«Черная звезда на счастье»

Черная звезда на счастье (fb2) - Черная звезда на счастье (Горианские истории - 2) 1171K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лина Люче

Черная звезда на счастье.

Лина Люче.

Телепатическая планета содружества «Горра». Планетарная столица.

Микея.

Равномерный гул транспортера едва не усыпил ее, невыспавшуюся и порядком издерганную. Неделя выдалась адской, худшей в ее жизни. Хотя ощущения подсказывали — то была совсем другая жизнь, а теперь начиналась новая. И продлится эта новая, тоскливая жизнь в лучшем случае год. В худшем — три. Все зависит от ее поведения, сказал судья. И от отзывов ее начальства.

Микея никогда не думала, что она способна на преступление. Даже когда совершала его, это казалось больше шалостью, чем серьезным правонарушением, за которое могут судить и наказать. Но все обернулось хуже некуда. До сих пор при одном воспоминании о разговоре с отцом хотелось плакать. Она опозорила не только себя, но и его, и маму. То, что осудили ее не в одиночку, а вместе с двумя друзьями, нисколько не облегчало ее совесть.

Она, к тому же, перестала считать Навию и Омкана друзьями после всего происшедшего — они оказались не теми, за кого Микея их принимала. К счастью, суд определил им разные места отбывания наказания, и хотя бы видеть их ей теперь не приходилось.

Молодая горианка опустила глаза на свои руки, которых теперь не узнавала. За неделю их почти полностью покрыли мелкие царапины, мозоли и даже химические ожоги — пару дней назад она сдуру забыла надеть перчатки прежде, чем использовать средство для чистки декоративного камня в душе. Другие уборщики, которые летели с ней в транспортере, не выглядели так ужасно — они привыкли к тяжелой работе и рваному графику. И уж конечно они знали, как пользоваться щетками и губками, не ломая ногтей и не травмируя себе кожу.

Ее начальница, Дивия эс-Эрте, казалось, не имела ни капли жалости. Даже зная, что Микея не проходила курсов обучения уборщиков, она пальцем не пошевелила, чтобы помочь ей. В первый день, правда, она прилетела вместе с ней в ту квартиру, которую надо было убирать, но вела себя очень грубо. По сути, она просто каждую минуту одергивала ее за то, что Микея делала не так — а она делала не так абсолютно все. Правда, к концу дня, когда ее спина разламывалась, руки немилосердно болели, а в глазах темнело от усталости, она приобрела несколько полезных навыков, благодаря замечаниям эс-Эрте.

Но как же тяжело было сдержаться, чтобы не броситься на нее и не выцарапать глаза, а молча перенести все это издевательство. Дивия перемещалась по помещению следом, ничего сама не делая — по сути, Микея целый день ползала у нее в ногах, выполняя отрывистые команды и указания, словно была дрессированным животным. Крылатая горианка в ногах у бескрылой, телепатически неполноценной, плохо образованной уборщицы — Микея готова была поклясться, что эта женщина просто самоутверждается за ее счет, хотя и не могла проверить — ее собственные телепатические способности еще минимум на год были завешены глухим блоком по тому же приговору суда. Это, пожалуй, было самой жестокой частью наказания — Микея чувствовала себя глухой и слепой, и от этого хотелось выть.

На следующий день Микею отправили на работу одну. Оказавшись в огромной квартире ранним утром, чувствуя себя разбитой, с ломотой во всем теле, девушка все же чувствовала радость: сегодня ей хотя бы не придется, как вчера, выслушивать грубые окрики. Вот только уже через час, с ожогами на обеих руках, она осознала, что в окриках была своя прелесть — накануне, по крайней мере, эс-Эрте напомнила про перчатки. Больно было так, что полчаса Микея могла лишь держать руки под холодной водой, сглатывая слезы. А потом пришлось спешно завершать работу и накрывать на стол к завтраку, чтобы испариться до того, как хозяин квартиры проснется.

Ее график весь состоял из таких «окон» — она должна была приходить к определенному времени и вовремя уходить, чтобы не путаться у хозяев под ногами, а потом возвращаться снова. До приговора суда Микея никогда не думала о людях, которые убирали ее собственную квартиру — лишь принимала как должное результаты их работы. Теперь ее жилье, вероятно, никто не убирает — оно опечатано до конца срока обязательных работ на Службу уборки. Теперь она жила в общих домах, на окраине столице. В самом бедном районе, куда раньше никогда не заходила.

Когда ей сказали, что в ее обязанности войдет уборка лишь одной квартиры — Микея воспряла духом. Когда же увидела ее и поняла, что нужно делать — впала в отчаяние. Во-первых, помещение оказалось огромным. Оно располагалось так близко к окрестностям Сезариата, что можно было предположить — жилье какого-то советника или чиновника высокого ранга. Но этого ей знать не полагалось, как и видеть хозяина. Первое правило — никогда не мешать и не попадаться на глаза. За его сознательное нарушение полагался крупный штраф, а в ее случае это могли быть недели дополнительной работы.

Во-вторых, девушка раньше и не предполагала, насколько тяжелой может быть добросовестная уборка. Она думала, что мытье полов — это просто разок пройтись тряпкой, ничего сложного. Оказалось, это и ползание на коленях, и отскабливание чего-нибудь липкого, а еще приходилось постоянно двигать мебель с место на место и обязательно оставить все, как было. К счастью, хозяин в квартире был всего один, без семьи, и мусорил не много.

Каждый день Микея чередовала помещения, в которых убиралась. Постоянное внимание ее было сосредоточено только на ванной и столовой. В спальне кровать всегда была убрана, в кабинете тоже порядок, поэтому профилактическую уборку этих помещений приходилось делать не каждый день, как и других — лоджии, взлетных площадок, гостиной и… комнаты для слияний.

Рано или поздно туда зайти все равно придется, подумала Микея, стоя в гостиной на четвертый день. Она уже убрала каждое помещение как минимум по разу. Комнату для слияний положено было проверять каждый день, как и ванную, и в первый день эс-Эрте туда заглянула, но практически тут же закрыла дверь:

— Он ею не пользуется, — сказала она. — Проверяй, но убирать можно раз в неделю.

И все же Микея не проверяла. Даже зная, что ей может здорово влететь, она все никак не могла решиться зайти туда. Всю жизнь это было запретное место — она была уверена, что впервые пересечет его порог только в доме своего будущего мужа, в день своего первого слияния. Все ее существо сопротивлялось тому, чтобы зайти в эту комнату, принадлежащую, к тому же, незнакомцу.

«Какого дьявола, тебе двадцать пять лет», — сказала себе она, остановившись возле двери, и решительно толкнула дверь. Быстро шагнув вперед, Микея сбилась с дыхания. Темнота, тишина, пряный запах ароматизаторов — беспримесная свежесть. Ни одной нотки человеческого запаха — нежилое, неиспользуемое помещение. Здесь явно никого не было ни вчера, ни много дней до этого. Прерывисто выдохнув, она ударила рукой по выключателю, выкрутив свет на максимум. И принялась за уборку.

Очищая мягкой щеткой четвертый по счету диванчик, она невольно начала проклинать про себя хозяина этой огромной комнаты: зачем столько диванчиков, если ими не пользоваться? Зачем ему вообще эта комната, когда он явно не женат и…

Отдаленный, но отчетливый хлопок входной двери заставил ее застыть и примерзнуть к тому месту, где она находилась. В следующую секунду Микея выдохнула: конечно, это эс-Эрте пришла проверить. Хозяин вряд ли мог вернуться в середине рабочего дня. Надо выйти и показаться начальнице — тем более что ей все равно нужно было набрать немного воды в ведерко.

Оставив щетку возле диванчика, Микея прихватила ведро и вышла в коридор. И всем телом вздрогнула, когда столкнулась нос к носу с мужчиной, как раз проходившим мимо. Ошеломленно отшатнувшись, девушка испуганно прижалась к двери, но та, как назло, не до конца закрылась за ее спиной и поддалась, заставив девушку потерять равновесие. Вскрикнув и взмахнув ведром, Микея начала падать, и тогда незнакомец — по-видимому, хозяин квартиры, бросился вперед, поддержав ее за локоть. К несчастью, этот галантный жест стоил ему чистой одежды, на которую выплеснулась вода из ведра.

— Ох, эсте, простите… простите меня! — выпалила она, едва придя в себя. Положение ее оказалось даже худшим, чем можно было ожидать. Она не просто попалась на глаза хозяину всего лишь на четвертый день работы — она еще и облила его грязной водой. Если он пожалуется — ей конец, наказание растянется на три года, или даже дольше. Микея подняла глаза, ища его взгляд, безмолвно продолжая умолять о прощении. К сожалению, она не могла чувствовать даже слабых отзвуков его эмоций, а на лице мужчины ничего не отражалось.

Ей пришлось сильно задрать подбородок, чтобы заглянуть в глаза — но какой толк, если ее способности заблокированы? Она не могла его почувствовать… Незнакомец возвышался над ней на пару голов, хотя его рост нельзя было бы назвать чересчур высоким. Просто такова судьба всех горианских женщин — оставаться намного ниже огромных мужчин. Находиться так близко в начале знакомства очень неловко, но выбирать в этот раз не приходилось.

Крепкая теплая рука надежно держала под локоть. Темно-серые глаза сузились, когда взгляд упал на ее крылья — но в следующую секунду он уже отпустил и сосредоточился на своей вымокшей испачканной одежде.

— Вы меня тоже, — суховато бросил он, уже не глядя на нее, и шагнул назад. А через полминуты за ним закрылась дверь в ванную.

Микея сглотнула, все еще стоя на том месте, где он ее оставил. А потом очнулась и бросилась собирать все щетки — ей следовало исчезнуть как можно быстрее. Пока он не вышел из ванной и не сменил милость на гнев. Спрятав все хозяйственные принадлежности в кладовке, Микея пулей вылетела на взлетную площадку, и через мгновение уже поднялась в воздух, активно работая крыльями. Уборщикам, конечно, положено перемещаться на транспортерах, но на этот раз ей стоило нарушить правило — тем более, в руках у нее ничего тяжелого не было.

Немного подумав, Микея плавно развернулась в воздухе и направилась в сторону кафе. По дороге она вспоминала лицо хозяина квартиры. Не советник — их всего двенадцать, и внешность каждого она помнила. Может, кто-то важный из Сезариата — но не из тех, кто мелькает на передовицах газет. Незнакомое лицо, неприметное. Не красавец — слишком узкие губы, крючковатый нос. Внимательные жесткие глаза. На вид лет сорок-пятьдесят. Вряд ли кто-то очень влиятельный — слишком молод. Откуда же такое шикарное жилье?

После обеда она не без опаски вернулась в квартиру, чтобы продолжить уборку. По расписанию хозяин не должен был оказаться дома, но и утром его не должно было быть. Открыв дверь и убедившись, что квартира пуста, Микея с глубоким вздохом направилась к кладовке. «Пожалуется или нет?» — волновалась она. Если да, то, по идее, вечером ей об этом скажут. Открыв дверцу кладовой, она протянула руку к ведру и замерла. На видном месте сверху был пристроен сложенный вчетверо листок бумаги.

Микея уставилась на него как на что-то опасное. Короткое извинение незнакомца, то, как он ее поддержал за локоть утром, были первыми проявлениями человеческой теплоты, которые ей довелось испытать за последний месяц. Обижаться на родителей за холодность и отстраненность не приходилось — она сама подвела их. Но то, как ее подставили те, кого она считала друзьями, больно ранило, а жесткий приговор суда привел в отчаяние. Все планы были сломаны, едва начавшаяся карьера полетела в тартарары. А рядом не оказалось ни единой живой души, которая могла бы поддержать.

Раскрыв записку дрожащей рукой, Микея даже не сразу сумела прочитать написанное — от страха, что там нечто резкое. Но резким оказался лишь размашистый почерк того, кто написал ей: «Простите, что напугал. Я вернулся, чтобы переодеться. Могу ли я спросить, почему вы работаете в службе уборки? P.S. Бросил одежду в стирку — посушите потом, пожалуйста».

Прерывисто вздохнув, она застыла с запиской в руках. На глаза навернулись слезы. Он разговаривал с ней как с человеком, достойным уважения. Пусть даже письменно. И даже просьба позаботиться об одежде не выглядела унизительной. Но можно ли ответить ему, не рискуя навлечь на себя гнев начальства? Он — свободный человек, мог делать, что хотел, но если ее записка случайно попадет не в те руки — ее могут наказать.

Микея свернула кусочек бумаги и убрала в карман штанов. В отличие от остальных уборщиков, она работала не в комбинезоне — потому что у нее были крылья. И именно эта деталь заставила хозяина квартиры задать ей вопрос, на который она не могла ответить и даже не знала, хочется ли ей. Пока он проявляет дружелюбие — но, вероятно, когда он узнает, что имеет дело с преступницей, уже не захочет общаться. Возможно, он даже станет возражать против того, чтобы она убиралась у него.

Цесин.

В тот день Цесин эс-Эммар просто не выспался и с утра, едва придя на работу, умудрился опрокинуть на себя стакан сока. Обычно он держал на работе запасную рубашку, но тут пострадали и брюки, поэтому пришлось лететь домой в неурочный час, чтобы переодеться.

Заметив корзину с чистящими средствами в коридоре, он хотел проскользнуть в ванную незаметно: Цесин знал, что уборщики страшно пугаются, встречаясь с хозяевами квартиры — словно это для них конец света. Причина страха не была ему известна, но вдумываться времени не находилось — и он просто старался их не смущать.

Что больше изумило его в момент встречи с девушкой, Цесин не знал: возможно, то, что юная красавица вышла из его комнаты для слияний, или ее изумительно красивые фиолетовые крылья, которые ей очень шли, несмотря на мужской цвет. Или то и другое вместе. Когда она испугалась и потеряла равновесие, он среагировал автоматически, поддержав ее. Оказавшись в результате облитым водой, эс-Эммар был близок к тому, чтобы расхохотаться, но девушка всерьез смутилась, и пришлось воздержаться. А потом, когда их взгляды встретились, настала его очередь испугаться и смутиться: ее глаза оказались невероятно красивыми, бездонными.

Когда он вышел из душа и обнаружил, что девушка сбежала, то даже испытал разочарование — так хотелось познакомиться с ней и узнать хоть что-то. Решение написать записку пришло спонтанно. Но вечером, к его разочарованию, ответа он не нашел — ни на том же месте, в кладовке, ни в какой-либо другой комнате. Цесин и сам не подозревал, как сильно, оказывается, ждал этого ответа, какое любопытство пробудила в нем незнакомка — пока не остался с носом.

Предположив, что обидел ее тем, что написал, он стал размышлять об этом за одиноким ужином. Собственно, причин для работы в службе уборки могло быть только две: какая-то физическая неполноценность, не позволяющая найти другую оплачиваемую должность, или приговор суда по уголовному делу. Работа в службе уборки — самое распространенное наказание преступников на Горре, если не считать совсем легких, вроде штрафов.

Был ли его вопрос бестактным? Возможно. Цесин вздохнул. По правде, он, конечно, не являлся гением общения. Многие считали его угрюмым и нелюдимым — но сам он знал, что бывает неловок в дружеской беседе, и проще сузить круг знакомых, чем постоянно натыкаться на чьи-то обиды. У него была пара друзей, которые давно привыкли к его характеру и прямым вопросам, а остальные его не волновали. Вот, разве что, только девушки…

Цесин не помнил, когда перестал верить во взаимную любовь. Он всегда знал, что не красавец, но ему не нужно было внимание десятков женщин — в юности интересовала лишь одна. Он был влюблен много лет, со школы. А она просто дружила с ним. Однажды он решил, что проблема лишь в том, что она не знает о его чувствах — но день, когда он решил признаться ей, стал катастрофой, и их дружба была разрушена. А через год она вышла замуж за другого.

И тогда до него постепенно начало доходить все то, на что раньше он не обращал внимания, словно зачарованный своей единственной любовью и надеждой. Все девичьи шепотки и косые взгляды в его сторону — далеко не флиртующие, а просто насмешливые. Сначала в средней школе, потом — в высшей. А позже на него так же стали смотреть студентки, которые с удовольствием флиртовали с другими преподавателями. Удивительно, но даже его крылья не вызывали у них ни малейшего энтузиазма. Как и его награды за исследования по истории горианского языка. Как и звание профессора, которое он получил в тридцать пять, став самым молодым обладателем этого ученого титула за всю историю.

Цесин не заметил, как стал желчным, язвительным. Он обладал достаточной самокритичностью, чтобы понимать, что мстит им. Ни одна красивая девушка в его классе не имела шанса получить высокой оценки, если только не пахала вдвое больше, чем другие. Он открыто издевался над ними на семинарах, нападая, словно коршун, на каждую, которая что-нибудь не доучила. Постепенно они перестали поднимать насмешливые глаза и начали его бояться. И его это устраивало. Главное, его секрет теперь был в безопасности от всех: что он сам их боится. Причем до смерти.

К юношам Цесин тоже не проявлял особой снисходительности — по правде, лень и бестолковость раздражали его во всех студентах, вне зависимости от их пола. Он заработал репутацию самого жесткого преподавателя в Высшей академии гуманитарных наук, самого безжалостного. Он мог отправить на пересдачу любого ученика — даже самого лучшего, которому просто не повезло с вопросом. «Если вы не знаете родного языка — что вы вообще можете знать?» — насмешливо осведомлялся он, едва кто-то начинал умолять и канючить. Женские слезы не вызывали в его душе никакого отклика, кроме отвращения.

Иногда студенты мстили ему — рисовали карикатуры в учебных документах, выделяя крючковатый нос и дорисовывая клыки. Однажды такую страшную картинку сделали в виде плаката и вывесили над его столом, приписав «Демон образования». Цесин узнал, кто автор картинки, нарисовал аналогичную карикатуру на юношу и отправил ему по почте вместе с сообщением о дисциплинарном наказании в виде десяти дополнительных занятий по утрам. В том году карикатур больше не было.

Цесин во многом был именно таким, каким его считали: нелюдимым, не общительным. Он больше любил сидеть за своими исследованиями в тишине, чем проводить время в шумных дружеских компаниях. Иногда ему казалось, что даже шаггитеррианки не хотят иметь с ним дело, хотя им, конечно, было все равно. Так или иначе, он редко обращался в дома удовольствий и никогда не приводил этих девушек в свою квартиру.

В его доме комната для слияний находилась лишь потому, что она там была запланирована изначально, а менять планировку у него не находилось ни времени, ни желания. Внезапно обнаружив, что кто-то заходит в нее, и убирает — неизвестно, зачем, Цесин удивился. Но он чувствовал, что не поэтому не может перестать думать о необычной уборщице — и не из-за ее крыльев — мало ли, всякое бывает. И, уж точно, не из-за ее страха — молодые красивые девушки теперь всегда его боялись. Дело было в ее глазах. Каких-то невероятных, потусторонних. И еще ему показалось, что ей нужна была защита. Как той, другой девушке из его юности.

* * *

На следующее утро Микея обнаружила новую записку. «Возможно, мне стоит снова извиниться. Я не хотел вас обижать, это просто любопытство. Хотя бы назовите свое имя. Меня зовут Цесин эс-Эммар».

Брови Микеи поползли вверх. Так вот это кто. Ее сердце заколотилось. Она достала коммуникатор и нашла в базе его фото и электронный адрес. И, боясь передумать, написала сообщение: «Эсте, это ваша уборщица. Я получила две ваши записки, но мне нельзя с вами общаться. Я осужденная. И у меня будут неприятности. Умоляю, не жалуйтесь на меня — клянусь, я не воровка. Микея. P.S. Я училась по вашему учебнику — он был самый понятный, спасибо».

Микея начала уборку, с минуты на минуту ожидая звонка от руководства, но ничего не случилось. А через час пришло сообщение на коммуникатор. «Маленькая, наша переписка не может быть незаконной — я спросил у друга, он следователь. Никто не вправе запрещать это вам. Так что не бойтесь. Я рад, что мой учебник вам помог. Что вы заканчивали? Цесин. P.S. Я не собирался на вас жаловаться и верю в вашу честность».

Микея судорожно облизнула губы. Хотелось ли ей переписываться с ним? Еще как! Ей было ужасно приятно, что кто-то верит ей на слово после всего, да и просто интересно было общаться с ним теперь, когда она знала, кто он такой. Только немного страшно случайно сделать ошибку.

«Я закончила факультет переводов в Академии лингвистики. Слышала, когда наши приглашали вас на работу — все студенты на филологии чуть со страху не умерли. Вы, правда, такой строгий? Мне показалось, что нет», — написала Микея в ответ. А потом убрала коммуникатор подальше и принялась мыть пол в его гостиной. В следующий раз она разрешила себе проверить входящие, лишь когда закончила с уборкой.

* * *

От своего друга Цесин получил не только разъяснение о переписке, но и всю открытую информацию о деле Микеи с припиской: «Очень жесткий приговор. Судья не с той ноги встал». Погрузившись в чтение материалов, Цесин убедился, что так оно и было. «Обжаловать можно?» — уточнил он коротким сообщением. «Теоретически можно, с хорошим адвокатом. Но у нее вряд ли есть деньги», — последовал ответ.

Цесин ответил девушке: «Я, правда, строгий. Но если бы мои студенты писали так же грамотно, как вы, возможно, я был бы добрее с ними».

Ответа на этот раз пришлось ждать долго. Он успел провести две лекции, прежде чем получил от нее: «Я бы хотела у вас учиться, Цесин. Наши учителя иногда не умели толком объяснять. Я приходила домой, читала ваш учебник — и все становилось ясно. P.S. Теперь я боюсь сделать ошибку — тогда вы больше не будете мне писать?»

По тонким губам Цесина скользнула улыбка.

«Я не настолько педантичен, Микея. Мне приятно то, что вы пишете. Студенты редко благодарят», — быстро набрал он и отправил сообщение.

Закончив занятия, он посвятил еще какое-то время заполнению документов, а потом собрал все и полетел домой. На этот раз он зашел в свою квартиру с особенным чувством. Ему было и приятно, и неприятно то, что его квартира убрана руками девушки с бездонными глазами. Остановившись посреди гостиной, Цесин присел на минуту и коснулся блестящей столешницы. Его взгляд скользил по чистым коврам, свежевымытому полу.

Представлять Микею ползающей здесь на коленях, с щетками и тряпками, было просто невыносимо, словно он сам мучил ее этой тяжелой работой, так не подходящей для хорошо образованного человека. Но все же ему было приятно видеть результаты ее труда как доказательство ее присутствия. Ему даже показалось, что он ощущает слабый аромат женских духов, хотя это наверняка была иллюзия. Он только сейчас понял, что после уборщиков никогда не остается чужих запахов — им, скорее всего, запрещено пользоваться парфюмом.

Поднявшись, Цесин пошел по коридору и остановился возле комнаты для слияний. И, не совладав с соблазном, толкнул дверь и зашел внутрь. Когда-то давно, еще юношей, он мечтал, что у него будет такая комната. Своя. Его и ее — той самой девушки, которую он представлял рядом долгие годы. Ее отказ надолго отбил у него охоту мечтать о чем-либо, тем более — о таких глупостях. Но вчера эта крылатая фиалковоглазая красавица вновь возмутила в нем все те мысли и мечты.

Теперь он знал ее возраст — двадцать пять, и даже насмотрелся на фотографии — симпатичная, почти красавица. Она согласилась переписываться с ним — интересно, согласилась бы она встретиться? Цесин сел на один из диванчиков и закрыл глаза, проводя рукой по бархатной обивке, на мгновение позволив себе представить, что гладит женское тело.

Ему уже сорок шесть, давно пора было подать заявку на подбор невесты. Но его всегда останавливал парализующий страх — что если его невеста посмотрит на него с таким же удивлением и насмешкой, как многие другие красивые девушки? Что если подумает — какой из тебя жених, из такого страшного и несуразного? Из нудного препода, который создан лишь для того, чтобы портить жизнь юным созданиям? Цесин и сам не знал, способен ли стать веселым и жизнерадостным для кого-то.

Он вздрогнул от звонка коммуникатора, показавшегося оглушительным в тишине, и достал его из кармана. «Что вы думаете о новых языковых правилах, Цесин? Которые собирается утверждать Совет? Я читаю сейчас и не знаю, то ли плакать, то ли смеяться», — написала ему Микея. Он немедленно улыбнулся, читая ее сообщение. После прочтения этих правил накануне его посетили точно такие же чувства.

Политика Сезариата по упрощению языка была понятна, учитывая огромное количество ошибок, которые допускали горианцы, а также начатую кампанию по подселению землян: инопланетянам чем проще язык — тем лучше. Но все существо Цесина сопротивлялось этим упрощениям, которые, по его мнению, были ничем иным, как сознательным уничтожением языка в том виде, в каком он дошел до них от предков.

«Похоже, надо плакать и смеяться одновременно, Микея. Над правилами — смеяться, и плакать над этими людьми. Завтра выйдет моя статья об этом кошмаре. Моя и еще двух коллег. Мы надеемся, к нам хоть немного прислушаются. Как прошел ваш день, маленькая?», — ответил он, выходя из комнаты для слияний. Цесин аккуратно положил коммуникатор на туалетный столик в ванной и снял рубашку, умываясь. Ему не терпелось прочитать ответ.

«Я с удовольствием прочитаю вашу статью, Цесин, спасибо, что сказали! Сегодня я убирала вашу гостиную и кабинет. Простите, если некоторые книги окажутся не на местах. Я начала протирать пыль и потом забыла, что где брала».

«Это ерунда, Микея, я сам не знаю, где у меня что. Спасибо вам. Не перенапрягайтесь с уборкой, прошу вас. Мне не нужна стерильность».

«Вы очень добрый. Я иду спать. Желаю вам спокойной ночи. Я очень рада, что познакомилась с вами. P.S. Простите, что облила водой. Вашу одежду я выгладила, она уже в шкафу».

Получив ее сообщение, Цесин улыбнулся. Добрым его, пожалуй, еще никогда не называли. Возможно, он действительно был необычно мил с этой девушкой — но она ведь другого и не заслуживала. И его неожиданно затянула переписка с ней — так, как он и сам не ожидал.

* * *

Через неделю Микея внезапно поняла, что каждое утро она встает с охотой и идет на работу почти с радостью, потому что ей приятно убирать у Цесина и одновременно переписываться с ним. Они словно подружились — насколько это было возможно по переписке. Она осмелела настолько, что иногда даже спрашивала у него в сообщениях, куда лучше положить ту или иную вещь, а пять дней спустя набралась храбрости попросить одну из книг почитать, на что Цесин мгновенно отреагировал разрешением брать любые книги в любое время.

Они даже перешли на "ты" и обсуждали в сообщениях все — от его статьи до ветреной погоды, от новостей до его работы. Цесин стал рассказывать веселые истории о своих студентах, пародируя их с таким остроумием, что Микея покатывалась со смеху, читая его сообщения. Она в ответ вспоминала истории о собственной студенческой жизни и однажды даже пожаловалась ему на начальницу.

«Мне жаль, что с тобой это случилось, маленькая. Я очень надеюсь, что скоро все закончится», — написал он. Микея прерывисто вздохнула, получив это сообщение. Они не касались в переписке ее приговора, но она знала, что это не из-за того, что он осуждает ее — просто проявляет тактичность.

«У меня сегодня тяжелый день, — написала она. — Завтра эта грымза придет проверять, как я убираюсь. Все должно быть идеально».

«То есть мне лучше вообще не появляться дома вечером, чтобы не пачкать?» — весело написал он. Следом пришло второе сообщение: «Погоди-ка. Она придет ко мне домой проверять? Без каких-либо жалоб с моей стороны?»

«Ну… это вроде обычный порядок. Я же осужденная. И, конечно, ты можешь делать дома все, что хочешь. Хотя я буду благодарна тебе, если ты сегодня воздержишься от вечеринок», — написала она с несколькими смайликами.

«А когда она придет?» — осведомился он.

«Утром. Я уже жалею, что сказала тебе. Я не подумала, что тебе это будет неприятно».

«Нет, ты правильно сделала, маленькая. Я не сержусь. Обещаю не устраивать вечеринок»

На следующее утро Микея прилетела до рассвета, стараясь сделать так, чтобы все блестело. За пятнадцать минут до времени пробуждения Цесина, указанного в его расписании, она исчезла. А после его ухода на работу вернулась, чтобы спешно прибрать все в столовой после завтрака.

Буквально четверть часа спустя появилась и Дивия, оглядевшись с таким видом, словно ожидала увидеть последствия взрыва, но все внезапно оказалось в порядке. Однако и это ее не удовлетворило, и, с поразившей Микею резвостью, старая грымза начала отодвигать мебель и перечислять огрехи: за большим диваном, который Микея не могла отодвинуть физически, обнаружилось немного пыли, внутри бара — пятнышко от вина, возможно, пролившегося накануне, потому что она его мыла изнутри позавчера.

С каждым обнаруженным пятнышком и крохой пыли ее начальница, казалось, становилась все живее и с удвоенной энергией принималась разыскивать почти невидимые глазу соринки и пылинки. Возможно, поэтому Дивия не сразу заметила, как входная дверь открылась, и появился хозяин квартиры. Зато Микея, шокированная его приходом, моментально остолбенела и приросла к полу.

— Добрый день, дамы. Я могу узнать, что здесь происходит? — таким холодным тоном, которым можно было бы заморозить, наверное, целый класс нерадивых студентов, осведомился Цесин, глядя в спину Дивии, которая все еще копалась в его баре, разглядывая бутылки.

Едва не подпрыгнув на месте, начальница Микеи резко повернулась — ее лицо вытянулось. Прижимая бутылку к груди, с испуганным лицом, эс-Эрте приобрела такой смешной вид, что Микея обязательно бы расхохоталась, не будь она тоже слегка напугана. Ведь это она была виновата в том, что происходило. Возможно, она чересчур разоткровенничалась с ним, но с чего она решила, что Цесин будет на ее стороне? Возможно, он пришел лишь потому, что ему неприятно все происходящее: и осужденная в его доме, и проверки, а все из-за нее. Так не проще ли ему будет пожаловаться на все скопом и избавиться от Микеи раз и навсегда?

— Э… а… мы из службы уборки, эсте, — сказала Дивия таким голосом, что Микее даже стало ее жалко — рядом с Цесином ее начальница растеряла все свое величие, самодовольство и даже простое человеческое достоинство.

— Тогда почему я не вижу, чтобы вы убирались?

Цесин сверлил Дивию взглядом и — Микея была готова поклясться — по поверхности сканировал эмоции. Та побледнела и стала мямлить нечто невразумительное про плановую проверку, на что хозяин квартиры указал ей на дверь:

— Вы не будете проводить никаких проверок у меня дома. Оставьте свое имя, чтобы я мог написать жалобу, и немедленно уходите.

Его голос был таким жестким, что Микея поежилась. Она прерывисто вздохнула и стала собирать все моющие средства, чтобы сложить все на место и исчезнуть следом за Дивией. Но Цесин неожиданно закрыл дверь за ее начальницей на замок и повернулся к ней:

— Оставь это. Пожалуйста, — совсем другим, очень мягким и спокойным голосом сказал он. Микея послушно оставила на полу ведро со спреями, гелями и щетками и выпрямилась, заглянув в его глаза. Он смотрел на нее с интересом, изучая с ног до головы. У Микеи тоже было время, чтобы разглядеть его теперь в деталях. Лицо, показавшееся ей неинтересным с первого взгляда, теперь выглядело совсем иначе, после такой долгой переписки с его обладателем.

В серых умных глазах она заметила искорки смеха, в изгибе тонких губ — ироничность. Линия скул и подбородка отражали жесткость его характера, но что-то в том, как он смотрел на нее, успокаивало. Его удлиненная стрижка — если это когда-то можно было назвать стрижкой — придавала его виду какую-то несуразность, неаккуратность, одновременно смягчая его. Темные пряди беспорядочно падали на лоб. Но зато одежда его блестела идеальной чистотой и сидела на нем почти безупречно, без единой складки — Цесин явно принадлежал к числу тех людей, которые одним своим видом придают элегантность любому одеянию, даже самым обычным брюкам и рубашкам.

Под его внимательным взглядом ее щеки порозовели — она знала, что он видит перед собой неаккуратно причесанную и одетую девушку — она уже с утра излазила всю его квартиру вдоль и поперек. Ее фиолетово-розоватые волосы были разлохмачены, лицо не знало нормального ухода больше месяца и тоже выглядело не лучшим образом. Не говоря уже о мешковатой рабочей одежде и изуродованных водой и мылом руках, которые хотелось спрятать за спину. Она не хотела встречаться с ним вот так. Ей мечталось — только мечталось в самых глупых мечтах — что они встретятся уже потом, когда она не будет приговоренной и сможет сходить перед встречей в салон красоты, и надеть красивый линос, и ее руки будут снова нормальными женскими руками с аккуратным маникюром и нежной кожей.

— Прости меня, — пробормотала она, опуская глаза.

— За что? — тихо спросил он.

— Не знаю… я чувствую себя виноватой во всем этом…

— Нет!

Он порывисто шагнул к ней, и Микея инстинктивно сделала шаг назад, удивленно посмотрев на него.

— Маленькая, я просто… просто хотел ей помешать мучить тебя. Пожалуйста… ты можешь присесть? — предложил неожиданно Цесин, и Микея удивленно приложила правую руку к груди:

— Ты… пришел ради меня?

— Звезды ярчайшие… ну конечно, ради тебя. Неужели ты думаешь, я пропустил лекцию ради обороны своего бара? — насмешливо спросил Цесин, и она засмеялась.

— Садись уже, — развеселившись, сказал он и даже позволил себе подтолкнуть ее ладонью под локоть в сторону дивана: Налить тебе что-нибудь?

— Хочешь напоить меня сяши? — засмеялась она снова, с чувством огромного облегчения.

— Я имел в виду сока, — укоризненно глядя на нее, заметил Цесин.

— Я просто пошутила. Тогда тхайи с меланом. Тот, что на второй полке, — подсказала она.

По мужским губам скользнула новая усмешка:

— Похоже, ты уже лучше знаешь мой бар, чем я.

Микея перестала улыбаться.

— Я не из любопытства. Просто положено протирать бутылки, — тихо пояснила она.

— Я тебя ни в чем не обвиняю.

Цесин задержал на ней взгляд перед тем, как налить им обоим сока, и сел на диванчик напротив:

— Я давно хотел встретиться с тобой. Ты не против?

— Ну… Я предпочла бы не быть в таком ужасном виде, — призналась она, стыдливо пряча пальцы с обломанными ногтями и пятнами от ожогов.

— Ты очень красивая.

— Скажешь тоже.

— Это правда.

— Пожалуйста, перестань.

На ее глазах выступили слезы, и на лице Цесина отразилось замешательство. К ее удивлению, он мгновенно отказался рядом и, нарушая все возможные правила приличия, притянул ее к себе, забрав стакан. А потом просто позволил выплакаться, уткнувшись в свою грудь. Теплая ладонь все время гладила ее по волосам, и он что-то шептал ей умиротворяющее. А потом взял ее руки в свои, и тут у него вырвалось тихое восклицание при виде ожогов на ее коже:

— Тебе надо к врачу!

— Они уже почти зажили, — помотала головой Микея. — Мне сказали, что это не повод требовать медицинской помощи.

— Я вызываю врача.

— Нет. Нет, пожалуйста, — она насмерть вцепилась в его руку. — Цесин, кто это оплатит?

— Что за дурацкий вопрос? — раздраженно осведомился он. — Разумеется, я и оплачу.

Через час Микея уже сидела с забинтованными руками на последней парте в его аудитории и слушала, с ее точки зрения, невероятно интересную лекцию о модификации гласных звуков в однокоренных словах на протяжении столетий. С переменой звуков незаметно менялось и значение слов — подчас до противоположного. Цесин рассказывал об этом так захватывающе, что Микея и не заметила, как пролетели полтора часа.

— Ты не заснула, маленькая? — спросил он, опускаясь за свой стол, когда студенты гурьбой покинули аудиторию.

— Ты что! Это же так интересно! — с сияющими глазами выпалила она, поднимаясь, чтобы подойти к нему ближе. — Спасибо за приглашение, Цесин. Мне очень понравилось. Я бы все твои лекции с удовольствием послушала.

— Боюсь, что сегодня у меня остались только семинары. Тебе лучше поехать домой поспать, — предложил он. — У тебя глаза совсем красные.

Микея покачала головой:

— Днем в общих домах невозможно спать. Слишком много народу, шумно, а перегородки тонкие.

— Поезжай ко мне, — пожал плечами Цесин. — Просто возьми плед и ложись в гостиной или на террасе — где хочешь. Можешь в гостевой спальне.

Глаза Микеи широко распахнулись:

— Но это… это как-то…

— Это абсолютно нормально. Поезжай, — отрезал он. — У меня еще три семинара. За это время ты успеешь хорошенько выспаться. А потом мы пообедаем, хорошо?

Микея изумленно уставилась на него. Профессор Цесин эс-Эммар, автор ее любимого учебника, хотел пообедать с ней? Хотел, чтобы она отоспалась у него дома? Заплатил за лечение ее рук? Еще пару недель назад она бы сочла сумасшедшим любого, кто сказал бы, что такое может с ней произойти.

— Спасибо, Цесин, — с каким-то восхитительно приятным теплом в груди сказала Микея и, повинуясь мгновенно порыву, наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку, и тут же вспыхнула, увидев его удивленные глаза, и побежала к выходу из аудитории, чтобы в коридоре смешаться с толпами студентов. Она раскраснелась от смущения, сама не зная, что на нее нашло. Ее губы еще долго хранили на себе отпечаток грубоватой небритой щеки, царапнувшей их. И это вызывало прилив тепла где-то глубоко внутри.

Ариадна.

Косы. Самое ненавистное для нее на Горре — это косы. Ей почти сразу объяснили, что принято заплетать их в школу. Ее разумный аргумент о том, что это правило разработано для местных девочек моложе шестнадцати, а не для землянок старше тридцати, разбилось о контраргументы ее опекуна, что учителя-женщины тоже ходят с косами. К сожалению, это соответствовало действительности. Не то, чтобы существовал такой закон — просто обычай.

Но ее попытки нарушить его почему-то ужасно огорчали окружающих, и пришлось смириться. Даром, что поначалу ее темно-русым волосам недоставало длины, даром, что ее пальцам недоставало ловкости, что выходило криво, и пряди все время выбивались. Даром, что косы ей не очень-то шли. Хотя, когда Ариадна привыкла, пришлось признать, что все-таки шли — если, конечно, заплетать по-человечески, а не как она это обычно делала сама.

Иногда ей помогала Эниэла — жена ее опекуна. Но она немного ревновала, и Ариадна старалась не беспокоить горианку по пустякам. Как, впрочем, и самого Астана. Он еще два года назад заявил, что намерен стать для нее самым близким человеком и другом — по крайней мере, на первое время, но на практике даже образование психолога не помогло ему справиться с этой задачей.

Поражение на этом фронте вызывало у горианца глухое раздражение последние месяцы, которое проявлялось тем резче, чем сильнее он старался спрятать его. Ариадна в ответ наглухо закрылась. Она старалась не впадать в отчаяние, памятуя о том, что обратного пути нет. Ее никто не тащил на Горру силой, но перед тем, как она сказала: «да», ей четко объяснили, что на Землю вернуться будет нельзя. Хотя бы потому, что для нее, теперь телепата с раскрытыми способностями, нет более верного способа свести себя с ума, чем на всю жизнь поселиться среди нетелепатов.

Иногда она думала, что приняла ошибочное решение. Возможно, она и родилась телепатом, но родилась-то она на Земле и прожила там больше тридцати лет. Все это время Ариадна лишь смутно догадывалась о своих нераскрытых, неразвитых способностях. Как слепой человек с крепко завязанными глазами мог бы смутно догадываться о том, что способен видеть — различая слабый, чуть пробивающийся сквозь повязку свет — и то лишь в солнечную погоду.

Телепатия, конечно, ошеломила. Первые месяцы на Горре прошли под знаком этого шока, кроме того, вначале ее физически изолировали, и она из-за этого сразу не поняла, насколько ее жизнь на новой планете ограничена естественным образом — в силу ее необразованности по местным меркам, плохого знания горианского, нехватки кругозора в местной культуре, традициях, даже развлечениях. Когда все дошло до нее в полной мере — стало хуже, хотя знакомство с другими землянками немного поддержало психологически.

Сначала анализировать все эти проблемы было некогда. Ариадна занималась с утра до вечера, до рези в глазах, до головокружений — пока не научилась сносно говорить на горианском, телепатически различать эмоции, вести себя прилично по местным меркам — например, не показывать большей части эмоций лицом, а вместо этого направлять их собеседнику телепатически.

Она не сразу свыклась с институтом пре-сезариата — с одной стороны, это очень успокаивало — знать, что Астан всегда рядом, всегда поможет, ответит на все вопросы и подстрахует, если она что-то начнет делать не так. Но с другой — он же и контролировал, и иногда это ощущалось как гиперопека, особенно в те моменты, когда их мнения по поводу значительности происходящего расходились. Сначала ей даже не верилось, что такой «надсмотрщик» есть у каждого жителя планеты — все казалось, это только для землян. Горианцы улыбались и постоянно объясняли, что речь идет о близких людях — мужьях, отцах, начальниках на работе, которые становились вторыми отцами.

«Зачем взрослому человеку второй отец?» — изумлялась она. Горианцы снова улыбались и объясняли что-то про необходимость оберегать хрупкую психику телепата, про необходимость стороннего взгляда. Но Ариадне порой не хватало свободы, а какие-то замечания опекуна просто раздражали.

Взять те же ругательства. Ариадна никак не могла отучиться употреблять легкие ругательства вслух — если прищемляла палец, например, или когда в последний момент вспоминала, что забыла о чем-то важном. Ее пре-сезар воспринимал это так, словно в его присутствии совершалось нечто страшное. Каждый раз он делал ей замечание очень серьезным тоном, со временем стал добавлять к ним строгий выговор, пока, наконец, не объявил, что вынужден ее наказать.

— Поставишь меня в угол? — развеселилась Ариадна. К тому времени она уже год провела на Горре и знала, что такое традиционные наказания. Ей было известно, что женщин и детей часто наказывают в уводе — по сути, иллюзорной поркой. Но каждый раз попытка представить такое в исполнении Астана ни к чему не приводила. Не то, чтобы ее пре-сезар казался мягким человеком, скорее каким-то нерешительным.

«Возможно, если его разозлить…», — размышляла Ариадна, вот только она ни разу не видела его злым. Этот горианец казался каким-то неуловимым для нее, каким-то никаким, как будто они существовали на разных волнах, и просто не были способны контактировать друг с другом таким образом, чтобы распознать. У нее было сильное чувство, что она, в свою очередь, остается белым пятном для Астана, который прилагал столько сил, чтобы узнать, что у нее на душе и в мыслях, но терпел полное фиаско, прежде всего, профессиональное, как психолог.

— Возможно, ты не готова к наказанию в уводе, так что я предлагаю поступить иначе, — чопорно начал Астан, но она перебила.

— Я не готова или ты? — еще насмешливее уточнила Ариадна. — А может, ты просто зря придираешься и надо признать, что я ничего такого не сделала, за что надо наказывать?

Если бы ее кто-нибудь спросил в тот момент, зачем она провоцирует своего пре-сезара, Ариадна бы не смогла ответить. Астан ее, безусловно, не пугал, его угрозы наказания — тем более. Но раздражение присутствовало. От придирок, от его нелепых «психологических» штучек — она даже сейчас чувствовала, что он не столько желает наказать ее, сколько с интересом изучает ее реакцию. И, кажется, она подкинула ему любопытный материал, сама того не желая.

— Так ты хочешь попробовать, как это? — горианец немного по-птичьи наклонил голову, вслушиваясь в ее эмоции, как лесные птицы вслушиваются в незнакомые шорохи — не идет ли хищник?

Его голос стал мягким и участливым, и Ариадну едва не передернуло от отвращения. Ничего она не хотела с ним «пробовать». Теперь это звучало как предложение каких-то извращенных сексуальных утех.

Ощутив ее эмоции, Астан слегка побледнел и стиснул челюсти:

— Ты не готова, — вынес он вердикт, резко мотнув головой. И добавил: «Ты наказана на всю следующую неделю — тебе запрещается находиться вне дома после школы».

«Как же ты меня достал», — с бессильной злостью подумала Ариадна, глядя прямо в светло-серые глаза, даже не пытаясь скрывать свои эмоции. Запрет на прогулки означал целую неделю не видеться с Лиской и Марией вне школы из-за какого-то нечаянно слетевшего с губ ругательства. А он знал, что для нее обеды с подругами-землянками — единственная отдушина. И пригласить их домой она не сможет, потому что она сама здесь не дома.

«Козел, козел, козел», — мысленно кричала ему она, эмоционально реагируя на наказание, словно маленький ребенок. Но вслух произносить оскорбления, конечно, не стала.

И самое отвратительное, за что Ариадна еще больше ненавидела пре-сезара впоследствии — наказание подействовало. Ее контроль за речью с тех пор резко усилился, и она больше не ругалась вслух.

В другие дни Астан вызывал у нее добрые чувства. Иногда ей даже казалось, что они вот-вот станут друзьями, ее тянуло поделиться с ним — и порой Ариадна рассказывала о своей земной жизни, что помнила. Помнила она, правда, мало.

Когда ее способности разблокировали, что-то случилось. Астан объяснил ей, что потенциал оказался выше, чем они думали, а риск травм — кратно больше, и ее память надолго закрыли. Осталось лишь детство, и то — не полностью, немного старшей школы и буквально несколько эпизодов взрослой жизни.

Насколько ей было известно, Ариадна никогда не была замужем и не имела детей, но у нее были длительные отношения. Работала агентом в турфирме, в качестве хобби занималась дизайном помещений и планировала учиться, чтобы сменить профессию. Но почти ничего этого она не помнила.

На ее вопросы в самом начале Астан облек ее жизнь в сухой пересказ, сразу оговорив, что рассказывает не все. В ее прошлом было что-то, ради чего закрывали память. И она все еще не могла вынести этих воспоминаний, считали горианские врачи. Так что ей предстояло еще минимум лет пять оставаться девушкой без прошлого — пока ее психика не стабилизируется.

Впрочем, что могло бы быть более нелепым, чем беспокоиться о том, чего не помнишь? Косы — вот что бесило ее по-настоящему.

Завтрак давно прошел, она уже опаздывала — а волосы не желали слушаться и, в третий раз переплетенные, снова представляли собой жалкое зрелище. Коса сбилась на левый бок, справа торчали две пряди. Очень хотелось выругаться вслух — но она знала, что если Астан ее просканирует, то увидит это. Поэтому Ариадна дала выход раздражению иначе: расплела все волосы и оставила распущенными. Пусть это бесит всех учителей — зато сегодня она не будет ходить с кривой косой, чувствуя себя криворукой дурой при этом.

Если бы она осталась на Земле, ходила бы со стрижкой. Ариадна знала, что красива внешне — ей шли почти любые прически, и она предпочитала те, которые не требовали больших временных затрат. Огромные темно-серые глаза — удивительно «горианские» по цвету, большой рот красивой формы, точеный носик, высокие скулы, резко изогнутые темные брови и пушистые длинные ресницы. Минимум косметики делал все это почти идеальным.

Горианцы-мужчины задерживали на ней взгляд на улице — и не только потому, что видели землянку. Но Ариадна старалась не смотреть на них — Астан давно объяснил, что помолвки редко случаются не через систему, а знакомиться на улицах не принято совсем.

— А если девушка на улице очень понравится, что делает мужчина? — с любопытством осведомилась она.

— Если ты до такой степени кому-то понравишься, он найдет меня и поговорит, — спокойно объяснил Астан, и Ариадне расхотелось задавать дальнейшие вопросы. В его голосе, когда он говорил: «до такой степени» слышался плохо скрываемый скепсис. Но, конечно, ее опекун больше знал о горианских мужчинах, чем она.

Школы на Горре строили небольшие и располагали часто — почти в каждом дворе. Но то учебное заведение, в котором занималась Ариадна, находилось на другом конце города — Лиска и Мария жили в той стороне, ближе к скалистой гряде столицы Горры. Где-то там, на огромной высоте, парил величественный Сезариат, планетарное правительство, и вокруг него — город в облаках, где туда-сюда сновали крылатые люди, давно обжившие и огромные каменные плато, и утопающие в зелени склоны.

К скалам примыкал фешенебельный пригород с роскошными домами, в одном из которых жила Лиска со своим мужем, знаменитым капитаном Дейке эс-Хэште и рожденной в прошлом году дочерью — уже горианкой. Мария, как и Ариадна, все еще оставалась под опекой специально подобранного психолога, но давно уже имела жениха, который вот-вот должен был превратиться в мужа. И только для нее одной в системе все не находилось совпадений.

Поначалу Ариадна молилась, чтобы жених не отыскивался подольше — но чем больше проходило времени, тем больше, удивительное дело, ей хотелось, чтобы поиск наконец увенчался успехом — хотя бы ради того, чтобы она могла формально называться невестой и не чувствовать себя больше гадким утенком. Как бы глупо это не звучало, но казалось, что все окружающие думают: в системе не находилось совпадений из-за какого-то изъяна в ней самой.

Идя сквозь квартал, вновь и вновь ловя на себе мужские взгляды, Ариадна все чаще задумывалась: что если они на самом деле не считают ее привлекательной, а просто изучают с любопытством, словно диковинное животное?

Настроение в тот день было ни к черту, и утренней прогулкой насладиться не удалось. Она даже не стала останавливаться у любимой хлебной лавки, чтобы купить свежих булочек для школьного перекуса. А любопытных прохожих одарила такими взглядами, что те разом передумали любоваться на нее. С транспортером, правда, повезло — не пришлось ждать на станции, и от этого немного полегчало. Обойдется хотя бы без опозданий в школу… возможно.

Всю дорогу она смотрела в окно, ни о чем не думая, а когда вышла — увидела сияющую Лиску и против воли улыбнулась. В отличие от Марии, та нерегулярно появлялась в школе — сказывались заботы о ребенке, да и, по правде, эсте эс-Хэште уже не особо нужны были эти занятия. Муж нанял ей лучших учителей, стараниями которых Лиска далеко обогнала и Ариадну, и Марию почти по всем видам наук, предложенных в программе для землян.

Даже в телепатии соотечественница пока превосходила Ариадну, и это немного «царапало» — ведь у Лиски потенциал изначально был ниже, а Ариадна тоже старалась изо всех сил. Вот только где ее учителю до Тхорна эс-Зарки, который занимался с Лиской в прошлом году!

Она бы тоже не отказалась позаниматься с этим красавчиком, и не только телепатией. На ее долю выпало лишь пару раз взглянуть на него на «Черной звезде», пока они летели с Земли. Но завидовать не стоило ни в коем случае. Ариадна привычно одернула себя: нельзя допускать ни единой негативной эмоции по направлению к двум соотечественницам — не теперь, когда в клуб землян на Горре входило всего три взрослых женщины, включая ее саму.

— У меня сногсшибательные новости, — объявила Лиска, едва дождавшись, пока она выйдет из транспортера. — Мы едем на ежегодный турнир!

Расцеловавшись с ней в обе щеки, Ариадна осторожно уточнила:

— Мы — это кто?

О турнире она слышала. Одно из главных развлечений Горры, помешанной на боевых искусствах. Поразительно, но на этой мирной планете, уже много сотен лет не знавшей войн, а также серьезных преступлений, показательные драки пользовались гораздо большей популярностью, чем на Земле. По уровню ажиотажа ежегодный турнир между лучшими бойцами под эгидой Службы охраны Сезариата можно было сравнить только с чемпионатом мира по футболу на Земле.

— Мы — это мы! — завопила Лиска, приходя в еще большее возбуждение, схватив ее за руки. — Это ты, я, Мария! Тхорн будет участвовать! Он сказал, что у меня будет столько приглашений, сколько я захочу! Хочешь, я и опекунам твоим тоже сделаю? Хочешь?

— Хочу, — широко улыбаясь, ответила Ариадна. — Спасибо тебе. И передай Тхорну тоже большое спасибо.

— Конечно, передам, — возбужденно пообещала Лиска, но тут ее взгляд остановился на волосах Ариадны:

— А что случилось с твоими косами?

— Достали они меня, — вздохнула она и рассказала об утренних мучениях.

— Давно бы сказала. Я могу тебе заплетать их, — предложила Лиска, и, не слушая никаких возражений, усадила ее на скамью, прямо на транспортерной станции, тут же принимаясь за дело.

— Мы опоздаем, — попыталась снова поспорить Ариадна, внутренне уже подготовившая себя к акции молчаливого протеста в школе.

— Все равно ждать Марию, — отрезала Лиска. — Я хочу сообщить ей новости перед уроками. Она будет в восторге!

— Еще бы, — улыбнулась Ариадна.

Микея.

Она действительно отчаянно нуждалась в нескольких часах сна. Впервые за несколько дней руки не болели, благодаря обезболивающей мази. Доктор отругал ее за позднее обращение и выдал официальную справку, позволяющую не работать три дня. Микея и рассчитывать не могла на такое счастье, хотя ее и тревожило, что она не получила до сих пор ни одного сообщения от Дивии.

Страшно было, что та придумала какую-то каверзу в отместку за утреннее. Впрочем, вряд ли: Дивия же не знала, что это она так подставила ее, размышляла Микея. С виду Цесин просто случайно вернулся и выказал недовольство вроде как им обеим. Какой же он все-таки милый… в доброту этого человека просто невозможно было поверить — удивительно, почему же его все-таки так боятся студенты?

С этими мыслями Микея заснула в гостиной, чтобы проснуться от тихого звука открывающейся двери. Как ни старался Цесин не шуметь, она мгновенно подняла голову и села на диване, держа плед у груди и позевывая.

— Как ты? — негромко спросил он, опускаясь напротив нее.

— Лучше, — улыбаясь, ответила она. — Спасибо, что разрешил поспать здесь.

— Я был только рад. Готова перекусить? Я зверски голоден.

— Еще бы, — снова улыбнулась она. — Я уж вообще не помню, когда ела последний раз.

Цесин с досадой цокнул языком:

— Я должен был предложить тебе еще утром.

— Не переживай об этом, — быстро сказала она, смущенно поправляя одежду и приглаживая растрепанные волосы. — Я выгляжу ужасно, да?

— Ты выглядишь выспавшейся. И мне это нравится, — сказал он и поднялся, чтобы заказать еду.

— Знаешь, когда я впервые попала в твою квартиру, думала, здесь живет какой-нибудь советник, — призналась она, наслаждаясь обедом с Цесином.

— Здесь живут парочка по соседству, — кивнул он. — Я купил эту квартиру на премию от правительства, когда получил «профессора».

— Твои исследования просто невероятные. Я тогда все взахлеб читала, без разбору, когда они вышли, — призналась Микея, ожидая, что ему это будет приятно, но внезапно лицо Цесина превратилось в застывшую маску, а губы искривились насмешливой улыбкой:

— Знаешь, чего я очень не люблю, Микея?

— Чего? — спросила она, не донеся ложку до рта. Ее лицо вытянулось. От его тона повеяло холодом, который не был оправдан, чем бы то ни было. Что она такого сказала?

— Я не люблю, когда врут, пользуясь тем, что эмоции заблокированы. Даже если врут для того, чтобы сделать собеседнику приятно, — резко бросил Цесин — в его глазах плескался искренний гнев.

— Это нелепо, — вырвалось у нее со смешком, и она решительно положила ложку, глядя ему в лицо, — с чего, скажи на милость, ты решил, что я лгу?

— Мои исследования вышли двенадцать лет назад. Тебе было тринадцать.

Он сверлил ее обвиняющим взглядом, который, возможно, и напугал бы ее, если бы она лгала, как он думал, вот только Микея не лгала.

— И что? — спокойно спросила она, наклонив голову.

Цесин снова сузил глаза и осекся. В его взгляде мелькнуло сомнение.

— Валяй, проверь. Я не могу снять блоки, но ты можешь просканировать, и тогда узнаешь наверняка. Я разрешаю, — с легким вызовом предложила она.

Ее собеседник изменился в лице, а потом на нем отразилось чувство вины. Наконец, Цесин опустил глаза:

— Прости меня. Я не должен был обвинять тебя во лжи. Просто…

— Просто ты не привык общаться с девушками, которым ты действительно интересен, — наугад выпалила она и попала. На его скулах резко обозначились желваки, и он отложил ложку, не доедая супа.

— Красивых девушек вроде тебя обычно мало интересуют мои исследования, — ровным голосом сказал Цесин, глядя в сторону, а потом внезапно глянул в глаза. — Ты и правда читала все?

— Все, что смогла найти. Ты был одним из моих любимых авторов. Возможно, благодаря тебе я решила стать переводчиком, — подтвердила Микея. За столом воцарилось молчание, и она решила доесть суп, поскольку все еще была голодна. Цесин последовал ее примеру, а потом тихо сказал:

— Мне никто никогда не говорил настолько приятных вещей.

Микея пожала плечами:

— Это правда, Цесин.

— А какие языки ты знаешь?

— Октианский. И шаггитеррианский — три наречия. Сейчас пытаюсь разобраться в четвертом. То есть пыталась…

Она опустила голову, и Цесин протянул руку, заправляя ей волосы за ухо. Этот интимный жест заставил ее вздрогнуть, и он моментально убрал руку:

— Прости.

— Нет! — почти одновременно сказала она. — Не извиняйся. Мне…

— Что? — совсем тихо спросил он севшим голосом, но Микея лишь покачала головой. Она чуть не сказала ему, что его прикосновения приятны ей. Это уж слишком. Это похоже на…

— Цесин, а откуда ты знаешь, сколько мне лет? — вдруг тихо спросила она.

— Это просто невероятно. Как ты мог… как ты мог так поступить и молчать все это время? — возмущенно разрывалась она пару минут спустя, вскочив со стула. Под ее испытующим взглядом Цесин признался, что читал ее дело, и вдруг начал говорить о совершенно невероятных вещах — вроде того, чтобы опротестовать приговор. И заплатить за ее адвоката.

— Я не могу позволить тебе. Это неприлично. Это…

— Это не будет неприлично. Если ты отдашь мне пре-сезариат.

— Но… на каком основании? — изумилась она, краснея от мыслей, которые не должны были стать ему известны.

Цесин, тоже почему-то смущаясь, размахивал руками, расхаживая по столовой.

— Да мало ли. Назовем тебя моей аспиранткой. Придумаем какое-нибудь исследование, которое ты делаешь со мной. Потом, ты фактически работаешь на меня сейчас. Допустим, я могу поручить тебе еще что-то сверх того, что ты обязана делать по приговору. Будешь сортировать мои документы, например. Поможешь мне с проверкой ученических работ.

Микея сглотнула, обхватив себя руками. Это было невероятно щедрое предложение, но внезапно ей стало грустно.

— Мике… ну соглашайся, пожалуйста. Мы оспорим этот приговор, мы вдвоем сможем.

— Как ты назвал меня? — слабо улыбнулась она.

— Мике. Тебе нравится?

— Да, — она подняла глаза, когда он шагнул вперед, и внезапно утонула в его обеспокоенных глазах, полных надежды и тепла.

— Или… ты ожидала услышать что-то другое от меня? — внезапно севшим голосом спросил он.

Ее ноздри слегка раздулись, она тяжело дышала, но молчала. Они играли в гляделки, каждый не решался произнести что-то первым. Микея точно знала, что это не должна быть она. Но Цесин почему-то не решался. Наконец, очень медленно, он поднял руку и коснулся ее щеки кончиками пальцев, снова заправляя волосы за ухо, не отрывая взгляда от ее глаз.

— Если я обниму тебя…

— Да.

Цесин шагнул ближе, и его теплые сильные руки легли на ее бедра. Он рывком поднял ее, и Микея автоматически обхватила его руками за шею, а ноги обвила вокруг талии. Не успела она прийти в себя от непривычной близости к нему, как он наклонил голову и нашел ее губы.

Первое же соприкосновение унесло ее куда-то в параллельную реальность, одновременно обострив все пять чувств. Она вдруг с особенной насыщенностью ощутила запах его цитрусового парфюма и тепло его рук на своих бедрах сквозь тонкую ткань штанов. А еще — очень нежный поцелуй. Его губы в первый момент показались прохладными, но когда теплый язык скользнул в глубину ее рта, Микее стало горячо. Она не подозревала, что ее тело может так сильно отреагировать на поцелуй — ведь раньше, когда она целовалась в школе, такого не случалось.

— Святые звездные лучи… Маленькая, — прошептал он, с заметным трудом оторвавшись от нее.

— Цесин, — тихо шепнула она, положив голову на его грудь.

— Ты согласна на помолвку?

Микея вместо ответа прижалась губами к его шее, но потом все же ответила, не желая, чтобы он сомневался:

— Да. Но…

— Не надо. Просто позволь мне позаботиться о тебе, — прошептал он, нежно касаясь губами ее щеки, уха. Его дыхание расшевелило ей волосы, и Микея застыла в его объятиях, едва удерживая стон наслаждения. И тут же раскраснелась, когда до нее дошло, что она творит.

Ее округлившиеся глаза встретились с затуманенным взглядом Цесина, и тут он спохватился тоже и опустил ее на пол.

— Прости меня. Я не должен был… Я сейчас подам заявку в системе, и мы завтра сможем сходить на собеседования, — пробормотал он.

Микея кивнула. Они оба понимали, что до собеседований и одобрения их помолвки Центром семьи она не может считаться официальной. Ее вдруг охватил какой-то мандраж. Она не знала, готова ли ко всем этим формальностям. С детства ее учили, что помолвка — не развлечение, а ответственный шаг. Что прежде, чем в нее вступить, надо подумать, особенно, если жених не подобран системой.

В этом случае рекомендовалось подумать дважды, ведь невеста находится в более уязвимом положении, отдавая жениху пре-сезариат, и право на сканирования, а за ними могут последовать и другие неприятные последствия. Например, если Цесин увидит в ее прошлом что-то, с чем ему будет сложно смириться, он может просто расторгнуть помолвку, и она окажется в незавидном положении брошенной невесты. А в ее прошлом, похоже, такого было предостаточно, ведь она никогда не вела себя как образцовая горианка.

Обхватив себя руками, девушка озадаченно посмотрела на Цесина. Он, конечно, намного старше, но понимал ли он сам, на что идет, выбирая ее в невесты? И не откажется ли он после первого же сканирования от этой помолвки?

— Ты раньше был помолвлен? — тихо спросила она, глядя на него снизу вверх.

— Нет. А ты?

Его лицо на секунду напряглось, но тут же расслабилось, когда Микея покачала головой. И по его губам скользнула мягкая улыбка:

— Тебе не по себе, да?

— Да, немного, — призналась она.

— Если я пообещаю, что не стану сканировать тебя в первое время…

— Как ты узнал?

— Что ты опасаешься этого? Это естественно, маленькая — любая невеста об этом думает. Я же работаю с молодыми людьми и девушками тоже — предостаточно наслушался таких разговоров, — с кривоватой насмешливой улыбкой заметил Цесин.

У Микеи вырвался смешок:

— Представляю. Только я не уверена, что мне будет легче, если ты отложишь сканирование.

Цесин наклонил голову и смерил ее изучающим задумчивым взглядом:

— Тебя беспокоит то преступление, которое ты совершила?

— В том числе, — неуверенно кивнула она, смерив его на этот раз откровенно обеспокоенным взглядом.

Цесин оглянулся и присел на край стула, протянув ей руки. Микея вложила свои забинтованные ладони в его, позволив притянуть себя ближе. Ее глаза, полные надежды, были совсем рядом, и в них он разглядел столько тревоги, что ему с трудом удалось сохранять серьезность. Но все же он сохранил невозмутимое выражение лица, когда спросил тихим заговорщическим тоном:

— Ты летала в Застывшие с крылатыми мальчиками в школе?

— Да, — еле слышно сказала она.

— Целовалась?

— Да.

— И после школы?

— Да. Один раз, — упавшим голосом призналась Микея.

— И было что-то большее, чем поцелуи?

— Нет.

Ее щеки вспыхнули, ресницы поднялись, и во взгляде отразилось возмущение: как он мог такое предположить? На этот раз Цесин рассмеялся, и Микея охнула, тяжело дыша:

— Ты… тебе это смешно? Ты издеваешься надо мной?

— Нет, нет, — он смеялся, уклоняясь от ударов ее рассерженных кулачков — впрочем, не слишком сильных. — Но я уже говорил, я работаю с молодыми людьми. Какой бы я ни был строгий и злой, я не ханжа. И не ретроград.

— О… ты… правда, не сердишься? — прерывистый вздох и опасливый взгляд фиалковых глаз.

— Не знаю, — честно ответил он. — Может, и рассержусь, когда увижу. Но это никак не скажется на помолвке.

Микея смотрела на него непонимающим взглядом, совершенно сбитая с толку, и Цесин не удержался от объятия, коснувшись губами ее виска:

— Это все, чего ты так боялась?

— Почти. Я хотела бы рассказать тебе… обо всем перед помолвкой.

— Хорошо.

Он легонько отодвинул ее от себя и встал:

— Ты не против пойти на террасу? Там воздух свежее, и разговаривать приятнее.

Пару недель назад Микея не думала, что так скоро решится рассказать кому-то, что произошло. Ей казалось, после суда ее будет тошнить от одной попытки вспомнить, и она не ошиблась. Но с Цесином ей хотелось быть откровенной — она решила, даже если он тоже осудит ее, все равно надо рассказать.

Началось все год назад — с того, что она работала над переводом одной октианской художественной книги, на пробу. Встретив в ней такую откровенную сцену, что ее глаза полезли на лоб, Микея все же не удержалась от того, чтобы дочитать до конца. Переводить такое ей не разрешалось — она должна была обратиться к руководителю, который мог принять решение: пропустить эту сцену или отложить книгу в негодные для перевода на горианский.

Но ей было слишком любопытно — и, кроме того, уже хотелось попробовать перевести — хотя бы взглянуть, как это будет выглядеть на горианском. Микея не учла лишь одного — когда она закончит работу, ей непреодолимо захочется показать ее кому-то. Так о ее проступке узнала Навия — ее подруга и секретарь ее начальника. Микея дала девушке почитать книгу под строжайшим секретом, но Навия решила, что большой беды не будет, если она поделится тайной с женихом.

Вместе они из любопытства уговорили Микею закончить перевод, и в него попало еще две эротические сцены и, что еще хуже, сцена убийства. Такие вещи даже из художественной литературы на горианский переводить запрещалось под страхом уголовного наказания — прочтение подобных вещей некоторыми телепатами могло повлечь психотравмы. Откровенную эротику тоже не разрешали переводить — и, конечно, ее запрещалось читать невинным девушкам — таким, как сама Микея и Навия.

Но нарушение всех этих запретов, скорее всего, не послужило бы причиной для столь серьезного наказания, если бы не случилось кое-что еще. Несколько месяцев спустя, когда все трое почти забыли о злополучной книге, Омкан, работавший бок о бок с девушками, внезапно начал проявлять все больше внимания к Микее и все меньше — к своей невесте. И вскоре последовало расторжение помолвки.

Узнав о том, что ее жених влюбился в подругу, Навия почему-то решила, что во всем виновата Микея, и решила отомстить. Руководствуясь скорее эмоциями, чем холодным расчетом, девушка решила разослать запретную книгу по всему их бюро переводов — от имени Микеи. Когда началось разбирательство со сканированием всех троих, Навию, конечно, уличили в этом подлоге и также осудили, но Микея получила самое серьезное наказание — поскольку именно она выполнила запретный перевод.

Заканчивая рассказ, она гордилась тем, что смогла не плакать, но стоило ей поднять глаза и встретиться взглядом с сочувствующим, мягким выражением лица Цесина — как она всхлипнула. И он мгновенно обнял, погладив ее по голове, и позволяя снова выплакаться в свою рубашку.

— С тех пор как мы познакомились, я все время делаю тебя мокрым, — сказала Микея, смущенно вытирая слезы через пару минут. Она пыталась перестать судорожно всхлипывать, но это привело лишь к тому, что ее горло заболело, а всхлипы стали еще громче.

Цесин улыбнулся одним уголком рта, не удостоив мокрое пятно на рубашке ни малейшим вниманием:

— Я это переживу.

Микея подняла влажные глаза, вглядываясь в его лицо, и он кивнул, понимая, что ей важно узнать, что он думает.

— Это какая-то очень нелепая история, маленькая. Я думаю, тебя чересчур жестко наказали. Я не вижу здесь никакого страшного преступления, учитывая, что книгу разослала не ты — да и то, никто не пострадал. И еще, мне очень жаль, что эта твоя подруга так поступила с тобой.

— Она мне не подруга!

— Нет. Конечно, нет, я просто неправильно выразился. Но парень, похоже, тоже попал под раздачу.

— Это все из-за него! Если бы он не поступил так с Навией…

— Но люди не вольны над своими чувствами.

Микея осеклась, сердито глядя на него:

— Ты действительно так думаешь? Он вступил с ней в помолвку, а потом…

— Но ты очень красива. Я его понимаю, — с мягкой улыбкой возразил Цесин, касаясь ее волос. Девушка замолчала. Ей льстил его комплимент, и одновременно хотелось доказать, что Омкан поступил неправильно. А потом из ее головы улетучились все мысли, когда его взгляд сосредоточился на ее губах. Микея прикрыла глаза и невольно потянулась к нему, но теплые руки внезапно остановили ее вместо того, чтобы обнять:

— Нет, маленькая. Сначала мы оформим помолвку.

Его глаза смеялись. Ей хотелось что-нибудь бросить в него и одновременно хотелось засмеяться и обнять. Она долго пыталась подавить улыбку, но, в конце концов, не смогла.

Горра, южный пояс, Амдина.

Ветви пышных фруктовых деревьев в сезон созревания клонились к самому низу — так, что ей приходилось кое-где даже обходить их или наклоняться, подныривая под гроздья плодов тхайи, чтобы пройти по аллее. Тонкие фиолетовые брови на красивом загорелом лице нахмурились, когда горианка остановилась перед веткой, сломанной под собственной тяжестью. С ее губ сорвалось тихое восклицание с интонацией досады. Стоило ей уехать всего на месяц, как сады остались без должного ухода. Жаль, но управляющего придется уволить, подумала она, принимая решение, как всегда, быстро. Впрочем, тут и думать было особо не о чем: находись этот человек на своем месте, он не позволил бы себе относиться к работе спустя рукава. Увольнение, возможно, пойдет ему на пользу. А садам — так точно.

Пройдя центральную аллею до конца, молодая женщина свернула на дорожку, ведущую к крыльцу дому, который располагался на небольшом отдалении. Юбка ее линоса, сзади удлиненного по последней моде, развевалась на ветру, то внезапно открывая стройные ноги, то прилипая к ним тончайшей шелковой пеленой. Шеттая в последние годы полюбила хорошо одеваться, и ей нравилось, как мужчины смотрят на ее фигуру в кокетливых одеяниях. Даже случайная встреча с кем-то не могла застать ее одетой кое-как. И, конечно, не случилось этого и в тот день, хотя гость пришел безо всякого предупреждения.

Уже издалека заметив громадную мужскую фигуру в военных темных брюках и ослепительно белой рубашке, она широко улыбнулась и слегка ускорила шаг. Какое-то время он не двигался, явно любуясь ею, с видимым удовольствием наблюдая за ее приближением своими пронзительными раскосыми глазами — а потом пробежал пару десятков метров навстречу, подхватывая на руки, закружив, пока она не засмеялась, шлепая ладонями по плечам:

— Хватит, хватит… у меня голова кружится!

Но он не отказал себе в удовольствии еще поозорничать и приподнял ее на вытянутых руках, словно ребенка, чтобы потом крепко прижать к себе и звонко расцеловать в обе щеки. А потом снова прижаться и глубоко вздохнуть, зарываясь носом в волосы.

— Так долго не приезжал, — тихо, с легким упреком, прошептала она, гладя по непривычно гладкой, лысой голове. — Волосы сбрил зачем-то…

— Вот, приехал. Зато на целую неделю, мам, — с оправдывающейся интонацией в голосе сказал Тхорн эс-Зарка и поставил Шеттаю на Землю. — А волосы для турнира сбрил.

— Это какого еще турнира?

Красивое женское лицо слегка вытянулось, а в глазах появилась тревога. Тхорн едва удержался от смешка: после того, как шестьдесят лет назад он схлопотал перелом ноги на одном из турниров, она считала их чрезвычайно опасными и боялась его участия в соревнованиях больше, чем боевых вылазок на другие планеты.

— Службы охраны. Ничего особенного.

— Ради Величайшего, а это-то что? — осведомилась Шеттая, разглядывая его теперь лысую голову с той стороны, где ее украшала черная звезда — эмблема его корабля.

— Просто краска, мам. И она смоется, а волосы отрастут, — с легкой насмешкой сообщил Тхорн.

— Какой-то детский сад, — проворчала она с неисчезающей тревогой, которую он не только видел в глазах, но и прекрасно чувствовал телепатически. — Вот отец увидит — его хватит удар, помяни мое слово.

— А где, кстати, отец? — поинтересовался Тхорн, проходя за матерью в дом.

— Улетел с садовником за инструментами. Они без нас купили все не то. Ты не представляешь, какой тут бардак — всего-то на месяц улетели в отпуск, и, вот, пожалуйста…

Шеттая ворчала, а на Тхорна нахлынуло чувство детского покоя и радости. Он редко бывал у родителей, но когда прилетал, то надолго заряжался этим уютным домашним ощущением. Мама всегда немного поворчит, поволнуется за него, а потом покормит, сядет рядом, и долго-долго будет слушать все, о чем бы он ни рассказывал. А отец сначала будет рассказывать о садах, о сборе урожая и о том, какие бессовестные стали торговцы, которые слишком дешево хотят закупать фрукты, чтобы потом продавать втридорога. А потом вдруг осечется и с еще большей тревогой, чем мать, начнет расспрашивать про его «дела», и обязательно неловко скажет: «ведь опасно-то как» — и глаза спрячет, стыдясь своих переживаний.

Его родители, обычные бескрылые горианцы, уже более ста лет занимались выращиванием фруктов. Они долгое время работали на других людей, и лишь сорок лет назад, когда разбогатевший Тхорн купил им огромный кусок земли под сады и просторный дом, перестали сами заниматься подрезанием деревьев и сбором плодов тхайи. Теперь на них работал управляющий, садовник и с десяток рабочих, а им оставалось лишь руководить, чему Тхорн несказанно радовался, с потаенным восторгом глядя на маму, расхаживающую по саду в красивых платьях и на отца, деловито и уверенно строившего планы по расширению семейного бизнеса.

И он знал, что его родители так же гордились своим единственным ребенком, как и он — ими, и только одного никак не могли дождаться — чтобы он женился и подарил им внуков. Мама, выглядевшая в свои сто двадцать три просто великолепно, все же уже перешагнула тот возраст, когда женщине следовало бы заводить детей. Они никогда не обсуждали эту тему, но Тхорн знал, что они с отцом долгое время хотели родить еще ребенка, только не получилось. И теперь их глаза, полные надежды, смотрели на него, а он просто не знал, что им на это ответить. Он не чувствовал себя человеком, который сможет жениться. Хотя бы когда-нибудь.

Хотя его покойный дед тоже долго не женился — это не помешало ему после ста лет обзавестись женой, а затем — и тремя детьми, младшей из которых стала Шеттая. На него Тхорн походил больше, чем ему хотелось бы. Кадар эс-Суйа тоже сделал карьеру военного — правда, никогда не владел собственным кораблем, служа Сезариату. Он много лет был капитаном, и его уважали. Именно он в свое время настоял, чтобы пятилетнему Тхорну вживили крылья, а когда внуку исполнилось четырнадцать — сам отвел его в военную академию.

И все же они никогда не были близки. Тхорн с раннего детства чувствовал, что дед недолюбливал его отца, которого сам он обожал. И это навсегда осталось стеной между ними. Кроме того, он долгое время не мог приспособиться к его холодности, жесткости и нежеланию проявлять какие бы то ни было эмоции. Позже, уже взрослым, он понял, что военная служба накладывает отпечаток, но все равно каждый раз покрывался холодным потом, замечая, что ведет себя совсем как дед.

Уставившись на его портрет, который Шеттая повесила в гостиной, Тхорн неожиданно для себя спросил:

— Мам, я на него похож?

— Внешне — очень, — быстро отозвалась она, встрепенувшись.

Они ждали его отца в гостиной — Тхорн полулежал на самом большом диване, полностью расслабленный, Шеттая сидела у его головы, нежно массируя виски. Портрет висел на стене напротив, а тот, кто был на нем изображен, строго смотрел на них, словно не одобряя таких телячьих нежностей.

— Это я вижу, — сказал Тхорн, глядя в такие же, как у него, зеленые глаза человека с портрета, и послал ей телепатический смешок. Мама была одним из немногих людей на свете, с которыми он держал эмоции всегда открытыми и старался проявлять их как можно больше.

— Ну…

Она задумалась, наклонив голову, и пожала точеными плечами:

— В чем-то похожи, но ты все-таки другой. Папа был жестче — по крайней мере, для меня. Но все-таки я была его дочерью, а не матерью, так что…

— Думаешь, я стану таким же отцом, как он? — обескуражено спросил Тхорн, и ему стало холодно. И, к сожалению, он не успел закрыться. Шеттая немного удивленно посмотрела на сына сверху, уловив негативную эмоцию. Ее брови поднялись, а в эмоциях мелькнула растерянность, после чего она мягко улыбнулась:

— Сыночек, но ведь твой дед не был плохим человеком. И он очень любил меня и моих братьев.

— Извини, мама, я ничего плохого не имел в виду, — пробормотал Тхорн, поспешно маскируя эмоции от матери — впервые за долгие годы. Он не мог их закрыть, это бы обидело ее, но благодаря огромной разнице в телепатическом уровне умел ретушировать негативный фон и без этого.

— Тебе не за что извиняться, — с теплотой сказала она. — Лучше спроси меня, если хочешь знать больше.

Тхорн выпрямился, принимая сидячее положение. Раскосые зеленые глаза встретились с лучистым взглядом фиолетовых глаз, мягко сканируя эмоции — не слишком глубоко, чтобы ни в коем случае не заметила. Но никакого подвоха он не уловил — его мать действительно выглядела готовой к откровенному разговору.

— Хорошо, — наконец изрек он. — Можешь рассказать, почему он всегда был так холоден с папой?

— Ах, вот ты о чем, — Шеттая немного грустно улыбнулась. — Здесь нет никакого секрета, я думала, ты понимаешь. Папа хотел, чтобы я вышла замуж за военного.

— Но у тебя нет крыльев, — вырвалось у Тхорна. Под новым удивленным взглядом матери он едва не покраснел до ушей: да что с ним такое? Он уже дважды произносил вещи, которые могли бы считаться оскорбительными, если бы Шеттая не прощала ему столь многое.

— Видишь ли, — медленно произнесла она, и в ее голосе он услышал легкую насмешку. — Не все мужчины полагают, что они обязательно должны быть у женщины.

— Да… прости меня, мам. Я, не подумав, сморозил…

— Это ничего. Я только не хотела бы, чтобы ты по такому принципу выбирал себе жену, сынок. Хотя нынешние программы отбора это и учитывают, но это все такая ерунда…

— Я знаю, мама. Поверь мне, я об этом даже не думаю.

— Все дело в твоем уровне, да? — тихо спросила она.

У Тхорна захватило дух. Раньше мама никогда не задавала столь откровенных вопросов. Но и он раньше не вел с ней подобных бесед.

— Наверное, да, — немного растерянно ответил он. — Это не помогает, во всяком случае. Я читаю их мысли, и они иногда такие глупые…

Тхорн посмотрел в глаза матери, которые она мгновенно опустила, думая, безусловно, о том же, о чем и он: ее мысли он тоже читал. Старался поменьше, но иногда ему просто не удавалось этого избежать.

— Я не должна была спрашивать. Извини меня, — тихо сказала она.

Тхорн хотел сказать, что это неважно, и что он вовсе на нее не в обиде, но Шеттая тут же переключилась и с улыбкой невозмутимо продолжила:

— Так вот, твой дед был очень возмущен, когда я приняла предложение о помолвке. Мне едва исполнилось шестнадцать, и он считал, что из-за юного возраста я не могу разобраться, какой мужчина мне нужен. Но я полюбила твоего отца с первого взгляда.

— И сколько… сколько длилась помолвка? — с любопытством спросил Тхорн, вдруг сообразив, что никогда не спрашивал об этом у родителей.

— Три недели, — слегка порозовев, ответила Шеттая, и глаза ее сына округлились. Вдохнув, он забыл сделать выдох и просто замер, изумленно переспросив:

— Сколько?

Он был уверен, что его родители — рассудительные, неимпульсивные люди. И всегда такими были.

— Три недели и два дня, если быть точным, — раздался голос отца, вдруг появившегося на пороге, и Тхорн, повернув голову, увидел его смеющиеся серые глаза:

— Иногда любовь приходит очень быстро, сын.

Амдина, средняя школа.

В тот день на урок пришло только трое учеников. Всего в классе училось шестеро — как и другие учебные заведения для нетелепатов Амдинская социальная школа не могла похвастаться большим количеством воспитанников. К счастью, на Горре крайне редко рождались дети без телепатических способностей, ведь многие родители не могли воспринимать это иначе, как трагедию.

Многие просто не знали, что делать с таким ребенком, для которого закрыт путь в большинство профессий, и невозможно счастливое будущее в телепатическом браке. Преподавательница горианского Темея эс-Велле, как и другие учителя школы, тратила много времени не только на работу с учениками, но и на беседы с родителями, чтобы помочь им преодолеть ступор и увидеть будущее для своего ребенка. Но не каждому она могла по-настоящему помочь.

Она тщательно скрывала от учеников свои чувства, когда сама готова была впасть в отчаяние. Но такие моменты случались. В тот день она по-настоящему расстроилась, войдя в класс и не обнаружив Асхелеки эс-Пейте. Эта девушка, которая с самого первого класса, с пяти лет стала лучшей ученицей, в последнее время все больше и больше впадала в депрессию. Семья была непростой — только отец, мать вроде бы погибла. Единственная подруга Асхелеки, Иллея, так же мало понимала, как и учителя.

Кейтар эс-Пейте, отец девочки, на контакт с учителями почти не шел. Как куратор класса, Темея не раз пыталась наладить с ним дружелюбные отношения, чтобы аккуратно корректировать его поведение в отношении дочери, но потерпела полное фиаско. Кейтар приходил в школу по ее просьбе, но разговаривал всегда сухо и отказывался от любой помощи с воспитанием ребенка. В результате Темее оставалось лишь наблюдать, как Асхелека становится все более закрытой, все менее дружелюбной с одноклассниками, и несчастной.

Эта девочка, как и многие нетелепаты, страдала от сильнейших комплексов неполноценности, но если в других семьях это мягко корректировали, то Кейтар, похоже, ничего не делал для того, чтобы дочь хоть немного себя полюбила. Глядя на отца своей ученицы, Темея подозревала, что и сам он втайне презирает дочь, и, как ни странно, себя самого. Это объясняло бы проблемы Асхелеки, но узнать точно, увы, не было никакой возможности.

Каким-то образом почувствовать Кейтара, высшего телепата, Темея никак не могла. Зато он, как она понимала, прекрасно чувствовал ее тревогу, с годами растущую, и отвечал глухим раздражением, а в последнюю их встречу даже пригрозил перевести четырнадцатилетнюю дочь в другую школу. После этого Темея никак не решалась пригласить его на беседу, даже когда Асхелека стала регулярно пропускать занятия.

Если бы сама девочка хоть раз пожаловалась на отца, Темея незамедлительно бы подала жалобу в детскую комиссию Амдины, но на осторожные расспросы Асхелека всегда отвечала, что очень любит папу, и у них все хорошо.

«Если не придет и завтра — плюну на все и зайду к ним домой», — решилась Темея, начиная урок.

Самое обидное, мелькнуло у нее в голове, что девочка — просто золото. В младших классах она проявляла и любознательность, и активность, и поразительное жизнелюбие, и даже почти взрослое чувство юмора. Асхелека была самой умной из ее учениц с самой высокой успеваемостью: заслуженно высшие баллы по всем предметам. А теперь все это ускользало, как песок сквозь пальцы. Она теряла лучшую ученицу и, что хуже всего — ее ученица, красивая, хорошая девочка, медленно, но верно теряла сама себя.

Асхелека.

Отец потерял сознание за завтраком. Все произошло в полной тишине — его тело вдруг обмякло и сползло на пол с кресла. С глухим стуком голова ударилась об пол, и он остался недвижим. Асхелека медленно положила ложку на тарелку и сжала виски руками. Это случалось далеко не в первый раз — наверное, в сотый за последние три месяца. И все становилось хуже. Его болезнь заставляла ее испытывать постоянный страх — на прошлой неделе, после очередной его потери сознания на пятнадцать минут, она расплакалась, умоляя папу обратиться к врачу.

— Хочешь, чтобы меня сослали на Шаггитерру? А тебя — в дом удовольствий? — рявкнул он в ответ, и Асхелека опустила глаза. Про дом удовольствий она знала лет с шести. Там работают такие, как она, красноволосые девушки. Сначала она просто понимала, что оказаться там — это плохо. Потом, когда ей исполнилось десять, отец объяснил ей подробности.

Он рассказал ей, почему с незапамятных для нее времен она носит серебристые парики — самые лучшие, которые даже при ближайшем рассмотрении невозможно обнаружить. Этот обязательный для нее головной убор скрывал ее кудрявые красные волосы под серебристыми прямыми прядями. Потому что у горианок сроду за всю историю не бывало вьющихся волос, и это считалось ужасно неприличным из-за ассоциаций с девушками из домов удовольствий. По этой же причине ни одна уважающая себя жительница планеты не покрасила бы волосы в красный. Но Асхелека являлась горианкой лишь наполовину.

«Твоя мать — шаггитеррианка. Ты встречала их в городе и знаешь, что это за женщины», — сказал ей тогда отец.

Асхелека знала. Это очень глупые женщины, которые часто вызывали у детей смех. И она тоже смеялась над шаггитеррианками, когда они коверкали слова и фразы и изъяснялись странными жестами на улицах. Часто они вели себя как дети и иногда играли с ней и другими девочками. И еще она замечала, как мужчины покупают им безделушки и сладости, а потом целуют прямо на улицах и забирают к себе домой.

«Я стану такой же? Такой же глупой?» — широко раскрыв глаза, спросила десятилетняя Асхелека, испытывая приступ ужаса.

«Не говори ерунды. Ты полноценная, — отрезал отец. — Но никто не должен знать. Ты горианка и все. Ясно?»

По правде говоря, Асхелеке тогда мало что казалось ясным. Прозрение приходило постепенно, по мере того, как она взрослела. Закон категорически запрещал горианцам иметь детей от шаггитеррианок, и на Горре, насколько она знала, это просто невозможно. А на Шаггитерре, где ее отец раньше служил, военным запрещалось вступать в какие-либо отношения с местными женщинами. Постепенно до нее дошло, почему отец так боится — он нарушил запрет, совершил какое-то преступление, и она — живое свидетельство. И еще она — урод, которого заклеймят, если узнают правду. И отправят в дом удовольствий, где таким, как она, только и место.

Иногда ей становилось так страшно, что она плакала. Замечая это, отец успокаивал, как мог. Он объяснял, что все продумал, что никто никогда не узнает, что он ее защитит. «Ты нетелепат, ты не подлежишь законам о сканировании, а что до меня — то мой пре-сезар на Горре-3. Мы в полной безопасности», — убеждал он, и на время это хорошо успокаивало. Но потом он начал болеть.

Асхелека понимала, что болезнь телепатическая — стоит вызвать врача, и отца просканируют. Обращаться за помощью никак нельзя, но и тянуть дальше — тоже. Его обмороки становились все длиннее, а накануне вечером он впервые не узнал ее, и Асхелека испытала настоящий ужас.

— Привет, крошка, — вдруг сказал он, когда она вышла из своей спальни без парика. И попытался поднять ее, чтобы поцеловать, как мужчины целуют шаггитеррианок на улице. Начав сопротивляться как сумасшедшая, Асхелека сразу добилась того, что отец поставил ее на пол, отступив, но на его лице отразилась растерянность, и он скрылся в своей спальне, так и не узнав, что пытался поцеловать свою дочь. Но не как дочь, а как женщину. После этого она еще долго стояла на месте, прижавшись к стене, не в силах успокоить бешеное сердцебиение и осознать мысль о том, что пришло время обратиться за помощью — чем бы это ни закончилось для них. Потому что в противном случае ее отец сойдет с ума.

И все же ей потребовалось минут тридцать, чтобы решиться. Много раз она начинала набирать номер на коммуникаторе и останавливалась, сидя на коленях возле лежащего на полу отца. Но он все не приходил в себя, и, наконец, Асхелека набрала проклятый номер. Замирая от ужаса, она прищемленным голосом продиктовала оператору их адрес и причину вызова: потеря сознания, высший телепат.

Когда приехали врачи — их было двое — их брови поползли вверх. Асхелека отвела взгляд, глядя в сторону. Впервые за всю жизнь она предстала перед кем-то, кроме отца, без парика. Но надевать его смысла уже не было — ведь прямо сейчас ее отца просканируют, и все узнают про нее.

Ее сознание словно застыло, уже не посылая сигналов о страхе или смущении. Остались только апатия и безразличие. Чувствуя себя преступницей, пойманной после побега, она молча ждала, когда они осмотрят ее отца и вызовут полицию, но все произошло совсем не так, как ей представлялось.

Доктора не разговаривали — точнее, разговаривали телепатически, поняла она, краем глаза следя за тем, как они занимаются с отцом. К высшему телепату присылают только высших — а они могли направлять друг другу мысли, глядя в глаза. Поэтому понять, что с отцом и каков диагноз, ей не удалось. Его положили на носилки и вынесли наружу, загрузив в медицинский транспортер. Один врач остался с ней, но, к ее удивлению, он не торопился вызывать полицию, а просто взял ее за руку и потрепал по голове, словно ей было лет пять:

— Ты молодец, что сумела вызвать помощь. Я отведу тебя домой, хорошо?

«Я уже дома», — хотела возразить Асхелека, но почему-то послушно кивнула. И пошла за врачом вдоль улицы, растрепанная, в домашних шлепках и линосе, с распущенными волосами. Навстречу шел сосед, и она быстро опустила глаза, но он скользнул взглядом по рыжей гриве и не узнал. Лихорадочно соображая, что делать — может, все-таки попробовать объяснить что-то врачу? — Асхелека никак не могла решиться. Ее приняли за девушку из дома удовольствий.

Ошибка врача, пусть он даже высший, ее не удивляла: отец давно навесил на ее эмоции мощный блок, который почти не пропускал вовне негативные чувства. Поэтому «фонила» она как обычная шаггитеррианка: умеренный оптимизм довольной жизнью слабоумной женщины. До тех пор, пока она не скажет, никто и не поймет, что она полноценна. Если только Асхелека сама себя не выдаст.

И она решила себя не выдавать. Просто она не готова пока оказаться в полиции. Ей нужно было хоть немного прийти в себя от шока и решить, что делать дальше.

Врач довел ее до единственного в Амдине дома удовольствий: красивая кованая ограда, узорчатые ворота, распахнутые в пышный ухоженный сад. Помахав доктору рукой, старательно копируя улыбки шаггитеррианок, которые раньше сто раз видела, Асхелека решительно прошла внутрь, внимательно изучая обстановку. В дом ей, конечно, входить нельзя, но она вполне могла затеряться среди девушек, ожидающих клиентов в саду. В сравнении с их ухоженными, накрашенными лицами ее физиономия вряд ли вызовет у кого-то симпатию, так что ей ничего не угрожает, уговаривала она себя.

Через пару часов Асхелека совсем успокоилась: в саду, действительно, легко получалось оставаться незаметной. Если не думать о том, зачем здесь находятся девушки, место выглядело приятным. Тут и там стояли столики с едой и напитками, шаггитеррианки веселились, играя друг с другом в прятки, и пару раз на них шикала управляющая — пожилая шаггитеррианка, которая выходила в сад для проверки всякий раз перед тем, как появлялся клиент.

Мужчины, в основном крылатые, приходили чаще, чем она ожидала — с опозданием Асхелека вспомнила, что город в последние дни наполнился военными, которые прилетали со всех сторон на турнир — кто-то в качестве участника, кто-то — чтобы попасть на трибуны. В ожидании главного развлечения мужчины не забывали и о более прозаичных усладах. На случай, если ее выберут, план у Асхелеки отсутствовал, и она уповала лишь на то, что этого не случится, держась все время как можно дальше от глаз управляющей и клиентов.

Это, в сущности, не составляло труда — остальные девушки сбегались к приходящим мужчинам, соревнуясь за право быть выбранными. Они хватали улыбающихся офицеров за руки и заглядывали в глаза, кокетливо приподнимали юбки, демонстрируя бедра, и улыбались так широко, как только могли. Асхелека тоже улыбалась, когда по ней скользили случайные взгляды, чтобы не выделяться, но держалась подальше, и ее никто не трогал. У девушек никаких подозрений она тоже не вызывала — шаггитеррианки как правило вели себя очень доброжелательно со всеми, кто бы ни пришел.

К вечеру, когда начнется турнир и клиентов уже не будет, девушка планировала выбраться из сада и прокрасться домой, но до тех пор на улицах ей лучше не появляться — одинокую шаггитерианку с большей вероятностью мог прибрать к рукам какой-нибудь прохожий, которому лень дойти до дома удовольствий.

Но, к сожалению, ее плану не суждено было претвориться в жизнь.

Сразу после заката, когда в саду резко потемнело, появилась управляющая в сопровождении сразу трех новых клиентов. Эти офицеры показались Асхелеке немного крупнее, чем те мужчины, которых она видела днем, и их форма выглядела немного иначе. Рубашки в темноте буквально слепили глаза белизной, и выглядели идеально отглаженными, пряжки ремней блестели как новенькие. Все в их одежде, выправке и даже походке говорило о том, что они из какой-то необычной команды. И то, как суетилась перед ними управляющая — тоже.

Всех девушек заставили построиться в одну линию, и Асхелеку пробрала дрожь, когда она заметила, сколь внимательно скользят по каждой три пары мужских глаз. Их осталось не так уж много — большинство девушек, исчезнувших с клиентами днем, еще не вернулись, и перед новыми гостями предстало восемь шаггитерианок, включая ее. На губах девушки замерзла испуганная улыбка, сил смотреть им в глаза просто не было, хотя остальные делали именно так, и в целях маскировки ей тоже следовало поступить так.

Когда один из мужчин указал на девушку рядом с ней, у Асхелеки вырвался вздох облегчения, однако, к своему удивлению, она услышала, как мужчины начали переговариваться и обсуждать их. Завязался спор о том, какая девушка красивее. А потом один из них внезапно шагнул к ней, и теплая грубоватая ладонь легла на ее подбородок, мягко принуждая поднять глаза.

— Ребята, только гляньте на эти глаза, — удивленно изрек тот, кто стоял перед ней, обращаясь к друзьям. — Они же зеленые, это невероятно! Вы когда-нибудь видели шаггитеррианку с зелеными глазами?

Асхелека едва не дернулась, чтобы убежать, и только, собрав всю силу воли, осталась стоять на месте, когда поняла, что трое мужчин с интересом сосредоточили взгляды на ней и, кажется, хотят ее выбрать… но для чего? Ее глаза, и впрямь, отличались по цвету, потому что это были папины глаза. У шаггитеррианок глаза всегда карие, различается лишь оттенок. Но какая разница, какие у нее глаза?

— Лучше подарка и не придумаешь, — с усмешкой проговорил один из мужчин, словно отвечая на ее мысли. — Все, мы берем эту.

«Подарка? Подарка?!» — изумлялась она, когда ее отвели в дом и поручили двум слабоумным шаггитеррианками средних лет, которые вдруг начали причесывать ей волосы, красить лицо и даже тело — на руки и ноги нанесли какие-то затейливые узоры, а потом откуда-то взялся какой-то полупрозрачный линос с короткой юбкой. Асхелеку начало знобить.

Она давно уже понимала, для чего мужчинам нужны шаггитеррианки, и от одной мысли об этом ее слегка подташнивало. Как все девчонки, она с интересом поглядывала на мальчиков — но лишь на ровесников. Здоровенные тела взрослых мужчин никаких позитивных чувств у нее не вызывали, наоборот. А перекаченые мускулы военных и вовсе казались отвратительными и угрожающими. И рост. Мужчины и без того высоки, а эти просто великаны — некоторые из них в полтора раза выше невысоких женщин, вроде нее. Она не понимала, как хрупкие девушки с такими улыбками могли идти с ними в комнату для слияний.

Возможно, она так думает потому, что она просто не такая как все, размышляла Асхелека. Не горианка, и не шаггитеррианка. Просто урод. Остальным ведь нравится.

Выхода из ситуации она не видела — сбежать явно не получится, а рассказывать правду нет смысла. Тогда она окажется в полиции, но потом ее снова отправят сюда. Отец предупреждал ее, что это произойдет, как только все узнают правду. Нет, наоборот, рассказывать о себе ни в коем случае нельзя. Если никто не узнает, что она полноценная — безвестность даст ей возможность скрыться. Пусть ей придется потерпеть одного клиента, зато потом она убежит, наденет парик и улетит куда-нибудь, далеко-далеко, где снова выдаст себя за горианку, и ей поверят.

Главное — не сопротивляться, и не показывать лицом страх и отвращение. Блок на ее эмоциях скроет все остальное.

Надо было бежать раньше, с горечью подумала Асхелека, глядя на себя в зеркало и не узнавая. На ее голове теперь красовался сложный узор из изящных косичек, лицо раскрашено яркими красками так, что и не понять — кукла или женщина. Полупрозрачный линос больше демонстрировал, чем скрывал, и она чувствовала себя полуголой, выходя из дома к трем крылатым мужчинам, которые ее ждали.

Один из них опустился на колено, и ее быстро пристегнули к его спине, а потом последовал самый головокружительный полет из всех в ее жизни. Когда Асхелека была маленькой, отец часто катал ее — иногда просто ради удовольствия. Но в последнее время им особо некуда было летать, и он не хотел. Полет с незнакомым мужчиной неожиданно захватил ее — взлет оказался очень мягким, а затем — только ночное небо, свежий воздух и головокружительная скорость. И только об этом стоило думать — уж точно не о том, что ждало ее впереди.

Ариадна.

Тот день можно было без преувеличения назвать самым счастливым в ее жизни. Астан и Эниэла неожиданно отказались ехать в Амдину на турнир. Ее опекуны с облегчением отпустили Ариадну с Дейке и Лиской, и она вдруг поняла, что целых два дня будет свободна и потрясающе проведет время в обществе подруг. Жених Марии тоже не смог поехать из-за работы, и три землянки сели в транспортер в обществе капитана эс-Хэште, а также двух его сыновей — младшего, офицера Меркеса, и старшего, архитектора Немема.

С обоими Ариадна уже давно была знакома, стараниями Лиски, как и Мария, поэтому путешествие прошло в дружеской атмосфере. Горианцы рассказывали девушкам подробности о предстоящем турнире. Единственный момент неловкости возник, когда Мария спросила, почему сам Дейке не принимает участия в соревнованиях, ведь он, как и Тхорн, командует лучшим отрядом спецназа планеты. Лиска предупреждающе сверкнула глазами — но поздно. Ариадна от смущения за подругу даже посмотрела в сторону, но капитан отреагировал удивительно спокойно и добродушно.

— Я староват для младшей лиги, и для средней тоже. А для высшей мне не хватает таланта, — открыто объяснил он, и Мария вспыхнула, только тогда сообразив, что допустила бестактность. Но Дейке даже не позволил ей извиниться, без всякого смущения продолжив объяснять, что бойцов уровня Тхорна на планете не больше десятка, и они слишком сильно превосходят всех прочих, чтобы с ними можно было сравниться — в том числе и по физическим параметрам, но самое главное — по телепатическому уровню.

— Дело в том, что телепат «выше высшего» в течение всего боя практически предвосхищает удары — за счет чтения мыслей, в основном. Он видит, куда противник собирается бить, иногда даже раньше, чем об этом узнает сам противник — так как чувствует ход его мысли. Для того, чтобы что-то этому противопоставить — надо быть равным в телепатии или серьезно превосходить по физическим параметрам, по мастерству, — объяснял капитан эс-Хэште.

— Упаси Величайший представить кого-то, кто может превосходить Тхорна физически, — сухо заметил на это Немем, делая большие глаза, и девушки рассмеялись. Архитектор тоже улыбнулся, тут же разоблачив шутку, и подмигнул Ариадне.

Когда они прилетели в Амдину, Дейке заботливо проследил, чтобы девушек с комфортом разместили в заранее оплаченной гостинице, а затем пригласил всех пообедать вместе. Ариадной овладело детское радостное возбуждение. Еще утром казалось, что два дня свободы — это так много, но теперь, оказавшись в чудесном просторном номере, она поняла, что времени в обрез. Она не успеет по-настоящему насладиться дивной небольшой гостиницей и номером с видом на роскошные сады, и, конечно, у нее не будет времени как следует изучить саму Амдину.

За обедом от таких мыслей никак не удавалось расслабиться — она с трудом даже могла участвовать в беседе — так спешила на прогулку, чтобы хоть что-нибудь увидеть до турнира. Ведь завтра останется лишь полдня — и уже пора придет лететь назад, к школе, бесконечным занятиям, дурацким косам и унизительным уведомлениям из системы подбора, приходившим раз в месяц: «совпадений не найдено». Очередное такое ожидалось со дня на день.

Горианская система подбора обычно работала не так. Все было устроено гораздо тактичнее, по крайней мере, в отношении женщин. Подбор осуществлялся только по инициативе мужчины, и только мужчина мог получить сообщение такого рода из системы. Впрочем, такое бывало редко, объяснял ей Астан после первого сообщения, пряча глаза. Горианки же получали только сообщения о том, что их подобрали кому-то в пару — и тогда уже могли ответить: согласием на помолвку либо отказом.

Для землянок сделали все наоборот — горианское правительство желало выдать их замуж как можно быстрее. Им нужны были дети, чтобы разбавить кровь и уменьшить процент генетических заболеваний на Горре. А для этого нужно массовое переселение землян — но не раньше, чем удастся доказать, что они в состоянии успешно адаптироваться, счастливо жениться и, конечно, рожать здоровых детей от горианцев.

Лиска уже дала Сезариату успешный пример, и рождение ее дочери с Дейке обсуждала вся планета. Мария дала другую, не менее важную информацию: взрослой землянке можно успешно пересадить крылья. Которые все еще были для нее скорее украшением, ведь процесс приживления окончательно завершился лишь год назад, а им еще требовалось немного дорасти до нужного размера. Но, так или иначе, обеих девушек пресса носила на руках. А про нее писали вскользь и немного недоумевающе. От нее не было никакой пользы.

Ариадна чувствовала себя неудачницей, иногда это доводило ее почти до слез, но ей все еще не давали разрешения на операцию по приживлению крыльев, а что касалось матримониальных планов, то она пока даже не понимала, как сможет влюбиться в горианца. Они казались чужими, странными — она не могла даже представить сближения, хотя и испытывала симпатию к некоторым инопланетянам, таким как Дейке и его старший сын.

Немема она до этого встречала лишь дважды, и он показался ей очень жизнерадостным, приятным человеком. На прогулке в Амдине это впечатление усилилось. Один из немногих мужчин в гражданском в городе, наводненном военными перед турниром, он смотрелся светлым веселым пятном и развлекал девушек изо всех сил всеми способами — в том числе подшучивая над отцом и братом.

— Пап, а ты форму надел специально сегодня, чтобы скидки получать? — осведомился Немем после того, как продавцы уличной еды в третий раз узнали Дейке и предложили сладости вдвое дешевле — «для его прекрасной спутницы и ее подруг». Немного смущенный ажиотажем вокруг своей персоны, Дейке покупал все, угощая девушек, пока они не объелись конфетами, тянучками, мороженым и не обпились безалкогольным сяши и напитками на основе ароматизированных сиропов.

— Разумеется. Я и карьеру делал исключительно для этого, — парировал Дейке, отправляя в рот приличных размеров шоколадный батончик. Обертку он метким броском отправил в мусорную урну и остановился, оглядевшись по сторонам:

— Куда теперь?

Они прошли насквозь импровизированную ярмарку в центре города, открытую в честь турнира, и остановились на небольшой площади с изящным многоступенчатым искусственным водопадом в центре, у подножия которого устроили детскую площадку, где с визгом резвились малыши.

Лиска бросила взгляд, полный надежды и неизъяснимой женской тоски, на двери крупного сияющего магазина одежды, расположенного с другой стороны площади. Ариадна ее понимала — с маленьким ребенком на шоппинг не походишь, а тут такой удобный случай — и малышка дома с няней, и дел никаких.

— Все ясно, — мгновенно отреагировал капитан эс-Хэште, проследивший взгляд жены. И тут же распорядился:

— Значит, так: девочки по магазинам, мальчики отдыхают.

Он взглянул на часы и строго посмотрел на жену:

— У вас полтора часа и не мгновением больше. Тхорн будет ждать нас на стадионе в семь. У него будет лишь пара минут, так что мы не можем опаздывать.

Лиска и Мария наперебой принялись клясться в пунктуальности, глядя только на вход в магазин, и Дейке со вздохом отпустил их. Лиска пулей сорвалась с места, Мария не отставала. У обеих в изящных набедренных сумочках лежали карточки их мужчин с почти неограниченным кредитом. Ариадна застыла на месте, растерянная. Она с удовольствием бы последовала за ними, но ее карманных расходов ни на что не хватит, и что ей тогда делать в магазине?

— Ариадна, — позвал Немем, стоявший рядом. Когда она повернулась, он взял ее руку и положил в нее карту:

— Купи себе, что хочешь.

На ее ошеломленный взгляд он отозвался понимающей телепатической улыбкой.

— Нет, я не могу взять у тебя… — запротестовала она, едва придя в себя.

— Пожалуйста. Сегодня же праздник.

Горианец послал новую обезоруживающую телепатическую улыбку. Протестовать было бы невежливо, невзирая на чувство неловкости. Он ведь не флиртовал с ней?

Она приросла к земле ногами, вдруг ужасно смутившись. И по горианским, и по земным традициям неприлично брать деньги у посторонних мужчин и оставаться должницей.

— Ариадна, Немем не имел в виду ничего двусмысленного, — негромко заметил сзади Дейке, который было отошел в сторону, но сразу вернулся, когда увидел, что они спорят с Немемом. — Если хочешь, возьми мою карту вместо его.

— Нет, все в порядке. Простите меня, — выдавила она, густо краснея, сообразив, что смущает всех своим поведением, а не только себя саму. Немем, вдруг ощутивший неловкость, даже опустил глаза в пол. И она почла за лучшее испариться, зажав во вспотевшей ладони злополучную карту.

Тхорн. Амдина, спортивный стадион.

Трое мужчин в раздевалке молча натягивали темно-синие костюмы. В помещении царила полная тишина, глаза всех троих были прикрыты, блоки на местах. Они настраивались, даже не глядя друг на друга. Ортанес эс-Вьер, глава службы охраны Сезара, шнуровал высокий ботинок, поставив ногу на низкую лавку. Мьюча эс-Мьийа, командир собственной космической команды спецназа, поправлял штанины, заправленные в обувь, и выглядел глубоко погруженным в себя. Его младший брат Льюча, заместитель эс-Вьера, один из лучших бойцов службы охраны, сидел на лавке в другом конце комнаты, уже полностью одетый, и размышлял о чем-то своем.

Когда приоткрылась дверь, все трое на секунду замерли и повернули головы, кивая вошедшему. Мьюча первым стянул перчатку и протянул ладонь — Тхорн коротко кивнул, пожимая ее. Это от него он получил приглашение на турнир, и только его хорошо знал, из тех, кто находился в комнате. С Ортанесом эс-Вьером он был знаком лишь шапочно, а третьего мужчину видел впервые. Мьюча коротко представил своего брата, и они обменялись рукопожатиями, с нескрываемым интересом изучая друг друга. Эс-Зарка улыбнулся под блоками: ему предстояло стать темной лошадкой этих соревнований, в которых он раньше участия не принимал и, разумеется, все смотрели на него с любопытством, даже Мьюча. Драться друг с другом им пока не доводилось.

Осмотрев предложенный костюм, Тхорн с удивлением отметил, что никогда прежде не видел такого смягчения.

— Здесь наши жены, дети… и еще пара-тройка сотен детей и женщин, — развел руками эс-Вьер. — Но мы будем рады видеть тебя в СБ на настоящих соревнованиях. Туда мы женщин не пускаем. Это через месяц, — подмигнул он.

— Это интересно, — отреагировал эс-Зарка, начиная раздеваться. В его крови с утра играл адреналин. Каким бы ни был костюм, драка скучной не будет, догадывался он. Последние три недели он посвятил усиленным занятиям и тщательнее обычного следил за питанием, набирая максимальную форму, но пребывание в родительском доме немного расслабило его перед соревнованиями. Поэтому за два дня до турнира он переселился от родителей на корабль, который служил ему передвижным домом, и посвятил все время подготовке. Теперь он чувствовал, что готов составить достойную конкуренцию лучшим бойцам планеты.

— Братишка, может тебе шлем надеть? — вдруг весело спросил Мьюча, наблюдая, как Льюча затягивает голову серой кожаной банданой. Тхорн скрыл улыбку: вся планета знала, что в финале турнира прошлого года, в бою между Льючей и его боссом, последний победил, а первый схлопотал сотрясение мозга.

— Ты за своей головой следи, — огрызнулся Льюча. — А то я тебя в прошлом году в финальном бою не видел.

— Возможно, не увидишь и в этом. Судя по довольному лицу его жены, Мьюча вчера не теми упражнениями занимался, — вставил Ортанес.

— Мне это не мешает, — парировал эс-Мьийа-старший. — А ты что же, силу боишься перед боем расплескать?

Пока Тхорн одевался, зубоскальство продолжалось в той же манере — его приход неожиданно всех возбудил, заставив упражняться в остроумии, но ему это понравилось. Снять лишнее напряжение перед разминкой в веселой компании оказалось приятно.

* * *

Скертис эс-Шетте, старший офицер "Черной звезды", был очень доволен собой. В захолустном доме удовольствий им удалось отыскать уникальную девушку для командира — с глазами, почти как у него самого. Сюрприз для Тхорна готовили все вместе. С днем турнира совпадал день его рождения, и по традиции в этот день каждому члену команды заказывали лучшую девочку. А для расслабления после боя и вовсе нельзя придумать ничего лучше, чем аппетитная шаггитеррианочка.

Главное только турнира не пропустить за всеми этими хлопотами. Они прилетели в последний момент, и едва ли не с боем прорвались на трибуны, забитые битком молодыми бойцами, подростками и девушками. Шаггитеррианка даже испугалась, оказавшись в толпе, но Скертис заботливо обхватил ее за плечи и провел вместе с собой, усадив рядом, чтобы ненароком не исчезла куда-нибудь. Он очень хотел угодить командиру этим подарком — в последнее время тот слишком часто бывал им недоволен, ему хотелось исправиться.

Случайно встретившись взглядом с необычными зелеными глазами, он подумал, что и сам не прочь поразвлечься с этой девчонкой — разумеется, когда командиру она будет уже не нужна. Уж больно интересное лицо.

Но уже через пару минут Скертис перестал думать о шаггитеррианке, уставившись на Ортанеса эс-Вьера, который вышел в центр стадиона, чтобы поприветствовать зрителей в качестве хозяина. Турнир проводился ежегодно службой охраны Сезара, и сам Величайший всегда посещал его — он должен появиться ближе к концу, когда выступали сильнейшие. А до того времени соревноваться между собой будут бойцы из службы охраны — и Скертису интересно было взглянуть, превосходили ли они своими умениями рядовых членов их команды.

* * *

Зал взревел, когда Ортанес поднял руки, приветствуя публику. Яркость освещения прибавили, и теперь трибуны остались в легком полумраке, зато центр арены буквально светился изнутри. Хозяину турнира поднесли микрофон, и он произнес короткую приветственную речь, открыв соревнования. А затем он пригласил выйти на всеобщее обозрение братьев эс-Мьийа и Тхорна, представив их публике.

— Мы начнем, как обычно, с младших офицеров. Победители попытают счастья со старшими. Оставшиеся смогут победить любого из нас, — Ортанес развел руками. Зал весело засмеялся. Большинство присутствующих понимали, что даже самый опытный боец из старших офицеров не мог сравниться ни с кем из четверки. — Мы увидимся в конце, — объявил эс-Вьер под рев зала. А на арену полетели десятки подарков с записками, которые тут же бросился собирать обслуживающий персонал.

Молоденькие раскрасневшиеся девушки, купившие билеты на первые ряды, отбивали ладошки аплодисментами, мечтая привлечь хоть один взгляд своих кумиров. Парни-подростки мечтали об этом не меньше.

— Забавно, — сказал Тхорн в раздевалке, когда перед ним поставили ящик с игрушками и записками от девушек. Он взял сверху воинственно выглядящего черного дракона с надписью: «Я болею за тебя! Люблю!!! Позвони мне!» и недоуменно перечитал надпись с неизвестным номером.

— Вы с Льючей более популярны, поскольку не женаты, — рассмеялся Ортанес, заглянув в записку. — Меня уже не просят позвонить.

— Что у тебя? — удивился Тхорн, глядя на такой же ящик перед главой «охранки».

— Тоже, что и у всех. Признания в вечной любви от девчонок и просьбы взять на работу от мальчишек. Авторам большинства писем нет и четырнадцати, — прокомментировал эс-Вьер, аккуратно обходя свой ящик с подарками, словно там находились горные ядовитые змеи.

— И что вы с ним делаете? — осторожно спросил Тхорн, косясь на Льючу, который с таким же недоумением изучал сувениры от поклонников.

— Отдаем женам, — почти хором ответили Мьюча и Ортанес.

— Хм… видимо, в этом есть и плюсы, — пробормотал новенький, почесав нос.

— В чем? — не понял Мьюча.

— В том, чтобы быть женатым, — пояснил Тхорн. Он аккуратно отпихнул от себя ящик, глядя на него едва ли не с опаской.

— Идем разогреваться, — весело подытожил эс-Вьер, открывая дверь раздевалки.

— Мне надо выскочить на минутку, — спохватился вдруг Тхорн, что обещал встретить Дейке и его семью.

Пробежавшись по лабиринтам под трибунами, он выскользнул к неприметному служебному входу на стадион, где нашел своего капитана в обществе сыновей и трех землянок, веселых и расслабленных. Обменявшись с ними приветствиями, он поблагодарил за поздравления с днем рождения, совпадающим с турниром, и проводил их на трибуну — конечно, билеты у них и так были, но он хотел встретиться глазами с лучшим другом до соревнований и показать, что особенно ценит его присутствие.

— Удачи, Тхорн, — негромко сказал Дейке, хлопнув его по спине.

Эс-Зарка молча кивнул, хлопнув в ответ по его руке, и отправился разогреваться, не глядя ни на стадион, где уже начались соревнования младшей лиги, ни на зрителей, бросающих любопытные взгляды в его сторону.

Асхелека.

Асхелека физически почувствовала, как похолодели руки, когда она поняла, кому именно ее хотят «подарить». Слово «командир» офицеры употребляли в беседе между собой чаще, чем она в разговорах со школьными друзьями слово «уроки». Произносилось это слово с уважением, любовью и удовольствием. Но имени они не называли, и она уже отчаялась его узнать, когда один из ее спутников, наконец, назвал своего командира по фамилии — «Эс-Зарка». И что-то у нее внутри оборвалось.

Кто такой Тхорн, она знала прекрасно, но, в отличие от многих одноклассниц, никогда не сходила по нему с ума. Наоборот. Мускулистая фигура с плакатов не вызывала никаких эмоций, кроме инстинктивного отторжения. В ее собственной спальне висели плакаты с музыкантами и танцорами.

Поклоняться военным супергероям, которые двигаются так, словно проглотили шпалу, а говорят так, будто рычат — увольте. Все в них вызывало у нее только отторжение — их каменные лица, холодные глаза, нарочито жесткая манера общения, словно они хотели казаться еще «круче». Ее отец, конечно, тоже раньше был офицером, но она не помнила этого периода его жизни — да и вообще, он всегда был не таким, как другие.

Если бы она не сосредоточила все мысли на побеге, то, возможно, не смогла бы сдержать слез. Но Асхелека давно научилась скрывать эмоции и перенаправлять мысли. С десяти лет постоянная необходимость маскироваться от окружающих научила ее справляться с эмоциями в самых неприятных ситуациях. И теперь она просто переключилась, заставив себя не думать о предстоящем вечере, а только о том, что будет делать дальше.

Пока они шли к стадиону по хорошо освещенной улице, ее мысли были заняты только планом: что она возьмет из дома с собой, как только сможет до него добраться, как и куда купит билет. Самой сложной частью станет, конечно, новое прошлое. Когда она окажется в новом городе, ей нужно будет как-то объяснить, где ее пре-сезар и кто она такая. Объяснить надо будет так, чтобы ни у кого не возникло подозрений, чтобы ни в коем случае не оказаться в полиции.

Прокручивая в голове разные варианты более или менее правдоподобного вранья, Асхелека оказалась на стадионе, в толпе, и тут ее вдруг накрыло приступом страха. Она поняла, что все последние минуты надеялась на ошибку — что все-таки не Тхорну эс-Зарка ее отдадут. Но когда они пришли на турнир — сомнений почти не осталось, и на минуту ей стало дурно. Но потом офицер, шедший рядом, сжал руку и успокаивающе обнял за плечи — и пришлось успокаиваться. Лишь бы не заподозрили.

«Не говорить. Главное, не говорить. Сделать глупое выражение лица. Периодически мычать и улыбаться. Улыбаться», — повторяла она про себя, чтобы не забыть, не выдать себя случайным жестом или словом. Они сели на трибунах — офицер рядом уже не дотрагивался до нее, лишь поглядывал время от времени. Вокруг возбужденно шумели зрители — на трибунах вокруг в основном сидели офицеры, обсуждавшие технику боя, делавшие ставки на того или иного победителя. Услышав знакомое имя, Асхелека едва не вздрогнула.

— Тхорн — метеор, чудовище, — со смешком заявил один из офицеров, сидевших позади. — Я видел его в деле в прошлом году. Он едва не изуродовал мальчишек, клянусь. Дрался с троими, а разбросал их за две минуты. Ни царапины. Они, по-моему, даже не смогли его коснуться!

— Сегодня ему будут противостоять не мальчишки, — хмыкнул другой. — По-твоему, эс-Вьер и братья Мьийя — сопляки? Да это будет самое искрометное мочилово за всю жизнь. Четыре выше высшего на арене. С ума сойти!

— Три вообще-то, — поправил кто-то со стороны. — Льюча просто высший.

— Ну, это не мешало ему в прошлом году выйти в финал, — заметил первый. — Я слышал, в Охранке они его называют стальным. Говорят, против него и у пятерых обычных бойцов нет шансов.

Асхелека думала, что такие разговоры офицеров за спиной станут самым мучительным впечатлением на соревнованиях, но за мгновения до начала рядом плюхнулись две горианки. Обеим на вид она дала лет по шестнадцать — обе выглядели значительно крупнее ее, но мозгов у них было удивительно мало.

— Я не понимаю, что ты находишь в этом Льюче. Тхорн — вот это да, — пропела одна из них, с лимонно-желтыми волосами. — Я бы все отдала, лишь бы он меня поцеловал.

«А я — лишь бы этого не случилось», — невольно подумала Асхелека, сразу возненавидев желтоволосую дуру.

— Ты так говоришь только потому, что он не женат. Кто в прошлом году по Ортанесу с ума сходил? — отрезала ее подруга. — У Льючи невероятные глаза. Я обожаю этот оттенок серого. И знаешь, что? Мой брат у него работает, и он говорит, что Льюча круче всех. Он бы и Ортанеса побил в прошлом году, если бы травму не получил.

— Да ну, фу, он же самый уродливый. Ты видела, какие у Тхорна глаза? Вот это да. И губы… у Вьера тоже, правда, ничего… Ну ладно, а кто у тебя на втором месте?

Асхелека поперхнулась и закашлялась. Они это серьезно? Что за глупость! Но девушки все продолжали щебетать.

— Ну, на втором, наверное, Мьюча, — ответила вторая горианка с белыми волосами и ужасно глупыми бесцветными глазами. — Да они все такие… о-о, я бы с ума сошла, если бы кто-то из них на меня посмотрел. Они же все мысли читают, только вообрази, как стыдно!

Асхелека беззвучно застонала. Это был самый слабый пункт ее плана. Что если Тхорн удосужится прочесть ее мысли, пока будет забавляться с ней? Ей может здорово влететь от него за обман. А она вовсе не жаждала узнать, насколько тяжелая рука у этого монстрообразного здоровяка.

Асхелека невидящим взором смотрела на соревнования, которые уже начались. Щебетание продолжалось. Две горианки, как и большинство зрителей, мало интересовались боями младших офицеров. Зал умолк только тогда, когда четверка в темно-синих костюмах вернулась на арену. Асхелека замерла, глядя на этих мужчин. В прошлый раз, когда они выходили, она даже не успела их толком разглядеть. Все четверо издалека казались удивительно похожими из-за одинаковой формы. Огромный рост, широкие плечи, специфическая мягкая походка — мрачно наблюдая за Эс-Заркой, Асхелека поняла, что ошибалась: он не был похож на обычного военного, проглотившего шпалу. Это здоровяк выглядел гораздо опаснее.

По итогам часового параллельного боя, наблюдать за которым под конец стало немного скучно, судьи выявили четверых победителей, и они заметно нервничали. Асхелека с сочувствием посмотрела на простых офицеров. «Так нечестно, — подумала она, — они одержали свои победы, и к тому же уже устали. А впереди их ждет неравный бой и заведомое унижение».

Первого победителя звали Меррик. Явно высокий и сильный, он все же так заметно физически уступал лидерам, что Асхелеке захотелось выбежать на арену и умолять их не трогать его. Но она просто прикрыла глаза и молча смотрела, как он взял боевой нож и, подойдя к эс-Вьеру, воткнул его в песок перед ним.

— Ничего себе, он своему главному начальнику вызов бросил. Сумасшедший, — презрительно наморщила нос желтоволосая девица.

— Просто дурак, — согласилась вторая.

«Сами вы дуры», — подумала Асхелека, мысленно восхищаясь смелостью парня. В такого она бы хотела влюбиться. Когда-нибудь. Как же она ненавидела всю четверку в темных костюмах. Безжалостные уроды, самоутверждающиеся за счет других. «Кто придумал дурацкое завершение турнира с участием монстров?» — злилась она про себя, не понимая: зачем этот фарс? Разве непонятно, что они и так победят? Дрались бы сразу между собой…

На арене Ортанес прикрыл глаза, оценивая противника. Физически уступая, мальчишка имел все же несколько преимуществ. Первым и главным была, конечно, подвижность. Наблюдая, как парень дерется, эс-Вьер мысленно сделал себе заметку позаниматься с ним лично. Меррик явно уже стал лучшим из бойцов в Службе охраны. Еще один мысленный плюс в его анкету Ортанес поставил, когда Меррик выбрал его. Это был чертовски смелый поступок — он даже не был уверен, что поступил бы также на его месте. Потому что этот поступок был также чертовски рискованным.

— Я даю тебе одну минуту, — наконец, объявил он.

— Простите, а что это значит? — вдруг спросила желтоволосая горианка, сидящая справа от Асхелеки, у офицера, занимавшего место слева от нее. Девушка перегнулась через нее так, словно Асхелеки не существовало, и она вдруг поняла, что так для нее и было: горианка воспринимала ее сейчас как мебель или ручное животное. Офицер отозвался на кокетливый взгляд девчонки доброжелательным разъяснением:

— Это значит, что он должен продержаться минуту. Все понимают, что ему не свалить Вьера, поэтому дается техническая возможность победить. Сколько времени дать — решает лидер. Но ему тоже важно не промахнуться. Его задача — свалить противника за это время. Если он даст слишком много времени — проиграет своим друзьям, которые поставят себе более сложную задачу. Слишком мало — может проиграть противнику. В том и в другом случае он теряет очки, — терпеливо пояснил офицер.

Асхелека сузила глаза. Так вот в чем дело. Получалось, что соревнование не так уж вопиюще несправедливо, как она подумала. Она с интересом перевела взгляд на арену, даже наклонившись вперед, и стала жадно наблюдать за происходящим.

В какой-то момент Ортанес даже подумал, что проиграет. Меррик превзошел сам себя, двигаясь как вихрь. Но молодость и неопытность сказалась. На пятидесятой секунде мальчишка допустил фатальную ошибку, открыв корпус. И лидер мгновенно нанес сокрушительный удар. О силе которого вскоре пожалел, когда протянул офицеру руку, и тот тяжело поднялся с гримасой. По его выражению лица и уровню боли Вьер понял, что в пылу азарта сломал своему подчиненному пару ребер.

— Прости. Ты молодец, — сказал он, глядя в глаза, и побежденный просиял, забыв о боли.

— Я бы поклонился, но…

— Не вздумай. Дойдешь до выхода или сюда врачей? — тихо спросил Ортанес. Он очень хотел подстраховаться и позвать врачей, но Меррик не заслуживал такого унижения перед тысячами зрителей.

— Дойду, — процедил он. Его уровень боли слегка зашкалил, когда офицер сделал шаг. Но он сделал второй и третий.

— Я провожу, — Вьер крепко взял его за локоть, стараясь, чтобы его поддержка была незаметна для зрителей. — А теперь не спеши, а то проткнешь себе легкое или еще чего поважней, — негромко посоветовал он, и дошел с офицером до выхода в раздевалку. Врачи стояли наготове с носилками.

Следующий несчастный выбрал Тхорна. Асхелека грызла руку, стараясь поддержать легенду о своем слабоумии и смотреть максимально не заинтересованно. Но когда назвали его имя, она слегка вздрогнула. Он также дал офицеру минуту, но победил его гораздо быстрее. Противник Тхорна оказался заметно слабее, а лидер двигался невероятно быстро для своего роста и комплекции. Асхелека заметила, как невольно подобралась остальная троица лидеров, наблюдая за боем. И в этот момент она поняла, что ей на самом деле интересно, кто победит.

Когда Ортанес снова взял микрофон, он объявил, что на каждого из них придется два боя — по жребию. Затем набравшие наибольшее количество баллов сразятся в финале.

Асхелека с растущим интересом наблюдала, как четверо главных бойцов получили какие-то камушки из рук мальчика, работавшего на арене. Затем подросток очертил палочкой круг на песке, и соревнующиеся бросили камни внутрь этого круга. После чего звонким ребяческим голоском было объявлено, что Ортанес сразится с Тхорном эс-Заркой и Мьючей эс-Мьийа, а Мьюча — с Ортанесом и Льючей. Тхорну, соответственно, останется еще один бой с Льючей.

— Целых пять боев будет с финальным? — удивленно прошептала желтоволосая горианка.

— Странно. В прошлом году финальный был четвертым, — ответила белоглазая.

«В прошлом году их было трое, дуры!» — хотелось заорать Асхелеке. Эти клинические идиотки раздражали ее до такой степени, что она уже сама готова была выскочить на арену и сразиться с любым из участников турнира, лишь бы не слышать больше этой бессмыслицы. Хотя в глубине души она понимала, что ее нервы сдают не из-за этих двух горианок, какими бы бестолковыми они ни были.

Ортанес вышел на арену первым, и зал взвыл. Все вскочили. Асхелека застыла, когда напротив эс-Вьера встал Тхорн. В тысячном зале наступила полная тишина, и все услышали, как кто-то нервно закашлялся, ближе к последним рядам. Но двое на арене даже глазом не моргнули, глядя только друг на друга. Повернув голову, Асхелека вздрогнула. Незаметно для всех, из какого-то тайного хода, на первый ряд трибуны вошел Сезар. Те, кто находились рядом, зашевелились, но тот лишь махнул обеими руками, пресекая приветствия и не отрывая глаз от арены.

Сильные противники, не шевелясь, сцепились взглядами. А потом одновременно бросились друг на друга.

Ничего подобного Асхелека в жизни не видела. Эти мужчины двигались так быстро, что ее глаз иногда даже не успевал за их движениями, ударами и уворотами. Они словно не умели падать, компенсируя каждое падение кувырком и мгновенно вскакивая вновь. Она не понимала, как же судьи поймут в результате, кто победил, но потом, после очередного падения эс-Вьера шесть судей, сидевших в первом ряду, резко вскинули руки.

И проигравший поднялся, легким наклоном головы обозначая свое поражение. Тхорн повернулся лицом к Сезару, поклонился и отошел в сторону. На арену вышли братья эс-Мьийа.

Уже ко второму бою Асхелека привыкла к скорости, и начала кое-что понимать в системе оценки. Судьи реагировали на количество падений. После пятого они объявляли проигравшего. Во втором бою проиграл Льюча. Затем Ортанес сразился с Мьючей, и ему удалось победить. Льюча с заметным трудом победил Тхорна, и Асхелека даже почувствовала какое-то злорадство. До этого момента она даже не осознавала, что мысленно болела против Тхорна. Почему? Ведь ей совершенно невыгоден его проигрыш: тогда он придет к ней злым.

Судьи занялись подсчетом голосов. Асхелека изучала лица мужчин. На ее удивление, они мирно болтали между собой, ожидая оценок. Она гадала, кто же выйдет в финал, не отрывая взгляда от лица Тхорна. «Проиграй, проиграй», — мысленно твердила она. Но к ее досаде, имя Тхорна было первым, названным судьями. Он, как оказалось, стал лидером. А вторым назвали имя Льючи эс-Мьийа. Как Асхелека ни старалась, но ее глаза удивленно раскрылись. Почему-то она была уверена, что Ортанес эс-Вьер окажется в финале, настолько красиво и уверенно он дрался. Как он мог проиграть?

Ариадна.

Раньше она никогда не интересовалась драками, но красота этого турнира поразила ее и заставила живо вникать во все происходящее, от самых первых боев, на которые они немного опоздали, до финала. Бои горианцев не походили ни на что. Они двигались невероятно быстро, очевидно, используя телепатию, чтобы предугадать ходы противников. Соревновались в основном телепатическими уровнями — во всяком случае, это играло большую роль, чем физическая подготовка, теперь она это хорошо понимала.

Необычности зрелищу добавляли крылья — почти все офицеры обладали ими и, хотя драки между ними происходили на земле, все они тут и там использовали крылья, раскрывая их наполовину и снова плотно складывая, чтобы ускорить свои движения, скорректировать направление. Это походило на фантастический танец.

— Что если они случайно повредят крылья? — тихо спросила она у сидевшего рядом Немема, то и дело рефлекторно зажмуриваясь, когда кто-нибудь падал с размаху на землю.

— Они достаточно прочные, от простого падения не ломаются, — пояснил горианец. — Но, случается, бывают и повреждения. Выправлять их сложно и дорого, поэтому у офицеров всегда полная страховка.

Ариадна кивнула, вновь сосредотачивая внимание на арене. Она невольно думала об очередном уведомлении из системы. Что если на этот раз наконец-то провернутся в недрах загадочного механизма какие-нибудь шестеренки, и ей кого-то подберут? Сначала она не понимала, зачем поиск по всей планете проводить повторно: люди-то те же? Если на всей Горре не нашлось никого подходящего — откуда же он возьмется через месяц? Но Астан объяснил, что так это не делается. Поиск ведется сначала по суженным группам людей, выбранных по каким-то критериям. Например, возраст, близкий к подходящему, уровень образования и так далее. И только потом, в случае неудачи, зона поиска расширяется.

Ариадна грустно улыбнулась. Судя по количеству поисков, проведенных в отношении нее, она уже должна была расшириться до предела. Возможно, теперь система ищет ей жениха среди двадцатилетних мальчиков или двухсотпятидесятилетних старцев. Что если ее женихом окажется какой-нибудь из таких вот младших офицеров, которые только что показывали удаль на арене? Желторотых и упрямых? Ее настроение омрачилось. Добром такая помолвка точно не закончится. Но кто мог бы понравится ей, если даже Немем, так трогательно заботившийся о ней сегодня, совершенно не привлекал, стоило ей лишь подумать о нем как о возможном партнере?

Увы, ей пока не настолько нравились горианцы. Они все еще казались чужими, хотя и на Землю — видит бог — она не хотела бы возвращаться. Ее плечи поникли — оставалось только сосредоточиться на красочном представлении, чтобы хоть на несколько минут отрешиться от чувства одиночества, преследовавшего ее на протяжении долгих месяцев, безжалостно колющего прямо в сердце, тянущего за собой отчаяние.

Но тут ее коммуникатор завибрировал, и рука ее сразу потянулась в карман, а сердце забилось чаще. Сейчас, когда ее подруги сидели на трибуне рядом, некому было писать ей сообщения, кроме…

«Уведомление от планетарной системы поиска пары. Доставлено адресату в 28 часов 15 минут. Совпадений не обнаружено», — прочитала она.

Асхелека.

Финальный бой был великолепен. Это Асхелека поняла без всяких особых познаний в боевых искусствах. Зал ревел, и мужчины, словно напитавшись этим адреналином, явно показывали лучшее, на что были способны. Когда судьи вскинули руки, обозначая победу Льючи эс-Мьийя, Асхелека даже испытала сожаление. Ей хотелось бы еще смотреть и смотреть на это действо. Она понятия не имела, что драка в исполнении профессионалов может быть так красива, а мужское тело — так гибко и… опасно.

Ликование зала невольно передалось ей, и она улыбалась, но потом, когда офицер ткнул ее в бок локтем, требуя подняться, ей стало очень страшно. Так страшно, что она еле-еле могла переставлять ноги. Толпа вынесла их на улицу, и ее потянули за руку. Офицер снова пристегнул ее к спине, и минут через семь ошеломленная Асхелека нашла себя на взлетной площадке огромного космического корабля. «Черная звезда», ох, дьявол. Отсюда не сбежишь.

На этот раз от страха даже подвели ноги, и она споткнулась.

— Да не бойся ты, — с досадой бросил горианец, удивленно глянув на странную шаггитеррианку, сгреб ее в охапку и на руках внес на корабль. Он и предположить не мог, чего она на самом деле боится, искренне полагая, что несообразительная, как ребенок, девушка просто дичится от незнакомой обстановки. Асхелека уже даже не пыталась улыбаться, но думала только о завтрашнем дне. Завтра ее вернут в дом удовольствий, и она убежит. Она не будет больше этим заниматься.

Поминутно гогоча, офицеры минут пятнадцать взламывали электронный код на двери каюты командира. Когда, наконец, им это удалось, все вдруг оробели, и внутрь с ней зашел лишь один — и то, лишь для того, чтобы указать ей на постель:

— Жди на кровати, да, маленькая? — весело сказал он, потрепав ее по волосам — и тут же с облегчением бросился к выходу.

Тхорн.

Едва опомнившись от поздравлений и шума, он нашел родителей, позволил маме ощупать себя с ног до головы, а когда она убедилась, что сын цел — отправил их домой. После душа и переодевания Тхорн еще раз пожал руку в раздевалке очень довольному Льюче и слегка раздраженным Ортанесу и эс-Мьийа старшему. Эс-Вьер передал всем приглашения на вечерний прием от Сезара, и, заверив, что придет, Тхорн исчез, чтобы на выходе попасть в руки своих подчиненных.

Зубы скрипели, но приходилось изображать радость в ответ на поздравления с днем рождения. Благо, его подчиненные были не идиоты, поэтому с недопобедой на турнире никто поздравлять не стал. Он тоже не мог обидеть ребят, хотя больше всего хотелось запереться где-нибудь и сбить кулаки в кровь от досады. Льюча оказался невероятно сильным бойцом, но он мог победить. Второе место — самое обидное на любом турнире. Лучше бы ему вообще не проходить в финал, чем так.

Зал стоял не на его стороне, и, возможно, это сыграло решающую роль. Большинство офицеров службы охраны болели за своих. Он своим не был. И еще пару раз ему казалось, будто какая-то мощная энергия пробивалась сквозь общий шум, настаивая на его проигрыше. Если бы только знать, кто этот гаденыш, он бы отлупил его. Кто-то высший или близко к тому. Кто-то, сосредоточивший все свои помыслы на его поражении.

Услышав про шаггитеррианку, Тхорн воспрял духом и приободрился. Идея немного расслабиться с симпатичной девочкой казалась прекрасной, и он кивнул, весело поблагодарив ребят за такой подарок. Ему стало даже интересно, почему у всех такие загадочные эмоции — кого они там выбрали? Но мысли читать не стал, чтобы не портить самому себе сюрприза. И просто ускорился, направляясь на корабль.

За свою девяностолетнюю жизнь командир Эс-Зарка перевидал сотни женщин в своей постели. Все они были красноволосы, жизнерадостны, ненасытны. Ни одного взрослого горианца не удивишь обычной шаггитеррианкой — они все приблизительно одинаковые, похожие друг на друга как близняшки. Хотя Тхорн порой замечал разницу их характеров, и некоторые даже «цепляли» его. Однажды, много лет назад, он забрал одну девочку к себе на корабль на целый год.

Но потом, когда пришлось расставаться, она так плакала, что ему стало не по себе, и больше Тхорн не повторял такой ошибки. Шаггитеррианки, обожающие секс, не делали особой разницы между мужчинами, насколько ему было известно. Для этих умственно неполноценных, но удивительно довольных жизнью девушек, не являлось проблемой сегодня провести ночь с одним, завтра — с другим. Лишь бы с кем-нибудь быть постоянно — это для них после полового созревания становилось жизненно важным. Ученые пока не разобрались, в чем дело: имел ли место генетический изъян либо сказывались сотни лет беспорядочных половых отношений на Шаггитерре.

Так или иначе, рыжеволосые девушки обожали секс, не важно, с кем. Но если долгое время им приходилось составлять компанию в комнате для слияний, а в его случае — в каюте — одному и тому же мужчине, они привязывались. Это, в его представлении, мало имело общего с настоящей любовью. Несмотря ни на что, шаггитеррианки никогда не отказывались отвечать на знаки внимания других мужчин, но они начинали проявлять преданность и тосковать в разлуке.

Поэтому он точно знал — какой бы необыкновенной красотой не отличался его «подарок», через пару часов горячей любви он попрощается с ней навсегда.

* * *

Сидя на кровати, Асхелека старалась медитировать. Единственный способ притвориться полоумной — очистить мозг от всех образов. Подогнув под себя ноги, обняв подушку, девушка старалась отрешиться, но все же умирала от страха и инстинктивного отвращения. Что если будет слишком больно, и она не сможет терпеть этого, мелькнуло в голове. По ее телу пробежала неприятная дрожь, когда дверь открылась, пропуская в каюту огромного мужчину.

Свет никто не включал, окно закрывала полупрозрачная силиконовая занавеска. Но зеленые раскосые глаза она различала вполне отчетливо, словно из их глубины исходило сияние. Они оценивающе пробежались по ее телу. Асхелека старалась не смотреть на него — каждый взгляд пугал все сильнее. Но ведь не станет же он пытаться сканировать шаггитеррианку? Это также нелепо, как заговорить с чайником в надежде, что он ответит… полоумных просканировать нельзя, каждый первоклассник знает. Этот вроде не первоклассник.

Асхелека отчаянно пыталась отвлечься, мысленно подшучивая над тем, кто до смерти ее пугал. Но у нее не выходило развеселиться и ужасно хотелось то ли заплакать, то ли закричать.

Темно-серые крылья тонули за спиной, делая его фигуру визуально более габаритной и мощной. Вблизи он выглядел еще больше и страшнее, хотя казалось — уже некуда.

Огромная кровать сильно прогнулась, когда он опустился рядом. Асхелека невольно обратила внимание, что эс-Зарка переоделся. Темные брюки, голубая рубашка, обнаженные руки с бугрящимися мускулами — в поиске спасения от страха ее мозг цеплялся за каждую деталь — она хотела рассматривать детали, как будто именно это было важно, а не то, что происходило. Ее окончательно выбросило из реальности, когда огромная теплая ладонь легла на ее затылок, властно притягивая, а жесткие губы на удивление нежно смяли ее рот. Нет, этого просто не может быть. Такое не может происходить с ней.

Влажный шершавый язык коснулся нижней губы, требовательно надавил, проник глубже, лаская изнутри, касаясь ее языка… так вот как это бывает. Не так уж неприятно, как она полагала. Его запах донесся словно издалека — горько-сладкий, с нотками мускуса и примесью резкого тона спортивных мазей. Он на секунду прижался, и она ощутила повышенную температуру огромного тела, но затем зеленые глаза внимательно всмотрелись в ее лицо:

— Ты в ужасе.

В первую секунду она не поняла, что именно произнесли его квадратные, словно высеченные из камня губы, которые только что подарили ей такой ласковый интимный поцелуй. Его руки тем временем мягко подняли ее за подмышки в сидячее положение:

— Полноценная? — таким же тихим, успокаивающим тоном осведомился он.

Асхелека прикрыла глаза. Врать было бессмысленно — он в любой момент мог прочитать мысли. Она кивнула, молча ожидая выговора или увода, или даже удара, но огромная ладонь вернулась лишь для того, чтобы мягко погладить по голове:

— Чшшш. Не бойся. Я тебя не трону. Сколько тебе лет?

— Пятнадцать… почти, — сознательно прибавив себе лет, но тут же смутившись.

— Посмотри в глаза.

— Не надо, пожалуйста, — взмолилась Асхелека, но, стоило ей заглянуть в зеленые глаза, как она ощутила себя в уводе.

— Ничего себе, потенциал, — выдохнул нечто для нее непонятное эс-Зарка и поднялся с кровати. Асхелека почувствовала, как ее сердце проваливается куда-то вниз. Ее впервые в жизни сканировал кто-то, кроме отца. Через считанные секунды он будет знать о ней все. А потом ее ждет наказание.

— Я не накажу, тихо, тихо. Я же сказал, что не трону. Если я обещаю — то выполняю. Договорились?

Он снова оказался рядом, гладя по голове, и Асхелека вдруг четко поняла, что он что-то делает с ней.

— Ты снимаешь блоки? — дошло до нее.

— Да. Как ты поняла?

— Я чувствую, что ты что-то делаешь.

— Ммм. Ты знаешь, что ты невероятно талантлива? — осведомился он.

— Ты льстишь, чтобы меня успокоить? — ошеломленно сообразила она.

— Я никому никогда не льщу, — зеленые глаза вновь с интересом посмотрели на нее, и Асхелека опустила взгляд. Его ложь ее разочаровала.

— Я даже не телепат.

— Да кто тебе сказал? У тебя потенциал до высшего, просто не раскрыт.

— Как?

У нее во рту пересохло. Зеленые раскосые глаза смотрели на нее спокойно, но очень внимательно, и в них ощущалась скрытая тревога, словно она была бомбой в его руках, которая могла взорваться. Асхелека ничего не понимала, включая то, в каком она измерении. Внезапная сильная слабость не позволяла ей даже оторвать взгляда от затягивающих, сверлящих раскосых глаз Тхорна.

— Я в уводе? — уточнила она слабым голосом.

— Да. Я корректирую травму, маленькая.

— Спасибо. Ты ведь не этим здесь планировал заниматься…

— Забудь. Прости за поцелуй. Я не сразу понял.

— Мне понравилось. Меня раньше никогда не целовали.

Тхорн посмотрел на нее и смущенно улыбнулся, тихо выругавшись.

— Я не должен был его красть. Тебе четырнадцать лет, — сказал он, потирая себе шею жестом, полным дискомфорта и неудобства.

— Я же шаггитеррианка.

Его лицо потемнело, хотя он ничего не ответил, явно продолжая что-то делать с ее головой. Асхелека во все глаза смотрела на него, закусив до боли нижнюю губу:

— Я плохо о тебе думала, — наконец, выдавила она. — Я думала… ты бесчувственный и… я желала, чтобы ты проиграл сегодня.

— Ну… это у тебя прекрасно получилось, — весело прокомментировал Тхорн, наклонился и отнял руки от ее лица. — А теперь будет немного неприятно.

— Что? — не поняла Асхелека, но тут он вывел ее из увода, и оказалось, что она уже лежит на кровати, и у нее разламывается голова. А еще тошнота накатывает волнами. Тхорн встал, скрылся на минуту в душе и вернулся с прохладным полотенцем, чтобы положить на лоб:

— Полежи вот так, — тихо сказал он. — Сейчас пройдет.

— Мне так стыдно, — призналась она, заставив себя посмотреть на него. Вопреки опасениям, зеленые глаза излучали только мягкое тепло.

— Я не сержусь. Честно, — сказал он, наконец, и наклонил голову. — Я беру над тобой пре-сезариат. Только не бойся, хорошо? Я тебя не трону. И никто тебя не тронет, обещаю.

Асхелека приоткрыла рот:

— Но… послушайте, пожалуйста, не надо. Я просто хотела уехать куда-нибудь.

В ее глазах показались слезы. Она сама не знала, почему вдруг сказала ему об этом — в глупой надежде, что он сжалится и отпустит.

— Асхелека, послушай. У тебя серьезные травмы. Я еще не сканировал полностью, но я уже понял, что твой отец серьезно болен. И тебе нужна помощь.

— Я шаггитеррианка…

— Посмотри на меня, — резко сказал Тхорн, и девушка вздрогнула, невольно выполняя приказ.

— Ты телепат. И ты полноправная гражданка Горры, — сказал он очень твердо, глядя прямо ей в глаза.

* * *

Капитан Дейке эс-Хэште немного раздраженно смотрел на своего подчиненного:

— Что значит: он три часа не выходит из каюты?

— То и значит, — огрызнулся старший офицер эс-Шетте. — Он не один.

Левая бровь капитана немного дернулась вверх. Как бы ни был командир занят с девчонкой, он не мог игнорировать из-за этого праздничный вечер у Сезара. Во всяком случае, на второй звонок от эс-Вьера уже неприлично не отвечать.

— Он точно там? — спросил Дейке, остановившись возле двери. И, получив в ответ кивки трех офицеров, негромко постучал.

— Тхорн, это Дейке. Ты там не заснул?

— Нет, заходи, — негромко донеслось изнутри, и, еще больше удивившись, капитан толкнул дверь.

Картина, представшая его взору, поразила на месте: Тхорн сидел на кровати с шаггитеррианкой полностью одетый и, по всем признакам, сканировал ее. Но этого просто не могло быть: согласно теории телепатии, сканирование неполноценных невозможно.

— Ты… ты сканируешь? — чувствуя себя идиотом, уточнил капитан у своего друга и командира.

— Да. И лечу. По правде, я дико измотан, — еле слышно сообщил Тхорн, и Дейке только тогда обратил внимание на его посеревшее лицо.

— Ты все три часа этим занимаешься? — уточнил он. — Глубокое, за всю жизнь?

— Да. Очень сложный случай. Я пытаюсь хотя бы привести ее в более-менее нормальное состояние. Она десять лет была заблокирована со всеми травмами.

— Сколько ей? Она шаггитеррианка или как? — не понял Дейке, вглядываясь в лицо девушки.

— Или как. Наполовину горианка. Ей четырнадцать. И еще у нее высший потенциал.

— Ни фига себе.

— Да уж. Я и сам, знаешь ли, удивился.

— Не думал, что такое может быть — с шаггитеррианцами общие дети.

— Аналогично. Представляешь, какой мне подарочек подсунули?

У Дейке вырвался смешок, но потом он посерьезнел:

— Я сообщу Величайшему, что ты не сможешь прийти.

— Чертова вечеринка, — простонал Тхорн. — Я забыл. Нет, не сообщай. Я скоро закончу и приду.

— Ты зеленый от усталости.

— Знаю. Но мне надо поговорить с Сезаром о ней. Побудешь с девушкой, пока я слетаю?

— Если пообещаешь, что она не станет умирать у меня на руках.

— Не станет. Зря, что ли, я тут три часа ковыряюсь?

Закончив сканирование, тут же усыпив девушку, Тхорн зашел в ванную, чтобы умыться, оставив дверь открытой. Дейке осторожно присел на край кровати, глядя на спящее измученное лицо полугорианки — немного жутковатого вида из-за размазанной косметики.

— Как так получилось с ней? — спросил он негромко.

— Папа покуролесил на Шаггитерре, а девушка взяла и забеременела. Он испугался наказания, ну и что ребенка отнимут — стал с ней скрываться, а потом крыша поехала. Запугал девочку до смерти. Сегодня утром случился печальный финал — его увезли в больницу, а ее отвели в дом удовольствий, потому что она боялась даже рассказать о себе, — коротко пояснил Тхорн, вытирая лицо полотенцем.

— А наши-то как проглядели?

— Хороший вопрос. Она, конечно, заблокирована была, но все равно… по мне, так отправить этих деятелей на телепатические курсы для самых маленьких, — процедил Тхорн. Он открыл встроенный шкаф, чтобы переодеться для праздничного вечера, вытянул хрустящую свежую рубашку и черные брюки.

— Скертис отличился как всегда, — задумчиво заметил Дейке, осторожно поправляя одеяло, которым была укрыта девушка.

— Ты был прав насчет него, — вздохнул Тхорн, застегивая брюки. — Но не могу же я понизить человека в звании за то, что он подобрал мне не ту девочку?

— Правильно, за это — не можешь. Давай дождемся, пока он станет причиной чьей-нибудь смерти на вылете, — бесстрастно предложил Дейке. Тхорн дернулся, чтобы осадить друга, но в результате лишь сжал челюсти и прерывисто вздохнул. Он всегда быстро чувствовал свою неправоту и старался в таких случаях не кипятиться.

— Хорошо, я подумаю насчет него, — бросил он, сгреб в карман карточку, коммуникатор и ключи, и вышел из каюты.

Почетных гостей и участников турнира из числа тех, кому не требовалась медицинская помощь, собрали в прекрасном загородном отеле, где гости прогуливались по отлично освещенному парку, под сенью вековых деревьев. Вышколенный персонал подносил закуски и напитки. Молодежь увлеченно гонялась за Льючей, Ортанесом и Мьючей: дети — чтобы взять автографы, девушки — чтобы пофлиртовать, особенно с неженатым эс-Мьийа-младшим, а юноши — в надежде на трудоустройство в Службу охраны или на корабль Мьючи. Детей и подростков на вечеринке было много — всем гостям, и, конечно, участникам турнира разрешили приходить с семьями — в результате на двух взрослых гостей приходилось до двух-трех детей.

Появление Тхорна внесло сумятицу в стайки поклонников и поклонниц, которые теперь заново решали, за кем лучше охотиться. Первым до него добежал десятилетний мальчик.

— Командир, можно автограф? — умоляюще и одновременно очень смущенно пробормотал он и через минуту убежал счастливый: Тхорн не умел отказывать детям. Уже через пару минут карапузы окружили его и загнали в угол, не отпуская, пока он не расписался на собственных фотографиях раз двадцать подряд. Когда малыши остались более-менее удовлетворенными, Тхорн стал искать взглядом Сезара, но сразу не нашел. Вид несчастного Льючи, которого зажали в угол три молодые девушки, его насмешил — было похоже, что эс-Мьийа не очень понимал, что с ними делать, и вынужден был терпеливо слушать щебетание, без особой надежды спастись.

Командир эс-Зарка продолжил путь по аллее, зацепив по дороге бокал сяши, когда на его пути, как бы случайно, очутилась красавица лет двадцати с горящими глазами. Бросив на нее беглый взгляд, Тхорн понял, что девушка из какой-то богатой семьи — возможно, ее отец советник или какой-нибудь высший чиновник Сезариата. И, разумеется, она искала приключений и внимания кого-то из главных героев турнира.

— Эсте, вы позволите сказать, что вы были великолепны? — стараясь говорить грудным сексуальным голосом, который еще не очень хорошо у нее получался по причине юного возраста, изрекла девушка, бросив на него отрепетированный взгляд. О том, что он именно отрепетированный, Тхорн мгновенно узнал из ее мыслей, как и о том, что этот взгляд в женском журнале назывался «неотразимым» и сулил девушке, овладевшей таким искусством, мгновенное падение поклонника к ногам.

— Спасибо, маленькая, — нейтральным тоном ответил он, не сбавляя шага, но девушка, похоже, попалась непонятливая, и пошла за ним следом.

— Командир, я болела за вас весь турнир, неужели вы не уделите мне всего пару минут? — спросила она с капризной интонацией. Тхорн резко остановился и пронзил девчонку злым усталым взглядом. Дейке всегда говорил, что он часто грубит женщинам, но как еще он мог себя вести, когда так вели себя с ним?

— Если быть точным, эста, — с расстановкой произнес он. — Первую половину турнира вы болели за Мьючу эс-Мьийа, а когда он вылетел, еще десять минут — за меня. Когда же выяснилось, что победил Льюча, вы стали всем рассказывать, что желали победы именно ему, и никому другому. И даже сейчас вы смотрите в его сторону, вот только он уже беседует с тремя девушками, поэтому вы решили попытать счастья со мной — в конце концов, не так уж важно, кто вас сегодня поцелует, главное, чтобы завтра можно было похвастаться подругам, да, Эльменна?

— Вы… вы…

По эмоциям девушки читалось, что ее сильно проняло. Она сделала шаг назад, и на голубых глазах выступили слезы. Слова Тхорна причинили ей боль — в основном, конечно, потому, что отражали абсолютную правду. Но ему вдруг стало стыдно. Это ведь не преступление для девушки — быть легкомысленной в девятнадцать лет. А он поступал крайне невежливо, читая ее мысли, да еще бросая вот так ей же в лицо вместе с именем, которого она ему не называла. И какая ему, в конце концов, разница, за кого она болела?

— Простите меня, — глухо сказал он и, поддавшись какому-то неведомому порыву, вытер слезы с ее лица большим пальцем. Девушка не воспротивилась, лишь прерывисто вздохнула от его грубоватого прикосновения, в котором не было и намека на ухаживание.

— Я просто очень старый и злой. Пофлиртуйте с молоденькими мальчиками, эста. Они будут только счастливы, — сказал он в ее лицо, теперь сконфуженное, и поспешил удалиться, тоже смущенный и даже немного рассердившийся на себя самого.

Едва взглянув в его лицо, Сезар сделал знак рукой, приглашая его отойти подальше от других гостей, и Тхорн пошел за ним, пока они не пересекли весь парк, и не остались одни в дальней беседке.

На планете насчитывалось не больше пары десятков телепатов уровня Тхорна, и все они не имели пре-сезара, а напрямую находились под опекой Величайшего. Только он мог сканировать их, и только ему они готовы были подчиняться в любой ситуации. Каждого из них Сезар старался принимать и выслушивать, когда это было необходимо. Тхорн обращался за помощью к Величайшему крайне редко, но всякий раз находил в его лице внимательного и чуткого собеседника и попечителя.

С таким же вниманием, как обычно, его выслушали и в этот раз.

— Хочешь сам ее опекать? — уточнил Величайший, узнав историю о девушке-полушаггитерианке.

— Только частично. У меня вылеты.

— Это правда. Ты не женат, у тебя нет детей. К тому же постоянные вылеты. Не думаю, что это хорошая идея. Почему для тебя это так важно?

— Она меня тронула. Ее история просто невероятна, и я очень хочу помочь, — честно ответил Тхорн. — И еще у нее высший потенциал…

— Хороший учитель ей не повредит, — согласился Сезар. — Но знаешь, что ей может повредить? Взрослый неженатый мужчина рядом, который смотрит на ее рыжие волосы и думает о таком, что было бы понятно и нетелепату по единственному взгляду.

Если бы Тхорн мог краснеть, он бы залился краской. Но краснеть он давным-давно разучился, и просто опустил глаза, слегка раздувая ноздри.

— Я не могу этого позволить, Тхорн. Я верю, что ты не станешь ее совращать, но ты можешь напугать, если она почувствует. А женщины такие вещи чувствуют влет — даже не телепатически, а каким-то вообще невообразимым способом.

На темных губах Сезара появилась легкая кривая усмешка, на которую Тхорн уставился заворожено: Величайший крайне редко проявлял какие-либо эмоции, тем более лицом.

— В общем, так. Мы найдем ей пре-сезара, возможно, семью. Но это будешь не ты, извини, — покачал головой Сезар.

— Я могу хотя бы…

— Можешь. Ты можешь видеться с ней. Но пока ей нужно время, в том числе, чтобы излечиться. И, кстати, найди ее отца.

— Да, конечно. Завтра же поищу, — кивнул Тхорн, стискивая зубы от разочарования. Хотя он и сам не знал, почему для него это вдруг стало так важно.

— Тхорн, — позвал Сезар, когда он уже попрощался коротким кивком и сделал шаг назад. — По поводу поцелуя с этой девушкой…

Его сердце затопила горячая волна, а щеки запылали. Мучительный стыд, маячивший на периферии его эмоций несколько часов, от упоминания о злосчастном эпизоде выдвинулся вперед и превратился в единственную эмоцию. Он поцеловал испуганного ребенка самым что ни на есть взрослым поцелуем, вместо того, чтобы хоть немного проверить ее эмоции перед этим — ужасная, стыдная ошибка с его стороны. Тхорн предпочел бы не мучиться этим, а получить за это какое-то символическое наказание, вот только это не поможет: период инфантильности в его жизни закончился лет семьдесят назад, или даже раньше.

— Ты не виноват, — с упором на частицу «не» произнес Величайший. — И ты не причинил этим вреда ее психике. Хорошо, что девушкам нравятся твои поцелуи, верно?

Сезар послал откровенно насмешливую телепатическую улыбку, и Тхорн почти физически ощутил, как с души падает тяжелый камень и услышал, как он разбивается вдребезги, будто стеклянный. Он не удержался от смешка, прижал к груди руку в жесте благодарности и с облегчением отправился по своим делам.

Три месяца спустя. Асхелека.

На встречу с Иллеей Асхелека собиралась, очень волнуясь. Они не виделись много времени, по ее вине. Ее лучшая подруга узнавала обо всем, что с ней произошло, в основном из местных амдинских газет. Газеты Асхелека возненавидела — про «необычную шаггитеррианку», разумеется, журналисты написали, как только разнюхали. Историю ее отца трепали по всем углам, называли сумасшедшим и преступником.

Пре-сезар, Тмайл эс-Зарка, защищал ее, как мог, но он не был волшебником. И все же Асхелеку берегли, и она постепенно отогревалась. И Тмайл, и его жена Шеттая с самых первых дней ее жизни в их доме делали все, чтобы обеспечить ее комфорт. Они искренне, от всей души заботились, и она полюбила их в ответ.

Никогда прежде Асхелека не встречала человека добрее и великодушнее Тмайла. А Шеттая казалась самой восхитительной, красивой и дружелюбной женщиной, на которую ей хотелось бы стать похожей. У них ей жилось хорошо, даже слишком. Со стыдом и чувством вины по отношению к отцу Асхелека все же благодарила небеса и все святое в Галактике за то, что он заболел. Иногда ей очень хотелось снова его увидеть, но жить с ним как раньше — нет.

В семье эс-Зарка она успокоилась и почувствовала себя в безопасности. Никто больше не угрожал отправить ее в дом удовольствий, ей больше ничего не нужно было скрывать, в том числе цвет своих волос. И она ходила в телепатическую школу — в обычную школу, как все. Хотя заниматься приходилось вдвое больше, чем остальным, чтобы догнать. А она ведь даже не знала, что обладает телепатическими способностями, всю жизнь считала себя человеком с ограниченными возможностями.

В голове Асхелеки никак не укладывалась, не желала помещаться ложь отца. Да, он обманывал всех, они вместе обманывали — но она никак не думала, что он лжет ей, намеренно не раскрывая ее способности, искусственно делая из нее инвалида, лишь бы она его не выдала на занятиях по телепатии. По этой же причине он, крылатый горианец, не стал ей делать операцию в детстве — в больнице не удалось бы скрыть ни волосы, ни чуждую генетику. Интересно, а что бы он стал делать, если бы она заболела, и ей потребовалась серьезная медицинская помощь? Думать об этом не хотелось — и Асхелека не думала, гнала от себя все эти мысли всякий раз, как они приходили в голову — ей теперь о стольком другом приходилось размышлять, и все это были размышления куда как более приятные.

Иллея написала ей несколько сообщений, когда она пропала. Асхелека получила их позже, когда ей вернули коммуникатор и привезли вещи из дома, но она никак не могла заставить себя ответить. Первые дни ей вообще трудно было разговаривать с кем-либо — она ощущала лишь невыносимый стыд, словно разоблаченная преступница. И только доброе отношение опекунов постепенно успокоило ее.

Два месяца спустя психолог посчитал, что она готова к школе, и Асхелеку отправили в подходящий класс. Но ей было очень тяжело привыкнуть. В отличие от социальной школы, где она училась раньше, в обычной не было мальчиков, а женский коллектив оказался особенно вредным. Ее не очень-то принимали, учителя относились настороженно. Там и тут Асхелека слышала шепотки — про нее рассказывали нелепые обидные сплетни.

Вероятно, учениц ее класса проинструктировали — и никто не дразнил в открытую, но за спиной Асхелеки постоянно раздавались смешки. На занятиях по горианскому, физике, геометрии ей приходилось доказывать, что она не тупая. Учителя задавали ей самые простые вопросы, словно издеваясь и выказывая искреннее удивление правильными ответами. Другие ученицы смеялись над ней на занятиях по телепатии — несмотря на то, что Тмайл и Шеттая немного учили ее дома, психолог запретил ее перегружать, и фактически Асхелека по-прежнему мало что умела.

Умом она понимала, что все это мелочи по сравнению с тем, как она жила раньше — но прошлое постепенно забывалось, а новые неприятности, даже мелкие, выходили на первый план. Говорить о них с Тмайлом или Шеттаей было невозможно — они буквально все воспринимали очень серьезно и разводили вокруг каждой мелочи бурную деятельность, иногда с привлечением психолога. И очень беспокоились.

Асхелеке неудобно и непривычно было становиться причиной таких волнений. Она очень боялась, что рано или поздно появится Тхорн — и, если он заметит, что она стала чересчур большой обузой для его родителей, сразу выбросит ее из этого гостеприимного дома.

Единственное, что оставалось загадкой — это зачем вообще этот суровый человек попросил родителей взять над ней опеку? Вспоминая обстоятельства их знакомства, она всякий раз чувствовала себя ужасно. И испытывала огромную благодарность к нему за то, что он никому не рассказал — даже своему отцу — о том позорном для нее эпизоде. Но сам-то он помнил. И ее мысли снова и снова крутились вокруг той ночи.

Тхорн вызывал чувство мучительного неудобства одним своим присутствием в ее памяти — еще и потому, что лечил и сканировал ее тогда. Асхелеку до слез смущал тот факт, что он все досконально узнал о ней, что он в деталях видел всю ее жизнь — все, что ее когда-либо беспокоило или трогало. Все ее комплексы, недостатки, оплошности, нелепые ситуации, все ее страхи и детские влюбленности. Иногда она ненавидела его за это.

При этом он оставался чужим ей человеком, о котором сама она не знала ровным счетом ничего, кроме того, что писали в газетах. А в газетах про него не писали человеческого — лишь про то, как хорошо он умеет сражаться. И еще Тхорн ни разу не прилетел к родителям за три месяца — последний раз она его видела в тот самый день, когда они познакомились.

Когда она поняла, что готова поговорить с кем-то обо всем, что творится у нее в душе, она позвонила старой подруге и сразу получила приглашение. Прибежав к ней домой, Асхелека попала в крепкие объятия. Но в эмоциях Иллеи, которые она теперь чувствовала, оказалось много обиды.

— Илле, ты что, — изумленно спросила Асхелека, — сердишься на меня?

— Я столько писала тебе — ты ни разу не ответила, — набросилась на нее девушка.

Ее горячность вызвала улыбку на лице Асхелеки — теперь было заметно, что Иллея сильно соскучилась. Она быстро провела взглядом по ней — оказалось, за три месяца подруга здорово изменилась, как-то неуловимо повзрослела. Ее не очень красивое, но милое пухлое личико стало чуть менее пухлым — заострились скулы, немного по-другому смотрели светло-серые глаза. Даже прическа переменилась: вместо обычных серебристых кос — стрижка покороче.

Иллея смотрела на нее таким же любопытным взглядом — особенно на волосы, теперь красные и кудрявые, а она-то привыкла к серебристым. Но в ее взгляде все еще читалось много упрека.

— Мне действительно было плохо, Илле. Я никому не писала, — оправдывалась Асхелека.

Иллея опустила пушистые ресницы и прикусила губу:

— Я думала, ты не хочешь больше со мной общаться, потому что я не телепат.

Асхелека на несколько мгновений потеряла дар речи, а потом с чувством выпалила:

— Ты с ума сошла, Иллея эс-Камте?

Два или три часа без перерыва они болтали, едва не перебивая друг друга — совсем как раньше, пока не стемнело. Асхелека под строжайшим секретом рассказала ей все, включая то, как была в доме удовольствий, а потом попала в постель к Тхорну.

Когда она дошла до этого момента, Иллея закрыла рот ладонью и вытаращила глаза, но стоило лишь Асхелеке упомянуть о поцелуе, как подруга издала странный звук, нечто между стоном и вздохом и посмотрела с таким умилением, словно наблюдала за мелодрамой. Так странно теперь не только видеть, но и чувствовать эмоции незаблокированных людей, мелькнуло в голове. Но произносить этого не следовало: чем меньше напоминаний об их неравенстве, тем лучше.

— О, священный свет, как я тебе завидую, — честно выпалила Иллея, и ее щеки покраснели. — Он же такой… такой…

— Мне было очень страшно, Илле, — укоризненно отозвалась Асхелека, но все же не удержала серьезного выражения лица и рассмеялась, глядя на подругу:

— Поверь, ты бы не хотела оказаться на моем месте тогда.

— Я смотрела турнир на коммуникаторе. Он просто фан-тас-ти-ческий, — закатив глаза, продолжила Иллея, все не успокаиваясь. — Не могу поверить, что ты с ним знакома. Величайший — свидетель, да тебя же задушить мало! Ты от меня такое скрывала три месяца!

— Его родители меня теперь опекают. Они живут здесь, в Амдине, — улыбаясь, добавила Асхелека.

— Да ладно! — взвизгнула Иллея, подпрыгивая на месте. — Хеле… это же… потрясающе!

— Они хорошие, — кивнула она.

— Подожди, так тебе понравился поцелуй?

— Да, ну тебя! Говорю же, я перепугана была.

— А почему ты тогда краснеешь?

— Илле, перестань!

— Тебе понравилось! Тебе не могло не понравиться.

— Ну, хорошо! — почти закричала Асхелека и смущенно обернулась на закрытую дверь в комнату подруги, словно боясь, что родители Иллеи их услышат. — Да, кажется… мне понравилось.

От этого признания ее сердце подпрыгнуло, и она вдруг почувствовала, что с ней происходит нечто новое. Она три месяца старалась не думать о том, что произошло в ту ночь. Но оказалось, ей нужно об этом поговорить.

— О, звезды, — простонала Иллея. — Тхорн эс-Зарка. С ума сойти!

— А потом он сканировал меня. Глубоко, за всю жизнь, — ровным голосом прибавила Асхелека.

Улыбка сошла с губ Иллеи вместе с немного дурацким влюбленным выражением. Ее рот приоткрылся:

— Я даже не представляла…

— На самом деле я чувствую себя просто отвратительно при каждой мысли о нем, — прерывисто вздохнув, призналась она. — Я чувствую… как будто это так грязно, то, что я сделала. То, что я всех обманывала и то, как я попала в его каюту. Если бы на его месте оказался другой офицер — он мог бы… ну, ты понимаешь. Могло бы не ограничиться поцелуем.

— Хеле, но ты же не виновата, — пробормотала Иллея, заметив слезы в ее глазах и касаясь руки.

— Я чувствую себя такой дурой, Илле, — продолжила Асхелека, покачав головой. — Я теперь понимаю, что должна была сразу все рассказать тому врачу или пойти в полицию. Вместо этого я решила, что должна оставаться в доме удовольствий. Кажется, Тхорн думает, что мне этого хотелось, как другим шаггитеррианкам. Или что я полная дура.

Иллея вздрогнула и широко раскрыла глаза:

— Хеле, прекрати. То, что ты сейчас несешь — это полная чушь, — сердито сказала она. — Ты понятия не имеешь, о чем он думает. А раз он привел тебя в дом своих родителей — уж точно он не считает тебя грязной и порочной.

— Ты так думаешь? — встрепенулась Асхелека.

— Конечно. И еще — насчет поцелуя — я тебя понимаю. Я тоже целовалась, — выпалила вдруг Иллея.

— Не может быть.

— Правда! С Шаттером, из одиннадцатого класса. И, кстати, я в выходные встречаюсь с ним и его друзьями. Там еще наши будут. Хочешь пойти?

— Конечно, хочу! Слушай, а твой отец знает… ну, про поцелуи? — понизила голос Асхелека.

— Не глупи, конечно же, нет, — Иллея состроила испуганные глаза. — Он меня не сканирует уже два года. Иногда грозится, когда прихожу поздно, но ты же знаешь — считается, что на нетелепатов это плохо действует, и все такое.

— Конечно, на тебя это плохо подействует, если ты получишь порку, — засмеялась Асхелека.

Иллея бросила в нее подушкой, но потом тоже повалилась на кровать и захохотала.

— Ох, надеюсь, не получу. В том, чтобы не быть телепатом, есть преимущества.

Глядя на раскрасневшуюся, очень довольную собой подругу, Асхелека невольно облизнула губы. Никогда прежде она не задумывалась о мальчиках с точки зрения поцелуев и всего прочего — то есть, она ожидала, что это случится, но не теперь, а намного позже, когда ей будет семнадцать или двадцать, или около того. Но поцелуй Тхорна все перевернул в ее сознании. Несмотря на то, что он здорово напугал, ей вдруг стало ясно, что не обязательно ждать совершеннолетия, что это можно делать и сейчас. И что ей ужасно хочется повторить — не с Тхорном, конечно, с кем-нибудь менее страшным.

— Ты можешь меня тоже… познакомить с кем-нибудь? — тихо спросила Асхелека у подруги, невольно краснея.

На следующее утро во время завтрака она смущенно спросила у Тмайла и Шеттаи, может ли прогуляться с друзьями в выходные. Ее пре-сезар сразу же кивнул с просветлевшим лицом:

— Конечно, можно.

— У тебя появились друзья? — просияла и Шеттая. — Это же прекрасно!

— Э-м. Это старые друзья, — уточнила Асхелека, не вдаваясь в подробности, чтобы не испытать невольного чувства вины, и не выдать этим себя. Она уже понимала, что уровень Тмайла далеко не такой, как у его сына, и даже не такой, как у ее отца — что-то в районе выше среднего. Он не мог улавливать ее слабые эмоции, типа смущения, за блоками.

— Конечно, маленькая, погуляй с ребятами, — повторил Тмайл. — Только не допоздна.

* * *

Ей казалось, что на уроках по телепатии в новой школе она все еще не достигла ни малейших результатов. Но в компании шести нетелепатов Асхелека быстро осознала, как сильно на самом деле все изменилось. Она чувствовала каждого из них, а когда кто-то из мальчиков смотрел на нее — эмоции выплескивались, как вода в лицо. Днем они немного погуляли в городе, купили все необходимое для пикника, а вечером устроились за школой, развели огонь и стали жарить орехи.

Когда один из ее бывших одноклассников по имени Бальт подсел поближе, Асхелека немного напряглась, но не отодвинулась, а Иллея подмигнула и ушла куда-то за руку со своим мальчиком. Когда вторая парочка скрылась, до нее дошло, что тут все по парам, и мальчик, сидящий рядом с ней, тоже чего-то ждет. Сначала ее сердце заколотилось с тревогой, но когда теплая рука легла на ее коленку, нежно поглаживая, она не почувствовала никакой опасности. Его эмоции отражали только тепло и легкое возбуждение. Это вызвало у нее любопытство.

Губы мальчика наощупь были сухими, жестковатыми, но нежными. Он явно делал это не впервые и действовал уверенно. Асхелека закрыла глаза, обняв его за шею. Бальта она почти не знала — только видела в школе иногда, но не обращала внимания. Теперь все изменилось — весь день он глаз не сводил с ее волос и груди, и она поняла, что его внимание ей приятно. Как и поцелуй.

Когда он провожал ее домой, Асхелека подумала, что теперь Тхорну есть, в чем ее обвинить, если он захочет: теперь она на самом деле повела себя как шаггитеррианка — или, по крайней мере, как нетелепат. Но она ни капли не чувствовала себя виноватой, даже понимая, что занималась запретными вещами, которые разочаруют в будущем ее жениха. Но когда еще наступит это будущее… а в настоящем так тепло и сладко идти по улице вместе с парнем, который держал ее за руку и смотрел с нежностью. Правда, немного остолбенел, когда они пришли к воротам сада перед ее новым домом — огромным, баснословно дорогим особняком, хозяев которого знал весь город. Потому что все знали их сына.

— Ты здесь живешь? — понизив голос, осведомился он.

— Да. Тебе лучше не идти дальше.

— Это точно, — усмехнулся Бальт, с интересом разглядывая высокую ограду и очертания большого дома в глубине сада, словно впервые увидел. — Пока, маленькая.

Асхелека помахала ему рукой и скользнула в сад, оглядываясь по сторонам, словно воровка. Она быстро прошла по дорожке сквозь лес темных фруктовых деревьев и с опаской вошла в дом, но в гостиной никого не было. На этот раз она пришла раньше всех.

Тхорн.

Таким идиотом он не чувствовал себя никогда, за все девяносто с лишним лет своей жизни. Он полагал, что знает себя досконально, и если что-то и сможет его удивить, то это не будет заключено внутри него самого. Но оказалось, он ошибался. Мало того, что в его-то возрасте он умудрился заинтересоваться ребенком так, что это стало на грань какого-то помешательства, но к тому же он не мог забыть о ней, хотя бы на пару-тройку месяцев.

Родители вдоволь повеселилась, когда поняли, в чем дело, но серьезно посоветовали запастись терпением. Понаблюдав за подопечной, мать подтвердила ему очевидное: Асхелека не готова к его визитам, и ему лучше пока держаться подальше. Но он не мог по-настоящему находиться вдали от нее и постоянно звонил отцу и матери, чтобы спросить.

«За последние три месяца мы говорим чаще, чем за предыдущие десять лет», — весело заметил отец, когда он связался с ним в очередной раз. Тмайл почти не преувеличивал. По правде, Тхорн буквально сходил с ума. Он сам не понимал, что такого особенного нашел в этой девочке, почему хотел знать о каждом ее движении: что она ест, как спит, когда пойдет в школу, чем занимается. Просто с той самой минуты, когда он поцеловал ее и посмотрел в перепуганные глаза, им овладел только один инстинкт: защищать.

Никто, как она, не нуждался в защите на целой Горре, и ему хотелось дать ей все необходимое — учить, отгонять от нее неприятности, охранять ее от любой боли. На ее скане он увидел столько страданий, сколько не каждому доведется испытать за всю жизнь. Вот только Сезар ясно дал понять, что защита ей нужна, прежде всего, от него самого. Он был опасен для нее, и не собирался приближаться — по крайней мере, пока ее психика не окрепнет.

Услышать от отца о ее прогулке с друзьями стало неожиданной пыткой — Тхорн давно учился в школе, но он прекрасно помнил эти «прогулки» в подростковом возрасте. Он сам в школе с огромным удовольствием срывал с губ девчонок запретные поцелуи. С нетелепатами это просто опасно, закипал он: что если какой-нибудь шалопай не сможет сдержаться, и зайдет дальше? Но отец его аргументы даже слушать не стал. «Дай ей побыть подростком. Ей пятнадцать лет», — отрезал Тмайл.

«Ты женился на маме, когда она была годом старше!» — возмущенно возразил Тхорн, сжимая в руке коммуникатор так, что прибор даже хрустнул.

Но услышал лишь удивленный ответ отца: «Сын, опомнись. Мне ведь самому тогда было двадцать пять, а не девяносто три».

Что привело его в чувство: отцовский призыв опомниться или напоминание о возрасте, а может, все вместе, Тхорн не знал. Но на следующее же утро он взял первый попавшийся заказ на простенькую спецоперацию и устроил учебный вылет на четыре месяца для всей команды. А когда вернулся — первым делом полетел в Амдину. Желание увидеть Асхелеку стало по-настоящему непреодолимым.

В транспортере, закрыв глаза, он вспоминал ночь семимесячной давности. Когда он начал сканировать ее, они немного разговаривали в уводе. Он попросил рассказать, что она имела в виду, когда сказала, что желала ему поражения.

Ее зеленые глаза от испуга стали огромными:

— Я не…

Тхорн даже моргнул, увидев, как она попятилась, и хмыкнул:

— Солнышко, во-первых, в уводе убегать бессмысленно. Во-вторых, я не агрессивен, если ты до сих пор не поняла.

Длинные темно-красные ресницы Асхелеки опустились, а щеки порозовели:

— Я… — она вздохнула и посмотрела в сторону, на этот раз поднимая глаза и часто моргая, трогательно пытаясь удержать слезы. — Я сначала не думала о том, за кого болею. Думала, мне все равно. Ты победил в первом поединке… я имею в виду с Ортанесом. И я точно не знаю, что я тогда почувствовала. Я боялась тебя…

— Я знаю, маленькая, — мягко прервал он, и даже ее уши покраснели в этот момент. — Просто расскажи мне, что ты чувствовала, когда сидела на трибуне.

Он жадно изучал ее взглядом, такую трогательно виноватую… она теребила край линоса хрупкими пальчиками, и он сам не мог понять, откуда в нем взялось море нежности к этой девочке, но с каждой минутой он понимал все больше, что что-то связало их. И, возможно, что и навсегда.

— А потом ты впервые проиграл. И я… я обрадовалась. Понимаешь, когда вы дрались с теми офицерами, которые…

— Я знаю. Это, должно быть, выглядело несправедливо, — ровным голосом заметил Тхорн.

— Ужасно несправедливо. Мне даже показалось, что Ортанес… он сломал что-то тому мальчику… Меррику.

— Этому мальчику почти сорок, маленькая, — улыбнулся Тхорн. И, подумав, добавил: «Тебе не показалось. Но так все учатся. Без этого лучшим не стать».

— Я понимаю, — почти перебила Асхелека. — Поверь, я понимаю. Но…

— Ты имеешь право на любые чувства. Так ты ощутила радость — и?

— Я смотрела на тебя и говорила «проиграй, проиграй», — со слезами на глазах произнесла Асхелека. — Я ужасный человек. Я не заслуживаю, чтобы ты меня лечил, — выдавила она, закрывая лицо руками, и Тхорн задержал дыхание. А потом он улыбнулся и присел перед ней на корточки:

— Ты заслуживаешь этого больше, чем кто бы то ни было, — уверенно сказал он, дождался, когда ее ладони соскользнут с лица, и вытер пальцем ее слезы. — У тебя хватает сил быть честной, на это не все способны. А к тому же ты сильнейший телепат в потенциале. И я хотел бы тебе помочь.

* * *

Открыв глаза, Тхорн мрачно смотрел на дивный морской берег, расстилавшийся по маршруту следования транспортера. Пока он мало чем ей помог, а ему следовало бы. Где еще она найдет такого учителя, каким он мог стать для нее? Он не может учить ее из-за глупостей, которые засели в голове. Ему надо засунуть их подальше, набраться сил и подождать ее. Просто подождать, пока повзрослеет. А до тех пор — помогать, как обещал. Тогда, возможно, в следующем турнире она пожелает ему победы.

Асхелека.

Кошмар заставил ее подскочить в холодном поту рано утром. На этот раз — с участием Тхорна. Ей снилось два вида кошмарных снов, все последние месяцы. Первый начинался с того, что она сидит в полиции. Она помнит, что отец в больнице, и она призналась врачу, что полноценная. Полицейский равнодушно заполняет ее анкету и объявляет, что она должна отправиться в дом удовольствий. Асхелека плачет и пытается объяснить, что у нее есть пре-сезар, что его зовут Тмайл, и ей надо домой, но на нее смотрят, как на сумасшедшую.

Второй сон всегда начинался с того, что Тхорн входил в каюту. Он садился на постель и целовал ее, как в ту ночь, но на этот раз не замечал ее страха — или не хотел замечать. Он опрокидывал ее на постель и залезал руками под платье, а потом раздевал ее или рвал на ней одежду. Когда ей становилось совсем страшно, она начинала хныкать и сопротивляться, но он не обращал никакого внимания, и лишь придавливал ее к кровати все сильнее, пока Асхелека не начинала задыхаться.

Наверное, ее психолог очень обрадовался бы, услышав про это, но Асхелека совершенно не собиралась рассказывать ему о настоящих кошмарах. Каждый раз, когда он спрашивал о снах, она говорила, что не готова это обсуждать. Она говорила об этом лишь однажды с Иллеей — с тех пор дурные сны стали сниться реже. И еще ей помогал Бальт, хотя ему она ничего не рассказывала. Просто его влюбленность и их поцелуи служили для нее настоящей терапией. Хотя уже начинало покалывать чувство вины: Асхелека не могла в полной мере разделить чувств своего ухажера.

Заснуть после кошмара так и не удалось, и она рано спустилась к завтраку, поела в одиночестве и решила повторить теорию телепатии для теста. Звон посуды в столовой заставил ее оторваться от учебников примерно через час, и она опять вышла из спальни, чтобы выпить еще чашку сока с Тмайлом и Шеттаей.

Но пожелание доброго утра застыло на ее губах, когда Асхелека заглянула в столовую. Она, почти вбежавшая в столовую легкой энергичной походкой, резко остановилась на пороге, словно натолкнувшись на невидимую стену. И даже сделала шаг назад, не глядя ни на своего опекуна, который сидел на своем обычном месте за столом, ни на Шеттаю, которая мирно смешивала свой любимый сок из трех видов фруктов.

Ее взгляд сосредоточился только на нем — на Тхорне, который стоял к ней вполоборота, договаривая какую-то фразу матери. Сначала он даже не заметил, как она появилась, но в следующее мгновение, видимо, почувствовал ее телепатически, повернулся, и Асхелека дернулась, ощутив пронизывающий, прожигающий насквозь взгляд.

Пречистый звездный свет! Она, оказывается, забыла, каково это — когда на тебя смотрит телепат такого уровня.

У нее во рту мгновенно пересохло, а ноги стали такими тяжелыми, как будто внезапно заполнились свинцом и намертво пристали к полу. Несколько мгновений девушка не могла пошевелиться, ошеломленная, и только слушала рев своей крови, которая хлынула к ушам под влиянием внезапно повысившегося давления. Когда он успел появиться? Что ей с этим делать? Его губы шевельнулись — он что-то сказал, но она не услышала, только смотрела на него с возрастающим ужасом и, когда ей показалось, что он собирается шагнуть в ее сторону, Асхелека резко повернулась и… побежала со всех ног в свою спальню.

Только закрыв за собой дверь, она поняла, что натворила. Ее лихорадочно потряхивало: она, кажется, только что повела себя как истеричка, и оскорбила его своим демонстративным жестом, прямо в его доме… хорошо, в доме его родителей, но какая разница? Она повела себя дико и неприлично… как чертова шаггитеррианка. Нет, даже шаггитеррианки так ужасно себя не ведут.

Ее ладонь прижалась ко рту с такой силой, что Асхелека ощутила вкус крови. А на глаза навернулись слезы. Ей вдруг стало ужасно обидно, потому что она сама не могла понять, из-за чего так поступила. Он ведь ничего ей не сделал бы… просто она поняла, что не готова. Не может говорить с ним, не может смотреть на него, не выносит его взгляда. Какого дьявола Тхорн появился так внезапно, ведь он это прекрасно знает!

Вздрогнув всем телом, когда в дверь постучали, Асхелека ощутила, как все обрывается в груди и в животе, словно все внутренние органы разом обрушились вниз, но тут же услышала мягкий голос Шеттаи:

— Хеле, позволь мне войти, пожалуйста.

— Входите, — негромко обреченно ответила она, съежившись.

Дверь немедленно открылась, и Шеттая скользнула внутрь, тут же плотно закрывая ее за собой, словно понимая, как сильно Асхелека нуждается в этой видимости защиты.

Девушка не поднимала глаз — она ждала упрека, ведь Шеттае не могла понравиться ее сумасшедшая выходка, оскорбительная для ее сына. Но внезапно ее заключили в объятия.

— Не волнуйся, ты в безопасности. Никто тебя не винит, — тихо сказала она, погладив ее по волосам.

Чувство облегчения прокатилось по всему ее телу, мышцы постепенно расслабились, по мере того, как Шеттая баюкала ее мягкими покачивающими движениями. Мама Тхорна на целую голову была выше ее, и Асхелека легко представляла себя ребенком в ее руках.

— Простите меня, — прошептала она, и на ее глазах выступили невольные слезы. Она чувствовала себя такой несуразной, и в то же время так было себя жаль.

— Нет, не проси прощения, ты не виновата. Тхорн не предупредил, что прилетит, и ты была не готова.

— Но это же его дом, — с горечью возразила она.

— Конечно, но это не значит, что ему плевать на твое состояние. Он очень расстроен и просит у тебя прощения.

— Да это ведь я должна просить прощения, — Асхелека вырвалась из рук Шеттаи с неожиданной злостью. Ее щеки покраснели. — Это я повела себя как ненормальная.

— Стоп. Не смей этого произносить, — неожиданно жестко выпалила Шеттая, сверкнув взглядом так, что это даже удивило.

— Но это правда!

— Нет, не правда. И если ты не прекратишь так думать, нам придется удвоить количество твоих визитов к психологу.

— Нет!

— Отлично. Тогда посмотри в зеркало и убедись, что там умная, нормальная горианка, — с нажимом произнесла Шеттая, упирая на слово «горианка». — А потом умойся и спустись вниз, чтобы поговорить с Тхорном. Тебе будет удобнее, если мы будем присутствовать?

Асхелека стиснула зубы, размышляя. А потом решительно покачала головой.

* * *

— Все еще боишься меня? — ровным голосом осведомился Тхорн, не шевелясь под ее взглядом. Асхелека стиснула зубы и качнула головой. Она смогла войти обратно в столовую и выдавить из себя "доброе утро", но на этом ее смелость кончилась. Ему обязательно было задавать этот вопрос?

— Просто не ожидала тебя увидеть, — наконец, сказала она после долгой паузы. Голос звучал несколько хрипло и совсем не слушался.

— А если не врать? — он протянул руку, налил себе стакан сока. По его тону невозможно было понять — раздражен или не очень. Он просто сидел за столом и спокойно изучал ее взглядом с непроницаемым лицом и полностью закрытыми блоками.

— Тебе разве можно соврать? — сквозь зубы осведомилась Асхелека, присаживаясь на краешек стула — на максимально удаленном от него конце стола. Она старательно обходила его взглядом, изучая обстановку с таким интересом, словно впервые попала в эту столовую. Все ее силы были брошены на то, чтобы не закипать от злости — потому что он почувствует каждый оттенок ее эмоций.

— Нет, нельзя, пока ты не высшая, по крайней мере, — медленно согласился он, явно думая о чем-то постороннем.

Разговор не клеился. Тхорн больше не обращал внимания на ее эмоциональный фон, вопреки опасениям. Он вежливо осведомился о ее самочувствии, потом о школе — Асхелека отделалась общими фразами. Ее взгляд все же упал на его плечи, обнаженные руки с бугрящимися мускулами, и в животе что-то скрутилось. Какой же он все-таки неправдоподобно огромный, подумала она некстати. И тут же покраснела, когда Тхорн наклонил голову, насмешливо глянув на нее с приподнятой бровью — вне всяких сомнений, услышав ее мысль.

Но вслух он ничего не сказал, лишь переменил позу, провел ладонью по столу, и тут она заметила, что перед ним лежали какие-то бумаги.

— Надо поговорить, — сказал он и подвинул листок к ней, слегка привставая, чтобы дотянуться через стол. Асхелека задержала дыхание и похолодела, прочитав «шапку» документа: перед ней лежала повестка в суд.

— На следующей неделе суд над твоим отцом, — лаконично прокомментировал Тхорн. — Меня тоже вызвали свидетелем. Тебе надо пойти, но это может сделать из твоей психики руины.

— Отличная перспектива, — замороженным тоном отозвалась она, немного удивившись его прямоте, но не понимая, как на это реагировать.

— Да, невеселая. Поэтому тебе нужна помощь.

— Мой психолог…

— Не поможет, потому что не знает твоей психики, — нетерпеливо перебил он. — И не может просканировать тебя, потому что больше одного глубокого в год нельзя. Тем более, ты недолечена.

— И что ты предлагаешь? — осмелев, спросила она, подняв подбородок.

— Могу полечить сам, у меня такой же медицинский диплом. Тебе давно пора устроить второй сеанс лечения.

— Хорошо, после школы, — кивнула Асхелека без колебаний. Она с тревогой смотрела на повестку. Необходимость лечения не вызывала у нее сомнений, но суд над отцом… она вовсе не была уверена, что выдержит это, будучи здоровой или больной.

Выйдя в тот же день после занятий во двор школы, Асхелека не сразу поняла, почему на ней воцарилась такая необычная атмосфера. Все ее однокурсницы замирали, выходя наружу. А потом сбивались в стайки и шептались. Протиснувшись сквозь эти стайки, Асхелека разглядела, наконец, причину. Возле школьной ограды, нелепо стараясь казаться незаметным, стоял Тхорн эс-Зарка.

— Ну, наконец-то, — выдохнул он с облегчением, встретившись с ней глазами. — Я уж думал, не дождусь.

Асхелека ошеломленно уставилась на него, и тут же порозовела, оборачиваясь. На них смотрели все без исключения, и даже один учитель, остолбеневший на пороге. Было очевидно, что бедолага забыл, зачем вышел, во все глаза уставившись на Тхорна. Наверное, он не был бы больше поражен, если бы в школьном дворе появился сам Сезар.

— Я не хочу лечить тебя дома, родители будут нервничать, — пояснил Тхорн хмуро, подходя к ней, уже не пытаясь казаться незаметным. Он бросил взгляд на уставившихся на него девочек и раздраженно добавил: Мы можем улететь отсюда куда-нибудь?

— Да, — сказала Асхелека растерянно. Восхищенные взгляды ее хихикающих одноклассниц в сторону Тхорна внезапно придали ей храбрости и неожиданно даже успокоили. На их фоне она выглядела самой нормальной.

— Ладно, — Тхорн взял ее за руку и протиснулся мимо школьниц, а затем опустился на одно колено и наклонился, касаясь рукой земли. Асхелека без слов легла на его спину, и Тхорн вслепую пристегнул ремни. Это заняло у него ровно десять секунд, после чего он взлетел, коротко разбежавшись. На какие-то несколько мгновений дыхание замерло на губах.

Ее полеты обычно выглядели совершенно иначе. Сначала ее долго пристегивали, проверяли ремни. Потом переносчик осторожно раскрывал крылья и долго-долго бежал прежде, чем крылья сами поднимали вверх.

Тхорн почти не разбегался. Казалось, он сделал всего несколько шагов, после чего двумя-тремя сильными взмахами поднял их высоко в воздух. Его огромные темно-серые крылья казались настолько надежными, что Асхелека мгновенно перестала волноваться насчет безопасности, и осталось лишь немного смущения от неожиданной близости.

Она хотела попенять ему за спектакль, устроенный у школы, но не стала, потому что в глубине души это вызвало у нее восторг — вольно или невольно, появление Тхорна помогло утереть нос всем девчонкам, которые шептались о ней месяцами. Они все теперь будут до смерти завидовать и совсем иначе смотреть на нее, удовлетворенно поняла Асхелека.

Но тут же ее мысли полностью переключились на чудовищно огромное, пышущее жаром и энергией мужское тело, к которому она невольно оказалась прижата. Охваченная потребностью что-то сказать, чтобы только не думать о теплой сильной спине под своей щекой, а также о приятном запахе, исходившем от него, она повернула голову, посмотрела на жесткий ежих почти белых волос и заметила вслух:

— Ты отрастил волосы. Тебе идет.

— Долго они не проживут — скоро сбрею опять для турнира, — отозвался Тхорн и замолчал, взяв курс к небольшим скалам на юге от города. Прерывисто вздохнув, Асхелека закрыла глаза.

* * *

— Ух, ты. Первый раз вижу взрослого человека, заснувшего в полете. Не высыпаешься? — с улыбкой осведомился Тхорн. Асхелека моргнула, просыпаясь: его глаза были слишком близко, а земля качалась. Оказалось, он нес ее на руках, и она напряглась всем телом, вцепляясь в его рубашку:

— Что ты делаешь?

— Здесь трудно ходить, — сказал Тхорн, перешагивая через камни и железяки. — Погоди.

Наконец, он поставил ее на ровную поверхность, и девушка сначала сделала два шага назад, и лишь потом осмотрелась. Они находились внутри огромной скалы, явно когда-то служившей спортивным залом.

— Заброшенный спортивный центр, — подтвердил он ее догадку, старательно не замечая ее смущения. Его голос показался ей неестественно бодрым, но инстинкты подсказали Асхелеке не размышлять об этом дольше одного мгновения.

— Я выкупил эту скалу три года назад, и все руки не доходят все здесь обустроить, — продолжил Тхорн. — Я покажу тебе.

Ее крепко взяли за руку, включился фонарь, и они пошли внутрь скалы. Там ощущалась прохлада, но и своеобразный уют присутствовал. Проведя ее сквозь огромные гулкие площади, Тхорн отвалил какой-то камень, и они оказались на открытой площадке, с трех сторон огороженной стенами — приземлиться сюда было бы невозможно, не расквасив нос. Зато сидеть здорово.

Асхелека сразу опустилась на один из двух лежаков, которые обнаружились на площадке, и Тхорн сел на другой.

— Здесь хорошо, — сказала она, наслаждаясь тенью, такой приятной в солнечный полдень.

— Мне тоже нравится. Расскажи мне, как ты, — без паузы спросил он, словно невзначай. Асхелека бросила быстрый взгляд на его лицо, но оно осталось как обычно непроницаемым. Что именно он хотел услышать, было не совсем понятно, и девушка пожала плечами:

— Нормально. Учусь.

— Подружилась с кем-нибудь?

— Нет, не особо, — через паузу ответила она, слегка съежившись. Но Тхорн не стал расспрашивать дальше.

— Готова? — спросил он, переводя взгляд прямо на нее.

— На что это будет похоже? — напряженно спросила Асхелека, сообразив, что он тоже немного волнуется.

— На муторное прохождение через самые неприятные ситуации в твоей жизни — те, которые травмировали тебя в той или иной степени. Я буду рядом, и мы просто снимем весь негативный эффект. Это как… — он поискал слово, — как занозы вынимать.

— А в прошлый раз что ты делал?

— В прошлый раз я делал техническую работу, которая не требовала твоего участия. Сложно объяснить человеку без медицинского образования. Давай поговорим об этом, когда ты получишь свой сертификат, — предложил он, обозначив легкую улыбку.

— Думаешь, я его получу? — скептически осведомилась она, хоть и понимая, что тянет время, но не в силах преодолеть нарастающую панику. Легко было сказать, что она готова к лечению. А начать — гораздо, гораздо труднее.

— Сможешь, когда станешь высшей, маленькая, — невозмутимо ответил Тхорн, не обращая внимания на ее эмоции.

— А если не стану?

— Давай поговорим об этом позже. Посмотри мне в глаза.

Ледяной ужас. Один вздох — и ее унесло в увод. Легкий, невесомый. Стиснув зубы, Асхелека узнала дом, в котором жила с отцом — и, вздрогнув, увидела отца и себя, пятилетнюю.

«Никогда не снимай парик на людях, ясно?» — кричал он на ребенка — на нее, только она видела себя со стороны, заплаканную. Асхелека даже не помнила этого дня, пока Тхорн не показал ей. Тогда у нее сильно зачесалась голова на улице, и она сунула руку под парик. Никто не заметил, кроме отца, но это сильно напугало его. Глядя на него со стороны, уводящего ребенка, она сжалась. В уводе он больно отшлепал ее — теперь она помнила. Тогда она не понимала, за что.

Теплые ладони Тхорна сзади легли на плечи.

— У тебя очень красивые волосы, — тихо сказал он. — Просто отпусти это. Ты не должна была их прятать, и это наказание не было справедливым.

Короткой вспышкой они перенеслись к другому воспоминанию. «Твоя мать — шаггитеррианка. Ты встречала их в городе и знаешь, что это за женщины». Дыхание замирает у нее на губах, на глаза наворачиваются слезы.

Асхелека резко развернулась и помотала головой:

— Я не могу. Пожалуйста, Тхорн…

— Можешь.

Он мягко развернул ее — и там уже не было отца, только большое зеркало, в котором она видела свое отражение.

— Так что ты за женщина, Асхелека? — тихо спросил он, стоя за спиной. Но в зеркале она его не видела — только себя, немного испуганную.

— Я… просто женщина. Я не урод!

— Конечно, нет. А еще? Расскажи мне о себе.

Она невольно помотала головой. Хотела бы она сама что-нибудь узнать о себе. Какая она? Ей исполнилось пятнадцать, еще до того, как она пошла в новую школу — но она еще не чувствовала себя взрослой. Хотя… в ее мыслях пронеслись поцелуи с Бальтом — она может быть любимой. В нее уже влюбился один парень, искренне, а значит, и другие могут.

— Я симпатичная, — тихо сказала она, немного смутившись.

— Да, и ты можешь признать это без смущения. Ну же, Хеле.

В его голосе слышалась веселая подбадривающая интонация, но она боялась обернуться и посмотреть в лицо. Поэтому просто глубоко вздохнула и, глядя на отражение в зеркале, сказала:

— Я симпатичная. И еще я полноценная. Я горианка. И…, - она набрала воздуха, перед тем, как это сказать, — я буду высшим телепатом. Я этого хочу.

Асхелека подняла тревожный взгляд на Тхорна, ища его одобрения, и получила ободряющую улыбку. Вспышка унесла ее дальше. Второе воспоминание было отработано, но за ним следовало еще пару десятков. Иногда ей это давалось сравнительно легко: они просто смотрели и шли дальше, на других воспоминаниях Тхорн доводил ее до слез, заставляя с ними что-то делать. Под конец, продвигаясь к самым последним по времени событиям, Асхелека испытывала противоречивые эмоции. С одной стороны, она чувствовала усталость, с другой — ей стало легко, как никогда.

Пока, наконец, они не оказались в его каюте после очередной вспышки. Асхелека нисколько не удивилась, когда нашла себя в его постели, но ужасно смутилась и вспыхнула до корней волос. Именно это место, где они познакомились, появлялось в ее кошмарах. При взгляде на него ее словно обожгло: Тхорн принял такой облик, как тогда. Его голова была обритой, с огромной татуировкой слева в виде звезды. Голубая рубашка, темные брюки — та самая одежда, в которой он тогда вошел в каюту. Даже смотреть страшно.

На его лице не отражалось никаких эмоций.

— Я знаю, тебе иногда снились кошмары с моим участием, — сказал он, присаживаясь на кровать и протягивая ей ладонь. Асхелека машинально дала ему руку, которую Тхорн стал гладить большим пальцем. Она кивнула без слов, переживая сильное смущение. Но от его пальцев шло успокаивающее тепло и нежность, которой она не ожидала.

— Все еще снятся? — спросил Тхорн, и она снова кивнула.

Он перевернул ее ладонь и провел по ней указательным пальцем:

— Мне жаль. Но мы должны оставить это сейчас — разберешься, когда повзрослеешь. Скорее всего, уйдет само.

Асхелека подняла глаза, и на них выступили слезы. Ей стало тяжело дышать:

— А можно не оставлять?

Его лицо немного изменилось:

— Нет, Хеле. Боюсь, что нельзя.

— Почему? — вырвалось у нее прежде, чем она дала себе труд подумать.

— Потому что ты еще не выросла, — с легкой улыбкой ответил Тхорн, погладив ее щеку костяшками пальцев. К ее лицу прилил жар, и она снова смутилась, хотя до конца не улавливала смысл его улыбки — но ей хватало наблюдательности заметить необычный свет, исходящий из его глаз, предназначенный только для нее, и это было очень приятно.

Тхорн.

По-хорошему, он должен был злиться на себя. Он зарекался трогать этот эпизод, как бы соблазнительно он не выглядел. Он клялся, что не станет пользоваться ее слабостью в уводе, тащить ее в свою спальню, тем более — говорить с ней о кошмарах. И в итоге сделал все, чего не должен был, в полной мере насладившись ее смущением, и тем, как она выглядела, сидя на его постели, и наслаждением, почти эротическим, когда она позволила ему держать свою руку и гладить ладонь кончиками пальцев.

Его чуть не свел с ума момент, когда он прочитал ее мысли об этом парне из старой школы и о том, что они вытворяли. Она целовалась с ним и позволяла даже больше, чем просто поцелуи. Этот сопляк распускал с ней руки. И, несмотря на то, что он ожидал чего-то подобного и обещал себе не ревновать ее к школьникам, его это задело — да еще как. В его глазах словно красным полыхнуло. Он чудом овладел собой и воздержался от того, чтобы совершить преступление, соблазнив ее там, в уводе, на своей постели.

Кто-то внутри него уговаривал, что никакой беды не будет, если он покажет, чем его поцелуи и ласки лучше, чем какого-то там мальчишки. Кто-то внутри него совершенно искренне полагал, что если бы он не зашел дальше, чем она позволяла своему однокласснику, то не причинил бы этим никакого вреда. Он не знал, каким чудом сдержался — в тот момент его не пугала даже перспектива уголовного наказания. Наверное, помогло то, что он представил, как на это посмотрят его родители. Как они будут разочарованы, если их сын, герой и гордость планеты, превратится в растлителя несовершеннолетних.

Ему надо держаться от нее подальше, размышлял Тхорн, относя ее домой ближе к вечеру. Но вместо этого он остался на ночь у родителей. Он не мог бросить ее перед судом. Родители отреагировали встревожено, когда поняли, что что-то случилось, но Асхелека лишь невинно сообщила, что он ее вылечил, глядя на него глазами, полными благодарности, и их не стали ругать. А Тхорн подумал, какое счастье, что он сдержался и действительно заслужил ее благодарность, а не страх.

Они обсудили с отцом предстоящий процесс, и тот согласился, что лучше ему остаться рядом с Асхелекой до этого времени. Никогда прежде он не чувствовал себя таким мошенником, не сделав ничего дурного.

Оказавшись в своей спальне, он завалился на кровать, открыл календарь на коммуникаторе и посчитал количество месяцев до дня ее совершеннолетия — шесть с половиной. Потом сосчитал количество дней — получилось много — сто девяносто восемь. Отшвырнув коммуникатор, он закрыл глаза и накрыл их рукой, согнутой в локте, представляя, как крадет ее. Это могло бы быть как в исторических романах, только раньше девушек утаскивали на лошадях в безлюдные места, чтобы лишить невинности, а он затащил бы ее на корабль и улетел на какую-нибудь планету подальше, чтобы вернуться после ее совершеннолетия. Формально закон никак не мог его за это наказать, если удастся избежать ареста до ее дня рождения.

От этих мыслей Тхорн скрипнул зубами и едва не застонал. Какой воспаленный бред рождают его кипящие мозги! Вздохнув, он резко поднялся, распахнул шкаф и натянул спортивную форму. Немного физической нагрузки поможет ему снять напряжение, решил он, и направился в сад.

Упражнения захватили его, как это обычно и случалось. Тренировки в одиночестве всегда позволяли ему уходить глубоко в себя, чтобы найти там невидимый баланс, или хотя бы нащупать его. Он уже завершал разминку и думал, стоит ли глубокой ночью изматывать тело еще больше, когда почувствовал ее — совсем рядом.

— Это очень красиво, — тихо сказала Асхелека, глядя на него во все глаза. Вне всякого сомнения, она наблюдала за ним какое-то время — и он даже не почувствовал!

— Хеле, — пробормотал Тхорн, отступая на шаг. В голове мелькнуло: какая ирония. Скоро она будет смотреть на него совершенно спокойно, а он — все больше и больше начнет бояться ее присутствия.

— Ты тоже не можешь заснуть, да?

— Ты очень наблюдательна, — не удержался он. Наверное, насмешничать над столь юными созданиями нехорошо, но это служило ему хорошей защитой. Красноволосая фея бросила на него укоризненный взгляд, но ничего не сказала, и, на его удивление, он не почувствовал никакой обиды. От нее исходило слишком сильное любопытство.

— Тебя не было семь месяцев… только не говори снова, что я наблюдательна, — с легкой задиристой улыбкой добавила она. — Просто… можешь рассказать, где был?

Тхорн совершенно не был готов к беседе с ней в середине ночи, но в тот момент угрозы не ощущал, да и спать не хотелось. Немного подумав, он кивнул:

— На вылете. Одна планета из сорок первой галактики запросила помощь. Мы участвовали в антитеррористической операции, а потом тренировались.

— Там всего одна планета, Тхорн. И, кажется, довольно дикая, — ее глаза сузились. — У них же огнестрельное оружие не запрещено, и все такое.

— И все такое, — кивнул он, не скрывая от нее ироничного огонька в глазах, хотя и заметил за собой повышенную вредность. Но против его ожиданий ее это снова не задело — наоборот, ее тонкое хорошенькое личико вытянулось, обнаружив искренние переживания:

— Но это же так опасно! Ты… ты довольно крупная мишень.

Ее слова заставили его покатиться со смеху.

— Так меня давно никто не оскорблял, — проговорил Тхорн, улыбаясь, и добавил, заметив непонимание в ее взгляде: Мишенью мы называем необученных новеньких мальчишек.

— Но я не это имела в…

— Я знаю. Просто шучу.

— Не знала, что ты умеешь шутить, — вырвалось у нее.

— Я кажусь угрюмым? — осведомился Тхорн с искренним интересом. Он понятия не имел, каким выглядит в ее глазах, даже после всех сканирований.

— Немного… не знаю.

Асхелека снова смутилась. Тхорн машинально оглянулся на окна родителей: темные. Они все еще стояли в саду, в темноте, и, несмотря на то, что ночной ветерок был теплым, она начала ежиться.

— Пойдем в гостиную, если спать еще не хочешь, — предложил он, неожиданно для самого себя. И она с готовностью согласилась.

Взглянув на часы, казалось, минут через пятнадцать, Тхорн с изумлением обнаружил, что вот-вот наступит рассвет. Они просидели в гостиной, потягивая разбавленный сяши, около трех часов. Все это время Асхелека с интересом слушала его рассказы о вылетах, контрактах, о его друзьях, о Сезаре и даже о политике. Она задавала такие вопросы, которые заставляли задумываться и совершенно по-другому смотреть на многие вещи.

Его юная собеседница обнаружила такой нетривиальный ум и такую начитанность, а также здравость суждений, что он даже не заметил, как беседа полностью поглотила его внимание, хотя в первые минуты думал, что не способен рядом с ней размышлять ни о чем. Кроме, разве что, того, как ярко и соблазнительно смотрятся красные волосы в свете лампы, и какой восхитительно округлой выглядит ее грудь под шелковой тканью домашнего линоса.

— Тебе же в школу через четыре часа, — спохватился он, когда уже было, в общем, поздно спохватываться.

— Досплю на первом уроке, — улыбнулась она. — Теория телепатии. Ужасно скучно.

— Ты не должна спать на теории, если хочешь добиться успехов в практике, — необдуманно заметил он, и улыбка соскользнула с ее лица.

— Надо мной все смеются, Тхорн. О каких успехах ты говоришь? — с легким упреком тихо спросила она.

Горечь, которую он почувствовал в ее эмоциях, встряхнула его как удар тока. И заставила почувствовать себя ужасно виноватым: за все время их четырехчасовой беседы он лишь рассказывал о себе и не задал ни единого вопроса о том, как живется ей. Тхорн не помнил, когда последний раз расслаблялся настолько, чтобы проявлять такой эгоизм.

Только маме обычно удавалось разговорить его. Как же Асхелека смогла добиться такого же результата? Возможно, разгадка таилась в неподдельном интересе в ее глазах — но не такого, как у его поклонниц. Одновременно она воспринимала многое критично, и своими вопросами побуждала его к пространным отступлениям и пояснениям, и даже каким-то новым выводам из, казалось бы, давно осмысленных и переосмысленных историй.

— А какие у тебя завтра уроки? — спросил он, поддаваясь внезапному порыву.

— После теории практика — полтора часа унижения, а потом история Горры — ее я знаю лучше других. По правде, знаю весь курс до конца года — довольно бессмысленный урок. Потом горианский — с ним тоже проблем нет. Это все.

Несмотря на то, что она уже нашла в себе силы шутить, Тхорн прекрасно чувствовал ее боль. Маленькая рыжеволосая девочка-отличница всерьез переживала о том, как сильно отстала от других.

— Как ты смотришь на то, чтобы прогулять школу?

— Шутишь?

— Нет.

Тхорн улыбнулся, оценив, как сильно заколотилось у нее сердце, и какой шквал позитивных эмоций она испытала разом: азарт, веселье, возбуждение — с переходом в восторг.

— Хочешь, чтобы твой отец меня отшлепал потом? — все же спросила она, засомневавшись.

— Он тебя пальцем не тронет. Тем более что виноват-то буду я.

— А как я сбегу?

— Прямо сейчас. Улетим на мой корабль.

— А утром он подумает, что я уже ушла.

— Точно. Иди к себе и возьми, в чем будешь спать. Через десять минут жду у выхода, — подмигнул он ей.

Четверть часа спустя он пристегнул ее к своей спине, и ее теплые хрупкие руки обхватили его за шею. Тхорн любил ночные полеты, а этим наслаждался особенно, даже не пытаясь обманываться на этот счет. За четверть часа он успел в полной мере прочувствовать все тепло и нежность ее тела, прижатого к нему, впитать весь ее тонкий аромат, прочувствовать каждый оттенок ее восторга от полета, ночи и… его близости. Он готов был поклясться, что на этот раз она уже что-то почувствовала — пусть еще не слишком осознанно, но она тоже получала удовольствие от соприкосновения с его телом. И пока ему этого вполне хватало.

Когда они прилетели, Асхелека немного смешалась, особенно когда поймала на себе любопытные взгляды дежурящих снаружи младших офицеров. Тхорн полоснул взглядом, чтобы опустили глаза, и успокаивающе сжал ее ладонь, проводя за собой внутрь, сквозь поднявшуюся с мягким чмоканьем дверь, а потом — по затемненному прохладному коридору. Дом для него, невиданный загадочный лабиринт — для нее.

— Это первый сектор, маленькая. Я живу здесь. Завтра я покажу тебе все, но сейчас нам обоим надо немного поспать. Хорошо?

— Да, конечно, — согласилась она, и Тхорн открыл для нее дверь одной из резервных кают.

— В ванной есть все необходимое. Если тебе что-то понадобится — просто позвони мне, — сказал он, не входя внутрь, чтобы не смущать. — И ложись поскорее, хорошо? Я утром позвоню, когда пора будет вставать.

— Тхорн, — позвала она, когда он уже шагнул в сторону. Он повернул голову и поймал ее улыбку: Спасибо!

— Спокойной ночи, — пожелал он с мягкой телепатической улыбкой и поспешил прочь.

Перед его глазами, словно моментальная фотография, сохранился ее образ: тоненькая фигурка, шелковый линос, робкая улыбка и огненно-красная копна волос, оттеняющая невероятную белизну сливочной кожи. Из его груди вырвался невольный тяжелый вздох. Смотреть на нее было одновременно и сладко, и невыносимо.

Асхелека провалилась в сон почти мгновенно, хотя думала, что не уснет от перевозбуждения. Она все не могла поверить, что Тхорн подбил ее прогулять школу, да еще позвал на корабль. Его неожиданное внимание льстило ей, их долгий ночной разговор и приглашение смутили, но в то же время очень обрадовали. Когда она проснулась рано утром, то заснуть уже не смогла — хотя и следовало, наверное, еще подремать до обещанного звонка.

Но ее сон уже нарушили любопытство и возбуждение: неужели он покажет ей корабль? Неужели ему тоже интересно провести день в ее обществе? Асхелека выскользнула из-под одеяла, босиком прошлепала в душ, потом тщательно умылась, расчесалась и нырнула в свежий линос, который предусмотрительно прихватила из дома. Аккуратно собрав все вещи в сумку, она прислушалась к звукам за дверью: тишина — и высунулась в коридор. Снаружи никого не было, длинный широкий проход заворачивал за угол, и она пошла по нему наугад, плотно прикрыв дверь своей каюты — в сторону, противоположную от входа.

Когда дорогу ей вдруг пересек неизвестно откуда взявшийся офицер, девушка вздрогнула и замерла. Серые глаза незнакомого мужчины сузились, едва он бросил взгляд на ее волосы, а потом незнакомец мгновенно отвел взгляд и вежливо наклонил голову:

— Доброе утро, эста.

— Доброе утро… э-м… офицер.

— Вы заблудились? — удивленно спросил он. Асхелека могла бы поклясться, что его голос звучал растерянно: он явно догадывался, кто она такая — ведь благодаря газетчикам, каждая ручная птичка в городе слышала про шаггитеррианку-телепата. И он наверняка знал о том, что произошло на этом корабле несколько месяцев назад, но все же явно не понимал, что она тут делает теперь.

— Ну… я просто… я прилетела с Тхорном и…

— А, так вас пригласил командир.

Теперь в голосе офицера слышалось заметное облегчение, и он кивнул:

— Позвольте, я тогда провожу вас к капитану. Он его найдет.

— Я не хотела никого беспокоить, — пискнула Асхелека, но незнакомец уже развернулся и приглашающе качнул головой. Ей оставалось лишь последовать за ним.

Шагать по коридорам и переходам пришлось довольно долго — пару раз они даже поднимались и спускались по лестницам, и Асхелека задумалась, а будет ли доволен Тхорн, что она так далеко ушла, пока он спал. Она уже начала жалеть, что осмелилась самостоятельно выйти из каюты, когда путешествие закончилось в огромном круглом отсеке с невообразимо высокими потолками, огромными иллюминаторами и громадным пультом управления посредине помещения, вокруг которого стояли высокие кресла. Все они пустовали, кроме одного.

Она прерывисто вздохнула и смущенно опустила глаза, когда по ней скользнул бесстрастный взгляд серебристых глаз высшего телепата. Капитан Дейке эс-Хеште, поднявшийся ей навстречу, в представлениях не нуждался, но ее проводник все же познакомил их.

— Простите… я не хотела отвлекать вас от работы, — заливаясь краской, пробормотала она.

В ответ на это капитан сообщил своему подчиненному, что он свободен, а потом обратился к ней:

— Эста, я рад приветствовать вас на корабле. Вы позволите показать вам его немного, пока командир не присоединится к нам?

— Конечно. Если вас это, правда, не затруднит. Я хочу сказать, если вы заняты, я вполне могу посидеть где-нибудь в уголке…

— Ни в коем случае, — улыбнулся капитан и подошел совсем близко. — Ты же гостья, маленькая. Позволишь перейти на «ты»?

— Конечно, — Асхелека снова покраснела, но на этот раз улыбнулась. Его приветливость успокоила ее: было заметно, что капитан действительно не возражает против ее присутствия. Она скользила по нему взглядом, полным любопытства: капитан «Черной звезды», знаменитый не менее чем командир, при первой встрече показался ей менее «звездным» человеком. Менее пугающим и, что уж там скрывать — не таким невыносимо здоровенным, хотя тоже, конечно, был высок, как все офицеры. Его серебристые волосы и глаза поразили ее яркостью цвета — они почти светились, больше, чем на фото, а она-то, глядя на постеры, думала, что это просто эффект вспышки.

После того, как Асхелека переехала к родителям Тхорна, она стала тайком изучать всю информацию о нем, его команде и его корабле и теперь знала столько деталей, сколько не каждый фанат мог припомнить. Читала она и про Дейке: восемьдесят один год, десятки лет совместной службы с Тхорном, герой планеты, женат на землянке. Вот с землянкой ей очень хотелось бы познакомиться! Но просить об этом незнакомого человека, конечно, она не стала бы.

Поэтому просто приняла приглашение сесть за пульт. Капитан развернул перед ее удивленным и полным любопытства взглядом огромную карту «Черной звезды» и принялся показывать на ней расположение помещений, отсеков, кают и двигателей.

— А где мы? — робко спросила Асхелека, когда примерно поняла устройство этой громадины.

— А ты как думаешь? — с мягкой улыбкой и любопытством во взгляде спросил капитан.

Карта лежала перед ней, с этажами-слоями, и Асхелека робко сдвинула пальцами верхний, открывая второй этаж — на корабле они считались вниз. И тут же нашла глазами большое круглое помещение — почти в самом центре.

— Все правильно, это и есть зал управления, — прокомментировал Дейке из-за ее спины.

— А где сейчас Тхорн? — немного осмелев, осведомилась она.

— Полагаю, здесь, — пальцы капитана вернули на место схему первого этажа. Он указал на просторное помещение, расположенное справа:

— Это большой спортивный зал, маленькая. Сейчас время утренней тренировки.

Асхелека, ожидавшая, что Дейке укажет ей место каюты командира, удивленно раскрыла глаза:

— Разве он не спит сейчас?

— Кто? Тхорн? — Дейке хмыкнул и покачал головой: Нет, маленькая. Я так не думаю. Но это легко проверить. Ты готова перейти к пешеходной экскурсии?

— Он точно не будет возражать, что мы туда заявимся? — забеспокоилась Асхелека, когда поняла, что они приближаются к спортивному залу. Ей очень нравилось ходить по кораблю с Дейке, заглядывать во всякие недоступные уголки, вроде кухни, технических помещений. Они даже спустились на четвертый этаж, и капитан позволил ей взглянуть сверху на чудовищное подбрюшье корабля с огромными двигателями, размером с полдома каждый.

А потом они направились снова вверх и оказались в уже знакомых ей коридорах первого сектора.

— Конечно, нет, маленькая. Это просто утренняя тренировка, ничего особенного. Тебе ведь интересно взглянуть?

— Да, — улыбнулась Асхелека, и Дейке мимоходом растрепал ей волосы. Она даже дыхание задержала: на ее волосы мужчины обычно смотрели очень странными взглядами. Но жест Дейке ни капли не получился странным, скорее, добрым и отеческим. И до нее дошло, что улыбка вновь растягивает рот, против ее воли. Хотя она семь месяцев училась не улыбаться лицом, ведь это так неприлично для телепата.

Спортивный зал оказался большим, абсолютно прозрачным помещением — за происходящим внутри можно было легко наблюдать снаружи, и Асхелека еще издалека заметила высокую фигуру Тхорна в черной спортивной форме — командир, очевидно, обладал выдающимися физическими данными и был крупнее всех офицеров на своем корабле. Боевыми навыками, которые Асхелека уже могла оценить на турнире в прошлом году, он также превосходил всех подчиненных. Остановившись у стеклянной стены, девушка как завороженная уставилась на то, что сначала виделось ей беспорядочной дракой, а потом оказалось тренировочным боем.

Тхорн держался в центре, отражая нападение одновременно трех-четырех офицеров. Дейке, стоявший за спиной Асхелеки, негромко давал пояснения: на него нападают по очереди, группами. Задача тренирующихся — попытаться нанести удар, при этом не забывая о защитных приемах. Первое, как заметила Асхелека, почти у всех получалось откровенно плохо, второе — с переменным успехом.

— Мне кажется, они понимают эту задачу по-другому, Дейке, — скептически произнесла она, наблюдая за быстрыми, безжалостными ударами Тхорна. Когда одному из участников тренировки досталось особенно сильно, в область живота, она невольно прикрыла глаза и издала тихое восклицание.

— Что ты имеешь в виду? — осведомился капитан.

— Мне кажется, они просто пытаются изобразить попытку нанести удар и при этом не убиться, — тихо сказала Асхелека и вскрикнула, когда один из офицеров рухнул на пол от подсечки и с болезненным криком схватился за руку. Тхорн знаком остановил бой и наклонился над незадачливым юношей. А потом что-то сказал остальным, чтобы ему помогли подняться и вывели. Тем временем, командир наконец заметил Асхелеку с Дейке и махнул им рукой через стекло, направившись к выходу из зала.

— У него что, рука сломана? — с ужасом спросила она у капитана, не сводя глаз с молодого офицера.

— Скорее, просто вывих, — мягко ответил Дейке, явно успокаивая, но Асхелека гневно повернулась к нему:

— И зачем, ради всего святого в галактике, ему такое делать с ними на тренировках?

Ее руки сжались в кулаки, а к щекам прилила кровь волной гнева — когда командир вышел из зала, она как раз была готова взорваться.

— Доброе утро, маленькая, — ровным голосом сказал Тхорн. Асхелека краем глаза заметила слегка встревоженное выражение в глазах Дейке, но ей было все равно.

— Очевидно, оно доброе сегодня не для всех, — рассержено выпалила она, тяжело дыша, все еще пребывая в гневе от увиденного. В ее душе взметнулось то же чувство протеста, которое она переживала на турнире, наблюдая за сражениями лидеров с более слабыми соперниками. Обостренное чувство справедливости внутри Асхелеки отказывалось смиряться с таким варварством и такой безжалостностью.

Тхорн остановился на расстоянии трех шагов, его брови слегка шевельнулись, выражая удивление. Он все еще был взмылен после тренировки, но стоял спокойно и дышал ровно, а в ответ на ее реплику как будто стал еще расслабленнее, только это ощущение было обманчивым. Раскосые пронизывающие глаза слегка сузились — он явно сканировал эмоции, и у Асхелеки это вызвало новый взрыв протеста. Сам эс-Зарка держался закрытым, как всегда, с полностью надвинутыми блоками, и она понятия не имела, что он испытывал сейчас, сломав руку одному из своих подчиненных. Было ли ему хоть немного неприятно или стыдно?

Вряд ли, решила она, вглядываясь в каменное невозмутимое лицо. Тхорн продолжал молчать после ее недоброго приветствия, и ее сердце екнуло. Его недовольство было очевидно, а молчание, вероятно, свидетельствовало о том, что от нее ждут извинений за такую невежливую вспышку. Но от этого своего мимолетного страха и сочувствия к избитым офицерам, а пуще всего — от злости на себя, что испугалась, Асхелека полезла в бутылку:

— Что ты на меня так смотришь?

— Не смей повышать на меня голос, тем более при подчиненных, — очень тихо сказал Тхорн, глядя в глаза, и только тогда она сообразила, что все вокруг стихло, и это уже увод — в то же место, но оно вдруг обезлюдело. И перед ней уже находился абсолютно пустой зал и коридор.

— Выпусти… Ты не имеешь права, — выпалила Асхелека.

— Выпущу, как только успокоишься. Мне не нужен спектакль на виду у всей команды. Ты готова вести себя прилично?

От его менторского ледяного тона Асхелека ощутила новый прилив гнева, смешанного с опаской: сомнений не было, что он мог вести себя жестко, и сила оставалась на его стороне. Но что-то подсказывало ей, что дальше, чем увод, Тхорн не зайдет — не посмеет, например, наказывать, не будучи пре-сезаром. Поэтому она не боялась. Хотя, строго говоря, он и уводить не имел права без согласия, но все же увел. А до этого подбил ее прогулять школу — очевидно, его трудно было заподозрить в большом почтении к правилам. Что он за человек такой?

Вчера ей было с ним весело и интересно, и она с восторгом бросилась в это приключение. Теперь она чувствовала себя обманутой.

Руки сами собой упрямо сложились на груди, ее взгляд потух:

— Хорошо, я больше ничего не скажу. Просто выпусти меня из увода, и я пойду домой. То есть, в школу.

Тхорн все еще смотрел на нее в упор, но вместо того, чтобы вернуть из увода, вдруг сделал пару шагов вперед и присел перед ней на корточки:

— Маленькая, послушай. То, что ты видела — просто тренировка. Она жесткая, но она нужна, как и десятки других. В этом зале люди учатся на своих ошибках. Иногда — кстати, это бывает редко — они ломают руки, ребра, получают вывихи и даже сотрясение мозга — чтобы в настоящем бою выжить, понимаешь? Это происходит не потому, что я такой злой и хочу их покалечить. Это происходит потому, что я не хочу привозить на Горру их мертвые тела с очередного вылета.

Асхелека все еще смотрела в сторону, но из ее груди вырвался прерывистый вздох, руки опустились, кулаки рефлекторно сжались и снова разжались. Зубы стиснулись — к щекам снова прилила кровь. Она мучительно размышляла о его словах и о том, что видела, не зная, чему больше верить: инстинктивному отвращению к происходящему, либо его аргументам.

— Ты… ты ведь не специально сломал ему руку, Тхорн? — тихим, умоляющим тоном спросила она, наконец, переведя на него взгляд.

— Конечно, нет.

Его жесткое лицо слегка потемнело, и на этот раз он снял эмоциональный блок, демонстрируя свою искренность. Асхелека закрыла глаза — вместе с чувством облегчения улетучилась злость, и на ее месте сразу обосновался стыд. Если разобраться, она находилась на его корабле, по его приглашению, и сразу же повела себя бесцеремонно, чем наверняка уже заставила его сожалеть о том, что он принес ее сюда.

— Прости меня, — упавшим голосом пробормотала она, опуская голову.

— Возвращаю, — тихо предупредил Тхорн, и секунду спустя Асхелека вновь стояла в коридоре, полном людей. Офицеры гурьбой покидали зал, капитан уже куда-то испарился. По тому, как все старались отводить от нее глаза, она поняла, что многие слышали ее дерзкие реплики в адрес командира.

Смущенная тем, что произошло, Асхелека ни о чем не спрашивала, когда он взял ее за руку и повел за собой. Но стоило им остановиться перед большой дверью, немного не похожей на другие, как ее почти парализовало. Она вспомнила это место, и оказаться здесь в реальности было большим шоком, чем в уводе. Тхорн открыл дверь в свою каюту:

— Заходи, не бойся. Я не планировал тебя сегодня есть, — сказал он, глядя в сторону. В его голосе ей почудилось раздражение.

Прерывисто вздохнув, она шагнула внутрь. Помещение казалось большим по сравнению с той каютой, где спала она — и все выглядело иначе, чем в прошлый раз — возможно, потому что было светло. Все помещение заливал яркий ровный свет, в котором даже огромная кровать не создавала пугающе интимной обстановки. Это помещение явно использовалось не только как личная спальня — в нем нашлось место и письменному столу, и огромному дивану, и креслам, и шкафу с кучей книг.

Тхорн прошел мимо этого всего, пересек комнату насквозь и открыл еще одну дверь, которую она только тогда и заметила.

— Проходи, пожалуйста, — снова сказал он, поскольку она опять застыла, не двигаясь с места. И Асхелека поспешила вперед — туда, куда ее любезно приглашали. И, сделав пару шагов, остолбенела: перед ней открылся огромный, в несколько раз больше, чем его каюта, зимний сад, залитый ярким солнцем.

— О, звезды, Тхорн! — ошеломленно выдохнула она, а потом подняла на него сияющее лицо, забыв в ту же минуту обо всем. — Я никогда не думала… я даже не предполагала, что на корабле может быть такое…

— Это мой дом, маленькая — у меня другого нет. Эти деревья и цветы сажала мама.

Медленно подняв голову, Асхелека убедилась, что над головой сияло чистое небо. Прозрачный купол находился в открытом положении.

— А когда корабль взлетает…

— Все закрывается. И сверху еще три слоя герметичной крыши, — пояснил Тхорн, проходя вперед и увлекая ее за собой.

Необычный сад оказался устроенным по-домашнему: там и тут стояли мягкие диванчики и небольшие столики с мелочевкой. Кроме клумб с цветами, попадались декоративные фонтанчики, вид которых вызвал у Асхелеки улыбку узнавания — такие же у мамы Тхорна располагались в саду. Ее взгляд упал на плед, свернутый на одном из диванов, и брови девушки приподнялись:

— Не представляю тебя укрывающимся пледом.

— Правильно не представляешь, — ответил Тхорн с сардонической усмешкой. — Это мама оставила.

— Она часто бывает здесь?

— Нет, — он качнул головой, опускаясь на диван без спинки. Его крылья расстелились по полу за спиной черной пеленой. Асхелека невольно глянула на них и села на другой диван, подобрав под себя ноги. Она наклонила голову:

— Ты кого-нибудь приглашаешь сюда?

— Иногда, — он кивнул и, подумав, добавил: Немногих.

— Я могу спросить, для чего ты пригласил меня?

Тхорн не сводил с нее внимательного взгляда, и ей с каждой секундой все больше хотелось поерзать.

— Ты сказала, что у тебя проблемы на уроках телепатии. Я хотел помочь.

— Как? — удивилась она, нервно облизала губы и даже подобралась: этого она не ждала.

— Научить чему-нибудь.

Девушка растерянно хлопнула ресницами и сглотнула, кусая губы, неожиданно испытав вспышку отчаяния вместо надежды.

— Наверное, ты хороший учитель. Но даже если ты будешь учить меня целый день, я не смогу наверстать те годы, что пропустила, — тихо сказала она.

— А кто говорил об одном дне, Хеле? — с недоумением перебил он.

Ее ресницы мгновенно взлетели вверх, и наступила долгая пауза, пока она соображала.

— Ты имеешь в виду… ты хочешь со мной заниматься постоянно?

— А ты этого не хочешь?

— Но я… я почти ничего не умею, — неловко возразила она, опуская глаза, но от радости у нее даже в груди перехватило, и они оба это почувствовали.

— Догадываюсь, — удовлетворенно ответил Тхорн. — Но поэтому тебе и нужно заниматься, верно?

Микея.

Собеседование с психологом в Центре семьи казалось нескончаемым: он задавал десятки нелепых вопросов, заполняя ее анкету. Когда он добрался до ее дела и отношений с отцом после совершения преступления, ей стоило огромных усилий сдержаться. Пожалуй, она бы и ляпнула какую-нибудь резкость, если бы Цесин перед собеседованием не взял с нее обещание, что она останется спокойной до конца беседы.

— От этого собеседования зависит, одобрят ли они помолвку. Если сорвешься — это может затянуться на месяцы, маленькая, — предупредил он.

Поэтому на все вопросы она отвечала максимально спокойно, с достоинством обходя тот факт, что ее родители, по сути, оставили ее одну на время суда. Микея запрещала себе думать о том, что, возможно, это повлияло на решение судьи не в лучшую сторону. Конечно, в беседе с психологом не стоило даже мысли такой допускать, и она из последних сил делала вид, что нисколько не обижена на отца и маму. Благо, у нее было преимущество перед многими, кто проходил собеседование в стенах Центра семьи: они не могли заставить ее снять эмоциональный блок — Микея была заблокирована на год извне, по приговору суда.

Когда собеседование закончилось, Цесин уже ждал ее в приемном зале — его глаза тоже отражали усталость.

— Тебя тоже замучили, да? — тихо спросила она.

По его тонким губам скользнула легкая улыбка, но он сомкнул веки и еле заметно кивнул, привлекая к себе за плечи. Микея позволила себе ткнуться носом и щекой в его грудь. Теплая ладонь скользнула по ее волосам, погладила по спине:

— Нам надо подождать результатов здесь, маленькая. Хочешь сесть?

— Не-а.

Микея хотела лишь прижиматься к нему так — и чтобы он не отпускал. Было очень страшно, что им откажут — и что тогда будет с ней? При одной мысли об этом у нее начинались проблемы с дыханием.

Цесин понял, прижал ее к себе крепче:

— Тише, тише. Все хорошо. Они крайне редко кому-то отказывают. Должны быть очень серьезные причины.

Она кивнула, успокаивая сердцебиение ровными длинными вдохами и выдохами.

— Тебя заставляли снимать блоки? — тихо спросила она после долгой паузы.

— Конечно, — Цесин рассеянно растрепал ей волосы. Почувствовав, что он погружен в себя и тоже волнуется, Микея замолчала и обхватила его руками за талию, наслаждаясь знакомым цитрусовым запахом с нотками горчинки, свежестью его рубашки под щекой, нежностью рук, гладивших ее по спине.

Когда сотрудница Центра, встречавшая их три часа назад, вышла навстречу, Микея встрепенулась и перестала дышать на несколько мгновений. Но тут девушка обозначила вежливую улыбку:

— Поздравляю с помолвкой.

Вечер они провели на водопаде Шейи — одном из самых романтических мест близ столицы, а затем поужинали в чудесном кафе. Микея даже запротестовала, спохватившись, что ее платье не достаточно красиво для такого места, но Цесин заставил ее замолчать легким поцелуем в губы и все равно повел туда, и они прекрасно провели время. Только поздно вечером, прощаясь с женихом, Микея ощутила растерянность.

После такого волшебного дня трудно было осознать, что она все еще осужденная, и что надо возвращаться в утлую квартиру в общем доме.

— Я хочу проводить тебя, — настаивал Цесин, расстроенный ее резким отказом.

— Нет. Я не хочу, чтобы ты даже видел это место, и чтобы тебя там видели.

— Маленькая, я видел в жизни места похуже.

— Но без меня. Пожалуйста.

В ее глазах показались слезы, и он отступил:

— Хорошо. Но помни, я хочу быть с тобой рядом, даже когда тебе трудно. И я вытащу тебя. Ты не будешь жить там целый год, и тем более три — поняла меня?

— Да.

Она улыбнулась — невозможно было не поверить, когда он говорил с таким серьезным лицом, хотя пересмотр приговора и казался ей очень призрачной вероятностью. Ее наказание было назначено по закону, с соблюдением всех процедур и формальностей. Оснований для пересмотра, скорее всего, не найдут.

Зябко поежившись от вечернего ветерка, Микея переступила ногами на взлетной площадке возле кафе:

— Мне пора, а то совсем темно будет.

— Конечно, маленькая.

Цесин оглянулся, чтобы убедиться в том, что они одни, а потом протянул к ней руки, и Микея с готовностью позволила поднять себя и ответила на нежный поцелуй жениха. Ей хотелось бы, чтобы он так держал и целовал ее вечно. Его губы ласково касались ее приоткрытого рта — так бережно, словно он боялся дать волю чувствам и одновременно все же хотел соблазнить ее. И у него это получилось — Микея на миг растворилась в этом сладостном моменте. Ей даже показалось, она вот-вот упадет, когда ноги вновь коснулись земли.

Сезар.

У правителя планеты редко выдаются более-менее свободные деньки, но тот день выдался особенно напряженным. Ему ни на минуту не удавалось остаться одному, и под вечер тот, кого на Горре звали Величайшим, уже был готов разрушить легенду о своей вечной невозмутимости и сорваться на кого-нибудь, кто попадется под руку.

В этот самый момент появился администратор Сезариата Яксин эс-Фарфе, неделей ранее назначенный куратором программы переселения землян. С тех пор Яксин являлся на глаза почти каждые полчаса с миллионом вопросов и просьб. Сезар старался относиться к этому терпеливо: он сам этого хотел. Предыдущие руководители программы ни на что не годились, и он назначил самого строгого и въедливого человека, которого только мог.

Одновременно администратор проявлял здравомыслие и человечность там, где это было необходимо. А также не стеснялся дергать Величайшего, раз уж он лично хотел все контролировать. Правда, теперь уже Сезар не был в этом так уверен, и, в целом, готовился передать бразды правления эс-Фарфе. Возможно, Яксин ходил к нему так часто именно для того, чтобы подтолкнуть к делегированию полномочий, подумал он, и вновь ощутил, что закипает: никто не смел манипулировать им.

— Величайший, — негромко сказал Яксин вместо приветствия, наклонив голову в поклоне.

— Слушаю тебя, — сказал он, поднимая глаза. Еле заметно дернувшись, эс-Фарфе отвел глаза. Прямой взгляд Сезара так действовал абсолютно на всех телепатов — как легкий удар током. Иногда он забывал об этом, а иногда прожигал взглядом намеренно, как сейчас: маленькая месть за то, что Яксин его измучил за день, и заодно попытка его отвадить.

Последний разговор получился очень раздраженным, когда советник вновь доложил, что третьей землянке никак не удается найти подходящего жениха, хотя она уже два с половиной года живет на Горре и вполне готова вступить в помолвку — тем более, что не за горами ее тридцатилетие, и возраст этот юным считать уж никак нельзя. «Вы точно всех проверили?» — осведомился Сезар и тут же прочитал ответ в голове своего подчиненного: всех, но не совсем. И тогда он жестко бросил ему, что когда говорит — проверять всех, это означает ровно то, что он сказал.

— И советников тоже? — уточнил Яксин, невероятно устойчивый к его гневу.

— Вы понимаете, что значит всех? — понизив голос до самого тихого и самого страшного, тогда поинтересовался Сезар. — Это значит, и советников, и вас, и меня тоже. Абсолютно всех!

После такой беседы он, конечно, не ждал никаких экстраординарных результатов — понятно, что Яксин исключил из поиска всего несколько человек, и вероятность, что с кем-то из них землянка совпадет после того, как ей не подошли тысячи и тысячи — стремилась к нулю. Но требовалось закончить проверку на центральной планете, чтобы обратиться с поиском на Горру-2 и Горру-3 — ведь это повлечет для землянки необходимость нового переезда и неизбежный стресс.

— Ну что, так никого и не нашли? — уточнил он, глядя на Яксина, который, казалось, боялся теперь открыть рот.

— Нашли, но…

Яксин снова осекся.

— Так что же ты молчишь? — удивился Сезар и нетерпеливо вцепился в него взглядом: Кто он?

Ответ, который он нетерпеливо вычитал из головы советника, заставил его моргнуть и на мгновение даже дезориентировал.

— Вы же просили проверить и вас, — извиняющимся тоном произнес Яксин. — Я понимаю, что это формальность. Мы готовы запросить Гору-2 и…

— Какой процент? — осведомился Сезар. Он подумал, что при уровне семьдесят теоретически можно было бы попробовать. Если меньше — конечно, не стоило мучить девушку, у которой наверняка начнется приступ паники от одного его вида.

— Девяносто три, — еле слышно сообщил эс-Фарфе.

Черные глаза Сезара на мгновение изменили цвет — на темно-зеленый, и Яксин снова дернулся, опустив взгляд. А правитель планеты всерьез задумался. По понятиям его родных он еще не вышел из своей юности. Но в его шестьдесят два он, в принципе, мог решиться на помолвку, вот только не с кем — ни на его родной планете, ни здесь, на Горре, мало-мальских совпадений не нашлось. И вот почти идеальное совпадение, но с кем — с землянкой.

— Я не откажусь. Свяжись с моим секретарем и устрой мне завтра встречу с девушкой. У меня дома, — решил Сезар.

— А ей…

— Нет. Ей ничего не говорить. Я сам. Если вы мне ее напугаете — убью, — ласково пообещал он ошеломленному руководителю программы.

Ариадна.

Атмосфера легкой нервозности не покидала просторную квартиру, где она жила со своей горианской семьей, вот уже несколько недель. Ее опекун и его жена о чем-то переговаривались по секрету, старательно улыбаясь ей и ничего не объясняя, но Ариадна все больше чувствовала их тревогу, и, в конце концов, не выдержала.

— Астан, объясни мне, в чем дело, пожалуйста, — сказала она после ужина, оставшись наедине с опекуном, пока Эниэла вышла, чтобы уложить трехлетнего сына спать. — Я уже замучилась молча наблюдать, как вы шепчетесь.

Взгляд опекуна стал на секунду испуганным, а потом — расстроенным. Он явно не ожидал от нее такого, полагая, вероятно, что все успешно скрывает. Вздохнув, горианец положил перед собой на стол крупные загорелые руки и посмотрел на них, словно ища в своих ладонях ответа на то, как лучше с ней разговаривать. Иногда Ариадну это веселило, иногда — бесило, как сейчас, когда на его лице, словно на мониторе компьютера, отобразилось явное зависание в режиме "поиск-лучшей-схемы-разговора-с-расстроенной-землянкой".

После турнира кое-что изменилось. Она была слишком расстроена очередным пустым сообщением из системы, чтобы такой сильный телепат, как Дейке, этого не заметил. Чуть позже, когда они вернулись в гостиницу и поужинали, он поговорил с ней, и стало немного легче. Ариадна сама не знала, как, но капитан эс-Хэште убедил ее, что все со временем наладится, и отчаяние отступило. Все-таки он очень сильно отличался от ее опекуна: Дейке не потребовалось профессионального образования психолога, чтобы помочь ей. Возможно потому, что капитан в целом был сильнее, увереннее, чем ее пре-сезар, и всю свою уверенность сообщал окружающим.

В характере Астана, напротив, слишком сильно проявлялась инфантильность и обеспокоенность многими вещами, о которых, как ей казалось, можно не беспокоиться вовсе. Все это зачастую выливалось в бесполезную гиперопеку над ней. Хотя в целом ее опекун был мировой парень, и Ариадну пугала перспектива оказаться под пре-сезариатом кого-то другого — а судя по всему, к тому все шло.

— В общем, тебе пока никого не нашли. И это может привести к тому, что тебя переселят на другую планету, — выпалил Астан.

— О, черт, — выдохнула Ариадна.

— Не ругайся, накажу, — резко отреагировал горианец. Она вздрогнула и кивнула: несмотря на угрозу, ее посетило теплое чувство к нему за заметную нервозность в тоне: значит, он искренне переживал по поводу ее переезда?

— Значит, у меня там будет новый пре-сезар? — упавшим голосом уточнила она.

— Если бы, — внезапно бросил Астан слегка раздраженным тоном. — Пока все к тому идет, что нам придется лететь с тобой, всем троим.

Он с досадой качнул головой, думая о своем, и только поймав ее шокированный взгляд, понял, что допустил бестактность: дал понять, что беспокоится не о ней, а только о своем комфорте. Да еще и сердится при этом. Изменившись в лице, горианец бросился оправдываться:

— Э-э-м… Ариадна, я не хотел сказать, что виню тебя в чем-то. Просто… ты понимаешь… у нас ребенок, и моя работа…

— Я понимаю, — глухо бросила она, отодвигая стул. — Спокойной ночи, Астан.

Только закрыв за собой дверь спальни, Ариадна смогла вздохнуть нормально и проглотить ужасный комок в горле. Все иллюзия. Ее опекун — мировой парень, как и многие здешние, но к ней это не имеет никакого отношения. Она никому не нужна на целой планете.

Стук в дверь ее спальни примерно час спустя застал ее сидящей на кровати и бессмысленно таращившейся в стенку. Скривившись, Ариадна с трудом поднялась. Меньше всего ей хотелось бы, чтобы это был Астан, желающий извиниться или провести с ней какую-нибудь спасительную успокоительную беседу.

За дверью и впрямь обнаружился ее опекун, но с первого взгляда на его напряженную, невообразимо длинную и худую фигуру, Ариадна поняла: он пришел не для извинений, и не для беседы. В его открытых по-домашнему эмоциях отражалась смесь возбуждения, радости, легкой тревоги… и торжественности.

— Ариадна. Завтра тебя ждет Сезар.

Ночью ей почти не удалось сомкнуть глаз. Она заснула только на два часа, и проснулась рано утром, совершенно разбитая. Почти безучастная ко всему, она позволила Эниэле сделать себе прическу, подобрать подходящий к случаю строгий и красивый линос темно-синего цвета, помочь с легким макияжем. Затем настала очередь Астана — он около получаса объяснял, как следует себя вести в присутствии Величайшего.

Инструкция включала легкий поклон и негромкое приветствие. Обращение строго — только "Величайший", но еще лучше, как оказалось, к Сезару не обращаться вовсе: говорить только после него, быстро отвечать на все вопросы (медленно — нет смысла, он уже прочитает мысли), и ни в коем случае ни о чем не спрашивать. И еще с пару десятков правил перечислил ей Астан, лишь некоторые из которых она запомнила — и только потому, что они ее позабавили. Например: Сезара нельзя касаться. Как будто ей это могло зачем-то понадобиться! Или — еще смешнее — нельзя поворачиваться к нему спиной. Как будто поворачиваться спиной к любому другому собеседнику — нормально.

Но, так или иначе, вся эта суета вокруг правил заставила ее задуматься. Если до того, на протяжении всей ночи, Ариадна переживала лишь о том, что ее заставят переехать — о том, что ей больше никогда не увидеть других землян, о том, как снова придется привыкать к новым учителям, дому и всему остальному — то теперь выяснилось, что беспокоиться надо еще и о Сезаре, точнее, о соблюдении протокола. Заметно было, что Астан здорово волнуется о самой встрече, а не только о том, чем она вызвана. Ее опекун, по всем признакам, заметно переживал, что Ариадна ненароком может нанести смертельное оскорбление их драгоценному Величайшему — и тогда что? Ее казнят? Четвертуют? Посадят в тюрьму?

Сезара она видела на экране лишь пару раз — он ее особо не волновал. По телевидению Величайший выглядел черноватым, словно какой-то посланец тьмы. Через экран — не страшным, но при личной встрече многие пугались — она где-то мельком об этом читала. Внешность его резко отличалась от вида других горианцев. В чем была причина, землянкам объяснили на уроках политики: Сезар родом с другой планеты — управляющего центра системы Горры. Она так и называлась — Центра, по крайней мере, на горианском языке. Уже две тысячи лет только уроженцы Центры правили горианскими планетами — они заведомо превосходили всех горианцев интеллектуально и телепатически, и пользовались заслуженным доверием.

Разнервничавшись чересчур сильно, Ариадна не смогла запихнуть в себя завтрак, и села в транспортер с Астаном совершенно измученной. По дороге она заснула и вздрогнула всем телом, когда опекун мягко коснулся ее плеча, чем заставила его с досадой цокнуть языком:

— Ты сама не своя, маленькая.

"Еще бы", — подумала Ариадна, жутко злясь на него. Она постаралась максимально закрыться блоками, но в том было совсем мало смысла, с ее-то низким телепатическим уровнем. И Астан нахмурился еще больше, а в его глазах мелькнуло недоумение. Но теперь уже ей было плевать на его эмоции — ее знобило со сна, становилось все больше не по себе, и на встречу с Величайшим идти не хотелось совсем.

На границе Сезариата, обозначенной несколькими транспортерными станциями, их встретил новый куратор программы, имени которого Ариадна не знала и тут же забыла, как только Астан познакомил их. Горианец послал ей телепатическую улыбку, на которую она постаралась ответить, но едва по ней скользнул его внимательный взгляд, как брови сдвинулись: он явно просканировал эмоции и остался недоволен. Но на его недовольство Ариадне тоже было плевать.

— Куда теперь? — сухо спросила она незнакомца, когда Астан исчез, вежливо распрощавшись.

— Величайший ждет вас в своей резиденции через пятнадцать минут. Вы готовы лететь?

— Можно я зайду в туалет? — спросила Ариадна, посмотрев в сторону терминала станции.

В туалет ей не хотелось, но нужно было сделать хоть пару вдохов и несколько мгновений подержать заледеневшие руки под горячей водой. Из зеркала на нее глянуло осунувшееся лицо — косметика лишь частично скрыла темные круги под глазами. В целом, однако, с учетом макияжа и замысловатых кос на голове, нарядного линоса — она выглядела неплохо. Повинуясь внезапному порыву, Ариадна выдернула салфетку из коробки на туалетном столике и тщательно стерла с губ переливающуюся розовую помаду. А потом вытерла руки и вышла к своему сопровождающему.

Тщательно пристегнув ее к себе, горианец молча поднялся в воздух и взял направление куда-то в сторону. Ариадна пару раз была в Сезариате — там ей оформляли разные документы, и поэтому знала, что горианское правительство располагается в другой стороне. Что он имел в виду под резиденцией Сезара? Неужели личную резиденцию? Странно… с другой стороны, Величайший мог принимать гостей, где ему удобно, подумала она. Опустив голову на спину мужчины, с которым летела, Ариадна ощутила, как ее неудержимо снова клонит в сон. И только подумав о том, что засыпать не следует, она все же провалилась.

Пробуждение оказалось удивительно сладким. Сначала она ощутила уютное мягкое одеяло и свежесть воздуха. Ее слуха коснулась еле слышная тихая музыка, а ноздри раздразнил запах кофе. Кофе?! Моргая, Ариадна потерла глаза и тут же отдернула руку, когда поняла, что размазывает косметику. Окончательно проснувшись, она села. Обоняние не обманывало ее: пахло кофе, настоящим, земным, какого она не пила уже почти три года, потому что он не рос на Горре.

Осмотревшись, Ариадна сглотнула: она нашла себя на мягком большом топчане на просторной террасе, примыкающей к огромному дому, только часть которого находилась в поле ее зрения. Но дом стоял не на земле, а на гигантской ладони скалы — совсем рядом плыли облака, кругом высились другие скалы, между которыми зияла пропасть. Она сглотнула — на террасе не было никакого заграждения, даже декоративного. Очевидно, что к краю ей лучше не подходить.

Дразнящий запах земного напитка несся из огромной приоткрытой двери разноцветного стекла. Опустив ноги на деревянный, идеально ровный и теплый пол, Ариадна обнаружила, что ее обувь пропала. Спала она в линосе, под мягким одеялом. Судя по положению солнца, несколько часов — утро явно закончилось. В лицо ей бросилась кровь: она проспала встречу с Сезаром. Но почему ее решили не будить? Неужели Величайший рассердился и отказался встречаться с заснувшей визитершей? Тогда в чьем она доме?

Поднявшись на ноги, она сделала несколько шагов к двери, ведущей внутрь, и замерла, когда навстречу ей вышел высокий мужчина в белом, с черными крыльями. Со следующим ударом сердца до нее дошло — Сезар. Ее рот невольно приоткрылся от изумления: его одежда ничем не напоминала официальные одеяния. Какие-то легкие тонкие штаны, рубашка из ткани, похожей на лен, немного мятая.

Черная тяжелая коса слева на груди — свисает ниже талии, увитая красными шнурками. Слегка шокированная, она невольно встретилась взглядом — и сразу дернулась, обожженная ослепительно черными глазами. И выругалась про себя — говорил же ей Астан: не смотри в глаза. Оказывается, она дурнее, чем ей самой кажется. "Какой страшный взгляд", — мелькнуло в голове, и Ариадна тут же покраснела, сообразив, что он прочитает эту мысль… как и все прочие.

— Простите, — вырвалось у нее, и тут же она подумала: боже, какая идиотка. Теперь еще и заговорила первой. А казалось, такие простые логичные правила — и запоминать-то не стоит.

— Здравствуй, маленькая, — сказал он совсем негромко, остановившись в трех шагах.

"Поклониться. Надо поклониться. Но как?" Сообразив, что понятия не имеет, что такое "легкий поклон", Ариадна внезапно ощутила себя на грани нервного срыва.

— Не надо кланяться, — внезапно сказал ей Сезар. — Нам приготовили кофе. Идем.

Он протянул руку, она машинально шагнула вперед и дала ему свою. Теперь она коснулась его горячей сухой ладони. Но это ведь не нарушение правил, если он сам захотел?

Ариадна опустила голову, нервно облизнув губы, и молча пошла за ним. В ее голове роились десятки насущных вопросов. Почему он позволил ей спать? Зачем угощал ее кофе? Почему разрешил не кланяться? И вообще — что происходит?

За стеной, как оказалось, продолжалась терраса — только ее закрытая часть. Лучи солнца сквозь стеклянные стены всех цветов радуги заливали все это огромное помещение мягким переливчатым светом — бликами сотен оттенков. Музыка здесь играла чуть громче, создавая атмосферу отдыха и праздника, но не слишком энергично: мелодия лишь услаждала слух, а не призывала немедленно броситься в пляс. Часть комнаты занимали низкие диванчики без спинок, выставленные вокруг стола. На один из них ей было предложено опуститься, и Ариадна села, расправив слегка помятый линос.

Сезар опустился рядом — не слишком близко, но не так далеко, как требовал деловой этикет. Перед ними на столике стоял большой серебряный кофейник, чашки и возвышалась целая гора очень дорогих горианских сладостей, которые назывались дьяма. Эту дьяму, похожую по консистенции на невероятно сочное и ароматное пирожное, ее опекун покупал лишь однажды — по одному маленькому кусочку каждому члену семьи. Когда Ариадна узнала цену лакомства, ее глаза буквально вылезли на лоб: сто земных граммов стоили столько же, сколько ей выделяли в неделю на школьные обеды.

Но все же гора дорогих сладостей на столе Сезара не удивляла, а вот кофе…

— Мне привезли его с Земли. Я еще не пробовал, но слышал, что ты его любишь, — тихо произнес Сезар. Ариадна сглотнула и осторожно подняла взгляд, чтобы смотреть ему в лицо, но не встречаться глазами напрямую. Она ощущала, как он внимательно разглядывает ее. Его эмоции отражали легкое любопытство… эмоции?!

Она вздрогнула. Его эмоции были открыты ей — невероятно, ведь в школе говорили, что Сезар никогда никому не открывает эмоций. Это была ошибка или…

— Я снял верхний эмоциональный блок. Это значит, я пропускаю те эмоции, которые хочу, маленькая. Не то же самое, что полностью быть открытым, — внезапно пояснил он.

Ариадна удивленно приподняла брови. Выбирать эмоции, которые открывать? Кем надо быть, чтобы так быстро и точно вычленять собственные чувства из того вороха, который обычно испытывает любой человек? Кем надо быть, чтобы так точно управлять ими?

— Надо быть мной, — негромко подсказал он с неопределенной интонацией. И снова любопытство, и немного добродушного веселья. — Ты не могла бы налить мне кофе?

Ариадна, спохватившись, схватилась за кофейник, как за спасательный круг, пользуясь возможностью хоть немного отвлечься от странного разговора, который вела с ним, не произнося ни слова.

Наполнив обе чашки, она осторожно подвинула одну в его сторону и, заметив на столе сливки, добавила в свою.

— Вы хотите…? — спросила она, держа в руках кувшинчик тончайшего горианского стекла, своей тонкостью напомнившего ей земной фарфор.

— Не знаю, — сказал он и, подумав, поднес чашку с кофе к лицу, вдыхая запах, а потом осторожно делая первый глоток.

— Наверное, нет, — вынес он вердикт. — Я буду пить так.

— Сахар?

Ариадна невольно улыбнулась, наблюдая за его лицом: по нему было видно, что кофе понравился Сезару.

— Я не люблю сладкое, маленькая. Так что нет, — ответил он, наклонив голову на бок, продолжая разглядывать ее. Ариадна порозовела, скосив глаза на дьяму:

— А это тогда кому?

— Тебе.

Сезар, наконец, отвел от нее взгляд и снова сделал глоток кофе, позволяя и ей уделить внимание напитку. Но Ариадна все не решалась есть при нем, тем более выяснив, что сам он не собирался делать этого.

— Я не понимаю, что происходит. Почему вы позволили мне спать… сколько я спала? — спросила она, тут же сообразив, что снова нарушает правило не задавать ему вопросов, и тут же отыскивая уважительную причину: капитально сдавали нервы.

— Я объясню. Сначала съешь дьяму и допей кофе, — тоном, не терпящим возражений, посоветовал он и наклонился, вновь поднося ко рту свою чашку, которая в его крупных темных ладонях выглядела крошечной. Ариадна взяла большое пирожное, которое на самом деле было не пирожным, а фаршем из лепестков редкого горианского цветка со специями, и стала его есть, сосредоточившись на том, чтобы не издавать стонов наслаждения — это блюдо было настолько вкусным, что буквально взрывало рецепторы, доставляя сразу тонну эндорфинов в мозг.

Пока она жевала, ее взгляд скользил по Сезару. Привыкнув к сплошному черному: волосам, крыльям, ресницам, ее глаз стал изучать детали и находить их красивыми: широкий разлет бровей, прямой длинный нос, полные резко очерченные губы, загорелые длинные пальцы. Острые черные ногти, впрочем, все еще немного пугали, напоминая когти. Она не понимала, зачем он их так затачивает? Какой-то фетишизм…

— Они такие от природы, маленькая, — невозмутимо пояснил Сезар, и Ариадна вспыхнула, поперхнувшись дьямой и закашлявшись.

— Простите меня, — прохрипела она со слезами на глазах, выступившими от першения в горле. Сезар на секунду сузил глаза, изучая ее лицо:

— Ты в порядке? — спросил он, наконец, и Ариадна молча кивнула, желая провалиться сквозь землю.

Но затем она мысленно посмеялась над собой и осмелилась пошутить:

— Величайший, умоляю вас, отпустите меня побыстрее, пока я не надумала тут на смертную казнь.

Сезар хмыкнул и качнул головой:

— Никто ни при каких обстоятельствах не может быть наказан за мысли, маленькая. Это записано в Основе законодательства. А смертной казни на Горре нет, надеюсь, ты знаешь.

— Это хорошо, — кивнула она и замолчала, допивая кофе. — Спасибо, очень вкусно.

— Я был счастлив порадовать тебя этой мелочью.

Повелитель планеты выглядел каким угодно, только не счастливым, мелькнуло у нее в голове, но на этот раз достало ума промолчать. Сезар поднялся на ноги и сделал несколько шагов к приоткрытой двери на улицу, выглянув наружу. Ариадна тоже поднялась на ноги — она не знала, можно ли сидеть, когда Величайший стоит, и на всякий случай решила не рисковать.

— Наверное, ты уже поняла, что это не обычная деловая встреча, — выговорил он, наконец.

Девушка молча наклонила голову, соглашаясь, но все еще не догадываясь, о чем речь.

— Тебе долго искали жениха, и система не находила даже слабых совпадений. Но вчера нашли одно, очень сильное.

— Правда?

— Да. Угадай, кто, — он повернулся и наклонил голову, глядя в лицо. Ариадна сначала почувствовала жгучее любопытство, и ее губы растянула невольная улыбка ребенка, ожидающего подарка на Новый год, но затем она вдруг разгадала выражение его лица — каким-то пятым или шестым чувством. И ее лицо вытянулось, а рот приоткрылся.

— Нет, не может быть, — прошептала она мгновенно севшим голосом.

— Оказывается, может, — прокомментировал он ее догадку, тем самым подтверждая ее. — Я предлагаю тебе помолвку.

— Нет, — изумленно выдохнула она.

— Это окончательный ответ? — осведомился Сезар, и в то же мгновение его эмоции захлопнулись. Лицо по-прежнему ничего не выражало, но ей почудилась угроза. Сердце Ариадны провалилось куда-то в пятки.

— Нет, подождите, это не… не ответ, просто… о, боже, — по ее телу прошла дрожь, к горлу подступила легкая тошнота — слишком сладкая дьяма на голодный желудок. Закрыв рот ладонью, она с шумом вдохнула и выдохнула, борясь с тошнотой и страхом одновременно. Но помыслить себе помолвку с человеком, у которого вместо ногтей черные когти, а генетика вообще непонятно кого, который читает ее мысли и отвечает на них вслух раньше, чем она может сформулировать… невозможно.

Но можно ли отказывать Сезару? Она понятия не имела, просто что-то подсказывало ей, что нельзя. На глаза навернулись беспомощные слезы.

— Маленькая, репрессий не будет. Нет — значит, нет. Прощай.

Сезар резко повернулся — за его спиной качнулись крылья, словно огромный черный плащ — и через пару мгновений Ариадна осталась одна. Ее все еще немного потряхивало — и она всхлипнула, закрыв лицо обеими руками. Последние слова Величайшего прозвучали таким ровным отстраненным тоном, по которому даже лучший психолог в мире не смог бы разобрать ни единой эмоции. Но, безусловно, он отвечал не на слова, а на ее мысли, и ей все-таки показалось, что он разозлился.

Сезар.

Если бы его спросили заранее, до встречи с девушкой, какой будет результат, он бы предположил, что с подавляющей вероятностью она откажется. Ариадна не выросла на Горре, не впитала с молоком матери восхищение высшей телепатией — и испытывала только настороженность перед теми, кто обладал такими способностями.

Будь на ее месте горианка — она, скорей всего, не посмела бы даже помыслить об отказе. Ни одна девушка за всю историю Горры не отказывалась от помолвки с Сезаром, ни на одной из планет содружества. Другое дело, что случаи такие в принципе были редки, и еще реже такие помолвки заканчивались браком.

Проблема заключалась еще и в том, что закон трактовал отказ от помолвки как оскорбление Сезара — а это формально считалось преступлением. Эльтесеин так не думал, и смысла принуждать девушку не видел никакого — если при одной мысли о помолвке с ним у нее возникли симптомы токсикоза, вряд ли удалось бы переубедить ее с помощью дьямы и кофе.

Ничего другого он бы и не предсказал — если бы его спросили заранее. Но его, увы, никто не спрашивал, и заранее он об этом особенно не задумывался — просто решил встретиться с ней и все.

Увидев ее спящей, подержав на руках, укрывая пледом, он неожиданно ощутил прилив нежности, какого давно ни к кому не испытывал. Система не зря показала высокое совпадение: внешне она понравилась ему с первого взгляда, даже ее запах показался вкусным, и он с трудом воздержался от того, чтобы просидеть рядом все три часа, которые землянка проспала на его террасе. Это была его первая помолвка. Получить резкий отказ, ощутить ее неприятие оказалось обиднее, чем он полагал, и это выбило его из колеи на какое-то время — даже пришлось отложить все встречи и полетать в безлюдных местах пару часов, чтобы успокоиться. Но затем он взял себя в руки и вернулся к делам. Не в его привычках было надолго погружаться в депрессию из-за того, что нельзя изменить.

Проработав до поздней ночи, Эльтесеин заснул, как всегда, спокойным глубоким сном, искренне полагая, что наутро и не вспомнит о землянке, но судьба распорядилась иначе. Его помощник, докладывающий во время завтрака о первых новостях, зашел с таким белым лицом, что Сезар, нарушив свои правила, прочитал его мысли. И отложил столовые приборы.

— Дайте мне коммуникатор, — велел он и сам открыл передовицу газеты, которая стала причиной состояния его помощника. Ознакомившись с ее содержанием, Эльтесеин скрипнул зубами и с досадой потер лицо:

— Срочно доставьте сюда девушку, — отрывисто велел он. — И отмените утренние встречи.

В злополучной заметке на всю Горру сообщалась поразительная новость о том, как Сезар предложил помолвку землянке и получил отказ. В газете напечатали имя Ариадны — после такого пытаться закрывать эту информацию поздно. Теперь важно было не допустить психической травмы у девушки, на которую грозила обрушиться вся эта шумиха: в глазах общества она теперь преступница. А он — в роли брошенного жениха.

Порядком взбешенный, Эльтесеин вызвал Яксина эс-Фарфе и буквально зарычал, требуя немедленно узнать имя того, кто посмел слить в прессу эту информацию из базы. А через полчаса ему доложили, что девушку доставили, и она в порядке.

— Я хочу, чтобы рядом с ней был психолог. И никаких газет, телевидения и никакого коммуникатора. Только развлечения и отдых. Режим домашнего ареста, — распорядился он.

Тхорн.

Звонок Сезара застал его в середине занятия с Асхелекой. Пришлось прерваться и ответить, а потом, к его досаде, срочно возвращать девушку домой и лететь на встречу с Величайшим. Путешествие от Амдины до столицы заняло несколько часов, и предстать перед правителем планеты он сумел лишь на закате. По дороге Тхорн ознакомился с выпусками газет, и понял, что Сезар, должно быть, чрезвычайно раздражен и обеспокоен происходящим, но так и не понял, как это связано с ним.

К обеду уже не одна, а многие сетевые газеты напечатали рассказ о "самой короткой в истории" помолвке Сезара, продлившейся всего несколько часов. Эксперты в сфере уголовного права подтверждали, что девушка по всем законам — преступница. Политики критиковали Величайшего за двойные стандарты: когда речь не шла о нем, Сезар принуждал землян и горианцев к помолвкам — а сам принял от девушки отказ или, по версии некоторых журналистов, сам отказался от помолвки, представив в базе так, как будто отказалась землянка. Все ждали заявления Величайшего, но он молчал целый день, и девушку корреспонденты отыскать не смогли.

Немного напрягая память, Тхорн сумел вспомнить ту землянку — светловолосую, серьезную. Он мельком видел ее на турнире. Но помнил лишь по тому, как она вела себя еще на Земле. Заметно более взрослая, чем Лиска и Мария, совсем девочки, она до последнего колебалась в своем решении, но, в конце концов, сама согласилась лететь. Впоследствии он препоручил ее заботам одного из подчиненных и забыл. А после прилета на Горру все три землянки перестали быть его головной болью.

От границы Сезариата офицеры охраны проводили его в личную резиденцию Сезара. Тхорн бывал в ней не раз, и легко нашел знакомую террасу — извечное место для встреч Величайшего со всеми более-менее близкими людьми.

Когда он приземлился, за столом в открытой части террасы сидели двое: кроме Сезара, присутствовал Яксин эс-Фарфе, и оба выглядели мрачнее туч, что бродят поблизости от северного пояса в сезон штормов.

— Садись, — махнул Сезар, когда Тхорн поздоровался и поклонился. Разместившись в удобном кресле, он с удивлением обнаружил на столе какой-то диковинный напиток темного цвета. Только теперь он понял, что странный запах, который он ощутил, едва приземлившись, исходил от чашек на столе.

— Земной кофе. Угощайся, — предложил Величайший.

— Это? — удивился Тхорн, подвигая к себе одну из чашек и подозрительно нюхая жидкость. В памяти прекрасно сохранились холщовые мешочки с коричневыми обжаренными ароматными зернами, которые передал в Сезариат вместе с другими образцами еды, но тогда он даже не подозревал, что странные черные шарики предназначались для приготовления напитка.

— Любимый напиток моей бывшей невесты, — подчеркнув слово "бывшей", сообщил Сезар, и Тхорн телепатически рассмеялся. Величайшему невозможно было отказать в чувстве юмора, в том числе умении посмеяться над самим собой в любой ситуации.

— Страшно пробовать, если вкус на напитки у нее такой же, как на мужчин, — прокомментировал Тхорн, ловко проливая бальзам на пострадавшее самолюбие Величайшего, и тот ответил благосклонной телепатической улыбкой:

— Пей, не бойся. Напиток, приходится признать, недурен. Мне нужна помощь, Тхорн, — без паузы сказал Сезар, выпрямляясь на кресле, чтобы перейти к делу.

— Все, что в моих силах, — ответил он, почтительно наклоняя голову. Никакого другого ответа Величайшему ни один горианец в здравом уме не мог бы дать, на любую просьбу — но Тхорн так ответил не только поэтому, а еще и потому, что многим был обязан Сезару лично.

— Примерно через час я сделаю заявление — о том, что землянка нанесла мне оскорбление и будет наказана согласно закону. К сожалению, ситуация безвыходная, — сообщил Сезар, отхлебнув кофе.

Тхорн кивнул. Это было ясно. Политическое давление, очевидно, на него оказывали сильное — даже самый влиятельный человек на планете не мог в одиночку отменить ни единого закона, и обязан был подчиняться каждой его букве, как и прочие. Особый закон о запрете словом, действием или бездействием оскорблять Сезара охранял его статус с незапамятных времен. Беспрекословное уважение к Величайшему имело важность не столько для него самого, сколько для безопасности планеты: Сезар охранял нерушимость горианской цивилизации, ее основ, культуры и законодательства. Закон, как мог, взамен охранял самого правителя планеты — именно поэтому даже ему самому не дозволялось проявлять великодушия к тем, кто ставил под сомнение его статус.

— Но я не хочу ее наказывать. Не по-настоящему, — добавил Величайший, и Тхорн снова кивнул. Теперь до него примерно дошло, чего от него хотят. Военные корабли часто становились местом для заключения тех преступников, которые по каким-либо причинам не должны отбывать наказание на планете. Его корабль никогда прежде не служил такой площадкой, но Сезар в любой момент мог возложить на него эту обязанность, как и на любой другой космический крейсер.

— Да, ты правильно понял, — кивнул его собеседник. — Я приговорю ее к году на твоем корабле. Формально — для отбывания наказания. Фактически я хочу, чтобы она продолжала учебу и не подвергалась жесткому обращению.

— А она…

— Нет. Она не будет знать, и у нее должно быть ощущение, что ее наказывают. У всех остальных — тоже. Желательно, чтобы корабля не было на Горре — тогда до вас не доберутся журналисты.

Тхорн молча кивнул и перевел взгляд на Яксина эс-Фарфе, качнувшегося вперед.

— Я подобрал несколько анкет осужденных на пересмотре дела, — сказал тот. — Есть девушка, которая идеально подходит в качестве преподавателя — по горианскому языку, телепатии и некоторым другим необходимым землянке дисциплинам. Мы связались с судьей и предложили работу преподавателем как вариант смягчения наказания для этой осужденной. Там странное дело, судья вроде как допустил ошибку в первый раз, но отпускать ее совсем они не хотят. Альтернатива всех устроит. С одной стороны, девушка не будет отбывать совсем жесткое наказание как уборщица, с другой — судье не придется признавать ошибку.

Тхорн быстро пробежался глазами по анкете:

— У нее жених. Его вряд ли обрадует перспектива расстаться на год.

— Ты мог бы его тоже взять. Тебе надо перебазироваться всего на несколько месяцев, пока эта история не утихнет, — махнул рукой Сезар. — Можно куда-нибудь неподалеку, на Шаггитерру. Я оплачу это тебе и команде как рейс, на то время, пока других не будет.

— Я возьму его, если он сам согласится, — пожал плечами Тхорн. — Свободные каюты на корабле есть.

Когда Сезар отпустил своего администратора, Тхорн одним глотком допил странный земной напиток, показавшийся ему горьким и невкусным, несмотря на приятный запах, и посмотрел в черные, немного тянущие из-за автоматического сканирования глаза:

— У меня одна просьба.

— Знаю, знаю, — с легкой улыбкой кивнул Сезар. — Бери с собой свою девчонку, если она не против. Только держи себя в руках. Я не одобряю слияния с детьми, ясно?

— Ясно. Я не собираюсь делать ничего подобного.

— Хорошо.

Мужчины поднялись, и Тхорн еще раз коротко поклонился на прощание, с непроницаемым лицом. Но когда он взлетел, на его губах играла открытая, счастливая мальчишеская улыбка.

Микея.

Услышав о решении судьи отправить ее на военный корабль, она на несколько мгновений оглохла, не слыша более ничего. Ее глаза беспомощно раскрылись, все тело содрогнулось, словно от боли. Новый приговор шокировал. Умом она понимала, что ее наказание скорее всего оставят в первозданной силе. Сердцем слабо надеялась, что его смягчат. Но никак не предполагала ужесточения. Космический корабль — это… это же крепость для опасных преступников. Это жесткий режим, и невозможность выйти за пределы, прогуляться, встретиться с кем-то.

Из ее глаз брызнули слезы, и она вернулась в реальность, только когда ощутила, как сильные теплые руки Цесина слегка встряхивают ее.

— Да очнись же! Это не то, что ты подумала, — сердитым шепотом выпалил он ей в глаза. — Дослушай судью. Еще не хватало, чтобы тебя оштрафовали за неуважение.

Микея издала прерывистый вздох и подняла влажные глаза на молодого судью, который сделал паузу, чтобы дать ей время прийти в себя, вежливо глядя в сторону.

Обстановка была почти камерной — небольшое уютное помещение. Судья, секретарь, она с Цесином и адвокатом — вся публика. В такой атмосфере не ждешь, что тебя отправят в ссылку на воздушную крепость.

"Блокировка телепатических способностей осужденной снимается. Обязательные работы на корабле в течение года включают преподавательскую деятельность с двумя ученицами, — забубнил судья дальше, убедившись, что она слушает — В периоды пребывания корабля на поверхности Горры ограничений на выход в нерабочее время не предусмотрено. В период пребывания в космосе в нерабочее время осужденная вправе занимать свой досуг по своему усмотрению, при условии соблюдения режимных распоряжений командира. В период пребывания на других планетах выход на поверхность регламентируется командиром и капитаном корабля под названием "Черная звезда" — соответственно, Тхорном эс-Зарка и Дейке эс-Хеште".

— Что? — шепотом переспросила Микея, поперхнувшись. Знаменитая "Черная звезда" в качестве тюрьмы? Звезды планетарного спецназа — ее новые надсмотрщики? Их что, тоже за что-то наказали? С ее губ сорвался нервный смешок: это показалось ей нелепой шуткой, и она повернула ошеломленное лицо к жениху. Цесин нахмурил брови, непонимающим взглядом уставившись на судью, глядя так внимательно, словно пытался прочитать его мысли, уловив суть этого странного нового приговора.

Судья, тем временем, закончил чтение приговора и неожиданно обратился к Цесину:

— Командир Тхорн эс-Зарка ждет вас для разговора через пятнадцать минут. Вашей невесте надлежит прибыть на корабль в течение трех дней — срок ее наказания будет исчисляться с данной минуты при условии, что она окажется на корабле вовремя.

А затем все завертелось слишком быстро — череда шокирующих событий создавала ощущение странного сумбурного сна. Встреча с Тхорном эс-Заркой, фото которого висело в ее спальне, когда она училась в школе, затем сообщение о том, что Цесин может отправиться на корабль с ней. И тут же она узнала о том, что они через неделю улетают на Шаггитерру, где Микея всю жизнь мечтала побывать. И, наконец, что ее ученицами станет землянка и полушаггитеррианка, с которыми она давно хотела познакомиться.

Она смогла удержать вопль восторга лишь до того момента, как они расстались с Тхорном, и бросилась обниматься с Цесином, который тоже находился в легком шоке и мог лишь растерянно улыбаться. Но тут тревожная мысль вдруг заставила ее отстраниться и вглядеться в его лицо:

— Ты сможешь полететь со мной? Твоя работа… скажи — ведь сможешь?

— Неужели ты думаешь, что я добровольно оставлю тебя сейчас, наедине с целой командой офицеров? — сдержанно осведомился Цесин, приподняв бровь. — Мои студенты будут только счастливы избавиться от меня на семестр-другой.

И она захохотала, закинув голову, испытывая какое-то ослепительное, сумасшедшее счастье, которое ощущалось тем более остро, что свалилось так неожиданно. Микея потрясла головой:

— Это невероятно, Цесин. Еще пару недель назад я… я даже не была с тобой знакома…

— Да, это невероятно, — подтвердил он. И тоже засмеялся, покачав головой. — Просто невероятно.

Асхелека.

Головная боль, очень сильная, была первым, что она ощутила, очнувшись от тяжелого, очень глубокого и муторного сна. Первая попытка открыть глаза принесла такую резь, что пришлось их снова закрыть, но, ощутив теплое прикосновение к ладони, она со стоном разомкнула ресницы и медленно села.

— Хеле.

— Тхорн!

Вздрогнув всем телом, она разом осознала себя. В каюте. На кровати, с косами на голове — и он, сидящий рядом, держащий ее за руку. Крик протеста вырвался из груди сам собой:

— Нет, нет!

Отталкивая его ладонь, она в ужасе начала сбивать ногами одеяло. От страха ее движения были столь порывисты и неловки, что ей не сразу удалось отползти, хотя Тхорн не держал.

— Хеле, успокойся. Ты не в моей каюте — в своей. Мы были на суде, — спокойно сообщил он, поднимаясь, делая шаг в сторону от ее кровати. В дополнение к этому он развел в стороны свои руки — демонстрируя, что не опасен. Тяжело дыша, Асхелека сидела, прижавшись спиной к изголовью кровати, поджав под себя ноги. И постепенно приходила в себя. Эта не та ночь. Прошло много времени… она стала старше. Она хорошо знакома с Тхорном — он не собирается бросаться на нее, он не обидит.

Ее косы заплетены не в доме удовольствий — она заплела их с утра сама, на суд. На суд над ее отцом. Он состоялся, но она ничего не помнила. Лишь то, как собиралась — потом провал, пустота, до самого того момента, как она очнулась здесь пять минут назад, и сбой в памяти перенес ее в прошлое, заставив испугаться Тхорна. Как только она осознала ошибку, из ее груди вырвался прерывистый всхлип:

— Ох, звезды безжалостные… что со мной… что со мной?

— У тебя была травма. Я заблокировал память. Прости, маленькая, я не уберег, — тихо сказал он.

— Что произошло?

По ее лицу градом потекли слезы, которые не получалось остановить. Тхорн все еще стоял на большом расстоянии от кровати, где она сидела, и Асхелека сама потянулась к нему. Тогда он приблизился и коснулся ее плеча, не присаживаясь.

— Я не могу тебе пока этого рассказать. Какое-то время тебе придется восстанавливаться самой. Когда ты будешь готова — я просто разблокирую память.

— Но что-то там случилось, да?

— Да. Нечто, чего я не ожидал, как и ты. Мне очень жаль.

— Ты не виноват.

— Я отвечал за тебя. Я не должен был тебя туда вести.

— Насколько все плохо?

Асхелека прерывисто вздохнула, вытирая слезы.

— Ничего необратимого, не волнуйся. Я…

— Что?

— Ничего. Мне жаль, что я напугал тебя, — сказал он и замолчал.

Чем больше Асхелека смотрела в его потемневшее лицо, вроде бы не выдающее никаких эмоций, но одновременно отражающее столько тревоги, тем больше она понимала: у него какие-то личные причины расстраиваться. Но какие — она понять не могла никак.

— Ты в порядке теперь? — уточнил он, не сводя с нее глаз. Асхелека кивнула, и тогда, обернувшись, он опустился в кресло на некотором удалении от нее:

— Расскажи, что ты помнишь из последнего.

Асхелека помнила многое. За последнюю неделю произошло столько всего — за пять минут не расскажешь, и даже непонятно, с чего начать. Казалось невероятным, но они с Тхорном подружились. После той ночи, которую они проболтали напролет, когда наутро он забрал ее к себе на корабль, она почти переехала на «Черную звезду». На следующий день, правда, еще сходила в школу, но затем последовало три выходных дня, которые она почти полностью провела с Тхорном.

Его родители не возражали, и даже слова не сказали о прогулянном дне, понимая, что они занимаются. Тхорн приступил к делу с удивившим ее энтузиазмом, и хотя поначалу Асхелека очень стыдилась своего невежества, у нее почти сразу начали получаться вещи, которые в школе никак не удавалось освоить. Например, мгновенно блокировать эмоции.

В классе на полный блок у нее уходила минута, тогда как другие девочки могли это сделать секунд за двадцать. Узнав об этом, Тхорн пробормотал вполголоса что-то невежливое в адрес «бестолковых учителей» и велел посмотреть в глаза. В уводе он вновь скрестил с ней взгляд:

— Чувствуешь?

Асхелека чувствовала. В уводе ее ощущения обострялись, и она понимала, когда сканируют. Словно легкий холодок по позвоночнику. Ее лицо обеспокоенно нахмурилось:

— Пожалуйста, перестань.

— Я сканирую только эмоции сейчас, маленькая. Запомни это. Глубокое сканирование совсем другое. Чтение мыслей ты тоже будешь чувствовать иначе, — объяснил он.

Лоб Асхелеки разгладился. Сканирование эмоций — это совсем не страшно. Ее эмоции такие взрослые люди, как Тхорн, могли и по лицу читать, с этим она давно смирилась. Но как же удивляла ее теперь острота ощущений.

— Преподаватели в школе никогда не уводят, — вырвалось у нее.

— Потому что методика дурацкая, — безапелляционным тоном заявил Тхорн. — Для девочек программа рассчитана ниже среднего уровня, тебе это не подходит. Теперь ставь блок.

И у нее получилось. Это оказалось так легко, когда не тыкаешься вслепую, а понимаешь, от чего защищаешься. Правда, через секунду холодок вернулся, и ее глаза широко раскрылись.

— Хорошо, — мягко сказал Тхорн, выпуская ее из увода.

— Против тебя бессмысленно блокироваться, да? — с любопытством спросила она.

— Да.

Он послал ей легкую телепатическую улыбку, полную мальчишеского самодовольства, и Асхелека против воли широко улыбнулась в ответ.

После занятий они много разговаривали. Понемногу она начала делиться с ним своими тревогами, связанными с неудачами в школе, и Тхорн до слез смешил ее язвительными комментариями в адрес учителей и ее одноклассниц.

— Ты видел, как они все на тебя смотрели? — давясь хохотом, спросила Асхелека, осмелев. — Когда ты стоял во дворе?

— Если бы ты еще знала, о чем они думали при этом, — заметил Тхорн, покачав головой и слегка приподняв одну бровь так, что Асхелека захохотала во весь голос.

— Не представляю, — выдавила она, держась за живот. Ее глаза сияли. Скажи ей кто-нибудь еще неделю назад, что она будет вот так сидеть и смеяться с Тхорном, как со своими одноклассниками — Асхелека ни за что бы не поверила. Всего за два-три дня ее представления о нем полностью перевернулись. Она только не понимала, как он находит столько времени для нее. Поздно вечером последнего выходного дня, когда он относил ее домой на своих крыльях, Асхелека решилась спросить. Точнее, она попыталась это сделать — Тхорн перебил ее, едва она открыла рот.

— Это не из-за суда, маленькая, — негромко заметил он, слегка поворачивая голову, чтобы Асхелека, лежавшая на его спине, услышала слова. Полет был, как всегда, стремительным, ветер свистел в ушах. Асхелека старалась контролировать эмоции, понимая, что он их все время чувствует, но теплый укол радости от его слов сдержать не смогла.

— Спасибо, в любом случае, — пробормотала она. — Мне нравится заниматься с тобой.

«И болтать тоже… и смеяться», — подумала она про себя, молясь, чтобы Тхорн не читал ее мысли в тот момент. Неловкость ощущалась заметная. Разумеется, с его стороны это было лишь одолжение — Асхелека уже поняла, что он неофициально взял ее под опеку, из-за ее высокого телепатического уровня. Что хотел помочь с учебой. Но она и мысли не допускала, что Тхорну так же интересно болтать с ней, как ей с ним — понятно же, что он слишком взрослый для того, чтобы его забавляли ее рассказы про всякие школьные дела.

Она старалась сдерживаться, не болтать слишком много, но он задавал все больше вопросов, и ей нравилось на них отвечать — тем более, что от его коротких шутливых комментариев все ее беды переставали казаться значительными, а тревоги мгновенно рассеивались. Например, Асхелека и сама знала, что ее одноклассницы — дурочки, вроде тех девиц на стадионе, но в глубине души она переживала свою неполноценность рядом с ними. Когда Тхорн высмеивал их, она переставала переживать и знала, что, вернувшись в школу, уже не побоится встречаться взглядами с девочками, шептавшимися за ее спиной. Тем более что в последний раз все уже шептались не столько о ней, сколько о Тхорне, который за ней прилетал.

Если бы не суд, который предстоял через неделю, Асхелека бы чувствовала себя совершенно счастливой. Но заседание никто не отменял, и это лежало на душе тяжким грузом, с которым она засыпала и просыпалась, и ходила целыми днями… кроме тех минут, когда смеялась, глядя в зеленые раскосые глаза Тхорна, которые оказались такими же добрыми, как взгляд его матери.

Ее воспоминания почти полностью обрывались на последнем выходном дне. Силясь вспомнить, Асхелека смогла восстановить лишь пару моментов со школьных уроков и разговор с Шеттаей, которая невзначай расспрашивала о ее занятиях с Тхорном. Этот разговор поразил ее одним моментом, когда она вдруг уловила смутную тревогу Шеттаи сквозь ее блоки, и сердце Асхелеки подпрыгнуло.

Выходило, что она уже могла читать сквозь блоки, а значит, ее уровень стал как минимум средним, всего за пару-тройку дней! Лишь перед сном того дня она задумалась, а почему же тревожилась мама Тхорна? Но на это ответа не нашлось, лишь предположение, что ее тревога была связана с предстоящим судом, а вовсе не с занятиями.

* * *

— Я знаю, что мы говорили о суде, но я никак не могу вспомнить, — устало выдавила Асхелека, потерев лоб.

— Не надо сейчас это вспоминать, — негромко попросил Тхорн, слегка подавшись вперед, опираясь локтями на свои колени, сложив ладони вместе.

Асхелека тяжело прерывисто вздохнула. Ей было нехорошо, хотелось просто лежать, глядя в потолок. Попытки вспомнить то, что не вспоминалось, измотали ее.

— Почему ты не отнес меня домой? — капризно спросила она, наконец. Ей хотелось капризничать — просить молока, мягкую подушку, сироп от головной боли. Все это могла бы дать ей Шеттая, перед которой не стыдно было бы и поплакать. А просить у Тхорна молока казалось нелепым. И реветь перед ним снова, тем более, нельзя — ей почему-то казалось, что если она расплачется второй раз, он рассердится.

— Асхелека, мне надо поговорить с тобой, — сказал Тхорн, немного помедлив, явно не читая ее мысли, а думая о чем-то своем. — Это плохо, что тебе приходится принимать решение не совсем здоровой, но у меня к тебе серьезный вопрос.

— Я тебя слушаю, — отозвалась она и села на кровати. Ее сердце тревожно забилось, она мигом забыла и о головной боли, и о молоке — слишком напряженные ноты послышались в его голосе.

— Послезавтра я вылетаю на Шаггитерру, и это надолго. Возможно, будут и другие рейсы, но на Горру корабль вернется не скоро.

— Сколько? — ровным голосом спросила она, но в горле у нее что-то перехватило. Она привыкла к нему. И они только-только начали заниматься телепатией — и у нее только начало получаться…

— Возможно, год. Или даже больше.

Асхелека тихо охнула. Тхорн внимательно смотрел в ее глаза, теперь явно сканируя эмоции. А, возможно, и читая мысли. Это плохо, если читает, подумала она: теперь он в курсе, что она знает много грязных ругательств.

Еще травмированная, она все же начала плакать снова, но он не рассердился, а взял ее лицо в ладони и принялся вытирать пальцами слезы:

— Ты можешь полететь со мной, Хеле… если хочешь.

— Как это? — всхлипнув, оторопела она, ничего не понимая. Зачем ему брать ее с собой?

— Зачем… — начала она вслух, но Тхорн нетерпеливо перебил:

— Затем, что я предлагаю тебе помолвку. Как только тебе исполнится шестнадцать.

Конец первой части. Продолжение следует.

Тхорн.

На нем, изматывающим свое тело самым жестоким образом, вот уже час были сосредоточены все взгляды. Офицеры привыкли, что если уж командир является в зал, то гоняет всех до седьмого пота, однако на этот раз Тхорн никого не трогал, предоставив старшим офицерам проводить тренировку самостоятельно. Он гонял только самого себя, и подчиненные каждую минуту ждали какого-то подвоха. Но Тхорн не собирался никого трогать — он боялся, что в таком состоянии может ненароком убить партнера по спаррингу.

Асхелека не сказала ни да, ни нет. Последнее обнадеживало, но он терпеть не мог подвешенного состояния. Он решился сделать ей предложение, потому что иного выхода не было: только на условиях будущей помолвки он мог забрать пре-сезариат от своего отца и взять ее с собой в этот вылет. Он пока ничего не говорил родителям: отец и так всю последнюю неделю был недоволен тем, что они слишком много времени проводили наедине, и Асхелека дважды прогуляла школу. Но ввиду предстоящего суда он молчал. Теперь же родители обрывали ему коммуникатор сообщениями и вопросами, когда он вернет девушку домой. Несмотря на всю бескрайнюю любовь и доверие к нему, они крайне серьезно подходили к своим обязанностям опекунов.

Неудавшаяся невеста Сезара и ее компаньонка прибыли на корабль накануне, и Тхорн препоручил их заботам Дейке. Кроме того, с девушками постоянно находился жених Микеи — преподаватель и, как ему показалось на первый взгляд, здравомыслящий и спокойный человек. За них он не волновался, хотя землянка находилась не в лучшем расположении духа. Она еще не понимала, что наказание не будет жестким, испытывала страх и злость на несправедливый приговор Сезара, и Тхорн бы ей искренне посочувствовал, если бы не был так сильно озабочен состоянием Асхелеки. Если бы только не травма на суде…

У него все было продумано. Он планировал ее соблазнить — пригласить на романтическое свидание, легонько заморочить голову, коснуться губ нежным поцелуем. Он собирался быть ласковым, веселым, коварным, хитрым и целомудренным — чтобы ни в коем случае не вызвать чувства опасности, не спугнуть. Успех предприятия не вызывал ни малейшего сомнения — в конце концов, какого дьявола: он — герой планеты, а она простая девчонка. Разве она не должна упасть к его ногам после некоторой толики усилий?

В результате весь его план покатился в тартарары. И когда она шарахнулась от него в спальне, он понял, что теряет ее. Этот страх надо было лечить, вместе с травмой — но существовало только два пути. Первый, вредный для ее психики — выборочная блокировка памяти за целый год, начиная с ночи их знакомства. И второй — более-менее безвредный, но включающий действия с его стороны, которые просто недопустимо творить с девочкой моложе шестнадцати, даже в уводе. Ни на то, ни на другое он пойти не мог.

— Тхорн, ты в порядке? — негромко спросил Дейке, повисая рядом на турнике. Он скосил на него взгляд и криво улыбнулся, качнув головой. По иронии судьбы около двух лет назад они на этом же самом месте разговаривали, когда Дейке страдал от влюбленности в девушку, в чьей взаимности не был уверен. Теперь капитан был счастливо женат, а Тхорн, посмеивавшийся над ним тогда, очутился в похожем незавидном положении.

Он не обсуждал с Дейке свои чувства, но его друг был достаточно наблюдательным, чтобы разобраться.

— Ты предложил ей лететь? — негромко спросил он.

— Да.

— И что, она не согласилась?

— Пока не ответила.

Дейке помолчал, наблюдая, как он качает пресс. Его спортивная одежда, промокшая от пота насквозь, свидетельствовала, что пришла пора заканчивать. Но Тхорн просто не мог остановиться.

— Со мной Лиска прилетела на корабль. Как думаешь, Асхелека могла бы с ней поговорить?

Он сделал еще пару движений по инерции и резко сел:

— Лисенок здесь?

— Да. Оставили птенчика с няней. Она хотела увидеть тебя напоследок.

Тхорн кивнул. Дейке оставался на Горре с женой и дочерью, которой едва исполнился год. Малышке не пошло бы на пользу пребывание на космическом корабле, а путешествие предстояло в меру бессмысленное, поэтому Тхорн со спокойной душой отпустил своего капитана в длинный отпуск.

— Я только схожу в душ, — сказал он, в ту же минуту бросая тренировку. Если кто и мог ему помочь в такой ситуации — то только Лиска.

* * *

Асхелека вздрогнула, когда в дверь ее каюты постучали — казалось, минуту спустя после того, как вышел Тхорн. На самом деле дольше, конечно. Возможно, она пролежала на кровати несколько часов, баюкая свою головную боль, не имея сил даже на то, чтобы натянуть одеяло, прикрыть холодные ноги.

"Только бы не он", — мелькнуло в голове. Она все еще не была готова дать ответ. Больно помыслить о том, чтобы отказать ему. Страшно согласиться. С самого первого мгновения, с первого нежного поцелуя и пугающего объятия сильных рук, в ее чувствах к нему накрепко смешались влечение и страх. Как бы она не пыталась сама себе задурить голову, убеждая, что он ее не волнует — в глубине души всегда понимала: вранье.

Но ей было стыдно, что она теперь стала как все. Как те глупые девушки с трибуны, которые хихикали рядом в день соревнований. Как тысячи его поклонниц с нездоровым румянцем на щеках, как те, что коллекционировали фотографии. Самое забавное: ведь до знакомства он ее действительно ни капли не волновал. Она силилась вспомнить то время, когда Тхорн эс-Зарка был для нее лишь здоровяком с плаката — бездушным, каменным гигантом с идеальным телом и карикатурно холодным лицом — какое у него холодное "героическое" лицо всегда на плакатах! И как это не похоже на него в реальности.

Поверить в то, что он заинтересовался ею, Асхелека никак не могла. Она подозревала, что тут какой-то подвох — возможно, все дело в глубине ее травмы. Вероятно, что Тхорн просто подстраховывается, желая оставить ее под своим наблюдением, и вся эта помолвка ненастоящая. Даже наверняка ненастоящая. Вот только если она спросит прямо, он ведь не скажет. И какой же она будет выглядеть дурой, если согласится и влюбится в него, и он это почувствует…

— Кто там? — спросила Асхелека срывающимся голосом, мгновенно краснея и покрываясь мурашками от стука в дверь. Она села на постели, поправила линос.

— Меня зовут Лиска. Я жена капитана эс-Хеште. Можно войти?

Асхелека вскочила и распахнула дверь, уставившись на землянку. Какое-то время обе девушки лишь молча изучали друг друга взглядами. Лиска, оказавшаяся чуть выше ростом, приветливо улыбнулась — лицом. Ее мимика за несколько секунд отобразила целый спектр эмоций, и глаза Асхелеки удивленно раскрылись: так вот как земляне это делают! А ей-то все казалось, что это она слишком эмоционально жестикулирует.

— Я думала, что слухи о вашей эмоциональности преувеличены, — вырвалось у нее, и щеки землянки порозовели:

— Э-м…

— Извини, я не хотела тебя смущать, — поспешно выпалила Асхелека и распахнула дверь пошире: Проходи.

— Ты вовсе не смутила. Мне приходится это слышать постоянно, — с еще более широкой улыбкой сообщила землянка и зашла внутрь, осматриваясь. Асхелека плотно закрыла дверь, глядя на гостью непонимающим взглядом:

— Тебя прислал капитан?

— Меня попросил поговорить с тобой Тхорн, — мягко сообщила Лиска и сузила глаза, заметив, как у нее перехватило дыхание: Он говорит, что тебе сейчас трудно. Но он хочет, чтобы ты полетела с ним на Шаггитерру.

Воцарилось молчание. Тяжело дыша, она смотрела на землянку в шикарном белом линосе. Стройная, высокая, светловолосая, Лиска казалась очень уверенной в себе взрослой женщиной, рядом с которой Асхелека ощущала себя несуразным неуклюжим подростком.

— Почему он попросил тебя? — наконец произнесли ее пересохшие губы.

— Потому что я его друг. И еще я женщина, как и ты. Тебе, правда, пятнадцать? Тхорн сказал, что пятнадцать — но ты выглядишь старше, — быстро заметила землянка.

— Правда? Спасибо.

— Правда.

Внезапно Асхелеке показалось, что землянка подлизывается к ней. Она не чувствовала себя старше — она была напугана, и Лиска не могла не замечать этого. Растрепанные волосы, помятый линос, босые ноги… Асхелека подняла подбородок, скрестила руки на груди и ушла в глухую оборону.

— И о чем он просил со мной поговорить?

Лиска замолчала, ощутив перемену ее настроения. Воцарилась долгая пауза. Землянка наклонила голову, изучая ее открытым взглядом, а потом неожиданно сняла эмоциональный блок:

— Лишь о том, чего тебе захочется, — сказала она. — Мы знакомы с Тхорном почти три года. Он привез меня с Земли на Горру. Он был моим учителем, врачом и другом. Если у тебя есть вопросы, я отвечу.

В эмоциях землянки, теперь полностью открытых, Асхелека не нашла никаких следов коварства и опустила руки, словно разом обессилев. Нащупав кресло, она подвинула его и села, молча кивая землянке, чтобы тоже где-нибудь разместилась. Лиска выбрала край кровати и неожиданно подобрала под себя ноги, не боясь помять шикарное платье — совсем так же, как часто делала сама Асхелека и ее школьные подруги.

— Сколько тебе лет? — вырвалось у нее.

— Двадцать один.

Асхелека вздохнула.

— Ты намного старше.

— Да-а, на целых пять лет, — саркастично протянула Лиска.

— Почти на шесть.

— Слушай. Хватит валять дурака. Мы обе знаем, что дело не в моем возрасте, да?

— Да. Ему девяносто пять, — прошептала Асхелека, даже не пытаясь осознать эту цифру. Она уже подсчитала: Тхорн шесть раз прожил по столько, сколько ей исполнилось всего.

— Дейке было восемьдесят, когда мы поженились, — негромко заметила Лиска. — Так что я тебя понимаю. Но это не так страшно, как кажется.

Асхелека качнула головой. Она понятия не имела, как складывались отношения Лиски и капитана, но готова была поклясться — ничего общего с обстоятельствами ее знакомства с Тхорном там не было.

— Я совсем его не понимаю. Он закрытый со всех сторон, к эмоциям не подберешься. Я даже не знала, что нравлюсь ему, — растерянно сказала она.

— Тебе не надо его понимать, — медленно заметила Лиска. — Ты просто реши, нравится он тебе или нет.

Этот ответ Асхелеке не понравился совсем. Мало ли, кто кому нравится. А Тхорн, к тому же, нравился половине женского населения Горры, и что? А что если помолвка все-таки ненастоящая? Тяжело вздохнув, она промолчала, но любопытство раздирало все сильнее и, наконец, ее глаза жадно вернулись к лицу землянки:

— Расскажи мне о нем, — потребовала она. — Как вы познакомились? Чему он тебя учил?

— Ну… — на лице Лиски заиграла немного смущенная улыбка, — честно говоря, сначала я считала его очень страшным. Мне было жутко даже смотреть на него — понимаешь, на Земле нет таких огромных мужчин, даже Дейке тогда казался мне гигантом, а Тхорн просто поражал воображение. Это ни капли не казалось красивым, мне какое-то время пришлось привыкать к росту местных мужчин. А потом он стал заниматься со мной телепатией, и это было просто ужасно тяжело. Он был совершенно безжалостным, и… знаешь, я почти возненавидела его.

Губы Асхелеки пересохли, а глаза расширились от удивления: и это она называет дружбой? Возможно, на Земле как-то иначе понимают это слово, мелькнуло в голове, но тут Лиска продолжила:

— А потом он стал открываться совершенно иначе. Я поняла, что он изо всех сил старается помочь, дать как можно больше. Он вкладывает всего себя, когда учит, и поддерживает, и переживает. Шутит, поддразнивает — у меня, знаешь, была очень серьезная проблема, я никогда, наверное, не решилась бы говорить о ней с Дейке — с любимым мужчиной все иначе. Но Тхорн помог мне — без него я никогда бы не справилась, понимаешь?

Рассказ показался Асхелеке немного сумбурным, но она следила не за словами. В эмоциях землянки сияло тепло, доверие, искренняя любовь, когда она говорила о Тхорне. Такие чувства не появляются с бухты-барахты. Теперь ей верилось, что он действительно многое для нее сделал. Правда, Асхелека не понимала, что Лиска имела в виду, когда говорила, что было тяжело учиться: во время занятий с Тхорном она не испытывала никакой особой тяжести, лишь нарастающий интерес. Он действительно был хорошим учителем, который легко объясняет и показывает, и у нее многое получалось с первого раза. Если эти занятия прервутся на год, по правде, это будет для нее трагедией — она прекрасно понимала, что такого учителя больше взять негде.

— Он говорил тебе, что у меня заблокирована память? — глухо спросила она, и по тому, как Лиска нахмурилась, поняла: не говорил.

— Но это же… не о нем, — растерянно пробормотала Лиска.

— Не о нем, но… просто я не знаю, что делать, — обхватив себя руками, призналась Асхелека. — Я чувствую себя больной.

— Послушай, но… тебе в любом случае еще нет шестнадцати. Твой день рождения — напомни, когда?

— Через четыре месяца.

— У тебя еще четыре месяца, чтобы все обдумать, — кивнула Лиска. — Пока ты соглашаешься только передать ему пре-сезариат.

— Но это же не игрушки. Раз он предложил помолвку, значит, он настроен серьезно, — возразила она, сама не веря в то, что произносила. Тхорн эс-Зарка, самый завидный жених планеты — настроен серьезно — по отношению к ней?

— Но даже помолвка не налагает на тебя обязательства вступить в слияние, — упрямо спорила землянка. — Люди все равно, бывает, отказываются.

— Да, но…

— Ты просто боишься. Это нормально. Но, поверь, Тхорн совсем не такой страшный, каким, возможно, кажется со стороны. Он добрый и внимательный, и очень чуткий, и…

— И красавец к тому же. Самый лучший на свете, да? — отрешенно прокомментировала Асхелека, неожиданно с долей ехидства, обычно ей совсем не свойственного. И сразу же с каким-то злорадным наслаждением заметила, как щеки Лиски залились краской. Это звучало так, как будто она влюбилась в Тхорна за спиной у мужа.

— Ладно, — немного сердито произнесла та, вскочив с кровати. — Я сказала все, что хотела. В конце концов, тебе самой надо принять это решение.

— Извини, — еле слышно бросила Асхелека ей вслед, но Лиска не ответила, тихо прикрыв за собой дверь.

Еще несколько минут она посидела в полной тишине, не думая ни о Тхорне, ни о только что состоявшемся сумбурном разговоре — пока, наконец, не почувствовала прилив энергии и желание подняться и пойти в душ, чтобы привести себя в порядок. После душа она завернулась в полотенце и с тоской посмотрела на несвежий линос. Прошлепав обратно в каюту, Асхелека наудачу распахнула шкаф, и неожиданно в нем обнаружилось два чистых платья — абсолютно новых, но идеально подходящих по размеру.

"Внимательный и очень чуткий", — пробормотала она себе под нос, надевая линос насыщенного горчичного цвета. Едва бросив взгляд в зеркало, Асхелека убедилась, что он ей идет. Разозлившись, она начала расчесывать волосы, едва не вырывая себе пряди резкими движениями расчески. Представить Тхорна, выбирающим женские платья, она не могла — какой-то сюр. Тогда откуда? Сердитыми движениями она шнурком стянула волосы в хвост — чем меньше офицеры будут смотреть на ее гриву, тем лучше. Ей надоело ловить на себе их мечтательные взгляды, и она даже думать не хотела о том, что они себе при этом представляют.

Непослушные мысли вернулись к Тхорну и рассказу землянки. Асхелека не хотела себе признаваться, что заревновала, но пришлось признать. Они чуть что не поссорились под конец беседы с Лиской из-за ее ревности. И именно это чувство, а не то, о чем говорила землянка, помогло ей принять решение. Вот только она все еще была в ярости.

* * *

— Ничего не говори. Пожалуйста. Я ужасно зла, — выпалила она, едва нашла Тхорна в зале управления. Там находился и Дейке, когда она вошла, но, едва завидев ее, капитан оставил их одних.

— Почему? — ровным голосом спросил он, не поднимаясь с кресла. Это не до конца уравнивало их в росте, но все же так было гораздо лучше, чем когда он стоял: ей не приходилось смотреть на него, задрав подбородок, как ребенку.

— Ты подослал ко мне землянку!

— Ты ведь знаешь ее имя.

— Плевать мне на ее имя, — прошипела Асхелека, подходя к нему так близко, что могла коснуться рукой. — Она меня бесит!

— Ты ей нагрубила. А она ничем этого не заслужила, маленькая.

— А, так она уже нажаловалась. Отлично! И что теперь? Может, накажешь меня за это? — задиристо осведомилась она, тяжело дыша от возмущения.

— Ты же знаешь, я не имею права тебя наказывать за что бы то ни было, — невозмутимо отозвался Тхорн, изучая ее взглядом так, словно заметил в ней нечто новое.

— Я отдаю тебе пре-сезариат. Валяй, — выпалила она ему в лицо. Ее щеки загорелись, а кулаки сжались. Она почти не соображала, что говорит и делает.

— Хочешь узнать, на что я способен? — Тхорн не отрывал взгляда от ее лица, поднимаясь с высокого сидения. Она автоматически сделала шаг назад, но не больше. Задиристо закинула голову назад и не отводила взгляд, не намереваясь сопротивляться уводу.

— А чего ты хочешь? — немного невпопад продолжила она задираться. И поняла, что допустила тактическую ошибку, когда он послал телепатическую улыбку и наклонился, сгребая ее своими ладонями, легко поднимая, словно она была игрушечной:

— Ты полетишь со мной или нет? — спросил он, прижимаясь губами к ее виску. Асхелека замерла, невольно вцепившись руками в его плечи, остро ощущая прижатое к ней сильное, неожиданно горячее тело. Она понятия не имела, что он такой горячий на ощупь. Такой твердый, и такой нежный одновременно. Ее провокация провалилась.

— Я же отдала тебе пре-сезариат, — пробормотала она, смутившись. Тхорн помолчал, только перехватив ее так, чтобы прижать чуть крепче. Асхелека обхватила его коленями за талию, чувствуя себя очень странно — уже не сердитой, но еще не готовой почувствовать что-то, кроме злости.

— Эти перепады настроения будут мучить тебя еще какое-то время. Ты травмирована — к сожалению, это естественно для твоего состояния. И я не стану тебя за это наказывать, — тихо сказал он, все еще касаясь губами ее виска. Когда это касание превратилось в поцелуй, Асхелека сама повернула голову. Тхорн на секунду сомкнул губы в уголке ее рта, но тут же опустил ее на пол и отпрянул, словно ошпаренный.

— Как романтично, — процедила она, обиженная его поведением. В ответ Тхорн полоснул взглядом:

— Увод, — предупредил он, опустившись перед ней на одно колено, приближаясь вплотную, глядя в глаза:

— Я не имею права целовать тебя до совершеннолетия, ясно? К тому же, ты травмирована. Сейчас злишься — через пару минут можешь испугаться.

— А зачем увел? — шепотом спросила она. В ее голове всплыла фраза из учебника по телепатии: "увод высшего не читается". Выше высшего, надо думать, тем более. Никто не узнает о поцелуе в уводе, подумала она, и ее бросило в жар.

— Нет, маленькая, не за этим, — быстро ответил Тхорн, и по его губам скользнула улыбка, в которой читалось искреннее сожаление. — Просто хочу проверить твое состояние.

— Сканируешь, — разочарованно протянула она, уловив знакомые, не слишком приятные ощущения.

— Ага. Я быстро, потерпи.

— Тхорн, — позвала она через пару минут.

— А?

— Почему ты предложил мне помолвку?

— А ты как думаешь?

Его взгляд отразил искреннее недоумение, но Асхелека продолжала смотреть на него с беспокойством, немного сжавшись, и он смягчился:

— Маленькая, мне очень сложно выразить словами, что я чувствую к тебе. Ты дашь мне немного времени, хорошо? — серьезно попросил Тхорн, заправляя кудрявую прядь за ее ухо. Ее ресницы дрогнули от этого невесомого прикосновения, и по его лицу пробежала тень.

— Я не хочу тебя больше бояться, — умоляюще прошептала она. — Пожалуйста, помоги мне.

— Я помогу. Просто доверься мне — я не обижу, правда.

Асхелека не заметила, кто из них сделал первое движение, в результате которого они оказались в объятиях друг друга. Она также не поняла, когда он выпустил из увода — лишь вздрогнула, увидев краем глаза какое-то движение.

Мгновение спустя Тхорн выпрямился, глядя на подчиненного, осмелившегося их побеспокоить.

— Командир, разрешите доложить, команда в сборе, готова к вылету и ждет дальнейших распоряжений, — выпалил на одном дыхании офицер, лицо которого, как ей показалось, отразило какое-то недовольство увиденным.

— Вылет завтра, в 12 дня, — ответил ему Тхорн. — В 10 общий сбор. До этого времени всем отдыхать, кроме дежурных. Вопросы есть?

— Вопросов нет. Есть отдыхать, командир.

— Свободны, эс-Шетте.

Сузив глаза, Асхелека снова и снова скользила взглядом по офицеру. Он или не он? Память могла подводить ее — из-за одинаковой формы многие подчиненные Тхорна казались на одно лицо. Но когда на мгновение серые глаза офицера коснулись ее абсолютно ледяным взглядом, Асхелека поняла: он. Один из трех, кто забирал ее тогда из дома удовольствий. Один из тех, кто подложил ее в постель Тхорна.

Ее ногти на мгновение вонзились в подушечку ладони, но к тому времени, как Тхорн снова взглянул на нее, Асхелека уже взяла себя в руки.

* * *

Следующий день пролетел в хлопотах и спешке. Рано утром они полетели на собеседование о предстоящей помолвке в Центр семьи, где Асхелека от волнения чуть не упала в обморок, но Тхорн подбадривал ее шутками о психологах, которые сами наверняка не в себе — иначе зачем выбирать такую профессию? Поскольку она была не здорова, а Тхорн обладал достаточно высоким телепатическим уровнем, чтобы его освободили от тестов, он настоял на тестировании Асхелеки в его присутствии. И этим, как он шутил позже, избавил ее от пошлых вопросов.

Через час им одобрили помолвку с условием ее заключения после наступления совершеннолетия невесты, но впереди ждал новый маленький стресс — прощание с его родителями. Тхорн слетал с ней, чтобы объясниться, сообщить о будущей помолвке и перевезти ее вещи на корабль. Асхелека смущенно попрощалась с Тмайлом и Шеттаей — ее не покидала мысль, что они, возможно, осуждают их за эту нелепую помолвку. Особенно ее, рыжую самозванку.

Отпросившись на полчаса, Асхелека попрощалась с Иллеей, прошептав ей на ухо о помолвке с Тхорном, от чего глаза у ее подруги сделались идеально круглыми и оставались такими, пока они не расстались. Возможно, Иллея ждала, что она вот-вот засмеется и скажет: «шутка!», но так и не дождалась этого. Напоследок Асхелека смущенно попросила подругу попросить за нее прощения у Бальта — она не успела поговорить с ним и очень тяготилась этим заочным разрывом. Но что-то подсказывало, что Тхорн не проявит понимания, если она попытается встретиться со своим обожателем напоследок, даже для объяснений.

Затем они вернулись на "Черную звезду", за считанные минуты до взлета. Старт прошел в суматохе, но как только они вышли в космос, все вдруг успокоилось. Когда Асхелека насмотрелась в иллюминаторы, то заметила, что обстановка стала ощутимо иной, чем во время стоянки на Горре. Все стало уютнее, камернее, офицеры чувствовали себя увереннее и деловитее, прохаживаясь туда-сюда с чрезвычайно важным и серьезным видом. Асхелека пообедала с Тхорном, а потом провела несколько часов в каюте, то читая, то раскладывая свои вещи и обустраивая новое жилье.

Космический полет разочаровал ее — она ожидала необыкновенных ощущений, но "Черная звезда" была слишком хороша для этого: все системы стабилизировали атмосферу внутри корабля настолько, что если не смотреть в иллюминаторы, вообще сложно было понять, в космосе они или нет, летят или стоят на месте. По правде, даже выглянув наружу, Асхелека не могла этого определить: не покидало ощущение, что корабль плавно, медленно дрейфует в пространстве, и она даже спросила за обедом у Тхорна, уверен ли он, что «Черная звезда» действительно движется, а не заглохла.

Этот вопрос заставил ее жениха поперхнуться, а потом рассмеяться, и она даже немного обиделась, но потом ее мягко потрепали по руке и объяснили, что различить движение в космосе намного сложнее, чем на поверхности планеты — ввиду отсутствия самой поверхности и каких-либо неподвижных предметов, расположенных неподалеку, относительно которых глаз обычно меряет скорость. Поэтому движение, скорость и состояние механизмов корабля измеряется не на глаз, а по мониторам в зале управления.

К вечеру ее познакомили с другими пассажирами корабля: двумя девушками и одним мужчиной. Горианец, впрочем, быстро ушел, когда понял, что женщинам интересно пообщаться друг с другом без помех. И они остались в столовой первого уровня втроем. У большинства офицеров корабля в это время начинался какой-то тренинг на втором уровне, и на всем верхнем этаже стояла тишина.

Девушки сели пить чай с печеньем и потихоньку знакомились друг с другом, задавая осторожные вопросы. Увидев перед собой вторую землянку за два дня, Асхелека очень удивилась и заинтересовалась, но Ариадна выглядела слишком грустной для подробных расспросов. Когда горианка Микея, пояснила, что они обе — осужденные, отбывающие на корабле наказание, ее рот ошеломленно открылся:

— Как?

— Ты что, не читала новостей? — удивленно и даже немножко зло спросила Ариадна, отодвинув подальше блюдо с печеньем — у нее и за ужином не было аппетита.

— Ну… у меня была травма позавчера, и мне заблокировали память. После этого мне было не до чтения, а если что-то читала до, то просто не помню, — пояснила Асхелека. На лице землянки отразилось смущение:

— Извини… тогда, получается, мы все немного в шоке тут…

— А за что тебя осудили? — спросила Асхелека у Микеи, которая, наоборот, казалась чересчур веселой и жизнерадостной.

— Если коротко — за перевод неприличного романа с октианского. Я переводчик, — пояснила девушка.

— Ты будешь нашим преподавателем? — спросила Ариадна, и Микея утвердительно качнула головой:

— Я и Цесин. Он мой жених, и очень хороший преподаватель. А я… в общем, буду стараться тоже быть вам полезной. Мы будем с вами заниматься горианским, телепатией, историей, литературой. Я слышала, что командир корабля поручит офицерам учить вас электронике и математике, физике и химии и прочему — так что расписание у вас, видимо, будет напряженным. И еще нас всех заставят присоединяться к утренней тренировке, — сказала Микея, слегка поморщившись, и Асхелека широко раскрыла глаза:

— Он мне не говорил! — сорвалось у нее.

— Он — это твой пре-сезар? — уточнила Микея. — Цесин сказал, что это распоряжение командира.

— С ума, что ли, он сошел, — пробормотала Асхелека. — Где мы, и где его тренировки…

— Не говори так о командире, хотя бы при мне. Мне не нужны новые проблемы, — внезапно пробормотала Ариадна.

— Не бойся. Я просто думаю, что это странно. Я спрошу у Тхорна, нет ли тут какой-то ошибки. Он — и есть мой пре-сезар, — объяснила Асхелека Микее, удивленно открывшей рот.

— А тебя-то за что осудили? И как так получилось, что… ты под опекой командира? — последовал вопрос от горианки.

— А почему нет? — спросила Асхелека, не спеша отвечать.

— Ну… вот у Ариадны опекун — старший офицер. Предполагается, что командир не возится с осужденными лично, — объяснила Микея, во взгляде которой сохранялось недоверие.

— Я не осужденная, — наконец, пояснила Асхелека под двумя недоуменными взглядами. — Я… ну, в общем… я его подопечная, и просто пассажир корабля.

Она и сама не знала, почему в последний момент решила не упоминать про помолвку, но ей было неизвестно, собирается ли это делать Тхорн. Возможно, он решит, что еще слишком рано, учитывая, что помолвка формально состоится лишь через четыре месяца.

* * *

Вечером перед сном ее будущий жених пригласил попить чаю в его зимнем саду. Там Асхелека спросила его, за что осудили Ариадну, и получила короткое объяснение.

— Она что, отказала Сезару? — поразилась Асхелека, живо представляя себе подобную сцену, в результате чего из ее горла вырвался хриплый нервный смешок. При виде Сезара, даже по телевидению, у нее обычно отнимались и руки, и ноги. Она даже вообразить не могла, как можно отказать в чем-либо Величайшему. Правда, справедливости ради, и помолвку с ним представить Асхелеке было сложно — особенно, землянки.

— Ну, да, — коротко прокомментировал Тхорн ее эмоции и выражение лица. — Пойми, Ариадна — землянка. Она не знала, почему этого делать нельзя. К тому же, она, видимо, была здорово напугана.

— А теперь она расстроена. Мне кажется, она очень сильно расстроена, Тхорн, — встрепенулась Асхелека.

— Я проверил на травмы — она здорова. Но да, ей, конечно, очень тяжело. Если сможешь — поддержи ее немного, хорошо? Вас всего трое тут женщин, и вам лучше друг друга поддерживать.

— И какое у нее будет наказание? — не переставая думать об Ариадне, спросила она.

— Будет работать на корабле в свободное от учебы время, — ответил Тхорн. — Ничего особенного.

— У меня еще один вопрос, — вдруг вспомнила Асхелека. — Микея что-то говорила насчет утренних тренировок.

— Ах, да. Я не сказал тебе. Будут тренировки. Космос не очень хорошо влияет на физическое состояние — лучше поддерживать форму. Да и вообще.

— Вообще что? — взъерошилась она, когда взгляд Тхорна скользнул по ее телу.

Он послал ей телепатический смех:

— Спокойно, маленькая. Я не имел в виду ничего оскорбительного. Просто вообще всем полезно немного физических упражнений. Я не собираюсь вас мучить. Всего-то час на тренажерах раз в день. Побегаете, попрыгаете — ничего страшного.

— Час прыгать? Каждый день?! Ранним утром?

— Ну… по выходным можете не заниматься, — пожал плечами Тхорн. — Не капризничай, маленькая. А то я начну тренировать вас лично и обучать борьбе.

— Почему бы тебе просто не выкинуть нас в открытый космос? — сердито пробухтела Асхелека. — Это более гуманный способ убивать.

Тхорн сузил глаза, и ее сердце екнуло. Она хватила лишку с наигранным возмущением? Или…

Его ладони внезапно обхватили с двух сторон и пощекотали ребра. С громким визгом Асхелека начала отбиваться руками и ногами и захохотала.

Тхорн послал ей мягкую телепатическую улыбку, разделяя с ней веселье, но его глаза изучали ее так внимательно, что она инстинктивно поняла: он хочет поговорить о чем-то серьезном. Ее сердце забилось чаще от тревоги. Неужели это нечто неприятное?

Его строгое, но красивое лицо выглядело столь же отстраненным, как и обычно. Но за последние дни, когда они проводили много времени вместе, Асхелека поняла, что это маска. Постепенно она научилась различать его мелкую мимику, читать ее: как он поворачивает голову, как прищуривает глаза, поднимает или опускает подбородок, смотрит ли прямо или немного искоса и даже то, насколько часто он моргал, теперь позволяло ей понять, что он чувствует в тот или иной момент. Сейчас, она готова была поклясться, Тхорн немного волновался.

— Ты задала мне вопрос, на который я не ответил. Но я хотел бы ответить тебе, — наконец, глухо сказал он, приседая на корточки у ее ног. Асхелека, сидевшая на высокой скамеечке, выпрямилась. Ее ресницы опустились, скрывая смущенный взгляд, щеки покрылись румянцем. Ей неоткуда было узнать, в чем он хочет признаться, но инстинкт подсказал, что на этот раз ничего неприятного не будет. Поэтому ее губ коснулась легкая улыбка, а ладони с готовностью скользнули в протянутые им руки. Правда, ресницы по-прежнему казались неподъемными.

— Ты спросила, почему я предложил помолвку, — негромко продолжил он. — Я сделал это потому, что со дня первой нашей встречи не мог перестать думать о тебе. За всю мою жизнь я не думал столько ни об одной женщине… девушке. И в то же время ты так юна.

До ее слуха донесся тихий прерывистый выдох, и тогда она смогла поднять взгляд.

— Я думала, во мне нет ничего особенного, — честно призналась она сдавленным голосом.

— И я когда-то думал о себе также, — вдруг кивнул Тхорн, наклонив голову, изучая ее таким ласковым взглядом, что Асхелека снова опустила глаза.

— Ты маленькое чудо, — прошептал он, заправляя за ухо ее волосы, упавшие на лицо. — У тебя огромный потенциал и невероятная сила духа. Ты особенная. И я буду счастлив, когда ты станешь моей невестой.

Все еще не до конца веря в то, что услышала, она все же потянулась за объятием, и долго молча грелась в сильных и удивительно ласковых руках. Тхорн гладил ее по голове, но совсем не так, как гладят детей. Асхелека остро чувствовала, как за каждым его прикосновением скрывается какой-то новый смысл, и это вдруг пробудило нечто глубоко затаенное в ее женской, еще полуспящей природе. Подняв голову, она уткнулась носом в его грудь и потерлась щекой:

— Тхорн…

— М-м-м?

На его губах играла легкая улыбка.

— А можно я завтра не пойду на тренировку? Я так устала сегодня и хотела поспать… — очень нежным и беззащитным голосом произнесла Асхелека.

Рука Тхорна на секунду приподнялась над ее волосами, а затем новым нежным жестом заправила за ухо другую прядь волос. В зеленых раскосых глазах, к ее изумлению и разочарованию, заплясали смешинки:

— Нет, маленькая, нельзя. Но если ты устала, тебе лучше лечь спать пораньше, — ласково отозвался он и поцеловал ее в лоб.

Тхорн.

Он сказал Асхелеке чистую правду, но многого не договорил, с нетерпением ожидая, когда они оба смогут раскрыться друг другу чуть больше. Конечно, она ощущала себя уязвимой после сканирования, полагая, что он узнал о ней все, но это и рядом не стояло с истиной. Он словно подглядел в замочную скважину, причем без спроса. Некоторые сцены со скана повергли в легкий шок, но куда больше любопытства у него вызывал вопрос, откуда, откуда во всей Галактике, могла взяться в шести-семилетней девочке такая стойкость?

Ее психика, конечно, была уникальной. Подсознание Асхелеки в момент сильнейшего стресса сработало как надо и захлопнуло все опасные двери. Но дальше ей пришлось справляться самой. С адаптацией в школе для детей с ограниченными возможностями, с болезнью отца. Однажды, в приступе раздражения он с размаху ударил ее по лицу, чудом не устроив шестилетней малышке сотрясение мозга. После чего стоял на коленях полчаса, размазывая слезы, умоляя о прощении. И второе оставило более глубокий след в ее психике, чем первое. Она не проронила тогда ни слезинки.

Как ни странно, это напомнило Тхорну, как его дед, сочтя его слишком мягким по характеру, решил устроить ему «жесткую стажировку» на корабле. Ему тогда едва исполнилось семнадцать, он толком не закончил учебу в военном училище, но по одному слову капитана эс-Суйа его выдернули с учебы. На следующий день рано утром он уже стоял на тренировке перед старшим офицером на корабле его деда. Самым жестким, самым холодным, самым, как он узнал позже, самовлюбленным и безжалостным к младшим.

Тренировка, по сути, превратилась в избиение, которое сопровождалось весьма нелестными отзывами о Тхорне, в том числе личного свойства, причем на виду у всей команды, абсолютно незнакомой для него. А в стороне стоял дед с полностью закрытыми эмоциями и холодно наблюдал. Когда от боли и усталости он уже с трудом мог стоять, капитан дал знак своему подчиненному отойти и подошел к внуку — Тхорн полагал, что это все, защищаться и в голову не приходило. Тем страшнее и унизительное было внезапно получить еще пару мощных неожиданных ударов, теперь уже от деда, после которых встать сам он уже не смог.

Кадар эс-Суйа, казалось, задался целью убить его в тот день. Их отношения никогда не были переполнены теплотой и нежностью, но все же до того момента Тхорн не сомневался, что дед его любит. Им случалось обмениваться шутками и весело проводить время вместе, пока он был маленьким, Кадар дарил ему игрушки и водил на зрелищные мероприятия. Такого ада от стажировки у родственника семнадцатилетний легкомысленный юноша не ожидал.

В больнице ему диагностировали перелом руки и ушибы внутренних органов. Случись такое с гражданским — кто-нибудь должен был бы за это ответить. Но на военных кораблях уголовный закон так не работал.

Дед зашел на следующий день и в ответ на взгляд внука, полный ужаса и возмущения, холодно сказал:

— Можешь уйти. Но тогда так и останешься до конца жизни слабаком.

Перелом к тому времени Тхорну уже срастили — благо, медицинская страховка была отличной. Уже почти ничего не болело, все выглядело совсем не так, как накануне. И он решил не убегать.

Он вернулся на корабль деда, и за очень короткое время научился быть злым, противостоять тотальной безжалостности старших офицеров и, самое главное, гораздо лучше научился драться. Месяц спустя он уложил того самого, кто его избил в первый день — уложил так, что тот не смог встать, и вся команда собралась вокруг в немом изумлении, переглядываясь. Он и сам не знал, что может так быстро учиться. Не знал об этом и его дед — это было видно по его эмоциям, теперь открытым.

Годы спустя, незадолго до смерти, Кадар просил у него прощения за тот эпизод. К тому времени Тхорн давно превзошел его и по боевым навыкам, и по телепатическому уровню. Он легко простил, хотя все произошедшее стоило ему глубокой скрытой травмы.

Ее нашел Сезар лет десять спустя, когда выяснилось, что Тхорн достиг уровня своих командиров — высших телепатов, и в чем-то превзошел их. В день встречи с Величайшим он отчаянно переживал — что если зря побеспокоили, а его уровень — просто высший?

Но ошибки не было, и в тот день он стал прямым подопечным Сезара. И приобрел нового учителя — самого сильного, невозмутимого, щедрого и одновременно самого жесткого из всех, какие у него были, включая Кадара эс-Суйа.

Эльтесеин начал с исправления ошибки его деда, заставившего его забыть о природной мягкости характера и стать чересчур уверенным в себе. Он ежедневно ломал его гордыню, тыкая носом в собственные слабости, словно котенка, заставляя повторять с виду простые телепатические упражнения до приступов тошноты, добиваясь совершенства. До тех пор, пока Тхорн не осознал, что научился многому, но совершенство все еще не достижимо. Оно даже напротив, словно отдалилось от него за время занятий.

Услышав эту мысль в его голове, Сезар послал улыбку:

— Я рад, что ты вспомнил о своей человеческой сущности. Не забывай же о ней и впредь.

— Но я…

Тхорн ужасно смутился, когда понял, на что указывает Величайший. Ему стало ужасно стыдно за свою заносчивость, нетерпение и иногда даже презрение по отношению к подчиненным, которое Сезар, безусловно, увидел на скане.

— У каждого свой потенциал. Если тебе дано многое, то значит — тебе легче, чем другим. Не забывай об этом, когда оцениваешь чужие достижения, — жестко добавил Величайший.

С тех пор он совершенно иначе стал смотреть на тех, кто может меньше — даже если они были старше него, даже если они сами слегка заносились. Единственное, чего Тхорн так и не смог преодолеть, сколько не говорил об этом с Сезаром — это снисходительное отношение к женщинам. Он не умел влюбляться. Иногда ему нравилась какая-нибудь девушка, чисто внешне, но стоило приблизиться — и ее мысленный ряд тут же вызывал устойчивое желание скривить рот. Иногда он не удерживался от язвительных фраз, иногда просто скучал.

Первая и последняя влюбленность в его жизни возникла в двадцать пять лет, еще до встречи с Сезаром. Это была тридцатилетняя дочь его командира. Шутница, веселушка, вечно флиртующая со всеми офицерами подряд. Ее отец очень спокойно к этому относился, но исподволь приглядывал. Повышенный интерес Тхорна был замечен сразу, и поэтому приглашать ее на свидание представлялось и опасным, и неэтичным, хотя мысли возвращались к ней снова и снова, делая многие ночи подряд бессонными.

И все же не в его правилах было следовать правилам, а в юности — особенно. Поэтому однажды вечером на свой страх и риск он улетел с этой девушкой в Застывшие. Приглашение на свидание было аккуратно замаскировано за дружеской вылазкой, но это оказалось лишним: симпатия была взаимной, и вечер получился полным смеха и поцелуев.

На следующее утро Тхорн проснулся с мыслью предложить ей помолвку, но днем оказалось, что об их свидании узнал весь корабль. И еще выяснилось, что он далеко не первый, с кем она целовалась в Застывших… и даже больше. Избегая слияния по понятным причинам, горианка удивительно многое позволяла — и очень многим, словно коллекционировала поклонников.

— У вашей дочери серьезная психотравма, — выпалил Тхорн, добившись приватного разговора с капитаном.

— Думаете, я не знаю, старший офицер эс-Зарка? — усталым холодным тоном осведомился его собеседник.

— Но ее надо лечить.

— Думаете, я этого не знаю? — чуть более тихим тоном спросили у него.

Наступила пауза. Тхорн задиристо сузил глаза и поднял подбородок:

— Так какого же дьявола…

— Моя дочь не хочет лечить эту травму, — отчеканил капитан. — Она взрослый человек, и заставить ее я не могу. Вы свободны.

Через месяц Тхорн служил уже на другом корабле и старался больше не думать о девушках. Это далось легко, он раз и навсегда разделил женщин на два типа: одни дуры, другие ненормальные. Правда, иногда встречается и третий тип, который удачно сочетает в себе первые два. В этом он убедился наверняка.

Асхелека.

На следующее утро Асхелека поняла, что она и Ариадна с Микеей далеко не в худших условиях на тренировке. Хуже всех выглядело нелепое положение Цесина, когда зал фактически разделился на две неравные части, в одной из которых занимались здоровенные мускулистые офицеры, а в другой Рикэн, опекун Ариадны, начал показывать девушкам подходящие для них упражнения.

Цесин, разумеется, не мог присоединиться ни к тем, ни к другим и оказался в довольно смехотворной ситуации, но к счастью, буквально через пару минут после их прихода появился Тхорн и спас профессора, отозвав в сторону вместе с одним из офицеров. Асхелека медленно выдохнула, когда поняла, что и для Цесина нашелся личный тренер, и с улыбкой посмотрела на Микею, лицо которой также просветлело.

В целом, как ни странно, тренировка ей очень понравилась. Это оказалось совсем не так, как в школе, где учителя давали одинаковые упражнения всем, и все смеялись над теми, у кого получалось плохо. Рикэн сначала помог им разогреться дыхательными упражнениями, а потом придумал для каждой фактически индивидуальную программу, и строго-настрого запретил друг на друга смотреть.

Впрочем, взгляды девушек в основном направлялись на другую сторону зала, где занимались военные. Невозможно было не восхищаться тем, что выделывали эти тренированные, сильные, ловкие мужчины. В огромном зале, оснащенном оборудованием для лазания по канатам, прыжков, самыми разнообразными тренажерами, они показывали такие трюки, что девушки забывали вовремя закрывать рты, и пару раз Рикэну даже приходилось насмешливыми комментариями возвращать каждую из них в реальность, чтобы они продолжили прерванные упражнения.

— Твой пре-сезар выглядит очень милым, — осторожно заметила Асхелека Ариадне, когда они шли на завтрак после тренировки и душа.

— Твой тоже ничего, — криво усмехнулась землянка.

— Я имела в виду, что Рикэн ведет себя очень доброжелательно, — робко заметила она, заметив насмешку в тоне.

— Все они ведут себя доброжелательно, — с горечью бросила ее собеседница, не уточнив, о ком говорит, и Асхелека переключилась на разговор с Микеей. С землянкой ей пока было тяжело.

Тхорн.

— Твои блоки не могут помешать тебе читать чужие эмоции, Хеле, — терпеливо пояснял Тхорн. Они занимались телепатией днем, пока Микея давала уроки Ариадне. Это были самые увлекательные занятия в его жизни. Единственной его ученицей-женщиной до этого была Лиска, но потенциал землянки и в сравнение не шел с тем, каким обладала Асхелека — учить с нуля с таким потенциалом оказалось и сложно, и захватывающе. Ее стремительный прогресс заставлял его подгонять девушку еще больше. Он чертовски многое хотел показать, а времени на занятия всегда не хватало. — Поставь их на место.

— Мне без них легче, — возразила Асхелека. Тхорн улыбнулся. Она только три дня назад научилась держать блоки на новом уровне, и это все еще стоило ей больших усилий.

— Ты должна научиться не обращать внимания, — покачал он головой. — Делай, что я говорю, хорошо?

Девушка со вздохом поставила блоки. Это тоже для него было ново — вздохи, споры, рассуждения. Его офицеры на занятиях почти не дышали. Для них учиться у него лично было наградой и честью, и они молча исполняли все, что он велел. И даже Лиска, которую он учил в свое время, не капризничала, понимая, что он делает одолжение. А Асхелека, словно чувствуя его особое отношение, испытывала на прочность. Она даже не понимала до конца своего везения, размышлял он иногда, сердясь. Впрочем, в другие мгновения чувствовал ее трогательную благодарность и успокаивался, понимая, что она просто не могла не ныть, как все девочки.

Они сидели в его спортивном зале и смотрели на занимающихся офицеров. Асхелека с огромным трудом читала их эмоции — в основном, по лицу, шутил над ней Тхорн, хотя не мог не замечать прогресса. Ему стоило большого труда заставить подчиненных не обращать на них внимания, но после занятий он не мог запретить им перешептываться.

Пару раз рявкнул, конечно, но без какой-либо пользы. Тхорн знал, что уже без всяких объявлений весь корабль считает, что у них романтические отношения. И он чувствовал, что ничего не имеет против — хотя все и косились странновато, памятуя о том, что Хеле нет шестнадцати.

Закончив часть занятия, которая требовала присутствия других людей, Тхорн забрал девушку в свою каюту и усадил за стол.

— Сейчас будет небольшая силовая часть, — сказал он. — Чтобы тебе было проще, я создам иллюзию в уводе.

И вытянул перед собой руки:

— Тебе надо сдвинуть их с места своими ладонями. Попытайся.

— Ты издеваешься? — с открытой улыбкой спросила Асхелека, глядя на его огромные ладони. Она робко коснулась их своими ладошками и засмеялась. Тхорн тоже позволил себе улыбку:

— Ты в уводе. И я поддамся, если попытаешься. Уровень сопротивления такой, что ты можешь это сделать.

— Дело же не в ладонях, да? — поняла она.

— Конечно, нет. Мы просто визуализируем поток энергии. Давай.

Асхелека прикрыла глаза и попыталась нажать. Тхорн знал, что у нее не получится с первого раза, но важны были сами попытки. И упорство.

Сосредоточившись, она становилась невероятно упрямой. Она пыталась пятнадцать минут и потратила огромное количество энергии.

— Ты умница, — сказал он, наконец, и позволил ей немного сдвинуть свои ладони. Асхелека просияла. А потом со стоном схватилась за голову, едва он вывел ее из увода.

— Полежи, — предложил Тхорн и, подхватив ее на руки, осторожно уложил на свою кровать.

— Это всегда так тяжело? — тихо спросила она, глядя на него слегка запавшими глазами. И ему вдруг стало смешно:

— Тебе вовсе не тяжело, маленькая. Многим гораздо труднее это дается — люди по полчаса после каждого увода обнимаются с унитазом.

— Почему?

— Не у всех такой потенциал, как у тебя. Это сильно облегчает дело — по крайней мере, на первых этапах.

— А потом?

— Тебе будет труднее по мере того, как ты будешь приближаться к потенциалу. Иногда это похоже на пытку.

— Не уверена, что я хочу достигать потенциала, — с испуганным смешком выдавила она.

— Это того стоит, — серьезно сказал он, погладив ее по волосам.

— А тебе было трудно в конце? — вдруг спросила она.

Тхорн слегка напрягся от неожиданности, но потом криво улыбнулся:

— Мне больно об этом даже вспоминать.

— А кто тебя доучивал? — с интересом спросила она, сообразив, что подходящим уровнем не мог обладать ни один горианец — а подходящим для учителя всегда был более высокий уровень, чем у ученика.

— А ты как думаешь? — в его взгляде появились смешинки.

— Тебя учил Сезар? — шепотом спросила она.

— Да. И я проклинал каждую минуту, — сказал Тхорн с кривой улыбкой.

Асхелека пошевелилась и медленно села:

— Кажется, моя голова больше не кружится.

Асхелека.

Через неделю Ариадна немного оттаяла — она уже могла иногда шутить, и они разговаривали, но после занятий ее ждала работа на пару-тройку часов, и Асхелека все равно проводила с Микеей больше времени. Несмотря на приличную разницу в возрасте, им удалось быстро подружиться.

После прилета на Шаггитерру их расписание почти не изменилось, только вечером они ходили на прогулки. Тхорн обещал девушкам и Цесину путешествие по Шаггитерре чуть позже, но пока они толком ничего не видели. Корабль, их большой дом, приземлился на огромное цветущее поле, и девушки возвращались с прогулок с букетами разноцветных образцов местной флоры, которые к неудовольствию офицеров расставляли везде: и в столовой, и на кухне, и в коридорах.

— Даже не думай, — предупредил Тхорн, когда Асхелека появилась с охапкой цветов в его каюте.

— Я поставлю в сад, — сказала она невинно, словно не собиралась минуту назад водрузить букет на его стол. Командир проследил за ней недоверчивым взглядом и весьма неодобрительно скользнул по сплетенному цветочному кольцу на ее голове:

— А это что?

— Ариадна научила нас плести. Мне нравится, — улыбаясь, ответила она, и Тхорн оттаял:

— Ладно, — сказал он и заправил прядь волос за ее ухо, но сразу отдернул руку, словно обжегшись.

* * *

Как-то заметив, что Микея выглядит все более озабоченной, Асхелека спросила ее, в чем дело. Ариадна подняла голову от учебника — она выглядела уставшей и тоже хотела поболтать, хотя ее уроки были еще не сделаны: из-за работы, которую она должна была выполнять в то время, которое Асхелека посвящала выполнению домашних заданий, а Микея — подготовке к новым урокам.

— Вы никому не расскажете? — осведомилась Микея, и Асхелека с Ариадной синхронно помотали головами.

— Просто Цесин хочет меня просканировать.

— За всю жизнь? — поняла Асхелека. Она поежилась, вспомнив свои ощущения после того, как Тхорн сканировал ее. Ей до сих пор бывало неловко об этом думать. Хотя, в случае Микеи, конечно, речь не шла о глубоком сканировании в лечебных целях, но все равно — он много может о ней узнать. Почти все самое важное.

— Да. Мы помолвлены уже почти месяц, и он говорит, что его беспокоит мой страх.

— А ты боишься? — подумав, осведомилась Асхелека.

— Ну… немного опасаюсь, — сказала Микея Асхелеке, и та кивнула, подумав, как удивительно вести такой разговор со своей учительницей, но Микея никогда не была обычной учительницей для нее — скорее, подругой. По правде, большую часть занятий у них с Ариадной вел Цесин, Рикэн и еще один офицер. И Микея на уроках очень часто занимала место ученицы, с интересом слушая.

— Девочки, а вы не могли бы объяснить, о чем говорите? Я до конца не понимаю, — вклинилась вдруг Ариадна. — Зачем вообще это сканирование? И чего ты опасаешься, Микея?

— Тебе разве не рассказывали о наших традициях, Ари? — удивилась Микея. — О помолвках?

— Рассказывали, но… я что-то не помню части о сканировании за всю жизнь. Только про пре-сезариат, и что жених имеет право сканировать.

— Эпизодическое сканирование за маленькие периоды времени — это немного другое. Сканирование за всю жизнь — часть помолвки. Жених может сделать это в любой момент, и на это не требуется отдельного согласия невесты, хотя, конечно, о таком предупреждают. Но Цесин, он…, - Микея вздохнула. — Он деликатно себя ведет, он не станет делать этого без моего согласия, а я… просто не могу.

— Тебе было бы проще, если бы он тебя не спрашивал? — удивилась Асхелека.

— Может, и так… не знаю. Я очень боюсь, что он захочет расторгнуть помолвку.

— Почему он должен это сделать? — не поняла Ариадна.

Микея отвернулась, смущенная, и отвечать пришлось Асхелеке.

— Иногда жених расторгает помолвку, если находит в прошлом невесты что-то неприемлемое. Раньше, во времена очень строгих правил, это мог быть поцелуй с другим мужчиной, например, — пояснила она.

— Поцелуй? — глаза Ариадны округлились, и Асхелека весело улыбнулась:

— Ну, и сейчас это, в общем, не поощряется. Если ты целуешься с кем-то — считается, оскорбляешь будущего жениха. Но за такое могут просто наказать, и все. Нормальный мужчина ограничится парой шлепков и забудет…

Она осеклась, вдруг вспоминая свои поцелуи с Бальтом и даже нечто большее… и тут же так похолодела, словно ее окатили ледяной водой от макушки до пят: «Тхорн знает», пронеслось в голове. Он же сканировал ее в тот день, когда лечил. И ничего ей не сказал…

— Что с тобой, Хеле? — спросила Микея, не сводя с девушки пристального взгляда.

— Ничего… так, — выдавила она, прерывисто вздыхая.

— Дело не только в поцелуях, хотя я раньше целовалась с мужчинами, и это меня тоже беспокоит, — добавила Микея, переводя взгляд на Ариадну. — Дело в том, что у меня ужасно вредный характер. Я со многими ссорилась, и не всегда правильно поступала, а когда я была подростком… по правде, там много того, что я не хотела бы показывать Цесину. Я боюсь, что он захочет разорвать наши отношения, если узнает, какая я склочная.

Плечи девушки опустились, но Ариадна внезапно рассмеялась:

— Микея, я даже не понимаю, о чем ты говоришь. Цесин же влюблен в тебя по уши, это слепой не увидит. Он не расторгнет помолвку из-за какого-то сканирования, — заметила она, и Асхелека с этим была абсолютно согласна.

— Ты тоже так думаешь? — встрепенулась Микея, и она подключилась, вторя землянке:

— Конечно, Ариадна права. Он глаз с тебя не сводит. Я думаю, он просто…

— Что? — не поняла Микея, когда Асхелека осеклась и покраснела.

— Ну же, договаривай!

— Это же очевидно, Микея. Он просто хочет слияния, — перебила Ариадна, взяла со стола яблоко и жизнерадостно с хрустом надкусила.

Тхорн.

Пару недель спустя после прибытия на Шаггитерру и команда, и пассажиры начали проявлять заметное нетерпение насчет обещанных учений для одних и путешествия — для других. Немного поразмышляв, командир решил совместить оба мероприятия, и велел всем собираться. Девушки захлопали в ладоши и запищали от нетерпения, в эмоциях его подчиненных тоже отразилось ликование: всем объективно наскучило безвылазное пребывание на корабле.

По правде, Тхорн и сам уже готов был хорошенько размяться. Короткие прогулки возле корабля не удовлетворяли, хотя ему нравилось вечерами улетать с Асхелекой чуть подальше и гулять по колено в траве, влажной от вечерней росы, держа ее за руку, вдали от посторонних взглядов. Их корабль приземлился в незаселенном районе, в поясе относительно прохладного климата. Тепло было только за счет того, что они попали сюда в разгар лета, но вечерами спускалась прохлада и туман, подобного которым на Горре Асхелека не видела.

С изумленным и восторженным выражением в первый день она разводила руки, пытаясь пощупать белую пелену, которая почти скрывала ее, стоило ей сделать несколько шагов в сторону. Тхорн улыбался, изучая ее эмоции и впечатленное лицо. Ему нравилось, когда она прижималась к нему, слегка замерзая, и тогда он поднимал девушку на руки, гладил по спине, согревая, невзначай лаская, касаясь губами ее ароматных пышных волос.

Они о многом говорили во время этих прогулок и часто допоздна засиживались в его каюте, увлекаясь беседой так, что Тхорн не заметил, как начал нарушать режим, и пару раз даже позволял ей не являться на тренировки, чтобы подольше поспать с утра. Асхелека постепенно открывалась, с улыбкой вспоминая друзей, изредка жалуясь ему на отца, и тогда он брал ее на колени, и обнимал, обещая, что больше никто ее не обидит.

Он видел, как она все больше доверяет ему, и как тянется за его целомудренными поцелуями и позволяет себя ласкать, бесхитростно флиртуя с ним, не понимая, как ему хочется сгрести ее в охапку и утащить в постель. Иногда его кровь буквально закипала, стоило ей коснуться губами его руки. Она делала это почти бессознательно, когда он обнимал ее — целовала его обнаженную руку чуть выше локтя, а один раз коснулась губами его татуировки на локтевом сгибе. Это сводило с ума. Ему до смерти хотелось по-настоящему поцеловать ее, прижать к кровати всем телом, чтобы пискнула, и задрать платье…

Когда на ум приходили такие картины, ему приходилось напоминать себе, что Асхелека — почти ребенок. Но проблема заключалась в том, что она не была ребенком: сказывалась шаггитеррианская кровь. Девушки на Шаггитерре в ее возрасте, как правило, уже имели двух-трех детей, начиная половую жизнь в двенадцать-тринадцать. Их тела к этому возрасту полностью оформлялись, и неудивительно, при продолжительности жизни сорок-сорок пять лет.

Внешне Асхелека мало чем напоминала подростка: ее тело оформилось и уже перестало расти. И все же она оставалась несовершеннолетней по закону до дня рождения, и он не имел права даже целовать ее. Даже теперь, когда она сама начинала этого хотеть.

Этот поход-прогулка по Шаггитерре придется как нельзя вовремя, чтобы отвлечь их обоих, размышлял Тхорн.

Через пару часов после объявления о сборах весь корабль жужжал, как сады Амдины весной. Настроение царило приподнятое, все с большой охотой снаряжались, и только несколько дежурных, которым предстояло остаться на корабле, выглядели унылыми и хмурыми. Но, несмотря на всеобщий почти праздничный настрой, Тхорн подвесил на ремень максимальное число боевых ножей и провел соответствующий инструктаж старших офицеров.

Хотя последние серьезные волнения на Шаггитерре случились уже почти три года назад, он не собирался рисковать: из командования докладывали, что обстановка не выглядит безоблачной, и никто на самом деле не понимал, чего ждать от шаггитеррианцев. Последний засекреченный доклад Сезару, с которым Тхорну позволил ознакомиться Величайший, выглядел тревожно. Исследовательская миссия работала долгие месяцы, ученые и психологи проводили массовые тесты с шаггитеррианцами, но обнаружить естественных причин их агрессивности во время прошлых обострений назад не удалось. И командование делало осторожные предположения о внешнем вмешательстве, направленном против горианцев.

Ариадна.

Уголовное наказание, показавшееся сначала концом света, на практике выходило на удивление не страшным. Когда она поняла, что будет отбывать его на том же корабле, на котором прилетела с Земли, ей почудилась злая ирония. Казалось, что теперь-то все офицеры, которые радушно общались с ней как с гостьей, обернутся безжалостными надсмотрщиками. Но на деле все вели себя так же доброжелательно, как и два с половиной года назад.

Ее не унижали, не мучили тяжелой работой, не ограничивали в передвижении по кораблю, не лишали ни еды, ни сна, ни даже права учиться. По правде, учеба на корабле Тхорна не уступала по качеству тем урокам, которые она получала на Горре вместе с Лиской и Марией. Командир не обращал на нее никакого внимания, а новый пре-сезар ей нравился больше, чем Астан, оставшийся на Горре.

Все, что отличало ее быт от дня той же Асхелеки, которая была просто пассажиром — два-три часа ежедневной работы вместе с офицерами. Иногда она участвовала в уборке служебных помещений, иногда это было приготовление еды на кухне. Иногда Рикэн брал ее с собой вниз, в двигательный отсек — там дежурные находились по очереди, следя за огоньками на огромной панели — они отражали состояние двигателей и детекторов. Если какие-то огоньки начинали часто мигать или меняли цвет — нужно было реагировать, самостоятельно отлаживать работу систем или вызывать техников или электронщиков, но при ней такого никогда не происходило, и они, как правило, просто сидели там два часа и болтали.

Она немного помнила его еще с того путешествия с Земли, но тогда ее опекуном был другой офицер, а сама Ариадна была слишком взволнована, чтобы запомнить кого-то еще. Тогда горианцы казались ей на одно лицо — здоровенные, угрюмые, малоэмоциональные. Теперь она понимала, что эмоции у инопланетян точно такие же, как и у землян, только выражаются немного иначе — в основном, телепатически. Овладев азами этой науки, она стала чувствовать себя намного комфортнее среди горианцев и теперь, конечно, легко различала их.

Рикэн охотно рассказывал ей про корабль, про его электронные и двигательные системы, про службу и про другие планеты. Ариадна отвечала на его вопросы про Землю, слегка ностальгируя. Однажды он осторожно спросил ее, почему она отказала Сезару. Ответ с ее стороны последовал уклончивый и неловкий.

Вероломство того, на кого вся Горра только что не молилась, поразило ее сильнее, чем она сначала полагала. Она тысячу раз прокручивала в голове его фразу: "Репрессий не будет. Нет — значит, нет", и в тысячный раз не понимала, как можно быть таким лицемерными — и главное, зачем? Она была вполне достаточно напугана тогда, чтобы согласиться, если бы он только дал понять, что требует этого. Или же это было ниже его достоинства — после ее резкого "нет"?

Или он сам не хотел помолвки, размышляла Ариадна, а повесил всех собак на нее для собственного удобства. Последнее более всего походило на правду и сильно злило ее: он оказался настоящим подлецом. Но сильнее всего ранил и шокировал, конечно, обман. Что ему стоило сразу сказать ей о наказании? Она, по крайней мере, была бы готова — и к суду, и к огласке. Суда, правда, как такового не было. Явился судья вместе с ее опекунами — быстро, в спешке, зачитал приговор от имени Сезара, пояснив, что по таким вопросам Величайший судит единолично — и все, ее забрали на "Черную звезду".

"Величайший! Да он просто подонок", — бесилась она про себя, понимая, что здравый смысл никогда не позволит ей сказать такое вслух. Повторное оскорбление Сезара, вероятнее всего, приведет к тому, что она навечно окажется заключенной на каком-нибудь космическом корабле или закончит свою жизнь уборщицей на Горре — стоило ли ради этого лететь с Земли?

Пока, по всей видимости, ее не собирались наказывать всерьез. Когда Ариадна оказалась на "Черной звезде", она даже не сразу сообразила, что ее капитан — муж Лиски, а командир — тот самый Тхорн, о котором она столько слышала и из прессы, и от подруги. Когда прилетел Дейке, и появилась Лиска — ей стало намного легче, потому что они ее успокоили. Никто из них не обращался с ней, как с преступницей.

Командир тоже вел себя с ней довольно мягко. Он спокойно поприветствовал ее на борту своего корабля, затем просканировал, объяснив, что это нужно для проверки ее здоровья, и познакомил с Рикэном, от которого она за все время не услышала ни единого грубого слова и тем более — не получала никаких наказаний, если не считать таковыми легкую работу, учебу и тренировки.

Правда, пару раз перед сном она все равно плакала от чувства жалости к себе — ну что стоило чертовой системе подобрать ей в женихи кого-то вроде Дейке эс-Хэште? Кого-то нормального, не читающего мысли, не правящего планетой и не ссылающего за "оскорбление" в летающую тюрьму.

Ей хотелось забыть о Сезаре, но почему-то мыслями Ариадна все чаще возвращалась к нему, вспоминая некстати то о шокирующе пронзительных глазах, то о черных ногтях, то о его вранье — пока ее не осенило, что надо просто узнать о нем больше. Пока ее любопытство не будет удовлетворено — бессмысленно гнать его из головы.

Эта мысль, пришедшая ей в голову после отбоя, заставила ее подняться и включить лампу-ночник, а потом включить коммуникатор. Горианская сеть на Шаггитерре, разумеется, не работала, поэтому в ее устройство перед вылетом загрузили все мыслимые и немыслимые энциклопедии и учебные пособия. Пролистав список наименований, Ариадна нашла нужное и погрузилась в чтение.

И, уже на второй или третьей странице, она поняла, что не заснет до утра — будет читать, читать и читать: Сезар оказался совсем не тем, что она о нем думала.

До знакомства с Величайшим Ариадна краем уха слышала, что он — представитель иной цивилизации, с иным родным телом, отличающимся от горианского. Когда она смотрела на его ногти, ей казалось: это тело представляет собой нечто страшное, чудовищное, некрасивое. В одном она была права: это выглядело чудовищно. На иллюстрациях в книге было изображено существо, которое горианцы называли драконом. И родное тело центарианцев, действительно, походило на дракона: огромные жилистые крылья, здоровенное ящерообразное туловище, когтистые лапы, острые зубы.

Но назвать центарианцев уродливыми у нее бы не повернулся язык: величественные, огромные создания — просто поражающих размеров, если верить масштабу, приведенному в книге. Сущность центарианцев, согласно энциклопедии, не вполне материальна — именно это позволяло им "отображаться" в теле дракона и человека одновременно. Ариадна перечитала еще несколько глав, но так и не поняла, что означало "отображаться" и что означало "одновременно". Представить себе присутствие одного и того же человека на двух планетах сразу и в двух разных телах ей никак не удавалось.

Отчаявшись уяснить это, Ариадна решила читать дальше. Необыкновенная сущность центарианцев позволяла им всем обретать высочайшие телепатические способности уже к тридцати годам. Они обладали массой возможностей, недоступных горианцам: например, могли сканировать без увода, почти мгновенно блокировать любые телепатические способности людей, лечить некоторые физические повреждения с помощью телепатии.

Некоторые центарианцы могли даже предсказывать будущее и, самое главное: благодаря своим необыкновенным способностям все они умели эффективно управлять. Именно поэтому только центарианцы последние две тысячи лет правили горианской системой планет. Для горианца высшим политическим постом оставалась должность советника — одного из членов совета, законодательного органа при Сезаре.

Дойдя до браков, Ариадна прочитала, что центарианцы чаще всего заключают их на родной планете, но бывает, что находят счастье и с горианками — за всю историю известны двадцать три таких случая, отмечалось в книге. Автор пособия не останавливался на этом подробно, но намекал, что это была большая удача для этих горианок: их телепатические способности и продолжительность жизни после слияния резко увеличивались, не говоря уже о благосостоянии и месте в горианской иерархии.

Отложив книгу, Ариадна вновь почувствовала, что с ней обошлись несправедливо. Кто-то должен был дать ей прочитать нечто подобное до того, как Сезар предложил ей помолвку, а не после. Хотя это вряд ли повлияло бы на ее реакцию и ответ, но это было бы справедливо. С другой стороны, теперь все встало на свои места: разумеется, Сезар не хотел помолвки с какой-то там бескрылой землянкой-недоучкой. Ему явно нужна другая женщина, хоть он и подлец.

Размышляя таким образом, она заснула под утро, чтобы пробудиться от звонка разрывающегося коммуникатора.

— Ариадна, ты где? — осведомился голос Рикэна на ее хрипловатое "да". — Тренировка уже началась.

— О, черт, — выдохнула она, резко открывая глаза.

— Что?

— Я говорю, что уже иду. Прости.

— Быстрее, — сухо скомандовал ее пре-сезар и отключился.

После тренировки и душа Рикэн нашел ее и отвел в сторону от девушек:

— Ты плохо себя чувствуешь?

— Нет, — Ариадна еле заметно порозовела. — Просто не выспалась.

— Почему?

— Я читала.

Она опустила глаза, вспомнив, что является заключенной и не имеет права нарушать режим под таким неуважительным предлогом.

— Ну, отлично, — слегка раздраженно ответил ей Рикэн. — Тогда ты наказана за нарушение режима. Посмотри мне в глаза.

Ариадна послушно подняла глаза, позволяя затянуть себя в увод. Хотя она никогда раньше не получала традиционных наказаний, но ждала этого давно, поэтому маленькая, умеренно болезненная трепка в уводе ее не напугала. Ей только показалось очень странным, что ее отшлепали как ребенка — все время хотелось засмеяться, и только, может, на последних двух ударах из десяти она прикусила губу от боли. И тут же все кончилось, и боль мгновенно прошла. Тогда ей снова пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться вслух: горианцы действительно полагали, что это настоящее наказание для взрослого человека?

Зато удивила реакция Рикэна — он оказался еще более мягким, ранимым человеком, чем она полагала: необходимость ее наказать выбила его из колеи. Глядя на то, каким взъерошенным и слегка вспотевшим он оказался, после того, как отшлепал и выпустил ее из увода, Ариадна невольно улыбнулась ему:

— Я в порядке, Рикэн. Прости меня.

— Иди завтракать, — сердито буркнул он, глядя в сторону.

Когда после завтрака командир объявил о путешествии, она мгновенно забыла и о неприятном эпизоде, и даже о том, как сильно хочется спать. Рикэн тоже развеселился и принялся инструктировать девушек.

— Будете жить в палатке втроем, — сообщил он. — Не забудьте средства от насекомых, когда будете собираться. И одевайтесь потеплее — помните, что вечерами холодно.

— А мы увидим шаггитеррианцев? — возбужденно осведомилась Микея и тут же осеклась, когда Асхелека резко обернулась на нее. Все застыли, опасаясь ее болезненной реакции, но тут лицо рыжеволосой девушки стало насмешливым:

— Обязательно увидишь, Микея. Причем в своей палатке и каждую ночь.

Дружный смех трех девушек прозвучал так заразительно, что на них обернулись все офицеры, еще не успевшие покинуть столовую, но это лишь усилило веселье. Рикэн сдержанно улыбнулся:

— Я думаю, командир обязательно запланирует экскурсию в поселение местных жителей. Это часть учений, и вас тоже наверняка туда сводят.

Асхелека.

После обеда все офицеры и пассажиры, направляющиеся в поход, организованно покинули корабль. Асхелека поразилась, как мало времени на это потребовалось: каждый шаг был отточен, каждый член команды знал, куда и за кем идти. Рикэн вывел их наружу первыми, и они наблюдали за тем, как офицеры проходят через главный верхний выход и спускаются вниз по лестнице. Из-за тяжелых вещей крылья никто не использовал — на плечах каждого мужчины висели объемистые сумки, в которых находилось сложенное оборудование, палатки, еда, запасная одежда.

Со смущением и потаенной радостью она заметила, что Тхорн сам держал сумку с ее вещами, не передав ее никому, хотя свои собственные вещи отдал нести младшим. Ей нравилось наблюдать за ним немного издалека — как он отдает короткие распоряжения подчиненным, с какой готовностью и сноровкой они их выполняют. Ей очень хотелось подойти и взять его за руку, как накануне вечером, когда они гуляли вдвоем.

Но Тхорн никогда не касался ее на людях. Асхелека полагала, что он и ей не позволит себя коснуться на глазах у подчиненных. Временами это уязвляло. Она понимала, что при команде ему не положено с ней нежничать, но он мог хотя бы иногда положить руку ей на спину или подержать ее ладонь. От того, что Тхорн этого не делал, ей казалось, будто он скрывает от всех их отношения, которые все больше походили на настоящую помолвку, хоть пока и неофициальную. Ей хотелось поговорить с ним об этом, но она робела, боясь услышать что-нибудь насмешливое, в его обычной слегка снисходительной манере.

Она не переставала думать об этом, пока они проходили первые меры в группе под руководством Рикэна. Командир разделил всю группу на три отряда, и ушел с первым далеко вперед. Девушки и Цесин оказались во втором, двигающимся медленнее, а третий двинулся в другом направлении, с каким-то заданием и с расчетом на то, что их пути в какой-то точке пересекутся к ночи. Профессор отделился от группы девушек, чтобы поговорить о чем-то с Рикэном. Идущие рядом Ариадна и Микея тоже о чем-то оживленно болтали, но она не хотела присоединяться к беседе, глубоко погрузившись в свои размышления.

Иногда Асхелеке казалось, что в Тхорне живут два разных человека. Один весьма жесткий, упрямый и вечно насмешливый, постоянно чего-то требовал от нее, пытался воспитывать и подшучивал, когда ему казалось, что она ленится на занятиях — иногда довольно обидно.

А другой нежнее нежного касался ее, гладил, целовал. Когда его губы касались волос или виска, она чувствовала, как ее буквально обволакивает его нежностью, и это глубоко трогало. Она верила, что он всегда будет ласковым с ней и никогда не даст в обиду. Если только он не обидит ее сам. Если только он не передумает заключать с ней помолвку, когда поймет, что она не оправдывает ожиданий.

Возможно, она для него слишком маленькая и глупая, или ее характер оказался на его вкус недостаточно тверд, когда выяснилось, что она не слишком усердно занимается телепатией. Иначе почему бы он так тщательно скрывал от всех то, что делает с ней, когда они бывают наедине? Почему бы на виду у команды ему хоть раз не посмотреть на нее с нежностью, не обнять за плечи, не потрепать по волосам, как когда они одни?

Ей не хотелось даже вспоминать о том, как она надеялась, что хотя бы в походе все изменится. Но ничего не изменилось — более того, он удрал от нее с другим отрядом. Что это было тогда, если не бегство?

Да и когда они бывали одни — ей казалось, он не достаточно заинтересован. Даже ни разу не поцеловал ее по-настоящему — это просто нелепо, особенно учитывая, что он уже делал это однажды, почти год назад. Если бы не тот раз — Асхелека даже усомнилась бы, знает ли Тхорн, как это делается. Иногда ей приходило в голову: что если так целуются только в школе? Но потом она вспоминала, как он целовал ее тогда, в ночь их знакомства, и ее сомнения развеивались. Нет уж, если мужчины так делают с девушками из дома удовольствий, то и с невестами захотят, тем более. Но почему же тогда он не делает этого?

— Асхелека, можно тебя на минутку? — вдруг прозвучало над ухом, и девушка вздрогнула всем телом. Оказалось, рядом с ней шел Рикэн, глядя на нее немного тревожно.

— Ты в порядке? — тихо спросил он, когда они отошли немного в сторону от всех.

— Конечно, а что? — спросила Асхелека, едва не краснея от стыда. Она не должна была так глубоко уходить в свои невеселые мысли на виду у одного из телепатов высокого уровня, каким, безусловно, являлся старший офицер Рикэн.

— Твой эмоциональный фон мне не нравится. Мне связаться с командиром?

— Нет! Я в порядке, честно. Пожалуйста, не говори ему! — взмолилась она, глядя на офицера снизу вверх. Он был не такой высокий, как Тхорн, но все же намного выше нее, и приходилось задирать подбородок, повисая на рукаве.

Но Рикэн медленно покачал головой:

— Я не буду сейчас, но вечером поговори с ним сама, иначе мне придется доложить о твоем состоянии, Асхелека. Мне жаль.

Когда Рикэн отошел, быстрыми шагами возвращаясь во главу отряда, из ее груди вырвался прерывистый вздох. Ох, дьявол. Только этого ей не хватало.

* * *

— Хеле, посмотри мне в глаза, пожалуйста, — мягко попросил Тхорн, как только они оказались наедине. Она так и не стала рассказывать ему ни о чем, но предатель Рикэн все же доложил.

Она видела, как они разговаривали часом ранее, когда все готовились к ужину, обжаривая орехи и овощи на костре, вскрывая консервы. Лагерь, который разбили офицеры к вечеру, получился очень большим и дружным. То и дело слышался гогот и шутки, мужчины заметно наслаждались отдыхом у костра, травя друг другу байки. Ни Тхорн, ни его подчиненные-командиры никого не гоняли и не настаивали на жесткой дисциплине. Всеобщий настрой был расслабленным, как на пикнике.

Еда на свежем воздухе казалась необыкновенно вкусной, но Асхелека немногое смогла проглотить, перенервничав, чувствуя на себе взгляд Тхорна даже издалека. Она понимала, что он придет за ней, и не ошиблась. Вскоре после ужина он молча взял ее за руку и отвел в свою палатку — не самую просторную, но это была единственная палатка, рассчитанная на одного.

— Ты будешь сканировать, — утвердительно сказала она, не поднимая взгляда.

— Нет, если ты не будешь ничего скрывать. Я просто хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза, когда говоришь со мной.

— А я хочу, чтобы ты снял эмоциональный блок, — процедила она, яростно уставившись в его глаза. В полутьме слабо освещенной палатки они казались черными и еще потемнели от ее слов, но блок он снял.

Полная непроницаемость Тхорна порой приводила ее в отчаяние. С тех самых пор, как он разблокировал ее способности, она привыкла ощущать хотя бы слабый эмоциональный фон каждого приближающегося к ней человека. Только теперь Асхелека понимала, в какой глухоте жила всю жизнь, и любые внешние блоки всерьез дразнили — ей хотелось пробраться за них. Особенно, если дело касалось его. О Тхорне она хотела бы знать все.

— Об этом можно было попросить и без злости, — заметил он прохладным тоном. Ощутив холодок в его эмоциях, Асхелека обхватила себя за локти, мгновенно теряя весь боевой настрой. Он слишком силен для нее, и не только физически. Ей никогда не победить в открытой перепалке. Вдруг ощутив себя глубоко несчастной, она отвела взгляд. Конечно, она не подходит ему. О чем тут говорить?

— Хеле, — тихо позвал он, протягивая руку и касаясь ее локтя. — Ну, ты что? Что случилось?

— Ничего, — она помотала головой, внезапно теряя дар речи из-за огромного болезненного кома в горле.

— Хеле.

"Никакой помолвки не будет, да?" — спросила она мысленно, понимая, что он услышит, глядя на него повлажневшими глазами.

— Да кто тебе это сказал? — мгновенно отозвался он.

Если бы она даже не расслышала изумление в его голосе — оно явственно проступило в эмоциях.

— Хеле?

Он слегка повысил голос, и его эмоции сменили окрас — Тхорн начинал сердиться. Асхелека сглотнула, мгновенно пугаясь, и тут же взорвалась, когда поняла, что чувствует себя загнанной в угол:

— Потому что! Ты! Ты даже ни разу меня не поцеловал, — завопила она, лишь немного понижая голос, чтобы не быть услышанной всем лагерем. — Ты меня даже не касаешься при всех! Даже за руку не берешь!

— А почему я должен? — спросил Тхорн, еще больше изумляясь, но Асхелека от этих слов так поменялась в лице, что его проняло, и две сильные руки в неожиданно беззащитном жесте синхронно поднялись вверх:

— Стоп… погоди… я имел в виду не…

— Почему? Ты? Должен? — закричала она, на этот раз даже не понижая голос, пылая от праведного гнева, вскакивая со своего места. Ошибкой было в этот момент встречаться с ним взглядом, но она осознала это, лишь уловив блеск краем глаза. Увод Тхорна как всегда был невесомым — только эти легкие блики дали знать. Но даже это не подготовило ее к тому, что он молча схватит ее за запястье, рывком притянет к себе и обхватит ее затылок ладонью, приближая лицо.

Она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела: его губы атаковали с таким напором, который заставил все внутри нее оцепенеть. Лишь несколько секунд спустя Асхелека сообразила, что происходит, когда схлынул первый шок: он целовал ее, по-настоящему. Его язык, требовательно раскрывший ее губы, проник глубоко в ее рот и нахально заигрывал, ласкал, хозяйничал, наказывал за дерзость — все одновременно. Тхорн держал ее очень крепко — словно она могла вырваться, словно он не был бесконечно сильнее в уводе! Словно он и без увода не был бесконечно сильнее…

До нее не сразу дошло, что он просто захвачен эмоциями, как и она. А когда дошло — даже стало не по себе. Но в его страсти сомневаться не приходилось, не на этот раз.

Асхелека потеряла ориентацию в пространстве, и не сразу поняла, что лежит под ним на его походной постели, и что его мощное бедро вклинилось между ее ног, легонько нажимая, прозрачно намекая на то, к чему она даже не была готова, но очень хотела попробовать.

— Тхорн, — пискнула она, когда его губы, наконец, отпустили ее рот. Но его лицо все еще было очень близко, а рука лежала на затылке, надежно фиксируя его, не давая шевельнуться.

— Успокоилась? — еле слышно спросил он. В его голосе хорошо различались угрожающие нотки, и Асхелека против воли широко улыбнулась — потому что эта угроза ее не пугала, а делала счастливой.

— Да, — прошептала она.

Тхорн с тихим стоном выпустил из увода, и она нашла себя в нежных объятиях. Он не укладывал ее на свою кровать и не прижимал сверху. Всего лишь иллюзия в уводе. Забавно, подумала Асхелека: значит, он вел себя деликатнее, чем на самом деле хотел бы.

Его губы касались ее уха:

— Ты второй раз кричишь на меня, — проворчал он, телепатически улыбаясь. — На третий твоя попа пострадает.

— Прости, — сказала она, хотя не чувствовала особой вины.

— Я сообщу команде о помолвке.

— Это не обязательно.

— Нет, обязательно. Ты права, мы не должны скрывать это.

— Но ведь это еще не официально.

— Можно сделать официально. Мы не на Горре, малыш, а сейчас и не на корабле. Это Шаггитерра, и здесь ты совершеннолетняя.

— Ты серьезно?

Асхелека вцепилась в его руки, даже не замечая, что впивается ногтями.

— Серьезно, — ответил Тхорн, мягко отцепляя ее руки. Глядя в глаза, он положил их на свою шею:

— Ты согласна стать моей невестой, маленькая?

— Да.

— С этой минуты ты моя невеста, — прошептал он и снова поцеловал ее.

Микея.

В импровизированном домике у девушек свет уже не горел, но они не спали, удивленные тем, что Асхелека все еще не вернулась.

— Думаешь, это нормально, что он так долго держит ее в своей палатке? — наконец, тихо спросила она вслух.

— Не думаю, что он держит ее там силой, — невозмутимо заметила Ариадна из темноты.

— Я не об этом, — смутилась горианка. — Просто это немного… неприлично. Они даже не помолвлены.

— Хочешь указать командиру на нарушение приличий? — последовал ответ со смешком.

Микея почувствовала, как загораются щеки, и спешно заблокировала эмоции, чтобы Ариадна не прочитала. Землянка, конечно, грубовато поставила ее на место, но в целом она была права: не ей, осужденной за перевод порнографии, требовать от других благопристойности.

— Я просто волнуюсь за Асхелеку, — тихо сказала она, оправдываясь. — Ей еще нет шестнадцати, и такие вещи могут дурно сказываться на репутации, тем более она…

— Микея, хватит, — простонала Ариадна. — Не будь такой занудой и ханжой. Ну, подумаешь, целуются они там — большего все равно ведь не будет, верно?

— Ты действительно не понимаешь?

Она приподнялась на локте и зажгла маленькую походную лампу, которую раздали по одной каждому — чтобы посмотреть в лицо землянки.

— Чего не понимаю? — спросила Ариадна, скрестив с ней удивленный взгляд.

— Правил. Ты не понимаешь, что мужчина не должен целовать женщину, если он с ней не помолвлен? Что ее из-за этого все будут считать испорченной и распущенной? А он увел ее в свою палатку на глазах у всех! Это же все равно что… все равно что…

— Все равно, что он запустил бы руки ей под платье, стоя посреди лагеря? — подсказала Ариадна. И засмеялась, когда из груди Микеи вырвался возмущенный вздох.

— Я не вижу в этом ничего забавного, — поджав губы, заметила она.

— А я думаю, это забавно. Они оба влюблены по уши, это слепому видно. И он на ней женится. Какая разница, сколько раз он ее до этого поцелует?

— А если не женится? Ты хоть представляешь себе, какой это для нее риск? С его стороны это просто неуважение, это очень непорядочно! Это…

Микея была так возмущена, что хотела многое еще сказать ничего не желающей понимать Ариадне, но тут за стенами палатки послышались шаги, и пришлось закрыть рот. И тут же в палатку вошла Асхелека, слегка пригнувшись. Даже в слабом свете лампы было видно, в каком беспорядке находились ее волосы, и как горело лицо — и какая на нем горела улыбка.

— Девчонки, — выпалила она, задыхаясь от возбуждения. — Я помолвлена! Я так счастлива — просто с ума можно сойти!

— Как? — вырвалось у изумленной Микеи. Обернувшись на Ариадну, она поймала насмешливый взгляд землянки и побагровела. К счастью, Асхелека, пребывавшая на седьмом небе, ничего не заметила.

* * *

На следующее утро Микея проснулась разбитой. Они с девчонками проболтали едва не до рассвета, пока к их палатке не приблизился Рикэн, дежуривший в ночь, и не рявкнул, чтобы засыпали. В результате, когда их разбудили наутро, девушки очень долго соображали, на каком они свете, и проклинали свою болтливость. Особенно Ариадна, которая, по ее признанию, не выспалась и накануне.

Но вставать пришлось. После походного завтрака из консервированных молочных продуктов и сваренного на костре чая командир взял за руку красную от счастья Асхелеку и объявил во всеуслышание о помолвке. Офицеры отозвались громких гоготанием, неожиданным для девушек. Но Тхорн просто кивнул и пожал плечами, принимая их веселье и шутки как должное. А сразу затем велел им собираться на небольшую экскурсию в шаггитеррианское поселение, и теперь уже все девушки запищали от радости, несмотря на усталость.

Краем глаза Микея заметила, как Тхорн приблизился к Асхелеке, присел перед ней на корточки, что-то тихо спросил. Нежность, светившаяся у него в глазах, преображала суровое, обычно бесстрастное, как камень, лицо до неузнаваемости.

Она опустила глаза — щеки вновь пылали. Все еще было ужасно стыдно за вчерашний разговор с Ариадной и за то, что плохо отзывалась о Тхорне за его спиной.

— Маленькая, что с тобой? — негромко спросил Цесин. Микея вздрогнула — она даже не заметила, как ее жених подошел, настолько погрузилась в свое смущение. И, видимо, это стало заметно.

— Мне ужасно стыдно, — прошептала она, утыкаясь в его свежую рубашку, когда он обнял ее. — Я сделала кое-что дурное.

— Что именно? — невозмутимо спросил Цесин, заправляя волосы ей за ухо. Микея прерывисто вздохнула — ее любимый профессор всегда так спокойно и рассудительно реагировал на все. Эту черту в нем она просто обожала.

— Я наговорила гадостей о командире вчера. А потом поняла, что ошиблась.

Цесин вздохнул и приподнял ее подборок:

— Наговорила за глаза? И кому же?

— Ариадне.

— Плохо, конечно, — негромко сказал он. — Я думаю, надо пойти и извиниться прямо сейчас, пока есть минутка. Идем, я буду рядом.

— Я не могу, — Микея почувствовала, что ее вот-вот хватит удар. — Он такой… у меня ноги отнимаются, даже когда он просто смотрит.

— Это просто героический ореол. Он такой же человек, как все, Мике. Но сердить его не стоит, поэтому я хочу, чтобы он узнал от тебя, прямо сейчас.

На этот раз взгляд Цесина стал жестче, и она опустила голову. Деваться, в общем, было некуда. На ее глазах выступили слезы, но Микея кивнула и, яростно смахнув их, приблизилась к командиру, не выпуская руку своего жениха, непроизвольно сжимая ее изо всех сил.

Под удивленным взглядом Асхелеки стало совсем плохо, но ее одеревеневшие губы все же выговорили просьбу поговорить наедине. Выражение лица Тхорна, когда он перевел взгляд на нее, все еще хранило след нежности и тепла, с которым он любовался лицом своей новоиспеченной невесты, и от этого стало немного легче.

Когда они остались втроем, Микея против воли начала всхлипывать, по глазам командира видя, что он уже прочитал в ее мыслях все или почти все. Блоки для телепата его уровня не помеха. Для такого уровня вообще мало что могло стать помехой в природе, но все же он терпеливо ждал, предоставляя ей возможность сказать все, что она хотела.

— Я сплетничала. Простите меня, пожалуйста, — с трудом выдавила она и самым позорным образом расплакалась.

— Принято, — коротко ответил Тхорн и положил ладонь ей на плечо, ощутимо сжимая:

— Не убивайся так. Ты ошиблась, это со всеми случается. Просто умерь перфекционизм — и к себе и к другим, хорошо?

Прерывисто вздохнув, Микея изумленно уставилась в зеленые глаза, словно засасывающие — хотя он определенно не пытался ее уводить. Она не такое ожидала услышать, и пару секунд просто не знала, что ответить, но тут же пришла в себя и послушно закивала:

— Да. Я поняла. Хорошо.

Когда Тхорн отошел, переключая внимание на своих офицеров, Микея с трудом подняла глаза на жениха: перед ним тоже было неловко. Как пре-сезар, он нес ответственность за ее поступки перед своим пре-сезаром — а в данный момент им был как раз командир.

— Накажешь меня? — спросила она.

Ее отец бы не спустил такое с рук, ее последний пре-сезар — начальник на службе — может, и простил бы, но между ней и Цесином все казалось новым, совершенно иным. И он еще ни разу ни за что не наказывал ее — она не могла предугадать наперед его реакции.

— А тебе это нужно? — осведомился он.

Это прозвучало как шутка, но Микея вдруг поняла, что всерьез об этом размышляет. Никогда раньше ее не спрашивали о таком, хотя это было нормально между взрослыми людьми. Ее лицо просветлело, и слезы высохли. В груди разлилось тепло: всего лишь четырьмя словами он сказал так много.

— Наверное, нет, — осторожно заметила она.

— Тогда мне незачем наказывать тебя, маленькая, — с поразительным спокойствием в тоне резонно заметил Цесин.

— Я тебя очень люблю, — просияла она, поднимая лицо.

— И я тебя тоже, — отозвался ее жених, украдкой обернулся, убеждаясь, что никто не смотрит, и тогда поднял ее, чтобы быстро поцеловать.

На экскурсию к шаггитеррианцам с ними отправилось всего несколько офицеров, не считая самого Тхорна и Рикэна, который нес ответственность за пассажиров корабля, и потому все время маячил где-то рядом.

Идти пришлось дольше, чем ожидала Микея — через пару часов она даже начала выбиваться из сил, впрочем, как и Асхелека с Ариадной. Как Тхорн ориентируется, она не понимала. Их мини-отряд проделывал долгий путь по довольно дикой местности: то по полям — в траве по колено, то сквозь перелески с неожиданными овражками, и ее сапожки, не предназначенные для таких испытаний, начали промокать.

Цесин, шагавший рядом, с удивительной ловкостью преодолевал все неожиданные "засады" вроде ямок с водой, острых коряг, цепляющихся кустов, как и офицеры, форма которых сохранялась идеально чистой, а вот девушкам везло меньше. И если Асхелека, за которой зорко следил Тхорн, осталась сухой и невредимой, то Микея чуть не плакала от досады, когда в довершение к мокрым сапогам и грязному линосу какая-то низко висевшая ветка хлестнула ее по волосам, выдернув чуть ли не целую прядь и начисто испортив прическу.

— Ай, — завопила она от острой боли, прижав руку к голове, злясь на Цесина, который даром, что шел рядом, но не мог уберечь ее ни от воды, ни от веток.

— Маленькая, осторожнее, — сказал он, сочувственно погладив по голове.

Рикэн обернулся и шагнул к ней:

— Я же сказал всем надеть головные уборы, — сказал он с легким упреком в тоне.

— Я забыла на корабле, — виновато отозвалась она. Боль уже прошла, и теперь осталась только неловкость от того, что все уставились на нее.

Офицер молча сунул руку в карман, достал плотную банданну, явно входившую в комплект его формы, и протянул ей.

— Спасибо.

Микея послала телепатическую виноватую улыбку, связывая концы от куска плотной ткани на затылке, а Рикэн оглянулся на других «туристов».

— Еще одна, — неодобрительно сказал он, когда и Ариадна невольно провела ладонью по своей непокрытой голове.

После того, как землянке тоже выдали головной убор, они продолжили путь и очень скоро вышли на высокое место с редкими деревьями. Перед ними открылся небольшой овраг с речушкой, а правее, за деревьями — у Микеи замерло сердце — отчетливо виднелся дымок, причем несколько столбиков сразу.

— В той стороне поселение, — негромко подтвердил Тхорн ее догадку. — Уже здесь могут быть местные люди. Пожалуйста, ведите себя спокойно. Некоторые будут подходить к вам и попытаются дотронуться, особенно дети — не пугайтесь. Но и поощрять это не стоит. Не останавливайтесь надолго, не вступайте в разговоры и ничего им не давайте. Все ясно?

Получив утвердительные ответы от Цесина и девушек, Тхорн кивнул головой вправо, и они направились прямо к поселению. Уже через несколько шагов оно открылось как на ладони, оказавшись больше и оживленнее, чем Микея предполагала.

— Сколько здесь живет людей? — опережая ее мысль, спросила Ариадна.

— Порядка пяти сотен. Мы разделимся, чтобы местные не испугались, — добавил Тхорн и, взяв за руку Асхелеку, ушел в сторону.

Микея крепче сжала руку Цесина — с ними отправились двое офицеров. Ариадна с Рикэном и еще одним военным пошла в другую сторону. Остальные немного отстали. Все поселение было вытянуто в длину вдоль оврага с рекой. Две кривые улицы, три ряда утлых хижин. Микея невольно наморщила нос, обратив внимание, в какой грязи возятся дети. Погода стояла теплая, но ночью шел дождь, и дорогу слегка развезло.

Домики — если их можно было так назвать — тоже не выглядели ухоженными. Они прошли все поселение насквозь, и убедились, что все шаггитеррианцы жили в похожих друг на друга деревянных грубо сколоченных строениях в форме шалашика, из неокрашенных плохо обработанных бревен. Их утепляли шкурами животных, соломой, порой неаккуратно торчащей наружу. Эстетических чувств местному населению явно недоставало.

Одежда на дикарях выглядела под стать их жилью: неаккуратно сшитая, в основном из кожи, швы наружу, штанины кое-как оборваны книзу. Женщины носили длинные кожаные хламиды, которые язык Микеи не повернулся бы назвать платьями, мужчины — брюки и что-то, похожее на туники, сверху. А многие выше пояса сверкали оголенной грудью.

Рост местных жителей резко отличался в меньшую сторону от горианцев. Не все местные мужчины возвышались над Микеей. Сначала она с интересом и дружелюбием изучала их, но с каждой минутой ее все больше охватывало чувство брезгливости, когда взгляд выхватывал больше деталей, вроде грязных волос, черных по краю обгрызенных ногтей, гнилых зубов — у тех, кто постарше.

Речь шаггитеррианцев в первые минуты представлялась потоком неразборчивых звуков, и из ее груди даже вырвался разочарованный вздох: не было похоже, чтобы это племя общалось на одном из тех наречий, которые изучала она. Но затем, услышав отчетливый обрывок фразы одной из местных жительниц, Микея замерла как вкопанная, во все глаза уставившись на юную шаггитеррианку. Она поняла ее.

Тыкая в нее пальцем, молодая девушка, больше похожая на чумазую девочку, говорила: «Красивая инопланетянка. Красивая». Что ответила ей другая женщина, постарше, стоявшая рядом, Микея не поняла, но когда ее глаза встретились с полным восторга и любопытства взглядом девочки, она невольно сказала: «Спасибо» на шаггитеррианском. Соблазн вступить в диалог оказался непреодолим, хотя Микея и слышала предупреждение Тхорна.

Услышав ее ответ, шаггитеррианка застыла, переглянулась со стоявшей рядом женщиной, и вдруг тихонечко запищала, а потом — все громче и громче. Подпрыгнув на месте, туземка вдруг что-то громко закричала в дополнение к писку, что — Микея не смогла разобрать, однако смысл был ясен, учитывая, с каким возбуждением девочка указывала на нее пальцем. Шаггитеррианка стремилась сообщить всем какую-то новость — возможно, о том, что обнаружила инопланетянку, которая говорила на их языке. Или это было слишком сложно для их уровня интеллекта?

— Что ты ей сказала? — изумленно спросил Цесин, сразу шагнув ближе, и взял ее за руку.

Прежде, чем Микее удалось как-то отреагировать, она, Цесин и два сопровождавших их офицера оказались в кольце шаггитеррианцев, наперебой что-то говоривших ей. Некоторые фразы она понимала — туземцы говорили, что она красивая, и тут же просили еды, одежды, умоляюще складывали руки лодочками. Набежали дети, протягивая руки, дергая ее за платье.

— Я ничего им не сказала, только «спасибо», — оправдываясь, сказала Микея Цесину и одному из офицеров, который прожег недовольным взглядом.

— Все назад! — рявкнул тот на туземцев, и взрослые шаггитеррианцы было отступили на шаг, но энтузиазма у них не поубавилось — они продолжали смотреть на Микею, словно на спустившуюся с неба богиню, и просить ее наперебой обо всем сразу, засыпая комплиментами. Не зная, что делать, она прижала руки к груди, растерянно моргая и робко улыбаясь.

— Пожалуйста… дайте мне пройти. Нам пора уходить. Спасибо вам, — сказала она по-шаггитерриански, потрепав по волосам мальчика лет пяти, который цеплялся за ее платье, и крылья, и что-то лопотал.

Но эта фраза только привела шаггитерианцев в большее возбуждение, почему-то даже в неистовство. Пытаясь приблизиться к ней, они стали толкаться и тут же — драться друг с другом. Сначала двое, но очень быстро в борьбу оказались вовлечены и другие шаггитеррианцы.

— Мике! — воскликнул Цесин, явно встревоженный, и сжал ее руку выше локтя.

— Эста, молчите, — рявкнул офицер на ухо почти одновременно с ее женихом. — Больше ни слова на шаггитеррианском.

— О, Сезар Величайший… — вырвалось у Микеи, когда она шарахнулась в сторону от свары между пятью шаггитеррианцами. Но с другой стороны к ней тянули руки другие поселяне, не обратившие на драку ни малейшего внимания, а наоборот, воспользовавшись ею, чтобы пробраться к ним мимо дерущихся. Им бы улететь — но для разбега место не было. Для этого надо было сначала убежать.

— Стоять! Стоять! — гавкали на местных офицеры и по-гориански, и по-шаггитерриански, защищая спинами ее и Цесина, уже не подпуская к ней местных, постепенно отжимая их в сторону. Но шаггитеррианцев уже было так много вокруг них, что двое их охранников могли лишь поддерживать статус-кво, ограждая Микею и Цесина от тянущихся к ним рук.

Она слышала, как один из офицеров связался по рации с Тхорном, и испытала смешанные чувства: с одной стороны, облегчение — так как не сомневалась, что командир поможет, а с другой — отчаяние. Ох, и попадет же ей за все это. И надо же было такому случиться сразу после утреннего инцидента, досадовала она. Страха Микея не испытывала — ей не верилось, что шаггитеррианцы способны причинить им настоящий вред.

Часом ранее.

Асхелека слегка порозовела, когда Тхорн знаком отпустил всех офицеров, чтобы остаться с ней наедине. Ее сердце забилось чаще: он хотел проводить время только с ней. Робко улыбнувшись ему, она получила в ответ теплую телепатическую улыбку и нежное поглаживание по руке. Невеста. Она до сих пор не могла к этому привыкнуть.

— Устала? — негромко спросил он.

— Немного, — призналась она.

— Мы можем посидеть где-нибудь, — сказал Тхорн, уверенно шагая по разбитой улице, по хлюпающей под ногами грязи. Асхелека шла за ним, держась за руку, с интересом озираясь на шаггитеррианцев. В походе она чувствовала на себе тревожные взгляды Ариадны, Микеи, Цесина и даже Тхорна. Но ей казалось, что это излишнее беспокойство — предстоявшая встреча с соотечественниками не повергала ее в сильные неприятные чувства.

Теперь, увидев их прямо перед собой, она лишь утвердилась в этой мысли. Встреча не травмировала ее. Только раз, когда взгляд упал на женщину в возрасте, она нахмурилась, задумавшись, что такой же могла бы быть ее мать. Такой же уставшей, покрытой морщинами и седой в свои неполные сорок, такой же неопрятной, бедной, возможно, голодной… вот только ее мать мертва, и голода испытывать не может, будь то хорошо или плохо.

— Хеле, — позвал Тхорн, который, тем временем, нашел прекрасное место для отдыха в виде поваленного дерева, по которому лазали шаггитеррианские дети. Приближение огромного горианца заставило малышей насторожиться и отступить, благодаря чему они с комфортом расположились на большом сухом и теплом стволе. Асхелека с облегчением вытянула ноги и положила голову на грудь своего жениха, с улыбкой наблюдая, как маленькие шаггитеррианцы изучают их взглядами на расстоянии, что-то обсуждая между собой — по всей видимости, решая, насколько безопасно приближаться к этим инопланетянам.

Взрослые тоже смотрели. У дома напротив женщина средних лет оставила стирку и косо поглядывала, озадаченно потирая лоб мокрой рукой. Чуть дальше посреди улицы остановились три шаггитеррианца. В их взглядах, которые они бросали на Тхорна, читалась легкая настороженность. Но, судя по всему, они знали, что опасности нет, и не боялись нападения.

— Они скоро вернутся к своим делам. Это поселение — одно из тех, с которым часто работают наши исследователи. Здесь к горианцам привыкли, — негромко пояснил Тхорн, поглаживая ладонью плечо своей невесты.

— Поэтому ты привел нас именно сюда?

— Конечно. На Шаггитерре полно мест, где местные редко видят инопланетян. Появляться там — означает вводить их в панику. Иногда шаггитеррианцы бросают свои дома и спасаются бегством при виде горианцев. А иногда нападают.

— Почему они так делают? Они действительно хотят убить? — поежилась Асхелека.

— Иногда. Редко, маленькая, не волнуйся. Но никто точно не знает, почему. Почти три года назад Сезар распорядился устроить здесь большую исследовательскую миссию. Скоро будут первые результаты. Как ты себя чувствуешь? — спросил Тхорн, резко меняя тему, словно не хотел продолжать говорить о неприятном.

— Нормально. Все смотрят на меня так, словно происходит нечто ужасное.

— Просто волнуются за тебя.

— И ты тоже?

— И я.

Тхорн немного отстранился, чтобы посмотреть в лицо, ласково обхватил его обеими ладонями, стянул банданну, гладя по волосам. На ее губах застыло дыхание — так поражала каждый раз эта его нежность, как будто он на глазах превращался в другого человека. Воровато оглянувшись, ее жених наклонил голову, прикоснулся легким поцелуем к ее губам. Асхелека ждала этого все утро, но теперь, вместо того, чтобы тихо наслаждаться моментом, вдруг рассмеялась.

— Что? — с улыбкой спросил он, разрывая прикосновение их губ.

— Ты так смешно оглянулся. Чтобы подчиненные не увидели, да? — весело осведомилась она.

— Я не целуюсь у всех на виду, — серьезно подтвердил Тхорн.

— А как же они? — спросила Асхелека, указав на шаггитеррианцев, которые теперь пялились на них во все глаза.

— Они не в счет, — отмахнулся Тхорн, и снова хотел поцеловать, но перед этим опять оглянулся, и Асхелека расхохоталась пуще прежнего.

— Да что с тобой такое? — сердито осведомился он.

— Ты бы видел свое лицо, — хохотала она, вытирая с глаз слезы. — Я не могу объяснить, ты такой серьезный, понимаешь…

— Ты ребенок, — закатил глаза Тхорн, ущипнув за ребра. Пока Асхелека смеялась, он достал из кармана флягу с водой и сделал несколько глотков, а потом протянул ей, и в этот самый момент сработала его рация.

— Да, Рикэн, — ответил он, мгновенно поднося прибор к лицу. И почти сразу подскочил на ноги.

— Что? — спросила Асхелека, без дополнительных объяснений вскакивая за ним.

— Ариадна пропала. Не волнуйся, сейчас найдем.

Тхорн взял ее за руку, и они почти побежали обратно, по той же улице, в ту сторону, откуда пришли.

— Как пропала? — спросила Асхелека, мгновенно начав задыхаться.

— Не знаю, — в голосе Тхорна слышалось недоумение. — Говорит, попросилась в туалет и не вернулась. И теперь эти балбесы впятером ее не могут найти.

— А куда мы… — начала Асхелека, когда они резко свернули к оврагу.

— Вниз, — коротко ответил Тхорн и опустился на одно колено.

Асхелека послушно легла на спину, обхватила его шею, и огромные крылья тут же раскрылись, спуская их обоих на сотню метров — так быстро, что даже дух захватило, и она зажмурила глаза, крепко держась за него. Она внезапно разнервничалась так, что сама очень сильно захотела в туалет, но для этого определенно теперь было не лучшее время. Слова Тхорна успокаивали, но то, как он спешил, выдавало его тревогу об исчезновении землянки. Неужели с ней могло случиться что-то дурное?

Ариадна.

Все случилось так нелепо, что в первые мгновения она не кричала — не зная, что потом будет поздно. Они не спеша прогулялись по поселению, но потом ей очень захотелось в туалет, и Рикэн спустился с ней в овраг. Шаггитеррианцы в качестве туалета использовали ямы позади домов, пояснил он, но там трудно было бы организовать уединение, да и грязно. Поэтому офицер предложил Ариадне отправиться за раскидистые кусты в низинке, где никого не должно было быть, и остался ждать ее на приличном удалении, чтобы не смущать.

Ей не следовало уходить от него так далеко, но кто же знал? В тот момент ее заботило лишь то, чтобы Рикэн ничего не увидел и не услышал, потому что внезапно одолело стеснение. Этот горианец нравился ей все больше с каждым днем — такой спокойный и симпатичный. Возможно, чересчур молчаливый порой, но это сообщало ему такую загадочность, что в ней пробудилось любопытство.

Наверное, Ариадна не закричала в первую минуту еще и потому, что не почувствовала угрозы. Выбрав куст на максимальном отдалении от Рикэна, она успела освободиться от лишней жидкости в теле и даже оправить одежду, когда поняла, что за ней наблюдают два шаггитеррианца. С виду они казались такими безобидными и бестолковыми, что ее даже не смутил тот факт, что они видели ее полуголой, да еще и за таким интимным делом. И, вместо того, чтобы закричать и бежать, она промолчала и улыбнулась им, словно они были обычными людьми, ненароком заставшими ее в неприглядном положении. Ей даже показалось, что они сами вот-вот смущенно разулыбаются и бочком удалятся.

Ее второй ошибкой было позволить им приблизиться, потому что одолело любопытство. Что ж, его очень скоро удовлетворили — ошеломляюще сильным ударом по голове.

Провал в памяти не позволил Ариадне понять, что произошло сразу затем. Очнулась она от того, что ее кто-то придавил, и этот кто-то на ней ерзал и сопел. Голова взорвалась болью, вырвался стон. И, только сообразив, что на ней рвут одежду и грубо лапают, она, наконец, отчаянно закричала.

Не понимая, где она, и что с ней происходит, Ариадна даже не сразу сообразила, что вопит на родном языке вместо горианского, но когда с нее стали стаскивать тонкие штанишки, которые она, как всякая добропорядочная горианка, носила под линосом, пришлось соображать быстрее. Прибавив громкости, она заорала на горианском, наконец, разглядев все вокруг. Крошечная полянка, перелесок. Шаггитеррианцы, задумавшие злодейство, утащили ее с того места, где нашли. И теперь трудились над ней вдвоем. Пока один, лежа сверху, пытался справиться с ее штанишками, преодолевая сопротивление теперь уже брыкающихся ног, второй держал за руки.

Этот же шаггитеррианец ударил по щеке в ответ на крик, и у нее перехватило дыхание от боли. Затылок раскалывался — новый удар, казалось, разбил что-то прямо внутри головы. Ариадна пыталась сопротивляться, но с виду тщедушный дикарь оказался очень сильным. Еще минута — и он завершил бы то, что начал, но, к счастью, этому не суждено было случиться.

Сквозь слезы она все же разглядела Рикэна, выросшего за спиной неудавшегося насильника за секунду до того, как с обоими напавшими на нее было покончено. Одним движением руки горианец схватил ее обидчика сзади за шею и рывком снял с нее, а затем с силой отшвырнул в сторону. Легким ударом ноги сшиб второго на землю, но тот закричал так, что стало понятно: легкость обманчива, удар неудавшемуся насильнику достался сильный. Первый тоже не поднимался, поскуливая на земле.

Рикэн больше не уделил им ни секунды внимания. Теплые сильные руки осторожно прошлись по ее телу, проверяя.

— Ариадна, ты в порядке? — позвал он ее, застывшую. Ариадна молча разглядывала скулящих шаггитеррианцев, словно не слыша горианца. — Здесь больно? А здесь?

— Нет, нет, только голова, — пробормотала она, и он ощупал ее голову. Когда теплые пальцы добрались до шишки, Ариадна вскрикнула, но Рикэн тут же убрал руку и осторожно поднял ее с земли. До нее донеслись тихие ругательства, и земля качнулась. Он нес ее куда-то, и Ариадна вдруг очнулась, заплакала, уткнувшись носом в его рубашку, остро переживая теперь и боль, и унижение.

— Тихо, тихо… не плачь. С тобой все будет хорошо. Просто небольшое сотрясение, — сказал он негромко. — Это я виноват.

— Нет, это я… мне надо было сразу закричать, но я подумала, что они ничего не сделают…

— Все, не говори ничего. Расслабься. Ты в безопасности, — тихо сказал офицер.

Асхелека.

Она не успела даже всерьез испугаться за Ариадну, когда они все услышали ее крик. Ближе к тому месту оказался Рикэн, за ним бросился и Тхорн, и буквально несколько минут спустя они вернулись — с Ариадной.

Все, кто участвовал в поисках, теперь собрались в долинке у ручья — четверо офицеров и Рикэн с землянкой на руках. Отсутствовала Микея, Цесин и два офицера, которые ушли с ними. Разглядев наливающийся на лице Ариадны синяк и разорванную в клочья одежду, еле прикрывающую ее тело, Асхелека вскрикнула. Тхорн взял из рук младшего офицера плед и осторожно обернул пострадавшую девушку, а затем внимательно осмотрел ее голову и на пару минут увел.

Подчиненные переминались с ноги на ногу, заметно нервничая, опуская головы, пока командир осматривал пострадавшую. Было заметно, что они ожидают взбучки. На Рикэне вообще не было лица, и Асхелека послала ему ободряющий взгляд. Но сама она внутри заледенела при мысли, что шаггитеррианцы могли сделать с Ариадной. Что они успели с ней сделать?

— Рикэн, оставь вещи и лети с ней на корабль. Ей нужно как можно быстрее оказаться в постели, — вынес вердикт Тхорн. Его тон звучал на удивление спокойно, и Асхелека почувствовала, как окружившие командира подчиненные немного выдохнули.

Но не успели притихшую Ариадну пристегнуть к спине Рикэна, как у Тхорна снова сработала рация. Услышав призыв о помощи, все оцепенели.

— Да вы что, издеваетесь все, что ли? — не обращаясь ни к кому конкретно, вопросил в воздух Тхорн, засунул рацию в карман и, уже сосредоточенный, оглядел своих подчиненных, очевидно, раздумывая, кого отправить на подмогу, а кого оставить с ней и Ариадной.

Асхелека обхватила себя руками — ее начала бить дрожь. Рикэн расстегнул ремни, и быстро опустил Ариадну на землю, завернутую в плед как в кокон.

— Ты и ты — смотреть во все глаза, — рявкнул Тхорн на двух попавшихся под руку офицеров, а Рикэну и остальным махнул, и через пару секунд они уже поднялись в воздух, взяв курс по направлению к поселку.

— Эста, не волнуйтесь, — тихо сказал один из офицеров. — Вы в безопасности.

Асхелека дико на него взглянула и молча опустилась на колени рядом с Ариадной, улыбнувшись ей дрожащими губами.

— Кажется, прогулка не удалась, да? — криво улыбнувшись, заметила землянка, морщась от боли. В ее речи, возможно, от волнения, прорезался более сильный акцент, чем обычно.

Асхелека нервно рассмеялась:

— Да, уж, кое-что пошло не так, — сквозь всхлипы заметила она.

Ожидание показалось очень долгим, хотя Микею и Цесина спасли почти так же быстро, как Ариадну, поняла потом Асхелека. После этого Рикэн с Ариадной исчез так быстро, что никто этого даже не заметил, а следом улетели и влюбленные учителя, явно находившиеся в шоке после случившегося. Цесин настаивал, что они могут дойти обратно пешком, но Тхорн приказал ему оставить вещи и возвращаться с невестой в лагерь коротким путем, то есть по воздуху.

— Малыш, посмотри на меня. Ты в порядке? — тихо спросил он, опускаясь перед ней на корточки.

— К… кажется, да, — кивнула Асхелека, но ее заметно потряхивало, и она протянула к нему руки, отчаянно нуждаясь в согревающем объятии. И получила его, несмотря на то, что они находились на виду. Тхорн взял ее на руки и, крепко прижимая к себе одной рукой, так и отдавал все дальнейшие распоряжения — с ней на руках.

В обратный путь отправились быстро — как только командир убедился, что все в порядке и готовы идти. Но на землю ее так и не поставили. Асхелека через пару минут заерзала, чтобы он отпустил, но Тхорн легонько шлепнул по попе:

— Сиди спокойно. Мне не тяжело.

Асхелека в этом сомневалась. Он нес ее одной рукой, в другой тащил вещи. А гравитация на Шаггитерре тянула к земле заметно сильнее, чем на Горре. Вес, соответственно, был больше процентов на десять. Минут через пятнадцать она все же настояла, что может идти сама, и пошла рядом, держа его за руку.

— Что произошло с Микеей и Цесином? — тихо спросила она.

— К счастью, ничего. Микея решила пообщаться на шаггитеррианском, и ее неправильно поняли, — пояснил он. — Но на них никто не нападал, просто не давали пройти.

— А что она сказала? — не выдержала Асхелека, поскольку Тхорн замолчал, ничего больше не объяснив.

— «Спасибо». Но по-шаггитерриански это значит еще и подарок. Они думали, у нее что-то есть для них, и перевозбудились. Такие трудности перевода.

— Всем от тебя влетит, когда мы вернемся, да? — спросила она, не сумев скрыть любопытства. Тхорн повернул голову, по всей видимости, уловив ее эмоцию, и послал насмешливую улыбку:

— Хочешь присутствовать?

Асхелека залилась краской и отвела взгляд, устыдившись, и его теплая ладонь молча потрепала ее по голове.

Они вернулись в лагерь засветло, поели, и Тхорн отозвал в сторону всех офицеров, которые были в утреннем походе, а также Цесина и Микею. На это с любопытством поглядывали остальные — истории о случившемся в нескольких вариантах уже расползались по лагерю, поскольку младшие офицеры оказались очень болтливыми, да и про отсутствие Рикэна, улетевшего на корабль с Ариадной, всем уже было известно.

Завершив разбор полетов, Тхорн нашел ее возле палатки, с электронной книгой. Пока еще не стемнело, она предпочитала читать на свежем воздухе, но утратила интерес к роману, едва увидев жениха.

— Пойдем ко мне. Я очень хочу побыть с тобой, но безумно устал, — выдохнул он.

— Может, просто завалимся и будем болтать? — предложила она. — Фруктов захватить?

— Да. И попить чего-нибудь, — согласился Тхорн с готовностью, поцеловал и ушел в свою палатку, а Асхелека присоединилась через несколько минут с горой еды.

Они оба были голодны, но сначала Тхорн привлек ее к себе и поцеловал. Асхелека думала, что после вчерашнего уже не будет воспринимать это так остро, эти настоящие взрослые поцелуи, но от первого же проникновения языка вглубь ее рта даже дух захватило. Его рука запуталась в ее волосах, и ей хотелось, чтобы он никогда не убирал ладонь с ее затылка, так это было приятно.

В его глазах, когда он наконец оторвался от ее губ, читалось, что и его эти поцелуи не оставляли равнодушным, и Асхелека испытала такой острый прилив счастья, что захотелось подпрыгнуть и завопить. Но вместо этого она чинно легла рядом с ним на кровать и взяла в руку плод лами — сладкий, плотный, немного вязкий, но приятный на ее вкус.

— С Ариадной все в порядке? — тихо спросила она, когда смогла, наконец, нормально соображать.

— Да. Она уже отдыхает на корабле. Рикэн позаботится о ней.

— Они… шаггитеррианцы… они что-нибудь сделали…

— Нет, — быстро ответил Тхорн, когда понял, что она хочет узнать.

Их глаза встретились, и Асхелека смущенно отвела взгляд:

— Рикэн ее спас, — с облегчением констатировала она.

— Рикэн ее проворонил, — резко возразил Тхорн, качнув головой.

— Но он же не профессиональный телохранитель, — с беспокойством заметила Асхелека. После того, как она увидела лицо этого офицера, когда он принес Ариадну, ей вовсе не хотелось, чтобы ему еще досталось от Тхорна.

— Он допустил серьезную ошибку, Хеле. И, думаю, он сам все прекрасно понимает.

— Он был очень расстроен.

— Это не удивительно. Ты что, защищаешь его? — с любопытством спросил Тхорн, приподнявшись на локте, изучая ее внимательным взглядом.

— Не сканируй!

— Я не сканирую. По крайней мере, специально. Только я должен предупредить, что я ревнив.

— Ты серьезно? — изумилась она.

— Да, — Тхорн обнял ее за талию и привлек к себе, зарываясь носом в область ее ключицы: Не смей думать ни о ком, кроме меня.

— А если буду думать? — спросила она, не сдержавшись от улыбки.

— Тогда я буду тебя целовать, пока не перестанешь.

— М-м-м, мне может это понравиться.

— Иди сюда.

Он нашел ее губы, осторожно переворачивая под себя, жадно целуя, и Асхелека издала тихий стон, вцепляясь в его плечи. Ей хотелось бы остаться в его объятиях до утра.

Ариадна.

Весь следующий день был тоскливым мучением. Рикэн фактически запер ее в каюте, запрещая ей вставать, читать, смотреть кино, играть в игры на коммуникаторе, но и спать тоже не рекомендовалось, и еще ее постоянно мучила тошнота, которую лишь частично снимали таблетки. Единственным доступным ей развлечением были аудиокниги, которые три часа спустя надоели. Оставалось только смотреть в потолок и переживать все заново, по многу раз.

Она не так сильно испугалась в тот момент, когда шаггитеррианцы рвали на ней одежду, как потом, когда уже была в безопасности. Вспоминая, как все случилось, бессмысленные лица дикарей, Ариадна содрогалась от отвращения и не могла перестать думать о том, что бы почувствовала, если бы они все-таки изнасиловали ее.

Рикэн явно испытывал чувство вины. Он ловко нивелировал ее попытки заговорить с ним, и слишком быстро исчезал, пряча глаза. Но заходил каждый час проверять ее. Вежливо стучал в дверь, дожидался ответа, приносил воду, предлагал все новые аудиокниги и еду.

— Пожалуйста, посиди со мной, — вырвалось у нее, когда он зашел в следующий раз и спросил, не надо ли чего-нибудь еще. — Если можешь.

Рикэн поколебался, но потом все же молча кивнул и подвинул стул к ее кровати, так же не глядя на нее, как и все последние сутки.

— Как там Микея с Цесином? Я до конца не поняла, что с ними случилось… — осторожно начала Ариадна.

— Ничего особенного. Просто заговорили с местными и подверглись нападению попрошаек, такое бывает. Им не причинили никакого вреда.

Хмурый взгляд темно-серых глаз Рикэна ускользал, длинные ресницы были полуопущены. Он сидел на стуле с низкой спинкой очень ровно, как все военные, держа руки на подлокотниках. Его темные крылья наполовину лежали на полу, и она невольно разглядывала перья, более светлые изнутри и на кончиках.

Наглядевшись, Ариадна немного подтянулась вверх и поерзала:

— Ты не мог бы поправить подушку?

Горианец встал и помог ей сменить положение, а потом сразу же занял прежнее место на стуле, словно опасаясь слишком долго быть рядом.

— Тебя не тошнит? — спросил он. — Может, еще лекарств?

— Пока нет, наверное, не нужно, — неуверенно отказалась она и, не выдержав, прибавила: Рикэн, ты не виноват.

Он слегка вздрогнул, дернув головой, и их взгляды, наконец, встретились, после чего он опустил голову еще ниже, чем до этого:

— Ты не понимаешь, Ариадна. Я очень грубо ошибся. Слишком расслабился. Я обязан был проверить то место, прежде чем отправлять тебя туда.

— Все делают ошибки, — возразила она, ни капли не впечатленная его аргументами. В это мгновение она вдруг поняла, что Рикэн очень нравится ей, и поэтому винить его ни в чем и не хочется, даже если он немного виноват.

— Спасибо, что не держишь зла, — негромко ответил он. Ариадна подняла руку и потянулась к его загорелому предплечью. Помедлив, Рикэн все же коснулся ее пальцев и легонько сжал их, послав телепатическую улыбку.

— Можешь дать зеркало? — попросила она. Ее беспокоила боль в скуле. До лица невозможно было дотронуться.

— Не-а, — качнул головой Рикэн и на этот раз улыбнулся немного смущенно.

— Так страшно? — осведомилась она.

— Просто синяк. Это пройдет. Давай еще помажу, — предложил Рикэн, вооружившись тюбиком с гелем от ушибов.

— Я хочу посмотреть в зеркало, — капризно заявила Ариадна, пока он втирал гель в ее скулу кончиками пальцев.

— Ты можешь посмотреть в зеркало… или услышать потрясающую историю о том, как мы впервые прилетели на Шаггитерру и наткнулись на огромное поселение местных, в котором слыхом не слыхивали об инопланетянах, — заявил Рикэн, немного подумав.

— Это шантаж.

— Это выбор. Так что ты предпочтешь? Могу, конечно, дать тебе зеркало и уйти…

Он закрыл тюбик и сделал вид, что встает.

— Нет! — быстро сказала Ариадна. — Стой. Хорошо, мне не нужно зеркало! Но ты мне расскажешь не одну, а две истории.

— А какую вторую? Я не так много знаю историй.

— Вторая о том, как вы прилетели на Землю, — твердо сказала Ариадна, поймав его взгляд.

Микея.

Вечер прошел удивительно спокойно и мирно, после того, что случилось. Его даже можно было бы назвать счастливым. Командир, сурово отчитавший своих подчиненных и назначивший некоторым наказания вроде дополнительных ночных дежурств, с пассажирами оказался добрее, чем они ожидали. Цесину он только посоветовал внимательнее приглядывать за ней, а самой Микее на неделю запретил выход с корабля по возвращении.

Все волновались только за Ариадну, но очень скоро пришли новости от Рикэна, что землянка в порядке и отдыхает. Небольшое сотрясение и пара синяков — лучше, чем можно ожидать после столкновения с двумя дикарями-насильниками.

И Микея совершенно успокоилась, весь вечер просидев у костра в объятиях Цесина, мирно разговаривая с женихом.

— Я все время тебя подставляю, да? — виновато спросила она после разговора с командиром.

— Пока не сильно. Но не потому, что не стараешься, — иронично ответил он.

— Если бы ты знал, какой дурой я себя чувствую.

— Я слышу твои эмоции, маленькая. Не переживай так сильно. Все ведь обошлось.

— Но…

— Я понимаю, как велик был соблазн, солнышко. Я бы тоже не удержался на твоем месте. Но этим наречием, я, к счастью, не владею. Возможно, позже, когда мы переберемся в миссию, будет шанс пообщаться с местными в безопасной обстановке. Возможно, ты могла бы помочь исследователям.

— Ты действительно так думаешь?

Микея даже застыла, ошарашенная этой новой для нее идеей. Как только ей самой это до сих пор в голову не пришло?

— Конечно, — Цесин улыбнулся ей, погладив по голове. — Тхорн говорил, что корабль не вечно будет стоять в глуши. Просто сейчас по сезону погода приятнее здесь, и еще у них какие-то задачи… А потом полетим к горианскому городу и там познакомимся с местным командованием, исследователями. Я уверен, тебе там будет интересно.

— Еще бы. Скорей бы! — заерзала Микея. — Я так буду этого ждать!

Цесин улыбнулся, прижав ее к себе:

— Только, пожалуйста, до тех пор постарайся больше не сердить командира, а то он тебя на цепь посадит.

Микея фыркнула, но потом ее вновь одолела тревога.

— Цесин, ты ведь не сердишься на меня?

— Нет, маленькая. На что мне сердиться?

— Но у тебя столько хлопот со мной. Я все время вляпываюсь в какие-то истории…

— Я тебя люблю, — перебил он, глядя в глаза. И наклонился, нежно касаясь губ.

— И я тебя тоже, — прошептала она в его губы, и закрыла глаза, позволив его рукам скользнуть по своему телу, погладить спину и даже немного ягодицы. Иногда Микее очень хотелось оказаться на Горре, рядом с комнатой для слияний — ей казалось, будь они дома, он уже давно бы отнес ее туда. И она тоже чувствовала, что доверяет ему и готова.

Цесин прерывисто вздохнул, отпуская ее, внимательно глядя в ее глаза. Он не умел читать мыслей, как командир, но иногда, как сейчас, ей казалось, что умеет. Микея порозовела и спрятала разгоряченное лицо у него на груди.

* * *

На следующее утро Тхорн отправил их и Асхелеку обратно на корабль с десятком офицеров, среди которых были наказанные. Сам командир с большинством подчиненных еще на день остался в лагере. Микея чувствовала неловкость перед Асхелекой и офицерами, которым пришлось вернуться на день раньше. Она была уверена, что Тхорн не планировал отправлять их из лагеря заранее до того, как случились инциденты с ней и Ариадной.

Но Цесин поддерживал ее и ободряюще улыбался, а Асхелека ни в чем не упрекала, так что Микея быстро оправилась от чувства вины. По дороге они обсуждали встречавшиеся им шаггитеррианские растения, которые на Горре не росли.

— Иногда мне кажется, я помню их запах из детства, — задумчиво сказала Асхелека, поднося к носу букет из жестких травянистых зеленых бутонов.

К вечеру они добрались до корабля и, несмотря на усталость, девушки в первую очередь бросились в каюту Ариадны.

Вид ее лица, на котором красовался огромный сине-зеленый синяк, в первую секунду шокировал, но Микея сразу взяла себя в руки и с мягкой улыбкой спросила, как она себя чувствует.

— Девчонки, дайте зеркало, — заговорщически попросила землянка, ответив, что чувствует себя неплохо.

Девушки переглянулись.

— Ладно, — неохотно согласилась Микея, поскольку нечестно было бы сваливать решение на самую юную из них. — Только учти, что это выглядит не очень, но скоро пройдет.

— Знаю, знаю, — отмахнулась землянка, но все же заметно изменилась в лице, увидев свое отражение. И в эмоциях ее появился отчетливый шок.

Выручила Асхелека, мягко прикоснувшаяся к ее руке:

— У меня в комнате целая гора косметики, Ариадна. Хочешь, принесу? Мы можем запудрить это.

— О, это было бы просто прекрасно, — выдохнула землянка, благодарно улыбнувшись в ответ. — Но откуда у тебя косметика? Ни разу не видела, чтобы ты красилась.

Асхелека густо покраснела:

— Ну… я красилась немного, когда гуляла после школы. И не стала выбрасывать все это, просто взяла с собой, вместе со всеми вещами.

— Все в школе красились, — успокаивающе подытожила Микея. — Зато как удачно, что у нас теперь есть пудра.

Ариадна.

Ее постельный режим затянулся на неделю, но теперь она совсем не скучала: постоянно заглядывали девушки, даже Цесин заходил пару раз. И Рикэн. Рикэн по ее просьбе проводил много времени рядом. Тогда, в первый день, он рассказал ей много интересного из того, что она не вполне понимала. Например, почему горианцы так заинтересованы в землянах. Оказалось, почти каждый десятый житель планеты подвержен генетическим заболеваниям разной степени тяжести, и ситуация все больше ухудшается.

А дети смешанной крови болеть не будут, убеждены ученые — просто необходимо разбавить гены. Поэтому, если эксперимент с переселением первой партии детей и, конечно же, троих девушек, включая ее саму, сработает — то с Земли перевезут гораздо больше людей. И, возможно, Горра даже вступит ради этого в дипломатические отношения с Землей или даже возьмет планету под свою юрисдикцию, пояснил Рикэн.

— Нашим это не очень понравится, — заметила Ариадна со смешком.

— Это будет обсуждаться не ранее, чем лет через пятьдесят. И не факт, что скоро состоится. Но в любом случае, мнение земного правительства вряд ли будет сильно волновать Центру, — отозвался горианец с извиняющейся улыбкой.

— Но на земле нет правительства. То есть, у нас там много разных стран и правительств.

— Я в курсе, маленькая. Тем более, их мнение не будет веским.

Ариадна кивнула:

— Мне бы хотелось, чтобы на Земле жилось так же мирно и спокойно, как на Горре. Землянам ведь не сделают хуже, Рикэн?

— Конечно, нет, зачем бы нам это понадобилось? — он пожал плечами. — Другой вопрос, что такие… отсталые правительства могут сами развязывать войны, чтобы не лишаться власти. Именно это останавливает нас от сотрудничества с Землей сегодня. Слишком много проблем придется решать одновременно, и это пока нам не выгодно совсем.

— Проще воровать людей? — усмехнулась Ариадна, неожиданно ощутив обиду и протест. Подумать только, на Земле можно разом прекратить войны и в целом улучшить условия жизни — а им не выгодно!

— А мы тебя украли, да? То есть надели мешок на голову и силой притащили на «Черную звезду»? — поинтересовался Рикэн, подняв бровь. От его эмоций повеяло легким ответным холодком, и она тут же опустила глаза:

— Извини. Я не это хотела сказать.

Прерывисто вздохнув, Ариадна хотела что-то добавить, но Рикэн мягко потрепал ее по плечу:

— Все в порядке, маленькая. Я понимаю твои чувства. Но история порой не терпит революций. Мы вот сейчас на Шаггитерре столкнулись с этой проблемой — делаем лучше, а в ответ получаем нападения. Иногда очень жестокие, и люди гибнут.

Поразмыслив немного, она в целом согласилась с ним — проблема выглядела слишком сложной и многогранной для скоропалительных суждений.

Обсудив однажды эту тему, они часто возвращались к ней впоследствии, но уже стараясь не задевать друг друга. Ариадна чувствовала, как Рикэн старается быть деликатным, и также воздерживалась от возмутительных заявлений в адрес горианцев. Да и какой смысл она могла бы найти в спорах с самым близким для нее человеком на корабле?

За пять дней болезни ей стало ясно, что она обрела друга в лице старшего офицера Рикэна эс-Фарфе, и, возможно, даже больше — судя по тому, как горианец иногда смотрел на нее. Она давно научилась понимать, когда мужчина считает ее привлекательной. И сама тоже соскучилась по ласкам и прикосновениям, и поцелуям. Поэтому, почувствовав интерес Рикэна, Ариадна стала поддразнивать и флиртовать.

Удивительно, но его не останавливал ни синяк на ее лице, который она, правда, тщательно запудривала, ни ее болезнь. В его серых глазах ясно читалось, что он считает ее привлекательной. А сам он казался ей достаточно симпатичным для легкого, ни к чему не обязывающего флирта. Она все чаще с интересом изучала открытое, еще мальчишеское лицо, задорно курносое и немного беззащитное, когда он улавливал ее заигрывания, но не знал, что с ними делать.

После выздоровления ее режим работы был восстановлен, но Рикэн в первые дни не отправлял ее делать уборку, а просто забирал с собой после занятий на дежурство. Они спускались вниз, на четвертый этаж, как это называли пассажиры. Офицеры говорили: «сектор». Самый верхний — первый, где располагался зал управления, большой спортивный зал и каюты командиров, а также гостевые каюты. Ниже жили офицеры, на втором и третьем этажах. Там Ариадна бывала редко. Четвертый сектор включал двигательный отсек и другие служебные помещения. Там они дежурили и в тот день, совершенно одни.

— Можно спросить? — вкрадчиво осведомилась она, когда они остались одни в закрытом блоке. Рикэн недовольно покосился на нее, легко почувствовав опасное настроение подопечной: ее защиты не хватало, чтобы скрыть все эмоции. Он не ответил. В последние дни ей казалось, что горианец изо всех сил борется с собой, отвергая все ее попытки заигрывать с ним, но Ариадна уже закусила удила.

Рикэн, казалось, стал намного осторожнее, когда уже не находилось повода зайти в ее каюту и побыть там наедине, и словно передумал. Но она настроилась получить от него поцелуй, чтобы хотя бы узнать, как горианцы целуются, и не понимала, что поменялось. И чем прямее становились ее намеки, тем больше он делал вид, что ничего не происходит. Ариадна начала злиться. И теперь, глядя на непроницаемый профиль, решила пойти ва-банк.

— Рикэн, я иногда вспоминаю, как ты наказал меня за нарушение режима, — пропела она негромко невинным тоном. — Скажи, а ты когда-нибудь наказывал женщину в уводе до меня?

Ариадна знала, что это должно его пронять, и не ошиблась. Рикэн заметно дернулся и обжег ее гневным взглядом:

— Ариадна, ты не можешь задавать мне таких вопросов.

— Но я уже задала, — откровенно веселясь, заметила она. — Значит, я права?

— Да, права. Довольна?

Мышцы его обнаженных рук напряглись. Горианские офицеры обычно носили рубашки без рукавов в помещении, и ей нравилось изучать взглядом мускулы Рикэна, рельефно выступающие под загорелой кожей.

— Ну… в общем, да. Ты был довольно нежен, — обольстительным тоном сообщила она, и горианец покраснел, а потом резко побледнел — это было заметно даже в темноте.

Ариадна смотрела на его губы, чувствуя, как он теряет самообладание. И сама его потеряла. У нее слишком давно никого не было. Ее три года никто не целовал — и этот парень был первым, кто действительно был добр и внимателен к ней, за все время. Она потянулась к нему, и он с коротким стоном сгреб ее с кресла, усадил на свои колени и жадно впился в предложенные ему губы, чтобы оторваться от них, задыхаясь, через пару мгновений:

— Свет мой звездный… маленькая, мы не можем…

— Замолчи и поцелуй меня еще, — прошептала она, крепко обнимая его за шею. Рикэн целовал очень сладко и ласково, а его мускулы под ее ладонями сводили с ума. Несмотря на жадность, его поцелуи не были поцелуями мальчика — он действовал умело и терпеливо, дожидаясь ее отклика и явно получая от него не меньшее удовольствие, чем от собственных ощущений. Услышав ее стон, он осмелел, полез ладонями под ее линос, начал целовать шею, легонько прикусил мочку уха.

Тихое пищание входной двери заставило его дернуться, и в следующую секунду он плавным движением спихнул ее со своих коленей обратно на стул, успев даже поправить на ней линос по дороге. В зал управления двигательным отсеком зашел другой старший офицер, Скертис эс-Шетте. Ариадна его почти не знала, но отмечала на удивление холодное лицо, по сравнению с тем же Рикэном.

От этого офицера всегда веяло чем-то злым, ледяным, неприятным. Вот и теперь его глаза как-то неоправданно холодно скользнули по ней, и губы странно изогнулись, когда он поздоровался с ними обоими. Поправленный линос ситуацию не спас — по ее припухшим губам, взъерошенным волосам и главное — взбудораженным эмоциям — все было очень заметно.

* * *

Вечером их обоих вызвал к себе командир.

— Мне жаль, но я вынужден просканировать одного из вас. Рикэн? — спросил он, предлагая офицеру проявить добрую волю, и тот кивнул, поднимая глаза.

Ариадна скрипнула зубами. Через минуту лицо Тхорна едва уловимо изменилось, и он тихо вздохнул:

— Рикэн, ты сам все понимаешь. Ариадна, отдай мне пре-сезариат над собой.

— Я передаю вам пре-сезариат, — замороженным голосом сказала она, едва сдерживаясь от слез. Было ужасно стыдно, что она подставила Рикэна. И ужасно, ужасно, ужасно жаль, что он больше не ее пре-сезар.

— Вы оба наказаны, — ровным тоном сообщил Тхорн. — Рикэн, ты неделю будешь дежурить в две смены подряд, никаких выходов наружу.

— Ариадна, — серьезным официальным тоном продолжил он, обратившись к ней. — На моем корабле могут целоваться только помолвленные люди, и то — не на виду у всех. Посмотри мне в глаза.

Мгновенно оказавшись в уводе, Ариадна инстинктивно отшагнула назад. Ее сердце заколотилось с такой частотой, что она едва не упала в обморок. Вот от этого человека было бы совсем не смешно получить традиционное наказание. Внешне он ей нравился, и на расстоянии даже казался очень привлекательным, особенно после турнира, но он всегда выглядел слишком серьезным и жестким, и вызывал инстинктивные опасения. Едва он шевельнулся, она снова испуганно отступила, но Тхорн лишь наклонил голову:

— Ариадна, тебе больше нельзя общаться с Рикэном, ясно?

Она моргнула, не понимая, продолжая смотреть в зеленые жесткие глаза.

— Кивни, что поняла, — подсказал он. Ариадна кивнула, удивленная, все еще ожидая наказания, но командир не шевелился. И после короткой паузы все выяснилось.

— Час назад я получил письмо от Сезара. Он изменил свое решение. Через пару дней мы улетаем на Горру. Ты больше не осужденная, — объявил Тхорн.

— Но…

— Сезар объявил, что считает тебя своей невестой. Он также объявил, что обещал тебя не наказывать за отказ и нарушил обещание под давлением. Он добавил, что по договору не имел права принимать твоего отказа — ты землянка и обещала, что согласишься на помолвку с тем, кого тебе подберут. Поэтому ты помолвлена.

— Но…

— Я бы на твоем месте даже не думал сейчас спорить по этому поводу. Это будет несусветной глупостью и настоящим хамством после того, что он сделал.

— А что он сделал? — тихо спросила Ариадна, судорожно сглотнув.

— Он признал, что сделал ошибку. Сезар такое признает впервые за последние лет тридцать, если мне не изменяет память.

Асхелека.

Последнюю пару недель они редко выходили наружу — чаще сидели в саду, накрытом одним слоем прозрачной крыши. На местность обрушились проливные дожди, и поневоле приходилось выбирать затворничество. Тхорн, звереющий от безделья, ужесточил дисциплину на корабле, и Асхелека видела свой долг перед офицерами в том, чтобы проводить с ним больше времени, отвлекая внимание на себя.

От нее он тоже требовал многого, часами занимаясь с ней телепатией, но Асхелеке очень нравилось, и постепенно она сама повышала темп работы, ощущая нешуточный азарт.

Когда Тхорн в первый раз велел ей уводить себя, с ее губ сорвался тихий смешок. Но, оказалось, он был абсолютно серьезен.

— Простой увод в то же место. Мы десятки раз обсуждали это, Хеле, — мягко добавил он, глядя прямо в глаза.

По прозрачному пластику над их головами стекали целые потоки воды, но стука капель не было слышно — полная звуконепроницаемость. «Черная звезда» была продумана до мелочей, а на ее корпус пошли самые лучшие горианские материалы. В этой тишине Асхелека могла расслышать участившийся стук своего сердца и сбившееся дыхание. Они, действительно, много говорили об уводах и сканировании, но одно дело — теория. Она полагала, что до практики дойдет еще не скоро, и не была так внимательна, как следовало бы.

— Я все равно не до конца понимаю, как, — умоляюще прошептала она, здорово перепуганная. Уводы — это средний уровень, крепкий средний у мужчин. Они учатся этому в старших классах, но до этого почти десять лет упражняются. А она занимается только год — ей не справиться.

— Могу я поинтересоваться, что вызывает у тебя такую панику? — сухо осведомился Тхорн, насмешливо поднимая бровь. Ее щеки вмиг запылали, глаза опустились в пол. Асхелека почувствовала, как он внаглую читает мысли, а там находился позорный ответ: она не достаточно внимательно слушала его и теперь опасалась навредить его психике, если неправильно уведет.

Но в ее голове в ответ на этот страх раздался его телепатический смех:

— Маленькая, чтобы только попытаться навредить мне, тебе придется учиться еще лет десять. Но уверяю, что и тогда твоя попытка не увенчается успехом.

— А если я… сделаю это неправильно? — все еще сомневаясь, безжалостно нервно кусая свою нижнюю губу, спросила Асхелека.

— Тогда ничего не выйдет.

— А если я не смогу тебя вернуть?

На этот раз Тхорн рассмеялся вслух. Асхелека, вздрогнув от неожиданности, резко вскинула глаза. Никогда прежде она не слышала, чтобы он смеялся, тем более так громко. Его широкие плечи вздрагивали, голова слегка запрокинулась, обнажились зубы. Тхорн хохотал.

— Хеле. Ты самая нерадивая ученица, которая у меня когда-либо была, — наконец, объявил он, указав на ее электронный учебник:

— Видишь ли, где-то в самом начале базового учебника, который ты давно должна была прочитать, — сказал Тхорн, особенно выделив слово «давно», — говорится, что увести более сильного телепата без его согласия на то не получится. А вернуться он может в любой момент, хочешь ты того или нет.

Асхелека тихо перевела дыхание, подумав, что есть определенные преимущества в том, чтобы учиться у своего жениха. В школе, обнаружив такое невежество и невнимательность, она могла бы схлопотать низшую оценку. А на корабле плохие оценки ей не грозили, тем более от Тхорна. Он частенько посмеивался над ней, но сердился крайне редко.

Заглянув в зеленые глаза, все еще очень веселые, она попробовала осторожно потянуть его в увод. Теоретически все было просто: поймать ведущую эмоцию, связать со своей, взять контроль за сознанием — и готово. Простейший легкий гипноз. Следующий этап — навязать иллюзию, если уводить в другое место, но сейчас от нее этого не требовалось.

— У меня не получается, — сказала она со вздохом, пару минут спустя.

— Я сейчас расплачусь.

— Тхорн!

Обычно с этого всегда начиналось любое их практическое занятие. Асхелека дежурно расстраивалась, что ничего не выходит, Тхорн мягко уговаривал попробовать снова или насмешничал. Тогда она возмущалась, добиваясь мягкого обращения. Но в тот день не дождалась нежностей — напротив, брови ее жениха сдвинулись.

— Пробуй еще, — чуть резче, чем обычно, сказал он, и Асхелека с досадой поняла, что Тхорн вознамерился опровергнуть ее мысли о его мягкости после того, как она неосторожно помыслила об этом. Ее зубы скрипнули, а глаза гневно уставились на него:

— Я ненавижу, когда ты читаешь мои мысли без разрешения!

— Мне не нужно на это твое разрешение, Хеле, — быстро ответил он, не выказывая ни малейшего раскаяния, и этого хватило, чтобы ее эмоции закипели.

Асхелека почувствовала, что утратила над ними контроль, вскакивая на ноги и запуская коммуникатором в голову Тхорна. К сожалению, его ловкости хватило, чтобы успеть уклониться — а может, и к счастью. Она почувствовала легкое раскаяние в ту же секунду, когда дорогой прибор звонко ударился в прозрачную трубку системы полива, ведущую к раскидистому цветочному кусту, и, угодив прямо в центр куста, немного побалансировал на ветках, а затем с глухим шлепком свалился на влажную землю.

Тхорн проследил глазами траекторию полета учебника и повернулся к ней.

— Как насчет более серьезной аргументации, Хеле? — осведомился он, пронзая ее таким любопытным взглядом, словно изучал какое-то неведомое животное. Асхелека ненавидела, когда он так делал: его вид казался отвратительно высокомерным.

— Хочешь аргументации? — тяжело дыша, выпалила она, снова переходя к ярости от раскаяния. — Вот тебе аргументация: это просто невежливо, Тхорн! Ты прекрасно знаешь, что я не могу читать даже твои эмоции, и к тому же ты часто держишь блоки закрытыми! А ты лезешь в мысли! Я тоже хотела бы знать твои, но я не могу! И ты специально меня злишь!

— Хочешь знать мои мысли? — холодно осведомился он. — Прекрасно. Я размышляю над тем, выпороть тебя до или после того, как ты достанешь свой учебник из грязи. Надеюсь, это было информативно.

— Очень страшно, — съязвила она, сложив руки на груди. — Можешь наказать меня, но если ты так сделаешь, то за учебником точно полезешь сам. И я не буду с тобой разговаривать после этого… неделю!

Хорошенькое раскрасневшееся личико отражало лишь праведный гнев и упрямство, но они оба знали, что ей стало не по себе. Асхелека подумала, что, вероятно, перешла границу, запустив в него твердым предметом, и занервничала. Но Тхорн, прочитавший ее эмоции, уже смягчился.

— Ладно, маленькая, не пыхти, — внезапно для нее сдался он и указал глазами на куст: Доставай свой учебник, и продолжим.

* * *

То было не первое и не последнее занятие, на котором она выходила из себя. Но постепенно у нее получалось все больше. Она научилась уводить, и сканировать эмоции — не то же самое, что просто считывать их. Увидеть сразу полный спектр, определить силу, вычленить ведущие — это походило на химию с ее сложными формулами, однако с каждым разом становилось все проще. Иногда, когда Тхорн замечал, что она измучена, они просто разговаривали.

В тот день, когда появились новости от Сезара, ее жених сразу рассказал, что «Черная звезда» возвращается на Горру. И объяснил, почему.

— Теперь я ничего не понимаю. Только мне кажется, что Сезар ведет себя немного… ну… странно? — с осторожностью спросила она.

— Он ошибся. В этом нет ничего удивительного, как и в том, что он признал это. Просто это бывает редко, поэтому так шокирует, — заметил он.

— А почему ты наказал Рикэна? Я что-то слышала о том, что его сослали на дежурство вниз на целую неделю.

— Тебе не нужно этого знать, маленькая.

— Но она теперь твоя подопечная?

— Ариадна? Да, но всего на два дня. Тебе ни к чему так ревновать, рыжик.

— Я не ревную!

— Ага, — Тхорн послал телепатическую улыбку — очень довольную, и Асхелека закипела:

— Я. Не. Ревную.

Их глаза встретились, и Тхорн опустился на одно колено, почти уравняв их рост, чтобы взять ее лицо в ладони:

— Ревнивица, — с мягкой улыбкой сказал он, поглаживая ее щеки большими пальцами. Асхелека покраснела и обхватила его руки своими, прерывисто вздохнув, наслаждаясь его близостью и лаской. Один из его пальцев соскользнул на ее нижнюю губу и легонько прижал. А потом он поцеловал, как всегда жадно и страстно. Но он так редко это делал в последнее время…

Когда их губы разомкнулись, из ее груди вырвался такой вздох и тихий стон, что Тхорн улыбнулся, хотя сам был близок к тому, чтобы застонать. Асхелека опустила глаза и с силой вонзила ногти в ладонь, чтобы хоть как-то прийти в себя. И тут она вдруг вспомнила о том, что впервые пришло ей на ум во время беседы с Ариадной и Микеей:

— Можно спросить?

Ей было ужасно неловко говорить с ним о таком, но хотелось знать наверняка — именно потому, что это так смущало и даже пугало — когда она представляла его реакцию.

— Да знаю я про твоего мальчишку, — бросил Тхорн, отвечая сразу на ее мысли, и мстительно добавил, глядя на то, как она облегченно вздохнула:

— Даже не мечтай, что не накажу. Накажу обязательно. Только чуть позже, когда долечу и просканирую еще раз.

— Напугал, — огрызнулась она, но съежилась, натягивая на себя плед.

— Умная женщина на твоем месте испугалась бы, — поддразнил он с каменным лицом. Асхелека сузила глаза, улыбаясь:

— Значит, ты тоже ревнуешь?

— Хеле. Ты сейчас нарвешься, — с ласковой полуулыбкой предупредил он, по-видимому, наслаждаясь игрой, и это ее развеселило. На сердце сразу полегчало — улыбка Тхорна свидетельствовала, что он не принимает все это всерьез и не собирается ее винить за поцелуи со школьным другом.

Но Асхелека не успела ответить, потому что его коммуникатор зазвонил, и это был особый звонок — по экстренной линии от местного командования.

Цесин.

Ничего более странного в его жизни не могло бы произойти, чем переселение на чертов военный корабль. Он чувствовал, что постоянно не вписывается во все: в режим, в тренировки, в темп их речи. Его внешний вид резко отличался от высоченных фигур офицеров, которые носили однотипную форму. Встречая военных на улице, где они были в меньшинстве, Цесин никогда не чувствовал себя так, как теперь, окруженный только ими: словно он самый маленький ростом и нелепый мужчина на всей Горре.

Если бы не Микея, он ни за что не согласился бы провести на корабле столько времени. Но ее присутствие меняло все и с лихвой окупало все неудобства. Вечерами они пили чай в его каюте, и обсуждали все, что произошло за день, а также втайне посмеивались над военными, поведение которых им обоим казалось иногда странным. Микея с интересом слушала все, о чем он рассказывал, была искренне захвачена его лекциями и вдохновляла его на то, чтобы делать их еще интереснее. Он никогда раньше не говорил ни с кем так открыто, так много — обо всем на свете, даже о том, о чем никому раньше не рассказывал. Даже о том, как нелепо чувствовал себя в первый день в спортзале и о том, как ненавидит находиться рядом с Тхорном — из-за того, что тот читает его мысли.

— О-о-о, меня это тоже дико пугает, — призналась тогда Микея. — Но он в целом ничего. Не такой, как я думала.

— Да, он неплохой человек, — согласился Цесин. — Со стороны кажется более угрюмым, чем на самом деле.

— И еще он очень любит Асхелеку.

— Это заметно. Но у них огромная разница в возрасте, не знаю, насколько это удачная пара, — пожал плечами Цесин.

— Ты знаешь, я раньше тоже сомневалась, но теперь, после того, как он объявил о помолвке… ты только посмотри на них!

— Я лучше посмотрю на тебя, — пробормотал он, наклоняясь к губам своей невесты.

Потихоньку это начало сводить его с ума — каждый вечер они целовались, лежа на его кровати, иногда подолгу. Пару раз он терял самообладание и запускал руки ей под линос, лаская грудь и бедра, но это приносило больше мучений, чем удовольствия. Микея смущалась, и явно не готова была к продолжению, так что приходилось останавливаться.

Цесин все больше желал просканировать ее — чтобы узнать, в чем дело. Не то, чтобы это не было нормально для невинной девушки — так смущаться, но ему казалось, что Микея быстрее захочет слияния — ведь она точно была влюблена, это он чувствовал и, наконец, перестал сомневаться в ней.

В тот вечер, когда она дала ему согласие, Цесин почувствовал себя счастливейшим мужчиной на всех планетах горианской системы, вместе взятых, и облегченно улыбнулся:

— Не волнуйся. Ты можешь доверять мне.

Он увел ее и сосредоточился на сканировании за всю жизнь. Это довольно долгая процедура могла вызвать у нее неприятные ощущения, и он старался сделать все быстрее, останавливаясь только на самых сильных эмоционально моментах. Первое, что его поразило — прохладные отношения с родителями. Они, казалось, не понимали ее совсем, и все время пытались переделать, что приводило к очень болезненным сценам в ее детстве и подростковом возрасте.

Мальчиков в школе было два, но их отношения ограничивались совсем невинными поцелуями в Застывших скалах, и Микея быстро их рвала, возможно, понимая инстинктивно, насколько это несерьезно и бессмысленно. Когда ей исполнилось девятнадцать, в ее жизни появился еще один мужчина. Цесина глубоко возмутило его поведение — что он не предложил ей помолвку, но фактически приглашал на свидания несколько раз, и даже целовал. Для взрослого горианца недопустимо возмутительное поведение. А потом, немного поиграв, он бросил ее, не заботясь о раненых чувствах девушки. Правда, Микея тогда быстро это пережила.

В остальном в ее жизни не нашлось ничего, что даже косвенно указывало бы на проблемы с мужчинами и объяснило бы стеснительность. Самой сильной эмоционально была история с ее осуждением — и все.

После сканирования он заключил ее в объятия и поцеловал в висок, гладя по спине. Микея подняла лицо, вопросительно глядя на него, и Цесин поцеловал ее вместо ответа. Он не собирался устраивать никаких традиционных демонстраций своей ревности, считая это полной глупостью. На скане не было ничего, за что следовало бы наказывать ее — даже символически.

Отзывчиво обняв его за шею, Микея с жаром поцеловала его и прижалась всем телом. Цесин немного отодвинул ее и заглянул в глаза:

— Ты хорошо себя чувствуешь? Голова не кружится?

— Нет, — ответила она, улыбаясь ему.

— Мике, я хотел поговорить с тобой, — начал он нерешительно и остановился.

— О чем?

Цесин провел пальцем над краем ее линоса по верхней части груди. Он, специалист по словам, впервые за всю жизнь ощутил их нехватку. Микея подняла смущенный взгляд:

— Ты хочешь… хочешь слияния, Цесин? — сама спросила она, краснея.

— Да, маленькая. Я хотел узнать, чего ты боишься.

— Я не боюсь, — с легкой улыбкой сказала она. — Просто не понимаю.

— Чего?

Он запустил ладонь в ее волосы, запрокидывая голову, и ее глаза, полные недоумения, оказались совсем рядом:

— Я не понимаю, как мы сделаем это на корабле. Здесь же нет комнат для слияний, — пробормотала она.

Цесин изумленно уставился на нее, а потом фыркнул и засмеялся. Ему стало так весело, что остановиться никак не получалось, и он хохотал все громче, несмотря на то, что Микея стала сердито лупить его ладошками по груди. Он думал, что она психологически не готова, что сомневается или боится, а она думала о таких глупостях.

Наконец, выдохнув, Цесин перехватил ее руки и прижал к себе:

— Ш-ш-ш, успокойся. Я так понимаю, ты читала только октианскую любовную литературу, а у них тоже комнаты для слияний, да?

— Ну да. А что?

— Если бы ты прочитала земные книги, хотя бы в переводе, или поговорила со своей подругой Ариадной, то знала бы, что земляне, например, занимаются этим в постели. И мы тоже прекрасно можем, — назидательно заметил Цесин, опрокидывая невесту на спину.

Ее лицо вытянулось:

— Как?

— Сейчас я тебе покажу, маленькая, — пообещал он, улыбаясь, и склонился, чтобы поцеловать ее в шею.

— Погоди… я не могу… мне надо в душ, — взмолилась Микея.

— Не надо тебе в душ, ты там была пару часов назад, — возразил Цесин, перехватывая ее руки и слегка прижимая ее своим весом.

— Но я… невероятно, Цесин, все это время мы… сидели вечерами на кровати, и ты думал о…

— Я не все время об этом думаю, — со смешком возразил он. — Но много раз, да.

Поднявшись, чтобы приглушить свет, он бросил на нее внимательный взгляд. Несмотря на все веселье, Цесин серьезно относился к происходящему между ними.

— Если ты не готова…

— Я готова, — отрезала Микея и протянула к нему руки. И Цесин с радостью принял приглашение.

Впоследствии он не мог вспомнить, как именно это было. Увлекшись исследованием ее тела, лаская ее грудь, бархатный живот и самые интимные части ее тела, которые она постепенно открывала для его ласк, он буквально провалился в ее эмоции, не понимая, где заканчивается его восторг и начинается — ее. Он считывал ее наслаждение от ласк и от того, как она сама гладила его тело, и получал удовольствие от того, как это отзывалось глубоко внутри нее. Его приводило в восторг все — и ее тихие стоны, и возбуждение, и смущение, и легкий шок, когда он полностью разделся и развел ей ноги, осторожно накрывая ее своим телом.

— Посмотри мне в глаза, маленькая, — прошептал он и увел ее перед тем, как причинить неизбежную боль. Благодаря этому она почти не почувствовала ничего неприятного, и только широко раскрыла глаза, выгибаясь под ним от удовольствия, жадно двигаясь вместе с ним, пока энергетический поток, зародившийся внутри его тела, не прошел в нее. Микея вскрикнула и на секунду отключилась. Когда она очнулась с длинным вздохом, Цесин закрыл глаза и привлек ее к себе еще крепче, осторожно перекатываясь на спину, чтобы не придавить.

Они довольно долго лежали в объятиях друг друга, наслаждаясь новым уровнем телепатической и эмоциональной близости, тихо шепча нежности. Но заснуть так им было не суждено, потому что через какое-то время включилась громкая сирена, безжалостно прервавшая идиллию и почти подбросившая их обоих на кровати.

Все еще находясь в благостном, потустороннем состоянии после слияния с Микеей, Цесин с большим трудом и неохотой возвращался в реальность. Но его хватило на то, чтобы спешно отправить жену в душ и самому быстро одеться. На их коммуникаторы пришло короткое сообщение от командира с требованием явиться в зал управления. И было понятно, что сирена включилась не просто так.

"Может, учебная", — мелькнуло в его голове, но он не поверил этой мысли, так как время было бы очень странным для учений: все как раз готовились ко сну, но еще не спали. Ни туда, ни сюда, получается: если б уж командир и решил всех перебудить ночью, то дождался бы более позднего часа, рассуждал про себя Цесин. И для дневных учений тоже поздновато.

Перепуганная, Микея выскочила из ванной, спешно натягивая платье. Цесин подал ей туфли и поправил подол, стараясь хоть этим ухаживанием немного успокоить, но у него это не очень хорошо получилось.

В зале управления, когда они пришли, уже яблоку некуда было упасть — офицеры среагировали гораздо быстрее, а пассажиры оказались в последнем ряду — кроме Асхелеки, стоявшей рядом с хмурым Тхорном и державшей его за руку.

Первые же слова командира корабля, когда все собрались, подтвердили его худшие подозрения: тревога включилась не для учебных целей.

— Местное командование объявило высший уровень тревоги. К сожалению, сегодня погибло три наших соотечественника, пятеро похищены, — сообщил Тхорн. — На планете масштабные волнения, но на этот раз шаггитеррианцы нападают на нас.

По залу пронесся удивленный ропот. Микея тихо вскрикнула, когда услышала о гибели горианцев, Ариадна, стоявшая неподалеку от них, плотно сжала губы и побледнела. По спине Цесина прошел мороз: к чему он в жизни никогда точно не стремился, так это к тому, чтобы оказаться в эпицентре войны на чужой планете. Он вспомнил шаггитеррианцев, которые окружили их, прося подарки. Что если бы они напали тогда на них с оружием? Успели бы они защититься или нет?

— Пассажиры, на корабле вы в полной безопасности, — обратился к ним командир. — Вы вправе рассчитывать на эвакуацию, но пока на нашу команду возложены боевые задачи, поэтому мы все остаемся. За вас отвечает старший офицер Рикэн эс-Фарфе. Рикэн, проинструктируй всех пассажиров и проводи в каюты.

Тхорн мягко отцепил от себя руку Асхелеки, которая, как теперь всем было видно, изо всех сил держалась за него, и передал ее Рикэну. Тот что-то ласково сказал девушке и провел сквозь толпу к выходу, где жестом велел Цесину с Микеей и Ариадной следовать за ним. За их спиной Тхорн уже начал инструктировать команду, а Рикэн привел их на кухню и заварил всем травяного чаю.

— Всем пить без разговоров — это вас немного успокоит, — сказал он, когда Микея попыталась возразить, что не любит чай. Цесин молча принял из рук офицера свою чашку и поставил перед женой. Пока они пили, Рикэн объяснял новые правила. Ночью корабль переместится в другую часть планеты и окажется в горячей точке. Покидать его пассажирам ни при каких обстоятельствах не разрешено. Их перемещения по кораблю с сегодняшнего вечера ограничиваются только первым сектором. Без необходимости пассажирам запрещается шататься по коридорам. Бесцельные перемещения не рекомендованы, и их за это могут наказать, если это помешает работе команды. Тренировки отменяются. Вместо этого их могут привлечь к работе на корабле, если команде потребуется их помощь. В остальном режим дня остается прежним.

Встретившись с ним взглядом, и найдя в нем естественные после слияния изменения, офицер удивленно приподнял брови и послал телепатическую улыбку:

— Поздравляю вас, профессор. Поздравляю, Микея, — кивнул он и его жене. Ариадна удивленно посмотрела в их сторону, не понимая. Асхелека поздравила их и тихо объяснила землянке, в чем дело.

— Ой… правда? Я поздравляю вас, — смущенно пробормотала она. — Я не знала, что это видно по глазам… извините, — смутилась землянка еще больше под строгим взглядом офицера.

Цесин ободряюще улыбнулся ей и обратился к офицеру:

— Рикэн, мы все понимаем и постараемся как можно меньше болтаться под ногами. Я сделаю все, чтобы помочь вам. И девушки, думаю, тоже.

— Главное, не отвлекайте командира. Ему сейчас не до вас, — посоветовал Рикэн, почему-то остановив взгляд на Ариадне, и сразу же поднялся.

— Цесин, вы можете забрать Микею в свою каюту, если это вам нужно. Но тогда до утра я попрошу вас оставаться там, — сказал Рикэн, когда они вышли в коридор.

Микея горячо закивала и прижалась к нему, и Цесин с улыбкой поднял жену на руки, чтобы унести в свою каюту.

Ариадна.

Рикэн злился на нее, и было за что. Так сильно подставить парня она не могла бы даже специально, даже если бы обдумывала план все три года, что жила на Горре. Худшего кошмара, чем оказаться виновным в шашнях с невестой Сезара, ни для одного горианца невозможно представить. Она надеялась, что он еще не знает — но Рикэн уже знал: старшим офицерам корабля присылали сводку новостей с Горры.

— Ты уже знала, когда целовала меня? — процедил он, когда Асхелека скрылась в своей каюте, и они остались вдвоем.

— Нет, — ответила она, зная, что ее эмоции подтвердят честность ответа. — Мне жаль, правда.

Но этот ответ почему-то не понравился ему.

— Мне тоже жаль, что я тебя встретил, — ровным тоном ответил Рикэн. От того, насколько контрастировал со смыслом слов его ровный, спокойный тон, ей стало совсем плохо.

— Он не тронет тебя за это, — успокаивала Ариадна и себя и его. — Ведь это я тебя поцеловала. И ты не знал тогда, что он восстановил помолвку.

— Это ты так думаешь, — ровным голосом добавил Рикэн, продолжая идти рядом с ней по коридору.

Ариадна остановилась, словно споткнувшись, и резко задрала подбородок, чтобы посмотреть ему в лицо:

— Ты знал?!

— Утренняя сводка новостей. Да, знал, — отрывисто ответил он.

— Но почему тогда…

— Я бы сделал это снова, маленькая.

Его молодое, еще почти юное лицо по-прежнему ничего не отражало. Она не могла прочесть ни единой его эмоции за блоками, но вдруг поняла и всхлипнула.

— О, господи. Прости меня, Рикэн.

— Не надо, не смей извиняться. Оставь мне хоть каплю достоинства, — процедил он, глядя в сторону.

За полночи Ариадна выплакала ведро слез. Она кругом была виновата. Спасаясь от одиночества заигрываниями с Рикэном, она и подумать не могла, что так сильно ранит чувства этого мужчины — и все же ранила его. Мало того, она подставила его под гнев Сезара, который неизвестно что теперь может сделать с ним за это. Бесполезно было задаваться вопросом, когда он успел влюбиться в нее, и почему она не могла ответить, но захотела его поцеловать. Просто так бывает. Злая ирония судьбы.

В отчаянии Ариадна обдумывала вариант с отказом от помолвки с Сезаром — снова. Она могла бы предложить Рикэну помолвку с ней, и разделить его судьбу. Если Сезар решит навечно сослать его на какие-нибудь рудники на Шаггитерре — так тому и быть, она поедет с ним, фантазировала Ариадна, даже не зная, есть ли на Шаггитерре рудники, и ссылают ли туда горианцев.

Но потом пришлось так или иначе возвращаться в реальность. Помолвка с Рикэном ни к чему не приведет: он хороший, но она не влюблена — это точно. А значит, никакого слияния не может быть — это не земной брак, за нелюбимого не выйдешь. А выйдешь — умрешь мучительной смертью. Ариадна сглотнула при одной мысли о таком. История Горры знала считанное количество случаев со слиянием "по ошибке" — каждый раз это заканчивалось сумасшествием и смертью. Об этом были написаны десятки назидательных книг, сняты фильмы — никаких браков по расчету, вдалбливали горианцам с детства. Помолвки — сколько угодно, слияние — нет.

Ариадна знала, что не допустит, чтобы Рикэн пострадал — хотя понятия не имела, как. Просто не допустит и все. Она скажет Сезару, чтобы он делал с ней что угодно — только не с ним. Она поставит ему ультиматум. Или просто по-человечески попросит… интересно, дракона можно попросить по-человечески? — задумалась она и слегка приуныла. Хорошо планировать разговор с ним, сидя на другой планете. Особенно если забыть, что при встрече она не смогла вынести даже его прямого взгляда.

В середине ночи Ариадна поднялась с постели — ей было душно — и села на прохладный пол, обхватив себя руками. Взлет корабля почти не ощущался, но сейчас было ясно, что они в полете — по мерной вибрации, идущей изнутри огромного механизма. На полу она ощущалась сильнее. Ее мысли переключились на происходящее на Шаггитерре. Почему-то пока война не воспринималась серьезной угрозой: корабль защитит их, а команда Тхорна — лучшая.

Они справятся с шаггитеррианцами, как и раньше. Во время прошлых волнений два года назад никто из горианцев не погиб. Зато ей теперь не надо так срочно лететь на Горру, и снова встречаться с Сезаром.

Закрыв глаза, Ариадна снова задалась вопросом, когда ее жизнь успела превратиться в такой хаос? Каких-нибудь пару месяцев назад она страдала от того, что никому не нужна — и вот, пожалуйста, нужна, сразу двоим, и перед обоими уже успела во всем на свете провиниться. Только неизвестно, нужно ли все это ей самой.

Тхорн.

После бессонной ночи, проведенной в переговорах с местным и горианским командованием, Тхорн пришел в угрюмое и напряженное расположение духа. На утреннем построении от него здорово досталось трем офицерам за какие-то пустяки, после чего все притихли и собрались перед высадкой. Едва выпрыгнув из корабля, посаженного в одной мере от деревни, занятой шаггитеррианскими бунтовщиками, они оказались в эпицентре драки.

Шаггитеррианцы вели себя на удивление странно — даже для полоумных. Если раньше они оборачивались в бегство, стоило только начать драться по-серьезному и ломать, например, конечности, то теперь это их не останавливало. Явственно вспоминалась заварушка трехлетней давности, и казалось даже, что теперь все хуже. Примерно за час Тхорн с командой стали причиной двух сотен травм различной степени серьезности — и, к сожалению, одной смерти.

Когда все было кончено, командир нашел взглядом несчастного младшего офицера, который невольно убил шаггитеррианца, и в несколько шагов приблизился к нему. Парень вне всяких сомнений был травмирован. Он стоял на коленях перед трупом, бессмысленно глядя на него. Тхорн позвал подчиненного по имени и заглянул в глаза, уводя, и осторожно скорректировал травму — вылечить такое совсем никому было не дано. Мальчику предстояло справиться самостоятельно.

— Возвращайся на корабль, — скомандовал он, вернув офицера из увода. Рывком за руку он поднял его из коленопреклоненной позы и подтолкнул в сторону корабля, кивнув старшему, чтобы проводил.

— Вперед, — скомандовал он остальным и качнул головой в сторону шаггитеррианской деревни.

— Они как будто обдолбанные, — заметил Скертис эс-Шетте, приблизившись к командиру. Тхорн кивнул. Он не хотел разговаривать и не готов был пока делать каких-то умозаключений про шаггитеррианцев: это дело местного командования, которое разбирается в проблеме уже три года с привлечением экспертов и масштабными исследованиями.

— Скерт, мне нужно, чтобы ты проверил ближайшую деревню со своим отрядом, а я поведу остальных сразу в город — там горячо сейчас, — сказал Тхорн, получив новую информацию на коммуникатор. Эс-Шетте с готовностью кивнул, тут же бросившись собирать своих подчиненных в отдельную группу. Тхорн с тоской проводил его взглядом. Ему здесь нужен был Дейке — но кто же знал, что так обернется? Теперь он вынужденно доверялся Скертису, которому доверяться нельзя.

В его распоряжении находилосьо всего три старших офицера: Скертис, Рикэн, которому он на этот раз решил показать свое неудовольствие, оставив на корабле с женщинами, и еще один, у которого недавно тяжело заболела мать — в результате он остался на Горре, как и Дейке. Что-то тревожно стучало у виска, какое-то дурное предчувствие. Тхорн скрипнул зубами: надо было брать Рикэна. Посомневавшись еще немного, он взял коммуникатор и связался с ним, объяснив задачу: присоединиться к Скертису в деревне, искать пленных, наблюдать за округой.

А потом расправил крылья и скомандовал своей части команды на взлет. Большую часть пути они проделали по воздуху, чтобы ускориться, но потом снова приземлились — чтобы не быть замеченными слишком рано.

Шаггитерианцы напали на них на подходе — не там, где ожидалось, раньше. Благо, никто и не думал расслабляться — и нападение трех десятков дикарей не стало большой проблемой для сорока пяти тренированных горианцев. Тхорн на этот раз не санкционировал никакой жестокости, и шаггитеррианцы даже смогли уползти целыми — с парой-тройкой переломов на всех, не более. Пятерых они взяли в плен.

Когда они переводили дух, позвонил Скертис и доложил, что деревня зачищена от бунтовщиков: была небольшая драка с тремя десятками шаггитеррианцев, десяток из которых взят в плен.

— Отличная работа, — отозвался Тхорн. — Оставайтесь там пока, обыщите дома: у нас по-прежнему сведения о пяти похищенных, их надо искать. Рикэн к вам присоединится.

— Есть, — ответил Скертис и отключился.

Путь до командования — по сути, небольшого городка, огороженного с одной стороны естественной стеной в виде скал, а с другой — высоким забором, лежал через лес.

Где-то за ним прямо сейчас шел долгий бой, к которому им следовало присоединиться. Подумав, Тхорн скомандовал всем на взлет, оставив пленных шаггитеррианцев связанных всех вместе: далеко уйти сами они не смогут, если повезет, и за ними не вернутся свои, можно будет забрать их позже, решил он.

— Я разрешаю любые разумные способы боя, — сказал он команде перед взлетом. — Вы можете применять оружие на свое усмотрение.

Его бойцы молча и хмуро кивнули. Ножи висели у всех на поясах. Чисто физически убить ими шаггитеррианцев им ничего не стоило. Но влетать в психотравму не хотелось никому — особенно после того, как все насмотрелись на утреннюю сцену с мертвым шаггитеррианцем у корабля.

— Все посмотрели на меня: при угрозе жизни или даже при угрозе ранения — я приказываю применять оружие. Кто попытается умереть — того идиота сам потому убью, — рявкнул Тхорн. Офицеры отреагировали нестройными и невеселыми смешками. Тогда командир тихо выдохнул и раскрыл крылья, чтобы повести всех за собой на взлет.

Они пролетели лес на одном дыхании — но та картина, которая перед ними открылась, заставила многих его задержать. Такой масштабной драки Тхорн не видел давно: шаггитеррианцев набралось под две тысячи — а противостояла им всего пара сотен горианцев, обороняющих стену командования. И еще немного стрелявших из самодельных луков из-за стены — запрещенного оружия. Но видимо, отчаявшимся местным было уже все равно. Тхорн скрипнул зубами: полчаса назад ему присылали сообщение о восьми сотнях дикарей. Восемь сотен и двадцать — большая разница.

— Осторожнее со стрелами, — крикнул он своим и спланировал так, чтобы напасть на шаггитеррианцев сзади. После этого время замерло, и он переключился в особый боевой режим, в котором до конца слышал все сразу — и одновременно ничего. Тхорн телепатически старался контролировать всю команду и мысленно дрался с каждым своим офицером — видя, слыша каждого, дыша в едином ритме с ними.

Оценив количество дикарей, он сразу стал бить жестко, выводя их из строя с одного удара, отшвыривая в сторону. Сначала шаггитеррианцы не сориентировались, и их удалось сходу расшвырять, около сотни — но потом дикари перегруппировались, развернулись и напали — сразу много, человек под четыреста. Тут они, конечно, еще немного подавили друг друга, но все равно стало сразу тяжело.

Ощутив боль от чьего-то ранения, Тхорн повернул голову и безжалостно полоснул ножом шаггитеррианца, который секунду спусят убил бы его офицера. Ледяной шок первого убийства сковал все его мышцы, и это стоило ему резаной раны на руке, боль от которой он почти не ощутил — только ожог. Почти сразу Тхорн убил второй раз — защитил другого подчиненного. Уши заложило от травмы — стало все равно.

— Оружие в руки, хватит их щадить, — заорал он, когда еще двое из его команды получили серьезные ранения. Он понимал, что драка предстоит еще долгая и серьезная, и смертей уже не избежать — но он считал своей главной задачей, чтобы эти смерти не коснулись его команды. Это было его главной задачей всегда.

Асхелека.

— Цесин, ты не мог бы нам сегодня рассказать про Шаггитерру: почему шаггитеррианцы воюют? — спросила Микея, когда они собрались на уроке.

— Сложно назвать точную причину, маленькая, — отреагировал профессор, нежно глядя на жену. — На многих планетах постоянно идут войны и вооруженные конфликты. Такова суть недоразвитых человеческих существ — все время друг с другом конфликтовать.

Краем глаза заметив, как Ариадна заерзала на стуле, явно реагируя на реплику о недоразвитости, Асхелека тоже насупилась:

— Получается, что горианцы такие особенные? — спросила она недоверчиво.

— Нет, горианцы тоже раньше воевали. Пока не появились центарианцы.

— Значит, центарианцы такие особенные? — язвительно осведомилась Ариадна. Асхелека опустила глаза, едва сдерживаясь от того, чтобы фыркнуть. Новости про ее помолвку с Сезаром — повторную! — разлетелись по кораблю как пожар, и бедной девушке некуда было бы деться от перешептываний, не исчезни вся команда с корабля.

— Центарианцы особенные, — кивнул Ариадне Цесин, намеренно не замечая ее состояния. — Они в некотором роде… не люди.

— В некотором роде?

— Ну, у них есть человеческая сущность, но она их не определяет. Они могут жить и без нее.

— То есть человеческое тело для них не главное? — спросила Асхелека. Ей тоже стало интересно: в школе им не рассказывали об этом подробно, хотя запрещенной темой Центра никогда не была. Просто учителя перестраховывались, не желая чем-нибудь случайно вызвать недовольство Сезариата.

— Да, это так. Они в первую очередь драконы. По сути, человеческий облик они приняли путем некоторых манипуляций, о которых достоверно ничего не известно, около трех тысяч лет назад — чтобы вступить в контакт с горианцами и наладить взаимоотношения.

— И в это же время на Горре начала стремительно развиваться телепатическая цивилизация, — вспомнила Микея.

— И, как вы понимаете, не случайно, — кивнул Цесин.

— Погодите… то есть телепатию на Горру принесли центарианцы? Как вирус? — недоуменно раскрыв глаза, спросила Ариадна, и все засмеялись, включая профессора.

— Нет, маленькая, не совсем так. Телепатия на Горре была, но на довольно слабом уровне. Никто толком не учился, не достигал потенциала, не развивал его. В результате новые поколения горианцев не получали большего потенциала, как это зачастую бывает сейчас. Драконы научили нас развивать эти способности, и до сих пор учат.

— А войны прекратились благодаря телепатии? — уточнила Асхелека.

— В первую очередь, да, — подтвердил профессор. — Телепату слишком больно, когда он вынужден причинять физическую боль, увечья и, тем более, смерть. Это гарантированно жестокая травма, и нормальный человек добровольно на это не пойдет.

После всех этих вопросов Цесин вернулся к Шаггитерре и рассказывал много всего — наверняка, очень интересного, но Асхелека слушала в пол уха, думая только о Тхорне.

* * *

К вечеру ей стало очень грустно и страшно. Она все больше волновалась за него. Только после слов Цесина о травмах она вдруг сообразила, в чем настоящая тяжесть работы наемников спецназа. Не в том, что они рискуют жизнями. А в том, что им приходится убивать.

Не находя себе места, она шла по пустому коридору первого уровня, пока не оказалась перед дверью в каюту Тхорна. Немного подумав, она приложила ладонь к замку — он разрешил ей вход, чтобы она могла свободно заходить к нему по вечерам. Разумеется, он не приглашал ее приходить в его отсутствие, но сейчас это не казалось важным. Ей хотелось побыть с ним, хотя бы мысленно.

Никаких новостей пассажирам никто не рассказывал. Рикэн в середине дня сказал, что у него приказ, и покинул «Черную звезду» — они остались без присмотра. На всем корабле с ними оставались только трое дежурных — пусто и гулко. В каюте Тхорна ей показалось уютнее всего. На кровати валялась брошенная рубашка — видимо, он переодевался в спешке. Повинуясь какому-то порыву, Асхелека взяла в руки рукав этой рубашки и прижалась к нему щекой, вспоминая, как он целовал ее.

Эти воспоминания очень грели ее — она чувствовала себя желанной теперь. И еще она видела опасную искру в его глазах, когда он сказал: "да знаю я про твоего мальчишку". Он ревновал, и ее дыхание останавливалось всякий раз, когда она думала об этом.

Сминая ткань в руках, Асхелека зарылась в нее лицом, вдыхая его запах — одуряющий, такой уже родной. "Вернись ко мне живым и здоровым, пожалуйста", — прошептала она, забираясь на его постель, представляя его рядом.

Тхорн.

Он находился в очень странном, пограничном состоянии, словно со стороны воспринимая все, что происходило. В какой-то момент Тхорн вроде как очнулся, понял, что бой затянулся на час и осознал, что пора готовиться принять смерть, но тут резко стемнело, и разом включились прожекторы с резким звуком, напугав и смутив избитых, уставших шаггитеррианцев. И они понемногу стали обращаться в бегство, пока паника не охватила всех туземцев до единого.

А затем открыли ворота, и прибежали медики из города. Постепенно отпустив телепатический контроль команды, Тхорн ощутил, как сильно перенапрягся — сначала это выразилось в дикой головной боли, от которой он стонал сквозь зубы полночи. А потом его накрыло последствиями психотравмы — пришла темнота и галлюцинации.

Никто в командовании не обладал даже близко необходимым для оказания помощи телепатическим уровнем. Он мог справиться только сам или умереть. Тхорн справился. Ежесекундно содрогаясь от боли, он боролся несколько часов, переживая все четыре убийства, которые совершил накануне. Снова и снова. Пока не почувствовал, что это осело в глубине подсознания и больше не давит на мозг.

Его подушка была мокрой от слез ненависти к самому себе и отвращения к тому, чем он занимался. С чувством непреходящего омерзения он, наконец, очнулся и нашел себя в персональной палате, лежащим поверх одеяла в одних брюках, с забинтованной рукой. Тогда он тяжело поднялся и вышел в общий зал. В целом, ситуация была лучше, чем можно было ожидать. Только двое из его офицеров получили серьезные травмы и спали под сильным обезболиванием. Остальные находились в годном к службе состоянии, за исключением психотравм, с которыми уже работали врачи.

Тут подбежали врачи, возмущенно требуя, чтобы он вернулся в постель. Его все еще сильно трясло. Начинала пульсировать боль в руке, и Тхорн подчинился.

— Сколько времени? — спросил он у ближайшего врача.

— Десять утра, — ответил тот, разрезая бинты на его руке. — У вас серьезная рана. Полежите хотя бы до вечера.

— Мне надо поговорить с командующим, — еле ворочая языком, сказал Тхорн.

— Командующий зайдет к вам в двенадцать. Лучше поспите.

— Дайте мой коммуникатор, пожалуйста.

— Вам надо спа…

— Я сказал: дайте коммуникатор, — прорычал он, и врач сдался под его прямым гневным взглядом.

Ему надо было связаться со Скертисом и Рикэном, узнать, что на корабле, позвонить командующему, но… его рука сама набрала номер Асхелеки.

— Маленькая, — нежно сказал он, улыбаясь, едва услышал ее голос. В ответ послышались всхлипы, и он нахмурился:

— Не плачь, я в порядке. Я в порядке, слышишь? Как ты?

— Ужасно… я думала, с тобой что-то случилось, — тихо ответил ее дрожащий голос в его ухо.

— Нет, маленькая, нет. Все хорошо.

"Пока", — подумал он, но произносить этого вслух, разумеется, не стал.

— Я зашла в твою каюту. И спала здесь, — вдруг призналась она.

Тхорн замер с трубкой в руке, удивленный. Но его грудь уже наполняло тепло, от которого даже в голове прояснилось, и откуда-то в его тело влился целый поток свежей энергии.

— Это просто безобразие, маленькая, — ответил он, сияя телепатической улыбкой, и даже его губы дрогнули в подобии настоящей улыбки, что вызвало крайнее изумление у врача, все еще делающего ему перевязку. По правде, тот изумлялся уже несколько минут, слушая, как он нежно разговаривает с Хеле — но Тхорну было на это плевать.

— Ужасное безобразие, — весело согласилась Асхелека, уловив его настроение. — Ты должен срочно вернуться, чтобы наказать меня за это.

"Ради Величайшего, перестань… ты уже такая женщина", — подумал он, незаметно от врача комкая простыню левой рукой. И продолжая улыбаться.

— Я постараюсь побыстрее, — пообещал он и, поколебавшись, добавил охрипшим голосом: Я тебя люблю.

— И я тебя тоже, — отозвалась она мгновенно, словно ждала возможности сказать это.

Положив трубку, Тхорн чувствовал себя так, словно готов был взлететь на месте. Она спала в его постели. Она его любит! Ничто другое не могло бы так быстро и эффективно вылечить его за пару мгновений.

Ариадна.

После занятий Ариадна подошла к Цесину и попросила его о приватной беседе:

— Профессор, можно с вами поговорить?

— Конечно, маленькая.

Он снова сел за небольшой стол, где они занимались, и предложил ей занять место рядом.

— Вы могли бы мне рассказать еще чуть больше о драконах? Я слишком мало знаю, но не хотела бы обсуждать это при всех, ведь… ну, все знают, почему мне так интересно.

Горианец кивнул и, немного помедлив, положил перед собой руки, как делал всегда, когда готовился обстоятельно отвечать на вопросы своих студенток.

— Ариадна, твой интерес понятен, как и все возможные опасения. Я готов ответить на все вопросы. Но я хочу заметить, что очень скоро, по всей видимости, ты сможешь задать их жениху — а он точно знает больше, чем я, — мягко заметил Цесин.

— Но ведь это его не должно обидеть, если мы сейчас об этом поговорим?

— Надеюсь, что нет, — с легкой телепатической улыбкой ответил профессор. — Что тебя волнует?

— Когда дракон женится на горианке — я не понимаю, как это физически возможно? Какой в этом для него смысл?

— Строго говоря, никакого, — неожиданно отозвался ее учитель. — Дракон на тебе никогда не женится.

— Что? — удивленно моргнула Ариадна.

— Ну, как ты справедливо заметила, это невозможно физически, — с искорками смеха в глазах пояснил профессор. — Более того, даже его появление рядом в истинном облике не доставило бы тебе никакого удовольствия — это очень тяжело переносится людьми. Так что мы будем говорить о помолвке и возможном браке с Сезаром, а не драконом.

— Но это одно и то же, — возмутилась девушка, поскольку ей показалось, что профессор морочит ей голову.

— Не совсем, маленькая. При всем уважении к Величайшему — он лишь часть личности дракона, но не вся личность целиком. Сезар — это его человеческая сущность.

— Я не понимаю.

— Это не просто понять. Для этого надо понять и принять, что человек — часть чего-то большего. Ты веришь в загробную жизнь, Ариадна? — внезапно поинтересовался профессор.

Неожиданный вопрос, как казалось, мало относящийся к делу, ввел ее в легкий ступор. Ее брови нахмурились, из груди вырвался вздох:

— Не знаю.

— Представь, что веришь. Представь, что твоя душа возвращается из тела к чему-то исходному, к чему-то большему, чем она сама — и вливается в это — в нечто целое. Ты можешь такое представить?

— Чисто теоретически, наверное, да, — пожала плечами Ариадна.

— Так вот, если про обычных людей мы такого наверняка не знаем, и можем лишь верить — то драконы говорят нам, что с ними такое происходит. Когда их человеческая сущность умирает — она возвращается к дракону.

— Они бессмертны?

Ее брови поползли вверх, а глаза широко раскрылись от изумления.

— Насколько нам известно, нет. Но живут они долго — тысячи лет. А их человеческие сущности — приблизительно столько же, сколько другие горианцы. Ну, может, больше лет на сто.

— Все ясно. Профессор, я сейчас сойду с ума.

Цесин рассмеялся и встал из-за стола, потрепав ее по плечу:

— Все это постепенно уложится в твоей голове, и скоро будет казаться понятным и нормальным. Не волнуйся, Ариадна. Я уверен, твой жених поможет тебе привыкнуть.

— Я даже не могу смотреть ему в глаза, — неожиданно пожаловалась она, но брови Цесина удивленно поднялись:

— Что ж тут такого? — спросил он. — Никто не может смотреть в глаза Сезару, маленькая. По крайней мере, пока он сам этого не хочет.

* * *

Все еще находясь под воздействием ошеломившего ее разговора с Цесином, Ариадна направилась в свою каюту, чтобы немного отдохнуть перед обедом, когда вдруг поняла, что снаружи открыли главный вход на корабль: по коридорам гулял сквозняк от осеннего шаггитеррианского ветерка. Поколебавшись всего мгновение, Ариадна поспешила к выходу: она хотела знать, что происходит.

Лестница привела ее в верхний небольшой зал — как раз вовремя, чтобы увидеть, как уставшие, покрытые потом и грязью офицеры входят внутрь, принося с собой странный неприятный запах, которого она не чувствовала уже очень давно. И лишь встретившись взглядом с одним из них, Ариадна поняла: они были пьяны. А тем запахом был запах спирта, который на Горре никто в пищу не употреблял. Единственным похожим на алкоголь напитком был сяши, но его изготавливали не на спиртовой основе, и так сильно он никого не пьянил.

— О, кто это нас тут встречает… похоже, Сезарова невеста, — еле ворочая языком, заметил один из офицеров и все заржали, словно лошади. Ариадна шарахнулась в сторону, когда один из них сделал вид, что хочет ее схватить. Но тут пьянчугу резко окрикнули по имени, и вперед вышел Рикэн, схватив ее за руку — злой, тяжело дышащий… трезвый, с облегчением поняла Ариадна, когда он мягко развернул ее и подтолкнул к лестнице:

— Живо в свою каюту и не высовываться, — негромко приказал он.

Внизу лестницы Ариадна встретила Асхелеку — та прибежала, явно в надежде, что вернулся Тхорн, но этому не суждено было пока сбыться. Схватив ее за руку, Ариадна помотала головой:

— Надо уходить, они пьяные.

— Они — что? — не поняла Асхелека.

— О боже, Хеле, просто поверь мне! Идем отсюда.

— Но Тхорн…

— Его там нет. Хеле, нам надо уносить ноги, — взмолилась Ариадна, когда по лестнице уже загрохотали сапоги, и подоспели новые комментарии от чуть не упавшего с лестницы старшего офицера — на этот раз о красных шаггитеррианских волосах Асхелеки.

Словно в каком-то дурном сне она увидела широко раскрытые, мгновенно наполняющиеся слезами зеленые глаза и чуть ли не силой поволокла за собой девушку, которая по дороге, наконец, что-то поняла и побежала следом. Но по дороге вдруг отстала, останавливаясь.

— Сюда, сюда, — закричала Асхелека, прикладывая ладонь к двери в каюту командира и, на удивление Ариадны, она открылась. Девушки вихрем ворвались внутрь, и захлопнули за собой дверь.

Ариадна нервно рассмеялась, сползая по стенке на пол. Асхелека смотрела на нее широко открытыми глазами, в которых все еще дрожали слезы:

— Что с ними? — испуганно и изумленно прошептала она.

— Никогда не видела толпу пьяных мужиков?

— Пьяных? — переспросила Хеле, и Ариадна вздохнула, уделив следующие тридцать минут лекции о вреде алкоголя и последствиях его употребления. Издалека до них доносились то крики, то песни — так что выходить из каюты командира Ариадна в ближайшее время не собиралась и никуда не спешила.

Разобравшись, в чем дело, Асхелека позвонила Микее, чтобы предупредить, а потом показала Ариадне сад, где они надолго задержались — благо, там был сок и немного печенья, которыми они смогли слегка утолить голод.

— Они в каюте? — спросила Ариадна про Цесина с Микеей, и Асхелека утвердительно кивнула с очень грустным взглядом.

— Я не понимаю, как он мог такое допустить. Чем они там вообще занимаются? — удивленно и расстроено спросила она.

— Судя по всему, воюют. Но это никогда не мешало мужчинам совершать непотребства, — пожала плечами Ариадна. — Наоборот, такой повод. Дорвались, вероятно, до закромов, до местных женщин…

И только когда Асхелека изменилась в лице, она поняла, что сказала что-то не то: девушка всплеснула руками, словно пытаясь отгородиться, и беззащитно пробормотала:

— Нет, нет, они не могли…

— О, боже мой… Хеле, я просто сболтнула глупость. Пожалуйста, не думай ни о чем таком… они ведь просто напились, — торопливо заговорила Ариадна, но лицо ее юной рыжеволосой подруги бледнело на глазах, а потом Асхелека безутешно расплакалась, закрыв лицо руками.

Ариадна успокаивала ее почти полчаса, и успела раз двадцать проклясть свой болтливый язык — как она могла забыть о том, с кем говорит! Но Асхелека постепенно успокоилась, и, как выяснилось, не сердилась на нее.

— Знаешь, я уже тысячу раз об этом думала… что мой папа мог сделать это с мамой силой, и именно с этого началась его болезнь. Но потом я думала — а зачем? Ведь многие шаггитеррианки предлагают себя горианцам. Зачем ему делать это с кем-то, кто не хочет? — Асхелека смотрела на Ариадну, словно ждала от нее ответа, и та успокаивающе обняла за плечи:

— Ему совершенно незачем было бы такое делать, милая. Не думаю.

— Но если это было добровольно, как так вышло, что она забеременела? Почему он не предохранялся — я не понимаю, — прошептала Асхелека.

— Такие вещи иногда получаются случайно. Не мучай ты себя всеми этими размышлениями, — посоветовала Ариадна, поглаживая ее по спине. Теперь она чувствовала сильную разницу в их возрасте — как ни странно, до этого момента она ни разу не ощущала так явственно, что была почти вдвое старше Асхелеки.

— Ты так плакала, что здорово меня напугала, — добавила она.

— Я просто сейчас вспомнила, что отец рассказал на суде, — тихо отозвалась девушка. — То, что было заблокировано у меня в памяти.

Взгляд Ариадны в ответ на такое признание, должно быть, стал диковатым, потому что Асхелека тут же улыбнулась:

— Не бойся, у меня уже нет травмы. Видимо, все прошло. Но мне все еще больно.

— Если хочешь — расскажи мне. Я никому не…

— Это моя мама. Я всю жизнь думала, что она мертва. Папа никогда не говорил об этом, но просто подразумевалось, понимаешь?

Ариадна изменилась в лице, когда поняла:

— Так твоя мать жива? Она где-то здесь, на этой планете? — хриплым голосом спросила она, и Асхелека молча кивнула, сильно сжав кулаки — причиняя себе заметную боль ногтями.

— Тогда ты можешь ее найти?

— Нет, это невозможно, — с горечью ответила Асхелека.

Следующий час девушки проговорили на том же месте, где стояли — Асхелеке надо было выговориться, и Ариадна поняла. Она внимательно, с сочувствием выслушала все, что маленькая шаггитеррианка смогла вспомнить о судебном заседании и о допросе отца.

— Я знаю, знаю, что он любит меня, — расплакалась Асхелека под конец. — Но он говорил такие сухие, жестокие вещи, как будто не…

— Он просто болен, — тихо вставила она, понимая, насколько это важно услышать для ее юной собеседницы, никогда не знавшей матери и натерпевшейся от отца. — Твой папа любит тебя.

— Да. Да, он просто болен, — энергично закивала девушка, и ее медные волосы-колечки запрыгали по хрупким плечам. Тонкие руки скрещены на груди в беззащитной попытке отгородиться от страшных мыслей. — Он ведь не хотел на самом деле сделать мне больно…

— Нет, он не хотел разлучить тебя с матерью. Он просто понимал, что тебе на Горру. Он хотел как лучше, и не знал, как поступить иначе. Он ведь не бросил тебя на Шаггитерре, понимаешь?

— Д-да, — снова всхлипнув, кивнула Асхелека, теперь уже немного увереннее. — Он хотел позаботиться обо мне. Просто не умел иначе.

Тхорн.

После разговора с Рикэном все его благостное настроение улетучилось. По правде, Тхорн давно не был так зол на своих подчиненных. Отряд Скертиса отказался подчиняться Рикэну, когда он запретил им пить — они сослались на своего командира, который разрешил, и сам уже к тому времени валялся пьяный. К ночи все младшие нажрались как скоты — по крайней мере, как-то так выразился Рикэн.

Ему и еще пяти бойцам, пожелавшим остаться трезвыми, удалось отразить ночное нападение небольшой группы шаггитеррианцев, но к утру дикарей стало больше, и пришлось уходить. Рикэн доложил, что ему удалось вернуть всю группу на корабль, но большинство офицеров, к сожалению, все еще оставались пьяными.

— Рикэн, я даю вам полномочия капитана. Делайте, что хотите — но вытрезвите их, а Скертиса — под арест. Корабль нужно переместить прямо сюда — приземляйтесь рядом с командованием, — распорядился Тхорн, пылая от злости: Дейке был тысячу раз прав. Назначение эс-Шетте старшим офицером стало большой ошибкой с его стороны, о которой капитан не раз и не два напоминал ему за это время. Почему же он не послушал его?

Тхорн испытывал чувство стыда, и возможно, именно поэтому он спокойно принял извинения командующего войсками на Шаггитерре, хотя накануне ошибка этого командира в оценке обстановки едва не стоила жизни и самому Тхорну, и многим членам его команды. Если бы он знал, что будет такая драка, не стал бы делить команду на две части, и им было бы намного легче в бою. И ребята Скертиса были бы трезвые, с досадой подумал он.

— Большая их часть появилась буквально за полчаса до вас, — объяснил командующий, отводя глаза. Он робел перед ним еще и из-за разницы в возрасте, и в телепатическом уровне. У Тхорна и боевого опыта было намного больше.

— Вы использовали луки. Я так понял, ситуация отчаянная, — заметил Тхорн.

У него почти не было времени обдумать происходящее, но накануне он понял, что шаггитеррианцы все-таки чем-то накачаны. Ничем другим невозможно было объяснить отключение базовых инстинктов и желание биться до смерти.

— У нас уже пять человек погибших после вчерашнего. Больше десятка тяжело ранены, не считая ваших двух. А шаггитерианцев все прибывает. Я уверен, их кто-то натравливает на нас. Думаю, на планете работает кто-то извне.

— Да, похоже, — согласился эс-Зарка. — Как там сейчас?

— Пока тихо. Но вчера они тоже к вечеру напали. Мы можем не выстоять сегодня, — честно ответил командующий, пряча глаза.

— Сколько людей в городе? — быстро спросил Тхорн.

— Тысяча триста.

— Из них бойцов?

— Двести тридцать… двести двадцать семь, и не все полностью здоровы физически. И еще у многих психотравмы после вчерашнего.

Тхорн выругался.

— Мы вчера послали просьбу о помощи на Горру, обрисовали ситуацию. Сегодня утром вылетели корабли. Но они прилетят…

— Через три дня. Знаю, — процедил Тхорн. — Сколько женщин и детей в городе?

— Детей почти нет. Женщин около четырех сотен. В основном, ученые, как и мужчины.

— Мы можем эвакуировать их на "Черную звезду", там они будут в безопасности до прилета помощи. Все, к сожалению, не поместятся. Остальным в руки оружие и будем сражаться до последнего. Используем луки. Используем все, что можно.

— Мы не сможем забаррикадировать город — он не строился как крепость. Никто не ждал, что шаггитеррианцы нападут, — растерянно сказал командующий.

— Знаю. Сидеть внутри — плохая идея. С них станется подпалить стены. Мы выйдем и будем драться, — решил Тхорн.

— Вы примете командование? — последовал робкий вопрос, и Тхорн удивленно посмотрел молодого военного:

— Вообще-то, уже принял, — сказал он и рывком поднялся. Времени на эвакуацию женщин и подготовку оставалось в обрез.

* * *

Доклады разведчиков, вернувшихся через час, никого не обрадовали: к ним направлялось примерно три тысячи шаггитерианцев. Тхорна успокаивало только то, что "Черная звезда" уже приземлилась на поле прямо перед городской стеной, с одной стороны, обеспечивая убежище самым слабым, с другой — сужая шаггитеррианцам поле для нападения, защищая их своим корпусом, хотя бы с одной стороны.

Наблюдая за посадкой корабля, Тхорн мысленно отметил, что Рикэн набрался мастерства и заслуживает всяческих похвал за свою работу. Связавшись с ним по коммуникатору, командир отдал последние распоряжения: принять на борт женщин, поручить их размещение дежурным, выгрузить всю команду в город, кроме арестованного Скертиса.

Всех бойцов он вооружил, как мог. Наибольшее количество оружия получили самые умелые воины, и Тхорн распорядился никого не щадить.

— Их намного больше, чем нас. Но в ваших руках сделать так, чтобы вы и горожане выжили, — сказал он бойцам, собравшимся вокруг него. — Если это придется сделать ценой жизней шаггитеррианцев — делайте это. Не думайте. Сражайтесь, как в последний раз, иначе он и правда будет последним, — мрачно предупредил он и отправил всех расходиться по местам. Всю толпу он заранее разделил на несколько отрядов, каждым из которых руководил свой командир. Сам он решил, как обычно, следить за своими с помощью Рикэна — так они смогут принести наибольшую пользу и остальным.

Заметив стоящего неподалеку Цесина, Тхорн с досадой цокнул языком:

— Эс-Эммар, какого дьявола? — прорычал он, подходя к нему.

— Я не буду прятаться на корабле с женщинами, — сухо ответил Цесин. — Там и без меня тесно. А здесь полно моих коллег, которые умеют сражаться не лучше меня.

— Не выходите за городскую стену, — предупредил Тхорн. — Ваши местные коллеги, по крайней мере, видели живьем вооруженных шаггитерианцев, и у них хватило бы ума спрятаться от них так далеко, как только было бы можно.

К сожалению, он уже знал, о чем говорит: за день к нему подошли уже более десятка горожан-мужчин, просивших об убежище на корабле. Нескольким Тхорн терпеливо объяснял, что на "Черной звезде" нет места. Одного, особо настойчивого, спросил, которую из женщин он предлагает выдворить с корабля, чтобы занять ее место. На другого, предложившего ему деньги за посадку, Тхорн рявкнул так, что тому пришлось спасаться бегством. Но к нему все продолжали подходить. Кого Тхорну действительно хотелось бы выкинуть с корабля — это Скертиса, но он уже твердо решил, что эс-Шетте останется, под позорным арестом во время этого боя, вместе с женщинами и детьми. И чем бы это ни закончилось — это навсегда останется с ним.

Когда он понял, что есть еще немного времени, подошел к бойцам из отряда эс-Шетте, выглядевшем пристыженными и помятыми, но уже в основном трезвыми.

— У вас есть шанс искупить эту позорную историю прямо сейчас, — сказал он им. — Если вы будете воевать достойно — мы больше не вспомним об этом.

Его взгляд упал на подошедшего младшего офицера — его глаза были чистыми и сияющими, как у отца. Один из тех пяти, кто был в отряде эс-Шетте, но не стал пить.

— Меркес, я скажу капитану эс-Хэште, что он может гордиться своим сыном, — сказал Тхорн, хлопнул его по плечу и ушел за городскую стену, чтобы проверить лучников.

Асхелека.

Когда она поняла, что на корабле становится слишком тесно, она отдала свою каюту трем женщинам с ребенком, и забрала плачущую Микею с Ариадной в каюту Тхорна. Все помещения корабля были заполнены до отказа, теперь «Черная звезда» напоминала какой-то ковчег с беженцами. Люди размещались вповалку даже в зале управления, куда в обычной ситуации не пускали никого, кроме командования.

Три дежурных офицера носились, как угорелые, обеспечивая всех одеялами, напитками, показывая, где расположены туалеты и подсобные помещения. Они также спешно освобождали каюты от вещей офицеров, складывая их в хранилища, чтобы разместить в каждой все прибывающих женщин с детьми.

Закрыв за собой дверь в тихую каюту Тхорна, которую никто не посмел тронуть, Асхелека испытала облегчение. Вот только Микея никак не прекращала плакать — после того, как Цесин твердо решил уйти с корабля вниз, в город.

— Микея, пожалуйста, прекрати, — сквозь зубы попросила она. — Мне тоже тяжело, знаешь ли.

— Там нет твоего мужа, — всхлипнула Микея.

— Там мой жених. И в отличие от твоего мужа, он собирается драться, — разозлившись, закричала Асхелека.

— Девочки, не ссорьтесь. Сейчас совсем не время. Хеле, где эта система наблюдения? — спросила Ариадна, и Асхелека сделала глубокий вдох. Система. Да. Однажды Тхорн показал ей, как из его каюты легко увидеть все происходящее вокруг корабля.

Она подошла к его столу и нашла панель управления, развернув на стене экран.

И перед взглядами девушек предстала вся панорама: городская стена, поле, край леса — убегающая вдаль кривая, размякшая от дождей дорога. И толпы вооруженных бойцов, разминающихся перед дракой. Разглядев Тхорна внизу, Асхелека вскрикнула. Микея встала рядом и вцепилась пальцами в край стола — Асхелека знала: она ищет взглядом Цесина, но не может найти.

— Он в городе, Микея. Тхорн не позволит ему выйти наружу, — успокаивающим, примиряющим тоном произнесла она, сжимая ей руку. Микея ответила крепким пожатием:

— Прости за истерику. Я рада за тебя и Тхорна. Мне кажется, он чудесный, — прошептала она. — Все будет хорошо.

— Все будет хорошо, — эхом откликнулась Ариадна. И они надолго замерли перед экраном.

Микея и Ариадна через полчаса сели на край кровати, с которого тоже все было прекрасно видно, но Асхелека не могла сесть. Она неотрывно следила за Тхорном — как он ходит от одной группы офицеров к другой, инструктирует, спорит, отвечает на вопросы. Ей некстати вспомнилось, как она кричала на него из-за той тренировки, на которой один офицер повредил руку, еще на Горре, и густо залилась краской.

И правду говорят — лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Теперь, когда она видела, как люди готовились идти на смерть, ей разом стала понятна необходимость жестких тренировок. Потому что даже сверху ей было заметно, насколько спокойнее и подготовленнее смотрятся офицеры с "Черной звезды" по сравнению с другими бойцами.

Правда, это не сделало спокойнее ее, когда она увидела тучу шаггитерианцев, наползающую по дороге.

Ариадна за ее спиной вскрикнула, а Асхелека и хотела бы закричать, но потеряла голос — в первую секунду она не поняла, что эта шевелящаяся масса — люди, а когда поняла, то ее ноги приросли к полу. Десятки… сотни… больше тысячи. По сравнению с этой ордой несколько десятков офицеров, дежурящих у стены, не выглядели сколько-нибудь серьезно.

— Величайший, нет, — прошептала Микея. А Асхелека все стояла, не в силах ни закричать от ужаса, ни прекратить смотреть на этот кошмар — она все наблюдала за происходящим, и ей казалось, что ее вот-вот настигнет обморок, или она проснется от жуткого сна. Но спасительное забытие все не наступало.

Первое столкновение шаггитеррианцев с горианцами заставило ее вздрогнуть — на секунду показалось, толпа дикарей просто поглотит одетых в светлую форму офицеров, но такого не случилось. Асхелека вцепилась в стол, наблюдая, как они дерутся, и в ее кровь начал выделяться адреналин, словно она мысленно перенеслась прямо туда, в гущу драки, и сама сражалась рядом с ними. Тяжело дыша, она следила за каждым движением Тхорна и тех, кто бился рядом с ним, и ей вдруг передался этот темный азарт боя, эта агрессия и даже жестокость.

Вскоре ее начало тихонько потряхивать, и, казалось, она сама могла бы побежать туда и биться с любым из дикарей. И в этот момент Асхелека вдруг осознала в полной мере то, что Тхорн так долго старался втолковать ей: она — горианка. Она на стороне горианцев, и не только потому, что там ее жених. А потому, что она такая, как они, и совсем не такая, как эти непонятные агрессивные люди.

Прошло много времени, в течение которого девушки неотрывно наблюдали за экраном. Бой продолжался, но шаггитеррианцы не переставали прибывать. Казалось там, за пределами видимости их — тьмы, нескончаемый поток. А горианцы не могли биться вечно. Они начинали уставать, делать ошибки. Их ранили, и некоторых уже оттащили за городскую стену, окровавленных. Асхелека старалась не думать о том, что кто-то из них мог быть убит.

По ее лицу побежали слезы. Микея снова начала всхлипывать, и Ариадна тоже дышала очень тяжело и прерывисто.

— Тхорн, — прошептала Асхелека, глядя на него, стараясь повторением его имени каким-то немыслимым образом передать еще каплю сил, чтобы он мог сражаться — до тех пор, пока не произойдет какое-нибудь чудо.

Тхорн.

На этот раз смерть подобралась к нему ближе, чем когда-либо прежде. Он знал, что сможет сражаться еще пару часов — но не был уверен, что других хватит на столько же. Многие уже начинали шататься от усталости, некоторые падали, раненые. Было понятно, что конец близок. Странно, но он почти не испытывал страха — лишь сожаление об Асхелеке. Ему хотелось бы хоть немного побыть с ней. Узнать, что такое брак, близость, жизнь вдвоем — о детях уж он и не мечтал.

Его дико злило, что умрет не он один — что так глупо, ни за что поляжет вся его золотая команда, которую он столько лет растил. И хорошо, что хотя бы Дейке останется. Он заслужил остаться живым и счастливым, со своей прекрасной женой и детьми… кроме Меркеса, молоденького мальчика, имевшего несчастье попасть в его команду так невовремя. "Прости меня. Я бы спас его, если бы мог", — мысленно взмолился он перед другом.

О маме с папой даже думать не хотелось. Как они перенесут его гибель, перенесут ли. Если бы у них еще были дети… но их не было. Он надеялся, что они позаботятся об Асхелеке — она тоже будет страшно переживать, а ее психика и без того не вполне здорова. Его невеста не готова сейчас остаться одной. Он нужен им всем. Дьявол, он им всем сейчас нужен.

Почувствовав прилив адреналина — возможно, последний, Тхорн стал сражаться еще яростнее. На его счету уже было несколько убитых — он почти сразу перестал считать. Ясно уже, ему не жить: даже если не убьют — психотравма добьет, в считанные часы, как только он опомнится. С таким ему уж точно не справиться. Разве что только чудо…

Сезар. Часом раньше.

В кабинете Сезара было очень тихо. За круглым столом, помимо Величайшего, расположился командующий войсками планеты Халаэн эс-Эльте, советник по военным вопросам Тмур эс-Вальсар и администратор Сезариата, Яксин эс-Фарфе.

— Сколько там точно сражается наших людей? — переспросил Сезар, изучая взглядом эс-Эльте.

— Пара сотен.

По ответу командующего было понятно, что он не придает важности точным подсчетам: их было слишком мало.

— Против трех тысяч шаггитеррианцев?

— Уже четырех, по последним данным со спутников, — отозвался Тмур эс-Вальсар. Его руки, лежащие на столе, слегка подрагивали. Перспектива массовой гибели горианцев нервировала даже такого психологически устойчивого человека, как он. Но как их спасти — никто не знал.

— И наши корабли будут там только через двое суток? — уточнил Сезар.

На этот раз мужчины оставили риторический вопрос без ответа, погрузившись в тяжелое молчание, словно уже мысленно присутствовали на похоронах.

— Совещание окончено, — тихо и холодно сообщил Величайший. — Эс-Фарфе, останьтесь.

Эс-Эльте и эс-Вальсар поднялись, поклонились и вышли, оба с почерневшими лицами. Яксин молча смотрел перед собой — его лицо, обычно живое и деловитое, изменилось до неузнаваемости.

— Яксин, посмотри на меня, — велел Сезар внезапно и увел.

— Это на случай, если кто-то когда-либо будет сканировать тебя, кроме меня, — пояснил он. — А теперь слушай внимательно и запоминай. Я знаю, что там твой сын, но постарайся сейчас не сходить с ума. И послушай меня внимательно: в ближайшие шесть суток ты будешь всем говорить, что Сезар взял отпуск в честь помолвки. Сделай официальное сообщение прямо сейчас. Не уточняй, где именно я провожу отпуск. Понятно?

Эльтесеин ценил Яксина эс-Фарфе прежде всего за то, что тот исключительно быстро соображал. И сейчас печать горя на его лице внезапно сменилась вспыхнувшей надеждой.

— Да, Величайший.

— Вот и молодец, — сказал Сезар и впервые в жизни послал своему подчиненному телепатическую ободряющую улыбку. А потом вернул его из увода и быстрым шагом вышел из кабинета.

* * *

Шаггитеррианцы, ощутившие запах крови, все сильнее наваливались на передние ряды, не понимая даже, что давят друг друга, втаптывают в грязь. Какой-то странный инстинкт нес их вперед, делал агрессивными, требовал убивать. Впереди был враг — единственное, что они понимали. Его требовалось убить, раздавить, растерзать. Толпы и толпы их шли вперед, дожидаясь своей очереди душить, давить, бить, резать, колоть.

Когда на небе мелькнула тень, лишь немногие с тревогой подняли голову, что-то почувствовав. Словно волоски на шее стали дыбом. Словно какой-то морозец или туман посреди жаркого лета. Но когда черная тень побежала по рядам шаггитерианцев, пронесся испуганный крик, усиленный сотнями глоток — все еще неосознанный, но тут же, на глазах превратившийся в реальность. А ветер из-под крыльев чудовища уже начал буквально сбивать их с ног.

Сразу затем скрылось заходящее солнце, наступила непроглядная ночь, и ужас шаггитеррианцев превратился в единый громкий вопль, который, вознесшись к небу, словно отразился от него, превратившись в трубный глас дракона. И тот уже обратил их в дикую, животную панику.

Когда шаггитеррианцы с визгом начали валиться на землю, накрывая руками головы, горианские офицеры, наоборот, застыли на месте, но очень скоро тоже схватились за виски и застонали. Тхорн опустил оружие и прикрыл глаза от боли, которая, словно мячик, запрыгала по всей голове — и тут же подступила тошнотой к горлу. И только потом он увидел дракона, и его глаза раскрылись, а в голове мелькнула мысль: "это галлюцинация. Галлюцинация перед смертью".

Никогда в своей жизни Тхорн, как и все присутствующие, не видел дракона вживую. Когда чудовищного размера крылатое животное развернулось в воздухе, снижая высоту, шаггитеррианцы вновь закричали, и побежали — кто куда мог. В мгновение ока началась дикая давка. У шаггитеррианцев явно отключилось последнее соображение, и они просто метались, словно звери, запертые в горящем вольере.

— Назад, все назад, — заорал Тхорн своим, направляя офицеров к воротам города, раскрывающимся за их спиной. И стал подталкивать спотыкающихся, стонущих от невыносимой головной боли горианцев в спасительное убежище. Чувствуя, что глаза вот-вот лопнут, он прошептал под нос: "Улетай… уже улетай, пока не убил нас". И только когда солнце вновь осветило город, он понял, что впервые в жизни осмелился обратиться к Величайшему на "ты" — да еще к его драконьей ипостаси. Но тут из его носа хлынула кровь, и Тхорн мгновенно потерял сознание — как и большинство других горианцев, падающих вокруг него на землю.

* * *

— Надо заметить, твой жених умеет эффектно появляться, — выдавила Асхелека, когда кровь перестала идти у нее из носа. Она смогла не лишиться сознания, в отличие от Микеи, и вместе с Ариадной долго приводила ее в чувство, даже немного испугавшись. Но, очнувшись, горианка не выглядела травмированной, и все три девушки вздохнули с облегчением.

— Он внизу, — пробормотала Ариадна, глядя на экран. Асхелека вздрогнула. На этот раз Сезар принял вид человека, и действительно находился внизу, опустившись на корточки возле лежавшего на земле Тхорна.

— Такое впечатление, что у меня галлюцинации, — медленно выговорила Микея.

— Аналогично, — отозвалась Асхелека, не отрывая взгляд от экрана. — Я хочу спуститься, но боюсь, пока он там.

— Сидите здесь уже, — буркнула Ариадна. — Поверьте мне, разговаривать с ним — очень специальное удовольствие, для гурманов.

— Вообще-то он только что всех спас, — заметила Микея, удивленно глядя на землянку.

— Мог бы и пораньше прилететь.

Тут голову повернула и Асхелека, и две пары глаз в немом возмущении уставились на Ариадну. Но та лишь пожала плечами и слегка надулась, сложив руки на груди.

* * *

Пробуждение было мучительным. Тхорну казалось, что его тащат против его воли из какого-то уютного, теплого, бесконечно прекрасного места в неудобное, избитое тело, реагирующее болью на каждое движение. Очнувшись, он понял: ощущения не обманули. Его вытащили с того света и требовательно сверлили черным бездонным центарианским взглядом.

— Хорошо, — сказал, наконец, его мучитель и удовлетворенно кивнул головой, завершая лечение: Приходи в себя.

И тут же исчез. Точнее, занялся кем-то другим. Когда Тхорну удалось, наконец, сесть, и он понял, что Сезар лечит всех тяжело пострадавших по очереди, ему вновь показалось, что он спит. Никогда прежде Величайший не занимался такими вещами, и ни в коем случае не должен был — ведь стоит вылечить одного, и другим тоже захочется. И оглянуться не успеешь, как Сезариат окажется завален просьбами о помощи от всех неизлечимо больных со всех концов планеты. А потом на Сезара неизбежно обрушится шквал упреков — ведь всем помочь не удастся, и всегда найдутся те, кто будет винить его в несправедливости и в смерти близких.

Тем не менее, Тхорн не ошибся: его хороший друг и покровитель, переходящий от одного окровавленного воина к другому и поднимающий всех на ноги, словно волшебник, иллюзией не был.

Всего пару часов спустя поле боя опустело. Шаггитеррианцы, словно очнувшись от своей одержимости, вновь обрели мирный настрой. Большинство сбежало, но несколько десятков вернулись за мертвецами и утаскивали трупы прочь, испуганно косясь на горианцев, словно нашкодившие дети. Тхорну было не до них — он разбирался со своими ранеными, кроме самых тяжелых, которыми занимался Сезар. Лечение тяжело раненных в исполнении Величайшего больше было похоже на оживление мертвых, но об этом думать не стоило.

С помощью гражданских Тхорн организовал переноску раненых в госпиталь, а когда все были устроены, вновь вышел за ворота. Стояла глубокая ночь, но включенная подсветка "Черной звезды" озаряла все вокруг так, что было светло, как днем. Сезар ждал его, стоя в полном одиночестве неподалеку от корабля.

— Позвольте заметить, Величайший, на этот раз вам удалось всех поразить. Об этом, вероятно, будут слагать легенды, — негромко заметил Тхорн.

— Не будут, — отрезал Эльтесеин, пронзая его внимательным взглядом: Завтра утром никто не вспомнит, что я здесь был.

Брови Тхорна поползли вверх:

— А я…

— Нет уж. На корректировку твоей памяти у меня нет сейчас сил. Уж постарайся не проболтаться, — нейтральным тоном попросил Сезар, и Тхорн молча кивнул, даже не пытаясь понять, как Величайший творил такие вещи. Бесконтактно заблокировать память о себе у сотен людей вокруг — чистое волшебство. Не говоря уж о том, как он вообще здесь оказался?

— Не будь ребенком, Тхорн. Кому-то и телепатия кажется чудесами, — раздраженно произнес его черноволосый спаситель, и он удивленно воззрился на него, впервые за все время знакомства с Сезаром наблюдая проявление его негативных эмоций. Теперь только стало очевидно, как сильно он устал.

— Давай, приведи мою невесту, и я улетаю, — нетерпеливо выпалил его собеседник, глядя в сторону.

— Сейчас же ночь, — осмелился возразить он, но Сезар резко мотнул головой:

— Она не спит, — сказал он, поднимая глаза на огромный корабль, высившийся над их головами. Темный взгляд центарианца смотрел куда-то сквозь металлическую обшивку, и по спине Тхорна побежали мурашки — возражать тут же расхотелось, и он послушно кивнул, раскрывая крылья, чтобы взлететь к верхнему входу на "Черную Звезду".

Ариадна, как оказалось, действительно не спала. Дежурный офицер привел ее ко входу очень быстро — одетой, аккуратно причесанной, с небольшой сумкой в руках и, конечно, здорово перепуганной. Но прочитав ее мысли, он убедился, что объяснять ничего не нужно: Сезар был прав, она выглядела готовой к тому, что ее заберут этой ночью. Тхорн молча опустился на одно колено, предлагая девушке свою спину в качестве транспорта. Ариадна так же молча обняла его сзади за шею, и он даже не стал ее пристегивать, аккуратно спланировав вниз.

— Спасибо, Тхорн, — тихо сказал центарианец, едва девушка оказалась перед ним. Он не повернул головы. Выражение его лица не предполагало дальнейшей дискуссии и, конечно, он не намеревался объяснять, куда забирает свою невесту и что планирует с ней делать. И Тхорну осталось только поклониться и исчезнуть.

Цесин.

За одни сутки он постарел лет на двадцать. Никогда прежде он так явственно не чувствовал близость смерти. Боевые действия всегда были для него лишь фигурой речи, и профессор даже не представлял, что когда-нибудь окажется в их эпицентре. И еще он никогда прежде не считал себя смелым человеком. Цесин эс-Эммар понятия не имел, откуда к нему пришло решение покинуть корабль перед боем.

Просто он с необыкновенной ясностью увидел, что нельзя поступать иначе, и даже искренний ужас Микеи и ее слезы не смогли его остановить. В какой-то момент во время сражения он думал: все, конец, сейчас шаггитеррианцы ворвутся в город и убьют всех — и как ни странно, не ощущал ужаса, только горечь и досаду — довелось же оказаться в таком месте в такое время. Цесин не помнил момент, когда ход драки переломился, когда шаггитеррианцы вдруг обратились в бегство. С кем он ни разговаривал потом — не помнил никто. Возможно, и не было такого особенного момента, или же он был чересчур краток, чтобы кто-то заметил.

Всю ночь он помогал перетаскивать раненых в госпиталь, радуясь, что поступил правильно: его помощь была востребована, как и остальных здоровых сильных людей. Он даже помогал медикам, когда его просили, и обрабатывал раны. И только днем следующего дня, когда профессор уже валился с ног от усталости, он вернулся на корабль, к Микее.

По правде, он был совершенно не в себе. Хотя Цесин понимал, что еще молод, он уже постепенно привыкал считать себя умудренным жизнью человеком, но за тот день многие его представления полностью перевернулись — в том числе, о людях, с которыми он уже был хорошо знаком на корабле. Его многое шокировало. Насмотревшись на жестокость сражения, а потом — на агонии психотравм тех, кому пришлось совершить убийства, он сам ощущал себя травмированным — возможно, так оно и было, но профессор не собирался обращаться к врачам, пока они не излечат всех военных.

Едва взглянув на свою жену, Цесин убедился, что травмирована и она. Обнимая, Микея сжала его шею так, что едва не задушила, а потом пришлось еще полчаса успокаивать водопад ее слез. Но где-то глубоко в душе — он чувствовал — жена гордилась его поступком и, вероятно, ей не понравилось бы, если бы он поступил иначе, несмотря на весь ужас, через который пришлось пройти.

Когда он помылся и без сил повалился на кровать, Микея легла с ним, а через несколько часов Цесин проснулся от того, что ее ручки забрались под его рубашку. Он улыбнулся: это было так сладко — вот так просыпаться, что он даже подумывал о том, чтобы и дома, когда они вернутся, иногда спать с ней в одной спальне. Некоторое время он притворялся спящим, позволяя ей гладить свое тело, но когда теплые пальчики добралась до застежки брюк, он схватил ее обеими руками и перевернул, заставив взвизгнуть и засмеяться.

Слегка раскрыв крылья, Цесин соорудил нечто вроде кокона и там, в полной темноте пробормотал что-то ласковое, но бессовестно-откровенное ей на ухо — от чего его жена смущенно рассмеялась и заерзала, отвечая на ласки. И только тогда он понял, что все самое страшное действительно позади.

Тхорн

Следующий день выдался ужасно тяжелым. Правда, ему удалось немного поспать, но суматохи хватало. Пришлось принимать огромное количество раздражающих поздравлений с победой. С самого утра Тхорн убедился, что все жители города и бойцы "помнили" прошлую ночь совершенно не такой, какой она была в реальности. Вкратце, все были уверены, что доблестный отряд Тхорна с помощью местных бойцов обратили непрофессиональную армию шаггитеррианцев в бегство — естественно, под его чутким руководством. Слушать восторги по этому поводу тому, кто ни разу за всю жизнь не присваивал чужих заслуг, было невыносимо.

Целый день он занимался переселением с корабля женщин — обратно в город. Многих приходилось попутно уверять в том, что опасности больше нет — что было сложно, поскольку сам Тхорн не мог быть в этом до конца уверенным. Единственное, что он знал — к вечеру прибудут первые военные корабли с Горры, экстренно вызванные три дня назад. И это, безусловно, повысит безопасность горианцев в округе.

Рано утром, еще до всех дел, он позвонил Асхелеке по местной связи и выслушал поток рыданий в трубке. Попытки успокоить ее нежностями закончились на этот раз ничем, и Тхорн отключился, так и не услышав от нее ни одного членораздельного слова. Примерно через час перезвонил Рикэн и сухо сообщил, что подвергся «физическому нападению» со стороны его невесты, которая атаковала старшего офицера с требованием немедленно выпустить ее с корабля к жениху.

Поколебавшись пару секунд, Тхорн велел Рикэну выпустить ее, и подлетел к верхнему выходу с корабля. На это ему хватило пары минут, но Асхелека уже ждала и рванулась к нему с такой скоростью, что чуть не сбила с ног.

— Тихо, тихо, — шептал он, пока она душила его объятиями и плакала. Тхорн автоматически просканировал по верхам, хотя сил почти не было, и едва не заскрипел зубами, обнаружив легкую травму. Она нуждалась в лечении, а он не мог… физически не мог сейчас лечить ее. Он едва держался на ногах, и столько всего еще предстояло сделать…

— Маленькая, — строго сказал он и решительно расцепил ее руки на своей шее, даже встряхнул слегка, ставя на ноги. — Послушай меня внимательно. Ты — невеста командира корабля. На мне большая ответственность, и на тебе теперь тоже. Поэтому, пожалуйста, немедленно возьми себя в руки.

Это была полная чушь, про ответственность на ней, но цели он достиг: Асхелека затихла и стала слушать, широко раскрыв глаза.

— Ты вернешься на корабль и будешь всем подавать пример спокойствия и самообладания, хорошо?

— Да, — прошептала она, громко прерывисто всхлипывая.

— И будешь ждать меня, потому что вечером я обязательно зайду к тебе.

— А можно в твоей каюте?

— Можно, — отозвался он, ни секунды не думая.

— Тхорн, ты меня любишь?

— Да. Да, маленькая, я тебя люблю, — нежнее и тише сказал он, опускаясь перед ней на одно колено. Не удержавшись, он запустил руки в ее волосы, разворошил, порывисто, почти жестко, поцеловал в губы и сразу поднялся:

— Все, малыш. Мне пора. Пожалуйста, не подводи меня.

— Я не подведу, — быстро закивала она, и Тхорн со спокойной душой спланировал вниз, вернувшись к суматохе в городе. Много часов подряд после этого он еще лечил психотравмы самых тяжело больных офицеров, вел переговоры с командованием на Горре, руководил дежурными, разведкой, охраной города.

Еще до темноты в одной мере от расположения командования приземлился первый спасательный корабль с Горры, а за ним — еще два. Но только спустя несколько часов, глубокой ночью, Тхорн понял, что может передохнуть — когда, наконец, прилетел Дейке эс-Хэште и принял командование «Черной звездой» на себя.

* * *

Ему удалось вернуться на корабль лишь на рассвете, когда Дейке уже раз пять настойчиво повторил, что Тхорн может отдыхать, потому что никто уже не находится при смерти, и все под контролем. Корабль спал, и он старался шагать по коридору тихо, чтобы никого не тревожить — в хорошем отдыхе нуждались абсолютно все. Оказавшись в своей каюте, он автоматически зажег свет и на мгновение замер, удивленный, увидев спящую девушку в своей постели. Но уже в следующий миг его удивление сменила улыбка: она все-таки ждала его.

Мгновенно прикрутив свет до минимального, Тхорн тихими шагами подкрался к кровати и осторожно сел рядом, изучая ее взглядом. Тонкое одеяло укрывало Асхелеку лишь до бедер — выше ее тело было прикрыто лишь тоненькой рубашечкой на бретельках. Левая рука вытянута, правую она засунула под подушку. Во сне ее лицо смотрелось совсем детским, и он лишь нежно отвел волосы с нее щеки, но потом взгляд упал на округлое плечико и нежные очертания красивой женской груди, обтянутой шелком.

Невероятно, но ему показалось, что усталость отступила. Хотелось сидеть рядом и любоваться вместо того, чтобы повалиться спать. Тхорн провел пальцами по ее шее и по плечу, и, чувствуя себя хулиганом, потянул бретельку вниз. Асхелека тихо вздохнула, поменяв позу во сне, переворачиваясь на бок. Ее грудь теперь выглядела еще соблазнительнее, и удержаться оказалось невозможно. Он боролся с собой секунд пять, затем снова подцепил тоненькую бретельку и на этот раз разорвал тремя пальцами одной руки, нетерпеливо дернув ткань вниз.

По тому, как потемнело в глазах сразу после этого, он понял, что совершил дурацкую ошибку. Обнажая ее грудь, он планировал только взглянуть разок. Но стоило бросить взгляд на нежную белую округлость с темно-розовым соском, как его тело стало выходить из-под контроля — вместе с разумом. Он и не думал, что способен так реагировать сейчас, когда, казалось, все силы были выжаты.

Тяжело дыша, Тхорн рывком натянул на нее одеяло до шеи, но в этот самый момент, вероятно, от слишком резкого движения, Асхелека проснулась. Сначала шевельнулись лишь ресницы, и ее глаза сонно приоткрылись, но, едва сфокусировав на нем взгляд, его невеста рванулась к нему:

— Тхорн!

— Маленькая.

Он обнял ее, крепко прижавшуюся к нему — такую доверчивую и нежную, горячую со сна, а его лицо загорелось от стыда за то, что вытворял с ней спящей. Попытавшись поправить на ней рубашечку, он сделал только хуже. Асхелека заметила, охнула, подхватив разорванную ткань, и сперва смущенно прикрылась, а потом вспыхнула — и подняла на него ошеломленные глаза.

— Это ты сделал? — прошептала она, удивленно моргая спросонья.

— Прости. Я не хотел ничего плохого.

Ему хотелось провалиться сквозь землю, особенно когда он прочитал искреннее доверчивое непонимание в ее эмоциях и мыслях. А затем сильное смущение.

— Ты хотел…

— Нет. Я хотел просто коснуться тебя. Я никогда не сделал бы ничего…

— Я тебе верю, — спокойно ответила она на его нелепые оправдания, и Тхорн замолчал, все еще испытывая жгучий стыд.

Асхелека вновь прижалась к нему, касаясь губами его губ, и он взял ее лицо в ладони, вглядываясь в него, сканируя по поверхности. Она хотела поцеловать его. Возможно, не только. Но ей все еще не было даже шестнадцати. Просто время застыло, ему назло, и поэтому ей никогда не исполнится шестнадцать.

Он наклонился, сминая ее губы, опрокидывая на подушку, пресекая попытку прижаться к нему и обнять — этого он точно не выдержал бы. Его руки взяли ее за запястья и прижали их к подушке, пока он целовал ее — таким поцелуем, за который на Горре можно было получить срок. Но это его мало волновало. Единственное, что его в тот момент беспокоило — это ее реакция.

И он отпустил ее с коротким стоном, едва понял по эмоциям, что она не готова к большему.

— Дьявол, извини меня, Хеле. Прости меня, малыш.

Резко повернувшись, натыкаясь на мебель, словно вдруг ослеп, Тхорн рванул в душ, и лишь после того, как простоял минут десять под прохладным очищающим паром, решил, что остыл достаточно. Высунувшись из кабинки, он, было, протянул руку к брошенной грязной одежде, но тут же остановился, заметив на полке, справа от двери аккуратную стопку из чистой рубашки и брюк, которые, очевидно, подложили заботливые руки Асхелеки. Она не ушла. Невольно улыбнувшись, Тхорн оделся в свежее и вышел из душа, чтобы обнаружить ее сидящей на кровати и со смущенным любопытством изучающей его взглядом.

В глаза бросилось, что она расчесала свои волосы и поменяла рубашечку, но линос надевать не стала, что мнилось ей разумным, учитывая ночное время суток. Но если б она только знала, как он ее хочет, возможно, это изменило бы ее представления о разумности. Скользнув взглядом по ее стройным ножкам в панталончиках, Тхорн мысленно прочитал молитву. А потом, вздохнув, спросил:

— Как ты?

— А ты?

— Маленькая…

На его губах застыли слова, когда он увидел, как на ее глаза наворачиваются слезы и ощутил ее эмоции — сумбурные, но полные влюбленности в него. И счастья.

Опустившись перед ней на пол, на колени, Тхорн сгреб ее обеими руками, крепко прижимая, зарываясь лицом в ее теплый живот, еле прикрытый тонким шелком:

— Я очень хотел к тебе вернуться.

— Я тебя очень ждала.

Ее нежные руки гладили его голову и плечи, и он едва не уснул, убаюканный этой лаской, но потом встряхнулся и нашел в себе силы встать, чтобы выключить свет и лечь в постель.

— Я очень устал. Давай немного поспим, — пробормотал он перед тем, как провалиться в глубокий сон. Все, на что его хватило — обхватить ее за талию, когда она легла рядом. Чтобы оставалась на месте и не думала уходить от него.

Асхелека.

Утром она проснулась от того, что кто-то находился в каюте, и вспомнила: Тхорн вернулся на корабль. Приоткрыв глаза, она увидела его, сидящего за столом с коммуникатором, прихлебывающего сок, и поняла, что проспала все на свете: утреннюю тренировку, завтрак… и теперь ей не удастся первой рассказать ему о вчерашнем. Асхелека зажмурилась, краснея, желая спрятаться под одеяло от стыда.

Накануне она здорово переругалась с Рикэном, который не разрешал ей выйти наружу, когда она рвалась спуститься к Тхорну. Даже понимая, что она ведет себя неприлично, и кричит почти на весь корабль, и дерется с офицером, который не может ответить, Асхелека не сумела остановиться. Но теперь было совершенно очевидно, что ей за это должно влететь. И не только за это, а за многое еще, и в том числе за то, что пользовалась его каютой, как хозяйка, пока он отсутствовал, и даже приводила сюда девчонок.

Она прерывисто вздохнула, зажмуривая глаза, но тут ее жениху надоело притворяться глухим.

— Вставай, Хеле. Хватит там пыхтеть, — сказал он, не поворачивая головы, и Асхелека вздрогнула, замирая и сжимаясь, словно пойманный за загривок котенок.

— Ты уже говорил с Рикэном, да? — тихо спросила она, высовывая нос из-под одеяла. Тхорн посмотрел ей в лицо, и с чувством крайнего облегчения Асхелека заметила в его глазах мириады смешинок. И в эмоциях тоже — он снял ради нее верхний эмоциональный блок.

— Даже не знаю, что мне с тобой делать, маленькая, — протянул он, и она хихикнула, сползая с кровати боком.

— Подумай еще немного, пока я чищу зубы, — дерзко предложила повеселевшая девушка и мигом скрылась в ванной.

Пока она умывалась, восстанавливая в памяти события вчерашнего насыщенного дня, и, главное, ночи, Асхелека не могла прекратить улыбаться: он целовал ее. И даже больше. Она не могла не краснеть при мысли о том, что он видел ее грудь, что разорвал рубашку, чтобы посмотреть на нее. Замерев перед зеркалом, она спустила лямку своей рубашки, пытаясь понять, какой она ему казалась. Понравилась или нет? Судя по тому, как он целовал ее потом — да. Но что если она все же недостаточно привлекательна? Почему он не сделал больше ничего вчера ночью и почему просил прощения за то, что сделал?

Прерывисто вздохнув, Асхелека схватилась за раковину: ей лучше не думать при нем о чем-то таком — он может прочитать ее мысли, и тогда она просто умрет от стыда на месте. Уж лучше думать о том, как ей стыдно за драку с Рикэном. Хотя ей не так уж стыдно: просто она хотела его увидеть поскорее.

А вечером с Горры прилетел капитан эс-Хэште, и кто-то сказал, что командира не будет до утра. Поэтому она и решила лечь спать, не дождавшись.

Интересно, что будет дальше, подумала она.

Пока никто из команды этого не знал: нападут ли снова шаггитеррианцы? Асхелека очень переживала, что ее могут отправить на Горру на одном из кораблей, которые прилетели вечером. Тогда она еще долго не увидит Тхорна. А они не муж и жена… под ее сердцем застыл какой-то холодок. Что если он передумает жениться? Нет, об этом совсем нельзя думать. Ей надо как-то собраться, чтобы выглядеть взрослее и спокойнее, чтобы он не вздумал отсылать ее.

Расчесав волосы, умывшись, она осторожно выглянула из ванной. Тхорн стоял перед шкафом, слегка нахмурившись, и это снова заставило ее залиться краской. В шкафу его взгляду, конечно, предстали следы ее наглого самоуправства: например, три вешалки, отвоеванные под платья у его многочисленных одинаковых хрустящих рубашек.

— Я заберу все вещи… прости, — пробормотала она, когда он повернулся, вновь прожигая ее изучающим взглядом.

— Позволь, я уточню один момент, — ровным голосом начал Тхорн, и ее голова сама собой опустилась. — Ты вообще-то появлялась в своей каюте с тех пор, как я ушел с корабля?

Из ее груди вырвался прерывистый виноватый вздох:

— Да.

"Но лишь для того, чтобы взять зубную щетку, платья и остальное", — додумала она про себя — и, разумеется, он услышал.

— Моя каюта показалась тебе более комфортной? — осведомился он тем же убийственно ровным бесстрастным голосом.

— Ну, она больше. И тут есть сад, — пробормотала Асхелека, отводя глаза.

"И еще тут везде пахнет тобой. И можно прижимать к лицу твои рубашки. И спать на твоей подушке. И…"

— Иди сюда, — внезапно очень тихим, хриплым голосом велел Тхорн, и она резко подняла голову:

— Я скучала по тебе! — защищающимся тоном выпалила девушка, не понимая, собирается ли он наказать ее или поцеловать, как вчера.

— Иди ко мне, — более нежным тоном сказал он, послав ей улыбку, и Асхелека рванулась к нему, мгновенно преодолевая расстояние между ними, прыгая на руки, которые легко подняли ее, крепко прижимая к его телу.

Поцелуй был не менее желанным, чем накануне, и, кажется, вызвал еще больший отклик во всем ее теле. Из ее горла вырвался тихий стон, колени инстинктивно сжались на его талии — и она крепче прижалась, наслаждаясь его теплом и запахом, и твердостью его мускулов под ладонями. Она чувствовала, что это безумие, но ей хотелось, чтобы он положил ее на кровать, снял всю одежду и сделал что угодно — все, что мужчины обычно делают со своими женами.

— Маленькая.

Его негромкий голос вывел ее из сладостного забытия, и Асхелека вдруг поняла, что тяжело дышит ему в шею, а его губы ласкают ее ухо.

— Маленькая, послушай. Мне очень жаль, что тебе все еще не шестнадцать, но я хочу, чтобы ты поняла кое-что прямо сейчас.

Он немного отстранился, чтобы посмотреть в глаза:

— Ради твоего же блага, тебе лучше держаться чуть подальше от меня. И особенно от моей постели.

Тхорн.

Он и сам не знал, откуда взял силы выставить ее из своей каюты после того, как прочитал ее мысли. И понятия не имел, на сколько его еще хватит. То, что он сказал ей, было абсолютной правдой, только не полной: его постель была не единственным опасным местом для нее. По правде, на ее месте он не стал бы оставаться с собой наедине где бы то ни было.

После всего случившегося его нетерпение усилилось в разы, и от Асхелеки исходили похожие эмоции. Но она все еще была слишком юной, чтобы контролировать свои порывы разумом, и ему приходилось хранить хладнокровие за них обоих.

Повернувшись к кровати, Тхорн принялся снимать с себя одежду. Утро выдалось довольно приятным — с учетом того, что большую часть хлопот взял на себя прилетевший накануне Дейке, а ему осталось лишь в свое удовольствие провести облегченную тренировку с более-менее здоровыми бойцами и навестить в госпитале больных. После чего, убедившись, что все потихоньку выздоравливают, он позавтракал и вернулся в каюту.

А теперь ему предстояло нечто совершенно не приятное, но тянуть с таким нельзя. Переодевшись в форму, наиболее подходящую для драки, Тхорн натянул на руки кожаные перчатки с обрезанными пальцами и вышел из каюты.

— Дейке, собери, пожалуйста, команду в зале, — бросил он, заглянув в зал управления, где как и всегда в это время находился капитан. Оценив его одеяние и выражение лица, эс-Хэште коротко уточнил:

— Эс-Шетте?

Капитан уже был в курсе всех инцидентов, включая самый неприятный — Рикэн доложил по просьбе Тхорна.

— Да. Пусть оденется для спарринга. Дайте ему время на разминку.

Брови Дейке слегка дернулись вверх, но он больше ничего не спросил. Тхорн поднялся в зал и, немного подумав, решил тоже размяться — не потому, что ему не хватило упражнений на утренней тренировке и не потому, что чувствовал себя неуверенно. Просто хотел убить время.

Он предпочел бы не делать подобных вещей, и крайне редко наказывал кого-либо на публике — такое могло произойти только перед тем, как человек вылетал с корабля. А Тхорн крайне редко кого-то вышвыривал из команды, так как очень тщательно подходил к отбору людей. В его отряде, где от каждого зависела жизнь каждого, это было жизненно необходимо. Эс-Шетте был хорошим, подающим надежды мальчиком. Даже слишком хорошим — у него многое получалось лучше, чем у других.

Но какая-то природная червоточина, гордыня, сжирала его изнутри. Дейке давно это понял, и говорил, что этому парню не место на «Черной звезде». Он постоянно самоутверждался за счет более слабых окружающих и интересовался только карьерой. Всегда обижался, что чересчур медленно продвигается по службе. И даже нынешняя позиция его не устраивала, хотя, теперь уж было очевидно, он и ее не заслуживал. Тхорн дал ему это назначение как аванс, надеясь помочь преодолеть внутренние противоречия, но напрасно.

Команда собралась довольно быстро, и Тхорн молча замер в середине зала, сложив руки на груди. Младшие офицеры нервничали, не понимая, что происходит, опасаясь наказания — особенно те, кто этого заслуживал, из отряда эс-Шетте. Но он уже обещал им, что ничего не будет. Они хорошо дрались, и сильно пострадали: многие все еще были заклеены и перевязаны под формой, не говоря уж о разбитых физиономиях и руках. И, конечно, психотравмах.

Скользя взглядом по молодым, порой еще даже юным лицам, командир старался не думать о том, сколькие из них уже были бы мертвы, если бы Сезар не вылечил. Вероятно, больше половины. Дракон спас их от живых шаггитерианцев, но не от тех, кого они убили. Если бы не пришел затем в человеческом теле, если бы не хлопотал над каждым, как заботливый доктор на обходе в детской клинике — многие бы погибли. Очень многие. И сам он погиб бы одним из первых.

В зале воцарилась полная тишина минут на десять, пока все ждали Скертиса. Наконец, он вошел в зал — вместе с Дейке, который привел его. Тхорн посмотрел в его глаза, из которых полыхнуло откровенной отчаянной злостью. Но к этому примешалось еще и немного страха, поэтому эс-Шетте молчал. Он понимал, что любое неосторожное слово сейчас может в конечном итоге стоить ему пары сломанных конечностей.

Повернувшись к команде, Тхорн произнес всего несколько фраз. Он не любил быть многословным, но хотел, чтобы все было предельно ясно. Поэтому его речь состояла из двух частей, в первой из которых он объяснил, что офицер эс-Шетте уволен с корабля за непотребное поведение во время боевой операции, которым он, командир отряда, поставил под угрозу жизни всех бойцов.

— А вот почему мы все находимся здесь, офицер эс-Шетте, — продолжил Тхорн, повернувшись к Скертису. — Так это потому, что вы позволили себе публично оскорблять меня и мою невесту в то время, когда я, в отличие от вас, находился в бою.

— Я не оскорблял вас, командир, — еле слышно произнес Скертис. Тхорн почти физически мог чувствовать, как вспотели его ладони и покраснели уши.

— Это кто-нибудь слышал? — переспросил Тхорн у других офицеров из его отряда. Все без единого исключения старательно изучали носки своих сапог.

— Я спросил, слышали ли вы, как эс-Шетте оскорблял мою невесту?

Офицеры отозвались нестройным эхом подтверждений, и Тхорн сделал небольшую паузу, чтобы внимательно изучить эмоции, исходившие в адрес Скертиса от других — в основном презрение, хотя было немного и сочувствия, но все же никто не сомневался в его виновности. Он уже готовился начать, когда вдруг почувствовал иные эмоции за своей спиной и резко повернулся: стоя в боковом коридоре, за происходящим в зале сквозь прозрачную стену с тревогой наблюдали Асхелека и Микея.

— Капитан эс-Хэште, проводите девушек в столовую, это не для их глаз, — негромко велел командир и, дождавшись, когда Дейке с девушками покинут прилегающий коридор, повернулся к эс-Шетте.

Асхелека.

После утреннего разговора с Тхорном и поцелуя она какое-то время оставалась слишком взбудораженной и смущенной для завтрака, но потом все же решила перекусить, и в столовой встретила Микею. Учительница, немного растерянная исчезновением Ариадны, предложила своей единственной студентке позаниматься историей у нее в каюте. Но по дороге обе девушки заметили, что первый сектор полностью опустел, и вскоре обнаружили причину: большое собрание в спортивном зале.

Донесшиеся до них слова командира об оскорблении в адрес его невесты заставили Асхелеку примерзнуть к полу и застыть на месте: он не говорил ей, что знает. А потом до нее дошел смысл фразы целиком, и тогда она увидела эс-Шетте, и даже почувствовала исходивший от него страх и злобу. И разглядела ледяной взгляд Тхорна. Ох, какой же он был ледяной. Она бы в обморок упала, если бы хоть раз поймала такой взгляд на себе.

От шока время словно замедлилось для нее, и только появление капитана, который откуда-то внезапно вырос прямо перед девушками, заставило его пойти с нормальной скоростью. Дейке мягко развернул их за плечи и увел по коридору, и только тогда Асхелека поняла, как сильно участилось ее сердцебиение — и какой испуганной выглядит Микея.

— Что происходит? — тихо спросила она у капитана.

— Ничего, маленькая. Просто сейчас будет спарринг, и эс-Шетте не поздоровится, — на губах Дейке играла легкая, немного злая улыбка.

— Меня все будут ненавидеть, — пробормотала Асхелека, до которой постепенно начало доходить, что это значит.

— Наоборот, — послав телепатическую улыбку, отозвался капитан. — Команда, поверь, долго ждала этого часа. Да простит мне твой жених, но и ему случается принимать неудачные кадровые решения. Это был самый отвратительный старший офицер на моей памяти. А я служу на этом корабле о-очень долго.

— Сколько? — спросила Микея машинально.

— Пятьдесят лет, около того. Пойдемте, девочки, попьем чаю. Я таких представлений терпеть не могу.

Асхелека с тревогой посмотрела на капитана и нервно покусала нижнюю губу, но промолчала, потому что не знала, насколько уместны ее вопросы.

— Получается, вы партнеры? — уточнила Микея в столовой, отхлебывая горячего сладкого напитка.

— Не совсем. Мне принадлежит треть корабля, главный, конечно, Тхорн. Кадры в основном на нем, все ключевые решения, все сделки. Я — капитан. Чаще занимаюсь командой, тренировками и управлением кораблем, организационными вопросами.

— Вы высший, Дейке?

— Да.

— Капитан, а разве вам не больно, когда приходится избивать кого-то или убивать? Как вы избегаете травм, я не понимаю? — вдруг негромко спросила Микея, и Асхелека по ее интонации поняла, что вопрос был выстрадан.

Но она тревожно покосилась на капитана: не оскорбится ли? Дейке отреагировал спокойно. Он поставил чашку на стол, недолго помолчал и посмотрел на девушку:

— А вы думаете, мы их избегаем, Микея? Разве мы похожи на волшебников?

Горианка опустила голову и порозовела:

— Я просто думала…

— Ничего. Я понимаю, почему вы спрашиваете. Но наша задача, вопреки распространенному суждению, не в том, чтобы творить как можно больше насилия, — насмешливо заметил Дейке. — Наоборот, мы нужны для того, чтобы избегать его там, где только можно. Благодаря нашей работе планетарному командованию удается не использовать оружие массового поражения на таких планетах, как Шаггитерра. Мы спасаем людей от террористов, останавливаем вооруженные конфликты и предотвращаем совершение насильственных преступлений, а иногда — целые войны.

— И еще благодаря вам правительство оккупирует чужие планеты. Такие, как Шаггитерра. И держит их в повиновении, — внезапно возразила Микея, раздувая ноздри.

Асхелека часто заморгала, ее рот приоткрылся. Она никогда раньше не думала об этом с такой стороны — ее взгляд против воли метнулся к капитану, но тот лишь спокойно улыбнулся:

— Это можно назвать так, если угодно, но мы не просто используем Шаггитерру — мы и помогаем ей. Уровень насилия на планете за последние сто лет колоссально снизился. Здесь больше не погибают насильственной смертью тысячи людей ежегодно. Здесь больше не умирают от голода дети. Да, мы вывозим на Горру сотни девочек ежегодно с известной целью, но им никто не причиняет вреда, а раньше они не жили припеваючи на Шаггитерре, а просто гибли, подвергаясь всем возможным видам насилия.

— Они и сейчас подвергаются насилию в селах. Я читала об этом. Шаггитеррианские дикие нравы…

— Если они такие дикие, тогда разве плохо, что мы здесь и помогаем сделать их цивилизованнее? — перебил Дейке.

— Не знаю, — вздохнула Микея, теперь немного смущенная, но одновременно покрасневшая от ярости. — Это тоже своеобразное насилие, разве нет?

— Может, иногда надо выбрать меньшее зло, — пожал плечами капитан и посмотрел на девушку долгим взглядом в тишине:

— Мне кажется, у вас травма, Микея. Вам нужно обратиться к командиру в ближайшее время.

Ответом ему был кивок. Какое-то время они допивали чай молча, а потом Дейке предложил им еще ароматного напитка. Асхелека кивнула, а Микея покачала головой:

— Мне надо найти мужа. Хеле, позанимаемся позже, хорошо?

— Конечно, — кивнула она, и горианка исчезла.

Капитан эс-Хэште наполнил две чашки чаем и вновь сел за стол:

— Ты в порядке, маленькая?

Асхелека кивнула, а потом все-таки спросила, подняв умоляющий взгляд:

— Он сильно его изобьет?

— Надеюсь, что да, — с кривой улыбкой отреагировал Дейке.

Асхелека укоризненно посмотрела на него.

— Ну, маленькая, — он встряхнул головой, подыскивая подходящее объяснение. — Это не детский сад. Если Тхорн решил наказать кого-то вне увода, перед всеми, значит, это надолго запомнят.

— Священный свет… а что если он подаст на него в суд потом, за избиение? — Асхелека испуганно поднесла руку ко рту.

— У-у, об этом можешь не печалиться. Во-первых, законы Горры на военных кораблях не действуют, здесь свои правила. Во-вторых, это не избиение, это спарринг один на один. Его никто не держит за руки и ноги, он может защищаться. В-третьих, огласка не в интересах эс-Шетте. Ему и так будет трудно устроиться после того, как он вылетит отсюда. К нам очередь стоит на пол-планеты из желающих попасть на службу. Все офицеры на Горре мечтают служить на трех кораблях: у Сезара, у Мьючи-эс-Мьийя и здесь. Все остальное — второй сорт, понимаешь?

— Да, — она кивнула и вздрогнула, краем глаза увидев огромную тень за спиной.

А, повернувшись, просияла. На пороге стоял Тхорн и молчал, изучая ее взглядом с непонятным выражением в глазах. Асхелека облегченно вздохнула, не обнаружив на нем ни единой царапины, за исключением рук. Костяшки пальцев были сбиты в кровь. Она вскочила и робко взяла его руку двумя своими:

— Можно, я тебя полечу?

— Да, малыш. Но сначала я хочу чаю. Дейке, займешься командой? Я хотел бы отдохнуть до вечера.

— Без проблем, Тхорн, — отозвался капитан, по-домашнему заботливо наполняя чашку с чаем и для него.

Давно освоившись на корабле, Асхелека знала, где хранятся лекарства. Пока Тхорн пил чай, она сбегала за небольшой аптечкой на второй уровень, а когда они вернулись в его каюту и расположились в саду, достала дезинфицирующий спрей и пластыри, чтобы тщательно обработать руки своего любимого мужчины.

— Я знаю, это может казаться жестоким. Но я никому никогда не позволю тебя обижать, — произнес он, пока она наклеивала пластыри. Асхелека улыбнулась, чувствуя нечто похожее: как это ни странно, ей тоже хотелось защитить его каким-то образом. Она догадывалась, что, наверное, никогда прежде такие несерьезные повреждения на его теле не подвергались такому тщательному лечению, но ей было приятно, что он позволил ей поухаживать за его пострадавшими пальцами.

— Как ты узнал? — тихо спросила она.

— Я просканировал одного из офицеров его команды, — пояснил Тхорн, наблюдая, как она осторожно пристраивает пластырь на последнюю ранку. Его рука выглядела огромной рядом с ее крошечными нежными пальчиками.

— Надеюсь, он ушел отсюда своими ногами? — спросила Асхелека.

— Ну… не сразу, но ушел. Он жив, и в больницу ему не надо, не переживай, — мягко сказал Тхорн. Дождавшись, когда она закончит, он взял ее лицо обеими ладонями и поцеловал. Таким нежным и долгим поцелуем, что она совсем потеряла представление о времени и даже забыла, как ее зовут. Вскоре Асхелека вдруг почувствовала, что в буквальном смысле перестает соображать, и весь мир словно накреняется, начиная вращаться.

Его губы оторвались от ее рта и стали обжигать поцелуями ее шею, грудь — пока она тяжело дышала и пыталась понять, на каком она свете. Тхорн словно боялся оставаться с ней в спальне — и выбрал сад, но и это плохо помогало, судя по тому, как быстро Асхелека нашла себя сидящей на его коленях.

— Разреши мне расстегнуть, — пробормотал Тхорн, касаясь верха ее линоса, и она с тихим стоном сказала "да". Его пальцы мгновенно пробежались по пуговицам, а теплая ладонь обхватила ее грудь, очень нежно лаская. Губы Асхелеки мгновенно пересохли, и в глазах опять стало темно. Беспомощно прижавшись к нему, она стыдливо зарылась носом в его крыло, позволяя его жестким на ощупь, покрытым мозолями рукам изучать свое тело, даже гладить бедра под юбкой линоса.

Осторожность и нежность его движений не скрывала заметной внутренней борьбы. В какой-то момент ей стало не по себе. Он дрался из-за нее с другим мужчиной, а теперь предъявляет на нее права, мелькнуло в голове. И она осторожно отстранилась, тяжело дыша, в любую секунду боясь, что его руки могут воспрепятствовать этому, что он захочет прижать ее к себе силой. Но лишь заглянув в его глаза, она поняла, что это пустые страхи. Тхорн внимательно смотрел на нее и все контролировал — прежде всего, самого себя.

— Не хочешь? Испугалась? — тихо спросил он.

— Немного. Не знаю, почему, — она смутилась и опустила глаза, чувствуя себя неловко.

— Все хорошо.

Его болотные глаза смотрели очень нежно, и Асхелека мгновенно согрелась, вновь обнимая его. Тхорн поднял ее, встал с дивана и усадил на кресло, а сам сел на пол у ее ног и взял ее руки в свои:

— Я очень хочу тебя. Но я буду ждать, сколько нужно. Не вздумай чувствовать себя виноватой.

— Это больно… слияние? — быстро спросила она, краснея.

— Только физически… Я уведу, — негромко ответил он, гладя ее волосы. И задумчиво добавил: Но ты напряжена не из-за этого, Хеле.

— Да, — она прерывисто вздохнула и подобрала под себя ноги, вынуждая его слегка отстраниться. — Я все вспомнила. И я не могу перестать думать об этом.

— Расскажи мне.

— Много придется рассказывать, — заколебалась она.

— Ну, у меня выходной. Так что я готов тебя слушать хоть целый день.

Глаза Асхелеки наполнились слезами:

— Мой отец умрет, да? Как ты думаешь? — вырвалось у нее, хотя секунду назад она намеревалась начать разговор издалека.

— Я не знаю, малыш. Но ему сложно помочь, это правда. После стольких лет…

Она закрыла рот рукой на несколько мгновений и потерла ладонью лицо:

— Я даже не могу понять, люблю я его или нет. Буду ли переживать, когда он умрет. Он такой худой там был и такой… уставший, больной. А они его судят.

— Это формальность, Хеле. Он вернулся в клинику после суда. Все равно его будут продолжать лечить.

Тхорн теперь не касался ее, но ей нравилось, что он сидел совсем рядом, у ее ног, благодаря чему их лица находились почти на одном уровне, и огромной разницы в росте не чувствовалось.

— Мы можем попробовать найти твою маму.

— Нет, Тхорн, не можем. Я не маленькая. Я понимаю, что это невозможно: мы не знаем, как ее зовут, как она выглядит, где живет. И мы даже никак не сможем убедиться, что это она.

Асхелека надолго замолчала, глядя на пальцы своих ног, а потом решилась тихо спросить:

— Думаешь, он сделал это с ней силой?

На лице Тхорна отразилось настоящее замешательство:

— Что?.. С чего ты взяла, Хеле?

— Ну… он же говорил на суде, что она не хотела идти с ним, но он заставил. Когда она была беременна.

— Нет, маленькая, ты неправильно поняла. Он тогда забрал ее в свой дом, чтобы она родила в нормальных условиях, это другое — конечно, она не хотела идти туда. Но это вовсе не значит, что он силой затащил ее в постель. Нет, Хеле, — Тхорн снова мотнул головой. — Если бы это было, это обязательно бы предъявили дополнительным обвинением со скана. Но ничего такого в его деле нет. Там только обвинение в сексуальных связях на службе и… ты. То, что он скрывал тебя и не разблокировал твои телепатические способности.

Губы Асхелеки задрожали, и она спрятала лицо в ладони:

— Я так долго об этом думала, и никак не могла понять. Может, они не считают это насилием, если это шаггитеррианка?

— Хеле, ты что? Никто не вправе делать таких вещей.

Она резко подняла голову:

— А твои люди, Тхорн? Они напились тогда, и… они такого не делают? Ариадна сказала, что пьяные мужчины могут такое делать. Она сказала…

— Асхелека. Послушай меня, — резко перебил Тхорн, сжав ее ладони своими. — Если бы я когда-нибудь узнал о чем-то подобном — этот человек оказался бы под судом, и точно не продолжил бы службу на моем корабле ни при каких обстоятельствах.

Он посмотрел в сторону, подбирая слова и хмурясь:

— Да и чисто физически, солнышко, это просто невозможно — это травмирующая ситуация. Ты же видела, что было с твоим отцом. А было бы еще хуже.

— Но, тем не менее, он пятнадцать лет это скрывал. Ты же не сканируешь всех постоянно.

Тхорн замолчал и глубоко вздохнул:

— Тебе будет легче, если я завтра их всех просканирую? Всех, кто там был и напился?

— Ты это сделаешь? — тихо спросила она.

— Да. Я обещаю.

Его пальцы стерли слезы с ее лица, и он снова обнял ее:

— Я хочу тебя просканировать, маленькая. Посмотри мне в глаза, пожалуйста.

— Зачем? — дернулась она, сразу напрягаясь всем телом.

— Мне кажется, после всего произошедшего ты снова не в порядке.

— Я в порядке.

Асхелека замотала головой, упрямо пряча глаза.

— И ты не думала пятнадцать минут назад, что я могу что-то сделать с тобой силой?

По ее лицу вновь потекли слезы:

— Зачем ты это мне говоришь? — всхлипнула она, глубоко задетая тем, что он, оказывается, читал ее мысли в тот момент. Умирающая от стыда за них.

— Потому что я хочу, чтобы ты была здорова.

— Или ты просто хочешь контролировать все мои эмоции, чтобы все было по-твоему, — выпалила она, в порыве отомстить, задеть его также в ответ.

Дернувшись, словно от пощечины, Тхорн сузил глаза. Она насторожилась, заметив, как они изменили цвет, и ее рот открылся для извинений, но раньше последовал рывок увода.

— Нет! — успела выкрикнуть она, скорее сердито, чем испуганно. Но остановить его этим не получилось. Он молча сгреб ее за шкирку, как нашкодившего котенка, и отшлепал.

От шока она даже не произнесла больше ни слова, хотя и пыталась сопротивляться во время наказания — только это было абсолютно бессмысленно. Но все равно она исхитрилась больно укусить его за ногу, за что, вероятно, получила еще пару особенно звонких шлепков по попе, после чего Тхорн держал в уводе еще минут пять, сканируя. Когда Асхелеке пришло в голову, что он нарочно это делает, заставляя ее терпеть боль дольше, она вскипела, словно чайник на плите.

Дождавшись, когда он выпустит из увода, Асхелека бросилась на него, но он, к несчастью, оказался готов. С легким смешком Тхорн поймал за запястья, не позволяя себя ударить, и крепко прижал к себе, целуя в лоб:

— Успокойся. Если хочешь меня ударить — возьми что-нибудь тяжелое металлическое и размахнись посильнее. А так просто сделаешь себе больно.

— Я тебя ненавижу, — прошипела она, сотрясаясь от бессильного гнева.

— Да, я заметил, — с улыбкой сказал он. — Ты знаешь, за что была наказана, маленькая?

— За то, что я ненавижу, когда ты читаешь мои мысли?

— Нет. За то, что ты пыталась причинить мне боль, озвучивая то, чего на самом деле не думаешь. Если ты будешь так делать, то всякие глупые мысли будут укрепляться в твоем мозгу.

Асхелека обмякла в его руках, и он отпустил ее руки. Она прерывисто вздохнула и демонстративно потерла запястья, но добилась этим от него только новой улыбки, а не чувства вины.

— Так ты что-то нашел или просто так просканировал? — процедила она, снова пытаясь уязвить его. Ей не хотелось осознавать, что ее наказали заслуженно, но выражение его лица заставило осечься. Тхорн потер лицо руками и, оглянувшись, опустился на диван:

— Присядь. Расскажи мне, как у тебя со снами в последнее время?

В ее горле что-то схватило. Дьявол. Единственная тема, которую в разговоре с ним хотелось бы обойти. Ее желание уязвлять его своими страданиями в ту же секунду куда-то улетучилось. Теперь, наоборот, не хотелось признаваться в том, что ее ущербное подсознание почти еженощно подсовывает ей страшилки с монстром-Тхорном в главной роли.

— Я к ним уже привыкла, — глухо сказала Асхелека, изучая свои босые ноги.

Тхорн тихо вздохнул:

— Хеле, ты должна была давно мне сказать. Я был уверен, что тебе лучше.

— Я просто привыкла, — она пожала плечами. — Я просыпаюсь, вспоминаю, что ты — это ты, и сразу успокаиваюсь. Это как будто два разных ты просто, понимаешь? Я же не боюсь тебя настоящего. Хотя, видимо, следовало бы, — прибавила она сквозь зубы, все еще злясь. Но злость уже постепенно рассасывалась, по мере осознания того, что он шлепнул ее всего лишь раз шесть, и совсем не сильно. Отец наказывал больнее, даже когда она была маленькой.

Тхорн не удостоил эту фразу ни малейшим вниманием. Еще один его хмурый вздох был ей ответом:

— Твоя эмоциональная зона стала уязвимее. Чем больше одна часть тебя доверяется мне, тем большая паника разрастается в другой. Кошмаров стало больше, ведь так?

Асхелека прикусила кожицу на нижней губе, делая себе больно. И кивнула.

— Это плохо, Хеле. Это расшатывает твою психику. Надо лечить.

— Хорошо. Но…

В ее глазах отразилась паника, когда она вспомнила, как они лечили другие травмы — в тот раз, когда он прогонял ее через неприятные воспоминания.

— Да, ты правильно поняла. Нам придется туда вернуться. Или я заблокирую твою память до совершеннолетия, и мы сделаем это позже.

— Ты издеваешься? До моего совершеннолетия меньше двух недель, какой смысл? — раздраженно спросила она.

— Тогда скажи мне, когда будешь готова.

— Только не сейчас. Я устала и хочу есть, — бросила она, резко поднимаясь, чувствуя обиду на него и на весь мир за дурацкую травму.

Микея.

Весь корабль притих, после того, как эс-Шетте с вещами выставили вон. Вроде бы он находился теперь в городе, в ожидании транспорта на Горру, как и многие другие люди, которые хотели теперь улететь. Хоть и напуганная той сценой в зале, Микея была рада его исчезновению с корабля. Она сталкивалась с этим офицером всего пару-тройку раз, но и этого ему хватило, чтобы произвести крайне неприятное впечатление о себе. А потом Ариадна с Асхелекой во всех красках рассказывали ту дикую сцену у лестницы.

Хмыкнув, девушка подумала, что эс-Шетте еще повезло: он не встретился с другим женихом, чью невесту оскорбил. Надо думать, Сезар от него и лепешки не оставил бы за такое, а Тхорн всего лишь поколотил. Подумав на минуту об Ариадне, Микея нахмурилась. Ее очень удивило, как землянка исчезла, ночью, но ни Рикэн, ни Тхорн не беспокоились по этому поводу, и все остальные тоже приняли как данность. Быстро же ее забрали на Горру.

Но она очень волновалась за свою ученицу — хоть та и была старше нее, но иметь дело с Сезаром, наверное, даже в сто лет было бы боязно любой женщине. Тем более, землянка многого просто не понимает. Микею не покидало ощущение, что Ариадна была рада этой помолвке не больше, чем наказанию за ее расторжение — а возможно, даже меньше. Ей казалось, что девушка предпочла бы еще год обязательных работ, лишь бы не возвращаться на Горру к Сезару. Вот только выбора ей не дали.

А еще на душе остался осадок после глупого утреннего спора с капитаном. Зачем она стала все это говорить ему? Да низачем, просто так, иногда на нее находило. Просто вся эта баталия, на которую они насмотрелись с экрана в каюте Тхорна, произвела на нее тягостное впечатление. Столько шаггитерианцев было травмировано и погибло. Чудом не погиб никто из военных горианцев. Она не понимала, ради чего все это, и что вообще горианцы делают на Шаггитерре. Странно, конечно, что местные нападали — но ведь они у себя дома и по их дикарским понятиям, вероятно, чужаки казались им захватчиками. А справедливости ради — так и было.

Вернувшись в свою каюту после ужина, Микея не находила себе места и в конце концов забралась в кресло с книгой. Асхелека куда-то пропала, а Цесина забрал капитан и, кажется, они договаривались об уроках шаггитеррианских наречий, которыми владел ее муж, для всей команды. Возможно, такую же работу Тхорн предложит и ей, особенно теперь, когда ученица осталась лишь одна, и делать было особо нечего.

Когда через несколько минут постучали в дверь ее каюты, Микея решила, что вернулся ее муж, но это оказалась ее Асхелека.

— Можно с тобой поговорить? — немного смущенно спросила та, и сразу стало понятно, что речь не об уроках.

— Конечно, — кивнула Микея, пропуская ее в каюту.

— Я хотела спросить… про слияние, — тихо сказала девушка, опустившись в кресло. — Тебе было не по себе перед этим? То есть… я помню, мы говорили про сканирование, но я имею в виду другое.

— Совсем немного, да. Я волновалась о всяких глупостях, но теперь понимаю, что совершенно напрасно.

— Мой вопрос может показаться тебе очень глупым, но…

— Что угодно. Спрашивай. Я понимаю, — мягко сказала Микея, наклоняя голову.

— Как мне убедиться, что я готова к этому?

Микея помолчала, а потом пожала плечами:

— Я думаю, в этом невозможно полностью убедиться. Но если доверяешь Тхорну, и тебе с ним хорошо — почему бы тебе просто не убедить себя, что ты готова?

В глазах старшей девушки было столько шаловливых искорок, что обе весело рассмеялись.

— Мне очень хорошо с ним, — порозовела Асхелека, когда смех иссяк. — Но иногда я сомневаюсь. Что если он на самом деле меня не любит? Что если просто чувствует ответственность за меня?

Микея рассмеялась:

— Хеле. Я много видела помолвленных пар, но никогда не видела, чтобы такие мужчины, как Тхорн, так нежно на кого-то смотрели. Когда вы вместе, мне все время кажется, что он вот-вот посадит тебя на колени и будет гладить по голове или вроде того.

— Правда?

Зеленые глаза Асхелеки так удивленно округлились, что Микея засмеялась еще громче:

— Ты, наверное, единственная на корабле, кто этого не замечает. А я с первого раза, когда увидела вас вдвоем, поняла, что вы влюбленная парочка.

— Ты серьезно? Ты не шутишь надо мной, Микея?

— Конечно, нет, Хеле. А разве Тхорн только теперь предложил тебе помолвку?

— Спасибо, Мике!

Асхелека вскочила, встряхнув своими кудрявыми красными волосами, поцеловала ее в щеку и выбежала за дверь. Микея снова фыркнула, покачала головой и вновь взяла книгу в руки.

Асхелека

Разговор с Микеей воодушевил ее так, что она решила действовать без промедления. Через минуту на ее кровати уже возвышалась гора косметики и резинок. Усевшись перед зеркалом, Асхелека принялась скрупулезно восстанавливать свой внешний вид — каким он был в ту ночь, около года назад. Добиваясь идеального соответствия, она трижды переплетала косы. Внутри засела уверенность, что это важно. А потом настала очередь лица: много яркого, жирного: подводка, тушь для ресниц, губная помада. К сожалению, помады нужного оттенка не нашлось, но она положила несколько слоев более бледной — и вышло довольно вульгарно, что произвело похожий эффект.

Затем она принялась наносить узоры на руки и ноги. Все приготовления вместе заняли у нее больше двух часов, и Асхелека даже выбилась из сил. В качестве линоса, который в ту ночь был полупрозрачным, она выбрала нижнюю рубашку и набрала номер Тхорна. Было уже поздно, но он мгновенно появился на пороге ее каюты и ошеломленно застыл, оценивая ее внешний вид.

— Похоже? — коротко спросила она.

— Еще как, — отозвался он, сглотнув. Его лицо было таким серьезным, что ей даже стало не по себе, но потом он улыбнулся и кивнул:

— Только у меня. Иди сюда.

Сорвав со спинки кресла ее халат, он завернул ее и взял на руки.

— Подожди! — спохватилась Асхелека и захватила черный карандаш для глаз.

В его ванной она сама побрила ему голову и потом нарисовала звезду с левой стороны.

— У тебя еще есть та рубашка? — спросила она, пряча смущение под его внимательным взглядом. Тхорн сидел на небольшом стуле без спинки, разглядывая себя и ее, стоящую за его спиной, в зеркале.

— Ага. Ты уверена, что хочешь этого? Я могу одеться немного по-другому, — заметил он.

— Нет, я хочу ту рубашку, — ответила она, когда он встал, вцепляясь в край раковины так, что ее пальцы побелели. Она хотела не просто облегчить свой страх. Она хотела уничтожить его, ради них обоих.

Она подождала в ванной, пока он переоденется, а потом Тхорн пришел за ней и подвел за руку к кровати, усаживая на нее.

— Маленькая, ты понимаешь, что я сейчас буду делать, да? — негромко спросил он, приподнимая ее подбородок рукой.

— Да.

— Это можно сделать и в уводе.

В его голосе отчетливо слышалась тревога и сомнение. Асхелека была так благодарна ему за это, что едва удержалась от улыбки, но ей не хотелось сбивать собственный серьезный настрой.

— Нет, — отрезала она. — Просто скажи, что должна делать я?

Тхорн долго молчал, серьезно изучая взглядом, и ее щеки стали малиновыми. Она тяжело дышала, ужасно стеснялась, но ни капли не боялась. Ей хотелось, чтобы это произошло.

— Что угодно, — наконец, ответил он, шумно вздохнув. — Хочешь, сопротивляйся: бей меня, кусайся, кричи. Только не бойся. Просто помни, что ты можешь мне доверять, хорошо?

— Да.

Асхелека улыбнулась, ей стало очень тепло. Теперь даже не верилось, что она может ощутить какие-то негативные эмоции. Но потом Тхорн пересек комнату и выключил основной свет. И все изменилось. Сначала наступила полная тьма, потом, когда ее глаза привыкли, выяснилось, что в приглушенном свете все выглядит иначе — совсем, как тогда, год назад… целую вечность назад. Лучше бы ей зажмуриться и вообще ничего не видеть.

Света нет, окно закрыто полупрозрачной силиконовой занавеской. Отчетливо видны очертания его высокой мощной фигуры и зеленые раскосые глаза, словно сияющие изнутри. Он оценивающе изучает ее взглядом. Темно-серые крылья тонут за спиной, шаги мягкие, как у хищника. Он и есть хищник — она видела, на что он способен не только на турнире, но и на поле боя.

Когда он подошел к ней снова — она уже была там. Она уже переживала те свои ощущения, что и год назад, тот его запах. И начало того страха. Тхорн наступил коленом на кровать, обхватил ладонью ее затылок и поцеловал. Его губы нежно смяли ее рот, кончик языка прошелся по внутренней стороне губ, лаская. И Асхелека осмелилась ответить, обхватив его шею слегка подрагивающими руками. Поцелуй — это не страшно, это приятно… она улетела на секунду, нежно отвечая ему. Но тут же вернулась: а чего ждать дальше? Неужели он вознамерился повторить ее кошмары в точности?

Его действия совсем не походили на кошмар — скорее, он так бы вел себя на самом деле, будь она обычной шаггитеррианкой, поняла она: ее просто ласково целовали и гладили. Но потом его пальцы грубовато дернули за низкий вырез рубашки, и ткань затрещала. Асхелека дернулась, когда одна его рука обхватила грудь, лаская, а другая уперлась в подушку за ее головой. Она ощутила себя как в капкане и попыталась приподняться, но тогда он легко толкнул ее обратно и бесцеремонно прижал ладонью.

А потом его губы снова напали на нее. Это уже было похоже на атаку: он запечатал ее рот своим, на этот раз навязывая ласки. И ее сознание словно раздвоилось — на ту часть, которая понимала игру и полностью доверяла ему, и ту, которая медленно, но верно впадала в панику. Поддавшись страху, Асхелека выгнулась под ним, изо всех сил сопротивляясь, пытаясь оттолкнуть, но все еще не решалась его ударить.

"Если ударишь его — он ударит в ответ, и мало не покажется", — услужливо нарисовала страшную картинку перепуганная часть ее сознания.

Пока она колебалась, Тхорн разорвал ее рубашку до конца и развел коленом ноги, оказываясь сверху. Треск ткани заставил ее вздрогнуть всем телом, и сразу Асхелека начала задыхаться, даже понимая, что он почти полностью держит свой вес на локтях, и по-прежнему не груб с ней. По ее телу скользнула его жесткая на ощупь, но очень ласковая ладонь. Но когда она остановилась на ее шее, она стала отбиваться и руками, и ногами. Асхелека сильно укусила его руку, и она тут же исчезла с ее шеи, а он перекатился на бок, обнимая ее, увлекая с собой, успокаивающе поглаживая по спине.

Из ее груди вырвался прерывистый вздох. Сердце бешено колотилось, но постепенно замедлялось.

— Скажи мне, что ты больше не боишься, — прошептал он, погладив ее щеку костяшками пальцев.

— Я не боюсь, — выдохнула Асхелека и потянулась за новым поцелуем. Тхорн помедлил, и она подумала, что не получит его, но тут он внезапно обрушился на ее губы с такой жадностью, что буквально выпил все ее дыхание. Его язык на этот раз нахально пробрался глубоко в ее рот, ладонь запуталась в волосах, а вторая сильно сжала ее бедро. Он хорошо играл… или уже нет?

Через секунду она вновь лежала под ним на спине, только на этот раз Тхорн прижал ее сильнее. А его ладонь неожиданно вернулась на ее шею, легонько сжимая. Асхелека вцепилась в его широкое запястье, широко раскрыв глаза от удивления. Тхорн молча смотрел на нее — его лицо оставалось абсолютно непроницаемым. Он все-таки решил снова проверить ее.

Но когда их глаза встретились, ей внезапно стало так легко, что она засмеялась, убрав руки от его запястья. Ее полностью отпустило. И вместо того, чтобы сопротивляться, она дотянулась до ребер Тхорна и легонько пощекотала, заставив его дернуться. Он убрал руку и сел:

— Все?

Асхелека все еще смеялась, чувствуя такое облегчение, подобного которому не испытывала никогда в жизни — разве что в тот день, когда впервые вышла на улицу без парика. Глядя в его глаза, она поняла, что просто не может представить, чтобы он сомкнул пальцы на ее горле. Невозможно представить его душащим ее, невозможно вообразить, что он может каким-то иным способом физически атаковать.

— Я поняла. Ты просто не смог бы такого сделать. Это так нелепо — только не ты, — сказала она, улыбаясь, и удивляясь тому, почему он выглядит таким напряженным. И только когда его взгляд скользнул по ее груди, вспомнила, что сидит перед ним без одежды.

Инстинктивно прикрыв грудь руками, она уловила разочарование в его глазах, но Тхорн тут же отвернулся:

— Халат на кресле, одевайся, — процедил он, не скрывая досады в тоне.

Асхелека встала, не сводя с него глаз, но не притронулась к халату. Вместо того, чтобы одеться, она сбросила разорванную рубашку на пол и направилась в ванную, по дороге распуская косы, бросая на пол резиночки. Ей понадобилось несколько минут, чтобы отмыть лицо от косметики и хорошенько расчесать волосы. Вернувшись в комнату, она нашла его на кровати, лежащим с закрытыми глазами, и легла рядом.

— Тхорн, — удивленно прошептала она, касаясь его губ. — Ты действительно меня любишь.

Он открыл глаза и медленно повернулся к ней, обнимая, всматриваясь в ее лицо.

— Конечно, маленькая.

— Но у меня даже нет крыльев.

— Я бы любил тебя, даже если бы у тебя не было рук или ног.

— И головы? — спросила она, хихикнув, но он не улыбнулся.

— Я больше не могу, — прошептал Тхорн с такой интонацией, словно умолял ее о чем-то, но все же дал ей еще несколько секунд, позволяя уйти. Асхелека поняла, но даже не думала сбегать. Вместо этого она придвинулась ближе, открыто глядя в глаза, посылая телепатически: «Я люблю тебя».

Он с коротким стоном подмял ее под себя и стал покрывать жадными поцелуями, его руки жадно ласкали, быстро спускаясь вниз. Щеки Асхелеки загорелись, когда его ладонь нетерпеливо скользнула под ее трусики, но Тхорн стал так ловко отвлекать ее, шепча нежности на ухо, что было почти не стыдно, даже когда она начала тихо постанывать. Когда он разделся, ей тоже захотелось изучить его тело, но не хватило смелости опустить ладони ниже груди.

— Ты такой горячий, — шепнула она, касаясь темной загорелой кожи на груди губами, и улыбнулась, когда ощутила его отклик и легкую дрожь. Асхелека касалась губами его невероятно твердых мышц — у шеи, чувствуя пульс у вены и осторожно спускаясь поцелуями к груди.

Его пальцы в ответ становились все требовательнее, проникая в интимные уголки ее тела, и она тоже осмелела, прикусила кожу на его руке, а потом коснулась места укуса языком. Тхорн поймал ее взгляд, и тут же блеск на периферии зрения дал ей знать об уводе. Она встрепенулась, переполошившись, открыв рот, чтобы попросить его подождать хоть пару мгновений, но он снова зашептал ей на ухо нежности, опрокидывая на подушки, а затем крепко прижимая к кровати своим огромным телом.

Проникновение шокировало ее — жестче и сильнее, чем она ожидала. И глубже. Ее плоть пульсировала под его напором, но больно не было, благодаря уводу. Он на мгновение остановился, отвел волосы с ее лица и спросил шепотом:

— Хеле, ты в порядке?

— Да, — выдохнула она, хотя первый дискомфорт еще не прошел.

По его губам скользнула нежная улыбка:

— Лгунишка.

Двинувшись чуть-чуть назад, он дал ей несколько секунд, чтобы привыкнуть к новому ощущению. Асхелека вцепилась в его руки, тихо постанывая, и с выдохом расслабилась, наконец, доверяясь ему и своему желанию узнать его до конца. Она еще не знала, ощущает ли удовольствие или только напряжение, но ее тело чутко реагировало, отзываясь на каждое движение внутри. И только когда она осознала, что впилась зубами в его плечо и громко всхлипывает, до нее вдруг дошло, что впервые она полностью утратила контроль над телом и над звуками, которые издает. Но времени подумать, насколько это нормально, ей не осталось: в следующее мгновение их тела насквозь пронзило вспышкой слияния, и Асхелека потеряла сознание.

* * *

Первым, что она ощутила, когда пришла в себя, были его легкая тревога и огромная нежность. Его эмоции теперь ощущались сильнее — настолько, что казалось: еще немного поднапрячься, и можно будет прочесть мысли. Ее глаза широко раскрылись:

— Я тебя чувствую.

— Мы слиты, маленькая. Ты в порядке? Не больно?

— Нет. Почему…, - начала она и покраснела, помотав головой. Ей было все еще неловко смотреть на его полностью обнаженное тело, и Асхелека просто уткнулась носом в твердую широкую грудь. Теплая ладонь погладила ее волосы, и они долго молчали, просто пропуская через себя эмоции друг друга. Асхелека удивленно воспринимала целый ворох его чувств, доступ к которым раньше был закрыт. Если бы она только знала, как нежно он к ней относится. Если бы только могла раньше это почувствовать вот так. Даже в его запахе, казалось, было растворено его ласковое отношение к ней.

— Ты самый нежный и терпеливый мужчина на Горре. Самый добрый, — сказала она, подняв лицо. Раскосые глаза смотрели на нее с легким удивлением.

— Я люблю тебя, — наконец ответил он. — Но ты совершенно не разбираешься в людях.

* * *

— А женщины занимаются боевыми искусствами? — спросила она утром, наблюдая, как ее муж натягивает специальные кожаные перчатки на тренировку.

— Иногда — да. Ты хочешь попробовать? — уточнил Тхорн со смешинкой в глазах.

— А можно? — спросила она с интересом.

— Ну… я могу немного потренировать тебя завтра. Но, боюсь, что принять участие в соревнованиях Службы охраны в этом году ты все равно не сможешь.

— Ха-ха, — прокомментировала Асхелека сердито. Тхорн, очень довольный собой, потрепал ее по голове:

— Пойдешь со мной на тренировку?

— А разве можно не идти? — спросила она, удивленно глянув на мужа. А когда заметила смущение в его взгляде — удивилась еще больше.

— Я подумал, после вчерашнего тебе лучше отдохнуть. Так что если хочешь — не иди. Все равно не дам заниматься.

— После вчерашнего — чего? — все еще не понимая, переспросила она, с искренним недоумением вглядываясь в его лицо, пытаясь разгадать смысл смущения в его эмоциях, и вдруг поняла. Залившись веселым смехом, Асхелека повалилась на кровать:

— Тхорн, я не больна, — все еще хихикая, сказала она.

Но ее муж лишь упрямо качнул головой и сузил глаза:

— Сегодня ты не тренируешься. Но можешь пойти посмотреть.

Все еще умирая от смеха, Асхелека пошла с ним в зал, но только внутри поняла свою ошибку. Каждый, кто случайно встречался глазами с ней или с командиром, сначала застывал в удивлении, а потом бросался к Тхорну с поздравлениями. Асхелека даже не знала, рада или нет тому, что на нее обращают мало внимания, но потом поняла, что скорее рада. Ей вообще захотелось куда-нибудь исчезнуть из зала, но потом Тхорну все же удалось всех успокоить, и ей понравилось наблюдать за тренировкой, которая на этот раз превратилась в череду спаррингов.

Асхелеку тронуло, что на этот раз Тхорн обращался заметно осторожнее с каждым членом команды — очевидно, из-за того, что многие еще были недолечены. Несколько офицеров даже не могли принимать участие в тренировке и просто сидели, наблюдая, как и она. Некоторые из них носили поддерживающие повязки из-за переломов. У других, вероятно, травмы были внутренними. И все равно она зажмуривала глаза каждый раз, когда кто-то получал более-менее сильный удар.

Но наблюдая за движениями мужа, Асхелека в какой-то момент поняла, что думает не о тренировке, а о вчерашней ночи. Когда Тхорн повернул голову, бросив укоризненный взгляд, она вспыхнула, но тут же хихикнула в кулачок. Потому что в его лице появилось что-то такое, что выдавало и его ход мыслей, далекий от борьбы с одним из младших офицеров, который перед ним находился.

Когда в следующую секунду Тхорн пропустил мощный удар ногой в корпус и отлетел на несколько метров, Асхелека невольно вскрикнула, и весь зал погрузился в мертвую тишину. Ошеломленно замер даже молодой офицер, который умудрился выступить на тренировке так удачно, и она поняла, что раньше подобного просто не случалось. Командир, правда, не упал, но, видимо, и того факта, что кому-то удалось его достать ударом, да еще таким сильным, все окружающим хватало для того, чтобы замереть с открытыми ртами.

Когда Тхорн разогнулся, и стало ясно, что травм у него нет, по залу пронесся тихий выдох. Юноша, имени которого Асхелека не знала, сначала покраснел, потом побледнел, с опаской глядя на командира, от которого, очевидно, ожидал получить ответный удар. Но Тхорн подошел к нему лишь для того, чтобы хлопнуть по плечу и похвалить.

— Вот так. Учитесь, — бросил он остальным, забрал Асхелеку и вышел из зала.

Закрыв за ними дверь в каюту, Тхорн поднял ее и поцеловал. Асхелека прижалась к нему, но он уже опускал ее на пол, с сожалением мягко отталкивая:

— Нет, не сейчас. Тебе будет больно.

— Подожди, — попросила она, когда он сделал шаг по направлению к душу, и Тхорн повернулся. Стоя перед ним, Асхелека едва доставала макушкой до уровня его груди. Она подняла подбородок, заглянув в его глаза, а потом задрала край свободной спортивной рубашки и поцеловала прямо в каменные мышцы пресса — так, чтобы почувствовать вкус его соленого пота.

Из его горла вырвался стон — он смотрел на нее сверху вниз сквозь прикрытые ресницы, а его руки беспомощно сжались на ее волосах, слегка оттягивая голову назад:

— Хеле. Прекрати.

— Я просто хотела тебя поцеловать, — невинно моргнула она и хихикнула, услышав скрип его зубов. Но когда она хотела шагнуть в сторону, Тхорн сгреб ее обеими руками и вновь поднял.

— Ты за это поплатишься. Только чуть позже, — прошептал он ей на ухо так, что его горячее дыхание всколыхнуло волосы и послало озноб вдоль позвоночника, затем опустил на пол и легким шлепком подтолкнул к двери, широко распахнув ее:

— А теперь кыш из моей каюты.

— Пффф, — сказала Асхелека, высоко подняла голову и вышла, сияя от счастья.

Цесин.

— Так мы что, остаемся на Шаггитерре? — изумленно спросила Микея, выслушав его до конца. Профессор наклонил голову, глядя на свою красавицу-жену. Ее свежее, только умытое с утра лицо было само любопытство, но в эмоциях хватало и тревоги.

— Я не хотел бы принимать это решение, не посоветовавшись с тобой. Если ты не согласишься, маленькая, мы вернемся.

— Но я все еще осужденная. Если «Черная звезда» остается здесь…

— Тхорн сказал, что тебя помилуют. Не знаю, как, но… ты же знаешь — у него нет пре-сезара, так что…

— О, дьявол, — выдохнула Микея, широко раскрывая глаза. — Я совсем об этом забыла. Он же под прямой опекой Величайшего.

— А ты думала, как Ариадна здесь оказалась? — со смехом спросил эс-Эммар.

Микея вскочила и уперла руки в бока:

— Так ты… ты все это знал и мне не сказал!

— Я думал, это очевидно, — развеселившись еще больше, заметил Цесин.

— А… э… о… — в эмоциях его жены отражалась такая гамма чувств, что он в результате расхохотался. Но Микея даже не обиделась — настолько была поглощена своими умозаключениями.

— Так получается… Сезар и не планировал ее наказывать… а мы? Нас тоже специально сюда отправили?

— Просто подобрали подходящих учителей, — пожал плечами Цесин, кивая. — Ты разве чувствуешь себя заключенной?

— Нет, — покачала головой Микея, телепатически улыбаясь ему. — Надо же. Какая я дура.

— Ты не дура. Ты гораздо лучше разбираешься в людях и их чувствах, чем я.

— И много болтаю.

— Мне нравится тебя слушать.

— Но я болтаю ерунду.

— Ну, тогда я просто любуюсь твоей грудью.

— Цесин! — возмущенно вскрикнула она, пытаясь рассердиться, но не смогла, и просто смущенно рассмеялась.

— Я тебя очень люблю, — тихо сказала она, опустившись на кровать.

— И я тебя. Так мы остаемся на Шаггитерре?

— Думаю, да. Здесь интересно. Страшно, но… интересно, — сказала Микея. — И еще мне очень нравится Тхорн.

— А вот это уже не нравится мне, — мгновенно нахмурился Цесин.

— Я не то имела в виду, — встрепенулась девушка, но ее муж уже улыбался безмятежной телепатической улыбкой, довольный, что провел ее.

* * *

— Если это разминка, то откуда дальше взять силы на занятие? — простонала Асхелека после того, как Тхорн двадцать минут мучил ее различными упражнениями.

— Вставай, гроза всех единоборцев, — весело сказал он и опустился на колени. — Давай, у тебя преимущество — у меня нет ног. Попробуй ударить.

— Но ты все равно выше, — капризно наморщила нос она — правда, больше дурачась. Эта тренировка для них обоих была скорее способом проведения совместного досуга, и Тхорн веселился вовсю, как и она. Кивнув, он сдвинул банданну на глаза:

— Теперь я еще плохо вижу. Довольна?

Падая на мат в пятнадцатый раз, Асхелека задыхалась — одновременно и от усталости, и от смеха. Ее искренне забавляло, как Тхорн легко справляется с ее жалкими попытками достать до него хоть слабеньким ударом. При том, что он даже не двигался с места, а она пыталась атаковать его со всех сторон. И даже сзади. Когда она предприняла эту отчаянную и, безусловно, подлую попытку, он легко уклонился, поймал ее обеими руками и перевернул через себя, аккуратно уложив на мат. Она посмотрела на него снизу вверх, тронутая осторожностью, с которой он с ней обращался.

— Думаешь, нам все еще нельзя? — вдруг спросила она, не отрывая взгляда от болотных раскосых глаз. Половину прошлой ночи она не могла сомкнуть глаз, одинокая в своей каюте. Но Тхорн не разрешил спать с ним рядом. Весь день Асхелека размышляла лишь о том, что не хочет проводить вторую ночь подряд в одиночестве.

Тхорн отодвинул банданну со лба и мягко улыбнулся, посмотрев на ее губы:

— Не-а. Я не хочу делать тебе больно.

— Пожалуйста, поцелуй меня, — тихо попросила она.

Он обернулся, проверяя, что в коридорах вокруг спортивного зала нет никого, кто мог бы увидеть их сквозь прозрачные стены, и наклонился, нежно касаясь ее губ. А потом притянул ее к себе на колени, целуя все более страстно. Асхелека почувствовала, как плавится, превращается во что-то желеобразное. Она обняла его за шею и жадно ответила, закрыв глаза, растворяясь в нем и ни о чем не думая.

— Почему ты решил стать военным? — с любопытством осведомилась она позже вечером, когда они выбрались ненадолго с корабля, чтобы прогуляться вдоль городской стены. Накануне Тхорн получил какое-то секретное сообщение и объявил всем, что город в безопасности, и новых нападений не будет, а через неделю всех перевезут в новое защищенное место. Но на всякий случай он распорядился, чтобы никто не уходил далеко от городской стены и «Черной звезды», и сам тоже не делал для себя исключений.

Тхорн все еще был главным, он командовал и внутри корабля, и снаружи, и его позицию никто не ставил под сомнение, даже прилетевшие с Горры военные чиновники, много суетившиеся с хмурыми лицами и заполнявшие огромное количество бумаг. Они занимались в основном эвакуацией, постепенно отправляя на Горру тех, кто больше не хотел оставаться на Шаггитерре, а также собирали информацию о двух баталиях, разразившихся несколько дней назад.

— Думаешь, не стоило? — хмыкнул он, погладив ее ладонь.

— Тебе идет, но… я так боялась за тебя. Я не хочу, чтобы ты снова рисковал жизнью, — выдавила Асхелека, смаргивая слезы.

— Эй, — позвал он, останавливаясь, чтобы вытереть ей глаза. — Такое не так уж часто бывает. Правда, редко.

— Я думала, я умру от страха, — прошептала она.

— Мне жаль, что ты это видела, — отозвался он, присаживаясь перед ней на корточки. — Поверь, я совершенно не хочу умирать, и не собираюсь. Просто у меня такая работа.

— Я понимаю. Я очень тобой горжусь, но…

Асхелека прижалась к нему, отчаявшись найти нужные слова, но Тхорн все понимал и без слов и просто погладил ее по спине своими большими теплыми ладонями.

— Когда мне было четырнадцать, мой дед настоял на военной академии, — начал рассказывать он, когда выпрямился. — Я не спорил, я знал, что выращивание фруктов не по мне. И родители всегда немного зарабатывали, а дед с бабкой были намного богаче. Мне хотелось иметь больше. И мне надо было что-то делать со своим потенциалом. Я тогда, конечно, не знал, что он такой большой — некому было определить. В школе сказали, что потенциал почти высший, так я и думал долгое время. Если бы знать…

— Тогда что? — решилась спросить Асхелека.

— Не знаю. Возможно, я пошел бы в телепатическую школу, стал бы врачом или ученым, или преподавателем. А может, дипломатом или политиком. С моим уровнем можно быть кем угодно и, конечно, моим способностям есть лучшее применение. Тот же Ортанес, конечно, дерется на турнире, но не это его работа. Нас таких чудных только двое, на всей планете — я и Мьюча эс-Мьийа. Два идиота с уникальными способностями, зарабатывающие кулаками, — хмыкнул Тхорн.

— Ты не идиот, — возмутилась Асхелека.

В его глазах появились искорки-смешинки:

— Спасибо, маленькая.

— Ты издеваешься надо мной? — она широко раскрыла глаза, снова останавливаясь. Тхорн рассмеялся, подхватывая ее на руки, звонко чмокая в нос:

— Нет. Я тебя люблю, — серьезно сказал он.

Асхелека обхватила его руками и ногами, наслаждаясь тем, как его эмоции, обращенные к ней, свободно проникали в нее. Сплошная нежность. Тихонько заурчав, она потерлась носом об его шею:

— Я хочу провести эту ночь в твоей спальне, — твердо прошептала она в его ухо.

— Не-а.

— Я все равно приду.

— Нет, маленькая. Завтра.

— Но я хочу сегодня.

— Ты будешь слушаться своего мужа или нет?

Тхорн слегка отодвинулся, и, сузив глаза, посмотрел в ее лицо — его выражение было абсолютно невинным.

— Буду, — с тихим вздохом сказала она, опустив глаза.

Если бы он не знал, сколько хитрости в ее эмоциях и мыслях — пожалуй, поверил бы. Но что ему дало в данном случае чтение ее мыслей, Тхорн не знал. Отметив где-то в подсознании, что стоит ожидать какого-то подвоха, он вернул жену на корабль и зашел в командование. Пока у него оставалось слишком много работы, поэтому, к сожалению, Тхорн не мог превращать все дни напролет в медовый месяц и, вырывая тут и там часок, чтобы провести его с женой, вновь возвращался к делам.

Единственный во всем городе, он знал, что Сезар на Шаггитерре, и единственный поддерживал с ним связь. Величайший держался в стороне, чтобы не вносить сумятицу, но исподволь потихоньку распоряжался.

От него Тхорн узнал о том, что уже год назад в безопасном месте в горах на юге планеты развернуто строительство нового города для миссии, и уже через несколько дней можно будет начинать эвакуацию горианцев на новое место.

До этого времени они под охраной, сообщил ему Эльтесеин — и обещал проследить, чтобы никакие воинственные группы шаггитерианцев не приближались к городу. Узнав, что все под контролем, он расслабился. Кому-кому, а драконам можно доверять. К тому же вдогонку Сезару прибыла половина Службы охраны, поэтому можно было не сомневаться: та местность, где строился новый город, сейчас была самой безопасной не только на Шаггитерре, но и во всем ареале планет содружества Горра. Как и местность вокруг их города.

Ему оставалось лишь следить, чтобы горожане сами не подвергали себя опасности. Сезар предложил ему отправиться на Горру, передохнуть. Но Тхорн со смешком вежливо отверг предложение Величайшего — он еще был нужен здесь и собирался держать все под контролем до самого конца эвакуации.

Удивительные существа люди, размышлял он, распоряжаясь о смене дежурных по периметру, в основную задачу которых входило не выпускать горожан наружу. Только два-три дня назад находившиеся в смертельном ужасе, пережившие страшную атаку дикарей, теперь уже все расслабились, да еще как.

То и дело у кого-нибудь находились какие-то особенные и очень важные причины для прогулки в близлежащий лес или к реке. Кому-то необходимо было срочно искупаться, кто-то жаждал собирать ягоды, а более честные прямо заявляли, мол, скучно сидеть за стеной. Взрослых горианцев с учеными степенями приходилось вылавливать, как школьников, когда они крадучись пытались пробраться за стену, используя лазейки.

Выслушав в командовании доклад сменившихся дежурных о восьми пойманных и оштрафованных за день нарушителях, Тхорн покачал головой:

— Может, сажать их на цепь в назидание? — задался он риторическим вопросом вслух, но на лицах уставших дежурных неожиданно отобразился восторг, и они наперебой закивали головами, одобряя его идею. Тхорн рассмеялся про себя и махнул рукой:

— Ладно. Свободны, отдыхайте уж.

Поднявшись, он перекинулся несколькими словами с новым главой миссии, присланным с Горры и с чувством облегчения вышел наружу, расправляя крылья. Через пару-тройку минут он уже приземлился у верхнего входа на «Черную звезду».

Корабль спал. Тхорн прошел мимо каюты Асхелеки и на секунду замер возле двери, телепатически прислушиваясь. Внутри, как он и ожидал, никого не было слышно. На всякий случай он открыл дверь и проверил: так и есть. Свет выключен, тишина, кровать заправлена.

Он был готов поклясться, что найдет жену в своей собственной каюте, в постели, под одеялом. Возможно, голенькую. Тяжело задышав, Тхорн замер, не зная, идти или нет. Переночевать здесь — означает, признать поражение. Спать с Асхелекой в одной постели, не занимаясь любовью, будет пыткой. Хуже, чем пыткой — это просто невозможно. Зайти в каюту и выставить ее за шкирку — вариант, вот только ему совсем не хотелось ее обижать. Впрочем, показывать слабость — тоже. И что ему делать?

Его внутренняя шкала счастья неуклонно ползла вверх — он еще не знал, что придумает, но предвкушал баловство. Как в детстве, когда собираешься полазить по деревьям в саду тайком от отца. Или в юности одеваешься на тайное свидание в Застывших с девчонкой из соседней школы. Он не чувствовал ничего похожего на протяжении десятков лет. Он понятия не имел, что способен вновь ощутить что-то такое.

Холодный электронный замок пощекотал ладонь, и дверь бесшумно открылась. Он почувствовал ее еще до этого момента, но картина, открывшаяся за дверью каюты, заставила его измениться в лице. Рот Тхорна невольно открылся, а сам он остолбенел. Асхелека лежала на его кровати в невообразимо коротком линосе, читая книгу — точнее, теперь уже делая вид, что читает. А ее левая рука и правая нога были пристегнуты к кровати наручниками на длинной цепочке.

— Где ты их нашла? — охрипшим от изумления голосом осведомился Тхорн, мгновенно закрывая эмоции. Играть, так играть. Он и сам не станет читать ее мыслей — он переиграет ее честно.

— Ну… мне кое-кто помог, — с лицом, зеркально повторяющим его бесстрастное выражение, отметила его жена.

— Придется этого кое-кого отправить на пару дополнительных дежурств, — бесстрастно отметил он.

— Не притворяйся большим засранцем, чем ты есть, — парировала Асхелека.

— Как ты меня назвала?

— «Мой любимый муж, великий и ужасный». А тебе что послышалось?

— Мне послышалось, что ты просила отшлепать тебя по твоей очень кстати голой попе за непотребное поведение.

— Моя очень кстати неголая попа одета в трусики. Просто у тебя в глазах немного расплывается. С чего бы это?

В ушах у Тхорна давно шумела кровь, а в глазах стремительно темнело. Присмотревшись, он, действительно, обнаружил крошечные трусики на попе, которую не до конца прикрывала короткая юбка линоса — только теперь он заметил, что Асхелека просто обрезала ее ножницами.

Присев на кровати рядом, Тхорн протянул руку и провел пальцем по цепочке наручников:

— И где ключ?

Сделав круговое движение глазами, которое, вероятно, должно было простимулировать его воображение, Асхелека пожала плечами:

— Надеюсь, ты не станешь читать моих мыслей, а то придется признать, что ты дал слабину.

Его дыхание сбилось. Очень хотелось перевернуть ее на живот и пару раз смачно шлепнуть, а потом заниматься с ней любовью, пока не попросит пощады. Но ей будет больно. Еще определенно рано повторять после первого раза. Асхелека не испытала никаких страданий, когда лишилась невинности, но он-то прекрасно помнил и кровь, и уровень вспышки боли, заблокированной уводом. Кто вообще придумал наносить женщинам такие раны изнутри тупым предметом? Черт, черт, черт!

Нет, так он ей проиграет. Так нельзя.

Наклонившись, уперев руки по обеим сторонам от ее головы, Тхорн наклонился, поднес свои губы к ее рту, но не поцеловал:

— Кажется, я знаю, — шепотом сказал он и скользнул ладонью под ее трусики. Асхелека выгнулась от нежной откровенной ласки, бесстыдно застонав. Ее правая крошечная ручка легла на его плечо и легонько поцарапала ногтями. В его глазах взорвался пакетик со звездочками — такие взрывали на вечеринке в честь турнира. Шум, дым и много разноцветных огней.

Но ключа он не нашел, и послал ей телепатический смех, как признание, что ей все-таки удался обман. Асхелека в ответ рассмеялась вслух, но в следующую же секунду закашлялась, когда он переместился и лег на нее, хорошенько прижав к кровати, лишь немного поддерживая вес на одном локте.

— Страшно? — спросил он замогильным голосом, находя, наконец, ключ под подушкой.

Но вместо того, чтобы размыкать наручники на ее руке, Тхорн лишь переместил те, что были на ноге — на вторую руку. А потом потянулся к завязкам линоса. В глазах Асхелеки мелькнула растерянность: теперь обе ее руки были зафиксированы, а муж методично раздевал ее.

— Тхорн, мне так неудобно, — внезапно дрогнувшим голосом пожаловалась она.

— С чего бы это? — невозмутимо заметил он, стягивая трусики вниз и разводя ее ноги.

— Тхорн! Нет! — переполошилась она, когда он поцеловал ее в живот и скользнул губами ниже. — Нет, пожалуйста…

— Чшшшш, — сказал он, поднимая на секунду голову, чтобы встретить ее взгляд и дернуть в увод.

— Тхорн, это противоестественно… пожалуйста, мне так неловко… я не могу…

— Расслабься. Тебе же нравятся наручники.

— Мне больно руки.

— А ты не дергай. Расслабься.

— У меня будут синяки, — в отчаянии выпалила она убийственный аргумент.

Тхорн поднял голову и лег рядом, решив помиловать жену от того, к чему она была не готова, и вместо этого стал ласкать рукой, а другой обнял ее за шею и поцеловал в губы:

— Ты в уводе. Никаких синяков.

— Я не заметила, — удивленно прошептала она, сосредоточенная лишь на том, чтобы наслаждаться его ласками, и Тхорн улыбнулся:

— Потому что ты плохо учишься. Напомни наказать тебя перед уроком.

— Ты помешан на том, чтобы наказывать меня, — после долгой паузы еще тише заметила она со стоном.

— Да. Я помешан на твоей попе. Так что не дразни меня.

— Хорошо, — с трудом шевелящимся языком проговорила она. Ее зеленые глаза давно помутнели от его ласк, и она уже почти ничего не слышала и не соображала.

Тхорн улыбнулся, поймал ее прерывистый выдох наивысшего наслаждения, и поцеловал снова. Но когда он поднялся с кровати, то невольно издал тяжкий стон, и пришлось даже сделать пару вдохов перед тем, как накрыть ее одеялом и расстегнуть наручники.

— Я в твою каюту. Спокойной ночи, — проговорил он тоном, который уже не подразумевал никакой дискуссии, и Асхелека поняла. С немного виноватым и смущенным оттенком эмоций она тепло пожелала ему спокойной ночи. Глянув на нее напоследок, Тхорн сдержал еще один стон и пулей вылетел из комнаты.

Через неделю их жизнь изменилась — и снова к лучшему. Асхелека перебралась в его каюту окончательно, и они занимались любовью каждый раз, когда оказывались внутри вдвоем — даже если случайно сталкивались днем. Например, если он забегал после тренировки переодеться, а его жена сидела на кровати с учебниками, то книги немедленно летели на пол, и она протягивала к нему руки. Тхорн быстро принимал душ — а иногда и не успевал, если она вела себя слишком требовательно, и уже в следующую секунду прижимал ее к кровати, жадно покрывая поцелуями, стаскивая одежду.

Когда они не катались по постели, то гуляли, говорили, смеялись — постоянно смеялись. Весь корабль смотрел на командира изумленно. Первое время офицеры испуганно отводили глаза, заметив его с открытыми эмоциями, необычно веселого, но потом привыкли и перестали ждать подвоха. И команда совершенно изменилась — оживилась, повеселела. Словно вся «Черная звезда» праздновала их слияние.

Асхелеке исполнилось шестнадцать, и скрытый праздник на один день стал явным, достигнув апогея. Утром Тхорн преподнес ей великолепный линос из баснословно дорогого белого шелка — почти до пят. Микея помогла с прической, и целый день виновница торжества шествовала туда-сюда, наряженная словно королева. За обедом в торжественной обстановке профессор эс-Эммар презентовал ей уникальный учебник пяти шаггитеррианских наречий, извлеченный из каких-то секретных закромов. Офицеры по очереди спонтанно приносили ей маленькие подарочки, и Асхелека чувствовала себя всеми любимой, купаясь в счастье в этот замечательный день.

Тхорн даже позволил ей выпить полбокала сяши поздно вечером, когда они уже были наедине. А когда глаза его жены слегка помутнели, принялся с коварной улыбкой расстегивать на ней платье, но Асхелека, тут же почувствовав его настрой, слегка переполошилась.

— Ты ведь не собираешься делать ничего ужасно непристойного? — слабым голосом осведомилась она. Но именно это Тхорн и собирался сделать.

— Ничего, что тебе бы не понравилось, — заверил он.

* * *

За день до эвакуации города он ждал у городских ворот одного представителя Сезара, и не смог скрыть удивления, завидев издалека целых трех мужчин, двоих из которых не ожидал встретить. Когда Ортанес эс-Вьер и братья эс-Мьийа приблизились, он послал им немой телепатический вопрос, но еще до того, как получил ответ, заметил объемистые сумки в их руках с эмблемой турнира.

— Ты не прилетел на турнир. И турнир прилетел за тобой, — весело объявил Ортанес, вручая ему сумку со спецодеждой. — Тем более что турнир мой, а я тоже сейчас на Шаггитерре. Но я ни разу за все годы его не отменял, ясно?

— И где… и как мы это сделаем? — искренне удивленный, но уже улыбающийся, спросил Тхорн, переводя взгляды с одного своего соперника на другого. Все трое имели очень довольный вид, а их открытые эмоции переполнял энтузиазм.

— Мы четверо будем готовиться и драться. Очевидно, что за организацию должен отвечать кто-то другой, — беспечно пожал плечами Ортанес.

В результате все хлопоты взяли на себя Асхелека и Цесин с Микеей. Поминутно хохоча, всеми командуя, в том числе Тхорном и другими грозными, серьезными людьми, которых боялась половина планеты, они за несколько дней организовали расчистку большой площадки перед городом, установку импровизированных трибун, наскоро сколоченных младшими офицерами из подручных материалов — благо, собирался не многотысячный стадион, а мужчины, которых было большинство, соглашались и постоять — и также выстроились в очередь, чтобы участвовать.

Четверо лидеров отобрали пару десятков лучших офицеров — пятерых привел Мьюча из своей команды, десять офицеров представляли «Черную звезду», и еще четверым, немного посомневавшись, решили дать выступить от местного города, хотя ребята из рядов горианской армии были заметно слабее. Последним присоединился Дейке, решившись тряхнуть стариной после некоторых колебаний. Но как только он решился, в его глазах загорелся такой же азарт, как и у всех.

Тхорн проводил много времени в зале вместе со своими тремя основными соперниками и стал больше спать. Зал они почти полностью забрали под свои занятия, выгнав всех младших офицеров на второй уровень. Но все равно все бегали смотреть, особенно на тренировочные спарринги, и прилипали к стеклам. Больше всех на него ругалась Асхелека, когда пропускала интересное зрелище, но он намеренно не звал жену. Один взгляд на нее мог стоить ему целого поединка.

— Если ты болеешь за меня, то тебе лучше не приходить на турнир, — пошутил он вечером, обнимаясь с ней на кровати. Шутить с ней теперь было очень удобно — она ощущала все его эмоции, как и он ее, и просто не могла не понять.

Послав ему улыбку, Асхелека устроила свою красную гриву на его груди:

— Я болею за тебя. Если ты скажешь — я не приду.

— С ума сошла, — выдохнул Тхорн, потрепав ее по голове. — Я никогда такого не скажу.

Но в его груди разлилось теплое чувство, особенно когда в ее эмоциях появилось стойкое искреннее намерение сделать так, как он хочет, даже наступив на горло своему любопытству. Она действительно готова была пропустить праздник.

Подтянув ее к себе за подмышки, он со вкусом поцеловал ее в мягкие губы:

— Я тебя люблю.

— И я тебя.

Постепенная эвакуация жителей города только удваивала суматоху, но зато на турнир оставалось меньше зрителей, что с другой стороны облегчало задачу. Пригласили фактически только своих — офицеров «Черной звезды» и еще пару-тройку десятков избранных.

В день турнира, перед самым началом, Асхелека очень долго суетилась, показывая зрительницам их места, помогая друзьям накрывать столы к празднику, который должен был состояться после окончания, а потом увидела его, с разбегу запрыгнула на руки и засмеялась.

— Что? — не сразу понял Тхорн, когда поймал и прижал ее к себе.

— Не оборачивайся. На нас все равно все смотрят. Поцелуй меня, — потребовала она, и он запрокинул голову, тоже рассмеявшись. На этот раз вслух, намеренно эпатируя публику. Смеющийся вслух горианец — такое увидишь не каждый день. Особенно если этот горианец — Тхорн эс-Зарка.

— Мне уже все равно, — сказал он и поцеловал жену так, что даже мужчины через несколько секунд отвели взгляды от смущения, сделав вид, что очень заняты приготовлениями к первому раунду.

— Я буду болеть за тебя, — прошептала она и поерзала, побуждая спустить ее на землю.

Турнир продлился почти три часа. Младшей лиги не было, точнее, средняя с ней смешалась, и поэтому бои затягивались. Тхорн до начала провел получасовой инструктаж, очень грозно сообщив всем участникам, чтобы даже не думали допускать травм — врачи, конечно, в городе теперь дежурили, и неплохие, но хорошая медицинская техника оставалась вне зоны доступа. Поэтому дрались медленнее и осторожнее. Хотя азарт все равно затягивал, и без инцидентов со сломанными ребрами и пальцами не обошлось. Тхорн с тревогой смотрел на Асхелеку, зная, что ему предстоит еще от нее за все это получить. Так трепетно, как его жена, к травмам офицеров не относился никто из присутствующих, и во всем, что с ними происходило, она почему-то винила только его.

Но к финалу он погрузился в особое состояние, и когда Рикэн, занявший второе место в боях средней лиги, воткнул нож в песок у его ног, чувствовал себя полностью собранным и сосредоточенным. В его крови играл даже не хмель, а какая-то электрическая музыка, голова была абсолютно ясной, а в груди бился лишь азарт и предвкушение трех интересных драк. Он был готов победить.

— Полторы минуты, — сказал Тхорн, реалистично, хоть и на пределе, оценивая свои возможности в драке с Рикэном. И победил его за минуту, хоть и не без труда. Самым трудным, конечно, было не травмировать, но этого бы ему жена точно не простила. Пожалуй, за такое можно и собственной каюты лишиться на пару недель, рассудил он, и проявил максимальную осторожность.

Дейке эс-Хэште, победивший всех «малышей», выбрал в свои соперники Льючу эс-Мьийа. Тхорн улыбнулся — разумеется. С ним друг не стал бы сражаться — они много раз дрались на тренировках, не интересно. А победитель прошлого сезона — что может быть более захватывающим? Тхорн с интересом посмотрел на Льючу: сколько времени даст? Его положению не позавидуешь. Ясно, что Дейке намного сильнее остальных — сильнее Рикэна, с которым только что дрался Тхорн, в разы сильнее тех, с кем будут драться Ортанес и Мьюча.

— Полторы минуты, — рискнул эс-Мьийа младший, немного подумав. Дейке дернул уголком рта.

Последовавший за этим бой явно был достойным высшей лиги. Дейке скорее поскромничал, определив для себя среднюю. Он лишь немного, неуловимо уступал. Поэтому полторы минуты спустя техническую победу засчитали ему. Но, разумеется, бой и не думали останавливать. У обоих соперников, уже по разу прокатившихся по земле, горели глаза. Наметанный глаз Тхорна отмечал мельчайшие детали.

Он слегка сужал веки, когда Дейке ошибался, всей душой болея за него. Но все же Льюча был мастером, и даже больше «паркетным» мастером, чем капитан эс-Хэште. Ему определенно пришлось бы хуже нос к носу с десятком воинственно настроенных шаггитерианцев, а вот здесь, на ровном песке турнирного поля, он был как дома. И в конце концов вырвал свою победу.

Зрители аплодировали стоя обоим, и Дейке, прижав руку к сердцу, отошел в сторону. Тхорн, машинально мазнув по нему сканированием, уловил боль.

— Ты в порядке? — спросил он, уже зная, что это не так.

— Кажется, вывих, — ответил капитан, прихрамывая на левую ногу. — Ерунда, не отвлекайся.

Они стояли рядом, наблюдая за следующими боями. Ортанес и Мьюча, как и ожидалось, победили своих соперников с гораздо большей легкостью, чем Льюча одержал победу над Дейке. А потом в центр вышла немного красная от волнения Микея, держа в руках коробочку с аккуратно нарезанными именами. За ней с «трибун» шагнула вперед и Асхелека, немного неловко ковыляя по песку в новых сапожках на каблучках, которые Тхорн заказал с Горры.

Он мгновенно опустил взгляд — не смотреть на нее. Не отвлекаться. Всего один полуфинальный бой, не два, как в прошлом году. Нет права на ошибку. И у него преимущество по очкам.

Жребий выпал на Льючу, и Тхорн телепатически улыбнулся Дейке, в ответ получив такую же широкую понимающую улыбку. Им надо было сразиться снова. В его удачу трудно было поверить. Теперь никакого финала для них обоих. Он или выйдет, или вылетит сейчас.

— Если нужно еще пару минут передохнуть… — предложил Тхорн телепатически, глядя в опасные, сосредоточенные глаза своего соперника. Льюча ни капли не выглядел измотанным. И все же Дейке его немного укатал.

— Не дождешься, — отрезал эс-Мьийа и нетерпеливо дернул головой в сторону Ортанеса, взявшего на себя контроль за правилами боя. Здесь, на Шаггитерре, не было профессиональных судей, и они просто по-дружески присматривали друг за другом.

Эс-Вьер махнул рукой, и Тхорн на секунду, лишь на одну секунду, почувствовал, что он вылетел из тела — настолько все в нем жило и действовало быстро — намного быстрее, чем он осознавал. Во время боя в нем вдруг включился какой-то наблюдатель — кто-то, кто пораженно наблюдал за ним самим со стороны и кто ясно осознавал, что наблюдает за лучшим боем в жизни. Льюча на глазах превосходил сам себя, двигаясь с такой скоростью, что казалось — он раздвоился. Но и Тхорн не отставал ни на мгновение.

Где-то посредине драки как будто включили звук, и он на мгновение услышал восторженные крики зрителей — и среди них ясно различил голос жены, изо всех сил кричащей его имя. И он понял, что с самого начала крепко ощущает ее телепатически, и это частично объясняло его прилив сил. «Выиграй, выиграй», — словно нашептывала она ему на ухо с улыбкой, и он выигрывал. Он явственно почувствовал момент, когда Льюча устал, а у него энергии хватило бы на двоих. Но с таким соперником зевать было нельзя, и Тхорн ни на мгновение не расслабился. И, конечно, с этим противником не мог позволить себе такой щедрости, как с тем же Рикэном.

Поэтому ошибка эс-Мьийа на третьей минуте боя обошлась ему дорого. Мощный удар Тхорна, попавший в центр груди, заставил его отлететь на десяток шагов и рухнуть на песок. «Все-таки он слишком устал после Дейке», — мелькнуло у него в голове. Ругаясь себе под нос, задыхаясь, он бросился к поверженному сопернику, но его уже осматривал Ортанес. Краем глаза заметив девушек, вскочивших на ноги, державших у ртов ладони, он скрипнул зубами.

На поле на миг наступила почти полная тишина, но едва Тхорн успел приблизиться, как Льюча уже закашлялся и начал подниматься. Очень скоро выяснилось, что с ним все в порядке — удивительно, но обошлось одним сильным ушибом. Вздохнув с облегчением, мужчины вернулись на центр поля. Тхорн с тревогой все-таки глянул на жену, но она уже улыбалась ему, прошептав губами: «Я болею за тебя».

Он не только увидел, но и услышал это телепатически и послал ей улыбку. Один бой спустя определился второй финалист: Ортанес победил эс-Мьийа-старшего.

После десятиминутнуго перерыва на отдых Асхелека объявила последний бой. Уходя с поля, к величайшему изумлению и веселью Тхорна, его жена одарила Ортанеса таким угрожающим взглядом, что эс-Вьер даже моргнул. В ее зеленых глазах читалось: «если ты причинишь зло моему мужу — ты труп», а, поскольку глава службы охраны Сезара обладал сравнимыми с Тхорном телепатическими навыками, то без сомнения он получил это сообщение дословно, из ее мыслей. В ответ на удивленный взгляд своего соперника, Тхорн пожал плечами, направив ему смешок: «женщины», но уже через мгновение они оба подобрались — время для забав кончилось.

С Ортанесом оказалось несравнимо тяжелее. Они оба уже порядочно устали, а соперник он был куда более опытный, чем Льюча. В чем-то он уступал по скорости, но по осторожности и защитным маневрам многократно превосходил. Казалось, пробить его невозможно.

Бой затянулся. Тхорн, правда, тоже умел закрываться и тянуть время, изматывая противника. Но они, черт возьми, были равны. Равны до последней мельчайшей черточки на огромной карте боевых навыков и опыта каждого. В какой-то момент, когда у него начало мелькать в глазах от усталости, а все звуки и цвета слились воедино, он подумал, что бой закончится ничьей. Просто они оба рухнут мордами в песок, и их безжизненные тела потащат за ноги в клинику, так как носилок на этом походном турнире также никто не предусматривал.

Но Асхелека снова поддержала его, в самый нужный момент. Тхорн физически почувствовал, как ее силы начали вливаться в него, стоило ему ослабеть. С научной точки зрения это было невозможно, но теперь он вспомнил, что примерно то же ощущал вовремя прошлого турнира, когда она настаивала на его проигрыше, и даже с заблокированными телепатическими способностями в многотысячном зале умудрилась ослабить.

«Моя жена — первый в галактике телепат уровня «колдунья». Обожаю», — подумал Тхорн, сбивая Ортанеса с ног в пятый и последний раз.

Он даже не успел отдышаться, как Асхелека прыгнула ему на руки.

— Маленькая, я же насквозь мокрый, — попытался возразить он.

— Ты мокрый. И ты победил, — засмеялась она, тормоша его за плечи. — Мы победили!

— Мы победили, — подчеркнул он, прижимая ее к себе немеющими от усталости руками.

— Не оборачивайся, — предупредила она, удерживая его взгляд, тыкаясь носом в его нос, весело дурачась. — Поцелуй меня!

— Не командуй, — предупредил он, пытаясь сделать строгий вид, но эмоции выдавали.

— Ты не хочешь меня поцеловать?

Ее глаза угрожающе сузились, а красные волосы слегка взъерошились.

— Хочу. Но если ты будешь командовать…

— Еще как буду. Немедленно поцелуй меня, слышишь?

— Ну, все, — рявкнул Тхорн на пределе своей грозности, и под ее очень довольное хихиканье забросил жену на плечо и унес на «Черную звезду» на глазах у всей изумленной публики, ожидавшей награждения победителя.

Глаза Микеи, отвечавшей за церемонию, наполнились шоком, и она часто заморгала, растерянная зрелищем удаляющегося виновника торжества.

— Но… но ведь праздник… — беспомощно пробормотала она, оглядываясь по сторонам, словно призывая кого-то остановить это безобразие.

— Не волнуйся об этом, — сказал жене профессор Цесин, кивнув на символический дорогущий боевой нож, предназначенный для победителя. — Его главная награда в данный момент висит у него на плече головой вниз.

Конец.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg