагр не умеет отступать. Что-то, а уж это я успела усвоить.

Василиск утробно зарычал в ответ на слова дракона, и несколько секунд буравил дверь таким взглядом, что я начала всерьез опасаться возгорания.

Наконец, Рик опустил плечи, покосился на меня и мазнул взглядом по верберу. Пока ничего не изменилось. Только глаза Маллеса закрылись, да лицо немного расслабилось. Или мне только почудилось?

Рик тяжело вздохнул. Не припомню, чтобы он так реагировал на трудности с пациентом и даже осложнения на операции. Обычно василиск держался деловито, спокойно и строго. Время от времени отпускал язвительные шуточки на тему расчлененки и прочих кровавых вещей. Но еще никогда он не выглядел таким растерянным, злым и беспомощным.

— Вагр прав, — почти выплюнул имя дракона Рик и тут же смягчил тон: — Пойдем, у нас еще куча других пациентов. Начались сезонные подростковые бои. Слава богу, пока не в разгаре.

Мы молча вышли из стационара, прижимаясь друг к другу так, словно это могло спасти от грядущих ненастий, отвести беды.

Какое-то время я молчала, наслаждаясь близостью Рика, как никогда прежде. Каждой клеткой тела ощущая его — такого жаркого, такого взволнованного. Василиск все больше каменел, все чаще и натужней дышал, все крепче обнимал за талию.

Взять себя в руки удалось лишь к концу коридора. Ах да! Я задолжала Рику несколько гневных фраз! И пусть даже не надеется избежать расплаты!

Я слегка отстранилась, и василиск ссутулился, насупился, полоснул по лицу взволнованным синим взглядом.

— Зачем? — спросила тихо.

Рик притормозил, остановился у двери в отделение, но не открыл ее.

Со стороны кухни потянуло запеченными яблоками. В коридоре было тихо и безлюдно. Медсестры навещали больных строго по расписанию, врачебный обход уже состоялся. Если требовалась срочная помощь, срабатывали системы жизнеобеспечения и по стационару проносился визгливый вой. Словно молодые волки завели очередные «лунные песни».

Возле палаты Маллеса сейчас, наверняка, суета. Самое время медперсоналу выполнять распоряжения Рика — ставить капельницы. Но мы ушли слишком далеко, скрылись за поворотом, и вряд ли услышим…

Я ждала ответа, а василиск не спешил. Вновь обнял за талию, прижал, впился в лицо внимательным взглядом.

И чем дольше тянулось наше молчание, чем горячее, тверже становилось тело Рика, тем меньше хотелось мне его распекать.

— Не удержался, — наконец очень тихо протянул василиск. — Не смог удержаться. Ты была моей. Совсем. Отдалась мне. И я захотел большего. Вначале хотел отступиться. Но не смог. Проклятый гон! — он отвернулся, уставился в стену. — Не думал, что будет так… неконтролируемо… жарко… сильно…

У меня мурашки побежали по спине, слова выветрились из головы, а внизу живота потеплело, стало томно.

Но я не собиралась отступать! Однажды уже отступила. И вот на тебе!

— И что дает метка? — спросила с нажимом и поторопилась предупредить: — И не заставляй меня читать брошюру! Сам!

Рик невесело хмыкнул, опять впился взглядом в лицо. Тело василиска отвечало на нашу близость все сильнее — губы раскраснелись, глаза лихорадочно сверкали, грудь ходила мехами. Твердый бугор на брюках василиска пульсировал возле пупка.

— Я чувствую тебя. Немного. Ощущаю, если с тобой беда, — сипло произнес Рик, и я вдруг поняла, что вовсе не ревность — главная причина. Нет! Он подстраховался, готовился к опасному будущему. Внизу живота стало совсем жарко, губы покалывало.

Рик просек изменение моего настроения мгновенно. Накрыл рот поцелуем, поднял, заставив инстинктивно обхватить себя ногами.

Пару секунд он прижимал, словно не мог оторваться, целовал, словно не мог остановиться. И взял бы меня прямо тут, в коридоре. И я, наверное, тоже не смогла бы наскрести достаточно благоразумия, чтобы остановить его сейчас.

Рик зарычал, и каждый звук вибрацией отозвался в моем теле, задрожал — и я следом за ним.

Василиск суетливо дернулся, заскочил в какую-то пустую палату и уложил меня на постель. Я думала — будет как в прошлый раз. Быстро, рвано, на грани чистой страсти, без прелюдий. Но Рик принялся медленно снимать с меня одежду и покрывать тело поцелуями. И я расслабилась, позволяя ему прикасаться — руками, губами — везде, где хотел. Тело выгнулось дугой, жар собрался внизу живота, и все там сокращалось, требуя своего.

Рик скинул одежду в одно мгновение, лег сверху и принялся снова ласкать, целовать, стискивать. С какой-то торопливой жадностью, словно этот жар, это напряжение жили в нем уже давно, и вот, наконец, василиск отпустил себя, позволил себе то, что запрещал прежде. А я… я гладила мощные бугры мышц Рика, зарывалась пальцами в его густые волосы, касалась губами знойной кожи — слишком гладкой для мужчины.

Наконец, в живот уткнулось то, что подтверждало — как сильно хочет меня василиск, насколько он готов. По телу Рика прошла мелкая дрожь, и он не выдержал. Резко сел и буквально надел меня на себя.

На долю секунду мы прижались друг к другу, близко-близко, до упора, сомкнули губы. Дыхание — одно на двоих обжигало рот. Я почти слышала, как быстро бьется его сердце. Рик задвигался первым, я подхватила, ощущая, как разливается по телу удовольствие, как томление переходит в спазм, а спазм в негу. Сладкий дурман в голове вытеснил посторонние мысли, тревоги. Время словно остановилось, хлопоты и опасности отступили куда-то далеко, за границы восприятия. И остались лишь мы, вдвоем, словно одно существо.

Мы двигались и двигались. Еще… еще… и еще.

Сильные руки Рика скользили по коже, губы обжигали, и наше дыхание смешивалось, настраивалось на единый ритм.

Василиск излился несколько раз, запрокинул голову и довольно зарычал. А у меня внизу живота словно взорвался горячий пузырь, сладкие волны прошлись по телу, резко ушло предельное напряжение. Я ослабела в руках Рика, и он прижался, прошептал на ухо:

— Ты все равно моя. Моя. И я никому тебя не отдам.

От этих слов, колени совсем ослабели. Я сползла на кровать и пару минут видела только его синие глаза и слышала только его натужное дыхание.

8

Вдох и выдох… выдох и вдох… Уфф…

Я медленно приходила в себя, понимая, что пациенты не ждут. А Рик ждал. Так, как умел только он — долго, терпеливо, ни словом, ни жестом не поторапливая, не выдавая внутреннего напряжения.

Василиск давно обмылся в палатном душе, оделся и медлил, позволяя мне спокойно вернуться к реальности. Протянул руку — и я схватилась за нее. Дернул на себя, и я вскочила на неверные ноги. Рик приблизился, страхуя. Ахнуть не успела, как взгляд его помутнел, засверкал знакомым горячечным блеском, скулы предельно натянулись, а тело окаменело.

— Гон, — сквозь зубы процедил василиск.

Ну ничего себе! Ведь только что у нас все было! Человек бы не смог столько раз подряд заниматься любовью! Что уж говорить о теперяшнем!

— А-а-а скоро закончится гон? — осторожно нащупала я почву, не желая обидеть Рика, задеть чувства.

Он беспомощно пожал плечами, окатил очередным лихорадочным взглядом и выдохнул:

— Обычно месяца два, — и отвернулся, словно не хотел смущать, сбивать с ритма.

Я быстро помылась, тщательно вытерлась белым махровым полотенцем с крючка в душевой и поспешно натянула одежду.

Только после этого Рик повернулся снова — все еще каменный, возбужденный — и расплылся в кривой улыбке.

— Подлатаем народ, и я тебе все расскажу. Про болота. А то пациенты уже теряют части себя, а болота пока держатся.

Я хмыкнула, кивнула и первой покинула палату.

Работы прибавилось. Мамочки-пантеры переполняли приемное, толкались в очередях к хирургам всех специализаций, метались по коридорам в нервном перевозбуждении. Запах тестостерона горчил на языке, смешивался с густым запахом металла, перебивал удушливую лекарственную вонь.

Повсюду царил галдеж — под завязку переполненные гормонами подростки шумели, сопели, перекрикивались и умудрялись даже тут затеять ссоры.

Вездесущие медбратья носились по отделению скорой быстрее пули, предупреждая рукоприкладство, строго-настрого запрещая обращения.

Следом шустрили уборщицы, поддерживая приемное и коридоры в более-менее первозданном и гигиеничном виде.

Ну да! Сезон первых боев в животном обличье… Черт! Вчерашнего что ли мало?

Я позволила себе тяжкий вздох, получила от Рика ободряющее поглаживание по спине, теплый синий взгляд и юркнула в третью хирургическую. Здесь, предсказуемо ждал парнишка из племени рыжих пантер. Редкий вид обитал только в одном из миров перекрестья, и одним из последних перебирался к нам — поближе к неиссякаемой энергии и особенному долголетию.

На самом деле оборотни эти вовсе не были рыжими, как я. Скорее желтовато-оранжевыми, с яркими красными пятнами. Также необычно выглядели и их прически — словно все племя поголовно сделало колорирование.

Обитали рыжие в пустынных землях, и почти сливались с барханами.

Мальчик стиснул зубы, скривился и держался за ухо. Белая тряпка в его руке быстро окрашивалась алым.

Парень беспокойно ерзал на кушетке, наблюдая, как я готовлю дезинфектор — плохой признак, слишком переволновался. Я подошла вплотную, и пациент в ужасе отшатнулся. И я применила старый-добрый трюк для мужчин-оборотней — наклонилась так, чтобы грудь оказалась прямо на уровне глаз мальчика. Настроение больного поменялось в одно мгновение. Парнишка уставился на меня, не моргая, скрестил ноги и быстро сглатывал. Мужчины! Хоть пилой их пили, а базовый инстинкт тут как тут.

Я без усилий убрала руку с окровавленной тряпицей, освободив разодранное в нескольких местах ухо больного. Такс… надо проверить— цел ли слуховой проход. Высокий синий шкаф от пола до потолка содержал инструменты на все случаи жизни. Редкие, вроде тех, что куда чаще используют Лоры или глазники, были заранее стерилизованы и упакованы в специальную герметичную оболочку из прозрачного пластика. Я вытащила лор-трубку и обогнула пациента, нарочито покачивая бедрами. Он начал сглатывать быстрее, немного поерзал на кушетке и затих, не сводя с меня горящего взгляда. Отлично! В нашем случае сразу анестетик вводить нельзя. Поврежденное место сильно припухнет, затруднив диагностику. Я осторожно приложила трубку к уху парнишки. Повреждения есть, но барабанная цела.

Дальше все было просто, как учил Рик. Обезболивающее, дезинфекция, проверка на свертываемость, на заражение, швы, энергия жизни. Раны начали зарубцевываться на глазах, и я кивнула мальчику на дверь.

Он вздрогнул, словно только очнулся, смущенно сполз с кушетки и выскочил вон.

Хорошо хоть этому обращаться не надо — с такой травмой при смене ипостаси проблем не бывает.

Мда! Гормоны, гон, сезонные бои… Я как будто застряла в передаче «В мире животных». Невесело хмыкнув, я позвала следующего пациента.

Дальше все шло как по накатанной.

Медсестры сновали из операционной в операционную — туда, где требовались дополнительные руки, капельницы, уколы, стерилизованные инструменты.

После вчерашнего ночного ада сегодняшние все прибывающие с сезонных боев подростки казались мелочью. Оторванные уши, носы, трещины, переломы, разрывы мышц, сухожилий и связок представлялись сущей ерундой.

Пару раз забегала Латифа. Ставила капельницы моим больным — тем, что потеряли слишком много крови, вводила обезболивающие и раствор для свертывания крови. Мельком обронила, что Маллесу хуже не стало, лечение он получает исправно, и засеменила дальше.

Мне нравилась сегодняшняя рутина. Она позволяла расслабить голову, не думать о нижних мирах и всем, что с ними связано, забыть о Маллесе и хотя бы несколько часов не переживать — выкарабкается ли он.

Ближе к утру, когда ноги и руки заныли, а голова загудела как чугунный котел, за мной зашел Рик.

С порога оптимистично изрек:

— Ну что! Маллес не умер! И в этом его главное на сегодня достижение. Пожалуй, даже большее, чем все остальные достижения в роли главы перекрестных кланов верберов.

Я невольно хихикнула, избавляясь от напряжения смены, а василиск взял под руку и повел в свой кабинет.

…

Чудища злорадно улыбались мне со стен, скалились из банок. Похожий на экзотический цветок фонарь за окном казался белой дырой в сером полотне предрассветного неба.

Прозрачно-янтарные яблочки-китайки переполняли плетеную вазу на столе Рика, источая на весь кабинет медовый аромат. Слишком приторный после дикой смеси лекарств, тестостерона, адреналина и еще бог знает чего в коридорах и приемной, он приятно щекотал ноздри.

Василиск кивнул мне на диван, а сам привычно отошел к столу. Скрестил руки на груди и вздохнул — тяжело, угрюмо.

Сердце сжалось, болезненно екнуло. Кажется, я даже дышала через раз, ловя каждое слово, вслушиваясь в каждую интонацию Рика.

— Ну что? Нижним тварям хочется в хорошие условия. Жаждут поживиться энергией перекрестья, подпитать ей свою ворожбу, — почти выплюнул василиск. — И они готовятся к новому нашествию. Путы нижней магии простираются почти по всему лесу и продолжают расти. Мы попытались застопорить их, но это ненадолго. А, значит, скоро у Маллеса прибавится собратьев. Будут вместе заниматься продвинутой йогой на больничных кроватях, — ухмылка Рика не имела ничего общего с весельем или даже с его обычной, кривой улыбкой.

— Будет война? — спросила я, ощущая как внутри что-то дрогнуло, оборвалось. В голове царил хаос, тревожные, опасливые, любопытные мысли кружились вихрем, не давая сосредоточиться на чем-то конкретном.

Рик кивнул.

— Будет война. Мы примем бой. Каждое племя перекрестья позовет сородичей из ближайших миров. Но нижняя магия очень опасна. Сама видела. Будем бродить как зомби и дарить друг другу свои печень и почки. Так, на сувениры. Мое сердце уже и так у тебя. Так что на сердце василиска не рассчитывай, — Рик соскочил со стола, изобразил позу суслика на дозоре и ухмыльнулся снова. Его язвительность давала небольшую надежду. Когда дела были совсем плохи, василиск терял свое знаменитое чувство юмора, становился угрюмым и сосредоточенным. Вот как недавно, в палате у Маллеса.

Не успела я ответить, понять — ушла душа в пятки или еще теплится где-то повыше, Рик подскочил, сел рядом, взял за руки и загипнотизировал синим взглядом.

— Сами, — произнес мягко, тихо. — Я не знаю, буду ли воевать. Это зависит от многих факторов. Я нужен тут. Нужен буду и в полевых госпиталях. Но я должен обучить тебя боевой магии. Я буду забирать тебя с занятий и тренировать в Университетском магическом саду.

Я слышала про это удивительное место, но ни разу туда не заходила.

Поговаривали, что там хранятся заклятья всех видов и форм, самой разной опасности и назначения. Они словно законсервированы или заморожены — не знаю что уж тут ближе. И студенты проходят настоящий рискованный квест, обучаясь защищаться от магических атак, уходить от волшебных сетей, бороться с мороком и многое другое.

Рик выдержал паузу, давая мне осмыслить предстоящее и вдруг добавил:

— А еще… я натаскаю тебя обращаться. Давно пора познать свою вторую сущность, черпать из нее силы, использовать, когда нужно.

От удивления я дернулась, выпрямилась и вгляделась в лицо Рика.

Он, что, не шутит?

Василиск расплылся в кривой улыбке — уже совсем знакомой, хитроватой. В уголках его глаз спрятались смешинки, и мне сразу стало легче, теплее, радостней.

— Ты тоже оборотень, Сами, — он приподнял брови и чуть слышно усмехнулся. — Сама знаешь. На перекрестье приживаются лишь те, кто способен менять ипостась. Валькирии тоже могут. Не столько ипостась, сколько энергетику. Она преображается время от времени — в моменты опасности из ауры вырастают крылья, усиливается ее мощь. Но оборотню адаптироваться тут намного легче.

Некоторое время я только моргала и сглатывала, не в силах осознать услышанное. Я? Оборотень? Ой… и в кого же я превращаюсь?

Внезапно снова нахлынули воспоминания.

Словно фильм включился в голове. Я откинулась на спинку дивана, и кабинет растворился, будто смытый водой акварельный набросок.

Вокруг вырос город.

Блеклые коробки десятиэтажек, редкие яркие высотки, пыльные летние улицы, пушистые одуванчики на газонах, духота и машинные выхлопы. Все как всегда. Откуда только взялась эта глупая мысль? Я не могла вспомнить ни этого города, ни этих лабиринтов улиц, ни… людей.

Девушки в модных джинсах, едва висящих на бедрах и коротких топиках на тонких бретельках обмахиваются ладонями и газетами. Обливаясь потом, тяжело вышагивают степенные дамы в длинных широких юбках с оборками.

Не слишком озабоченные приличиями парни стаскивают майки, мужчины потряхивают футболками и рубашками, пропуская воздух между телом и липкой от пота одеждой.

Очереди к мороженщикам и в киоски с водой поражают — ведь время рабочее, около двух дня.

А я несусь по делу. Опаздываю и чувствую, как минуты утекают между пальцев. Неумолимо, стремительно, не давая поблажек.

Удушливый зной июльского города не позволяет ускориться, во рту пересохло.

Я прикрываю на секунду глаза и воображаю себя птицей. О нет! Птицей не выходит. Но за спиной словно расправляются перепончатые крылья, трепещут на ветру, и я прямо ощущаю, как они двигаются.

Длинный хвост вытягивается от копчика, голова обрастает короной рогов, когтистые лапы заменяют руки и ноги.

И я ускоряюсь. Шаг за шагом. Жара больше не властна над мощным чешуйчатым телом — черным, как уголь, с темно-синими сапфирами-глазами. Откуда я все это знаю? Ведь я не вижу себя со стороны!

Понятия не имею.

Но я ускоряюсь так, что люди впереди, еще минуту назад похожие на пеструю россыпь точек резко обретают очертания, оказываются совсем рядом, только руку протяни.

Я замедляюсь, опускаю крылья и… стою под ажурной аркой входа в ипподром, откуда должна писать репортаж о новых скачках.

В каком-то оцепенении смотрю я на большие, круглые ходики в самом центре арки.

Без пятнадцати два. Я, что, прошла семь остановок за три минуты?

Недоумение выливается наружу смехом. Я хихикаю, не в силах остановиться и кажется, сегодня случилось нечто волшебное. Нечто, что должно повториться, только не в этой жизни.

Из воспоминаний меня выбросило резко, словно вынырнула из глубокого озера. Ухх… Глоток воздуха… Долгий, жадный и… мир вокруг поменялся в одно мгновение.

Синие глаза Рика сосредоточились на моем лице. Хитринка в них так и не исчезла, зато появилось понимание. Кривая улыбка растянула губы василиска снова, и он разразился объяснением:

— Вспомнила? Я рад. Ты редкий вид энергодракона. Их часто путают с валькириями. У вас аура почти одинаковая. Но я-то давно понял — что к чему. Только ты была не готова. Чтобы обращаться нужно полностью войти в силу. В твоем мире это сделать невозможно. А здесь требовалось время, подпитка энергией перекрестья… Сама же знаешь, как она открывает способности. Тем более, обращаешься ты лишь частично, по большей частью аурой. А это намного сложнее, чем физически. Ты наполовину нашего вида. Поэтому ты моя пара… и Вагра тоже.

Последнюю фразу он прорычал — утробно, зло. Сглотнул и впился взглядом в лицо так, словно пытался проникнуть в самый мозг, даже глубже, в душу.

Мне ли не знать, что тело — всего лишь тело. Отличный, слаженный механизм, где мириады клеток, десятки органов и систем работают как одно целое, но не более того. И есть нечто гораздо большее — то самое, что удержало Маллеса от перерождения, то самое, что помогало нам выстаивать тяжелые смены, как позавчера. Сила духа… душа… неуловимая энергия, гораздо более мощная, неукротимая, чем все то, что так легко пощупать, разрезать, зашить…

Рик хотел сказать что-то еще, я собиралась спросить про Вагра. Давно задавалась вопросом — может ли он найти другую, переключиться, но в кабинет без стука и предупреждения ворвалась Латифа.

В первую минуту показалось — она расстроена. Но почти сразу я поняла — верлиса просто слишком взвинчена, не на шутку озадачена. Чудилось — вот-вот она засветится, как лампочка.

— Маллесу лучше, — выдохнула Латифа, расплылась в широкой улыбке и добавила: — Боже! Я так рада! Он замечательный вербер.

— Ну и в чем проблема? — изогнул бровь Рик, потому что верлиса мялась у двери и уходить, похоже, не собиралась. По крайней мере, не сразу.

— Т-там… целая делегация к нему… Из нескольких миров… — Латифа беспомощно пожала плечами. — Я пыталась их выставить, объяснить, что приемные часы еще не наступили. Предложить вернуться днем. Но… — она пожала плечами снова — немного осуждающе даже. — Но вы же знаете верберов.

…

В коридоре, ведущем в стационар, и впрямь творилось невообразимое.

Ядовитые запахи лекарств, сильный, металлический — крови отошли на второй план. Сейчас тут витал густой запах пота— немного пряный, не столько неприятный, сколько излишне резкий.

Столько верберов из разных племен я еще никогда вместе не видела. Казалось, несколько олимпийских сборных по тяжелой атлетике сгрудились вместе и галдят.

Басистые выкрики мужчин перекрывали чуть более высокие, бархатистые женские. Время от времени слишком бурные излияния прерывало рычание вожаков. Они в толпе определялись сразу, без усилий.

Раттибор тряс косматой шапкой курчавых волос и усмирял соплеменников одними лишь резкими, порывистыми жестами. Если кто-то не мог угомониться сразу, альфа останавливал на нем черный взгляд — тяжелый, как каменная глыба. Оборотень моментально затихал и еще долго помалкивал.

Голубоглазый великан Василевс, глава второго поселения верберов, скалился, демонстрируя острые, как бритвы конусы клыков и только порыкивал. Его боялись сильнее, чем Раттибора. Но вряд ли больше уважали. Ядвиг — короткостриженый альфа третьего племени медведей-оборотней обходился короткими выкриками «А ну всем тихо!» или даже просто «Ша!»

Остальных четырех вожаков я в лицо не знала, но каждый старался навести порядок по-своему. Им это удавалось, хотя ненадолго. Постепенно толпа разбалтывалась. Оборотни начинали шушукаться, затем говорили в голос, переходили на выкрики, стараясь перебить соседа или даже кого-то поодаль, и коридор снова взрывался гулом десятков зычных голосов.

Со стороны стационара к верберам привычной уверенной, размашистой походкой направлялся Вагр. Я едва видела его сквозь толпу, но дракон нарочито двигался так, чтобы обращать на себя внимание. Позер! Но что он делал в стационаре?

— У Вагра там две лаборатории, — утробно прорычал Рик — сейчас тембр его голоса почти не отличался от тембра верберов.

Заметив, что мы пришли и явно чего-то выжидаем, вожаки быстро привели сородичей «в чувство». Пара секунд — и внушительная толпа громил стихла, а десятки глаз уставились на нас.

Альфы почти одновременно выступили вперед — целый ряд титанов, один лучше другого. Я аж залюбовалась.

Рик сделал нетерпеливый жест, не дав вожакам и слово сказать. Раттибор закрыл рот, Ядвиг оборвался на первом слоге, остальные ограничились нечленораздельными возгласами и кивками.

Рика уважали все племена перекрестья, считали почти гуру в исцелении тяжелых больных, никогда не противоречили.

И меня вдруг переполнила гордость за своего мужчину.

Вагр с трудом продирался к нам сквозь толпу— его не особенно пропускали и василиск оскалился в довольной улыбке. Сзади мялась Латифа — похоже, решала, остаться и понаблюдать за цирком, или уйти по делам.

Любопытство победило — верлиса застыла, переводя взгляд с нас на верберов.

К ней осторожно подступили еще четыре медсестры. Представление собирало все больше публики.

Рик поднял вверх руку — все знали этот его традиционный жест — призыв молчать и слушать.

Вагр вырвался из плена кучки верберов и насупился.

Нарочито подошел, встал рядом, и Рик приобнял меня за талию, прижал, метнул в дракона колючий, ледяной взгляд. Вагр ответил не хуже, подмигнул — как-то по-особенному, пошловато даже.

Я кивнула мужчинам на верберов — они все еще ждали, окидывая меня и чешуйчатых понимающими взглядами. Ну да! Гон для оборотней — дело житейское.

В воздухе пахнуло цитрусовыми — кто-то из медсестер в приемном начал чистить апельсин. Желудок сжался, напоминая о том, что неплохо бы позавтракать.

Немая сцена затягивалась. Рик еще немного помедлил и наконец-то разродился:

— Маллес пережил нижнюю магию. Не переродился.

По толпе верберов пробежали облегченные вздохи. Одна женщина, у самой стены шепнула соседке: «Я же говорила! Отец бы никогда…»

Раттибор кивнул, шагнул вперед и не выдержал, уточнил:

— Не переродился и? Он жив?

Вдруг, резко сгустился воздух. Напряжение навалилось на грудь, мешая дышать. Верберы застыли, перестали переглядываться, сосредоточились на нас. Адреналин защипал ноздри, загорчил на языке. Рик помотал головой и, осторожно объяснил:

— Он жив. Борется. Он очень сильный.

— Мы это знаем! — громыхнул басом самый высокий из вожаков, с длинной, пепельной косой, массивной челюстью и тяжелым серым взглядом из-под кустистых бровей. — Мы хотим знать — выживет ли он!

Раттибор кивнул. Остальные главы поселений подхватили, верберы загалдели за их спинами — взволнованно, одобрительно, нетерпеливо.

Рик вновь поднял руку, Вагр хищно скривился и ответил прежде, чем василиск подобрал нужные слова:

— Если в ближайшие сутки не умрет, будет жить. Мы делаем все возможное…

Конец фразы дракона потонул в гуле десятков низких голосов. Вожаки обернулись, принялись успокаивать соплеменников. Но еще несколько минут в коридоре стоял такой шум и гам, что медсестрам в приемном приходилось кричать, чтобы пациенты услышали их.

Мда… Обычное дело. Родственники больных, сами больные хотят, чтобы врач обнадежил, дал гарантии, пообещал исцелить. А ведь мы не боги… даже мы, в чьей власти энергия жизни, в чьем распоряжении удивительные технологии и живые аппараты… Мы только врачи… И все, что мы можем — это дать надежду.

Рик нахмурился, Вагр скрестил руки на груди — взгляд его метался с ладони василиска на моей талии к моему лицу. Словно дракон пытался что-то выяснить, но спросить не решался.

Латифа тронула меня за плечо, указала в сторону приемного и ретировалась.

Рик прижал меня покрепче, Вагр нахмурился, изумрудные глаза его заметали молнии, а носок правой ноги принялся нервно постукивать по полу. Обстановка накалялась. Верберы продолжали галдеть. Вожаки успокаивали их и так и сяк, но известие слишком взбудоражило эмоциональных оборотней.

Когда толпа немного угомонилась, Рик воспользовался случаем, чтобы предложить:

— Завтра, пусть вожаки придут в больницу. Примерно в это же время. Уже будет известно, что к чему. А пока предлагаю всем покинуть клинику. Вас слишком много.

Скажи это кто-то другой, новой драки не миновать. Верберы недовольно зашушукались, многие даже порыкивали, но все же побрели к выходу.

Спустя считанные минуты в коридоре остались вожаки и… та самая верберша, что назвала Маллеса отцом. Высокая, жилистая, плечистая, немного нескладная для женщины, с очень простым лицом и крупным, мясистым носом она все же не выглядела некрасивой. Скорее обычной, ничем не примечательной среди сородичей.

Темно-каштановая коса женщины спускалась почти до колен — тугая, аккуратная, толщиной пальца в четыре, не меньше.

— Завтра пустите к Маллесу? — спросил Василевс у Рика.

Василиск кивнул, вожаки ушли тоже. Дочь Маллеса все еще мялась у стены, косясь на нас внимательным темно-карим взглядом с поволокой. Рик вопросительно кивнул ей.

Верберша поправила белую футболку, спрятала руки в карманы черных джинсов и нерешительно приблизилась. Ого! А она выше, чем я думала. Моя собственная макушка едва доставала женщине до груди. Но потрясало не это, а выражение глаз верберши. Она смотрела так… Я едва сдержала слезы, сглотнула колючий ком в горле и прижалась к Рику.

Казалось, я уже видела эти глаза…Ну пусть не эти, но такие же… Глубокие, тоскливые, полные надежды и страха.

Верберша сдвинула соболиные брови, чуть выпятила губы и внезапно из могучей богатырши превратилась в маленькую девочку.

Рик хотел что-то сказать, Вагр нервно повел плечом, но женщина обратилась ко мне.

— Сскажите, а могу я прийти тоже?

Я покосилась на Рика — в конце концов, решал-то все он. Но василиск только пожал мне руку.

Воздух загустел в груди, гулко, глухо забилось сердце. Я выдохнула и с трудом выдавила:

— Приходите.

Верберша еще помедлила, вздохнула и направилась к выходу.

На долю секунды я оцепенела, словно вот-вот опять должны были нахлынуть воспоминания. Казалось, перед глазами даже пронеслись какие-то образы — смутные, будто спрятанные под покрывалом густого тумана…

Время на долю секунды замедлилось, больница исчезла, и вдруг появилась снова…

— Так ты пойдешь со мной завтракать? — как ни в чем ни бывало предложил Вагр.

Рик зарычал, окаменел, пригнулся, стал разворачиваться к дракону. И я испугалась очередной драки.

В груди словно что-то взорвалось, в голове — тоже, ноздри начали раздуваться. Резко захотелось ударить чешуйчатых, и даже не один раз. Отвесить несколько хлестких пощечин Вагру, врезать по упрямому темечку Рика. Я вырвалась из рук василиска и почти прошипела:

— Пожалуйста! Умоляю! Хотя бы сегодня!

В голове роились тысячи гневных фраз, в груди бешено колотилось. Я сжала кулаки, стиснула челюсти и попыталась успокоиться. Вдох выдох, вдох выдох. Впереди еще месяцы гона! Стоит научиться реагировать немного менее нервно… Хех. То ли еще будет.

Вагр шагнул навстречу, Рик тоже. Я даже залюбовалась. Они напоминали мощных хищников в погоне за добычей. Собранные, напряженные, нацеленные как стрела. Каждое движение преисполнено внутренней силой, какой-то особой грацией. Я невольно попятилась, выбросила вперед руку. На долю секунды, секунду замешкалась. Но затем юркнула между чешуйчатыми, остановилась за их спинами и положила ладони на плечи василиска.

Он резко крутанулся, окаменел, прижал — торопливо, жадно, крепко. Вагр утробно зарычал за моей спиной.

Я обернулась, одарила его самым ледяным из своих взглядов, и процедила сквозь зубы:

— Хватит уже! Как дети, ей-богу! Я с Риком! Я занята. А сейчас мне надо отдохнуть и отправиться на учебу! Остальное потом.

Я потянулась, встала на цыпочки и неловко чмокнула василиска в щеку. С огромным трудом вырвалась из его стальных рук и метнулась на выход.

Спиной ощущала два взгляда — Рика и Вагра. Возбужденные, жаркие, требовательные.

Усилием воли заставив себя не оборачиваться, я прибавила шагу и выскочила наружу.

Уфф… Не знаю, что нашло на меня в больнице. Эта нервозность, это раздражение. Казалось, минута-другая и я сама брошусь в драку.

Я сделала еще несколько глубоких вдохов-выдохов. Расправила плечи, расслабила спину и медленно зашагала в сторону ограды.

Лето набирало обороты. Даже сейчас, ранним утром было уже не так свежо, как вчера днем. Прогретый воздух, напитанный ароматом мяты и мелиссы, очень успокаивал, даже навевал умиротворение.

Рассвет ярко-алым цветком распускался у горизонта. Во все стороны плыли от него такие же разводы, словно кровавые кляксы на моем халате.

Черт! Я забыла снять халат!

Я стащила с себя больничное одеяние и скомкала его в руке.

Казалось, пока чешуйчатые буянили внутри меня медленно сжималась пружина, и вдруг освободилась, расправилась до предела.

Я глубоко вдохнула еще раз.

Теплый ветерок гнал по земле клочья розового тумана. Они перекатывались под ногами как куски ваты, врезались в стопы, рассыпаясь на куски, похожие на тополиный пух.

Как ни удивительно, привычной тяжелой, сбивающей с ног усталости не было. Конечно, о вчерашней бодрости оставалось только мечтать, тело ныло, напоминая о многочасовой работе, голова гудела, кровь пульсировала в висках. Но чувствовала я себя намного лучше, чем после предыдущих смен.

Хм… интересно. Запишем в загадки.

Ветер усиливался, бросая в лицо теплый воздух.

Лишь изредка прохладное дуновение заставляло приподнимать ворот шерстяной кофты, и колючий ворс щекотал подбородок.

Внезапно в кармане кофты что-то хрустнуло. Я вытащила брошюру про василисков и перевернула ее. Ну да! Обложка сломалась.

Утренний тротуар был достаточно пустынным, чтобы изучить книжицу прямо на ходу, не рискуя врезаться в случайного прохожего. Я расправила глянцевый задник и ахнула! Я пропустила целую главу про гон и брачную метку! И про драконов тут писалось тоже!

Та-ак! Посмотрим…

Ага.

Гон у василисков длится месяц-полтора, порой затягивается до двух или даже до трех. Смотря по тому, как долго крылатый змей обхаживал избранницу, добивался ее внимания…

Охх… Рик заботился обо мне два года! Значит, быстро гон не закончится уж точно.

Вначале желание василиска, инстинкт собственника усиливаются день ото дня, час от часа. И лишь на последних двух неделяхнемного ослабевают, нормализуются. Сумасшедшее, почти не проходящее возбуждение от близости второй половинки, ее запаха, ее прикосновений переходит в сильную страсть, чувственная буря — в любовь. Бешеное либидо остается повышенным, но обычным для оборотней.

Чем крепче эмоциональная связь между василиском и его парой, тем легче проходит гон.

Иногда крылатые змеи ставят брачную метку почти бессознательно, на уровне инстинктов. Но приживается она только, если женщина отвечает взаимностью, ее душа и тело принимают василиска как своего мужчину. Иначе метка слетает в ближайшие пару часов, а порой — в первые же минуты.

Мне стало неловко, даже стыдно за то, что так злилась на Рика. Ведь ничего насильственного он не делал. Я сама всем существом приняла метку, как принимает невеста обручальное кольцо. И также просто могла отторгнуть ее.

Вагр! Как же умело он сыграл на моей независимости! Надо же! И как он так быстро меня раскусил? Каков хитрец!

Он ведь ни словом не упомянул, что метка исчезает, если женщина отвергает василиска. Зато с удовольствием рассказал про другой способ избавления — насильственный, если верить брошюре, причиняющий крылатому змею физическую боль, душевные муки.

Каков же гад!

Хорошо, что я с ним так и не позавтракала!

В самом конце текста обнаружилась заметка про драконов, как про «ближайших родственников василисков», оборотней «с очень похожими свойствами и внешностью».

Действительно, в звериной ипостаси чешуйчатые мало отличались. Василиски напоминали китайских драконов — те же четыре крыла, почти одинаково жилистые лапы, длинное, узкое тело. Обычные ящеры словно бы сошли с картинок фэнтезийных романов моего мира. Крепкое тело, мощные нижние лапы, заметно более слабые верхние, одна пара крыльев и гораздо более широкая морда, чем у василисков.

Я быстро пробежала взглядом окончание заметки и едва сдержала потрясенный возглас.

Ничего себе! Оказывается, энергодраконы — единственные оборотни, у которых не случается гона. Фуф. Просто гора с плеч!

Конечно, если верить заметке, у женщин гон проходит мягче, проще. Как сильное любовное томление, круто замешанное на жажде близости с избранником — духовной и физической. Да и отвергнутые «самки» не страдают как «самцы», способны утешитьсяв браке с другим, не обязательно со второй половинкой.

Такс-с… Гон у дракона… Начинается в сезон, но только если он встречает пару… Мда… не слишком хорошо для меня.

После двухмесяцев сумасшествия, остается влюбленность, страсть, потребность в своей половинке. Также, как и у василисков. Но само главное!

В отличие от крылатых змеев у ящеров могут быть и две, и три, и четыре пары, если первые не ответят на чувство.

На душе сразу стало легче. Вагр с первой встречи был мне симпатичен, да и чего греха таить — как мужчине и как врачу равных ему нет. Кроме моего Рика, разумеется.

Не хотелось бы, чтобы Вагр «затосковал навсегда», как нередко случалось с оборотнями, отвергнутыми избранницей. У них портился характер, ослаблялись магические способности, наступала длительная непроходящая депрессия.

Конечно, мужчины выживали, но сильно менялись и не в лучшую сторону.

Я проштудировала брошюру еще раз, теперь уже как можно тщательней. Но так и не нашла ни единого намека на то, как научиться обращаться.

У обычных, «физических оборотней» это происходило само собой, без особых усилий. Вторая ипостась пробуждалась лет с десяти-двенадцати и «включалась» по первому желанию владельца.

И это явно было не про меня.

По дороге в общежитие я несколько раз и так и сяк представляла себя драконом, воображала крылья под лопатками, хвост из копчика, рога… Но ничего так и не случилось.

Движение не ускорилось, ощущение легкости, полета не появилось, время не изменило свой ход. Я шла, как шла, и даже крылья не трепетали за спиной.

Ох… Ну ладно. Рик обещал научить меня, а лучшего преподавателя еще поискать.

9

За размышлениями, я сама не заметила, как дошла до общежития, а затем и до своей квартиры. Закинула в желудок жареную курицу трехдневной давности — купила готовую, в ближайшем магазине, запила ромашковым чаем и рухнула в постель.

Запустила в ауру программу, чтобы проснуться к первой сегодняшней паре. Самое время поднажать на учебу, получить диплом и наконец-то перестать разрываться между больницей и Университетом. Не дело перед войной спать по три-четыре часа и валиться с ног от усталости.

С этими мыслями я отключилась, чтобы проснуться точно по расписанию.

Теплый душ и крепкий черный чай не взбодрили ни капли, сухарики с крекерами только заставили желудок сжаться и заурчать.

Я высунулась в окно. Лето набирало обороты. Уже в полдень солнце жарило так, что в воздухе парило марево и неприятно тянуло прогретым камнем брусчатки.

Из булочной пахло черным хлебом и ванилью, из цветочного киоска — свежесрезанными лилиями. От резкого, приторного запаха меня аж передернуло.

На широкий подоконник села бабочка. Большая, ярко-синяя, с пестрым рисунком на крыльях, похожим на изумрудные глаза с красной подводкой и зелеными ресницами.

На секунду она застыла, но затем медленно улетела прочь.

Прохожие совсем «разнагишались». Я даже не поняла — откуда взялось в голове это слово. Оно звучало отголоском чего-то давно забытого, напоминанием о чем-то важном, о ком-то родном и близком.

На долю секунды я застыла, подвисла, пытаясь поймать ускользающую нить воспоминаний. Но… ничего не получилось. Только ощущение бесприютного одиночества заставило сжаться, поежиться.

Я вздохнула, надела угольную трикотажную блузку с длинным рукавом и серые брюки с низкой ширинкой, Рик называл их «полуснятые». Нырнула в любимые черные кеды с белыми китайскими драконами и накинула длинный кардиган из плотной, мягкой ткани.

Ладно. Меня ждет еще один длинный день.

Сегодня я почти не опаздывала и чинно прошла арки лабиринта Академии вслед за двумя маргонками с шоколадной кожей и копной белых волос, с голубоватым отливом. Девушки семенили точно в ногу, и походили друг на друга как сестры. Даже с десяток гвоздиков в их ушах с прозрачными, сверкающими камушками и те были одинаковыми.

Впереди нас по-кошачьи мягко шагали три статных вертигра, а в дверях я разминулась с верпантерой. Черноволосая, курносая девушка, с красивым, бронзовым оттенком кожи, гибкая и текучая, как настоящая кошка, заспешила наружу.

Я привычно поздоровалась с охранниками и рванула на занятия.

Академию сильно лихорадило.

Однокашники об учебе и не думали. Все разговоры сводились к Маллесу, грядущему нашествию и войне. Преподаватели с уроков цивилизованной, можно даже сказать, больничной медицины резко перескочили на полевую. Внезапно, впервые за два года учебы вспомнили про отвары из коры деревьев, лечебные коренья и мхи. Про то, как смастерить из подручных материалов шину, носилки, жгут, наконец.

Лардис — верлис, преподаватель курса анестезии для волшебных существ, рассказал, как отключать нервные центры точечным нажатием пальцев. Подчеркнул, что силу нужно рассчитывать внимательно, без суеты — иначе пациента надолго парализует. Объяснил — как направлять струю аурной энергии, чтобы облегчить боль без лекарств, или даже временно переключить сознание пациента на «цветные мультики». Я слышала про эту технику. Несколько мощных энергетических импульсов — в центр лба, в темечко, в виски — и больной как под наркотиком. Кайфует, галлюцинирует, наслаждается видениями.

В итоге, Гор — высокий, атлетичный маргон, с пронзительными бирюзовыми глазами, волосами цвета воронова крыла и белой, как лист дорогой бумаги кожей, не удержался, съязвил.

— А самый лучший метод анестезии в полевых условиях — литр горячительного или дубинка по голове, — вставил он, когда Лардис замолчал, привычно обводя группу взглядом странных зелено-желтых глаз, похожих на стеклянные.

Верлис осуждающе цокнул языком, покачал головой, но даже не сделал Гору замечание. Продолжил лекцию с того места, где прервался. Гор пожал плечами и зашушукался с соседями.

Камелия в непривычно скромной темно-синей двойке — брюках и блузке из тонкой, струящейся ткани — выглядела серьезной и собранной. От беззаботной щебетуньи-подруги не осталось и следа.

Дарген и Гронос, изрядно взвинченные гоном, то и дело бешено жестикулировали, рычали и рубили руками по воздуху. Похоже, демонстрировали, что к сражениям готовы, как никогда.

К концу учебы казалось, что напряжение так и звенит в воздухе, и вот-вот взорвется тысячами молний.

Когда завершилась последняя пара, Камелия подошла ко мне, осторожно потеребила за плечо и сообщила:

— Наши собирают добровольцев, вам в помощь. На случай наплыва пациентов из-за… нижней магии, — Она испуганно сморгнула, сглотнула и продолжила: — Я попросилась к вам в больницу. В общем, скоро встретимся.

Камелия улыбнулась — невесело, натянуто, но как-то тепло. Я вернула ей улыбку и заспешила из Академии. Смена через час. Надо перекусить. Хотя бы купить в булочной йогурт или пирожок.

…

В желтом хлебном магазине, напротив Академии, почти не было народу. Только вертигр с кудрявой ярко-рыжей шевелюрой и удивительными травяного цвета глазами покупал черный хлеб и заварные пирожные.

Здесь пахло всем и сразу: ванильной сдобой, сытным черным хлебом, молоком и сыром.

От аппетитных ароматов у меня свело желудок.

Продавщица — симпатичная драконесса, с двумя родинками прямо в центре лба, расположенными точно одна над другой, приветственно кивнула. Улыбнулась, и остроносое, немного хищное лицо ее смягчилось.

— Ты что-то давно не заходила, — попеняла мне драконесса.

Я пожала плечами, вздохнула и пожаловалась:

— Учеба, работа… некогда выдохнуть.

Драконесса понимающе закивала.

— Мне персиковый йогурт и пирог с луком и яйцом, — заказала я.

Продавщица метнулась к холодильнику, к «хлебным полкам», и спустя считанные секунды передо мной, на высоком, деревянном прилавке лежал кулек с покупками.

Денег на перекрестье не было. Продавали и покупали за виртуальные монеты, ими же платили зарплату. Специальные электронные кошельки — что-то вроде мини-компьютера, не больше половины ладони размером сообщали — сколько средств у тебя на счету. По отдельному запросу выдавали кредиты и насчитывали проценты.

Мой валялся где-то дома. Платили в больнице очень хорошо, а тратила я на жизнь совсем немного. Одежду покупала редко, квартиру мне подарил Рик, на еду уходил мизер. Так что денег скопилось навалом, и в последнее время я почти не проверяла баланс.

Сбоку, к стаканчику с йогуртом, привычно крепилась белая пластиковая ложка. И я, повесив бумажный пакетс пирогом на локоть, вскрыла кисломолочное лакомство и принялась за еду.

У больничной ограды йогурт закончился, и я выбросила стаканчик в большую, металлическую урну.

Неподалеку от входа в родное лечебное учреждение ждал посмеивающийся Рик и Мурашка. Кот сидел у ног василиска и увлеченно вылизывалзаднюю лапу, вытянув ее так, как иному гимнасту не под силу.

— Ну что? Спишь по три-четыре часа и ешь на ходу? Мне надо объяснять — как это вредно? Или я тебя хоть чему-то научил? — в голосе Рика не было привычных язвительных интонаций, скорее встревоженные. Он не столько издевался, в своей обычной манере, сколько отчитывал, потому что очень переживал.

В животе потеплело, стало вдруг легко и хорошо от мысли, что этот сильный, властный мужчина так печется обо мне.

Я подскочила и обняла Рика за шею — мягкая ткань белой толстовки василиска была очень приятной на ощупь. Казалось бы — самый обычный жест для мужчины и женщины, которые начинают отношения, но тело словно обожгло. Губы закололо. Рик прижал меня так, что дышать приходилось через силу, привычно напрягся. Меня больше не смущало то, как сильно выражает желаниетело василиска. То, как быстро твердый бугор на его тонких, черных брюках уперся в мой живот, и даже запульсировал.

Рик часто задышал, зарылся лицом в волосы. Его натужное дыхание защекотало шею.

— Что ты со мной делаешь, Сами, — прошептал василиск. Ммм… горячо… томно… волнующе… Мир вокруг исчез — запахи мяты и мелиссы, тихое урчание Мурашки, туман, голубая больница, волшебное небо перекрестья… Был только Рик. Только его жадные, знойные руки, только его запах — чуть кисловатый, свежий, совсем не похожий на запах человеческого тела или парфюма, и только наше уединение.

Сладкий дурман вытеснил все посторонние мысли, и я наслаждалась близостью василиска как давно и ничем в новом мире. А, может, и в старом? Кто знает?

Рик выдержал паузу и произнес:

— Я хотел предложить еще вчера. Но ты была так взвинчена, расстроена…

Он немного отклонился, поймал мой взгляд. И еще никогда на лице Рика-начальника, Рика-покровителя, Рика-соблазнителя не отражалась такая неуверенность.

Василиск словно инстинктивно чуть повел бедрами, резко выдохнул, когда твердый бугор на его брюках запульсировал сильнее, и хрипло выдавил:

— Сами… давай попробуем жить вместе? — и торопливо, словно боялся, что пойму неправильно добавил. — Я предложил бы тебе выйти за меня. Как обычно случается у василисков, которые встречают пару. Ты приняла метку. Значит, наши чувства взаимны. Но ты наверняка не готова. Поэтому, может, переедешь в мой дом? Вернее, я сам могу перевезти тебя, сразу после смены. Зачем тянуть?

Взгляд Рика скользнул по моему лицу, губы налились кровью, поджались, а его тело продолжало напоминать о желании. И это было так приятно, так возбуждающе, что голова пошла кругом, ослабели колени, и я совершенно сомлела, потеряла ощущение реальности.

— Ну чего молчишь? — прохрипел василиск и растянул губы в кривой ухмылке. — Пока не ответишь, не расскажу что с Маллесом.

Голос его дрогнул — впервые Рик казался таким выбитым из колеи, таким зависимым от чужого мнения, решения.

Приятное волнение охватило меня, тепло начало стекаться вниз живота, губы покалывало все сильнее.

Я улыбнулась — от всей души и ответила:

— Давай поживем вместе. Если уживемся, согласна на замужество.

Не успела закончить фразу, Рик накрыл рот губами, и принялся целовать так, словно ждал меня годы, столетья, искал и вот наконец-то нашел.

Я почти начала задыхаться, когда василиск с неохотой прервал поцелуй, выдохнул, и просипел:

— Ладно, пошли работать. Иначе я за себя не отвечаю. А тебе наверняка не понравится отдаваться прямо на крыльце больницы. Тем более, пациенты уже прибывают.

Я кивнула, не в силах от него отстраниться, забывая, что нужно дышать, куда-то идти, что-то делать.

Рик помедлил, погладил по спине, снова двинул бедрами и чуть слышно зарычал. Отскочил, как ошпаренный, и подхватил меня под руку.

— Наверное, мне нужно брома, мяты и побольше, — усмехнулся хрипло и потянул к дверям.

На неверных ногах вошла я в больницу.

Ядреный запах лекарств отрезвил в одно мгновение, можно даже сказать, взбодрил. Я сразу выпрямилась, в носу привычно засвербило, на языке появился противный горький привкус. Ничего, сейчас пройдет. Как всегда.

В приемном было еще довольно спокойно.

Две верлисы — пепельная блондинка и темно-русая перешептывались на диване, в углу. У одной вздулась волдырями рука, у другой — такой же громадный ожог краснел на икре. Девушки ждали своей очереди очень спокойно, не стонали, не жаловались — значит, обезболивающие уколы уже получили.

На диване, у противоположной стены свернулся клубочком мальчик-вертигр, рядом с суровой, статной мамой, с пышной грудью и крутыми бедрами. Она следила за каждым из врачей и медсестер немигающим взглядом темно-изумрудных глаз, с золотистыми крапинками. Только у этих оборотней встречались такие невероятно красивые радужки.

Ребенок, похоже, сломал руку — судя по тому, как он держал ее, баюкал и скрежетал зубами. Двусущим детям и подросткам обезболивающие не особенно помогали. По словам Рика, ученые перекрестья уже лет двести бились над этим вопросом, но так и не смогли изобрести ничего толкового.

У стойки регистратуры ожидал черноволосый дракон, с перевязанной эластичным бинтом лодыжкой и на костылях. Скорее всего, записывался на повторный осмотр или перевязку.

— Пока народу немного, пошли к Маллесу, — все еще немного хрипло скомандовал Рик. Я не возражала, скорее обрадовалась.

Раз мы отправляемся в вожаку вожаков, значит, он выжил. Еще несколько часов — и можно сказать, Маллес спасен. От этой мысли изнутри поднялось небывалое воодушевление.

И вдруг, резко, всплыли в голове глаза дочки вербера.

Потухшие, больные страхом потери родного существа, но и полные надежды тоже.

Я даже притормозила. Но воспоминания снова лишь поманили, мелькнули в голове быстрыми, обрывочными кадрами и пропали.

Рик прибавил шагу, и мне пришлось тоже ускориться.

Когда дверь в стационар закрылась за нашими спинами, а суетливая медсестра — верпантера, что неслась по коридору, юркнула в палату, василиск остановился. Я тоже.

Рик развернул меня к себе лицом и приподнял голову за подбородок, заставив ответить на взгляд.

— Возвращается память? — спросил хмуро, с непонятной дрожью в голосе.

Я кивнула.

— Это все моя энергия, — вздохнул василиск. — Ты ведь знаешь, если повезет, я и мертвого воскрешу… Воспоминания воскрешаю тоже.

Он замолк, покосился на дверь ближайшей палаты. Она и не шелохнулась, в коридоре было пустынно и тихо, как обычно в ночное время. Из кухни чудесно тянуло ягодным пирогом — повара расстарались с завтраком. По-моему черника с клюквой… Ммм… Больным повезло.

Я вдруг вспомнила, что у самой в руках был пакет со свежей выпечкой. Невольно уронила на него взгляд.

Рик хмыкнул.

— Потом доешь. Похлопала пирогом по моей спине, запоздало взбила тесто… Теперь с чаем, ближе к утру. Не раньше.

Я усмехнулась. Тогда, у дверей больницы, обнимая василиска за шею, я и не думала о том, что пакет с пирогом лежит на Рике… Настолько захватили эмоции, вырвали из реальности.

Василиск помедлил, напрягся, обнял за талию. Но резко отстранился и потянул за собой.

До палаты Маллеса мы почти добежали.

Рик распахнул дверь, мы вошли и…я обомлела.

Маллес высился у окна. Полностью раздвинутые жалюзи позволяли жемчужинам уличных светильников заливать палату ярким, белым светом.

Даже босой, в больничной робе, с косматой светлой шевелюрой, Маллес выглядел брутально, внушительно.

Вожак вожаков неторопливо развернулся к нам, и я поразилась — насколько лучше он стал выглядеть. На щеках проступил слабый румянец, губы окрасились розовым, еще недавно до предела напряженное тело излучало спокойную силу.

Вот теперь передо мной был тот самый Маллес, с которым мы когда-то встретились в поселке верберов.

Я не сдержала радостного возгласа. Вожак вожаков пожал плечами и расплылся в добродушной улыбке — так он улыбался ребятам, пока я осматривала их травмы, перевязывала, вправляла, зашивала.

И совсем не с такой — с хищной, довольной ухмылкой — предвкушал бои за место вожака.

— Ну и что это за самодеятельность! — возмутился Рик, скрестив руки на груди, и взглядом указал верберу на кровать. — Кто разрешил тебе встать?

Василиск говорил сурово, осуждающе, но в голосе его явственно слышалось облегчение.

— Сами, отойди на пару шагов, зажмурься. Надо проверить кое-что. И ты, лохматый, косолапый, прикрой глаза!

Даже сквозь плотно сомкнутые веки яркая вспышка ослепила меня.

Когда же проморгалась, на лице Рика было написано такое воодушевление, что о результатах обследования спрашивать расхотелось. Но василиск сам расставил все точки над и.

— У тебя девять жизней, Маллес! Даром что не кот! Все хорошо. Можно выдохнуть. Но придется дней пять провести тут, подкачаться энергией жизни, прийти в форму.

Вожак вожаков двинулся нам навстречу, рубанул руками по воздуху и горячо, с нажимом возразил:

— Рик, ты лучший из лучших. Никто не понимает в твоем деле лучше! Но я нужен своим. Я уже в норме. Долечусь дома. Пусть дневная смена меня выпишет, а?

— И даже не мечтай! — покачал головой василиск, решительно сверкнув глазами.

— Завтра? — начал торговаться Маллес.

— Ох уж эти верберы! — полоснул по нему гневным взглядом Рик. — Да ты хоть понимаешь, что еще немного…

Маллес потемнел лицом, осунулся и произнес чуть тише прежнего:

— Я понимаю, Рик. Но я — вожак вожаков. Я должен быть на месте, на связи. И ты меня пойми. Я вне опасности! Времена грядут тяжелые. Я должен подготовить племена. Отдать распоряжения. Поднять защитные магические барьеры вокруг поселений, выставить заслонки перед болотами. Выявить и оградить зараженную нижней магией землю. Дел невпроворот. А ты хочешь, чтобы я в постели валялся и пироги ел? Ну не дело это!

— Да? Ты так думаешь? — рявкнул Рик. — А не обращаться за помощью после встречи с нижней магией и гибели соплеменника — это дело? Я сказал в постель!

Маллес пожал плечами, медленно вернулся в кровать, сел по-турецки, наморщил нос и попросил:

— Ну а послезавтра?

— Посмотрим, — смягчился Рик, глядя как прибор в изголовье постели замигал зеленым и желтым, в очередной раз подтверждая, что пациент уверенно идет на поправку. — Но здоровье у тебя и, правда, лошадиное. Про энергетику уже и не говорю.

— Я вожак вожаков, — вновь пожал плечами вербер. — На эту должность хилых не берут, знаешь сам как мы ее добиваемся. Состязания на ум, магию, силу и ловкость… и потом долгие — на выносливость. Неделями проходим испытание за испытанием. Слабаки срезаются еще на этом этапе. А потом вожаки соревнуются друг с другом. Не претенденты, как ты видел — действующие вожаки!

— Знаю, повезло тебе с генетикой, — совсем оттаял Рик, расплываясь в улыбке. — Но больше, чтобы такого не было! Если что-то случилось — немедленно к врачу! Ты понимаешь, что не принадлежишь самому себе? Ты — главный среди верберов. Я уважаю твое рвение всегда идти впереди, как настоящий генерал. Но ты должен заботиться о себе! Племена без главы как оборотень без головы! Помнишь эту фразу?

Маллес закивал, расплылся в улыбке, словно вспомнил что-то приятное.

— Твои придут к концу смены, — добавил Рик, разворачивая меня к дверям. — Сам с ними поговоришь.

— Все активисты? — похоже, даже Маллес не очень-то хотел такого столпотворения.

— А ты что думал? — вскинул бровь Рик. — Между прочим, они тут вчера буянили на весь коридор! — в его голосе зазвучало осуждение.

Маллес нахмурился, посуровел.

— Я скажу им. Больница — не место для таких сборищ. Достаточно пары верберов, чтобы прознать про меня и рассказать другим.

— Вот и скажи! — кивнул Рик. — Сегодня придут вожаки и твоя дочь.

— Марисса, — мягко, почти мечтательно произнес Маллес.

— Ты назвал ее в честь жены? — удивился Рик.

Маллес кивнул, скрипнул зубами и отвернулся к окну.

На несколько минут, показавшихся мне вечностью, в палате повисла тишина. Напряженная и какая-то тяжелая она мешала дышать, заставляла чувствовать себя очень неуютно.

Не успела сообразить, что происходит, как Рик крутанул меня, и мы даже не вышли, скорее, сбежали из палаты.

В коридоре запахло клюквенным компотом и молоком.

Рик взял меня под руку и скомандовал:

— В ординаторскую! Оставишь свой пирог и работать!

— А где жена Маллеса? — вырвалось у меня.

Рик притормозил у двери в стационар так резко, что я чуть не завалилась вперед. Василиск быстро поддернул меня назад и очень тихо ответил:

— Она… хм… Умерла. При родах.

— Я думала, при родах тут давно никто не умирает! — поразилась я.

— Так и есть, — пожал плечами Рик и почти шепотом добавил. — Ключевое слово тут и давно…

Василиск отвел глаза и некоторое время изучал гладкую синюю стену. Скулы его резко очертились, желваки заходили ходуном.

В голове роились десятки вопросов, я даже выбрать толком не могла.

Почему Рик не знал, как зовут дочку Маллеса? Почему он вообще с ней незнаком? Раньше я думала — Рик знает тут всех и вся. Тем более, дочку такой ключевой фигуры, как Маллес! Вожака вожаков!

Вдруг, почему-то показалось, эта тема между василиском и вербером что-то вроде табу… После того, как Рик упомянул ее, эти двое резко прервали диалог и больше не проронили ни слова.

Что значит ТУТ и ДАВНО?

Почему Рик ведет себя так, словно виноват в смерти жены Маллеса?

Я уже было открыла рот, чтобы выплеснуть на василиска накопленное недоумение.

Но он выглядел таким растерянным и подавленным, что вопросы прилипли к языку.

И я не нашла ничего лучше, чем осторожно погладить Рика по плечу. Он резко повернулся, растянул губы в странной, почти неестественной улыбке и выдохнул:

— Знаешь. Мне этого очень не хватало. Чьей-то ласки. Небезразличия. Иногда… даже утешения.

Он прикусил губу, словно признавался в чем-то ужасном, вдруг схватил, стиснул в объятиях и прошептал на ухо:

— Сами! Если ты это у меня отнимешь…

Я услышала, как скрипнули зубы Рика. Он торопливо отстранился и дернул дверь так, что она врезалась в стену. Поспешно рванул наружу, утянув меня за собой.

Ошарашенная, совершенно сбитая с толку, я понеслась за василиском, в ординаторскую. А в ушах все еще звучали его слова: «Сами… Если ты это у меня отнимешь…»

От них щемило в груди, хотелось плакать, обнимать Рика и обещать, что ничего такого не случится.

Хорошо, что я этого так и не сделала…

…

Оставив пирог в ординаторской, я поспешила в палату к первому пациенту, затем ко второму, к третьему, к четвертому…

Все как обычно, ничего нового.

Ушибы, переломы, вывихи, ожоги… И так до бесконечности.

Обработка, швы, тугие повязки вместо гипса. Оборотней гипсовали только в самых крайних случаях — если кость совсем раздроблена, если перелом во многих местах или винтовой. При обращении тела двусущих слишком сильно менялись, и вреда от такого лечения было больше, чем пользы.

Не переходить в звериную ипостась больше суток двусущим не удавалось. После такого «воздержания», они обращались почти неосознанно, на чистых инстинктах. Говорили — зверь рвется наружу, иначе ему не выжить, а значит, не выжить и человеку.

С Латифой мы едва ли обменялись парой слов. Сезон первых боев молодняка в зверином обличье продолжался, и раненые прибывали в огромном количестве.

Ничего опасного для хищных двусущих — не доросли еще, чтобы драться всерьез, но работой они нас обеспечили ежеминутной.

Какой там пирог ближе к концу смены! Я даже выдохнуть не успевала, даже понюхать выпечку. Не то, чтобы выпить чая.

К утру у меня привычно болело все тело, опустела голова, и казалось, на ней надето чугунное ведро, по которому кто-то беспрерывно молотит тяжелой железякой.

И, конечно же, именно в это время по коридору разнеслись зычные крики верберов.

Я метнула взгляд на энергоходики, под самым потолком приемного, напротив входной двери. Выглядели они как самые обыкновенные, круглые, белые часы, без изысков. Только завода не требовали и совсем не тикали.

Верберы проявили редкую пунктуальность — явились точно в указанное Риком время.

Василиск подоспел почти сразу же, приобнял меня за талию, окатил непривычно смущенным взглядом, но промолчал. Он, что, умеет стесняться? Я думала, что знаю Рика как облупленного.

Изучила его повадки, мимику, жесты, привычки, даже весь набор интонаций — от безапелляционных приказов до дружеского подтрунивания. Но на поверку все это оказалось наносным, внешним. И я ни разу не посмотрела глубже, не попыталась понять — что творится за фасадом язвительности, нахальства и чисто мужской самоуверенности. Очень жаль… Похоже, Рик сильно переживал, даже страдал. А я и не догадывалась — насколько ему тяжело.

Словно поймав мое настроение, василиск улыбнулся — тепло и ласково, приобнял покрепче.

— Сами, все хорошо, — шепнул на ухо. — Забудь, что я сказал.

Я хотела ответить, но Рик кивнул в сторону верберов.

Василевс застыл каменным изваянием, скрестив руки на груди.

Ядвиг засунул руки в карманы и насупился.

Раттибор выставил вперед ногу, будто собирался выйти вперед из стройной шеренги равных.

Остальные четверо ждали в не менее напряженных позах.

Ближе к стене, трогательно обняв себя руками, мялась Марисса. Ее взгляд уперся в мое лицо — просящий, почти жалобный. Настолько, что у меня перехватило дыхание, сердце екнуло.

И не дождавшись реплики Рика, я сама сообщила:

— Все с Маллесом в порядке. Поправится.

Облегченные вздохи, радостные крики вожаков перекрыли почти все звуки в коридоре.

Медсестра из регистратуры приемного оборвалась на полуслове. Василиск у стойки, с окровавленной повязкой на голове, обернулся в нашу сторону.

Рик поднял руку, и верберы смолкли.

— Можете его навестить. Только потише там. Больных переполошите. Если врачи и медсестры стационара пожалуются, выдворю в тот же миг. Латифа проводит.

Шустрая верлиса появилась словно из ниоткуда. Подмигнула мне, уважительно кивнула Рику и рванула прямо на шеренгу верберов.

Они быстро расступились, давая дорогу. Не сбавляя шага, Латифа махнула оборотням рукой, зазывая следом.

…

Я опасалась, что Вагр опять свалится как снег на голову и обязательно с очередными неуместными ухаживаниями. После разговора о жене Маллеса Рик слишком нервничал, переживал, дергался. Не хватало еще очередной его ссоры с драконом.

Боюсь, сейчас драка не закончилась бы так же хорошо, как в прошлые разы.

Ревнующий Вагр и взвинченный Рик… Взрывоопасная смесь, особенно, учитывая, что оба дышат огнем.

По счастью, драконтак и не попался нам на глаза.

Медсестры шушукались, что он вторые сутки исследовал слепок ауры Маллеса и его кровь тоже. Хвастался, что близок к грандиозному открытию, которое поможет бороться с нижней магией, даст нам новое, мощное оружие против перерождения.

Было бы здорово.

А если ничего не получится, польза от изысканий Вагра все равно огромная. Дракон был занят, отвлекся от нас с Риком, и василиск получил столь необходимую ему сейчас передышку.

Закончив с верберами, Рик сгреб меня в охапку, усадил в свою машину, и мы рванули к общежитию. Всю дорогу в салоне царила тишина. Тревожная, но и радостная одновременно. Рик выглядел взбудораженным, очень не в своей тарелке, но торопился перевезти меня так, словно боялся, что передумаю.

И только когда мы по-быстрому собирали мои вещи, упаковывали их в амбарные кожаные сумки, которые вытащил из машины василиск, Рик разразился объяснениями.

Не глядя на меня, возясь с вещами, он поведал:

— Мы не встречались с женой Маллеса, пока она не забеременела. Марисса была лишь наполовину вербером, наполовину человеком. И я советовал Маллесу положить ее в стационар, месяца за полтора до родов, лучше даже за два. На всякий случай. Как чувствовал! — он прервался, помотал головой, и продолжил, не сбавляя темпа сборов: — Маллес всегда разделял личное и общественное. Больше мы его жену не обсуждали. Позже выяснилось, что она наотрез отказалась ложиться в больницу. А Маллес пошел у нее на поводу. Слишком любил. Настаивал, но уступил слезам и уговорам. На роды меня вызвали зимней ночью. Марисса к тому времени уже очень сильно ослабела, и ребенок казался на последнем издыхании. Дети оборотней во время родов обращаются — так им проще выйти. И только потом теряют способность менять ипостась лет до 10–12. Марисса обратиться не смогла — у полукровок такое случается, и медвежонок застрял в родовых путях. Я сделал все, что мог, — Рик замер, выпрямился и несколько секунд смотрел в окно.

Словно рассветная улица, облитые розовыми лучами крыши домов, запахи кексов и свежесрезанных лилий помогали ему восстановить равновесие.

Я ждала, позволяя василиску прийти в себя. Сердце сжалось от сочувствия — к нему, к Маллесу, к Мариссам — матери и дочери. Но я стиснула зубы и терпела. Пока василиск не метнулся к шкафу снова и не закончил свой рассказ:

— Я пытался воскресить обеих. Но сил хватило только на ребенка. Моя энергия тоже не бесконечна. Одно, изредка два воскрешения подряд — и все, я ни на что больше не способен. Я отдал ее почти всю. Сам болел недели три. Но Марисса так и не очнулась.

Не знаю почему, но я бросилась к Рику, обняла и повисла у него на шее.

Василиск сгреб меня в охапку, прижал и тяжело задышал в шею.

Минуты капали, а Рик не отпускал, но настроение его заметно менялось.

Натужное дыхание стало рваным, резким. Тело напряглось, напоминая нам обоим о гоне. Рик неловко чмокнул меня в щеку, вздрогнул, когда твердый бугор на его брюках запульсировал и отстранился.

— Сами… ты мое маленькое утешение. Всегда была. С тех пор как появилась тут, — пробормотал, пряча глаза, и вдруг резко бросился к сумке.

Признание Рика — скомканное, смущенное поразило до глубины души. Сердце больно екнуло, колючий ком застрял в горле. Неужели он был настолько несчастлив? А ведь я и не замечала! Всегда язвительный, уверенный в себе, сильный Рик… оказывается такой бесприютно одинокий, неприкаянный? Я застыла, непроизвольно теребя темно-зеленую трикотажную блузку, которую собиралась уложить в чемодан. Рик словно ощутил, выпрямился, как шест проглотил и поймал мой взгляд. В его синих глазах было столько невысказанных эмоций, столько тоски, столько нерастраченной любви…

— Я вырос один, Сами. Родители погибли в той самой, предыдущей войне с нижними тварями. Меня воспитывали в детском доме для драконов. У василисков не нашлось места — слишком многие осиротели тогда. Змеи и ящеры — самые невосприимчивые к нижней магии — воевали в первых рядах. И полегли тысячами. Думаешь, почему сейчас нас меньше, чем остальных оборотней? Намного меньше… Мы живем очень долго, но находим лишь одну пару… Единственную и неповторимую…

Он замолчал. Подошел — медленно, осторожно, словно боялся спугнуть, оттолкнуть излишним напором. Обнял и прижал так крепко, что ребра заныли.

— Я и не думал, что это настолько… хорошо. Когда есть хотя бы кто-то…

И замолчал.

Сердце застучало часто-часто, в голове плыла эйфория, колени ослабели.

Я приподнялась на цыпочки и впервые сама поцеловал Рика в губы. Он зарычал, потерся о живот твердым бугром на брюках, жарко, жадно ответил на поцелуй.

Как же горячо!

Казалось, в венах течет не кровь — огонь, воздух вокруг раскалился, как сковородка на плите. А мы больше не Рик и Сами, мы — одно целое — аурой, телом, душой, эмоциями и желаниями. Мы дышали и жили в унисон.

Рик с привычной уже скоростью сбросил одежду, и мы жарко попрощались с моей старой квартирой.

С моим нарядом василиск не торопился — снимал медленно, покрывая тело поцелуями, рыча и вздрагивая.

Его горячие руки, губы были повсюду. А я… я плавилась в них… Выгибалась, прижималась, гладила, целовала. Я потеряла счет времени, позам…

Жар и томление внизу живота усиливались, Рик не останавливался, меня раз за разом сотрясали волны удовольствия…

Наконец… василиск излился снова, опустил меня на кровать, и только тогда нахлынула усталость.

— Черт! Я перестарался, — выдохнул Рик. — Прости.

И прежде чем успела возразить, проронить хоть слово, мышечная боль, пустота и гулкость в голове исчезли. Меня наполнила мощь. Такая, что, казалось, я как былинный богатырь могу перевернуть весь мир. Нашелся бы только рычаг.

Рик снова накачал своей энергией по самое не могу.

— Ты принимаешь мои силы все лучше и все быстрее, — сообщил довольно, оделся и, как ни в чем ни бывало, вернулся к сборам.

— И что же это значит? — спросила я василиска, бодро натягивая лосины и блузку.

— Это значит, ты тоже любишь меня, — Рик выпрямился и улыбнулся так, словно весь мир уже у его ног, родители ожили, а все мытарства далеко позади.

И мне вдруг стало тепло, хорошо, чудесно. В душе зазвучала прекрасная мелодия. И мне захотелось петь, танцевать, делиться со всеми своим счастьем.

Я шагнула к Рику, он бросился навстречу. Обнял, пленил и несколько минут мы не могли расстаться друг с другом. Словно не виделись годы, скучали и надеялись на скорое свидание.

10

Переезд — дело хлопотное и муторное.

Я почему-то помнила это из прошлой жизни. Но никаких подробностей в голове не всплывало. Лишь обрывочные эмоции — раздражение, усталость, желание, чтобы все поскорее закончилось.

Но один вид дома Рика разом поднял настроение.

Перед нами высился добротный, аккуратный светло-оранжевый коттедж с изогнутым прозрачным козырьком и высокой лестницей. Темно-коричневая черепичная крыша, флюгер в виде василиска, резные металлические перила… все здесь дышало уютом.

Рик внимательно наблюдал за моей реакцией и улыбался все шире.

Открыл дверцу машины и подал руку. Я привычно оперлась о твердую ладонь василиска и вышла наружу.

Ни клумб, ни фруктовых деревьев вокруг коттеджа не было. Зато вдоль всего забора шел ровный частокол голубых елей — пушистых и на удивление симметричных.

Под ногами мягко пружинил ковер из густой, низкой травки. Где-то в еловых ветвях перекрикивались птицы, мимо нас, шумно треща крыльями пролетали гигантские стрекозы, не меньше ладони величиной.

Все здесь дышало спокойствием, умиротворением, каких я давно не испытывала.

Казалось, белокаменный забор, высотой в три-четыре человеческих роста, отрезал нас от внешнего враждебного мира. О таком гнездышке можно было только мечтать!

Рик приобнял меня за талию, повел к широкой входной лестнице и спросил:

— Нравится?

— Очень, — выдохнула я.

— Надо было давно тебя сюда сводить, — хмыкнул василиск. — Глядишь, согласилась бы жить со мной гораздо раньше.

Я усмехнулась, и мы вошли в дом.

Внутри упоительно пахло свежим деревом.

Бревенчатый пол казался невероятно теплым, на потолке автоматически зажглась россыпь белых круглых светильников. Ничего особенного, но я ощущала себя сказочной принцессой.

Рик неторопливо показал мне весь дом.

Кухню, отделанную в пастельных тонах, с обязательной духовкой и посудомойкой. Спальню, выкрашенную в бежевый цвет и меблированную деревянной бежевой же мебелью. Огромной кроватью — удобной, но без изысков, тумбочками в половину моего роста, двумя тяжелыми комодами по углам и гардеробом под потолок.

Гостиную — такую просторную, что эхо наших шагов осыпалось с голубых стен, хотя комната отнюдь не пустовала. Мягкий, обитый темно-изумрудной тканью диван растянулся на целую стену. Напротив него также на всю стену раскинулся экран энергокомпьютера и телевизора одновременно.

В центре господствовал зеленый стол, кажется деревянный, просто выкрашенный. Его со всех сторон окружали стулья и кресла. По пять и тех и других.

Здесь было просто море света — окна, забранные таким прозрачным стеклом, что казалось его нет вовсе, начинались от моей талии, упирались в потолок, простирались на всю ширину стен.

Ванных обнаружилось целых три. Каждая отделанная в своем стиле. Одна с душевой кабинкой — большой, закрытой полупрозрачной дверью из белого пластика, в цвет стен, потолка и пола.

Другая — лазурная, с ванной, в которой даже мы с Риком могли плавать наперегонки и стенами, расписанными морскими видами. Рыбками, водорослями, улитками.

Третья — цвета какао с молоком — скромная и строгая. Отделанная однотонной плиткой, с квадратной ванной, не меньше предыдущей.

Остальные пять комнат можно было использовать и как гостиную и как спальню.

Обстановка позволяла: раскладные диваны человек на трех, кресла, экраны энергокомпьютеров, небольшие, удобные столы и стулья.

Мне очень понравилось.

Обойдя весь дом, мы вернулись в спальню. Рик убедил меня отдохнуть, сам уложил, укрыл мягким кашемировым одеялом приятного глазу темно-зеленого цвета. Я расслабилась и вырубилась, забыв даже установить в ауре программу, чтобы проснуться к занятиям.

Несколько очень длинных, тяжелых морально и физически дня вымотали окончательно.

Остальные врачи ночной смены отдыхали днем, нормально питались в светлое время суток, да и смены брали не каждый день. Я же месяца два жила только на перекусах, спала по три-четыре часа в сутки. Оглядываясь назад, отчетливо понимала — только энергия Рика поддерживала меня «на плаву», позволяла не слечь от усталости, не разболеться на многие недели.

Но… увы… я принесла василиску много тяжелых минут.

Говорят — ты получишь то, что хочешь, но захочешь ли то, что получишь.

Я так мечтала вспомнить прошлое. Понять — какую жизнь вела там, в другом мире. Казалось, это что-то даст, поможет идти вперед, больше никогда не оглядываться. Но… все случилось совершенно не так как мечталось.

Иногда лучше оставить прошлое прошлому и не ворошить его… даже мысленно.

…

Лестница… деревянная, светлая, почти такая же, как у Рика… но другая, моя, наша…

Высокие кегли перил и я… наверху… а внизу… малыш. Веселый, беззаботный. В белокурых вихрах запутались закатные лучи. На коленке синяк, на лбу — шишка, но синие глаза светятся восторгом. Умные глаза моего мальчика, моего сына.

Чуть поодаль подтянула ноги на диван дочурка. Курносый носик уткнулся в книгу, тонкие пальцы теребят кончик страницы и листают. В век компьютеров, планшетов… дочурка любила читать настоящие, бумажные томики.

Светло-голубые сережки в ее крохотных мочках едва заметно колышутся — моя Дарина чуть покачивает головой. Взгляд цепляется за родинку на правом ее ухе — прямо как у меня.

И я замираю, глядя на детей. Наслаждаюсь, наблюдая. Кожей впитываю их беззаботность, их светлое тепло.

Святослав, мой малыш хватается за кегли перил крепкими маленькими пальчиками и упорно переставляя ножками, поднимается навстречу.

«Вот мама!» — повторяет звонко, задорно.

Звякает ключ в замке входной двери. Бзинн… бзинн… сообщает один замок. Вжик… вжик… вторит другой.

«Папа пришел!»

«Вот папа!»

Крики наполняют гостиную, а я встречаю усталого, но радостного мужа. Высокого, светлого, с темно-зелеными глазами и курносым носом.

И на душе становится еще теплее, еще солнечней.

Господи! У меня в родном мире осталась семья! А я… я… живу тут, работаю как ни в чем ни бывало!

А Рик! Имела ли я права давать ему надежду? Да вообще начинать новые отношения?

Из глаз покатились слезы. Вначале скупые, оцепенелые, они вдруг хлынули ручьями.

Я захлебнулась, задохнулась, сердце гулко застучало в ушах. Как я могла их бросить? Как позволила перекрестью отнять память о самом дорогом, самом важном? Почему оно так со мной поступило?

Я вскочила с постели в слезах, совершенно не понимая — где я и зачем.

В тишине дневного дома по-прежнему упоительно пахло деревом, из окон лился густой, приятный солнечный свет и прозрачными кляксами растекался по полу.

Где-то за окном вдруг запела птица.

И… в спальню вошел Рик. Минута, другая. Долгий взгляд синих глаз — понимающий, пронзительный… И… такая же долгая, тяжелая тишина навалилась на грудь. Я едва могла сделать вдох. А Рик продолжал стоять, как вкопанный, не отводя глаз и не смаргивая.

Казалось, он понимал, что случилось. Прочел в моем мозгу или как-то еще.

Я вскочила, бросилась на выход и услышала лишь глубокий вздох василиска. Полный отчаяния, тоски, боли.

Я притормозила, обернулась и снова встретила синий взгляд Рика. Больно защемило сердце.

Я чувствовала, что все неправильно. Уходить неправильно, а остаться тем более. Кожей ощущала — что-то здесь не так! Я что-то упускаю, и это что-то очень важное, неизмеримо ценное…

Я разрывалась между тем, что потеряла и тем, что приобрела. Сердце забарабанило в ушах, кровь бешено запульсировала в висках. Я рванула со всех ног. Побежала, побежала, побежала.

Рик не догонял, не преследовал, даже не окликнул. А я неслась, не чуя ног.

Только вперед, не оглядываясь. По мощеной дороге между разноцветными заборами и пестрыми коттеджами. Высокими с башенками, похожими на теремки из детских сказок, грубоватыми, почти квадратными, со скошенной крышей… И дальше, в низину — туда, где заканчивался поселок. По каменистой тропке, под гору, к смешанному лесу. Казалось, остановись я — и придется все осмыслить, притормози на секунду — и вернется боль.

В каком-то нервном перевозбуждении перемахивала я через поваленные деревья, уклонялась от острых веток, перепрыгивала овраги. Неслась напролом, все дальше и дальше в чащу.

И вдруг оцепенела…

Прямо передо мной, и сзади и спереди раскинулась черная паутина. Она мерцала, вздрагивала. Она была повсюду. Словно лес оплел невидимый, гигантский паук.

Нижняя магия! Я мало знала о ней, недостаточно изучила. Но отчетливо понимала — стоит лишь дернуться, шелохнуться — и меня зацепит.

Что сделает со мной это прикосновение? Я не знала… Подвластны ли энергодраконы чудовищным превращениям?

Ледяная волна прошлась вдоль позвоночника, холод опустился в желудок. Мне стало страшно. Очень. Я попыталась двинуться назад. Но нити окружили, пленили, запутались под ногами, над головой, вокруг тела. Даже нинзя не протиснулся бы, не зацепив хотя бы одну. И я замерла, не понимая, что делать дальше, как выбираться.

А затем, с нелепым опозданием пришли остатки воспоминаний… Уже совсем не такие радужные…

Потери… потери… потери… осколки жизней близких. Их вещи, которые я разбирала после похорон. Длинная, цветастая юбка дочери, в пол, с пятном от краски для волос на подоле. Небольшие деревянные фигурки, выструганные сыном. Медведи, лисы, тигры… и его последняя поделка… китайский дракон. Красивый, изящный, с почти живыми глазами…

Синие, истертые шлепки мужа… И пустота…

Я мало общалась с правнуками. Было так больно, так страшно осознавать, что они, единственные остались от тех, кого любила всей душой.

Я дорожила ими и страшилась встречи.

Боялась заглянуть им в глаза и увидеть чистые голубые глаза дочки, сына… Сказать что-то веселое и узнать на их лицах улыбку мужа, услышать в их хохоте звонкие смешинки внучек…

Но мы все же виделись… какое-то время. А потом потерялись и они. Мои далекие потомки переехали, и я осталась совсем одна. Долгожительница, которой больше незачем долго жить.

Я ходила на работу, просто потому, что так надо. Ела и пила, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Приходила домой и тут же включала четыре телевизора, чтобы прогнать призраки, не чувствовать себя бесприютно одинокой…

Пока однажды не услышала «в голове» голос себе подобной, валькирии… Тогда мы все, долгожители вдруг научились общаться мысленно и почему-то решили, что принадлежим к одной расе. Ученые назвали нас валькириями за особенную «крылатую» ауру, а еще за то, что все мы были женщинами.

Подруги по несчастью предложили сходить к стене памяти…

И я нашла ее — черную, щербатую, сверху донизу испещренную именами тех, кого потеряли «почти бессмертные». Я обошла стену со всех сторон, утопая в тополином пухе, вдыхая сильный запах полевых цветов…

Вспоминала, встречала других, таких же и узнавала на их лицах, в их взглядах до боли знакомое выражение — странную смесь глухого отчаяния и робкой надежды.

Я бродила как неприкаянная, потеряла счет часам и дням, не хотела возвращаться…

И чудилось мне — душа очищается от тоски, бремя потерь уходит, остается лишь светлая память о близких и любимых — теплая, как уютный дом в зимнюю стужу.

Хочется жить ради тех, кого больше нет, храня в сердце их частички, сберегая в памяти их судьбы.

Ведь пока я помню — они со мной, они существуют.

И вот тогда таксист — косматый черноволосый вербер, которого я больше никогда не встречала — увезменя на перекрестье…

Я оказалась готова к новой жизни, к новой миссии и к новому будущему.

Черт! У меня ничего не осталось в старом мире.

Рик! Вот то единственное, что следовало ценить и беречь. Но я бросила его. После того как василиск почти умолял этого не делать и… попала в беду. Все правильно, все закономерно. Все справедливо.

Так мне и надо!

Ведь точно знала, мне говорили не раз — на перекрестье не попадают те, у кого есть, что терять в родном мире!

Только те, у кого не осталось ничего, никого, кроме самих себя, могут без собственного ведома пересечь невидимую границу.

А еще те, кто переселяется сюда намеренно, осознавая, что делают и зачем.

Я понятия не имела — куда везет клыкастый таксист… Я должна была подумать об этом прежде, чем бежать от Рика. Задержаться ненадолго, дождаться, пока память вернется целиком…

Но я поспешила, ошиблась. И вот теперь, видимо, расплачусь за это сполна.

…

Сколько я простояла в растерянности не знаю. Только с каждой минутой лес казался все более неприветливым, пугающим.

Густые лиственные деревья тянули ко мне корявые сучья, словно изломанные артритом пальцы. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь плотные кроны, порывистый ветер путался в них и сердито шуршал листвой. Запах подгнивших листьев смешивался с ноткой приторно-сладкого аромата цветочного нектара и запахом грибов.

Под ногами торчала редкая, чахлая травка, кое-где почти полностью скрытая палой листвой. Тишина угнетала. Лишь изредка тревожно пересвистывались птицы, да кто-то непрерывно стучал в дерево. Возможно, местный дятел.

От холода и сырости у меня начался озноб. Или затрясло от страха?

Тени сгущались. Время текло лениво и неспешно, а я не видела выхода.

Пройти сквозь паутину нижней магии не было ни малейшего шанса. Но и ждать у моря погоды смысла я не видела. Сколько бы часов ни прошло, ничего не изменится.

Станет лишь хуже. Я устану, ослабну, внимание притупится, не говоря уже о скорости реакции. Я понимала все это, убеждала сама себя, что дальше тянуть время нельзя. Но тело словно окаменело, а ноги упорно отказывались идти.

Я беспомощно оглядывалась, внутренне сжималась. Зубы отстукивали неровный ритм. Сердце барабанило в ушах, холод в желудке совсем не помогал хоть немного согреться.

Я одна… И никто не поможет. Что же делать? Зажмуриться и бежать? Будь что будет?

Словно ответом на мой немой вопрос лес загудел, зашуршал и… я услышала странные вопли. Они походили и на звериные и человеческие одновременно, но очень отличались от зычной переклички оборотней в любой ипостаси.

В висках запульсировало, я сжалась так, что свело плечи и челюсть.

Вопли усилились, и паутина нижней магии пришла в движение.

Нити задрожали, словно кто-то дергал за них, замерцали изнутри желтоватым светом.

Душа ушла в пятки, я замерла, наблюдая за тем, чего боялся даже могучий Маллес, даже отважный Рик, даже самодовольный Вагр.

Паутина тряслась все сильнее и вдалеке, из-за деревьев показались жуткие создания. Перерожденные, догадалась я.

Латифа была права — они совсем не походили на зомби, скорее на каких-то космических монстров.

Перекошенные яростью человеческие лица, когтистые лапы, поросшие колючками, шерстью, чешуей — всем вперемежку. Одутловатые тела, словно передо мной утопленники. И глаза… черные, с желтоватыми отблесками, как паутина.

Верберы, верлисы, вертигры и верпантеры… в них уже с трудом узнавались знакомые мне виды оборотней. Перерожденные выглядели по-разному, но одинаково отвратительно, страшно и… целеустремленно.

Они двигались как единое целое, вышагивали в такт, не замечая препятствий.

Оцепенение прошло спустя несколько секунд, сменилось паникой.

«Боже! Как же я влипла!» — билась в голове одна, отчаянная мысль, вторя бешеному гонгу сердца в ушах.

Бежать было некуда — монстры наступали со всех сторон. Путы нижней магии угрожающе вздрагивали, так и норовя зацепить.

Я зажмурилась, понимая, что все, это конец.

Сердце сжалось так больно, так отчаянно…

Неужели я больше не увижу Рика? Неужели даже не извинюсь за свой побег? Ну почему все так…

Глаза обожгло, по щекам потекли слезы.

«Самии… Самии… моя Самии!»

Я узнала бы его голос из тысячи других. Мелодичный, низкий, грудной, сейчас со слабым рычанием. Неужели галлюцинации? Или очередная насмешка памяти?

А может нижняя магия изощренно издевается напоследок?

Прохладная и одновременно горячая струя окатила с ног до головы. Я вздрогнула от мурашек, и враз перестала трястись. Тело налилось небывалой мощью, стало легким, как перышко.

Я открыла глаза и ахнула.

Рик был совсем рядом, и уже обратился.

Громадный, красивый китайский дракон свился вокруг меня кольцами.

От наших тел взмывало в воздух розовато-оранжевое зарево, похожее на солнечные протуберанцы. И чудилось — мы единое целое — душой, энергетикой, каждой клеткой и мышцей.

Было совершенно неважно — откуда взялся Рик, как он тут очутился, почему я слышу его мысли. Сработала ли брачная метка или какая-то другая магия…

Рик рядом! Он со мной! С ним я ничего не боюсь! Вот единственное, о чем я сейчас думала.

Сотни перерожденных наступали, окружая стремительно и неизбежно. Им остались считанные десятки метров, чтобы исполосовать нас когтями, ударить мощными руками-лапами.

Множества горящих взглядов — безумных и осмысленных одновременно впились в нас с Риком. В них читалась одна, общая цель — поймать, переродить или убить.

Сильный мускусный запах наполнил воздух.

Он походил на очень слабый, едва уловимый, который появлялся всегда, когда оборотни обращались множество раз. На боях верберов я почти не улавливала его, хотя оборотни десятки раз меняли ипостась. На схватке между тиграми в какой-то момент почувствовала, но запах развеялся в мгновение ока.

Теперь же он был таким насыщенным, таким густым, что дышать стало трудно.

Протяжно, гулко закричали вдалеке птицы. Вой какого-то зверя вторил им — утробный, тревожный, предупреждающий.

И все вокруг смолкло.

Лес словно замер или умер, не знаю уж что тут ближе.

Перерожденные ступали мягко, почти неслышно. Ветер притаился в кронах деревьев и лишь изредка шелестел там, будто пытался спрятаться поглубже.

Казалось, напряжение можно пощупать руками. Свинцовый воздух застрял в груди и загустел, в висках пульсировала кровь, в ушах громыхал пульс.

Я вздрогнула, и, не взирая на поддержку Рика, на долю секунды поддалась панике.

Но тут в голове вновь зазвучал его голос.

«Сами… Ты должна мне верить. Делай то, что говорю, и все будет хорошо».

И я успокоилась, прислушалась, сосредоточилась на указаниях василиска.

«Представь, что внутри тебя льется горячий поток. Он перетекает из рук в тело, из тела — в ноги, взмывает к голове, заполняет тебя до предела и выплескивается наружу. Ты держишь его под контролем, но выпускаешь и… он меняется. Превращается в сильное, жилистое тело дракона и ты… раскрываешь крылья».

Когда прозвучала последняя фраза, за спиной словно расправились паруса. Я ощутила почти невесомость. Вокруг нас с Риком сгустились розовые всполохи, похожие на пламя диковинного костра.

Запахло чем-то кисло-сладким, очень приятным.

Почти восторженно вскрикнула над головой птица, и целая стая темно-красных пернатых пулеметной очередью выстрелила в небо, громко шурша крыльями.

Кольца Рика расправились, и я взмыла ввысь. Василиск полетел следом. Вначале с ужасом, а затем с каким-то злорадным восторгом наблюдала я, как едва коснувшись наших тел, рассыпаются на сотни черных перьев путы нижней магии. Медленно ложатся на палую листву, влажную траву и… исчезают бесследно.

Так вот зачем Рик заставил меня обратиться! Вот почему не понес меня сам!

«Умничка! Во второй ипостаси нижняя магия тебе не страшна! А перерожденные не умеют летать. И еще… Если ты не поняла… энергодраконы могут мысленно общаться с другими драконами и василисками».

Прорваться сквозь плотную стену крон оказалось не так просто, как думалось поначалу.

Ветки не царапали, не касались человеческого тела, но сопротивлялись мощно. Я будто протискивалась сквозь плотную, вязкую субстанцию, а она норовила затянуть назад, удержать внутри, пленить.

Сильно запахло сыростью и листвой.

Одна за другой привычной пулеметной очередью выстрелили в небо разноцветные стаи птиц. Темно-зеленая, фиолетово-красная с редкими белыми пятнами, канареечно-желтая и темно-серая, с алыми хвостами и хохолками. Шелест крыльев и взволнованная перекличка пернатых взорвали тишину.

После недолгой борьбы, Рик обхватил мое туловище хвостом, дернул, и мы вылетели наружу.

У-ух!

Небо было свободным, спасительным! Еще едва подернутое предзакатной синевой, оно казалось лишь декорацией к нашему полету.

Разреженный воздух кружил голову. Ощущение полной невесомости, не взирая ни на что, рождало чистый восторг. Близость Рика дарила надежду, заставляла снова почувствовать себя счастливой…

А перерожденные… они остались где-то там, откуда до нас уже не доберутся. По крайней мере, не сейчас.

Василиск неторопливо махал перепончатыми крыльями — огромными и прекрасными. А я подстраивалась под его движения, повторяла за Риком.

Мои собственные крылья выглядели немного иначе. Черные, полупрозрачные, почти призрачные, в новорожденных сумерках они мерцали оранжевым, как и когти на таких же фантомных лапах.

Жаль, я не могла увидеть себя целиком! Что ж, будет другое время, другой полет…

Рик то набирал высоту, то планировал на воздушных потоках и чем дальше, тем все больше мне это нравилось.

Мы взмывали под облака, и земля внизу превращалась в красивый чертеж, выполненный приглушенного цвета фломастерами.

Опускались пониже — и взгляд выхватывал яркие детали.

Далекое кряжистое дерево с пятью стволами — они расходились букетом прямо из земли.

Чью-то черно-белую крышу, похожую на расставленную «домиком» шахматную доску посреди бескрайнего моря трав и цветов.

Лиловую кляксу в поле — там, где кустилась большая поросль цветов, вроде васильков.

Казалось, нет ничего проще, чем царствовать в небе, плыть в нем, как легкое суденышко.

И снова я каждой клеткой тела, душой и аурой ощущала, что мы с Риком — одно целое. Неразделимые и близкие как никогда.

Между нами больше не стояли воспоминания, не грозили разрушить невероятно прочную связь двух бесприютно одиноких существ.

И все вокруг — на глазах сереющее вечернее небо, еще едва уловимые глазом желтые плясуньи-звезды, Луны и прозрачные перины облаков принадлежало только нам.

Рик чуть вырвался вперед, показывая дорогу. Воздушные волны бились о моего энергодракона, обтекали его, как плотная морская вода, швыряли в лицо свежий ночной воздух. Пропитанный приторно-сладким, кислым, пряным нектаром ночных цветов, легкой прохладцей, он очень бодрил и совсем не морозил.

Лес, поле, широкая лента дороги — вначале земляная, каменистая, а затем и вымощенная разнокалиберными булыжниками стремительно уходили назад.

Коттеджный поселок появился вдалеке сотнями пестрых крыш, узкими полосками оград, и я только тогда поняла — как далеко убежала.

Ух ничего себе! Я-то воображала, что лес перерожденных совсем рядом, почти на подступах к поселку! И как я забралась в такую далищу?

«На сильных эмоциях ты частично обратилась. Незаметно для себя и окружающих… Поэтому и преодолела огромное расстояние так быстро, стремительно».

Было таким естественным общаться с Риком в собственной голове, будто мы все время только так и делали.

Без очередных объяснений, я вдруг поняла, как блокировать мысли от других драконов и василисков, как читать их и посылать весточки только тем, кому требуется.

Казалось, десятилетиями дремавшая во мне сила пробудилась, и начала стремительно расти.

Чем дольше я летела вместе с Риком, тем менее фантомным становилось драконье тело. Через некоторое время оно почти не отличалось от реального.

На лапах рыжими всполохами пламени отсвечивала черная чешуя, оранжевые когти выглядели как настоящие. Время от времени я ловила взглядом громадные крылья — черные с оранжевыми перепонками и черный же хвост, с несколькими янтарными шипами на конце.

Обоняние, зрение, слух неуловимо менялись.

Я могла настроиться — и увидеть что-то у самого горизонта, чуть напрячь глаза и рассмотреть его как в подзорную трубу. Могла сосредоточиться — и выцепить мельчайшие детали любого предмета, или обозреть почти все вокруг.

Без усилий ловила далекий птичий гомон в лесу перерожденных, шорох листьев, стук дождевых капель по крышам домов в каком-то далеком поселении.

Запахи чувствовались иначе. Они не усилились, скорее стали отчетливей. Я различала малейшие их нюансы, оттенки.

Эх! Жаль такого не будет в человеческом обличье. Насколько же проще бы ставить диагнозы!

Мы стремглав пронеслись над половиной поселка и начали снижение. И я поймала себя на том, что больше не подражаю Рику, а действую на инстинктах, не думая. Сейчас летать было также просто, как ходить или дышать.

Немного сложив паруса крыльев, я устремилась вниз, вслед за Риком. Несколько минут парила над его чудесным домом и… наконец-то коснулась земли. Вначале драконьими лапами, а потом — сразу — и ногами.

Они по лодыжки утонули в сиреневом тумане — извечном спутником ночи перекрестья.

У-ух… и ощущение энергодракона пропало. Остались я и… Рик в человеческом обличье.

Я застыла напротив него — в нерешительности, в оцепенении. Больше всего на свете мне сейчас хотелось броситься в объятия василиска, прижаться к нему и ни о чем не вспоминать. Забыть о тяжком бремени потерь, об ужасной встрече с перерожденными. И особенно о том, как бросила Рика, после его просьбы не уходить, не делать ему больно.

Василиск немного напрягся, поймал мой взгляд. Синие глаза смотрели так… тепло, ласково, что все остальное стало неважным, незначительным.

Я кинулась на шею Рика, он подхватил, прижал и зарылся лицом в волосы.

— Прости… — прошептала я, пропитываясь теплом василиска, ощущая его каждой клеткой тела.

— Сами… ты вернулась. Ко мне. Остальное неважно, — обжег шею неровный шепот.

Я сильнее прижалась к Рику, чувствуя, как гон меняет его почти мгновенно. Василиск хмыкнул, вздрогнул, когда свидетельство его желания уперлось мне в живот и запульсировало.

— Че-ерт! Не время! — издал полурык-полустон. — Нам пора собираться в больницу. Дежурство. Надо срочно всех предупредить по секретному каналу перекрестья. Нижние наступают. Не знаю как они подобрались настолько близко в считанные дни… Прежде на это уходили недели, месяцы. Перерожденные питаются энергией создателей, поэтому они медленные, неповоротливые, тугодумы… Но сейчас дело не в этом. Главное, что враги на подступах. А, значит, и нижние твари тоже скоро пожалуют. Думаю, к послезавтрему займут позиции. А потом пожалуют и их кукловоды… Начнется…

— Война, — закончила я за Рика.

Ледяная волна прошла вдоль позвоночника, холод опустился в желудок. Я зажмурилась, спрятала лицо на груди василиска и затихла в его стальных объятиях.

11

Рик гладил меня по спине, по голове, шептал что-то на ухо. Мне было все равно — что именно, прислушиваться не хотелось, хотелось остаться вот так, навечно. Чувствовать его сильные руки, его ласковые прикосновения и его желание.

Словно ощутив, что я совсем успокоилась, василиск нехотя отстранился, машинально поправил черную джинсовую рубашку и предложил:

— Давай перекусим и поедем в больницу. Придется выпустить Маллеса так быстро, как он просил. Верберы должны подготовиться к нашествию. Мы все должны. Ну и смена, кажется, будет не из легких.

Предчувствия не обманули Рика.

Мы поели жареной рыбы с хрустящей золотистой корочкой, выпили побольше ягодного чая и отправились на очередную смену.

У больницы уже выстроились в хвостатую очередь десятки серо-голубых машин скорой.

Сновали туда-сюда медбратья с носилками.

— Я же говорил, — вздохнул василиск. — В такие времена граница между мирами нестабильна. И энергетика клубится такая, что…

Рик не закончил, вышел из авто, открыл мне дверцу и подал руку.

Мы подождали, пока санитары — два здоровяка-вертигра внесут в больницу «общие» носилки с тремя окровавленными, покрытыми рваными ранами телами. Кажется — две верлисы и верпантера. Последняя, с татуировкой в виде ромашки на лодыжке пострадала сильнее всех. Одутловатое, заплывшее лицо покрылось коростой из обгорелой кожи и крови, такие же руки и тело были испещрены даже не ранами — сквозными дырами. И, в довершение ко всему — из живота пострадавшей торчал перекрученный металлический прут.

— Авария, — пробурчал в сторону Рика черноволосый оборотень с ярко-желтыми глазами. — Опять! Черт их всех подери! Ну какого черта их потянуло на горный серпантин сейчас, в такое время? Жить надоело, что ли? Сгустки энергии легко могут вызвать галлюцинации, сбить с дороги, затмить зрение! Нет же! Едут и едут!

Второй медбрат только рыкнул, но промолчал.

Навстречу нам бросились суровая Маргитанна и вездесущая Латифа.

— Сообщи по секретному перекрестному каналу, что перерожденные на рубежах. Нашествие, скорее всего, начнется через день-два, — огорошил старшую медсестру Рик. — Ребятам из стационара скажи, что я лично приказал отпустить Маллеса к вечеру, если все анализы будут в порядке. Под мою ответственность.

Маргитанна спала с лица, побелела как мел, ее янтарные глаза и оранжевые волосы потускнели в одно мгновение.

Латифа резко и жалобно выдохнула, закусила губу.

Маргитанна повернулась к ней, верлиса понимающе кивнула, принимая смену. И маргонка исчезла в коридоре, напротив приемного — ушла в подсобные помещения.

Холл больницы уже сверкал чистотой, почти стерильностью. Запахи дезинфекторов пока перебивали все остальные. Но я-то знала, что это ненадолго.

Скоро тут будет царить хаос, запахи крови и медикаментов перекроют все другие, а на языке снова появится горечь и соль.

Все как всегда, если не хуже.

Черные кресла, два новеньких дивана, и «старая диванная гвардия» уже ждали посетителей.

Мы с Риком метнулись в ординаторскую — надеть униформу.

Уф… С корабля на бал.

Подавая мне голубоватый халат, василиск внезапно напутствовал, чего не делал уже многие смены. Я давно работала в штатном режиме — благо, опыта накопилось на три жизни, теорию худо-бедно в Академии давали.

— Сейчас будет жарко, — вздохнул василиск. — Постарайся контролировать себя и не обращаться. Слишком быстрые движения, мощное давление, драконья аура могут навредить больным. Если кажется, что близка к другой ипостаси, постарайся сосредоточиться на своем, физическом теле. Руках, ногах, пальцах, коленях. Словно удержать себя в этих рамках. Почувствуй каждый сустав, каждую мышцу…

В тот момент советы Рика, его беспокойство казались излишними, ненужными. Какое там обращение? У меня ведь и нарочно-то не получалось! Где уж там случайно! Но я еще очень плохо знала свойства энергодракона, после первой, полноценной смены ипостаси. После того, как дремавший внутри меня много лет аурный зверь выбрался наружу, расправил крылья, познал полет и свободу. И я ощутила свободу выбора между ипостасями — плюсы и минусы каждой, возможности энергодракона и его силу.

…

Некоторое время я занималась тем же, чем и обычно в такие дни. Обезболивала, обрабатывала, зашивала, вправляла и снова по кругу.

Крутилась, как белка в колесе, не успевая не то чтобы передохнуть, притормозить на минуту. Но потом время словно замедлилось — для меня, Рика, Вагра и наших новых неразлучников.

— По-обереги-ись! — рык медбрата-вербера разнесся по коридорам и даже некоторые, не занятые в срочных операциях медсестры выглянули из палат. Обернулись обе верпантеры, отвечавшие на тот момент за регистратуру и почти одновременно с ними — четыре вертигра и два дракона из очереди у стойки.

Два самых больших санитара-вербера, что я видела, легким движением плеч сняли входные двери, как картонки.

Запахло обожженным металлом, оплавленным пластиком— мерзко и неприятно.

Двери придержали уже наши медбратья — черноволосый вербер Рран, с тремя шрамами от удара когтей на щеке и темно-русый вертигр Гаррус с очень светлыми, желтыми глазами.

В открытый дверной проем внесли покореженную железяку, в которой с трудом узнавался кусок салона машины. Поперек остатков кресел, больше похожих на гротескные скульптуры из металла, пластика и обрывков кожи, застряли четыре верпантеры. Одна из них, скрюченная так, что ноги торчали сбоку, под острым углом к телу, а руки пришпилило несколькими железяками почти у самого носа, была в… белом платье невесты. От некогда пышной юбки, с множеством оборок и жемчужными нитями остались жалкие обрывки. Они то тут, то там испещряли переломанный каркас, до странности похожий на чей-то обглоданный скелет. Несколько лесок с идеально круглыми, перламутровыми жемчужинками повисли на честном слове.

Шею девушки в трех местах проткнуло очередными железными прутьями. Завитые в крутые локоны черные волосы прилипли к кровавым ошметкам, закрыв опухшее лицо, с множеством ссадин и гематом. Но самым страшным казалось не это — из живота изломанной невесты торчали стекла. Много крупных, острых как бритвы осколков.

Остальные верпантеры выглядели не сильно лучше. Исполосованные стеклами, истыканные железяками, они напоминали жутковатые, до нелепости похожие на живые, манекены из какого-нибудь театра ужасов. Две истерично плакали, плевались кровью, невеста явно потеряла сознание. Оно и к лучшему, при таких-то травмах.

— Да-а-а. Скульптурная композиция о том, как не надо ездить, — мрачно съязвил за моей спиной Рик. Я уже привыкла к тому, как бесшумно он иногда подходил. Но сейчас вздрогнула, отшатнулась, и ощутила стальные ладони василиска на талии.

Не то чтобы я такого не видела, не то, чтобы сильно испугалась. Похоже, просто расшалились нервы, изрядно потрепанные воскрешенными воспоминаниями и всем, что произошло потом.

— Ну-с! Давайте в седьмую, я там все уже подготовил! — Вагр, собственной персоной выскочил навстречу пациенткам. Нарочито поддернул синюю врачебную робу, как бы намекая, что Рик сегодня одет не по случаю.

Василиск повернулся, полоснул по дракону холодным взглядом — таким, что даже пустыня покрылась бы коркой льда. Вагр ответил в том же духе, даже немного оскалился, и посмотрел на меня так, что выражение «раздевать взглядом» навсегда приняло иной оттенок. Казалось, дракон видит меня голой, оценивает каждую впадинку и выпуклость, а потомпроникает еще глубже — в чувства, в мысли. И они ему явно не по душе. Наши с Риком сомкнутые руки понравились Вагру еще меньше. Он зарычал — утробно и зло. Но ничего не сказав, метнулся в указанную операционную.

Медбратья из скорой понесли пострадавших туда.

Пациенты в коридоре молча рассыпались по сторонам, храня гробовое молчание и с ужасом разглядывая неразлучников.

Даже вербер на костылях, с фиксирующей повязкой от лодыжки до колена, наложенной, скорее всего, на сломанную ногу отпрыгнул подальше.

Отшатнулись и почти врезались в стену три молодых верлиса, с обожженными руками, покрытыми черной коростой и волдырями. Страшно для человека, для оборотня — вопрос нескольких дней, не больше.

Рран и Гаррус ловко поставили двери на место — правда, в отличие от горообразных санитаров скорой немного покряхтели и потужились.

Рядом как обычно очень вовремя появилась Латифа с двумя робами — для меня и Рика.

— Придется делать рентген самому, — тяжело вздохнул василиск. — В МРТ мы эту махину никак не засунем. А если бы и засунули, металл не даст сделать снимок.

Мы в едином порыве метнулись в ординаторскую, переоделись почти одинаково быстро и поспешили к пациенткам.

Изломанная невеста… так назвала я эту девушку. Но я еще не все про нее тогда знала…

В операционной суетились Гортензия и Латифа. Ставили капельницы, опрыскивали пострадавших обезболивающим и дезинфектором. Прикасаться к ним раньше хирургов не позволил бы себе никто.

Верпантер уже усыпили… и слава богу.

Хмурый, сосредоточенный Вагр встретил нас недовольным взглядом, но промолчал.

Мы с Риком надели перчатки и подошли поближе к трем, составленным вместе хирургическим столам, на которых покоился обломок машины.

Рик дал нам всем знак отойти, придвинулся к невесте и скомандовал:

— Закройте глаза.

Сквозь плотно сомкнутые веки я вновь различила вспышку — сегодня менее яркую, чем прежде.

А когда открыла глаза, на лице Рика все было написано без лишних слов. Он вытянулся по струнке и молчал. Вагр кивнул Рику, предлагая все же высказаться.

Латифа и Гортензия затихли с очередными пакетиками для капельниц в руках. Хрум… хрум… прохрустели пластиковые упаковки с кровью и лекарствами. Булькнуло что-то в одном из пяти аквариумов, на стойке, неподалеку от окна. Взгр взинн… слегка сдвинулась каталка с инструментами.

— Невеста… — Рик прочистил горло. — Беременна.

Мне стало трудно дышать. Казалось, вязкий, тяжелый воздух распирает грудь, заставляет захлебываться на суше.

Кехр… кехр… кехр…

Одна из подружек изломанной невесты закашлялась, открыла безумные, перепуганные глаза и закричала — надсадно, хрипло, отчаянно.

Рик бросился к ней, Вагр тоже.

Девушка задергалась, забилась в истерике, и пруты с неприятным треском прорвали мышцы. Я даже ахнуть не успела, как из правого бедра и шеи пациентки фонтаном забила кровь, струйки поменьше хлынули из обеих икр и плеч.

Я подскочила к чешуйчатым, пытаясь влить в верпантеру как можно больше энергии жизни. Не зная, за какую артерию хвататься — за шейную или за бедренную. Обе травмы убивали бедняжку. Широко распахнутые зеленые глаза, с коричневыми крапинками остекленели в считанные мгновенияи медленно закрылись. Смуглое лицо стало мертвенно-бледным, губы побелели, щеки резко впали, синяки под глазами окрасились черным.

Вагр помогал мне — давал пострадавшей энергию жизни — так быстро как мог и так много, как получалось за одну порцию. Только все тщетно. Кровотечение немного поутихло, но не закончилось. Не смотря на все наши усилия, морковные струйки продолжали сочиться из артерий на бедре и шее.

Медсестры перетягивали ноги пациентки жгутами, прижимали к ее шее один кусок марли за другим, чуть ли не каждую минуту отбрасывали окрашенные алым тряпицы и хватали свежие. Суматошно меняли в капельницах один пакетик крови за другим.

Горы прозрачных упаковок донорской крови на трех каталках заметно уменьшились. Нам подготовили много. Больше половины нужных групп — благо пациенткам сделали экспресс-анализы еще в скорой. Плюс почти столько же порций той, которую, в крайнем случае переливали всем без исключения. Нулевая, называли ее на перекрестье. В моем старом мире считалось, что первая положительная обладает похожими свойствами. Но здесь исследовали еще с десяток факторов. Включая энергетику, Р-клетки и особые маркеры, говорящие о принадлежности к какой-то расе, особенностях донора.

По голубому пластиковому полу растекались алые и бордовые кляксы, ручейки, словно тонкие щупальца, растянулись от них в стыках плит.

Казалось, даже воздух пропитался кровью, металлический привкус на языке обжигал, вызывал желание отплеваться.

Я старалась не смотреть на громадные алые и бурые пятна на своей хирургической робе, на спецодежде Вагра и Рика. Усердно игнорировала то, во что превратились светло-голубые халаты Латифы и Гортензии.

Не время! Не место! Надо работать.

Девушка обмякла. Налитые силой мускулы стали дряблыми, неживыми.

Рик приложил пальцы к уцелевшейстороне шеи пациентки, провел ладонью возле ее рта…

Покачал головой и отошел от стола.

— Давай же что-то делать! Реанимировать! Где Прат? — заорала я не своим голосом.

Рик покачал головой еще раз, Вагр сделал тоже самое. Я и без них отлично понимала, что пациентке уже не помочь. Слишком мощное кровотечение из нескольких крупных артерий сразу лишило ее малейшего шанса выкарабкаться. Верпантера была обречена с того самого момента, как задергалась на металлических штырях. Закон подлости, рука судьбы… Уж не знаю, что тут ближе…

— Да бро-ось! — похоже, прочитав все на моем лице, крикнул Вагр. — Сама знаешь, мы бы ничего не сделали. К тому же у нее задет позвоночник. В трех местах.

Я все это понимала, прекрасно видела, где прошли металлические штыри.

Но перерожденные, грядущая война и бездыханное тело на хирургическом столе, здорово подкосили психику. С минуту я боролась с накатывающей истерикой, кусала губы, и даже объятия Рика — теплые, крепкие подействовали не сразу.

— Сами, — нежно, мягко произнес василиск. — Ты сегодня многое пережила. Я понимаю… но… мы должны спасти остальных. Хотя бы попытаться.

Я привычно сосредоточилась на травмах пациенток, отбросила страх их потери, неуместную сейчас жалость, неуверенность в собственных силах.

Оценила объем работы, сосредоточилась на первостепенных нуждах.

Латифа и Гортензия уже поменяли пакетики с кровью в капельницах. Одна из верпантер дрогнула, и медсестры в едином порыве рванули к ней, вкололи аж две новых дозы снотворного. Девушка еще раз шевельнулась, Рик с Вагром одновременно зафиксировали ее руки, ноги, туловище, голову. Но этого не потребовалось. Верпантера расслабилась и уснула.

— А-а-а. Почему та очнулась? — вырвалось у меня помимо воли.

— Болевой шок. Особенная реакция на препараты. Нечувствительность к снотворному… — пожал плечами Вагр.

Кажется, мертвая пациентка его больше не волновала, гораздо сильнее интересовали дракона еще живые. Причем, больше как предметы для исследований, любопытные случаи. Хотя…наверное, так и надо. Иначе теряешь объективность, перестаешь быстро и четко мыслить, тормозишь с важными решениями.

И мне вдруг ужасно захотелось очутиться подальше от всего этого безумия. От крови, шмотков плоти, предсмертных криков, воя и жалоб родственников в коридоре. Он доносился тихим эхом, вместе с терпеливыми увещеваниями санитаров, не смолкал ни на минуту. Я расправила крылья, ощутила невесомость, вдохнула полной грудью и… услышала призыв Рика.

«Сами! Вернись в человеческую ипостась! Оставайся со мной! Другие пациенты могут умереть!»

Как же хорошо изучил меня василиск, видел насквозь, безо всякого рентгеновского зрения. Расскажи он мне сейчас о долге, о том, что смена только началась и за дезертирство из операционной наказание одно — увольнение, ничего не сработало бы. Но жизнями других я всегда дорожила как ничем иным.

Ощущение крыльев за спиной исчезло, мощные черные лапы пропали, остались лишь мои, человеческие, тонкие, длинные пальцы. Тело вновь обрело вес, на долю секунды даже показалось слишком тяжелым, неповоротливым, приземленным.

Рик приобнял меня привычным ободряющим жестом, игнорируя рычание Вагра и его оскаленную физиономию.

— Сами… Мы все сделали правильно. Никто не ошибся, — василиск сказал именно то, что мне требовалось услышать. — А теперь давайте обсудим, что делать с беременной невестой. Никто больше не умрет в мою смену!

Вагр закусил губу и решительно закивал.

Синие глаза василиска наполнились какой-то нерушимой уверенностью в собственных силах. Таким он мне и нравился и не нравился. С этим настроем Рик спасал больше пациентов, чем когда бы то ни было. Но если ему грозила неудача… бросался в крайности, совершал ужасные глупости.

Не смотря на всеобщее воодушевление, слова Рика о невесте ввели в ступор даже Вагра. А ведь совсем недавно казалось — у него на все готов ответ. До сего момента дракон неизменно фонтанировал тысячами идей как выпутаться даже из самой патовой ситуации.

Вагр завис над изломанным телом, изучая живот, истыканный стеклами, как игольница — булавками.

— Я сказал, сюда нельзя! — громыхнул за дверью Шеллан — наш санитар-вербер. Если медсестры позвали его, значит дело серьезное. Этот оборотень-гора, косматый, смуглый почти как африканец, с квадратной челюстью и глубоко посаженными темно-серыми глазами разбирался с самыми буйными. Словно в доказательство моих подозрений из-за двери послышалось рычание:

— Я ее жених! Почти муж!

— Приехали! — рявкнул Вагр. — Теперь еще этого полудурка успокаивать.

Рик нахмурился, окатил дракона уничтожающим взглядом.

— Полегче! — сказал без рычания, но с таким нажимом, что Вагр весь напрягся, набычился, будто собирался броситься в драку. — Ты хоть понимаешь, что она его половинка? И каково ему сейчас?

Вагр стиснул челюсти до зубовного скрежета, отвел глаза, и с минуту в операционной царила звенящая тишина. Только похрустывали пакетики в руках медсестер — они снова меняли капельницы.

— Что ты предлагаешь? — спросил Вагр у Рика уже совсем спокойно, по-деловому. — То есть… Неужели ребенок еще жив?

Крики за дверью начали удаляться, чего и следовало ожидать — Шеллан всегда справлялся со своей работой. За это мы его и ценили.

— Жив, хотя это настоящее чудо, — быстро, резко ответил Рик, словно отметал возражения и начал привычно распоряжаться. — Одному шею, другому живот и ребенка.

— Ты знаешь — какие стекла можно вытаскивать смело, а какие с особой осторожностью, так что без вариантов, — хмуро ответил Вагр.

— Ладно. Поехали. Сами на подхвате, — согласился Рик.

Дальше все закрутилось с невиданной скоростью.

Рик быстро вытащил несколько стекол — они со звоном упали в специальную металлическую емкость. Я принялась латать раны энергией жизни. Рик дал знак переместиться, а сам обработал живот пациентки и… сделал разрез для кесарева.

Малыш был таким крохотным, что я едва сдержала слезы. Месяцев шесть, не больше. На таких сроках живот у оборотней почти не виден, но ребенок достаточно развитый, чтобы побороться да жизнь. В ладонях Рика он вдруг дернул головкой и едва заметно ухватился пальчиками за руки василиска. Тот на долю секунды замер, словно оцепенел.

Но затем быстро опустил ребенка в аквариум, у окна. Три земмы — рыбы-конструкторы, соединились длинными, извилистыми телами. Одна хватала ртом воздух, другие передавали его малышу. Москаты принялись обрабатывать его, очищая от вредных микробов, енталии обвили маленькое тельце, забирая отходы жизнедеятельности, давая питательные вещества. Два ррагона приклеились к груди малыша, восстанавливая кровообращение, ускоряя развитие органов. Зактилия — моллюск, похожий на осьминога, прилип к отрезанной пуповине, останавливая кровь и залечивая ранку.

Я уже видела, как детей месяцами выращивали такие вот аквариумы-инкубаторы с живыми оборотнями-няньками. Но зрелище все равно казалось невероятным, чудесным.

Десятки существ сплотились и трудились сообща день за днем, месяц за месяцем ради поддержания маленькой жизни.

Тем временем, черный прибор, энергетически привязанный к изломанной невесте, замигал черным и фиолетовым, предупредительно запищал — пациентка умирала.

Вагр поднял глаза от раны на шее верпантеры — она уже почти не кровоточила и даже начала заживать.

Рик обменялся с драконом беспокойным взглядом и растерянно пожал плечами.

— Внутреннего кровотечения нет. Шов на матку я уже наложил. Черт его знает — в чем дело.

Я внимательно осмотрела девушку еще раз и заметила, что из уха ее словно торчит крохотный прозрачный осколок.

Рик проследил за моим взглядом и громко выругался. Вагр зарычал.

— Ты что не увидел это на рентгене?

— Я сразу заметил беременность и старался смотреть только жизненно важные органы, оценить состояние ребенка, — тяжело вздохнул Рик. — Не хотел, чтобы малыш получил слишком большую дозу… Проклятье!

— Ну мозг у этой девицы к жизненно-важным органам точно не отнесешь! — искривил губы в невеселой улыбке Вагр. — Иначе она не поехала бы в горы в такое время, да еще и в своем положении. Даже странно, что ты вообще заметил ее мозг. Там, наверное, мятый серый комочек, с грецкий орех, не больше…

Рик полоснул по дракону таким взглядом, что даже мне стало не по себе.

— Не нам судить, — сказал резко, осуждающе. — Каждый имеет право на ошибку.

Вагр хотел что-то ответить, набрал в грудь побольше воздуха, Рик сделал тоже самое. Скрипнула каталка — Латифа отступила от чешуйчатых и задела ее. Что-то булькнуло в дальнем аквариуме.

И нас накрыла тишина — такая, какая наступает перед тем как грянет оглушительный гром и ураган сметет половину деревьев с лица земли.

Психологический поединок мужчин длился с минуту, не больше. И Рик победил. Как всегда. Вагр отвел взгляд и еще некоторое время мы слушали звенящее беззвучие.

— Прицельно снять сможешь? — первым нарушил молчание Вагр. — Иначе передозировка.

— Сниму, — решительно выдохнул Рик, тоже успокаиваясь. — Отойдите, закройте глаза.

Мы подчинились моментально.

В полной тишине глубокие вдохи-выдохи Рика означали, что он настраивается на сложное дело.

Наконец, последовала знакомая вспышка.

— Барабанная порвана, стекло в мозгу, но есть шансы, — сообщил василиск. — Она не человек, должна выкарабкаться.

Вагр метнулся к свободному аквариуму, вытащил ррагона, всучил Латифе.

— На всякий случай, — сказал зачем-то — верлиса и без него отлично все понимала.

Дракон взял щипцы и… рывком выдернул стекло. Оно напоминало окровавленное лезвие ножа — заостренное, с зазубринами.

Из уха пациентки лениво потекла бурая струйка, а затем — и прозрачная, с бордовыми сгустками.

Плюмц-плюмц… Засохшая кровавая лужа на полу начала разрастаться.

Рик подскочил, дал пациентке энергии. Но изломанная невеста дернулась, не смотря на препараты, и штырь в ее бедре порвал мышцу, вышел в районе ребер.

Шмоток плоти повис, обнажив кости и сухожилия.

Ручьями хлынула кровь, сильно запахло железом.

Мы, втроем бросились вливать в невесту энергию заживления, Гортензия — кровь, но «черный ящик» мигнул ярко-фиолетовым, лиловым и… погас.

Вагр приложил руку к шее девушки, провел ладонью возле ее рта, кивнул и отошел от стола.

— Нет смысла реанимировать, — пожал он плечами, не глядя на нас с Риком. — Если энергия жизни не помогла… сам знаешь.

— Не знаю! — прогремел на всю операционную василиск. — И ты не знаешь! Ты не бог! Ты только врач! Никогда не забывай об этом, если хочешь распорядиться чужой жизнью!

Вагр хотел возразить, но прикусил губу и смолчал.

Меня словно парализовало. Глухо, неровно стучало в ушах сердце, пульсировала в висках кровь.

Рик бросился к изломанной невесте, и тугие синие струи энергии воскрешения полились из его глаз. Серая кожа пациентки порозовела почти мгновенно, веки дрогнули, глаза под ними задвигались, как во сне. Латифа подоспела, приложила отодранный лоскут плоти невесты на место, и рваная рана начала зарубцовываться на глазах.

Верпантера не готова была уйти — слишком многое держало ее в этом мире. Муж, или жених, ребенок… И магия Рика сработала на ура.

Но тут раздалось оглушительное бульканье, и мы в едином порыве обернулись к аквариуму с ребенком. У меня перехватило дыхание, в груди заныло.

Малыш посинел, перестал дышать. Ррагоны принялись усиливать его кровообращение. Приполз еще один. Но ребенок замер, как экспонат в банке из кабинета Рика. Весь как-то передернулся и снова оцепенел.

Василиск выругался еще раз и развернулся в полоборота к аквариуму. Теперь струи из его глаз шли в обе стороны — к матери и к ее малышу.

— Ты тратишь слишком много энергии! — возмутился Вагр. — У нас еще куча пациентов! Ри-ик! Да прекрати бороться с призраками прошлого! Это было и тебе придется смириться! Ты тоже не бог, Рик! Ты просто врач! Ты же сам мне говорил!

Но василиск не слушал. Я понимала сомнения Вагра, не находила себе места от нервного напряжения — Рик снова оказался в той же самой, поганой ситуации, что и с женой Маллеса. И пытался что-то исправить, доказать… Прежде всего, самому себе, и потом… потом, наверное, всему миру, злому року.

Василиск побледнел, под глазами его черными прожилками проступили вены. Такого я еще не видела. Синие радужки Рика стали светло-голубыми, белки — совершенно белыми, как чистый лист дорогой бумаги.

Он затрясся мелкой дрожью и медленно осел на пол.

Латифа и Гортензия тревожно переглядывались. Вагр что-то рычал и ругался на чем свет стоит.

Я же знала одно — Рик мой, моя пара, единственный, с кем хочу разделить судьбу на перекрестье.

Внезапно поднялся сильный ветер. Или это крылья расправились за спиной?

Тело стало легким, а затем — сразу — невесомым и… откуда-то сверху, словно из темечка заструилась неведомая мне розоватая энергия.

Розовая? Но ведь цвет имеет только одна энергия… И, если верить лекциям в Медакадемии, у каждого воскрешателя она своего, индивидуального оттенка!..

Ой… Я же не воскрешатель?! Или…

Вагр вскрикнул от неожиданности, отступил на шаг и вдруг заулыбался.

— Ух, ничего себе! Не знал, что ты энергодракон и василиск в одном флаконе!

Необычных существ тут не сосчитать. Но таких не видел уже много столетий!

— Никакой я не василиск! — я так и не поняла — подумала или сказала это вслух. Но дракон улыбнулся снова — в своей нахально-самодовольной манере, которая так нравится женщинам.

— У тебя аура смешанная. Энергодраконы с аурой, частично заимствованной у василиска, встречаются. Это просто такой вид.

Дальше я не слушала, почти не воспринимала ничего вокруг. Вагр объяснял что-то еще, распинался, жестикулировал. Где-то на заднем плане удивленно перемигивались медсестры.

Я же сосредоточилась на лице Рика, к которому вновь приливала кровь. Чувственные, красивые губы василиска заалели, ясные и чистые, как никогда радужки, просияли.

Рик легко поднялся, расправил плечи, и потоки из глаз его стали ярче, мощнее. Я прямо видела, как уплотняются голубые струи, как ускоряется энергия.

Почему-то запахло грозой и пихтовым маслом.

Тонкие жгутики моей собственной, розовой энергии воскрешения, обвились вокруг широких голубых канатов риковой, и вдруг слились с ними, поменяв цвет.

На какие-то доли секунды я совершенно потеряла ориентир в пространстве. Пол ушел из-под ног, где низ, где верх определить не получалось. Накрыло ощущение, что я словно зависла в пустоте, в небытие…

А потом резко отпустило. Зрение медленно сфокусировалось на… лице Рика и Вагра у него за спиной. Мужчины смотрели так… словно боялись меня потерять.

Рик схватил, сжал в объятиях и замер.

Вагр утробно зарычал, оскалился, но ничего не сказал.

Медсестры почти одновременно издали облегченные вздохи.

«Ну, слава богу!» — едва слышно прошептала Латифа.

Черный прибор невесты замигал, прибор ребенка тоже. Аквариумные «няньки» успокоились, перестали суетиться — малыш был вне опасности.

А счастливая мамочка сделала глубокий вдох и…уснула.

— Давайте! Скорее! — словно очнулся Рик, нехотя выпуская меня из кольца своих стальных рук.

Дальше мы действовали почти как роботы — слаженно, четко, быстро.

Шили, останавливали кровь, снова шили, обрабатывали и снова шили.

Одна верпантера, другая, третья…

Никто больше не умер на нашем операционном столе.

Никаких опасных для пациенток неожиданностей мы больше не допускали. Малейшее шевеление — и медсестры всаживали им лошадиную дозу снотворного, дракон с василиском моментально фиксировали тела.

Когда невесту и ее подружек, в стабильном состоянии, увезли в стационар, я вышла в коридор и обомлела.

Далекие ходики в приемном показывали пять минут четвертого!

Операция продлилась шесть часов!

Ватное тело подчинялось с трудом, ноги едва шевелились, колени не гнулись, в висках пульсировала кровь. Я пошатнулась, попыталась восстановить равновесие, но поняла, что неумолимо падаю. Выбросила руку, стараясь опереться о стену, но лишь схватила пальцами воздух.

Земное притяжение будто стало в разы больше, а я — в разы тяжелее.

Но когда уже приготовилась сгруппироваться, чтобы встретиться с полом без последствий для здоровья, сзади подхватил на руки Рик и понес в сторону ординаторской…

Некоторое время я была словно в тумане…

Вокруг мельтешили образы, тени, раздавались звуки, но грохот пульса в ушах заглушал их. Пышный подол желтого платья, заляпанный кровавыми пятнами, перебинтованная волосатая нога, чьи-то сжатые в кулаки пальцы, край каталки с накрытой прозрачной шапочкой головой вертигра… Запахи крови, лекарств, дезинфекторов, мяты, грозы…

Обрывки фраз…

Очнуласья на белом диване, полулежа, с чашкой крепкого чая в руках. Рядом сидел Рик, напротив, на высоком барном табурете устроился Вагр.

— Ты как? — спросил василиск, поглаживая по спине, не сводя с меня немигающего синего взгляда — встревоженного и очень виноватого.

— Из-за тебя, идиота, перетратила энергию воскрешения! Слишком много отдала больным! — взорвался Вагр, всплеснул руками и спрыгнул на пол. — Чего ты вдруг вздумал геройствовать? Ты хоть понимаешь, что в свой первый сеанс, Сами могла опустошить себя? Погибнуть? И все из-за твоих тараканов!

Дракон подошел ближе — взвинченный, напряженный. Глаза горят, ноздри раздуваются, переход во вторую ипостась не за горами — Вагр уже начал увеличиваться в размерах.

Рик даже не привстал, издал тяжелый вздох, отмахнулся, прижал меня посильнее и шепнул:

— Прости, Сами… Я очень виноват. Я больше никогда так не забудусь…

— Ничего. Призраки прошлого часто играют с нами злую шутку, — мягко ответила я обоим — Рику и Вагру.

Дракон поморщился, но немного расслабился, и неторопливо вернулся на прежнее место.

…

Когда зрение окончательно сфокусировалось, а перед глазами перестали мельтешить черные мушки, коридор взорвали нечленораздельные выкрики и возмущенные возгласы.

Медбратья не справлялись с притоком родственников.

Басистые, беспокойные верберы, несговорчивые верпантеры, немного истеричные верлисы, резкие и требовательные драконы с василисками. Я начала узнавать их даже по голосам.

Дверь ординаторской приоткрылась и голова молодого мужчины, верпантеры появилась в зазоре.

Черные кудряшки прилипли к окровавленному уху, которого явно еще не касался врач, темно-зеленые, с золотистыми крапинками глаза смотрели на нас с ужасом и надеждой. Черт! Опять, опять этот умоляющий взгляд!

Как же я его ненавижу! Сначала работы здесь, с самого первого пациента!

Парень немного помедлил, сглотнул и вдруг ввалился в ординаторскую. Следом залетел Шейман, скрутил оборотня в одно мгновение, спиной загородил дверь. Теперь к нам не прорвался бы никто. Медбрат хотел развернуть незваного гостя и вытолкать наружу, но Рик сделал быстрый жест, и вербер остановился, вопросительно глядя на василиска.

— Жених? — усталым голосом спросил Рик, кивая на разодранную в нескольких местахшелковую рубашку парня — серо-бурую, пропитанную грязью и кровью и мятые брюки, с остатками стрелок.

А ведь василиск прав! Так оборотни наряжаются только по особым случаям.

Даже гости на свадьбах редко надевают что-то более парадное, чем новые джинсы и белая футболка.

— Дда, — прошептал верпантера, немного помедлил и почти взмолился: — Пожалуйста, скажите, как Тайра? И ее… ребенок…

— Ничего. Состояние тяжелое, но не критическое. Если в ближайшие сутки не будет осложнений, оба выживут. Малыш подрастет в аквариуме-инкубаторе. И месяца через три-четыре, смотря по скорости его развития, заберете сына домой.

Оборотень обмяк в руках Шеймана, выдохнул и… рухнул на пол, как подкошенный.

Одна из его штанин увлажнилась — из невидимой для нас раны потекла кровь.

Верпантера оперся о Шеймана, поднялся, сделал шаг, но колено снова подогнулось.

Медбрат смачно выругался, закинул парня на плечо.

— Отдай первому свободному хирургу, — распорядился Рик. — Его надо осмотреть, залатать и подкачать энергией жизни. Мы уже выдохлись.

Шейман со своей ношей исчез за дверью, где не смолкали голоса родственников. Медсестер, которые пытались их утихомирить, было едва слышно.

Будь я хоть немного в лучшей форме, вышла бы, постаралась успокоить. Но сейчас душевных сил едва ли хватало на пару терпеливых фраз и объяснений. На третьем вопросе наверняка сорвалась бы, а потом несколько дней корила себя за нечуткость.

— Если кому-то интересно, я создал сыворотку против перерождения. Взял кровь Маллеса, его энергетику и кожу. Провозился несколько дней и сварганил порцию. Потом использовал клонирующие кровь и жидкости организма установки и поставил производство сыворотки на поток, — как бы между делом, небрежно обронил Вагр. — Завтра начнется повальная вакцинация. В школах, в детсадах, в Вузах, на работе. Вы должны прийти за два часа до смены.

— Значит больше перерожденных не будет? — не веря своим ушам, уточнила я.

Вагр кивнул, окинув самодовольным взглядом — дракон светился как новенькая монетка.

— Отлично, — отозвался Рик. — Жаль, что перерожденных уже полный лес и больше.

— Прости, что вместо того, чтобы трахаться, занимался наукой и делал это недостаточно быстро! — вспылил Вагр. Мгновенно соскочил с табуретки и рванул к нам.

Рик тяжело поднялся с дивана и расправил плечи.

Кожей чувствовала — чешуйчатые готовятся к обращению и… новой драке.

Ну, уж нет! Не сегодня! Не в мою смену!

Я с трудом поднялась, отшагала нужное расстояние и встала между драконом и василиском.

— Я вас умоляю, — произнесла каким-то чужим, хриплым голосом. — Только не снова. Пожалейте меня. Я безумно измотана, но если продолжите, обращусь и буду драться тоже.

Как ни удивительно, аргумент сработал «на ура». Хотя, возможно, мужчины устали не меньше моего. А будь они немного пободрее, посвежее все равно принялись бы высказывать друг другу неодобрение на языке ударов и укусов.

— Да пустите же меня к ней! — донеслось из коридора утробное рычание вертигра. — Я должен ее увидеть!

— Давайте успокоимся, и во всем разберемся, — подоспела Маргитанна.

Я облегченно выдохнула, Вагр хмыкнул, Рик кивнул.

— Переждем прилив родственников и спать, — бросил дракону василиск. Вагр нахмурился, вернулся на табуретку и уставился в окно, словно изучал ослепительные шары фонарей.

— А Маллеса уже выпустили? — попыталась я отвлечь дракона — он явно забегал в стационар.

— Да, — отмахнулся Вагр. — Наверное, уже поднял своих на уши, и готовится к нашествию. Никто не подготовит племена к войне лучше вождя вождей.

12

Ненадолго ординаторская погрузилась в тишину — напряжение немного спало, чешуйчатые сидели по своим углам и в драку не рвались.

Вагр уткнулся взглядом в окно и застыл, как статуя, а Рик обнимал меня, гладил по спине.

Я прямо чувствовала — василиск корит себя за случившееся в операционной, но как переубедить его, успокоить, не представляла. Уж если Рик занес что-то в список своих смертных грехов — то это надолго. Василиск не прощал себе ошибок, и случай с женой Маллеса — яркий тому пример.

Как ни удивительно, но именно Вагр решил первым нарушить затянувшееся молчание и окончательно разрядить обстановку.

Когда он повернулся к нам с Риком, я удивилась — как изменилось выражение лица дракона, его изумрудные глаза, похожие на два драгоценных камня.

Резкие, красиво выточенные черты немного смягчились, исчезла морщинка на переносице, к которой я успела привыкнуть.

Вот также выглядел Вагр в нашу первую встречу.

Лицо его просветлело, казалось вдохновленным, приветливым…

Дракон слабо улыбнулся, василиск удивленно изогнул бровь.

— Предлагаю перед нашествием зарыть топор войны, — с места в карьер начал Вагр. — Мы не смогли спасти Минеллу. У тебя не хватило энергии воскрешения после двух предыдущих пациенток. А я… я не уберег ее. Думаю, не стоит винить друг друга и дальше. А Сами… — он окатил меня таким взглядом, что к горлу подступил комок, а сердце пропустило удар. Вагр смотрел без привычного самодовольства, нахальства, с бесконечным теплом, ну прямо как Рик…

Но не успела толком понять, что происходит, как дракон поспешно прервал зрительный контакт и закончил:

— Сами твоя. Я не хотел этого понимать или даже скорее принимать. Но факты — вещь упрямая. Что в науке, что в жизни. Я пытался сделать сыворотку, которая обратит перерождение вспять. Ведь тогда нижним тварям придется сражаться самим. А их численность намного меньше нашей. Но пока успехи нулевые. Не все, что нам хочется, удается… Иногда нужно просто смириться, чтобы идти дальше.

Дракон спрыгнул с табурета и приблизился. Рик встал ему навстречу и чешуйчатые пожали друг другу руки.

На долю секунды я не поверила своим глазам, а потом внутри разлились умиротворение, тихая радость.

Рик обернулся ко мне, присел рядом, Вагр опустился на спинку дивана, со стороны василиска.

Мужчины заговорщически переглянулись, и дракон кивнул, словно предлагал Рику самому все рассказать. Василиск ответил тем же, развернулся ко мне всем корпусом, взял за руки и сжал их своими.

— Минелла, младшая сестра Вагра, работала в моей больнице, — произнес негромко, и голос его дрогнул. — Была многообещающим молодым врачом, и Вагр тоже. Однажды я послал их на выезд. В узкое ущелье рухнул автобус, и пассажиров вытаскивали поодному, на месте оказывая помощь. Минелла пыталась выручить девочку-вербершу и… сама упала туда же. Вагр привез ее ко мне, вместе со злополучной малышкой. К тому времени я уже воскресил одну пациентку. Девочка начала уходить еще в приемном, и я вернул ее тоже… А когда на операционном столе умирала Минелла, энергии уже не хватило.

— Я долго винил его в этом, — вмешался Вагр, и голос его совсем стих, охрип. — Поэтому и уволился, ушел работать в другую больницу, в исследовательское отделение. Не мог принять, что Рик выбрал не сестру, чужую девчонку…

— Я не выбирал! — вспылил василиск. — Я сделал то, что должен был!

Вагр немного напрягся, даже привстал, и я испугалась, что мир между чешуйчатыми закончится еще не начавшись. Но дракон расслабился, отвернулся к окну и выдавил:

— Ты не виноват. И я не виноват. Минелла разменяла вторую сотню. И сама отвечала за свои действия. Я не успел помочь ей там, в горах. Но меня и вовсе могло не оказаться рядом. Минелла была взрослой, очень взрослой и сама отвечала за свою жизнь.

Рик тяжело вздохнул, Вагр тоже, и в ординаторской снова повисла тишина. На этот раз полная невысказанной боли утраты, сожалений.

Сердце защемило, больно екнуло. И мне очень захотелось поддержать этих двух сильных мужчин, помочь им отпустить прошлое и жить дальше.

Я поднялась и осторожно погладила по плечу Рика, а потом и Вагра…

Дракон посмотрел удивленно, благодарно. В глазах Рика мелькнул огонь ревности, но василиск покачал головой и накрыл мою ладонь своей.

Несколько секунд нам не требовались заверения, объяснения, обещания.

В воцарившемся молчании было куда больше смысла, эмоций, чем в самых трепетных словах.

Но стоило мне подумать о том, что приключения позади, и тяжелое дежурство почти закончено, в дверь ворвался верпантера.

Да-а-а. Сегодня эта раса штурмовала ординаторскую как варвары — богатые крепости.

Вздыбленная каштановая грива оборотня разметалась по плечам. Глаза, цвета хвои расширились, грубо очерченные губы трогательно дрожали. Серо-черные лохмотья одежды едва прикрывали сухощавое, но мускулистое тело оборотня, исполосованное ссадинами и покрытое синяками вдоль и поперек.

— Прошу вас! Скажите, где она! Ну, скажите же хоть что-нибудь! — заорал он так, будто мы находились на другом конце перекрестья, а то и вовсе — в одном из соседних миров.

Мышцы на шее верпантеры натянулись лентами, вены вздулись жгутами.

Он метнулся ко мне, как делали многие пациенты, выбирая между женщиной-врачом и мужчинами. Наверное, надеялись на наше сострадание, жалостливость. И они не так уж и ошибались…

Но до цели верпантера не добрался.

Рик мгновенно закрыл меня своим телом, а Вагр преградил парню дорогу, и выбросил руки вперед. Оборотень наткнулся на ладони дракона так, словно не заметил препятствия, и видел лишь мое лицо, за плечом Рика.

— Прошу вас, скажите, где она! — простонал он и остановился. Руки повисли вдоль телаплетьми, полубезумный взгляд потух.

В двери влетела Латифа и три санитара-вербера, готовые скрутить парня и вытащить вон. Но я попросила верлису:

— Вколи ему успокоительного. Пусть сядет и объяснит — о чем речь.

Вагр нахмурился, что-то невнятно пробормотал, убрал руки. Верпантера почти упал вперед, выправился и снова замер. Санитары пожали плечами и скрылись за дверью.

Латифа метнулась к белому шкафчику с лекарствами, с третьей попытки разорвала упаковку с одноразовым шприцем. Со звоном вытащила бутылек с успокоительным, после недолгой борьбы выдернула плотно сидящую пробку и вкатила парню верберскую дозу. Он еще немного постоял, но потом слегка расслабился, весь как-то сник. И Латифа, пользуясь моментом, потянула верпантеру к дивану, неподалеку от нашего.

Я плюхнулась на прежнее место, Рик устроился рядом. Вагр недовольно отмахнулся, нахмурился, ясно давая понять, что он не в восторге от присутствия очередного истеричного родственника. Но мы с Риком помотали головами, Латифа метнула в дракона умоляющий взгляд, и он сдался — вернулся на свой высокий табурет и затих.

— Я… к своей девушке, — медленно, заторможено начал верпантера. Успокоительное действовало отлично. — Не могу найти ее ни тут, ни в стационаре, ни… в морге, — на последних словах парень сорвался почти на стон, и мне стало очень не по себе.

Господи! Как же это страшно — опознавать любимых в морге… С ужасом разглядывать безжизненные тела, с замиранием сердца надеяться, что среди них нет того, кого ищешь. На мою долю такого не выпадало, но от одной мысли в груди закололо, а к горлу подкатил колючий ком.

— Она тоже верпантера? — уточнил Рик, чуть подавшись вперед.

— Угу.

— У нас сегодня их было слишком много, — вздохнул василиск. — Может, есть какая-то особая примета?

Парень нахмурился, задумался и пару минут казалось — он совсем впал в ступор, Латифа переборщила с успокоительным. Но внезапно верпантера ожил, лицо его немного просветлело, в глазах мелькнула мысль:

— Татуировка! Как же я забыл?! Вот, дурак! — он смешно хлопнул себя ладонью по лбу. — Она недавно сделала себе татуировку на лодыжке. Ромашку! Мы вместе ходили! Эмбер боялась одна…

Парень всхлипнул, прикусил губу и умолк.

Мы с Риком переглянулись — вспомнили одновременно. Это же та самая пациентка! «Тяжелая», которую внесли в больницу перед нами, вначале смены.

Меня к ней не вызывали, василиска, кажется, тоже. Вагр пожал плечами — ему примета вообще ни о чем не говорила.

Рик нашелся первым. Кивнул Латифе — верлиса ожидала у дверей.

— Быстро сходи в регистратуру. Если там не помогут, поспрашивай у врачей. Кто-то должен был оперировать эту девушку.

Латифа юркнула за дверь, и ординаторская погрузилась в тишину — неприятную, колючую. Верпантера застыл с неестественно выпрямленной спиной — только сглатывал и смаргивал. Мышцы его бугрились, волосы вздыбились, в глазах застыла до боли знакомая смесь надежды и страха. Он очень хотел хороших новостей и до ужаса боялся, что они будут другими.

Вагр нервно мотал ногой на высоком табурете, а Рик обнимал меня все крепче, словно заранее поддерживал, на случай, если Латифа вернется с плохими новостями.

За дверью по-прежнему топотали, галдели пациенты и родственники. Казалось, конца и края этому не будет.

Плакала навзрыд верпантера, и Гортензия ласково утешала ее. До меня доносились обрывки фраз: «Держитесь». «Пока есть шанс, не унывайте» «Верьте…»…

Басистый вербер бурно спорил с Шейманом — хотел срочно ворваться в реанимацию, а санитар терпеливо убеждал, что нужно дождаться приемного часа. Радостно визжали маленькие верлисы. «Мама! Мама! Ты жива! Ты в порядке!»

А мои мысли упорно вертелись вокруг «ромашки».

Травмы у татуированной верпантеры были тяжелыми. Оборотни восстанавливались и после такого. Но случайности, осложнения во время операции, дополнительные, не видимые глазу повреждения, не исключены. Мы сами столкнулись с этим сегодня. Я была уверена, что ушедшая пациентка выживет, а изломанная невеста — погибнет, или погибнет ее ребенок. Но все вышло иначе. В первом случае мы ничего не успели сделать, во втором же предприняли все и совершили настоящее чудо.

Не без помощи воскрешающих способностей Рика, и каких-то моих, еще неведомых мне самой. Но ведь совершили!

Время текло медленно, лениво, как густая смола из ствола пораненной сосны.

Верпантера не сводил с нас глаз, и с каждой секундой смотреть в них становилось все невыносимей.

Вагр все больше терял самообладание. Теперь уже не только нога его раскачивалась маятником, но и пальцы отстукивали на барной стойке странный, очень быстрый ритм. Похоже, марш.

Рик поглядывал на меня — встревоженно и нежно.

А время шло и шло.

В коридоре громыхнула тележка, звякнули инструменты, выругался медбрат. От громкого звонка энерготелефона в регистратуре я вздрогнула, прижалась к василиску, словно искала защиты.

Верпантера обвел нас таким взглядом… В нем читалось то самое, упадническое настроение, которого я больше всего боялась. Состояние, когда готов на все, лишь бы хоть что-то прояснилось.

У меня защемило сердце, колючий ком подкатил к горлу, глаза защипало…

И вот когда я уже собралась с духом хоть как-то поддержать верпантеру — погладить, сказать ласковое слово, в ординаторскую влетела Латифа.

Прижалась спиной к двери и затихла.

Мы замерли тоже. Три встревоженных взгляда впились в медсестру, изучали, ждали…

А Латифа медлила, молчала, словно искала нужные слова.

Верпантера сглотнул, прикусил губу и весь как-то сжался, ссутулился. Он напоминал альпиниста, который видит и точно знает, что спустя секунду на него обрушится лавина. Выхода нет, и остается лишь с честью встретить последнее приключение.

Вагр замер статуей — нога и пальцы его остановились, на лице застыла непроницаемая гримаса. Я сжала ладонь Рика, и василиск вновь нежно погладил по спине. Кивнул Латифе, но требовать немедленного ответа не стал.

Кажется, ей нужно было собраться с мыслями.

Читать по лицу Латифы у меня никогда не получалось — на смене верлиса прятала эмоции за маской уверенной в себе, спокойной и деловитой профессионалки своего дела. Аура медсестры, выстоявшей тяжелую смену, вроде нынешней, частенько демонстрировала сильную усталость и какую-то вселенскую грусть.

— Ее еще оперируют, — наконец-то выдохнула Латифа, и в полной тишине ординаторской тихий голос ее прозвучал раскатом грома в спящем городе. — Все вроде сделали, была стабильна. Но через три часа начала задыхаться. Оказалось, вдохнула стеклянную крошку. Очень-очень много мелких стекол. Они попали в дыхательные пути и… В общем… В общем… ждем.

Верпантера дернулся на кресле, вскочил, пробежался по ординаторской и вновь посмотрел на нас с Риком.

— Вы ведь воскрешатели? Оба? — в его голосе звучала невысказанная просьба.

Рик пожал плечами, тяжело вздохнул и с трудом выдавил:

— Прости, парень. Я бы с радостью. Но наша энергия на исходе. Мы и жука сейчас не воскресим.

— Возьмите мою! — воскликнул оборотень. Подскочил, упал перед нами на колени, словно предлагая немедленно откачать столько жизненной силы, сколько нужно.

— Ты тоже не вариант, — нехотя помотал головой Рик. — Слишком измотан, да и нервное истощение не за горами. И сам пострадаешь и ее не спасешь. Нам нужен кто-то свежий. Не убитый переживаниями и, желательно, не попавший в аварию. И, скорее всего, даже не один и не два… Увы.

— Сейчас! — истерично вскрикнул верпантера и метнулся к двери.

Латифа отскочила от нее как ошпаренная, и парень пулей вылетел в коридор.

Мы едва успели обменяться встревоженными взглядами, как в кабинет вбежали четыре очень смуглых молодых оборотня, верпантеры.

Сразу за ними вернулся парень «ромашки».

— Вот! Доноры! — заорал так, словно опять докрикивался до другого конца перекрестья. — Они в аварии не были!

Мог и не говорить, мы догадались бы и сами.

Темно-коричневые волосы ребят слегка вздыбились, но все еще подчинялись недавней укладке. Не рассыпались по плечам густыми лохмами, как водилось у оборотней, а лежали ровными прядями.

Строгие отглаженные костюмы, с иголочки— все как один черные — выдавали гостей на свадьбе.

— Ждали, в кафе, — коротко объяснил парень «ромашки».

Оборотни загалдели так, что я с трудом улавливала отдельные фразы.

«Нас… берите!» «Я ее одноклассник!» «Мы дружим с детства» «Мы хотим помочь!» — посыпалось на нас с Риком.

Василиск поднял руку, и ребята стихли.

Рик обернулся ко мне.

— Я смогу взять у них энергию только с твоей помощью. Это под силу лишь двум воскрешателям. Причем не любым. Связанным энергетически…Одному мне никак… Иначе… — он осекся и уставился в окно. На лице василиска заходили желваки.

Вагр скрипнул зубами. Я понимала — чешуйчатые вспоминали сестру дракона и жену Маллеса тоже. Первым вздохнул Рик, немного ссутулился, следом испустил тяжелый вздох Вагр и что-то пробормотал. «Надо перестать думать о прошлом…» или вроде того.

Василиск метнул на дракона удивленный взгляд. Вагр пожал плечами и отмахнулся.

Рик снова повернулся ко мне. Глаза его сияли, и в них я прочла вопрос прежде, чем он слетел с губ василиска:

— Ты согласна, Сами? Попытаемся?

Парень «ромашки» тоже сосредоточился на мне.

Троица верпантериз кафе наперебой затараторила.

«Мы ведь хотим!» «Соглашайтесь» «Пожалуйста»…

Впрочем, ничего этого и не требовалось. Я медлила лишь потому, что не очень понимала — как должна действовать, что предпринять.

Василиск догадался первым, слабо улыбнулся.

— Тебе ничего не придется делать! — сказал очень спокойно, решительно. — Просто чувствуй и не отторгай чужую силу.

Я глубоко вдохнула и кивнула, давая знать, что готова.

Рик посуровел, подошел к «донорам», наклонился и… синяя энергия потекла из глаз верпантер в глаза Рика.

Недолго я наблюдала за невероятной сценой, и вдруг в тело начал вливаться мощный поток энергии. Я ощутила такую силу, что, казалось, смогу воскресить не одну — сотни, тысячи пациенток.

Тело словно окутал голубой кокон, и начал медленно менять цвет на розовый. На цвет моей, личной энергии воскрешения.

Все в ординаторской напряженно следили за нами с Риком, почти не шевелясь, не произнося ни звука.

Только родственники больных, медсестры и санитары в коридоре нарушали воцарившуюся тишину.

Пушш… Зашипел, закипая энергочайник. Фрр… сработала кнопка выключения.

— Откуда ты знаешь, что я тоже воскрешатель? Я сама только недавно это поняла, — не сдержалась я, спросила у парня «ромашки». И только тогда, запоздало сообразила, что за все время он так и не представился, а мы не спросили. Сейчас было не до церемоний.

— Я вижу особенности ауры. Немного. После клинической смерти, — сообщил верпантера так, словно говорил о чем-то совершенно обыденном, рядовом. Вроде похода в кино или прогулки по лесу.

Обмен энергиями прервался резко, внезапно. Немного ошарашенные, бледные «доноры» присели на диван, и передыхали, как после долгих тренировок.

Рик схватил меня за руку и скомандовал Латифе:

— Веди! И побыстрее! Судя по тому, что ты рассказала, время не терпит.

По дороге Рик окликнул Магританну — она, вместе с Шейманом и еще тремя санитарами-верберами выводила родственников из коридора в приемный.

— В ординаторской четверо ребят. Поставь им капельницы с питательным раствором. Обязательно с тем, который пронизан энергией жизни! — скомандовал василиск.

Маргонка кивнула и заторопилась выполнять поручение. Если ее и удивило, что Рик велел «подкачать» самым мощным питательным раствором не пациентов, а их родственников, то Маргитанна не подала вида.

Смена близилась к концу.

Врачи расходились по домам, больные и их родственники тоже. По крайней мере, те, кто не остался в стационаре.

По голубым коридорам уже сновали деловитые уборщицы. И кровавые капли, бурые разводы, куски горелой плоти, пепел, обрывки паленой одежды исчезали на глазах. К больнице возвращался прежний вид и запах. Острый, ядреный запах дезинфектора сменял вонь оплавленного пластика, обгорелой и обугленной кожи, запах железа и соли. На языке все еще сильно горчило, соленый привкус не сглатывался.

Медбратья прочесывали коридоры, провожали последних родственников, отвозили в стационар последних пациентов. Медсестры быстро растаскивали каталки с использованными инструментами в комнаты для дезинфекции и к контейнерам для биоотходов.

Больница пустела на глазах. Днем здесь редко случалась такая толкотня как ночью. Хотя и наши сменщики получали свою дозу адреналина и тяжелой работы. Но ее не сравнить с нашей. Особенно в такие смены, как сегодняшняя, когда, казалось, неприятности уже не закончатся, а силы почти на исходе.

По счастью, сейчас, у меня их было хоть отбавляй.

Давненько я не чувствовала такой бодрости. Только после вливаний энергии Рика. Ноги шагали пружинисто, колени больше не подгибались, спина сама собой выпрямилась.

Я получала истинное удовольствие от мощи, что струилась по венам, окутывала дымкой оранжевой ауры — прозрачного дракона со сложенными крыльями за спиной.

Ух, ничего себе! Я, что, начала видеть энергетику? Я иногда лишь ощущала ее, понимала — у кого аура сильнее, а у кого слабее… Но чтобы видеть…

Я огляделась. Ну, точно же! Аура Рика внешне почти не отличалась от его змеиной ипостаси. Энергетика Латифы походила на большую, пушистую лису цвета молочного шоколада.

— А почему я вижу ауры? — не выдержав, поинтересовалась я у Рика, прежде чем войти в третью операционную, вслед за медсестрой.

— К тебе перетекло очень много энергии. Сквозь меня, как через проводник. Способности усилились. Но это не навсегда, — Василиск приобнял за талию и мы вошли.

«Черный ящик» пациентки мигал фиолетовым и бордовым, а порой и вовсе погасал на секунду или больше, сигнализируя, что она на последнем издыхании.

Множество москатов ползали по телу на операционном столе, вылизывая алыми язычками десятки ран, порезов, ссадин. Заканчивали и принимались за следующие.

Прат привычно застыл у окна, скрестив руки на груди. Понятно. Операция под общим наркозом. Вскрытая грудная клетка, раздвинутые ребра… С раной работали два наших лучших хирурга. Тонкая, как тростинка мрагонка Аннарзия с кожей цвета темного алебастра и вертигр Раллем с фиалковыми глазами, бронзовой кожей и всегда выбритой под ноль головой. Его круглый, почти идеальной формы череп, поблескивал в свете ламп.

Завидев нас, оба оглянулись, и на усталых лицах врачей отразилось облегчение.

Латифа сунула нам в руки шапочки, повязки, и мы с Риком увидели — насколько все плохо.

Десятки осколков пропороли легкие пациентки, превратив их в кровавую кашу.

Пока за верпантеру дышали аппараты, но нужно было срочно что-то делать.

— Труба? — уточнил Рик у врачей.

Раллем кивнул, отвернулся к окну и очень тихо объяснил:

— Вытащили уже штук двадцать мелких осколков. Но это даже не треть того, что застряло. Да и смыл? Легкие в хлам. Нужна пересадка. А донорские органы закончились. Сегодня было жарко. Если верить Магританне, следующих ждать не меньше суток. Столько она не продержится. Может, ты выручишь?

— Мы! — Рик натянул перчатки и взял инструменты. Кивнул мне, я ответила тем же.

С некоторых пор нам почти не требовались слова — достаточно было одного лишь жеста, взгляда.

Рик выдохнул, я тоже, и мы вместе принялись вливать в пациентку энергию воскрешения.

Капля за каплей, медленно, но верно она заполняла израненное тело, заставляя его не сдаваться, регенерировать вопреки всему, даже самой природе. Одновременно Рик, Аннарзия и Раллем терпеливо вытаскивали мелкие стекла — не спеша, одно за другим, по мере восстановления легких.

В операционной воцарилась звенящая тишина, только осколки позвякивали о металлическую емкость, да иногда едва слышно причавкивали москаты. Хирурги действовали сосредоточенно, монотонно, почти как роботы. Латифа и Ламиса — еще одна медсестра-верлиса с очень светлыми, негустыми волосами и острым, удлиненным носом меняли капельницы, как заведенные.

Донорская кровь, питательный раствор, снова донорская кровь. Десятки пакетиков с ближайшей каталки пустыми перекочевали на другую. Казалось, время замедлилось, решило дать пациенткешанс, потому, что те, кто любил ее, боролись до последнего, не желали сдаваться.

Еще немного, рывок — и последние стекла звякнули о металлическую емкость.

Мы с Риком добавили энергии воскрешения, у меня даже ноги задрожали от слабости. Василиск словно почувствовал — придержал за талию твердой рукой.

Легкие пациентки восстановились на глазах — почти полностью.

Раллем, Латифаи Ламиса издали облегченные вздохи. Мы с Риком тоже.

Аннарзия будто и не дышала вовсе и только теперь жадно глотнула воздуха.

Василиск отошел от хирургического стола и силой воли отключил нас от энергетики пациентки. Поправляясь, «ромашка» уже сама начала тянуть живительную силу, и могла опустошить нас до предела.

По телу разлилась прежняя усталость, слабость. Мышцы заныли.

Зато черный ящик пациентки уверенно замигал зеленым и желтым.

Раллем и Аннарзия кинулись шить, медсестры поставили новые капельницы.

Лицо «ромашки» порозовело, синюшные губы окрасились розовым, кожа стала плотной, красивой и гладкой.

Рик кивнул хирургам, медсестрам, и мы вышли из палаты.

Здесь дежурили четыре уже знакомых нам верпантеры — парень «ромашки» и все еще бледные, но уже вполне бодрые доноры.

— Выживет, — выдавил василиск в их сторону и устало обронил в мою: —Домой.

То ли ставил перед фактом, то ли просил — я не уловила. Да и какая разница? Мы стали единым целым. Разве туловище будет спрашивать у ноги, пойдет ли она вправо или влево? Разве будет интересоваться — поднимется ли рука, чтобы взять чашку?

13

Утро было жарким, душным и совершенно безветренным. В воздухе витали запахи мяты и мелиссы, росы и прогретых знойным солнцем листьев.

Я смотрела на клочки сиреневого тумана под ногами, на алый цветок у горизонта, на порозовевшие крыши перекрестного города… Слушала мяуканье котов, внестройном хоре которого отчетливо различала мелодичный голос Мурашкии думала о том, что война совсем близко. Казалось, ничего не изменилось и все изменилось в одно мгновение.

Пока мы с Риком шли к машине, я успела ухватить взглядом двух мальчишек-драконов, в пышном парке, справа от больничной ограды. Хмурые крепышисвирепо сражались на деревянных саблях.

«Ты переродишься! Я тебя убью!» — кричал тот, что пониже, с длинным белокурым хвостиком и ссадиной возле уха.

«Нет! У меня иммунитет!» — рычал, отражая его удары вихрастый и долговязый, с родимым пятном под скулой, по форме похожим на яблоко.

— А ну прекратите! — одернула обоих пожилая верлиса — немного сгорбленная, но все еще статная и быстрая в движениях. — Война это вам не игрушки!

Ребятишки окатили ее внимательными взглядами, и вихрастый негромко спросил:

— А вы видели предыдущую войну? Были на ней?

Верлиса помотала головой, и острые плечи ее опустились:

— Бабка моя видела. Страшное было время, — выдохнула через силу.

— Но ведь мы же все равно победим! — воскликнул белокурый парнишка.

Верлиса вздохнула, уставилась куда-то вдаль и словно оцепенела.

И пока она собиралась с духом, искала нужные слова, Рик затащил меня в машину.

— Я тебе и так отвечу, — сказал очень твердо и на редкость спокойно. — Мы победим.

Я заглянула в синие глаза своего василиска и поняла, что верю.

Верю, не смотря на все услышанные страшилки. Мы не можем не победить! Ведь у нас с Риком столько будущего. Общего, совместного, полного любви и света!

…

Рик накормил меня творогом с черничным сиропом, напоил крепким мятным чаем и уложил в постель.

О том, чтобы поставить «аурный будильник», успеть на пары, я забыла совершенно.

Я чувствовала себя настолько усталой, опустошенной, что отключилась, едва голова коснулась подушки. А Рик, похоже, нарочно, не напомнил, не заострил внимание.

Василиск давно и упорно предлагал не ходить на занятия. Справка от главврача первой и лучшей больницы скорой медпомощи на перекрестье позволяла игнорировать учебу почти весь семестр, давала отличные преимущества на экзаменах. «Правая рука Рика», как грозился представить меня в документе василиск, сдавала зачеты автоматом, экзамены — после первого же правильного ответа. Даже на защите дипломов таким «матерым практикам» почти не задавали вопросов.

Раньше я упорно не хотела никаких привилегий. Я и в родном мире не любила выделяться, получать что-то легким путем, в обход основных правил. Но сейчас, при нынешней загрузке в больнице, все больше склонялась к предложению василиска. И он, похоже, это заметил.

Когда я проснулась, на бежевой лакированной тумбочке, рядом с кроватью лежало разрешение, лично от ректора Высшей Медицинской Академии Перекрестья.

В нем говорилось, что я имею право больше не посещать занятия и должна лишь явиться на экзамены, если такая возможность появится.

Если же война не позволит, то по сигналу Рика все предметы зачтутся мне автоматом. Впрочем, как и всем, кто отправился работать в госпиталях и больницах, стал добровольцем на медицинском фронте.

Фуф! Ну хотя бы тут я не особенная, а просто одна из многих.

Рик выглянул из кухни и кивнул на бежевые энергочасы.

Пунктирные цифры напоминали, что уже почти шесть вечера. Вот это я поспала!

Давненько меня так не вырубало! Рик пожал плечами, мягко улыбнулся и ласково произнес:

— Ты очень нуждалась в отдыхе. Время позаботиться о себе. Чтобы потом как можно лучше заботиться о других.

В его словах было столько логики и жизненной мудрости, что я не посмела возразить.

Василиск скрылся на кухне, а я принялась приводить себя в порядок.

Быстрый теплый душ замечательно бодрил, собранные в пучок волосы настраивали на деловой лад.

Я чувствовала себя готовой к новым испытаниям и приключениям.

Стоило войти на кухню, как очутилась в стальных объятиях своего василиска. Он немного помедлил, явно хотел поприветствовать, а потом отстраниться. Я заметила, что Рик накрыл на стол — зеленые розетки с творогом и чай уже ждали голодающих.

Но едва наши с василиском тела соприкоснулись, мир вокруг исчез, растворился в сладком мареве.

Рик мгновенно окаменел, его горячее дыхание обожгло щеки, губы впились в мои. И я потеряла ощущение реальности.

Не прошло и минуты, как стало ясно — насколько я желанна. Рик зарычал, пробормотал что-то про «триклятый гон, бешеные гормоны». Но я его не слушала. В животе потеплело, жар собирался у лобка, вызывая приятное томление.

Василиск поймал настроение махом — содрал с меня халат, усадил на широкий подоконник и за секунды избавился от собственной одежды.

Мы слились воедино, задвигались в унисон, предупреждая желания друг друга, стремясь навстречу всем существом.

Рик чуть увеличился в размерах — на эмоциях полуобратился. Вокруг меня замерцали контуры черного дракона и… переживания, впечатления захлестнули, совершенно лишили самоконтроля.

Мы любили друг друга так, словно не виделись многие годы, разделенные безразличными километрами, разлученные неумолимым временем.

Меняли позы, перебирались из кухни в спальню, снова возвращались на кухню, перемещались с подоконника на кровать, с кровати на стол… Но я почти не обращала на это внимания, подчиняясь выбору Рика, его крепким объятиям, растворяясь в них и упиваясь каждой секундой нашего единения.

Мы пылали, наслаждаясь огнем страсти, тем, как едва ощутимо покалывало все тело, как спазмы внизу живота резко расслаблялись, и наступала нега.

У-ух! Сравнить эти ощущения я могла лишь с полетом. С полной невесомостью, властью над небом. Когда ветер надувает крылья-паруса, когда кажется, что все внизу — неважно, и лишь этот краткий миг чистого восторга имеет значение.

Только спустя часа два мы наконец-то нашли в себе силы расстаться друг с другом. Рик заглянул в глаза, осторожно обнял и зарылся лицом в волосы.

Несколько минут мы просто молчали. И в наступившей тишине было больше чувств, надежд, признаний, чем в тысячах самых романтичных слов.

— Тебе придется снова мыться, — василиск нехотя отстранился, оглядывая меня с таким выражением лица, словно весь мир у его ног и все мечты уже сбылись.

— Ничего, я быстро.

Я хотела спрыгнуть на пол, но Рик придержал на месте и осторожно опустил.

На неверных ногах я побрела в ванную.

А потом был новый душ, и завтрак с освежившимся Риком.

Последние лучи заходящего солнца разогрели наш творог, горячий чай, напротив, почти остыл, но мне понравилось.

— Скоро будет жарко. Во всех смыслах, — в словах василиска была и грусть из-за близкой войны и констатация факта — нынешнее лето обещало дать фору многим предыдущим.

Уже в который день по небу плыли редкие, едва заметные облачка — ленивые и совсем не грозовые. Птицы перекликались не так громко, как прежде, будто экономили силы, попрятались жуки, и стрекотали лишь изредка, едва слышно.

Казалось, на перекрестье воцарилось затишье. Затишье перед бурей.

Я ощущала это кожей, чувствовала — как пружина сжимается и понимала, что когда она распрямится, никому мало не покажется.

Но почему-то совершенно не верила, что все может закончится плохо. А если накатывали сомнения, стоило лишь взглянуть в лучистые глаза Рика. Не-ет! С нами ничего плохого не случится! Только не сейчас, когда я нашла его.

Нет, даже не так — когда мы нашли друг друга.

Во мне зрело странное, приятное предчувствие, что война не затянется. Нагрянет, ворвется в нашу размеренную жизнь, пригрозит кровавым исходом, но завершится настолько неожиданно и быстро, что мы даже испугаться не успеем…

…

Сегодня возле больницы не было хвостатой очереди из скорых и суетливых медбратьев с носилками.

Перед нами в двери юркнула парочка верлиссо смешными короткими темно-русыми хвостиками по бокам головы. Совсем юная, с окровавленной повязкой на руке, сжалась, как птенчик перед коршуном — видимо, очень боялась. Ее старшая спутница — вряд ли мама, скорее всего, сестра, ободряюще обнимала пострадалицу за плечи.

Следом за ними размашистой поступью вошел в больницу вербер, с каштановой косой, почти до пояса. Судя по тому, как он прижимал к груди неподвижную руку, закрытый перелом или вывих.

Слава богу, сегодня все как обычно.

Сил на вторую такую смену, как вчерашняя, не было совершенно. И, прежде всего, душевных.

У самого порога больницы, откуда ни возьмись, под ногами появился Мурашка. Поднял хвост трубой, потерся о ноги, замурлыкал — и на душе сразу полегчало.

— Сами! Мы теперь у вас, помогаем! — Выскочила навстречу взволнованная Кармелия. Вся такая строгая, деловая — волосы забраны в плотный пучок, под голубым халатом медсестры — черные джинсы и футболка. Такой обыденной, простой, я маргонку еще не видела.

— Привет, — кивнула я. Кармелия окатила нас с Риком внимательным взглядом, на долю секунды просияла прежней, немного лукавой, но искренне-радостной улыбкой и юркнула назад, в больницу…

За первые часы дежурства я пересеклась почти со всей своей группой. Даже с Дарго и Гроносом. Сокурсники помогали медсестрам и санитарам — в приемном и стационаре.

При первой возможности братья-драконы напрашивались мальчиками на побегушках в операционные. Неотрывно следили за хирургами и с придыханием перешептывались. Кажется, эта часть нашей работы увлекла их всерьез.

Аннарзия с удовольствием объясняла ребятам, как идет операция, Раллем наглядно демонстрировал разницу между живыми аппаратами. Даже всегда молчаливый и замкнутый Прат «расчувствовался». Вдруг начал объяснять, как должен выглядеть пациент под наркозом и на какие тревожные признаки стоит обращать внимание.

Вот что значит благодарные слушатели!

Вскоре все отметили, что в роли санитаров студенты в команду больницы вписались отлично. Практики у них было мало, временами даже мне приходилось поправлять кого-то из сокурсников, получая взамен не только «спасибо», но и потрясенный взгляд. И все же помощь ребят здорово облегчила дежурство.

У меня сегодня все спорилось — получалось без сучка, без задоринки.

Я даже умудрилась удачно зашить сложную рану дракона — порез рассекал спину ящера в том самом месте, где при обращении вырастали шипы. Частенько после пробной смены ипостаси такие швы лопались от натуги или раздирались шипами. Самые опытные хирурги порой давали маху. Но мне ничего переделывать не пришлось, и дракон ушел донельзя довольным, подарив долгий благодарный взгляд стального цвета глаз.

Кажется, наше с Риком сближение помогало мне во всем, делало лучше, быстрее, сообразительней.

Всякий раз, думая об этом, я глупо улыбалась, а пациенты удивленно таращились.

— Ты выглядишь счастливой, — обронила Кармелия, пробегая мимо в сторону операционной с пакетиками питательного раствора в руках.

Даже Магританна слабо улыбнулась и осторожно коснулась плеча рукой, словно поздравляла.

Уже через пять часов напряженной работы, мы с Риком и Латифой передыхали в ординаторской, перекусывая свежей жаренной рыбой.

Отец верлисы прослыл заядлым рыбаком, и нередко баловал нас копченой или жареной вкуснятиной.

Сегодняшняя просто таяла на языке, и некоторое время мы сосредоточенно жевали, отдавая должное лакомству.

Латифа не выдержала первой — ее просто распирало от желания поделиться хорошими новостями. Верлиса хитро прищурилась, хмыкнула и спросила:

— А вас не интересует судьба той невесты, ее ребенка? Ромашки?

Мы с Риком переглянулись, и, не сговариваясь, хором предложили:

— Рассказывай!

Латифа посмотрела на меня, на василиска, многозначительно хмыкнула снова и доложила:

— Невеста идет на поправку. Осложнений нет, заживает все на «ура». С утра была у малыша. Ребенок мамочку почуял, даже глазки приоткрыл. Будто здоровался. Такая кроха! А уже что-то понимает, тянется к родной крови… — в глазах верлисы мелькнуло восхищение, затаенная нежность. — Днем приходил жених. Навестил невесту, навестил маленького. Ромашка на ногах с самого утра. Даром, что вчера едва копыта не отбросила… И тоже встречалась со своим героем… Мы их почти водой разливали в коридоре. Никак не хотели расставаться, а ведь приемные часы-то не резиновые…

Верлиса закончила и кивнула Рику, словно предлагая и ему поделиться последними новостями. Василиск посерьезнел, приобнял меня за талию, будто искал поддержки, и поведал:

— В больницу пришли распоряжения о том — кого отправить на передовую, а кого оставить в тылу. За мной последнее слово, но свои пожелания власти уже высказали.

Латифа притихла, я тоже. Мы понимали — работа в полевых условиях, на поле брани — настоящий ад на земле, но и тут вряд ли будет легче.

Как ни странно, главным для меня было — остаться с Риком. Где бы он ни очутился, куда бы его ни отправили.

Рик дал нам с Латифой немного времени свыкнуться с известием и продолжил:

— Перекрестную армию уже мобилизовали и прокачали энергией жизни так, чтобы «лилось из ушей».

Огнестрельное оружие, да и вообще любое автоматическое на перекрестье не действовало. Начиная от пистолетов и заканчивая лазерами. Вот почему и мы не использовали лазерные скальпели, которые поначалу предлагал на замену «устаревшим железякам» высокотехнологичный мир.

Не все достижения прогресса могли питаться от энергии перекрестья, а те, что не могли — это удивительное место словно бы выключало.

Драться на мечах и копьях здесь тоже не имело смысла — боевая магия гораздо сильнее и мощнее железа.

— Правительство обеспечило сывороткой Вагра всех до единого жителей перекрестья. Ее ввели младенцам в инкубаторах, безработным и даже тем, кто остался на больничном — прислали бригаду на дом, — уже намного оптимистичней сообщил Рик. — Так что воевать нижним тварям на этот раз будет намно-ого сложнее. По данным разведки перерожденных не больше трех сотен. Кстати, благодаря сыворотке наши разведчики шарят в лесах и в лагере противника почти беспрепятственно. Эти олухи даже не подумали, что действие нижней магии можно предотвратить. Понадеялись на паутину, а она теперь безобидна. Нормальных дозорных не выставили, палатки для военначальников не защитили. Мы знаем точное время наступления — послезавтра, утром, в 7 часов и тактику противника вплоть до минуты. Знаем, что их меньше, чем в прошлые разы. Ожидается подкрепление. Но немногочисленное. Если повезет, война закончится быстро и малокровно.

Единственное, что напрягает — палаточный городок, неподалеку от входа в нижние миры. Там дети, женщины, младенцы, беременные… Кажется, нижние твари всерьез намерены сюда переселиться. А, значит, как бы сильно они не уступили нам числом, драться будут до последнего.

Слова Рика вселяли какую-никакую, но уверенность, перекликались с моими, собственными недавними предчувствиями.

Латифа тоже выглядела приободренной и даже вдохновленной.

— Кстати! — она вдруг метнулась вон из ординаторской. И не успели мы с Риком сообразить, что случилось, вернулась с двумя шприцами наперевес.

— А ну-ка! Давайте и вас уколем! — скомандовала верлиса. И мы послушно подставили плечи.

— Правильно-правильно! — закивала Латифа, вколов сыворотку сначала мне, а затем и Рику. — А то некоторые обещали прийти за два часа до начала смены, к общей вакцинации… И я даже не спрашиваю — где вы были и чем занимались!

Она хмыкнула, выскользнула из ординаторской снова и вернулась уже без шприцев.

Латифа, как никто, всегда вовремя утилизировала использованные инструменты. Магританна неизменно ставила ее в пример другому персоналу.

Рик, как ни в чем ни бывало, налил чаю мне, Латифе, себе, расставил белые кружки на барной стойке и небрежно пожал плечами:

— Вот и не спрашивай.

Латифа ловко запрыгнула на высокую табуретку, и принялась за чай, пряча хитрую улыбку.

Василиск обнял меня сильнее, окутывая привычным теплом и спокойствием… А я просто благодарила судьбу за то, что он есть, и за то, что он мой.

Смена закончилась обыденно, без эксцессов и срочных операций.

Будто судьба давала нам передышку перед тем, что начнется позже.

Только Вагр не показывался на глаза — снова заперся в своей лаборатории.

Зачем и почему не знал никто. Даже медсестры стационара, которые неизменно приносили нам последние сплетни из вотчины дракона, только растерянно пожимали плечами да разводили руками.

Сыворотка работала на «ура», что с успехом доказали десятки наших разведчиков, сотни раз проходя через паутину нижней магии — туда и обратно. Запасовценного «зелья» хватало с лихвой. Но Вагр продолжал колдовать в своей лаборатории, и явно слишком увлекся, чтобы объяснять остальным — чем именно он занимается.

14

Мы с Риком ехали домой молча, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга. Не хотелось портить все разговорами о войне, о том, что с ней связано.

И только уже на кухне, за чаем, вернулись к делам насущным.

Рик отпил ягодного чая, поймал мой взгляд и сообщил:

— Наверху очень долго думали, как поделить мои способности между передовой и больницей. Воскрешателей мало даже среди василисков. А таких сильных, как я — и вовсе единицы. Большинство могут лишь отдать свою жизнь взамен чужой… А это не выход в любом случае… Вот власти и решили, чтобы я находился и там и там, — в голосе Рика послышалась ирония. — А ты… тебя тоже хотели назначить на выезды… Как ценный кадр, — он скривился, выдержал недолгую паузу и закончил: — но я, как главврач, настоял, чтобы тебе дали право выбора. Ты легко можешь отказаться, я прикрою и…

— Я с тобой! — перебила я василиска. — И даже не пытайся возражать! Мы — единое целое. Мы вместе. И одного я тебя ни за что не пущу.

Рик опустил плечи, нахмурился, ненадолго замер, сверля встревоженным синим взглядом, и спросил только:

— У меня есть шанс тебя отговорить?

Я решительно помотала головой.

Рик шумно вздохнул, сгреб меня в охапку, усадил к себе на колени и крепко обнял.

— Так я и знал, — обронил тяжело, беспомощно, вдруг поднял мою голову за подбородок и взгляды наши встретились. Синие глаза Рика смотрели так… что у меня защемило сердце. Лицо василиска вытянулось, побледнело, желваки заходили ходуном.

Ненадолго Рик замер, словно окаменел, а потом прижал еще сильнее, даже ребра немного заныли.

— Сами. Я хочу, чтобы ты обещала… Всегда слушаться меня на выезде и не рисковать, — звучало как просьба, но в голосе василиска отчетливо слышались приказные нотки.

Лицо Рика предельно очертилось, он ждал, не смаргивая, не сглатывая.

— Хорошо, — произнесла я. — Обещаю.

Василиск слабо улыбнулся и подтянул мою чашку поближе.

— А теперь допивай, и спать. Ах да, совсем забыл! Ты ведь поняла, что мне не нужно предохраняться? Я все делаю с помощью особой энергии нашей расы. На это способен каждый василиск и даже дракон… И если захочешь иметь детей… точно также мы сможем их зачать. Без ожиданий, сюрпризов. Именно тогда, когда будем готовы.

Синие глаза Рика сияли надеждой, и смотрели так ласково, что на душе стало теплее и легче.

Поразительно! Но я ни разу не подумала о предохранении, пока была с василиском. Даже в те первые, страстные разы, когда еще и речи не шло об отношениях, и мы просто теряли голову, забывали о самоконтроле. И если бы Рик не сказал об этом сейчас, возможно, я еще долго не вспомнила бы о контрацепции.

Кажется, с самого начала я целиком и полностью доверяла Рику — интуитивно, помимо воли. Знала — он не подведет, не допустит случайной беременности только лишь из-за внезапной вспышки страсти, гона…

…

Я открыла глаза в середине дня и обнаружила, что василиск уже вовсю хозяйничает на кухне. Судя по фигурной стопке коробок возле двери, он заказал еду на дом — пиццу и какие-то салаты. Ух ты! Сегодня будет пиршество.

Думать о том, что нынешнее дежурство — последняя мирная смена — категорически не хотелось. Но что-то все время об этом напоминало.

В приоткрытое окно пахнуло зноем и прокаленной хвоей, словно мне намекали, что жаркие дни не за горами.

Взволнованно закричали птицы, будто собирали близких и родных, чтобы спрятать их на время битвы.

Где-то у горизонта повисли курчавые, полупрозрачные облака, и медленно растягивались, как куски медицинской ваты.

Из-за забора потянуло жженым металлом — кто-то из соседей развел бурную деятельность. Может, старался получше защитить дом от нижних тварей и перерожденных?

Две машины взмыли в небо — резко и суматошно, будто торопились подготовиться к приходу незваных гостей.

Все вокруг дышало напряженным ожиданием войны… Или мне только чудилось?

— Та-ак! От-вистни! — шутливая команда Рика не напугала, только вывела из ступора. — Пошли пировать. Я заказал кучу вкуснятины. И хватит хандрить! Среди нас есть те, кто пережил три войны с нижними тварями. И ничего так — живет, радуется, детей растит.

— Среди «нас»— это среди василисков? — догадалась я. — Вы ведь живете сколько..? М?

— А вот сколько? — заломил бровь Рик. — Уверен, в Академии рассказывали! Ну же, порази меня знаниями, будущая выпускница!

Он снова меня подначивал в своем незабываемом стиле, язвил на тему учебы и медицины. И мне сразу стало легче, а мысли потекли совершенно в другое русло.

Я начала перебирать в голове факты из лекций про василисков и драконов — про них часто рассказывали параллельно. Некоторые даже считали, что эти расы когда-то произошли от одной. Она была невероятно мощной, обладала способностями всех чешуйчатых. Но почему-то в один прекрасный момент выродилась, и появились драконы с василисками.

Сколько же они живут? Как ни напрягала я мозг, ни одной цифры на этот счет не всплывало. Рик хитро щурился, загадочно улыбался, обнимал за талию и, похоже, наслаждался моим замешательством.

Господи! Неужели я забыла? Да нет же! Не может такого быть!

— Расслабься! — спустя долгих минут пять произнес василиск. — Не проходили вы этого. И не могли проходить. Никто точно не знает, как долго живут василиски. Одни разменяли пару тысяч лет, другие — сотни тысяч. И то, как мало нас осталось после войн, не помогает приоткрыть завесу тайны.

— Так вы и сами не в курсе? — поразилась я.

Рик помотал головой.

— Самый старый василиск, которого я знаю, лет восемь назад женился и завел детей. Ему недавно перевалило за десять тысяч лет.

Я опешила, и некоторое время молчала, потрясенно глядя на Рика и только смаргивая.

— Муха залетит! — рассмеялся василиск и поцеловал меня в приоткрытые губы.

Вдруг весь напрягся, прижался, начал ласкать языком. Но отстранился также быстро, как прильнул.

— Идем обедать, — произнес с заметным усилием и потянул на кухню.

На столе дымилась горячая пицца с курицей и колбасой, два салата Цезарь — с креветками и курицей, паста нескольких видов. В том числе, зеленая, с красной рыбой и икрой. Пахло так вкусно и сытно, что желудок неприлично громко заурчал, у меня потекли слюньки. Я посмотрела на Рика, и он хитро подмигнул.

Господи! Я же рассказывала ему, как любила итальянские ресторанчики, там, в родном мире. Перекрестье отняло воспоминания о прежней жизни, но оставило вкусы, профессиональные навыки, представление о том — чем занималась прежде, чему училась и что умела.

Но ведь я говорила об этом василиску сто лет назад!

Я снова перехватила теплый взгляд Рика. Он пожал плечами, и сделал широкий жест, приглашая к столу.

— Я помню все, что мне важно, — сказал очень просто, и в то же время, проникновенно.

Я только и смогла, что улыбнуться, и мы приступили к трапезе. Все было на редкость вкусным, свежим… Просто пальчики оближешь!

Креветки таяли на языке, пицца раскрывалась десятками вкусов — дорогого сыра, копченостей, пряной итальянской зелени…

А потом мы снова любили друг друга, часа три или больше.

Исследовали, ласкали, целовали, и соединялись.

Я потеряла себя и нашла заново.

Пила рваное дыхание из губ Рика, ощущала, как быстро-быстро колотится под ладонями его сердце, и мое тотчас повторяло этот бешеный ритм.

Я извивалась в руках своего василиска, сжимала пальцами мощные мышцы и чувствовала его внутри, когда наслаждение прокатывалось по телу негой. Прижималась сильнее, чтобы пережить это мгновение вместе, а потом все начиналось сначала.

…

Больница напряженно ждала первых боев.

Посетителей было на редкость мало, и мы коротали время в ординаторской, за беседами о прошлых войнах с нижними тварями.

Однокурсники вовсю использовали это время для тренировки.

Кармелия несколько часов безуспешно пыталась правильно иссечь ягодичную мышцу у такой мощной птицы, словно всю короткую жизнь ее накачивали стероидами и гоняли в спортзале.

Дарго и Гронос изучали специальные швы для оборотней, испортив уже два килограмма бананов. Драконы не сдавались, фрукты тоже. Но пока счет вели последние — швы либо трескались, либо прорывали плотную кожицу, выпуская спелую мякоть наружу.

— Повезло вам, что здесь не водятся фруктовые каракатицы. Не то остались бы без пальцев! Они у вас такие сладкие, что гигантские насекомые вряд ли бы поняли — что к чему, — пошутила Гортензия.

Остальные однокурсники хвостиками ходили за врачами и медсестрами, выполняя любые, даже самые мелкие поручения.

Нервничали все, даже Магританна.

Впервые за годы безупречной службы маргонка перепутала упаковки лекарств, и вместо успокоительного вкатила одному из пациентов тонизирующий раствор.

Парень носился по больнице как ошпаренный, снес все тележки с бинтами и умудрился насмерть в них запутаться.

Совсем скоро Рик с абсолютно серьезным выражением лица представлял его другим больным как «местную сбрендившую мумию», подарок от земного египетского музея. «Подарок» громко мычал в ответ — то ли возмущался, то ли радовался чести.

Латифа вместо ягодицы ввела препарат в вену вертигра.

Ничего экстремального. Но пациент некоторое время чувствовал себя как пьяный. И нет бы отсидеться в смотровой, как мы его и просили, так ведь оборотень решил еще и уйти домой.

Ушел… Вначале в закрытую дверь подсобки, где прослушал повтор обращения правительства к сотрудникам больницы, а затем и в пластиковую стену, которую принял за… черный ход. Виной всему наши уборщицы — они так намывали прозрачный материал, что под некоторым углом, казалось, его нет вовсе.

Память вертигр о себе оставил. Не только вдребезги разбил ни в чем не повинную пластиковую стену, но и погнул забор — просто не заметил калитку, поскрипывавшую на ветру в метре от него.

Санитары и медсестры следили за похождениями пациента с таким диким хохотом, что даже лежачие из стационара повыглядывали в окна.

Почему его никто не остановил? Даже Шейман? Не знаю. Рик не приказывал, а санитары не дергались с места.

Наверное, василиск решил, что такая разрядка нам всем не помешает. И не ошибся. Вытянутые лица санитаров, студентов и врачей округлились, глаза засияли, а в движениях снова появилась уверенность, четкость.

Смех продлевает жизнь. Почти всем.

Я очень боялась, что вертигра привезут назад с какой-нибудь новой травмой. В таком состоянии он легко мог навернуться, упасть и даже врезаться в дом. Но этого не случилось. По слухам, уже через пару улиц, жаркий воздух перекрестья, пресыщенный кислородом и густо пропитанный магией, проветрил голову пациента.

Последним клоуном дня неожиданно стал Шейман.

Взвинченные уборщицы то и дело проливали воду из ведер, и громила-вербер неизменно умудрялся растянуться в каждой луже. За несколько таких полетов Шейман удивил нас необычайным словарным запасом. Кто бы мог подумать, что на перекрестье столько уникальных ругательств!

Вся ненормативная лексика местных племен прозвучала из уст громилы-санитара. Местные лингвисты многое потеряли, не записывая его витиеватые пассажи.

Видя, как Шейман в очередной раз спешит на пост, Гортензия молча совала ему новую, сухую робу и хихикала в кулачок.

…

Последняя мирная ночь перекрестья тянулась медленно, словно не хотела заканчиваться.

Персонал, пациентов, их родственников и даже заезжих санитаров скорой помощи заметно лихорадило, но все старались не подавать виду.

Мы ждали неизбежного, и оно наступило.

Рано утром Рик получил правительственное сообщение о том, что нижняя орда перешла в наступление. Постовые — драконы и василиски — засекли атаку ровно в 7 утра, как и ожидалось, и сразу вызвали подкрепление.

Теперь местные с ужасом, с замиранием сердца следили за первой битвой с захватчиками.

Огромный энергоэкран растянулся на всю стену приемного. К нему прилипали все — посетители, забыв о болях и травмах, больничный персонал, как только выдавалась свободные минутка. Даже родственники пациентов и их друзья, едва убедившись, что опасности для родных и близких нет, бежали досматривать схватку.

Только Рик, в своей привычной манере, разгонял больных и подчиненных по палатам и операционным.

Излишнее волнение никому не шло на пользу — пациенты рисковали получить осложнение, а врачи и медсестры — ошибиться.

Не смотря на это, василиска слушали не все и далеко не с первого раза.

Рик был суров, но терпелив. Он понимал — жители перекрестья хотели знать — чем закончится сражение, ведь от этого зависела и их судьба в том числе.

Раз за разом василиск просил, объяснял, лично разводил больных по палатам — от такой чести не отказывался никто. И ни разу не сорвался — не отчитал подчиненных, не наставил пациентов на путь истинный.

В этом был весь Рик — он умел, когда нужно, приказать, заставить, но если того требовали обстоятельства — убеждал и успокаивал ничуть не хуже.

Вагр так и не показался из своей лаборатории.

Зато слухи о том — чем же настолько важным он занимался — начали медленно распространятся по больнице.

«Вагрколдует над вакциной, чтобы исцелять перерожденных! Он тако-ой умный!» — восхищенно шепнула мне Кармелия.

Я удивленно посмотрела на маргонку. За два неполных года нашего знакомства, она еще ни разу не отзывалась о мужчине с таким придыханием и восторгом. Кажется, у Вагра появился отличный шанс забыть меня и переключиться на другой, гораздо более благодарный объект для ухаживаний.

Под моим красноречивым взглядом Кармелия потупилась, пожала плечами:

«Я заглянула одним глазком. Просто заносила ему питательный раствор для инъекций… По-моему он меня даже не заметил…»

Она вздохнула, совсем как юная студентка, вспоминая о красавце-преподавателе — недоступном и от того еще более притягательном. И такого я от маргонки не ожидала тоже. Кармелия снова пожала плечами, нервно откинула назад тугую белоснежную косу, и мне показалось, что смуглое лицо ее залилось румянцем.

Слухи о новом исследовании Вагра расползлись по больнице в мгновение ока.

«Похоже, он почти научился лечить перерожденных», — шепнула мне в коридоре вездесущая Латифа.

«Скоро у нижних совсем не останется войска, — бросила соседке медсестра из регистратуры. — И мы победим, едва начав войну. Говорят, нижних в этот раз совсем мало, и все надежды они возлагали на перерожденных».

Я посмотрела на Рика — он как раз разгонял новую «демонстрацию» возле энергоэкрана.

Василиск пожал плечами:

— Все может быть. Вагр умеет упрямиться. Он ведь жаловался, что вакцина действует на перерожденных, но лишь временно. Кто знает? Может, бьется над тем, чтобы сделать эффект постоянным? И да, это закончит войну в самом начале. Разведчики подтвердили — нижних тварей не просто мало, их ничтожно мало. Меньше десятой доли нашей армии. И это не считая тех, кого можно мобилизовать с тыла. Если перерожденных уберут с дороги — все, захватчикам конец.

15

Энергоэкран транслировал первое сражение настолько четко, трехмерно, что порой чудилось я — там, плечом к плечу с нашими воинами. И, как ни удивительно, было не страшно, скорее тревожно и одновременно накрывала непривычная жажда победы — любой ценой, не взирая ни на что.

Настолько взвинченной, но одновременно готовой бороться — до последнего вздоха, до последней капли крови, я себя еще не помню.

Вначале мы видели только армию перекрестья, вернее даже — ее авангард. Сотни драконов и василисков ровными шеренгами застыли посреди поля, окаймленного тем самым лесом, где я впервые столкнулась с нижней магией.

С середины ночи они терпеливо ждали наступления неприятеля, почти не двигаясь, не нарушая строя.

Рик велел вколоть всему персоналу больницы двойную дозу энергии жизни, и я слабо, но видела ауру нашего воинства.

Разноцветные чешуйки переливались на знойном солнце, хлестали по траве мощные хвосты, выдавая нетерпение хозяев. Чуть расправлялись и снова складывались за их спиной громадные кожистые крылья.

Сами же защитники перекрестья напоминали статуи… до тех пор, пока не настал час икс.

Около семи утрас рычанием диких зверей из леса высыпали перерожденные. Казалось, сейчас уродливые твари понесутся навстречу армии перекрестья. Будут сражаться, пока их не разорвут на мелкие клочки. После смерти тела, напичканные нижней магией перерожденные, могли драться еще часа три-четыре, а некоторые — даже сутки.

Также рассуждали и защитники перекрестья — все, разом обратились, пригнулись, оскалились, набрали в грудь побольше воздуха для огненного дыхания.

Но… перерожденные остановились и замерли, словно выключенные роботы.

Из леса появились белые медведи.

Честно говоря, я ожидала увидеть каких-то ужасных монстров, вроде динозавров или чего-то еще страшнее, уродливей. Но, должна признать, отвратительными вражеские орды не выглядели. Опасными, озверевшими, отчаянными — да. Готовыми на все ради победы — тоже. Но не мерзкими, как я себе рисовала.

А вот размеры их впечатляли — под стать драконам и василискам, не меньше. Наши, перекрестные громилы-верберы, и все другие, из соседних миров сильно уступали им в росте и мощи. Об остальных оборотнях и говорить не приходилось.

Я никогда не видела магических сражений. Но понимала — как только стройные ряды драконов и василисков встретят неприятеля, будет что-то.

Нижние твари приостановились, вглядываясь в ряды противника глазами, похожими на матовые полудрагоценные камни. Почти у всех белых верберов радужка имела красноватый оттенок. Густой мех нижних тварей вздыбился, из яростных оскалов сверкали на солнце белоснежные, острые, как бритвы, клыки.

На долю секунды белые верберы притормозили, словно оценивая противника, перестроились клином, смешались с перерожденными.

Затем передние пригнулись, остальные — все, кто успел показаться из леса — тоже. Нижние зарычали, перерожденные вторили им, драконы и василиски ответили тем же и… началась схватка.

Все смешалось — чешуйчатые, медведи и их марионетки.

По полю заметались огонь, черные всполохи нижней магии, молнии, вихри.

И все, чего они касались либо выгорало дотла, либо выдиралось с корнем, либо превращалось в прах.

Но очень скоро войска сошлись в рукопашной, перестали пользоваться магией, драли врагов когтями и зубами.

В гуще схватки, когда с каждой стороны можно получить удар, уже не до заклятий. Только драконы и василиски еще могли пользоваться своим огнем. Им и нужно-то было — вдохнуть поглубже и «выпустить пар».

Обе армии сражались не на жизнь, а на смерть. Опаленные, с горящим мехом, белые верберы продолжали атаковать. Прыгали на противника, сминали, лупили гигантскими когтистыми лапами, вгрызались в тело клыками.

Драконы и василиски, с разодранными в клочья шкурами и висящими шмотками мяса, вставали, скалились и бросались в атаку.

Переломы, сквозные раны, оторванные конечности — воинов не останавливало ничего, кроме смерти.

И я понимала — все наши самые тяжелые, самые насыщенные смены — ничто по сравнению с тем, что предстоит после начала войны.

Глядя на схватку, многие врачи, медсестры, санитары остановились у выхода из больницы, медлили, хотя смена уже закончилась. Суровый и серьезный, как никогда Рик, возник словно из ниоткуда и мне показалось, его возмущенный возглас разнесся по всем коридорам, по всем отделениям:

— Это еще что такое? А ну-ка быстро все по домам. Сегодняшние раненые — на совести дневной смены. А вы понадобитесь мне ночью. И даже не думайте оставаться! Ночные вылазки перерожденных всегда очень кровавые. И вы должны быть свежими, готовыми к работе!

Сотрудники больницы еще медлили — мялись у дверей, боясь пересечься с Риком взглядом. Сейчас он испепелял почище дыхания василиска.

Впервые, за два года, что я здесь работала, подчиненные не бросились выполнять приказ главврача немедленно — не выжидая и не рассуждая.

Рик нахмурился, увеличился в размерах, частично обращаясь, набрал в грудь побольше воздуха, чтобы добавить сотрудникам «словесного посыла». Но в этот момент в приемном показался Вагр.

Дракон очень напоминал сумасшедшего ученого. Эдакого алхимика не от мира сего, который дни и ночи проводит в лаборатории, не замечая, что творится вокруг. Косматая каштановая грива торчала во все стороны, местами сбилась в колтуны, под глазами пролегли тени бессонных ночей. Бежевая рубашка Вагра была неправильно застегнута, из кармана синих джинсов свисала то ли грязная тряпка, то ли платок.

Но даже таким дракон поражал истинно мужской красотой, которую, как известно, неряшливым видом не испортишь. Я понимала Кармелию. У маргонки всегда был отличный вкус на мужчин…

— Можно тебя на минутку, — попросил Вагр у Рика.

И я тихо порадовалась, что драконне стал противоречить василиску на глазах у подчиненных. Статус Вагра в больнице оставался не слишком понятным. Насколько я знала, перед Риком он не отчитывался. Но имел ли право распоряжатьсясотрудниками без ведома главврача, отменить его прямой приказ?

По слухам, медсестры, санитары, хирургипо первому зову помогали дракону в его исследованиях. Но чьи приказы важнее — Вагра или Рика для большинства так и оставалось загадкой.

Наверное, поэтому, когда дракон лишь отозвал василиска, не посягая на его авторитет, не противореча, многие вздохнули с облегчением. Я — тоже.

Вагр с Риком отошли в пустой коридор и несколько секунд тихо переговаривались. Вначале василиск явно возражал — мотал головой, сверкал глазами, молотил руками по воздуху. Дракон терпеливо что-то объяснял, убеждал — не делаярезких движений, не повышая голоса. И Рик постепенно успокоился.

Минут через пять, василиск поймал мой взгляд — звал на совещание.

Непривычно сильное волнение охватило все существо. Казалось, я снова первокурсница перед первым в своей жизни экзаменом… Сердце бухает в груди, в ушах стучат молоточки, а ватные колени предательски не гнутся…

Да что со мной?

Вроде бы чешуйчатые всего лишь предложили побеседовать. Но я кожей чувствовала — от этого, нашего «междусобойчика» зависят судьбы всех жителей перекрестья.

Стоило приблизиться, как Рик привычно обнял за талию. Но, похоже, уже не из чувства собственничества, не из-за глупой ревности. Скорее это придавало ему уверенности, сил.

Дракон слабо улыбнулся и произнес:

— Я сделал две новых сыворотки для перерожденных. Нужно их опробовать. А для этого потребуются руки. Мне обещали прислать пленных для экспериментов. Так что придется часть врачей и медперсонала нашей смены оставить на день. Потому что дневной смене будет не до этого, — Вагр вздохнул и кивнул в сторону энергоэкрана.

Картина почти не поменялась. Оборотни продолжали сражаться не на жизнь, а на смерть, с каким-то остервенелым отчаянием уничтожая противника даже ценой своей гибели.

И я понимала защитников перекрестья — они дрались за свою, родную землю. Но зачем все это нижним тварям?

Рик поймал мою мысль.

— Я слышал — их жизнь там, внизу, превратилась в настоящий ад. Размножились страшные хищники. Оборотни-динозавры, полуразумные помеси, плотоядные растения и насекомые уничтожают всех и вся, без конца воюют, пожирают детей и женщин. Так что… боюсь нашим завоевателям просто некуда больше податься. Остаться здесь — для них единственный шанс спастись.

— И это плохо, — подхватил Вагр. — Значит, просто так они не отступятся. Но есть и хорошая новость. Разведчики доложили, что почти вся нижняя армия уже здесь. Их совсем мало. Похоже, многие сгинули в родном мире, другие настолько ослабли, что не смогли пережить путешествие к нам. Нижние делали ставку на перерожденных. Планировали множить их и множить, сколотить непобедимую орду марионеток, которые не останавливаются ни днем, ни ночью, дерутся даже после смерти. Но благодаря моей сыворотке жители перекрестья больше не подвержены нижней магии. Так что положение у захватчиков отчаянное, и сражаться они будут до последнего. Бросят в бой всех перерожденных, которых успели создать до появления лекарства. Даже тех, которых приберегли для бытовых нужд племени, как рабов и слуг. Нейтрализуем перерожденных — и все, нижним конец. Армия перекрестья сметет их мизерное войско как ураган — щепку.

Вагр и Рик замолкли, и суровые лица их окаменели. Рик покрепче прижал меня к своему горячему боку, и мускулы его вздулись буграми. Я понимала — чешуйчатые переживали за сородичей. Ведь именно драконы с василисками первыми встретили оголтелую, отчаявшуюся армию захватчиков. И многие из них уже не вернутся домой. Как и в прошлую войну…

— Но есть еще одна хорошая новость, — первым нарушил молчание Вагр, будто спешил улучшить нам настроение. — Используя энергетику перекрестья, я сделал уйму поддерживающего питательного раствора. Нового! Радикально другого! Без единого побочного эффекта, без привыкания, втрое эффективней прежнего! С разрешения Рика хочу вколоть его всем, кто еще остался с ночной смены. Умелые руки и умные головы нам еще понадобятся. Ребята смогут трудиться еще смены две, без устали. А потом… кто знает, как надолго хватит нижних тварей. Их мало… главное, чтобы хватило воинства драконов и василисков. Другие оборотни больше подвержены нижней магии, и захватчики смогут поубивать их на расстоянии. Не всех, конечно. Часть умеют ставить щиты, кто-то выдержит. Но… лучше чтобы справились наши… По крайней мере, хорошенько потрепали нижних, чтобы энергии на магию у них не осталось вовсе… Тогда можно будет бросить в сражение свежих верберов и вертигров. Смять вражескую армию и уничтожить.

Чешуйчатые затихли, обмениваясь невеселыми взглядами. Я понимала — их сородичи шли на гибель ради того, чтобы остановить вторжение. И поделать ничего нельзя.

На лице Рика заходили желваки, Вагр выпятил челюсть, и брови его сошлись. И еще несколько томительных секунд я ждала, пока оба придут в себя, «переварят» информацию, смирятся с неизбежным.

Наконец, Рик немного встрепенулся, мазнул по толпе возле энергоэкрана беспокойным взглядом и кивнул Вагру.

— Хорошо, твоя взяла. Действуй. Но нашим объяснишь сам.

Вагр заметно взбодрился. Сделал нетерпеливый жест рукой — и в приемном появились десятки медсестер из стационара со шприцами для инъекций наперевес.

Рик хмыкнул — оценил готовность «номер один».

— Вот ты… жук! — покачал головой, обращаясь к Вагру. — Знал, что соглашусь?

— Надеялся, — мягко ответил ему дракон и дал знак персоналу готовиться к уколам.

…

Впервые за мою практику в больнице дневная и ночная смена работали вместе.

Начальник дневной смены — высокий и худощавый маргон Эльзард, с белой кожей и волосами цвета воронова крыла даже не удивился такому раскладу.

Только ямочки на его щеках совсем исчезли, а курносый нос словно чуть опустился.

Дипломатичный Эльзард лихо командовал «своими», и выполнял приказы Рика в мгновение ока. Его подчиненные поступали также. Спокойно приступили к работе, лишних вопросов не задавали, изумленных лиц не делали.

Эльзарда я знала мало. Мы почти не пересекались в больнице, в Академии он не появлялся тоже — не преподавал, в отличие от многих других наших врачей.

Вначале каждую свободную минуту медперсонал проводил у энергоэкрана, тесня беспокойных пациентов.

Битва подходила к концу. На поле оставалось лишь несколько отрядов — воины сцепились друг с другом намертво, ни на секунду не прекращая валтузить противника. Прогнозы Вагра сбылись даже раньше, чем он сам ожидал — сил на магические поединки, похоже, не осталось уже ни у кого.

Наша армия оправдала ожидания — ни на метр не сдала позиции.

Выжившие захватчики понуро брели в лес — зализывать раны, лежачих ипогибших бросали на поле брани.

Я не осуждала нижних оборотней. Скорее всего — у них не было ни рук, ни средств, чтобы лечить раненых, а уж хоронить павших, тем более.

Вскоре последние схватки завершились. Враги ретировались на прежние рубежи, а наша армия, хоть и заметно поредела, но сохраняла боевой настрой.

Все, кто еще мог двигаться, собрались в плотную шеренгу — она оказалась не такой уж и маленькой, как я опасалась — и по полю разнесся победный вопль.

Казалось, в него вложена вся боль, вся вера в победу, вся любовь к родному миру.

Дрогнул лес, взмыли в воздух перепуганные стаи птиц, взорвали небо криками и унеслись прочь — подальше от этого безумия.

А поле покрывали многие сотни бездыханных, окровавленных тел. Стоны раненых слышались отовсюду. Золотистые колосья, изумрудные травы, луговые цветы остались изломанными, смятыми на земле. А сверху лежал густой слой запекшейся крови…

И чудилось мне — на языке горечь и соль, глаза обожгли слезы, дышать становилось все труднее. И только теплая рука Рика на талии, его крепкие объятия, помогли успокоиться, принять случившееся.

С первого дня моей новой жизни здесь, на перекрестье, Рик всегда был рядом. Когда не понимала, что делать, нуждалась в наставнике, друге, соратнике, когда терялась или страдала. Василиск неизменно утешал, помогал, обучал, ничего не требуя взамен.

Наверное, он такой идеальный, такой удивительный потому, что много прожил, узнал цену близким и родным. Понял — как важно, чтобы кто-то вовремя подставил плечо или даже жилетку для слез.

И за это, за своего василиска, я не уставала благодарить судьбу и перекрестье, которое подарило нам друг друга…

…

С конца сражения не прошло и получаса, а в больницу повалили раненые.

Кажется, власти задействовали особые сверхскоростные машины. Каждое такое «чудо техники» преодолевало тысячи километров за минуты, но выходило из строя за недели. И ремонту уже не подлежало. Материалам не хватало запаса прочности, чтобы выдержать мощный напор энергии перекрестья.

Поэтому использовали такой транспорт лишь в особых случаях. Вроде сегодняшнего, когда от этого зависели сотни жизней.

Медбратья с носилками и колясками едва умудрялись разминуться в дверях больницы.

Кровью потянуло так, что, казалось, во рту ржавый металлический лист, обильно посыпанный солью.

Даже коктейль из запахов всех лекарств сразу, сдобренный едким запахом дезинфектора не избавлял от неприятного ощущения.

«Легких» развозили по периферийным лечебницам и травмпунткам — чуть хуже оснащенным, но, в целом, очень неплохим. А всех «тяжелых» — к нам.

Приемный переполнился за считанные минуты.

Бросая редкие взгляды на энергоэкран, я видела, как суетятся на поле брани санитары, как одна за другой взмывают в небо машины скорой. Они забирали всех — и белых верберов в том числе.

Прикованные к носилкам и каталкам, обездвиженные специальной охранной магией, раненые захватчики приезжали к нам тоже.

Медперсонал реагировал на них по-разному. Кто-то работал со всеми, не обращал внимания на расу больного и видел лишь существо, которое остро нуждалось в помощи. Кто-то бунтовал и отказывался.

Рик и Эльзард метались по приемному, наводя порядок, но сильно на медиков не давили. Война и так достаточный пресс для нервов. И «генералы» дневной и ночной смен как никто другой это понимали.

Я и еще часть врачей прежней смены бесконечно долгие минут двадцать, может полчаса, болтались по коридорам и приемному, как неприкаянные. Некоторых Рик направил в операционные и смотровые. Но мне и еще нескольким сотрудникам — Магританне, Латифе, Гортензии, Раллему и Аннарзии, строго настрого запретил что-либо делать. Велел ждать вестей от Вагра. И мы отлично знали — надолго это не затянется.

Санитары и медсестры шушукались о том, что с черного хода везут десятки, а то и сотни перерожденных — пленных, для опытов Вагра.

Вместе с больными прибывали и родственники. К несчастью, успокаивать их было совершенно некому, и вскоре коридоры наполнились плачем, криками и мольбами. Сотрудники больницы подбегали, пытались немного поддержать, но времени на долгие уговоры не было — все новые и новые скорые привозили тяжелых.

«Сыно-ок!» — метнулась к одной из каталок мускулистая драконица. Ее светло-рыжие волосы сбились колтунами, один конец рубашки торчал из-под джинсов, второй был заправлен. Женщина явно собиралась наспех.

Драконица рухнула перед каталкой на колени и зашлась рыданиями.

Такой же рыжий, молодой дракон, с россыпью веснушек на переносице обхватил ее руками, прижал и тихо успокаивал. И у меня радостно екнуло сердце от мысли, что он — не из самых тяжелых.

Парню уже наложили тугую повязку — на всю ногу, от стопы до колена. Скорее всего, множественные переломы. Несколько шитых ран виднелись на шее, плечах и руках дракона. Но в целом, он явно родился в рубашке и сильно не пострадал.

— Сэлмис! Его зовут Селмис! Его нет в списках погибших! — истошно кричала, шарахаясь по коридорам худенькая василиска, с коротким ершиком белокурых волос. Ее ярко-красное трикотажное платье мелькало повсюду, пока Шейман не поймал василиску и не потащил куда-то.

«Сынуля! Ты жи-ив! Слава богу!» — разнесся на полбольницы ее облегченный крик.

Но многим повезло гораздо меньше.

В дальнем углу, на диване тихо всхлипывала молодая драконица с длинной пепельной косой, как у древнерусской девушки. Алые камушки в ее сережках дрожали, словно капельки крови.

Девушку то и дело утешали санитары, а затем снова спешили по делам.

Возле регистратуры выстроилась такая очередь, что дежурных почти не было видно. Медсестры терпеливо объясняли, снова и снова печатали списки погибших, и родственники уходили — безутешные или счастливые.

Толкотня у регистратуры не прекращалась ни на минуту. Одни родственники уходили, другие занимали их место. Поток пациентов и их близких казался бесконечным.

И от этого на душе становилось все тяжелее. Безысходность сдавила грудь, сердце болезненно сжалось.

Уж я-то знала — каково это, потерять близких, любимых и остаться в одиночестве — глухом, безнадежном, безвременном.

Ноги затряслись, колени подогнулись, и если бы не Рик, я бы так и осела на голубой пол приемного.

Василиск подхватил на руки и понес в сторону стационара, при каждом шаге ворча что-то о «непоседливой энергодраконице, которой не сидится в ординаторской»…

Я не слушала — прижалась к Рику, пропитывалась его теплом, заботой и благодарила судьбу, всех богов, каких знала, за то, что он рядом, цел и невредим. За то, что он со мной, а не там, в списках погибших.

И сейчас, здесь, это казалось самым важным, самым ценным в жизни.

Не деньги, не вкусная еда, не карьерный рост, не окончание чертовой учебы и даже не крыша над головой…

16

Я думала — рабочее место Вагра где-то в стационаре. Но из длинного синего коридора с дверями в палаты, Рик свернул в тупик, который оказался входом на лестницу. Магическая защита создавала иллюзию глухой стены, но стоило приблизиться, как заклятье словно признало «своих», и перед нами выросла лестница. Узкая, витая, с резными металлическими перилами, она походила на те, что я видела в старых замках своего мира, на экскурсиях.

Здесь было тепло и сухо. Хотя мы спускались все дальше вниз, и, казалось, уже давно очутились под землей.

Изножье лестницы упиралось в две двери.

Рик толкнул одну из них, и мы оказались в таком громадном помещении, что я не удержалась от потрясенного возгласа.

Здесь легко уместилось бы несколько самолетов, или даже яхт, а при желании — сотни машин скорой помощи встали бы рядком, ничуть не мешая друг другу.

В лицо пахнуло чем-то синтетическим и сразу — ядреным, как очень концентрированное лекарство, а потом кровью и всем вместе…

Бррр… Нос зачесался, и я с огромным трудом удержалась от смачного чиха.

Лаборатория Вагра походила на кабинет какого-нибудь алхимика и пыточную одновременно.

Ровно половину помещения загромождали столы. Десятки, сотни высоких, металлических столов, заставленных колбами, банками, круглыми светящимися сосудами из полупрозрачного материала. Из одного в другой по узким прозрачным трубкам переливались жидкости. Пенились и выплескивались пары, перетекали едва заметные густые энергетические струйки всех цветов радуги.

На другой половине лаборатории столпились каталки и хирургические столы, с прикованными на них перерожденными. Десятки пораженных нижней магией существ рычали, дрыгались, извивались, в едином порыве — вырваться и сбежать к своим «кукловодам». Но почти половина из них странным образом оцепенели. Не потеряли сознание, нет, они словно впали в ступор. Не двигались, молчали и даже не моргали. Невидящие взгляды уперлись в стену или в потолок.

— Странно, правда. Одни будто заболели бешенством, другие — кататонией. Ничего-о-о… Кого не излечим, те уже не смогут предъявить претензии, — язвительная реплика была очень в духе Вагра. Откуда он появился, я не поняла. Секунду назад в лаборатории драконом и не пахло. И вот он уже направляется к нам, оставив у дальней стены новую каталку с очередным пленником. Вертигр, покрытый островками густого, жесткого меха, больше похожего на мириады тонких колючек, рычал во всю луженую глотку, и дергался так, что кресло на колесиках приплясывало на месте.

— Скоро будут готовы новые варианты сыворотки, и всем найдется работа, — бодро сообщил Вагр, словно речь шла не об экспериментах на живых существах, а о каком-нибудь безобидном выращивании кристаллов.

Впрочем… Я понимала — у перерожденных нет другого шанса спастись, и нет иного выхода.

Раздался негромкий щелчок — и я поняла — откуда пришел дракон.

У дальней стены открылась дверь, и к нам заспешили Латифа, Гортензия и Маргитанна. Шейман во главе с двумя десятками здоровяков-санитаров везли громадные грузовые тележки. Доверху забитые питательными растворами, сложенными на манер зонтиков капельницами, шприцами и другими инструментами они громыхали и позвякивали.

Последними в лаборатории показались Аннарзия и Раллем.

Санитары принялись шустро устанавливать капельницы рядом с пленными, а медсестры снабжали их пакетиками с питательными растворами.

Аннарзия и Раллем вставляли в вены перерожденных катетеры и пускали по ним прозрачную жидкость.

Работали все настолько быстро и слаженно, словно всю жизнь только этим и занимались.

«Злые» перерожденные скалились и рычали в сторону медиков, оцепеневшие — не реагировали вовсе.

Пока мы с Риком отвлеклись на приготовления к эксперименту, Вагр подошел совсем близко.

— Мне нужна ваша помощь, — заявил без обиняков. — Сами, ты ведь тоже можешь видеть ауру?

Я помотала головой:

— Только если перекачаюсь энергией.

— Я это организовал. Помните донорские пункты по сдаче крови и жизненной энергии? — заломил бровь Вагр, и на лице его отразилось уже знакомое мне самодовольство. Так реагировал дракон, если окружающие и не догадывались, что он предусмотрел все, подумал обо всех нюансах.

Я кивнула, Рик тоже.

Донорские пункты по сдаче крови и жизненной энергии работали на перекрестье давно и без сбоев. Именно оттуда рассылали по больницам и то и другое. Там же формировали и банк донорских органов.

— Я отправил запрос в правительство, и власти кинули клич по соседним мирам. Все народы обратились к родным племенам, за пределами перекрестий… и — вуаля. Этого добра у нас теперь хоть отбавляй. Я бы и вам предложил для исцеления «ромашки». Но сами знаете…

— В таких случаях нужна свежая энергия, прямо от донора, — закончил за него Рик. — Так что ты задумал?

Лицо Вагра осветила очередная самодовольная улыбка.

— Ничего особенного. Новый эксперимент по спасению этих бедолаг от нижней магии, — он кивнул на перерожденных. — Попробуем снова поднять их на ступень выше по лестнице эволюции. От неразумных животных до разумных существ. Может и теорию Дарвина из мира Сами опровергнем…

Ближайший подопытный — вербер, с шипами по всему телу, и на лице тоже, даже не прорычал, скорее рявкнул в нашу сторону.

Чуть подальше поддержал его верлис, с чешуей на щеках и руках, сплошь усеянной тонкими, загнутыми колючками. Шерсть на нем росла клочьями, а в остальных местах торчали странные наросты, похожие на острые куски панциря.

«Клич» подхватили и остальные, «злые» перерожденные. Оцепеневшие по-прежнему молчали, не шевелились и смотрели перед собой неживыми, словно стеклянными глазами.

— Ну и? — поторопил Вагра Рик.

— Мы будем вливать им две разные сыворотки и фиксировать результаты. Через час, через два, через три и так далее. Пока я ни разу не добился длительного исцеления. Они приходят в себя, вроде бы становятся почти нормальными, а потом — бац — и снова рычат или замирают. Рик, ты наблюдай за аурами подопытных. А Сами будет следить за нижними путами.

— Зачем следить? — удивилась я.

— После вливания энергии жизни поймешь, — гордо заявил Вагр, словно такой как он, в принципе, не способен на ошибку.

Василиск хмыкнул, одарил дракона насмешливым взглядом. Но Вагр не обиделся.

— Рик, — произнес с ехидцей в голосе. — В операционной ты — царь и бог. Но в лаборатории… царь и бог я. И скоро ты это поймешь. Я давно не тот врач, который практиковал под твоим началом…

…

Я ожидала укола или капельницы с питательным раствором, пронизанным жизненной энергией. Но вместо этого, Вагр вручил мне небольшую склянку с густым, темно-лиловым напитком. Я вытащила пробку и осторожно принюхалась.

Нет… ничем ядреным из склянки не пахло. Напротив, зелье источало приятный, малиновый аромат. Я посмотрела на Рика — василиск уверенно кивнул, на Вагра — дракон расплылся в самодовольной улыбке — и осушила склянку.

И в ту же секунду, тело стало почти невесомым, мышцы налились мощью, а голова посветлела. Мысли залетали с невероятной скоростью, внимание, скорость реакции увеличились в разы и… я снова увидела ауры.

У Вагра она походила на мою, только его дракон был какой-то более плотный, что ли, мускулистый и ярко-зеленый.

Энергетика Шеймана и его помощников-верберов смахивала на косматого медведя. Аура Латифы напоминала пушистую лисичку, Раллема — тигра с львиной кисточкой на хвосте. И только у маргонок энергетика повторяла контуры тела, переливалась мириадами цветов и оттенков, как перламутровая раковинка.

Ой… а потом я увидела те самые путы.

От каждого из перерожденных тянулись тонкие черные нити нижней магии. Они пронзали стены, пол и потолок и уходили куда-то, в неведомые дали, выглядели натянутыми, как струны и порой едва заметно дрожали.

Улыбка Вагра стала еще шире, еще самодовольней. Хотя еще секунду назад казалось — это невозможно. Рик ободряюще мне подмигнул.

— Следи за путами, — повторил дракон, и началось…

Санитары страховали перерожденных, чтобы те даже не шевелились. Медсестры поправляли капельницы, а Рик, Вагр, Раллем и Аннарзия вводили в них сыворотки — одинаково бесцветные, но с резким, пряным запахом.

И чудилось мне, что присутствую на каком-то ведьмовском обряде. Вроде бы все выглядело также, как и в больнице. Катетеры в венах перерожденных, стойки с капельницами, лекарственные растворы, лениво ползущие по тонкими прозрачным трубкам. Но… меня не оставляло ощущение, что вот прямо сейчас мы все увидим чистую магию… Настоящее, перекрестное колдовство.

И мы увидели.

Не прошло и нескольких секунд, как путы нижней магии изменились.

Энергетические нити «злых» перерожденных мелко задрожали, словно кто-то усиленно дергал за них, пытаясь освободить подопытных. Оцепеневших — начали таять на глазах, рассыпаясь перьями, как черная паутина в лесу.

Рик метнул в Вагра удивленный взгляд, посмотрел на меня. Похоже, такого даже он не ожидал.

— Видишь! — пожал плечами дракон. — Обе сыворотки действуют на перерожденных одинаково. Те, что как будто выключились, исцеляются. А остальные… не знаю.

Некоторое время, я думала — Вагр ошибся. Внешне все до единого подопытные обретали человеческий облик. С лицстирались страшные гримасы, взгляд обретал осмысленность. С кожи исчезали клочки шерсти, колючки, шипы, чешуя, куски панциря и прочие странные наросты.

Если бы я не видела ауры, то перестала бы отличать «злых» перерожденных от «оцепеневших» уже через несколько минут.

Но на уровне энергий все выглядело совсем не настолько одинаково.

Путы «злых» перерожденных будто натянулись до предела, истончались на глазах, но не рвались и не пропадали. «Оцепеневшие» полностью освободились от черных энегетических нитей, и те растворились в воздухе, как не бывало.

— И что по-твоему это значит? — спросил Рик у Вагра.

Дракон пожал плечами, словно говорил «даже у меня нет на все ответов».

— А черт его знает. Посмотрим что дальше.

Перерожденные выглядели уже совсем нормально, озирались вокруг так, словно не понимали — как они здесь очутились. Пытались встать, пошевелиться и потрясенно разглядывали свои «кандалы».

— Ч-что это? Что со мной? — тихо поинтересовался остроносый верлис с ершиком белокурых волос, веснушками по всему телу и небольшим шрамом на брови — явно от рассечения.

— Где я? — рыкнул неподалеку от нас вербер с длинными каштановыми лохмами и множеством шрамов на правой руке, словно ее полосовали когтями.

— Почему я связана? — удивилась гибкая вертигрица с фиолетовыми глазами и ногами «от ушей».

И вот уже все перерожденные разом загалдели, зашумели, задергались. Посыпались вопросы. Я посмотрела на Рика, в надежде, что он прояснит ситуацию, но василиск кивнул в сторону Вагра. Дракон пожал плечами.

— Это вы мастера уговаривать и увещевать. Я так, погулять вышел, — и демонстративно направился в другой конец лаборатории.

Рик вздохнул и выбросил вверх руку в своем традиционном жесте.

Перерожденные затихли. Десятки пораженных, испуганных, ошарашенных взглядов уперлись в василиска, в ожидании объяснений…

— Давайте все успокоимся, — голос Рика звучал ровно, пожалуй, даже размеренно и приказных ноток в нем не было совсем, только просящие. — Вы все попали под действие нижней магии…

Стоило Рику произнести эту фразу, как лаборатория взорвалась стонами, воплями, криками ужаса. Оборотни нервно забились, задергались сильнее прежнего. Одна из каталок, с очень мощным вербером, с густыми, косматыми черными бровями и низкими надбровными дугами быстро поехала вперед. Врезалась в стену, оттолкнулась от нее и перевернулась бы, не подоспей вовремя Шейман.

Зазвенели и загромыхали другие каталки, и санитары с медсестрами рванули к самым буйным.

Известие Рика вызывало настоящую панику. Я понимала оборотней. Никому не хотелось заканчивать жизнь, не помня себя, превратившись в оружие нижних тварей.

Некоторое время в лаборатории царил шум и гам. Но постепенно голоса стихли, оборотни перестали бесноваться, и Рик вновь поднял руку, привлекая внимание.

— Давайте не будем поддаваться истерии, — уже совсем отчетливо попросил василиск, и в голосе его слышалось сочувствие. — Сейчас вы все получили сыворотку. Мы ждем, поможет ли она или вы… снова переродитесь.

Я думала, нас ждет второй приступ паники. Но лабораторию накрыла гробовая тишина. Только шипела и булькала серебристая жидкость в одном из сосудов, да с шелестом пенилась розовая — в другом.

Подопытные замерли и переводили потрясенные взгляды с соседей на Вагра с Риком. Словно василиск сообщил, что половина из нас — плотоядные пришельцы из другой Галактики. Секунда, другая — и они явят свое истинное лицо, примутся пожирать всех и каждого.

— Но-о… ведь сыворотка помогла, — жалобно протянула совсем молодая вертигрица, с нежным румянцем на щеках и трогательной ямочкой на подбородке. — Мы же нормальные? Разве нет?

Перерожденные загалдели снова.

«Да-а-а!» «Мы уже превратились!» «Разве вы не видите?» «Отпустите нас!»

Крики и просьбы зачастили отовсюду.

Рик хотел что-то сказать, но Вагр его опередил:

— Видите ли, — сказал очень спокойно, пожалуй, даже слишком. — В прошлый раз подопытные тоже пришли в себя, превратились обратно. Но… через два часа переродились снова.

В лаборатории опять воцарилось гнетущее беззвучие — навалилось на грудь непомерной тяжестью. Я едва дышала, а несчастные «подопытные» в ужасе разглядывали друг друга.

Даже серебристая жидкость перестала шипеть, а розовая — пениться. А когда Шейман случайно зацепил могучим бедром один из лабораторных столов, все вздрогнули, как от взрыва. Аннарзия выронила пластиковую чашку, которую нервно крутила пальцами. Черная кружка со звоном покатались по кафелю, Раллем зачем-то отступил к стене и чуть не снес тележку с пакетиками для капельниц. Латифа метнулась за ним, и каким-то чудом остановила катастрофу. Рик обнял меня покрепче, как делал всегда, если начинал терять уверенность в будущем.

Нервы сдавали у всех, кроме Вагра. Он спокойно продолжил обходить свои банки-склянки, добавлять туда новых жидкостей, вытягивать при помощи специального сосуда пары.

Так продлилось около трех часов. Время от времени кто-то из подопытных жаловался или стонал. Но больше ни один из них не просил отпустить, отвязать, не убеждал в своей «нормальности».

Ближе к концу второго часа Вагр отвел нас на другой конец лаборатории, усадил на стулья из белого дерева и налил травяной настойки.

Мы неспешно попивали ее, не сводя глаз с подопытных.

У некоторых путы начали восстанавливаться. Медленно, но верно они утолщались, крепли, подергивались, словно пытались освободить пленников.

У других ничего такого не происходило, будто нижняя магия оставила их в покое.

И когда по лаборатории разнеслось рычание, а тела на каталках и хирургических столах начали меняться, нас уже ничего не удивляло.

Хотя, нет. Вагра удивило то, что больше половины подопытных — те самые, что вначале оцепенели, а затем черные нити вокруг них рассыпались и пропали, обратно не переродились.

С ужасом смотрели они на соседей, чьи тела и разум опять забрала нижняя магия, и лишь скрипели зубами.

— Ни черта не понимаю! — возмутился Вагр спустя еще два часа, когда ничего не поменялось. — Почему на одних сыворотка сработала, а на других нет?

Что с их аурой и путами? — обратился он к нам с Риком.

— У не переродившихся аура пришла в норму и даже усилилась, — сообщил Рик. — У переродившихся — снова почернела и истончилась.

— У переродившихся путы вначале стали тоньше, но теперь снова окрепли. У остальных — пропали бесследно, — подключилась я.

— И все равно я ни черта не понимаю! — возмутился Вагр. — Что ж… попробуем тем, что превратились опять, вкатить новую дозу. И даже чуть больше. Может им не хватило?

Рик пожал плечами. Я тоже.

— Остальных покормите, напоите, но пока не отвязывайте. Еще понаблюдаем, — распорядился в сторону санитаров и медсестер Вагр.

Раллем с Аннарзией молча начали готовить шприцы с сывороткой для очередных экспериментов.

17

До начала очередной смены мы успели ввести «злым» перерожденным еще две порции сыворотки. После второй результат был в точности таким же, как и после первой. Даже аура и путы подопытных отреагировали один в один как вначале. После третьей дозы оборотни продержались в нормальном состоянии чуть дольше — около четырех часов, но все равно превратились обратно.

Нити нижней магии не распались, ауры не восстановились.

Вагр велел медсестрам ввести им побольше снотворного, и мы все вместе внимательно исследовали исцелившихся. Тех, на которых сыворотка все же сработала. Внешне они выглядели нормально, вели себя адекватно, и уже даже не настаивали на освобождении. Лишь изредка кто-то постанывал, что неплохо бы пройтись, размять затекшие члены, или робко спрашивал — каковы наши планы. После того, что случилось с остальными подопытными, эти счастливцы понимали и принимали наши сомнения.

Ауры их выглядели абсолютно нормально, от нитей нижней магии не осталось и следа. Вагр распорядился, чтобы медсестры принесли черные ящики исорок три хейлы — по числу исцеленных.

Обычно умные приборы настраивались на пациентов сами. Но сейчас в лаборатории было слишком много магии, слишком много шальной энергетики, которую еще не успело «освоить» перекрестье. Поэтому мы закрепили на запястьях подопытных браслеты-датчики.

Приборы уверенно замигали зеленым и лишь изредка — желтым, показывая, что с оборотнями все хорошо, лишь некоторые слабо ранены или истощены.

Деревья-хейлы сообщили нам, что дисбаланс питательных веществ и микроэлементов в организме подопытных еще сохранился, но небольшой.

Вагр раздумывал.

Похоже, он боялся отпускать исцеленных, но и оставлять их здесь на неизвестное время казалось тоже неправильным.

Дракон отозвал нас с Риком в другой конец лаборатории и спросил напрямую:

— Как думаете, освободить их?

— Я считаю — да, — кивнул Рик. — Показатели Маллеса, когда он поборол нижнюю магию, ничем не отличались. — Не думаю, что они переродятся снова.

— Тогда другой вопрос. Почему сыворотка не сработала на остальных? Вернее обе сыворотки не сработали.

— Хороший вопрос, — нахмурился Рик, и лицо его потемнело. — Сам раздумываю. — Среди тех, кто вылечился, десять получили первую сыворотку, двадцать два — вторую. Очевидно, что от состава ее исход лечения не зависит. А чем вообще отличаются твои чудо-микстуры?

— В одной больше клонированной крови Маллеса, в другой — энергетики. Хорошо, что у меня есть прибор для копирования жидкостей организма. Иначе труба.

— Еще бы органы нам выращивал, вообще цены бы ему не было, — мечтательно закатил глаза Рик.

Ученые высокотехнологичного мира над этим работали, но пока не слишком-то успешно. На выращивание отдельных частей тела пока уходило очень много энергии и времени. Некоторые перекрестные больницы уже пересаживали такие почки, трахеи, кости. Но для нас, срочников, по-прежнему ничего не изменилось. За те считанные часы, что отпущены тяжелым пациентам, создать им новые органы было нереально. И оставались лишь донорские, с риском отторжения, и другими побочными эффектами пересадки.

— Ладно, — решился наконец-то Вагр, прервав мои размышления. — Вызову родственников и отпущу исцеленных под их ответственность. Перерождение не случается за секунды. Если что-то пойдет не так, родственники успеют сообщить нам. Санитары приедут и наведут порядок.

Рик кивнул, я тоже.

— Ну что ж… Давайте сходим в ординаторскую, попьем чая, перекусим, и разойдемся по своим песочницам, — в голосе Вагра отчетливо звучало разочарование.

Я ободряюще улыбнулась дракону, а Рик вдруг приобнял его за плечи и произнес:

— Ты же сам говорил — мы не боги. Ты очень многое сделал. Когда это на перекрестье никто не боялся перерождения? Ты защитил нас всех! А теперь исцелил почти половину пленных. Не играй в бога, Вагр! Радуйся успехам, даже если они не столь внушительны, как ты рассчитывал.

Дракон усмехнулся и помотал головой. На лице его все еще явно отражалось недовольство собой и результатами опытов.

— Ты не понимаешь, — вздохнул Вагр. — Дело не в том, что я не смог вылечить сразу и всех. Это ты у нас супергуманист, воскрешатель. Бросаешься в огонь и в воду ради каждого пациента. У меня другое… — дракон умолк, насупился, еще раз мотнул головой и закончил: — Дело в том, что я не понимаю! Не понимаю — почему так! Не могу это осмыслить…

Рик улыбнулся Вагру — тепло и без снисхождения, и с едва уловимым оттенком сочувствия в голосе ответил:

— Это тоже комплекс бога, Вагр. Только выражен иначе. Ты считаешь, что знаешь все и может все разложить по полочкам. Думаешь, что твой разум способен решить любую задачу, любую головоломку.

Дракон невесело хмыкнул, пожал плечами, опустил их и спрятал глаза:

— Наверное, Рик. Наверное, ты прав, — протянул расстроенно.

— Да ладно! Посмотри — сколько оборотней благодаря тебе вернутся домой! — Рик широким жестом обвел лабораторию. — Давай вместе учиться радоваться тому, чего добились. А не страдать по тому, что не вышло. И еще! Я более чем уверен — если кто и докопается до истины, то только ты!

И вот сейчас, глядя на своего василиска, я снова понимала — за что так люблю его. Рик умел поддержать, стать лучшим покровителем и защитником, и ничуть не хуже умел подставить дружеское плечо, найти слова утешения. Я точно не знала, но, кажется, василиск был сильно старше дракона. Не зря же, когда Вагр поступил на работу в нашу больницу впервые, Рик уже заведовал ей. И все же, только сейчас василиск повел себя как старший товарищ, более мудрое и опытное существо. Никогда прежде Рик не бравировал ни опытом, ни несравненно большим багажом знаний.

Вагр затих, словно наслаждался поддержкой василиска, а потом метнул на него быстрый, благодарный взгляд.

— Я скучал по нашей дружбе, — сказал едва слышно, и снова спрятал глаза.

Рик кивнул в очередной уже раз, обнял меня за талию, и мы пошли на выход. Медсестры, хирурги и незаменимый здоровяк Шейман вместе с нами заспешили на смену.

За нашими спинами уверенно и твердо распоряжался санитарами Вагр.

Приказал освободить исцелившихся, принести им воды и нормальной еды — до сих пор оборотней поддерживал лишь питательный раствор. Одному из санитаров дракон поручил вызвать родственников пациентов, и парень уточнял их данные у подопытных.

Работа в лаборатории снова закипела, а Вагр опять напоминал самого себя — самоуверенного ученого. Нашего дракона, который считает, что все ему по плечу и любая сложная задачка — не более чем повод для мозгового штурма.

Мы же с Риком и медсестрами отправились в ординаторскую.

Латифа заварила чаю с шиповником, послала одного из санитаров в ближайший магазинчик за перекусом. И вот уже минут через пятнадцать мы все сидели вокруг барной стойки, уплетали блинчики с мясом и творогом, и морально готовились к новой, тяжелой смене.

Согласно разведданным нижняя орда затаилась в лесу, дожидалась остатков подкрепления, и пыталась решить проблему численного превосходства соперника.

Но всем уже было ясно — одно, максимум два сражения — и война нами выиграна.

К сожалению, нижние оборотни не собирались возвращаться назад, уходить восвояси. Слишком тяжелыми стали условия выживания в их мирах, и белые верберы планировали драться до конца.

Если верить разведчику-верлису, один из трех вражеских полководцев высказался так. «Назад пути нет. Лучше погибнуть тут, в бою, чем стать пищей для сатанинских тварей на родине».

Теперь мы понимали — захватчики будут сражаться до последней капли крови, до последнего солдата.

К лесу стекалось огромное подкрепление.

Перекрестные воины больше не боялись перерождения, хотя нижняя магия по-прежнему угрожала всем, кроме драконов и василисков.

По слухам, она могла иссушить любого до состояния мумии, сжечь до головешек, заставить выть от боли часы напролет.

Но все эти страшные заклятия обратимы, от них можно увернуться, отразить магическую атаку специальным энергощитом.

Перерождение было самым страшным, самым непобедимым оружием нижних тварей. Вот почему теперь не только драконы и василиски — все расы перекрестья рвались в бой с белыми верберами, стремясь уничтожить их, стереть с лица своей, родной земли.

Маллес прислал сотни верберов, Рейдан — глава совета вождей вертигров — сотни своих бойцов, чуть меньше прибыло верпантер. А верлисы и маргоны шустрили в лесу, организуя ловушки, пряча магические мины, выведывая последние новости захватчиков.

Бойцы из них были так себе, зато шпионы и партизаны — лучше не придумаешь.

Об этом уже знали все, но вот о чем пока не сообщали местным жителям — так это о том, что в ближайших мирах подкрепление собирали тоже.

И не только воинов — врачей, медсестер, санитаров. Рику пообещали, что к следующей смене штат больницы удвоится.

Но поступали и плохие новости.

За чаем василиск рассказал, что сегодня-завтра к нам привезут раненых, с чьим лечением не справились другие больницы.

Иссушенных, покалеченных, с серьезными осложнениями. И ночь аварии в ущелье покажется лишь репетицией перед бенефисом.

Как ни удивительно, но перспектива не напугала меня. Скорее наоборот — изнутри поднималось воодушевление. Хотелось работать, сражаться за то, что люблю, делать то, что у меня получалось лучше всего.

Перед самой сменой Рик обрадовал меня, как бы между делом обронив, что Кармелия скоро поступит в штат больницы. Ее навыки василиск посчитал слабоватыми, но неплохими для новичка. И предложил мне, как появится свободная минутка, обучать подругу, помогать ей освоиться.

Латифа заулыбалась, услышав новость. Они с Кармелией отлично сработались, да и остальной персонал больницы ставил маргонку выше остальных моих однокашиков. Дарго и Гроноса отправили в травматологию, в больницу чуть дальше нашей.

Остальных сокурсников тоже распределили по лечебным заведениям.

Академическое руководство опять поменяло решение на счет выпускников этого года. Уже, наверное, в пятый раз за последние два месяца.

Сразу после окончания войны нам обещали досрочно выдать дипломы, безо всяких зачетов и экзаменов, и я ощутила огромное облегчение. Теперь оставалось лишь самое главное — дожить до победы!

…

Новых раненых прибывало немного. Нижние твари не решились на множественные ночные вылазки и нападения. Наверное, опасались массированных ответных ударов.

Зато больницу заполнили вчерашние пострадавшие.

Скорые везли десятки раненых со всех больниц перекрестья. С осложнениями, лихорадкой, скрытыми повреждениями, которые просто не заметили из-за наплыва пациентов и отсутствия симптомов.

Врачи метались из операционной в операционную, из смотровой в смотровую, медсестры тоже.

А уже через пару часов начался наплыв родственников. Они приезжали со всех концов перекрестья, из ближайших миров. Столько драконов и василисков в одном месте я еще никогда не видела.

«Скажите пожалуйста!» «Девушка! Девушка!» «Не могли бы вы мне помочь?» «Где же списки?» «Подскажите, куда мне идти!» «Объясните пожалуйста…»

Медсестры из регистратуры приемного выглядели, как загнанные лошади. Информация о новых больных приходила с большим опозданием, и девушки метались по больнице, то и дело забегая в комнату связи, чтобы хоть что-то выяснить.

Рик командовал в своих лучших традициях — спокойно, твердо, но без нажима. Если нужно — подбадривал слегка ошалевших от количества осложнений врачей, если нужно приказывал растерянным подчиненным.

Вагр снова исчез в лаборатории.

А я носилась от пациента к пациенту, стараясь помочь как можно большему количеству раненых. Ведь вчера именно они стояли между нами и завоевателями, дали отпор тем, кто хотел выгнать нас с перекрестья или даже убить.

Кажется, еще никогда я не двигалась и не работала с такой скоростью.

По счастью, сегодня воскрешать никого не требовалось.

Антибиотики, швы, заново вправленные переломы, удаление поврежденных селезенок, желчных пузырей и гематом мозга… Вот чем я занималась почти всю смену.

С Риком мы пересекались лишь в коридоре, и всякий раз он находил для меня минутку. Обнимал, прижимал, бормотал что-то ласковое, а иногда даже неприличное. И мне сразу становилось легче.

Ближе к концу смены персонал больницы, родственники пациентов и сами больные в ужасе наблюдали за вторым сражением на энергоэкране.

Сизые сумерки еще лежали на поле брани. Еще кружили в небе непоседливые звезды.

Но рассвело достаточно, чтобы мы в деталях разглядели происходящее.

Самое судьбоносное сражение за всю историю войн перекрестья и нижних миров.

И оно очень отличалось от первого, потому что навстречу белым вербером вышла втрое превосходящая их числом армия.

Верберы, драконы, василиски, верпантеры и вертигры шли плечом к плечу, увеличились в размерах, готовясь к обращению.

Нижние оборотни зарычали перед атакой, но в боевом кличе их больше не слышалось вчерашней уверенности, скорее какое-то глухое отчаяние.

Войска сошлись как две реки — быстрые, бурные и неуправляемые.

Для магии оставалось мало времени и места. Белые верберы не успевали не только создать свои убийственные заклятья, даже направить их. Воины перекрестья шли на них стеной, и сминали, как сминает Цунами прибрежные дома.

Кровь, клочки шерсти, куски тел полетели во все стороны. И уже спустя какой-то час войско белых верберов заметно поредело. Надо отдать им должное — захватчики не жаловались, не ныли. Израненные, едва передвигаясь, они продолжали драться и умирали с достоинством.

Неожиданно, когда наша армия окружила остатки неприятеля, в тишине холла больницы раздался крик Вагра.

— Ри-ик! Сами-и! Вы даже не представляете!

Мы обернулись в едином порыве. И не только мы — больше половины всех, у кого нашлась минутка посмотреть на судьбоносное сражение, сконцентрировались на драконе.

— Я сделал перерожденным еще одну инъекцию. Больше четырех часов назад. И… почти все они остались нормальными!

— А другие снова обратились, как вампиры? — хихикнула длинноносая лиса, с узким лицом и каштановыми волосами.

И я замерла от внезапного озарения.

Сама не знаю — откуда появилась эта мысль. Я никогда не увлекалась вампирами в своем мире и мифологию про них знала едва ли на троечку.

— А что, если исцелились те перерожденные, чьи «хозяева» погибли в бою?

Моя фраза утонула в безмолвии. Все присутствующие уставились на меня — кто-то с удивлением, кто-то с восхищением, а кто-то так — словно впервые увидел, хотя мы были знакомы уже два года. Шейман присвистнул, Раллем пожал плечами, Магританна оторвалась от работы и застыла, как статуя.

Латифа выглянула из операционной и подмигнула. Подоспел Рик, торопливо обнял, окатил теплым синим взглядом и произнес:

— Моя Сами — самая умная!

Вагр пару секунд просто смотрел на меня, не моргая и даже не сглатывая, а затем рубанул рукой по воздуху и воскликнул:

— Ну, конечно! Это все объясняет! Не количество сыворотки имеет значение… а жизнь того, кто управляет перерожденным! Я немедленно пошлю верлисам и верпантерам на передовой сыворотку!

…

Сыворотка Вагра решила исход войны в течение нескольких часов.

До границы ее доставили за считанные сорок две минуты. Сама удивляюсь, откуда у нас такие сверхскоростные машины. Похоже, сочетание ноу-хау высокотехнологичного мира и энергии перекрестья, давало самые неожиданные результаты.

Наши разведчики, прятавшиеся в лесу уже несколько дней, стреляли в перерожденных шприцами с зельем.

Получив лекарство, пораженные нижней магией оборотни замирали, как выключенные роботы, руки повисали плетьми, взгляд устремлялся вдаль, в никуда. Несколько секунд они не двигались, не реагировали ни на что вокруг.

Трех таких перерожденных снесла куча-мала из четырех белых верберов, трех драконов и василиска.

Лишенные «ниточек» марионетки так и остались лежать, пока окончательно не пришли в себя. Когда же взгляд их обрел осмысленность, оборотни медленно поднялись, удивленно огляделись и понеслись в лес.

Большинство перожденных, исцеляясь, поступали также.

Но некоторые кинулись в драку, уже на нашей стороне, на стороне своего перекрестья…

Две молодые верлисы прыгали на одной ноге со шприцами в ягодицах. Девушки давно пришли в себя и теперь выли, крутились, тщетно пытаясь вытащить иглы.

Один из василисков мощным ударом отправил своего противника в нокаут, подскочил к женщинам и одновременно выдернул шприцы.

Они взвизгнули и метнулись в лес.

Кто-то из санитаров, за моей спиной расхохотался. Врачи и медсестры рядом подхватили. И вскоре почти все, кто столпился у энергоэкрана, покатывались со смеху.

Наверное, мы просто праздновали будущую победу, и она не заставила себя долго ждать.

Уже спустя час ситуация на поле боя изменилась радикально.

От безумной орды перерожденных остались лишь единицы. Они метались среди белых верберов, драконов и василисков, почти не осознавая, что творят икуда бегут. Неподвижные, словно стеклянные глаза их невидящим взглядом вонзились в горизонт.

Сыворотка сделала свое дело и в этом случае — ослабила действие нижней магии, и перерожденные больше не понимали команды «кукловодов», стали бесполезными на поле брани.

Такого не ожидал даже Вагр.

Заметив побочный эффект своего зелья, дракон победоносно зарычал, обернулся к нам с Риком и окатил самодовольным взглядом. Истинно-вагровским самодовольным взглядом существа, которому подвластно все — даже тайны мироздания.

Рик усмехнулся, хотел что-то сказать раздувающемуся от гордости другу, но в эту минуту две драконицы у энергокрана одновременно завизжали.

Остальные присутствующие отвлеклись от Вагра с Риком и обернулись в едином жесте, в едином порыве.

Я сделала тоже и увидела как нижний оборотень, с разодранным плечом и ногой тяжело вышагивает впереди остатков своих соплеменников, неся над головой… белый флаг.

Наша армия замерла, остановилась. Стройные ряды расступились и вперед вышли вожаки среди вожаков.

Маллес, собственной персоной — косматый и грозный. Рейдан — вертигр ему под стать. Я еще не видела оборотней его расы, которые не уступали бы Маллесу в росте и крепости. Ярко-желтые глаза Рейдана напоминали две лампочки, а красивое лицо выглядело чуть более аккуратным, чем у Маллеса, чуть более уточненным. Еще более изящно выточенным, узким было лицо белокурого Зельдана — предводителя верпантер. Так они его называли. Рядом с Маллесом и Рейданом, Зельдан представлялся невысоким и худощавым. Но по сравнению с остальными верпантерами, он выглядел ну просто горой.

Главы всех драконов и василисков перекрестья — смуглый Кальвин и беловолосый Азракар появились возле Маллеса последними.

По сравнению с остальными вожаками среди вожаков их лица выглядели заметно благородней, аристократичней что ли… Длинные, собранные в хвосты волосы развевались на ветру.

Фигуры крепостью не уступали телосложению Маллеса, но казались намного гармоничней.

Плечом к плечу встречали вожаки среди вожаков нижнего вербера с белым флагом.

И я порадовалась — ни один из них не был серьезно ранен. Пара царапин, порванное ухо Зельдана, не в счет.

Миротворец остановился в нескольких шагах от нашей армии, с достоинством положил белый флаг на землю и прохрипел:

— Мы сдаемся на милость победителей.

Сзади Маллеса утробно зарычал Раттибор, что-то рявкнул в третьем ряду вертигр с оранжевыми глазами и разодранной щекой.

Зашумели шеренги драконов и василисков, послышались вопли: «Добьем их!» «Уничтожим за наших сестер и братьев!» «Эти мрази должны умереть!»

Армия перекрестья загудела, как растревоженный улей. Свирепые крики драконов и василисков поддержали верберы, следом вертигры, а верпантеры присоединились последними.

Нижние оборотни не дрогнули. Небольшой отряд застыл как вкопанный, не шевелясь. На суровых, грубо выточенных, словно статуи в скале лицах, не дрогнул ни один мускул. Они были готовы к любому исходу, и к смерти в том числе.

Главарь белых верберов обвел наше войско взглядом красно-карих глаз, тяжело вздохнул и прокричал:

— Вы хорошо подготовились и на этот раз оказались сильнее прежнего. Смогли избавиться от перерождения, и наша армия потерпела сокрушительное поражение. Мы сдаемся. Но назад, в нижние миры не вернемся. Сейчас там нет для нас места и нет жизни. Вы можете убить нас или позволить остаться. И тогда мы научим вас, как замуровать нижние миры, чтобы уже ни одна тварь не прорвалась сюда.

Он замолк и армия перекрестья тоже.

Над полем поплыла звенящая тишина, наполненная сомнениями, сочувствием и тяжелыми размышлениями.

Вожаки среди вожаков хранили молчание и только переглядывались, обмениваясь быстрыми жестами, кивками.

Войны застыли, и больше не требовали немедленной расправы над побежденными. Речь главаря белых верберов сделала свое дело.

Вожаки среди вожаков медлили и только птицы что-то кричали друг другу в лесу, да шумно стрекотали жуки, приветствуя утро.

Из-за горизонта выплыла ровно половина солнца, облила розовым светом верхушки деревьев, поле, раненых и погибших. И, чудилось мне — все травы и цветы окрасились кровавым. И даже роса сверкает на листьях мириадами рубиновых капель.

Белые верберы ждали, почти не двигаясь, и на лицах их читалась отчаянная решимость.

А вожаки вожаков все еще медлили.

Не в силах принять единодушное решение, они столпились кучкой и шепотом что-то обсуждали.

Воины перекрестья в едином порыве окружили главарей и оскалились, готовые защищать их до последнего. Но этого не требовалось. Белые верберы честно объявили о поражении и «сложили оружие».

Мы все, с замиранием сердца ждали ответа генералов перекрестья. Сейчас, в эту минуту они имели право казнить и миловать, выполняли роль королей и президентов. Никто не мог им ничего приказать или посоветовать.

И, похоже, эта ответственность тяготила вожаков среди вожаков.

Спустя бесконечно долгие полчаса, Маллес вышел вперед и объявил главарю белых верберов:

— Мы пока не готовы решать вашу судьбу. Мы вас услышали. И предлагаем разбить здесь лагерь. В качестве жеста доброй воли вы должны отпустить всех перерожденных. Если вы останетесь здесь, не будете сопротивляться, в течение двух суток мы решим — как быть. Хочу сказать сразу — простого исхода не ждите. Легкого мира между нами не будет. Слишком многое случилось в предыдущих войнах, слишком многие осиротели, потеряли братьев, сестер, детей. Но мы не палачи. И, скорее всего, назначим поединок. Чтобы схватка была честной, того, кто выступит с вашей стороны, прокачаем исцеляющей магией.

Если победа будет за вами, мы выделим вам резервацию на границе перекрестья, охраняемую как зеница ока. Днем и ночью вас будут сторожить пограничники, поселение окружит особая магия. Мы уже использовали ее, в своем племени. Она выявляет агрессию и немедленно о ней сигнализирует. И так будет долго. Очень долго. Пока мы все не успокоимся, пока не зарубцуютя старые раны, и расы перекрестья не решат, что готовы принять вас как соседей. Но повторюсь! Все это пока лишь идеи. Мы должны все обдумать и через два дня сообщим окончательное решение.

Маллес замолк. Армия перекрестья восторженно загудела, приветствуя речь вожака среди вожаков.

Главарь белых верберов коротко кивнул и произнес:

— Мы согласны ждать решения. Согласны на такой вариант событий. И, поверьте, ваши блок-посты вокруг этого места, где мы и разобьем лагерь, не доложат о нарушении перемирия.

Маллес кивнул и рявкнул:

— Да будет так!

18

Два дня пролетели незаметно.

Мы зажили по-старому. Работали, любили, поддерживали друг друга и сплотились пуще прежнего.

Коллектив больницы, куда Кармелия влилась, словно всегда у нас работала, еще никогда не был таким дружным.

По счастью, судьба снова дала нам небольшую передышку.

Крупных катастроф не случалось, тяжелораненные с осложнениями из других стационаров уверенно шли на поправку. А Вагр все не терял надежду вернуть нормальное состояние последнему десятку перерожденных. Ежедневно в лесах вылавливали новых и новых марионеток низших оборотней. Кукловоды больше не призывали их, не использовали, как и обещали генералам перекрестья, и бедолаги шарахались по чащобам, не понимая — куда их несет и зачем. Неприкаянные, несчастные, опасные для себя и окружающих.

Возвратить им прежнее состояние белые верберы не могли, при всем желании. Зато мог Вагр. Его сыворотка вернула самих себя почти всем пойманным перерожденным.

Но в лаборатории дракона оставалось с десяток пленников, которым не помогало ничего. Ни литры сыворотки, ни плач родственников, ни призывы любимых. Они продолжали рычать, извиваться и никого не узнавали…

Вагр вкатил несчастным не меньше двадцати доз сыворотки. Но с каждым разом нижняя магия уничтожала ее эффект все быстрее, возвращая себе контроль над бедными оборотнями.

Вечером, в день встречи вожаков среди вожаков и главы белых верберов, мы все, в едином порыве приехали на работу пораньше.

Врачи и медсестры, дневная смена и ночная собрались у энергоэкрана и с замиранием сердца следили за тем, как «нижний оборотень» и Маллес неторопливо шли навстречу друг другу.

За спиной Маллеса выжидали остальные вожди, а за спиной генерала вражеской орды — двое его спутников.

Выглядели белые верберы, прямо скажем, неважно. Похоже, их ранения оказались тяжелее, чем думалось поначалу. Главарь едва передвигал опухшей ногой, обмотанной грязкой, окровавленной тряпицей. Рука, со стороны разодранного плеча, висела плетью.

Серые штаны и рубаха болтались на нем мешком, словно их владелец похудел, как минимум, на размер.

Его спутники тоже очень сдали.

Один сильно хромал, половина лица второго опухла и отекла, из глубокой раны, на всю скулу, беспрерывно сочилась сукровица.

— Вы слишком много магии потратили на сражения и перерожденных, — с сочувствием в голосе произнес Маллес. — Надо было поберечь силы для восстановления. Мы всегда так делаем.

— В нашем мире у нас нет жизни. Поэтому мы дрались за жизнь, за наших жен и детей, — устало ответил главарь белых верберов.

— Стоило хотя бы попытаться договориться, — пожал плечами Маллес, и приблизился к вражескому вожаку вплотную.

— И вы послушали бы нас? После прежних войн? После всего, что было? — грустно усмехнулся тот, и Маллес кивнул, больше не возражая.

— Поединку быть? — не выдержал, спросил главарь нижних оборотней, пошатнулся, едва не упал, но с трудом восстановил равновесие.

— Да, он состоится. Сегодня к вам приедут наши медики. Осмотрят самых тяжелых и привезут питательный раствор с энергией жизни. Поединок состоится, как только ваш боец излечится. Но предупреждаю! Если хотя бы волос упадет с головы наших врачей…

Генерал вражеской орды вновь грустно усмехнулся, но гордо вскинул голову, свернул красно-карими глазами, поднял руку и произнес:

— Клянусь, что ваши медики уйдут от нас невредимыми! Если хоть один из моих людей причинит им вред. Даже случайно… даже ненароком… вы можете его убить. Или перебить всех нас.

Маллес кивнул, отмахнулся и быстро направился к «своим». Было видно, что он сочувствует захватчикам, понимает безвыходность их положения, но считает себя не вправе выразить это хотя бы добрым словом.

— Сами! Если не передумала, мы едем к белым верберам, — Рик появился рядом так внезапно, что я вздрогнула и пару секунд только моргала.

— Я с вами! — вызвался Вагр. — Если что, у меня проездной на все выезды на передовую.

— Я в курсе! — хмыкнул Рик.

— Я тоже еду! — отозвался Шейман.

Василиск кивнул, и Латифе тоже. Верлиса только подняла руку, как школьница на экзамене.

— А м-можно и мне? — осторожно прощупала почву Кармелия.

Рик посмотрел на меня, словно спрашивал — будет ли она полезна или станет ненужной обузой. Я пожала плечами.

— Лишние руки не повредят. Кармелия неплохо научилась шить и накладывать повязки на переломы. А чтобы обрабатывать раны вообще особых знаний не нужно.

— Ладно, — отмахнулся Рик. — Но должен предупредить. Вначале мы идем к воинам, а затем — к беременным, женщинам и детям.

Никто не возражал и не комментировал.

Все понимали — выезд растянется на многие часы, и помогать мы едем вовсе не защитникам перекрестья. Тем, кто явился сюда, чтобы захватить наши земли, убить всех, кто встанет на пути, не зависимо от возраста и расы. Но… после встречи Маллеса с главарем белых верберов многие начали сочувствовать нижней орде. Похоже, ей двигала не жажда лучшей жизни, а суровая необходимость. И лично для меня это меняло если не все, то многое.

…

На перекрестье поднялся сильный ветер, хоть немного разогнав удушливый зной. Даже меня, мерзлячку, разжарило этим летом.

Запахло росой и медовым нектаром цветов.

Откуда-то издалека к больнице потянулся запах свежего хлеба.

Длинная белая машина для выездов, на автопилоте, опустилась пониже, задевая колесами последние клочки сиреневого тумана.

Рик пропустил вперед Вагра, Кармелию, Шейдана и Латифу, подсадил меня и вошел в салон последним.

И только двери начали закрываться, в салон прошмыгнул еще один пассажир — пушистый и хвостатый. Серо-розовое чудо запрыгнуло рядом со мной на сиденье, а по другую руку устроился Рик.

— Возьмем его с собой? — кивнул василиск в сторону Мурашки.

Кот повел ухом и вгляделся в мое лицо, словно понимал все, до единого слова.

Я коротко кивнула. Двери захлопнулись, и мы взмыли ввысь.

Вагр и Кармелия разместились впереди нас, Латифа и Шейман — сзади.

И в салоне повисла гнетущая тишина. Такая, что, казалось, воздух загустел и дышать стало трудно.

Никто из нас не знал — что предстоит увидеть. Никто не имел представления о том, как устроены белые верберы. Похожи ли они на наших или сильно отличаются? Также ли восстанавливаются, если не истощены энергетически, а может быстрее или медленней?

Я словно опять была новичком в больнице для диковинных существ, ничего не знала и не понимала. И единственное, почему не сбежала, не отступила, а взялась за работу — желание помочь удивительным «нижним» оборотням.

Они сражались за свои семьи, а уж я-то знала — что такое семья, как она важна, насколько бесценна.

Мурашка потерся о руку, умильно зафырчал, и мне заметно полегчало.

Пушистая голова просочилась под ладонь, и я непроизвольно погладила кота, почесала за ушком. Мурашка положил голову мне на колени и зафырчал еще громче.

— Я захватил с собой кучу новых примочек, — Вагр обернулся и похлопал по пухлой серой аптечной сумке, на своих коленях. Наши, обычные ждали своего часа в бардачках над сиденьями. Дракон хитро подмигнул — мне и Рику, слава богу — без малейшего оттенка флирта. Рядом с ним восторженно задышала Кармелия. Вагр немного помедлил, а затем нажал кнопки под подлокотниками своего кресла — и они с маргонкой развернулись к нам. Еще два нажатия кнопок — и между нашими креслами прямо из пола вырос столбик. Вначале он напоминал большой зонт, а когда раскрылся — превратился в большой и круглый стол.

Вагр поставил сумку под ноги, облокотился о столешницу и заговорщически произнес:

— Я исследовал кровь и энергетику белых верберов.

Дракон замолчал, позволяя нам проникнуться известием. Рик удивленно изогнул бровь, восторженное дыхание Кармелии стало громче. Я же только рот приоткрыла.

— Ага-а-а, — хмыкнул Вагр. — Я не просто так сюда напросился. В общем… Я воспользовался кровью и энергетикой наших врагов-пациентов.

— Ну и? — не выдержал Рик.

— Хих, — хмыкнул Вагр. — Я нашел способ вылечить оставшихся перерожденных! Даже тех, которые ну никак не поддаются действию сыворотки.

На долю секунды в салоне повисла потрясенная тишина. Кармелия, кажется, вообще забыла, что надо дышать. Глаза Рика расширились, и мои тоже.

— И для этого даже не нужно убивать тех, кто подчинил себе перерожденных, — наслаждаясь произведенным впечатлением, закончил Вагр. — Достаточно лишь получить их кровь и энергию. Совсем немного. Я изменю их, добавлю в сыворотку и — перерожденные вылечатся.

Нас едва заметно тряхнуло — машина сделала крутой вираж над горами и устремилась к границе — туда, где и встретило наше войско нижнюю орду.

Латифа и Шейман просунули головы между нашими с Риком сиденьями и внимали дракону с каким-то почти суеверным восхищением.

Еще бы! Три долгих, кровопролитных войны с нижними тварями, которые на перекрестье до сих пор вспоминали не иначе как с ужасом, затаенной болью, именно перерожденные были главной проблемой. Они сражались, пока не заканчивалась темная магия в теле. Полумертвые или даже впадая в кому, продолжали бросаться на собратьев, не узнавая их, повинуясь приказам «кукловодов». А теперь… теперь все это останется позади. И больше ни один житель перекрестья не падет от руки брата, отца, сына.

По салону поплыла восхищенная тишина. Теперь не только Кармелия — мы все отдавали должное изобретательности и пытливому уму Вагра, его способности не сдаваться даже когда одна неудача следует за другой.

Нас слабо тряхнуло еще раз. Машина обогнула горы — они остались позади сломанными слоеными пирогами, а впереди зашумел курчавыми кронами смешанный лес. Сразу за ним простиралось поле брани.

Тишина стала нарочитой, звенящей, напряженной.

Мы знали, что тяжелораненых уже увезли — и наших и белых верберов тоже. Понимали, что росы смыли кровь с примятых полевых цветов и трав, ветер унес запахи железа и соли.

Но когда поле брани распростерлось под нами, почудилось — я слышу отчаянные вопли умирающих, воздух наполнил запах крови, паленого мяса.

Я поневоле задержала дыхание, дрожь прокатилась по мышцам, ледяной ком упал в желудок. Мурашка потерся о руку снова, зафырчал, а Рик прижал к своему горячему боку.

— Все хорошо, Сами. Все позади, — шепнул он на ухо. — Успокойся, родная.

И от этого простого, ласкового слова, внутри потеплело, тело наполнилось силой, а душа — уверенностью.

Я благодарно взглянула в синие глаза своего василиска. Рик улыбнулся — очень ласково, как умел только он.

И лишь сейчас, словно издалека послышался сдавленный шепот Вагра, предназначенный для Кармелии:

— Тихо, девочка. Все будет хорошо. Не дрейфь.

Я сфокусировалась на соседях.

Маргонку потряхивало посильнее моего, а Вагр похлопывал ее по плечу — забавно, по-дружески. Шейман словно окаменел, а Латифа нервно прикусила губу.

И только я уже совсем расслабилась, благодаря Рику, его близости и заботе.

…

Машина пронеслась над полем, и смятая трава, местами выжженная дотла земля, напомнилио недавних схватках.

У самой кромки леса раскинулись большие, грязно-серые тканные палатки захватчиков. Штук двадцать, не больше.

По сторонам от них возвышалось десятка три куда более добротных, голубых— наших пограничников.

Возле палаток тянули к небу узкие лепестки пламени костры, выбрасывая в воздух мелкий пепел и серый дымок.

И внезапно, сама не понимаю почему, я увидела ауры захватчиков — также четко как тогда, когда «прокачалась» энергией верпантер.

Самыми истощенными, местами «дыроватыми», выглядели ауры обитателей средней палатки, но в то же время и самыми мощными, не взирая на огромную потерю сил. Похоже, там нашли временное пристанище остатки некогда грозной нижней орды.

В других, кажется, расселились женщины и дети.

Их энергетика больше говорила о прежней, тяжелой жизни, чем о моментальной потере сил в магических схватках и рукопашной.

Аура белых верберов удивительным образом походила на ауру наших, местных. Я заметила лишь небольшую разницу в форме ушей — они выглядели меньше и круглее и морды — более вытянутой, не такой лобастой. Было очевидным, что это родственные виды оборотней, которых судьба тысячи лет назад развела по разным мирам. Одним повезло больше, другим — меньше. Впрочем, если верить лекциям по истории — на первом курсе медакадемии их читали два семестра подряд — нижние миры не всегда отличались ужасными условиями. Конечно, там приходилось выживать — не то что на перекрестье или ближайших к нему планетах, но не так, как в последние тысячу-полторы лет.

Особая магия изуродовала обитателей нижних миров — и физически, и психологически. Она всегда их пронизывала, но жители не сразу поддались, стали другими. Не только разумные расы — животные, насекомые и даже растения пропитывались темной энергией, медленно мутировали в более хищные, опасные формы. Взамен они получали почти неуязвимость в родных пенатах. Но не в наших краях.

Перекрестье мгновенно воспротивилось чужеродной магии, растворило ее, обращая в безобидную и полезную энергию. И все преимущества белых верберов исчезли.

Осталось истощение — для управления перерожденными, для их создания требовалась немалая сила, да и сражения с нашей армией изрядно потрепали захватчиков.

Я посмотрела на Рика, и, получив ободряющий кивок, застыла, наблюдая, как машина медленно садится неподалеку от шатров.

Когда дверцы раскрылись, Вагр выскочил первым и помог Кармелии спуститься. Опираясь на руку дракона, маргонка просто лучилась радостью— он явно запал ей в душу. Рик вышел третьим. Не последовал примеру Вагра, просто поднял меня за талию и поставил рядом.

Ловко спрыгнула на примятую траву Латифа, и грузно — Шейман.

Наша маленькая процессия направилась к вражескому лагерю.

Из палаток перекрестного воинства высыпали наружу сотни верберов и вертигров — как самых «свежих» их оставили сторожить захватчиков.

Остановившись поодаль, они наблюдали, готовые в любой момент ринуться в драку.

До этой части перекрестья сильные ветра не долетали — громадная горная гряда заслоняла приграничные земли.

Лишь легкое дуновение шевелило мои волосы.

Здесь пахло солнцем, травами и кострами, словно и не было войны. Никогда не было.

Из центральной палатки нижних оборотней вышел уже знакомый нам белый вербер — главарь захватчиков.

«Баюкая руку» со стороны больного плеча, очень опухшего, и, кажется, воспаленного, он ковылял навстречу, время от времени даже не хромая, а подволакивая раненую ногу.

Следом за ним появились еще двое. У первого совершенно заплыла правая половина лица, и напоминала один большой, черный синяк. Видимо, раздробились кости, а вправить нормально никто не смог. Второй держался за бок, и даже сквозь плотную, мешковатую рубашку проступило несколько капель крови с сукровицей. Нехорошо, значит, рана тоже воспалилась.

— Не мудрено! — словно поймав мои мысли, тихо произнес Рик. — При такой потере энергии и на такой-то жаре.

Главарь белых верберов сделал резкий жест, и его сопровождающие остались на несколько шагов позади.

Сам же генерал нижней орды подошел к нам так близко, что я могла бы дотянуться до него рукой.

И страхи рассеялись окончательно. Осталась лишь жалость и толика уважения к этим существам — они не сдавались, не смотря на раны и поражение.

Главарь «белых» все еще гордо держал голову и прямо — спину. Смотрел с достоинством, не отводя глаз ни на секунду, и вблизи радужки его казались кусками красной яшмы. Не прозрачные, как у местных оборотней и людей — матовые, и словно бездонные.

Обветренная, исполосованная глубокими морщинами кожа выдавала в белом вербере существо, которому немало досталось в жизни. Но грубо высеченное лицо его с непривычно скошенным лбом — визитной карточкой этого вида оборотней — выглядело молодым.

Я дала бы ему не больше шестидесяти лет.

Вражеский генерал сделал еще два шага навстречу, и легкий порыв ветра убрал с плеч его густые, светлые волосы, похожие на непрозрачные стеклянные нити.

Надо же какие они интересные, необычные вблизи, эти нижние твари. И совсем не мерзкие, как бы я к ним не относилась. А относилась я к ним все лучше и лучше.

Теперь, когда нас и лагерь захватчиков разделяли несколько метров, становилось ясно, что они выделили женщинам и детям лучшие места. Их палатки располагались на самых ровных участках, неподалеку от малинников, порослей растений со съедобными кореньями. От палящих лучей их прикрывали раскидистые кроны деревьев.

На самом солнцепеке высилась палатка генерала и остатков его войска.

Как можно не уважать нижних за такое решение?

Недолго мы хранили молчание. Никто не начинал диалог первым, все поочередно присматривались друг к другу, изучали.

Наконец, белый вербер вздохнул и очень спокойным басом произнес:

— Добро пожаловать в наш лагерь. Спасибо, что приехали. Честно говоря, не знаю — имею ли право приветствовать вас на вашей земле. Но все равно приветствую.

— Ладно, церемонии излишни, — отмахнулся Рик и взял ровный, деловой тон. — Первым делом мы прокачаем будущего поединщика энергией жизни и питательным раствором с ней же, родимой. Так напичкаем, что из ушей польется, — василиск тряхнул своей аптечной сумкой и моей заодно тоже, — Затем окажем помощь остальным раненым, женщинам и детям. Сделаем все, что сможем.

— Спасибо, — кивнул белый вербер, и что-то пушистое уткнулось мне в ладонь — Мурашка отправился во вражеский лагерь вместе с нами.

Главарь белых удивленно посмотрел на кота, словно никак не ожидал от него такой смелости. Но Мурашка вышел вперед, и остановился у самых ног вражеского генерала. Тот пожал плечами, хмыкнул, крутанулся на пятках и махнул нам рукой, приглашая идти следом.

19

В поселении белых верберов, я никак не могла отделаться от ощущения, что попала на тысячелетья назад, в деревню какого-то древнего племени.

Палаточный городок запомнился надолго.

Грязь, сырость, отсутствие элементарных удобств… Мне стало очень не по себе, захотелось пригласить бедолаг домой, пустить в душ, уложить на нормальную постель, сытно накормить…

Ничего удивительного. Захватчики планировали блиц-крик с помощью перерожденных, но остались без орды марионеток, проиграли войну и «застряли» на приграничных землях.

Белые верберы спали прямо на полу— вповалку, на каких-то грязных, жестких тряпицах, едва прикрывавших холодную каменистую почву. Здесь же лежали и скалились от боли раненые.

Умывались белые верберы, мыли еду и посуду в ведрах с подозрительно сероватой водой, явно использованной уже не один раз. Тоже не мудрено. Ближайший чистый ручей располагался по другую сторону поля, на нашей земле, куда захватчики обязались не заходить. Здесь же, они умудрились вырыть несколько неглубоких колодцев, но вода туда прибывала в час по чайной ложке и ее катастрофически не хватало.

Как и пищи. Нижние оборотни коптили мясо убитых в лесу животных на углях костров. Там же запекали клубни и съедобные коренья, хотя бы так обеспечивая их очистку от земли, микробов и паразитов.

Единственное, чего у захватчиков было в избытке — так это одежды и обуви. Грубо скроенная, из плотной, жесткой ткани, она громадными сероватыми стопками высилась в углах палаток. Там же стояли набитые до отказа мешки с кожаными ботинками, сандалиями и сапогами.

Нижние явно готовились к переезду всерьез.

Рик прокачивал генерала энергией, Латифа ставила ему и остальным раненым капельницы, а Вагр оказывал первую помощь.

Заметив, что они отлично справляются, мы с Кармелией отправились осматривать женщин и детей.

Возле палаток и внутри них нас встретили унылые, осунувшиеся лица — бледные, с впалыми глазами и громадными черными синяками под ними.

От запаха сырости, пота и земли захотелось поморщиться. Но я сдержалась, из вежливости к хозяевам, из сочувствия к их положению.

Внутри палаток по большей части оставалась ребятня — лежала вповалку, нехотя играла в камушки, негромко переговаривалась. Лишь некоторые возились снаружи, но как-то вяло, без настроения, скорее по привычке.

Женщины шустрили неподалеку от своих временных жилищ. Готовили еду в громадных закопченых котлах, грели и кипятили воду, стирали белье в гигантских металлических чанах. В каждый такой котел или чан мы с Кармелией и Латифой поместились бы целиком.

Когда мы подошли к первой палатке, две молодые, богатырского телосложения верберши как раз возвращались из леса с корзинками. Их второпях сплетенные из ветвей тары были до краев наполнены толстыми, белыми и оранжевыми кореньями. Белые по вкусу напоминали сладковатую картошку, оранжевые — морковь.

Навстречу им поднялась пожилая женщина, возможно, ровесница Маллеса, с редкими бело-серыми волосами, собранными в тугой хвостик и очень загорелым, вдоль и поперек изрезанным морщинами лицом. Она взяла корзинки, и принялась зарывать добычу в угли. Ее босые стопы, еще вполне аккуратные, без ужасных шишек из-за отложений солей, казалось, совершенно не чувствовали жара.

— Тетя доктор? А вы поможете моей сестренке? — низкий, но чистый детский голосок заставил меня обернуться вправо. Там, среди толпы таких же ребятишек — чумазых, в мешковатой одежде, с голодными глазами, стоял долговязый парнишка, лет тринадцати. Ершик темно-стальных волос, топорщился на круглом черепе. Большие, темно-кирпичного оттенка глаза смотрели с надеждой.

— Конечно, поможем! — ответила я, запоздало ругая себя за поспешные обещания. Два года Рик учил никогда не обнадеживать пациентов до тщательно осмотра, анализа состояния. И вот — первое, тяжелое испытание — и все тренировки насмарку.

— А моей маме? — тут же выскочила из толпы ребят конопатая девчушка, лет одиннадцати. Ее косматые черные волосы, рассыпались по худеньким плечам, накрыв спину до талии.

«А меня посмотрите!» «Помогите моему брату!» «Можно вас попросить…» «У нас бабушке плохо…»

Со всех сторон посыпались на нас с Кармелией детские просьбы.

— А ну-ка! Тихо! — прибежали в палатку четыре верберши. Мы видели, как они размешивали что-то в громадном котле у костра. Плечистые, с крепкими, мужиковатыми фигурами, но очень красивой, округлой грудью и длинной шеей женщины в мгновение ока отогнали от нас детишек и построили их.

Теперь ребятня подходила по одному. А пока ждала своей очереди, с ней играл неутомимый Мурашка. Позволял себя гладить, мурлыкал и фырчал, прятался и находился, умильно подставлял пушистое пузико и вылизывался. Я всегда знала, что коты способны найти подход к любому, особенно — к детям.

Ребятишки оказались в сносном состоянии, большая часть их мамочек, сестер и даже бабушек — тоже. Только не беременные. Около двадцати пяти женщин, на разных сроках едва передвигались, чуть ли ползали на четвереньках. И за ними неизменно тянулся тонкий буро-алый след — ни одна не избежала кровотечений.

При беглом осмотре, мы с Кармелией обнаружили, что беременные очень истощены, у многих отказывают почки, поджелудочная, щитовидка, большинство — на грани выкидыша.

— Будем госпитализировать, — заявила я так, словно заняла место Рика. Но почему-то и мысли не возникало, что василиск откажет. Только не такой гуманист, как он. Рик выделил треть стационара для вражеских воинов. Неужели он не поможет беременным женщинам?

Кроме них, я решила забрать в больницу еще трех детишек. Семилетку, с явной лихорадкой, пятнадцатилетнего парнишку с отеком Квинке — одним из самых сложных последствий аллергии, когда тело раздувается, как резиновый мячик. И пятилетнюю малышку, с раздробленной ключицей. В таких случаях одним вливанием жизненной силы и тугой повязкой не обойтись. Нужно по крупицам соединить кости. А проводить такую операцию на закрытом переломе в грязи походного городка, не представлялось возможным.

К моменту, когда мы с Кармелией вышли из последней палатки с женщинами и детьми, ноги подкашивались, икры взрывались от боли, а голова гудела как чугунный котел.

Мы вынырнули в поле и ахнули — наступила глубокая ночь. Мы провозились во вражеском лагере больше суток!

Вот почему мы с Кармелией четырежды перекусывали сушеной рыбой, мясом и хлебом — нашим традиционным сухим пайком для выездов. Обычно я никогда им не пользовалась. А сегодня мы с маргонкой уничтожили все подчистую. Только сладкие батончики и кексы отдали детворе.

Ребятишки уплетали лакомство за обе щеки, делились со всеми, и на душе потеплело.

Ноги укутывал старый знакомый — сиреневый туман, ложился вокруг палаток словно диковинный цветной снег. Собирался возле костров, и рыжие локоны пламени подсвечивали его оранжевым.

Звезды уже завели в небе свои чудные хороводы, убывающие Луны становились все ярче.

Солнце перестало нещадно палить, но жара почти не спала.

— Тоже потеряли счет времени? — окликнул нас Вагр, выходя из воинской палатки.

— Мы забираем тяжелых и едем домой, — ободряюще крикнул Рик, показываясь следом за драконом.

…

Шейман и четверо самых крупных, явно неплохо пролеченных и прокачанных энергией жизни белых вербера погрузили больных в специальный отсек машины.

Генерал пружинистой походкой вышел провожать нас.

Он больше не выглядел больным и усталым, совсем не хромал и без усилий орудовал раненой рукой. Грузный, массивный вербер двигался легко, гибко, почти как наши вертигры.

— Спасибо вам, — сказал он только, и когда мы все, включая Мурашку, запрыгнули в машину, добавил: — Я жду вашего поединщика. Обещаю, что он не погибнет в этой схватке.

Звучало так, словно он клялся. Вагр выглянул из машины, окатил белого вербера удивленным взглядом. Рик поддернул дракона назад, в кабину и высунулся из дверей сам.

— Спасибо, я понимаю, — произнес с благодарностью. Генерал кивнул, почти отдавая честь, двери захлопнулись, и машина взмыла ввысь.

— Чего тебе вздумалось играть в благородство? — недовольно проворчал Вагр, усаживаясь рядом с притихшей Кармелией. — То же мне! Он типа нашего воина пощадит!

— Ты не понял, — устало и тихо произнес Рик. — Он поклялся, что даже ради спасения собственной жизни не будет убивать нашего поединщика. По-моему это вызывает уважение.

Вагр пожал плечами, проворчал что-то о безумных клятвах нижних и о том, что не зря «желтый дом» зовется желтым — немытая шерсть белых верберов как раз такого оттенка. Добавил про то, как низко надо поклониться захватчикам за обещание не убивать, и замолк, потому, что Рик ничего не ответил.

Я посмотрела на василиска, и на лице его крупными буквами читалось — Рик уже знал — кто выйдет сражаться против белых. И это явно вербер, и мы его наверняка знаем.

— Маллес? — удивилась я.

Рик вскинул бровь и уставился непонимающим взглядом.

— Они хотят выставить против белых Маллеса? — уточнила я.

Вагр обернулся, голова Шеймана высунулась между нашими с Риком сиденьями, Кармелия приподнялась, глядя на нас через спинку своего кресла, а Латифа затихла.

Мурашка запрыгнул на кресло рядом со мной, свернулся калачиком и, как ни в чем ни бывало, закрыл глаза, погружаясь в дрему.

— Да ладно! — воскликнул Вагр и рубанул руками по воздуху. — Не может такого быть!

— Не может, — согласился Рик. — Они планируют выставить Раттибора.

Я вспомнила этого курчавого громилу. Он не выглядел таким же массивным, громадным, как некоторые верберы, но силой и ловкостью превосходил многих. Вспомнилось мне и то, что именно с Раттибора — с провозглашения его альфой приграничного племени — и начались наши приключения. Тогда рухнул без сознания пораженный нижней магией Маллес и… все закрутилось. Круг замыкался, и в этом я видела нечто вроде провидения.

Почему-то от мысли, что именно Раттибор представит нас на поединке, в душе разлилось удивительное спокойствие. Я не желала поражения нижним. Не хотела прогонять их туда, откуда женщины и дети пришли настолько измученными, истощенными.

Но почему-то казалось неправильным, если генерал ихней орды победит нашего воина.

Тогда я еще не понимала — отчего, не взирая на все противоречия, внутри зреет и укореняется уверенность, что все закончится хорошо. Для всех, и для нижних, в том числе.

Лишь позже, на следующий день, после поединка я наконец-то расшифровала послание шестого чувства.

…

Уже через несколько минут после отбытия из вражеского лагеря меня сморило.

Я легла на колени Рика, и отключилась.

Спокойствие, ощущение, что впереди нас ждут хорошие времена, совершенно расслабили, и сон пришел на удивление глубокий.

Я пропустила все. Как машина подлетела к больнице, как выгрузили тяжелых, детей и беременных, как Рик перенес меня в свой автомобиль, и как мы добрались домой.

Проснулась я уже в нашей с василиском кровати, рядом с Риком. Метнула быстрый взгляд на часы и пораженно заморгала — пунктирные цифры сообщали, что уже двенадцать дня.

— Ри-ик! — воскликнула я, вскакивая с постели, чувствуя, как сердце припускает все быстрее, а в голове — полная сумятица, — Мы пропустили дежурство? И схватку?

Василиск открыл глаза, сладко зевнул и уложил меня назад.

— Успокойся, Сами. Схватка будет в два, а дежурство нам обменяли — на дневное. За почти суточный выезд. Просто некоторые… хм… проспали все новости… Послезавтра вернемся в колею. Но ты права! Вставать надо побыстрее. К полвторого нас ждут в больнице. А в два — знаменательный поединок. Вставай, я согрею завтрак.

Мы выбрались из постели почти одновременно, но, как и прежде, мне было не угнаться за василиском.

Вот когда еще раз поблагодаришь судьбу за несколько ванных комнат в доме!

Пока принимала душ и приводила себя в порядок, Рик уже пожарил нам омлет и заварил чай.

А ровно к полвторому машина василиска опустилась возле больницы.

Неподалеку от дверей то ли ждал нас, то ли нежился на солнце Мурашка. Стоило приблизиться, кот потерся о ногу и зафырчал. Я потрепала пушистую голову, почесала за ухом, и Рик хмыкнул:

— Скоро нам придется спорить за твои ласки, — приобнял за талию и открыл дверь.

Приемное отделение почти пустовало. У регистратуры мялся вертигр с проткнутой проволокой шеей. Тонкий металлический прут прошел насквозь, но кровотечения не было, значит либо главные артерии не задеты, либо пережаты самим прутом.

Сзади подскочила Латифа, приветствуя меня улыбкой и кивком, а Рика — уважительным взглядом.

Видимо, верлису тоже поставили в дневную смену. Не мудрено — вчера она вместе с нами с темноты до темноты пахала в лагере захватчиков.

Дежурная медсестра из регистратуры вызвала к вертигру Иссиду Говейн — маргонку и замечательного хирурга. Работая в разные смены, мы с ней почти не пересекались. Но в первое свое дежурство, я как раз застала затяжную операцию Иссиды. Она вытаскивала колючую проволоку из тела вербера — разматывал клубок, на что-то отвлекся, споткнулся и упал.

Меня потрясло — насколько точно, профессионально работала Иссида, не смотря на то, что уже выстояла целую смену.

Худенькая, как тростинка маргонка, с кожей цвета кофе с молоком почти мгновенно показалась в коридоре, со стороны ординаторской. Ее густые рыжие локоны, как и в нашу первую встречу, были собраны в длинную косу. В ушах поблескивали оранжевые гвоздики, перекликаясь с голубыми глазами.

— Рик, приветствую. Сами, добро пожаловать! — маргонка кивнула, улыбнулась и подошла к пациенту. В дверях показалась курносая верлиса, держа на весу ладонь, истыканную стеклами — наверное, упала на них. Кровь пропитала закатанный рукав ее зеленого платья, чуть выше колен. Кап-кап-кап… Пол окропили морковные кляксы.

Я хотела рвануть к пациентке, но ее перехватил другой врач дневной смены, черноволосый верпантера — кажется, его звали Тайзер Мранди. Гибкий и сильный, выше меня всего на полголовы, он подскочил к верлисе быстрее, чем я развернулась. Кивнул, окатив нас с Риком восхищенным взглядом глубоких, как море, изумрудно-голубых глаз и повел пострадалицу в первую смотровую.

Рик внимательно посмотрел на Латифу.

— Всем дали негласное указание как можно меньше нагружать нас сегодня, — ответила на незаданный вопрос верлиса, ткнув пальцем в потолок — намекала, что «указания» поступили даже не из больницы, от властей. — К тому же, поединок скоро.

Рик хмыкнул, обнял меня покрепче — словно почувствовал, как холод пробежал вдоль моего позвоночника при упоминании о решающей схватке.

— Я заметил, что нас берегут. Всегда бы так, вообще могли бы даже высыпаться и жить припеваючи, — съязвил василиск.

…

Энергоэкран уже горел на всю стену.

Древная смена и впрямь была загружена гораздо меньше ночной. Наверное, в это время большинство местных работали, и попадали в переделки уже после, возвращаясь домой.

Почти все сотрудники больницы — от санитаров до врачей прильнули к экрану, пришли и пациенты — все, кто мог ходить. И даже нескольких лежачих привезли на каталках соседи.

Генерал белых верберов появился в поле за пятнадцать минут до назначенного часа, а без пяти два рядом с ним опустилась черная машина.

Из нее выскочил бодрый Раттибор, явно тоже прокачанный энергией жизни «по самые гланды».

Рядом с громадным нижним оборотнем он походил на кунгфуиста возле боксера. И все же в каждом движении Раттибора чувствовалась огромная сила и незыблемая уверенность. С такой же он шел на схватку за должность вожака.

Секунду или чуть больше поединщики просто смотрели друг на друга — оценивали, испепеляли взглядом. И обратились. Я даже не поняла — сбросили ли они одежду, или просто порвали во время смены ипостаси.

Только джинсовый сугроб остался позади Раттибора, да горка серо-белой ткани чуть подальше — от Генерала.

Мы так и не узнали его имени. И я вдруг подумала, что это неправильно. Словно мы обращались с белыми верберами, как с животными… Даже хуже. Ведь каждый кот возле больницы имел имя.

Бурый медведь с черными пятнами на голове и ушах не выглядел настолько меньше белого, как Раттибор в сравнении с генералом.

На заднем плане высыпали из палаток стражи перекрестья и множество белых верберов. По сравнению даже с одним районом перекрестья их было ь ничтожно мало, но сотен пять нижних оборотней к нам прибыло точно. Правда, в основном — женщины и дети. Большинство мужчин либо погибли, либо лежали ранеными в госпиталях и больницах. Более-менее живых и здоровых осталось не больше семи-восьми десятков, если я правильно сосчитала. Не густо.

Некоторое время поединщики просто кружили друг вокруг друга, нагнетая атмосферу, действуя противнику на нервы. Наконец, белый хрипло зарычал, Раттибор утробно вторил, и звери бросились друг на друга, покатились по смятой траве.

Нижний оборотень навалился на нашего, придавил, попытался дотянуться до шеи клыками. Какую-то долю секунды казалось — вот-вот его мощные челюсти сомкнутся на горле Раттибора, и поединок закончится — быстро и разгромно для перекрестья. По холлу больницы разнеслись испуганные возгласы.

Бумц… бамм… медсестра-верпантера уронила поднос с инструментами.

Две другие — верлисы бросились помогать ей убираться.

Но переживали мы преждевременно. Раттибор ловко увернулся, пихнул противника в живот — всеми четырьмя лапами одновременно. Белый не отлетел, как любой другой вербер. Лишь немного отстранился. Но этого хватило, чтобы Раттибор выкатился из-под него и вскочил на ноги.

Генерал нижних не медлил тоже. Пружинисто подпрыгнул и метнулся к Раттибору, пытаясь нанести сокрушительный удар лапой в голову. После такого сотрясения не миновать, уж я-то знаю. Но Раттибор не зря победил тогда, в схватке с лучшими верберами перекрестья и своего мира. Он увернулся также легко, как уворачивается кунгфуист от замаха сумоиста.

Отскочил, пригнулся и… врезал лапами по ногам противника.

Любой другой после такого удара рухнул бы как подкошенный. Но белый лишь покачнулся, отступил, еще и еще, восстанавливая равновесие и, не давая противнику опомниться, выдохнуть бросился на него снова.

Раттибор отскочил в сторону, пропуская атаку разъяренного белого вербера, и прыгнул ему на спину. Генерал покачнулся, завалился на бок, и нам почудилось — вот сейчас челюсти Раттибора сомкнутся на горле захватчика.

В холле воцарилось звенящее беззвучие, готовое взорваться восторженными криками.

Но не тут-то было.

Белый вербер сжался пружиной и выпрямил правые лапы. Толчка хватило, чтобы Раттибор не дотянулся до шеи врага. Следующим движением, генерал перевернулся на спину и пихнул противника уже всеми лапами.

Раттибор отскочил назад, чтобы не упасть и приземлился точно на лапы.

Становилось ясно — быстро бой не закончится. Поединщики друг друга стоили.

Еще некоторое время они атаковали, лавировали, толкались, сцеплялись мертвой схваткой и снова расходились. Невредимые, но сильно уставшие, верберы кружили друг вокруг друга снова, хотя прошло уже больше двух часов.

Я даже не заметила, как пролетело время. В приемном появилось всего два пациента. Мальчик-верпантера с обожженным ухом — кажется, неудачно пользовался зажигалкой или запускал фейерверки и тучная верберша со сломанным пальцем. И опять нас с Риком опередили — не дали заняться больными.

Что ж. Я чувствовала лишь благодарность. После сумасшедших смен последней недели и вчерашнего полевого выезда мы и, правда, заслужили немного отдыха.

Бой тянулся еще три часа. И ближе к концу оба вербера едва держались на ногах. У Раттибора была рассечена рука, а у генерала — на спине зияла рваная рана.

Мы прильнули к экрану, глядя, как неловко махаются поединщики, как пропускают удары и валятся на смятую траву, вновь окропленную красным.

Толпа белых верберов застыла. Малышня, лет четырех-пяти перестала носиться и дергать взрослых. Даже самый маленький член племени — двухлетка, едва стоящий на ножках, прижался к маме и затих.

Закончилось все быстро, но неожиданно для всех.

Поединщики собрались с силами, тяжело опустились на четыре лапы и бросились друг на друга.

Встретились, покатились по траве и спустя несколько минут, когда клубок тел остановился, мы все ахнули.

Поединщики вцепились друг другу в шеи. Оба, одновременно.

Из ран лениво потекла кровь. Верберы застыли, не зная, что делать дальше.

Некоторое время они медлили, не вгрызаясь в чужую плоть окончательно, в ожидании помощи.

Наконец, на поле опустилась громадная, белая машина — туда поместился бы весь персонал нашей больницы и даже половина пациентов стационара. Из авто вышли уже знакомые нам вожди племен перекрестья.

Маллес выступил вперед, махнул белым флагом и провозгласил:

— Ничья! А ну разойдись!

Поединщики расслабились и откатились в разные стороны.

Белый медведь тяжело поднялся на ноги — его качало от усталости, обратился и спросил только:

— И что же теперь с нами?

На его осунувшемся лице читалась готовность принять любой исход.

Белые верберы у палаток в ужасе уставились на Маллеса, встревоженно зашептались, кивая в его сторону. Двухлетка заплакал, шмыгая в мамино платье.

Захватчики боялись, что их отправят назад, в нижние миры, умирать.

— Граждане перекрестья! Братья и сестры, соседи и друзья! — голос Маллеса пронесся по полю, и мы все знали — каждый местный житель прильнул к энергоэкрану, слушая речь вожака среди вожаков. — Мы приняли решение. Белым верберам можно остаться на перекрестье, поселиться здесь, на приграничных землях, отгороженных от наших, основных городов и поселков горной грядой. Возле нее, за ней и чуть дальше уже выставлены пограничные посты, сотканы охранные заклятья всех видов. Если хоть один белый вербер покажется там, смерть ему. Будь то ребенок, женщина или еще кто-то. Но мы оставим будущим соседям все необходимое для жизни. Поможем отстроить приемлемые жилища, проведем воду и снабдим энергией.

Здесь же мы оставим несколько устройств связи, чтобы жители резервации могли вызвать наших медиков и даже воскрешателей. Вы согласны? — вопрос к генералу захватчиков казался излишним, формальным.

По тому, как расслабились и заулыбались мужчины, женщины и дети нижних, по тому, как посветлело лицо главаря, было ясно — никто не возражает. Двухлетний малыш затих и прижался к маме.

— Сегодня же вечером мы пришлем рабочих для отстройки поселка, — продолжил Маллес. — Вы же должны представить нам совет вождей. Не одного, военначальника, а нескольких альфа-оборотней, к которым мы будем обращаться в случае необходимости.

Генерал кивнул и произнес:

— Спасибо. Мы принимаем условия и благодарим вас за все.

Маллес вернул кивок, остальные вожди поддержали его.

Вожаки среди вожаков вернулись в машину, Маллес помог Раттибору залезть туда же, и белая громадина взмыла ввысь.

Генерал поднял руки в воздух и заорал во всю глотку — так, как, наверное, кричала нижняя орда в дни побед. Белые верберы подхватили, и по полю пронесся восторженный крик. Крик новых жителей перекрестья. Пусть пока отчасти бесправных, но уже членов нашего сообщества.

Эпилог

— Та-ак! Дракона в десятую операционную. Неразлучников — в пятую. Мы с женой придем лично. Аннарзия и Раллем — на выезд к белым верберам. Там ребенок упал в ущелье. Друзья пытались его спасти и тоже угодили в западню. Ваша задача помочь спасателям вытащить ребят, и оказать помощь на месте. Судя по всему у двоих сломан позвоночник, значит, везите срочно сюда. Всем ясно?

Я смотрела, как муж командует в больнице и думала, что наша жизнь не изменилась, разве что стала немного лучше, веселее и гораздо счастливей.

Через месяц после знаменательной схватки Раттибора с Ронаном — главарем белых верберов, мы с Риком поженились.

Вся больница гуляла на свадьбе, а дежурные сменяли друг друга, уходя с корабля на бал и обратно.

По счастью, никаких серьезных происшествий в тот день не случилось. Пациентов было немного, будто сама судьба благословляла нас, позволяя немного расслабиться в самый прекрасный день нашей жизни. Моей так точно.

А потом все закрутилось снова.

Мне выдали диплом, и даже не Рик — власти перекрестья официально назначили меня помощницей главврача.

Никто не возражал, никто не сомневался во мне как в специалисте.

А спустя еще полгода Кармелия наконец-то нашла дорожку к сердцу Вагра. Долгое время он сторонился маргонки, но девушка не сдавалась. Помогала в лаборатории, была на подхвате, приносила ученому домашнюю еду. И сердце дракона понемногу начало оттаивать.

На знаменитой равнине «нижних верберов», как прозвали ее в народе, раскинулся новенький коттеджный поселок.

Одноэтажный, белокаменный он сразу выделялся на фоне зеленых лесных чащоб и золотистых полевых колосьев.

Вокруг раскинулись сады. Плодовые деревья зацвели, не дожидаясь весны, и заплодоносили быстрее положенного — Вагр постарался со своими знаменитыми зельями.

В резервацию доставляли еду, инструменты и все, что нужно для жизни.

Взамен белые верберы заготавливали блюда из кореньев, поставляли в рестораны и кафе свежую дичь и даже рыбу из одного горного озера. Она стала настоящим деликатесом.

Постепенно жизнь на перекрестье налаживалась.

Все понимали, что нам еще долго придется приспосабливаться, учиться сосуществовать бок о бок с теми, кто убил немало дедов и прадедов жителей перекрестья. Осознавали, что далеко не все и не сразу примут белых верберов как соседей, начнут относиться к ним хотя бы без гнева и неприязни. Но все это дело наживное.

Я же была безумно счастлива со своим василиском.

Словно поймав мои мысли, Рик подскочил, обнял, крепко поцеловал в губы, так что стало горячо, томно и захотелось гораздо большего, прямо тут и сейчас.

Василиск напрягся — возбужденный, каменный. Гон миновал, но страсть его ко мне не утихла. Рик вздохнул, чмокнул в щеку и отстранился:

— Ну что ж! Идем спасать неразлучников! На то мы и воскрешатели! — объявил бодро и потянул меня в пятую операционную.

Сзади засеменили Латифа с Гортензией. Маргонка тянула тележку с инструментами, верлиса — тележку с целой горой пакетиков донорской крови, питательного раствора, антибиотиков и снотворного.

Я обернулась и снова почувствовала, что именно здесь всегда было мое место. Ну пусть не всегда, но теперь уж точно.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg